Анри Тру а йя
Александр
Пушкин
Москва, «ЭКСМО»
2004
УДК 82(1-87)
ББК 84(4Фра)
Т 77
Henri TROYAT
De 1’Academie francaise
POUCHKINE
BIOGRAPHIE
Перевод с французского С. Лосева
Оформление серии художника С. Ляха
Труайя А.
Т 77 Александр Пушкин: — М.: Изд-во Эксмо, 2004. —
1056 с. — (Русские биографии).
ISBN 5-699-06621-7
«Солнце русской поэзии» — Александр Сергеевич Пушкин, его траги -
ческая судьба и гениальное творчество по сей день остаются предметом не -
угасающих академических споров, противоречивых суждений и досужих
мнений.
Но как афористично заметил однажды сам поэт: «Нет убедительности в
поношениях, и нет истины, где нет любви».
Так давайте же снова, но с любовью и пониманием «сопереживем»
жизнь великого нашего соотечественника вместе с его замечательным био -
графом, известным французским писателем Анри Труайя.
УДК 82(1-87)
ББК 84(4Фра)
ISBN 5-699-06621-7
© Перевод. С. Лосев, 2004
© Издание на русском языке. Оформление.
ООО «Издательство «Эксмо», 2004
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе.
А#й нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Александр Блок
Предисловие
Наилучшими биографиями следует признать те, в
которых не заметен биограф. В советской России соз-
давалось несметное множество сочинений, в которых
жизнь великих писателей воссоздается путем сопостав-
ления нескольких отрывков из писем и нескольких
фрагментов мемуаров. Что же касается П у ш к и н а, то
дело здесь куда интереснее: собранные свидетельства
нередко оказываются противоречивыми и нуждаются
в коррекции одно посредством другого.
Немного найдется писателей, которых так много
изучали и которые в итоге остались так мало поняты-
ми, как Пушкин. Его личная тайна не сдалась великому
множеству расследований. Его ускользающий характер
сбивает с толку самых мудрых профессоров. Ученые со-
чинения, посвященные его великой личности, отдаляют
его от нас, отгораживая частоколом серьезных коммен-
тариев. Когда специалист обнаруживает клочок бумаги,
освященный собственноручными строками Пушкина,
то это событие становится чуть ли не национальным
праздником. Любому самому крохотному автографу,
любому самому незначительному воспоминанию по-
свящаются важные научные статьи. Пушкина повора-
чивают то одним, то другим боком, его взвешивают,
его выжимают до последней капли сока.
______7
Анри Труаия_______
Нужно ли говорить, что в результате стольких славных
изучений какие-либо неизданные материалы, относящиеся
к Пушкину, стали исключительной редкостью. Наш том
обязан почти всей содержащейся в нем информацией вы-
шедшим прежде него русским книгам. Тем не менее нам
представилась возможность опубликовать в завершающей
части нашего труда ряд существенных документов, до на-
ших дней остававшихся потаенными. Эти материалы про-
ливают свой свет на дуэль и гибель поэта.
Анри Труайя
Часть I
Глава 1
МОСКВА
и не город это вовсе — скопление разномастных
деревень! Старые сельские жилища, утопающие в лист-
ве и бурно разросшихся диких травах, соседствуют с
новыми господскими домами, у которых фасады, как у
греческих храмов. Церкви с разноцветными куполами
высятся над рядами дощатых и бревенчатых домиков,
обложенных кирпичом и обмазанных молочного цвета
штукатуркой. Улицы — сплошная пыль, площади —
болота. Переступи церковный порог — из темноты
глянут лики чудотворных икон, а по праздникам пере-
звон колоколов стоит такой, что удивительно, как это
небо не раскалывается от подобного гула. То и дело
взлетают ввысь стаи голубей, своими крыльями застя
солнечный свет, а потом спокойно рассаживаются под
зеленым навесом или под бойницами в стене какого-
нибудь монастыря.
В сердце города, над излучиной Москвы-реки, древ-
ний Кремль возносит массу кирпичных стен, увенчан-
ных множеством зубцов, похожих на ласточкины хво-
сты. За могучею стеною громоздится торжественный
хаос золотых луковок в форме приплюснутых тюрба-
нов, сторожевых башенок, облепленных изумрудными
Анри Труайя
изразцами, белоснежных, точно сложенных из кусков пи-
леного сахара, соборов, двуглавых орлов и православных
крестов, обвешанных цепями, точно конской сбруей. Во-
круг Кремля — базары под открытым небом, часовни с ку-
полами-маковками, купеческие лабазы с глубокими погре-
бами и движение людской массы; прохожих зазывают вла-
дельцы лавок, в которых высятся горы яблок и пирогов.
Мужчины одеты в рубахи, обуты в высокие сапоги или
лапти. На женщинах — широкие, раскрашенные в живые
цвета платья, подметающие уличную пыль; на головах у
них красные и синие платки, завязанные под подбород-
ком, от чего женские лица делаются похожими на куколь-
ные. И вся эта людская масса орет, жестикулирует, грызет
подсолнухи или небрежно прохаживается вразвалочку
вдоль лотков.
Но по мере удаления от центра от улицы к улице шум
затихает, прохожие становятся все реже, жилища засыпа-
ют в величавом и изнеженном оцепенении.
Патриархальная, пышная и варварская, вторая россий-
ская столица приютила в конце XVIII века немало дворян-
ских семей, бежавших от роскоши и опасностей Санкт-
Петербурга. В Санкт-Петербурге — власть, двор, импера-
тор Павел I. А чем дальше от Павла, тем покойнее. Жите-
ли Санкт-Петербурга трепещут в ужасе: денно и нощно на
головы их сыплются указы, один нелепее другого. Одним
указом запрещается носить панталоны и фрак. Другой воз-
браняет профессорам употреблять слово revolution, хотя
бы речь шла об обращениях небесных сфер. Специальный
полицейский приказ обязывает пешеходов обнажать голо-
ву, а конных — спешиваться при проезде императора1.
В 9 часов вечера, после объявления комендантского часа,
главные улицы перегораживают барьерами и цепями, ко-
торые открываются только для прохода врачей и акуше-
рок. На парад офицеры приносят с собою деньги: над ни-
ми довлеет постоянный страх быть арестованными за ма- 1
1 Memoires de 1'abbe Georgel, cites par le comte de Falloux.
10_______
--------Александр Пушкин
лейший огрех по службе и тут же быть сосланными в
Сибирь. «Само время сделалось каким-то странным, —
пишет один из современников. — Постоянно нависает
беспросветный мрак, без единого проблеска солнечного
света. Никакого желания ступить за порог — и то сказать,
это было небезопасно! Было похоже на то, что Господь от-
вернулся от нас».
В то же время, находясь вдалеке от безумных прихотей
императора, высшее московское общество наслаждалось
счастливою жизнью, в которой вольнолюбивые француз-
ские мотивы Осьмнадцатого столетия перемежались с ис-
конными, кондовыми привычками старой Руси. В каждом
знатном доме приютился французский наставник-эмиг-
рант при напудренном парике, знавший хорошие манеры.
Не иметь такового француза у себя в жилище почиталось
дурным тоном. Спрос на педагогов-иностранцев был столь
велик, что «гувернеров» нанимали прямо на паперти като-
лической церкви. Семеро парижских лакеев, состоявших в
услужении у графа Шувалова, бросили своего благодетеля
и устроились учителями в дома богачей. В правление Алек-
сандра I в московских газетах было не редкостью такое
вот объявление: мол, ищет места псарь, выходец из Герма-
нии, согласен и на место учителя...
В каждом частном особняке труды Вольтера, Руссо и
Монтескье составляли основу фамильной библиотеки. Но
эти юные прелестницы, которые по-французски изъясня-
лись лучше, нежели на языке своем родном, и эти юноши,
которые сочиняли стихи в духе божественного Парни, но
едва ли могли составить самую простую записочку по-рус-
ски, ходили в ту же церковь, что и их сограждане — куп-
цы и ремесленники. Их верования, их вкусы, их опасения,
их основные чаяния были теми же (в чем они нисколько
не сомневались), что'и у простого народа, который они вы-
сокомерно презирали, да попросту и знать не хотели. Не-
редко утренней зарею можно было наблюдать такую кар-
тину: у порога какой-нибудь сонной московской церкви
останавливается роскошная, украшенная золочеными гер-
_______11
Анри Труайя________
бами карета, запряженная шестеркой лошадей с гривами,
заплетенными в косички и убранными цветами. На зад-
нем сиденье — трое странных персонажей-’ гайдук в пун-
цовом кафтане, лакей в белых чулках и седом парике и
арапчонок в зеленом, фисташковом тюрбане. Гайдук со-
скакивает на землю, раскладывает обитую бархатом под-
ножку, и на нее ступает юная особа в «парижском» пла-
тье, расшитом бриллиантами, жемчугами и пестрящем
перьями. Красотка возвращается с бала, но, верная обыча-
ям детства, изъявляет желание послушать заутреню в
церкви, прежде чем доберется до постели. Развлечения и
забавы юного поколения, воспитанного в духе восточных
идей, мало похожи на те, что у их сверстников во Фран-
ции, Англии или Германии. Несмотря на последователь-
ные усилия императриц Елизаветы и Екатерины, театр, в
Москве остается развлечением дорогостоящим и редким;
спектакли идут на домашних сценах в усадьбах у несколь-
ких праздных вельмож. Предпочтение пока еще отдается
петушиным и гусиным боям да прогулкам в коляске по
окрестностям. Подзадориваемые публикой гуси щиплют
друг у друга перья, сопровождая это глупыми криками,
вызывающими хохот. Петухи, предварительно ощипанные,
с оголенной шеей и гузкой, бросаются в атаку, увеча друг
друга клювами и шпорами; победитель в схватке продает-
ся за двести-триста целковых. В дни православных празд-
ников сонмища торговцев выстраивают нЯ лугах и полях
для гуляний палатки и ларьки — еще бы, ведь предвкуша-
ются знатные барыши! Слуги расстилают ковры и воздви-
гают пышные шатры, где устраиваются господа и их гости.
Толпы народу теснятся у лавок. Экипажи всех мастей —
от купеческих колясок и до аристократических карет с зо-
лотыми портьерами, при скороходах с перьями на шляпах
и скачущем на передней лошади горластом мальчишке-
форейторе — дефилируют сквозь скопищ# зевак. Вот как
описывал такую прогулку 1 мая 1805 года современник —
чиновник по фамилии Жихарев:
«Сколько народу, сколько беззаботной, разгульной ве-
12________
--------Александр Пушкин
селости, шуму, гаму, музыки, песен, плясок и проч/, сколь-
ко богатых турецких и китайских палаток с накрыты-
ми столами для роскошной трапезы и великолепными
оркестрами и простых хворостяных, чуть прикрытых
сверху тряпками, шалашей, с единственными украшения-
ми — дымящимся самоваром и простым пастушьим
рожком для аккомпанемента поющих и пляшущих по-
клонников Вакха. Сколько щегольских модных карет и
древних прадедовских колымаг и рыдванов, блестящей уп-
ряжки и веревочной сбруи, прекрасных лошадей и прето-
щих кляч, прелестнейших кавалькад и прежалких донки-
хотов на прежалчайших Россинантах...»
Ну, не странная ли эпоха — где кичатся богатством, где
нравы дики и бесхитростны. Где дбмы просторны — с ко-
нюшнями, сараями, гостиными и полными старинной до-
рогой мебели палатами, где живали отцы-деды; где семей-
ства многочисленны и шумны, где гостей принимают во
всякое время суток, где редко кто заболевает, где пускают-
ся в семидневный путь в видавшем виды тряском экипа-
же, чтобы навестить закадычную подругу и ее деревеньки;
где кровь жива, аппетит — на славу, где полки в шкафах
ломятся от самых вкусных яств, точно на корабле, отправ-
ляющемся в дальнее плаванье... Согласно гастрономиче-
ской поговорке той поры, гусь — птица глупая: двоих не
накормит, а одному есть его стыдно...
Хозяйка дома окружена толпой прислуги. Тут и кучера,
и прачки, и повара, и кухарки, и горничные. Ее гостепри-
имная душа привечает и старушонок-приживалок, приня-
тых из милости или из любопытства, и полуглухого дя-
дюшку, и друга сына, приехавшего из Киева, и нескольких
менторов-наставников, которые шипят один по поводу
другого. Менее чем пятнадцать человек за стол не садятся
никогда. Как подмечает все тот же Жихарев, на обеде у
Шереметева было всего лишь шестнадцать персон, но на
случай непредвиденных гостей, которые могут заглянуть
на огонек, приборов поставлено все тридцать... Как пишет
мадам де Сталь, граф Орлов едва ли знал половину из тех,
_______13
Анри Труайя
кто у него обедал. По ее же словам, дом Нарышкина был
всегда открыт, и если у него в загородной усадьбе гостило
менее двадцати человек, он помирал со скуки в этом фило-
софическом уголке уединения. Наконец, мадам пишет о
некоем негоцианте, который так изощрялся в русском гос-
теприимстве: вывешивал на крыше своего дома флаг, озна-
чающий, что он обедает у себя дома, и этого приглашения
было достаточно для всех его друзей. По свидетельствам
того времени, хозяйка честного дома встает с постели в
семь утра и, сотворив молитву, идет выкушать чашку чаю в
гостиную1; вскоре пред ея очами появляется эконом, предъ-
являющий ей счета. Хозяйка уязвлена: доходы от имений
совершенно недостаточны, чтобы покрыть огромные рас-
ходы. Конец января, а гречиха еще не обмолочена, рожь
по-прежнему ждет покупателя. Придется посылать в де-
ревню управляющего! После эконома является кучер, спра-
шивая, каков будет наряд на сегодня. За кучером — повар,
за ним — горничная, ведающая гардеробом юных бары-
шень. Добрая барыня делается все суровее по мере того,
как множатся счеты. Она вечно в долгах, хотя владеет ог-
ромными богатствами: у нее свыше двух с половиной ты-
сяч душ в Рязанской, Тамбовской и Пензенской губерниях.
Ей представляется равным образом невозможным умень-
шить расходы на содержание дома, как и увеличить дохо-
ды с имений. Да, кстати сказать, в Москве все живут не по
средствам...
После завтрака дородная и тучная барыня выезжает в
коляске делать визиты. Вечера посвящаются балам, маска-
радам и любительским спектаклям. Балы начинаются ме-
жду девятью и десятью вечера, и только модные «львы»
изволят являться к одиннадцати.
По четвергам — приемы у графа Разумовского, по пят-
ницам — у Апраксина, по воскресеньям — у Архарова. 1
1 День «доброй барыни» восстановлен по документам, собран-
ным Гершензоном по поводу Марии Ивановны Римской-Корсаковой
(1765—1832) в его книге «Грибоедовская Москва». (Прим. А. Труайя.)
14________
Александр Пушкин
«Денди» готовятся побывать на двух балах в продолжение
одной ночи. Освещение на этих балах столь слабое, что из
одного конца зала невозможно различить лица в другом.
Но туалеты изысканны, прически дерзновенны, а жажда
смеха, танцев и выпивки одинаково охватывает и стари-
ков, и молодежь. Танцуют вальсы, кадрили, неистовые ма-
зурки; звенят шпоры, взлетают ввысь воздушные юбки; вот
кавалер становится на колено и целует руку даме, которая
обходит вокруг него мелкими шажками. Бал завершается
«в греческом духе» — «а la greque», множеством фигур, за-
даваемых первой парой, и безумной пробежкой по всей
анфиладе комнат. «В субботу, — пишет дочь г-жи Рим-
ской-Корсаковой, — мы танцевали до пяти утра у Обо-
ленских, а в понедельник до трех утра — у Голицына, в
четверг у нас будет бал-маскарад у г-жи Рябининой, в суб-
боту — вечер у Оболенских, а в воскресенье мы приглаше-
ны на завтрак к графу Толстому, после чего состоятся
танцы, а вечером того же воскресенья будем танцевать у
Ф. Голицына. И так будет всю зиму, без перемен. И кста-
ти, балы эти столь оживленны, что на них кружатся до
изнеможения... а затем, в течение половины дня, прихо-
дится лежать в постели, разбитой от усталости».
А вот что пишет Римская-Корсакова в другом письме:
«В этом году немало таких, кто дорого поплатился за
свою любовь к танцам. Бедняжка княжна Шаховская тя-
жело больна. Маленькая графиня Бобринская простуди-
лась на балу, и теперь умирает».
Как пишет в своих «Воспоминаниях» Вигель, вся зима в
Москве представляет из себя нескончаемый карнавал. А с
точки зрения Булгакова, 1805 год оказался особенно без-
рассудным в этом отношении. Балы следовали за балами,
так что было непонятно, как это люди не падают мертвы-
ми от усталости. Если подобное безумство продлится всю
зиму, замечает Булгаков, то все и в самом деле перемрут, а
на следующий сезон придется назначить массовый вынос
тел этих любительниц танцев.
Но стоило господам покинуть свои московские гости-
_______15
Анри Труайя_______
ные и направиться к себе в имения, то уже на тридцатой-
сороковой версте им открывались непроходимые черные
леса, полные голодных волков, свирепых медведей и самых
настоящих лесных разбойников. Отъезды господ из Моск-
вы лишали белокаменную доброй половины ее населения,
так как помещики, разъезжаясь по своим владениям, за-
бирали с собой всю принадлежавшую им крепостную
прислугу: поваров, плотников, кузнецов, музыкантов, акте-
ров... Мадам де Сталь так рассказывает о крепостном орке-
стре Нарышкина: из двадцати музыкантов каждый испол-
нял только одну ноту, когда было нужно, да так и имено-
вались по названиям нот, которые им надлежало играть.
О них так и говорили: вот с о л ь, м и или р е Нарышкина.
К 1825 году население России достигло 49 миллионов
душ, из них 36 миллионов крепостных крестьян. Как-то
встал вопрос о том, чтобы одеть этих крестьян в особые
костюмы, соответствующие их положению; Сенат отверг
подобное предложение из страха, что они начнут сходить-
ся друг с другом и поймут, сколь они многочисленны.
В то время как в Европе крепостнические обычаи все
дальше и дальше уносились прочь временем, в России они
только укреплялись по мере продвижения нации по пути
прогресса. Русский крепостной был более свободным в
Средние века, нежели в 1800-е годы. В XVIII столетии го-
сударство, нуждаясь в безукоризненной поддержке со сто-
роны дворян, одаривало их все более и более обширными
имениями в обмен за их верную службу. Ну а пахотная
земля имеет ценность лишь тогда, когда на ней сидят кре-
стьяне! За время своего правления Екатерина II пожалова-
ла 800 тысяч душ крестьян, Павел I — 500 тысяч. Крестья-
не мало-помалу прикреплялись к земле, затем — к своему
владельцу. Их продавали как с землей, так и без земли. Га-
зеты пестрели такими вот объявлениями: «Продаются:
мужской портной, забавный зеленый попугай и пара пис-
толетов. О цене спросить по Бельтскому проспекту...»,
«Продается: девка шестнадцати лет, поведения хорошего,
и коляска, немного бывшая в употреблении». Или такие:
16_______
Александр Пушкин
«Продаются: маленький мальчик, знающий причесывать
волосы, и молочная корова», «У Пантелеймона, напротив
мясного рынка, продаются: девка тринадцати лет и моло-
дой жеребец»1.
Цена крепостного была, кстати сказать, не слишком
высока. За породистого пса господа платили до двух тысяч
рублей, а за крестьянина — триста-четыреста, за крестьян-
ку — сто-полтораста. Разумеется, такие цены бытовали
только в столице — в провинции дворовую девку можно
было купить в 1800-е годы за пять рублей, грудного ребен-
ка — за несколько копеек. Зато крепостные-специалисты
ценились куда как выше: искусный повар или музыкант
стоил минимум восемьсот рублей1 2.
Эта «крещеная собственность» находилась в полной за-
висимости от фантазии своего господина. Он разрешал
мировые споры между крестьянами, мог покупать их на
вывоз, мог насильно женить и выдавать замуж по своему
усмотрению, а в случае неповиновения брить лбы и сда-
вать в солдаты на двадцать пять лет. Русский крепостной
не имел решительно ничего в собственности, закон дозво-
лял отпускать ему кредит всего на пять рублей.
В многочисленных семьях знатных богачей крепостных,
одетых в ливреи, бывало столько, что господин попросту
не помнил по именам всех своих рабов. В доме Шеремете-
вых насчитывалось до трехсот человек домашней прислуги,
у Строгановых — до шестисот, у Разумовских — и все де-
вятьсот. Под началом дворецкого, отличительным призна-
ком какового являлся платок из тонкого батиста, который
тот держал в руке, суетилась толпа камердинеров и лакеев.
Повара окружали многочисленные кухарки, поварята и су-
1 В 1800-е годы на публикацию объявлений о торговле людьми
был введен запрет, и тогда стал использоваться эвфемизм «Отпускают-
ся в услужение». И читателю было ясно, что это значит: «Продают».
(Прим. пер.)
2 В эту же самую эпоху во французских колониях негра можно
было купить за две-три тысячи франков. (Прим. А. Труайя.)
________17
Анри Труайя_______
домойки; у конюшего в подчинении было целое племя ко-
нюхов и форейторов. У старшей кастелянши — множест-
во учениц. Специальный слуга заведовал аптечным хозяй-
ством, он же практиковал кровопускания и выполнял
обязанности коновала. У других единственной обязанно-
стью было вощить паркет. Особый человек занимался за-
водом комнатных часов, а несколько истопников затапли-
вали печи перед тем, как господа изволят проснуться. Еще
в комнатах сидели мальчики, служившие посыльными, ибо
коридоры были такими длинными, что звонок колоколь-
чика на одном конце роскошных палат не был слышен на
другом.
Даже мелкие чиновники, и те окружали себя всяческой
прислугой и почитали ниже своего достоинства делать ви-
зиты, не будучи сопровождаемыми сонным лакеем в вы-
цветшей ливрее.
Многие господа, опьяненные своею безграничной вла-
стью, обращались со своими крепостными самым варвар-
ским образом. Порки на конюшне были обычным делом,
равно как и сексуальные злоупотребления. Генерал Измай-
лов содержал целый гарем наложниц, которых предлагал
своим гостям; тринадцати-шестнадцатилетние девушки
вместе переживали свой стыд... Другой барин, если верить
судебным документам того времени, по-особенному изо-
щрялся, куражась над своими слугами: Алексей Пашков
(так звали барина) приговаривал неугодных слуг к «одной
или двум трубкам». Это значило, что несчастного нещадно
бьют батогами, пока хозяин, наслаждаясь этим зрелищем,
выкуривает одну или две трубки, в зависимости от тяже-
сти содеянного. Рассказывали, что княжна Козловская луп-
цевала своих крестьян по причинным местам, а то и терза-
ла собаками. Графиня Салтыкова запирала своего куафера
в клетку, чтобы в ее отсутствие он не мог столь же искусно
постричь кого-нибудь другого. Потребовался император-
ский указ от 9 февраля 1827 года, чтобы было запрещено
применение ошейника.
Конечно же, выше шла речь о случаях исключительных,
18_______
--------Александр Пушкин
было бы слишком по-детски воображать себе сплошь всех
земле- и душевладельцев, вплоть до самых мелких, этаки-
ми похотливыми монстрами под маской рафинированно-
сти. Послушаем графа Сегюра: «Я уже рассказывал, сколь
умеренно используют русские помещики почти что абсо-
лютную власть, которую имеют над своими крестьянами;
преданность этих последних своим господам, примеров
которой я находил тьму во время своего пребывания в
России, доказывает, что я не ошибаюсь». Точно так же, как
белые владельцы обращались с неграми до Гражданской
войны в Соединенных Штатах, так и русские помещики
обращались со своими крепостными в зависимости от сво-
его характера, дурно или хорошо. Случалось и так, что, ко-
гда владельцы предлагали крепостным вольную, те отказы-
вались — так было, например, в случае с либералом Якуш-
киным, желавшим отпустить своих крестьян на свободу.
Большинство крестьян сознавало, что обратною сторо-
ною их рабского состояния является налагаемая на их вла-
дельца обязанность проявлять заботу об их существовании.
И потому предпочитали надежность, которую видели в
своем крепостном состоянии, неуверенности, которая
ждала их при обретении независимости.
Однако в действительности большая часть всех этих
добронравных, равнодушных, скучающих господ едва знали
своих крестьян, были безразличны к их судьбе и передове-
ряли свои права в их отношении пройдохам-управляю-
щим. Конечно, было среди них и несколько чувствитель-
ных людей. Они мечтали о конституции и безмятежном
будущем для России. Увы, Россия — со всеми своими зем-
лями, лесами, реками и безграмотными и несчастными
мужиками — слишком громоздка, слишком неуклюжа,
чтобы перетряхнуть ее! Почитывали на досуге Вольтера,
Монтескье или Лагарпа, ради развлечения размышляли о
социальных прелестях идеальной республики, подумывали
о том, не отпустить ли нескольких крестьян на свободу, не
сделать ли подарок камердинеру, и даже о том, не посвя-
титься ли самому во франкмасоны, а кончалось все пись-
_______19
Анри Труайя______
мом в имение к управляющему, чтобы тот лучше просле-
дил за сбором урожая.
Точно так же в правление Павла I его сын Вел. кн.
Александр помышлял о том, чтобы в подходящий момент
ввести в практику либеральные принципы своего настав-
ника Лагарпа. Вот что рассказывал о Лагарпе сам Алек-
сандр: «Всем, что я знаю, и всем, чего я стою, я обязан г-ну
де Лагарпу». А это уже слова Лагарпа по поводу своего ав-
густейшего воспитанника: «Самые недоверчивые, и те при-
знали, что он был одним из тех редких творений, которые
являются раз в тысячу лет». Чарторыйский повествует в
своих мемуарах о разговоре, который состоялся у него с
царевичем Александром в 1796 г.: «Великий князь при-
знался мне, что ненавидит деспотизм, где бы и в какой бы
манере он ни проявлялся, что он любит свободу, каковая
долженствует быть присущей в равной степени всем лю-
дям, что он проявил живейший интерес к французской
революции и, относясь с осуждением к ее жестоким про-
явлениям, он тем не менее желает успеха Республике, ко-
торая радует его... Признаюсь, я ушел от него глубоко
взволнованным, не зная, было то сном или явью. Еще бы!
Ведь российский князь отвергает одиозную политику Рос-
сии, со страстью любит справедливость и свободу, сожале-
ет по поводу состояния Польши, желал бы видеть ее счаст-
ливой! Не чудо ли все это?»
Но вот царствование «мистика» и «либерала» Алексан-
дра I наконец настало. В ночь на 11 марта 1801 года Па-
вел I был убит у себя в палатах группой заговорщиков под
началом графа фон Палена и генерала Беннигсена. Сам
Вел. кн. Александр отказался участвовать в заговоре, но
указал его участникам, на какие гвардейские полки они
могут положиться. Когда уже после свершившегося фон
Пален пробрался в апартаменты Александра, то застал его
растянувшимся во всей одежде и сапогах на походной
кровати и притворяющимся спящим сном праведника.
Услышав горестную и вместе с тем радостную весть, Алек-
сандр заплакал.
20_______
Александр Пушкин
«Перестаньте ребячиться! — сказал ему на это фон Па-
лен. — Покажитесь солдатам. Благополучие миллионов лю-
дей зависит от вашего поведения и вашей твердости».
И вытолкал его во двор, где уже собрались гвардейские
полки. При виде солдат Александр выпрямился и объявил
им во весь голос: «Батюшка скончался от последствий апо-
плексического удара. В мое правление будет все, как в цар-
ствие любезной моей бабушки, Екатерины Великой».
Его слова потонули в громогласном «Ура!».
Вся Россия ликовала. Народная любовь к Александру I
переходила в идолопоклонство. Его приветствовали, где бы
он ни появлялся. За ним следовали по улице. Искали следы
его ног на песке, чтобы страстно расцеловать. Новый им-
ператор уже соизволил разрешить прохожим не обнажать
голову под дождем и снегом на подходе к Зимнему дворцу.
Он повелел снести виселицы, возвышавшиеся в публичных
местах. Одним мановением он начисто упразднил регла-
ментацию в костюмах, навязанную его отцом И наконец,
начиная с седьмого дня царствования, он дозволил ввоз
книг из-за рубежа и создание частных типографий.
Эти первые меры вселили надежду на глубокие либе-
ральные реформы. Поговаривали даже об освобождении
крепостных, даровании свободы прессе и пересмотре всех
действующих законов.
Да вот беда — Александр I, обладая вкусом к филосо-
фии, тем не менее был деспотом по своим инстинктам.
Вот как пишет о нем Ла Ферронэ (30 марта 1820 г.): «Он
рассуждает о правах человека, о правах народа, об обязан-
ностях государя, как может и должен делать ученик фило-
софа; но одновременно повелевает выполнять свои самые
самоуправные прихоти с большею степенью деспотизма и
суровости, чем Петр I».
Путем обещаний, отступлений, отсрочек, уступок и во-
обще бесконечных сказочек про белого бычка Александру
удавалось удерживать общество точно в таком состоянии,
в котором оно пребывало перед его восхождением на пре-
стол. Снова грезили от отдаленных свободах, снова читали
_______21
Анри Труайя_________
французских авторов — и по-прежнему много развлека-
лись, чтобы забыть о соображениях, почему этим не стоит
злоупотреблять.
* * *
В царствование Павла I Москва превратилась в центр
интеллектуальной и артистической жизни. Тем не менее
русская литература той эпохи была всего лишь бледным
отсветом литературы французской, и высшее общество от-
давало предпочтение, естественно, Расину, Корнелю и Воль-
теру перед их подражателями Ломоносовым и Сумароко-
вым Разумеется, элегии и эпиграммы московских и петер-
бургских стихотворцев не шли ни в какое сравнение с
творчеством Парни и Руссо, принятых за образцы. И нуж-
но ли объяснять, что прославленный и скучный поэт Дер-
жавин, певец царствования Екатерины Великой, никак не
мог служить источником энтузиазма для наступающих по-
колений. Но юные прелестницы уже роняли слезы над
сентиментальными повестями Карамзина и отправлялись
в паломничество к пруду, где, по преданию, утопилась Ли-
за, покинутая коварным Эрастом1. И в пансионах, и в уни-
верситетах, и в семьях, ведущих замкнутый образ жизни,
сердца юношей волновали возвышенные вольнолюбивые
мечты немецкого романтизма.
Одним из тех московских домов, где литературе было
всего уютнее, неоспоримо почитался дом Сергея Львовича
Пушкина, где часто собирались пииты той эпохи. Не далее
как в 1798 году Сергей Львович Пушкин — молодой гвар-
дейский офицер — вышел в отставку и покинул Петер-
бург, чтобы обосноваться в Москве. Двумя годами ранее он
женился на своей дальней кузине Надежде Осиповне Ган-
нибал — внучке знаменитого арапа Петра Великого.
Едва прибыв в Москву, молодая чета поселилась в доме 1
1 По этому поводу остряки злословили: «Здесь Лиза утонула, Эра-
стова невеста. Топитесь, барышни! Для всех найдется место!» (Есть в
книге М.И. Пыляева «Старая Москва». — Прим, пер.)
22________
Александр Пушкин
по Немецкой улице, потом еще не раз меняла жительство,
не меняя улицы. Все эти домики исчезли в пламени мос-
ковского пожара 1812 года. Но квартал еще отчасти со-
храняет свой ампирный облик. Там по-прежнему сохра-
нились особняки с фасадами, украшенными львиными го-
ловами, опрокинутыми факелами и каменными гирляндами.
Один из этих дворцов сейчас занимает библиотека, нося-
щая имя А.С. Пушкина. Есть опасность, что другие могут
стать жертвой прогрессирующей реконструкции Москвы.
Сама Немецкая улица была переименована в советское
время в Бауманскую — в память о революционере, убитом
черносотенцем в 1905 году. Во владении № 40 ныне нахо-
дится типовое здание школы № 353. На школе — гранит-
ная мемориальная доска с надписью:
«Здесь был дом, в котором 26 мая (6 июня) 1799 года
родился А.С. Пушкин»1.
Глава 2
ПРЕДКИ ПОЭТА
«(27 мая 1799 года. — С.Л.) Во дворе коллежского реги-
стратора Ивана Васильевича Скварцова у жильца его Моэ-
ора Сергия Львовича Пушкина родился сын Александр,
крещен июня 8 дня восприемник граф Артемий Ивано-
вичь Воронцовъ, кума мать означеннаго Сергия Пушкина
вдова олга васильевна Пушкина»1 2. Такова формула, которой
1 Поиск места, где в действительности родился А.С. Пушкин, не за-
вершен и в наши дни, вопрос об этом остается открытым. Последние
находки документов поддерживают версию о местонахождении дома,
в котором поэт увидел свет, на углу современных Малой Почтовой ул.
(д. 4) и Госпитального пер. (д. 1—3) // См.: Летопись жизни и творче-
ства А.С. Пушкина. В четырех томах. Т. 1. 1799—1824. Составитель
МА. Цявловский. М., 1999. (Прим, пер.)
2 Дата рождения поэта была уточнена позже. Отметим, что записи
в церковных книгах не всегда велись аккуратно: означенный Иван Ва-
сильевич Скворцов в то время был уже в чине титулярного советника.
(Прим, пер.)
________23
Анри Труайя_______
неизвестный дьячок зарегистрировал рождение нового че-
ловека в приходской книге Елоховской Богоявленской
церкви. Буквы закругленные, неловкие, отстоят друг от
друга. На том же пожелтевшем листе, в той же самой тес-
ной колонке, с тем же прилежанием выведены другие
имена. Перед записью о рождении Александра Пушкина
дьячок зафиксировал рождение некоего ребенка, которого
явно не ждет никакая слава; восприемником у него — слу-
га по фамилии Ефимов, а кума — московская работница,
«вдова Марфа Герасимова». Вслед за записью о рождении
будущего поэта — запись о рождении сынишки у некоей
Марии Владимировны Ильиной, о которой более ничего
не известно. От записи к записи, от фамилии к фамилии
почерк не меняется. Строчка ложится за строчкой, все по
правилам. Все новорожденные человеческие детеныши по-
хожи. Дата — порядковый номер — имя — вот вы и ката-
логизированы на всю оставшуюся жизнь. Дышйте, же-
нитесь и выходите замуж, плодите детей, покидайте сей
грешный мир, когда настанет час, — и все вполне по закону.
Впрочем, тот ребенок, который родился в деревянном
домике в приходе Елоховской Богоявленской церкви и
был «крещен июня 8 дня» 1799 года, был младенцем вовсе
не обычным. Вокруг его детской колыбельки теснились ле-
генды. В нем соединялись и перекрещивались представи-
тели славных древних русских родов и персонажи афри-
канских эпопей. Со стороны отца он явился последним
представителем благородной и мятежной породы Пушки-
ных, со стороны матери — потомок «негра абиссинского»,
Абрама Ганнибала, любимца императора Петра Великого.
Абрам Ганнибал, портрет которого недавно был оты-
скан, предстает пред нами как необычный молодцеватый
парень с шоколадным лицом, с отвислой нижней губой и
круглыми глазами с желтоватой роговицей. Его слегка вью-
щиеся волосы затянуты назад. На нем — придворный кос-
тюм с созвездием орденов.
Абрам — настоящее имя Ибрагим — был сыном абис-
синского князя, столица которого находилась на реке Ма-
24_______
Александр Пушкин
реб, на территории нынешней Эритреи1. Через несколько
лет после рождения ребенка князь повел свои войска на
бой с заполонившими страну турками и был разбит. В ре-
зультате дворцового заговора именно его, Ибрагима, на-
правили в качестве заложника в Константинополь. Одна из
его сестер отважно бросилась в воду вдогонку кораблю и
утонула. Ну, а мальчику, как дитяте знатного происхожде-
ния, оказали положенную честь: тут же взяли в гарем ту-
рецкого султана.
Тем временем император Петр Великий дал поручение
своему послу в Турции раздобыть для него нескольких шу-
стрых и забавных арапчат — такая была в ту пору мода!
Арапчата были при всех европейских дворах, и Петру, ко-
нечно, не хотелось отставать от других. Посол подкупил
султанского визиря, и восьмилетний Ибрагим был исклю-
чен из состава султанского сераля и отправлен в долгий
путь в Россию. Петр Великий не мог нарадоваться на свое
приобретение.
В Вильно чернокожий отрок был крещен; сам импера-
тор всероссийский был ему крестным отцом, а кумою —
королева Польши. Мальчика нарекли Петром, как и его
августейшего покровителя. Но гордый сын Африки отка-
зался носить это имя и до самой смерти прозывался Абра-
мом Петровичем Около 1730 года он взял фамилию Ган-
нибал.
Дебют Абрама при дворе императора был скромен.
Слуга как слуга, и больше никто. Но мало-помалу Петр Ве-
ликий признал таланты своего арапчонка и принял в свое
окружение. Абрам становится царским камердинером,
царским конюшим, затем личным секретарем самодерж-
ца. В 1717 году Петр берет его с собою за границу и остав-
ляет в Париже с наказом выучиться на военного инжене- 1
1 Традиционная версия о месте рождения чернокожего предка по-
эта — не единственная. Иную точку зрения (называется север нынеш-
него государства Камерун) см. в: Гнамманку Д. Абрам Ганнибал. Пер. с
франц. М., ЖЗЛ, 1999. (Прим. пер.)
________25
Анри Труайя_________
ра. Сначала Абрам поступает в Ecole Militaire, затем ре-
шает отправиться добровольцем на войну с Испанией.
Раненный в голову, он был взят в плен. После освобожде-
ния он вернулся во Францию и поступил в новую артилле-
рийскую школу, основанную Вобаном1 на площади Мец.
Успехи в учении способствовали его продвижению до чи-
на капитана французской армии.
Тем не менее, лишенный средств и потерянный в чуж-
дом мире, молодой человек забрасывает императора жало-
бами и мольбами: мол, нет у него на плечах ни кафтана, ни
рубахи, не может он ни покориться, ни выплатить свои
долги, профессорам приходится давать ему уроки в кре-
дит, а на французские бумажные деньги только что поми-
рать с голодухи. Он настаивает на том, чтобы ему регуляр-
но выплачивались средства на текущие расходы, а если по-
требуется его возвращение в Россию — то чтобы только не
морем. «Вы сами, мой государь, изволите ведать, как я был
на море храбр, а ноне пуще отвык... Прошу вас Христа ра-
ди и Богородицы, чтобы морем не ехать... Париж 16 февр.
1722 г.»* 2
В начале 1723 года неугомонный и слезливый Абрам
возвратился в Петербург. Он привез с собою библиотеку в
400 томов, в которой проповеди Боссюэ3 соседствовали с
«Любовными письмами португальской монахини», а так-
же солидные технические знания, которые государь высо-
ко оценил. Но карьера Абрама Петровича, обещавшая быть
столь блистательной, оборвалась со смертью Петра Бели-
кова н, Себастьян Де Петр де (1633—1707) — маркиз,
французский военный инженер, маршал Франции (1703). Построил и
перестроил более 300 крепостей. Труды по военному и инженерному
делу. (Прим, пер.)
2 Цит. по: Гнамманку Д. У к. соч., с. 48—49. Стиль подлинника со-
хранен.
3 Боссюэ, Жак Бенинь (1627—1704) — французский писа-
тель, епископ. В своих сочинениях рассматривал историю как осущест-
вление воли провидения, отстаивал идею божественного происхожде-
ния абсолютной власти монарха. (Прим, пер.)
26________
Александр Пушкин
кого. Из-за придворных интриг чернокожий питомец по-
койного императора оказался сперва в Казани, а потом и
на китайской границе, где его, под предлогом проведения
фортификационных работ, обрекли на прозябание в суро-
вой ссылке. Абрам забрасывал своих друзей бесчисленны-
ми письмами, умолял, угрожал, с яростью строил замыслы
и планы — но все напрасно, он лишь попусту терял время!
Только в 1730 году, с восшествием на престол, императри-
ца Анна Иоанновна отозвала его из ссылки и назначила на
«подобающий его рангу пост» в крепости Пернов1. В кон-
це того же года Абрам сдружился с греком Диопером, ка-
питаном галеры и отцом очаровательной девушки на вы-
данье. Абрам решил жениться на красавице Евдокии и по-
лучил благословение ее отца — а что до протестов юной
барышни, то арап Петра Великого и не думал придавать
им особого значения.
Евдокия корила своего жениха за то, что он — черноко-
жий, принадлежит к иной расе, нежели она сама. Но глав-
ное было в ином: юная особа была влюблена в морского
офицера... Чтя отцовскую волю, она обвенчалась с Абра-
мом, но — то ли из чувства мести, то ли из-за нравствен-
ной испорченности — она сперва отдалась тому, к кому
тянулось ее сердце. Позже другой любовник станет ей уте-
хой в отвержении, которое она испытывала к своему за-
конному супругу. Узнав о поведении своей благоверной,
Абрам Петрович вышел из себя и решил, воспользовав-
шись ситуацией, потребовать развода. Тем более что у него
самого была любовница — Христина-Регина фон Шеберх1 2,
дочь капитана немецкого происхождения. Да куда там! За-
коны о разводе были жестоки, развести двоих существ, ос-
вященных церковным таинством, было практически не-
возможно. И тогда Абрам загорелся идеей выдвинуть
двойную жалобу против своей жены. В заявлении, подан-
ном в пенаускую канцелярию, он обвинил Евдокию не
1 Ныне г. Пярну в Эстонии.
2 Так у Пушкина. Разночтение: Шеберг. (Прим, пер.)
_______27
Анри Труайя
только в нарушении слова, данного ею пред алтарем, но и
в попытке отравить своего супруга в сговоре с любовни-
ком. В ожидании суда и стремлении вырвать у жены при-
знание в правоте всех перечисленных обвинений он стал
подвергать ее каждодневной пытке: велел ввинтить в стену
кольца, в которые заключал руки несчастной; кольца были
ввинчены на такой высоте, чтобы ноги жертвы не могли
касаться пола. Подвесив Евдокию таким образом, он не-
щадно хлестал ее кнутом или розгами, надеясь, что она
скажет перед судом все, что ему будет желательно. Он обе-
щал сохранить ей жизнь, если она повинуется, и угрожал
смертью в случае ослушания. Евдокия призналась суду во
всем, чего хотел ее супруг. Молодая женщина была заточе-
на в темницу, где страдала от холода и голода все то время,
пока шло разбирательство, — в течение почти что пяти
лет. Тем временем Абрам, не желая дожидаться приговора
суда, решил взять в жены Христину Шеберх. Священники
один за другим отказывались благословить сей союз. И все-
таки нашелся один, который согласился пойти на это.
В союзе с Христиной Шеберх Абрам родил одинна-
дцать детей. Плодовитая Христина оказалась женщиной с
характером. В семейных ссорах она оказывала достойное
сопротивление своему благоверному и говорила с ужасаю-
щим немецким акцентом и большим авторитетом: «Шорн
шорт делат мне шорны репят и дает им шертовск имя»1.
Что правда, то правда — своего третьего отпрыска муже-
ска полу Абрам нарек ни больше ни меньше, как именем
Януарий. Христина отказалась капитулировать и всю жизнь
называла этого своего сына Осипом.
Между тем Евдокия, подав кассационную жалобу в
Священный Синод, была временно выпущена на свободу.
И тут же взяла себе любовника, а несколько месяцев спус-
тя забеременела. Терять время было нельзя. По совету сво-
его исповедника она подала встречный иск против Абра-
ма, обвиняя его в двоеженстве. Процесс затянулся еще на
годы; Абрам защищался, как сам дьявол, напоминая о сво- 1
1 Цит. по: Пушкин А.С. Начало автобиографии. Стиль сохранен.
28________
Александр Пушкин
их былых заслугах и призывая на помощь всех влиятель-
ных персонажей, каких только знал. От Синода к Епархии,
от Епархии к Консистории, от Консистории снова к Сино-
ду дело пухло, прирастая бумажной массой. Требование о
разводе было выдвинуто Ганнибалом 28 февраля 1732 года.
Но только 9 сентября 1753 года Консистория вынесла окон-
чательное решение. Второй брак Абрама Петровича был
торжественно подтвержден; на него были лишь наложены
епитимья и уплата денег. Что же касается страдалицы Ев-
докии, то она, обвиненная в двойном адюльтере, была об-
речена закончить свои дни в Староладожском1 монастыре.
Матримониальные разбирательства не препятствовали
успешному развитию карьеры Ганнибала. 25 апреля 1752 го-
да он был поставлен во главе корпуса российских инжене-
ров в чине генерал-майора. Коллеги боялись его за вспыль-
чивый, склочный, упрямый и вместе с тем плаксивый ха-
рактер. Но технические знания абиссинца были повсюду
признаны. Поручая ему те или иные работы, власти стара-
лись не сталкивать его с подчиненными.
В 1762 году Абрам Петрович Ганнибал вышел в отстав-
ку и поселился у себя в имении, в Суйде, где, в первый раз
в жизни оказавшись в праздности, не находил ничего луч-
шего, как только мучить близких своею жадностью и стар-
ческим эгоизмом. Он отдал Богу душу 13 мая 1781 года,
84 лет. В 1746 году императрица Елизавета Петровна по-
жаловала ему обширное имение в Псковской губернии.
В состав этих земель входило и Михайловское.
У Абрама Петровича, как мы помним, было одинна-
дцать детей, из которых по крайней мере у двоих судьбы
сложились замечательно. Его старший сын, Иван Абрамо-
вич, был инспектором корабельной артиллерии, отважно
командовал при Наваринском сражении, отличился в Чес-
менской битве, а также построил Херсонскую крепость,
где в его честь был воздвигнут памятник. 1
1 А не в Тихвинском, как ошибочно сказано у самого Пушкина.
(Прим. пер.)
________29
Анри Труайя
У брата его, Осипа Абрамовича, служебная карьера сло-
жилась не столь успешно, зато более волнительною была
сентиментальная жизнь. В чине майора корабельной ар-
тиллерии он был направлен в 1773 году в Липецк, где от-
ливались пушки. А в 22 верстах от литейного завода жил
помещик по фамилии Пушкин и дочь его Мария Алексе-
евна. Осип Абрамович был добрым малым — словоохотли-
вым, остроумным, непостоянным и пылким. Много ли по-
требовалось ему времени, чтобы вскружить голову юной
провинциалке? Он женился на ней в 1773 году, имел от
нее дочь Надежду, но три года спустя покинул ее, поразв-
лекавшись с деревенскими девушками.
18 мая 1776 года Мария Алексеевна писала ему: «Я ре-
шилась более вам своею особою тяготы не делать, а рас-
статься навек и вас оставить от моих претензий во
всем свободна, только с тем, чтоб дочь наша мне отдана
была»1. В ответ на это Осип Абрамович цинично пожелал
ей «пользоваться златою вольностью», в последний раз
подписавшись: «Ваш муж».
Бесцеремонно урегулировав ситуацию одним письмом
и не подумав оформлять развод, Осип Абрамович отпра-
вился во Псков, где получил место заседателя и нашел
юную особу в своем вкусе — Юстину Толстую, дочь мелко-
го помещика. Он тут же решил на ней жениться. Отец его
Абрам, будучи двоеженцем, не слишком страдал в этой не-
законной ситуации. Отцовского примера оказалось доста-
точно, чтобы погасить малейшие колебания сына. С неве-
роятной легкостью Осип делает Юстине предложение ру-
ки и сердца. О своей первой жене он сказал, что она
мертва и что он свободен от каких-либо обязательств. Де-
ревенский священник поверил ему на слово. Свадьба со-
стоялась. Тем временем Осип, по настоятельной просьбе
невесты, подписал ей бумагу, свидетельствующую о том,
что получил от нее, вдобавок к приданому, сумму в 27 ты-
сяч рублей. 1
1 Цит. по: А. Тыркова-Вильямс. Пушкин. Т. 1. М., 1999. С. 40.
30________
Александр Пушкин
Несколько месяцев спустя, в связи с разоблачением, с
которым выступила первая жена Осипа, архиепископ
Псковский аннулировал его второй брак. Осип Абрамович
бросился за помощью в Святейший Синод, затем к самой
императрице Екатерине II. Он обвинял свою первую жену
в том, что та покинула его, клялся, что не был отцом рож-
денного ею ребенка, и представлял в доказательство доку-
менты, фальшивые с первой до последней строки.
17 января 1784 года Екатерина II вынесла приговор, со-
гласно которому второй брак Осипа Абрамовича объяв-
лялся недействительным. Его первая супруга сохраняла ти-
тул и прерогативы законной благоверной, а что касается
вероломного мужа, то он направлялся в длительное плава-
ние по Северному морю — искупать службой и угрызе-
ниями совести совершенное преступление. Четверть его
имений, и в том числе Кобрино, помещались в опеку, что-
бы не оставить без средств к существованию дочь. Сра-
женный этими известиями, Осип покинул страну и пре-
бывал в плавании в течение четырех лет. Но на этом его
злоключения не кончились. Через несколько лет после его
возвращения вторая жена потребовала возвращения тех
27 тысяч рублей, что он якобы получил от нее и растратил.
Процесс пошел через множество инстанций. «Я признаю, —
писал Осип Абрамович Павлу I, — что вексель был мною
дан, но я не получил взамен даже самого маленького при-
даного». Дело еще было в ходу, когда Осип Абрамович
скончался 12 октября 1806 года в Михайловском «от по-
следствий беспорядочной жизни». Свою первую жену Ма-
рию Алексеевну он не видел с тех пор, как они расстались
в 1776 году.
Мария Алексеевна жила одна со своею дочерью Надеж-
дой — зимой в Санкт-Петербурге, а летом в имении Коб-
рине. Умная, бережливая и энергичная Мария Алексеевна
была превосходной хозяйкой дома. Покинутая мужем, она
отдавала всю свою привязанность дочери — и, видимо, пе-
реусердствовала в этом. Дочь воспитывалась в атмосфере
предупредительности и излишней снисходительности. Не
_______31
Анри Труайя
удивительно, что вскоре она сделалась упрямой, капризной
и тщеславной особой. В двадцать один год она вышла за-
муж за гвардейского офицера, который ухаживал за нею
какое-то время. Этого офицера, отдаленного родственника
Марии Алексеевны, звали Сергей Львович Пушкин, и по-
лучался вот какой курьез: выходя за него замуж, Надежда
обретала девичью фамилию матери. Влюбленные были соз-
даны друг для друга. И он, и она были людьми светскими,
легкомысленными, поверхностными; оба получили образо-
вание, оба принадлежали к среднему дворянству старин-
ных родов. И впрямь, в «Истории Государства Российско-
го» Карамзина Пушкины упоминаются двадцать один раз.
Самым дальним предком в роду почитается Р а т ш а, кото-
рый в 1146 году «взял от нас город Киев». История сыновей
Ратши малоизвестна* 1 вплоть до Григория Пушки, живше-
го в конце XVI века и потомкам которого, мелким дворя-
нам, так и не удалось возвыситься над посредственностью.
Гавриил Пушкин, высланный Борисом Годуновым, пере-
шел на сторону Лжедмитрия и пытался поднять народное
восстание в Москве. Сын его Григорий отличился в 1607 го-
ду в нижегородском ополчении. Четверо Пушкиных под-
писали хартию об избрании на русский престол Михаила
Романова Дед Сергея Львовича Пушкина, Александр Пет-
рович Пушкин, владевший обширными имениями в Ни-
жегородской губернии, женился в 1720 или 1721 году на
Евдокии Головиной, любимой дочери Петра Великого.
Брак имел ужасный конец: в 1725 году супруг в приступе
гнева задушил свою беременную жену. Убийца был заклю-
чен в тюрьму и умер в том же году2.
Что же касается отца Сергея Львовича Пушкина, то он
1 Подробнее см., напр., в исследовании С.Б. Веселовского «Род и
предки А.С. Пушкина в истории». (Прим. пер.)
L У брата его, Федора, был сын Алексей Пушкин, женившийся на
Сарре Юрьевне Ржевской в 1742 г. От этого союза родилась дочь Ма-
рия, которая в 1773 г. вышла замуж за Осипа Абрамовича и родила ту
самую Надежду Ганнибал, которую возьмет в жены Сергей Львович
Пушкин. (Здесь и ниже — примечания А. Труайя.)
32_________
Александр Пушкин
был существом «яростным и жестоким». Он дважды был
женат; первая супруга его, если верить поэту, выстраивав-
шему свою генеалогию, умерла на соломе, заточенная в ка-
морку в имении за предполагавшуюся или имевшую место
в реальности связь с французом — гувернером его сыно-
вей, которого тот держал у себя в имении1.
Для нас в этой истории важно вот что. Каким бы свире-
пым и преступным ни был означенный Лев Пушкин, а
все-таки воспитал своих сыновей на французский манер.
Его сыновья, Сергей Львович и Василий Львович, читали
то, что следует читать, изучали французский, английский,
итальянский языки. С юных лет оба были записаны в им-
ператорский гвардейский полк. Но ни тот, ни другой не
вынесли строгостей службы.
Фривольный и праздный характер Сергея Львовича
Пушкина еще более проявил себя в браке. Женившись на
Надежде Осиповне Ганнибал, он еще два года прослужил в
гвардии, затем вышел в отставку, возможно, напуганный
новыми причудами императора, и в 1798 году обосновался
в Москве. Там молодая супружеская чета бесшабашно пус-
тилась в водоворот светской жизни.
Сергей Львович был человечком ухоженным, пухлень-
ким и подвижным, с быстрыми глазами и сухим носом с
горбинкой, как у римского императора. Благодаря своему
брату Василию, тиснувшему несколько приятных стишков
в духе эпохи, он водил дружбу с пишущими людьми. Да и
сам кропал иоэмы на случай, на русском и французском
языках, умел забавлять дам каламбурами, организовывал
спектакли в салонах, читал наизусть, да еще и с чувством,
целые сцены из Мольера и Расина.
У собеседников Сергея Львовича Пушкина постоянно 1
1 Сергей Львович живо протестовал против такой версии событий,
каковую считал оскорбительной для памяти его отца. Однако Модза-
левским найден документ, гласящий о следующем: за побои, нанесен-
ные находившемуся на его службе венецианцу по имени Харлампий
Маркадий, (Лев) Пушкин был посажен под арест, однако высочайшим
решением означенный Пушкин был помилован.
________33
Анри Труайя_______
складывалось впечатление, что он играл некую роль, чтобы
развлекаться самому и развлекать других. Все было для не-
го предлогом для поз, эпиграмм, гримас и восклицаний.
Он плакал из-за пустяков, смеялся также из-за всяческой
ерунды. Этот большой ребенок — эгоистичный и избало-
ванный, сентиментальный и чувствительный — проводил
свою жизнь, перепархивая из салона в салон, из театра в
театр, источая смешки, анекдоты и миллионы бонмо. Он
ни разу не навестил своих наследственных владений, дове-
рив оные немцу-управляющему, за которым не наблюдал
ни одним глазком. Означенный управляющий посылал ба-
рину из Михайловского всего-то несколько сот рублей ас-
сигнациями да две-три легкие повозки с морожеными ку-
рами и сливочным маслом. Ну, а себя-то он, конечно, не
забывал. Когда однажды крестьяне послали Сергею Льво-
вичу депутацию с жалобой на дурное обращение, он вы-
ставил их за порог, даже не выслушав.
Он до такой степени ненавидел финансовые споры, что
передоверил вопросы ведения хозяйства жене. При этом
ничто не выдавало в Надежде Осиповне всепоглощенную
хозяйку дома. В салонах ее знали как красивую молодую
женщину с гибкими плечами и выдающейся грудью; у нее
был матовый оттенок кожи, тонкие губы, большие и тем-
ные глаза. Ладони у нее были желтые; друзья называли за
это la Belle Creole — Прекрасной Креолкой; ее любили за
веселость, ум и находчивость. Но стоило Надежде Осипов-
не вернуться домой, как характер у нее тут же менялся.
Деспотичная, эгоистичная и непостоянная, она была спо-
собна только вносить свой вклад в естественный беспоря-
док, характерный для жилища. То она бывала безмерно
строга к домашней прислуге, то совершенно безразлична к
их службе. Пребывая в дурном настроении, она молчала
по целым дням. И вдруг, ни с того ни с сего, ею овладевала
неуемная жажда деятельности, и она повелевала переста-
вить всю мебель в квартире. Когда у нее не было возмож-
ности переехать, она превращала, не испросив на то разре-
шения Сергея Львовича, его бюро в салон, спальню в сто-
ловую и наоборот, снимала ковры, переставляла мебель и
34_______
Александр Пушкин
т п По своему характеру, пишет внук Надежды Осипов-
НЬ1__Н.И. Павлищев, она решительно отличалась от Сер-
гея Львовича: никогда не вспыливала, не возвышала голоса,
но была способна дуться по целым дням, по целым неде-
лям, а то и по целым месяцам.
Под управлением Надежды Осиповны дом Пушкиных
превратился в сплошной бивак. «Дом их был всегда наиз-
нанку, — пишет М.А. Корф. — В одной комнате богатая
старинная мебель, в другой — пустые стены или соломен-
ный стул; многочисленная, но оборванная и пьяная родня,
с баснословной неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими
клячами и вечный недостаток во всем, начиная от денег до
последнего стакана. Когда у них обедывало человека два-
три лишних, то всегда присылали к нам, за приборами».
Да что там говорить — самой чете Пушкиных неуютно
было в убранстве своих интерьеров! С глазу на глаз им бы-
ло скучно. Эти комнаты, лишенные тепла и души, где все
казалось обветшалым, заброшенным и фальшивым, были
только кулисами, где молодая чета переоблачалась и репе-
тировала свою роль перед тем, как выходить на сцену.
Удобство, комфорт, даже сама чистота — все приносилось
в жертву видимости.
Разумеется, за спиною у Надежды Осиповны стояла
проживавшая с нею мать; но Мария Алексеевна, при всем
своем уравновешенном рассудке и любви к порядку, была
не властна взять верх над сумасбродствами дочери и всеми
теми катавасиями, от которых страдал дом по ее милости.
Пушкины жили поначалу на улице Немецкой, затем —
в доме Волкова на Чистопрудном бульваре, потом — во
флигеле дома Юсупова в Большом Харитоньевском пере-
улке, потом в том же переулке, в доме Санти, затем — в
Госпитальном^ Короче говоря, в период с 1799 по 1807 год
почитай, что ни год, то переезд.
Сохранился документ, датируемый ноябрем 1801 года,
в котором значится черным по белому, что Пушкины вне-
сли в задаток за годичный наем жилья половину причи-
тающейся платы — 500 рублей; остаток будет выплачен с
большим запозданием.
_______35
Анри Труайя_______
В эту эпоху у Пушкиных было шесть человек домашней
прислуги, зато имение Болдино Нижегородской губернии
населяли целых тысяча двести крепостных.
В 1799 году Мария Алексеевна продала имение Кобри-
но и дала вольную, среди прочих, крепостной, которую мы
знаем как Арину Родионовну* 1. Но та отказалась покинуть
свою владелицу, так и оставшись при ней. Это была добро-
сердечная, словоохотливая крестьянка, разменявшая к то-
му времени пятый десяток, знавшая старинные сказки, на-
родные песни и прелестные присказки своей земли. Она и
станет няней маленькому Александру, который только что
явился на свет.
Глава 3
ДЕТСТВО ПОЭТА
Ну что ж за угрюмый увалень этот мальчуган! Лицо со-
вершенно круглое, мягкое и смуглое, губы полные и ярко-
красные, глаза блестящие и мечтательные. Каштановые
кудри вьются, точно стружки, охватывая голову ото лба и
до затылка. Меж пухлых щек — немного приплюснутый
нос с широкими ноздрями. От Александра не услышишь
смеха. Он не бегает. Роняет игрушки. Шляется из комнаты
в комнату, лениво таская ноги. Молчаливость и ярко выра-
женная лень раздражают мать /пальчика. Ей бы хотелось
ребенка бойкого, смеющегося, живого. Она предпочитает
ему сестру Ольгу, которая на два года старше. И предпоч-
тет ему брата Левушку2. Право, из трех детей именно
Александр делает ей менее всего чести. Надежда Осиповна
1 Как это ни странно, далеко не все могут назвать ее фамилию:
Яковлева.А первой няней, ходившей за младенцем Пушкиным, бы-
ла крепостная Пушкиных, вдова Ульяна, тоже Яковлева (сконч. в 1811 г.).
(Прим, пер.)
L Вообще-то Надежда Осиповна родила восьмерых, но только трое
названных пережили ее; остальные умерли в детстве. Хронологию рож-
дений и смертей детей Н.О. Пушкиной см. в: Летопись жизни и твор-
чества... т. 1. (Прилс пер.)
зб:______
Александр Пушкин
даже испытывает к нему какое-то брезгливое отвращение.
Сама удивляется, что произвела на свет такое чучело. Да,
собственно говоря, на кого он похож? На дурно выбелен-
ного негра, вот на кого. Ей хочется встряхнуть сына, разбу-
дить, дать ему нервы, мускулы, любовь к подвижным иг-
рам на свежем воздухе, песням и новым лицам. Она на-
сильственно заставляет его бегать, подстерегает случай,
когда он засмеется, ловит каждое его дыхание. Случается,
что мальчуган пускается прочь со всех ног, ища убежища в
какой-нибудь отдаленной комнате или в бабушкиной кор-
зине с рукоделием. Надежда Осиповна в долгу не остается:
надувает губы на сына, не разговаривая с ним по це-
лым дням; жалуется Сергею Львовичу, проливая потоки
слез. Тот злится, кричит, отмахивается и в конце концов
требует, чтобы ему больше не досаждали историями про
маленького Александра. К детям своим он относился при-
мерно так же, как к своим имениям — Болдину и Михай-
ловскому. Ему было приятно само сознание того, что они
есть. Ему доставляла наслаждение вера в то, что они разви-
ваются и процветают где-то там, вдалеке от него. Но
мысль, что, обладая ими, все-таки нужно проявлять о них
заботу, казалась ему невыносимой.
У маленького Александра были две несносные привыч-
ки, раздражавшие его родительницу. Во-первых, он при
всяком случае потирал ладони одну об другую, во-вторых,
терял носовые платки. Чтобы исцелить ребенка от первого
порока, Надежда Осиповна завязывала ему ручонки за
спину да так и оставляла на целый день. Путь же к исправ-
лению второго смертного греха был следующим. Надежда
Осиповна приказывала пришивать ему платок к курточке,
причем велела менять его не чаще двух раз в неделю; и,
чтобы унизить сына, заставляла его выйти к гостям, коим
и показывала этот пришитый платочек, сопровождая это
пространными комментариями. Бедный ребенок краснел
со стыда, как рак, понурив голову.
Но и по отношению к дочери Ольге Надежда Осиповна
применяла столь же строгие наказания. Однажды мамаша
_______37
Анри Труайя_______
отхлестала Ольгу по щекам, заставила одеться в старое,
грязное платье и не допустила до обеденного стола, поса-
див на хлеб и воду. В ответ на это отроковица простонала:
«Я скорее повешусь, чем попрошу прощения». Услышав
это, Александр взял гвоздь и стал безуспешно пытаться во-
ткнуть его в стену. На вопрос няни, что он делает, ребенок
ответил: «Моя сестра хочет повеситься, вот я и готовлю для
нее гвоздь».
Удалившись от этого крикливого и жестикулирующего
отца, от этой холодной, раздражительной и постоянно
спешащей матери, Сашенька затворялся в своем внутрен-
нем уютном мире. Отсюда он с любопытством наблюдал
за родителями. Эти мальчишеские впечатления могут быть
реконструированы по немногочисленным дошедшим до
нас документам. Матушка встает поздно, зевает, таскается
из комнаты в комнату; кожа желтая, вся голова в папиль-
отках. Бранит прислугу, шлепает детей, грызет ногти. Ей
скучно. И, очевидно, папаша ее побаивается и затворяется
от нее в своем бюро, укрываясь за книгами, которых не
читает. И вдруг маман бросает взгляд на часы — и вскри-
кивает, оживая: вот-вот нагрянут гости, а она до сих пор
не одета! По всем направлениям разлетаются распоряже-
ния, направо и налево хлопают двери, вразвалку входят де-
вушки с пылающими щеками, внося большие лохани с го-
рячей водой, от которых к самому потолку возносятся об-
лака пара. Из комнаты маман доносятся плеск воды, галоп
босых ног и звон бесчисленных флаконов. Время от време-
ни эту мешанину домашних звуков заглушает сухой хло-
пок увесистой пощечины. Из комнаты выскакивает слу-
жанка, глаза ее полны слез. Она шмыгает носом, исчеза-
ет — и возвращается, неся в руках блестящее, изящное
шелковое платье; можно подумать, что это подстрелили в
лесу какую-нибудь сказочную птицу. Перед дверью своей
благоверной прохаживается Сергей Львович, весь напома-
женный, точно торт. Его лоснящиеся волосы словно напи-
саны масляными красками на черепе. Наконец появляется
и сама Надежда Осиповна, гордая, как фрегат на всех па-
38_______
Александр Пушкин
русах, отправляющийся в дальнее плавание. Она прекрас-
на спокойна, пленительна, Сергей Львович целует ей кон-
чики пальцев. Зажигают свечи. Появляются гости. Папа и
впрямь становится главой семейства. Говорит с уверенно-
стью. Маман ему не противоречит, а смеется воркующим
смехом в ответ на каждую его шутку. Она даже гладит де-
тей по головке: «Мой маленький Саша, мой милый Левуш-
ка»; как будто не надавала им оплеух всего-то несколько
часов назад, когда выходили из-за стола. О да, перед глаза-
ми Александра предстает совершенно иная семья, иные
родители — они лучше, моложе и красивее, чем на самом
деле!
Но чары спадают очень скоро. Гости ушли, и вот возвра-
щаются прежние родители. Сварливые, нудные, отдален-
ные. И снова они спорят друг с другом, дуются, передвига-
ют стулья, склоняют над детьми свои усталые и твердока-
менные лица. Как до них далеко! Словно их опоясывает
ледяное кольцо. А маленькому Саше так нужно, чтобы его
понимали, ласкали, прощали, забавляли до нежной сонной
истомы!
Стоит родителям отвернуться, как он тут же спешит к
бабушке, которая знает немало старинных историй с при-
ключениями. Бабушка занята рукоделием. Ее корзина пол-
на разноцветных лоскутков и клубков шелковых нитей,
гибких и живых. Работая иголкой, она рассказывает о про-
шлом — о знаменитом арапе Петра Великого, рожденном
в дальних, покрытых песком и сожженных солнцем зем-
лях; о другом пращуре, отличившемся при Наварине, и о
себе самой, своем далеком детстве. Маленький Саша слу-
шает одним ухом, понимает едва ли половину из того, что
слышит. Но он чувствует, что на какое-то время свободен
от этой мамаши-ворчуньи, от этого папаши-позера и вооб-
ще от этого враждебного, чуждого мира. Он дышит. Он
расслабляется. И закрывает глаза в безмятежной неге.
Порою убежищем для мальчика, оглушенного и подав-
ленного материнскими внушениями, становится нянюшка
Арина Родионовна, чьи годы ныне клонятся к закату.
_______39
Анри Труайя
У нее розовое, пухлое, сморщенное лицо с маленьким
вздернутым носом. На ней платок, концы которого завяза-
ны узлом на лбу. В помятом рту мелькают один-два зуба.
Она весела. Ей ведомы несуразные легенды, старинные
песни, ласковые и звучные русские присловья, которые
она не устает повторять. Ее жилище — комнатка, где вла-
ствуют ночи и тайны, куда приходят и где встречаются
волшебники с бородами, длинными, как санные пути,
принцессы с осиными талиями и печальными глазами, па-
ладины в мягких сапогах, с кривыми саблями и высокими
расшитыми воротниками, и карлики, быстрые, как искры.
Как только она заводит разговор, понимаешь, что самое
существенное находится за стенами дома, вне пределов го-
родской черты и что взрослые понапрасну тратят время,
распекая отпрысков. И уносишься в таинственный мир,
напоенный живыми источниками, пересекаемый полетом
колдуний и полный волшебных замков со светящимися
окнами. Но берегись — подступы к этим замкам охраня-
ются белыми скелетами и синими копьями! Правда обита-
ет не в гостиной, но в сумрачной комнатенке Арины Ро-
дионовны, где слышен ее низкий голос с оттенком, прису-
щим русскому языку давно минувших дней. Она жила, она
жива во всех русских семьях, Арина свет Родионовна, пре-
данная и ласковая няня. Как же можно без нее? В имущей
среде папаша занят своими делами, охотой, игрой в карты,
воображает, что ему нечего поставить в упрек, поскольку
он доверил образование своего потомства заграничным
учителям, которым он так щедро платит! Мамаша читает
романы и увлеченно переживает жизни их героев. Ребенок
остается один. Тогда он ищет утешения у нянюшки. Эта
женщина из крепостных ничего не ждет от внешнего ми-
ра. Она знает, что судьба ее связана с этим домом, что ее
не ждут иные радости, иные горести, чем те, что у домаш-
них; дети хозяина дома — ее дети. С полным самоотрече-
нием она заменяет им мать, у которой нет времени их не-
жить и лелеять, как бы им того хотелось, заменяет и вечно
ускользающего отца. Она воспитывает их в традициях сво-
ей страны, на музыке родного языка. Потом они выраста-
40_______
Александр Пушкин
ют, переходят в руки профессоров, покидают нянюшку,
вступают в брак и сами обзаводятся детьми. И снова ня-
нюшка склоняется над колыбельками — уже детей своих
воспитанников, и снова со счастливой душой принимается
лелеять тех, кто когда-нибудь покинет ее, как и те, преж-
ние. Она дарит им ту же любовь, те же сны, те же ласки,
что и прежним И так до тех пор, пока в ней остается хоть
какая-то плоть, а после от нее остается лишь бледная се-
рая тень, которая цепляется за мебель и которую из мило-
сти держат в доме, полном мужчин и женщин, которым
она когда-то навеяла первые сны, качая колыбельки.
Няня Александра Сергеевича останется для него самой
верной и самой великодушной подругой. Именно благода-
ря ей и благодаря бабушке Марии Алексеевне ему сужде-
но было познать в юные годы женскую нежность, утехи,
снисходительность и уют. Всю жизнь свою поэт вспоминал
те ночи, в которые няня находилась у его постели в часы
горячих бессонниц:
От ужаса не шелохнусь, бывало,
Едва дыша, прижмусь под одеяло,
Не чувствуя ни ног, ни головы.
Под образом простой ночник из глины
Чуть освещал глубокие морщины
Драгой антик, прабабушкин чепец
..Все в душу страх невольный поселяло.
Я трепетал — и тихо наконец
Томленье сна на очи упадало.
Тогда толпой с лазурной высоты
На ложе роз крылатые мечты
Волшебники, волшебницы слетали».
«Сон», 1816
Позже, стремясь удержать отдаленные впечатления
своего детства, Пушкин занесет в свои бумаги следующие
скупые слова:
«Первые впечатления. Юсупов сад» Землетрясение Няня_»
В этом открытии мира в первые годы жизни, в этом
потоке звуков и красок, в котором лица плывут, точно
большие поплавки, маленькому Саше запомнилось похо-
_______41
Анри Труайя
жее на печеное яблоко лицо няни; ему запомнились также
тенистая листва, статуи и искусственные гроты юсуповско-
го сада, где он гулял с нею, и сильный толчок, который по-
тряс Москву 14 октября 1802 года. Как писали современ-
ники, толчки поколебали самые высокие здания в Моск-
ве — почти повсюду качались люстры, столы и стулья;
многие не верили своим глазам, считая, что у них голово-
кружение.
В Санкт-Петербурге, где Пушкины жили в 1800 году,
был свой Юсуповский сад. Для маленького Саши воспоми-
нание об этом саде связано со зловещей маской Павла I.
Карапузу было всего-то год и несколько месяцев; няня
прогуливала его в парке. И тут откуда ни возьмись импе-
ратор. Няня замерла на месте, но забыла снять с ребенка
головной убор. Император, повелевший всем своим под-
данным обнажать головы при своем высочайшем прибли-
жении, сурово отчитал беднягу. «Видел я трех царей: пер-
вый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою
няньку», — напишет Пушкин к жене 20 апреля 1834 года.
После этого инцидента — а может быть, и по его при-
чине — Пушкины покинули Петербург и обосновались в
Первопрестольной.
Тем временем Надежда Осиповна продает деревню
Кобрино Копорского уезда, в 50 верстах от Петербурга, а
несколько лет спустя, в 1804 году, Мария Алексеевна Ган-
нибал приобретает сельцо Захарово близ Звенигорода, в 38
верстах от Москвы. У всех многоуважаемых людей были
имения вблизи столицы. Надежда Осиповна не могла со-
гласиться на более отдаленное от Москвы владение — она
сочла бы это ниже своего достоинства. Здесь, в Захарове,
Пушкины проводили летние месяцы вплоть до нашествия
в Россию армии Наполеона в 1812 году.
Юный Пушкин с нежностью любил этот домик, скры-
тый в трепещущей поросли молодых березок1. На прога-
лине стоял деревянный стол, окруженный скамьей; за 1
1 В 1999 г. домик в Захарове был воссоздан по старинным докумен-
там со всею точностью; ныне в нем находится музей поэта. (Прим. пер.)
42_______
Александр Пушкин
этим столом Пушкины садились обедать и пить чай зной-
ными днями, напоенными жужжанием пчел. Чуть по-
одаль, под сенью черных остроконечных елей, открывалась
гладь пруда. У кромки воды высилась одинокая старая ли-
па. Под нею смуглый отрок уединялся со своими игрушка-
ми и мечтаниями.
Нрав у захаровских крестьян был независимый и весе-
лый. Когда по вечерам они возвращались с полей, до бар-
ского домика долетали их песни. По праздникам крестья-
не водили хороводы и танцевали до изнурения, оглашая
окрестности задорными криками. Ускользнув от ласкового
родительского присмотра, маленький Саша слушал старые
народные песни, болтал со своими сверстниками — дере-
венскими парнишками, с ногами грязными, как картошка,
и невообразимо взлохмаченными волосами.
Когда меняешь шум московских салонов на сладостное
одиночество загородных полей, изменяется целый мир во-
круг. В двух верстах от Захарова находилась усадьба Боль-
шие Вяземы, когда-то принадлежавшая Борису Годунову.
Бабушка наверняка рассказывала маленькому Саше исто-
рии про этого жестокосердного царя, который совершил
детоубийство, чтобы взойти на престол, и умер, преследуе-
мый кровавыми видениями. Про то, как люди, подослан-
ные Борисом Годуновым, убили маленького царевича
Дмитрия, когда он щелкал орешки, да так его и похорони-
ли с горстью орешков в руке. Про небывалые голод и чуму,
поразившие Москву, про явление Лжедмитрия, который в
действительности был беглым монахом Чудова монастыря;
про видения на небе и битвы на земле; про смерть Бориса,
освистанного толпою и мучимого кровавыми кошмарами,
под безумный гул колоколов. Вспоминал ли Пушкин цер-
ковь в Больших Вяземах да рассказы бабушки Марии
Алексеевны Ганнибал, когда позже сочинял варварскую и
благородную трагедию — «Борис Годунов»?.. Как бы там
ни было, семья Пушкиных лишь наезжала в Большие Вя-
земы, а в Захарове будущий поэт учился любить родную
землю и ее язык.
Возможно, там же, в Захарове, он испытал около семи
_______43
Анри Труайя_______
лет раннюю любовь, о которой он упомянул в своих за-
писках и о которой мы не знаем больше ничего. Может,
это была крестьянская девочка с тяжелыми косами? Или
кто-то из юных барышень, приглашенных в гости мамой?
Или просто силуэт крестьянки, замеченный им у края по-
ля? И сколько продлилась эта детская страсть? Но здесь
же, в Захарове, к юному Пушкину придет и глубокое горе:
смерть брата Николая, который уйдет из жизни 30 июля
1807 года, шести лет от роду. Поэту запомнилось, что, ко-
гда он с участием подошел к кроватке захворавшего бра-
тишки, у того достало силы, забавы ради, показать ему
язык. Потом его не стало. Вот все, что нам известно об
этом событии.
Конечно, следовало бы ожидать, что о детстве Александ-
ра Пушкина нам поведают его родители. Увы, они не
больно-то интересовались мальчуганом, который только
путался у них под ногами. Один только случай столь пора-
зил Сергея Львовича, что был удостоен записи в биографи-
ческой заметке. Однажды Карамзин нанес Пушкиным
продолжительный визит, и маленький Саша, доставая иг-
рушки, слушал разговор отца со знаменитым историком,
не спуская с него глаз. Было это в 1805 году.
Но шли годы, ребенок рос, и у него непостижимо ме-
нялся характер. Из толстенького, сонного карапуза он ма-
ло-помалу развился в новое, резвое, шаловливое и упрямое
создание. Достигнув отрочества, он всерьез утверждает
свой характер. Достопочтенная москвичка, друг семьи
Пушкиных, Елизавета Петровна Янькова оставила нам
словесный портрет юного Пушкина той поры. «Пушки-
ны, — рассказывала Елизавета Петровна, — жили весело и
открыто, и всем домом заведовала больше старуха Ганни-
бал, очень умная, дельная и рассудительная женщина...
Старший внук ее Саша был большой увалень и дикарь,
кудрявый мальчик лет девяти или десяти, со смуглым ли-
чиком, не скажу, чтобы слишком приглядным, но с очень
живыми глазами, из которых искры так и сыпались. Ино-
гда мы приедем, а он сидит в зале в углу, огорожен кругом
стульями: что-нибудь накуролесил и за то оштрафован, а
44_______
Александр Пушкин
иногда и он с другими пустится в плясы, да так как он
очень был неловок, то над ним кто-нибудь посмеется, вот
он весь покраснеет, губу надует, уйдет в свой угол, и во
весь вечер его со стула никто тогда не стащит: значит, его
за живое задели, и он обиделся; сидит одинешенек. Не раз
про него говаривала Марья Алексеевна: «Не знаю, матуш-
ка, что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен и
охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой
сдаст порядком- то его не расшевелишь, не прогонишь иг-
рать с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что
его ничем не уймешь; из одной крайности в другую броса-
ется, нет у него середины. Бог знает, чем все кончится, ес-
ли он не переменится».
Пробуждение юного Саши Пушкина совпадает с пе-
риодом его первых учебных занятий. Период, от которого
остались тяжкие воспоминания. «Монфор — Русло — «.Не-
стерпимое состояние», — отметит Пушкин в проекте ав-
тобиографии. Еще более уничтожающую характеристику
домашнему образованию он даст в 1826. году, в статье
«О народном воспитании»:
«<..>1 В России домашнее воспитание есть самое не-
достаточное, самое безнравственное: ребенок окружен од-
ними хлопями, видит одни гнусные примеры, своевольни-
чает или рабствует, не получает никаких понятий о спра-
ведливости, о взаимных отношениях людей, об истинной
чести. Воспитание его ограничивается изучением двух или
трех иностранных языков и начальным основанием всех
наук, преподаваемых каким-нибудь нанятым учителем
Воспитание в частных пансионах не многим лучше; здесь и
там оно кончается на 16-летнем возрасте воспитанника.
Нечего колебаться: во что бы то ни стало должно подавить
воспитание частное».
Это злопамятство поэта в отношении домашнего обра-
зования вполне объяснимо. И то сказать — едва бедное 1
1 Ломаные скобки означают, что в этих местах текст не поддается
восстановлению.
_______45
Анри Труайя_________
дитя достигает возраста, чтобы читать и учиться, как дом
заполняет целый потоп гувернеров, гувернанток и менто-
ров всех мастей, из всех уголков Европы. Вот и родители
маленького Саши, согласно обычаям эпохи, нанимали сон-
мища педагогов без разбору, обращая большее внимание
на их число, нежели на качество. Единственным настоя-
щим наставником юного Александра был французский
эмигрант граф де Монфор, о котором мы знаем только,
что он был живописцем и музыкантом. Однако Монфор
был заменен неким Русло, кропавшим несносные фран-
цузские вирши и высмеявшим первые пиитические опыты
маленького Саши. А дело было так: начитавшись «Генриа-
ды», юный Сашенька Пушкин задумал поэму в шести пес-
нях — но не героическую, как следовало бы ожидать, а
шуточную, о войне между карликами и карлицами во вре-
мена короля Дагоберта. Карлик последнего по имени Толи
был ее главным героем; отсюда и название — Толиада,
Да вышла тут оказия: однажды, найдя тетрадку с поэмой
своего воспитанника, Русло расхохотался и принялся кри-
тиковать сочинение, слово за словом. Дитя расплакалось, и
раздраженный Русло побежал с жалобой к Надежде Оси-
повне. Мать, как всегда, приняла сторону гувернера, при-
бавила ему жалованья и всерьез наказала юного пиита, ко-
торый тратил время на то, чтобы писать стихи, вместо то-
го, чтобы изучать творения других1. За Русло последовал 1
1 «П.В. Анненков немного иначе излагает историю этой, первой из
дошедших до нас, писательской неприятности Пушкина, — пишет
видный биограф поэта А.А. Тыркова-Вильямс (первый том ее биогра-
фии поэта вышел в Париже в 1929 г., второй — в 1947 г.). Вот что чи-
таем у Анненкова: «Гувернантка похитила тетрадку поэта и отдала г-ну
Шеделю, жалуясь, что m-г Alexandre за подобными вздорами забывает
о своих уроках. Шедель расхохотался при первых стихах. Раздражен-
ный автор тут же бросил в печку свое произведение». (А.С. Пушкин.
Соч., т. 1. Изд. П.В. Анненкова. СПб., 1855. С. 14.) «Какова бы ни была
версия этой детской драмы, — продолжает Тыркова-Вильямс, — но
можно себе представить, в каком бешенстве был вспыльчивый mon-
sieur Alexandre, так рано познавший «Суд глупца и смех толпы холод-
ной». Отметим, что составители «Летописи жизни и творчества АС. Пуш-
кина в 4-х томах» держатся точки зрения П.В. Анненкова. (Прим, пер.)
46________
Александр Пушкин
не1<то Шедель, столь беспечный, что пренебрегал своим ре-
меслом и предпочитал перекинуться в картишки с прислу-
гой. Застигнутый за этим занятием, он тут же был выстав-
лен за порог. В числе наставников юного Александра были
также англичанка — гувернантка сестры Пушкина мисс
Белли (которая так и не выучила поэта английскому), гу-
вернантка немка мадемуазель Лерм, которая почти нико-
гда не говорила на родном языке; в учителях русского язы-
ка у Александра был, по странному случаю, некто Шиллер;
но настоящим, дельным наставником в русском языке,
арифметике и законе Божием был у него почтенный бого-
слов Мариинского института Александр Иванович Бели-
ков, известный своими проповедями и изданием «Духа
Массильона» (1808 г.). Означенный Беликов был заклятым
врагом французских эмигрантов, которых называл «апо-
столами дьявола».
Дополняли этот набор необходимые для светского об-
разования уроки танцев и хорошего поведения.
Как же трудился юный Саша? Да так себе. Полагаясь
на свою память, он повторял уроки за сестрой Ольгой, ес-
ли ту спрашивали первой; но если экзамен начинался с не-
го, ответить ему было нечего. Четыре действия арифмети-
ки повергали его в слезы, а примеры на деление были для
него и вовсе каждодневной пыткой.
Вверенный в руки иноземных гувернеров, которые
мелькали один за другим, как в калейдоскопе, то подавляе-
мый наказаниями, то предоставленный самому себе, Са-
шенька Пушкин становился все более непослушным, празд-
ным, капризным и ветреным. Он заучивает лишь то, что
его забавляет. Он получает образование не тем, что склоня-
ется над учебниками, а тем, что забивается на целые часы
где-нибудь в укромном месте в гостиной и слушает бол-
товню взрослых на французском, или уходит в комнату ба-
бушки или няни, или в прихожую — болтать о том о сем с
казачком, вечно вяжущим шерстяной чулок, но охотнее
всего — в отцовскую библиотеку. Восьми лет от роду Пуш-
кин знал французский язык столь же блестяще, как и рус-
_______47
Анри Труайя
ский. Ну и, естественно, в библиотеке отца его интересова-
ли в первую очередь французские авторы. «Охота к чте-
нию», — замечает он в «Первой программе записок».
И это слово — охота — не кажется преувеличением. Ребе-
нок буквально теряется, зарывшись в мир книг.
Что же он там находит? После сказок няни и бабушки
он накидывается на Плутарха, «Илиаду», «Одиссею» в пе-
реводе Битобе, Лафонтена, Мольера, Корнеля, Расина, Бо-
марше, Дидро, Вольтера, Парни. Труды по философии,
вольнолюбивые сочинения XVIII века, классические траге-
дии, политические памфлеты, эротические стихотворения,
энциклопедический словарь — все вперемешку проглаты-
вается им, удивленным и даже испуганным всей этой со-
вершенно новой для него наукой. Конечно же, до него не
вполне доходят мудрые мысли этих великих людей, пере-
плетенные в превосходный сафьян. Они рассуждают о сво-
боде, об общественном договоре, о правах человека и гра-
жданина — и вместе с тем о легковесных романах, игри-
вых пастушках, кокетливых маркизах, ненавистных тиранах
и церкви, которая порождает преступления и предрассуд-
ки. И конечно же, эти мудрецы не могут быть не правы!
Конечно же, им можно только верить. Вот что он пишет о
Вольтере:
Сын Мома и Минервы,
Фернейский злой крикун,
Поэт в поэтах первый,
Ты здесь, седой шалун!
...Скажу ль?.. Отец Кандида, —
Он все: везде велик,
Единственный старик!
«Городок», 1814
Вскоре «Орлеанская девственница», «Кандид», «Задиг»,
«Микромегас» более не составляли для него тайны. И чем
больше он читал, тем более развивалась в нем страсть к
чтению. «Библиотека его отца, — писал Лев Сергеевич
Пушкин, младший брат поэта, — состояла из одних фран-
цузских сочинений. Ребенок проводил бессонные ночи и
48________
Александр Пушкин
тайком в кабинете отца пожирал книги одну за другой.
Пушкин был одарен памятью необыкновенной и на один-
надцатом году уже знал наизусть всю французскую лите-
ратуру».
Где вы теперь, бородатые волшебники и кавалеры в
расшитых камзолах? Куда улетели вы, юные принцессы с
пышными волосами, похожими на текущий мед? Алексан-
дру Пушкину хочется быть ироничным, либеральным, без-
божным и чувственным, как французские авторы, которых
он обожает. Он будет писать, как они. То есть — на фран-
цузском. Предав огню «Толиаду», он сочиняет комедию
«Похититель» в подражание Мольеру. Старшая сестра его
Ольга — и доверительное лицо, и публика, и критик. Он
разыгрывает пред нею свою пьессу. Она ее освистывает.
И тогда юный поэт импровизирует вот такой горький кат-
рен:
Dis-moi, pourqupi L'Escamoteur
Fut si file par le parterre?
He las, c'esr que le paure auteur
L’escamota de Moliere.
Зачем, скажи мне, «Похититель»
Был встречен шиканьем партера? —
Увы, затем, что сочинитель
Его похитил у Мольера.
Поскольку Александр пребывал уже в том возрасте, ко-
гда мог выезжать с родителями в гости, те брали его с со-
бою, нанося визиты жившему по соседству богатейшему
графу Д.П. Бутурлину, страстному любителю книг, цветов,
рукописей, картин1. Бывавший на тех же приемах друг Ва-
силия Львовича Пушкина М.Н. Макаров вспоминал: «На-
чиная с октября или ноября месяца непременно, как по
должности, каждосубботно (Sic. — С.Л.) являлся в Немец- 1
1 Художественные и книжные сокровища Бутурлина погибли в
пламени московского пожара 1812 г. «Бог дал, Бог и взял», — спокойно
сказал Бутурлин. В 1817 г. он уехал во Флоренцию, где снова собрал ог-
ромную коллекцию книг, рукописей, автографов. (Прим, пер.)
_______49
Анри Труайя________
кую слободу к графу Дмитрию Петровичу Бутурлину». Там
он танцевал, ухаживал за премиленькой, немного блед-
ненькой баронессой Б. Под ногами у танцующих вертелся
маленький Пушкин, «ни мною, ни всеми моими товари-
щами-прыгунами почти не замечаемый...».
Но сам-то он, маленький Пушкин, обращает пытливый
взгляд на окружающий мир. Решение принято: он станет
писателем, поэтом! Иные юные прелестницы уже подно-
сят ему свои альбомы, и он, краснея, вписывает в них
французские стихи, написанные в подражание Парни или
Вольтеру. Уже с благосклонностью смотрит на него дя-
дюшка Василий, одаривая благожелательной улыбкой.
Ну, а пока что первый поэт в семье — он, дядюшка Ва-
силий. Это — милый пухленький человечек, с животом как
плюшка и крохотными ножками. Его острый и чуть сме-
щенный на сторону нос выступает над ротиком, в котором
шатаются несколько жалких обломанных зубов. Когда он
говорит, то брызгает слюной. Что не мешает ему быть ко-
кетливым, как мамзель. Когда в 1801 году объявили о при-
езде в Петербург щеголя Дюрока, — Василий Львович тут
же помчался из Москвы в Петербург, чтобы изучить наряд
высокого гостя. Когда Василий вернулся, друзья узнали его
с трудом. На нем было монументальное жабо, непривычно
короткий фрак, а волосы подстрижены а-ля Дюрок, то
есть в стиле руна барашка. В 1802 году Василий Львович
предпринимает заграничное путешествие. Посещает Фран-
цию, Германию, Англию, удостаивается чести быть приня-
тым Первым Консулом, осматривает Пантеон и берет уро-
ки декламации у знаменитого Тальма. Когда вернулся, при
одном взгляде на него можно было вдохнуть дух Парижа.
Он был с ног до головы одет по последней парижской мо-
де, причесан а-ля Титюс, а голова вылощена и напомажена
модным средством huile antique — «античное масло». Он
так гордился этим, что предлагал дамам в гостиных поню-
хать свой напомаженный череп — пусть насладятся аро-
матом модного благовония!..
Александр обожал своего дядюшку. Заучивал наизусть
50________
Александр Пушкин
его легкие стихи. Прочитал даже поэму «Опасный сосед»,
в которой речь идет о жуткой свалке, происшедшей в до-
ме терпимости1.
Однажды дядюшка Василий, постеснявшись деклами-
ровать при племяннике стихи Дмитриева гривуазного со-
держания, попросил маленького Сашу выйти из комнаты.
«Зачем вы меня прогоняете? — вскрикнул мальчик. —
Я все уже знаю, я все уже слышал».
Вот так — благодаря чтению без разбору, постоянному
присутствию в гостиных, где взрослые ведут дискуссии, ма-
ленький Александр обо всем знает и обо всем наслышан.
Идет ли речь о политике, любви, театре или религии, он в
курсе всего. Это — настоящий рафинированный светский
человек, только что годами не вышел, новоиспеченный ста-
рик-вольтерьянец с розовыми щеками и взглядом ребенка.
Он уже интересуется женщинами, походя вдыхает их ду-
хи, вздыхает, мечтая о странных ласках, о которых знает
только по намекам. Его чувства возбуждены эротическими
стихами, которых он успел столько прочитать. И еще —
сколько вокруг суетится, снует служанок, здоровых покла-
дистых девушек, дефилирующих из комнаты в комнату,
смеются в голос, запрокидывая головы, бросают искромет-
ные взгляды, и, проходя по коридору, слегка обжигают
своим горячим запахом Александр шпионит за ними, сле-
дует за ними по пятам и, конечно, бесится, что он так юн
и так робок, чтобы расцеловаться с ними. И все-таки он
уже больше не тот, прежний мальчуган, на которого не об-
ращали внимания! Ему уже как-никак десять лет, и .его
уже передоверили от нянюшкиных нежностей в могучие
руки дядьки Никиты Козлова.
Этот Никита Козлов был мужиком солидным, с лицом,
обрамленным белокурыми бакенбардами. Вместе с дядь-
кой маленький Пушкин гулял по Москве, добираясь до са-
мых потаенных уголков города, взбирался на колокольню
Ивана Великого, а в 1809 году даже стоял «на высоком 1
1 «Опасный сосед» был напечатан только в 1822 г. (Прим. А. Труайя.)
________51
Анри Труайя________
крыльце» церкви Николы Чудотворца на Мясницкой в
толпе народа, приветствующего кортеж царя Александра I.
Никита Козлов также брал маленького Сашу на народные
празднества, где уличные артисты разыгрывали приключе-
ния Петрушки. Фальшивые носы, парики из пакли, пинки
ногой под зад, ругательства бедного еврея, которому выди-
рают бороду, и все это — под грубый мудрый смех толпы.
Как совместятся в сердце юного Пушкина эти сцены рус-
ской буффонады со сценами фарсов Мольеровых?
Эти прогулки давали юному Пушкину возможность
контактировать с русской жизнью, с русским языком, ко-
торый он немного подзабывал в обществе отца и дядюш-
ки. Славянская культура и западная цивилизация сталки-
вались и соединялись в нем, о чем он, конечно, и не подоз-
ревал. Мог ли он, переходя от рафинированного мира
салонов и гостиных к миру простонародному, который он
лицезрел на улицах, почувствовать, что из этого дуализма,
из этого беспокойства в нем родится голос, никогда преж-
де не слыханный?
«Некогда, — напишет он десятилетия спустя в «Путе-
шествии из Москвы в Петербург», — в Москве пребывало
богатое неслужащее боярство, вельможи, оставившие
двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвред-
ному злоречию и к дешевому хлебосольству; некогда Мо-
сква была сборным местом для всего русского дворянст-
ва, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму.
Блестящая гвардейская молодежь налетала туда ж из
Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела му-
зыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания
два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут моло-
дые люди знакомились между собою; улаживались свадь-
бы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками;
московские обеды (так оригинально описанные князем
Долгоруким) вошли в пословицу. Невинные странности
москвичей были признаком их независимости. Они жили
по-своему, забавлялись как хотели, мало заботясь о мне-
нии ближнего. Бывало, богатый чудак выстроит себе на
52________
Александр Пушкин
одной из главных улиц китайский дом с зелеными драко-
нами, с деревянными мандаринами под золочеными зон-
тиками. другой выедет в Марьину Рощу в карете из кова-
ного серебра 84-й пробы. Третий на запятки четверо ме-
стных саней поставит человек пять арапов, егерей и
скороходов и цугом тащится по летней мостовой. Щего-
лихи, перенимая петербургские моды, налагали и на на-
ряды неизгладимую печать. Надменный Петербург издали
смеялся и не вмешивался в затеи старушки Москвы».
О да, конечно, Пушкин любил эту Москву — немного
сумасшедшую, немного пьяную, которую Вольтер навер-
няка осудил бы. И полюбит ее еще больше, когда, прислу-
шавшись к рассказам родителей, впервые задумается о по-
литической жизни России.
* * *
Общественные игры и чтение эпиграмм в гостиной
Пушкиных все чаще прерывались обеспокоенными дис-
куссиями о будущем страны. После нескольких попыток
сблизиться с Бонапартом, в котором Александр желал ви-
деть «искреннего и бескорыстного сына революции», царь
понял свою ошибку и написал Лагарпу: «Я совершенно из-
менил, как и вы, мой дорогой друг, мнение о Первом кон-
суле. После провозглашения его пожизненным консулом
завеса пала, и с тех пор дело идет все хуже и хуже. Он
начал с того, что сам лишил себя наивысшей славы, ко-
торая может выпасть на долю смертного и которую
ему оставалось стяжать, — славы доказать, что он дей-
ствовал не для себя лично, а единственно для блага и сла-
вы своей родины, что он сохранит верность конститу-
ции, которой присягал, и готов через десять лет сложить
власть, которую держит в руках... Ныне это один из ве-
личайших тиранов, которых порождала история» (ори-
гинал по-французски).
_______53
Анри Труайя
В 1804 году, после убийства герцога Энгиенского, кото-
рое в Европе было расценено как вызов всем защитникам
легитимной власти, Александр I направил в Париж ноту
протеста. Вскоре Франция отозвала из России своего посла.
А на следующий день после отзыва посла генерал Бона-
парт провозгласил себя императором Наполеоном I.
Александр I тут же опрометью бросился вступать в коа-
лицию. Для России это означало замешаться в заварушке,
которая ее абсолютно не касалась и которая могла привес-
ти лишь к новым осложнениям. Война не была ни народ-
ной, ни популярной, ни желанной. Бились, одному Богу ве-
домо зачем, против тех, на чьем языке еще недавно разго-
варивали и чьей культурой так восхищались. Разгром под
Аустерлицем в 1805 году, свершившийся после всего лишь
полутора часов сражения, поражения при Эйлау и Фрид-
ланде в 1807-м привели Александра I к позорному Тиль-
зитскому миру.
По условиям этого мира Александр I присоединялся к
континентальной блокаде, объявленной Наполеоном Вели-
кобритании. Этот шаг являлся непосредственным ударом
по русской экономике. Образованные слои выступали про-
тив альянса, который лишал Россию существовавших из-
давна коммерческих связей. Церковные круги выражали
недоумение, как это столь набожный император всерос-
сийский оказался в руках «антихриста», «существа, заслу-
живающего презрения», как его титуловали в документах,
выпущенных Святейшим Синодом. Да что там говорить,
даже двор окружил Александра I кольцом глухой враждеб-
ности! Во главе оппозиции стала императрица-мать. Вот
что писал граф Стединг королю Густаву IV: «Недовольство
императором все более возрастает; вокруг говорят такие
вещи, что даже слушать страшно».
От экономических последствий поражения пострадала
и семья Пушкиных: после заключения Тильзитского мира
курс русского рубля упал до 16 копеек. Существенно со-
кратились и доходы от имений, и Мария Алексеевна, к
54_______
Александр Пушкин
жестокому огорчению юного Пушкина, вынуждена была
продать Захарово1.
Тем не менее национальный позор и ненависть к импе-
ратору французов не мешали высшему обществу в России
отдавать предпочтение языку победителя перед своим
родным. Как писал в 1805 году канцлер граф Воронцов,
Россия — единственная страна, где пренебрегают родным
языком и где все, что касается родины, чуждо молодому
поколению.
В Санкт-Петербурге юношей из хороших семейств от-
давали в иезуитскую школу, созданную аббатом Николем.
Образование, которое они там получали, было строго
французское, латинское и католическое; оно совершенно
не готовило их к пониманию нравов и обычаев родной
страны. Ученики носили камзолы из черного бархата, с
манжетами, убранными кружевами, ходили, прижав лок-
ти к телу, и разговаривали монотонным голосом.
Вот в этот-то коллегиум .и хотели отдать юного Сашу
родители, когда ему исполнилось двенадцать лет. Но в по-
следний момент, когда императорским указом в 1811 году
был учрежден Царскосельский Лицей, планы Пушкиных
изменились, и они решили отправить сына в это учебное
заведение нового типа. Лицей обосновывался в одном из
флигелей Царскосельского дворца, бок о бок с царской
семьей, и целью его было «образование юношества, осо-
бенно предназначенного к важным частям службы госу-
дарственной и составляемого из отличнейших воспитанни-
ков знатных фамилий». Император передал в дар Лицею
книги из собственной библиотеки. Педагогический персо-
нал включал профессоров с общепризнанной репутацией.
Обучение было бесплатным. Императорским актом преду-
сматривалось принять от 20 до 50 учеников. Поначалу
предполагалось, что в их число попадут и младшие братья
государя — Великие князья Николай и Михаил, но этого 1
1 Захарово, с 57 душами мужского пола, было продано в начале
1811 г., за 45 тыс. рублей ассигнациями. (Прим, пер.)
________55
Анри Труайя_______
не случилось — по-видимому, императрица-мать находила
неприличным слишком тесное общение своих царствен-
ных сыновей с детьми простых смертных.
Попасть в это привилегированное учебное заведение
было вовсе не просто. Требовались рекомендации, аттеста-
ции, хлопоты близких. Пушкины могли вполне рассчиты-
вать на своего друга А.И. Тургенева, влиятельного чиновни-
ка, занимавшего кресло директора Департамента духов-
ных дел иностранных вероисповеданий. 1 марта 1811 года
Сергей Львович Пушкин подает на имя министра народ-
ного просвещения А.К. Разумовского прошение о приеме в
Лицей его сына Александра, в котором указывается, что
А.С. Пушкин «получил воспитание в доме родителя, где
приобрел первые сведения в грамматических познаниях
российского и французского языков, арифметики, геогра-
фии, истории и рисования». 2 июня того же года указом
Александра I Сенату директором Лицея был назначен
В.Ф. Малиновский, давний друг семьи Пушкиных — вот
теперь можно было не опасаться, что кандидатуру юного
Александра ждет провал! 15 июля священник церкви Бо-
гоявления в Елохове Никита Иоаннов выдал свидетельство
о крещении Александра Пушкина. Еще раньше, 23 марта,
Герольдия выдает по запросу Сергея Львовича свидетельст-
во о том, что Александр Пушкин происходит из древнего
дворянского рода. Итак, все документы собраны, можно и
пускаться в путь! Было решено, что дядюшка Василий
Львович сопроводит Александра в Петербург и побудет
при нем до самого его поступления в Лицей. Сестра ба-
бушки вручила отроку «на орехи» сто рублей ассигнация-
ми, которые Василий Львович тут же забрал у него и сунул
себе в карман — так, мол, целее будет — да так никогда и
не отдал племяннику.
Александр Пушкин был рад расстаться с семьей. Он
уже знает цену своим родителям. Ему ведомы узость их
ума и жестокость сердца. К тому же поселиться в Цар-
ском Селе, во флигеле императорского дворца, и носить
форму было весьма соблазнительно.
56________
Александр Пушкин
Единственным существом, с которым ему не хотелось
расставаться, была сестра Ольга, которая плакала по углам
в ожидании его отъезда. Что же касается его младшего
братишки Левушки, то он был слишком мал, чтобы Саша
мог им интересоваться. К тому же Левушка был любим-
цем Надежды Осиповны... Ну, были еще бабушка, няня...
Но о них ли думать, когда ждет Санкт-Петербург со своею
пышностью и туманными легендами?
И вот настал день расставания. Александр и Василий
Пушкины тронулись в путь. Сперва их путь лежал по
Тверской. По обычаю, вся семья проводила путников до
заставы. И, по обычаю же, поругали и экипаж, и почтмей-
стера. Засим, как водится, хныканья, слезы, платочки, обе-
щания и советы. Не плакал один только Александр Пуш-
кин. Его глаза блестели, точно глаза волчонка. От нетерпе-
ния он грыз ногти. Когда возница щелкнул кнутом, он не
смог сдержать улыбку. Глядя на все это, дядюшка Василий
задал себе вопрос, уж не дьяволенка ли везет он с собой в
коляске. Если не дьяволенка, то уж шута точно.
* * *
В Санкт-Петербурге Александр и его дядюшка Василий
наняли комнаты в доме на Мойке — возможно, в знаме-
нитом отеле Демута, где останавливались «равным обра-
зом немецкие портные и английские конюшие, как и по-
слы и господа-чудаки». Там были номера на любой коше-
лек!1 Дядю и племянника Пушкиных сопровождала в пути
юная особа, весьма смазливая и приятная; звали ее Аннет-
та Ворожейкина. Она была дочерью отпущенного на волю
крепостного, и, поскольку Василий Львович был покинут
супругой, Аннетта была ему утешительницей в матримо-
ниальных невзгодах. Все это не составляло тайны для Алек- 1
1 В «Летописи жизни и творчества...» сообщается, что Пушкины и
Ворожейкина сперва поселились в гостинице «Бордо» и оттуда пере-
ехали в частную квартиру на Мойке. (Прим. пер.)
__________57
Анри Труайя_______
сандра. Его, конечно, забавляли усилия, коими дядюшка
пытался скрыть игру. Но что значили соблазны Аннетты
Ворожейкиной перед грандиозным шармом Санкт-Петер-
бурга!
Все в Петербурге было иным, чем в Москве: улицы,
дворцы, люди, небо, да и самый воздух. Здесь не встретишь
ни по-провинциальному тихих бульваров, ни утопающих в
пышной зелени усадеб, скорее похожих на загородные, ни
тропинок к серым палисадникам, увенчанным роскошной
сиренью, напоенной пением птиц, ни маленьких церко-
вок, заснувших под золотыми куполами, как под ночными
колпаками. Нет, здесь, куда ни глянь, все новые фасады,
гранитные набережные, каналы, мосты и площади. И все
это безмерно, безлично и административно. Ото всего веет
ледяным холодом. Город, обряженный в униформу. Город
из камня и воды. Здесь улицы прямые. И пешеходы идут
только прямо. Солнце светит им в правое ухо. По-видимо-
му, ни у кого нет времени прогуливаться перед магазина-
ми. Здесь даже у нищих серьезный, официальный вид, ка-
кого не встретишь у московских христарадников. На фоне
мутного неба высится Петропавловский шпиль. По Нев-
скому проспекту шествуют стражи, вооруженные малень-
кими, отполированными до зеркального блеска топорика-
ми. По мостовым тянутся экипажи — легкие, европей-
ские. И у каждого перекрестка ожидаешь появления
императора.
Приехав в Санкт-Петербург, Василий Львович возобно-
вил свои отношения со столичными писателями. Пишу-
щая братия находилась на точке кипения. Споры о стиле
разделили этих господ на две непримиримые группы. Пер-
вая, возглавляемая адмиралом Шишковым, восставала
против галломании и проповедовала возвращение к древ-
нему церковнославянскому языку. Другие считали абсур-
дом отказ от лексикона, содержащего необходимые тер-
мины, как, например, «панталоны» и «парадокс», под тем
предлогом, что они не отечественного происхождения. Ва-
силий Львович присоединился к новаторам, написал два
«Послания против неграмотных славян» и оказал под-
58_______
Александр Пушкин
держку Карамзину, Жуковскому, Тургеневу и Дашкову в
борьбе против адмиральских атак. Александр Пушкин со-
провождал своего дядюшку на литературные собрания,
слушал и с завистью смотрел на этих знаменитых людей,
горячо болел за их дело и мечтал вырасти под их сенью и в
один прекрасный день заслужить их уважение и дружбу.
Вступительные экзамены в Лицей состоялись 12 августа
1811 года. Возглавлял приемную комиссию сам министр
просвещения Разумовский. В просторном зале с колонна-
ми собралась толпа родителей с детьми в ожидании прие-
ма. Отцы — в мундирах или фраках, сплошь усыпанных
целыми созвездиями орденов. Дети обменивались пытли-
выми взглядами, в которых ясно блистали признаки смыш-
лености. Александра Пушкина сопровождал, как водится,
дядюшка, одетый во все черное; его костюм украшало так-
же надушенное жабо. Его маленькое толстенькое лицо лу-
чилось важностью и удовлетворением. Он делал приветст-
венные знаки направо и налево. Послушаем, какое впечат-
ление об этом важном в жизни дне сложилось у одного из
кандидатов — юного Ивана Пущина:
«У меня разбежались глаза: кажется, я не был из за-
стенчивого десятка, но тут как-то потерялся — глядел на
всех и никого не видал. Вошел какой-то чиновник с бума-
гой в руке и начал выкликать по фамилиям. Я слышу: Ал.
Пушкин! — выступает живой мальчик, курчавый, быстро-
глазый, тоже несколько сконфуженный. По сходству ли
фамилий или по чему другому, несознательно сближающе-
му, только я его заметил с первого взгляда. Еще вглядывал-
ся в Горчакова, который был тогда необыкновенно мило-
виден. При этом передвижении мы все несколько при-
ободрились, начали ходить в ожидании представления
министру и начала экзамена. Не припомню, кто, только
чуть ли не В.Л. Пушкин, привезший Александра, подозвал
меня и познакомил с племянником. Я узнал от него, что
он живет у дяди на Мойке, недалеко от нас. Мы положили
часто видаться». (Из «Записок о Пушкине», 1858.)
Какие же вопросы задавали юному Александру Пушки-
ну в кабинете министра? Представим-ка себе: за столом, в
_______59
Анри Труайя
кресле — сам граф Разумовский, импозантный, весь в ор-
денах; рядом с ним — высокий худощавый человек. Это —
Малиновский, директор Лицея. Он экзаменует своего бу-
дущего ученика. Голос юного Пушкина кажется несколько
необычным. Во-первых, ломка, во-вторых, волнение. Какие
именно вопросы задавали кандидату № 14, этого мы нико-
гда не узнаем. Но вот оценок он удостоился следующих:
«№ 14. Александр Пушкин. В грамматическом позна-
нии российского языка — очень хорошо, в грамматиче-
ском познании французского языка — хорошо, в грамма-
тическом познании немецкого языка — не учился, в ариф-
метике — до тройного правила, в познании общих свойств
тел — хорошо, в начальных основаниях географии и в на-
чальных основаниях истории — имеет сведения». (Из «Спи-
ска кандидатов, удостоенных к поступлению в число вос-
питанников Аицея», август 1811.)
22 сентября 1811 года императором Александром I ут-
вержден список воспитанников Лицея. Из 38 кандидатов
вступительный экзамен выдержали тридцать. Пущин и
Пушкин оказались в их числе.
Работы в здании, отведенном под Лицей, к этому вре-
мени еще не были закончены. В ожидании начала занятий
Пушкин и Пущин не пропускали и дня, чтобы встречаться
друг с другом. Пущин был толстощеким отроком, с серы-
ми, лучистыми и спокойными глазами. Он также не ведал
счастья в родительском доме. Его отец, интендант флота,
был человеком вспыльчивым и чувственным, жил с деви-
цей «низкого происхождения»; мать Пущина считалась су-
масшедшей, ее запирали под замок. Домом заправляли се-
стры маленького Пущина. У юноши были те же литера-
турные вкусы, что и у его друга; он превосходно знал
французский язык и интересовался литературными бата-
лиями эпохи. Он был красивым, понимающим, услужли-
вым. Неугомонный Пушкин удивлял и одновременно ча-
ровал его.
«Из других товарищей видались мы иногда с Ломоно-
совым и Гурьевым, — вспоминал Пущин. — Madame Гурь-
ева нас иногда у. к себе приглашала.
60_______
Александр Пушкин
Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое про-
чел, о чем мы и не слыхали, все, что читал, помнил; но дос-
тоинство его состояло в том, что он отнюдь не думал выка-
зываться и важничать, как это очень часто бывает в те
тоды (каждому из нас было 12 лет) с скороспелками, кото-
рые по каким-либо обстоятельствам и раньше и легче на-
ходят случай чему-нибудь выучиться. Обстановка Пушки-
на в отцовском доме и у дяди, в кругу литераторов, поми-
мо природных его дарований, ускорила его образование,
но нисколько не сделала его заносчивым, — признак доб-
рой почвы. Все научное он считал ни во что и как будто
желал только доказать, что мастер бегать, прыгать через
стулья, бросать мячик и пр. В этом даже участвовало его
самолюбие — бывали столкновения, очень неловкие. Как
после этого понять сочетание разных внутренних наших
двигателей! Случалось точно удивляться переходам в нем:
видишь, бывало, его поглощенным не по летам в думы и
чтения, и тут же внезапно оставляет занятия, входит в ка-
кой-то припадок бешенства за то, что другой, ни на что
лучшее не способный, перебежал его или одним ударом
уронил все кегли. Я был свидетелем такой сцены на Кре-
стовском острову, куда возил нас иногда на ялике гулять
Василий Львович».
Но главным образом Пушкин знакомился со своими
будущими однокашниками на примерках у Малиновского.
В огромном ничем не украшенном зале юноши представа-
ли перед портным, сапожником, шляпником, которые
снимали с них мерки. Портной был бородатым молодцем
с крестьянским лицом и густым голосом, и его юные кли-
енты немного подтрунировали над ним, пока не узнали,
что этот бородач по фамилии Мальгин — ни больше ни
меньше, как первый государев портной.
Лицейская форма включала: двубортную куртку из си-
него драпа, с красным воротником и золочеными пугови-
цами, жилет из белой стеганой ткани, серое пальто с крас-
ными бутоньерками, белые панталоны в обтяжку, сапоги и
треуголку с пером... Разоблачаясь, отроки оглашали зал ве-
селым смехом; кое-кто прятался по углам, боясь показать
_______61
Анри Труайя
свое штопаное нижнее белье или не слишком свежие ман-
жеты. Иные обретали гордую выправку, облачившись в
мундир со стоячим воротником и панталоны, облегающие
ногу. Пушкин — поджарый, стройный, с изящными бед-
рами, прямыми плечами, походил на маленького гордого
барабанщика времен Республики. Пущин был пополнее,
порозовее, а треуголка с пером даже прибавляла его обли-
ку детскости. Два товарища не могли нарадоваться друг на
друга. Им жаль было расставаться с мундирами, и, возвра-
щаясь к себе, они тосковали по золоченым пуговицам, ла-
кированным сапогам и белым жилетам. Частенько Пуш-
кин приглашал друга на чашку чаю, а в отсутствие Василия
Львовича два приятеля оставались с Аннеттой Ворожейки-
ной. «Она подчас нас, птенцов, приголубливала, случалось,
что и прибранит, когда мы надоедали ей нашими разно-
временными шутками», — с нежностью вспоминает Пуш-
кин. Оба приятеля были туманно влюблены в юную преле-
стницу:
«Именно замечательно, что она строго наблюдала, чтоб
наши ласки не переходили границ, хотя и любила с нами
побалагурить и пошалить, а про нас и говорить нечего: мы
просто наслаждались непринужденностью и некоторой
свободою в обращении с милой девушкой».
...13 октября 1811 года воспитанники Лицея съехались
в Царское Село. Разумеется, и юный Пущин покинул Санкт-
Петербург и направился к новому месту жительства. Ли-
цейский инспектор отвел его на третий этаж и показал
предназначенную для него комнатку. Над дверью была по-
мещена черная табличка с надписью: № 13. ИВАН ПУ-
ЩИН. Пущин поглядел на дверь слева и прочел: № 14.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН.
Глава 4
ЛИЦЕЙ И ЕГО ПРОФЕССОРА
Торжественное открытие Царскосельского Лицея было
назначено на 19 октября 1811 года. Прежде сего числа не
было никаких официальных курсов, но профессора охотно
62_______
Александр Пушкин
общались со своими будущими питомцами — проводили
занятия, расспрашивали об их вкусах и пристрастиях и та-
ким образом, знакомясь, приучали юношей к себе.
Накануне знаменательной даты министр народного
просвещения провел репетицию церемониала в полной
форме, «то есть вводили нас известным порядком в залу,
ставили куда следует, по списку вызывали и учили кланять-
ся по направлению к месту, где будет сидеть император и
высочайшая фамилия», — вспоминал Пущин.
И вот великий день настал... С самой зари лицеисты об-
лачались в парадные мундиры, прихорашивались и не мог-
ли наглядеться на себя в зеркала. Инспекторов и гуверне-
ров было не узнать: бледные как полотно, почти что сума-
сшедшие и все-таки торжествующие! То подбегают к окну,
то в сотый раз проверяют, в порядке ли форма у отроков,
выстраивают их по трое, снова распускают строй и снова
собирают, и снова выглядывают в окна — не едут ли высо-
кие гости!
А вот и они! Сам император, обе императрицы, пред-
ставители августейшей семьи, знатные вельможи, минист-
ры, члены Государственного Совета изволили пожаловать
на церемонию. Торжества начались в придворной церкви,
где в присутствии высочайших особ служили литургию и
молебен с водосвятием; ну, а виновники событий — юные
лицеисты1 — наблюдали за действом с хор. После торже-
ственной службы священники прошествовали по залам
Лицея, окропляя водою и стены, и тех, кому предстояло в
них учиться.
Затем все участники торжества собрались в Большом
зале Лицея — огромном, белом с золотой отделкой поме-
щении. Искусно украшенный плафон поддерживали дори-
ческие колонны; стены были расписаны фресками на ан-
тичные темы. Тут и лавровые венки, и римские орлы, и ат-
рибуты военной брани. В центре поставлен был длинный 1
1 Отметим, что гордое существительное «лицеист» появилось мно-
го позже; юного Пушкина сотоварищи называли просто «лицейски-
ми». (Прим, пер.)
________63
Анри Труайя
стол, покрытый красным сукном с золотою бахромой. По
правую сторону стола стояли лицеисты в три ряда, а перед
ними навытяжку — гувернеры, инспекторы и сам дирек-
тор Лицея. Слева теснились профессора и другие чиновники
лицейского управления. Остальное пространство Большого
зала было уставлено рядами кресел для публики. Когда ро-
дители воспитанников и высшие сановники из Петербурга
заняли отведенные для них места, министр Разумовский —
пухлый, бледный, с завитыми кудрями — приказал от-
крыть двери для августейших особ. Двери отворились, и
государь предстал взорам собравшихся в зале. Он казался
очень высоким на взгляд; голубой мундир стеснял его
крупные плечи, только что не треща на них Под его гладким
бледным лбом блестели светлые глаза, окаймленные румя-
ною маской. Маленький ротик, с губами, сложенными ви-
шенкой, весьма грациозно выражал женское тщеславие.
Александр I явился в сопровождении царствующей им-
ператрицы, императрицы-матери, Вел. кн. Анны Павловны
и сутулого, заспанного и недовольного Вел. кн. Константи-
на Павловича.
Император занял место за красным столом, а члены ав-
густейшей семьи — в первом ряду кресел. Позади них, ряд
за рядом, сидели исполненные достоинства, изборожден-
ные морщинами престарелые дамы, юные особы с брилли-
антовыми шифрами на плече, месье во фраках, родители
лицеистов и дядюшка Василий Львович...
Посредине стола покоилась высочайшая грамота, даро-
ванная Лицею. Сей исторический документ был выписан
на пергаменте, украшенном рисунками, и убран золоченой
парчой с ленточками и бахромой с шишечками.
Лицеисты взирали слегка испуганные на весь этот бли-
стающий калейдоскоп мундиров, орденов, золоченых галу-
нов, лорнетов и озаренных благим просвещением лиц. Не-
ужели и впрямь ради них собрались здесь самые высоко-
поставленные особы империи? Чем заслужили они столь
исключительное внимание? Как поверить, что все проис-
ходящее — не сон, который держит их всех в чудном
обаянии? Но вот двое адъюнкт-профессоров развернули
64_______
Александр Пушкин
высочайшую грамоту перед Мартыновым — директором
департамента министерства народного просвещения. Дре-
безжащим, тонким голосом Мартынов зачитал Манифест
об учреждении Лицея:
«Приняв от Источника Премудрости скипетр, мы удо-
стоверены были, что бессмертным светом сиять он будет
тогда токмо, когда в пределах Державы Нашей исчезнет
мрак невежества...»
Вслед за Мартыновым настал черед говорить Малинов-
скому. Он выступил на своих длинных тощих ножках, на-
клонив грудь вперед; лицо его было бледным, как смерть.
Казалось, что этого доброго, робкого человека пригнули к
земле награды и заслуги аудитории. Листки, на которых
была записана речь, так и плясали в его пальцах. Его расте-
рянный взгляд искал сосредоточенного взгляда голубых
глаз императора. Внезапно до лицеистов дошло, что Мали-
новский что-то такое вещает — и то только потому, что
его губы настоятельно шевелятся. Уследить за этим нев-
нятным бормотанием было решительно невозможно. Уда-
валось лишь уловить: «Ваше величество», потом снова: «Ва-
ше величество», затем: «Лицей будет воскрылять молодые
таланты к приобретению славы истинных сынов отечества
и верных сынов престола...»1 И затем снова: «Ваше величе-
ство...», «Ваше величество...».
«Заметно было, что сидевшие в задних рядах начали пе-
решептываться и прислоняться к спинкам кресел. Прояв-
ление не совсем ободрительное для оратора, который, кон-
чивши речь свою, поклонился и еле живой возвратился на
свое место. Мы, школьники, больше всех были рады, что
он замолк: гости сидели, а мы должны были стоя слушать
его и ничего не слышать», — вспоминал Пущин. 1
1 Волнение Малиновского объясняется тем, что он принужден был
читать не свою речь, забракованную Разумовским, а речь, сочиненную
Мартыновым. В воспоминаниях декабриста А.Е. Розена читаем: «Мали-
новский был необыкновенно скромен и проникнут важностью цере-
монии... и должен был произнести речь, которая десятки раз была пе-
реправлена предварительною цензурою; так мудрено ли, что он был
смущен...» (Прим, пер.)
________65
Анри Труайя______
Публика словно окостенела от неподвижности и тоски.
Пожилые господа покашливали, втягивали носом духи из
флаконов, дамы болтали между собою о том о сем, при-
крываясь перламутровыми веерами. Торжество грозило
обернуться катастрофой. Уже и сам император наверняка
сожалел о том, что дал себе труд почтить его своим при-
сутствием. Из-за чрезмерного пристрастия к артиллерий-
ским учениям он сделался туг на ухо, а голоса у всех этих
профессоров точно у кисейных барышень — где уж им
пробиться сквозь его слабый слух!
И вот слово предоставляется Куницыну, профессору
философии, морали, естественного права и политической
экономии. Это был молодой человек среднего роста, пле-
чистый, с открытым лицом, обрамленным тонкими бакен-
бардами. Перекрывая не утихавшую в зале болтовню, он
начал свою речь вибрирующим голосом, который пробу-
дил аудиторию и самого императора. В противополож-
ность своему предшественнику Куницын обращался не к
государю, а к лицеистам. Более того, в продолжение всей
речи о государе не было упомянуто ни разу. «Любовь к
славе и Отечеству должны быть вашими руководителя-
ми!» — восклицал он. Александр I был в восторге от этой
маленькой дерзости. Он чувствовал себя либералом до моз-
га костей! Большим либералом, чем его заклятый недруг
Наполеон! Царь улыбался...
Когда Куницын завершил речь, заслужившую всеобщее
внимание и одобрение, государь склонился к министру и
кое-что шепнул ему на ухо. Императорским указом Куни-
цыну был пожалован крест Св. Владимира 4-й степени.
После речей лицеистов стали вызывать по списку; каж-
дый, выходя, кланялся императору, который очень благо-
склонно вглядывался в юное племя и терпеливо отвечал на
неловкие поклоны отроков. А тем только того и хотелось,
чтобы церемония скорее кончилась, потому что в столовой
их ожидал превосходный обед. «Осмотрев заведение, —
вспоминал Иван Пущин, — гости Лицея возвратились к
нам в столовую и застали нас усердно трудящимися над
супом с пирожками. Царь беседовал с министром. Импе-
66_______
Александр Пушкин
ратрица Марья Федоровна попробовала кушанье. Подошла
к Корнилову, оперлась сзади на его плечи, чтоб он не при-
поднимался, и спросила его: «Карош суп?» Он медвежон-
ком отвечал: «Oui, monsieur!» Сконфузился ли он и не знал,
кто его спрашивал, или дурной русский выговор, которым
сделан был ему вопрос, — только все это вместе почему-то
побудило его откликнуться на французском языке и в му-
жеском роде. Императрица улыбнулась и пошла дальше,
не делая уже больше любезных вопросов». Но худо было
бедному Корнилову, который сразу «попал на зубок» —
долго потом однокашники преследовали его кличкой «Мо-
сье»! Видно, бедняге не раз случалось поперхнуться, беря
ложку супу в рот...
В углу зала, у окошка, Вел. кн. Константин Павлович по-
щекотывал и пощипывал свою сестру — Вел. кн. Анну
Павловну. Чувствовалось, что праздник подходил к концу,
что отношения расслабляются и что внезапно все чувство-
вали себя как дома. И вот наконец высокие сановники по-
кинули Лицей и отправились на обед к графу Разумовско-
му. Не остались обиженными и лицеисты: «Вечером нас
угощали десертом a discretion1 вместо казенного ужи-
на», — вспоминал Пущин. Вокруг Лицея светилось множе-
ство плошек, а на балконе горел щит с вензелем государя.
Выйдя из-за стола, виновники торжества сбросили парад-
ные мундиры и ринулись в заснеженный сад. Было холод-
но; на выбеленной земле и тяжелых от снежной ноши ело-
вых ветвях трепетали, точно огненные крылышки, отсветы
плошек. Смеясь и толкаясь, те самые мальчишки, которых
профессор Куницын всего только несколько часов назад
величал «столпами Отечества», теперь самозабвенно швы-
рялись снежками под сенью императорского вензеля.
Но в конце концов дортуар принял в себя это сонное
стадо, и три десятка изнуренных мальчишек, оставшись
поодиночке, .невнятно молились под одеялами, поминая
имена родных. Родители были так далеко; Лицей был та- 1
1 Сколько угодно, вволю (фр.").
Анри Труайя_______
кой огромный. Он напоминал корабль, отправившийся в
дальнее странствие. Плавание будет долгим. Целых шесть
лет.
* * *
Пущин оставил подробное описание лицейской жизни
в Царском Селе.
«Для Лицея отведен был огромный, четырехэтажный
флигель дворца, со всеми принадлежащими к нему строе-
ниями. Этот флигель при Екатерине занимали Великие
княжны: из них в 1811 году одна только Анна Павловна
оставалась незамужнею.
В нижнем этаже помещалось хозяйственное управле-
ние и квартиры инспектора, гувернеров и некоторых дру-
гих чиновников, служащих при Лицее; во втором — столо-
вая, больница с аптекой и конференц-зала с канцелярией;
в третьем — рекреационная зала, классы (два с кафедрами,
один для занятий воспитанников после лекций), физиче-
ский кабинет, комната для газет и журналов и библиотека
в арке, соединяющей Лицей со дворцом чрез хоры при-
дворной церкви. В верхнем — дортуары». Дортуар пред-
ставлял собою коридор с лестницами на двух концах;
справа и слева перегородками отделялись комнаты. В каж-
дой — железная кровать, комод, бюро, зеркало, стул, туа-
летный столик; на бюро — чернильница и подсвечник со
щипцами. Комната Пушкина, под номером 14, была край-
ней в ряду — таким образом, сосед у Пушкина был только
один, его друг Пущин тринадцатый номер; два друга часто
тихонько'болтали ночами, прислонив щеки к перегородке
каждый со своей стороны. На этажах освещение было
ламповое1; во втором и третьем паркетные полы. В зале —
зеркала во всю стену и обитая штофом мебель. Лицей ок- 1
1 Что по тем временам почиталось большой роскошью — Россия
еще сидела при сальных, в лучшем случае восковых, свечах. Заправля-
лись лампы конопляным маслом — о керосиновом освещении тогда и
не помышляли. (Прим. пер.)
68_______
Александр Пушкин
ружали обширные царскосельские сады со множеством
зябнущих в северном климате статуй, новых монументов в
честь побед русского оружия, миниатюрных гротов и тон-
коструйных водометов. В этом роскошном Лицее, уни-
кальном не то что в России, но пожалуй что и в целом ми-
ре, по словам Пущина, «по возможности, были соединены
все удобства домашнего быта с требованиями обществен-
ного учебного заведения».
Лицеисты просыпались в шесть утра под звук колокола,
в спешке умывались и, облачившись в учебную форму, со-
стоявшую из синих панталон и синего же редингота с
красным воротником, спускались на общую молитву в зал.
Классы начинались в семь утра и продолжались до девяти,
затем лицеисты пили чай и отправлялись на прогулку.
С десяти часов классы возобновлялись; в полдень они сно-
ва шли на прогулку, а в час — на обед. С двух до трех да-
вался урок либо каллиграфии, либо рисования; с трех до
пяти — вновь различные занятия. В пять часов чай, в
шесть прогулка, потом — повторение уроков или вспомо-
гательный класс. По средам и субботам проходили уроки
танца либо фехтования. Каждую субботу тридцать юно-
шей в обязательном порядке отправлялись в баню — та-
ков русский обычай! В половине девятого давался звонок к
ужину; после оного юношам давали волю побегать, поиг-
рать в мяч в зале третьего этажа, пока в десять часов вече-
ра не погасят огни.
Впрочем, послушать другого свидетеля — соученика
Пушкина Илличевского — так в стенах Лицея царят задор
и вольница. Должно быть, не без некоторого преувеличе-
ния пишет он из Лицея своему приятелю в апреле 1812
года: «Учимся в день только семь часов и то с переменами,
которые по часу продолжаются. На местах никогда не си-
дим, кто хочет учится, кто хочет гуляет. Уроки, сказать по
правде, не весьма велики, в праздное время гуляем, а нын-
че начинается лето и мы с утра до вечера в саду, который
лучше всех летних петербургских».
_______69
Анри Труайя_______
На ночь в коридоре зажигали дежурные лампадки, и
дядька, обутый в туфли из войлока, медленным шагом
прохаживался по коридору, ворча на неугомонных отро-
ков, которые все никак не хотели засыпать.
Бельем лицеистов ведала особая кастелянша. На каж-
дой вещи были напечатаны номер и фамилия владельца.
Нательное белье менялось два раза в неделю, постельное
белье и скатерти — один раз. «Обед состоял из трех блюд,
по праздникам четыре, — вспоминал Пущин. — За ужи-
ном два. Кушанье было хорошо, но это не мешало нам
иногда бросать пирожки Золотареву в бакенбарды. При
утреннем чае — крупитчатая белая булка, за вечерним —
полбулки. В столовой, по понедельникам, выставлялась
программа кушаний на всю неделю. Тут совершалась мена
порциями по вкусу». Поначалу лицеистам даже выдавали
за обедом по полстакана портеру, но, когда война 1812 го-
да разорила российскую казну, на всем приходилось эко-
номить, и с заморского питья лицеистов перевели на род-
ной квас, а то и вовсе на чистую воду.
В сем образцовом учебном заведении учащимся не при-
ходилось даже чистить одежду, наводить глянец на сапоги
и убирать комнаты — прислуга освободила юную элиту от
всех забот бренной жизни. Один из дядек, Леонтий Ке-
мерский, даже устроил «уголок», где втихомолку продавал
лицеистам конфеты, шоколад, где можно было выпить
чашку кофею и даже рюмку запрещенного ликеру.
Через несколько дней после открытия Лицея явилась
весть, всерьез огорчившая Пушкина и его юных друзей.
В один прекрасный вечер, когда ничего не подозревавшие
лицеисты сидели за чаем, входит директор и объявляет,
что получил предписание министра, запрещавшее уча-
щимся выезжать из Лицея, а родным дозволялось посе-
щать их по праздникам. «Это объявление категориче-
ское, — писал Пущин, — которое, вероятно, было уже
предварительно постановлено, но только не оглашалось,
сильно отуманило нас всех своей неожиданностию». Едва
директор покинул столовую, от стола к столу пронесся уг-
70_______
Александр Пушкин
рожающий ропот. Лицеисты негодовали, даже твердили о
беззаконности такой меры стеснения, о которой их не по-
ставили в известность при поступлении в Лицей. И то ска-
зать, царскосельские пансионеры внезапно оказались от-
резанными от внешнего мира, словно заключенными в
стеклянную теплицу с непонятной целью искусственного
и жестокого вызревания. Как писал другой однокашник
Пушкина, барон Корф, в течение шести лет учебы их не
выпускали из Царского Села даже в Петербург, но и в са-
мом Царском Селе, в течение первых трех-четырех лет,
лицеистам не дозволялось выходить за стены Лицея, а ко-
гда родители и близкие приезжали в Царское Село, им
разрешалось видеться с лицеистами в Большом зале либо
гулять с ними по садам.
* * *
Учеба началась 23 октября 1811 года. Императорский
указ определял длительность учебного курса в шесть лет и
разделял его на две части, по три года каждая: курс началь-
ный и курс окончательный. Образование предусматрива-
лось общее, без специализации, но с преобладанием гума-
нитарных наук. «Нравственные науки» должны были стать
в Лицее основными: «Под именем наук нравственных
здесь заключаются все те познания, кои относятся к нрав-
ственному положению человека в обществе, и, следова-
тельно, понятия об устройстве гражданских обществ, о
правах и обязанностях, отсюда возникающих». Второе ме-
сто отдавалось наукам физическим и математическим, в
том числе сферической тригонометрии и прикладной ма-
тематике. В разделе о науках исторических отмечалось, что
«история должна быть делом разума», а предмет ее следо-
вало представлять как «шествие нравственности... в разных
превращениях государств». Предпочтительное место отда-
валось изучению русской истории. В классе словесности
изучались, помимо прочего, лингвистика, стилистика, эсте-
тика, риторика. К «изящным искусствам» относились не
_______71
Анри Труайя
только упоминавшиеся выше рисование и каллиграфия, но
и уроки танцев, гимнастики, фехтования и даже плавания.
К означенному прибавлялись уроки психологии, военной
стратегии, истории религии, логики и множество других
дисциплин — французской и немецкой риторики и, «по
возможности, архитектуры»...
Короче говоря, программа была столь обширной и не-
обузданной, что никакой человеческой жизни не хватило
бы, чтоб осилить ее. Да что говорить, самим профессорам
достало ума проигнорировать весь этот пышный перечень
наук и воспитывать юношей согласно собственной фанта-
зии и собственным знаниям
Этот метод рисковал привести к краху. И все-таки он
оказался превосходным И все благодаря удачно подобран-
ному преподавательскому составу Лицея.
Оглядываясь на особенности эпохи, можно сказать, что
этот подбор был поистине подвигом. Русская нация тех
времен оставалась, по существу, необразованной. Гимназий
было совершенно недостаточно1; факультеты представляли
собою, скорее, собрания, где упражнялись в красноречии.
Так, в 1822 году в Казанском университете насчитывалось
40 студентов, в Санкт-Петербургском — 38 профессоров и
полсотни студентов, из коих 17 юристов, 6 философов и 4
математика. Профессоров выписывали главным образом
из Германии. Всего лишь за каких-нибудь восемь лет до
открытия Царскосельского Лицея был издан император-
ский указ, предписывающий профессорам — как русским,
так и иностранным — читать курсы на русском языке. По
этому поводу А.И. Тургенев пишет с наивной радостью:
«В здешнем (Санкт-Петербургском. — С.Л.) Педагогиче-
ском институте иначе и не преподают ни одной лекции,
как на русском языке. Даже и политическая экономия
преподается теперь на русском» (1809 г.).
И впрямь, Россия только-только пробуждалась от дол- 1
1 Только с 1804 г. мужская гимназия становится основным типом
средней общеобразовательной школы в России. (Прим, пер.)
72________
Александр Пушкин
того сна. Она по-прежнему не обладала ни научным язы-
ком, ни языком литературным. Она вся запуталась во
французских, английских и немецких маниях. Это было
царство подражания, плагиата и поношения всего отечест-
венного. Таков был интеллектуальный образ страны, пред-
стававший перед поистаскавшимися модами Европы. Это
было отвержение русского духа самими русскими.
Каким же чудом удалось отыскать для этих тридцати
царскосельских мальчишек талантливых педагогов, способ-
ных возвысить их до новой, обретшей утонченный вкус,
русской культуры? Чем сделался бы Пушкин, попади он в
иезуитский колледж аббата Николя?
Среди педагогов, учивших Пушкина, назовем Кайдано-
ва, автора многочисленных исторических сочинений, и
профессора истории Куницына — того самого, что полу-
чил награду от императора вослед своей блистательной ре-
чи при открытии Лицея. Куницын слыл завзятым либера-
лом — он не колеблясь клеймил крепостное состояние пе-
ред своими учениками. Он был горячим поборником
«естественного права», коему позже посвятил целую кни-
гу, в которой власти выявили сию святотатственную фразу:
«Каждый человек внутренне свободен и зависит только от
законов разума. А посему другие люди не должны упот-
реблять его как средство для своих целей». В 1821 году его
уволили из Лицея и вообще запретили педагогическую
деятельность1.
Лицеистам была по душе экзальтированная широта ду-
ши Куницына, и они, сами того не осознавая, проникались
его идеями. Позже эта любовь к независимости, этот ужас
перед социальной несправедливостью приведет иных в ряды 1
1 Правда, более серьезных санкций против Куницына не последо-
вало. Ему предоставили место в канцелярии министерства финансов,
затем перевели во Второе отделение собственной его императорского
величества канцелярии, где он занимался, между прочим, составлением
Свода законов. Видимо, Александр I понимал, что Куницын, с его глу-
бокими знаниями в области права и экономики, был нужнее в столи-
це, чем в Сибири. (Прим. пер.)
_______73
Анри Труайя---------
заговорщиков, к мятежу, а потом и в узилище. В 1822 году
Пушкин, оскорбленный неправедным изгнанием дарови-
того педагога из Лицея, напишет в своем «Первом посла-
нии к цензору»:
А ты, глупец и трус, что делаешь ты с нами?
Где должно 6 умствовать, ты хлопаешь глазами.
Не понимая нас, мараешь и дерешь;
Ты черным белое по прихоти зовешь;
Сатиру — пасквилем, поэзию — развратом,
Глас правды — мятежом, Куницына — Маратом.
Немного позже, в Михайловском, он посвятит любимо-
му педагогу такие строки:
Куницыну дань сердца и вина.
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена.
У Пушкина в Лицее было два профессора российской
словесности. Первый, Кошанский, тридцати шести лет —
дело молодое! — позерствовал, точно франт, волочился за
женщинами, свободно изъяснялся по-французски и сочи-
нял тяжеловесные и нудные элегии. Сторонник писателей
старой школы, автор трактата по риторике и антологии
«Цветы Греческой Поэзии» (1811), он поощрял литератур-
ные таланты в своих учениках. Да только вот лицеисты
слушали его уроки — и не следовали его советам: Кошан-
ский обожал лирику помпезную, наполнял свои стихи ми-
фологическими аллюзиями и возбранял лицеистам упот-
реблять в своих стихах такие тривиальные выражения, как
«выкопать колодезь» или «перейти через площадь». А ли-
цеисты зачитывались сочинителями-новаторами Жуков-
ским и Карамзиным, друзьями вольного вдохновенья и
простоты. Они писали на Кошанского сатирические ку-
плеты, высмеивали его стихи, печатавшиеся в «Вестнике
Европы» бок о бок с их собственными сочинениями. Что
ни говори, а преподавание Кошанского было делом благо-
творным — ввиду оппозиции, которую он находил в лице
74________
Александр Пушкин
своей аудитории. Профессор возбуждал в ней враждеб-
ность к собственному пиитическому творчеству, но при
этом подхлестывал интерес к поэзии вообще. Он подстре-
кал ее к насмешкам, но равным образом вызывал на со-
перничество. Послушаем Пущина:
«Как теперь вижу тот послеобеденный класс Кошан-
ского, когда, окончив лекцию несколько раньше урочного
часа, профессор сказал: «Теперь, господа, будем пробовать
перья: опишите мне, пожалуйста, розу стихами». Наши
стихи вообще не клеились, а Пушкин мигом прочел два
четверостишия, которые всех нас восхитили. Жаль, что не
могу припомнить этого первого поэтического его лепета.
Кошанский взял рукопись к себе»1.
Кошанский признавал талант Пушкина, но долго видел
в нем не столько поэта, сколько проказливого сорванца.
Стихи молодого человека были слишком легки, рифмы
слишком фантастичны, а лексикон, с позиции его прихоти,
слишком прозаичен. Послушать Кошанского, пиитические
опыты юного проказника вовсе не искусство, но развлече-
ние. В ответ на эту критику Пушкин сочинил стихотворе-
ние «Моему Аристарху», в котором раскрывает секрет
своего творческого вдохновения:
Сижу ли с добрыми друзьями,
Лежу ль в постеле пуховой,
Брожу ль над тихими водами
В дубраве темной и глухой,
Задумаюсь, взмахну руками,
На рифмах вдруг заговорю —
И никого уж не морю
Моими резвыми стихами...
1815 1
1 Известно лицейское стихотворение «Где наша роза, друзья
мои?», но критики относят его к 1815 году. Если Пущин не ошибся в
датировке («не то в 1811 году, не то в начале 1812 года»), стихотворе-
ние, о котором он упоминает, следует считать утраченным. (Прим,
пер.)
________75
Анри Труайя________
В 1814 году бедолага Кошанский, который пил как боч-
ка, тяжко захворал1.
Страстный поклонник Канта и Шеллинга, молодой
идеалист Галич был личностью пылкой, честной, симпатич-
ной и образованной — пожалуй, даже слишком образо-
ванной для своих юных слушателей. Как профессор уни-
верситета он не оставлял желать лучшего; но снизойти до
более элементарного уровня, требовавшегося в Царско-
сельском Лицее, ему было непросто. Он привык к универ-
ситетской аудитории, но со школярами ему приходилось
туго — те не слушались его ни в какую. Тогда он решил
позабыть свою науку и предпочесть общение с лицеиста-
ми на равных. И очень скоро заручился дружбой своих
учеников — уроки у Галича превратились в радостные и
необузданные споры. Его любили. С ним шутили. Ему тай-
ком поверяли стихи. Порою Галич, увлекшись беседой и
чтением русской книжки, спохватывался, раскрывая том
Корнелия Непота: «А теперь, господа, потреплем старика!»
(Это выражение даже вошло в поговорку у лицеистов...)
И мальчишки со смехом брались за перевод отрывка из
трактата «О знаменитых людях», стремясь перещеголять
друг друга в прилежании... Да и не одни только лицеисты
вспоминали о Галиче с теплотою! Как вспоминал ученик
Галича по Благородному пансиону, закадычный друг Пуш-
кина Соболевский, «с добрым Галичем мы делали разные
фарсы и всегда дружественные: мы, так сказать, с ним за-
одно дурачили начальство».
А 17 марта 1834 года Пушкин записал в своем дневни-
ке: «Вчера было совещание литературное у Греча... Тут я
встретил доброго Галича и очень ему обрадовался. Он был
некогда моим профессором и ободрял меня на поприще,
мною избранном. Он заставил меня написать для экзаме-
на 1814 года мои «Воспоминания в Царском Селе». 1
1 После полуторалетнего лечения Кошанский все же вернулся в
Лицей и, выпустив своих первых питомцев, прослужил в нем до 1828 г.
(Прим. пер.)
76________
Александр Пушкин
Галич сам не был поэтом, но любил стихотворцев и по-
лагал, что понимает их. Пушкин посвящал ему стихи, ис-
полненные горячей дружбы, в которых он называл его «со-
седом по Пинду», «парнасским бродягой»... Но это было
такою же поэтической вольностью, как и «жирные утрен-
ние пиры», кружки с «пивом золотым»... Разудалые пируш-
ки, о которых Пушкин упоминает в своих строках, своди-
лись к чаепитиям в рекреационном зале Лицея или даже в
комнате у Галича. Но все же они возымели на Пушкина
определенное воздействие. В глазах своих учеников моло-
дой Галич являл собою некий идеал эпикурейца, льстив-
ший их воображению. Судьба этого незаурядного человека
оказалась плачевной. В августе 1821 года попечитель Санкт-
Петербургского университета Д.П. Рунич обвинил его в
развитии антихристианских теорий в сочинении «Исто-
рия философских систем». «Вы явно предпочитаете, — го-
ворил ему обвинитель, — язычество христианству, распут-
ную философию девственной невесте Христовой церкви,
безбожного Канта Христу, а Шеллинга духу Христову».
В ответ на это Галич написал: «Сознавая невозможность
опровергнуть предложенные мне вопросные пункты, про-
шу не помянуть грехов юности и неведения». Противники
триумфально отвели его в церковь, чтобы окропить святой
водою... Велено было отстранить Галича от преподавания, а
в 1837 году его вовсе уволили из университета. Не находя
понимания у супруги, с которой у него были вечные нела-
ды, он посвятил свою деятельность двум огромным сочи-
нениям: «Общественное право» и «Философия истории че-
ловечества». Но в 1840 году на его даче случился пожар,
истребивший библиотеку и все рукописи. Жизнь потеряла
для него всякий смысл; бросив работу, Галич запил и умер
в нищете — и физической, и моральной.
Среди других лицейских педагогов назовем профессора
французской словесности мосье де Будри, который был не
кем иным, как младшим братом самого Марата. Закончив
обучение в Женевской академии, молодой Давид Марат
был приглашен в качестве преподавателя в одну русскую
_______77
Анри Труайя-------
семью. Поскольку Жан-Поль Марат стяжал слишком уж
громкую славу, Давид Марат обратился к Екатерине Вто-
рой с ходатайством о перемене ему имени на де Будри —
по местечку Будри в швейцарском кантоне Нойшаттель,
где он родился. Впоследствии Будри открыл небольшое за-
ведение, изготовлявшее серебряные и золотые ткани, ко-
торые были в таком спросе у окружения Екатерины.
С восшествием на престол Павла I мода прошла, Будри ра-
зорился, прикрыл мастерскую и вновь вернулся к частным
урокам. Приглашенный в качестве профессора француз-
ской словесности в Царскосельский Лицей, он проявил се-
бя как активный и суровый педагог. Внешне это был смеш-
ной старичишка-коротышка, заскорузлый и с брюшком,
на голове промасленный и перепудренный парик. Умывал-
ся он редко, нательное белье менял раз в месяц. Страстью
его была дикция, и в частности театральная. Он репетиро-
вал и разыгрывал перед своими учениками французские
пьески, в которых устранял женские роли, заменяя воз-
любленных друзьями героев. По словам Пушкина, де Буд-
ри глубоко почитал память своего брата; однажды, расска-
зывая ученикам о Робеспьере, заявил следующее:
— Это он тайком вооружил руку Шарлотты Корда и
сделал из этой юной особы второго Равайяка.
«Впрочем, Будри, — вспоминал Пушкин, — несмотря
на свое родство, демократические мысли, замасленный
жилет и вообще наружность, напоминающую якобинца,
- был на своих коротеньких ножках очень ловкий придвор-
ный». А вот отзыв этого педагога о «Французе»:
«Он проницателен и даже умен. Крайне прилежен, и
его приметные успехи столь же плод его рассудка, сколь и
его счастливой памяти, которые определяют ему место
среди первых в классе по французскому языку». (Но-
ябрь — декабрь 1811.)
Ну и, конечно, профессор Карцов — тяжеловесный че-
ловечек с желтоватым оттенком кожи и неуклюжими дви-
жениями, презиравший тех, кто выказывал слабость по его
78_______
Александр Пушкин
предмету. Но все же нашлось исключение из этого пра-
вила.
<„> «надо сказать: все профессора смотрели с благого-
вением на растущий талант Пушкина. В математическом
классе вызвал его раз Карцов к доске и задал алгебраиче-
скую задачу, — вспоминает закадычный друг поэта. —
Пушкин долго переминался с ноги на ногу и все писал
молча какие-то формулы. Карцов спросил его наконец:
«Что ж вышло? Чему равняется икс?» Пушкин, улыбаясь,
ответил: нулю! «Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все
кончается нулем. Садитесь на свое место и пишите стихи».
Каждый из этих профессоров, таких разных по багажу
знаний, по темпераменту и по сложившимся судьбам, сыг-
рал свою роль в интеллектуальном становлении Пушкина.
Стоял над ними всеми директор Лицея — мягкий и за-
думчивый Малиновский. Автор книги «Рассуждения о вой-
не и мире», он, более чем за столетие до Вильсона1, ратовал
за создание масштабного сообщества наций, в обязанно-
сти которого входило бы урегулирование споров между
различными европейскими странами. В 1802 году Мали-
новский обратился к канцлеру графу Кочубею с проектом
«Об освобождении рабов»; переводил Библию на русский,
публиковал журнал. «Осенние вечера». Не кто иной, как он
подбирал педагогический персонал Лицея, разрабатывал
правила внутренней дисциплины и с самого начала опре-
делял общий дух преподавания. Малиновский был ярым
врагом принуждений, наказаний и зубрежки. По его мне-
нию, получение детьми образования должно сопровож-
даться радостью. Он побуждал профессоров дискутировать
со своими питомцами, развлекать их чтением книг, вызы-
вать в них дух соперничества посредством литературных
состязаний. Сам он охотно принимал лицеистов у себя на
квартире. Его безвременная кончина после неполных трех 1
1 Труайя имеет в виду 28-го президента США Томаса Вудро Виль-
сона (1856—1924), выдвинувшего в 1918 г. программу мира — так на-
зываемые «Четырнадцать пунктов». (Прим. пер.)
________79
Анри Труайя
лет успешного директорства явилась тяжелым ударом для
лицейских юношей, которые привыкли видеть в нем стар-
шего товарища — снисходительного, добродушного, пусть
и со слабинкой.
После кончины Малиновского в Лицее наступает зло-
счастный период «междуцарствия», как называет его сам
Пушкин. Директорство Лицеем вверялось в руки профес-
соров, лишенных настоящего авторитета, вроде упоминав-
шегося выше Кошанского или австрийца Гауншильда и,
наконец, отставного подполковника Фролова. Этот неве-
жественный нечопорный солдафон полагал, что Руссо —
женщина, а зовут ее Эмилия. Он выстраивал лицеистов в
колонны для похода на молитву, рассаживал в столовой со-
гласно полученным отметкам и даже ставил в наказание
на колени на каменный пол. В начале 1816 года Фролов
был наконец заменен на нового директора — добродетель-
ного и сердечного Энгельгардта. «Только путем сердечного
участия в радостях и огорчениях питомца можно завое-
вать его любовь, хотя и бессознательную, — писал Энгель-
гардт в своем дневнике. — Надо помнить, что доверие
юношей завоевывается только поступками, ибо сердцу го-
ворят не слова, а чувства, воплощенные в поступках»1. По
мнению Энгельгардта, воспитание без всякого наказа-
ния — химера, но при дружеских отношениях между вос-
питателем и воспитанником всегда имеется множество
способов наказания без обращения к карательным средст-
вам, как-то: более суровый взгляд, более сухая против
обычного речь, устранение от обычной дружеской беседы
и т. п. При этом всякое наказание должно носить такой
характер, при котором наказуемый сознавал бы, что оно
тягостно и для воспитателя.
Энгельгардту без труда удалось восстановить друже-
скую дисциплину среди лицейских отроков. После смутно-
го времени «междуцарствия» новый директор явил своим 1
1 Цит. по: Руденская М., Руденская С. Пушкинский Лицей. Л., 1980.
С. 187—188.
80________
Александр Пушкин
подопечным сенсацию, что теперь ими будут управлять и
за ними будут присматривать любя, как то было при Ма-
линовском. Продолжая традицию своего славного предше-
ственника, Энгельгардт устраивал чаепития, беседовал со
своими питомцами о поэзии и морали и даже приглашал
к себе с целью обучить галантному обхождению с дамами.
Наконец, в 1816 году Энгельгардт облегчил суровую ин-
струкцию, разрешив воспитанникам покидать стены Ли-
цея и бывать в гостях у некоторых царскоселов. Лицеисты
были столь благодарны ему за доброту, что иные, напри-
мер, Пущин и Вольховский, потом долгие годы переписы-
вались со своим прежним директором.
Вот только Пушкин оставался враждебен к расцветаю-
щему шарму Энгельгардта. Энгельгардт не любил Пушки-
на, а Пушкин — Энгельгардта. Причины сей напряженно-
сти в отношениях между ними остаются неясными. «Для
меня оставалось неразрешенною загадкой, — признавался
Пущин, — почему все (знаки) внимания директора и же-
ны его отвергались Пушкиным; он никак не хотел видеть
его в настоящем свете, избегая всякого сближения с ним.
Эта несправедливость Пушкина к Энгельгардту, которого
я душой полюбил, сильно меня волновала».
У Энгельгардта было пухлое лицо, большие меланхолич-
ные глаза, чувственные губы. Ходил он, как правило, в дву-
бортном фраке из синего драпа с золочеными пуговицами
и большим воротником из черного бархата. На ногах —
чулки из черного шелка и туфли с застежками. Говорил
Энгельгардт приятным голосом. Будучи более проница-
тельным, чем однокашники, Пушкин обнаруживал, в этой
фигуре, в этих жестах, в этих словах аффектацию, которая
казалась ему тягостной. Ему казалось, что Энгельгардт
слишком уж вымучивает себя, стараясь производить впе-
чатление приятного человека; что его любезность, терпи-
мость были только притворными, что этою приятностью
он вводит в заблуждение не только всех вокруг, но и само-
го себя. О да, этот директор слишком совершенен, чтобы
_______81
Анри Труайя
быть искренним! Пушкин ставил ему в упрек саму безу-
пречность.
Однажды Энгельгардт, приблизившись к парте Пушки-
на, сел рядом и тихо спросил: «За что вы на меня серди-
тесь?» Пушкин смутился и ответил, что ему не было при-
чины роптать на своего директора. «Так почему же вы ме-
ня не любите?» — спросил нежнейший Энгельгардт. На
эти слова дитя разрыдалось и вскрикнуло: «Я виноват, что
не умел вас оценить!» Энгельгардт также немного попла-
кал, потрепал Пушкина за плечо и вышел, подавляя в себе
радость: он усмирил последнего бунтовщика! Несколько
минут спустя, снова проходя мимо парты Пушкина, он за-
метил, как тот, покрасневши, скользнул листок под крыш-
ку парты.
— Стихи? — спросил- Энгельгардт с мягкой улыбкой и,
приподняв крышку парты, извлек оттуда листок... Нет, от-
нюдь не идиллическое стихотворение оказалось перед его
глазами, но едкая карикатура, сопровождавшаяся несколь-
кими мерзейшими стихами... Энгельгардт положил листок
обратно на парту и грустно пробормотал:
— Вот теперь я знаю, почему вы избегаете моих пригла-
шений. Но я по-прежнему не могу понять, как это я смог
заслужить ваше недоброжелательство1.
Стяжавши одобрение всех остальных лицеистов, Эн-
гельгардт был явно обескуражен упрямым сопротивлени-
ем Пушкина. Этот добрый малый мог явить и злость, но
лишь тогда, когда сталкивался с неверием в свою доброту.
Не удивительно, что, не добившись от Пушкина привязан-
ности, он сделал 22 марта 1816 года в своих тетрадях за-
пись о Пушкине, в которой явно прослеживается упоение
чувством мести:
«Его высшая и конечная цель — блистать, и именно по-
эзией. Он основывает все на поэзии и с любовью занима-
ется всем, что с этим непосредственно связано. Пушкину 1
1 Имелась и еще одна причина размолвки между Пушкиным и
Энгельгардтом, о чем речь пойдет ниже. (Прим, пер.)
82________
Александр Пушкин
никогда не удастся дать своим стихам прочную основу, так
как он боится всяких серьезных занятий, и его ум, не
имея ни проницательности, ни глубины, совершенно по-
верхностный, французский ум Это еще самое лучшее, что
можно сказать о Пушкине. Его сердце холодно и пусто: в
нем нет ни любви, ни религии: может быть, оно так пусто,
как никогда еще не бывало юношеское сердце. Нежные и
юношеские чувствования унижены в нем воображением,
оскверненным всеми эротическими произведениями фран-
цузской литературы, которые он, когда поступал в Лицей,
знал частно, а то и совершенно наизусть, как достойное
приобретение первоначального воспитания».
Ну, а какие еще характеристики заслуживал в Лицее
учащийся по имени Александр Пушкин? Приведем не-
сколько выдержек из Табели об успехах, прилежании и да-
ровании воспитанников Императорского Лицея, «какие
оказали они с 19 марта по ноябрь 1812 года»:
«ПУШКИН.
В русском и латинском языках: Более понятливости и
вкуса, нежели прилежания, но есть соревнование. Успехи
хороши довольно.
Во французском языке: Стал прилежнее и успехи по-
стоянные. 2-й ученик.
В немецком языке: При всей остроте и памяти нима-
ло не успевает.
У адъюнкт-профессора А. Ренненкампфа (по словесно-
сти нем. и франц.): Худые успехи, без способностей, без
прилежания и без охоты, испорченного воспитания.
В логике и нравственности: Весьма понятен, замысло-
ват и остроумен, но не прилежен вовсе и успехи не знача-
щие.
В математике: Острота, но для пустословия, очень
ленив и в классе нескромен, успехи посредственны.
В географии и истории: Более дарования, нежели при-
лежания, рассеян. Успехи довольно хороши.
В рисовании: Отличных дарований, но тороплив и не-
осмотрителен, успехи не ощутительны...
_______83
Анри Труайя
В чистописании: Способен и прилежен.
В фехтовании: Довольно хорошо.
И, наконец,
По нравственной части: Мало постоянства и твердо-
сти, словоохотен, остроумен, приметно и добродушие,
но вспыльчив с гневом и легкомыслен».
А вот какую характеристику дает Пушкину надзира-
тель по все той же «нравственной части», одиозный Пи-
лецкий (датирована 19 ноября 1812 года):
«Пушкин (Александр), 13-ти лет. Имеет более бли-
стательные, нежели основательные дарования, более
пылкий и тонкий, нежели глубокий ум. Прилежание его к
учению посредственно, ибо трудолюбие еще не сделалось
его добродетелью. Читав множество французских книг,
но без выбора, приличного его возрасту, наполнил он па-
мять свою многими удачными местами известных авто-
ров; довольно начитан и в русской словесности, знает
много басен и стишков. Знания его вообще поверхностны,
хотя начинает несколько привыкать к основательному
размышлению. Самолюбие вместе с честолюбием, де-
лающие его иногда застенчивым, чувствительность с
сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомыслен-
ность и особенная словоохотливость с остроумием ему
свойственны. Между тем приметно в нем и добродушие,
познавая свои слабости, он охотно принимает советы с
некоторым успехом. Его словоохотность и остроумие
восприняли новый и лучший вид с счастливою переменою
-образа его мыслей, но в характере его вообще мало по-
стоянства и твердости».
«Ветрен и легкомыслен», «невнимателен и нескромен»,
«неприлежен», «ленив», «мало постоянства и твердости» —
таковы, стало быть, оценивающие Пушкина-царскосела
эпитеты, кочущие из табели в табель, из отзыва в отзыв, из
бюллетеня в бюллетень. Все профессора едины во мнении:
ну, что хорошего может выйти когда-нибудь из этого сухо-
го, взъерошенного мальчишки с огненным взглядом и кан-
нибальскими губами! Да, конечно, он прочел большое ко-
84_______
Александр Пушкин
личество русских и французских, древних и новейших со-
чинений; конечно, он с поразительной легкостью пишет
стихи; и уж, конечно, стоит ему только захотеть прило-
жить старания, так он тут же превзойдет товарищей в ка-
кой угодно дисциплине. Но есть-таки в нем что-то туман-
ное, непостоянное, даже опасное, что не позволяет дать
ему хоть малейший кредит доверия. Ну а талант — так он
же его профинтит! Если он будет рассчитывать только на
свое исключительное дарование, на вдохновение и удачу,
ему никогда недостанет мужества заставить себя засесть за
крупную вещь и довести ее до совершенства. Он так и
продолжит растрачивать себя на прелестные стишки на
случай, станет увеселителем общества, подобно дядюшке
своему Василию Львовичу, искателем наслаждений, верто-
прахом, шалуном, ФРАНЦУЗОМ...
...Когда профессора каллиграфии спросили, каким он
помнит своего бывшего ученика, он ответил: «Да что вы с
него хотите, с вашего Пушкина? Шалун был — и больше
никто!»
Глава 5
ДРУЗЬЯ И ПРИЗВАНИЕ
Итак, за робким и пугливым отроком затворились ли-
цейские двери. Едва распростившись с семьей, Пушкин с
недоверием отнесся к тому новому окружению, в которое
он был ввергнут волею родителей. Перед его глазами были
сады, дворец, доброжелательные профессора и мальчишки,
которые смотрели на него с дерзостью. Мальчишки были
похожи друг на друга. Их лица сливались в одно лицо, их
голоса — в один монотонный голос. Они — другие. А он —
один. Один — с милым Пущиным, соседом по комнате,
дорогим другом, которому можно поверить самое сокро-
венное. При этом он пугливо отвергает любые новые зна-
комства. Ему хочется довлеть себе и все шесть лет сущест-
вовать на присущем ему запасе надежды, знаний и весело-
______85
Анри Труайя
сти. Но мало-помалу — от урока к уроку, от вечернего
отбоя к отбою — единое лицо, которым казалась учениче-
ская масса, стало рассыпаться. Из этой массы стали выде-
ляться отдельные лица. И отдельные характеры. Одни —
таинственные, другие — привлекательные, третьи — забав-
ные. Есть такие, над которыми хочется смеяться, но есть и
другие, которыми можно восхищаться. Имена, которые
поначалу витали в воздухе, закреплялись за чьими-то глаза-
ми, носом, взъерошенными волосами и ломающимся голо-
сом. Вот неуклюжий Дельвиг — высокий, грузный, погру-
женный в мечтания и поэзию; он очень близорук, а так
как ношение очков в Лицее запрещено, то все женщины
казались ему очаровательными. А вот Малиновский-млад-
ший, сын директора, — этот игрун, задира и крикун не-
сносен и при всем том очарователен. Корсаков — куд-
рявый и смазливый, точно девица; Вольховский — прилеж-
ный в учении, мирный, но очень тщедушный; чтобы
укрепить свой позвоночный столб, приучил себя носить на
спине два тяжеленных тома лексикона. (За страсть к раз-
витию силы воли получил прозвище Суворчик или Суво-
рочка.) Вот юный князь Горчаков — изящный и слово-
охотливый; Данзас — такой мешковатый и по-мальчише-
ски неуклюжий; малышка Яковлев, который с первых же
дней пребывания в Лицее пародирует жесты профессоров
и может изобразить две сотни лиц, типов и фигур, за что
получил прозвища Паяс и Комедиант; нескладно сложен-
ный Илличевский — «слишком толстый сверху и тощий
снизу», но зато талантливый, подающий надежды; барон
Модест Корф — трусоватый, плаксивый и несколько чо-
порный, с пристрастием читавший церковные книги, за
что получил прозвище Дьячок; Корнилов — тот самый, ко-
торый сказал императрице «Oui, monsieur» и который на
самом деле не так глуп, как кажется; шалунишка Брог-
лио — постоянно наказанный, постоянно смеющийся;
Гурьев, проявляющий странную нежность к другим маль-
чишкам (два года спустя он будет выставлен из стен Лицея
86_______
Александр Пушкин
за проявление «греческих инстинктов»1; ну и множество
других, в числе которых худющий, высокий, неуклюжий и
невозможный Вильгельм Кюхельбекер. Он был полуглухой:
сказались перенесенные в детстве тяжелые болезни. Лицо
искажено, рот кривой, глаза выпученные, как у жареной
рыбы. Движения угловаты. Кажется, будто им целиком ов-
ладели какие-то высокие мечтания, которые заставляют
его спотыкаться на ходу и лишают его речь связности.
Он — нервный, сентиментальный и добрый. Все вокруг
подтрунивают над ним. Он же сердится на это.
Сколь они многочисленны, столь и разные — мальчиш-
ки, среди которых Александру Пушкину предстояло ис-
кать свое место. Мало-помалу, с опаскою, выходил он из
замкнутого состояния, сближаясь с незнакомцами, изучая
их и втайне оценивая. Он боялся, как бы однокашники не
стали издеваться над ним, как бы не стали дразнить обезь-
янкой. Да он и внешне похож на обезьянку и знает это.
К тому же он не так силен, как Данзас или как Броглио,
не столь приятен, как Корсаков, он не барон, как Дельвиг
или Корф, и уж тем более не князь, как Горчаков. Значит,
ему нужно любой ценой упреждать их атаки. В высшей
степени восприимчивый, Пушкин готов был повсюду ви-
деть признаки глухого недоброжелательства, скрытую иро-
нию, тайные намерения, намеки и маневры. Приходя в
ужас от мысли, что над ним могут надсмеяться, он отвеча-
ет на безобидную шутку сарказмами и едкостями. Мысль
играет в нем ярче, чем в других. Он умеет ранить своего
противника несколькими шипящими словами. Он реши-
тельно достигает большего, чем наметил. Жертву свою от-
пускает отхлестанной, уязвленной взрывом всеобщего сме-
ха. Сам же удаляется прочь, весь бурлящий смехом и од-
новременно гневом. Однако вечером, когда он ложится в 1
1 Отметим такую деталь. Для практики «греческих инстинктов»,
вестимо, требуется партнер. Наказан же был один только Гурьев, из че-
го можно заключить, что бедняга стал жертвой грязного доноса, но сам
никого не выдал. (С.Л.)
________87
Анри Труайя--------
постель, на него накатываются угрызения совести. Он по-
нимает, что показал себя несправедливым, злым, что нико-
му вокруг он не люб. Ему хотелось бы искупить свою вину
перед тем, кого он так оконфузил в глазах товарищей. Но
как искупить вину, не прося прощения? А унижать себя
всякими извинениями ему неохота. Между тем единодуш-
ный настрой против него возрастал день ото дня. Его боят-
ся за злоязычие; его общества избегают. Истерзанный, не-
счастный, потерянный, он плачет в подушку, потом пово-
рачивается к перегородке и вполголоса зовет своего друга,
единственного друга — Пущина. Он рассказывает ему все.
Он просит у него совета. Тот отвечает ему, как может, —
воодушевляет его, утешает, бранит, понижая тон, потому
что в холодном коридоре слышен приближающийся мер-
ный шаг дежурного дядьки.
«Пушкин с самого начала был раздражительнее многих
и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцен-
трического существа среди людей, — вспоминает о своем
закадычном друге переживший его на многие годы Пу-
щин. — Не то чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль
между нами или поражал какими-нибудь особенными
странностями, как это было в иных; но иногда неуместны-
ми шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в за-
труднительное положение, не умея потом из него выйти.
Это вело его к новым промахам, которые никогда не ус-
кальзывают в школьных сношениях. Я, как сосед (с другой
стороны его нумера была глухая стена), часто, когда все
уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегород-
ку о каком-нибудь вздорном случае того дня; тут я видел
ясно, что он щекотливости всякого вздора приписывал ка-
кую-то важность, и это его волновало. Вместе мы, как уме-
ли, сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда
это удавалось. В нем была смесь излишней смелости с за-
стенчивостью, и то и другое невпопад, что тем самым ему
вредило. Бывало, вместе промахнемся, сам вывернешься, а
он никак не сумеет этого уладить. Главное, ему недостава-
ло того, что называется тактом, это — капитал, необходи-
88________
Александр Пушкин
мый в товарищеском быту, где мудрено, почти невозмож-
но, при совершенно бесцеремонном обращении, уберечься
от некоторых неприятных столкновений вседневной жиз-
ни. Все это вместе было причиной, что вообще не вдруг
отозвались ему на его привязанность к лицейскому круж-
ку, которая с первой поры зародилась в нем...»
Иные из товарищей Пушкина по Лицею надолго затаи-
ли на него злопамятство за шутки. Лицемерный и злобный
Корф написал о своем бывшем соученике буквально сле-
дующее: «В нем не было ни внешней, ни внутренней рели-
гии, ни высших нравственных чувств; он полагал даже ка-
кое-то хвастовство в высшем цинизме по этим предметам:
злые насмешки, часто в самых отвратительных картинах,
над всеми религиозными верованиями и обрядами, над
уважением к родителям, над всеми связями общественны-
ми и семейными, все это было ему нипочем, и я не сомне-
ваюсь, что для едкого слова он иногда говорил даже более
и хуже, нежели думал и чувствовал».
Барон Корф был не единственным, кто пренебрежи-
тельно относился к Пушкину в первые месяцы его пребы-
вания в Царском Селе; но он был единственным из курса,
кто продолжал хулить Пушкина и после выпуска. Чудо
явилось мало-помалу, подобно тому, как распускается цве-
ток. Сближение с однокашниками свершилось. Спали
маски, и в маленьком замкнутом мирке Лицея стали рас-
ти привязанности. В один прекрасный день — и довольно
рано — Пушкин обнаружит, что его соученик Илличев-
ский на досуге занимается сочинением стихов. И даже чи-
тает их своим товарищам. Ему рукоплещут. Пушкин оча-
рован своим открытием. Более того, Илличевский — не
единственный в Лицее поэт. Мало-помалу у лицеистов
раскрываются призвания. Дельвиг, Яковлев, Корсаков,
Ржевский и даже невыносимый Кюхельбекер, который и
говорит-то по-русски с трудом, заделались отъявленными
рифмоплетами. И тут же в Царском Селе образовалось то-
варищество юных поэтов. Литературная страсть объедини-
ла их. Они читают друг другу свои творенья, воодушевляют
Друг друга и ищут путей превзойти друг друга. Профессор
_______89
Анри Труайя________
Кошанский льстит амбициям своих подопечных — под-
сказывает сюжеты для переложения на стихи и деклами-
рует лучшие пиитические опыты вслух; одиозный инспек-
тор Пилецкий, и тот предложил, по совету директора, создать
некую Академию для всех тех молодых людей, которые
будут сочтены достойными литературного ремесла.
С тех пор перестали юнцы играть и дурачиться — не
вылезали из библиотеки, не ходили на уроки, рифмовали и
днем, и ночью, вылезая вон из кожи, наводняли Лицей
эпиграммами, баснями, идиллиями и патриотическими
песнями. Ошалевший от этого коллективного вдохнове-
ния, отвлекающего учащихся от занятий, директор прину-
жден был распустить Академию, которую прежде одоб-
рял, да и вообще запретить сочинение стихов в учебном
заведении. Да разве можно заглушить пиитическое вдох-
новение? Юнцы творили втихомолку, читали друг другу
свои сочинения вполголоса, за спиной у надзирателей.
В письме к своему приятелю Фуссу от 25 марта 1812 года
Илличевский замечает с явною досадою:
«Что касается до моих стихотворческих занятий, я в
них успел чрезвычайно, имея товарищем одного молодого
человека, который, живши между лучшими стихотворца-
ми, приобрел много в поэзии знаний и вкуса... Хотя у нас,
правду сказать, запрещено сочинять, но мы с ним пишем
украдкою...»
Названным «молодым человеком» был, конечно же, не
кто иной, как Пушкин, которому в ту пору было всего две-
надцать лет. Очень скоро Пушкин и Илличевский вырва-
лись вперед всей остальной массы лицейских пиитов.
Сравнивая заслуги двух соперников, их товарищи понача-
лу отдавали предпочтение Илличевскому. Когда же, нако-
нец, директорское распоряжение о запрете стихоплетства
было отменено, два ведущих поэта могли состязаться в от-
крытую. Стихи Илличевского непременно помпезны и
звучны — вот что говорили о нем соученики:
О бессмертный Илличевский,
Меж поэтами ты туз!
Александр Пушкин
Его сравнивали ни больше ни меньше с прославленным
Державиным, а Пушкина — с Дмитриевым.
Уже в декабре 1811 года — не прошло и двух месяцев
со дня открытия Лицея — увидели свет два издания: «Сар-
ско-Сельская Лицейская Газета» и «Императорскаго Сар-
ско-Сельского Лицея вестник». Это были серые листки
плохой бумаги, с беспомощными заметками, написанны-
ми от руки. Но уже начиная с 1812 года литературных
рекрутов в Лицее оказалось столько, что они даже разде-
лились на два литературных клана. Пушкин, Дельвиг и
Корсаков издавали «Неопытное перо», а Илличевский,
Вольховский, Кюхельбекер и Яковлев — журнал «Для Удо-
вольствия и Пользы». В 1813 году оба кружка слились и
под общей редакцией выпустили журнал «Юные Пловцы».
Затем появилось на свет издание «Лицейский мудрец».
Удалось разыскать четыре номера этого журнала, перепле-
тенных в красную кожу. На обложке наштампована золо-
тая виньетка. В начале — надпись: «ТИПОГРАФИЯ ДАНЗА-
СА» (ибо журнал был целиком написан его рукою), и дру-
гая надпись: «РАЗРЕШЕНО К ПЕЧАТИ. Цензор: ДЕЛЬВИГ».
В первом нумере «Лицейского мудреца» значилась про-
грамма издания. «Лицейский мудрец» есть архив всех
древностей и достопримечательностей Лицейских. Для то-
го мы будем помещать в сем журнале приговорки, новые
песенки, вообще все, что занимало и занимает почтенную
публику...»
Лицейские газеты и журналы пестрят анекдотами, юмо-
ристическими посланиями и карикатурами. Насмешки
направлялись равным образом и против профессоров, как
и против некоторых лицеистов. Более всего доставалось
Вильгельму Кюхельбекеру, которого высмеивали за литера-
турные потуги, каковые особенно волновали вдохновение
лицеистов.
Внук Третьяковского, Клит гекзаметром песенки пишет,
Противу ямба, хорея злобой ужасною дышит,
Мера простая сия все портит, по мнению Клита,
Смысл затмевает стихов, жар охлаждает пиита, —
так пародирует Пушкин Кюхельбекера.
Анри Труайя_________
А еще было дело — случилось как-то Пушкину захво-
рать и слечь в лицейский лазарет. Кюхельбекер и еще не-
сколько друзей нанесли ему визит и попросили прочесть
последние стихи, написанные в разлуке с ними. Вот как
вспоминает об этом забавном эпизоде Пущин:
«Началось чтение:
Друзья! Досужий час настал.
Все тихо, все в покое... — и п р о ч.
Внимание общее, тишина глубокая по временам только
прерывается восклицаниями. Кюхельбекер просил не ме-
шать, он был весь тут, в полном упоении... Доходит дело до
последней строфы. Мы слушаем:
Писатель! За свои грехи
Тыс виду всех трезвее:
Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее.
При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его,
бросается на бедного метромана, который, растаявши под
влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное оду-
рение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого на-
тиска. Добрая душа был этот Кюхель!»
Кюхельбекер восхищался Пушкиным и прощал ему все
насмешки, а Пушкин, поддразнивая Кюхельбекера, обо-
жал его как родного брата.
«Ренненкампф' рассказывал мне о тебе много хороше-
го, — писала мать Кюхельбекера сыну, — но просит мне
напомнить тебе, чтобы ты не тратил слишком много
времени на поэтические упражнения: я разделяю его мне-
ние, что это не должно быть твоим единственным заня-
тием... Ведь сочинять стихи без истинного знания языка
и совершенной художественной культуры значит попро-
сту портить бумагу». (Оригинал по-немецки.)
Пушкин советовал Кюхельбекеру писать стихи по-не-
1 Ренненкампф А. Я. — адъюнкт словесных наук (лат., франц,
и немецкой словесности) в Лицее. (Прим. пер.)
92________
Александр Пушкин
мецки, ибо «добрый Вильгельм» по-прежнему говорил по-
немецки лучше, чем по-русски; на это Кюхельбекер сте-
пенно ответил, что в Германии есть уже немало поэтов, то-
гда как России не помешает даже такой, как он.
Однажды насмешки соучеников перешли все рамки
дозволенного: Павел Мясоедов вылил на голову Кюхельбе-
керу тарелку супу. Бедняга Вильгельм, сгорая со стыда, за-
болел горячкою; но не успели его поместить в лазарет, как
он, сбежав, бросился очертя голову через царскосельские
сады и нырнул в пруд1. Да видно, невпопад: похоже, пруд
оказался слишком мелок даже для такого вот юнца, недав-
но вышедшего из пеленок. Служители бросились на по-
мощь и вытащили беднягу, бившегося в дрожи и рыдав-
шего от негодования. И тут же в «Лицейском мудреце»
появилась карикатура Илличевского: профессора вытаски-
вают бедного утопленника на сушу, зацепивши морским
багром за галстук.
Жестокие и развязные, разболтанные и одухотворен-
ные, юные поэты, так ли, сяк ли, нуждались в присмотре
со стороны лицейского начальства. Иные из их шуточек
требовали непосредственных санкций. Во главе шалуни-
шек стоит, как всегда, Пушкин. Этот ужасный, неулови-
мый, проказливый Пушкин. Вот каким характеризует его
воспитатель Пилецкий в записях, датируемых ноябрем
1812 года: «Пушкин 6-го числа в суждении своем об уро-
ках сказал: признаюсь, что логики я, право, не понимаю, да
и многие даже лучше меня оной не знают, потому что ло-
гические силлогизмы весьма для них невнятны. 16-го числа
весьма оскорбительно шутил с Мясоедовым на счет 4-го
Департамента, зная, что отец его там служит, произнося
какие-то стихи... 18-го толкал Пущина и Мясоедова, пов-
торял им слова, что если они будут жаловаться, то сами ос-
танутся виноватыми, ибо я, говорит, вывернуться умею.
20-го в рисовальном классе называл Горчакова вольной 1
1 Это случилось 2 мая 1817 г., всего за несколько дней до выпуск-
ных экзаменов. (Прим. пер.)
_________93
Анри Труайя--------
польской дамой... 21-го за обедом громко говорил, увеща-
ниям инспектора смеется. Вообще, г. Пушкин вел себя все
следующие дни весьма смело и ветрено. 23-го (в этот день
Пилецкий хотел отобрать у Дельвига какие-то бумаги)
Пушкин с непристойной вспыльчивостью говорит мне
громко: «Как вы смеете брать наши бумаги? Стало быть, и
письма наши из ящика будете брать?» 30-го Пушкин
г. Кошанскому изъяснял какие-то дела санкт-петербург-
ских модных французских лавок, которые называются
Маршанд де Мод. Я не слыхал сам его разговора, только
пришел в то время, когда г. Кошанский сказал ему: я повы-
ше вас, а, право, не вздумаю такого вздора, да и вряд ли ко-
му оный придет в голову. Спрашивал я других воспитанни-
ков, но никто не мог мне его разговора повторить из
скромности, как видно».
Этот мерзостный Пилецкий, ненавидимый лицеистами
за то, что любил, как кошка, подкрадываться и исподтиш-
ка подслушивать их разговоры, был опасным ясновидцем,
мартинистом, раздираемым, с одной стороны, плотскими
аппетитами, с другой — внезапными приступами аскетиз-
ма. Он любил строить куры сестрам и кузинам лицеистов,
приезжавшим с визитами в Царское Село. Иные из учени-
ков утверждали, будто слышали, как он дурно отзывался
об их родителях. Бунтари собрались под знамена Пушки-
на. У них состоялось немало тайных ночных заговоров.
И вот наконец Пушкин решился во весь голос заклеймить
поведение Пилецкого перед всеми собравшимися в сто-
ловой. Возбужденные откровениями Пушкина, лицеисты
призвали Пилецкого в аудиторию и объявили, что все по-
кинут Лицей, если он сам, добровольно не уйдет. Перед
лицом грозящего скандала Пилецкий предпочел оставить
должность. Много позже, в проекте автобиографии, Пуш-
кин запишет: «Философические мысли — мартинизм —
мы прогоняем Пилецкого».
Однажды Пушкин, Пущин и Малиновский — сын быв-
шего директора — решили угоститься напитком под на-
званием гогелъ-могелъ, на основе сахару, рому и сбитых
94________
Александр Пушкин
яиц. «Мы, то есть я, Малиновский и Пушкин, — вспомина-
ет Пущин, — затеяли выпить гогель-могелю. Я достал бу-
тылку рома, добыли яиц, натолкли сахару, и началась рабо-
та у кипящего самовара. Разумеется, кроме нас, были и
другие участники в этой вечерней пирушке, но они оста-
лись за кулисами по делу, а в сущности один из них, а
именно Тырков, в котором чересчур подействовал ром,
был причиной, по которой дежурный гувернер заметил
какое-то необыкновенное оживление, шумливость, бегот-
ню. Сказал инспектору. Тот, после ужина, всмотрелся в
молодую свою команду и увидел что-то взвинченное. Тут
же начались спросы, розыски. Мы трое явились и объяви-
ли, что это наше дело и что мы одни виноваты.
Дело принимало серьезный оборот. 5 сентября 1814 го-
да Фролов подал рапорт о случившемся вышестоящим ли-
цам. Исполнявший тогда должность директора австриец
Гауэншильд доложил о происшедшем министру. Граф Ра-
зумовский тут же примчался из Петербурга, вызвал винов-
ников событий из класса и сделал им строгий выговор;
этим не кончилось: дело было передано на решение кон-
ференции1. Как вспоминает Пущин, конференция поста-
новила следующее:
1.	Две недели стоять на коленях во время утренней и
вечерней молитвы,
2.	Сместить нас на последние места за столом, где мы
сидели по поведению, и
3.	Занести фамилии наши, с прописанием виновности и
приговора, в черную книгу, которая должна иметь влияние
при выпуске.
Первый пункт приговора был выполнен буквально. Вто-
рой смягчался по усмотрению начальства: нас, по истече-
нии некоторого времени, постепенно подвигали опять
вверх.
Что же касается третьей меры, то она была аннулирова- 1
1 То же, что привычный нам педсовет. (Прим, пер.)
_______95
Анри Труайя__________
на три года спустя благодаря вмешательству директора
Энгельгардта.
Как и другие события, история с гогель-могелем была
увековечена в стихах на случай, как, например:
Мы недавно от печали,
Пущин, Пушкин, я, барон,
По бокалу осушали.
И Фому прогнали вон.
«Фома был дядька, который купил нам ром. Мы кой-
как вознаградили его за потерю места. Предполагается, что
песню поет Малиновский, его фамилии не вломаешь в
стих. Барон — для рифмы, означает Дельвига», — писал
Пущин.
Все в Лицее было темою для стихов, песен и эпиграмм.
Николай Корсаков играл на гитаре и переложил на музы-
ку стихотворение Пушкина «К Делии», а лицеисты хором
распевали тот романс во время перемен. Кроме этого,
Корсаковым в 1815 году была написана музыка на стихи
Пушкина «К живописцу» — этот романс, начинающийся
словами «Дитя Харит и воображенья...», был очень популя-
рен не только в стенах Лицея, но и за его пределами.
А Михаил Яковлев, неплохо учившийся на скрипке, поло-
жил на музыку стихотворение Пушкина «Слеза». Так же
охотно пелись комические куплеты о лицеистах и профес-
сорах. Представим-ка себе, как временно исполняющий
обязанности директора Гауэншильд, посасывая кусок лак-
рицы и хмуря брови, подкрадывается медленными шага-
ми к рекреационному залу и слышит в исполнении бодро-
го хора юных голосов... ну, что-нибудь в таком роде:
В лицейском зале тишина,
Диковина меж нами.
Друзья, к нам лезет сатана
С лакрицей за зубами.
Друзья, сберемтеся гурьбой,
Дружнее в руки палку,
Лакрицу сплюснем за щекой,
Дадим австрийцу свалку...
Александр Пушкин
Другим развлечением лицеистов была «игра в расска-
зы», в которой каждый по очереди должен был рассказать
историю собственного сочинения. На одном из таких со-
стязаний Пушкин сымпровизировал ни больше ни мень-
ше сюжеты двух своих будущих повестей — «Метель» и
«Выстрел»... Но не Пушкин чаще всего выходил победите-
лем подобных состязаний в красноречии и воображении.
Лицеисты предпочитали ему Дельвига — записного лентяя
и записного рассказчика. Маленький Дельвиг — пухлень-
кий, бледненький, близорукий и вялый — не учил уроков,
не понимал вопросов, которые ему задавали в классе, но
зато страстно увлекался мифологией и романтичёской по-
эзией, а уж выдумывать умел как никто.
«Однажды вздумалось ему рассказать нескольким из
своих товарищей поход 1807 года, выдавая себя за очевид-
ца тогдашних происшествий. Его повествование было так
живо и правдоподобно и так сильно подействовало на во-
ображение молодых слушателей, что несколько дней около
него собирался кружок любопытных, требовавших новых
подробностей о походе. Слух о том дошел до нашего ди-
ректора В.Ф. Малиновского, который захотел услышать от
самого Дельвига рассказ о его приключениях. Дельвиг по-
стыдился признаться во лжи, столь же невинной, как и за-
мысловатой, и решился ее поддержать, что и сделал с уди-
вительным успехом, так что никто из нас не сомневался в
истине его рассказов, покамест он сам не признался в сво-
ем вымысле», — вспоминал поэт о своем покойном уже
друге.
Но крошка Дельвиг мистифицировал своих товарищей
только ради развлечения — ему и в голову не пришло бы
согласиться прикрыть оплошность ложью. «В детях, ода-
ренных игривостью ума, — примечал Пушкин, — склон-
ность ко лжи не мешает искренности и прямодушию».
Дельвиг тоже сочинял стихи и публиковал их в лицей-
ских журналах. Учился у Кюхельбекера немецкому языку,
разбирал Клопштока, Шиллера и Гёте; ну, а Пушкин, есте-
ственно, был специалистом по французским авторам.
_______97
Анри Труайя__________
В своей небольшой поэме «Городок» (1814 г.) он перечис-
ляет кое-кого из своих любимцев:
Воспитаны Амуром,
Вержье, Парни с Гре куром
Укрылись в уголок.
(Не раз они выходят
И сон от глаз отводят
Под зимний вечерок.)
Здесь Озеров с Расином,
Руссо и Карамзин,
С Мольером-исполином
Фонвизин и Княжнин.
Конечно, есть на полках место и Виргилию, и Гомеру,
здесь и «Чувствительный Гораций», и Тасс, и Ювенал, и
английские поэты — Грей, Томсон и Мильтон. Но, предан-
ный вкусам детства, юный поэт все-таки выдвигает на пер-
вый план Вольтера:
Всех больше перечитан,
Всех менее томит.
Соперник Эврипида,
Эраты нежный друг,
Арьоста, Тасса внук —
Скажу ль?.. Отец Кандида —
Он все: везде велик
t	Единственный старик!
Легкая ирония, дерзости и шельмования, раздававшие-
ся со страниц писаний «сына Молла и Минервы», доставля-
ли Пушкину наслаждение. Он и сам бы не прочь когда-ни-
будь набраться сил да посоперничать с ним.. И чем скорее,
тем лучше! Что же касается русских писателей, то все ли-
цеисты знали их творения наизусть; ими восхищались, их
обсуждали, их судьбам завидовали. Жуковский, Батюшков,
Дмитриев, Державин, Крылов...
О доброй Лафонтен,
С тобой он смел сразиться...
Коль можешь ты дивиться,
Дивись: ты побежден!
98_________
Александр Пушкин
Чтобы следить за новейшими тенденциями в литера-
турном движении, Пушкин подписался на свои собствен-
ные деньги на журнал «Русская муза». В списке абонентов
на 1815 год значится: «В Царское Село. Александру Сер-
геевичу Пушкину».
Это пробуждение вкуса к поэзии у группы отроков
объясняется новыми тенденциями в русской литературе.
Русская поэзия, зародившаяся в начале XVIII столетия в
оковах гекзаметров Кантемира и Тредиаковского, быстро
поднимала голову, сбрасывала путы и заявляла о себе. Ли-
цеисты во все глаза следили за юными триумфами нацио-
нального самовыражения. За их спинами не высились, как
за спинами их сверстников-французов, монбланы великих
имен и великих непререкаемых трудов. Они не могли за-
являть с уверенностью, что современные авторы продол-
жат многовековую традицию, что они сами выходят в пла-
вание по реке, первые излучины которой давно пройдены
другими. Нет! Они стоят у самого истока. На их глазах ис-
крящимся ключом выбивается вода, до того проделавшая
длительный подземный путь. Для них литература принад-
лежит не истории, но жгучей современности. Они видят,
как она творится на их глазах. Она раскрывается, как цве-
ток, а они с восхищением открывают ее для себя. Для них
важно любое вновь опубликованное стихотворение. О, как
сладостно опьянение высвобожденными словами, неожи-
данными рифмами, новыми мелодиями, пусть даже хрип-
лыми и наивными!.. О, как хотелось им скорее броситься в
этот водоворот, самим поиграть звучными рифмами, точно
стеклянными перлами! Что все другие науки перед этой
высшей волей? Царскосельские дети втягиваются в струю,
в кильватер вслед за первыми русскими поэтами! О чем
Илличевский с гордостью пишет товарищу:
«Так, мой друг! 14 мы также хотим наслаждаться
светлым днем нашей литературы, удивляться цвету-
щим гением Жуковского, Батюшкова, Крылова, Бнедича.
Но не худо иногда подымать завесу протекших времен,
заглядывать в книги отцов отечественной Поэзии, Ломо-
_______99
Анри Труайя---------
Носова, Хераскова, Державина, Дмитриева; там лежат со-
кровища, из коих каждому почерпать должно. Не худо
иногда вопрошать певцов иноземных (у них учились пред-
ки наши), беседовать с умами Расина, Вольтера, Делиля
и, заимствуя от них красоты неподражаемые, перено-
сить их в свои стихотворения».
И вот замечание Комовского о Пушкине:
«Не только в часы отдыха от учения в рекреационной
зале, на прогулках в очаровательных садах Царского Се-
ла, но нередко в классах и даже во время молитвы Пуш-
кину приходили в голову разные пиитические вымыслы, и
тогда лицо его то помрачалось, то прояснялось, смотря
по роду дум, кои занимали его в сии минуты вдохновения.
Вообще он жил более в мире фантазии. Набрасывая же
свои мысли на бумагу, везде, где мог, а всего чаще во время
математических уроков, от нетерпения он грыз обыкно-
венно перо и, насупя брови, надувши губы, с огненным взо-
ром читал про себя написанное».
Заразительность пиитическим творчеством в Лицее бы-
ла столь сильна, что сочиняли едва ли не все, вне зависимо-
сти от данного Богом каждому дарований. Упражнялись в
сем достославном ремесле даже лицейские сторожа — до
наших дней дошел образчик подобного «творчества», пи-
санный лицейским дядькою Гаврилой Зайцевым1:
А вы готовьтесь носить ни саблю, ни шпагу,
Иметь перед собой чернила, перо, бумагу,
Пускай летит ваш гордый ум,
Пускай врагов он попирает
И в горесть страшну погружает.
Любое, даже крохотное событие местного значения и
любая, самая незначительная деталь пейзажа возбуждали
лицеистов вострить перья. Они воспевали собственные ша-
лости, пригвождали оплошности товарищей и недостатки
педагогов, адресовали строки чудесным паркам, окружав-
шим их Лицей. Лишенные возможности покидать его да- 1
1 Уже в начале 1820-х годов (С.Л.).
100________
Александр Пушкин
же на время каникул, они видели внешний мир только в
его пышном, официальном, историческом аспекте: просто-
рный парк с просторными лужайками, аллеями, гротами,
цветочными партерами, мраморными мостиками и двумя
дворцами, с розовым лугом времен еще Екатерины II и си-
ним озером, в которое смотрится белоснежная колонна.
Неподалеку бьют зорю барабаны, плещут знамена, а по ве-
черам из караульни доносятся громкозвучные мелодии во-
енного оркестра. И порою лицеисты замечают на тщатель-
но выметенных дорожках высокий силуэт императора.
Тлава 6
ВОЙНА
Все приближенные ко двору, а не меньше их — царско-
сельские лицеисты были взбудоражены сообщениями об
открытии военных действий между Францией и Россией.
После «братских объятий» двух государей в Эрфурте у аль-
янса с Францией не было ни на грош популярности в Рос-
сии. Сетования на Наполеона были многочисленны и
справедливы. Континентальная блокада, наносившая ко-
лоссальный ущерб русской коммерции, создание Варшав-
ского княжества, опасение новых наполеоновских кампа-
ний в Европе, двойная игра дипломатических представите-
лей Франции в Константинополе, внезапная неудача сгово-
ра о бракосочетании Наполеона и Вел. герцогини Анны и,
наконец, денежные претензии со стороны Англии привели
Александра к решению порвать с французским императо-
ром раз и навсегда. Маневрируя на дипломатическом поле,
он дал понять кабинету в Тюильри, что соглашается со-
блюдать условия Тильзитского договора при условии, что
наполеоновские армии будут отведены из Пруссии и рас-
квартированы по ту сторону Одера. Александр прекрасно
осознавал, что это предложение не имело никаких шансов
быть принятым Наполеоном 1, но ему хотелось сойти за
пацифиста и перебросить на «Бонапарте» мировую ответ-
______101
Анри Труайя________
ственность за вторую агрессию. Как и предусматривал
Александр, Наполеон объявил российские требования не-
совместимыми со своей честью, и в июне 1812 года фран-
цузские армии перешли Неман. Александр тут же адресу-
ет письмо лично Наполеону:
«Государь, брат мой! Вчера я узнал, что, несмотря на
добросовестность, с которой я соблюдал мои обязатель-
ства по отношению к вашему императорскому величе-
ству, ваши войска перешли границы России. Если ваше ве-
личество не расположены проливать кровь ваших под-
данных из-за такого рода недоразумения и если вы согласны
вывести ваши войска с русской территории, то я остав-
ляю без внимания происшедшее, и соглашение между нами
будет возможно. В противном случае я буду вынужден ви-
деть в вас врага, которому я не давал никакого повода
для нападения. От вашего величества зависит избавить
человечество от бедствий новой войны. — Ваш брат
Александр». Какое там! Война была уже в самом разгаре.
С самого начала года царскосельские лицеисты были
свидетелями прохождения войск, направлявшихся к гра-
нице. По большой дороге, покрытой грязью, смешанной
со снегом, дефилировали эскадроны кавалерии в коротких
униформах. Офицеры в коротких полушубках; рядовые ка-
валеристы в шинелях и фуражках. Скакали перед глазами
лицеистов и казаки — бородатые, с навощенными усами,
тела словно спаяны с фырчащими конями. Залихватски
поют. В руках пики. Потом проходили новые рекруты в
серых униформах, на лицах — грязь, отупение и усталость.
Дворцы пусты и глухи. Кушанье в лицейской столовой
ухудшилось. Для лицеистов было потрясением слышать из
уст своих родителей и профессоров, что русские войска от-
ступают, разрозненные, не оказывая завоевателю никакого
сопротивления. Французы, баденцы, пруссаки, саксонцы,
баварцы, вестфальцы, вюртембержцы, австрийцы, поляки,
ведомые приказами Наполеона, шагали по большакам
России. Они продвигались с пугающей скоростью. Взяли
Вильно. Генерал Барклай де Толли смещен с должности.
102_______
Александр Пушкин
Главнокомандующим русской армии назначен Кутузов.
Багратион дал сражение под старинными стенами Смо-
ленска, но, оставив крепость, отступил к Можайску.
Военные новости будоражили воображение лицеистов.
Войска, проходившие через Царское Село, слышали из-за
оград крики и рукоплескания юношей. У каждого из них
был свой любимый герой. Вольховский чтил память о Су-
ворове; Горчаков делал прическу, как у императора, и, как
он, щурил глаза при разговоре. Малиновский-младший
клялся не иначе как именем казачьего атамана Платова.
Что же касается Кюхельбекера, то он с большим упорст-
вом защищал репутацию опального Барклая. Вот что писа-
ла Кюхле мать 24 августа 1812 года:
«Барклай теперь дает доказательство того, что лю-
бит свое отечество, так как по собственной воле слу-
жит в качестве подчиненного, тогда как он сам был глав-
нокомандующим. Впрочем, пишу это для тебя, — учись
не быть никогда поспешным в суждениях и не сразу согла-
шаться с теми, которые порицают людей».
В лицейской библиотеке юноши с жадностью накиды-
вались на газеты, читали вслух сводки с мест боев, выреза-
ли портреты военачальников, следили по картам за про-
движением Антихриста. Профессора в классе расска-
зывали о ходе боевых действий.
«Жизнь наша лицейская сливается с политической эпо-
хой народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812
года. Эти события сильно отразились на нашем детстве, —
вспоминал 14.14. Пущин. — Началось с того, что мы прово-
жали все гвардейские полки, потому что они проходили
мимо самого Лицея, мы всегда были тут при их появле-
нии, вщходили даже во время классов, напутствовали вои-
нов сердечной молитвой, обнимались с родными и знако-
мыми. Усатые гренадеры из рядов благословляли нас кре-
стами. Не одна слеза была тут пролита... Когда начались
военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из род-
ных привозил реляции. Кошанский читал их нам громо-
гласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в
_______103
Анри Труайя________
часы, свободные от классов. Читались наперерыв русские и
иностранные журналы при неумолкаемых толках и прени-
ях, всему живо сочувствовалось у нас, опасения сменялись
восторгами при малейшем проблеске к лучшему. Профес-
сора приходили к нам и приучали следить за ходом дел и
событий, объясняя иное, нам недоступное».
А другой соученик Пушкина вспоминает такой забав-
ный эпизод — приветствовав проходящие Царское Село
шесть дружин Петербургского ополчения, а также грод-
ненских гусар и польских улан, лицеисты настолько про-
никлись чувством патриотизма, что перед тем, как начать-
ся уроку французского, побросали «под лавки, под столы»
французские грамматики1.
Тем не менее французские колонисты в России не под-
вергались никаким преследованиям. Мосье де Будри про-
должал вести свой курс в Царском Селе. Французские
актеры в Санкт-Петербурге, вынужденные повиноваться
воле российского правительства, играли русские патриоти-
ческие пьесы в переводе на французский язык. Мадемуа-
зель Жорж выступала в роли княгини Ксении, которая бы-
ла живым воплощением славянского героизма. Мадам де
Сталь, заклятая ненавистница Наполеона, писала следую-
щее: «Я приехала в Россию в тот момент, когда француз-
ская армия уже глубоко вторглась в российские земли.
И тем не менее никакого преследования, никакого стесне-
ния иностранного путешественника ни на мгновение. А ведь
ни я, ни мои спутники не знали ни слова по-русски: мы го-
ворили только по-французски, на языке неприятеля, опус-
тошавшего империю...»
Правда, эта милая дородная дама — «сорока-заговор-
щица», как ее величали — порядком надоедала москвичам
«своими слишком длинными речами и слишком коротки-
ми рукавами», а главное, стремлением сконцентрировать
на своей собственной персоне все внимание и сочувствие
европейской драме, «как будто у Наполеона не было иных 1
1 3 сентября 1812 г. (Прим. пер.)
104________
Александр Пушкин
целей вторжения в Россию, как только затем, чтобы ее
преследовать». По словам барона де Монте, она желала,
чтобы с ней обращались «как с одной из немногих незави-
симых держав, которые еще остались в Европе». Впрочем,
она удостоилась пышного приема у Александра — как она
и ожидала, ее принимали с энтузиазмом. И никто ни разу
не поставил ей в упрек, что она — француженка! Не уди-
вительна ли такая снисходительность с позиции нашего
времени? Мадам де Сталь доказала самой себе, что война
1812 года в своей первой фазе была не войной рас, а вой-
ной режимов. Не удивительно ли, что в разгар Отечествен-
ной войны, а именно в ноябре 1812 года, в Санкт-Петер-
бурге играли «Меропа» с очаровательной мадемуазель Марс?
В 1814 году возобновляется постановка «Проделок Скапе-
на», а в 1816-м в столице восстанавливаются две француз-
ские труппы.
Но до этого было еще далеко... А пока лицеисты с не-
терпением ждут результатов Бородинской битвы. Досто-
почтенный, прославленный Кутузов, израненный и поте-
рявший глаз в боях, обрюзгший и одряхлевший Кутузов
дал решительный бой у стен Москвы. «Глядя на него, —
писала мадам де Сталь, — я боялась, что ему не по силам
будет одолеть жестоких и молодых, собранных со всех
концов Европы и ворвавшихся в Россию... Растроганная,
покинула я знаменитого полководца. Не знаю, победителя
или мученика я обнимала, но я видела, что он сознавал ве-
личие возложенного на него подвига».
Первая реляция с поля сражения вдыхает надежду на
победу. В ней сообщалось, что генеральное сражение про-
должалось всю ночь, а потери противника, если судить по
многочисленным атакам укрепленных позиций русских,
должны были превышать наши... В Санкт-Петербурге за
чтением этого бюллетеня последовал торжественный мо-
лебен, в Александро-Невской Лавре, артиллерийский са-
лют и иллюминация.
И вдруг как гром среди ясного неба — эвакуация Мо-
сквы и оставление ее французским войскам.
_______105
Анри Труайя_________
С самого начала войны московский генерал-губернатор
Ростопчин из кожи лез вон, чтобы пробудить в населении
Москвы чувство патриотизма и самопожертвования. Этот
пылкий и бестолковый градоначальник-недоучка повелел
расклеивать по улицам афиши — в них говорилось, что
Наполеон, мол, помрет от холода по дороге, и призывалась
в поход христианская рать — пусть она поднимется неис-
числимая и затмит собою солнце!.. Он запретил любые по-
кушения на самосуды — и дозволяет самочинную распра-
ву над неким купеческим сыном Верещагиным, объявляв-
шим, что через шесть месяцев Наполеон одержит победу.
Потом он организовал отъезд из Москвы всевозможных
канцелярий, затем открыл ворота тюрем, после раздал
оружие населению, затем устроил по Москве крестные хо-
ды со святыми иконами и, наконец, послал за митрополи-
том Платоном, который доживал свой век в отдаленном
монастыре, и привез его на Соборную площадь, где был
воздвигнут алтарь, окруженный хоругвями. Митрополит
вышел из экипажа с помощью архидьяконов. Он был мерт-
венно-бледен, под белым клобуком и фиолетовой мантией.
Говорить он не мог. Он рыдал. Эти рыдания потрясли тол-
пу. Тут архидьякон обратился к собравшимся с вопросом:
«Митрополит желает знать, в какой мере ему удалось вас
убедить. Все те, кто обещает повиноваться ему, пусть падут
на колени». И вся толпа простерлась ниц. На это главно-
командующий возгласил: «Жители Москвы не будут остав-
лены безоружными перед лицом врага. Раздайте оружие
из Арсенала. Защита Москвы будет в ваших руках».
После этой речи Ростопчин призвал «всех храбрецов»
идти к Трем горам для последнего сражения. Но этого
сражения не состоялось. Последним сражением было Бо-
родинское. Вместо генерального сражения началось sauve-
peut1 general. Вслед за вельможами бегут из города мелкие
дворяне, коммерсанты, чиновники — все, у кого есть ло-
шадь и какой-нибудь экипаж. Иные начертали на стенах 1
1 Спасайся, кто может {фр.).
106________
Александр Пушкин
своих домов надписи по-французски: «Le mot adieu, се mot
terrible». Или «Je vots salue, о lieux charmants, guittes avec
tanr de tristesse»1. Вереницы повозок, телег и ландо кати-
лись по улицам Первопрестольной. Родители Пушкина и
дядюшка Василий Львович выехали в Нижний Новгород.
Из Москвы были эвакуированы полицейские силы и по-
жарные со всем оборудованием. Но при всем том фран-
цузские комедианты остались. Последним спектаклем, ко-
торый они дали в Новом театре, была «Наталья, боярская
дочь» Даниила Кашина. Гвоздем спектакля была сцена по-
жара, в которой увидели зловещее предначертание. И точ-
но, в тот же самый день театр сгорел дотла. Бушевавший
ветер раздувал языки пламени, и вскоре весь город запы-
лал как охапка хвороста.
О, с каким ужасом размышлял, должно быть, Пушкин
об истребленном пламенем родительском доме, об опален-
ных садах, о знакомых улицах, от которых остались одни
лишь тлеющие головешки, о великолепной библиотеке дя-
дюшки Василия Львовича, от которой осталась только куч-
ка пепла — та же участь постигла и библиотеку Карамзи-
на, и другие библиотеки, в которых он так любил уеди-
няться в детстве...
Нижний Новгород, куда удалились из Москвы знать,
большая коммерция, литературная и художественная эли-
та, казался теперь загроможденным, запруженным, затоп-
ленным приливом мужчин, женщин, детей и поклажи. Бе-
женцам приходилось тесниться в каких-нибудь узких ком-
натенках без мебели. Так, семья Муравьевых с тремя
детьми, Батюшков, Дружинин, англичанин, две гувернант-
ки и шесть собак вынуждены были довольствоваться тре-
мя комнатами на всех. Дядюшка Василий Львович жил в
избе, искал себе шубу на зиму, а в карманах у него звенело
всего-то несколько копеек. Юноши и девушки встречались
на нижегородских площадях, гуляли среди телег, двуколок 1
1 «Прощай!» О, сколь ужасно это слово»; «Привет вам, милые мес-
та, в печали покидаем вас!» (Фр.)
________107
Анри Труайя
и видавших виды карет, с грустью вспоминая об элегант-
ных прогулках по Тверскому бульвару. При всем этом
иные московиты, коим удалось сберечь деньжат, уже дава-
ли пышные пиршества и устраивали балы. На этих балах
барышни, одетые во французское платье, танцевали до
упаду французские кадрили и кляли по-французски врагов
отечества; Василий Львович, поначалу оцепеневший от го-
ря при мысли о своих погибших библиотеке и гардеробе,
все же немного воспрянул духом и, набравшись мужества,
попробовал возобновить свои каламбуры. По словам поэта
Батюшкова, с горя Василий Львович даже потерял память,
так что с трудом смог прочитать у Архарова басню о соло-
вье... «У Архаровых собирается вся Москва, или, лучше ска-
зать, все бедняки: кто без дома, кто без деревни, кто без
куска хлеба... Все жалуются и ранят французов по-француз-
ски, а патриотизм заключается в словах «Point de parix!»
(«никакого мира!» — фр-У
Тем временем в Лицее обсуждалась возможность мар-
ша Наполеона и на Петербург, и дирекция уже принима-
ла меры на случай необходимости отправки учеников в ка-
кой-нибудь из северных городов. Инспекторы и профессо-
ра взялись за дело с жаром. Придворный портной Мальгин
уже примерял на лицеистах «тулупы, покрытые полуки-
тайкою»; этот романтический исход оживлял воображе-
ние отроков, которым виделась новая жизнь среди снегов,
льдов и белых медведей. Но, видать, не судьба — им так и
не пришлось покинуть Лицей. Зато уже в октябре 1812 года
Наполеон покидал сожженную, разоренную, поруганную
Москву — это было великое отступление!.. Годы спустя
безвестный русский поэт переложит мысли французского
императора на стихотворные строки, которые подхватит
вся Россия:
Шумел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке,
А на стенах вдали Кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.
108________
Александр Пушкин
...И, притаив свои мечтанья,
Свой взор на пламень устремил
И тихим голосом сознанья
Он сам с собою говорил:
— Зачем я шел к тебе, Россия,
Европу всю держа в руках?
Теперь с поникшей головою
Стою на крепостных стенах.
Войска все, созванные мною,
Погибнут здесь среди снегов.
В полях истлеют наши кости
Без погребенья, без гробов.
Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда —
То вознесет его высоко,
То бросит в бездну без стыда!
Первые москвичи, вернувшиеся в столицу, были пора-
жены масштабами разрушений. 9 ноября 1812 года дочь
мадам Римской-Корсаковой Софья Александровна, найдя
оказию, пишет брату:
«Я уже пять дней в нашей несчастной Москве. Ах, Гри-
ша, голубчик, ты представить себе не можешь, что Моск-
ва сделалась, узнать ее нельзя и без слез видеть невоз-
можно этих руин. От каменных домов стены остались,
а от деревянных печи торчат. Вообрази, какое чудо, что
маменькин дом уцелел, а егце чуднее, — матушкин (т. е.
свекрови) деревянный, в котором мы живем теперь, а
слободы как не было — вся выгорела, в том числе дерев-
ню тоже всю разорили, и мы остаемся ни при чем».
Из письма Софьи Марья Ивановна Римская-Корсакова
впервые узнает, что ее дом в Москве, напротив Страстного
монастыря, уцелел1. 12 ноября она пишет сыну:
«Милый друг Триша!.. Помоги вам Господь Бог поймать 1
1 Дом Римских-Корсаковых, переживший 1812 г., был варварски
уничтожен в 1970-е гг. Ныне на его месте новый корпус газеты «Из-
вестия». (Прим, пер.)
________109
Анри Труайя________
злодея этого, рода христианского истребителя. Ну, уж
потрудился он над Москвой. Мне смерть как хочется
съездить дня на три поглядеть на пепел московский. Вче-
ра получила от Сони письмо — она приехала в Москву.
Нельзя читать ее письмо без слез. Это, сказывают, ужас
смотреть, что наша старушка Москва стала. Кроме
трупов и развалин, ничего почти нет; из 9000 домов ос-
талось 720, в том числе и мой дом цел. Кроме околиц,
стекла все выбиты от ударов, когда взлетел Иван Вели-
кий, то есть колокольня и церковь, которая пристроена
была к нему. Загажен дом так, что Федор пишет — надо
недели две, чтобы его очистить; в нем стояли 180 собак,
и с ними 1-го батальона гвардии капитан жил и спал на
Варенькиной постели. В доме занавески ободрали, везде,
где нашли, кожу, сукно, все содрали. Говорят, чужих мебе-
лей натаскали, но все ободранных; дроги из-под кареты
взяли. Людей, однако же, не трогали, только тулупы от-
няли, и в наш дом приходило множество людей спасать-
ся; говорят, слишком 1000 человек жило всякого рода, и
все остались живы и здоровы».
В то время, как москвичи возвращались к пепелищам,
некогда бывшим их родными домами, французская армия,
изголодавшаяся, истерзанная, преследуемая партизански-
ми отрядами, отступала из великой страны, полной горя и
таинственности. Русский народ и лично Александр I были
удивлены, что победа осталась за ними. Еще недавно про-
тивник держал в страхе мир, а наутро, словно какая-то си-
ла переместила гири на весах у Всевышнего, шансы мало-
помалу переместились в пользу Святой Руси. Да, порою
случалось, что русские солдаты бывали оттеснены против-
ником, порою французы одерживали верх — и тем не ме-
нее вследствие этих стычек Наполеоновы полки рассыпа-
лись и таяли один за другим. Было еще не так холодно; но
густой молочный туман окутывал отступавшие колонны.
Продвигаясь, они теряли путь среди миража бледных ту-
манов, феерических дорог, заснеженных лесов. И внезапно
из этих глубин сияющего, как жемчуг, снега и леденящего
110_______
--------Александр Пушкин
холода, от которого не было спасенья, на них налетали то
разъяренные крестьянки, вооруженные вилами, то борода-
тые мужики, то молчаливые казаки.
Разбитые при Березине, французские войска все же су-
мели переправиться через реку и отступить к Вильно. По
дороге от Смоленска до Вильно они бросили до сотни ты-
сяч трупов; проскакивая мимо мертвых человеческих тел,
кони громко фырчали. Путь отступавшим пересекали ве-
реницы пленных; головы у них были мертвенно-фиолето-
вого цвета. Их подгоняли мужики, шпыняя дубинами и
вилами. Прислоненные к стволам деревьев мертвецы слов-
но застыли в почетном карауле, а лежавшие в долинах ра-
неные привлекали к себе огромные стаи волков.
Это Рождество Россия отметила с особой торжествен-
ностью, празднуя освобождение своей территории, разо-
ренной «двунадесятью языками». Кутузов советовал сло-
жить оружие, изгнав неприятеля за пределы Отечества; но
Александр I желал сыграть роль освободителя не только
своего народа, но всех народов Европы. Его гордость, мис-
тицизм и ненависть к Наполеону побуждали его пускаться
в авантюру. И война возобновилась вновь — за рубежом,
но теми же солдатами. Состоялись битвы при Лютцене,
Баутцене, Дрездене, Кульме и Лейпциге. И наконец, 19
(31) марта 1814 года ровно в полдень император Алек-
сандр и король прусский вступили в Париж.
Ликование русского народа было на грани помешатель-
ства. Некогда хулимый, Александр I становился императо-
ром милостию Божией, Царем-Освободителем, Ангелом
справедливости. Как его только не величали — Агамемнон,
Благословенный, Божество России, Царь Царей...
13 апреля курьер из Санкт-Петербурга привозит мос-
ковскому люду известие о безоговорочной капитуляции
Парижа. И начались торжества — 23 апреля в Кремле со-
стоялась торжественная служба, и колокола непрестанно
звонили в течение трех дней и ночей. По свидетельству од-
ного из современников, несмотря на разорение древней
_______111
Анри Труайя
столицы, жители ее переживают такое состояние радости,
что готовы тратить последние копейки на торжества в
честь Победы. И дворяне, и коммерсанты устроили маска-
рады, впереди же намечено блистательное торжество, в
котором Вера Вяземская выступит в роли России, малень-
кая Лунина — Европы, а крошка Бахметьева — ни больше
ни меньше, как Славы... Затем намечалось возведение бюс-
та обожаемого монарха, который будет окружен всеми
нациями — Софья выступит в роли Португалии, Ната-
ша — Англии, юные княжны Шаховские — одна Турции,
другая Германии, юная Полторацкая — Швеции. Понят-
ное дело, никто не хотел выступить в роли Франции и
Польши... Все эти юные особы споют хором и увенчают
бюст монарха-победителя цветами.
27 июля 1814 года, в ознаменование возвращения Алек-
сандра I в Россию, императрица-мать организовала в Пав-
ловске величественное празднество, на которое были при-
глашены и царскосельские лицеисты. Гвоздем программы
был балет, разыгрываемый прямо на лугу, около Розового
павильона. Декоратор и балетмейстер Гонзаго соорудил
декорации с видом окрестностей Парижа и Монмартра с
ветряными мельницами. Лицеисты лицезрели торжество с
галереи, украшенной гирляндами из роз. «Наш Агамем-
нон, миротворец Европы, низложитель Наполеона, сиял во
всем величии, какое только доступно человеку», — вспоми-
нал соученик Пушкина Корф.
От дворца к бальному павильону были сооружены до-
вольно узкие триумфальные ворота; над ними огромными
буквами были выписаны строки, заказанные на этот слу-
чай поэтессе А. Буниной:
Тебя, текуща ныне с бою,
Врата победы не вместят.
Этот шедевр изящной словесности тут же вдохновил
Пушкина нарисовать карикатуру: Александр I, раздобрев-
ший от обильных пиров, безуспешно пытается пролезть
112_______
Александр Пушкин
сквозь Триумфальные ворота, явно не рассчитанные на по-
добные габариты. Ошалевшие генералы свиты Его величе-
ства, решив помочь такой беде, спешно расширяют проем
саблями... Рисунок имел огромный успех у соучеников
Пушкина...1
Но вот праздник закончился, и лицеистов повели в об-
ратный пеший путь из Павловска в Царское — все тот же
барон Корф сетовал, что усталым юным путникам не пред-
ложили ни чаю, ни яблочка, ни даже стакана водицы.
Чувства Пушкина к своему венценосному тезке были
сложными. Александр I выглядел в глазах современников
как живое средоточие всех человеческих противоречий.
Наполеон называл его «истинным византийцем». Шатоб-
риан утверждал, что он был «хитер, как грек». «Северный
Тальма», «Сфинкс», «пена волн» — вот как его титуловали.
Александр I обожал правду — и не умел быть искрен-
ним. Он ненавидел насилие — и взошел на трон только
благодаря отцеубийству. Хотел казаться миротворцем — и
в течение десяти лет водил свои войска по Европе. Корчил
из себя либерала — и проявил себя классическим тираном.
Право, можно было утверждать, что он сам боялся своей
глубокой натуры, и для того, чтобы не дать ходу проявле-
ниям терпимости, нежности, виноватого ума, он сам ско-
вывал себя дисциплиной, противной его темпераменту.
Пушкин-лицеист, как и все его однокашники, почитал
своего государя — в 1815 году его рука торжествующе вы-
водила:
Утихла брань племен; в пределах отдаленных
Не слышен битвы шум и голос труб военных.
С небесной высоты, при звуке стройных лир
На землю мрачную нисходит светлый Мир.
Свершилось!.. Русской царь, достиг ты славной цели!.. 1
1 К счастью, высокое начальство автора не доискалось. Карикатура
эта долгое время хранилась у Е. Карамзиной; до наших дней не дошла.
(Прим. пер.)
_________113
Анри Труайя
...И ветхую главу Европа преклонила,
Царя-Спасителя колена окружила,
Освобожденная от рабских уз рукой,
И власть мятежная исчезла пред тобой! —
И ныне ты к сынам, о царь наш, возвратился,
И край полуночи восторгом озарился!..
..А годы спустя, увидев мраморный бюст уже почивше-
го в бозе Александра I, он напишет нечто другое — язви-
тельное:
Напрасно видишь тут ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку,
А гнев на хладный лоск чела.
Недаром лик сей двуязычен,
Таков и был сей властелин:
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.
Гла&г 7
ПЕРВЫЕ УСПЕХИ
Триумфальное пробуждение России хронологически
совпадало с литературными успехами Пушкина. Он мужал
в неспокойном мире: его охватывали сомнения в самом
себе, когда казалось, что России конец, — и расцвел под
сенью русской победы. За несколько дней до государева
торжества в Павловске Пушкин впервые опубликовался.
А было ему четырнадцать лет от роду. По настоянию това-
рищей он послал одно из своих стихотворений в журнал
«Вестник Европы» — и 3 июля1 1814 года смог прочесть
собственные строки в хорошо известном респектабельном
издании. Так Пушкин шагнул со страниц «Лицейского 1
1 У Труайя: 4 июля. Уточнение см. в ст.: Гурьянов В.П. Поправка на
один день // Вестник МГУ. 1966, № 1. С. 83—84. Также: Летопись
жизни и творчества Александра Пушкина. В четырех томах. Т. 1. М.,
1999. С. 57. (Прим, пер.)
114_______
Александр Пушкин
мудреца»1 на страницы серьезной российской прессы! Из
стайки подростков — в мир цзрослых! Он становился
взрослым! Более того, он становился поэтом! Как Жуков-
ский, как дядюшка Василий Львович. Честолюбие кружило
ему голову. Он возносился в своих мечтаниях далеко-дале-
ко. Ну полно, полно — погоди чваниться перед товари-
щами!
Стихотворение, увидевшее свет на страницах «Вестника
Европы», называлось «К другу стихотворцу» и было подпи-
сано анаграммой «Александръ Н.к.ш.п.» — все ясно, это
«Пушкин» наоборот. (Был у него и другой шифр — так,
стихотворение «Опытность», опубликованное все в том же
«Вестнике Европы» (30 сентября), подписано: 1...14—16.)
Но истинное посвящение Пушкина в рыцари поэтической
словесности произошло еще несколько месяцев спустя —
на переводном экзамене лицеистов «младшего возраста» в
«старший», состоявшемся 8 января 1815 года. Присутство-
вать на экзамене приглашена была самая высокопостав-
ленная публика. Сам министр внутренних дел должен был
председательствовать в экзаменационной комиссии. Меж-
ду лицеистами ходили слухи, что на церемонии обещал
присутствовать почтеннейший и многославнейший Гаври-
ла Романович Державин.
По совету профессора Галича Пушкин пишет «Воспо-
минания в Царском Селе» для чтения на торжественном
закрытии церемонии. Репетиция публичного экзамена со-
стоялась в присутствии самого министра народного про-
свещения Разумовского. И вот, наконец, в назначенный
день в Лицей стали съезжаться группами высокие гости.
Кого тут только не было — генерал-лейтенант Ахвердов с
семьей, генерал-майор Кологривов, полицмейстер Царско-
го Села Бетхе, родные и знакомые лицеистов, дамы при 1
1 Опять требуется уточнение: первый номер «Лицейского мудре-
ца» вышел в ноябре 1815 г., т. е. много позже публикации стихов
Пушкина в «Вестнике Европы» // ЛетоЛись жизни и творчества... т. 1.
М., 1999. С. 65. (Прим, пер.)
_ 115
Анри Труайя________
высоких прическах, сплошные мундиры и фраки, жабо и
ордена! Ну и, конечно, Сергей Львович и Василий Львович
Пушкины.
Поэт оставил нам подробное описание события:
«Державина видел я только однажды в жизни, но нико-
гда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном эк-
замене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к
нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу,
чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написав-
шую «Водопад». Державин приехал. Он вошел в сени, и
Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец,
здесь нужник?1 Этот прозаический вопрос разочаровал
Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился
в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным про-
стодушием и веселостию. Державин был очень стар. Он
был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень
его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его
было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет
его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож.
Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской
словесности. Тут он оживился, читаны были его стихи, раз-
бирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слу-
шал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня.
Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в
двух шагах от Державина».
При первых же строках Державин выпрямил спину и
спешно поднес к уху руку со слуховым рожком. Потрясен-
ный, глядел он на этого необычного смуглого отрока с
взлохмаченными волосами и пронзительными глазами, ис-
крометными, точно осколки стекла. Отрок был затянут в
синий мундирчик с красным воротом. Белые панталоны
облегли ему ноги. Черные наблистанные сапожки отража-
лись на каменных плитах пола. Юноша вытянулся, распра- 1
1 Во французском тексте нейтральное: «Mon amim ou se trouvent
les caninets?», что уничтожает комический эффект. (Прим. пер.)
116________
Александр Пушкин
вив плечи; он был взволнован и степенен. Стихи срывались
с его уст, разносимые звучным, усиленным голосом. Нико-
гда не доводилось Державину слышать такого голоса. Ни
подобных стихов. Да, по правде сказать, эти стихи немного
напоминают то, что пишет он сам. Неудивительно: все
стихи, что сочиняются на Руси, похожи на его творения.
Но в стихах этого юного отрока были легкость и неприну-
жденность, пугающие достопочтенного поэта. И сколько
лет этому отроку? Лет четырнадцать, самое более — пят-
надцать? Юный поэт пел о прекрасных царскосельских са-
дах, почиющих в лунном освещении, об аллеях древних
лип, о водопадах, стекающих с кремнистых холмов бисер-
ной рекой, вспоминал о героях века Екатерины Великой,
которую неустанно славил и он сам, Державин.
Но век Екатерины миновал. Пришли другие времена —
с грохотом барабанов, громом пушек. Наполеон. Война!
Враг преступил за священные пределы России:
Идут — их силе нет препоны,
Все рушат, все свергают в прах,
И тени бледные погибших над Беллоны,
В воздушных съединясь полках,
В могилу мрачную нисходят непрестанно,
Иль бродят по лесам в безмолвии ночи...
Но клики раздались!.. Идут в дали туманной! —
Звучат кольчуги и мечи!..
Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар, и млад; летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем возжены.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря,
Их цель: иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За веру, за царя.
Голос отрока сделался чуть глуше, в нем зазвучали нот-
ки угрозы, и чувствовалось, что мысли его о шествии вра-
жеских полчищ по покинутой земле, о разорении городов,
о бедствиях крестьян, скрывавшихся в дремучих лесах, бы-
________117
Анри Труайя
ли наполнены болью. И вот, наконец, строки о москов-
ском пожаре, пламя которого, кажется, никогда не погас-
нет в истории:
Где ты, краса Москвы стоглавой,
Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавой,
Развалины теперь одни.
Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!
Исчезли здания вельможей и царей,
Все пламень истребил. Венцы затмились башен,
Чертоги пали богачей.
И там, где роскошь обитала,
В тенистых рощах и садах,
Где мирт благоухал, и липа трепетала,
Там ныне угли, пепел, прах.
В часы безмолвные прекрасной летней ночи
Веселье шумное туда не полетит,
Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:
Все мертво, все молчит.
Отрок сделал паузу. Никто вокруг него не смел и поше-
велиться. Державин, казалось, застыл в ошеломленном ис-
ступлении. Пушкин откинул голову и с гордостью возгла-
сил:
Утешься, мать градов России,
Воззри на гибель пришлеца.
Отяготела днесь на их надменны выи
Десница мстящая Творца.
Хотя «Воспоминания в Царском Селе» и были лицеис-
там не в новинку, но тем не менее, по впечатлению Пущи-
на, у него пробегал мороз по коже. Когда отзвучали по-
следние строки, достопочтенный Державин встал с места,
превозмогая тяжесть своего тяжелого, красного с золотом
мундира сенатора. Его парик немного съехал набок. Стар-
ческие слезы текли по его губастому лицу, изборожденно-
му морщинами. Ему хотелось обнять юного поэта, он бор-
мотал: «Я не умер... Я не умер...» Но отрок, которого патри-
арху российской словесности так хотелось приласкать,
118________
Александр Пушкин
улепетнул куда-то со всех ног. Два десятилетия спустя
Пушкин вспомнит об этом эпизоде:
«Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в
двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния
души моей; когда я дошел до стиха, где упоминаю имя
Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце заби-
лось с упоительным восторгом... Не помню, как я кончил
свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в вос-
хищении: он меня требовал, хотел меня обнять... Меня ис-
кали, но не нашли».
В тот же вечер, после экзаменов, граф Разумовский дал
обед, на который был приглашен и Сергей Львович Пуш-
кин. Министр народного просвещения глубокомысленно
сказал ему: «Я бы желал, однако, образовать сына вашего в
прозе». Услышав это, Державин весь покраснел и восклик-
нул пророческим тоном: «Оставьте его поэтом!» Вскоре
после этого Державин сказал СА. Аксакову: «Вот кто заме-
нит Державина».
Отца и дядюшку поэта распирала гордость. Еще бы: ре-
номе юного Александра вышло далеко за пределы стен
Лицея! В салонах и гостиных о нем заговорили с благо-
склонностью, с любопытством. Сам Жуковский охотно
декламировал вслух «Воспоминания в Царском Селе»!
Стихи эти, отправленные в журнал «Российский музеум»,
были напечатаны в четвертом номере, причем — впер-
вые! — за полной подписью: АЛЕКСАНДР ПУШКИНЪ. К се-
му редакция журнала возымела деликатность присовоку-
пить ремарку, при виде которой юный автор не мог не за-
плясать от радости:
«За доставление сего подарка благодарим искренно
родственников молодого поэта, которого талант так много
обещает. Издатель Музеума».
Оправдает ли поэт такой взрыв энтузиазма вокруг его
творчества? Языку его творений не откажешь в удивитель-
ной силе — и это в пятнадцать-то лет! Пушкин уже владе-
ет искусством отбора слов и выстраивания их согласно
_______119
Анри Труайя
звучной мелодии. Охотно прибегает к звукоподражаниям.
С совершенством имитирует кованую, чеканную технику
Жуковского и привычную уху высокопарность Державина.
Он прекрасный ученик. Хотя еще далек до того, чтобы са-
мому стать учителем. Его «Воспоминания в Царском Селе»
суть торжественная речь, помпезная декламация, хорошо
скроенный образчик риторики. Эмоция, воплощенная в
мгновения. Вспышка молнии. И это при том, что, по сути
дела, в этих стихах нет ничего, кроме мифологических ре-
минисценций, в известной степени школярских. Юный
Пушкин, столь враждебный архаистам, взыскует, как они,
благородных слов. Он упивается всеми этими «скальдами
вдохновенными», «арфами золотыми», «струнами громоз-
вучных лир», «зорями цветущих лет». Однако стихи блес-
нули своим ритмом, своим порывом, удивительной легко-
стью письма. Эта кажущаяся легкость версификации и
удивила поначалу современников.
После публикации «Воспоминаний в Царском Селе» в
«Русском музеуме» Дельвиг адресовал в тот же журнал
стихотворение, посвященное Пушкину:
Кто, как лебедь цветущей Авзонии,
Осененный и миртом и лаврами,
Майской ночью при хоре порхающих
В сладких грезах отвился от матери...
-Пушкин! Он и в лесах не укроется:
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий1.
Тот факт, что это стихотворение, славящее гений Пуш-
кина, также было признано целесообразным напечатать в
одном из лучших журналов той эпохи, доказывает, в какой
мере успела утвердиться репутация юного Александра. 1
1 Опубликовано в «Русском музеуме», № 9, 1815, за подписью:
«Д.». Там же напечатано и стихотворение Пушкина «Мечтатель».
(Прим. пер.)
120________
Александр Пушкин
В ноябре 1815 года поэт Жуковский, снискавший к
своим тридцати двум годам и славу, и почет, и официаль-
ные милости (в сентябре того же года он получил назначе-
ние чтеца при императрице Марии Федоровне, вдове Пав-
ла I), поднес Пушкину свои сочинения1, говорил с ним о
святом назначении поэзии и напутствовал его искать чис-
той славы, не допуская компромиссов и обходных путей.
Удивительно, но происхождение поэта Жуковского во
многом сходно с происхождением Александра Сергееви-
ча — ив его жилах текла полуденная кровь! Он был сыном
богатого помещика Тульской губернии Афанасия Буни-
на — когда грянула русско-турецкая война, Бунин попро-
сил своего крестьянина, собиравшегося на ратные подвиги:
— Привези, друг мой, красивую турчаночку. Ты же ви-
дишь, что жена моя стареет.
Сказано было, должно быть, в шутку, да только воин
выполнил просьбу своего барина в точности и привез ему
двух сестер-турчанок, плененных при взятии русскими
войсками крепости Бендеры. Одна из сестер умерла, вто-
рая, которую звали Сальха, родила Бунину сына — будуще-
го поэта1 2. Законная жена помещика молча переживала
сложившееся положение вещей: родила одиннадцать де-
тей, из коих шестеро умерли во младенчестве. Наконец,
после стольких скорбей, она простила супруга, признала и
его сожительницу, и внебрачного сына, и перестроила хо-
зяйство на новый лад. Итак, у ребенка было два отца, две
матери. И всем в доме было хорошо. Маленький Жуков-
ский унаследовал от своих турецких предков молочно-ма-
товую, тугую кожу, удлиненное асимметричное лицо и
удивительные глаза с восточным разрезом, затененные
1 Речь идет о сборнике «Стихотворения Василия Жуковского».
СП(э., 1815. Ч. 1. (Цензурное разрешение от 7 окт. 1815) (Прим. пер.)
2 Фамилию мальчику дал усыновивший его бедный помещик Анд-
рей Жуковский, проживавший при семье Буниных. Буде угодно родно-
му отцу объявить сына незаконным, не миновать бы тому крепостного
состояния. (Прим, пер.)
________121
Анри Труайя
длинными шелковыми ресницами. Мальчик рос, лелеемый
и балуемый в неге и холе, учился так-сяк у разных домаш-
них учителей и гувернанток — но, как бы там ни было,
окончил в 1800 году Благородный пансион, а в 1802 году
опубликовал перевод элегии Грея «Сельское кладбище»,
который тут же стяжал ему уважение читающей публики.
Стихи, которыми Жуковский радовал читателя, подтвер-
дили возлагавшиеся на него надежды, так что в 1812 году
он был признан первым русским поэтом новой школы.
Это был мягкий, услужливый, наивный и несколько ра-
болепный человек, но доброта его была поистине леген-
дарной. По словам Вигеля, невозможно было, зная Жуков-
ского, не любить его; а для него самого любить весь мир
как своих близких и дальних родичей было привычным де-
лом. С самого начала Жуковский явил живую привязан-
ность к неугомонному, не поддающемуся пониманию
Пушкину. Он догадывался о силах, которые таились в его
юном друге. Он предугадывал невиданное развитие его ге-
ния. Порою Жуковский читал Пушкину свои последние
стихи и, если отрок не мог повторить их по памяти, корил
себя за дурные рифмы и стремился исправить их согласно
указаниям своего юного друга.
В 1816 году сам историк Карамзин изъявил желание
нанести визит в Лицей, чтобы послушать стихи юного да-
рования. В письме к племяннику от 17 апреля Василий
Львович давал такие наставления: «Люби его, слушайся и
почитай. Советы такого человека послужат к твоему добру
и, может быть, к пользе нашей словесности. Мы от тебя
многого ожидаем».
Карамзин встречался с Пушкиным, задавал ему вопро-
сы и даже напутствовал его, как вспоминает Малиновский,
такими словами: «Пари, как орел, но не останавливайся в
своем полете». А у Пушкина раздувались ноздри от гордо-
сти, как это бывает в момент прилива больших эмоций...
И другие знаменитые писатели потянулись в Лицей,
чтобы поглазеть на того, кто стал его поэтическою славой.
Илличевский писал по этому поводу все тому же Фуссу:
122_______
Александр Пушкин
«Посылаю тебе... две гусарские пиесы (стихотворения
«Слеза» 1815 г. и «Усы» 1816 г. — С.Л.) нашего Пушкина.
Гусарские потому, что в них дело идет о гусарах и о их
принадлежностях... Как же это ты пропустил случай видеть
нашего Карамзина — бессмертного Историографа Отече-
ства? Стыдно, братец. Мы надеемся, однако ж, что он по-
сетит наш Лицей, и надежда наша основана не на пустом.
Он знает Пушкина и им весьма много интересуется; он
знает также и Малиновского... Признаться тебе, до самого
вступления в Лицей я не видел ни одного писателя, но в
Лицее видел я Дмитриева, Державина, Жуковского, Ба-
тюшкова, Василия Пушкина и Хвостова. Еще забыл: Неле-
динского, Кутузова, Дашкова...» Увидев, что в поэтическом
состязании победа осталась за Пушкиным, Илличевский
принял это без малейшей желчи и зависти...
Горячий интерес, который проявляли к Пушкину зна-
менитые писатели, упрочивал его престиж среди лицеис-
тов. Он был ясен, как солнечный день, и в то же время ок-
ружен ореолом загадочности. Но главное — он обладал
призванием! Юные поэты в лицейских мундирах сле-
дили с пиететом за его творчеством и подхватывали на по-
лете любые строки, срывавшиеся с его пера. Его успехи —
это в какой-то мере и их успехи. Его реноме основывается
на престиже Лицея и царскосельских садов. Дельвиг, ми-
лый голубоглазый Дельвиг таскал у своего друга Александ-
ра стихи и втихую посылал их в самые модные журналы.
После успеха «Воспоминаний в Царском Селе» ми-
нистр народного просвещения лично заказал юному поэту
стихотворение «На возвращение государя императора из
Парижа в 1815 году». Пушкин сочинил эти стихи в эмфа-
тическом стиле «Воспоминаний в Царском Селе»:
Меч огненный блеснул за дымною Москвою,
Звезда губителя потухла в вечной мгле,
И пламенный венец померкнул на челе!
Содрогся счастья сын, и, брошенный судьбою,
Он землю Русскую невзвидел под собою,
_______123
Анри Труайя
Бежит... И мести гром слетел ему вослед;
И с трона гордый пал... И вновь восстал... И нет —
Тебе, наш храбрый царь, хвала, благодаренье!
...К мечам! Раздался клик, и вихрем понеслись;
Знамена, восшумев, по ветру развились.
Обнялся с братом брат; и милым дали руку
Младые ратники на грустную разлуку.
Сразились; воспылал свободы ярый бой...
Завершив сей опус, Пушкин адресовал письмо директо-
ру департамента министерства народного просвещения
И.И. Мартынову:
28 ноября 1815 г.
Из Царского Села в Петербург (Черновое)
«Милостивый государь Иван Иванович!
Вашему превосходительству угодно было, чтобы я на-
писал пиесу на приезд государя императора; исполняю ва-
ше повеленье. — Ежели чувства любви и благодарности к
великому монарху нашему, начертанные мною, будут не
совсем недостойны высокого предмета моего, сколь сча-
стлив буду я, ежели его сиятельство граф Алексей Кирил-
лович благоволит поднести государю императору слабое
произведенье неопытного стихотворца!
Надеясь на крайнее ваше снисхожденье, честь имею
пребыть, милостивый государь.
Вашего превосходительства
всепокорнейший слуга
Александр Пушкин
1815 года 28 ноября. Царское Село».
К сожалению, стихи Пушкина в этот раз не дошли до
императора. Зато последовал новый официальный заказ:
стихотворение в честь принца Вильгельма Оранского,
приехавшего в 1816 году в Россию, чтобы жениться на
Великой княжне Анне Павловне. Императрица Мария Фе-
доровна, пожелавшая устроить празднество в честь ново-
брачных, поручила престарелому поэту Нелединскому-Ме-
лецкому сочинить по такому случаю оду. Однако Неледин-
ский-Мелецкий не рискнул взяться за столь срочный заказ
124________
Александр Пушкин
и, по совету Карамзина, наносит визит в Лицей и перепо-
ручает заказ юному российскому дарованию... Пушкин не
отказался — и уже через час-другой Нелединский увозит
готовый текст:
...Утихло все! Не мчится гром,
Не блещет меч окровавленный.
И брань погибельным крылом
Не мчится грозно над Вселенной.
Хвала, о юноша-герой!
С героем дивным Альбиона1
Он верных вел в последний бой
И мстил за лилии Бурбона...
Празднество состоялось в положенные сроки — 6 июня
1816 года — в Павловске; после представления все на том
же лугу перед Розовым павильоном грянул бал, за коим
последовал ужин, во время которого и спели куплеты
«К Принцу Оранскому». Довольная императрица Мария
Федоровна пожаловала юному автору золотые часы с це-
почкой1 2.
Этот внезапный взлет, имевший следствием серьезный
интерес и даже почтение, окружившие смуглого отрока в
пятнадцать-шестнадцать лет, не должен удивлять — в эту
эпоху зрелость, и физическая, и интеллектуальная, насту-
пала рано. То была пора, когда девушки четырнадцати лет
выходили замуж, а пятнадцатилетние юноши выступали
на полях сражений, командовали солдатами с седеющими
усами. 11 июля 1812 года в сражении при Салтановке ге-
нерал-лейтенант Николай Раевский вместе с сыновьями
Александром и Николаем повел солдат в грозную атаку.
Александру было шестнадцать лет, Николаю — всего
одиннадцать... Французы не выдержали атаки русских и
обратились в бегство...
...Как бы там ни было, Александр Пушкин, коему лест-
1 Веллингтон.
2 Вскоре поэт, по какой-то причине, нарочно разбил их о каблук.
(С.А.)
________125
Анри Труайя
ны были все эти проявления уважения и любопытства,
творил в эти годы — 1815 и 1816 — с радостною стра-
стью. В 1814 году из-под его пера вышли 26 стихотворе-
ний, в 1815-м — 27, а в 1816-м — все 50!1
В стихотворении того же периода «Тень Фонвизина»
Пушкин представляет себе, как призрак писателя Фонви-
зина, скончавшегося в 1792 году, испрашивает у Плутона
дозволения вернуться к своим собратьям. Эта встреча
усопшего и живых дает Пушкину возможность рассыпать
эпиграммы и похвалы писателям-современникам. К 1815
году относится вот такая задумка Пушкина:
«Летом напишу я «Картину Царского Села».
1.	Картина сада.
2.	Дворец. День в Царском Селе.
3.	Утреннее гулянье.
4.	Полуденное гулянье. 1
1 Цифры взяты, по-видимому, из книги А. Тырковой-Вильямс (в
издании «Жизнь замечательных людей», см. т. 1, с. 134). Не забудем,
что речь идет только о сохранившихся стихотворениях. А сколько их
утрачено, по-видимому, навсегда! (С.А.) Он берется за штурм высоких
литературных родов, бросается очертя голову в гущу философских тру-
дов, кропает моральные пиесы, стучится в ворота жанра героических
поэм... Нам ничего не ведомо о его повести «Фатам, или Разум челове-
ческий», кроме того, что она была выдержана в стиле повестей Вольте-
ра; также ничего не известно о комедии «Философ», о которой Пуш-
кин вскользь упоминает в своем «Лицейском дневнике» от 10 декабря
1815 г.: «Начал я комедию — не знаю, кончу ли ее». Об этой же коме-
дии упоминает все тот же Илличевский в письме к приятелю своему
Фуссу от 16 января 1816 г.: «Кстати, о Пушкине: он пишет теперь ко-
медию в пяти действиях, в стихах, под названием Философ. План до-
вольно удачен — и начало: то есть 1-е действие, до сих пор только на-
писанное, обещает нечто хорошее — стихи и говорить нечего, а острых
слов — сколько хочешь! Дай только Бог ему терпения и постоянства,
что редко бывает в молодых писателях; они то же, что мотыльки, кото-
рые недолго на одном цветке покоятся — которые так же прекрасны и
так же, к несчастию, непостоянны; дай Бог ему кончить ее — это пер-
вый большой ouvrage (труд; в оригинале по-французски. — С.А.), нача-
тый им — ouvrage, которым он хочет открыть свое поприще по выходе
из Лицея. Дай Бог ему успеха — лучи славы его будут отсвечивать-
ся в его товарищах». (Выделено Илличевским. — С.А.)
126_______
Александр Пушкин
5.	Вечернее гулянье.
6.	Жители Царского Села».
Вот главные предметы вседневных записок. Но это еще
будущее.
Он пробует себя и в театральной критике, разнося в
пух и прах сочинения князя Шаховского:
«Шаховской никогда не хотел учиться своему искусству
и стал посредственный стихотворец. Шаховской не имеет
большого вкуса, он худой писатель — что ж он такой? —
Неглупый человек, который, замечая все смешное или за-
мысловатое в обществах, пришел домой, все записывает и
потом как ни попало вклеивает в свои комедии.
Он написал «Нового Стерна», холодный пасквиль на
Карамзина».
И далее прохаживается, не ведая пощады, по всем ос-
тальным творениям князя:
«Он написал «Казак-стихотворец», в нем есть счастли-
вые слова, песни замысловатые, но нет и даже и тени ни
завязки, ни развязки. — Маруся занимает, но все прочие
холодны и скучны.
Не говорю о «Встрече незваных» — пустом представле-
нии, без малейшего искусства или занимательности...»
Не будем забывать — литературное творчество Пушки-
на тех лет, его успехи и амбиции накладывались на необ-
ходимость посещать занятия, на школьнические озорства
и проказы. Визиты к нему крупных поэтов, пророческие
слова Державина, воодушевляющие напутствия Жуковско-
го и даже высочайшие заказы не могли отменить того
факта, что Пушкин-то, по сути дела, был попросту шалов-
ливым ребенком; признавая его талант, дирекция Лицея
тем не менее следила в оба за его поведением. Вот еще од-
на запись из его дневника:
«10 декабря.
Вчера написал я третью главу «Фатама, или Разума че-
ловеческого: Право естественное». Читал ее С.С. и вечером
с товарищами тушил свечки и лампы в зале. Прекрасное
занятие для философа! — Поутру читал «Жизнь Вольтера».
_______127
Анри Труайя_____
И в этом же самом лицейском дневнике — в котором
всего-то несколько страничек, несколько разрозненных за-
меток — мы находим отзвуки первых сердечных бурь, тер-
завших юного поэта.
Тлава 8
ПРИОБЩЕНИЕ К СТРАСТЯМ -
ЛЮБОВНЫМ И ПОЛИТИЧЕСКИМ
Сызмальства — еще задолго до поступления в Лицей —
Александра Пушкина влекли к себе Женщины. Заинтриго-
ванный, пребывал он во власти загадки этих нежных и лас-
ковых существ, которые скользили вокруг него и для кото-
рых поэты не жалели самых чарующих строк. Не забыли
еще строки «Смерть Николая. Ранняя любовь», каковая
настигла его семи лет от роду? А юную прелестницу Воро-
жейкину, о которой с такой теплотой поведал Пущин?
Чтение французских эротических сочинений возбужда-
ло в Пушкине потребность в тайных ласках, поцелуях ук-
радкой и в утешающем томлении. Он был весь взбудора-
жен этою новою наукою, почерпнутой из книг да из разго-
воров взрослых. Он знал о женщине все, что только можно
было знать, хотя ему пока еще не случалось наносить им
визиты. Любовь представлялась ему неким занятием,
смыслом существования, искусством, своеобразным ремес-
лом, стоящим на той же позиции, что и поэзия. Вся жизнь
его разделилась между любовью и поэзией. Точнее говоря,
любовь и поэзия были для него двумя различными выра-
жениями одного и того же гения. Более развитой и более
осведомленный, чем товарищи, он удивлял их проявления-
ми «истинно африканской» чувственности. Если верить Га-
евскому, с 1812 года Пушкин приударял за крошкой На-
тальей Кочубей, которая частенько наносила визиты в Ли-
цей, и сочинил в ее честь стихотворение «Измены». Ну, а
барон Корф многие годы спустя открыто утверждал, что
она была «первым предметом любви Пушкина». Первая
любовь? Да полноте! Чуть затянувшийся взгляд. Несколько
128______
Александр Пушкин
слов политеса. Улыбка мадемуазель Кочубей. Вот и все, что
было между ними.
Когда студенты наконец получили дозволение выходить
за пределы родного Лицея и посещать по приглашениям
знатные царскосельские дома, Пушкин не упускал случая
приударить за любой прелестницей, которая казалась ему
доступной. Рассказывает Гаевский: один из именитых цар-
скоселов, граф Варфоломей Васильевич Толстой, держал
труппу из крепостных актеров; лицеисты бывали у него на
спектаклях и, как и большинство других зрителей, восхи-
щались «первой любовницей» Натальей (как актриса эта
юная красавица явно оставляла желать лучшего). В 1814
году Пушкин посвятил ей два стихотворения — «Посла-
ние к Наталье»:
Так и мне узнать случилось,
Что за птица Купидон;
Сердце страстное пленилось,
Признаюсь: и я влюблен.
И «К молодой актрисе»:
Ты пленным зрителя ведешь,
Когда без такта ты поешь,
Недвижно стоя перед нами,
Поешь — и часто невпопад;
А мы усердными руками
Все громко хлопаем...
...Блажен, кто может роль забыть
На сцене с миленькой актрисой,
Жать руку ей, надеясь быть
Еще блаженней за кулисой!
Ну, а сам-то 14-летний лицеист Пушкин испытал ли
блаженство за кулисами? Скажем так: нескольких поцелу-
ев украдкой да мимолетных ласк субретки было достаточ-
но, чтобы воспламенить нашего отрока. Соученик Пушки-
на Сергей Комовский (который получил от товарищей
пррзвище Смола как раз за приставания с душеспаситель-
ными нравоучениями) отмечает, что Пушкин — вместе с
гусарами, проживавшими в то время в Царском Селе,
________129
Анри Труайя
«любил подчас, тайно от своего начальства, приносить не-
которые жертвы Бахусу и Венере, волочась за хорошеньки-
ми актрисами графа В. Толстого и за субретками приез-
жавших туда на лето семейств; причем проявлялись в нем
вся пылкость и сладострастие африканской его крови. Од-
но прикосновение его к руке танцующей производило в
нем такое электрическое действие, что невольно обращало
на него всеобщее внимание во время танцев». Но и это не
все — в первой редакции последняя фраза в тексте отсут-
ствует, вместо нее примечание Комовского: «Пушкин до
того был женолюбив, что, будучи еще 15 или 16 лет, от од-
ного прикосновения к руке танцующей во время лицей-
ских балов взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как рети-
вый конь среди молодого табуна». Эта ремарка Комовско-
го вызвала негодование другого соученика Пушкина —
Яковлева, который, не отрицая самих фактов, возмущался
их подачей: «Описывать так можно только арабского ска-
куна, а не Пушкина, потому только, что в нем текла кровь
арабская».
Как раз во время одного из таких балов Пушкин, по
собственному признанию, познал свою первую страсть.
Речь идет уже не о мадемуазель Кочубей, но о мадемуазель
Бакуниной, фрейлине императорского двора (с октября
1817 г.) и сестре соученика Пушкина. Юной красавицей
был очарован весь Лицей. В своем интимном лицейском
дневнике Пушкин отметил обжегшее его душу впечатле-
ние от нечаянной встречи с нею:
«ДНЕВНИК 1815
29 ноября
Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался,
Отрадой тихою, восторгом упивался...
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья,
И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..
Я счастлив был!., нет, я вчера не был счастлив; поутру я
мучился ожиданьем, с неописанным волненьем стоя под
130________
Александр Пушкин
окошком, смотрел на снежную дорогу — ее не видно бы-
ло! Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встреча-
юсь с нею на лестнице, — сладкая минута!..
Он пел любовь, но был печален глас,
Увы! Он знал любви одну лишь муку!
Жуковский
Как она мила была! Как черное платье пристало к ми-
лой Бакуниной!
Но я не видел ее 18 часов — ах! Какое положенье, ка-
кая мука!
Но я был счастлив 5 минут».
«Прелестное лицо ее, дивный стан и очаровательное об-
ращение, — отмечал уже знакомый нам Комовский, —
произвели всеобщий восторг во всей лицейской молоде-
жи». И то сказать, не один Пушкин питал страсть к Ка-
теньке Бакуниной — он делил ее с Пущиным и Илличев-
ским, и все трое слали предмету своего обожания рифмо-
ванные послания.
Отвечала ли мадемуазель Бакунина на завуалированные
или открытые объяснения Пушкина в любви? Явно нет,
ибо, начиная с этой встречи, несчастная любовь становится
ведущей темой поэта. Вот какие ноты исторгала его лира в
1816 году — взять, скажем, пиесу «Желание»:
Медлительно влекутся дни мои,
И каждый миг в унылом сердце множит
Все горести несчастливой любви
И все мечты безумия тревожит.
...О, жизни час! Лети, не жаль тебя!
Исчезни в тьме, пустое привиденье!
Мне дорого любви моей мученье —
Пускай умру, но пусть умру — любя!
Но как бы там ни было, несчастью от непонимания со
стороны мадемуазель Бакуниной не суждено было просу-
ществовать в сердце Пушкина до самой его кончины.
И то сказать — Пушкин был просто влюблен в любовь!
Он любил любить. Женщины были всего лишь предлогом
_______131
Анри Труайя
для разгулов его лирических страстей. В том же самом го-
ду, когда он оплакивал в стихах и прозе холодность и не-
понимание юной Бакуниной, он предпринимал попытки
ухаживать за субретками фрейлин императрицы. «Этих
фрейлин было тогда три, — вспоминал Пущин — Плюско-
ва, Валуева и княжна Волконская». Как-то, перед вечерней
зарею, лицеисты направлялись по темному дворцовому ко-
ридору к гауптвахте, чтобы послушать военный оркестр.
Пушкин, на свою беду, шел один; на его пути были и выхо-
ды из комнат, занимаемых фрейлинами. У одной из них,
княжны Волконской, была премиленькая горничная Ната-
ша. Пушкину, разумеется, не раз случалось сталкиваться с
нею во мраке коридора — и, конечно же, пощипать да по-
тискать бедняжку под ее негромкие испуганные крики.
Услышал в темноте шорох платья, легкий вздох... Да, ко-
нечно, это непременно Наташа! В кромешной темноте,
ощупью, он простер руки к теплому телу, которое возник-
ло перед ним. Охватил его руками, прижал к груди... Его гу-
бы искали непокорный рот прелестницы... В это время от-
крылась дверь, выпустив лучик света под своды коридора,
и... О ужас!.. Пушкин узрел в своих объятьях старый, избо-
рожденный морщинами манекен, весь^ в перьях и в муке:
САМА КНЯЖНА ВОЛКОНСКАЯ!!! Едва не упав в обморок,
он выпустил из рук добычу и с криком бросился прочь со
всех ног, тогда как фрейлина осталась на месте, дрожа от
страха и исторгая проклятья на русском и французском
языках. В тот же вечер княжна пожаловалась своему бра-
ту, а тот — государю.
«Государь на другой день приходит к Энгельгардту.
«Что ж это будет? — говорит царь. — Твои воспитанники
не только снимают через забор мои наливные яблоки,
бьют сторожей садовника Лямина (точно, была такого ро-
да экспедиция, где действовал на первом плане граф Силь-
вестр Броглио), но теперь уже не дают проходу фрейлинам
жены моей», — вспоминает Пущин. Скандал назревал не-
шуточный. Выходило, что Александр собирался дать таску
этому слишком обнахалившемуся Пушкину. Но Энгель-
132________
Александр Пушкин
гардт, уже прознавший о случившемся, стал на сторону
своего ученика и так ответил императору: «Вы меня преду-
предили, государь, я искал случая принести вашему вели-
честву повинную за Пушкина; он, бедный, в отчаянии:
приходил за моим позволением письменно просить княж-
ну, чтоб она великодушно простила ему это неумышлен-
ное оскорбление». Тут Энгельгардт рассказал подробности
дела, стараясь всячески смягчить вину Пушкина, и присо-
вокупил, что сделал уже ему строгий выговор и просит
разрешения насчет письма».
Император на это смягчился — и то сказать, сие при-
ключение скорее позабавило, нежели возмутило его: уж
он-то знал, сколь стара и безобразна обиженная фрейлина!
«Пусть пишет, — сказал государь, — уж так и быть, я беру
на себя адвокатство за Пушкина; но скажи ему, чтоб это
было в последний раз. La vieille est peul-etre enchanteee de
la meprise du jeune homme, entre nous soit dit («Старая де-
ва, быть может, в восторге от ошибки молодого человека,
между нами говоря»), — шепнул император, улыбаясь Эн-
гельгардту. Пожал ему руку и пошел догонять императри-
цу, которую из окна увидел в саду».
Затаив злобу на престарелую княжну, которая наябед-
ничала императору, Пушкин вознаградил себя вот таким
несколько неуклюжим катреном, который потом долгое
время забавлял его однокашников:
On peut tres bien, Mademoiselle,
Vous prendre pour une maquerelle.
Ou pour une vieille guenon,
Mais pour une Grace — Oh, mon Dieu, non!
Сударыня, могу сказать,
За сводню можно вас принять.
И на мартышку вы похожи.
На Грацию ж... Помилуй Боже!
Директор Лицея Энгельгардт, спасший Пушкина от на-
казания, мог не сомневаться, что в благодарность за это
неуемный отрок отплатит ему скандалом в его же собст-
венном доме. В семье Энгельгардта, кроме супруги его Ма-
_______133
Анри Труайя
рии Яковлевны, трех сыновей и двух дочерей, проживала
недавно овдовевшая француженка Мария Смит, урожден-
ная Шарон ля Роз. Она хорошо пела, играла на фортепья-
но, недурно писала стихи. «Весьма миловидная, любезная,
остроумная, — вспоминает Гаевский, — она умела ожив-
лять и соединять собиравшееся у Энгельгардта общество.
Пушкин, который немедленно начал ухаживать за нею,
посвятил ей довольно нескромное послание «К молодой
вдове». Но вдова, не успевшая забыть мужа и готовившая-
ся быть матерью, обиделась, показала стихотворение сво-
его воздыхателя Энгельгардту, и это обстоятельство было
главною причиною неприязненных отношений между ни-
ми, продолжавшихся до конца курса».
И то сказать — в послании «К молодой вдове», напи-
санном в духе Парни, было чем оскорбить Марию. Пуш-
кин заклинает ее отдать ему любовь и позабыть о покой-
ном, потому что
...узников могилы
Там объемлет вечной сон,
Им не мил уж голос милый,
Не прискорбен скорби стон.
...Тихой ночью гром не грянет,
И завистливая тень
Близ любовников не станет,
Вызывая спящий день.
Отвергнутый одной женщиной, Пушкин взыскует люб-
ви другой. Он ненасытен и очарователен. В сентименталь-
ных поисках ему не служили препятствием ни возраст, ни
социальное положение, ни репутация «жертвы». Начав по-
сещать царскосельский дом Карамзина, он внезапно вос-
пылал чувством к его супруге, а между тем мадам Карам-
зина была старше Пушкина на 19 лет и, по словам Вигеля,
была бела, холодна и великолепна, как античная статуя.
Однажды (дело было в середине 1817-го) Пушкин послал
ей любовную записку в прозе и с колотящимся сердцем
стал ждать ответа от 35-летней матроны с таким большим
шармом. Как пишет пушкинист Бартенев, Екатерина Анд-
134________
Александр Пушкин
реевна, разумеется, показала записку мужу — «оба расхо-
хотались, и, призвавши Пушкина, стали делать ему серьез-
ные наставления. Все это было так смешно и дало Пушки-
ну такой удобный случай ближе узнать Карамзиных, что с
тех пор он их и полюбил, и они сблизились».
В «Письме к Лиде», датированном 1817 годом, говорит-
ся о других любовных чувствах — более земных и в боль-
шей степени разделенных:
По скорой поступи моей,
По сладострастному молчанью,
По смелым, трепетным рукам,
По воспаленному дыханью
И жарким, ласковым устам
Узнай любовника — настали
Восторги, радости мои!..
Неизвестно, кто сия любезная Лида, равно как и то, кто
скрывается под именем Ельвина, которой юноша адресует
стихи, озаглавленные «К Ней»:
...Ельвина, почему в часы глубокой ночи
Я не могу тебя с весельем обнимать
На милую стремить томленья полны очи
И страстью трепетать?
И в радости немой, в восторгах упоенья
Твой шепот сладостный и томный стон внимать
И в неге в скромной тьме, для неги пробужденья
Близ милой засыпать?
Начиная с 1816 года всем этим венерам, купидонам и
разным прочим полубесплотным божествам приходится
соперничать за место в строках Пушкина с реальными
женщинами, обладающими телом и горячей плотью, тали-
ей, доступной для прикосновений и объятий, алчущими гу-
бами, руками, дыханием, ароматом и опытом в любовных
делах. Имя той, которая стала для юного поэта посвяти-
тельницей, нам неведомо. Но его творчество примерно
подсказывает нам дату, когда состоялся его дебют на амур-
ной арене.
Ну, а как насчет внешних данных Пушкина? Скажешь
_______135
Анри Труайя
ли по ним, что молодого человека ждут любые виктории?
Однокашники прозвали его «обезьянкой», а то и величали
«смесью обезьяны с тигром»... Что ж! Он так и пишет о се-
бе в шутливом'французском стихотворении «Мой порт-
рет»:	...Je suis un jeune polisson, Encore dans les classes; Point sot, je le dis sans facon Et sans fades grimaces. ...Ma taille a celles plus longs Me peut etre egalee; J„.ai le teint frais, les cheveux blonds Et la tete bouclee. ...Spectacles, bals me plaisent fort, Et d..apre ma pensee. Je dirais ce que j..aime encore... Si n..etais au Lycee. ...Vrai demon pour Lespieglerie, Vrai singe par sa mine, Beaucoup et trop d..jetoureie. Ma foi, voila Pouchkine. 1814 ...Вот я, повеса молодой, Еще не кончивший ученья; Не глуп, скажу я с простотой И без притворного смиренья. ..Я не скажу, чтоб чересчур Высок был ростом меж друзьями. Но свеж лицом, и белокур, А кудри вьются завитками. ...Спектакли, балы — страсть моя! Про то, что мне еще милее, Сказал бы откровенно я, Когда бы не был я в Лицее. ...В проказах — настоящий бес, Лицом похож на обезьяну,
136
Александр Пушкин
Во всем — повеса из повес,
Вот — Пушкин, отрицать не стану!1
Он был невысоким, худым, нервным. Темный цвет ли-
ца, узкие губы, крепкие белые зубы, как у каннибала, и, са-
мое главное, глаза, искрящиеся радостью, — разве всего
этого недостаточно, чтобы соблазнять царскосельских дев?
* * *
В году 1817-м — на последнем году своего пребывания
в Лицее — Пушкин шалил напропалую. В Царском Селе
квартировал полк лейб-гвардейских гусар. Большую часть
офицеров этого полка составляли молодые образованные
дворяне, отважные на поле брани и охочие до кутежей,
участвовавшие в кампании 1812—1814 годов и отводив-
шие душу тем, что критиковали правительство и ухажива-
ли за юными прелестницами — как актрисами театра
Варфоломея Толстого, так и барышнями из хороших до-
мов. Пушкин сдружился с военными людьми и стал уде-
лять учебе еще меньше внимания, чтобы участвовать в их
ходках. Теперь лицеистам уже разрешалось пребывание
вне стен Лицея в часы, не занятые классами, и юный Пуш-
кин пользовался этим, чтобы отсутствовать целыми ноча-
ми... Барон Корф не преминул отметить это в своих мемуа-
рах: «После все переменилось, и в свободное время мы хо-
дили не только к Тепперу и в другие почтенные дома, но и
в кондитерскую Амбиеля, а также по гусарам, сперва в од-
ни праздники и по билетам (т. е. «увольнительным». —
С.Л.), а потом и в будни, без всякого уже спроса, даже без
ведома наших приставников, возвращаясь иногда в глубо-
кую ночь. Думаю, что иные пропадали даже и на целую
(выделено везде автором. — С.Л.) ночь, хотя со мною лич-
но этого не случалось. Маленький тринкгельд («чае- 1
1 Русский текст дается по: А. С. Пушкин. Поли. собр. соч. со сводом
вариантов. Т. 1. Ч. 1. М., 1920. С. 105—106.
_________137
Анри Труайя
вне», даяние «на водку». — С.Л.) швейцару мирил все дело,
потому что гувернеры и дядьки все давно уже спали. Но в
Петербург, повторяю, нас пустили только однажды... хотя
не поручусь, чтобы кто-нибудь не приезжал туда изредка
тайком, до такой степени надзор был слаб и распущен.
...Кружок, в котором Пушкин проводил свои досуги, состо-
ял из офицеров лейб-гусарского полка. Вечером после
классных часов, когда прочие бывали или у директора, или
в других семейных домах, Пушкин, ненавидевший всякое
стеснение, пировал с этими господами нараспашку».
Этими господами были Молоствов, Саломирский, Сабу-
ров, Чаадаев и Каверин.
Каверин-то и представлялся героем-типажом этого ма-
ленького общества. Был он всего на пять лет старше Пуш-
кина. Проучившись какое-то время в Геттингенском уни-
верситете, он вернулся на родину в грозные для нее часы,
записался в Смоленское ополчение, участвовал в загранич-
ных походах, в августе 1816-го прибыл в Царское Село, в
расквартированный там лейб-гвардии Гусарский полк. Это
был страстный охотник до вина, бретёр и удивительный
сластолюбец. Однажды, во время занятия Парижа русски-
ми войсками, Каверин зашел в модный ресторан и увидел
группу молодых людей, заказавших бутылку Шампанского
и четыре бокала. И тут же, громовым голосом, заказал себе
четыре бутылки шампанского и один бокал. И что бы вы
думали — за обедом выдул все четыре, кроме того, еще не-
сколько рюмашек ликеру за десертом, и покинул заведе-
ние твердою походкой, тогда как другие находившиеся в
зале рукоплескали его подвигу. Рассказывают, что, борясь с
французской болезнью, он тянул ледяное шампанское; хле-
стал ром вместо чаю, а после трапезы поглощал бутылку
коньяку под видом кофею. Участвовал в нескольких звуч-
ных дуэлях, очаровал и покорил множество женщин, впал
в нищету, состарился и под занавес предался сладким та-
инствам — уже не женской любви, а религии! В последние
годы существования тратил деньги на дела милосердия,
138_______
Александр Пушкин
продавал свечи и пел в церковном хоре. Ну, мог ли кто
предвидеть тогда, в 1817 году, что этот бравый гуляка за-
кончит свое существование, ударившись в религию и исто-
вые покаяния? ..А пока что юный лицеист Пушкин, сочи-
нив несколько стихотворений, высмеивающих гвардей-
ских офицеров, как бы желает извиниться за это и вручает
посвященное Каверину стихотворение, в котором прямо
говорится:
Забудь, любезный мой Каверин,
Минутной резвости нескромные стихи;
Люблю я первый, будь уверен,
Твои счастливые грехи.
..Минуту юности лови
И черни презирай ревнивое роптанье...
Она не ведает, что дружну можно быть
С стихами, картами, Невтоном и бокалом,
Что резвых шалостей под легким покрывалом
И ум возвышенный, и сердце можно скрыть.
В том же 1817 году Пушкин посвящает своему другу
четверостишие:
В нем пунша и войны кипит всегдашний жар.
На Марсовых полях он грозный был воитель,
Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,
И всюду он гусар.
В 1819 году Каверин делает в своем дневнике запись по
поводу дружеской пирушки, на которую был приглашен и
Пушкин. Шампанское еще загодя было уложено в лед. Тут,
по случаю, мимо проходила любовница Каверина, каковая
также была приглашена. Жара стояла невыносимая. Со-
бравшиеся обратились к Пушкину с просьбой написать
стихи по поводу этой вечеринки.
Вот эти стихи:
Веселый вечер в жизни нашей
Запомним, юные друзья.
Шампанского в стеклянной чаше
Шипела хладная струя,
Анри Труайя
Мы пили — и Венера с нами
Сидела, прея, за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С бл.~ми, вином и чубуками?
Тем не менее «les putaines, 1'alcool et les pipes» было бы
явно недостаточно, чтобы удержать Пушкина в кругу но-
вых друзей. Лейб-гвардейские гусары, и в первую голову
Каверин и Чаадаев, были отнюдь не охотниками до друже-
ских пирушек, картежной игры, вина да женского полу!
Эти офицеры, люди высокоразвитой общей культуры, прой-
дя через французскую кампанию, быстро познали плоды
доброго правления французского режима. В Париже их
страсть к военному ремеслу была заглушена после падения
Наполеона не менее яростной страстью к политике. Лек-
ции Бенджамена, в которых шла речь о конституции, пра-
вах человека и гражданина, о республиканских равенстве,
братстве и свободе, изумляли и чаровали этих сынов вос-
точного деспотизма. Они мысленно сопоставляли благо-
творность французского экономического и политического
либерализма с жесткостью царского режима. Будучи свя-
занными с прусскими офицерами — членами «Тугендбун-
да», они даже мечтали об организации тайных обществ
для борьбы со злоупотреблениями царской власти. Для
них, глотнувших воздуха независимости и цивилизованно-
сти, возвращение в Россию казалось крахом. Всюду царили
рабство, ханжество, официальный сыск и леность в орде-
нах. Перед лицом своих товарищей они признавались себе,
что заглянули, по выражению Якушкина, на целое столе-
тие вперед. Триумфальная персона Александра I сделалась
для них еще более несносной после того, как государь за-
ключил Священный союз и восстановил поверженные На-
полеоном престолы.
Иные из этих офицеров, и в том числе Каверин, вступи-
ли в тайное общество «Союз спасения», основанное в 1816
году в Санкт-Петербурге и включавшее немало столичной
военной молодежи. Что же касается центрального персо-
140_______
Александр Пушкин
нажа группы гусар — элегантного, одухотворенного Петра
Чаадаева, — то не было похоже, что он принадлежал к ка-
кой-либо политической организации1, ни даже что он раз-
вивал перед своими товарищами субверсивные теории
большой оригинальности. Это был худощавый, красивый
мужчина; лицо — кровь с молоком, широкий лоб, задум-
чивый взгляд. Одевался с изыском и обращался к своим
компаньонам с насмешливой учтивостью. Пушкин был бу-
квально покорен этим денди в униформе. Чаадаев охотно
принял дружбу молодого поэта, называя его «перипатети-
ческим философом».
Чаадаев был пятью годами старше Пушкина. Бегло го-
ворил на четырех языках, интересовался английской лите-
ратурой и философией и называл себя учеником Локка.
Ему удалось разъяснить Пушкину недостатки французско-
го скептицизма и заслуги экспериментальных методов,
применяемых к наукам и искусствам. Он открыл юному
лицеисту, который по-прежнему оставался во власти чар
легкой и привычной неоклассической поэзии, существова-
ние и другой поэзии, другого мышления — более серьез-
ной, более человечной и более правдивой. Порою он брал в
руки подборку текстов, читал отрывок Пушкину и тут же,
на месте, раскритиковывал используемые автором терми-
ны. Пушкин, поначалу изумленный музыкой прочитанного
фрагмента, удивлялся, когда Чаадаев открывал ему несура-
зицы и противоречия. Ведомый своим другом, он чувство-
вал, что должен быть строже и к себе, и к другим. Он по-
нимал, что поэзия — не просто развлечение, но и огром-
ный труд. Он признавал необходимость писать более
основательным, размышляющим стилем, недоступным для
нападок благодаря своей точности. Однажды Чаадаев про-
чел ему стихотворение Державина «Потопление» — и
Пушкин признался, что следующий пассаж показался ему
удивительным по своей мелодике: 1
1 В 1818—1820-х гг. был идейно близок к Союзу благоденствия; в
1821-м принят Якушкиным в тайное общество. (Прим. пер.)
_________141
Анри Труайя__________
Из-за облак месяц красный
Встал и смотрится в реке.
Сквозь туман и мрак ужасный
Путник едет в челноке.
Блеск луны пред ним сверкает
Он гребет сквозь волн и тьму...
И тут же его друг подмечает следующее: если светит лу-
на, как может мрак быть ужасным? Пушкину запомнился
этот урок доброго художественного чутья.
Чаадаев, как и другие офицеры, тяготился бедностью
русского народа, и он мечтал об обновлении своего отече-
ства по образцу западных стран. Как писал один из совре-
менников, Чаадаев размышлял над такими вещами, над
которыми никогда не доводилось раздумывать Пушкину.
По-видимому, тут необходимо пояснение. Пушкин читал
труды французских философов и понимал значение свобо-
ды мысли, всеобщего просвещения и равенства всех граж-
дан перед законом. Но ему не приходилось выезжать за
рубежи России, и все эти заявления казались ему хоть и
милыми, но отдаленными и абстрактными. И вот перед
ним человек, возвратившийся из тех краев, где оные тео-
рии применяются на практике, благодаря чему целые на-
ции живут в счастии и довольстве. Вот человек, который
принес эти идеи на русскую землю. Вот человек, который
мечтает воплотить этот идеал на русской земле. Пушкин
был ослеплен — как если бы какой-нибудь знакомый при-
зрак явился бы перед ним, как гром среди ясного неба, во
всей плоти и крови. В 1817 году Пушкин посвятил Чаадае-
ву четверостишие:
Он вышней волею Небес
Рожден в оковах службы царской.
Он в Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес,
А здесь он — офицер гусарский.
А год спустя адресует ему великие строки:
Товарищ, верь, взойдет она,
Заря пленительного счастья,
142_________
Александр Пушкин
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!1
Из других лицеистов соблазну идей гусаров-философов
поддались Пущин, Кюхельбекер и Дельвиг. В ночных раз-
говорах Пущина и Пушкина сквозь тоненькую перегород-
ку звучали новые интересы, ноты волнения, недовольства
общественным порядком — право, не ко времени, это не
для такого юного возраста! Как вспоминал Пущин, Пуш-
кин всегда согласно с ним «мыслил о деле общем (res-
publica)...». Что же касается Дельвига, то Пушкин перело-
жил его политические взгляды той поры в такой вот шу-
точный куплет:
Се самый Дельвиг тот, что нам всегда твердил,
Что, коль судьбой ему даны б Нерон и Тит,
То не в Нерона меч, но в Тита сей вонзил —
Нерон же без него правдиву смерть узрит.
Пущину, Дельвигу и Кюхельбекеру не терпелось всту-
пить в какую-нибудь заговорщическую группу и поиграть
в Брута в будущем государственном перевороте. Один из
офицеров, член «Союза спасения» по фамилии Бурцев, го-
ворил на сей сюжет о Пущине — судя по идеям и убежде-
ниям, которые тот воспринял в стенах Лицея, его можно
было считать готовым к действию...
Ну, а Пушкин не был готов к действию. Ему были любы
дела товарищей, но все же отдавал предпочтение иному:
поэзии, женщинам. Но в первую очередь поэзии. Он вос-
певал революцию, которая грянет где-то в отдаленном бу-
дущем, но у него не было времени приложить усилия к ее
приближению. Зная его непостоянный характер, офицеры
рукоплескали его стихам и в то же время остерегались
принимать в свое братство. Он был меж ними как юный
дикарь — пылкий, смешливый, с широкой душой, искро- 1
1 Стихотворение «К Чаадаеву», ходившее во множестве списков,
могло быть опубликовано в России без искажений только в 1902 г.
(Прим. пер.)
________143
Анри Труайя
метный — и ни к чему серьезному не годный. Впрочем,
когда в 1816 году при Лицее было решено создать курсы
военной подготовки для тех, кто собирался посвятить себя
военной карьере, Пушкин решил позаниматься на них,
надеясь позже вступить в ряды гвардейских гусар. Вот что
писал он в послании к Галичу еще в 1815 году:
Простите, девственные музы!
Прости, приют младых отрад!
Надену узкие рейтузы,
Завью в колечки гордый ус,
Заблещет пара эполетов,
Ия — питомец важных муз —
В числе воюющих корнетов!
Но не тут-то было — желанию сына воспротивился
отец. Служба кавалергардом стоила кучу денег, а война
пробила солидную брешь в финансах семьи. Сергей Льво-
вич советовал сыну умерить свои амбиции и поступить в
какой-нибудь пехотный полк, где затраты на обмундиро-
вание и представительские расходы минимальны; но Пуш-
кин решил, что такой поворот дела был бы для него равно-
значен падению в пропасть. Он предпочел решительно от-
казаться от бранной славы, и, по-видимому, без особого
огорчения, ибо, сколь бы он ни восхищался своими друзья-
ми-гусарами, дисциплина, которая оковывала их царскими
приказами, была несколько не в его вкусе. В общем, одно-
кашники готовились быть ратниками в блестящих мунди-
рах, чиновниками с усыпанной орденами грудью, утончен-
ными и изворотливыми послами. Одному Пушкину было
неведомо, что же предпринять. И он тут же перекладывал
это неведение в стихотворные строчки:
Равны мне писари, уланы,
Равны законы, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в асессора.
Друзья! Немного снисхожденья —
Оставьте красный мне колпак,
Пока его за прегрешенья
Не променял я на шишак.
144_________
Александр Пушкин
Перед самыми выпускными экзаменами у него сложи-
лось убеждение: чтобы остаться независимым, придется
отказаться от любого официального положения и остаться
только поэтом.
* * *
Но приближение экзаменов тянулось мучительно долго.
Последний год учений казался нескончаемым и пустым.
По этому поводу в письме от 27 марта 1816 года Пушкин
изливает душу поэту Вяземскому, другу дядюшки Василия
Львовича:
«<...>Что сказать вам о нашем уединении? Никогда
Лицей (или Ликей, только, ради Бога, не Лицея) не казал-
ся мне так несносным, как в нынешнее время. Уверяю вас,
что уединенье в самом деле вещь очень глупая, назло всем
философам и поэтам, которые притворяются, будто бы
живали в деревнях и влюблены в безмолвие и тишину
Правда, время нашего выпуска приближается; остался
год еще. Но целый год еще плюсов, минусов, прав, налогов,
высокого, прекрасного!., целый год еще дремать перед ка-
федрой... это ужасно.
...От скуки часто пишу я стихи довольно скучные (а
иногда и очень скучные)...»
Впрочем, жалобы Пушкина на скуку пребывания в
Царском Селе едва ли стоит принимать за чистую монету.
И стихи его были вовсе не «скучными». А главное, перед
юными лицеистами с необыкновенной легкостью откры-
вались любые царскосельские двери. Пушкин делил свой
досуг между гусарами и гостеприимными царскосельски-
ми гостиными. Его принимали у Энгельгардтов, у мадам де
Вельо, у графа Варфоломея Толстого, владельца частного
театра, у Теппера де Ферпоссона. Барон Теппер де Ферпос-
сон был учителем пения. Как писал язвительный барон
Корф, хотя у Теппера не было голоса, это был превосход-
ный профессор. Он сочинял мелодии на слова лицеистов;
_______145
Анри Труайя________
воспитанники пили у него чай, болтали, пели, музицирова-
ли и обменивались эпиграммами на заданные сюжеты. Но
любимым домом молодого поэта был дом Карамзина.
Пушкин, восхищенный прежде всех женою историка,
вскоре проникся любовью ко всем членам семьи.
В глазах русского общества Карамзин был человеком в
превосходной мере целостным и размеренным. Вставал
рано поутру, отправлялся на прогулку, выкушивал две чаш-
ки кофею, выкуривал трубку и принимался за работу. По-
сле завтрака — весьма легкого и тщательно приготовлен-
ного — выпивал стаканчик портвейну и кружку пива. Ве-
чером перед сном непременно съедал пару печеных яблок.
Никакое событие, происшедшее во внешнем мире, не
могло бы заставить его нарушить заведенный порядок ве-
щей. Его творчество и его жизнь находились под монар-
шим оком и были вполне корректны. Обретя успех с вы-
ходом в свет сентиментальной повести «Бедная Лиза», он
принял в 1803 году должность официального историогра-
фа с жалованьем в 2000 рублей в год и взялся за создание
капитального труда «История государства Российского».
К 1816 году он закончил первые восемь томов своего сочи-
нения. Император и императрицы питали к нему любовь
и уважение. Они называли Карамзина ангелом. Об отно-
шениях Карамзина и власти Пушкин писал в следующих
терминах: «Молодые якобинцы негодовали; несколько от-
дельных размышлений в пользу самодержавия, красноре-
чиво опровергнутые верным рассказом событий, казались
им верхом варварства и унижения. Они забывали, что Ка-
рамзин печатал «Историю» свою в России; что государь,
освободив его от цензуры, сим знаком доверенности неко-
торым образом налагал на Карамзина обязанность всевоз-
можной скромности и умеренности. Он рассказывал со
всею верностью историка, он везде ссылался на источни-
ки — чего же более требовать от него?»
Литературные заслуги Карамзина не менее значитель-
ны, чем исторические. Карамзин снискал славу реформато-
ра русского языка. Он первым даровал своим творениям
146________
Александр Пушкин
свободный, текучий, разговорный язык, в то время как его
современники во главе с адмиралом Шишковым восхваля-
ли превосходство стиля благородного. По словам Пушки-
на, Карамзин освободил русский язык от пут иноземного
ига, возвратил ему свободу и обернул к живым источни-
кам народного слова. Вся молодая литература стояла за Ка-
рамзина и Жуковского и была против Шишкова. Окру-
женный почтением, благосклонностью и любопытством,
великий Карамзин принимал у себя ученых мужей и дея-
телей русского искусства. Жена и старшая дочь помогали
ему создавать уют и дух гостеприимства в доме. В царско-
сельской гостиной Карамзиных обсуждались литератур-
ные и политические темы.
Карамзин был ярым поборником русской автократии,
почитая крепостничество патриархальным и потому ис-
конно присущим России строем; если же в управлении
империей случатся какие-либо затруднения, обвинять в
этом следует обладающих властью людей, но не режим,
представлять который на них возложена миссия. Эти ре-
акционные взгляды должны были удивлять Пушкина, ко-
торому общение с лейб-гусарами внушило любовь к свобо-
де и ужас перед стеснениями — и плотскими, и мораль-
ными. Все же он чувствовал себя уютно в компании этого
человека, при том, что политические убеждения великого
историка сталкивались с его собственными. В чем же при-
чина такой терпимости? Дело все в том, что Пушкин пре-
клонялся прежде всего перед умом. Карамзин был мудр.
Умными людьми были и гусары. Пушкин считал за благо
для себя выслушивать по очереди их непримиримые тео-
рии. И все любили его, потому что он был немного сума-
сброден и забавен и потому что все, что он говорил, не
могло повлечь за собою каких-либо последствий. Карамзин
читал ему свои главы «Истории государства Российского».
Как он сам писал Вяземскому, приходившие к нему в гос-
ти юные лицеисты, и в их числе Пушкин и Ломоносов, за-
бавны своею искренной наивностью; Пушкина Карамзин
находил в высшей степени духовным.
_______147
Анри Труайя________
Карамзин находился в постоянном контакте с группой
писателей-новаторов, которые избрали его своим главою.
В этот небольшой круг мыслящих людей входили Жуков-
ский, Блудов, Дашков, А.И. Тургенев, Вяземский и дядюш-
ка Пушкина Василий Львович. Этот кружок объединил
сторонников «карамзинского» направления в литературе в
их оппозиции литературному обществу, основанному ар-
хаистом Шишковым и называвшемуся «Беседой любите-
лей российской словесности». Между этими двумя клана-
ми развернулась борьба не на жизнь, а на смерть — ору-
жием служили эпиграммы, послания и прочие бонмо.
Карамзин держался на отшибе от борьбы, которая велась
от его имени. Но он воодушевлял своих сторонников, ру-
коплескал их победам и заявлял, что они-то и составляют
единственную истинную русскую академию, состоящую
из умных и талантливых молодых людей.
В 1815 году эта «академия» получила название «Арза-
мас». На собраниях «Арзамаса» царил задорный и веселый
дух. Здесь председатель всегда восседал в якобинском крас-
ном колпаке; вечера обычно заканчивались дружеским
ужином с традиционным «арзамасским гусем» на столе.
В Лицее об «Арзамасе» много говорили, и Пушкин сгорал
от нетерпения вступить в него на равных правах со своим
дядюшкой. И в «Арзамасе» многие знали Пушкина и вос-
хищались им. Они уже считали его своим в доску и дали
ему шутливое прозвище Сверчок.
...И вот наконец в мае 1817 года начались выпускные
экзамены. Весь Лицей гудел, точно улей. Выпускники зна-
ли, что после шести лет жизни под одной крышей их ждет
расставание, что впереди у них — разные судьбы, что, воз-
можно, они вовсе потеряют друг друга из виду. Радость ос-
вобождения от заточенья и школьных занятий сливалась с
немалой грустью разлуки. Молодые люди обнимались, кля-
лись в вечной дружбе, плакали украдкою и писали стихи
на прощание друг другу в альбомы. Годы учения и общая
на этом этапе судьба превратили этих отроков, как будто
бы недавно переступивших порог Лицея, в единое племя.
148_______
Александр Пушкин
Заточение породило в них состояние общности души. Ли-
цейский дух не сводился к некоей приятной фикции. Он
проявлялся в письмах, размышлениях, разговорах царско-
сельских пансионеров. И на всю жизнь память о Лицее
должна была остаться для них как верный и таинственный
пароль.
«...Мы уже начали готовиться к выходу из Лицея, —
вспоминал Пущин. — Разлука с товарищеской семьей бы-
ла тяжела, хотя ею должна была начаться всегда желанная
эпоха жизни, с заманчивою, незнакомою далью. Кто не
спешил, в тогдашние наши годы, соскочить со школьной
скамьи; но наша скамья была так заветно-приветлива, что
невольно даже при мысли о наступающей свободе огляды-
вались мы на нее. Время проходило в мечтах, прощаньях и
обетах, сердце дробилось!
...Наполнились альбомы и стихами и прозой. В моем ос-
тались стихи Пушкина...
...9 июня был акт. Характер его был совершенно иной:
как открытие Лицея было пышно и торжественно, так вы-
пуск наш тих и скромен. В ту же залу пришел император
Александр в сопровождении одного тогдашнего министра
народного просвещения князя Голицына. Государь не взял
с собой даже князя ПЛ4. Волконского, который, как все го-
ворили, желал быть на акте.
В зале были мы все с директором, профессорами, ин-
спектором и гувернером. Энгельгардт прочел коротенький
отчет за весь шестилетний курс, после него конференц-
секретарь Куницын возгласил высочайше утвержденное
постановление конференции о выпуске, представляли им-
ператору, с объявлением чинов и наград.
Государь заключил акт кратким отеческим наставлени-
ем воспитанникам и изъявлением благодарности директо-
ру и всему штату Лицея».
После выступления императора Пушкин зачитал перед
собравшимися свое весьма посредственное стихотворение
«Безверие», написанное по настоянию Энгельгардта — в
виде наказания за высказываемые о религии суждения...
_______149
Анри Труайя_________
Засим хор лицеистов исполнил прощальную песнь на сло-
ва Дельвига и музыку Теппера, который сам дирижировал
хором:
Шесть лет промчались, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Прощайтесь, братья, руку в руку
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!
«Он (император) был тронут и поэзией и музыкой, по-
нял слезы на глазах воспитанников и наставников. Про-
стился с нами с обычною приветливостью и пошел во
внутренние комнаты, взяв князя Голицына под руку. Эн-
гельгардт предупредил его, что везде беспорядок по случаю
сборов к отъезду. «Это ничего, — возразил он, — я сегодня
не в гостях у тебя. Как хозяин, хочу посмотреть на сборы
наших молодых людей». И точно, в дортуарах все было
вверх дном, везде валялись вещи, чемоданы, ящики, — пах-
ло отъездом! При выходе из Лицея государь признательно
пожал руку Энгельгардту».
...Пушкин покинул Лицей 11 июня 1817 года. На руке у
него было чугунное кольцо, надетое Энгельгардтом. Такие
же кольца директор надел на руки всем 29 выпускни-
кам — на память и на счастье. Впоследствии Энгельгардт
так и называл своих питомцев «чугунниками»... И вот ли-
цеисты сказали друг другу «Adieu!» в последний раз.
Согласно отметкам, полученным на экзаменах, Пушкин
занял 19-е место. Этот весьма посредственный результат
стяжал ему, согласно русской иерархической системе, чин
X класса — коллежского секретаря. Гражданский чин кол-
лежского секретаря был эквивалентен по своим правам и
прерогативам лейтенанту в армии или на флоте. Пушкин,
как и его товарищи Кюхельбекер, Ломоносов и Юдин, был
зачислен в Коллегию иностранных дел. Свидетельство, вы-
данное ему при окончании учебы, выглядело так:
150________
Александр Пушкин
«СВИДЕТЕЛЬСТВО
Воспитанник Императорского Царскосельского Лицея
Александр Пушкин в течение шестилетнего курса обучал-
ся в сем заведении и оказал успехи: в Законе Божием и
Священной истории, в Логике и Нравственной филосо-
фии, в Праве естественном, Частном и Публичном, в Рос-
сийском гражданском и уголовном праве хорошие] в Ла-
тинской словесности, в государственной экономии и фи-
нансах весьма хорошие] в Российской и Французской
словесности, также в Фехтованье превосходные] сверх того
занимался Историею, Географиею, Статистикою, Матема-
тикою и Немецким языком. Во уверение чего и дано ему
от Конференции Императорского Царскосельского Лицея
свидетельство с приложением печати.
Царское Село июня 9-го дня 1817 года
Эректор Лицея Егор Энгельгардт
Конференц-секретарь
Профессор Александр Куницын»
Но сей помпезный документ, который был в глазах столь-
ких лицеистов воплощением самых высоких амбиций, ос-
тавался для Пушкина не более чем клочком бумаги. От-
крывавшаяся перед ним административная карьера его не
прельщала. Истинным же его дипломом была тетрадь, в
которую он, по крайней мере начиная с марта 1817 года, пе-
реписал с помощью товарищей тридцать шесть лучших сво-
их стихотворений. На обложке было выведено твердою ру-
кой: «СТИХОТВОРЕНИЯ АЛЕКСАНДРА ПУШКИНА. 1817 г.».
Пушкин строго отнесся к отбору стихов, помещаемых
в тетрадь: ведь стихотворений, относящихся к лицейской
эпохе, насчитывается свыше 120. И большая часть из них
явились на свет из праха и были опубликованы только по
смерти автора. Когда же издатели впервые помещали их в
Полные собрания сочинений Пушкина, непременно нахо-
дились критики, которые поднимали вой, усматривая в
этом «оскорбление величества». Эти угрюмые журналисты
недоумевали, как это можно так издеваться над памятью
_______151
Анри Труайя
Пушкина, представляя на суд толпы вещи столь инфан-
тильные, что поэт сам отступился от них. Они высказыва-
ли мнение, что, включая эти ничтожные сочиненьица в
первые тома Собраний сочинений, издатели гонятся ис-
ключительно за коммерческим успехом, разрушая чистое
реноме Пушкина.
Против этого утверждения поднимал голос русский эс-
сеист Белинский — по его мнению, лицейские стихи Пуш-
кина важны для нас не только потому, что они доказыва-
ют нам, при сопоставлении с позднейшими сочинениями,
сколь быстро мужал его поэтический гений, но в первую
очередь потому, что они показывают историческую связь
между Пушкиным и поэтами предшествующей поры.
И в самом деле — лицейские стихи Пушкина знамену-
ют собою интересный переход от стиля мэтров, которыми
он восхищался в эпоху своих поэтических дебютов, к соб-
ственному стилю, который восторжествует несколько лет
спустя.
В стенах Лицея Пушкин учился поэтическому ремеслу.
Он отточил свое перо, подражая Жуховскому, Батюшкову
и самому Державину. Эти упражнения стяжали ему уди-
вительную уверенность письма — здесь сомнений быть не
может. Вот только представляется сомнительным, чтобы
его рукою водило какое-либо глубокое чувство. Лишь ино-
гда, когда поэт заводит речь об объятой пламенем Москве,
или любовном разочаровании, или дружбе с тем или иным
товарищем по классу, по его строкам пробегает трогатель-
ная искренность... Все остальное — лишь восхитительные
звукописи, туманные аллегории, игра в реминисценции.
Сгорая от нетерпения, Пушкин с ловкостью примеряет на
себе все поэтические жанры: бросается на штурм звучных
официальных пиес, сочиняя «Воспоминания в Царском
Селе», послание «К принцу Оранскому», «Сраженного ры-
царя» и «Наполеона на Эльбе». Для сих большеформатных
сочинений используется звучный тяжеловесный стих Жу-
ковского. Пушкин взыскует благородных слов. Он перено-
сит текущие события в некое эпическое пространство, где
152_______
Александр Пушкин
герои изваяны из мрамора, а пейзажи написаны кистью
на холсте. Здесь знатные мужи, возвысившие голову над
природой, толкуют под аккомпанемент литавр и бараба-
нов на языке более достойном, чем у природы, и жестику-
лируют, каждым своим жестом целясь в вечность. Наполе-
он у него — «сын Беллоны», Александр — «достойный
внук Екатерины», воины-англичане — «герои Альбиона».
Ну, а на поле брани 1812 года «звучат кольчуги и мечи» и
«брызжет кровь на щит». Все — пышно, безлико и остав-
ляет желать лучшего с точки зрения правдоподобия.
В своих же идиллических стихотворениях Пушкин не-
сколько отходит от Жуковского, стараясь подражать неж-
ному и апатичному Батюшкову. Он даже позаимствует у
него имена вдохновительниц вроде Хлои и Делии и мифо-
логические аллюзии. Всяческие купидоны, марсы, аполло-
ны, фебы, венеры, морфеи с соответствующими атрибута-
ми переполняют его первые стихи. Если речь идет о празд-
нестве, тут же возникают кубки, розы, благоуханные венки
и мирты. Если о поэте — тут вам и музы, и лира, и флейта,
и кифара, и златая арфа. Если же перо юного поэта выво-
дит строки о женщине, тут и «снежна грудь» («Леда»), или
же «мраморная грудь» («Красавице, которая нюхала та-
бак»), и «белой груди колебанье, снег затмившей белиз-
ной» — но и этого мало, он сравнивает эти женские пре-
лести с «девственной лилией» («Послание к Наталье»), и
«тайные страсти», и «мечтанья»... Когда же речь заходит о
пейзаже, здесь «тихая луна, как лебедь величавый», и «ца-
рицей средь полей лилей горделиво в роскошной красоте
цветет», и «водопады стекают бисерной рекой».- И так не-
изменно, берется ли он описывать Царское Село, или, на-
пример, Захарово!.. Прочитанное маскирует пред ним ре-
альность. Он до такой степени начитан, что собственны-
ми глазами не видит ничего. В своих эпиграммах он
стремится кого-нибудь копировать, будь то Вольтер или
Парни. Преображенные под его пером, события лицей-
ской жизни становятся неузнаваемыми. Приходится со-
скабливать большую толщу мифологических слоев, чтобы
_______153
Анри Труайя
узнать в «жертве Бахусу» студенческую пирушку, где Пуш-
кин с друзьями баловались «гогель-могелем», или же по-
средственную актрису Наталью из крепостного театра
Варфоломея Толстого в «жрице Талии». Философию свою
он уже создал: любит сон, безделье, вино, женщин, меч-
тания, поэзию, чтение и дружбу. Но порою и жалуется,
потому что это модно: «Он увядает...», «Отлетает его
юность...»
В действительности же Пушкин питал страсть к жизни.
Но он воспевает эту жизнь как тот, кто не ведал жизни,
кто возлагает на других заботу о том, чтобы чувствовать и
видеть мир, как тот, кто знает мир только из полных за-
блуждений сообщений современников. И если современ-
ники восхищаются им, так это исключительно за превос-
ходство его имитации. Они узнают себя в нем. В его песно-
пениях им отзывается эхом их собственный, усиленный
голос. Они ценят в его мыслях отражение своих собствен-
ных мыслей. Прослушав «Воспоминания в Царском Селе»,
Державин желал обласкать автора... Однако же ученик
близок к тому, чтобы потрясти учение мэтров. Его творче-
ство, с виду привязанное к русским и западным литератур-
ным традициям, уже несет на себе знаки будущего освобо-
ждения. Это пока еще мелкие детали, возможно, случай-
ные рифмы; иные даже скажут, что это небрежности. Но
все же создается впечатление, что этот начитанный выше
головы молодой человек на мгновение забывает книги и
говорит новым языком. И тогда в умных и мелодичных
строках внезапно проскальзывают правдивое определение,
живой глагол, подлинный яркий цвет. Откуда берется это
яркое слово, блестящее, как стекляшка среди кучи серой
гальки! Почему вдруг такое стилистическое снижение сре-
ди стольких возвышенных словес? Ну вот, хотя бы посла-
ние к Пущину (4 мая 1815 г.):
На столик вощаной
Поставь пивную кружку
И кубок пуншевой.
154________
Александр Пушкин
Как справедливо отмечает Белинский, «за исключением
Державина, поэтической натуре которого никакой пред-
мет не казался низким, из поэтов прежнего времени ни-
кто не решился бы говорить в стихах о пивной кружке и
самый пуншевый кубок каждому из них показался бы
прозаическим: в стихах тогда говорилось не о кубках, а о
фиалах, не о пиве, а об амброзии и других благородных,
но несуществующих напитках».
В «Послании к Галичу» в ходе дружеской пирушки:
...хлынет пиво золотое,
И гордый на столе пирог,
...Сверкая светлыми ножами,
С тобою храбро осадим...
В «философической оде» «Усы» возникает «портрет» гу-
сарского уса:
За уши ус твой закрученный,
Вином и ромом окропленный,
Гордится юною красой.
А в «Городке» поэт воспевает добрую старушку, у кото-
рой он «душистый» пьет «чаек» и которая
...тотчас и вестей
Мне пропасть наболтает.
Газеты собирает
Со всех она сторон,
Все сведает, узнает:
Кто умер, кто влюблен.
Кого жена по моде
Рогами убрала,
В котором огороде
Капуста цвет дала,
Фома свою хозяйку
Ни за что наказал,
Антошка балалайку,
Играя, разломал, —
Старушка все расскажет,
Меж тем как юбку вяжет,
Болтает все свое...
_______155
Анри Труайя_________
Эта юбка, которую вяжет милая старушка, эта балалай-
ка, капуста, ром, пирог, пунш и пиво напугали бы кого
угодно, кроме Пушкина. В наши дни, когда поэты вольны
пользоваться каким угодно лексиконом, эти страсти нача-
ла XIX столетия показались бы ребячеством. И тем не ме-
нее они знаменовали собою в ту эпоху первые симптомы
революции в литературе.
Удалось разыскать экземпляр романа Бенджамена Кон-
стана «Адольф» с пометами Пушкина. На странице 61 из-
дания 1824 года Пушкин решительно вычеркивает не-
сколько строк. Там, где Констан пишет: «Я бросился на эту
землю, которая должна была разверзнуться, чтобы погло-
тить меня навеки; я возложил голову мою на хладный ка-
мень, чтобы успокоить терзающий меня пылающий жар»,
Пушкин начертал перед абзацем единственное слово:
«Mensonge!»1
Дистанция между молодым человеком, отстаивавшим
свое право писать о пиве, крапиве, капусте и гусарских
усах, и тем, который несколько лет спустя заклеймит сло-
вом «mensonge» романтические излияния Констана, без-
мерна. Пушкин родился на стыке двух эпох. Он вобрал в
себя наследие французской энциклопедической мысли и
творчества русских поэтов в напудренных париках. Он не
станет ни запоздалым классицистом, ибо ему слишком
любезны зримая правда и простое выражение страсти, ни
добродетельным романтиком, ибо он находил куда боль-
ший вкус в умеренности, ясности и моральном целомуд-
рии. Он отстранится от легких аллегорий Батюшкова, рав-
но как и от мессианских туманностей Жуковского. Уже
семнадцати лет от роду, в нескольких украдкою написан-
ных стихах, он являет свою истинную манеру говорить.
Его взгляд правдив, его заметки точны, несмотря на уни-
занную фальшивыми жемчугами вуаль, которая застит ему
свет. Пройдет совсем немного времени, и он разорвет эту
привычную вуаль. И тогда он переступит рубеж мира иде- 1
1 Ложь, обман {фр.).
156________
Александр Пушкин
ального и шагнет твердою ногою в мир суровый и откро-
венный, мир голых степей и утопающих в дорожной грязи
экипажей, мир уютных гостиных, где обитают не хлои и
делии, а живые юные прелестницы из плоти и слез, мир
бальных зал, полных музыки и света, цыган, кочующих
шумною толпою, и гранитного города, в каменных набе-
режных которого кипят и пенятся волны реки, грозящей
выйти из берегов.
Часть II
Глава 1
ГОСТИНЫЕ В ДОМАХ СВИДАНИЙ
13 июня 1817 года Александр Пушкин был зачислен
в Коллегию иностранных дел в чине коллежского сек-
ретаря и с жалованьем в 700 рублей в год .
Ему было восемнадцать лет. Хоть ростом он был не-
высок, зато энергией так и брызгал и был ко всему
прочему необыкновенно гибок. Прекрасный пловец,
отважный наездник, да еще и опасный фехтоваль-
щик — эти спортивные достоинства юного поэта удив-
ляли современников. Он уже начинал обретать свою
легенду. Ну как ему было не преисполниться гордо-
стью? После шести лет заточенья и трудов ему каза-
лось, что ничто не сможет утолить его аппетита в люб-
ви и прелестях светской жизни. Он твердил себе, что
ему не хватит целой жизни, чтобы растратить свою
юную нетерпеливую силу. Активный, проворный, не-
брежный, заносчивый и дерзкий, он желал познако-
миться со всеми знаменитыми мужами, покорить всех,
каких только возможно, женщин, послушать все зна-
1 Те из его товарищей, которые более отличились в учебе, были
выпущены с более высоким чином и правом на оклад жалованья в
800 рублей. (Прим, автора.)
158_________
Александр Пушкин
менитые голоса и самому выдвинуться в первый ряд по-
этов. Читая письма и мемуары современников поэта, по-
неволе поверишь, что этот неуловимый юный бесенок по
фамилии Пушкин не один Пушкин вовсе — нет, десять,
двадцать, сто Пушкиных разлетелись, расшалились по все-
му Санкт-Петербургу, как если бы игра зеркал разнесла
образ и деяния юного поэта по всем уголкам столицы.
Он — вездесущ. Он присутствует всюду. Берется за все. За-
численный на должность 13 июня 1817 года и приведен-
ный к присяге 15-го, он уже 3 июля просит об отпуске по
15 сентября ввиду необходимости нанести визит родите-
лям, проводившим лето в своем родовом имении — Ми-
хайловском — для приведения в порядок домашних дел.
Годы спустя, 19 ноября 1824-го, находясь в ссылке все в
том же Михайловском, он пометит:
«Вышед из Лицея, я почти тотчас уехал в Псковскую
деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской
жизни, русской бане, клубнике и проч, но все это нрави-
лось мне недолго. Я любил и доныне люблю шум и толпу...»
Имение Михайловское приютилось в тихой, безмятеж-
ной, благодатной стороне. С одного края — река, озера, го-
лубые холмы, протянувшиеся по горизонту. С другого
края — лес из темных елей, стволы которых поросли гус-
тым мхом. В старинном деревянном доме вся мебель со-
хранилась со времен Ганнибала-деда. А невдалеке от Ми-
хайловского обитал брат знаменитого Януария — Петр
Абрамович Ганнибал, сын арапа Петра Великого, генерал в
отставке. Этот семидесятилетний старец, любитель народ-
ных песен и танцев, деспот по своим инстинктам и по сво-
ему назначению, питал страсть к перегонке вина и в осо-
бенности водки.
Вот какое впечатление осталось у Пушкина от визита к
своему предку-африканцу:
«...попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, ве-
лел он и мне поднести; я не поморщился — и тем, каза-
лось, чрезвычайно одолжил старого арапа. Через четверть
_______159
Анри Труайя__________
часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6
до обеда. Принесли... кушанья поставили...»
Разумеется, столь эксцентричный образ жизни «старого
арапа» не мог надолго задержать у него юного потомка.
Праздным разглагольствованиям и беспробудным попой-
кам Петра Абрамовича Ганнибала Пушкин предпочитал
общество соседей Осиповых-Вульф, чье имение Тригор-
ское располагалось неподалеку. Семейство Осиповых-
Вульф состояло из владелицы имения — Прасковьи Алек-
сандровны, 36 лет, ее супруга1, ее детей от первого брака:
Анны (она же Аннетта), Алексея, Евпраксии (она же Зина,
Зизи), Валериана и Михаила Вульфов; детей от второго
брака — Марии и Екатерины Осиповых и падчерицы
Александры (она же Алина) Осиповой. С самого начала
Пушкин сдружился с матерью семейства. Эта активная,
образованная, веселая хозяйка питала страсть к немецкой,
английской и французской литературе, мечтала над стра-
ницами Клопштока и Ричардсона, рисовала аллегориче-
ские рисунки на полях книг, но управляла имением и
семьей со всей строгостью. Всю свою жизнь Пушкин хра-
нил в своем сердце нежность и верность госпоже Осипо-
вой-Вульф и ее дочерям на выданье; образ Тригорского и
его жителей стал для него символом сельского покоя и ти-
шины:
..люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крылаты;
Везде следы довольства и труда. 1
1 Ему суждено будет уйти из жизни в 1824 г. (Прим, авт.)
160_________
Александр Пушкин
Но, наслаждаясь прелестями деревенской жизни, Пуш-
кин тем не менее скучал безмерно1 и тосковал по куда бо-
лее существенным развлечениям санкт-петербургской жиз-
ни. В конце августа 1817 года он возвращается в столи-
цу — и для него начинается жизнь, полная безудержных
празднеств, ссор, грусти и праздности.
Пушкин жил с родителями, нанимавшими квартиру на
Фонтанке. Странная, чтобы не сказать больше, атмосфера
этого дома отнюдь не вдохновляла молодого человека на
любовь к семейному быту, экономии и благоразумию.
Своего младшего сына, маленького Льва, Надежда Оси-
повна и Сергей Львович поместили в пансион при Педаго-
гическом институте. Дочь Ольга жила с родителями в тос-
ке и скуке. Квартира Пушкиных была неряшливой, неуют-
ной. Как и в Москве, как повсюду, чета Пушкиных жила
«напоказ», жертвуя своим комфортом ради создания внеш-
него впечатления. Кухня у них была посредственной, не-
доставало даже посуды; слуги ходили в лохмотьях, в доме
спорили из-за каждой копейки — и в то же время беше-
ные деньги расходовались на парадные наряды. По воспо-
минаниям внука родителей Пушкина, Павлищева, Надеж-
да Осиповна и Сергей Львович находились в постоянном
безденежье, и как следствие, даже дети, как правило, не
получали карманных денег на мелкие расходы. Парадные
комнаты освещались канделябрами, а в комнате сестры
Ольги, которой приходилось продавать свои броши и серь-
ги, чтобы заказать себе новое платье, горела сальная свеча,
купленная на сэкономленные гроши.
Чем старше становился Сергей Львович Пушкин, тем
больше одолевала его скупость. Точнее говоря, он охотно
тратил деньги сам на себя, но отказывал в помощи детям,
жившим очень стесненно. Когда Александр попросил у от-
ца туфли с пряжками, чтобы щегольнуть на балу, Сергей
Львович возмутился, воззвав к душам предков, и наконец 1
1 «Я скучал в псковском моем уединении...» — писал Пушкин
ПА. Вяземскому и В.Л. Пушкину 1 сентября 1817 г. {сноска автора).
_________ 161
Анри Труайя________
предложил ему пару туфель, которые он сам давно не но-
сил и которые были сработаны еще при Павле I. Случи-
лось так, что кто-то из детей разбил ликерную рюмку.
Отец нахмурился, сунув нос в тарелку; на глаза наверну-
лась слеза.
— Как вы можете так скорбеть по поводу рюмки, кото-
рая не стоит и двадцати копеек? — вопросил виновник со-
бытий.
— Excusez-moi, monsieur, — с чувством ответил отец. —
Не двадцать, а тридцать пять!
Когда Александру Пушкину приходилось в дурную по-
году нанимать экипаж, он мог быть уверен, что сим же ве-
чером получит выволочку за такие непомерные расходы.
«Мне больно видеть равнодушие отца моего к моему со-
стоянию, — пишет Пушкин брату из Одессы 25 августа
1823 года, — хоть письма его очень любезны. Это напоми-
нает мне Петербург: когда больной, в осеннюю грязь или в
трескучие морозы, я брал извозчика от Аничкова моста, он
вечно бранился за 80 копеек (которых, верно б, ни ты, ни
я не пожалели для слуги)».
Как рассказывал один из современников1, Пушкин по
выходе из Лицея оказался в ситуации, знакомой многим
молодым людям, которые возвращаются к отеческому оча-
гу после курса в богатых и роскошных учебных заведени-
ях. Тяжелое впечатление усугублялось крохоборской ску-
постью отца, которая все более раздражала Пушкина.
И юный поэт не преминул отомстить отцу, причем весьма
оригинальным способом. Однажды Пушкин с отцом, в
компании еще нескольких человек, катались на лодке по
Фонтанке. День был блаженный — погода тихая, а вода в
реке столь прозрачна, что было видно дно. И Пушкин, из-
влекши из карманов несколько золотых червонцев, стал
бросать их один за другим в воду, любуясь тем, как они иг-
рают в солнечных лучах, опускаясь на дно.
Этот анекдот а-ля Байрон, правдивость которого отвер- 1
1 Рассказ Горчакова в изложении Бартенева (сноска автора).
162________
Александр Пушкин
таеяся многими писателями, представляется вероятным —
во всяком случае, жадность папаши не только не подавля-
ла в Пушкине любовь к удовольствиям и суетным тратам,
но и подталкивала его к еще худшим сумасбродствам.
Служба в Коллегии иностранных дел не отнимала много
времени и оставляла предостаточно досуга для посещения
салонов и домов свиданий. Его юное реноме и родитель-
ские связи открывали ему доступ в салоны знатных се-
мейств: Бутурлиных, Воронцовых, Трубецких и Лавалей.
Он щеголял на всех балах и строил куры всем женщинам
подряд. И его успех у них нельзя было отрицать.
«Пушкин был собою дурен, но лицо его было вырази-
тельно и одушевленно; ростом он был мал (в нем было с
небольшим 5 вершков), но тонок и сложен необыкновен-
но крепко и соразмерно. Женщинам Пушкин нравился;
он бывал с ними необыкновенно увлекателен и внушил не
одну страсть на веку своем. Когда он кокетничал с женщи-
ною или когда был действительно ею занят, разговор его
становился необыкновенно заманчив», — напишет много
лет спустя его младший брат Лев.
К 1829 году Пушкин составил два списка своих любов-
ных побед, объединенных общим названием «Донжуан-
ский список Пушкина». В первом списке фигурируют
имена женщин, которых он любил платонически, а во вто-
ром — которыми он обладал физически, благодаря красоте
их тел и ради утоления собственной страсти. Эти столбцы
имен уже не одно столетие волнуют воображение русских
пушкинистов. Ибо, если иные строки этого документа лег-
ко поддаются расшифровке, другие представляются слиш-
ком зыбкими, чтобы можно было с уверенностью закре-
пить за именем определенную фамилию, установить соци-
альное положение женщины, вообразить себе лицо, на
которое были устремлены глаза влюбленного поэта. Мно-
гочисленные Елены, Екатерины, Марии доселе хранят свои
секреты. Тем не менее пятое по счету имя в платониче-
ском списке не оставляет никаких сомнений в личности
той, которая была предметом чистой любви поэта в
_______163
Анри Труайя
1817 году. «Княжна Евдокия» — речь идет о княжне Евдо-
кии Голицыной, прозванной La Princesse Nocturne — Ноч-
ная княжна, которой в ту пору было тридцать семь лет от
роду. Вот что пишет по этому поводу Карамзин в письме к
Вяземскому (декабрь 1817 г.): «Поэт Пушкин у нас в доме
смертельно влюбился в пифию1 Голицыну и теперь уже
проводит у нее вечера; лжет от любви, сердится от любви,
только еще не пишет от любви. Признаюсь, что я не влю-
бился бы в пифию: от ее трезубца пышет не огнем, а холо-
дом».
Куда с большей теплотою отзывается о Ночной княжне
хорошо знавший ее Вяземский: «Устроила она жизнь
свою, не очень справляясь с уставом светского благочиния.
Но эта независимость, это светское отщепенство держа-
лись в строгих-границах чистейшей нравственности и су-
щественного благоприличия. Никогда ни малейшая тень
подозрения, даже злословия, не отемняла чистой и светлой
свободы ее... Дом княгини (sic) был артистически украшен
кистью и резцом лучших из современных русских худож-
ников... Сама хозяйка прекрасно гармонировала с такой
обстановкою дома...»
И далее:
«Не знаю, какою она была в первой молодости, но, вто-
рая и третья ее молодость пленяли какой-то свежестью и
целомудрием девственности. Черные, выразительные глаза,
густые темные волосы, падающие на плечи извилистыми
локонами, южный матовый колорит лица, улыбка добро-
душная и грациозная, придайте к этому голос, произноше-
ние необыкновенно мягкие и благозвучные. Вообще красо-
та ее отзывалась чем-то пластическим, напоминавшим
древнегреческое изваяние, в ней было что-то ясное, спо-
койное, скорее ленивое, бесстрастное. По вечерам немно-
гочисленное, но избранное общество собиралось в ее сало-
не, хотелось бы сказать — в этой храмине, тем более что и 1
1 Пифия — в Древней Греции: жрица-прорицательница при хра-
ме Аполлона в Дельфах. (Прим, пер.)
164________
Александр Пушкин
хозяйку можно было признать не обыкновенной светской
барыней, а жрицей какого-то чистого и высокого служе-
ния. Вся постановка ее вообще, туалет ее, более живопис-
ный, нежели подчиненный современному образцу, все это
придавало ей и кружку, у нее собиравшемуся, что-то, не
скажу таинственное, но и не обыденное, не завсегдашнее.
Можно было бы подумать, что тут собирались не просто
гости, а посвященные... Разговор самой княгини действовал
на душу как Россиниева музыка».
Известен романтический портрет княжны Голицыной.
На нас смотрит бледное овальное лицо, обрамленное чер-
ными кудрями. На губах кроткая улыбка, одно плечо ис-
кусно оголено. Темные волосы, черные глаза, лебединая
шея, покатые плечи сводили с ума многих истинных цени-
телей женской красоты. Даже если художник чуть поль-
стил модели, приходится признать: она, бесспорно, краси-
ва. И умна. «Она благородная и, когда не на треножнике,
а просто на стуле — умная женщина», — писал о ней
А.И. Тургенев.
По своим убеждениям Евдокия (она же Авдотья) Голи-
цына была monarchiste, slavophile1 et anti-constitution-
nelle — в большей степени, чем Карамзин, а возможно,
больше даже, чем сам император. В 1812 году она появи-
лась на балу в Благородном собрании в Москве в народном
костюме и кокошнике, увитом лаврами, чем вызвала смех
собравшихся в зале дам... После победы русских войск над
Бонапартом она убеждала петербургских дворян ходатай-
ствовать перед царем о водружении над стенами Кремля,
в знак освобождения отечества от неприятеля, знамени с
изображением креста, каковое ей также хотелось бы ви-
деть ни больше ни меньше на государственном гербе Рос-
сии. Позже она предприняла кампанию против министра
Киселева, стремившегося привить в России вкус к картош- 1
1 «Она была славянофилкой едва ли не раньше, чем это слово было
произнесено, и уж, во всяком случае, раньше, чем это понятие было
выявлено». (Тыркова-Вильямс А. Цит. соч., т. 1. М., 1999. С. 187.)
________165
Анри Труайя________
ке: на взгляд Голицыной, перед этим корнеплодом как не-
русским продуктом следовало бы затворить границы Рос-
сии, как перед французскими конституционными идеями.
Либеральные идеи гостей, которых прелестная пифия при-
нимала у себя, раздражали ее. И тем не менее она активно
вела переписку с зарубежными художниками и учеными.
Увлекшись во вторую половину жизни математикой, даже
выпустила двухтомный труд «De l...Analyse de la Force»1
(1835—1837), который получил такую оценку А.И. Турге-
нева: «С... est une imbecillite complete»1 2.
Об удушающей атмосфере, воцарившейся в России по-
сле 1825 года, свидетельствует хотя бы тот факт, что даже
такая ярая монархистка, как Евдокия Голицына, и та по-
пала под тайный надзор полиции. Сохранился донос на
нее, написанный некоей Екатериной Хозяинцевой (веро-
ятно, служанкой), датированный 8 апреля 1828 года:
«Княгиня весь день спит, целую ночь пишет бумаги и
прячет, говорят, что она набожна, но я была в спальне и в
кабинете и не нашла ни одной духовной книги».
Когда в 1845 году в Санкт-Петербург пожаловал Баль-
зак, Евдокия Голицына, изрядно о нем наслышанная, по-
слала за ним экипаж с приглашением нанести ей визит.
А дело было к полуночи. Возмущенный Бальзак велел пере-
дать, что во Франции ночью посылают только за кварталь-
ными врачами.
Не приходится удивляться, что, встретив Ночную княж-
ну3, Пушкин мгновенно оказался покоренным и на какое-
то время соблазненным ее истинною красотой, наигран-
ной таинственностью и беспокойным умом. Привыкший
1 «Об анализе силы» (фр.).
1 «Это полная чушь» (фр.).
3 Существуют различные версии, откуда взялось это прозвище. Со-
гласно легенде, княжне была предсказана смерть ночной порою, оттого
она и бодрствовала по ночам. Другое объяснение — ночные бдения бы-
ли для нее средством эпатировать столичный бомонд, отстаивая свое
право на самостоятельность и свободу. См.: Соколов В. Рядом с Пушки-
ным. Т. 1.М., 1999. С. 213.
166________
Александр Пушкин
доселе к царскосельским и петербургским актрисочкам и
легкодоступным гризеточкам, он оказался сражен, испы-
тывая восхищение и благоговение перед этим мало похо-
дящим на творение из плоти и крови существом, вгляды-
вающимся в ночь, питающим себя цифрами и книжной
мудростью, имеющим что сказать по польскому вопросу и
принимающим у себя самых знаменитых мужей совре-
менности. Траурная пышность Голицыной производила на
него такое впечатление, что он не осмеливался ни прикос-
нуться к ней, ни даже приблизиться. Он любил ее на рас-
стоянии, прилежно, с терпением и трепетом:
..Л говорил: в отечестве моем
Где верный ум, где гений мы найдем?
Где гражданин с душою благородной,
Возвышенной и пламенно-свободной?
Где женщина не с мертвой красотой,
...Отечество почти я ненавидел,
Но я вчера Голицыну увидел —
И примирён с отечеством моим.
Страсть юного Пушкина к Ночной княжне длилась
почти два года. Но он оставался верен ей только в мыслях.
Культ «Небесной княгини Голицыной» (письмо 1 дек.
1823 г.), которая примирила его с отечеством, не мешал
ему искать мимолетных забав в притонах, за театральны-
ми кулисами и у профессиональных жриц любви.
Свидетельства шалостей юного поэта находим в пись-
мах А.И. Тургенева.
«Посылаю послание ко мне Пушкина-Сверчка, — пи-
шет Тургенев Жуковскому, — которого я ежедневно бра-
ню за его леность и нерадение о собственном образовании.
К этому присоединились и вкус к площадному волокитст-
ву и вольнодумство, тоже площадное 18-го столетия. Где
же пища для поэта? Между тем он разоряется на мелкой
монете. Пожури его» (12 ноября 1817 г.).
А вот строки из письма Батюшкова к Тургеневу (10
сентября 1818 г.): «Не худо бы его запереть в Геттинген и
кормить года три молочным супом и логикою». «Как ни
_______167
Анри Труайя
велик талант Сверчка, — сетует Батюшков, — он его про-
мотает, если не остепенится». «Но да спасут его музы и
молитвы наши!» — желает он.
В письме Вяземскому в Варшаву от 18 июня 1819 года
А.И. Тургенев комментирует поведение Пушкина в еще
более откровенных формах. «Пушкин очень болен, — пи-
шет он. — Он простудился, дожидаясь у дверей одной
б...ди, которая не пускала его в дождь к себе для того,
чтобы не заразить его своею болезнью. (Какая борьба ве-
ликодушия и разврата!) (Остафьевский архив, т. 1, а 253.)
Тургенев — Вяземскому, 12 ноября 1819: «Беснующий-
ся Пушкин печатает уже свои мелочи, как уверяют меня
книгопродавцы, ибо его мельком вижу только в театре,
куда он заглядывает в свободное от зверей время. В про-
чем же жизнь его проходит у приема билетов, по кото-
рым пускают смотреть привезенных сюда зверей, между
коими тигр есть самый смиренный. Он влюбился в при-
емщицу билетов и сделался ее cavalier servant (услужли-
вым кавалером — фр-\ наблюдает между тем природу
зверей и замечает оттенки от скотов, которых смот-
рит gratis» (бесплатно — фр.). (Остафьевский архив. Т. 1.
С. 350.) В ответ на это Вяземский, который сам раньше во-
лочился за этой билетершей, в письме к Тургеневу от 22.IX
просит Пушкина передать этой даме поклон. Тургенев же,
в своем письме к Вяземскому от 10 декабря, сообщает, что
сам передал поклон Вяземского билетерше зверинца и что
Пушкин написал стихотворение «Платоническая любовь».
Вот это:
Я знаю, Лидинька, мой друг,
Кому в задумчивости сладкой
Ты посвятила свой досуг~
...Сказать короче, далеко не один Александр Тургенев
сожалеет по поводу образа жизни, который позволяет себе
Пушкин-Сверчок, и по поводу тех эксцессов, к которым
приводит оный. Жуковский, Карамзин, Вяземский — все
168________
Александр Пушкин
те, кто любят и восхищаются младшим собратом по перу,
умоляют его остепениться, напоминая о его поэтической
миссии и стращая опасными болезнями... Что Сверчка убе-
ждать! Смеяться он хотел над подобными увещеваниями!
В нем слишком сильно пылает жажда жизни, чтобы раз-
мышлять о поэтическом призвании! Шампанское льется
рекою, актрисочки — как бы это сказать поделикатнее? —
отзываются на ласки, меловая пыль стоит столбом за кар-
тежными сражениями — чего еще?
А что касается болезней с нерусскими названиями, то
это — в порядке вещей. Сохранился черновик стихотворе-
ния, где он пишет о себе:
Я стражду восемь дней
С лекарствами в желудке,
С Меркурием в крови,
С раскаянием в рассудке...
Меркурий — это ртутные препараты, считавшиеся то-
гда самым надежным средством от болезней любви. Лечи-
ли, как умели в те времена. Французские болезни, с кото-
рыми молодой организм поэта довольно быстро справил-
ся, не умерили его пыл ни на йоту. Хорошо раскаяние!
...В январе 1818 года приключилось несчастье посерьез-
нее: Пушкин заболел, как тогда выражались, гнилою го-
рячкою. Родители и друзья поэта обменивались беспокой-
ными письмами. Доктор Лейтон прописал больному ванну
со льдом. И представьте, тренированный организм Пуш-
кина снова выдюжил, отогнав прочь костлявую.
Выздоравливая, Пушкин занимал свое время тем, что
сочинял большую поэму «Руслан и Людмила», начатую
еще в Лицее. Навещавшие поэта товарищи находили его
вытянувшимся на постели, завернутым в полосатый халат
и с ермолкой на обритой голове. И всюду — на столах, на
покрывалах, на паркете — разбросаны книги и рукописи.
Писал Пушкин с увлечением, у него была легкая рука. Он
счастлив сам собою! Но, едва встав на ноги, оставляет перо
и снова с головою бросается в омут безудержных страстей.
Он вновь — с видом избавленного от беды — таскается по
_______169
Анри Труайя________
салонам, театрам, игорным домам, притонам да по деви-
цам. Его внешний облик поражает самых милосердных
друзей. А что такого? Ему нравится удивлять le bourgeois.
А для пущего шику обзаводится широким черным фраком
с нескошенными фалдами a la amricaine и шляпой с пря-
мыми полями a la Bolivar. Да еще отращивает ногти.
Актриса Колосова (впоследствии Каратыгина), которой
Пушкин в ту пору частенько наносил визиты, описывает
его следующим образом: «Угрюмый и молчаливый в мно-
гочисленном обществе, Саша Пушкин, бывая у нас, сме-
шил своею резвостью и ребяческою шаловливостью. Быва-
ло, ни минуты не посидит спокойно на месте; вертится,
прыгает, пересаживается, перероет рабочий ящик матуш-
ки, спутает клубки гаруса в моем вышиванье, разбросает
карты в гранпасьянсе, раскладываемом матушкою...
— Да уймешься ли ты, стрекоза! — крикнет, бывало,
моя Евгения Ивановна, — перестань, наконец!
Саша минуты на две приутихнет, а там опять начинает
проказничать. Как-то матушка пригрозилась наказать не-
угомонного Сашу: «остричь ему когти», — так называла
она его огромные, отпущенные на руках ногти.
— Держи его за руку, — сказала она мне, взяв ножни-
цы, — а я остригу!
Я взяла Пушкина за руку, но он поднял крик на весь
дом, начал притворно всхлипывать, стонать, жаловаться,
что его обижают, и до слез рассмешил нас... Одним словом,
это был сущий ребенок, но истинно благовоспитанный, —
enfant de bonne maison».
Упомянем еще об одном головном уборе, который поэт
примеряет на свою не успевшую обрасти голову: шатено-
вый парик с густой копной вьющихся кудрей. «Это прида-
вало какую-то оригинальность его типичной физиономии
и не особенно ее красило», — отмечает великая актриса.
Надо ли говорить, что и этот головной убор служил ему
предлогом для многочисленных шуточек.
«Как-то в Большом театре он вошел к нам в ложу. Мы
усадили его в полной уверенности, что здесь наш проказ-
170________
Александр Пушкин
ник будет сидеть смирно. Ничуть не бывало! В самой пате-
тической сцене Пушкин, жалуясь на жару, снял с себя па-
рик и начал им обмахиваться, как веером. Это рассмеши-
ло сидевших в соседних ложах, обратило на нас внимание
и находившихся в креслах. Мы стали унимать шалуна, он
же со стула соскользнул на пол и сел у нас в ногах, прячась
за барьер; наконец кое-как надвинул парик на голову, как
шапку: нельзя было без смеха глядеть на него! Так он и
просидел на полу во все продолжение спектакля, отпуская
шутки насчет пиесы и игры актеров. Можно ли было сер-
диться на этого забавника?»
Но — предоставим слово самому Пушкину, донесшему
до нас атмосферу и дух сияющих золотом и пламенеющих
бархатом театров, где праздная молодежь, во многом по-
хожая на него самого, прохаживалась между креслами
партера, зевала и аплодировала невпопад, раздражая ос-
тальную публику:
«Что такое наша публика?
Пред началом оперы, трагедии, балета молодой человек
гуляет по всем десяти рядам кресел, ходит по всем ногам,
разговаривает со всеми знакомыми и незнакомыми. «От-
куда ты?» — «От Семеновой, от Сосницкой, от Колосовой,
от Истоминой». — «Как ты счастлив!» — «Сегодня она по-
ет — она играет, она танцует — похлопаем ей — вызовем
ее! она так мила! у ней такие глаза! такая ножка! Такой та-
лант!..» — Занавес подымается. Молодой человек, его при-
ятели, переходя с места на место, восхищаются и хлопают.
Не хочу здесь обвинять пылкую, ветреную молодость, —
продолжает Пушкин, конечно же, размышляя при этом о
собственных театральных проделках. — Знаю, что она тре-
бует снисходительности. Но можно ли полагаться на мне-
ния таковых судей?
Еще замечание. Значительная часть нашего партера (т. е.
кресел) слишком занята судьбою Европы и отечества,
слишком утомлена трудами, слишком глубокомысленна,
слишком важна, слишком осторожна в изъявлении душев-
_______171
Анри Труайя_______
ных движений, дабы принимать какое-нибудь участие в
достоинстве драматического искусства (к тому же русско-
го). И если в половине седьмого часу одни и те же лица яв-
ляются из казарм и совета занять первые ряды абониро-
ванных кресел, то это более для них условный этикет,
нежели приятное отдохновение. Ни в каком случае невоз-
можно требовать от холодной их рассеянности здравых
понятий и суждений, и того менее — движения какого-
нибудь чувства. Следовательно, они служат только почтен-
ным украшением Большого каменного театра, но вовсе не
принадлежат ни к толпе любителей, ни к числу просве-
щенных или пристрастных судей.
Еще одно замечание. Сии великие люди нашего време-
ни, носящие на лице своем однообразную печать скуки,
спеси, забот и глупости, неразлучных с образом их заня-
тий, сии всегдашние передовые зрители, нахмуренные в
комедиях, зевающие в трагедиях, дремлющие в операх,
внимательные, может быть, в одних только балетах, не
должны ль необходимо охлаждать игру самых ревностных
наших артистов и наводить лень и томность на их души,
если природа одарила их душою?»
Пущин часто встречался с Пушкиным в театре и сожа-
лел, когда видел, как он прохаживается по партеру в ком-
пании иных модных денди, посматривающих на него свы-
сока. Было похоже на то, что поэт гордился своими отно-
шениями с этой публикой. «Пушкин, либеральный по
своим воззрениям, — сетует Пущин, — имел какую-то
жалкую привычку изменять благородному своему характе-
ру и очень часто сердил меня и вообще всех нас тем, что
любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чер-
нышева, Киселева и других: они с покровительственной
улыбкой выслушивали его шутки, остроты. Случалось из
кресел сделать ему знак, он тотчас прибежит. Говоришь,
бывало: «Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим
народом; ни в одном из них ты не найдешь сочувствия и
пр.». Он терпеливо выслушает, начнет щекотать, обнимать,
что обыкновенно делал, когда немножко потеряется. По-
172_______
Александр Пушкин
том, смотришь, — Пушкин опять с тогдашними львами!
(Анахронизм: тогда не существовало еще этого аристокра-
тического прозвища. Извините!) Странное смешение в
этом великолепном создании!»
Одетый в несуразный костюм, с париком на голове, с
ногтями, отращенными, как когти (самый длинный был
защищен маленьким золотым колпачком), проказник
Пушкин забавляется, скандализуя столицу. По словам
А.И. Тургенева, он стяжал себе славу в равной степени
своими небольшими стихотворениями и своими больши-
ми шалостями. Круг его отношений безмерен. Он разгова-
ривает о Байроне с истерическими дамами, пишет стихи в
честь императрицы Елизаветы и гимны своим победам над
недугами-хворями:
Я ускользнул от Эскулапа
Худой, обритый, но живой.
...Здоровье, легкой друг Приапа, (бог сладострастья. — С.Л.)
И сон, и сладостный покой...
Однажды он заключил пари, что выпьет бутылку рому
и не потеряет сознания. Но он несколько переоценил свои
силы. Опустошив бутылку, он застыл на месте, с закрыты-
ми глазами и неподвижной головой. При этом он непре-
рывно сгибал и разгибал мизинец на левой руке. Когда же
друзья наконец привели его в чувство, Пушкин объяснил
им, что сгибал и разгибал палец с целью доказать, что не
впал в беспамятство. Удовлетворенные этим объяснением
члены почетного жюри объявили, что Пушкин честно вы-
играл пари.
В другой раз Пушкин, собрав нескольких приятелей,
решил отправиться в поход в отдаленный Красный каба-
чок, где любили просиживать за кружкою пива петербург-
ские немцы. Сменив франтоватые костюмы на поношен-
ную одежду, чтобы не выделяться среди местной публики,
ввалились всею гурьбою и затеяли драку. На обмен тума-
ками и упреками с завсегдатаями кабачка он ответил про-
сто: не пошумишь немножко, так и не выделишься из тол-
пы...
_______173
Анри Труайя
Это приключение, видимо, настолько запало Пушкину
в душу, что почти два десятилетия спустя он вспоминает о
нем в письме к жене от 18 мая 1836 года, сообщая о толь-
ко что случившейся нашумевшей кабацкой драке: «У нас в
Москве все, слава Богу, смирно: бой Киреева с Яром произ-
вел великое негодование в чопорной здешней публике. На-
щокин заступается за Киреева очень просто и очень умно:
что за беда, что гусарский поручик напился пьян и побил
трактирщика, который стал обороняться? Разве в наше
время, когда мы били немцев в Красном кабачке, и нам не
доставалось, и немцы получали тычки сложа руки?»
Товарищами Пушкина по шалостям были Пущин, Дель-
виг и замечательный чудак и оригинал Павел Воинович
Нащокин, который был годом моложе поэта. Унаследовав
от отца огромное состояние, он разбазаривал его с самой
чарующей экстравагантностью. Бражничал, продувался в
карты, тратил капиталы на роскошных актрис, заказывал
экипажи в Вене, покупал без счету мраморные вазы, ки-
тайские безделицы, прихотливые изделия из бронзы, а за-
тем, когда они ему надоедали, раздавал людям из своего
окружения. Как-то раз, желая поддержать молодые талан-
ты, он заказал всем знакомым молодым художникам на-
писать его портрет — таковых получилось десятка три, и,
не зная, что с ними делать, раздал оные как сувениры сво-
им ближайшим друзьям. Жил он у матери, но снял также
апартаменты на Фонтанке, и этот адрес вскоре стал извес-
тен всему Петербургу; Пушкин был одним из самых час-
тых гостей сего жилища.
Вот как характеризует Нащокина и его похождения со-
временник — Н.И. Куликов:
«П.В. Нащокинъ изъ древняго дворянскаго рода, на-
чалъ службу въ какомъ то гвардейскомъ конномъ полку,
вышелъ въ отставку съ чиномъ прапорщика и въ этомъ чи-
не остался всю остальную жизнь. Родители его были бога-
ты; тремъ сестрамъ дано было обеспеченное приданое или
отдельное состояние; одна изъ нихъ, оставаясь девицею и
перейдя въ другое исповъдание, скопидомствомъ сберегла
свое состояние, которое после ея кончины перешло вдове
174_______
Александр Пушкин
Павла Войновича и детямъ, доведеннымъ до крайней бед-
ности, еще при жизни его, о чемъ будеть сказано въ сво-
емъ месте. После смерти отца молодой Нащокинъ, избало-
ванный богатой матерью, предался свободной и совершен-
но независимой жизни, такъ что, живя на всемъ готовомъ
в доме родительницы, онъ нанимал бель-этажъ какого-то
большаго дома на Фонтанке для себя, а вернее для друзей.
Сюда онъ приезжалъ ночевать съ ночныхъ игръ и кутежей,
и сюда же каждый из знакомыхъ его могь явиться на ноч-
лег, не только одинъ или самъ другъ, но могь приводить и
приятелей (незнакомыхъ Нащокину) и одинокихъ, и по-
парно. Многочисленная прислуга, под управлениемъ кар-
лика Карлы-головастика, обязана была для всехъ расклады-
вать по полу матрацы, со всеми принадлежностями при-
личныхъ постелей: парнымъ — въ маленькихъ кабинетахъ,
а холостякамъ (по отношению къ первымъ) въ большихъ
комнатахъ, какъ говорится, въ повалку. Самъ хозяинъ, явясь
позднее всехъ, спросить только, много ли ночлежниковъ,
потомъ тихо пробирается въ свой отдельный кабинеть; ес-
ли не спить еще кто-нибудь изъ знакомыхъ, остановить
проходящаго, перекинетъ слова два, а неспящий изъ не-
знакомыхъ, обыкновенно, закутывался одеялом с головою.
Но зато утромъ все обязаны явиться къ кофе и чаю: туть
происходять новые знакомства и интересные эпизоды.
...Случалось, что въ торжественные дни рождения его
гвардейская молодежъ съ красотками, после великолепно-
го завтрака и множества опорожненныхъ бутылокъ, сажа-
ли въ четырехместную карету, запряженную четверкой ло-
шадей, нащокинского Карлу-карлика съ кучей разряжен-
ныхъ девицъ, а сами, снявъ мундиры, въ однихъ рейтузахъ
и рубашкахъ, засевъ на места кучера и форейтора и ставъ
на запяткахъ вместо лакеев, летели во всю конскую прыть
по Невскому проспекту, по Морской и по всемъ лучшимъ
улицамъ! Конечно, все это могло совершаться въ началъ
1820-хъ годовъ; а въ 30-хъ объ этомъ времени вспоминали
только съ сожалениемъ. А разъ, по инициативе Пушкина,
тоже въ день рождения Нащокина, приглашають друзья
его самаго въ собственный его приють, где при входе при-
_______175
Кнри Труайя
готовили ему сюрпризъ, до того циничный, что не возмож-
но описать»1.
«Вечно без копейки, вечно в долгах, иногда и без поря-
дочного фрака, с беспрестанными историями, с частыми
дуэлями, в тесном знакомстве со всеми трактирщиками,
...ями и девками, Пушкин представлял тип самого грязного
разврата», — вот как характеризует поэта его бывший со-
ученик, злоязыкий барон Корф. У Корфа были свои при-
чины ненавидеть и чернить поэта. Пушкин и Корф в это
время жили в одном и том же доме, и случилось так, что
камердинер Пушкина под влиянием Бахуса ворвался в пе-
реднюю Корфа с целью завести ссору с камердинером по-
следнего. На шум вышел Корф и, будучи вспыльчив, побил
его палкой.
Побитый пожаловался Пушкину. Александр Сергеевич
вспылил в свою очередь и, заступаясь за слугу, немедленно
вызвал Корфа на дуэль. На письменный вызов Корф отве-
тил также письменно: «Не принимаю вашего вызова из-за
такой безделицы не потому, что вы Пушкин, а потому, что
я не Кюхельбекер».
Эта фраза напомнила поэту о нелепой дуэли, в которой
его противником был не кто иной, как долговязый, добро-
душный, неуклюжий Кюхельбекер. Как и в Лицее, Виль-
гельм надоедал всем неуклюжими стихами, и, как и в Ли-
цее, Пушкин смеялся над ним Однажды сочиненное Пуш-
киным четверостишие —
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно —
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно
настолько взбесило Кюхельбекера, что он потребовал ду-
эли. Никак нельзя было уговорить его. Дело было зимою.
Кюхельбекер стрелял первый и дал промах. Пушкин ки- 1
1 Воспоминания Н.И. Куликова опубликованы в журнале «Русская
старина», 1880, № 12. Подробнее о личности и похождениях Нащоки-
на см. в книге М.И. Пыляева «Замечательные чудаки и оригиналы».
(Прим, пер.)
176________
Александр Пушкин
нул пистолет и хотел обнять своего товарища, но тот неис-
тово кричал: стреляй, стреляй! Пушкин насилу его убедил,
что невозможно стрелять, потому что снег набился в ствол.
И двое противников примирились за самоваром...1
Словом, не успел поэт выйти из пеленок, как заваруш-
ки и дуэли с его участием уже делаются легендарными.
Вот что читаем в письме жены великого историка, Е.А. Ка-
рамзиной, к своему брату кн. П.П. Вяземскому от 23 мар-
та 1820 года: «Пушкин всякий день имеет дуэли; благода-
ря Бога, они не смертоносны, бойцы всегда остаются не-
вредимы».
Факт остается фактом — на заре туманной юности по-
эт испытывает неутолимую потребность бросаться очертя
голову в водоворот опасностей, становиться лицом к лицу
с любыми катастрофами. Он жаждет выковать себе судьбу
по своему представлению — пряную, противоречивую, го-
рячую. Он испытывает счастье только на высшей точке на-
слаждения либо на высшей точке риску. 23 декабря 1818
года полицейский комиссар Горголи направляет советнику
Иностранной коллегии ПЛ. Убри, непосредственному на-
чальнику Пушкина по службе, следующий рапорт:
«20 числа сего месяца служащий в Иностранной колле-
гии переводчиком Пушкин, быв в Каменном театре1 2 в
Большом Бенуаре, во время антракту пришел из оного в
1 Имеются разные версии этого поединка — ясно одно: дуэль эта
вовсе не была шутливой. «Они явились на Волково поле и затеяли стре-
ляться в каком-то недостроенном фамильном склепе. Пушкин очень не
хотел этой глупой дуэли, но отказаться было нельзя. Дельвиг был секун-
дантом Кюхельбекера, он стоял налево от Кюхельбекера. Решили, что
Пушкин будет стрелять после. Когда Кюхельбекер начал целиться,
Пушкин закричал: «Дельвиг! Стань на мое место, здесь безопаснее».
Кюхельбекер взбесился, рука дрогнула, он сделал пол-оборота и пробил
фуражку на голове Дельвига. «Послушай, товарищ, — сказал Пуш-
кин, — без лести — ты стоишь дружбы; без эпиграммы — пороху не
стоишь», — и бросил пистолет». (Прим, пер.)
2 Большой Каменный театр, где Пушкин аплодировал Семеновой
и Истоминой, ныне не существует. На его месте — здание С.-Петер-
бургской консерватории. (С.Л.)
________ 177
Анри Труайя________
креслы и, проходя между рядов кресел, остановился про-
тив сидевшего коллежского советника Перевощикова с
женою, почему г. Перевощиков просил его проходить да-
лее, но Пушкин, приняв сие за обиду, наделал ему грубо-
сти и выбранил его неприличными словами. О поступке
его уведомляя ваше превосходительство — с истинным
почтением и преданностью имею честь быть
Вашего превосходительства
покорный слуга
Иван Горголи».
Петр У бри дал на это такой ответ:
«Вследствие отношения вашего превосходительства от
23-го минувшего декабря под № 15001. Я не оставил сде-
лать строгое замечание... коллежскому секретарю Пушки-
ну на счет неприличного поступка его с коллежским совет-
ником Перевощиковым с тем, чтобы он воздержался
впредь от подобных поступков, в чем он и дал мне обеща-
ние».
К счастью, в этот раз до дуэли не дошло.
Зато куда более скорбные последствия могло возыметь
другое театральное приключение Пушкина, о котором по-
ведал в своих мемуарах писатель И.И. Лажечников. В то
время он делил свою петербургскую квартиру с майором
Денисевичем. «Наружность его соответствовала внутрен-
ним качествам, — вспоминает Лажечников. — Он был
очень плешив и до крайности румян». Этим последним
свойством он особенно гордился, считая себя через него
неотразимым покорителем женских сердец. «Игрою гус-
тых своих эполет он особенно щеголял, полагая, что от
блеска их, как от лучей солнечных, разливается свет на
все... и едва ли не на весь город, — продолжает писатель. —
...К театру был пристрастен и более всего любил воздуш-
ные пируэты в балетах... Любил он также покушать. Рас-
сказывают, что во время отдыха на походах не иначе мож-
но было разбудить его, как вложивши ему ложку в рот».
«В одно прекрасное (помнится, зимнее) утро — было
ровно три четверти восьмого, — только что успев окончить
178________
Александр Пушкин
свой военный туалет, я вошел в соседнюю комнату, где
обитал мой майор, чтоб приказать подавать чай. Денисеви-
ча не было в это время дома; он уходил смотреть, все ли
исправно на графской конюшне. Только что я ступил в
комнату, из передней вошли в нее три незнакомые лица.
Один был очень молодой человек, худенький, небольшого
роста, курчавый, с арабским профилем, во фраке. За ним
выступали два молодца-красавца, кавалерийские гвардей-
ские офицеры, погромыхивая своими шпорами и саблями.
Один был адъютант; помнится, я видел его прежде в обще-
стве любителей просвещения и благотворения; другой —
фронтовой офицер. Статский подошел ко мне и сказал
мне тихим, вкрадчивым голосом: «Позвольте вас спросить,
здесь живет Денисевич?» — «Здесь, — отвечал я, — но он
вышел куда-то, и я велю сейчас позвать его». Я только хо-
тел это исполнить, как вошел сам Денисевич. При взгляде
на воинственных ассистентов статского посетителя он, ви-
димо, смутился, но вскоре оправился и принял также Мар-
циальную осанку. «Что вам угодно?» — сказал он статско-
му довольно сухо. «Вы это должны хорошо знать, — отве-
чал статский, — вы назначили мне быть у вас в восемь
часов (тут он вынул часы); до восьми остается еще чет-
верть часа. Мы имеем время выбрать оружие и назначить
место...» Все это было сказано тихим, спокойным голосом,
как будто дело шло о назначении приятельской пирушки».
На эти слова бедный Денисевич покраснел, точно рак,
и, запутываясь в словах, отвечал:
«Я не затем звал вас к себе... Я хотел вам сказать, что
молодому человеку, как вы, нехорошо кричать в театре,
мешать своим соседям слушать пиесу, что это неприлич-
но...» — «Вы эти наставления читали мне вчера при многих
слушателях, — сказал более энергическим голосом стат-
ский, — я уж не школьник, и пришел переговорить с вами
иначе. Для этого не нужно много слов: вот мои два секун-
данта; этот господин военный (тут указал он на меня), он
не откажется, конечно, быть вашим свидетелем. Если вам
угодно...» Денисевич не дал ему договорить. «Я не могу с
_______179
Анри Труайя
вами драться, — сказал он, — вы молодой человек, неиз-
вестный, а я штаб-офицер...» При этом оба офицера за-
смеялись; я побледнел и затрясся от негодования, видя глу-
пое и униженное положение, в которое поставил себя мой
товарищ, хотя вся эта сцена была для меня загадкой. Стат-
ский продолжал твердым голосом: «Я русский дворянин,
Пушкин: это засвидетельствуют мои спутники, и потому
вам не стыдно иметь будет со мною дело».
При имени Пушкина блеснула в голове моей мысль, что
передо мною стоит молодой поэт, таланту которого уж
сам Жуковский поклонялся, корифей всей образованной
молодежи Петербурга, и я спешил спросить его: «Не Алек-
сандра ли Сергеевича имею честь видеть перед собою?»
— Меня так зовут, — сказал он, улыбаясь».
Услышав, с кем имеет дело, Лажечников решил любою
ценою уладить конфликт миром, хотя бы и немного по-
кривив душою. Нельзя же поэту, автору стольких прекрас-
ных стихотворений, погибнуть от руки какого-нибудь Де-
нисевича — а если даже убить какого-нибудь Денисевича
и самому жестоко пострадать из-за этого... Перейдя на
французский язык, которого Денисевич не знал, он попро-
сил свидетелей рассказать все без утайки, что за кошка
пробежала между Пушкиным и Денисовичем. А приклю-
чилось вот что:
«Пушкин накануне был в театре, где, на беду, судьба
посадила его рядом с Денисовичем. Играли пустую пиесу,
играли, может быть, и дурно. Пушкин зевал, шикал, гово-
рил громко: «Несносно!» Соседу его пиеса, по-видимому,
очень нравилась. Сначала он молчал, потом, выведенный из
терпения, сказал Пушкину, что он мешает ему слушать
пиесу. Пушкин искоса взглянул на него и принялся шу-
меть по-прежнему. Тут Денисевич объявил своему неуго-
монному соседу, что попросит полицию вывести его из те-
атра.
— Посмотрим, — отвечал хладнокровно Пушкин и про-
должал повесничать.
Спектакль кончился, зрители начали расходиться. Тем и
180________
Александр Пушкин
должна была бы кончиться ссора наших противников. Но
мой витязь не терял из виду своего незначительного соседа
и остановил его в коридоре.
— Молодой человек, — сказал он, обращаясь к Пушкину,
и вместе с этим поднял свой указательный палец, — вы ме-
шали мне слушать пиесу.. Это неприлично, это невежливо.
—Да, я не старик, — отвечал Пушкин, — но, господин
штаб-офицер, еще невежливее здесь и с таким жестом го-
ворить мне это. Где вы живете?
Денисевич сказал свой адрес и назначил приехать к не-
му в 8 часов утра. Не был ли это настоящий вызов?..
— Буду, — отвечал Пушкин».
Выслушав историю, Лажечников отвел Денисевича в со-
седнюю комнату и убедил в необходимости принести
Пушкину извинения. Денисевич извинился и «протянул
было Пушкину руку, но тот не подал ему своей, сказав
только «Извиняю» — и удалился со своими спутниками...»
Один из современников1, автор сочинения «Нечто о
Царскосельском Лицее и о духе оного», дает такую харак-
теристику бывшим царскосельским воспитанникам: «В све-
те называется Лицейским духом, когда молодой человек
не уважает старших, обходится фамильярно с начальника-
ми, высокомерно с равными, презрительно с низшими, ис-
ключая тех случаев, когда для фанфаронады надобно пока-
заться любителем равенства. Молодой вертопрах должен
при сем порицать насмешливо все поступки особ, зани-
мающих значительные места, все меры правительства,
знать наизусть или сам быть сочинителем эпиграмм, паск-
вилей и песен предосудительных на русском языке, а на
французском — знать все самые дерзкие и возмутитель-
ные стихи и места самые сильные из революционных со-
чинений... Вот образчик молодых и даже многих не моло-
дых людей, которых у нас довольное число. У лицейских
воспитанников, их друзей и приверженцев этот характер
называется в свете: Лицейский дух». 1
1 Фаддей Булгарин — этим все сказано! (Прим, пер.)
________________________________________________________181
Анри Труайя
По правде говоря, непомерную заносчивость и посто-
янную самонадеянность все же следует причислить к выс-
шим порокам, а не к достоинствам Пушкина. Что вы на
это скажете — он убежден, что ему все позволено, и боль-
ше даже, он как либеральный поэт даже должен все се-
бе позволять! Напрасно пытаются урезонить его мудрые
люди старшего поколения — Тургенев, Жуковский, Ба-
тюшков, Карамзин, которые знают истинную цену этому
фанфарону и наблюдают за ним с материнской ревностью.
Когда недуг затворяет его на какое-то время в комнату,
они торжествуют победу. «Сверчок прыгает по бульвару и
по борделям, — писал Тургенев Вяземскому 18 декабря
.1818 года. — До того ли ему, чтобы писать замечания на
чужие стихи: он и свои едва писать успевает. Но при
всем беспутном образе жизни его, он кончает четвертую
песнь поэмы. Если бы еще два или три (недуга, которые
приковали бы его к постели), так и дело в шляпе. Первая
(известная) болезнь была и первою кормилицей его по-
эмы» (Остафьевский архив, т. 1, с. 174).
Ранее, 17 апреля того же года, Жуковский в письме к
Вяземскому: «Чудесный талант! Какие стихи! Он мучит
меня своим даром, как привидение!»
А вот ответ Вяземского Жуковскому на письмо от 17 ап-
реля: «Стихи чертенка-племянника чудесно хороши... Ка-
кая бестия! Надобно нам посадить его в желтый дом, не
то этот бешеный сорванец нас всех заест, нас и отцов
наших...»
И, наконец, суровый Ф. Вигель пишет нам в своих «За-
писках»: «На выпуск (из Лицея) молодого Пушкина смот-
рели члены «Арзамаса» как на счастливое для них проис-
шествие, как на торжество. Сами родители его не могли
принимать в нем более нежного участия; особенно же Жу-
ковский, восприемник его в «Арзамасе», казался счастлив,
как будто бы сам Бог послал ему милое чадо. Чадо показа-
лось мне довольно шаловливо и необузданно, и мне даже
больно было смотреть, как все старшие братья наперерыв
баловали маленького брата».
182_______
Александр Пушкин
Тлава 2
«АРЗАМАС» И «ЗЕЛЕНАЯ ЛАМПА»
Литературное общество «Арзамас» приняло Пушкина в
свои ряды еще раньше, чем он закончил курс в Царско-
сельском Лицее. Но он не мог быть официально зачислен в
этот кружок собратьев по перу прежде, нежели обоснует-
ся в Петербурге. «Арзамас» был организацией молодой и
причудливой, созданной с целью оппозиции консерватив-
ному движению, возглавляемому адмиралом Шишковым.
Один из «шишковистов»1 высмеял Жуковского в комедии
«Липецкие воды»; на это страстный почитатель Жуковско-
го граф Блудов ответил памфлетом под таким названием:
«Видение в арзамасском трактире, изданное Обществом
ученых людей». Означенный памфлет собрал вокруг его ав-
тора и Жуковского всех поборников новой русской лите-
ратуры.
Оные дали своему обществу название «Арзамас» — по
имени сочинения, которое их объединило; и все же глав-
ным объединяющим фактором для этих молодых людей
была живая любовь к национальному языку, литературе и
истории. Тон, который был характерен для этого общест-
ва, или, точнее сказать, для его дружеских бесед, носил, по
мнению современника, графа С.С. Уварова, ярко выражен-
ный критический характер. А вот здесь граф был весьма не
прав — столь строгое суждение дает в корне ошибочное
представление о веселой и бесшабашной атмосфере, ца-
рившей в «Арзамасе».
Да, конечно, «арзамасцы» обожали русский язык, рус-
скую литературу, историю своей страны. Но им были
свойственны пылкость и молодой задор, и, как реакция на
пропыленную строгость архаистов, на их собраниях царил
истинный дух шутовства. Так, согласно уставу «Арзамаса»,
каждый из вновь избираемых должен был произнести
речь в стиле надгробного слова во время церемонии своего 1
1 Все тот же кн. Шаховской. (Прим, пер.)
Анри Труайя
посвящения. Ну, а так как, согласно все тому же докумен-
ту, члены «Арзамаса» почитались бессмертными, отсутст-
вие необходимых усопших в их собственных рядах побуж-
дало «заимствовать» их в рядах противников — шишко-
вистской «Беседы любителей российской словесности»,
«чтобы объявить им их четыре правды без ожидания суж-
дения будущих поколений».
Каждый из членов «Арзамаса» имел высокочтимое лич-
ное прозвище. Так, граф Блудов прозывался Кассандрой1 за
то, что писатель — член «Беседы» по фамилии Захаров —
и впрямь отдал душу смиренную Богу за несколько дней
до того, как молодой кандидат собирался произнести по
нем надгробное слово на пленарном заседании «Арзама-
са»; А.И. Тургенев имел кличку Эолова Арфа за то, что у
него постоянно бурчало в брюхе.
Прозвище Жуковского было в женском роде — Светла-
на, по названию сочиненной им поэмы; Вяземский прозы-
вался Асмодеем, бессменный староста «Арзамаса» Василий
Львович Пушкин — Вот я вас...1 2, ну а Александр Пушкин,
как мы уже знаем, Сверчок3.
1 Кассандра — в греческой мифологии: дочь царя Трои При-
ама, получившая от Аполлона пророческий дар. Но тот же Аполлон,
отвергнутый Кассандрой,1 сделал так, что ее пророчествам перестали ве-
рить. Так, троянцы не вняли словам Кассандры, предостерегавшей Па-
риса от похищения Елены, что привело к Троянской войне. (Прим,
пер.)
2 У Труайя это звучит так: «Eh, bien! Voila!» Вот еще несколько
прозвищ: Вигель — Ивиков журавль, Батюшков — Ахилл, Плещеев —
Черный вран, Жихарев — Громовой, Полетика — Челн Очарованный;
Северин — Резвый Кот, Денис Давыдов — Армянин, Николай Турге-
нев — Варвик, Михаил Орлов — Рейн...
3 Один из мемуаристов, Вигель, так объясняет эту кличку: «...спря-
танный в стенах Лицея, (Пушкин) прекрасными стихами уже подавал
звонкий свой голос». Это неубедительное толкование. Арзамасцы
слишком ценили песни Пушкина, чтобы сравнивать их с монотонной
мелодией сверчка. Скорее это было физическое сравнение. Смуглый,
быстрый, гибкий, легконогий, всегда готовый прыгать, юный Пушкин
мог напоминать кузнечика или сверчка. (Тыркова-Ъилъямс А. Цит. соч.,
т. 1. М., 1998. С. 150—151.) (Прим, пер.)
184________
Александр Пушкин
Председатель, избиравшийся по жребию на каждом за-
седании, надевал красный колпак, ибо воплощал собою ли-
тературную революцию на марше. Новоизбранный также
надевал красный колпак. Для приема в члены «Арзамаса»
Василия Львовича Пушкина Жуковский сочинил гротеск-
ную церемонию в масонском стиле. Сперва несчастного
дядюшку Василия Львовича погребли под грудой шуб; об-
ливаясь потом, он принужден был выслушать лекцию по
французской трагедии. Потом его облекли в легкую туни-
ку, убранную раковинами, и, завязав глаза платком, повели
на прогулку по лестницам, коридорам и залам дома, где
происходила церемония. В какой-то момент ему вручили
лук со стрелою, и, сорвав с его глаз повязку, велели выстре-
лить в манекен, символизировавший дурной вкус.
Вслед за сим последним испытанием Василию Львовичу
вручили блюдо-фетиш «Арзамаса» — гуся в желе, какового
он должен был продержать в руках, пока Жуковский про-
износил длиннющую торжественную речь, посвященную
приему нового члена. Гуся в желе подавали на всяком засе-
дании «Арзамаса» — более того, сами члены организации
титуловались «почетными гусями», а то и просто «Гусями».
Протоколы заседаний, которые вел постоянный секретарь
«Арзамаса» Жуковский, являли собой памятники возвы-
шенной абсурдности. Вот образчик:
«ПРОТОКОЛ ЗАСЕДАНИЯ 6 ЯНВАРЯ 1817 ГОДА
От Липецкого потопа в лето второе, от Видения в лето
второе, в месяц четвертый, по обыкновенному летоисчис-
лению месяца Просинца в день шестой, был в доме его
превосходительства Кассандры семнадцатый ординарный
Арзамас. Присутствовали рожденные или природные арза-
масцы Н.М. Карамзин и М.А. Салтыков, вместе с избран-
ными следующими превосходительствами:
Кассандрою, ч
Эоловою Арфою,
Светланою,
Старушкою,
Анри Труайя
Пустынником,
Резвым Котом,
Ивиковым Журавлем
и с полупревосходительным Варвиком, которого бес-
сменный секретарь очень удачно применил к восьмиме-
сячному младенцу: но скоро, скоро Варвик исторгнется из
утробы своей родительницы слободы Арзамаса, и первый
крик его будет для халдеев вестником страха и мщения.
Между тем так случилось, что в 17-м Арзамасе брат Варви-
ка его прево. Эолова Арфа был президентом; и что же?
К приятному удивлению всех братьев, он прежде ужина
разинул свои всежрущие, дотоле немотствующие челюсти.
Из них как источник густого млека и душистого меда из-
лилась благодатная речь во образе Рескрипта.
Все помнят чудесное действие сей речи блистательной
и трогательной; и шумный восторг арзамасцев, и смуще-
ние издыхающих халдеев, ибо гром слов президента про-
никнул сквозь шкапы, сквозь стены Арзамаса: он на кры-
лах Ивикова Журавля пронесся вдоль Фонтанки и вдоль
Невы, раздавался в берлогах и в гнездах, на рынках и в
клубах и в императорской Библиотеке; и там и здесь и
усыпители, и усыпленные, и простые сонные, все очнулись,
все узнали победу Светланы и света над Беседой и тьмой.
Сбылось пророчество Кассандры: Эолова Арфа совершила
свой подвиг и явилась ужаснейшим членом Арзамаса; мы
только кусали халдеев, г-жа Арфа их съела; да какое же
брюхо и может сравниться с ее утробой? В ней только и
могли поместиться все уроды, составляющие Кунсткамеру
Арзамаса, так же как в сердце его помещаются все краса-
вицы обеих столиц.
После речи председателя его прево. Светланою прочтен
протокол, в котором его вышереченное прево величает се-
бя чухною. Члены Арзамаса были готовы почесть секрета-
ря своего только скромным; но увы! Через несколько часов
они уверились в истине сего злосчастного превращения:
через несколько часов узнали, что изменница Светлана
скачет верхом на профессоре к опасным берегам Эмбаха и
186_______
Александр Пушкин
что никакой Меркурий не спасет нашего Улисса от чаро-
действ новой Цирцеи, или Киркеи, то есть древней Бесе-
ды, сокрытой в водах Пейпуса и под песками Ливонскими.
С тех пор каждая почта привозит нам дурные вести: Свет-
лана вместо стихов пишет календари, Светлана сердится
на всех друзей своих, Светлана стоит на коленях с кадилом
перед всяким германским париком; о бедная Светлана! Ты
и в самом деле очухонилась. Приезжай скорее омыться в
струях реки Теши».
Эта атмосфера разгульного шутовства, эпической бес-
толковщины и горячей дружбы зачаровывала Пушкина.
Он восхищался тою нежной сопричастностью, которая
объединяла членов братства. Все радовались успеху каж-
дого из них. Связи в свете, которые имел тот или другой
«арзамасец», использовались во благо всем. В частности,
А.И. Тургенев из кожи лез вон, хлопоча в официальных де-
маршах за своих друзей. Когда император изволил назна-
чил пенсию Жуковскому1, Тургенев написал Вяземскому:
«2 января 1817 г, С.-Петербург
...Если арзамасское твое сердце не выпрыгнет от радо-
сти из арзамасской груди твоей или не выльется из нее в
прекрасных арзамасских стихах и не скажет спасибо Эо-
ловой Арфе, которая поспешила добряцатъ до тебя эти
арзамасские звуки, то ты — не Асмодей! Мы делаем у
меня Арзамас, и я председателем в первый и, вероятно,
единственный раз...»
Протокол того заседания, на котором Пушкина прини-
мали в «Арзамас», разыскать не удалось. Много лет спустя
Вяземский по памяти привел отрывки из вступительной
речи Пушкина:
Венец желаниям, итак, я вижу вас,
О други светлых Муз, о, дивный Арзамас! 1
1 Размер ее составлял 4000 рублей; для сравнения: Карамзину было
назначено 2 тысячи, Гнедичу — три, Крылову всего полторы. (Прим,
пер.)
________187
Анри Труайя_________
Где славил наш Тиртей кисель и Александра,
Где смерть Захарову пророчила Кассандра.»
Пушкин изобразил «Арзамас»
...в беспечном колпаке,
С гремушкой, лаврами и розгами в руке.
Однако начиная с середины 1817 года арзамасцы стали
отходить от былых шалостей и шутовства. «Беседа» адми-
рала Шишкова распалась, у «Арзамаса» более не было вид-
ных противников. Его ирония звенела в пустоте. Раздалось
несколько голосов с предложением издавать серьезный по-
литический журнал. Наконец двое вновь вступивших —
Михаил Орлов и Н.И. Тургенев — присвоили себе право
критиковать арзамасское смехачество, за коим не стояло
никакого реального действия. По их мнению, эпоха лите-
ратурного фиглярства кончилась. Нужно издавать полити-
ческий орган, обеспечивая социальное просвещение стра-
ны. Нужно становиться серьезнее, набирать вес, держать
осанку. Мысль была подвергнута дискуссии — ее то при-
нимали, то отвергали и в конце концов приняли строгую и
скучную программу. Решили поиграть в больших людей —
и в конце концов с грустью расстались. «Арзамас» прика-
зал долго жить.
* * *
Недолго горевал Пушкин по кончине «Арзамаса». Дру-
гое общество приняло’ его в свои ряды. Речь идет о «Зеле-
ной лампе», созданной в 1818 году богачом Никитой Все-
воложским и его другом Я.Н. Толстым. Каждые две недели
в доме Всеволожского собирались «молодые повесы», лег-
ковесные и блистательные, по преимуществу — гвардей-
ские офицеры: гусары, егеря, уланы. Среди эполет и бран-
денбуров затерялось несколько избранных гражданских:
вот Пушкин, вот Дельвиг. Всего — десятка два компаньо-
нов. Собирались в большой зале, где горела зеленая лампа
188________
Александр Пушкин
надежды. У каждого на пальце кольцо, на котором выгра-
вирована лампа.
Устав Общества приглашал этих господ к обсуждению
злободневных вопросов при полной свободе слова и гаран-
тии строгой тайны. На заседаниях «Зеленой лампы» Пуш-
кин, Дельвиг и Les officiers dilettantes читали свои послед-
ние стихи. Всеволожский устраивал лекции по русской ис-
тории. Барков делал доклады о театральных новинках. При
этом мало говорили о постановках, зато куда больше — об
актрисах. Ну и, по молодости лет, любя свободу, прогресс
и шутку, критиковали императорское правительство и его
напыщенных глупостью приспешников. Уезжая в Михай-
ловское отдохнуть от петербургской суеты, Пушкин писал
своему товарищу по «Зеленой лампе» В.В. Энгельгардту:
...Приеду я
В начале мрачном сентября:
С тобою пить мы будем снова,
Открытым сердцем говоря
Насчет глупца, вельможи злого,
Насчет холопа записного,
Насчет небесного царя,
А иногда насчет земного.
Ну, а следом за разговорами «насчет небесного царя» и
в особенности «насчет земного» членами общества «Зеле-
ная лампа» непременно устраивался дружеский ужин в
компании легкодоступных девиц. Живописной подробно-
стью «Зеленой лампы» был слуга Всеволожского — маль-
чик-калмык. «Как скоро кто-нибудь отпускал пошлое крас-
ное словцо, калмык наш улыбался насмешливо, и наконец,
мы решили, что этот мальчик всякий раз, как услышит по-
шлое словцо, должен подойти к тому, кто его сказал, и ска-
зать: «Здравия желаю». С удивительной сметливостью кал-
мык исполнял свою обязанность. Впрочем, Пушкин ни ра-
зу не подвергся калмыцкому желанию здравия.
Он иногда говорил: «Калмык меня балует. Азия про-
тежирует Африку» (рассказ Я. Толстого.). Ну а помимо по-
желания здравия, калмык подносил провинившемуся
_______189
Анри Труайя
штрафной кубок. А поскольку никто за своим языком не
следил, штрафные кубки двигались в быстром ритме один
за другим. Головы разгорячались все более, а речи станови-
лись все более развязными. По завершении вечера все эти
messieura спускались на улицу и отправлялись в сенсаци-
онный поход по домам свиданий. Первые биографы Пуш-
кина, Анненков и Бартенев, опрашивавшие современни-
ков поэта, утверждают, что «Зеленая лампа», как ни стыд-
но о том вспоминать, была организацией исключительно
«оргиаической».
«Какие разнообразные и затейливые формы принимал
тогдашний кутеж, — писал П.В. Анненков, — может пока-
зать нам общество «Зеленой лампы»... Разыскания и опро-
сы об этом кружке обнаружили, что он составлял со своим
прославленным калмыком не более как обыкновенное ор-
гиаическое общество, которое в числе различных домаш-
них представлений, как изгнание Адама и Евы, погибель
Содома и Гоморры, и проч(их), им устраиваемых, в своих
заседаниях еще и представляет из себя ради шутки собра-
ния с парламентскими и масонскими формами, но посвя-
щенного исключительно обсуждению планов волокитства
и закулисных проказ»1. Зато другие биографы, как, напри-
мер, П.Е. Щеголев, имели тенденцию ассимилировать «Зе-
леную лампу» с маленькими революционными кружками
той эпохи.
С их точки зрения, «Зеленая лампа» была серьезной и
деятельной политической ассамблеей, отделением «Союза
благоденствия». Истину же можно получить лишь при ос-
вещении и умерении одной теории при помощи другой.
Да, конечно, друзьями «Зеленой лампы» были офицеры и
интеллектуалы-фрондеры; иные из них, такие, как Я. Тол-
стой, Каверин, князь Трубецкой, Токарев, входили в тай-
ное общество «Союз благоденствия». Но из этого не следует,
что «Зеленая лампа» являлась филиалом этой заговорщиче-
ской ложи. «Зеленая лампа» была местом отдохновения 1
1 Цит. по: А. Тыркова-Ъилъямс. Цит. соч. Т. 1. М., 1999. с. 155.
190________
Александр Пушкин
поборников независимости. Своеобразным рекреацион-
ным залом, куда приходили большие мужи с сумрачными
лбами. Безусловно, власть подвергалась здесь словесным
атакам. Революционные идеи были в моде. Тот, кто осме-
ливался хвалить режим, рисковал сойти за отсталого рет-
рограда. В сожженной «X песне» «Онегина» Пушкин дал
точный портрет этой ассамблеи:
Сначала эти заговоры
Между Лафитом и Клико
Лишь были дружеские споры
И не входила далеко
В сердца мятежная наука.
Все это было только скука,
Безделье молодых умов,
Забавы взрослых шалунов...
Вот именно — там было слишком много Шато-Лафита
и «Вдовы Клико», картежных баталий, девиц известного
поведения; слишком много смеху, слишком много богатст-
ва и роскоши, чтобы можно было подозревать в «Зеленой
лампе» центр конспирации.
Когда мудрому Кюхельбекеру предложили присоеди-
ниться к кружку молодежи под названием «Зеленая лам-
па», он отверг это предложение, утверждая, что в этом об-
ществе царят распутство и избыток крепких напитков.
Тем не менее Пушкин сделался душою этого общества
разгульных якобинцев, сыновей папаш-либералов и офи-
церов с хорошими состояниями. Он прилежно посещал
заседания «Зеленой лампы», но и вне их не упускал случая
заглянуть к Всеволожскому, подчас просиживал у него бе-
лые ночи за карточным столом; в 1820 году, продув ему
крупную сумму, внес в качестве платы готовую к печати
тетрадь стихов, оценив ее в тысячу рублей. Всеволожский
был влюблен в молодую танцовщицу, ученицу балетного
училища; и Пушкин часто ходил с ним в церковь при учи-
лище — не столько затем, чтобы молиться Господу, сколь-
ко затем, чтобы полюбоваться прелестной Овошниковой
среди других воспитанниц и воспитанников.
_______191
Анри Труайя_______
Нередко двое друзей, устроившись у окна и вооружив-
шись лорнетами, наблюдали за тем, как легконогая актри-
са проносится мимо. «Каждое утро крылатая дева летит на
репетицию мимо окон нашего Никиты, по-прежнему по-
дымаются на нее телескопы (театральные бинокли. —
С.Л.) и (кое-что еще) — но увы... ты не видишь ее, она не
видит тебя» (письмо к Мансурову от 27 октября 1819 г.).
Как раз у окна Никиты Всеволожского в первый раз уви-
дел Пушкина актер Каратыгин, возвращавшийся с репети-
ции. Как он вспоминает, у окна, помимо Всеволожского,
стоял, приплюснувши нос к стеклу, незнакомец с толсты-
ми губами и темным, как у мулата, лицом. Приятель Кара-
тыгина Дембровский отдал им из экипажа горячий по-
клон, на что мулат, снявши парик, принялся размахивать
им над головой и что-то крикнул Дембровскому.
Сей фарс немало позабавил Каратыгина, и он спросил
товарища, кто этот мосье. Тот ответил, что это — писатель
Пушкин, который находится на пути к славе, добавив к се-
му, что голову ему обрили после гнилой горячки и что он
написал по этому случаю стихи.
Как-то раз Пушкин, Всеволожский, Мансуров и еще не-
сколько приятелей отправились к старой немке-гадалке по
фамилии Кирхгоф, о которой все в Петербурге только и
говорили. «Предсказание было в том, — пишет закадыч-
ный друг Пушкина С.А. Соболевский, — во-первых, что он
скоро получит деньги; во-вторых, что ему будет сделано не-
ожиданное предложение; в-третьих, что он прославится и
будет кумиром соотечественников; в-четвертых, что он
дважды подвергнется ссылке; наконец, что он проживет
долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой
беды от белой лошади, или белой головы, или белого чело-
века (weisser Ross, weisser Kopf, weisser Mensch), которых
и должен он опасаться.
И добавляет: «О предсказании касательно женитьбы
мне ничего не помнится, хотя об этом упомянуто в статье
Льва Сергеевича».
На первое предсказание Пушкин рассмеялся. Откуда
192_______
Александр Пушкин
было получить ему деньги? Папаша скупердяй, да к тому
же почти нищий.
И что же? В тот же вечер, придя к себе домой, Пушкин
нашел конверт от своего лицейского товарища Николая
Корсакова. Тот, уезжая в итальянскую миссию, принес
давнишний карточный должок, о котором сам Пушкин и
думать-то позабыл. Так сбылось первое предсказание га-
далки.
«Такое быстрое исполнение первого предсказания, —
продолжает Соболевский, — сильно поразило Александра
Сергеевича; не менее странно было для него и то, что не-
сколько дней спустя, в театре, его подозвал к себе Алексей
Федорович Орлов (впоследствии князь) и стал отговари-
вать его от поступления в гусары, о чем уже прежде была у
него речь с П.Д. Киселевым, а напротив, предлагал служить
в конной гвардии.
Эти переговоры с Алексеем Федоровичем Орловым ни
к чему не повели...»
...Года текли, и другие предсказания старой немки-кол-
дуньи сбывались точь-в-точь. Память об этом визите пре-
следовала поэта всю жизнь; он говорил о гадальщице с
почтением, даже с неким страхом. Мысль о белом челове-
ке «тяготила его постоянно и повсюду». «Прибавлю сле-
дующее, — вспоминал Соболевский. — Я как-то изъявил
свое удивление Пушкину о том, что он отстранился от ма-
сонства, в которое был принят, и что он не принадлежал
ни к какому другому тайному обществу.
«Это все-таки вследствие предсказания о белой голо-
ве, — отвечал мне Пушкин. — Разве ты не знаешь, что все
филантропические и гуманитарные тайные общества, да-
же и самое масонство, получили от Адама Вейсгаупта1 на-
правление, подозрительное и враждебное существующим
государственным порядкам? Как же мне было приставать
к ним? Weisskopf, weisshaupt — одно и то же». 1
1 Вейсгаупт, Адам (1748—1822) — основатель ордена Яснови-
дящих. (Прим. А. Труайя.)
________193
Анри Труайя_______
Глава 3
ОДА «ВОЛЬНОСТЬ»
Вознесенный триумфом на гребень волны, Александр I
не ведал, как им теперь управлять. Перед лицом коварного
захватчика ему прочили роль рыцаря-освободителя, высту-
павшего от имени России, Европы и всего христианского
мира. Пожар Москвы, изгнание Наполеона из России, мо-
литвы русского народа возвели государя в чин архангела.
Недавний юноша-скептик открывал, что он вдохновляем
Богом. Его преданность Господу была не четко ритуальной,
но по-простому христианской: «Библия и я».
В 1815 году по совету мистической и сентиментальной,
разменявшей шестой десяток баронессы Крюнденер он
замыслил проект Священного Союза, призванного подчи-
нить политику великих европейских держав принципам
вечного христианства. Заключая акт об образовании Свя-
щенного Союза, монархи принимали на себя обязательст-
во подчинять свои политические акции «верховным исти-
нам, содержащимся в Бессмертном законе Всевышнего
Спасителя».
В то же время союзники Александра и, в частности, ав-
стрийские дипломаты использовали это учреждение все
более в интересах монархии. Священный Союз, даже без
ведома русского царя, становился коалицией, готовой уду-
шить любое народное волеизъявление в Европе.
И впрямь — либерализм был первым и единственным
недругом Священного Союза. Мораль и религия шли ис-
ключительно на службу абсолютизму. Любой мятеж, пусть
даже греков православных против своих угнетателей-ту-
рок, рассматривался как недопустимый бунт подданных
против господ. Находясь во главе Священного Союза,
Александр, сам того не желая, становился шефом махро-
вой реакции. Странная фатальность обязывала его к борь-
бе с либеральными идеями, которыми он так увлекался в
юности. Ибо невозможно сразу быть и справедливым му-
194_______
Александр Пушкин
жем и респектабельным мэтром, другом социального про-
гресса и грозным монархом, о силе которого говорят дале-
ко за пределами родной страны.
Как будто бы сильным мира сего предлагалась единст-
венная альтернатива: либо царствовать в строгой дисцип-
лине и прямолинейном легитимизме, либо отречение под
сочувственные возгласы. В ряде случаев Александр пытает-
ся возвращаться к благородному учению Лагарпа. Вот
только слишком опасным было бы потрясти аморфную
массу России. Россия не готова к реформам. Что ж, Алек-
сандр I будет вводить реформы в других странах. Так про-
ще. И благоразумнее. Он будет настаивать на том, чтобы
Людовик XVIII даровал Конституцию Франции. Он гаран-
тировал автономию Финляндии. Он ввел либеральный ре-
жим во вновь образованном Царстве Польском.
В 1818 году, на открытии сейма в Варшаве, Александр
объявил в своей тронной речи о намерениях ограничить
абсолютистскую власть во всей России. «Обычаи, уже су-
ществующие в вашей стране, — заявил он полякам, — да-
ют мне возможность немедленно ввести Конституцию, ко-
торую я вам даровал... Таким образом, вы снабдили меня
средством дать моей стране то, что я давно для нее готов-
лю и что пойдет ей во благо, как только вызреет это важ-
ное дело...»
Интеллектуальная молодежь России восприняла эту
речь с надеждой, с изумлением Либералы уже воображали
себе, что не сегодня-завтра, по воле императора, их меч-
тания воплотятся в жизнь. На сей счет Карамзин писал
И.И. Дмитриеву: «Варшавские новости сильно действуют
на умы. Варшавские речи сильно отозвались в молодых
сердцах. Спят и видят конституцию. Судят, рядят, на-
чинают и писать. Иное уже вышло, иное готовится.
И смешно, и жалко. Пусть молодежь ярится: мы улыба-
емся» (29 апреля 1818 года).
Ну, а по мнению Сперанского, в темной народной мас-
се сложилось убеждение, что свобода не только обещана,
но и уже дана, и только имущие слои боятся ее провозгла-
_______195
Анри Труайя
шения или скрывают, если это уже произошло. Страшно
вообразить себе, что из этого может выйти, заключает
Сперанский.
Круто повернув штурвал влево и ошалев от собственной
дерзости, Александр I ищет способ выправления курса ко-
рабля. Русский народ не созрел для публичной жизни. Он
не поймет свободы. Он не сможет воспользоваться ею, как
нужно. Если позволить ему хоть пошевелить мизинцем, он
разнесет в пух и прах все имперские учреждения, разгра-
бит почтенные господские замки, введет голосование за
принятие законов и потребует справедливости. В России
ограничить верховную власть — значит приблизить рево-
люцию. Ну что за странная страна!
Александр I глубоко любил Россию, но не любил рус-
ских. Жители его империи казались ему необразованны-
ми, праздными, способными на необдуманные поступки,
не говоря уже, что недисциплинированными и таинствен-
ными. То ли дело немцы — послушные, добродетельные и
сентиментальные. Немецкие песни проливали бальзам ему
на сердце. Симметричные и вылизанные немецкие города
льстили его любви к порядку. Да что там говорить, даже
немецкие пейзажи казались ему более регулярными, более
знакомыми, более человечными, нежели бескрайние рус-
ские равнины и непроходимые русские леса.
Он мечтал кончить свои дни в каком-нибудь смеющем-
ся немецком городке на берегах Рейна, подальше от этих
ужасных, бестолковых petits moujiks russes, способных и
на подвиг, и на всякую подлость и низость.
Ну, а самого Александра окружали порядок, опрятность
и точность. Его круглое мягкое лицо всегда тщательно вы-
брито; его фаворитки в ленточках всегда носят строгие
прически. Покрой его мундира идеален. Бумаги, которые
ему приносят на подпись, имеют формат, предписуемый
уставом. Предметы мебели в его апартаментах выстроены,
как на параде.
И император страдает оттого, что не может организо-
вать Россию так же, как он организовал свое бюро. Ему хо-
196_______
Александр Пушкин
телось бы создать систему, в которой каждый обыватель
имел бы свой предписанный государством шесток, свое
определенное место работы, свои точно сосчитанные дни
отдыха, свои развлечения в точно фиксированные часы,
свои генеральные идеи, облаченные в мундир. Он мечтает
об огромной гражданской армии — со своими шефами
первого и второго рангов, рапортами, парадами и дисцип-
линой. Солдат в армии освобожден от всяких забот. Он —
пешка, знающий свои права, свои обязанности. И этим
счастлив.
В 1812 году Александр I прочел труд французского ге-
нерала Сервана де Гербея, предлагавшего учредить воен-
ные поселения по границам империи. Идеи французского
генерала воодушевили императора. Militariser les moujiks.
Transformer les izbas en casernes. Заменить гарнизоны во-
енными поселениями. Как же он сам-то до этого не доду-
мался? Александр тут же заказывает перевод книги Серва-
на на русский язык и предлагает своему интимнейшему
советнику Аракчееву дать ей оценку. Этот человек был ра-
бом, отсветом, тенью своего государя.
«Среднего роста, сутулый, с короткими, густыми, как
щетка, волосами; низкий морщинистый лоб, мутные хо-
лодные глаза; большой нос в форме галоши; тонкие, плот-
но сжатые губы, на которых, по-видимому, никогда не по-
являлась улыбка» — вот как описывал его современник.
Аракчеев обожал императора как божество. Входя к царю
в кабинет, он дрожал и крестился. И не крал государствен-
ных денег. Требовалось ли еще что-нибудь, чтобы сделать
из него ближайшего советника? Главное, Аракчеев не лез
со своими мнениями по вопросам генеральной политики.
Он был рядом с государем лишь затем, чтобы вдохнов-
лять его на проведение административных мер. Большую
часть времени он проводил, со скукой во взоре выслуши-
вая пророчества своего монарха и вдохновляя его на самые
безумные решения. В глазах Аракчеева, как и в глазах
Александра, Россия была страной ханжей, лентяев, бахва-
лов и воров. Этот неуклюжий и сбитый с толку народ надо
_______197
Анри Труайя
выстроить в шеренги! А коль скоро имеешь дело с такими
дуболомами, готовь дубинку!
«Трудолюбив как муравей и ядовит как тарантул», —
говорили об Аракчееве современники. Скрупулезный и
злой, он педантично уделяет внимание мелочам. «Когда ви-
дят, как я внимателен к мелочам, — заявлял он, — поосте-
регутся пренебречь великими делами!» Вспышки гнева на
ровном месте были для Аракчеева в порядке вещей; на па-
радах в Гатчине доходило до того, что он вырывал усы у
солдат. Рассказывают, что он даже укусил кого-то в ухо.
В имении Аракчеева, Грузине, провинившимся крестьянам
надевали на шею железные рогатки, и в кадках с рассолом
постоянно мокли розги, готовые к употреблению. Но за-
то — любо-дорого посмотреть на порядок, царствующий в
имении! Император охотно и подолгу гостит в Грузине и
восхищается безупречно ровными аллеями, тщательно
подстриженными деревьями, аккуратными белыми ба-
шенками и размещенными повсюду императорскими
эмблемами. Здесь каждая былинка, каждый камешек, так
же как и каждый крестьянин, имеют свое раз и навсегда
отведенное им место.
Что ж! Почему бы не преобразовать Русь по образцу
Грузина? Кстати, в этом образцовом имении имеются да-
же развлечения! Да только очень уж своеобразные: най-
дешь в саду зеркальный павильон, нажмешь потайную
пружинку — к вашим услугам и скабрезные картины, и
озорные книжицы вроде «Нежных объятий в браке и по-
тех с любовницами»...
Да, вкус у Аракчеева был отменный! Именно этому спе-
циалисту по выравниванию и нивелировке император и
поручает реализацию плана создания военных поселений.
С 1816 года военные поселения устраиваются в Новго-
родской губернии, где находится имение Аракчеева, а так-
же в Могилевской, Херсонской, Екатеринославской, Сло-
бодско-Украинской губерниях. Вскоре поселена уже треть
армии. Происходит это просто: полк приводят в уезд на
198_______
Александр Пушкин
поселение, и автоматически все крестьяне этого уезда де-
лаются солдатами. Разделенные на роты, батальоны, эскад-
роны, они образуют резерв той войсковой части, которая
обосновалась на их земле. Бок о бок со своими новыми то-
варищами по оружию они постигают военную науку, а в
«часы свободы» возделывают поля, чтобы снабжать армию
провиантом. Ну что может быть проще?
Аракчеев разрушает живописные, но грязные деревни,
возводя взамен крестьянских изб идеально симметричные,
но безликие домики. У мужиков сбривают бороды. Новые
роли им объясняют из-под палки. Дети также облачаются
в одинаковую униформу за счет государства и проходят во-
енную подготовку. На все отводятся определенные часы:
на сельскохозяйственный труд, на упражнения с оружием,
на отдых и на произведение на свет себе подобных. Обла-
ченные в военную форму мужики сеют и жнут под грохот
барабанов, берутся за плуг по команде капрала и по сигна-
лу начинают петь. Начальство ведет строгий счет: сколько
имеется скотины, сельхозорудий и половозрелых девушек.
Браки устраиваются военным начальством, часть по
жребию. Ни одной вдовы! Ни одной старой девы! Брачная
жизнь обязательна. Вся наличествующая плоть — к дейст-
вию! Чувства значения не имеют. Воспроизводство себе по-
добных побуждается административными методами. Вынь
да положь столько-то новорожденных в год. На женщин,
рожавших недостаточно часто, налагался штраф. Мальчи-
ков, начиная с 10 лет, записывали в войска. Их учили печа-
тать шаг определенной длины, держать голову прямо, а
грудь ровно. Аракчеев и государь, оба без ума от прусских
военных методов, желали, чтобы во время парадов солдаты
так задерживали дыхание, «чтобы не было видно, как они
дышат».
В совершенно одинаковых домах, выкрашенных голу-
бой и розовой краской, с одинаковым цоколем из кирпи-
ча, с одинаковыми межевыми столбами, окруженными
одинаковыми невысокими живыми изгородями из жид-
_______199
Анри Труайя
ких берез, живут одетые в одинаковое обмундирование се-
мьи. Домики разгорожены надвое. Одна комната — «чис-
тая половина» — предназначена для приема высокопо-
ставленных гостей, приезжавших в военные поселения «на
экскурсию». Les moujiks-soldats обитали в другой комна-
те — сырой, плохо проветриваемой. На стене вывешивался
инвентарный список обстановки, и в определенные даты
инспектора сверяли наличествующую меблировку со спи-
ском Летом, с 1 мая по 15 сентября — приготовление пи-
щи велось на открытом воздухе. На это время начальство,
проверив состояние печей, запечатывало их сургучом.
15 сентября, ни днем раньше, ни днем позже, поселенцы
могли сломать печати и растопить печи в домах.
Подметание дворов, мытье полов в комнатах, уход за
скотиной, кормление детей, надраивание медных пуговиц
(которое превратилось у Аракчеева в какую-то особую Ала-
нию) — все мелочи повседневной жизни предусмотрены и
регламентированы соответствующей статьей распорядка.
При малейшем его нарушении — наказание розгами.
Александр I и его верный слуга удовлетворены содеян-
ным как нельзя больше. Разве же не во имя интересов
страны они действовали? Новые меры улучшили участь
солдата, который в мирное время остается привязанным к
семейному очагу, к любезной супруге и дражайшим ча-
дам? В военных поселениях имеются и товарные склады, и
школы, и больницы — все это делает поселение настоя-
щим очагом культуры! Le moujik, подвергнутый железной
дисциплине, возвышался к свету европейского просвеще-
ния. А с финансовой точки зрения армия не стоит госу-
дарству ничего, потому что сама себя кормит и содержит!
Мораль и профит. Экономия и цивилизация. Ну с чего бы
это les moujiks militarises стали роптать?
А ведь ропщут, ропщут, окаянные! Ну никак не хотят
понять, как их облагодетельствовал император! Среди них
было немало староверов, которые ни за что не желали рас-
ставаться со своей бородой — как же без нее предстать
перед Всевышним в день Страшного суда? Бывали случаи,
200________
Александр Пушкин
когда брадобреи требовали с крестьян деньги за возвраще-
ние им этих священных для них клочков волос! Другие
страдали из-за необходимости изо дня в день переодевать-
ся. Им, привыкшим к грязи и лености, было никак не по-
нять здоровых радостей военного повиновения.
Иные жаловались на то, что их женили насильно, про-
тив воли, и что их детей отдавали в солдатчину; другие —
на двойное бремя военной службы и земледельческих ра-
бот; были и такие, кто решил, что эта каторга наложила
запрет на всю интимную жизнь... И ведь бунтуют, неблаго-
дарные! Так потопить эти бунты в крови! «Военные посе-
ления будут, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу
от Петербурга до Чугуева!» — заявляет Александр.
24 августа 1819 года Аракчеев шлет царю донесение о
возмущении, вспыхнувшем в Чугуевском военном поселе-
нии. Бунт принял такие размеры, что военный трибунал
вынес 275 смертных приговоров. Аракчеев хвалится, что,
призвав «на помощь всемогущего Бога», «как христиа-
нин», смягчил это наказание: просвещенный Господом, он
приказал вместо расстрела наказать «шпицрутеном каж-
дого через тысячу человек по двенадцать раз». На деле эта
кара означала даже для самых крепких из осужденных
смерть в ужасных мучениях. Для начала Аракчеев велико-
душно ограничивается наказанием сорока зачинщиков.
Некоторые из их сообщников, раскаявшись, просят поми-
лования, а Аракчеев, «принеся в душе благодарность Все-
вышнему» за то, что сумел их образумить, обещает выхло-
потать монаршую милость.
«Происшествия, здесь бывшие, — пишет он царю, —
меня очень расстроили; я не скрываю от вас, что не-
сколько преступников, самых злых, после наказания, за-
конами определенного, умерли, и я от всего оного начи-
наю очень уставать». При чтении этого письма кроткий
ангел Александр кипит от гнева против смутьянов. Ему не-
стерпима мысль, что неграмотные мужики, босяки осме-
ливаются противиться его повелениям. Он сочувствует в
этом деле не жертвам, а другу Аракчееву, который так рас-
_______201
Анри Труайя_______
страивается, наказывая их. «С одной стороны, — пишет
он Аракчееву, — мог я в надлежащей силе ценить все, что
твоя чувствительная душа должна была претерпеть в
тех обстоятельствах, в которых ты находился. С дру-
гой, умею я также ценить и благоразумие, с коим ты
действовал в сих важных происшествиях.
Благодарю тебя искренно, от чистого сердца за все
твои труды». Не только он не обмолвился о милости к
раскаявшимся бунтовщикам, но еще требовал, тяжко
вздыхая, продолжить наказание. «Происшествие, конечно,
прискорбное, — заключает он, — но уже когда, по несча-
стью, случилось оное, то не оставалось другого средства
из оного выйти, как дав действовать силе и строгости
законов». Наказание виновных продолжилось, и, по сооб-
щению французского поверенного в делах Мальвирада,
160 человек умерли под шпицрутенами. Кроме того, 26
женщин были наказаны розгами и сосланы в Оренбург, 60
офицеров подвергнуты дисциплинарным мерам.
Эти репрессивные меры крайне возмущали российскую
военную и интеллектуальную элиту. В 1818—1819 годах
тайные общества приняли в свои ряды значительное по-
полнение; об этих «конспиративных кружках» уже гово-
рили открыто. Вот только не следовало бы преувеличивать
их значение. В действительности эти нелегальные ассоциа-
ции не были связаны каким-либо общим планом дейст-
вий, какой-либо совместной программой. Члены одной и
той же ячейки обладали разными политическими воззре-
ниями — одни из них были революционерами, другие ли-
бералами, просвещенными анархистами или умеренными
конституционалистами. Согласие в них было только по
двум позициям: любовь к России и ненависть к Аракчееву.
Пушкин ввязывался в политические дискуссии повсю-
ду — в кружках «Арзамаса» и «Зеленой лампы», у завзято-
го монархиста — князя Голицына, у братьев Тургеневых.
Всюду сетуют на положение вещей, строят заговоры, вы-
страивают громкие фразы о будущем. И Пушкин следует
общей тенденции. Вот только следует он ей в своей собст-
202_______
Александр Пушкин
венной манере. Он и впрямь enfant terrible среди других.
Конспирация соблазняет его, и даже очень — вот если бы
только она не требовала осторожности от самого конспи-
ратора... Ему хочется смеяться, отводить душу, болтать обо
всем напропалую — а профессиональные революционеры,
следуя своей намеченной цели, приглушают голос, отвора-
чивают глаза. Нет, никогда не сможет он отворачивать
взгляд и приглушать голос!
Прожекты, предосторожности, секреты только рожда-
ют тоску. Разве нельзя иметь благородные идеи и при этом
волочиться за девицами, пить вино, сражаться в карты,
разговаривать о чем угодно при ком угодно?
«Первая моя мысль была открыться Пушкину, — вспо-
минал Пущин, состоявший членом тайного общества, —
он всегда согласно со мною мыслил о деле общем., (и) по-
своему проповедовал в нашем смысле — и изустно, и пись-
менно, стихами и прозой. Не знаю, к счастью ли его или
несчастью, он не был тогда в Петербурге (Пушкин нахо-
дился в это время в Михайловском. — А.Т.), а то не руча-
юсь, что в первых порывах, по исключительной дружбе
моей к нему, я, может быть, увлек бы его с собой. Впослед-
ствии, когда думалось мне исполнить эту мысль, я уже не
решался вверить ему тайну, не мне одному принадлежав-
шую, где малейшая неосторожность могла быть пагубна
всему делу. Подвижность пылкого его нрава, сближение с
людьми ненадежными пугали меня...
...Естественно, что Пушкин, увидя меня после первой
нашей разлуки, заметил во мне некоторую перемену и на-
чал подозревать, что я от него что-то скрываю. Особенно
во время его болезни и продолжительного выздоровления,
видаясь чаще обыкновенного, он затруднял меня спросами
и расспросами, от которых я, как умел, отделывался, успо-
каивая его тем, что он лично, без всякого воображаемого
им общества, действует как нельзя лучше для благой цели».
Однажды в январе 1819 года Пушкину захотелось по-
сле прогулки в Летнем саду зайти к своему другу Н.И. Тур-
геневу. Войдя в гостиную, поэт, к своему удивлению, застал
_______203
Анри Труайя
там сборище серьезных персон, меж коих он узнал Пущи-
на, Куницына и Маслова. На лицах, повернувшихся к по-
эту, были написаны неловкость и смущение, и было ясно,
что его присутствие было сочтено неуместным. Собрав-
шиеся за столом господа, члены «Союза благоденствия»,
обсуждали создание нового журнала «Архивы политиче-
ских наук и русской литературы», которому, по мнению
главного редактора, надлежало быть «вестником брегов
свободы»... Маслов читал статью о статистике; все же про-
чие, сидя за круглым столом, делали записи, попивали чаек
и винцо, курили трубки — и все со скорбными лицами...
Пушкин тронул Пущина за плечо и спросил его:
— Ты что здесь делаешь? Наконец поймал тебя на са-
мом деле!
После чего он уселся на диван и делал вид, что интере-
суется только стилем обстановки и лепниной на плафоне.
Он явно страдал оттого, что не был допущен в эту тесную
компанию. По окончании чтения Пушкин взял Пущина за
руку и задал вопрос в упор: «Как же ты мне никогда не го-
ворил, что знаком с Николаем Ивановичем? Верно, это ва-
ше общество в сборе? Я совершенно нечаянно зашел сюда,
гуляя в Летнем саду. Пожалуйста, не секретничай; право,
любезный друг, это ни на что не похоже!»
В ответ на это Пущин сдержанно улыбнулся и пожал
плечами. «Вслед за сим у нас переменился разговор, и мы
вошли в общий круг. Глядя на него, я долго думал: не дол-
жен ли я в самом деле предложить ему соединиться с на-
ми? От него зависело принять или отвергнуть мое предло-
жение. Между тем тут же невольно являлся вопрос: поче-
му же, помимо меня, никто из близко знакомых ему
старших наших членов не думал об нем? Значит, их оста-
навливало почти то же, что меня пугало; образ его мыслей
всем хорошо был известен, но не было полного к нему до-
верия».
Сколь ни восхищались Пушкиным Пущин и его друзья,
они сожалели тем не менее, что поэту недоставало серьез-
ности. Это он-то конспиратор? Несколько необдуманно
204_______
Александр Пушкин
брошенных слов, несколько блистательных строк, накоря-
банных на клочке бумаги в уголке стола, скомпрометиру-
ют наилучшим образом подготовленную революцию! Нет,
Пушкин не рожден для того, чтобы сражаться в их рядах!
Пусть действует в одиночку, вне любых рядов! Как franc-
tireur, вольный стрелок. При любых обстоятельствах он —
самый знаменитый casseur d'assiettes — разбивалыцик та-
релок!
Послушался ли Пушкин совета близких или своего лич-
ного инстинкта? Как бы там ни было, отвергнутый кон-
спираторами, он готов разрушать режим своими способа-
ми. Последние политические новости раздражают его в
высшей степени. Император, Аракчеев, министры, чинов-
ники — все те, кто имеют касательство до власти, заслужи-
вают, по мнению поэта, жесточайшего разноса. В письме к
своему другу П.В. Мансурову от 27 октября 1819 года (том
самом, где он пишет о Крылатой деве, на которую поды-
маются театральные бинокли и кое-что еще) поэт просит
адресата писать ему о военных поселениях. «Это все мне
нужно — потому, что я люблю тебя — и ненавижу деспо-
тизм».
Ну, а Карамзин — как же он по-прежнему может
одобрять «прелести» самодержавия?
«...Однажды начал он, — вспоминает Пушкин, — при
мне излагать свои любимые парадоксы. Оспаривая его, я
сказал: «Итак, вы рабство предпочитаете свободе». Карам-
зин вспыхнул и назвал меня своим клеветником. Я замол-
чал, уважая самый гнев прекрасной души. Разговор пере-
менился. Скоро Карамзину стало совестно, и, прощаясь со
мной, как обыкновенно, упрекал меня, как бы сам извиня-
ясь в своей горячности...
...Однажды, отправляясь в Павловск и надевая свою лен-
ту, он посмотрел на меня наискось и не мог удержаться от
смеха. Я прыснул, и мы оба расхохотались...»
Еще одна размолвка между поэтом и историком дала
предлог к появлению вот какой эпиграммы.
Автору «Истории государства Российского»
_______205
Анри Труайя
В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
По этому поводу Пушкин писал Вяземскому в 1826 го-
ду, когда Карамзина уже не было в живых: «Коротенькое
письмо твое огорчило меня по многим причинам... Что ты
называешь моими эпиграммами противу Карамзина? До-
вольно и одной, написанной мной в такое время, когда Ка-
рамзин меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое
честолюбие, и сердечную к нему приверженность... Моя
эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, знаю, глупы
и бешены: ужели ты мне их приписываешь?»1
Эпиграмма эта датируется 1818 годом, в этом же году
Пушкин атакует архимандрита Фотия, сподвижника и
друга Аракчеева и любимца санкт-петербургских мистиче-
ски настроенных дам:
Полуфанатик, полуплут;
Ему орудием духовным
Проклятье, меч, и крест, и кнут.
Пошли нам, господи, греховным,
Поменьше пастырей таких —
Полублагих, полусвятых.
В числе обожательниц владыки Фотия была графиня
Орлова. Она жертвовала огромные суммы в казну мона- 1
1 Известна еще одна эпиграмма Пушкина на Карамзина — озор-
ная, но относительно безобидная:
Послушайте, я сказку вам начну
Про Игоря и про его жену,
Про Новгород и Царство Золотое,
А может быть, про Грозного царя- —
И, бабушка, затеяла пустое!
Докончи нам «Илью-богатыря»!
Как видно из письма, Пушкин признается в авторстве только од-
ной эпиграммы на Карамзина. Абсолютной уверенности в принадлеж-
ности Пушкину первой из приведенных эпиграмм на Карамзина нет.
Кстати, «прелести кнута» Карамзин не проповедовал никогда, его со-
весть неизменно была безупречна. (Прим, пер.)
206_________
Александр Пушкин
стыря, в котором управлял сей святейший муж. Она счита-
ла для себя особой милостью иметь возможность снимать
с него сапоги и лобызать ему ноги. Она называла себя ду-
ховной дочерью Фотия; но злые языки во главе с Пушки-
ным утверждали, что между ним и между ней существова-
ла связь куда более земного характера:
Благочестивая жена
Душою Богу предана,
А грешной плотию —
Архимандриту Фотию.
Или вот — еще похлеще:
Внимай, что я тебе вещаю:
Я телом евнух, муж душой. —
Но что ж ты делаешь со мной? —
Я тело в душу превращаю.
Министр народного просвещения АН. Голицын, pederaste
notoire, был отхлестан Пушкиным1 эпиграммой, заканчи-
вавшейся следующими строками:
Напирайте, Бога ради,
На него со всех сторон!
Не попробовать ли сзади?
Там всего слабее он.
И, наконец, ненавистный Аракчеев, grand martre воен-
ных поселений, был предан анафеме эпиграммой Пушки-
на, сделавшейся едва ли не самой знаменитой:
Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю — он друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести —
Кто ж он, «преданный без лести»?
Просто фрунтовый солдат. 1
1 Принадлежность этой эпиграммы Пушкину оспаривается неко-
торыми пушкинистами. (Прим. А. Труайя.)
_______207
Анри Труайя
Эти гневные памфлеты мгновенно распространялись
среди столичной молодежи. Дошло до того, что поэту ста-
ли приписывать любую мастерски скроенную эпиграмму.
«Всякое слово вольное, всякое сочинение противузаконное
приписывают мне так, как всякие остроумные вымыслы
князю Цицианову», — пишет он в «Воображаемом разго-
воре с Александром I». Его бонмо повторялись от салона к
салону. Он успел обрести как бесчисленных друзей, так и
записных врагов. Как вспоминал друг поэта Якушкин, «все
его ненапечатанные сочинения: «Деревня», «Кинжал», «Че-
тырехстишие к Аракчееву», «Послание к Петру Чаадаеву»
и много других были не только всем известны, но в то же
время не было сколько-нибудь грамотного прапорщика в
армии, который не знал их наизусть».
Этому вторит и Пущин: «...тогда везде ходили по рукам,
переписывались и читались наизусть его «Деревня», «Ода
на свободу», «Ура! В Россию скачет...» и другие мелочи в
том же духе. Не было живого человека, который не знал
бы его стихов».
Три революционных стихотворения, о которых упоми-
нает Пущин, заслуживают особого разговора. От оды
«Вольность», датируемой 1817 годом, до «Деревни», сочи-
ненной в 1819-м, они свидетельствуют о либеральных на-
строениях Пушкина в этот первый период его деятельно-
сти.
В своих «Записках» Ф.Ф. Вигель рассказывает, что ода
«Вольность» была написана у братьев Тургеневых, живших
на Фонтанке прямо напротив мрачного Михайловского
замка, где свершилось убийство Павла I.
«...И к ним, то есть к меньшому, Николаю, собирались
нередко высокоумные молодые вольнодумцы. Кто-то из
них, смотря в открытое окно на пустой тогда, забвенью
брошенный дворец, шутя предложил Пушкину написать
на него стихи. Он по матери происходил от арапа генерала
Ганнибала и гибкостию членов, быстротой телодвижений
несколько походил на негров и на человекоподобных жи-
телей Африки. С этим проворством вдруг вскочил он на
208_______
Александр Пушкин
большой длинный стол, стоявший перед окном, растянул-
ся на нем, схватил перо и бумагу и со смехом принялся
писать. Стихи были хороши, не превосходны; слегка по-
хвалив свободу, доказывал он, что будто она одна правите-
лей народных может спасать от ножа убийцы; потом с
омерзением и ужасом говорил в них о совершенных зло-
деяниях в замке, который имел перед глазами. Окончив,
показал стихи, и не знаю, почему назвали их «Одой на
Свободу».
Строки, вышедшие экспромтом из-под пера Пушкина,
звучали так:
Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру...
Хочу воспеть свободу миру,
На тронах поразить порок.
Питомцы ветреной судьбы,
Тираны мира! Трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Далее поэт, упомянув о трагическом конце Людови-
ка XVI:
Молчит закон — народ молчит,
Падет преступная секира, —
переходит к убийству в стенах Михайловского замка Пав-
ла I при пассивном соучастии его сына — царствующего
монарха Александра I:
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемной,
Врата отверсты в тьме ночной
_______209
Анри Труайя__________
Рукой предательства наемной...
О стыд! О ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары...
Погиб увенчанный злодей.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
В стихотворении «Ура! В Россию скачет...» Пушкин от-
кровенно высмеивает варшавские речи Александра I, в ко-
торых он обещал либеральную Конституцию не только для
культурной Польши, но и для необразованной России.
Войдя в избушку, где дева Мария баюкает младенца Хри-
ста, царь вещает:
Узнай, народ российский,
Что знает целый мир:
И прусский, и австрийский
Я сшил себе мундир.
О, радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;
Меня газетчик прославлял;
Я ел и пил, и обещал —
И делом не измучен.
Перед крохотной колыбелькой, которую качает Мария,
самодержец объявляет:
И людям все права людей
По царской милости моей
Отдам из доброй воли.
На эти слова
От радости в постеле
Запрыгало дитя:
«Неужто в самом деле?
Неужто не шутя?
210_________
Александр Пушкин
А мать ему:
Пора уснуть бы, наконец,
Послушавши, как царь-отец
Рассказывает сказки!
Во второй части стихотворения «Деревня» Пушкин
возвышает голос, бичуя институт крепостничества и жес-
токость помещиков:
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь Рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого Владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если 6 голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар?
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! Народ неугнетенный
И Рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством Свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная Заря?
Вот несколько распространявшихся только в изустном
и рукописном виде стихотворений, дающих точное пред-
ставление о пушкинском либерализме. Был ли Пушкин та-
ким же неуступчивым революционером, как поэт Рылеев,
для которого был невозможен никакой компромисс меж-
ду тираном и рабом, между царем и его подданными?
С точки зрения Рылеева, с точки зрения пламенных рево-
люционеров, трон надлежало свергнуть в кровавом бою и
подготовить пришествие Царя-Народа — тогда как, с по-
зиции Пушкина, монархию надлежит почитать — с тем,
чтобы она жаловала народу свободу мысли и непреложное
равенство всех перед законом.
________211
Анри Труайя
В оде «Вольность» он предрекает монархам эпоху мира
и процветания, если те могут склониться «...главой под
сень / Надежную закона». Пусть цари склонятся перед за-
коном, и их царство будет благословенно. Пусть цари не-
сут добро, и никто не попросит их с престола. В стихотво-
рении «Деревня» поэт желает видеть «рабство, падшее по
манию царя». Идея та же, что и в оде «Вольность». Поэт
не мечтает о кровавой революции. Он ожидает хоть ма-
лейшего понимания между двумя сторонами. Свобода
должна быть жалована царем народу, а не вырвана у царя
народом. Все может быть улажено, лишь бы каждый внес
в это свой вклад1.
Тем не менее в эту эпоху правительственный гнет был
столь суров, а полицейский надзор столь жесток, что рос-
сийское общество принимало все, что бы ни написал Пуш-
кин, как выражение революционности, изумляющее своей
смелостью и новизной. Тургенев опасался посылать оду
«Вольность» своему другу Вяземскому, находившемуся в
Варшаве, боясь и за своего адресата, и за автора: «У стен
могут быть глаза, и даже уши!» (В оригинале по-француз-
ски. — А.Т.) Вяземский все-таки настаивает, утверждая,
что никого и ничего не боится...
Великий русский хирург Н.И. Пирогов поведал нам в
своих воспоминаниях о случае, происшедшем в 1820-е го-
ды, в его бытность студентом. Тогда к ним в общежитие
пожаловал странный типаж, который в более позднюю
эпоху почитался бы за нигилиста, а тогда — за либерала.
«Говорил он, как-то захлебываясь от волнения и обда-
вая своих собеседников брызгами слюны. В разговорах бы-
стро, скачками переходил от одного предмета к другому,
не слушая или не дослушивая никаких возражений. «Да
что Александр I, — куда ему, — он в сравнение Наполеону
не годится. Вот гений так гений!.. А читали вы Пушкина 1
1 Это утверждение до такой степени верно, что Александр I, про-
читав стихотворение «Деревня», просил генерала И.В. Васильчикова пе-
редать автору благодарность за чувства, которые внушают его стихи.
(Прим. А. Труайя.)
212________
Александр Пушкин
«Оду на вольность»? А? Это, впрочем, винегрет какой-то.
По-нашему не так; revolution, так revolution, как француз-
ская — с гильотиною!»
И услыхав, что кто-то из присутствующих говорил дру-
гому что-то о браке, либерал 1824—1825 годов вдруг обра-
щается к разговаривающим: «Да что там толковать о же-
нитьбе? Что за брак! На что его вам? Кто вам сказал, что
нельзя попросту спать с любой женщиной...? Ведь это все
ваши проклятые предрассудки: натолковали вам с детства
ваши маменьки, да бабушки, да нянюшки, а вы и верите.
Стыдно, господа, право, стыдно!» — А я-то, я — стою и
слушаю, ни одного слова не проронив.
Вдруг соскакивает со своей кровати Катонов, хватает
стул и — бац его посередине комнаты! «Слушайте, подле-
цы! — кричит Катонов. — Кто там из вас смеет толковать
о Пушкине? Слушайте, говорю!» — вопит он во все горло,
потрясая стулом, закатывая глаза, скрежеща зубами:
Тебя, твой род я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
Я с злобной радостию вижу,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты Богу на земле!
Катонов, восторженный обожатель Мочалова, деклами-
руя, выходит из себя, — не кричит уже, а вопит, ревет, ши-
пит, размахивает во все стороны поднятым вверх стулом, у
рта пена, жилы на лбу переполнились кровью, глаза выпу-
чились и горят. Исступление полное. А я стою, слушаю с
замиранием сердца, с нервной дрожью; не то восхищаюсь,
не то совещусь.
Рев и исступление Катонова наконец надоедают; на не-
го наскакивает рослый и дюжий Лобачевский. «Замол-
чишь ли ты наконец, скотина!» — кричит Лобачевский,
стараясь своим криком заглушить рев Катонова. Начина-
ется схватка; у Лобачевского ломается высокий каблук.
Падение. Хохот и аплодисменты. Бросаются разнимать бо-
рющихся на полу.
_______213
Анри Труайя________
Не проходило дня, в который я не услыхал бы или не
увидел чего-нибудь новенького, вроде описанной сцены,
особенно памятной для меня потому только, что она была
для меня первой невидалью; потом все вольнодумие сдела-
лось уже делом привычным.
За исключением одного или двух, обитатели 10-го но-
мера были все из духовного звания, и от них-то именно я
наслышался таких вещей о попах, богослужении, обрядах,
таинствах и вообще о религии, что меня на первых порах с
непривычки мороз по коже продирал...
Все запрещенные стихи, вроде «Оды на вольность»,
«К временщику» Рылеева, «Где те, братцы, острова» и т. п.,
ходили по рукам, читались с жадностью, переписывались и
перечитывались сообща при каждом удобном случае.
Читалась и барковщина, но весьма редко.
О Боге и церкви сыны церкви из 10-го номера знать ни-
чего не хотели и относились ко всему божественному с
полным пренебрежением».
Как далее свидетельствует великий мэтр, стихи Пушки-
на проникали в гущу народа, так что не было ни одного
мало-мальски грамотного швейцара, который не знал бы
их. Они были знакомы и образованным крепостным —
зодчим, живописцам, актерам, которых господа посылали
учиться в город и которые, оставаясь по-прежнему раба-
ми, возвращались к своим владельцам, испытывая к ним
крайнюю ненависть. Стихи Пушкина читались и в солдат-
ской среде, в казармах...
Многого ли стоит официальная слава — пусть даже та-
кая, как у Карамзина, к примеру, Жуковского — сравни-
тельно с тягой к Пушкину в среде студенчества, либераль-
ного офицерства, сидельцев из маленьких лавок и даже
обитателей казарм? Он был избран читателями первым
поэтом! Он сделался первым литературным кумиром сто-
летия. А было ему всего-то двадцать лет...
214________
Александр Пушкин
Тлава 4
КЛЕВЕТА
Популярность Пушкина беспокоила его родных. Гово-
рили, что поэт открыто ищет скандала. Что он напрашива-
ется на беду и методично готовит ее. От эпиграммы к эпи-
грамме, от бонмо к бонмо он казался все более опасным
для властей. И враги объединялись против него. А уж зло-
памятства им было не занимать.
Пущин повествует, как ему случилось встретить отца
поэта на Невском проспекте. Подойдя к Сергею Львовичу,
он стал спрашивать его новости о сыне. «Я заметил, что
Сергей Львович что-то мрачен, — вспоминает закадычный
друг поэта. — Наконец бедный папаша сказал: «Мне ниче-
го лучшего не остается, как разорваться на части для вос-
становления репутации моего милого сына. Видно, вы не
знаете последнюю его проказу».
Пущин ответил на это: «Забудьте этот вздор, почтенный
Сергей Львович! Вы знаете, что Александру многое можно
простить, он окупает свои шалости неотъемлемыми досто-
инствами, которых нельзя не любить».
Увы, почтенный родитель стоял перед фактом: жизнь
его сына скакала от проказы к проказе, от истории к исто-
рии. Каждый шаг с фатальной неизбежностью заводил его
в трясину. Итогом двух с половиной лет бесшабашной
жизни в Санкт-Петербурге явились мучившие его хандра
и опустошение; светская жизнь, балы, интриги, попойки,
походы по доступным девицам приелись ему до дурноты.
Он чувствовал, что ему чего-то не хватает. Нет, судьба его
явно лежала в другом месте! В попытках отрясти с себя
окоченение он то мечется вправо, то влево; то кидается к
краю пропасти, то провоцирует судьбу, устраивая поеди-
нок. Пресыщенность, доведшая поэта до отчаяния, отрази-
лась хотя бы в строках его послания к АЛЛ. Горчакову:
Уж я не тот! Мои златые годы,
Безумства жар, веселость, острота,
Любовь стихов, любовь моей свободы —
_______215
Анри Труайя________
Проходит все, как легкая мечта:
Так иногда за чашей ликованья
Найдешь меня, объятого тоской,
Задумчивым, с поникшей головой —
И ты поймешь души моей страданья!..
В марте 1820 года он пишет своему другу П.А. Вязем-
скому:
«Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих;
авось полуденный воздух оживит мою душу...
...Письмо мое скучно, потому что с тех пор, как я сде-
лался историческим лицом для сплетниц Санкт-Петер-
бурга, я глупею и старею не неделями, а часами. Прости.
Отвечай мне — пожалуйста — я очень рад, что придрал-
ся к переписке. Пушкин».
Как раз в эту эпоху завязывается неправый бой между
высшим обществом Санкт-Петербурга и молодым задири-
стым поэтом, которому не занимать дерзости, чтобы изга-
ляться над врагами. Вокруг Пушкина шушукались, устраи-
вали заговоры, объединялись в подозрительные альянсы.
И вдруг откуда ни возьмись, от салона к салону, из гости-
ной в гостиную, из театральной кулисы в кулису разнесся
слух, что Пушкин был вызван в Тайную канцелярию и
подвергнут телесному наказанию за свои политические
стихи. В одном из писем Пушкина есть довольно прямое
указание, что впервые о гнусной сплетне поэт узнал от сво-
его приятеля П.А. Катенина — который доложил о ней
Пушкину, разумеется, из чувства сострадания.
Вот строки из этого письма (из Кишенева, 19 июля
1822 г.): «Разве ты не знаешь несчастных сплетней, коих я
был жертвою, и не твоей ли дружбе (по крайней мере так
понимал я тебя) обязан я первым известием об них?» Уз-
нав о сплетне, поэт буквально обезумел со стыда и гнева:
он был слишком горд, чтобы просто презреть подобный
афронт. Он жаждал мщения. Но кому мстить? У кого ис-
кать справедливости? В гневе поэт утрировал важность об-
ращенного против него обвинения. Он мнил себя обесче-
щенным, осрамленным. Посмешищем всего света!!! И ко-
216________
Александр Пушкин
му же все это — ему, Пушкину! Ему, самому гордому,
самому бравому, самому чистому из поэтов!
...В бумагах поэта найден черновик так и не отправлен-
ного письма императору Александру I из Михайловского;
письмо сочинялось летом или в начале осени 1825 г. (ори-
гинал по-французски):
«Необдуманные речи, сатирические стихи обратили
на меня внимание в обществе, распространились сплет-
ни, будто я был отвезен в тайную канцелярию и высечен.
Ао меня позже всех дошли эти сплетни, сделавшиеся
общим достоянием, я почувствовал себя опозоренным в
общественном мнении, я впал в отчаяние, дрался на ду-
эли — мне было 20 лет в 1820 году — я размышлял, не
следует ли мне покончить с собой или убить ваше вели-
чество.
В первом случае я только подтвердил бы сплетни, ме-
ня бесчестившие, во втором — я не отомстил бы за себя,
потому что оскорбления не было, я совершил бы престу-
пление, я принес бы в жертву мнению света, которое я
презираю, человека, от которого зависело все и дарования
которого невольно внушали мне почтение.
Таковы были мои размышления. Я поделился ими с од-
ним другом, и он вполне согласился со мной. Он посове-
товал мне предпринять шаги перед властями в целях
реабилитации — я чувствовал бесполезность этого.
Я решил тогда вкладывать в свои речи и писания
столько неприличия, столько дерзости, что власть вы-
нуждена была бы наконец отнестись ко мне, как к пре-
ступнику; я надеялся на Сибирь или на крепость, как на
средство к восстановлению чести».
Вот так — Сибирь или крепость... Поэт не видел для се-
бя иного спасения, кроме как в одном из этих экстремаль-
ных решений. Ему хотелось, чтобы разразилась наконец
гроза, первые сполохи которой уже, вибрируя, пляшут во-
круг него. Взбешенный, он призывает на себя громы и
молнии царской власти. К примеру, поэт во всеуслышание
заявляет о своем восхищении немецким студентом Кар-
_______217
Анри Труайя________
лом Зандом, убившим 23 марта 1819 года драматурга и
романиста (и, по совместительству, агента русского прави-
тельства и пропагандиста его реакционных идей) Коцебу1.
А когда из Парижа приходит сообщение об убийстве
ремесленником Пьером Лувелем герцога Беррийского, а
официальный Петербург собирается на «торжественное
поминовение» убиенного, Пушкин раздобывает литогра-
фированный портрет Лувеля и, сделав на оном надпись
крупными буквами: «УРОК ЦАРЯМ», направляется в театр
и там, расхаживая по рядам кресел, открыто демонстриру-
ет его друзьям, знакомым и незнакомым.
«Нечего и говорить уже о разных его выходках, кото-
рые везде повторялись, — пишет о своем друге намного
переживший его Пущин. — Например, однажды в Цар-
ском Селе Захаржевского медвежонок сорвался с цепи от
столба, на котором устроена была его будка, и побежал в
сад, где мог встретиться глаз на глаз, в темной аллее, с им-
ператором, если бы на этот раз не встрепенулся его ма-
ленький шарло и не предостерег бы от этой опасной
встречи. Медвежонок, разумеется, тотчас был истреблен, а
Пушкин при этом случае, не обинуясь, говорил: «Нашелся
один добрый человек (в том смысле, что дерзнул напасть
на царя. — А.Т.) — да и тот медведь!» В другой раз он во
всеуслышание заявил в битком набитом театре: «Теперь
самое безопасное время — по Неве идет лед». Это следова-
ло понимать так: можно не бояться угодить в казематы
Петропавловской крепости, отрезанной ледоходом от Пе-
тербурга.
«Конечно, болтовня эта — вздор; но этот вздор, похо-
жий несколько на поддразнивание, переходил из уст в уста
и порождал разные толки, имевшие дальнейшее свое раз-
витие», — заключил Пущин.
И был прав: императору Александру I докладывали обо 1
1 Его не следует путать со знаменитым русским мореплавателем
Отто Коцебу (1788—1846), открывателем ряда островов в Тихом океа-
не. (Прим, пер.)
218________
Александр Пушкин
всех шалостях Пушкина и все его субверсивные стихи ло-
жились самодержцу на стол. Более всего должна была бы
раздражать властителя ода «Вольность», напоминавшая
ему об убийстве отца в мрачном Михайловском замке.
Подливали масла в огонь монаршего гнева нападки Пуш-
кина на Аракчеева и других сановников и вельмож. Рас-
сказывают, что Аракчеев обращался к своему августейше-
му покровителю с ходатайством — подвергнуть обидчика
показательной каре!
Тем временем в один прекрасный день на квартиру по-
эта в его отсутствие нагрянул собственной персоной зна-
менитейший агент тайной полиции Фогель. Предложив
дядьке Пушкина Никите Козлову пятьдесят рублей, он по-
просил у него рукописи поэта, уверяя, что скоро принесет
их назад. Но верный слуга категорически отверг предложе-
ние, а предупрежденный им Пушкин тут же предал огню
все свои бумаги.
На следующее утро Пушкин получил предписание явить-
ся к генерал-губернатору Санкт-Петербурга Милорадови-
чу. Но прежде он решил зайти посоветоваться к своему
другу, поэту Ф.Н. Глинке, который состоял при Милорадо-
виче по особым поручениям в чине полковника гвардии.
«...Выхожу я из своей квартиры на Театральной площа-
ди, — вспоминает Глинка, — и вижу Пушкина, идущего
мне навстречу. Он был, как и всегда, бодр и свеж; но обыч-
ная (по крайней мере, при встречах со мной) улыбка не
играла на его лице, и легкий оттенок бледности замечался
на щеках».
Пушкин поведал обо всем, что с ним стряслось; друзья
остановились, чтобы обсудить, как помочь беде. В итоге
Глинка посоветовал Пушкину следующее:
— Идите прямо к Милорадовичу, не смущаясь и без
всякого опасения. Он не поэт; но в душе и рыцарских его
выходках у него много романтизма и поэзии: его не пони-
мают! Идите и положитесь безусловно на благородство его
души: он не употребит во зло вашей доверенности.
Пушкин так и поступил. Сопроводить его Глинка не
_______219
Анри Труайя________
мое у него были дела. Но все же часа через три и он явил-
ся к Милорадовичу.
«Лишь только ступил я на порог кабинета, Милорадо-
вич, лежавший на своем зеленом диване, окутанный доро-
гими шалями, закричал мне навстречу:
— Знаешь, душа моя! (Это его поговорка.) У меня сей-
час был Пушкин! Мне ведь велено взять его и забрать все
его бумаги; но я счел более деликатным (это тоже люби-
мое его выражение) пригласить его к себе и уж от него са-
мого вытребовать бумаги. Вот он и явился, очень спокоен,
со светлым лицом, и, когда я спросил о бумагах, он отве-
чал: «Граф! Все мои стихи сожжены! — у меня ничего не
найдется на квартире; но если вам угодно, все найдется
здесь (указал пальцем на свой лоб). Прикажите подать бу-
маги, я напишу все, что когда-либо написано мною (разу-
меется, кроме печатного), с отметкой, что мое и что разо-
шлось под моим именем. Подали бумаги. Пушкин сел и
писал, писал-. и написал целую тетрадь... Вон она (указывая
на стол у окна), полюбуйся!.. Завтра я отвезу ее государю.
А знаешь ли — Пушкин пленил меня своим благородным
тоном и манерой (это тоже его словцо) обхождения1.
На другой день я постарался прийти к Милорадовичу
поранее и поджидал возвращения его от государя. Он воз-
вратился, и первым словом его было:
— Ну, вот дело Пушкина и решено!
Разоблачившись потом от мундирной формы, он про-
должал:
— Я вошел к государю со своим сокровищем, подал ему
тетрадь и сказал: «Здесь все, что разбрелось в публике, но
вам, государь, лучше этого не читать!» Государь улыбнулся
на мою заботливость. Потом я рассказал подробно, как у
нас дело было. Государь слушал внимательно, а наконец
спросил: «А что ж ты сделал с автором?» «Я? — сказал Ми-
лорадович. — Я объявил ему от имени вашего величества
прощение!..» Тут мне показалось, — продолжал Милорадо- 1
1 Следует отметить, что Пушкин не вписал в эту тетрадь эпиграм-
му на Аракчеева. (Прим. А. Труайя.)
220________
Александр Пушкин
вич, — что государь слегка нахмурился. Помолчав немного,
государь с живостью сказал: «Не рано ли?!» Потом, еще
подумав, прибавил: «Ну коли уж так, то мы распорядимся
иначе: снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему прогоны
и, с соответствующим чином и с соблюдением возможной
благовидности, отправить его на службу на юг».
Между тем в продолжение двух суток, предшествовав-
ших императорской резолюции, друзей поэта всколыхнуло
коллективное безумие: по городу распространился слух,
что Пушкина ссылают в Сибирь. Отец поэта рыдал на чем
свет стоит. Жуковский старался использовать все доступ-
ные ему официальные связи. Чаадаев хлопотал у генерала
Васильчикова, Гнедич — у президента Академии худо-
жеств А.Н. Оленина; сам Карамзин, несмотря на злобу, за-
таенную на поэта, и тот ходатайствовал перед императри-
цей Марией Федоровной.
Карамзин восхищался талантом Пушкина, однако же
не испытывал к поэту никакой жалости, никакой симпа-
тии. Он хоть и помог младшему собрату, но сохранил при
этом высокомерное отвращение, о чем свидетельствуют
его письма.
«Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то, по
крайней мере, облако, и громоносное, — пишет знамени-
тый историк 19 апреля 1820 года. — Служа под знаменем
либералистов, он написал и распустил стихи на вольность,
эпиграммы на властителей и проч, и проч. Это узнала по-
лиция. Опасаются следствий. Хотя я уже давно, истощив
все средства образумить эту беспутную голову, «предал не-
счастного Року и Немезиде1, однако ж, из жалости к та-
ланту, замолвил слово, взяв с него обещание уняться. Не
знаю, что будет. Мне уже поздно учиться сердцу человече-
скому, иначе я мог бы похвастаться новым удостоверени-
ем, что либерализм наших молодых людей совсем не есть
геройство и великодушие». 1
1 Немезида (Немесида) — в греческой мифологии — богиня
возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.
(Прим, пер.)
221
Анри Труайя
И месяц спустя, когда опальный поэт уже покинул Пе-
тербург:
«Пушкин был несколько дней совсем не в пиитическом
страхе от своих стихов на свободу и некоторых эпиграмм,
дал мне слово уняться и благополучно уехал в Крым меся-
цев на пять. Ему дали рублей 1000 на дорогу. Он был, ка-
жется, тронут великодушием государя, действительно тро-
гательным. Долго описывать подробности, но если Пуш-
кин и теперь не исправится, то будет чертом еще до
отбытия своего в ад» (Вяземскому, 17 мая 1820 г.)1.
И наконец:
«..Л просил об нем из жалости к таланту и молодости:
авось будет рассудительнее; по крайней мере, дал мне сло-
во на два года!» (Т. е. два года не писать ничего крамольно-
го; выделено Карамзиным. — Прим, пер.)
Говорят, Карамзин охотно показывал приходившим к
нему визитерам угол в своем рабочем кабинете, «орошен-
ный слезами Пушкина»...
На выручку пришел — отчасти по просьбе Карамзи-
на — прямой начальник Пушкина, статс-секретарь по
иностранным делам граф Иван Антонович Каподистрия1 2,
1 Примечательно, что вышеприведенные письма не были включе-
ны в солидные двухтомные издания «Жизнь Пушкина...» (Переписка,
воспоминания, дневники) 1987 г. и «Друзья Пушкина...» (Переписка,
воспоминания, дневники) 1986 г. — видимо, чтобы не компрометиро-
вать великого историка в глазах современного читателя. А вот как оце-
нивает отношение Карамзина к поэту в этот период А. Тыркова-Вильяма
«С осуждением, с жесткой брезгливостью, точно о бесчестном челове-
ке, пишет старший литератор о молодом поэте. Ни тени осуждения го-
нителям. Как будто дело шло не о свободе слова, а о нарушении уголов-
ного кодекса. Чуткий Пушкин... не мог не ощутить недружелюбного
морального осуждения... Опутанный мерзкими сплетнями... он расте-
рялся... Бросился к Карамзину не только за помощью, но и за нравст-
венной поддержкой. И встретил презрительную суровость». (Цит. соч.,
т. 1. С. 234—235.) (Прим. пер.)
2 Впоследствии Иван (Иоаннис) Каподистрия станет первым пре-
зидентом Греции, избранным в ходе Греческой национально-освободи-
тельной революции. В 1831 г. падет жертвой заговора, инспирирован-
ного Англией и Францией. (Прим, пер.)
222________
Александр Пушкин
лично ходатайствовавший перед государем за своего под-
чиненного. На защиту своего бывшего воспитанника встал
по-прежнему занимавший в ту пору пост директора Цар-
скосельского Лицея Егор Антонович Энгельгардт — и это
несмотря на былые размолвки между ним и первым по-
этом Лицея!
«Директор рассказывал мне, — вспоминал Пущин, —
что государь... встретил его в саду и пригласил с ним прой-
тись.
«Энгельгардт, — сказал ему государь, — Пушкина на-
добно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутитель-
ными стихами; вся молодежь наизусть их читает. Мне нра-
вится откровенный его поступок с Милорадовичем; но это
не исправляет дела».
Директор на это ответил: «Воля вашего величества, но
вы мне простите, если я позволю себе сказать слово за
бывшего моего воспитанника; в нем развивается необык-
новенный талант, который требует пощады. Пушкин те-
перь уже — краса современной нашей литературы, а впе-
реди еще большие на него надежды. Ссылка может губи-
тельно подействовать на пылкий нрав молодого человека.
Я думаю, что великодушие ваше, государь, лучше вразумит
его».
Александр I любил притворяться великодушным и по-
ступил с Пушкиным «по-царски» (по выражению А.И. Тур-
генева).
«По указу его величества государя императора Алексан-
дра Павловича и прочая, и прочая и прочая. Податель сего
Ведомства государственной коллегии иностранных дел
коллежский секретарь Александр Пушкин отправлен по
надобности службы к главному попечителю колонистов
южного края г. генерал-лейтенанту Инзову; посему для
свободного проезда сей пашпорт из оной коллегии дан
ему.
В Санкт-Петербурге майя 5-го дня 1820-го года».
Итак, не в Сибирь и не на Соловки, а в полуденные
края! Друзья Пушкина торжествуют. «Дело Пушкина за-
223
Анри Труайя_______
вершилось лучшим образом», — пишет АИ. Тургенев. Отец
поэта адресует Жуковскому письмо, полное слезной благо-
дарности.
...Судя по всему, Пушкин воспринял эту ссылку с чувст-
вом избавления. С окончанием его пребывания в столице
заканчивались его моральная усталость, отчаяние, стыд.
Это не его выдворяли — это был его желанный побег. Это
была не расправа с ним — это он начинал оживать. Все
лучше, чем этот гранитный и туманный город, населенный
людьми в мундирах, город, где мелькают раздраженные
лица, город, гудящий от льстивых речей и сплетен. Все луч-
ше, чем эта организованная праздность, салонные загово-
ры, разгульные оргии, меловая пыль столбом за картежны-
ми баталиями; чем вся эта мышиная возня, визиты, встре-
чи и измены.
6 мая 1820 года Пушкин покидает Санкт-Петербург;
при нем были тысяча рублей ассигнациями, выданные на
дорожные расходы, и письмо статс-секретаря по ино-
странным делам к генералу Инзову. Это письмо (в ориги-
нале — по-французски), составленное Каподистрией, под-
писанное Нессельроде и одобренное Александром I, со-
держит представительную характеристику поэта.
Вот оно — слово в слово:
«Г. Пушкин, воспитанник Царскосельского Лицея, при-
численный к департаменту иностранных дел, будет
иметь честь передать сие вашему превосходительству.
Письмо это имеет целью просить вас принять этого
молодого человека под ваше покровительство и просить
вашего благосклонного попечения.
Позвольте мне сообщить вам о нем некоторые под-
робности.
Исполненный горестей в продолжение всего своего дет-
ства, молодой Пушкин оставил родительский дом, не ис-
пытывая сожаления. Лишенный сыновней привязанности,
он мог иметь лишь одно чувство — страстное желание
независимости. Этот ученик уже рано проявил гениаль-
ность необыкновенную. Успехи его в Лицее были быстры.
224_______
Александр Пушкин
Его ум вызывал удивление, но характер его, кажется, ус-
кользнул от взора наставников.
Он вступил в свет сильный пламенным воображением,
но слабый полным отсутствием тех внутренних чувств,
которые служат заменою принципов, пока опыт не успе-
ет дать нам истинного воспитания.
Нет той крайности, в которую бы не впадал этот
несчастный молодой человек, — как нет и того совер-
шенства, которого не мог бы он достигнуть высоким
превосходством своих дарований.
Поэтическим произведениям своим он обязан извест-
ного рода славою, значительными заблуждениями и
друзьями, достойными уважения, которые открывают
ему наконец путь к спасению, если это еще не поздно и
если он решится ему последовать.
Несколько поэтических пьес, в особенности же ода на
вольность, обратили на Пушкина внимание правитель-
ства.
При величайших красотах мысли и слога, это послед-
нее произведение запечатлено опасными принципами, на-
веянными направлением времени или, лучше сказать, той
анархической доктриной, которую по недобросовестно-
сти называют системой человеческих прав, свободы и не-
зависимости народов.
Тем не менее гг. Карамзин и Жуковский, осведомившись
об опасностях, которым подвергся молодой поэт, поспе-
шили предложить ему свои советы, привели его к призна-
нию своих заблуждений и к тому, что он дал торжест-
венное обещание отречься от них навсегда.
Г. Пушкин кажется исправившимся, если верить его
слезам и обещаниям. Однако эти его покровители пола-
гают, что его раскаяние искренне и что, удалив его на не-
которое время из Петербурга, доставив ему занятие и
окружив добрыми примерами, можно сделать из него пре-
красного слугу государству или, по крайней мере, писате-
ля первой величины.
Отвечая на его мольбы, император уполномочивает
_______225
Анри Труайя______
меня дать молодому Пушкину отпуск и рекомендовать
его вам. Он будет прикомандирован к вашей особе, гене-
рал, и будет заниматься в вашей канцелярии как сверх-
штатный. Судьба его будет зависеть от успехов ваших
добрых советов.
Соблаговолите же дать ему их. Соблаговолите про-
светить его неопытность, повторяя ему, что все досто-
инства ума без достоинств сердца почти всегда состав-
ляют преимущество гибельное и что слишком много
примеров убеждают нас в том, что люди, одаренные пре-
красными дарованиями, но не искавшие в религии и нрав-
ственности предохранения от опасных уклонений, были
причиной несчастий как своих собственных, так и своих
сограждан.
Г. Пушкин, кажется, желает избрать дипломатиче-
ское поприще и начал его в департаменте.
Не желаю ничего лучшего, как дать ему место при се-
бе, но он получит эту милость не иначе, как через ваше
посредство и когда вы скажете, что он ее достоин.
Вы не ожидали такого поручения. Вели оно будет для
вас стеснительно, то пеняйте на то доброе и заслужен-
ное мнение, которое о вас имеют.
Примите и проч.
И.А. Каподистрия — И.Н. Инзову
С.-Петербург, 5 мая 1820».
На подлинном рукою Александра I: «Быть по сему».
Глава 5
«РУСЛАН И ЛЮДМИЛА»
Этот молодой взбалмошный повеса, волею его импера-
торского величества удаляемый из столицы, был автором
не только нескольких эпиграмм да нескольких крамоль-
ных революционных стихов. За месяц с небольшим до отъ-
езда Пушкина на юг России Жуковский поднес ему свой
портрет с посвятительной надписью. Портрет этот сохра-
226_______
Александр Пушкин
нился в национальных архивах — с литографии на зрителя
задумчивыми глазами смотрит автор «Светланы», утопая
подбородком в широком белом воротнике, а выполненная
изысканным почерком надпись в четырех строках гласит
так:
«Победителю-ученику от побежденного учителя, в тот
высокоторжественный день, в который он окончил свою
поэму «Руслан и Людмила», 1820, марта 26. Страстная
пятница».
Пушкин начал поэму «Руслан и Людмила» еще будучи
царскосельским лицеистом, в 1817 году. Продвигался к це-
ли вопреки соблазнам и развлечениям петербургской жиз-
ни, берясь за перо в промежутке между двумя разгульны-
ми пирушками, между двумя случаями, когда нападала
усталость, или во время недугов-хворостей. Шедевр рож-
дался благодаря вынужденным перерывам в этой бесша-
башной жизни, которая так раздражала его друзей —
вспомните-ка хотя бы приводившееся выше письмо
А.И. Тургенева от 18 декабря 1818 года, в котором он —
ради успешного окончания творения — желает Пушкину
еще два-три раза переболеть той хворью, название кото-
рой при публикации письма пришлось заменить многото-
чием!..
В письме от 22 февраля Вяземский пишет Тургеневу,
что с завистью смотрит на Пушкина, которого болезнь
«пригвоздила к постели и к поэме». 19 августа того же го-
да Тургенев в письме к Вяземскому в Варшаву сообщает,
что Пушкин явился в Царское Село к Карамзину «обри-
тый из деревни и с шестой (ошибочно, вместо «пятою»)
песнью» — «как бес, мелькнул, хотел возвратиться со
мною в Петербург и исчез в темноте ночи, как привиде-
ние».
Пушкин читал фрагменты своей поэмы по субботам у
Жуковского, у Шаховского и в других домах своих друзей.
Несколько избранных отрывков «Руслана и Людмилы»
увидели свет на страницах журналов «Невский зритель» и
_______227
Анри Труайя
«Сын Отечества». Но целиком произведение было опубли-
ковано только в июле 1820 года.
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.
В толпе могучих сыновей,
С друзьями, в гриднице высокой,
Владимир-солнце пировал;
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана...
Разумеется, легендарных князя и княжну и судьба ожи-
дала легендарная. Едва юную чету сопроводили к брачному
ложу, едва «на цареградские ковры» упали «ревнивые оде-
жды», как вдруг
Гром грянул, свет блеснул в тумане,
Лампада гаснет, дым бежит,
Кругом все смерклось, все дрожит,
И замерла душа в Руслане...
...О горе: нет подруги милой!
Хватает воздухон пустой;
Людмилы нет во тьме густой,
Похищена безвестной силой.
Из уст мудрого старца-отшельника Руслан узнает имя
своего оскорбителя — «волшебник страшный Черномор,
красавиц давний похититель» спрятал юную прелестницу
в своем неприступном чертоге —
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты, злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки твоей, —
пророчит старец витязю.
Однако же не один Руслан отправляется на поиски
пропавшей княжны: убитый горем отец обещает ее руку
тому, кто возвратит ее целой и невредимой, и наряду с
Русланом в путь устремляются, оседлав коней, трое сопер-
228_________
Александр Пушкин
ников — Рогдай, Фарлаф и «радостный Ратмир». Эпизоды
поэмы следуют друг за другом в нарастающем ритме.
Тем временем, пребывая в отчаянии в палатах волшеб-
ного дворца среди золота, сапфиров и парчи, Людмила тос-
кует о Руслане. Когда же колдун Черномор — отвратитель-
ный горбатый карлик с длинной бородой — проник к ней
в палату и попытался обласкать —
Княжна с постели соскочила,
Седого карлу за колпак
Рукою быстрой ухватила,
Дрожащий занесла кулак
• И в страхе завизжала...
Но еще более напуган был карлик, да так, что запутался
в собственной бороде, — пока слуги-арапы вызволяли сво-
его господина, Людмила овладела волшебной шапкой-не-
видимкой. Напрасно теперь «рабы влюбленного злодея»
пытаются искать княжну по замку и садам; и лишь
Везде всечасно замечали
Ее минутные следы:
То позлащенные плоды
На шумных ветвях исчезали,
То капли ключевой воды
На луг измятый упадали...
Сам карла утренней порою
Однажды видел из палат,
Как под невидимой рукою
Плескал и брызгал водопад.
...Пока Людмила играет в прятки со своим похитите-
лем, пока этот последний расточает угрозы своим незадач-
ливым слугам — «Всех удавлю вас бородою!» — Руслан
продолжает поиски, в ходе которых одерживает ратную
победу над одним из трех своих соперников — Рогдаем.
Свершив с Рогдаем бой жестокий,
Проехал он дремучий лес.
...Трепещет витязь поневоле:
Он видит старой битвы поле.
Вдали все пусто; здесь и там
Анри Труайя_________
Желтеют кости; по холмам
Разбросаны колчаны, латы;
Где сбруя, где заржавый щит;
В костях руки здесь меч лежит;
Травой оброс там шлем косматый,
И старый череп тлеет в нем;
Богатыря там остов целый
С его поверженным конем
Лежит недвижный; копья, стрелы
В сырую землю вонзены,
И мирный плющ их обвивает...
Ничто безмолвной тишины
Пустыни сей не возмущает,
И солнце с ясной вышины
Долину смерти озаряет.
Выбрав себе на этом страшном поле копье и кольчугу,
Руслан отправляется далее. Внезапно сквозь ночной туман
ему открывается огромный холм. Но что за чудо? Холм как
будто дышит... Он оказывается огромною живою головою,
столетья как вросшей в землю:
Огромны очи сном объяты;
Храпит, качая шлем пернатый,
И перья в темной высоте
Как тени ходят, развеваясь.
Желая разбудить спящую голову, Руслан щекочет ей
ноздри копьем,
И, сморщась, голова зевнула,
Глаза открыла и чихнула».
Поднялся вихорь, степь дрогнула,
Взвилася пыль; с ресниц, с усов
С бровей слетела стая сов.
Чтобы застращать наглеца, голова сперва, «что было мо-
чи, навстречу князю стала дуть», а затем, насмехаясь, пред-
лагает незваному гостю порадовать ее «хоть одним уда-
ром»... Что ж! В ответ на таковую дерзость Руслан сначала
пронзает ей копьем язык, а затем опрокидывает ее ударом
в щеку. Бьет одной лишь рукой, облаченной в тяжелую ру-
230________
Александр Пушкин
кавицу, — ведь меча себе под стать он так и не нашел на
поле, усеянном мертвыми костями, — и поверженный
противник, как это видно из последней строки Третьей
песни, воспринимает этот удар именно как пощечину.
А вот и награда Руслану — волшебный меч, который хра-
нила Живая голова, и естественно, наш герой стремится
испробовать это оружие сперва на ней —
Бежит с намереньем жестоким
Ей нос и уши обрубить...
Моля о пощаде, голова открывает Руслану тайну: только
с помощью этого меча можно лишить чародея силы, за-
ключающейся в его чудесной бороде. Обрей у него это ма-
гическое средство — и он станет просто ничтожным кар-
ликом, без силы, без ума. Взяв с собою меч и выслушав
благословение Головы на победу —
Быть может, на своем пути
Ты карлу-чародея встретишь —
Ах, если ты его заметишь,
Коварству, злобе отомсти!
наш витязь снова пускается в путь. Одного своего соперни-
ка он сразил в кровавом бою, второй — Фарлаф — счел за
лучшее вернуться назад, рассчитывая, что Людмила и так
никуда не уйдет от него, а третий — Ратмир, забыв о Люд-
миле, наслаждается женскими прелестями в зачарованном
замке:
Потупя неги полный взор,
Прелестные, полунагие
Вкруг хана девы молодые
Теснятся резвою толпой.
Путь Руслана по-прежнему полон приключений и тя-
гот:
И дни бегут; желтеют нивы;
С дерев спадает дряхлый лист;
В лесах осенний ветра свист
Певиц пернатых заглушает;
Тяжелый, пасмурный туман
Анри Труайя
Нагие холмы обвивает;
Зима приблизилась — Руслан
Свой путь отважно продолжает
На дальний север; с каждым днем
Преграды новые встречает:
То бьется он с богатырем,
То с ведьмою, то с великаном,
То лунной ночью видит он,
Как будто сквозь волшебный сон,
Окружены седым туманом,
Русалки, тихо на ветвях
Качаясь, витязя младого
С улыбкой хитрой на устах
Манят, не говоря ни слова...
Но все напрасно: «Он их не видит, им не внемлет, / Од-
на Людмила всюду с ним!» И вот наконец предстает он
перед замком Черномора и вызывает карлика на бой. Тот
первым наносит ему удар булавою; но Руслан, воспользо-
вавшись неудачным падением противника, хватает его за
бороду. В отчаянии
Волшебник силится, кряхтит
И вдруг с Русланом улетает...
...Два дни колдун героя носит,
На третий он пощады просит...
Повелев Черномору отнести его к Людмиле, Руслан за-
тем отсекает ему волшебную бороду, «как горсть травы», и
вяжет свой трофей «на шлем высокий»; затем он пересту-
пает порог Черноморова чертога, стража которого исчеза-
ет при его появлении... Не ведая, где искать возлюбленную,
Руслан в отчаянии все крушит мечом — и одним из ударов
сбивает с опутанной сетями Людмилы шапку-невидимку...
Но юная прелестница спит волшебным сном, и кажется,
ничто не в силах пробудить ее. Руслан берет ее на руки,
увозит подальше от Черноморова владенья.
Но приключения его на этом не кончаются: по дороге в
Киев витязь имел неосторожность заснуть, а вероломный
соперник Фарлаф тут как тут:
232_________
Александр Пушкин
Герою в грудь рукой презренной
Вонзает трижды хладну сталь...
И мчится боязливо вдаль
С своей добычей драгоценной.
Фарлаф привозит Людмилу в Киев, пред светлы очи
князя. Но и в Киеве Людмила не пробуждается от дивного
сна. Владимир в отчаянии. А тут новая беда: Киев осажден
печенегами —
Народ, уныньем пораженный,
Стоит на башнях и стенах
И в страхе ждет небесной казни...
Но Руслан, которого Фарлаф почитал мертвым, воскре-
шен старцем-отшельником, которого встретил в начале
своего похода. Герой приходит на выручку осажденным, и
ход сражения меняется —
..л поле меж врагами
Блистая в латах, как в огне,
Чудесный воин на коне
Грозой несется, колет, рубит,
В ревущий рог, летая, трубит...
Разбив вражеские орды, Руслан спешит в княжеский
дворец. Помня тайный дар волшебного кольца, Руслан
пробуждает ото сна свою возлюбленную и получает благо-
словение ее старика-отца. И даже вероломному Фарлафу
даруется прощение.
Едва увидев свет, сия фантасмагория всколыхнула стра-
сти русской публики и русской критики. Никогда еще на-
печатанное произведение не вызывало такого пристрастия
и такого гнева. Ясно было одно: на головы людей снизошло
что-то из ряда вон выходящее, и нужно было принять в
этом участие. За или против, но лишь бы мимо не пройти!
Вот такой фейерверк эмоций оставил после себя поэт, уда-
лявшийся в изгнание.
«Нельзя ни с чем сравнить восторга и негодования, воз-
бужденных первою поэмой Пушкина — «Руслан и Люд-
мила», — пишет В.Г. Белинский. — Слишком немногим ге-
233
Анри Труайя_______
ниальным творениям удавалось производить столько шума,
сколько произвела эта детская и нисколько не гениальная
поэма. Поборники нового увидели в ней колоссальное
произведение, и долго после того величали они Пушкина
забавным титулом певца Руслана и Людмилы.
Представители другой крайности, слепые поклонники
старины, почтенные колпаки, были оскорблены и приведе-
ны в ярость появлением «Руслана и Людмилы». Они увиде-
ли в ней все, чего в ней нет — чуть ли не безбожие, и не
увидели в ней ничего из того, что именно есть в ней, то
есть хороших, звучных стихов, ума, эстетического вкуса и,
местами, проблесков поэзии».
И впрямь, вся армия консервативных писателей как
один человек восстала на Пушкина. Критик из «Невского
зрителя» (1820, номер 7) упрекает поэта в тяге к низмен-
ному и тривиальному. «Чрезвычайная легкость и плавность
стихов, — пишет сей степенный и сведущий муж, — от-
менная версификация составили бы существенное досто-
инство сего произведения, если бы пиитические красоты, в
нем заключающиеся, не были перемешаны с низкими
сравнениями, безобразным волшебством, сладострастны-
ми картинами и такими выражениями, которые оскорб-
ляют хороший вкус. Поэт умел устлать для читателя путь
цветами. Не спорю, что это дорога к обогащению нашей
Словесности; но она не поведет к образованию и облаго-
родствованию вкуса. Черномор и все его братья и сестры
свиты Вельзевула могут нравиться более грубому, необра-
зованному народу.
Должно отдать справедливость г. Пушкину, какою сме-
лою и роскошною рукой раскидывает он красоты Поэзии.
В стихах его то живость, то легкость — кажется, будто они
выливались у него сами собою. Так велико и неприметно
искусство! — Им одушевлены описываемые предметы,
многие картины — прекрасны. Все показывает в нем По-
эта. При всем том надобно жалеть, что дарование не из-
брало для себя более благородного и возвышенного пред-
мета, а обратилось на такой, который мог занимать тогда
234________
Александр Пушкин
только, когда ум и знания были еще в младенчестве. Кто
бы подумал до появления сего произведения, что, при ны-
нешнем состоянии просвещения, старинная сказка Ерус-
лан Лазаревич найдет себе подражателей?»
Но эти раздраженные замечания можно считать пустя-
ковыми по сравнению с язвительным памфлетом, появив-
шимся на страницах «Вестника Европы» (номер 11,1820 г.)
и процитированным самим Пушкиным в предисловии ко
второму изданию своей поэмы. Автора означенного очер-
ка, ярого сторонника консерваторов, приводит в ужас
«вульгарность» новой школы, ничтоже сумняшеся извле-
кающей из праха старые народные легенды, достойные то-
го, чтобы рассказывать их детям. Тон нижеприведенного
фрагмента достаточно точно характеризует образ мысли
«классических» писателей той эпохи:
«Теперь прошу обратить ваше внимание на новый ужас-
ный предмет, который, как у Камоэнса «Мыс бурь», выхо-
дит из недр морских и показывается посреди океана рос-
сийской словесности. Пожалуйте напечатайте мое письмо:
быть может, люди, которые грозят нашему терпению но-
вым бедствием, опомнятся, рассмеются — и оставят наме-
рение сделаться изобретателями нового рода русских со-
чинений.
Дело вот в чем: вам известно, что мы от предков полу-
чили небольшое бедное наследство литературы, т. е. сказки
и песни народные. Что об них сказать? Если мы бережем
старинные монеты, даже самые безобразные, то не долж-
ны ли тщательно хранить и остатки словесности наших
предков?
Без всякого сомнения! Мы любим воспоминать все, от-
носящееся к нашему младенчеству, к тому счастливому
времени детства, когда какая-нибудь песня или сказка слу-
жила нам невинною забавой и составляла все богатство
познания. Видите сами, что я не прочь от собирания и изы-
скания русских сказок и песен; но когда узнал я, что наши
словесники приняли старинные песни совсем с другой сто-
роны, громко закричали о величии, плавности, силе, красо-
тах, богатстве наших старинных песен, начали переводить
235
Анри Труайя
их на немецкий язык и, наконец, так влюбились в сказки
и песни, что в стихотворениях XIX века заблистали Ерусла-
ны и Бовы на новый манер, — то я вам слуга покорный!
Чего доброго ждать от повторения более жалких, неже-
ли смешных, лепетаний?..
Извольте же заглянуть в 15 и 16-й номер «Сына отече-
ства». Там неизвестный пиит на образчик выставляет нам
отрывок из поэмы своей «Людмила и Руслан»... Не знаю,
что будет содержать целая поэма: но образчик хоть кого
выведет из терпения... Для большей точности или чтобы
лучше выразить всю прелесть старинного нашего песнопе-
ния, поэт и в выражениях уподобился Ерусланову рассказ-
чику, например:
...Шутите вы со мною —
Всех удавлю вас бородою!..
Каково?..
...Объехал голову кругом
И стал пред носом молчаливо,
Щекотит ноздри копием...
Картина, достойная Кирши Данилова! Далее: чихнула
голова, за нею и эхо чихает... Вот что говорит рыцарь:
Я еду, еду, не свищу,
А как наеду, не спущу...
Потом витязь ударяет в щеку тяжкой рукавицей... Но
увольте меня от подробного описания и позвольте спро-
сить: если бы в Московское благородное собрание как-ни-
будь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость
с бородою, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голо-
сом: здорово, ребята! Неужели бы стали таким проказни-
ком любоваться! Бога ради, позвольте мне, старику, сказать
публике, посредством вашего журнала, чтобы она каждый
раз жмурила глаза при появлении подобных странностей.
Зачем допускать, чтобы плоские шутки старины снова по-
являлись между нами! Шутка грубая, не одобряемая вку-
сом просвещенным, отвратительна, а ни мало не смешна и
не забавна...»
236_________
Александр Пушкин
Возвращение к славянским легендам, которое так раз-
дражало аристарха из «Вестника Европы», очаровало Про-
спера Мериме:
«Стремление поэта обратиться к русским народным ве-
рованиям, а не к греческой мифологии, без которой в 1820
году не мыслили себе литературы, — замечательная осо-
бенность «Руслана и Людмилы». В те времена такая по-
пытка граничила с дерзостью, так велика была нетерпи-
мость классической школы.
Пушкин стремился уйти с проторенных дорог. Живя в
среде аристократии, он захотел проникнуть в жизнь кре-
стьянства. Выбираясь из классической колеи, молодой поэт
рисковал попасть в одну из рытвин романтизма, и, вероят-
но, ему понадобился бы больший опыт, нежели тот, кото-
рым он тогда обладал, чтобы отыскать истинную поэзию
среди скрывающих ее противоречивых и странных тради-
ций. Часто бывает, что под «навозом народных легенд»
скрыты истинные жемчужины, но их редко можно уви-
деть на поверхности...»
В наши дни абсурдность дифирамбов и критических за-
мечаний, высказывавшихся тогда в адрес Пушкина, вызы-
вает недоумение. Равным образом ошибаются — с одина-
ковой горячностью и одинаковой наивностью — и автор
статьи в «Вестнике Европы», упрекавший Пушкина в вос-
крешении старинных русских легенд, и Проспер Мериме,
восхвалявший Пушкина за отыскание источников народ-
ной поэзии. В действительности Пушкин не открывал сво-
ей поэмой нового жанра: многие из его современников
уже эксплуатировали эту жилу. Так, образ волшебника
Черномора списан еще тепленьким с «Ильи Муромца» Ка-
рамзина; сцена похищения оным же Черномором Людми-
лы вызывает в памяти начало некоторых русских сказок,
обновленных поэтами эпохи1; замок прелестных дев поза-
имствован не у кого другого, как у Жуковского, а шапка- 1
1 См. также аналогичные эпизоды в «Обероне» Виланда и «Неис-
товом Роланде» Ариосто. (Прим. А. Труайя.)
________237
Анри Труайя_______
невидимка, которая делает юную княжну незримой в па-
латах и садах Черномора, фигурирует в арсенале старин-
ных легенд, подвергшихся редактированию в XVIII столе-
тии.
К своим двадцати годам Пушкин знал русский фольк-
лор пока что лишь по более или менее верно следовавшим
оригиналу поэтическим переложениям, публиковавшимся
в ту пору. Стало быть, Пушкин обращался не к изустной
традиции, но к книгам; работал с материалом, поступав-
шим к нему из вторых рук. Да что там говорить, самый
лексикон «Руслана и Людмилы» более чем далек от архаи-
ческого и шармантного вокабулария старинных русских
легенд. Что касается общего тона рассматриваемого сочи-
нения, то он напоминает «Орлеанскую девственницу»
Вольтера, «Неистового Роланда» Ариосто и фантастиче-
ские сказания Гамильтона.
Как таковая поэма Пушкина суть не столько историче-
ское воссоздание старины глубокой, сколько бал-маскарад
для светских людей. Известны случаи, когда в России уст-
раивались костюмированные балы — кавалеры наряжа-
лись боярами, приклеивали себе фальшивые бороды и по-
пивали шампанское, беседуя с изящными прелестницами
в кокошниках и лентах. Так и персонажи Пушкина, под
старомодной мишурой, все же обладают душой девятна-
дцатого столетия — да и сам автор принадлежит девятна-
дцатому столетию. Он не стремится подогнать себя под
уровень ума и чувств своего витязя и его княжны; не верит
в бытность их авантюры, повествует о ней без убежденно-
сти: простосердечия и наивности в нем нет и в помине, за-
то куда как охотно он подтрунивает над своими героями!
Взять хотя бы эпизод из Второй песни, в котором похи-
щенная Черномором Людмила, мысленно произнеся отча-
янный монолог —
Не нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров —
Не стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов!
238_______
Александр Пушкин
тем не менее
Подумала — и стала кушать1.
Еще один иронический штрих. Упомянув о том, как
тоскует плененная Людмила, так что
Напрасно зеркало рисует
Ее красы, ее наряд;
Потупя неподвижный взгляд,
Она молчит, она тоскует...
поэт прерывает свое фантастическое повествование ради
замечания, в котором выказывает себя прилежным учени-
ком галантных французских поэтов:
...если женщина в печали
Сквозь слез, украдкой, как-нибудь
Назло привычке и рассудку,
Забудет в зеркало взглянуть —
То грустно ей уж не на шутку.
Далее мы читаем, что Черномор
Развеселясь, решился вновь
Нести к ногам девицы пленной
ни больше ни меньше
Усы, покорность и любовь1 2.
А вот начало Четвертой песни «Руслана и Людмилы»:
Я каждый день, восстав от сна,
Благодарю сердечно Бога
За то, что в наши времена
Волшебников не так уж много, —
благодаря чему
Женитьбы наши безопасны, —
1 Позвольте поведать о том, что один из французских переводчи-
ков, явно чрезмерно озабоченный репутацией пушкинского слога,
опустил в своем переводе эту последнюю строку. (Прим. А. Труайя.)
2 Нужно ли говорить, что этот же вышеупомянутый переводчик не
счел нужным упоминать и об усах в своем переводе! (Прим. А. Труайя.)
239
Анри Труайя_______
в том смысле, что теперь можешь не страшиться похище-
ния твой невесты прямо с брачного ложа... Примеры по-
добной иронии, проскальзывающей между картинами в
псевдонародном стиле, хочется множить. Представляется,
что Пушкин колеблется, отдавать ли предпочтение наив-
ному тону старинных русских сказок или насмешливому
тону Вольтера и Гамильтона. Будьте уверены, что, если он
преподнесет нам какой-нибудь великолепный эпизод с ап-
ломбом, приличествующим этому жанру поэтических уп-
ражнений, то чуть дальше он развеет иллюзию при помо-
щи взрыва смеха...
Но вовсе не все повествование выдержано в ирониче-
ском тоне, как считает Мериме, а лишь вставные «антрак-
ты», «дивертисменты», авторские замечания. Мол, хотите
развлечения? Что за глупость! Думаете, будет страшно? Но
это всего лишь бутафория, картон и дым! Собираетесь вос-
принимать меня всерьез? Чудаки, я же всего лишь галант-
ный поэт!	*
На протяжении всей поэмы Пушкин говорит о своем
творчестве в многозначительных терминах, как-то: «труд
игривый», «песни грешные» («Посвящение»); в заключи-
тельных песнях несколько иные оттенки: «звуки лиры до-
рогой» (Песня 6), «я славил лирою послушной» (Эпилог);
и даже признается:
Я не Омер: в стихах высоких
Он может воспевать один
Обеды греческих дружин
И звон и пену чаш глубоких.
Милее, по следам Парни,
Мне славить лирою небрежной
И наготу в ночной тени,
И поцелуй любови нежной!
Отметим, однако, что дуализм тона, о котором мы гово-
рили выше, нисколько не нарушает эквилибра поэмы.
«Руслан и Людмила» — с ее эпическими фрагментами, ли-
рическими отступлениями и насмешливыми строфами —
отнюдь не выглядит «пестрой», разношерстной. Строки
240_______
Александр Пушкин
наслаиваются, точно ряды черепицы, сочетаются, сплавля-
ются талантом автора в амальгаму; музыка стихов покры-
вает разнохарактерность речи. Единство формы заменяет
единство фона. Одноголосное пение чисто с первой и до
последней ноты.
И это чудо совершенного вокального построения кажу-
щихся разноголосыми мотивов остается секретом поэта.
Остается только вздрагивать при мысли о том, какой лите-
ратурный монстр получился бы у второразрядного поэта,
решившего печь из той же муки и по тем же рецептам,
что и Пушкин.
Так что же остается, на взгляд современного читателя,
от этого юношеского произведения, вызвавшего столько
похвал и столько несправедливой критики? Остается хоро-
шо заверченная интрига, без длиннот и избыточных слож-
ностей. Остается чарующая веселость повествования. И уди-
вительная, ошеломляющая легкость письма. Чего только
не простишь поэту, ведущему читателя сквозь стародавние
сумерки, за эту картину покинутого поля битвы, усеянного
мертвыми костями, или за сцену вспыхивающего сполоха-
ми сражения у стен Киева? Стихи Пушкина текут с чис-
той бодростью, рифмы выстраиваются без усилия. Образы
ложатся на музыку, музыка ложится на образы. Создается
впечатление, что трудностей версификации для него не су-
ществует вовсе.
И даже кажется, что он не может выражать свои мыс-
ли иначе как рифмованными фразами. Русский стих, кото-
рый привыкли видеть тяжеловесным, шероховатым, че-
канным в своем крайнем проявлении, размягчается под
его пальцами, точно восковой. И поэт творит с ним все,
что хочет. Скатывает, мнет, растягивает, подбрасывает и
ловит. А собравшиеся вокруг него старые, достопочтенные
специалисты со сморщенными пальцами удивляются и
хмурят брови. Кто перед ними? Искусный жонглер слова-
ми. Виртуоз рифмы. Демон легкости/ И больше никто.
Но как же случилось, что юноша двадцати лет от роду,
одаренный такой опасной возможностью выражения, не
_______241
Анри Труайя
поддался соблазну перегрузить свою поэму художествен-
ными средствами? Как удалось ему уберечься и не утонуть
в метафорах? Как удалось ему устоять перед желанием
проложить направо и налево пышные цветочные аллеи,
воздвигнуть ротонды, которые так красиво смотрятся в
лунном освещении, лестницы, по которым так приятно
бродить в мечтательном уединении? Эта ремарка ведет
нас к признанию истинного признака пушкинского твор-
чества: чувства меры. Оно никогда не изменяет этому вы-
дающемуся стихотворцу. Идею, которую он мог бы раз-
вернуть в полусотню стихов, поэт отшлифовывает так, что
она укладывается в одно четверостишие. Фактически та-
кой пассаж пропал бы, если бы не был подчинен необхо-
димому «режиму экономии», характерному для ансамбля
целостности.
Пушкин обладает таким богатством, что искренне от-
казывается превратить свое сокровище в показуху. Он не
останавливается ни перед какой жертвой. Поэт наложил
блистательные мазки, а весь фон сентиментальных или
живописных следствий предстоит развить самому читате-
лю. Ему же, читателю, дано совершить жатву там, где поэт
воспел один только колос, населить густые леса там, где
поэт насадил одно лишь дерево, докончить портрет там,
где поэт начертил лишь тонкий овал лица или упомянул о
единственном взгляде. Дочитав до конца поэму, вспомина-
ешь описание все того же позабытого-позаброшенного по-
ля брани, усеянного мертвыми костями, — фреску, галлю-
цинирующую светом апокалипсиса, рельеф, каждая деталь
которого отдает трауром, зловещая и покойная ширь, про-
стирающаяся до самого горизонта...
Читатель помнит топографию этого скорбного места,
цвет неба и цвет отблесков, отраженных от доспехов по-
верженных воинов... И все это — в какой-нибудь полусот-
не хорошо вычеканных строк. А впрочем... точно ли в полу-
сотне? Откроем-ка книгу, проверим... На проверку их ока-
зывается всего шестнадцать. Но каждое слово разветвляется,
подобно рудной жиле. Но каждый жест рассыпается на
242________
Александр Пушкин
тысячи жестов, пусть и не запечатленных на бумаге, но с
уверенностью видимых. Значит, мы бессознательно потру-
дились за спиною у Пушкина, и в том смысле, который из-
бран им самим. Сами того не сознавая, мы восполнили его.
В действительности Пушкин богат не тем, что он являет
напоказ, но тем, что он подразумевает, не тем, что он дает,
но тем, от чего он отказывается.
И его простота, его классическая мера делают ему честь,
ведь его поэтические ресурсы огромны. «Его трезвость, его
такт в отборе основного в сюжете, уменье жертвовать лиш-
ними подробностями были бы оценены в литературе лю-
бой страны, но особенно важны эти качества для русского
писателя, — пишет Мериме. — Пушкину были известны
все возможности, все удивительное богатство родного язы-
ка, но его мысль была выражена всегда в столь простой
форме, что, кажется, невозможно выразить ее проще».
Но многочисленные черновики поэта, который «стихи
пишет, как дышит», показывают нам, какой яростной
правке подвергался первый набросок каждого стиха. Для
Пушкина как раз и составляло трудность сознание собст-
венной изумительной легкости. Он косился на собствен-
ный талант; он возвращается к стиху вновь и вновь, затем
вычеркивает — и вдруг как ни в чем не бывало бросает на
бумагу фразу-экспромт. Не будем забывать, что он трудит-
ся от случая к случаю — то утром, то вечером, то между
двумя рандеву. Но вот он затворил за собой дверь рабочей
комнаты, взял перо — и он уж больше не денди, завсегда-
тай салонов и домов свиданий!
Он — Пушкин! Поэт, который знает, чего хочет. Кото-
рого не удовлетворит даже самый блистательный набро-
сок. Который не боится вычеркиваний и новых поисков.
Которому ведомы и гнев от неудач, и восторженный кро-
потливый труд ремесленника.
К примеру — долго не давался поэту ночной поход Рат-
мира. На страницах черновиков читаем:
Он ехал меж угрюмых скал
Столетним...
(Стих начат) Пещер угрюмых...
_______243
Анри Труайя
Далее в рукописи наброски:
В пещерах (грозно) в берег углубленных
Ревел днепровский вал.
(В иной редакции): Шумел Днепра (широкий) вал.
Из всего перечисленного получилось:
Он ехал мимо черных скал,
Угрюмым бором осененных,
В глуши пещер уединенных
Ревел Днепра мятежный вал...1
Но в конечном варианте поэт отбрасывает и угрюмые
пещеры, и грозные днепровские валы — остается только:
Наш витязь мимо черных скал
Тихонько проезжал, и взором
Ночлега он себе искал.
Не менее интересно понаблюдать за пушкинскими по-
исками сцены долгожданной встречи возлюбленной па-
ры — раз за разом он начинает, вычеркивает и снова бро-
сает на бумагу строчки, описывающие прелести спящей
Людмилы, запутавшейся в сетях Черномора:
Она в таинственных сетях,
Плеча и ноги обнаженны...
Вариант:
Он видит милые красы,
Врагом коварным похищенны,
И грудь и ноги обнаженны,
И распущенные власы...
Наброски к этим стихам:
Лежит в предательских сетях).
...Плеча и перси обнаженны,
...И ноги (спу(таны)) нежные в сетях
Обнажены 1
1 Этот фрагмент творческой лаборатории Пушкина дается по:
Поли. собр. соч. Т. 4. Поэмы 1817—1824. Изд. АН СССР. 1937. С. 238.
244_________
Александр Пушкин
И так далее — варианты этой сцены занимают две
страницы1. В окончательном же тексте чувственное изо-
бражение нагой прелестницы отбрасывается вовсе — оста-
ется только романтическая сцена встречи:
Наш витязь падает к ногам
Подруги верной, незабвенной,
Целует руки, сети рвет,
Любви, восторга слезы льет,
Зовет ее — но дева дремлет,
Сомкнуты очи и уста,
И сладострастная мечта
Младую грудь ее подъемлет...1 2
Каждый стих поэмы подвергнут обработке, правке; вы-
черкивается раз, другой — зачеркнутые строки громоздят-
ся на листе, словно грозя обрушиться. Кое-где мелькают
набросанные все тем же пером женские профили. И каж-
дый вариант правки хорош! От варианта к варианту поэт
приближается к тому совершенству ограненного алмаза,
которое изумит мир.
«Что такое сила в поэзии? Сила в изобретении, в распо-
ложении плана, в слоге ли? — писал Пушкин в 1824—
1825 годах. — Свобода? В слоге, в расположении — но ка-
1 Там же, с. 249.
2 Комментирует Тыркова-Вильямс: «Возможно, что советы Карам-
зина, Жуковского, А.И. Тургенева сдерживали яркость любовных сцен,
заставляли считаться с цензором... со стыдливостью читательниц». —
Цит. соч., т. 1. С. 200. Не по этой ли причине Пушкин удалил из второ-
го издания поэмы строки (Песнь Вторая, после строки 230):
Вы знаете, что наша дева
Была одета в эту ночь
По обстоятельствам, точь-в-точь
Как наша прабабушка Ева.
Наряд невинный и простой!
Наряд Амура и природы!
Как жаль, что вышел он из моды!
Пред изумленною княжной... (далее по тексту)
(Прим, пер.)
________245
Анри Труайя
кая же свобода в слоге Ломоносова и какого плана требо-
вать в торж(ественной) оде?
Вдохновение? Есть расположение души к живейшему
принятию впечатлений, следст(венно) к быстрому сообра-
жению понятий, что и способствует объяснению оных.
Вдохновение нужно в поэзии, как и в геометрии. Кри-
тик смешивает вдохновение с восторгом.
Нет; решительно нет — восторг исключает спокойст-
вие, необходимое условие прекрасного. Восторг не предпо-
лагает силы ума, располагающей частей в их отношении к
целому. Восторг непродолжителен, непостоянен, следствен-
но) не в силе произвесть истинное великое совершенст-
во — (без которого нет лирич(еской) поэзии). Гомер неиз-
меримо выше Пиндара — ода, не говоря уже об элегии,
стоит на низших степенях поэм, трагедия, комедия, сати-
ра — все более ее требует творчества (fantaisie), воображе-
ния — гениального знания природы.
Ода исключает постоянный труд, без коего нет истинно
великого».
В этих строках Пушкин раскрывает нам секрет своего
творчества. Он — в чудесном восторге, который слетает на
лист бумаги. Слоги так и теснятся на кончике пера. Рифмы
текут, выстраиваются в ряды, устремляются в путь. Образы
грудятся и уничтожают друг друга. Автор так торопится,
так боится потерять хоть несколько капель этого золотого
дождя, что он набрасывает на бумаге все, что приходит
ему в голову.
Порою он слышит музыку стиха, да не пришли еще на
ум слова, которые можно положить на эти каденции. То-
гда он оставляет пропуски, чтобы после вписать в них сло-
ва. Или же ему приходят на ум рифмы, к которым пока
нет стихов, — они витают в воздухе вокруг мысли, о кото-
рой нам не дано никогда ничего узнать. Часто поэт преры-
вает работу над поэмой, чтобы взяться за какой-нибудь
другой сюжет: черновик письма, личные впечатления, иные
пробы пера... Потребовалось бы десять, а то и двадцать
проворных рук, чтобы зафиксировать на бумаге все его на-
246_______
Александр Пушкин
мерения. А он, поэт, только один. Один перед лицом этой
снежной лавины, плодотворного восторга.
Но раз восторг прошел — наступает час вдохновения!
Мудрого, строгого вдохновения. Того, которое экзаменует
богатые ночные дары. Оно пробует их, оценивает, отверга-
ет либо принимает, а то и заказывает. От черного нагромо-
ждения зачеркнутых строк отделяются, как от айсберга,
скелеты стихов. Из хаоса импровизаций рождается пре-
красное, спокойное и веселое произведение. Кто бы мог
подумать, что этот вертопрах, этот сорвиголова способен
одаривать мир прекрасными, спокойными и веселыми со-
чинениями!
Да, этот молодой человек, увенчанный ореолом радости,
уже стоит на пороге русской литературы — угрюмой,
всклокоченной, пророческой. На заре карикатурного реа-
лизма Гоголя, артистического нигилизма Тургенева, нена-
висти к цивилизации, звучащей в произведениях Толстого,
влечения к мистическим терзаниям Достоевского — нака-
нуне всей этой желчи, всей этой крови, всей этой мрачно-
сти и всех этих страданий появляется Пушкин со своей
удивительной веселостью. Но эта веселость — то, что Пуш-
кин принес с собой, — не пережила его. Секрет его лико-
вания угас, когда потух его взор. Его духовные сыновья
удалились от него. Они восхищаются им. Они завидуют
ему. Но не подражают. А может, ему просто невозможно
подражать?
Конечно же, его перо обнаруживало и сердечные обма-
ны, и социальные мерзости, и несправедливость, и невзго-
ды, и позор своего времени. Ему случалось и страдать. И он
высказывался о своих страданиях. Но он бывал и счастлив.
И высказывался о своих радостях. Он бывал и грустным, и
веселым, скептичным и восторженным — все было ему
присуще. И он слишком любил жизнь, чтобы чем-то из на-
званного пренебречь. Замкнуться на одном жанре означа-
ет пренебречь частью окружающего мира. Быть человеком
со взглядом, устремленным в единственную точку, означа-
_______247
Анри Труайя
ет лишить себя пьянящего счастья все познать и все ис-
пробовать.
И Пушкин шастает по всем рощам и лесам, купается
во всех ключах, поет всем ветрам. Недаром же друзья кли-
чут его то Сверчком, то Искрой! Он преисполнен здоровья
и великолепного мужского начала. И одаривает вкусом к
жизни других. Да, конечно, «Руслан и Людмила» — вещь
не самая существенная в его творчестве. Но какой задор,
какая радость пронизывает поэму от первой страницы и
до последней! В 1825 году с его пера сорвутся такие вот
искрометные строки:
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
«Да здравствует солнце, да скроется тьма!» Такое нико-
гда не звучало в России прежде Пушкина. И более не про-
звучит, как он уйдет. Солнце закатится. И ночь опустится
на писателей великой страны. Наступит век грустных лю-
дей. О Пушкине заговорят как о потерянном Боге.
Часть III
Глава 1
КАВКАЗ И КРЫМ.
СЕМЕЙСТВО РАЕВСКИХ
Родители и друзья Пушкина восприняли его отъезд с
облегчением. Катастрофы удалось избежать. Монаршее
великодушие спасло поэта как от себя самого, так и от
врагов. Что же до самого Пушкина, то, на его собствен-
ный взгляд, он по доброй воле порвал с холодным и ме-
лочным санкт-петербургским обществом. Ему казалось,
что это не в наказание была назначена ему ссылка —
он сам добился ее молитвами и угрозами. Он сам хотел
уехать. И вот теперь ехал. С гордо поднятой головой.
Больше того, он говорил о себе как о добровольном из-
гнаннике, и даже, что разорвал сети, в которых страдал
как пленник.
Пушкин отправился в путь 6 мая 1820 года, в день
Вознесения. Из многочисленных друзей только Дельвиг
и Яковлев проводили его до Царского Села. Обменя-
лись несколькими словами расставанья — и вот уже не
видно почтовой кареты за облаком пыли, искрящейся
на солнце. В широкополой поярковой шляпе, в плаще,
накинутом поверх красной русской рубахи, перехва-
ченной узкой перепояской, Пушкин мчал навстречу
своей новой судьбе.
______249
Анри Труайя
В ту пору путешествие из Санкт-Петербурга в Екатери-
нослав было долгой и монотонной экспедицией, в ходе ко-
торой в любую минуту можно было нарваться на засаду.
Перепряжки в степи, словесные перепалки со станцион-
ными смотрителями, сон в тряском экипаже, среди запа-
хов кожи, грязи и человеческого пота; солнце и тень, тень
и солнце, и так десятки дней подряд! И по окончании сего
крестного пути — маленький, новенький и скучненький
город Екатеринослав1 со своею широкой немощеной глав-
ной улицей, обывательскими глинобитными мазанками и
полуразвалившимся Потемкинским дворцом, наскоро по-
строенным к поездке императрицы Екатерины II по югу
России.
Прибыв к месту назначения, Пушкин тут же предста-
вился генералу Инзову. Его превосходительство принял по-
эта с отеческой благосклонностью, измерил взглядом — и
оставил в покое. Пушкин поселился в жалкой еврейской
хижине, в квартале с названьем Мандрыковка. Не будучи
приписанным черным по белому к канцелярии Инзова, он
за восемнадцать дней счел нужным явиться туда от силы
раза три. И вместо того, чтобы усердно на службе преуспе-
вать, сей сверхштатный чиновник предпочитал проводить
время, прогуливаясь по лесам, катаясь на лодке по Днепру
и скандализуя любопытных и надутых жителей маленько-
го городка.
Кое-кто рассказывал, будто видел Пушкина щеголяю-
щим в панталонах из прозрачной ткани ни больше ни
меньше, как в гостиных у генерал-губернатора. Дамы при-
ходили в ужас — сквозь ткань угадывалось все! Другие рас-
сказывали, что, когда профессор екатеринославской семи-
нарии решил нанести визит Пушкину, последний выпро-
водил его следующими словами: «Ну, повидали меня?
А теперь до свидания!»
Но всем этим эксцентричностям быстро настал конец.
«Приехав в Екатеринославль (sic), — пишет Пушкин, — я 1
1 Ныне Днепропетровск.
250________
Александр Пушкин
соскучился, поехал кататься по Днепру, выкупался и схва-
тил горячку, по моему обыкновению».
Пока Пушкин, вынужденный лежать в постели, клацал
зубами в горячке, в город прибыл новый важный гость —
генерал Раевский, державший путь к Кавказским Мине-
ральным Водам. С ним ехали младший сын Николай, 19
лет, две дочери — Мария и Софья, 13 и 14 лет соответст-
венно, и личный доктор. Это был тот самый генерал Раев-
ский, который прославился героическими подвигами в
Отечественную войну 1812 года — наиболее памятным
сделался эпизод сражения под Салтыковкой, в котором он,
воодушевляя своих солдат, вышел на поле брани со своими
двумя сыновьями, которым было тогда одиннадцать и ше-
стнадцать лет от роду. Официальная поэзия и литографи-
ческие станки раструбили славу об этом эпизоде на всю
Россию.
Пушкин был еще учеником Царскосельского Лицея,
когда младший сын Раевского поступил в лейб-гусарский
полк, расквартированный в Царском Селе. Встретившись у
Чаадаева, безусый гусар и первый поэт Лицея мигом про-
никлись друг к другу симпатией. Узнав, что Пушкин нахо-
дится в Екатеринославе, отец и сын Раевские бросились на
розыски изгнанника и обнаружили его «в жидовской хате,
в бреду, без лекаря, за кружкой оледенелого лимонада».
Бедняга, уже решивший, что все покинули-позабросили
его на произвол судьбы, не смог сдержать слез, увидев лица
друзей. Не теряя времени, Николай-младший помчался за
сопровождавшим их врачом, Е.П. Рудыковским. Как ни
умаялся тот с дальнего пути, а идти на помощь больному
пришлось: врачебный долг превыше всего! Вот как вспоми-
нает о том сам доктор:
«Едва я... расположился после дурной дороги на отдых,
ко мне, запыхавшись, вбегает младший сын генерала.
— Доктор! Я нашел здесь моего друга; он болен, ему
нужна скорая помощь; поспешите со мною!
Нечего делать — пошли. Приходим в гадкую избенку, и
_______251
Анри Труайя
там, на дощатом диване, сидит молодой человек — небри-
тый, бледный и худой.
— Вы нездоровы? — спросил я незнакомца.
— Да, доктор, немножко пошалил, купался: кажется,
простудился.
Осмотревши тщательно больного, я нашел, что у него
была лихорадка. На столе перед ним лежала бумага.
— Чем вы тут занимаетесь!
— Пишу стихи.
«Нашел, — думал я, — и время и место». Посоветовав-
ши ему на ночь напиться чего-нибудь теплого, я оставил
его до другого дня».
Николай Раевский-младший предложил Пушкину при-
соединиться к путешествию их семьи на Кавказ. Генерал
Инзов, прямой начальник Пушкина и официальный страж
его добродетели, не стал противиться, и два генерала быст-
ро и легко договорились об отпуске коллежского секретаря.
Инзов сообщал петербургскому почт-директору К.Я. Булга-
кову следующее: «Расстроенное его (Пушкина) здоровье в
столь молодые лета и неприятное положение, в котором
он, по молодости, находился, требовали, с одной стороны,
помощи, а с другой — безвредной рассеянности, а потому
отпустил я его с генералом Раевским, который в проезд
свой через Екатеринослав охотно взял его с собой.
При оказии прошу сказать об оном графу ИА. Каподи-
стрии. Я надеюсь, что за сие меня не побранит и не назо-
вет баловством: он — малый, право, добрый, жаль только,
что скоро кончил курс наук; одна ученая скорлупа останет-
ся навсегда скорлупою...»
Путешествующее семейство располагало одной коля-
ской и двумя каретами. Пушкина — по-прежнему в лихо-
радке, ослабленного — поместили в коляску к Николаю;
все остальные — Софья, Мария, гувернантка-англичанка,
служанка, доктор и глава семейства — разместились в двух
других экипажах, перегруженных к тому же багажом. По
дороге генерал понял, что Пушкин все еще слишком хвор,
чтобы ехать в коляске, и приказал перенести его в свою
252________
Александр Пушкин
карету. Невдалеке от Таганрога путники завидели море и,
приказав остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой
стали любоваться им. «Оно было покрыто волнами, —
вспоминала много лет спустя Мария Раевская, в замужест-
ве Волконская, — и, не подозревая, что поэт шел за нами,
я стала забавляться тем, что бегала за волной».
Отхлынет волна морская, оставив на кромке берега
лишь седую пену, — и шалунишка устремляется за нею
вслед. Но вот резвушка уж бежит назад, а новая волна, ши-
пя, грозит настичь — и настигла, промочив крошке ноги!
Пушкин наблюдал за этой картиной с искренним восхи-
щением. Она вовсе не красавица, эта вздорная чернушка;
но сколько грации, сколько юности, сколько кошачьей
ловкости в каждом ее движении! «Поэтизируя детскую
шалость, — предается воспоминаниям Мария, урожденная
Раевская, — (Пушкин) написал прелестные стихи; мне бы-
ло тогда лишь 15 лет:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!1
В Новочеркасске путники обедают у атамана Войска
Донского А.К. Денисова. Пушкин от души лакомится блан-
манже — и снова сваливается в лихоманке:
« — Доктор, помогите!
— Пушкин, слушайтесь!
— Буду, буду!
Опять микстура, опять пароксизм и гримасы.
— Не ходите, не ездите без шинели. 1
1 Большинство пушкинистов полагают спорным, что именно та-
ганрогский эпизод вдохновил Пушкина на приведенные строки. («Ев-
гений Онегин», 1, XXXIII, 2—6.) Мемуаристка опускает здесь первую
строку — «Я помню море пред грозою», — каковая в действительности
имела место быть не в Таганроге, а в Гурзуфе. См. нашу статью «Гроза»
(Онегинская энциклопедия. Т. 1, М., 1999. С. 323—324. — С.Л.)
________253
Анри Труайя
— Жарко, мочи нет.
— Лучше жарко, чем лихорадка.
— Нет, лучше уж лихорадка.
Опять сильные пароксизмы.
— Доктор, я болен.
— Потому что упрямы, слушайтесь!
— Буду, буду!»
Несмотря на упорное нежелание быть осторожным,
Пушкин от этапа к этапу обретает былую бодрость. В Го-
рячеводск1 поэт прибывает уже во здравии и веселости.
Кавказ произвел на Пушкина торжественное, незабы-
ваемое впечатление. Он, привыкший к сырым туманам
Санкт-Петербурга, к тихому шепоту трав и листвы в Ми-
хайловском, был очарован могучей архитектурой гор. Поэт
был у подножия еще только первых склонов Кавказа, но
уже издалека примечал эти массивы, с легкостью вознося-
щие ввысь свои белоснежные вершины. Его окутывал жи-
вотворный воздух. В узких расщелинах пенились, точно
шампанское, гремящие горные потоки. Орлы усаживались
на острые пики; к ним добирались горные серны. И всюду
можно было ждать нападения черкесов, перестреливав-
шихся от случая к случаю с казаками на аванпостах.
Залитые солнечным светом просторы, природная ди-
кость этого нового для него края экзальтировали любовь
поэта к вольной жизни. Перед священной тайной этих
вершин в нем все больше вскипала ненависть к городам,
кишащим интригами. Он чувствовал себя сроднившимся с
этими скалами, снегами, расщелинами и водопадами; что
против них эти ничтожные человечки из салонов и гости-
ных! Вот что он пишет брату Левушке — уже из Кишине-
ва, 24 сентября 1820 года:
«Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видел
великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, кото-
рые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками,
разноцветными и неподвижными; жалею, что не всходил 1
1 В 1830 г. переименован в Кисловодск.
254________
Александр Пушкин
со мною на острый верх пятихолмного Бештау, Машука,
Железной горы, Каменной и Змеиной. Кавказский край,
знойная граница Азии, — любопытен во всех отношени-
ях. Ермолов наполнил его своим именем и благотворным
гением.
Дикие черкесы напуганы; древняя дерзость их исчезает.
Дороги становятся час от часу безопаснее, многочислен-
ные конвои — излишними. Должно надеяться, что эта
завоеванная сторона, до сих пор не приносившая никакой
существенной пользы России, скоро сблизит нас с персия-
нами безопасною торговлею...»
Как ни восхищается Пушкин царственными красотами
Кавказа, как ни захватывают его стычки казаков и черке-
сов, но он помнит и о необходимости исцелять свое тело,
истощенное лихорадками и всякого рода излишествами:
«Два месяца жил я на Кавказе; воды мне были очень
нужны и чрезвычайно помогали, особенно серные горячие.
Впрочем, купался и в теплых кислосерных, в железных и в
кислых холодных».
В 1820-е годы Кавказским Минеральным Водам еще
была присуща варварская живописность, вскоре утрачен-
ная. Целебные ключи тогда били прямо из скал, а ванные
заведения представляли собою дощатые хижинки. Богатые
курортники разбивали свои шатры прямо у чудотворных
источников; ну и, конечно, нужно было опасаться ночных
дерзновенных набегов горных жителей. Годы спустя, в хо-
де своего второго путешествия на Кавказ, Пушкин вспом-
нит об этих импровизированных курортах, расположив-
шихся прямо на лоне природы:
«В мое время ванны находились в лачужках, наскоро
построенных. Источники большею частию в первобыт-
ном своем виде били, дымились и стекали с гор по раз-
ным направлениям, оставляя по себе белые и краснова-
тые следы. Мы черпали кипучую воду ковшиком из коры
или дном разбитой бутылки.
Признаюсь: Кавказские воды представляют ныне более
удобностей; но мне было жаль их прежнего дикого со-
255
Анри Труайя
стояния; мне было жаль крутых каменных тропинок,
кустарников и неогороженных пропастей, над которыми,
бывало, я карабкался».
Калмыцкие шатры, караваны серых верблюдов, рокот
водопадов, отдаленное грохотание обвалов — обо всем этом
Пушкин не раз вспомнит в своих будущих сочинениях:
...Мои задумчивые звуки
Напоминали мне Кавказ,
Где пасмурный Бештау, пустынник величавый,
Аулов и полей властитель пятиглавый,
Был новый для меня Парнас.
Забуду ли его кремнистые вершины,
Гремучие ключи, увядшие равнины,
Пустыни знойные...
Но пока что, в текущие моменты, он не пишет ничего.
Он впитывает в себя этот свет, эти краски, эти новые зву-
ки. Они становятся для него своими.
В этом величественном, лучащемся пейзаже даже люди
казались ему лучше. Особенно притягательной была, ко-
нечно, семья Раевских. Глава семейства, суровый и скром-
ный, смеялся над легендами, которыми публика окружала
его имя. Он отрицал даже, что вывел своих чад на поле
брани под вражеские пули. Мол, не было его сыновей ря-
дом с ним в эти минуты! Младшенький просто собирал
ягоды в лесу, и ему пулей пробило штаны... Как бы там ни
было, Наполеон держался мнения, что Раевский соткан из
такого материала, из которого кроят маршалов. Но, когда
по окончании наполеоновских войн Александр I захотел
пожаловать Раевскому графский титул, генерал ответил
словами Рогана:
Roy ne puis, Due ne daigne, Rohan suis.
(Смысл таков: ни король, ни герцог не властны назна-
чить меня Роганом.)
Пушкин писал о нем: «Свидетель Екатерининского ве-
ка, памятник 12 года; человек без предрассудков, с силь-
ным характером и чувствительный, он невольно привяжет
256________
Александр Пушкин
к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его
высокие качества».
У этого закаленного в боях, честного и сердечного чело-
века была масса хлопот с семейством Еще бы, двое сыно-
вей и четыре дочери! Младший сын, Николай, вымахал в
здоровенного молодца с мускулистой шеей и выдающейся
грудной клеткой; мог сгибать и завязывать узлом кочергу.
Был он, однако же, увальнем, и папаша частенько корил
его за дурные манеры, как то: привычку разваливаться на
диване перед родным отцом и молодыми женщинами,
подтягивать штаны на полных ногах — «Мне это больно...
Уважайте мать и сестер, не будьте грубы, не оскорбляйте
никого, даже дураков. Вы не без ума, а ведь пока вы сдела-
ли не более, чем любой дурак; а что вы сделаете, еще неиз-
вестно».
Дураком Николай Раевский-младший, слава Богу, не
был, и не колеблясь, критиковал стихи Пушкина и предла-
гал правку. Именно он открыл поэту творения Байрона и
Андре Шенье. И не кому иному, как ему посвятил Пуш-
кин своего «Кавказского пленника».
Ну, а каковым был, рядом со своим веселым и бодрым
младшим братом, старший сын Раевского, Александр? Алек-
сандр Раевский, бывший полковник гвардейского егерско-
го полка, находился на излечении на Кавказских Мине-
ральных Водах, и именно в Горячеводске Пушкин позна-
комился с ним. С самого начала поэт попал под чары этого
высокомерного, насмешливого и жестокого персонажа.
У Александра Раевского, который был на четыре года
старше Пушкина, была маленькая птичья головка на длин-
ном костлявом теле, словно истощенном голодом. Пересе-
ченный шрамом рот, карие искрящиеся глаза, изборож-
денные морщинами щеки и лоб, что делало лицо похожим
на гримасу, — все его существо выражало высокомерную
насмешку, склонность к шельмованию всего и вся. Для
этого циничного и скептичного по байронической моде
человека в мире не существовало ни одного индивида, ни
_______257
Анри Труайя
одного-единственного предмета, достойного доверия или
восхищения.
Бог, природа, любовь, дружба, свобода — сколько
праздных слов! Можно ли испытывать чувство восторга пе-
ред взглядом любимой женщины, когда имеешь представ-
ление о ее анатомии? А с чего это следует почитать мать?
За то, что она тебя вынашивала девять месяцев в пузыре с
водой? Он отрицал любые моральные, социальные и эсте-
тические законы. Отказывался испытывать хоть малейшие
человеческие чувства. Он существовал на этой земле только
затем, чтобы подвергнуть сомнению идеи, принимавшиеся
без доказательств. Родной отец писал о нем в 1820 году:
«С Александром живу в мире, но как он холоден! Я ищу в
нем проявления любви, чувствительности и не нахожу их.
Он не рассуждает, а спорит, и чем более он не прав, тем
его тон становится неприятнее, даже до грубости. Мы ус-
ловились с ним никогда не вступать ни в споры, ни в от-
влеченную беседу. Не то чтобы я был им недоволен, но я
не вижу с его стороны сердечного отношения. Что делать!
Таков уж его характер, и нельзя ставить ему это в вину.
У него ум наизнанку; он философствует о вещах, которых
не понимает, и так мудрит, что всякий смысл испаряется».
Скажем прямо, Пушкин оказался напуганным и поко-
ренным этим демоном с угрюмым лицом. Взгляд Алексан-
дра Раевского так околдовал его, что он решил побеседо-
вать со своим другом под покровом темноты. При поту-
шенных свечах Пушкин с наслаждением слушал речи,
разрушавшие все его иллюзии. Шельмования, которые
текли рекой из уст собеседника, представлялись Пушкину
врожденной наукой. Ему казалось, что он обретает зре-
лость в школе этого шарлатана мысли. В цитировавшемся
нам неоднократно письме к брату Левушке поэт указыва-
ет, что Александр Раевский «будет более нежели известен».
И сделал его героем своего стихотворения «Демон»:
...Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
258________
Александр Пушкин
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
...Не верил он любви, свободе
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить не захотел.
Этот эгоист, желчный, завистливый и склонный к по-
зерству офицерик казался Пушкину, сквозь пелену роман-
тической восторженности и юношеской наивности, неким
всемогущим Мефистофелем. Поэт застывал разинув рот
перед этим властелином искусственных пропастей. Он го-
рел желанием уподобиться ему, продать ему свою душу:
Мне было грустно, тяжко, больно,
Но, одолев меня в борьбе,
Он сочетал меня невольно
Своей таинственной судьбе —
Я стал взирать его очами,
С его печальными речами
Мои слова звучали в лад, —
писал поэт в черновиках «Онегина»1.
Тем не менее какие бы губительные соблазны ни воз-
никали перед ним, Пушкин все-таки оставался Пушки-
ным. Скажем больше — общение, которое разрушило бы
любую другую личность, странным образом оказалось по-
лезным для поэта. Обогатив свою коллекцию образчиков
для подражания, Александр Раевский обновил свое вдох-
новение и еще лучше, чем Чаадаев, объяснил Пушкину
весь ужас красивых бесполезных стихов, вышедших из-под
пера желторотых литераторов: «Молодые писатели вообще
не умеют изображать физические движения страстей. Их
герои всегда содрогаются, хохочут дико, скрежещут зуба-
ми и проч. Все это смешно, как мелодрама». Не Раевский
ли подсказал ему эти строки? 1
1 Черновые рукописи. Гл. II. XVI б. Поли. собр. соч. «Евгений Оне-
гин». М., 1937. С. 279-280.
259
Анри Труайя
* * *
5 августа 1820 года Пушкин и семейство Раевских по-
кидают Кавказ и направляются в Гурзуф. Юг России в ту
пору представлял собой недавно завоеванный и еще по-на-
стоящему не обрусевший край: Минеральные Воды Кавка-
за находились на пределе, на границе империи. Вылазки и
набеги горцев постоянно нарушали эту границу. Как раз в
начале 1820 года черкесы, воспользовавшись тем, что силь-
ные морозы сковали Кубань льдом, устроили несколько
дерзких вылазок против казачьих селений. Любимой добы-
чей горцев были пленницы, которых продавали туркам
или меняли на оружие и боеприпасы.
За писаных красавиц платили золотом1. Вот почему се-
мейству генерала Раевского был придан могучий эскорт.
Об этом опасном путешествии читаем все в том же пись-
ме Пушкина от 24 сентября 1820 года:
«Видел я берега Кубани и сторожевые станицы — лю-
бовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы
драться; в вечной предосторожности! Ехал в виду непри-
язненных полей свободных, горских народов. Вокруг нас
ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка с
зажженным фитилем. Хотя черкесы нынче довольно смир-
ны, но нельзя на них положиться; в надежде большого вы-
купа — они готовы напасть на известного русского гене-
рала. 14 там, где бедный офицер безопасно скачет на пе-
рекладных, там высокопревосходительный легко может
попасться на аркан какого-нибудь чеченца. Ты понима-
ешь, как эта тень опасности нравится мечтательному
воображению».
В другом письме, адресованном своему лицейскому то-
варищу Дельвигу из засыпанного снегами Михайловского
(декабрь 1824), поэт с наслаждением вспоминает о своем
пребывании на благодатной крымской земле: 1
1 Колоритное замечание Тырковой-Вильямс: «(Черкесы) не постес-
нялись бы продать и дочерей Раевского, если бы их захватили». — Цит.
соч., т. 1. С. 246. (Прим, пер.)
260________
Александр Пушкин
«Из Азии переехали мы в Европу1 на корабле. Я тотчас
отправился на так называемую Митридатову гробницу
(развалины какой-то башни); там сорвал цветок для па-
мяти и на другой день потерял без всякого сожаления.
Развалины Пантикапеи не сильнее подействовали на мое
воображение. Я видел следы улиц, полузаросший ров, ста-
рые кирпичи — и только. Из Феодосии до самого Юрзуфа
ехал я морем. Всю ночь не спал. Куны не было, звезды
блистали-, передо мною, в тумане, тянулись полуденные
горы.... «Вот Чатырдаг», — сказал мне капитан. Я не раз-
личил его да и не любопытствовал. Перед светом я за-
снул. Между тем корабль остановился в виду Юрзуфа.
Проснувшись, увидел я картину пленительную: разно-
цветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских
издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи,
как зеленые колонны, стройно возвышались между ими;
справа огромный Кю-^рг... и кругом это синее, чистое не-
бо, и светлое море, и блеск и воздух полуденный...
В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался ви-
ноградом; я тотчас привык к полуденной природе и на-
слаждался ею со всем равнодушием и беспечностью не-
аполитанского lazzarone.
Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря — и
заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос мо-
лодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему при-
вязался чувством, похожим на дружество. Вот все, что
пребывание мое в Юрзуфе оставило у меня в памяти».
Все ли? Да нет, не все! Крымские пейзажи были лишь
одним из источников очарования для Пушкина. Присутст-
вие мадемуазелей Раевских было ничуть не менее волни-
тельно для его сердца.
«Все его дочери — прелесть, старшая — женщина не-
обыкновенная. Суди, был ли я счастлив: свободная, беспеч-
ная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я
так люблю и которой никогда не наслаждался, — счаст- 1
1 Из Тамани в Керчь. (Прим. А. Труайя.)
______________________________________________________________261
Анри Труайя
ливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удов-
летворяющая воображение, — горы, сады, море; друг мой,
любимая моя надежда — увидеть опять полуденный бе-
рег и семейство Раевского».
В Гурзуфе Пушкин жил с семейством Раевских в двух-
этажном доме, принадлежавшем герцогу де Ришелье.
С широкой галереи на втором этаже открывался велико-
лепный вид на море и обширный парк* 1.
В доме была обширная библиотека, и Пушкин открыл
для себя Андре Шенье и со страстью перечитал сочинения
Вольтера. С помощью Николая Раевского2 он попытался
также разбирать поэмы Байрона в подлиннике. В случае
заминки из-за незнакомого слова молодые переводчики
обращались к старшей сестре Николая, Екатерине, превос-
ходно читавшей по-английски и охотно разъяснявшей
юношам все, что требовалось.
В этом просторном, открытом всем ветрам жилище
Пушкин блаженствовал в окружении милых своих Раев-
ских, в том числе двоих дочерей, с которыми он не был
знаком прежде, — Екатериной, двадцати трех лет, и сем-
надцатилетней Еленой. Итак, вместе с юными Марией и
Софьей целых четыре прелестных чаровницы: ухаживай,
не хочу! Чего было желать лучшего? Екатерина была ми-
лым созданием с тонким лицом, маленькими губками,
большими искренними и грустными глазами. При всем
1 Одна из главных святынь Крымской земли — Пушкинский до-
мик в Гурзуфе — длительное время был недоступен для публики, нахо-
дясь на территории закрытого санатория; имели место даже покуша-
тельства снести его под новый санаторный корпус. Только на рубеже
1980—1990-х гг. он был реставрирован в облике, приближенном к
пушкинской эпохе, и в нем был открыт музей. Дошли до наших дней
пушкинский кипарис и платан, посаженный в год гибели поэта.
(Прим, пер.)
L Старший сын Раевского, Александр, остался на Кавказе. «Для
Пушкина, пожалуй, это было лучше. По крайней мене, ничьи язвитель-
ные речи не мешали ему... досыта насладиться морем, солнцем, роман-
тической влюбленностью... цельной радостью жизни, которая хлынула в
его смятенную душу». (А. Тыркова-Вильямс. Цит. соч. Т. 1. С. 259.)
262________
Александр Пушкин
том девушка была властной — друзья прозвали ее Марфой
Посадницей1; она послужит поэту источником вдохнове-
ния при создании образа Марины Мнишек в «Борисе
Годунове».
Когда Екатерина Николаевна была просватана за гене-
рала М.Ф. Орлова, А.И. Тургенев писал Вяземскому: «Ми-
хайло Орлов женится на дочери ген(ерала) Раевского, по
которой вздыхал поэт Пушкин» (23 февраля 1821 г.), а в
1825 году, в письме ко все тому же адресату, Пушкин зая-
вит: «Моя Марина (Мнишек) славная баба, настоящая Ка-
терина Орлова! Знаешь ее? Не говори, однако ж, этого ни-
кому!»
Да, конечно, Пушкин увлекался Екатериной. Но ба-
рышня одаривала его лишь дружеским вниманием, снис-
ходительно дозволяя за собой ухаживать1 2.
Пушкин вносит имя «Катерина III» в первый столбец
«Донжуанского списка» вслед за неизвестной нам Наталь-
ей. Более деликатное чувство было вдохновлено поэту Еле-
ной. Это была очаровательная юная барышня — высокая,
стройная, с глазами голубыми, словно небо Тавриды. Роб-
кая и целомудренная, Елена выглядела хрупкой и болез-
ненной, так что родители всерьез опасались за само ее су-
ществование (что, впрочем, не помешало ей надолго пере-
жить поэта). Втайне от всех остальных она переводила
Байрона и Вальтера Скотта на французский язык и тут же
рвала свои переводы в клочки.
Узнав о том, Пушкин стал подбирать эти обрывки под
окнами Елены — и восхищался этими переводами, находя
их чрезвычайно верными. Юная переводчица удостоилась
от поэта похвалы.
1 А. Труайя переводит это как Marthe le Podestat!
2 «Когда появилась биография Пушкина, написанная Анненковым,
и Екатерина Николаевна прочитала там, что поэт, будучи в Крыму, изу-
чал английский язык якобы под ее руководством, она сочла нужным
резко протестовать. По ее словам, старинные строгие понятия о при-
личии не могли допустить подобной близости между молодой девуш-
кой и молодым человеком» (Губер П. Донжуанский список Пушкина.
Петербург, 1923. С. 75).
________263
Анри Труайя
А как же маленькая живая брюнетка по имени Мария,
полная озорства и грации? Любовь, которой одарил ее
Пушкин, побуждает некоторых авторов считать, что она
была тайной страстью на протяжении всего его существо-
вания. Сама же Мария Раевская, вышедшая замуж в 1825
году за князя Волконского, сыгравшего немалую роль в
движении декабристов, категорически отрицала, что Пуш-
кин испытывал к ней иное чувство, нежели дружба.
«Как поэт он считал долгом быть влюбленным во всех
хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он
встречался, — пишет Мария Волконская. — ...В сущности
он обожал только свою музыку и поэтизировал все, что ви-
дел». О том же самом пишет и сам Пушкин: «Более или
менее я был влюблен во всех хорошеньких женщин, кото-
рых знал. (В оригинале фраза по-французски.) Все они из-
рядно надо мной посмеялись; все, за одним-единственным
исключением, кокетничали со мной».
«За одним-единственным исключением»... Не о Марии
ли думал он, когда писал эти строки? Возможно.
В действительности можно сказать скорее с большей,
чем с меньшей уверенностью, пусть не об amour exclusif,
но о том, что Пушкина притягивало это дитя, которое рас-
цветало на его глазах, превращаясь в юную красавицу. Но
чем сильнее он любил, тем более робел. Разыгрывая Дон
Жуана перед доступными созданиями, он был не в состоя-
нии набраться мужества и овладеть собою перед той, пе-
ред которой искренне благоговел. Никаких признаний
Марии он не делал. А может быть, если и намекал на свои
чувства, она не поняла. Видимо, по молодости.
И то сказать, в присутствии английской гувернантки и
русской нянюшки она и помышлять не могла об иных ша-
лостях, кроме как бегать по крутым тропкам и гоняться за
морскими волнами, рискуя промочить ноги. Ну, а позже?
Ни одно письмо, ни один авторгаф не проливают свет на
дальнейшую судьбу этой едва ли разделенной страсти.
Только творения Пушкина убеждают нас в силе и продол-
жительности его любви. Как раз этим временем и датиру-
ются первые стихи Пушкина, воспевающие женщину не-
264_______
Александр Пушкин
ведомую, обожаемую и незаменимую, которая не поняла
его и которую он пожелал бы забыть1.
Он не только обессмертил Мариины шалости в «Евге-
нии Онегине» — он дал ее имя героине «Бахчисарайского
фонтана», а ее черты — героине «Кавказского пленника».
И, со всей вероятностью, именно ей посвятил он свою по-
эму «Полтава»:
Тебе — но голос музы темной
Коснется ль уха твоего?
Поймешь ли ты душою скромной
Стремленье сердца моего?
Иль посвящение поэта,
Как некогда его любовь,
Перед тобою без ответа
Пройдет, непризнанное вновь?
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе —
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя печальная пустыня1 2,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
И не о глазах ли Марии Раевской вспомнил он, живо-
писуя... соперницу Марии в «Бахчисарайском фонтане»?
Твои пленительные очи
Яснее дня, темнее ночи.
Во всяком случае, сама Мария считала именно так!
Климат и пейзажи Тавриды благоприятствовали любов-
ным чувствам Пушкина. Он восторгается, страдает и счаст-
1 По правде говоря, Пушкин уже касался этой темы в ряде цар-
скосельских стихов, но — лишь следуя литературной моде. (Прим.
А. Труайя.)
2 Подтверждение того, кому именно адресовано Посвящение, дал
знаменитый пушкинист П.Е. Щеголев, разобравший зачеркнутую Пуш-
киным строчку «Сибири хладной Пустыня» — намек на участь Марии
Раевской-Волконской.
________265
Анри Труайя________
лив восторгаться и страдать под небом голубым. Мария,
Елена, Екатерина, рокочущее море, острые скалы, тополя,
кипарисы, виноградники, митры, сливы, татарские хижин-
ки — все сочетается наилучшим образом для чувств и взо-
ра. Кажется, что в глубине души Пушкин влюблен во всех
троих разом — в Марию, Елену и Екатерину, ставших все
вместе словно одним существом о трех головах (именно
так у Труайя! — Прим, пер.), воплощающим в себе все
женские соблазны и опасности.
Любовь Пушкина остается неразделенной. Ни Мария,
ни Елена, ни Екатерина не спешат отвечать на его чувства.
Что ж! Нужно ли ему спрашивать дозволения у солнца, де-
ревьев и цветов, чтобы их любить! Кстати, время проходит
быстро, и пора уже подумывать об отъезде. Жизнь продол-
жается.
В начале сентября Пушкин и Николай Раевский поки-
дают Гурзуф.
«Я объехал полуденный берег, — пишет Пушкин все в
том же письме Дельвигу, — и путешествие М(уравьева-
Апостола) оживило во мне много воспоминаний, но страш-
ный переход его по скалам Кикенеиса не оставил ни ма-
лейшего следа в моей памяти. По горной лестнице взо-
брались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей
наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось ка-
ким-то таинственным, восточным обрядом. Мы пере-
ехали горы, и первый предмет, поразивший меня, была
береза, северная береза! Сердце мое сжалось: я начал уж
тосковать о милом полудне, хотя все еще находился в
Тавриде, все еще видел и тополи и виноградные лозы.
Теоргиевский монастырь и его крутая лестница к мо-
рю оставили во мне сильное впечатление. Тут же видел я
и баснословные развалины храма Ацаны. Видно, мифоло-
гические предания счастливее для меня воспоминаний ис-
торических, по крайней мере, тут посетили меня рифмы.
В Бахчисарай приехал я больной. Я прежде слыхал о
странном памятнике влюбленного хана. К.1 поэтически 1
1 Не намек ли здесь на Катерину Раевскую? (Прим. А. Труайя.)
266________
Александр Пушкин
описывала мне его, называя La fontaine des larmes. Вошед
во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой же-
лезной трубки по каплям падала воды. Я обошел дворец с
большой досадою на небрежение, в котором он истлева-
ет, и на полуевропейские переделки некоторых комнат.
N.N. почти насильно повел меня по ветхой лестнице в
развалины гарема и на ханское кладбище:
Но не тем
В то время сердце полно было...
лихорадка меня мучила.
Что касается до памятника ханской любовницы, о ко-
тором говорил М., я о нем не вспомнил, когда писал свою
поэму, а то бы непременно им воспользовался.
Растолкуй мне теперь, почему полуденный берег и
Вахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую?
Отчего так сильно во мне желание вновь посетить мес-
та, оставленные мною с таким равнодушием? ]Лли вос-
поминание — самая сильная способность души нашей, и
им очаровано все, что подвластно ему?»
Отпуск Пушкина подходил к концу. Пора было возвра-
щаться в канцелярию Инзова. Но контора генерала пере-
базировалась между тем из Екатеринослава в Кишинев,
что в Бессарабии.
Тлава 2
КАМЕНКА. «КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК»
21 сентября 1820 года Пушкин прибывает в Киши-
нев — городишко с низенькими домиками, кривыми улоч-
ками, утопавшими в грязи. К середине ноября он, с разре-
шения генерала Инзова, выехал оттуда в Каменку, где на-
ходилось имение семьи Давыдовых1. Генерал Инзов дал 1
1 Почтенная госпожа Давыдова была матерью генерала Раевского
и состояла вторым браком с Львом Денисовичем Давыдовым. (Прим.
А. Труайя.)
_______267
Анри Труайя
своему служащему всего две недели отпуску; но Пушкин
отсутствовал аж по вторую половину марта. Снисходитель-
ный генерал Инзов не посчитал такое опоздание непро-
стительным. Старший сын Давыдовых писал ему 15 декаб-
ря 1820 года, то есть через месяц после приезда Пушкина
в Каменку:
«Милостивый государь Иван Никитич. По позволению
вашего превосходительства, Александр Сергеевич Пушкин
(...) с генералом Орловым намерен был возвратиться в
Кишинев; но, простудившись очень сильно, он до сих пор
не в состоянии предпринять обратный путь. О чем дол-
гом поставляю уведомить ваше превосходительство и
притом уверить, что коль скоро Александр Сергеевич по-
лучит облегчение в своей болезни, не замедлит отпра-
виться в Кишинев.
Возобновляя мою благодарность вашему превосходи-
тельству за позволение, которое вы г-ну Пушкину дали
по просьбе моей, имею честь быть с совершенным почте-
нием и преданностью вашего превосходительства покор-
ный слуга...»
На это письмо Инзов ответил 29 декабря того же года
посланием, тоном которого более напоминал благожела-
тельного отца, нежели начальника, ревниво относящегося
к данной ему власти:
«Милостивый государь Александр Аьвович. Af> сего вре-
мени я был в опасении о г. Пушкине, боясь, чтобы он, не-
взирая на жестокость бывших морозов с ветром и мете-
лью, не отправился в обратный путь и где-нибудь при не-
удобствах степных дорог не получил несчастья. Но,
получив почтеннейшее письмо ваше от 15 сего месяца, я
спокоен и надеюсь, что ваше превосходительство не по-
зволите ему предпринять путь, поколе не получит укре-
пления в силах».
Пушкин чувствовал себя у Давыдовых как дома. Еще
бы: просторный господский дом, сад, плавно спускающий-
ся к реке, искусственный грот, павильон для игры в биль-
ярд, библиотека, оркестр, хор крепостных певчих, роскош-
ные обеды, добрые вина, несколько хорошеньких женщин
268_______
Александр Пушкин
№ развеселые друзья! 4 декабря 1820 года Пушкин пишет
Гнедичу:
«Вот уже восемь месяцев, как я веду странническую
жизнь, почтенный Николай Иванович. Был я на Кавказе, в
Крыму, в Молдавии и теперь нахожусь в Киевской губер-
нии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников,
братьев генерала Раевского. Время мое протекает между
аристократическими обедами и демагогическими спора-
ми. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно
разнообразная и веселая смесь умов оригинальных, людей
известных в нашей России, любопытных для незнакомого
наблюдателя. — Женщин мало, много шампанского, мно-
го острых слов, много книг, немного стихов».
Каменское общество и впрямь было привлекательным.
Досточтимая Екатерина Николаевна Давыдова, племянни-
ца самого Потемкина, была столь богата, что, если взять
начальные буквы названий всех ее поместий, то из них
можно было составить фразу «Лев любит Катерину». Дом
всегда был полон чад и домочадцев, племянников и пле-
мянниц, неведомо откуда взявшихся друзей, гостящих
здесь месяцами, да разных уважаемых нахлебников. По
праздникам радушная хозяйка повелевала салютовать из
пушки. Вместе с Пушкиным в Каменке жили два брата
Давыдовы — Василий, двадцати восьми лет, известный
своими революционными настроениями, и 47-летний Алек-
сандр, славу которому снискали гастрономические при-
страстия и матримониальные невзгоды. Александр был
толстым, ветреным, рафинированным и оживлялся только
при виде роскошно накрытого стола.
Пушкин писал об Александре Львовиче: «В молодости
моей случай сблизил меня с человеком, в коем природа,
казалось, желая подражать Шекспиру, повторила его гени-
альное создание. ** был второй Фальстаф: сластолюбив,
трус, хвастлив, не глуп, забавен, без всяких правил, слезлив
и толст. Одно обстоятельство придавало ему прелесть ори-
гинальную. Он был женат. Шекспир не успел женить сво-
его холостяка. Фальстаф умер у своих приятельниц, не ус-
_______269
Анри Труайя_________
пев быть ни рогатым супругом, ни отцом семейства; сколь-
ко сцен, потерянных для кисти Шекспира!»
И в «Евгении Онегине» Пушкин посвящает Александру
Львовичу нелестные строки:
И рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и женой.
Александр Давыдов не принадлежал ни к какой тайной
организации и клевал носом во время политических дис-
куссий своих гостей. Зато брат его Василий, герой Отечест-
венной войны, полковник в отставке, был влиятельным
членом тайного южного общества. На дому у него собира-
лись все окрестные революционные умы. Ко дню именин
достопочтенной хозяйки1 — 24 ноября — в Каменку, под
предлогом поздравлений виновницы торжества, съехались
либералы всех мастей.
Среди гостей Пушкин встретит будущих декабристов
Якушкина, Охотникова и колоритнейшего генерала Орло-
ва — ярого конспиратора, автора петиции к императору
об освобождении крестьян, а также «секретной инструк-
ции» для находившихся под его командованием частей,
предписывающей человечное отношение к солдатам1 2, и
старого товарища Пушкина по «Арзамасу», каковой он и
привел к разрушению, попытавшись устраивать там поли-
тические дискуссии.
1 Так у Труайя, а также Тырковой-Вильямс; иной источник назы-
вает виновницей торжества младшую хозяйку, жену Василия Львовича
Анну Ивановну. (Жизнь Пушкина... Переписка, воспоминания, дневни-
ки. Т. 1. М., 1987. С. 383.) (Прим, пер.)
2 Вот отрывок из этого документа: «Всякий полковой командир
должен иметь в полку власть и силу, ибо на его единственной ответст-
венности лежит порядок и устройство. Но из сего не следует, что он
может быть тираном своих подчиненных, ибо подчиненные, такие же
люди, как и он, служат не ему, а отечеству. Обыкновенно у нас думают,
что тот и молодец, кто больше бьет. Оборони меня Боже жить с таки-
ми молодцами. Я лучше сам откажусь от дивизии, чем иметь перед со-
бою постоянное зрелище столь несчастных солдат и столь подлых на-
чальников... Терзать солдат я не намерен».
270________
Александр Пушкин
Генерал Орлов был просватан за красавицу Екатерину
Раевскую, и, к вящей радости Пушкина, в Каменку прибы-
ло и семейство Раевских. Вообще же туда приехало не-
сметное множество военных — состоящих на службе и от-
ставных, но горящих все той же ненавистью к режиму и
все той же надеждой на социальное обновление. Заговор-
щики в униформе собрались здесь с целью подготовки
тайного съезда «Союза благоденствия», который намечался
в Москве на январь 1821 года. Крестьянские бунты, жесто-
кости правительственных репрессий подогревали их иллю-
зии. Идея конспираторов состояла не в пробуждении на-
родной революции, но в низвержении царской власти при
поддержке армии и введении затем в освобожденной
стране конституционного режима.
Испанской революции, равно как и неаполитанской ре-
волюции июля 1820 года и португальской революции,
свершившейся в августе того же года, предшествовали во-
енные перевороты. Отчего бы не воспользоваться приме-
ром этих пионеров независимости?
«Нюхайте гишпанского табаку и чихайте громче, еще
громче», — напутствовал своих друзей Пушкин все в том
же письме из Каменки от 4 декабря 1820 года. А в стихо-
творном послании В.Л. Давыдову из Кишинева (1821 г.)
поэт вспомнил о вечерах в Каменке:
Когда и ты и милый брат,
Перед камином надевая
Демократический халат,
Спасенья чашу наполняли
Беспенной мерзлою струей
И на здоровье тех и той
До дна, до капли выпивали!..
Но те в Неаполе шалят,
А та едва ли там воскреснет...
Народы тишины хотят,
И долго их ярем не треснет.
«Те» — это, само собою разумеется, карбонарии, «та» —
свобода, за которую они борются.
_______271
Амри Труайя_______
Об одном из памятных вечеров в Каменке поведал ре-
волюционер Якушкин:
«Все вечера мы проводили на половине у Василия Льво-
вича1, и вечерние беседы наши для всех нас были очень за-
нимательны. Раевский, не принадлежа сам к Тайному об-
ществу, но подозревая его существование, смотрел с на-
пряженным любопытством на все происходящее вокруг
него. Он не верил, чтоб я случайно заехал в Каменку, и
ему хотелось знать причину моего прибытия. В послед-
ний вечер Орлов, В.Л. Давыдов, Охотников и я сговорились
так действовать, чтобы сбить с толку Раевского насчет
того, принадлежим ли мы к Тайному обществу или нет.
Для большего порядка при наших прениях был выбран
президентом Раевский. С полушутливым и полуважным
видом он управлял общим разговором. Когда начинали
очень шуметь, он звонил в колокольчик; никто не имел
права говорить, не просив у него на то дозволения, и т. д.
В последний этот вечер пребывания нашего в Каменке,
после многих рассуждений о разных предметах, Орлов
предложил вопрос, насколько было бы полезно учреждение
Тайного общества в России. Сам он высказал все, что мож-
но было сказать за и против Тайного общества. В.Л. Да-
выдов и Охотников были согласны с мнением Орлова.
Пушкин с жаром доказывал всю пользу, которую мог-
ло бы принести Тайное общество России. Тут, испросив
слово у президента, я старался доказать, что в России
совершенно невозлюжно существование Тайного общест-
ва, которое могло бы быть хоть на сколько-нибудь по-
лезно.
Раевский стал мне доказывать противное и исчислил
все случаи, в которых Тайное общество могло бы дейст-
вовать с успехом и пользой; в ответ на его выходку я ему
сказал: «Мне нетрудно доказать вам, что вы шутите; я
предложу вам вопрос: если бы теперь уже существовало
Тайное общество, вы, наверное, к нему не присоединились 1
1 Давыдова. (Прим. А. Труайя.)
272_______
Александр Пушкин
бы?» — «Напротив, наверное бы присоединился», — от-
вечал он. «В таком случае давайте руку», — сказал я ему.
14 он протянул мне руку, после чего я расхохотался, ска-
зав Раевскому: «Разумеется, все это только одна шутка».
другие также смеялись, кроме А.А., «рогоносца велича-
вого», который дремал, и Пушкина, который был очень
взволнован; он перед этим уверился, что Тайное общест-
во или существует, или тут же получит свое начало и
он будет его членом; но когда увидел, что из этого вышла
только шутка, он встал, раскрасневшись, и сказал со
слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как
теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высо-
кую цель перед собой, и все это была только злая шут-
ка». В эту минуту он был точно прекрасен».
Как и в Санкт-Петербурге, Пушкин, погруженный с го-
ловой в атмосферу конспирации, чувствовал себя отвергну-
тым заговорщиками. Хватит с него, что пишет революци-
онные стихи. Хватит с него, что страдает в ссылке за свою
любовь к свободе, ненависть к Аракчееву и его клике! Ну
нет, нет к нему доверия! Да, конечно, с ним чокались, под-
нимая кубки во славу независимости; при нем читали суб-
версионные стихи, его дружески похлопывали по плечу —
но вот и все! До тайных сборищ, где эти люди в погонах
принимали важнейшие решения, его не допускали. Его
держали в прихожей Революции. Кто он был для них? Гра-
жданский человек. Дитя. Поэт. И больше никто. Его же бе-
сило, что его заставляют вот так топтаться на пороге Исто-
рии.
Отвергаемый серьезными мужами, Пушкин искал уте-
шения в обществе противоположного пола. «Женщин ма-
ло, много шампанского»... Женщин в Каменке и впрямь
было мало, зато... Мадам Давыдова, супруга «величавого ро-
гоносца», одна заменяла целый гарем. Прекрасная Аглая,
истая француженка, происходила из герцогского рода де
Граммонов. Ей было тридцать три. Пухленькое личико. За-
дорный носик. Подвижные толстенькие губки. Нежная
грудь. Грация, легкость, кокетство этой самой красавицы
_______273
Анри Труайя
кружили головы и генералам, и корнетам, да и сама Аглая
не могла быть счастлива иначе как в кругу поклонников —
а обожатели находились всегда. Да и сам Пушкин поддал-
ся было обычаям этого дома — поволочился за францу-
женкой от нечего делать, по привычке.
Но Аглае, привыкшей разыгрывать из себя романтиче-
скую возлюбленную, требовалось явно не это, и Пушкин,
одуревший от ее требований, был отправлен в отставку,
едва ли успев удостоиться чего-то большего, нежели улыб-
ки и легкого прикосновения губками. Раздраженный та-
ким положением вещей, поэт утешался сочинением эпи-
грамм; посылая одну из них Льву Сергеевичу в январе
1821 года, поэт счел необходимым предупредить брата:
«Если хочешь, вот тебе еще эпиграмма, которую ради Хри-
ста не распускай, в ней каждый стих — правда»:
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги — понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон — умом ее стращая,
Дамис — за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?
В стихотворении «К Аглае» поэт убеждает чересчур уж
пылкую адресатку быть сдержаннее:
...Оставим юный пыл страстей,
Когда мы клонимся к закату.
Вы — старшей дочери своей,
Я — своему меньшому брату.
Не случайно Пушкин упомянул в этих строках стар-
шую дочь Аглаи, Адель. Отроковица была вполне хоро-
шенькой в свои двенадцать. «Пушкин вообразил себе, что
он в нее влюблен, — писал в своих «Записках» революцио-
нер Якушкин, — беспрестанно на нее заглядывался и, под-
ходя к ней, шутил с ней очень неловко. Однажды за обе-
дом он сидел возле меня и, раскрасневшись, смотрел так
274________
Александр Пушкин
ужасно на хорошенькую девочку, что она, бледная, не зна-
ла, что делать, и готова была заплакать; мне стало ее жалко,
и я сказал Пушкину вполголоса: «Посмотрите, что вы де-
лаете; вашими нескромными взглядами вы совершенно
смутили бедное дитя». — «Я хочу наказать кокетку, — от-
вечал он, — прежде она со мной любезничала, а теперь
прикидывается жестокой и не хочет взглянуть на меня».
С большим трудом удалось мне обратить все это в шут-
ку и заставить его улыбнуться»1.
Между политическими дискуссиями, ухаживаниями за
прелестной Аглаей и знаками внимания в адрес хоро-
шенькой Адели Пушкин успевал писать. И даже много.
Периодом пребывания в Каменке датируется серия лири-
ческих стихотворений: «Редеет облаков летучая гряда...»,
«Нереида», «Я пережил свои желанья...» Эти стихотворе-
ния кажутся последними отзвуками его страсти к юной
Марии Раевской. Пушкин вспоминает о лазурных волнах,
лобзающих Тавриду, о нежных миртах и темных кипари-
сах — и в то же время он не в силах сдержать страданий,
которые доставляет ему наступившая сердечная пустота:
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец;
Живу печальный, одинокий,
И жду: придет ли мой конец?
Так поздним хладом пораженный,
Как бури слышен зимний свист,
Один на ветке обнаженный
Трепещет запоздалый лист. 1
1 Это было, конечно же, игрой, рассчитанной на мамашу — к де-
вочке поэт относился по-дружески и посвятил ей стихотворение «Иг-
рай, Адель, / Не знай печали...» Впоследствии Аглая увезла дочерей во
Францию, где вышла замуж за наполеоновского генерала, богача Ора-
са-Франсуа Себастиани де ла Порта. Аглая выдала замуж дочь Екатери-
ну, Адель же, приняв католичество, ушла в монастырь. Не исключено,
что ее просто удалили туда — то ли как слишком сведущую о похожде-
ниях родительницы, то ли как составлявшую препятствие ее браку.
(Прим, пер.)
________275
Анри Труайя
Здесь же, в Каменке, Пушкин завершил свою первую
большую поэму в байроническом жанре — «Кавказский
пленник». На рукописи поэмы значится: «Каменка, 20 фев-
раля 1821 г.».
По рассказам членов семьи Давыдовых, Пушкин пре-
вратил в свой рабочий кабинет бильярдный зал, распола-
гавшийся в отдельном флигеле. Растянувшись на зеленом
сукне бильярда, он писал, по своему обыкновению, на сот-
нях отдельных клочков бумаги. Порою его охватывал та-
кой творческий жар, что его было не дозваться к обеду, ко-
торый подавался в два часа. Верный Никита докладывал,
что кушать подано; поэт, не отрываясь от писания, прика-
зывал подать ему рубашку, чтобы переодеться к обеду. Ни-
кита Козлов стоял с рубашкой в руках и ждал, но Пушкин
продолжал трудиться, не обращая на слугу никакого вни-
мания. Рассказывали, что в его отсутствие хозяева велели
запирать двери, чтобы кто-нибудь из слуг ненароком не
выбросил черновики.
«Кавказский пленник», начатый в августе 1820 года и
завершенный 20 февраля следующего года, опубликован
был только в сентябре 1822-го. Сюжет поэмы характери-
зуется простотой, приводящей в недоумение. Русский, взя-
тый горцами в плен, совершает побег благодаря влюблен-
ной в него черкешенке, которая, даровав ему свободу, бро-
сается в реку. Фактически эта банальная идиллия — всего
лишь повод для игры лучей света высокой художественной
изысканности. «Un reportage romance». Но — какого класса!
По большому счету, общество начала XIX века знало о
Кавказе в основном по армейским победным реляциям.
Конечно, Державин и Жуковский посвятили несколько
звучных стихотворений благородной дикости пейзажей
Кавказа и воинственным нравам его обитателей. Но ни
тот, ни другой не сочли нужным съездить туда и ознако-
миться со всем на месте. Пушкин же воочию видел горы,
недвижное величие которых воспел, и горцев, в плен к ко-
торым должен попасть его герой. Главная забота поэта —
276_______
Александр Пушкин
достоверность, о чем он и пишет Гнедичу 24 марта 1821
года из Кишинева:
«...та (поэма), которую недавно кончил, окрещена
«Кавказским пленником». Вы ожидали многого, как видно
из письма вашего, — найдете малое, очень малое. С вер-
шин заоблачных бесснежного Бештау видел я только в
отдаленье ледяные главы Казбека и Эльбруса. Сцена моей
поэмы должна бы находиться на берегах шумного Терека,
на границах Грузии, в глубоких ущельях Кавказа — я по-
ставил моего героя в однообразных равнинах, где сам
прожил два месяца — где возвышаются в дальном рас-
стоянии друг от друга четыре горы, отрасль последняя
Кавказа; — во всей поэме не было 700 стихов — в скором
времени пришлю вам ее — дабы сотворили вы с нею, что
только будет угодно».
Не только непосредственно воспоминания Пушкина о
Кавказе, но и присутствие семейства Раевских следует счи-
тать источником, вскормившим его новую поэму. В том
смысле, что от Раевских, которые были без ума от Байро-
на, поэт воспринял байроническое влияние, отразившееся
в строках его поэмы. Как и Байрон, Пушкин разрабатыва-
ет тему европейца, который оказывается перед лицом эк-
зотической цивилизации и влюбляет в себя туземку. Как и
Байрон, он прибегает к повествовательному стилю, преры-
ваемому вопросами, песнями и внезапными отступления-
ми. Такой персонаж, как пленник, мог бы соблазнить не-
доверчивый гений Байрона; но он также заставляет вспом-
нить и Рене де Шатобриана.
Оба героя — герой русский и герой французский — ме-
ланхоличные дети своего века. И тот, и другой влюбляют в
себя девушку-«дикарку», которая наносит им визиты под
покровом ночи. И тот, и другой обретают свободу — и
равным образом тот и другой переживают свою возлюб-
ленную. Шатобриан искал couleur locale в мало кому из-
вестной Америке, и равным образом Пушкин искал мест-
ный колорит на никем еще не воспетом Кавказе.
Но на этом и заканчивается сходство между творением
_______277
Анри Труайя_______
Пушкина и сочинениями Шатобриана и Байрона. Пуш-
кин более легок, более сдержан, в большей степени «клас-
сический», нежели его предшественники. Он избегает чис-
то декламационных фрагментов а-ля Шатобриан. Кстати,
и от Байрона он отличается тем, что «растворяет» своих
героев на фоне пейзажа. Герои Байрона исполнены закон-
ченного сатанизма. Они монополизируют весь интерес в
поэме. Зато у Пушкина персонажи лишь эскизно наброса-
ны быстрыми мазками. Оказываемое ими давление на
почву едва заметно. Они растворяются в небесном свете и
шорохе листвы. И лишь только они пытаются сделаться
байроническими героями, они перестают быть правдивыми.
В июле-августе 1825 года, упиваясь Шекспиром, Пуш-
кин писал из Михайловского Николаю Раевскому-млад-
шему:
«До чего изумителен Шекспир. Не могу прийти в себя.
Как мелок по сравнению с ним Байрон-трагик! Байрон,
который создал всего-навсего один характер (у женщин
нет характера, у них бывают страсти в молодости;
вот почему так легко изображать их), этот самый Бай-
рон распределил между своими героями отдельные черты
собственного характера; одному он придал свою гор-
дость, другому — свою ненависть, третьему — свою
тоску и т. д., таким путем из одного цельного характе-
ра, мрачного и энергичного, создал несколько ничтож-
ных — это вовсе не трагедия». (Оригинал по-француз-
ски.)
Эта ремарка могла обернуться против автора «Кавказ-
ского пленника». Пушкин убежден, что, обрисовав черты
героя «Кавказского пленника», он написал сам себя. «Кав-
казский пленник» — первый неудачный опыт характе-
ра», — сетовал он и заключил из этого, что никуда не годен
в качестве героя романтической поэмы.
В действительности Пушкин сообщил своему герою
лишь незначительную часть себя. Он не наделил его своей
молодой, веселой и смелой душой, но выразил свое отно-
шение, навеянное моментом, вдохновленным чтением
278_______
Александр Пушкин
Байрона. Он наделил своего героя смятенным и романти-
ческим прошлым, в котором было и предательство друзей,
и преследование клеветою, и тоска, навеянная мирской
суетой. Убежденный, что возвышает своего героя, Пушкин
только снижает его образ. Что до черкешенки, то она, хоть
и намечена всего лишь эскизно, кажется более правдопо-
добной, чем ее возлюбленный. Разумеется, в ней нет ниче-
го, кроме страсти — на манер байроновских женщин. Но
страсть ее — стихийная, бодрая и гордая.
Пушкин строго судил это свое творение молодости лет.
В черновике письма к Гнедичу от 29 апреля 1822 года он
писал следующее:
«В самом деле, недостатки этой повести, поэмы или
чего вам угодно так явны, что я долго не мог решиться ее
напечатать. Простота плана близко подходит к бедно-
сти изобретения; описание нравов черкесских, самое
сносное место во всей поэме, не связано ни с каким про-
исшествием и есть не что иное, как географическая ста-
тья или отчет путешественника. Характер главного ли-
ца (а действующих лиц — всего-то двое) приличен более
роману, нежели поэме, — да и что за характер? Кого
займет изображение молодого человека, потерявшего чув-
ствительность сердца в несчастиях, неизвестных чита-
телю; его бездействие, его равнодушие к дикой жестоко-
сти горцев и к юным прелестям кавказской девы могут
быть очень естественны — но что тут трогательно-
го — легко было бы оживить рассказ происшествиями,
которые само собою истекали бы из предметов.
Черкес, пленивший моего русского, мог быть любовни-
ком молодой избавительницы моего героя — вот вам и
сцены ревности, и отчаянья прерванных свиданий и проч.
Мать, отец и брат могли бы иметь каждый свою роль,
свой характер — всем этим я пренебрег, во-первых, от
лени, во-вторых, что разумные эти размышления при-
шли мне на ум тогда, как обе части моего Пленника бы-
ли уже кончены — а сызнова начать не имел я духа...
...Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет
_______279
Анри Труайя
меня насчет «Кавказского пленника», но, признаюсь, люб-
лю его сам, не зная, за что; в нем есть стихи моего серд-
ца. Черкешенка моя мне мила, любовь ее трогает душу».
...В 1829 году, во время своего второго путешествия на
Кавказ, поэт обнаружил в Ларсе1 «Измаранный список
«Кавказского пленника» и, признаюсь, перечел его с боль-
шим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но
многое угадано и выражено верно».
В «Кавказском пленнике», как и в «Руслане и Людми-
ле», бедность сюжета маскируется удивительным богатст-
вом оркестровки. Легкий и уверенный язык. Строгость и
совершенство при выборе деталей. Прежде Пушкина рус-
ская поэзия представляла собою некий сад невинных га-
лантностей. Сочинялись оды, послания, эпиграммы. Воспе-
вались «подруга сердце дорогая», воркование голубей,
блеяние овечек, «любезный пастушок», склонивший коле-
ни перед прелестною пастушкой, и ручьи слез среди благо-
уханных роз на закате солнца. Первые романтики отверг-
ли эту аркадию, подстриженную и надушенную a la francaise,
но лишь затем, чтобы насадить вселенную столь же искус-
ственную, как и та, что была осуждаема ими.
Взамен пасторалей, зеленых лугов и журчащих, как му-
зыка, источников вниманию почтеннейшей публики были
предложены кладбища, освещенные светом луны, грозные
скалы, похожие скорее на картонные, бурные потоки,
призраки со светящимися шлейфами, мертвые головы и
сумрачные мечтатели в черных плащах как воплощение их
сознания. Одержимые ненавистью к классицизму, они
превзошли свою цель. И между этими литературными ла-
герями, с одинаково фальшивыми и наивными концеп-
циями, Пушкин чудом сохранил свою уравновешенность и
ясность.
В противоположность любителям роз и пастушеских
свирелей, равно как и любителям ночных конных поездок 1
1 А не в Карсе, как ошибочно сказано у Труайя. (Прим. пер.)
280_______
Александр Пушкин
и бездонных пропастей, Пушкин стремится к правдивому
взгляду и точному слову. Но как писателю двадцати лет от
роду удается уберечь себя от модных веяний? Где черпает
он свою новаторскую уверенность? Кто вселил в него та-
кую дерзость, что он решает держаться особняком? В эпо-
ху слов благородных и слов простонародных, животных
поэтических и животных прозаических, откровений эпи-
столярных и откровений лирических этот юнец кормит
своего героя из рук черкешенки кушаниями вполне суще-
ственными — она
Приносит пленнику вино,
Кумыс, и ульев сот душистый,
И белоснежное пшено.
При этом поэт не пренебрегает воздаянием особых по-
честей кумысу: «Он довольно приятен вкусу и почитается
весьма здоровым!» Он же вкладывает в руки черкесов
именно то оружие, которым они реально воюют —
Удары шашек их жестоких
И меткость неизбежных стрел...
И, несмотря на все изъяны, эта поэма прекраснее лю-
бой самой туманной легенды. Послушаем гимн грозе в го-
рах:
Когда, с глухим сливаясь гулом,
Предтеча бури, гром гремел,
Как часто пленник над аулом
Недвижим на горе сидел!
У ног его дымились тучи,
В степи взвивался прах летучий;
Уже приюта между скал
Елень1 испуганный искал;
Орлы с утесов подымались
И в небесах перекликались;
Шум табунов, мычанье стад
Уж гласом бури заглушались...
И вдруг на долы дождь и град 1
1 Елень — то же, что олень.
_______281
Анри Труайя_________
Из туч сквозь молний извергались;
Волнами роя крутизны,
Сдвигая камни вековые,
Текли потоки дождевые.
Но эта гроза, расшумевшаяся у ног нашего героя, безо-
пасна для него — ожидая возврата солнца, он «бури не-
мощному вою / С какой-то радостью внимал». Эта сцена,
написанная четко белым и черным, подобна фотографии.
Далее Пушкин живописует горские игры и обычаи, «суро-
вой простоты забавы / И дикого народа нравы» — и, на-
конец, погружение горского селенья в сон:
Меж тем, померкнув, степь уснула,
Вершины скал омрачены.
По белым хижинам аула
Мелькает бледный свет луны;
Елени дремлют над водами,
Умолкнул поздний крик орлов,
И глухо вторится горам
Далекий топот табунов.
Под покровом ночи к пленнику приходит Черкешенка;
освободив его от оков, она затем кончает с собою:
Все мертво... на брегах уснувших
Лишь ветра слышен легкий звук,
И при луне в водах плеснувших
Струистый исчезает круг.
Все понял он...
И вот, наконец, долгожданное возвращение к своим:
Взошла заря. Тропой далекой
Освобожденный пленник шел;
И перед ним уже в туманах
Сверкали русские штыки,
И окликались на курганах
Сторожевые казаки.
Туманы — штыки — переклички сторожевых казаков.
Три мазка. И — ничего больше. Но зато — три очень точ-
ных мазка. Пушкин, хоть и был современником романти-
282________
Александр Пушкин
ков, отличался страстью к точности и правдоподобию.
Критик из «Вестника Европы» упрекает Пушкина, что
путник у него вкушает сон
Под влажной буркой, в сакле дымной.
Мол, отчего бы ему эту самую бурку не снять да не про-
сушить! Эта ремарка привела Пушкина в раздражение. По
этому поводу он пишет Вяземскому 14 октября 1823 г.:
«Под влажной буркой. Бурка не промокает и влажна толь-
ко сверху, следственно, можно спать под нею, когда нечем
иным накрыться — а сушить нет надобности».
Досталось и строкам:
Не много радостных ночей
Судьба на долю ей (черкешенке) послала.
Цензура, оскорбленная намеком на ночные любовные
приключения, потребовала заменить в стихах время суток:
Не много радостных ей дней
Судьба на долю ей послала.
Пушкин в ярости:
«Зарезала меня цензура! Я не властен сказать, я не
должен сказать, я не смею сказать ей дней в конце стиха.
Ночей, ночей — ради Христа, ночей Судьба на долю ей
послала. То ли дело. Ночей, ибо днем она с ним не виде-
лась — смотри поэму. 14 чем же ночь неблагопристойнее
дня? Которые из 24 часов именно противны духу нашей
цензуры?»
В другом письме к Вяземскому, от 6 февраля 1823 года,
Пушкин защищает «правдоподобие» своего сочинения:
«Еще слово об «Кавказском пленнике». Ты говоришь, ду-
ша моя, что он сукин сын за то, что не горюет о черке-
шенке, но что говорить ему — все понял он выражает
все; мысль об ней должна была овладеть его душою и со-
единиться со всеми его мыслями — это разумеется —
иначе быть нельзя; не надобно все высказывать — это
есть тайна занимательности, .другим досадно, что плен-
ник не кинулся в реку вытаскивать мою черкешенку —
_______283
Анри Труайя
да, сунься-ка; я плавал в кавказских реках, — тут уто-
нешь сам, а ни черта не сыщешь; мой пленник умный че-
ловек, рассудительный, он не влюблен в черкешенку — он
прав, что не утопился».
Эпилог поэмы (датированный 15 мая 1821 года) при-
вел в негодование Вяземского, так как Пушкин славил в
нем боевые деяния генералов Котляревского и Ермолова:
О Котляревский, бич Кавказа!
Куда ни мчался ты грозой —
Твой ход, как черная зараза,
Губил, ничтожил племена...
Ты днесь покинул саблю мести.
...Вкушаешь праздный ты покой
И тишину домашних долов...
Но се — Восток подъемлет вой.-
Поникни снежною главой,
Смирись, Кавказ: идет Ермолов!
«Пушкин окровавил последние стихи своей повести, —
пишет он Тургеневу (27 сентября 1822 года). — Что за ге-
рой Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, как
черная зараза, губил, уничтожал племена... От такой славы
кровь стынет в жилах и волосы дыбом становятся. Если бы
мы просвещали племена, то было бы что воспеть. Поэзия
не союзница палачей... гимны поэта не должны быть нико-
гда славословием резни. Мне досадно за Пушкина...»
В действительности Пушкин разделялся между желани-
ем воспеть русские победы и сетованием на безжалостное
преследование и истребление черкесов в их родных горах.
Сомнения и колебания, которые он испытывал в своем
сознании, сочиняя поэму, зафиксированы на страницах
черновиков. Желая остаться нейтральным, он кончил вос-
певанием и мятежных черкесов — гордых сыновей Свобо-
ды — и мужества русских вождей и солдат.
«Кавказский пленник» стяжал не меньший, если не
больший успех, чем «Руслан и Людмила». Хотя цензура со-
чла за благо запретить помещение портрета Пушкина в
284________
Александр Пушкин
издании его новой поэмы1, его образ, голос и мысли про-
никли в сердца всей русской образованной молодежи.
И даже критика уже не дерзала слишком сурово атако-
вать его. Вот что писал, например, П. Плетнев в «Соревно-
вателе просвещения» (1822, номер 10):
«Местные описания в «Кавказском пленнике» реши-
тельно можно назвать совершенством поэзии. Повествова-
ние может лучше обдумать стихотворец и с меньшими да-
рованиями против Пушкина; но его описания кавказского
края навсегда останутся первыми, единственными. На них
остался удивительный отпечаток видимой истины, понят-
ной, так сказать, осязаемости мест, людей, их жизни и их
занятий, чем мы не слишком богаты в нашей поэзии.
...Описания в «Кавказском пленнике» превосходны не
только по совершенству стихов, но потому особенно, что
подобных им нельзя составить, не видав собственными
глазами картин природы. Сверх того, сколько смелости в
начертании оных, сколько искусства в отделке! Краски и
тени, т. е. слова и расстановка их, переменяются, смотря
по различию предметов. Стихотворец то отважен, то ги-
бок, подобно разнообразной природе этого дикого Азиат-
ского края...»
В 1823 году на сцене Большого каменного театра в
Санкт-Петербурге был поставлен балет «Кавказский плен-
ник» со знаменитой балериной Авдотьей Истоминой в
партии Черкешенки.
Но Пушкин, удаленный от столицы за две тысячи верст,
мог узнать о своем триумфе только из писем друзей и со-
общений случайных путешественников. 1
1 На странице 49-й издания, представленного в Цензуру, содержа-
лась ремарка, рьяно вычеркнутая чиновничьей рукой: К сему изданию
приложен портрет автора, в молодости с него рисованный, и весьма
похожий. Издатели сей повести говорят: «Думаем, что приятно сохра-
нить юные черты поэта, которого первые произведения ознаменованы
даром необыкновенным!» (Прим. А. Труайя.)
_______285
Анри Труайя______
Глава 3
КИШИНЕВ
В марте 1821 года Пушкин покидает своих каменских
друзей и направляется в проклятый город Кишинев, где
теперь разместились учреждения генерала Инзова.
Кишинев был в ту пору городишком азиатским, убогим,
с кривыми немощеными улицами. Современник Пушкина
Ф.Н.Лугинин, командированный сюда из Москвы для про-
ведения военно-топографической съемки, оставил также и
словесный портрет этого места и его обитателей, 17 мая
1822 года он записывает в своем дневнике:
«Ввечеру был в саду, где ходит несколько офицеров,
молдаваны в высоких круглых шапках (самые богатые и
знатные); другие не так высоких шапках, но все вроде по-
повских ряс, полукафтанов разного цвета, снизу коих есть
еще узкий кафтан, юбка и панталоны. Дамы одеваются по-
европейски; здесь много греков, сербов, арнаутов, коих
одеяние очень красиво. Турков очень <Ъ> мало, есть сер-
бы. Экипажей в городе видно очень много, все коляски и
кареты. Город велик, но выстроен нехорошо. Улицы тесны,
переулков тьма, домов каменных очень мало, деревянных
также, все мазанки по причине недостатку леса. Домы
очень малы и тесны».
В записи от 5 июня того же года Лугинин добавляет но-
вые штрихи к портрету края: «Бессарабия и Молдавия
ужасно плодородны — жители свободны, отчего здесь про-
пасть русских, бежавших от господ». И на следующий
день — снова: «Город не хорош, строение скверное». Но
нас интересует не столько это суждение, так сказать, уста-
ми профессионала, сколько картина кишиневской много-
голосицы и пестроты — многоликая, чрезвычайно разно-
шерстная публика кишела на улицах, заполняла собою ко-
фейни. Круглые тюбетейки соседствовали с красными
фесками, тюрбаны — с цилиндрами гражданских чинов-
286_______
Александр Пушкин
ников и заносчивыми, увенчанными перьями треуголками
военных. Молдаванин и русский, грек и еврей, турок и ар-
мянин — все диалекты, любые наречия представлены
здесь, в Кишиневе; в низеньких залах злачных заведений,
где, скрестив ноги, сидели и курили трубки почтенные
старцы с отстраненным взглядом, жалобно скрежетали
скрипки; порою бычья упряжка загораживала путь эле-
гантному венскому экипажу; а в зале casino, неистово гре-
мя медными тарелками, военный оркестр репетировал
вальсы, кадрили и мазурки, которые собирался исполнять
на завтрашнем балу.
Прибыв к месту назначения, Пушкин тут же направил-
ся к генералу Инзову. Тот принял его как родного сына.
Стесненный в средствах Пушкин поселился в доме Инзо-
ва — красивом, просторном и чистом, окруженном садом,
виноградниками и птичниками. Инзов так любил ботани-
ку, что даже велел расписать наружные стены дома изо-
бражениями редких растений. Пушкин занимал две ком-
наты на первом этаже; в одной поселился он сам, в другой,
прихожей, помещался его верный Никита Козлов. Забран-
ные железными решетками окна выходили в парк. Понизу
протекала река Бык. «Стол у окна, диван, несколько стуль-
ев, разбросанные бумаги и книги, голубые стены, облеп-
ленные восковыми пулями, следы упражнений в стрельбе
из пистолета», — так описывал комнату Пушкина в Ки-
шиневе знаменитый пушкинист П.И. Бартенев. Пушкин
жил у Инзова, столовался у Инзова, находился в админист-
ративной зависимости от Инзова — и, однако, не столько
ему приходилось повиноваться приказам генерала, сколь-
ко тому приходилось подлаживаться под чудачества Пуш-
кина. Этот бравый муж с бульдожьей головой почитал
Пушкина индивидом особенной стати, требующим бе-
режного обращения. Он восхищался этим гениальным ша-
лопаем, любил его и посмеивался украдкою надо всеми его
экстравагантностями.
В апреле 1821 года граф Каподистрия пишет Инзову:
_______287
Анри Труайя________
«Несколько времени тому назад отправлен был к в.
превосходительству молодой Пушкин. Не имея никаких
известий о его службе и поведении, желательно, особливо
в нынешних обстоятельствах, узнать искреннее сужде-
ние ваше, милостивый государь мой, о сем юноше. Пови-
нуется ли он теперь внушению от природы доброго серд-
ца или порывам необузданного и вредного воображения.
14/26 апреля 1821. Из Лайбаха (Любляны) в Кишинев».
На что незамедлительно следует такой ответ.
«Пушкин, живя в одном со мной доме, ведет себя хоро-
шо и при настоящих смутных обстоятельствах не ока-
зывает никакого участия в сих делах1. Я занял его перево-
дом на российский язык составленных по-французски
молдавских законов и тем, равно другими упражнениями
по службе, отнимаю способы к праздности. Он, побужда-
ясь тем же духом, коим исполнены все парнасские жите-
ли, к ревностному подражанию некоторым писателям!', в
разговорах своих со мною обнаруживает иногда пиитиче-
ские мысли. Но я уверен, что лета и время образумят его
в сем случае и опытом заставят признать неоснова-
тельность умозаключений, посеянных чтением вредных
сочинений и принятыми правилами нынешнего столе-
тия.
И. Н. Инзов — И. А. Каподистрии.
28 апреля 1821. Из Кишинева в Лайбах (Любляну)».
Был, однако, в кишиневской жизни Пушкина затрудни-
тельный момент, вот какой: в Петербурге ему начислялись
хоть те жалкие 700 рублей ассигнациями, которые были
положены по выходе из Лицея. В Кишиневе у него какое-
то время не было даже этого, и к тому же родители поэта
совершенно забыли сына, не оказывая тому никакой мате-
риальной помощи. А посему, несмотря на все участие ге-
нерала Инзова, у Пушкина порою не было хоть сколько- 1 2
1 Имеется в виду восстание в Греции. (Прим. А. Труайя.)
2 Инзов, безусловно, намекает на Байрона. (Прим. А. Труайя.)
288________
Александр Пушкин
нибудь пристойной одежды, чтобы показаться на людях.
Исходя из всего вышеизложенного, Инзов считает своим
долгом запросить Каподистрию, чтобы Пушкину и в Ки-
шинев перечисляли то же жалованье, которое он имел в
Петербурге. Но даже этих 700 рублей было явно недоста-
точно, чтобы поэт мог поддерживать свое положение в об-
ществе. Это было, надо сказать, весьма странное общество.
Два клана — русские и молдаване. Все — или почти все —
русские были революционно настроенными офицерами.
Среди них были Орлов и Охотников, с которыми Пушкин
познакомился в Каменке; Пестель, grand maitre Южного
общества и член «Союза благоденствия», самый убежден-
ный заговорщик, самый целостный и самый красный ре-
волюционер во всей России; Вельтман — сочинитель
скверных стихов; В.П. Горчаков — прелестный юноша, не
более того; генерал Дмитрий Болотовский — участник за-
говора против Павла I; и, наконец, подполковник Иван
Липранди, который в 1820 году стремился влиться в ряды
итальянской народной армии, за что был вовсе уволен с
военной службы. Оный Липранди был окружен ореолом
загадочности. Не имея твердых источников дохода, он тем
не менее жил на широкую ногу и даже устраивал дорого-
стоящие приемы. Он обожал празднества, но наводил на
общество тоску. За словом в карман не лез, но всегда стре-
мился примирить слишком уж распалившихся товарищей.
Как пишет все тот же В. Горчаков, невозможно было, что-
бы оригинальность этой персоны не привлекла Пушкина.
В его манерах, поступках, речах, в образе жизни было что-
то поэтичное — не говоря уже о его колком мышлении и
богатстве знаний. Да и сам Пушкин писал о нем так:
«Он мне добрый приятель и (верная порука за честь и
ум) не любим нашим правительством и в свою очередь
не любит его»1. 1
1 Письмо к Вяземскому от 2 января 1822 г. Отметим, что вышена-
званный Липранди, «не любивший правительство», закончил свою
карьеру агентом секретной службы. (Прим. А. Труайя.)
________289
Анри Труайя________
От Санкт-Петербурга к Каменке, от Каменки к Киши-
неву Пушкин находил все тот же климат демагогических
диспутов и конспирации. 9 апреля 1821 года поэт помеча-
ет в своем дневнике:
«Утро провел с Пестелем, умный человек во всем
смысле этого слова. «Моп coeur est materialiste, — говорит
он, — mais та raison s'у refuse»1. Мы с ним имели разговор
метафизический, политический, нравственный и проч.
Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю...»
Приезд Пушкина в Кишинев совпал с началом грече-
ского восстания. В марте 1821 г. Александр Ипсиланти пе-
решел Прут и бросил из Ясс призыв к восстанию против
турецкого владычества: «Эллины, пробил час! Пора отом-
стить за нашу веру и нашу родину!» С гор спустились от-
ряды и атаковали турок длинными кремневыми ружьями
и саблями. Да, конечно, героям было не занимать мужест-
ва, да только действовали они беспорядочно, даже как-то
по-детски. Новости о революционном движении на юге
переполняли страстью кишиневцев — и русских, и молда-
ван. Еще бы: пожар разгорелся так близко! И дело было
так благородно! А как поднимали воспоминания о деяни-
ях древних эллинов престиж этих героев с тяжелыми уса-
ми и руками, черными от пороха!
«На каждом шагу загорался разговор о делах грече-
ских, — писал А.Ф. Вельтман, — участие было необыкно-
венное. Новости разлетались, как электрическая искра, по
всему греческому миру Кишинева. Чалмы князей и кочулы
бояр разъезжали в венских колясках из дома в дом, с пись-
мами, полученными из-за границы. Можно было выдумать
какую угодно нелепость о победах греков и пустить в ход;
всему верили, все служило пищей для толков и преувели-
чений».
Сербы, румыны, албанцы, болгары, греки — при сопро-
вождавших их дамах известного поведения, портативных 1
1 Сердцем я материалист, но мой разум этому противится {фр.).
290________
Александр Пушкин
шкатулках с драгоценностями и портативном же патрио-
тизме — заполняли собою город. Пушкин терял голову от
восторга и нетерпения. Борьба за свободу, о которой он
так часто вел речь с офицерами-заговорщиками в Санкт-
Петербурге и в Каменке, неожиданно обретала плоть на
границах империи. Значит, правда, что народ может при-
бегнуть к оружию, чтобы завоевать себе независимость?
Значит, правда, что заговоры, прокламации и всякого рода
союзы способны побуждать к настоящим бунтам? Но что
собирается делать Россия? Возможно ли, чтобы христиан-
нейший из царей бросил на произвол судьбы своих грече-
ских православных братьев ради славы турецкого ятагана?
Вот что писал поэт Александру Раевскому1:
«Уведомляю тебя о происшествиях, которые будут
иметь следствия, важные не только для нашего края, но
и для всей Европы»1.
«Греция восстала и провозгласила свою свободу...
21 февраля генерал князь Александр Ипсиланти с дву-
мя из своих братьев и с князем Георгием Кантакузе-
ном — прибыл в Яссы из Кишинева, где оставил он мать,
сестер и двух братий. Он был встречен тремястами ар-
наутов, князем Суццо и русским консулом и тотчас при-
нял начальство города. Там издал он прокламации, кото-
рые быстро разлилися повсюду, — в них сказано, что Фе-
никс Греции воскреснет из своего пепла, что час гибели
для Турции настал и проч., и что Великая держава
одобряет подвиг великодушный! Греки стали стекать-
ся толпами под его трое знамен, из которых одно трех-
цветно, на другом развевается крест, обвитый лаврами,
с текстом сим знаменем победиши, на третьем изо-
бражен возрождающийся Феникс...
Восторг умов дошел до высочайшей степени, все мыс- 1 2
1 Так у Труайя; источник, откуда нами взято это письмо, предпола-
гает адресатом В.Л. Давыдова. (Прим, пер.)
2 У Труайя добавлено в скобках: «И, в частности, для России».
_________291
Анри Труайя
ли устремлены к одному предмету — к независимости
древнего отечества. В Одессах я уже не застал любопыт-
ного зрелища: в лавках, на улицах, в трактире — везде
собирались толпы греков, все продавали за ничто имуще-
ство, покупали сабли, ружья, пистолеты, все говорили об
Леониде, об Фемистокле, все шли в войско счастливца
Ипсиланти».
И далее:
«Странная картина! Два великих народа1, давно пад-
ших в презрительное ничтожество, в одно время восста-
ют из праха — и, возобновленные, являются на полити-
ческом поприще мира. Первый шаг Александра Ипсилан-
ти прекрасен и блистателен. Он счастливо начал — и,
мертвый или победитель, отныне он принадлежит ис-
тории.
Важный вопрос: что станет делать Россия; займем ли
мы Молдавию и Валахию под видом миролюбивых по-
средников; перейдем ли мы за Дунай союзниками греков и
врагами их врагов? Во всяком случае, буду уведомлять.
Пушкин — В.Л. Давыдову (?)
Первая половина марта 1821 (?)
Из Кишинева в Каменку».
2 апреля 1821 года Пушкин помечает в своем киши-
невском дневнике:
«Вечер провел у Н. G.1 * 2 — прелестная гречанка. Говорили
об А. Ипсиланти, между пятью греками я один говорил
как грек: все отчаивались в успехе приятия этерии. Я твер-
до уверен, что Греция восторжествует».
1 Италия и Греция. (Прим. А. Труайя.)
1 Неустановленное лицо: высказывались предположения, что име-
ется в виду Елена Гартинг, упомянутая Пушкиным в записи от 31 мар-
та 1821 г.; но Елена Гартинг (урожденная Стурдза) не была гречанкой,
а принадлежала к старинному молдавскому роду; К.К.Данзас уверял,
что в ее доме жила гречанка, воспетая Пушкиным. (Прим, пер.)
292________
Александр Пушкин
7 мая один молодой француз уезжал из Кишинева, что-
бы вступить в греческую армию. Пушкин передал ему
письмо в адрес Ипсиланти. Экзальтация, вызванная проис-
ходящими событиями, настолько овладела им, что он даже
мечтает о бегстве из России, чтобы влиться в ряды грече-
ских повстанцев. 24 марта 1821 года он пишет Гнедичу:
«Не скоро увижу я вас; здешние обстоятельства пахнут
долгой, долгою разлукой!»
И даже сочиняет стихотворение «Война», в котором
прославляет собственное желание сражаться:
ВойнаЬ Подъяты наконец,
Шумят знамена бранной чести!
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец-
-Покой бежит меня; нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела-
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая еще не закипела?
29 ноября 1821г.
В августе 1821 года, еще храня надежду, что Россия всту-
пит в войну на стороне Греции, Пушкин пишет С.И. Тур-
геневу: «„.если есть надежда на войну, ради Христа, оставь-
те меня в Бессарабии-»
Жажда быть посвященным переполняла его настолько,
что в том же году он вступает в масонскую ложу «Овидий
№ 25». Там он с увлечением участвует в политических дис-
куссиях и прожектах европейских потрясений. Ему ка-
жется, что он развивает бурную деятельность. В действи-
тельности он только теряет время.
* * *
В один прекрасный день генерал Инзов получает письмо
из Петербурга, от начальника Главного штаба, кн. ПМ Вол-
конского. Автор предписывал Инзову «касательно дея-
тельности г-на Пушкина... донести его императорскому
величеству, в чем состоят и состояли его занятия со вре-
________293
Анри Труайя
мени определения его к вам, как он вел себя, и почему не
обратили вы внимания на занятия его по масонским ло-
жам? Повторяется вновь вашему превосходительству
иметь за поведением и деяниями его самый ближайший и
строгий надзор. 19 ноября 1821. Из Петербурга в Киши-
нев».
На это Инзов ответил:
«Г. Пушкин, состоящий при мне, ведет себя изрядно.
Я занимаю его письменною корреспонденциею на фран-
цузском языке и переводами с русского на французский,
ибо, по малой его опытности в делах, не могу доверять
ему иных бумаг; относительно же занятия его по масон-
ской ложе, то по неоткрытию таковой1, не может быть
оным, хотя бы и желание его к тому было. Впрочем, об-
ращение с людьми иных свойств, мыслей и правил, чем
те, коими молодость руководствуется, нередко произво-
дит ту счастливую перемену, что наконец почувствуют
необходимость себя переиначить. Когда бы благодатное
сие чувствование возбудилось ив г. Пушкине, то послужи-
ло бы ему в истинную пользу.
1 декабря 1821 г.»
Полиция не спускала с Пушкина глаз. До Санкт-Петер-
бурга дошло, что Пушкин «ругает публично и даже в ко-
фейных домах не только военное начальство, но даже и
правительство»1 2. Что правда, то правда — Пушкин бранит
весь свет. Недоволен всем светом. Теперь он хочет, чтобы
Россия н е приходила на помощь грекам, а от греков —
чтобы они оказались не достойными поддержки. Их
1 «Кишиневские масоны действовали довольно открыто... При та-
кой откровенности вряд ли можно было в небольшом Кишиневе
скрыть масонскую ложу «Овидий» от внимания властей. Инзов, как и
большинство мартинистов, вероятно, и сам был масоном, и, может
быть, просто не хотел выдавать своих «братьев-каменщиков» / А. Тыр-
кова-Вильямс. Цит. соч. Т. 1. С. 290—291.
2 «Вероятно, что это так и было. До вступления Николая I на пре-
стол все, кому было не лень, открыто, без стеснения, критиковали и
бранили правительство» / А. Тыркова-Вильямс. Цит. соч. Т. 1. С. 355.
294________
Александр Пушкин
авантюра слишком хороша для людей XIX столетия. Очень
быстро появились и грязные компроматы, и ревность, и
предательства, и бессмысленные жестокости. Между двумя
вождями — Владимиреско и Ипсиланти — возникли раз-
ногласия. Владимиреско представлял румынскую демокра-
тическую тенденцию, а Ипсиланти рассчитывал разбить
турок лишь затем, чтобы учредить национальное буржуаз-
ное правительство. Благородная идея независимости отхо-
дит на второй план. Война — всего лишь повод для грабе-
жей. Нападения на города, безжалостные пытки пленников.
Турки увечили мужчин, продавали девушек, поджаривали
на вертеле младенцев, завязывали женщин в мешки с ого-
лодавшими кошками, крысами и гадюками. Не отставали
от противника и греки, подчистую вырезавшие оттоман-
ское население, щадя только богачей, с которых можно
было взять выкуп. Эти варвары, бесчестившие дело, за ко-
торое боролись, казались Пушкину все более омерзитель-
ными и тошнотворными. В 1823 году он пишет Н.А. Раев-
скому (оригинал по-французски):
«Константинопольские нищие, карманные воришки
(coupeurs des bourses), бродяги без смелости, которые не
могли выдержать первого огня даже плохих турецких
стрелков — вот что они. Они составили бы забавный
отряд в армии графа Витгенштейна. Что касается до
офицеров, то они еще хуже солдат. Мы видели этих но-
вых Леонидов на улицах Одессы и Кишинева, со многими
из них были лично знакомы, и свидетельствуем теперь о
их полном ничтожестве: ни малейшей идеи о военном
искусстве, понятия о чести, никакого энтузиазма. Они
отыскали средство быть пошлыми в то самое время, ко-
гда рассказы их должны были бы интересовать каждого
европейца. Французы и русские, которые здесь живут, не
скрывают презрения к ним, вполне ими заслуженного; да
они все и переносят, даже палочные удары, с хладнокро-
вием, достойным Фемистокла. Я не варвар й не апостол
Корана, дело Треции меня живо трогает: вот почему я и
_______295
Анри Труайя________
негодую, видя, что на долю этих несчастных (miseraHes)
выпала священная обязанность быть защитниками сво-
боды».
Письмо князю Вяземскому, отправленное в июне 1824
года, дышит еще большим гневом:
«...Греция мне огадила. О судьбе греков позволено рассу-
ждать, как о судьбе моих братьев негров, можно тем и
другим желать освобождения от рабства нестерпимого.
Но чтобы все просвещенные европейские народы бредили
Грецией — это непростительное ребячество. Иезуиты
натолковали нам о Фемистокле и Перикле, а мы вообра-
зили, что пакостный народ, состоящий из разбойников и
лавочников, есть законнорожденный их потомок и на-
следник их школьной славы...»
Провал греческой революции продиктовал Пушкину
такие строки:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Какой же нанесен урон теории и практике либерализ-
ма! Какую карикатуру на борьбу за независимость являют
собою эти бандитские стычки под голубым небом Греции!
Во что теперь верить? И кому верить?
Разочаровавшись в политике, Пушкин расходовал свою
неуемную энергию на ухлестывание за женщинами, скан-
далы с местными обывателями и провокации дуэлей на
каждом кишиневском перекрестке. Как и в Санкт-Петер-
бурге, его моральный разброд выражается во всплеске ша-
лостей.
Жизнь в Кишиневе текла уныло. От службы у Инзова
поэту никакого проку. До Санкт-Петербурга далеко. Поч-
та неспешна. Все это раздражало поэта до крайности. Раз
за разом умоляет он своих друзей посодействовать тому,
296________
Александр Пушкин
чтобы о нем вспомнили в Петербурге, но от письма к пись-
му его надежды гаснут.
«Радость моя, хочется мне с вами увидеться; мне в
Петербурге дела есть. Не знаю, буду ли к вам, а постара-
юсь, — пишет он брату Левушке 21 июля 1822 года. —
Я карабкаюсь и, может быть, явлюсь у вас. Но не прежде
будущего года быть мне на месте; Жуковскому я писал,
он мне не отвечает; министру я писал — они в ус не ду-
ет. О други, Августу' мольбы мои несите!» (Ему же, 6 ок-
тября того же года.) «Мне никто ничего не пишет. Москва,
Петербург и Арзамас совершенно забыли меня» (П.А. Вя-
земскому, 5 апреля 1823 г.).
Он сравнивает себя с Овидием, изгнанным из Рима, с
пленником, который наблюдает из окна своей темницы
свободный и мощный полет орлов.
Он убежден, что и друзья оставили его.
«...До моей пустыни не доходит ни один дружний го-
лос — ...друзья мои, как нарочно, решились оправдать
элегическую мою мизантропию — и это состояние не-
сносно» (брату Левушке, 24 января 1822 г.). А вот строки,
адресованные Якову Николаевичу Толстому: «Как знать?
Может быть, к новому году мы свидимся, и тогда дело
пойдет на лад. Покамест прими мои сердечные благода-
ренья: ты один из всех моих товарищей... вспомнил обо
мне, кстати или некстати, два года и шесть месяцев ни-
кто ни строки, ни слова» (26 сентября того же года).
«Дельвиг мне с год уж ничего не пишет. Попеняйте ему и
обнимите его за меня» (А.А. Бестужеву, 13 июня 1823 г.).
Но если б дело было только в изоляции! Как донимает
безденежье!
«Отцу пришла в голову блестящая мысль — прислать
мне одежду, напомни ему от меня об этом», — пишет
поэт брату Левушке 4 сентября 1822 г. (оригинал фразы
по-французски). Да, напоминать было не лишне: родители
1 Т. е. августейшей особе — Александру I. (Прйм. пер.)
_______________________________________________________297
Анри Труайя________
не присылали опальному сыну или вовсе ничего, или почти
ничего.
Жалованье в 700 рублей ассигнациями1.
Каждое утро Пушкин подолгу полеживал на постели в
комнате, которую занимал в доме Инзова, и постреливал
из пистолета пульками из хлебного мякиша. Весь потолок
был изрисован узорами от этих упражнений. Но вот при-
ходит с визитом друг; Пушкин сует ему в руку рапиру и
говорит: «Защищайтесь!» В летнюю пору расхаживает по
комнате совершенно голый, сочиняя или декламируя сти- 1
1 Один рубль ассигнациями равнялся примерно 27 с половиной
копейкам серебром (Прим, пер.) — сущие копейки. «Кавказский плен-
ник» дал всего 500. Стремясь замаскировать свою нужду, он прибегает
к эксцентричностям не самого лучшего пошиба. Мемуаристы оста-
вили нам образ неповторимой фигуры Пушкина, облаченного то в
молдавский, то в еврейский, то в турецкий, то в цыганский костюмы, с
18-фунтовой палицей в руках и с пистолетами за поясом. Таким вспо-
минала Пушкина супруга учителя кишиневской семинарии Пелагея
Дыдицкая:
«Пушкин был еще совсем молод. Был он не то что черный, а
так — смуглый, загоревший. Был добрый, хороших правил, а только
шалун. Я бывало говорю ему: «Вы настоящее дитя!» А он меня называл
розою в шиповнике. Бывало, говорю ему: вы будете ревнивы. А он: «нет,
никогда, никогда!» Говорит нам бывало стихи экспромтом. Тут в город-
ском саду бывало гулянье, но только до 4 часов, а вечером гулять было
не принято, не так как теперь — гуляют и ночью. Бывало и Пушкин
тут часто гуляет. Но всякий раз он переодевался в разные костюмы.
Вот уже смотришь — Пушкин серб или молдован, а одежду ему
давали знакомые дамы. Издали нельзя и узнать, встретишь — спраши-
ваешь: что это с вами, Александр Сергеевич? — «А вот я уже молдо-
ван». А они — молдованы — тогда рясы носили. В другой раз смотришь
уже Пушкин турок, уже Пушкин жид, так и разговаривает, как
жид. А когда же гуляет в обыкновенном виде, в шинели, то уже непре-
менно одна пола на плече, а другая тянется по земле, это он называл:
по-генеральски. В Митрополию также часто призжал с Инзовым
на богослужение. Инзов станет впереди — возле клироса, а Пушкин
сзади, чтоб Инзов не видел его. А он станет бывало на колена, бьет по-
клоны — а между Тем делает гримасы знакомым дамам, улыбается или
машет пальцем возле носа, как будто за что-нибудь журит или предос-
терегает».
298________
Александр Пушкин
хи до одурения. И горе тому, кто его побеспокоит! По но-
чам режется в карты, пьет и ведет диспуты со знакомыми
офицерами. Рассказывают, что как-то вечером, увидев в ка-
ком-то кишиневском магазине прелестную барышню, он
въехал в это заведение прямо на коне. Рассказывают так-
же, что он ради забавы обучил любимого попугая Инзова
молдавским ругательствам, и оное пернатое повторило их
в пасхальный день в адрес носа и бороды духовного лица.
А еще рассказывают, что, поссорившись с местным чинов-
ником Иваном Лановым, Пушкин, спешно сорвав с себя
сапоги, попал несчастному сапогом прямо в лицо. Другой
обмен любезностями между Пушкиным и все тем же Ла-
новым произошел в конце января 1822 года за обедом у
Инзова.
— Вы молокосос, — сказал Ланов, — у вас еще молоко
на губах не обсохло.
— А вы виносос, — парировал Пушкин.
В последний момент дуэли удалось избежать.
Дуэли и картежные сражения — вот два пути преодо-
ления ничтожества существования, и Пушкин, конечно,
рад всякому случаю попытать шанс. Трудно сказать, сколь-
ко раз затевались у Пушкина в Кишиневе дуэли. Может,
десяток, а может, и больше. Началась дуэльная эпопея
Пушкина в этом городе в конце октября 1820 года с вызова
на поединок сразу двух полковников — Ф.Ф. Орлова, брата
генерала М.Ф. Орлова, и А.П. Алексеева. Орлов — грозный
колосс с ампутированной вследствие боевого ранения но-
гой, Алексеев, Пушкин и Липранди играли на бильярде в
бильярдной Гольды после изрядного количества жженки.
Пушкин, которому алкоголь ударил в голову, развеселился,
принялся расталкивать играющих, мешая им сосредото-
читься для решающих ударов. Выведенный из себя Орлов
назвал Пушкина ш к о л ь н и к о м, а Алексеев добавил, что
школьников «проучивают»... Теперь уже вышел из себя
Пушкин — обрушив на обидчиков поток нелестных слов,
он смешал шары на столе и вызвал обоих на дуэль. «Я при-
гласил Пушкина ночевать к себе, — вспоминает Липран-
_______299
Анри Труайя
ди. — Дорогой он уж опомнился и начал бранить себя за
свою арабскую кровь, и когда я ему представил, что глав-
ное в этом деле то, что причина не совсем хорошая и что
надо как-нибудь замять. «Ни за что! — произнес он, оста-
новившись. — Я докажу им, что я не школьник!» — «Оно
все так, — отвечал я ему, — но все-таки будут знать, что
всему виной жженка, а притом я нахожу, что и бой не
ровный». — «Как не ровный?» — опять остановившись,
спросил он меня. Чтобы скорей разрешить его недоумение
и затронуть его самолюбие, я присовокупил: «Не ровный
потому, что, может быть, из тысячи полковников двумя
меньше, да еще и каких, ничего не значит, а вы двадцати
двух лет уже известны», — и т. п. Он молчал. Подходя уже
к дому, он произнес: «Скверно, гадко; да как же кон-
чить?» — «Очень легко, — сказал я, — вы первый начали
смешивать их игру; они вам что-то сказали, а вы им вдвое,
и наконец, не они, а вы их вызвали. Следовательно, если
они придут не с тем, чтобы становиться к барьеру, а с
предложением помириться, то ведь честь ваша не постра-
дает». В итоге вместо дуэли состоялся дружеский ужин.
Несколько месяцев спустя, в июне 1821 года, у Пушки-
на случается конфликт с малознакомым французом, быв-
шим офицером по фамилии Дегильи. Историю эту можно
проследить по кишиневской тетради Пушкина. Вот на
листе нарисован пистолет, знакомый сигнал решенной ду-
эли. Затем видим мы саблю. Очевидно, секундант прино-
сит весть, что противник выбирает оружием саблю. Хотя
на саблях Пушкин никогда не сражался, — он не возражает.
В рукописи появляется рисунок: сабля. Нужно быть го-
товым к любому финалу...
Дегильи уклоняется от дуэли совсем.
Пушкин посылает ему презрительное письмо:
«К сведению г-на Дегильи, бывшего французского офи-
цера.
Недостаточно быть трусом, нужно еще быть им в
открытую.
Накануне паршивой дуэли на саблях не пишут на гла-
300_______
--------Александр Пушкин
зах у жены слезных посланий и завещания; не сочиняют
нелепейших сказок для городских властей, чтобы избе-
жать царапины; не ставят дважды в неловкое положение
ни своего секунданта, ни генерала, который удостоивает
чести принимать в своем доме невежу.
Все то, что случилось, я предвидел заранее и жалею,
что не побился об заклад.
Теперь все кончено, но берегитесь.
Примите уверение в чувствах, какие вы заслуживаете.
Пушкин. 6 июня 1821 г.»
Заметьте еще, что теперь я сумею в случае надобно-
сти пустить в ход свои права русского дворянина, так
как вы ничего не понимаете в праве оружия». (Оригинал
по-французски.)
Но и такого издевательского письма оказалось недоста-
точно, чтобы утолить гнев Пушкина. Он весь кипит! Пыта-
ясь успокоиться, хватает тетрадь и рисует, среди чернови-
ков удивительных стихов, карикатуру: в комнате со стулом
и кошкой на окне в одной рубашке стоит дрожащий муж-
чина с перепуганным лицом и стоящими дыбом волосами.
Подпись под рисунком, сделанная по-французски, гласит:
«Моя жена!. Мои штаны!., и моя дуэль!., о, право, пусть она
выпутывается как ей будет угодно, потому что она носит
штаны...»
Дуэль, где в полной мере проявились бойцовские ка-
чества самого Пушкина, состоялась чуть позже в том же
году1.
П.И. Бартенев так описал этот поединок:
«Играли обыкновенно в штос, в экарте, но всего чаще в
банк. Однажды Пушкину случилось играть с одним из
братьев 3[убовых], офицером генерального штаба. Он заме-
чай у Труайя, а также в книге В.Ф. Миронова «Все дуэли Пушки-
на» (М., 1999). Однако «Летопись жизни и творчества^.» в четырех то-
мах (Т. 1. М., 1999. С. 314—315) относит ее к маю-июню 1823 г.
(Прим. пер.)
_________301
Анри Труайя________
тал, что 3[убов] играет наверное1, и, проиграв ему, по окон-
чании игры, очень равнодушно и со смехом стал говорить
другим участникам игры, что ведь нельзя же платить тако-
го рода проигрыши. Слова эти, конечно, разнеслись, вышло
объяснение, и 3[убов] вызвал Пушкина драться... Против-
ники отправились на так называемую малину, виноград-
ник за Кишиневом. Пушкина не легко было испугать; он
был храбр от природы и старался воспитывать в себе это
чувство... По свидетельству многих, в том числе В.П. Горча-
кова, бывшего тогда в Кишиневе, на поединок с 3[убовым]
Пушкин явился с черешнями и завтракал ими, пока тот
стрелял. Но 3[убов]... стрелял первый и не попал. «Доволь-
ны вы?» — спросил его Пушкин, которому пришел черед
стрелять. Вместо того чтобы требовать выстрела, 3[убов]
бросился с объятиями. «Это лишнее», — заметил ему
Пушкин и не стреляя удалился».
Пушкин вспомнит об этом эпизоде, сочиняя в 1830 го-
ду повесть «Выстрел». Герой повести, как когда-то и сам
автор, уплетает черешни под дулом пистолета и отказыва-
ется стрелять после того, как его противник получил удов-
летворение.
В январе 1822 года — новая ссора и новая дуэль. На сей
раз с командиром Егерского полка С.Н. Старовым. Завяза-
лась заварушка в кишиневском казино, где собиралось
все местное космополитическое высшее общество. Здесь
можно было встретить и дам в шикарных туалетах, выпи-
санных из Вены, и мужчин в тюрбанах или высоких мол-
давских шапочках. Здесь устраивались танцы. А Пушкин
обожал танцы. Как вспоминает кишиневский приятель
Пушкина В.П. Горчаков, порядком танцев распоряжались
по принципу: «Кто раньше встал, палку взял, тот и кап-
рал».
«На одном из подобных вечеров в Казино Пушкин ус-
ловился с Полторацким и другими приятелями начать ма- 1
1 Здесь должно стоять слово «наверняка», т. е. с шулерскими прие-
мами, гарантировавшими выигрыш. (Прим, пер.)
302________
Александр Пушкин
зурку; как вдруг никому не знакомый молодой егерский
офицер полковника Старова полка, не предварив никого
из постоянных посетителей Казино, скомандовал играть
кадриль».
На эту команду Пушкин, по условию, порекомендовал:
«Мазурку!» Офицер повторил: «Играй кадриль!» Пушкин,
смеясь, снова повторил: «Мазурку!», и музыканты последо-
вали команде Пушкина.
«Старов, заметив неудачу своего офицера, вспыхнул не-
годованием против Пушкина и, подозвав к себе офицера,
заметил ему, что он должен требовать от Пушкина объяс-
нений в его поступке. «Пушкин должен, — прибавил Ста-
ров, — по крайности, извиниться перед вами; кончится
мазурка, и вы непременно переговорите с ним». Неопыт-
ного и застенчивого офицера смутили слова пылкого пол-
ковника, и он, краснея и заикаясь, робко отвечал полков-
нику: «Да как же-с, полковник, я пойду говорить с ним, я
их совсем не знаю!» — «Не знаете, — сухо заметил Ста-
ров, — ну, так и не ходите; я за вас пойду», — прибавил он
и с этим словом подошел к Пушкину, только что кончив-
шему свою фигуру. «Вы сделали невежливость моему офи-
церу, — сказал Старов, взглянув решительно на Пушки-
на, — так не угодно ли вам извиниться перед ним, или вы
будете иметь лично дело со мною». — «В чем извиняться,
полковник, — отвечал быстро Пушкин, — я не знаю; что
же касается до вас, то я к вашим услугам». — «Так до зав-
тра, Александр Сергеевич». — «Очень хорошо, полковник».
Дуэль была назначена на завтрашний же день, на 9 ут-
ра, Старов был сильным противником; ему было не зани-
мать отваги, меткости стрельбы и глубокого чувства собст-
венного достоинства. Пушкин гордился таким противни-
ком и с легкой веселой нервозностью ждал назначенного
часа, как если бы речь шла о празднике в свою честь. Он
торопил своего секунданта Н.О. Алексеева, прося ускорить
приготовления — ему так хотелось прибыть на место дей-
ства первым! Когда же оба противника съехались к месту
поединка, там вовсю гуляла метель, кружа поземкой по
_______303
Анри Труайя________
полям. Барьер был зафиксирован на 16 шагах. Пушкин вы-
стрелил первым, но промахнулся, затем выстрелил Старов,
и тоже неудачно, тогда полковник потребовал от секун-
дантов сократить дистанцию до 12 шагов.
— И гораздо лучше, — сказал Пушкин. — А то холодно.
У секундантов застыли пальцы, глаза болели от леденя-
щего ветра, но, превозмогая боль, они все же зарядили
пистолеты. И снова Пушкин и Старов целят из оружия
друг в друга; снова гремят два выстрела — и снова ни один
из противников не получает и царапины, тогда и Старов и
Пушкин требуют еще большего сокращения дистанции —
но тут уж секунданты решительно настояли, чтобы дуэль
была отложена непременно, и уверяли, что нет уже более
зарядов. «Итак, до другого разу», — повторили оба в один
голос. «До свидания, Александр Сергеевич!» — «До свида-
ния, полковник!»
На возвратном пути из-за города Пушкин заехал к
Алексею Павловичу Полторацкому и, не застав его дома,
оставил ему записку следующего содержания:
Я жив,
Старов здоров,
Дуэль не кончен1.
В тот же день Липранди, Алексеев и другие товарищи
поэта предприняли ряд шагов к примирению сторон, и,
щадя самолюбие обоих противников, не стали уговаривать
никого из них явиться для примирения первым, а избрали
для переговоров дом ресторатора Николетти, где Пушкин
любил играть на бильярде. Без дальнего вступления при-
мирение совершилось быстро. «Я вас всегда уважал, пол-
ковник, и потому принял ваше предложение», — сказал
Пушкин. «И хорошо сделали, Александр Сергеевич, — от-
вечал Старов, — этим вы еще более увеличили мое уваже-
ние к вам, и я должен сказать по правде, что вы так же хо-
рошо стояли под пулями, как хорошо пишете». Эти слова 1
1 Именно так, в мужском роде. (Прим, пер.)
304________
Александр Пушкин
искреннего привета тронули Пушкина, и он кинулся об-
нимать Старова.
На том дело кончилось. Но оно взволновало весь Киши-
нев. Всех восхищало хладнокровие молодого Пушкина,
сражавшегося с таким матерым противником, как стари-
на Старов. «Я знал Александра Сергеевича вспыльчи-
вым, — пишет Липранди, — иногда до исступления; но в
минуту опасности, словом, когда он становился лицом к
лицу со смертью, когда человек обнаруживает себя вполне,
Пушкин обладал в высшей степени невозмутимостью, при
полном сознании своей запальчивости, виновности, но не
выражал ее. Когда дело дошло до барьера, к нему он являл-
ся холодным как лед».
О том, что случилось вскоре после поединка, вспомина-
ет В.П. Горчаков:
«Дня через два после примирения Пушкин как-то за-
шел к Николетти и, по обыкновению, с кем-то принялся
играть на бильярде. В той комнате находилось несколько
человек туземной молодежи, которые, собравшись в кру-
жок, о чем-то толковали вполголоса, но так, что слова их
не могли не доходить до Пушкина. Речь шла об его дуэли с
Старовым. Они превозносили Пушкина и порицали Ста-
рова. Пушкин вспыхнул, бросил кий и прямо и быстро по-
дошел к молодежи. «Господа, — сказал он, — как мы кон-
чили с Старовым — это наше дело, но я вам объявляю, что
если вы позволите себе осуждать Старова, которого я не
могу не уважать, то я приму это за личную обиду, и каж-
дый из вас будет отвечать мне, как следует!» Знаменатель-
ность слов Пушкина и твердость, с которою были произ-
несены слова его, смутили молодежь, еще так недавно по-
лучившую в Вене одно легкое наружное1 образование и
притом нисколько не знакомую с дымом пороха и тяже-
стью свинца. И вот молодежь начала извиняться, обещая
вполне исполнить его желание. Пушкин вышел от Нико-
летти победителем». 1
1 Т. е. поверхностное. (Прим, пер.)
__________________________________________________________305
Анри Труайя
Ровно через месяц после конфликта со Старовым у
Пушкина случился новый скандал, грозивший дуэлью.
Среди кишиневских помещиков-молдаван, с которыми во-
дил знакомство Пушкин, был боярин Тодор Балш; при
нем жена и дочка лет тринадцати; за этой последней Пуш-
кин ухаживал. То ли мать это смущало, то ли было досад-
но, что не к ней обращены любезности поэта, но, так или
иначе, она за что-то разъярилась на Пушкина. Выход стра-
стям возымел место в одной из кишиневских гостиных.
Надо сказать, что в описываемое время в обычае у мол-
даван был отнюдь не рыцарский прием сведения счетов:
нанять нескольких человек да их руками отдубасить про-
тивника. Пушкина очень забавлял такой легкий способ от-
мщения. На том злополучном вечере в разговоре с женою
Балша он заявил:
— Экая тоска! Хоть бы кто нанял подраться за себя!
Молдаванка вспыхнула:
— Да вы деритесь лучше за себя!
— Да с кем же?
— Вот хоть со Старовым; вы с ним, кажется, не очень
хорошо кончили.
От этих слов Пушкин так и вспыхнул! Супруг хоро-
шенькой Мариулы играл тут же рядом в карты. Пушкин
отправился к нему и стал требовать удовлетворения за
обиду, нанесенную ему дражайшей половиной. Можно се-
бе представить, что почувствовал достопочтенный Тодор
Балш — член Верховного совета Бессарабии, что давало
ему право носить длинную бороду, когда наскакивает ка-
кой-то желторотый юнец и требует удовлетворения неиз-
вестно за что! Подлила масла в огонь и Мариула, заявив
мужу, что Пушкин наговорил ей дерзостей.
— Вы требуете от меня удовлетворения, а сами позво-
ляете себе оскорблять мою жену, — заявил боярин высо-
комерным тоном.
Было от чего взбеситься Пушкину! Схватив массивный
медный подсвечник — обычное оружие карточных игро-
ков всех времен и народов, — он замахнулся им на обид-
306_______
Александр Пушкин
чика, да, к счастью, подоспевшие друзья вовремя схватили
поэта за руки. Суматоха вышла страшная, противников
кое-как развели. На другой день боярин, по настоянию
друзей Пушкина, согласился принести тому извинения.
«Но каково же было Пушкину, — пишет П.И. Бартенев, —
когда к нему явился, в длинных одеждах своих, грузный
молдаванин и вместо извинения начал: «Меня упросили
извиниться перед вами. Какого извинения вам нужно?»
Не говоря ни слова, Пушкин дал ему пощечину и вслед за
тем вынул пистолет... Инзов посадил его под арест на две
недели... Дуэли не было, но еще долго после этого Пушкин
говорил, что не решается ходить без оружия, на улицах
вынимал пистолет и с хохотом показывал его встречным
знакомым».
Подобные скандалы между Пушкиным и молдаванами
случались часто, и несчастный Инзов, чтобы приструнить
своего подчиненного и успокоить возмущение жалобщи-
ков, часто бывал вынужден запирать Пушкина в его ком-
нате, при этом отобрав у него сапоги. «Поостерегись,
Пушкин! — порою выговаривал ему какой-нибудь молда-
ванин, которому более доставало решительности, чем его
товарищам, — будешь продолжать в том же духе, снова
останешься без сапог!»
«Старичок Инзов сажал меня под арест всякий раз,
как мне случалось побить молдавского боярина, — писал
Пушкин А.И. Тургеневу 14 июля 1824 г. — Правда — но
зато добрый мистик приходил меня навещать и беседо-
вать со мною о Гишпанской революции».
А двумя годами ранее Тургенев писал из Москвы Вя-
земскому письмо:
«Кишиневский Пушкин ударил в рожу одного боярина и
дрался на пистолетах.с одним полковником, но без кро-
вопролития. В последнем случае вел он себя, сказывают,
хорошо. Написал кучу прелестей; денег у него ни гроша...
Он, сказывают, пропадает от тоски, скуки и нищеты»
(30 мая 1822 г.).
Вот именно — печаль, тоска и нищета были тому при-
_______307
Анри Труайя_______
чиною, что он издевается над своим окружением, устраи-
вает маскарады, стреляется, напивается, как сто тысяч
братьев, режется в карты и волочится за женщинами. Не-
оспоримый факт остается неоспоримым фактом: где ни
покажется Пушкин, там непременно завязываются га-
лантные отношения. Ни в какой момент своей жизни он
не будет свободен от любви. Всегда мелькают вокруг него,
точно бабочки, разные Марии, Екатерины, Наталии — це-
лый калейдоскоп сменяющих друг друга лиц.
* * *
Молдавские бояре одевали своих жен по европейской
моде, приглашали к дочерям гувернанток-француженок,
посылали сыновей учиться за границу — а вот обслуга у
них состояла по преимуществу из цыган в лохмотьях.
«Войдите в великолепный дом, который не стыдно было
бы перенести на площадь какой угодно из европейских
столиц, — пишет А.Ф. Вельтман. — Вы пройдете перед-
нюю, полную арнаутов, перед вами приподнимут полость
сукна, составляющую занавеску дверей, пройдете через ог-
ромную залу, в которой можно сделать развод, перед вами
вправо или влево поднимут опять какую-нибудь красную
суконную занавесь, и вы вступите в диванную. Тут застане-
те вы или хозяйку, разряженную по моде европейской, но
сверх платья в какой-нибудь кацавейке, фермеле, без рука-
вов, шитой золотом, или хозяина. Вас сажают на диван, ар-
наут в какой-нибудь лиловой бархатной одежде, в кован-
ной из серебра, позолоченной брани, в тальме из богатой
турецкой шали, перепоясанной также турецкой шалью, за
поясом ятаган, на руку наброшен кисейный, шитый золо-
том платок, которым он, раскуривая трубку, обтирает дра-
гоценный мундштук, — подаст вам чубук и ставит на пол
под трубку медное блюдечко. В то же время босая неоп-
рятная цыганочка, с всклокоченными волосами, подает на
подносе дульчец (сладости. — С.Л.) и воду в стакане».
Пушкин оставил меткий стихотворный портрет раз-
308_______
Александр Пушкин
добревших молдаванских дам, расцветавших в полумраке
диванных комнат.
Раззевавшись от обедни,
К Катакази еду в дом.
Что за греческие бредни,
Что за греческий содом.
Подогнув под ж...пу ноги,
За вареньем, средь прохлад,
Как египетские боги1
Дамы преют и молчат.
1821
И тем не менее кое-кто из этих пухленьких и молчали-
вых женщин соблазнили-таки поэта; во всяком случае, не-
многие остались нечутки к его авансам.
«Пушкин, — вспоминал В.П. Горчаков, — охотно при-
нимал приглашения на все праздники и вечера, и все его
звали. На этих балах он участвовал в неразлучных с ними
занятиях — любил карты и танцы.
Игру Пушкин любил как удальство, заключая в ней что-
то особенно привлекательное и тем как бы оправдывая
полноту свойства русского, для которого удальство вообще
есть лучший элемент существования. Танцы любил как об-
щественный проводник сердечных восторжений. Да и вер-
но, с каждого вечера Пушкин сбирал новые восторги и де-
лался новым поклонником новых, хотя мнимых, богинь
своего сердца.
Нередко мне случалось слышать: «Что за прелесть! жить
без нее не могу!» — а назавтра подобную прелесть сменя-
ли другие. Что делать — таков юноша, таков поэт: его душа
по призванию ищет любви и, обманутая туманным при- 1
1 Такое сравнение, конечно же, не с ветра взято. Открытия, сде-
ланные в ходе Египетского похода Наполеона, вызвали к жизни инте-
рес к египетскому искусству; до Пушкина наверняка доходили публи-
ковавшиеся в журналах и газетах изображения египетских памятни-
ков, запечатлевших египтян и их божеств точно в вышеописанной
позе. (Прим, пер.)
________309
Анри Труайя
зраком, стремится к новым впечатлениям, как путник к
блудящим огням необозримой пустыни». <.J>
В 1821 году Пушкин писал Нащокину: «Все хорошень-
кие женщины имеют здесь мужей; кроме мужей, чичизбе-
ев, а кроме их, еще кого-нибудь, чтобы не скучать...»
Пушкин приударяет за красивой и робкой 17-летней
дочерью председателя врачебной управы П.И. Шрейбера
Марией; за женою подполковника Вакара — Викторией
Ивановной, коротышкой, но дамой духовной и не очень
пугливой; за живой и веселой брюнеткой — девицей Ани-
кой Сандулаки; за Еленой Федоровной Головкиной, женой
командира Охотского полка Головкина; за женой высоко-
поставленного чиновника И.И.Эйхфельдта Марией Его-
ровной; за очаровательной молдаванкой Россети, чьи лег-
кокрылые ножки не раз являлись ему во сне; за некоей
мадам Прункул; за какой-то цыганкой из местных, какой-
то еврейкой1, да и, наверное, столькими другими хоро-
шенькими женщинами... Тем не менее, хотя все они при-
влекли внимание поэта, ни одной из них не удалось удер-
жать его. В «Донжуанском списке Пушкина» фигурируют
только два женских имени, относящиеся к «бессарабско-
му» периоду: Пульхерия и Калипсо.
Пульхерия Варфоломей была дочерью богатого молда-
ванина — чванного, усатого и мечтательного. Пристроив к
дому огромную залу, он стал давать балы за балами, вечера
за вечерами. Любимым занятием его было сидеть по-ту-
рецки на диване, как паша, посасывать трубку и наблю-
дать за танцующими. Пульхерия унаследовала от отца не-
кое врожденное безразличие; ее красота была неподвиж-
ной и холодной; разговаривать с нею было не о чем. Она
была не способна на сильное чувство. Хорошо знавший ее
Вельтман описывал Пульхерию так: 1
1 «Еврейкой» называли мадам Эйхфельдт за сходство с Ревеккой в
романе Вальтера Скотта «Айвенго» / «Летопись жизни и творчества...».
Т. I. М., 1999. С. 209.
310_________
Александр Пушкин
«Пульхерица была полная, круглая, свежая девушка;
она любила говорить более улыбкой, но это не была улыб-
ка кокетства, нет, это просто была улыбка здорового, без-
заботного сердца. Никто не помнит из знавших ее в про-
должение нескольких лет, чтоб она на кого-нибудь взгля-
нула особенно; казалось, что каждый, кто бы он ни был и
каков бы ни был, для нее был не более как человек с голо-
вой, с руками и с ногами.
...Смотря на Пульхерию, которой по наружности было
около восемнадцати лет, я несколько раз покушался ду-
мать, что она есть совершеннейшее произведение не при-
роды, а искусства. «Отчего, — думал я, — у Варфоломея
только одна дочь, тогда как и он и жена еще довольно мо-
лоды?» Все движения, которые она делала, могли быть ме-
ханическими движениями автомата. «Не автомат ли она?»
И я присматривался к ее походке: в походке было что-то
странное, чего и выразить нельзя. Я присматривался на
глаза: прекрасный, спокойный взор двигался вместе с голо-
вою. Ее лицо и руки так были изящны, что мне казались
они натянутою лайкой».
И Пушкин любовался этой куколкой, а за ее глупостью
ему виделось нечто грандиозное, нечто божественное. Он
танцевал с нею; строил ей куры. Когда он отпускал ей ком-
плимент, она отвечала ему по-французски с ужасным мол-
давским акцентом: «Ah, quel vous etes, monsieur Pouchkine!
Qu’est-ce que vous badinez!» По словам современников,
эти две фразы — «Ах, какой вы... Все-то вы шутите!» — со-
ставляли весь амурный вокабуларий Пульхерии. «Многие
искали ее руки, — писал Вельтман, — но, едва желающий...
приступал к исканию сердца, все вступления к объясне-
нию чувств Пульхерица прерывала: Ah, quel vous etes!..
И все отступались от исканий; сердца ее никто не находил;
может быть, его и не было, или, по крайней мере, оно было
на правой стороне...» А вот Пушкин ценил ее безответное
сердце, не знавшее ни желаний, ни зависти. И так востор-
гался ее красивыми чертами, что прощал бедной девице ее
_______311
Анри Труайя
глупость, равно как и неумение скрывать оную. Говорят,
что это в ее честь он сочинил стихотворение «Дева»:
Я говорил тебе: страшися девы милой!
Я знал: она сердца влечет невольной силой.
Неосторожный друг, я знал: нельзя при ней
Иную замечать, иных искать очей.
Надежду потеряв, забыв измены сладость,
Пылает близ нее задумчивая младость;
Любимцы счастия, наперсники судьбы
Смиренно ей несут влюбленные мольбы:
Но дева гордая их чувства ненавидит
И, очи опустив, не внемлет и не видит.
Он любил ее и за свежесть кожи, за оттенок глаз, за
очертания губ. Но, видно, слишком много чести было для
Пульхерии! Невзирая на декларации своего обожателя в
стихах и прозе, она оставалась бесстрастной, холодной, за-
стылой. Что ж! Пушкин оставил ее и пустился в новые
приключения! Пусть кому хочет говорит свои «Ah, quel
vous etes. Qu'est-ce que vous badinez!»
Существенно более интеллигентной, чем Пульхерия,
была гречанка Калипсо Полихрони, и любовь поэта к ней
оказалась гораздо сильнее. Калипсо бежала с матерью из
Константинополя в 1821 году; здесь, в Кишиневе, роди-
тельница Калипсо стяжала большую популярность как
предсказательница будущего. Старая колдунья принимала
клиентов в черном бархатном колпаке, украшенном каб-
балистическими знаками. Когда она входила в транс, воло-
сы ее вставали дыбом и приподнимали чудо-шапку над го-
ловой. Этот любопытный спектакль высоко ценился ки-
шиневской молодежью. Но Пушкина интересовала не
столько чернокнижница-мамаша, сколько дочь. Калипсо
была маленького роста, тощей и плоскогрудой. Ее длинно-
му лицу, нарумяненному розовыми румянами по турец-
кой моде, было не отказать в изяществе: тонкие черты,
черные, густые и приятно пахнущие волосы; вытянутые к
вискам глаза, излучавшие необыкновенную премудрость и
чувственность. Вот только всю эту гармонию портил ог-
312________
Александр Пушкин
ромный орлиный нос, разделявший лицо сверху донизу на
две половины. Калипсо говорила по-гречески, по-турецки,
по-арабски, по-молдавски, по-французски и по-итальян-
ски. А главное, у нее был мелодичный голос. Пушкин лю-
бил слушать ее протяжные восточные песнопения, то тягу-
чие, не оставляющие и проблеска надежды, то раздираю-
щие душу, точно всхлипы любви. Но, помимо голоса, у
молодой гречанки было еще кое-что, заставлявшее Пуш-
кина забывать о том, что у нее орлиный нос и плоская, как
доска, грудь. По Кишиневу носилась молва, что пятнадцати
лет от роду Калипсо познала страсть в объятиях самого
лорда Байрона. Мысль об обладании женщиной, которую
за несколько лет до того лобзал сам автор «Чайльд-Гароль-
да», чаровала Пушкина. Ему казалось, что, одаривая ласка-
ми маленькое тело Калипсо, он вступает в контакт со сво-
им британским собратом. 5 апреля 1823 он пишет Вязем-
скому:
«Если летом ты поедешь в Одессу, не завернешь ли по
дороге в Кишинев? я познакомлю тебя с героями Скулян
и Секу, сподвижниками Иордаки, и с гречанкою, которая
целовалась с Байроном».
Эту соблазнительную барышню с орлиным носом и
блестящими, словно черные оливы, глазами Пушкин запе-
чатлел в ряде рисунков в профиль, причем под самым
удачным он поставил свои инициалы латинскими буквами
и дату — 26 сентября 1821 года. А в следующем году по-
святил ей стихотворение «Гречанке»:
Ты рождена воспламенять
Воображение поэтов,
Его тревожить и пленять
Любезной живостью приветов,
Восточной странностью речей,
Блистаньем зеркальных очей
И этой ножкою нескромной...
Судьба пушкинской возлюбленной оказалась печальной:
она скончалась от чахотки в Одессе 23 лет.
Еще одна серьезная связь была у Пушкина с красави-
_______313
Анри Труайя
цей цыганкой Шекорой, иначе Людмилой, женой киши-
невского богача Инглези. Этот самый Инглези чрезвычай-
но ревновал свою не слишком-то добродетельную супруж-
ницу. Как рассказывает легенда, Инглези давно подозревал
связь Людмилы с Пушкиным и старался поймать их вме-
сте. В один из воскресных дней Пушкин, чтобы запутать
преследователей, привез ее в дом к кишиневскому старо-
жилу Градову. «Однако, — как рассказывал Градов, — это
не помогло. На другой день Инглези запер Людмилу на за-
мок и вызвал Пушкина на дуэль, которую Пушкин при-
нял... Дуэль назначена была на следующий день утром, но о
ней кто-то донес генералу Инзову. Пушкина Инзов аре-
стовал на десять дней на гауптвахте, а Инглези вручил би-
лет, в котором значилось, что ему разрешается выезд за
границу вместе с женою на один год. Инглези понял на-
мек и на другой день выехал с Людмилою из Кишинева.
Таким образом дуэль не состоялась».
Рассказывают, что безутешная мадам Инглези умерла
за границей от горя, не вынеся разлуки.
Записки Пушкина сохранили для нас свидетельство
еще об одной пылкой страсти поэта, идентифицировать
которую представляется затруднительным. Речь идет о
черновом письме по-французски, адресованном неизвест-
ной:
«Не из дерзости пишу я вам, но я имел слабость при-
знаться вам в смешной страсти и хочу объясниться от-
кровенно. Не притворяйтесь, это было бы недостойно
вас — кокетство было бы жестокостью, легкомысленной
и, главное, совершенно бесполезной, — вашему гневу я
также поверил бы не более — чем могу я вас оскорбить; я
вас люблю с таким порывом нежности, с такой скромно-
стью — даже ваша гордость не может быть задета.
Будь у меня какие-либо надежды, я не стал бы ждать
кануна вашего отъезда, чтобы открыть свои чувства.
Припишите мое признание лишь восторженному состоя-
нию, с которым я не мог более совладать, которое дошло
314_______
Александр Пушкин
до изнеможения. Я не прошу ни о чем, я сам не знаю, чего
хочу, — тем не менее я вас...»
В черновиках поэта сохранился также набросок фран-
цузского письма, адресованного «неизвестным кишинев-
ским дамам»:
«Дд, конечно, я угадал, кто они, эти две прелестные
женщины, удостоившие вспомнить об одесском, ранее ки-
шиневском, отшельнике. Я тысячу раз облобызал эти
строки, напомнившие мне столько безумств, мучений,
ума, грации, вечеров, мазурок и т. д. Боже мой, как вы
жестоки, сударыня, если думаете, что я способен развле-
каться там, где не могу ни встретить вас, ни вас поза-
быть. Увы, милая Машин, вдали от вас, раздраженный,
унылый, я теряю свои способности и утратил даже та-
лант к карикатурам, хотя семейство кн. Мурузи как
нельзя более способно внушить мне их. У меня лишь одно
желание — снова вернуться к вашим ножкам и посвя-
тить вам, как говаривал милейший поэт, тот кусочек
жизни, который мне еще остается. — Помните ли вы о
небольшой поправке, сделанной вами в «Храме...» — Боже
мой, если бы вы повторили ее здесь. Но правда ли, что вы
собираетесь приехать в Одессу? Приезжайте, ради Бога,
у нас будут, чтобы привлечь вас, бал, итальянская опера,
вечера, концерты, поклонники, вздыхатели, все, что вы
пожелаете... Еще раз, приезжайте, ради Бога, и простите
мне вольность, с какою я пишу женщинам, которые слиш-
ком умны для того, чтобы быть чопорными, и которых
я за это люблю и уважаю еще более нравственно.
Что касается вас, прелестная капризница, почерк ко-
торой заставил меня затрепетать (хотя по странной
случайности он не был изменен), не утверждайте, что
вы знаете мой характер; вы не огорчили бы меня, сделав
вид, что сомневаетесь в люей преданности и в моих со-
жалениях».
В этой «милой Майгин» пушкинисты распознали не-
кую Марию Ралли, подругу Пульхерии Варфоломей. Как
пишет Липранди, Марья (Мариола) была девушка лет
_______315
Анри Труайя
осьмнадцати, приятельница Пульхерицы, но гораздо кра-
сивее последней и лицом, и ростом, и формами и к тому
двумя или тремя годами моложе. Пушкин в особенности
любил танцевать с ней. У Ралли танцевали очень редко, но
там были чаще музыкальные вечера. В последний год пре-
бывания Пушкина она вышла замуж за капитана Селен-
гинского полка барона Метлеркампфа, впоследствии гусар-
ского майора, и сделалась очень несчастной<..<>
...Всего-то — несколько любовных писем Куда же исчез-
ли остальные? Всего-то — несколько женских имен. А сколь-
ко тех, которых мы не знаем? Скольких любил, скольких
воспел, скольких позабыл-позабросил Пушкин на своем
жизненном пути! Юных и зрелых, высоких и миниатюр-
ных, белокурых и чернушек, хитрых и глупеньких, легко-
доступных и сдержанных, — сколько из этих существ ос-
тались в нашей памяти только благодаря двум-трем стро-
кам, нацарапанным на полях тетради!
Глава 4
«ОВИДИЙ»
Несмотря на все эти любовные похождения, картеж-
ные ристалища, танцевальные вечера и поединки, моно-
тонная кишиневская жизнь угнетала поэта, редкие поезд-
ки — то в Каменку, то в Одессу, то по Бессарабии в ком-
пании Липранди — давали ему лишь кратковременную
иллюзию свободы. Тем не менее, пересекая те или иные
края, Пушкин, сам того не ведая, обогащал свою душу ме-
стными преданиями и легендами. Свои впечатления о по-
ездке с Пушкиным по Бессарабии нам поведал Липранди:
«(В Аккермане) Пушкин то любезничал с пятью здоро-
венными и не первой уже молодости дочерьми хозяина,
которых он увидал в первый раз, то подходил к столикам,
на которых играли в вист, и, как охотник, держал пари, то
брал свободную колоду и, стоя у стола, предлагал кому-ни-
будь срезать (в штос); звонкий его смех слышен был во
всех углах.
316_______
Александр Пушкин
...В Татар-Бунар мы приехали с рассветом и останови-
лись отдохнуть и пообедать. Пока нам варили курицу, я
ходил к фонтану, а Пушкин что-то писал, по обычаю, на
маленьких лоскутках бумаги и как ни попало складывал
их по карманам, вынимал опять, просматривал и т. д. Я его
не спрашивал, что он записывает, а он, зная, что я не сто-
ронник до стихов, ничего не говорил... Опорожнив графин
систовского вина, мы уснули. Пушкин проснулся ранее ме-
ня. Открыв глаза, я увидел, что он сидел на вчерашнем
месте, в том же положении, совершенно еще не одетый, и
лоскутки бумаги около него. В этот момент он держал в
руках перо, которым как бы бил такт, читая что-то; то по-
нижал, то подымал голову. Увидев меня проснувшимся же,
он собрал свои лоскутки, стал одеваться».
Путешествие Пушкина по Бессарабии продолжалось
девять дней — с 14 по 23 декабря 1821 года. Но эти де-
вять дней, проведенные вдали от «проклятого города Ки-
шинева», воскресили в нем желание сочинять. В непокор-
ном краю, по дорогам которого катил его экипаж, ору-
довали банды «честных разбойников». Туда входили
перебежчики из греческих армий, мятежники, беглые по-
литические, а то и просто неудачники по жизни, возглав-
ляли их стойкие вожди вроде Урсула, который утверждал
право разбойников с оружием в руках отнимать жизнен-
ные блага у тех господ, которые без зазрения совести и ни-
чем не рискуя отбирают жизненные блага у своих крепо-
стных. Деяния этих разбойников и их предводителей на-
помнили Пушкину об эпизоде, свидетелем которому он
был в Екатеринославле — едва вернувшись в Кишинев, он
тут же засел за «Братьев-разбойников». «Истинное проис-
шествие подало мне повод написать этот отрывок. В 1820
году, в бытность мою в Екатеринославле, два разбойника,
закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их
отдых на острове, потопление одного из стражей мною не
выдуманы. Некоторые стихи напоминают перевод «Шиль-
онского узника». Это несчастие для меня. Я с Жуковским
сошелся нечаянно, отрывок мой написан в конце 1821 го-
_______317
Анри Труайя________
да», — писал Пушкин Вяземскому из Одессы в Москву
11 ноября 1823 года.
Однако в более раннем письме мы читаем следующее:
«Разбойников» я сжег — и поделом. Один отрывок уце-
лел в руках Николая Раевского; если отечественные звуки:
харчевня, кнут, острог — не испугают нежных ушей чи-
тательниц «Полярной звезды», то напечатай его. Впро-
чем, чего бояться читательниц? их нет и не будет на
русской земле, да и жалеть не о чем». (А.А. Бестужеву, из
Кишенева, 13 июня 1823 г.)
Поясним: речь идет о большой романтической поэме,
над которой Пушкин трудился в 1821—1822 годах. По до-
шедшим до нас планам можно предположить, что Пуш-
кин хотел в ней широко развернуть тему разбойничества
как одной из форм крестьянского протеста против поме-
щичьей власти. План предусматривал изображение по-
волжской вольницы, сцены нападения на купеческий ко-
рабль, портрет атамана разбойничьей ватаги, рассказ о
двух влюбленных в атамана женщинах-соперницах... Неиз-
вестно, была ли закончена Пушкиным эта поэма, вступле-
нием к которой должен был служить рассказ о двух брать-
ях-разбойниках. 8 декабря 1822 года Екатерина Орлова —
та самая гурзуфская Катя Раевская — пишет А.Н. Раевско-
му в Белую Церковь: «...Пушкин послал Николаю отрывок
поэмы, которую не думает ни печатать, ни кончить.
Этот странный замысел, отзывающийся, как мне ка-
жется, чтением Байрона...» (Оригинал по-французски.)
Тем не менее Пушкин высоко ценил «Братьев-разбой-
ников». — «...Как слог — я ничего лучшего не написал», —
с гордостью сообщает он Вяземскому. И, право, ему было
чем гордиться: поэт с замечательным искусством овладел
простым, естественным языком и стилем народной речи!
Общий тон задается первыми стихами:
Не стая воронов слеталась
На груды тлеющих костей,
За Волгой, ночью, вкруг огней
Удалых шайка собиралась.
Александр Пушкин
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!
Из хат, из келий, из темниц
Они стеклися для стяжаний!
В письме Вяземскому из Одессы (ноябрь 1823 г.) поэт
делится своими мыслями по поводу родного языка: «...я
желал бы оставить русскому языку некоторую библей-
скую откровенность и не люблю видеть в первобытном
нашем языке следы европейского жеманства и француз-
ской утонченности. Грубость и простота более ему при-
стали, проповедуй из внутреннего убеждения...»
И добавляет:
«...но по привычке пишу иначе».
Это последнее справедливо для «Бахчисарайского фон-
тана», а вот «Разбойники» сработаны как раз в шерохова-
том, суровом духе. И о том же еще конкретнее — в пись-
ме к А.А. Бестужеву из Одессы 29 июня 1824 года: «Если
согласие мое не шутя тебе нужно для напечатания Раз -
б ойнико в, то я никак его не дам, если не пропустят
грез и харчевни (скоты! скоты! скоты!)...»
Следует, правда, отметить неоднозначное отношение
к «Братьям-разбойникам» знаменитого русского критика
В.Г. Белинского. Судите сами. «Цыганы», — пишет кри-
тик, — произведение великого поэта, а «Братья-разбойни-
ки» — не более как ученический опыт. В них все ложно,
все натянуто, все мелодрама и ни в чем нет истины, — от-
чего эта поэма очень удобна для пародий. Будь она написа-
на в одно время с «Русланом и Людмилою», — она была
бы удивительным фактом огромности таланта Пушкина,
ибо в ней стихи бойки, резки и размашисты, рассказ жи-
вой и стремительный. Но как произведение, современное
«Цыганам», эта поэма — неразгаданная вещь. Ее разбой-
ники очень похожи на шиллеровских удальцов третьего
разряда из шайки Карла Моора, хотя по внешности собы-
тия и видно, что оно могло случиться только в России.
Язык рассказывающего повесть своей жизни разбойника
слишком высок для мужика, а понятия — слишком низки
_______319
Анри Труайя
ддя человека из образованного сословия: отсюда и выходит
декламация, проговоренная звучными и сильными стиха-
ми». «Поэмка (именно так! — С.Л.) бедна даже поэзиею,
которой так богато все, что ни выходило из-под пера Пуш-
кина, даже «Руслан и Людмила», — язвит критик. — Есть в
«Братьях-разбойниках» даже плохие стихи и прозаические
обороты, как, например, «Меж нами зрится и беглец»,
«Нас друг ко другу приковали».
Тем же 1822 годом датируется еще ряд неоконченных
сочинений. К ним относится отрывок из повести «Вадим»,
герой которой — житель Новгорода IX столетия и апостол
гражданской свободы; вдохновленная крымскими пейза-
жами «Таврида», увертюра которой —
Так, если удаляться можно
Оттоль, где вечный свет горит,
Где счастье вечно, непреложно,
Мой дух к Юрзуфу прилетит.
Счастливый край, где блещут воды,
Лаская пышные брега,
И светлой роскошью природы
Озарены холмы, луга, —
Где скал нахмуренные своды
Ты вновь со мною, наслажденье;
В душе утихло мрачных дум
Однообразное волненье!
Воскресли чувства, ясен ум.
Какой-то негой неизвестной,
Какой-то грустью полон я;
Одушевленные поля,
Холмы Тавриды, край прелестный,
Я снова посещаю вас,
Пью жадно воздух сладострастья,
И будто слышу близкий глас
Давно затерянного счастья.
полагала бы явление развернутого лирического романа, ко-
торый так и не увидел свет.
320_________
Александр Пушкин
Единственной большой поэмой, которую Пушкин в
этот период привел к благополучному завершению, стала
скандальная и демоничная «Гавриилиада» — до того скан-
дальная и демоничная, что решительно не все готовы были
признать его авторство. Ну, не мог же Пушкин опуститься
до осмеяния Девы Марии, архангела Гавриила и христиан-
ской веры в целом! Неужели не фальсификация, не апок-
риф? Да и сам поэт всю жизнь открещивался от авторства.
Однако же в архивах Пушкина, на листе № 28 тетради
№ 2365, среди грудящихся друг на друга рисунков — жен-
ских профилей, силуэтов и портрета Гёте — значатся не-
сколько изобличающих слов: «Святой дух призывает Гав-
риила, открывает ему свою любовь и производит в сводни-
ки. Гавриил влюблен. (Это вычеркнуто.} Сатана и Мария»1.
Таков план «Гавриилиады». Сомневаться нечего. Автор
«Гавриилиады» не кто иной, как Пушкин. И как вершина
бесстыдства: очень может быть, что он написал ее как раз
на Святой неделе, с 3 по 9 апреля 1821 года.
Пушкин, как и другие чиновники, обязан был соблю-
дать строгий пост всю Страстную неделю и благочестиво
посещать церковные службы. Пример тому подавал гене-
рал Инзов. Строгий пост и богослужения Страстной седь-
мицы, наряду с удручающими новостями о греческой ре-
волюции и ненавистью к ссылке вгоняли Пушкина в не-
кую жуткую лихорадку. Любые обязанности были для него
невыносимы. Ему хотелось осмеять Церковь только оттого,
что его заставляли посещать храм Божий. Ему хоте-
лось быть демоном только из-за того, что его понужда-
л и корчить из себя ангелочка.
Ни больше ни меньше, как в Пасхальное воскресенье
Пушкин забавлялся тем, что писал:
Христос воскрес, моя Ревекка!
Сегодня следуя душой 1
1 «Гавриилиаду» стали включать в Собрания сочинений А.С. Пуш-
кина только после Октябрьского переворота 1917 года. (Прим. А. Тру-
айя.)
________321
Анри Труайя__________
Закону Бога-человека,
С тобой целуюсь, ангел мой.
А завтра к вере Моисея
За поцелуй я, не робея,
Готов, еврейка, приступить,
И даже то тебе вручить,
Чем можно верного еврея
От православных отличить.
Этой же датой отмечено и написанное в том же ключе
послание В Д Давыдову:
Я стал умен, я лицемерю —
Пощусь, молюсь и твердо верю,
Что Бог простит мои грехи,
Как государь мои стихи.
Говеет Инзов, и намедни
Я променял Вольтера бредни
И лиру, грешный дар судьбы,
На часослов и на обедни,
Да на сушеные грибы.
Однако ж гордый мой рассудок
Меня порядочно бранит,
А мой ненабожный желудок
Причастья вовсе не варит...
Еще когда бы кровь Христова
Была хоть, например, лафит
Иль клб д'вужо, тогда б ни слова,
А то — подумать, так смешно —
С водой молдавское вино.
«Гавриилиада», план которой вписан в ту же тетрадку,
что и «Ревекка» и послание к В.Д. Давыдову, завершает
этот бунтарский антицерковный цикл.
«Гавриилиада» явилась пародией на «Орлеанскую дев-
ственницу» Вольтера, на «Les Galanteries de la Bible»1 и
«Войну Богов» Парни.
Дева Мария «досталась... в один и тот же день / Лукаво-
му, архангелу и Богу», явившемуся к ней в образе голубя — 1
1 «Галантности Библии»
322_________
Александр Пушкин
И вдруг летит в колени милой девы,
Над розою садится и дрожит,
Клюет ее, колышется, вертится,
И носиком, и ножками трудится...
Об этой тройной любовной инициации Пушкин пове-
дал в 552 грациозных и шаловливых строках. В этой прит-
че нет ни метафизики, ни порнографии. Пушкин не ставит
целью критиковать христианские догмы с философской
позиции. Равным образом он слишком большой поэт, что-
бы быть попросту развратником. И все-таки он считает
нужным вышучивать. Но, когда речь идет о подобном сю-
жете, не жесточе ли шутка, чем неистовое очернение? Ко-
гда писатель или философ с яростью атакует религию в
лоб — значит, для него существует религиозная проблема,
которая терзает его. А что Пушкин? Он насмехается и над
Церковью, и над Пречистой Девой, и над Господом Богом
с пугающей беззастенчивостью. Нет, он не удостаивает
Господа гневом — слишком много для Того чести! Он не
отрицает Бога. Он просто игнорирует Его. Он обращается
с Ним, как с волшебником Черномором в «Руслане и Люд-
миле».
И тем не менее... Вяземский считает «Гавриилиаду» од-
ной из самых «прекрасных шалостей» Пушкина, а Якуш-
кин — самым прекрасным из всех его эпических произве-
дений... Что правда, то правда: стихи «Гавриилиады» отли-
чаются редкостной чистотой. Пушкин тщательно отшлифовал
их. Он, конечно, знал, что эта поэма не будет опубликована
и что даже на рукописных копиях, которые будут ходить
по рукам, не будет стоять его подпись. «Гавриилиада» была
сочинена лишь для удовольствия автора и нескольких дру-
зей.
Эпилог «Гавриилиады», в котором поэт намекает на
свое благоприличное будущее у семейного очага —
Аминь, аминь! Чем кончу я рассказы?
Навек забыв старинные проказы,
Я пел тебя, крылатый Гавриил,
Смиренных струн тебе я посвятил
________323
Анри Труайя
Усердное, спасительное пенье:
Храни меня, внемли мое моленье!
Досель я был еретиком в любви,
Младых Богинь безумный обожатель,
Друг демона, повеса и предатель...
Раскаянье мое благослови!
Приемлю я намеренья благие,
Переменюсь: Елену видел я;
Она мила как нежная Мария!
Подвластна ей навек душа моя.
Моим речам придай очарованье,
Понравиться поведай тайну мне,
В ее душе зажги любви желанье,
Не то пойду молиться сатане!
Но дни бегут, и время сединою
Мою главу тишком посеребрит,
И важный брак с любезною женою
Пред алтарем меня соединит.
Иосифа прекрасный утешитель!
Молю тебя, колена преклоня,
О рогачей заступник и хранитель,
Молю — тогда благослови меня,
Даруй ты мне беспечность и смиренье,
Даруй ты мне терпенье вновь и вновь,
Спокойный сон, в супруге уверенье,
В семействе мир и к ближнему любовь!
воспринимается теперь с горестной иронией. А что еще
можно почувствовать при мысли о том, что поэт пал на ду-
эли 37 лет от роду ради прекрасных глаз Той, которая не
любила его, не понимала его , а может быть, и изменяла
ему.
Колдуя над «Гавриилиадой», Пушкин одновременно со-
чинял и другую поэму — лирическую, живописную и кри-
стально чистую, как вода из горного источника. «Бахчиса-
райский фонтан» был начат в 1821 году; затем Пушкин
1 Это — личная точка зрения Труайя, преобладавшая и в россий-
ском пушкиноведении вплоть до недавнего времени. В последние годы
вышел ряд монографий, собравших множество фактов, свидетельст-
вующих об обратном. (Прим. пер.)
324________
Александр Пушкин
отставил работу над ним, возобновил в следующем году и
завершил только в 1823-м По признанию самого Пушки-
на, источником для этой вещи послужил рассказ, который
был услышан им «из уст молодой женщины» — по всей
видимости, речь идет о Катюше Раевской.
Небеса, скалы и буйная растительность Тавриды. В заб-
вении дремлющий ханский дворец, который он посетил в
ходе своего путешествия с Николаем Раевским Воспоми-
нания о долгих, напоенных любовью вечерах в компании
Екатерины или Марии. И, конечно, чтения Байрона. Тако-
вы элементы рождения этой страстной и наивной поэмы.
По поводу своего сочинения Пушкин писал с улыбкой, со
снижающей иронией: «На конченную мою поэму я смотрю
как сапожник на пару своих canon продаю с барышом..»
Тем не менее сюжету поэмы не занимать величия.
Старый хан Гирей, тщеславный и жестокий, влюбляет-
ся в красавицу Марию, похищенную при набеге татар на
Польшу и заточенную в его гареме. Однако другая фаво-
ритка, грузинка по имени Зарема, тоскует от того, что по-
кинута. Пробираясь в комнату Марии, она умоляет ее воз-
вратить ей любовь Гирея (на которую соперница, кстати,
совсем не претендует):
Я плачу; видишь, я колена
Теперь склоняю пред тобой,
Молю, винить тебя не смея,
Отдай мне радость и покой,
Отдай мне прежнего Гирея...
Не возражай мне ничего;
Он мой! он ослеплен тобою.
Презреньем, просьбою, тоскою,
Чем хочешь, отврати его...
Вскоре прекрасная полячка уходит из жизни —
Промчались дни; Марии нет.
Мгновенно сирота почила.
Она давно желанный свет,
Как новый ангел, озарила.
Но что же в гроб ее свело?
_______325
Анри Труайя__________
Тоска ль неволи безнадежной,
Болезнь, или другое зло?.
Кто знает? — Нет Марии нежной!..
Но не суждено было Зареме торжествовать —
она
Гарема стражами немыми
В пучину вод опущена.
В ту ночь, как умерла княжна,
Свершилось и ее страданье1.
Что же касается безутешного Гирея, то он
в память горестной Марии
Воздвигнул мраморный фонтан,
В углу дворца уединенный.
...Младые девы в той стране
Преданье старины узнали
И мрачный памятник оне
Фонтаном слез именовали.
Интересно приглядеться к тому, как в душе этого гру-
бого и жестокого татарина пробуждается и развивается
рыцарственное начало. Для Гирея в порядке вещей, что
обитательницы его гарема — вымытые до блеска, шикар-
но надушенные — в его глазах не более чем самки (betail
feminin). Такому и на ум не могло бы прийти, как это —
вздыхать у ног женщины, боготворить ее, жалеть. Пред-
ставления о любви у него самые что ни на есть примитив-
ные, попросту животные. И вдруг прекрасная чужеземка с
опухшим от слез лицом переворачивает в нем все пред-
ставления. Он испытывает к ней неведомую прежде жа-
лость —
Гирей несчастную щадит:
Ее унынье, слезы, стоны 1
1 Более выразительный финал у балета В. Асафьева «Бахчисарай-
ский фонтан», кстати, весьма посредственного: Мария гибнет от кин-
жала Заремы, а та, в свою очередь — от кинжала Гирея. В этом спек-
такле блистали Галина Уланова и ее близкая подруга — Татьяна Вече-
слова. (Прим. пер.)
326_________
Александр Пушкин
Тревожат хана краткий сон_
...Сам хан боится девы пленной
Печальный возмущать покой;
Гарема в дальнем отделеньи
Позволено ей жить одной:
...Там день и ночь горит лампада
Пред ликом девы пресвятой;
Души тоскующей отрада,
Там упованье в тишине
С смиренной верой обитает,
И сердцу все напоминает
О близкой, лучшей стороне.
Он возрастает, преобразуясь от одного только ее при-
сутствия. Но Пушкин как-то прошел мимо поэтических
возможностей, которые давала эта тема. Он не увидел
пользу, которую мог бы извлечь из этого страстного преоб-
ражения. В сюжете поэмы его внимание остановил только
мотив ревности Заремы к Марии. В результате сочинение
потеряло в оригинальности, и это, безусловно, следует при-
знать его недостатком. Отметим также слабость в живопи-
сании персонажей. Как и в «Кавказском пленнике», Пуш-
кин одевает их в одежды байронизма. Гирей из породы
Чайльд-Гарольдов — мужественный, угрюмый и надмен-
ный. Женские персонажи — превосходные образчики из
того же набора. Байроновы героини подразделяются на
два сорта: яростные, ревнивые и мстительные, как, напри-
мер, Гюльнара из «Корсара» (такова, конечно, грузинка За-
рема), либо нежные, покорные и меланхоличные, вроде
Зюлейки из «Абидосской невесты» — такова прекрасная
полячка Мария.
И тем не менее Пушкин спасает свое сочинение, обла-
чая его в восхитительное поэтическое одеяние. Наше вни-
мание притягивают отнюдь не хан, не Зарема и даже не
Мария, но гарем с его журчаньем струй, льющихся на вол-
шебные красы юных нагих прелестниц; игры и забавы ми-
лых пленниц —
Вокруг игривого фонтана
На шелковых коврах оне
Толпою резвою сидели
И с детской радостью глядели,
Как рыба в ясной глубине
На мраморном ходила дне.
Нарочно к ней на дно иные
Роняли серьги золотые.
Кругом невольницы меж тем
Шербет носили ароматный...
бесшумные шаги евнуха по палатам гарема —
Ступая тихо по коврам,
К послушным крадется дверям,
От ложа к ложу переходит;
В заботе вечной, ханских жен
Роскошный наблюдает сон,
Ночной подслушивает лепет;
Дыханье, вздох, малейший трепет —
Все жадно примечает он.
Конечно, нас манят таврические ночи, усеянные мириа-
дами звезд, густые прохладные яворы, под которыми «гу-
ляют легкими роями» ханские жены, все эти соблазни-
тельные ароматы, фонтаны слез, как бы перенесенные в
иной мир — наш мир. Не сюжет поэмы, но музыка языка,
подбор ритма, рифм и слов соблазняют нас. Кажется, что
стихи наполнены восточной манерой звучания. Слоги на-
текают один на другой, точно патока. Соловей — тот же
соловей, но только более одинокий и более опьяненный,
чем обычно. Роза — та же роза, но только слишком пыш-
ная и слишком ароматная для нашего климата. Вода, жур-
чащая в фонтанах, слишком кристальна, слишком чиста
для наших лиц и наших уст. Кажется, что у Пушкина най-
дется особый лексикон для каждой страны, каждого неба,
каждого сюжета. И тем не менее с его пера от шедевра к
шедевру стекают все те же самые слова, наполненные все
теми же самыми чувствами.
Трудясь над «Бахчисарайским фонтаном», «Гавриилиа-
дой» и «Братьями-разбойниками», Пушкин одновременно
множит число коротких лирических и сатирических сти-
328________
Александр Пушкин
хотворений, куплетов на случай, сочинений одического
жанра, исторических воспоминаний и картин природы в
стихах. В его черновиках соседствуют строфы самого раз-
нообразного содержания, — например, бесстыдные стро-
ки «Гавриилиады» и благородные — послания к Чаадаеву:
Лазурь чужих небес, полдневные края;
Ни музы, ни труды, ни радости досуга —
Ничто не заменит единственного друга-
В минуту гибели над бездной потаенной
Ты поддержал меня недремлющей рукой;
Ты другу заменил надежду и покой;
Во глубину души вникая строгим взором,
Ты оживлял ее советом иль укором;
Твой жар воспламенял к высокому любовь;
Терпенье смелое во мне рождалось вновь;
Уж голос клеветы не мог меня обидеть-
К концу июня 1821 года из-под его пера выходит сти-
хотворение политического свойства — «Кинжал», в кото-
ром прославляются легендарные мастера означенного ору-
жия, а именно Брут, Шарлотта Кордэ и убийца «немца
Коцебу» — Карл Занд. Когда дремлет меч закона, когда от-
вернулся от правды и сам Бог, тогда вспыхивает, точно ис-
кра на мрачном небосклоне, правое орудие в руке восста-
новителя справедливости —
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия позора и обиды.
Однако в этом революционном стихотворении поэт
клеймит французскую революцию. Его либерализм доста-
точно сдержан, чтобы принять кровавую бойню, разгул
опьяненного свободой народа. Море пролитой крови дис-
кредитирует и порочит саму идею Вольности —
Презренный, мрачный и кровавый,
Над трупом вольности безглавой
Палач уродливый возник.
По поводу этого стихотворения Пушкин напишет Жу-
ковскому из Михайловского летом 1825 года:
_______329
Анри Труайя
«Я обещал Н.М. (Карамзину) два года ничего не писать
противу правительства — и не писал. Кинжал не про-
тив правительства писан, и хоть стихи и не совсем чис-
ты в отношении слога, но намерение в них безгрешно. Те-
перь же все это мне надоело, и если меня оставят в покое,
то, верно, я буду думать об одних пятистопных без рифм».
18 июля 1821 года до Кишинева дошла весть о смерти
Наполеона, случившейся 23 апреля (5 мая). Пушкин поме-
чает в своем дневнике: «18 июля, 1821 «Известие о смерти
Наполеона. Бал у армянского архиерея». (Оригинал по-
французски.)
И в другом месте — «О... говорил в 1820 году: «Револю-
ция в Испании, революция в Италии, революция в Порту-
галии, конституция тут, конституция там. Господа госуда-
ри, вы поступили глупо, свергнув с престола Наполеона».
(Оригинал также по-французски.)
Смерть Наполеона вдохновила Пушкина на сочинение
нового стихотворения, посвященного бывшему француз-
скому императору. В лицейские годы он, как и все вокруг,
считал его «кровавым тираном» и «антихристом». Но ми-
новали годы. Реставрация Бурбонов, легитимистские ре-
прессивные меры Священного Союза, революции в Испа-
нии, Италии, Португалии и Греции пошатнули престиж
монархов — победителей Наполеона. От месяца к месяцу
ему становилось все очевиднее, что цели у европейских
владык были чисто эгоистические: сражаясь против Напо-
леона, они защищали свою автократию и свою шкуру.
И — ничего более. Наполеон, при всем при том, был на-
следником Революции, а они — всего лишь наследниками
своих отцов. Их ореол уже угасал. И, соответственно, по их
милости популярность Наполеона только возрастала. Низ-
вергнутый, он сделался предметом восхищения. Покинув
земной мир, он стал легендой. Кое-кто даже сожалел о
нем. В 1821 году Пушкин более не напускался на него с
былыми оскорблениями — напротив, он заявляет следующее
Да будет омрачен позором
Тот малодушный, кто в сей день
Безумным возмутит укором
Александр Пушкин
Его развенчанную тень!
Хвала!- Он русскому народу
Высокий жребий указал
И миру вечную свободу
Из мрака ссылки завещал.
Как пишет Пушкин, угас «великий человек», у кото-
рого дивный ум иотважные думы.-
Прибавим к вышеназванным стихам «кишиневского
периода» массу других стихотворений, как то: чудесную
пьесу «К Овидию» —
Овидий, я живу близ тихих берегов,
К которым изгнанных отеческих Богов
Ты некогда принес и пепел свой оставил.
Твой безотрадный плач места сии прославил:
И лиры нежный глас еще не онемел;
Еще твоей молвой наполнен сей предел-.
Как часто, увлечен унылых струн игрою,
Я сердцем следовал, Овидий, за тобою:
Я видел твой корабль игралищем валов
И якорь, вверженный близ диких берегов,
Где ждет певца любви жестокая награда,
восхитительную штучку с названием «К моей чернильни-
це», выдержанную в звучном, чеканном стиле «Песнь о ве-
щем Олеге», песню «Черная шаль», вдохновленную мол-
давскими мотивами, и множество обращений к женщи-
нам и музам. И наконец, не где-нибудь, а в Кишиневе —
«28 мая ночью», как помечено над черновиком первой
строфы первой главы — Пушкин начал сочинять роман в
стихах «Евгений Онегин», над которым ему придется кол-
довать еще более семи лет.
* * *
Как бы ни было далеко от Петербурга до Кишинева, су-
ровые длани Александра I простирались до самых границ
империи. Кругом кишат мириады чиновников, всюду тай-
ные наблюдатели — и все при деле! Бдят. Строчат доносы,
_______331
Анри Труайя
стремясь перещеголять друг друга. И доносы эти, конечно
же, не остаются без последствий. Вот пример такой рас-
правы. Нам памятен генерал Орлов, запретивший палоч-
ные экзекуции в подчиненных ему войсках, который также
поручил молодому офицеру В.Ф. Раевскому организацию
обучения для неграмотных солдат. Он также рекомендовал
всем своим подчиненным обращаться с людьми благо-
склонно. Эти великодушные мероприятия вызвали негодо-
вание тайных агентов правительства. 1 января 1822 года
Орлов организовал в манеже празднество для офицеров и
солдат, причем и те, и другие собрались в одной зале. Это
был даже не либерализм — это было неслыханным нару-
шением дисциплины- Какое там — началом революции!!!
5 февраля в 9 часов пополудни Пушкин явился к Раевско-
му. Вот как тот вспоминает об этом:
«Я курил трубку, лежа на диване.
— Здравствуй, душа моя! — сказал мне, войдя весьма
торопливо и изменившимся голосом, Александр Сергеевич
Пушкин.
— Здравствуй, что нового?
— Новости есть, но дурные. Вот почему я прибежал к
тебе.
Доброго я ничего ожидать не могу после бесчеловечных
пыток Сабанеева- но что такое?
— Вот что: Сабанеев сейчас уехал от генерала (Инзова).
Дело шло о тебе. Я не охотник подслушивать, но, слыша
твое имя, часто повторяемое, я, признаюсь, согрешил —
приложил ухо. Сабанеев утверждал, что тебя непременно
надо арестовать; наш Инзушко, ты знаешь, как он тебя
любит, отстаивал тебя горою. Долго еще продолжался раз-
говор, я многого недослышал, но из последних слов Саба-
неева ясно уразумел, что ему приказано, что ничего от-
крыть нельзя, пока ты не арестован.
— Спасибо, — сказал я Пушкину, — я этого почти
ожидал! Но арестовать штаб-офицера по одним подозре-
ниям отзывается какой-то турецкой расправой. Впрочем,
что будет, то будет».
332_______
Александр Пушкин
В.Ф. Раевский сжег кое-какие бумаги, но был арестован
и заключен в крепость. Вскоре после этого было распуще-
но Южное революционное общество, а специальным ука-
зом от 1 августа 1822 года были закрыты масонские ложи.
Реакция болезненно ощущалась как в армейской среде,
так и в литературной. До крайности ожесточенная цензу-
ра набрасывалась на самые невинные сочинения. Цензор
Бируков сделался жупелом всех людей пера. Он прохажи-
вался по текстам вдоль и поперек и немилосердно увечил
их, пылая гневом во имя допотопной морали. Против Би-
рукова и его клики Пушкин бросил свое «Послание цензо-
ру», обреченное ходить только в рукописных копиях, но
очень быстро получившее широкое распространение
О, варвар! Кто из нас, владельцев русской лиры,
Не проклинал твоей губительной секиры?
Докучным евнухом ты бродишь между муз.
Ни чувства пылкие, ни блеск ума, ни вкус,
Ничто не трогает души твоей холодной.
На все кидаешь ты косой, неверный взгляд.
Подозревая все, во всем ты видишь яд.
И далее:
Радищев, рабства враг, цензуры избежал,
И Пушкина стихи в печати не бывали;
Что нужда? их и так иные прочитали.
Пушкин знал, о чем говорил. Большая часть его стихо-
творений ходила по рукам без подписи автора и, конечно,
без цензурного разрешения.
Его творчество — образ жизни самой, как она есть. По-
рою блистательной, проказливой, сатирической — а по-
рою угрюмой, мятежной, а то и скорбной, как сама смерть.
Он писал, повинуясь своему настроению и желая выразить
свое настроение. Докучным дням изгнания он находил
наилучшее применение. Но изгнание все затягивалось. Де-
сятый, двадцатый раз в его сердце вспыхивала надежда,
что императорская благосклонность позволит ему возвра-
титься в Санкт-Петербург. Он и впрямь испытывал необ-
_______333
Анри Труайя
ходимость вновь окунуться в столичную жизнь. В первую
очередь ради успеха собственных дел. Как спорить с цен-
зором, который что хочет, то и воротит, сидя в 2000 вер-
стах от Кишинева? Как наблюдать за публикацией своих
поэм? Друзья, которые берутся за это, руководствуются,
конечно, самыми лучшими намерениями, да только как-то
неумело у них частенько выходит.
«Черная шаль» тебе нравится — ты прав, но ее черт
знает как напечатали. Кто ее так напечатал? Пахнет
Глинкой», — пишет он брату 27 июля 1821 года. И год
спустя — АЛ. Бестужеву:
«Посылаю вам мои бессарабские бредни и желаю, чтоб
они вам пригодились. Кланяйтесь от меня цензуре, ста-
ринной моей приятельнице; кажется, голубушка еще по-
умнела. Не понимаю, что могло встревожить ее цело-
мудренность в моих элегических отрывках — однако
должно нам настоять из одного честолюбия — отдаю их
в полное ваше распоряжение. Предвижу препятствия в на-
печатании стихов к «Овидию», но старушку можно и
должно обмануть, ибо она очень глупа — по-видимому,
ее настращали моим именем, не называйте меня, а под-
несите ей мои стихи под именем кого вам угодно (напри-
мер, услужливого Плетнева или какого-нибудь нежного
путешественника, скитающегося по Тавриде), повторяю
вам, она ужасно бестолкова, но, впрочем, довольно сго-
ворчива. Главное дело в том, чтоб имя мое до нее не дош-
ло, и все будет слажено.
21 июня 1822 г.»
Словом, чтобы обмануть «старушку» цензуру, «Овидия»
пришлось печатать без подписи сочинителя. Вместо име-
ни — только две звездочки в конце. Лишь в январе 1823
года Пушкин получает номер «Полярной звезды», где ста-
раниями Бестужева было опубликовано это стихотворе-
ние. Да, не быстро пересекали журналы российские степи!
А гонорары — тем более! О, как далек был цивилизован-
ный мир от этих ужасных бессарабских степей! И в такой
334_______
Александр Пушкин
дали от цивилизованного мира тем не менее надо было ра-
ди этого мира жить, страдать и сочинять!
Поэта будоражил еще вот какой вопрос Ему стало из-
вестно имя того, кто пустил о нем гнусную клевету в
Санкт-Петербурге. Это был не кто иной, как Федор Ива-
нович Толстой по прозвищу Американец — картежник и
бретёр, каких только поискать. 15 июня 1822 года все тот
же кишиневский приятель Пушкина — прапорщик Ф.Лу-
гинин делает в своем дневнике следующую запись (стиль и
орфография подлинника сохранены):
«Носились слухи, что его (Пушкина) высекли в Тайной
канцелярии. Но это вздор. В Петербурге он имел за ето
(т. е. из-за этого. — С.А.) дуэль. Также в Москву етой зимой
он хочет ехать, чтобы иметь дуель с одним графом Тол-
стым, Американцем, который главный распускает ети слу-
хи. Как у него нет никого из приятелей в Москве, то я
предложил быть его секундантом, если етой зимой буду в
Москве, чему он очень обрадовался».
Друзья, враги, дела — все зовет Пушкина на Север. От
письма к письму высказываемое им желание покинуть
опостылевший край доходит до стадии бреда. Осенью
1822 года он пишет брату Левушке большое французское
письмо, в котором выплескивает весь свой пессимизм, всю
свою грусть, но и всю свою гордость:
«Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты
еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое
плохое, что только можно вообразить: ты не слишком
сильно ошибешься. Не суди о людях по собственному серд-
цу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх
того, еще молодо; презирай их самым вежливым образом:
это — средство оградить себя от мелких предрассудков
и мелких страстей, которые будут причинять тебе не-
приятности при вступлении твоем в свет.
Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит;
особенно же остерегайся допускать ее в обращении с на-
чальниками, как бы они ни были любезны с тобой. Они
скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше все-
го этого ожидаем.
_______335
Анри Tpytia-------
Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное рас-
положение, если оно будет тобой овладевать; люди это-
го не понимают и охотно принилюют за угодливость,
ибо всегда рады судить о других по себе.
Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще все-
го — предательство. — Избегай покровительства, пото-
му что это Порабощает и унижает.
Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений друж-
бы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе
душу в пору наиболее сладких иллюзий. То, что я могу
сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполез-
но. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину,
тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта дос-
тойна старой обезьяны XVIII столетия. Что касается
той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца
желаю тебе обладать ею.
Никогда не забывай умышленной обиды, — будь не-
многословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай ос-
корблением на оскорбление.
Если средства или обстоятельства не позволяют те-
бе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее из-
бери другую крайность: цинизм своей резкостью импони-
рует суетному мнению света, между тем как мелочные
ухищрения тщеславия делают человека смешным и дос-
тойным презрения.
Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь,
она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она
лучше'неизбежности вдруг оказаться бесчестным или
прослыть таковым.
Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною
ценой горького опыта.
А.С. Пушкину
Сентябрь (после 4) — октябрь (до 6) 1822 г.
Из Кишинева в Петербург».
Через несколько месяцев после сочинения этого сенти-
ментального testament'a Пушкин предпринимает реши-
тельный демарш в попытке вырваться из Кишинева. После
336_______
Александр Пушкин
стольких бесплодных маневров он решает направить ми-
нистру иностранных дел графу Нессельроде официальное
ходатайство о предоставлении ему отпуска:
«Траф.
Будучи причислен по повелению его величества к его
превосходительству бессарабскому генерал-губернатору,
я не могу без особого разрешения приехать в Петербург,
куда меня призывают дела моего семейства, с коим я не
виделся уже три года. Осмеливаюсь обратиться к вашему
превосходительству с ходатайством о предоставлении
мне отпуска на два или три месяца.
Имею честь быть с глубочайшим почтением и вели-
чайшим уважением, граф, вашего сиятельства всенижай-
ший и всепокорнейший слуга Александр Пушкин.
13 января 1823 г. Кишинев».
(Оригинал по-французски.)
Нессельроде передал ходатайство Александру I, и в ад-
рес Инзова ушел ответ, датированный 27 марта 1823 года:
«Находящийся при вашем превосходительстве кол-
лежский секретарь Пушкин отнесся ко мне письменно об
испрошении ему отпуска для свидания с семейством.
Вследствие доклада моего о сем государю его величе-
ство соизволил приказать мне уведомить г-на Пушкина
чрез посредство вашего превосходительства, что он ныне
желаемого позволения получить не может.
О чем поспешая известить ваше превосходительство
etc., etc..
К.В. Нессельроде — И.Н. Инзову. 21 марта 1823 г.
Из Петербурга в Кишинев».
С этим отказом растаяла последняя иллюзия Пушкина,
жизнь в Кишиневе казалась ему все более беспросветной,
ибо он утратил всякую надежду на возвращение. Тогда он
стал выклянчивать у Инзова хоть какую-нибудь возмож-
ность перемены атмосферы, будь то даже поездка в Одес-
су. Еще бы, ведь Одесса — это уже Европа! Растроганный
жалобами своего протеже, Инзов разрешил ему съездить в
Одессу в конце мая или начале июня 1823 года. В Одессе
_______337
/мри Труайя
ему нужно было представиться графу Михаилу Семенови-
чу Воронцову, генерал-губернатору юга России. Друзья
Пушкина в Петербурге и Москве усиленно хлопотали о
том, чтобы Воронцов пристроил Пушкина у себя в конто-
рах.
31 мая Вяземский пишет Тургеневу:
«Говорили ли вы Воронцову о Пушкине? Непременно
надобно бы ему взять его к себе. Похлопочите, добрые
люди! Тем более что Пушкин точно хочет остепенить-
ся, а скука и досада — плохие советники».
Еще не получив этого письма, Тургенев сообщал Вязем-
скому (1 июня):
«Я говорил с Нессельроде и с графом Воронцовым о
Пушкине. Он берет его к себе от Инзова и будет упот-
реблять, чтобы спасти его нравственность, а таланту
даст досуг и силу развиться».
К 15 июня все было окончательно решено. Тургенев пе-
редавал подробности:
«О Пушкине вот как было. Зная политику и опасения
сильных сего мира, следовательно и Воронцова, я не хо-
тел говорить ему, а сказал Нессельроде в виде сомнения:
у кого он должен быть: у Воронцова или у Инзова. Граф
Нессельроде утвердил первого, а я присоветовал ему ска-
зать о сем Воронцову. Сказано — сделано. Я после и сам
два раза говорил Воронцову, истолковал ему Пушкина и
что нужно для его спасения. Кажется, это пойдет на лад.
Меценат, климат, море, исторические воспоминания —
все есть; за талантом дело не станет, лишь бы не за-
хлебнулся».
Пушкин был буквально опьянен предоставившейся воз-
можностью снова увидеть Одессу. «Я оставил мою Молда-
вию и явился в Европу. Ресторация и итальянская опера
напомнили мне старину и, ей-Богу, обновили мне душу.
Между тем приезжает Воронцов, принимает меня очень
ласково, объявляет мне, что я перехожу под его начальство,
что остаюсь в Одессе™» — пишет он брату Левушке 25 ав-
густа 1823 года.
338_______
Александр Пушкин
Пушкин торжествовал — наконец-то он покинет этот
«проклятый город» и общество этих тупых молдаван. Но
мысль о том, что придется расстаться с Инзовым, сжимала
ему сердце. Он немного опасался новой обстановки, нового
человека, с которым ему предстояло общаться — а именно
его сиятельства графа Воронцова. Он ненадолго возвратил-
ся в Кишинев, чтобы раскланяться со всеми, кого знал:
«Кажется и хорошо — да новая печаль мне сжала грудь —
мне стало жаль моих покинутых цепей. Приехал в Киши-
нев на несколько дней, провел их неизъяснимо элегиче-
ски — и, выехав оттуда навсегда, — о Кишиневе я вздох-
нул».
Расцеловав на прощание своих друзей, заплатив по дол-
гам, упаковав свой багаж, Пушкин выехал в начале июля в
Одессу, оставив маленький молдавский город, нескольких
плачущих красавиц, двух-трех искренне сожалевших о
нем товарищей, солидную толпу врагов, радовавшихся при
виде его отъезда, и доброго достопочтенного генерала Ин-
зова, который жаловался всякому встречному и попереч-
ному.
— Зачем он меня оставил? — говорил он, к примеру,
Ф.Ф. Вигелю. — Ведь он послан был не к генерал-губерна-
тору, а к попечителю колоний; никакого другого повеле-
ния об нем с тех пор не было; я бы мог, но не хотел ему
препятствовать. Конечно, в Кишиневе иногда бывало ему
скучно; но разве я мешал его отлучкам, его путешествиям
на Кавказ, в Крым, в Киев, продолжавшимся несколько
месяцев, иногда более полугода? Разве отсюда не мог он
ездить в Одессу, когда бы захотел, и жить в ней, сколько
угодно? А с Воронцовым, право, несдобровать ему.
Часть IV
Глава 1
ОДЕССА
Летом здесь приходилось закрывать окна, чтобы в
комнаты с улицы не налетела мерзостная мелкая чер-
ная пыль. Ступая по улице, прохожие прикрывали ли-
ца, но это мало помогало: рассыпчатая земля хрустела
на зубах, набивалась в ноздри, обжигала глаза. Но все
это было еще цветочки по сравнению с осеннею не-
пролазною грязью: с первыми же дождями город тонул
в этом густом месиве. Перейти улицу было опасным
подвигом, ибо в грязи запросто мог увязнуть башмак.
Повозки застревали даже в самом центре города. Дамы
в шикарных туалетах осторожно двигались по доща-
тым настилам. Нередко случалось, что в щегольскую
коляску вместо фырчащих рысистых жеребцов запря-
гали пару быков. Почтовую улицу как совершенно не-
пролазную перегораживали цепями; не лучше обстояло
дело и на Дерибасовской. Ко всему прочему, в Одессе
ощущался острый недостаток:
Чего б вы думали? Воды!
За бочку сей драгоценной влаги, почерпнутой в Дне-
пре и доставленной к черноморским берегам, изволь
вынь да положь на бочку целый рубль — и притом не
340_______
Александр Пушкин
ассигнациями, а полновесным серебром В засушливую по-
ру владельцы гостиниц и меблированных комнат выделяли
всего одно ведро воды на семью в день. И все-таки, не-
смотря на эти второстепенные неудобства, город рос, насе-
лялся и благоустраивался на глазах.
Основы города заложил в 1793 году герцог де Рише-
лье — он замыслил этот важный коммерческий порт как
место встреч не только всевозможных товаров, но и людей
и идей со всех концов света. Французский эмигрант граф
де Ланжерон продолжил дело Ришелье. Благодаря этим
двум французам Одесса росла — камень за камнем, и к то-
му времени, когда Пушкину суждено было в ней поселить-
ся, а именно в июле 1823 года — город представлял собою
пеструю смесь выросших, как грибы, строений. По сосед-
ству с двухэтажными «европейскими» домами лепились
деревянные и саманные хижинки, еврейские хибары, мол-
даванские лачуги, а позади длинных серых оград простира-
лись не освоенные еще пустыри, оглашавшиеся воем бро-
дячих собак. До мощения улиц дело пока не дошло. Но
уже сносили старую турецкую крепость и пускали под то-
пор кишевшие дичью кустарники ради прокладки бульва-
ров. Там, как призрак, возникала церковь, здесь — канце-
лярия, больница, сад, казарма, таможня, карантин.» Всюду
звенели пилы, скрипели подъемные блоки, ритмично сту-
чали молоты. Дощатые леса, проецировавшиеся на синее
одесское небо, вырисовывали контуры будущего этого
славного города.
Год за годом поселенцы притекали в Одессу толпами.
Институт крепостничества здесь не действовал. Прави-
тельство раздавало земли. А вместе с землей — свободу. Ну
а получив свободу, можно было думать и об обогащении.
Ибо возле торгового порта не обогатился бы только лени-
вый. Пшеница, рожь, ячмень, сало, медь, льняное семя —
все проходило через одесскую гавань и разлеталось по раз-
ным странам. Всегда имелась возможность ухватить на хо-
ду хоть несколько грошей. Вслед за российскими жителя-
ми сюда тянулись иностранцы — греки, французы, англи-
_______341
Анри Труайя
чане; торговые операции, а подчас и «барашки в бумажке»
сколачивали им состояния. Численность населения Одессы
перевалила за 30 тысяч, и всем охота урвать свой куш! Но
кому улыбнулось счастье раздобыть деньги, тот не прочь
бы их и потратить! Тут к вашим услугам и рестораны, и
тайные игорные заведения, и дома свиданий, и отели а
Геигорееппе... Ну и, конечно, итальянская опера — в ан-
тракте зрители рассаживались на вольном воздухе на ка-
менных парапетах и вкушали мороженое, которое достав-
лялось из соседнего кафе. Столько соблазнов большого
города для неискушенной провинциальной публики. Пуш-
кину, страдавшему от недостатка развлечений в захолуст-
ном Кишиневе, поначалу казалось, что он попал в Европу!
О, как благодарил он друзей, которые вызволили его из
молдавской трясины! «Я обнимаю вас из прозаической
Одессы, — пишет он 1 декабря 1823 года А.М. Тургене-
ву, — ...ценя в полной мере и ваше воспоминание, и дру-
жеское попечение, которому я обязан переменою своей
судьбы. Надобно подобно мне провести три года в душном
азиатском заточении, чтоб почувствовать цену и невольно-
го европейского воздуха». В восьмой главе «Евгения Онеги-
на» поэт воздает хвалу чарам Одессы:
Я жил тогда в Одессе пыльной...
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильной
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый...
Пусть пыль, грязь, нехватка питьевой воды... А впрочем,
стоит ли сетовать на это последнее, когда беспошлинного
вина — хоть залейся!
342_________
Александр Пушкин
И далее Пушкин делится с читателем, как проводит
время:
Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.
Потом за трубкой раскаленной,
Волной соленой оживленной,
Как мусульман в своем раю,
С восточной гущей кофе пью.
Иду гулять.
Всласть нагулявшись по берегу моря и вволю надышав-
шись утренним бризом, поэт, весь забрызганный пеной,
привычно захаживал в харчевню выкушать чашку густого
черного кофею по-турецки. Перед его глазами расстила-
лась театральная площадь, кишащая крикливыми негоци-
антами. Несмотря на свою важность для морской торгов-
ли, Одесса в ту пору еще не имела своей Биржи, и деловые
люди собирались перед театром, небрежно покуривая си-
гары — то был весомый признак их положения:
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода, войны
Или подобной новизны?
Пока купцы осматривают товары, прибывшие в одес-
ский порт, праздная молодежь отправляется в ресторан,
куда только что завезли свежайших устриц. По вечерам те
же молодые люди встречались в театре. Оказавшись в
Одессе, Пушкин поначалу был без ума от оперы, где звучал
«упоительный Россини» —
А только ль там очарований?
А разыскательный лорнет?
________343
Анри Труайя---------
А закулисные свиданья?
A prima dona? А балет?
А ложа, где, красой блистая,
Негоциантка молодая,
Самолюбива и томна,
Толпой рабов окружена?
и от картин южных ночей:
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь. Луна взошла,
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Все молчит;
Лишь море Черное шумит-
Тем не менее многоголосая суета морского порта, ти-
хая красота полуденных ночей, кулинарные хитрости гре-
ческих и французских ресторанов и спектакли итальян-
ской оперы не смогли надолго избавить поэта от меланхо-
лии, угасла новизна впечатлений — и жизнь в Одессе
сделалась для него несносной. Он затосковал здесь, как
еще недавно тосковал в Кишиневе... да как, впрочем, и вез-
де! Прибыв в Одессу в июле, он уже 19 августа пишет Вя-
земскому:
«Мне скучно, милый Асмодей, я болен, писать хочет-
ся — да сам не свой».
А 25 числа того же месяца — брату Левушке:
«У меня хандра — и это письмо не развеселило меня».
Жалоба за жалобой следуют с методичной регулярно-
стью. В письме к Вяземскому от 14 октября (том самом,
где он сетует на цензурные придирки к «Кавказскому
пленнику») поэт горюет: «У нас скучно и холодно. Я мерз-
ну под небом полуденным».
Пушкин лишь тогда мог быть счастливым, когда чувст-
вовал, что его окружают дружеские сердца, что его поддер-
живают, что его любят не за стихи, но за то, что он есть.
Присутствие искреннего друга преображало его жизнь.
Напротив, самые яркие картины природы не могли надол-
го задержать его внимания, если рядом не было товарища,
344________
Александр Пушкин
с которым он мог бы разделить свою радость и который
был бы достоин понимать его. Напрасно искал он в Одес-
се, как и в Кишиневе, климата сердечного общения, муж-
ского взаимного доверия, юношеского веселья. Он жил в
гостинице «Рено», занимая угловую комнату с балконом и
видом на море; соседнюю комнату занимал Ф. Вигель, с ко-
торым Пушкин любил поболтать; к ним присоединился и
Липранди, поступивший на службу к Воронцову, друзья
ли? Просто приятели. Да и с начальством не так уж повез-
ло. В Кишиневе «папаша Инзов» успешно заменял Пуш-
кину отца и мать. В Одессе Пушкин оказался в подчине-
нии у графа Воронцова. А Воронцов отнюдь не был ни лю-
бящим папашей, ни просвещенным меценатом
Но все же неплохим человеком был этот Воронцов. Вы-
сокий, худощавый, элегантный, с изящными чертами лица,
узкими губами и твердым взглядом. Воспитанный в Анг-
лии, он говорил со свистящим английским акцентом При
нем находились частный врач-англичанин — мистер Ли,
секретарь-англичанин — мистер Джексон, и даже конюх-
англичанин для присмотра за английскими лошадьми. Его
флегма, его либерализм, его невозмутимая правильность
скопированы с самых лучших британских образцов. Его
величали лордом; да что там лорд, он держит себя как сам
вице-король! Да по сути он таков и есть. Одесса — его сто-
лица. Вокруг него — целый двор услужливых льстецов да
молодых карьеристов. Как и положено владыке, он поощ-
ряет искусства, интересуется делами в обществе — ну, сло-
вом, царствует. Царствует с наслаждением Магистральные
направления его деятельности распределяются между тре-
мя домами. Первый, что на берегу моря, предназначен для
интимных обедов. Второй — огромный, только что вы-
строенный дом в городе — служит Воронцову семейным
очагом и местом проведения официальных балов. Ну, а
третий, в городском саду, предназначался для приема про-
сителей. Их целый легион, этих просителей, что униженно
топчутся у дверей одесского царька. Воронцов одаривает
всех их все тем же фригидным благодушием и все той же
_______345
Анри Труайя_______
улыбкой по-английски. Чем больше их набирается, тем
больше он доволен. Но, чем больше он проявляет любезно-
сти, тем более ему следует проявлять осторожность. Ибо
чувства свои он расточает либо по расчету, либо из учтиво-
сти. En gentleman. И всегда кончает тем, что выигрывает
партию. Тот, кто имеет неосторожность противиться ему,
с самого начала может считать себя побежденным.
И все-таки Пушкин хочет ему воспротивиться. Ворон-
цов принял его с требовательной учтивостью хозяина в от-
ношении талантливого подчиненного. Он собирался проте-
жировать, прельщать его. Но Пушкину не хотелось быть
ни протежируемым, ни прельщаемым. Он не какой-ни-
будь коллежский секретаришка. Он — писатель. К тому
же принадлежит старинному русскому дворянству. Сло-
вом, вправе быть на равных с Воронцовым. А этого послед-
ний никак понять не хочет. «Воронцов — вандал, придвор-
ный хам и мелкий эгоист, — так характеризует Пушкин
своего шефа в письме к А.И. Тургеневу от 14 июля 1824
года. — Он видел во мне коллежского секретаря, а я, при-
знаюсь, думаю о себе что-то другое».
И о том же — в письме к АЛ. Бестужеву (июнь 1825):
«У нас писатели взяты из высшего класса общества —
аристократическая гордость сливается у них с автор-
ским самолюбием. Мы не хотим быть покровительст-
вуемы равными. Вот чего подлец Воронцов не понимает.
Он воображает, что русский поэт явится в его передней с
посвящением или с одою, а тот является с требованием
на уважение, как шестисотлетний дворянин, — дьяволь-
ская разница!»
Такое положение усугублялось ото дня ко дню. Пушки-
на бесит, что человек, которого он не любит и которого не
может уважать, снисходительно поглядывает на него. Цар-
ственные позы Воронцова выводят поэта из себя. Он уже
тоскует по добродушию и простоте Инзова. «Генерал Ин-
зов добрый и почтенный старик, он русский в душе; он не
предпочитает первого английского шалопая всем извест-
ным и неизвестным своим соотечественникам. Он уже не
346_______
Александр Пушкин
волочится, ему не 18 лет от роду; страсти, если и были в
нем, то уж давно погасли. Он доверяет благородству чувств,
потому что сам имеет чувства благородные, не боится на-
смешек, потому что выше их, и никогда не подвергнется
заслуженной колкости, потому что он со всеми вежлив, не
опрометчив, не верит вражеским пасквилям». Это — фраг-
мент из «Воображаемого разговора с Александром I». (Ко-
нец декабря 1824 г.) И еще — небольшой зачеркнутый ку-
сок, в котором Пушкин характеризует того и другого сво-
его шефа: «Инзов меня очень любил и за всякую ссору с
молдаванами объявлял мне комнатный арест и присылал
мне, скуки ради, «Франкфуртский журнал». А его сиятель-
ство граф Воронцов не сажал меня под арест, не присылал
мне газет, но, зная русскую литературу, как герцог Вел-
лингтон, был ко мне чрезвычайно...» Конец строки обор-
ван — видимо, Пушкин так и не нашел нужного определе-
ния отношения к себе со стороны чопорного вельможи.
Все это у Пушкина пока что только в мыслях; и тем не
менее Воронцов догадывается о враждебности к себе со
стороны поэта. Он-то рассчитывал привязать Пушкина к
своей персоне, сделать его придворным поэтом, которым
не стыдно похвастаться перед другими особами! А он, ви-
дите ли, артачится! Этот секретаришка, без денег и поло-
жения, этот желторотый юнец еще смеет корчить из себя
важную птицу! Вот так подарочек! Уж лучше бы Инзов
удержал своего любимчика при себе, в этой Богом забытой
и грязной кишиневской дыре! И все-таки Воронцов слиш-
ком светский человек, чтобы выдать свое раздражение. Он
по-прежнему приглашает Пушкина на официальные празд-
нества. И поэт, появляясь на Воронцовских обедах и балах,
в свою очередь также старается скрыть свое настроение.
Только у него не всегда это получалось. «...Случилось в пер-
вый раз обедать с Пушкиным у графа, — вспоминает Лип-
ранди. — Он (Пушкин) сидел довольно далеко от меня и
через стол часто переговаривался с Ольгой Станиславовной
Нарышкиной (урожденной графинею Потоцкой, сестрой
С.С. Киселевой); но разговор почему-то вовсе не одушев-
_______347
Анри Труайя
лялся. Графиня Воронцова и Башмакова (Варвара Аркадь-
евна, урожденная княжна Суворова) иногда вмешивались
в разговор двумя-тремя словами. Пушкин был чрезвычай-
но сдержан и в мрачном настроении духа. Вставши из-за
стола, мы с ним столкнулись, когда он отыскивал, между
многими, свою шляпу, и на вопрос мой — куда? — «От-
дохнуть! — отвечал он мне, присовокупив: — Это не обеды
Болотовского, Орлова и даже...» — не окончил, вышел...»
Хандра и раздражение поэта усугублялись безденежьем
В Кишиневе и стол, и дом ему предоставлял Инзов; здесь
же, в Одессе, он мог рассчитывать только на собственные
средства: все те же 700 рублей ассигнациями в год, кото-
рые к тому же поступали к нему с непозволительной нере-
гулярностью. Так, деньги за 4 месяца службы, которые ему
надлежало получить в сентябре 1823 года, перечислили
только к февралю 1824-го; поэту причиталось 225 рублей
ассигнациями и о д и н рубль серебряной монетою...
Между тем гостиница, рестораны, картежные баталии
и посещения театра влетали в копеечку. Родители? Но
Пушкин был для них чужой. По крайней мере, в том, что
касается денежной помощи. Едва ли месяц прошел со дня
приезда поэта в Одессу, а он уже пишет брату слезное
письмо (25 августа 1823 г.):
«Изъясни отцу моему, что я без его денег жить не мо-
гу, Жить пером мне невозможно при нынешней цензуре;
ремеслу же столярному я не обучался; в учителя не могу
идти; хоть я знаю Закон Божий и 4 первые правила, но
служу и не по своей воле — ив отставку идти невозмож-
но. Всё и все меня обманывают — на кого же, кажется,
надеяться, если не на ближних и родных. На хлебах у Во-
ронцова я не стану жить — не хочу и полно. Крайность
может довести до крайности. Мне больно видеть равно-
душие отца моего к моему состоянию — хоть письмы
его очень любезны».
Он по уши в долгах. Но стоит ему получить хоть какие-
нибудь гроши, он тут же пускает их на уплату долгов.
348________
Александр Пушкин
Сохранился забавный рассказ старика извозчика по
прозвищу Береза:
«Был тут в графской канцелярии Пушкин. Чиновник,
что ли. Бывало больно задолжает, да всегда отдает с про-
центами. Возил я его раз на хутор Рено. Следовало пять
рублей; говорит, в другой раз отдам. Прошло с неделю. Вы-
ходит: вези на хутор Рено!.. Повез опять. Следовало уже де-
сять рублей, а он и в этот раз не отдал. Возил я его и в тре-
тий и опять в долг: нечего было делать; и рад был бы не
ехать, да нельзя: свиреп был да и ходил с железной дубин-
кой. Прошла неделя, другая. Прихожу я к нему на кварти-
ру. Жил он в клубном доме, во втором этаже, вот сверху
над магазином Мирабо. Вхожу в комнату. Он брился. Я к
нему. Ваше благородие, денег пожалуйте, и начал просить.
Как ругнет он меня, да как бросится на меня с бритвой!
Я бежать, давай Бог ноги; чуть не зарезал. С той поры я так
и бросил. Думаю себе: пропали деньги, и искать нечего, а
уже больше не повезу. Только раз утром гляжу, — тут же и
наша биржа, — растворил окно, зовет всех, кому должен...
Прихожу и я: «на вот тебе по шести рублей за каждый
раз, да смотри, вперед не совайся!» — «Да зачем же ездил
он на хутор Рено?» — А Бог его знает! Посидит, походит
по берегу час, полтора, потом назад».
В тетрадках, непосредственно после оконченной 8 де-
кабря II главы «Онегина», есть черновик французской за-
писочки: «Посылаю вам, генерал <вероятно, это Инзов> —
360 рублей, которые я вам уже давно должен. Примите
мою искреннюю благодарность. Извиняться я даже не
смею. Я пристыжен и смущен, что до сих пор не мог упла-
тить вам этот долг. Но это произошло потому, что я про-
падал от нищеты. Примите, генерал, уверенье в моем глу-
боком почтенье»1.
Он и впрямь погибал от нищеты; к тому же в Одессе он
не мог, как в Кишиневе, позволить себе расхаживать в об-
лачениях то еврея, то грека, то молдаванина. Большой го- 1
1 Указывается и другая дата этой записки — около 8 марта 1824 г.
________349
Анри Труайя________
род требовал какого ни есть приличия в одежде. А прили-
чие стоило дорого. В глазах одесситов Пушкин был невы-
соким, худощавым и живым человечком, с бронзовым
лицом и толстыми, как у африканца, губами. На нем слег-
ка ношенный черный редингот, застегнутый до самого гал-
стука, черная шляпа с оливковыми отблесками, а в руках,
конечно, знаменитая палица, которую он носил для уп-
ражнения руки на случай дуэли. Волосы причесаны кое-
как. Взгляд блестящий и гордый. Он беден — и тем не ме-
нее заносчив. И — одинок.
Тем не менее в марте 1824 года его денежные дела су-
щественно улучшились и оживили в нем надежду.
До сего дня литературные труды Пушкина не приноси-
ли ему ничего, кроме, с одной стороны, доброго реноме, а
с другой — бесчисленных забот и неприятностей. За стихи,
публиковавшиеся в журналах, ему не платили, и только
благодаря любезности Греча он получил 500 рублей за
«Кавказского пленника»1. Но в таком положении были и
все русские писатели того времени. Литература была для
них passe-temps aimable, а не ремеслом, которым зараба-
тывают деньги. Более того, они почли бы бесчестьем обме-
нивать музыку своей души на звон презренного металла.
Более того, в порядке вещей было «пиратски» перепечаты-
вать их сочинения, да еще с искажениями, и никто из
жертв не обрушивал громы и молнии на голову нечистого
на руку издателя. Так, в 1824 году (на титуле — 1823 год)
в Петербурге выходит в свет «Кавказский пленник» в не-
мецком переводе почтового цензора (!!!) Вульферта — ка-
ковой не только не заплатил Пушкину ни копейки, но и
не испросил у поэта согласия на перевод и публикацию.
И Пушкину пришлось смириться с таким к себе отноше-
нием!
Но именно Пушкин первым в России осмелился возвы-
сить голос в защиту своих авторских прав и возможности 1
1 Комментарий Тырковой-Вильямс: «Кажется, сам (Греч) гораздо
больше на нем заработал». — Цит. соч. Т. I. С. 284.
350________
Александр Пушкин
зарабатывать пером. Он превратил литературу в ремесло,
причем писал об этом с дерзновением, изумлявшим адре-
сатов. Вот, к примеру, отрывок из письма все тому же
Гречу:
«Хотел было я прислать вам отрывок из моего «Кав-
казского пленника», да лень переписывать; хотите ли вы
у меня купить весь кусок поэмы? длиною в 800 стихов;
стих шириною — 4 стопы; разрезано на 2 песни, /узшево
отдам, чтоб товар не залежался. Vale1.
Пушкин. 21 августа 1821 г. Кишинев».
А вот фрагмент письма А. Бестужеву от 8 февраля 1824
года — уже по поводу другого своего сочинения: «Радуюсь,
что мой «Фонтан» шумит. Впрочем, я писал его един-
ственно для себя, а печатаю потому, что деньги были
нужны».
Отправив Вяземскому «Бахчисарайский фонтан», поэт
пишет брату:
«Ты знаешь, что я дважды просил Ивана Ивановича1 2 3 о
своем отпуске через его министров — и два раза воспо-
следовал всемилостивейший отказ. Осталось одно — пи-
сать прямо на его имя — ноль такому-то, в Зимнем двор-
це, что против Петропавловской крепости, не то взять
тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть на Кон-
стантинополь. Святая Русь мне становится невтерпеж.
ПЫ bene ibi patria?. А мне bene там, где растет трин-тра-
1 Не совсем так: в письме к Вяземскому от 15 июля 1824 г. Пуш-
кин сообщает, что собирается «хлопотать о взыскании по законам» с
издателя Ольдекопа и только 29 ноября того же года сообщает тому
же адресату: «Ольдекоп надоел. Плюнем на него, и квит». Что ж, мож-
но понять: в его положении успешно вести судебное преследование до-
вольно затруднительно. Но, по-видимому, обида так саднила его, что и
в июле 1827 г. он обращается за поддержкой ни больше ни меньше,
как к своему злейшему врагу — АХ Бенкендорфу, «дабы и впредь огра-
дить себя от подобных покушений на свою собственность». (Прим,
пер.)
2 То есть царя Александра I (прим. А. Труайя).
3 Где хорошо, там и родина (лат.).
Анри Труайя________
ва, братцы. Были бы деньги, а где мне их взять? что до
слабы, то ею в России мудрено довольствоваться. Русская
слава льстить может какому-нибудь В. Козлову, которо-
му льстят и петербургские знакомства, а человек немно-
го порядочный презирает и тех и других. Mais pourquoi
chantais-tu?' на сей вопрос Аамартина отвечаю — я пел,
как булочник печет, портной шьет, Козлов пишет, ле-
карь морит — за деньги, за деньги, за деньги — таков я в
наготе моего цинизма.
Январь (после 12) — начало февраля 1824 г.
Из Одессы в Петербург».
И далее высказывает негодование в адрес тех своих дру-
зей, которые под предлогом заботы о его реноме распро-
странили «Бахчисарайский фонтан» в рукописных списках
еще до того, как он вышел из-под типографского станка:
«Плетнёв пишет мне, что «Бахчисарайский фантан»
у всех в руках. Благодарю вас, друзья мои, за ваше мило-
стивое попечение о моей славе! благодарю в особенности
Тургенева, моего благодетеля; благодарю Воейкова, моего
высокого покровителя и знаменитого друга! Остается уз-
нать, раскупится ли хоть один экземпляр печатный те-
ми, у которых есть полные рукописи; но это бездели-
ца — поэт не должен думать о своем пропитании, а дол-
жен, как Корнилович, писать с надеждою сорвать улыбку
прекрасного пола. Ауша моя, меня тошнит с досады —
на что ни взгляну, все такая гадость, такая подлость,
такая глупость — долго ли этому быть?»
Но одного письма поэту явно не хватило, чтобы излить
наболевшее. И 1 апреля 1824 года он шлет брату Левушке
второе:
«Вот что пишет ко мне Вяземский:
«В «Благонамеренном» читал я, что в каком-то уче-
ном обществе читали твой «Фонтан» еще до напечата-
ния. На что это похоже? И в Петербурге ходит тысяча
списков с него — кто ж после будет покупать; я на совес-
1 Но для чего же ты пел? (фр.)
352________
Александр Пушкин
ти греха не имею и проч.». ...Таким образом, обязан я за
все про все друзьям моей славы — черт их возьми и с
нею; тут смотри как бы с голоду не околеть, а они кри-
чат слава! Видишь, душа моя, мне на всех вас досадно;
требую от тебя одного: напиши мне, как «Фонтан» рас-
ходится...»
И, однако, «Бахчисарайский фонтан», с которого Пуш-
кин не рассчитывал сорвать особый куш, обрел большой
коммерческий успех, удививший не только автора, но и
всю тогдашнюю российскую писательскую братию. На-
блюдавший за печатанием «Фонтана» Вяземский получил
от книгопродавца А.С. Ширяева для Пушкина весомый го-
норар — «целых 3000 рублей за 6001 строк, т.е. 5 целко-
вых за строчку! Книгопродавец заплатил также посредни-
ку Пономареву за комиссию 500 рублей, печатание также
обошлось в 500 — на круг четыре тысячи. Но продажа
книги покрыла эти затраты в первые же несколько дней.
Не только поэт, но и книгопродавец не остались внакладе.
Вот так благодаря Пушкину авторское право стало вхо-
дить в обычаи и нравы России. Благополучно получив свои
три тысячи 8 марта 1824 года в Одессе, Пушкин в этот же
день написал Вяземскому:
«От всего сердца благодарю тебя, милый Европеец, за
неожиданное послание или посылку. Начинаю почитать
наших книгопродавцев и думать, что ремесло наше, пра-
во, не хуже другого... Уплачу старые долги и засяду за но-
вую поэму. Благо я принадлежу к нашим писателям XVIII
века; я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть для
улыбки прекрасного пола».
Коммерческий успех книги вызвал такое любопытство
в издательских кругах, что Вяземский посвятил этому це-
лую статью в «Новостях литературы»:
«Появление «Бахчисарайского фонтана», — писал он, —
достойно внимания не одних любителей поэзии, но и на-
блюдателей успехов наших в умственной промышленно- 1
1 Фактически и того меньше — ровным счетом 578. (Прим, пер.)
________353
Анри Труайя______
сти. За рукопись маленькой поэмы Пушкина было запла-
чено три тысячи рублей; в ней нет шестисот стихов; итак,
стих (да еще какой же! заметим для биржевых оценщи-
ков — мелкий четырехстопный стих) обошелся в пять
рублей с излишком. Стих Байрона, Казимира Лявиня,
строчка Вальтера Скотта приносят процент еще значи-
тельнейший, это правда! Но вспомним и то, что инозем-
ные капиталисты взыскивают проценты со всех образо-
ванных потребителей на земном шаре, а наши капиталы
обращаются в тесном домашнем кругу.
Пример, данный книгопродавцем Пономаревым, ку-
пившим манускрипт поэмы, заслуживает, чтобы имя его
сделалось известным: он обратил на себя признательное
уважение друзей просвещения, оценив труд ума не на ме-
ру и не на вес. К удовольствию нашему, можем также при-
бавить, что он не ошибся в расчетах и уже вознагражден
прибылью за смелое покушение торговли».
«Уплачу старые долги и засяду за новую поэму»... Увы,
старых долгов накопилось слишком много, и поглотили
они немаленькую долю из тех трех тысяч, что Пушкин по-
лучил за «Фонтан». Но даже когда эта сумма разошлась, с
Пушкиным осталась твердая уверенность: он знал, что от-
ныне может жить своим ремеслом и что его талант —
вполне серьезное дело.
Глава 2
АМАЛИЯ И ЭЛИЗА
Четко прописанных служебных обязанностей у Пушки-
на не было, да он и не считал целесообразным появляться
в Воронцовской конторе. Те семьсот целковых, которые
были назначены ему правительством, поэт вполне резонно
считал компенсацией за неудобства и лишения, вызывае-
мые его состоянием ссыльного, а вовсе не вознаграждени-
ем, которое необходимо было отрабатывать трудом писца,
да никто и не ставил ему в укор нерадение к службе.
354_______
Александр Пушкин
Как и в Кишиневе, он тратил дни свои на сочинительст-
во, прогулки, кутежи и картежные игры со вновь встре-
ченными компаньонами.
«Обедаем славно — я пью, как Кот содомский, и жа-
лею, что не имею с собой ни одной дочки. Недавно выдал-
ся нам молодой денек — я был президентом попойки —
все перепились и потом поехали по борделям», — пишет
он Ф.Ф. Вигелю в ноябре 1823 года.
Романтическому поэту и друзья потребны романтиче-
ские. В Одессе Пушкин сделался неразлучным приятелем
«корсара в отставке» по имени Морали. Этот Морали, пре-
жде мавр Али, был красавцем атлетического сложения с
могучими мускулами и бронзовым лицом, отличавшимся
тонко выточенными чертами. Огромные черные глаза на-
поминали два куска угля. Носил Морали красную шелко-
вую рубаху, короткую куртку из красного сукна, расши-
тую золотом, панталоны с напуском, перевязанные турец-
кой шалью; и, как и полагается заправскому корсару, при
нем были пистолеты с узорами насечкой ala orientale. На
ногах — вышитые туфли без задника, на голове — тюрбан
из тонкой белой материи, надвинутый по самые уши. Мо-
рали говорил по-итальянски и по-французски; это был ве-
сельчак, страстный картежник и выпивоха. Никогда не
дулся, когда ему напоминали о прошлых пиратских подви-
гах. Байрон, конечно, полюбил бы его за былые похожде-
ния; Пушкин любил его за нынешнее доброе расположе-
ние духа.
«Я объездил некоторых лиц, что было необходимо по
службе, — вспоминает Липранди, — в восемь часов воз-
вратился домой и, проходя мимо номера Пушкина, зашел
к нему. Я застал его в самом веселом расположении духа,
без сюртука, сидящим на коленях у мавра Али. Этот мавр,
родом из Туниса, был капитаном, то есть шкипером ком-
мерческого или своего судна, человек очень веселого харак-
тера, лет тридцати пяти, среднего роста, плотный, с лицом
загорелым и несколько рябоватым, но очень приятной фи-
зиономии. Али очень полюбил Пушкина, который не ина-
_______355
кнри Труайя________
че называл его, как корсаром. Али говорил несколько по-
французски и очень хорошо по-итальянски. Мой приход
не переменил их положения; Пушкин мне рекомендовал
его, присовокупив, что — «у меня лежит к нему душа: кто
знает, может быть, мой дед с его предком были близкой
родней». И вслед за сим начал его щекотать, чего мавр не
выносил, а это забавляло Пушкина».
Впрочем, байронического в Морали было только имя,
костюм и окрас кожи. Байронической душою в глазах
Пушкина обладал «саркастический и ледяной» Александр
Раевский. Да, да — Пушкин снова повстречал в Одессе
этого тщедушного демона с желтым, наморщенным и вы-
скобленным лицом, черными злобными глазками, зубоска-
лящей ухмылкой и мыслями, вводящими в заблуждение.
Как и на Кавказе, он разыгрывал провинциального Мефи-
стофеля. И, как на Кавказе, он гасил свечи в комнате, что-
бы смелее отвечать на вопросы собеседника. Он хотел ка-
заться совсем маленьким. Он делал вид, что ему страшно.
А может, так оно и было на самом деле. Во всяком случае,
представляется, что от вечера к вечеру Пушкин все более
разгадывал печальное тщеславие своего приятеля, искусст-
венные оковы тяготили его.
Не к тому ли идет он, чтобы предать осмеянию саму
дружбу? Любовь, брак, чувство родины, чувство долга, сво-
боды — еще куда ни шло, но дружбу!.. Видимо, для того,
чтобы отдохнуть от хулителя Раевского, он и обратил свои
взоры к служившему в канцелярии Воронцова восторжен-
ному молодому поэту Туманскому. «Он добрый малый, да
иногда врет, — пишет Пушкин брату 25 августа 1823 го-
да — например, он пишет в Петербург письмо, где гово-
рит, между прочим, обо мне: Пушкин открыл мне немед-
ленно свое сердце-, дело в том, что я прочел ему отрывки
из «Бахчисарайского фонтана»... сказав, что я не желал бы
ее (поэму) напечатать, потому что многие места относятся
к одной женщине, в которую я был очень долго и очень
глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру. Ту-
манский принял это за сердечную доверенность...» Ну, а
356________
Александр Пушкин
сам Туманский величал Пушкина «соловьем» и даже «Ии-
сусом Христом нашей Поэзии». В компании с Туманским,
а также Дмитрием Шварцем, Константином Варламом и
рядом других дружков-приятелей Пушкин разъезжал из
ресторана в театр, из театра в казино. Вполне приличной
почиталась кухня у грека Димитраки и уж совсем замеча-
тельной — у француза Сесара Отона»1. Винный погреб
Отона признавался самым лучшим в Одессе. После смерти
поэта Сесар Отон охотно назидал его почитателям свои
впечатления о самом знаменитом клиенте: «Он предпочи-
тал Сен-Пере всем другим маркам шампанского. Что ж, у
меня в погребе всегда было припасено самое превосход-
ное».
Но не только винный погреб Отона привлекал одес-
скую «золотую молодежь». «Услужливый Огон» припас к
ее услугам еще одно заведение — потаенный игорный дом.
Толпы чиновников, негоциантов и праздных юношей оса-
ждали столы, обтянутые зеленым сукном; общие суммы,
которые просаживались здесь, доходили до десятков тысяч
целковых за ночь. Среди понтёров можно было встретить
и профессиональных игроков, которые «гастролировали»
по России и жили только ночными выигрышами.
В Оперном театре те же чиновники, те же негоцианты
и та же «золотая молодежь» аплодировали басу Дезиро,
тенору Моринелли, примадонне Амати и совсем еще
юной Маркони. Но местом представления была не только
сцена, но и зрительный зал. Все зрители были знакомы
друг с другом. Антракт — и начинаются визиты друг к
другу завсегдатаев лож, милая болтовня соседей по крес-
лам, жесты рук, игра лорнетами... Когда французская певи-
ца Д’Анжвилль-Бандерберг пожелала привить на одесской
сцене парижские водевили, вспыхнул скандал. Театралы
разделились на два лагеря — pro и contra Д’Анжвилль; гал-
ломаны и италоманы взаимно величали друг друга звуч-
ным титулом — «cochons»! Зато театр делал такие сборы, 1
1 Пишется: Automne, что по-французски значит «осень».
________357
Анри Труайя_______
каких никто не ожидал. Пушкин горячо участвовал в этих
словесных баталиях. Он любил Оперу, очаровательных пе-
виц, театральный свет, прелестниц, уютно устроившихся в
обитых бархатом пещерах бенуара; любил слушать грохот
оркестра и выходить из театра после спектакля под купол
звездного южного неба. Он променял бы не глядя два де-
сятка официальных пиров на один только вечер в Опере.
Но от официальных пиров отвертываться не полагалось.
Воронцов с этикетом не шутит.
При дворе Воронцова Пушкин встречался с управляю-
щим канцелярией — тихим и робким Александром Ка-
значеевым и супругой его, дородной Варварой Дмитриев-
ной, урожденной кн. Волконской; эта дама сочиняла стихи
и держала литературный салон для провинциальных сти-
хоплетов. Здесь же поэт познакомился со скромным, флег-
матичным Львом Нарышкиным и его красавицей-женою
Ольгой Станиславовной, урожденной Потоцкой, в кото-
рую была влюблена вся одесская молодежь. Ах, друг мой,
писал Туманский, знал бы ты, как прелестна и грациозна
Ольга — когда она танцует вальс в своем синем платье,
легком как туман, можно, не стыдясь, упасть пред нею на
колени! Пушкин разделял мнение собрата по перу на сей
предмет, и даже сам граф Воронцов не был равнодушен к
шарму этой чаровницы.
К свите Воронцова принадлежал также одесский градо-
начальник А.Д Гурьев — гурман и тупица, каких поискать.
Еще одним примечательным чиновником при персоне Во-
ронцова был Иван Павлович Бларамберг, дочери которо-
го — милые резвушки Зинаида и Елена — вдохновляли
Пушкина писать куплеты на случай. Тут и добряк Михаил
Иванович Леке, которого поэт знал еще по Кишиневу —
тогда у него и кровати-то своей не было, а десять лет спус-
тя будет давать балы в Петербурге! Прелестная полячка
Каролина-Розалия-Текла Собаньская — мимолетная лю-
бовь поэта; монархист Стурдза; французский негоциант
Карл Яковлевич Сикар; граф Луи Александр Андро де Лан-
жерон — предшественник графа Воронцова на посту ге-
358_______
Александр Пушкин
нерал-губернатора Новороссийского края; уволенный с
должности за «упущения по службе», он утешался тем, что
сочинял трагедию о неаполитанской революции. Назовем
еще одиозного, услужливого барона Брунова — как вспо-
минает Липранди, означенный персонаж появился на ба-
лу-маскараде в костюме валета червей и, подойдя к чете
Воронцовых, поднес графу стихи на французском языке,
добавив льстивую фразу: «Le valet de coeur fait hommage au
roi des coeurs»1. Несколько уступил барону в остроумии ав-
стрийский консул фон Том, нарядившийся книгой с золо-
той надписью на корешке: «ПЕРВЫЙ ТОМ». А вот славный
генерал Сабанеев надел фрак, в котором фигура его, вооб-
ще взятая, не могла не быть смешной. Это было еще ниче-
го, но он на шею и на фрак нацепил все имевшиеся у него
иностранные ордена (а их было много, ибо, будучи началь-
ником главного штаба главной армии в1813и1814 годах,
он получил оные от всех союзников и по нескольку) и ни
одного русского. Пушкин был в восторге, что Сабанеев
употребил иностранные ордена как маскарадный костюм.
Восторг этот разделяли, однако же, не все, а иностранные
консулы думали даже видеть в этом недоброжелательное
намерение и как бы желание оскорбить значение их орде-
нов в глазах русских. О случившемся дошло до Петербурга,
и вскоре оттуда поступил приказ о запрещении использо-
вания в качестве маскарадных аксессуаров иностранных
орденов, медалей, крестов и тому подобного.
На этом балу Пушкин появился, завернувшись в об-
ширное черное домино1 2; на лице, как и положено, маска.
Да, конечно, он любовался костюмами, как всегда, оказы-
вал знаки внимания прелестницам, чьи свежие личики
1 Труднопереводимая игра слов — буквально: «Валет червей пре-
подносит в дар королю сердец». По-французски valet еще и «слуга»,
что усиливает элемент низкопоклонства в сказанной фразе. (Прим,
пер.)
2 Домино — маскарадный костюм в виде широкого плаща с рука-
вами и капюшоном, а также человек в таком костюме.
________359
кнри Труайя________
(ничего, что на сей раз скрытые под масками!) оживляли
жару и свет торжественного зала. И все-таки домой он
возвратился усталым — столько бесполезных жестов,
столько пустых слов, которые навевают только грусть! Да
вся его жизнь — сплошной маскарад. Все, кто окружают
его, носят маски. Их души переодеты точно так же, как и
тела. Он чувствовал себя не в своей тарелке среди этой бо-
гатой, шумной и кружащейся толпы. «В час (пополуд-
ни), — вспоминает Липранди о том, какие чувства испы-
тывал поэт после того бала-маскарада, — мы нашли Пуш-
кина еще в кровати, с поджатыми, по обыкновению,
ногами и что-то пишущим. Он был очень не в духе от быв-
шего маскарада; рассказал некоторые эпизоды и в особен-
ности был раздражен на (тогда коллежского асессора) ба-
рона Брунова (ныне нашего посла в Лондоне) и на улыбку
довольствия графа».
«В эту мою поездку в Одессу, — продолжает Липран-
ди, — где пробыл я неделю, я начал замечать, но безотчет-
но, что Пушкин был недоволен своим пребыванием отно-
сительно общества, в котором он, как говорится, более или
менее вращался. Находясь в Одессе, я не проникал в эти
причины, хотя очень часто с ним и еще с двумя-тремя де-
лали экскурсии, где, как говорится, все распоясывались.
Я замечал какой-то abandon1 в Пушкине... Он отвык и, как
говорил, никогда и не любил аристократических семейных
и этикетных обществ...»
Не имея возможности ни сторониться знатных евро-
пейских домов, ни выносить их общества, Пушкин испы-
тывал раздражение как сам на себя, так и на тех, кто по-
прежнему не чурался его принимать.
В письме от 16 июня 1824 года поэт Туманский так
описывал женский пол Одессы:
«Недостаток светского образования гораздо чувстви-
тельнее в одесских дамах. Женщины — первые создатель-
ницы и истинные подпоры обществ. Следовательно, им не- 1
1 Отчужденность {фр.).
360________
Александр Пушкин
простительно упущать всякую малость, способствующую
выгодам сего нового их отечества. Все приманки ума, лов-
кости просвещения должны быть употреблены, дабы вну-
шить в мужчине и охоту к светским удовольствиям, и сер-
дечную признательность к дамам. У нас ничего этого
нет, — замужние наши женщины (выключая прекрасную
и любезную госпожу Ризнич) дичатся людей, скрывая под
личиной скромности или свою простоту, или свое невеже-
ство; девушки в обхождении своем не умеют стать на на-
стоящую точку: одни дики или грубы; другие слишком
вольны и слишком рано постигают вещи, которых не забо-
тятся скрывать. Впрочем, в общей массе все это вместе со-
ставляет вещь оригинальную и приятную. Ты можешь уга-
дать, к какому классу дам принадлежу я, по общим склон-
ностям человека; конечно, девушка вольного обращения
гораздо занимательней дикой, провинциальной барышни
или безмолвной, жеманно-скромной дамы. Особливо гре-
чанки меня утешают. Недавно еще покинув землю, где
женский пол не имеет общественного существования, —
они вдруг хотят насладиться всею свободою оного».
По привычке Пушкин в Одессе был влюблен во множе-
ство молодых женщин и молодых девушек. Близкие гово-
рили о нем: «Предметы его увлечения могли меняться, но
страсть оставалась при нем одна и та же».
И он более ценил свой успех у женщин, нежели свой
успех как поэта. Строить кому-нибудь куры было для него
забавным экзерсисом, необходимым для личной гигиены.
Он называл это «faire les coquetteries». Как пишет знаме-
нитый пушкинист П.В. Анненков, «особенно перед слуша-
тельницами он любил расточать всю гибкость ума, все бо-
гатство своей природы...»
И дамы вполне сознавали, сколько усилий тратит он,
чтобы их развлечь. «Вот почему, несмотря на известную
небрежность его костюма, на неправильные, хотя и энер-
гические черты лица, Пушкин вселял так /иного привязан-
ностей в сердцах, оставлял так много неизгладимых воспо-
_______361
Анри Труайя________
минаний в душе...» От одесского периода в «Донжуанском
списке Пушкина» осталось два имени: АМАЛИЯ и ЭЛИЗА.
Амалия Ризнич была женою богатого одесского негоци-
анта. Она была, как предполагалось, германо-итальянского
происхождения1. Это была молодая, высокая, стройная
красавица, с ослепительно бледным лицом, длинной глад-
кой шеей и огромными черными, пронизанными светом
глазами. Стоило ей распустить волосы, как они ниспадали,
точно занавес, до самых колен. Поскольку ступни у нее
были большие, то она всегда ходила в широком платье по-
кроя амазонки. На голове — шляпа мужского фасона, но с
вуалью, доходившей до самых пят. Этот несколько неле-
пый наряд только добавлял ей шарма. Почти все молодые
люди Одессы были в большей или меньшей степени влюб-
лены в нее. Правда, эксцентрический костюм и сомни-
тельное реноме закрыли перед нею двери салонов Ворон-
цовых и их друзей. Зато сама она охотно принимала у себя
гостей. Холостяки толпою неслись к ней на танцевальные
вечера, на обеды, на партии в вист. Супруг Амалии с изум-
лением наблюдал за этой толпой воздыхателей, увивавших-
ся около его благоверной. Она затмевала его, а он был сча-
стлив оттого, что она пользуется таким успехом, и хранил
уверенность в ее верности.
Пушкин был завсегдатаем дома четы Ризнич. Как и дру-
гие — и больше, нежели другие, — он был очарован пре-
красной Амалией. Любовь оглушала его, буквально раздав-
ливала. О, как бы хотелось ему умыкнуть Амалию, чтобы
одному, только одному наслаждаться блеском ее огромных
очей, сияющей эластичностью ее кожи, широкою лаской
ее губ. Какое там!.. Она была окружена целым флотом по-
клонников, часто богатых и ловких. И ей нравилось, что за
ней так ухаживают! Но каково было при этом Пушкину!
«Любовь овладела сильнее его душою. Она предстала
ему со всей заманчивостью интриг, соперничества и ко- 1
1 Так у Труайя; у Тырковой-Вильямс «Амалия Ризнич по происхо-
ждению не то флорентийка, не то венская еврейка».
362________
Александр Пушкин
кетства. Она давала ему минуты и восторга, и отчаяния.
Однажды в бешенстве ревности он пробежал пять верст с
обнаженной головой под палящим солнцем по 35 граду-
сам жары»1.
Это писано братом поэта, Львом Сергеевичем, с чьих-то
слов, так как сам он в Одессе тогда не был. В числе сопер-
ников Александра Сергеевича ходили землевладелец Со-
баньский и, особенно, князь Яблоновский. Лира поэта ис-
торгла в 1823 году такие печальные строки:
Ты мне верна: зачем же любишь ты
Всегда пугать мое воображенье?
Окружена поклонников толпой,
Зачем для всех казаться хочешь милой,
И всех дарит надеждою пустой
Твой чудный взор, то нежный, то унылой?
Мной овладев, мне разум омрачив,
Уверена в любви моей несчастной,
Не видишь ты, когда в толпе их страстной,
Беседы чужд, один и молчалив,
Терзаюсь я досадой одинокой;
Ни слова мне, ни взгляда... друг жестокой!
Хочу ль бежать: с боязнью и мольбой
Твои глаза не следуют за мной.
Справедливо — Амалия Ризнич не была равнодушна к
страсти со стороны Пушкина. Она с удовольствием позво-
ляла ему дарить ей объятья и ласки. Но не запрещала себе
принимать те же наслажденья в объятьях других:
Скажи еще: соперник вечный мой,
Наедине застав меня с тобой,
Зачем тебя приветствует лукаво?..
Что ж он тебе? Скажи, какое право
Имеет он бледнеть и ревновать?.. 1
1 Судя по всему, по шкале Реомюра — по Цельсию это будет за со-
рок. Впрочем, по мнению Тырковой-Вильямс, не факт, что эта вспышка
бешеной ревности поэта вызвана любовью именно к Ризнич. «Неиз-
вестно, о какой любви говорит он» (брат поэта) — считает исследова-
тельница. (Прим, пер.)
________363
кнри Труайя__________
В нескромный час меж вечера и света,
Без матери, одна, полуодета,
Зачем его должна ты принимать?..
Но я любим... Наедине со мною
Ты так нежна! Лобзания твои
Так пламенны! Слова твоей любви
Так искренне полны твоей душою!
Не Амалия ли даровала Пушкину те самые любовные
признания, которые он обессмертил в своем стихотворе-
нии «Ночь»?
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются, и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг- люблю- твоя- твоя.
К концу 1823 года страсть Пушкина к Амалии Ризнич
сделалась «болезнью, подобной чуме», «черной хандре»,
«лихорадке» и «безумству». Пушкин сам был в страхе от
этого. Тем временем Амалия понесла под сердцем ребен-
ка — по-видимому, все-таки от законного своего супруга.
В начале 1824 года она разрешилась от бремени мальчи-
ком и захворала; у нее открылось кровохарканье, и она уе-
хала в Италию лечиться. Молодой соперник поэта Ябло-
новский поехал за нею следом В 1825 году чахотка обры-
вает ее жизнь. Угасла Амалия в печали, в одиночестве —
благоверный не последовал за нею во Флоренцию. Пушкин
узнал о ее кончине только 29 июля 1826 года; отзывом
явилась элегия:
Из равнодушных уст я слышал смерти весть,
И равнодушно ей внимал я.
Так вот кого любил я пламенной душой
С таким тяжелым напряженьем,
С такою нежною, томительной тоской,
С таким безумством и мученьем!
Где муки, где любовь? Увы, в душе моей
Для бедной, легковерной тени,
Для сладкой памяти невозвратимых дней
Не нахожу ни слез, ни пени.
364_________
Александр Пушкин
Из этих строк видно, что поэт удивляется собственному
равнодушию к случившемуся; и все же этот призрак, кото-
рый, как поэту казалось, был обречен на забвение, будет
преследовать его в течение долгих лет. В 1830-м, незадолго
до женитьбы поэта, с его пера срывались такие печальные
строки:
Ты в край иной меня звала.
Ты говорила: в день свиданья
Под небом вечно голубым,
В тени олив, любви лобзанья
Мы вновь, мой друг, соединим.
Но там, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом,
Где тень олив легла на воды,
Заснула ты последним сном.
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой-
Ее прах давно истлел — а поэт все тоскует по ее любви
и ласкам:
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой.
Приди, как дальняя звезда,
Как легкий звук иль дуновенье,
Иль как ужасное виденье,
Мне все равно: сюда, сюда!-
Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба,
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь- но тоскуя
Хочу сказать, что все люблю я,
Что все я твой: сюда, сюда!
Создается впечатление, что известие о смерти Амалии
травмировало Пушкина больше, нежели ее отъезд в мае
________365
Анри Труайя_______
1824-го. Но вспомним-ка: на рубеже 1823—1824 годов
амазонка была в своем марьяжном интересе, так что ви-
деться с нею поэт мог лишь изредка — вот он и отвернул-
ся от нее, когда она покинула город, он продолжал любить
ее — но, понятно, в воспоминаниях, в мыслях, другая жен-
щина ускорила исцеление поэта — не кто иная, как Елиза-
вета Воронцова, супружница милорда, вице-короля Ново-
российского края, вельможи с англоманскими заскоками.
Елизавета Воронцова прибыла в Одессу только 6 сентября
1823 года. В это время и она была на сносях, и, разумеется,
Пушкин едва ли встречался с нею, прежде чем она разре-
шилась от бремени, ребенок появился на свет в октябре.
Знакомство Пушкина с неоспоримой королевой Одессы,
следовательно, могло состояться не ранее ноября, а то и
декабря 1823 года. Разгар страсти поэта к Елизавете Кса-
верьевне совпадает с угасанием страсти к Амалии Ризнич.
Одна приходит на смену другой. Что ж! Быть может, к луч-
шему оно.
В эту эпоху графине Воронцовой было слегка за три-
дцать. Дочь польского графа Браницкого, она воспитыва-
лась в такой строгости, что сразу, как вышла замуж, охот-
но бросилась опрометью в гущу празднеств, кокетств и
трат. Именно вследствие того, что ее юность прежде по-
давлялась, она пышно расцвела в ту пору, когда другие и
не верят уже, что могут нравиться. Это запоздалое отроче-
ство пленяло всех, начиная с милорда Воронцова, кончая
Пушкиным и захватывая попутно Александра Раевского.
Современники Елизаветы единодушно восторгались ее
прелестью и грацией. «С врожденным польским легкомыс-
лием и кокетством желала она нравиться, — писал Ф.Ф. Ви-
гель, — и никто лучше ее в том не успевал. Молода она бы-
ла душою, молода и наружностью. В ней не было того, что
называют красотою; но быстрый нежный взгляд ее ми-
леньких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст,
которой подобной я не видал, казалось, так и призывает
поцелуи».
Еще дальше в своих восторгах заходит Всеволожский —
366_______
Александр Пушкин
если Вигель «не замечает» в Елизавете того, «что называют
красотою», то Всеволожский «не находит слов», чтобы
описать красоту графини Воронцовой, ее ум и изысканные
манеры.
На одном из портретов 1820-х годов Елизавета Кса-
верьевна изображена со склоненной на плечо головкой.
Вьющиеся волосы, небрежно ниспадая, обрамляют чувст-
венное лицо с обеих сторон, подчеркивая красоту высоко-
го бледного лба; шея красавицы так и лучится светом.
В глазах — наигранная грусть и нежность, на губах — едва
заметная улыбка, призывающая из-под вуали чей-то вздох,
чьи-то другие губы.
Пушкин влюбился в Воронцову с первой встречи. Да и
как ему было не влюбиться — красавица, умница, чувст-
венная, блестяще воспитанная! Ко всему прочему, супруга
этого омерзительного Воронцова, и означенная деталь до-
бавляла авантюре шарма. Что же касается Елизаветы Во-
ронцовой, то ее с самого начала заинтриговал этот, прямо
скажем, не с иголочки одетый поэт, о котором рассказыва-
ли на всех перекрестках, что он был возлюбленным Ама-
лии Ризнич. Она видала его в Оперном театре, на обедах и
приемах у своего супруга, на этих приемах общество дели-
лось на две группы. Одна группа окружала главу семейства
в бильярдном зале, другая — его благоверную в гостиной.
Вполне естественно, Пушкин входил в эту последнюю
группу. Графиня любила поболтать с поэтом, смеялась над
его каламбурами, да и предпринимала попытки выве-
дать — из чистого любопытства — какие-нибудь подроб-
ности относительно его последней страсти, но этим и ог-
раничивалось. Пушкин долго открещивался от этой нена-
вистной роли чичисбея. Его сильным соперником был
не кто иной, как Александр Раевский. Этот демон, реши-
тельно отрицавший любовь как общее понятие, влюбился
в Елизавету Воронцову, так сказать, в частном порядке. Ра-
евский приходился графине кузеном и по праву родства
имел возможность видеться с нею и вне официальных
приемов.
_______367
Анри Труайя
Злые языки Одессы толковали о том, что он не стеснял-
ся никаких средств ухаживания за своею прельстительною
кузиной и утешения ее, — шептались даже и о том, что
очарованный графиней Раевский использовал Пушкина
как громоотвод, чтобы отводить от себя графский гнев.
Называя себя другом Пушкина, он не смущаясь компро-
метировал его, чтобы спасти свою шкуру. Порочил его, на-
падал на него, а при случае и издевался над ним! А Пуш-
кин по-прежнему доверял ему, да еще и спрашивал у него
совета!
Тем не менее от месяца к месяцу, несмотря на все уси-
лия Александра Раевского, Елизавета Воронцова станови-
лась все более отзывчивой на привязанность со стороны
поэта.
3 мая 1824 года в Одессу для лечения морскими купа-
ниями прибыла супруга одного из лучших друзей Пушки-
на, Вера Вяземская, с двумя детьми. Вера была наперсни-
цею Елизаветы Воронцовой, и благодаря ей Пушкин еще
более сблизился со своей йозлюбленной. Письма Веры Вя-
земской служат доказательством того, как Пушкин умел
быть неотразимым, стремясь понравиться. Поначалу ди-
чившаяся поэта Вяземская в конце концов подарила ему
всю свою дружбу — может быть, она даже была немного
влюблена в него. Имя Пушкина встречается почти во всех
ее посланиях к супругу (оригиналы везде по-французски):
13 июня 1824 года: «Я тебе ничего не могу сказать хо-
рошего о племяннике Василия Львовича. Это мозг совер-
шенно беспорядочный. Во всем виноват он сам».
Но уже 20 июня: «Начинаю верить, что (Пушкин) не
так дурен, как кажется...»
23 июня: «Какая голова и какой хаос в его бедной голо-
ве! Он часто огорчает меня, но еще чаще смешит».
27 июня: «Пушкин абсолютно не желает ничего напи-
сать на смерть Вайрона. Мне кажется, он слишком за-
нят и, главное, слишком увлечен (epris), чтобы зани-
маться чем-нибудь, кроме своего «Онегина».
368________
Александр Пушкин
4 июля: «Я пытаюсь приручить его к себе (adopter) как
сына, но он непослушен, как паж. Будь он хоть чуть кра-
сивее, я назвала бы его херувимчиком. И то сказать, он
творит только ребяческие шалости, и так и жди, что он
на этом сломает себе шею».
11 июля: «Я начинаю питать к нему дружескую лю-
бовь. (Je commence а Т aimer damitie.) Не пугайся.
Я считаю его добрым, только ум его отягощен несчастья-
ми... Он доверительно рассказывает мне как о своих не-
приятностях, так и о своих страстях, за этим, глядишь,
и время пролетело».
27 июля: «Я очень люблю его, и он позволяет мне по-
матерински журить себя».
Между Пушкиным и Верой Вяземской возникли неж-
ные до опасной степени отношения. Пушкин часто бывал
у Веры, забавлял ее своей болтовнею, гримасами и ужим-
ками, играл с ее детьми. Нередко и графиня Воронцова за-
ставала Пушкина в этом благословенном доме — и тогда
поэт с обеими своими подругами отправлялся на прогулку
к берегу моря. Нанимали лодку, садились за весла и прича-
ливали к какой-нибудь скале, омываемой волнами. Любо
было наблюдать им за огромными рокочущими валами,
увенчанными искрящейся на солнце пеной. Порою какая-
нибудь более сильная, чем остальные, волна настигала их и
пробирала до костей — и тогда гулякам ничего не остава-
лось, как в спешке возвращаться домой, переодеваться и
заново причесываться. Быть может, в доме Веры Вязем-
ской, или на морском берегу, или на каком-нибудь омы-
ваемом волнами утесе Пушкин и Воронцова обменялись
первыми поцелуями... до нас не дошло никаких подробно-
стей этого любовного приключения поэта. Только его сти-
хи да свидетельства нескольких современников позволяют
утверждать, что страсть поэта в конце концов не осталась
неразделенной.
Уже после смерти Пушкина ПА. Плетнев писал к соби-
равшему материалы о поэте Я.К. Гроту: «Княгиня Вязем-
_______369
Анри Труайя
ская рассказала мне некоторые подробности о пребыва-
нии Пушкина в Одессе и его сношениях с женой нынеш-
него графа Воронцова, что я только подозревал». Но больше
Плетнев так и не написал ничего на сей предмет Гроту,
сколько тот ни просил.
А вот строки из записной книжки П.А. Вяземского, по-
бывавшего осенью 1838 года в Англии и видевшего сестру
графа М.С. Воронцова, в замужестве леди Пемброк: «Сего-
дня Hubert, сын lady РешЬгоск-Воронцовой, пел «Талис-
ман»... Он и не знал, что поет про волшебницу тетку (т. е.
графиню Воронцову. — А.Т.), которую на днях сюда ожи-
дают».
Эпизод с талисманом больше чем все эпистоляр-
ные аллюзии доказывает реальность любви, существовав-
шей между поэтом и женою «лорда».
Под занавес пребывания Пушкина в Одессе графиня
Воронцова подарила ему золотой перстень с восьмиуголь-
ным сердоликом, на котором была выгравирована еврей-
ская надпись: «Симха, сын почтенного рабби Иосифа Свя-
того — да будет благословенна его память». Другой такой
же она оставила себе — по мысли П.В. Анненкова, это все
равно как влюбленные обменялись кольцами, точно обру-
чились. Пушкин никогда не расставался с этим подар-
ком — как свидетельствовала сестра поэта Ольга (в
замужестве Павлищева), когда Пушкин получал в Михай-
ловском письма, запечатанные сургучом с оттиском ста-
ринного перстня с такими же каббалистическими знака-
ми, как у него самого, он запирался в своей комнате, ни-
кого не принимал и никуда не выходил. Конечно же,
графиня Воронцова не сделала бы такого подарка посто-
роннему, хоть будь он трижды поэт. Она вручила его сво-
ему возлюбленному. Подтверждает это и Пушкин в своем
стихотворении «Талисман»:
Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
370________
Александр Пушкин
В сладкий час вечерней мглы,
...Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.
И, ласкаясь, говорила:
«Сохрани мой талисман1.
В нем таинственная сила!
Он тебе любовью дан».
Среди черновиков письма Татьяны, писанного весною
1824 года, находим несколько зачеркнутых строчек:
«Пещера дикая видна... Приют любви, он вечно полн /
Прохлады сумрачной и влажной... Там никогда стесненных
волн / Не умолкает шум протяжный...»
И другой, еще более вымаранный отрывок:
Есть у моря, под скалой, / Уединенная пещера, / Обитель
неги, в летний зной, / Она / полна / прохладной темнотой...
И еще — в той же тетради:
В пещере тайной, в день гоненья,
Читал я сладостный Коран,
Внезапно ангел утешенья,
Влетев, принес мне талисман.
Его таинственная сила
Слова святые начертила.
На нем безвестная рука...
В общем, столько прозрачных аллюзий воссоздают нам
стенографии, на фоне которых происходили первые встре- 1
1 Как нам кажется, стоит сказать несколько слов о дальнейшей
судьбе этого бесценного памятника. На смертном одре Пушкин пере-
дал его Жуковскому, затем перстень перешел к его сыну Павлу Василь-
евичу, а тот в 1875 г. передал его И.С. Тургеневу. Тургенев не раз пре-
доставлял этот перстень для пушкинских выставок. По кончине же
писателя его наследница Полина Виардо поднесла перстень в дар Пуш-
кинскому музею при Александровском (быв. Царскосельском) Лицее,
где он хранился до 1917 года. В этот тяжелопамятный, роковой для
России год музей при Лицее был разгромлен, перстень украден, и сле-
ды его теряются. (Прим, пер.)
________371
Анри Труайя
чи и объятия Пушкина и Елизаветы Воронцовой: скалы,
прохладную темноту, шум морских волн... Об истинности
чувства между поэтом и графиней Воронцовой свидетель-
ствуют и другие стихотворения Пушкина, к числу которых
принадлежит и «Сожженное письмо» (1825 г.):
Прощай, письмо любви, прощай! Она велела.
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет».
Минуту!., вспыхнули... пылают... легкий дым,
Биясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит». О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милой,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди.»1 1
1 Разумеется пушкинисты задавались вопросом, что же было в
этом письме, какую тайну оно хранило. Завеса слегка приподнялась,
когда специалисты реконструировали в черновой тетради поэта стихо-
творение:
Дитя, не смею над тобой
Произносить благословенья».
в котором были также строки
Прощай, дитя моей любви,
Я не скажу тебе причины».
Судя по положению в тетради, создавалось оно в начале октября
1824 г. и говорит о наличии у поэта внебрачного ребенка. Писатель
Иван Новиков (1877—1959), увидев портрет дочери Воронцовой —
Софьи, родившейся 3 апреля 1825 г., обратил внимание на смуглое ли-
цо девочки, тогда как у других детей Воронцовых лица были светлыми,
и выдвинул гипотезу: в начале октября 1824 г. Пушкин получил от гра-
фини Воронцовой письмо, сообщавшее, что она готовится стать мате-
рью, и не скрывавшее, кто отец будущего ребенка. Вполне естественно,
письмо представляло для Воронцовой огромную опасность, и Пушкин
уничтожил его. (См.: Соколов В. Рядом с Пушкиным. Т. 1. М., 1999.
С. 153—154.) (Прим, пер.)
372__________
Александр Пушкин
В «Разговоре книгопродавца с поэтом» Пушкин опять
возвращается к прежним ассоциациям*
Я видел вновь приюты скал
И темный кров уединенья.-
...Одна была — пред ней одной
Дышал я чистым упоеньем
Любви поэзии святой.
Там, там, где тень, где шум чудесный,
Где льются вечные струи,
Я находил огонь небесный,
Сгорая жаждою любви...
В письме Пушкина из Михайловского от 4 декабря
1824 года обращает на себя внимание забавная деталь.
Поэт просит брата Левушку: нельзя ли при публикации
важного для него в «программном» отношении «Разгово-
ра...» поставить дату — 1823 год? Не иначе как поэт опаса-
ется, что публикация приведенных нами выше стихотвор-
ных строк снимет маску с личности его возлюбленной.
А так можно еще и поинтриговать читателей... Отсюда и
наивная просьба поставить при публикации заднее число...
Видимо, чтобы было меньше ассоциаций с Черным морем,
поэт идет еще и на такую наивную «хитрость»: вместо
«шум чудесный» ставит «лист (!!!) чудесный» — бессмыс-
лица, которую не сразу и заметишь при чтении.
Все той же женщине посвящены стихотворения «Ан-
гел», «Прозерпина», ряд пассажей «Евгения Онегина».
В этом последнем сочинении сквозь нежные черты лица
Татьяны проступают взгляд и улыбка Елизаветы Воронцо-
вой; после отъезда Пушкина из Одессы Александр Раев-
ский, который находился, в компании с семьей Воронцо-
вых, в Александрии (имение в Киевской губернии), пишет
Пушкину письмо (21 августа 1824 г.):
«...Хочу поговорить о Татьяне. Она приняла живое уча-
стие в твоей беде; она поручила мне передать это тебе,
и я пишу тебе с ее ведома. Во всем этом добрая и нежная
душа видит только несправедливость, жертвой которой
ты явился. Все это она мне сказала с чувствительно-
_______373
Анри Труайя
стью и грацией, свойственной характеру Татьяны, даже
ее очаровательная дочка помнит тебя и часто спрашива-
ет меня про сумасшедшего Пушкина и про палку с со-
бачьей головой, которую ты ей дал». (Оригинал по-фран-
цузски.)
Глава 3
ДАВИД, ГОЛИАФ И САРАНЧА
Еще не успел граф Воронцов узнать о том, что Пушкин
ухлестывает за его благоверною супругой, а уже записал
поэта в свои заклятые враги. Самонадеянность и независи-
мость этого коллежского секретаришки, который вообра-
жает, что он гений на все времена, выводили вельможу из
себя.
Когда же он узнал от Александра Раевского, что графи-
ня Елизавета не осталась равнодушной к знакам внимания
со стороны Пушкина, его презрение к поэту вылилось в
истинную ненависть1. Он терзался от мысли, что этот чело-
вечек со звонким именем и обезьяньей рожей надавал ему
пощечин. Воронцов ни на грош не признавал за своим оп-
понентом таланта, зато рад был поставить ему всякое лыко
в строку. Тем не менее он по привычке не выдавал своего
гнева и приглашал Пушкина к себе на обеды с прежнею
ледяною благосклонностью. Между вельможным Голиа- 1
1 Несколько иная позиция у Тырковой-Вильямс. Нет оснований
думать, что Воронцов ревновал жену к Пушкину, как позже приревно-
вал он ее к Александру Раевскому... Все-таки самоуверенный М.С. Во-
ронцов, человек нестарый, видный, даже скорее красивый, не мог до-
пустить, чтобы его жена могла унизиться до любви к нищему ссыльно-
му сочинителю, к тому же некрасивому, с характером неровным, с
подчас резкими вспышками страстей. Систематическая холодная трав-
ля вызывалась не ревностью. Просто Воронцову в Пушкине все было
противно — его вид, поведение, эпиграммы, талант, рост его популяр-
ности, которую уже начали называть славой, — вообще то, что он был
Пушкин. Надо было или избавиться от этого подчиненного, или заста-
вить его понять свое положение. (Цит. соч. Т. 1. С. 445.)
374_______
Александр Пушкин
фом и поэтическим Давидом шла глухая война. Окруже-
ние Воронцова знало о том и, естественно, стояло на сто-
роне своего лорда. День ото дня Пушкин чувствовал себя
все более нежелательным в этом обществе тупоголовых
солдафонов и преданных режиму высокопоставленных
функционеров. Да только ли о Воронцовском круге речь!
17 января 1824 года в Москве некий генерал-майор
И.Н. Скобелев, военный генерал-полицеймейстер 1-й ар-
мии, пишет своему главнокомандующему по поводу при-
писываемого Пушкину стихотворения «Мысль о свободе»:
«Не лучше ли бы было оному Пушкину, который изряд-
ные дарования свои употребил в явное зло, запретить из-
давать развратные стихотворения? Не соблазн ли они для
людей, к воспитанию коих приобщено спасительное попе-
чение... Я не имею у себя стихов сказанного вертопраха,
которые повсюду ходят под именем: Мысль о свободе. Но,
судя по выражениям, ко мне дошедшим (также повсюду
читающимся), они должны быть весьма дерзки... Если б со-
чинитель вредных пасквилей немедленно, в награду, ли-
шился нескольких клочков шкуры, было бы лучше. На что
снисхождение к человеку, над коим общий глас благомыс-
лящих граждан делает строгий приговор? Один пример
больше бы сформировал пользы; но сколько же, напротив,
водворится вреда — неуместною к негодяям нежностью».
...Воодушевляемый своими коллегами, подстрекаемый
Раевским, подогреваемый кокетничаньем своей законной
супруги с поэтом, флегматичный Воронцов решает отде-
латься от Пушкина во что бы то ни стало. 27 марта 1824 го-
да он направляет в адрес министра иностранных дел Нес-
сельроде письмо, в котором разъясняет всю ту пользу, ко-
торую принесло бы удаление поэта из Одессы.
«Никоим образом я не приношу жалоб на Пушкина, —
лицемерит граф, — справедливость даже требует ска-
зать, что он кажется гораздо сдержаннее и умереннее,
чем был прежде, но собственный интерес молодого чело-
века, не лишенного дарований, недостатки которого про-
исходят, по моему мнению, скорее от головы, чем от
_______375
Анри Труайя________
сердца, заставляют меня желать, чтобы он не оставался
в Одессе. Основной недостаток г. Пушкина — это его са-
молюбие. Он находит здесь и за купальный сезон приоб-
ретет еще более людей, восторженных поклонников его
поэзии, которые полагают, что выражают ему дружбу,
восхваляя его и тем самым оказывая ему злую услугу,
кружат ему голову и поддерживают в нем убеждение, что
он замечательный писатель, между тем как он только
слабый подражатель малопочтенного образца (лорд Бай-
рон), да кроме того, только работой и усидчивым изуче-
нием истинно великих классических поэтов он мог бы
оправдать те счастливые задатки, в которых ему нельзя
отказать. Удалить его отсюда — значит оказать ему
истинную услугу. Возвращение к генералу Инзову не по-
может ничему, ибо все равно он будет тогда в Одессе, но
без надзора. Кишинев так близко отсюда, что ничего не
помешает этим почитателям поехать туда; да и, нако-
нец, в самом Кишиневе он найдет в боярах и в молодых
греках достаточно скверное общество. По всем этим
причинам я прошу ваше сиятельство испросить распоря-
жений государя по делу Пушкина. Если бы он был переме-
щен в какую-нибудь другую губернию, он нашел бы для се-
бя среду менее опасную и больше досуга для занятий.
М.С. Воронцов — КВ. Нессельроде.
28 марта 1824 г.
Из Одессы в Петербург*.
(Здесь и ниже оригиналы писем везде по-французски.)
Снедаемый мстительной ревностью, Воронцов, не до-
жидаясь от Нессельроде ответа, направляет ему новое по-
слание, еще более яростное, чем предыдущее:
«Я повторяю мою просьбу — избавьте меня от Пуш-
кина: это, может быть, превосходный малый и хороший
поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одес-
се, ни в Кишиневе» (2 мая 1824 г.).
И вот, наконец, 16 мая 1824 года из Петербурга в
Одессу уходит письмо от Нессельроде. Следует думать,
этого послания граф ждет не дождется:
376________
Александр Пушкин
«Я представил императору ваше письмо о Пушкине.
Он был вполне удовлетворен тем., как вы судите об этом
молодом человеке, и дал мне приказание уведомить вас о
том официально. Но что касается того, что оконча-
тельно предпринять по отношению к нему, он оставил
за собою дать свое повеление во время ближайшего моего
доклада».
Пушкин, конечно же, был осведомлен обо всех этих ма-
неврах Воронцова и, упоенный чувством мести, сыпал ед-
кими эпиграммами:
Певец Давид был ростом мал,
Но повалил же Голиафа,
Который был и генерал,
И, положусь, не проще графа.
И еще:
Полумилорд, полукупец,
Полумудрец, полуневежда,
Полуподлец, но есть надежда,
Что будет полный наконец1.
Да, конечно, поэт и его гонитель продолжали встречать-
ся, учтиво беседовали в гостиных и за большими, шикарно
сервированными столами, но сердце каждого из них пыла-
ло одной и той же ненавистью. Первый бил в противника
мелкой, но меткой картечью эпиграмм, мигом расходив-
шихся по городу; Воронцов садил снарядами крупного ка-
либра в виде официальных писем, исходивших из его кан-
целярии, а также заваривал в этой последней закулисные
интриги. И вот — новая напасть: нашествие саранчи, опус-
тошавшей юг России, из конторы Воронцова исходит но-
вый документ, на этот раз на русском языке:
«Состоящему в штате моем ведомства Коллегии
Иностранных дел господину коллежскому секретарю
Пушкину. 1
1 Здесь двойная ирония: Воронцов ждал не дождался повышения в
чин полного генерала». Все это придет к нему позже. (Прим. пер.)
_________377
Анри Труайя________
Желая удостовериться о количестве появившейся в
Херсонской губернии саранчи, равно и том, с каким успе-
хом исполняются меры, преподанные мною к истребле-
нию оной, я поручаю вам отправиться в уезды Херсон-
ский, Елисаветградский и Александрийский. По прибытии
в города Херсон, Елисаветград и Александрию' явитесь в
тамошние общие уездные присутствия и потребуйте от
них сведения: в каких местах саранча возродилась, в ка-
ком количестве, какие учинены распоряжения к истребле-
нию оной и какие средства к тому употребляются. По-
сле сего имеете осмотреть важнейшие места, где саран-
ча наиболее возродилась, и обозреть, с каким успехом
действуют употребленные к истреблению оной средства
и достаточны ли распоряжения, учиненные уездными
присутствиями.
Обо всем, что по сему вами найдено будет, рекомен-
дую донести мне.
Новороссийский генерал-губернатор и полномочный
наместник Бессарабской области Воронцов.
22 мая 1824. Одесса».
Пушкин был не единственным чиновником, на которо-
го была возложена вышеозначенная миссия, но это зада-
ние явилось для него более оскорбительным, чем для кого-
либо из коллег. Он знал себе цену как знаменитому поэту,
как видной личности в мире русской литературы — а Во-
ронцов, опьяненный сознанием своего иерархического по-
ложения, отправляет его изучать образ жизни и повадки
кузнечиков и прогресс в их сживании со свету! Эта мера
стоила всех его эпиграмм. Она напомнила поэту, что в гла-
зах начальства он — такой же коллежский секретарь, как
и всякий другой, и, более того, она выставляет его посме-
шищем в глазах всех его врагов. Ледяной и умиротворен-
ный, желчный и изысканный, Воронцов торжествовал за
своим бюро с густой позолотой. Ловко же он, одним рос-
1 Ее не следует путать с упоминавшейся выше Александрией Киев-
ской губернии. (Прим, пер.)
378________
Александр Пушкин
черком пера, заслонил свою честь осмеянного шефа и не-
задачливого мужа! Это переходило всякие границы... Пуш-
кин пылал от гнева и унижения. Он вовсе потерял голову.
Он готов был отхлестать по щекам, перегрызть глотку,
вспороть брюхо этому милорду, негодяю, мерзавцу с глад-
ко выбритым лицом и элегантными манерами. Вот как
вспоминает о чувствах Пушкина в эти дни Вигель:
«Через несколько дней по приезде моем в Одессу встре-
воженный Пушкин вбежал ко мне сказать, что ему гото-
вится величайшее неудовольствие. В это время несколько
самых низших чиновников из канцелярии генерал-губер-
наторской, равно как и из присутственных мест, отряжено
было для возможного еще истребления ползающей по сте-
пи саранчи; в число их попал и Пушкин. Ничего не могло
быть для него унизительнее... Для отвращения сего добрей-
ший Казначеев медлил исполнением, а между тем тщетно
ходатайствовал об отмене приговора. Я тоже заикнулся
было на этот счет; куда тебе. Он <Воронцов> побледнел,
губы его задрожали, и он сказал мне: «Любезный Ф. Ф., ес-
ли вы хотите, чтобы мы остались в прежних приязненных
отношениях, не упоминайте мне никогда об этом мерзав-
це», — а через полминуты прибавил: «Также и о достой-
ном друге его Раевском». Последнее меня удивило и поро-
дило во мне много догадок.
Во всем этом было так много злого и низкого, что оно
само собою не могло родиться в голове Воронцова, а, как
узнали после через Франка, внушено было самим же Раев-
ским».
Доведенный до отчаяния непреклонностью Воронцова,
Пушкин засел в тот же день за письмо в адрес управляю-
щего канцелярией А.И. Казначеева. Но отправлено оно бы-
ло тремя днями позже — 25 мая 1824 года:
«Почтенный Александр Иванович! Будучи совершенно
чужд ходу деловых бумаг, не знаю, вправе ли отозваться
на предписание его сиятельства. Как бы то ни было, на-
деюсь на вашу снисходительность и приемлю смелость
объясниться насчет моего положения.
_______379
Анри Труайя_______
Семь лет я службою не занимался, не написал ни од-
ной бумаги, не был в сношении ни с одним начальником.
Эти семь лет, как вам известно, вовсе для меня потеря-
ны. Жалобы с моей стороны были бы не у места. Я сам
заградил себе путь и выбрал другую цель. Ради Бога, не ду-
майте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским
тщеславием рифмача или как на отдохновение чувстви-
тельного человека: оно просто мое ремесло, отрасль че-
стной промышленности, доставляющая мне пропитание
и домашнюю независимость. Думаю, что граф Воронцов
не захочет лишить меня ни того, ни другого.
Мне скажут, что я, получая 700 рублей, обязан слу-
жить. Вы знаете, что только в Москве или Петербурге
можно вести книжный торг, ибо только там находятся
журналисты, цензоры и книгопродавцы; я поминутно
должен отказываться от самых выгодных предложений
единственно по той причине, что нахожусь за 2000 верст
от столиц. Правительству угодно вознаграждать неко-
торым образом мои утраты, я принимаю эти 700 руб-
лей не так, как жалование чиновника, но как паек ссылоч-
ного невольника. Я готов от них отказаться, если не мо-
гу быть властен в моем времени и занятиях. Вхожу в
эти подробности, потому что дорожу мнением графа
Воронцова, так же как и вашим, как и мнением всякого
честного человека.
Повторяю здесь то, что уже известно графу Михаилу
Семеновичу: если бы я хотел служить, то никогда бы не
выбрал себе другого начальника, кроме его сиятельства;
но, чувствуя свою совершенную неспособность, я уже от-
казался от всех выгод службы и от всякой надежды на
дальнейшие успехи в оной.
Знаю, что довольно этого письма, чтоб меня, как гово-
рится, уничтожить. Если граф прикажет подать в от-
ставку, я готов; но чувствую, что, переменив мою зави-
симость, я много потеряю, а ничего выиграть не надеюсь.
Еще одно слово: Вы, может быть, не знаете, что у ме-
ня аневризм. Вот уж 8 лет, как я ношу с собою смерть.
380_______
Александр Пушкин
Могу представить свидетельство которого угодно док-
тора. Ужели нельзя оставить меня в покое на остаток
жизни, которая, верно, не продлится».
«Аневризм», о котором идет речь в письме, не более
чем фикция. У Пушкина было всего лишь варикозное рас-
ширение вен на колене. Никакой смертельной опасностью
это не грозило. Но ему хотелось использовать все аргумен-
ты, чтобы переубедить графа. Потребовались усилия все
того же Раевского (с чьей подачи, по мнению ряда авторов
мемуаров и специалистов, и была заварена вся эта каша) и
еще нескольких друзей поэта, чтобы убедить его все-таки
последовать предписанию графа1.
Итак, скрепя сердце и стиснув зубы, Пушкин выехал на
выполнение графского задания. Послушал по степям ме-
таллический хруст челюстей треклятых насекомых. Пона-
блюдал за действиями команд и частей, внедрявшихся в
это живое желтое месиво. Сохранился анекдот, что вместо
отчета о командировке Пушкин представил Воронцову че-
тыре строчки:
Саранча летела, летела
И села.
Сидела, сидела —все съела
И вновь улетела.
Никаких серьезных подтверждений этому не имеется.
Возможно, Пушкин лишь обронил подобный экспромт, а
кто-то записал. Но не разыскан и официальный отчет
Пушкина о поездке. Возможно, он просто не захотел пред-
ставить таковой? Но, как бы там ни было, он уже принял
решение. Единственным достойным ответом на афронт,
который он получил, могла быть отставка. Таковую отстав- 1
1 Однако же большую часть предписанного ему маршрута Пуш-
кин проигнорировал: выехав 23 мая и побывав в Херсоне, он 28-го был
уже в Одессе. Для выполнения полной программы ему потребовался
бы месяц — и кстати, за это время Воронцова уехала бы из Одессы; это
было бы еще одной щепоткой соли на рану опального поэта. (Прим,
пер.)
________381
Анри Труайя
ку, последовавшую 8 июня, Казначеев расценил как досад-
ную оплошность. Он написал Пушкину письмо, в котором
высказал свои опасения. На это последовал ответ (ориги-
нал по-французски):
«Мне очень досадно, что отставка моя так огорчила
вас, и сожаление, которое вы мне по этому поводу выска-
зываете, искренне меня трогает. Что касается опасения
вашего относительно последствий, которые эта от-
ставка может иметь, то оно не кажется мне основа-
тельным. О чем мне жалеть? О своей неудавшейся карье-
ре? С этой мыслью я успел уже примириться. О моем
жаловании? Поскольку мои литературные занятия дают
мне больше денег, вполне естественно пожертвовать им
моими служебными обязанностями и т. д. Вы говорите
мне о покровительстве и о дружбе. Это две вещи несо-
вместимые. Я не могу, дайне хочу притязать на дружбу
графа Воронцова, еще менее на его покровительство: по-
моему, ничто так не бесчестит, как покровительство, а
я слишком уважаю этого человека, чтобы желать уни-
зиться перед ним. На этот счет у меня свои демократи-
ческие предрассудки, вполне стоящие предрассудков ари-
стократической гордости.
Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного
пищеварения того или другого начальника, мне наскучило,
что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим ува-
жением, чем к любому юнцу-англичанину, явившемуся ще-
голять среди нас своей тупостью и своей тарабарщиной.
Единственное, чего я жажду, это — независимости
(слово неважное, да сама вещь хороша); с помощью му-
жества и упорства я в конце концов добьюсь ее. Я уже по-
борол в себе отвращение к тому, чтобы писать стихи и
продавать их, дабы существовать на это, — самый
трудный шаг сделан. Если я еще пишу по вольной прихо-
ти вдохновения, то, написав стихи, я уже смотрю на
них только как на товар по столько-то за штуку. — Не
могу понять ужаса своих друзей (не очень-то знаю, кто
они — эти мои друзья). Несомненно, граф Воронцов, че-
382________
Александр Пушкин
ловек неглупый, сумеет обвинить меня в глазах света:
победа очень лестная, которою я позволю ему полно-
стью насладиться, ибо я столь же мало забочусь о мне-
нии света, как о брани и о восторгах наших журналов».
Несколько дней спустя Пушкин пишет Вяземскому:
«Я поссорился с Воронцовым и завел с ним полемическую
переписку (до нас не дошедшую. —С.Л.), которая кончи-
лась с моей стороны просьбою в отставку. Но чем кон-
чат власти, еще неизвестно».
Между тем просьба Пушкина об отставке ушла в Пе-
тербург совместно с «объяснительным» письмом графа Во-
ронцова. Месяцы май и июнь явились для поэта месяцами
обостренной любви и тревог, доходящих до безумства.
Поймут ли его в высших инстанциях? Вызволят ли его из
ссылки, даруют ли ему свободу, которую он вполне заслу-
жил столькими страданиями?
А тем временем в Санкт-Петербурге «дело Пушкина»
продвигалось с суровой медлительностью. И тут — новая
беда: полиция перехватила письмо поэта, адресованное,
предположительно, Вяземскому:
«...читая Шекспира и Библию, святый дух иногда мне
по сердцу, но предпочитаю Тёте и Шекспира. — Ты хо-
чешь знать, что я делаю, — пишу пестрые строфы ро-
мантической поэмы — и беру уроки чистого афеизма.
Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный
афей, которого я еще встретил. Он исписал листов 1000,
чтобы показать, что не может быть существа разумно-
го, творца и правителя, мимоходом уничтожая слабые
доказательства бессмертия души. Система не столь
утешительная, как обыкновенно думают, но, к несча-
стью, более всего правдоподобная».
Итак, просьба Пушкина об отставке, «объяснительное»
письмо Воронцова, а теперь еще и письмо, в котором поэт
признается, что учится безбожию! Партия проиграна Пуш-
киным с самого начала.
27 июня 1824 года граф Нессельроде направляет Во-
_______383
Анри Труайя
ронцову письмо: «...Император решил и дело Пушкина; он
не останется при вас; при этом его императорскому ве-
личеству угодно просмотреть сообщение, которое я на-
пишу вам по этому предмету — что может состояться
лишь на следующей неделе, по возвращении Его из воен-
ных поселений».
Друзья Пушкина гневались на поэта, который вечно
создавал какие-нибудь конфузные ситуации. И словно ста-
рались перещеголять друг друга в обвинениях.
Тургенев — Вяземскому, 1 июля: «Граф В<оронцов>
представил об увольнении П<ушкина>. Желая coute que
coute (чего бы это ни стоило. — фр.) оставить его при
нем, я ездил к Нессельроде, но узнал от него, что это уже
невозможно; что уже несколько раз и давно гр<аф>
В<оронцов> представлял о сем et pour cause (и по всяко-
му случаю. — фрУ... Виноват один П<ушкин>... он рвет-
ся в беду свою. Куда с ним деваться?»
А это уже из письма «виновника событий» тому же ад-
ресату 15 июля: «За что ты меня бранишь в письмах к
своей жене? За отставку? Т. е. за мою независимость? За
что ты ко мне не пишешь?»
А вот строки из письма самой Вяземской: «С тех пор,
как Ольга Нарышкина и графиня Воронцова здесь, мы не-
разлучны. Опять пошли праздники... Мы все еще не знаем,
что ждет Пушкина, \аже графиня, хотя она, как и ты,
знает, что он должен покинуть Одессу. Ее муж просто
сказал, что Пушкину нечего делать в Одессе, но мы не
знаем, чем это кончится» (27 июля, т.е. за три дня до вы-
сылки поэта).
Пока Тургенев пытался «уладить дело», маневрируя
своими официальными связями, пока графиня Воронцова
1 У В. Соколова находим достаточно неожиданную гипотезу, поче-
му Воронцов стремился coute que coute избавиться от Пушкина. Юг
России считался Местом неблагонадежным, о чем сам Александр I не-
однократно писал Воронцову; подозревали в либерализме и самого гра-
фа, и, чтобы отвести от себя подозрения, Воронцов и затеял недостой-
ную возню. (Соколов В. Рядом с Пушкиным. Т. 1. М., 1999. С. 151.)
384________
Александр Пушкин
тщетно пыталась вырвать у своего благоверного хоть ка-
кие-то дополнительные разъяснения относительно судьбы,
уготованной Пушкину, пока сам Пушкин умолял Вязем-
скую ссудить ему деньжат и открывал ей свое намерение
уехать за границу, граф Нессельроде вписывал последние
строки в официальный рапорт и передавал его на подпись
императору. Письмо Нессельроде было отправлено из Пе-
тербурга 11 июля, а дошло до адресатеа 24-го.
«Совокупность обстоятельств обнаруживает, — пи-
шет граф графу, — к несчастью, в настоящее время, что
он (Пушкин) далек от отречения от дурных принципов,
которые таким губительным образом отметили его
первые шаги на общественном поприще.
Вы в этом убедитесь, граф, пробегая прилагаемое при
сем письмо, которое его величество поручил мне сооб-
щить вам и о котором московская полиция поставлена в
известность вследствие той огласки, которую оно полу-
чило. (Речь идет, конечно же, о письме об уроках «чистого
афеизма». — А. Труайя.) Вследствие этого император, да-
бы дать почувствовать ему всю тяжесть его вины, при-
казал мне вычеркнуть его из списка чиновников мини-
стерства иностранных дел, мотивируя это исключение
недостойным его поведением. С другой стороны, его вели-
чество не считает возможным согласиться предоста-
вить его самому себе, так как, не будучи немедленно под-
вергнут наблюдению, он будет пытаться, без сомнения,
распространять в той или иной степени опасные взгля-
ды, которые он исповедует, и этим самым поставит
правительство в необходимость применить к нему, на-
конец, строжайшие меры.
Чтобы отдалить, насколько возможно, эти последст-
вия, его величество не соизволили ограничиться удалени-
ем его со службы, но почли нужным выслать его в имение,
которым его родители владеют в Псковской губернии, и
водворить его там под надзор местных властей, Jya бла-
говолит ваше сиятельство поставить в известность гос-
подина Пушкина обо всех решениях, которые его касают-
_______385
Анри Труайя_______
ся, наблюсти, чтобы они были выполнены со всею точно-
стью, и отправить его без промедления в Псков, обеспечив
ему путевые издержки.
Примите, граф, уверение в моем высоком уважении.
К.В. Нессельроде — М.С. Воронцову».
Когда это письмо достигло канцелярии Воронцова в
Одессе, хозяина не оказалось на месте — Воронцов с же-
ною, дочуркой и челядью отбыл в Крым, чтобы провести
там какое-то время1. Бумага Нессельроде настигла его в
Симферополе, откуда он прислал приказ графу Гурьеву не-
медленно отправить поэта в новую ссылку. 29 июля Гурьев
вызвал Пушкина в канцелярию и официально огласил ему
царскую волю.
Сказать, что известие сокрушило поэта, значит ничего
не сказать. Он-то ожидал, что отставка избавит его от ад-
министративного рабства и от ссылки. И что же? Вместо
того, чтобы даровать ему свободу, император перевел его
из одного узилища в другое... В Одессе, по крайней мере,
имелись театр, рестораны, женщины — некое подобие ин-
теллектуальной и светской жизни; так у него отнимали да-
же эти скромные радости! Его загоняли в глухую, пустын-
ную провинцию, в страну, где воют ветры и гудят деревья.
Где ответом его голосу будет только эхо. Его собирались
похоронить заживо. Сгубить на лоне природы. Это стари-
кам хорошо доживать свой век в деревне, но он-то молод,
молод, в самом расцвете сил! Разве не так? Он талантлив,
его ценят друзья, да и на женское внимание грех жало-
ваться, так по какому праву его лишают всего того, благо-
даря чему он живет?
Бледный, трясущийся от страха, выслушал он косноя-
зычные утешения толстяка Гурьева. Тот протянул ему бу-
магу. Он машинально прочел ее:
«Нижеподписавшийся сим обязывается, по данному от 1
1 Пушкин до последнего момента надеялся, что граф возьмет его в
свою многочисленную свиту. Поэта демонстративно не пригласи-
ли, этим нанеся ему очередную рану. (Прим. пер.)
386_______
Александр Пушкин
г. Одесского градоначальника маршруту, без замедления
отправиться из г. Одессы к месту назначения в губерн-
ский город Псков, не останавливаясь нигде на пути по
своему произволу, а по прибытии в Псков явиться лично
к г-ну гражданскому губернатору. Одесса, июля 29-го дня
1824.
Коллежский секретарь Александр Пушкин».
Пушкин перевернул лист:
«По маршруту от Одессы до Пскова исчислено верст
1621. На сей путь прогонных на три лошади триста во-
семьдесят девять руб. четыре коп. получил.
Коллежский секретарь Александр Пушкин».
Гурьев сказал поэту: «Подпишите», тот повиновался.
И вышел из конторы, ошалевший от несчастья, забыв на
столе свои перчатки и шляпу. С непокрытой головой бро-
сился он к княгине Вяземской и снова принялся умолять
ее организовать его побег. Ведь столько есть кораблей,
стоящих на якоре в гавани! Горизонт так широк, земля
столь огромна! Так почему же его обрекают на житье в
этой треклятой России?!
Когда Вяземский прознал про репрессивные меры, про-
веденные правительством в отношении поэта, его гнев
против Пушкина сменился искренним негодованием про-
тив властей. Это не Пушкин был «сумасшедшим», но те,
кто лез из кожи вон, чтобы загубить ему карьеру. Он с не-
годованием писал А.И. Тургеневу:
«Последнее письмо жены моей наполнено сетованиями
о жребии несчастного Пушкина. От нее он отправился в
свою ссылку; она оплакивает его, как брата. Они до сей
поры не знают причины его несчастья. Как можно таки-
ми крутыми мерами поддразнивать и вызывать отчая-
ние человека! Кто творец этого бесчеловечного убийст-
ва? Или не убийство заточить пылкого, кипучего юношу
в деревне русской? Правительство, верно, было обольще-
но ложными сплетнями!.. За необдуманное слово, за неос-
торожный стих предают человека на жертву. Это напо-
_______387
Анри Труайя________
минает басню «Мор зверей»1. Только там глупость, в ви-
де быка, платит за чужие грехи, а здесь — ум и дарование.
\а и постигают ли те, которые вовлекли власть в эту
меру, что есть ссылка в деревню на Руси? Должно точно
быть богатырем духовным, чтобы устоять против этой
пытки. Страшусь за Пушкина... Не предвижу для него ис-
хода из этой бездны. Неужели не могли вы отвлечь этот
удар? Да зачем не позволить ему ехать в чужие края? Из-
дание его сочинений окупит будущее его на несколько
лет. Скажите, ради Бога, как дубине Петра Великого, ко-
торая не сошла с ним в гроб, бояться прозы и стихов ка-
кого-нибудь молокососа? Никакие вирши не проточат ее!
Она, православная матушка наша, зеленеет и дебелеет
себе так, что любо! Хоть приди Орфей возмущенных пес-
ней, так никто с места не тронется! Как правительст-
во этого не знает? Как ему не чувствовать своей силы?
Все поэты, хоть будь они тризевные, надсадят себе гор-
ло, а никому на уши ничего не налают... Я уверен, что ес-
ли государю представить это дело в том виде, как я его
вижу, то пленение Пушкина тотчас бы разрешилось.
Les Titans n'ont pas chansonne les dieux, quand Us ont
voulu les chasser du ciel»1.
13 августа 1824 г.
Еще раньше, в письме к жене от 4 августа, Вяземский
сообщает о реакции дядюшки поэта на происходящие со-
бытия: «О Пушкине пишут из Петербурга, что он отстав-
лен и что велено ему жить в деревне у отца. Василий Льво-
вич залился слезами и потом и сказал: «La sauterelle 1 'a fait
sauter»1 * 3.
Пушкину давали всего день на сборы. 30 июля он, с тя-
1 Тургенев имеет в виду басню Крылова либо ее источник — бас-
ню Лафонтена «Les animaux malades de la peste». (Прим. nep.)
L «Титаны не воспевали Богов, когда захотели согнать их с небес»
(&>•)•
3 Дословно переводится: «Саранча заставила его взорваться» либо
«Саранча заставила его скакать», т. е. изгнала его. (Прим, пер.)
388________
Александр Пушкин
желым сердцем, покидал город, где, как ранее в стольких
других городах, он надеялся, что будет счастлив. Он поки-
дал свою нежную знакомую Веру Вяземскую. Свою воз-
любленную Елизавету Воронцову. В его багаже, вперемеш-
ку с рубашками и галстуками, находились рукописи ряда
стихотворений, как-то: «Демон», «К морю», «Иностранке»,
еще не оконченной поэмы «Цыганы» и двух первых глав
своего романа в стихах «Евгений Онегин». Сопровождал
Пушкина безмолвный спутник во всех преследовавших
поэта несчастьях — его верный Никита Козлов.
...Коляска бешено неслась по негостеприимному краю,
где сплошь песок и соль. За нею вились тучи пыли. Порою
колесу случалось угодить в выбоину, и тогда нагроможде-
ние чемоданов и узлов свергалось вниз. Но вот пошли кло-
чья желтой жухлой травы, и наконец взору открылась
степь, где бескрайние зеленые просторы пели в унисон с
необъятной голубизной и прозрачностью небес. Припека-
ло. Над головой медленно кружили птицы. Тощим лоша-
денкам в пене и мыле досаждали слепни. Кучер ругался на
чем свет стоит. В Николаеве путники остановились на за-
худалой почтовой станции, где спасу не было от клопов,
так что Пушкин предпочел провести ночь в экипаже. А на
заре — снова в путь. По дороге поэт захотел нанести визит
своему другу — Аркадию Гавриловичу Родзянко. Проехав
через деревню, коляска остановилась перед господским до-
мом. Выйдя из экипажа, Пушкин проворным шагом пере-
ступил порог прихожей и «поспешно прошел в залу и ка-
бинет хозяина. На незнакомце был красный молдаванскй
плащ, такого же цвета широчайшие шаровары, на ногах
желтые мечты (туфли), а на голове турецкая фесс с длин-
ною кистью: длинные волоса касались плеч, в руке же дер-
жал длинную палку с крючком на конце, подобную тем,
какие носят степные пастухи. В это время зала и весь дом
с раннего утра были наполнены гостями, съехавшимися на
семейный праздник гостеприимного помещика. Спустя не
более получаса хозяин провел своего гостя под руку через
залу до самой телеги, ожидавшей у подъезда. Когда же воз-
_______389
Анри Труайя
вратился в покои и начал здороваться с собравшимися по-
сетителями, то они, забыв приветствовать хозяина с его
домашним праздником, начали расспрашивать о приез-
жавшем человеке; когда же узнали, что то был А.С. Пуш-
кин — зала моментально опустела и все общество выбежа-
ло за ворота: но там только увидели большой столб пыли
от быстро удалявшейся телеги»1.
В Чернигове — новая перепряжка, новая остановка на
ночлег, здесь путь Пушкина пересекся с путем будущего
известного поэта, а тогда семнадцатилетнего юноши Анд-
рея Подолинского, который, по выпуске из петербургского
университетского пансиона, ехал к своим родным в Киев.
«Утром, войдя в залу, — вспоминает Подолинский, — я
увидел в соседней, буфетной комнате шагавшего вдоль
стойки молодого человека, которого, по месту прогулки и
по костюму, принял за полового. Наряд был очень непред-
ставительный: желтые нанковые, небрежно надетые шаро-
вары и русская цветная измятая рубаха, подвязанная вы-
тертым черным шейным платком; курчавые довольно длин-
ные и густые волосы развевались в беспорядке. Вдруг эта
личность быстро подходит ко мне с вопросом: «Вы из Цар-
скосельского Лицея?» На мне еще был казенный сюртук,
по форме одинаковый с лицейским.
Сочтя любопытство полового1 2 неуместным и не желая
завязывать разговор, я отвечал довольно сухо.
— А! Так вы были вместе с моим братом, — возразил
собеседник.
Это меня озадачило, и я уже вежливо просил его на-
звать мне свою фамилию.
1 По мнению специалистов, рассказ Н.Б. Потоцкого (откуда взят
приведенный отрывок) — «вероятно, сплошной вымысел», о чем в де-
ликатной форме уведомляет читателя и редакция журнала «Русская
старина», напечатавшая Мемуары: «В настоящей статье есть некоторые
разноречия с показаниями биографов Пушкина, тем не менее, в виду
интереса, какой вызывает к себе все, что относится до Пушкина, мы с
удовольствием даем место рассказу Н.Б. Потоцкого».
L Половой — слуга в трактире, официант. (П/иш. пер.)
390________
Александр Пушкин
— Я Пушкин; брат мой Лев был в вашем пансионе.
Слава Пушкина светила тогда в полном блеске, вся мо-
лодежь благоговела пред этим именем, и легко можно себе
представить, как я, семнадцатилетний школьник, был об-
радован неожиданною встречею и сконфужен моею опро-
метчивостию».
От станции к станции, от пейзажа к пейзажу, коляска
неумолимо несла Пушкина к месту его новой ссылки. 6 ав-
густа поэт достиг Могилева. Здесь его ждала новая неожи-
данная встреча — с племянником бывшего директора
Царскосельского Лицея, молоденьким офицером Лубен-
ского гусарского полка Александром Распоповым (впо-
следствии генерал-майором). Вот отрывок из его воспоми-
наний об этом событии: «6 августа 1824 года, когда перед
манежем полковая музыка играла вечернюю зарю, а пуб-
лика, пользуясь праздничным днем и приятною погодою,
гуляла по Шкловской улице, проезжала на почтовых, ша-
гом, коляска; впереди шел кто-то в офицерской фуражке,
шинель внакидку, в красной шелковой, русского покроя
рубахе, опоясанной агагиником. Коляска поворотила по
Ветряной улице на почту; я немедленно поспешил вслед за
нею, желая узнать, кто приезжает. Смотритель сказал мне,
что едет из Одессы коллежский асессор Пушкин; я тотчас
бросился в пассажирскую комнату и, взявши Пушкина за
руку, спросил его:
— Вы, Александр Сергеевич, верно, меня не узнаете?
Я — племянник бывшего директора Лицея — Егора Анто-
новича Энгельгардта; по праздникам меня брали из корпу-
са в Царское Село, где вы с Дельвигом заставляли меня
декламировать стихи.
Пушкин, обнимая меня, сказал:
— Помню, помню, Саша, ты проворный был кадет.
Я, от радости такой неожиданной встречи, не знал, что
делать; опрометью побежал к гулявшим со мною това-
рищам известить их, что проезжает наш дорогой поэт
А.С. Пушкин (в то время все заинтересованы были «Евге-
нием Онегиным», вышла VI глава этого романа о дуэли Ев-
_______391
Анри Труайя
гения с Ленским)1. Все поспешили на почту. Восторг был
неописанный. Пушкин приказал раскупорить несколько
бутылок шампанского. Пили за все, что приходило на
мысль: за здоровье няни, Тани и за упокой души Ленского.
Но это для нас не было достаточно: в восторге, что между
нами великий поэт Пушкин, мы взяли его на руки и отне-
сли, по близости, на мою квартиру (я жил вместе с корне-
том Куцынским). Пушкин был восхищен нашим энтузиаз-
мом, мы поднимали на руки дорогого гостя, пили за его
здоровье, в честь и славу всего им созданного. Пушкин был
в самом веселом и приятном расположении духа, он вско-
чил на стол и продекламировал:
Я люблю вечерний пир,
Где веселье председатель...
Снявши Александра Сергеевича со стола, мы начали его
на руках качать, а князь Оболенский закричал:
— Господа, это торжество выходит из пределов общей
радости, оно должно быть ознаменовано чем-нибудь осо-
бенным. Господа! Сделаем нашему кумиру ванну из шам-
панского!
Все согласились, но Пушкин, улыбнувшись, сказал:
— Друзья мои, душевно благодарю, действительно было
бы отлично, я не прочь пополоскаться в шампанском, но
спешу: ехать надо.
Это было в 4 часа утра. Мы всей гурьбой проводили его
на почту, где опять вспрыснули шампанским и, простив-
шись, пожелали ему счастливого пути».
...Едва забрезжили первые лучи зари, коляска кое-как
тронулась в путь по изрытым белорусским большакам.
У Пушкина гудела голова — еще бы, столько выпито шам-
панского, столько юных лиц, столько приветственных воз-
гласов в его честь! О, как любит его молодежь! И как, судя
по всему, ненавидит его старичье! Кто на его стороне? От- 1
1 К сожалению, это досадный анахронизм, так как шестая глава
Онегина была написана уже в Михайловском (1826), а появилась в пе-
чати лишь в 1828 г.
392________
Александр Пушкин
рочество. Молоденькие офицеры. Грамотные сидельцы.
Одинокие женщины по городам и весям России, не ве-
дающие иных законов, кроме законов своего сердца. Зато
против него встает на дыбы армия рьяных чиновников в
грозных мундирах, губернаторов, министров, придворных
во главе с самим царем! И сам поэт — в эпицентре этих
противоборствующих сил. Вокруг него схлестывались по-
токи ненависти и страстного обожания. Вокруг него! Во-
круг этой бедной черной головки, которая, как он думал,
создана для мечтаний, а не для битв. Удастся ли ему высто-
ять, отражая все эти наскоки, или ему суждено пасть, рас-
терзанному всеми этими противоречивыми чувствами?
Никита Козлов похрапывал, покачиваясь на своем сиде-
нье. Мимо проносились безразличные черные деревья. Над
дорогой, луч за лучом, слабо пробивался рассвет. По расче-
там Пушкина, еще два дня — и конец пути. Там, в бесхит-
ростном доме в Михайловском, утопавшем в траве и пыли,
начиналось его новое изгнание — кто знает, может, это до
гробовой доски.
Часть V
Тлава 1
В СЕМЕЙНОМ КРУГУ
11осле десяти дней пути коляска опального поэта на-
конец достигла тощих, иссушенных солнцем земель
Псковской губернии. Широкие разбитые дорожные
колеи разделяли бескрайние поля, засеянные рожью,
льном и гречихою. Оазисы березовых рощ, обрамлен-
ные болотным мхом, издалека возвещали о приближе-
нии деревни. А вот, наконец, показалась и сама дерев-
ня с ее покосившимися избами, пчелиными бортями,
выдолбленными в колоде, маленькой церковкой с зеле-
ным куполом, грудами огромных валунов, нагнанных
сюда в незапамятные времена движением ледников, и
стадами гусей, которых стерегли мальчишки в лохмотьях.
Пренебрегая данными ему инструкциями, Пушкин
решил не представляться псковскому губернатору Бо-
рису фон Адеркасу, а сразу ехать в Михайловское, где
его ожидала семья. Он уже воскрешал в памяти ма-
ленькое наследственное поместье Пушкиных. В мыслях
у него представала веранда над рекою Соротью, кото-
рая, извиваясь, соединяла два озера с тихой водой. Он
вспоминал старый, длинный и низенький господский
дом, деревянные стены которого, источенные червями,
покоились на фундаменте из позеленевшего от време-
394______
Александр Пушкин
ни кирпича; его двадцать окошек, полных небесной сине-
вы; два входа — с той и с другой стороны; его расшатав-
шееся крыльцо, сараи и амбары, и небольшой сад, от-
деленный палисадником от села, населенного барскими
крестьянами. Сколько волнующих душу мест, сколько вос-
поминаний детства! И там, в этом доме1, его ждут родите-
ли. Как-то встретят они его? Как парию, бедного родствен-
ника — или все же как родного сына, достигшего славы?
Конечно же, патетичный Сергей Львович не преминет
произнести перед ним ряд речей, достойных папаши рим-
ской эпохи, а у мамаши случится нервный кризис. Разуме-
ется, старушка няня всплакнет украдкой. Он ждал этого.
Ему так хотелось верить в это! И вот уже дорога выскочи-
ла из густого елового леса — и вот уже коляска катит по
прямой, как стрела, аллее, ведущей к усадьбе. И вот уже
Пушкин видит издалека ограду семейного очага и запу-
щенный сад, весь заросший сорною травой. Его путь завер-
шен. Он у себя. Перед своим старинным жилищем. И пе-
ред своею новой тюрьмой.
* * *
Здесь, в Михайловском, собралась вся семья Пушки-
ных — Сергей Львович, Надежда Осиповна, Левушка и
Ольга. Семья приняла опального поэта с изумившим его
радушием. Плохо же знал Александр Сергеевич своих ро-
дителей! Каким бы эгоистом, жадюгой, плаксой и велере-
чивцем отец ни был, но он ценил своего сына, и радость по
поводу прибытия того была вполне искренней. Слов нет —
мамаша Надежда Осиповна была немного нервной, не-
сколько экзальтированной, но при всем том ей нельзя бы-
ло отказать в шарме, уме и чувствительности. Оба родите- 1
1 За годы, прошедшие после смерти поэта, дом в Михайловском
многократно разрушался и отстраивался вновь; имеется версия, что
нынешний находится в десятках метров от места, где стоял подлин-
ный. (Прим. пер.)
_______395
Анри Труайя
ля постарели за четыре года — но от этого только стали
еще любимее. А няня, свет Арина Родионовна! Время на-
морщило ее милое лицо. Старушка то и дело всплакнет из-
за пустяка. А Ольга — милая, преданная Ольга! Взрослая
уже, вполне зрелая девушка — мечтая о замужестве, при-
жимает нос к стеклу: не едет ли суженый? Левушка! Креп-
кий, добрый молодец в свои девятнадцать лет! Выпивоха,
картежник и гуляка, как и положено в этом возрасте.
И при всем том страстный поклонник своего родного бра-
та. Преданный союзник! А что сказать о старой мебели,
старых деревьях, прежних пейзажах, ничуть не изменив-
шихся с былых времен! Воспоминания о былом и привыч-
ки, живущие в Михайловском доме, окутывали Пушкина
точно клубком. Он с удивлением открывал для себя страст-
ность семейных привязанностей. Он был счастлив... Столь
счастлив, что запоздал с сообщением о мотивах своего по-
явления в Михайловском. Никто в доме еще не был в кур-
се его приключений. Сергей Львович пребывал в неведе-
нии относительно размолвки его сына с Воронцовым и
причин его изгнания из Одессы. О, святая наивность! Он-
то был уверен, что Александр Пушкин обрел высочайшее
прощение и был отпущен из ссылки совершенно чистым,
отмытым от всякого позора и свободным от всех забот!
Недолго же продолжался этот патриархальный медовый
месяц... Соседские пересуды и официальные ноты псков-
ского губернатора быстро спустили несчастного Сергея
Львовича с небес. Нет, ни на грош не изменился его сын!
Ренегат, афей, бродяга, революционер — вот он кто! Се-
мейные сцены пошли одна за другой по нарастающей.
Сергей Львович играл большую игру. Глядя в небо, он сти-
скивал руки, пускал слезу и исторгал дрожащим голосом
проклятья и увещеванья: «Подумай о сестре!» «Подумай о
матери!» «Подумай об отце!» И так с утра до вечера.
Псковский губернатор фон Адеркас был глубоко раз-
гневан тем, что Пушкин не счел нужным представиться
ему, прежде чем ехать в Михайловское. Вызвав к себе по-
эта несколько дней спустя, он сделал ему строгую выволоч-
396________
Александр Пушкин
ку и велел подписать унизительную бумагу, обязывающую
его «жить безотлучно в поместии родителя своего, вести
себя благонравно, не заниматься никакими неприличны-
ми сочинениями и суждениями предосудительными и
вредными общественной жизни и не распространять оных
никуда». Над поэтом был учрежден сыскной надзор. Псков-
ский губернский предводитель дворянства А.И. Львов при-
ставил к Пушкину в качестве «попечителя» одного из сосе-
дей-помещиков — коллежского советника И.М. Рркотова.
Но тот, сочтя неприемлемым круг налагавшихся на него
обязанностей, сказался больным и отрекся от попечитель-
ства. Требовалось отыскать более покладистого соглядатая.
Фон Адеркас, по соглашению с Сергеем Львовичем Пуш-
киным, поручил ему «полное смотрение» за сыном — если
статский советник Сергей Львович Пушкин даст подписку
о неослабном надзоре за поступками своего сына, послед-
ний может оставаться под присмотром отца без избрания
особого дворянина для наблюдения за ним, «тем более что
родительская власть неограниченнее посторонней».
Чтобы избежать вмешательства чужих в семейные дела,
Сергей Львович подписывает обязательства, предложен-
ные ему фон Адеркасом, и в одно мгновение преображает-
ся в живую «статую», символизирующую Закон и Мораль.
Из боязни к властям, из уважения к данному им слову и
из прирожденной склонности драматизировать самые ни-
чтожнейшие события существования он угнетал сына вся-
ческими рекомендациями, запретами и упреками. Войдя в
новую роль, он шпионил за любыми шагами своего отпры-
ска, задавал ему унизительные вопросы, пытался распеча-
тывать его переписку и разгадывать его мысли. Он стра-
шился, что Александр станет сбивать с пути праведного
своего брата, свою сестру, соседей, да с ними вместе и весь
русский народ. Его бросало в дрожь при мысли — вдруг
его обвинят в снисходительности к тому, кто носит его фа-
милию! Он строил из себя благородного отца — а в дейст-
вительности был только смешон, жалок и одиозен.
Пушкин задыхался от гнева, стыда и тоски, вызванной
_______397
Анри Труайя_______
пребыванием в обществе велеречивого и плаксивого отца
и чопорной матери. «Вы хотите знать его, это нелепое су-
ществование, — пишет он по-французски добрейшей кня-
гине Вяземской, — то, что я предвидел, сбылось. Пребыва-
ние среди семьи только усугубило мои огорчения, и без
того достаточно существенные. Меня попрекают моей
ссылкой; считают себя вовлеченными в мое несчастье; ут-
верждают, будто я проповедую атеизм сестре — небесно-
му созданию — и брату — дурашливому юнцу, который
восторгался моими стихами, но которому со мной явно
скучно. Одному Богу известно, помышляю ли я о нем. Мой
отец имел слабость согласиться на выполнение обязанно-
стей, которые, во всех обстоятельствах, поставили его в
ложное положение по отношению ко мне; вследствие это-
го все то время, что я не в постели, я провожу верхом в по-
лях. Все, что напоминает мне море, наводит на меня
грусть — журчанье ручья причиняет мне боль в букваль-
ном смысле слова — думаю, что голубое небо заставило бы
меня плакать от бешенства, но, слава Богу, небо у нас си-
вое, а луна точная репка...» (Последняя фраза в оригинале
по-русски.)
Воспоминания о полуденном небе, ласковом море и
влюбленной в него Елизавете Воронцовой преследовали
Пушкина, перед глазами которого были теперь только
плоские и печальные окрестные поля. Ссоры, вызываемые
непримиримостью Сергея Львовича, только усугубляли го-
рести сына.
От одного косого взгляда к другому, от укоризны к уко-
ризне, от одной словесной перепалки к другой — ив доме
разгорелся заправский скандал. Подробности Пушкин по-
ведал Жуковскому в письме от 31 октября 1824 года:
«Милый, прибегаю к тебе. Посуди о моем положении.
Приехав сюда, был я всеми встречен как нельзя лучше, но
скоро все переменилось: отец, испуганный моей ссылкою,
беспрестанно твердил, что и его ожидает та же участь.
Пещуров, назначенный за мною смотреть, имел бесстыд-
ство предложить отцу моему должность распечаты-
398_______
Александр Пушкин
вать мою переписку, короче — быть моим шпионом;
вспыльчивость и раздражительная чувствительность
отца не позволяли мне с ним объясниться; я решился
молчать. Отец начал упрекать брата в том, что я пре-
подаю ему безбожие. Я все молчал. Получают бумагу, до
меня касающуюся. Наконец, желая вывести себя из тяго-
стного положения, прихожу к отцу, прошу его позволения
объясниться откровенно... Отец осердился. Я поклонился,
сел верхом и уехал. Отец призывает брата и повелевает
ему не знаться avec се monstre, се fils denature'. Жуков-
ский, думай о моем положении и суди. Голова моя закипе-
ла. Иду к отцу, нахожу его с матерью и высказываю все,
что имел на сердце целых три месяца. Кончаю тем, что
говорю ему в последний раз. (Отец мой, воспользуясь от-
сутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявля-
ет, что я его бил, хотел бить, замахнулся, мог при-
бить...’1' Перед тобою не оправдываюсь. Но чего же он хо-
чет для меня с уголовным своим обвинением? Рудников
сибирских и лишения чести? Спаси меня хоть крепо-
стию, хоть Соловецким монастырем. Не говорю тебе о
том, что терпят за меня брат и сестра — еще раз спаси
меня.
31 окт.
Поспеши: обвинение отца известно всему дому. Никто
не верит, но все его повторяют. Соседи знают. Я с ними
не хочу объясняться — дойдет до правительства, посуди,
что будет. Доказывать по суду клевету отца для меня
ужасно, а на меня и суда нет. Я hors la loi (вне закона —
Фр-)-
P.S. Надобно тебе знать, что я уже писал бумагу губер-
натору, в которой прошу его о крепости, умалчивая о 1 2
1 С этим чудовищем, с этим выродком-сыном (фр.).
2 Обратим внимание на движение «по убывающей»: «бил — хотел
бить — замахнулся — мог прибить». Судя по всему, и сам Сергей Льво-
вич испугался напраслины, которую возвел на сына, и, приходя в себя,
«снижал» степень его якобы «провинности». (Прим, пер.)
________399
Анри Tpyait
причинах. П.А. Осипова, у которой пишу тебе эти стро-
ки, уговорила меня сделатъ тебе и эту доверенность.
Признаюсь, мне немного на себя досадно, да, душа моя, —
голова кругом идет».
Ошалевший от отцовских угроз Пушкин почти готов
свести счеты с жизнью. Но, изменив свое решение, пишет
письмо в адрес фон Адеркаса:
«Милостивый государь Борис Антонович.
Государь император высочайше соизволил меня по-
слать в поместье моих родителей, думая тем облегчить
их горесть и участь сына. Неважные обвинения прави-
тельства сильно подействовали на сердце моего отца и
раздражили мнительность, простительную старости и
нежной любви его к прочим детям. Решился для его спо-
койствия и своего собственного просить его император-
ское величества, да соизволит меня перевести в одну из
своих крепостей. Ожидаю сей последней милости от хо-
датайства вашего превосходительства».
К счастью, посыльный, которому было поручено доста-
вить письмо адресату, не застал его в Пскове и вернул по-
слание Пушкину. Да и слава Богу, Жуковский, которого
поэт просил спасти его «хоть крепостию, хоть Соловецким
монастырем», не нашел время, чтобы предпринять подоб-
ный демарш. А представим-ка себе, что какому-нибудь из
приведенных посланий был по-серьезному дан ход — то-
гда семейный скандал, разразившийся в доме Пушкиных,
получил бы огласку, которой он совершенно не заслужи-
вал, и поэт, который и без того находился в щекотливом
положении, оказался бы навсегда скомпрометированным
в глазах властей.
Брат Пушкина отправился в Петербург и успокоил Жу-
ковского, разъяснив ему, что речь идет всего лишь о семей-
ной ссоре, которая останется без последствий и в которой
виноваты оба — и отец, и сын. В середине ноября Жуков-
ский пишет опальному собрату по перу вот такое обод-
ряющее письмо:
«Милый друг, твое письмо привело бы в великое меня
400_______
Александр Пушкин
замешательство, если б твой брат не приехал с ним
вместе в Петербург и не прибавил к нему своих словес-
ных объяснений... На письмо твое, в котором описываешь
то, что случилось между тобой и отцом, не хочу отве-
чать, ибо не знаю, кого из вас обвинять и кого оправды-
вать. И твое письмо и рассказы Льва уверяют меня, что
ты столько же не прав, сколько и отец твой. На все, что
с тобою случилось и что ты сам на себя навлек, у меня
один ответ: ПОЭЗИЯ. Ты имеешь не дарование, а гений. Ты
богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше
незаслуженного несчастия и обратить в добро заслужен-
ное; ты более нежели кто-нибудь можешь и обязан иметь
нравственное достоинство. Ты рожден быть великим по-
этом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мо-
раль, все твое возможное счастие и все вознаграждения.
Обстоятельства жизни, счастливые или несчастли-
вые, — шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокой-
ного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу,
вижу в волнах силача и знаю, что он не утонет, если
употребит свою силу, и только показываю ему лучший
берег, к которому он непременно доплывет, если захочет
сам. Плыви, силач. А я обнимаю тебя.
...По данному мне полномочию предлагаю тебе первое
место на русском Парнасе. И какое место, если с высоко-
стию гения соединишь и высокость цели! Милый брат по
Аполлону! Это тебе возможно! А с этим будешь недосту-
пен и для всего, что будет шуметь вокруг тебя в жизни».
Немного успокоившись, Пушкин отвечает своему Анге-
лу-хранителю:
«Мне жаль, милый, почтенный друг, что наделал эту
всю тревогу; но что мне было делать? я сослан за строч-
ку глупого письма, что было бы, если правительство уз-
нало бы обвинение отца? это пахнет палачом и катор-
гою. Отец говорил после: Экой дурак в чем оправдывает-
ся! да он бы еще осмелился меня бить! да я бы связать
его велел! — зачем же обвинять было сына в злодействе
несбыточном? да как он осмелился, говоря с отцом, не-
_______401
Анри Труайя-------
пристойно размахивать руками? Это дело десятое. \а
он убил отца словами! — каламбур и только. Воля твоя,
тут и поэзия не поможет.<...>
Пушкин — В.А. Жуковскому. 29 ноября 1824 г.
Из Михайловского в Петербург».
В течение этих нескольких недель домашних невзгод
Пушкин избегал родительского дома и проводил день за
днем либо в полях и лесах, либо в Тригорском — имении
мадам Осиповой, его давнишней подруги. Там поэт воло-
чился за дочерьми хозяйки и активно строил планы бегст-
ва за границу.
Брат Пушкина уехал из Михайловского в начале нояб-
ря. Сестра Ольга последовала за ним несколько дней спус-
тя. И, наконец, Сергей Львович торжествующе сложил с
себя заботы по надзору за сыном и 19 ноября отбыл вме-
сте с женою в Петербург.
...Теперь, накануне зимы, Пушкин остался один в боль-
шом обветшавшем михайловском доме, затерянном по-
среди хладной пустыни, — вдали от верных товарищей,
литературных советов, необходимых книг и городских раз-
влечений, поселился в комнате с видом на двор. Это была
весьма убогая горница, с драными обоями, дурно отеса-
ным паркетом, закопченным сажей потолком. Всей обста-
новки — стол, два стула, диван, деревянная кровать, у ко-
торой вместо сломанной ножки — полено, да книжный
шкаф. На полу — клочки рукописей, обкусанные гусиные
перья, газеты, книженции... По другую сторону коридо-
ра — комната няни, где работают крепостные рукодельни-
цы. Во всех остальных комнатах двери заколочены: Арина
Родионовна берегла дрова.
Так что же делать? Осень и одиночество толкают поэта
к перу. Он наполняет свой опальный дом персонажами,
являющимися его воображению. Будучи вдалеке от всех
своих друзей, от всех своих подруг, он приводит к себе в
горницу героев и героинь своих стихов. И живет с ними.
И утешает себя их тихим присутствием, он прислушивает-
ся к их голосам, отвечает на их разговоры, отводит душу в
их страстях, их слезах и смехе. 5 сентября на рукописи
402________
Александр Пушкин
«Евгения Онегина» появляется помета о получении письма
от Елизаветы Воронцовой. 26-е число того же месяца —
дата написания беловой рукописи «Разговора книгопро-
давца с поэтом». 10 октября Пушкин завершает «Цыган».
А в первой половине ноября пишет брату: «Знаешь мои
занятия? До обеда пишу записки, обедаю поздно; после
обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки — и вознагра-
ждаю тем недостатки проклятого своего воспитания.
Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!»
...И снова Арина Родионовна рассказывает Пушкину
предания родного края. К дверям и окошкам Михайлов-
ского дома подступила ночь. Вокруг ветхого жилища, не
переставая, кружат сорванные с ветвей листья и мириады
дождевых капель; их тонкий звон при ударе об оконное
стекло навевает грусть. Из соседней комнаты доносится
стук молоточков — там работают мастера. Вот зашуршала
по пыльному полу старая крыса. Изборожденное морщи-
нами лицо Арины Родионовны едва освещено ночным све-
тильником. Уста старушки движутся живо; из них доно-
сится голос минувших времен. Не раз перелагал Пушкин
на язык поэтических строк память о вечерах, проведенных
с глазу на глаз со своей верной нянею:
Наша ветхая лачужка
И печальна, и темна.
Что же ты, моя старушка
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
И годы спустя:
Подруга дней моих суровых.
Голубка дряхлая моя!
_______403
Анри Труайя
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь меня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И медлят поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.
Глядишь в забытые вороты
На черный отдаленный путь:
Тоска, предчувствия, заботы
Теснят твою всечасно грудь.
То чудится тебе...
А после, когда Арины Родионовны уже не было на све-
те, Пушкин, вновь посетив «тот уголок земли», где он
«провел изгнанником два года незаметных», вновь вспомя-
нет «добрую подружку»:
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет — уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора
И далее, в черновых рукописях:
Не буду вечером под шумом бури
Внимать ее рассказам, затверженным
С издетства мной, но все прекрасным..
Как песня колыбельная. Не буду
Угадывать заранее с улыбкой
Ее простые речи, выраженья
Которые должны ей на язык (прийти? — С.А.)
...Как песни родины или страницы
Любимой в детстве книги, в коей знаешь
Какое слово где стоит. Бывало
Ее простые речи и советы
И укоризны, полные любви,
Усталое мне сердце ободряли
Отрадой тихой — я тогда еще
Был молод и ожесточен..
404_________
Александр Пушкин
Теперь уже источником наслаждения поэту служат не
истории о галантном рыцарстве, когда-то вдохновившие
его «Руслана и Людмилу», а народные сказки, передавав-
шиеся из поколения в поколение безвестными существа-
ми с загорелыми лицами и натруженными руками. Эти су-
щества распевали их по ночам, подобным тем, в какие
распевает их, слово в слово, эта умудренная годами жен-
щина. Теперь уже Пушкин забывает, что начитался Воль-
тера и Парни, что живет в образованную просвещенную
эпоху; он уже больше не смеется над похождениями како-
го-нибудь чародея, богатыря, юной царевны, Золотой рыб-
ки или царя Салтана — он относится к этим персонажам
с вполне заслуживаемым ими религиозным трепетом. Он
верует в них. Страшится их — и любит с такой теплотой, с
какой может любить только ребенок. И когда настанет его
черед, он заговорит о них с тем же благоговением, теми
же безыскусственными словами, с теми же придыхания-
ми, что певала когда-то Арина Родионовна. Его культура
отторгла его от народа — а теперь он возвращался к нему.
Но при этом не собирался пренебрегать и книжной куль-
турой — письма к Левушке с просьбами о книгах звучат
как крик души:
«Стих, стихов, стихов! Conversations de Byron! Walter
Scott! это пища души. Ах! Боже мой, чуть забыл! вот те-
бе задача: историческое, сухое известие о Стеньке Разине,
единственном поэтическом лице русской истории».
«АВ. Пришли мне: 1) Oeuvres le Lebrun, odes, elegies
etc. — найдешь у St. Florent. 2) Серные спички. 3) Карты,
m. e. картежные (об этом скажи Михаиле; пусть он их и
держит и продает). 4) «Жизнь Емельки Пугачева». «Пу-
тешествие по Тавриде» Муравьева».
«Библию, Библию! И французскую непременно».
«Покамест мне довольно скучно: ты мне не присыла-
ешь Conversations de Byron, добро! но, милый мой, если
только возможно, отыщи, купи, выпроси, укради «Запис-
ки» Фуше и давай мне их сюда; за них отдал бы я всего
Шекспира; ты не воображаешь, что такое Touche! Он по
_______405
Анри Труайя
мне очаровательнее Байрона, Эти записки должны быть
сто раз поучительнее, занимательнее, ярче записок На-
полеона, т. е. как политика, потому что в войне я ни
черта не понимаю. На своей скале (прости Боже мое со-
грешение!) Наполеон поглупел — во-первых, лжет как ре-
бенок, 2) судит о таком-то не как Наполеон, а как па-
рижский памфлетер, какой-нибудь Прадт или Гизо».
«Душа моя, горчицы, рому, что-нибудь в уксусе — да
книг: Conversations de Byron, «Талию», «Старину», да Sis-
mondi (Utteuature), да Schlegel (dramaturgic), если есть у St.
Florent. Хотел бы я также иметь «Новое издание Собра-
ния русских стихотворений», да дорого — 75 р. Я за Русь
столько не даю. Посмотри, однако ж».
«Фуше, Oeuvres dramatiques de Schiller, Schlegel, Don
Juan (последние 6-я и пр. песни), новое Walter Scott, «Си-
бирский вестник» весь — и все это через St. Florent, а не
через Оленина. — Вино, вино, ром (12 бутылок), горчицы,
Fleur d' Orange, чемодан дорожный. Сыру лимбурского
(книгу об верховой езде — хочу жеребцов выезжать: воль-
ное подражание Alfieri и Байрону)»1.
В своем Михайловском отшельничестве Пушкин с
упоением читал Шекспира, Шиллера, Гёте, Альфиери, Бай-
рона, Томаса Мора, Саади, Сервантеса, Данте, Петрарку,
Мильтона, Тацита. Но все эти великие фигуры не могли за-
тереть своим престижем силуэт старенькой няни. Их тво-
ренья благополучно сосуществовали с народными сказка-
ми, которые рассказывала Арина Родионовна. Можно бы-
ло даже сказать, что их объединяло мистическое родство.
В середине ноября Пушкин пишет брату:
«Здесь слышно, будто губернатор приглашает меня во
Псков. Если не получу особенного повеления, верно я не
тронусь с места».
Но причина посетить этот город у поэта все же была.
Историческая цитадель, обнесенная седыми стенами с
почтенными башнями, со множеством древних палат, 1
1 Выдержки из писем с октября 1824 по апрель 1825 г.
406_______
Александр Пушкин
церквей и чудотворных обителей, могла бы вспомнить о
многом. Она слишком долго прожила на этой земле, чтобы
надеяться протянуть еще. Она сияет только отсветом сво-
его великого прошлого. Ее камни, ее земля, ее могилы и
даже небо над нею напоминают о сумрачных и славных
эпохах. 3 января 1825 года Пушкин получает дружеское
письмо от К.Ф. Рылеева, в котором тот поздравил михай-
ловского изгнанника с поэмой «Цыганы»; заканчивалось
письмо так: «Ты около Пскова; там задушены последние
вспышки русской свободы; настоящий край вдохнове-
ния — и неужели Пушкин оставит эту землю без Поэмы?»
Но Пушкину суждено будет посвятить этому краю не по-
эму, а пьесу. В его жизнь уже вошли призраки Бориса Го-
дунова и Дмитрия Самозванца, уже начиная с конца 1824
года Пушкин переносит на бумагу первые сцены «Бориса
Годунова». Но и погрузившись в работу над трагедией, он
писал стихотворения, создал цикл «подражания Корану»,
трудился над «Евгением Онегиным» и еще множеством не
столь заметных творений. Этот счастливый труд, полный
разнообразия и страсти, немного облегчал «ссылочному
невольнику» горести изгнания.
Но стоило Пушкину отложить перо и поднять голову к
окошку, за которым виднелись все те же кустарники, все
те же черные стволы деревьев — словом, все тот же неиз-
менный пейзаж, — как его мгновенно охватывала тоска.
С наступлением первых холодов, с первыми метелями, с
первыми снегами, укрывшими поля мягким одеялом, его
одиночество в Михайловском начинало казаться зловещим.
Скукожившийся скрипучий дом казался крохотным по-
среди обледенелой пустыни. Он был точно утлый ковчег,
затерявшийся средь бури. Он жил своею внутренней, за-
медленной жизнью, под жужжанье веретен Арины Родио-
новны и крепостных мастериц, шорох шагов дворовых
девушек, звон посуды на кухне, из которой доносились бо-
жественные запахи еды. Михайловское пристанище суще-
ствовало само по себе, ему неоткуда было ждать помощи.
О, как же хотелось Пушкину улизнуть из этого кажущего-
_______407
Анри Труайя_______
ся ему таким чуждым края! Брат Левушка и соседка ма-
дам Осипова были посвящены в его планы бегства. 22 но-
ября 1824 года Осипова пишет Жуковскому: «Если вы ду-
маете, что воздух и солнце Франции или близлежащих к
ней через Альпы земель полезен для русских орлов — и
оный будет вреден нашему, то пускай останется то,
что теперь написала, вечною тайною. Когда же вы друго-
го мнения, то подумайте, как предупредить отлет».
Что до Пушкина, то в декабре того же года он шлет
брату письмо:
«Вульф здесь, я ему ничего еще не говорил, но жду те-
бя — приезжай хоть с Прасковьей Александровной, хоть
с Дельвигом; переговориться нужно непременно».
И, рассчитывая обмануть подозрения полиции, наивно
добавляет (явно смакуя фразы):
«Мне дьявольски не нравятся петербургские толки о
моем побеге. Зачем мне бежать? Здесь так хорошо! Когда
ты будешь у меня, то станем толковать о банкире, о пе-
реписке, о месте пребывания Чаадаева. (Который нахо-
дился за границей. — А.Т.)
Вот пункты, о которых можешь уже осведомиться.
Кто думает ко мне заехать? Избави меня
От усыпите ля глупца,
От пробудителя нахала! —
впрочем, всех милости просим. С посланным посылай,
что задумаешь — addio».
Но Левушка не смог приехать в Михайловское в то вре-
мя, когда это было желательно для его опального брата.
Так что детали плана побега Пушкин обсуждал с сыном
Прасковьи Александровны — студентом Дерптского уни-
верситета Алексеем Вульфом. Вульф собирался в начале ле-
та 1825 года за границу и предложил взять с собою Пуш-
кина в качестве крепостного слуги. Сия фантастическая
ситуация взволновала Пушкина; но при этом он продумы-
вал также и другой вариант, решив снова напомнить о
своем якобы аневризме, который в действительности был
408________
Александр Пушкин
не чем иным, как варикозным расширением вен. Согласно
этому плану, дерптский хирург, профессор Мойер, должен
был добиться от царя, чтобы «больной» получал право
прибыть в этот город для серьезного врачебного вмеша-
тельства. Из Дерпта Пушкин рассчитывал сбежать за гра-
ницу. А перейдя кордон, он обретет свободу. Конспирато-
ры придумали специальный код для использования при
переписке. Когда, узнав о том, что Пушкин болен, Жуков-
ский забеспокоился и захотел выхлопотать для него разре-
шение выехать из Михайловского, Пушкин попытался
разъяснить ему между строк, что аневризм этот — не бо-
лее чем предлог:
«Вот тебе человеческий ответ: мой аневризм носил я
10 лет и с Божией помощию могу проносить еще года
три. Следственно, дело не к спеху, но Михайловское душ-
но для меня. Если бы царь меня для излечения отпустил
за границу, то это было бы благодеяние, за которое я бы
вечно был ему и друзьям моим благодарен... Смело пола-
гаясь на решение твое, посылаю тебе черновое к самому
Белому (то есть царю. — С.Л.); кажется, подлости с моей
стороны ни в поступке, ни в выражении нет. Пишу по-
французски, потому что язык этот деловой и мне более
по перу. Впрочем, да будет воля твоя: если покажется
это непристойным, то можно перевести, а брат перепи-
шет и подпишет за меня».
А вот это самое письмо императору:
«Я почел бы своим долгом переносить мою опалу в
почтительном молчании, если бы необходимость не по-
будила меня нарушить его.
Мое здоровье было сильно расстроено в ранней юно-
сти, и до сего времени я не имел возможности лечиться.
Аневризм, которым я страдаю около десяти лет, также
требовал бы немедленной операции. Аегко убедиться в
истине моих слов.
Меня укоряли, государь, в том, что я когда-то рассчи-
тывал на великодушие вашего характера, признаюсь, что
лишь к нему одному ныне прибегаю. Я умоляю ваше вели-
_______409
Анри Труайя
чество разрешить мне поехать куда-нибудь в Европу, где
я не был бы лишен всякой помощи».
Жуковский и Карамзин не осмелились вручить письмо
по назначению, предпочтя передать августейшему адреса-
ту излишне патетичное послание матери Пушкина Наде-
жды Осиповны, в котором она умоляла властителя разре-
шить ее сыну выехать для лечения хоть в Ригу, хоть в лю-
бой другой город, который его величеству угодно будет
назначить.
Результат этого демарша изумил всех. Его величество
милостиво разрешил поэту выехать — но не во Францию,
не в Италию, не в Германию, не в Ригу даже, а во все тот
же Псков, где ко всему прочему не было врача нужной
специальности.
В ответ на такую монаршую милость Пушкин шлет
Жуковскому полное иронии письмо, которое, как нам ка-
жется, стоит того, чтобы воспроизвести его здесь полно-
стью:
«Неожиданная милость его величества тронула меня
несказанно, тем более что здешний губернатор предлагал
уже мне иметь жительство во Пскове, но я строго при-
держивался повеления высшего начальства. Я справлялся о
псковских операторах (хирургах. — С.А.) мне указали
там на некоторого Всеволожского, очень искусного по ве-
теринарной части и известного в ученом свете по своей
книге об лечении лошадей.
Несмотря на все это, я решился остаться в Михай-
ловском, тем не менее чувствуя отеческую снисходи-
тельность его величества.
Боюсь, чтоб медленность мою пользоваться монар-
шей милостию не почли за небрежение или возмутитель-
ное упрямство. Но можно ли в человеческом сердце пред-
полагать такую адскую неблагодарность.
&ло в том, что, 10 лет не думав о своем аневризме,
не вижу причины вдруг об нем расхлопотаться. Я все жду
от человеколюбивого сердца императора, авось-либо по-
зволит он мне со временем искать стороны мне по серд-
410________
Александр Пушкин
цу и лекаря по доверчивости собственного рассудка, а не
по приказанию высшего начальства.
Обнимаю тебя горячо.
А. Пушкин
1825
Михайловское».
Между тем раздражение Пушкина огорчало его дру-
зей в обеих столицах. Чего ж ему еще надобно? Он писал
об аневризме. Ему предлагали специалиста. Ему дозволено
выехать во Псков. И он отказывается от такой милости!
А еще, вопреки всякому смыслу, строит из себя муче-
ника!
Нет, этот вечно недовольный, вечно желчный Пушкин
и впрямь сумасшедший!
«Прошу тебя, мой милый друг, отвечать немедленно
на это письмо. Решился ли ты дать сделать себе опера-
цию и согласишься ли поехать для этого во Псков? —
пишет Жуковский Пушкину 9 августа 1825 г. — ...Прошу
не упрямиться, не играть безрассудно жизнию и не сер-
дить дружбы, которой твоя жизнь дорога, /уэ сих пор ты
тратил ее с недостойною тебя и с оскорбительною для
нас расточительностию, тратил и физически и нравст-
венно. Пора уняться. Она была очень забавною эпиграм-
мою, но должна быть возвышенною поэмою. Не хочу по-
пустому ораторствовать: лучший для тебя оратор есть
твоя судьба; ты сам ее создал и сам же можешь и должен
ее переменить. Она должна быть достойна твоего гения
и тех, которые, как я, знают ему цену, его любят и по-
тому тебя не оправдывают. Но это еще впереди. Теперь
нам надобна твоя жизнь. Нельзя ли взять на себя труд об
ней позаботиться, хотя из некоторого внимания к друзь-
ям своим...»
А тут еще и Вяземский адресует поэту 28 августа того
же года пространное письмо, в котором, меж прочего, ве-
щает ему следующее:
«Что за горячка? Что за охота быть пострелом и все
делать наперекор тем, которые тебе доброжелательст-
_______411
Анри Труайя________
вуют? Что за охота? chercher midi a quatorze heures' в
побуждениях самых чистых, в поступках самых откры-
тых и простых? Твоя мать узнает, что у тебя аневризм
в ноге, она советуется с людьми, явно в твою пользу рас-
положенными: Карамзиным и Жуковским. Определяют,
что ей должно писать к государю. Жуковский вызывается
доставить тебе помощь Мойера, известного искусством
своим. Как было сказано, так и сделано: только государь,
который хозяин дома, вместо того, чтобы назначить
пребывание твое в Риге, или в Дррпте, или в Петербурге,
назначает тебе Псков. Кто же тут виноват? Каждый де-
лал свое дело; один ты не делаешь своего и портишь дела
других, а особливо же свои. Отказываясь ехать, ты наво-
дишь подозрение на свою мать, что она хотела оболь-
стить доверенность царя и вымышленным аневризмом
насильно выхватить твою волю! Портишь свое положе-
ние для будущего времени, ибо этим отказом подаешь
новый повод к тысяче заключениям о твоих намерениях,
видах, надеждах... Ты ли один терпишь, и на тебе ли од-
ном обрушилось брел1Я невзгод, сопряженных с настоя-
щим положением не только нашим, вообще европейским.
Если приперло тебя потеснее другого, то вини свой пьеде-
стал, который выше другого. Будем беспристрастны; не
сам ли ты частью виноват в своем положении? Ты сажал
цветы, не сообразуясь с климатом. Мороз сделал свое,
вот и все! Я не говорю, что тебе хорошо, но говорю, что
могло бы быть хуже и что будет хуже, если не станешь
домогаться о лучшем и будешь перечить друзей своих.
Осекая их попытки в твою пользу, кончишь тем, что и
их парализуешь...
...Я подозреваю некоторые недочеты в твоих сообра-
жениях. Ты любуешься (собою. — С.Л.) в гонении; у нас
оно, как и авторское ремесло, еще не есть почетное зва-
ние... Оно звание только для (т. е. в глазах. — С.Л.) немно-
гих; для народа оно не существует...
1 Искать полдень в два часа дня (фр.}.
412________
Александр Пушкин
Ты можешь быть силен у нас одною славою, тем, что
тебя читают с удовольствием, с жадностию, но несча-
стие у нас не имеет силы ни на грош».
Нужно ли говорить, как удручило Пушкина это письмо.
Значит, даже самые близкие друзья считают его бунты аб-
сурдными. Они признают существование в России всепо-
давляющей власти, против которой бессмысленно бороться
и с которой следует ладить любой ценой. Ему рекоменду-
ют вести себя тише воды, ниже травы. Ему предписывают
повиноваться и терпеть ради собственного покоя! Словом,
спокойно обрекают его на рабство, мол, ты слишком долго
плавал против течения, поплавай-ка теперь, голубчик, со-
образуясь со здравым смыслом!
13 сентября поэт отвечает Вяземскому:
«Вам легко на досуге укорять меня в неблагодарности,
а были бы вы (чего Боже упаси) на моем месте, так, мо-
жет быть, пуще моего взбеленились. Друзья обо мне хло-
почут, а мне хуже да хуже. Сгоряча их проклинаю, одума-
юсь, благодарю за намерение, как езуит, но все же мне не
легче. Аневризмом своим дорожил я пять лет, как послед-
ним предлогом к избавлению, ultima ratio libertatis' — и
вдруг последняя моя надежда разрушена проклятым доз-
волением ехать лечиться в ссылку! Душа моя, поневоле
голова кругом пойдет. Они заботятся о жизни моей; бла-
годарю — но черт ли в эдакой жизни. Гораздо уж лучше
от нелеченая умереть в Михайловском. По крайней мере
могила моя будет живым упреком, и ты бы мог написать
на ней приятную и полезную эпитафию. Нет, дружба
входит в заговор с тиранством, сама берется оправдать
его, отвратить негодование; выписывают мне Мойера,
который, конечно, может совершать операцию и в сибир-
ском руднике; лишают меня права жаловаться (не в сти-
хах, а в прозе, дьявольская разница!), а там не велят и
беситься».
...Довольно пошумев, Пушкин возвращается к монотон-
последним доводом в пользу освобождения (ллт.).
___________________________________________________413
Анри Труайя_______
ной жизни ссыльного поэта. «Что не слышно тебя? — пи-
шет он летом 1825 года П.А. Плетневу. — У нас осень,
дождик шумит, ветер шумит, лес шумит — шумно, а
скучно».
Как же проводит Пушкин свое время? Сочиняет — это
естественно. Много и жадно читает — это нам тоже из-
вестно. Зевает со скуки. Устанет — завалится спать. Прого-
лодается — усядется кушать. Выдастся добрая погода —
идет купаться на речку Сороть, а то седлает коня и скачет
верхом по окрестным полям-лесам. А то и просто, от нече-
го делать, тычет кием шары на старом бильярде. Ну и, ко-
нечно, слушает по вечерам сказки своей доброй няни.
И так — месяц за месяцем. Любой другой на его месте
давно бы уже спился или повесился с тоски. Но необычай-
ное жизнелюбие удержит поэта от всего этого — равно
как и от того, чтобы заплыть жиром как в физическом, так
и интеллектуальном смысле. Он все так же молод, по-
прежнему быстр, неизменно любопытен, вечно экзальти-
рован и готов сражаться! Больше даже, ему порою случает-
ся быть веселым! Так, без особых причин. Потому что на
дворе хорошая погода. Или потому, что увидел румяную
пейзаночку, полощущую в реке свое давно уже застиран-
ное белье. Или — оттого, что получил из Одессы письмо,
запечатанное перстнем с таинственными письменами.
А может, просто оттого, что варенье, сваренное из мест-
ных ягод, показалось ему удивительно вкусным. Несчастья
не очерствили его душу.
Когда 6 декабря 1824 года до поэта дошли новые под-
робности разрушительного петербургского наводнения, он
пишет брату:
«Великое дело миллион (рублей, ассигнованных на по-
мощь пострадавшим. — А.Т.), — но соль, но хлеб, но овес,
но вино? об этом зимою не грех бы подумать хоть в
одиночку, хоть комитетом. Этот потоп с ума мне ней-
дет, он вовсе не так забавен, как с первого взгляда кажет-
ся. Если тебе вздумается помочь какому-нибудь несчаст-
ному, помогай из онегинских денег».
414_______
Александр Пушкин
1825 год начался с радостного для Пушкина события.
Когда ни Вяземский, ни Жуковский не осмеливались
съездить проведать опального поэта, когда Тургенев сове-
товал все тому же Вяземскому прервать переписку с такой
скомпрометировавшей себя личностью, как Пушкин, ко-
гда все друзья поэта — в той или иной степени — сторо-
нились его как зачумленного, веселый товарищ Пушкина
по Царскосельскому Лицею и Санкт-Петербургу — от-
важный Жанно Пущин — решается пуститься в путь, что-
бы расцеловаться с михайловским изгнанником.
«Перед отъездом, встретился я с А.И. Тургеневым, ко-
торый незадолго до того приехал в Москву. Я подсел к не-
му и спрашиваю: не имеет ли он каких-нибудь поручений
к Пушкину, потому что я в генваре буду у него. «Как! Вы
хотите к нему ехать? Разве не знаете, что он под двой-
ным надзором — и полицейским и духовным?» — «Все
это знаю; но знаю также, что нельзя не навестить друга
после пятилетней разлуки в теперешнем его положении,
особенно когда буду от него с небольшим в ста верстах.
Вели не пустят к нему, уеду назад». — «Не советовал бы,
впрочем, делайте, как знаете», — прибавил Тургенев.
Опасения доброго Александра Ивановича меня удивили,
и оказалось, что они были совершенно напрасны».
Пущин приезжает в Михайловское 11 января в вось-
мом часу утра. Он пробудет там всего лишь сутки. Но эти
сутки будут самыми прекрасными, самыми яркими, самы-
ми утешающими из всех тех, что двум друзьям случалось
когда-либо провести вместе. Рассказ Пущина об этом со-
бытии остается столь живым и теплым, что заслуживает
быть приведенным на наших страницах почти целиком —
за небольшими сокращениями.
* * *
Проведя праздник у отца в Петербурге, после креще-
ния я поехал в Псков. Погостил у сестры несколько дней и
от нее вечером пустился из Пскова; в Острове, проездом
_______415
Анри Труайя
ночью, взял три бутылки клико и к утру следующего дня
уже приближался к желаемой цели. Свернули мы наконец
с дороги в сторону, мчались среди леса по гористому про-
селку: все мне казалось не довольно скоро! Спускаясь с го-
ры, недалеко уже от усадьбы, которой за частыми соснами
нельзя было видеть, сани наши в ухабе так наклонились
набок, что ямщик слетел. Я с Алексеем, неизменным моим
спутником от лицейского порога до ворот крепости, кой-
как удержался в санях. Схватили вожжи.
Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не
бросятся, все лес и снег им по брюхо, править не нужно.
Скачем опять в гору извилистою тропой; вдруг крутой по-
ворот, и как будто неожиданно вломились с маху в при-
творенные ворота, при громе колокольчика. Не было силы
остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели
в снегу нерасчищенного двора...
Я оглядываюсь: вижу на крыльце Пушкина, босиком, в
одной рубашке, с поднятыми вверх руками. Не нужно го-
ворить, что тогда во мне происходило. Выскакиваю из са-
ней, беру его в охапку и тащу в комнату. На дворе страш-
ный холод, но в иные минуты человек не простужается.
Смотрим друг на друга, целуемся, молчим. Он забыл, что
надобно прикрыть наготу, я не думал об заиндевевшей
шубе и шапке.
Было около восьми часов утра. Не знаю, что делалось.
Прибежавшая старуха застала нас в объятиях друг друга в
том самом виде, как мы попали в дом: один — почти го-
лый, другой — весь забросанный снегом. Наконец пробила
слеза (она и теперь, через тридцать три года, мешает пи-
сать в очках), мы очнулись. Совестно стало перед этою
женщиной, впрочем, она все поняла. Не знаю, за кого при-
няла меня, только, ничего не спрашивая, бросилась обни-
мать. Я тотчас догадался, что это добрая его няня, столько
раз им воспетая, — чуть не задушил ее в объятиях.
Все это происходило на маленьком пространстве. Ком-
ната Александра была возле крыльца, с окном на двор, че-
416_______
Александр Пушкин
рез которое он увидел меня, услышав колокольчик. В этой
небольшой комнате помещалась кровать его с пологом,
письменный стол, шкаф с книгами и проч, и проч. Во всем
поэтический беспорядок, везде разбросаны исписанные
листы бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные
кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодка-
ми, которые едва можно было держать в пальцах). Вход к
нему прямо из коридора; против его двери — дверь в ком-
нату няни, где стояло множество пяльцев.
После первых наших обниманий пришел Алексей, ко-
торый, в свою очередь, кинулся целовать Пушкина; он не
только близко знал и любил поэта, но и читал наизусть
многие из его стихов. Я между тем приглядывался, где бы
умыться и хоть сколько-нибудь оправиться. Дверь во внут-
ренние комнаты была заперта, дом не топлен. Кой-как все
это тут же уладили, копошась среди отрывистых вопросов:
что? как? где? и проч. Вопросы большею частью не ожида-
ли ответов. Наконец помаленьку прибрались; подали нам
кофе; мы уселись с трубками. Беседа пошла правильнее;
многое надо было хронологически рассказать, о многом
расспросить друг друга. Теперь не берусь всего этого пере-
дать.
Вообще Пушкин показался мне несколько серьезнее
прежнего, сохраняя, однако ж, ту же веселость; может
быть, самое положение его произвело на меня это впечат-
ление. Он, как дитя, был рад нашему свиданию, несколько
раз повторял, что ему еще не верится, что мы вместе.
Прежняя его живость во всем проявлялась, в каждом сло-
ве, в каждом воспоминании: им не было конца в неумол-
каемой нашей болтовне. Наружно он мало переменился,
оброс только бакенбардами; я нашел, что он тогда был
очень похож на тот портрет, который потом видел в «Се-
верных цветах» и теперь при издании ею сочинений П.В. Ан-
ненковым.
Пушкин сам не знал настоящим образом причины сво-
его удаления в деревню; он приписывал удаление из Одес-
_______417
Анри Труайя
сы козням графа Воронцова из ревности} думал даже, что
тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по
службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые
его разговоры о религии.
Мне показалось, что вообще он неохотно об этом гово-
рил; я это заключил по лаконическим, отрывистым его от-
ветам на некоторые мои спросы, и потому я его просил
оставить эту статью, тем более что все наши толкования
ни к чему не вели, а отклоняли нас от другой, близкой нам
беседы. Заметно было, что ему как будто несколько наску-
чила прежняя шумная жизнь, в которой он частенько те-
рялся...
...Он терпеливо выслушал меня и сказал, что несколько
примирился в эти четыре месяца с новым своим бытом,
вначале очень для него тягостным; что тут, хотя невольно,
но все-таки отдыхает от прежнего шума и волнения; с му-
зой живет в ладу и трудится охотно и усердно. Скорбел
только, что с ним нет сестры его, но что, с другой стороны,
никак не согласится, чтоб она по привязанности к нему
проскучала целую зиму в деревне. Хвалил своих соседей в
Тригорском, хотел даже везти меня к ним, но я отговорил-
ся тем, что приехал на такое короткое время, что не успею
и на него самого наглядеться. Среди всего этого много бы-
ло шуток, анекдотов, хохоту от полноты сердечной. Уцеле-
ли бы все эти дорогие подробности, если бы тогда при нас
был стенограф.
...Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи.
Я тотчас заметил между ними одну фигурку, резко отли-
чавшуюся от других, не сообщая, однако, Пушкину моих
заключений. Я невольно смотрел на него с каким-то' но-
вым чувством, порожденным исключительным положени-
ем: оно высоко ставило его в моих глазах, и я боялся ос-
корбить его каким-нибудь неуместным замечанием. Впро-
чем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся
значительно. Мне ничего больше не нужно было; я, в свою
очередь, моргнул ему, и все было понятно без всяких слов.
Среди молодой своей команды няня преважно разгули-
418_______
Александр Пушкин
с чулком в руках. Мы полюбовались работами, поба-
лагурили и возвратились восвояси. Настало время обеда.
Алексей хлопнул пробкой, начались тосты за Русь, за Ли-
цей, за отсутствующих друзей и за нее. Незаметно полете-
ла в потолок и другая пробка; попотчевали искрометным
няню, а всех других хозяйскою наливкой. Все домашнее
население несколько развеселилось; кругом нас стало по-
шумнее, праздновали наше свидание.
Я привез Пушкину в подарок «Горе от ума»: он был
очень доволен этою тогда рукописною комедией, до того
ему вовсе почти незнакомою. После обеда, за чашкой ко-
фе, он начал читать ее вслух; но опять жаль, что не при-
помню теперь метких его замечаний, которые, впрочем,
потом частию явились в печати.
Среди этого чтения кто-то подъехал к крыльцу. Пуш-
кин взглянул в окно, как будто смутился и торопливо рас-
крыл лежавшую на столе Четью-Минею. Заметив его сму-
щение и не подозревая причины, я спросил его: что это
значит? Не успел он отвечать, как вошел в комнату ни-
зенький, рыжеватый монах и рекомендовался мне настоя-
телем соседнего монастыря.
Я подошел под благословение. Пушкин — тоже, прося
его сесть. Монах начал извинением в том, что, может быть,
помешал нам, потом сказал, что, узнавши мою фамилию,
ожидал найти знакомого ему П.С. Пущина, уроженца ве-
ликолуцкого, которого очень давно не видел. Ясно было,
что настоятелю донесли о моем приезде и что монах хит-
рит.
...Между тем подали чай. Пушкин спросил рому, до ко-
торого, видно, монах был охотник. Он выпил два стакана
чаю, не забывая о роме, и после этого начал прощаться, из-
виняясь снова, что прервал нашу товарищескую беседу.
Я рад был, что мы избавились от этого гостя, но мне не-
ловко было за Пушкина: он, как школьник, присмирел
при появлении настоятеля. Я ему высказал мою досаду, что
накликал это посещение. «Перестань, любезный друг! Ведь
он и без того бывает у меня, я поручен его наблюдению.
_______419
Анри Труайя
Что говорить об этом вздоре!» Тут Пушкин, как ни в чем
не бывало, продолжал читать комедию; я с необыкновен-
ным удовольствием слушал его выразительное и исполнен-
ное жизни чтение, довольный тем, что мне удалось доста-
вить ему такое высокое наслаждение. Потом он мне про-
чел кое-что свое, большею частью в отрывках, которые
впоследствии вошли в состав замечательных его пиес; про-
диктовал начало из поэмы «Цыганы» для «Полярной звез-
ды» и просил, обнявши крепко Рылеева, благодарить за его
патриотические «Думы». < J>
’ Между тем время шло за полночь. Нам подали заку-
сить: на прощанье хлопнула третья пробка. Мы крепко об-
нялись в надежде, может быть, скоро свидеться в Москве.
Шаткая эта надежда облегчила расставанье после так от-
радно промелькнувшего дня. Ямщик уже запряг лошадей,
колоколец брякнул у крыльца, на часах ударило три. Мы
еще чокнулись стаканами, но грустно пилось: как будто
чувствовалось, что последний раз вместе пьем, и пьем на
вечную разлуку! Молча я набросил на плечи шубу и убежал
в сани. Пушкин еще что-то говорил мне вслед; ничего не
слыша, я глядел на него: он остановился на крыльце со све-
чой в руке. Кони рванули под гору. Послышалось: «Про-
щай, друг!» Ворота скрипнули за мной...»
Долго стоял Пушкин на крыльце ветхого Михайловско-
го дома... Трепещущее пламя свечи, которую он держал в
руке, бросало отблески на синий снег, устилавший двор.
А дальше пейзаж уходил в холодную, беспросветную ночь.
Звон колокольчика угасал в густом сонном лесу, запоро-
шенном снегом. В дом медленными волнами наплывала
тишина. Вот и все. Пушкин вернулся к себе в горницу.
Окинул взглядом порожние бутылки. Вдохнул запах ко-
фею, табачного дыму... Вот все, что ему осталось от этого
доброго визита. В коридоре слышались шаги Арины Ро-
дионовны. В печи потрескивали березовые поленья. Пуш-
кин снова одинок. Может быть, надолго.
Но в апреле 1825 года «поэта дом опальный» посетил
другой его лицейский товарищ — Дельвиг. Пушкин ожи-
420_______
Александр Пушкин
дал его с февраля месяца. «Перешли же мне проклятую
мою рукопись — и давай уничтожать, переписывать и
издавать, — пишет он брату. — Как жаль, что тебя со
мною не будет! ...Дельвига жду, хоть он и не поможет.
У него твой вкус, да не твой почерк... Мочи нет, хочется
Дельвига!»
«Дельвига с нетерпением ожидаю». «Дельвига жду»...
«Дельвига здесь еще нет»... Это повторяется из письма в
письмо как рефрен.
И вот, наконец, 22 апреля Пушкин пишет Левушке:
«Как я был рад баронову приезду. Он очень мил! Наши
барышни все в него влюбились — а он равнодушен, как ко-
лода, любит лежать на постеле, восхищаясь Чигирин-
ским старостою. Приказывает тебе кланяться, мыслен-
но тебя целуя 100 раз, желает тебе 1000 хороших вещей
(например устриц)».
Дельвиг провел в Михайловском не один день, как Пу-
щин, а целых две недели. Два закадычных приятеля читали
друг другу свои сочинения, обменивались советами и ком-
плиментами, делились мнениями о литературе, о царском
правительстве, о женщинах и различных сортах вина, иг-
рали на бильярде, милостиво дозволяли дочерям мадам
Осиповой обожать себя, и даже сочиняли вместе стихо-
творение. Но — все проходит. Дельвиг уехал. И снова
Пушкин стоит на крыльце, вслушиваясь в удаляющийся
звон колокольчика — словно эхо, доносится до него голос
Друга:
— Прощай!..
Он ждал, что его навестит еще кто-нибудь, но пона-
прасну. О том, какие чувства испытывает обитатель про-
винциальной глуши при звуке колокольчика — вдруг судь-
ба посылает нежданного гостя! — он напишет в «Нулине».
Его героиня тоскует в деревне, как и сам Пушкин, —
...развлекалась
Перед окном возникшей дракой
Козла с дворовою собакой
И ею тихо занялась.
_______421
Анри Труайя
Кругом мальчишки хохотали.
Меж тем печально под окном,
Индейки с криком выступали
Вослед за мокрым петухом;
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через грязный двор
Белье повесить на забор;
Погода становилась хуже,
Казалось, снег идти хотел...
Вдруг колокольчик зазвенел.
Кто долго жил в глуши печальной,
Друзья, тот, верно, знает сам,
Как сильно колокольчик дальний
Порой волнует сердце нам.
Не друг ли едет запоздалый,
Товарищ юности удалой?..
Уж не она ли?.. Боже мой!
Вот ближе, ближе... сердце бьется...
Но мимо, мимо звук несется,
Слабей... и смолкнул за горой.
* * *
...Когда Пущин был сослан в Сибирь за участие в декаб-
ристском движении, Пушкин направил ему послание ис-
кренней дружбы:
Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое провиденье,
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье!
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
Увидеть друга детства поэту более не довелось.
422__________
Александр Пушкин
Глава 2
ТРИГОРСКОЕ
В зимнюю пору Пушкин вставал спозаранку, бежал к
речке, разбивал ледяную корку и нырял в студеную воду.
Затем седлал коня и скакал по полям, чтобы согреться.
Или же упражнялся в стрельбе из пистолета возле баньки,
и при каждом звуке выстрела вся дворовая челядь1 истово
крестилась. А то отправится на пешую прогулку, жонгли-
руя на ходу своею тяжелой палицей. Подкинет, поймает
на лету и снова кинет, при этом в одиночестве посмеива-
ясь сам над собою. Ну, а если уж лень-матушка одолеет —
так и проваляется все утро в постели, не желая одеваться,
дабы не прерывался нарастающий поток вдохновения. За-
тем тренируется на бильярде в два шара, завтракает — и
за работу.
Порою он позволяет себе неожиданные чудачества.
К примеру, удивляет местного попа, заказав ему панихиду
за упокой души Джорджа Байрона. В этот день, 7 апреля
1825 года, он пишет Вяземскому:
«Нынче день смерти Байрона — я заказал с вечера
обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей на-
божности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой ра-
ба Божия боярина Георгия. Отсылаю ее к тебе».
И о том же — брату:
«Я заказал обедню за упокой души Байрона (сегодня
день его смерти). Анна Николаевна также, и в обеих
церквах Тригорского и Боронича происходили молебствия.
Это немножко напоминает la messe de Frederic II pour le
repos de Tame de M-r de Voitaire? Вяземскому посылаю вы-
нутую просвиру отцом Шкодой — за упокой поэта». 1
1 При чтении книг о жизни Пушкина в Михайловском создается
впечатление, что никто, кроме Арины Родионовны, не составлял ему
там компании. В действительности в Михайловском было целых 29 че-
ловек дворни, 13 мужеска и 16 женска полу; Пушкину особенно близ-
ки кучер Петр Парфенович и садовник Архип Кириллович Курочкин.
(Прим. пер.)
________423
кнри Труайя
По словам тех, кто был свидетелем жизни поэта в Ми-
хайловском, Пушкин совершенно не вмешивается в сель-
ское и домашнее хозяйство — «ему все равно, хоть мужик
спи, хоть пей; он в эти дела не входит». Управление име-
нием было поручено сельскому старосте, а домом — по-
нятное дело, Арине Родионовне. Крестьяне любили своего
барина, почитая его безобидным и сердечным чудаком.
Они смеялись над ним за то, что тот любил гулять по по-
лям в красной, подпоясанной кушаком рубашке a’ la russe,
широких штанах и белой шляпе. Как вспоминал один из
них, Пушкин был добр и добродушен, но с виду немного
сумасброд — однажды ему суждено было столкнуться с
поэтом на дороге, ведущей в Михайловское. Тот направ-
лялся ему навстречу, но внезапно остановился, точно огре-
тый дубиной. Бедняга от испуга спрятался во ржи, а Пуш-
кин принялся что-то декламировать на разные голоса, раз-
махивая при этом руками, точно помешанный. Он был
частым гостем на деревенских праздниках, приходил в
красной рубахе и начищенных сапогах; любил подойти к
хору девушек да все слушать, слушать их напевы...
Благодаря своей старой няне, у которой был хорошо
подвешен язык, да этим неторопливым и заскорузлым му-
жикам, у коих глаза с хитрецой, Пушкин познавал народ.
Он не упускал случая погулять на сельских праздниках.
Особенно любил бывать на ярмарках, которые устраива-
лись у ворот Святогорского монастыря. Явится в своей
красной рубахе, опоясанной голубой лентой, в соломенной
шляпе, с пышными бакенбардами и неизменной палицей
в руках; прогуливается вдоль лавок с сахаром, вином, фрук-
тами, дичью и галантерейным товаром; разговаривает о
том о сем с торговцами и скандализует своим внешним
видом окрестных дам и господ. Потом смешивается с на-
родом, прислушивается к пению «калик перехожих» и сам
подхватывает их песни, отбивая такт своею грозной пали-
цей. А то подсаживается к слепцу-сказителю и сам зажму-
ривает глаза, чтобы внимательнее прислушаться к расска-
зываемым им легендам. Окружающий его народ не изме-
424________
Александр Пушкин
нился со времен Бориса Годунова. Все те же юродивые,
вещающие пророческие слова, все те же слепцы-сказите-
ли, все те же смиренные нищие-побирушки, те же голоси-
стые купцы, те же крепостные крестьяне — могучие и по-
корные, как волы. Ему достаточно лишь наблюдать за ни-
ми всеми, чтобы ощутить, как взрастает в его душе плотная,
гудящая, шумная толпа, которая станет участником его
трагедии. Он подслушивает у этих людей меткие поговор-
ки, присловья. У них он учится простоте. Тем не менее
благополучные по судьбе люди только пожимают плечами
и отворачиваются от него: «Да что с него взять, с этого
Пушкина! Он все такой же сумасброд!»
Вот запись из дневника опочецкого купца Ивана Лапи-
на: «29 майя в Св/ятых/ Горах был о девятой пятницы
(после Пасхи. — С.Л.) и здесь имел счастие видеть Алек-
сандра Сергеевича г-на Пушкина, которые некоторым об-
разом удивил странною своею одеждою, а наприм/ер/ у
него была надета на голове соломенная шляпа — в ситце-
вой красней рубашке, опоясовши голубою ленточкою, с
железною в руке тростию, с предлинными чор/ными/ ба-
кенбардами, которые более походят на бороду, так же с
предлинными ногтями, с которыми он очищал шкорлупу в
апельсинах и ел их с большим апетитом я думаю около 1 /2
дюж/ины/»1. (Стиль и орфография подлинника сохране-
ны. — С.Л.)
Богатства русского фольклора и русского народного
языка восхищали поэта. «Изучение старинных песен, ска-
зок и т. п. необходимо для совершенного знания свойств
русского языка. Критики наши напрасно ими презира-
ют», — отмечает он.
Или вот еще:
«Разговорный язык простого народа (не читающего 1
1 Как нам кажется, провинциальный купчик удивился не столько
аппетиту поэта, сколько расточительности — ведь заморские фрукты
стоили, во всяком случае, подороже, чем, например, моченые яблоки,
до которых Пушкин, по свидетельству хозяйки Тригорской усадьбы,
тоже был большой охотник. (Прим, пер.)
________425
Анри Труайя
иностранных книг и, слава Богу, не выражающего, как мы,
своих мыслей на французском языке) достоин также глу-
бочайших исследований. Альфиери изучал итальянский
язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда при-
слушиваться к московским просвирням. Они говорят уди-
вительно чистым и правильным языком».
На сельской ярмарке Пушкин чувствовал себя точно
так же непринужденно, как и в гостиной. Ведь он был че-
ловеком любой среды, любой страны, любой эпохи. Потре-
павшись о том о сем с крестьянами, он направлялся с ви-
зитом к хозяйке Тригорского — приударить за населявши-
ми его прелестными созданьями да рассказать за чашкой
чаю пару в меру шаловливых историй. Ему как воздух бы-
ли необходимы галантные победы. Благодаря жажде нра-
виться он становился почти что красив.
Тригорское было раем, наполненным длинными кудря-
ми, воздушными платьями, тихими вскриками, женскими
капризами, ласками и нежными клятвами. Казалось, в
этом милом царстве все было наполнено женственно-
стью — от деревьев и до камней, от цветов и до прекрас-
ных лиц.
Путь из Михайловского в Тригорское проходил через
гущу старых елей с могучими корнями, спускался к оку-
танному туманом озеру, затем снова поднимался к лесной
опушке и, наконец, вырывался на широкий простор, над
которым возвышались видные издалека три крутых хол-
ма — «три горы», отсюда и название! Два холма были
увенчаны двумя церквами, купола которых сверкали на
солнце, а на третьем расположилось само село Тригорское
и господский дом. Это целиком деревянное сооружение1
напоминало не то большой каретный сарай, не то манеж
для выездки. Внутри — безвкусно спланированные комна-
ты, обставленные простою, добротно сработанной мебе- 1
1 Дом в Тригорском (как и столько помещичьих усадеб по всей
России) был дотла сожжен местными крестьянами в тяжелопамятные
революционные годы и воссоздан вновь лишь сравнительно недавно.
(Прим, пер.)
426_______
Александр Пушкин
лью, хриплые безголосые часы, потемневшая от времени
картина, изображающая сцену искушения Св. Антония, да
расстроенный клавесин. А вокруг этого видавшего виды
сооружения, впрочем, по-своему уютного, распростерся
старинный тригорский парк с темными до синевы аллея-
ми, густой зеленью, где так хорошо прятаться, окружен-
ной липами площадкой, служившей «танцевальным за-
лом», тихим прудом с серебристой гладью, скамьями, на
которых так приятно посидеть и помечтать, террасой, с
которой не налюбуешься речкой Соротью, и баней, подчас
служившей для размещения именитых гостей вроде Пуш-
кина или Языкова. Вольный воздух, пенье птиц, звон посу-
ды, аромат свежезаваренного чаю и варенья, а главное —
смех розовощеких мадемуазелей — вот что более всего це-
нил Пушкин в этом хоть и обветшалом, но таком очарова-
тельном обиталище своей доброй подруги.
Правда, это не мешало ему отзываться о здешних юных
красотках в следующих выражениях:
«Ее (Прасковьи Осиповны) дочери, довольно непривле-
кательные во всех отношениях, играют мне Россини, ко-
торого я выписал. Я нахожусь в наилучших условиях,
чтобы закончить мой роман в стихах, но скука — хо-
лодная муза, и поэма моя не двигается вперед...» (Вере Вя-
земской, середина октября 1824 г. Оригинал по-француз-
ски.)
Или в письме к сестре от 4 декабря:
«Твои троегорские приятельницы несносные дуры, кро-
ме матери. Я у них редко. Сижу дома да жду зимы».
Тригорское было полно юных дев. А право, что может
быть более непостоянным, более надоедливым, более неда-
леким, более непонятливым и при этом более волнующим
и в то же время таким бесполезным предметом, как юная
дева. Сегодня эти существа смеются над нами, а мы назы-
ваем их «несносными дурами»; а назавтра они приходят к
вам с виноватым видом, и вы не можете не растрогаться
их грацией и таинственностью.
Женская половина Тригорского была разнообразной и
_______427
Анри Труайя
многочисленной. У Прасковьи Осиповой-Вульф было трое
детей от первого мужа — Николая Вульфа, скончавшегося
в 1813 году: 20-летний студент Дерптского университета,
друг Пушкина Алексей Вульф, 22-летняя Аннетта и Ев-
праксия, она же Зизи, шестнадцати лет. От второго своего
супруга, Ивана Осипова, отдавшего Богу душу 5 февраля
1824 года, Прасковья Александровна имела еще двух доче-
рей, совсем юных.
Прасковья Осипова была дамой дородной, приветливой
и твердой. Одновременно сентиментальная и практичная,
идеалистичная и авторитарная, она могла вздыхать при
чтении немецкой романтической поэмы, делать заметки
по-французски на полях сочинений Юнга: «О, как утеши-
тельна эта идея!» «О, какие счастливые сердца!», но быстро
приходила в себя от восторга, чтобы надавать подзатыль-
ников малопонятливой служанке или сделать выволочку
дочерям за то, что те слишком далеко углубляются в аллеи
парка. Мечтательная согласно тогдашней моде и в то же
время разумная, осторожная, экономная по своему харак-
теру, Прасковья Александровна держала в крепких руках
и хозяйство, и семейство. Присутствие Пушкина в этом
птичнике несколько беспокоило ее. И не без причины: ее
девицы смотрели на жизнь восторженно и не имели еще
никакого опыта в науке жизни; их невинные кокетства
могли привести к иным соблазнам Да и сама она не оста-
лась нечувствительной к чарам Пушкина: обожала его сти-
хи, ценила его смех расшалившегося ребенка, его шутки и
комплименты. Но ей-то было сорок четыре года. Дважды
вдова. Хорошо понимала жизнь. В то время как Аннетта
или Зизи были готовой добычей для этого смуглокожего
соблазнителя с глазами как у дьявола и длинными ногтя-
ми. Аннетта была высокой, мечтательной и мягкой девуш-
кой, с круглым лицом и грустным взглядом Ей по сердцу
были патетические слова и возвышенные чувства. Она
страстно, с упорством любила Пушкина. Она готова была
всем ради него пожертвовать. Но Пушкин посмеивался
428________
Александр Пушкин
над этими приливами чувств, достойными сентименталь-
ных романов.
«С Анеткою бранюсь; надоела!» — пишет он брату в
конце октября 1824 года.
А эта самая Анетка — ревнивая, удрученная, зареван-
ная — разыгрывала роль несчастной возлюбленной, скры-
ваясь в аллеях тригорского парка, хоронясь за спинками
обитых ковровой тканью кресел в гостиной тригорского
дома.
Напротив, Зизи — изящная, искрометная блондинка,
ветреница и ужасная хохотушка — прельщала Пушкина.
Ему было лестно, что она не была ни химеричной, ни даже
сколько-нибудь умной, и ее наилучшими достоинствами
были умение задорно резвиться, прыскать со смеху, хитро
щурить глазки и замечательно готовить жженку в малень-
ком серебряном кувшинчике. Зизи не принимала ухажи-
вания поэта, а тот, увлекаясь игрою, проявлял настойчи-
вость и нервничал, вертясь вокруг этой 16-летней барыш-
ни, воодушевленной первыми в ее жизни знаками внимания
мужчины. Пушкин сравнивал ее с хрустальной флейтой и
говорил, что ее присутствие опьяняет его. «На днях мерял-
ся поясом с Евпраксией, — писал Пушкин брату осенью
1824 года, — и талии наши нашлись одинаковы. Следова-
тельно, из двух одно: или я имею талию 15-летней девуш-
ки, или она — талию 25-летнего мужчины. Евпраксия ду-
ется и очень мила-» И вписывает ее имя в «Донжуанский
список».
Пушкин приударял также за падчерицей госпожи Оси-
повой — Алиной и за кузиной барышень Осиповых-Вульф —
тоже Анной, но не Николаевной, как дочь хозяйки дома, а
Ивановной; для родных и знакомых — Нетти. В марте
1825 года поэт пишет брату:
«Анна Николаевна тебе кланяется и очень жалеет,
что тебя здесь нет; потому что я влюбился и миртиль-
ничаю. Знаешь ее кузину Анну Ивановну Вульф; ессе fe-
mina!» (Вот это женщина! — лат.)
Анетка ревновала Нетти и Алину, Нетти — Зизи, госпо-
_______429
Анри Труайя_______
жа Осипова — Анетку, Зизи, Нетти и Алину, всех вместе,
романы завязывались во всех углах; равным образом, в лю-
бом углу могла наступить развязка. Интрижка могла завя-
заться во всякий день, во всякий час — для этого бывало
достаточно брошенного взгляда или прикосновения ногой.
Самый воздух Тригорского выступал как сильное афроди-
зиатическое средство. Руки у женщин были влажными; их
волосы пускали электрические искры. И в центре всей
этой катавасии возвышались Пушкин и юный Алексей
Вульф. Двое мужчин на все это женское царство.
Алексей Вульф был большим докой по части эротиче-
ских наук. Ему казалось, что он сам выведывал у Пушкина
секреты неотразимого обольщения. Он называл себя уче-
ником поэта, Фаустом при всемогущем Мефистофеле. Од-
нако. в действительности он далеко превзошел своего мэт-
ра. В то время как Пушкин еще был в состоянии зажи-
гаться пламенем любви, Алексей Вульф свел все свои
проблемы страсти нежной к некоей холодной и вульгар-
ной алгебре. Циничный, сластолюбивый, расчетливый, он
брал женщин на абордаж как противников, с коими сле-
довало расправиться. Никаких сантиментов. Одна метода.
Вот, к примеру, запись из его дневника:
«Молодую красавицу трактира вчера начал я знакомить
с техническими терминами любви; потом, по методе Ме-
фистофеля, надо ее воображение занять сладострастными
картинами; женщины, вкусив однажды этого соблазни-
тельного плода, впадают во власть того, который им (пло-
дом — С.А.) питать может их, и теряют ко всему другому
вкус; им кажется все пошлым и вялым после языка чувст-
венности. Для опыта я хочу посмотреть, успею ли я про-
светить ее, способен ли я к этому. Надо начать с рассказа
ей о любовных моих похождениях». (Запись от 14 ноября
1830 г.)
Вообразим-ка себе, каким атакам со стороны двух прой-
дох подвергались тригорские барышни. И, ввязываясь в
битву, каждая сторона преследовала свои расчеты. А бед-
ной Прасковье Александровне оставалось только бросать
430_______
Александр Пушкин
взгляды вправо-влево, лицезрел вольный лет своих разбол-
тавшихся дочерей — легко ранимых и быстро исцеляю-
щихся, мечущихся и воркующих от любви.
Стоило только Пушкину переступить порог (а точнее,
подоконник) тригорского дома, как там тут же закипала
развеселая суматоха. Являлся он обыкновенно к трем ча-
сам пополудни и проникал в салон через открытое окошко.
«Подберется к дому иногда совсем незаметно, — рас-
сказывала много лет спустя хозяйка Тригорского, — если
летом окна бывали раскрыты, он шасть и влезет в окно...
Что? Ну уж, батюшка, в какое окно влезал, не могу вам
сказать! мало ли окон-то? он, кажется, во все перелазил...
Все у нас, бывало, сидят за делом: кто читает, кто работает,
кто за фортепьяно... Покойная сестра Alexandrine, как из-
вестно вам, дивно играла на фортепьяно; ее поистине
можно было заслушаться... Я это, бывало, за уроками сижу.
Ну, пришел Пушкин, — все пошло вверх дном; смех, шут-
ки, говор так и раздаются по комнатам. Я и то, бывало, так
и жду его с нетерпением, бывало, никак не совладаешь с
каким-нибудь заданным переводом; пришел Пушкин — я
к нему подбегу: «Пушкин, переведите!» — и вмиг перевод
готов... А какой он был живой; никогда не посидит на мес-
те, то ходит, то бегает!..»
Однако с началом 1825 года интерес Пушкина к три-
горским барышням заметно снижается. А все потому, что
все его внимание захватывает та, которая пока отсутству-
ет, но обещает приехать в Тригорское. Речь о племяннице
Прасковьи Александровны — Анне Петровне Керн.
О, как она прекрасна!
В первый раз Пушкин встретился с Керн в январе или
феврале 1819 года в петербургском салоне Оленина и без-
успешно пытался ухаживать за нею. Она решительно дала
ему от ворот поворот и оставила в памяти поэта только
свой разгневанный взгляд и белоснежные обнаженные
плечи. Это восхитительное создание было женою старого
генерала, охотно потакавшего супруге — не будучи в со-
стоянии удовлетворить свою благоверную, он давал ей доб-
_______431
Анри Труайя________
рый совет искать удачи на стороне. Дошло даже до того,
что он привел ее в комнату к своему племяннику, живше-
му в одном с ним доме; тот, предупрежденный о визите,
лежал полуодетый на своей постели. Доведенная до иссту-
пления, мадам KjjgH в конце концов разошлась со своим
супругом и вернулась к своей семье в Полтавскую губер-
нию. Там у нее была серьезная связь с местным помещи-
ком, сочинителем скабрезных стишков Аркадием Родзян-
ко. Родзянко переписывался с Пушкиным, а Анна Петров-
на — со своей кузиной Аннеттой:
«Во время пребывания моего в Полтавской губернии я
постоянно переписывалась с двоюродною сестрою моею
Анною Николаевною Вульф, жившею у матери своей в
Тригорском, Псковской губернии, Опочецкого уезда, близ
деревни Пушкина — Михайловского.
Пушкин часто бывал у них в доме, она говорила с ним
обо мне и потом сообщала мне в своих письмах различные
его фразы; так, в одном из них она писала: «Vous avez
produit une vive impression sur Pouchkine a votre ren-
contre, chez Ol[eni]ne; il dit partout: Elie etait trop bril-
lante»1. В одном из ее писем Пушкин приписал сбоку из
Байрона: «Une image qui a passe devant nous, que nous
avons vue et que nous ne reverrons jamais»1 2.
От письма к письму Пушкин мало-помалу все более
сближался с этой молодой женщиной, которой Бог послал
неудачное замужество и мало награждал утешением; а она,
в свою очередь, все более постигала поэта, которым восхи-
щалась. Разделенные расстоянием, эти два существа иска-
ли пути сближения, снедаемые одною и тою же жаждою.
Прознав о том, что мадам Керн находилась в «интимных
отношениях» с Родзянко, Пушкин пишет своему другу из
Михайловского в Лубны 8 декабря 1824 года:
1 Вы произвели сильное впечатление на Пушкина при встрече у
Олениных; он постоянно твердит: «Она была слишком блестяща».
2 Образ, мелькнувший перед нами, который мы видели и который
никогда более не увидим.
432________
Александр Пушкин
«Объясни мне, милый, что такое А.П. Керн, которая
написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят,
она премиленькая вещь — но славны Аубны за горами. На
всякий случай, зная твою влюбчивость и необыкновенные
таланты во всех отношениях, полагаю дело твое сде-
ланным или полусделанным. Поздравляю тебя, мой ми-
лый: напиши на это все элегию или хоть эпиграмму».
И чуть ниже:
«Если Анна Петровна так же мила, как сказывают,
то, верно, она моего мнения: справься с нею об этом».
Увидев это послание, Анна Керн ничуть не оскорбилась.
Она нашла эту шутку вполне элегантной.
В июне 1825 года Анна Керн наконец приехала в Три-
горское на три-четыре недели. Первая встреча поэта с гос-
пожой Керн была, мягко говоря, странной. «Вот как это
было, — вспоминает сама Анна Керн, во втором замужест-
ве Маркова-Виноградская, — мы сидели за обедом и смея-
лись... как вдруг вошел Пушкин с большой, толстой палкой
в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но
не садился за стол; он обедал у себя, гораздо раньше и ел
очень мало... Тетушка, подле которой я сидела, мне его
представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни
слова: робость была в его движениях. Я тоже не нашлась
ничего ему сказать... Да и трудно было с ним вдруг сбли-
зиться; он был очень неровен в обращении: то шумно ве-
сел, то грустен, то робок, то дерзок... и нельзя было угадать,
в каком он будет расположении духа через минуту».
О, как она была прекрасна, сколь изысканна! Он готов
был сравнивать ее с ангелом чистоты и изящества. В то же
время ему было все известно о своих сомнительных пред-
шественниках. Обмен письмами между поэтом и Керн
сыграл роль некоего галантного упражнения a' la fran-
caise — весьма приятного и ни к чему не обязывающего.
И вот теперь он пред нею — робкий, не знающий, что
сказать, дрожащий от зависти и страха и по уши влюблен-
ный! Попросту — глупо — чудесным образом влюбленный!
Он не знал, как вести себя пред Анной Керн. Он был то
_______433
Анри Труайя
весел, то насмешлив, то печален, как самая смерть; то до
глупости ревнив, то — до смирения покорен. Целые дни
он проводил в Тригорском Слушал, как мадам Керн поет
венецианские баркароллы. Читал друзьям только что за-
конченную поэму «Цыганы». Его глаза метали молнии в
неисправимого Алексея Вульфа, пытавшегося очаровать
свою кузину.
Мадам Керн с благосклонностью принимала — более
или менее завуалированные — объяснения поэта. Она то-
же чувствовала себя заинтригованной, захваченной. Она с
наслаждением теряла голову... Она готова была забыться в
объятьях поэта. И в самом деле, отношения между двумя
возлюбленными вполне могли далеко зайти... Опасаясь
скандала, мадам Осипова тут же организовала отъезд пле-
мянницы в Ригу, где ее ожидал муж — без малейшей зло-
бы, но и без малейшей тяги к своей супруге.
Незадолго до отъезда Анны Керн Прасковья Александ-
ровна предложила всем после ужина прогулку в Михай-
ловское. «Пушкин очень обрадовался этому, и мы поеха-
ли, — пишет Анна Керн. — Погода была чудесная, лунная
июньская ночь дышала прохладой и ароматом полей. Мы
ехали в двух экипажах: тетушка с сыном в одном; сестра,
Пушкин ия — в другом Ни прежде, ни после я не видала
его так добродушно веселым и любезным. Он шутил без
острот и сарказмов; хвалил луну, не называл ее глупою1, а
говорил: J'aime la lune, quand elle eclaire un beau visage»1 2.
Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а по-
шли прямо в старый, запущенный сад,
Приют задумчивых дриад,
с длинными аллеями старых дерев, корни которых, спле-
1 Анна Керн имеет в виду строки из «Онегина», относящиеся к
Ольге Лариной:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне.
2 Я люблю луну, когда она освещает красивое лицо (фр.).
434________
Александр Пушкин
тясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкать-
ся, а моего спутника вздрагивать. Тетушка, приехавши ту-
да вслед за нами, сказала: «Мои cher Pouchkine, faites les
honneurs de votre jardin a Madame»1.
Он быстро подал мне руку и побежал скоро, скоро, как
ученик, неожиданно получивший позволение прогуляться.
Подробностей разговора нашего не помню; он вспоминал
нашу первую встречу у Олениных, выражался о ней увле-
кательно, восторженно и в конце разговора сказал: «Vous
aviez un air si virginal; n'est-ce pas que vous aviez sur vous
quelque chose comme une croix?»1 2
На другой день я должна была уехать в Ригу вместе с
сестрою Анною Николаевной Вульф. Он пришел утром и
на прощание принес мне экземпляр 2-й главы «Онегина»3
в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетве-
ро сложенный почтовый лист бумаги со стихами:
Я помню чудное мгновенье — и проч, и проч.
Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический по-
дарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхва-
тил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять;
что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю».
В момент передачи сего красноречивого любовного по-
слания Пушкина охватило сомнение: а не заблуждается ли
он? Достойна ли она такого поклонения? Не насмеется ли
над ним позже с каким-нибудь мимолетным любовником?
Как ему показалось, в ней столько животного начала!
Elie parait tellement animale! Но достаточно было ему ус-
лышать речь, струившуюся из ее уст, достаточно было уви-
деть, как она опускает глаза — и она преображалась в ан-
гела! Так кто же все-таки? Ангел или самка? Anga ou bete?
1 «Милый Пушкин, покажите же, как любезный хозяин, ваш сад».
2 «У вас был такой девственный вид, не правда ли, на вас было на-
дето нечто вроде креста?»
3 Анна Керн ошибается: это могла быть только первая. (Прим,
пер.)
________435
Анри Труайя_________
И ангел, и самка. Он любит ее двояко: и плоть ее, лишен-
ную души, и ее бестелесную душу. Он шлет ей посланье —
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты —
А вот приятелю своему Родзянке адресует стихотворе-
ние, где «гений чистой красоты» воспевается совсем иным
голосом:
Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей.
И счастлив, кто разделит с ней
Сию приятную заботу...
...Едва мадам Керн покинула Тригорское, Пушкин поте-
рял последние крохи самообладания. Он рыскал, точно из-
голодавшийся, по аллеям, где бродила любимая, вдыхал ду-
новение ветра там, где случалось видеть ее головку; подби-
рал камни, которых касалась ее ножка, и веточки, которые
трогали ее руки. А ночами вся плоть его пылала от жара
при одной мысли, что гладкое тело этой блондинки ус-
кользнуло от него и необходимо ему теперь, точно хлеб
насущный. 21 июля 1825 года он пишет Аннетте Вульф,
сопровождавшей Анну Керн в Ригу (оригинал по-француз-
ски):
«Пишу вам, мрачно напившись; вы видите, я держу
свое слово.
...Все Тригорское поет (...), и у меня от этого сердце
ноет, вчера мы с Алексеем проговорили 4 часа подряд.
Никогда еще не было у нас такого продолжительного раз-
говора. Угадайте, что нас вдруг так сблизило. Скука?
Сродство чувства? Не знаю. Каждую ночь гуляю я по саду
и повторяю себе: она была здесь — камень, о который
она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки
увядшего гелиотропа, я пишу много стихов — все это, ес-
ли хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что
436________
Александр Пушкин
это совсем не то. Будь я влюблен, в воскресенье со мною
сделались бы судороги от бешенства и ревности, между
тем мне было только досадно, — и все же мысль, что я
для нее ничего не значу, что, пробудив и заняв ее вообра-
жение, я только тешил ее любопытство, что воспомина-
ние обо мне ни на минуту не сделает ее ни более задум-
чивой среди ее побед, ни более грустной в дни печали, что
ее прекрасные глаза остановятся на каком-нибудь риж-
ском франте с тем же пронизывающим сердце и сладо-
страстным выражением, — нет, эта мысль для меня не-
выносима; скажите ей, что я умру от этого, — нет, луч-
ше не говорите, она только посмеется надо мной, это
очаровательное создание. Но скажите ей, что если в
сердце ее нет скрытой нежности ко мне, таинственного
и меланхолического влечения, то я презираю ее, — слы-
шите? — да, презираю, несмотря на все удивление, кото-
рое должно вызвать в ней столь непривычное для нее чув-
ство.
Прощайте, баронесса, примите почтительный при-
вет от вашего прозаического обожателя.
21 июля.
Р. S. Пришлите мне обещанный рецепт; я так наглу-
пил, что сил больше нет — проклятый приезд, прокля-
тый отъезд!»
Следует думать, Аннетта плакала горючими слезами,
получив это признание в любви к своей кузине. Зачем она
не оказалась на месте мадам Керн! Разве не могла бы она
предложить Пушкину — до пресыщения — все то, что он
искал в другой!
Впрочем, вскоре Пушкин, минуя посредницу, стал об-
ращаться непосредственно к Анне Керн. 25 июля 1825 го-
да он пишет ей (оригинал по-французски):
«Я имел слабость попросить у вас разрешения вам пи-
сать, а вы — легкомыслие или кокетство позволить мне
это. Переписка ни к чему не ведет, я знаю; но у меня нет
сил противиться желанию получить хоть словечко, на-
писанное вашей хорошенькой ручкой.
_______437
Анри Труайя_______
Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление
более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда
произвела на меня встреча наша у Олениных. Аучшее,
что я могу сделать в моей печальной деревенской глу-
ши, — это стараться не думать больше о вас. Если бы в
душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже
должны были бы пожелать мне этого — но ветреность
всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево,
радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь
и славу.
Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног.
...Снова берусь за перо, ибо умираю с тоски и могу ду-
мать только о вас. Надеюсь, вы прочтете это письмо
тайком — спрячете ли вы его у себя на груди? ответите
ли мне длинным посланием? пишите мне обо всем, что
придет вам в голову, — заклинаю вас. Если вы опасаетесь
моей нескромности, если не хотите компрометировать
себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным име-
нем — сердце мое сумеет вас угадать».
Однако от письма к письму страсть Пушкина становит-
ся более земною:
«Перечитываю ваше письмо вдоль и поперек и говорю:
милая, прелесть! божественная! а потом: ах, мерзкая! —
Простите, прекрасная и нежная, но это так. Нет ника-
кого сомнения в том, что вы божественны, но иногда вам
не хватает здравого смысла; еще раз простите и утешь-
тесь, потому что от этого вы еще прелестнее... Вы уве-
ряете, что я не знаю вашего характера! А какое мне до
него дело? очень он мне нужен — разве у хорошеньких
женщин должен быть характер? главное — это глаза, зу-
бы, ручки и ножки — (я прибавил бы еще — сердце, но ва-
ша кузина очень уж затаскала это слово). Вы говорите,
что вас легко узнать; вы хотели сказать — полюбить
вас? вполне с вами согласен и даже сам служу тому дока-
зательством: я вел себя с вами, как четырнадцатилет-
ний мальчик».
438_______
Александр Пушкин
И далее:
«Как поживает подагра вашего супруга? Надеюсь, у не-
го был основательный припадок через день после вашего
приезда. (Поделом ему!) Если бы вы знали, какое отвра-
щение, смешанное с почтительностью, испытываю я к
этому человеку! Божественная, ради Бога, постарайтесь,
чтобы он играл в карты и чтобы у него сделался приступ
подагры, подагры! Это моя единственная надежда!»
Между тем Фауст, он же Алексей Вульф, покинув Три-
горское, чтобы отправиться в Дерпт, остановился в Риге,
куда его позвали чары мадам Керн, и быстро заменил
Пушкина подле сей пылкой госпожи. Пушкина стали одо-
левать первые приступы ревности:
«Что делаете вы с вашим кузеном? напишите мне об
этом, только вполне откровенно. Отошлите-ка его по-
скорее в его университет». (Письмо 14 августа 1825 г.;
оригинал по-французски.)
И о том же — несколько дней спустя:
«Право, я говорю с вами совершенно чистосердечно. За
400 верст вы ухитрились возбудить во мне ревность;
что же должно быть в 4 шагах? NS: Я очень хотел бы
знать, почему ваш двоюродный братец уехал из Риги
только 15-го числа сего месяца и почему имя его в письме
ко мне трижды сорвалось у вас с пера? Можно узнать
это, если это не слишком нескромно? Простите, боже-
ственная, что я откровенно высказываю вам то, что ду-
маю; это — доказательство истинного моего к вам уча-
стия; я люблю вас гораздо больше, чем вам кажется».
Чем более чувствует он для себя угрозу, что другой зай-
мет его место в сердце молодой женщины, тем более бе-
сит его то, что он так далеко от нее и не в состоянии за-
щитить себя ничем иным, кроме писем и вздохов. Его лю-
бовь превращается в некую навязчивую идею, в безумство:
«Прощайте! сейчас ночь, и ваш образ встает передо
мной, такой печальный и сладострастный; мне чудится,
что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста.
_______439
Анри Труайя
Прощайте — мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю
их, ощущаю ваши колени, — я отдал бы всю свою жизнь
за миг действительности. Прощайте, и верьте моему
бреду; он смешон, но искренен», — заканчивает он письмо
(середина августа 1825 г.; оригинал по-французски).
Больше даже — в его мыслях теснятся прожекты побе-
га Анны Керн от своего благоверного и мечты о совмест-
ной с нею жизни.
«Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его, но
знаете как? Вы оставляете там все семейство, берете
почтовых лошадей на Остров и приезжаете... куда? в
Тригорское? вовсе нет; в Михайловское! Вот великолеп-
ный проект, который уже с четверть часа дразнит мое
воображение. Вы представляете себе, как я был бы счаст-
лив? Вы скажете: «А огласка, а скандал?» Черт возьми!
Когда бросают мужа, это уже полный скандал, дальней-
шее ничего не значит или значит очень мало. Согласи-
тесь, что проект мой романтичен!..
...Поговорим серьезно, т. е. хладнокровно: увижу ли я
вас снова? Мысль, что нет, приводит меця в трепет. —
Вы скажете мне: утешьтесь. Отлично, но как? влюбить-
ся? невозможно. Прежде всего надо забыть про ваши спаз-
мы. — Покинуть родину? удавиться? жениться? Все это
очень хлопотливо и не привлекает меня...
...так вот, если вы приедете, я обещаю вам быть лю-
безным до чрезвычайности — в понедельник я буду весел,
во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в
пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и
всю неделю — у ваших ног. Прощайте». (28 августа 1825 г.;
оригинал по-французски.)
..Анна Керн вернулась в Тригорское только в октябре, и
Пушкин, оказавшись с глазу на глаз со своим предметом
страсти, более не думал воспевать ее, но только служить.
Любовь его поутихла в удовлетворении. Когда настало вре-
мя расставания с Ангелом, он уже потерял свои крылья.
440________
Александр Пушкин
Глава 3
труды
Отвергая чувства Аннетты, заигрывая с Зизи и вздыхая
у ног Анны Керн1, Пушкин тем не менее за всем этим на-
ходил время писать — и с легкостью, и с серьезностью.
Никогда еще его интеллектуальная жизнь не была такой
насыщенной, как во время ссылки в деревню, тригорские
девы плясали, точно тени, вокруг его творчества. Он уделял
им мгновенье-другое... И возвращался к творческому оди-
ночеству. Он всегда жил такой вот двойною жизнью: вели-
ковозрастного вертопраха, падкого на хорошеньких жен-
щин, выпивку, состязания на шпагах, игры и ласковые за-
писочки — и скрупулезного и плодовитого поэта. Поэт
являл свету то и другое свое лицо по очереди. И то и дру-
гое лицо поэта — истинно. Иным из его друзей оба лица
поэта не открылись никогда; он пройдет по их жизни с од-
ним-единственным лицом. И они будут судить поэта по
этому единственному лицу. И будут неправы.
В Михайловском Пушкин завершает свою поэму «Цы-
ганы», начатую в декабре 1823 года. Во время своей бесса-
рабской ссылки — а точнее, во время поездок в Аккерман
и Измаил — Пушкин побывал в нескольких цыганских та-
борах; у него была возможность пообщаться с этими гор-
дыми и немытыми-нечесаными, свободными, гостеприим-
ными и напрочь непонятными существами; поболтать о
том о сем с хозяевами ручных медведей, с гибкими черня-
выми красавицами, которые готовы предсказать вам буду-
щее по линиям ладони — и тут же тащат ваши часы с са-
мою невинною улыбкой. Он полюбил их. И дотошно опи-
сал в своей поэме.
По своему байроническому сюжету и байронической
форме сочинение относится к южным поэмам Пушкина. 1
1 Ниже пойдет речь еще об одном «деревенском» романе Пушки-
на, пожалуй, самом щекотливом — с крестьянской девушкой Ольгой
Калашниковой. (Прим. пер.)
________441
Анри Труайя_________
В «Цыганах» обнаруживается все тот же сумрачный герой,
бежавший от «неволи душных городов» и алчно ищущий
своего пути. Бунтарь Алеко присоединяется к табору цы-
ган — народу, не ведающему законов и живущему сооб-
разно воле Божией. Алеко взял себе в спутницы Земфиру,
дочь предводителя табора:
Он хочет быть, как мы, цыганом;
Его преследует закон,
Но я ему подругой буду.
Его зовут Алеко — он
Готов идти за мною всюду.
И Алеко принимает дикую и благородную таборную
жизнь. Но его личность терзает трагическая коллизия. Але-
ко до такой степени одержим идеей высокого достоинства
человека, что не в состоянии признать сдерживающих ра-
мок, налагаемых обществом. Он стремится к абсолютной
независимости — для себя и для других. По крайней мере,
так он считает. Тем не менее стоило возникнуть ситуации,
затронувшей его интересы, как в нем просыпается преж-
ний обитатель «душных городов». Земфира изменяет
ему — держись он последовательно своих теорий, не стал
бы придавать этому значения. И тем не менее его охваты-
вает ревность. В свободе, которой он домогается для себя,
он отказывает другому. В нем, отвергавшем собственность,
в одно мгновение загорается чувство собственничества. От-
вергавший кары и наказания, которыми скомпрометиро-
вало себя «цивилизованное» общество, он теперь жаждет
только мести. Он уже более не «ходячий принцип», не жи-
вая добродетель a-la Jean-jacques Rousseau — он просто че-
ловек. И притом эгоистичный человек. Стоило только быть
задетыми интересам его блага, его покоя, его чести, его
супружеской жизни, как он идет на убийство. Он убивает
Земфиру, убивает любовника Земфиры — и, пьяный от
гнева, ожидает приговора племени. Этот жестокий и бес-
смысленный поступок переходит понимание цыган. В их
намерения не входит казнить убийцу. Но изгнать его. Пре-
дав тела погребению, старик заявляет Алеко:
442________
Александр Пушкин
Оставь нас, гордый человек.
Мы дики; нет у нас законов.
Мы не терзаем, не казним —
Не нужно крови нам и стонов —
Но жить с убийцей не хотим.»
Ты не рожден для дикой доли,
Ты для себя лишь хочешь воли:
Ужасен нам твой будет глас —
Мы робки и добры душою,
Ты зол и смел — оставь же нас,
Прости, да будет мир с тобою.
Сказал — и шумною толпою
Поднялся табор кочевой
С долины страшного ночлега.
И скоро все в дали степной
Сокрылось; лишь одна телега,
Убогим крытая ковром,
Стояла в поле роковом.
Так иногда перед зимою,
Туманной утренней порою,
Когда подъемлется с полей
Станица поздних журавлей
И с криком вдаль на юг несется,
Пронзенный гибельным свинцом
Один печально остается,
Повиснув раненым крылом.
Настала ночь: в телеге темной
Огня никто не разложил,
Никто под крышею подъемной
До утра сном не опочил.
Поэма выступает как иллюстрация поражения — ив
моральном, и в социальном плане. Современный человек
не создан для свободы, и, даже добившись ее, он не смо-
жет ею пользоваться. А что до страсти, так она бытует
всюду: и в селах, и в городах, и в кочевых таборах.
Рисунок поэмы сух и точен; редкие цветовые акценты
вкраплены с большим мастерством. В «Цыганах» Пушкин
широко использует диалог. Он вовлекает своих персона-
________443
Анри Труайя________
жей в споры, входит во вкус игры их реплик, — так он гото-
вил свой драматический подвиг в лице «Бориса Годунова».
Сказать по правде, диалогу в «Цыганах» не всегда при-
суща совершенная непринужденность. Он чаще натянут,
напыщен, без нужды звучен, а фактура сцены убийства из-
менницы и ее любовника несколько мелодраматична. Но
все остальное в поэме вызывает восхищение — в частно-
сти, описательные пассажи ценны за свою большую чисто-
ту. Вот, к примеру, описание цыганского табора в начале
поэмы:
Как вольность, весел их ночлег
И мирный сон под небесами;
Между колесами телег,
Полузавешанных коврами,
Горит огонь; семья кругом
Готовит ужин; в чистом поле
Пасутся кони; за шатром
Ручной медведь лежит на воле;
Все живо посреди степей;
Заботы мирные семей,
Готовых с утром в путь недальний,
И песни жен и крик детей
И звон походной наковальни.
Но вот на табор кочевой
Нисходит сонное молчанье
И слышно в тишине степной
Лишь лай собак да коней ржанье.
Огни везде погашены.
Спокойно все: луна сияет
Одна с небесной вышины
И тихий табор озаряет.
А вот картина табора на марше, рисунок которой осо-
бенно ценил Мериме:
Все вместе тронулось — и вот
Толпа валит в пустых равнинах.
Ослы в перекидных корзинах
Детей играющих несут;
Мужья и братья, жены, девы,
Александр Пушкин
И стар и млад вослед идут;
Крик, шум, цыганские припевы,
Медведя рев, его цепей
Нетерпеливое бряцанье,
Лохмотьев ярких пестрота,
Детей и старцев нагота,
Собак и лай и завыванье,
Волынки говор, скрип телег —
Все скудно, дико, все нестройно,
Но все так живо-неспокойно.-
«О «Цыганах» одна дама заметила, — писал Пушкин в
своих записках, — что во всей поэме один только честный
человек, и то медведь. Покойный Рылеев негодовал, зачем
Алеко водит медведя и еще собирает деньги с глазеющей
публики. Вяземский повторил то же замечание. (Рылеев
просил меня сделать из Алеко хоть кузнеца, что было бы
не в пример благороднее.) Всего бы лучше сделать из него
чиновника 8-го класса или помещика, а не цыгана. В та-
ком случае, правда, не было бы и всей поэмы, ma tanto
meglio».
В мае 1825 года Жуковский писал Пушкину:
«Я ничего не знаю совершеннее по слогу твоих «Цы-
ган»! Но, милый друг, какая цель! Скажи, чего ты хочешь
от своего гения? Какую память хочешь оставить о себе
отечеству, которому так нужно высокое... Как жаль, что
мы розно!»
Так вот что смущало друзей Пушкина в его новом сочи-
нении — антигероический характер его героя! Иначе гово-
ря, его человеческий характер. Все эти Рылеевы, Вязем-
ские, Жуковские не созрели для того, чтобы принять та-
кого противоречивого персонажа, как этот Алеко. Они
воспитывались на культе фигур, вытесанных из цельного
куска. Если герой поэмы одержим великой идеей, он дол-
жен или привести ее к триумфу, или умереть за нее.
А Пушкин опередил своих современников на полстолетия,
представив на их суд персонажа, раздираемого противоре-
чием между своими мыслями и своими инстинктами. Ра-
_______445
Анри Труайя________
нимого человека. И подлинного человека. Как они сами.
И как сам Пушкин. Но — искусство ли это? Можно ли
творить искусство на дурных чувствах, двусмысленных ко-
лебаниях, криминальном перерождении? Можно ли тво-
рить искусство на материале наблюдений повседневности?
Как бы там ни было, «Цыганы» стяжали большой успех
у прессы. Зато критика накинулась на следующую поэму
Пушкина под заглавием «Граф Нулин».
«В конце 1825 года, — писал поэт о своем сочине-
нии, — находился я в деревне. Перечитывая «Лукрецию»,
довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что если б
Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Таркви-
нию? быть может, это охладило б его предприимчивость и
он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не
зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы
царей, и мир и история мира были бы не те.
Мысль пародировать историю и Шекспира мне пред-
ставилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению
и в два утра написал эту повесть.
Я имею привычку на моих бумагах выставлять год и
число. «Граф Нулин» писан 13 и 14 декабря. Бывают
странные сближения».
Итак, два дня работы — тринадцатое и четырна-
дцатое декабря 1825 года — и вот она, поэма, готовень-
кая, с пылу, с жару, вся бурлящая живою, как есть, жиз-
нью! Граф Нулин, возвратясь из дальнего европейского во-
яжа, вынужден остановиться, ввиду поломки экипажа, в
усадьбе приветливой и меланхоличной молодой прелест-
ницы. Супруг, заядлый охотник, оставил ее одну-одине-
шеньку на целый день. Покинутая супруга с радостью
принимает нежданного гостя, да еще такого авантажного
и красноречивого — само небо послало его, чтобы разве-
ять ее скуку! Да вышла тут оказия — графу Нулину захоте-
лось завести развлечение чуть за пределы рамок, дозволяе-
мых гостеприимством. Ночью он тихонько пробирается в
опочивальню гостеприимной хозяйки... Наградою за дер-
446 _______
Александр Пушкин
зость таковую послужила увесистая пощечина. Сконфу-
женный граф Нулин,
...проклиная свой ночлег
И своенравную красотку,
возвращается к себе в комнату. Наутро приезжает с охоты
муж; как только коляска с графом Нулиным укатывает
прочь, супруга рассказала своему благоверному, а заодно и
всему соседству все, как было. Но кто же более всего сме-
ялся? — спрашивает поэт.
...Смеялся Лидин, их сосед,
Помещик двадцати трех лет.
Такова фабула — банальная и несущественная, но по
этой канве Пушкин вышивает картину живыми и чарую-
щими красками. Никогда еще почерк его не бывал таким
гибким — переносы, неожиданные каденции, использова-
ние повседневной речи, комичные рифмы... А с какой лег-
костью льется речь! Как близок нам по своему языку, по
своему мышлению этот человек середины 1820-х годов!
Всего несколько слов — готовы и портреты персонажей, и
декор. Несколько штрихов — вот вам динамичная сцена
отправления на охоту под нетерпеливый лай борзых, с си-
лой рвущих поводки! Несколько слов — и вот вам картина
слякотной и дождливой русской осени, когда
В деревне скучно: грязь, ненастье,
Осенний ветер, мелкий снег
Да вой волков.»
Тем уютнее в усадьбе гостеприимной хозяйки, где граф
Нулин распевает новомодные парижские арии под стук «в
чугунну доску» ночного сторожа во дворе... Начало поэмы
представляется столь смелым, что кажется, будто написано
не в первой трети XIX века, а недавно:
Пора, пора! рога трубят;
Псари в охотничьих уборах.
Чем свет уж на конях сидят,
Борзые прыгают на сворах.
________447
Анри Труайя
Выходит барин на крыльцо;
Все, подбочась, обозревает,
Его довольное лицо
Приятной важностью сияет.
Чекмень затянутый на нем,
Турецкой нож за кушаком,4.
За пазухой во фляжке ром,
И рог на бронзовой цепочке.
В ночном чепце, в одном платочке,
Глазами сонными жена
Сердито смотрит из окна
На сбор, на псарную тревогу.
Вот мужу подвели коня;
Он холку хвать и в стремя ногу,
Кричит жене: не жди меня!
И выезжает на дорогу.
Вот послышался звук колокольчика... К огорчению хо-
зяйки, коляска проносится мимо. Его сиятельство предвку-
шает скорый конец пути... Как бы не так — промыслом
Божиим экипаж летит под откос. Хозяйка усадьбы тут же
посылает нежданному гостю помощь:
Кто там? скорей! вон там коляска.
Сей час везти ее на двор
И барина просить обедать!
Да жив ли он? беги проведать,
Скорей, скорей! —
Слуга бежит.
Наталья Павловна спешит
Взбить пышный локон, шаль накинуть, —
Задернуть завес, стул подвинуть,
И ждет. «Да скоро ль, мой творец?»
Вот едут, едут наконец.
Забрызганный в дороге дальней,
Опасно раненный, печальный
Кой-как тащится экипаж.
Вслед барин молодой хромает.
Слуга-француз не унывает
И говорит: allons, courage!
448__________
Александр Пушкин
Вот и вечер. Хозяйка расспрашивает гостя о загранич-
ных делах.
А что театр? — «О! сиротеет,
C'est bien mauvais, са fait pi tie.
Тальма совсем оглох, слабеет,
И мамзель Марс — увы! стареет...
Зато Потье, le grand Potier!
Он славу прежнюю в народе
Доныне поддержал один». —
«Какой писатель нынче в моде?» —
Все d' Arlincourt и Ламартин. —
«У нас им также подражают». —
Нет? право? так у нас умы
Уж развиваться начинают?
Дай Бог, чтоб просветились мы! —
«Как тальи носят?» — Очень низко,
Почти до... вот, по этих пор.
Позвольте видеть ваш убор...
Так: рюши, банты... здесь узор...
Все это к моде очень близко. —
Этот бесхитростный тон, это отсутствие нарочитости в
стихах и бодрая ирония были в новинку русской литерату-
ре. Пушкин прекрасно сознавал это, считая «Нулина» од-
ним из своих самых ладно скроенных творений. Но этого
мнения не разделяли ни цензоры, ни критики. Цензура не
пропустила двух стихов — вместо щекотливой строки о
том, как дворовая девушка
Порою с барином шалит,
вставлено:
Порою барина смешит1. 1
1 См. письмо А.Х. Бенкендорфа Пушкину от 22 августа 1827 г.:
«...Графа Нулина государь император изволил прочесть с большим удо-
вольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает
видеть измененными, а именно следующие два стиха: «Порою с бари-
ном шалит» и «Коснуться хочет одеяла». (Прим. пер.)
________449
Анри Труайя
А в сцене, где хозяйка дает отпор сластолюбивому гос-
тю, строка
Гнева гордого полна
заменена на
Честной гордости полна.
Критики были шокированы дерзостью сюжета, взятого
Пушкиным, — они величали этот сюжет «почти похаб-
ным» и снова вступали в знакомую перебранку, держа все
тот же камень за пазухой. Они упрямо выпячивали разни-
цу между словами «благородными» и словами повседнев-
ными, между предметами поэтическими и предметами
прозаическими. Как он осмелился, этот Пушкин, писать
обо всяких там грязных дворах, индюках, сигарах, сереб-
ряных стаканах и гребнях для расчесывания волос! Тот ли
это арсенал, с которым должно вызывать Аполлона на со-
перничество? Нет, нет и нет! Пушкин попросту разбрасы-
вается своим талантом и бесчестит национальную поэзию,
публикуя «Графа Нулина». Критик из «Вестника Европы»
даже заявил с сожалением, что эта поэма — прыщ на
скорбном лице русской литературы...
«Граф Нулин» наделал мне больших хлопот, — с горе-
чью писал автор. — Нашли его (с позволения сказать) по-
хабным, — разумеется, в журналах, — в свете приняли его
благосклонно, и никто из журналистов не захотел за него
заступиться. Молодой человек ночью осмелился войти в
спальню молодой женщины и получил от нее пощечину!
Какой ужас! как сметь писать такие отвратительные гадо-
сти? Автор спрашивал, что бы на месте Натальи Павловны
сделали петербургские дамы: дерзость! Кстати о моей бед-
ной сказке (писанной, буди сказано мимоходом, самым
трезвым и благопристойным образом) — подняли противу
меня всю классическую древность и всю европейскую ли-
тературу! Верю стыдливости моих критиков; верю, что
«Граф Нулин» точно кажется им предосудительным. Но
как же упоминать о древних, когда дело идет о благопри-
стойности?..
Эти г. критики нашли странный способ судить о степе-
450________
Александр Пушкин
ни нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного
есть 15-летняя племянница, у другого 15-летняя знако-
мая — и все, что по благоусмотрению родителей еще не
дозволяется им читать, провозглашено неприличным, без-
нравственным, похабным etc! как будто литература и су-
ществует только для 16-летних девушек!..»
Тем же 1825 годом датируется множество лирических
стихотворений Пушкина; среди них важнейшие — «19 ок-
тября» и «Андрэ Шенье».
Пушкин обращается к образу Андрэ Шенье, певца и
мученика французской революции. В лице Шенье он про-
славляет героя чистой свободы. То есть — себя само-
го. Как и Шенье, он — друг свободы и враг монархических
оков. Но, как и Шенье, он ненавидит кровь, братоубийст-
венную войну, все то, что искажает высокую идею. Сколь
высока надежда и сколь низменно воплощение ее в жизнь!
От идеала до карикатуры — всего шаг. От революции, вос-
певаемой поэтами, — один шаг до революции Робеспьеров
и Колло д'Эрбуа:
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!
Но ты, священная свобода,
Богиня чистая, нет, — не виновна ты...
«Читал ты моего «А. Шенье в темнице»? — писал Пуш-
кин Вяземскому. — Суди об нем, как езуит — по намере-
нию».
Цензура вычеркнула в этом стихотворении весь эпизод,
касавшийся французской революции, а именно — сорок
четыре строки. Но крамольный пассаж пошел ходить в ру-
кописных копиях — и по салонам, и по казармам.
* * *
Параллельно с вышеназванными трудами меньшего
масштаба Пушкин колдовал над произведением могучим
и существеннейшим, которое начал в 1823 году в Кишине-
ве и которое завершит через семь лет, четыре месяца и
семнадцать дней: «Евгений Онегин».
_______451
Анри Труайя
4 ноября 1823 года он пишет Вяземскому:
«Что касается моих занятий, я теперь пишу не ро-
ман, а роман в стихах — дьявольская разница.
Вроде «Дон Жуана». О печати и думать нечего: пишу
спустя рукава. Цензура наша так своенравна, что с нею
невозможно и размерить круга своего действия. Лучше об
ней и не думать, а если брать, так брать; не то, что и
когтей марать».
16 ноября того же года — Дельвигу:
«Пишу теперь новую поэму, в которой забалтываюсь
донельзя».
В январе 1824-го — брату;
«Дельвигу буду писать... Может быть, я пришлю ему
отрывки из «Онегина»; это лучшее мое произведение».
От Кишинева к Одессе, от Одессы к Михайловскому
роман в стихах уверенно продвигался вперед. Первая гла-
ва, или Песнь, была завершена 22 октября 1823 года. Вто-
рая, начатая сразу же после этого, была закончена в ночь
на 8 декабря того же года. И тут же Пушкин засаживает-
ся за следующую главу, которую закончит уже в Михай-
ловском — 2 октября 1825 года. Работа над 4-ю, 5-ю и 6-ю
песнями, все в том же Михайловском, будет занимать по-
эта до 10 августа 1826 года.
К 10 августу 1826 года, когда поэт отложил перо и от-
махнул от себя бумаги, испещренные множеством быстро
набросанных рисунков, большая часть романа уже была
переведена им набело. Эта часть была столь существенной,
что вскоре зажила самостоятельной жизнью. И стяжала
славу пушкинского шедевра. Шесть песен из девяти — то
есть две трети всего сочинения — уже были зрелы, чтобы
произвести впечатление. Первая песнь была опубликована
отдельной книжкой 15 февраля 1825 года; книжка откры-
валась следующим комментарием:
«Вот^начало поэмы, которая неизвестно будет ли когда-
нибудь окончена. Несколько песен готовы. Писанн<ые>
по-видимому под влиянием благоприятных обстоятельств,
они носят на себе отпечаток веселости, ознаменовавшей
452________
Александр Пушкин
первые произведения Авт<ора> Кав<казского> Пле<н-
ника>.
Песнь Евг<ения> Оне<гина> представляет нечто це-
лое. Она в себе заключает сатирическое описание пет<ер-
бургской> жизни молодого русского в конце 1819 года.
Оно напоминает Верро шуточного произведения мрачного
Байрона.
Дальновидные критики заметят, конечно, и недостаток
плана, ибо всякой благоразумный читатель может решить-
ся судить о плане романа, прочитав первую главу оного.
Очень справедливо будут осуждать характер гл<авного>
лица — напоминающего 4<ильд> H<arold’a> и некото-
рые строфы, писанные в утомительном роде молодых эле-
гий, в коих чувство уныния, поглотило все прочие.
Звание издателя не позволяет нам хвалить ни осуждать
сего нового — произведения. — Мнения наши могут пока-
заться пристрастными. — Но да будет нам позволено об-
ратить внимание поч<теннейшей> пуб<ликй> и г. г. жур-
н<алистов> на достоинство, еще новое в сатирическом
писателе: наблюдение строгой благопристойности в шуточ-
ном описании нравов»1.
Это предисловие, написанное с осторожностью и с
улыбкой, дает понять, чем именно был более всего озабо-
чен автор в начале своего великого труда. Взявшись за те-
му, Пушкин, по своей привычке, видел в ней только «пред-
лог для поэзии». Он еще и не помышляет ни о плане, ни о
героях, ни об интриге. Он еще пока не ведает о том, как
будет вводить в роман плоды своего воображения и то, что
накопила его память. Покамест он знает о своем будущем
детище только одно: это будет не просто роман, но ро-
ман в стихах, вроде «Дон Жуана».
Роман как таковой предполагает солидную несущую
конструкцию и подчинение ей всех поэтических материа-
лов. Роман, о котором грезит Пушкин, не имеет несущей
конструкции, а поэтические материалы нанизываются 1
1 Цит. по: Пушкин А.С. Поли. собр. соч. Т. 6. М., 1937. С. 527—528.
________453
Анри Труайя_________
друг на друга на месте, по воле воображения автора: тут и
личные воспоминания, и нежные послания друзьям, и сен-
тиментальные куплеты, и скучные рассуждения, и строфы,
посвященные женским ножкам и прекрасным брегам Тав-
риды... Повествование едва течет сквозь эти восхититель-
ные пороги; то приостанавливает свой ход, то пропадает в
подземном русле и чуть поодаль вырывается вновь на свет
Божий, расстилается, заполняя собою весь горизонт, — и
снова сужается до размеров журчащего ручейка.
Отступления от главной темы облегчает разбивка тек-
ста на равнообразные строфы. Как и Байрон для своего
«Дон Жуана», Пушкин вводит в «Евгении Онегине» систе-
му нумерованных строф, каждая из которых представляет
собою музыкальное и логическое целое. Каждая строфа —
самоценное стихотворение. «Онегинская строфа» явилась
воображению поэта в 1822 году, когда он задумал «Таври-
ду». 14 строк «Онегинской строфы» распределяются сле-
дующим образом: первые 4 с перекрестными рифмами,
следующие 4 — со смежными, третье четверостишие — с
охватными рифмами, и последнее двустишие — с муж-
ской рифмой.
С первой и до последней строчки произведения распре-
деление рифм идентично. В то время как повествователь-
ная структура «Онегина» произвольна, метрическая струк-
тура соблюдается строго. Вот еще одно доказательство, что
Пушкин уделяет менее внимания теме, нежели ее оркест-
ровке.
Что же касается темы, то Пушкин поначалу видел ее
весьма вольной и весьма сатирической. Именно в этом ду-
хе были начаты и завершены две первые песни. Но начи-
ная с третьей, сатира уступает чистому лиризму. Пушкин
влюбляется в своих персонажей, начинает верить в них.
Нежность и мужская ясность ума правят его вдохновени-
ем. Байрон преодолен. Байрон сброшен в реку забвения.
Пушкин стал самим собой. Если еще в 1823 году он писал
о том, что вкушает собственную желчь, о «цинизме» и «на-
смешках», то в 1825 году его тон меняется. Он пишет
454________
Александр Пушкин
А.А. Бестужеву: «... все-таки ты смотришь на «Онегина» не
с той точки зрения, все-таки он лучшее произведение мое.
Ты сравниваешь первую главу с «Дон Жуаном». — Никто
более меня не уважает «Дон Жуана» (первые пять песен,
других не читал), но в нем ничего нет общего с «Онеги-
ным». Ты говоришь о сатире англичанина Байрона и срав-
ниваешь ее с моею, и требуешь от меня таковой же! Нет,
моя душа, многого хочешь. Где у меня сатира?. о ней и по-
мину нет в «Евгении Онегине». У меня бы затрещала набе-
режная, если б коснулся я сатиры. Самое слово сатириче-
ский не должно бы находиться в предисловии. Дождись
других песен...»
Итак, роман в стихах, начатый впервой пушкинской
манере — искрометной и юмористической, — получил
продолжение во второй пушкинской манере, сдержан-
ной и человечной. Произведение эволюционизировало и
возмужало вместе с автором. У него было свое отрочество;
а теперь оно обрело и свою зрелость. Оно зажило своею
жизнью. Обладая большим совершенством, большим
единством, оно было бы менее волнующим. Читая «Онеги-
на», как бы проживаешь семь лет жизни поэта вслед за
тем, как он замыслил и сделал наброски фабулы; как бы
переживаешь его ошибки, вспышки гнева и всплески гор-
дости, победы и поражения, грусть и одиночество, пейза-
жи и лица.
Так кто же такой главный герой? Beau garcon fortune,
праздный и скептичный, ведущий в Петербурге пустую
светскую жизнь, подверженный хандре, как и все молодые
dandys его поколения. Он образован и хорошо воспитан
(хотя получил лишь домашнее образование), модно одет,
говорит по-французски и умеет рассмешить дам. Чего
только не сыщется у него в кабинете:
Янтарь на трубках Цареграда,
..Духи в граненом хрустале,
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов
И для ногтей, и для зубов.
_______455
Анри Труайя
за днем — утомительная череда празднеств, спек-
таклей, обедов, ужинов и триумфов на интимном фронте.
Разглядывая этот «коллективный портрет» всех молодых
праздных юношей эпохи, вспоминаешь и Чаадаева, и Ка-
верина, и Вяземского, и Раевского-младшего, не говоря
уже о самом Пушкине. Вот Онегин спешит в театр — и
все же попадает на спектакль с опозданием:
...Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет, скосясь, наводит
На ложи незнакомых дам1.
..С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеяньи взглянул,
Отворотился — и зевнул,
И молвил: «Всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».
Познав все удовольствия столичной жизни, прочтя все
книги своей библиотеки, пережив любовь к каждой из
женщин своего окружения, Онегин потерял вкус к жизни
и к смеху. Но вот отдает Богу смиренную душу его дядюш-
ка. Унаследовав имение, Онегин отправляется в деревню, с
надеждою, что смена декораций излечит его от меланхо-
лии; отныне обиталищем ему становится «почтенный за-
мок», где покойный дядюшка
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
Но и здесь, в деревне, Онегина мучает хандра. Чтобы
хоть чем-то развлечься, он решает завести в своем имении 1
1 «Двойной лорнет — прибор, состоявший из двух подвиж-
ных линз на платформе. Укреплялся на пальце с помощью кольца... Рас-
сматривать не сцену, а зрительный зал (к тому же еще — незнакомых
дам) — дерзость поведения щеголя, глядеть «скосясь» — также оскор-
бительно для тех, на кого смотрят^ Притворная близорукость была од-
ним из признаков щеголя» / Аотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евге-
ний Онегин». Комментарий. Д, 1983. С. 151. (Прим, пер.)
456_________
Александр Пушкин
хозяйство на европейский манер и облегчить участь кре-
стьян. «Увидя в этом страшный вред», соседи стали ко-
ситься на него; тем не менее с одним из них — Владими-
ром Ленским — он сдружился. Чистосердечие, искрен-
ность и юношеский энтузиазм юного поэта и философа
забавляют Онегина; Ленский же, видящий мир сквозь го-
лубые туманы поэзии, сожалеет о мрачном взгляде Онеги-
на на людей и на вещи. Бесконечные споры двух друзей
только послужили их сближению. Влюбленный в одну из
окрестных девушек, Ольгу Ларину, Ленский вводит при-
ятеля в семью своей невесты, чтобы тот принял к сердцу и
разделил его радость. В семействе Лариных две дочери на
выданье: смазливая голубоглазая девушка Ольга и ее стар-
шая сестра — Татьяна:
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Татьяне по сердцу романы Ричардсона; она любит на-
блюдать за тем, как из-за еще не проснувшихся деревьев
восходит солнце, и проводит долгие вечера в раздумьях
при трепетных огоньках свечей. Способная на пылкую
страсть — и наивная? мечтательная — и решительная?
гордая — и робкая. Она вся в себе — тайна, вся соткана из
противоположностей. Неуловимая, таящая свои сокровен-
ные чувства, как и подобает истинной юной девушке. Ни-
когда еще из-под пера Пушкина не выходил такой живой,
весь из плоти и крови, персонаж, как эта милая провинци-
алка. Далеко позади остались стереотипные персонажи
вроде Черкешенки из «Кавказского пленника», полячки
Марии из Гиреева гарема и Земфиры из цыганского табо-
ра. Всех этих героинь из бумаги и чернил можно объявить
несуществующими рядом с этим новым существом, кото-
рое живет и дышит, к нашей радости... Кто она — Татьяна,
Пушкин сказал об этом сам. В Татьяне обретаются при-
знаки тех многочисленных женщин, которые были люби-
мы поэтом. От Катеньки Бакуниной до Марии Раевской,
от этой последней к Елизавете Воронцовой. Татьяна —
_______457
Анри Труайя
средоточие всех тайн, всех преданностей, всех целомудрий,
недоступных пониманию, которые Пушкину довелось по-
встречать на своем пути. Она — средоточие лучших его
воспоминаний. Лучшего, что есть в нем самом.
Тем не менее Онегин остается равнодушным к этой
юной дикарке. Он слишком долго жил неестественным,
наигранным существованием, чтобы суметь разгадать в
Татьяне неподдельность чудесного сердца. Он находит ее
всего лишь более интересной, нежели Ольга — вот и все.
Да так, без обиняков, и заявляет об этом Ленскому.
Татьяна же, напротив, без памяти влюбляется в красав-
ца-чужака, равнодушного, элегантного, ледяного и на-
смешливого. Как не похож он на всех соседей, зато как
сходен с героем английского романа! Он невероятен — так
трудно поверить, что такой может существовать в жизни!
Татьяна грезит о нем едва ли не до умопомрачения. Ее ста-
рая нянюшка — живой портрет Арины Родионовны —
беспокоится, видя, как она чахнет на глазах... Но вот нако-
нец юная дева, явив свою гордость и упорство, решается
на geste d'eclat. Она пишет Онегину письмо. Это письмо
явилось истинным пушкинским шедевром. Его естествен-
ность, чистота и сдержанное благородство выдают в авторе
психолога высокого полета, а его звучность говорит о том,
что мы имеем дело с блистательным музыкантом-маэстро.
Из поколения в поколение звучат, словно песня, в созна-
нии любого русского мужчины, любой русской женщины
святые строки —
Я к вам пишу — чего же боле?..1 1
1 «Посылая письмо Онегину, Татьяна ведет себя по нормам пове-
дения героини романа, однако реальные бытовые нормы поведения
русской дворянской барышни начала XIX века делали такой поступок
немыслимым: и то, что она вступает без ведома матери в переписку с
почти неизвестным ей человеком, и то, что она первая признается ему
в любви, делало ее поступок находящимся по ту сторону всех норм
приличия. Если бы Онегин разгласил тайну получения им письма, репу-
тация Татьяны пострадала бы непоправимо». (Аотман Ю.М. Цит. соч.
С. 230.)
458________
Александр Пушкин
Письмо Татьяны определило судьбу романа. Околдо-
ванный ее собственной личностью, Пушкин отвергает са-
тирический тон. Он становится серьезнее, глубже. Как и
сам поэт, его герой тронут посланием юной провинциал-
ки. Татьяна с простотой открывает свою душу. Она пред-
ставляется такой свежей, такой новой, такой искренней.
Записной соблазнитель, Онегин не чувствует себя вправе
посягать на ее честь. При первой встрече с юной барыш-
ней он с непринужденностью читает ей проповедь, суть
которой сводится к следующему: ей не следует питать на-
прасных надежд. Она еще встретит свою любовь. И забу-
дет его. Так будет хорошо для всех. Гордый своей отече-
ской проповедью, Онегин удаляется с сознанием того, что
повел себя, как галантный мужчина1. В действительности
же он только нанес рану исключительно милому существу.
Татьяна молча страдает из-за случившегося.
Онегин же продолжает скучать в своем почтенном «зам-
ке»; приходит осень, принося с собою леденящие ветры,
кружащие вихри мертвых листьев и непролазные грязи —
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в час полуденный в кружок
Их не зовет его рожок.
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
А вот и сменившее осень время года —
C’est 1’hiver. Le moujik heureux En traineau retrace la
route...
На сломе XIX—XX веков, в эпоху Игоря Северянина, за- 1
1 «Смысл речи Онегина именно в том, что он неожиданно для
Татьяны повел себя не как литературный герой- а просто как хорошо
воспитанный светский и к тому же вполне порядочный человек- Одна-
ко при наивной книжности у начитавшейся романов героини есть не-
посредственность и способность к чувству, отсутствующие в душе
«трезвого» героя». (Лотман Ю.М. Цит. соч. С. 236, 237.)
________459
Анри Труайя
писные острословы спародировали эту хрестоматийную
строфу так:
Зима! Пейзанин, экстазуя,
Ренувелирует шоссе...
Пропеллером лансуя вуали,
Снегомобиль рекордит дали.
Шофер рулит — он весь в бандо,
В люнетках, маске и манто.
Гарсонит мальчик в акведуке —
Он усалазил пса на ski,
Мотором ставши от тоски —
уж отжелировал он руки...
Ему суфрантный амюзан,
Вдали ж енетрится maman.
Но вот настал день Татьяниных именин1 — по этому
случаю Ларины устраивают бал, на который приглашают и
Онегина. Развлечения в деревне — большая редкость; сто-
ит только разнестись слуху о празднестве, как съезжаются
все соседи, даже самые отдаленные. Онегина сажают за
стол прямо против Татьяны; но, испуганная и смущенная,
Она темнеющих очей
Не подымает: пышет бурно
В ней страстный жар».
...Уже готова
Бедняжка в обморок упасть,
Но воля и рассудка власть
Превозмогли...
Желая развлечься, Онегин начинает ухаживать за невес-
той Ленского — кокетливой хохотушкой Ольгой. Ленский
взбешен, почтя поведение друга предательством... Следует
вызов на дуэль, которая стала для Ленского роковою.
Друзья мои, вам жаль поэта:
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив еще для света.»
Увял!.. 1
1 12 января ст. ст. (Прим, пер.)
460_________
Александр Пушкин
...Где бурные любви желанья,
И жажда знаний и труда,
...И вы, заветные мечтанья,
Вы, призрак жизни неземной,
Вы, сны поэзии святой!
...Ошалевший от свершившегося, Онегин покидает дере-
венскую усадьбу и пускается в долгое странствие по Рос-
сии. Но это уже — другие годы, другие песни.
Пушкин не мог нарадоваться своему сочинению. Прав-
да, закончит он его лишь четыре года спустя. Но и то, что
уже вышло из-под его пера, отличается добротной солид-
ностью. В этом сочинении он в большей степени, нежели в
других, умел сказать о жизни, как она есть. Оставив архаи-
стам пасторальные сцены, рощи и водопады, Жуковско-
му — кладбища, освещенные луною, и странствующих
колдунов, он создал эстетику правдивую, с красками, по-
ступками и мыслями, принадлежащими повседневной
жизни. Он доказал, что есть немного поэзии и в кипящем
самоваре, и в старом дворовом псе, и в лице девушки, ко-
торую не назовешь писаной красавицей, с воспаленными
от слез щеками и пересохшими губами. Он доказал, что
поэзия существует не в предметах, которые надлежит жи-
вописать, но в сердце того, кто их живописует. Когда он
нашел тому доказательство, ему едва исполнилось 26 лет.
И ему приходилось бороться против вкусов своей публи-
ки, пробуждать ее к восприятию новых концепций.
Публика и критика находились в плену у английского и
немецкого романтизма. И что же, вдруг ни с того ни с сего
Пушкин, выдавая в свет «Графа Нулина» и первые песни
«Онегина», поворачивается к романтизму спиной! Вот-те на!
12 февраля 1825 года Рылеев адресует Пушкину пись-
мо, в котором ставит «Онегина» ниже и «Бахчисарайского
фонтана», и «Кавказского пленника». Ему вторит Языков,
крайне огорченный «Онегиным», считающий, что это —
самое дурное, что сотворил Пушкин... И наконец, в крити-
ке Пушкина разошелся Бестужев (письмо от 9 марта 1825
года), считая, что тот избрал слишком банальный сюжет:
_______461
Анри Труайя
«Поговорим об Онегине.
Ты очень искусно отбиваешь возражения на счет пред-
мета — но я не убежден в том, будто велика заслуга оп-
лодотворить тощее поле предмета, хотя и соглашаюсь,
что тут надобно много искусства и труда. Чудно при-
вить яблоки к сосне — но это бывает, это дивит, а все-
таки яблоки пахнут смолою. Трудно попасть горошин-
кой в ушко иглы, но ты знаешь награду, которую назна-
чил за это Филипп! Между тем как убить в высоте орла,
надобно и много искусства и хорошее ружье. Ружье —
талант, птица — предмет [и] — для чего ж тебе из
пушки стрелять в бабочку? Чем выше предмет, тем бо-
лее надобно силы, чтобы объять его — его постичь, его
одушевить. Иначе ты покажешься мошкою на пирами-
де — муравьем, который силится поднять яйцо орла. —
Одним словом, как бы ни был велик и богат предмет сти-
хотворения — он станет таким только в руках гения.
Что свет можно описывать в поэтических формах —
это несомненно, но дал ли ты Онегину поэтические фор-
мы, кроме стихов? поставил ли ты его в контраст со
светом, чтобы в резком злословии показать его резкие
черты? — Я вижу франта, который душой и телом пре-
дан моде — вижу человека, которых тысячи встречаю
наяву».
И даже Фаддей Булгарин поспешил заявить, что этих
самых Онегиных он знает десятками.
Все, как один, обрушились на Пушкина за то, что он
списал персонажей и декорации со слишком расхожей
модели. Воспитанные на культе из ряда вон выходящих ге-
роев, они не могли взять в толк, почему это Пушкин столь
настойчиво продвигает в мир поэзии un monsieur, похо-
жего на стольких других, une demoiselle, которая, по их
мнению, столь часто встречалась на их пути, усадьбу, похо-
жую на ту, которой владели они сами «в деревенской ти-
шине», приключение, героями которого вполне могли
стать они сами. Он желал выдвинуть героя из их собствен-
ных рядов, хотел превратить их самих в персонажей сво-
462_______
Александр Пушкин
его романа! Прежде все находилось в порядке вещей — ге-
роями были des bandits, des Tziganes, сумрачные молодые
люди, скроенные на английский манер. Благонравный отец
семейства, благоразумная барышня, благовоспитанный
светский юноша могли быть уверены, что им не суждено
явить собою материал для книги. Пушкин все это изме-
нил. Да, конечно, это было весьма лестно. Но скушно. И,
бесспорно, несовместимо с искусством. Тем не менее кни-
га расходилась хорошо. «Широкая публика» охотнее со-
блазнялась, чем «знатоки». В одном только магазине Оле-
нина за 2 недели разошлось 700 экземпляров. Автор был
уверен в успехе своего дела и гордился сознанием выпол-
ненной задачи.
Пока читатели знакомились с вышеописанным этюдом
современных нравов, Пушкин уже погружался в мыслях в
прошлое России. Из XIX столетия — в последние годы XVI.
От «Онегина» он переходил к «Борису Годунову». От юно-
го повесы — к царю. Но отношение его к творению про-
изведения искусства осталось неизменным. Каков бы ни
был сюжет, он трудился над ним с прежней заботой о точ-
ности и трезвости.
* * *
Прежде чем засесть за первую сцену «Бориса Годуно-
ва», Пушкин предпринял масштабную исследовательскую
и архивную работу. Он нацелился на создание произведе-
ния безупречного, неуязвимого. Он надеялся возродить
русский театр. Он чувствовал себя призванным стать пред-
течей в драматическом искусстве, как в свое время — в ис-
кусстве поэтическом. Старинные фолианты и манускрип-
ты, архивы XVI и XVII столетий и исторические исследова-
ния Карамзина снабдили его точными данными об эпохе,
которую он хотел воскресить на своих страницах; траге-
дии Шекспира подстегнули его вдохновение.
Весною 1825 года он пишет Николаю Раевскому, что
_______463
Анри Труайя________
работает над трагедией. Раевский ответил ему 10 мая 1825
(оригинал по-французски):
«Спасибо за план вашей трагедии. Что сказать вам о
нем? У вас блестящие замыслы, но вам не хватает тер-
пения, чтобы осуществить их. Итак, вам будет суждено
проложить дорогу и национальному театру. — Если же
говорить о терпении, то я хотел бы, чтобы вы сами об-
ратились к источникам, из которых черпал Карамзин, а
не ограничивались только его пересказами. Не забывайте,
что Шиллер изучил астрологию, перед тем как написать
своего «Валленштейна». Признаюсь, я не совсем понимаю,
почему вы хотите писать свою трагедию только белым
стихом. [Я полагал бы] Мне кажется, наоборот, что
именно здесь было бы уместно применить все богатство
разнообразных наших размеров. Конечно, не перемешивая
их между собой, как это делает князь Шаховской, но и не
считая себя обязанным соблюдать во всех сценах размер,
принятый в первой. — Хороша или плоха будет ваша
трагедия, я заранее предвижу [два] огромное значение ее
для нашей литературы; вы вдохнете жизнь в наш шести-
стопный стих, который до сих пор был столь тяжело-
весным и мертвенным; вы наполните диалог движением,
которое сделает его похожим на разговор, а не на фразы
из словаря, как бывало до сих пор. Вы окончательно ут-
вердите у нас тот простой и естественный язык, ко-
торый наша публика еще плохо понимает, несмотря на
такие превосходные образцы его, как «Цыганы» и «Раз-
бойники». Вы окончательно сведете поэзию с ходуль».
Спустить поэзию с ходулей, придать диалогу гибкость
естественного разговора, добиться глубокого правдоподо-
бия — таковы идеи, которыми руководствовался Пушкин
при работе над пьесой. Его ответ Раевскому (оригинал по-
французски) в точности воссоздает нам размышления ав-
тора о театральном искусстве, об опасностях, заключаю-
щихся в его старых формах, и его новых возможностях.
«Покамест я живу в полном одиночестве, — пишет
он. —... У меня буквально нет другого общества, кроме
464________
Александр Пушкин
старушки няни и моей трагедии: последняя продвигается,
и я доволен этим. Сочиняя ее, я стал размышлять над
трагедией вообще. Это, может быть, наименее правиль-
но понимаемый род поэзии. И классики и романтики ос-
новывали свои правила на правдоподобии, а между тем
именно оно-то и исключается салюй природой драмати-
ческого произведения. Не говоря уже о времени и проч., ка-
кое, к черту, может быть правдоподобие в зале, разделен-
ной на две половины, в одной из коих помещается две
тысячи человек, будто бы невидимых для тех, кто нахо-
дится на подмостках; 2) язык. Напр., у Аагарпа Филок-
тет, выслушав тираду Пирра, произносит на чистейшем
французском языке: «Увы! я слышу сладкие звуки эллин-
ской речи» и проч. Вспомните древних: их трагические
маски, их двойные роли, — все это не есть ли условное
неправдоподобие? 3) время, место и проч, и проч. Истин-
ные гении трагедии никогда не заботились о правдоподо-
бии. Посмотрите, как Корнель ловко управился с Сидом,
«к, вам угодно соблюдение правила о 24 часах? Изволь-
те» — и нагромоздил событий на 4 месяца. На мой
взгляд, ничего не может быть бесполезнее мелких попра-
вок к установленным правилам: Альфиери крайне изум-
лен нелепостью речей в сторону, он упраздняет их, но
зато удлиняет монологи, полагая, что произвел целый
переворот в системе трагедии; какое ребячество!
Правдоподобие положений и правдивость диалога —
вот истинное правило трагедии. (Я не читал ни Кальде-
рона, ни Беги), но до чего изумителен Шекспир! Не могу
прийти в себя. Как мелок по сравнению с ним Байрон-
трагик! Байрон, который создал всего-навсего один ха-
рактер (у женщин нет характера, у них бывают стра-
сти в молодости: вот почему так легко изображать их),
этот самый Байрон распределил между своими героями
отдельные черты собственного характера; одному он
придал свою гордость, другому — свою ненависть, треть-
ему — свою тоску и т. д., и таким путем из одного цель-
_______465
Анри Труайя
ного характера, мрачного и энергичного, создал несколько
ничтожных — это вовсе не трагедия.
Существует еще такая замашка: когда писатель заду-
мал характер какого-нибудь лица, то что бы он ни за-
ставлял его говорить, хотя, бы самые посторонние вещи,
все носит отпечаток данного характера (таковы педан-
ты и моряки в старых романах Фильдинга). Заговорщик
говорит: Ддйте мне пить, как заговорщик — это просто
смешно. Вспомните Озлобленного у Байрона (ha paga-
to!)1 — это однообразие, этот подчеркнутый лаконизм,
эта непрерывная ярость, разве все это естественно?
Отсюда эта принужденность и робость диалога. Вспом-
ните Шекспира. Читайте Шекспира, он никогда не боит-
ся скомпрометировать своего героя, он заставляет его го-
ворить с полнейшей непринужденностью, как в жизни,
ибо уверен, что в надлежащую минуту и при надлежащих
обстоятельствах он найдет для него язык, соответст-
вующий его характеру.
Вы спросите меня: а ваша трагедия — трагедия ха-
рактеров или нравов? Я избрал наиболее легкий род, но
попытался соединить и то и другое. Я пишу и размыш-
ляю. Большая часть сцен требует только рассуждения;
когда же я дохожу до сцены, которая требует вдохнове-
ния, я жду его или пропускаю эту сцену — такой способ
работы для Л1еня совершенно нов. Чувствую, что духов-
ные силы мои достигли полного развития, я могу тво-
рить».
«Духовные силы мои достигли полного развитая, я могу
творить». Нет, не пустым звуком явилось это признание.
В литературной кузнице, название которой — Михайлов-
ское, Пушкин достиг невиданной зрелости. Он был уверен
в своем таланте. Он знал, чего желал. Перед ним открывались
новые пути — нужно было только отыскать их. Компози-
ция «Южных поэм» Пушкина оставляет желать лучшего.
Но в «Борисе Годунове» Пушкин объединит вдохновение с 1
1 Он заплатил (ит.).
466________
Александр Пушкин
самым. строгим рассуждением. Он будет действовать со-
гласно строгому плану. Он будет изучать равновесие сце-
нических масс. Он вернется к диалогам, избавляя их от из-
лишней тяжести и наслаивая их друг на друга, точно чере-
пицу, с терпением, которое дотоле было ему чуждо. Он
строил нерушимый монумент, с первого до последнего
камня. Несколько позже он напишет:
«Как Монтень, могу сказать о своем сочинении: C'est
une oeuvre bonne de foi\
Писанная мною в строгом уединении, вдали охлаж-
дающего света, трагедия сия доставила мне все, чем пи-
сателю насладиться дозволено: живое вдохновенное заня-
тие, внутреннее убеждение, что мною потреблены были
все усилия, наконец одобрения малого числа [людей из-
бранных]...
...Изучение Шекспира, Карамзина и старых наших ле-
тописей дало мне мысль облечь в драматические формы
одну из самых драматических эпох новейшей истории.
Не смущаемый никаким светским влиянием, Шексп.(иру)
я подражал в его вольном и широком изображении харак-
теров, в небрежном и простом составлении типов, Ка-
рамзину) следовал я в светлом развитии происшест-
вий, в летописях старался угадать образ мыслей и язык
тогдашнего времени. Источники богатые! умел ли ими
воспользоваться — не знаю — по крайней мере труды
мои были ревностны и добросовестны».
Он также занесет в свою записную тетрадку заметки о
драматургических принципах, которые стоит процитиро-
вать:
«Мы все еще повторяем, что прекрасное есть подража-
ние изящной природе и что главное достоинство искусства
есть польза. Почему же статуи раскрашенные нравятся
нам менее чисто мраморных и медных? Почему поэт
предпочитает выражать мысли свои стихами? И какая
1 Это добросовестное произведение (фр.).
________________________________________________________467
Анри Труайя
польза в Тициановой Венере и в Ап.(оллоне) Бельведер-
ском?
Правдоподобие все еще полагается главным условием и
основанием драматического) иск.(усства). Что, если дока-
жут нам, что самая сущность др.(аматического) иск.(усст-
ва) именно исключает правдоподобие?
Какого же правдоподобия требовать должны мы от
драматического писателя? Для разрешения сего вопроса
рассмотрим сначала, что такое драма и какая ее цель.
...Драма родилась на площади и составляла увеселение
народное. Народ, как дети, требует занимательности дей-
ствия. Драма представляет ему необыкновенное, странное
происшествие. Народ требует сильных ощущений — для
него и казни зрелище. Смех, жалость и ужас суть три стру-
ны нашего воображения, потрясаемые драматическим
волшебством
...Драма оставила площадь и перенеслася в чертоги по
требованию образованного, избранного общества. Поэт
переселился. Между тем [драма] остается верною первона-
чальному своему чтению — действовать на множество, за-
нимать его любопытство. Но тут драма оставила язык об-
щепонятный и приняла наречие модное, избранное, утон-
ченное».
* * *
Отселе важная разница между трагедией народной,
Шека(пировой) и драмой придворной, Расиновой.
Аналогичные размышления заполняют страницу за
страницей рукописи. Это нам они сегодня кажутся ба-
нальными; а по тем временам их можно было почесть за
большую смелость. Русского театра в том виде, в каком его
замышлял Пушкин, не существовало. Играли — до пресы-
щения — адаптации античных классиков и французских
классицистов. Все это было витиевато, претенциозно и
пусто. Все это было до ужаса лишенным души.
Следуя примеру Шекспира, Пушкин игнорирует в сво-
ей драме правила единства места, времени и действия.
468________
Александр Пушкин
«Борис Годунов» разделен на 24 краткие и насыщенные
картины. Время действия растянуто на несколько лет, а
действие происходит на фоне самых разнообразных деко-
раций. Что касается действующих лиц, то здесь и русская
толпа, и бояре, и монахи, и царь, и его враги-поляки. Об-
рамлением героям драмы служит весь народ, воззванный к
жизни голосом поэта. Судьба героев неотделима от судьбы
народа. Пушкин не выделяет искусственно фигуры из ан-
самбля. Он освещает, в большей или меньшей степени, то
фигуры, то ансамбль — в зависимости от потребностей
действия. Порою на сцене выступает одна лишь толпа. Тон
варьируется от эпизода к эпизоду. Благородный язык чере-
дуется с обыденным, ямбы — с прозой, яркий свет, оза-
ряющий дворцовые палаты, — с тусклым светом, бросаю-
щим золотые отблески на стены монастырских келий. Тем
не менее это произведение, при кажущейся калейдоско-
пичности и нестройности, остается единым целым. Ничего
бесполезного. Ничего понапрасного. Каждое лицо, каждое
слово, да что там — каждый кусок стены по-своему важ-
ны. Уберите это лицо, это словцо, этот фрагмент стены —
и вся конструкция пошатнется и осядет к основанию.
Трагедия Пушкина, по его собственному признанию,
является трагедией характеров и костюмов. Она — роман-
тическая и классическая одновременно. Шекспировская и
вместе с тем расиновская, а точнее — Шекспир, который
мог присниться Расину. Сценические свободы, движения
толп — акт соперничества с Шекспиром; но замысел ха-
рактеров героев, соизмерение их страстей и конфронта-
ция их друг с другом, расстановка их для финальной сце-
ны — безусловно, принадлежат приверженцу Расина. Ра-
синовская по фону, шекспировская по форме, трагедия
Пушкина есть шедевр всемирной литературы и заслужи-
вает лучшего с нею знакомства.
...На календаре — год 1598-й от Рождества Христова.
Только что почил в Бозе царь Федор. В период своего цар-
ствования он
_______469
Анри Труайя
На все глядел очами Годунова,
Всему внимал ушами Годунова,
жестоко преследовавшего бояр, которые могли оказаться
на пути его замыслов. Бытовала молва, что он повинен в
убийстве брата Федора — маленького царевича Димитрия.
Федор преставился, не оставив прямых наследников. Ме-
сто на русском престоле вакантно. Русский народ предла-
гает на трон Бориса Годунова, но тот отказывается:
Неумолим! Он от себя прогнал
Святителей, бояр и патриарха.
Они пред ним напрасно пали ниц;
Его страшит сияние престола.
...О Боже мой, кто будет нами править?
О горе нам!
Борис хочет напугать народ отказом. Он хочет казаться
незаменимым. Только после уговоров бояр и духовенства
он согласился...
Борис наш царь! Да здравствует Борис!
Речь Бориса в Кремле исполнена великого благородства:
Ты, отче патриарх, вы все, бояре,
Обнажена моя душа пред вами:
Вы видели, что я приемлю власть
Великую со страхом и смиреньем.
Сколь тяжела обязанность моя!
Наследую могущим Иоаннам —
Наследую и ангелу-царю!..
О праведник! о мой отец державный!
Воззри с небес на слезы верных слуг
И ниспошли тому, кого любил ты,
Кого ты здесь столь дивно возвеличил,
Священное на власть благословенье:
Да правлю я во славе свой народ,
Да буду благ и праведен, как ты.
От вас я жду содействия, бояре.
Служите мне, как вы ему служили,
Когда труды я ваши разделял,
Не избранный еще народной волей.
Александр Пушкин
Эти слова удивили бояр. Они-то знают, что Годунов
хитрит с ними. И тем не менее они чувствуют неподдель-
ный восторг, вызванный этим достоинством, услышанным
в его речи. Он вполне искренен, когда призывает благосло-
вение ушедшего на небеса Федора. Царь Годунов позабыл
об убийстве Димитрия. Но никак не позабыл о том Году-
нов-человек. Борьба между Годуновым-царем и Годуно-
вым-человеком, между владыкой всея Руси и убийцей не-
винного царевича, между осмотрительным рассудком и
слабым сердцем пройдет красной нитью через всю драму...
Минуло 5 лет после пришествия Годунова. Поэт приводит
нас в келью Чудова монастыря в Московском Кремле. При
свете лампады старый отец Пимен заканчивает летопись.
Рядом спит Гришка Отрепьев. Выводя строку за строкою,
Пимен изрекает:
Еще одно, последнее сказанье —
И летопись окончена моя,
Исполнен долг, завещанный от Бога
Мне грешному. Недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил;
Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет,
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро —
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною —
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
Теперь оно безмолвно и спокойно,
Не много лиц мне память сохранила,
Не много слов доходят до меня,
А прочее погибло невозвратно...
________471
Анри Труайя__________
По завершении монолога Пимена просыпается Григо-
рий, которого мучает страшный кошмар:
Мне снилося, что лестница крутая
Меня вела на башню; с высоты
Мне виделась Москва, что муравейник;
Внизу народ на площади кипел
И на меня указывал со смехом...
Что мог бы значить этот сон? Старик успокаивает Гри-
гория, рассказывая ему о прошлом — об Иване Грозном, о
Федоре и о погибшем Димитрии. Тут Григорий задает во-
прос
Каких был лет царевич убиенный?
На что Пимен отвечает:
Он был бы твой ровесник...
Григорий ошеломлен таким совпадением. В его мозгу
рождается безрассудный прожект... Бежав из монастыря,
обманув эмиссаров, брошенных на его поимку, он перехо-
дит границу, является к польскому двору и представляется
наследником русского престола, царевичем Димитрием,
объясняя, что ему удалось чудесно спастись от своих пала-
чей и что вместо него был зарезан другой мальчик. Но-
вость об этом донеслась до Кремля, где страдает Борис Го-
дунов, терзаемый бессонницею и видениями:
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
Он находит отдохновение лишь в компании сына и до-
чери. С нежностью, с лаской и с умом готовит он сына к
суровому ремеслу правителя великой державы. И когда он
говорит со своими детьми, мы видим в нем не монарха,
хитростью взявшего власть, не убийцу невинного Димит-
рия, а просто немного грустного, добродетельного отца се-
мейства.
Когда же князь Шуйский приносит Годунову весть из
Польши о том, что
.^в Кракове явился самозванец
И что король и паны за него,
472_________
Александр Пушкин
Борис Годунов поражен услышанным — и одновремен-
но чувствует облегчение. Самозванец! Поймать его, каз-
нить! А если... А если это и в самом деле Димитрий, чудом
избежавший смерти?! Тогда он, Борис Годунов, окажется
избавленным от обвинений в убиении! Так что же вы-
брать? Трон — или спокойствие души? Кровавую славу —
или бытие хоть и в тени, но в чести? Трон! Царство превы-
ше всего! Царь затирает в Годунове человека. Лучше уж
царствовать, терзаясь угрызениями, сомнениями и страха-
ми, чем отказаться от власти ради спокойствия — своего и
своих ближних. Годунов отдает приказ заградить русскую
границу заставами, принимает суровые меры по пресече-
нию слухов о воскресшем царевиче... Он действует, как и
подобает властителю. Но жуткий страх делает свое дело.
Он виновен — и вот пришло возмездие! Он обманул на-
род, чтобы взойти на престол, но платой за обман явился
самозванец! Два обмана. Один разрушает другой. Обман
Годунова — и обман Лжедмитрия. Такая вот странная
битва. И как, должно быть, угодна Богу эта схватка двух
обманщиков! И как отвратительна эта возня вокруг дет-
ского трупа! Борис Годунов борется против своей судьбы —
Ух, тяжело!., дай дух переведу —
Я чувствовал: вся кровь моя в лицо
Мне кинулась — и тяжко опускалась...
Так вот зачем тринадцать лет мне сряду
Все снилося убитое дитя!
Да, да — вот что! теперь я понимаю.
Но кто же он, мой грозный супостат?
Кто на меня? Пустое имя, тень —
Ужели тень сорвет с меня порфиру,
Иль звук лишит детей моих наследства?
Безумец я! чего ж я испугался?
На призрак сей подуй — и нет его.
Так решено: не окажу я страха —
Но презирать не должно ничего... —
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
Но не один лишь Борис сомневается в своей силе. Его
противник Дмитрий-самозванец также чувствует себя ос-
________473
Анри Труайя
лабленным накануне решающей схватки. Он влюбляется в
дочь воеводы — гордую красавицу Марину Мнишек. Ма-
рина презирает Дмитрия, но ее соблазняет русский трон,
и она соглашается последовать за царевичем в Москву,
чтобы стать царицей. Только холодный расчет и амбиции
тянут ее к нему. А вот это начисто недоступно пониманию
Дмитрия. Он хочет, чтобы его любили таким, как есть —
за его кровь и плоть, еще недавно одетую в монашескую
рясу. Он, знавший, как обманывать народ, войска, монар-
хов, да и весь свет, преклонил пред Мариной колени. Он
чувствует необходимость рассказать ей о себе все, как есть:
Самозванец.
Не мучь меня, прелестная Марина,
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь —
Как! ежели... о страшное сомненье! —
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне судьба;
Когда б я был не Иоаннов сын,
Не сей давно забытый миром отрок:
Тогда б... тогда б любила ль ты меня?..
Марина.
Димитрий ты и быть иным не можешь;
Другого /ине любить нельзя.
Самозванец.
Нет! полно:
Я не хочу делиться с мертвецом
Любовницей, ему принадлежащей.
Нет, полно мне притворствовать! скажу
Всю истину; так знай же: твой Димитрий
Давно погиб, зарыт — и не воскреснет;
А хочешь ли ты знать, кто я таков?
Изволь; скажу: я бедный черноризец;
Монашеской неволею скучая,
Под клобуком, свой замысел отважный
Обдумал я, готовил миру чудо...
474_______
Александр Пушкин
Такое откровение уязвило Марину. Поняв, чего на са-
мом деле стоит ее воздыхатель, она отвергает его. Она чув-
ствует себя оскверненной одним его присутствием:
...У ног своих видала
Я рыцарей и графов благородных;
Но их мольбы я хладно отвергала
Не для того, чтоб беглого монаха...
Напрасно Лжедмитрий вымаливает у нее сострадание:
Виновен я; гордыней обуянный,
Обманывал я Бога и царей,
Я миру лгал; но не тебе, Марина,
Меня казнить; я прав перед тобою.
Нет, я не мог обманывать тебя.
Ты /ине была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не смел.
Любовь, любовь ревнивая, слепая,
Одна любовь принудила меня
Все высказать.
Что же слышит самозванец от собеседницы?
Чем хвалится безумец!
Кто требовал признанья твоего?
Уж если ты, бродяга безымянный,
Мог ослепить чудесно два народа;
Так должен уж по крайней мере ты
Достоин быть успеха своего
И свой обман отважный обеспечить
Упорною, глубокой, вечной тайной...
Перед такой непримиримостью Марины Григорий, по-
няв свою неосмотрительность, снова входит в роль. И даже
ставит гордячку на место:
Царевич я. Довольно, стыдно мне
Пред гордою полячкой унижаться. —
Прощай навек. Игра войны кровавой,
Судьбы моей обширные заботы
Тоску любви, надеюсь, заглушат —
О, как тебя я стану ненавидеть,
Когда пройдет постыдной страсти жар!
Анри Труайя_______
Теперь иду — погибель иль венец
Мою главу в России ожидает,
Найду ли смерть, как воин в битве честной,
Иль как злодей на плахе площадной,
Не будешь ты подругою моею,
Моей судьбы не разделишь со /иною;
Но — может быть, ты будешь сожалеть
Об участи, отвергнутой тобою.
Марина.
А если я твой дерзостный обман
Заранее пред всеми обнаружу?
Самозванец.
Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?
Что более поверят польской деве,
Чем русскому царевичу? — Но знай,
Что ни король, ни папа, ни вельможи —
Не думают о правде слов моих.
Димитрий я, иль нет — что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно, и тебя,
Мятежница! поверь, молчать заставят.
Прощай.
Марина.
Постой, царевич. Наконец
Я слышу речь не мальчика, но мужа.
...Пора, пора! проснись, не медли боле;
Веди полки скорее на Москву —
Очисти Кремль, садись на трон московский,
Тогда за /иной шли брачного посла;
Но — слышит Бог — пока твоя нога
Не оперлась на тронные ступени,
Пока тобой не свержен Годунов,
Любви речей не буду слушать я.
Воодушевленный обещаниями Марины, самозванец
принимает командование польскими и мятежными рус-
скими войсками и переходит границу. В первых сражени-
476_______
Александр Пушкин
ях армия Бориса Годунова наносит захватчикам пораже-
ние. Но эта победа ничего не .решает. Пускай разбито вой-
ско Лжедмитрия — самозванец торжествует. Русский
народ соблазнен мыслью, что юный царевич, которого счи-
тали убитым, чудом спасся и возвращается, чтобы пока-
рать виновных и взойти на русский престол по праву на-
следования. Его пылающий меч — сигнал к мятежу. Толпы
людей, попавших под его чары, становятся под его знамена.
Города открывают ему ворота; дороги словно нарочно сте-
лются перед ним скатертью, ведя в Московский Кремль —
где с измученным терзаниями Годуновым случается несча-
стье. Давая аудиенцию,
На троне он сидел и вдруг упал —
Кровь хлынула из уст и из ушей.
Кое-как придя в себя, он зовет сына. Смерть близка.
Ему хочется напутствовать того, кто призван сменить его
на русском престоле:
Я подданным рожден и умереть
Мне подданным во мраке б надлежало;
Но я достиг верховной власти... чем?
Не спрашивай. Довольно: ты невинен,
Ты царствовать теперь по праву станешь,
Я, я за все один отвечу Богу...
О милый сын, не обольщайся ложно,
Не ослепляй себя ты добровольно —
В дни бурные державу ты приемлешь:
Опасен он, сей чудный самозванец,
Он именем ужасным ополчен...
Дав сыну советы, как управлять страной в такое гроз-
ное время, призвав его быть милосердным, строго соблю-
дать церковные догмы, почитать мать и беречь сестру —
Ты ей один хранитель остаешься, —
Годунов медленно угасает на руках патриарха и святых
отцов в черных ризах. После смерти Бориса и измены луч-
ших воевод Лжедмитрий триумфально входит в Москву и
признается народом как новый царь — единственный ис-
________477
Анри Труайя
тинный царь русской земли. Последняя картина являет
взору «Дом Борисов» в Кремле; у крыльца стража. Под ок-
ном — Феодор Годунов; к нему подходит Ксения, покры-
тая покрывалом. Кто-то из толпы высказывает жалость к
ним:
Брат да сестра! Бедные дети, что пташки в клетке.
Другие требуют их немедленной казни:
— Есть о ком жалеть? Проклятое племя!
Бояре в сопровождении стрельцов входят в дом Оттуда
доносятся шум, крики — потом все стихает. На крыльце
появляется Мосальский.
Мосальский. Народ! Мария Годунова и сын ее Фео-
дор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы.
(Народ в ужасе молчит.) Что ж вы молчите? кричите: да
здравствует царь Димитрий Иванович!
Народ безмолвствует.
Этой скоротечной и суровой прозаической сценой за-
канчивается трагедия «Борис Годунов».
Никогда еще удивительный лирический поэт не доби-
вался такой объективности, как в этой пьесе. Каждое из
действующих лиц — Борис, Самозванец, Марина Мнишек,
Пимен-летописец, юродивые, крестьяне, бояре — обладает
своим собственным голосом, звучащим своим, особым то-
ном. Пушкин как бы «затирается» позади своих персона-
жей, исчезает позади своих декораций. Каковы бы ни бы-
ли поверхностные исторические ошибки, могущие иметь
место в картинах «Бориса Годунова», в них, безусловно,
воссоздана глубокая историческая правда. «Борис Годунов»
дает более весомое представление о Русской земле рубежа
XVI—XVII веков, чем любое ученое сочинение — Русская
земля является в трагедии Пушкина со всей своей массой,
своим благоуханием, своею потаенною душою. Равно как
478_______
Александр Пушкин
и всею своею плотью и кровью. Своим голосом. И своим
языком.
Пушкин был в восторге от своего детища. В октябре
1825 года он пишет Вяземскому:
«Поздравляю тебя, моя радость, с романтической
трагедиею, в ней же первая персона Борис Годунов! Траге-
дия моя кончена; я перечел ее вслух, один, и бил в ладоши
и кричал: ай да Пушкин, ай да сукин сын! Юродивый мой
малый презабавный; на Марину у тебя.., — ибо она поль-
ка и собою преизрядна (вроде Катерины Орловой, сказы-
вал это я тебе?). Прочие также очень милы; кроме капи-
тана Маржерета, который все по-матерну бранится;
цензура его не пропустит. Жуковский говорит, что царь
меня простит за трагедию — навряд, мой милый. Хоть
она и в хорошем духе писана, да никак не мог упрятать
всех моих ушей под колпак юродивого. Торчат!»
Увы, у Пушкина были основания опасаться за будущее
своей пьесы. Она слишком рано явилась в этот мир, кото-
рый не был готов понять ее. Ему так и не удалось добиться
ее постановки на сцене при жизни. Опубликован же «Бо-
рис Годунов» был только в 1830 году. Критика, как Пуш-
кин и предвидел, оказалась суровою. Полевой распекал
Пушкина за то, что тот слишком «рабски влекся по следам
Карамзина в обзоре событий». Ему вторит К. Шаликов
(«Дамский журнал», 1831, ч. 33, № 6):
«Первый опыт Пушкина в сем отношении не удовле-
творяет нас первый шаг его смел, отважен, велик для Рус-
ского поэта, но не полон, не верен для поэта нашего века
и Европы. Можем теперь видеть, что в состоянии сделать в
последствии Пушкин, этот ознаменованный небесным ог-
нем истинной Поэзии человек; но в «Борисе Годунове» он
еще не достиг пределов возможного для его дарования.
Язык русский доведен в «Борисе Годунове» до последней,
по крайней мере в наше время, степени совершенства:
сущность творения, напротив, запоздалая и близорукая: и
могла ли она не быть такою даже по исторической основе
творения, когда Пушкин рабски влекся по следам Карам-
_______479
Анри Труайя
зина в обзоре событий, и когда посвящением своего творе-
ния Карамзину он невольно заставляет улыбаться, в дет-
ском каком-то раболепстве называя /имя/ Карамзина».
В своей статье, опубликованной в «Сыне Отечества»
(1831, № 20), г. Плаксин плачется о том, что в действии
«Бориса Годунова» «нет ни единства, ни полноты», так как
вначале вся мощь сосредоточена на фигуре Бориса, а в 4-й
сцене ситуация меняется, и вся драматическая мощь
сосредотачивается на Самозванце: Бориса уже фактически
не существует, а действие между тем продолжается!
А вот отрывки из статьи И. Камашева, опубликованной
все в том же «Сыне Отечества». Отметив поначалу, что в
«Северном Меркурии» и «Колокольчике», не во гнев гг. из-
дателям их, о Борисе Годунове напечатаны совершенные
нелепости; напечатано что-то дельное, но вместе с тем как
будто нарочно нелепое, увертливое, шумливое в 4-м номе-
ре «Телескопа», и наконец что-то благонамеренное, но не-
определенное, к сожалению не конченное, в «Литератур-
ной газете», — он сам напускается на Пушкина с нападками:
«Мы заметили уже, что Пушкин не развил достаточным
образом своей богатой мысли в Борисе Годунове.
Борис Годунов в стихотворении Пушкина является, как
лицо историческое; в целом сочинении Поэту предстоит
развить мысль судьбы, высказанную в событии его царст-
вования...
Теперь спрашивается: как раскрыл его Пушкин в сти-
хотворении своем — достойным ли образом, во всех ли
порывах его жизненности? К сожалению, мы не можем
отвечать на это утвердительно. Пушкин ограничился объе-
мом более тесным; выполнил мысль свою образом более
поверхностным. Его сцены в этом отношении должны бы
быть решительными ступенями к совершению события,
мгновениями, которые в самых полных, сильных словах
выражали бы ход его. Автор должен бы показать в них
биение пульса народной жизни того времени. У Пушкина
этого нет; событие развивается вяло, неясно, сцены взяты
не такие, каких ожидал бы читатель, — по большей части
480________
Александр Пушкин
они все весьма незначительны: от зоркого взгляда Сочини-
теля ускользнули те черты, в которых это событие блестит
всей своей Поэзией».
У будущих поколений возобладает иное мнение на сей
счет. Уже в первые годы, последовавшие за смертью Пуш-
кина, Белинский высказал о трагедии Пушкина следующее
мнение: «Не будем говорить о русских трагедиях, появляв-
шихся до «Бориса Годунова»: чего же можно и требовать
от них! Но что русского во всех этих трагедиях, которые
явились уже после «Бориса Годунова»? И не можно ли по-
думать скорее, что это немецкие пьесы, только переложен-
ные на русские нравы? Словно гигант между пигмеями, до
сих пор высится между множеством quasi-русских траге-
дий пушкинский «Борис Годунов».
Ну, а для современных русских критиков «Борис Году-
нов» остается одной из вершин театрального и поэтиче-
ского искусства всех стран и всех времен.
Глава 4
ДЕКАБРИСТЫ
7 декабря 1825 года Пушкин завершает последнюю
сцену «Бориса Годунова».
А 19 ноября того же года император Александр I вне-
запно скончался в Таганроге.
До Михайловского эта новость дошла в самые послед-
ние числа месяца. Узнав ее, Пушкин возрадовался — про-
стим ему подобное «кощунство»! Ведь в лице Александра I
он терял своего закоренелого врага, своего тирана, кото-
рый столько корчил либерала, а в итоге отправил его в
ссылку и отравил ему молодость! И вот наконец-то Бог
прибрал эту фальшивую особу! Наконец-то появилась воз-
можность забрезжить надежде...
Александр I не оставил сына, все его дочери умерли во
цвете лет. Наследовать ему должен был бы старший из его
_______481
Анри Труайя________
братьев — Константин. Такая перспектива радовала Пуш-
кина — 4 декабря 1825 года он пишет:
«Может быть, нынешняя перемена сблизит меня с
моими друзьями. Как верный подданный, должен я, ко-
нечно, печалиться о смерти государя; но, как поэт, радуюсь
восшествию на престол Константина I. В нем очень много
романтизма; бурная его молодость, походы с Суворовым,
вражда с немцем Барклаем напоминают Генриха V. —
К тому ж он умен, а с умными людьми все как-то лучше;
словом, я надеюсь от него много хорошего».
Пушкин не без основания ожидал масштабной амни-
стии. Но и не дожидаясь ее, возмечтал о том, чтобы съез-
дить в Петербург «инкогнито». По этому случаю запасся у
хозяйки Тригорского полагающимся «билетом» для проез-
да в столицу. Вот этот документ — слово в слово:
«БИЛЕТ
Сей дан села Тригорского людям: Алексею Хохлову рос-
ту 2 арш. 4 вер. волосы темно-русые, глаза голубые, бороду
бреет, лет 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. З1 /\ в. во-
лосы светло-русые, брови густые, глазом крив, ряб, лет 45,
в удостоверение что они точно посланы от меня в С.-Пе-
тербург по собственным моим надобностям и потому про-
шу господ командующих на заставах чинить им свобод-
ный пропуск.
Сего 1825 года, Ноября 29 дня.
Село Тригорское что в Опоческом уезде.
Статская Советница
Прасковья Осипова».
Здесь «Алексей Хохлов» — не что иное, как «легенда»
Пушкина. Тем не менее, пугаясь, не навлечет ли он этим
хлопот на голову Прасковьи Александровны, Пушкин от-
казывается от этого проекта. Но... что же происходит в
столице?! Почему медлят с провозглашением Константина
императором? О, как медленно плетутся новости до забы-
той Богом дыры, где он вынужден прозябать! Видно, лень-
матушка одолевает его петербургских друзей, когда речь
482________
Александр Пушкин
заходит о писании писем! Напомнить бы, что ли, о том,
чтобы похлопотали о нем перед новым государем? А то
ведь забудут! И вот 4—6 декабря он пишет Плетневу:
«Милый, дело не до стихов — слушай в оба уха: если я
друзей моих не слишком отучил от ходатайства, веро-
ятно, они вспомнят обо мне... Если брать, так брать —
не то что и совести марать — ради Бога, не просить у
царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; черт ли в
них? а просить или о въезде в столицу, или о чужих кра-
ях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои, — хочет-
ся с вами еще перед смертию поврать; но, конечно, благо-
разумнее бы отправиться за море. Что мне в России де-
лать?»
И вот наконец 11 декабря Пушкин, отчаявшись из-за
отсутствия новостей и полный всякого рода предчувствий,
решает выехать из Михайловского в Санкт-Петербург. Без
разрешения. Без подготовки. На свой страх и риск. И вдруг
этому начали препятствовать различные приметы и поме-
хи, которые все множились. Казалось, все вокруг — дере-
вья, дома, животные, само небо над заснеженною псков-
ской глушью — объединилось, чтобы не дать ему уехать.
Когда Пушкин направлялся в Тригорское, чтобы распро-
щаться с семейством Осиповых-Вульф, дорогу ему перебе-
жал заяц. На обратном пути путь ему снова пересек ко-
сой — лапы длинные, уши так и прилипли к телу! Вернув-
шись в Михайловское, поэт узнает, что слуга, назначенный
его сопровождать, слег; тут же велел готовить другого — но
все эти зловещие знаки не давали ему покоя. Он потерял
уверенность в себе. Он чувствовал, будто поступает против
Воли, стоящей выше его собственной.
Однако экипаж готов, так в путь! Но на заснеженной
дороге встретился поп в черной рясе. Нет, это уже слиш-
ком! Пушкин был более чем суеверен. Он приказал кучеру
повернуть назад. И вернулся, трепеща от гнева и волнения.
Открыл книгу; попробовал читать, но мысли его витали да-
леко от Михайловского. Что-то делают сейчас его друзья
там, в Петербурге? Готовят ли они ходатайство за него пе-
_______483
Анри Труайя
ред Константином, как он их просил? Да и думают ли о
нем вообще?
В течение двух дней — 13 и 14 декабря — Пушкин пи-
сал «Графа Нулина», чтобы отвлечься. В то время, как он
трудился в пропахшей дымом комнатке в Михайловском,
там, в туманном и гранитном Петрополе, его товарищи
объединялись для великого мятежа.
* * *
Момент для выступления выбран удачно — Россия бы-
ла без царя. Точнее сказать, с объявлением о кончине
Александра I Вел. кн. Николай принес присягу своему бра-
ту Константину — наместнику в Варшаве, который дол-
жен был наследовать покойному царю по праву старшин-
ства. Константин был женат морганатическим браком на
польке Жанете Грудзинской, получившей от Александра
титул княгини Лович. Отчасти из-за этого брака, но глав-
ным образом из-за того, что это не соответствовало его ха-
рактеру, Константин царствовать не хотел. Еще 14 января
1822 года он послал Александру отречение, в котором объ-
являл, что не чувствует в себе ни тех дарований, ни той си-
лы духа, которые необходимы государю. Однако Александр
скрыл этот документ ото всех, вплоть до Вел. кн. Николая
Павловича. Полтора года спустя Александр поручает ми-
трополиту Московскому Филарету составить манифест о
назначении Вел. кн. Николая наследником Российского
престола. 16 августа 1823 года Александр I подписывает
этот документ и передает митрополиту для хранения в Ус-
пенском соборе в Кремле; копии его были помещены в Го-
сударственный Совет, а также в Сенат и Синод. Вот только
Николая Павловича опять ни о чем не уведомили.
С уходом в мир иной Александра I Константин, в силу
своих полномочий, повелел провозгласить императором
своего брата Николая. Но ни в Москве, ни в Петербурге
высшим должностным лицам империи ничего не было из-
вестно о секретных распоряжениях Александра I, и 27 но-
484_______
Александр Пушкин
ября они принесли присягу Константину. Вел. кн. Николай
Павлович, который также принес присягу Константину,
считал себя не вправе восходить на российский престол; а
Константин, принесший присягу Николаю, отказывался
признать себя императором всероссийским1. Николай
изъявил желание встретиться со своим братом для выясне-
ния обстоятельств. Константин посчитал это бессмыслен-
ным. В общем, пока между Варшавой и Петербургом но-
сились эстафеты, честной народ пребывал в беспокойстве,
чувствуя себя оставшимся без правителя и не ведавшим,
как тут быть и чему верить. И вот наконец 12 декабря ве-
чером было официально объявлено, что Вел. кн. Констан-
тин твердо держится своего решения и не желает при-
быть в Санкт-Петербург. Николаю следовало привести ар-
мию и народ к прежней присяге. А это было весьма
деликатным предприятием, ибо приходилось иметь дело с
глубоко религиозной и дисциплинированной нацией. Кро-
ме того, Николая не любили в войсках, где он слыл гру-
бым, жестоким и авторитарным. И к тому же заговорщи-
ки были готовы выступить.
Принесение присяги было назначено на 14 декабря; за
два дня до того Николай писал князю П.М. Волконскому:
«14-го числа буду я государь, или мертв. Что во мне проис-
ходит, описать нельзя, вы наверное надо мной сжалитесь,
да мы все несчастные, но нет несчастнее меня. Да будет
воля Божья».
А рано утром 14 декабря Николай, надевая мундир,
сказал присутствовавшему при сем Бенкендорфу: «Сегодня
вечером, может быть, нас обоих больше не будет на свете,
но по крайней мере мы умрем, исполнив наш долг». Ни-
колай чувствовал себя в изоляции, осознавал, что ему гро-
зит опасность. Генерал-губернатор С.-Петербурга, граф
Милорадович выражал пассивный оптимизм. Генералы не 1
1 Как любопытный курьез этих смутных дней остался отчеканен-
ный в единичных пробных экземплярах «Константинов рубль» с порт-
ретом несостоявшегося государя. (Прим. пер.)
________485
Анри Труайя
спешили откликаться на призыв своего властителя. Нико-
лай пребывал императором без империи, без подданных,
без министров, без войска. По сути дела, он не унаследовал
ничего. Все необходимо было завоевывать.
Тем временем заговорщики из Северного и Южного
обществ готовились к вооруженному мятежу, намеченно-
му на 14 декабря. В ночь с 13-е на 14-е в квартире Рылеева
(куда как раз и торопился Пушкин) собралось пленарное
собрание, на котором присутствовали многие из друзей
Пушкина. Там были и Бестужевы, и кн. Оболенский, и Пу-
щин, и Якубович, и Кюхельбекер, и Пестель, и кн. Волкон-
ский, и Одоевский... Статские и офицеры, поэты и неслу-
жащие дворяне... Вся эта публика кричала, спорила, кури-
ла, трапезничала, обнималась... Каждый готов был выложить
свой персональный, совершенно готовый план атаки и свою
собственную конституцию и ни за что не соглашался при-
нять таковые, предлагаемые соседом. Заговорщики были
согласны только в одном: в необходимости свергнуть Ни-
колая или же погибнуть за правое дело. Но на какие ба-
тальоны можно рассчитывать? И как вынудить императо-
ра к капитуляции? А если и удастся добиться этого — кого
возвести на его место? Рылеев прямо заявил: «Да, мало ви-
дов на успех, но все-таки надо, надо начать. Начало и при-
мер принесут пользу». До нас дошли и другие его слова —
«лучше быть арестованным на площади, чем умереть в сво-
ей постели...»
...Заговорщики разошлись в 2 часа пополуночи. Души их
были зажжены энтузиазмом, окрашенным похоронным
настроением.
Наутро 14 декабря 1825 года Николай I приступил к
принятию присяги у членов Сената и Синода. Но до Зим-
него дворца уже начали доходить тревожные вести. Офи-
церы лейб-гвардии Московского полка запретили солдатам
приносить присягу Николаю, уверяя их, что Константин
брошен в тюрьму. Под водительством своих командиров
солдаты выстроились на Сенатской площади в каре. К ним
присоединились другие мятежные полки. Восставшие кри-
486________
Александр Пушкин
чали: «Хотим Константина и конституцию», — не ведая,
что сия таковая значит, полагая, что это — жена Констан-
тина... На площадь, над которою возвышалась конная ста-
туя Петра Великого, стала стягиваться огромная толпа.
К мятежным войскам поскакал граф Милорадович, чтобы
усмирить бунтовщиков. Но заговорщик Каховский выхва-
тил свой пистолет и выстрелил — смертельно раненный,
Милорадович свалился с коня наземь. Тем временем Вел.
князю Михаилу Павловичу удалось собрать несколько пре-
данных частей для противодействия мятежникам. Послед-
ние по-прежнему стояли на месте, не зная, что и делать.
Князь Трубецкой, который должен был стать во главе вос-
стания, не явился на площадь. Солдаты изголодались. По-
слали за хлебом и за водкой, но на всех не досталось. За-
мерзавшие воины топтались на месте, ворчали, стреляли
наугад по противнику. К трем часам пополудни Николай I
бросил против них кавалерию под водительством генерала
Орлова. Лошади скользили на гололедице; бунтовщики за-
щищались камнями и поленьями. Атака захлебнулась. Бы-
ло много раненых. Тогда Николай I приказал стрелять по
мятежникам картечью. Первым залпом угодили в карниз
здания Сената. Вторым поразили каре заговорщиков.
В центре площади возникла давка истекавших кровью лю-
дей. Солдаты бросились наутек, не слушая своих команди-
ров. Добравшись до Английской набережной, они спусти-
лись на лед в надежде обрести спасение на противополож-
ном берегу. Но под тяжестью стольких людей лед треснул,
и темная вода поглотила многих. Спускался вечер. Костры,
зажженные вокруг Зимнего дворца, освещали истерзан-
ные тела1. Битва была решительно выиграна императором.
Вернувшись во дворец, Николай I пишет своему брату: 1
1 По сообщению чиновника департамента полиции С.Н. Корсако-
ва, «при возмущении 14 декабря 1825 года» погиб 1271 человек, в том
числе одной только «черни» — того самого люда, из которого «едва ли
сотый понимал, что делается тут», — 903 чел. Итоговая цифра не вклю-
чает утонувших и утопленных полицейскими в Неве тяжелораненых.
(Прим, пер.)
________487
Анри Труайя
«Дорогой, дорогой Константин, ваша воля исполнена.
Я стал императором, но какой ценой, Боже правый! Це-
ною крови моих подданных! Милорадович смертельно
ранен. Шеншин, Фредерике, Штюрлер ранены тяжело.
Полагаю, что этот ужасающий пример поставит нас
перед фактом самого чудовищного из заговоров». (Ориги-
нал по-французски.)
В ту же ночь, с 14 на 15 декабря, Николай I допраши-
вал вождей мятежников, которых к нему приводили по
одному. При этом он прибегал по очереди то к хитрости,
то к угрозам, то к ласке, то к игре на чувстве достоинства
противника. Он вел себя как актер, исполнявший люби-
мую партию. От Рылеева он добился признаний, посулив
его семье денежную помощь в размере 2000 рублей. Пла-
кался вместе с Каховским по поводу несчастий России.
Обольщал Оболенского обещанием переслать письмо к
его отцу. Сулил прощение НА. Бестужеву: «Вы знаете, что
все в моих руках, что могу простить вам, и если буду уве-
рен в том, что впредь буду иметь в вас верного слугу, то го-
тов простить вам». Ответ Бестужева был такой: «Ваше ве-
личество! В том и несчастье, что вы все можете сделать; что
вы выше закона; желаю, чтобы впредь жребий ваших под-
данных зависел от закона, а не от вашей угодности».
Итог допросов и судилища таков: 121 осужденный, поч-
ти все — дворянского сословия; 13 одних только полков-
ников! Пятеро повешенных: Пестель, Рылеев, М. Бестужев,
Каховский, Муравьев-Апостол. Когда скамья была выбита
из-под ног повешенных, трое из пяти — Рылеев, Муравьев-
Апостол и Каховский — сорвались, проломили помост и
упали в яму. Рухнув в пустоту, они перекалечили себе тела.
«Обрадуйте вашего государя, — сказал палачу окровавлен-
ный Рылеев, — вы видите — мы умираем в мучениях». На
шеи сорвавшихся были наброшены новые веревки, и, ок-
ровавленные и изувеченные, они снова повисли в воздухе.
Остальные осужденные были отправлены по этапу в
Сибирь.
488_______
Александр Пушкин
* * *
Спустя несколько дней после восстания в Петербурге
Пушкин приезжает в Тригорское. Дело было вечером.
Прасковья Александровна с дочерьми попивали чаек да
весело болтали о том о сем с желанным гостем. И вдруг
является служанка и докладывает хозяйке, что приехал по-
вар Арсений из Петербурга, куда его посылали продать яб-
локи да закупить сахару, вина и всего прочего, что требует-
ся в хозяйстве. Яблоки-то он продал, да деньги привез, ни-
чего на них не купивши, и хочет поведать о чем-то
важном. Весь запыхавшийся, весь красный, Арсений явил-
ся в гостиную и поведал, что в Петербурге бунт, стрельба,
много раненых и происходят аресты. Пушкин побледнел,
стиснул зубы и отвернулся. Когда же юные обитательницы
Тригорского приступили к нему с расспросами, поэт что-
то невнятно промямлил о заговорах, о замешанных в них
товарищах и быстро убрался восвояси в Михайловское. Без
всякого сомнения, все его друзья схвачены и предстали пе-
ред судом. Пущин, Кюхельбекер, Рылеев, да еще сколько
других... Да и сам он, не случись тех двух перебежавших
дорогу зайцев да той встречи с попом в черной рясе, не-
пременно оказался бы 13-го числа в Петербурге и на сле-
дующий день был бы схвачен на площади. Но этого не
произошло. Он остался в Михайловском. Товарищи запла-
тили дорогой ценою за него, за всю Россию. Что теперь де-
лать? Поэт предал огню биографические заметки, в кото-
рых содержались имена тех, кто мог представлять интерес
для правительственного следствия. А дальше что? Выехать
в Петербург? А с какой целью? Что он от этого выиграет?
Его сейчас же схватят. Государственный переворот потер-
пел полный провал. Страдальцев за свободу не спасет уже
ничто. Остается только признать факт поражения. Сми-
риться и ждать. И пить. Жить, как можется. А может, и в
самом деле борьба с властью бесполезна? Может, и в са-
мом деле следует поладить с самодержавием? Но что же
_______489
/мри Труайя
тогда — свобода? Звук пустой? Всего лишь предлог для
кровавых и напрасных битв?
...У дверей ветхого Михайловского жилища намело суг-
робы. Стекла разрисовал узорами мороз. Гудит, пострели-
вает печка; медленно ползут за днями дни в глухом одино-
честве. Пушкин чувствует себя погребенным живьем.
И вот наконец, отбросив оцепенение, щепетильность и
смущение, он решает хлопотать о своем возвращении в
столицу. В 20-х числах января он пишет Жуковскому:
«Я не писал к тебе, во-первых, потому, что мне было
не до себя, во-вторых, за неимением верного случая. Вот в
чем дело: мудрено мне требовать твоего заступления
пред государем; не хочу охмелить тебя в этом пиру. Ве-
роятно, правительство удостоверилось, что я заговору
не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей по-
литических не имел, но оно в журналах объявило опалу и
тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не
объявили о том полиции. Но кто ж, кроме полиции и
правительства, не знал о нем? о заговоре кричали по всем
переулкам, и это одна из причин моей безвинности. Все-
таки я от жандарма еще не ушел, легко, может, уличат
меня в политических разговорах с каким-нибудь из обви-
няемых. А между ими друзей моих довольно...
Теперь положим, что правительство и захочет пре-
кратить мою опалу, с ним я готов условливаться (буде
условия необходимы), но вам решительно говорю не от-
вечать и не ручаться за меня. Мое будущее поведение за-
висит от обстоятельств, от обхождения со мною прави-
тельства etc...
...Кажется, можно сказать царю: ваше величество, ес-
ли Пушкин не замешан, то нельзя ли наконец позволить
ему возвратиться'?»
В эти же дни он пишет письмо Плетневу:
«...не может ли Жуковский узнать, могу ли надеяться
на высочайшее снисхождение, я шесть лет нахожусь в
опале, а что ни говори — мне всего 26. Покойный импе-
490_______
Александр Пушкин
ратор в 1824 году сослал меня в деревню за две строчки
нерелигиозные — других художеств за собою не знаю,
Ужели молодой наш царь не позволит удалиться куда-ни-
будь, где бы потеплее? — если уж никак нельзя мне пока-
заться в Петербурге — а?
Прости, душа, скучно, мочи нет».
Прилагая усилия к тому, чтобы правительство сжали-
лось наконец над его собственной судьбой, Пушкин при
всем при том беспокоится об участи своих замешанных в
заговоре друзей. Он даже немного стыдится того, что с та-
ким рвением воюет за свою свободу и личное благо, когда
Пущин, Кюхельбекер и Раевский, вне всякого сомнения,
стонут в тяжких оковах. Вот его письмо Дельвигу, отправ-
ленное все в тех же 20-х числах января:
«Милый барон! вы обо мне беспокоитесь и напрасно.
Я человек мирный. Но я беспокоюсь — и дай Бог, чтобы
было понапрасну. Мне не сказывали, что А. Раевский под
арестом. Не сомневаюсь в его политической безвинности.
Но он болен ногами, и сырость казематов будет для него
смертельна. Узнай, где он, и успокой меня»1.
Ему же (начало февраля):
«С нетерпением ожидаю решения участи несчастных
и обнародование заговора. Твердо надеюсь на великодушие
молодого нашего царя. Не будем ни суеверны, ни односто-
ронни — как французские трагики; но взглянем на траге-
дию взглядом Шекспира. Прощай, душа моя».
Опять же Дельвигу — 20 февраля:
«...что Иван Пущин? Мне сказывали, что 20, т. е. сего-
дня, участь их должна решиться — сердце не на месте;
но крепко надеюсь на милость царскую. Меры правитель-
ства доказали его решимость и могущество. Большего 1
1 Речь идет о том самом «коварном» Александре Раевском, сыграв-
шем неодназначную роль в жизни Пушкина в период южной ссылки.
Александр (как и брат его) был вскоре отпущен на свободу. Многие
пушкинисты убеждены в его роковой роли также в финальной драме
поэта. (Прим, пер.)
________491
Анри Труайя
подтверждения, кажется, не нужно. Правительство мо-
жет пренебречь ожесточением некоторых обличенных...»1
Ответом на заклинания Пушкина, который более чем
когда-либо страдал от пребывания в изоляции и от ханд-
ры, стало письмо Плетнева от 27 февраля:
«Жуковский... просит прислать Бориса... ругая его, к
тебе комиссия (просьба. — С.Л.) состоит в том, чтобы
ты написал к нему письмо серьезное, в котором бы ска-
зал, что, оставляя при себе образ мыслей твоих, на кои
никто не имеет никакого права, не думаешь играть сло-
вами никогда, которые бы противоречили какому-нибудь
всеми принятому порядку. После этого письма он скоро
надеется с тобою свидеться в его квартире».
При этих словах Пушкин не мог не взбеситься. Про-
сить пощады значило бы отступиться от своих друзей. Но
и не воспользоваться представлявшимся случаем означало
бы обречь себя еще на годы и годы ссылки. Право, он бо-
лее не мог выносить одиночества. Он же сойдет с ума от
этой монотонной деревенской жизни.
И вот он пишет Жуковскому письмо, одетое, по его
собственному признанию, «в треуголку и лаковые туфли»:
«7 марта 1826 г.
Поручая себя ходатайству вашего дружества, вкратце
излагаю здесь историю моей опалы. В 1824 году явное не-
доброжелательство графа Воронцова принудило меня по-
дать в отставку, ^авно расстроенное здоровье и род
аневризма, требовавшего немедленного лечения, служили
мне достаточным предлогом. Покойному государю импе- 1
1 Друзья пытались спасти Пущина — на следующий день после
восстания к нему приехал товарищ по Лицею Горчаков, уговаривал бе-
жать за границу, даже привез паспорт. Пущин отказался, решив разде-
лить участь товарищей. Отказались от шансов на спасение и некоторые
другие декабристы, как то: ДИ. Завалишин, Н.В. Басаргин, МЛ. Фонви-
зин, имевшие возможность бежать из заключения; АЛ. Бестужев-Мар-
линский, добровольно явившийся во дворец и сдавшийся властям;
М.С. Лукин, находившийся в Варшаве, но также посчитавший бегство
за границу малодушием. (Прим, пер.)
492________
Александр Пушкин
ротору не угодно было принять оного в уважение. Его ве-
личество, исключив меня из службы, приказал сослать в
деревню за письмо, писанное года три тому назад, в ко-
тором находилось суждение об афеизме, суждение легко-
мысленное, достойное, конечно, всякого порицания.
Вступление на престол государя Николая Павловича
подает мне радостную надежду. Может быть, его величе-
ству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни
был мой образ мыслей, политический и религиозный, я
храню его про самого себя и не намерен безумно противо-
речить общепринятому порядку и необходимости.
Александр Пушкин».
Сочинение этого письма стоило Пушкину огромных
усилий: ведь переступал через свою гордость, через свои
представления о дружбе. Он почти корил себя за то, что
написал его. И корил себя еще больше, когда получил бо-
лее чем странный ответ Жуковского (12 апреля):
«Не сердись на меня, что я к тебе так долго не писал,
что так долго не отвечал на два последние письма твои.
Я болен и ленив писать. А дельного отвечать тебе нечего.
Что могу тебе сказать насчет твоего желания покинуть
деревню? В теперешних обстоятельствах нет никакой
возможности ничего сделать в твою пользу. Всего благо-
разумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напо-
минать о себе и писать, но писать для славы. Ацй прой-
ти несчастному этому времени. Я никак не умею изъяс-
нить, для чего ты написал ко мне последнее письмо свое.
Если оно только ко мне, то оно странно. Если ж для то-
го, чтобы его показать, то безрассудно. Ты ни в чем не за-
мешан — это правда. Но в бумагах каждого из действо-
вавших находятся стихи твои. Это худой способ подру-
житься с правительством. Ты знаешь, как я люблю твою
музу и как дорожу твоею благоприобретенною славою:
ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть
великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценно-
стию России. Но я ненавижу все, что ты написал возму-
тительного для порядка и нравственности. Наши отро-
_______493
Анри Труайя
ки (то есть все зреющее поколение), при плохом воспи-
тании, которое не дает им никакой подпоры для жизни,
познакомились с твоими буйными, одетыми прелестию
поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцели-
мый. Это должно заставить тебя трепетать. Талант
ничто. Главное: величие нравственное. — Извини эти
строки из катехизиса. Я люблю и тебя и твою музу и же-
лаю, чтобы Россия вас любила. Кончу началом: не просись
в Петербург. Еще не время. Пиши «Годунова» и подобное:
они отворят дверь свободы.
Я болен. Еду в Карлсбад; возвращусь не прежде как в по-
ловине сентября. Пришли к этому времени то, что сде-
лано будет твоим добрым Гением. То, что напроказит
твой злой Гений, оставь у себя: я ему не поклонник. Про-
сти. Обнимаю тебя».
Точно так же Дельвиг пытается урезонить Пушкина
(7 апреля):
«Живи, душа моя, надеждами дальними и высокими,
трудись для просвещенных внуков... Дождись коронации,
тогда можно будет просить царя, тогда можно от него
ждать для тебя новой жизни. &ай Бог только, чтоб она
полезна была для твоей поэзии. Прощай, обнимаю тебя».
В свою очередь, Плетнев в своем письме от 14 апреля
заявляет следующее:
«Мой совет и всех любящих тебя провести нынешнее
лето в деревне. К осени Жуковский возвратится. &рл важ-
ных сбавится... Тогда легче начать и Жуковскому».
К этому хору доброжелателей примешивается и голос
Вяземского:
«Сиди смирно, пиши, пиши стихи и отдавай в печать!
Только не трать чернил и времени на рукописное. Я наде-
юсь, что дело обойдется для тебя хорошо».
Письмо Вяземского, датированное 10 мая, запоздало —
11 мая Пушкин адресовал, при посредстве фон Адеркаса,
официальное заявление на высочайшее имя:
«Всемилостивейший государь!
В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного
494 ______
Александр Пушкин
императора легкомысленным суждением касательно
афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из
службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором
губернского начальства.
Ныне с надеждой на великодушие вашего император-
ского величества, с истинным раскаянием и с твердым
намерением не противоречить моими мнениями обще-
принятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою
и честным словом) решился я прибегнуть к вашему им-
ператорскому величеству со всеподданнейшею моею
просьбою.
Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род
аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в
чем представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь
всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в
Москву, или в Петербург, или в чужие края.
Есемилостивейший государь,
вашего императорского величества
верноподданный
Александр Пушкин».
На отдельном листе прилагалась следующая аттестация:
«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким
тайным обществам, под каким бы они именем ни суще-
ствовали, не принадлежать: свидетельствую при сем,
что я ни к какому тайному обществу таковому не при-
надлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.
10-го класса Александр Пушкин
11 мая».
Несколько дней спустя он пишет Вяземскому:
«Ты, который не на привязи, как можешь ты оста-
ваться в России? Если царь даст мне слобо ду1, то я
месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда
воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли,
англ/ийские/ журналы или парижские театры и борде-
ли — то мое глухое Михайловское наводит на меня тос- 1
1 Просторечное звучание.
Анри Труайя________
ку и бешенство. В 4-й песне «Онегина» я изобразил свою
жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою
улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно —
услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в
проклятую Русь не воротится — ай да умница».
В ночь на 13 июля Пушкину приснился сон, будто у не-
го изо рта выпали пять зубов. Узнав об ужасной судьбе
своих друзей, поэт испытал приступ гнева и стыда. В его
дневнике появилась короткая шифрованная запись, кото-
рая читается так: «Услышал о смерти Рылеева, Пестеля,
Муравьева, Каховсксго, Бестужева 24 июля 1826 года».
Мысли о казненных не покидают Пушкина. Он писал
тогда в Михайловском Пятую песнь «Евгения Онегина» —
и на рукописи появляются рисунки виселицы, на которой
болтаются пять длинных и тощих тел. И надпись: «И я бы
мог...»1
И наконец, из-под его пера выходит стихотворение
«Пророк», заканчивающееся разившими наповал, точно
молния, стихами:
Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись
И с вервьем вкруг смиренной выи
К царю-душителю [по другому чтению — к убийце
гнусному] явись!»1 2
Призраки друзей преследуют его, не дают ему покоя ни
днем, ни ночью. Он борется с ними, чтобы жить — не-
1 Точнее сказать, «И я бы мог как шут ви/сеть/» — каковы бы ни
были многочисленные интерпретации образа шута в пушкинистике,
ясно одно: речь идет о возникновении стихотворного замысла о воз-
можности разделить судьбу декабристов в случае иного поворота собы-
тий. К этому Пушкин еще раз вернется в годовщину казни декабри-
стов — на листе рядом со стихотворением «Любимец моды легкокры-
лой» (послание Кипренскому) поэт еще раз записал начало строки «И
я бы мог...» — См.: Летопись жизни и творчества Александра Пушкина.
В четырех томах. Т. 2. М., 1999. С. 201, 284. (Прим, пер.)
2 Принадлежность этих строк Пушкину многими специалистами
оспаривается. (Прим, пер.)
496________
Александр Пушкин
смотря на несправедливости, жестокости и глупости мира
сего. Он борется с ними всем своим наивным оптимиз-
мом, всем своим желанием смеяться, любить, да — как же
без этого? — петь и пить... Свидетельством его смятенного
состояния служит письмо к Вяземскому от 14 августа
1826 года:
«Еще таки я все надеюсь на коронацию: повешенные
повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей
ужасна. Из моих записок сохранил я только несколько
листов и перешлю их тебе, только для тебя. Прощай,
душа».
И чуть ниже:
«Ты находишь письмо мое (к императору Николаю I)
холодным и сухим. Иначе и быть невозможно. Благо на-
писано. Теперь у меня перо не повернулось бы».
Еще не успел остыть прах казненных декабристов, а из
Петербурга в Новоржев уже выехал секретный агент при
начальнике херсонских военных поселений графе И.О. Вит-
те помещик А.К. Бошняк с целью произвести «возможно
тайное и обстоятельное исследование поведения известно-
го стихотворца Пушкина», с правом арестовать его, если
тот окажется действительно виновным в поступках, кло-
нящихся к возбуждению и вольности крестьян. Что же на-
копал Бошняк за неполную неделю — с 19 по 24 июля?
Прилагаем отрывки из его отчета. Так, от хозяина ново-
ржевской гостиницы, коему он представился странствую-
щим ботаником, узнает он (за солидную плату) такие вот
«ботанические» сведения — «1-ое. Что на ярмонке Свято-
горского Успенского монастыря Пушкин был в рубашке,
подпоясан розовою лентою, в соломенной широкополой
шляпе и с железною тростью в руке.
2-ое. Что, во всяком случае, он скромен и осторожен, о
правительстве не говорит, и вообще никаких слухов об
нем по народу не ходит.
3-ие. Что отнюдь не слышно, чтобы он'сочинял или пел
какие-либо возмутительные песни, а еще менее — возбуж-
дал крестьян».
_______497
Анри Труайя
Из дальнейших изысканий выяснилось, «что Пушкин
ведет себя весьма скромно и говаривал не раз: «Я пишу
всякие пустяки, что в голову придет, а в дело ни в какое не
мешаюсь. Пусть кто виноват, тот и пропадает; я же сам
никогда на галерах не буду».
А также — «Что иногда ездит верхом и, достигнув цели
своего путешествия, приказывает человеку своему отпус-
тить лошадь одну, говоря, что всякое животное имеет пра-
во на свободу».
«24-го, в субботу, — рапортует Бошняк, — рано поутру,
отправился я в Святогорский Успенский монастырь к игу-
мену Ионе и, обратя внимание его щедротами на пользу
монастырскую, провел я у него целое утро [в молитве, ос-
матривании строений и разговорах]. От него о Пушкине я
узнал следующее:
1-ое. Пушкин иногда приходит в гости к игумену Ионе,
пьет с ним наливку и занимается разговорами.
2-ое. Кроме Святогорского монастыря и госпожи Оси-
повой, своей родственницы, он нигде не бывает, но иногда
ездит и в Псков.
3-ие. Обыкновенно ходит он в сюртуке, но на ярмонках
монастырских иногда показывался в русской рубашке и в
соломенной шляпе.
4-ое. Никаких песен он не поет и никакой песни им в
народ не выпущено.
5-ое. На вопрос мой — «не возмущает ли Пушкин кре-
стьян», игумен Иона отвечал: «он ни во что не мешается и
живет, как красная девка».
Ну, это игумен Иона несколько утрировал, отождеств-
ляя Пушкина с красной девицею.
...Такого не было, чтобы Пушкиным могли овладеть од-
на-единственная идея, одно-единственное занятие, одно-
единственное лицо. Надо вовсе не знать поэта, чтобы пове-
рить, что он мог погрузиться исключительно в политиче-
ские размышления, поэтические изыскания или любовные
похождения. Все в нем дополняет друг друга и отвечает од-
но другому. Он оплакивает своих друзей — и ласкается к
498_______
Александр Пушкин
юным девам. Проклинает царя — и спит с хорошенькими
пейзаночками. Пишет стихи — и холит свои длинные ног-
ти. Стоит только явиться чему-то, что растормошит и раз-
задорит его — и он явит всю свою многогранность и раз-
ноликость. Всяческие опасности, всяческие наслаждения
тянут его вправо, влево, и единство свое он обретает не
иначе как в своей рабочей комнате, за бумагами и книгами.
* * *
Зима и весна 1826 года были трудным для поэта време-
нем. С одной стороны, он рвался в Петербург, с другой —
содрогался от мысли, что найдет этот город опустошен-
ным. Ведь столько друзей поглощено пучиною 14 декабря!
Чтобы отвлечься от скорбных мыслей, Пушкин отводит
душу любезными похождениями в «птичнике» с названи-
ем Тригорское. Мамаша Осипова, ее дражайшие дочери и
кузины — все в дело годилось.
Как мы помним, 1825 год был освящен великою стра-
стью поэта к Анне Керн.
А год двадцать шестой явился годом демонических экс-
периментов над душою и телом нежнейшей Аннетты
Вульф. Поэт разгонял тоску, играя в кошки-мышки с этой
милой и легкой добычей. Обожаемый, боготворимый
юной девушкой, он забавляется тем, что обучает ее нерви-
рующим ласкам, выводит из равновесия и доводит до бе-
зумства, отталкивает и вновь притягивает к себе — в зави-
симости от того, чего захотит его фантазия. Вот что писал
он в своем стихотворении 1826 года «Сцена из «Фауста»:
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем...
Следя с близкого расстояния за игрою Пушкина с ее
дочерью Аннеттой, которая в этой игре выступала в роли
покорного агнца, мадам Осипова опасалась худшего. И не
_______499
Анри Труайя
знала о том, что «худшего»-то можно было уже не опа-
саться.
В феврале 1826 года Прасковья Осипова, Аннетта, Нет-
ти и Пушкин отправились на несколько дней во Псков1.
В Пскове Пушкин нашел Аннетту гораздо более милой,
нежели в Тригорском, — большей радости для бедняжки
нельзя было и вообразить. Как писал сам Пушкин, они с
Аннеттой вполне примирились во Пскове — такое «при-
мирение» было не во вкусе госпожи Осиповой. По мне-
нию дочери, мамаша ревновала ее к поэту. Не исключено,
что так оно на самом деле и было. Но, по-видимому, она
также понимала необходимость удалить Аннетту подаль-
ше от пушкинских глаз, чтобы избежать катастрофы, и
она вместе с дочерью и Нетти спешно выезжают в свое
имение Малинники, что в Тверской губернии1 2. Несколько
дней спустя уставший и присмиревший Пушкин возвра-
щается в Михайловское. Обуреваемая страстью, Аннетта
Вульф шлет Пушкину из Малинников письмо за письмом
на французском; письма нескончаемые, безумные. Она ут-
верждает, что все дело — в зависти ее матери. Вспоминает
успехи других женщин у Пушкина — Анны Керн, Нетти
Вульф, Александрины... Заявляет, что более не верит в лю-
бовь Пушкина; пытается, хотя и весьма неловко, пробу-
дить у него подозрения... Письма грудятся на столе поэта.
Дочитывал ли он их когда-нибудь до конца?
Позвольте на сей счет посомневаться-
(Начало марта 1826 г.) «..Знаете ли вы, что я плачу
над письмом к вам? это компрометирует меня, я чувст-
вую; но это сильнее меня; я не могу с собой справиться.
1 Отъезд Пушкина с семьей мадам Осиповой 9 февраля во Псков
объясняется, по-видимому, тем, что с 10-го числа там устраивалась
двухнедельная ярмарка. 12-го Прасковья Осипова с барышнями уезжа-
ет в Малинники, а Пушкин возвращается в Михайловское между 15 и
18 февраля // Летопись... Т. 2. М., 1999. С. 123, 124, 457—458. (Прим,
пер.)
2 Усадьба не сохранилась; на ее месте — памятный знак. (Прим,
пер.)
500________
Александр Пушкин
Почти окончательно решено, что я остаюсь здесь; моя
милая маменька устроила это, не спросив меня; она го-
ворит, что очень непоследовательно с моей стороны не
желать оставаться здесь теперь, между тем как зимой я
хотела уехать даже одна! Видите, всему виною вы са-
ми; — не знаю, проклинать ли мне или благословлять
провидение за то, что оно послало вас [на моем пути] в
Тригорское? — Если вы еще станете сердиться на меня
за то, что я осталась здесь, вы будете после этого чудо-
вищем, — слышите ли, сударь? Я сделаю все от меня за-
висящее, чтобы не оставаться тут, даю вам слово, но ес-
ли это не удастся, поверьте, что вина будет не моя. Не
думайте, однако, что это происходит, быть может, от
того, что здесь возле меня никого нет, — далеко не так:
я встретила [здесь] прелестного кузена, который стра-
стно любит меня и не хотел бы ничего другого, как дока-
зать это на ваш манер, — если бы я пожелала. — Он не
улан, как вы, может быть, предполагаете, а гвардейский
офицер, прелестный молодой человек, который не изл1е-
няет мне ни с кем, — слышите ли? Ему нестерпима
мысль, что я столько времени провела вместе с вами,
таким великим распутником. Но, увы! я ничего не чувст-
вую при его приближении — его присутствие не вызыва-
ет во мне никакого волнения. — Я все ещё надеюсь полу-
чить от вас письмо. Каким наслаждением это для меня
было бы!..»
(8 марта.) «Уже прошло порядочно времени с тех пор,
как я написала вам это письмо: я все не могла решиться
его вам отправить. Боже! решено, что я остаюсь здесь.
Вчера у меня была очень бурная сцена с маменькой из-за
моего отъезда, она заявила в присутствии всех родных,
что безусловно оставляет меня здесь, что я обязана ос-
таться и что она не может взять меня с собой, потому
что npiu отъезде она все устроила в расчете на то, что я
здесь останусь. Если бы вы знали, как мне грустно. — Я в
самом деле думаю, как и Анета Керн, что она хочет одна
завладеть вами и оставляет меня здесь из ревности. —
_______501
Анри Труайя______
Но все же я надеюсь, что это протянется только до ле-
та, тетушка поедет тогда в Псков, мы вернемся вместе
с Нетти. Однако сколько перемен может произойти до
тех пор, — может быть, вас простят [я знаю, что то-
гда], может быть, Нетти сделает вас другим? — Будет
неосмотрительно с моей стороны возвращаться вместе
с ней, но я все же рискну и надеюсь, что у меня окажется
достаточно самолюбия, чтобы не сожалеть о вас. Анета
Керн также должна приехать сюда; однако между нами
не будет соперничества; по-видимому, каждая довольна
своей долей. Это делает вам честь и доказывает наше
тщеславие и легковерие. Бвпраксия пишет мне, что вы ей
сказали, будто развлекались в Пскове — и это после ме-
ня? — что вы тогда за человек, и какая же я дура! У вас
ли тросточка Ильи Ивановича? Когда я вернусь, я ее у вас
потребую. — Боже! если бы пришло письмо от вас, как я
была бы довольна; не обманывайте меня во имя неба,
скажите, что вы совсем меня не любите, тогда, может
быть, я буду спокойнее. Я негодую на маменьку, — что за
женщина, право! Впрочем, во всем этом есть отчасти и
ваша вина».
«Если вы получили мое письмо, во имя неба уничтожь-
те его! Мне стыдно своего безумия, я никогда не посмею
поднять на вас глаза, если опять увижусь с вами. Мамень-
ка завтра уезжает, а я остаюсь здесь до лета; по крайней
мере так я надеюсь. Если вы не боитесь компрометиро-
вать меня перед моей сестрой (что вы делаете, судя по
ее письму), то заклинаю вас не делать этого перед ма-
менькой. Сегодня она подтрунивала надо мной в связи с
нашим расставаньем в Пскове, которое она находит
весьма нежным; <«Они, говорит она, думали, что я ниче-
го не замечаю»>, как вам это нравится? — вам нужно
казаться тем, что вы есть на самом деле, чтобы разубе-
дить ее и доказать, что вы даже не замечаете моего от-
сутствия. Какое колдовское очарование увлекло меня?
Как вы умеете притворяться в чувствах! Я согласна с ку-
502_______
Александр Пушкин
зинами, что вы очень опасный человек, но я постараюсь
образумиться», (Середина марта 1826 г.)
«Боже! Какое волнение я испытала, читая ваше пись-
мо... Я была довольна вашим письмом, если бы не помни-
ла, что вы писали такие же, и даже еще более нежные, в
моем присутствии к Кнете Керн, а также к Нетти. Я не
ревнива, поверьте; будь иначе, несомненно моя гордость
скоро восторжествовала бы над чувством, и все же не
могу удержаться, чтобы не сказать вам, как обижает ме-
ня ваше поведение...
...Пока прощайте [Если вы чувствуете то же, что
я, — я буду довольна]. Боже, могла ли я думать, что на-
пишу когда-нибудь такую фразу мужчине? Нет, вычерки-
ваю ее!..» (20 апреля 1826; оригиналы везде по-француз-
ски.)
Бедняжке Аннетте более не суждено было свидеться с
Пушкиным в Тригорском Да оно и было к лучшему. Что
бы сказала она, как повела бы себя, узнав о последних «ры-
царских подвигах» своего возлюбленного? Пока она стро-
чила Пушкину страстные послания, их адресат утешался в
ее отсутствие тем, что регулярно делил ложе с дворовой
девушкой — гладкой и румяной Ольгой Калашниковой.
Ольга принадлежала к кружку крепостных рукодельниц,
трудившихся под началом Арины Родионовны. Пушкин
положил на нее глаз еще в январе 1825-го. После пример-
но года тихой и комфортной связи поэт обнаружил, что у
его метрессы стал расти живот. Таковая щекотливая си-
туация вогнала Пушкина в краску. В конце апреля — нача-
ле мая 1826 года Сергей Львович Пушкин переводит отца
Ольги — М.И. Калашникова в Болдино в качестве управ-
ляющего. Между тем силуэт Ольги округлялся все более;
другие крепостные девушки шушукались и показывали на
будущую мамашу пальцем; хмурила брови Арина Родио-
новна, исподтишка ворча на своего хозяина, который вел
себя как последний шалопай: что скажет старик-отец, что
скажет старуха-мать, когда откроется, что их дочь обесче-
щена молодым хозяином Михайловского? Как уберечь
_______503
Анри Труайя
Ольгу? Как избежать скандала? И как поступить с ребен-
ком, который родится от этой связи? В начале мая 1826 го-
да Пушкин пишет Вяземскому.
«Милый мой Вяземский, ты молчишь, и я молчу; и хо-
рошо делаем — потолкуем когда-нибудь на досуге. Пока-
мест дело не о том. Письмо это тебе вручит очень ми-
лая и добрая девушка, которую один из твоих друзей
неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеко-
любие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег,
сколько ей понадобится, а потом отправь в Болдино (в
мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты
видишь, что тут есть о чем написать целое послание во
вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о
наших человеколюбивых подвигах.
При сем с отеческою нежностью прошу тебя позабо-
титься о будущем малютке, если то будет мальчик.
Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется, а
нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь дерев-
ню — хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно ей-
Богу... но тут уж не до совести».
И несколько дней спустя:
«Видел ли ты мою Эду? Вручила ли она тебе мое
письмо? Не правда ли, что она очень мила?»
А вот что отвечал на это Вяземский:
«10 лшя 1826 г.
Сейчас получил я твое письмо, но живой чреватой гра-
моты твоей не видал, а доставлено мне оно твоим чело-
веком. Твоя грамота едет завтра с отцом своим и семей-
ством в Болдино, куда назначен он твоим отцом управ-
ляющим. Какой же способ остановить дочь здесь и для
какой пользы? Без ведома отца ее сделать этого нельзя,
а с ведома его лучше же ей быть при семействе своем.
Мой совет: написать тебе полу-любовное, полу-раская-
тельное, полу-помещичье письлю блудному твоему тес-
тю, во всем ему признаться, поручить ему судьбу дочери
и грядущего творения, но поручить на его ответствен-
ность, напомнив, что некогда, волею Божиею, ты будешь
504_______
Александр Пушкин
его барином и тогда сочтешься с ним в хорошем или ху-
дом исполнении твоего поручения, Другого средства не
вижу, как уладить это по совести, благоразумию и к об-
щей выгоде».
Пушкин последовал советам Вяземского. Отец Ольги
Калашниковой быстро осознал, какие выгоды принесет
ему «позор» дочери. Отныне, как бы он себя ни вел, Пуш-
кин не посмеет сместить его с должности! Ольга произвела
на свет сына, а несколько лет спустя вышла замуж, и не за
какого-нибудь мужика, а за мелкого, но чиновника1, вла-
девшего каким ни есть имением да 30 крепостными ду-
шами. Сказать короче, Ольга вышла «в дамки». Однако
вскоре супруг ее разорился; имение с крепостными оказа-
лось в закладе.
В начале 1833 года Ольга написала Пушкину, прося у
него две тысячи рублей, чтобы выкупить пятнадцать зало-
женных своих крестьян. Если крестьяне будут проданы с
аукциона, то «совершенно буду без куска хлеба», писала
она. Пушкин ответил, но денег, по-видимому, не послал.
21 февраля Ольга написала Пушкину новое письмо (писал
писарь под диктовку Ольги):
«Покорнейше прошу извинить меня, что я вас беспо-
коила насчет денег для выкупки моего мужа крестьян, то
оные не стоят, чтобы их выкупить, это я сделала удо-
вольствие для моего мужа, и стараюсь все к пользе на-
шей, но он не чувствует моих благодеяний, каких я ему
ни делаю, потому что он самый беспечный человек, на
которого я не надеюсь, и нет надежды иметь куска хле-
ба, потому что какие только могут быть пасквильные
дела, то все оные есть у моего мужа, первое — пьяница и
самый развратной жизни человек; у меня вся надежда на
вас, милостивый государь, что вы не оставите меня сво-
ею милостью в бедном положении и в горестной жизни».
...Ну, а что ребенок — сын Пушкина? Petit moujik sans 1
1 Титулярного советника Павла Ключарева, служившего дворян-
ским заседателем в лукояновском суде. (Прим, пер.)
________505
Анри Труайя________
doute, только что со смуглым лицом и пухлыми губами.
Кое-кто утверждал, что он был среди живых еще в конце
XIX столетия1.
«Конечно, не Бог весть что, но и не разбитое корыто»1 2.
* * *
Пока бумаги с ходатайствами о возвращении Пушкина
из опалы переползали из кабинета в кабинет с черепашьей
скоростью, на столе Николая I росли монбланы бумаг, гро-
зившие поставить под удар будущее поэта. Его либераль-
ные стихи были знакомы каждому из инсургентов 14 де-
кабря. И его имя снова и снова стучало в августейшие уши.
Александр Бестужев:
«Свободный образ мыслей заимствовал из книг наибо-
лее <..> Что же касается до рукописных русских сочине-
ний, они слишком маловажны и ничтожны для произведе-
ния какого-либо впечатления. Мне же не случились читать
из них ничего, кроме: «О необходимости законов» (покой-
ного Фонвизина), двух писем Михаила Орлова к Бутурлину
и некоторых блесток А. Пушкина — стихами...»
Мичман Василий Дивов:
«Свободный образ мыслей получил <J> частию от со-
чинений рукописных; оные были свободные стихотворе-
ния Пушкина и Рылеева и прочих неизвестных мне сочи-
1 В действительности все оказалось гораздо прискорбнее. Сын Оль-
ги Павел, родившийся в Болдине 1 июля 1826 г., в метрической книге
записанный как сын крестьянина Якова Иванова, служившего причет-
ником, умер 15 сентября того же года (см.: Летопись... Т. 2. М., 1999.
С. 155, 175). Событие это явилось для Пушкина тяжелым ударом; вся-
кий раз потом, оказываясь в Болдине, он посещал могилу сына. Видя,
что барин тяжело переживает свой грех, Ольга обращается к нему с
просьбой дать ей вольную, которая и позволила ей выйти замуж за че-
ловека много выше себя по социальному статусу. Когда семья распа-
лась, Ольга Ключарева,’ сохранив дворянство, сама приобрела несколь-
ких крепостных.
2 Аринштейн А. Пушкин: непричесанная биография. М., 1993.
С. 87. (Прим, пер.)
506________
Александр Пушкин
кителей, кроме одних стихов князя Вяземского на вель-
мож...»
М.П. Бестужев-Рюмин:
«Первые либеральные мысли почерпнул в трагедиях
Вольтера... Между тем везде слыхал стихи Пушкина, с вос-
торгом читанные. Это все более и более укрепляло во мне
либеральные мнения».
Показания И.Н. Горсткина о том, как в Петербурге, у
князя Ильи Долгорукова «Пушкин читывал свои стихи,
все восхищались остротой».
Барон Штейнгель отвечает перед допросом приблизи-
тельно в том же духе, как прежде Александр Бестужев:
ставит стихи Пушкина в ряд печатных и рукописных тру-
дов, повлиявших «к развитию либеральных понятий»; но
притом замечает, что те сочинения «вообще читал из лю-
бопытства и решительно могу сказать, что они не произве-
ли надо мною много действия, кроме минутной забавы:
подобные мелочи игривого ума мне не по сердцу, но я ув-
лекался более теми сочинениями, в которых представля-
лись ясно и имелись истины, неведение коих было многих
зол человечества причиной».
13 января 1826 года Павел Болотов сообщал отцу, уче-
ному и публицисту Андрею Болотову: «В числе сих возму-
тителей видим имена известного Рылеева, Бестужевых,
Кюхельбекера как модных стихотворцев, которые все ды-
шали безбожною философиею согласно с модным их ора-
кулом Пушкиным, которого стихотворения столь многие
твердят наизусть и, так сказать, почти бредят ими».
Пушкин! Пушкин! Опять Пушкин! Создавалось впечат-
ление, что бесстыдные стихи нужны были декабристам
как хлеб! Да, за этим опасным острословом нужен глаз да
глаз! В июне 1826 года тайный агент И. Локателли докла-
дывает:
«Все чрезвычайно удивлены, что знаменитый Пушкин,
который всегда был известен своим образом мыслей, не
привлечен к делу заговорщиков». (Оригинал по-французски.)
В конце июля в руки московской полиции попало сти-
_______507
Анри Труайя
хотворение с названием «На 14 декабря», состоявшее, как
казалось, сплошь из оскорблений в адрес царя и нового
шефа жандармов — Бенкендорфа. Стихи — пушкинские.
Двух мнений быть не могло. Вот так так — тот самый
Пушкин, который хлопочет о том, чтобы с него сняли опа-
лу, осмеливается заявлять:
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! О позор!
Николаю I и его пособникам не было ведомо, что стихи
эти — запрещенный цензурой фрагмент «Андрея Шенье»,
и речь в нем шла не о недавнем мятеже в России, но о дав-
них событиях французской революции. Заглавия, изменен-
ного остроумным переписчиком, оказалось достаточно,
чтобы император и новоиспеченный шеф жандармов при-
няли на свой счет осуждения в адрес Робеспьера и его кро-
вавой клики. Бенкендорф отдал приказ разыскать всех об-
ладателей списков этих стихов. Разыскали двоих бедолаг.
Их допрашивали, им угрожали... Бенкендорф заявил своим
близким: это, мол, столь отвратительные стихи, что вам
следовало бы донести на собственного сына, если тот по-
зволит себе их списать!1
Представления о литературе у Николая I были такими
же, как у какой-нибудь провинциальной старой девы. Та-
лант Пушкина был для него ровным счетом пустым зву-
ком. Но реноме поэта казалось ему тем более пагубным,
что все враги самодержавия восхваляли его без всякой меры.
Он изъявил желание увидеть этого человека, лично расспро-
сить его, узнать из первых уст о сущности его политиче-
ских идей — и погубить либо спасти его, смотря по отве-
там, которые услышит. Что ж! В его руках были ходатайст- 1
1 Насчет стихов «На 14 декабря» у Пушкина было стопроцентное
алиби — ведь крамольный отрывок, не пропущенный цензурой, остал-
ся в ее архивах. Подробнее о «деле об Андрэ Шенье» см.: «Жизнь Пуш-
кина...» (Переписка, воспоминания, дневники. Т. 2. М., 1987. С. 17—25).
(Прим. пер.)
508________
Александр Пушкин
ва о снятии опалы и, с другой стороны, дело о крамольных
стихах. Зачем же медлить?
28 августа в Москве генерал А.Н. Потапов (возможно,
под диктовку Дибича) записывает следующую резолюцию
государя:
«Высочайше повелено Пушкина призвать сюда (в Мо-
скву, где Николай I находился в связи с коронационными
торжествами. — Прим. А. Труайя). Для сопровождения его
командировать фельдъегеря. Пушкину позволяется ехать в
своем экипаже свободно, не в виде арестанта. Пушкину
прибыть прямо ко мне. Писать о сем псковскому граж-
данскому губернатору».
И вот в ночь с 3 на 4 сентября из Пскова в Михайлов-
ское прибыл нарочный. Пушкин грелся у печки, подбрасы-
вая в огонь полешко за полешком. Встревоженный приез-
дом нарочного, он быстро оделся и, схватив лежавшие на
столе бумаги, бросил в огонь. Бумаги, которые надлежало
уничтожить в опасной ситуации, у него всегда были под
рукой. Да, конечно, его возьмут под стражу за какое-ни-
будь вольное стихотворение или по чьему-нибудь абсурд-
ному доносу. Его предадут суду. Сошлют в Сибирь. И вот
уже Арина Родионовна, увидев в коридоре грозные эполе-
ты, воздела руки к небу и заплакала навзрыд.
Пушкин утешал ее:
— Не плачь, мама, сыты будем; царь хоть куда ни по-
шлет, а все хлеба даст.
Нарочный между тем торопил, позвякивая шпорами.
Пушкин послал садовника Архипа за своими пистолетами,
которые забыл в Тригорском. На возражения нарочного,
что ему очень опасны пушкинские пистолеты, поэт катего-
рически отвечает, что никуда без них не двинется: мол, это
его единственное развлечение.
...Пушкин застегнул длинный редингот, обнял Арину
Родионовну, которая не переставала благословлять его кре-
стными знамениями, попрощался с заспанной дворней и
уехал из дому, сопровождаемый красавцем офицером. Он
_______509
Анри Труайя
чувствовал, что пропал, — и вместе с тем ощутил некое
странное очищение, которое принес ему этот новый пово-
рот судьбы. Ему предстоит принять страдание, как его
приняли другие, и за то же дело, за что пострадали другие.
Что ж! Пусть будет так. Впрочем, во Пскове губернатор
фон Адеркас и фельдъегерь разъяснили ему, что никто его
ни в чем не винит — просто император изъявил желание
увидеть поэта и поговорить с ним лично. Так что это не-
жданное и внезапное приглашение следует считать прояв-
лением монаршей благосклонности, а вовсе не признаком
подозрения. 4 сентября Пушкин посылает из Пскова
письмо Прасковье Осиповой (оригинал, по-французски):
«Полагаю, сударыня, что мой внезапный отъезд с
фельдъегерем удивил вас столько же, сколько и меня. \ело
в том, что без фельдъегеря у нас, грешных, ничего не де-
лается; мне также дали его для большей безопасности.
Впрочем, судя по весьма любезному письму барона ^би-
ча, — мне остается только гордиться этим. Я еду прямо
в Москву, где рассчитываю быть 8-го числа текущего ме-
сяца; лишь только буду свободен, тотчас же поспешу вер-
нуться в Тригорское, к которому отныне навсегда привя-
зано мое сердце».
Вечером 4 сентября Пушкин с фельдъегерем Валыпем
покинули Псков и что было мочи понеслись в Первопре-
стольную. Пушкин вновь воспрянул духом — шутил со
своим попутчиком, читал ему стихи. Возница нещадно
орудовал кнутом; на почтовых станциях свежие лошади
возникали как по мановению волшебной палочки, так что
даже не было нужды их требовать. Когда экипаж проно-
сился через городишки и деревеньки, из-под колес с шу-
мом выпархивали куры, с визгом разбегались хрюшки.
Стоявшие на обочине детишки махали путникам черны-
ми, как сама земля, ручонками. Чтобы покрыть около 740
верст до Москвы, где ждала встреча с императором и са-
модержцем всея Руси, не потребовалось и четырех суток.
Часть VI
Глава 1
НИКОЛАЙ I И Пушкин
«Р1мператор на полголовы выше обыкновенного че-
ловеческого роста, — пишет маркиз Астольф де Кюс-
тин, побывавший в николаевской России через два года
после смерти Пушкина, — Его фигура благородна, хотя
и несколько тяжеловата. Он усвоил себе с молодости
русскую привычку стягиваться выше поясницы корсе-
том, чтобы оттянуть желудок к груди... Это доброволь-
ное извращение фигуры, стесняя свободу движений,
уменьшает изящество внешнего облика и придает ему
какую-то деревянную тяжеловесность... У императора
Николая греческий профиль, высокий, но несколько
вдавленный лоб, прямой и правильной формы нос, очень
красивый рот, благородное овальное, несколько про-
долговатое лицо, военный и скорее немецкий, чем сла-
вянский, вид. Его походка, его манера держать себя не-
принужденно внушительны. Он всегда уверен, что при-
влекает к себе общие взоры, и никогда ни на минуту
не забывает, что на него все смотрят... Ему слишком
часто повторяли, что он красив и что он с успехом мо-
жет являть себя как друзьям, так и недругам России».
А вот что замечает Лакруа в своих «Тайнах России»:
«Это — самая автократическая физиономия, какую
я только мог видеть, это — деспотизм, воплощенный в
_______511
Анри Труайя
человеке, самая безупречная персонификация абсолютной
власти... В персоне этого владыки бросается в глаза нечто
вычурное, нечто чопорное, нечто фальшивое, обряженное в
одежды официального педантизма. Бросается в глаза, что
он всегда позирует, что он собою любуется... Постоянное
пребывание в униформе лишило гибкости его движения и
наложило своеобразный отпечаток на все его жесты. Мож-
но смело сказать, что он всегда под ружьем и не снимает
доспехов».
И впрямь, Николай I любил только парады и матема-
тику. Говаривал: «Мы, военные...» и «Мы, инженеры...» Все-
гда будучи при мундире, он желал, чтобы и каждый рус-
ский был облачен в наряд, соответствующий его служению
и рангу. Его страсть к точности, симметрии и иерархиза-
ции напоминали аналогичные чувства, присущие его пред-
шественнику Александру I. Как и Александр, он считал
обязательным подчинять администрацию, юстицию, на-
родное просвещение и отношения между частными лица-
ми военной дисциплине. И, как Александр, он мечтал о
том, чтобы свести всю моральную и материальную жизнь
страны к беспроигрышной шахматной игре. Как и покой-
ный царь, он был слепым ревнителем казарменного уклада
и автократии, доведенной до крайней степени. Но у Алек-
сандра эта любовь к порядку происходила из некоего
странного, болезненного и мистического комплекса; у Ни-
колая же это было попросту маниакальной страстью. Ни-
колай I чуждался мистики, боялся ее. Мистика была что
зыбкая почва под монаршей стопой. Попытка оправдания
деяний самодержца Божественною волей грозила проти-
воречиями самому себе. Господь не имеет ничего общего с
искусством ведения войн, разработкой законопроектов
или прокладкой путей сообщения; дело царя — строить
дороги, творить законы, выигрывать войны и надежно дер-
жаться на престоле. Мятеж 14 декабря да несколько спо-
радических бунтов в деревне и воинских частях на какое-
то мгновение создали угрозу прочности монархии. Нико-
лай I принял меры по укреплению казарменного положе-
ния в войсках и усилению полицейской слежки по стране
512_______
Александр Пушкин
в целом — вся Россия превратилась в один громадный
съезжий дом, охраняемый тайными агентами. Возглавив-
ший Третье отделение (ведавшее тайной полицией, надзи-
равшее за сектами, иностранцами, перепиской) Бенкен-
дорф недвусмысленно заявлял, что лучший источник сведе-
ний для тайной полиции — перлюстрация переписки: для
этого достаточно иметь по разным городам преданных и
ревностных почт-директоров. Но не следует этим ограни-
чиваться — требуется еще множество доносчиков. Вот
только как вычислить тех, на кого можно рассчитывать?
Как мечтал государь, благодаря подобным мерам Рос-
сия стяжает славу и могущество. Дисциплина, православие,
уважение к традициям и любовь к «богоизбранному» ца-
рю — такова программа, предлагаемая императором сво-
ему народу. Никакой более разноголосицы в едином хоре
нации! Никаких более либеральных инициатив! И ника-
ких более высоких частных судеб. Все подданные — камни
пирамиды, на вершину которой вознесен монарх.
Несмотря на все свои великодержавные амбиции, Ни-
колай I всего лишь человек. Здравый и честный, сознатель-
ный и ограниченный. Ему по душе строгая мораль, работа
в точно установленные часы, гигиенические прогулки и ве-
чера в семейном кругу. Он из кожи лезет вон, чтобы ка-
заться образцовым главою семейства. Он боготворит свою
супругу. Ну, а если и случается, что изменяет ей1 — так это 1
1 «Николай был чрезвычайно женолюбив.. Не удовлетворяясь офи-
циальной, общепризнанной фавориткой ВЛ. Нелидовой, даже жившей
во дворце, Николай дарил сугубым вниманием не только всех фрейлин
и иных придворных дам и девиц, но очень часто оказывался весьма
благосклонен и к случайным встречным из среднего сословия. Наблю-
дательный соотечественник Кюстина, живший в России, утверждает,
что, если царь «отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он го-
ворит одно слово дежурному адъютанту... Предупреждают супруга, ес-
ли она замужем, родителей, если она девушка, о чести, которая им вы-
пала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъ-
явлением почтительнейшей признательности. Равным образом нет еще
примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибы-
ли из своего бесчестья». (Цит. по: Маркиз А. де Кюстин. Николаевская
Россия. М., 1990. С. 326.)
________513
Анри Труайя
с соблюдением всех оглядок и предосторожностей, подо-
бающих императорской супруге. Пунктуальный и прак-
тичный по своему темпераменту, он предпочитает такие
книги, которые не заставляют ломать голову над предмета-
ми метафизического или философского характера. Люби-
мый писатель его — Поль де Кок. С ним спокойно. Зло
всегда наказано, добродетель всегда вознаграждена. И к
тому же масса забавных эпизодов, развлекающих читателя
между каждыми двумя сентиментальными пассажами
высшей пробы. Лирических стихов Пушкина Николай не
читал никогда. А если и читал, то тут же забывал. В его гла-
зах Пушкин — это, с одной стороны, автор настойчивых
ходатайств о возвращении из опалы, с другой — сочини-
тель подстрекательского стихотворения «На 14 декабря».
Таков был самодержец, с которым Пушкину предстоя-
ло встретиться с часу на час и от которого зависела его
судьба. Непроницаемый, ледяной и отдаленный колосс.
Тамбур-мажор без малейших понятий о литературе, зато с
немеренными политическими амбициями. Что общего ме-
жду ним и Пушкиным? И как смогут они понять друг
Друга?
8 сентября Пушкин с фельдъегерем прибыли в Перво-
престольную, и поэта сразу же направили в Чудов дворец1,
где временно находилась резиденция Николая. Пушкину
хотелось привести себя в порядок, почистить одежду —
нельзя же представать перед властелином и судией прямо
как есть, с дороги! Но фельдъегерь настаивал: «Прямо во
дворец, для аудиенции!» Вот это да! Его, ссыльного, за-
кадычного друга декабристов, удостаивают высочайшей
аудиенции! Это похоже на чудесный поворот судьбы!
Весь в дорожной грязи и пыли, с растрепанными ба-
кенбардами, с раскрасневшимся носом и лбом, покрытым
прыщами, как в лихорадке, Пушкин едва поспевал за на-
душенным адъютантом в буклях, сопровождавшим его в 1
1 Находился близ Спасских ворот Кремля; в конце 1920-х гг. раз-
делил судьбу монастыря того же названия. (Прим. пер.)
514_______
Александр Пушкин
императорские апартаменты. Вокруг — лакеи в ярко-крас-
ных ливреях. У дверей — застывшие, точно каменные, ча-
совые. Открылась дверь. Пушкин переступает порог каби-
нета Николая I.
Обстановка в обширной зале была спокойной и торже-
ственной. Сквозь оконное стекло пробивался серый день.
На столе с декором из бронзы были разложены листы
глянцевой бумаги. В мраморном камине потрескивали по-
ленья, пылая ярким, лучащимся, величавым огнем. Перед
камином возвышался высокорослый мужчина, затянутый
в мундир так, что казалось — стоит ему повернуться, и ли-
бо мундир затрещит по швам, либо из-под него брызнет
кровь. Полные бедра, живот втянут, грудь колесом. С узко-
го белою лица смотрят лучистые глаза, взгляд которых хранит
странную фиксированность. Пред Пушкиным предстал
император и самодержец всероссийский. Поэту сделалось
не по себе. Снова к нему вернулись прежние сомнения,
прежние страхи. Чем вызвана высочайшая аудиенция?
При нем был листок с новым стихотворением «Пророк»,
заканчивавшимся строками:
Восстань, восстань, пророк России,
В позорны ризы облекись
И с вервьем вкруг смиренной выи
К убийце гнусному явись!
Если Николай I будет грозить ему ссылкой в Сибирь, он
хладнокровно вручит ему эти стихи. Это будет красивым
концом.
Однако Николай внимательно оглядел поэта. Облик
Пушкина, истрепавшегося в дороге и оттого представшего
пред его очи в таком смешном виде, показался ему забав-
ным.
— Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвраще-
нием? — наконец молвил он.
Изумленный этим чистым металлическим голосом,
Пушкин склонил голову чуть более, чем сам того желал.
— Брат мой, покойный император, сослал вас на жи-
_______515
Анри Труайя________
тельство в деревню, я же освобождаю вас от этого наказа-
ния, с условием ничего не писать против правительства, —
продолжал государь.
— Ваше величество, — ответил Пушкин, — я давно ни-
чего не пишу противного правительству, а после «Кинжа-
ла» и вообще ничего не писал.
— Вы были дружны со многими из тех, которые в Си-
бири? — продолжал государь.
— Правда, государь, я многих из них любил и уважал и
продолжаю питать к ним те же чувства!
— Можно ли любить такого негодяя, как Кюхельбе-
кер, — продолжал государь.
— Мы, знавшие его, считали всегда за сумасшедшего, и
теперь нас может удивлять одно только, что и его с други-
ми, сознательно действовавшими и умными людьми сосла-
ли в Сибирь!
На губах императора заиграла улыбка. Отвага и муже-
ство собеседника льстили самодержцу.
— Что же ты теперь пишешь? — вопросил он.
— Почти ничего, ваше величество: цензура очень строга.
— Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цен-
зура?
— Цензура не пропускает и самых невинных вещей:
она действует крайне нерассудительно, — ответил поэт,
повысив тон.
Император подошел к столу, и, покопавшись в бумагах,
протянул ему список стихотворения «На 14 декабря». По-
эт вздохнул с облегчением — он знал теперь, что ему ста-
вят в укор! И на одном дыхании поведал грозному оппо-
ненту всю историю злосчастного стихотворения: инкрими-
нируемый ему отрывок был не разрешенный цензурой к
печати фрагмент из «Андрея Шенье», в котором речь шла
о террористах Французской революции. Как показалось,
Николай I остался удовлетворенным разъяснением. Маска
на его лице несколько ослабла. Его длинные губы снова
смягчились улыбкой. Коль скоро император отдалился от
516________
Александр Пушкин
камина, Пушкин, пребывая в трансе и сотрясаясь всем те-
лом, подошел к огню, чтобы погреть ноги. Он начисто за-
был об этикете. Он почувствовал себя в доверительной об-
становке. Ему даже казалось, что он выиграл партию. Было
ли такое возможным, чтобы этот же самый человек с при-
ветливым лицом и изящными жестами обрек на каторгу и
смерть стольких молодых людей, вскормленных такими
высокими идеалами! Возможно ли, чтобы этому же челове-
ку, который готов был простить ему заблуждения да пре-
грешения, достало жестокости заковать в оковы Пущина и
Кюхельбекера, накинуть петлю на шею Рылееву? Просту-
дившись в дороге, Пушкин громко хлюпал носом; голос ав-
густейшего собеседника возвратил ему чувство реальности:
— Пушкин, принял бы ты участие в 14 декабря, если б
был в Петербурге?
— Непременно, государь, все друзья мои были в загово-
ре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутст-
вие спасло меня, за что я благодарю Бога!
Такой ответ польстил рыцарскому духу Николая I. По-
эт ставит его достаточно высоко, чтобы говорить ему прав-
ду в лицо. Да, такой исключительный характер заслужива-
ет того, чтобы определить ему из ряда вон выходящую
судьбу! Почему бы не завербовать поэта на службу монар-
хическому делу? Он обладает талантом, хорошим реноме и
такой чарующей наивностью, что его легко будет исполь-
зовать для создания режиму самой громкой славы... Не го-
воря уже, что следить за поступками молодого человека
легче будет в Петербурге, нежели в деревне.
— Переменился ли твой образ мыслей? — спросил Ни-
колай в упор. — Даешь ли слово чести думать и действо-
вать иначе, если я пущу тебя на волю?
Пушкин поднял взор на стоявшего перед ним импера-
тора. Его непроницаемое лицо казалось монолитным бло-
ком, из которого испускали недвижный свет стальные гла-
за. Он почувствовал, что от его ответа будет зависеть вся
его жизнь. Купить свободу ценою отречения от своей ве-
_______517
Анри Труайя
ры — или сохранить убеждения и отправиться вновь про-
зябать в деревню? Николай I чаровал поэта... Если бы Пуш-
кин произнес все те слова, что он сказал императору, пе-
ред следственной комиссией, его, вне всякого сомнения,
тут же заточили бы в крепость. Но царю было понятно
благородство убеждений поэта. Как тут поборешься про-
тив такой широты души? Как оттолкнуть столь удивитель-
ную благожелательность?
Большая белая рука императора протянулась к Пушки-
ну. Поэт коснулся ее своею грязной с дороги маленькой
рукой с очень длинными ногтями. Ему показалось, что он
летит в пропасть. От усталости, стыда и радости он закрыл
глаза.
— Довольно ты подурачился, — сказал император. —
Надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссо-
риться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что со-
чинишь; отныне я сам буду твоим цензором.
Безмерная благодарность пронзила сердце поэта. Сво-
боден! Свободен! Он был свободен! И это при том, что не
унижен перед этим улыбающимся владыкой! До глубины
души ошеломленный, едва держась на ватных ногах, он
шел вслед за государем в соседнюю залу, полную придвор-
ных в мундирах. Бросив на их каменные лица умягчаю-
щий взгляд, Николай I заявил решительным голосом:
— Господа, перед вами новый Пушкин. Забудьте о ста-
ром.
...Когда Пушкин покидал императорские апартаменты,
у него дрожали колени, глаза ему застилали слезы. Поэт
машинально сунул руку в карман... А где же листок со сти-
хотворением «Пророк»? Не иначе как он выронил его в
кабинете императора. Теперь царь найдет его, прочтет,
выйдет из себя и воздаст ему по первое число... Пушкин
чувствовал выступивший у него на лбу холодный пот.
Сердце так и скакало в груди. Губы пересохли. Он так и за-
мер посреди парадной лестницы... И вдруг увидел перед
собою на лестничном марше клочок бумаги, колеблемый
518________
Александр Пушкин
потоками воздуха... Он мигом узнал его — это был его
«Пророк». Спасен! Ура!1
Несколько дней спустя Пушкин переписал оконча-
ние — оно звучало теперь так:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей!
После разговора с государем поэт направился в гости-
ницу «Европа» на Тверской, где нанял двухкомнатный но-
мер, и, бросив свои пожитки, двинулся прямиком к дя-
дюшке Василию Львовичу на Старую Басманную, 36. За
ужином Василий Львович охотно поделился с племянни-
ком свежими сплетнями обеих столиц. В тот же вечер по
соседству, в доме князя Куракина на Старой Басманной,
21, состоялся бал, который давал французский посол мар-
шал Мармон, герцог Рагузский. На этом балу Николай I
спросил графа Д.Н. Блудова — ныне влиятельного сановни-
ка, но для «арзамасцев» оставшегося по-прежнему Асмо-
деем: «Знаешь, я нынче долго разговаривал с умнейшим
человеком в России. Угадай, с кем?» И, видя, на лице графа
недоумение, царь с улыбкой пояснил: «С Пушкиным!»
Среди гостей герцога Рагузского был знакомый Пушкина
еще по Петербургу — С.А. Соболевский, который, узнав
все на том же балу о приезде Пушкина, тотчас прискакал 1
1 В действительности, по-видимому, все было не так просто. По от-
дельным воспоминаниям, Пушкин во время разговора делался все сво-
боднее, что не нравилось августейшему собеседнику; Николай, не
скрывая своего недовольства, отвернулся и потом говорил: «С поэтом
нельзя быть милостивым!»
Вполне возможно, что эпизод со стихотворением «Пророк» с кра-
мольным окончанием — лишь предание, дошедшее со слов современ-
ников. (По рассказу С.А. Соболевского, поэт выронил у него в гостях —
«к счастию, что не в кабинете императора — свои стихи о повешен-
ных, что с час времени его так беспокоило, пока они не нашлись».) То
же предание /иного лет спустя неутомимый исследователь Н.О. Лернер
слышал от другого современника поэта, Д. Веневитинова. (Прим. пер.)
________519
Анри Труайя
к Василию Львовичу прямо как и был — «в полной баль-
ной форме, в мундире и башмаках» — и застал поэта за
трапезой. На следующий же день Пушкин приезжает к
Соболевскому в гости, а 10 сентября впервые читает у него
«Бориса Годунова» — слушателями были, помимо само-
го Соболевского, Д.В. Веневитинов, П.Я. Чаадаев, граф
М.Ю. Вильегорский и И.В. Киреевский. Примерно в это
же время Пушкин посещает княгиню Вяземскую — сам
Петр Андреевич находился в это время в Петербурге1.
Сколь бы убежденным монархистом ни был князь Вя-
земский, и он не одобрял жестокой расправы с мятежни-
ками 14 декабря, уверяя, что надолго покинет Россию при
первой возможности. Страна казалась ему вся залитой
кровью, он не мог, не желал спокойно жить на месте каз-
ней! Надо полагать, Вяземский поумерил наивную востор-
женность Пушкина.
Весть о прибытии поэта в Москву с быстротою молнии
разносилась от гостиной к гостиной. 10 сентября поэт чи-
тал у Соболевского «Бориса Годунова»1 2, а уже 12-го побы-
вал в Большом театре на представлении пьесы «Аристо-
фан» кн. А.А. Шаховского (в прошлом своего оппонента из
«Беседы любителей российской словесности»). Его появле-
ние в партере было встречено горячим приветственным
гулом — все взгляды, все улыбки обратились к этому худо-
щавому живому человечку со смуглым лицом и густыми
1 Так в «Летописи жизни и творчества...». Т. 2. М., 1999. С. 170.
У Труайя читаем (по всей видимости, со слов А. Тырковой-Вильямс. —
Цит. соч. Т. 2. С. 151—152), что Вяземский был в это время в бане.
«Жаль, что не нашлось летописца, который сохранил бы для потомства
тот фейерверк острых слов, которыми потешались эти два неистощи-
мых остряка, пока банщики шлепали их барские тела горячими бере-
зовыми вениками», — пишет Тыркова-Вильямс. Встреча с возвратив-
шимся из Петербурга Вяземским в бане могла состояться ок. 19 сен-
тября («Летопись-». Т. 2. С. 179). (Прим. пер.)
2 Дом на Собачьей площадке, где жил СА. Соболевский, варварски
уничтожен при «реконструкции» этого уголка Москвы наряду со мно-
жеством других памятников от ампира до модерна; ныне здесь пролег-
ла проезжая часть Новоарбатского проспекта. (Прим, пер.)
520________
Александр Пушкин
курчавыми волосами. «Это он! Это он!» — раздавалось ото-
всюду. Он — автор «Руслана и Людмилы», «Кавказского
пленника», «Евгения Онегина», он — друг всех одиноких
сердец! Как вспоминает современник поэта Н.В. Путята,
«театр наполнили придворные, военные, гражданские чи-
новники, иностранные дипломаты, словом, все высшее,
блестящее общество Петербурга и Москвы. Когда Пушкин
вошел в партер, мгновенно пронесся по всему театру го-
вор, повторявший это имя; все взоры, все внимание обра-
тилось на него. У разъезда толпились около него и издали
указывали его по бывшей на нем светлой пуховой шляпе».
Воистину популярность поэта достигла своего апогея!
О густой толпе, окружавшей «певца Эльбруса и Бахчи-
сарая», свидетельствует и другой современник поэта — по
его словам, люди кричали в исступлении: «Покажите нам
его!» Толпа ходила за Пушкиным и во время народного гу-
лянья на Новинском бульваре — вот как переложила это
впечатление на стихотворные строки графиня Н.Е. Ростоп-
чина:
Вдруг все стеснилось, и с волненьем
Одним стремительным движеньем
Толпа рванулася вперед
И мне сказали: «О н идет!
О н, наш поэт, о н, наша слава,
Любимец общий!» Величавый
В своей особе небольшой,
Но смелый, ловкий и живой.
Прошел о н быстро предо мной,
И глубоко в воображенье
Запечатлелось выраженье
Его высокого чела...
Им мысль моя была полна,
И долго, долго в грезах сна
Арабский профиль рисовался...
В письме к Пушкину от 29 сентября издатель В.В. Из-
майлов приветствует возвращение его из ссылки в древ-
________521
Анри Труайя
нюю столицу: «Как мне прискорбно, что я не могу за сла-
бостию здоровья вас видеть и слышать, вам лично удив-
ляться и следовать за вашим торжеством в столице...
Завидую Москве. Она короновала императора, теперь ко-
ронует поэта... Извините — я забываюсь. Пушкин достоин
триумфов Петрарки и Тасса; но москвитяне — не римля-
не, и Кремль — не Капитолий...»
И даже «Дамский журнал» не прошел мимо события,
тиснув сообщение о том, что «все или почти все москов-
ские дамы познакомились с автором «Онегина» лично; тем
еще милее будут для них новые произведения роскошной
его музы...».
Казалось, вся Россия — от светских дам до царских
придворных, от придворных до студентов, от студентов до
кисейных барышень, от барышень до офицеров, от офице-
ров до солдат и прислуги всех мастей — принимала и чест-
вовала Пушкина как своего самого великого человека, как
свое самое дорогое дитя. Пушкин был изумлен, польщен,
растроган своею собственною славой. Столько лет прожил
он вдали от публики, которую питал своими стихами. По-
рою до него доходили какие-то письма, свидетельствовав-
шие о внимательной благосклонности, порою доводилось
ему слышать от соседей похвалу своему творчеству. Ну, а
где была в это время масса читателей, безымянная толпа
слушателей? Что думали о нем? И вот теперь, после про-
дымленной горницы в Михайловском, после недвижного
пейзажа в окне, знакомого лица доброй Арины Родионов-
ны, да пустынной дороги, редко оглашаемой звуком коло-
кольчика, да густых чащоб, где воют волки, после всего
этого одиночества да безмолвия он вдруг оказывается средь
шумного города, средь яркого света и гула, окруженный
толпой поклонников — настоящей толпой, из плоти и
крови! Этот человеческий контакт, внезапное чувство люд-
ской плоти, людских голосов и теплоты, наверное, казались
поэту чем-то странным. Ему еще не верилось, что эти не-
знакомые люди, которые глядели на него, следовали по пя-
там, рукоплескали, стремились дотронуться до одежды и
522________
Александр Пушкин
протягивали альбомы за автографом, стали ему друзьями
только благодаря добродетельности его таланта! Он все не
мог насытиться сыпавшимися на него неисчислимыми по-
честями. Мог ли он ожидать, что будет так вознаграждаем
до своих последних дней! При любых обстоятельствах он
был рад принять предложение Николая I. Как писала ему
Зинаида Волконская, «возвращаетесь к нам, в Москве легче
дышится. Великий русский поэт должен писать в степях
или под сенью Кремля, и автор «Бориса Годунова» принад-
лежит городу царей. Какая мать могла зачать человека, чей
гений так полон мощи, свободы, грации?..» (29 октября
1826 г. Оригинал по-французски.)
Среди этих знаменательных дней особое значение при-
обрела дата 12 октября — по просьбе друзей поэт согла-
сился снова прочесть «Бориса Годунова», на этот раз в до-
ме поэта Веневитинова в Кривоколенном переулке1, перед
многочисленной аудиторией. Вот что рассказывает об этом
памятном чтении журналист М.П. Погодин:
«Какое действие произвело на всех нас это чтение, пе-
редать невозможно. До сих пор еще — а этому прошло со-
рок лет — кровь приходит в движение при одном воспо-
минании... Наконец надобно представить себе самую фигу-
ру Пушкина. Ожидаемый нами величавый жрец высокого
искусства — это был среднего роста, почти низенький че-
ловечек, с длинными, несколько курчавыми по концам во-
лосами, без всяких притязаний, с живыми быстрыми гла-
зами, вертлявый, с порывистыми ужимками, с приятным
голосом, в черном сюртуке, в темном жилете, застегнутом
наглухо, в небрежно завязанном галстуке...
...Мы услышали простую, ясную, внятную и вместе по-
этическую, увлекательную речь. Первые явления мы выслу-
шали тихо и спокойно или, лучше сказать, в каком-то не-
доумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались. 1
1 Дом сохранился, отмечен памятными досками. Сотней с лишним
лет позже в нем жил еще один видный российский поэт — Александр
Галич. (Прим. пер.)
________523
Анри Труайя_________
Сцена летописателя с Григорием просто всех ошеломила.
Что было со мною, я и рассказать не могу. Мне показалось,
что родной мой и любезный Нестор поднялся из могилы и
говорит устами Пимена: мне послышался живой голос
древнего русского летописателя. А когда Пушкин дошел
до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря
Иоанном Грозным, о молитве иноков: «Да ниспошлет Гос-
подь покой его душе, страдающей и бурной», — мы все
просто как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в
озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздер-
живаться. Один вдруг вскочит с места, другой вскрикнет.
У кого на глазах слезы, у кого улыбка на губах. То молча-
ние, то взрыв восклицаний...
Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и
потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся
шум, раздался смех, полились слезы, поздравления. «Эван,
эвое, дайте чаши!» Явилось шампанское, и Пушкин одуше-
вился, видя такое свое действие на избранную молодежь.
Ему было приятно наше внимание...
«.О, какое удивительное то было утро, оставившее следы
на всю жизнь! Не помню, как мы разошлись, как докончи-
ли день, как улеглись спать. Да едва ли кто и спал из нас в
эту ночь: так был потрясен весь наш организм».
Слушателями Пушкина были по большей части моло-
дые выпускники университетов, помешанные на романти-
ческой литературе и немецкой философии. Они предложи-
ли Пушкину идею основания нового журнала — «Москов-
ский вестник». Этот журнал должен был решительно
отличаться от привычной читателю прессы, в частности, от
«Сына Отечества», следующего вульгарному вкусу массы, и
«Московского телеграфа», который брался за любые воз-
можные и вообразимые сюжеты — от исследования ма-
лых бесконечностей в математике до кулинарных рецеп-
тов вроде приготовления петушиных гребешков в соусе и
манеры ношения лент на башмаках по последней моде.
Редактором журнала после долгих переговоров был назна-
чен все тот же Погодин; к сотрудничеству, помимо Пуш-
524________
Александр Пушкин
кина, пригласили Мицкевича, Баратынского, братьев Вене-
витиновых, братьев Киреевских, Оболенского, Соболевского
и многих других. Погодин обязался выплачивать Пушкину
10 000 рублей с каждых проданных 1200 экземпляров
журнала.
24 октября в ознаменование рождения нового журнала
в доме Хомякова на углу Петровки и Кузнецкого моста со-
стоялся торжественный обед. «Нечего описывать, как ве-
сел был этот обед», — вспоминал Погодин. За стаканом
вина, за обильной трапезой было много смеху и шуму;
здесь говорили, кричали, спорили до хрипоты. Сколько
явилось предложений о статьях, сколько высказано на-
дежд на немедленное обновление литературы, сколько
прозвучало критики в адрес других журналов, произнесено
тостов и комплиментов, рассказано анекдотов!.. Пушкин
был очарован Мицкевичем — этот элегантный красавец с
лицом, будто изваянным резцом скульптора, с черными
волосами, грустными глазами и лощеной улыбкой неодо-
лимо притягивал его. Мицкевич обладал глубокой и осно-
вательной культурой — а он, Пушкин, учился «чему-ни-
будь и как-нибудь» благодаря чтению и встречам. Миц-
кевич был изысканным, серьезным, честным — а он,
Пушкин, сходил за дурно воспитанного шалопая, всегда
готового гримасничать, выпивать, сражаться в карты и во-
лочиться за женщинами. Мицкевич жил только ради сво-
его искусства — а Пушкин ради удовольствия жить. Тем
не менее два поэта испытывали друг к другу чувство креп-
кой, благородной дружбы.
Оба восхищались творениями друг друга. По свидетель-
ству одного из современников, ничего не было на свете
любопытнее, чем видеть их вместе — великий русский по-
эт, который обыкновенно царствовал на литературных со-
браниях, становился скромным в присутствии Мицкевича,
старался меньше говорить сам, а больше слушать его и, ка-
залось, во всем искал одобрения польского поэта. Когда
Мицкевич импровизировал стихами в кругу друзей, Пуш-
кин весь обращался в слух. Мицкевичу предлагался взятый
_______525
Анри Труайя_______
наугад сюжет; он закрывал глаза, размышлял немного — и
бдруг раскрывал веки, откидывал голову — и из его уст
звучным и блестящим потоком лились стихи, чаровавшие
аудиторию. Ему не приходилось подыскивать слова, подби-
рать рифмы, ему не случалось поправляться; лицо его, ка-
залось, приобретало новые черты от восторга, глаза блесте-
ли. Публика испытывала священную дрожь, почти как от
страха. Для русских приятелей, не знавших по-польски, он
иногда импровизировал по-французски — разумеется,
прозою. «На одной из таких импровизаций в Москве, —
вспоминает один из друзей Мицкевича, — Пушкин, в
честь которого давался тот вечер, сорвался с места и, еро-
ша волосы, почти бегая по зале, воскликнул:
— Quel genie! Quel feu sacre! Que suis-je aupres de
lui?1 — и, бросившись на шею Адама, сжал его и стал це-
ловать, как брата...»
Пушкина и Мицкевича встречали во всех московских
салонах и гостиных как дорогих гостей. Москва любила и
умела праздновать. «Москва шумна и занята празднества-
ми до такой степени, что я уже устал от них и начинаю
вздыхать по Михайловскому, т. е. по Тригорскому», —
писал Пушкин Прасковье Осиповой 15 сентября. (Ориги-
нал по-французски.)
Приютивший Пушкина его закадычный приятель СА Со-
болевский был веселым, крепким юношей с лицом сатира,
любившим роскошно одеваться. Он был охоч до женского
поЛаг доброго чтения, вкусных блюд, редких вин и злых
шуточек. Богатый, развращенный, циничный, умный и вла-
стный, Соболевский забавлял Пушкина — тот называл сво-
его друга и «чудовищем», и «Фальстафом», а некоторые не-
доброжелатели называли Соболевского даже «брюхом
Пушкина», ибо он возил поэта по ресторанам и разным
злачным местам Москвы. Но в жилище у Соболевского
было еще более шумно и беспокойно, нежели в любом
трактире, и сам Пушкин сравнивал это жилье с полицей- 1
1 Какой гений! Какой священный огонь! Что я рядом с ним? (Фр.)
526_______
Александр Пушкин
ской съезжей. «Наша съезжая в исправности, — писал он в
1827 году, — частный пристав Соболевский бранится и де-
рется по-прежнему, шпионы, драгуны, б..ди и пьяницы
толкутся у нас с утра до вечера». Но помимо вышепере-
численных les ivrognes, les putains, les dragons et les
espions Соболевский принимал у себя и московскую высо-
кообразованную молодежь; сам мудрец Мицкевич, и тот
охотно бывал у Соболевского на пышных празднествах и
обедах. С обедов у Соболевского Пушкин спешит на балы-
маскарады у г-жи Римской-Корсаковой и на частные спек-
такли княгини Зинаиды Волконской. И повсюду он в дру-
жеском окружении, повсюду его восхваляют без меры!
Повсюду умоляют его продекламировать не изданные еще
фрагменты из «Евгения Онегина» или написать несколько
стишков на случай в альбомы юных дев.
У Римской-Корсаковой Пушкин ухаживал за ее краса-
вицей дочерью — прелестной Александрой (она же Алек-
сандрина, она же Алина), — князь Вяземский утверждал,
что это именно ей посвящены строки «Онегина»:
Как величавая луна,
Средь жен и дев блестит одна.
С какою гордостью небесной
Земли касается она!
Как негой грудь ее полна!
Как томен взор ее чудесный!
И то сказать, как устоишь перед несравненным взором
бархатных глаз юной особы, которая шагает, едва касаясь
земли, словно паря в воздухе. Но — от Римской-Корсако-
вой переедем в дом Зинаиды Волконской, расположенный
совсем неподалеку!1 Здесь, в салоне Волконской, слушают
музыку и отгадывают шарады. Однажды Пушкин изобра- 1
1 Дом этот находится по адресу: Тверская, 14. Ныне в его нижнем
этаже помещается гастроном «Елисеевский», в верхних — музей писа-
теля-большевика Николая Островского. Храня память о бывшем здесь
салоне Зинаиды Волконской, музей регулярно проводит концерты
классической музыки. (Прим. пер.)
________527
Анри Труайя_________
жал на таком вечере скалу Моисея, завернувшись в шаль, и
когда актер, выступавший в роли Пророка, коснулся его
железной тростью, он приподнял полу своего травести, вы-
тащил из-под нее графин с водой и вылил содержимое на
пол — как будто бы Моисей добыл воду из скалы! За этот
фарс поэт удостоился шаловливой улыбки княгини и реп-
лики, изреченной на певучем французском языке:
— Mauvaisa sujet que vous etes, Alexandre, d’avoir
represente de la sorte le rocher!1
Успех Пушкина у московских дам, однако же, находил-
ся под бдительным контролем полиции. Жандармский
полковник Бибиков писал в своем рапорте Бенкендорфу
(оригинал по-французски):
«Я слежу за сочинителем П(ушкиным), насколько это
возможно. Дома, которые он наиболее часто посещает,
суть дома княгини Зинаиды Волконской, князя Вяземского
(поэта), бывшего министра Дмитриева и прокурора Жи-
харева. Разговоры там вращаются по большей части на ли-
тературе. Он только что написал трагедию «Борис Году-
нов», которую мне обещали прочесть и в которой, как уве-
ряют, нет ничего либерального. Правда, дамы кадят ему и
балуют молодого человека; например, по поводу выражен-
ного им в одном обществе желания поступить на службу
несколько дам вскричали сразу: «Зачем служить! Обога-
щайте нашу литературу вашими высокими произведения-
ми, и разве к тому же вы уже не служите девяти сестрам
(т. е. музам. — С.А.)...» Я не говорил вам об этом до настоя-
щего времени, ибо поводы без последствий лишь поглоща-
ли бы драгоценное время».
Ну, а подручный Бенкендорфа фон Фок замечает в сво-
ей написанной прелестным бисерным почерком записке
следующее:
«Пушкин, сочинитель, был вытребован в Москву. Выез-
жая из Плескова (Пскова. — С.Л.), он написал своему
близкому другу и однокашнику (camarade de College) 1
1 «И озорник же вы, Александр, как вы изобразили скалу!» (Фр.)
528________
Александр Пушкин
сообщая ему эту новость и прося прислать ему
денег на пирушки с шампанским. — Этот индивид извес-
тен широкой публике за философиста (выделено в
тексте; иногда переводится «за мудрствователя». — С.Л.) в
полном смысле этого слова, который проповедует последо-
вательный эгоизм с презрением к людям, ненависть к сан-
тиментам, как и к добродетелям, наконец — деятельное
стремление к тому, чтобы доставлять себе житейские на-
слаждения ценою всего, что ни на есть самого священного.
Это честолюбец, пожираемый жаждой вожделений, и, как
примечают, имеет столь скверную голову, что его необхо-
димо будет проучить при первом удобном случае. Говорят,
что государь удостоил его благосклонного приема и что он
не оправдает тех милостей, которые его величество оказал
ему». (Оригинал по-французски.)
Уже эти полицейские рапорты сами по себе служат до-
казательством, что, несмотря на все обещания, данные
Пушкину Николаем I, власти по-прежнему питали глубо-
кое недоверие к поэту. Но «верноподданному» служителю
лиры и горя было мало. Он весь поглощен своим триум-
фом и московскими развлечениями. За месяц с небольшим,
что Пушкин провел в Москве, он умудрился влюбиться
сразу в четырех, если не в пятерых дам. Позже, возвраща-
ясь «свободным в покинутую тюрьму Михайловского», он
напишет княгине В.Ф. Вяземской (которую любил посвя-
щать в свои сердечные тайны) с дороги, из Торжка: «С.П. —
мой добрый ангел; но другая — мой демон! Это совершен-
но некстати смущает меня среди моих поэтических и лю-
бовных мечтаний». «Друга я», которая «демон», это, ве-
роятно, Александрина Римская-Корсакова; ну, а «добрый
ангел» «С.П.» — это однозначно Софья Пушкина, дальняя
родственница поэта. Ей исполнилось двадцать лет; она бы-
ла изящна и стройна; ее прекрасный греческий профиль,
черные, как смоль, глаза и роскошные плечи славились по
всей Москве. По признанию самого поэта, в первый раз он
увидел Софью Федоровну в театре, в другой раз — на балу;
и этих двух встреч ему хватило, чтобы скоропостижно
_______529
Анри Труайя
влюбиться. Она была великолепна! Она была добра! Чего ж
еще желать! Почему бы не сделать предложение?
...Находясь в Михайловском, поэт рассматривал брак
как распоследнюю глупость. Вот что писал он Вяземскому
в мае 1826 года:
«Правда ли, что Баратынский женится? Боюсь за его
ум. Законная (далее следует крепкое словцо; при печати
вместо него иногда вставляют «жена». — С.Л.) — род теп-
лой шапки с ушами. Голова вся в нее уходит. Ты, может
быть, исключение. Но и тут я уверен, что ты гораздо
был бы умнее, если лет еще 10 был холостой. Брак холо-
стит душу».
А вот в Москве поэт стал задумываться о браке. Доволь-
но было в его жизни преходящих влечений да легких свя-
зей, которые утомили его. Поэту грезились домашний очаг,
внимательная супруга; он связывал с образом Софьи Пуш-
киной картины милых вечеров у пылающего камина, ви-
дел себя в окружении многочисленного потомства. Но,
увы, поперек его дороги маячил некий Валериан Панин,
который оказывал девушке знаки внимания уже в течение
двух лет, и походило на то, что прекрасная Sophie Pouch-
kine не была равнодушна к его ухаживаниям.
Пушкин пытается изъясниться юной прелестнице в
своих сердечных терзаниях, но робеет пред нею, как робел
перед всеми женщинами, в которых, как думал, влюблялся
раз и навсегда. Прямо скажем, переоценивать свои шансы
у поэта не было особых причин. Он предстает перед нею
то веселым, то грустным; он то рассеян, мечтателен, а то
проявляет рвение, доходящее до смешного! Естественно,
что Софья относится ко всему этому с недоверием! В от-
чаянии поэт уезжает в Михайловское, умоляя своего друга
Василия Зубкова замолвить за него словечко перед жесто-
косердой. Может, ему удастся убедить Софью? Может, по-
лучится склонить ее к согласию на брак? В ожидании вер-
дикта поэт отдыхает в Михайловском от своих московских
похождений; 9 ноября он пишет Вяземскому:
«/уеревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то
530_______
Александр Пушкин
поэтическое наслаждение возвратиться вольным в поки-
нутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствитель-
ность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни — ей-
Богу приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения
самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна.
Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую
молитву о умилении сердца владыки и укрощении ду-
ха его свирепости, молитвы, вероятно, сочиненной при
царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают
мне заниматься делом. Получила ли княгиня поясы и
письмо мое из Торжка? Долго здесь не останусь, в Петер-
бург не поеду; буду у вас к 1-му... она велела!»
Увы, человек предполагает, а Бог располагает — уж так
вышло, что первого декабря поэт пал не к ногам возлюб-
ленной, а вместе с экипажем свалился в дорожный кювет.
И не так-то уж легко отделался — о том, чтобы продол-
жать путь немедленно, не могло быть и речи. Приходя в
себя в псковском трактире, Пушкин играет в карты, —
«вместо того, чтобы писать 7-ю главу Онегина, проигры-
ваю в штос четвертую; не забавно», — и пишет жалостли-
вое письмо Зубкову (оригинал по-французски):
«Дррогой Зубков, ты не получил письма от меня, — и
вот этому объяснение: я хотел сам явиться к вам, как
бомба, 1 дек., т. е. сегодня, и потому выехал 5—6 дней
тому назад из моей проклятой деревушки на переклад-
ной, из-за отвратительных дорог. Псковские ямщики не
нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня; у меня по-
мят бок, болит грудь, и я не могу дышать; от бешенства
я играю и проигрываю. Довольно об этом; жду, чтобы мне
стало хоть немного лучше, дабы пуститься дальше на
почтовых.
Оба твои письма прелестны: мой приезд был бы луч-
шим ответом на размышления, возражения и т. д. Но раз
уж я застрял в псковском трактире вместо того, чтобы
быть у ног Софи, — поболтаем, т. е. поразмыслим.
Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, т. е. познать
счастье. Ты говоришь мне, что оно не может быть веч-
_______531
Анри Труайя_______
ным: хороша новость! Не личное счастье заботит меня,
могу ли я возле нее не быть счастливейшим из людей, —
но я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть мо-
жет, ее ожидает — содрогаюсь при мысли, что не смогу
сделать ее столь счастливой, как мне хотелось бы.
Жизнь моя, доселе такая кочующая, такая бурная, харак-
тер мой — неровный, ревнивый, подозрительный, резкий
и слабый одновременно — вот что иногда наводит на
меня тягостные раздумья. — Следует ли мне связать с
судьбой столь печальной, с таким несчастным характе-
ром — судьбу существа, такого нежного, такого прекрас-
ного?.. Бог мой, как она хороша! и как смешно было мое
поведение с ней! Аррогой друг, постарайся изгладить дур-
ное впечатление, которое оно могло на нее произве-
сти, — скажи ей, что я благоразумнее, чем выгляжу, а до-
казательство тому — (что тебе в голову придет...). Ес-
ли она находит, что Панин прав, она должна считать,
что я сумасшедший, не правда ли? — объясни же ей, что
прав я, что, увидав ее хоть раз, уже нельзя колебаться,
что у меня не может быть притязаний увлечь ее, что я,
следовательно, прекрасно сделал, пойдя прямо к развязке,
что, раз полюбив ее, невозможно любить ее еще больше,
как невозможно с течением времени найти ее еще более
прекрасной, потому что прекраснее быть невозможно...
Ангел мой, уговори ее, упроси ее, настращай ее Пани-
ным скверным и жени меня.
А.П.»
Увы, Софья не так страшилась «скверного Панина», как
милого Пушкина. Когда 19 декабря поэт приезжает, нако-
нец, в Москву, то оказывается, что Софья уже отдала пред-
почтение сопернику. Впрочем, эта новость особенно не
взволновала поэта — та, которую он, как ему казалось, лю-
бил до беспамятства, вдруг сделалась ему равнодушной. Он
сам изумился такому повороту вещей. Может, он просто
не способен на большую и продолжительную страсть? Мо-
жет, он просто вышел из возраста вздохов и мечтаний?
Или, может, явились некие новые причины для беспокой-
532_______
Александр Пушкин
ства, которые так легко отвлекли его от сей тоски душев-
ной?
А в самом деле — много ли у него было причин для бес-
покойства и недовольства? Вроде как все идет хорошо.
И даже слишком хорошо. Как по накатанной колее. Им-
ператор даровал ему чудесную свободу. В письме от
30 сентября 1826 года Бенкендорф начертал ему черным
по белому:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
...Честь имею уведомить, что государь император не
только не запрещает приезда вам в столицу, но предос-
тавляет совершенно на вашу волю с тем только, чтобы
предварительно испрашивали разрешения чрез письмо.
Его величество совершенно остается уверенным, что
вы употребите отличные способности ваши на переда-
ние потомству славы нашего Отечества, передав вместе
бессмертию имя ваше...
...Сочинений ваших никто рассматривать не будет;
на них нет никакой цензуры: государь император сам бу-
дет и первым ценителем произведений ваших, и цензо-
ром».
Ну как тут не поверить собственноручно начертанной
подписи Бенкендорфа? Как тут засомневаться в предостав-
ленной вашей милости свободе, если сам шеф жандармов
имеет удовольствие вам это разъяснить? Благодаря Нико-
лаю I Пушкин мог принять на веру, что он — единствен-
ный свободный человек во всей России. Не в сказочной ли,
волшебной стране он имеет честь жить? 9 ноября 1826 го-
да он пишет Языкову:
«Царь освободил меня от цензуры,. Он сам — мой цен-
зор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом Годунова
тиснем...»
Так-то так, да, видать, какое-то своеобразное представ-
ление о свободе было у императора и его верного Бенкен-
дорфа. Узнав о том, что Пушкин читал «Бориса Годунова»
в нескольких московских салонах, шеф жандармов напра-
вил поэту 22 ноября письмо следующего содержания:
_______533
Анри Труайя_______
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
...Ныне доходят до меня сведения, что вы изволили чи-
тать в некоторых обществах сочиненную вами вновь
трагедию.
Сие меня побуждает вас покорнейше просить об уве-
домлении меня, справедливо ли таковое известие, или
нет. Я уверен, впрочем, что вы слишком благомыслящи,
чтобы не чувствовать в полной мере столь великодуш-
ного к вам монаршего снисхождения и не стремиться
учинить себя достойным оного.
С совершенным почтением имею честь быть ваш покорный
слуга А. Бенкендорф».
Письмо это мигом спустило Пушкина с небес на греш-
ную землю. Что же — выходит дело, ему собираются за-
претить читать свои творения друзьям до представления
пред ясны очи Николая I? Выходит, он теперь не имеет
права услышать мнение знатоков о своих стихах прежде
вынесения их на августейшее рассмотрение? Но ведь каж-
дый писатель нуждается в обмене мнениями вокруг своих
последних творений. От чтения к чтению, от контровер-
сии к контроверсии автор правит, шлифует, совершенству-
ет свой текст. Отказываясь вынести свой труд на суд из-
бранной аудитории, он рискует вообще забыть о сущест-
вовании публики и отныне сочинять только для четырех
стен своей комнаты. Что Бенкендорфу все эти литератор-
ские мании? Смеяться он хотел над ними! Он ведь ничего
не читает. Да и прежде никогда ничего не читал. А все пи-
сатели в его глазах изначально подозрительны. Но остают-
ся формальные императорские инструкции. И неделю
спустя Пушкин являет мудрость, направляя шефу жандар-
мов нижеследующее послание:
«Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг, я не
знал, должно ли мне было отвечать на письмо, которое
удостоился получить от вашего превосходительства и
которым был я тронут до глубины сердца.
Так как я действительно в Москве читал свою траге-
дию некоторым особам (конечно, не из ослушания, но
534_______
Александр Пушкин
только потому, что худо понял высочайшую волю госу-
даря), то поставляю за долг препроводить ее вашему
превосходительству в том самом виде, как она была
мною читана, дабы Вы сами изволили видеть дух, в ко-
тором она сочинена; я не осмелился прежде сего предста-
вить ее глазам императора, намереваясь сперва выбро-
сить некоторые непристойные выражения. Так как друго-
го списка у меня не находится, то приемлю смелость
просить ваше превосходительство оный мне возвра-
тить.
Мне было совестно беспокоить ничтожными литера-
турными занятиями моими человека государственного,
среди огромных его забот; я роздал несколько мелких мо-
их сочинений в разные журналы и альманахи по просьбе
издателей; прошу от вашего превосходительства разре-
шения сей неумышленной вины, если не успею остано-
вить их в цензуре.
С глубочайшим чувством уважения, благодарности и
преданности, честь имею быть, милостивый государь,
вашего превосходительства
всепокорнейший слуга
Александр Пушкин.
Псков. 1826 г. Ноября 29».
В тот же день он адресует письмо редактору «Москов-
ского вестника» Погодину:
«Милый и почтенный, ради Бога, как можно скорее ос-
тановите в московской цензуре все, что носит мое
имя, — такова воля высшего начальства; покамест не
могу участвовать и в вашем журнале — но все переме-
лется и будет мука, а нам хлеб да соль. Некогда пояс-
нять; до свидания скорого. Жалею, что договор наш не со-
стоялся.
Пушкин — М.П. Погодину.
29 ноября 1826. Из Пскова в Москву».
Отправив Бенкендорфу рукопись «Бориса Годунова»,
Пушкин с нетерпением ждал результата. Он начал пони-
мать, что его обвели вокруг пальца. Но он хранил тайную
_______535
Анри Труайя_______
надежду удивить и убедить царя поэтическими, историче-
скими и моральными достоинствами своей трагедии. 9 де-
кабря 1826 года Бенкендорф известил Пушкина, что, полу-
чив его письмо «вместе с препровожденною при оном
драматическою пиесою», он представит ее его император-
скому величеству и даст автору знать «о воспоследовать
имеющем высочайшем отзыве».
«Между тем, — писал Пушкину шеф жандармов, —
прошу вас сообщать мне на сей же предмет все и мелкие
труды блистательного вашего пера».
Не имея желания тратить время на такое бесполезное
дело, как чтение, Николай I повелел Бенкендорфу «сделать
выдержку кому-нибудь верному, чтобы она не распростра-
нялась». На роль «кого-нибудь верного» был выбран сочи-
нитель доносов да бульварных романов Фаддей Булга-
рин — уж вернее не найдешь! Пролистав трагедию гало-
пом по Европам, Булгарин нашел ее отвратительной. «В сей
пьесе нет ничего целого, — писал он. — это сделанные сце-
ны, или, лучше сказать, отрывки из X и XI тома Истории
государства российского, сочинения Карамзина, переде-
ланные в разговоры и сцены... Литературное достоинство
гораздо ниже, нежели мы ожидали... Кажется, будто это
состав вырванных листов из романа Вальтер Скотта...
Все — подражание, от первой сцены до последней. Пре-
красных стихов и тирад весьма мало. Некоторые места
должно непременно исключить. Говоря сие, должно заме-
тить, что человек с малейшим вкусом и тактом не осме-
лился бы никогда представить публике выражения, кото-
рые нельзя произносить ни в одном благопристойном
трактире... Сцену в корчме можно бы смягчить: монахи
представлены слишком в развратном виде. Хотя эти мона-
хи и бежали из монастыря- но, кажется, самый разврат и
попойка должны быть облагорожены в поэзии, особенно в
отношении к званию монахов». Вывод — играть пьесу «не-
возможно и не должно; ибо у нас не видывали патриарха
и монахов на сцене». Николай I остался удовлетворенным
этой поверхностной рецензией (сам-то он не дал себе тру-
536_______
Александр Пушкин
да даже пролистать рукопись!) и велел Бенкендорфу дать
ответ. 14 декабря (т. е. через пять дней по получении руко-
писи) шеф жандармов удостаивает автора следующей за-
пиской:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
Я имел счастие представить государю императору
комедию (именно так! — Прим, пер.) вашу о царе Борисе
и Гришке Отрепьеве. Его величество изволил прочесть
оную с большим удовольствием и на поднесенной мною
по сему предмету записке собственноручно начертал
следующее:
«Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена,
если б с нужным очищением переделал комедию свою в
историческую повесть или роман, наподобие Вахтера
Скота».
Уведомляя вас о сем высочайшем отзыве и возвращая
при сем сочинение ваше, долгом считаю присовокупить,
что места, обратившие на себя внилшние его величества
и требующие некоторого очищения, отмечены в самой
рукописи и заключаются также в прилагаемой у сего вы-
писке.
Мне крайне лестно и приятно служить отголоском
всемилостивейшего внимания его величества к отличным
дарованиям вашим».
Пушкин ожидал чего угодно, а только не подобной
критики. Подумать только — император и Бенкендорф, у
которых нет ни на грош ни вкуса, ни культуры, ни литера-
турного авторитета, велят ему переделать трагедию в исто-
рический роман a la Walter Scott! Да, конечно, верховная
власть имеет право пресекать появление памфлетов, на-
правленных против режима. Но запрещать произведение
под тем предлогом, что его художественная форма не во
вкусе императора — не слишком ли много берет на себя
самодержавная власть? Получается так, что в России пуб-
лике более и слова сказать не дано? Что император заме-
щает собою публику, призванную судить о достоинствах и
недостатках поэтического текста! Его величеству угодно
_______537
Анри Труайя
простереть свой августейший вкус и на область поэтиче-
ского вдохновения! Коронованная особа претендует отны-
не быть истиной в последней инстанции не только в
области политики и администрирования, но и в области
поэтики и стиля! А то, что ей не по вкусу придется, недос-
тойно существовать. Если так, то почему бы императору не
писать самому! Ведь он же мнит себя первым солдатом,
первым архитектором, первым инженером, первым отцом
семейства и первым литератором всероссийским! Переде-
лать «Бориса»?! Нет, об этом не может быть и речи! С гне-
вом в сердце Пушкин берется за перо и 3 января 1827 го-
да пишет Бенкендорфу:
«Милостивый государь Александр Христофорович.
С чувством глубочайшей благодарности получил я пись-
мо вашего превосходительства, уведомляющее меня о
всемилостивейшем отзыве его величества касательно
моей драматической поэмы. Согласен, что она более сби-
вается на исторический роман, нежели на трагедию, как
государь император изволил заметить. Жалею, что я не
в силах уже переделать мною однажды написанное.
вашего превосходительства
всепокорнейший слуга
Александр Пушкин».
ЬАсуклу тем на стол самодержца для апробации легло
еще одно сочинение Пушкина — «О народном воспита-
нии», заказанное поэту государем. Пушкин был далек от
мысли, что, предлагая ему сформулировать свои мысли по
вопросу просвещения, император готовил ему западню.
Он не хотел понять, что властелин испытывает его на гра-
жданскую преданность, устраивает ему экзамен на пере-
ход из класса либералов в класс верноподданных. Немалой
боли стоила ему попытка выразить свое искреннее мнение
об образовании юношества, да так, чтобы не навлечь на се-
бя императорской подозрительности. Позже, принимая у
себя в гостях в Михайловском А.Н. Вульфа (дело было
15 сентября 1827 г.), Пушкин поведал ему, что ему легко
было бы написать то, чего от него хотели, но ведь «не на-
538_______
Александр Пушкин
добно же пропускать такого случая, чтобы сделать добро»!
Официально в основу записки Пушкина был положен им-
ператорский манифест, помеченный тяжелопамятной да-
той 13 июля 1826 года — прикрываясь строками, начер-
танными августейшею рукою, Пушкин надеялся оборо-
нить себя от всякой критики. В действительности же он
взял из манифеста только те пассажи, которые соответст-
вовали его собственным убеждениям. «Не просвеще-
нию, — сказано в высочайшем манифесте от 13 июля
1826 года, — но праздности ума, более вредной, чем
праздность телесных сил, недостатку твердых позна-
ний должно приписать сие своевольство мыслей, ис-
точник буйных страстей, сию пагубную роскошь по-
лупознаний, сей порыв в мечтательные крайности,
коих начало есть порча нравов, а конец — погибель».
(Выделено в тексте. — Прим, пер.) Процитировав этот па-
раграф, Пушкин тут же добавляет:
«Скажем более: одно просвещение в состоянии удер-
жать новые безумства, новые общественные бедствия».
В императорском манифесте говорилось, что дворянст-
ву следовало совершенствовать образование отечественное
и держаться подальше от образования за рубежом. Пуш-
кин ответил на это. ничуть не колеблясь:
«Что касается до воспитания заграничного, то запре-
щать его нет никакой надобности. Довольно будет опутать
его одними невыгодами, сопряженными с воспитанием
домашним, ибо 1-е, весьма немногие станут пользоваться
сим позволением; 2-е, воспитание иностранных универси-
тетов, несмотря на все свои неудобства, не в пример для
нас менее вредно воспитания патриархального. Мы ви-
дим, что Н. Тургенев, воспитывавшийся в Гетинг.(енском)
университете), несмотря на свой политический фанатизм,
отличался посреди буйных своих сообщников нравствен-
ностию и умеренностию — следствием просвещения ис-
тинного и положительных познаний. Таким образом,
уничтожив или, по крайней мере, сильно затруднив воспи-
_______539
Анри Труайя________
тание частное, правительству легко будет заняться улучше-
нием воспитания общественного».
И шел в атаку, лишь слегка камуфлируя свои истинные
взгляды:
«История в первые годы учения должна быть голым
хронологическим рассказом происшествий, безо всяких
нравственных или политических рассуждений. К чему да-
вать младенствующим умам направление одностороннее,
всегда непрочное? Но в окончательном курсе преподава-
ние истории (особенно новейшей) должно будет совер-
шенно измениться. Можно будет с хладнокровием пока-
зать разницу духа народов, источника нужд и требований
государственных, не хитрить, не искажать республикан-
ских рассуждений, не позорить убийства Кесаря, превоз-
несенного 2000 лет, но представить Брута защитником и
мстителем коренных постановлений отечества, а Кесаря
честолюбивым возмутителем. Вообще не должно, чтоб рес-
публиканские идеи изумили воспитанников при вступле-
нии в свет и имели для них прелесть новизны».
Бенкендорф передал эти страницы, как и положено,
Николаю I, сопроводив их запискою с такою вот небреж-
но брошенною мыслью:
«C’est deja dun homme qui revient a la raison»1.
Но император явил противоположное мнение на этот
счет. Записка Пушкина, безусловно, шокировала его. Два-
дцать восемь вопросительных знаков, громоздящихся на
полях рукописи, свидетельствуют о гневе, обуявшем мо-
нарха. Властелин подчеркнул яростной рукой такие утвер-
ждения, как «уничтожение телесных наказаний необходи-
мо» и «представить Брута защитником и мстителем ко-
ренных постановлений отечества». Три вопросительных
знака достались фразе «Можно будет с хладнокровием по-
казать разницу духа народов». Какой еще там дух наро-
дов?! Николай ни о чем подобном и слышать не желал! 1
1 «Это уже принадлежит человеку, возвращающемуся к здраво-
мыслию» (фр.).
540________
Александр Пушкин
Нет у народа никакого духа! Есть у народа царь — вот вам
и дух народа! Да, не прав Пушкин, коль этого не понял.
Письмо, содержащее мнение императора о «Борисе Го-
дунове», помечено 14 декабря 1826 года — ровно год со
дня трагедии на Сенатской... А девятью днями позже,
23 декабря, до Пушкина дошло письмо Бенкендорфа, вы-
ражавшее мнение императора относительно записки по-
эта «О народном воспитании». Вот оно — слово в слово:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
Государь император с удовольствием изволил читать
рассуждения ваши о народном воспитании и поручил мне
изъявить вам высочайшую свою признательность.
Его величество при сем заметить изволил, что приня-
тое вами правило, будто бы просвещение и гений служат
исключительным основанием совершенству, есть прави-
ло опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих
на край пропасти и повергшее в оную толикое число мо-
лодых людей. Нравственность, прилежное служение, усер-
дие предпочесть должно просвещению неопытному, без-
нравственному и бесполезному. На сих-то началах должно
быть основано благонаправленное воспитание. Впрочем,
рассуждения ваши заключают в себе много полезных ис-
тин».
На сей раз Пушкин понял урок, преподанный ему ца-
рем Ему указывали на его заблуждения, косвенно намека-
ли на неблагодарность; ему недвусмысленно давали понять,
сколь опасно быть гением и что только усердие достойно
внимания и благосклонности. Факт наличия таланта суть
вещь пагубная в глазах самодержца. Государь косо смот-
рит на великих людей. Он хочет видеть подле себя только
царедворцев. Возможно ли такое? Пушкин вспоминал ауди-
енцию у Николая, его рослую фигуру, мраморное лицо,
гордый и спокойный взгляд, протянутую ему бледную, тя-
желую государеву длань. Может, все дело в толпящихся
близ государя дурных советчиках? Может, царь попросту
предан своим окружением? Может, его все-таки следует
_______541
Анри Труайя
любить, несмотря ни на что, оставив презрение только
Бенкендорфу и его клике тайных агентов?
...26 декабря Пушкину предстояло свидеться с «Доче-
рью Ганга»1 Марией Волконской, урожденной Раевской.
Нет, ничего в ней более не осталось от прежней чернявой
шалуньи, тайком от бдительного ока гувернантки бегав-
шей за морскими волнами, рискуя замочить ножки! Де-
вятнадцати лет она, по воле родителей, венчалась с князем
Сергеем Волконским, который был почти вдвое старше ее
и которого она не любила. Тем не менее, когда Сергей был
арестован по делу декабристов, Мария решила доброволь-
но последовать за ним в Сибирь. Глухая к проклятиям от-
ца, к увещеваниям брата, к мольбам родных, она покинула
сына Николеньку (которого ей не суждено будет больше
увидеть) и семью, направившись сначала в Москву, где
прожила несколько дней у своей невестки Зинаиды Вол-
конской. Вечером 26 декабря она явилась подобно ангелу
самоотреченья, исполненная мужества и печали. Пушкин
благоговел пред нею. «Зная мою страсть к музыке, — писа-
ла впоследствии Мария Волконская, — она (Зинаида) при-
гласила всех итальянских певцов, которые были в Москве,
и несколько талантливых певиц... Я говорила им: «Еще,
еще! Подумайте только, ведь я больше никогда не услышу
музыки!» При этих словах слезы застилали глаза поэту...
Пожимая маленькую горячую руку Марии, Пушкин гово-
рил ей: «Я хочу написать сочинение о Пугачеве. Я отправ-
люсь на места, перееду через Урал, проеду дальше и приду
просить у вас убежища в Нерчинских рудниках». И, гово-
ря ей обо всем этом, думал о том, как все сложилось бы,
если б он женился на этой крошке, свидетелем последних
часов свободы которой ему в тот день довелось стать.
Сколь достойнее она всех тех прекрасных дев, которые ок-
ружали его! И сколь достойнее она его самого! Несколько 1
1 Это прозвище было дано Марии Волконской за ее поступок —
отъезд к мужу в Сибирь казался сродни бытовавшему в Индии обычаю
добровольного ухода из жизни овдовевших женщин, бросавшихся в
погребальный костер мужа. (Прим. пер.)
542________
Александр Пушкин
дней спустя, когда настал черед Александрины Муравьевой
уезжать в Сибирь вслед за супругом, Пушкин передал ей
послание «В Сибирь», адресованное гордой Марии Вол-
конской:
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут, и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Кроме того, поэт передал с нею стихотворное послание
Пущину — «Мой первый друг, мой друг бесценный», ска-
зав при этом: «Я очень понимаю, почему эти господа не
хотели принять меня в свое общество; я не стоил этой чес-
ти», — и при прощании так стиснул ей руку, что у нее за-
щемило пальцы...
Интересно, что сказал бы Бенкендорф, узнай он о пуш-
кинских посланиях, адресованных «государственным пре-
ступникам»?
Между тем полиция не ослабляла надзор за перепиской
поэта и его друзей; к рапорту клеился рапорт. В январе
1827 года опять всплыло злосчастное стихотворение, оза-
главленное «На 14 декабря». Пушкин, выложивший Нико-
лаю I все как было во время высочайшей аудиенции, пола-
гал, что по сему предмету его более беспокоить не будут.
Но военные власти рассуждали иначе. Допросив несчаст-
ных Молчанова и Алексеева, у коих нашли крамольные
стихи, Комиссия военного суда направляет московскому
обер-полицмейстеру отношение, в котором поручает ото-
брать у Пушкина показание, он ли сочинил «известные
стихи, когда, с какою целью, почему известно ему сдела-
лось намерение злоумышленников, в стихах изъясненное,
и кому от них сии стихи передал».
27 января Пушкин подписывает следующее заявление:
«Сии стихи действительно сочинены мною. Они были
написаны гораздо прежде последних мятежей и помеще-
ны в элегии Андрей Шенье, напечатанной с пропусками в
собрании моих стихотворений.
_______543
Анри Труайя
Они явно относятся к Французской революции, коей
А. Шенье погиб жертвою...
Все сии стихи никак, без явной бессмыслицы, не могут
относиться к 14 декабря.
Не знаю, кто над ними поставил сие ошибочное загла-
вие.
Не помню, кому мог я передать мою элегию А. Шенье».
* * *
Лелея надежду, что уж это-то второе его объяснение по
поводу стихотворения «На 14 декабря» удовлетворило, на-
конец, всех, Пушкин ведет в эти первые месяцы 1827 года
в Москве бурную и бесшабашную жизнь, позабыв о полу-
ченных им предостережениях. Он много выезжает в свет,
порхает с одного бала на другой, играет по-крупному, тан-
цует, ухлестывает за барышнями; его можно встретить то
в злачных заведениях, то в салонах, то в театральных кули-
сах. Поздно ложится, поздно встает, и с самого утра в при-
хожей у него толпятся друзья, поклонники и просители.
В это время Пушкин встречается и общается с приятелем
юности и братом лицейского товарища — ПЛ. Яковлевым,
который делится своим впечатлением о Пушкине в пись-
ме к дяде А.Е. Измайлову от 21 марта 1827 года: «Пушкин
здесь на розах. Его знает весь город... отличнейшая моло-
дежь собирается к нему, как древле к великому Аруету
(Вольтеру. — Прим, пер.) сбирались все имевшие немного
здравого смысла в голове. Со всем тем Пушкин скучает!
Так он мне сам сказал...» И еще несколько строк: «Пушкин
очень переменился и наружностью: страшные черные ба-
кенбарды придали лицу его какое-то бесовское выраже-
ние... Впрочем, он все тот же — так же жив, скор и по-
прежнему в одну минуту переходит от веселости и смеха к
задумчивости и размышлению».
Осечка в сватовстве к Софье Пушкиной не отвратила
его от хорошеньких барышень на выданье. Напротив,
страсть к юным девам, ожидающим своего избранника,
544_______
Александр Пушкин
сделалась у него воистину тиранической. Его неудержимо
влекло в салоны, где обретались сии очаровательные созда-
ния. Он отирался около семейств, пожирая предметы сво-
ей пассии плотоядным взглядом; помимо Sophie Pouch-
kine и Alexandrine Rimsky-Korsakov, он удостаивал внима-
нием сестер Ушаковых и сестер Урусовых. На 1826 год
пришелся пик терзаний, испытанных им от Софьи и Алек-
сандрины; в 1827-м он уже потянулся к мадемуазелям
Ушаковым. Младшая, 16-летняя Елизавета, была увлечена
неким полковником Сергеем Киселевым, старшая, 17 лет,
отозвалась на чары Пушкина. Звали ее Екатерина. Голубые,
живые глаза, волосы необычного пепельно-золотистого
цвета, заплетенные в длинные косы, улыбка — украшенье
полных губ, тонкая талия, детская грудь. Катюша была ве-
селой шалуньей, любительницей посмеяться над другими.
Пушкин с восторгом говорил о ней: «Ни женщина, ни
мальчик».
22 июня 1827 года молодая москвичка Е.С. Телепнева,
посещавшая дом Ушаковых1, записывает в своем днев-
нике:
«Вчерась мы обедали у N (Ушаковых), а сегодня ожида-
ем их к себе; чем чаще я с ними вижусь, тем более они
мне нравятся! Меньшая очень, очень хорошенькая, а стар-
шая чрезвычайно интересует меня, потому что, по-види-
мому, наш поэт, наш знаменитый Пушкин намерен вру-
чить ей судьбу жизни своей, ибо уже положил свое ору-
жие у ног ее, то есть, сказать просто, влюблен в нее. Это —
общая молва, а глас народа — глас Божий. Еще не видавши
их, я слышала, что Пушкин во все пребывание свое в Мо-
скве только и занимался, что N (Ушаковой): на балах, на
гуляньях он только с нею, а когда случалось, что в собра-
нии N нет, то Пушкин сидит целый вечер в углу задумав-
шись, и ничто уже не в силах развлечь его! В их доме все
напоминает о Пушкине. На столе найдете его сочинения. 1
1 Находился на Средней Пресне, нынешней ул. Заморенова; не со-
хранился.
________545
Анри Труайя_________
Между нотами — «Черную шаль» и «Цыганскую песнь».
На фортепьяно его «Талисман»... в альбоме несколько лис-
точков картин, стихов и карикатур, а на языке беспрерыв-
но вертится имя Пушкина».
Пушкин серьезно задумывался о том, чтобы жениться
на хорошенькой Катеньке, хотя все еще не спешил с объ-
яснениями. Ему было так уютно в этом дружеском доме,
полном нежных взглядов и смеха с ямочками на юных ще-
ках! Рассказывают, что он наведывался сюда до четырех
раз в день, чтобы поболтать с почтенной мадам Ушаковой,
послушать и записать старые русские песни, которые она
знала наизусть, дружески посмеяться над Лизанькой Уша-
ковой и ее женихом Киселевым1, ухажнуть за Катериной,
написать им в альбомы стишки на случай да нацарапать
пером карикатуры — что подскажет вдохновение. Альбом
Елизаветы Ушаковой сохранился — видишь, какой там
кладезь быстрых набросков, выдающих истинный талант
Пушкина как рисовальщика, забавных ремарок, легких
стихов; и сюда же вписан знаменитый «Донжуанский спи-
сок» Пушкина.
26 мая 1827 года Елизавета Ушакова пишет брату: «По
приезде я нашла в Екатерине большую перемену; она ни о
чем другом не говорит, как только о Пушкине и его про-
славленных сочинениях. Она знает их все наизусть. Пря-
мо совсем одурела... В тот момент, когда я вам пишу,
она читает вслух «Кавказского пленника», что мешает
мне собраться с мыслями для письма...»
И Катерина добавляет несколько строк к этому посла-
нию сестры:
«Он уехал в Петербург, может быть, он забудет меня;
но нет, нет, будем лелеять надежду, он вернется, он вер-
нется, безусловно!.. Город почти пустынен, ужасная тос-. 1
1 Такова, например, карикатура, в которой поэт представлял себе
будущую семейную жизнь Киселева и Лизы Ушаковой — Сергей Кисе-
лев изображен котом (обыгрывается первый слог фамилии — «К и с»),
качающим люльку, Лиза стряпает на лавке, а за всем этим наблюдают,
поджав лапки, множество симпатичных котят. (Прим, пер.)
546_________
Александр Пушкин
ка (любимые слова Пушкина). Прощай, дорогой брат, на-
деюсь получить от тебя такое же длинное письмо.
В ожидании этого удовольствия, остаюсь навсегда пре-
данная тебе, послушная, ленивая, безумная и любящая Ка-
тичка, называемая кое-кем Ангел».
Тем не менее, как бы ни был привлекателен для него
дом Ушаковых, как бы ни был он влюблен в Екатерину,
поэт, словно мотылек, тянулся и к другим огонькам.
В семье Ушаковых было две дочери, в семье Урусо-
вых — три. Трудно сказать, чем эти последние отличались
более — красотою или глупостью. Но Пушкин редко уха-
живал за женщинами из-за их ума. Юная Софья Урусова,
которая более других привлекала внимание поэта, была
известна своими бесхитростными репликами. На вопрос
некоего воздыхателя, что она читает в настоящий момент,
Софья ответила:
— Я читаю розовую книжечку, а моя сестра — синюю.
Таковое отсутствие вкуса к литературе наверняка долж-
но было умилить поэта. Ему хотелось быть любимым не за
свой талант, но за хорошую мину, остроту мысли и благо-
родство по рождению. По словам Михаила Семевского, со-
биравшего воспоминания о поэте, Пушкин посещал
княжну Урусову почти каждый день; он так и сыпал шут-
ками и импровизациями, частенько чаровал аудиторию,
рассказывая старые русские сказки. Порою все присутст-
вующие собирались вокруг большого круглого стола, и
Пушкин переносил присутствующих в фантастический
мир, населенный колдунами, лешими и злобными волка-
ми. Его вдохновение усиливало впечатление от рассказы-
ваемых им сказок, которые он собирал за долгое пребыва-
ние в деревне и умело передавал в стиле народных сказа-
ний.
Посещение des mademoiselles Ouroussov едва не обер-
нулось для поэта фатальным исходом. 14 апреля 1827 года
некий артиллерийский офицер Владимир Соломирский,
горячий поклонник Софьюшки Урусовой, воспользовался
_______547
Анри Труайя_________
отпущенной поэтом неудачной шуткой* 1 для вызова поэта
на дуэль. Получив на следующий день вызов, Пушкин по-
слал ему записку:
«А 1'instant, si vous le desirez, venez avec un temoin.
A.P.»2
В то же утро у Соболевского, где жил Пушкин, собра-
лись Соломирский и секунданты. К счастью, последним
удалось уладить дело миром, и за хорошим завтраком с
шампанским противники пожали друг другу руки.
К весне 1827 года Пушкин уже порядком устал от Мо-
сквы с ее вечной ярмаркой невест; к тому же передряги с
«Борисом Годуновым», «Андреем Шенье» и запиской «О
народном воспитании» изрядно потрепали ему нервы. Его
все чаще видели угрюмым, раздражительным, рассеянным.
Случалось, зевал в самый разгар бала. Он более не пред-
ставлял себе, на что употребить свой досуг. Молодые мос-
ковские интеллектуалы из «Московского вестника», покло-
нение которых некогда было ему большим утешением,
теперь стали раздражать его своими юношескими амби-
циями. Эти воспитанные на Шеллинге месье заявляли сле-
дующее: «Первым признаком поэзии должйа быть тайна»
или же «Поэт живет вне пределов реального мира, в об-
ласти фантазии». Ну, а Пушкин был страстным реали-
стом — первым и самым истинным среди русских реали-
стов. Коллегам из «Московского вестника» были также по
сердцу заумные терминологии, сражения метафизических
идей, всяческая религиозная метафизика и «пропасти
мыслей и чувств». А Пушкин, ученик Вольтера, издевался
над этими косноязычными попытками объяснить необъ-
яснимое, поймать Абсолют в сети силлогизма и добраться
до Бога по лестнице из слов. 4 марта 1827 года редактор
«Московского вестника» Погодин, посетив Пушкина, оче-
видно, затеял с ним спор — поэт «декларировал против
1 По адресу Анны Бобринской, урожд. баронессы Унгерн-Штерн-
берг. (Прим. пер.)
L «Немедленно, если вы того желаете, приезжайте вместе с секун-
дантом. А(лександр) П(ушкин)» (фр.).
548________
Александр Пушкин
философии», а его оппонент «не мог возражать дельно и
больше молчал», хотя и был убежден в абсурдности речей
поэта... За два дня до того Пушкин писал Дельвигу:
«Ты пеняешь мне за «Московский вестник» — и за не-
мецкую метафизику. Бог видит, как я ненавижу и прези-
раю ее; да что делать? собрались ребята теплые, упря-
мые; поп свое, а черт свое. Я говорю: господа, охота вам
из пустого в порожнее переливать — все это хорошо для
немцев, пресыщенных уже положительными познаниями,
но мы... «Московский вестник» сидит в яме и спрашива-
ет: веревка вещь какая? (Впрочем, на этот метафизиче-
ский вопрос можно бы и отвечать, да NJ.) А время вещь
такая, которую с никаким «Вестником» не стану я те-
рять. Им хуже, если они меня не слушают».
Созданный в туманном метафизическом климате, «Мо-
сковский вестник» не имел никакого успеха. В первый год
набралось едва 600 подписчиков, в последующие годы чис-
ло катастрофически сокращалось. Даже имя Пушкина не
могло служить гарантией продажи. Философы сбивали
Пушкина с толку. А конкурирующие издания не дремали,
силясь разрушить его реноме.
Слава Пушкина, достигшая своего апогея зимою 1826/
27 года, быстро катилась под гору с приближением весны.
Публика слишком тепло приняла поэта, чтобы он мог рас-
считывать, что надолго останется в таком фаворе. Его успех
повсюду пробудил вспышки ревности. Анонимные враги
из кожи лезли вон, чтобы подорвать его авторитет. Так на-
зываемые либералы корили его за то, что он изменил рес-
публиканским идеалам ради того, чтобы иметь счастье
фланировать по улицам Москвы. Шептались о том, что он
позабыл своих друзей, предал свое творчество, продался
императору и даже поступил на службу шпионом к Бен-
кендорфу. Когда поэт опубликовал стихотворение «Стан-
сы», в котором советовал Николаю брать пример с Петра
Великого:
Во всем будь пращуру подобен,
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен —
Анри Труайя________
многие сочли это восхвалением Николая I. Последняя
строка должна была убедить друзей-декабристов в обрат-
ном — но клевета была уже запущена. Пушкин готов был
протестовать, но его никто не хотел слушать. На счет по-
эта циркулировали злые эпиграммы. Он внезапно почувст-
вовал себя изолированным — под подозрением и у либе-
ралов, и у властей. Отвергнутый и теми и другими. Меж
двух огней. И все это случилось как гром среди ясного не-
ба. Уставший, упавший духом Пушкин решил бежать из
этого города, который, сотворив ему триумф, теперь шель-
мовал его. Чтобы заручиться разрешением на приезд в сто-
лицу, где в это время жили его родители, Пушкин пишет
письмо Бенкендорфу:
«Семейные обстоятельства требуют моего присут-
ствия в Петербурге: приемлю смелость просить на сие
разрешения у вашего превосходительства».
Его превосходительство не замедлил с ответом — третье-
го мая в адрес Пушкина из Петербурга ушло следующее
послание:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
На письмо ваше от 24-го прошлого апреля, честь имею
вас уведомить, что я имел счастие доводить содержание
оного до сведения государя императора.
Его величество, соизволяя на прибытие ваше в С.-Пе-
тербург, высочайше отозваться изволил, что не сомнева-
ется в том, что данное русским дворянином государю
своему честное слово: вести себя благородно и пристой-
но, будет в полном смысле сдержано»1.
Вот так так! «Честное слово»... «Вести себя благородно и
пристойно»... Да с чего же они сомневаются в нем?!
Отъезд Пушкина из Москвы в Петербург был назначен
на 19 мая 1827 года. В этот день на даче Соболевского
близ Петровского замка собрались несколько его москов-
ских друзей да несколько коллег по «Московскому вестни- 1
1 Написано рукой фон Фока; Бенкендорф только подписал. (Прим,
пер.)
550________
Александр Пушкин
ку». «Около вечера стали собираться знакомые и близкие
Пушкина, — записал К.А. Полевой. — Мы увидели там
Мицкевича... Постепенно собралось много знакомых Пуш-
кина, а он не являлся. Наконец приехал А. Муханов и объ-
явил, что был вместе с Пушкиным на гулянье в Марьиной
роще и что поэт скоро приедет. Уже поданы были свечи,
когда он явился, рассеянный, невеселый, говорил не улыба-
ясь (что всегда показывало у него дурное расположение) и
тотчас после ужина заторопился ехать. Коляска его была
подана, и он, почти не сказавши никому ласкового слова,
укатил в темноте ночи».
В период с января предположительно по март 1827 го-
да художник В.А. Тропинин трудился над портретом Пуш-
кина; все близкие поэта отметили в нем необычайное
сходство с моделью. Но еще в большей степени, чем само
полотно, не лишенное, конечно, лести в отношении порт-
ретируемого, его облик воссоздает нам первый этюд к
портрету. Опустошенное, суровое лицо с полными чувст-
венными губами и жесткими морщинами; живые глаза
под тяжелыми веками смотрят гордым и грустным взгля-
дом. Щетинистые бакенбарды, длинные курчавые волосы.
Расстегнутый ворот кое-как сдерживается свободно завя-
занным галстуком На Пушкина наложили свой отпечаток
борьба, заботы, да и — чего греха таить! — разгульная
жизнь. Но лицо его еще светится юностью — юностью
мысли. И эта юность будет сопротивляться ранам, наноси-
мым людьми и временем
Тлава 2
SAINT-PETERSBOURG
«Завтра еду в Петербург, — пишет Пушкин брату Ле-
вушке, — увидеться с дражайшими родителями comme on
dit1 и устроить свои денежные дела». 1
1 Как говорится (фр.).
________551
Анри Труайя________
Вот именно — comme on dit! Пушкин не забыл ни
скандальных семейных сцен, имевших место в Михайлов-
ском, ни родительских криков и проповедей, ни папаши-
ной слежки. Ни к отцу, ни к матери он не мог испытывать
ничего, кроме отвращения, окрашенного умиленьем
В течение нескольких последних месяцев Сергей Льво-
вич провозглашал направо и налево, как обожает он своего
сына, — да вот беда, сын более не понимает его. Пушкин
был не такой простофиля, чтобы принять за чистую моне-
ту такую перемену в отцовских чувствах, которая стран-
ным образом совпала с вызволением сына монаршею ми-
лостью из опалы. Он знал, сколь фальшив и тщеславен его
родитель, да и родительница ничуть не лучше. Оба ожида-
ли выгоды из, как они думали, привилегированной ситуа-
ции, которая была дарована Пушкиным монаршею благо-
склонностью. Поэт снова становился их добрым сыном,
ибо Николай простил ему прегрешения. Он снова оказы-
вался достойным их любви, поскольку к нему вернулось
монаршее расположение. Да нет, не к дражайшим родите-
лям спешил Пушкин в столицу! В первую очередь хотелось
ему повидаться с сестрою Ольгой. Что же до брата Левуш-
ки, то он находился в действующей армии на Кавказе, и,
прямо скажем, армейский быт ничуть не исправил его
хвастливой, пустопорожней и ленивой натуры. Лучшие
друзья Пушкина заключены в темницы, в остроги. Остает-
ся только Дельвиг. Да и тот возымел глупость жениться.
Да, Петербург решительно так же пуст, глуп, скучен и не-
здоров, как и Москва.
«Что же мне вам сказать, сударыня, — писал Пушкин
хозяйке Тригорского в начале июня 1827 года, — о пребы-
вании моем в Москве и о моем приезде в Петербург —
пошлость и глупость обеих наших столиц равны, хотя и
различны, и так как я притязаю на беспристрастие, то ска-
жу, что, если бы мне дали выбирать между обеими, я вы-
брал бы Тригорское, — почти как Арлекин, который на
вопрос, что он предпочитает: быть колесованным или по-
вешенным? — ответил: я предпочитаю молочный суп. —
552________
Александр Пушкин
Я уже накануне отъезда и непременно рассчитываю про-
вести несколько дней в Михайловском; покамест же от
всего сердца приветствую вас и всех ваших» (оригинал по-
французски).
Едва приехав в Петербург, Пушкин снова уносится в
деревню, навстречу деревянному жилищу в Михайловском
и тригорским красавицам Пришел июль — и к поэту вер-
нулись привычки былой жизни в изгнании. В Михайлов-
ском он, как и прежде, трудится до двенадцати часов в
день, лежа в постели в окружении клочков бумаги, обгло-
данных перьев и карандашей. Время от времени он откла-
дывает в сторону перо и берет бильярдный кий либо са-
дится на лошадь, болтает с Ариной Родионовной, бегает за
чьей-нибудь юбкой и ранит чье-нибудь чувствительное серд-
це — и снова яростно берется за труд, изголодавшись по
творчеству.
Осенью 1827 года он сочиняет ряд лирических стихо-
творений и начинает первый русский исторический роман —
«Арап Петра Великого», в котором выводит на сцену сво-
его славного предка Ганнибала, взятого в плен турками, за-
точенного в султанском гареме, а затем отправленного
Петру Великому русским послом в Стамбуле. По словам
самого Пушкина, главной интригой романа явится невер-
ность жены арапа, которая родит на свет белого ребенка и
за это будет заключена мужем в монастырь.
Этот труд, начатый с таким энтузиазмом, однако же,
остался неоконченным. Но первые шесть его глав отлича-
ются удивительной уверенностью и живостью. В этом про-
заическом романе, как и в трагедии в стихах «Борис Году-
нов», Пушкину удалось вдохнуть жизнь в великие фигуры,
превращенные историей в недвижные статуи. Петр Вели-
кий является перед нами со всеми своими типичными
жестами, разгоряченностью, запахами, с привычной по-
ходкой и своим подлинным голосом. Окружающие его
персонажи-статисты тоже обладают своей рельефностью.
Блеск и пышность французского двора в период правления
герцога Орлеанского, государевы ассамблеи, совещания бо-
_______553
Анри Труайя_______
яр — все является на страницах романа, словно подмечен-
ное зорким глазом самого скрупулезного очевидца. В днев-
нике Алексея Вульфа мы находим записи о Пушкине, от-
носящиеся как раз ко времени его работы над «Арапом
Петра Великого»:
«16 сентября (1827). Вчера обедал я у Пушкина в селе
его матери, недавно бывшем еще месте его ссылки, куда
он недавно приехал из Петербурга с намерением отдох-
нуть от рассеянной жизни столиц и чтобы писать на сво-
боде (другие уверяют, что он приехал оттого, что проиг-
рался).
По шаткому крыльцу взошел я в ветхую хижину пер-
венствующего поэта русского. В молдаванской красной
шапочке и халате увидел я его за рабочим столом, на коем
были разбросаны все принадлежности уборного столика
поклонника моды; дружно также на нем лежали Монтес-
кье с «Сельским чтением» и «Журналом Петра I», виден
был также Алфьери, ежемесячники Карамзина и изъясне-
ние снов, скрывшееся в полдюжине альманахов».
Туалетные принадлежности, разбросанные по рабочему
столику по соседству с трудами Монтескье, «Толкователь
снов» подле «Журнала Петра I»... Пустые безделицы рядом
с великими идеями дают нам точное представление об об-
разе существования поэта. Удивительная стройность в со-
чинениях сочетается в нем с неподражаемой безалаберно-
стью в жизни. Зрелый муж по своему мышлению, Пушкин
оставался иным отроком по своим чувствам.
Если бы он в своих действиях и поступках был таким
же, как в сочинениях, то был бы счастлив и покоен; ну, а
коли был бы в своих писаниях таким же, как в поступках,
вышел бы из него романтический многословный сочини-
тель, не лишенный ребяческой наивности. Но, видно, так
было уготовано ему судьбою, чтобы неудачи в роли обита-
теля грешной земли обрели возмещение в виде продолжи-
тельного успеха в царстве поэзии.
Приехав в Михайловское к концу июля месяца, Пуш-
кин выехал обратно в Петербург в начале октября. Оста-
554_______
Александр Пушкин
новились на станции Боровичи, он по обыкновению сел за
картежный стол и — гляньте — продул, карта за картой,
тысячу шестьсот рублей. Доехав до следующей станции и
найдя там томик Шиллера, он думал обрести утешение за
чтением.
«Но едва успел прочитать я первые страницы, — пи-
сал Пушкин, — как вдруг подъехали четыре тройки с
фельдъегерей ...Я вышел взглянуть на них... Один из аре-
стантов стоял, опершись, у колонны. К нему подошел
высокий, бледный и худой молодой человек с черною бо-
родою, в фризовой шинели... Увидев меня, он с живостию
на меня взглянул. Я невольно обратился к нему. Мы при-
стально смотрим друг на друга — и я узнаю Кюхельбеке-
ра. Мы кинулись друг другу в объятия. Жандармы нас рас-
тащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и руга-
тельством — я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось
дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и
ускакали. Я поехал в свою сторону. На следующей стан-
ции узнал я, что их везут из Шлиссельбурга, — но куда
же?»
Несчастный Кюхельбекер, приговоренный к 20-летне-
му заключению в крепости, направлялся под конвоем
жандармов из Шлиссельбурга в Динабург. И так случилось,
что судьба уготовила ему встречу с лицейским товарищем!
Пути двух друзей пересеклись у дверей затерянной на
просторах России почтовой станции. Пути двух друзей
детства... Пушкина — вроде как будто свободного, и Кю-
хельбекера — узника за дело правое...
Пушкин двинулся в путь, весь опечаленный обликом
этого горемычного и очаровательного безумца, бледного,
ослабленного, истерзанного. Пушкин ехал навстречу бли-
стательным салонам, новым успехам, прелестным женщи-
нам, театрам и модным ресторанам, а жертве мнений Кю-
1 При перевозке декабристов из крепости в крепость каждого из
них надлежало, согласно предписанию, везти на отдельной тройке,
имея при каждом одного жандарма; фельдъегерю предоставлялась от-
дельная от арестантов тройка. (Прим, пер.)
________555
Анри Труайя_______
хельбекеру суждено было быть погребенным живьем в ка-
ком-нибудь сыром каземате. «И я бы м о г...» При одной
только этой мысли Пушкина охватывал жгучий стыд, что
принял высочайшее прощенье, — и тут же им овладевала
жажда в полной мере воспользоваться предоставленным
ему шансом, таким хрупким и таким драгоценным!
* * *
В Санкт-Петербурге Пушкин поселился в скромном
двухкомнатном номере в Демутовом трактире. Со своими
«дражайшими родителями» виделся редко. Если же отцу с
сыном суждено было встретиться на променаде, они обме-
нивались церемониальным приветствием, но разговора не
завязывали. По воспоминаниям К.А. Полевого, Пушкин в
Петербурге «вел жизнь странную. Оставаясь дома все утро,
начинавшееся у него поздно, он, когда был один, читал, ле-
жа в постели, а когда к нему приходил гость, он вставал с
своей постели, усаживался за столик с туалетными принад-
лежностями и, разговаривая, обыкновенно чистил, обтачи-
вал и приглаживал свои ногти, такие длинные, что их можно
назвать когтями. Иногда заставал я его за другим столи-
ком — карточным, обыкновенно с каким-нибудь неведо-
мым мне господином, и тогда разговаривать было нельзя;
после нескольких слов я уходил, оставляя его продолжать
игру. Известно, что он вел довольно сильную игру и чаще
всего продувался в пух! Жалко бывало смотреть на этого
необыкновенного человека, распаленного грубою и глупою
страстью!»...
Пушкин всегда питал страсть к азартным играм, но в
1827 году эта любовь перешла у него в какую-то манию...
Один вид зеленого сукна и колоды карт кружил ему голо-
ву. Никакие соображения не могли удержать его от того,
чтобы в буквальном смысле слова испытать судьбу, поста-
вив все на карту, и либо выиграть состояние, либо про-
дуться в пух. Это фатальное решение — красное либо чер-
556_______
Александр Пушкин
ное, лучшее либо худшее — как нельзя более соответство-
вало его авантюрному духу.
Присоединившись к Пушкину в Петербурге, Соболев-
ский поощрял его к ведению подобного бесшабашного и
печального существования. В полицейском рапорте фон
Фока за октябрь 1827 года читаем:
«Поэт Пушкин здесь. Он редко бывает дома. Извест-
ный Соболевский возит его по трактирам, кормит и поит
на свой счет. Соболевского прозвали брюхом Пушкина.
Впрочем, сей последний ведет себя благоразумно в отно-
шении политическом».
Ранее, 5 марта 1827 года, начальник 2-го округа корпу-
са жандармов генерал-майор А. Волков доносил Бенкен-
дорфу:
«О поэте Пушкине, сколько краткость времени позво-
лила мне сделать разведании — он принят во всех домах
хорошо и, как кажется, не столько теперь занимается сти-
хами, как карточной игрой и променял Музу на Муху, ко-
торая теперь из всех игр в большой моде».
Короче говоря, пока Пушкин, лишенный и понимаю-
щих родителей, и истинных друзей, и всепоглощающей
любви, катался от одного злачного места к другому и терял
время за игрой в карты и ухаживанием за юными красот-
ками салонов и улиц, секретные агенты Бенкендорфа над-
зирали за каждым его жестом, подмечали каждое его сло-
во и отсылали своему шефу рапорты, похожие на бюллете-
ни о состоянии здоровья:
«Пушкин, сочинитель, был там (у графа Завадовского)
несколько раз... Во время дружеских излияний он совер-
шенно откровенно признается, что никогда не натворил
бы столько безумия и глупостей, если бы не находился под
влиянием Александра Раевского, который, по всем описа-
ниям... должен быть человеком весьма опасным» (оригинал
по-французски).
«Поэт Пушкин ведет себя отлично, хорошо в политиче-
ском отношении. Он непритворно любит государя и даже
говорит, что ему обязан жизнию, ибо жизнь так ему на-
_______557
Анри Труайя
скучила в изгнании и вечных привязках, что он хотел уме-
реть. Недавно был литературный обед, где шампанское и
венгерское вино пробудили во всех искренность. Шутили
и много смеялись и, к удивлению, в то время, когда преж-
де подшучивали над правительством, ныне хвалили госуда-
ря откровенно и чистосердечно. Пушкин сказал: «Меня
должно прозвать или Николаевым, или Николаевичем,
ибо без него я бы не жил. Он дал мне жизнь и, что гораздо
более, — свободу: виват!» (Записка фон Фока, октябрь
1827 г.)
А вот еще одно донесение секретного агента (стиль и
орфография сохранены): «Пушкин! известный уже, Сочи-
нитель! который, невзирая на благосклонность государя!
Много уже выпустил своих сочинений! как стихами, так и
прозой!! колких для правительствующих даже, и к госуда-
рю! Имеет знакомство с Жулковским!! у которого бывает
почти ежедневно!!! К примеру вышесказанного, есть оного
сочинение под названием Таня! которая быдто уже, и на-
печатана в Северной Пчеле!! Средство же, имеет к выпуску
чрез благосклонность Жулковского!!»
Здесь «Жулковский» — конечно же, Жуковский, а «Та-
ня» — «Евгений Онегин», которого IV и V главы вышли в
свет как раз в начале февраля 1828 года, когда и был со-
стряпан сей злопыхательский «документ».
Когда в июне 1827 года поступили в продажу «Цыга-
ны», внимание Бенкендорфа привлекла виньетка, украсив-
шая обложку. На ней были изображены перевернутый ку-
бок, кинжал, змея, обрывок цепи, лист пергамента и ветви
лавра. Что должен означать этот странный assemblage? Не
содержится ли в обрывке цепи намека на мятеж, в кинжа-
ле — призыва к убийству, в изображении змеи, листе пер-
гамента и лавровых ветвях — почести поэтам-либералам?
Если бы эта романтическая композиция украсила книгу
какого-нибудь другого сочинителя, Бенкендорф и не поду-
мал бы обратить на нее внимания. Но Пушкин!.. Нет, с
ним надо держать ухо востро! Он ведь ни жеста в простоте
не сделает, ни слова просто так не скажет! С чувством, с
558 ______
Александр Пушкин
толком, с расстановкой, как будто речь шла о деле государ-
ственной важности, Бенкендорф адресует московскому
жандармскому генералу А.А. Волкову письмо на француз-
ском языке с поручением провести расследование по по-
воду того, каким образом появилась виньетка к поэме
Пушкина «Цыганы»; при этом рекомендовалось взглянуть
на нее «испытующим оком», чтобы убедиться, что она при
поэме появилась неспроста. Впрочем, Волков склонялся к
невинному истолкованию виньетки. «Объяснение эмбле-
мы представляется весьма трудной вещью, — писал он. —
Перевернутый кубок означает перевернутую чашу наслаж-
дений, змея — яд, кинжал — или месть, или предательст-
во... Кроме того, эта виньетка выполнена отнюдь не в Мо-
скве. Г-н Семен (типограф) получил ее из Парижа, от фир-
мы Фирмен-Дидо». О разбитых цепях он умолчал.
В общем, по счастью, этому делу не дали ходу. Но в те-
ни высоких кабинетов ожидали своего часа другие «дела»,
в которых фигурировало имя Пушкина.
«Дело об Андрее Шенье»... Опять этот Андрей Шенье!
Напрасно считал Пушкин, что благодаря заявлению, под-
писанному им в Москве, с полицейскими процедурами по
этому вопросу кончено раз и навсегда. Как бы не так! От
инстанции к инстанции, от комиссии к комиссии, от до-
носчика к доносчику распухало досье Пушкина, накапли-
вая все новые угрозы. 25 марта 1828 года приговоры воен-
ного суда были переданы в Правительствующий Сенат.
Перечитав подозрительные строки вдоль и поперек, сена-
торы подтвердили их подрывной характер (хотя они и бы-
ли направлены против Французской революции), но при-
знали: «как сие учинено им до составления Всемилости-
вейшего манифеста 22 августа 1826 года, то по силе 1-го
пункта оного» Пушкин избавлялся от суда и следствия.
Стало быть, дело прекращалось не за отсутствием состава
преступления. По амнистии. Пушкин не был признан не-
виновным Он был «прощен». Его преступление? Оскорб-
ление монархии путем написания стихотворения против
Французской революции. Монументальная абсурдность
_______559
Анри Труайя-------
этого обвинения ничуть не смутила чиновников. Сенат по-
становил обязать Пушкина подпискою, «дабы впредь ни-
каких своих творений без рассмотрения и пропуска цен-
зуры не осмеливался выпускать в публику, под опасением
строгого по законам взыскания».
Но этим не ограничилось — высшая инстанция, а имен-
но Государственный Совет, решила, что Пушкин слишком
легко отделался. 28 июля 1828 года заключения Прави-
тельствующего Сената были утверждены Государственным
Советом с таковым в отношении к сочинителю стихов оз-
наченных Пушкину дополнением: «что по неприличному
выражению его в ответах своих насчет происшествия
14 декабря 1825 года и по духу самого сочинения, в октяб-
ре 1825 года напечатанного, поручено было иметь за ним
в месте его жительства секретный надзор».
Членами Государственного Совета были те, кто осуще-
ствил суровую расправу над декабристами. Пушкин был в
их глазах^ опасным сателлитом заговорщиков. По милости
царских сановников поэт оказался связанным по рукам и
ногам, опутанным сетью тайных агентов, жандармов, плат-
ных шпионов и добровольных осведомителей. Пушкину
было невдомек, какие дьявольские тенета оплели его. По
наивности, он еще верил обещанию, данному государем.
Он и представить себе не мог, какому влиянию со сторо-
ны полиции подвержен Николай I, что в целом свете ниче-
го нет сильнее, нежели чиновники, позеленевшие в плесе-
ни папок с досье. Униженный и доведенный до изнурения
всеми теми заботами, на которые обрекла его треклятая
административная процедура, Пушкин вздохнул с облегче-
нием, когда узнал, что в начале августа 1828 года «дело об
Андрее Шенье» было решительно улажено.
Но, как оказалось, радоваться было рано. 28 мая того
же года крепостные люди новгородского помещика, штабс-
капитана в отставке Валериана Митькова направляют ми-
трополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Сера-
фиму прошение о том, что «господин их развращает в по-
нятиях православной веры, прочитывая им из книги его
560_______
Александр Пушкин
рукописи некое развратное сочинение под заглавием «Гав-
риилиада». 4 июля Митьков был арестован, и опечатаны
все его вещи. 25 июля специально созданная комиссия (в
составе А.Н. Голицына, В.П. Кочубея и П.А. Толстого) по-
становила освободить Митькова от следствия и дальнейше-
го надзора, взявши с него подписку, чтобы он не наказывал
донесших на него дворовых, и «обязать петербургского во-
енного губернатора спросить у Пушкина», им ли была пи-
сана поэма «Гавриилиада», и «обязать Пушкина подпис-
кою впредь подобных богохульных сочинений не писать,
под страхом строгого наказания».
Час от часу не легче! Только уладилось дело с «Андреем
Шенье», как всплыла «Гавриилиада». После обвинений в
оскорблении режима — обвинения в оскорблении право-
славной веры. Негодный подданный, дурной христианин.
Враг государя, враг Господа. Когда в начале августа 1828
года петербургский военный губернатор П.В. Голенищев-
Кутузов просит призвать Пушкина и предъявить ему во-
просы о «Гавриилиаде», поэт почувствовал, что пропал.
Признать авторство «Гавриилиады» означало обречь себя
на каторжные работы. Эта юношеская поэма вовсе не
стоила того, чтобы пожертвовать из-за нее хоть малой то-
ликой свободы. Изгнание лишь тогда свято, когда принял
его за святое дело. Пущин был сослан в Сибирь за то, что
защищал свой революционный идеал. А Пушкина могут
сослать за то, что насмехался над Девой Марией и арханге-
лом Гавриилом. Вот так глупость! Вот так насмешка судь-
бы! С самого же первого допроса Пушкин формально от-
рицал свое авторство:
«Между 3 и 5 августа 1828 года, в присутствии с.-петер-
бургского военного генерал-губернатора, титулярный со-
ветник Александр Пушкин, быв спрашивай по изложен-
ным ниже сего вопросам, показал:
1)	Вами ли писана поэма, известная под названием Гав-
риилиады?
Не мною.
2)	В котором году сию поэму вы писали?
_______561
Анри Труайя
В первый раз видел я Гавриилиаду в Лицее в 15-м или
16 году и переписал ее; не помню, куда дел ее, но с тех пор
не видал ее.
3)	Имеете ли вы и ныне у себя экземпляр этой поэмы?
Если таковой находится, то представьте его.
Не имею.
10-го класса Александр Пушкин».
Такое объяснение показалось царю подозрительным, и
он приказал вызвать Пушкина для второго. Таковое возы-
мело место 19 августа. По окончании Пушкин подписал
следующее заявление:
«Рукопись ходила между офицерами Гусарского полку,
но от кого из них именно я достал оную, я никак не упом-
ню. Мой же список сжег я вероятно в 20-м году.
Осмеливаюсь прибавить, что ни в одном из моих сочи-
нений, даже из тех, в коих я наиболее раскаиваюсь, нет
следов духа безверия или кощунства над религиею. Тем
прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне про-
изведение столь жалкое и постыдное».
Отрекшись от своей поэмы и понимая, что его коррес-
понденция перлюстрируется полицией, Пушкин пишет
Вяземскому 1 сентября того же года:
«Ты зовешь меня в Пензу, а того и гляди, что я поеду
далее, прямо, прямо на восток. Мне навязалась на шею
преглупая шутка. До правительства дошла наконец «Гав-
риилиада»; приписывают ее мне; донесли на меня, и я, ве-
роятно, отвечу за чужие проказы, если кн. Дм. Горчаков
не явится с того света отстаивать права на свою соб-
ственность. Это да будет между нами. Все это не весе-
ло...»
Насчет покойного Дмитрия Горчакова Пушкин рассчи-
тывал безошибочно: этот средней руки стихотворец и
«афей», как выражались в то время, отдал грешную душу
не признаваемому им Богу в 1824 году и, естественно, не
мог подвергнуться каре. Вяземскому, таким образом, пред-
лагалось, если и его будут допрашивать, настаивать на том,
что автором богопротивной поэмы был Горчаков. Но и эта
562_______
Александр Пушкин
уловка не отвела подозрений полиции: прямо скажем, гру-
бовато сработана. И обернулась против ее автора.
Прочтя заявления Пушкина, Николай наложил следую-
щую резолюцию:
«Графу Толстому призвать Пушкина к себе и сказать
ему моим именем, что, зная лично Пушкина, я его слову
верю. Но желаю, чтоб он помог правительству открыть,
кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина,
выпуская оную под его именем».
2 октября граф Толстой вызвал к себе Пушкина и объя-
вил тому об исключительном благоснисхождении его вели-
чества. Николай I снова взывал к благородству Пушкина.
Уж он-то знал, что из Пушкина можно вытянуть все, де-
лая ставку на его доверие. Достаточно великодушного об-
ращения с ним, чтобы он почувствовал себя обязанным
признаться в своих ошибках.
Тем не менее перед лицом графа Толстого Пушкин
долго колебался. Страх перед репрессиями боролся в нем с
желанием удивить императора своим чистосердечием.
Кончилось тем, что он, как явствует из протокола, «спра-
шивал, позволено ли ему будет написать прямо государю
императору и, получив на сие удовлетворительный ответ,
тут же написал к его величеству письмо и, запечатав оное,
вручил его графу Толстому. Комиссия положила, не рас-
крывая письма сего, представить оное его величеству».
Содержание письма нам неизвестно, но скорее всего
это было признание в авторстве «Гавриилиады». Николай I
торжествовал по всему фронту. Ему снова удалось оболь-
стить Пушкина, играя великодушного владыку.
Допросы по «делу о «Гавриилиаде» и признание остав-
ляли Пушкина в руках царя безоружным, рассыпающимся
в благодарности и восхищении. Император позволил себе
роскошь помиловать поэта.
31 декабря царь начертал на поданной ему резолюции:
«Мне это дело подробно известно и совершенно кон-
чено».
Пушкин был спасен. И тем не менее чувствовал себя
_______563
Анри Труайя
униженным постоянными упреками и милостями импе-
ратора. Властитель играл с ним как кот с мышонком. То
уберет когти, то опять цап-царап, да стиснет так, что не
обрадуешься. Пушкину и так было стыдно, что написал
«Гавриилиаду». Он отвергал сию нездоровую шутку с са-
мой юности. Но неужели же за шалости, совершенные Бог
знает когда, ему придется расплачиваться всю жизнь? «Ан-
дрей Шенье»... «Гавриилиада»... Список оставался откры-
тым Кто знает, какой еще компромат на него найдут при
небольшом усердии и прилежании! Если уж полиция заин-
тересовалась вами, она не отцепится. Если вас выделил им-
ператор, всякая личная жизнь вам заказана.
Николай I был великим государем Пушкин уважал в
нем личность, но ненавидел тирана. Он восхищался им как
человеком и ненавидел его функцию. Помилованный вла-
стелином, он пишет свой знаменитый «Анчар», обличаю-
щий всякую монархию:
В пустыне чахлой и скупой,
На почве зноем раскаленной,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит, один во всей вселенной.
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила
И зелень мертвую ветвей
И корни ядом напоила.
...Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек
И к утру возвратился с ядом.
Принес он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;
Принес — и ослабел и лег
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
564_________
Александр Пушкин
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
Итак, на сцене два персонажа — «непобедимый влады-
ка» и «бедный раб».
...человека человек
Послал к анчару властным взглядом...
Один человек — это «непобедимый владыка». Второй
человек — «бедный раб». И во власти первого из них —
жизнь и смерть второго. Почему? На каком основании?
На том, что он — царь, король, император. Николай I соз-
дан из той же, что и Пушкин, плоти и крови, и тем не ме-
нее он, Пушкин, должен пресмыкаться перед идеей, кото-
рую воплощает его собрат! Он должен повиноваться тому,
как раб повинуется своему господину. Ему придется бе-
жать за смертною смолой ко «древу яда», если тому угодно
будет приказать. Заклеймив самый принцип абсолютной
власти, Пушкин перевел огонь на тупых поклонников
оной — слепую толпу придворных, посвятив им стихотво-
рение «Чернь», иначе «Поэт и толпа»:
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки...
Поэт отказывается давать уроки морали этой развра-
щенной толпе. Он защищает право искусства быть свобод-
ным от утилитарной пользы. Ему хочется быть свободным.
Свободно писать, свободно поступать по своему усмотре-
нию. Эта жажда независимости была тем сильней, чем бо-
лее множились вокруг него стеснения, налагаемые поли-
цией. Любой другой на его месте давно сдался бы обстоя-
тельствам да сгинул в пучине суеты петербургской жизни...
А только не Пушкин! Уставший от подозрений и пресле-
дований, он верен своему делу. Второго октября 1828 года
________565
Анри Труайя________
поэт подвергается допросу по «делу о «Гавриилиаде», а
третьего мы видим его не только не павшим духом, но все-
го в работе — в эту среду им закончен и переписан набело
текст первой части поэмы «Полтава», о чем сохранилась
помета Пушкина в рукописи. В этот день Пушкин знать
еще не мог, какую участь готовит ему Николай I. Кто зна-
ет — вдруг назавтра, послезавтра его жизнь, его карьера
окажутся растоптанными. Вдруг произведение, которое
рождается ныне из-под его пера, ему так и не дадут дове-
сти до конца, черт с ним со всем! Он трудится. Трудится,
может быть, с еще большим рвением, чем прежде, как
будто впереди у него — целая вечность, чтобы выразить
свои мысли, как будто и не нависла над ним угроза ареста,
как будто не было в России ни царя, ни Бенкендорфа, ни
полицейских ищеек, ни царедворцев!
...Темная комнатенка в Демутовом трактире. Капли до-
ждя стучат в оконное стекло. Под дверями свищет сквоз-
няк. Холод, сырость, угрюмое осеннее небо не располагают
ни к каким прогулкам. Одно спасение — писать! О том,
как он работал над «Полтавой», поэт поведал М.В. Юзефо-
вичу, с которым познакомился во время путешествия в
Арзрум; вот как вспоминает об этом сам Юзефович:
«Изо всех времен года он любил более всего осень, и
чем хуже она была, тем для него была лучше. Он говорил,
что только осенью овладевал им бес стихотворства, и рас-
сказывал по этому поводу, как была им написана послед-
няя в то время поэма: «Полтава». Это было в Петербурге.
Погода стояла отвратительная. Он уселся дома, писал це-
лый день. Стихи ему грезились даже во сне, так что он но-
чью вскакивал с постели и записывал их впотьмах. Когда
голод его прохватывал, он бежал в ближайший трактир,
стихи преследовали его и туда, он ел на скорую руку, что
попало, и убегал домой, чтоб записать то, что набралось у
него на бегу и за обедом. Таким образом слагались у него
сотни стихов в сутки. Иногда мысли, не укладывавшиеся в
стихи, записывались им прозой. Но затем следовала отдел-
ка, при которой из набросков не оставалось и четвертой
566________
Александр Пушкин
части. Я видел у него черновые листы, до того измаранные,
что на них нельзя было ничего разобрать: над зачеркнуты-
ми строками было по нескольку рядов зачеркнутых же
строк, так что на бумаге не оставалось уже ни одного чис-
того места. Несмотря, однако ж, на такую работу, он кон-
чил «Полтаву», помнится, в три недели».
Итак, 3 октября 1828 года Пушкин перебелил первую
часть поэмы, а 13-го днем друг Пушкина Алексей Вульф
выслушивает из уст автора поэму почти оконченную.
«Можно быть уверену, — пишет Вульф, — что Пушкин в
этом роде исторических повестей успеет не менее, чем в
прежних своих».
«Полтаву» написал я в несколько дней, — признается
сам поэт, — долее не мог бы ею заниматься и бросил бы
все».
Такая поспешность и впрямь наложила свой отпечаток
на «Полтаву» — не в смысле поэтического мастерства, ос-
тающегося образчиком точности и строгости стиля, но в
недостаточной уравновешенности различных эпизодов.
Это отсутствие единства объясняется, различными начала-
ми в интриге произведения: с одной стороны — постыд-
ная любовь юной Марии и старого Мазепы, с другой — из-
мена Мазепы и война со шведами, в которой одерживает
победу Петр I. Маленькая история и великая история
сталкиваются, вместо того чтобы слиться воедино. Лириче-
ская поэма перетекает в поэму героическую. Облик Ма-
рии исчезает за громом пушек, фигура Петра Великого по-
давляет все силуэты персонажей драмы, хотя ей следовало
бы оставаться на заднем плане.
Скомпонованная a la diable, «Полтава» выступает ско-
рее как связка поэм, объединенных общей идеей. Ансамб-
лю недостает спаянности. Но каждый фрагмент, взятый в
отдельности, утверждает себя как шедевр.
«...Говорили мне, что мой Мазепа злой и глупый стари-
чишка, — писал поэт в своих заметках. — ...добрым я его
не нахожу, особенно в ту минуту, когда он хлопочет о каз-
ни отца девушки, им обольщенной... Однако ж какой от-
_______567
Анри Труайя--------
вратительный предмет! ни одного доброго, благосклонного
чувства! ни одной утешительной черты! соблазн, вражда,
измена, лукавство, малодушие, свирепость... Дельвиг дивил-
ся, как я мог заняться таковым предметом. Сильные ха-
рактеры и глубокая, трагическая тень, набросанная на все
эти ужасы, вот что увлекло меня-.»
..Дочь богача Кочубея Мария влюбляется в гетмана ук-
раинских казаков Мазепу. Отвергая все блестящие партии,
она мечтает только об этом яростном и степенном старце
с белыми усами и легендарным прошлым. Кочубей, быв-
ший товарищ Мазепы по оружию, приходит в негодова-
ние от скандальной страсти своей дочери и отвергает сва-
товство гетмана. И Мария сбегает со своим убеленным се-
динами возлюбленным. Поруганный, униженный,
обокраденный Кочубей думает только о мести. Ему пре-
красно ведомо политическое мышление Мазепы. Клянясь
и божась в своей неколебимой верности Петру Великому,
Мазепа вступает в переговоры со шведским королем Кар-
лом XII и готовится повернуть казаков против своего на-
ставника — российского царя. Кочубей разоблачает перед
Петром коварство Мазепы. Но Петр Великий не желает
верить сообщениям Кочубея. Более того, обрекает на
смерть авторов «доноса на гетмана-злодея». Похитивший
дочь Кочубея гетман злорадствует, когда отец его юной
любовницы оказывается в темнице. Злорадствует, как и
подобает примитивному, жестокому и грубому существу.
В нем — ни на грош ни жалости, ни угрызений совести,
ни моральных обязательств, ни страха перед наказанием.
Он повинуется исключительно своему желанию. Тем не
менее он еще не осмеливается признаться Марии, что до-
бился заточения в узилище ее отца и обрек его на бесслав-
ную смерть на эшафоте. Предав Петра Великого, он не
прощает предательства по отношению к себе, Мазепе. Ко-
варный гетман выпытывает у Марии:
Мазепа.
Скажи: отец или супруг
Тебе дороже?
568________
Александр Пушкин
Мария.
Милый друг,
К чему вопрос такой? тревожит
Меня напрасно он. Семью
Стараюсь я забыть мою.
Я стала ей в позор; быть может
(Какая страшная мечта!),
Моим отцом я проклята,
А за кого?
Мазепа.
Так я дороже
Тебе отца? Молчишь...
Мария.
О Боже!
Мазепа.
Что ж? отвечай.
Мария.
Реши ты сам.
Мазепа.
Послушай: если было б нам,
Ему иль мне, погибнуть надо,
А ты бы нам судьей была,
Кого б ты в жертву принесла,
Кому бы ты была ограда?
Мария.
Ах, полно! сердце не смущай!
Ты искуситель.
Мазепа.
Отвечай!
Мария.
Ты бледен; речь твоя сурова.»
О, не сердись! Всем, всем готова
_______569
Анри Труайя_________
Тебе я жертвовать, поверь;
Но страшны мне слова такие.
Довольно.
Мазепа.
Помни же, Мария,
Что ты сказала мне теперь.
Вся сцена исполнена драматического напряжения. Су-
хая, решительная, жестокая, как того требует характер ге-
роя.
Покинув Марию, Мазепа спускается в сад. Если он хо-
чет править, ему придется принести в жертву отца Ма-
рии — этого старого безумца, который пытался вывести
его на чистую воду в глазах Петра Великого. Что ж! В под-
ходящий момент Мазепа поднимет украинских казаков,
соединится с войсками Карла XII и отплатит царю за все
добро, опрокинув его с престола! А что же Мария? Да, ко-
нечно, ей придется пострадать, она проклянет гетмана, ко-
гда узнает, что он обрек на смерть Кочубея. Но не должна
же политика обременять себя сантиментами! Послушаешь
их, девушек, так и просидишь всю жизнь у домашнего
очага, нельзя же допустить, чтобы судьба Украины оказа-
лась в зависимости от слез женщины! Мазепа понял, что
напрасно сдался на милость любовному вожделению: вели-
кому мужу должно остаться в одиночестве —
...кому судьбою
Волненья жизни суждены,
Тот стой один перед грозою,
Не призывай себе жены.
В одну телегу впрячь неможно
Коня и трепетную лань...
Пока он так терзается, мать влюбленной в него Марии
проникает в комнату дочери и со слезами бросается к ее
ногам:
Мать.
Молчи, молчи;
Не погуби нас: я в ночи
570________
Александр Пушкин
Сюда прокралась осторожно
С единой, слезною мольбой.
Сегодня казнь. Тебе одной
Свирепство их смягчить возможно.
Спаси отца.
Д о ч ь (в ужасе).
Какой отец?
Какая казнь?
Мать.
Иль ты доныне
Не знаешь?- нет! ты не в пустыне,
Ты во дворце; ты знать должна,
Как сила гетмана грозна,
Как он врагов своих карает,
Как государь ему внимает...
Но вижу: скорбную семью
Ты отвергаешь для Мазепы;
Тебя я сонну застаю,
Когда свершают суд свирепый,
Когда читают приговор,
Когда готов отцу топор.
Друг другу, вижу, мы чужие...
Опомнись, дочь моя! Мария,
Беги, пади к его ногам,
Спаси отца, будь ангел нам:
Твой взгляд злодеям руки свяжет,
Ты можешь их топор отвесть.
Но чему быть, того не миновать. Палач в ожидании
жертвы
То в руки белые берет,
Играючи, топор тяжелый,
То шутит с чернию веселой...
И вот казнь свершается.
...Народ беспечный
Идет, рассыпавшись, домой
И про свои работы вечны
Уже толкует меж собой.
________571
Анри Труайя
...Тогда чрез пеструю дорогу
Перебежали две жены.
Утомлены, запылены.
Они, казалось, к месту казни
Спешили, полные боязни.
«Уж поздно», — кто-то им сказал...
Возвратившись во дворец, Мазепа не застает там Ма-
рии. Он отправляет на ее поиски
Своих проворных сердюков.
Вотще! Мария сбежала с матерью. Мазепа жалуется на
судьбу — пожертвовав любовью во имя власти, он подни-
мает войска на царя. Третья песнь «Полтавы» посвящена
знаменитой Полтавской баталии, в которой войска Петра
наголову разбивают и Карла, и его сообщника —
И падшими вся степь покрылась,
Как роем черной саранчи1.
«Полтава» не имела успеха, — признавался Пушкин. —
Вероятно, она и не стоила его... к тому ж это сочинение со-
всем оригинальное, а мы из того и бьемся». Нужно при-
знать — действительно, в «Полтаве», как и в некоторых из
«Южных поэм», примечаешь те же слабости композиции,
как, впрочем, и те же особенности стиля.
«11 est plat, votre poete»1 2, — говорил Флобер Н.С. Турге-
неву, который расписывал ему заслуги Пушкина. То, что
влюбленный в метафору Флобер называл словом platitude3,
есть, по сути дела, не что иное, как отсутствие метафор.
Для автора «Саламбо» не существовало поэзии, коль она
не изобиловала сравнениями. В его вкусе были подчеркну-
тые контрасты, отшлифованные детали, «удары гонга» и
романтические громы, уравновешиваемые нежными зефи-
рами. Зато у Пушкина высшая степень простоты повест-
1 Такое сравнение, конечно же, результат памятной «командиров-
ки», в которую послал Пушкина милорд Воронцов. (Прим, пер.)
2 «Он безвкусен, ваш поэт» (фр.).
3 Плоскость, безвкусица (фр.).
572_________
Александр Пушкин
вования исключает дешевые эффекты. Его творение про-
никнуто геометрической простотою. Оно — чисто и изящ-
но, обнажено и прозрачно, как вода Для него характерна
игра нюансов. Небольшая колоритная ремарка приобрета-
ет здесь гораздо большее значение, чем в перенасыщенных
образами текстах Гюго, Флобера или же Китса Хватило че-
тырех стихов для описания сцены слома ненужного те-
перь эшафота, попа в черных ризах, молящегося за души
убиенных, и двух казаков, поднимающих на телегу гроб с
телами казненных. Эти лаконичные картины можно срав-
нить с исполненными сухою иглой офортами Рембранд-
та — едва процарапанными, но совершенными, закончен-
ными. Всего три строки — и готов портрет заплечных дел
мастера, который шутит с толпой зевак, ожидающих
щекочущего нервы зрелища... Но вот один-единственный
штрих, который скажет о сем персонаже больше, чем если
бы Пушкин посвятил ему целую страницу: «руки белые».
Но этих белых рук, в которых топор, более чем достаточно
для полного словесного портрета. «Полтава» — завершаю-
щая стадия поэмы, в сто раз более протяженной, в тысячу
раз более пестрой. Это блистательный, неразрушимый
анализ поэтического материала, величие которого прель-
стило бы какого угодно писателя второго плана. Пушкин
являет нам самую сущность поэзии, очищенной от всех и
всяческих примерок, переходов, проб пера. Размышляя,
поэт отбросил второстепенные, аксессуарные образы, вы-
ложив на бумагу только готовое решение этих проблем,
возникавших «по пути».
Несмотря на свои удивительные достоинства, «Полта-
ву» судили сурово — если не публика, так официальная
критика. Хроникер из «Сына Отечества»1 называет пуш-
кинского Мазепу «безрассудным и мстительным стари-
чишкой» и «злым дураком»; ему вторит Надеждин из
«Вестника Европы», называя означенного персонажа «ли-
цемерным бездушным старичишкой». И больше даже, по- 1
1 Фаддей Булгарин (прим. пер.).
________________________________________________________573
Анри Труайя________
зволяет себе утверждение, что «Полтава» и в самом деле
явилась истинной «Полтавой» для Пушкина, разделившего
благодаря своей поэме судьбу Карла XII!
Пушкин переходит в контратаку: «Они (акулы пера —
С.Л.) объявляли мне, что отроду никто не видывал, чтобы
женщина влюбилась в старика, и что, следственно, любовь
Марии к старому гетману (NB: исторически доказанная) не
могла существовать.
Я не мог довольствоваться этим объяснением: любовь
есть самая своенравная страсть. Не говорю уже о безобра-
зии и глупости, ежедневно предпочитаемых молодости,
уму и красоте. Вспомните предания мифологические, пре-
вращения Овидиевы, Леду, Филиру, Пазифаю, Пигмалио-
на — и признайтесь, что все сии вымыслы не чужды по-
эзии. А Отелло, старый негр, пленивший Дездемону рас-
сказами о своих странствиях и битвах?..
...Мазепа действует в моей поэме точь-в-точь как и в ис-
тории, а речи его объясняют его исторический характер».
* * *
19 октября 1828 года Пушкин, по-прежнему светив-
шийся от радости по поводу окончания «Полтавы», при-
сутствовал на ежегодном собрании однокашников-лицеис-
тов. Как явствует из протокола, собралися на пепелище
скотобратца Курнофеиуса Тыркова (по прозвищу Кирпич-
ного бруса) 8 человек скотобратцев, а именно: Дельвиг —
Тося, Илличевский — Олосенька, Яковлев — Пояс, Корф —
дьячок Мордан, Стевен — Швед, Тырков (смотри выше),
Комовский — Лиса, Пушкин — Француз (смесь обезьяны
с тигром).
Друзья опоражнивали стакан за стаканом, шутили, со-
жалели о Пущине и Кюхле, светлели лицом при воспоми-
наниях о своем детстве и поздно разошлись, пожелав доб-
рого пути Пушкину, отъезжавшему тою же ночью в Ма-
линники.
Поэт уже почитай с месяц как мечтал оказаться там.
574_______
Александр Пушкин
Читаем запись в интимном дневнике Вульфа: «11— 12 сен-
тября (1828 г.). Эти два дня не оставили после себя много
замечательного. Я видел Пушкина, который хочет ехать с
матерью в Малинники, что мне весьма неприятно, ибо от-
того пострадает доброе имя и сестры, и матери, а сестре и
других ради причин это вредно». <..>
Это благородное беспокойство вызывает смех, ибо ав-
тор записи — сам первейший тригорский ловелас, лучший
ученик Пушкина в деле амурных экзерсисов. Вульф почти
одновременно был влюблен в бывшую пушкинскую пас-
сию Анну Керн, ее сестру Лизу Полторацкую, Александри-
ну Осипову и жену Дельвига. Все свои любовные подвиги,
успехи и разочарования заносил он в свой дневник; но
высшим достижением в амурных делах он почитал сле-
дующее: ухаживая за юными особами, доводить их до со-
стояния экстаза, не покушаясь при этом на их драгоцен-
ную девственность.
Пушкин настойчиво обхаживал сентиментальную Ан-
нетту, озорницу Зизи, их мамашу — хозяйственную, до-
родную, мудрую и мечтательную, не говоря уже о кузинах
и подругах дома. Пушкин в буквальном смысле слова свел
с ума и лишил чести (affole et deshonore) Аннетту (резуль-
татом чего остались такие шедевры любовной корреспон-
денции); 20-летняя Зизи сгорала от желания последовать
примеру своей старшей сестры — как отмечал Вульф, ее
молодое воображение тоже было потрясено неотразимым
Мефистофелем-Пушкиным...
Все это тригорское женское племя, переведенное в Ма-
линники, распалялось и нервничало, готовясь к тому, что-
бы сдаться в сладостном бою без сопротивления... В этом
просторном доме, сработанном из корабельного дерева, с
крыльцом с колоннами, низенькими и сумрачными ком-
натами, с мебелью из красного дерева, обитой шершавой
тканью, разгоряченно шептались по всем углам в ожида-
нии приезда поэта. Примеривали новые платья, таинст-
венно шушукались, томно вздыхали, давали друг другу ве-
роломные советы и тихонько молились о греховном при
_______575
Анри Труайя
свете лампадки или же в аллеях сада. Еще бы, ведь Пуш-
кин приезжает! Это чудовище! Этот ангел! Его здесь так
страшатся! И это... так хорошо — страшиться! И вот он,
наконец, прибыл. Его встречает целый букет из нежных
лиц. Смех, забавные кокетства, предвкушение развлечений
быстро развеяли у поэта угрюмые воспоминания о столи-
це. Среди этих юных дев, среди настойчивых и преданных
женщин Пушкин забывает о скандалах с «Андреем Ше-
нье» и «Гавриилиадой», о Бенкендорфе и Николае I. Он
помолодел на целых десять лет. Он весел, оживлен, соблаз-
нителен, насмешлив, влюблен и бодр как никогда. Пере-
пархивает от одной pucelle к другой, дразнит их, ласкает,
порождает мелкие ревности, дворовые перевороты и ко-
ридорные интрижки. Его бранят. Его ненавидят. Им вос-
хищаются. Его любят. Он счастлив. 27 октября он пишет
Алексею Вульфу:
«Честь имею донести, что в здешней губернии, напол-
ненной вашим воспоминанием, все обстоит благополуч-
но. Меня приняли с достодолжным почитанием и благо-
склонностию. Утверждают, что вы гораздо хуже меня
(в моральном отношении), и потому не смею надеяться
на успехи, равные вашим. Требуемые от меня пояснения
насчет вашего петербургского поведения дал я с откро-
венностию и простодушием, отчего и потекли.некото-
рые слезы и вырвались некоторые недоброжелательные
восклицания, как например: какой мерзавец! какая
скверная душа! но я притворился, что их не слышу. При
сей верной оказии доношу вам, что Марья Васильевна Бо-
рисова есть цветок в пустыне, соловей в дичи лесной,
перла в море и что я нал1ерен на днях в нее влюбиться.
Здравствуйте; поклонение мое Анне Петровне, друже-
ское рукожатие баронессе etc».
И Дельвигу, в сентябре месяце:
«Здесь мне очень весело. Прасковью Александровну я
люблю душевно; жаль, что она хворает и все беспокоит-
ся. Соседи ездят смотреть на меня, как на собаку Муни-
то; скажи это графу Хвостову. Петр Маркович здесь по-
576_______
Александр Пушкин
веселел и уморительно мил. На днях было сборище у од-
ного соседа; я должен был туда приехать, Аети его
родственницы, балованные ребятишки, хотели непре-
менно туда же ехать. Мать принесла им изюму и черно-
сливу и думала тихонько от них убраться. Но Петр
Маркович их взбудоражил, он к ним прибежал: дети! де-
ти! мать вас обманывает — не ешьте черносливу; поез-
жайте с нею. Там будет Пушкин — он весь сахарный, а
зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по ку-
сочку — дети разревелись; не хотим черносливу, хотим
Пушкина. Нечего делать — их повезли, и они сбежались
ко мне облизываясь — но увидев, что я не сахарный, а ко-
жаный, совсем опешили. Здесь очень много хорошеньких
девчонок (или девиц, как приказывает звать Борис Ми-
хайлович), я с ними вожусь платонически, и от того
толстею и поправляюсь в моем здоровье — прощай, по-
целуй себя в пупок, если можешь».
Ему же, 26 ноября:
«<...> Здесь мне очень весело, ибо я деревенскую жизнь
очень люблю. Здесь думают, что я приехал набирать
строфы в «Онегина», и стращают мною ребят как бу-
кою. А я езжу по пороше, играю в вист по 8 гривн ро-
берт — и таким образом прилепляюсь к прелестям доб-
родетели и гнушаюсь сетей порока — скажи это нашим
дамам; я приеду к ним омолодившийся и телом и душою —
полно. Я что-то сегодня с тобою разоврался». <...>
В Малинниках, лаская юную Зизи, жеманясь с прелест-
ной Марией Борисовой, да и вообще гоняясь за каждой
пробегающей юбкой, Пушкин тем не менее заканчивает
7-ю песнь «Онегина», пишет посвящение к «Полтаве» —
склоняя колени перед Марией Раевской! — и несколько
лирических стихотворений, включая изумительного и
зловещего «Утопленника». Всласть наработавшись, всласть
налюбившисъ и всласть посмеявшись, он покидает Ма-
линники в декабре и возвращается в Москву, чтобы про-
читать свои новые творения нескольким верным друзь-
ям. В частности, он бывает у М.И. Римской-Корсаковой,
_______577
Анри Труайя
ухаживает за ее дочерью Александриной — Вяземский пи-
шет об этом жене 19 декабря: «Он (Пушкин) начал так-
же таскаться и по Корсаковым, но я там с ним не был и
не знаю, как там идет его дело. По словам его, он опять
привлюбляется». 14 повторяет 9 января следующего года:
«Постояннейшие его посещения были у Корсаковых и у
цыганок...»
Из Москвы Пушкин возвращается к семейству Вуль-
фов, в гарем, именуемый Малинники; прибывший туда не-
задолго до того из Петербурга Алексей Вульф, как всегда,
принялся ухлестывать за всеми юными девами и молоды-
ми женщинами. В семействе Осиповых-Вульф с новой си-
лой возобновились стычки на амурной почве — битву вел
не один Пушкин, но Пушкин и Алексей Вульф, объединив-
шиеся в «наступательно-оборонительный союз» против
слабого пола. Вот что заметил Алексей Вульф в своем ин-
тимном журнале, оставшемся как ценный документ га-
лантных нравов эпохи:
«6 февраля 1829 г. ...В Крещение приехал к нам в Ста-
рицу Пушкин, «слава наших дней, поэт любимый небеса-
ми» — как его приветствует костромской поэт гж. Готов-
цева. Он принес в наше общество немного разнообразия.
Его светский блестящий ум очень приятен в обществе,
особенно женском. С ним я заключил оборонительный и
наступательный союз против красавиц, от чего его и про-
звали сестры Мефистофелем, а меня Фаустом. Но Гретхен
(Катенька Вельяшева), несмотря ни на советы Мефистофе-
ля, ни на волокитство Фауста, осталась холодною: все ста-
рания были напрасны. Увы и ах — крошка Мария Борисо-
ва и Наталья Кознакова также проскользнули у Вульфа
меж пальцев».
«После праздников, — продолжает Алексей Вульф, —
поехали все по деревням; я с Пушкиным, взяв по бутылке
шампанского, которые морозили, держа на коленях, по-
ехали к Павлу Ивановичу <Вульфу>. За обедом мы напои-
ли Люнелем, привезенным Пушкиным из Москвы, Фри-
циньку (гамбургскую красавицу, которую дядя привез из
578_______
Александр Пушкин
похода и после женился на ней), немку из Риги, полугувер-
нантку, полуслужанку, обрученную невесту его управителя,
и молодую, довольно смешную, девочку, дочь прежнего
берновского попа, тоже жившую под покровительством
Фридерики». Ну, а с этой последней, хвастается Вульф, у
него было-таки довольно комичное приключение...
Это «довольно комичное» приключение странным об-
разом напоминает похождение графа Нулина. Поухажи-
вав за поповною1 целый день, Вульф решил ночью вторг-
нуться в ее комнату.
«Только просыпаюсь я, у моей кровати стоит этот мо-
лодой человек на коленях и голову прижал к моей голове..
— Ай! Что вы? — закричала я в ужасе.
— Молчите, молчите, я сейчас уйду, — проговорил он и
ушел.
Пушкин, узнав это, остался особенно доволен этим и
после еще с большим сочувствием относился ко мне.
— Молодец вы, Катерина Евграфовна, он думал, что ему
везде двери отворены, что нечего и предупреждать, а вы-
шло не то... — несколько раз повторял Александр Сергее-
вич.
Задал этому молодцу нагоняй и Павел Иванович.
— Ты нанес оскорбление мне, убирайся из моего до-
ма! — говорил он ему.
Узналось это так. Загадала Фредерика Ивановна мне на
картах... «Ты оскорблена, говорит, трефовым королем», —
я и заплакала и рассказала все».
В имении дядюшки Алексея Вульфа, Павла Ивановича,
Пушкин делил свои симпатии между Зизи и юной попов-
ной, что в высшей степени раздражало мадам Осипову: по
ее словам, Павел Иванович «всем открывает в своем доме
дорогу» и даже «какую-то поповну поставил на одной но-
ге» с ее собственными дочерьми...
«Когда вслед за этим пошли мы к обеду, — вспоминала 1
1 Екатерина Евграфовна Смирнова, в замужестве Синицына.
(Прим, пер.)
________579
Анри Труайя
Катюша Смирнова, — Александр Сергеевич предложил
одну руку мне, а другую дочери Прасковьи Александров-
ны, Евпраксии Николаевне, бывшей в одних летах со мной;
так и отвел нас к столу. За столом он сел между нами и
угощал с одинаковою ласковостью как меня, так и ее. Ко-
гда вечером начались танцы, то он стал танцевать с нами
по очереди — протанцует с ней, потом со мной и т. д. Оси-
пова рассердилась и уехала. Евпраксия Николаевна поче-
му-то в этот день ходила с заплаканными глазами. Может
быть, и потому, что Александр Сергеевич после обеда вы-
нес портрет какой-то женщины и восхвалял ее за красоту,
все рассматривали его и хвалили. Может быть, и это тро-
нуло ее, — она на него все глаза проглядела. Вообще Алек-
сандр Сергеевич был со всеми всегда ласков, приветлив и в
высшей степени прост в обращении. Часто вертелись мы с
ним и не в урочное время».
Юная Катюша Смирнова, крошка Мария Борисова, ма-
ленькая Вельяшева, малютка Зизи — Пушкин порхал как
мотылек вокруг сих милых созданий, каждое из которых
было ему готовою добычею. Кончил тем, что очаровал Зизи
и одарил ее решительными ласками. Молодая девушка
нервничала, бледнела; ее черты осунулись, она лила слезы
по пустякам. Алексей Вульф заметил у своей младшей се-
стры томность в движениях — ее поклонники находили в
том очарование, но самому Вульфу это напоминало пове-
дение Лизы Полторацкой и ее страдания от несчастной
любви...
Вокруг Пушкина промокали от слез платочки, опуска-
лись от смущения глаза, губы вздыхали и отдавались неж-
ным поцелуям. Он был пьян от юности и любви. Вкусив
немало меду, с тяжелой головой и ногами, уставшими от
бесконечных танцев, он теперь хочет в Петербург. И от-
правляется туда вместе с Вульфом 19 января 1829 года.
По пути Пушкин сочиняет стихотворение, посвящен-
ное голубоглазой крошке Вельяшевой:
580_______
Александр Пушкин
Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза.
Хоть я грустно очарован
Вашей девственной красой,
Хоть вампиром именован
Я в губернии Тверской,
Но колен моих пред вами
Преклонить я не посмел
И влюбленными мольбами
Вас тревожить не хотел.
Упиваясь неприятно
Хмелем светской суеты,
Позабуду, вероятно,
Ваши милые черты,
Легкий стан, движений стройность,
Осторожный разговор,
Эту скромную спокойность,
Хитрый смех и хитрый взор.
Если ж нет... по прежню следу
В ваши мирные края
Через год опять заеду
И влюблюсь до ноября.
«Путешествие мое в Петербург с Пушкиным, — зано-
сит в свой дневник Алексей Вульф, — было довольно при-
ятно, довольно скоро и благополучно, исключая некоторых
прижимок от ямщиков. Мы понадеялись на честность их,
не брали подорожной, а этим они хотели пользоваться,
чтобы взять с нас более <..> На станциях, во время пере-
прягания лошадей, играли мы в шахматы, а дорогою гово-
рили про современные отечественные события, про лите-
ратуру, про женщин, любовь и пр. Пушкин говорит очень
хорошо; пылкий проницательный ум обнимает быстро
предметы; но эти же самые качества причиною, что его су-
ждения об вещах иногда поверхностны и односторонни.
Нравы людей, с которыми встречается, узнает он чрезвы-
чайно быстро; женщин же он знает как никто. Оттого, не
пользуясь никакими наружными преимуществами, всегда
имеющими влияние на прекрасный пол, одним блестя-
щим своим умом он приобретает благосклонность оного».
_______581
Анри Труайя_______
* * *
Женщины, женщины, кругом женщины! Жизнь Пуш-
кина перенасыщена, перенаселена ими. Их многочислен-
ная, праздная когорта оттесняет в тень лица, более достой-
ные почитания. Закружившись в водовороте любовных
наслаждений и поражений, Пушкин не пишет о своих
глубоких горестях. Так, нам ничего не известно о той глу-
бокой скорби, которую знаменовал для Пушкина означен-
ный 1828 год — в этом году в Санкт-Петербурге1 ушла из
жизни его няня Арина Родионовна, самая старая его под-
руга, самый близкий человек, которому все можно было
доверить! Ветхая лачужка в селе Михайловском утратила
свою душу. Оборвалась ниточка, связывавшая Пушкина с
детством, — и поэт постарел в один миг на целое поколе-
ние.
Глава 3
ГОРОДСКИЕ РОМАНЫ ПОЭТА
Возвратившись в Петербург, Пушкин мигом забывает о
своих сельских флиртах и увлечен отныне только картами
да новыми амурными похождениями. «Поведение его, —
пишет в своем дневнике А.В. Никитенко, будущий цензор
сочинений поэта, — не соответствует человеку, говоряще-
му языком Богов и стремящемуся воплотить в живые об-
разы высшую идеальную красоту. Прискорбно такое нрав-
ственное противоречие в соединении с высоким даром,
полученным от природы». 1
1 Арина Родионовна скончалась 29 июля 1828 года; последние ме-
сяцы жизни она жила при сестре Пушкина Ольге Павлищевой. Сохра-
нилась помета Пушкина об этом событии в рабочей тетради рядом со
стихотворением «Волненьем жизни утомленный»; на следующем лис-
те — два портрета Арины Родионовны, в молодости и в старости. 31
июля ее отпевали во Владимирской церкви (заупокойную служил свя-
щенник Алексей Нарбеков); похоронена няня Пушкина на Смолен-
ском кладбище. Могила затерялась; на воротах некрополя установлена
памятная доска. (С.Л.)
582_______
Александр Пушкин
Среди черновых набросков Пушкина к «Пиковой да-
ме» (1832—1833) находим такую вот автобиографическую
ремарку:
«Года 4 тому назад собралось нас в П(етер)Б(урге) не-
сколько молодых людей, связанных между собою обстоя-
тельствами. Мы вели жизнь довольно беспорядочную. Обе-
дали у Андрие без аппетита, пили без веселости, ездили к
С(офье) А(стафьевне) побесить бедную старуху притвор-
ной разборчивостью. День, убивали кое-как, а вечером по
очереди собирались друг у друга».
После этих слов начато и зачеркнуто: а) и до зари; б) и
всю ночь проводили за картами.
В один из таких вечеров Пушкин записал мелом на
манжете стихи, послужившие эпиграфом к первой главе
«Пиковой дамы»:
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули — мать их...!1
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали,
И отписывали
Мелом.
Так, в ненастные дни,
Занимались они
Делом.
За зеленым столиком поэт просаживал все свои литера-
турные гонорары. Московская полиция каталогизировала
его в списке самых записных игроков под нумером три-
дцать шестым; первым в оном перечне был записан Федор
Толстой, а двадцать вторым — Павел Воинович Нащокин,
каковой значился не токмо как игрок, но и как любитель
устраивать скандалы, о чем свидетельствуют многочислен- 1
1 Для печати: «Гнули, Бог их прости!» (Прим. пер.)
______________________________________________________583
Анри Труайя-------
ные рапорты в полицию о сих случаях. Итак, за нумером
36-м значился «хорошо известный в Москве» игрок Алек-
сандр Пушкин... Полицейские попросту забыли, что он
был еще и поэт.
26 июля 1828 года Вяземский, сам промотавший и
проигравший не одно состояние, писал Пушкину из Ос-
тафьева:
«Слышу от карамзинских дам жалобы на тебя, что
ты пропал без вести, а несется один гул, что ты играешь
не на живот, а на смерть. Правда ли? Ах, голубчик, как
тебе не совестно?»
1 сентября Пушкин ответил Вяземскому так:
«Пока Киселев и Полторацкие были здесь, я продолжал
образ жизни, воспетый мною таким образом:
А в ненастные дни собирались они
часто.
Гнули (и т. д.)
Но теперь мы все разбрелись, Киселев, говорят, уже в
армии; Junior в деревне; Голицын возится с Глинкою и уч-
реждает родственно-аристократические праздники.
Я пустился в свет, потому что бесприютен. Если б не
твоя Медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она уте-
шительно смешна и мила. Я ей пишу стихи».
«Медной Венерой» — которая, как следует из письма,
была утехою Пушкину в его тоске — Вяземский прозвал
Аграфену Закревскую. Это была роскошная смуглотелая
женщина с горящим взглядом, пылающими, как в лихо-
радке, щеками и безмерными амурными аппетитами.
Снедаемая жаждою любви, она влекла за собою в кильва-
тере страсти, катастрофы, стихи и безмерные ревности.
Она физически и морально истощала своих любовников и
истощалась сама. Она бывала то насмешливой, то безутеш-
ной, то циничной, то кокетливой, порою томной — каза-
лось, что она постоянно искала свое место в окружающем
ее мире. Говоря другими словами, вела себя как истеричка
высокого стиля, чем и оттолкнула от себя немалое число
584_______
Александр Пушкин
воздыхателей, в том числе поэта Баратынского, посвятив-
шего ей такие строки:
Как много ты в немного дней
Прожить, прочувствовать успела,
В мятежном пламени страстей
Как страшно ты перегорела!
Раба томительной мечты,
В тоске душевной пустоты
Чего еще душою хочешь?
Как Магдалина, плачешь ты,
И, как русалка, ты хохочешь!
Роковая красавица, Медная Венера, русалка, Магдалина,
Клеопатра и прочая, и прочая, и прочая, графиня Закрев-
ская сама не знала ни кем она была на самом деле, ни чего
ожидала от мужчин, мира и Бога. Но тем не менее факт,
что она чаровала Пушкина. По рассказу очевидицы, пле-
мянницы Закревской, как-то раз Пушкин, навестив За-
кревскую, сделал ей выговор за то, что она более увлеклась
чужаком, чем им. Затем, рассердившись, так запустил свои
длинные когти в ее руку, что выступила кровь.
А что говорил о своих чувствах сам поэт? Пожалуйста:
Твоих признаний, жалоб нежных
Ловлю я жадно каждый крик:
Страстей безумных и мятежных
Как упоителен язык!
Но прекрати свои рассказы,
Таи, таи свои мечты:
Боюсь их пламенной заразы,
Боюсь узнать, что знала ты!
Впрочем, любя сию пылкую Менаду и утоляя ее жела-
ния, Пушкин истощился в какие-нибудь несколько меся-
цев. Он следовал за ее кризисами смеха и слез, ее органи-
ческими требованиями, метафизическими сомнениями,
томлениями, приступами дурного настроения и припадка-
ми ревности. Он посвятил ей несколько стихотворений,
даже воспел в «Евгении Онегине» и поместил ее имя в
«Донжуанский список» — в ту его часть, где собраны
_______585
Анри Труайя
одержанные полные победы. Но после, истомленный при-
ключениями с Медной Венерой, он отстранился от нее в
поисках не столь бурных романов. В последние дни этой
всепоглощающей страсти он пишет г-же Хитрово:
«Боже мой, сударыня, бросая слова на ветер, я был да-
лек от мысли вкладывать в них какие-нибудь неподобаю-
щие намеки. Но все вы таковы, и вот почему я больше
всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных
чувств. М здравствуют гризетки! С ними гораздо проще
и удобнее. Я не прихожу к вам потому, что очень занят,
могу выходить из дому лишь поздно вечером и мне надо
повидать тысячу людей, которых я все же не вижу.
Хотите, я буду совершенно откровенен? Может быть,
я изящен и благовоспитан в моих писаниях, но сердце мое
совершенно вульгарно, и наклонности у меня вполне ме-
щанские. Я по горло сыт интригами, чувствами, перепис-
кой и т. д. и т. д. Я имею несчастье состоять в связи с
остроумной, болезненной и страстной особой, которая
доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем
сердцем. Бсего этого слишком достаточно для моих за-
бот, а главное — для моего темперамента.
Бы не будете на меня сердиться за откровенность? не
правда ли? Простите же мне слова, лишенные смысла, а
главное — не имеющие к вам никакого отношения» (фр.).
Мадам Элизе Хитрово, которой Пушкин сделал это до-
верительное признание, было в ту пору сорок четыре года.
Она была дочерью фельдмаршала Кутузова и тещей авст-
рийского посла в Санкт-Петербурге графа Фикельмона. Ее
салон был чем-то вроде интеллектуальной биржи, где об-
менивались последними санкт-петербургскими политиче-
скими и литературными новостями. Она царствовала над
своими гостями с тяжеловесной, терпеливой, улыбчивой и
зрелой грацией. Массивная и дородная, Елизавета Хитрово
считала, что у нее самые роскошные плечи во всей России,
и охотно щеголяла ими, надевая платья с самыми скан-
дальными декольте. Это странное желание на пятом де-
сятке демонстрировать всему свету не только плечи, но и
586_______
Александр Пушкин
бюст стяжало ей прозвище «Лиза голенькая»1. «Не пора ли
набросить покрывало на прошлое?» — говорили иные, со-
зерцая ее выставленные напоказ прелести. Владимир Сол-
логуб рассказывал, что она вставала поздно, принимала
первых визитеров у себя в спальне и говорила сладостным
голосом: «Asseyez-vous... non, pas dans ce fauteuil, c'est le
fauteuil de Pouchkine... pas sur ce canape, c’est la place de
Joukovsky... Asseyez-vous done sur mon lit, c'est la place
pour tout le monde»1 2.
Однако на деле галантные приключения мадам Хитрово
были отнюдь не столь многочисленными и зрелищными,
как у графини Закревской. Елизавета Хитрово была доб-
рой, милосердной, чувственной и преданной. С первых же
встреч Пушкин завладел ею целиком. Эта любовь неотвяз-
но преследовала ее, терзая и плоть и душу. Из гранд-дамы
она с наслаждением превращалась в служанку; она окру-
жала своего Божка тысячью маленьких материнских за-
бот, тысячью милых кокетств. По-видимому, Пушкин от-
ветил раз-другой на эту пылкую страсть. А затем отстра-
нился от пышной матроны с дерзновенным декольте. Она
же, лишившись непосредственного удовлетворения своих
страстей, не перестала выказывать знаки преданности сво-
1 По этому поводу ходила эпиграмма, которую приписывали то
Пушкину, то Соболевскому:
Лиза в городе жила
С дочкой Долинькой.
Лиза в городе слыла
Лизой голенькой.
Нынче Лиза en gala
У австрийского посла,
Не по-прежнему мила,
Но по-прежнему... гола.
Впрочем, как нам представляется, желание отнюдь не юной жен-
щины казаться привлекательной — слабость вполне извинительная.
(С.Л.)
2 Садитесь... но не в это кресло — это кресло Пушкина... И не на
этот диван, это — место Жуковского... Садитесь на мою постель, это —
место для всех {фр.).
_________587
Лнри Труайя
ему кумиру как на публике, так и наедине. Весь свет был
осведомлен об этой запоздалой и безответной любви, ибо
Лиза так же не стремилась скрывать свои чувства, как и
свои плечи.
Друзья этой странной парочки называли мадам Хитро-
во Эрминией по аллюзии с героиней Торквато Тассо, пре-
данно и несчастливо влюбленной в Танкреда. Даже мать
Александра Сергеевича не осталась к этому безразличной.
«Александр... гуляет в Летнем саду со своей Эрминией, —
писала она дочери Ольге. — ...Твой брат и впрямь очень
смешон». Пушкин не мог не догадываться о неоднознач-
ном характере подобной связи и не на шутку страшился
показаться смешным. Зато посмеивался над своей добро-
вольной жрицей и всеми средствами пытался ее обескура-
жить. Но не так-то просто было обескуражить Элизу. Она
готова была принять все что угодно, лишь бы получить воз-
можность снова свидеться с поэтом.
«Если ты можешь влюбить в себя Елизу, то сделай
мне эту Божескую милость. Я сохранил свою целомуд-
ренность, оставя в руках ее не плащ, а рубашку (справься
у княгини Мещерской), а она преследует меня и здесь
письмами и посылками», — писал Пушкин Вяземскому.
Как писал один из современников, Лиза Хитрово доку-
чала ему сверх всяких пределов, а он не мог решиться от-
шить ее окончательно и бесповоротно, хотя со смехом
бросал в огонь письма, коими она повседневно забрасыва-
ла его.
К счастью, несколько ее писем все же были разысканы;
они дают точное представление о культе, который питала
мадам Хитрово к своему поэту:
«18 марта 1830 г. Петербург.
Когда я начинаю успокаиваться насчет вашего пребы-
вания в Москве — мне приходится дрожать за ваше здо-
ровье — меня уверяют, что вы больны в Торжке. Ваша
бледность — одно из последних впечатлений, оставших-
ся у меня. Я беспрестанно вижу вас у этой двери, у кото-
рой с таким счастьем смотрела на вас, думая снова уви-
588________
Александр Пушкин
деться с вами, быть может, на другой день, а вы блед-
ный, подавленный, вероятно, тем страданием, которое
должно было отозваться и во мне еще в тот же вечер, —
вы заставили меня и тогда дрожать за ваше здоровье.
Я не знаю, к кому обратиться, чтобы узнать правду, —
вот уже четвертый раз, как я вам пишу. Завтра уже две
недели как вы уехали — непонятно, почему вы мне не на-
писали ни слова. Вы слишком хорошо знаете, что любовь
моя к вам беспокойна и мучительна. Не в вашем благо-
родном характере оставлять меня без вестей о себе. За-
претите мне говорить о себе, но не лишайте меня сча-
стья быть у вас на посылках. Я буду говорить вам о выс-
шем свете, об иностранной литературе, о возможной
смене министерства во Франции, увы, я у истока всего,
одного только счастья мне не хватает.
...Как я люблю, чтобы вас любили. Несмотря на то
что я с вами (невзирая на антипатию, которую вам это
внушает) кротка, безобидна и покорна — подтверждай-
те по крайней мере от времени до времени получение мо-
их писем. Я буду счастлива увидать хотя бы ваш почерк!
Я хочу также узнать от вас самого, мой дорогой Пушкин,
неужели я осуждена вас увидеть только через несколько
месяцев».
Середина мая 1830 г. Петербург.
«...Отныне мое сердце, мои заветные мысли — будут
для вас непроницаемой тайной и мои письма тем, чем
они должны быть. Океан будет между вами и мной, но
рано или поздно вы всегда найдете во мне для себя — ва-
шей жены и ваших детей — друга, подобного скале, о ко-
торую все разобьется. Рассчитывайте на меня, на жизнь
и на смерть, располагайте мною во всем и без всякого
стеснения. Устроенная так, чтобы все предпринимать
для других, — я являюсь ценным человеком для своих дру-
зей; мне все нипочем — я иду разговаривать с влиятель-
ными людьми, не унываю, возвращаюсь, — время, нравы,
ничто меня не обескураживает. Тело мое не страдает от
моего усталого сердца — я ничего не боюсь — я мно-
_______589
Анри Труайя_______
гое понимаю, и моя деятельность на пользу других
является столько же милостью неба, сколько и следстви-
ем положения моего отца в свете и душевного воспита-
ния, где все было основано на необходимости быть полез-
ной другим.
Когда я утоплю мою любовь к вам в слезах, я останусь
все же тем же страстным, неясным и безответным су-
ществом, которое готово для вас в прорубь, — так я
люблю даже тех, кого люблю немного».
Короче, мадам Хитрово то льстила Пушкину, то вгоняла
его в краску, то жалела, то смущала поэта, то выводила его
из себя — а Пушкин длительное время играл роль херуви-
ма при этой по-матерински любящей женщине.
Не кто иная как мадам Хитрово при посредстве своей
дочери, замужней за австрийским послом, обеспечила
связь Пушкина с заграницей. Благодаря ей Пушкин полу-
чал заграничные журналы и книги (в том числе запрещен-
ные к ввозу в Россию), что давало ему возможность сле-
дить за развитием политической и культурной жизни Ев-
ропы. Одного этого преимущества было достаточно, чтобы
удерживать его подле пылкой Элизы.
Тем не менее ни Вакханка-Закревская, ни Эрминия-
Элиза не могли удовлетворить поэта, взалкавшего новых
открытий. Из года в год Пушкина все более привлекала
тайна юных дев. В Тригорском он волочился за юной Зизи
и ее подругами, едва вышедшими из пеленок, в Москве его
влекли к себе Александрина Римская-Корсакова и сестры
Урусовы, Софья Пушкина, отвергнувшая его сватовство, и
Катенька Ушакова, разделить свою судьбу с которой он
по-прежнему не терял надежды. А в Санкт-Петербурге его
внимание привлекла 20-летняя Аннетта Оленина, дочь
президента Академии художеств.
Вот уже три года Аннетта носила звание фрейлины им-
ператрицы. Тонкая в талии, с округлым бюстом, золотыми,
блестящими на солнце волосами, коротенькими сладост-
ными губками, она обладала хрупкой грацией грезовской
модели. В салоне ее отца собиралась аристократическая и
590_______
Александр Пушкин
художественная элита России. Начиная с мая месяца се-
мейство переезжало в имение Приютино1 под Санкт-Пе-
тербургом; туда съезжалось столько гостей, что семнадцати
молочных коров, имевшихся в имении, недоставало, чтобы
снабжать обитателей и гостей усадьбы свежими сливками.
В Приютине мало говорили о политике — все больше о
литературе, мало играли в карты, куда охотнее — в шара-
ды. Частыми гостями там были Мицкевич, Вяземский, Жу-
ковский, Брюллов, Глинка. Пушкин настойчиво ухаживал
за мадемуазель Олениной; по правде, не то чтобы он чувст-
вовал себя влюбленным до безумия в милую Анну, но коль
скоро она была юна и никем не открыта, да к тому же ве-
села и остроумна, почему бы не попытаться прибрать к
рукам?1 2 Он посвящает ей стихи:
...сам признайся, то ли дело
Глаза Олениной моей!
Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты!..
Потупит их с улыбкой Леля —
В них скромных граций торжество;
Поднимет — ангел Рафаэля
Так созерцает божество.
Когда однажды Аннетта по ошибке сказала Пушкину
«ты», поэт откликнулся на это стихотворением:
Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою;
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: «как вы милы!»
И мыслю: «как тебя люблю!»
1 В настоящее время великолепный музей. (Прим, пер.)
2 Это личная точка зрения Труайя. О том, что поэт любил Аннетту
глубоко и мучительно, свидетельствуют хотя бы посвященные ей мно-
гочисленные поэтические шедевры. (Прим, пер.)
________591
Анри Труайя________
На полях рукописей той поры постоянно встречается
имя Олениной, часто в виде анаграмм: «Aninelo»... «Eten-
na»... «Aninelo»...
И недвусмысленное: «Annette Pouchkine»...
Как и полагалось юной барышне того времени, Аннетта
Оленина вела интимный дневник на французском языке.
И Пушкин был героем этого девичьего романа, где она пи-
сала о себе в третьем лице:
«[Среди особенностей поэта была та, что он питал
страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из
своих поэм признавался, что предпочитает их даже красо-
те. Анета соединяла с посредственной внешностью две ве-
щи: у нее были глаза, которые порой бывали хороши, по-
рой глупы. Но ее нога была действительно очень мала, и
почти никто из ее подруг не мог надеть ее туфель.
Пушкин заметил это преимущество, и его жадные глаза
следили по блестящему паркету за ножками молодой Оле-
ниной.
Он только что вернулся из шестилетней ссылки. Все —
мужчины и женщины — старались оказывать ему внима-
ние, которое всегда питают к гению. Одни делали это ради
моды, другие — чтобы иметь прелестные стихи и приобре-
сти благодаря этому репутацию, иные, наконец, вследствие
истинного почтения к гению, но большинство — потому,
что он был в милости у государя Николая Павловича, ко-
торый был его цензором.
Анета знала его, когда была еще ребенком. С тех пор
она с восторгом восхищалась его увлекательной поэзией.
Она тоже захотела отличить знаменитого поэта: она по-
дошла и выбрала его на один из танцев; боязнь, что она бу-
дет осмеяна им, заставила ее опустить глаза и покраснеть,
подходя к нему. Небрежность, с которой он спросил у нее,
где ее место, задела ее.
Предположение, что Пушкин мог принять ее за дуру,
оскорбило ее, но она ответила просто и за весь остальной
вечер уже не решалась выбрать его.
592________
Александр Пушкин
Но тогда он, в свою очередь, подошел выбрать ее испол-
нять фигуру, и она увидела его, приближающегося к ней.
Она подала ему руку, отвернув голову и улыбаясь, пото-
му что это была честь, которой все завидовали.
Я хотела написать роман, но это мне надоедает, лучше
уж я это брошу и просто буду писать дневник.
Я подправила портрет Пушкина и довольна, что так хо-
рошо набросала его. Его можно узнать из тысячи!! Но бу-
дем продолжать мой дорогой дневник]».
В письме к жене от 21 мая 1828 года Вяземский с
юмором пишет о Пушкине в Приютине:
«Ездил я с Мицкевичем вечером к Олениным в деревню,
в Приютино, верст за 17. Там нашли мы и Пушкина с
своими любовными гримасами. Деревня довольно мила,
особливо же для Петербурга: есть довольно движения в
видах, возвышения, вода, лес. Но зато комары делают из
этого места сущий ад. Я никогда не видал подобного мно-
жества; поневоле пляшешь комаринскую. Я никак не мог
прожить тут и день один. На другой день я, верно, сошел
бы с ума и проломил себе голову об стену. Мицкевич гово-
рил, что это кровавый день. Пушкин был весь в прыщах
и, осажденный комарами, нежно восклицал: сладко!»
Вяземский, как это видно из его писем жене, полагает,
что Пушкин скорее притворяется влюбленным, чем испы-
тывает серьезные чувства на самом деле. В более раннем
письме — от 7 мая 1828 года — он пишет ничтоже сумня-
шеся: «Пушкин думает и хочет дать думать ей и другим,
что он в нее влюблен... и играет ревнивого». Вскоре Пуш-
кин сделал Аннетте предложение, но получил от ворот по-
ворот. Сыграли свою роль политические соображения —
как раз в ту пору начиналось следствие по делу о «Гаврии-
лиаде», а отец Аннетты был в числе разбиравших это дело;
но были и другие мотивы — полвека спустя на вопрос пле-
мянника, почему она не вышла замуж за Пушкина, Аннет-
та (теперь уже достопочтенная Анна Алексеевна) ответи-
_______593
Анри Труайя_________
ла: «Он был вертопрах, не имел никакого положения в об-
ществе, наконец, не был богат».
Есть и такие, кто утверждает, будто Пушкин сам испу-
гался, сделав предложение, опоздал к назначенному по слу-
чаю помолвки обеду и умолял родителей Аннетты не при-
давать значения его демаршу...
Как бы там ни было, неудачное сватовство не отвадило
Пушкина от дальнейших поисков невесты. Отметим, что
сестре его Ольге Гименей заготовил розы раньше — хотя и
поздновато по женским меркам. Она вышла замуж в 1828
году, тридцати лет. Но в каких обстоятельствах! В январе
1826 года некто Павлищев — бледный, неимущий и благо-
пристойный — попросил руки Ольги. Родители отказали
столь непрезентабельному жениху1 — Сергей Львович раз-
махивал руками, топал ногами, лил слезы в три ручья, а
Надежда Осиповна запретила Павлищеву на пушечный
выстрел приближаться к своему дому. Через некоторое
время двое влюбленных встретились на каком-то балу, и,
когда был составлен котильон, Павлищев протанцевал два
тура с Ольгой Пушкиной. Увидев обоих среди тесных ря-
дов танцующих, Надежда Осиповна ринулась к своей заси-
девшейся в девицах дочери и задала ей на глазах у всех со-
бравшихся хорошую трепку. Ольга упала в обморок. На
следующую ночь она сбежала из родительского гнездыш-
ка, тайком обвенчалась с Павлищевым и вернулась незаме-
ченной под родимый кров. Родители простили Ольгу и воз-
ложили на сына и Анну Керн почетную миссию — благо-
словить молодых. Церемония должна была состояться на
квартире у Дельвига. Было холодно. Пушкин и Анна Керн
остались наедине в старом экипаже родителей поэта —
впервые после страстных часов, проведенных в Тригор-
ском После Анны Керн Пушкин пережил столько других
увлечений, да и молодая женщина, со своей стороны, более
не чувствовала к поэту ничего иного, кроме спокойной и 1
1 Знали бы они, что этот человечек впоследствии «дойдет до степе-
ней известных», а именно — до чина тайного советника! (Прим. пер.)
594________
Александр Пушкин
искренней привязанности. Из них составилась странная
пара — бывших любовников, теперь — только друзей1. Им
было грустно. Может быть, они задумались обо всем том,
что прошло мимо них? Может, завидовали этому мужчине
и этой женщине, соединение чьих судеб должны были
благословить они — они, чей союз продлился какие-ни-
будь считаные дни? А может, им просто более нечего было
сказать друг другу?
Приключения Ольги и Павлищева, советы добряка
Дельвига — обманутого мужа, зато преданного друга —
сблизили Пушкина с его семьей. А вот родителей своих
Пушкин долее любить не мог, какие усилия ни прилагал к
тому. Сергей Львович со своим носом, похожим на клюв
попугая, маленьким вечно набитым брюшком, слезами и
патетическими речами по каждому поводу и без такового;
Надежда Осиповна с усталым лицом, злыми глазами, при-
падками гнева и вечным жеманством — кем были они для
него? Жалкие крикливые марионетки! Нет, истинными
близкими людьми были Дельвиг — они целовали друг дру-
гу руки, когда встречались на улице! — а также Вяземский,
Нащокин, Соболевский, Мицкевич, Екатерина Карамзи-
на — вдова покойного историка. Вот они и составляли ему
истинную семью, помогая переносить тоску жизни... 1
1 Однако именно февралем 1828 г. датируется письмо Пушкина к
Соболевскому, в котором поэт в крайне откровенной форме хвастает-
ся, что добился, наконец, полного расположения Анны Керн и одержал
над нею победу. По мнению автора книг об окружении Пушкина Ва-
дима Соколова, поэт лишь эпатировал друга. «Что скрывалось за вто-
рой половиной фразы, концовку которой приходится зашифровывать
многоточием, — констатация свершившегося или нечто иное? Реаль-
ным представляется то, что после «или». По всей видимости, тогда, в
начале двадцать восьмого, поэт уже знал о настойчивых ухаживаниях
Соболевского за Анной Петровной, закончившихся, надо полагать, не-
безрезультатно. И письмо друга, в коем говорилось об Анне Петровне,
переполнило чашу, в которой смешались и уязвленное мужское само-
любие, и ревность, и раздражение. Но не стоит отбрасывать и иной ва-
риант...» (Соколов В. Рядом с Пушкиным. Т. 1. М., 1998. С. 428.) (Прим,
пер.)
_________595
Анри Труайя________
* * *
«Я в Петербурге с неделю, не больше. Нашел здесь все
общество в волнении удивительном. Веселятся до упаду и
в стойку, т. е. на раутах, которые входят здесь в боль-
шую моду, ^авно бы нам догадаться: мы сотворены для
раутов, ибо в них не нужно ни ума, ни веселости, ни об-
щего разговора, ни политики, ни литературы. Ходишь по
ногам, как по ковру, извиняешься — вот уже и замена раз-
говору. С моей стороны, я от раутов в восхищении и от-
дыхаю от проклятых обедов Зинаиды. (Мй Бог ей ни дна
ни покрышки; т. е. ни Италии, ни графа Риччи!)» — пи-
сал поэт.
Вскоре Пушкин устал от Санкт-Петербурга, его «рау-
тов», его полицейских, его девиц на выданье и его молодых
дам, которые не прочь, чтоб за ними поухаживали. Жажда
перемен и нужда в воскрешении взыграли в нем столь
сильно, что весною 1828 года, едва узнав о начавшемся
вооруженном конфликте между Россией и Оттоманской
Портой, обратился к Бенкендорфу с просьбой направить
его в действующую армию. Бенкендорф назначил ему день
приема — 18 апреля. Но в назначенный день шеф жандар-
мов не принял его. Пушкин тут же направил ему письмо:
«По приказанию вашего превосходительства являлся я се-
годня к вам, дабы узнать решительно свое назначение, но
меня не хотели пустить... Осмеливаюсь вам докучать, но
судьба моя в ваших руках...» Бенкендорф ответил поэту,
что, мол, «все места в армии заняты», но затем предложил
поэту участвовать в кампании при его канцелярии III от-
деления... Вот те на! Пушкин — служащий III отделения!
Пушкин в роли жандарма! Насмешка была слишком чудо-
вищной. Поэт буквально заболел от ярости. Тогда он по-
просил разрешения съездить на несколько месяцев в Па-
риж Снова отказ! По словам одного из подчиненных Бен-
кендорфа, Ивановского, из-за отказов «Пушкин впал в
болезненное отчаяние, сон и аппетит оставили его, желчь
сильно разлилась в нем». И далее: «Я нашел его в постели,
худого, с лицом и глазами совершенно пожелтевшими.
596________
Александр Пушкин
Нельзя было видеть его без душевного волнения и соболез-
нования». Ивановский посоветовал тогда Пушкину запи-
саться в армию Паскевича, действовавшую на кавказском
фронте. Пушкин нашел эту идею превосходной и обещал
подумать.»
Его размышления затянулись почти на год.
Однако в марте 1829 года им с новой силой овладело
желание увидеть чужие небеса. Не посоветовавшись с Бен-
кендорфом из опасений возражений, не известив никого1,
он решает выехать в Москву. Из Москвы он рассчитывал
доехать до Тифлиса. А из Тифлиса — возможно, что и за
рубеж. Для него идеал всегда лежал за пределами города,
за пределами родной страны. И он всякий раз запихивал-
ся, преследуя свой идеал — от гостиной к гостиной, от
улыбки к улыбке, ото дня ко дню; но итогом этого пресле-
дования неизменно было ослабление его собственного
сердца, как и новые морщины на челе.
* * *
В Москве Пушкин остановился у друга своего Павла
Нащокина. Разное рассказывают об этой персоне. Замеча-
тельный чудак исключительно широкой натуры. И в то же
время скандалист, каких поискать. Не раз и не два судьба
посылала ему состояния — и не раз и не два бросала его в 1
1 Подорожная до Тифлиса была получена Пушкиным уже 4 марта.
О планах Пушкина было хорошо известно — даже «Тифлисские ведо-
мости» поместили сообщение о скором приезде «одного из лучших на-
ших поэтов». Не осталось это тайной и для Бенкендорфа, распорядив-
шегося о слежке за Пушкиным. Остается, таким образом, загадкой, по-
чему Бенкендорф если явно не отпустил, то, по крайней мере, не
задержал поэта. «В действительности же власти поступили так, — спра-
ведливо замечает современный исследователь этого отрезка биографии
Пушкина Н.А. Раевский, — точно предотвратить эту самовольную по-
ездку они не в состоянии, словно дело происходило не в самодержав-
ной России, а, скажем, в Англии, где лорд Байрон и любой журналист
мог ехать куда ему угодно, не спрашивая ни у кого разрешения».
(Прим, пер.)
________597
Анри Труайя
самую глубокую пропасть нищеты. Этот человек обладал
поистине гениальной фантазией по части искусства тра-
тить деньги — приобретал без счету мраморные скульпту-
ры, китайские безделицы, литье из бронзы; когда же вещи
надоедали ему, он с легким сердцем раздавал их друзьям.
Как-то раз он за бешеные деньги приобрел огарок свечи,
перед которым Варвара Асенкова разучивала свою лучшую
роль, и велел оправить в серебряный футляр. Но одною из
самых примечательных причуд почитается следующая:
свыше сорока тысяч рублей ассигнациями было потрачено
им на то, чтобы воспроизвести в миниатюре дом и комна-
ты, в которых жил он сам и в которых останавливался
Пушкин. Этот «кукольный домик» был сработан из крас-
ного дерева с раздвижными стеклами. Нащокин много лет
собирал это чудо, заказывая различные вещи лучшим мас-
терам Петербурга, Парижа, Лондона и Вены. Чего тут
только не было: и крохотные предметы мебели, и миниа-
тюрная посуда, вплоть до чайных чашечек, удивительный
мини-рояль, на котором при помощи прутиков можно
было наигрывать мелодии, жирандоли и скатерти... Потом
Петербургский фарфоровый завод выполнил для домика
фигурки — Пушкина, Гоголя, Нащокина и его жены1.
То выигрывая, то продуваясь в пух, то наследуя состоя-
ния, то живя в долг, Нащокин смеялся над своею экстра-
вагантной судьбою, посылавшей ему то взлеты, то падения.
А Пушкин любил его за добродушие и сердечность. Он со
страстью слушал его рассказы и тщетно убеждал его напи-
сать свои воспоминания. Не кто иной, как Нащокин рас- 1
1 Нащокин хотел завещать домик жене Пушкина, но, заложив его
в трудную минуту за 6000 рублей, так и не смог выкупить. Впоследст-
вии домик затерялся и неожиданно обнаружился лишь в 1900-е годы;
из его убранства сохранилось далеко не все. В настоящее время нахо-
дится во Всероссийском музее А.С. Пушкина в Царском Селе. Послу-
живший ему прототипом дом Нащокина в Гагаринском переулке в
Москве не раз перестраивался. Попытки музея А.С. Пушкина на Пре-
чистенке заполучить его в свое ведение пока ни к чему не привели.
(Прим. пер.)
598________
Александр Пушкин
сказал поэту историю, ставшую сюжетом «Дубровского».
И не кого иного, как Нащокина Пушкин собирался сде-
лать прототипом героя своего так и ненаписанного рома-
на «Русский Пелам».
Но не ради свидания с Нащокиным поэт заехал в этот
раз в Москву. Увлеченный, как и прежде, идеей женитьбы,
он рассчитывал найти в древней столице перед отъездом в
Тифлис образцовую невесту, которую тщетно искал в дру-
гих местах. Он даже готов был отказаться от поездки на
Кавказ на ратные подвиги, если ему в качестве компенса-
ции предложат желанную и толковую супругу. Из всех
юных прелестниц, которые встречались ему, более всех
внушала ему доверие, бесспорно, Екатерина Ушакова.
И Пушкин явился в этот гостеприимный дом. Но там его
ждало разочарование. Узнав о сватовстве Пушкина к Ан-
нетте Олениной, Ушакова дала согласие князю Долгоруко-
му. Пушкин был в отчаянии. Он пытался объясниться, го-
ворил о разрыве своего сватовства к Олениной, но все на-
прасно. Тогда Пушкин разъяснил родителям юной
Катеньки, что Долгорукий недостоин этого брака, приведя
тому множество доказательств. Катенька отказалась выйти
замуж за князя. Но и Пушкину отказала в руке, сомнева-
ясь в его верности. Что за беда! Пушкин воспринял этот
вердикт с улыбкой. Катенька осталась в девицах. Для него
это было почти победой. Он по-прежнему продолжал по-
сещать ее на Средней Пресне — в качестве милого друга,
пусть и влюбленного, но не слишком настойчивого. Как и
прежде, он делал рисунки в альбоме Ушаковой и посвя-
щал ей стихи; и Катенька, в свою очередь, отвечала ему то-
же рисунками и тоже стихами. Пушкин и Катенька под-
трунивали, посмеивались над взаимными галантностями
друг друга и сожалели о том, что отныне их могло связы-
вать только чувство привязанности.
Рисунки в альбоме свидетельствуют о том, кто и что бо-
лее всего заботили Пушкина и Ушакову. На одной из ка-
рикатур изображена Анна Оленина, забрасывающая удоч-
_______599
Анри Труайя________
ку на женихов1. На другом — Пушкин с огромными ба-
кенбардами и блестящими от вожделения глазами.
Еще один лист изображает головку юной и красивой
женщины. Под рисунком подпись: «О, горе мне! Карс!
Карс! Прощай, бел свет! Я умираю».
Прозвищем «Карс» — по названию считавшейся не-
приступной турецкой крепости — Пушкин нарек моло-
дую москвичку по имени Наталья Гончарова. И хотя Пуш-
кин продолжал шутить с Катенькой Ушаковой, именно к
Натали были устремлены его более далекие мысли.
* * *
Как раз в период своего предыдущего пребывания в
Москве, зимой 1828/29 года, Пушкин встретил Наталью
Гончарову. Дочь Натальи Николаевны от второго брака
А.П. Арапова рассказывает об этом со слов матери: «Ей
только минуло 16 лет, когда они впервые встретились на
балу в Москве. В белом воздушном платье с золотым обру-
чем на голове, она в этот знаменательный вечер поражала
всех своей классической царственной красотой. Александр
Сергеевич не мог оторвать от нее глаз, испытав на себе на-
тиск чувства, окрещенного французами coup de foudre
(любовь с первого взгляда, буквально: удар молнии (фр.}.
...Наталья Николаевна была скромна до болезненности,
при первом знакомстве их его знаменитость, властность,
присущие гению, не то что сконфузили, а как-то придави-
ли ее. Она стыдливо отвечала на восторженные фразы, но
эта врожденная скромность, столь редкая спутница тор-
жествующей красоты, только возвысила ее в глазах влюб-
ленного поэта».
Она была робка, чиста и прелестна-. Но по прошествии 1
1 Анна Оленина вышла замуж только в 1840 г. за «того, кого сули-
ла ей судьба» — офицера лейб-гвардии гусарского полка Феодора Алек-
сандровича Андро, человека вспыльчивого, обидчивого, делавшего ее
жизнь весьма трудной. От этого брака, продолжавшегося 45 лет, у нее
было четверо детей. (Прим, пер.)
600________
Александр Пушкин
нескольких месяцев, что он отсутствовал, Пушкин нашел
ее еще более робкой, еще более чистой и красивой. Не
стоило колебаться: Натали была невестой его мечты, по-
сланницей Бога на земле; о лучшей спутнице жизни он не
мог и мечтать. Пушкин стал настойчиво посещать дома, в
которых бывали Гончаровы; затем, помирившись со своим
давним врагом, Толстым Американцем, от которого мог
ожидать свинцовой горошины, выбрал именно его в каче-
стве посланника с особым поручением к семье Гончаро-
вых. Пушкина семья Гончаровых приняла сдержанно. Он
был не из богатых. У него не лучшая репутация. Да, конеч-
но, писал стихи. Но хороший поэт — это вовсе не обяза-
тельно хороший муж. Сказать короче, Mme Gontcharov
была убеждена, что ее крошка Натали — такая прекрас-
ная, такая юная — заслуживает большего, чем какой-то,
простите, Пушкин без твердых источников дохода и без
будущего на официальном поприще. Что же до самой На-
тали, то она испытывала перед лицом поэта лишь некое
изумление, для нее лестное.
Да, он ей интересен, потому что, говорят, пишет изуми-
тельные стихи. Но какая у него смешная голова! И какие
длинные Horfti! К тому же танцует он как-то нескладно —
как в лихорадке. И все-таки он очень мил. И делает ком-
плименты. Нужно быть учтивой со всеми, кто делает вам
комплименты. Ну, а всем остальным пусть занимаются ро-
дительницы. Итак, родительница юной Натали приняла
графа Толстого Американца. Толстой стал просить за
Пушкина перед Гончаровой-старшей. «Он талантлив!» —
заявил посланник. «А она так красива!» — ответила мама-
ша. «Он так любит ее!» — «А она так юна!» — «Не упус-
кайте столь славной партии!» — настаивал визитер. «Лю-
бовь с первого взгляда не стоит внимания», — противилась
родительница. «Так что же вы посоветуете?» — «Потер-
петь». Словом, Толстой вернулся к Пушкину ни с чем, если
не считать уклончивых обещаний. Впрочем, Пушкин опа-
сался худшего, так что ответ мадам Гончаровой показался
ему вполне удовлетворительным. Главное, что его не отши-
_______601
Анри Труайя
вают. Только просят отсрочки. И то сказать, Натали и
впрямь еще дитя. Мамашины тревоги вполне понятны. Но
как ему, Пушкину, так долго ждать? Терзания охватили
Пушкина. Он весь горел. Кончится тем, что он умыкнет
Наташу или совершит еще какую-нибудь глупость! Но
сначала... нужно уехать из Москвы... Ибо он не переживет,
если в Москве будет тянуть месяцы, недели, дни, отделяю-
щие его от женитьбы, подле этой pucelle, наблюдая, как
зреют ее формы, как пробуждаются ее глаза, как набирает
уверенность ее улыбка. Отныне мысль о женитьбе овладе-
ла им как никогда. Ему как воздух нужен был Кавказ с его
простором, горами и русскими штыками. Ему необходимы
были опасности и приключения, чтобы хоть немного за-
быть эту юную москвичку. О да, он уже так любил ее, что
предпочитал невозможность видеть ее невозможности за-
ключить в объятия... Все — либо ничего. Вот каков Пуш-
кин.
...Собираясь на Кавказ, Пушкин провел вечер 20 марта
на Арбате у АЛ. Булгакова — брата петербургского почт-
директора, выписавшего ему подорожную до Тифлиса и
обратно.
Когда Пушкин сказал, что едет на Кавказ, в армию Пас-
кевича, одна из хозяйских дочерей воскликнула:
— Ах, не ездите! Там убили Грибоедова...
— Будьте покойны, сударыня, — ответил Пушкин, —
неужели в одном году убьют двух Александров Сергееви-
чей? Будет и одного!
Вторая дочь Булгакова заметила:
— Байрон поехал в Грецию и там умер; не ездите в
Персию, довольно вам и одного сходства с Байроном.
Но никакие советы, никакие угрозы не могли более
удержать поэта. 1 мая 1829 года Пушкин адресует мадам
Гончаровой письмо (оригинал по-французски):
«На коленях, проливая слезы благодарности, должен
был бы я писать вам теперь, после того как граф Тол-
стой передал мне ваш ответ: этот ответ — не отказ,
вы позволяете мне надеяться. Не обвиняйте меня в не-
602________
Александр Пушкин
благодарности, если я все еще ропщу, если к чувству сча-
стья примешиваются еще печаль и горечь; мне понятна
осторожность и нежная заботливость матери! — Но
извините нетерпение сердца больного, которому недос-
тупно счастье. Я сейчас уезжаю и в глубине своей души
увожу образ небесного существа, обязанного вам жиз-
нью. — Если у вас есть для меня какие-либо приказания,
благоволите обратиться к графу Толстому, он передаст
их мне.
Удостойте, милостивая государыня, принять дань
моего глубокого уважения».
Позже, в апреле 1830 года, он адресует невестиной ма-
тушке новое письмо по-французски, объясняя ей свою лю-
бовь к ее дочери и причину бегства:
«Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начи-
нали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня за-
кружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его
неопределенности, на мгновение свел меня с ума; в ту же
ночь я уехал в армию; вы спросите меня — зачем? кля-
нусь вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гна-
ла меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни вашего,
ни ее присутствия. Я вам писал: надеялся, ждал отве-
та — он не приходил. Заблуждения моей ранней молодо-
сти представились моему воображению; они были слиш-
ком тяжки и сами по себе, а клевета их еще усилила;
молва о них, к несчастию, широко распространилась. Вы
могли ей поверить; я не смел жаловаться на это, но при-
ходил в отчаяние».
Пушкин покинул Москву 1 мая 1829 года. В кармане
лежала подорожная до Тифлиса и обратно.
Тлава 4
ПУТЕШЕСТВИЕ В АРЗРУМ
Из Москвы путь поэта лежал через Калугу, Белев, Орел,
Новочеркасск и Ставрополь. Путешествие было долгим и
унылым Коляска увязала в грязи. Постоялые дворы по до-
______603
Анри Труайя________
роге были переполнены. Никаких развлечений, кроме вы-
пивки, обедов в дорожных трактирах да разговоров со
станционными смотрителями, да каким-нибудь заспан-
ным да грустным попутчиком. Но дорога убегала вдаль —
вот что писал Пушкин о дорожных впечатлениях.
«Переход от Европы к Азии делается час от часу чувст-
вительнее: леса исчезают, холмы сглаживаются, трава гус-
теет и являет большую силу растительности; показываются
птицы, неведомые в наших лесах; орлы сидят на кочках,
означающих большую дорогу, как будто на страже, и гор-
до смотрят на путешественника^
На днях посетил я калмыцкую кибитку (клетчатый
плетень, обтянутый белым войлоком). Все семейство соби-
ралось завтракать; котел варился посредине, и дым выхо-
дил в отверстие, сделанное в верху кибитки.
Молодая калмычка1, собой очень недурная, шила, куря
табак. Лицо смуглое, темно-румяное. Багровые губки,
зубы жемчужные. Замечу, что порода калмыков на-
чинает изменяться, и первобытные черты их лица
мало-помалу исчезают. Я сел подле нее. «Как тебя зо-
вут?» — <***> — «Сколько тебе лет?» — «Десять и во-
семь». — «Что ты шьешь?» — «Портка». — «Кому?» —
«Себя». — «Поцелуй меня». — «Неможна, стыдно».
Голос ее был чрезвычайно приятен. Она подала мне
свою трубку и стала завтракать со всем своим семейством.
В котле варился чай с бараньим жиром и солью. Не ду-
маю, чтобы кухня какого б то ни было народу могла про-
извести что-нибудь гаже. Она предложила мне свой ков-
шик, и я не имел силы отказаться. Я хлебнул, стараясь не
перевести духа. Я просил заесть чем-нибудь, мне подали
кусочек сушеной кобылятины. И я с большим удоволь-
ствием проглотил его. После сего подвига я думал,
что имею право на некоторое вознаграждение. Но 1
1 Фрагмент о «любезной калмычке» взят Анри Труайя из ранней
редакции «Путешествия»; нами выделены фразы, не вошедшие в окон-
чательный текст. (Прим. пер.)
604________
Александр Пушкин
моя гордая красавица ударила меня по голове муси-
кийским орудием, подобным нашей балалайке. Кал-
мыцкое кокетство испугало меня; я поскорее выбрался из
кибитки и поехал от степной Цирцеи».
В Ставрополе путник увидел на горизонте облака, пора-
зившие его воображение за девять лет до того все тем же
недвижным величием «Они были все те же, все на том же
месте. Это — снежные вершины Кавказской цепи».
Из Георгиевска Пушкин заехал на Горячие Воды. За это
время отсутствия там были выстроены великолепные ван-
ны и дома, по засушливым прежде землям протянулись
аллеи. Но все эти нововведения не смогли заслонить в
мыслях поэта воспоминаний о давних днях, проведенных
в этом краю с семейством Раевских. Ему вспоминались
«демон» Александр Раевский, его брат, гордая крошка Ма-
рия, добровольно разделившая изгнание < тем, кого не лю-
била... Сколько с тех пор прошло пред ним лиц, которых
он никогда более не увидит! Отыщется ли в мире лицо, ко-
торое пребудет с ним до самой смерти? Может быть, им
станет лицо Наташи Гончаровой? Так или иначе, 15 мая в
Георгиевске поэт, вспоминая о какой-то своей минувшей,
но не до конца забытой любви, набрасывает на бумаге:
Все тихо — на Кавказ ночная тень легла.
Мерцают звезды надо мною-
Затем, вычеркнув несколько слов, поэт поставил на их
место новые:
Все тихо — на Кавказ сошла ночная мгла,
Восходят звезды надо мною-
Перелагая нахлынувшую боль в стихотворные строки,
Пушкин далее выводит:
Я снова юн и твой, и сердца моего
Ничто чужое не тревожит.
В нем образ твой горит...
Каждая явившаяся на листе и затем отброшенная стро-
ка — точно движение сердца поэта:
_______605
Анри Труайя__________
Дни многие прошли — на свете многих нет,
Где вы, знакомые созданья?..
Из отвергнутых строк складывается целая строфа:
Прошли за днями дни. Сокрылось много лет.
Где вы, бесценные созданья?
Иные далеко, иных уж в мире нет —
Со мной одни воспоминанья.
И наконец, после стольких проб остались строки, из ко-
торых выкладывается:
Все тихо — на Кавказ идет ночная мгла.
Восходят звезды надо мною.
Мне грустно и легко. Печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою.
Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь
И без надежд, и без желаний.
Как пламень жертвенный, чиста моя любовь
И нежность девственных мечтаний1.
Но, как бы ни терзали поэта воспоминания о чувствах
минувших дней, образ Натали всюду следует за ним в пу-
ти. Он видит юную красавицу в каждой долине, под каж-
дым деревом, у каждого водопада; ее лицо смотрит на него
из каждого облачка на небе. Образ ее повсюду присутству-
ет в природе... Она — сама окружающая его природа.
В Екатеринограде Пушкин приобрел черкесский кос-
тюм, саблю, кинжал, пистолеты и нанял лошадей до Вла-
дикавказа. Дороги в этих местах были ненадежны — при-
ходилось дожидаться отправления почты, которой дается
конвой казачий и пехотный и даже пушка. Это называлось
«оказией». 18 мая 1829 года рано поутру на сборном мес-
те соединился весь караван, состоящий из как минимум
пятисот человек. Кого тут только не было — гражданские
лица, неумело сидящие на лошадях и вооруженные новым
оружием. Военные, гарцующие подле своих дам. Телеги, 1
1 Цит. по: Бонди С. Черновики Пушкина. Статьи 1930—1970 гг. М.,
1971. С. 17—23.
606_________
Александр Пушкин
запряженные быками. Зеленые чехлы. Мундиры. Крики.
Смех. И бурая пыль.
«Мы тронулись. Впереди поехала пушка, окруженная
пехотными солдатами. За нею потянулись коляски, брич-
ки, кибитки солдаток, переезжающих из одной крепости в
другую; за ними заскрыпел обоз двухколесных ароб. По
сторонам бежали конские табуны и стада волов. Около
них скакали ногайские проводники в бурках и с арканами.
Все это сначала мне очень нравилось, но скоро надоело.
Пушка ехала шагом, фитиль курился, и солдаты раскурива-
ли им свои трубки. Медленность нашего похода (в первый
день мы прошли только пятнадцать верст), несносная жа-
ра, недостаток припасов, беспокойные ночлеги, наконец,
беспрерывный скрып нагайских ароб выводили меня из
терпения. Татаре тщеславятся этим скрыпом, говоря, что
они разъезжают как честные люди, не имеющие нужды
укрываться. На сей раз приятнее было бы мне путешест-
вовать не в столь почтенном обществе. Дорога довольно
однообразная: равнина, по сторонам холмы. На краю неба
вершины Кавказа, каждый день являющиеся выше и выше».
21 мая колонна достигла Владикавказа, избежав напа-
дения горных черкесов; а уже 23-го Пушкин покидает этот
город, устремившись в глубину Кавказа. Пушки долее не
полагалось, поэта сопровождал лишь небольшой эскорт
казаков, правда, до зубов вооруженных. Дорога бежала по
левому берегу Терека. То тут, то там высились вертикаль-
ные базальтовые и порфировые стены, увенчанные голово-
кружительными вершинами, о которые рассекались облака.
«Чем далее углублялись мы в горы, тем уже становилось
ущелие. Стесненный Терек с ревом бросает свои мутные
волны чрез утесы, преграждающие ему путь. Ущелие изви-
вается вдоль его течения. Каменные подошвы гор обточе-
ны его волнами. Я шел пешком и поминутно останавли-
вался, пораженный мрачною прелестию природы. Погода
была пасмурная; облака тяжело тянулись около черных
вершин.
Не доходя до Ларса, я отстал от конвоя, засмотревшись
_______607
Анри Труайя________
на огромные скалы, между коими хлещет Терек с яростию
неизъяснимой. Вдруг бежит ко мне солдат, крича издали:
«Не останавливайтесь, ваше благородие, убьют!» Это пре-
достережение с непривычки показалось мне чрезвычайно
странным. Дело в том, что осетинские разбойники, безо-
пасные в этом узком месте, стреляют через Терек в путе-
шественников».
На следующий день путешественники наткнулись на
группу турецких пленных, производивших дорожные ра-
боты. Первые признаки отдаленной войны. Теперь уже
путников окружал пейзаж, подобный концу света: тесни-
лись с обеих сторон гранитные скалы, увенчанные акульи-
ми зубами, воздушными башенками, острыми щипцами и
сахарными головами, а Терек, все более теснимый в своем
русле, бесился от гнева, плевался клочьями летучей пены и
заглушал слух своим диким ревом.
«Клочок неба как лента синеет над вашей головою. Ру-
чьи, падающие с горной высоты мелкими и разбрызганны-
ми струями, напоминали мне похищение Ганимеда, стран-
ную картину Рембрандта. К тому же и ущелье освещено
совершенно в его вкусе...
...Недалеко от поста мостик смело переброшен через
реку. На нем стоишь, как на мельнице. Мостик весь так и
трясется, а Терек шумит,, как колеса, движущие жернов...
Скоро притупляются впечатления. Едва прошли сутки,
и уже рев Терека и его безобразные водопады, уже утесы
и пропасти не привлекали моего внимания. Нетерпение
доехать до Тифлиса исключительно овладело мною».
После Коби — последней станции у северного скло-
на — начинался подъем, весь усыпанный рыхлым снегом
В этих местах нередко случались обвалы — оторвавшись
от вершины, глыба устремляется в пустоту с оглушающим
грохотом Галереи с наклонными крышами местами защи-
щают дорогу до Крестового перевала, названного так по
гранитному кресту, воздвигнутому тут в 1824 году в честь
военных побед генерала Ермолова. Далее пологие тропы и
608________
Александр Пушкин
новое потепление воздуха свидетельствуют о приближе-
нии грузинской земли.
«Мгновенный переход от грозного Кавказа к миловид-
ной Грузии восхитителен. Воздух юга вдруг начинает пове-
вать на путешественника. С высоты Гут-горы открывается
Кайшаурская долина с ее обитаемыми скалами, с ее сада-
ми, с ее светлой Арагвой, извивающейся, как серебряная
лента, — и все это в уменьшенном виде, на дне трехверст-
ной пропасти, по которой идет опасная дорога.
Мы спускались в долину. Молодой месяц показался на
ясном небе. Вечерний воздух был тих и тепел. Я ночевал на
берегу Арагвы, в доме г. Чиляева. На другой день я расстал-
ся с любезным хозяином и отправился далее».
27 мая в 11 часов вечера поэт, наконец, достиг Тифлиса.
Он надеялся встретить там брата Левушку и своего друга
Николая Раевского, но их полк успел уйти на передний
край. Тогда Пушкин пишет письмо генералу Паскевичу с
просьбой разрешить ему выехать на фронт. В ожидании
ответа поэт целые дни напролет шатается по городу, скан-
дализуя, как им заведено, туземное население и местных
мелких чиновников своим поведением.
К счастью, один из эпизодов, а именно — посещение
поэтом знаменитых тифлисских бань, не обернулся скан-
далом, как можно было бы ожидать, зато вылился в одну
из самых трогательных страниц «Путешествия».
«При входе в бани сидел содержатель, старый персия-
нин. Он отворил мне дверь, я вошел в обширную комнату
и что же увидел? Более пятидесяти женщин молодых и
старых, полуодетых и вовсе не одетых, сидя и стоя раздева-
лись, одевались на лавках, расставленных около стен. Я ос-
тановился. «Пойдем, пойдем, — сказал мне хозяин, — се-
годня вторник: женский день. Ничего, не беда». — «Конеч-
но, не беда, — отвечал я ему, — напротив». Появление
мужчин не произвело никакого впечатления. Они продол-
жали смеяться и разговаривать между собою. Ни одна не
поторопилась покрыться своею чадрою; ни одна не пере-
_______609
Анри Труайя
стала, раздеваться. Казалось, я вошел невидимкой. Многие
из них были в самом деле прекрасны...»
Тифлис и в самом деле уже в ту пору был очень любо-
пытным городом. Северная часть его была застроена акку-
ратными домиками на европейский манер, но поэт вовсе
не стремился туда заглядывать. Куда более привлекал его
колоритный туземный Тифлис с его пыльными улицами,
мелочными лавчонками, дышащими непривычным арома-
том кухнями на открытом воздухе, мастерскими оружей-
ников, выковывающих кинжалы на глазах у прохожих, си-
дящими на корточках портными с иглой в руке, ювелира-
ми, чьи лавки осаждаемы женщинами с белой кожей и
черными, как уголья, глазами, и продавцами ковров среди
многоцветных изделий из шерсти, похожих на паруса бо-
гатых каравелл. Кого только не было на этих улицах — гру-
зины, армяне, персы, татары, черкесы, осетины, немцы,
русские и французы. Все что-то обсуждали, что-то покупа-
ли и продавали; голосистые мальчишки разгоняли зевак на
пути каравана мохнатых верблюдов или арбы, перевозив-
шей бурдюки с кахетинским вином.
Конечно же, Пушкина можно было встретить в самой
гуще этого космополитического населения. То он прогули-
вается под руку с неким колоритным татарином, то играет
в кости с уличными мальчишками, то является на базар в
ночном халате с надетой поверх него шинелью...
Но все эти невинные развлечения не мешали ему завя-
зывать знакомства с местными знаменитостями. Он рас-
спрашивает новых друзей о здешней жизни, фольклоре
кавказских народов, манерах одеваться. Слушает и запи-
сывает грузинские песни, стараясь почерпнуть как можно
больше из местной культуры. Но есть для него еще один
источник радости — какую гордость испытал он, узнав,
сколь далеко простирается его слава! Оказывается', и в
этом отдаленном уголке империи, в этом краю, где, как он
думал, не найдешь никого, кроме племени чиновников да
солдат, столько людей читают его стихи и восторгаются
ими! Тифлисские интеллектуалы приглашают его на обеды,
610________
Александр Пушкин
ужины, пышные банкеты. Об одном из них, состоявшемся
среди виноградников на берегу Куры, вспоминает его уст-
роитель К.И. Савостьянов:
«Нужно ли говорить о том, с каким восторгом привет-
ствовали все Великого Поэта на чужбине? Всякой, кто
только имел возможность, давал ему частный праздник,
или обед, или вечер, или завтрак, и, конечно, всякой жаж-
дал беседы с ним.
Наконец, все общество, соединившись в одну мысль,
положило сделать в честь его общий праздник, устройство
которого было возложено на меня. Из живописных окре-
стностей Тифлиса нетрудно было выбрать клочок земли
для приветствия Русского Поэта. Выбор мой пал на один
из прекрасных загородных виноградных садов... В нем я
устроил праздник нашему дорогому гостю в европейско-
восточном вкусе.
Тут собрано было: разная музыка, песельники, танцов-
щики, баядерки, трубадуры всех азиатских народов, быв-
ших тогда в Грузии. Весь сад был освещен разноцветными
фонарями и восковыми свечами на листьях дерев, а в сре-
дине сада возвышалось вензелевое имя виновника празд-
ника. Более 30 единодушных хозяев праздника заранее
столпились у входа сада восторженно встретить своего до-
рогого гостя.
Едва показался Пушкин, как все бросились приветство-
вать его громким ура с выражением привета, как кто
умел.
Весь вечер пролетел незаметно в разговорах о разных
предметах, рассказах, смешных анекдотах и пр. Все весе-
лились от души, разговаривали, шутили, смеялись, и оду-
шевление всех было общее. Тут была и зурна, и тамаша, и
лезгинка, и заунылая персидская песня, и Ахало, и Алавер-
ды, и Якши-ол, и Байрон был на сцене, и все европейское,
западное смешалось с восточноазиатским разнообразием в
устах образованной молодежи, и скромной Пушкин наш
приводил и восторг всех, забавлял, восхищал своими милы-
ми рассказами и каламбурами. — Действительно, Пушкин
_______611
Анри Труайя________
в этот вечер был в апотезе душевного веселия, как никогда
и никто его не видел в таком счастливом расположении
духа; он был не только говорлив, но даже красноречив, ме-
жду тем как обыкновенно он бывал более молчалив и мра-
чен. Как оригинально Пушкин предавался этой смеси ази-
атских увеселений! Как часто он вскакивал с места, после
перехода томной персидской песни в плясовую лезгинку,
как это пестрое разнообразие европейского с восточным
ему нравилось и как он от души предался ребячьей весело-
сти! Несколько раз повторялось, что общий серьезный раз-
говор останавливался при какой-нибудь азиатской фарсе, и
Пушкин, перерывая речь, бросался слушать или видеть ка-
кую-нибудь тамашу грузинскую или имеретинского им-
провизатора с волынкой.
Но- все имеет свою череду —. и наш незабвенный вечер
начинал уже сменяться утром. Парчовая синева южного
неба начала уже румяниться, и все засуетилось приготов-
лением русского радушного хлеба-соли нашему незабвен-
ному гостю.
Мигом закрасовался ужинной стол, вставленный сереб-
ряными вазами с цветами и фруктами и чашами с грузин-
скими азарпешами и кулами, и все собрались в теснейший
кружок еще поближе к своему гостю, чтобщ наслушаться
побольше его речей, наглядеться на него и, конечно, для
многих в последний раз.
Все опять заговорило, завеселилось, запело, и эту беседу
можно было почесть за излияние души одного человека.
Так задушевное <веселие?> всего общества было стройно.
Наконец, когда поднялся заздравный кубок шипучего Аи,
все общество снова слилось в одно чувство, живое, пламен-
ное, восторженное чувство. Тут, когда торжественно про-
возглашен был тост Пушкина, снова застонало в воздуш-
ном просторе новое ура при искрах шампанского из за-
ветных кубков во имя виновника праздника.
Крики ура, все оркестры, музыка и пение, чоканье бо-
калов и дружеские поцелуи смешались в воздухе. Все лико-
вало. Когда европейской оркестр во время заздравного
612________
Александр Пушкин
тоста Пушкина заиграл марш из La Dame blanche, на рус-
ского Торквато надели венок из цветов, посадили в кресло
и начали его поднимать на плечах своих при беспрерыв-
ном ура, заглушавшем гром полного оркестра музыки.
Потом посадили его на возвышение, украшенное цвета-
ми и растениями, и всякой из нас подходил к нему с за-
здравным бокалом и выражали ему, как кто умел, свои
чувства, свою радость видеть его среди себя и благодаря
его от лица просвещенных современников и будущего по-
томства за бессмертные творения, которыми он украсил
русскую литературу.
На все эти приветы Пушкин молчал до времени, и одни
теплые слезы высказывали то глубокое приятное чувство,
которым он тогда был проникнут.
Наконец, когда умолкли несколько голоса восторжен-
ных, Пушкин в своей стройной благоуханной речи излил
перед нами душу свою, благодарил всех нас за то торжест-
во, которым мы его почтили, заключивши словами: «Я не
помню дня, в который бы я был веселее нынешнего; я ви-
жу, как меня любят, понимают и ценят, — и как это дела-
ет меня счастливым!»
Когда он перестал говорить, от избытка чувств бросился
ко всем с самыми горячими объятиями и задушевно бла-
годарил за эти незабвенные для него приветы.
До самого утра пировали мы с Пушкиным, и это время,
конечно, останется неизгладимым в памяти каждого из
нас.
Все описанное мною есть только слабый очерк нашего
пира в честь Пушкина».
8 июня Пушкин наконец получил разрешение прибыть
в действующую армию. 10 июня он покинул Тифлис. Он
путешествовал верхом, в сопровождении проводника и эс-
корта из двух вооруженных казаков. И далее пишет о вот
каком эпизоде:
«Я пустился далее и на высоком берегу реки увидел
против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пе-
ной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку.
_______613
Анри Труайя
Два вола, впряженные в арбу, подымались по крутой доро-
ге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» —
спросил я их. «Из Тегерана». — «Что вы везете?» — «Три-
боеда». — Это было тело убитого Грибоедова, которое пре-
провождали в Тифлис»1.
Под хлещущим дождем Пушкин добрался до казачьего
поста Гюмри. Стояла темень, хоть глаз выколи. Войдя в па-
латку, поэт увидел там двенадцать казаков, спящих один
подле другого, и растянувшись рядом, тут же заснул, уста-
лый до смерти.
«Казаки разбудили меня на заре, — продолжает он. —
Первою моею мыслию было: не лежу ли я в лихорадке. Но
почувствовал, что, слава Богу, бодр, здоров; не было следа
не только болезни, но и усталости. Я вышел из палатки на
свежий утренний воздух. Солнце всходило. На ясном небе
белела снеговая, двуглавая гора. «Что за гора?» — спросил
я, потягиваясь, и услышал в ответ: «Это Арарат»1 2. Как силь-
но действие звуков! Жадно глядел я на библейскую гору,
видел ковчег, причаливший к ее вершине с надеждой об-
новления и жизни, — и врана и голубицу излетающих,
символы казни и примирения...»
Усевшись на лошадь, Пушкин тронулся в путь с про-
водником. Вскоре перед путниками заблестела речка, че-
рез которую нужно было переправиться.
1 Встреча Пушкина с телом Грибоедова близ Джелал-Оглы (поэт
по ошибке назвал это место Гергерами) на самом деле — плод фанта-
зии поэта, так как тело автора «Горя от ума» было перевезено через
границу еще 1 мая, и не на жалкой арбе, а со всеми подобающими по-
честями, на траурном катафалке, в сопровождении роты солдат Тиф-
лисского пехотного полка. До похорон (18 июля) оно находилось в ка-
рантине. Мотивы создания «грибоедовского эпизода», его источники и
место в повествовательной структуре «Путешествия в Арзрум» проана-
лизированы Н.Е. Мясоедовой (О Грибоедове и Пушкине (статьи и за-
метки). СПб., 1997. С. 207-214).
2 Ошибка Пушкина, явившаяся в результате ослышки. В действи-
тельности Арарат из Гюмри не виден; это могла быть только гора Ара-
гац, по-армянски — Алагез. Арарат же на местном наречии звучит как
«Масис». (Прим, пер.)
614________
Александр Пушкин
«Вот и Арпачай», — сказал мне казак. Арпачай! наша
граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством
неизъяснимым. Никогда еще не видал я чужой земли. Гра-
ница имела для меня что-то таинственное; с детских лет
путешествия были моею любимою мечтою. Долго вел я
потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу,
и никогда еще не вырывался из пределов необъятной Рос-
сии. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес
меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я
все еще находился в России».
12 июня Пушкин наконец достиг незадолго до того за-
воеванного русскими войсками Карса. Но армия уже вы-
двинулась вперед, на другие позиции. Пушкин и его по-
путчик — молодой армянин по имени Артемий — поска-
кали к месту назначения, бредя о турках и сражениях;
ехать было 25 верст — через два часа пути в виду показал-
ся русский лагерь, расположившийся на берегу реки Каре-
чай, и вот уже наш поэт в компании со своим братом Ле-
вушкой — как прежде, бодрым, хвастливым и задири-
стым — и своим другом Николаем Раевским, недавно
пожалованным в генералы.
В тот же день, 13 июня, Пушкин выступил в поход с
нижегородским драгунским полком под командованием
Раевского. Приближение опасности подогревало в нем
пыл; Да есть ли они вообще, эти турки, о которых столько
говорят на бивуаках и которых он — единственный из
всех — до сих пор не видел. Будет ли ему позволено риско-
вать жизнью, понюхать истинно мужской запах пороху,
помахать саблей направо-налево, увлеченному славным по-
ходом на восток? Пушкин забавлял военных своим юно-
шеским нетерпением; брат Ивана Пущина, Михаил, вспо-
минает:
«Не могу описать моего удивления и радости, когда тут
А.С. Пушкин бросился меня целовать, и первый вопрос его
был: «Ну, скажи, Пущин: где турки и увижу ли я их; я го-
ворю о тех турках, которые бросаются с криком и оружи-
ем в руках. Дай, пожалуйста, мне видеть то, за чем сюда с
_______615
Анри Труайя_______
такими препятствиями приехал!» — «Могу тебя порадо-
вать: турки не замедлят представиться тебе на смотр; пола-
гаю даже, что они сегодня вызовут нас из нашего бездейст-
вия; если же они не атакуют нас, то я с Бурцевым завтра
непременно постараюсь заставить их бросить свою пози-
цию, с фронта неприступную, движением обходным, план
которого отсюда же понесу к Паскевичу, когда он про-
снется».
Желания Пушкина исполнились куда быстрее, чем он
сам того ожидал:
«Еще мы не кончили обеда у Раевского с Пушкиным,
его братом Львом и Семичевым, как пришли сказать, что
неприятель показался у аванпостов. Все мы бросились к
лошадям, с утра оседланным. Не успел я выехать, как уже
попал в схватку казаков с наездниками турецкими, и тут
же встречаю Семичева, который спрашивает меня: не ви-
дал ли я Пушкина? Вместе с ним мы поскакали его искать
и нашли отделившегося от фланкирующих драгун и скачу-
щего, с саблею наголо, против турок, на него летящих.
Приближение наше, а за нами улан с Юзефовичем, ска-
кавших нас выручать, заставило турок в этом пункте уда-
литься, — и Пушкину не удалось попробовать своей сабли
над турецкою башкой, и он хотя с неудовольствием, но
нас более не покидал, тем более что нападение турок со
всех сторон было отражено и кавалерия-наша, преследовав
их до самого укрепленного их лагеря, возвратилась на
прежнюю позицию до наступления ночи».
Этот эпизод подтверждается множеством свидетелей.
Вот, например, свидетельство военного писателя и истори-
ка Николая Ушакова:
«Когда войска, совершив трудный переход, отдыхали в
долине Инжа-су, неприятель внезапно атаковал передовую
цепь нашу, находившуюся под начальством подполковни-
ка Басова. Поэт, в первый раз услышав около себя столь
близкие звуки войны, не мог не уступить чувству энтузиаз-
ма. В поэтическом порыве он тотчас выскочил из ставки,
сел на лошадь и мгновенно очутился на аванпостах. Опыт-
616_______
Александр Пушкин
ный майор Семичев, посланный генералом Раевским вслед
за поэтом, едва настигнул его и вывел насильно из передо-
вой цепи казаков в ту минуту, когда Пушкин, одушевлен-
ный отвагою, столь свойственною новобранцу-воину, схва-
тив пику после одного из убитых казаков, устремился про-
тиву неприятельских всадников. Можно поверить, что
донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев пред со-
бою незнакомого героя в круглой шляпе и в бурке. Это
был первый и последний дебют любимца муз на Кавказе».
А вот фрагмент воспоминаний другого участника собы-
тий — А.С. Гангеблова*
«Когда главная масса турок была опрокинута и Раев-
ский с кавалерией стал их преследовать, мы завидели ска-
чущего к нам во весь опор всадника: это был Пушкин, в
кургузом пиджаке и маленьком цилиндре на голове. Оса-
див лошадь в двух-трех шагах от Паскевича, он снял свою
шляпу, передал ему несколько слов Раевского и, получив
ответ, опять понесся к нему же, Раевскому. Во время пре-
бывания в отряде Пушкин держал себя серьезно, избегал
новых встреч и сходился только с прежними своими зна-
комыми, при посторонних же всегда был молчалив и ка-
зался задумчивым».
Этот «статский» в черкесской бурке и в цилиндре (не
правда ли, лучший для поля боя головной убор?) вызывал
любопытство у солдат, которые принимали его за «немец-
кого попа». А этот «поп» жил, как и все, лагерной жизнью,
страстно болел за дело военных и рассказывал всякому
встречному и поперечному, что ему никогда так хорошо
не спалось, как в военной палатке, и никогда так вкусно не
кушалось, как из котелка
«Лагерная жизнь очень мне нравилась. Пушка подыма-
ла нас на заре. Сон в палатке удивительно здоров. За обе-
дом запивали мы азиатский шашлык английским пивом и
шампанским, застывшим в снегах таврийских».
Но Пушкин страдал из-за того, что не имел возможно-
сти тратить свою пылкую энергию в полной мере. Он
рвался в бой — а турки предпочитали осторожничать и не
_______617
Анри Труайя________
нарываться на неприятности. Но вот однажды казачий
патруль наткнулся на все войско сераскира, выступившее
из Кассан-кале навстречу русской армии. «По сообщении
известия об этом Пушкину, — вспоминает Михаил Пу-
щин, — в нем разыгралась африканская кровь, и он стал
прыгать и бить в ладоши, говоря, что на этот раз он непре-
менно схватится с турком».
Но генерал Паскевич не дремал. Что в нем толку, в
этом воинственном поэте? Только путается под ногами!
А впрочем, так оно лучше... Чтобы уберечь Пушкина от его
же собственных дерзостей, Паскевич из кожи лез вон, что-
бы удержать поэта подле себя. Окруженный официальны-
ми заботами, Пушкин бесился оттого, что не мог принять
участие в сражении. Не дерзая украдкой оставить Паске-
вича, он находился рядом с ними и лишь издали наблюдал
за продвижением войск в синих мундирах навстречу пест-
рым турецким ордам. В общем, жил не столько на театре
военных действий, сколько среди полевых карт. Не среди
молодежи, а среди старцев. Паскевич испортил ему всю
войну.
И то сказать, война свелась к стратегическому проме-
наду по краю’, оставленному турками. Противник прекра-
тил всякое сопротивление и в беспорядке отступал к Ар-
зруму.
Арзрум капитулировал 27 июня, и Пушкин триумфаль-
но вступил вместе с русскими войсками в этот азиатский
город. Турки стояли на плоских крышах домов и скорб-
ным взглядом созерцали дефилирующих по улицам солдат.
Зато армяне не могли налюбоваться на своих освободите-
лей, шумно толпясь на улицах, жестикулируя, крича и пу-
таясь под ногами пехотинцев. Мальчишки бежали перед
всадниками, истово крестясь и крича: «Христиане! Хри-
стиане!» Возвратившись в лагерь, он увидел взятых в плен
сераскира и четверых пашей; один из них спросил, кто
этот человек во фраке и цилиндре.
— Это поэт, — сказал ему Михаил Пущин.
618_______
Александр Пушкин
Паша сложил руки на груди и отдал глубокий поклон
Пушкину:
— Благословен час, когда мы встречаем поэта.
В Арзруме все привлекало внимание поэта: и низкие и
темные мечети, и надгробные памятники в виде столбов,
убранных каменной чалмой, и гарем сераскира. Тем не
менее он по-прежнему надеялся, что русские войска про-
должат наступательные операции и ему удастся-таки
убить хоть нескольких неверных, которые упорно не же-
лали выходить на бой. Но Паскевич, предупрежденный о
его намерениях, позвал поэта к себе и сказал:
— Мосье Пушкин, я вас умоляю — ваша жизнь драго-
ценна для России. Вам здесь делать нечего. Советую вам
немедленно покинуть армию.
В ответ на это Пушкин сухо поклонился и вышел, пы-
лая от стыда и гнева. Его отвергают. Его изгоняют. Как
простого статского! Как ни на что не способного! Словом,
никто не принимает его всерьез. Ни плетущие заговоры
революционеры, отстраняющие его, ни военные, которые
держат его в почтительном расстоянии от поля боя! Неу-
жели все, на что он годен, — писать стихи?
Своего неудовольствия поэт не находил нужным скры-
вать. На вопрос Павла Санковского, отчего он так скоро
вернулся из армии, поэт ответил без обиняков:
«Ужасно мне надоело вечное хождение на помочах
этих опекунов, дядек; мне крайне было жаль расстаться с
моими друзьями, но я вынужден был покинуть их. Паске-
вич надоел мне своими любезностями; я хотел воспеть ге-
ройские подвиги наших молодцов-кавказцев; это — слав-
ная часть нашей родной эпопеи, но он не понял меня и
старался выпроводить из армии».
...Тем временем в Арзруме вспыхнула чума, и Пушкин
начал подумывать, что Паскевич был не так уж не прав.
«Любопытство, однако ж, превозмогло, — признавался
Пушкин, — на другой день я отправился с лекарем в ла-
герь, где находились зачумленные. Я не сошел с лошади и
взял предосторожность стать по ветру. Из палатки вывели
_______619
Анри Труайя
нам больного; он был чрезвычайно бледен и шатался, как
пьяный. Другой больной лежал без памяти. Осмотрев чум-
ного и обещав несчастному скорое выздоровление, я обра-
тил внимание на двух турков, которые выводили его под
руки, раздевали, щупали, как будто чума была не что иное,
как насморк. Признаюсь, я устыдился моей европейской
робости в присутствии такого равнодушия и поскорее воз-
вратился в город».
21 июля Пушкин покинул Арзрум, так и не убив ни од-
ного турка, не захватив в качестве трофея ни одной враже-
ской пушки и не прикоснувшись ни к одному больному
чумой. Впрочем, уезжал он от Паскевича не с пустыми ру-
ками — граф подарил ему кривую турецкую саблю.
1 августа поэт возвращается в Тифлис и, разумеется, по-
сещает могилу своего убитого в Персии собрата по перу,
склонив пред нею колени. 6 августа, сытый по горло прие-
мами, дифирамбами, ужинами и банкетами в его честь, он
отправляется на Кавказские Минеральные Воды. Газета
«Тифлисские ведомости» сообщила об отъезде Пушкина,
присовокупив следующее: «Любители изящного должны
теперь ожидать прелестных подарков, коими гений Пуш-
кина несомненно наделит нашу литературу».
Пожелания автора этих строк сбудутся совсем скоро.
Второй визит на Кавказ вдохновил Пушкина, кроме «Пу-
тешествия в Арзрум», еще на множество лирических сти-
хотворений. Среди них — «Ворон», «На холмах Грузии»,
«Делибаш», «Дон», «Кавказ», «Монастырь на Казбеке».
«Утром, проезжая мимо Казбека, — писал он, — увидел
я чудное зрелище: белые, оборванные тучи перетягивались
через вершину горы, и уединенный монастырь, озаренный
лучами солнца, казалось, плавал в воздухе, несомый облака-
ми. Бешеная Балка также явилась мне во всем своем вели-
чии: овраг наполнившийся дождевыми водами, превосхо-
дил в своей свирепости самый Терек, тут же грозно ревев-
ший. Берега были растерзаны; огромные камни сдвинуты
были с места и загромождали поток».
Возвратившись во Владикавказ, Пушкин встретил там
620_______
Александр Пушкин
своих друзей — Дорохова и Пущина; найдя на столе у по-
следнего русские журналы, он пролистал их с большой
жадностью. И что же, в первой же статье, попавшейся ему
на глаза, речь шла о нем — его труды бранили на чем свет
стоит. Бедняга с грустью вспомнил тифлисские банкеты,
возложенный ему на голову венец из цветов, тосты, игру
музыкантов и комплимент старого паши: «Благословен час,
когда встречаем поэта». Да, решительно поэт пришелся
куда менее по сердцу борзописцам из Петербурга, чем
этим мужественным и простым людям, живущим на ок-
раине империи.
«Таково было мне первое приветствие в любезном оте-
честве», — посетовал поэт.
Задетый до глубины души, Пушкин с удвоенной энер-
гией взялся за карты. В Пятигорске и Кисловодске он че-
редовал курсы лечения целебными водами с продолжи-
тельными сеансами за ломберным столиком. Спустив те
немногие средства, которые у него еще оставались, он по-
кинул Кисловодск 8 сентября и взял курс на Москву; ему
пришлось одолжить большую сумму на дорогу, но за вре-
мя пути большая часть этого капитала перекочевала из
карманов поэта в карманы его попутчика — некоего Ду-
рова, неисправимого игрока и такого выпивоху, что даль-
ше уже некуда.
Но Пушкин не думал более ни о деньгах, ни о крити-
ках, ни о банкетах, ни о битвах, ни о снежных вершинах
Кавказа. От станции к станции, от перепряжки к пере-
пряжке мысли о Натали Гончаровой овладевали им все с
более возраставшей яростью. Наконец-то он свидится с
нею! А может быть, и женится на ней.’Никакие огорчения
не могли затмить такую надежду.
Часть VII
Глава 1
СЕМЬЯ ГОНЧАРОВЫХ
Наташенька Гончарова, ее батюшка и матушка, трое
братьев и две сестры жили на улице Большой Никит-
ской в просторном, приземистом деревянном доме с
внутренним двором и служебными пристройками1.
Отец Наташи Николай Гончаров служил по части ино-
странных дел; в 1807 году он женился на столь преле-
стной юной особе, что влюбившийся в неё по уши лю-
бовник императрицы Елизаветы Алексеевны не побоял-
ся бросить ради нее свою августейшую возлюбленную.
Как следствие, молодая мадам Гончарова принуждена
была покинуть двор. Что касается ее супруга, то он, ос-
тавив службу в Иностранной коллегии, посвятил себя
рядовому имению. Гончаровы жили припеваючи; соби-
рали доходы, плодили детей и спокойно смотрели в бу-
дущее. Но случилось несчастье. В 1814 году Николай
Гончаров свалился с лошади, в результате чего получил
перелом черепа — как следствие, с ним приключилась
«меланхолия», которая с течением времени перетекла
в полное сумасшествие. Николай Гончаров, которого 1
1 Находился на углу Скарятинского переулка; снесен в конце
XIX в. (Прим, пер.)
622______
Александр Пушкин
супруга тщетно пыталась поместить в дом для умалишен-
ных, существовал как во сне, чуждый всему и вся, и просы-
пался от летаргии только затем, чтобы с безумными кри-
ками погоняться за супругой с ножом. Эти ужасные вопли
терроризировали детей. Отец, дошедший до животного со-
стояния, более всего страшен был дочерям. Из-за безумст-
ва супруга мадам Гончарова вынуждена была взять на себя
управление домом и хозяйством; да куда там! В ней ни на
грош не было деловой хватки. При таком дурном надзоре
хозяйство быстро пришло в упадок. Земли, пашни, труд
двух тысяч крепостных практически не давали дохода. Де-
нег было с гулькин нос. Мебель износилась, туалеты истре-
пались, обеды теперь подавались как никогда постные.
Воспоминания о былой роскошной жизни были причи-
ной двойной печали мадам Гончаровой. Привыкшая жить
на широкую ногу, она страдала как от материальной стес-
ненности, так и от критики в свой адрес. Она до смерти
боялась, что о ней станут говорить в свете. Она так жажда-
ла похвал, официальных почестей, так мечтала о выгодных
браках для своих детей, что с годами это превратилось в
самую настоящую манию. Нет, Наталья Ивановна Гонча-
рова была вовсе не глупой; но раздражительной, автори-
тарной, грубой в словах, неуклюжей в жестах и набожной
сверх всякой меры. Она устроила у себя в жилище некое
подобие домовой часовни, целиком убранной иконами, со
множеством свечей и лампадок; по субботам и в канун
церковных праздников сюда приходил служить батюшка.
Остальное время мадам Гончарова проводила в обществе
монашек и словоохотливых ясновидящих, которые обха-
живали ее, обещая вечную благодать, продавали всяческие
святыни, опустошали ее кошелек и вызывали чувство
омерзения у домочадцев своей благотворительницы. При
таких советчиках Наталья Ивановна год от года станови-
лась все суевернее, все подозрительнее, все ограниченнее и
все деспотичнее к своим близким. Она держала своих до-
черей в куда большей строгости, чем послушниц в обители.
Девушки вставали на заре и укладывались спать точно в
_______623
Анри Труайя
десять часов вечера. Если же мамаша в неурочный час при-
зывала их к себе, то первое, что бедняжкам приходило в
голову — что они совершили какой-нибудь смертный грех,
и порог ее комнаты они переступали, истово крестясь и
бормоча псалмы. Детям было запрещено громко разгова-
ривать и поддерживать серьезную беседу с гостями. Разго-
варивать за столом им также возбранялось. За малейшее
нарушение существующего порядка мамаша щедро разда-
вала дочерям увесистые пощечины. Остальное образование
сводилось к урокам танцев и французского. Девушки рож-
даются на свет затем, чтобы выгодно выходить замуж.
А без знания французского и без умения танцевать кад-
риль ни один богатый жених замуж не возьмет.
По правде сказать, две старшие дочери мадам Гончаро-
вой не были слишком уж соблазнительны. Катерина была
рослой, массивной и мечтательной, а Александрина, по не-
счастью, косоглазой. Все свои матримониальные надежды
мадам Гончарова возлагала на младшую, Наташу. Красота
Натали стоила всех поместий и всех крепостных империи.
Благодаря ей можно было ожидать нового, благоприятного
поворота колеса фортуны. Вот только выдавать ее замуж
нужно было быстро. Начиная с 1828 года, когда Натали
едва исполнилось щестнадцать лет, мадам Гончарова стала
вывозить ее в свет, произведя сенсацию — свет был ослеп-
лен ее красотой. Все, кто не был равнодушен к юной де-
вичьей красоте, были околдованы этой робкой и холодной
нимфой. Интимные дневники и корреспонденция той
эпохи свидетельствуют об этом единодушном восхищении.
Вспоминая о своих первых посещениях Пушкиных
(1832—1833), граф ВА. Соллогуб пишет: «Самого хозяина
не было дома, нас приняла его красавица жена. Много ви-
дел я на своем веку красивых женщин, много встречал
женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не виды-
вал женщины, которая соединила бы в себе такую закон-
ченность классически правильных черт и стана. Ростом вы-
сокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно разви-
тых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на
624________
Александр Пушкин
стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой
шее; такого красивого и правильного профиля я не видел
никогда более, а кожа, глаза, зубы, уши. Да, это была на-
стоящая красавица, и недаром все остальные даже из са-
мых прелестных женщин меркли как-то при ее появле-
нии. На вид она была сдержанна до холодности и мало во-
обще говорила».
А вот впечатление Долли Фикельмон:
«Я видела ее у маменьки — это очень молодая и очень
красивая особа, тонкая, стройная, высокая, — лицо Мадон-
ны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и ме-
ланхолическим выражением, — глаза зеленовато-карие,
светлые и прозрачные, — взгляд не то чтобы косящий, но
неопределенный, тонкие черты, красивые черные волосы».
Теплые слова посвящает юной Натали и Надежда Ми-
хайловна Европкина — их записал А.С. Сомов:
«Наташа была действительно прекрасна, и я всегда вос-
хищалась ею. Воспитание в деревне на чистом воздухе ос-
тавило ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, лов-
кая, она была необыкновенно сложена, отчего и каждое
движение ее было преисполнено грации. Глаза добрые, ве-
селые, с подзадоривающим огоньком из-под длинных бар-
хатистых ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда
вовремя останавливал слишком резкие порывы. Но глав-
ную прелесть Натали составляли отсутствие всякого жеман-
ства и естественность. Большинство считало ее кокеткой,
но обвинение это несправедливо. Необыкновенно вырази-
тельные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая
простота в обращении помимо ее воли покоряли ей всех».
«Беленькая, чистенькая девочка с правильными черта-
ми и лукавыми глазами, как у любой гризетки», — таково
впечатление поэта В.И. Туманского, друга Пушкина еще
по Одессе; но не следует вырывать цитату из контекста —
далее следует язвительное:
«Видно, что она неловка еще и неразвязна; а все-таки
московщина отражается на ней довольно заметно. Что у
ней нет вкуса, это было видно по безобразному ее наряду;
_______625
Анри Труайя
что у нее нет ни опрятности, ни порядка — о том свиде-
тельствовали запачканные салфетки и скатерть и рас-
стройство мебелей и посуды».
Это строки из письма от 16 марта 1831 года, написан-
ное вскоре после визита Туманского на обед к молодой че-
те Пушкиных.
Обратим внимание вот на что — при том что все совре-
менники единодушны в восхвалении красоты Натали, ма-
ло кто настаивает, что она обладала еще и характером или
умом1.
По-прежнему оглушенная блеском и шумом, окружав-
шим ее вне родного дома, она делала реверансы, танцева-
ла, обмахивалась веером, разговаривала уголками губ и
стремилась в точности следовать мамашиным советам. Ма-
ло-помалу она постепенно приобрела вкус к поклонению
мужчин и декольтированным туалетам. С изумлением
осознавала себя царицей бала. Просто забавлялась этим с
детской простотой. Но ведь она пребывала там не ради за-
бавы! Не для того же раскошеливалась матушка на это
платье, на эти ленты, на этот веер, чтобы ублажить родную
кровиночку! Все это — авансы, которые должны принести
краткосрочные дивиденды. Как бы там ни было, «сезон»
1828 года закончился ничем — ни единого претендента!
Разве вот этот Пушкин — про него говорят, что он зараба-
тывает много денег, но еще больше тратит и что полиция
следит за каждым его шагом Негусто. А впрочем, не стоит
его обескураживать. Всегда можно будет сделать ему ус-
тупку, если не удастся выдать Натали замуж на следую-
щий год. Что и говорить — мало быть красавицей, уметь
танцевать, парле франсе и вышивать тамбуром, чтобы при-
влечь серьезное внимание всех этих месье! Современным
воздыхателям требуется еще, чтоб было приданое креп-
кое-недраное!
Тем не менее после отъезда Пушкина на Кавказ «се- 1
1 А так ли обязательно требовать этого от юной девушки, почти
девочки? (С.Л.)
626________
Александр Пушкин
зон» 1829 года открылся с триумфом. Никогда еще Ната-
лья не пользовалась таким успехом, как теперь. Носился
слух, что князь Мещерский собирался просить ее руки.
Мадам Гончарова была на седьмом небе. Одного только
боялась она — возвращения Пушкина с его приливами
страстей, продолжительными визитами, письмами на че-
тырех листах, взглядами, как в лихорадке, и дрожащими
руками. Еще, пожалуй, вскружит Наталье голову и все ис-
портит! Эх, лучше бы он погиб на войне смертью храбрых,
как Грибоедов, или удрал бы оттуда за рубеж, а еще луч-
ше — остался в Тифлисе и женился там на туземке! Столь-
ко потратить на украшения, парфюмы, кружева — и все
это ради маленького мосье с растрепанными бакенбарда-
ми и губами, как у негра! Какой афронт для матери! Какое
унижение для благородной девушки!
Но месяцы текли, Пушкин все не спешил возвращать-
ся, и к мадам Гончаровой вернулась надежда. По ее под-
счетам, впереди у нее был еще сезон. А добрый Боженька,
которому она так усердно молилась, не допустит, чтобы
крошка Натали так и осталась на руках мамаши — а то
ведь опять придется тратиться на кружева, наряды и все
такое прочее!
Но вот одним дождливым сентябрьским утром, когда
братья Натальи попивали чаек в семейной столовой, а са-
ма мадам Гончарова еще изволила почивать в своей посте-
ли, кто-то забарабанил кулаком в дверь. Кто-то проник в
переднюю и поспешно сбрасывал с себя верхнюю одежду.
В приоткрытую дверь влетела галоша и приземлилась у
ножки сервированного стола. Озадаченные Гончаровы-
младшие вскочили на ноги. Лицо визитера было взволно-
ванным, одежда Истрепалась с долгого пути. Вернувшись с
Кавказа, первое, к кому он направился — к Гончаровым.
С трудом переводя дыхание, он спросил, дома ли Наталья.
Гончаровы-младшие тут же бросились сообщить о визите-
ре сестре и матери. Ничего себе утро начинается, подума-
ла разбуженная мадам Гончарова. И тут же в голове у нее
созрел новый стратегический план — надо во что бы то ни
_______627
кнри Труайя_______
стало разочаровать этого претендента с пустыми кармана-
ми и запретить Наталье видеться с ним иначе как в при-
сутствии мамаши!
Утвердившись в своем решении, мадам Гончарова, од-
нако же, приняла Пушкина, растянувшись в постели, с за-
спанным лицом и хмурым взглядом. Она уклончиво отве-
чала на его вопросы, вела разговор о дожде, о плохой пого-
де, о молодости Натали и ее успехе в свете. Ну, а сама
Натали, настоящим образом проинструктированная роди-
тельницей, встретила поэта холоднее и отчужденнее, чем
когда-либо прежде. Пушкин понял, что проиграл партию.
Надежды, которые он питал во время долгого пути, в одно
мгновение растаяли, как воск. Наталья достанется другому.
Как и все предыдущие, которых он считал своими избран-
ницами. Каким опустошенным вмиг оказалось его сердце!
Какое чувство бесполезности существования вмиг овладело
им! Он вышел за порог совершенно отупевшим и глубоко
несчастным
«Сколько мук ожидало меня по возвращении! Ваше мол-
чание, ваша холодность, та рассеянность и то безразли-
чие, с какими приняла меня м-лль Натали... У меня не хва-
тило мужества объясниться», — пишет он мадам Гонча-
ровой 5 апреля 1830 года. (Оригинал по-французски.)
Впрочем, отчаяние его продолжалось недолго. Он слиш-
ком любил жизнь, чтобы его легко было выбить из седла.
В его теперешнем существовании каждое новое снижение
знаменовало собою новый подъем. Что ж, если движение
по прямой заказано — двинемся зигзагами! Встретив хо-
лодный прием у одной девицы, он найдет утешение у дру-
гой. Таков метод его естественного существования. От Гон-
чаровых Пушкин поспешил к Ушаковым Милая Катенька
приняла его с искренней радостью, а он позволил ей шу-
тить над ним по поводу его матримониальных неудач.
И снова вернулись игры, сатирические куплеты и рисунки
в альбомах. Вот Пушкин на коне, с копьем в руке, в круг-
лой шляпе и черкесской бурке; вот панорама азиатского
города — домики с плоскими крышами и минареты —
628_______
Александр Пушкин
это Арзрум, завоеванный поэтом «благодаря воле Бога и
молитвам Катерины»; а вот — женщина в ночном колпаке
и с суровым лицом Это не кто иная как мамаша «Карса».
Итак, если его не хотят видеть в роли мужа, он снова
становится un amant. А точнее, Дон Жуаном, список кото-
рого еще не закрыт. После трех недель, проведенных у ног
Катеньки Ушаковой, Пушкин отправляется в Малинники,
где, как известно, был целый цветник юных чаровниц.
16 октября 1829 года он пишет Алексею Вульфу:
«Проезжая из Арзрума в Петербург, я своротил вправо
и прибыл в Старицкий уезд для сбора некоторых недои-
мок. Как жаль, любезный Аовлас Николаевич, что мы
здесь не встретились! то-то побесили б мы баронов и
простых дворян! по крайней мере, честь имею предста-
вить вам подробный отчет о делах наших и чужих.
I) В Малинниках застал я одну Анну Николаевну с
флюсом и с Муром. Она приняла меня с обыкновенной
своей любезностию и объявила мне следующее:
а)	Евпраксия Николаевна и Александра Ивановна от-
правились в Старицу посмотреть новых уланов.
Ь)	Александра Ивановна заняла свое воображение от-
части талией и задней частию Кусовникова, отчасти ба-
кенбардами и картавым выговором Юргенева.
с)	Третхен хорошеет и час от часу делается невин-
нее. (Сейчас Анна Николаевна объявила, что она того не
находит.)»
Получив сию корреспонденцию, Алексей Вульф записы-
вает в свой интимный дневник:
«Пообедав вчера у Ушакова жирным гусем, мною за-
стреленным, пробудился я из вечерней дремоты. Приходил
Дельво, который принес большой пук писем. В нем на-
шлось и два ко мне: оба сестрины от октября, в одном же
из них приписку от Пушкина... Как прошлого года писал
он ко мне в Петербург о тамошних красавицах, так и те-
перь, величая меня именем Ловласа, сообщает он известия
очень смешные об них, доказывающие, что он не переме-
_______629
кнри Труайя
няется с летами и возвратился из Арзрума точно таким,
каким туда и поехал — весьма циническим волокитою».
Однако в действительности «цинизм» Пушкина явился
реакцией здорового организма на отказ мадам Гончаро-
вой. Шалости и озорство служили ему лекарством от доса-
ды. В Малинниках поэт сочинил несколько строф к VIII
песни «Евгения Онегина» и свои лучшие стихи, посвящен-
ные русской зиме. В ноябре он возвратился в Петербург,
которого не видал несколько месяцев. И уже через неделю
восклицает. «Тоска! Тоска!»
Серое небо, снег с грязью пополам, не очень-то госте-
приимные санкт-петербургские дома, толпы чиновников с
угрюмыми лицами оскорбляли в его мыслях светлые вос-
поминания о Кавказе. А главное, Санкт-Петербург — это
Николай и Бенкендорф. Этот последний был чрезвычайно
разгневан на Пушкина за то, что тот удрал на Кавказ без
разрешения. 14 октября, когда Пушкин находился в Моск-
ве, Бенкендорф направил ему следующее письмо: «Госу-
дарь император, узнав по публичным известиям, что вы,
милостивый государь, странствовали за Кавказом и посе-
тили Арзрум, высочайше повелел мне изволить спросить
вас: по чьему повелению предприняли вы сие путешест-
вие? Я же со своей стороны покорнейше прошу вас уведо-
мить меня, по какой причине не изволили вы сдержать
данного мне слова и отправились в закавказские страны,
не предуведомив меня о намерении вашем сделать сие пу-
тешествие».
Чего скрывать, Пушкин ожидал реприманда. Но этот
был слишком уж суров. Его отодрали за уши, как школяра,
пойманного на шалости. Униженный, разъяренный, поэт
шлет шефу жандармов французское письмо, датированное
10 ноября 1829 года:
«Генерал.
С глубочайшим прискорбием я только что узнал, что
его величество недоволен моим путешествием в Арзрум.
Снисходительная и просвещенная доброта вашего превос-
ходительства и участие, которое вы всегда изволили мне
630________
Александр Пушкин
оказывать, внушает мне смелость вновь обратиться к
вам и объясниться откровенно.
По прибытии на Кавказ я не мог устоять против же-
лания повидаться с братом, который служит в Нижего-
родском драгунском полку и с которым я был разлучен в
течение 5 лет. Я подумал, что имею право съездить в
Тифлис. Приехав, я уже не застал там армии. Я написал
Николаю Раевскому, другу детства, с просьбой выхлопо-
тать для меня разрешение на приезд в лагерь. Я прибыл
туда в самый день перехода через Саган-лу, и, раз я уже
был там, мне показалось неудобным уклониться от уча-
стия в делах, которые должны были последовать; вот
почему я проделал кампанию в качестве не то солдата,
не то путешественника.
Я понимаю теперь, насколько положение мое было
ложно, а поведение опрометчиво; но, по крайней мере,
здесь нет ничего, кроме опрометчивости. Мне была бы
невыносима мысль, что моему поступку могут припи-
сать иные побуждения. Я бы предпочел подвергнуться са-
мой суровой немилости, чем прослыть неблагодарным в
глазах того, кому я всем обязан, кому готов пожертво-
вать жизнью, и это не пустые слова.
Я покорнейше прошу ваше превосходительство быть в
этом случае моим провидением и остаюсь с глубочай-
шим почтением, генерал, вашего превосходительства ни-
жайший и покорнейший слуга».
...В Санкт-Петербурге светские развлечения более не
привлекали поэта. Друзья находили его молчаливым, встре-
воженным, озлобленным. Часто он выходил из дому споза-
ранку и отправлялся пешком до Царского Села. Во время
этих прогулок он строил новые планы бегства за грани-
цу — или женитьбы. Женитьба либо бегство имели для не-
го равное значение. И то и другое означало бы для него
уход от самого себя. И то и другое открыло бы для него
ворота в неведомый мир. Ему уже казалось, что он поза-
был о маленькой Наташеньке Гончаровой, заслоненной
другими лицами; но воспоминания о юной красавице пре-
_______631
Анри Труайя__________
следовали его и во сне. Отказ Натальи Гончаровой нанес
ему еще более глубокую рану, чем отказ Катеньки Ушако-
вой, Софьи Пушкиной и даже Аннетты Олениной. Где
найти средство против сладостного яда любви, ослабляв-
шего ему сердце и порою заставлявшего улыбаться своему
горю? 23 декабря 1829 года его перо бросает на бумагу
стихотворные строки:
Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,
Куда б ни вздумали, готов за вами я
Повсюду следовать, надменно убегая:
К подножию ль стены далекого Китая,
В кипящий ли Париж, туда ли, наконец,
Где Тасса не поет уже ночной гребец,
Где древних городов под пеплом дремлют мощи1,
Где кипарисные благоухают рощи,
Повсюду я готов. Поедем», но, друзья,
Скажите: в странствиях умрет ли страсть моя?
Забуду ль гордую, мучительную деву,
Или к ее ногам, ее младому гневу,
Как дань привычную, любовь я принесу?
Это стихотворение как нельзя точно отразило мысли
поэта. Через две недели после его написания Пушкин из-
лагает его сддержание прозой — в письме к Бенкендорфу
(оригинал по-французски):
«Генерал.
Явившись к вашему превосходительству и не имев сча-
стья застать вас, я приемлю смелость изложить вам
письменно просьбу, с которой вы разрешили к вам обра-
титься. 1
1 Ночной гребец — итальянский гондольер. Он не поет, по-
тому что Венеция была захвачена в это время австрийцами. Мощи
городов — древние римские города Помпея и Геркуланум, располо-
женные на берегу Неаполитанского залива, у подножия Везувия, и за-
сыпанные пеплом во время извержения 79 г. н.э. Ко времени Пушкина
удалось открыть часть улиц и домов Помпеи со всем их «содержимым,
сохранившимся в полной неприкосновенности в течение почти двух
тысячелетий.
632_________
Александр Пушкин
Покамест я еще не женат и не зачислен на службу, я
бы хотел совершить путешествие во Францию или Ита-
лию. В случае же, если оно не будет мне разрешено, я бы
просил соизволения посетить Китай с отправляющимся
туда посольством».
В этом же письме поэт хлопочет о разрешении публи-
кации «Бориса Годунова»:
«Осмелюсь ли еще утруждать вас? В мое отсутствие
г-н Жуковский хотел напечатать мою трагедию, но не
получил на то формального разрешения. Ввиду отсутст-
вия у меня состояния, мне было бы затруднительно ли-
шиться полутора десятков тысяч рублей, которые мо-
жет мне доставить моя трагедия, и было бы прискорбно
отказаться от напечатания сочинения, которое я долго
обдумывал и которым наиболее удовлетворен.
Всецело полагаясь на вашу благосклонность, остаюсь,
генерал, вашего превосходительства нижайший и всепо-
корнейший слуга».
Возможно, Пушкин выказал слишком большую наив-
ность, если всерьез воображал, что Николай I соизволит
разрешить ему покинуть Россию. Но наигранное сочувст-
вие, прозвучавшее в ответном письме Бенкендорфа, навер-
няка позабавило поэта:
«Милостивый государь.
В ответ на ваше письмо ко мне от 7-го числа сего ме-
сяца спешу уведомить вас, что его императорское вели-
чество не соизволил удовлетворить вашу просьбу о раз-
решении поехать в чужие края, полагая, что это слиш-
ком расстроит ваши денежные дела, а кроме того,
отвлечет вас от ваших занятий. Желание ваше сопрово-
ждать наше посольство в Китай также не может быть
осуществлено, потому что все входящие в него лица уже
назначены и не могут быть заменены другими без уве-
домления о том Пекинского двора».
Несколько дней спустя Пушкин присутствовал на балу
у французского посла. Он был во фраке, тогда как все
представители дворянства были в мундирах; таковая воль-
_______633
Анри Труайя________
ность в одежде пришлась не по душе Николаю, и 28 янва-
ря он дает знать Бенкендорфу:
«Кстати, об этом бале. Вы могли бы сказать Пушкину,
что неприлично ему одному быть во фраке, когда мы все
были в мундирах, и что он мог бы завести себе по крайней
мере дворянский мундир; впоследствии в подобном случае
пусть так и сделает».
Разумеется, Бенкендорф тут же дает отповедь Пушкину:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
Государь император заметить изволил, что вы нахо-
дились на бале у французского посла во фраке, между тем
как все прочие приглашенные в сие общество были в мун-
дирах. Как же всему дворянскому сословию присвоен мун-
дир тех губерний, в коих они имеют поместья или отку-
да родом, то его величество полагать изволит приличнее
русскому дворянину являться в сем наряде в подобные со-
брания». <...>
Это переходило всякие границы! Мало того, что ему не
дозволяют отправиться за рубеж, что перлюстрируют его
письма, что при его передвижении из города в город за
ним следят, как за последним злодеем, так он теперь ли-
шен и права одеваться по своему вкусу! Императорский
надзор касается отныне даже покроя одежд, прически и
формы пуговиц! Видимо, августейший цензор еще и образ-
цовый портной; в его глазах, граница личной свободы про-
легает по контуру тела. Как жить в условиях таких стесне-
ний? Быстро в Москву, в Москву! Жениться и обрести убе-
жище в тесном и теплом семейном кругу. И снова
Пушкин грезит о Натали Гончаровой, о Катеньке Ушако-
вой. В феврале 1830 года он пишет Вяземскому:
«Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного
Мещерского? Что делает Ушакова, моя же? Я собираюсь в
Москву — как бы не разъехаться».
Между тем в Москве красота Наташеньки Гончаровой
с новою силой вошла в моду. Незадолго до того в древнюю
столицу изволил пожаловать императорский двор, и празд-
ники следовали за праздниками в бешеном ритме. Воен-
ный генерал-губернатор князь Голицын организовал у себя
634________
Александр Пушкин
в салоне демонстрацию «живых картин»1. Натали Гончаро-
ва в роли сестры Дидона очаровала всех присутствующих,
и особо отметил ее государь. На балу, последовавшем за
спектаклем, один из друзей Пушкина долго танцевал с На-
тали и наговорил о Пушкине массу лестных слов и сумел
завоевать благосклонность самой мадам Гончаровой. Ска-
зать по правде, эта последняя уже упрекала себя в том, что
дала Пушкину от ворот поворот. Третий «сезон» обошелся
мамаше дороже предыдущих, а претендентов нисколько
не прибавилось. Походило на то, что князь Мещерский со-
бирался взять свое обещание назад. Комплименты, подми-
гивания, цветы... И ни шагу дальше. А вытянуть четвертый
«сезон» мадам Гончаровой было бы уже не по средствам.
Так что лучше было не устранять Пушкина вовсе, но дер-
жать его, так сказать, в резерве, использовать на крайний
случай. На расспросы друга поэта она учтиво поведала ему
все новости и попросила передать ему привет от себя лич-
но. Друг выполнил все просьбы в точности. Эти слова лю-
безности, приветствие от «мамаши Карс» всколыхнули
Пушкина. Оказывается, еще не все было потеряно. Гордая
дева вновь становилась доступной. Только нужно было не
терять время попусту. Надо было ехать в Москву. С разре-
шения ли, без разрешения — все равно. И вот поэт уже в
пути.
И тут же Бенкендорф, извещенный тайными агентамй,
строчит поднадзорному новую записку:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
К крайнему моему удивлению, услышал я, по возвраще- 1
1 Эти «ж и в ы е картины» даже удостоились упоминания в
№14 (июль) «Московского телеграфа» за 1830 г. При этом номере по-
мещена литография с известной картины Герена, изображающая Энея,
рассказывающего свои похождения Дидоне, а в «изъяснении картин-
ки», на стр. 273, мы читаем: «Московские любители изящных искусств
припомнят, что в числе живых картин, представленных нынешнею зи-
мою у князя Д.В. Голицына, была и Геренова Дидона. Карфагенскую
царицу представляла МА. Ушакова; Энея и Аскания князь А.С. Долго-
рукий и А.С. Ланской; сестру Дидоны Наталья Николаевна Гончарова».
(Прим, пер.)
________635
Анри Труайя
нии моем в Петербург, что вы внезапно рассудили уехать
в Москву, не предваря меня, согласно с сделанным между
нами условием, о сей вашей поездке. Поступок сей прину-
ждает меня вас просить о уведомлении меня, какие при-
чины могли вас заставить изменить данному мне слову?
Мне весьма приятно будет, если причины вас побудившие
к сему поступку будут довольно уважительны, чтобы из-
винить оный, но я вменяю себе в обязанность вас предуве-
домить, что все неприятности, коим вы можете подверг-
нуться, должны вами быть приписаны собственному ва-
шему поведению...»
17 марта 1830 г.
Получив означенный реприманд, Пушкин резким то-
ном ответил своему мучителю:
«Милостивый государь Александр Христофорович.
В 1826 году я получил от государя императора позво-
ление жить в Москве, а на следующий год от вашего высо-
копревосходительства дозволение приехать в Петербург.
С тех пор я каждую зиму проводил в Москве, осень в де-
ревне, никогда не испрашивая предварительного дозволе-
ния и не получая никакого замечания. Это отчасти было
причиною невольного моего проступка: поездки в Арзрум,
за которую имел я несчастие заслужить неудовольствие
начальства.
В Москву намеревался приехать еще в начале зимы и,
встретив вас однажды на гулянии, на вопрос вашего высо-
копревосходительства, что намерен я делать? имел я
счастие о том вас уведомить. Вы даже изволили мне за-
метить: vous etes toujours sur les grands chemins1.
Надеюсь, что поведение мое не подало правительству
повода быть мною недовольным».
21 марта 1830. Из Москвы в Петербург.
Пушкин прибыл в Москву 12 марта и «прямо из ки-
битки», как он писал Вяземскому, попал на благотвори- 1
1 Вы вечно на больших дорогах {фр.).
636_______
Александр Пушкин
тельный концерт в зал Благородного собрания, где присут-
ствовал и сам император; но первыми, кого поэт увидел,
были Наташа Гончарова и Вера Вяземская. Натали вновь
была перед его глазами — улыбающаяся, холодная и пре-
лестная, среди алого бархата, пламени свечей и мельканья
инкрустированных перламутром вееров. И он более не
жалел о своем путешествии.
Глава 2
СХВАТКИ НА ДВУХ ФРОНТАХ -
ЛИТЕРАТУРНОМ И СЕНТИМЕНТАЛЬНОМ
«...Распутица, лень и Гончарова не выпускают меня из
Москвы», — писал Пушкин в марте 1830 года Вяземскому.
В этот свой приезд в Москву Пушкин особенно не бы-
вает в обществе — так, сиживает целыми днями у друга
своего Нащокина, курит трубку да читает до умопомраче-
ния. Иногда, правда, любезный хозяин вытаскивает его к
цыганам — Пушкин с наслаждением слушает песни цы-
ганки Тани и заказывает для всего хора des blinys et da
champagne. Об означенном случае вспоминала сама Та-
ня — поэт послал в ближайший трактир за блинами; сбе-
жались подруги, и Пушкин стал всех потчевать: на лежан-
ке сидит, на коленях тарелка с блинами — «смешной та-
кой, ест да похваливает: нигде, говорит, таких вкусных
блинов не едал!». Поэт по-прежнему ездит и к Ушаковым,
но не столько за тем, чтобы приударить за Катериной,
сколько за тем, чтобы лишний раз прокатиться туда и об-
ратно мимо окон Наташеньки Гончаровой, чей домик сто-
ял как раз по пути. Отодвинется занавеска, мелькнет за не-
мытым стеклом знакомый силуэт — и вот он счастлив на
ближайшие несколько часов!
Пока друзья вели от его имени переговоры с «1а maman
de Kars», Пушкин рисовал в своем воображении нежные
сцены семейного бытия. Все более и более пробуждался в
нем вкус к спокойной жизни — в уюте у домашнего очага,
в заботах по хозяйству, в сердечной привязанности к же-
______637
Анри Труайя_______
не, — что, разумеется, не останется без вознаграждения.
Мало-помалу вызревали в нем готовность быть доброде-
тельным супругом, отцом семейства — словом, те чувства,
которые заложены в каждом мужчине и дают о себе знать
обыкновенно годам к тридцати. Эта внутренняя эволюция
очаровывала, хоть и немного беспокоила Пушкина, попут-
но отвлекая от творчества. 28 марта 1830 года Соболев-
ский признался: он в ужасе от того, что его близкий друг
так мало пишет.
Впрочем, снизившаяся литературная активность автора
«Евгения Онегина» объяснялась отнюдь не только чарами
красавицы с Большой Никитской, против которых он не
мог устоять. Случилось вот что: в течение каких-нибудь не-
скольких дней на него с нападками обрушилась пресса
обеих столиц. Атаку вели три критика: Николай Надеж-
дин, Николай Полевой и Фаддей Булгарин. «О, бедная, бед-
ная наша поэзия! — плакался Надеждин. — Долго ли ей
будет скитаться по нерчинским острогам, цыганским шат-
рам и разбойничьим вертепам? Неужели к области ее ис-
ключительно принадлежат одни мрачные сцены распутства,
ожесточения и злодейства?.. Что за решительная антипа-
тия ко всему доброму, светлому, мелодическому, радующе-
му и возвышающему душу?»
Эти обвинения тем больнее язвили Пушкина, что про-
диктованы они были единственно желанием выставить его
как человека сомнительных нравов и революционных уст-
ремлений в творчестве. Надеждин величал поэта ни боль-
ше ни меньше, как Робеспьером в литературе. 23 марта
1830 года Погодин, устроив у себя вечер литераторов, при-
гласил на него Надеждина и Пушкина в попытке прими-
рить. Напрасный труд. Сам поэт вспоминает об этой
встрече так:
«Я встретился с Надеждиным у Погодина. Он показал-
ся мне весьма простонародным, vulgar, скучен, заносчив и
безо всякого приличия. Например, он поднял платок,
мною уроненный. Критики его были очень глупо написа-
638 ______
Александр Пушкин
ны, но с живостию, а иногда и с красноречием. В них не
было мыслей, но было движение; шутки были плоски».
Второй злопыхатель, Полевой, тиснул в «Московском
телеграфе» (1830 г., № 10) памфлет «Утро в кабинете
знатного барина», в котором высмеял Пушкина, поднес-
шего князю Н.Б. Юсупову свое послание «К вельможе»,
полное, с его точки зрения, низменной лести. По этому по-
воду Пушкин с горечью писал: «Возвратясь из-под Арзру-
ма, написал я послание князю Юсупову. В свете оно тотчас
было замечено и... были мною недовольны. Светские люди
имеют в высокой степени этого рода чутье. Один журна-
лист принял мое послание за лесть итальянского аббата —
и в статейке,- заимствованной у «Минервы», заставил вель-
можу звать меня по четвергам обедать. Так-то чувствуют
они вещи и так-то описывают светские нравы».
Но самым ярым врагом Пушкина из «акул пера» еди-
нодушно признается соиздатель «Северной пчелы» Фаддей
Булгарин. Рожденный в семье польского шляхтича, учился
он в Петербургском сухопутном кадетском корпусе; в
1806—1807 годах принимал участие в военных действиях
русских войск против наполеоновской армии — но затем
предложил свою шпагу французам и прошагал в их рядах
по боевым дорогам Испании, Италии и... России. Точно
так — сперва под русскими знаменами против французов,
потом — под французскими против русских! В 1814 году
пруссаки взяли его в плен. Наконец, по окончании воен-
ных действий, он обосновывается сперва в Варшаве, затем
в Петербурге. Одутловатый, с отвислой губой, с воспален-
ными глазами, грубым и отрывистым голосом — по сло-
вам Авдотьи Панаевой, говорил он нескладно, как бы заи-
каясь на словах, — он с первого же взгляда производил
отталкивающее впечатление, и не только лицом, но и ха-
рактером. Ибо Булгарин был не просто журналистом, как
другие представители пишущей братии, — он продался со
всеми потрохами Третьему отделению. Публиковал статьи,
продиктованные Бенкендорфом, строчил властям доносы
на своих литературных оппонентов; ну, а кроме того, не
_______639
Лнри Труайя______
брезговал и «барышнической» рекламой, рекомендовав-
шей читателям магазины, рестораны и другие коммерче-
ские предприятия. Этот официозный подпевала приходил
в ярость, когда кто-то становился на пути его художест-
венных интересов, не говоря уже о коммерческих. В 1830
году Дельвиг, Пушкин и Вяземский затеяли новое изда-
ние — «Литературную газету», и Булгарин выступил в свя-
щенный крестовый поход против своих конкурентов. По-
вод — «Литературная газета» осмелилась выступить с кри-
тикой его романа «Дмитрий Самозванец»: Булгарин «скатал»
целые сцены из пушкинского «Бориса Годунова». Выше-
указанная задача облегчалась тем, что не кому иному, как
Булгарину было поручено Бенкендорфом несколькими го-
дами ранее проанализировать для императора текст «Бо-
риса Годунова». Узнав о том обвинении, которое выдвига-
ет против него Пушкин, Булгарин направляет ему письмо
(18 февраля 1830 г.):
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
С величайшим удивлением услышал я от Олина, будто
вы говорите, что я ограбил вашу трагедию Борис Году-
нов, переложил ваши стихи в прозу и взял из вашей
трагедии сцены для моего романа! Александр Сергеевич!
Поберегите свою славу! Можно ли взводить на меня та-
кие небылицы? Я не читал вашей трагедии, кроме отрыв-
ков печатных, а слыхал только о ее составе от чи-
тавших и от вас. В главном, в характере и в действии,
сколько могу судить по слышанному, у нас совершенная
противоположность. Говорят, что вы хотите напеча-
тать в Аитературной газете, что я обокрал вашу тра-
гедию! Что скажет публика? Вы должны будете доказы-
вать. Но признаюсь, мне хочется верить, что Олину при-
снилось это! Прочтите сперва роман, а после скажите!
Он вам послан другим путем. Аля меня непостижимо,
чтоб в литературе можно было дойти до такой степе-
ни! Неужели, обрабатывая один (т. е. по именам толь-
ко) предмет, надобно непременно красть у другого? У ко-
го я что выкрал? Как мог я красть понаслышке? — Но я
640_______
Александр Пушкин
утешаю себя одним, что Охин говорит наобум. Не могу и
не хочу верить, чтоб вы это могли думать, для чести ва-
шей и литературы. Я составил себе такое понятие об
вас, что эту весть причисляю к сказкам и извещаю вас,
как о слухе, вредном для вашей репутации.
С истинным уважением и любовью
есмъ ваш навеки Ф. Булгарин».
Но Пушкина аргументы Булгарина не удовлетворили, и
тогда журналист-шпион прибегнул к давно опробованной
тактике. Не имея возможности оправдаться, он пошел в
атаку. С яростью, достойной лучшего применения, напус-
тился он на последний труд Пушкина — VII главу «Евге-
ния Онегина», упрекая поэта, что он не воспользовался
своим пребыванием на Кавказе, чтобы сложить гимн во
славу побед русского оружия. Общий тон критики явно
нацелен на то, чтобы представить Пушкина как патриота
весьма сомнительного1.
Упрекая автора в том, что, «устремившись на Кавказ»,
он не откликнулся на «великие события на Востоке, стя-
жавшие России уважение всех просвещенных народов», а
вместо этого выдал на публику своего «бледного» и «слабо- 1
1 Да и не только в том, что касается его поездки на Кавказ! Вот как
накинулся автор «Выжигина» на XXXVI—XXXVII строфы VII песни:
«Подъезжают к Москве... Читатель ожидает восторга при воззрении на
Кремль, на древние главы храмов Божиих, что ему укажут славные па-
мятники сего Славянского Рима — не тут-то было... Вот в каком виде
представляется Москва воображению нашего поэта: «Прощай, свиде-
тель падшей (?) славы ??????»... Именно так, шесть вопросительных зна-
ков кряду! Булгарин намекает на то, что речь идет о падшей славе... Мо-
сквы! Но в действительности-то поэт имел в виду падшую славу На-
поледна-завоевателя, свидетелем которой стал Петровский замок,
лежавший на пути у Лариных.
Кстати, в черновиках VII песни «Онегина» находим отвергнутые
Пушкиным строки: «Иван Великий заблистал, /И Кремль главами зо-
лотыми»... Видимо, поэт мыслил-таки поместить здесь именно такой
гимн Москве, какой хотелось бы видеть Булгарину. Как нам кажется,
поэт отказался от этой мысли потому, что не хотел сочинять еще одно-
го дежурного панегирика в дополнение к стольким аналогичным сочи-
нениям других авторов. (Прим. пер.)
________641
Анри Труайя_________
го» Онегина. «Мы сперва подумали, что это мистифика-
ция, просто шутка или пародия, — писал он; и продолжа-
ет: — Ни одной мысли в этой водянистой VII главе, ни
одного чувствования, ни одной картины, достойной воз-
зрения! Совершенное падение, chute complete!»1
Накатав сей опус, Булгарин потирал руки от удовольст-
вия. Но нет, и этого ему показалось мало! Для полного
упоения чувством мести — почему бы заодно с сочинени-
ем не ошельмовать еще и автора? Так-так, Пушкин обви-
нил его в плагиате! А мы его тем же оружием! И Булгарин,
довольный остроумной находкой, прописал в «Северной
пчеле» — дескать, при написании VII главы поэт широко
пользовался пьесой «Горе от ума» и... «хорошо известным
романом», имея в виду не что-нибудь, а свой шедевр под
названием «Иван Выжигин».
На это «Литературная газета» с иронией ответила: мол,
обвиним Пушкина в более тяжком хищении — «он мно-
гое заимствовал из романа «Дмитрий Самозванец» и сими
хищениями удачно, с искусством, ему свойственным, укра-
сил свою историческую трагедию «Борис Годунов», хотя
тоже, по странному стечению обстоятельств, им написан-
ную за пять лет до рождения исторического романа Гос-
подина) Булгарина».
Эхо сей газетной перепалки быстро вышло за пределы
литературных кругов и достигло кругов правительствен-
ных, не пройдя мимо августейших ушей. Решив не оста-
ваться в стороне, Николай Первый начертал Бенкендорфу
следующее письмо (оригинал по-французски):
«Я забыл вам сказать, любезный друг, что в сегодняш-
нем номере Пчелы находится опять несправедливейшая
и пошлейшая статья, направленная против Пушкина. 1
1 Вступаясь в защиту автора «Евгения Онегина», ЕЛ1. Хитрово за-
мечает по поводу пассажа Булгарина о «совершенном падении таланта
Пушкина»: «Невольно начинаешь думать, что издатель «Северной пче-
лы» потешается над нами!» (Оригинал по-французски.)
642________
Александр Пушкин
у этой статьи должно быть продолжение. Предлагаю
вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печа-
тать какие бы то ни было критики на литературные
произведения; и, если возможно, запретите его журнал».
Но Бенкендорф грудью встал за своего платного агента.
Еще бы — кто, как не он, водил его верноподданническим
пером?! И тут же строчит ответ императору (разумеется,
по-французски):
«Приказания вашего величества исполнены: Булгарин
не будет продолжать свою критику на Онегина. Я прочел
ее, государь, и должен сознаться, что ничего личного про-
тив Пушкина не нашел; эти два автора, кроме того, вот
уже года два в довольно хороших отношениях между со-
бой».
(Интересно, откуда Бенкендорф это выкопал?! — А.Т.)
Поставив, таким образом, Пушкина и Булгарина на одну
доску, Бенкендорф продолжает:
«Перо Булгарина, всегда преданное власти, сокрушает-
ся над тем, что путешествие за Кавказскими горами и
великие события, обессмертившие последние года, не
придали лучшего полета гению Пушкина. Кроме того, мо-
сковские журналисты ожесточенно критикуют Онегина».
И далее: «Прилагаю статью против «Дмитрия Само-
званца» (из «Литературной газеты». — А.Т.), чтобы ваше
величество убедились, как нападают на Булгарина. Бели
бы ваше величество прочитали этот труд, вы нашли бы
там весьма интересные вещи, в частности, очень монар-
хические; и главное, триумф законности. Я желал бы,
чтобы сочинители, нападавшие на сей труд, писали бы в
том же духе. Ибо таковые сочинения суть совесть их ав-
торов».
Николай остался лишь наполовину удовлетворенным
аргументами Бенкендорфа и сделал на докладе об «Онеги-
не» следующую пометку:
«Я нисколько не защищаю автора, которому лучше бы-
ло бы не предаваться исключительно сему жанру, в выс-
_______643
Анри Труайя________
шей степени забавному, но куда менее благородному, чем
жанр «Полтавы».
Пока Николай с Бенкендорфом пытались разрешить
этот спор, Пушкин и Булгарин продолжали обмениваться
любезностями на страницах прессы. В самый разгар борь-
бы Булгарин опубликовал на страницах «Северной пчелы»
(№ 30 от 11 марта 1830 г.) клеветническую статью под ти-
тулом «Анекдот о Гофмане». Под именем некоего Гофма-
на, смиренного и бескорыстного писателя, Булгарин вывел,
естественно, самого себя, а под кличкою Француз — Пуш-
кина. И вот что пишет он об этом Французе: «служащий
усерднее Бахусу и Плутусу, нежели музам... в своих сочине-
ниях не обнаружил ни одного живого чувства, ни одной
полезной истины, у которого сердце немое и холодное су-
щество, как устрица, а голова — род побрякушки, набитой
гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея; <.>
бросает рифмами во все священное1, чванится перед чер-
нью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных,
чтобы позволили ему нарядиться в шитый кафтан; марает
белые листы на продажу, чтобы спустить деньги на крап-
леных листах».
Пушкин был буквально сражен этим новым афронтом.
Что подумают Натали и ее родительница, прочитав эти
строки? И как ответить этому плагиатору, этому доносчи-
ку, этому фальсификатору, протеже самого Бенкендорфа?
Шевырев сожалеет о том, как «собаки облаивают» Пуш-
кина; переживает и Погодин, видя, как глубоко ранят по-
эта все эти оскорбления...
Лишенный помощи, обеспокоенный тем, какие послед-
ствия для его сентиментальной, семейной, политической
жизни могут возыметь скандалы вокруг «Анекдота о Гоф-
мане», Пушкин теряет голову и обращается к человеку,
который совершенно не желает и не способен понять
его — шефу жандармов. 24 марта 1830 г. он в отчаянии
пишет ему письмо (оригинал по-французски): 1
1 Очевидно, намек на «Гавриилиаду». (Прим, пер.)
644________
Александр Пушкин
«Генерал.
...Я покорнейше прошу уделить мне одну минуту снис-
ходительности и внимания. Несмотря на четыре года
уравновешенного поведения, я не приобрел доверия вла-
сти. С горестью вижу, что малейшие мои поступки вы-
зывают подозрения и недоброжелательство. Простите,
генерал, вольность моих сетований, но ради Бога благо-
волите хоть на минуту войти в мое положение и оце-
нить, насколько оно тягостно. Оно до такой степени не-
устойчиво, что я ежеминутно чувствую себя накануне
несчастья, которого не могу ни предвидеть, ни избежать.
Если до настоящего времени я не впал в немилость, то
обязан этим не знанию своих прав и обязанностей, но
единственно вашей личной ко мне благосклонности. Но
если вы завтра не будете больше министром, послезав-
тра меня упрячут. Г-н Булгарин, утверждающий, что он
пользуется некоторым влиянием на вас, превратился в
одного из моих самых яростных врагов из-за одного при-
писанного им мне критического отзыва. После той гнус-
ной статьи, которую напечатал он обо мне, я считаю
его способным на все. Я не могу не предупредить вас о мо-
их отношениях с этим человеком, так как он может
причинить мне бесконечно много зла.
Я предполагал проехать из Москвы в свою псковскую
деревню, однако, если Николай Раевский приедет в Пол-
таву, убедительно прошу ваше превосходительство раз-
решить мне съездить туда с ним повидаться».
3 апреля Бенкендорф отвечает Пушкину — опять-таки
по-французски:
«Милостивый государь.
...Мне не совсем понятно, почему вам угодно находить
свое положение неустойчивым; я не считаю его таковым,
и мне кажется, что от вашего собственного поведения за-
висит придать ему еще более устойчивости. Вы также
не правы, предполагая, что кто-либо может на меня вли-
ять во вред вам, ибо я вас знаю слишком хорошо. Что ка-
сается г-на Булгарина, то он никогда со мной не говорил
_______645
Анри Труайя
о вас по той простой причине, что встречаюсь я с ним
лишь два или три раза в году, а последнее время виделся с
ним лишь для того, чтобы делать ему выговоры. Однако
я должен признаться, что ваш последний, столь поспеш-
ный отъезд в Москву не мог не вызвать подозрений.
Что касается вашей просьбы о том, можете ли вы по-
ехать в Полтаву для свидания с Николаем Раевским, —
должен вам сообщить, что когда я представил этот во-
прос на рассмотрение государя, его величество соизволил
ответить мне, что он запрещает вам именно эту поезд-
ку, так как у него есть основание быть недовольным по-
ведением г-на Раевского за последнее время.
Этот случай должен вас убедить в том, что мои доб-
рые советы способны удержать вас от ложных шагов, ка-
кие вы часто делали, не спрашивая моего мнения». <...>
Не получив никакой помощи от Бенкендорфа, Пушкин
решается выйти на бой один. 6 апреля «Литературная га-
зета» опубликовала статью о полицейском сыщике Видо-
ке, чья персона удивительным образом напоминает Фад-
дея Булгарина.
«Представьте себе человека без имени и пристанища,
живущего ежедневными донесениями, женатого на одной
из тех несчастных, за которыми по своему званию обязан
он иметь присмотр (Булгарин женился на проститутке. —
А.Т.), отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и
гнусного, и потом вообразите себе, если можете, что долж-
ны быть нравственные сочинения такого человека.
Видок в своих записках именует себя патриотом, ко-
ренным французом (un bon Fran^ais), как будто Видок мо-
жет иметь какое-нибудь отечество! Он уверяет, что служил
в военной службе, и как ему не только дозволено, но и
предписано всячески переодеваться, то и щеголяет орде-
ном Почетного легиона, возбуждая в кофейнях негодова-
ние честных бедняков, состоящих на половинном жалова-
нье (officiers a la demi-solde). Он нагло хвастается друж-
бою умерших известных людей, находившихся в сношении
с ним (кто молод не бывал? а Видок человек услужливый,
646_______
Александр Пушкин
деловой). Он с удивительной важностию толкует о хоро-
шем обществе, как будто вход в оное может ему быть доз-
волен, и строго рассуждает об известных писателях, отчас-
ти надеясь на их презрение, отчасти по расчету: суждения
Видока о Казимире де ля Вине, о Б. Констане должны быть
любопытны именно по своей нелепости.
Кто бы мог поверить? Видок честолюбив! Он приходит
в бешенство, читая неблагосклонный отзыв журналистов о
его слоге (слог г-на Видока!). Он при сем случае пишет на
своих врагов доносы, обвиняет их в безнравственности и
вольнодумстве и толкует (не в шутку) о благородстве чувств
и независимости мнений...»
Статья произвела сенсацию. Булгарина узнали. Один
книжный магазин в Санкт-Петербурге поместил объявле-
ние, что продает своим клиентам доподлинные портреты
Видока. В действительности это были портреты Булгарина
с субтитром: «Видок». Булгарин взъярился и добился изъя-
тия своих собственных изображений полицией. Кроме то-
го, цензура запретила отныне публикацию статей «о па-
рижском полицейском Видоке». Но хлесткая кличка Vidocq
отныне приклеилась к Булгарину навеки1. Пушкин метнул
в своего оппонента меткой эпиграммой:
Не то беда, что ты поляк:
Костюшко лях, Мицкевич лях!
Пожалуй, будь себе татарин —
И тут не вижу я стыда;
Будь жид — и это не беда;
Беда, что ты Видок Фиглярин.
Тогда Видок Фиглярин, потеряв последние крохи при-
личия, обрушился уже не на творчество и даже не на саму
персону Пушкина, а на честь его предков. 1
1 Как нам кажемся, здесь мог возыметь место и случай «ложной
этимологии»: напрашивается ассоциация подлинного имени француз-
ского сыщика-шпиона Vidocq и русского глагола «видеть». Так вы-
страивается: Видок — тот, кто видит недреманным оком, подсмат-
ривает, шпионит. Не оттого ли именно эта «кликуха» так цепко при-
клеилась к соглядатаю за русскими литераторами? (Прим. пер.)
________647
Анри Труайя
И вот появляется в № 94 «Северной пчелы» от 7 авгу-
ста 1830 года «Второе письмо из Карлова на Каменный
остров» (Карлово — имение Булгарина). Булгарин ирони-
зировал: «Лордство Байрона и аристократические его вы-
ходки, при образе мыслей Бог весть каком, свели с ума
множество поэтов и стихотворцев в разных странах, и... все
они заговорили о 600-летнем дворянстве!.. Рассказывают
анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также
подражатель Байрону, происходя от мулата или, не пом-
ню, от мулатки, стал доказывать, что один из его предков
был негритянский принц. В ратуше города доискались, что
в старину был процесс между шкипером и его помощни-
ком за этого негра, которого каждый из них хотел присво-
ить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутыл-
ку рому. Думали ли тогда, что в этом негре признается
стихотворец. Vanitas vanitatum1».
И на этот раз Пушкин не смолчал — правда, несколько
затянул с ответом Парировал же он в конце ноября 1830
года припискою к стихотворению «Моя родословная»:
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой1 2 Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.
Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.
Сей шкипер деду был доступен.
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.
...Решил Фиглярин вдохновенный:
Я во дворянстве мещанин.
Что ж он в семье своей почтенной?
Он?., он в Мещанской дворянин.
1 Суета сует (лат.).
2 Здесь, конечно, поэтическая вольность; Пушкин говорит не о де-
де, а о прадеде.
648_________
Александр Пушкин
Улица Мещанская находилась в отдаленном квартале
Санкт-Петербурга; как раз в этом квартале Булгарин и по-
добрал себе жену.
* * *
Нельзя сказать, чтобы весь этот обмен любезностями,
воплощенными в статьях и эпиграммах, был во вкусе по-
эта. Защищаться его вынуждала необходимость. Предпоч-
тительнее для него было бы участие в такой полемике, ко-
торая привлекла бы к нему внимание власть имущих и бу-
дущей тещи. Тем не менее, невзирая на россказни и толки,
кочевавшие из гостиной в гостиную, и на советы, которых
брюзжащие монашенки готовы были надавать мадам Гон-
чаровой массу, сентиментальные дела поэта приобретали
день ото дня все более привлекательный оборот. Гончаро-
вы принимали его регулярно и с почетом. Он весело бол-
тал с Наташенькой, которая то улыбалась, то заливалась
краской по пустякам, и с ее мамашей, которая приклады-
вала усилия к тому, чтобы казаться привлекательной. Но
будущий зять не мог не ощущать на себе силу присталь-
ных взглядов своей будущей тещи, которой словно хоте-
лось взвесить его на весах, рассечь вдоль и поперек, чтобы
выведать самые тайные думы. Порою раздражалась, когда
Пушкин с легкостью затрагивал некоторые аспекты рели-
гиозных верований или же позволял себе критиковать свя-
щенную особу императора Александра I. Он слышал от
нее упреки и в афеизме, и в своих революционных убеж-
дениях, и даже в неподобающем поведении в давно ми-
нувшие дни. Пушкин ворчал. Наталья дулась, роняя слезы.
Мадам Гончарова отправлялась тогда в домовую часовню.
Потом все становилось на свои места. И Пушкин покидал
жилище Натали с убеждением, что обрел уверенную почву
под ногами. И вот наконец к 4 или 5 апреля он чувствует
себя достаточно осмелевшим, чтобы заговорить о женить-
бе. Мадам Гончарова выслушала его с благосклонною гри-
масой на устах, а затем поставила ему три предначертан-
_______649
Анри Труайя
ных вопроса, на которые велела ответить искренне и по
размышлении зрелом:
ВО-ПЕРВЫХ: полагает ли он себя способным, несмотря
на свое столь разгульное прошлое, о котором всей Москве
ведомо до мельчайших подробностей, сделать счастливой
такое чистое дитя, как Наташа?
ВО-ВТОРЫХ: позволит ли его материальное положение
удовлетворять запросы Наталии, привыкшей ни в чем не
знать нужды и достойной находиться в высших кругах
русского общества?
В-ТРЕТЬИХ: не двусмысленно ли его положение в отно-
шении правительства? Не состоит ли он под надзором по-
лиции?
Пушкин попросил разрешения дать ответы на все эти
вопросы в письменном виде. Вернувшись к себе домой, он
задумался о своих чувствах, и его тут же охватила тоска,
таившаяся у него в сердце. Доселе он боролся вслепую, бо-
ролся неистово, чтобы завоевать неприступную деву. Те-
перь, когда победа была близка, тысячи скрытых опасений
немилосердно терзали его. Будет ли он счастлив с Натали?
Ведь она так прекрасна, так юна — и так безучастна... Не
сделает ли он глупость, связав свою судьбу с этим легко-
мысленным созданием? Сознавая благородную потреб-
ность быть откровенным, он пишет госпоже Гончаровой
пространное письмо по-французски, в котором излагает
свои сомнения1:
«После того, милостивая государыня, как вы дали мне
разрешение писать к вам, я, взявшись за перо, столь же
взволнован, как если бы был в вашем присутствии. Мне
так много надо высказать, и чем больше я об этом ду-
маю, тем более грустные и безнадежные мысли прихо-
дят мне в голову. Я изложу их вам — вполне чистосердеч-
но и подробно, умоляя вас проявить терпение и особенно
снисходительность. 1
1 Еще один фрагмент этого письма см. выше — в конце гл. III час-
ти VI.
650_________
Александр Пушкин
...Постараюсь объясниться. Только привычка и дли-
тельная близость могли бы помочь мне заслужить рас-
положение вашей дочери; я могу надеяться возбудить со
временем ее привязанность, но ничем не могу ей понра-
виться; если она согласится отдать мне свою руку, я
увижу в этом лишь доказательство спокойного безразли-
чия ее сердца. Но, будучи всегда окружена восхищением,
поклонением, соблазнами, надолго ли сохранит она это
спокойствие? Ей станут говорить, что лишь несчастная
судьба помешала ей заключить другой, более равный, бо-
лее блестящий, более достойный ее союз; может быть,
эти мнения и будут искренни, но уж ей они безусловно
покажутся таковыми. Не возникнут ли у нее сожаления?
Не будет ли она тогда смотреть на меня как на помеху,
как на коварного похитителя? Не почувствует ли она ко
мне отвращения? Бог мне свидетель, что я готов уме-
реть за нее; но умереть для того, чтобы оставить ее
блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе
нового мужа, — эта мысль для меня — ад.
Перейдем к вопросу о денежных средствах; я придаю
этому мало значения. Др сих пор мне хватало моего со-
стояния. Хватит ли его после моей женитьбы? Я не по-
терплю ни за что на свете, чтобы жена моя испытывала
лишения, чтобы она не бывала там, где она призвана
блистать, развлекаться. Она вправе этого требовать.
Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои
вкусы, все, чем я увлекался в жизни, мое вольное, полное
случайностей существование. И все же не станет ли она
роптать, если положение ее в свете не будет столь бле-
стящим, как она заслуживает и как я того хотел бы?
Вот в чем отчасти заключаются мои опасения. Трепе-
щу при мысли, что вы найдете их слишком справедливы-
ми. Есть у меня еще одна тревога, которую я не могу ре-
шиться доверить бумаге».
5 апреля 1830 г. Москва
«Тревога», которую поэт не мог решиться доверить бу-
маге, была связана с полицейским надзором, «опекавшим»
его личность. Что же касается всего остального, то здесь
_______651
Анри Труайя________
прозорливость Пушкина не может не поражать. Грядущее
виделось ему в леденящем свете. Он знал, что сам готовит
собственную беду. Пред ним рисовались картины сенти-
ментальной пустоты будущего существования, внезапной
смерти, второго брака его жены... Можно сказать, что на
него нахлынул какой-то прилив ясновидения, когда рука
водила пером по бумаге.
Но — прилив отхлынул, письмо отправлено, и поэт
вновь задышал надеждой. Перед его глазами встали знако-
мые лица, знакомые предметы обстановки... Нет, право же,
зря он так впадал в отчаяние! Ей-Богу, брак — это вовсе не
так страшно, как ему представлялось. Все кончится хоро-
шо. Натали будет любить и его, и его творения. У них ро-
дятся дети... Если только Mme Gontcharov не воспользуется
его сумасшедшим письмом как предлогом, чтобы отказать
ему в руке своей дочери!
А назавтра — 6 апреля — Россия праздновала Светлое
Христово Воскресение! Под радостное пение колоколов,
разливавшееся над Москвою от края до края, Пушкин
ожидал ответа на свое странное признание... Вскоре1 он
переложит переполнявшие его в эти часы чувства на листы
бумаги в автобиографическом очерке, снабженном — для
отвода глаз — подзаголовком «С французского»:
«Участь моя решена. Я женюсь...
Та, которую любил я целые два года, которую везде
первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась
мне блаженством — Боже мой — она... почти моя.
Ожидание решительного ответа было самым болезнен-
ным чувством жизни моей. Ожидание последней заметав-
шейся карты, угрызение совести, сон перед поединком —
все это в сравнении с ним ничего не значит.
Дело в том, что я боялся не одного отказа. Один из моих
приятелей говаривал: «Не понимаю, каким образом мож-
но свататься, если знаешь наверное, что не будет отказа». 1
1 Рукопись имеет даты: после слов «Вот моя холостая жизнь» —
«12 мая», после слов «и я жених» — «13 мая».
652________
Александр Пушкин
Жениться! Легко сказать — большая часть людей видят
в женитьбе шали, взятые в долг, новую карету и розовый
шлафрок.
Другие — приданое и степенную жизнь...
..Л женюсь, т. е. я жертвую независимостию, моею бес-
печной, прихотливой независимостию, моими роскошны-
ми привычками, странствиями без цели, уединением, не-
постоянством.
Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Я никогда
не хлопотал о счастии, я мог обойтиться без него. Теперь
мне нужно на двоих, а где мне взять его?»
Пока Пушкин анализировал выгоды и невыгоды жена-
того существования, явился слуга Гончаровых и принес от-
вет. Дрожащими руками поэт развернул записку... О, ра-
дость! Ответ был «Д А»! О, как ему хотелось скорее отпра-
виться к невесте!!! Да только в чем? Вопрос.. Да что за беда!
Своего нет — одолжим у Нащокина! Застегнуть пиджак,
завязать галстук, прилощить волосы... Месяц спустя перо
влюбленного поэта так само и поскачет по листу бумаги:
«В эту минуту подали мне записку, ответ на мое пись-
мо. Отец невесты моей ласково звал меня к себе... Нет со-
мнения, предложение мое принято. Наденька (читай: На-
тали. Вот тебе и «с французского»! — А.Т.), мой ангел —
она моя!.. Все печальные сомнения исчезли перед этой рай-
ской мыслию. Бросаюсь в карету, скачу; вот их дом; вхожу
в переднюю; уже по торопливому приему слуг вижу, что я
жених. Я смутился: эти люди знают мое сердце; говорят о
моей любви на своем холопском языке!..
Отец и мать сидели в гостиной. Первый встретил меня
с отверстыми объятиями. Он вынул из кармана платок, он
хотел заплакать, но не мог и решился высморкаться. У ма-
тери глаза были красны. Позвали Наденьку; она вошла
бледная, неловкая. Отец вышел и вынес образа Николая
чудотворца и Казанской Богоматери. Нас благословили.
Наденька подала мне холодную, безответную руку. Мать
заговорила о приданом, отец о саратовской деревне — и я
жених.
653
Анри Труайя
Итак, уж это не тайна двух сердец. Это сегодня новость
домашняя, завтра — площадная».
Покинув жилище невесты, Пушкин с наслаждением
любовался красотою залитой солнцем Москвы, первою
травою, пробивавшейся между булыжниками. Всюду на
мостовой валялись скорлупки от крашеных пасхальных
яиц; в нарядных окнах лавок высились груды божественно
пахнущих куличей, de fromage blanc sucre1 и прочих пола-
гающихся по такому празднику яств; в голубом небе, напо-
енном звоном колоколов, высоко и быстро проносились
птицы. И Пушкин всею душою чувствовал себя частью
этого светлого праздника весны. Он ощущал себя гордым,
бодрым, торжествующим. Но и немного обеспокоенным.
Настало время заниматься приданым, доходами, землями,
модистками... Надо было писать родителям. Ну и, конеч-
но — а куда ж Пушкину без него? — его превосходитель-
ству Бенкендорфу...
В первых числах апреля он пишет батюшке с матуш-
кой:
«Мои горячо любимые родители, обращаюсь к вам в
минуту, которая определит мою судьбу на всю осталь-
ную жизнь.
Я намерен жениться на молодой девушке, которую
люблю уже год, — м-ль Натали Гончаровой. Я получил ее
согласие, а также и согласие ее матери. Прошу вашего
благословения не как пустой формальности, но с внут-
ренним убеждением, что это благословение необходимо
для моего благополучия — и да будет вторая половина
моего существования более для вас утешительна, чем
моя печальная молодость...» (Оригинал по-французски.)
Вскоре от отца приходит ответ — опять-таки по-фран-
цузски, ради такого торжественного случая:
«Тысячу, тысячу раз да будет благословен вчерашний
день, дорогой Александр, когда мы получили от тебя 1
1 Имеется в виду, конечно же, творожное кушанье — пасха.
(Прим, пер.)
654_______
Александр Пушкин
письмо. Оно преисполнило меня чувством радости и бла-
годарности. /щ, друг мой. Это самое подходящее выраже-
ние. /уавно уже слезы, пролитые при его чтении, не прино-
сили мне такой отрады. /3,а благословит небо тебя и
твою милую подругу жизни, которая составит твое сча-
стье...
Перейдем, мой добрый друг, к поставленному тобою
вопросу о том, что я могу дать тебе. Положение моих
дел тебе известно. — Правда, у меня есть тысяча душ
крестьян, но две трети моих земель заложены в Опекун-
ском совете. — Я выдаю Оленьке около 4000 руб. в год.
От доставшейся мне по разделу от покойного брата зем-
ли у меня осталось незаложенных 200 душ крестьян, —
пока отдаю их в твое полное распоряжение. Они могут
доставить 4000 руб. годового дохода, а со временем, быть
может, дадут и больше...
Навеки твой отец и друг Сергей Пушкин».
И вот самый щекотливый на этом этапе момент...
16 апреля Пушкин письменно обращается к шефу жан-
дармов: мадам Гончарова сомневается в его политической
благонадежности, нельзя ли успокоить ее на сей счет? Не-
трудно представить себе, каких усилий стоило ему это
письмо, сколько боли испытывал он при мысли о том, что
дорогая его сердцу тайна станет предметом разбора уса-
тых конфидентов в эполетах и бранденбурах.
«Генерал.
С крайним смущением обращаюсь я к власти по совер-
шенно личному обстоятельству, но мое положение и
внимание, которое вы до сего времени изволили мне ока-
зывать, меня к тому обязывают.
Я женюсь на м-ль Гончаровой, которую вы, вероятно,
видели в Москве. Я получил ее согласие и согласие ее ма-
тери; два возражения были мне высказаны при этом: мое
имущественное состояние и мое положение относитель-
но правительства. Что касается состояния, то я мог от-
ветить, что оно достаточно, благодаря его величеству,
который дал мне возможность достойно жить своим
_______655
Анри Труайя
трудом. Относительно же моего положения я не мог
скрыть, что оно ложно и сомнительно. Я исключен из
службы в 1824 году, и это клеймо на мне осталось. Окон-
чив Лицей в 1817 году с чином 10-го класса, я так и не по-
лучил двух чинов, следуемых мне по праву, так как на-
чальники мои обходили меня при представлениях, я же не
считал нужным напоминать о себе. Ныне, несмотря на
все мое доброе желание, мне было бы тягостно вернуться
на службу. Мне не может подойти подчиненная долж-
ность, какую только я могу занять по своему чину. Такая
служба отвлекла бы меня от литературных занятий,
которые дают мне средства к жизни, и доставила бы мне
лишь бесцельные и бесполезные неприятности. Итак,
мне нечего об этом и думать. Г-жа Гончарова боится от-
дать дочь за человека, который имел бы несчастье быть
на дурном счету у государя... Счастье мое зависит от од-
ного благосклонного слова того, к кому я и так уже пи-
таю искреннюю и безграничную преданность и благодар-
ность...»
Завершая это письмо, поэт обращается к адресату еще
с одной просьбой:
«Покорнейше прошу ваше превосходительство сохра-
нить мое обращение к вам в тайне».
Ответ Бенкендорфа (28 апреля) — воистину шедевр
беспринципности. Комплименты, реприманды, советы и
протесты под личиной симпатии сплетаются в нем, точно
змеи в клубке:
«Милостивый государь.
Я имел счастье представить государю письмо от 16-
го сего месяца, которое вам угодно было написать мне.
Его императорское величество с благосклонным удовле-
творением принял известие о предстоящей вашей же-
нитьбе и при этом изволил выразить надежду, что вы
хорошо испытали себя перед тем как предпринять этот
шаг и в своем сердце и характере нашли качества, необ-
ходимые для того, чтобы составить счастье женщины,
особенно женщины столь достойной и привлекательной,
как м-ль Гончарова.
656_______
Александр Пушкин
Что же касается вашего личного положения, в которое
вы поставлены правительством, я могу лишь повторить
то, что говорил вам много раз; я нахожу, что оно всецело
соответствует вашим интересам; в нем не может быть
ничего ложного и сомнительного, если только вы сами не
сделаете его таким. Его императорское величество в
отеческом о вас, милостивый государь, попечении, соиз-
волил поручить мне, генералу Бенкендорфу, — не шефу
жандармов, а лицу, коего он удостаивает своим довери-
ем, — наблюдать за вами и наставлять вас своими сове-
тами: никогда никакой полиции не давалось распоряже-
ния иметь за вами надзор. Советы, которые я, как друг,
изредка давал вам, могли пойти вам лишь на пользу, и я
надеюсь, что с течением времени вы в этом будете все
более и более убеждаться. Какая же тень падает на вас в
этом отношении? Я уполномочиваю вас, милостивый го-
сударь, показать это письмо всем, кому вы найдете нуж-
ным».
Правда, было в том письме немаловажное для Пушки-
на сообщение:
«Что же касается трагедии вашей о Годунове, то его
императорское величество разрешает вам напечатать
ее за вашей личной ответственностью».
«Милый! Победа! Царь позволяет мне напечатать «Году-
нова» в первобытной красоте», — торжествующе пишет
Пушкин Плетневу, цитируя слова своей «жандармской
няньки» на французском языке оригинала: «Pour се qui
regarde votre tragedie de Godounof, Sa Majeste vous permet
de la faire imprimer sous votre propre responsabilite».
И только в заключение своего письма добавляет: «Ах, душа
моя, какую женку я себе завел!»
Два дня спустя, 7 мая 1830 г. поэт адресует благодарст-
венное письмо Бенкендорфу:
«Лишь представительству вашего превосходительст-
ва обязан я новой милостью, дарованной мне государем;
благоволите принять выражение моей глубокой призна-
тельности. В глубине души я всегда в должной мере ценил
_______657
Анри Труайя
благожелательность, смею сказать, чисто отеческую,
которую проявлял ко мне его величество; я никогда не ис-
толковывал в дурную сторону внимания, которое вам
угодно было всегда мне оказывать; моя просьба была вы-
сказана с единственной целью успокоить мать (невес-
ты. — Прим, пер.), находившуюся в тревоге...»
А 18 мая подручный Бенкендорфа — знакомый нам
М.Я. фон Фок препровождает письмо поэта шефу: «При-
соединяю к моему посланию клок письма (именно так
пренебрежительно — chiffon de lettre!) нашего преслову-
того Пушкина1. Эти строки великолепно его характеризу-
ют во всем его легкомыслии, во всей беззаботной ветрено-
сти. К несчастию, это человек, не думающий ни о чем, но
готовый на все. Лишь минутное настроение руководит им
в его действиях».
6 мая состоялась официальная помолвка Александра
Сергеевича Пушкина и Натальи Николаевны Гончаровой.
Мнения по поводу того, сколь удачен этот союз и какие он
имеет шансы, разделились.
«Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следо-
вало жениться на первой романтической красавице ны-
нешнего поколения. Признаюсь, хотел бы хотя в щелочку
посмотреть на тебя в качестве жениха», — писал Вязем-
ский Пушкину 26 апреля.
Не остался в стороне и язвительный Вульф, записавший
в своем интимном дневнике: «Сестра сообщает мне любо-
пытные новости, а именно две свадьбы: брата Александра
Яковлевича и Пушкина на Гончаровой (здесь и ниже
выделено в тексте. — Прим, пер.), первостатейной москов-
ской красавице. Желаем ему быть счастливу, но не знаю,
возможно ли надеяться этого (sic! — С.А.) с его нравом и с
его образом мыслей. Если круговая порука есть в поряд-
ке вещей — то сколько ему, бедному, носить рогов — то 1
1 В оригинале — fameux Pouchkine, т. е. буквально «знаменитый»;
но подразумевается, конечно, ироничное «пресловутый». (Прим. пер.)
658________
Александр Пушкин
тем вероятнее, что его первым делом будет развратить же-
ну. Желаю, чтоб я во всем ошибся».
2 июня 1830 года АЛ. Булгаков сообщает в письме бра-
ту в Петербург анекдот о Пушкине: «Некто спрашивает
Пушкина после долгого отсутствия: «Мой милый, говорят,
что вы собираетесь жениться?» Пушкин отвечает: «Конеч-
но, и не подумайте, что это будет последняя глупость, ко-
торую я сделаю в своей жизни» (оригинал по-французски).
Болезненно переживала весть о сватовстве Пушкина к
Наталье Гончаровой безнадежно влюбленная в поэта веч-
ная Эрминия — Елизавета Хитрово. Каждое ее письмо к
Пушкину исполнено страдания — как, например, это, от-
правленное в середине мая:
«Прозаическая сторона брака — вот чего я боюсь для
вас! Я всегда думала, что гений поддерживает себя пол-
ной независилюстью и развивается только в беспрерыв-
ных бедствиях, я думала, что совершенное, положитель-
ное и от постоянства несколько однообразное счастье
убивает деятельность, располагает к ожирению и дела-
ет скорее добрым малым, чем великим поэтом! Может
быть, после личного горя это больше всего поразило меня
в первую минуту... Богу было угодно, как говорила я вам,
чтобы у меня не было и тени эгоизма в сердце. Я размыш-
ляла, боролась, страдала и наконец достигла того, что
сама теперь желаю, чтобы вы поскорее женились. Посе-
литесь вы с вашей прекрасной и очаровательной женой в
хорошеньком деревянном опрятном домике, навещайте
по вечерам тетушек... и возвращайтесь счастливым, спо-
койным и благодарным провидению за сокровище, дове-
ренное вам...»
На это Пушкин ответил (около 19—24 мая):
«Что касается моей женитьбы, то ваши соображения
по этому поводу были бы совершенно справедливыми, ес-
ли бы вы менее поэтически судили обо мне самом. &ло в
том, что я человек средней руки и ничего не имею против
того, чтобы прибавлять жиру и быть счастливым, —
первое легче второго. (Извините, сударыня: я заметил,
_______659
Анри Труайя_________
что начал писать на разорванном листе, у меня нет му-
жества начать сызнова.)»
В действительности же Пушкин терялся, не зная, совер-
шил ли он глупость или достойный решительный шаг, по-
просив руки Натали. Да, она была обожаема, желанна,
уникальна. Но как жаль, что она не была сиротою! День
ото дня размолвки между Пушкиным и мадам Гончаровой
становились все более частыми. Пушкин торопился с же-
нитьбой; но невестина родительница упрямилась. Она по-
прежнему была убеждена, что заключила негодную сделку,
вручив свою дочь Пушкину, и возлагала на поэта вину за
этот мезальянс. К тому же она не упускала случая доло-
жить ему о клеветнических измышлениях, циркулировав-
ших на его счет, да еще поплакаться о том, в какой нужде
обыкновенно живут семьи этих разнесчастных литерато-
ров. Стискивая зубы, Пушкин уклонялся от баталии, но-
сился взад-вперед, упрашивая кредиторов, пытаясь упла-
тить карточные долги1 и разрешить вопросы, касающиеся
их будущего семейного хозяйства. Мадам Гончарова с пре-
зрением наблюдала за всею этой меркантильной возней и
в конце концов объявила, что не отдаст свою дочь замуж
без приданого. Это был вопрос принципа — ведь должен
же Пушкин понять, что «бедная Натали» будет поднята на
смех подругами, если ее брачная корзина не будет ломить-
ся от богатых подарков! Но где взять деньги на заказ тре-
бующихся многочисленных и роскошных туалетов? Мадам
Гончарова не располагала средствами. Да и Пушкин те-
перь отнюдь не катался как сыр в масле. Раз так, то, по
мнению мадам Гончаровой, следовало отсрочить этот не-
ладно скроенный союз. На самом же деле мадам Гончаро-
ва надеялась, выигрывая время, подыскать для Натали бо- 1
1 Отметим хотя бы такой факт: в середине мая, т. е. сразу после по-
молвки и при сознании предстоящих денежных забот, он проиграл в
карты помещику В.С. Огонь-Довгановскому ни много ни мало 24 тыс.
800 рублей, с обязательством выплатить долг по векселям в течение 4
лет. И это будут отнюдь не последние проигранные поэтом тысячи!
(Прим. пер.)
660________
Александр Пушкин
лее подходящую партию. Но Пушкин ничего и слышать
не хотел. Происходящее бесило его. Да, он воистину негр!
И даже высказал желание самому оплатить приданое!
Впрочем, такое Пушкину было бы не по плечу одному.
И потому он не давал покою деду невесты, жившему в
имении Полотняный Завод под Калугой и обещавшему со-
брать внучке какое-никакое приданое. Но — с одним ус-
ловием. В подвалах усадьбы мертвым грузом лежала колос-
сальная, в двести пудов, бронзовая статуя Екатерины II, за-
казанная в Берлине в память о посещении царицей усадьбы
и, как тогда показалось, совершенно не удавшаяся. Торгов-
цы медью некогда предлагали за нее 40 тыс. рублей, но
владелец дорожил ею как памятью о благодеяниях Вели-
кой. И вот только теперь он изменил свое решение — если
бы Пушкину удалось добиться разрешения правительства
не переплавку статуи, продажа металла покрыла бы расхо-
ды на Наташино приданое. 29 мая Пушкин пишет Бен-
кендорфу:
«Покорнейше прошу ваше превосходительство не от-
казать исходатайствовать для меня, во-первых, разре-
шение на переплавку названной статуи, а во-вторых —
милостивое согласие на сохранение за г-ном Тончаровым
права воздвигнуть, — когда он будет в состоянии это
сделать, — памятник благодетельнице его семейства».
Уже 26 июня Бенкендорф отвечает поэту, что государь
император всемилостивейше снизошел на просьбу, да вот
беда — теперь ее оценили всего в какие-нибудь семь ты-
сяч, и дело вообще заглохло1; в итоге Афанасий Николае-
вич Гончаров не только не выделил внучке приданого, но и,
почему-то убежденный в близости поэта ко двору, поручил
ему похлопотать о получении небольшой государственной 1
1 Несколько слов о дальнейшей судьбе статуи. В 1846 г. ее устано-
вили на Соборной площади города Екатеринослава; после большевист-
ского переворота она оказалась во дворе Исторического музея и, нако-
нец, в ноябре 1941 г. вывезена фашистскими оккупантами в Германию.
(Прим, пер.)
________661
Анри Труайя_______
субвенции, которая помогла бы скрасить ему старческие
дни...
Но этот провал не обескуражил Пушкина. Он выехал в
Петербург, чтобы уладить кое-какие денежные дела и по-
хлопотать об издании «Бориса Годунова».
«Никогда никакой полиции не давалось распоряжения
иметь за вами надзор», — писал Бенкендорф Пушкину 28
апреля 1830 года. Более наглую ложь трудно себе и вооб-
разить — уже 18 июля полицмейстер 1-й части доклады-
вал обер-полицмейстеру Москвы:
«Секретно
РАПОРТ
Тверской частный пристав донес мне, что квартировав-
ший вверенной ему части в гостинице Англия чиновник
10-го класса Александр Сергеев Пушкин, за коим был
учрежден секретный полицейский надзор (выделено
нами. — С.Л.), сего июля 16-го числа выехал в С-Петер-
бург. Во время же проживания его здесь ничего предосу-
дительного замечено не было».
...Друзья Пушкина в Петербурге были удивлены, увидев,
в каком новом облике предстал пред ними поэт — таким
гордым и все же грустным. Пушкин думал о своей невес-
те — он рассказывал о ней с восторгом и с нетерпением
тем, кто ее еще не видел. Исполненный счастья, он ходил
именинником. И писал своей возлюбленной из Петербур-
га письма на французском языке почтительным и цвета-
стым стилем:
«Тороплюсь — целую ручки Наталье Ивановне, кото-
рую я не осмеливаюсь еще называть маменькой, и вам
также, мой ангел, раз вы не позволяете мне обнять вас.
Поклоны вашим сестрицам» (20 июля).
«Я мало бываю в свете. Вас ждут там с нетерпением.
Прекрасные дамы просят меня показать ваш портрет и
не могут простить мне, что у меня его нет. Я утешаюсь
тем, что часами простаиваю перед белокурой мадоной
(именно так! Пушкин писал с одним «н» и на русском, и
662_______
Александр Пушкин
на французском! — С.Л.), похожей на вас как две капли
воды; я бы купил ее, если бы она не стоила 40 000 руб-
лей» (30 июля). Эта «белокурая мадона», очевидно, карти-
на Перуджино, которую Пушкин видел у своего друга
Смирнова1. Пушкин говорил всякому встречному и попе-
речному, что женится, чтобы иметь у себя дома собствен-
ную Мадонну, и посвятил Наталье Николаевне сонет:
МАДОНА
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель —
Она с величием, Он с разумом в очах —
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона. 1
1 Вопрос о том, какое именно произведение искусства имел в виду
поэт, длительное время был предметом спора специалистов. Находив-
шаяся у АО. Смирновой-Россет «Мадонна» Перуджино, которую име-
ет в виду Анри Труайя, не продавалась; была «Мадонна» Перуджино, и
притом с раскосыми немного глазами, как у Натали, и в собрании
Строгановых; но и не о ней вел речь поэт. В апреле 1830 года в «Лите-
ратурной газете» была помещена заметка художника В. Лангера о том,
что в книжном магазине Сленина на Невском проспекте выставлена
«картина, изображающая Св. деву Марию с младенцем Иисусом, при-
писываемая Рафаэлю». (Лангер, однако, усомнился в правомочности
подобной атрибуции.) С выставленной у Сленина картины молодой ху-
дожник А. Безлюдный тогда же выполнил литографию; но и он, усом-
нившись в принадлежности картины кисти Рафаэля, пометил на полях,
что это «рисунок с оригинальной картины итальянской школы». Со-
поставляя эту литографию с акварельным портретом Натальи Никола-
евны кисти Райта (1844 г.), МА. Цявловский убеждается, что «это все
та же Мадонна: она белокура и похожа на Наталью Николаевну Гонча-
рову «как две капли воды»: «тот же высокий «итальянский» лоб с зака-
том, тонкий прямой нос, длинная часть от носа до губы». Оригинал
картины, которой Пушкин любовался в магазине Сленина, не найден.
(Прим, пер.)
________663
Анри Труайя_________
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал — Тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
Поначалу женитьба Поэта и Мадонны была намечена
уже на май месяц; потом перенесена на сентябрь. 10 авгу-
ста, уладив, какие смог, дела и сдав все свои былые любови
в архив, Пушкин помчался в Москву, где его ждали по-
прежнему холодная Натали и кипящая, как котел на огне,
будущая теща. 14 августа он уже был в Первопрестольной,
а 20-го, как на грех, отдал душу смиренную Богу дядюшка
поэта Василий Львович. Траур обязывал Пушкина отло-
жить свадьбу еще по крайней мере на шесть недель.
«Надо признаться, никогда еще ни один дядя не уми-
рал так некстати», — из последних сил шутил Пушкин в
письме к Е.М. Хитрово.
К смерти дядюшки добавились куда болеет прискорб-
ные обстоятельства. В отсутствие будущего зятя мадам
Гончарова буквально встала на дыбы, требуя все новых от-
срочек, новых объяснений и новых расходов. Сцены следо-
вали за сценами. В своих тирадах la maman de Kars, как и
прежде, с упоением склоняла во всех падежах словечки
вроде «debauche», «1а misere», «police», «I'atheisme», не го-
воря уже об именах молодых женщин и молоденьких де-
вушек, которые были возлюбленными поэта. Она кричала,
и Пушкин кричал. Ошеломленная Наталья не осмелива-
лась ни возразить матери, ни огорчить жениха. Зареван-
ная, она безучастно наблюдала за баталиями, в которых
схватывались ее пурпурная от ярости матрона и этот зеле-
ный от гнева человечек с безумными глазами и безразмер-
ными когтями. В глубине души Пушкин упрекал Натали
за эту банальную пассивность. Не спутницу видел он в ней,
но некую предназначенную для него добычу. 31 августа он
должен был уезжать в Болдино, чтобы принять во владе-
ние имение и крепостных, которых выделил ему отец. На-
кануне у него произошла столь яростная схватка с мадам
Гончаровой, что бедняга вышел за порог дома на Большой
Никитской в убеждении, что он рассорился со всей семь-
664________
Александр Пушкин
ей. Перед отъездом из Москвы он написал три письма, ко-
торые стоит процитировать.
Прежде всего — лаконичное письмо невесте на фран-
цузском языке:
«Я уезжаю в Нижний, не зная, что меня ждет в буду-
щем. Если ваша матушка решила расторгнуть нашу по-
молвку, а вы решили повиноваться ей, — я подпишусь под
всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить, да-
же если они будут так же основательны, как сцена, уст-
роенная ею мне вчера, и как оскорбления, которыми ей
угодно меня осыпать.
Быть может, она права, а неправ был я, на мгновение
поверив, что счастье создано для меня. Во всяком случае
вы совершенно свободны; что же касается меня, то заве-
ряю вас честным словом, что буду принадлежать только
вам, или никогда не женюсь.
АЛ.».
В тот же день он адресует, по-французски же, письмо
княгине Вяземской:
«Я уезжаю, рассорившись с г-жой Еончаровой. На сле-
дующий день после бала она устроила мне самую неле-
пую сцену, какую только можно себе представить.
Она мне наговорила вещей, которых я по чести не мог
стерпеть. Не знаю еще, расстроилась ли моя женитьба,
но повод для этого налицо, и я оставил дверь открытой
настежь...»
И, наконец, 31 августа он направляет письмо Плетневу:
«<...> Милый мой, расскажу тебе все, что у меня на
душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцати-
летнего хуже 30-ти лет жизни игрока, ^.ела будущей те-
щи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день от
дня далее. Между тем я хладею, думая о заботах жена-
того человека, о прелести холостой жизни. К тому же
московские сплетни доходят до ушей невесты и ее мате-
ри — отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные
примирения — словом, если я и не несчастлив, по край-
ней Л1ере не счастлив. Осень подходит. Это любимое мое
_______665
Анри Труайя
время — здоровье мое обыкновенно крепнет — пора мо-
их литературных трудов настает — а я должен хлопо-
тать о приданом да о свадьбе, которую сыграем Бог
весть когда. Все это не очень утешно. Еду в деревню, Бог
весть, буду ли там иметь время заниматься и душевное
спокойствие, без которого ничего не произведешь, кроме
эпиграмм на Каченовского.
Так-то, душа моя. От добра добра не ищут. Черт меня
догадал бредить о счастии, как будто я для него создан.
Должно было мне довольствоваться независимостию, ко-
торой обязан я был Богу и тебе. Трустно, душа моя, обни-
маю тебя и целую наших».
Пушкин покидал Москву в нерешительности. Он пред-
почел бы откровенный разрыв той неопределенности, ко-
торая мало-помалу разрушала его. На какой-то момент он
почувствовал облегчение, что не надо думать о приданом, о
мадам Гончаровой, о будущем домашнем очаге и о домаш-
них туфлях женатого мужчины; но вскоре его начала при-
водить в отчаяние мысль о том, что в один прекрасный
день Натали станет принадлежать какому-нибудь блестя-
щему молодому дворянину, числящемуся по архивам, или
дурно напомаженному генералу в гроздьях крестов и
звезд.
...Путь был скучен; солнце припекало. На второй от Мо-
сквы почтовой станции Пушкин узнал, что в Нижегород-
ской губернии свирепствует холера и что путешественни-
ки и ярмарочные торговцы бегут из этого заклятого края.
Станционные смотрители, крестьяне — все в один голос
советовали ему повернуть назад. Но Пушкин леденел от
отвращения при одной лишь мысли о возвращении в Мо-
скву. Он решительно стоял на том, чтобы продолжать путь.
Да что там говорить, он был почти что рад, что рискует
жизнью в этой более чем дурацкой авантюре. Хотя подчас
он задумывался о смерти как избавлении от забот, кото-
рые так терзали его столько недель.
«Не будь я в дурном расположении духа, когда ехал в
деревню, я бы вернулся в Москву со второй же станции,
666_______
Александр Пушкин
где узнал, что холера опустошает Нижний. Но в то вре-
мя мне и в голову не приходило поворачивать вспять, и я
не желал ничего лучшего, как заразы», — писал он Ната-
лье Николаевне из Болдина 26 ноября 1830 года. (Ориги-
нал по-французски.)
Но это будет еще не скоро. А пока что Пушкину надо
было до этого Болдина еще доехать. И 3 сентября он доб-
рался туда без проблем.
Тлава 3
БОДДИНО
Село Болдино представляло собою жалкую кучку сгор-
бившихся изб, крытых соломой; господский дом бревенча-
тый, с дощатою крышею и палисадом из кое-как обтесан-
ных кольев. Ни тебе садика, ни цветов. Только грязный
двор, в котором кудахтали тощие куры. А вокруг — степь;
холмистая, лысая, желтеющая степь. По небу проносились
густые массивные облака. От черной земли исходил тяже-
лый запах перегнивших трав. Медлительные, ленивые и
грязные мужики бродили по полям, как тени. И тем не
менее вся эта некрасивость, бедность и зловещая тоска
пейзажа чаровали поэта. Это оживленное облаками небо,
эти просторы, это одиночество были нужны ему, чтобы
позабыть о Наталье. Но всего через пять дней после приез-
да он получает от юной невесты письмо, в котором она
обещала выйти за него замуж — с приданым ли, без при-
даного. Воистину, эта юница со своими тряпками, прида-
ным и мамашей преследовала его повсюду! Дадут ли ему
когда-нибудь хоть немного свободно подышать воздухом?
Ей-Богу — неужели там, в Москве, думают, что у него в го-
лове должны быть одни только дамские наряды да столб-
цы с расчетами! Пушкин ответил по-французски; письмо
его выдержано в тоне сдержанной любезности:
«Моя дорогая, моя милая Наталья Николаевна, я у ва-
ших ног, чтобы поблагодарить вас и просить прощения
за причиненное вам беспокойство.
_______667
Анри Труайя
Ваше письмо прелестно, оно вполне меня успокоило.
Мое пребывание здесь может затянуться вследствие од-
ного совершенно непредвиденного обстоятельства. Я ду-
мал, что земля, которую отец дал мне, составляет от-
дельное имение, но, оказывается, это — часть деревни из
500 душ, и нужно будет произвести раздел...
...Еще раз простите меня и верьте, что я счастлив,
только будучи с вами вместе».
Однако реальные мысли Пушкина следует искать не в
этих гладко отшлифованных строках. 9 сентября на по-
следней странице повести «Гробовщик» он помечает: «Пись-
мо от Nat(alie)». И записывает на том же листе фразу:
«А вот то будет / что и ничего не будет. (Пословица Св.(ято-
горского) Игу.(мена).)»1
В этот же день он со всею откровенностью пишет
Плетневу:
«Я писал тебе прел(еланхолическое письмо, милый люй
Петр Александрович, да ведь меланхолией тебя не уди-
вишь, ты сам на это собаку съел. Теперь мрачные мысли
мои порассеялись; приехал я в деревню и отдыхаю. Около
меня колера морбус. Знаешь ли, что это за зверь? того и
гляди, что забежит они в Болдино, да всех нас перекуса-
ет — того и гляди, что к дяде Василью отправлюсь, а ты
и пиши мою биографию. Бедный дядя Василий! знаешь ли
его последние слова? приезжаю к нему, нахожу его в забы-
тьи, очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помол-
чав: как скучны статьи Катенина! и более ни слова.
Каково ? вот что значит умереть честным воином, на
щите, le cri de guerre a la bouche1 2. Ты не можешь вообра-
зить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи
писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат.
1 Трудно сказать, в какой мере приведенная Пушкиным послови-
ца игумена Святогорского монастыря связана с возможным расстрой-
ством брачных планов поэта. Как нам кажется, утверждение Труайя
следует воспринимать лишь как гипотезу.
2 С боевым кличем на устах (фр.).
668________
__:______Александр Пушкин
При ней пиши сколько хошь. А невеста пуще цензора
Щеглова, язык и руки связывает... Сегодня от своей полу-
чил я премиленькое письмо; обещает выйти за меня и без
приданого. Приданое не уйдет. Зовет меня в Москву — я
приеду не прежде месяца, а оттоле к тебе, моя радость...
Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! во-
образи: степь да степь; соседей ни души; езди верхом
сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, ни-
кто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы
и стихов». <...>
Среди этого угрюмого пейзажа Пушкин вкушал умиро-
творение, каким ему больше никогда не доведется нас-
ладиться. Хозяйством он особенно не занимался — так,
принимал жалобы крестьян, зачитывал им — пожалте в
церковь! — инструкции по поводу опасности холеры, под-
писывал официальные бумаги, чтобы ускорить раздел зе-
мель и крепостных, а чаще — садился верхом и скакал по
заросшим травою равнинам, пугал птиц, хоронившихся в
густых кустах, и возвращался в старый деревянный дом
весь взмокший, весь в грязи, но сияя от радости при виде
ожидавших его на столе перьев и листов бумаги. Здесь,
среди этих четырех обветшалых стен, под шум ливня, сту-
чавшего в переплеты окон, за которыми тянулись до само-
го горизонта грязь и лужи, сходясь со свинцовым небом,
он отстранял от себя время и пространство. На белом лис-
те бумаги, который был у него под рукою, начиналась веч-
ность. Никогда еще столько мыслей, столько музыки не
будоражило его душу, пробегая и по телу. Он стоял в цен-
тре поля схождения удивительных сил. Колебания его
сердца вибрировали в унисон со всем миром. Стихи, кото-
рые стекали с его пера, были исполнены совершенства, ча-
ровавшего его самого. Три года спустя он напишет об этих
своих ощущениях в стихотворении «Осень»:
И забываю мир, и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
________669
Анри Труайя
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться, наконец, свободным проявленьем,
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге.
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.
Плывет. Куда ж нам плыть?..
Приходившее время от времени из Москвы письмо от
невесты напоминало ему о том, другом существовании, ко-
торое он покинул и в которое ему в один прекрасный
день придется возвратиться.
16 сентября Пушкин расписывается в Сергачском уезд-
ном суде о вступлении во владение землями, переданными
ему отцом; в тот же день дворянский заседатель Д.Е. Гри-
горьев ввел Пушкина во владение, взяв у него расписку в
получении крестьян, а от крестьян — «о бытии в должном
повиновении и послушании». Новоиспеченный помещик
стал думать о возвращении. Но — без энтузиазма. Повсю-
ду были учреждены карантины. Осенние дороги были рас-
хлябаны, разбиты. К тому же болдинские тишь и одиноче-
ство явно не способствовали готовности поэта к возмож-
ным атакам со стороны мадам Гончаровой. Он даже
спрашивал себя, не будет ли более благоразумным отка-
заться от брака. Ни одна женщина не стоит того, чтобы
ради нее пожертвовали этой прекрасной независимостью.
29 сентября он писал Плетневу:
«Сейчас получил письмо твое и сейчас же отвечаю.
Как же не стыдно было тебе понять хандру мою, как ты
ее понял? хорош и Дельвиг, хорош и Жуковский. Вероят-
но, я выразился дурно; но это вас не оправдывает. Вот в
чем было дело: теща моя отлагала свадьбу за приданым,
670_________
Александр Пушкин
а уж, конечно, не я. Я бесился. Теща начинала меня дурно
принимать и заводить со мною глупые ссоры; и это беси-
ло меня. Хандра схватила, и черные мысли мной овладе-
ли. Неужто я хотел иль думал отказаться? но я видел
уж отказ и утешался чем ни попало. Все, что ты гово-
ришь о свете, справедливо; тем справедливее опасения
мои, чтоб тетушки да бабушки, да сестрицы не стали
кружить голову молодой жене моей пустяками. Она меня
любит, но посмотри, Клеко Плетнев, как гуляет воль-
ная луна etc. Баратынский говорит, что в женихах сча-
стлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и
волнуем будущим». И далее: «Оконча дела мои, еду в Мо-
скву сквозь целую цепь карантинов».
30 сентября Пушкин покинул Болдино, хотя и без осо-
бой надежды прорваться через заслон карантинов.
«Мне только сказали, что отсюда до Москвы устрое-
но пять карантинов и в каждом из них мне придется
провести две недели, — писал Пушкин в этот же день не-
весте, — подсчитайте-ка, а затем представьте себе, в
каком я должен быть собачьем настроении... Будь про-
клят час, когда я решился расстаться с вами, чтобы
ехать в эту чудную страну грязи, чумы и пожаров — по-
тому что другого мы здесь не видим... Не смейтесь надо
мной — я в бешенстве. Наша свадьба точно бежит от
меня; и эта чума с ее карантинами — не отвратитель-
нейшая ли это насмешка, какую только могла приду-
мать судьба?» (Оригинал по-французски.)
Итак, 29 сентября Пушкин пишет Плетневу (цитируя
Баратынского), что «в женихах счастлив только дурак», а
уже 30-го сообщает своей невесте, как он взбешен из-за
того, что день их бракосочетания откладывается. Но он
был одинаково искренен и 29, и 30 сентября; и с Плетне-
вым, и с Натали. Он и боялся этого союза — и впадал в от-
чаяние от мысли, что он день ото дня откладывается все
далее и далее. Он обожал свою свободу — и готов был рас-
статься с нею ради других наслаждений. Он расцветал в
_______671
Анри Труайя
условиях одиночества — и мечтал о том мгновении, когда
сможет жить ради двоих.
Итак, Пушкин выехал из Болдина, но прежде решил за-
ехать к соседке по имению, кн. А.С. Голицыной, усадьба
которой находилась в 30 верстах от Болдина и к тому же
располагалась на большой дороге; раз так, то можно было
разузнать все о ситуации с карантинами. Новости, кото-
рые Пушкин узнает от Анны Сергеевны, оказываются не-
утешительными. Холера проникла в Москву, город остав-
лен жителями. С 1 октября и вплоть до особого распоря-
жения выезд из Первопрестольной, равно как и въезд,
будут строжайше запрещены, о чем поэт, понятно, знать
еще не мог; и тем не менее счел за благо вернуться в Бол-
дино, терзаемый мыслями о невесте — не заболела ли, ес-
ли осталась в Москве, или, может, находится вне опасно-
сти в каком-нибудь из отдаленных от Москвы имений?
«Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Волдине. Во
имя неба, дорогая Наталья Николаевна, напишите мне,
несмотря на то что вам этого не хочется. Скажите мне,
где вы? Уехали ли вы из Москвы? нет ли окольного пути,
который привел бы меня к вашим ногам? Я совершенно
пал духом и право не знаю, что предпринять. Ясно, что в
этом году (будь он проклят) нашей свадьбе не бывать.
Но не правда ли, вы уехали из Москвы? /добровольно под-
вергать себя опасности заразы было бы непроститель-
но», — пишет он своей возлюбленной 11 октября; 4 нояб-
ря — новое письмо:
«9-го вы еще были в Москве! Об этом пишет мне
отец: он пишет мне также, что моя свадьба расстрои-
лась. Не достаточно ли этого, чтобы повеситься?..»
Так что ж он, и впрямь собирался лезть в петлю из-за
расстроившегося брака? Чушь! Он охотно растянул бы
свое пребывание в Болдине, если б к этому его не вынуж-
дали обстоятельства. Но достаточно было сознания, что он
не властен поступать, как хочет, как его мигом охватывал
страшный зуд из этих обстоятельств вырваться. Он чувст-
вовал потребность быть рядом с Натальей Николаевной
672_______
Александр Пушкин
именно в силу того, что на пути к ней стояло Бог знает ка-
кое число кордонов. Москва казалась ему раем именно по
той причине, что к ней невозможно было приблизиться.
В начале ноября обеспокоенный Пушкин вновь решается
пуститься в путь. Но на первом же карантине инспектор
отказался пропустить его. Необходимо было возвращаться
в Болдино, написать губернатору и выправить документ,
свидетельствующий, что болдинское население не зараже-
но холерой.
«В Болдине, все еще в Болдине! — пишет поэт невесте
18 ноября. — ...Отец продолжает писать мне, что свадь-
ба расстроилась. На днях он мне, может быть, сообщит,
что вы вышли замуж... Есть от чего потерять голову».
Наконец к нему пришло несколько писем от невесты.
Но с каким запозданием! Натали не уезжала из Москвы и
не помышляла о расторжении помолвки. Она объясняла
суженому-ряженому в своих кратких, написанных слогом
школьницы посланиях1, что мать контролирует их перед
отправкой. По советам родительницы, она рекомендует
поэту соблюдать посты, усердно посещать церковь и обра-
щаться к Господу с молитвою и с покаянием. А тут еще и
приступ ревности Натали — уж не ради ли недостойной
связи отправился он к своей соседке, княгине Голицыной?!
Задержанный в карантине, Пушкин выплескивает на бу-
магу все настигшие его неприятности: «...наконец ваше по-
следнее письмо, повергшее меня в отчаяние. Как у вас хва-
тило духу написать его? Как могли вы подумать, что я
застрял в Нижнем из-за этой проклятой княгини Голицы-
ной? Знаете ли вы эту кн. Голицыну? Она одна толста
так, как все ваше семейство вместе взятое, включая и
меня. Право же, я готов снова наговорить резкостей»
(2 декабря 1830 г.). (Оригинал по-французски.) 1
1 Судить о письмах Натальи Николаевны к поэту мы можем толь-
ко по косвенным свидетельствам, которые находим в письмах самого
поэта. В смутную революционную пору ее письма были выкрадены из
Румянцевского музея, их дальнейшая судьба неизвестна. (Прим, пер.)
_________673
Анри Труайя
Но мало-помалу Пушкин успокаивался, к нему возвра-
щалось душевное равновесие. Конечно, никуда не исчезли
мысли о холере, двусмысленности с бракосочетанием и
толпами поклонников, которые, должно быть, осаждают
Наталью Николаевну в его отсутствие, проблемы поиска
денег на приданое, задержки почты и сложности с управ-
лением имением — но он утешался за рабочим столом.
* * *
Будучи ребенком, Пушкин был очарован рукотворными
царскосельскими садами с их изумрудными бархатными
лужайками и зеркальной гладью прудов, величественными
монументами в память об исторических событиях и каме-
роновыми галереями. На это время пришелся неокласси-
ческий период его поэзии. Потом явились снежные кав-
казские вершины, пенящиеся воды Терека, кипарисы и
скалы, окаймившие черноморское побережье Гурзуфа,
бессарабские степи. Откликом на весь этот пышный декор
явились романтические «Южные поэмы». Когда же в
жизнь Пушкина вошли тригорские леса, речка Сороть,
старый господский дом, затерявшийся в запущенном пар-
ке, заявила о начале своего существования русская реали-
стическая песнь.
Эту новую манеру мыслить и говорить Пушкин совер-
шенствовал и в Болдине, где все вокруг навевало строгость
мыслей и фактуру стихов. Угрюмый, безыскусный,'неза-
видный болдинский пейзаж возбуждал в нем любовь к ис-
тинной поэзии. Лицом к лицу с этими картинами, напи-
санными бледными красками и суровыми линиями, поэт
приходил к лучшему пониманию, что он не ошибся, от-
вергнув романтические соблазны. Он чувствовал потреб-
ность воспеть эти скромные аспекты бытия, которые по-
эты минувшего почитали недостойными поэтического пе-
ра. Чахлое деревце и лужа дождевой воды так же исполнены
чистой красоты, как и синее озеро и кипарис в итальян-
674_______
Александр Пушкин
ском силуэте. Ну как эти критики не желают понять, что
материалом для произведения искусства может стать все
что угодно — при условии, что найдется достойный худож-
ник. Ах, как бы хотелось ему затащить к себе в болдин-
скую глушь такого вот цветущего да мурлыкающего, точно
кот на печке, обожателя поэзии да показать ему обнажен-
ную и неброскую прелесть этого поросшего редкой травой
откоса, этих двух зябких рябин, этого расшатанного забо-
ра и этого неба, по которому проносятся грозовые облака...
Боже, какая это прекрасная штука — одиночество! Боже,
как прекрасно работается осенью, хотя это — пора, когда
Россия кажется особенно опустошенною! И вот у него ро-
ждаются строки:
Румяный критик мой, насмешник толстопузой,
Готовый век трунить над нашей томной музой,
Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной,
Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.
Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогой,
За ними чернозем, равнины скат отлогой,
Над ними серых туч густая полоса.
Где нивы светлые? где темные леса?
Где речка? На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца. И то из них одно
Дождливой осенью совсем обнажено,
И листья на другом, размокнув и желтея,
Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея
И только. На дворе живой собаки нет.
Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед,
Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенка
И кличет издали ленивого попенка,
Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.
Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.
Что может быть более откровенным, более жестоким и
более емким, чем эта короткая пьеса? Ни одного лишнего
слова. Ни одной попытки создания дешевого эффекта. Ни
одной уступки чувствительности читателя. Единственное
цветное пятно на этой картине, написанной то серыми, то
________675
Анри Труайя
черными мазками, — желтизна листвы. Этот скупой на-
бросок возбуждает в нас неостывающее чувство грусти; мы
узнаем все об этой утонувшей в осенней грязи деревне, об
этом задавленном, неотесанном, нечувствительном к горю
мужике, этих двух женщинах, которые бредут за ним, не
осмеливаясь высказать в голос своей тоски1. Мы почти что
можем вообразить себе продолжение этой истории. Она
берет за душу, но — по-иному, чем история Tzigane Aleko,
братьев-разбойников или des pensionnaires du harem de
Bakhtchisarai1 2. Пушкин столь хорошо понимал свою эво-
люцию, что сам писал об этом в Болдине, в «Отрывках из
путешествия Онегина»:
Мир вам, тревоги прошлых лет!
В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал...
«Но, муза! Прошлое забудь!» — восклицает он чуть вы-
ше. Теперь поэту требуются иные картины:
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
1 Исследователь Л.М. Аринштейн связывает эту сцену с личным
скорбным эпизодом в жизни Пушкина: ведь его приезд* в Болдино сов-
пал с четвертой годовщиной смерти его внебрачного сына Павла от
крепостной крестьянки Ольги Калашниковой. Но, как нам кажется,
неподдельное горе поэта плохо увязывается с откровенно насмешли-
вым тоном этого стихотворения. Поэт просто сочувствующе списал с
натуры сцену из крестьянского быта; в крестьянской среде, где много
детей рождалось и мало выживало, в таком случае, как правило, гово-
рили: «Бог дал, Бог и взял», — не делая из события особой трагедии. Че-
го стоит хотя бы такая деталь: мужик несет скорбную ношу «под мыш-
кой», точно узел с платьем или обедом! Потому сцена получилась не
более печальной, чем вид обнаженных осенью деревьев или серых туч.
Об истинной боли (каковою проникнуто, например, полотно Крамско-
го «Неутешное горе») здесь нет и речи. (Прим. пер.)
2 У Труайя именно так — «пенсионерки Бахчисарайского гарема»!
(Прим, пер.)
676__________
Александр Пушкин
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи,
-Ла пьяный топот трепака
Перед порогом кабака.
В Болдине Пушкин приходит к решительному осозна-
нию своего искусства — и творческая мощь его возрастает
десятикратно. Поэт признается Плетневу в письме от
9 декабря 1830 года:
«Скажу тебе за тайну, что я в Болдине писал, как дав-
но уже не писал. Бот что я привез сюда: 2 последние
(здесь и ниже выделено в тексте. — С.Л.) главы Онегина,
8-ую и 9-ую, совсем готовые в печать. Повесть, писан-
ную октавами (стихов 400), которую выдадим Апопуте.
Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий,
именно: Скупой рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во
время чумы, и Д,(он) Жуан. Сверх того написал около
30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не все: (Весьма
секретное) Написал я прозою 5 повестей, от которых
Баратынский ржет и бьется — и которые напечатаем
также Апопуте. Под моим именем нельзя будет, ибо Бул-
гарин заругает».
И все это — менее чем в какие-нибудь три месяца! От
одного только перечня названий сделается головокружение.
* * *
В действительности же упомянутые Пушкиным послед-
ние две главы «Онегина» начаты были еще до приезда по-
эта в Болдино. Здесь, в Нижегородской губернии, он толь-
ко исправил и завершил их. Одновременно он работал над
новой — десятой — главой, которую задумал еще во время
путешествия в Арзрум и которая, по всей видимости,
должна была поведать о встрече Онегина с декабристами1.
Открывается она в высшей степени карикатурным порт-
ретом Александра I: 1
1 По воспоминаниям М.В. Юзефовича, отличавшимся большой
точностью и осведомленностью, «декабристский» вариант был уже от-
вергнут к лету 1829 г. {Прим, пер.)
________677
Анри Труайя---------
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над ними царствовал тогда-.
Далее Пушкин ведет речь о кампании против Наполео-
на и зарождении тайных обществ в России. Но, конечно,
Пушкин отдавал себе отчет в том, что о публикации этой
главы при жизни не могло быть и речи: оказаться в сибир-
ской ссылке можно было и по куда менее тяжким моти-
вам. И вот 19 октября 1830 года, в день лицейской годов-
щины, Пушкин уничтожает десятую главу — об этом на
полях последней страницы повести «Метель» скорописная
пометка, прочитанная так: «19 окт(ября) сожж(ена) X
песнь». Хотя перед тем, как предать «крамольную» руко-
пись огню, Пушкин зашифровал текст, но и от этого шиф-
рованного текста до нас дошел лишь один листок, и, кроме
него, в черновиках разысканы целыми еще две с полови-
ною строфы1.
26 сентября 1830 года Пушкин набросал общий план
издания, выделив 3 части и 9 песней и пометив основные
даты работы; так, третья часть включала:
«VII песнь Москва Мих(айловское). П(етер). Б(ург). Ма-
линники). 1827, 8.
VIII — Странствие Моск(ва), Павл(овск), 1829 Болд(ино).
IX — Большой свет Болд(ино)».
В будущем, 1831 году, Пушкин исключил из романа
«Путешествие Онегина» (первонач. VIII песнь) и прибавил
«Письмо Онегина к Татьяне». В итоге переработанная и * В
1 Подробнее о десятой главе и связанных с нею предположениях
см.: Аотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Коммента-
рий. (Любое издание).
В 1973 г. в выпуске 10-го историко-биографического альманаха
«Прометей» был опубликован опыт реконструкции X главы. Вероятно,
сей опус был бы небезыинтересен, если бы не настойчивые попытки
выдать его за находку утраченного подлинника. При чтении бросаются
в глаза школярское представление о X главе как о гимне классовой
борьбе, отсутствие сарказма, которым проникнуты известные подлин-
ные строки, и ряд других нелепиц и анахронизмов. (Прим, пер.)
678________
Александр Пушкин
сжатая третья часть «Онегина» составилась только из пес-
ни VII — «Москва» и новой, (первоначально IX) песни —
«Большой свет». Итак, в Болдине роман — за исключением
нескольких штрихов — предстал в том виде, в каком мы
его знаем сегодня.
«1823 год 9 мая Кишинев — 1830 25 сент(ября). Бол-
дино
26 сент(ября) А. П(ушкин)
7 ле(т) 4 ме(сяца) 17 д(ней)», — помечает автор, наме-
кая на то, что все это время не покладал рук, пока не при-
вел «Онегина» к последней строфе.
Итак, Евгений Онегин, отвергнувший простодушную
страсть Татьяны и убивший на поединке жениха кокетли-
вой Ольги Владимира Ленского, прощается с прелестями
деревенской жизни, где думал обрести покой; уезжает,
обагрив свою судьбу кровью, оставив позади себя могиль-
ный холмик и несчастную юную девушку. Впрочем, сестра
ее Ольга утешилась быстро, и даже слишком:
Улан умел ее пленить1,
и вот уже наша прелестница, сознавая нескладность
своего шага и в то же время не будучи в силах удержаться,
...стыдливо под венцом
Стоит с поникшей головою,
С огнем в потупленных очах,
С улыбкой легкой на устах.
А вот Татьяна не в силах забыть ни гибель Ленского, ни
убийцу. Онегин, которого ей следовало бы ненавидеть, пу-
гал ее — и притягивал своей пагубной тайной. Она, как и
прежде, находилась под властью чар этого демона, кото-
рый со смехом пересек ее жизнь. Ольги, которая могла бы
отвлечь Татьяну от этих мыслей, рядом больше не было — 1
1 По мнению А. Труайя, фигура столь мало «поэтическая», сколь
мало возможная; а вот Лотман считает иначе: «В сознании П(ушкина)
улан представлялся естественной парой уездной барышни». (Прим,
пер.)
________679
Анри Труайя---------
С ней навсегда разлучена,
Как тень она без цели бродит..
Нигде, ни в чем ей нет отрад.
И вот в один прекрасный день она отправляется в име-
ние к Онегину и спрашивает дозволения посетить барский
дом. Войдя в опустевшее жилище, она с пиететом
Вокруг себя на все глядит,
И все ей кажется бесценным...
И стол с померкшею лампадой,
И груда книг, и под окном
Кровать, покрытая ковром,
...И лорда Байрона портрет,
И столбик с куклою чугунной (т. е. фигурой
Наполеона. — С.Л.).
Татьяна спрашивает у ключницы разрешения прихо-
дить в усадьбу читать книги, принадлежащие Онегину. Где
карандашом, где ногтем Онегин отмечал нравившиеся ему
пассажи:
Везде Онегина душа
Себя невольно выражает —
и Татьяне кажется, что она разгадала истинное лицо чело-
века, которого любила и который не любил ее: «Москвич в
Гарольдовом плаще», лишенный души денди, профессио-
нальный Дон Жуан — вот он кто!.. И при всем она не хо-
чет это принять. Она борется с этими словами, с этими от-
тиснутыми черным по белому фразами, вставшими между
нею и идеальным образом Онегина.
Тем временем мать, посоветовавшись с соседями, реша-
ет везти ее в Москву. Moscou est la foire aux fiancees. Са-
мые блестящие браки заключаются здесь. Стоит пойти на
такую жертву, как дальнее путешествие. Услышав о реше-
нии матери, Татьяна страшится при мысли о расставании
с дорогими ее сердцу местами, где она гуляла еще девоч-
кой, где в ее сердце впервые пробудилась страсть. Ее про-
гулки длятся долее — она спешит пообщаться с каждым
680________
Александр Пушкин
деревом, с каждым цветком. Кому, как не деревьям, не
цветам, лугам и рощам, поведаешь свою тоску? Но вот
Идет волшебница-зима —
и настало время семейству Лариных отправляться в путь:
Обоз обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами...
Ну, много всякого добра.
Семь суток пути по занесенным снегом дорогам — и
вот наша Танечка в Первопрестольной, в объятиях бесчис-
ленных кузин. По родственным обедам развозят Таню ка-
ждый день.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до головы;
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
..А впрочем, очень недурной;
...Взбивают кудри ей по моде
И поверяют нараспев
Сердечны тайны...
Но ничто более не волнует ее. Ничто более ее не инте-
ресует. Онегин заслонил в ней всякое желание жить и вся-
кую надежду любить. На балу,
Не замечаема никем,
Татьяна смотрит и не видит,
Волненье света ненавидит;
Ей душно здесь... она мечтой
Стремится к жизни полевой,
...К своим цветам, к своим романам
И в сумрак липовых аллей,
Туда, где он являлся ей.
Пока Татьяна предавалась воспоминаниям, от взглядов
ее тетушек не ускользнул толстый, важный, весь в звездах
генерал, не сводивший с юной провинциалки глаз...
_______681
Анри Труайя
Так заканчивается VII песнь. В VIII песни поэт приво-
дит читателя на новый бал, куда является и Онегин после
нескольких лет странствий. Страны, по которым он ски-
тался, люди, с которыми сводила его судьба, не смогли за-
лечить его сердечную рану, вызванную гибелью друга. Он
еще более грустен и разочарован, чем прежде. Стоило как
призрак шататься по свету, который презираешь и от ко-
торого ничего не ждешь! И Онегин — как, несомненно, и
его создатель — завидует тем, кто
—в тридцать выгодно женат,
...Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился-
Вы, конечно, вольны называть их тупицами, посредст-
венностями, но ведь они счастливы! Терзания душевного
свойства им неведомы. И при всем этом именно такие лю-
ди правят миром...
Среди этой толпы разукрашенных, костюмированных
марионеток Онегин примечает молодую даму, чья благо-
родная красота в сочетании с непринужденными жестами
и прямотою взглядов прельстила его. Изумленного сим гра-
циозным видением Онегина поражает внезапная догадка:
Ужель она? Но точно... Нет-
Как! Из глуши степных селений-
Торопясь подтвердить или опровергнуть свое предполо-
жение, Онегин обращается с вопросом к своему другу в
княжеском звании и генеральских эполетах:
—Да кто ж она?
— Жена моя, —
отвечает тот. Онегин понял, что потерял, отвергнув тогда
любовь юной провинциалки. В его присутствии Татьяна
остается бесстрастной.
Свободно дома принимает,
В гостях с ним молвит слова три —
но не более того. Онегин пытается проникнуть в тайну ее
спокойствия. Ему внезапно приходит мысль, что одной
682________
Александр Пушкин
лишь ей подвластно будет разогнать снедавшую его тоску,
средства от которой он тщетно доискивался, странствуя от
одного до другого уголка России. Оказывается, это по ней
тосковал он, не ведая того, под небесами своего доброволь-
ного изгнания. И когда снова находит, она оказывается за-
мужем за другим. Что ж! Ему по-прежнему хочется сви-
деться с нею! Отныне вся его жизнь будет посвящена тому,
чтобы завоевать ее. Немолодой генерал не тот соперник,
которого следует бояться. Влюбленный в первый раз в
жизни, Онегин шлет Татьяне полное отчаяния письмо.
Терзаясь от того, какую ошибку совершил когда-то —
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить не посмел». —
он сознается, что вдали от нее он не в силах был бы и дышать:
...Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
...Перед вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть- вот блаженство!
Ответа не последовало. Теперь уже настала очередь
Онегина испытать тоску безутешной любви. Он видит Тать-
яну во сне. Оставаясь наедине с собою, он ведет с ней —
воображаемой! — разговоры. И вот однажды наш несчаст-
ный влюбленный, нарушив домашнее затворничество, про-
никает в апартаменты Татьяны, не известив ее о том зара-
нее. Он застает княгиню, залитую слезами, за чтением его
письма. Упав к ее ногам, он целует ее бесчувственные
пальцы1. Но вот наконец она дает ему знак встать. И напо-
минает ему о той первой встрече, о суровой проповеди,
которую ей пришлось выслушать в ответ на свое письмо:
Тогда — не правда ли — в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась.» Что ж ныне 1
1 Труайя переводит эпитетом glaces — «заледенелые»; Пушкин
подразумевает, конечно же, совсем другое. (Прим, пер.)
________683
Анри Труайя___________
Меня преследуете вы?
...Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна;
Что я богата и знатна...
И откровенно признается:
...Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За те места, где в первый раз,
Онегин, видела я вас,
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей...
Она просит оставить ее в покое:
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана
И буду век ему верна.
С этими словами Татьяна покидает залу. Онегин оста-
ется один, потрясенный услышанными откровениями.
Но шпор внезапный звон раздался —
И муж Татьяны показался...
На этом завершается сцена. А с нею и роман.
* * *
Не Наталочка ли Гончарова пришла на мысль Пушки-
ну, когда он сочинял последние строфы последней главы
«Онегина»? Может быть — еще не зная наверняка, станет
ли она его супругой, — он вообразил себе в будущем
встречу с нею, вышедшею за другого и принявшею его фа-
милию? Может быть, списывая терзания Евгения, он под-
разумевал свои собственные — при виде этого юного дитя-
ти, превратившегося в неприступную даму? Так или иначе,
заметно, что эта часть романа трактована в новом стиле.
Никакого более байронизма. Никаких психологических
684_________
Александр Пушкин
условностей. La Tatiana et L’Oneguine du Chant XIII испол-
нены истинной человечности. Происшедшая с каждым из
них эволюция для них обоих вполне логична. Онегин не-
подделен в своей запоздалой любви. В ту пору, когда Татья-
на отдавала ему всю свою душу, он пренебрегал ею и читал
ей морали тоном пресыщенного старшего брата. А вот те-
перь, когда она выказывает ему деланное, наигранное рав-
нодушие, оказывается, что он долее жить без нее не мо-
жет. Его соблазняет в ней разом то, какою она была, и то,
какою стала; былая девушка — и теперешняя важная дама.
К такому итогу пришел Онегин — человек, который
слишком многого требовал от судьбы, не желая довольст-
воваться обыденными радостями бытия, который потра-
тил свою жизнь на то, чтобы сделать ее исключительною.
А впрочем, Онегин не так уж был неправ, проносясь
мимо одного за другим пейзажей, мимо одного за другим
лиц, встречавшихся у него на пути, ибо в действительности
для него существовал один-единственный пейзаж, одно-
единственное лицо, которые могли бы доставить ему ра-
дость: смиренный деревенский пейзаж и задумчивое деви-
чье лицо. Все остальное — мишура. Он искал среди всего
этого безликого стекляруса истинный бриллиант. В какой-
то момент сокровище само шло к нему в руки; но Онегин,
не распознав, отверг его. В этом была его ошибка. И тем
не менее в глубине души Онегин таил под маской иронии
и хандры невостребованную любовь. Он обладал сердцем,
способным любить, и только отсутствие подобающего слу-
чая убеждало его в том, что он бесчувствен. Когда же сей
беспечный щеголь и позер на мгновение оказался избран-
ником судьбы, он внезапно открыл, что в большей степени
уязвим, чем школяр во время первого в своей жизни лю-
бовного приключения. Эта последняя черта спасает Онеги-
на от романтизма. Он более не является концепцией мира,
снабженною для удобства действия лицом и голосом. Он —
человек. Существо столь же «имперфектное», как и любой
из нас.
Евгений Онегин выступает как первый герой реалисти-
_______685
Анри Труайя
ческого романа Пушкин уже задолго до этого вводил реа-
лизм в полотно декора С Онегиным он вводит его в порт-
рет персонажа. Кавказский пленник, Алеко, Мазепа суть
искусственные существа, живущие в правдоподобном пей-
заже. Онегин — правдоподобное существо, живущее в
правдоподобном пейзаже.
И Татьяна живописана с тою же искренностью, что и
Онегин. Татьяна — самый светлый образ во всей русской
литературе. Творческий подвиг Пушкина заключается в
том числе и в том, что этот образ с годами эволюционизи-
ровал, ни в чем не предав и не растеряв свою первоздан-
ную чистоту. Пушкину было желательно, чтобы la grande
dame вышла в значительной мере отличной от молодой де-
вушки — и вместе с тем оставшейся верной своему про-
шлому. Чтобы чистота, нежность, меланхолия провинци-
альной девственницы отозвались в замужней женщине
столь же благородною texture morale — и все же отличной
от прежней. Чтобы новая Татьяна проистекала из той,
первой, а не вышла ее копией или карикатурой. Пушкин
одержал триумф, сумевши отсечь от новой Татьяны ту на-
ивность характера, что была свойственна прежней. В ту
пору, когда юная дева впервые познакомилась с Онеги-
ным, она
...верила преданьям
Простонародной старины,
И снам, и карточным гаданьям,
И предсказаниям луны...
Она была дитя полей и лугов, рассыпанных по ним цве-
тов, орошающих их грозовых ливней. Исполненная чисто-
сердечия, свежести, хранимая от нескромных мужских
взоров, она знала о любви только то, что могла вычитать из
сочинений Ричардсона и Руссо, а может быть, и таких ав-
торов, как госпожа де Сталь и госпожа Коттен. И вот ко-
гда пред нею возник этот Прекрасный насмешник, пока-
завшийся ей сошедшим со страниц модного романа, она
влюбилась в него с такою невинностью, которая мигом пе-
реросла в страсть.
686________
Александр Пушкин
Отвергнутая Онегиным, став женою генерала, к которо-
му у нее не было любви, и моментально обласканная выс-
шим светом, она втайне оставалась прежнею девочкой,
мечтавшей об одиночестве, о деревенской тишине да о ро-
мантических сценах. Но при этом она научилась осторож-
ности. Научилась скрывать свои чувства. В глазах окру-
жающих она выглядела царственной красавицей, доволь-
ной судьбою и уверенной в своем царствовании. Да и сам
Онегин поверил в то, что в новой Татьяне не осталось ни-
чего от той, первой. Ему потребовалось застигнуть ее обли-
вающейся слезами над его письмом, чтобы понять, как он
ошибался. Но и Татьяна рада признаться, что ее новая
роль — только маска, воспользовавшись тем, что таковая с
нее сорвана...
Она даже признается в том, что любит Евгения. Но
лишь затем, чтобы заявить, что судьба ее уже решена и что
она не поступится своею честью. В свое время ей дорогого
стоило излить душу Прекрасному незнакомцу, который
явился ей, точно ангел, «в глуши забытого селенья». Теперь
ей станет еще дороже отстранить его от себя. Но она, дав-
ши слово, сознает свой долг. А что касается мелких потаен-
ных интрижек, скрытых греховных связей, в которых на-
ходит наслаждение большинство женщин, то к этому она
не испытывает ничего, кроме презрения. Она отвечает ему
не как гранд-дама, привыкшая к секретным романам, но
как гордая, невинная, воспитанная среди первозданной
природы девушка. Нет, не изменилась она — не судите по
внешности! Она гордится своим прошлым. И решение ее
странным образом напоминает решение Марии Раевской,
которая вышла замуж за нелюбимого ею князя Волкон-
ского, — и однако же бросила все, семью, сына, блестя-
щую жизнь, чтобы последовать за ним в Сибирь.
Как и Онегин — и даже в большей степени, чем Оне-
гин, — Татьяна соткана из плоти и крови. И если критики
не скрывали своей враждебности по отношению к этим
двум персонажам, то читатели не ошиблись, определив их
человеческую ценность. От главы к главе Онегин и Татьяна
_______687
Анри Труайя
завоевывали все больше читательских симпатий. Ими вос-
хищались в дворянских усадьбах, во дворцах и в гарнизо-
нах. Мужчины, женщины и юные девушки узнававали се-
бя в персонажах романа. Они были более живыми, чем да-
же их создатель. В их лице каждый обрел себе лучших
друзей. И Пушкин, завершив столь простую и столь пре-
красную историю, наверняка огорчил немалое число тех,
кто избрал его героев в компаньоны в своем одиночестве.
* * *
Чтобы дать себе отдых от этого великого предприятия,
которое сопровождало его на протяжении стольких лет и
стольких обстоятельств, Пушкин предпринимает в Болди-
не серию небольших драматических произведений и про-
заических повестей; каждое из этих творений — малень-
кий шедевр.
«Маленькие трагедии» Пушкина суть tragedies de «crise».
Они сводятся к главной сцене, обнажаясь до твердого и
неумолимого ядра страсти. Никаких второстепенных пер-
сонажей. Ни вступления, ни заключения. Материал, кото-
рый можно было бы развернуть в пятиактную пьесу, Пуш-
кин блестяще втискивает в несколько страниц. Но эти
драматические схемы столь насыщены сущностью, что
приобретают в уме читателя полноту развернутого сочине-
ния до самых итоговых последствий.
Каждому из этих четырех драматических эссе Пушкин
сообщает различные эпохи и сценографии. Запертый в
Болдине, поэт наслаждается тем, что странствует во време-
ни и пространстве. Так, со «Скупым рыцарем» он перено-
сится в Средневековье, с «Моцартом и Сальери» — в куда
более близкую эпоху конца XVIII века; действие «Пира во
время чумы» происходит в Англии, а «Каменного гостя» —
в Испании. Но этому бросающемуся в глаза разбросу во
времени и в пространстве соответствует единый порыв
вдохновения. Создается впечатление, что при написании
всех четырех сцен пером Пушкина — который сам того
688________
Александр Пушкин
не ведал — руководила одна и та же доминантная идея.
Ему стукнуло тридцать. Возможно, он на пороге женить-
бы. Переживаемый им момент ой как непрост. Копаясь в
своем прошлом, он пытается отсечь от своего пережитого
принципы высокого идеала перед лицом реальной жизни.
Так стоит ли вести такое существование, какое он вел до-
селе — отдаваясь всем сиюминутным соблазнам, расточая
свое время, ум и силы? Иль надо попытаться поймать вос-
ходящий поток воздуха и бросить вызов судьбе? Поко-
риться — или бороться? Принимать чужие правила иг-
ры — или выдвигать свои? Эта проблема, к постижению
которой приближался Пушкин, суть проблема самого
Провидения.
В «Скупом рыцаре» сталкиваются две концепции чело-
веческой судьбы. С одной стороны, сын — беззаботный
транжира и мот, отзывающийся только на сиюминутные
радости жизни. С другой стороны, отец — алчный, вечно в
раздумьях, вечно в подсчетах, вечно надеющийся благода-
ря своему золоту сделаться правителем мира, одержать по-
беду над судьбою, а может быть, и над самим Богом. Вот
что говорит о нем сын:
...как алжирский раб,
Как пес цепной. В нетопленой конуре
Живет, пьет воду, ест сухие корки,
Всю ночь не спит, все бегает да лает,
А золото спокойно в сундуках
Лежит себе...
Затворившись в своем подвале, старый скряга предает-
ся наслаждению особого рода. Его монолог перед сундука-
ми, набитыми золотом, — как Символ Веры:
...Что не подвластно мне? Как некий демон,
Отселе править миром я могу.
Лишь захочу — воздвигнутся чертоги;
В великолепные мои сады
Сбегутся нимфы резвою толпою;
И музы дань свою мне принесут,
И вольный Гений мне поработится,
Анри Труайя
И Добродетель и бессонный Труд
Смиренно будут ждать моей награды.»
Мне все послушно, я же — ничему;
Я выше всех желаний; я спокоен;
Я знаю мощь мою; с меня довольно
Сего сознанья.»
Пушкинский Скупой не дает повода к насмешкам, как
мольеровский. Он ужасен именно в силу того, что в основе
его страсти лежит философская идея. Чем выше громоз-
дится куча золота, тем теснее хозяин ее сближается с Бо-
гом. И вот он уже мнит себя Всемогущим. Уже гордится
тем, что в состоянии все предусмотреть и взять все под
свой контроль. Еще несколько локтей в высоту — и он дос-
тигнет вечности. Но эти несколько локтей так и останутся
непреодоленными. Скупой умрет — и знает это. Как и то,
что после его смерти все собранные им сокровища будут
пущены по ветру его беспутным сыном, который сущест-
вует на этой земле лишь затем, чтобы пить, смеяться, петь
и драться в поединках. Итак, перед нами конфликт — с
одной стороны, человек, стремящийся взять верх над судь-
бою, с другой — тот, который рад плыть по волнам об-
стоятельств. Один — алчный собиратель, другой — расто-
читель. Побеждает последний. Скупой рыцарь умирает по-
сле ожесточенной словесной перепалки — и сокровищам
его суждено распылиться по тысячам безымянных рук.
В «Моцарте и Сальери» «скупой» и «транжира» высту-
пают в ином плане. В роли Скупого выступает Сальери —
скрупулезный, размышляющий, трудолюбивый, долго и
упорно продвигавшийся к славе. Он любит свое искусство
и служит ему, подвергаясь благородным мукам творчества.
Он обладает талантом и знает это. Но также знает, что не
обладает гениальностью.
С другой стороны — Моцарт, творящий с несказанной
легкостью и как будто игнорирующий и труд, и сомнения,
не ведающий ни провалов, ни зависти. Моцарт столь чист,
столь радостен, столь беспечен, что Сальери воспринимает
все это как вызов артистической добропорядочности — по
690________
Александр Пушкин
крайней мере, в том виде, в каком понимает ее. Сальери
восторгается Моцартом — и презирает его. Он убежден,
что гениальность, дарованная Моцарту, — следствие Божь-
ей несправедливости:
...О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!
А тут как раз, легок на помине, входит Моцарт:
.„Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал voi che sapete. Чудо!
Не вытерпел, привел я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством.
Сальери приходит в бешенство, слыша звуки музыки
Моцарта, извлекаемые неумелыми пальцами из дрянной
скрипчонки, — с его точки зрения, это не что иное как по-
ругание великого. Он выставляет бедного скрипача за по-
рог. Когда же Моцарт садится за клавесин и разыгрывает
перед Сальери только что сочиненную «безделицу», Салье-
ри восклицает.
Ты с этим шел ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрыпача слепого? —
Боже! Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
Упреки, высказываемые Сальери в адрес Моцарта, стран-
ным образом напоминают те, что адресовали самому
Пушкину друзья поэта. Моцарт, как и Пушкин, не смот-
рит с обожанием на свои сочинения и не примеривает
свой образ жизни к эталону созданных им шедевров. И тот
и другой поют, когда в них возникает желание петь, и жи-
вут так, как им нравится жить. Они не размышляют о гря-
дущем. И щедро расточают сокровища своей души и серд-
ца всем четырем ветрам.
________691
Анри Труайя
...Когда же, распрощавшись, Моцарт уходит, Сальери
чувствует, как в нем вскипает ненависть. Моцарт — гений
слишком чистый, чтобы не быть опасным. Он не создан
для мира простых смертных. Более того, и артистическая-
то его полезность — вопрос весьма спорный, ибо со смер-
тью его не останется никого, кто был бы достоин наследо-
вать ему:
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падет опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нем? Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! Чем скорей, тем лучше.
И Сальери, осмеливаясь выступать от имени всех тех,
кто обладает талантом и трудолюбием, но сознает пределы
своих возможностей, от имени всех тех, кто не может
сравниться с Моцартом, решает отравить его.
Итак, в роковой для Моцарта день оба композитора
встречаются в трактире. Моцарт пасмурен: за три недели
до того к нему явился незнакомец, одетый в черное, и за-
казал «Реквием». Моцарта преследует страх смерти — слов-
но предчувствуя, что сейчас произойдет, он задает Сальери
вопрос:
..Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?
Тот отвечает:
Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.
— Он же гений, — разрешает свои сомнения Моцарт.
.А гений и злодейство —
Две вещи несовместные...
692_________
Александр Пушкин
При этих словах Сальери бросает яд в стакан Моцарта.
Не заметив ничего, Моцарт выпивает — и садится за инст-
румент:
Так слушай же, Сальери,
Мой Requiem.
При этих звуках Сальери плачет:
Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член!..
Со смертью Моцарта добропорядочные люди смогут
жить спокойно во всем своем невеличии. И никогда не уз-
нают, что этим они обязаны Сальери1.
Как и Моцарт и как сын Скупого рыцаря, персонаж
«Каменного гостя» Дон Гуан относится к породе прожига-
телей жизни. Его драма заключается в том, что он, человек
вольный и раскованный, вынужден бороться с обществом,
вооруженным целыми сундуками, набитыми законами.
Высланный из Мадрида за то, что убил в поединке Коман-
дора, Дон Гуан нарушает королевский запрет и возвраща-
ется в город в поисках новых побед. В тот же самый день
он встречает вдову Командора — Донну Анну, пришед-
шую на кладбище помолиться на могиле мужа:
Под этим черным вдовьим покрывалом
Лишь узенькую пятку я заметил.
Однако же и этого оказалось достаточно для возбужде-
ния в нем желания познакомиться. Это первый в его био- 1
1 Легенда об отравлении Моцарта сыграла пагубную роль в судьбе
творческого наследия Сальери: его произведения и по сей день испол-
няются крайне редко. Лишь в последнее время в разных странах стали
выходить научные и биографические статьи, показывающие компози-
тора, «каким он был на самом деле», а некоторые исполнители специ-
ально обращаются к его репертуару, чтобы «реабилитировать» этого
крупного мастера. (Прим, пер.)
________693
Анри Труайя________
график случай, когда на роль «жертвы» намечается вдова
убитого им в честном поединке. Стремясь к цели, он пере-
одевается монахом и отправляется на кладбище. Здесь, у
статуи своей жертвы, он заводит с Донной Анной разго-
вор. Сначала представляется человеком Божиим, потом —
влюбленным; но все же не осмеливается признаться, что
он — Дон Гуан, убийца ее супруга, и называет себя Доном
Диего.
Несчастная вдовица, поначалу повергнутая в ужас дер-
зостью незнакомца, постепенно увлекается его речами и
назначает ему свидание. Дон Гуан ликует. Эта женщина —
не такая, как другие. Ему хотелось обольстить ее — и вот
теперь обольщен он сам Может, он был не так уж не прав,
презрев все условности, все предрассудки и дав увлечь себя
силою своего инстинкта? Может, есть какой-то резон в
том, что он плывет по волнам и ветрам навстречу приклю-
чениям? Он любим Богом. И все, что он предпринимает,
ему удается с ходу. Опьяненный этим последним успехом,
Дон Гуан воображает себя всемогущим. И незаметно пе-
реходит из клана тех, кто плывет по жизни, повинуясь вет-
рам и волнам обстоятельств, в клан тех, кто, подобно Саль-
ери и Скупому рыцарю, убежден в своей возможности
управлять судьбою согласно своим личным расчетам. Он
мечтает о том, чтобы бросить вызов судьбе. Ни святотатст-
во, ни наказание, ни даже сама смерть более не пугают
его. Бравируя, Дон Гуан обращается к статуе Командора:
Я, командор, прошу тебя прийти
К твоей вдове, где завтра буду я,
И стать настороже в дверях. Что? Будешь?
На это статуя кивает головой. Дон Гуан напуган этим
знаком из потустороннего мира. Но он слишком уверен в
себе, чтобы отказаться от испытания. А главное, он любит
Донну Анну больше, чем когда-нибудь кого-нибудь любил.
И вот он является к вдове, нарушившей верность покой-
ному; смятение Донны Анны открывает путь всем его
дерзновенностям. Дон Гуан ошеломляет ее звучными сло-
694________
Александр Пушкин
вами. Он очаровывает, сводит с ума и завоевывает ее. Един-
ственное теперь средство ее защиты — восхитительная
мягкость. И вот наконец Дон Гуан открывает Анне свое
настоящее имя и сознается в убийстве Командора. Но да-
же это признание не меняет дела: околдованная молодая
женщина раскрывает влюбленному свои объятия. Дон Гу-
ан торжествует. Он чувствует себя сильнее законов, силь-
нее религий, да, пожалуй, сильнее Бога самого! Он видит
себя столь великим, что в нем рассеивается сама идея зла.
Как и Пушкин перед Натали, Дон Гуан исповедуется в
своих грехах перед Ангелом, перед Мадонной — Дон-
ной Анной, и клянется, что любовь к ней послужит его ис-
правлению:
Не правда ли — он был описан вам
Злодеем, извергом — о Донна Анна!
Молва, быть может, не совсем не права,
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так, разврата
Я долго был покорный ученик,
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.
Вас полюбя, люблю я добродетель
И в первый раз смиренно перед ней
Дрожащие колена преклоняю.
Добившись у Донны Анны прощального’ поцелуя, Дон
Гуан хочет уйти. Но путь ему преграждает статуя Коман-
дора:
Я на зов явился.
...Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Схватив своего обидчика за руку, Каменный гость увле-
кает его в тяжкие пропасти земли на вечные кары. Дон Гу-
ан умирает с именем своей последней любовницы, своей
единственной возлюбленной, на устах:
Я гибну — кончено — о Донна Анна!
«Пир во время чумы» имеет с «Каменным гостем» не-
кие общие черты. Гуляка и распутник, Дон Гуан с презре-
________695
Анри Труайя
нием относится к смерти, явившейся к нему в обличье Ка-
менного гостя; так и веселые повесы собрались за накры-
тыми столами, чтобы заглушить своим звонким смехом и
задорными песнями предсмертные стоны тех, которые
сотнями гибнут от чумы. Под заглавием у Пушкина стоит
«Из Вильсоновой трагедии «The City of the Plague»; но в
еще большей степени его вдохновил на этот sujet macabre
собственный опыт; вокруг Болдина холера выкашивала де-
ревню за деревней, и поэт ожидал, что не сегодня, так зав-
тра эпидемия придет и сюда и начнет косить его крестьян,
его слуг. Он размышляет и о собственной близкой смерти;
его преследует идея последнего вздоха, последнего хрипа.
В своем очерке о холере поэт признается: «В моем вообра-
жении холера относилась к чуме как элегия к дифирамбу...
Я поехал... как, может быть, случалось вам ехать на поеди-
нок: с досадой и большой неохотой».
Эти чувства спокойного мужества, азиатской бесша-
башности Пушкин вкладывает в уста своих персонажей:
Есть упоение в бою
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
* * *
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
Страшится смерти Скупой рыцарь, одержим мыслью о
заказавшем ему «Реквием» Черном человеке Моцарт; Дон
Гуан, нарушив кладбищенский покой, приглашает на
rendez-vous funebre статую убитого им Командора; герои
«Пира во время чумы» воспевают соблазн опасности на
696________
Александр Пушкин
пороге последнего приюта — словом, во всех четырех пье-
сах в роли главного персонажа выступает Смерть.
«Повести Белкина», написанные Пушкиным также в
Болдине, — те же «Маленькие трагедии», только в прозе.
Та же сжатость стиля. Та же узость круга персонажей.
Точно так же, как «Маленькие трагедии» можно рассмат-
ривать как «выжимки» из пятиактных трагедий, так и
«Повести Белкина» можно рассматривать как «выжимки»
романов. Стихотворные трагедии и прозаические повести
освящены одним и тем же вдохновением.
Так, в повести «Выстрел» выходят на сцену те же Мо-
царт и Сальери, только в русских военных мундирах. Вот
Сильвио — отставной гусарский офицер, знающий толк и
в выпивке, и в поединках, властный и ревнивый. Он горд
своим реноме и знает, что заслужил его всерьез и надолго.
Но вот к ним в полк поступает молодой человек богатой и
знатной фамилии.
«Отроду не встречал счастливца столь блистательно-
го! — признается Сильвио. — Вообразите себе молодость,
ум, красоту, веселость самую бешеную, храбрость самую
беспечную, громкое имя, деньги, которым не знал он сче-
та... Первенство мое поколебалось. Обольщенный моею
славою, он стал было искать моего дружества; но я принял
его холодно, и он безо всякого сожаления от меня удалил-
ся. Я его возненавидел...»
Итак, Сильвио-Сальери возненавидел этого «Моцарта в
новом жанре» и спровоцировал поединок. Но молодой че-
ловек явился к месту дуэли, держа в руке фуражку, напол-
ненную черешнями. (Как тут не вспомнить поведение са-
мого Пушкина на одном из молдавских поединков!) По
жребию ему выпало стрелять первому. «Он прицелился и
прострелил мне фуражку, — рассказывает Сильвио. —
Очередь была за мною... Он стоял под пистолетом, выбирая
из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, ко-
торые долетали до меня». Перед лицом такого презрения
своего противника к смерти у Сильвио мелькнула мысль:
что пользы лишать его жизни, когда он ею вовсе не доро-
_______697
Анри Труайя--------
жит? И опустил оружие. «Как вам угодно, — ответил тот. —
Выстрел ваш остается за вами; я всегда готов к вашим ус-
лугам».
Сильвио вышел в отставку и только и думал, что об от-
мщении. Наконец, такой повод появился — ему сообщи-
ли, что противник намерен вступить в брак с молодой и
прекрасной девушкой... «Посмотрим, так ли равнодушно
примет он смерть перед своей свадьбой, как некогда ждал
ее за черешнями!» — решил Сильвио и отправился к про-
тивнику. «Я приехал разрядить мой пистолет, — сказал
он. — Готов ли ты?»
Реакция молодого человека была отнюдь не той, что
прежде. Он любит свой дом, свою семью, покойную жизнь.
И содрогается при мысли о смерти.
Каков же вылился итог? Упоенный чувством мести,
свершившейся без кровопролития, Сильвио наконец про-
износит:
«Я доволен. Я видел твое смятение, твою робость; я за-
ставил тебя выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь
меня помнить. Предаю тебя твоей совести». И уехал, раз-
рядив пистолет в висевшую на стене картину, ранее про-
стреленную предназначенною для него пулей.
«Метель», как и «Выстрел», — панегирик вере в удачу;
эта вера очень часто вознаграждается. Случается, что пови-
новение обстоятельствам приводит к счастливому итогу.
Юная красавица Марья Гавриловна хочет выйти замуж во-
преки воле родителей за бедного прапорщика; наконец
было решено венчаться тайно — молодой человек насилу
уговорил сельского священника благословить их союз, зато
не пришлось уговаривать свидетелей; и вот в назначенное
число под покровом ночи прапорщик посылает за своею
суженой тройку, а сам отправляется в храм Божий дожи-
даться невесту; но сбивается с пути и добирается до места
только рано поутру. Церковь закрыта; венчанье сорвалось.
Наутро Марья Гавриловна (родители которой были в неве-
дении, что она отсутствовала ночью) серьезно заболевает и
в бреду кличет своего жениха. Испугавшись за ее рассудок,
698________
Александр Пушкин
родители дают согласие на брак — и что же, от прапорщи-
ка приходит «полусумасшедшее» письмо, что ноги его не
будет в их доме и что смерть остается для него единствен-
ною надеждою! Вскоре он уезжает в армию, а год был на
дворе — 1812-й. Несколько месяцев спустя он был тяжело
ранен при Бородине и скончался накануне вступления в
Москву французов. Марья Гавриловна отвергала одного
претендента за другим, пока не явился раненый гусарский
полковник Бурмин. Молодые люди полюбили друг друга, и
в один прекрасный день Бурмин признается, что хотел бы
взять ее в жены, но вот беда — он женат! «Я женат уже
четвертый год, — признается Бурмин, — и не знаю, кто
моя жена, и где она, и должен ли свидеться с нею когда-
нибудь».
А случилось вот что. Бурмин возвращался в начале 1812
года в свой полк и, заплутав в метель, поехал на огонек и
остановился у деревянной церкви; церковь была отворена.
«Сюда! Сюда!» — закричало несколько голосов. Старый
священник подошел к нему с вопросом: «Прикажете на-
чинать?» Подвернувшееся приключение показалось ветре-
ному Бурмину столь забавным, что он велел священнику
исполнить свой долг. «Нас обвенчали, — продолжил свой
рассказ Бурмин. — «Поцелуйтесь», — сказали нам. Жена
моя обратила ко мне бледное лицо свое... Она вскрикнула:
«Ай, не он! не он!» И упала без памяти. Упоенный, как он
сам потом признается, своею преступной проказой, Бур-
мин поспешил уехать с места приключения. И вот теперь
сожалеет о содеянном, потому что оно легло неодолимым
препятствием к браку с Марьей Гавриловной...
И вот негаданная-нежданная развязка:
«Боже мой, Боже мой! — сказала Марья Гавриловна. —
...так это были вы! И вы не узнаете меня?
Бурмин побледнел... и бросился к ее ногам...»
Вот так случай посодействовал двум существам, предна-
значенным друг другу, но не ведавшим о том И если Бур-
мину улыбнулось счастье, так потому только, что он дерз-
нул сыграть с судьбою наудачу.
___699
Анри Труайя
Точно так же игра наудачу, равно как и маскарад, пер-
сонажей «Барышни-крестьянки». В основе этой повести,
как и в основе «Метели», лежит quiproquo — недоразуме-
ние. Но — сперва познакомимся с ее героями. Лиза Му-
ромская — не кто иная, как прозаическое переложение
образа Татьяны Лариной. Ну как не узнать Татьяну в ни-
жеприведенном описании:
«Те из моих читателей, которые не живали в деревнях,
не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные ба-
рышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих са-
довых яблонь, они знание света и жизни почерпывают из
книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развива-
ют чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим
красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже
приключение, поездка в ближайший город полагается эпо-
хою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда
и вечное воспоминание».
Ну, а молодой герой — не напоминает ли он самого
Онегина? «Легко вообразить, какое впечатление Алексей
должен был произвести в кругу наших барышень. Он пер-
вый перед ними явился мрачным и разочарованным, пер-
вый говорил им об утраченных радостях и об увядшей сво-
ей юности; сверх того носил он черное кольцо с изображе-
нием мертвой головы. Все это было чрезвычайно ново в
той губернии. Барышни сходили по нем с ума».
Родители Лизы и Алексея в ссоре. «...Вы не бранились
еще с молодым Берестовым, а старики пускай себе дерут-
ся, коли им это весело», — комментирует ситуацию слу-
жанка и наперсница Елизаветы Настя. Разбираемая лю-
бопытством, Лиза переодевается в крестьянку и, встре-
тившись с Алексеем в лесу, чарует его своею грацией,
веселостью и умом. Романтик до мозга костей, Алексей все
более увлекается той, которую считал дочерью Василия-
кузнеца. Между тем «старики» помирились и решили со-
четать своих чад законным браком: «Ты женишься, или я
тебя прокляну, а имение, как Бог свят, продам и промо-
таю, тебе и полушки не оставлю!» Но отцовская угроза
700_______
Александр Пушкин
только разжигает в нем желание, взяв верх над родитель-
скою властью, жениться на прелестной крестьянке и жить
своими трудами. Но прежде следовало объясниться с Ли-
зой Муромской. «Он вошел... и остолбенел! Лиза... Нет, Аку-
лина... не в сарафане, а в белом утреннем наряде (non plus
еп sarafane, mais еп elegant neglige)». Как и Татьяна, за-
стигнутая Онегиным в последней сцене романа в стихах,
Лиза читает письмо от возлюбленного — но в отличие от
Татьяны не отталкивает его. Вот так все и выяснилось. Сча-
стливые родители благословляют своих детей, которых со-
единил случай.
Точно так же случай дарит счастье гусару Минскому,
когда, остановившись на почтовой станции, он примечает
прелестную дочь станционного смотрителя Дуню и увозит
с собою в Санкт-Петербург. Здесь Дуня преображается в
элегантную, обласканную, счастливую молодую даму. Без-
заботный гусар Минский, который принимает решение об
увозе Дуни в течение каких-нибудь нескольких часов раз-
мышления, вознагражден за свой безрассудный поступок
ненарушимым счастьем. Не то старик смотритель: потеря
дочери повергает его в отчаяние. Он стремится в Петер-
бург и находит свою Дуню... «Бедный смотритель! Никогда
дочь его не казалась ему столь прекрасною; он поневоле
ею любовался». При виде отца молодая дама упала в обмо-
рок. Он понял, что она навсегда потеряна для него. Как
расстанется она со всем этим пышным убранством, драго-
ценностями, уютной квартирой в ярких огнях свечей, с че-
ловеком, который не чает в ней души, — ради затерянной
где-то на семи ветрах дощатой хибары, где скандалят про-
езжие, пьянствуют ямщики, где тоска и одиночество! Нет,
не для этого Господь создал ее. Надобно оставить ее в по-
кое. И смотритель возвращается к себе на почтовую стан-
цию, где вскоре отдает Богу душу от горя и водки. Порою
на могилу к нему приежает прекрасная барыня с барчата-
ми и подолгу плачет; но при этом ничуть не сожалеет о том,
что повиновалась случаю в лице элегантного проезжего.
В этой повести Дон Гуану — Минскому является Ка-
_______701
Анри Труайя
менный гость в обличье несчастного Станционного смот-
рителя. Каменный гость требует от Дон Гуана вернуть ему
жену; Смотритель пытается требовать вернуть ему дочь.
Но в реальной действительности, в повседневной прозе, в
противоположность тому, что происходит в легендах и
стихотворных трагедиях, победу над Каменными гостями
всегда одерживают Дон Гуаны.
Впрочем, в одной из повестей «Каменных гостей» на
зов героя приходит целая толпа- Понятно, речь идет о «Гро-
бовщике». Отметим, что если история Дон Гуана трактова-
на Пушкиным в трагическом стиле, Станционного смот-
рителя — в реалистическом, то «Гробовщик» — живой,
захватывающий фарс. В ходе дружеской пирушки у са-
пожника-немца Готлиба Шульца все гости — ремесленни-
ки из окрестного квартала — пьют за здоровье своих кли-
ентов. И вот один из них крикнул гробовщику: «Пей, ба-
тюшка, за здоровье своих мертвецов!» На это пьяный и
сердитый гробовщик, вернувшись домой, заявляет: «А со-
зову-ка я тех, на которых работаю: мертвецов православ-
ных!» И что же? На следующую же ночь вся клиентура
явилась к нему! «Комната полна была мертвецами... покой-
ницы в чепцах и лентах, мертвецы чиновные в мундирах,
но с бородами небритыми, купцы в праздничных кафта-
нах». Праздник начался — и гробовщику, которого со
страху прошиб холодный пот, ничего не остается как во-
время проснуться и отряхнуть с себя весь этот кошмар,
чтобы самому избежать судьбы своей клиентуры... Источ-
ником вдохновения при написании этой безделицы Пуш-
кину послужила лавочка гробовщика, находившаяся как
раз напротив дома Гончаровых.
Любовь, смерть, случай — таковы общие поводы для со-
чинения этих повестей в прозе и трагедий в стихах. Но по-
вести выдержаны в забавном тоне и гарантируют счастли-
вый итог. В предисловии «От издателя» Пушкин представ-
ляет эти повести как творения «покойного Ивана Петровича
Белкина, бывшего моего искреннего друга и соседа по по-
местьям»; истории эти, как сказывал сам Иван Петрович,
702________
Александр Пушкин
«большей частью справедливы и слышаны им от разных
особ»: так, «Смотритель» рассказан был ему титулярным
советником А.Г.Н., «Выстрел» — подполковником И.Л.П.,
«Гробовщик» — приказчиком Б.В., «Метель» и «Барыш-
ня» — девицею К.И.Т. Отсюда и различие тона, впрочем,
едва заметное, но тем не менее придающее всему ансамб-
лю шарм
Пушкин уже одарил Россию новою поэзией, теперь же
он открывал «Повестями Белкина» путь прозаикам буду-
щих поколений. Проза Пушкина отличается еще большей
живостью и сдержанностью, нежели его поэзия. Короткие,
нервические фразы. Нарочито скудный лексикон. Синтак-
сис, простота которого бросается в глаза. Быстрый ритм
повествования обеспечивается за счет разумного подбора
глаголов. Пушкин отдает предпочтение глаголу перед
эпитетом Динамичны даже описания, исполнены дейст-
вия даже объяснения. История развивается под своим сло-
весным покровом, двигаясь вперед скачками. То тут, то
там явятся прилагательное, метафора, деталь, которые
приобретают в этом единстве почти что галлюцинирую-
щее значение:
«...Окрестность исчезла во мгле мутной и желтоватой,
сквозь которую летели белые хлопья снегу...» («Метель».)
«Луна сквозь окна освещала... желтые и синие лица, вва-
лившиеся рты, мутные, полузакрытые глаза и высунувшие-
ся носы...» («Гробовщик».)
«Вижу, как теперь, самого хозяина, человека лет пяти-
десяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сюртук
с тремя медалями на полинялых лентах». («Станционный
смотритель».)
В этих расторопных рассказах характер персонажей
обозначен столь же лаконично, как и их костюмы или ли-
ца. Пушкин не пускается в «объяснения» своих героев, ос-
тавляя эту заботу течению событий. Вот, к примеру: Мин-
ский сует своему «Каменному гостю» — Станционному
смотрителю несколько ассигнаций в качестве платы за его
несчастье. Реакция бедного отца в первые мгновения ис-
_______703
Анри Труайя
полнена гордости: «Слезы опять навернулись на глазах его,
слезы негодования! Он сжал бумажки в комок, бросил их
на земь, притоптал каблуком и пошел...» Надолго ли хвати-
ло ему этой гордыни? Нет, в нем возобладал прежний,
смиренный смотритель, который к тому же знает цену ка-
ждой копейке. Прошло несколько мгновений, и он уже
сожалеет об этом слишком барственном для человека его
положения поступке. Но Пушкин не спешит разъяснять
все это читателю; он просто продолжает повествование:
«Отошед несколько шагов, он остановился, подумал... и во-
ротился... Но ассигнаций уже не было. Хорошо одетый мо-
лодой человек, увидя его, подбежал к извозчику, сел по-
спешно и закричал: «Пошел!..»
Этот отрывок — превосходный образчик пушкинской
психологии. Душа действующего лица раскрывается благо-
даря его действиям. Посредством нескольких жестов, не-
скольких тщательно подобранных элементов декора нам
является самое потаенное из его сущности. «Повести Бел-
кина», и в особенности «Станционный смотритель» со
своим ничем не примечательным, недалеким персонажем,
вызывающим к себе жалость, предвосхищают повести Го-
голя, населенные мелкими оборванными чиновниками,
скорбные романы Достоевского, разочарованные идиллии
Тургенева и всю будущую русскую литературу.
«Под моим именем (публиковать) нельзя будет, ибо
Булгарин заругает», — писал Пушкин Плетневу 9 декабря
1830 года. Но анонимность не спасла Пушкина. «Северная
пчела» распознала под маскою «покойного Ивана Петро-
вича Белкина» своего злейшего врага. В номере «Пчелки»
от 10 ноября 1831 года к объявлению о продаже «Повес-
тей» у Смирдина было сделано двусмысленное добавление:
«В сей книжке помещены шесть анекдотцев, рассказан-
ных весьма приятно, языком правильным и слогом жи-
вым... Прочтешь точно так, как съешь конфект (конфе-
ту. — С.Л.), — и забыл». А в номере от 18 декабря того же
года Фаддей Булгарин замечает по поводу «Повестей» —
мол, нет в них главного: вымысла и основной идеи... Увы, в
704________
Александр Пушкин
этом случае публика разделила мнение Булгарина. Слог
«Повестей» показался излишне простым для читателей,
вскормленных на упадочническом классицизме или не-
мецком романтизме. Нет, все здесь слишком ясно, слиш-
ком обнажено, слишком высказано... Нет, это никак не на-
зовешь искусством!
Потребовалось почти полвека, чтобы эта квинтэссенция
мыслей и образов стала рассматриваться не как признак
бедности, но как затаенное богатство. «Давно ли вы читали
прозу Пушкина?» — задал вопрос Толстой в 1874 году.
И советовал перечитать «Повести Белкина» — по его мне-
нию, нужно, чтобы каждый писатель глубинно изучил их.
...Когда повести увидели свет, кто-то спросил Пушкина:
— Кто этот Белкин?
— Кто бы он ни был, а писать вот так и надо — просто,
коротко, ясно, — ответил, смеясь, Пушкин.
* * *
Трудясь в Болдине над «Повестями Белкина», «Малень-
кими трагедиями» и последними песнями «Евгения Оне-
гина», Пушкин сочинил также «около 30 мелких стихо-
творений», а также «повесть, писанную октавами (стихов
400)». Эта повесть называется «Домик в Коломне».
Вдова и дочь ее нанимают кухарку. Правда, толку в ней
оказалось мало:
...То пережарит, то с посудой полку
Уронит; вечно все пересолит,
Шить сядет — не умеет взять иголку...
И вот в один воскресный день мать с дочерью отправи-
лись к обедне; кухарка же Мавруша под предлогом болез-
ни осталась дома. Заподозрив неладное —
Не вздумала ль она нас обокрасть
Да улизнуть? —
старушка-вдова спешно возвращается домой. И что же ви-
Дит?
_______705
Анри Труайя
Пред зеркальцем Параши, чинно сидя,
Кухарка брилась...
Таков сюжет «Домика в Коломне», который восприни-
мается как эхо «Повестей Белкина». Благодаря выбору
скромных и забавных героев, нарочитой банальности сю-
жета, накоплению множества реалистических деталей
«Домик в Коломне» воспринимается как смелая попытка
расширить круг поэтических вдохновений. Эта поэма —
решительный шаг, tour de force, имеющий целью доказать,
что любой сюжет достоин того, чтобы превратить его в
произведение искусства —
...хороводец
Старушек муз уж не прельщает нас,
И табор свой с классических вершинок
Перенесли мы на толкучий рынок.
Однако же еще в большей степени, чем в прозаических
и стихотворных повестях и даже чем в «Маленьких траге-
диях» и «Евгении Онегине», мысли Пушкина следует оты-
скивать в его болдинских лирических стихотворениях. Все
болдинские сочинения объединены одним «состоянием
души». Единство места и времени обеспечили и единство
вдохновения. Лирические стихотворения — своего рода
интимный дневник поэта, переложенный в ритмические
строки. В них, чередуясь, отразились заботы и надежды по-
эта. Неизменно приходят к нему мысли о смерти, о любви,
и эту исповедь окрашивает чувство тоски.
Незадолго до бракосочетания с Натальей Гончаровой
на поэта нахлынули воспоминания о женщинах, которых
он когда-то любил. О, каким очарованием исполнены эти
неуловимые создания! Сколь дороже они теперь стали ему
тем, что их нет больше рядом и они не смогут разочаро-
вать его заурядным словом или жестом!
Амалия Ризнич... Красивая молодая женщина, предмет
его страсти в Одессе... Высланная ревнивым супругом в
Италию, она скончалась там от чахотки, лишенная средств
и друзей... И Пушкин, готовый вот-вот заключить в объя-
706________
Александр Пушкин
тья живую, во плоти и крови, Наталью Гончарову, посвя-
щает тени усопшей Амалии свои самые чудесные строки:
Д ля берегов отчизны дальной
Ты покидала край чужой;
В час незабвенный, в час печальной
Я долго плакал пред тобой.
Мои хладеющие руки
Тебя старались удержать;
Томленья страшного разлуки
Мой стон молил не прерывать.
И — в конце стихотворения:
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой —
И с ними поцелуй свиданья...
Но жду его; он за тобой...
К «Возлюбленной тени» обращено и стихотворение
«Заклинание»:
Явись, возлюбленная тень,
Как ты была перед разлукой,
Бледна, хладна, как зимний день,
Искажена последней мукой...
...Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей, чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба;
Не для того, что иногда
Сомненьем мучусь». Но тоскуя
Хочу сказать, что все люблю я.
Что все я твой. Сюда, сюда!
Возвращаясь к поэту в Болдино, образы былых возлюб-
ленных заслоняют от него Натали. Только письмо из Мо-
сквы могло бы возвратить поэта в реальную жизнь. Но эту
жизнь поэт видит отнюдь не в мажорных тонах:
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино, — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
________707
Анри Труайя----------
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать,
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И, может быть, — на мой закат печальной
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Нет, Пушкин вовсе не питает иллюзий, думая о пред-
стоящем браке. Он не уверен, что любовь его принадлежит
исключительно Натали. И догадывается, что Натали его ни
чуточки не любит. Но надеется, что она мало-помалу к не-
му привыкнет, что рядом с нею он сможет работать в ми-
ре и спокойствии и что хотя бы на закате жизни она его
наконец поймет. Все, чего он желает, — немного покою,
немного нежности посреди бесконечных усталостей, хло-
пот, провалов и угрызений. Утешением в этом ему послу-
жит творчество. Радость творчества — единственная его
несомненная радость.
Так почему же он так страстно желал этого союза, от
которого ждал лишь самых крох вознаграждения? Брак до
сих пор не заключен, еще не поздно отступиться. Но Пуш-
кин ощущает в своем сердце некую мрачную потребность.
Он чувствует себя во власти некоей воли, которая сильнее
его собственной. И должен идти навстречу тому, что, как
ему ведомо, станет для него несчастьем. Эта мысль трево-
жит его даже ночью. Не спится! Пушкин вскакивает со
своей лежанки... Слышит скрип старого деревянного сруба,
завывание ветра, ритмичный ход часов, отсчитывающих
время. Жуткое ощущение, сжимающее средце. Но — вот
рядом бумага, карандаши. И на бумагу ложатся строки:
Мне не спится, нет огня.
Всюду мрак и сон докучной.
Ход часов лишь однозвучной
Раздается близ меня.
Александр Пушкин
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня —
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучной шепот?
Укоризна или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу...
(Вариант: Темный твой язык учу...)
Или застигает Пушкина в чистом поле метель — хле-
щут белые и синие снежные вихри, и вот уже Пушкин
мнит себя осаждаемым ордою бесов. Грядущая жизнь ви-
дится ему посреди круговорота уродливых лиц, искривлен-
ных пальцев, жутких голосов:
Кони снова понеслися,
Колокольчик: динь-динь-динь...
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
...Сколько их! Куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
..Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...
Он знает — этих бесов он встретит в Москве, и они
благословят его брак с прекрасной ведьмой — jolie sorciere
Натали. Сколько ожидает его злословья, споров, разочаро-
ваний! Недруги в салонах, недоброжелатели из круга род-
ни и, главное, из числа пишущей братии, в первую очередь
Фаддей Булгарин! Этот последний поставил Пушкину в уп-
рек его африканское происхождение да еще хочет объеди-
нить против него всю придворную шатию! Ну, а откуда
________709
Анри Труайя
происходят все эти высокопоставленные персоны, надутые
спесью и набитые глупостью? И Пушкин смело отвеча-
ет им:
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов1,
И не был беглым он солдатом
Австрийских пудреных дружин;
Так мне ли быть аристократом?
Я, слава Богу, мещанин.
Но и этого стихотворения Пушкину показалось недос-
таточно для выхода накопившегося гнева. Горя негодова-
нием, он дает отповедь своим недоброжелателям еще и в
прозе:
«Род мой один из самых старинных дворянских, — пи-
шет он. — ...Если быть старинным дворянином значит под-
ражать английскому поэту (Байрону. — А.Т.), то сие подра-
жание весьма невольное. Но что есть общего между при-
вязанностью лорда к своим феодальным преимуществам и
бескорыстным уважением к мертвым прадедам, коих ми-
нувшая знаменитость не может доставить нам ни чинов,
ни покровительства? Ибо ныне знать нашу большею час-
тию составляют роды новые, получившие существование
свое уже при императорах.
Но от кого бы я ни происходил — от разночинцев, вы-
шедших во дворяне, или от исторического боярского рода, 1
1 «Не торговал мой дед блинами» — намек на могущественного
временщика Петра I и Екатерины I, князя А.Д. Меншикова, который,
по преданию, в молодости торговал в Москве пирогами. «В князья не
прыгал из хохлов» — намек на секретаря Екатерины II, князя А А.. Без-
бородко, украинца по происхождению. «Не пел с придворными дьячка-
ми» — намек на любовника (позднее — негласного мужа) императри-
цы Елизаветы, графа А.Г. Разумовского, бывшего в молодости пастухом,
потом придворным певчим. «Не ваксил царских сапогов» — намек на
фаворита Павла I И.П. Кутайсова, который сначала был царским ка-
мердинером, а затем достиг высших государственных должностей.
710________
Александр Пушкин
одного из самых старинных русских родов, от предков, ко-
их имя встречается почти на каждой странице истории
нашей, образ мнений моих от этого никак бы не зависел;
и хоть нигде доныне я его не обнаруживал и никому до
него нужды нет, но отказываться от него я ничуть не на-
мерен.
Каков бы ни был образ моих мыслей, никогда не разде-
лял я с кем бы то ни было демократической ненависти к
дворянству. Оно всегда казалось мне необходимым и есте-
ственным сословием великого образованного народа Смот-
ря около себя и читая старые наши летописи, я сожалел,
видя, как древние дворянские роды уничтожились, как ос-
тальные упадают и исчезают, как новые фамилии, новые
исторические имена, заступив место прежних, уже пада-
ют, ничем не огражденные, и как имя дворянина, час от
часу более униженное, стало наконец в притчу и посмея-
ние разночинцам, вышедшим во дворяне, и даже досужим
балагурам!
Образованный француз иль англичанин дорожит стро-
кою старого летописца, в которой упомянуто имя его
предка, честного рыцаря, падшего в такой-то битве или в
таком-то году возвратившегося из Палестины, но калмыки
не имеют ни дворянства, ни истории. Дикость, подлость и
невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред
одним настоящим. И у нас иной потомок Рюрика более
дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей
своего дома, т. е. историей отечества И это ставите вы ему
в достоинство! Конечно, есть достоинства выше знатности
рода, именно: достоинство личное, но я видел родословную
Суворова, писанную им самим; Суворов не презирал сво-
им дворянским происхождением».
Пушкин сознавал, что стихотворение «Моя родослов-
ная», как и прозаическая статья о том же, стяжают ему
немало противников. Но как же быть? Проглотить обиду,
оставив ее без ответа? Нет, это невозможно! Да хоть будь
он один против тысячи, он выйдет с открытым забралом
_______711
Анри Труайя
против этого сонмища придворных, шпионов и плагиато-
ров! Но, Боже, как он устал! Как бы хотел он иметь воз-
можность спокойно трудиться подальше от критиков и
всех тех ревнивцев, которые отравляют ему существова-
ние! Не любви просит он, но покоя, одиночества, необхо-
димого для прилежного творчества... Годы спустя он пове-
дает обо всем этом в стихотворении, посвященном жене;
эти исполненные тоски строки звучат как смиренная мо-
литва:
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит,
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, — а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить... и глядь, как раз умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля,
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег1.
Не в Москве, не подле Натали находилась эта обитель
дальняя трудов и чистых нег. И все-таки он надеялся об-
рести ее там, против всякой очевидности. Настало время
задуматься о будущем. В Болдине, в продолжение этих не-
скольких недель дождей и снега, он составил свой поэтиче-
ский завет. Он слагал эти стихи и эту прозу, будто хотел
высказаться, как тот, кто знает, что его смерть близка. Ему
требовалось перенести на бумагу весь обильный урожай
воспоминаний. Необходимо было, чтобы свидетельство
всему, чем он имел место быть — ребенком, отроком, лю-
бовником, изгнанником, — уложилось в строчки на пороге
его новой жизни. Ныне эта исповедь доставила ему облег-
чение. Ныне он может становиться другим. Женатым че-
ловеком, главою семейства. Он, Пушкин, — и вдруг с же-
ною, детьми... Возможно ль? 1
1 Написано, вероятно, в 1834 г., когда поэт пытался подать в от-
ставку и поселиться в деревне. (Прим, пер.)
712________
Александр Пушкин
Глава 4
LA MARIAGE
5 декабря 1830 года Пушкин, благополучно миновав
все карантины, прибыл в Москву и тут же отправился к
Гончаровым. Увы! Ни мадам Гончарова, ни Натали не из-
менились в его отсутствие. Мамаша по-прежнему остава-
лась подозрительной, злословящей, алчной и упрямой; ее
дражайшая дщерь столь же прекрасной и столь же холод-
ной, как и прежде. С первого же шага Пушкин вновь оку-
нулся в знакомую атмосферу ссор, инсинуаций и хрупких
примирений. Все это пахло слезами, мелиссовой водой,
тряпками и ладаном. Мадам Гончарова водила молодую
чету из церкви в церковь, чтобы снискать на милые голо-
вушки благодать всех московских святых. Она испускала
душераздирающие всхлипы перед витринами модных ла-
вок и все подсчитывала, подсчитывала, подсчитывала с пол-
ными слез глазами. И Пушкин терял терпение: «Нашел
тещу, озлобленную на меня, и насилу с ней сладил — но,
слава Богу — сладил», — пишет он Плетневу в письме от
9 декабря.
И Алексееву — 26 числа того же месяца:
«Я оброс бакенбардами, остригся под гребешок — ос-
тепенился, обрюзг — но это еще ничего — я сговорен, ду-
ша моя, сговорен и женюсь! и непременно дам тебе
знать, что такое женатая жизнь».
На второй половине листа — по согласованию с
Пушкиным (выделено Анри Труайя) — приписка рукою
С.Д Киселева (того самого, которого Пушкин когда-то
изобразил образцовым котом-семьянином): «Пушкин же-
нится на Ганчеровой (sic! — С.Л.); между нами сказать, на
бездушной красавице, и мне сдается, что он бы с удоволь-
ствием заключил отступной трактат».
Да и самого поэта идея женитьбы соблазняла все ме-
нее. «Более всего меня интересует сейчас то, что происхо-
_______713
Анри Труайя
дит в Европе», — пишет он Елизавете Хитрово 11 декабря
1830 г.
И в самом деле, Пушкин предпочитал распри народов
распрям с мадам Гончаровой. В частности, он лихорадочно
следил за революционными событиями во Франции, вос-
хищался дерзновением молодых депутатов и желал демо-
крату Луи-Филиппу не сделаться «королем-чурбаном». Но
что значили все эти политические выкрутасы в далекой
Франции по сравнению с волнениями в соседней Польше?
В ночь на 17 ноября арсенал в Варшаве был разграблен
мятежниками, и Вел. кн. Константин Павлович спешно бе-
жал из польской столицы, ощетинившейся баррикадами.
Польские националисты подняли меч на Великую Россию.
Восточная Европа приняла сторону мятежных патриотов.
Да и в самой России многочисленные либералы желали
победы этой стране, низведенной до ранга колонии, — ее
гордость и мужество делали ее достойной иной судьбы. Но
Пушкин видел в польском мятеже не более чем междо-
усобный спор, который в интересах обеих сторон надле-
жало погасить, и чем раньше, тем лучше. По его мнению,
Польша не могла существовать вне Российской империи.
Польское национальное чувство должно быть основано на
русском национальном чувстве. Вот что он пишет г-же
Хитрово (оригиналы по-французски):
«Какой год! Какие события! Известие о польском вос-
стании меня совершенно потрясло... Мы можем только
жалеть поляков. Мы слишком сильны для того, чтобы не-
навидеть их, начинающаяся война будет войной до ис-
требления — или, по крайней мере, должна быть тако-
вой. Любовь к отечеству в душе поляка всегда была чув-
ством безнадежно-мрачным (funebre)». (Письмо от 9 де-
кабря 1830 г.)
«Вопрос о Польше решается легко. Ее может спасти
лишь чудо, а чудес не бывает... Совершенно излишне воз-
буждать русских против Польши. Наше мнение вполне
определилось 18 лет тому назад...
714_______
Александр Пушкин
Французы почти перестали меня интересовать. Рево-
люция должна бы уже быть окончена, а ежедневно броса-
ются новые ее семена. Их король с зонтиком под мыш-
кой чересчур уж мещанин. (Est par trop bourgeois)». (Пись-
мо от 21 января 1831 г.)
Пушкин видел в польских событиях прелюдию к миро-
вой войне и был захвачен мыслью, что эта катастрофа от-
срочит его женитьбу или вовсе отменит ее. Он даже поду-
мывал о том, чтобы, пользуясь случаем, записаться в ар-
мию. Нащокин его отговаривал, а Пушкин в ответ напевал:
Не женися, добрый молодец,
На те деньги ты купи коня.
К тому же поэту снова пришла на память предсказа-
тельница, нагадавшая ему смерть от белого человека. «Есть
среди поляков некий Вейскопф (белая голова) — конечно,
он убьет меня; вот так и сбудется предсказание гадалки».
Поэт настолько не чувствовал себя единым целым с На-
тали, что даже не пожелал встречать Новый год с нею вме-
сте. Он предпочел отправиться к цыганам, где упивался ви-
ном и наслаждался цыганскими песнями, то такими радо-
стными, то такими горестными. «Новый год я встретил с
цыганами и с Танюшей, настоящей Татьяной-пьяной», —
писал поэт Вяземскому.
...Не знал еще поэт, наслаждаясь жизнью в обществе
Татьяны-пьяной, что совсем скоро его ждет глубокое горе:
14 (26) января 1831 года умирает Дельвиг. Эта смерть ка-
жется поэту столь несправедливою, столько чудовищною,
столь глупою, что он видит в этом знак судьбы и для само-
го себя. Исчезает последний отблеск юности. Богу было
угодно, чтобы он остался один на один с тем несчастьем,
которое было ему предначертано. Один, без свидетелей,
без наперсников, без каких бы то ни было союзников.
«...Никто на свете не был мне ближе Дельвига, — пи-
шет он Плетневу. — Изо всех связей детства он один ос-
тавался на виду — около него собиралась наша бедная
_______715
Анри Труайя
кучка. Без него мы точно осиротели. Сосчитай по паль-
цам: сколько нас? Ты, я, Баратынский, вот и все».
Нет, не Натали суждено было заменить Пушкину Дель-
вига. Натали вообще ничего не была в состоянии заменить,
ничего понять, ничего выразить1; а между тем Пушкин
как никогда нуждался в помощи и в утешении. Первый
месяц 1831 года принес ему только огорчения: смерть
Дельвига, неуспех «Бориса Годунова», против которого
ополчилась вся пресса. Да, конечно, он предвидел этот
бунт тупиц и завистников; и все же ему было тяжко чи-
тать, что его сочинение, оказывается, «устарело и близору-
ко», что интереса к нему никакого, что «Борис» представ-
лял собою ошибочную концепцию исторической и роман-
тической драмы... В № 1 за 1831 год «Северный Меркурий»
выпустил в свет такие вот стишки:
И Пушкин стал нам скучен,
И Пушкин надоел:
И стих его не звучен,
И гений охладел.
«Бориса Годунова»
Он выпустил в народ:
Убогая обнова —
Увы! на Новый год!
«(...) Пишут мне, что «Борис» мой имеет большой ус-
пех: Странная вещь, непонятная вещь! по крайней мере я
того никак не ожидал, — пишет Пушкин Плетневу 7 ян-
варя 1831 года из Москвы в Петербург. — Как бы то ни
было, я успеха трагедии моей у вас не понимаю. В Москве
то ли дело? здесь жалеют о том, что я совсем, совсем
упал; что моя трагедия подражание «Кромвелю» Виктора
Гюго; что стихи без рифм не стихи; что Самозванец не
должен был так неосторожно открыть тайну свою Ма- 1
1 Напомним, что резко негативное отношение к Наталье Гончаро-
вой сохранялось как общая тенденция вплоть до середины 1970-х гг.;
иные держатся отрицательного о ней мнения и по сей день... (Прим,
пер.)
716_________
Александр Пушкин
рине, что это с его стороны очень ветрено и неблагора-
зумно — и тому подобные глубокие критические замеча-
ния...»
Между тем мировая война все не наступала, небо ни-
как не хотело обрушиваться на землю, и Пушкин не осме-
ливался, да и не желал разрывать свою помолвку — он
слишком глубоко завяз, чтобы можно было отступить без
весомого предлога. Потребовался бы огонь войны, приро-
ды ужас — мор или очистительный пожар, чтобы оправ-
дать его побег. Но сражается он только с «акулами пера»,
оплакивает только смерть близкого друга и может жало-
ваться только по поводу неуспеха своей трагедии.
Мадам Гончарова назначила дату венчания на 18 февра-
ля1. Что ж, да будет так! Но денег все равно не хватало.
Пушкин умоляет Плетнева наскрести ему денег — тыс-
чонку там, пару тысчонок здесь; там — гонорар за поэму,
здесь — за стихотворение. Пушкин спешит продать стихи,
поэмы, чтобы купить яркие ленты своей невесте.
«Деньги, деньги: вот главное, пришли мне денег. И я
скажу тебе спасибо», — пишет он Плетневу 13 января.
Пушкин перерывает все свои выдвижные ящички, пе-
ретряхивает бумаги, умоляет, калькулирует, набрасывает
на бумагу цифири... По его собственным подсчетам он —
человек богатый. А вот по подсчетам г-жи Гончаровой и
Натальиных теток — шантрапа с пустыми карманами.
Пушкин сознается: здесь, в Москве, ему приходится жить
не как хочется, но как того хотят невестины тетки. Племя
теток под водительством мадам Гончаровой постановило,
что le trousseau должно составлять никак не менее 11—12
тысяч рублей. У Пушкина это не укладывается в голове.
Одиннадцать-двенадцать тысяч... Да это же целое состоя-
ние! Да можно ли выбросить столько денег на финтиф-
люшки! Госпожа Гончарова удивляется, с чего это он так 1
1 Последний день перед семинедельным Великим постом в том го-
ду, когда не игрались свадьбы, не шли спектакли, не устраивались балы
и т. п. (Прим. пер.)
________717
Анри Труайя
негодует; явно волнуется по этому поводу и Натали. При-
ходится отступить. Пушкин закладывает 200 душ, пожало-
ванных ему отцом, за 38 тысяч; из них 11 тысяч ушло бу-
дущей теще на приданое невесте, 10 тысяч — Нащокину,
попавшему в сложное материальное положение, и остава-
лось еще 17 тысяч на обзаведение хозяйством. Получив от
будущего зятя требуемое, мадам Гончарова очертя голову
пустилась разбрасывать их по ветру: она носилась от моди-
стки к модистке, от парфюмера к парфюмеру, от сапож-
ника к сапожнику, лихорадочно щупая ткани, кружева и
мягкие кожи, заказывала, торговала и швыряла, швыряла,
швыряла деньги, которые ее зятю еще предстояло отрабо-
тать своими стихами. Неудивительно, что 11 тысяч быстро
разлетелись как одна копейка. И надо ли говорить, что ма-
дам Гончарова воспользовалась моментом, чтобы попол-
нить собственный гардероб — и вот уже будущая теща ос-
тается ни с чем, и вздыхает, и усердно молится в своей до-
машней молельне.
«Теперь понимаешь ли, что значит приданое и отчего
я сердился? Взять жену без состояния — я в состоянии,
но входить в долги для ее тряпок — я не в состоянии. Но
я упрям и должен был настоять по крайней мере на
свадьбе. Делать нечего: придется печатать мои повес-
ти», — писал Пушкин Плетневу в первой половине фев-
раля 1831 года.
...Итак, до венчания оставалось около недели. Натали
счастлива, улыбчива и очаровательна как никогда. Роди-
тельница же ее развила такую активность, как будто сама
идет под венец. Последние склоки с будущим зятем в по-
пытках добиться от него большей готовности к благочес-
тию, а по возможности, и к материальным тратам. Она,
как и прежде, удручала его моральными рекомендациями
и финансовыми требованиями.
— Не забывайте, что вы вступаете в мое семейство! —
говорила она Пушкину.
718_______
Александр Пушкин
— Это дело вашей дочери — я на ней хочу жениться, а
не на вас, — отвечал тот1.
За неделю до венчания, 10 февраля 1831 г., он пишет
Кривцову:
«Женат — или почти. Все, что бы ты мог сказать
мне в пользу холостой жизни и чгротиву женитьбы, все
уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и
невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя
прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как
обыкновенно живут. Счастья мне не было. 11 nest de
bonheur que dans les voies communes1 2'. Мне за 30 лет.
В тридцать лет люди обыкновенно женятся — я посту-
паю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться.
К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарова-
ния. Будущность является мне не в розах, но в строгой
наготе своей. Торести не удивят меня: они входят в мои
домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожидан-
ностию.
У меня сегодня spleen — прерываю письмо мое, чтоб
тебе не передать моей тоски; тебе и своей довольно. Пи-
ши мне на Арбат в дом Хитровой».
Какой же вывод из этого тоскливого письма? Осталась
в прошлом яркая вспышка любви к Мадонне. И вот те-
перь, когда этот пламень угас, Пушкин оказался холоден и
печален перед лицом обещанной ему судьбою женщины.
Он женится, по собственному признанию, «без упоения»,
он «поступает как люди». Более того, горести входят в его
домашние расчеты... И это предвидение, это разочарование
возрастают в нем ото дня ко дню. За два дня до женитьбы
он встречается в доме Нащокина с цыганкой Таней Демь-
яновой.
«Раз вечером... зашла я к Нащокину с Ольгой, — вспо-
минала Татьяна много лет спустя. — Не успели мы и по-
1 Записано П.В. Анненковым со слов Натальи Николаевны.
2 Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах (фр.).
_______719
Анри Труайя
здороваться, как под крыльцо сани подкатили и зашел
Пушкин... Сел и задумался, да так, будто тяжело, голову на
руки опер, глядит на меня: «Спой, говорит, Таня, мне что-
нибудь на счастье; слышала, может быть, я женюсь».
Принесли гитару; Татьяна, которая сама была в этот ве-
чер невесела, запела грустную свадебную песню. «Запела и
спохватилась, что это не к добру... Как вдруг слышу, громко
зарыдал Пушкин. Подняла я глаза, а он рукой за голову
схватился, как ребенок плачет.
Кинулся к нему Павел Воинович: «Что с тобой, что с то-
бой, Пушкин?» — «Ах, говорит, эта ее песня мне всю
внутрь перевернула, она мне не радость, а большую поте-
рю предвещает!»
Накануне свадьбы Пушкин устроил у себя, в доме на
Арбате, мальчишник — вечер прощания с холостою жиз-
нью. На обеде присутствовали человек двенадцать1 — и все
были готовы шутить, смеяться, подымать заздравные ста-
каны, как полагается по такому случаю. Однако устроитель
вечеринки был до того необыкновенно грустен, что гостям
его было даже неловко открывать рты. Пушкин прочел со-
бравшимся несколько стихов в знак прощания с молодо-
стью; однако при взгляде на него можно было бы сказать,
что не с холостяцкою жизнью собирался он распрощаться,
но с жизнью вообще, что не накануне женитьбы был он,
но на пороге смерти. Что не стихи читает он, но объявляет
последнюю волю, произносит последнее слово. А завтра
его существование окончится. Смущенные слушатели пе-
реглядывались между собою, покачивая головами. Когда
же гости разошлись, Пушкин с нахмуренным лбом и ком-
ком в горле уехал к невесте.
На следующий день, 18 февраля 1831 года, в церкви 1
1 В числе присутствовавших были Е.А. Баратынский, П.А. Вязем-
ский, Д.В. Давыдов, А.А. Елагин, И.В. Киреевский, П.В. Нащокин,
Н.М. Языков, А.С. Пушкин, возможно, А.Н. Верстовский; заезжал по-
здравить М.П. Погодин. Стихи, которые поэт читал на мальчишнике,
до нас не дошли.
720________
Александр Пушкин
Вознесения Господня1 у Никитских ворот состоялось вен-
чание Александра Сергеевича Пушкина и Натальи Нико-
лаевны Гончаровой. Утром в самый день свадьбы мадам
Гончарова присылает к своему будущему зятю гонца —
сказать ему, что надо еще отложить, что у нее нет денег на
найм кареты или на что-то другое. Пушкин опять послал
денег — ему не хотелось позориться. Ему хотелось быть
счастливым — хотя бы в этот день!
Венчание происходило в, мягко говоря, необычной об-
становке. Стоявшие у входа в храм полицейские тщатель-
но проверяли приглашения на свадебную церемонию, ре-
гулировали прибытие и отъезд экипажей. Многочисленная
элегантная публика, охочая до сплетен и злословья, запол-
няла церковь. Шепот восхищения разнесся по толпе, когда
в пахнущее ладаном, наполненное отражающимися в зо-
лоте икон трепещущими огоньками свечей пространство
вступила Натали. Церковный хор пел, точно хор небесных
ангелов. Скользя по ковру, плыла невеста — такая воздуш-
ная, такая белая, такая прелестная, что Пушкин был воис-
тину взволнован. Счастливый новобрачный улыбался, скаля
свои большие белые зубы, и старался вытянуться, так как
невеста была заметно выше его ростом Над головами бра-
чующихся свидетели держали драгоценные венцы1 2; важ-
ный бородатый священник3 произносил слова обета, кото-
рый соединял влюбленных навсегда. Приглашенные впол-
1 Существующий ныне храм у Никитских ворот получил название
Большого Вознесения лишь в 1840-е гг. В феврале 1831 г. еще продол-
жалось строительство подкупольной части, однако сохранялась и старая
церковь Вознесения в Сторожах, снесенная в конце 1831 г.; в связи с
этим бытовали разные мнения, около какого же алтаря венчался Пуш-
кин. По мнению одного из знатоков истории Москвы, В.С. Попова, вен-
чание происходило в старом храме; однако, согласно записи П.И. Бар-
тенева со слов присутствовавшей на церемонии Е.А. Долгоруковой,
торжество состоялось «в приходе невесты, у Большого Вознесения».
Свой нынешний вид ансамбль у Никитских ворот приобрел в 2003—
2004 гг. с постройкой высотной ампирной колокольни. (Прим, пер.)
2 Находятся в Оружейной палате Московского Кремля.
3 Протоиерей Иосиф Михайлов. (Прим, пер.)
________721
Анри Труайя
голоса обсуждали между собою происходящее, толкуя о
цене туалетов и последствиях сего экстравагантного союза.
И вдруг, во время обмена кольцами, одно из них упало на
пол. Когда молодые шли кругом, с аналоя упали крест и
Евангелие, потом у Пушкина потухла свеча. По воспоми-
наниям очевидцев, Пушкин сказал при выходе из церкви:
«Tous les mauvaises augures!» (Все — дурные предзнамено-
вания!)
Молодая чета въехала в нанятую Пушкиным еще 23 ян-
варя квартиру на Арбате, в доме чиновника Никанора
Хитрово. Она располагалась на втором этаже и состояла из
пяти комнат; щегольская уютная гостиная была оклеена
диковинными обоями под лиловый бархат, с рельефными
набивными цветами1. Большие печи до самого потолка вы-
ложены фаянсовыми изразцами. 27 февраля Пушкины
устроили у себя празднество, радушно принимая гос-
тей, — вот как писал о том московский почт-директор
АЛ. Булгаков к брату в Петербург
«Пушкин задал вчера славный бал. 14 он, и она прекрас-
но угождали гостей своих. Она прелестна, и они как два
голубка. &ай Бог, чтобы всегда так продолжалось... Ужин
был славный; всем казалось странным, что у Пушкина,
который жил все по трактирам, такое вдруг завелось хо-
зяйство. Мы уехали почти в три часа. Была вьюга и хо-
лод».
Первые недели медового месяца были, как и положено,
исполненными счастья и блаженства. Правда, на второй
же день после свадьбы Пушкин допустил небольшой про-
мах — а может быть, нарочно так поступил, чтобы утвер-
диться в своей независимости. Случилось же вот что: к не-
му с утра пришли приятели, с которыми он до того загово-
рился, что забыл про жену и пришел к ней только к обеду.
Все это время Наталья Николаевна проплакала одна в — 1
1 Подробнее о жизни Пушкина в квартире на Арбате см., напр., в
книге С.Т. Овчинниковой «Пушкин в Москве» (М., 1984), написанной в
ходе подготовки музейной экспозиции в этой квартире.
722________
Александр Пушкин
пока еще — чужом для нее доме... Но после Пушкин уже
не позволяет себе подобных жестоких выходок. Он более
не покидает супругу — напротив, наслаждается ее успехом
в свете. Чету Пушкиных видят на маскарадах, на обедах,
на променадах1. Пушкин приобретает элегантный экипаж,
и Наталья Николаевна, одетая в роскошную шубу синего
бархата, восседала рядом с супругом, точно на троне.
«Он (Пушкин), кажется, очень ухаживает за молодою
женою и напоминает при ней Вулкана с Венерою», — под-
мечает АЛ. Булгаков.
А три месяца спустя, 25 апреля, родственница Праско-
вьи Осиповой Е.Е. Кашкина пишет ей: «С тех пор, что он
(Пушкин) женился, это совсем другой человек — положи-
тельный, рассудительный, обожающий свою жену. Она
достойна этой метаморфозы, так как утверждают, что
она столь же умна, как и красива — осанка Богини, с пре-
лестным лицом; и когда я его встречаю рядом с прекрас-
ной супругой, он мне невольно напоминает портрет то-
го маленького, очень умного и смышленого животного, ко-
торое ты угадаешь и без того, чтобы я тебе назвала его».
(Оригинал по-французски.) Кашкина имеет в виду, конеч-
но же, прирученную обезьянку...
В действительности же Натали была супругой скром-
ной, послушной и любящей своего мужа; даже если в ней
вовсе не было темперамента, ее приветливость извиняла
все. И Пушкин, гордясь своим званием респектабельного
и уважаемого мужа, забывал о мрачных предчувствиях. Он,
всего только за несколько дней до свадьбы писавший, что
женится «без упоения», поступая как все, пишет теперь
Плетневу 24 февраля:
«(...) Я женат — и счастлив; одно желание мое, чтоб
ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. 1
1 Вот расписание светской жизни четы в этот период: 20 февра-
ля — бал у AM. Щербининой, 22-го — маскарад в Большом театре, 24-
го — маскарад в Благородном собрании, 27-го — бал на арбатской
квартире, 1 марта — санное катание, устроенное семейством Пашко-
вых в последний день Масленицы. (Прим, пер.)
_______723
Анри Труайя
Это состояние для меня так ново, что, кажется, я пере-
родился... Память Дельвига есть единственная тень мое-
го светлого существования. Обнимаю тебя и Жуковского.
(•••>
Тем не менее деньги, выделенные поэтом на обзаведе-
ние, быстро испарились в череде московских празднеств.
И уже в марте «карманная чахотка» вновь дала о себе
знать. 26 марта поэт шлет Плетневу новое письмо:
«Покамест вот тебе подробное донесение обо мне, о
домашних моих обстоятельствах и о намерениях. В Мо-
скве остаться я никак не намерен, причины тому тебе
известны — и каждый день новые прибывают. После свя-
той отправляюсь в Петербург. Знаешь ли что? мне мочи
нет хотелось бы к вам не доехать, а остановиться в
Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень та-
ким образом провел бы я в уединении вдохновительном,
вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний и тому по-
добных удобностей...
О своих меркантильных обстоятельствах скажу те-
бе, что благодаря отца моего, который дал мне способ
получить 38 000 р., я женился и обзавелся кой-как хозяй-
ством, не входя в частные долги. На мою тещу и деда
жены моей надеяться плохо, частию оттого, что их де-
ла расстроены, частию и оттого, что на слова надеять-
ся не должно. По крайней мере, с своей стороны, я посту-
пил честно и более нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не
жалуюсь — ибо женка моя прелесть не по одной наруж-
ности, и не считаю пожертвованием того, что должен
был я сделать...»
Покамест Пушкин просил Плетнева подобрать ему в
Царском Селе квартирку подешевле, где поместились бы
он с женою да трое-четверо человек прислуги, мадам Гон-
чарова морочила дочь измышлениями, мольбами и торже-
ственными приказами. Послушать Гончарову-родительни-
цу, Пушкин вскружил Ташеньке голову, а сам отравляет
ей существование своею скаредностью. Деньги у него есть,
в этом можно не сомневаться. А в Царское Село он хочет
724_______
Александр Пушкин
увезти ее затем, чтобы лишить материнской нежности и
добрых советов. А Натали, как дура, повинуется ему. Она и
не догадывается, что благодаря своей несказанной красоте
может предъявлять Пушкину свои права. Ну, скажем, тре-
бовать от него новых туалетов да полагающихся при их
подношении знаков внимания. И знать, что угроза разво-
дом мигом заставит этого чудака-поэта капитулировать.
Но Натали слишком юна, чтобы все это понимать... Она
только проливает слезы. И Пушкин, заслыша всхлипы,
вихрем врывается в комнату и выставляет тещу за порог,
обрушив на ее голову шквал ругательств... Наконец 15 мая,
сытый по горло с каждым разом все более бурными се-
мейными сценами, Пушкин, взяв с собою жену, покидает
Москву. И пишет теще:
«Я был вынужден уехать из Москвы во избежание не-
приятностей, которые под конец могли лишить меня не
только покоя; меня расписывали моей жене как человека
гнусного, алчного, как презренного ростовщика, ей говори-
ли: ты глупа, позволяя мужу и т. д. (Что именно Натали
«позволяла мужу», остается нерасшифрованным. — С.А.)
Согласитесь, что это значило проповедовать развод. Же-
на не может, сохраняя приличие, позволить говорить се-
бе, что муж ее бесчестный человек, а обязанность моей
жены — подчиняться тому, что я себе позволю. Не во-
семнадцатилетней женщине управлять мужчиной, кото-
рому 32 года. Я проявил большое терпение и мягкость,
но, по-видимому, и то и другое было напрасно. Я ценю
свой покой и сумею его себе обеспечить.
Когда я уезжал из Москвы, вы не сочли нужным погово-
рить со мной о делах; вы предпочли пошутить по поводу
возможности развода, или что-то в этом роде. Между
тем мне необходимо окончательно выяснить ваше реше-
ние относительно меня. Я не говорю о том, что предпо-
лагалось сделать для Натали; это меня не касается, и я
никогда не думал об этом, несмотря на мою алчность.
Я имею в виду 11 тысяч рублей, данные мною взаймы.
Я не требую их возврата и никоим образом не тороплю
_______725
Анри Труайя-------
вас. Я только хочу в точности знать, как вы намерены
поступить, чтобы я мог сообразно этому действовать».
(Оригинал по-французски.)
По дороге в Царское Село Пушкины сначала заехали в
Петербург, где Пушкин представил молодую жену своим
родителям, сестре и нескольким друзьям. Все дружно со-
гласились, что Натали еще очаровательнее, чем они пред-
ставляли себе; а Пушкин предстал пред ними таким тор-
жествующе-счастливым, как тому можно было только по-
желать. Одна лишь юная графиня Фикельмон при виде сей
блаженной четы почувствовала, что их ждет трагическая
судьба. Вот что писала она Вяземскому 25 /лая 1831 года:
«Пушкин к нам приехал, к нашей большой радости.
Я нахожу, что он в этот раз еще любезнее. Мне кажется,
что я в уме его отличаю серьезный оттенок, который
ему и подходящ. Жена его — прекрасное создание; но это
меланхолическое и тихое выражение похоже на предчув-
ствие несчастья. Физиономии мужа и жены не предсказы-
вают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем; у
Пушкина видны все порывы страстей, у жены вся мелан-
холия отречения от себя. Впрочем, я видела эту красивую
женщину всего только один раз».
Прожив неделю в знакомом Пушкину «трактире Дему-
та», молодая чета отправляется из Петербурга в Царское
Село.
Глава 5
TSARSKOIE-SELO
В Царском Селе Пушкины остановились на даче вдовы
царского камердинера А. Китаевой на углу Колпинской и
Кузьминской улиц, нанятой для них Плетневым и обстав-
ленной мебелью Вяземского. Дом в стиле ампир1 с жилы-
ми комнатами внизу и большим кабинетом наверху, был 1
1 Построен в 1827 г. архит. А.М. Горностаевым; ныне музей.
(Прим, пер.)
726_______
Александр Пушкин
достаточно просторен и кокетлив; по закругленному фаса-
ду его бежали белые колонны, а обслуживали хозяйство
едва шесть человек1. При доме имелся небольшой сад; ок-
рестные улицы были тихими, а неподалеку начинался ог-
ромный императорский царскосельский парк, приглашав-
ший молодую чету к сентиментальным прогулкам. Этот
сонный городок казался Пушкину мирным убежищем, где
так хорошо погрузиться в раздумья. Здесь, вдалеке от пе-
тербургских и московских сплетен и расходов, он надеялся
с пользой провести время. Он пишет Нащокину:
«Теперь кажется все уладил и стану жить потихоньку
без тещи, без экипажа, следственно без больших расходов
и без сплетен». (1 июня 1831 г.)
А вот что пишет А.С. Хомякову А.В. Веневитинов, брат
покойного поэта: «Пушкин, которого я, между прочим,
часто вижу и который тебе кланяется, ничего не продол-
жает из предпринятого им, именно по его словам, пото-
му что он отстал теперь от духа тогдашнего времени,
не имея теперь досуга им заниматься. Жена его преми-
ленькая, и он покамест с нею очень нежен...»
В Царском Селе Пушкин окунается в воспоминания о
своем лицейском отрочестве. Он посещает Лицей, где его с
восторгом принимает новое племя школяров. Окружен-
ный ими, он пробегает по коридорам, по учебным клас-
сам, приветствуя эти стены и эти залы, которые были сви-
детелями его первых успехов. И при виде их вставали в па-
мяти его бывшие соученики — кто-то успел уйти из
жизни, кто-то находился в изгнании, кто-то с головой оку-
нулся в чиновничьи обязанности. Он показывает новым
лицеистам свою комнату, занятую теперь другим, и не-
ожиданно ощущает себя безумно старым перед этим при-
зраком юного Пушкина — чернявого, взъерошенного,
брызжущего жизнью, читающего свои стихи перед обла-
ченною в парадный мундир тенью великого Державина! 1
1 Лица, имевшие в ту пору 17 тысяч годового дохода, использовали
до 40 человек прислуги. (Прим. А. Труайя.)
________727
Анри Труайя
Он обожал фланировать в императорском парке, бродя
по аллеям, по берегам пруда, отыскивая памятные места,
связанные с его прошлым. Расставленные там и сям по ал-
леям часовые вставали по стойке «смирно», когда мимо
них проходил поэт. На вопрос знакомого, отчего они так
делают, Пушкин отвечал с улыбкой: «Право, не знаю, разве
потому, что я с палкой».
А дома его ждали любящая женушка, труды и книги.
Казалось бы, чего еще желать? Но в последние дни июня
холера добралась и до Санкт-Петербурга. «Холера прижала
нас, и в Царском Селе оказалась дороговизна, — писал
Пушкин Нащокину 26 июня 1831 года. — Я здесь без эки-
пажа и без пирожного, а деньги все-таки уходят. Вообрази,
что со дня нашего отъезда я выпил одну только бутылку
шампанского, и ту не вдруг».
Натали оказалась мало приспособленной для ведения
домашнего хозяйства Прислуга слушалась ее скрепя серд-
це, а эконом методично обкрадывал — что ж тут удивлять-
ся, что повседневные расходы возрастали день ото дня?
И Пушкин принужден был вступать в абсурдные споры со
своею челядью — отстраняя неопытную в сем деле Ната-
лью, он контролировал расчеты, выявлял злоупотребления,
увольнял прислугу, не считаясь со слезами на ее глазах, и
нанимал новую, столь же мало щепетильную, как и преж-
няя. Родители Натали и пальцем не хотели пошевелить,
чтобы помочь ей с хозяйством; после провалившейся по-
пытки продажи бронзовой статуи Екатерины II Гончаров-
дедушка считал себя свободным от всяких обязательств по
отношению к внучке и ее мужу. Ну, и мадам Гончарова
считала себя выполнившей свой долг, вытянув из зятя 11
тысяч на приданое дочери. «О делах моей жены не имею
никаких известий, и дедушка и теща отмалчиваются и ра-
ды, что Бог послал их Ташиньке муженька такого смир-
ного», — с негодованием пишет поэт Нащокину около
20 июня.
Во второй половине июля в Царское Село, которое счи-
талось самым здоровым местом в окрестностях Петербур-
728_______
Александр Пушкин
га, перебазируется императорский двор. Прощай надежда
на экономную жизнь и одиночество, которым Пушкин
так наслаждался, — со дня на день в Царское, преобразую-
щееся во временную столицу, нахлынут элегантные толпы,
на улицах будет не протолкнуться от щегольских экипа-
жей, и как следствие будет никуда не укрыться от интриг
и развлечений двора. Натали, конечно же, радовалась это-
му оживлению светской жизни1; иное дело Пушкин, кляв-
ший карантины, которые мешали ему уехать куда-нибудь
в более тихие места. По словам его сестры Ольги, Алек-
сандр стал ворчлив, точно женщина, ожидающая родов.
В Царском Селе все знали Пушкина и его юную Ма-
донну. Любопытные собирались в парке, на берегу пруда,
чтобы поглазеть на малорослого поэта с пышными бакен-
бардами и его блистательную, рослую красавицу супругу.
Она носила белые платья и круглую шляпу; на плечи наки-
дывала красную шаль, которая так шла к ее темным воло-
сам. Чету сопровождала на прогулках надменно тявкаю-
щая собачонка.
Каждое утро Пушкин принимал ледяную ванну, затем
поднимался к себе в кабинет и растягивался на диване, во-
круг которого были разложены книги и бумаги. Густо за-
вивались его не успевшие высохнуть волосы. Несмотря на
невыносимую жару, стоявшую в этой простой комнате без
гардин, он не расстегивал своего коричневого сюртука. Ря-
дом на столике под рукою находились графин с водой, лед
и банка с его любимым крыжовниковым вареньем; время
от времени он прерывал работу, чтобы зачерпнуть ложеч-
ку. Затем, отложив бумагу и карандаши, он расхаживал по
комнате, выходил на балкон подышать свежим воздухом,
позевывал, перечитывал рукопись или чинил перо. Натали
в это время сидела в небольшой гостиной в нижнем этаже 1
1 Не совсем так. В сохранившемся письме Натальи Николаевны к
деду от 13 июля находим такие строки: «Я не могу спокойно прогули-
ваться по саду, так как узнала от одной из фрейлин, что их величества
желали узнать час, в который я гуляю, чтобы меня встретить. Поэтому
Я и выбираю самые уединенные места». (Прим, пер.)
________729
Анри Труайя
за рукоделием, ожидая, пока Пушкин закончит намечен-
ную на сегодня работу, чтобы отправиться вместе на про-
гулку по царскосельскому парку. Едва прибыв в Царское
Село вместе с императорским двором, мудрый Жуковский
стал частым гостем у молодой четы. Милый, услужливый и
добросердечный Жуковский, протежируемый царем и лю-
бимый императорской семьей, искренне желал прими-
рить Пушкина с правящим режимом и его представителя-
ми. Женитьба Пушкина казалась ему знаком надежды.
Пушкин окольцован. Пушкин остепенился. Тот, у кого
есть жена и очаг — уже немного монархист.
«А женка Пушкина очень милое творение. C'est le mot!
(лучше не скажешь). Я более и более радуюсь тому, что
он женат. 14 душа, и жизнь, и поэзия в выигрыше», — пи-
сал Жуковский кн. Вяземскому и А.И. Тургеневу.
А вот строки из письма Вяземского Жуковскому: «Ты,
сказывают, написал прелести. Пушкин написал мне, что
только твоими стихами и можно утешаться в нынешнее
время... Что Пушкин? То-то у тебя слюнки текут, глядя на
жену его. И Пушкин уже успел жениться, а ты еще нет!»
В этот период Жуковский, как и Пушкин, сочинял рус-
ские сказки в стихах. Два поэта сравнивали творения друг
друга, восхищались ими, критиковали и правили их в ат-
мосфере жаркого соперничества.
Но с еще большей регулярностью, чем Жуковский, к
Пушкину наведывалась очаровательная и одухотворенная
фрейлина императрицы, мадемуазель Россетти. Александ-
ре Осиповне Россетти (которая вскоре выйдет замуж за
дипломата НЛ4. Смирнова) было в ту пору двадцать два го-
да от роду; молодая прелестница была тонка в талии, с
изящным смуглым лицом и глазами, искрившимися хит-
рецою; быстроте и яркости ее ума можно было только по-
завидовать. Страстно интересовавшаяся поэзией, полити-
кой, не чуждая и галантных интриг, она оживляла самые
сонные гостиные, зажигала самые замкнутые в себе серд-
ца — немало ухажеров бегали за ее пышной юбкой с
оборками. Жуковский называл ее «небесным дьяволен-
730_______
Александр Пушкин
ком». В нее были влюблены Вяземский, Туманский, Собо-
левский, Вел. кн. Михаил Павлович и даже сам государь
император.
Мадемуазель Россетти познакомилась с Пушкиным в
Петербурге в 1828 году; но именно здесь, в Царском Селе,
их приятельские отношения переросли в чистосердечную
дружбу. Каждое утро «черноокая Россетти» наносила ви-
зит в дом Китаевой; Натали принимала гостью в неболь-
шой гостиной на первом этаже.
— Ведь ты не ко мне, а к мужу пришла, ну и поди к не-
му, — говорила Натали с надутой физиономией.
— Конечно, не к тебе, а к мужу. Пошли узнать, можно
ли войти?
— Можно.
Но Пушкин уже открывал дверь кабинета и с радостью
звал свою жену и гостью. Волосы по-прежнему влажные,
растрепанные; глаза блестят. Разбросанные вокруг перья и
листы бумаги говорили о том, что утренние занятия уда-
лись на славу.
— А я приготовил вам кое-что прочесть, — говорил
Пушкин.
— Ну читайте.
«Пушкин начинал читать, — вспоминала «черноокая
Россетти», в ту пору уже Смирнова-Россет, — в это время
он сочинял все сказки. Я делала ему замечания, он отмечал
и был очень доволен. Читал стихи он плохо». А прочитав,
серьезно спрашивал мнения обеих слушательниц. «Ваша
критика, мои милые, лучше всех. Вы просто говорите: этот
стих не хорош, мне не нравится...» У него была неистощи-
мая mobilite d'esprit (живость ума)».
«Черноокая Россетти» была на три года старше супруги
Пушкина; за годы, проведенные при дворе, она научилась
находить общий язык с самыми выдающимися людьми
своего времени. Неудивительно поэтому, что в интеллекту-
альном отношении молоденькая фрейлина была ближе к
Пушкину, нежели супруга с ее почти что «монастырским»
_______731
Анри Труайя
домашним воспитанием. О, как хотелось бы Наталье Ни-
колаевне принимать участие в дискуссиях вокруг стихов
супруга и разделять его восторг наравне с милой гостьей,
чтобы фраза «Ваша критика, мои милые, лучше всех» от-
носилась к ней в той же степени, что и к Александре Рос-
сетти! Но... чего греха таить, тягомотные истории вроде
«Сказки о царе Салтане» часто вовсе повергали ее в сон!
Видимо, требовалось особое расположение духа, чтобы ча-
роваться обманом этих рифм и этих слов! Для Натали са-
мым главным были дом, комплименты, наряды, письма от
родных. Для Пушкина главное лежало за пределами види-
мого мира. Он жил в мечтаниях. И, чтобы воссоединиться
с ним в его мечтаниях, требуется проделать такой длитель-
ный, такой обманчивый путь, что лучше уж не предприни-
мать его вовсе. Но эта Россетти, у которой общие с Пуш-
киным интересы, увлечения, общий язык, наконец! Они с
Пушкиным смеются над вещами, недоступными понима-
нию Натальи. Они обсуждают произведения, которые На-
талья не читала. Они говорят о писателях и художниках,
имена которых она и слыхом не слыхивала. Они были как
два адепта одного культа, как двое детей из одной семьи.
И выходило так, что она, законная супруга, оказывалась в
этом кругу посторонней. Не раз Натали, заливаясь слеза-
ми, высказывала свою ревность к мадемуазель Россетти.
— Что ты ревнуешь ко мне? Право, мы все равны: и
Жуковский, и Пушкин, и Плетнев, — разве ты не видишь,
что ни я не влюблена в него, ни он в меня, — утешала гос-
тья хозяйку.
— Я это очень хорошо вижу. Да мне досадно, что ему с
тобою весело, а со мной он зевает, — отвечала Наталья.
И, невзирая на протесты супруги, он отправлялся к
друзьям читать стихи.
«С робкой мольбой, — рассказывает дочь Натальи Ни-
колаевны от второго брака А.О. Арапова, — просила его
Наталья Николаевна остаться с ней, дать ей первой выслу-
шать новое творение. Преклоняясь перед авторитетом Ка-
732________
Александр Пушкин
рамзина, Жуковского или Вяземского, она не пыталась
удерживать Пушкина, когда знала, что он рвется к ним за
советом, но сердце невольно щемило, женское самолюбие
вспыхивало, когда, хватая шляпу, он со своим беззабот-
ным, звонким смехом объявлял по вечерам:
— А теперь к Александре Осиповне на суд! Что-то она
скажет? Угожду ли я ей своим сегодняшним трудом?
— Отчего не хочешь мне прочесть? Разве я понять не
могу? Разве тебе не дорого мое мнение? — И ее нежный,
вдумчивый взгляд с замиранием ждал ответа.
Но, выслушивая эту просьбу, как взбалмошный каприз
милого ребенка, он с улыбкой отвечал:
— Нет, Наташа! Ты не обижайся, но это дело не твоего
ума, да и вообще не женского смысла.
— А разве Смирнова не женщина, да вдобавок и краси-
вая? — с живостью протестовала она.
— Для других — не спорю. Для меня — друг, товарищ,
опытный оценщик, которому женский инстинкт приго-
ден, чтобы отыскать ошибку, ускользнувшую от моего вни-
мания, или указать что-нибудь ведущее к новому горизон-
ту. А ты, Наташа, не тужи и не думай ревновать! Ты мне
куда милей с своей неопытностью и незнанием. Избавь
Бог от ученых женщин, а коль они еще за сочинительство
ухватятся — тогда уж прямо нет спасенья! Вот тебе мой
зарок: если когда-нибудь нашей Маше придет фантазия
хоть один стих написать, первым делом выпори ее хоро-
шенько, чтобы от этой дури и следа не осталось!»
Вот еще несколько фрагментов воспоминаний Смирно-
вой-Россет: «Раз, когда он (Пушкин. — С.Л.) читал моей
матери стихотворение, которое она должна была в тот же
вечер передать государю, жена Пушкина воскликнула:
«Господи, до чего ты мне надоел своими стихами, Пуш-
кин!» Он сделал вид, что не понял, и отвечал: «Извини, та-
ких ты еще не знаешь, я не читал их при тебе». Ее ответ
был характерен: «Этих ли, других ли, все равно. Ты вообще
мне надоел своими стихами». Несколько смущенный поэт
_______733
Анри Труайя
сказал моей матери, которая кусала себе губы, чтобы удер-
жаться от вмешательства: «Наталья еще совсем ребенок.
У нее невозможная откровенность малых ребят». Он пере-
дал стихи моей матери, не дочитав их, и переменил разго-
вор. В Царскосельском китайском театре затевался спек-
такль, и моя мать сообщила Пушкиной, что она получит
приглашение. Это привело ее в лучшее настроение, и она
сказала моей матери:
— Пожалуйста, продолжайте чтение. Я вижу, что ему
этого очень хочется. А я пойду посмотрю мои платья. Вы
зайдете ко мне потом, чтобы сказать, что лучше надеть для
спектакля?»1
Из того же источника:
«Пушкин так добр. Он всегда благодарит меня, когда я
займу и позабавлю его жену. Ужасно жаль, что она так не-
образованна. Из всех его стихотворений она ценила только
те, которые посвящены ей»1 2.
Словом, ошибочно было бы считать интеллектуальное
родство тою почвою, на которой произошло объединение
этих двух существ. Ни в одном из своих писем супруг не
1 Этот фрагмент (как и нижеследующий) приведен по изданию:
Записки А.О. Смирновой. (Из записных книжек 1826—1845 гг. Ч. 1.
Изд. редакции журнала «Северный вестник». СПб., 1895. С. 181.) «Ме-
муары А.О. Смирновой... были сначала полностью сфальсифицированы
ее дочерью Ольгой Николаевной. Понадобилась сложнейшая текстоло-
гическая работа советских исследователей, чтобы отделить действи-
тельный текст от фальшивого. Все дореволюционные издания «Запи-
сок» Смирновой никакой ценности не представляют». — Друзья Пуш-
кина. Переписка. Воспоминания, дневники. Т. 2. М., 1986. С. 523.
Подлинный текст воспоминаний АО. Смирновой-Россет вышел в 1989 г.
в серии «Литературные памятники». (Прим, пер.)
2 Там же, с. 183. Справедливости ради отметим, что и в тексте,
опубликованном в серии «Литературные памятники», А.О. Смирнова-
Россет единственный раз оценивает интересы Н.Н. Пушкиной как пус-
тые, сообщая, что одна из ее знакомых, «на свою беду», встретила На-
талью Николаевну... Не исключено, что возымела место вспышка жен-
ской ревности. (Прим, пер.)
734_________
Александр Пушкин
посвящает Наталью ни в свои литературные планы1, ни в
круг своего чтения, ни в свои баталии и споры на ниве ис-
кусства — охотно развивая эти темы в письмах к друзьям,
он обходит их стороною в письмах к жене. Видимо, пони-
мал, что она не сможет судить об этом на подобающем
уровне. А стихи супруга для нее в первую очередь — сред-
ство обретения благосостояния и путь к тому, чтобы быть
охотно принимаемой в роскошных салонах. И ей, конеч-
но, хотелось бы, чтобы ее благоверный сделался «офици-
альным» поэтом, a la Joukovsky.
Спасаясь от холеры, двор переехал в Царское Село.
Случай представился превосходный. Однажды, прогулива-
ясь по царскосельскому парку со своею августейшею суп-
ругою, император узнал Пушкина и Натали и остановил
коляску для беседы с ними. Разумеется, царь помнил юную
Наташу по московским празднествам. Два года спустя он
нашел ее еще прекраснее и отпустил ей несколько ком-
плиментов, покручивая длинный ус. Наталья так и растая-
ла в благодарности. Пушкин почувствовал себя не в своей
тарелке. Тогда император обратился к нему с вопросом,
почему тот не служит.
— Я готов, но, кроме литературной службы, никакой
другой не знаю, — ответил поэт.
Поразмышляв, царь объявил поэту, что повелит запи- 1
1 Как нам кажется, у поэта и так было предостаточно тем для пи-
сем к жене, чтобы обременять ее еще и своими литературными плана-
ми. Кстати сказать, много ли примеров в истории русской литературы
XIX столетия, чтобы жена литератора была еще и критиком его творче-
ства, и участником его литературного процесса? Разве что небезызвест-
ная Софья Толстая... Заметим, раз уж на то пошло, что Наталья Нико-
лаевна была вовсе не чужда словесности — она не только неплохо зна-
ла поэзию супруга, но и свои стихи посылала ему на суд! «Стихов твоих
не читаю. Чорт ли в них, и свои надоели», — отвечал Пушкин жене (ок.
16 декабря 1831 г.). И не раз писал ей о своих литературных занятиях:
«Ты спрашиваешь меня о Петре? Идет помаленьку. Скоплю матерья-
лы — привожу в порядок — и вдруг вылью медный памятник...»
(Ок. 29 мая 1834 г.) В ряде писем к жене Пушкин также пишет о ра-
боте над «Пугачевым». (Прим, пер.)
________735
Анри Труайя
сать его в службу по архивам иностранных дел — чтобы
поэт рылся там и в итоге написал каноническую историю
Петра. Положил жалованья 5000 рублей в год: «Puisqu’il
est marie et qu’il nest pas riche, il faut faire aller sa
mannite». («Поскольку он женат и небогат, надо ему по-
мочь сводить концы с концами» (буквально: заправить его
кастрюлю).
Эта двойная монаршая благосклонность удивила поэта
и его друзей. Не способный ни на малейшее коварство,
Пушкин мнил, что все человеческие существа скроены по
его модели, и если император проявил к нему такую бла-
госклонность, так это в награду за его высокую ценность.
Он уже видел себя примирившимся со двором, с Бенкен-
дорфом и вольным путешествовать по всему свету. Он уже
видел свое будущее в качестве истинного европейца. Ну, а
Натали мечтала о новых туалетах. И оба таяли от любви к
великодушной монаршей чете.
Родители Пушкина жили в это время недалеко от Цар-
ского Села, в Павловске, и в течение лета не раз виделись с
сыном и снохой. «Сообщу тебе новость, — пишет Надеж-
да Осиповна дочери 25—26 июля, — император и импе-
ратрица встретили Наташу с Александром, они останови-
лись поговорить с ними, и императрица сказала Наташе,
что она очень рада с нею познакомиться, и тысячу других
милых и любезных вещей. И вот теперь она принужде-
на, совсем того не желая, появиться при дворе». (Вы-
делено А. Труайя.)
В действительности если Наталья и выказывала при-
творное отношение к появлению при дворе как к непри-
ятной обязанности, так это для того, чтобы понравиться
Пушкину, страшившемуся новых расходов. Напротив, она
считала в высшей степени трогательным и лестным для
молодой женщины быть выведенной из тени и представ-
ленной свету, нисколько на то не напрашиваясь.
А вот письмо Ольги Павлищевой супругу из Петербурга
(оригинал по-французски): «Мой брат со своей женой
приехал и устроился здесь (в Петербурге. — С.Л.), а пока
736_______
Александр Пушкин
проводит лето в Царском Селе. Они приглашают меня
жить у них в ожидании твоего возвращения... Они очень
довольны друг другом, моя невестка совершенно очарова-
тельна, мила, красива, умна и вместе с тем очень добро-
душна». Далее Ольга Сергеевна пишет о том, что от Ната-
льи в восхищении все Царское Село, а императрица хочет
пригласить ее ко двору — Наталья от этого в отчаянии,
так как «она совсем неглупа, но еще несколько застенчи-
ва. Но это пройдет, и она найдет общий язык и со дво-
ром, и с императрицей — ведь она женщина прекрасная,
молодая и любезная...»
«Физически, — продолжает Ольга Павлищева, — они
(Пушкин с женою. — С.А.) совершенная противополож-
ность: Вулкан и Венера, Кирик и Улита и проч. А в ос-
тальном — по моему мнению, есть женщины, столь же
прекрасные, как она...»
Сам же Пушкин шлет своему закадычному другу На-
щокину такие вот наивные строки: «Нынче осенью зай-
мусь литературой, а зимою зароюсь в архивы, куда вход
мне дозволен царем Царь со мною очень милостив и лю-
безен. Того и гляди попаду в временщики...» И на следую-
щий день, 22 июля, пишет П.А. Плетневу: «Кстати, скажу
тебе новость (но да останется это, по многим причинам,
между нами): царь взял меня в службу — но не в канце-
лярскую, или придворную, или военную — нет, он дал мне
жалование, открыл мне архивы с тем, чтобы я рылся там и
ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда
ли? Он сказал: «Puisqu’il est marie et qu'il nest pas riche, il
faut faire aller sa marmite». Ей-Богу, он co мною очень
мил».
Пушкин не понимал, что император, выказав такую
«заботу» о его «кастрюле», менее всего при этом думал о
его персоне, и что он куда более интересовался его женою,
нежели творчеством Поэт надеялся, воспользовавшись та-
кою внезапно свалившейся на него высочайшей милостью,
одержать верх над этим одиозным Булгариным и его кли-
кой. Он также надеялся, коль скоро к нему вернулось до-
_______737
Анри Труайя--------
верие Николая I, получить разрешение на основание ново-
го периодического издания взамен «Литературной газеты»
Дельвига, на которую в июне 1831 года был наложен
арест. По мысли Пушкина, это издание, консервативное с
политической точки зрения и революционное с точки зре-
ния литературной, должно было стать более популярным,
более масштабным, более живым и более свободным, чем
другие. В редакторах — не шпионы, а поэты. В столбцах —
не «барышническая» реклама, а многоуважаемая и ис-
кренняя критика книг и событий. Пушкин пишет об этом
письмо Бенкендорфу, не забыв напомнить о том, что им-
ператор уже назначил его историографом Петра Великого:
«Если государю императору угодно будет употребить
перо мое, то буду стараться с точностию и усердием ис-
полнять волю его величества и готов служить ему по мере
моих способностей. В России периодические издания не
суть представители различных политических партий (ко-
торых у нас не существует), и правительству нет надобно-
сти иметь свой официальный журнал; но тем не менее об-
щее мнение имеет нужду быть управляемо. С радостию
взялся бы я за редакцию политического и литературного
журнала, т. е. такого, в коем печатались бы политические и
заграничные новости. Около него соединил бы я писателей
с дарованиями и таким образом приблизил бы к прави-
тельству людей полезных, которые все еще дичатся, на-
прасно полагая его неприязненным к просвещению.
Более соответствовало бы моим занятиям и склонно-
стям дозволение заняться историческими изысканиями в
наших государственных архивах и библиотеках. Не смею
и не желаю взять на себя звание историографа после не-
забвенного Карамзина; но могу со временем исполнить
давнишнее мое желание написать Историю Петра Вели-
кого и его наследников до государя Петра III». (Ок. 21 июля
1831 г.)
Несмотря на проявленную настойчивость, новый «фа-
ворит» Пушкин принужден был отказаться от идеи публи-
ковать журнал. «Бесполезное предприятие» — такова была
738________
Александр Пушкин
резолюция властей. И то сказать, момент был выбран бо-
лее чем неудачный. Война в Польше достигла своего апо-
гея. Русские войска с трудом продвигались к Варшаве. Во
Франции депутаты произносили пламенные речи в защиту
Польши. Вся Европа бурлила во гневе против России. Пуш-
кин воспринимал все это как личное оскорбление. В этой
позиции он, либерал, друг декабристов, сходился во мне-
нии с консерватором Жуковским 26 августа (8 сентября)
Варшава была взята. По этому поводу французские газеты
публиковали статьи, полные слез и мщения:
Noble coeur! Varsovie! Elie est mort pour nous!
Morte un fusil en main, sans flechir les genoux!..
Que le teint de le honte embrase notre front,
Vous voulez voir venir les Russes, ils viendront1.
Пушкин ответил двумя стихотворениями: «Клеветни-
кам России» и «Бородинская годовщина». Стихотворения
эти были опубликованы рядом с аналогичными стихами
В. Жуковского в брошюре, озаглавленной «На взятие Вар-
шавы»:
О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? Волнения Литвы?1 2
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
В этих стихах звучала столь ярая национальная гор-
дость, что они возмутили друзей поэта. Как это следовало
понимать — поляки стояли за демократический статус, а
Пушкин смешивает их с грязью? Европейские государства
негодуют по поводу варварства Николая I — а Пушкин,
столько настрадавшийся от императорского режима, рас-
1 О благородное сердце — Варшава! Она погибла ради нас! Погиб-
ла с оружием в руках, колен не склонив!.. О, пусть наш лоб осенят стыд
и позор! Хотите видеть приход русских? Они придут! (Фр.)
2 Здесь Пушкин Литвой называет Польшу. (Прим. пер.)
________739
Анри Труайя
сыпается теперь мелким бесом! Неужели назначения Пуш-
кина официальным историографом и приглашения Ната-
ли ко двору оказалось достаточно, чтобы поэт пренебрег
институтом Прав Человека?1 Не предательство ли это? Не
переход ли во стан врага?
Пушкин отнюдь не чувствовал себя виноватым. Ему ка-
залось, что возможно быть патриотом и республиканцем
сразу, критиковать существующий режим и любить Рос-
сию в ее территориальной целостности. Ему даже казалось,
что, коль скоро территориальная целостность страны под
угрозой, сначала нужно думать о стране, а уж потом — о
политике, и что поляки-либералы в первую очередь поля-
ки, а уж потом — либералы, а русские монархисты — в
первую очередь русские, а уж затем — монархисты, и что
угрожаемая сторона должна объединить все силы доброй
воли для самозащиты.
15 сентября возмущенный Вяземский записывает в сво-
ем дневнике:
«Будь у нас гласность печати, никогда Жуковский не
подумал бы, Пушкин не осмелился бы воспеть победы
Паскевича... потому, что курам на смех быть вне себя от
изумления, видя, что льву удалось наконец наложить лапу
на мышь. В поляках было геройство отбиваться от нас так
долго, но мы должны (выделено в тексте. — С.А.) были
окончательно перемочь их: следовательно, нравственная
победа все (же) на их стороне».
Г.А. Римский-Корсаков заявил, что после появления * В
1 В оправдание настроений поэта отметим, что во французской па-
лате депутатов звучали не просто речи в защиту Польши — из уст Ла-
файета, Могена и других раздавались призывы к вооруженному вмеша-
тельству в русско-польский конфликт, а польские деятели восстания
требовали присоединения к Польше Украины до самого Днепра, вклю-
чая Киев.
В польской кампании участвовал и брат Пушкина Левушка — в
цитированном выше письме Нащокину от 21 июля поэт сообщает, что
братом его «были недовольны за его пиянство и буянство; но это не бу-
дет иметь следствия никакого». (Прим, пер.)
740________
Александр Пушкин
«Клеветников России» он отказывается «приобретать про-
изведения Русского Парнаса».
Ф.Ф. Вигель рассказывал, что хорошо информированные
читатели в Москве рассматривали два последних стихотво-
рения Пушкина как два огромных пятна на его поэтиче-
ском реноме.
В декабре месяце НА Мельгунов пишет С.П. Шевыре-
ву: «Мне досадно, что ты хвалишь Пушкина за последние
его вирши («Клеветникам России» и «Бородинская годов-
щина»). Он мне так огадился как человек, что я потерял
к нему уважение даже как к поэту... Теперешний же Пуш-
кин есть человек, остановившийся на половине своего по-
прища и который, вместо того чтобы смотреть прямо в
лицо Аполлона, оглядывается по сторонам и ищет дру-
гих божеств для принесения им в жертву своего дара.
Упал, упал Пушкин... О, честолюбие и златолюбие!»
Сказать короче, все друзья Пушкина, державшиеся ли-
беральных взглядов, дружно осудили его за эти «казармен-
ные вирши». В ответ на это поэт с горечью писал о том,
что в теперешней Москве не осталось общественного мне-
ния, что упадок или слава родины более ничего не возбуж-
дают в сердце России... И страшно вообразить себе холод-
ного читателя французских газет, улыбающегося россий-
ским несчастиям..
Помимо сих злополучных патриотических стихов цар-
скосельским периодом творчества поэта датируются не-
оконченная повесть «Рославлев», «Сказка о попе и работни-
ке его Балде»1 и восхитительная «Сказка о царе Салтане».
В «Сказке о царе Салтане» tour de force Пушкина за-
ключался в том, что ему удалось с легкостью переложить
ритмическим и рифмованным языком слова Арины Ро-
дионовны. Его стиль был столь бесхитростным, а эпитеты
столь знакомыми, что критики приняли эту чистоту за 1
1 Опубликована только в 1840 г., причем поп, по цензурным сооб-
ражениям, был превращен в... купца Кузьму Остолопа! (Прим. пер.)
________741
Анри Труайя
скудость мысли. Так, в июне 1832 года Баратынский пи-
шет Киреевскому из Казани в Москву: «Я прочитал здесь
«Царя Салтана». Это — совершенно русская сказка, и в
этом, мне кажется, ее недостаток». Баратынский считает,
что перевод «в рифмы» русской народной поэзии ничего
не прибавляет к богатству русской литературы: «Его сказка
равна достоинством одной из наших старых сказок — и
только. Можно даже сказать, что между ними она не луч-
шая... Одним словом, меня сказка Пушкина вовсе не удов-
летворила». Еще резче высказался на страницах «Телеско-
па» (июль 1832 г.) знакомый нам Н.И. Надеждин: «Произ-
ведение носит на себе печать механической подделки под
старину, а не живой поэтической картины в отличие от
«Руслана и Людмилы» с ее огнем и воодушевлением». На-
конец, мнение В.Д. Комовского (письмо Н.М. Языкову от
25 апреля 1832 г.): «В сказке Жуковского нахожу я более
искусственности, чем, у Пушкина. Жуковский как сказоч-
ник обрился и приоделся на новый лад, а Пушкин — в бо-
роде и армяке». И далее: «Читая... сказку Пушкина, ка-
жется, будто слушаешь рассказ ее, по русскому обычаю,
длЛ того чтобы сон нашел».
Современники Пушкина ставили ему в упрек как раз
то, за что будущие поколения станут воздавать ему хвалу:
за аромат старины, безыскусственность и простоту. Жу-
ковский, сочиняя свои сказки, оставался Жуковским. Пуш-
кин, сочиняя свои, становился Ариной Родионовной. Вот
почему «Сказку о царе Салтане» напевают у колыбели
всех русских детей; эти стихи убаюкивают милых крошек
в тепле горниц, где свет ночной лампадки отражается на
золоте икон, где по полу разбросаны раскрытые книжки с
картинками — до завтрашнего утра. Благодаря «Сказке о
царе Салтане», благодаря другим сказкам Пушкина у каж-
дого из нас была склонившаяся над нашей кроваткой Ари-
на Родионовна — сгорбленная, морщинистая, бормочущая
сладостные слова.
Один из этих вечных детей, влюбленных в легенды и
предания, часто наносил визиты Пушкину во время его
742_______
--------Александр Пушкин
пребывания в Царском Селе. С виду — гном гномом, с
мертвенным лицом, острым носом и большими грустны-
ми глазами, похожими на ледяную ночь. Звали его Нико-
лай Васильевич Гоголь. Был он сочинитель. Рассказы, кото-
рые он представил на суд Пушкина, вызывали у поэта вос-
торг.
«Сейчас прочел «Вечера близ ^иканъки», — пишет он
А.Ф. Воейкову. — Он изумил меня. Вот настоящая весе-
лось, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чо-
порности. А местами какая поэзия! Какая чувствитель-
ность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней
литературе, что я доселе не образумился... Автору сер-
дечно желаю дальнейших успехов».
Сочинитель-дебютант и маститый поэт быстро сблизи-
лись. Правда, между ними не возникло ни крепкой друж-
бы, ни закадычного товарищества. Гоголь восторгался
Пушкиным как полубогом — и страдал оттого, что увидел
его таким близким к грешной земле. Пушкин пил, резался
в карты, волочился за женщинами — ну, словом, колобро-
дил, как истый язычник, а не предавался исключительно
философской мысли. Да, конечно, он сочинял — но нахо-
дил возможным и жить! А Гоголь забыл о жизни ради со-
чинительства. Чуждый мирским наслаждениям, отрешен-
ный от грешной материи, он существовал только для тай-
ных духовных видений.
Но, хотя Пушкин и не питал любви к Гоголю, тем не
менее признавал его талант, выступал в роли редактора и
корректора его сочинений, раскрыл перед ним богатство
русского языка и даже уступил ему сюжеты бессмертных
произведений — «Мертвых душ» и «Ревизора».
В последующие годы Пушкин посвятит творчеству Го-
голя не одну хвалебную статью. Но здесь, в Царском, его
журналистская деятельность свелась к двум ядовитым
статьям против Булгарина. Благосклонность, проявленная
августейшей особой, а также блаженство, даруемое лет-
ним теплом и вольготной дачной жизнью, — вдохновили
его на продолжение борьбы с «Северной пчелой».
_______743
Анри Труайя--------
Между тем Натали была представлена императрице.
Церемония состоялась 4 сентября. По свидетельству Ольги
Павлищевой, государыня оказалась буквально очарована
красотою и любезностью молодой дамы. Что до Пушкина,
то он терялся, то ли ему радоваться такому фавору, то ли
горевать по поводу бреши, пробитой в его и без того то-
щем бюджете.
«Мне совестно быть неаккуратным, но я совершенно
расстроился: женясь, я думал издерживать втрое против
прежнего, вышло вдесятеро. В Москве говорят, что я полу-
чаю 10 000 жалованья, но я покамест не вижу ни полуш-
ки; если буду получать и 4000, так и то слава Богу», — пи-
шет он 7 октября Нащокину.
После трех месяцев, прожитых в Царском Селе, Пуш-
кин вновь оказывается лицом к лицу с неоплаченными
векселями, рекламными объявлениями Mont-de-Piete, су-
лившего неплохие проценты, и личными долгами. Его пись-
ма к друзьям испещрены акробатическими цифирями и
калькуляциями. Среди его бумаг нашлась записка на фран-
цузском языке в адрес неизвестного лица:
«А la lettre, je n’ai pas le sou. Veuillez atterdre un jour ou
deux. Tout a vous А.Р.». («У меня буквально ни гроша. По-
дождите день-другой. Весь ваш А.П.».)
Настало время съезжать из Царского Села и осаждать
издателей в обеих столицах. К середине октября Пушкины
возвратились в Санкт-Петербург.
* * *
В Санкт-Петербурге чета Пушкиных поселилась на Га-
лерной улице. Натали ожидала первенца. У Пушкина ве-
тер гулял в кармане. Но приглашения сыпались на их голо-
вы как из рога изобилия. Невозможно было отказываться,
не вызывая недовольства «аристократических кругов».
Кстати сказать, талия Натальи еще не успела округлиться,
и будущую мамашу глубоко опечалила бы упущенная воз-
можность покрасоваться и понравиться. Тетушка Натальи,
744________
Александр Пушкин
фрейлина императрицы Екатерина Загряжская, принима-
ла самое ревностное участие в жизни племянницы: опла-
чивала ей туалеты, делала богатые подарки, вводила в салоны,
устраивала ее триумфы. Но как-то случилось, что супруга
министра иностранных дел графиня Мария Дмитриевна
Нессельроде без ведома Пушкина повезла его супругу на
небольшой вечер в Аничковом дворце. Сам поэт был ужас-
но взбеленен этим и, между прочим, сказал: «Я не хочу,
чтобы моя жена ездила туда, где я сам не бываю»1.
Графиня Нессельроде была вне себя от ярости. Так Пуш-
кин приобрел еще одного врага — и притом весьма могу-
щественного, так как компания, увивавшаяся вокруг четы
Нессельроде, была бесчисленной.
И этот случай, увы, не был единственным! Полку врагов
поэта прибывало в салонах и гостиных. Покойный Дельвиг
отказался тиснуть в «Литературной газете» дышащую ме-
стью «Мою родословную» Пушкина; но несколько списков
все же циркулировали и по Санкт-Петербургу, и по Моск-
ве. Ряд представителей высшего дворянства, оскорбленных
нападками Пушкина, дошли до августейшей особы. Опаса-
ясь подтасовки фактов, Пушкин переходит в контратаку и
пишет 24 ноября письмо шефу жандармов (оригинал по-
французски):
«Около года тому назад в одной из наших газет была
напечатана сатирическая статья, в которой говорилось
о некоем литераторе, претендующем на благородное
происхождение, в то время как он лишь мещанин в дво-
рянстве. К этому было прибавлено, что мать его — му-
латка, отец которой, бедный негритенок, был куплен
матросом за бутылку рома. Хотя Петр Великий вовсе не
похож на пьяного матроса, это достаточно ясно указы-
вало на меня, ибо среди русских литераторов один я
имею в числе своих предков негра. Ввиду того, что выше-
упомянутая статья была напечатана в официальной га- 1
1 Произошла эта история двумя годами позже, в 1833-м; записана
Бартеневым со слов Нащокиных. {Прим. пер.)
________745
Анри Труайя_______
зете и непристойность зашла так далеко, что о моей
матери говорилось в фельетоне, который должен был бы
носить чисто литературный характер, и так как жур-
налисты наши не дерутся на дуэли, я счел своим долгом
ответить анонимному сатирику, что и сделал в сти-
хах, и притом очень круто. Я послал свой ответ покой-
ному /угльвигу с просьбой поместить его в газете. Дельвиг
посоветовал мне не печатать его, указав на то, что бы-
ло бы смешно защищаться пером против подобного на-
падения и выставлять напоказ аристократические чув-
ства, будучи самому, в сущности говоря, если не мещани-
ном в дворянстве, то дворянином в мещанстве. Я уступил,
и тем дело и кончилось; однако несколько списков моего
ответа пошло по рукам, о чем я не жалею, так как не
отказываюсь ни от одного его слова. Признаюсь, я дорожу
тем, что называют предрассудками; дорожу тем, чтобы
быть столь же хорошим дворянином, как и, всякий дру-
гой, хотя от этого мне выгоды мало; наконец, я чрезвы-
чайно дорожу именем моих предков, этим единственным
наследством, доставшимся мне от них».
На этом письме его императорское величество изволил
наложить карандашом нижеследующую резолюцию (по-
французски):
«Вы можете сказать от моего имени Пушкину, что я
всецело согласен с мнением его покойного друга Дельвига.,
Столь низкие и подлые оскорбления, как те, которыми
его угостили, бесчестят того, кто их произносит, а не
того, к кому они обращены. Единственное оружие против
них — презрение. Вот как я поступил бы на его месте.
Что касается его стихов, то я нахожу, что в них много
остроумия, но более всего желчи. &ля чести его пера и
особенно его ума будет лучше, если он не станет рас-
пространять их».
Итак, Николай I соблаговолил сформулировать свое бла-
госклонное мнение о позиции Пушкина по отношению к
Булгарину. Победа поэта. Но этой победой он в значитель-
ной мере обязан Наталье, чье появление в салонах окуты-
746_______
Александр Пушкин
валось лестною, немою молвою — из уст в уста переходила
молва о ее красоте, скромности, ее меланхолическом
взгляде.
«Поэтическая красота госпожи Пушкиной проникает
до самого моего сердца. Есть что-то воздушное и трога-
тельное во всем ее облике — эта женщина не будет счаст-
лива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания.
Сейчас ей все улыбается, она совершенно счастлива, и
жизнь открывается перед ней блестящая и радостная, а
между тем голова ее склоняется, и весь облик как будто
говорит: «Я страдаю», — записывает в своем дневнике
Долли Фикельмон 12 ноября 1831 года.
А вот строки из французского письма Ольги Павлище-
вой: «Моя невестка в высшей степени очаровательна,
прекрасна и одухотворена, но вместе с тем она — совер-
шенное дитя».
И еще: «...эта женщина здесь в большой моде. Она при-
нята в аристократическом кругу, и общее мнение, что
она красивее всех; ее прозвали Психеей».
В письме от 17 ноября 1831 года барон М.Н. Сердобин
писал барону Б.А. Вревскому: «Жена Пушкина появилась в
большом свете и была здесь отменно хорошо принята,
она понравилась всем и своим обращением, и своей на-
ружностью, в которой находят что-то трогательное».
«Она блистает»... «Она сияет»... «Она красивее всех»...
«Во всем ее облике есть что-то поэтическое»... — таковы
определения, сходившие с пера каждого, кто был в кон-
такте с Натали.
Ну, а она все более осознавала свой успех и мечтала о
том, чтобы ее столь удачно начавшаяся карьера в свете
продолжалась с не меньшим успехом. Как-то вечером в
ноябре 1831 года, прислушавшись к гулу ветра в печных
трубах, Пушкин вздохнул и сказал: «Как хорошо бы теперь
быть в Михайловском! Нигде мне так хорошо не пишется,
как осенью в деревне. Что бы нам поехать туда!»
Отец Александры Осиповны Смирновой стал звать
Пушкина ехать вместе с ним в Псковскую губернию. Ус-
_______747
Анри Труайя
лышав это, Наталья Николаевна воскликнула: «Восхити-
тельное местопребывание. Слушать завывание ветра, бой
часов и вой волков. Ты с ума сошел!»
Сказала — и залилась слезами. Пушкин обещал, что се-
зон балов она проведет в городе1.
Что до Пушкина, то 14 декабря 1831 года он был офи-
циально зачислен на службу в Коллегию иностранных дел,
а 6 декабря был опубликован императорский указ о пожа-
ловании «состоящего в ведомстве Государственной Колле-
гии иностранных дел коллежского секретаря Пушкина в
титулярные советники». Но узнать об этом Пушкин в тот
день еще не мог: как раз 6 декабря, в воскресенье, он
приехал в Москву. Не сумев найти денег в Петербурге, он
решил поискать их в ином месте: заложить бриллианты
жены, если повезет — выиграть в карты, потеребить ка-
ких-нибудь щедрых друзей... Словом, по прибытии разбе-
ремся! За несколько дней до отъезда он пишет Нащокину:
«Не приехать ли мне самому в Москву? а мне что-то
очень хочется с тобою поболтать, да я бы сам кой-какие
дела обработал, напр(имер) бриллианты жены моей, ко-
торые стараюсь спасти от банкрутства тещи моей и
от лап Семена Федоровича. Дедушка (Натальи Николаев-
ны) свинья: он выдает свою третью наложницу замуж
с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих
12 000 — и ничего своей внучке не дает. Нат(алья)
Ник(олаевна) брюхата — в мае родит. Все это очень из-
менит мой образ жизни; и обо всем надобно подумать».
Для Пушкина Москва — это прежде всего закадычный
друг Нащокин. Именно в обществе Нащокина поэт прово-
дил и дни и ночи. Дом Нащокина можно было уподобить
некоему галдящему базару, где встречался самый разно-
шерстный люд: студенты, плуты, военные, цыгане, скрипа-
чи, ростовщики, шпионы и поэты. И вся эта почтенней-
шая публика ходила, разговаривала, играла, пила, ела, хо- 1
1 Этот эпизод взят А. Труайя из цитировавшихся выше апокрифи-
ческих мемуаров Смирновой-Россет (т. 1. 1895 г. С. 181). (Прим, пер.)
748________
Александр Пушкин
хотала, разваливалась в полудреме на диванах, а если и
уходила, то только затем, чтобы часа через два возвратить-
ся сюда, где стоял несусветный гул, а табачный дым такой,
что хоть топор вешай. Сегодня Нащокин — Крез, зав-
тра — нищ и гол; ему случалось за одну ночь просадить
всю свою наличность, да в придачу к тому золотые часы,
столовое серебро, экипаж с лошадьми, да еще экипаж сво-
ей любовницы — цыганки Ольги; а две недели спустя вы-
шеозначенная Ольга уже разъезжала в новой щегольской
коляске, а сам Павел Воинович уже отмерял время по зо-
лотым часам, более массивным и более изысканным, чем
те, прежние. Каким образом? Да он только что чудом
отыгрался. И был готов к тому, чтобы снова со всем рас-
статься за несколько мгновений. Когда же Пушкину хоте-
лось поговорить со своим другом с глазу на глаз, они от-
правлялись в баню, брали большой номер с двумя полками
и подолгу парились, разговаривая о чем угодно, опьянен-
ные, словно Боги, облачками клубящегося пара.
«Между нами будь сказано, — пишет НМ Языков бра-
ту, — он приехал сюда по делам не чисто литератур-
ным, или, вернее сказать, не за делом, а для картежных
сделок, и находится в обществе самом мерзком: между
щелкоперами, плутами и обиралами. Это всегда бывает
с ним в Москве. В Петербурге он живет опрятнее. Ви-
дишь, брат, не права пословица: «Женится — переме-
нится»! (22 дек. 1831 г.)
Однако в действительности Пушкину было долее не по
душе это разгульное существование. Он-то надеялся разве-
яться в компании друзей юности и поправить свои денеж-
ные дела при поддержке Нащокина. Но среди царившего
в нащокинском доме шума и гама он мог думать только о
своей благоверной и сожалел, что покинул ее.
«Здесь мне скучно, — пишет он супруге 16 декабря. —
Нащ(окин) занят делами, а дом его такая бестолочь и
ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него
разные народы: игроки, отставные гусары, студенты,
стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем
_______749
Анри Труайя-------
вольный вход; всем до него нужда; всякой кричит, курит
трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного —
что делать? Между тем денег у него нет, кредита
нет — время идет, а дело мое не распутывается... Вчера
Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого от-
вык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор го-
лова болит. Тоска, мой ангел — до свидания».
Пушкина бесила подобная беззаботность Нащокина,
но более всего тревожило его, как будет вести себя в его
отсутствие Натали. Она еще так молода, так прекрасна,
так наивна — того и гляди, соблазнится двусмысленными
приглашениями! Есть риск, что кокетство слишком далеко
завлечет ее. А главное, она беременна. Следит ли за собою?
От Натали вдали поэту казалось, что вокруг нее затягива-
ется цепь всех возможных катастроф. Письма, которые он
адресует жене, полны трогательных рекомендаций мо-
рального и медицинского характера. На третий же день
по прибытии в Москву он шлет ей послание:
«Надеюсь увидеть тебя недели через две; тоска без те-
бя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне все что-
то страшно за тебя. &ома ты не усидишь, поедешь во
дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени
Комендантской лестницы, куша моя, женка моя, ангел
мой! Сделай мне такую милость: ходи 2 часа в сутки по
комнате, и побереги себя. Вели брату смотреть за собою
и воли не давать... Вели поедешь на бал, ради Бога, кроме
кадрилей, не пляши ничего; напиши, не притесняют ли
тебя люди (слуги. — С.Л.) и можешь ли ты с ними сла-
дить. За сим цалую тебя сердечно...»
Два дня спустя:
«Москва еще пляшет, но на балах я еще не был... Не
люблю я твоей Москвы. У тебя, т. е. в вашем Никитском
доме, я еще не был. Не хочу, чтобы холопья ваши знали о
моем приезде; да не хочу от них узнать о приезде
Нат(альи) Ив(ановны) (тещи. — С.Л.), иначе должен бу-
ду к ней явиться и иметь с нею необходимую сцену; она
все жалуется по Москве на мое корыстолюбие, да полно,
750_______
Александр Пушкин
я слушаться ее не намерен. Цалую тебя и прошу ходить
взад и вперед по гостиной, во дворец не ездить и на балах
не плясать. Христос с тобой».
Около 16 декабря:
«Пожалуйста не стягивайся, не сиди поджавши ноги, и
не дружись с графинями, с которыми нельзя кланяться в
публике. Я не шучу, а говорю тебе серьезно и с беспокой-
ством... Пиши мне лучше о себе — о своем здоровье. На
хоры (имеется в виду галерея, отведенная во дворце для
тех, кто не имел именного приглашения. — Прим. А. Тру-
айя) не езди — это место не для тебя».
И наконец — еще один фрагмент цитированного выше
письма от 16 декабря:
«Милый мой друг, ты очень мила, ты пишешь мне час-
то, одна беда: письма твои меня не радуют. Что такое
vertige1? обмороки или тошнота? виделась ли ты с баб-
кой? пустили ли тебе кровь? Все это ужас меня беспоко-
ит. Чем больше думаю, тем яснее вижу, что я глупо сде-
лал, что уехал от тебя. Вез меня ты что-нибудь с собой
да напроказишь. Того и гляди выкинешь. Зачем ты не хо-
дишь? а дала мне честное слово, что будешь ходить по
два часа в сутки. Хорошо ли это? Бог знает, кончу ли
здесь мои дела, но к празднику к тебе приеду».
Тем временем в отсутствие супруга Наталья Николаев-
на наслаждалась жизнью до умопомрачения. Затянутая в
корсет, она выглядела еще прекраснее, и все наперебой го-
ворили ей это. Сам император шептал ей на ушко ком-
плименты, танцуя с нею. О да, она удостаивалась чести
танцевать с самим императором! Царь всея Руси не отка-
зывал себе в удовольствии легонько заключить ее в свои
объятья — и она вальсировала в такт музыке с этим полу-
богом со стальным взглядом и надушенными усами! Она
чувствовала себя государыней — хотя бы на время вальса!
Что такое литературные сатисфакции Пушкина по сравне-
нию с тою пьянящей гордостью, которую испытывала На- 1
1 Головокружение (фр.).
________751
Анри Труайя_______
тали из-за того, что Николай избирал ее среди других жен-
щин?
Впрочем, когда Пушкин вернулся к рождественским
праздникам, он застал свою благоверную в превосходном
здравии, несмотря на то что она не очень-то берегла себя.
Об этом он и пишет Нащокину 8 января 1832 года: «Же-
ну мою нашел я здоровою, несмотря на девическую ее не-
осторожность — на балах пляшет, с г(осударем) любезни-
чает, с крыльца прыгает. Надо бабенку к рукам прибрать.
Она тебе кланяется и готовит шитье».
Но «бабенку» все труднее было «прибрать к рукам». Ее
улыбка, ее нежный взгляд побуждали Пушкина капитули-
ровать, часто вопреки здравому смыслу. С чего это он так
усердно искал деньги, как не ради того, чтобы заказать ей
новые наряды? И снова он рассылает письма направо и
налево в попытках раздобыть двадцать пять тысяч; и снова
выплыла из мрака бронзовая статуя Екатерины II. Эта зло-
получная статуя, которую поэт поначалу собирался распла-
вить на металл, теперь казалась ему достойной предложе-
ния и продаже в казну. «Статуя оказалась прекрасным
произведением искусства, — пишет он Бенкендорфу 8 июня
1832 года, — ия посовестился и пожалел уничтожить ее
ради нескольких тысяч рублей... Эта прекрасная статуя
могла бы занять подобающее ей место либо в одном из уч-
реждений, основанных императрицей, либо в Царском
Селе, где ее статуи недостает среди памятников, воздвиг-
нутых ею в честь великих людей, которые ей служили.
Я хотел бы получить за нее 25 000 рублей, что составляет
четверную часть того, что она стоила (этот памятник был
отлит в Пруссии берлинским скульптором)».
Но казна решительно отказалась приобрести этот ко-
лоссальный монумент. Рассчитывать Пушкин мог только
на свою работу. Тем не менее, вместо того чтобы засесть за
работу, Пушкин сопровождает Наталью на балы, наблю-
дая за тем, как она танцует и смеется с другими... Самому
же ему на этих празднествах скучно; по его собственному
выражению, он там зевает так, что глотает зеркала.
752_______
Александр Пушкин
К началу марта выезды четы Пушкиных в свет стали ре-
же. Приближался срок родов. Наталье все тяжелее было
носить. Пушкин переживал по поводу ее малейших недо-
моганий. «Можно подумать, что это вы, а не Наталья, ожи-
даете ребенка», — говорила поэту сестра.
19 мая 1832 года у Натали начались первые схватки.
Отзывом на стоны роженицы, прозвучавшие в квартире
на улице Фурштадской, стали вопли и рыдания ее благо-
верного. По свидетельству Нащокина, Пушкин так тяжело
переживал страдания жены при родах, что обещал убе-
жать от вторых. Но вот последние эмоции отхлынули — и
Пушкин испытывает глубокую радость, любуясь малень-
кой чернявой девочкой, возвещавшей криком о своем яв-
лении в мир людей. Это была его собственная дочь. Мария
Пушкина. 4 июня 1832 года он пишет княгине Вяземской:
«Представьте себе, что жена моя имела неловкость раз-
решиться маленькой литографией с моей персоны. Я в
отчаянии, несмотря на все мое самодовольство». (Ори-
гинал по-французски.)
Едва оправившись после родов, Натали возобновила
свою утомительную светскую жизнь. Материнство сделало
ее еще прекраснее. Ее тетушка Загряжская, не чая души в
племяннице, осыпала ее подарками. О, как должен был
быть счастлив Пушкин, обладая женщиной, пользующейся
таким всеобщим вниманием! Чем зарываться с головою в
архивах, среди пыльных папок, не лучше ли день и ночь
находиться подле нее, любуясь ею, развлекая и осторожно
намекая на свою ревность!..
Как бы там ни было, Пушкин вновь засел за работу.
В 1832 году он вчерне завершил большую социальную по-
весть «Дубровский» и стихотворную драму «Русалка». Он
также продолжил свои начатые в 1831 году усилия по соз-
данию новой газеты, которая ликвидировала бы монопо-
лию булгаринской «Пчелки». Но и на сей раз окончатель-
ного разрешения так и не последовало. «Северная пчела»
для правительства безопасна и нередко полезна, а с Пуш-
киным все время придется держать ухо востро. Это пони-
_______753
Анри Труайя
мал Бенкендорф — настороженный потугами Пушкина,
он усилил строгости и пуще прежнего досаждал поэту уп-
реками и «дружескими советами». Так, в письме от 7 фев-
раля 1832 года шеф жандармов «покорнейше просит
Александра Сергеевича Пушкина доставить ему объясне-
ние, по какому случаю помещены в изданном на сей 1832
год альманахе под названием Северные Цветы некоторые
стихотворения его, и, между прочим, Анчар, древо яда, без
предварительного испрошения на напечатание оных высо-
чайшего дозволения», только с дозволения обычной цензу-
ры. Иными словами, августейшее великодушие обязывало
поэта проходить две различные цензуры: обычную и цен-
зуру Николая I и Бенкендорфа.
Пушкин в тот же день направил ответ:
«Ваше высокопревосходительство изволили требо-
вать от меня объяснения, каким образом стихотворение
мое «Дерево яда» было напечатано в альманахе без
предварительного рассмотрения государя императора:
спешу ответствовать на запрос вашего высокопревосхо-
дительства.
Я всегда твердо был уверен, что высочайшая милость,
коей неожиданно был я удостоен, не лишает меня и пра-
ва, данного государем всем его подданным: печатать с
дозволения цензуры. В течение последних шести лет во
всех журналах и альманахах, с ведома моего и без ведо-
ма, стихотворения мои печатались беспрепятственно, и
никогда не было о том ни малейшего замечания ни мне,
ни цензуре. А&же я, совестясь беспокоить поминутно его
величество, раза два обратился к вашему покровитель-
ству, когда цензура недоумевала, и имел счастие найти в
вас более снисходительности, нежели в ней».
И еще — письмо, написанное тому же адресату в кон-
це февраля:
«При сем случае приемлю смелость просить у вашего
высокопревосходительства дозволения откровенно объяс-
нить мое положение. В 1827 году государю императору
угодно было объявить мне, что у меня, кроме его величе-
754_______
Александр Пушкин
ства, никакого цензора не будет. Сия неслыханная ми-
лость налагала на меня обязанность представлять на
рассмотрение его величества сочинения, достойные его
внимания, если не по достоинству их, то по крайней ме-
ре по их цели и содержанию. Мне всегда было тяжело и
совестно озабочивать царя стихотворными безделица-
ми, важными только для меня... Подвергаясь один особой,
от вас единственно зависящей цензуре — я, вопреки пра-
ва, данного государем, изо всех писателей буду подвержен
самой стеснительной цензуре, ибо весьма простым обра-
зом — сия цензура будет смотреть на меня с предубеж-
дением и находить везде тайные применения, allusions' и
затруднительности — а обвинения в применениях и под-
разумениях не имеют ни границ, ни оправданий, если под
словом дерево будут разуметь конституцию, а под сло-
вом стрела самодержавие».
* * *
В начале осени 1832 года Пушкин наконец получил
пять тысяч рублей содержания, полагавшихся ему как ти-
тулярному советнику. Но этих денег не хватило для по-
крытия расходов по хозяйству.
В сентябре, пришедший в отчаяние от домашних хло-
пот, проблем с увольнением и наймом кухарок и горнич-
ных, драм, связанных с заказом туалетов, и неоплаченных
векселей, Пушкин снова отправляется в Москву. 27-го чис-
ла того же месяца поэт посещает вместе с министром на-
родного просвещения графом С.С. Уваровым Московский
университет и присутствует на лекции профессора рус-
ской словесности И.И. Давыдова. «Вот вам теория искусст-
ва, — сказал министр, обращаясь к студентам и указывая
на профессора, — а вот и самое искусство», — прибавил
он, указывая на Пушкина. Будущий писатель И.А. Гонча-
ров, в то время студент Московского университета, вспо-
1 Намеки {фр.).
Анри Труайя
минает: «Когда Пушкин вошел с министром Уваровым,
для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то вре-
мя был в чаду обаяния от его поэзии... И вдруг этот гений,
эта слава и гордость России — передо мной, в пяти ша-
гах!..»
Тем временем этот «гений», эта «слава и гордость Рос-
сии» терзался самыми что ни на есть прозаическими во-
просами. Что поделывает его домашняя прислуга? Уволила
ли Наталья такую-то служанку? А этот небось пьет не
просыхая? Стоит ли давать сливки новорожденной? Но
более всего досаждала ему пошлая ревность, взять верх
над которой он был не в состоянии. По правде сказать, он
не верил, что Натали способна на измену. Тем не менее,
слушая со слишком очевидным удовольствием компли-
менты своих партнеров по танцам, принимая кавалеров в
отсутствие супруга, улыбаясь, опуская глазки и играя вее-
ром, она рисковала поставить его репутацию под удар. До
крайности обеспокоенный, он не стесняется проповедо-
вать морали на страницах своих писем к жене. Надо ду-
мать, и Натали возвращала ему назад упреки, обвиняя в
тысяче воображаемых измен. Сомнения, донельзя искрен-
ние в письмах супруга, становились у Натали поводом для
галантного состязания в красноречии. Ей казалось, что ка-
призы, поверенные страницам писем, придают им роман-
ный блеск и пикантность. Коварные иллюзии, напоминали
о былых связях, казалось, навсегда покрытых прахом заб-
вения... А впрочем, это только предположения: письма На-
тали к Пушкину нам неизвестны. Но письма самого Пуш-
кина к жене в точности воспроизводят стиль контровер-
сий на хозяйственные и любовные темы: «...Не можешь
вообразить, какая тоска без тебя. Я же все беспокоюсь, на
кого покинул я тебя! на Петра, сонного пьяницу, кото-
рый спит, не проспится, ибо он и пьяница и дурак; на
Ирину Кузьминичну, которая с тобою воюет; на Ненилу
Ануфриевну, которая тебя грабит. А Маша-mo? что ее
золотуха...? Ах, женка душа! что с тобою будет? Про-
щай, пиши». (22 сент. 1832 г.)
756_______
Александр Пушкин
«Какая ты умненькая, какая ты миленькая! Какое длин-
ное письмо! как оно дельно! Благодарствуй, женка... За-
ключай с поваром какие хочешь условия, только бы не
был я принужден, отобедав дома, ужинать в клобе... Кста-
ти, смотри, не брюхата ли ты, а в таком случае береги
себя на первых порах. Верхом не езди, а кокетничай как-
нибудь иначе». (25 сект.)
«Вчера только успел отправить письмо на почту, по-
лучил от тебя целых три. Спасибо, жена. Спасибо и за
то, что ложишься рано спать. Нехорошо только, что
ты пускаешься в разные кокетства; принимать Пушкина
(кого-то из родственников поэта. — А.Т.) тебе не следова-
ло, во-первых, потому что при мне он у нас ни разу не
был, а во-вторых, хоть я в тебе и уверен, но не должно
свету подавать повод к сплетням». (27 сент.)
«Вот видишь, что я был прав: нечего было тебе прини-
мать Пушкина... Теперь спасибо за твое милое, милое
письмо. Я ждал от тебя грозы, ибо по моему расчету пре-
жде воскресения ты письма от меня не получила; а ты
так тиха, так снисходительна, так забавна, что чудо.
Что это значит? Уж не кокю (рогоносец; в тексте фран-
цузское слово по-русски. — С.А.) ли я?.. Грех тебе меня
подозревать в неверности к тебе и в разборчивости к же-
нам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих
супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадонны
etc. etc. Знаешь русскую песню —
Не дай Бог хорошей жены,
Хорошужену часто в пир зовут».
(Ок. 30 сент.)
«...кокетничаешь со всем дипломатическим корпусом,
да еще жалуешься на свое положение, будто бы подобное
нащокинскому! Женка, женка!., но оставим это. Ты, мне
кажется, воюешь без меня дома, сменяешь людей, лома-
ешь кареты, сверяешь счеты, доишь кормилицу. Ай да
хват-баба! что хорошо, то хорошо. Здесь я не так-то
_______757
Анри Труайя-------
деятелен. Насилу успел написать две доверенности, а де-
нег не дождусь. Оставлю неоконченное дело на попечение
Нащокину. (...) Мне без тебя так скучно, так скучно, что
не знаю, куда головы преклонить». (Не позднее 3 окт.)
13 октября Пушкин возвратился в Санкт-Петербург;
его правая нога страдала жестоким ревматизмом, и он
опирался на трость. Настроение у поэта было хуже некуда.
Слишком уж его супружница растанцевалась. Слишком
уж его челядь разворовалась. Первую он пожурил, вторую
рассчитал — и нанял новую квартиру. Но и в новое жили-
ще на улице Гороховой вместе с мебелью и книгами поэта
въехали тоска и горести, неотделимые от его судьбы. Пере-
мена декораций не изменила ничего. Действительность ос-
талась тою же.
«(...) Жизнь моя в Петербурге ни то ни се. Заботы о
жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга, воль-
ной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь
в свете, жена моя в большой моде — все это требует де-
нег, деньги достаются мне через труды, а труды требу-
ют уединения», — пишет он Нащокину в конце февраля
1833 года.
Это — письмо человека, утратившего иллюзии. Конеч-
но, Пушкин вполне мог рассчитывать на привязанность
жены. Но в какой мере мог он рассчитывать на ее любовь?
Пушкин в упоении от своей жены — таково мнение,
высказанное С.П. Шевыревым в письме к Соболевскому.
Ну, а Натали... Была ли она «в упоении» от Пушкина? Поэт
так не думал... Еще в пору жениховства он поговаривал:
мол, надеется со временем приручить ее к себе, но знает
заведомо, что не обладает ничем таким, чем мог бы ей по-
нравиться. И если она согласится вручить ему свою руку,
то он увидел бы в этом лишь доказательство спокойного
безразличия к его сердцу...
Женившись, Пушкин понял, что предчувствие не обма-
нуло его. Натали воспринимала его ласки «с целомудрен-
ною апатичностью. Она повиновалась его желаниям, вру-
758_______
Александр Пушкин
чала ему свое тело и немного стонала при этом, потому
что так положено. Но слишком уж покорное существо за-
ключал поэт в свои объятья. Любовным жаром пылал он
один. Тогда он утешал себя тем, что, мол, Натали втайне
упрекала его за буйства прошлых лет. Он пытался уверить
себя, что она сдерживает свою страсть из-за гордости, что-
бы не быть похожею на тех женщин, которых он знавал
прежде. Он даже перелагал на себя ответственность за не-
достаток пылкости в жене. В конце 1831 года из-под его
пера вышли такие строки:
Когда в объятия мои
Твой стройный стан я заключаю
И речи нежные любви
Тебе с восторгом расточаю,
Безмолвна, от стесненных рук
Освобождая стан свой гибкой,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой.
Прилежно в памяти храня
Измен печальные преданья,
Ты без участья и вниманья
Уныло слушаешь меня...
Кляну коварные старанья
Преступной юности моей
И встреч условных ожиданья
В садах, в безмолвии ночей.
Кляну речей любовный шепот,
Стихов таинственный напев,
И ласки легковерных дев,
И слезы их, и поздний ропот.
Конечно, Пушкин, столкнувшись с такой, прямо ска-
жем, безынициативностью жены в любовных играх, пона-
чалу пытался бороться; но все его усилия в попытке пробу-
дить ответный жар в не слишком-то отзывчивом теле суп-
руги, по несчастью, остались тщетными. Тогда он переменил
образ мыслей, убеждая себя, что любит Натали за саму ее
холодность. Эти чувства его отразились в стихотворении
_______759
Анри Труайя
«Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем...», написан-
ном в том же 1832 году1.
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змией,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склонялся на долгие моленья,
Ты предаешься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом все боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!
Эта исповедь как нельзя лучше отражает особенность
физических отношений Пушкина со своей супругой. Ему
приходилось долго умолять ее, прежде чем она отзовется
на его страсть. И тогда она, стыдливо-холодна, отдавала
свое тело на милость другого; и когда он прижимался к
ней, она ясно видела его искаженное страстью лицо, его
расширившиеся в экстазе глаза, его губы, дрожащие при
произнесении слов, которых она не понимала. И вот нако-
нец, скрепя сердце, стыдясь, она испытывает небольшой
обморок — вот и все вознаграждение страсти супруга.
«Не страшно ли, — писал Валерий Брюсов, — что поэту
приходилось обращаться к своей благоверной с длитель- 1
1 В «Летописи жизни и творчества А.С. Пушкина» год создания —
1832 — под знаком вопроса. Автографа стихотворения не сохранилось;
на копии, принадлежавшей Соболевскому, рукою владельца поставле-
но: «1830», а рукою Бартенева приписано: «19 генваря». Этой датой
стихотворение и помечается при публикациях в собраниях сочинений.
Если стихотворение действительно написано в 1830 г., т. е. до брака
Пушкина с Гончаровой, ссылки на него при толковании их отношений
теряют смысл. (Прим, пер.)
760_________
Александр Пушкин
ними мольбами, добиваясь от нее ласки, и что она отдает-
ся ему «нежна, без упоенья», «едва» отвечает на его страсть
и делит, наконец, его пламень «поневоле»?» В ответ на за-
мечания Брюсова пушкинист Н.О. Лернер пишет: «Брюсов
видит в этих стихах доказательство, что Наталья Никола-
евна Пушкина была безразлична к своему супругу». Но это
стихотворение говорит всего лишь о физиологической не-
совместимости в отношениях двух супругов и о сексуаль-
ной фригидности молодой женщины.
Словом, невзирая на наивные требования Пушкина,
Натали оставалась чуждою поэту как в интеллектуальном,
так и физическом плане. Ни души их, ни тела не спелись в
унисон1. Стоит ли удивляться, что Пушкин, как бы к этому
ни относиться, вспоминал о своих любовницах минувших
лет и пытался искать те наслажденья, которых не мог по-
лучить от Натали, на стороне. В третьем стихотворении,
датируемом октябрем 1832 года, поэт оправдывает свои
мысли о нарушении супружеской верности:
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие мое я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться;
Нет, полно мне любить; но почему ж порой
Не погружуся я в минутное мечтанье,
Когда нечаянно пройдет передо мной
Младое, чистое, небесное созданье,
Пройдет и скроется?.. Ужель не можно мне,
Любуясь девою в печальном сладострастье,
Глазами следовать за ней и в тишине
Благословлять ее на радость и на счастье,
И сердцем ей желать все блага жизни сей,
Веселый мир души, беспечные досуги,
Все — даже счастие того, кто избран ей,
Кто милой деве даст название супруги. 1
1 Это личная точка зрения Труайя. Оставим сказанное на его со-
вести. (С.Л.)
________761
Анри Труайя
Эти стихи были посвящены молодой и красивой графи-
не НА. Соллогуб, за которой Пушкин настойчиво ухлесты-
вал и к которой Натали жестоко ревновала его. 21 октяб-
ря 1833 года он писал жене из Болдина: «Охота тебе, жен-
ка, соперничать с гр(афиней) Сол(логуб). Ты красавица, ты
бой-баба, а она шкурка. Чего тебе перебивать у ней по-
клонников?»
Но Пушкин обладал слишком щедрым темпераментом,
чтобы довольствоваться лишь созерцанием прелестных
особ и мысленно желать им всяческих земных благ. В 1832
году он увлекся Долли Фикельмон, дочерью Элизы Хитро-
во. Долли была замужем за австрийским послом в России,
и положение ее в свете было безупречным. Тем не менее
эта блистательная, безукоризненная дама поддалась нако-
нец уникальному шарму поэта и назначила ему свидание у
себя во дворце. Вечером Пушкину удалось проникнуть в ее
гостиную, и, как и было условлено, он залег под диваном,
дожидаясь хозяйки. Но время шло; поэт ждал час за часом,
прилепившись щекою к холодному паркету и вдыхая пыль
и запах пчелиного воску. Глаза его были полны тьмы; голо-
ва отяжелела, а руки и ноги медленно затекали. Но оста-
вить дело было уже невозможно, воротиться назад —
опасно: можно было наткнуться на прислугу в коридорах.
«Наконец после долгих ожиданий он слышит: подъеха-
ла карета. В доме засуетились. Двое лакеев внесли канде-
лябры и осветили гостиную. Вошла хозяйка в сопровожде-
нии какой-то фрейлины: они возвращались из театра или
из дворца. Через несколько минут разговора фрейлина
уехала в той же карете. Хозяйка осталась одна. «Etes-vous
1а?» («Вы здесь?») — спросила она, и Пушкин, вылезя из
своего убежища, предстал перед нею. Долли Фикельмон, в
бальном платье и диадеме, показалась ему королевой из
легенды. «Они перешли в спальню. Дверь была заперта;
густые, роскошные гардины задернуты. Начались восторги
сладострастия. Они играли, веселились. Пред камином бы-
ла разостлана пышная полость из медвежьего меха. Они
762________
Александр Пушкин
разделись донага, вылили на себя все духи, какие были в
комнате, ложились на мех... Быстро проходило время в на-
слаждениях. Наконец Пушкин как-то случайно подошел к
окну, отдернул занавес и с ужасом видит, что уже совсем
рассвело, уже белый день. Как быть? Он наскоро, кое-как
оделся, поспешая выбраться. Смущенная хозяйка ведет его
к стеклянным дверям выхода, но люди уже встали. У са-
мых дверей они встречают дворецкого, итальянца. Эта
встреча до того поразила хозяйку, что ей сделалось дурно;
она готова была лишиться чувств, но Пушкин, сжав ей
крепко руку, умолял ее отложить обморок до другого вре-
мени, а теперь выпустить его как для него, так и для себя
самой. Женщина преодолела себя. В своем критическом
положении они решились прибегнуть к посредству третье-
го. Хозяйка позвала свою служанку, старую, чопорную
француженку, уже давно одетую и ловкую в подобных слу-
чаях. К ней-то обратились с просьбою провести из дому.
Француженка взялась. Она свела Пушкина вниз, прямо в
комнаты мужа. Тот еще спал. Шум шагов его разбудил. Его
кровать была за ширмами. Из-за ширм он спросил: «Кто
здесь?» — «Это я», — отвечала ловкая наперсница и прове-
ла Пушкина в сени, откуда он свободно вышел: если б кто
его здесь и встретил, то здесь его появление уже не могло
быть предосудительным».
Едва выйдя за порог, Пушкин глубоко вдохнул в себя
свежий воздух раннего утра — и вдоволь не мог нады-
шаться! Но... дело надо было как-нибудь закрыть.
«На другой же день Пушкин предложил итальянцу-
дворецкому золотом 1000 руб., чтобы он молчал, и хотя он
отказывался от платы, но Пушкин принудил его взять. Та-
ким образом все дело осталось тайною. Но блистательная
дама в продолжение четырех месяцев не могла без дурно-
ты вспомнить об этом происшествии».
Надо думать, Пушкин более не помышлял о том, чтобы
повторить сей многотрудный и дорогостоящий подвиг.
_______763
Анри Труайя
Впрочем, сия авантюра показалась ему столь комичной,
что он без утайки поведал все как есть Нащокину1.
Тому же Нащокину поэт поведал и другое: он влюбился
в императрицу! Речь, конечно, могла идти только о безот-
ветной страсти — страсти чисто абстрактной, теоретиче-
ской, чаровавшей Пушкина самою своею абсурдностью.
«Императрица обладает изящной фигурой и, несмотря на
ее чрезмерную худобу, исполнена, как мне показалось, не-
описуемой грации. Ее манера держать себя далеко не вы-
сокомерна, как мне говорили, а скорее обнаруживает в
гордой душе привычку к покорности», — писал в своей
книге о России маркиз Астольф де Кюстин, посетивший
николаевскую империю в 1839 году, когда государыня бы-
ла, прямо скажем, не той, что в годы ее общения с поэтом.
«Императрица преждевременно одряхлела, — замечает
маркиз. — ...Супружеский долг поглотил остаток ее жизни:
она дала слишком многих идолов России, слишком много
детей императору. «Исчерпать себя всю в новых Великих
князьях — какая горькая участь!» — говорила одна знат-
ная полька...»
«Императрица удивительно как ему нравилась, — вспо-
минал Нащокин. — Он благоговел перед нею, даже имел к
ней какое-то чувственное влечение». Сам Пушкин записы-
вает в своем интимном дневнике под 8 апреля 1834 года:
«Я ужасно люблю царицу, несмотря на то что ей уже 35
лет и даже 36».
Еще одной мимолетной страстью поэта была баронесса
Амалия Крюднер. На балу у четы Фикельмон 24 июля
1833 года Пушкин, увлеченный баронессой, не скупился
ей на комплименты и молитвы. Задетая за живое, Натали
уехала с бала домой одна. Хватившись жены, Пушкин тот- 1
1 Фрагменты, взятые в кавычки, процитированы из рассказа На-
щокина, записанного Бартеневым. Пушкинисты не раз «ломали копья»,
стараясь установить, в какой мере достоверен рассказ. Так, М.А. Цяв-
ловский считает эту историю доказанным фактом, а Л.П. Гроссман по-
читал ее чистым вымыслом, принятым друзьями Пушкина за свершив-
шийся факт. (Прим, пер.)
764_______
-------Александр Пушкин
час поспешил домой и застал стоящей перед зеркалом и
снимающей с себя уборы.
— Что с тобою? Отчего ты уехала? — спросил поэт.
Вместо ответа Наталья Николаевна дала мужу полно-
весную оплеуху. Тот как стоял, так и покатился со смеху, а
затем побежал рассказать друзьям о том, сколь тяжела ру-
ка у его Мадонн ы...
Сказать по правде, много ли у Мадонны было поводов
завидовать поэту? Ее успехи в свете утверждались от сезо-
на к сезону. Молодой граф Соллогуб, встречавшийся с На-
тальей Николаевной в 1833 году, вспоминал:
«Я с первого же раза без памяти в нее влюбился; надо
сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Пе-
тербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной; ее
лучезарная красота рядом с этим магическим именем
всем кружила головы; я знал очень молодых людей, кото-
рые серьезно были уверены, что влюблены в Пушкину, не
только вовсе с нею не знакомых, но чуть ли никогда собст-
венно ее даже не видавших!» Далее В.А. Соллогуб расска-
зывает эпизод, происшедший на его глазах на балу у Бу-
турлиных. В то время балы начинались относительно рано,
и младшему в семье, 13-летнему Петеньке Бутурлину, по-
зволялось оставаться на балу до мазурки. «В тот вечер я
танцевал с Пушкиной мазурку и, как только оркестр сыг-
рал ритурнель, отправился отыскивать свою даму: она си-
дела у амбразуры окна и, поднеся к губам сложенный ве-
ер, чуть-чуть улыбалась; позади нее, в самой глубине ам-
бразуры, сидел Петенька Бутурлин и, краснея и заикаясь,
что-то говорил ей с большим жаром». Прислушавшись,
Соллогуб расслышал такое вот странное признание:
«Да, Наталья Николаевна, выслушайте меня, не оскорб-
ляйтесь, но я должен был вам сказать, что я люблю вас, —
говорил ей между тем Петенька, который до того потерял-
ся, что даже не заметил, что я подошел и сел подле, — да, я
должен был это вам сказать, — продолжал он, — потому
что, видите ли, теперь двенадцать часов, и меня сейчас уве-
дут спать!»
_______765
Анри Труайя
И Николай I, следуя примеру своих юных подданных,
не скупился на похвалы в адрес Натали. В одном из маска-
радов Натали предстала в костюме жрицы солнца, и поль-
щенный император провозгласил ее царицей бала. Между
тем царица бала была снова беременна, на шестом месяце;
во время Великого поста она пережила жестокую лихорад-
ку, едва не стоившую ей жизни. Доктора прописали ей
кровопускание — несмотря на ее интересное положение...
Лечили, как умели в те времена. И она выжила, несмотря
на столь странные методы врачевания.
На лето Пушкины сняли большую дачу на Черной реч-
ке в окрестностях Петербурга. Натали отдыхала, а Пуш-
кин засучив рукава трудился в архивах; туда и обратно хо-
дил пешком.
Наконец 6 июля Натали произвела на свет мальчика,
получившего имя Александр. Роды оказались тяжелыми,
тело роженицы покрылось абсцессами. И все-таки она по-
правилась, благодаря своему крепкому сложению. Когда
она смогла встать с постели и поглядеть на себя в зеркало,
то с радостью обнаружила, что ничуть не изменилась.
Пушкина охватывала гордость при одной мысли о том, что
он вторично стал папашей. Но с увеличением семьи воз-
росла и ответственность за нее. Тетушка Загряжская, со-
действовавшая успехам племянницы в свете, щедро опла-
чивала ее туалеты. Но материальное состояние семьи
Пушкиных оставляло желать лучшего. Хочешь не хочешь, а
деньги добывать было надо.
* * *
1831, 1832 и первая половина 1833 года были отмече-
ны насыщенной, но не очень-то прибыльной литературной
работой. Помимо незаконченной драмы «Русалка» Пуш-
кин сосредоточил свои поэтические усилия на «Подража-
ниях древним» и «Песнях западных славян». Трудясь над
«Подражаниями древним», Пушкин, не владея в достаточ-
ной степени греческим, прибегнул к французским адапта-
766_______
Александр Пушкин
циям Лефевра и Виллебона. Но и сквозь пелену этих нена-
дежных, сомнительных французских переложений он су-
мел докопаться до выветрившихся мыслей оригинала и его
четкой чеканной просодии. Еще более необычным вы-
глядит его приключение с «Песнями западных славян».
В 1827 году Проспер Мериме опубликовал в Париже яко-
бы пародию на славянские песни под заглавием: «La Guzla,
ou Choix de Poesies Illyriques recueilles dans la Dalmatie, la
Bosnie la Croatie et 1'Hertzegovine». («Гюзла, или Сборник
иллирической поэзии, собранной в Далмации, Боснии,
Хорватии и Герцеговине»).
Мистификация была подана Мериме столь искусно, что
сбила с толку не только французских читателей, но и та-
ких специалистов по славянской поэзии, как Мицкевич и
Пушкин. С восторгом приняв антологию Мериме, Пуш-
кин перевел «Гюзлу» стихами на русский язык. Но он, ру-
ководствуясь в своей версии текстом Мериме, существенно
отступил от модели и водворил в текст (благодаря какой
таинственной интуиции?) подлинный тон оригинальных
сербских песен. Пушкин инстинктивно отметал в сторону
все, что находил у Мериме фальшивого, ложного, западно-
го. Сквозь дружеский шарж лица, души, он, сам того не ве-
дая, воскресил подлинное лицо и подлинную душу запад-
ных славян. Узнав о том, как «попался» Пушкин, Мериме
шлет Соболевскому письмо, датированное 18 января 1835 го-
да: «Faites mes excuses a M.Pouchkine. Je suis fier et honteux
a la fois de 1'avoir attrape» («Принесите мои извинения г-ну
Пушкину. Я горд и смущен одновременно, что охмурил его»).
Однако в действительности это Пушкин «охмурил» Ме-
риме, преобразуя его фантазии в истинные стихи1.
Все же в эту пору своей жизни Пушкин уделял больше 1
1 Один современный сербский исследователь, изучая источники
«Гюзлы», выявил старинную шотландскую балладу, итальянскую леген-
ду и идиллию Феокрита. (Прим. А. Труайя.)
________767
Анри Труайя_______
времени и сил прозаическим творениям. Шлифуя «Дуб-
ровского», набрасывая заметки к «Пиковой даме», он при
всем при том был почти полностью поглощен «Историей
Петра». В императорских архивах поэт штудировал сек-
ретные документы и медленно, сквозь тучи столетней пы-
ли, углублялся в сумрачное прошлое своей страны. Заполу-
чив разрешение на работу с хранившейся в Эрмитаже
личной библиотекой Вольтера, он обрел исключительную
привилегию трудиться под сенью призраков своих двух
кумиров — Петра Великого и достопочтенного Мари-
Франсуа Аруэ. Наброски портрета Вольтера (источником
коих послужил бюст Гудона) украшают страницы его ру-
кописей. Но за переписыванием, анализом, штудировани-
ем корреспонденций и хроник осьмнадцатого столетия в
сознание Пушкина заползали тени других персонажей, не
столь величественных. От Петра Великого он бессознатель-
но перешел к Пугачеву — авантюристу и самозванцу, под-
нявшему уральских казаков против Екатерины II, залив-
шему кровью целые губернии и нашедшему свою смерть
на плахе. И Пушкин решается писать «Историю Пугаче-
ва» и повесть «Капитанская дочка», действие которых раз-
ворачивается в одну и ту же эпоху. Но, чтобы благополуч-
но выполнить эти две задачи, Пушкин чувствовал необхо-
димость побывать в тех краях, по которым прокатился
бунт, и собрать устные свидетельства. Он также знал, что в
Санкт-Петербурге — городе балов, маскарадов, шпионажа
и интриг — он не найдет ни материалов, ни возможностей
для такой длительной работы. Всего через две недели после
рождения первого сына Пушкин обратился за разрешени-
ем на поездку в Казань и Оренбург для ознакомления с гу-
бернскими архивами. Император потребовал обоснований
необходимости столь продолжительного путешествия.
30 июля Пушкин адресует управляющему III отделением
А.Н. Мордвинову исполненное иронии письмо с разъясне-
нием, с чего это ему так приспичило покинуть столицу:
«Милостивый государь Александр Николаевич!
Спешу ответствовать со всею искренностию на во-
просы вашего превосходительства.
768_______
Александр Пушкин
В продолжение двух последних лет занимался я одни-
ми историческими изысканиями, не написав ни одной строч-
ки чисто литературной. Мне необходимо месяца два
провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от
важнейших занятий и кончить книгу, давно мною нача-
тую и которая доставит мне деньги, в коих имею нужду.
Мне самому совестно тратить время на суетные заня-
тия, но что делать'? они одни доставляют мне независи-
мость и способ проживать с моим семейством в Петер-
бурге, где труды мои, благодаря государя, имеют цель бо-
лее важную и полезную.
Кроме жалования, определенного мне щедростию его
величества, нет у меня постоянного дохода-, между тем
жизнь в столице дорога и с умножением моего семейства
умножаются и расходы.
Может быть, государю угодно знать, какую именно
книгу хочу я дописать в деревне: это роман, коего боль-
шая часть действия происходит в Оренбурге и Казани, и
вот почему хотелось бы мне посетить обе сии губер-
нии».
Аргументы показались его величеству убедительными, и
он великодушно отпустил Пушкина в путешествие, не за-
быв при этом разослать предписания об учреждении за
поэтом секретного надзора. Пушкин покинул Санкт-Пе-
тербург 18 августа 1833 года. Он был рад убежать от сует-
ной тоски столицы. Но в то же время грустно ему было
оставлять свою жену — такую молодую, такую прелест-
ную и такую неопытную — лицом к лицу с вороватой
прислугой и толпами поклоннйков.
Тлава 6
«МЕДНЫЙ ВСАДНИК»
«Милая женка, вот тебе подробная моя Одиссея, — пи-
сал Пушкин жене из Торжка всего через несколько дней
после отъезда. — Ты помнишь, что от тебя уехал я в са-
______769
Анри Труайя
мую бурю. Приключения мои начались у Троицкого мос-
ту. Нева так была высока, что мост стоял дыбом', верев-
ка была протянута, и полиция не пускала экипажей.
Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако пере-
правился через Неву выше и выехал из Петербурга. Погода
была ужасная. Деревья по Царскосельскому проспекту
так и валялись, я насчитал их с пятьдесят. В лужицах
была буря. Болота волновались белыми волнами... На
другой день погода прояснилась. Мы с Соболевским шли
пешком 15 верст, убивая по дороге змей, которые обрадо-
вались сдуру солнцу и выползали на песок».
Оставив Соболевского в Торжке «наедине с швейцар-
ским сыром», Пушкин взял курс на Ярополец1; дорога ле-
жала мимо Вульфовых поместий, как ему было не посе-
тить места, где когда-то он, холостой и беззаботный, одер-
живал сердечные победы одну за другой? Но... как все
переменилось здесь за минувшие годы! Прелестниц Оси-
повых-Вульф здесь более не было, а старая мебель выгляде-
ла суровою и чуть ли не враждебною. Запах старого дерева
да наливающихся яблок — вот все, что напоминало ему о
былых временах, проведенных здесь. Чтобы обезоружить
вероятную ревность Натали, Пушкин описывает ей свое
сентиментальное путешествие:
«Назад тому 5 лет Павловское, Малинники и Берново
наполнены были уланами и барышнями; но уланы переве-
дены, а барышни разъехались; из старых моих приятель-
ниц нашел я одну белую кобылу, на которой и съездил в
Малинники; но и та уже подо мною не пляшет, не бесит-
ся, а в Малинниках вместо всех Анет, Евпраксий, Саш,
Маш etc. живет управитель Парасковий Александровны,
Рейхман, который попотчивал шнапсом. Бельяшева,
мною некогда воспетая, живет здесь в соседстве. Но я к
ней не поеду, зная, что тебе было бы это не по сердцу.
Здесь объедаюсь я вареньем и проиграл три рубля в два-
дцать четыре роббера в вист...» 1
1 Находится в 18 км от Волоколамска; ныне музей. (Прим. пер.)
770________
Александр Пушкин
В Яропольце Пушкина встретила — и притом, по его
словам, «как нельзя лучше» — теща. «Она живет очень
уединенно и тихо в своем разоренном дворце, — пишет
поэт жене... — Я нашел в доме старую библиотеку, и
Нат(алья) Ив(ановна) позволила мне выбрать нужные
книги. Я отобрал их десятка три, которые к нам и при-
будут с вареньем и наливками».
Из Яропольца Пушкин направился в Москву, где встре-
тил, помимо прочих, Соболевского, Нащокина и Судиен-
ко. «Вчера были твои именины, сегодня твое рождение', —
поздравляет Пушкин супругу. — Поздравляю тебя и себя,
мой ангел. Вчера пил я твое здоровье у Киреевского с Ше-
выревым и Соболевским; сегодня буду пить у Суденки. Еду
послезавтра — прежде не будет готова моя коляска. Од-
нако скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва, /уаже из-
возчиков мало на ее скучных улицах. На Тверском бульва-
ре попадаются две-три салопницы, да какой-нибудь сту-
дент в очках и в фуражке, да кн. Шаликов».
Впрочем, в компании друзей поэту удалось развлечься
на славу.
«Обедал у Суденки, моего приятеля, товарища холо-
стой жизни моей. Теперь и он женат, и он сделал двух ре-
бят, и он перестал играть — но у него 125 000 доходу, а
у нас, мой ангел, это впереди. Жена его тихая, скромная,
не красавица. Мы отобедали втроем, и я, без церемонии,
предложил здоровье моей именинницы, и выпили мы все
не морщась по бокалу шампанского. Вечер у Нащокина, да
какой вечер! шампанское, лафит, зажженный пунш с ана-
насами — и все за твое здоровье, красота моя».
На следующий день Нащокин снова на славу угостил
своего близкого друга — «он задал мне прощальный обед
со стерлядями и с жженкой, усадили меня в коляску, и я
выехал на большую дорогу».
Но и катя в коляске по большой дороге, Пушкин не пе-
1 26 августа — день Натальиных именин; 27-го — день ее рожде-
ния. (Прим. А. Труайя.)
________771
Анри Труайя
рестает думать о жене и детях. Его не оставляют мысли,
что, пока он странствует, их подстерегают всяческие опас-
ности. Долги, болезни, дурное поведение прислуги, нашест-
вие поклонников, расходы... «Живо воображаю первое чис-
ло, — с тревогой признается он жене. — Тебя теребят за
долги, Параша, повар, извозчик, аптекарь, М. de Sichler etc.,
у тебя не хватает денег, Смирдин (книгоиздатель и книго-
торговец. — Прим, пер.) перед тобой извиняется, ты бес-
покоишься, сердишься на меня — и поделом».
В Казани Пушкин разыскивает и опрашивает свидете-
лей пугачевского бунта, объезжает окрестности города и,
между прочим, попал на вечер к местной поэтессе — «со-
рокалетней несносной бабе с вощеными зубами и с ногтя-
ми в грязи. Она... прочла мне стихов с двести, как ни в чем
не бывало».
В Симбирске Пушкин присутствовал на уроке танца у
губернатора. Молодые прелестницы просили гостя пригла-
сить их на тур вальса. Тогда он вынул из кармана пистолет,
положил на подоконник и оказал девушкам любезность,
станцевав с ними. Следует думать, у этих мадемуазелей ос-
талось неизгладимое впечатление от оказанной им чести.
И вот, наконец, после изматывающего и монотонного пу-
тешествия 18 сентября Пушкин прибывает в Оренбург.
На следующий же день он пишет супруге:
«Что, женка? скучно тебе? мне тоска без тебя. Кабы
не стыдно было, воротился бы прямо к тебе, ни строчки
не написав. Ад нельзя, мой ангел. Взялся за гуж, не говори,
что не дюж — то есть: уехал писать, так пиши же ро-
ман за романом, поэму за поэмой. А уж чувствую, что
дурь на меня находит — я и в коляске сочиняю, что же
будет в постеле? Одно меня сокрушает: человек мой. Во-
образи себе тон московского канцеляриста, глуп, говор-
лив, через день пьян, ест мои холодные дорожные рябчи-
ки, пьет мою мадеру, портит мои книги и по станциям
называет меня то графом, то генералом. Бесит меня, да
и только. Свет-то мой Ипполит! кстати о хамовом
772________
Александр Пушкин
племени: как ты ладишь своим домом? боюсь, людей у
тебя мало: не наймешь ли ты кого?»
В Оренбурге Пушкин встретил своего знакомого — пи-
сателя и лексикографа Владимира Даля. Даль приехал в
этот город в конце июля 1833 года, поступив на службу
чиновником особых поручений при оренбургском гене-
рал-губернаторе. Даль возил Пушкина в историческую
Бердинскую станицу (в 7 километрах от Оренбурга), быв-
шую в течение полугода местом ставки Пугачева; указывал
ему на Георгиевскую колокольню в предместье, куда Пуга-
чев поднял было пушку, чтобы обстреливать город; на ос-
татки земляных работ между Орских и Сакмарских ворот,
приписываемых преданием Пугачеву; на зауральскую ро-
щу, откуда мятежник пытался ворваться по льду в кре-
пость; не забыл и о «золотых палатах» Пугачева, которые
на самом деле были всего-навсего обитою медною латунью
избою...
«Пушкин слушал все это, — вспоминал Даль, — с боль-
шим жаром и хохотал от души следующему анекдоту: Пу-
гач, ворвавшись в Берды, где испуганный народ собрался в
церкви и на паперти, вошел также в церковь. Народ рас-
ступился в страхе, кланялся, падал ниц. Приняв важный
вид, Пугач прошел прямо в алтарь, сел на церковный пре-
стол и сказал вслух: «Как я давно не сидел на престоле!»
В мужицком невежестве своем он воображал, что престол
церковный есть царское седалище. Пушкин назвал его за
это свиньей и много хохотал...»
В Бердах Пушкин отыскал старуху, которая знала, виде-
ла и помнила Пугачева. «Пушкин разговаривал с нею це-
лое утро, — продолжал Даль, — ему указали, где стояла из-
ба, обращенная в золотой дворец, где разбойник казнил
несколько верных долгу своему сынов отечества; указали
на гребни, где, по преданию, лежит огромный клад Пугача,
зашитый в рубаху, засыпанный землей и покрытый тру-
пом человеческим, чтобы отвесть всякое подозрение и об-
мануть кладоискателей, которые, дорывшись до трупа,
должны подумать, что это простая могила. Старуха спела
_______773
Анри Труайя--------
также несколько песен, относившихся к тому же предме-
ту, и Пушкин дал ей на прощанье червонец».
Но этот louis d’or наделал в Бердах большой переполох.
После отъезда путников казаки посовещались и сочли по
меньшей мере подозрительным, что этот чужак интересу-
ется судьбою негодяя, преданного анафеме Церковью, да
еще платит за это золотом. Уж не последователь ли он Пу-
гачева, не враг ли царской власти и веры Христовой, не по-
собник ли дьявола?
«И казаки на другой же день снарядили подводу в
Оренбург, привезли и старуху, и роковой червонец и до-
несли: «Вчера-де приезжал какой-то чужой господин, при-
метами: собой невелик, волос черный, кудрявый, лицом
смуглый, и подбивал под «пугачевщину» и дарил золотом;
должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на
пальцах когти». Пушкин много тому смеялся (...)»
Надо думать, «начальству» стоило немало трудов убе-
дить добрую старушенцию и казаков эскорта, что этот
странный человек с когтями куда безобиднее, чем кажет-
ся. «Ему сам государь позволил о Пугачеве расспраши-
вать», — говорили чиновники.
20 сентября Пушкин покинул Оренбург и двинулся в
Уральск: «тамошний атаман и казаки приняли меня слав-
но, дали мне два обеда, подпили за мое здоровье... — и на-
кормили меня свежей икрой, при мне изготовленной». За-
тем заскочил в имение своего друга Языкова и, отобедав,
взял курс на Болдино.
В Болдине, которое было его литературной цитаделью,
Пушкин разбирал, классифицировал и определял дальней-
шую судьбу накопленных за время путешествия материа-
лов и впечатлений. Широкая степь, угрюмое небо, лужи
после дождя и дом, источенный червями, не изменились
со времени его предыдущего приезда. Как и тогда, Пуш-
кин испытывал наслаждение от своего пребывания в этом,
казалось бы, зловещем одиночестве. Проснувшись в семь
утра, он пил кофе и, лежа в постели до трех часов пополуд-
ни, писал и читал. С трех до пяти скакал по окрестным
774________
Александр Пушкин
местам верхом; вернувшись в пять, принимал ванну и обе-
дал — вареная картошка да гречневая каша. Затем возвра-
щался в свой кабинет и читал либо делал записи до 9 часов
вечера. Ко всему прочему он стал отращивать бороду, слов-
но хотел сделаться дикарем в лесу своих рифм. Но стоило
отхлынуть вдохновению, стоило ослабнуть жажде писать,
как его сердце тут же оказывалось во власти сожалений,
беспокойства и тоски. В Болдине, как и везде, он думал о
Натали. И всегда — с опасениями. Письма, которые он
слал ей, были не чем иным, как вариациями одной темы:
ревности. Пушкин ревновал всех, кто приближался к его
супруге. И в первую очередь — царя. Ибо государь, на сло-
вах проповедуя уважение к семейным ценностям, безумно
любил приударить за хорошенькими женщинами своего
окружения.
«Он кокетничает, как молодая женщина», — замечала
добрая знакомая Пушкина мадемуазель Россетти.
Графиня Нессельроде (которую боялись больше, чем
Бенкендорфа, и ей это нравилось) писала своему сыну:
«Наш хозяин (император) не пропустил ни одного бала-
маскарада. Он оставался там до трех часов утра, прогулива-
ясь с personnes ordinaires. Одна из них, с которой он со-
вершенно не боялся разговаривать откровенно, сказала
твоему дядюшке, что невозможно вообразить себе всей
дерзости его намеков».
Эти туры вальса, эти дерзостные намеки, эти солдафон-
ские комплименты не могли не раздражать Пушкина. Все-
цело доверяя врожденной добродетели Натали, он тем не
менее терзался мыслью: вдруг император вытеснит его в ее
женских мечтаниях? Он чувствовал себя безобразным, без-
оружным, тщедушным перед этим колоссом со свежим
римским лицом, высокомерным взглядом, да еще затяну-
тым в блестящий мундир. Этому всемогущему сопернику
он мог противопоставить только лишь ценность своего по-
этического гения. А так ли уж поэзия интересовала Натали?
«Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смот-
ри за детьми, — пишет он жене 11 октября 1833 года. —
_______775
Анри Труайя--------
Не кокетничай ни с царем, ни с женихом княжны Любы'.
Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу — и привезу тебе
пропасть всякой всячины. Надеюсь, что Смирдин аккура-
тен. На днях пришлю ему стихов. Знаешь ли, что обо
мне говорят в соседних губерниях? Вот как описывают
мои занятия: Как Пушкин стихи пишет — перед ним
стоит штоф славнейшей настойки — он хлоп стакан,
другой, третий — и уж начнет писать! — Это слава».
Письмо, посланное десять дней спустя, выдержано в
той же тональности:
«Получил сегодня письмо твое от 4-го октября и сер-
дечно тебя благодарю. В прошлое воскресение не получил
от себя письма и имел глупость на тебя надуться; а вче-
ра такое горе взяло, что и не запомню, чтоб на меня на-
ходила такая хандра. Радуюсь, что ты не брюхата и
что ничто не помешает тебе отличаться на нынешних
балах. Видно, Огарев охотник до Пушкиных, дай Бог ему
ни дна ни покрышки! кокетничать я тебе не мешаю, но
требую от тебя холодности, благопристойности, важ-
ности — не говорю уже о беспорочности поведения, ко-
торое относится не к тону, а к чему-то уже важнейше-
му. Охота тебе, женка, соперничать с графиней Солло-
губ. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе
перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Ше-
реметев стал оттягивать у меня кистеневских моих
мужиков. Кто же еще за тобой ухаживает, кроме Огаре-
ва? пришли мне список по азбучному порядку... О себе те-
бе скажу, что я работаю лениво, через пень-колоду валю.
Все эти дни голова болела, хандра грызла меня; нынче
легче. Начал многое, но ни к чему нет охоты; Бог знает,
что со мною делается. Старам стала и умом плохам.
Приеду оживиться твоею молодостию, мой ангел. Но не
жди меня прежде конца ноября; не хочу к тебе с пустыми
1 Люба — княгиня Любовь Хилкова; жених ее — СД. Безобразов,
поклонник Натальи Николаевны. (Прим. пер.)
776________
Александр Пушкин
руками явиться, взялся за гуж, не скажу, что не дюж.
А ты не брани меня».
Те же подозрения, тот же крик отчаяния звучит и в
письме от 30 октября. Но стиль его более яростен, чем у
двух предыдущих. Натали явно считала за благо перечис-
лять супругу свои новые победы. По ее мнению, ему следо-
вало гордиться ею — и, равно как ею, ее успехами. Она на-
верняка перечисляла ему имена покоренных, цитировала
их комплименты, а может быть, даже упоминала о том,
сколько туров вальса с кем станцевала, кому и сколько раз
подмигнула глазом или сделала знак веером... И Пушкин
приходил в ярость, ощущая таковое ее безрассудство и та-
ковую слабость в его отсутствие:
«30 октября 1833 г. Болдино.
Вчера получил я, мой друг, два от тебя письма. Спаси-
бо; но я хочу немножко тебя пожурить. Ты кажется не
путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не
в моде и почитается признаком дурного тона. В нем
толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой,
бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая те-
бе задницу; есть чему радоваться! Не только тебе, но и
Парасковьи Петровне легко за собою приучить бегать хо-
лостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я
большая охотница. Вот вся тайна кокетства. Было бы
корыто, а свиньи будут. К чему тебе принимать муж-
чин, которые за тобою ухаживают? не знаешь, на кого
нападешь. Прочти басню А. Измайлова о Фоме и Кузьме.
Фома накормил Кузьму икрой и селедкой. (Фо(ма)) Кузь-
ма стал просить пить, а Фома не дал. Кузьма и прибил
Фому как каналью. Из этого поэт выводит следующее
нравоучение: Красавицы! не кормите селедкой, если не
хотите пить давать; не то можете наскочить на Кузь-
му. Видишь ли? Прошу, чтоб у меня не было этих акаде-
мических завтраков. Теперь, мой ангел, цалую тебя как
ни в чем не бывало и благодарю за то, что ты подробно и
откровенно описываешь мне свою беспутную жизнь. Гу-
ляй, женка; только не загуливайся, и меня не забывай. Мо-
_______777
Анри Труайя-------
чи нет: хочется мне увидать тебя причесанную а 1а
Ninon; ты должна быть чудо как мила. Как ты прежде об
этой старой курве не подумала (?) и не переняла у ней
ее прическу? Опиши мне свое появление на балах, кото-
рые, как ты пишешь, вероятно уже открылись — да, ан-
гел мой, пожалуйста не кокетничай. Я не ревнив, да и
знаю, что ты во все тяжкое не пустишься; но ты знаешь,
как я не люблю все, что пахнет московской барышнею,
все, что не сотте й faut, все, что vulgar... Если при моем
возвращении я найду, что твой милый, простой, аристо-
кратический тон изменился; разведусь, вот те Христос, и
пойду в солдаты с горя».
Неделю спустя Пушкин, сконфуженный тем, что столь
сурово высказал жене все, что о ней думает, шлет вдогон
послание, в которое вкладывает существенно больше люб-
ви — но тем не менее не снимает былых тем:
«6 ноября Болдино.
круг мой женка, на прошедшей почте я не очень пом-
ню, что я тебе писал. Помнится я был немножко сер-
дит — и кажется письмо немного жестко. Повторю тебе
помягче, что кокетство ни к чему доброму не ведет; и
хоть оно имеет свои приятности, но ничто так скоро
не лишает молодой женщины того, без чего нет ни се-
мейственного благополучия, ни спокойствия в отношени-
ях к свету: уважения. Радоваться своими победами тебе
нечего. Курва, у которой переняла ты прическу (ЬВ: ты
очень должна быть хороша в этой прическе; я об этом
думал сегодня ночью), Ninon говорила: Il est ecrit sur le
coeur de tout homme: a la plus facile1. После этого изволь
гордиться похищением мужских сердец. Подумай об этом
хорошенько и не беспокой меня напрасно. Я скоро выез-
жаю, но несколько времени останусь в Москве по делам.
Женка, женка! я езжу по большим дорогам, живу по 3 ме-
сяца в степной глуши, останавливаюсь в пакостной Мо- 1
1 «На сердце каждого мужчины написано: «Самой податливой»
(ФМ
778_______
Александр Пушкин
скве, которую ненавижу — для чего? — для тебя, женка;
чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как
прилично в твои лета и с твоею красотою. Побереги же
и ты меня. К хлопотам, неразлучным с жизнию мужчи-
ны, не прибавляй беспокойств семейственных, ревности
etc. etc. — не говоря об cocuage', о коем прочел я на днях
целую диссертацию в Брантоме».
Сколько аргументов в попытках убедить эту маленькую
простофилю бросить вошедшее в привычку кокетство! Об-
ращаясь к ней, как к дитяти, Пушкин множит конкрет-
ные примеры, доказывающие, к чему приводит кокетство,
цитирует басни, повторяет по десять раз одни и те же
формулы, сердится, делает забавные ремарки в надежде,
что урок пойдет впрок... Когда же он пишет: «Я привезу те-
бе стишков много, но не разглашай этого», то прекрасно
знает: она в первую очередь подумает о деньгах, которые
принесет талант супруга.
* * *
Второй болдинский сезон был столь же плодовитым,
как и предыдущий. Тут и проза, и стихи, и история, и ле-
генды — по пометам на рукописях видно, как много писал
он в этот приезд.
Он писал «Пугачева» с невиданными для той эпохи хо-
лодностью, трезвостью, честностью. Поэт Пушкин был
еще и строгим историком. Он опирался на аутентичные
документы, отклонял соблазн красивых гипотез и стыдли-
во скрывался за спинами своих героев. Не приходится
удивляться, что его, современника 14 декабря и прочих на-
родных и военных восстаний в России, так соблазнял пуга-
чевский бунт. Он видел в этом первое столкновение двух
непримиримых сил: империи, опиравшейся на толпы чи-
новников, и массы простого люда, сознающего свою силу и
свое право. «Весь черный народ был за Пугачева, — писал
Пушкин в «Общих замечаниях», недвусмысленно адресо-
1 Положении рогоносца (фр.).
________________________________________________779
Анри Труайя
ванных августейшему цензору. — Духовенство ему добро-
желательствовало, не только попы и монахи, но и архи-
мандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым
образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщни-
ки хотели сперва и дворян склонить на свою сторону, но
выгоды их были слишком противоположны». А вот строки
об отношении простых людей к плененному «злому раз-
бойнику и вору»: «Солдаты кормили его из своих рук и го-
ворили детям, которые теснились около его клетки: пом-
ните, дети, что вы видели Пугачева... Во всю дорогу он был
весел и спокоен. В Москве встречен он был многочислен-
ным народом, недавно ожидавшим его (нашествия) с не-
терпением и едва усмиренным поимкою грозного злодея».
С первой до последней страницы этого исторического
эссе Пушкин демонстрирует необычную смелость. Так, он
дерзает заявить, что мятежники освоили самые верные и
эффективные методы для достижения цели; а также, что
правительство действовало со слабостью, медлительностью
и неловкостью. Величая Пугачева, как тогда и полагалось,
разбойником, самозванцем и пьяницей, он при всем при
том обвиняет Екатерину II и ее генералов. Он укоряет им-
ператрицу в том, что она вверила судьбу страны в руки
иностранцев вроде Рейнсдропа, Кара, Фрейманна... За эти-
ми именами угадываются бенкендорфы, фон фоки, Нес-
сельроде и вся прочая клика высших чиновников, проис-
ходящих из Курляндии, вся эта бюрократическая камарилья
с подозрительными фамилиями, вся эта личная гвардия
Николая I, не испытывавшая ни малейшей симпатии к
России и которая вместо отстаивания национальных инте-
ресов сражалась только за свои.
Закончив свой труд, Пушкин представил его на суд ав-
густейшему цензору, и тот испещрил его пометами. Так,
например, Пушкин пишет, что солдаты генерала Валлен-
штерга, окруженные огнем противника, «бежали». Вот те
раз, нельзя же так прямо писать о бегстве царского вой-
ска! И Николай смягчает: «отряд его смешался». Одного из
мятежников Пушкин называет «славным» — царь ставит
780_______
Александр Пушкин
на полях знак NB; и все в таком духе. Пушкин рад был, что
так обошлось, и даже назвал замечания царя «дельными».
Впоследствии, правда, царь добавил еще одну ложку дегтя:
запретил пушкинское название «История Пугачева», при-
казав выпустить книгу под титлом «История Пугачевского
бунта»: у злодея Пугачева, мол, не было истории. С этим
пришлось согласиться.
«Исправленный» царской рукой «Пугачев» был нако-
нец опубликован в декабре 1834 года. Публика встретила
холодно эти в высшей степени суровые и серьезные стра-
ницы. Она-то ожидала задорного романа вроде «Робин Гу-
да», на страницах которого были бы щедро представлены
couleur locale, кавалерийские атаки, пушечные залпы,
кровь, крики и пожара дым! А вместо этого Пушкин пред-
ложил ее вниманию труд, объективно реконструирующий
события.
«В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже —
не покупают», — с горечью замечает Пушкин в своем
«Дневнике».
* * *
Поэтизация мятежа, которой Пушкин добровольно
пренебрег в «Пугачеве», дала о себе знать в «Медном всад-
нике», написанном в ту же пору в Болдине.
«Медный всадник» — произведение зрелого художника.
Это — наиболее чистое, наиболее законченное, но также и
самое глубокое и самое таинственное из сочинений Пуш-
кина. В нем сплетаются в единый узел линия историческая
и линия романистическая, линия реалистическая и линия
фантастическая. В поэме — три героя. Первый — челове-
ческое существо: мелкий чиновник Евгений. Второй персо-
наж — бронзовая статуя Петра Великого. Третий — река
Нева, которая выходит из берегов и затопляет улицы. Итак,
плоть и кровь, бронза и вода как стихия. Внешний по-
вод — катастрофическое наводнение, случившееся в Пе-
тербурге 7 ноября 1824 года. Внутренний повод — бунт
индивида перед имперской властью, символом которой
_______781
Анри Труайя
выступает Медный всадник. В числе документов и мате-
риалов, послуживших Пушкину при разработке его за-
мысла, следует назвать составленную по горячим следам
книгу В.Н. Верха «Подробные известия о всех наводнени-
ях, бывших в Санкт-Петербурге» (СПб., 1826), третью
часть поэмы Мицкевича «Дзяды» (послужившую Пушки-
ну в качестве предмета для полемики), несколько строк
Батюшкова, «Петроград» Шевырева и, кроме того, притчу
следующего содержания. Когда в 1812 году полчища Бона-
парта перешли российскую границу, поначалу никто не
знал, пойдет ли Наполеон на Москву или на Петербург; но
на всякий случай был отдан приказ о вывозе из Петербур-
га ценностей; предполагали вывезти также и конную ста-
тую Петра. Но случилось вот что. К князю Голицыну при-
шел его товарищ Батурин и рассказал об увиденном им ве-
щем сне: по улицам столицы скачет конная статуя Петра,
а навстречу выходит Александр I. Бронзовый государь де-
лает действующему выволочку: до чего, мол, ты довел Рос-
сию! И добавляет: «Пока я остаюсь на месте, моему городу
нечего бояться». Голицын увидел в этом предостережение
и уговорил Александра не трогать памятник.
...Холодным ноябрьским вечером 1827 года перед стату-
ей Петра Великого стояли, укрывшись одним плащом,
Пушкин и Мицкевич, обсуждавшие заслуги этого великого
мужа, попиравшего город своим бронзовым галопом. Не
тогда ли посетило Пушкина откровение, что тема разгово-
ра должна будет лечь в основу его сочинения? Не с этого
ли момента стал вызревать в нем «Медный всадник»?
Шесть лет спустя в Болдине идея обрела свою плоть.
Поэма начинается гимном во славу Петербурга, города
гранитных набережных и чугунных оград, города нового,
сурового и холодного, расчерченного прямыми линиями,
точно мышление геометра. И в этом огромном чиновничь-
ем муравейнике Пушкин выбирает одного муравья среди
множества других — бедного, чудаковатого, трудолюбиво-
го молодого человека. У него нет даже своего лица. Нет да-
же фамилии — мы знаем его только по имени: Евгений.
Итак, наш герой, возвратившись к себе и улегшись в по-
782________
Александр Пушкин
стель, с тревогой прислушивается к городским шумам. Бу-
ря не унимается, прибывает вода в Неве — значит, наплав-
ные мосты будут сняты, и он будет дня на два, на три, раз-
лучен со своей невестой — Парашей, живущей на другом
конце города. Под шум непогоды Евгений грезит о сча-
стье — нежной любви, продвижении по службе, обзаведе-
нии потомством... Пробудившись с рассветом, наш герой
узнает, что случившееся превзошло все возможные опасе-
ния: выйдя из берегов, Нева затопляет улицы и площади
Петербурга —
Осада! Приступ! Злые волны,
Как воры, лезут в окна. Челны
С разбега стекла бьют кормой.
Лотки под мокрой пеленой,
Обломки хижин, бревна, кровли,
Товар запасливой торговли,
Пожитки бледной нищеты,
Грозой снесенные мосты,
Гроба с размытого кладбища
Плывут по улицам!..1
Среди этого кипящего пеной разбушевавшегося моря,
по которому носились обломки, высился, точно каменный
остров, императорский дворец. «С Божией стихией царям
не совладеть», — со скорбью молвил его тогдашний хозя-
ин, Александр I.
...Но вот, насытясь разрушеньем, стихия постепенно
унимается, и Нева вошла опять в свои берега, хотя
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь...
Наняв лодочника, Евгений спешит на противополож-
ный берег, где живет любезная его сердцу Параша... Что ж
видит он? Домики пусты, и окна их полны зловещего без- 1
1 Как нам кажется, любопытно сопоставить эту сцену губительной
катастрофы с одинаковой по динамике жизнерадостной сценой буд-
ничной Москвы («Евгений Онегин», песнь VII, строфа XXXVIII — от
«Мелькают мимо будки, бабы...» до «И стаи галок на крестах». (Прим,
пер.)
________783
Анри Труайя
молвил; иные скособочились, иные обрушились совсем.
Охваченный ужасным предчувствием, Евгений торопится
к жилищу своей невесты — и не находит его. Вода все
унесла, все погубила на своем пути. Параши нет более на
свете. Она пала жертвой стихии. Ушибленный горем, Евге-
ний непрестанно ходит кругами среди нанесенной водою
еще мягкой земли и обломков досок — вот все, что оста-
лось от его любви!
Толкует громко сам с собою,
И вдруг, ударя в лоб рукою,
Захохотал...
Дни, недели, месяцы напролет обезумевший Евгений
бродит по городу, спит на набережных, кормится мило-
стынею, живя в вечной атмосфере леденящей бури, свин-
цовой воды и хмурых облаков:
И так он свой несчастный век
Влачил, ни зверь, ни человек,
Ни то, ни се, ни житель света,
Ни призрак мертвый...
Как-то раз он спал у невской пристани. Когда проснул-
ся, стояла глубокая ночь. Хлестали струи дождя, вдали пе-
рекликались часовые. Евгений встал и зашагал куда глаза
глядят. И вдруг видит перед собою Сенатскую площадь,
мраморных львов, стоящих у крыльца правительственного
здания, и того,
...чьей волей роковой
Под морем город основался...
Ужасен он в окрестной мгле!
Загипнотизированный давящей громадой памятника,
Евгений обошел его кругом — и тут же содрогнулся от ох-
ватившего его глухого гнева... Вот кто причина постигшего
его горя! Этот бронзовый герой, дерзнувший возвести го-
род среди волн, бросивший вызов стихиям, предпочтя сла-
ву благоразумию, который ради собственной гордости по-
ложил столько человечьих жизней, — вот кто повинен в
его беде!
784_________
Александр Пушкин
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной1 прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал...
...«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав. —
Ужо тебе!..» И вдруг стремглав
Бежать пустился...
...И он по площади пустой
Бежит и слышит за собой
Как будто грома грохотанье —
Тяжело-звонкое скаканье...
...И во всю ночь, безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
В этой поэме, отличающейся редким совершенством
форм, герой из плоти и крови и герой из бронзы занима-
ют равное место. История народа сталкивается с историей
индивидуума. Бесконечно малая величина сталкивается с
бесконечно большой. Несчастье, постигшее город — удар
водной стихии, — персонифицируется в хрупком черном
силуэте обезумевшего Евгения, потерявшего все по той
причине, что другому — за столетье до рождения Евге-
ния на свет — угодно было явить свою волю. И вот теперь,
увидев бронзовое изображение того, другого, Евгений
предъявляет ему счет. Несчастье дает ему на это права. Он
делает его равным достоинством Петру Великому — «дер-
жавцу полумира». Евгений говорит с Петром Великим как
человек с человеком. Тут приходят на память стро-
ки из «Анчара»:
Но человека человек
Послал к Анчару властным взглядом... 1
1 Решетка вокруг памятника, о которой идет речь в поэме, была
разобрана в 1925 г. для съемок фильма о декабристах и с тех пор не
восстановлена. (Прим, пер.)
_________785
Анри Труайя
В «Медном всаднике» звучат те же мысли, что и в «Ан-
чаре». Евгений — человек. И Петр Великий был человеком.
Почему же воля одного-единственного распоряжается сча-
стьем или несчастьем всех остальных? Почему Евгений
должен расплачиваться за ошибки самодержца? Кто-то
другой распорядился, сам того не зная, его любовью и
самою жизнью. Другой обрек его на это горе, на это бе-
зумство. Другой лишил его самого себя. Ради того, чтобы
потешить собственную гордость. Ради удовольствия «в Ев-
ропу прорубить окно», возвести город на воде в насмешку
над частыми в этих местах бурями, законами архитектуры
и над Божьим промыслом. И Евгению ничего не остава-
лось, как повиноваться. Его бунт мигом оказывается подав-
ленным гневом монарха, преследующего его звонким гало-
пом. Справедливости на земле нет. Историческая необхо-
димость превыше всего. Во имя реноме нации можно
затоптать насмерть миллион таких мужчин, как Евгений,
и миллион таких женщин, как Параша. Петр Великий ос-
танется великим, невзирая на проклятья Евгения, невзирая
на гибель Параши. Петр Великий вообще игнорирует Ев-
гениев, Параш и их мелкие любовные чувства. Это не Евге-
ния гоняет он с улицы на улицу на бронзовом коне. Он
преследует всю породу Евгениев — нищих муравьев, отча-
явшихся вибрионов, теперешних и будущих мятежников.
Он будет преследовать их до полного изнеможения, до
полного сумасшествия. И одержит над ними верх на этой
самой площади Сената, как одержал верх над декабриста-
ми, выстроившими каре вокруг его конной статуи, как
одержал верх над разбушевавшейся рекою, которая хле-
стала волнами его гранитный постамент. Он недосягаем
ни для бунта стихий, ни для бунта людей. И точно так же,
как Евгений воплощает в себе миллион человеческих су-
ществ, у коих жестоко отобрана сама надежда на счастье,
так фигура Петра Великого воплощает в себе всех госуда-
786________
Александр Пушкин
рей прошлого и грядущего, всех вельмож, деспотов, всех
владык мира.
Народу требуется вождь. И таковой, едва назначенный,
сразу перестает быть частью народа, перестает быть граж-
данином, чувствительным к частным судьбам своих брать-
ев. Отныне он способен видеть только толпы, отныне он
может вести счет лишь на целые регионы. Взгляд его воз-
несен от земли до недосягаемых высот. Лица людей, копо-
шащихся внизу, сливаются в его глазах в одно сплошное
розовое марево, безымянное и смиренное. И он поступает
с ними по своей прихоти, чтобы воплотить то, что кажется
ему необходимым для всеобщего счастья, а чаще — для
собственной славы. Он жертвует массами индивидуальных
ценностей, надежд, Любовей, пристрастий, привязанно-
стей, личных имен, фамилий, писем, засушенных цветов и
улыбок. Он треплет их, вертит ими, рассеивает и собирает
вновь; он их то ласкает и пригревает, то отталкивает, то
вновь приближает к себе. Он великий человек — и более
вовсе не человек. И прав Евгений, восставая против него.
Не быть равенству, пока Петры Великие будут по-прежне-
му восседать на своих бронзовых скакунах. И тем не ме-
нее Петры Великие нужны и всегда будут нужны, чтобы
жил мир. И до скончанья века бедные безумцы — вскло-
коченные, с синими лицами будут грозить кулаком брон-
зовым идолам. Вот что писал Мицкевич в своем «Петре Ве-
ликом»:
Царь Петр коня не укротил уздой.
Во весь опор летит скакун литой,
Топча людей, куда-то буйно рвется,
Сметает все, не зная, где предел.
Одним прыжком на край скалы взлетел.
Вот-вот он рухнет вниз и разобьется.
Но век прошел — стоит он, как стоял.
Так водопад из недр гранитных скал
Исторгнется и, скованный морозом,
Висит над бездной, обратившись в лед.
_______787
Анри Труайя
Но если солнце вольности блеснет
И с запада весна придет к России —
Что станет с водопадом тирании?
(Перевод В. Девика)
Но сам Пушкин и не помышляет о возможности сбро-
сить Медного всадника с пьедестала. Если даже его сбро-
сят, он будет заменен другим. Тотальная свобода — не бо-
лее чем обман. Интимная воля всегда будет подчинена ка-
призам того, кто персонифицирует — или убежден, что
персонифицирует, волю всех. Принцип власти абсурден,
ненавистен, зловещ — но без него не обойтись. Николай
Первый — он же Медный всадник и Пушкин — он же Ев-
гений нужны, как тот, так и другой, ради равновесия чело-
вечества. Таков смысл, заключенный в произведении. Это,
конечно же, сочинение революционера, но — рево-
люционера, разочарованного неудачей 14 декабря
(выделено в тексте. — С.Л.), революционера, убежденного
в бесполезности революции, революционера, отошедшего
от дел. Это — Пушкин 33 лет, который судит Пушкина
25-летнего.
В «Медном всаднике» мысли поэта одеты в блистатель-
ные поэтические выражения. Никогда еще Пушкин не
был таким мастером своего искусства.
Подбор глаголов, эпитетов отличается большой уверен-
ностью. Стиль варьируется от картины к картине, от пер-
сонажа к персонажу. Ведя речь об Евгении, Пушкин обра-
щается к прозаическому, житейскому, бледному языку, к
версификации, где постоянные переносы разрушают ритм.
Когда же поэт заводит речь о Медном всаднике, слова цо-
кают, точно сабо1 по брусчатой мостовой. Можно сказать,
что пассажи, относящиеся к Евгению, написаны ритмиче-
ской прозой, а пассажи, относящиеся к Петру Великому,
выстраиваются из ряда яростных звукоподражаний. Беше-
ный галоп отзывается в ушах читателя, как и в ушах героя.
И читатель понимает и разделяет сумасшествие Евгения,
1 Сабо — крестьянские деревянные башмаки. (Прим, пер.)
788________
Александр Пушкин
охваченного вихрем ночного тумана под цокот бронзовых
копыт.
Пушкин представил «историю бунта Евгения», как и
«Пугачевский бунт», на суд высочайшего цензора. Монарх
обрушил на «Медного всадника» свой педантичный гнев.
Августейшая рука повсюду подчеркнула слово «кумир»,
«кумир на бронзовом коне», «кумир с простертою рукою»
и т. д. — так нельзя было именовать великого государя, да-
же бронзового! Решительно вычеркнуты строки
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова...1
Такая же участь постигла и стихи
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чей волей роковой
Под морем город основался...
Здесь «не подошли» 2-я и 3-я строки.
Сомнительным показалось самодержавному цензору и
выражение «Россию поднял на дыбы».
И уж совсем крамольным показался его императорско-
му величеству эпизод, в котором Евгений осмеливается
грозить бронзовому истукану и тот потом преследует его
по улицам Петербурга своим чудовищным галопом.
14 декабря 1833 года Пушкин делает в своем дневнике
вот такую горестную запись:
«11-го получено мною приглашение от Бенкендорфа
явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне воз-
вращен «Медный всадник» с замечаниями государя.
...На многих местах поставлен (?) — все это делает мне
большую разницу. Я принужден был переменить условия
со Смирдиным. 1
1 В старых изданиях иногда ставилось более уважительное «Скло-
нилась гордая Москва». (Прим, пер.)
________789
Анри Труайя
За сюжетом о мелком чиновнике Евгении, чья судьба и
сама жизнь были перечеркнуты стихией, Николай I угадал
другую мысль — более мощную и более опасную. Предста-
вим-ка себе, как его всего передернуло, когда он дошел до
строк
Добро, строитель чудотворный!
...Ужо тебе!.. —
как если бы эти упреки были обращены к нему самому.
Пушкин предпринял было попытку внести в текст поэмы
требуемые изменения, но наступать на горло собственно-
му стиху у него не хватило духу. Он отказался от публика-
ции «Медного всадника» — поэма увидела свет только по-
сле смерти ее создателя с подслащенной правкой В.А. Жу-
ковского.
Пушкин разделил судьбу Евгения, ему пришлось скло-
ниться пред властью монархии, он знал теперь, что до са-
мой смерти в его ушах будет раздаваться мерный подав-
ляющий галоп властелина. Нигде не найти ему убежища
от этого кумира, скачущего за ним по пятам. Он окажется
везде, где будет сам поэт.
* * *
«Я убежден, — говорил Пушкин г-же Смирновой-Рос-
сет, — что мертвые могут воздействовать на мысль живу-
щих». В ту пору, когда Пушкин писал «Медного всадника»,
его настойчиво преследовали мысли о сверхъестественном,
мистическом и безумстве. Нам памятен мятежный и бе-
зумный Евгений, герой «Пиковой дамы» Германн также
мятежен и безумен.
Первый восстал против императора. Второй — против
судьбы. Их авантюры разворачиваются все в том же таин-
ственном, туманном и холодном Санкт-Петербурге. И в
том и в другом произведении оккультный элемент прив-
носится в реалистическое и психологическое повествова-
ние.
«Он имел сильные страсти и огненное воображение, но
790________
Александр Пушкин
твердость спасала его от обыкновенных заблуждений мо-
лодости», — представляет Пушкин своего героя. Этот ам-
бициозный, расчетливый, обладающий трезвым умом пер-
сонаж, будучи в душе игроком, никогда не брал карты в
руки — ибо был не в состоянии «жертвовать необходи-
мым в надежде приобрести излишнее», — но тем не ме-
нее просиживал целые ночи возле картежных столов, за
которыми сражались его друзья, и с лихорадочным трепе-
том следил за превратностями игры. И вот одному из этих
ночных бдений суждено было изменить его судьбу...
Завзятый игрок — Томский — поведал о том, что его
бабушка узнала от «ясновидящего» графа Сен-Жермена
секрет верного карточного выигрыша. Речь идет о трех за-
ветных картах. Но каких? Любой игрок дорого бы дал за
этот секрет... Но старая графиня навсегда зареклась понти-
ровать и никому не открывает тайны, которая однажды
спасла ее от разорения и бесчестия.
Этот рассказ задел Германна за живое. Он беден. Для
подобающего существования в этом высокомерном городе
требовались деньги. А тут — шанс на верный выигрыш! Ну
не абсурд ли, чтобы упрямство какой-то старушенции по-
мешало ему реализовать свою мечту? После ночи, прове-
денной в странных кошмарах, он решается проникнуть в
покои графини.
Обладательница роковой тайны обитала в роскошном
дворце, в окружении бесчисленных слуг и камеристок. Ей
уже стукнуло восемьдесят семь. Как описывает свою поч-
тенную героиню Пушкин, она, «конечно, не имела злой
души; но была своенравна, как женщина, избалованная
светом, скупа и погружена в холодный эгоизм, как и все
старые люди, отлюбившие свой век и чуждые настоящему.
Она участвовала во всех суетностях большого света; таска-
лась на балы, где сидела в углу, разрумяненная и одетая по
старинной моде, как уродливое и необходимое украшение
бальной залы... Многочисленная челядь ее, разжирев и по-
седев в ее передней и девичьей, делала, что хотела, напере-
рыв обкрадывая умирающую старуху». При ней состояла
_______791
Анри Труайя
очаровательная молодая девушка Лиза — робкая, покор-
ная и безропотная; она повсюду сопровождала старую гра-
финю, читала ей вслух и безропотно терпела всякую стару-
хину блажь. «На балах она танцевали только тогда, как не-
доставало vis-a-vis, и дамы брали ее под руку всякий раз,
как им нужно было идти в уборную поправить что-нибудь
в своем наряде». И прежде чем попробовать подступиться
к старухе, Германн решил сначала войти в доверие к Лиза-
вете Ивановне. Он бдит у нее под окнами, посылает ей лю-
бовные записочки при посредничестве модистки. И Лиза,
ошеломленная самою мыслью, что кто-то мог заинтересо-
ваться ею, уступила Германну и назначила ему рандеву.
Германну предлагалось воспользоваться случаем, когда ста-
руха и Лиза будут на балу у ***ского посланника, про-
скользнуть в пустынный вестибюль дворца и проникнуть в
Лизину комнатушку. Но покои графини интриговали Гер-
манна куда более, нежели комната юной девушки. В на-
значенный день, пронаблюдав с почтительного расстояния
за торжественным отъездом графини и ее юной спутницы,
Германн проникает во дворец и вскоре оказывается в
спальне графини. «Перед кивотом, наполненным старин-
ными образами, теплилась золотая лампада. Полинялые
штофные кресла и диваны с пуховыми подушками, с со-
шедшей позолотою стояли в печальной симметрии около
стен, обитых китайскими обоями... По всем углам торчали
фарфоровые пастушки... коробочки, рулетки, веера и раз-
ные дамские игрушки, изобретенные в конце минувшего
столетия вместе с Монгольфьеровым шаром и Месмеро-
вым магнетизмом». Германн спрятался за ширмой и стал
дожидаться возвращения графини1.
И вот наконец она возвратилась в сопровождении трех
старых горничных и, чуть живая, опустилась в Вольтеровы
кресла. Засим начался ее зловещий туалет. «Откололи с нее 1
1 При описании этой сцены Пушкин, конечно же, использовал
свои впечатления от потаенного визита к Долли Фикельмон. (Прим.
А. Труайя.)
792________
Александр Пушкин
чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с
ее седой и плотно остриженной головы. Булавки дождем
сыпались около нее...» Наконец, горничные покинули ком-
нату, унеся с собою свечи, и Германн остался с глазу на
глаз с владетельницей роковой тайны. «Не пугайтесь, ради
Бога, не пугайтесь, — сказал он. — Я не имею намерения
вредить вам. Я пришел умолять вас об одной милости... я
знаю, что вы можете угадать три карты сряду...»
Старуха глядела на него в оцепенении, и казалось, что
мольбы Германна были обращены к глухой. Теряя терпе-
ние, он погрозил ей пистолетом. Но графиня, закивав голо-
вою, откинулась навзничь в своем кресле, и незваный гость
увидел, что она мертва.
Германн покинул дом графини, так и не выведав секре-
та. Три дня спустя он присутствовал на заупокойной служ-
бе по умершей. Когда он приблизился к гробу, ему показа-
лось, что покойница насмешливо взглянула на него, при-
щуривая один глаз. Германн упал в обморок.
...Ночью ему явилось видение в обличье покойной гра-
фини. «Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду — но с
тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил и что-
бы во всю жизнь уже после не играл. Прощаю тебе мою
смерть с тем, чтобы ты женился на моей воспитаннице
Лизавете Ивановне...»
Отныне все мысли Германна слились в одну — тройка,
семерка, туз не выходили из его головы и шевелились на
губах... Войдя в круг опытных игроков, он поставил на
тройку и выиграл. На следующий вечер поставил на семер-
ку — и вновь выиграл. На третий вечер Германн опять
явился у стола. «Генералы и тайные советники оставили
свой вист, чтобы видеть игру, столь необыкновенную. Мо-
лодые офицеры соскочили с диванов... Германн снял и по-
ставил свою карту, покрыв ее кипой банковых билетов.
Это похоже было на поединок...»
— Туз выиграл! — сказал Германн и открыл свою карту.
И в тот же миг услышал:
—Дама ваша убита...
_______793
Анри Труайя________
«Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него
стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не пони-
мая, как мог он обдернуться. В эту минуту ему показалось,
что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкно-
венное сходство поразило его.
— Старуха! — закричал он в ужасе».
Вся повесть опутана ореолом таинственности. Три ро-
ковые карты образуют черно-красно-белую декорацию, на
фоне которой развертывается драма игрока. Иные причис-
ляют оную драму к категории реалистических, иные — к
категории фантастических. В глазах первых Германн про-
сто обмишурился, допустил промах — думая, что ставит
на туза, поставил на пиковую даму. По мнению других, он,
безусловно, поставил на туза, но ополчившиеся против не-
го злые силы подменили ему этого туза на даму. Так что
же это — оплошность игрока или кара Божья? Впрочем, с
нашей точки зрения, проблема состоит в другом. Пушкину
не хотелось рассказывать ни, в общем-то, банальную исто-
рию про игрока, который принял одну карту за другую, ни
о приключении игрока, пытавшегося силою разрешить за-
гадки нумерологии. В «Пиковой даме» Пушкин возвраща-
ется к теме «Моцарта и Сальери», «Скупого рыцаря»,
«Дон Жуана» и ряда других сочинений, написанных в пер-
вый болдинский сезон. Алчный и расчетливый Германн —
из той же породы людей, что и Сальери; чем покоряться
случаю, он сам стремится приручить его. Он надеется пре-
вратить игру в арифметическую задачу. Ради достижения
цели он готов пойти и на преступление. И перед карточ-
ным столом, по-прежнему пребывая в ошеломлении от
сцены смерти и от рокового видения, он знает, что он —
сильнее Провидения. Но Провидение крушит тех, кто
мечтает властвовать над ним. В выигрыше остаются лишь
те, кто доверится ему. Выиграют только «странствующие
рыцари». Германну захотелось быть сильнее Бога. И Бог
карает его за то, что он дерзнул подняться до Него при по-
мощи карточного домика. И с высоты этого шаткого
строения Он низвергнул Германна в пропасть безумства.
794________
Александр Пушкин
В мае 1831 года Пушкин писал мадам Хитрово:
«Умоляю вас прислать мне второй том «Красного и
черного». Я очарован». (Оригинал по-французски.)
И в самом деле, Германн бросил бы вызов самому
Жюльену Сорелю — этому по-дьявольски амбициозному
чудовищу, этому Наполеону в миниатюре. И Германн, и
Сорель — игроки, стремящиеся подчинить себе судьбу.
Само название «Красное и черное», как и «Пиковая дама»,
взято из лексикона карточной игры.
Всякий другой писатель, который взялся бы за сюжет
«Пиковой дамы», предпочел бы стиль, изобилующий звуч-
ными прилагательными да испещренный хитрыми аллю-
зиями; напротив того, Пушкин представляет драму в пол-
ной ясности. Его лексикон как никогда скуп, а синтаксис
как никогда ясен. Тем больше захватывает контраст меж-
ду бодрым языком и этой изумительной темой. Секрет
«Пиковой дамы» интригует нас тем паче, что сочинитель,
как представляется, менее всего стремится нас интриго-
вать. Скажем так, что тайна закручивается не в силу талан-
та сочинителя, но вопреки ему. Скажем также, что он сам
того не осознает, что затягивает нас своим очарованием, да
и мы сами не понимаем, как подпадаем под эти чары.
И еще скажем, что, захоти Пушкин нарочито блеснуть
красноречием, произведение только пострадало бы; и в
том, что он не допустил этого, суть важная его заслуга. Он,
как и прежде, вверяет читателю лишь самую сущность
своей мысли, и в этом проявляется его волшебное мастер-
ство. Его проза, столь обнаженная и непринужденная, ос-
тается образцом для жанра. Короткие, свободные от эпи-
тетов фразы собираются автором вокруг бодрого глагола;
повествование, едва переводя дух, несется от одного сухого
и точного глагола к другому.
О риторических излишествах нигде нет и помину. Толь-
ко нервы и мышцы. Чтобы ускорить бег, чтобы быстрее
достичь цели, что может быть точней и бесхитростней,
чем сцена, в которой Германн ожидает отъезда графини,
прежде чем проникнет к ней во дворец?
_______795
Анри Труайя
«Германн трепетал, как тигр, ожидая назначенного вре-
мени... Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал
хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты.
Изредка тянулся Ванька на тощей кляче своей, высматри-
вая запоздалого седока... Наконец графинину карету пода-
ли. Германн видел, как лакеи вынесли под руки сгорблен-
ную старуху, укутанную в соболью шубу, и как вослед за
нею в холодном плаще, с головой, убранною свежими цве-
тами, мелькнула ее воспитанница. Дверцы захлопнулись.
Карета тяжело покатилась по рыхлому снегу. Швейцар за-
пер двери. Окна померкли. Германн стал ходить около
опустевшего дома: он подошел к фонарю, взглянул на ча-
сы — было двадцать минут двенадцатого...»
Предлагая читателю «словесный портрет» призрака
старой графини, Пушкин удерживается от соблазна уда-
литься в описание бледных и флюоресцирующих красок и
звона цепей1 — по первому впечатлению эпизод даже раз-
очаровывает своею сдержанностью:
«Он проснулся уже ночью: луна озаряла его комнату.
Он взглянул на часы: было без четверти три... В это время
кто-то с улицы взглянул к нему в окошко — и тотчас ото-
шел. Германн не обратил на то никакого внимания. Через
минуту услышал он, что отпирали дверь в передней комна-
те. Германн думал, что денщик его, пьяный по своему
обыкновению, возвращался с ночной прогулки. Но он ус-
лышал незнакомую походку, кто-то ходил, тихо шаркая
туфлями. Дверь отворилась, вошла женщина в белом пла-
тье. Германн принял ее за свою старую кормилицу и уди-
вился, что могло привести ее в такую пору. Но белая жен-
щина, скользнув, очутилась вдруг перед ним — и Германн
узнал графиню!»
В этой ничем не примечательной, набросанной серыми
мазками сцене наше внимание привлекают две фразы: 1
1 Представляется неясным, о каких цепях Труайя ведет речь. Це-
пями гремят отнюдь не все призраки, а только неприкаянные тени уз-
ников, закованных при жизни, да так и умерших в узилище. (Прим,
пер.)
796________
Александр Пушкин
«Кто-то ходил, тихо шаркая туфлями» и «вошла женщина
в белом платье». Тихо, шаркающие туфли да белое пла-
тье — вот и весь «портрет» призрака. Но эта белизна и эти
туфли волнуют. Не приукрашенные ни одной второсте-
пенной деталью, они занимают первостатейное место в
наших мыслях. Они неотступно преследуют нас. Пушкин
основательно рассчитывал на понимание читателя, созда-
вая целый мир на основе нескольких тщательно подобран-
ных слов.
«Пиковая дама», прототипом главной героини которой
считается достопочтенная княгиня Голицына, возымела у
критиков и публики успех, от которого Пушкин уже не-
сколько лет как отвык.
«Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понти-
руют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходст-
во между старой графиней и кн. Натальей Петровной (Го-
лицыной)1 и, кажется, не сердятся», — записал поэт в сво-
ем дневнике.
* * *
Помимо «Истории Пугачева», «Медного всадника» и
«Пиковой дамы», Пушкин создал в Болдине «Сказку о ры-
баке и рыбке» и «Сказку о мертвой царевне и семи бога-
тырях». Там же, в Болдине, он начал было переводить пье-
су Шекспира «Мера за меру», но в ходе работы передумал
и предпочел написать на тот же сюжет большую поэму
«Анджело», где значительное место отводится диалогу. 1
1 Голицына Наталья Петровна (1741—1837, урожд. Чер-
нышева) — статс-дама, фрейлина при пяти императорах. В 1761 —
1762 гг. была в Париже вместе со своим отцом, русским послом гр.
П.Г. Чернышевым. В это же время в Париж тайно прибыл Сен-Жер-
мен. Они могли быть знакомы. Возможно, будущий супруг Натальи
Петровны состоял в 1761—1762 гг. в русской миссии в Париже под
начальством своего будущего тестя. Второй раз Н.П. Голицына с мужем
и детьми находилась в Париже и Лондоне с 1786-го по сентябрь
1790 г. Покинули они Париж только в сентябре 1790 г. по приказу
Екатерины.
________797
Анри Труайя______
* * *
Закончивши сии труды, Пушкин, становясь день ото
дня все более беспокойным, ревнивым и нетерпеливым,
всерьез думает о возвращении в Петербург. 9 ноября он
покидает Болдино, но сперва заезжает в Москву. Жан-
дармский рапорт, помеченный 11 ноября, сигнализирует
вышестоящему начальству, что за время пребывания в
Болдине поднадзорный занимался только литературными
делами, не ездил ни к кому из соседей и никого у себя не
принимал.
В Москве Пушкин стремится, конечно же, к Нащоки-
ну. Последний, избавившись от своей слишком обремени-
тельной любовницы-цыганки, собирался жениться на вполне
комильфотной юной девице В.А. Нарской. Представлен-
ная поэту невеста Нащокина показалась Пушкину очаро-
вательной во всех отношениях; к тому же ему было прият-
но, что друзья, вослед его примеру, стали устраивать свои
судьбы. Приглашений, понятно, было хоть отбавляй, но в
этот свой приезд Пушкин почти ни с кем не виделся,
предпочитая тепло домашнего очага своего гостеприимно-
го хозяина и дружеские беседы с ним сквозь трубочный
дымок. Правда, в действительности умысел иной тут был:
поэт отрастил длинную, курчавую, лоснящуюся и ужасаю-
щую с виду бороду, которую не хотел сбривать, пока не
покажется в этом облике жене.
Тлава 7
КАМЕР-ЮНКЕР ПУШКИН
20 ноября 1833 года Пушкин прибыл в Санкт-Петер-
бург, не предупредив о том Наталью. Последняя находи-
лась в это время на балу у Карамзиных. Вот уж невпопад
так невпопад! Раздраженный Пушкин помчался к дому
Карамзиных, разыскал карету Натальи, засел в нее и по-
слал слугу сказать госпоже Пушкиной, что ей нужно сроч-
но ехать домой по очень важному делу, при этом строго-
настрого наказав ему не сообщать, что супруг ожидает ее в
798______
Александр Пушкин
карете. В это время Натали танцевала мазурку с князем
Вяземским, и, следовательно, уехать домой немедленно ей
было затруднительно. Пушкин послал за ней вторично, а
сам, нетерпеливо поглядывая на часы, то и дело поднимал
нос к освещенным окнам, в которых мелькали силуэты
танцующих. И вот, наконец, появилась Натали. Быстрым
движением метнулась к коляске — и попала прямиком в
объятья сидевшего на подушках маленького человечка с
длинной темной бородой, который, глядя на нее, смеялся
оскалом всех своих белых зубов.
«/{ома я нашел все в порядке, — писал Пушкин Нащо-
кину четыре дня спустя. — Жена была на бале. Я за нею
поехал — и увез к себе, как улан уездную барышню с име-
нин городничихи. Денежные мои обстоятельства без ме-
ня запутались, но я их думаю распутать».
И впрямь — едва приехав в Петербург, Пушкин пред-
принимает попытки распутать свои денежные дела, стре-
мясь подороже продать плоды своих осенних трудов. Из-
датель и книгопродавец Смирдин даже жаловался: мол, за
три поэмы, составлявшие едва три печатных листа, Алек-
сандр Сергеевич требует пятнадцать тысяч!
А перед Натальей Николаевной Смирдин терялся. Он
рассказывал писательнице Панаевой: «Раз принес я деньги,
золотые. Я всегда платил золотыми, потому что их супруга,
кроме золота, не желала брать других денег в руки. Алек-
сандр Сергеевич, когда я вошел в кабинет, говорит:
— Рукопись у меня взяла жена. Идите к ней.
Отворил дверь и ушел. Наталья Николаевна торопилась
одеваться. Приказала принести 150 вместо 100 золотых.
— Мой муж дешево продает стихи.
— Нечего делать, надо вам ублажить мою жену, — гово-
рит Александр Сергеевич, — ей понадобилось новое баль-
ное платье».
Вот таким образом труд Пушкина преобразовывался в
бальные платья его жены. Нужно ли объяснять, как отте-
няли эти новые туалеты ее опасную красоту. И как трево-
жил Пушкина успех, который имела эта опасная красота.
_______799
Анри Труайя_________
Все! Цепочка замкнулась. Получается, что Пушкин сам вы-
ковывал поводы для собственной ревности.
Недоверчивый характер поэта не был тайной для его
современников — это их забавляло либо пугало, смотря по
их собственному темпераменту. Молодой балтийский не-
мец, музыкальный критик В.Ф. Ленц вспоминает: как-то
вечером в ноябре 1833 года он был у Оболенских. «Вдруг —
никогда этого не забуду — входит дама, стройная, как
пальма, в платье из черного атласа, доходящем до горла (в
то время был придворный траур). Это была жена Пушки-
на, первая красавица того времени. Такого роста, такой
осанки я никогда не видывал... Благородные, античные чер-
ты ее лица напоминали мне Евтерпу Луврского музея, с
которой я был хорошо знаком». И, как далее пишет Ленц,
к нему приблизился князь Григорий Волконский и про-
шептал ему на ухо: «Не годится слишком на нее засматри-
ваться».
Другой свидетель утверждал, что как-то раз Натали
принуждена была, по прихоти своего супруга покинуть
бал, прерывая исполнение фигуры лансье1. Некий Кикин,
пригласив обожаемую Наталью Николаевну на лансье, ис-
пытал живейшее удовольствие тем, что привел в бешенст-
во поэта, который, находясь в нескольких шагах от тан-
цующей пары, бросал на кавалера взгляды, исполненные
ненависти.
Но что значили все эти ленцы, все эти кикины, все про-
чие мимолетные воздыхатели по сравнению с единствен-
ным подлинным соперником Пушкина — Николаем I.
Этот последний, уже давно прельщенный красотою Ната-
ли, как-то высказал свое удивление, что она так редко бы-
вает на придворных балах. Потребовав на сей счет объяс-
нений, он узнал, что Пушкин, который, согласно этикету,
не имел права сопровождать свою жену на императорских
приемах, запретил Наталье ездить туда, коль скоро самого
его туда не звали. Николай был поражен справедливостью 1
1 Лансье (кадриль-лансье) — английский бальный танец. (Прим,
пер.)
800________
Александр Пушкин
такого рассуждения. Раз у Пушкина нет официального зва-
ния, которое позволяло бы ему являться при дворе, почему
бы не дать ему таковое? Красота Натали стоила такой ми-
зерной жертвы! И 31 декабря 1833 года был опубликован
манифест его императорского величества, согласно кото-
рому Министерства иностранных дел титулярному совет-
нику Александру Пушкину жаловалось звание камер-юн-
кера.
На следующий день, 1 января 1834 года, Пушкин запи-
сывает в свой интимный дневник: «Третьего дня я пожало-
ван в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим ле-
там). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна тан-
цевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau1».
Враги Пушкина уже стали распускать слухи, что поэт
получил это звание путем ловких интриг. По салонам по-
шла гулять карикатура, на которой был изображен Пуш-
кин, обнимающий ключ — знак камергерского звания, что
же касается новоиспеченного камер-юнкера, то гнев его в
отношении императора не знал границ. Это раздражение
было по большому счету оправданным, звание камер-юн-
кера присваивалось обыкновенно 20—25-летним, а то и
16-летним отпрыскам аристократических родов. Включе-
ние в эту безусую, беспечную и болтливую когорту было
пусть невольным, но серьезным оскорблением для Пушки-
на. Заставлять величайшего поэта России носить пажеский
мундир было слишком грубой насмешкой даже со сторо-
ны Николая I. Орлов получил графский титул за то, что
осуществил 14 декабря разгромный кавалерийский наскок
на мятежников. Что же, выходит дело, заслуги Пушкина
меньше, чем у этого офицеришки? Почему Орлов оказался
пожалованным в графы, а Пушкин — в камер-юнкеры?
Что скажут про него, когда увидят его в коротеньком ка-
мер-юнкерском мундире, лакированных сапогах и надви-
нутой на морщинистый лоб треуголке с пером? Сколько
^анжо (Dangeau) Ф и л и п п де Курсильон де (1638—
1720) — приближенный Людовика XIV, военный дипломат, известен
своими мемуарами, которые вел в течение 36 лет (начиная с 1684 г.).
_______801
Анри Труайя_______
усмешек, сколько шушуканий будет нестись ему вослед!
Когда Пушкин узнал о своем пожаловании в камер-юнке-
ры, перед его глазами мигом предстала картина его паде-
ния. В этот момент на него так нахлынули чувства стыда,
ненависти и отчаяния, что он на чем свет стоит клял импе-
ратора в присутствии Жуковского и других ближайших
друзей и хотел ехать во дворец, чтобы отказаться от госу-
даревой «милости». Щеки его пылали, на устах кипела пе-
на... Чтобы привести поэта в себя, понадобилось затащить
его в соседнюю комнату и окачивать ледяной водой.
По настоянию друзей Пушкин в конце концов прими-
рился с этим гротескным «продвижением». Но не захо-
тел заказывать себе камер-юнкерский мундир, и друг его
НЛ4. Смирнов одолжил ему свой1.
Ну, а Наталью Николаевну охватывал страх при одной
мысли о том, что супруг «превратно» поймет свое назначе-
ние, сулившее ей такие преимущества. Впрочем, особенно
беспокоиться ей было не о чем. После первых потуг к бун-
ту он принял цепи, в которые был закован. Он был приру-
чен. Он был побежден.
«Спешу сообщить новость, — писала мать поэта 4 ян-
варя 1834 года. — Александр пожалован в камер-юнкеры.
Наталья очарована, ибо это дает ей доступ ко Авору».
(Оригинал по-французски.)
Несколько дней спустя г-жа Карамзина писала старому
другу семьи, И.И. Дмитриеву: «Пушкин крепко боялся дур-
ных шуток над его неожиданным камер-юнкерством, но
теперь успокоился, ездит по балам и наслаждается тор-
жественной красотой жены, которая, несмотря на бле-
стящие успехи в свете, часто преискренно страдает му- 1
1 «...узнав от портного о продаже нового мундира князя Витген-
штейна, перешедшего в военную службу, и что он совершенно будет
впору Пушкину, я ему послал его, написав, что мундир мною куплен
для него, но что представляется его воле взять его или ввергнуть меня в
убыток, оставив его на моих руках. Пушкин взял мундир и поехал ко
двору». {Смирнов Н.М. Из памятных заметок // Русский архив, 1882,1.
С. 239.)
802__________
Александр Пушкин
ченьями ревности, потому что посредственная красота
и посредственный ум других женщин не перестают кру-
жить поэтическую голову ее мужа». (20 января 1834 г.)
Сам император был как нельзя более удовлетворен сво-
им широким жестом. При встрече с княгиней Вяземской
его величество заявил ей без обиняков:
«Я надеюсь, что Пушкин принял в хорошую сторону
свое назначение. До сих пор он сдержал данное слово, и я
был доволен».
Пушкин занес эти слова в свой интимный дневник и
приписал к ним:
«Великий князь намедни поздравил меня в театре:
— Покорнейше благодарю, ваше высочество; до сих пор
все надо мною смеялись, вы первый меня поздравили».
Десять дней спустя — 17 января — Пушкин делает но-
вую дневниковую запись по поводу своего назначения:
«Бал у гр. Бобринского, один из самых блистательных.
Государь мне о моем камер-юнкерстве не говорил, а я не
благодарил его.
В прошедший вторник зван я был в Аничков. Приехал в
мундире. Мне сказали, что гости во фраках. Я уехал, оставя
Наталью Николаевну, и, переодевшись, отправился на ве-
чер к С.В. Салтыкову. Государь был недоволен и несколько
раз принимался говорить обо мне: Il aurait pu se donner la
peine d'aller mettre un frac et de revenir. Faites lui des
reproches1.
В четверг бал у кн. Трубецкого, траур по каком-то князе
(т. е. принце). Дамы в черном. Государь приехал неожидан-
но. Был на полчаса. Сказал жене: Est-ce a propos de bottes
ou de boutons que votre man nest pas venu demierement?1 2
(Мундирные пуговицы. Старуха гр. Бобринская извиняла
меня тем, что у меня не были они нашиты.)»
1 Он мог бы дать себе труд съездить надеть фрак и возвратиться.
Попеняйте ему {фр.).
2 Из-за сапог (т. е. без повода, по капризу) или из-за пуговиц ваш
муж не явился в последний раз? {Фр.)
________803
Анри Труайя---------
Словом, экстравагантный императорский фавор в отно-
шении Пушкина обернулся тем, что отныне поэта ни на
миг не оставляли в покое, доселе он любил Николая I, не-
навидя автократию; теперь он с ненавистью относился к
Николаю и как к владыке, и как к человеку. Правда, это
чувство не нахлынуло в одно мгновение, но накапливалось
исподволь; не имея возможности открыто высказать свое
отношение, он довольствовался тем, что заносил в свой ин-
тимный дневник все оплошности императора и прави-
тельства. Вот запись от 2 ноября 1833 года:
«Три вещи осуждаются вообще — и по справедливости:
1) Выбор Сухозанета1 человека запятнанного, вошедшего в
люди через Яшвиля-педераста и отъявленного игрока, то-
варища Мартынова и Никитина. Государь видел в нем
только изувеченного воина и назначил ему важнейший
пост в государстве, как спокойное местечко в доме инва-
лидов. 2) Дамские мундиры. 3) Выдача гвардейского офи-
цера фон Бринкена курляндскому дворянству. Бринкен
пойман в воровстве; государь не приказал его судить по за-
конам, а отдал его на суд курляндскому дворянству. Это
зачем? К чему такое своенравное различие между дворя-
нином псковским и курляндским; между гвардейским
офицером и другим чиновником? Прилично ли государю
вмешиваться в обыкновенный ход судопроизводства? Или
нет у нас законов на воровство?»
А вот запись по поводу смерти важного сановника
В А Кочубея, случившейся 3 июня 1834 года: «Тому недели
две получено здесь известие о смерти кн. Кочубея. Оно
произвело сильное действие; государь был неутешен. Но-
вые министры повесили голову. Казалось, смерть такого
ничтожного человека не должна была сделать никакого * 4
]Сухозанет Иван Онуфриевич (1788—1861) — в 1819 г.
начальник артиллерии гвардейского корпуса, во главе которого громил
декабристов на Сенатской площади, за что и был произведен в гене-
рал-адъютанты; принимал участие в турецкой войне 1828—1829 гг.
4 сентября 1833 г. был назначен директором Пажеского и всех сухо-
путных корпусов. Был известен своими противоестественными наклон-
ностями.
804________
Александр Пушкин
переворота в течении дел. Но такова бедность России в го-
сударственных людях, что и Кочубея некем заменить!»
И, конечно, с большим удовлетворением записывает он
далеко не лестные слова, которые слышал по поводу своего
державного «покровителя»: «В нем много от прапорщика
и немного от Петра Великого». (Оригинал по-французски.)
Положение Пушкина относительно самодержца было
тем плачевнее, что при всей своей ненависти к Николаю I
он не мог обойтись без государевой помощи. С одной сто-
роны, царские пометы на рукописи «Медного всадника»
сделали невозможной публикацию «Медного всадника» и
принудили поэта изменить условия контракта со Смирди-
ным; с другой стороны, царь выделил на публикацию «Пу-
гачева» 20 000 рублей в виде ссуды сроком на два года; на-
до ли корить, как усугубила эта «милость» государеву опе-
ку над поэтом. Слишком добрый, чтобы отказать в чем-
нибудь своей жене, и слишком гордый, чтобы принять на
себя роль шута, Пушкин таскался с бала на бал, укрощал
свою желчь, скрежетал зубами и множил своих врагов,
счет которым шел на сотни. Светские круги травили по-
эта, ибо ведали о его враждебном отношении к их компа-
нии. Но и либералы в основной массе своей мало-помалу
отходили от него, так как были убеждены, что он сделался
царским приспешником Низвергаемый одними, отрицае-
мый другими, Пушкин видел, как вокруг него замыкается
леденящее одиночество. Но вот что представлялось стран-
ным: чем более чувствовал он себя изолированным, поте-
рянным, тем более торжествующей в блестящем окруже-
нии ощущала себя Наталья. Догадывалась ли она о мораль-
ных страданиях своего супруга или считала их капризами
поэта? В январе на балу у Бобринских Николай I оказал ей
честь, станцевав с нею кадриль, в то время как ее супруг
посасывал мороженое в другом конце зала; за ужином она
сидела рядом с императором, который нашептывал ей лю-
безности по-французски, едва успев проглотить кусок. На-
тали возвращалась с этих празднеств в четыре, а то и в
.пять часов утра, ужинала в восемь вечера и, едва выйдя из-
_______805
Анри Труайя-------
за стола, переодевалась и опять увлекала Пушкина на но-
вые развлечения, устраиваемые императором. В тот 1834
год зимний сезон был особенно шумным — казалось, двор
и высшее российское общество охватило какое-то сума-
сшествие. Балы, маскарады, карнавалы, ужины чередова-
лись в бешеном ритме. Сегодня у Шуваловых, завтра у Ла-
заревых, после французские актрисы устраивают маскарад
в пользу некоей вдовы; в среду бал у австрийского посла, в
пятницу — у князя Волконского, в субботу во дворце —
костюмированный детский бал, и, наконец, в воскресе-
нье — маленький интимный бал в Аничкове... Иной раз
танцевали и на двух балах в день...
Натали вынашивала под сердцем третьего ребенка, но
тем не менее пренебрегала советами мужа, убеждавшего
ее отказаться от стольких бесполезных и утомительных за-
бав. Когда речь шла о светском успехе, она не щадила ни
своего здоровья, ни кошелька супруга.
В последнее воскресенье перед Великим постом Пуш-
кины присутствовали на большом дворцовом балу. Натали
выглядела более бледной и усталой, нежели обычно. После
двух туров мазурки она почувствовала боль в животе и
бросилась в покои императрицы, тогда как обезумевший
Пушкин кричал, чтобы подали его карету. Вернувшись до-
мой, Наталья выкинула. И что же, недруги Пушкина тут
же объявили причиной случившегося дурное обращение с
нею супруга! «Знаешь, — писал Сергей Львович Ольге Пав-
лищевой 29 октября 1834 года, — когда у Натали случился
выкидыш, пустили слух, что это из-за того, что он ее поко-
лачивал!» (Оригинал по-французски.) Но Пушкин-то пре-
красно знал, что в ответе за приключившуюся с ним новую
беду и весь этот большой свет, и сам царь!
В начале марта он пишет Нащокину: «Вообрази, что
жена моя на днях чуть не умерла. Нынешняя зима была
ужасно изобильна балами. На Масленице танцевали уж
два раза в день. Наконец настало последнее воскресение
перед Великим постом. Думаю: слава Богу! балы с плеч
долой. Жена во дворце. Вдруг, смотрю — с нею делается
806_______
Александр Пушкин
дурно — я увожу ее, и она, приехав домой, — выкидыва-
ет. Теперь она (чтоб не сглазить), слава Богу, здорова и
едет на днях в калужскую деревню к сестрам, которые
ужасно страдают от капризов моей тещи. <...> Обстоя-
тельства мои затруднились еще вот по какому случаю:
на днях отец мой посылает за мною. Прихожу — нахо-
жу его в слезах, мать в постеле — весь дом в ужасном
беспокойстве. Что такое? имение описывают. — На-
до скорее заплатить долг. — Уж долг заплачен. Вот и
письмо управителя. — О чем же горе? — Жить нечем
до октября. — Поезжайте в деревню. — Не с чем. —
Что делать? Надобно взять имение в руки, а отцу назна-
чить содержание. Новые долги, новые хлопоты. А надоб-
но: я желал бы и успокоить старость отца, и устроить
дела брата Аьва, который в своем роде такой же худож-
ник, как и Андрей Петрович, с той разницей, что за со-
бою никакого художества не знает. Сестра Ольга Серге-
евна выкинула и опять брюхата. Чудеса да и только. Бот
тебе другие новости: я камер-юнкер с января месяца...
сделав меня камер-юнкером, государь думал о моем чине,
а не о моих летах — и верно не думал уж меня коль-
нуть»1.
Чтобы обеспечить безмятежную старость своему плак-
сивому, ребячливому и неудачливому батюшке, чтобы уст-
роить достойное будущее своим собственным детям, Пуш-
кин, советам жены вопреки, берется хозяйствовать в Бол-
дине, разоренном никчемным управлением Он рассчитывал,
что, став представителем семьи в имении, сможет выпла-
чивать денежное пособие отцу, брату и сестре Ольге. Но
управление Болдином не принесло поэту ничего, кроме
хлопот и нервотрепки. Если родители были благодарны по-
эту за то, что он принял участие в их делах, то муж Ольги, 1
1 Служебный чин Пушкина — титулярный советник (10-й класс)
не давал права на более высокое придворное звание камергера; для
этого требовался как минимум 6-й класс Никому исключений не дела-
лось. (Прим, пер.)
_______807
Анри Труайя
расчетливый и меркантильный Павлищев, тут же напоми-
нает поэту о праве его жены на часть дохода и засыпает
его бесчисленными требованиями денег. На имении лежит
колоссальный долг казне, но Павлищева это не волнует.
«Батюшка, говоря о содержании, какое вы ежегодно буде-
те доставлять жене, пишет, что в первый (здесь и далее
выделено в тексте. — С.Л.) год вы не можете дать более
1500 руб., а в следующие дадите, может быть, и больше...
Я не могу не сделать вопроса: с какого именно времени
считаться будет первый год?»
Пушкин ответил:
«Покамест не приведу в порядок и в известность сии
запутанные дела, ничего не могу обещать Ольге Сергеевне
и не обещаю. Состояние мое позволяет мне не брать ниче-
го из доходов батюшкина имения, но своих денег я не
могу и не в состоянии приплачивать».
Впоследствии требования Павлищева становятся еще
настырнее:
«...Спешу поблагодарить вас за деньги, высланные вами
на удовлетворение одного из безотвязных заимодавцев
Льва Сергеевича. Не худо б расплатиться и с другими, в
особенности с Плещеевым и Гутом; но это Лев Сергеевич
должен знать лучше нас с вами.
В последнем письме вы спрашивали, скоро ли родит
Ольга; 8/20 октября она разрешилась сыном Львом бла-
гополучно... Вы были так добры, что обещали прислать что-
нибудь к ее родам... Крайность положения моего вам из-
вестна... Если у вас нет лишних тысячи полторы, то я убе-
дительно прошу выкупить в ломбарде фермуар и булавку,
заложенные за 450 руб., и продать, по вашему усмотре-
нию, чего б не дали, я в теперешней моей нужде приму с
благодарностью...»
Доведенный до отчаяния семейными делами, интрига-
ми двора, долгами, накопившимися за сезон балов, выки-
дышем жены и ополчившейся на него журнально-газетной
братией, Пушкин занемог. У него печеночная недостаточ-
ность. Около 7 апреля он пишет Погодину:
808________
Александр Пушкин
«Вообще пишу много про себя (говоря современным
языком — «в стол». — С.Л.), а печатаю поневоле и един-
ственно для денег: охота являться перед публикою, кото-
рая вас не понимает, чтоб четыре дурака ругали вас по-
том шесть месяцев в своих журналах только что не по-
матерну. Было время, литература была благородное,
аристократическое поприще. Ныне это вшивый рынок.
Быть так».
15 апреля Пушкин отправил выздоровевшую жену в
имение Гончаровых — Полотняный Завод близ Калуги, а
сам остался один в Петербурге, чтобы улаживать насущ-
ные дела, связанные с управлением поместьем, хлопотать о
скорейшей публикации «Пугачева» и заниматься поиском
в архивах документов, нужных для его «Истории Петра».
Но эта работа требовала какого ни есть морального равно-
весия. А государь ни в малейшей степени не походил на
понимающего и тактичного мецената. Пушкин был для
него в первую очередь камер-юнкер и уж потом поэт.
И никакие литературные материи не могли служить оп-
равданием его отсутствию на официальных придворных
торжествах. Первый тревожный сигнал настиг его уже че-
рез два дня после отъезда Натали, о чем он спешит сооб-
щить ей в письме:
«Что, женка? каково ты едешь? что-то Сашка и Маш-
ка? Христос с вами! будьте живы и здоровы и доезжайте
скорее до Москвы. Жду от тебя письма из Новагорода; а
покамест вот тебе отчет о моем холостом житье-бы-
тье. Третьего дня возвратился я из Царского Села в пять
часов вечера, нашел на своем столе два билета на бал 29
апреля и приглашение явиться на другой день к Литте1; я
догадался, что он собирается мыть мне голову за то,
что я не был у обедни. В самом деле, в тот же вечер уз-
наю от забежавшего ко мне Жуковского, что государь был 1
1 Литта Юлий Помпеевич (1763—1839) — старший обер-
камергер, которому Пушкин был подчинен при дворе как камер-юн-
кер. (Прим. А. Труайя.)
_______809
Анри Труайя--------
недоволен отсутствием многих камергеров и камер-юн-
керов и что он велел нам это объявить. Аитта во дворце
толковал с большим жаром, говоря «Однако ж для при-
дворных кавалеров существуют определенные прави-
ла... (Выделенные фразы в оригинале по-французски. —
С. А.) На что Нарышкин ему заметил: «Вы ошибаетесь,
это для фрейлин». Я извинился письменно. Говорят, что
мы будем ходить попарно, как институтки. Вообрази,
что мне с моей седой бородкой придется выступать с
Безобразовым или Реймарсом1 — ни за какие благополу-
чия! Пусть уж лучше меня высекут перед всеми, как
говорит мосье Журден (герой пьесы Мольера «Мещанин
во дворянстве». — С.А.)».
22 апреля — новое письмо супруге:
«Ангел мой женка! Сейчас получил я твое письмо из
Бронниц — и сердечно тебя благодарю. С нетерпением
буду ждать известия из Торжка. Надеюсь, что твоя уста-
лость дорожная пройдет благополучно и что ты в Моск-
ве будешь здорова, весела и прекрасна. Письмо твое по-
слал я тетке, а сам к ней не отнес, потому что репор-
туюсь больным и боюсь царя встретить. Все эти
праздники просижу дома. К наследнику являться с по-
здравлениями и приветствиями не намерен; царствие его
впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех ца-
рей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня
мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и
упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять
его на четвертого не желаю: от добра добра не ищут.
Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфи-
рородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не
дай Бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссо-
риться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а
плетью обуха не перешибет. Теперь полно врать, погово-
рим о деле; пожалуйста, побереги себя, особенно снача-
ла... Не слушайся сестер, не таскайся по гуляниям с утра
до ночи, не пляши на бале до заутрени. Гуляй умеренно, 1
1 Одному было 22, другому 23 года. (Прим, пер.)
810________
Александр Пушкин
ложись рано. Отца не пускай к детям1, он может их ис-
пугать и мало ли что еще.
...В деревне не читай скверных книг дединой библиоте-
ки, не марай себе воображения, женка. Кокетничать по-
зволяю, сколько душе угодно».
Потакая такой слабости жены, как ее страсть к балам и
нарядам, Пушкин стремится разузнать и поведать Наталье
Николаевне и о тех торжествах, на которых он сам при-
сутствовать не собирается. Вот строки из письма от 28 ап-
реля: «Завтра будет бал, на который также не явлюсь.
Этот бал кружит все головы и сделался предметом тол-
ков всего города. Будет 1800 гостей. Расчислено, что, по-
лагая по одной минуте на карету, подъезд будет продол-
жаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по 3 вдруг,
следственно, время втрое сократится».
30 апреля: «Прощаю тебе бал у Голицыной и поговорю
тебе о бале вчерашнем, о котором весь город говорит и
который, сказывают, очень удался. Ничего нельзя было
видеть великолепнее. Было и не слишком тесно, и много
мороженого, так что мне бы очень было хорошо. Но я
был в народе, и передо мною весь город проехал в каре-
тах... О туалетах справлюсь и дам тебе знать».
Дни в Петербурге текли за днями, й одиночество поэта
перерастало в меланхолию. «Что тебе сказать о себе, —
пишет он супруге 5 мая, — жизнь моя очень разнообраз-
на. Обедаю у &оме часа в 2, чтоб не встретиться с холо-
стою шайкою. Вечером бываю в клобе...» 12 мая: «Одна
мне и есть выгода от отсутствия твоего, что не обязан
на балах дремать да жрать мороженое».
От этого периода жизни Пушкина до нас дошло един-
ственное письмо к нему супруги — вернее, немногослов-
ная приписка к мамашиному посланию зятю. «Хотя На-
тали, по-видимому, чувствует себя хорошо у меня, одна-
ко легко заметить ту пустоту, которую ваше отсутствие
в ней вызывает», — писала мадам Гончарова. А вот пись-
мо ее дочери точь-в-точь: 1
1 По причине его душевной болезни. (Прим. А. Труайя.)
___________________________________________________811
Анри Труайя________
«С трудом я решилась написать тебе, так как мне не-
чего сказать тебе и все свои новости я сообщила тебе с
оказией, бывшей на этих днях, Ддже мама едва не отло-
жила свое письмо до следующей почты, но побоялась, что
ты будешь несколько беспокоиться, оставаясь некоторое
время без известий от нас; это заставило ее побороть
сон и усталость, которые одолевают и ее и меня, так
как мы целый день были на воздухе. Из письма мамы ты
увидишь, что мы все чувствуем себя очень хорошо, отто-
го я ничего не пишу тебе на этот счет; кончаю письмо,
нежно тебя целуя, я намереваюсь написать тебе поболь-
ше при первой возможности. Итак, прощай, будь здоров и
не забывай нас.
Понедельник 14 мая 1834 г. Ярополец».
Покорный, наклонный, витиеватый почерк. Словам на
листе просторно. Что правда, то правда: в этих строках ни-
чего такого, от чего закружилась бы голова. Ни единой
оригинальной мысли, ни одного горячего восклицания, ни
одной личной подробности не найдем мы в строках, кото-
рые Натали адресует своему супругу. Да, конечно, Наталья
выводила эти строки под ястребиным взором родительни-
цы, и молодая женщина стеснялась открыто высказать
свои чувства. Да, разумеется, она весьма устала после про-
гулки на свежем воздухе. Да, безусловно, не стоит судить о
ней по этой крохотной записке. Но содрогаешься при
мысли, что и другие письма Натали могли быть похожи на
эту дошедшую до нас записку. Что в ответ на весь свой
пыл Пушкин вынужден был довольствоваться легонькой
болтовней, достойной любой пансионерки1. 1
1 Впервые публикуя это письмо, П.Е. Щеголев не упускает случая
уязвить Наталью Николаевну, к которой отнюдь не благоволил: «Оно
говорит за себя своею бессодержательностью». Об особенностях эпи-
столярного языка и стиля Натальи Пушкиной можно судить по ее
найденным в архиве Гончаровых письмам к родственникам, опублико-
ванным в: Ободовская И., Дементьев М. Вокруг Пушкина. М., 1975.
С. 180. Вот что пишут авторы книги о вышеприведенном письме Ната-
льи Николаевны к супругу: «Приписка Натальи Николаевны — всего
несколько строк — не дает нам возможности судить о ее письмах
812__________
Александр Пушкин
Весной 1834 года Пушкина настиг еще один удар. Его
письмо к жене от 22 апреля — то самое, в котором он с
издевкой говорил о камер-юнкерстве и своих отношениях
с тремя российскими царями, — было распечатано мос-
ковским почт-директором АЛ. Булгаковым. То, что Пуш-
кин был теперь желанным гостем при дворе, отнюдь не
отвратило от него полицейских подозрений. Булгаков пе-
редал письмо Бенкендорфу, а тот — императору. Нетрудно
представить себе, в какое бешенство пришел Николай I,
читая насмешки Пушкина над благородным институтом
камер-юнкеров. Вот, оказывается, кто такой Пушкин —
неисправимый революционер и неблагодарная тварь! Вот
так так — он, Николай, Божею милостию император всея
Руси, явил Божескую милость, позабыв про либеральные
сумасбродства этого бумагомарателя, сделался его личным
цензором, возвысил, дав завидный придворный чин, и что
же? Вместо благодарности Пушкин позволяет себе проха-
живаться на его счет в письмах к жене! Узнав о случив-
шемся, Жуковский явился пред государевы очи и призвал
на помощь все свое красноречие, разъясняя самодержцу,
что за саркастическими замечаниями не следует видеть да-
леко идущих последствий и что благодарность Пушкина в
отношении императора вполне искренняя и глубокая. Ни-
колай сделал вид, что эти аргументы его убедили, но Пуш-
кин уже сделался его личным врагом.
А что же Пушкин? Узнав о том, что полиция покуси-
лась на тайну его переписки, едва не задохнулся от бешен-
к мужу вообще... Написано оно по-французски, но если к брату Дмит-
рию она почти всегда пишет, употребляя обычно принятое и в отноше-
нии родственников французское «vous* (вы), то здесь мы видим, что
мужу она и по-французски писала «ты*. А надо сказать, что француз-
ское «ты* носит оттенок значительно более интимный, чем русское.
Несомненно, что некоторая сдержанность тона объясняется тем, что
это была приписка к письму матери, очевидно, сделанная по ее настоя-
нию, и Наталья Николаевна, зная, что эти строки будут прочтены ма-
терью, не чувствовала себя свободной в выражении своих чувств». (Там
же, с. 127-128.)
________«13
Анри Труайя________
ства. Это последнее посягательство на свободу оказалось
еще невыносимее, чем все остальные. Его стихи, его пере-
движения, его туалеты, наконец, — все в поле зрения им-
ператорских ищеек, а им и этого мало! Они запускают
свои грязные лапы в его самое святое! Проникают в его
любовь, в его сердечные тайны! Дом, гостиная, постель —
все в их ведении! Частной жизни в России нет как таковой.
Стыд и позор!
И снова его перо выводит в дневнике горестные строки:
«10 мая. Несколько дней тому получил я от Жуковско-
го записочку из Царского Села. Он уведомлял меня, что
какое-то письмо мое ходит по городу и что государь об
нем ему говорил. Я вообразил, что дело идет о скверных
стихах, исполненных отвратительного похабства и кото-
рые публика благосклонно и милостиво приписывала мне.
Но вышло не то. Московская почта распечатала письмо,
писанное мною Наталье Николаевне, и, нашед в нем отчет
о присяге Великого князя, писанный, видно, слогом неофи-
циальным, донесла обо всем полиции. Полиция, не разо-
брав смысла, представила письмо государю, который сго-
ряча также его не понял. К счастию, письмо показано бы-
ло Жуковскому, который и объяснил его. Все успокоилось.
Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве от-
зывался я не с умилением и благодарностию. Но я могу
быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не бу-
ду и у царя небесного. Однако какая глубокая безнравст-
венность в привычках нашего правительства! Полиция
распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать
царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не
стыдится в том признаться — и давать ход интриге, дос-
тойной Видока и Булгарина! Что ни говори, мудрено быть
самодержавным».
Не скоро совладал Пушкин с охватившей его досадой, в
письме к супруге от 18 мая он извиняется за то, что на ка-
кое-то время оставил ее без новостей о себе: «Я тебе не
писал, потому что был зол — не на тебя, на других. Одно
из моих писем попалось полиции и так далее. Смотри,
814 _______
Александр Пушкин
женка: надеюсь, что ты моих писем списывать никому не
дашь; если почта распечатала письмо мужа к жене, так это
ее дело, и тут одно неприятно: тайна семейственных сно-
шений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но
если ты виновата, так это мне было бы больно. Никто не
должен знать, что может происходить между нами; никто
не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет се-
мейственной жизни»1.
Этой же мыслью проникнуто и его письмо от 3 июня:
«Я не писал тебе потому, что свинство почты так
меня охолодило, что я пера в руки взять был не в силе.
Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, при-
водит меня в бешенство a la lettre\ Без политической сво-
боды жить очень можно; без семейственной неприкосно-
венности (inviolabilite de la families невозможно: каторга
не в пример лучше.
И далее: «Это писано не для тебя*; а вот что пишу
для тебя. Начала ли ты железные ванны? Есть ли у Ма-
ши новые зубы? И каково она перенесла свои первые?..
В прошлое воскресенье представлялся я к вел(икой) кня-
гине. Я поехал к ее выс(очеству) на Кам(енный) Остров в
том приятном расположении духа, в котором ты при-
выкла меня видеть, когда я надеваю свой великолепный
мундир. Но она была так мила, что я забыл и свою не-
счастную роль и досаду... Не сердись на холодность моих
писем. Пишу скрепя сердце». 1 2 3 4
1 Как нам представляется, это последнее утверждение косвенно
свидетельствует в пользу того, что цитировавшееся выше стихотворе-
ние «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем...», прочитанное в спи-
сках столькими друзьями поэта, и в самом деле подразумевает не На-
талью Николаевну, но какую-то другую побывавшую в его объятьях
женщину. (С.Л.)
2 Буквально {фр.).
3 Неприкосновенность семьи {фр.).
4 То есть поэт взывал к последним остаткам совести тех, кто пере-
листывал его интимную корреспонденцию. Ведь он не сомневался, что
и это его письмо может быть ими распечатано и прочитано. {Прим,
пер.)
________815
Анри Труайя-------
В конце письма от 30 июня читаем вот какие горест-
ные строки:
«Пожалуйста, не требуй от меня нежных, любовных
писем. Мысль, что мои письма распечатываются и про-
читываются на почте, в полиции и так далее — охлаж-
дает меня, и я поневоле сух и скучен. Погоди, в отставку
выйду, тогда переписка нужна не будет».
Преследуемый заимодавцами и полицейскими ищейка-
ми, Пушкин всерьез задумывался о том, чтобы подать в от-
ставку и сменить холодный и враждебный Петербург на
жизнь в деревне:
«С твоего позволения надобно будет, кажется, выйти
мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерский
мундир, который так приятно льстил моему честолю-
бию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты
молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе
не труднее будет исполнить долг доброй матери, как ис-
полняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и
расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие
успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и
довольства».
Но едва ли Аатали могла до конца понять причины
этого скорбного настроения своего супруга. Не исключено,
что она могла истолковать желание своего благоверного
удалиться в отставку (продиктованное, помимо прочего,
необходимостью избегать чрезмерных расходов) как не-
дружественное к себе отношение. И Пушкин вынужден
был объясняться и просить прощения:
«Милый мой ангел! я было написал тебе письмо на че-
тырех страницах, но оно вышло такое горькое и мрач-
ное, что я его тебе не послал, а пишу другое. У меня ре-
шительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже
писать тебе все, что придет на сердце. Ты говоришь о
Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено. Об этом
успеем еще поговорить. Не сердись, жена, и не толкуй
моих жалоб в худую сторону. Никогда не думал я упре-
кать тебя в своей зависимости. Я должен был на тебе
816_______
Александр Пушкин
жениться, потому что всю жизнь был бы без тебя несча-
стлив'; но я не должен был вступать в службу и, что еще
хуже, опутать себя денежными обязательствами. Зави-
симость жизни семейственной делает человека более
нравственным. Зависимость, которую налагаем на себя
из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они
смотрят на меня как на холопа, с которым можно им
поступать как им угодно. Опала легче презрения. Я, как
Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у Господа Бога. Но
ты во всем этом не виновата, а виноват я из доброду-
шия, коим я преисполнен до глупости, несмотря на опы-
ты жизни. (...) Денег тебе еще не посылаю. Принужден
был снарядить в дорогу своих стариков. Теребят меня без
милосердия. Вероятно, послушаюсь тебя и скоро отка-
жусь от управления имения. Пускай они его коверкают
как знают; на их век станет, а мы Сашке и Машке по-
стараемся оставить кусок хлеба. Не так ли? Новостей
нет. Фикельмон болен и в ужасной хандре. Вьельгорский
едет в Италию к больной жене; Петербург пуст, все на
дачах. Я сижу дома до четырех часов и пишу. Обедаю у
Люме. Вечером в клобе. Вот и весь мой день. Для развлече-
ния вздумал было я в клобе играть, но принужден был ос-
тановиться. Игра волнует меня — а желчь не унимается.
Целую вас и благословляю. Прощай. Жду от тебя письма
об Яропольце. Но будь осторожна... вероятно, и твои
письма распечатывают: этого требует государственная
безопасность.
8 июня 1834 г.».
«Снарядив в дорогу» своих родителей, Пушкин продол-
жал хлопотать по имению, чтобы поддержать сестру и
брата, которые теребили его просьбами о деньгах. Надеясь
выкарабкаться, он садился за карточный стол, просиживал
1	«Видимо, Наталья Николаевна написала мужу, что трудности се-
мейной жизни являются причиной его зависимости, что, не женись, он
был бы свободен и счастлив». // Ободовская И., Дементьев М. Наталья
Николаевна Пушкина. М., 1985. С. 115.
________817
Анри Труайя
за ним белые ночи, нервничал — и, как всегда, продувался
в пух. Значит — нужно было влезать в новые долги, подпи-
сывать новые заемные бумаги.
«Должно подумать о судьбе наших детей. Имение от-
ца, как я в том удостоверился, расстроено до невозмож-
ности и только строгой экономией может еще попра-
виться. Я могу иметь большие суммы., но мы много и
проживаем. Умри я сегодня, что с вами будет? мало уте-
шения в том, что меня похоронят в полосатом кафта-
не, и еще на тесном Петербургском кладбище, а не в
церкви на просторе, как прилично порядочному человеку.
Ты баба умная и добрая. Ты понимаешь необходимость;
дай сделаться мне богатым — а там, пожалуй, и ку-
тить можем в свою голову. Петербург ужасно скучен... Но
я уж никуда не поеду. Меня здесь удерживает одно: типо-
графия. Виноват, еще другое: залог имения. Но можно ли
будет его заложить? Как ты права была в том, что не
должно мне было принимать на себя эти хлопоты, за
которые никто мне спасибо не скажет, а которые испор-
тили мне столько уж крови, что все пиявки дома нашего
ее мне не высосут... Я перед тобой кругом виноват, в от-
ношении денежном. Были деньги... И проиграл их. Но что
делать? Я был так желчен, что надобно было развлечься
чем-нибудь. Все тот (царь Николай I. — Прим. А. Тру-
айя); но Бог с ним; отпустил бы лишь меня восвояси... По-
ка прощай.
Целую тебя и детей, благословляю всех троих». (Ок.
28 июня 1834 г.)
25 июня 1834 года Пушкин, по размышлении обо всех
тех заботах, на которые обрекали его фиктивная служба в
Министерстве иностранных дел и звание камер-юнкера,
взял перо, лист белой бумаги и начертал на нем письмо в
адрес графа Бенкендорфа:
«Траф.
Поскольку семейные дела требуют моего присутст-
вия то в Москве, то в провинции, я вижу себя вынужден-
ным оставить службу и покорнейше прошу ваше сия-
818________
Александр Пушкин
тельство исходатайствовать мне соответствующее
разрешение.
В качестве последней милости я просил бы, чтобы
дозволение посещать архивы, которое соизволил мне да-
ровать его величество, не было взято обратно». (Ориги-
нал по-французски.)
Несчастный, понимал ли он сам, что натворил?! Видимо,
по невероятной простоте своей душевной он решил, что
Николай по-доброму отнесется к его письму и признает
вместе с ним, сколь необходима для поэта свобода. Неуже-
ли не сознавал, что, прося об отставке, он этим наносил ос-
корбление своему «благодетелю» и становился ренегатом,
достойным публичного посрамления! Узнав о решении
Пушкина, Жуковский пришел в ужас от такого «святотат-
ства» и поклялся спасти ситуацию. Он видел свой долг в
том, чтобы любою ценою примирить Пушкина с царем и
чем скорее, тем лучше. В интересах Пушкина, в интересах
литературы и всего цивилизованного мира требовалось,
чтобы этот великий государственный муж и этот великий
мастер пера снова стали друзьями!
2	июля Жуковский пишет Пушкину:
«Государь опять говорил со мною о тебе. Если бы я
знал наперед, что побудило тебя взять отставку, я бы
ему объяснил все, но так как я и сам не понимаю, что
могло тебя заставить сделать глупость, то мне и ему
нечего было отвечать. Я только спросил: нельзя ли как
этого поправить? — Почему ж нельзя? — отвечал
он. — Я никогда не удерживаю никого и дам ему отстав-
ку. Но в таком случае все между нами кончено. Он мо-
жет, однако, еще возвратить письмо свое. — Это меня
истинно трогает. А ты делай как разумеешь. Я бы на
твоем месте ни минуты не у су мнился, как поступить.
Спешу только уведомить о случившемся».
Ошеломленный обвинениями в неблагодарности и глу-
пости, которыми осыпал его Жуковский, Пушкин потерял
голову. Может, он и в самом деле дал оплошку, решив по-
рвать с правительством? Неужели его личное счастье и
_______819
Анри Труайя
счастье его семьи возможны только в обстановке климата
сердечного согласия с императором? На следующий день,
3 июля, он пишет Бенкендорфу:
«Несколько дней тому назад я имел честь обратиться
к вашему сиятельству с просьбой о разрешении оставить
службу. Так как поступок этот неблаговиден, покорней-
ше прошу вас, граф, не давать хода моему прошению.
Я предпочитаю казаться легкомысленным, чем быть не-
благодарным.
Со всем тем отпуск на несколько месяцев был бы мне
необходим». (Оригинал по-французски.)
Едва успел Пушкин отправить это письмо с извинения-
ми, как получил от Жуковского послание, полное раздра-
женных упреков:
«Вчера я писал к тебе с Блудовым наскоро и, кажется,
не ясно сказал то, чего мне от тебя хочется. А ты ведь
человек глупый, теперь я в этом совершенно уверен. Не
только глупый, но еще и поведения непристойного: как
мог ты, приетупая к тому, что ты так искусно состря-
пал, не сказать мне о том ни слова, ни мне, ни Вяземско-
му — не понимаю! Глупость, досадная, эгоистическая,
неизглаголенная глупость! Вот что бы я теперь на твоем
месте сделал (ибо слова государя крепко бы расшевелили
и повернули к нему мое сердце): я написал бы к нему пря-
мо, со всем прямодушием, какое у меня только есть,
письмо, в котором бы обвинил себя за сделанную глу-
пость, потом так же бы прямо объяснил то, что могло
заставить меня сделать эту глупость; и все это сказал
бы с тем чувством благодарности, которое государь
вполне заслуживает...»
Далее автор «Светланы» и «Лаллы Рук», стремясь досту-
чаться до сознания друга, прибегает к весьма своеобразно-
му лирическому штилю: «Если ты не воспользуешься этой
возможностью, то будешь то щетинистое животное, кото-
рое питается желудями и своим хрюканьем оскорбляет
слух всякого благовоспитанного человека; без галиматьи,
820_______
Александр Пушкин
поступишь дурно и глупо, повредишь себе на целую жизнь
и заслужишь свое и друзей своих неодобрение».
И ниже дает примечание:
«По крайней мере мое».
Одновременно с сим многословным посланием от Жу-
ковского Пушкин получает в ответ на свое прошение об
отставке короткую записку от шефа жандармов:
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
Письмо ваше ко мне от 25-го сего июня было мною
представлено государю императору в подлиннике, и его
императорское величество, не желая никого удерживать
против воли, повелел мне сообщить г. вице-канцлеру об
удовлетворении вашей просьбы, что и будет мною ис-
полнено.
Затем на просьбу вашу, о предоставлении вам и в от-
ставке права посещать государственные архивы для из-
влечения справок, государь император не изъявил своего
соизволения, так как право сие может принадлежать
единственно людям, пользующимся особенною доверенно-
стию начальства».
Стало быть, Пушкин, по причине своей неблагодарно-
сти, потерял «особенную доверенность начальства». (По-
милуйте, а когда он пользовался ею? Ведь Николай, едва
взойдя на престол, учредил за ним секретный полицей-
ский надзор!) Ошалев при виде того, какой оборот прини-
мают события, Пушкин не сходя с места настрочил два
письма. Одно — Жуковскому, второе — Бенкендорфу. На
обоих дата: 4 июля.
«Получив первое письмо твое, я тотчас написал графу
Бенкендорфу, прося его остановить мою отставку, та
demarche etant inconsideree' и сказал, que j'aimais mieux
avour Г air inconsequent qu'ingrat1 2. Но вслед за тем получил
официальное извещение о том, что отставку я получу,
1 Так как мой поступок неосмотрителен (фр.).
2 Что я предпочитаю казаться скорее легкомысленным, чем небла-
годарным (фр.).
_______821
Анри Труайя-------
но что вход в архивы будет мне запрещен. Это огорчило
меня во всех отношениях. Подал в отставку я в минуту
хандры и досады на всех и на все. Домашние обстоятель-
ства мои затруднительны: положение мое не весело; пе-
ремена жизни почти необходима. Изъяснять это все гр.
Бенкендорфу мне недостало духа — от этого и письмо
мое должно было показаться сухо, а оно просто глупо».
Это — крик души заботливому другу. А вот в каких
терминах изъясняется он со своим смертельным недру-
гом:
«Милостивый государь граф Александр Христофорович.
Письмо вашего сиятельства от 30 июня удостоился я
получить вчера вечером. Крайне огорчен я, что необду-
манное прошение мое, вынужденное от меня неприятны-
ми обстоятельствами и досадными, мелочными хлопо-
тами, могло показаться безумно неблагодарностию и су-
противлением воле того, кто доныне был более моим
благодетелем, нежели государем. Буду ждать решения
участи моей, но во всяком случае ничто не изменит чув-
ства глубокой преданности моей к царю и сыновней бла-
годарности за прежние его милости».
Прежде чем представить это письмо пред августейшие
очи, Бенкендорф ознакомил с ним Жуковского. Текст по-
слания показался последнему слишком сухим и слишком
горделивым, при той провинности, каковая лежала на его
авторе. Упросив Бенкендорфа пока подождать с представ-
лением письма Пушкина Николаю, Жуковский дал своему
собрату по перу очередную жесткую отповедь:
«Я, право, не понимаю, что с тобою сделалось — ты
точно поглупел; надобно тебе или пожить в желтом до-
ме, или велеть себя хорошенько высечь, чтобы привести
кровь в движение. Бенкендорф прислал мне твои письма,
и первое и последнее. В первом есть кое-что живое, но его
нельзя употребить в дело, ибо в нем нетишешь ничего о
том, хочешь ли оставаться в службе или нет; последнее,
в коем просишь, чтобы все осталось по-старому, так су-
хо, что оно может показаться государю новою неприлич-
822_______
Александр Пушкин
ностию. Разве ты разучился писать; разве считаешь ниже
себя выразить какое-нибудь чувство к государю? Зачем
ты мудришь? Действуй просто. Государь огорчен твоим
поступком; он считает его с твоей стороны неблагодар-
ностию. Он тебя до сих пор любил и искренно хотел те-
бе добра. По всему видно, что ему больно тебя оттолк-
нуть от себя. Что же тут думать! Напиши то, что ска-
жет сердце...
6 июля».
Эти слова мигом вывели поэта из терпения. Ему-то ка-
залось вполне естественным подать в отставку, ибо над
ним тяготели долги и требовалось уединение для творчест-
ва. А тут его объявляют неблагодарным, читай — врагом
монархии, бессердечным и сумасбродным, разбойником!
В этот же день он пишет ответ Жуковскому:
«Я право сам не понимаю, что со мною делается. Ид-
ти в отставку, когда того требуют обстоятельства, бу-
дущая судьба всего моего семейства, собственное мое
спокойствие — какое тут преступление? какая неблаго-
дарность? Но государь может видеть в этом что-то по-
хожее на то, чего понять все-таки не могу. В таком слу-
чае я не подаю в отставку и прошу оставить меня в
службе. Теперь, отчего письма мои сухи? Да зачем же
быть им сопливыми? Во глубине сердца своего я чувствую
себя правым перед государем; гнев его меня огорчает, но
чем хуже положение мое, тем язык мой становится свя-
заннее и холоднее. Что мне делать? просить прощения?
хорошо; да в чем? К Бенкендорфу я явлюсь и объясню ему,
что у меня на сердце — но не знаю, почему письма мои
неприличны. Попробую написать третье».
Надо ли объяснять, какое чувство стыда, горести и от-
вращения переполняло Пушкина, когда в тот же день,
6 июля, он писал Бенкендорфу это самое третье письмо
(оригинал по-французски):
«Граф.
Позвольте мне говорить с вами вполне откровенно.
Подавая в отставку, я думал лишь о семейных делах, за-
_______823
Анри Труайя-------
труднительных и тягостных. Я имел в виду лишь не-
удобство быть вынужденным предпринимать частые по-
ездки, находясь в то же время на службе. Богом и душою
моею клянусь, — это была моя единственная мысль; с
глубокой печалью вижу, как ужасно она была истолкова-
на. Государь осыпал меня милостями с той первой мину-
ты, когда монаршая мысль обратилась ко мне. Среди них
есть такие, о которых я не могу думать без глубокого
волнения, столько он вложил в них прямоты и великоду-
шия. Он всегда был для меня провидением, и если в тече-
ние этих восьми лет мне случалось роптать, то нико-
гда, клянусь, чувство горечи не примешивалось к тем чув-
ствам, которые я питал к нему. И в эту минуту не
мысль потерять всемогущего покровителя вызывает во
мне печаль, но боязнь оставить в его душе впечатление,
которое, к счастью, мною не заслужено.
Повторяю, граф, мою покорнейшую просьбу не давать
хода прошению, поданному мною столь легкомысленно».
Ознакомившись с этим последним «покаянием», Бен-
кендорф счел его наконец-то достаточно «слезным», чтобы
представить императору.
«По всему видно, что ему больно тебя оттолкнуть от се-
бя», — писал Жуковский Пушкину. Однако в действитель-
ности и царю, и Бенкендорфу горя было мало — просто
так им казалось легче держать на поводке такого опасного
сорвиголову, как Пушкин.
Вот рапорт шефа жандармов Николаю I:
«(...) Письмо Пушкина ко мне и другое от него же к
Жуковскому. Так как он сознается в том, что просто сде-
лал глупость, и предпочитает казаться лучше непоследова-
тельным, нежели неблагодарным (так как я еще не сообщал
о его отставке ни князю Волконскому, ни графу Нессель-
роде), то я предполагаю, что вашему величеству благоугод-
но будет смотреть на его первое письмо, как будто его во-
все не было. Перед нами мерило человека; лучше, чтобы он
был на службе, нежели предоставлен самому себе».
На этом документе его величество начертал твердою
рукою нижеследующую резолюцию:
824_______
Александр Пушкин
«Я ему прощаю, но позовите его, чтобы еще раз объяс-
нить ему всю бессмысленность его поведения и чем все
это может кончиться; то, что может быть простительно
двадцатилетнему безумцу, не может применяться к чело-
веку тридцати пяти лет, мужу и отцу семейства».
За те две недели, что длилась вся эта катавасия с попыт-
кой отставки (с 25 июня по 8 июля), издерганный, взъере-
пенившийся Пушкин почти ничего не написал жене. Он
слишком хорошо знал, что она приняла бы сторону Нико-
лая против него1.
«22 июли. Прошедший месяц был бурен. Чуть было не
поссорился я со двором, — но все перемололось. Однако
это мне не пройдет», — записывает он в своем интимном
дневнике через две недели после того, как события мало-
мальски улеглись. А по горячим следам — 11-го — написал
Наталье: «На днях я чуть было беды не сделал: с тем (то
есть царем. — Прим. А. Труайя) чуть было не побранился.
И трухнул-то я, да и грустно стало. С этим поссорюсь —
другого не наживу. А долго на него сердиться не умею;
хоть и он не прав».
Из письма к жене, 13 июля:
«<...> Надобно тебе поговорить о моем горе. На днях
хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от
Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой су-
хой абшид, что я вструхнул и Христом и Богом прошу,
чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хо-
рошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде
десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что ска-
жет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им
будет в том, что их папеньку схоронили как шута и что
их маменька ужас как мила была на аничковских балах.
Ну, делать нечего, Бог велик; главное то, что я не хочу,
чтоб могли меня подозревать в неблагодарности. Это
хуже либерализма. Будь здорова. Поцелуй детей и благо-
слови их за меня. Прощай, целую тебя». 1
1 Опять скажем: это личная точка зрения Труайя. (Прим, пер.)
________825
Анри Труайя_______
«Ах ты и рада, не так?» По всему судя, Наталья Нико-
лаевна была не слишком-то огорчена тем, что ее благовер-
ный остался на царской службе. Оправившейся после вы-
кидыша красавице было с кем кокетничать и в Калуге.
«Что ты мне пишешь о Калуге? Что тебе смотреть на нее?
...Что же тебе там делать? Это тебя сестры баламутят...
Прошу тебя, мой друг, в Калугу не ездить. Сиди дома, так
будет лучше», — умолял поэт супругу. По-видимому — в
то время, как он писал ей о своих материальных затрудне-
ниях, пока он, раздраженный «свинским Петербургом»,
хлопотал об отставке, затем вымаливал прощение у госуда-
ря и снова попадал в капкан, она расписывала ему во всех
подробностях свои калужские успехи и напоминала о пре-
имуществах нахождения при дворе. Пока благоверный с
тревогой задавал себе вопрос, как он сможет в будущем
обеспечить жену и детей, она объявила ему о своем наме-
рении принять у себя в Петербурге двух сестер — Екате-
рину и Александрину — и пристроить их при дворе фрей-
линами. Да, конечно, Екатерина и Александрина погибали
с тоски в семье сварливой матери-ханжи. Да, разумеется,
Натали переживала за старших сестер и сочувствовала их
страданиям. Но, по-видимому, ее пониманию было недос-
тупно, что возможности Пушкина были слишком ограни-
чены, чтобы взять на себя заботу еще и о двух перезрелых
свояченицах с немеренными запросами.
«Охота тебе думать о помещении сестер во дво-
рец, — пишет он супруге 11 июня. — Во-первых, вероят-
но, откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай,
что за скверные толки пойдут по свинскому П.<етер>
Б.<ургу>. Ты слишком хороша, мой ангел, чтоб пускать-
ся в просительницы. Погоди; овдовеешь, постареешь —
тогда пожалуй будь салопницей и титулярной советни-
цей. Мой совет тебе и сестрам быть подале от двора; в
нем толку мало. Вы же не богаты. На тетку нельзя вам
всем навалиться. Боже мой! кабы Заводы были мои, так
меня бы в П.<етер>Б.<ург> не заманили и московским
калачом. Жил бы себе барином. Но вы, бабы, не понимае-
826_______
Александр Пушкин
те счастия независимости и готовы закабалить себя на-
веки, чтобы только сказали про вас: Hier Madame ипе teUe
eta.it decidement la plus belle et la mieux mise du bed. Прощай,
Madame une telle\ тетка прислала мне твое письмо, за
которое я тебя очень благодарю. Будь здорова, умна, ми-
ла, не езди на бешеных лошадях, за детьми смотри, чтоб
за ними няньки их смотрели, пиши ко мне чаще; сестер
поцалуй запросто».
И месяц спустя, 14 июля 1834 года:
«Все вы, дамы, на один покрой.
...чай, так и раскокетничалась. Что-то Калуга? Вот
тут поцарствуешь! — Впрочем, женка, я тебя за то не
браню. Все это в порядке вещей; будь молода, потому
что ты молода — и царствуй, потому что ты прекрас-
на. Цалую тебя от сердца — теперь поговорим о деле.
Если ты в самом деле вздумала сестер своих сюда при-
везти, то у Оливье оставаться нам невозможно: места
нет. Но обеих ли ты сестер к себе берешь? эй, женка!
смотри... Мое мнение: семья должна быть одна под одной
кровлей: муж, жена, дети покаместь малы; родители, ко-
гда уже престарелы. А то хлопот не наберешься, и се-
мейственного спокойствия не будет».
Таким образом, Пушкину снова пришлось пойти на ус-
тупки супруге и нанять более просторную и более дорогую
квартиру, а именно ту, что оставляли отъезжавшие за гра-
ницу Вяземские.
«Княгиня едет в чужие края, дочь ее больна не на шут-
ку; боятся чахотки, /щй Бог, чтоб юг ей помог... — пишет
он жене в конце июля. И добавляет: — ...Какие же вы по-
мощницы или работницы? Вы работаете только ножка-
ми на балах и помогаете мужьям мотать. И за то спа-
сибо. Пожалуйста не сердись на. меня за то, что я медлю
к тебе явиться. Право, душа просит; да мошна не велит.
1	Вчера на балу госпожа такая-то была решительно красивее всех
и была одета лучше всех. Прощай, госпожа такая-то. (Фр.)
827
Анри Труайя
Я работаю до низложения риз. &гржу корректуру двух
томов вдруг, пишу примечания, закладываю деревни...
Все слажу — и сломя голову к тебе прискачу».
25 августа 1834 года Пушкин, закончивши править
корректуру, выехал из Санкт-Перебурга, чтобы воссоеди-
ниться со своею благоверной в имении Гончаровых. «Вы-
ехал из Петербурга за 5 дней до открытия Александров-
ской колонны, чтоб не присутствовать при церемонии
вместе с камер-юнкерами — своими товарищами», — за-
пишет он в дневнике 28 ноября, т. е. три месяца спустя.
Встреча с Натали явилась ему наградою за долгое ожида-
ние; увидев ее, он мигом позабыл о всех своих горестях,
которые перечислял в своих письмах. Прожив две недели в
имении Гончаровых, Пушкин устремился в Болдино, где
его ждали запутанные вопросы, связанные с управлением
имением; тем временем Натали с сестрами остались гото-
виться к переезду в Петербург.
Третий болдинский сезон почти весь ушел на хозяйствен-
ные вопросы, Пушкин изнервничался. Вдохновение к нему
не приходило. Единственной крупной вещью, которую ему
удалось завершить в болдинском уединении, была «Сказка о
золотом петушке». «Вот уже скоро две недели, как я в дерев-
не, — писал Пушкин жене в 20-х числах сентября, — а от
тебя еще письма не получил. Скучно, мой ангел И стихи в
голову нейдут; и роман не переписываю. Читаю Вальтер
Скотта и Библию, а все об вас думаю. Здоров ли Сашка? про-
гнала ли ты кормилицу? отделалась ли от проклятой немки?
Какова доехала? Много вещей, о которых беспокоюсь. Видно,
нынешнюю осень мне долго в Болдине не прожить. Дела
мои я кой-как уладил Погожу еще немножко, не распишусь
ли; коли нет — так с Богом и в путь».
Вернувшись в Петербург 18 октября, Пушкин обнару-
жил, что Натали, невзирая на четвертую беременность, бо-
лее, чем когда-либо, была настроена нравиться и веселить-
ся. Сестры находились при ней.
— Зачем ты берешь этих барышень под свой кров? —
спросил поэта Соболевский.
828________
Александр Пушкин
— Их мать пьет с утра до вечера, — отвечал Пушкин, —
и спит со всяким лакеем.
А мать Пушкина писала своей дочери 7 ноября 1834
года: «Натали снова беременна, сестры пребывают с нею,
они нанимают великолепный дом... Он (Пушкин) говорит,
что в смысле расходов это его устраивает, хотя несколько
стесняет, ибо ему неохота отказываться от своих привычек
хозяина дома».
Глава 8
ТРИ СЕСТРЫ
Теперь уже Пушкину приходилось вывозить на балы не
одну только свою жену, но трех женщин, трех сестер.
Старшая, Катерина, которую близкие называли просто Ко-
ко, была, по словам одного из современников, не чем
иным, как большой дылдой, а точнее — рукояткой от
швабры, если брать за образец изящество жительниц Кав-
каза, Впрочем, портрет Коко, который хранится в Сульце,
не подтверждает этого нелестного утверждения. На этом
полотне Катерина предстает высокой девушкой с покаты-
ми плечами, выдающимся бюстом и тонкой талией. Чер-
ные волосы обрамляют ее удлиненное и бледное лицо. Ее
большие темные, немного близорукие глаза исполнены ме-
ланхолии. Да, конечно, не скажешь, что она красавица. Но
и в шарме ей тоже не откажешь.
А вот сестра Александрина была живой карикатурой
Натали. Высокая и хорошо сложенная, как Натали, она
была при всем при том тяжелее и мясистее; кожа у нее
была гладкая и нежная, как у сестры, но имела нехороший
желтоватый оттенок. Натали немного косила, что придава-
ло ей некий своеобразный шарм; а вот Александрина ко-
сила здорово, что придавало ее лицу гротескное выраже-
ние. Баронесса Вревская — экс-Зизи Вульф — находила
супругу Пушкина очаровательною во всех смыслах этого
слова, а вот Александрина показалась ей столь безобраз-
ною, что, едва очутившись в коляске наедине со своею се-
_______829
Анри Труайя_________
строю, баронесса от души расхохоталась. Три сестры, сре-
ди которых Натали была общепризнанной королевой, жи-
ли в мире изысканных парфюмов, шуршания платьев,
накладных кос и любовных признаний. Каждый выход в
свет был для них памятным событием, а для Пушкина —
невыносимой каторгой.
«Я все-таки не был 6-го1 во дворце — и рапортовался
больным. За мною царь хотел прислать фельдъегеря или
Арнта (лейб-медика Арендта. — Прим. А. Труайя)», —
ехидно замечает Пушкин в своем интимном дневнике.
Но, понятное дело, он не мог рапортоваться больным
по случаю каждого бала и каждой дворцовой церемонии.
Следует думать, Николай был разгневан таким уклончи-
вым маневром, да и Натали это едва ли понравилось. 16
декабря 1834 года на квартиру Пушкиных снова явился
придворный лакей с приглашением прибыть в половине
девятого в Аничков дворец — поэту в мундирном фраке,
Наталье Николаевне — в своем обыкновенном туалете.
«В 9 часов мы приехали, — замечает Пушкин. — На лест-
нице встретил я старую графиню Бобринскую, которая
всегда за меня лжет и вывозит меня из хлопот. Она заме-
тила, что у меня треугольная шляпа с плюмажем (не по
форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами; но это еще
не все). Гостей было уже довольно; бал начался контрдан-
сами. Государыня была вся в белом, с бирюзовым голов-
ным убором; государь в кавалергардском мундире. Госуда-
рыня очень похорошела. Граф Бобринский, заметя мою
треугольную шляпу, велел принести мне круглую. Мне да-
ли одну, такую засаленную помадой, что перчатки у меня
промокли и пожелтели». 1
1 6 декабря — день именин Николая I. Пушкину как камер-юнке-
ру надлежало явиться в присвоенном ему по придворному званию
мундире. Нежелание ехать во дворец вызвано, помимо всего прочего,
тем, что 6 декабря 1834 г. Екатерина Гончарова, по просьбе Н.К. За-
гряжской, была пожалована во фрейлины, следовательно, Пушкину
предстояло благодарить Николая I за оказанную его свояченице ми-
лость. (Прим- пер.)
830________
Александр Пушкин
На этих балах Пушкин становился все более рассеян-
ным, молчаливым, угрюмым. Стоя где-нибудь в углу возле
окна, с надутыми губами и потухшим взором, он казался
чуждым всей этой круговерти воздушных платьев и эполе-
тов. В голове у него теснились не гармоничные рифмы, а
цифры. Жена обходилась ему слишком дорого — и это
при том, что ее тетушка Загряжская щедро одаряла свою
племянницу нарядами. Родители, приехавшие из Михай-
ловского в Петербург, находились в безвыходном положе-
нии — они были совершенно разорены. Надежда Осипов-
на недужила: врач настаивал на консультации у медицин-
ских светил, но ее все приходилось откладывать из-за
нехватки денег. Братец Левушка делал все новые долги.
Супруг Ольги жаловался, что не получал обещанное посо-
бие. Одному поэту приходилось расхлебывать все эти нава-
лившиеся на него бесконечные заботы. Натали с сестрами
танцевали. Дочь ее Машка так привыкла видеть вокруг се-
бя одни лишь парижские туалеты и прически, убранные
диадемами, что разрыдалась, увидевши бабушку, и отказа-
лась обнять ее, потому что на Надежде Осиповне были
«дрянной чепчик и дрянное платье». Чтобы прокормить,
одеть свою супругу, детей, своячениц и родителей, Пуш-
кин трудился над своей бесконечной «Историей Пугаче-
ва». 20 января 1835 года поэт пишет Нащокину:
«Ты видел, вероятно, Пугачева и надеюсь, что его не
купил. Я храню для тебя особый экземпляр... Пугачев сде-
лался добрым, исправным плательщиком оброка. Емель-
ка Пугачев оброчный мой мужик! Денег он мне принес до-
вольно, но как около двух лет жил я в долг, то ничего и не
останется у меня за пазухой, а все идет на расплату».
Однако вскоре продажи «Пугачева» резко пошли на спад1.
В дневнике поэта появилась такая вот грустная запись: 1
1 Продажи «Пугачева» принесли примерно шестнадцать тысяч, не
покрывши даже ссуду, которая стоила автору таких унижений. Разо-
шлось около тысячи экземпляров из трех — остальные залежались у
Пушкина мертвым грузом. (Прим, пер.)
________831
Анри Труайя
«В публике очень бранят моего Пугачева, а что хуже —
не покупают. Уваров большой подлец. Он кричит о моей
книге как о возмутительном сочинении. Его клеврет Дон-
дуков (дурак и бардаш) преследует меня своим ценсурным
комитетом. Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочи-
нения с одного согласия государя. Царь любит, да псарь не
любит. Кстати об Уварове: это большой негодяй и шарла-
тан. Разврат его известен. Низость до того доходит, что он
у детей Канкрина был на посылках1. О нем сказали, что он
начал тем, что был б..., потом нянькой, и попал в президен-
ты Академии наук, как княгиня Дашкова в президенты
Российской академии. Он крал казенные дрова и до сих
пор на нем есть счеты (у него 11 000 душ), казенных сле-
сарей употреблял в собственную работу etc. etc. Дашков
(министр), который прежде был с ним приятель, встретив
Жуковского под руку с Уваровым, отвел его в сторону, го-
воря: «Как тебе не стыдно гулять публично с таким челове-
ком!»
Не ограничившись расписыванием гнусностей и мерзо-
стей Дондукова и Уварова в своем интимном дневнике,
Пушкин отхлестал двух пройдох звучными эпиграммами.
Когда представлялся случай обличить моральную нечисто-
плотность, глупость, алчность официального лица, Пушкин
забывал о всякой предосторожности. Уроки прошлого не
пошли ему впрок. Чтобы успокоить свою желчь, ему тре-
бовалось раздеть да публично отхлестать противника. По
поводу завзятого карьериста и извращенца Дондукова, не-
когда состоявшего в противоестественных отношениях с
Уваровым, а ныне — занимавшего посты председателя
цензурного комитета и вице-президента Академии наук,
Пушкин сочинил стихотворные строки, незамедлительно
возымевшие успех: 1
1 Как рассказывал П.И. Бартеневу Ф.Ф. Вигель, Уваров угоднически
заискивал перед министром финансов Канкриным, а особливо тем, что
частенько захаживал в детскую и осведомлялся о здоровье отпрыскоз
Канкриных, да так, что те «считали его как будто за лекаря» и показы-
вали ему язык. (Прим, пер.)
832________
---------Александр Пушкин
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь. .
Почему ж он заседает?
Потому что ж..па есть1.
Покровителя же Дундука — Уварова Пушкин подверг
еще более жестокой публичной порке. Вместо розог —
строки стихотворения «На выздоровление Лукулла». В эту
пору Уваров с нетерпением ожидал кончины приходивше-
гося его жене двоюродным братом графа Дмитрия Нико-
лаевича Шереметьева, больного скарлатиной и уже приго-
воренного врачами к смерти. Детей у Шереметьева не бы-
ло, и благодаря своей жене прямым наследником выходил
он, Уваров. О, как не терпелось ему осведомиться о разме-
рах богатства, которое должно было попасть к нему в ру-
ки! Не сомневаясь в скорой кончине своего свойственника,
он распорядился об инвентаризации имущества и опечата-
нии его сундуков. Больной, однако, совершенно неожидан-
но выздоровел. Разгневанный Уваров стал предметом все-
общих насмешек.
Стихотворение «На выздоровление Лукулла» в действи-
тельности явилось не чем иным, как эпиграммой, нацелен-
ной на слишком торопливого наследника. Поэт обращает-
ся к Лукуллу—Шереметьеву:
Ты угасал, богач младой!
Ты слышал плач друзей печальных.
Уж смерть являлась за тобой
В дверях сеней твоих хрустальных.
..А между тем наследник твой,
Как ворон, к мертвечине падкий,
Бледнел и трясся над тобой,
Знобим стяжанья лихорадкой.
Уже скупой его сургуч 1
1 Иногда в собраниях сочинений печатается ханжеское «Потому
что есть чем сесть», что уничтожает смысл эпиграммы. (Прим. пер.)
________833
Анри Труайя---------
Пятнал замки твоей конторы;
И мнил загресть он злата горы
В пыли бумажных куч.
Он мнил: «Теперь уж у вельмож
Не стану нянчить ребятишек;
Я сам вельможа буду тож;
В подвалах, благо, есть излишек.
Теперь мне честность — трын-трава!
Жену обсчитывать не буду,
И воровать уже забуду
Казенные дрова!»
Несмотря на множество прозрачных аллюзий, цензура,
сбитая с толку подзаголовком «Подражание латинскому»,
разрешила публикацию. Тут же некий альфонс Жан-Ба-
тист Жобар, бывший профессор Казанского университета,
смещенный с должности все тем же Уваровым, перевел
«На выздоровление Лукулла» на французский язык и по-
слал свой опус министру с просьбой принять это посвяще-
ние и издать от своего знатного имени. Мосье Жобар иро-
нически писал Пушкину: «Если его превосходительство
удостоит оказать ту же честь моему опыту, я вскоре,
несмотря на мое невежество и мое помешательство, за-
конным порядком установленные по его приказаниям, бу-
ду академиком, членом Тосударственного Совета, кавале-
ром с орденской лентой и проч. ... ибо его прихоти ныне
достаточно для назначения и смещения академиков, про-
фессоров, заслуженных людей и т. п.». (Оригинал по-
французски.)
Тем временем Уваров наябедничал на Пушкина Бен-
кендорфу, а тот вошел с докладом к императору... Шеф
жандармов вызвал к себе поэта и сурово отчитал его.
— Но эти стихи написаны вовсе не по адресу Уваро-
ва, — ответил Пушкин.
— А по чьему же?
— По вашему.
— По моему? — вскричал Бенкендорф. — Позвольте...
Когда ж это я крал казенные дрова?!
834________
--------Александр Пушкин
— Ваш ответ означает, — сказал с улыбкой Пушкин, —
что Уваров уж точно крал казенные дрова. А иначе — по-
чему бы он решил, что стихотворение отнесено на его счет?
Если подлинность этого анекдота и не находит подтвер-
ждения, то, во всяком случае, в бумагах поэта отыскались
черновики писем, в которых Пушкин доказывал Бенкен-
дорфу безвинность своих намерений. Но, конечно, ни Бен-
кендорфа, ни Николая было не провести этими мальчише-
скими объяснениями. Понимая, что переступил меру,
Пушкин умолил Жобара отказаться от своего намерения
опубликовать свой перевод в Бельгии.
«Мне самому досадно, — писал Пушкин Жобару, —
что я напечатал пьесу, написанную в минуту дурного
расположения духа. Ее опубликование навлекло на меня
неудовольствие одного лица, мнением которого я дорожу
и пренебречь которым не могу, не оказавшись неблагодар-
ным и безрассудным. Будьте настолько добры пожертво-
вать удовольствием гласности ради мысли оказать ус-
лугу собрату» (оригинал по-французски). Две вышеупомя-
нутые эпиграммы стяжали поэту двух новых врагов. Граф
Уваров и князь Дондуков присоединились к булгариным, к
нессельроде, ко всем тем, кого поэт имел неосторожность
уязвить. Эта публика со зловещей радостью смаковала лю-
бые клеветнические слухи, циркулировавшие вокруг Пуш-
кина и его жены. Они опутывали поэта коварной сетью
недоброжелательства. Они торжествовали, видя его затруд-
нения. И желали его погибели.
И то сказать, ситуация, в которой находился Пушкин,
не могла не быть поводом к их злорадству. 1 апреля Пуш-
кин занял 3500 рублей у ростовщика под залог кое-каких
семейных ценностей, 15 апреля суд IV отделения прису-
дил поэта к уплате 1063 рублей и 33 с половиной копеек
собственнику ранее нанимавшегося им жилья плюс к то-
му 106 рублей 30 копеек пеней. Чтобы рассчитаться с
этим долгом, Пушкину пришлось пожертвовать частью
своих болдинских крестьян. В конце апреля 1835 года он
_______835
Анри Труайя
пишет беспутному своему братцу Левушке в тифлисский
гарнизон:
«Я медлил с ответом тебе, потому что не мог сооб-
щить ничего существенного. С тех пор, как я имел сла-
бость взять в свои руки дела отца, я не получил и 500 р.
дохода; что же до займа в 13 000, то он уже истрачен...
Твое заемное письмо (10 000) было выкуплено. Следо-
вательно, не считая квартиры, стола и портного, кото-
рые тебе ничего не стоили, ты получил 1230 р. Так как
матери было очень худо, я все еще веду дела, несмотря на
сильнейшее отвращение. Рассчитываю сдать их при пер-
вом удобном случае. Постараюсь тогда, чтобы ты полу-
чил свою долю земли и крестьян. Надо надеяться, что
тогда ты займешься собственными делами и потеряешь
свою беспечность и ту легкость, с которой ты позволял
себе жить изо дня в день. [ С этого времени обращайся к
родителям.] Я не уплатил твоих мелких карточных
долгов, потому что не трудился разыскивать твоих при-
ятелей — это им следовало обратиться ко мне». (Ори-
гинал по-французски.)
2	мая он шлет письмо свояку Павлищеву в ответ на
очередные требования:
«Бот распоряжения, которые на днях предложил я ба-
тюшке и на которые он, слава Богу, согласен. Он Л.<ъву>
С.<ергеевич>у отдает половину Кистенева; свою полови-
ну уступаю сестре (т. е. доходы) с тем, чтоб она полу-
чала доходы и платила проценты, в ломбард: я писал о
том уже управителю. Батюшке остается Болдино. С мо-
ей стороны это конечно не пожертвование, не одолже-
ние, а расчет для будущего. У меня у самого семейство и
дела мои не в хорошем состоянии. Ьумаю оставить
П.<етер> Б.<ург> и ехать в деревню, если только этим
не навлеку на себя неудовольствия.
За фермуар и за булавку дают 850 руб. Как прикаже-
те? Не худо было бы вам приехать в П.<етер>Б.<ург>,
но об этом успеем списаться».
Тем временем Натали мужественно переносила бере-
836_______
Александр Пушкин
менность. Приближался срок родин. Но Пушкин задыхал-
ся без свежего воздуха и уединения. 8 мая он уже посетил
Михайловское, Тригорское и Голубово, где жила молодая
баронесса Вревская, давешняя Зизи Вульф. «Боже мой! —
воскликнул Пушкин, увидев г-жу Осипову. — Как у вас хо-
рошо! И какая тоска часто душит меня там, в Петербур-
ге». В обществе же прелестной Зизи, которую он помнил
тоненькой, по уши влюбленной девчушкой и которая те-
перь, как и его благоверная, в четвертый раз готовилась
стать мамашей, Пушкин испытывал волнение сердца при
воспоминаниях о стольких веселых праздных шалостях,
имевших место в прошлом. «Вас удивил приезд Пушки-
на, — писала Аннетта Вульф Зизи Вревской 24 мая, — и
вам непонятна цель его прибытия? По-моему, просто-на-
просто затем, чтобы повидать вас и (нашу) матушку, Три-
горское, Голубово и Михайловское; и более никаких благо-
видных предлогов я не вижу. Возможно ли, чтобы он пред-
принял сие путешествие в такое время, чтобы поговорить
с (нашей) матушкой о тех двух тысячах рублей, которые
он ей задолжал?» (Оригинал по-французски.)
Надышавшись вволю свежим воздухом, Пушкин пом-
чался назад в Петербург, чтобы приветствовать рождение
своего третьего ребенка. Он прибыл туда 15 мая. А Натали
разрешилась от бремени мальчиком, получившим имя
Гриша. Чувствуя свою вину и стыд и вместе с тем перепол-
ненный счастьем, Пушкин ворвался в комнату, где отдыха-
ла его молодая жена. Оба расплакались, очутившись снова
вместе. Натали так переживала целый день, что чуть не за-
болела.
Рождение третьего ребенка побуждало Пушкина с но-
вой силой требовать отпустить его в отставку. Но послед-
ствия его первого демарша в минувшем году научили его
осмотрительности. Он решил более не делать намеков на
непременную необходимость отставки, но добиваться раз-
решения отлучиться от двора на три-четыре года по чисто
материальным соображениям. Письмо, которое поэт на-
правил шефу жандармов 1 июня, обезоруживало всякую
попытку недоброжелательного истолкования:
_______837
Анри Труайя
«Граф.
Мне совестно постоянно надоедать вашему сиятель-
ству, но снисходительность и участие, которые вы все-
гда ко мне проявляли, послужат извинением моей не-
скромности.
У меня нет состояния; ни я, ни моя жена не получили
еще той части, которая должна нам достаться. До сих
пор я жил только своим трудом. Мой постоянный до-
ход — это жалованье, которое государь соизволил мне
назначить. В работе ради хлеба насущного, конечно, нет
ничего для меня унизительного; но, привыкнув к независи-
мости, я совершенно не умею писать ради денег; и одна
мысль об этом приводит меня в полное бездействие.
Жизнь в Петербурге ужасающе дорога. До сих пор я до-
вольно равнодушно смотрел на расходы, которые я выну-
жден был делать, так как политическая и литературная
газета — предприятие чисто торговое — сразу дала бы
мне средство получить от 30 до 40 тысяч дохода. Одна-
ко дело это причиняло мне такое отвращение, что я на-
меревался взяться за него лишь при последней крайности.
Ныне я поставлен в необходимость покончить с рас-
ходами, которые вовлекают меня в долги и готовят мне
в будущем только беспокойство и хлопоты, а может
быть — нищету и отчаяние. Три или четыре года уеди-
ненной жизни в деревне снова дадут мне возможность по
возвращении в Петербург возобновить занятия, которы-
ми я пока еще обязан милостям его величества.
Я был осыпан благодеяниями государя, я был бы в от-
чаянье, если бы его величество заподозрил в моем желании
удалиться из Петербурга какое-либо другое побуждение,
кроме совершенной необходимости. Малейшего признака
неудовольствия или подозрения было бы достаточно,
чтобы удержать меня в теперешнем моем положении,
ибо, в конце концов, я предпочитаю быть стесненным в
моих делах, чем потерять во мнении того, кто был мо-
им благодетелем, не как монарх, не по долгу и справедли-
вости, но по свободному чувству благожелательности
возвышенной и великодушной». (Оригинал по-французски.)
838_______
Александр Пушкин
Это письмо поставило в тупик и императора, и Бенкен-
дорфа. Оно было выдержано в стиле, исполненном такого
смирения, что казалось трудным оскорбиться. И тем не
менее было бы слишком опасно отпускать поэта на волю.
Николай наложил на письмо следующую резолюцию: «Нет
препятствия ему ехать куда хочет, но не знаю, как разуме-
ет он согласить сие со службой; спросить, хочет ли отстав-
ки, ибо иначе нет возможности его уволить на столь про-
должительный срок».
Узнав о резолюции императора, Пушкин решил при-
бегнуть к более тонкой игре. Это ведь не он писал об от-
ставке в своем письме. Это царь первым намекнул на эту
спасительную меру! Оставалось только поймать его на слове
«Милостивый государь граф Александр Христофоро-
вич, — писал он шефу жандармов 4 июля. — Государю
угодно было отметить на письме моем к вашему сия-
тельству, что нельзя мне будет отправиться на не-
сколько лет в деревню иначе как взяв отставку. Передаю
совершенно судьбу мою в царскую волю и желаю только,
чтоб решение его величества не было для меня знаком не-
милости и чтоб вход в архивы, когда обстоятельства
позволят мне оставаться в Петербурге, не был мне за-
прещен». <...>
Казалось, партия поэтом выиграна, Николай I более не
мог отказать ему в отставке, которую в какой-то степени
сам же и предложил. Но, как выяснилось, торжествовать
поэту было рано, Николай и Бенкендорф твердо стояли на
том, чтобы любою ценою удержать поэта подле себя. На
письме Пушкина рукою Бенкендорфа (конечно, под дик-
товку государя) наложена следующая резолюция: «Есть ли
ему нужны деньги государь готов ему помочь, пусть мне
скажет; есть ли нужно дома побывать, то может взять от-
пуск на 4 месяца». (Орфография подлинника сохранена. —
С.Л.)
Пушкин понял, что император не отпустит его, невзи-
рая на все мольбы и увещевания. Монарх желал, чтобы по-
эт был у него под рукой, в пределах досягаемости его
_______839
Анри Труайя________
взгляда. Поэт — или Натали? И он, и она. Он — чтобы
удобнее было следить за ним. Она — чтобы удобнее было
за нею волочиться. Ну, а самому поэту ничего не остава-
лось как только склонить голову и принести благодарность
своему благодетелю.
Разочарованный и раздраженный Пушкин тем не ме-
нее решил ответить на предложение. «В течение послед-
них пяти лет моего проживания в Петербурге, — писал
он, — я задолжал около шестидесяти тысяч рублей. Кро-
ме того, я был вынужден взять в свои руки дела моей се-
мьи; это вовлекло меня в такие затруднения... что един-
ственными средствами привести в порядок мои дела были:
либо удалиться в деревню, либо единовременно занять
крупную сумму денег».
И добавляет, давая, наконец, выход своей ревности:
«Благодарность для меня чувство не тягостное; и, ко-
нечно, моя преданность особе государя не смущена ника-
кой задней мыслью стыда или угрызений совести; но не
могу скрыть от себя, что я не имею решительно никако-
го права на благодеяния его величества и что мне невоз-
можно просить чего-либо. Итак вам, граф, еще раз вве-
ряю решение моей участи...» (Оригинал по-французски.)
Если бы Николай умел читать между строк, то, конеч-
но, догадался бы, что Пушкин нуждался не так в деньгах,
как в свободе и что не столько по причине материальной
ситуации, сколько по причине красоты Натали стремился
он удалиться из Петербурга, Но император, ничего не по-
няв или, что вернее, не пожелав понять, предложил поэту
десять тысяч рублей и шесть месяцев отпуска.
Подкрепив свою просьбу денежными соображениями,
Пушкин логически не мог отвергнуть предоставленную
ему милость. Но сумма в десять тысяч была попросту смеш-
ной. Ему требовалось, по крайней мере, тридцать тысяч,
чего хватило бы как раз на уплату половины долгов. Эти
тридцать тысяч Пушкин рассчитывал покрыть в шесть лет
за счет удержания жалованья — как раз по 5 тысяч в год.
Император охотно согласился с таким проектом. Но
840________
Александр Пушкин
Пушкину пришлось еще выдержать битву с министром
финансов Канкриным, который собирался удержать из
этих тридцати тысяч половину суммы, ссуженной Пушки-
ну на издание «Пугачева», т. е. десяти тысяч. Переговоры
затянулись до осени.
Между тем едва полученные деньги разошлись на опла-
ту старых счетов и на заказы новых туалетов для Натали.
Последняя, оправившись от родов, наслаждалась жизнью,
ни в чем себе не отказывая: скакала верхом в роскошной
амазонке, плотно облегающей грудь и зашпиленной на та-
лии; выезжала на балы, где ее мигом окружала толпа моло-
дых поклонников; по своей привычке поздно вставала и
поздно ложилась. Когда Пушкин пытался умолить ее по-
ехать вместе с ним в Михайловское и по-мудрому провес-
ти осень в уединении, она поднимала крики, нервно топала
своей маленькой ножкой и роняла несколько слез отчая-
ния... Пришлось уступить, Пушкин уехал в Михайловское
один, с мертвой душой.
Но, как и в прошлом, Михайловское оказало на него чу-
десное животворное воздействие. В вихре воспоминаний о
своих былых любовных приключениях он снова решил ув-
лечься — хоть кем угодно, лишь бы проводить время. От
нечего делать строил куры младшей дочери госпожи Оси-
повой — шестнадцатилетней Марии. Затем, узнав о воз-
можном приезде падчерицы госпожи Осиповой — Алек-
сандрины, чьи благосклонности он некогда делил с Алексе-
ем Вульфом и которая весьма неудачно вышла замуж в
1833 году, он взбодрился при мысли, что снова увидит ее и
явит ей свой пламень.
«Мой ангел, — писал он Александрине, в девичестве
Осиповой, в замужестве Беклешовой, — как мне жаль,
что я вас уже не застал, и как обрадовала меня Евпраксия
Николаевна, сказав, что вы опять собираетесь приехать
в наши края! Приезжайте, ради Бога; хоть к 23-му. У ме-
ня для вас три короба признаний, объяснений и всякой
всячины. Можно будет на досуге и влюбиться...»
Но Александрина — она же Алина, она же Сашень-
_______841
Анри Труайя
ка — не приехала. И Пушкин снова впал в меланхолию.
Как писала Зизи своему брату Алексею Вульфу, поэт прие-
хал веселым — смеялся и резвился, как и прежде; но затем
снова сделался добычею меланхолии. Он с нетерпением
ожидал Сашеньку, очевидно, рассчитывая разжечь свои
былые и моральные и физические силы пламенем своего
темперамента...
Лишенный любовных развлечений, Пушкин тратил из-
бытки своей энергии, скача верхом, купаясь и рыхля мо-
тыгою клумбы и грядки в саду Зизи Вревской. В Тригор-
ском мадам Осипова недужила, а старшая дочь ее Аннетта
оплакивала свою кузину Нетти, умершую от родов. В Голу-
бове находилась Зизи, окруженная крикливыми и шумли-
выми детьми. Муж Зизи знал только играть в шахматы.
Пушкину было тоскливо. Вдохновение к нему не приходи-
ло. 14 сентября 1835 года он пишет Натали:
«Вот уж неделя, как я тебя оставил, милый мой друг;
а толку в том не вижу. Писать не начинал и не знаю, ко-
гда начну. Зато беспрестанно думаю о тебе, и ничего
путного не надумаю. Жаль мне, что я тебя с собою не
взял. Что у нас за погода! Вот уж три дня, как я только
что гуляю то пешком, то верхом. Эдак я и осень мою
прогуляю, и коли Бог не пошлет нам порядочных морозов,
то возвращусь к тебе, не сделав ничего. Прасковьи Алек-
сандровны еще здесь нет. Она или в деревне у Бегичевой,
или во Пскове хлопочет. На днях ожидают ее. Сегодня
видел я месяц с левой стороны и очень о тебе стал беспо-
коиться. <...> Пиши мне как можно чаще; и пиши все,
что ты делаешь, чтоб я знал, с кем ты кокетничаешь, где
бываешь, хорошо ли себя ведешь, каково сплетничаешь».
21 сентября, не получив ответа от Натали, он шлет ей
новое послание:
«Ты не можешь вообразить, как живо работает вооб-
ражение, когда сидим одни между четырех стен или хо-
дим по лесам, когда никто не мешает нам думать, ду-
мать до того, что голова закружится. А о чем я думаю?
Вот о чем: чем нам жить будет? Отец не оставит мне
842________
Александр Пушкин
имения, он его уже вполовину промотал; ваше имение на
волоске от погибели. Царь не позволяет мне ни записать-
ся в помещики, ни в журналисты. Писать книги для денег,
видит Бог, не могу. У нас ни гроша верного дохода, а вер-
ного расхода 30 000. Все держится на мне да на тетке.
Но ни я, ни тетка не вечны. Что из этого будет; Бог зна-
ет. Покамест грустно. Поцелуй-ка меня, авось горе прой-
дет. Ай лих, губки твои на 400 верст не оттянешь...
Сегодня погода -пасмурная. Осень начинается. Авось за-
сяду...
Я много хожу, много езжу верхом, на клячах, которые
очень тому рады, ибо им за то дается овес, к которому
они не привыкли. Ем я печеный картофель, как маймист,
и яйца всмятку, как Аюдовик XVIII. Вот мой обед. Ложусь
в 9 часов; встаю в 7'. Теперь требую от тебя такого же
подробного отчета. Целую тебя, душа моя, и всех ребят,
благословляю вас от сердца. Будьте здоровы». <...>
25 сентября — а от Натальи Николаевны по-прежнему
никаких вестей!
«Пишу тебе из Тригорского. Что это, а я все от тебя
не имею ни строчки. Это меня сердит и беспокоит. Куда
адресуешь ты свои письма? Пиши во Псков, ее высокоро-
дию, Пр.<асковье> Ал.<ександровне> Осиповой для дос-
тавления А.С.П. известному сочинителю — вот и все.
Так вернее дойдут до меня твои письма, без которых я
совершенно одурею. Здорова ли ты, душа моя? и что мои
ребятишки? Что дом наш, и как ты им управляешься?
Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки; а все
потому что не спокоен. В Михайловском нашел я все по-
старому, кроме того, что нет уж в нем няни моей и что
около знакомых старых сосен поднялась во время моего
отсутствия молодая сосновая семья, на которую досад-
но мне смотреть, как иногда досадно видеть молодых
кавалергардов на балах, на которых уже не пляшу. Но де-
лать нечего; все кругом меня говорит, что я старею, ино-
гда даже чистым, русским языком. Наприм.<ер> вчера
мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не ска-
_______843
Анри Труайя
зать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кор-
милец, состарился да и подурнел.
Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей:
хорош никогда не был, а молод был. Все это не беда; одна
беда: не замечай ты, мой друг, того, что я слишком заме-
чаю. Что ты делаешь, моя красавица, в моем отсутст-
вии? расскажи, что тебя занимает, куда ты ездишь, ка-
кие есть новые сплетни, etc.
...Веду себя скромно и порядочно. Гуляю пешком и верь-
хом, читаю романы В.<альтер> Скотта, от которых в
восхищении, да охаю о тебе. Прощай, цалую тебя крепко,
благословляю тебя и ребят».
В этот день — а может, на следующий после того, как
он отправил это письмо, — поэт переложил его в стихо-
творные строки:.
...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор — и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я — но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо...
Вот холм лесистый, на котором часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны!?
Глядя на молодые ели, окружающие своих предков с
могучими ветвями, Пушкин приветствует их в стихотвор-
ных строках, как и в письме к жене:
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! Не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
1 Т. е. волны и берега Черного моря, где поэт был так счастлив.
(Прим, пер.)
844_________
Александр Пушкин
От глаз прохожего.
Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
Стихотворение это так и осталось незавершенным.
Пушкин не вернулся к нему — видимо, по причине уста-
лости, если не хандры. Из-за бремени забот рифмы не спе-
шили приходить ему в голову. Он более не ощущал себя
поэтом, но ревнивым мужем, стоящим на грани разоре-
ния помещиком, попавшим в опалу придворным.
«...> Государь обещал мне Газету, а там запретил;
заставляет меня жить в Петербурге, а не дает мне спо-
собов жить моими трудами. Я теряю время и силы ду-
шевные, бросаю за окошки деньги трудовые и не вижу ни-
чего в будущем. Отец мотает имение без удовольствия,
как без расчета; твои теряют свое, от глупости и бес-
печности покойника Афанасия Николаевича. Что из это-
го будет? Господь ведает, — писал он жене в конце сен-
тября. И далее расписывал свое житье-бытье: — Утром
дела не делаю, а так из пустого в порожнее переливаю.
Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да оре-
хи грызу. А ни стихов, ни прозы писать и не думаю. Ска-
жи Сашке, что у меня здесь белые сливы, не чета тем, ко-
торые он у тебя крадет, и что я прошу его их со мною
покушать».
И, наконец, 2 октября:
«Со вчерашнего дня начал я писать (чтобы не сгла-
зить только). Погода у нас портится, кажется, осень на-
ступает не на шутку. Авось распишусь... Я смотрю в
окошко и думаю: не худо бы, если вдруг въехала на двор
карета — а в карете сидела бы Нат(алья) Николаев-
на)! Afi нет, мой друг. Сиди себе в П(етер)Б(урге), а я по-
стараюсь уж поторопиться и приехать к тебе прежде
сроку».
_______845
Анри Труайя
А это уже строки из послания Плетневу:
«...Такой бесплодной осени отроду мне не выдавалось.
Пишу через пень колоду валю. &ля вдохновения нужно сер-
дечное спокойствие, а я совсем не спокоен».
И то сказать — осень 1835 года оказалась особенно
пустопорожней в жизни Пушкина. Тщетно пытался поэт
продолжать «Евгения Онегина»; предпринял также попыт-
ку набросать несколько сцен «Из рыцарских времен», на-
конец, взялся было за окончание «Египетских ночей», но у
него не хватило духу довести книгу до завершения. Для
«Египетских ночей» Пушкин использовал стихотворение
об амурных жестокостях Клеопатры, написанное еще в
1825 году; источником ему послужила повесть весьма по-
средственного римского сочинителя Аврелия Виктора. По-
сле многочисленных проб Пушкину удалось включить это
стихотворение в прозаическую повесть, любопытную с
точки зрения заглавия. Основа интриги предполагала па-
раллель между жизнью древней и жизнью современной.
Возможно ли, чтобы мужчины XIX столетия поддались ча-
рам современной Клеопатры? Мыслима ли Клеопатра вне
египетских ночей, толп рабов и курильниц, в которых ды-
мятся благовония? В повести Пушкина некий русский по-
эт по фамилии Чарский принимает у себя итальянского
виртуоза, незадолго до того прибывшего в Санкт-Петер-
бург с намерением организовать здесь светские вечера им-
провизации. После первого же опыта, результат которого
поразил поэта, Чарский решил представить чудесного
итальянца кругу избранных. Элегантная толпа теснилась в
роскошных салонах, чтобы послушать сию редкую птицу.
Юная и спокойная прелестница — современная Клеопат-
ра — вытаскивает из урны, в которую сложены темы для
предложения итальянцу, тему: «Клеопатра и ее любовни-
ки». Подход к импровизации преображает итальянца; он
шагает навстречу публике, скрещивает руки на груди и по-
вествует восхитительными стихами о том восторге, с кото-
рыми мужчины принимали смерть как справедливую пла-
ту за одну ночь в объятьях царицы.
846________
Александр Пушкин
Повесть Пушкина обрывается после монолога итальян-
ца. Этот герой — не тот ли горячечный, блистательный
Мицкевич, чьи импровизации удивляли всех? А Чарский —
не сам ли Пушкин? Живописуя Чарского, Пушкин писал
и о себе:
«Жизнь его могла быть очень приятна; но он имел не-
счастие писать и печатать стихи. В журналах звали его по-
этом, а в лакейских сочинителем.
Несмотря на великие преимущества, коими пользуются
стихотворцы... эти люди подвержены большим невыгодам
и неприятностям. Зло самое горькое, самое нестерпимое
для стихотворца есть его звание и прозвище, которым он
заклеймен и которое никогда от него не отпадает. Публи-
ка смотрит на него как на свою собственность; по ее мне-
нию, он рожден для ее пользы и удовольствия. Возвратится
ли он из деревни, первый встречный спрашивает его: не
привезли ли вы нам чего-нибудь новенького? Задумается
ли он о расстроенных своих делах, о болезни милого ему
человека, тотчас пошлая улыбка сопровождает пошлое
восклицание: верно, что-нибудь сочиняете! Влюбится ли
он — красавица его покупает себе альбом в Английском
магазине и ждет уже элегии. Приедет ли он к человеку,
почти с ним незнакомому, поговорить о важном деле, тот
уж кличет своего сынка и заставляет читать стихи такого-
то; и мальчишка угощает стихотворца его же изуродован-
ными стихами. А это еще цветы ремесла! Каковы же
должны быть невзгоды? Чарский признавался, что привет-
ствия, запросы, альбомы и мальчишки так ему надоедали,
что поминутно принужден он был удерживаться от какой-
нибудь грубости».
И далее:
«Он вел жизнь самую рассеянную: торчал на всех балах,
объедался на всех дипломатических обедах и на всяком
званом вечере был так же неизбежим, как резановское
мороженое.
Однако же он был поэт, и страсть его была неодолима:
когда находила на него такая дрянь (так называл он вдох-
_______847
Анри Труайя
новение), Чарский запирался в своем кабинете и писал с
утра до поздней ночи. Он признавался искренним своим
друзьям, что только тогда и знал истинное счастие».
Увы, в Михайловском Пушкина на сей раз не посетила
эта «дрянь» и он не затворялся на целый день в своем ка-
бинете. Собрав свои неоконченные поэмы, неосуществлен-
ные планы и тщетные записки, он решил более не терзать
себя, а вернуться в Петербург, ибо делать в деревне ему
было больше нечего.
Но и возвращение в Петербург не сулило ему ничего
хорошего. Он прибыл в столицу, раздраженный напрасной
потерей времени; ему не терпелось узнать, не наделала ли
каких глупостей Натали, не захворали ли Сашка и Машка.
Иная новость ждала его: матери сделалось совсем худо.
Недруги Пушкина обвинили Натали в том, что она отказа-
ла свекрови от дома. А именно: хотя сама жила с сестрами
в большом доме, не сочла нужным приютить больную,
бедную, лишенную ухода женщину! Но Пушкин сыскал
тому оправдание.
«Бедную мать мою я застал почти при смерти, она
приехала из Павловска искать квартиру и вдруг почувство-
вала себя дурно у госпожи Княжниной, где остановилась.
Раух и Спасский потеряли всякую надежду. В этом печаль-
ном положении я еще с огорчением вижу, что бедная моя
Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду го-
ворят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как
ее свекру и свекрови есть нечего и ее свекровь умирает у
чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя, конеч-
но, сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был
нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня
нет ничего. Во всяком случае Натали тут ни при чем, и от-
вечать за нее должен я. Если бы мать моя решила посе-
литься у нас, Натали, разумеется, ее бы приняла. Но холод-
ный дом, полный детворы и набитый гостями, едва ли го-
дится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал ее
уже перебравшейся. Отец мой в положении, всячески дос-
848_______
Александр Пушкин
тойном жалости. Что до меня, я исхожу желчью и совер-
шенно ошеломлен.
Поверьте мне, дорогая госпожа Осипова, хотя жизнь и
siisse Gewohnheit1, однако в ней есть горечь, делающая ее в
конце концов отвратительной, а свет — мерзкая куча гря-
зи. Тригорское мне милее. Кланяюсь вам от всего серд-
ца», — писал он из Петербурга Прасковье Александровне
(оригинал по-французски).
* * *
А 10 января следующего, тридцать шестого года он пи-
сал Нащокину:
«Мое семейство умножается,, растет, шумит около
меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать и ста-
рости (зачеркнуто: смерти) нечего бояться. Холостяку в
свете скучно, ему досадно видеть новые, молодые поколе-
ния; один отец семейства смотрит без зависти на моло-
дость, его окружающую. Из этого следует, что мы хоро-
шо сделали, что женились».
Пушкин любил своих детей, а в особенности Сашку,
которым очень гордился. Он сожалел, что его благовер-
ной — такой молодой и такой кокетливой — все не сиде-
лось дома, что она все таскалась по балам да модным лав-
кам; в отсутствие Натали за ее потомством наблюдала и
ухаживала Александрина, Натали и Катерина являлись до-
мой только для сна, еды и перемены туалетов. Александри-
на же, сидя дома, ведала бельем, счетами, отдавала распо-
ряжения прислуге и журила детей. Эта высокая девица с
лицом цвета слоновой кости и раскосыми глазами была
властной и страстной; она восхищалась Пушкиным, заучи-
вала его стихи наизусть, вздрагивала, слыша звонкую по-
ступь шагов поэта по его рабочему кабинету, и прощала
ему все чудачества и фантазии. Воспитанную в одиночестве
Александрину часто посещали тягостные сновидения. Эта 1
1 Сладкая привычка (нем.).
____________________________________________________849
Анри Труайя--------
увядшая девственница завидовала своей сестре, которая —
за что такая несправедливость? — делила ложе с поэтом.
Она возбуждалась, страдала в присутствии своего свойст-
венника; вся ее сдерживаемая нежность, все несбывшиеся
желания, все тщетные мечтания весталки обратились к
Пушкину. И Пушкин оказался чувствительным к знакам
этого запоздалого обожания. Александрина одаривала его
тою женской заботливостью, на которую Натали была от-
нюдь не так щедра. Мало-помалу Александрина стала «до-
полнять» Натали в его мыслях и в его сердце. Тело Натали
и душа Александрины сложились в неразделимое целое.
Поэт, сам того не осознавая, любил двух женщин сразу.
«Он очень настойчиво ухаживал за своею свояченицею, —
писала Аннетта Вульф в феврале 1836 года, — а жена его
сделалась ужасной кокеткой» (оригинал по-французски).
Как рассказывала княгиня Вяземская, Пушкин перед
смертью передал ей цепочку с просьбой передать ее Алек-
сандрине. Как считала няня детей Пушкина, эта цепочка
принадлежала Александрине, а камердинер нашел ее в по-
стели поэта. «Объясняйте это, как хотите, — сказала детям
няня, — но, по моему мнению, ваша тетушка очень вино-
вата перед вашей мамой»1.
Тремя-четырьмя годами раньше в журнале «Новое вре-
мя» были напечатаны воспоминания дочери Натальи Ни-
колаевны от второго брака Александры Араповой, ко-
торая, в частности, пересказывала услышанное от старой
няни:
«Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу
шейного креста, которым очень дорожила. Всю прислугу
поставили на ноги, чтобы его отыскать. Тщетно перешарив 1
1 Судя по всему, Труайя соединяет две легенды в одну. В 1911 г. в
одном из своих писем П. Бартенев сообщал: «Княгиня Вяземская ска-
зывала мне, что раз, когда она на минуту осталась одна с умирающим
Пушкиным, он отдал ей какую-то цепочку и попросил передать от не-
го Александре Николаевне. Княгиня исполнила это и была очень изум-
лена тем, что Александра Николаевна, принимая этот загробный пода-
рок, вся вспыхнула, что и возбудило в княгине подозрение».
850________
Александр Пушкин
комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, по-
стилая на ночь кровать Александра Сергеевича — это сов-
пало с родами его жены, — нечаянно вытряхнул искомый
предмет».
«Вся эта грязь, — пишет автор книг об окружении
Пушкина В. Соколов, — до сих пор лежала бы на имени
Пушкина и его свояченицы, если бы не... Анна Ахматова.
Она первой поняла, что подобные обвинения — лишь от-
голосок великосветских сплетен, ходивших по Петербургу
в январе—феврале 1837-го.
Что касается эпизода, рассказанного няней, то уместно
задать вопрос: если о нем в доме Пушкина знали все, в том
числе, конечно, Наталья Николаевна, то почему она не из-
менила своего отношения к сестре? Почему после гибели
мужа поехала в Полотняный вместе с Азей? Почему позд-
нее несколько раз навещала Александру Фризенгоф в Бро-
дянах, словацком имении мужа?
Жена в таком деле — лучший следователь и судья1.
В одну связку с этим утверждением, очевидно, следова-
ло бы включить и эти строки из записок Жуковского об
агонии Пушкина:
«Les Revelations d'Alexandrine.
При тетке ласка с женой; при Александрине и других,
кои могли бы рассказать, des brusqueries. Дома же весе-
лость и большое согласие.
История кровати.
Le gaillard tire bien Vous m'avez porte bonheur1 2.
1 См.: Соколов В. Рядом с Пушкиным. Т. 1. М., 1998. С. 234—235;
Ахматова А. Александрина / Соч. в 2-х тт. Т. 2. М., 1990. С. 117—126.
2 Разоблачения Александрины.
грубости.
Балагур метит хорошо.
Вы принесли мне счастье.
Комментарий Я. Левкович: Вся запись, после слов: «Разоблачения
Александрины», — кроме двух слов: «История кровати», — относится
к Дантесу. Его грубость («des brusqueries») к жене (такая же показная,
как и «мрачность» «при ней» — то есть при Н.Н. Пушкиной) — это
________851
Анри Труайя
Эти «разоблачения Александрины» не связаны ли с «ис-
торией кровати», а «история кровати» — не про цепоч-
ку ли?1
* * *
Натали, беременная в пятый раз, ревновала к Александ-
рине. Александрина — к Натали. Мать поэта недужила.
В минувшую осень Пушкин практически не писал. Верно-
го дохода — ни гроша.
1 февраля 1836 года пришлось заложить за 1200 рублей
ростовщику шали, жемчуга и серебро; 13 марта — тому
же ростовщику за 650 рублей опять же шали, жемчуга и
серебро. 24 марта того же года книготорговец Ф.М. Белли-
зар потребовал у Пушкина выплаты долга в 2172 рубля 1
средство заставить Н.Н. Пушкину поверить в его великую страсть. «Ба-
лагур» — Дантес. «Вы принесли мне счастье» — очевидно, реплика по-
эта на казарменные каламбуры Дантеса, которые «принесли счастье»
Пушкину — отвратили от Дантеса жену поэта. Слова «история крова-
ти», по-видимому, не случайно расположены между рассказом Алек-
сандрины о двуличии Дантеса и фразой о балагуре. До Жуковского,
очевидно, дошла «сплетня».
...От кого узнал Жуковский эту сплетню — неизвестно, но разме-
щение записи свидетельствует, что в его сознании она как-то связана с
домом и поведением Геккеренов. — Пушкин в воспоминаниях совре-
менников. В 2-х тт. Том 2. М., 1974. С. 506.
1 Большинство пушкинистов в настоящее время (в середине XX
столетия, когда писалась книга Труайя о Пушкине. — С.Л.) склоняются
к версии о фактически имевшей место связи между поэтом и Алексан-
дриной. В подтверждение этого тезиса процитируем французское
письмо неизвестной к А.И. Тургеневу: «Ни прошлое, ни настоящее не
говорят в пользу (Пушкина). Боже мой, неужели он забыл, что он —
супруг и отец?» (Прим. А. Труайя.)
А вот как комментирует «историю кровати» Я. Левкович:
«История кровати», рассказанная Араповой, — конечно, следст-
вие «сплетен», иначе Наталья Николаевна вряд ли могла бы жить вме-
сте с сестрой в течение 15 лет после смерти Пушкина. Поводом к
сплетне могли быть как раз отмеченные В.Ф. Вяземской добрые отно-
шения между поэтом и Александриной, а пущенная врагами поэта
сплетня превратила, в свою очередь, эти добрые отношения в связь». —
Пушкин в воспоминаниях современников. В 2-х тт. Том 2. С. 492.
852_________
-------Александр Пушкин
90 копеек за книги, поставленные в 1834—1835 годах.
Пушкин был должен всем вокруг — купцам, офицерам,
собственнику жилья, портному, кучеру, аптекарю, молоч-
нику, булочнику, переплетчику, в английский магазин, об-
служивавший его супругу, и всему своему штату прислуги.
Ну хотя бы:
КАМЕРДИНЕРУ — 100 р.
ПЕРВОЙ НЯНЕ — 40 р.
ВТОРОЙ НЯНЕ — 60 р.
ПЕРВОЙ ГОРНИЧНОЙ — 100 р.
ВТОРОЙ И ТРЕТЬЕЙ ГОРНИЧНЫМ — 40 р.
ЧЕТВЕРТОЙ ГОРНИЧНОЙ — 20 р.
КОРМИЛИЦЕ — 177 р.
КУХМИСТЕРА — 60 р.
ЛАКЕЮ — 90 р.
КУХАРКЕ — 50 р.
КУЧЕРАМ — 20 р.
ПОЛОТЕРУ — 15 р.
СЛУГЕ — 60 р.
ПРАЧКЕ — 90 р. и т. д.
Один из современников вспоминает, что был свидете-
лем такой картины: Пушкин вихрем ворвался в книжную
лавку Смирдина с криком «Денег! Денег! Денег!». Когда
муж его сестры Павлищев возымел наглость прислать ему
новое письмо с требованием субсидии, поэт заревел до
хрипоты. «Он кричал до надрыва горла, — писала Ольга
Павлищева своем мужу, — что скорее отдаст все, чем вла-
деет (возможно, включая и жену), чем снова займется бол-
динскими делами» (оригинал по-французски). Вспышки
гнева случались с ним все чаще и чаще. Он становился раз-
дражительным, неврастеничным, озлобленным. А вот сме-
ялся все реже. В январе 1836 года он повздорил со своим
поклонником, молодым графом Соллогубом, и вызвал его
на дуэль.
«..Л был на вечере вместе с Нат(альей) Ник(олаевной)
Пушкиной, — вспоминал Соллогуб, — которая шутила над
моей романической страстью и ее предметом. Я ей хотел
______853
Анри Труайя
заметить, что она уже не девочка, и спросил, давно ли она
замужем. Затем разговор коснулся Ленского, очень милого
и образованного поляка, танцевавшего тогда превосходно
мазурку на петербургских балах. Все это было до крайно-
сти невинно и без всякой задней мысли. Но присутствую-
щие дамы соорудили из этого простого разговора целую
сплетню: что я будто оттого говорил про Ленского, что он
будто нравится Наталье Николаевне (чего никогда не бы-
ло) и что она еще недавно замужем».
Когда до слуха Пушкина дошло, что Соллогуб нагово-
рил таких дерзостей, поэт направил ему картель, состав-
ленный, как и полагается, в должной форме. Для передачи
Соллогубу Пушкин вручил его некоему С.С. Хлюстину,
другу брата Левушки и неудачливому воздыхателю Кате-
рины Гончаровой. Соллогуб, выехавший из Петербурга, от-
ветил вполне аргументированными объяснениями. Но
Пушкина они не удовлетворили. Он требовал сатисфак-
ции. Дело затянулось до 3 мая 1836 года, когда противни-
ки встретились в Москве, примирились и сделались зака-
дычными друзьями. Что до Хлюстина, выступившего в ка-
честве посредника между Соллогубом и Пушкиным, то в
феврале 1836 года он и сам пережил вспышку гнева своего
доверителя. Хлюстин возымел неосторожность повторить
перед Пушкиным ремарки из статьи Сенковского, особен-
но враждебной поэту. «Я повторил в виде цитаты замеча-
ния г-на Сенковского, смысл которых сводился к тому, что
вы обманули публику, — писал Хлюстин 4 февраля. —
Вместо того, чтобы видеть в этом, поскольку дело касалось
меня, простую цитату, вы нашли возможным счесть меня
эхом г-на Сенковского, вы нас в некотором роде смешали
вместе и закрепили наш союз следующими словами: «Мне
всего досаднее, что эти люди повторяют нелепости
свиней и мерзавцев каков Сеньковской». (Выделен-
ное — во французском тексте по-русски. — С.Л.) В выра-
жении «эти люди» подразумевался я. Тон и запальчивость
вашего голоса не оставляли никакого сомнения относи-
854_______
Александр Пушкин
тельно смысла ваших слов, даже если бы логика и допуска-
ла неопределенность их значения».
Поэт ответил в тот же день:
«...Я могу оставить без последствий слова какого-ни-
будь Сенковского, но не могу пренебрегать ими, как толь-
ко такой человек, как вы, присваивает их себе. Вследст-
вие этого я поручил г-ну Соболевскому просить вас от
моего имени не отказать, просто-напросто взять ваши
слова обратно или же дать мне обычное удовлетворе-
ние».
Медлить с ответом Хлюстин не стал:
«...Имею честь вас уведомить, что я не могу взять на-
зад ничего из сказанного мною, ибо полагаю, что я доста-
точно ясно изложил в моем письме причину, по которой
я именно так действовал. В отношении обычного удовле-
творения, о котором вы говорите, — то як вашим услу-
гам».
Тем не менее в итоге противники не пришли к «обыч-
ному удовлетворению», ограничившись обменом письма-
ми по-французски, число коих в один день — 4 февраля —
достигло трех.
На следующий же день, 5 февраля, Пушкин, даже не
переведя дыхание, бросился очертя голову в новую «схват-
ку чести» — на сей раз с князем Репниным. По-видимому,
кто-то поведал ему, что князь оскорбительно отозвался о
его стихотворении «На выздоровление Лукулла». 5 февраля
Пушкин — по-прежнему по-французски — адресует пись-
мо князю Репнину:
«Князь.
С сожалением вижу себя вынужденным беспокоить ва-
ше сиятельство; но, как дворянин и отец семейства, я
должен блюсти мою честь и имя, которое оставлю мо-
им детям.
Я не имею чести быть лично известен вашему сия-
тельству. Я не только никогда не оскорблял вас, но по
причинам, мне известным, до сих пор питал к вам ис-
креннее чувство уважения и признательности.
_______855
Анри Труайя
Однако же некто г-н Боголюбов публично повторял ос-
корбительные для меня отзывы, якобы исходящие от вас.
Прошу ваше сиятельство не отказать сообщить мне,
как я должен поступить.
Лучше, нежели кто-либо, я знаю расстояние, отделяю-
щее меня от вас; но вы не только знатный вельможа, но
и представитель нашего древнего и подлинного дворянст-
ва, к которому и я принадлежу, вы поймете, надеюсь, без
труда настоятельную необходимость, заставившую ме-
ня поступить таким образом.
С уважением остаюсь вашего сиятельства нижайший
и покорнейший слуга
Александр Пушкин».
10 февраля 1836 г. князь Репнин шлет поэту ответ. (На
этот раз по-русски. Орфография оригинала сохранена)
«Милостивый государь Александр Сергеевич!
Сколь ни лестны для меня некоторые изречения пись-
ма вашего, но с откровенностию скажу вам, что оно ме-
ня огорчило...
Г-на Боголюбова я единственно вижу у С.С. Уварова и с
ним никаких сношений не имею, и никогда ничего на вас
счет в присутствии его не говорил, а тем паче, прочтя
послание Лукуллу. Вам же искренно скажу, что гениаль-
ный талант ваш принесет пользу отечеству и вам славу,
воспевая веру и верность русскую, а не оскорблением че-
стных людей».
Пушкин ответил на это: «Не могу не сознаться, что
мнение вашего сиятельства касательно сочинений, ос-
корбительных для чести частного лица, совершенно спра-
ведливо. Трудно их извинить, даже когда они написаны в
минуту огорчения и слепой досады. Как забава суетного
или развращенного ума, они были бы непростительны...»
Слава Богу, дальше этого дело не пошло. Но все эти
планировавшиеся и отмененные дуэли, все эти письма с
оскорблениями и извинениями свидетельствуют о высшей
степени чувствительности и ранимости поэта на протяже-
нии 1836 года. Со всех сторон он слышал злые слова в свой
856_______
Александр Пушкин
адрес. Со всех сторон чувствовал он себя ненавидимым, уг-
рожаемым, презираемым1.
Через два месяца после начала выяснения отношений с
Соллогубом, месяц спустя после эпистолярного обмена
любезностями с Хлюстиным и Репниным судьба препод-
несла поэту новое горе. В начале марта 1836 года мать по-
эта стала вызывать особое беспокойство врачей. С ней все
чаще стали случаться обмороки. Ее сердце сдавало. Сергей
Львович рыдал в комнате в голос, и его слезы и крики
только пугали умирающую. Глядя на заострившееся лицо
Надежды Осиповны, Пушкин почувствовал к ней привя-
занность, которую до тех пор не испытывал. Он чувствовал,
что с этим ослабевшим, потерянным и молчаливым суще-
ством связано все его детство, все его давнее прошлое, уто-
нувшее в забвении. Оказавшись на грани потери матери,
он вдруг понял значение этого слова во всей его глубине.
Что и говорить, Надежда Осиповна была отнюдь не луч-
шей матерью — властной, нервозной, отдаленной от него...
Но лучше уж дурная мать, чем вовсе никакой. Пушкин ок-
ружил больную нежными заботами, тратил последние
деньги на врачей и медикаменты. Надежда Осиповна при-
шла к чистосердечному признанию, как несправедлива бы-
вала раньше. Она молила у сына прощения. «Я его... встре-
тила с женою у родителей, — вспоминает Анна Керн, —
незадолго до смерти матери и когда она уже не вставала с
постели, которая стояла посреди комнаты, головами к ок-
нам; они сидели рядом на маленьком диване у стены, и
Надежда Осиповна смотрела на них ласково, с любовью, и
Александр Сергеевич держал в руке конец боа своей жены
и тихонько гладил его, как будто тем выражал ласку к же-
не и ласку к матери. Он при этом ничего не говорил... На- 1
1 «Оглядываясь на февральские инциденты, мы видим, что ни в од-
ном их них Пушкин не стремился во что бы то ни стало довести дело
до барьера. Он твердо настаивал лишь на формальных объяснениях...
Но эти три истории, последовавшие одна за другой, явно свидетельст-
вуют о некоей критической ситуации, возникшей в его жизни». (Стел-
ла Абрамович. Пушкин. Последний год. М., 1991. С. 80.)
_________857
Анри Труайя________
талья Николаевна была в папильотках: это было перед ба-
лом...»
Мать Пушкина ушла из жизни 29 марта 1836 года.
Пушкин проводил ее тело до Святогорского монастыря,
где она обрела вечный покой и где он купил место и для
себя. Как вспоминала баронесса Вревская, она же — экс-
Зизи Вульф, после похорон Пушкин ходил удрученный,
клял судьбу, что она снова обошла его, дав так мало време-
ни, чтобы насладиться материнской нежностью, которой
доселе был лишен.
Тем временем в Петербурге враги поэта распространя-
ли слухи, что Пушкин открыто забавлялся во время заупо-
койной службы.
* * *
Предав погребению мать, Пушкин задумался о рожде-
нии на свет своего четвертого ребенка. Это знаменовало
собою новые расходы. Новые хлопоты. А у него — ни гро-
ша в кармане, чтобы платить кучерам, докторам, кормили-
це... Книжная лавка Смирдина предлагала поэту 15 тысяч
за то, чтобы он отказался от планов издания собственного
журнала и продолжал сотрудничество в смирдинской
«Библиотеке для чтения». Пушкин не соблазнился этим
предложением- как ему представлялось, один журнал смог
бы дать ему в год 80 тысяч, в которых он так нуждался. Но
власти по-прежнему были настроены враждебно. В 1836
году Пушкин возобновил свои шаги — и чудо свершилось:
разрешение было получено. Журнал должен был выходить
раз в квартал. И получил название «Современник».
Первый номер «Современника», вышедший в свет в на-
чале апреля 1836 года, представлял собою хорошо оформ-
ленный том, в содержании которого значились, помимо
прочего, «Путешествие в Арзрум» и «Скупой рыцарь».
Пушкин был очарован. А Наталья, в предвкушении боль-
ших дивидендов от «Современника», наняла вдвое более
дорогую, чем в минувшем году, дачу. Вот только читатели
отчего-то надулись. Слишком уж громоздким да скучным
858________
Александр Пушкин
показался им новый печатный орган. Ни единого отзвука
светской жизни. Ни единого аспекта женской моды. Ни
одной строчки о забавных происшествиях. Ничего, кроме
хорошей серьезной прозы и хороших серьезных стихов.
Это все для профессоров! Тем не менее журналу удалось
привлечь к сотрудничеству избранных: Жуковского, Гого-
ля, Языкова, Вяземского. Во имя заботы о «Современнике»
Пушкин отказался от своих авторских прав: работал на
чистом энтузиазме, собирал и правил тексты, контролиро-
вал продажи. Все же прочее — верстка, печать, рассылка,
бухгалтерия — казалось ему вопросами второстепенными.
Но цензура строго блюла за тем, чтобы никакие матери-
альные невзгоды не обошли стороною журнал этого невы-
носимого Пушкина. Пугаясь репутации поэта, цензоры
впирали свой ястребиный взор в любой абзац, по неделям
держали у себя тексты, самым бессовестным образом за-
тягивая выпуск каждого номера. Министр народного про-
свещения Уваров, отнюдь не забывший «Лукулла», побуж-
дал к усилению строгостей против «Современника». Ста-
тьи запрещались одна за другой по самым ничтожным
поводам. Бенкендорф напустился с упреками на Пушкина
за то, что он пропустил на страницы журнала прозаиче-
ский рассказ о гвардейском корнете без разрешения шефа
жандармов, в подчинении у которого находился автор.
Уваров писал председателю Цензурного комитета: мол, не
пристало чиновнику моего министерства иметь какие-ли-
бо сношения с таким пагубным рассудком, как Пушкин.
Третье отделение устроило поэту нагоняй за то, что тот
получил письмо от Кюхельбекера. Булгарин и Сенковский
издевательски прохаживались на счет поэта — мол, князь
мысли сделался рабом толпы, орел спустился с небес, что-
бы вращать тяжелые мельничные жернова.
Удрученный постоянными нападками и упреками, Пуш-
кин уже стал выказывать сожаление, что занялся журнали-
стикой. В письме к жене от 6 мая 1836 года он пишет, что
«журнальная спекуляция», в которую он пустился — «все
равно что золотарство... очищать русскую литературу есть
_______859
Анри Труайя_________
чистить нужники и зависеть от полиции... Черт их побери!
У меня кровь в желчь превращается».
И в том же духе — в письме от 18 мая:
«...У меня самого душа в пятки уходит, как вспомню,
что я журналист. Будучи еще порядочным человеком, я
получал уж полицейские выговоры и мне говорили: «Vous
aves trompe»x и тому подобное. Что же теперь со мною
будет? Мордвинов (начальник канцелярии III отделения)
будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина и Ни-
колая Полевого, как на шпиона; черт догадал меня ро-
диться в России с душою и с талантом! Весело, нечего
сказать».
В конце апреля, отправив жену на дачу, Пушкин выехал
из Петербурга в Москву в надежде поработать, найти но-
вых сотрудников для журнала и позабыть о столичных
сплетнях.
По своему обыкновению он остановился у Нащокина1 2.
Этот закадычный друг его, женившись, благополучно изме-
нил образ жизни; ни тебе домашних оргий, ни празднеств
с цыганами, ни чернооких певиц. Единственным его раз-
влечением остался Английский клуб, где он, как и прежде,
ставил и просаживал колоссальные суммы за один вечер.
У Нащокина Пушкин чувствовал себя как дома. Жена хо-
зяина была милым, прелестным и вполне образованным
созданием. После женитьбы Нащокин несколько раздоб-
рел, нисколько не растеряв при этом своего добродушия.
Поэт учился играть в вист, возился с «кукольным доми-
ком» и просил Веру Нащокину сыграть вальсы на миниа-
тюрном рояле. Его не тянуло ни работать в архивах, на со-
чинять стихи.
«Как я рад, что я у вас! Я здесь в своей родной семье!» —
часто восклицал поэт, усаживаясь рядом с Павлом и Верой
Нащокиными на турецком диване, поджавши под себя ноги.
1 Здесь: «Вы не оправдали» (фр.}.
2 На этот раз — по адресу: Воротниковский пер., 12. Дом отмечен
памятной доской. (Прим, пер)
860________
Александр Пушкин
«Я помещалась обыкновенно посредине, а по обеим
сторонам: мой муж и Пушкин в своем красном архалуке с
зелеными клеточками».
Его глаза были исполнены благодарности. Он был весел.
Он действительно отдыхал! Но стоило ему какое-то время
пробыть без вестей от обожаемой супруги, как его охваты-
вало беспокойство. Как утверждала Вера Нащокина, лю-
бовь его к жене была безгранична: «Наталья Николаевна
была его Богом, которому он поклонялся, которому верил
всем сердцем, и я убеждена, что он никогда даже мыслью,
даже намеком на какое-либо подозрение не допускал ос-
корбить ее... Надо было видеть радость и счастие поэта, ко-
гда он получал письма от жены. Он весь сиял и осыпал эти
исписанные листочки бумаги поцелуями». По-видимому,
он просто закрывал глаза на ее удивительное легкомыслие,
которое не прошло мимо внимания и самой Веры Нащо-
киной.
Между тем до Москвы доходили странные новости.
В салонах и клубах повторяли из уст в уста, что Николай I
со все большею настойчивостью ухлестывает за женщина-
ми и что воспылал особой страстью к ученицам театраль-
ного училища. «И про тебя, душа моя, — пишет Пушкин
своей благоверной 6 мая, — идут кой-какие толки, кото-
рые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда
последние в городе узнают про жен своих, однако ж вид-
но, что ты кого-то (царя. — Прим. А. Труайя) довела до та-
кого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он
завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц.
Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение
вашего пола...
Жду письма от тебя с нетерпением, что твое брюхо и
что твои деньги? Я не раскаиваюсь в моем приезде в Мо-
скву, а тоска берет по Петербургу. На даче ли ты? Как ты с
хозяином управилась? что дети? Экое горе! Вижу, что не-
пременно нужно иметь мне 80 000 доходу. И буду их
иметь. Недаром же пустился в журнальную спекуляцию...»
В этот свой приезд Пушкин не провел в Москве и трех
_______861
Анри Труайя
недель. В тот вечер, когда он собирался уезжать в Петер-
бург, Нащокины устроили в его честь прощальный ужин.
И надо же было случиться, что он неловким жестом про-
лил на скатерть масло. Павел Воинович с досадой заметил:
— Этакой неловкий! За что ни возьмешься, все роняешь!
— Ну, я на свою голову... Ничего, — ответил Пушкин,
которого, видимо, взволновало это дурное предзнаменова-
ние.
Как вспоминала Вера Нащокина, благодаря этому ма-
ленькому приключению Пушкин послал за тройкой толь-
ко после полуночи — по его мнению, несчастье, которое
предвещала дурная примета, теряло силу по истечении
дня. Разве могли знать друзья, что свидеться им больше не
придется...
...Когда же Пушкин добрался наконец до усадьбы на
Каменном острове, где оставил жену, там его ожидало но-
вое лицо: пока он несся сквозь ночь по Петербургскому
тракту, Натали произвела на свет четвертого ребенка —
девочку.
«Любезный мой Павел Воинович, — писал Пушкин сво-
ему радушному московскому другу 27 мая. — Я приехал к
себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что
Нат(алья) Ник(олаевна) благополучно родила дочь На-
талью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На
другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое
ожерелье, от которого она в восхищении. Лдй Бог не сгла-
зить, все идет хорошо».
И ниже: «/Деньги, деньги! Нужно их до зареза».
Эти деньги Пушкин по-прежнему рассчитывал добыть
с помощью «Современника». В ожидании он занял у рос-
товщика еще 7600 рублей, опять же под залог шалей, се-
ребряных изделий и семейных украшений.
Второй номер «Современника» вышел в свет в июле,
третий — в октябре. Вот только выручка оставалась ни-
чтожной. Трудясь, не щадя себя, Пушкин завершил 19 ок-
тября повесть, с помощью которой рассчитывал поднять
интерес к «Современнику», — называлась она «Капитан-
ская дочка».
862_______
Александр Пушкин
«Сравнительно с «Капитанской дочкой», — написал
«по горячим следам» Гоголь, — все наши романы и повес-
ти кажутся приторной размазней. Чистота и безыскус-
ственность взошли в ней на такую высокую степень, что
сама действительность кажется перед нею искусствен-
ной и карикатурной. В первый раз выступили истинно
русские характеры: простой комендант крепости, капи-
танша, поручик; сама крепость с единственною пушкой,
бестолковщина времени и простое величие простых лю-
дей — все не только самая правда, но еще как бы лучше ее».
Изучив пугачевский бунт как историк, Пушкин теперь
подступается к нему как прозаик. За подписями под доку-
ментами встают лица людей; за столбцами цифр гремят
пушки и ружья, название города обретает плоть города
как такового, военное звание становилось человеческим
сердцем под воинским мундиром, за календарной датой
видишь тот или иной окрас неба, тучу дорожной пыли или
же, напротив, прохладу и свежесть и вообще то или иное
самочувствие. Прошлое восставало из высохших черниль-
ных строк, чтобы обосноваться на земле, обретя силу,
краски и вес.. В «Капитанской дочке» Пушкин дает семей-
ную хронику — ниточку, из которых сплетается русская
жизнь последней трети XVIII века, с ее крестьянским на-
селением, провинциальными гарнизонами, духовными ли-
цами, дворянами, разбойниками, Пугачевым и даже самой
Екатериной II.
«Предлогом» для обращения к этой теме стали при-
ключения молоденького дворянина Гринева, волею отца
отправленного служить в Белогорскую крепость, в 40 вер-
стах от Оренбурга.
...Путь был долог. В снежной пустыне путников настиг
буран. Наконец Гринев встречает оборванного мужика,
который провожает их сквозь бурю до ближайшего жили-
ща. За это Гринев жалует ему заячий тулуп. Наутро он от-
правился к месту назначения. «Я глядел во все стороны,
ожидая увидеть грозные бастионы, башни и вал, но ничего
не видел, кроме деревушки, окруженной бревенчатым за-
бором... У ворот увидел я старую чугунную пушку... избы
_______863
Анри Труайя_________
низки и большею частию покрыты соломою». Официально
командовал крепостью капитан Миронов, а в действитель-
ности — супруга его Василиса Егоровна, «прехрабрая да-
ма», которая «и на дела службы смотрела, как на свои хо-
зяйские, и управляла крепостию так точно, как и своим
домиком». Миронов «по собственной охоте» обучал иногда
солдат, точнее сказать, «стареньких инвалидов1 с длинны-
ми косами и в треугольных шляпах»; Василиса Егоровна
следила за нравственностью в гарнизоне, налагала дисцип-
линарные взыскания и миловала от кары. У этого беспеч-
ного и доброго коменданта и его супруги — властной ма-
троны — была дочь Марья, в которую Гринев скоропо-
стижно влюбился. Ему даже случилось выйти на поединок
за честь Марьи, в котором получил серьезное ранение. Ма-
рья Ивановна ухаживала за ним с такою участливостью,
что Гриневу подумалось: вот она, девушка его мечты! Мо-
лодой человек решил писать о том отцу как можно крас-
норечивее, прося родительского благословения. И, однако
ж, ответ разрушил все его иллюзии: отец не только не да-
вал сыну благословения, но и собирался проучить его, как
мальчишку: ведь шпага была пожалована ему «на защиту
отечества, а не для дуэлей с такими же сорванцами», как
он сам! Гринев предложил любимой обвенчаться и без бла-
гословения его родителей, рассчитывая впоследствии на их
прощение; но Марья не была готова пойти на это. Моло-
дые люди были в отчаянии, и казалось, сама история блед-
нела перед сразившим их обманом судьбы.
Жизнь тем не менее шла своим чередом. Эхом бунту
двух молодых существ отозвался мятеж в стране — убе-
жавший из-под караула донской казак Емельян Пугачев,
назвавшись именем покойного императора Петра III, под-
нял уральских казаков против гарнизонов, верных Екате- 1
1 Во времена Пушкина слово «инвалид» соответствовало сегодняш-
нему «ветеран»; между прочим, единственный в течение долгого време-
ни военный печатный орган в России так и назывался «Русский инва-
лид», что впоследствии стало выглядеть оскорбительным для военных.
(Прим, пер.)
864________
Александр Пушкин
рине II. Взяв и разорив несколько соседних крепостей, мя-
тежные войска угрожали и Белогорской фортеции. Капитан
Миронов отдает приказ учредить караулы, хорошенько
вычистить пушку и отправить дочь в Оренбург. Поздно!
Враг подступил к валам. Битва была неравною. Отказав-
шись принести присягу Пугачеву, Миронов был повешен
им. Супруга его, клявшая мятежников, была убита ударом
сабли. Готовился принять смерть и сам Гринев, но Пугачев
великодушно даровал ему жизнь. «Меня снова привели к
самозванцу. Пугачев протянул мне жилистую свою руку.
«Целуй руку, целуй руку!» Но я предпочел бы самую лю-
тую казнь такому подлому унижению... Пугачев опустил
руку, сказав с усмешкою: «Его благородие знать одурел от
радости. Подымите его!» Меня подняли и оставили на сво-
боде. Я стал смотреть на продолжение ужасной комедии.
Жители начали присягать. Они подходили один за другим,
целуя распятие и потом кланяясь самозванцу».
По-прежнему ошеломленный смилостившимся над
ним Промыслом, Гринев предпринимает попытки выяс-
нить судьбу Марьи и узнает, что она спрятана у жены свя-
щенника. Он узнает также, почему Пугачев помиловал его:
оказывается, он и был тем самым оборванным мужиком,
которому Гринев пожаловал заячий тулуп. «Век не забуду
ваших милостей», — сказал тот, принимая тулуп из рук
«его благородия». Пугачев сдержал мужицкое слово — не-
вероятно, но чувство благородства еще теплилось в этом
кровожадном пьянице. Повелев привести к себе Гринева,
самозванец предложил ему вступить в его ряды. «Я прися-
гал государыне императрице, — ответил тот, — тебе слу-
жить не могу». Несмотря на все, Пугачев отпускает Грине-
ва на все четыре стороны. Гринев простился с несчастной
Марьей, решив тотчас отправиться в Оренбург, дабы торо-
пить освобождение Белогорской крепости. Однако же во-
енный совет в Оренбурге вместо того, чтобы выступить в
поход против самозванца, отдал предпочтение оборони-
тельной тактике, рассчитывая разбить противника, когда
он подойдет к стенам города. «Сия осада по неосторожно-
сти местного начальства была гибельна для жителей, кото-
_______865
Анри Труайя
рые претерпели голод и всевозможные бедствия». Вылазки
гарнизона обыкновенно заканчивались поражениями —
тощая городская конница не могла одолеть мятежников
на добрых конях, а артиллерия гремела тщетно. Узнав о
том, что его возлюбленная находится во власти Швабри-
на — того самого, который был его противником на дуэли
и который теперь перешел на сторону Пугачева, он реша-
ется один вернуться в Белогорскую крепость и либо вы-
красть свою возлюбленную, либо умереть у ее ног. По до-
роге его перехватывает передовой караул пугачевцев — и
вот он снова представлен пред очи самозванца, и снова тот
доставляет себе удовольствие помиловать офицера враж-
дебной армии. Гринев испытывает чувство стыда при тех
знаках дружбы, которые выказывает ему этот монстр, пре-
данный анафеме церковью. Тем не менее, быв однажды
им помилован, он надеялся не только на пощаду Пугачева,
но даже и на его помощь.
Пугачев отдает приказ освободить Марью. Сироту при-
ласкали родители жениха, который снова выступает в по-
ход против Пугачева. Но после разгрома и пленения само-
званца Гринев был подвергнут аресту и направлен под
конвоем в Следственную комиссию по делу Пугачева. Там
показалось подозрительным, что самозванец не раз мило-
вал юного офицера, да еще приглашал на свои пирушки.
История с заячьим тулупом показалась им несерьезной:
такой злодей, как Пугачев, не способен ни на малейшее
милосердие. Значит, Гринев — не кто иной, как предатель
и отступник, не заслуживающий ничего иного, как вечного
поселения в Сибири.
Узнав о том, как обернулось дело, Марья Ивановна бро-
силась прямиком в Санкт-Петербург на прием к императ-
рице. Этот демарш спас карьеру ее жениха. Екатерина
оказалась более понимающей, нежели военные судьи, и
признала невиновность Гринева. Повесть заканчивается
помилованием молодого офицера и сообщением о же-
нитьбе его на Марье Ивановне.
Здесь, как и в «Медном всаднике», Пушкин повествует
о встрече частной истории и большой Истории. Любовь
866_______
Александр Пушкин
молоденького офицера Гринева и нежной капитанской
дочки Марьи вписывается в декорации Эпопеи. Смерть
капитана Миронова и его жены остается деталью офици-
альной драмы Пугачева. И вместе с тем — не эти ли сцены
смертей маленьких людей, не эти ли любовные отношения
отнюдь не великих персонажей позволяют нам ближе рас-
смотреть масштабные события, о которых рассказывается
в школьных учебниках? Пугачев у Пушкина достоверен
именно в силу того, что поэт увидел его именно при по-
средстве чувств маленьких людей. Он достоверен потому,
что помещен в среду анонимных фигур, которыми истори-
ки жертвовали с завидным постоянством. Он достоверен
потому, что он более не одинок среди названий битв, имен
генералов и календарных дат, служащих ориентирами, но
вокруг него живет народ, характерный для того времени.
До Пушкина литература пренебрегала этими невеликими
судьбами, примерами мужества людей с негромкими име-
нами, свидетельствами массовых бедствий и выбирала ге-
роев лишь среди сообщества выдающихся личностей с
громкими именами и исключительными темпераментами.
До Пушкина «герой» и «толпа» были разделены глубокой
пропастью. Герой удостаивался изоляции ото всех прочих
и яркого освещения. Толпе приходилось довольствоваться
грустной утилитарной ролью. С Пушкиным толпа выходит
из тени. Благодаря Пушкину молоденький офицер, комен-
дант провинциальной крепости, вышедший из солдатских
детей, и его властная жена, их дочь, не отличающаяся ни
особой красотой, ни чрезмерной смышленостью, и даже
слуга молодого офицера — все они получают право быть
названными в мире литературы. Точно так же, как он
включает простонародные слова в поэтический язык, Пуш-
кин вводит простых смертных в «фауну» героев повести.
«Капитанская дочка» — не просто блестяще сделанное
повествование и захватывающее чтение. Она — новатор-
ское в своей сути сочинение для своей эпохи, «Война и
мир» Льва Толстого не увидела бы света, если бы Пушкин
отказался от своих планов написать «Капитанскую дочку».
«Война и мир» — гениальное развитие тем, содержащихся
_______867
Анри Труайя
в «Капитанской дочке». У Толстого, как и у Пушкина, ба-
тальные и бивуачные сцены чередуются со сценами лю-
бовными или сценами спокойной семейной жизни. Мимо-
летные интриги вьются змейкой сквозь толщу истори-
ческих событий. Фигуры официальных полубожеств (у
Толстого — это Наполеон, Александр, Кутузов, у Пушки-
на — заклятые враги Пугачев и Екатерина II) высятся ли-
цом к лицу с силуэтами куда более простых человеческих
существ. Эпоха более оживает благодаря актерам, высту-
пающим на вторых ролях, нежели благодаря тем, кто на-
ходится на первых.
Тем не менее, несмотря на свои ограниченные разме-
ры, повесть Пушкина охватывает более оживленное и бо-
лее глубокое пространство, нежели широкомасштабная
«Война и мир». Ибо персонажи Толстого избраны почти
исключительно в аристократической и военной среде, то-
гда как Пушкин воззвал из небытия индивидов, представ-
ляющих все социальные классы: тут и слуги, и священни-
ки, и повстанцы-«разбойники», и маленькие, лишенные
престижа офицеры, и старые нерешительные генералы.
Каждый из этих «образчиков» рода человеческого обрета-
ет лишь те права, которые предоставляются ему крохами
текста. Но, сколь бы скорым ни было описание, его доста-
точно, чтобы они ожили на наших глазах. Они являются
нам в паре слов, в тройке реплик — и мы знаем их до са-
мых костей. Мы можем представить себе их прошлое, их
будущее и даже анекдоты, персонажами которых они мог-
ли бы быть. Для каждого из них поэт находит пароль,
открывающий сокровище сердец и тел. Все творчество
Пушкина состоит из паролей, из ключевых слов.
Нам кажется, что мы прочитали строчку — а в действи-
тельности мы прочитали за этой строчкой целые страницы
плавающих на поверхности комментариев. Нам кажется,
что нам бросился в глаза профиль, глаз, край сюртука — а
в действительности за этими мелкими деталями организу-
ется и развертывается персонаж целиком...
Вот капитанская дочь Марья Ивановна — простая де-
вушка, которую не назовешь ни писаной красавицей, ни
868_______
Александр Пушкин
яркой умницей; ничего исключительного в этом персона-
же нет. И тем не менее — какой инстинкт чести, какое
мужественное решение внезапно пробуждается в этом
слабом существе! Она скорее предпочла бы умереть, чем
уступить Швабрину. Она осмеливается дойти до самой им-
ператрицы, чтобы спасти своего жениха. Но лишь утихла
буря, она вновь возвращается в разряд успешных хозяек,
смиренных супруг да заботливых матерей. Ее героизм
сродни тайному героизму Татьяны. Ее образ доминирует
надо всем сонмом русских девушек, сочиненных Толстым,
Тургеневым и столькими другими писателями. Ее различа-
ешь среди тысяч. И при всем при том где, когда Пушкин
изъяснил, описал ее? Жениха Марьи Ивановны Гри-
нева Пушкин не наделяет ни выдающейся внешней красо-
тою, ни особенною отвагой; он рисует своего героя про-
стым, добрым малым, верным присяге и верным своей
любви. Наконец, Пушкин видит еще одного вполне, каза-
лось бы, заурядного человека, которого считает достойным
помещения на печатные страницы. И судьба его захваты-
вает нас так же, как и судьба самого Пугачева. Капитан
Миронов — усталый и добродушный старый служака, ко-
торый уступает супружнице право командовать вместо се-
бя в гарнизоне, но в минуту грозной опасности распрям-
ляется, вновь становится, как ему и положено, воителем и
погибает за царицу, за отечество, как подобает воину. Что
до супруги Миронова, то хоть она в мирное время и вор-
чит на мужа, но стоит грянуть пушкам, как она признает в
нем главного защитника осажденного форта. Еще один
пример скромности в сочетании с преданностью — слуга
Гринева Савельич, готовый вступить с Пугачевым в спор,
требуя возвращения пожалованного тому заячьего тулуп-
чика; готовый пострадать за своего барина, подвергнув-
шись гневу его родителей. А сам Пугачев предстает перед
нами более живым, более правдивым в повести Пушкина,
чем в исторических сочинениях! Оказывается, в этом чело-
веке, в котором историки видели лишь отъявленного зло-
дея, могут сочетаться и великодушие, и бахвальство, и глу-
пость, и хитрость наряду с жестокостью. Пугачев приме-
_______869
Анри Труайя________
ряет личину монарха, взвешивая свое могущество; он
убивает — и он же спасает; он казнит — и он же милует;
он переходит от зла к добру, повинуясь своему капризу и
невпопад. Этот молоденький офицер становится для него
поводом явить свою монаршую милость. «Не могу изъяс-
нить то, что я чувствовал, расставаясь с эти ужасным чело-
веком, извергом, злодеем для всех, кроме одного меня. За-
чем не сказать истины? В эту минуту сильное сочувствие
влекло меня к нему», — признается Гринев. Пушкин не
поддался искушению изобразить Пугачева совершенней-
шим негодяем, а Гринева превратить в новую Шарлотту
Кордэ. Во многих случаях Пугачев забывает, что ему поло-
жено быть канальей, а Гринев — что он офицер. Они по-
любили друг друга — несмотря на свои разные убеждения,
разные судьбы, несмотря на то что их оружие направлено
друг против друга. Все герои этой авантюры прочно сцеп-
лены друг с другом, зависят друг от друга, от эпохи и от
пейзажа. Они формируют мир для себя самих. Да, всех
этих маленьких капризов, мелких пристрастий, маленьких
признаний, маленьких надежд, мелких грустей не нужно,
чтобы составить великий народ. Россия — это не Екатери-
на II и не Пугачев, но это — Миронов, его жена, их дочь;
это — молодой офицер Гринев и его старый словоохотли-
вый слуга Савельич. Это о них думает Пушкин, когда пи-
шет в- XIII главе: «Не приведи Бог видеть русский бунт,
бессмысленный и беспощадный».
«Капитанская дочка» — шедевр психологизма и выра-
зительности. Тонкости мысли соответствует восхититель-
ная уверенность в синтаксисе и лексике. Никогда еще рус-
ский язык не являл такой слаженности, такой чистоты, та-
кой завершенности, как в этой с виду скорописной повести.
Не изменяя своей привычке, Пушкин строит короткие
фразы, теснящиеся вокруг «несущего» глагола. Никаких
бесполезных эпитетов. Мало метафор. Но каждый эпитет,
каждая метафора бьет точно в цель. Беззащитность тще-
душной Белогорской крепости против наступающих пуга-
чевских орд отразилась хотя бы в таком крохотном эпизо-
де: «Возвращаясь от обедни, она (Василиса Егоровна) уви-
870_______
Александр Пушкин
дела Ивана Игнатьича, который вытаскивал из пушки
тряпички, камешки, щепки, бабки и сор всякого рода, за-
пиханный в нее ребятишками».
А вот вам портрет «романтической» фигуры Пугачева
во всей красе:
«На нем был красивый казацкий кафтан, обшитый га-
лунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была
надвинута на его сверкающие глаза. Лицо его показалось мне
знакомо. Казацкие старшины окружали его. Отец Герасим,
бледный и дрожащий, стоял у крыльца с крестом в руках
и, казалось, молча умолял его за предстоящие жертвы».
Пушкин опускает эффектные эпизоды, как, например,
картину с плавучей виселицей, спускающейся со своим
зловещим грузом вниз по Волге. Он взыскует трудностей.
Он шлйфует свою прозу до высшей прозрачности, до край-
ней степени сопротивляемости слов. Ему требуется такая
тонкость, при которой более нет возможности изменить
ни единой строчки, скорректировать ни единой грани без
того, чтобы весь эпизод не рассыпался в куски.
Эту повесть, которую будущие поколения воспримут
как пушкинский шедевр, современники восприняли сдер-
жанно. Пушкин стал слишком велик для своей публики.
В стихах, выходивших из-под его пера в текущем 1836
году, Пушкин выразил свою моральную изоляцию и свою
гордость:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья,
Вот счастье! вот права...
Это свое отвращение к обществу, к иерархиям, к ливре-
ям и административным интригам Пушкин обращает да-
же к тем, для кого все это навсегда кончилось. Его нена-
_______871
Анри Труайя
висть атакует и тех функционеров и царедворцев, которые
в своем последнем пристанище стали пищей для червей:
Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи.
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач амурный;
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе наутро ждут, —
Такие смутные мне мысли все наводит,
Что злое на меня уныние находит.
Хоть плюнуть да бежать...
В этом скорбном городе, состоящем из склизких кам-
ней и тишины, Пушкин раздумывал о собственном конце.
Он не желает лечь в землю в этом месте, среди стольких
своих врагов. Ему хочется упокоиться рядом с матерью в
благодатной сельской земле:
Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мертвые в торжественном покое.
Там неукрашенным могилам есть простор;
К ним ночью темною не лезет бледный вор;
Близ камней вековых, покрытых желтым мохом,
Проходит селянин с молитвой и со вздохом;
На место праздных урн и мелких пирамид,
Безносых гениев, растрепанных харит
Стоит широко дуб над важными гробами,
Колеблясь и шумя...
Он знает, что по смерти ему не потребуется мраморно-
го памятника, чтобы напоминать людям о том, что он
жил, писал, любил, а умер оттого, что пел среди глухих.
872________
Александр Пушкин
21 августа 1836 года, через две недели после сочинения
стихов о «публичном кладбище», поэт доводит свою мысль
до логического завершения и пишет свой «Exegi monu-
mentum»1:
Нет, весь я не умру: душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит.
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив буден хоть один пиит.
Эта погребальная тщета, это предчувствие смерти и
грядущей славы довлели над Пушкиным помимо его воли.
Ему было тридцать шесть — и он предчувствовал конец
своего земного пути. Он чувствовал себя несчастливым, со-
крушенным, обеспокоенным — как будто ему больше не-
чего было ожидать в жизни. 19 октября 1836 года, на еже-
годном праздновании лицейской годовщины, он прочитал
стихотворение, свидетельствовавшее об упадке его духа:
Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.
Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы, перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился, 1 * * * * * * В
1 Сюжет оды Горация «Памятник», послужившей основой для
знаменитого стихотворения Пушкина (а ранее — для стихов Ломоно-
сова и Державина), восходит к древнеегипетскому «Прославлению
писцов» конца II тыс до РХ:
Мудрые писцы...
Они не строили себе пирамид из меди
И надгробий из бронзы.
Не оставили после себя наследников,
Детей, сохранивших их имена.
Но они оставили свое наследство в писаниях,
В поучениях, сделанных ими.
(Пер. Анны Ахматовой.)
________875
Анри Труайя
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.
В тот вечер в доме на Екатерининском канале собра-
лись одиннадцать лицеистов первого выпуска. В протоколе
рукою Пушкина записано1: «Обедали вкусно и шумно. Вы-
пили три здравия (по-заморскому toasts): а) за двадцатипя-
тилетие Лицея; б) за благоденствие Лицея; в) за здоровье
отсутствующих...» Протокол был продолжен Яковлевым:
«Пушкин начинал читать стихи на 25-летие Лицея, но
всех стихов не припомнил и, кроме того, отозвался, что он
не докончил; но обещал докончить, списать и приобщить в
оригинале к сегодняшнему протоколу».
Но хранитель лицейских протоколов Яковлев рассказы-
вал и другое: Пушкин не мог продолжать чтение потому,
что слезы «душили его», застилая ему глаза... 1
1 «Создается впечатление, что перенесение темы смерти в бытовой
план и некоторое «привыкание» поэта к этой теме в какой-то мере
способствовали обретению им душевного равновесия.
...За год до того, в июле 1835 г., когда Пушкин еще не подвел ито-
ги, не разобрался с исповедуемыми им духовными ценностями, он не
чувствовал в себе ни готовности умереть, ни силы предстать перед су-
дом вечности:
„Л осужден на смерть и позван в суд загробный
И вот о чем крушусь: к суду я не готов,
И смерть меня страшит...
Теперь, после каменноостровских стихотворений лета 1836 г., по-
сле «Памятника» смерть уже не страшила Пушкина. Он готов был
встретить ее с открытым забралом». — Аринштейн А.М. Пушкин: не-
причесанная биография. М., 1998. С. 126, 130.
Часть VIII
Глава 1
D’ANTHES
Оправившись после родов, Наталья Николаевна вер-
нулась в свет, где ее ожидали новые успехи. Император
с большим, чем когда-либо, нетерпением ожидал воз-
можности потанцевать и побалагурить с нею. Частень-
ко, прогуливаясь верхом, он подскакивал под окна мо-
лодой женщины, побуждал своего коня делать резкие
прыжки и элегантные взбрыкивания, выпячивал грудь
колесом, хмурил брови, а вечером на балу спрашивал
Натали, почему занавески у нее всегда задернуты.
Шептали, что красота Натали не давала ему покою.
Один злоязыкий француз, мосье Галле де Кюльтюр,
так характеризовал самодержца в своей книге «Нико-
лай I и Святая Русь»:
«Если он [царь] отличает женщину на прогулке, в те-
атре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъю-
танту. Особа, привлекшая внимание божества, попада-
ет под наблюдение, под надзор. Предупреждают супру-
га, если она замужем, родителей, если она девушка, о
чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это от-
личие было принято иначе как с изъявлением почти-
тельнейшей признательности. Равным образом нет еще
примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не
извлекали прибыли из своего бесчестья.
______875
Анри Труайя
«Неужели же царь никогда не встречает сопротивления
со стороны самой жертвы его прихоти?» — спросил я да-
му, любезную, умную и добродетельную, которая сообщи-
ла мне эти подробности. «Никогда! — ответила она с выра-
жением крайнего изумления. — Как это возможно?» —
«Но берегитесь, ваш ответ дает мне право обратить вопрос
к вам». — «Объяснение затруднит меня гораздо меньше,
чем вы думаете: я поступлю, как все. Сверх того, мой муж
никогда не простил бы мне, если бы я ответила отказом».
В действительности Николай не был таким уж канни-
балом, разохотившимся до свежей человечьей плоти. Его
доподлинные связи не были столь уж многочисленными.
Но что правда, то правда: он любил нравиться женщинам.
А Натали была в его вкусе. И он наверняка ей это говорил.
И она гордилась этим. Дальше авантюра не пошла.
Но 1836 год принес супруге поэта нового блистательно-
го воздыхателя. Барон Жорж-Шарль Дантес, который был
на несколько месяцев моложе Натали, пользовался таким
успехом у дам, что Натали взяла его на заметку посреди
прочих кавалеров. Означенный Дантес родился 5 февраля
1812 года в Сульце, Эльзас, где проживало уже которое
поколение семьи1. Отец его, барон Жозеф-Конрад, женил-
ся в 1 806 году на Мари-Анне де Хатцфельд, племяннице
знаменитого князя де Хатцфельда; от этого брака родились
шестеро детей. После прилежной учебы в коллеже Фонтен
в департаменте Верхний Рейн, затем в Париже, в Лицее
Бурбон, Дантес был отдан в Сен-Сирскую военную школу
и был зачислен туда 19 ноября 1829 года; но учеба его бы- 1
1 Семья Дантесов происходит с острова Готланд. В 1592 г. она на-
ходилась в Вайнхайме, в Палатинате, где ее члены в ряде случаев зани-
мали посты муниципальных магистратов, или «консулов». Жан-Анри
Дантес, родившийся 2 января 1670 г., обосновался в Верхнем Эльзасе,
где его отец владел кузнечными мастерскими в Белфорте и серебряны-
ми рудниками в Жироманьи. Он заправлял кузнечной мастерской в
Оснабрюке и создал Королевскую мануфактуру холодного оружия. Воз-
веденный в дворянское достоинство в 1731 г., он скончался 11 ноября
1733 г. В 1720 г. он приобрел имение в Сульце, ставшее постоянным
местопребыванием семьи. (Прим. А. Труайя.)
876________
Александр Пушкин
ла прервана Июльской революцией 1830 года Легитимист
по традиции, он примкнул к рядам соучеников, пытав-
шихся поддержать дело Карла X в Париже, и даже в тече-
ние нескольких недель считался в числе партизан, группи-
ровавшихся в Вандее, вокруг герцогини Беррийской. Нако-
нец он добрался до фамильного имения в Сульце, кляня
Луи-Филиппа и его клику. Но провинциальное одиночест-
во и праздность быстро сделались невыносимыми для та-
кого непоседливого сорвиголовы. Жорж-Шарль Дантес ре-
шил попытать счастья за границей. Семья Дантесов была
многочисленна. Доходы более чем скромными. Жорж
Дантес предпринял попытку при посредничестве родите-
лей добиться протекции короля Пруссии и принца Виль-
гельма, будущего императора Вильгельма I. Он надеялся
сделать карьеру в прусской армии — каково же было его
разочарование, когда он узнал, что начать службу придется
с унтер-офицерского чина! «Вы, наверное, думаете, — гово-
рил ему владыка, — что прусский король может сделать
все, что захочет! Перестаньте заблуждаться! Здесь военные
уставы строги, и сделать для вас исключения никто не смо-
жет. Впрочем, о том, чего не смогу сделать я, могу попро-
сить моего зятя — российского императора»1.
Вот так Жорж Дантес и отбыл в Россию, где легитими-
сты всегда могли быть уверены в том, что их ожидает бле-
стящее положение в армии. Прусский принц снабдил его
решительно благожелательными рекомендательными пись-
мами в адрес графа Адлерберга — царского приближенно-
го, управляющего канцелярией Военного министерства.
При такой поддержке Жорж Дантес ничуть не сомневал-
ся в своем успехе — как военном, так и светском Но в хо-
де своего путешествия по Германии он обрел еще одного
высокопоставленного покровителя в лице посла Голландии
при российском императорском дворе. Встреча эта состоя-
лась осенью 1833 года. Посол барон ван Геккерен (точнее,
Жакоб-Теодор-Дерк-Боршар-Анн, барон ван Геккерен-Бе- 1
1 Из «Воспоминаний роялиста» графа де Файю.
____________________________________________________877
Анри Труайя________
верваарт) возвращался из отпуска к месту несения службы
в Санкт-Петербург. Проезжая через маленькую немецкую
деревушку, посол узнал о том, что в единственной в окре-
стности гостинице, больной и позабытый всеми, прозябает
красивый молодой француз. Геккерен явился к его изголо-
вью, долго проговорил с ним, нашел его достойным жало-
сти и предложил место в своем экипаже. Дантес принял
предложение с благодарностью1. 11 октября 1833 года га-
зета «Санкт-Петербургские ведомости» поместила сооб-
щение о том, что «Пароход «Николай I», совершив свое
путешествие в 78 часов, 8-го сего октября прибыл в Крон-
штадт с 42 пассажирами, в их числе королевский нидер-
ландский посланник барон Геккерен». Этот же пароход
привез и Дантеса.
Человек, которому Дантес вверил свою судьбу, был
весьма любопытным персонажем. Барон де Геккерен при-
надлежал к одному из стариннейших голландских се-
мейств. В юности, в пору правления Наполеона I, он слу-
жил волонтером во французском флоте. В 1815 году, после
признания Нидерландского королевства, сменил морскую
карьеру на дипломатическую. Был назначен сперва пове-
ренным, а затем посланником или полномочным минист-
ром нидерландским в Петербурге. И сумел зарезервиро-
вать за собою роль первого плана среди других полномоч-
ных министров, аккредитованных при русском дворе.
На литографии 1843 года мы видим Геккерена воссе-
дающим в кресле; спина выпрямлена, грудь в орденах. Ли-
цо вытянутое и худое, нос сухой, губы чувственные. Подбо-
родок обрамлен бородкой. Глаза светлые, руки красивые.
Портрет производит впечатление изящества и изысканно-
сти. Современники барона Геккерена ценили язвительную
мысль Геккерена, но решительно почитали его распутни-
ком и интриганом По мнению князя Вяземского, старина
Геккерен (а было-то ему тогда всего сорок три года от ро- 1
1 См. мемуары А.П. Агаповой, дочери Н.Н. Пушкиной-Ланской.
(Прим. А. Труайя.)
878________
Александр Пушкин
ду!) был еще в большей степени лукав и расчетлив, нежели
порочен; как рассказывал князь Вяземский Бартеневу, Гек-
керен любил окружать себя бессовестно развращенными
молодыми людьми, обожающими любовные сплетни и ин-
триги. Еще жестче отзывался о нем дипломат НМ Смир-
нов, супруг очаровательной Россетти: «Геккерен был чело-
век злой, эгоист, которому все средства казались позволи-
тельными для достижения своей цели, известный всему
Петербургу злым языком, перессоривший уже многих,
презираемый теми, которые его проникли» (т. е. раскуси-
ли. — С.Л.).
И, наконец, русский агент в Вене Ф.Ф. Торнау, встречав-
шийся с Геккереном в Вене (через 18 лет после выдворе-
ния голландца из России; но едва ли тот изменился с тех
пор), составил о нем такое впечатление: «Был Геккерен
умен; полагаю, о правде имел свои собственные, довольно
широкие понятия, чужим прегрешениям спуску не давал.
В дипломатическом кругу сильно боялись его языка и хотя
недолюбливали, но кланялись ему, опасаясь от него злого
словца».
Тем не менее все эти суждения, единодушно враждеб-
ные к барону де Геккерену, относятся к периоду после ги-
бели Пушкина, когда гнев, обращенный к убийце поэта,
выплеснулся и на голландца. В пометах свидетельств, отно-
сящихся к периоду, предшествующему 1837 году, нам уда-
лось открыть в архивах Министерства иностранных дел в
Париже следующую оценку, данную послом Франции в
Санкт-Петербурге г-ном де Барантом 8 октября 1836 года:
«Барон де Геккерен, нидерландский министр, довольно
часто ведет со мною беседы по бельгийскому вопросу.
Он — человек мысли, расточает множество бесполезных
тонкостей, а его слова не предполагают ни малейшей ис-
кренности». Если смягчить эти описания по размышлении
зрелом, из них составится правдоподобный образ персона-
жа. Желчный, холодный и умный светский человек, сама
профессия которого побуждала к завязыванию и распуты-
ванию интриг. Привыкший к сложной дипломатической
_______879
Анри Труайя
игре, барон прибегал и в частных отношениях к тем же
хитростям, которые служили его действиям на междуна-
родной арене. Он сплетал альянсы, скреплял коалиции, на-
рушал равновесия, вертел по своему усмотрению человече-
ским материалом в шикарных салонах. Как рассказывала о
нем хорошенькая Россетти, этот постоянно улыбающийся
старикашка расточал шутки и во все вмешивался. Голланд-
ское правительство высоко ценило ловкость этого «стари-
кашки». Российское правительство пожаловало ему орден
Св. Анны первой степени. Конечно же, в Министерстве
иностранных дел в Санкт-Петербурге находилось объеми-
стое досье на Геккерена, пухнувшее от жалоб таможенных
служб. В чем же были грехи Геккерена? Да, в сущности,
пустяки. Пользуясь своим положением, посол провозил из-
за границы безданно-беспошлинно всякую всячину, как то:
хрустальные вазы, фарфор, серебро, сыры, кондитерские
изделия, духи, анисЪвую водку, покрывала для постелей,
мебель и всяческие безделицы, все — в коммерческих мас-
штабах. От месяца к месяцу посылки из-за границы стано-
вились все более многочисленными, а рекриминации та-
моженников все более бурными. Тем не менее министер-
ство не спешило давать ход этому досье. Потому что барон
Геккерен был интимным другом самого министра, графа
Нессельроде. Нессельроде ценил остроумие, элегантность
и ярко выраженные монархические убеждения Геккерена.
Он видел в нем человека своего ранга, своей породы. Он
воспринимал его как союзника в этом обширном братст-
ве, управлявшем Европой от предместья Сен-Жермен до
Вены, от Вены до Санкт-Петербурга по мановению Мет-
терниха. Современники называли Нессельроде «австрий-
ским министром по части российских иностранных дел».
Геккерен быстро сделался видным персонажем с завид-
ными связями. Но, хоть он и вел открытое и блистатель-
ное существование, его ближайшим друзьям не все было
ведомо о всех его интимных вкусах. Он не был женат.
В Санкт-Петербурге никто не замечал за ним никаких ро-
манов. Походило на то, что его жизненный путь не пере-
880_______
Александр Пушкин
секла ни одна любовница; одни клялись и божились, что
голландский посол, озабоченный исключительно собствен-
ною карьерою, напрочь отсекал возможность любой опас-
ной связи, по мнению иных, его ушибло какое-то таинст-
венное горе, отталкивавшее его от женщин. Он экономил
на своих чувствах. Не случалось, чтобы он воспламенял-
ся — то ли по причине скептицизма, то ли по причине
природной сдержанности. Но все переменилось в тот день,
когда он встретил Жоржа-Шарля. Эта встреча явилась для
барона де Геккерена откровением. Впервые за долгие годы
он почувствовал себя соблазненным, покоренным, обезо-
руженным человеческим существом. Он был одинок в
этом мире. У него не было детей. Не было искренних дру-
зей. И вдруг он оказался во власти всей этой теплоты, всего
этого бремени, которых он добровольно лишал себя.
Породившему эту ситуацию Жоржу Дантесу исключи-
тельно повезло. Голландский посол решил патронировать
его карьеру. И делал это с таким пылом и с таким самоот-
речением, что его современники, изумленные этим, искали
тайные причины такого поведения. Иные утверждали, что
Дантес был внебрачным сыном либо племянником гол-
ландца, а то и внебрачным сыном Карла X! Иные обвиняли
Геккерена и Дантеса в противоестественной связи. Так,
бывший однополчанин Дантеса кн. А.В. Трубецкой, благо-
желательно относившийся к нему вплоть до роковой ду-
эли, не преминул заметить: «...За ним водились шалости, но
совершенно невинные и несвойственные молодежи, кроме
одной, о которой, впрочем, мы узнали гораздо позднее. Не
знаю, как сказать: он ли жил с Геккереном или Геккерен
жил с ним... В то время в высшем обществе было развито
бугрство'. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал
за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккереном
он играл только пассивную роль».
Внук Жоржа-Шарля Дантеса Луи» де Метман пытается
дать иное обоснование дружбе его деда с Геккереном:
1 Гомосексуализм. (Прим, ред.)
________881
Анри Труайя
«...Чисто французское образование и отдаленное свой-
ство, могшее существовать между бароном Геккереном и
рейнскими семьями, с которыми состоял в родстве Жорж
Дантес по отцу и по матери, объясняют дружбу, возник-
шую между двумя людьми с весьма различными на самом
деле характерами и вкусами».
Но столь яростные нападки князя Трубецкого, равно,
как и весьма слабые оправдания Луи де Метмана, пред-
ставляются одинаково безосновательными. Если бы барон
де Геккерен снискал известность своею педерастией, то
Пушкин в своем оскорбительном письме, которое соби-
рался адресовать ему 26 января 1837 года, был бы только
рад добавить эту претензию к стольким оскорблениям,
коими это послание уже было обременено. Тем не менее в
своем послании Пушкин не делает и намека на двусмыс-
ленные отношения между Дантесом и Геккереном. Более
того, на протяжении всей их карьеры, оказавшейся дли-
тельной и блистательной, не вспоминается ни одного уп-
река такого плана в адрес интересующих нас персонажей.
И это при том, что данная карьера развивалась в тех ди-
пломатических, политических и светских кругах, где толь-
ко ленивый не хватался за малейшую зацепку, чтобы ском-
прометировать чужую репутацию. И наконец, существуют
письма Дантеса к Геккерену, которые мы процитируем
чуть ниже и в которых молодой человек повествует своему
покровителю о несчастной любви, вдохновленной женщи-
ной. «Будь снисходителен к моей новой страсти, — писал
он, — ибо я и тебя люблю до глубины сердца». («Sois
indulgent poux ma nouvelle passion, car je t’aime aussi du
fond du coeux».) Нам представляется достаточным тона
этих писем, чтобы прояснить отношения между двумя
корреспондентами. В конечном счете представляется, что
барон де Геккерен, будучи болен своим чувством, подавлял
его, мужественно придавая своему влечению к Дантесу
уважаемый и отвлеченный вид. Он подавлял в этой своей
тяге все то, что могло бы привести к беспокойству и отчая-
нию. Он даже побуждал своего протеже ухаживать за
882________
Александр Пушкин
женщинами. И успехи Дантеса переполняли его горькой
радостью. Убегая от требований своего инстинкта, он при-
нуждал себя ничего не требовать от другого в обмен за
свой пыл, кроме как возможности лелеять, давать советы,
заботу и пищу юноше, чья преданность льстила ему. Эта
отцовская заботливость явилась здоровым выходом для тех
намерений, которые, проявись во всей доподлинной нату-
ре, явились бы предметом разговоров в салонах Санкт-Пе-
тербурга, Вены и Парижа
Как бы там ни было, Дантесу не было причины менять
свое решение. Прибыв в Санкт-Петербург в октябре 1833
года, не зная ни слова по-русски и не желая утруждать се-
бя изучением языка, который презирал, Жорж Дантес был
включен 14 февраля 1834 года корнетом в 7-й запасной
эскадрон Кавалергардского полка Рекомендация Вильгель-
ма Прусского оказалась сильнее любых административных
препятствий. Экзамен свелся к чистой формальности.
5 января 1834 года, за несколько дней до экзамена,
граф Адлерберг писал Дантесу: «Он (экзаменатор) обещал
мне не быть злым, как вы говорите». А императрица Алек-
сандра Федоровна, патронировавшая Кавалергардский
полк, ассигновала почти 90 тысяч рублей на экипировку
нового офицера. Два года спустя Жорж Дантес был произ-
веден в лейтенанты гвардии с разрешением служить в рус-
ской армии без утраты французского гражданства.
26 января 1834 года Пушкин, которого посетило стран-
ное предчувствие, занес в свой интимный дневник такие
простые слова:
«Барон д'Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут
приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет»1.
В действительности новоиспеченный кавалергард весь-
ма прохладно относился к служебным обязанностям и со
спокойной душой коллекционировал дисциплинарные
взыскания. То он садился в экипаж после развода, тогда 1
1 Пушкин ошибся: в гвардию сразу приняли только Дантеса, мар-
киза де Пина сначала взяли в армию. (Прим, пер.)
________883
Анри Труайя-------
как вообще никто из начальников не уезжал, то он на па-
раде, как только скомандовано было полку «вольно», по-
зволял себе курить сигару; то на линейку бивака выходил
вместо сюртука в шлафроке, «имея шинель внакидку»...
А уж об отлучках с дежурства и опозданиях на службу и
говорить не приходится. По подсчетам историографа пол-
ка, за недолгое время пребывания в армии Дантес набрал
ни много ни мало 44 взыскания.
Тем не менее эти простительные погрешности не ме-
шали Дантесу успешно продолжать карьеру. И не только
офицерскую. Он был одним из самых красивых кавалер-
гардов и одним из самых модных мужчин. Товарищи ис-
кали его общества, потому что он веселил их. Вел. кн. Ми-
хаил Павлович был в восторге от его каламбуров, его изящ-
ных усов и манеры танцевать. Графиня Мусина-Пушкина,
которая приходилась ему родною теткой, относилась к не-
му благожелательно. Граф Адлерберг поощрял его дебюты.
Геккерен, Нессельроде и вся международная аристокра-
тия проталкивали его в свет. День ото дня нежность баро-
на Геккерена по отношению к Жоржу Дантесу станови-
лась все более ярко выраженной. Отец Жоржа, поставлен-
ный в известность об этой исключительной дружбе, писал
21 декабря 1833 года из Сульца покровителю своего сына:
«Не могу в достаточной степени выразить вам всю
мою признательность за ту доброту, с которою вы от-
носитесь к моему сыну, надеюсь, что он окажется дос-
тойным ее. Письмо вашего превосходительства совер-
шенно успокоило меня, ибо не стану скрывать, что я
тревожился за его судьбу. Я боялся, что с его открытым
и доверчивым характером он завяжет знакомства, кото-
рые принесут ему вред; но благодаря вашей доброте, бла-
годаря тому, что вы пожелали взять его под ваше покро-
вительство и отнестись к нему как друг, я спокоен...
С благодарностью принимаю предложение вашего превос-
ходительства покрыть первые расходы по его экипиров-
ке и прошу вас не отказать сообщить мне сумму издер-
жек, дабы я мог вернуть их вам немедленно».
884_______
Александр Пушкин
12 марта 1834 года — новое письмо о том же:
«Жорж своим будущим обязан одному вам, барон, и он
это чувствует, он видит в вас как бы отца, и я надеюсь,
что он окажется этого достойным... Я спокоен за судьбу
сына, которого всецело вручаю вашему превосходитель-
ству».
Все в том же 1834 году барон де Геккерен предпринял
поездку в Эльзас для встречи с семьей молодого человека,
и в первые дни 1836-го решил усыновить Жоржа Дантеса
в качестве сына и наследника.
Это усыновление 24-летнего молодого человека мужчи-
ной 45 лет ошеломило современников. Тем не менее, ока-
завшись в курсе проектов голландского посла, отец Жоржа
Дантеса счел предложение разумным, и 15 февраля 1836
года написал барону Геккерену:
«Барон.
С чувством живейшей благодарности собираюсь отве-
тить вам на ваше предложение, которое вы с такой доб-
ротой делаете мне не в первый раз, — касательно усы-
новления вами моего сына, Жоржа-Шарля Дантеса, и о
назначении его наследником вашего имени и вашего со-
стояния.
Немало доказательств дружбы, которую вы не пере-
ставали выказывать мне уже столько лет, было дано
мне вами, и это новое доказательство завершает все;
ибо этот великодушный план, раскрывающий перед мо-
им сыном будущность, которой я никогда не мог бы уст-
роить ему сам, делает меня счастливым в том, что для
меня всего дороже.
Итак, припишите исключительно силе уз, связующих
отца с сыном, то промедление, с которым я изъявляю
вам мое согласие, жившее давно в моем сердце. В самом
деле, наблюдая внимательно за ростом той привязанно-
сти, которую мой ребенок внушил вам, видя, с какой за-
ботливостью вы взялись с той поры следить за ним,
удовлетворять все его нужды., словом, окружать его забо-
тами, которые ни на минуту не прекращались до сего
_______885
Анри Труайя
дня, когда ваше покровительство раскрывает перед ним
будущность, в которой он не может не отличиться, я
сказал себе, что эта награда всецело принадлежит вам и
что моя отцовская любовь должна уступить перед та-
ким великодушием и самоотвержением.
Итак, барон, спешу сообщить вам, что с сегодняшнего
дня я отказываюсь от всех моих отцовских прав на Жор-
жа-Шарля Дантеса и в то же время разрешаю вам усыно-
вить его в качестве вашего сына, заранее и всецело утвер-
ждая все хлопоты, которые вы найдете нужным пред-
принять для того, чтобы усыновление это получило силу
перед законом.
Я ознакомился с прошением, копию с которого вы мне
прислали и которое мой сын предполагает подать его ве-
личеству королю Голландии, с целью получить разреше-
ние на принятие вашего имени и вашего герба; я не толь-
ко вполне согласен с ним, но если бы оказалось необходи-
мым, чтобы оно было подкреплено тем разрешением,
которое я выдаю вам сегодня, то думаю, что настоящего
письма, поданного королю, вашему повелителю, будет
вполне достаточно, чтобы достигнуть цели его и ваших
желаний.
Наконец, желая пополнить справки, в коих вы можете
нуждаться, я просил власти города, где живу, изготовить
мне свидетельство, удостоверяющее дворянское происхо-
ждение моего рода; прилагаю рисунок моего герба и обе
бумаги присоединяю к письму.
Мне остается, барон, лишь высказать самое искреннее
пожелание, чтобы сын мой своей преданностью вам и
своим поведением в свете оправдал все то, что вы для не-
го делаете; разрешите прибавить к этому новые увере-
ния в глубочайшей благодарности, которую я никогда не
перестану питать к вам и с которой остаюсь
ваш старый друг
Барон Жозеф Конрад Дгнтес».
Хлопоты, относившиеся к усыновлению, растянулись
почти на три месяца. Операция оказалась очень тонкой,
886_______
Александр Пушкин
так как французский Гражданский кодекс, который по-
прежнему был в ходу в Голландии, содержал параграфы (в
ст. 343 и 345) против подобной меры. Голландские конто-
ры избавили Геккерена от трудностей, сославшись на фор-
мальную статью: мол, королевский декрет не упоминает
об усыновлении, каковое было бы признано неподобаю-
щим, но уточняет, что Дантесу и его потомкам разрешает-
ся носить фамилию Геккерен. 22 мая 1836 года барон де
Геккерен с триумфом пишет Нессельроде: «Имею счастье
информировать ваше превосходительство, что я легально
усыновил в качестве своего сына барона Жоржа-Шарля
Дантеса и что решением его величества короля Нидерлан-
дов от 5 мая 1836 года Верховный дворянский суд коро-
левства признает за ним право носить мою фамилию, мой
титул и мой герб».
Таким образом, Жорж-Шарль Дантес перешел из од-
ной семьи в другую, к величайшей радости как своего
кровного отца, так и приемного. Что же касается самого
молодого человека, то означенная перемена отвечала его
самым сокровенным желаниям. Как по мановению вол-
шебной палочки, ему гарантировались будущее и карьера.
Не было такого салона, который не открывал пред ним
свои двери — лишь только постучись. Дамы с ума сходили
по бывшему французскому «шуану», ставшему россий-
ским кавалергардом, по бывшему Жоржу Дантесу, сделав-
шемуся Жоржем Дантесом де Геккерен. А было из-за чего!
Ибо Дантес был красавец. Высокий ростом, грудь колесом,
лицо — кровь с молоком, глаза навыкате, рот — как у за-
писного гурмана, белокурая вьющаяся шевелюра. Изящ-
ный золоченый ус окаймлял его верхнюю губу. Смех его
всегда был исполнен надменности. Речь его была прият-
ной, в ней звучал легкий эльзасский акцент. А жестам его
была присуща та мужская грация, которая чарует персон
противоположного пола. Князь Трубецкой писал о нем:
«Он был очень красив, и постоянный успех в дамском об-
ществе избаловал его; он относился к дамам вообще, как
иностранец, смелее, развязнее, чем мы, русские, и как из-
_______887
Анри Труайя_________
балованный ими, требовательнее, если хотите, нахальнее,
наглее, чем даже было принято в нашем обществе». Как
свидетельствовал другой современник, женщины переби-
вали его друг у друга.
Среди тех женщин, что бледнели при приближении ре-
тивого кавалергарда, были Наталья Пушкина и ее сестра
Катерина Гончарова. Самая модная женщина и вызывав-
ший самое большое восхищение военный оказались объе-
диненными своим исключительным положением в свете.
Дантесу было лестно вскружить голову королеве балов.
И Натали было не менее лестно попасть на примету тако-
го сердцееда. В остальном Дантес в точности соответство-
вал мужскому идеалу Натали. Это вам не тщедушный ко-
ротышка Пушкин, который одевается по самому баналь-
ному фасону, терпеть не может салонов и танцует только
из вежливости. А его успехи на поприще поэзии не меша-
ют ему быть более чем посредственным кавалером. Ему бы
блестящий военный мундир, эполеты, лихо подкрученные
усы, непринужденную галантность, звенящие шпоры, вкус
к яркому свету салонов, музыке и туалетам! Ну и, конечно,
чтобы шевелились денежки. Но чего нет, того нет. А у Дан-
теса все это было. Как и супруга Пушкина, он обожал во-
доворот светской жизни. Как и она, Дантес был молодым
и здоровым, ветреным и пылким Рядом с ним Натали как
никогда чувствовала себя женщиной. Он с первого взгляда
вознаградил ее тем пробудившимся в ней волнением, ко-
торое никак не умел пробудить в ней Пушкин. Итак, от
встречи к встрече Натали все более убеждалась в том, что в
этом человеке воплотились все те добродетели, которых
она тщетно искала бы в Пушкине, когда выходила за него
замуж. И тем не менее у нее и в мыслях не было изменить
поэту. В этом отношении она отличалась честностью выс-
шей степени. Она прекрасно знала, что хорошо и что пло-
хо. Но сколько существовало удобных нюансов между эти-
ми двумя полюсами! Серьезная женщина имела возмож-
ность наслаждаться маленькими удовольствиями, не изменяя
своему долгу. Честной супруге дозволялось, ища приключе-
888________
Александр Пушкин
ний, подступать к самой кромке греха — и без того, чтобы
кто-то имел право критиковать ее поведение. Пушкин дал
ей добро на «кокетничание». И Натали не упускала случая.
Немножко кокетничала с царем, куда больше — с Данте-
сом. Ну что в этом скандального?
Строка к строке мемуары современников воссоздают
портрет этой пары — от автора к автору, от страницы к
странице, из таких мимолетных мелочей, как детали туале-
тов, слагаются выцветшие и драгоценные иллюстрации,
отмечающие этапы надвигающейся драмы. Вот что вспо-
минает знакомый нам Ленц: «Летом 1834 года графы
Вьельгорские наняли на островах Кочубееву дачу... Здесь я
увидел картину, выступавшую из пределов действительно-
сти... Блудов доставил нам оранжированный (именно так
напечатано! — С.Л.) для фортепьяно отрывок из оперы
«Гугеноты», тогда еще неизвестной. Графы создавали коми-
тет из своих музыкальных друзей, чтобы познакомить их с
этой оперой... После обеда доложили, что две дамы, прие-
хавшие верхом, желают поговорить с графами. «Знаю, —
весело сказал Вьельгорский, — оне мне обещали заехать».
И взял меня с собою на балкон. На высоком коне, кото-
рый не мог стоять на месте и с нетерпением рыл копытом
землю, грациозно покачивалась несравненная красави-
ца — жена Пушкина, с нею были ее сестра и Дантес. Граф
стал усердно приглашать их войти. «Некогда» — был ответ.
Прекрасная женщина хлестнула по лошади, и маленькая
кавалькада скрылась за березами аллеи. Это было словно
какое-то идеальное видение! Тою же аллеей зимой 1837 го-
да Пушкину суждено было отправиться на дуэль с Данте-
сом».
А вот строки из мемуаров Н.М. Колмакова: «Летом цар-
ская фамилия <..> почасту пребывала на Елагином остро-
ву. Тогда эта местность с Каменным островом, Новою Де-
ревнею, Строгановым садом особенно была оживленною.
Здание Минеральных Вод только что было выстроено, и
лучшая публика посещала их. Являлась сюда и царица
Александра Федоровна утром для прогулок и вечером во
ч	889
Анри Труайя________
время балов <..>. Помню, на одном из балов был и Алек-
сандр Сергеевич Пушкин со своею красавицею женою,
Натальей Николаевной. Супруги невольно останавливали
взоры всех. Бал кончился. Наталья Николаевна в ожида-
нии экипажа стояла, прислонясь к колонне у входа, а во-
енная молодежь, по преимуществу из кавалергардов, окру-
жала ее, рассыпаясь в любезностях. Несколько в стороне,
около другой колонны, стоял в задумчивости Александр
Сергеевич, не принимая ни малейшего участия в этом раз-
говоре».
Настойчивость ухаживаний Дантеса сперва льстила На-
талье Николаевне, потом казалась ей забавной, затем стала
вызывать в ней смущение — но в итоге Наталья Никола-
евна более не могла обходиться без его компании. Дантес
изощрялся, изобретая поводы для встреч с нею: у общих
друзей, в театре, на балу, на променаде. Эти встречи неиз-
менно патронировались сестрою Натали, Катериной, до
безумия влюбленной в кавалергарда. Отбрасывая прочь
свою гордость, подавляя ревность, бесхитростная дева при-
нимала роль дуэньи ради одного только удовольствия ви-
деть Дантеса и разговаривать с ним.
Пушкин с отвращением наблюдал за игрою Натали,
Дантеса и Катерины. Сам изменял супруге с ее сестрой
Александриной1 — то ли по причине праздности, то ли из
мести. В доме поэта царила удушливая эротическая атмо-
сфера Семейные сцены — все более яростные и все более
бесполезные — следовали одна за другой. Увлеченной Дан-
тесом Натали хотелось, чтобы Пушкин ухаживал за ее се-
строй Александриной. Пушкин упрекал Натали в излиш-
них любезностях в отношении Дантеса. Катерина ревнова-
ла Натали за то, что она так прельстила Дантеса — да не
достоин он этого, не про него такая честь! Весь этот калей-
доскоп двусмысленных интриг, подозрений, любовных 1
1 Иную, доброжелательную точку зрения о свояченице Пушкина
см. в статье А. Ахматовой «Александрина» (впервые опубл, в 1973 г. —
Прим. пер.).
890________
Александр Пушкин
записочек, словесных перепалок, таинственных мечтаний,
рандеву и воздушных платьев приводил поэта в отчаяние.
Детишки кричали. Женщины плакали. Двери хлопали.
А между тем наставала пора одеваться на бал — быстрей,
быстрей! Да освежить лицо студеной водой. Какое бы пла-
тье надеть? Какую прическу сделать? Будет ли сегодня ве-
чером на балу император? А Дантес? ...Не забудем, что зи-
ма 1835/36 гг. была для Пушкина временем чудом не со-
стоявшихся «поединков чести» с Соллогубом, Хлюстиным
и Репниным. Натали снова носила ребенка под сердцем,
но по-прежнему была чересчур уж красивой, уж чересчур
желанной. Денег в кармане кот наплакал. Вдохновение по-
сещало все реже».
Преследуемый всеми этими маневрами Пушкин уже и
не думал о работе. Значение женщины в этом мире ка-
залось ему безмерным, таинственным, роковым. В этих
гладких, белых и слабых созданиях, которые могли вызвать
катастрофы, всего лишь отвернув глаза или подняв руку,
таилось что-то загадочное. Высшая цель, смысл существо-
вания мужчин — в служении женщинам. Поэзия — нечто
вторичное. Гений — нечто вторичное. Как рассказывал Па-
вел Вяземский-младший, Пушкин систематически воздей-
ствовал на его мышление, пытаясь обратить его внимание
на прекрасный пол и убедить, что важность мужчины за-
ключается в том, чтобы уметь снискать расположение да-
мы; как учил Поля Вяземского Пушкин, все на земле дела-
ется ради того, чтобы завоевать внимание дам, и постоян-
но давал ему советы, как себя следует держать с ними, и
украшал свои уроки циничными цитатами из сочинений
Шамфора1.
Ну, а Дантесу уроки не требовались. Он в этом деле
превзошел Пушкина. И одержал верх над Пушкиным, по-
скольку очаровал Наталью. Как-то раз граф А. обратился к
кавалергарду со следующими словами: 1
1Шамфор, С е 6 ас т ь я н - Р о к - Н и кола (1741—1794) —
французский писатель. (Прим. пер.)
_______891
Анри Труайя________
— Дантес! Про вас говорят, что вам всегда везет.
—Женитесь, граф, — ответил тот, — и я вам это докажу.
Чем больше поэт раздумывал над ситуацией, тем боль-
ше склонялся к мысли, что было бы неуклюже запретить
Натали посещать Дантеса. Любовь, встречающая препят-
ствия, приобретает в сердцах ее жертв магическую цен-
ность. Было бы лучше, если бы Натали сама отдалилась от
Дантеса, пойдя, таким образом, против собственной воли.
А впрочем, Натали никогда не нарушит свою верность.
Пушкин это знал. Он, пожалуй, мог бы спокойно дожи-
даться конца этих абсурдных кокетств. Александрина, го-
товая утешать его, — вот она, рядом.
Но дни текли, и походило на то, что Натали вовсе не
собиралась отказываться от свиданий и скрытничания.
Она постоянно получала от Дантеса книги и записки. Слу-
жанка Лиза выполняла эти поручения.
Каково же было истинное значение чувств, соединяв-
ших Натали и Дантеса? Шла ли речь, как полагало боль-
шинство современников, о простой светской интрижке
или о глубоком чувстве? Представляется, что одна лишь
тяга к суетным удовольствиям, доставляемым кокетством,
побуждала Натали отвечать на авансы Жоржа Дантеса.
А он, со своей стороны, судя по всему, не помышлял ни о
чем большем, чем снискать благосклонности элегантной
дамы, внимание которой было ему лестно... Но в силу того,
что они встречались на балах, в театре, на променадах, при
встречах глядели в глаза друг другу, да еще вынуждены бы-
ли при этом скрывать свою любовь, два персонажа втяну-
лись в игру. И то, что начиналось как упражнение в га-
лантности, переросло во взаимную, яростную и отчаянную
страсть. Начиная с начала 1836 года Натали уже не за-
бавляется ухаживаниями Дантеса. Она страдает. Воз-
можно, в первый раз в жизни. Та, кого взял в жены Пуш-
кин, была пленительным, простосердым и лишенным пыл-
кости дитятею; та, кого покорял Дантес, уже была
женщиною. И благодаря самому подходу к ней Дантеса в
Натали существенно созрела женщина. Кстати, он так и
892________
Александр Пушкин
напишет в письме, которое мы приведем чуть ниже: «Эта
женщина, у которой обычно предполагают мало ума, не
знаю, дает ли его любовь, но невозможно внести больше
такта, прелести и ума, чем она вложила в этот разговор».
Благодаря этим небывалым впечатлениям душа Натали
развивалась и обогащалась. Но как быть с тем душевным
расстройством, которое всем своим существом привносил
в нее Дантес? Она была замужем. Ей хотелось оставаться
верной. Но она не любила Пушкина. Она любила его, его
одного1. Как тут быть? Стоявшему перед такой дилеммой
Дантесу требовался совет, помощь, которую он ни от кого
не мог получить. Его покровитель барон де Геккерен неза-
долго до того покинул Петербург и путешествовал по
Франции. Раз за разом Дантес отвергал соблазн доверить
почте тайну своего смятения. Он опасался укоризны посла,
который, будучи человеком осторожным, наверняка осу-
дил бы столь малоблагоразумное поведение. Наконец кава-
лергард, долее не в силах бороться с соблазном, написал
письмо Геккерену, выплеснув в нем свое горе.
Этот документ первостатейной ценности, который дли-
тельное время оставался неизвестным и который нам, на-
конец, позволено обнародовать, служит доказательством
наших утверждений:
«Петербург, 20 января 1836 г.
Дорогой друг мой, я действительно виноват, что не
ответил сразу на два добрых и забавных письма, кото-
рые ты мне написал, но видишь ли, ночью танцуешь, ут-
ром в манеже, днем спишь, вот моя жизнь последних двух
недель, и предстоит еще столько же, но что хуже всего,
это то, что я безумно влюблен! М, безумно, так как я не
знаю, как быть; я тебе ее не назову, потому что письмо
может затеряться, но вспомни самое прелестное созда-
ние в Петербурге, и ты будешь знать ее имя.
Но всего ужаснее в моем положении то, что она тоже
любит меня и мы не можем видеться до сих пор, так как 1
1 Оставим сказанное на совести Труайя. (С.Л.)
_________________________________________________________893
Анри Труайя---------
муж бешено ревнив: поверяю тебе это, дорогой мой, как
лучшему другу и потому, что я знаю, что ты примешь
участие в моей печали, но ради Бога ни слова никому, ни-
каких попыток разузнавать, за кем я ухаживаю, ты ее
погубишь, не желая того, а я буду безутешен. Потому
что, видишь ли, я бы сделал все на свете для нее, только
чтобы ей доставить удовольствие, потому что жизнь,
которую я веду последнее время, — это пытка ежеми-
нутная. Любить друг друга и иметь возможность ска-
зать об этом между двумя ритурнелями кадрили — это
ужасно: я, может быть, напрасно поверяю тебе все это, и
ты сочтешь это за глупости; но такая тоска в душе,
сердце так переполнено, что мне необходимо излиться
хоть немного. Я уверен, что ты простишь мне это без-
рассудство, я согласен, что это так; но я не способен
рассуждать, хотя мне это было бы очень нужно, потому
что эта любовь отравляет мне существование; но будь
покоен, я осторожен и я был осторожен до такой степе-
ни, что до сих пор тайна принадлежит только ей и мне
(она носит то же имя, как та дама, которая писала те-
бе обо мне, что она была в отчаянии, потому что чума и
голод разорили ее деревни); ты должен теперь понять,
что можно потерять рассудок от подобного существа,
особенно когда она тебя любит!.. Вот почему у меня
скверный вид, потому что, помимо этого, никогда в жиз-
ни я себя лучше не чувствовал физически, чем теперь, но
у меня так возбуждена голова, что я не имею минуты по-
коя ни ночью, ни днем; это-то мне и придает больной и
грустный вид, а не здоровье... До свиданья, дорогой мой,
будь снисходителен к моей новой страсти, потому что
тебя я также люблю от всего сердца»'.
Это письмо, искренность которого представляется оче-
1 Эти письма были впервые опубликованы А. Труайя в 1946 г.; год
спустя стали известны видному российскому пушкинисту — МА. Цяв-
ловскому и опубликованы в его переводе на русский язык вскоре после
смерти ученого, в 1951 г. Приводятся по изданию: Ободовская И., /Де-
ментьев М. Наталья Николаевна Пушкина. М., 1985. (С.Л.)
894________
Александр Пушкин
видною, проливает свет на отношения между Дантесом и
Натали. Оба персонажа словно возросли благодаря откро-
вению. Ибо доселе историки строго судили эту молодую
женщину, нечуткую к страданиям своего супруга и неспо-
собную отказаться от удовольствия принимать ухажива-
ния этого франта, который забавлялся тем, что вносил сму-
ту в чужую семью исключительно ради чести вписать в
свой «список трофеев» еще одно имя. Но страсть оправды-
вает тех, кого охватывает. А между ними, Дантесом и На-
тали, была истинная страсть. Даже если бы Натали и ска-
зала себе, что было бы разумным отказаться от встреч со
своим воздыхателем, она физически не могла бы лишить
себя его животворящего присутствия. И даже если бы
Дантес сказал себе, что его любовь безнадежна, он упорст-
вовал бы в своем безумстве и находил наслаждение в том,
чтобы быть несчастным.
Наступила Масленица со своими шумными и нелепы-
ми празднествами. Натали и Дантес виделись друг с дру-
гом почти ежедневно на балах, в театре, на приемах. Вот
страница из дневника фрейлины Мари Мердер от 5 февра-
ля: «На балу у княгини Бутеро. На лестнице рядами стояли
лакеи в богатых ливреях. Редчайшие цветы наполняли воз-
дух нежным благоуханием. Роскошь необыкновенная!
Поднявшись наверх, мы очутились в великолепном саду:
перед нами — анфилада салонов, утопающих в цветах и
зелени. В обширных апартаментах раздавались упоитель-
ные звуки музыки невидимого оркестра. Большая зала с ее
беломраморными стенами, украшенными золотом, пред-
ставлялась храмом огня — она пылала.
В толпе я заметила д'Антеса, но он меня не видел. Воз-
можно, впрочем, что ему просто было не до того <..> он
искал кого-то взглядом и, внезапно устремившись к одной
из дверей, исчез в соседней зале. Через минуту он появился
вновь, но уже под руку с г-жою Пушкиной. До моего слуха
долетело:
— Уехать — думаете ли вы об этом — я этому не ве-
рю — вы этого не намеревались сделать...
_______895
Анри Труайя_________
Выражение, с которым произнесены эти слова, не ос-
тавляли сомнения насчет правильности наблюдений, сде-
ланных мною ранее: они безумно влюблены друг в друга!
Пробыв на балу не более получаса, мы направились к вы-
ходу: барон танцевал мазурку с г-жою Пушкиной. Как сча-
стливы они казались в эту минуту!»1
На одном из этих балов, может быть, даже на балу у
князя Джорджо ди Бутера, Дантес, потеряв всякую скром-
ность, стал умолять Натали сделаться его любовницей. Вот
еще одно письмо Жоржа Дантеса барону де Геккерену, со-
хранявшееся доселе в архивах семьи Геккерен-Дантес и
проливающее свет на этот инцидент:
«Петербург, 14 февраля 1836 г.
Дорогой друг, вот и Масленица прошла, а с ней и часть
моих мучений; в самом деле, кажется, я стал немного 1
1 Запись в дневнике М.К. Мердер — первое по времени из дошед-
ших до нас непосредственных свидетельств об ухаживании Дантеса за
женой поэта. Молоденькая фрейлина была явно не безразлична к Дан-
тесу, и ее впечатлениям вряд ли можно полностью доверять. Люди, бо-
лее проницательные, стоявшие ближе к Пушкину и его семье, видели
эти же вещи в ином свете. НМ. Смирнов, рассказывая о зимнем сезоне
1836 г., писал о Дантесе: «Он страстно влюбился в госпожу Пушкину
<..>. Наталья Николаевна, быть может, немного тронутая сим новым
обожанием (невзирая на то что искренне любила своего мужа, до та-
кой степени, что была даже очень ревнива) <..> или из неосторожного
кокетства, принимала волокитство Дантеса с удовольствием».
Но наблюдения Мари Мердер, хоть они и изложены в экзальти-
рованном и приподнято-романтическом тоне, неопровержимо свиде-
тельствуют о том, что в эти дни настойчивое ухаживание Дантеса уже
было замечено в свете. Характерно, что молодой человек, требуя в пись-
ме к Геккерену, чтобы тот сохранил его «тайну», сам так откровенно
выражал свои чувства в многолюдном обществе, что это сразу же при-
влекло к себе внимание великосветского Петербурга. Тогда же о Дан-
тесе заговорили и в пушкинском кругу. Соллогуб вспоминал: «В ту пору
(в феврале 1836 г.) через Тверь проехал Валуев (жених Машеньки Вя-
земской) и говорил мне, что около Пушкиной увивается Дантес». Об-
ратим внимание на то, что для Соллогуба, уехавшего из Петербурга в
конце 1835 г., это было новостью: значит, до зимы 1836 г. в пушкин-
ском окружении никаких разговоров на эту тему не было. — Стелла
Абрамович. Пушкин. Последний год. Хроника. М., 1991. С. 73—74.
896________
--------Александр Пушкин
спокойнее с тех пор, как не вижу ее каждый день; и по-
том всякий не может больше брать ее за руку, за талию,
танцевать и говорить с нею, как это делаю я, и спокой-
нее, чем я, потому что у них совесть чище. Глупо, но ока-
зывается, чему бы я никогда не поверил, что это рев-
ность приводила меня в такое раздраженное состояние и
делала меня таким несчастным. И потом, когда я ее ви-
дел в последний раз, у нас было объяснение. Оно было
ужасно, но облегчило меня. Эта женщина, у которой
обычно предполагают мало ума, не знаю, дает ли его лю-
бовь, но невозможно внести больше такта, прелести и
ума, чем она вложила в этот разговор; а его было очень
трудно поддерживать, потому что речь шла об отказе
человеку, любимому и обожающему, нарушить ради него
свой долг; она описала мне свое положение с такой непо-
средственностью, так просто, просила у меня прощения,
что я в самом деле был побежден и не нашел ни слова,
чтобы ей ответить. Если бы ты знал, как она меня уте-
шала, потому что она видела, что я задыхаюсь и что
мое положение ужасно; а когда она сказала мне: я люблю
вас так, как никогда не любила, но не просите у меня ни-
когда большего, чем мое сердце, потому что все осталь-
ное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой
иначе, чем уважая свой долг, пожалейте меня и любите
меня всегда так, как вы любите сейчас, моя любовь будет
вашей наградой; право, я упал бы к ее ногам, чтобы их це-
ловать, если бы я был один, и уверяю тебя, что с этого
дня моя любовь к ней еще возросла, но теперь это не то
же самое: я ее уважаю, почитаю, как уважают и почита-
ют существо, к которому вся ваша жизнь привязана. Но
прости, мой дорогой друг, я начинаю письмо с того, что
говорю о ней; но она и я это нечто единое, и говорить о
ней это то же, что говорить обо мне, а ты укоряешь ме-
ня во всех письмах, что я недостаточно распространя-
юсь о себе. Как я уже говорил, я чувствую себя лучше, го-
раздо лучше, и начинаю дышать, слава Ьогу, потому что
моя пытка была невыносима; быть веселым, смеющимся
_______897
Анри Труайя___________
на людях, при тех, которые видели меня ежедневно, то-
гда как я был в отчаянии, это ужасное положение, кото-
рого я и врагу не пожелаю...»1
Итак, Натали, как бы ни была влюблена в Дантеса, от-
казывается стать его любовницей. По каким же соображе-
ниям? Во-первых, она в это время была на шестом месяце
беременности. Ей претило уступать молодому человеку,
поскольку она носила в себе начало новой жизни. Она
страдала от той стесненности и тех рамок (de gene et de
scrupule), обусловленных ситуацией, в которую была по-
ставлена супругом; она боялась обмануть ожидания Данте-
са. Сказала ли она ему в ходе разговора о своем состоя-
нии? Одна фраза в письме Дантеса позволяет предполо-
жить это: «она описала мне свое положение с такой
непосредственностью...» Но Натали сказала также с благо-
родством, которое должно отчасти реабилитировать ее в
глазах ее хулителей: «я люблю вас так, как никогда не лю- 1
1 Комментарии к этим письмам см. в кн.: Ободовская И., Дементь-
ев М. Наталья Николаевна Пушкина. М., 1985. С. 172—178. Как пишут
авторы названной книги, многие исследователи и писатели критически
отнеслись к письмам Дантеса. «Так, например, для Д.Д. Благого во всей
этой истории всего важнее то обстоятельство, что, хотя неизвестная да-
ма и есть Н.Н. Пушкина и у нее было к Дантесу какое-то чувство, но
она осталась верна своему долгу. Сомнение в том, что Наталья Никола-
евна признавалась в любви к Дантесу и что он безумно любил ее, вы-
сказала и писательница Агния Кузнецова в книге «Моя Мадонна».
«...Но полно, было ли признание Натальи Николаевны ему, Дантесу, в
своей любви, если действительно письма эти написаны о ней?.. Было ли
что-нибудь, кроме жалости к нему, когда она верила в искренность его
чувств?.. Можно ли не усомниться в его безумной самозабвенной любви
к Наталье Николаевне, когда в то же время он женится на ее сестре
или поддерживает самые нежные отношения с Идалией Полетикой?»
С.Л. Абрамович считает, что «письма влюбленного молодого че-
ловека всегда являются свидетельством, до крайности субъективным»...
Поэтому «следует отнестись с сугубой осторожностью к его заявлени-
ям, касающимся Н.Н. Пушкиной... Его слова «...она тоже меня любит...»
свидетельствуют скорее о его самоуверенности, чем о реальном поло-
жении дел».
Ниже авторы книги вообще высказывают сомнение, что в этих
письмах речь идет о Натали. Это — их личная точка зрения. (С.Л.)
898_________
Александр Пушкин
но не просите у меня никогда большего, чем мое
сердце, потому что все остальное мне не принадлежит, и я
не могу быть счастливой иначе, чем уважая свой долг».
Что вызывает в нашей памяти этот прекрасный ответ?
Конечно же, заключительную сцену «Евгения Онегина»,
когда герой, умоляя уже замужнюю Татьяну уступить его
желаниям, слышит в ответ:
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана
И буду век ему верна.
Все вокруг Натали были в восторге от романа Пушкина
и видели в Татьяне идеал русской женщины. Вне всякого
сомнения, Натали не могла остаться равнодушной к столь-
ким похвалам, адресуемым литературной героине. Оказав-
шись благодаря обстоятельствам точно в такой же ситуации,
в которой пребывала Татьяна, она решила ей подражать.
Или же, сама того не сознавая, решила следовать совету,
который дал ей Пушкин в своем сочинении. Как бы там
ни было, Натали выказала себя безупречной, и у Дантеса,
коему было не чуждо представление о благородстве, воз-
ник новый прилив любви и уважения к Натали. Вместо то-
го чтобы озлобиться по причине такого поражения, он
словно бы почувствовал облегчение. Надолго ли?
Письмо датировано 14 февраля 1836 года. Что же про-
исходило в последующие недели? Конечно, можно бы ска-
зать, что женские отказы никогда не являются беспово-
ротными и что влюбленный Дантес не преминул бы вновь
начать азартную охоту и назавтра получить то, в чем ему
было уже отказано накануне. Как мы видели, в феврале
1836 года Натали была уже не шестом месяце. Маловеро-
ятно, что, отвергнув мольбы Дантеса в ту пору, когда она
еще была прекрасной и свежей, она могла быть очарована
им несколько недель спустя, когда, деформированная бере-
менностью, рисковала разочаровать своего возлюбленного.
Как мы помним, роды свершились 23 мая 1836 года;
_______899
Анри Труайя
согласно тогдашней врачебной практике, женщина после
родов должна была лежать в постели как минимум 21—25
дней, а в целом процесс восстановления сил занимал шесть-
семь недель. Это значило, что Натали снова вернулась к
привычному ходу жизни в начале июля месяца1.
Войдя в колею, Натали продолжила видеться с Данте-
сом, любя его и дозволяя себе любить, — но понятие о
долге не позволяло ей преступить грань греха. Сжигаемые
тщетными желаниями, опьяняемые затаенным отчаянием,
двое молодых людей танцевали вместе, приникая друг к
другу, тщетно вздыхая и страдая. У Натали не было сил
порвать с этим. А Дантес, по-видимому, воображал себе,
что со временем ему удастся победить эти достойные со-
жаления условности. Пушкин был для него всего лишь
ревнивым мужем, как и все прочие. То, что этот муж был
поэтом, воплощавшим собою национальную славу, его ли-
бо мало заботило, либо он о том не ведал вовсе. А как мог-
ло быть иначе? Дантес не знал по-русски и не интересо-
вался литературой.
В кругах, где он вращался, Пушкин был презираем как
либерал и искатель ссор. Нет, решительно ничто в глазах
кавалергарда не имело ценности перед исключительным
свойством сантиментов, объединявших его с Натали! Тем
не менее Жорж Дантес еще слушался советов соблюдать
осторожность, о чем молодая дама не уставала ему напо-
минать. Вотще! Что он ни делал, чтобы скрыть свою страсть,
она проступала у него на лице1 2.
По поводу этой блистательной и продолжительной свя-
зи по салонам уже циркулировали нелицеприятные слухи;
1 «31 июля Н.Н. Пушкина впервые после смерти своей свекрови
появилась в обществе, и, вероятно, в этот день она в первый раз после
очень долгого перерыва увиделась с Дантесом. Дантес был в этот мо-
мент в упоении от своих успехов...» — Стелла Абрамович. Цит. соч.,
с. 282.
2 По единодушному мнению современников, Дантес не только не
пытался скрыть своего интереса к Натали, но, напротив, всеми средст-
вами старался его афишировать. (С.Л.)
900________
Александр Пушкин
к Пушкину уже стали поступать анонимные письма, напи-
санные вычурным почерком, полные похотливых оскорб-
лений. Одно из таких писем было ему передано на обеде у
Гречей, и он пробежал его глазами, не сходя с места.
— Видно, очень интересное письмо? — спросила хозяй-
ка дома, ибо Пушкин позабыл про всякую корректность.
Он побледнел, встал из-за стола и покинул дом без лишних
слов.
Но его ждали новые анонимки. В ресторане он обнару-
жил такое письмо под салфеткой, в театре ему сунули пись-
мо в шубу. Друзья Пушкина пытались урезонить Натали.
— Я люблю вас, как своих дочерей, — увещала Натали
княгиня Вяземская. — Подумайте, чем это может кон-
читься!
— Мне с ним весело, — отвечала Натали. — Он мне
просто нравится. Будет то же, что было два года сряду.
А что еще ей следовало ответить княгине Вяземской?
Могла ли она откровенно сказать княгине, что без ума от
Дантеса? В любом случае нужно было, чтобы свет поверил,
что она занимается простыми играми в кокетство.
«Если б Nathalie не была непроходимо глупа, — пишет
князь А.В. Трубецкой, — если б Дантес не был так избало-
ван, все кончилось бы ничем, так как, в то время по край-
ней мере, ничего, собственно, и не было — рукопожатие,
обнимание, поцелуи, но не больше, а это в наше время бы-
ли вещи обыденные».
Нет, отнюдь не о «вещах обыденных» шла речь... От глаз
Натали не укрылись терзания супруга, но она не могла
предоставить лекарства от них. Такая вот ситуация — с од-
ной стороны, гениальный поэт, снедаемый ревностью, с
другой — эта молодая увлекающаяся женщина, забавляю-
щаяся таким вот греховным путем. Это была двойная тра-
гедия.
Пушкин страдал оттого, что не получал любви в доста-
точной мере. А Натали не могла любить его так, как он то-
го хотел. Сопротивление соблазну давалось ей слишком тя-
_______901
Анри Труайя__________
жело. Быть достойной Татьяны из «Евгения Онегина» ока-
залось отнюдь не легким делом, ибо такой соблазнитель,
как Дантес, был молод, прекрасен и горяч, а такой супруг,
как Пушкин, был угрюм и печален1.
Пушкин худел, желтел, его нервозность доходила до
предела. Он уже не мог спокойно поддерживать разговор.
Он уже был не в состоянии усидеть за письменным сто-
лом. Он вздрагивал при каждом звонке колокольчика. Бо-
язливо распечатывал корреспонденцию. О, как мечтал он
унестись подальше от всего этого в деревенскую тишь! 1
1 О том, что Наталья Николаевна отнюдь не была нечуткой к по-
давленному состоянию своего супруга (причиной чему до поры до вре-
мени были не столько ухаживания Дантеса, сколько финансовые тяго-
ты), свидетельствует хотя бы ее письмо к старшему брату (середина
июля 1836 г.) с просьбой о помощи, впервые опубликованное в 1975 г.:
«Ты знаешь, что, пока я могла обойтись без помощи из дома, я это де-
лала, но сейчас мое положение таково, что я считаю даже своим долгом
помочь моему мужу в том затруднительном положении, в котором он
находится; несправедливо, чтобы вся тяжесть содержания моей боль-
шой семьи падала на него одного, вот почему я вынуждена, дорогой
брат, прибегнуть к твоей доброте и великодушному сердцу, чтобы умо-
лять тебя назначить мне с помощью матери содержание, равное тому,
какое получают сестры...
Я тебе откровенно признаюсь, что мы в таком бедственном поло-
жении, что бывают дни, когда я не знаю, как вести дом, голова у меня
идет кругом. Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми своими
мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печа-
лен, подавлен, не может спать по ночам, и, следственно, в таком на-
строении не в состоянии работать, чтобы обеспечить нам средства к
существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна
быть свободна.
Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и
бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей сто-
роны постараюсь облегчить его положение; по крайней мере содержа-
ние, которое ты мне назначишь, пойдет на детей, а это уже благород-
ная цель. Я прошу у тебя этого одолжения без ведома моего мужа,
потому что если бы он знал об этом, то, несмотря на стесненные об-
стоятельства, в которых он находится, он помешал бы мне это сделать.
Итак, ты не рассердишься на меня, дорогой Дмитрий- будь уверен, что
только крайняя необходимость придает мне смелость докучать тебе».
Приводится по кн.: Ободовская И.М., Дементьева М.А. Вокруг Пушки-
на. ML, 1975. С. 175—176.
902_________
Александр Пушкин
Но вместо этого Пушкину приходилось жить в петер-
бургском доме, превращенном в магазин мод, вращаться в
блистательных салонах, где он был презираем. Ненависть
его к Дантесу возрастала день ото дня.
«Мне как-то раз случилось, — вспоминает П.П. Вязем-
ский, — пройтись несколько шагов по Невскому проспек-
ту с Н.Н. Пушкиной, сестрой ее Е.Н. Гончаровой и моло-
дым Геккереном; в эту самую минуту Пушкин промчался
мимо нас как вихрь, не оглядываясь, и мгновенно исчез в
толпе гуляющих. Выражение лица его было страшно. Для
меня это был первый признак разразившейся драмы».
На одном из вечером у князя Вяземского Дантесу и
Пушкину случилось обменяться кое-какими резкостями.
Когда настало время разъезда, лакей у дверей закричал:
— Карету Пушкина!
— Какого Пушкина? — ответил голос другого лакея.
— Сочинителя!
И Пушкина не могло не обжечь то презрение, которое
окутывало этот смехотворный титул. Он был всего лишь
маленьким человечком — сочинителем, затерявшимся в
толпе. И больше никем. В свете его принимали из-за кра-
савицы жены, а не из почтения к его таланту. «Певец сво-
боды, наряженный в придворный мундир для сопутствова-
ния жене-красавице, играл роль жалкую, едва ли не смеш-
ную. Пушкин был не Пушкин, а царедворец и муж. Это он
чувствовал глубоко», — констатировал граф Соллогуб.
«Прелестная жена, — язвил недоброжелательный
М.А. Корф, — любя славу своего мужа более для успехов
своих в свете, предпочитала блеск и бальную залу всей по-
эзии в мире и — по странному противоречию — пользуясь
всеми плодами литературной известности Пушкина, ис-
подтишка немножко гнушалась тем, что она, светская
женщина par excellemce, привязана к мужу homme de
lettress, — эта жена с семейственными и хозяйственными
хлопотами привила к Пушкину ревность...»
В салонах о Натали говорили, что у нее «аше de den-
telles» — «кружевная душа».
_______903
Анри Труайя
И Пушкин все прощал этой «кружевной душе», возла-
гая вину за происходящее на Дантеса с Геккереном. Ибо
означенный барон Геккерен, возвратившийся, наконец, из
дальних странствий, принимал активное участие в интри-
гах своего приемного сына. Издалека он советовал ему со-
блюдать осторожность; на месте же он оценил ситуацию
отнюдь не так строго. Видимо, если бы дело касалось иного
супруга, нежели Пушкин, и иной супруги, нежели Наталья
Николаевна, голландский посол не преминул бы посовето-
вать приемному сыну вести себя поблагороднее; но Пуш-
кин был заклятым врагом семейства Нессельроде и, как
следствие, самого Геккерена, который был тесно связан с
министром иностранных дел.
Бесчестя Пушкина, Дантес играл по правилам светских
кругов. Он зарабатывал себе уважение на месте. Это был
вопрос карьеры. К середине октября Жорж Дантес зане-
мог, и Пушкин решил, что появилась возможность пере-
дышки. Какое там! В отсутствие Дантеса его место подле
Натали занял Геккерен. Он волочился за нею, рассказывал
о безумной страсти, которую она возбудила в его прием-
ном сыне, утверждая, что Жорж способен наложить на се-
бя руки, если она по-прежнему будет отказывать его бла-
госклонностям. Рассказывают, что на балу в Благородном
собрании он даже предложил ей бросить Пушкина и бе-
жать за границу вместе с Дантесом Натали с негодовани-
ем отвергла это предложение1.
В первый раз в жизни Натали почувствовала себя поте-
рянной. Она поняла свою неосторожность. Ей хотелось
сделать шаг назад. Но когда Дантес снова появился в свете,
у нее недостало мужества порвать со своим воздыхателем
На каком-то этапе граф В.Ф. Адлерберг (которому вспо-
миналось, что Дантес как-то выразил желание проехаться
на Кавказ и сразиться с горцами) отправился к Вел. кн. 1
1 См. об этом рассказ дочери Натальи Николаевны А.П. Араповой
и заявления Густава Фризенгофа (мужа А.Н. Гончаровой). (Прим.
А. Труайя.)
904________
Александр Пушкин
Михаилу Павловичу, который тогда был главнокомандую-
щим гвардейским корпусом, и, сообщив ему свои опасе-
ния, говорил, что следовало бы хоть на время удалить Дан-
теса из столицы. Но Великий князь не хотел лишать дам
такого блистательного кавалера. Душа общества Дантес
был нужнее российскому двору, нежели поэт Пушкин.
Семья Вяземских, в свою очередь, потребовала от Дан-
теса долее не ухаживать за Натали под кровлею их жили-
ща, но тот ничего не захотел слушать и вновь явился не-
сколько дней спустя. Казалось, Натали была одновременно
напугана и очарована дерзостью молодого кавалергарда.
Но княгиня Вяземская решительно выбранила последнего
и навсегда запретила ему приходить.
Узнав о новой дерзости Дантеса, Пушкин стал все серь-
езнее задумываться о том, чтобы вызвать его на дуэль. Он
не видел иного исхода этим бесчестным интригам. Он те-
рял почву в этом болоте клевет. Да если б только это! «Со-
временник» расходился плохо, долги множились — сумма
неоплаченных векселей составляла уже 120 тысяч; ростов-
щикам в заклад уходили шали, безделицы и серебряные
изделия, принадлежавшие не только чете Пушкиных, но и
сестре Натали Александрине и даже его другу Соболевско-
му. Между тем сестра Ольга и брат Левушка также кате-
горически требовали денег. 9 июля 1836 года он пишет
ИА. Яковлеву1:
«Аюбезный Иван Алексеевич.
Я так перед тобою виноват, что и не оправдываюсь.
Арньги ко мне приходили и уходили между пальцами — я
платил чужие долги, выкупал чужие имения — а свои
долги остались мне на шее. Крайне расстроенные дела
сделали меня несостоятельным... и я принужден у тебя
просить еще отсрочки до осени. Между тем поздравляю 1
1 И.А. Яковлев — владелец многомиллионного состояния, парт-
нер Пушкина по карточным играм, которому поэт еще с 1829 г. (когда
тот уехал за границу) оставался должен 6000 рублей. Его не следует пу-
тать с лицейским товарищем Пушкина МЛ. Яковлевым. (Прим. пер.)
________905
Анри Труайя
тебя с приездом. Где бы нам увидеться? Я в трауре и не
езжу никуда, но рад бы тебя встретить, хоть ты мой и
заимодавец. Надеюсь на твое слишком испытанное вели-
кодушие...»
И 13 июля — ответ Павлищеву на его большое письмо
из Михайловского, вопрос о продаже которого в чужие ру-
ки уже ставился:
«Я очень знал, что приказчик плут... Вы прекрасно сде-
лали, что его прогнали и что взялись сами хозяйничать.
Одно плохо: по письму вашему вижу, что, вопреки моему
приказанию, приказчик успел уже все распродать... Здесь
(в Петербурге) у меня голова кругом идет, думаю прие-
хать в Михайловское, как скоро немножко устрою свои
дела».
Не судьба! 20 октября 1836 года он пишет отцу:
«Я рассчитывал побывать в Михайловском — и не
мог. Это расстроит мои дела по меньшей мере еще на
год. В деревне я бы много работал; здесь я ничего не де-
лаю, а только исхожу желчью». (Оригинал по-француз-
ски.)
Между тем он нанял квартиру во 2-й Адмиралтейской
части1; плата за найм была положена в 4300 рублей в год.
В этом только что обставленном жилище его посетил ху-
дожник Карл Брюллов1 2.
Вот как рассказывает о том сам живописец:
«Вскоре после того как я приехал в Петербург, вечером
1 У Труайя ошибочно: «на Адмиральской улице», каковой в Петер-
бурге нет вообще. (Прим. пер.)
2 Эта квартира по адресу: Набережная Мойки, 12, — была снята
на два года, по сентябрь 1838 г. Переезд сюда был вызван каким-то
конфликтом с управляющим дома Баташева, где Пушкины жили пре-
жде. Что же касается встречи с Карлом Брюлловым, о которой Труайя
ведет речь, то в действительности она состоялась еще летом на камен-
ноостровской даче. «Сохранившееся воспоминание об этом противоре-
чиво и, вполне вероятно, в чем-то вымышлено. Как бы то ни было, лю-
бящий отец, с гордостью показывающий гостю сонных детей, не ста-
нет тут же говорить о случайной женитьбе...» (Последний год жизни
Пушкина. М, 1988. С. 160.)
906________
Александр Пушкин
ко мне пришел Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в
духе, не хотел идти и долго отказывался, но он меня пере-
упрямил и утащил с собой. Дети Пушкина уже спали, он
их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Не шло
это к нему, было грустно, рисовало передо мною картину
натянутого семейного счастья, и я его спросил: «На кой
черт ты женился?» Он мне отвечал: «Я хотел ехать за гра-
ницу — меня не пустили, я попал в такое положение, что
не знал, что мне делать, — и женился».
Глава 2
LES LETTRES ANONYMES
4 ноября 1836 года в девятом часу утра на имя
А.С. Пушкина пришло доставленное по только что учреж-
денной городской почте анонимное письмо на француз-
ском языке:
«Les Grands-Croix, Commandeurs et Chevaliers du
Serenissime Ordre des Cocus, reunis en grand Chapitre, sous la
presidense du venerable grand-Maitre de TOrdre, S.E.D.L.
Harychkine, ont nomme a Tunanimite Mr. Alexandre Pouch-
kine coadjuteur du grand Maitre des L' Ordre de Cocus et
historiograpbe de I'Ordre.
Le secretaire perpetuel: C-te J. Borch».
«Полные Кавалеры, Командоры и кавалеры Светлей-
шего Ордена Всех Рогоносцев, собравшись в Великом Капи-
туле под председательством достопочтенного Великого
Магистра Ордена его превосходительства ДА. Нарышки-
на, единодушно избрали г-на Александра Пушкина коадъ-
ютором Великого Магистра Ордена Всех Рогоносцев и ис-
ториографом Ордена.
Непременный секретарь: граф И. Борх».
В тот же день запечатанное письмо на имя Пушкина
передала с посыльным Елизавета Хитрово. Надо ли гово-
рить, что она не подозревала о его содержании! А была в
_______907
Анри Труайя-------
нем все та же «аттестация», и написано оно было все тою
же рукою.
Наконец к Пушкину явился граф Соллогуб и положил
ему на стол запечатанный конверт... Вот как вспоминает о
том сам граф:
«..л отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько
содержания приносимого мною гнусного пасквиля, пере-
дал его Пушкину. Пушкин сидел в своем кабинете. Распе-
чатал конверт и тотчас сказал мне:
— Я уж знаю, что такое; я такое письмо получил сего-
дня же от Елисаветы Михайловны Хитровой: это мерзость
против жены моей. Впрочем понимаете, что безымянным
письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плю-
нет на мое платье, так это дело моего камердинера вычис-
тить платье, а не мое. Жена моя — ангел, никакое подоз-
рение коснуться ее не может. Послушайте, что я по сему
предмету пишу г-же Хитровой.
Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его
словами... он говорил спокойно, с большим достоинством
и, казалось, хотел оставить все дело без внимания».
Внешне выказывая спокойное презрение к этому обру-
шившемуся на него вороху похабщины, Пушкин в дейст-
вительности не знал, как сдержать гнев. Он задыхался в
бессильном негодовании. Он весь изнемогал, трясся, как
будто был подвергнут публичному бичеванию плетьми. Его
супруга предана осмеянию. Его имя смешано с грязью.
Как сможет он предстать теперь перед светом? Каков бу-
дет стиль его стихов, если он теперь и осмелится их пи-
сать? Требовалось примерно отомстить обидчику. Пока-
рать клеветника! Вывести на чистую воду, заклеймить ка-
леным железом, а может быть, даже убить! Вот только кто
же автор анонимных писем?
После отъезда Соллогуба Пушкин тщательно исследо-
вал пасквили. Бумага высшего сорта. Измененный почерк.
Стиль, как у выдающегося дипломата. Он позвал жену. По-
казал ей письма. И Натали, бледная, не осмелившись при-
знаться в своей привязанности к Дантесу, запинаясь, про-
908_______
--------Александр Пушкин
бормотала что-то насчет пустяковых шалостей и попыта-
лась сыскать себе оправдание, обвинив Геккерена в том,
что он докучал ей своими дурными советами. Бедняжка
была вся в слезах. Она умоляла простить ее. Если она и бы-
ла за что-то в ответе, так только за свою излишнюю легко-
мысленность. Смягчившись, Пушкин отпустил супругу с
миром. Но супружеское счастье отныне становится для
него невозможным, пока он не раздавит того, кто повинен
в подлости... В тот же вечер он отправился к своему быв-
шему однокашнику Михаилу Яковлеву, который праздно-
вал день своего рождения в кругу друзей. Когда по завер-
шении обеда достали шампанское, Пушкин вынул из кар-
мана «диплом» и вскрикнул:
— Вот посмотрите, какую грязь я только что получил!
Яковлев, который занимал пост директора Государст-
венной типографии II Отделения и понимал толк в сортах
бумаги, высказал мнение, что бумага, на которой написан
пасквиль, ввезена из-за границы и могла происходить толь-
ко из какого-нибудь посольства, так как пошлины на ввоз
таких товаров были очень высокими.
Никаких больше вопросов Пушкин не задавал, сочтя
подозрения подтвердившимися. В его глазах творцом «ди-
плома» мог быть не кто иной, как Геккерен. В действи-
тельности же эта поспешная и энергичная дедукция заслу-
живает переоценки. Пушкин угадал направление, откуда
исходил удар; но он заблуждался относительно имени ав-
тора. Во-первых, подобная роскошная бумага водилась от-
нюдь не только в посольствах. Во-вторых, Геккерен не стал
бы опускаться до такой авантюры, как собственноручное
написание анонимных сертификатов. Но идея означенной
клеветы родилась в кругах Нессельроде, к которым при-
надлежал Геккерен и которые питали лютую враждеб-
ность к поэту. Эти «дипломы» для того и были разосланы,
чтобы сослужить службу Дантесу и Геккерену.
Именно ради эксклюзивного бенефиса Геккерена и
Дантеса и был проведен этот коварный маневр. Каковы
же могли быть интересы сторонников Геккерена в этой
_______909
Анри Труайя
афере? Может быть, нападая на Пушкина, они подталки-
вали его к вызову Дантеса на дуэль? Но ведь Дантес был их
любимчиком, их протеже, их звездой, и они опасались ма-
лейшего укола по его самолюбию. Иные пушкинисты вы-
сказывают мнение, что Геккерен действовал из чистой рев-
ности, в надежде навсегда скомпрометировать отношения
Натали с собственным сыном. Внимательного прочтения
«диплома» достаточно, чтобы опровергнуть эти утвержде-
ния. В этом «документе» Пушкина титулуют «коадъюто-
ром Великого Магистра Ордена Всех Рогоносцев»; при
этом «достопочтенным Великим Магистром» является
ДА. Нарышкин.
Имя Нарышкина включено сюда не случайно. Его суп-
руга Мария Антоновна в течение 14 лет — с 1801 и по
1814-й была любовницей Александра I. А была она жен-
щиной «красоты неестественной, невозможной», как и
Натали. Рассказывают, что в качестве «компенсации» На-
рышкин получал от Александра по 40 тысяч рублей ассиг-
нациями в год (в разных источниках цифра варьирует-
ся. — С.Л.), в то время как жалованье Пушкина составляло
всего лишь 5 тысяч. Называя Пушкина «коадъютором На-
рышкина», автор анонимки возводил инсинуацию на На-
тали, намекая, будто она состояла в таких же отношениях
с Николаем I, как Марья Антоновна с покойным Алексан-
дром. И что Пушкин, подобно Нарышкину, получал за
«услуги» жены субвенцию из казны1.
Таким образом, анонимка была нацелена на то, чтобы
возбудить подозрения Пушкина в отношении Николая I,
который подчеркнуто делал авансы Наталье Николаевне.
Круги Нессельроде и Геккерена пришли к мнению, что 1
1 Что касается графа И. Борха, фигурирующего в «дипломе» в каче-
стве «непременного секретаря», то сия персона приобрела известность
благодаря несчастьям в своей семейной жизни. Встретив чету Борхов
по дороге к месту рокового поединка, Пушкин сказал Данзасу (кото-
рый трудился вне Петербурга и потому о том не ведал): «Жена живет с
кучером, а он — с форейтором». И наконец титул «историографа» на-
мекает на историографические занятия Пушкина. (Прим. А. Труайя.)
910________
Александр Пушкин
Дантес явно переусердствовал в своем внимании к супруге
Пушкина и рискует возбудить скандал, а потому решили
закамуфлировать молодого кавалергарда неприкасаемой
персоной монарха. Судя по всему, Геккерен и его друзья
даже не стали посвящать Дантеса в подробности этого ма-
невра: Дантес со своим взрывным темпераментом не по-
терпел бы вовлечения себя в подобную интригу. Спасать
кавалергарда нужно было, невзирая на его характер.
А для того, чтобы сбить с толку ревность Пушкина, все
средства были хороши. Но чья же рука водила пером по
роскошной бумаге, выводя буквы нарочито измененным
почерком? Врагов у Пушкина было хоть отбавляй. Тут и
графиня Нессельроде, и граф Уваров, и княгиня Белосель-
ская, и Идалия Полетика, и князь Гагарин, и князь Долго-
руков, и князь Урусов. Позволим себе вообразить, что в са-
лонах Нессельроде или сам хозяин, или Геккерен, или кто-
нибудь из гостей бросил следующую реплику: «Зря Пуш-
кин так косится на Дантеса. Николай почище кавалергар-
да преследует Натали своими ухаживаниями». Кто-то из
сотрапезников, желая потрафить хозяевам, подхватывает
эту мысль на лету — и вот уже ложатся строки на листы
великолепной, достойной лучшего применения бумаги...
Не кто-нибудь ли из тех беспринципных молодых лю-
дей, которые во множестве толкутся по салонам посольств
и министерств, состряпал эти «дипломы» по чьему-то
строгому наущению или по собственной инициативе? По-
ступая таким образом, анонимщик знал, что его шаг будет
одобрен и покрыт высокопоставленными покровителями.
Он оказывал услугу Геккерену, и как следствие — Нессель-
роде. Ему это зачтется1. Таким образом, хотя барон Гекке- 1
1 Недавние (по отношению ко времени написания книги Тру-
айя. — С.Л.) графологические экспертизы назвали предполагаемым соз-
дателем «дипломов» кн. Долгорукова. Князь Долгоруков, которому в ту
пору было двадцать лет от роду, был завсегдатаем салонов Нессельроде
и Геккерена. Он был обделен красотой — рост маленький, лицо асим-
метричное, одна нога короче другой, — и осознание этого переполняло
его ненавистью. Pederast notoire, он к тому же обладал зловещим вку-
________911
Анри Труайя
рен и не участвовал непосредственно в фабриковании пи-
сем, на него возлагают косвенную ответственность за то,
что он либо подал идею проекта, либо одобрил его.
Какова же была позиция Пушкина? Он признавал, что
Натали кокетничала с императором, но никогда при этом
сом к очернительству. В 1843 г. он выпустил в Париже подписанную
псевдонимом книжицу, в которой смешивал в грязью древнейшие и
благороднейшие фамилии родной страны. В 1856 г. он адресовал кня-
зю М. Воронцову письмо с просьбой прислать ему документы о генеа-
логии дома Воронцовых.
К этому письму была приложена анонимная записка, извещав
шая князя, что, если он даст Долгорукову 50 тыс. руб., сер., его генеало-
гия будет опубликована точно так, как тот пожелает. Сын кн. Воронцова
подал на Долгорукова во французский суд, который по результатам
экспертизы признал Долгорукова автором вышеозначенной записки и
осудил за шантаж. В 1927 г. русский пушкинист П.Е. Щеголев передал
на экспертизу присланные Пушкину пасквили: по заключению экспер-
та, они написаны рукою Долгорукова. Безусловно, эксперт мог оши-
биться, но все, что мы знаем о жизни и характере Долгорукова, гово-
рит в пользу этого утверждения. (Прим. А. Труайя.)
А вот что читаем по этому поводу у Л Ариенштейна: «Экспертизу
проводил некто Сальков, бывший фельдшер, работавший после рево-
люции экспертом в уголовном розыске. Из серьезных людей ему мало
кто поверил. Так, Г.В. Чичерин (в то время нарком иностранных дел)
писал Щеголеву: «На почерк П.В. Долгорукова совсем не похоже Экспер-
тиза Салькова напоминает экспертизу Бертильона по делу Дрейфуса».
А известный ученый, профессор В.А. Мануйлов, подрабатывавший
в молодые годы в качестве литературного помощника Щеголева... гово-
рил: «Ну, какая там, помилуйте, экспертиза. Просто Пал Елисеич по-
ставил Салтыкову бутылочку, и тот написал все, что требовалось».
Слова ВА.. Мануйлова впоследствии подтвердились: проведенные
в 1976 и 1987 гг. две тщательные экспертизы с использованием средств
современной криминалистики установили полное несоответствие по-
черков Долгорукова и Гагарина почерку отправителя пасквиля».
Вот бесспорные факты, полученные в результате экспертизы,
проведенной в 1974 г. сотрудниками ВНИИ судебных экспертиз: оба
сохранившихся экземпляра «диплома» «написаны одним и тем же ли-
цом; текст писал не француз, поскольку во французском тексте имеют-
ся ошибки, немыслимые для носителя языка; писал текст не простолю-
дин (как одно время полагали), а человек образованный: высказано
также предположение, что составитель и исполнитель диплома — один
и тот же человек» (Ариенштпейн А.М. Пушкин: непричесанная биогра-
фия, с. 182, 189).
912_________
Александр Пушкин
не выходила за рамки приличия. Он понимал — лучше,
чем это понимали его первые биографы, — что один толь-
ко Геккерен был заинтересован в том, чтобы представить
ему Николая как признанного любовника своей жены.
«..Л убедился, что анонимное письмо исходило от г-на
Геккерена, о чем считаю своим долгом довести до сведе-
ния правительства и общества» (21 ноября 1836 г., ориги-
нал по-французски).
Вот строки из письма П. Вяземского к Вел. кн. Михаилу
Павловичу: «Как только были получены анонимные пись-
ма, он (Пушкин) заподозрил в их сочинении старого Гек-
керена и умер с этой уверенностью. Мы так никогда и не
узнали, на чем было основано это предположение, и до
самой смерти Пушкина считали его недопустимым. Толь-
ко неожиданный случай (неизвестно какой. — Прим.
А. Труайя) дал ему впоследствии некоторую долю веро-
ятности. Но так как на этот счет не существует ника-
ких юридических доказательств ни даже положительных
оснований, то это предположение надо отдать на суд
Божий, а не людской».
А в мемуарах Н.М. Смирнова, супруга красавицы Рос-
сетти, читаем противоположное: «...одно не подлежит со-
мнению, это то, что Геккерен был их сочинитель. Послед-
ствия доказали, что государь в этом не сомневался...»1
Позже и сам Николай признавался в письме к брату
Михаилу Павловичу: «Это происшествие (гибель поэта)
возбудило тьму толков, наибольшею частью самых глупых,
из коих одно порицание поведения Геккерена справедли-
во и заслужено: он точно вел себя как гнусная каналья». 1
1 Последствия — высылка Геккерена из Петербурга. По-видимому,
Пушкин убедил Николая I в причастности Геккерена к составлению
пасквиля. В то же время... у Николая были и личные мотивы для неудо-
вольствия голландским посланником. (См.: Н.Я. Эйдельман. О гибели
Пушкина. — «Новый мир», 1972, № 3. С. 206—211; Пушкин в воспо-
минаниях современников. Т. 2. М., 1974. С. 459.)
_______913
Анри Труайя
Пушкин, уверенный в правильности своих шагов, был
настроен на решительные действия. Порвать с царским
двором, потому что его смехотворный титул камер-юнке-
ра, жалованье, которое он получал от императора, и посто-
янное присутствие Натали на балах во дворце и были те-
ми факторами, что спровоцировали клевету. Нанести удар
Геккерену в лице его приемного сына, ибо оба они были в
ответе за его позор.
6 ноября, через два дня после получения анонимных
пасквилей, он пишет министру финансов Канкрину:
«Милостивый государь граф Егор Францович!
Ободренный снисходительным вниманием, коим ваше
сиятельство уже изволили меня удостоить, осмеливаюсь
вновь беспокоить вас покорнейшею моею просьбою.
По распоряжениям, известным в министерстве вашего
сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45 000
руб., из коих 25 000 должны мною быть уплачены в тече-
ние пяти лет.
Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно,
нахожу в том одно препятствие, которое легко быть
может отстранено, но только вами.
Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200
заложены в 40 000. По распоряжению отца моего, пожа-
ловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их
при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну,
так и в частные руки.
Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, не-
смотря ни на какие частные распоряжения, если только
оные высочайше не утверждены.
В уплату означенных 45 000 осмеливаюсь предоста-
вить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно,
и более.
Осмеливаюсь утрудить ваше сиятельство еще одною,
важною для меня просьбою. Так как это дело весьма ма-
лозначащее и может войти в круг обыкновенного дейст-
вия, то убедительнейше прошу ваше сиятельство не до-
водить оного до сведения государя императора, который,
914_______
Александр Пушкин
вероятно, по своему великодушию не захочет таковой
уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может
быть, и прикажет простить мне мой долг, что постави-
ло бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положе-
ние: ибо я в таком случае был бы принужден отказаться
от царской милости, что и может показаться неприлич-
ным напрасной хвастливостию и даже неблагодарностию.
С глубочайшим почтением и совершенной преданно-
стию честь имею быть, милостивый государь, вашего
сиятельства покорнейшим слугою
Александр Пушкин».
Это безрассудное письмо свидетельствует о том мораль-
ном смятении, в котором находился поэт. Во-первых, Пуш-
кин не мог распоряжаться Болдином, на управление кото-
рым отец дал ему лишь простую доверенность. Во-вторых,
казна не имела права спонтанно взять назад ссуду, предос-
тавленную императором и погашавшуюся ежегодными
вычетами из жалованья поэта. Но Пушкин готов был по-
ставить все на карту, надеясь отделаться наконец от Санкт-
Петербурга с его императорским двором, светскими ко-
кетничаньями и анонимными письмами.
Как и следовало ожидать, этот шаг результата не дал.
Вот что ответил министр на прошение поэта:
«Милостивый государь мой Александр Сергеевич!
Касательно предположения вашего, изъясненного в пись-
ме вашем от 6-го сего ноября, об обращении принадлежа-
щих вам 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200
заложены в 40 т. руб., в уплату 45 т. руб. должных вами
Государственному Казначейству, имею честь сообщить,
что с моей стороны полагаю приобретения в казну поме-
щичьих имений вообще неудобными и что во всяком по-
добном случае нужно испрашивать высочайшее повеле-
ние. Имею честь быть с совершенным почтением
вашим, милостивый государь мой,
покорным слугою
гр. Канкрин».
_______915
Анри Труайя--------
Накануне того дня, когда было отправлено письмо Кан-
крину, Пушкин послал Дантесу вызов. В это время Дантес
находился на дежурстве по дивизиону1, и вызов попал в
руки барона Геккерена. Ошалевший приемный папаша
понял, что анонимные письма, вместо того чтобы настро-
ить Пушкина против императора, развязали его гнев против
подлинных виновников. Он думал, что спас своего сына, —
и теперь решительно оказался растерян. Что же делать?
Около полудня 5 ноября голландский посол заявился с
визитом к Пушкину и промямлил дрожащим голосом, что
от имени Жоржа принимает вызов, но просит об отсрочке
на 24 часа в надежде, что Пушкин спокойнее все взвесит и
переменит свое решение. Пушкин дал согласие на отсроч-
ку. Он странным образом почувствовал облегчение — с то-
го самого момента, как принял экстремальное решение.
Он охотно шутил с женою, которая была не в курсе его
проектов. Если победа останется за ним, его честь будет
отомщена раз и навсегда. Если будет убит в поединке —
вся эта суета сует, весь этот позор с бесчестьем, вся эта пе-
чаль с хандрою исчезнут вместе с ним. Чего уж лучшего
желать?
...По истечении 24-часовой отсрочки, 6 ноября, Гекке-
рен снова появился на пороге дома Пушкиных. Поэт оста-
вался непреклонен в своем решении.
И тут, потеряв последние крохи самообладания, Гекке-
рен залился слезами. Мысль о том, что его приемный сын
может быть убит на дуэли, лишала его энергии. Пуш-
кин — грозный противник. А Дантес — он так молод! Пы-
таясь задобрить поэта, Геккерен говорил ему о своей ста-
рости, отеческой любви к приемному сыну и постыдных 1
1 Как явствует из книги Щеголева, 4 ноября поручику барону Дан-
тесу-Геккерену «за незнание людей своих взводов и за неосмотритель-
ность в своей одежде командир полка сделал строжайший выговор и
предписал нарядить его дежурным по дивизиону пять раз» (говоря со-
временным языком, Дантес получил пять нарядов вне очереди). Дежу-
рил Дантес во исполнение предписания 5, 7, 9, 11 и 13 ноября — эти
даты важны для хронологий событий.
916________
Александр Пушкин
последствиях, которые дуэль могла бы возыметь для его
дипломатической карьеры. Он заверял поэта, что Дантес
по-прежнему оставался не в курсе вызова, который послал
ему Пушкин. Он даже воскликнул с надрывом:
— Я вижу здание всех моих надежд разрушенным до
основания в ту самую минуту, когда считал свой труд дове-
денным до конца!
И стал умолять поэта о новой отсрочке — еще на неделю.
Пушкин был тронут отчаянием, написанным на его из-
можденном лице и читавшимся в его красных от бессон-
ницы глазах.
— Если так, то не только неделю — я вам даю две неде-
ли сроку и обязуюсь честным словом не давать никакого
движения этому делу до назначенного дня и при встречах
с вашим сыном вести себя так, как если бы между нами
ничего не произошло.
В этот же самый день тетка Натальи Пушкиной Екате-
рина Ивановна Загряжская (ее не следует путать с Наталь-
ей Кирилловной Загряжской — прообразом Пиковой да-
мы. — С.Л.) послала своего племянника Ивана Николаеви-
ча Гончарова — брата Натальи Николаевны — в Царское
Село за Жуковским в надежде, что придворный поэт суме-
ет уладить конфликт.
Получив известие о том, какой оборот принимают дела,
Жуковский выезжает в Петербург, полный решимости
сделать все возможное, чтобы отвести беду. В глазах у него
стояли слезы. Такая широта его души была неожиданно-
стью для самого Геккерена. И, видимо, простота этой ду-
ши не была для него секретом. Шансы замять скандал еще
не были потеряны.
Раскланявшись с Пушкиным, барон Геккерен развер-
нул бурную деятельность. И впрямь, активность ему при-
шлось проявить сверхъестественную. Загряжская и Жуков-
ский были теми двумя «нейтральными державами», на ко-
торые он мог рассчитывать. На следующий день, 7 ноября,
Жуковский наносит визит к Загряжской для последних
консультаций, а от нее направляется к Геккерену. Невин-
ный как младенец, преданный своему собрату по перу, не-
_______917
Анри Труайя________
счастный Жуковский расшибался в лепешку, пытаясь по-
трафить противоположным сторонам. Он стремился лю-
бой ценой помешать столкновению Пушкина и Дантеса.
И вот в этот же день, 7 ноября, Геккерен предложил ему
средство закрыть дебаты. Жуковский заносит в свою за-
писную тетрадку:
«7 ноября. ...Открытия Геккерена. О любви сына к Кате-
рине (моя ошибка насчет имени). Открытие о родстве; о
предполагаемой свадьбе.
— Мое слово. — Мысль (дуэль) все остановить...»
Таким образом, Геккерен нашел почетные условия раз-
решения ситуации, удовлетворяющие всех. Он дал клятву
добрейшему Жуковскому, что Дантес влюблен вовсе не в
Натали, но в ее старшую сестру Екатерину. Выходило так,
что ревность ослепила поэта — он готов спровоцировать
дуэль со своим возможным свояком. Он готов разрушить
альянс, складывавшийся уже давно и из самых лучших по-
буждений. Это признание потрясло Жуковского. Очаро-
ванный, сияющий, он бросился к Пушкину, чтобы повто-
рить ему добрую весть. Но Пушкин оказался не столь до-
верчив, как Жуковский. Новость привела его в ярость: поэт
жаждал поединка, чтобы очиститься от нанесенных ему
оскорблений, и наивно полагать, что он поверил в эту вне-
запно вспыхнувшую любовь Дантеса к сестре своей жены.
Уж он-то помнил, что Дантес едва ли не год твердил всем,
что влюблен в Наталью Пушкину. И Жуковский, после
бурного обмена мнениями, занес в свою тетрадку:
«Les revelations»1. Его бешенство».
В глазах Пушкина откровения Геккерена были не более
чем низменной попыткой увильнуть от поединка. Он уже
сожалел, что дал голландскому посланнику двухнедельную
отсрочку.
На следующий день, 8 ноября, Геккерен отправился
плакаться к Загряжской, а Жуковский возвратился к Пуш- 1
1 Разоблачения {фр.). Как мы видим, одно из самых часто встре-
чающихся слов в этих записях Жуковского. (См.: Пушкин в воспомина-
ниях современников. Т. 2. М., 1974. С. 339—340.)
918________
Александр Пушкин
кину. «Большее спокойствие, — с удовлетворением замеча-
ет он. — Его слезы. То, что я говорил о его отношениях»1.
Пушкин плакал, но по-прежнему отказывался верить Гек-
керену...
Наконец, 9 ноября Дантес, освободившись от службы,
возвратился к приемному отцу и узнал от него всю исто-
рию. Стало быть, так: Пушкин вызвал его на дуэль, и, что-
бы избежать таковой, требовалось, чтобы он женился на
этой самой Катерине, которую он ни чуточки не любил.
Следует думать, первой реакцией кавалергарда была вспыш-
ка гнева, вызванная постыдным маневром Геккерена. Как
же так! Он ли не молодец, он ли не удалец! Ему ли, папаше,
не знать, как его сыночек жаждет обладать Натали! Прочь
сомнения — и к барьеру так к барьеру! И вот папаша
предлагает ему отказаться от поединка и просить руки
этой Катерины, которая, ко всему прочему, не люба ему
ни на грош? Да его же засмеют как труса! Но Геккерен
ничего и слышать не хотел. Дуэль Пушкина с Дантесом
перечеркнула бы ему всю дипломатическую карьеру.
В конце концов, за все, что он сделал для приемного сы-
на, Геккерен вправе требовать от него такой мизерной
жертвы самолюбием. «Говоря по правде, надо сказать, что
мы все, так близко следившие за развитием этого дела, ни-
когда не предполагали, чтобы молодой Геккерен решился
на этот отчаянный поступок, лишь бы избавиться от по-
единка. Он сам был, вероятно, опутан темными интригами
своего отца. Он приносил себя ему в жертву», — писал кн.
Вяземский Великому князю Михаилу Павловичу. 1
1 Комментирует ЯЛ. Левкович: Жуковский «пытается воздейство-
вать на Пушкина и умерить его «бешенство» против Дантеса, напоми-
ная ему об его увлечениях». (Пушкин в воспоминаниях». Т. 2. М., 1974.
С. 504—505.) Данную точку зрения поддерживаем и мы. Памятуя о
том, в каких выражениях Жуковский комментировал желание Пуш-
кина порвать с монаршими «милостями» и выйти в отставку, можно
только догадываться, какие слова срывались с его уст, когда он хотел
сказать своему собрату по перу примерно следующее: «Вспомни —
сам-то ты как держал себя в молодости? Чего ж теперь удивляешься?»
Видимо, Жуковский напомнил поэту о Воронцове, Ризниче, Керне и
других злополучных мужьях. (С.Л.)
________919
Анри Труайя
Дя, кстати — женитьба на Катерине еще более прибли-
зит его к Натали! Ведь она сделается его свояченицей. Он
сможет встречаться с нею так часто, как захочет, и Пуш-
кину возразить будет нечего. В конечном счете — такая ли
уж уродина эта Катерина? Конечно, не красавица, как На-
тали, но, во всяком случае, вполне приятна внешне. Рослая,
стройная, великолепные плечи, черные мечтательные глаза.
Ей не откажешь в шарме. И сердце у нее золотое. Будет
прекрасная хозяйка в доме, внимательная супруга и доб-
родетельная мать.
Геккереновы аргументы, угрозы, увещевания возымели
действие, ибо Дантес — удрученный, подавленный, расте-
рянный — согласился, наконец, представить дело так, буд-
то влюблен в Катерину.
Геккерен тут же принялся распускать по городу но-
вость об этой внезапно возникшей страсти. Официальная
версия звучала так: Дантес уже давно влюблен в Екатерину
и хочет на ней жениться; но его приемный родитель досе-
ле не одобрял этого союза, считая партию не очень-то
авантажной для блистательного офицера. Тем не менее,
признавая, что его сына обвиняют в компрометации за-
мужней женщины, Геккерен теперь дает согласие на этот
союз, отвечающий желаниям двух молодых людей.
Занимаясь оркестровкой этого неожиданного свадебно-
го марша, голландский посланник снова обратился к Ната-
ли с просьбой написать Дантесу письмо, призывающее его
отказаться от дуэли. Натали, которую наконец ввели в
курс ситуации, не поддалась на эту недостойную уловку.
Вот когда перед нею со всей очевидностью открылись по-
следствия ее фатального легкомыслия. Она увидела, что
честь, а может быть, и жизнь ее супруга оказались под уг-
розой. Она воображала себе самое худшее, но по-прежне-
му не могла взять в толк, зачем устраивают столько шуму
вокруг нескольких любовных записочек да мимолетных
поцелуев, которыми они обменивались с красавцем Данте-
сом. Не в этот ли миг Натали, желая обезопасить себя от
всяческих подозрений в будущем, потребовала от барона
Геккерена аттестации своей супружеской верности за под-
920________
Александр Пушкин
писью самого Жоржа Дантеса? Токовую аттестацию гол-
ландскому посланнику не составило трудностей предста-
вить, так как она в равной мере служила интересам его
приемного сына, как и его собственным.
Иначе разве мог бы он, обвиненный впоследствии в
подстрекательстве сына к ухаживаниям за Натали, напи-
сать в письме к Нессельроде от 1 марта, не боясь быть
уличенным в противоречии самому себе: «Мне возразят,
что я должен бы был повлиять на сына? Г-жа Пушкина и
на это могла бы дать удовлетворительный ответ, воспроиз-
ведя письмо, которое я потребовал от сына, — письмо, ад-
ресованное к ней, в котором он заявлял, что отказывается
от каких бы то ни было видов на нее. Письмо отнес я сам
и вручил его в собственные руки. Г-жа Пушкина восполь-
зовалась им, чтобы доказать мужу и родне, что она нико-
гда не забывала вполне своих обязанностей».
Фактически отношение Геккерена к несчастной стра-
сти, объединявшей Дантеса и Натали, всегда диктовалось
обстоятельствами. Находясь вдалеке от Санкт-Петербурга,
он советовал сыну вести себя осмотрительнее. Вернувшись
в российскую столицу и поняв, что все окружение Нес-
сельроде подстрекает Дантеса, он присоединил свой голос
к хору недругов Пушкина. Поскольку его приемный сын
пропадал от любви, он убеждал Натали долее не отвергать
его авансы. Натали же имела неловкость для очистки со-
вести исповедоваться во всем мужу, чем разжигала его
ревность. А вспышки гнева Пушкина, как рассказывают,
были ужасны. Вот в этот-то момент барон Геккерен, охва-
ченный предчувствием, и прибегнул к идее анонимных пи-
сем либо одобрил ее1.
Увы! Эта последняя стратагема провалилась с треском.
Остался лишь один шанс выйти сухим из воды. Усыпить
подозрения Пушкина — урезонить Дантеса — урезонить
Натали — потопить их страсти в потоке словес. В любом 1
1 Отнесемся к этому как к одной из гипотез: ведь неопровержи-
мых доказательств причастности Геккерена к анонимкам по-прежнему
нет. (С.Л.)
_________921
Анри Труайя--------
случае эти усилия зачтутся ему за попытку добиться раз-
рядки, если развязкой интриги будет катастрофа. Маневр
оказался небесполезным, ибо он снабдил Геккерена еще
одним аргументом, который он изложил во все том же
письме к Нессельроде от 1 марта 1837 года:
«Я якобы подстрекал моего сына к ухаживаниям за г-жою
Пушкиной. Обращаюсь к ней самой по этому поводу.
Пусть она покажет под присягой^, что ей известно, и об-
винение падает само собой. Она сама сможет засвиде-
тельствовать, сколько раз предостерегал я ее от пропасти,
в которую она летела. Она скажет, что в своих разгово-
рах с нею я доводил свою откровенность до выражений,
которые должны были ее оскорбить, но вместе с тем и
открыть ей глаза; по крайней мере, я на это надеялся».
Все правильно — Геккерен объяснял Натали, какому
риску она себя подвергает, продолжая посещать Дантеса.
Вот только умолчал о том, что так он стал поступать лишь
в последние часы, а в ту пору, пока скандала можно было
не опасаться, он внушал ей прямо противоположную ли-
нию поведения. В итоге Натали была так ошеломлена эти-
ми бесконечными противоречивыми разговорами, ставкой
в которых был ее покой, что она более никого не хотела
слушать. В частности, Геккерен отталкивал и пугал ее.
Не найдя в лице Натали, как он рассчитывал, надежно-
го союзника, Геккерен возвратился к ее тетушке Загряж-
ской и к Жуковскому. Жуковский с энтузиазмом принял-
ся разъяснять Пушкину, как влюблен Дантес в Катерину и
как ему хочется взять ее в жены. Но Пушкин, прекрасно
знавший, к которой из сестер так неудержимо влечет Дан-
теса, счел шутку излишне грубою и заявил, что стоит толь-
ко объявить об отмене дуэли, как Дантес словно бы слу-
чайно возьмет назад свое обещание жениться. Жуковский
1 «Он прекрасно понимал: никто Пушкину, носившую траур по
мужу, тревожить не будет. И еще Геккерен знал, что прошло уже две
недели, как Наталья Николаевна уехала с детьми из Петербурга» (Со-
колов В. Рядом с Пушкиным. Т. 1. М., 1998. С. 185.)
922________
Александр Пушкин
настаивал, чтобы Пушкин переговорил с Дантесом. Пуш-
кин и видеть его не хотел.
«Я не могу еще решиться почитать наше дело конче-
ным, — писал Жуковский Пушкину 9 ноября. — я не
дал никакого ответа старому Геккерену; я сказал ему в
моей записке, что не застал тебя дома и что, не видав-
шись с тобою, не могу ничего отвечать. Итак, есть еще
возможность все остановить. Реши, что я должен отве-
чать. Твой ответ невозвратно все кончит. Но ради Бога
одумайся. Дай мне счастие избавить тебя от безумного
злодейства, а жену твою от совершенного посрамления.
Жду ответа. Я теперь у Вьельгорского, у которого обедаю».
Назавтра наутро, 10 ноября, — новое письмо от Жу-
ковского:
«Я обязан сделать тебе некоторые объяснения. Вчера я
не имел для этого довольно спокойствия духа. Нынче по-
утру скажу старому Геккерену, что не могу взять на себя
никакого посредства, ибо из разговора с тобою вчера убе-
дился, что посредство ни к чему не послужит, почему я и
не намерен никого подвергать неприятности отказа.
Старый Геккерен таким образом не узнает, что попыт-
ка моя с письмом его не имела успеха. Это письмо будет
ему возвращено, и мое вчерашнее официальное свидание с
тобою может считаться не бывшим.
Все это я написал для того, что счел святейшею обя-
занностию засвидетельствовать перед тобою, что мо-
лодой Геккерен во всем том, что делал его отец, был со-
вершенно посторонний, что он так же готов драться с
тобою, как и ты с ним, и что он так же боится, чтобы
тайна не была как-нибудь нарушена. И отцу отдать ту
же справедливость. Он в отчаянии, но вот что он мне
сказал: Je suis condamne a la guillotine; je fais un recours au
grace, si je ne reussis pas, U faudra monter; et je monterai, car
j'aime Thonneur de mon fils autant, que sa vie1. — Этим 1
1 Я приговорен к гильотине; я взываю к милосердию, если это не
удастся — придется взойти на эшафот, и я взойду, потому что мне так
же дорога честь моего сына, как и его жизнь {фр.).
________923
Анри Труайя_______
свидетельством роля (роль. — С.Л.), весьма жалко и не-
удачно сыгранная, оканчивается. Прости».
Поскольку Жуковский объявил о своем выходе из игры,
Геккерен обратился к тетушке Загряжской. И тетушка За-
гряжская согласилась вести переговоры. В целом задача за-
ключалась в том, чтобы сторона Дантеса дала официальное
согласие на брак Жоржа с Катериной, а Пушкин офици-
ально отозвал вызов, направленный будущему свояку. Но
сторонам не удалось договориться о порядке действий.
Сражаясь за самолюбие своего приемного сына, Геккерен
настаивал на том, чтобы сперва Пушкин представил отказ
от дуэли в письменном виде, причем в письме не должно
было упоминаться о женитьбе; и только засим Дантес объ-
явит о своем намерении жениться на Катерине.
Пушкин охотно соглашался написать письмо, аннули-
рующее картель, но мотивом к этому должно было слу-
жить именно объявление о предстоящем браке Дантеса и
Катерины. Наконец удалось достигнуть компромисса: Пуш-
кин встретился с Геккереном у тетушки Загряжской. По-
следняя поклялась поэту всеми святыми угодниками, что
она выступала единственной побудительницей брака Дан-
теса с Катериной. Пушкин выслушал ее с иронией. Его бы-
ло на мякине не провести. Но он с наслаждением раз-
мышлял о том, в каком смешном виде будет выставлен
Дантес, который женится на Катерине, чтобы избежать
дуэли с «сочинителем». Но с не меньшим наслаждением
размышлял он и о том презрении, которое Натали не пре-
минет выразить кавалергарду, проявлявшему такую на-
стырность в салонах, но отказавшемуся от выхода на по-
единок. О настроении Пушкина в эти дни свидетельствует
хотя бы письмо к нему Жуковского (14 или 15 ноября):
«Вчера ввечеру после бала заехал я к Вяземскому. Вот
что а реи pres (приблизительно) ты сказал княгине
третьего дня, уже имея в руках мое письмо: Je connais
I'homme des lettres anonymes et dans huit jours vous
entendrez. parler d'une vengeance unique en son genre; elle
sera pleine, complete; elle jettera, I'homme dans la boue: les
924_______
Александр Пушкин
hauts faits de Rayeffsky sont un jeu d'enfant devant ce que je
me propose de fair»1 и тому подобное. Все это очень хоро-
шо особливо после обещания, данного тобою Теккерену в
присутствии твоей тетушки... что все происшествие ос-
танется тайною».
Теперь прекрасная месть была у него в руках! В присут-
ствии Геккерена и Загряжской Пушкин наконец согласил-
ся отозвать свой вызов. Вся процедура происходила на сло-
вах. Словесное обещание брака. Словесный отзыв вызова
Дантеса на дуэль. Казалось, что дело будет урегулировано в
наилучших интересах каждой из сторон.
Но Дантес, который поначалу вроде бы поддался на
убеждения приемного папаши, неожиданно заартачился.
День ото дня в нем крепло осознание гротескового харак-
тера ситуации, в которую он попал. Он охотно пошел бы
на жертву ради карьеры своего приемного папаши или же
во имя чести и покоя Натали. Но — не на то, чтобы в ито-
ге прослыть трусом! Что скажут его приятели-кавалергар-
ды? Что скажут дамы? Устный отказ Пушкина был непри-
емлем. Требовалась скрепленная подписью бумага, в кото-
рой не шла бы речь о Катерине. Что-нибудь в таком роде:
«Я заблуждался, вызывая вас на дуэль... Бес попутал... Ста- * Е.
1 Я знаю, кто автор анонимных писем, и не пройдет и восьми
дней, как вы услышите о мести, в своем роде уникальной; она за все
воздаст ему сполна; она втопчет его в грязь: подвиги Раевского — дет-
ская забава по сравнению с тем, что намерен сделать я (фр.).
Под «подвигами Раевского» Пушкин понимает крайнее оскорб-
ление, нанесенное в 1828 году «демоническим» А.Н. Раевским графине
Е. Воронцовой. За это обидчик был выслан из города без права прожи-
вания в столицах; лишь в 1834 г. ему дозволили поселиться в Москве.
«Поэт был в то время в зените славы...» Для самовлюбленной и озлоб-
ленной души Раевского это было невыносимо: он не мог внутренне
примириться с тем, что человек, которого он считал по всем статьям
ниже себя, так превзошел его в жизненных успехах. Он не мог допус-
тить мысли, что эти успехи порождены талантом и достоинствами са-
мого Пушкина: гораздо утешительнее было думать, что это скорее ре-
зультат «успехов» его красавицы жены...» (Ариенштейн Л.М. Цит. соч.
с. 184.) 7LM. Ариенштейн выдвигает гипотезу, что кандидатом на геро-
стратовы лавры автора пасквиля можно считать и А.Н. Раевского. (С.А.)
________925
Анри Труайя
нем снова добрыми друзьями...» Только в этом случае Дан-
тес согласится пойти под венец с этой самой Катериной,
главное достоинство которой в том, что она сестра Натали.
Не сказав ни слова приемному папаше, Дантес царапа-
ет пером на клочке бумаги:
«Жениться или драться». Так как честь моя запрещает
мне принимать условия, то эта фраза ставила бы меня в
печальную необходимость принять последнее решение.
Я еще настаивал бы на нем, чтобы доказать, что такой мо-
тив брака не может найти места в письме, так как я уже
предназначил себе сделать это предложение после дуэли,
если только судьба будет мне благоприятна. Необходимо,
следовательно, определенно констатировать, что я сделаю
предложение т-11 Екатерине не из-за соображений сатис-
факции или улажения дела, а только потому, что она мне
нравится, что таково мое желание и что это решено един-
ственно моей волей». (Запись Дантеса, найденная в архиве
Геккерена. (Оригинал по-французски.)
Наскоро набросав порядок мыслей, Дантес адресует
Пушкину следующее письмо:
«Милостивый государь.
Барон Геккерен только что сообщил мне, что он был
уполномочен уведомить меня, что все те основания, по
каким вы вызвали меня, перестали существовать и что
поэтому я могу рассматривать это ваше действие как
не имевшее места.
Когда вы вызвали меня, не сообщая причин, я без коле-
баний принял вызов, так как честь обязывала меня к это-
му; ныне, когда вы заверяете, что не имеете более осно-
ваний желать поединка, я, прежде чем вернуть вам ваше
слово, желаю знать, почему вы изменили намерения, ибо
я никому не поручал давать вам объяснения, которые я
предполагал дать вам лично. — Бы первый согласитесь с
тем, что, прежде чем закончить это дело, необходимо,
чтобы объяснения как одной, так и другой стороны были
таковы, чтобы мы впоследствии могли уважать друг
друга». (Оригинал по-французски.)
926_______
Александр Пушкин
Послание Дантеса раскалило Пушкина добела. «Письмо
Дантеса к Пушкину и его бешенство», — отмечает Жуков-
ский в своих заметках. Видно, Дантес решил пойти ва-банк.
Что ж! Хватит затягивать комедию. Дуэль! И чем скорее,
тем лучше. Соллогуб предлагал себя Пушкину в качестве
секунданта... Так надо воспользоваться этим предложени-
ем! На календаре — 16 ноября. В этот день у Карамзиных
праздновался день рождения старшего сына; Соллогуб был
в числе приглашенных. «Я сидел за обедом подле Пушки-
на, — вспоминал он. — Во время общего веселого разгово-
ра он вдруг нагнулся ко мне и сказал скороговоркой:
— Ступайте завтра к д'Аршиаку. Условьтесь с ним толь-
ко насчет материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем
лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь.
Потом он продолжал шутить и разговаривать как бы
ни в чем не бывало. Я остолбенел, но возражать не осме-
лился. В тоне Пушкина была решительность, не допускав-
шая возражений».
В этот же вечер Соллогуб отправился на большой раут
к австрийскому посланнику графу Фикельмону. «На рауте
все дамы были в трауре по случаю смерти Карла X. Одна
Катерина Николаевна Гончарова, сестра Натальи Никола-
евны Пушкиной (которой на рауте не было), отличалась
от прочих белым платьем. С нею любезничал Дантес-Гек-
керен». Вид у молодых людей был как у истинных жениха
и невесты, и Екатерина Николаевна млела от счастья, слу-
шая воркование своего жениха.
И вот появился Пушкин. «Пушкин приехал поздно, —
вспоминал Соллогуб, — казался очень встревожен, запре-
тил Катерине Николаевне говорить с Дантесом и, как уз-
нал я потом, самому Дантесу сказал несколько более чем
грубых слов. С д'Аршиаком, статным молодым секретарем
французского посольства, мы выразительно переглянулись
и разошлись, не будучи знакомы».
Опасаясь публичного скандала, Соллогуб отвел Дантеса в
сторону подальше от Пушкина и задал ему вопрос в упор:
— А вы что за человек?
_______927
Анри Труайя_________
— Я человек честный, — отвечал тот, — и надеюсь ско-
ро это доказать. — И добавил: — Я все сказал д’Аршиаку.
Я пришлю к вам д’Аршиака или своего отца...
Видя, что Дантес собирается покидать бал, Пушкин на-
гнал его на лестнице и прокричал прямо в лицо:
— Vous autres Francais, vous etes fort aimables! Vous
savez tous parler le latin, mais lorsquil s agit de se battre en
duel vous vous placez a trente pas pour tirer. Pour nous, les
Russes, plus un duel est sauvage, mieux ca vaut!»1
Разнесчастный Соллогуб не сомкнул глаз всю ночь. Он
понимал, какую роль брал на себя перед лицом всей Рос-
сии. Ни один русский не осмелился бы поднять руку на
Пушкина, тогда как у француза не было основания щадить
русскую славу.
На следующий день, 17 ноября, Соллогуб отправился
сперва к Дантесу. Тот сказал ему следующее:
— Вы, кажется, не хотите понять, что я женюсь на Ка-
терине. Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу вы-
глядеть так, будто женюсь, чтобы избежать поединка. При-
чем я не хочу, чтобы во всем этом деле было произнесено
имя женщины. Вот уж год, как старик (Геккерен. — С.А.)
не хочет позволять мне жениться.
От Дантеса Соллогуб, невзирая на страшную пургу, по-
ехал к Пушкину. Тот был вне себя от негодования.
— Дантес мерзавец! Я вчера ему такое сказал... (Далее
следует непечатное ругательство.) Вот что. Поезжайте к
д’Аршиаку и урегулируйте с ним материальную сторону
поединка. Как моему секунданту, я должен поведать вам
причину дуэли. В обществе ходят толки, что Дантес ухле-
стывает за моей женой. Иные говорят, что он ей нравится,
другие — что нет. Не важно, я не хочу, чтобы их имена
стояли рядом! Получив анонимное письмо, я его вызвал. 1
1 Все вы, французы, — сама любезность, даже по-латыни знаете!
А как стреляться, так расходитесь на тридцать шагов. У нас, русских,
не так — чем жесточе, тем лучше! (Фр.)
928________
Александр Пушкин
Геккерен попросил отсрочки на две недели. Срок почти
вышел. Д’Аршиак был у меня. Ступайте к нему.
Добрая душа Соллогуб бросился к д’Аршиаку. «Каково
же было мое удивление, когда с первых слов д'Аршиак
объявил мне, что он всю ночь не спал, что он хотя не рус-
ский, но очень понимает, какое значение имеет Пушкин
для русских, и что наша обязанность сперва просмотреть
все документы, относящиеся до порученного нам дела», —
вспоминал мемуарист. Оба секунданта склонились над до-
сье, содержавшим экземпляр анонимного письма, вызов
Пушкина Дантесу после получения такового и ряд других
документов.
Диалог между Соллогубом и д'Аршиаком происходил в
отсутствие Дантеса. Но д’Аршиаку должно было быть ве-
домо, что кавалергард стремился не столько драться, сколь-
ко спасти честь своего мундира. Тем не менее было приня-
то решение предпринять последний шаг, поступившись
интересами Дантеса. Не согласится ли Пушкин заявить —
если не в письменном, так в устном виде, — что матримо-
ниальные прожекты Дантеса не следует приписывать со-
ображениям, недостойным честного человека? И не согла-
сится ли Дантес на этот раз принять отказ от вызова, сде-
ланный изустно? По совету д’Аршиака, Соллогуб адресовал
Пушкину следующее послание (оригинал по-французски):
«Я был, согласно вашему желанию, у г-на д'Аршиака,
чтобы условиться о времени и месте. Мы остановились
на субботе (21 ноября. — Прим. А. Труайя), ибо в пятни-
цу мне никак нельзя будет освободиться, в стороне Пар-
голова, рано поутру, на дистанции в 10 шагов. Г-н д'Аршиак
добавил мне конфиденциально, что барон Геккерен окон-
чательно решил объявить свои намерения относительно
женитьбы, но что, опасаясь, как бы этого не приписали
желанию уклониться от дуэли, он по совести может вы-
сказаться лишь тогда, когда все будет покончено между
вами и вы засвидетельствуете словесно в присутствии
моем или г-на д'Аршиака, что вы не приписываете его бра-
ка соображениям, недостойным благородного человека.
_______929
Анри Труайя
Не будучи уполномочен обещать это от вашего име-
ни, хотя я и одобряю этот шаг от всего сердца, я прошу
вас, во имя вашей семьи, согласиться на это условие, ко-
торое примирит все стороны. Само собой разумеется,
что г-н д'кршиак и я, мы служим порукой Геккерена.
Соллогуб.
Будьте добры дать ответ тотчас же».
Пушкин, полагая, что все его условия уже приняты
Дантесом, тут же ответил Соллогубу (опять же по-фран-
цузски):
«Я не колеблюсь написать то, что могу заявить сло-
весно. Я вызвал г-на Ж. Геккерена на дуэль, и он принял
вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу те-
перь господ свидетелей этого дела соблаговолить рас-
сматривать этот вызов как не имевший места, узнав из
толков в обществе, что г-н к^корж Геккерен решил объя-
вить о своем намерении жениться на мадемуазель Гонча-
ровой после дуэли.
У меня нет никаких оснований приписывать его реше-
ние соображениям, недостойным благородного человека.
Прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом так,
как вы сочтете уместным.
Примите уверение в моем совершенном уважении.
А. Пушкин».
Однако же это письмо нимало не было похоже на текст,
который изначально рассчитывал получить Дантес. В про-
тивоположность его пожеланиям в письме говорилось о
«намерении жениться», о котором его оппонент узнал «из
толков в обществе», и это «намерение жениться» было
единственным основанием для отзыва вызова на дуэль.
Пушкин пошел лишь на маленькую уступку своим про-
тивникам: включил в письмо фразу насчет того, что у него
«нет никаких оснований приписывать» матримониальные
намерения Дантеса «соображениям, недостойным благо-
родного человека». Это было немного. Но этого было дос-
таточно. По крайней мере, для д'Аршиака. «Этого хва-
тит», — сказал он после того, как Соллогуб передал ему
930_______
--------Александр Пушкин
записку от Пушкина. Тем не менее он не захотел показы-
вать его Дантесу: мало ли, какую еще шутку тот выкинет!
Он просто сообщил своему соотечественнику, что все ула-
жено, и поздравил с бракосочетанием. Дантес же обратил-
ся к Соллогубу:
— Ступайте к Пушкину и поблагодарите его, что он со-
гласен кончить нашу ссору. Я надеюсь, что мы будем ви-
даться как братья.
Соллогуб предложил д’Аршиаку съездить вместе с ним
к Пушкину и повторить ему слова Дантеса о его достой-
ных похвалы намерениях. Д’Аршиак и на это согласился.
Предварительно Пушкину была послана записка от Данте-
са, в которой он церемонно просил руки Катерины. Пуш-
кин сидел за столом. Он развернул записку, пробежал ее
глазами, слегка побледнел и сказал Катерине ироничным
тоном:
— Поздравляю. Вы — невеста. Дантес просит вашей руки.
Катерина, информированная о переговорах, которые
велись вокруг ее персоны, бросила салфетку и убежала,
чтобы спрятаться у себя в комнате. Натали последовала за
ней. Пушкин обратился к своей гостье, черноокой Россет-
ти, с вопросом:
— Que pensez-vous du gaillard?1
Тут зазвенел колокольчик у входной двери — это яви-
лись Соллогуб с д'Аршиаком. Пушкин вышел к визитерам
весь побледнелый; не говоря ни слова, он выслушал благо-
дарности из уст д'Аршиака, к каковым Соллогуб счел за
необходимое добавить:
— С моей стороны я позволил себе обещать, что вы бу-
дете обходиться со своим зятем как со знакомым.
— Напрасно, — воскликнул запальчиво Пушкин. — Ни-
когда этого не будет. Никогда между домом Пушкина и
домом Дантеса ничего общего быть не может.
Соллогуб с д'Аршиаком обменялись грустными взгляда- 1
1 Что вы думаете о молодце? (Фр.)
_______931
Анри Труайя
ми. Пушкин тяжело дышал. Наконец он немного успоко-
ился и сказал несколько упавшим голосом:
— Впрочем, я признал и готов признать, что Дантес
действовал как честный человек.
— Больше мне и не нужно, — подхватил д’Аршиак и
поспешно вышел из комнаты.
Тем временем в другой комнате за закрытыми дверями
две сестры горячо обсуждали случившееся. Волосы их были
растрепаны, глаза полны слез. Катерина испытывала отча-
янную и тайную страсть к Дантесу. Она и не мыслила себе
иного счастья, как встречаться с ним на променадах, в те-
атре, на балах. Она и не мыслила для себя иной роли, кро-
ме как наперсницы, оберегавшей свидания Натали и кава-
лергарда. Ей хотелось бы посвятить всю свою жизнь службе
возлюбленному. И тут совершенно неожиданно возлюб-
ленный просит ее руки! В течение какого-то времени ей
приходилось слышать о возможном браке, но она не гото-
ва была в это поверить. И вот нынче за столом Пушкин
развернул письмо и прочел с такою злою и насмешливою
улыбкой на устах: «Поздравляю. Вы — невеста!» Она пре-
красно знала, что Дантес брал ее в жены скрепя сердце и
вынужденный к тому обстоятельствами.
Но он брал ее в супруги. Она будет ему благоверной.
Вот что было самым существенным. Словно во сне, она
слушала тихий голос Натали, внушавшей ей, что Дантес ее,
Катерину, не любит, что этот марьяж — всего лишь одиоз-
ная махинация и что платою за него будет отравленное
стыдом и подозрениями существование семьи. Вот что чи-
таем об этом в мемуарах дочери Натальи Николаевны —
А.П. Араповой:
«Тщетно пыталась сестра открыть ей глаза, поверяя все
хитросплетенные интриги, которыми до последней мину-
ты пытались ее опутать, и рисуя ей картину семейной
жизни, где с первого шага Екатерина Николаевна должна
будет бороться с целым сонмом ревнивых подозрений и
невыразимой мукой сознания, что обидное равнодушие
932________
--------Александр Пушкин
служит ответом ее страстной любви. На все доводы она
твердила одно:
— Сила моего чувства к нему так велика, что рано или
поздно оно покорит его сердце, а перед этим блаженством
страдание не страшит!
Наконец, чтобы покончить с напрасными увещевания-
ми, одинаково тяжелыми для обеих, Екатерина Николаев-
на, в свою очередь, не задумалась упрекнуть сестру в скры-
той ревности, наталкивающей ее на борьбу за любимого
человека.
— Вся суть в том, что ты не хочешь, ты боишься его мне
уступить! — запальчиво бросила она ей в лицо.
Краска негодования разлилась по гордому, прекрасному
лицу:
— Ты сама не веришь своим словам, Catherine! Ухажи-
вание Геккерена сначала забавляло меня, оно льстило мо-
ему самолюбию, первым побуждением служила мысль, что
муж заметит новый, шумный успех, и это пробудит его ос-
тывшую любовь. Я ошиблась! Играя с огнем, можно об-
жечься. Геккерен мне понравился. Если бы я была свобод-
на, — не знаю, во что бы могло превратиться мимолетное
увлечение. Постыдного в нем ничего нет! Перед мужем я
даже и помыслом не грешна, и в твоей будущей жизни по-
мехой, конечно, не стану. Это ты хорошо знаешь. Видно,
от своей судьбы никому не уйти!
И на этом покончились все объяснения сестре».
В тот же вечер 17 ноября — о, как богат событиями
был этот день! — на балу у С.В. Салтыкова было объявлено
о свадьбе Жоржа Дантеса с Катериной Гончаровой. Но
присутствовавший на том же балу Пушкин отказался при-
ветствовать Дантеса. Он по-прежнему не верил в свадьбу.
Вот строки из воспоминаний все того же Соллогуба:
«— У него, кажется, грудь болит, — говорил он, — того
гляди, уедет за границу. Хотите биться об заклад, что свадь-
бы не будет. Вот у вас тросточка. У меня бабья страсть к
этим игрушкам. Проиграйте мне ее.
— А вы проиграете мне все ваши сочинения?
_______933
Анри Труайя
— Хорошо. (Он был в это время как-то желчно весел.)
Но в итоге — хотите верьте, хотите нет — Геккерены
нагрянули к Загряжской, чтобы официально просить руки
племянницы для Жоржа. «Слава Богу, кажется, все конче-
но, — писала Загряжская Жуковскому. — Жених и поч-
тенный его батюшка были у меня с предложением К боль-
шому счастью, за четверть часа пред ними приехал из Моск-
вы старший Гончаров, и он объявил им родительское со-
гласие, и так все концы в воду. Сегодня жених подает
просьбу по форме о позволении женитьбы и завтра она от
невесты поступит к императрице. Теперь позвольте мне от
всего моего сердца принести вам мою благодарность и
простите все мучения, которые вы претерпели во все сие
бурное время, я бы сама пришла к вам, чтоб отблагода-
рить, но, право, сил нету».
В большом свете известие об этом неожиданном брако-
сочетании грянуло, как булыжник в болото с лягушками.
Афера «Дантес — Катрин» сделалась притчею во всех язы-
цех — она горячо обсуждалась и в салонах, и в приемных,
и в театре, и во дворе. О ней писали и в личных письмах, и
в интимных дневниках. Кто занимал позицию pro, кто
contra; кто смеялся, кто негодовал. Но над загадкой этого
брака голову ломали все. Одни считали, что Дантес, беря в
жены Катерину, поступает как истый кавалергард, ибо та-
ким образом он спасает честь дамы своего сердца — Ната-
ли. В глазах других, Дантес вел себя как трус, ибо предпо-
чел этот марьяж серьезному выяснению отношений с ору-
жием в руках.
Сама императрица, заинтригованная этой забавной
развязкой, писала Екатерине Тизенгаузен, дочери Елизаве-
ты Хитрово: «Мне так хотелось бы иметь через вас подроб-
ности о невероятной женитьбе Дантеса Неужели причиной
ее явилось анонимное письмо? Что это — великодушие или
жертва? Мне кажется бесполезно, слишком поздно». И опять,
в другой записочке, она писала: «Мне жаль Дантеса».
В целом из этой первой схватки Пушкин вышел побе-
дителем. Он высмеял Дантеса. А это было куда весомее,
чем убить его на дуэли.
934________
Александр Пушкин
Дуэль была намечена на 21 ноября. В этот день Пуш-
кин,, вместо того чтобы мерить шагами снег, смиренно си-
дел за письменным столом и сочинял два письма, в ко-
торых резюмировал ход событий и обвинял Геккерена в
авторстве анонимных пасквилей. Одно из писем было ад-
ресовано Геккерену, другое — Бенкендорфу. Написать Гек-
керену Пушкин считал обязательным — положим, с ма-
рионеткой Дантесом он «покончил», но дьявол-хранитель
Жоржа Геккерен заслуживал особой порки! Да и нельзя
же’ было, чтобы эта аннулированная дуэль и этот брак, за-
ключенный в экстремальных условиях, привели к мысли,
что Пушкин заблуждался, считая Геккерена единственным
ответственным за эту аферу!
За голландским посланником стояли нессельроде, ува-
ровы, долгоруковы и все столичное высшее общество, ко-
торому Пушкин бросал вызов. Размышляя над письмом к
Геккерену, Пушкин отвергал черновик за черновиком; со-
хранилось несколько клочков, по которым удалось прибли-
зительно реконструировать изначальный текст:
«2 ноября, — писал Пушкин, — вы узнали от вашего
сына новость, которая вам доставила большое удоволь-
ствие. Он сказал вам, что вследствие одного разговора я
взбешен, что моя жена опасается... что она теряет голо-
ву: Вы решили нанести удар, который вам казался окон-
чательным. Анонимное письмо составлено вами и <...>1
Я получил три экземпляра из десятка, который был
разослан. Это письмо... было сфабриковано с такой неос-
торожностью, что с первого же взгляда я напал на следы
автора. Я больше не беспокоился об этом, я был уверен,
что найду негодника. В самом деле, после менее чем
трехдневных розысков я знал положительно, как мне по-
ступить.
Если дипломатия есть лишь искусство узнавать о 1
1 О мотивах написания этого и следующего письма см.: Стелла
Абрамович. Пушкин в 183$ году. Глава: «21 ноября. Два письма Пуш-
кина».
_______935
Кнри Труайя-------
том, что делается у других, и расстраивать их намере-
ния, то вы должны отдать мне справедливость, признав,
что были побеждены по всем пунктам.
Теперь я подхожу к цели моего письма. Быть может,
вы желаете знать, что помешало мне до сих пор обесчес-
тить вас в глазах дворов нашего и вашего. Так я скажу
вам это.
Я, как видите, добр, простодушен <...>, но сердце мое
чувствительно <...>. Поединка мне уже недостаточно
<...> нет, и каков бы ни был его исход, я не почту себя
достаточно отомщенным ни смертью вашего сына, ни
его женитьбой, которая совсем имела бы вид забавной
шутки (что, впрочем, меня нимало не смущает), ни на-
конец письмом, которое я имею честь вам писать и спи-
сок с которого сохраняю для моего личного употребле-
ния. Я хочу, чтобы вы дали себе труд самому найти ос-
нования, которые были бы достаточны для того, чтобы
побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничто-
жить самый след этого подлого дела, из которого мне
легко будет составить отличную главу в моей истории
рогоносцев.
Имею честь быть, барон, вашим нижайшим и покор-
нейшим слугою.
А. Пушкин».
(Оригинал по-французски.)
В этот же день Соллогуб нанес визит Пушкину. Заперев
дверь своего кабинета, поэт сказал ему: «Я прочитаю вам
мое письмо к старику Геккерену. С сыном уже поконче-
но™ Вы мне теперь старичка подавайте».
Тут он прочитал мне всем известное письмо к голланд-
скому посланнику. Губы его задрожали, глаза налились
кровью. Он был до того страшен, что только тогда я понял,
что он действительно африканского происхождения. Что
мог я возразить против такой сокрушительной страсти?
Я промолчал невольно, и так как это было в субботу (при-
емный день кн. Одоевского), то поехал к кн. Одоевскому.
Там я нашел Жуковского и рассказал ему про то, что слы-
936_______
Александр Пушкин
шал. Жуковский испугался и обещал остановить отсылку
письма. Действительно, это ему удалось: через несколько
дней он объявил мне у Карамзиных, что дело он уладил и
письмо послано не будет».
Пушкин и впрямь не отослал этого письма, но сбе-
рег — на всякий случай.
Во втором письме, предназначенном для Бенкендорфа,
Пушкин намеревался информировать последнего обо всем,
что происходило между Геккереном, Дантесом и им са-
мим (оригинал по-французски):
«Граф!
Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить ваше-
му сиятельству о том, что недавно произошло в моем
семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра
анонимного письма, оскорбительного для моей чести и
чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по
тому, как оно было составлено, я с первой же минуты
понял, что оно исходит от иностранца, от человека
высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками.
Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и
тот же день по экземпляру того же письма, запечатан-
ного и адресованного на мое имя под двойным конвертом.
Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнус-
ность, их ко мне не переслали.
В общем, все были возмущены таким подлым и бес-
причинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей
жены было безупречно, говорили, что поводом к этой ни-
зости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса.
Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в
данном случае связано с чьим бы то ни было именем.
Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерен при-
ехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося
у меня отсрочки на две недели.
Оказывается, что в этот промежуток времени г-н
Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гонча-
рову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в
обществе, я поручил просить г-на д'Аршиака (секунданта
_______937
Анри Труайя-------
г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не
имевший места. Тем временем я убедился, что анонимное
письмо исходило от г-на Теккерена, о чем считаю своим
долгом довести до сведения правительства и общества.
Будучи единственным судьей и хранителем моей чес-
ти и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни
правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять
кому бы то ни было доказательств того, что утверждаю.
Во всяком случае надеюсь, граф, что это письмо слу-
жит доказательством уважения и доверия, которые я к
вам питаю.
С этими чувствами имею честь быть, граф, ваш ни-
жайший и покорнейший слуга А. Пушкин».
Тем не менее, завершив это письмо, Пушкин колебал-
ся, отсылать ли его адресату. Ему казалось более предпоч-
тительным известить обо всем императора и шефа жан-
дармов в изустной форме. А для этого требуется добиться
аудиенции. И вот 23 ноября 1836 года, в третьем часу по-
полудни, в Аничковом дворце состоялась встреча поэта и
царя; видимо, присутствовал при сем и Бенкендорф. Оче-
видно, в ходе этой встречи Пушкин поведал все, что набо-
лело, дав волю своему красноречию; очевидно также, что
Бенкендорф и Николай, признавая обоснованность его ут-
верждений, все же порекомендовали ему благоразумную
сдержанность1.
Но Пушкин был неукротим. Нанеся поражение Данте-
су, он по-прежнему мечтал об образцовой мести Геккере-
ну. Друзья поэта с грустью констатировали, что он стано-
вился все более раздражителен и озлоблен. 1
1 «Судя по сведениям, идущим из круга друзей поэта, в этот день
Николай Первый взял с Пушкина слово, что он не будет драться ни
под каким предлогом, а если история возобновится, обратится к нему.
Видимо, царь заверил поэта в том, что репутация его жены вне подоз-
рений, и это было важно для Пушкина... Еще раз возникла иллюзия о
справедливости, исходящей от царя. У Пушкина появилась надежда,
что он сможет с достоинством выйти из создавшегося положения».
(Абрамович С. Пушкин. Последний год. С. 413, 415.)
938_______
--------Александр Пушкин
Как писала княгиня Екатерина Мещерская, урожден-
ная Карамзина, она была поражена горячечным состояни-
ем Пушкина — нервные судороги передергивали все его
лицо и все его тело, стоило показаться тому, кому суждено
будет стать его убийцей. Да и сам Пушкин признавался,
что у него создавалось впечатление, будто его постоянно
трясет в лихорадке: где бы он ни находился, ему постоян-
но было холодно, он не знал, как согреться, — и тут же
внезапно он задыхался от жары...
Тем не менее надо было как-то жить. А значит — рабо-
тать и раздобывать деньги. Пушкин снова обратился к
ростовщику за ссудой в 1250 рублей и набросал заметки
для критического издания «Слова о полку Игореве». «Брат
пишет ко мне из Парижа, — сообщает Пушкину А.И. Тур-
генев, — что лингвист Эйхгоф... весьма желает иметь
«Песнь о полку Игоревом»... Не можешь ли ты уведомить
меня, какой перевод лучше или какое издание из русских
удобнее послать туда?» Вечером того же дня Тургенев за-
ходит к Пушкину и проводит время в умном и любопыт-
ном разговоре. «Я зашел к Пушкину справиться о песне о
Полку Игореве, — пишет он брату в Париж. — ...Он про-
чел несколько замечаний своих, весьма основательных и
остроумных: все основано на знании наречий слав(янских)
и языка русского».
И 21 декабря в письме ЕЛ. Свербеевой осторожно упо-
минает о семейных делах поэта:
«Его жена всюду красива, как на балу, так и у себя до-
ма, в своей широкой черной накидке. Жених ее сестры
очень болен, он не видается с Пушкиным. Мы обо всем
этом поговорим у вашего домашнего очага».
И в самом деле, 12 декабря Дантеса хватила катараль-
ная лихорадка. Но не одно это было причиной того, что он
не видался с Пушкиными: поэт отказал ему от дома. Само-
му ему в четырех стенах не сидится — он целые дни про-
водит в городе, возвращается домой измотанный и затво-
ряется в своем рабочем кабинете. Из-за двери было слыш-
но, как он ходит из угла в угол, бормоча проклятия. Всякий
раз, как звенел дверной колокольчик, он бросался в прихо-
_______939
Анри Труайя
жую и кричал, прислуге: «Если письмо по почте — не при-
нимайте его!» Если же поэт опаздывал выйти и слуга успе-
вал принять письмо, тот вырывал у него из рук подозри-
тельное послание и бежал к себе в кабинет читать. Тем не
менее в присутствии своих друзей, жены, Катерины Пуш-
кин смирял свой гнев. О Катерине говорил он так:
— Моя свояченица теперь не знает, какой будет ее на-
циональность — русская, французская или голландская.
В конце декабря 1836 года он пишет своему отцу:
«Моя свояченица Екатерина выходит за барона Гекке-
рена, племянника (здесь знак (?), поставленный А. Тру-
айя. — Прим, пер.) и приемного сына посланника короля
Голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в
большой моде, богат и более чем на четыре года моложе
своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и
забавляет мою жену и ее сестру, но приводит меня в бе-
шенство. Ибо мой дом имеет вид модной и бельевой лав-
ки». (Оригинал по-французски.)
Однако Катерине тяжело было жить в доме, где все бы-
ли настроены враждебно к ее жениху. Она завидовала На-
тали, в которую Дантес был влюблен. Ей хотелось только
одного: убежать из этих ненавистных стен, чтобы упасть в
лучи сияния своего красавца кавалергарда.
Дантес из кожи лез вон, чтобы унять опасения своей
невесты. Принявши перспективу этого вынужденного бра-
ка, он намеревался до конца держать себя как галантный
мужчина. Какую бы он ни таил злобу на эту девицу, кото-
рая встала между ним и предметом его страсти, он отка-
зывался возлагать на нее ответственность за свои невзгоды.
Обезоруженный слепой преданностью и печальной слабо-
стью Катерины, он прилагал усилия к тому, чтобы понра-
виться ей, и даже писал ей красивые нежные записки. Вот
они — миниатюрные бумажные квадратики, помеченные
шифром Дантеса и пересеченные скорым почерком:
«Устройте так, чтобы мы оказались наедине, и не в той
комнате, где обретается добрая тетушка (Екатерина Ива-
новна Загряжская, у которой проходили свидания моло-
дой пары. — Прим. А. Труайя). Мне нужно столько всего
940________
Александр Пушкин
вам сказать, я хочу поведать вам о нашем счастливом буду-
щем, и все это исключает свидетелей. Хочу верить, что вы
очень счастливы, ибо этим утром так счастлив я! Я не мог
вам в том признаться, и тем не менее сердце мое преис-
полнено таких нежных и добрых вещей для вас, ибо я
люблю вас, моя милая Катрин, и хочу вам повторять это из
своих уст, с тою искренностью, которая лежит в основе
моего характера и которую вы всегда у меня найдете».
Или такая вот полная нежностей записка:
«Примите, моя дражайшая подруга, мои самые горячие
пожелания вам счастья, вам никогда не стать такой счаст-
ливой, как того пожелаю я, но будьте уверены, что я буду
трудиться над этим в той мере, в какой это от меня зави-
сит, при содействии нашего прекрасного друга (барона
Геккерена. — Прим. А. Труайя),. и надеюсь преуспеть в
этом, ибо вы так прекрасна и милостива. А там, где мне в
том не преуспеть, вы будете, по крайней мере, знать мою
добрую волю и примете ее во внимание».
Тем не менее всех этих пышных слов, клятв и доказа-
тельств самоотречения, которыми осыпал Катерину Жорж
Дантес, недоставало для того, чтобы утолить ее беспокой-
ство. Ей был ведом импульсивный характер ее жениха, она
знала, как он восхищается Натали и как она для него же-
ланна. Сколько он ни повторял ей клятвы верности, она
ему не верила, о чем многозначительно свидетельствует хо-
тя бы такая фраза из письма Дантеса к Катерине в пред-
свадебную пору: «Будущее наше безоблачно, оставьте лю-
бые опасения и забудьте всякое недоверие ко мне; кем
бы мы ни были окружены, я вижу и всегда буду ви-
деть только вас; не волнуйтесь, я — ваш; Катрин, вы
можете на это рассчитывать, мое поведение вам это
докажет, ибо вы сомневаетесь в моем слове». (Выде-
лено А. Труайя. — Прим, пер.)
«Мое поведение вам это докажет»... Как мог Жорж
Дантес быть таким уверенным в себе? Во время их крат-
ких свиданий у тетушки Загряжской Катерина искала на
правильном лице и в спокойных глазах своего жениха зна-
ков, которые выдавали бы его истинные мысли. Одно толь-
_______941
Анри Труайя--------
ко утешало ее: Натали более не любила Дантеса. На этот
предмет у Катерины более не было никаких сомнений.
Натали прямо сказала ей об этом. Она повторяла ей это
при каждом удобном случае. Больше даже — она подчас
переходила в этом меру, ибо, заявляя о своем презрении к
Дантесу, вызывала этим гнев Катерины. В общем, все
слишком запутано было в этом доме. Нервы у всех нахо-
дились на пределе. Натянутый, удушающий, грозящий
рухнуть в любую минуту мир властвовал этими снедаемы-
ми страстью существами. Один показавшийся косым взгляд,
одно почудившееся недружелюбным слово — и катастро-
фа была бы неминуема.
А сколь неловка бывала порою Натали! Осознав, нако-
нец, свои ошибки, она являлась к мужу с покорной лаской.
Что ж! Но, чтобы доказать супругу всю свою благодарность,
она скрупулезно передавала ему пересуды, которые слыша-
ла в салонах. Эхо этих коммеражей приводило Пушкина в
отчаяние. Малейший слушок уже представлялся ему фор-
мальным покушением на его имя, на честь жены, на непри-
косновенность домашнего очага. Теперь он находил, что,
«отомстив» Дантесу, попал в никуда. На рождественском
балу в посольстве поэт, оказавшись в зале, украшенном
охотничьими трофеями — рогами, воскликнул: «Эта комна-
та — для женатых мужчин, для мужей, для таких, как я!»
В канун Нового года на большом вечере у Вяземских Пуш-
кин и Натали встретились с Дантесом и Катериной.
И Дантес как ни в чем не бывало подошел к Натали и не
отходил от нее в продолжение всего вечера. Пушкин трясся
от ярости. Графиня Наталья Строганова говорила кн. Вязем-
ской, что у поэта был «такой страшный вид, что, будь она
его женою, она не решилась бы вернуться с ним домой».
10 января 1837 года состоялось бракосочетание Данте-
са и Катерины согласно двум обрядам — православному и
католическому1. Пушкин на церемонии не присутствовал, 1
1 Соответственно в римско-католической церкви св. Екатерины и в
Исаакиевском соборе, который считался приходской церковью Пуш-
киных. (Прим, пер.)
942________
Александр Пушкин
делегировав туда свою супругу. Натали возвратилась домой
тут же после церковной службы, не оставшись на ужин.
Молодые супруги поселились в нидерландском посоль-
стве на Невском проспекте, где жил Геккерен.
О том, каковыми были для Катерины первые дни после
свадьбы, свидетельствует ее письмо к свекру, барону Кон-
раду Дантесу.
«Большего счастья невозможно и пожелать, — писала
Катерина. — Надеюсь, что и муж мой столь же счастлив,
как и я. Могу заверить вас, что я посвящу всю свою жизнь
тому, что буду любить его, изучать его вкусы, чтобы со-
ответствовать им, и чтобы однажды представить ва-
шим глазам картину нашего совместного благополучия и
домашнего счастья. А пока я только обнимаю вас очень
нежно и умоляю не обделить меня вашею дружбой»'.
Катерина была вполне искренней, когда писала эти сло-
ва. Жорж Дантес одаривал ее счастьем. Он испытывал к
ней если не любовь, то привязанность и уважение. Он по-
зволял ей любить себя, являя трогательную снисходитель-
ность знатного молодого человека, избалованного успехом
у женщин. А она — нежная, задумчивая, смиренная, ус-
лужливая — трепетала от смущения и наслаждения при
одной только мысли о том, что этот мужчина — самый
прекрасный, самый галантный на свете — стал ее мужем и
намеревался стать отцом ее детей.
Тлава 3
ВЫЗОВ
После женитьбы Дантес по совету Геккерена предпри-
нял попытку примирения с Пушкиным. Он отправился к
поэту со свадебным визитом, но Пушкин отказался его
принять. Он послал поэту письмо, но тот порвал послание
1 Письмо Катерины, как и цитировавшиеся выше записки к ней
Дантеса, происходят из архива барона Геккерена-Дантесу. (Прим.
А. Труайя.)
________943
Анри Труайя
в клочки. Дантес написал вторично, и разъяренный Пуш-
кин решил возвратить ему послание при посредничестве
все той же тетушки Загряжской. Отправившись к любез-
ной тетушке, Пушкин совершенно неожиданно для себя
застал там барона Геккерена — можно только представить
себе состояние поэта, когда в глаза ему бросились эта лы-
сина, это сухое лицо и раздражающая улыбка. Барон был
готов к любым компромиссам и любезностям, но Пуш-
кин, протянув ему письмо Дантеса, в самой резкой форме
потребовал вернуть его отправителю, добавив к сему, что
не только читать писем Дантеса, но даже имени его слы-
шать не хочет.
Выпрямившись во весь свой маленький рост, Геккерен
отвечал, что коль скоро письмо адресовано не ему, а Пуш-
кину, то и принять он его не может.
У поэта — бледность мелом в лице. Глаза его так и
сверкали.
— Tu la receveras, gredin! (Ты примешь его, негодяй!) —
вскричал Пушкин и бросил письмо Геккерену в лицо, по-
сле чего выскочил за дверь, оставив барона, который от
страха и ненависти так и окаменел на месте.
Разумеется, барон Геккерен не смог удержаться от того,
чтобы не рассказать об этом своему приемному сыну.
И Жорж Дантес, как и следовало ожидать, вспыхнул гне-
вом. Не в его характере было, получив оскорбление, не от-
платить сторицей. Правда, первые несколько недель кава-
лергард, повинуясь воле барона, опасавшегося публичного
скандала, хранил постыдную для себя мудрость. Это было
превыше его сил. Да и в конечном итоге не служило ниче-
му. Вот опутали его брачными узами, чтобы избежать ду-
эли, — ну и чего этим добились? Теперь Жорж Дантес
оказался связанным на всю жизнь с очаровательным, но
нелюбимым существом. Он порвал с Натали, воспомина-
ния о которой не оставляли его в покое.
И такие дерзости со стороны Пушкина! Разве этого
стремился добиться для себя и для него барон Геккерен!
Припертый к стенке, голландский посланник принужден
944_______
Александр Пушкин
был признать, что все его дипломатические уловки пошли
прахом Нужно было снова срочно менять тактику. Жорж
настаивал на этом Он жаждал реванша — любой ценой, и
чем скорее, тем лучше. И барон Геккерен, поначалу напу-
ганный экзальтацией молодого человека, в конечном итоге
согласился с тем, что в этом деле правота остается не за
умудренными людьми, а за безумцами. В одном он был
уверен совершенно — унять гнев Пушкина не было воз-
можно никакими средствами. Пушкин был непримири-
мым врагом клана Геккеренов. Несмотря на то что удалось
предотвратить дуэль, что сыграли свадьбу, что Дантес явил-
ся с визитом примирения, Пушкин оставался на своих по-
зициях. Если дать этому африканцу волю, то он кончит
тем, что обвинит голландского посланника при россий-
ском дворе в подстрекательстве к сочинению анонимных
писем1
Кончит тем, что опозорит фамилию Геккеренов, ском-
прометирует карьеру Геккеренов! Нет уж, только не это!
Идеальным решением было бы упредить противника.
Схватиться с ним! Высмеять, обезоружить, выставить иди-
отом, в конце концов убить до того, как он выдвинет обви-
нения! Итак, Геккерен, который еще недавно умолял Пуш-
кина отказаться от дуэли, со дня на день предпримет обрат-
ный маневр! Прежде он сдерживал горячность Дантеса —
теперь он будет настропалять его! Да, конечно, будет стра-
дать покинутая Катерина, но ведь Катерина привыкла
страдать!.. Чуть больше, чуть меньше — какая разница!
Обретший наконец полную свободу действий после тех
сверхчеловеческих усилий, предпринятых им, чтобы по-
трафить приемному отцу и забыть Натали, Жорж Дантес
теперь не хотел думать ни о чем ином, кроме собственной
страсти. Ему не терпелось доказать свету, что он не стра-
шился Пушкина. Выше голову, блеск в глазах — он снова
становился охотником! А Натали — само волшебство в
этом катастрофическом свете! Да, решительно, он ее бе-
зумно любит. Он более жить без нее не может! Тем хуже
для нее, для Катрин, для старого барона, для ревнивого му-
_______945
Анри Труайя--------
жа, для него самого, в конце концов! Пусть хоть потоп,
хоть вселенская катастрофа, а женщиной этой он овладеет!
В театре, на балах, на приемах, раскованный, сияющий,
неотступный Дантес, как собачонка, увивался вокруг Ната-
ли. Никогла еще не был он так бодр, так весел; никогда
еще голос его не был так уверен, а взор так ясен; никогда
еще так звонко не звенели его шпоры, а белокурые волосы
так не вились. Катерина холодела, видя, как ее благовер-
ный поднимает тост за здравие Натали, танцует с Натали,
склоняется к ней, чтобы шепнуть ей на ушко несколько
свежих секретов, щекоча ее усами, пахнущими духами и
шампанским Вокруг двух молодых людей шептались, суда-
чили, обменивались многозначительными взглядами. Ка-
кой изысканный скандал! Он строит ей куры и после того,
как обвенчался с ее сестрой! В общем, все та же сказка про
белого бычка! Что ж — посмотрите, как наказан Пушкин
за свою гордыню! Ох уж этот якобинец! Ох уж этот сочи-
нитель желчных эпиграмм!
«Молодой Геккерен продолжал в присутствии своей
жены подчеркивать свою страсть к г-же Пушкиной, —
писал Вяземский Вел. кн. Михаилу Павловичу, — город-
ские сплетни возобновились, и оскорбительное внимание
общества обратилось с удвоенной силою на действую-
щих лиц драмы, происходящей на его глазах. Положение
Пушкина сделалось еще мучительнее... на него тяжело
было смотреть». А вот свидетельство Н.М. Смирнова:
«Поведение его (Аднтеса) после свадьбы дало всем право
думать, точно он искал в браке не только возможности
приблизиться к Пушкиной, но также предохранить себя
от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал воло-
читься за своею невесткою; он покинул даже всякую ос-
торожность, и казалось иногда, что насмехается над
ревностью не примирившегося с ним мужа... Ъарон же
Геккерен стал явно помогать ему, как говорят, желая
отомстить Пушкину за неприятный ему брак Аднтеса».
Стоило Пушкину приблизиться к паре, Дантес удалялся
гордой походкой — только лишь затем, чтобы вернуться,
946________
Александр Пушкин
едва Натали оставалась одна. А Натали вместо того, чтобы
отстранить назойливого поклонника, цепенела от одного
только его взгляда, позволяла себе поддаваться его чарам.
Любые разумные мысли, как следовало бы действовать, по-
кидали ее мигом при одном только его появлении. Это ка-
ким-то странным образом развлекало ее, щекотало нервы;
это ускоряло ритм ее жизни. Она хоть мгновение, но бы-
вала счастлива. Да и вообще, разве он не был мужем ее се-
стры? Что она такого дурного делала, болтая с ним? Как-то
вечером Натали для очистки совести сообщила Пушкину,
что Дантес снова настойчиво преследовал ее. Тон ее голоса
был покоен: она не лгала мужу. А то, что не отказала себе в
удовольствии принять чьи-то знаки внимания, так ли уж
достойно осуждения?
Эту бабью трусость Пушкин принимал за наивность.
Натали была в его глазах созданием безответственным,
взрослой ветреной девочкой, кокетливой и ласковой. Нет,
к ней никаких претензий. Это другие повинны в том, что
до такой степени растревожили ее! Другие — это Дантес,
который вызывающе изгаляется над ним, и Геккерен, ко-
торый выстраивает многоярусные западни для возмездия...
«Она должна была бы удалиться от света и потребо-
вать того же от мужа, — писал Вяземский Вел. кн. Ми-
хаилу Павловичу. — У нее не хватило характера, и вот
она опять очутилась почти в таких же отношениях с
молодым Теккереном, как и до свадьбы; тут не было ни-
чего преступного, но было много непоследовательности и
беспечности».
Сам император, встретивши Натали на одном из балов,
дал ей совет быть пощепетильнее относительно своей ре-
путации. Слова государя Натали передала мужу, и тот, бу-
дучи глубоко тронутым, не упустил случая возблагодарить
государя за добрые советы.
«— Разве ты мог ожидать от меня иного? — спросил
монарх.
— Не только мог, государь, — отвечал поэт, — но, при-
_______947
Анри Труайя
знаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухажива-
нии за моей женой»1.
...Через три дня после этого была роковая дуэль.
А пока что Жуковский заносит, меж прочих, такие сло-
ва в свою тетрадку: «Дома... веселость и большое согласие».
И то сказать, Пушкин хранил такую веру в Натали, что
скорее жалел ее, нежели осуждал. Но ему было недоста-
точно, что он верил в Натали. Ему хотелось, чтобы в ее вер-
ность поверили все вокруг.
«Когда друзья Пушкина, — продолжает Вяземский пись-
мо к Вел кн. Михаилу Павловичу, — желая его успокоить,
говорили ему, что не стоит так мучиться, раз он уверен
в невинности своей жены, и уверенность эта разделяется
всеми его друзьями и всеми порядочными людьми обще-
ства, то он им отвечал, что ему недостаточно уверен-
ности своей собственной, своих друзей и известного
кружка, что он принадлежит всей стране и желает, что-
бы имя его оставалось незапятанным везде, где его зна-
ют. За несколько часов до дуэли он говорил: «Есть двоя-
кого рода рогоносцы: одни носят рога на самом деле; те
знают отлично, как им быть; положение других, став-
ших рогоносцами по милости публики, затруднительнее.
Я принадлежу к последним».
Пушкин все чаще и чаще возвращался к мысли о дуэли. 1
1 Комментарий С. Абрамович: «Итак, царь все-таки вмешался, но
своим вмешательством он нанес Пушкину новую тяжкую обиду. После
ноябрьской аудиенции император был хорошо осведомлен обо всех
обстоятельствах этой семейной истории, но он избрал роль наблюдате-
ля... в январе царь не счел нужным сделать предупреждение Дантесу —
он обратился с «отеческими наставлениями» к жене поэта. А это, по
словам Анны Ахматовой, значило, что «по-тогдашнему... жена камер-
юнкера Пушкина вела себя неприлично». В какую бы форму ни облек
царь свои «советы», то, что он обратился к Н.Н. Пушкиной по поводу
ее репутации, было ужасно. И когда поэту представился случай загово-
рить об этом с царем, его «благодарность» более походила на дерзость...
С членами императорской фамилии никто, кроме Пушкина, не осме-
ливался говорить в таком тоне. Недаром Николай I так хорошо запом-
нил эти слова поэта». (Пушкин. Последний год. С. 533—534.)
948_________
--------Александр Пушкин
Он даже говорил об этом баронессе Вревской, когда та бы-
ла проездом в Петербурге. Баронесса тщетно пыталась его
успокаивать, напомнила ему о детях. «Ничего, — раздра-
жительно отвечал он, — император, которому известно все
мое (выделено в тексте. — С.Л.) дело, обещал мне взять их
под свое покровительство».
Тем не менее он по привычке продолжал строить пла-
ны на будущее, пытаясь, по мере возможностей, работать
над «Историей Петра», хотел поселиться в Михайловском
Воспоминание о чем-то хорошем, добрая мысль пробуж-
дала в нем веселость — а затем лицо его снова закрыва-
лось. И снова в мозгу его оставались только Дантес, Ната-
ли, Геккерен, высший свет, все эти нацеленные на него
злые глаза, все эти напудренные рожи, ухмыляющиеся по
поводу его несчастий.
«Со дня моей женитьбы, — писал Дантес полковнику
Бреверну 26 февраля 1837 года, — каждый раз когда он
видел мою жену в обществе madam Пушкиной, он садился
рядом с ней и на замечания относительно этого, кото-
рое она ему однажды сделала, ответил: «Это для того,
чтобы видеть, каковы вы вместе и каковы у вас лица, ко-
гда вы разговариваете». Это случилось у французского
посланника на балу за ужином в тот же самый вечер. Он
воспользовался, когда я отошел, моментом, чтобы по-
дойти к моей жене и предложить ей выпить за его здоро-
вье. После отказа он повторил то же самое предложение,
ответ был тот же. Тогда он, разъяренный, удалился, го-
воря ей: «Берегитесь, я вам принесу несчастье». Моя жена,
зная мое мнение об этом человеке, не посмела тогда по-
вторить разговор, боясь истории между нами обоими».
(Оригинал по-французски.)
21 января Пушкин вместе с Натали присутствовал на
балу у Фикельмонов. «На балу у Фикельмонов было много-
людно, — записала в своем дневнике дочь С.Г. Волконской
Алина Дурново. — Г-жа Лондондерри (супруга английско-
го генерала, находившегося проездом в Санкт-Петербурге)
была при всех своих изумрудах и многих бриллиантах.
_______949
Анри Труайя
Г-жа Крюднер и впрямь была великолепна — у нее такая
красивая кожа, такие тонкие черты! У г-жи Пушкиной во-
лосы были гладкие и заплетены очень низко — она была
совершенно как прекрасная камея!» (Оригинал по-фран-
цузски.)
На этом балу присутствовал и Дантес; как и следовало
ожидать, он вовсю ухлестывал за Натальей Николаевной.
Вот строки из дневника фрейлины Марии Мердер, кото-
рая сама была неравнодушна к блистательному кавалер-
гарду:
«22 января 1837 г. Пятница Дантес провел часть
вечера неподалеку от меня. Он оживленно беседовал с по-
жилою дамою, которая, как можно было заключить из до-
летавших до меня слов, ставила ему в упрек экзальтиро-
ванность его поведения. Действительно, жениться на од-
ной, чтобы иметь некоторое право любить другую в качестве
сестры своей жены — Боже! Для этого нужен порядочный
запас смелости.
Я не расслышала слов, тихо сказанных дамой. Что же
касается Дантеса, то он ответил громко, с оттенком уяз-
вленного самолюбия:
— Я понимаю то, что вы хотите дать мне понять, но я
совсем не уверен, что сделал глупость!
— Докажите свету, что вы сумеете быть хорошим му-
жем... и что ходящие слухи неосновательны.
— Спасибо, но пусть меня судит свет.
Минуту спустя я заметила проходившего А.С. Пушкина.
Какой урод!»
Затем Дантес вернулся к Натали. Пушкин молча на-
блюдал за ними. По свидетельствам современников, он
был столь глубоко снедаем ревностью, что это придавало
ему вид чудовища. Сама Натали страшилась его и призна-
валась: «...каждый раз, когда он обращается ко*мне, меня
охватывает дрожь». (Из цитированного выше письма Дан-
теса от 26 февраля 1837 г.)
23 января состоялся бал у Воронцовых-Дашковых. Со-
хранилось множество свидетельств, что на этом балу Дан-
950_______
Александр Пушкин
тес вел себя как никогда вызывающе: заявил себя кавале-
ром Натали на все контрдансы, а когда настало время от-
правляться ужинать, сказал Катерине: «Allons, ma legitime!»
(«Пойдем, моя законная!») Пушкин услышал таковую дер-
зость, но сдержал свой гнев, чтобы избежать публичного
скандала. Позже Дантес, склонившись к Натали, спросил у
нее, довольна ли она противомозольным средством, при-
сланным его женою, и произнес «Le pedicure pretend que
votre cor est plus beau que celui de ma femme». (Неперево-
димая игра слов. По смыслу: «Мозольный оператор уверя-
ет, что Ваша мозоль красивее, чем та, что у моей жены», —
но по-французски сог — мозоль и corps — тело звучат оди-
наково.)
Натали слегка побледнела от такой заборной шутки. За-
метив ее смятение, Пушкин тут же отвез ее домой. По до-
роге Натали пересказала мужу каламбур, услышанный из
уст Дантеса.
На следующий день, 24 января, Пушкин отдает в за-
клад А.П. Шишкину столовое серебро, переданное для
этой цели А.Н. Гончаровой, получив за него 2200 рублей; в
этот же день он присутствует на утреннем концерте в зале
Энгельгардта. «Он стоял у двери, — вспоминает Иван Сер-
геевич Тургенев, которому тогда едва исполнилось восем-
надцать лет, — опираясь на косяк, и, скрестив руки на ши-
рокой груди, с недовольным видом посматривал кругом.
Помню его смуглое, небольшое лицо, его африканские гу-
бы, оскал белых, крупных зубов, висячие бакенбарды, тем-
ные, желчные глаза под высоким лбом — и кудрявые воло-
сы... Он и на меня бросил беглый взор; бесцеремонное вни-
мание, с которым я уставился на него, произвело, должно
быть, на него впечатление неприятное: он словно с досадой
повел плечом, — вообще, он казался не в духе, — и отошел
в сторону».
Вечером того же дня чета Пушкиных отправилась к
Мещерским Там Пушкин снова сталкивается с Дантесом
Молодой офицер Аркадий Россет, пришедший позже дру-
_______951
Анри Труайя--------
гих, застал Пушкина за шахматной доской; тот задал ему
вопрос в упор:
— Ну что, вы были в гостиной; он уже там, возле моей
жены?
Россет смутился и отвечал запинаясь, что видел Дантеса.
Видя, как покраснел его собеседник, Пушкин расхохотался.
Вечером 24 января, когда Пушкин выходил с женою из
театра, старик Геккерен подошел к Натали и что-то шеп-
нул ей на ухо. Что же именно сказал он ей? Может быть,
посетовал на судьбу своего приемного сына или же посо-
ветовал Натали вести себя сдержаннее? Так или иначе,
Натали быстро отскочила от Геккерена и нагнала своего
супруга в толпе. Но от глаз Пушкина не укрылось это тай-
ное шушуканье, он был раздражен.
25 января Пушкин нанес визит живописцу Брюллову,
чьи акварели и карикатуры приводили поэта в восторг. За-
бывая о своей тоске, он смеялся до слез и умолял худож-
ника подарить ему рисунок «Съезд на бал к австрийскому
посланнику в Смирне». Но рисунок уже предназначался
для княгини Салтыковой; Пушкин был безутешен — с ри-
сунком в руках он стал перед Брюлловым на колени и
просил: «Отдай, голубчик!» Не отдал Брюллов рисунка, а
обещал нарисовать другой; и еще обещал написать его
портрет. Первый сеанс был намечен на 28 января.
Между тем, пока Пушкин старался по мере сил смеять-
ся и отрясать с себя горе и стыд, троюродная сестра и под-
руга Натали — Идалия Полетика, внебрачная дочь графа
Григория Строганова и португальской графини Юлии д’Ега,
послала ей записку с просьбой срочно приехать к ней.
А жила Полетика в квартире при кавалергардских казар-
мах, так как супруг ее был офицером кавалергардского
полка. Идалия ненавидела Пушкина, некогда отвергнувше-
го ее авансы. Зато испытывала чувство истинного обожа-
ния к Дантесу. Была ли она его любовницей? Возможно,
что и нет. Но она со страстью относилась ко всему, что ка-
салось интимной жизни молодого кавалергарда. Интрига
Дантеса и Натали казалась ей экзальтирующей и благо-
952________
Александр Пушкин
родной. Конечно же, мысль о том, что, бросив в объятия
друг друга этих двух молодых и красивых существ, она на-
всегда высмеет этого уродливого малорослого поэта с длин-
ными когтями, взлохмаченными волосами и гротескной
гордыней.
Прибыв к Идалии Полетике, Натали была крайне удив-
лена, увидев там Дантеса. Хозяйка тут же смылась, даже не
придумав сколько-нибудь благовидного предлога. Под ок-
нами квартиры прохаживался некий капитан Ланской, в
задачи которого входило надзирать за всем, что происхо-
дит вокруг. Натали поняла, что попала в западню. Но Дан-
тес уже был у ее ног. Он умолял ее, наконец, отдаться ему,
бросить Пушкина и уехать с ним за границу. Он даже вы-
тащил пистолет и грозился покончить с собой, если она не
уступит его желаниям. Ошалевшая Натали бегала из угла в
угол, кричала, что не поддастся шантажу и что это рандеву
будет последним. На шум прибежала ничего не подозре-
вавшая дочь хозяйки, и Натали воспользовалась этим, что-
бы ускользнуть. Все происшествие заняло каких-нибудь
несколько минут.
* * *
Вечером 25 января — уже после того, как было написа-
но помеченное завтрашнею датою роковое письмо Пуш-
кина барону Геккерену1, — Пушкин с женою наносят ви-
зит Вяземским, у которых находились и Дантес с супругой.
«Обе сестры были спокойны, веселы, принимали участие в
общем разговоре», — вспоминал Павел Петрович. Значит,
сестры ничего не заподозрили... Зато с Верой Федоровной
поэт был более откровенен. Вот как вспоминала княгиня
об этом разговоре с поэтом в письме, написанном по горя-
чим следам фатальной дуэли:
«Смотря на Жоржа Дантеса, Пушкин сказал мне: «Что
меня забавляет, это то, что этот господин веселится, не 1
1 Основание датировки см.: Стелла Абрамович. Пушкин в 1836
году. 2-е издание. С. 266—269.
________953
Анри Труайя
предчувствуя, что ожидает его по возвращении домой». —
«Что же именно? — сказала я. — Вы ему писали?» Он сде-
лал утвердительный знак и прибавил: «Его отцу». — «Как!
Письмо уже послано?» Он сделал тот же знак. Я сказала:
«Сегодня?» Он потер руки, опять кивая головой. «Неужели
вы думаете об этом? — сказала я. — Мы надеялись, что все
уже кончено». Тогда он вскочил, говоря мне: «Разве вы
принимали меня за труса? Я вам уже сказал, что с моло-
дым человеком мое дело было окончено, но с отцом — де-
ло другое. Я вас предупредил, что мое мщение заставит за-
говорить свет». Все ушли. Я удержала В<иельгорского> и
сказала ему об отсылке письма».
Как раз в тот день, 25 января 1837 года, пока санкт-пе-
тербургские почтари трудились над передачей барону Гек-
керену послания Пушкина, достопочтенная мадам Гонча-
рова писала из Яропольца своей дочери Катерине письмо,
спокойные слова которого звучат странно на фоне бешено
разворачивающихся событий, угрожающих миру ее семей-
ного очага:
«Благодарю вас, дорогая Катерина, за те подробности,
которые вы прислали мне о вашей свадьбе. Поздравляю
вас от всего сердца со свершением ваших желаний, и мне
нечего более пожелать вам на будущее, кроме как того,
чтобы счастье, которым вы теперь наслаждаетесь, ни-
когда не изменило вам; по вашим словам, оно столь вели-
ко, что вы опасаетесь, как бы оно не оказалось слишком
коротким. Напрасно вы верите ложным предзнаменова-
ниям, ибо счастье это дарует вам небо в своем милосер-
дии. Так наслаждайтесь же и благодарите за это небо!
Вы пишете мне, что не знаете, как засвидетельствовать
вашему супругу вашу привязанность за то счастье, коим
он вас одаривает; так ваши постоянные деликатные об-
хождения послужат ему доказательством вашей к нему
нежности — нетрудная вещь, когда сердце оживлено ис-
тинной привязанностью.
Как мне сообщаете вы сами и ваши братья, вы поль-
зуетесь добротою барона Теккерена, дядюшки вашего му-
954_______
Александр Пушкин
жа (возможно, до Гончаровой-мамаши не дошло, что Гек-
керен не дядюшка ее дочери, а приемный отец. — Прим,
пер.), так воистину долг ваш — быть проникнутой бла-
годарностью за все те благости, которыми он вас убла-
жает». (Письмо из архива барона Геккерена-Дантеса. —
Прим. А. Труайя.)
И однако же предчувствия .Катерины не были такими
напрасными, как предполагала ее мать. Во вторник, 26 ян-
варя 1837 года, т. е. на следующий день после того, как на-
писала свое письмо мамаша Гончарова, барон Геккерен
получил послание, подписанное: ALEXANDRE POUCHKINЕ.
То, что было в нем написано, вывело его из себя.
«Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло
недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже
давно и не могло быть для меня безразличным. Я доволь-
ствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, ко-
гда сочту это своевременным. Случай, который во всякое
другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кста-
ти вывел меня из затруднения: я получил анонимные
письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался
этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына иг-
рать роль столь жалкую, что моя жена, удивленная та-
кой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от
смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в
ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презре-
нии самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
Я вынужден признать, барон, что ваша собственная
роль была не совсем прилична. Вы, представитель коро-
нованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну.
По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточ-
ной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно,
диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупо-
сти, которые он осмеливался писать. Подобно бессты-
жей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам,
чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного
или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом,
_______955
Анри Труайя-------
он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает
от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я
не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни
было сношения с вашей. Только на этом условии согла-
сился я не давать хода этому грязному делу и не обесчес-
тить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел
и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена
выслушивала впредь ваши отеческие увещевания. Я не мо-
гу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого пове-
дения, смел разговаривать с моей женой и — еще того
менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры
и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда
как он просто трус и подлец. Итак, я вынужден обра-
титься к вам, чтобы просить вас положить конец всем
этим проискам, если вы хотите избежать нового сканда-
ла, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорней-
ший слуга
Александр Пушкин».
Любопытно было бы посмотреть на барона Геккерена,
когда он прочитал это письмо... Надо думать, взорвался,
что твой вулкан. А впрочем, разве не сам он это спровоци-
ровал? Кстати сказать, оскорбления со стороны Пушкина
по-своему укладывались в его желания... Нет, сам-то он
драться не пойдет: он уже в возрасте, а главное, он — пред-
ставитель коронованной особы. Честь приемного отца за-
щитит приемный сын.
Конечно, Пушкин — хороший стрелок, и Дантес идет
на большой риск, сходясь с ним в поединке. Но, каковою
бы ни была любовь Геккерена к своему приемному сыну,
он более не хотел и не мог отступать. Да, Геккерен все ста-
вил на эту последнюю карту! Или Дантес убьет Пушкина,
и этот ненавистный бумагомаратель унесет в могилу всю
свою ненависть и все свои разоблачения. Ну, а если Пуш-
кин убьет Дантеса? Тогда для Геккерена это будет равно-
сильно концу собственной жизни. Возможно ли, чтобы его
956_______
Александр Пушкин
настигла несправедливость, которая превзошла бы эту боль?!
Какая профессиональная забота могла бы усугубить его
смятение?!
Посоветовавшись с графом Строгановым, бравшим на
себя роль арбитра в аристократических спорах, Геккерен
проинформировал Дантеса о новости и о том, что рассчи-
тывает на него. А Д антесу только того и надобно было, что-
бы выйти на поединок, дабы смыть в глазах света воспоми-
нание о его последней выходке. За его спиной стоит весь
клан Нессельроде. Он ощущал себя сильным и веселым.
В тот же день, 26 января, Геккерен строчит Пушкину от-
вет.
«Милостивый государь!
Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обра-
тился к г. виконту д'Аршиаку, который вручит вам на-
стоящее письмо, чтобы убедиться, действительно ли то
письмо, на какое я отвечаю, исходит от вас. Содержание
его до такой степени выходит из пределов возможного,
что я отказываюсь отвечать на все подробности этого
послания. Вы, по-видимому, забыли, милостивый госу-
дарь, что именно вы отказались от вызова, направленно-
го вами барону Жоржу де Геккерену и им принятого. Дока-
зательство тому, что я здесь заявляю, существует —
оно писано вашей рукой и осталось в руках у секундан-
тов. Мне остается только предупредить вас, что г. ви-
конт д'кршиак отправляется к вам, чтобы условиться
относительно места, где вы встретитесь с бароном Жор-
жем Геккереном, и предупредить вас, что эта встреча не
терпит никакой отсрочки.
Я сумею впоследствии, милостивый государь, заста-
вить вас оценить по достоинству звание, которым я об-
лечен и которого никакая выходка с вашей стороны за-
пятнать не может.
Остаюсь, милостивый государь, ваш покорнейший слуга
барон де Геккерен.
Прочтено и одобрено мною.
Барон Жорж де Геккерен».
_______957
Анри Труайя
Д’Аршиак передал письмо Пушкину, который, не чи-
тая, принял содержавшийся в нем вызов. Однако на требо-
вание д’Аршиака назвать имя секунданта Пушкин отве-
тил, что еще ни с кем по этому поводу не консультировался.
Вскоре после этого д’Аршиак передал Пушкину записку
следующего содержания:
«Нижеподписавшийся извещает господина Пушкина,
что он будет ожидать у себя дома до 11 часов вечера ны-
нешнего дня, а после этого часа — на балу у графини Разу-
мовской лицо, уполномоченное на переговоры о деле, ко-
торое должно быть закончено завтра». (Оригинал по-фран-
цузски.)
Записка д'Аршиака, как и письмо Геккерена, доказыва-
ет, до какой степени приспичило голландскому посланни-
ку решить вопрос при помощи оружия. «Встреча не тер-
пит никакой отсрочки»... «дело должно быть закончено
завтра...» На самом же деле барону Геккерену не терпе-
лось заглушить голос Пушкина. Опоздай он на несколько
дней, на несколько часов — и поэт может выступить с но-
выми разоблачениями. Надо бы любою ценой помешать
ему.
Натали не была в курсе всего этого. Пушкин являл в
присутствии своих близких беспутную веселость, которая
несколько беспокоила их. Рассказывают, что на балу у гра-
фини Ростопчиной он несколько раз отлучался в туалет-
ную комнату и окунал голову в бадью с холодной водой.
Поздно вечером, часу в двенадцатом, он является на бал к
графине Разумовской. Но — без Натали. Обоих Геккере-
нов на этом балу также не было. Пушкин танцевал, шутил
с Тургеневым и пригласил его к себе на завтра. Воспользо-
вавшись затишьем, д’Аршиак подошел к поэту и напом-
нил, что тот по-прежнему не представил ему имени своего
секунданта. Но Пушкин не хотел брать в секунданты кого-
либо из соотечественников, зная, что тот, по окончании де-
ла, рисковал быть подвергнутым судебным преследовани-
ям согласно закону о дуэлях.
Пробежав глазами собравшихся в зале, он остановил
958_______
Александр Пушкин
свой взгляд на секретаре английского посольства Медленн-
ее и предложил тому быть его секундантом. Но Меджнис
хотел знать причины дуэли. А Пушкин ничего не хотел
ему рассказывать. В итоге англичанин прислал Пушкину
вежливый отказ. Вечер у Разумовских закончился для Пуш-
кина ничем* он так и не нашел себе секунданта, а между
тем дуэль должна была состояться самое позднее на сле-
дующий день, 27 января. Несколько персон из высшего
общества уже были тайно предуведомлены о ней.
Ну и, конечно, дуэль эта не была тайной для властей.
Что сделают они для ее предотвращения? Николай I обра-
тился к Бенкендорфу с просьбой предупредить дуэль, на-
правив к месту, где она должна была состояться, жандар-
мов. Но Бенкендорф не разделял мыслей императора. На-
кануне дуэли к нему заявились барон Геккерен, граф
Уваров и княгиня Белосельская. Барон разъяснял шефу
жандармов, в чем выгоды, если предоставить событиям
течь своим чередом. Не слишком ли много измарал бума-
ги, замутил сознание этот пиит-баламут? Если Пушкина
ухлопают, имперская власть будет избавлена от врага ари-
стократии, монархии, да и самого Бога! А если Пушкин
выйдет из этого приключения невредимым или просто ра-
ненным, власти получат право судить его, выслать или да-
же засадить в крепость за участие в дуэли. Министр Ува-
ров и княгиня Белосельская настояли на том, чтобы Бен-
кендорф прислушался к советам Геккерена.
— Направьте жандармов в другое место, — сказала
княгиня Белосельская.
И Бенкендорф решил прислушаться к ее мнению.
Тлава 4
ПОЕДИНОК
Он взошел, этот день 27 января, над городом, потонув-
шим в сугробах. Было холодно. Ветер свистел монотонным
свистом Первые пешеходы — черные, сгорбленные, зале-
______959
Анри Труайя
денелые — трусили мелкими шажками по выбеленным
гладким проспектам. Лавочники развязывали вязанки дров.
Привратники смахивали метлами снег у парадных подъез-
дов.
Было восемь часов утра, когда Пушкин разомкнул глаза.
Спрыгнув с постели, он свершил утренний туалет, оделся и
выкушал чашку горячего чаю. Натали, Александрина и де-
ти еще почивали. Из всего семейства на ногах был он один.
И он один из всего семейства знал, что, может быть, встре-
тит свою смерть еще до захода солнца. Но эта мысль не
страшила его. Он даже странным образом чувствовал весе-
лость и бодрость. Он слишком настрадался от всех этих
сплетен, анонимных писем, провокаций, примирений и
бредней, чтобы не желать покончить раз и навсегда со
своими обидчиками. Лучше уж смерть, чем этот мир, в ко-
тором обитают Бенкендорф, царь, Уваров, Булгарин, Дан-
тес и Геккерен.
Конечно, в этом же мире живет Натали, их дети, его
творчество... Что станется с ними, если его не станет?! Да
будут дальше жить, в конце концов!!! Как и весь остальной
мир... А впрочем... Что за дурацкие мысли ему лезут в голо-
ву! Бог справедлив! Он не допустит, чтобы какой-то маль-
чишка-выскочка убил первого поэта России! Конечно же,
он еще посмеется над своими теперешними дурными
предчувствиями — и не далее как с завтрашнего дня, нет, с
сегодняшнего же вечера! Нет, надо начать это утро так,
как он начинал каждое утро. Труды, журналы, корреспон-
денция.
Пушкин отправился в комнату, служившую ему каби-
нетом. Это была просторная светлая комната, где вдоль
стен тянулись многоярусные книжные полки. Полки, уста-
новленные бесчисленными томами, три больших окна, ди-
ван, обитый красным сукном, стол, заваленный листами
бумаги; картины на стенах; воздух пропитан табачным ды-
мом и чернилами. Пушкин приветствовал улыбкой эту ми-
лую привычную глазу обстановку. Здесь была его гавань,
его пристанище. Пушкин уселся в кресло, окунул перо в
бронзовую чернильницу и что-то набросал на клочке бума-
960_______
Александр Пушкин
ги. Затем пробежал глазами «Историю в рассказах» Алек-
сандры Ишимовой. Увлекательно, забавная книжка, напи-
санная для детей. Когда-нибудь ее перелистают Машка и
Сашка.
Услышит ли Пушкин их ребяческий лепет? Затем Пуш-
кин взял в руки последний номер «Северной пчелы». Что
же в нем? Так, последние новости: дуэль двух военных в
Страсбурге; библиотеку герцогини Беррийской собирают-
ся пускать с молотка; английский посланник возвращается
к своему правительству...
Дуэль... библиотека... посланник... Все на страницах газе-
ты напоминает о заботах его собственного существования.
Кровь уже приливала к его голове... Когда же все это кон-
чится?! Между 9-ю и 10-ю утра Пушкину приносят новую
записку от д’Аршиака:
«Милостивый государь.
Я настаиваю и сегодня утром на просьбе, с которой
имел честь обратиться к вам вчера вечером.
Необходимо, чтобы я переговорил с секундантом, вы-
бранным вами, и притом в кратчайший срок. До полудня
я останусь у себя на квартире; надеюсь ранее этого часа
принять лицо, которое вам угодно будет прислать ко мне.
Примите, милостивый государь, уверение в моем глу-
бочайшем уважении.
Виконт д'Аршиак
С.-Петербург среда 9 ч. утра».
Опять это требование найти секунданта! Сколько слож-
ностей, чтобы убить одного человека! Разъяренный Пушкин
набросал черновое письмо, а затем тщательно переписал:
«Виконт.
Я не имею ни малейшего желания посвящать петер-
бургских зевак в мои семейные дела; поэтому я не согла-
сен ни на какие переговоры между секундантами. Я приве-
зу своего лишь на место встречи. Так как вызывает меня
и является оскорбленным г-н Теккерен, то он может, если
ему угодно, выбрать мне секунданта; я заранее его прини-
маю, будь то хотя бы его выездной лакей. Что же каса-
_______961
Анри Труайя
ется часа и места, то я всецело к его услугам. По нашим,
по русским обычаям этого достаточно. Прошу вас пове-
рить, виконт, что это мое последнее слово и что более
мне нечего ответить относительно этого дела; и что я
тронусь из дома лишь для того, чтобы ехать на место.
Благоволите принять уверение в моем совершенном
уважении.
21 января.
А. Пушкин».
Отправив письмо, Пушкин попытался вернуться к ра-
боте. Настало время заняться подготовкой 5-го выпуска
«Современника», и Пушкин решил включить в него не-
сколько драматических сцен из английского писателя Бар-
ри Корнуолла. Г-жа Ишимова очень хотела взяться за их
перевод. Но тексты, которые будут переложены ею на
родной язык, еще нужно было подобрать. Пушкин встал с
кресла, взял с полки томик Барри Корнуолла и еще раз
пробежал глазами его драматические сцены. Две вещи
привлекали его внимание: «Амелия Вентуорт» и «Лудовик
Сфорца». В первой пьесе речь шла о ревности. Готфрид
Вентуорт, разъяренный избыточною нежностью своей суп-
руги к юному красавцу, мечтает о том, чтобы выслать
обидчика или засадить его в темницу. И при этом Готфрид
не подозревает свою благоверную. Он знал, что ее верность
ненарушима. Он лишь опасался обвинений и насмешек со
стороны своего окружения.
Это совпадение забавляло поэта: ведь он тем более не
сомневался в Натали! Вторая пьеса, «Лудовик Сфорца»,
была посвящена священному праву каждого на месть.
И Пушкин не чувствовал себя чужим среди этих ярост-
ных, гордых и мстительных персонажей. Взяв карандаш,
он отметил заглавия обеих драм.
В этот момент в дверь кабинета робко постучался слуга
и протянул поэту письмо из французского посольства. Это
был ответ от д’Аршиака. Боже, как же его достали!
«Милостивый государь.
Оскорбив честь барона Жоржа де Теккерена, вы обяза-
ны дать ему удовлетворение. Вам и следует найти себе
962_______
--------Александр Пушкин
секунданта. Не может быть и речи о подыскании вам
такового.
Готовый со своей стороны отправиться на место
встречи, барон Жорж де Геккерен настаивает на том,
чтобы вы подчинились правилам. Всякое промедление бу-
дет сочтено им за отказ в должном ему удовлетворении
и за намерение оглаской этого дела помешать его окон-
чанию.
Свидание между секундантами, необходимое перед по-
единком, станет, если вы снова откажетесь, одним из
условий барона Жоржа де Геккерена; а вы сказали мне вче-
ра и написали сегодня, что принимаете все его условия.
Примите, милостивый государь, уверение в моем со-
вершенном уважении.
Виконт д'Аршиак».
(Вышеприведенная переписка в оригинале — по-фран-
цузски.)
Пушкин отшвырнул письмо прочь. Секундант — это
еще одно вторжение в его интимную жизнь. Придется
сызнова рассказывать обо всем, что его так травмировало:
о своих подозрениях, своем стыде, своем гневе. И тем не
менее у Дантеса были все основания требовать формаль-
ного соблюдения правил. Секунданта... Но — кого бы на
эту роль?! А впрочем — успеется! Всему свое время, не так
ли? Сначала напишем письмо Ишимовой. О чем? Ах да, о
драматических сценах Барри Корнуолла. Сняв с полки оз-
наченную книгу, Пушкин сделал в оглавлении еще не-
сколько помет, затем окунул перо в чернильницу и вывел
следующие строки:
«Милостивая государыня Александра Осиповна.
Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня
явиться на ваше приглашение. Покамест честь имею пре-
проводить к вам Barry Cornwall. Вы найдете в конце кни-
ги пьэсы, отмеченные карандашом, переведите их как
умеете — уверяю вас, что переведете как нельзя лучше.
Сегодня я нечаянно открыл вашу Историю в рассказах и
поневоле зачитался. Вот как надобно писать!
_______963
Анри Труайя
С глубочайшим почтением и совершенной преданно-
стью честь имею быть, милостивая государыня,
вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин».
Поставив свою подпись, он перечитал только что напи-
санные строки. Не странно ли все то, что происходит? Он
идет сражаться на дуэли. И последняя его мысль обращена
к этой даме, которая жила усердной переводческой рабо-
той. Неплохо. В порядке вещей. Честь по чести. Даже на
пороге смерти.
Завернув письмо и книгу в лист добротной серой бума-
ги, он велел отнести пакет на Фурштадскую, где жила эта
Ишимова.
Однако надо было искать секунданта. Пушкин надел
шубу и вышел на улицу1. Сперва он поехал к молодому
офицеру Россету. Но того не было дома, и тогда Пушкину
пришел на мысль его лицейский товарищ Данзас. В быт-
ность лицеистами — увалень и тугодум, ныне — отважный
офицер, любитель каламбуров и женщин. На его дружбу и
умение хранить тайну можно было положиться.
— К Данзасу!
Голос поэта заглушили конское фырканье и звон коло-
кольчика. Сани рванули с места. При переезде через Цеп-
ной мост Пушкин узнал Данзаса в толпе прогуливающих-
ся. Экипаж остановился.
— Данзас, я ехал к тебе, садись со мной в сани и поедем
во французское посольство, где ты будешь свидетелем од-
ного разговора, — сказал Пушкин.
Данзас, не говоря ни слова, сел с ним в сани, и они по-
ехали в Большую Миллионную. Во время пути Пушкин го-
ворил с Данзасом, как будто ничего не бывало, совершен-
но о посторонних вещах. Таким образом доехали они до 1
1 Согласно хронологии С. Абрамович, Пушкин сначала сговорился
с Данзасом и лишь затем отправил послание Ишимовой. Из письма
Жуковского к С.Л. Пушкину: «он... за час перед тем, как ему ехать стре-
ляться, написал письмо к Ишимовой...» (Прим, пер.)
964_______
Александр Пушкин
французского посольства, где жил д'Аршиак. После
обыкновенного приветствия с хозяином Пушкин сказал
громко, обращаясь к Данзасу:
— Я хочу теперь посвятить вас во все, — и начал расска-
зывать ему все, что происходило между ним, Дантесом и
Геккереном.
В заключение Пушкин заявил следующее:
— Теперь единственное, что я хочу вам сказать, — это
то, что если дело не окончится сегодня же, то при первой
встрече с Геккереном, отцом или сыном, я плюну им в лицо.
Данзас и д'Аршиак онемело замерли на месте.
— Вот мой секундант, — сказал Пушкин, указав на Дан-
заса, и задал тому вопрос: — Вы согласны?
Данзас утвердительно кивнул головой. Он был ошелом-
лен той ответственностью, которая внезапно свалилась на
его плечи. Пушкин вышел, оставив секундантов сговари-
ваться об условиях поединка.
Во втором часу дня Данзас привозит Пушкину условия
за подписью обоих секундантов.
Вот эта роковая бумага — слово в слово (оригинал по-
французски).
«УСЛОВИЯ ДУЭЛИ МЕЖДУ г. ПУШКИНЫМ И г. БАРО-
НОМ ЖОРЖЕМ ГЕККЕРЕНОМ
1.	Противники становятся на расстоянии двадцати ша-
гов друг от друга, за пять шагов назад от двух барьеров,
расстояние между которыми равняется десяти шагам.
2.	Противники, вооруженные пистолетами, по данному
сигналу, идя один на другого, но ни в коем случае не пере-
ступая барьера, могут пустить в дело свое оружие.
3.	Сверх того принимается, что после первого выстрела
противникам не дозволяется менять место для того, чтобы
выстреливший первым подвергся огню своего противника
на том же расстоянии.
4.	Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, если не
будет результата, поединок возобновляется на прежних ус-
ловиях: противники ставятся на то же расстояние в два-
дцать шагов; сохраняются те же барьеры и те же правила.
_______965
Анри Труайя
5.	Секунданты являются непременными посредниками
во всяком объяснении между противниками на месте боя.
6.	Нижеподписавшиеся секунданты этого поединка, об-
леченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за
свою сторону, своею честью строгое соблюдение изложен-
ных здесь условий.
Константин Данзас, инженер-подполковник,
Виконт д'Аршиак, атташе французского посольства».
Увидев в окне сани, Пушкин выбежал навстречу своему
однокашнику, втолкнул его в кабинет и запер дверь на
ключ. Хозяин кабинета казался очень веселым. На нем был
красный домашний халат в зеленую клеточку. Глаза его
блестели, как от жара. Разбросанные по столу книги и бу-
маги говорили о том, что поэт успел славно потрудиться.
Данзас подробно передал ему разговор с д'Аршиаком и за-
метил, что, по его мнению, Пушкин должен был бы стре-
ляться с бароном Геккереном, отцом, а не с сыном, так
как оскорбительное письмо он написал Геккерену, а не
Дантесу. На это Пушкин ему отвечал, то Геккерен, по офи-
циальному своему положению, драться не может.
Данзас предложил поэту встретиться в кондитерской
Вольфа, что на Невском1, около четырех часов пополудни.
Оттуда они отправятся на Черную речку, где возле Комен-
дантской дачи, около 5 часов пополудни, возымеет место
дуэль. Затем, своим обязанностям в лад, Данзас отправился
сделать нужные приготовления. Наняв парные сани, он за-
ехал в оружейный магазин Куракина за пистолетами, ко-
торые были уже выбраны Пушкиным заранее; пистолеты
эти были совершенно схожи с пистолетами д'Аршиака.
По отъезде своего друга Пушкин вымылся с ног до го-
ловы, надушился, сменил нательное белье и надел свой са-
мый лучший редингот. Одеваясь, он что-то мурлыкал себе
под ноа В какой-то момент ему показалось, что все его го- 1
1 В настоящее время — популярное у жителей и гостей Питера
«Литературное кафе» с концертами классической музыки и подачей
блюд, приготовленных по рецептам пушкинской эпохи. (Прим, пер.)
966_______
Александр Пушкин
рести, все его унижения уже исчезли и что он, чистый и
незапятнанный, находится на пороге новой жизни. Он не
думал ни о Натали, ни о детях — к нему пришло ощуще-
ние, будто он в жизни не был женат!
В кармане мерно тикали его серебряные часы. Струив-
шийся из окон свет, который застывал на книжных ко-
решках, казался ему ласковым. Время текло. Пушкин по-
жал плечами. В путь! Позвав к себе слугу, Пушкин велел
подать бекешу. Но, выйдя на порог, поежился и надел теп-
лую медвежью шубу. Квартира Пушкиных располагалась
на первом этаже; суждено ли поэту снова увидеть этот об-
рамленный колоннами парадный подъезд — нарядный, но
в то же время церемонно-холодный? Выходя из дому, он
встретил соседа — Федора Петровича Лубяновского, зани-
мавшего второй этаж дома Волконской, и дружески по-
приветствовал его. Лубяновский приветствовал его в ответ.
Ну не глупо ли умирать после того, как оделся во все чис-
тое, сверил часы, обменялся приветствиями с соседом по
дому? Ускорив шаг, Пушкин завернул за угол Невского и
вошел в кондитерскую, где его уже дожидался Данзас Бы-
ло около четырех часов пополудни. Друзья заказали лимо-
наду; Пушкин опорожнил свой бокал, обменялся с Данза-
сом проницательным взглядом, и оба направились к са-
ням. Возница хлестнул лошадей, и сани со скрежетом
понеслись к Троицкому мосту.
Хрустальной чистоты воздух обжигал лицо; на улицах
было полно народу. Вдруг неожиданно на Дворцовой набе-
режной Данзас узнал ехавшую в санях Натали. Экипажи
супругов поравнялись... Один бы жест, одну б улыбку, один
бы крик — и катастрофы удалось бы избежать... Но, увы,
«косая Мадона» была близорука, а муж ее смотрел в другую
сторону. Лошади влекли сани в противоположные стороны.
С моря дул холодный ветер; по другую сторону Невы тем-
нела приземистая и мрачная Петропавловская крепость.
На Неве Пушкин спросил Данзаса, шутя: «Не в кре-
пость ли ты везешь меня?» — «Нет, — отвечал Данзас, —
через крепость на Черную речку самая близкая дорога».
_______967
Анри Труайя
Данзас еще хранил надежду — вдруг их остановят по
дороге жандармы, вдруг перехватят по пути товарищи,
вдруг возникнет что-нибудь непредвиденное, что помеша-
ет Пушкину рисковать жизнью. Ну, а сам-то он что мог
сделать! Ему оставалось только подчиняться.
Пытаясь привлечь внимание прохожих, Данзас вынул
купленный у оружейника футляр, поставил на колени и
раскрыл Два великолепных, длинных и блестящих писто-
лета, уложенные на мягкое дно ящика. При них — шом-
пол, молоток, пороховница и несколько массивных свин-
цовых пуль. Данзас поигрывал пистолетами, жонглировал
пулями; встречавшиеся по пути друзья приветствовали
экипаж, и Данзас бесился оттого, что не мог крикнуть им,
что Пушкин едет драться на дуэли и что требовалось лю-
бой ценой упредить это безумство.
На Каменноостровском проспекте они встретили в санях
двух знакомых офицеров Конного полка: князя БД. Голи-
цына и Головина. Думая, что Пушкин и Данзас ехали на
горы, Голицын закричал им: «Что вы так поздно едете, все
уже оттуда разъезжаются?»
Пушкин только засмеялся в ответ. Он казался ужасаю-
ще спокойным. Его тронутое холодом лицо было бледным.
Снежные хлопья оседали на его бакенбардах. Вокруг сире-
невых губ курился парок.
Данзас и Пушкин прибыли к Комендантской даче как
раз в то время, когда туда подкатил экипаж с Дантесом и
д'Аршиаком. Секунданты обменялись приветствиями по
правилам политеса и принялись обследовать площадку.
Снег был высоким и мягким; леденящий ветер шевелил
ветвями кустарника. Над площадкой тяжко пролетали во-
роны. Место для дуэли было выбрано в трех сотнях метров
от дороги. Густые кустарники скрывали площадку от ветра
и от посторонних глаз. Вот только ноги утопали в снегу по
колено. И Данзас с д'Аршиаком принялись с усердием
утаптывать территорию. Они были похожи на двух боль-
ших мальчуганов, готовящих площадку под каток. Секун-
данты топтали на совесть, так что даже лица у них разго-
рячились.
968_______
Александр Пушкин
Пушкин же сидел в это время, скорчившись, на снегу,
завернутый в медвежью шубу, и внимательно наблюдал за
приготовлениями. Странно смотрелось среди ощетинив-
шейся медвежьей шкуры его маленькое треугольное лицо.
Неподалеку обретался Дантес. Его красивое бесстыжее ли-
цо окаймлял бобровый воротник. Из-под расстегнутой шу-
бы виднелся кавалергардский мундир. Не пришло ли на
память Пушкину предсказание старухи-немки, советовав-
шей ему остерегаться «белого человека»? Вот он, белый че-
ловек. Weisser Mensch. И Пушкин шел с ним драться. Воз-
можно, он вспоминал при этом и сцену дуэли Онегина и
Ленского — на такой же заснеженной площадке и тоже
из-за женщины?
...Пробили
Часы урочные. Поэт
Роняет молча пистолет,
На грудь кладет тихонько руку
И падает...
Не сам ли себе Пушкин это напророчил?! Тем време-
нем все явственнее спускались сумерки, надо было торо-
питься. А эти Дантес с д'Аршиаком все топтались — ив
каждом их шаге по площадке слышалась зловещая по-
ступь костлявой... Когда Данзас спросил Пушкина, считает
ли он площадку подходящей, Пушкин ответил:
— Мне это совершенно безразлично, только постарай-
тесь сделать все возможно скорее.
Отмерив шаги, Данзас и д'Аршиак отметили барьер
своими шинелями и начали заряжать пистолеты. Во время
этих приготовлений нетерпение Пушкина обнаружилось
словами к своему секунданту:
— Все ли наконец кончено?..
Все было кончено. Данзас и д'Аршиак расставили про-
тивников в пяти шагах от барьеров и подали им пистоле-
ты. Зловещая тишина повисла между этими двумя стоя-
щими лицом друг к другу мужчинами, каждый из которых
желал другому смерти. Данзас дал сигнал, махнув шляпой,
и они начали сходиться.
_______969
Анри Труайя
Пушкин первым подошел к барьеру, поднял руку и на-
чал наводить оружие на цель. Но Дантес, увидев его жест,
разрядил свой пистолет, не дойдя шага до барьера. Вы-
стрел прозвучал сухо, нелепо. Рассеялся дым. Пушкин ле-
жал недвижим, распростершись на шубе, которая служила
ему барьером. Лицо его уткнулось в снег. Секунданты бро-
сились к нему. Тогда он поднял курчавую голову, и подо-
шедшим открылось его лицо, серое и влажное, точно слеп-
ленное из гончарной глины.
— Мне кажется, что у меня раздроблена ляжка, — про-
бормотал он.
Тем не менее, когда он увидел, что Дантес намеревается
покинуть площадку, раненый крикнул ему хриплым голо-
сом:
— Подождите, у меня есть еще достаточно сил, чтобы
сделать свой выстрел.
Дантес возвратился на место, повернулся в профиль и
прикрыл правой рукой грудь, защищая сердце. Пушкин
глядел на него с ненавистью. Этот человек должен умереть
от его руки. И сейчас же.
При падении Пушкин выронил свой пистолет, так что
в него набился снег; Данзас подал ему другой. Поэт твер-
дою рукой принял оружие. Из положения полулежа, пере-
неся тяжесть своего тела на левую руку, поэт навел писто-
лет на цель. Целился долго, говорят, целых две минуты.
И сделал свой выстрел.
Пуля пробила Дантесу правую руку, контузила грудь и
отскочила, ударившись о медную пуговицу1. Рана оказалась
легкой, но сила удара низвергла кавалергарда наземь. Видя,
как падает его противник, Пушкин бросил свой пистолет
в воздух и крикнул:
— Браво!
Но снег под его животом превращался в кровавую ка- 1
1 Популярная в недавнем прошлом версия о «кольчуге» или «пан-
цире», будто бы надетом на Дантеса во время поединка, сейчас оспари-
вается. (Прим, пер.)
970________
Александр Пушкин
шу. Он вновь упал и на несколько минут потерял сознание;
но затем оно к нему вернулось и больше не покидало его.
Придя в сознание, он спросил д'Аршиака:
— Убил я его?
— Нет, — ответил тот. — Вы его ранили.
— Странно, — сказал Пушкин. — Я думал, что мне дос-
тавит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что
нет. Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, снова
начнем.
Между тем поэт катастрофически терял кровь. Одежда
на его животе набухла и затяжелела. Было опасно перено-
сить его в экипаж. Данзас с д'Аршиаком подозвали извоз-
чиков и с помощью их разобрали находившийся там из
тонких жердей забор, который мешал саням подъехать к
тому месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами
усадив его бережно в сани, Данзас приказал извозчику
ехать шагом, а сам пошел пешком подле саней вместе с
д'Аршиаком; раненый Дантес ехал в своих санях за ними.
Дорога была неровной. Толчки на ухабах сотрясали тя-
желораненого, лицо которого перекосилось в немой боли.
Было темно. Холодный ветер мел поземку. У Комендант-
ской дачи стояла закрытая карета, присланная на всякий
случай бароном Геккереном.
Дантес и д'Аршиак предложили Данзасу отвезти в ней
в город раненого поэта. Данзас принял это предложение,
но отказался от другого, сделанного ему в то же время
Дантесом предложения скрыть участие его в дуэли.
Не сказав, что карета была барона Геккерена, Данзас
посадил в нее Пушкина и сел рядом с ним, поддерживая
его голову, его тело. Экипаж плавно тронулся с места.
Сидя рядом с Пушкиным в этом темном закрытом ку-
пе, Данзас с беспокойством наблюдал за раненым. Лицо
поэта было бледным и покрытым испариной. Черты его
были напряжены желанием побороть нестерпимую боль.
Какой-то момент он даже пытался улыбаться и шутить.
Но внезапно резкая боль обожгла ему весь живот. Его за-
тошнило от переполнившей рот желчи. Он тихо застонал.
_______971
Анри Труайя
Затем страдалец вспомнил про дуэль общего знакомого
офицера Московского полка Щербачева, стрелявшегося с
Дороховым, на которой Щербачев был смертельно ранен
в живот, и, жалуясь на боль, сказал Данзасу: «Я боюсь, не
ранен ли я так, как Щербачев». Он напомнил также Дан-
засу и о своей прежней дуэли в Кишиневе с Зубовым. Во
время дороги Пушкин более всего беспокоился о том, что-
бы по приезде домой не перепугать свою супругу, которая
не была в курсе событий. Затем захотел отдать несколько
общих распоряжений о домашних делах. Язык Пушкина
заплетался. Его дыхание стало прерывистым. Беднягу мути-
ло, временами он терял сознание. Когда же он приходил в
себя, снова пытался говорить. Толчки кареты на ухабах от-
нимали у него последние остатки сил. Кровь выступала
сквозь одежду.
В пути пришлось останавливаться несколько раз. Но
вот наконец за заиндевевшими стеклами кареты замелька-
ли городские огни. Вокруг экипажа слышался звон коло-
кольцев и бубенцов чужих саней; до ушей долетали смех и
болтовня проходивших мимо. Было около шести часов, ко-
гда экипаж остановился у порога пушкинского дома. Поэт
попросил Данзаса войти первым, успокоить жену и вы-
звать прислугу, которая помогла бы внести его в дом. Дан-
зас исполнил его просьбы слово в слово. Пока встревожен-
ные слуги спешили к карете, он вошел в столовую, где стол
уже был накрыт. Эта обыденная картина, повседневные
приборы на обеденном столе только добавили ему грусти.
Пройдя столовую, затем гостиную, Данзас прошел без док-
лада в кабинет Натальи Николаевны, где та сидела со сво-
ей старшей сестрой Александриной. При виде его обе по-
няли, что случилась беда. Данзас еще не успел сказать ни
слова, как Натали с криком бросилась в переднюю.
Между тем слуги неуклюже вытаскивали своего госпо-
дина из кареты. Камердинер взял его на руки и понес в
дом. Глазам Пушкина вновь открылась знакомая парадная
с арками и колоннами; те восемь ступенек, которые вели в
972________
Александр Пушкин
квартиру. Он вспомнил, как отсюда отправлялся на поеди-
нок. Все так переменилось здесь менее чем за два часа.
Он пробормотал камердинеру:
— Грустно тебе нести меня?
А глаза у того были полны слез. В прихожей Натали
бросилась к своему благоверному. Мертвенно-бледная, рас-
трепанная, она кричала, звала его по имени. Поэт твердым
голосом попросил ее пойти к себе. Она ему не ответила и
потеряла сознание.
Камердинер и Данзас перенесли Пушкина к нему в ка-
бинет и зажгли лампу. Потом они разложили его на дива-
не и принялись его раздевать. Шуба, редингот, панталоны,
белье — все было пропитано кровью. Чтобы освободить
несчастного от одежды, пришлось разрезать ее ножом. На
обнажившемся мускулистом животе обнаружилась ма-
ленькая черная дырка, окаймленная сгустками крови; пуля
попала выше таза на три пальца. Наверняка раздроблены
кости, пробиты кишки. Пушкин трясся всеми своими чле-
нами. Тем не менее он смог умыться, натянуть на себя
чистое белье и улечься, как ему было удобно. Жена посту-
чалась в дверь. Он крикнул на это:
— Не входи!
Ему не хотелось, чтобы жена увидела его рану. Он до-
пустил ее к себе лишь после того, как был закончен его
туалет.
Тем временем Данзас бросился на поиски врача. Он не
застал ни Спасского — доктора, пользовавшего семейство
Пушкиных, ни Арендта, ни Христофора Саломона, ни
Персона — ну, никого из ведущих столичных медицин-
ских светил! Не зная, к кому еще обратиться, Данзас, по
совету супруги Персона, отправился в Воспитательный
дом — уж там-то наверняка сыщется врач! Подъезжая к
Воспитательному дому, Данзас встретил выходившего из
ворот доктора Шольца. Выслушав Данзаса, Шольц сказал
ему, что он, как акушер, в этом случае полезен быть не мо-
жет, но что сейчас же привезет к Пушкину другого доктора.
Вернувшись назад, Данзас нашел Пушкина в его каби-
_______973
Анри Труайя
нете, уже раздетого и уложенного на диване; Натали —
бледная, с написанным на лице ужасом! — нежно держала
его за руку. Там находился также П.А. Плетнев — ничего
не зная о происшедшем, он просто заехал за ним, чтобы
уйезти на свой литературный вечер. В восьмом часу вечера
в кабинете поэта появляются доктор Шольц, который
привез доктора Задлера; этот последний только что пере-
вязывал Дантеса... Увидев врачей, Пушкин попросил жену
и друзей оставить его наедине с ними. Он был против того,
чтобы Натали ассистировала при обследовании раны.
После осмотра доктор Задлер уехал за необходимыми
инструментами. Оставшись один на один с Шольцем, Пуш-
кин спросил его хриплым голосом:
— Что вы думаете о моей ране? Я чувствовал при вы-
стреле сильный удар в бок, и горячо стрельнуло в поясни-
цу. Дорогою шло много крови. Скажите откровенно, как
вы находите рану?
— Не могу вам скрыть, она опасная.
— Скажите мне, смертельная?
— Считаю долгом не скрывать и того. Но услышим мне-
ние Арендта и Саломона, за коими послано.
Пока Шольц накладывал ему новый компресс, Пушкин
стискивал зубы и пробормотал по-французски, потирая
лоб ладонью:
— Благодарю вас, вы поступили по отношению ко мне
как честный человек. Мне нужно привести в порядок мои
домашние дела.
И далее по-русски: «Мне кажется, идет много крови».
— Не желаете ли видеть кого из ваших ближних при-
ятелей? — спросил Шольц.
— Прощайте, друзья! — произнес Пушкин, и в это вре-
мя глаза его обратились на его библиотеку. И, немного по-
годя, спросил: — Разве вы думаете, что я часу не проживу?
— О нет! Но я полагал, что вам будет приятно увидеть
кого-нибудь из ваших. Г-н Плетнев здесь.
— Да, но я желал бы Жуковского. Дайте мне воды, тош-
нит.
974________
Александр Пушкин
Шольц прощупал пульс раненого, нашел его слабым,
скорым, как при внутреннем кровотечении, и вышел при-
готовить прохладительное питье. Вскоре прибыли врачи
Задлер и Саломон, за ним — Арендт, а следом — Спас-
ский, семейный доктор Пушкиных.
— Плохо мне, — сказал Пушкин, протягивая ему руку.
И добавил с большою нежностью: — Не давайте излиш-
них надежд жене, не скрывайте от нее, в чем дело. Она не
притворщица, я на все согласен и на все готов.
Рассказывает Спасский: «По желанию родных и друзей
Пушкина я сказал ему об исполнении христианского дол-
га... За кем прикажете послать? — спросил я. — Возьмите
первого ближайшего священника, — отвечал П(ушкин).
Послали за отцом Петром, что в Конюшенной».
И вдруг страдалец вспомнил, что утром сегодняшнего
дня получил билет на похороны умершего за два дня до
того сына Николая Греча. Поэт, сам находившийся на
краю могилы, — если увидите Греча, — сказал он Спасско-
му, — поклонитесь ему и скажите, что я принимаю душев-
ное участие в его потере.
...Доктор Арендт, осмотревший раненого в девятом часу
вечера, с первого же взгляда понял, что не было никакой
надежды. Затем лейб-хирургу нужно было возвратиться во
дворец. Перед отъездом Арендт подошел к Пушкину, и
тот сказал ему: «Попросите государя, чтобы он меня про-
стил; просите за Данзаса, он мне брат. Он невинен, я схва-
тил его на улице».
Провожавшему его Данзасу Арендт сказал в прихожей:
— Шутка скверная, он умрет.
В это время один за другим начали съезжаться к Пушки-
ну друзья его: Жуковский, князь Вяземский, граф М.Ю. Виль-
егорский, князь П.И. Мещерский, ПА Валуев, АИ. Тургенев,
родственница Пушкина, бывшая фрейлина Загряжская; все
эти лица до самой смерти Пушкина не оставляли его дома и
отлучались только на самое короткое время.
Пушкин слышал их шаги, их голоса, доносившиеся из
соседней комнаты. Все они были словно на другом берегу
реки... И он отдалялся от них с каждым биением своего
_______975
Анри Труайя_______
сердца. Умереть было не страшно. Но он сходил с ума от
этих чудовищных болей в животе. Неужели нельзя унять
этот огонь при помощи лекарств? К чему тогда эта вся
пляска докторов вокруг его ложа? Прямо какой-то коми-
ческий балет! Один выходит, другой приходит. И постоян-
но эти очки, пальцы, пропахшие медикаментами, уста, на
которых не прочтешь ни малейшей надежды...
В полночь возвратился доктор Арендт. Он привез Пуш-
кину написанную карандашом записку от государя. Пуш-
кин пробежал ее глазами, затем вернул врачу, так как госу-
дарь требовал вернуть ему записку после прочтения. По
воспоминаниям Данзаса, текст ее звучал так:
«Любезный друг Александр Сергеевич, если не суждено
нам видеться на этом свете, прими мой последний совет:
старайся умереть христианином. О жене и детях не беспо-
койся, я беру их на свое попечение».
Видимо, царь по-прежнему считал поэта инакомысля-
щим, если счел необходимым обратиться к нему, умираю-
щему, именно с таким посланием. А ведь Пушкин давно
уже не был таким, каким был во времена написания «Гав-
риилиады»! «Несчастье стране, удаленной от христианст-
ва», — писал он еще в 1830 году. А незадолго до роковой
дуэли он открыл Плетневу свое новое мистическое верова-
ние. Конечно, это было довольно зыбкое мышление, сво-
бодное от догм, религий, церквей... Он веровал в Бога. Он
признавал необходимость для человека признания Госпо-
да. И молился ему — может быть, как умел, так и молился.
Отец Петр из Конюшенной церкви был поражен тем, с
каким благоговением причащался умирающий. «Вы може-
те мне не поверить, — сказал он кн. Е.Н. Мещерской, — но
я скажу, что я для самого себя желаю такого конца, какой
он имел».
Между тем страдания Пушкина усиливались. Время от
времени он терял сознание. Но каждый раз, едва придя в
себя, он поднимал голову и жадно вглядывался и вслуши-
вался во все, что происходило вокруг. Измученная бессон-
ницей и слезами, Натали не раз пыталась проскользнуть к
976_______
Александр Пушкин
его постели, но ему не хотелось, чтобы она видела его пе-
рекошенное агонией лицо. И он кричал:
— Моя жена здесь!.. Уведите ее...
Потом, по миновании кризиса, он пользовался краткой
передышкой, чтобы снова призвать к себе несчастную суп-
ругу. Она склоняла к нему свое прекрасное испуганное ли-
цо. И он созерцал ее, королеву балов, ненапудренную, не-
нарумяненную, непричесанную... И даже немного утешал
ее, бормоча:
— Как я счастлив! Я еще жив, и ты возле меня! Будь по-
койна! Ты не виновата; я знаю, что ты не виновата.
И отсылал ее прочь усталым жестом
Спасский спросил у Пушкина, не угодно ли ему сделать
какие-либо распоряжения. «Все — жене и детям», — отве-
тил тот.
Подозвав к себе Спасского, он велел подать ему какую-
то бумагу, его рукою по-русски написанную, и попросил
сжечь. Потом позвал Данзаса и продиктовал ему все те
долги, на которые не было ни векселей, ни заемных писем.
Потом он снял с руки кольцо и передал Данзасу на па-
мять. Глубоко тронутый, Данзас объявил, что поквитается
с Дантесом, вызвав его на дуэль. Но Пушкин запретил
друзьям мстить за него.
— Нет! Нет! Мир! Мир! — пробормотал он.
Представим, каково ему, Пушкину, было говорить еще и
о какой-то мести, о каких-то Дантесе и Геккерене? Слишком
уж ничтожны были эти людишки перед тою вечной ночью,
которая теперь играла его телом, как большая волна.
Смерть чередовала приливы и отливы, вызывая у страдальца
головокружение. Она то овладевала им, то отпускала, то го-
това была принять в свои объятья, то ослабевала хватку.
К трем часам утра 28 января болезненная опухоль уже
деформировала правую часть живота. Врачи решили сделать
промывание, но оно не помогло. Пушкин был не в состоя-
нии лежать на боку. Был раздроблен крестец. Распухшая
прямая кишка была столь чувствительна, что при малей-
шем прикосновении раненый издавал душераздирающие
стоны. Спасский решил снова послать за Арендтом; но тот
_______977
Анри Труайя_______
ничего не смог предпринять, чтобы утишить страдания
Пушкина.
«Это была настоящая пытка, — вспоминал доктор Спас-
ский. — Физиономия Пушкина изменилась: взор его сде-
лался дик, казалось, глаза готовы были выскочить из своих
орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели,
пульса как не бывало. Больной испытывал ужасную муку.
Но и тут необыкновенная твердость его души раскрылась
в полной мере. Готовый вскрикнуть, он только стонал, бо-
ясь... чтобы жена не услышала, чтоб ее не испугать.
— Зачем эти мучения, — сказал он, — без них я бы
умер спокойно.
Но в итоге попытки превозмочь боль оказались свыше
его сил. Он внезапно застонал, как зверь, с которого сдира-
ют шкуру. Ужасные конвульсии корчили его тело. Страда-
лец катался на своем ложе с боку на бок, соскальзывал на
пол. Приходилось снова поднимать его, укладывать, смывать
пену с его уст, вытирать пот с его чела. Раздавленная горем
жена спала, мешком лежа в гостиной, прислонив голову к
загородке. Услышав стенания Пушкина, она пробудилась от
летаргии; Александрина и княгиня Вяземская попытались
успокоить ее, уверяя, что шум доносится с улицы.
Тем временем страдания Пушкина до того усилились,
что он решил застрелиться. Из последних сил он позвал к
себе лакея и велел принести один из ящиков письменного
стола. Лакей исполнил его волю, но, вспомнив, что в этом
ящике лежат пистолеты, предупредил Данзаса. Тот мигом
бросился в кабинет, чтобы отобрать пистолеты у Пушки-
на, который успел спрятать их под одеяло. Пушкин воз-
вратил пистолеты Данзасу с крайней неохотой и признал-
ся, что хотел застрелиться, ибо страдания его были невы-
носимы... С каким нетерпением ждал он смерти! Почему
же доктора и друзья с такою настойчивостью продлевают
его муки, мешая спокойно уйти из жизни? Разве не видели
они, что малейшие шансы на выживание исчезли? Разве не
видели они, что Пушкин уже более не существовал, что ос-
талось от него лишь немного плоти, немного крови и не-
много души — ровно столько, чтобы страдать?
978_______
Александр Пушкин
Уходила ночь. Город отрясал с себя сон. Вдали зазвони-
ли колокола. А здесь, в этой жарко натопленной комнате,
где пахло потом, медикаментами и человеческой болью,
Пушкин умолял, чтобы ему дозволили покинуть этот мир.
— Жену, просите жену, — прошептал он.
Натали вихрем ворвалась в комнату и упала на обес-
кровленное тело Пушкина, ощупывая пальцами его исто-
щенные члены, покрывая поцелуями его холодные кисти
рук. Потребовалось силою оттащить ее от изголовья мужа.
Спасский спросил умирающего, не хочет ли он видеть
друзей.
— Зовите их, — ответил тот.
Жуковский, Вьельгорский, Вяземский, Тургенев и Дан-
зас входили по очереди и прощались с поэтом. Пушкин
видел их усталые лица, печальные улыбки и заплаканные
глаза. Он говорил себе, что надолго останется в их сердцах.
И протягивал им руку.
— Прощайте! Будьте счастливы, — бормотал он.
Потом он дал им знак удалиться. И они, плача, покида-
ли его.
Простившись с друзьями, Пушкин потребовал детей;
Александрина подносила их к нему одного за другим. Они
были еще совсем сонные. Розовые и теплые, с взъерошен-
ными волосами, мягкими губами. И не понимали, что про-
исходит, зачем их вообще так рано подняли? Нельзя ли
попозже? И Пушкин трижды благословлял каждого из
них — возлагал каждому руку на голову, прикладывал к их
крохотным ротикам тыльную сторону ладони, осенял кре-
стным знамением и потом движением руки отсылал от се-
бя — укладывать спать...1
Он не увидит, как они подрастут, ему не суждено будет
обучать их, гордиться их успехами, волноваться из-за их 1
1 Эта трогательная сцена, как и другие эпизоды прощания с Пуш-
киным, запечатлена в созданных тут же, на Мойке, 12, в марте 1969 го-
да рисунках юной Нади Рушевой, которая и сама несколько дней спус-
тя трагически ушла из жизни. (Прим. пер.)
________979
Анри Труайя
мелких шалостей, радоваться оттого, что им весело, гру-
стить, когда к ним придет тоска... Отныне он станет для
них только портретом, именем, оттиснутым на корешках
книг, бронзовой статуей и двумя цифрами — 1799 и 1837;
краткая черточка, что их соединит, вместит в себя весь его
жизненный путь.
За окном слабо пробивался рассвет. Из глубины комна-
ты доносился крик Натали:
— Он не умрет, вот увидите, он не умрет! Что-то под-
сказывает мне, что он будет жить.
Спасский взял руку Пушкина и сосчитал пульс. «Когда
я оставил его руку, — вспоминает врач, — то он сам при-
ложил пальцы левой своей руки к пульсу правой, томно,
но выразительно взглянул на меня и сказал:
— Смерть идет.
В полдень доктор Арендт снова осмотрел раненого и
дал ему опий в порошке.
— Боже, Боже, что это? — простонал Пушкин, сжимая
кулаки.
Потом он успокоился, почувствовал себя лучше. Опий
благотворно подействовал на его тело, истерзанное страда-
нием. Затем Жуковский подтвердил поэту, что царь возь-
мет на себя судьбу Натали и ее детей. Тоже хорошо. Буду-
щее семьи уже организовывалось без участия ее главы.
В бумажнике Пушкина нашлось всего семьдесят пять руб-
лей. На все про все.
К часу пополудни на квартиру Пушкина прибыл дав-
ний друг поэта, врач и словесник Владимир Даль.
— Мне приятно видеть в вас не только доктора, но и со-
брата по ремеслу, — сказал Пушкин. И добавил: — Плохо,
брат.
Даль уселся у его изголовья.
Тем временем к Геккеренам прибыла княгиня Екатери-
на Долгорукова, посланная Пушкиным сообщить, что он
прощает свояка. Навстречу Екатерине Долгоруковой выбе-
жала Екатерина Геккерен и воскликнула:
— Жорж вне опасности!
980________
--------Александр Пушкин
Княгиня поведала об агонии Пушкина и его предсмерт-
ных страданиях. Катерина разрыдалась. Что же касается
Дантеса, то он издевательски рассмеялся:
— Я ему тоже прощаю!
...Часы после полудня текли сравнительно спокойно; но
к шестому часу вечера пульс усилился, достигнув 120 уда-
ров в минуту, и начал показываться небольшой жар. Ране-
ный стал чувствовать себя тревожнее. Следуя инструкци-
ям, данным Арендтом, Даль со Спасским поставили 25 пи-
явок; «больной наш твердою рукою сам ловил и припускал
себе пиявки», — вспоминал Даль.
Температура страдальца понизилась, пульс сделался
ровнее и мягче; во всем доме воцарился дух надежды.
Удивленный Пушкин схватил Даля за руку и спросил:
—Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?
— Мы за тебя надеемся еще, право, надеемся! — отве-
тил тот.
— Ну спасибо, — сказал Пушкин с детской улыбкой.
Но вскоре после этого Пушкин сказал, глубоко вздохнув:
— Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Мали-
новского, мне бы легче было умирать.
...На город опустился вечер. В комнате на первом этаже
дома на Мойке все еще теплилась жизнь Пушкина. Он
часто требовал холодной воды, которую ему подносили в
чайной ложечке. Он с грустью смотрел, как снисходила
ночь, как снаружи зажигались фонари. Зажгли лампы и в
кабинете поэта. На стенах обозначились большие тени.
Книги на полках словно стояли на страже ложа умираю-
щего. О, сколько ему еще оставалось сказать людям! Сколь-
ко мыслей кружилось в его мозгу еще накануне поединка!
И все это уйдет в могилу вместе с ним...
«Нет места для меня на этом свете, — думал поэт. —
Я умру — похоже на то, что это необходимо».
И стискивал руку Даля в своей.
В доме все уснуло. Облака на ночном небе безмолвно
играли в догонялки. Набережные Невы были пустынны.
Голову Медного всадника на Сенатской площади венчала
_______981
Анри Труайя
митра из снега. Часовым на постах было зябко. Зябко было
и редким прохожим, но в отличие от часовых они хоть
могли приплясывать. А он — один-одинешенек во всей
вселенной — по-прежнему лежал на диване у себя в каби-
нете. Единственным утешением ему служила холодная во-
да, которую ему подавали ложечку за ложечкой. Порою он
просил еще кусочек льда; он легонько потирал им виски
или тихонько посасывал кончиками губ. Когда ему меняли
компрессы на животе, он говорил:
— Отлично... Превосходно...
И впрямь, в течение нескольких часов он чувствовал се-
бя лучше. Но затем агония вновь подступила к нему. Она
душила его. Он чувствовал, как проваливается в черную
пропасть. Сколь медленным, сколь печальным было это па-
дение...
— Какая тоска! — внезапно вскрикнул он, охватив голо-
ву руками. — У меня сердце изнывает!.. Поднимите меня...
Поворотите меня... Ну, так, так, хорошо... Вот и прекрасно,
довольно, теперь очень хорошо...
Он был слаб, так нежен, так покорен! Точно дитя. И Даль
оберегал его ребячий сон. Странная, знаете ли, нянька при
стальных очках и с небритыми щеками.
• — Кто у жены моей? — спросил Пушкин.
— Много людей принимают в тебе участие, — отвечал
Даль. — Зала и передняя полны.
— Ну, спасибо, — отвечал поэт. — Однако же поди, ска-
жи жене, что все, слава Богу, легко; а то ей там, пожалуй,
наговорят... Нет... Только не надо стонать... Жена услышит,
и смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил!
...Минуты текли, поспешая одна за другой, точно спицы
в колесе. В руке у Пушкина — теплая рука Даля. Из-за
спущенных штор слабо просачивались бледные лучики за-
ри. Судьба подарила страдальцу еще один день. 29 января.
Пушкин позвал к себе жену.
— Постарайся все забыть, — тяжело произнес он. —
Ступай в деревню, носи по мне траур два года и потом вы-
ходи замуж, но за человека порядочного.
982________
--------Александр Пушкин
Он уже был так далеко от грешной земли, что мысль о
новом браке своей жены не стоила ему никаких усилий.
«Княгиня Вяземская сказывала мне, — вспомнил потом
Бартенев, — что раз, когда она на минуту осталась одна с
умирающим Пушкиным, он отдал ей какую-то цепочку и
попросил передать от него Александре Николаевне. Кня-
гиня... была очень изумлена тем, что Александра Николаев-
на- вся вспыхнула, что и возбудило в княгине подозрение»1.
И снова, как и прежде, над ним склонились эскулапы,
озабоченные и черные, точно вороны. Они качали голова-
ми. Произносили заклинания по-латыни. Отойдя от посте-
ли поэта, лейб-хирург Арендт изрек, что жить раненому
осталось не более двух часов.
Между тем новость об этом трагическом конце распро-
странилась по городу с быстротою молнии. Толпа поклон-
ников, друзей поэта, да и просто любопытных теснилась в
прихожей, на лестнице, на улице. Вот какой-то старичиш-
ка вещает своим соседям: мол, был свидетелем смерти
фельдмаршала князя Кутузова, так и то не наделали такого
шуму!
Кабинет, где лежал раненый, находился рядом с вести-
бюлем. Пришлось наглухо закрыть парадную дверь. Так
посетители просачивались через черный ход и собирались
в служебном помещении; доступ в квартиру был дозволен
только самым близким. Потребовалось срочно поставить
часовых из Преображенского полка, чтобы навести хоть
какой-то порядок. До Пушкина доносился весь этот шум
толпы — точнее, гласа народного, проникавшего сквозь
стены его убежища: 1
1 «Цепочка, переданная Александрине, как и перстень, подарен-
ный Данзасу, — знаки благодарности поэта людям, которые с понима-
нием отнеслись к нему в самые трудные дни жизни. Ведь Александра
Николаевна была единственным человеком в доме, знавшим о пред-
стоящей дуэли. Она знала и, как просил поэт, молчала. Не за альковные
услады — за участие, за восторженное отношение к трудам поэта, за
помощь его семье получила Александрина цепочку на память. А Вязем-
ская этого не поняла». (Соколов В. Рядом с Пушкиным. Т. 2. С. 235.)
________983
Анри Труайя
— Как он?
— Что говорит?
— А как супруга?
— Простил ли он того?
— Есть ли какая надежда?
В полдень Пушкин попросил зеркало и долго смотрел
на свое отражение — вытянувшееся лицо, синие губы... За-
тем изобразил рукою жест отчаяния — он говорил «про-
щай!» своему лицу, своим кудрям, своим глазам, своим зу-
бам, оскал которых пугал столь многих... Все это мало-по-
малу отдалялось от него. Только мысль еще витала над
этим оцепенелым каркасом. И тут к нему явилось стран-
ное желание. Желание маленького мальчика — капризули
и лакомки. Он попросил моченой морошки.
Наконец ягоду принесли.
— Позовите жену, — сказал страдалец. — Пусть она ме-
ня покормит.
Стоя перед супругом на коленях, Натали протягивала
ему ложечку за ложечкой. Он съел несколько ягод, потом
проглотил несколько ложек соку. Вкусно... Это напомнило
ему детство... Арина Родионовна... Захарово... Высокие дере-
вья... Варенье, булькающее на огне в медных тазах прямо
под открытым небом... Натали прижалась щекою ко лбу
мужа. Пушкин погладил ей волосы отяжелевшей рукой.
— Ничего страшного... Все идет к лучшему...
И Натали выскочила из комнаты преображенная:
— Вот увидите, что он будет жив, он не умрет.
Теперь для Пушкина остался только этот вкус моченой
морошки, этот запах медикаментов. Когда исчезнут этот
вкус, этот запах — это будет означать приход смерти. Вот
она уже наплывает над ним на зыбких облаках... Вот она
уже встает из-за суеты и шума городского... Умирающий
схватил за руку Даля:
— Ну подымай же меня, пойдем, да выше, выше, ну,
пойдем!
Потом, придя в себя, он улыбнулся:
— Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим
книгам и полкам высоко — и голова закружилась.
984________
Александр Пушкин
И снова он впал в забытье. Когда очнулся, спросил Даля:
— Кто это, ты?
— Я, мой друг.
— Что это, — продолжал он, — я не мог тебя узнать...
Ну пойдем же, пожалуйста, да вместе...
И он воспарил, проносясь мимо книг... А мимо него
проносились стихотворные строки, рифмы... Все то, что им
было создано. Все то, что он оставлял людской пастве. «Ев-
гений Онегин»... «Медный всадник»... «Пиковая дама»...
«Полтава»... «Кавказский пленник»... Удивительные стихи,
звучавшие в его ушах. Он ли все это сочинял — тогда, в
иной жизни?
...Погиб животворящий глас,
И за могильною чертою
К ней не домчится гимн времен,
Благословение племен...
Спорят другие строки:
Нет, весь я не умру!
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И еще:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей...
Он славно потрудился. Он славно пожил! Жаль толь-
ко — мало... Зачем ему ставили препоны?! Почему мешали
довершить то, что предназначено судьбою? Все они —
царь, двор, Бенкендорф... Дантес, Геккерен... А были еще
Нева, Натали, честь, письма, кровь... Кровь подступила ему
к горлу.
— Душно...
К губам его подобралась горькая икота.
— Опустите шторы... Я спать хочу...
Старинные часы пробили ровно два. Он снова открыл
________985
Анри Труайя
глаза. Даль и Спасский поворотили несчастного на правый
бок и подложили под спину подушку.
— Хорошо, — сказал он.
И еще сказал он, глубоко вздохнув:
— Кончена жизнь.
—Да, все кончено, мы поворотили тебя набок! — сказал
Даль, не понявший его слов.
— Жизнь кончена, — медленно повторил поэт. — Тя-
жело дышать, давит.
Друзья склонились над ним. Жуковский, Данзас, Даль,
Спасский, Вьельгорский, княгиня Вяземская и другие.
Пушкин расслабился. Дыхание его сделалось ровным. Он
был бледен и холоден. И вдруг Даль выпрямился и про-
шептал:
— Amen.
Было два часа сорок пять минут пополудни.
Как заметил Даль, он скончался так тихо, что стоящие
не заметили смерти его.
Легкая рука закрыла поэту веки. Лицо его было точно
из белого воску. Печальная улыбка застыла на его губах.
Женщины плакали. Мужчины склонили головы.
Княгиня Вяземская направилась к Наталье Николаевне.
Увидев ее, та вскрикнула:
— Пушкин умер? Скажите, скажите правду? Он умер?
Все кончено?
Княгиня только повела подбородком
Натали завопила как безумная:
— Бедный Пушкин! Бедный Пушкин! О ужас! Нет! Нет!
Это неправда! Я хочу его видеть!
Она ринулась в кабинет, растолкала врачей, друзей; рас-
трепанная, бросилась к усопшему, принялась обнимать,
целовать его, звать по имени. Глаза ее были сухи. Рыдания
разрывали ей грудь. «Конвульсии гибкой станом женщины
были таковы, что ноги ее доходили до головы», — вспоми-
нала потом княгиня.
— Пушкин, Пушкин, ты жив! Прости, прости! — повто-
ряла она.
986_______
Александр Пушкин
Потребовалось увести ее в гостиную. Она позвала к себе
Данзаса и пала ниц пред ним. Она возблагодарила его. Она
пыталась сыскать себе извинение. Она целовала ему руки.
Когда после ухода Данзаса к ней подошел доктор Даль,
она схватила его за рукав и выпалила на едином дыхании:
— Я убила своего мужа. Я отвечаю за его смерть. Но
клянусь перед Богом, я чиста душою и сердцем.
Она провела много времени в бреду, сотрясаемая жут-
кими судорогами; врачи опасались за ее рассудок. Теперь
настал ее черед страдать.
А там, в кабинете с опущенными шторами, среди ус-
тавленных книгами полок покоился Пушкин — сухонький
и крохотный. Жуковский сидел у его изголовья. Он не мог
оторвать взгляда от этого тела — чистого, отстрадавшегося,
торжествующего; от этих рук, недвижных после стольких
трудов; от этих уст, сомкнутых после стольких сказанных
слов; от этого лба, опустевшего и застывшего после столь-
ких дум:
Он лежал без движения, как будто по тяжкой работе
Руки свои опустив. Голову тихо склоня,
Долго стоял я над ним, один, смотря со вниманием
Мертвому прямо в глаза; были закрыты глаза,
Было лицо его мне так знакомо, и было заметно,
Что выражалось на нем, — в жизни такого
Мы не видали на этом лице. Не горел вдохновенья
Пламень на нем; не сиял острый ум;
Нет! Но какою-то мыслью, глубокой, высокою мыслью
Было объято оно: мнилось мне, что ему
В этот миг предстояло как будто какое виденье,
Что-то сбывалось над ним, и спросить мне хотелось:
Что видишь?
* * *
А это уже сухие, беспристрастные строки протоколов о
вскрытии, написанные доктором Далем:
«При вскрытии оказалось: чресельная часть правой по-
ловины (os il, dextr.) раздроблена, часть крестцовой кости
также; пуля затерялась около оконечности последней.
________987
Анри Труайя--------
Кишки были воспалены, но не убиты гангреной; внутри
брюшины до фунта запекшейся крови, вероятно, из бед-
ренной или брыжеечных вен. Пуля вошла в двух дюймах
от верхней передней оконечности правой части чресель-
ной кости и прошла косвенно или дугою внутри большого
таза сверху вниз до крестцовой кости. Пушкин умер, веро-
ятно, от воспаления больших вен в соединении с воспале-
нием кишок.
Из раны, при самом начале, последовало сильное веноз-
ное кровотечение; вероятно, бедренная вена была переби-
та, судя по количеству крови на платье, плаще и проч.; на-
добно полагать, что раненый потерял несколько фунтов
крови...
Вскрытие трупа показало, что рана принадлежала к без-
условно смертельным. Раздробления подвздошной, в осо-
бенности крестцовой кости неисцелимы; при таких об-
стоятельствах смерть могла последовать: 1. от истечения
кровью; 2. от воспаления брюшных внутренностей обще с
поражением необходимых для жизни нервов и самой око-
нечности становой жилы (cauda equina); 3. самая медлен-
ная, томительная от всеобщего изнурения, при переходе
пораженных мест в нагноение. Раненый наш перенес пер-
вое и потому успел приготовиться к смерти, проститься с
женою, детьми и друзьями и, благодаря Богу, не дожил до
последнего, чем избавил и себя и ближних от напрасных
страданий»1.
* * *
Друзья омыли тело поэта, причесали ему волосы и об-
рядили для вечного упокоения. На него надели тот самый
«счастливый фрак», который семь лет назад — всего лишь! — 1
1 В предвоенной советской пушкинистике нередко приходится
встречать обвинения в адрес врачей, что-де лечили Пушкина преступ-
но... Напрасные обвинения — лечили, как умели в те времена! Это при
теперешнем уровне развития медицины успешно оперировать Пушки-
на мог бы даже не самый крупный хирург — и жил бы поэт до глубо-
кой старости! (С.Л.)
988________
-------Александр Пушкин
одолжил ему Нащокин в тот светлый пасхальный день, ко-
гда поэт собирался просить руки Натали... Тайные агенты
не преминули донести императору, что Пушкина обряди-
ли в гражданское, а не в камер-юнкерский мундир, как
полагалось бы.
— Небось по совету Тургенева или князя Вяземского?
— Нет. По желанию вдовы, — пояснил Жуковский.
Те жалкие 75 рублей, что нашлись в бумажнике поэта,
близкие разобрали на память. Затем подняли маленькое,
почти что кукольное тело — о, каким оно теперь сделалось
легким! — и перенесли на стол, поставленный в прихожей.
Согласно приказам императора, Жуковский опечатал две-
ри кабинета черным сургучом. В 5 часов скульптор Галь-
берг снял маску с почившего поэта. В 8 часов свершилась
первая заупокойная служба. Явились священники. Вокруг
бессмертного профиля затрепетали огоньки свечей. Его
окутал кадильный дым. Густые голоса сопровождали возне-
сение души поэта к Богу.
Из соседней комнаты доносились рыдания Натали.
Данзас провел рядом с усопшим первую ночь. Ему, под-
вергнутому аресту после дуэли, было милостиво разрешено
пробыть с Пушкиным до похорон.
Утром следующего дня, 30 января, тело Пушкина было
положено во гроб. «Я держал его за икры, — вспоминал
участвовавший в этом А.О. Россет, — и мне припомина-
лось, какого крепкого, мускулистого был он сложения, как
развивал он свои силы ходьбою».
Обитый фиолетовым бархатом гроб был установлен в
середине вестибюля на возвышении, обтянутом черной
тканью с серебряными галунами. Комната была с низким
потолком со стенами, выкрашенными желтою охрой, и
коричневым полом Окна были занавешены. В этой обста-
новке казался совершенно неуместным, мещанским занос-
чивый большой буфет, наполненный посудой.
Новопреставленный лежал в узкой лодке гроба, наполо-
вину укрытый видавшей виды зеленой церковной плаща-
_______989
Анри Труайя
ницей, расшитой золотом. Пальцы его сжимали малень-
кую иконку, покрытую кракелюрами.
Голова его, чуть втянутая в плечи, невесомо покоилась
на большой подушке с оборками. Несколько свечей в уб-
ранных крепом старых канделябрах освещало пляшущим
красным светом недвижимое лицо Александра Сергеевича.
На висках его вздулись видимые синие вены. На полных
губах застыла окрашенная оттенком презрения улыбка, за-
печатлевшаяся, пока он был живым. Свинцовые веки углу-
бились в глазные орбиты. Агония избороздила ему щеки,
заострила нос, отпечаталась на лбу.
У возвышения, на котором стоял гроб, стоял лакей в си-
ней ливрее с медными пуговицами и время от времени
обрызгивал голову покойного одеколоном. В квартире бы-
ло жарко натоплено. Слуги укладывали в сундук серебря-
ную посуду. Усевшись на сундук, художник рисовал мерт-
вую голову поэта. И в это самое время могучая, молчали-
вая, все прибывавшая толпа осаждала дом.
Какая же она смешная, эта толпа! Какая же она смеш-
ная, эта публика! Пушкин не знал ее при жизни... Не ведал,
какие лица склонились над страницами его книг от края
до края огромной России. Он просто говорил: «Мои чита-
тели». Он их не видел. И вдруг они повылезали из своих
муравейников. Повылезали, когда замолк прекрасный го-
лос, даривший им утешение в одиночестве и тоске. Повы-
лезали из своих муравейников — и направились к этому
островку молчания, к этой пустоте, которая ныне обозна-
чала место Пушкина. Они дошли до самого вестибюля. И с
ужасом созерцали потерю в лице маленького человечка в
коричневом фраке и со щетинистыми бакенбардами. О,
как бы он полюбил бы эту толпу, если бы мог разглядеть
ее! Не убеленных сединами министров, не женственных
аристократов, не туманных светских красавиц, не дипло-
матов в башмаках со скрипом — а именно народ.
Бедно одетых женщин, стариков с медалями, востор-
женных детей, голодных студентов, мужиков в тулупах, бо-
родатых кучеров, пузатых купчиков, грустных девиц... Их
990________
Александр Пушкин
были тысячи — тех, кто пришел проститься с Пушкиным.
Эта толпа вздымалась у порога дома, точно ворчащая вол-
на; она была в состоянии разметать камни, из коих была
сложена столица. Незнакомцы плакали. Иные грозились
лишить жизни «убийцу» — Дантеса, а заодно с ним каз-
нить и «дурных хирургов». Перед домом стояли два квар-
тальных в треуголках.
Парадный подъезд в квартире был по-прежнему забар-
рикадирован. Толпа проникла внутрь и выходила через уз-
кий и низенький вход для прислуги. На створке двери бы-
ла начертана углем лаконичная надпись:
ПУШКИН
Переступив порог, паломники попадали с холода в жа-
ру, в атмосферу удушливых запахов горящих свечей, лада-
на, одеколона, медикаментов, человечьего пота. Пламя све-
чей трепетало. Множество лиц двигалось мимо гроба; губы
сами так и тянулись к рукам умершего. Какой-то старик
рыдал особенно безутешно.
— Вы, наверное, лично знали Пушкина? — спросил его
Вяземский.
— Нет, но я — русский, — ответил тот.
Одновременно с этим высшее столичное общество под-
черкнуто отворачивалось от поэта, интересуясь судьбой ка-
валергарда. Голландское посольство осаждалось высокопо-
ставленными посетителями. Перед входом стояла цепь
шикарных экипажей. Граф и графиня Нессельроде, граф и
графиня Строгановы не покидали геккереновских гости-
ных. Плакались о судьбе бедной Катрин, подвергнувшейся
такому испытанию уже в первые дни семейной жизни.
Поздравляли гордого Дантеса, который избавил Россию от
такого неисправимого либерала.
«Если что-то и может принести утешение моему го-
рю, — писал барон Геккерен барону Еерстолку 30 января
1837 года, — то только те знаки внимания и сочувствия,
которые я получаю от всего петербургского общества».
_______991
Анри Уруайя_______
И в другом письме, от 2 февраля:
«Долг чести повелевает мне не скрыть от вас того,
что общественное мнение высказалось при кончине
г. Пушкина с большей силой, чем предполагали. Но необ-
ходимо выяснить, что это мнение принадлежит не выс-
шему классу, который понимал, что в таких роковых со-
бытиях мой сын по справедливости не заслуживал ни ма-
лейшего упрека; его поведение было достойно честного
человека и обнаруживает осмотрительность, несвойст-
венную обыкновенно его возрасту и на которую сам он
был бы, без сомнения, неспособен при других обстоятель-
ствах.
Чувства, о которых я теперь говорю, принадлежат ли-
цам из третьего сословия, если так можно назвать в Рос-
сии класс, промежуточный между настоящей аристокра-
тией и высшими должностными лицами, с одной сторо-
ны, и народной массой, совершенно чуждой событию, о
котором она и судить не может, — с другой. Сословие
это состоит из литераторов, артистов, чиновников
низшего разряда, национальных коммерсантов высшего
полета и т. д. Смерть г. Пушкина открыла, по крайней
мере, власти существование целой партии, главой кото-
рой он был, может быть, исключительно благодаря сво-
ему таланту, в высшей степени народному. Эту партию
можно назвать реформаторской: этим названием поль-
зуются сами ее члены. Если вспомнить, что Пушкин был
замешан в событиях, предшествовавших 1826 году, то
можно заключить, что такое предположение не лишено
оснований».
* * *
Реакция Бенкендорфа на волну возмущения, подняв-
шуюся вследствие гибели Пушкина, не заставила себя ждать.
«Воп debarras» («Большое облегчение») — молвил Вел.
кн. Михаил, узнав о смерти поэта.
Увы! Публика не разделяла мнения Великого князя.
992_______
Александр Пушкин
Жуковский и Орлов получили безыменные письма, требо-
вавшие примерно покарать Геккерена и воздать офици-
альные почести жертве.
«Ваше сиятельство! — писал графу Орлову некто,
скрывшийся за инициалами К.М. — именем вашего оте-
1чества, спокойствия и блага государя, просят Вас пред-
ставить его величеству о необходимости поступить с
желанием общим, выгоды, из того произойдут неисчисли-
мые, иначе, граф, мы горько поплатимся за оскорбление
народное, и вскоре».
Узнав об этих угрозах, Николай возмутился сверх вся-
кой меры и, не сходя с места, настрочил приказ шефу
жандармов:
«Я считаю, как и вы, обстоятельство достойным вни-
мания; постарайтесь узнать автора, и его дело не затя-
нется. По почерку и подписи легко будет добраться до
источников». (Оригинал по-французски.)
Откуда такой переполох в высших кругах вокруг смер-
ти поэта? Это был вопрос политики: Пушкин и по ту сто-
рону могилы внушал страх! Его красноречие возбуждало
целые толпы. Пушкиным бредила вся Россия. На борьбу с
призраком отряжали жандармов — требовалось наложить
запрет на превознесение его имени, на восхищение его
стихами, на мечтания над его книгами. Требовалось объя-
вить войну юным прелестницам со слезами на глазах, эк-
зальтированным студентам, цветам, засушенным меж ли-
рических страниц, дорогим сердцу альбомам, сердцам,
пронзенным стрелой, поэзии и уединению, лунному свету
и свежему ветру.
Бенкендорф взялся за дело как следует. Он наложил за-
прет на театральную премьеру «Скупого рыцаря» и велел
цензорам не пропускать публикации в прессе некрологов
о поэте. Только в «Литературных прибавлениях к «Русско-
му инвалиду» от 30 января каким-то чудом был опублико-
ван некролог в траурной рамке, автор которого — князь
В.Ф. Одоевский:
«Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался,
_______993
Анри Труайя-------
скончался во цвете лет, в середине своего великого попри-
ща... Более говорить о сем не имеет силы, да и не нужно;
всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой
потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пуш-
кин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неу-
жели в самом деле нет уже у нас Пушкина? К этой мысли
нельзя привыкнуть! 29 января 2 ч. 45 мин. пополудни».
На следующий день председатель Цензурного комитета
князь Михаил Дондуков-Корсаков, не забывший жалящих
строк эпиграмм Пушкина, потребовал к себе редактора
газеты А.А. Краевского и, упоенный чувством мести, сделал
ему выволочку:
— Что это за черная рамка вокруг известия о кончине
человека не чиновного, не занимавшего никакого положе-
ния на государственной службе? — возмущался Донду-
ков. — «Солнце поэзии»! Помилуйте, за что такая честь?
«Пушкин скончался... в середине своего великого попри-
ща!» Какое это такое поприще? Разве Пушкин был полко-
водец, военачальник, министр, государственный муж? Пи-
сать стишки не значит еще проходить великое поприще!»
Выговор получил и такой не слишком-то близкий Пуш-
кину литератор, как Н.И. Греч, — за то, что напечатал в
«Северной пчеле» строки: «Россия обязана Пушкину бла-
годарностью за двадцатидвухлетние заслуги его на попри-
ще словесности».
Министр народного просвещения Уваров, со своей сто-
роны, отдал распоряжение университетским профессорам
продолжать в эти скорбные дни читать лекции, а студен-
там — присутствовать на них. Боялись, что профессора со
студентами вместе устроят демонстрацию.
И наконец, полиция получила распоряжение уничто-
жить все экземпляры нового портрета Пушкина, окайм-
ленного траурной рамкой и с подписью:
«Потух огонь на алтаре!»
Невзирая на эти драконовские меры, книги Пушкина в
лавке Смирдина сметались с полок до полного опустоше-
ния складов. Последнее издание «Онегина» мигом сдела-
994_______
--------Александр Пушкин
лось библиографической редкостью — сумма оборота лав-
ки достигла 40 000 рублей в два дня.
Бенкендорф был вне себя. Доселе русский народ весе-
лился и скорбел не иначе как по царскому велению. И вот
теперь он скорбит по собственной инициативе! Он плачет,
не испросив на то высочайшего дозволения! Все это попа-
хивало бунтом. Что же будет в самый-то день погребения?
Недвусмысленное мнение Бенкендорфа о Пушкине бы-
ло сформулировано несколькими месяцами спустя в доку-
менте под названием «Отчет о действиях корпуса жандар-
мов за 1837 год»:
«В начале сего года умер от полученной на поединке ра-
ны знаменитый наш стихотворец Пушкин. Пушкин со-
единял в себе два единых существа: он был великий поэт и
великий либерал, ненавистник всякой власти. Осыпанный
благодеяниями государя, он, однако же, до самого конца
жизни не изменялся в своих правилах, а только в послед-
ние годы стал осторожнее в изъявлении оных. Сообразно
сим двум свойствам Пушкина образовался и круг его при-
верженцев. Он состоял из литераторов и из всех либералов
нашего общества. И те, и другие приняли живейшее, са-
мое пламенное участие в смерти Пушкина; собрание посе-
тителей при теле было необыкновенное; отпевание наме-
ревались делать торжественное, многие располагали следо-
вать за гробом до самого места погребения в Псковской
губернии; наконец дошли слухи, что будто в самом Пскове
предполагалось выпрячь лошадей и везти гроб людьми,
приготовив к этому жителей Пскова. Мудрено было ре-
шить, не относились ли все эти почести более к Пушкину-
либералу, нежели к Пушкину-поэту.
В сем недоумении и имея в виду отзывы многих благо-
мыслящих людей, что подобное как бы народное изъявле-
ние скорби о смерти Пушкина представляет некоторым
образом неприличную картину торжества либералов, —
высшее наблюдение признало своей обязанностью мерами
негласных устранить все почести, что и было исполнено».
Устройство похорон и все расходы взял на себя старый
_______995
Анри Труайя
граф Григорий Строганов. Почему он? Осталось тайной.
Не граф ли Строганов, консультируя Геккерена, посовето-
вал ему послать Пушкину вызов и тем самым взял на себя
косвенную ответственность за эту смерть? Он самый. Но
он обладал состоянием. А в бумажнике Пушкина остава-
лось на все про все 75 рублей1. Что ж, Строганов так Стро-
ганов. Были разосланы билеты. На французском и на рус-
ском. Друзьям, врагам, министрам, дипломатическому
корпусу:
«Madame N.Pouchkine, еп vous annoncant avec une
profonde douleur la mort de son man Alexandre Pouchkine,
gentilhomme de la chambre de S.M.I., decede le 29 de ce
mois, vous prie d'assister au service funebre qui sera celebre
dans la cathedrale de Saint-Isaac, a 1’Amiraute, le 1-er
fevrier, all heures du matin».
«Наталья Николаевна Пушкина, с душевным прискор-
бием извещая о кончине супруга ее, Двора Е.И.В. камер-
юнкера Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей
в 29-й день сего января, покорнейше просит пожаловать к
отпеванию тела его в Исаакиевский собор, состоящий в
Адмиралтействе, 1-го числа февраля в 11 часов до полудня»1 2.
Строганов пригласил провести заупокойную службу
лично архиепископа, но тот отказался; пришлось довольст-
воваться тремя архимандритами. Вынос тела и перенос его
в Исаакиевский собор были намечены на послеполуденное
время 31 января. Однако полиция опасалась наплыва пуб-
лики. По распоряжению властей останки поэта, лишь
только пробило полночь, были перенесены не в Исаакиев-
ский собор, а в небольшую Конюшенную церковь. Таким
путем Бенкендорф рассчитывал изолировать народ от сво-
его кумира. Вечером 31 января несколько ближайших дру-
1 Кн. Вяземский в письме к Вел. кн. Михаилу Павловичу (а вслед за
ним и Тыркова-Вильямс) называют цифру в 300 рублей. Право, разни-
ца не чрезмерно значительная... (Прим, пер.)
2 Цит. по: Последний год жизни Пушкина. С. 567.
996________
--------Александр Пушкин
зей покойного остались у тела на последнюю ночь перед
похоронами.
Натали — больная, истерзанная — почивала в соседней
комнате. Жуковский, Тургенев, Россет и Вяземский пере-
говаривались между собою тихими голосами. И вдруг от-
куда ни возьмись стук сапог, отрывистые приглушенные
команды... На улице расставляли часовых. По лестнице
поднимались жандармы — это явился генерал Дубельт с
двумя десятками офицеров для надзора за перевозкой те-
ла. От такого вторжения голубых мундиров в комнату по-
койного друзья поэта ошалели. Вознегодовали. Снова Пуш-
кин оказался лицом к лицу с изукрашенными галунами-
орденами служителями режима. И снова приходилось от-
ступать...
Втихомолку, без факелов, аки тати в нощи, провожали
приверженцы поэта тело покойного до церкви. Жандармы
окружили их, следили за ними. И друзьям новопреставлен-
ного оставалось только опустить головы. Не за себя стыди-
лись они — за Бенкендорфа, за царя, за Россию.,.
«Против кого была выставлена эта сила, весь этот воен-
ный парад? — возмущенно писал кн. Вяземский Вел. кн.
Михаилу Павловичу. — ...чего могли опасаться с нашей сто-
роны? Какие намерения, какие задние мысли могли пред-
полагать в нас, если не считали нас безумцами или него-
дяями? Не было той нелепости, которая не была бы нам
приписана».
1 февраля 1837 года многочисленные приглашенные
явились к Исаакиевскому собору и оказались перед запер-
тыми дверями. Тем временем заупокойная служба совер-
шалась в Конюшенной церкви, на которой присутствовали
только люди в мундирах да и те, кто имел особое пригла-
шение. Маленький храм был переполнен индифферентной
публикой в эполетах и орденах, при шпорах, саблях и бе-
лых перчатках; придворные, генералы, посланники, княги-
ни в высоких головных уборах. Вот граф Фикельмон; вот
посол Франции де Барант — единственный из дипкорпуса,
кто счел нужным поклониться Пушкину на смертном од-
_______997
Анри Труайя
ре; мертвенно-бледный Уваров, терзаемый если не угрызе-
ниями совести, так расстроенным желудком. Вот граф Ор-
лов, князь Трубецкой, граф Строганов; Сухозанет, Адлер-
берг, Шипов...
Тело поэта покоилось в гробу, стиснутое враждебным
обществом. Сколько их было — тех, кто радовался потере!
Но они проявили учтивость. Преклоняли колени, крести-
лись и вставали со вздохом облегчения.
Смерть жестоко изменила лицо поэта. В уголках губ
проступила жидкость черного цвета. Лоб его казался ог-
ромным, напряженным, надутым, будто его распирала но-
вая мысль. На курчавых волосах усопшего плясали отбле-
ски горящих свечей... Но вот раздались слова «Братья, от-
дайте ваш последний поцелуй покойному», и любопытные
бросились к телу; любители сувениров тайком срезали —
кто прядь волос, кто пуговицу, а кто и полоску от фрака.
Тем временем истинные друзья Пушкина — «третье
сословие», как обозвал их Геккерен, — ожидали на площа-
ди у входа в церковь. Их обманули, сообщая о времени и
месте заупокойной службы. Им не позволили переступить
Порога храма. И вот теперь они, столпившись, благоразум-
но ожидали снаружи. Они стояли в надежде последний
раз взглянуть на бледное лицо, на руку, написавшую «Оне-
гина». И затем разойдутся с этим воспоминанием, запечат-
левшимся в них до конца дней.
Текли минута за минутой. Тесная, молчаливая толпа то-
же творила свою молитву. И вот, наконец, на паперти по-
казались люди в мундирах. За ними — несколько лакеев в
черном. А вот и гроб с телом усопшего. Друзья, писатели
переносили останки Пушкина в соседний двор, а оттуда в
подвал, где он должен был пребывать до отправки во
Псковскую губернию. Несколько дам провели над гробом
поэта в этом подвале целую ночь, обмениваясь галантны-
ми воспоминаниями и смахивая слезы.
Натали, которая была слишком измучена, чтобы выне-
сти тяготы пути, обратилась к императору с просьбой доз-
волить Данзасу проводить тело своего супруга до последне-
998_______
--------Александр Пушкин
го приюта. Государь ответил, что и так уже явил необычай-
ную милость, дозволив подсудимому Данзасу остаться до
сегодняшней погребальной церемонии при теле его друга.
Дальнейшее снисхождение было бы нарушением закона,
и, следовательно, невозможно. Сопровождать тело покой-
ного было поручено давнишнему другу Пушкина Тургене-
ву — тому самому, который за четверть века до того отвел
отрока Пушкина в Царскосельский Лицей.
Из дневника Тургенева:
«2 февраля, ...Жуковский приехал ко мне с известием,
что государь назначает меня провожать тело Пушкина до
последнего жилища его... Я решился принять и перегово-
рить о времени отъезда с графом Строгановым... Куда еду —
не знаю. Заколотили Пушкина в ящик. Вяземский поло-
жил с ним свою перчатку».
Так же поступил и Жуковский. Этот странный жест
вызвал подозрения полиции. С чего это двое мужчин поло-
жили свои перчатки в гроб? Не знак ли это альянса рес-
публиканцев, не противный ли правительству жест?! Да,
тут не успокоишься, пока не насыплешь Пушкину не-
сколько футов доброй земли на брюхо! Хоть бы перевозка
прошла без инцидентов! Бенкендорф урегулировал цере-
монию с дьявольской точностью и аккуратностью. Все
должно осуществиться ночью. Тайком В присутствии жан-
дармов. А то ведь так легко разжечь революцию!
3 февраля в полночь перед церковью остановились три
таинственные тройки. В первый экипаж сел жандармский
офицер. На второй поставили гроб, тщательно обвязали ве-
ревками, закрепили ремнями и накрыли чехлом. Старый
дядька Пушкина Никита Козлов, который заботился о по-
эте еще с детских лет, был рядом с ним в его изгнании,
присел рядом со скорбной поклажей, да в той же позиций
и сопровождал ее до конца пути, невзирая на лютый хо-
лод, снег и ветер. Черт возьми, как же могло случиться, что
какой-то французик убил его господина?!
И наконец в третий экипаж погрузился дородный Тур-
генев, так сказать, уполномоченное лицо от семьи и дру-
_______999
Анри Труайя
зей. Санный поезд из трех экипажей тронулся в путь. Впе-
реди — жандарм. Позади — Тургенев. Посредине — Пуш-
кин. Ночь была холодной, туманной. Сквозь рыжевато-
синюю пелену облаков проглядывала луна. Снег блестел.
Лошади неслись ровным галопом, влача бесценный груз по
равнинам России. Покрыли восемьдесят верст за одну
ночь. На перепряжках жандармы были начеку, стоя возле
гроба в ожидании, пока меняли лошадей. Факелы. Засты-
лые руки. Озабоченные люди. Обледенелые усы. Бумаги.
Печати. Воинские приветствия. В общем, дело государст-
венной важности.
«Дня через три после отпевания Пушкина, — заносит в
свой дневник проф. А.В. Никитенко1, — увезли тайком в
его деревню.
Жена моя возвращалась из Могилева и на одной стан-
ции неподалеку от Петербурга увидела простую телегу, на
телеге солому, под соломой гроб, обернутый рогожею. Три
жандарма суетились на почтовом дворе, хлопотами о том,
чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать
дальше с гробом.
— Что это такое? — спросила моя жена у одного из на-
ходившихся здесь крестьян.
— А Бог его знает что! Вишь, какой-то (выделено на-
ми. — С.Л.) Пушкин убит — и его мчат на почтовых в ро-
гоже и соломе, прости Господи — как собаку».
И скорбный поезд помчался дальше в путь. От пере-
пряжки к перепряжке. От жандармской команды к жан-
дармской команде. Пока тело Пушкина неслось в этой
фантастической гонке, раздраженный Павлищев, не зная, 1
1 Проф. А.В. Никитенко, из бывших крепостных, в свое время был
цензором сочинений А.С. Пушкина; в «Сказке о золотом петушке» он
не пропустил, в частности, строчку «Царствуй, лежа на боку!», чем
чрезвычайно огорчил поэта. Но о дальновидности Никитенко свиде-
тельствует хотя бы тот факт, что «крамольная» строчка еще долгие де-
сятилетия не давала покоя власть имущим. Так, в либретто оперы Рим-
ского-Корсакова «Золотой петушок» (1907 г.) вместо нее вставили не-
уклюжее «Берегись, будь начеку!»; так поют и сейчас. (Прим. пер.)
1000_______
Александр Пушкин
не ведая о горестном конце поэта, шлет ему письмо с уп-
реками:
Варшава 16 января / 4 февраля 1837 года.
«Я получил письмо от 5 января — первое здесь, в Вар-
шаве. Вы отвечаете мне на письмо, которое я писал вам
из деревни — тому полгода с чем-то — в самых крутых
обстоятельствах. Странно вы толкуете мои слова. Из
всей переписки моей можно только вывести одно заклю-
чение: что я ценил Михайловское выше предложенной ва-
ми цены, — по крайнему моему разумению, основанному
отчасти на доказательствах. Я говорил вам откровенно
мои мысли, требуя вашего мнения; я знал, что вы совер-
шенно незнакомы с имением, и поэтому никак не мог ду-
мать, чтобы вы захотели обсчитывать, и кого? — сест-
ру вашу.
Аело в том, что вы сами себя могли обсчитать: я до-
казал это. Что, если б, не выезжая из Петербурга, вы за-
продали кому Михайловское — с семьюстами десятин?
Хватились бы, да поздно. Теперь, по крайней мере, вы
знаете имение. Но вы не хотите оставить его за собою,
толкуя Бог знает как мои слова. Пускай оно продается,
говорите вы...
Я не ожидал вашего отречения и в уверенности, что вы
приняли хозяйство, прекратил все мои сношения со ста-
ростою. Теперь боюсь и подумать. Шесть месяцев име-
ние без надзора. Проходит зима, а еще ничего не сделано.
Аюди везут запасы свои на сбыт в Петербург, а у нас, я
чаю, и думать не думают. А должно быть масла пудов
десяток, запас птиц, холста, шерсти и т. п. Надо про-
дать. Ад купить весною льняного семени, и мало ли что
нужно сделать. Иначе все пропадет ни за грош. Теперь,
что я отсюда сделаю: письма в Михайловское ходят це-
лый месяц. Подумайте хорошенько; возьмите покамест
на себя труд распорядиться чем можно — до продажи; а
лучше всего, вступите в мае месяце сами во владение, ос-
тавив его за собою...»
В тот же самый день, 4 февраля, в 9 часов вечера остан-
_______1001
Анри Труайя_________
ки Пушкина прибыли во Псков. Следом примчался из Пе-
тербурга камергер Яхонтов, при коем было спешное пись-
мо, объявляющее псковскому губернатору волю государе-
ву: «Имею честь сообщить вашему превосходительству...
чтобы вы воспретили всякое особенное изъявление, вся-
кую встречу, одним словом, всякую церемонию, кроме
того, что обыкновенно по нашему церковному обряду ис-
полняется при погребении тела дворянина. К сему нелиш-
ним считаю присовокупить, что отпевание тела уже
здесь совершено».
Подпись: Александр Мордвинов.
&мпа: 2 февраля 1837 г.
Встреча Тургенева с Яхонтовым (которого закадычный
друг Пушкина знал и ранее) произошла на почтовой стан-
ции перед Псковом Царский гонец, однако же, не спешил
поведать Тургеневу о своей миссии. «Я поил его чаем и
обогнал его, приехал... в Псков, прямо к губернатору — на
вечеринку. Яхонтов скор и прислал письмо Мордвинова,
которое губернатор начал читать вслух, но дошел до высо-
чайшего повеления — о невстрече (выделено в тексте. —
С.А.) — тихо и показал только мне, именно тому, кому ка-
зать не должно было; сцена хоть из комедии!» — записал
Тургенев в этот вечер в дневник.
В час пополуночи Тургенев снова был в дороге:
«...отправились сперва в Остров, за 56 верст, оттуда за
50 верст к Осиповой — в Тригорское, где уже был в три
часа пополудни. За нами прискакал и гроб в 7-м часу вече-
ра; почталиона оставил я на последней станции с моей ки-
биткой. Осипова послала, по моей просьбе, мужиков рыть
могилу; вскоре и мы туда поехали с жандармами; зашли к
архимандриту; он дал мне описание монастыря; рыли мо-
гилу; между тем я осмотрел, хотя и ночью, церковь, ограду,
здания. Условились приехать на другой день и возврати-
лись в Тригорское. Повстречали тело на дороге, которое
скакало в монастырь. Напились чаю; я уложил спать жан-
дарма и сам остался мыслить вслух о Пушкине с милыми
хозяйками; читал альбом со стихами Пушкина, Языкова и
1002________
--------Александр Пушкин
пр. Нашел стихи Пушкина, нигде не напечатанные. Дочь
пленяла меня; мы подружились. В 11 часов я лег спать».
Здесь, в этом приземистом, жарко натопленном доме
культ Пушкина был жив по-прежнему. Тургенев увидел
маленький серебряный кувшинчик с длинной ручкой, в
котором Зизи готовила жженку для Пушкина, Языкова и
Вульфа. Большой стол, вокруг которого все усаживались.
Кресло, в котором Пушкин нередко сиживал перед заледе-
нелым окном. Картину, изображающую сцену искушения
Св. Антония. Альбомы и книги, которые он держал в своих
руках. В этом добротном, утонувшем в сугробах жилище, у
кипящего самовара на Тургенева, Прасковью Осипову и
Марию накатывали бесчисленные воспоминания, которые
оставил им Пушкин. Мысли о поэте возбуждали в них та-
кой жар, что они не удивились бы, если бы дверь внезапно
распахнулась, как от порыва ветра, и на пороге предстал
Пушкин — живой, смеющийся, с красным носом, потре-
скавшимися губами, со снегом на кончиках сапог!
Но он уже не появится. Он мертв. Господи, как не идет
ему смерть!
На следующий день, 6 февраля, в шесть часов утра Тур-
генев и жандарм — «Я и жандарм!!» — с возмущением за-
пишет Тургенев в своем дневнике — вернулись в Свято-
горский монастырь. Ступени лестницы были скользкими
из-за покрывавшей их наледи. Из-за церковных окон, за-
бранных решетками, трепетали язычки пламени несколь-
ких свечей. Посреди сада пылал костер из чахлого хворо-
ста. Мужики заканчивали рытье могилы. Узкая щель, окру-
женная комьями промерзшей земли с торчащими из них
корнями. Священник отслужил панихиду, цедя себе в бо-
роду слова молитв. Потом Никита Козлов и мужики выне-
сли на своих плечах гроб и опустили в могилу. В глазах у
них стояли слезы. Красный солнечный шар поднимался на
молочном небе. Кресты на Святогорском монастыре бле-
стели, окрашенные розовым светом. Снег сделался мягкий,
словно сахарный. Тихонько зазвонили колокола.
_______1003
Анри Труайя
«Я бросил горсть земли в могилу, выронил несколько
слез, — записал Тургенев, — ...и возвратился в Тригорское».
Пушкин обрел свой вечный покой подле матери, деда и
бабушки Ганнибал.
После похорон Тургенев и Мария Ивановна отправи-
лись повидать Михайловское. Могучие деревья, стоявшие
по обочине широкой белоснежной дороги, были покрыты
стеклянным инеем, точно кружевом. Вскоре паломники
увидели и зарытый в снега усадебный дом; плачущий двор-
ник отворил им комнату поэта. Возле окна по-прежнему
стоял игорный столик с фаянсовой чернильницей да не-
сколькими книгами; в другой комнате находился бильярд.
Сколько тоскливых часов провел возле него Пушкин, тыча
кием шары и зевая со скуки! Зеленое сукно на бильярде
было уже порядком поистаскано. Было зябко. По стене
медленной струйкой стекала влага. Паломники продрогли.
«Все пусто. Дворник, жена его плакали. Я искал вещь,
которую мог бы унести из дома... Спросил старого, испи-
санного пера. Принесли новое, неочиненное», — записал в
свой дневник Тургенев.
В тот же день он укатил назад.
Пушкин остался один, засыпанный мерзлой землей.
Падал снег. Завывал ветер. В темноте чинно вышагивали
монахи. Дорогу то в одну, то в другую сторону перескаки-
вали зайцы. Все — дурные предзнаменования. Но теперь
это уже было не важно.
POSTMORTEM
После смерти Пушкина Жуковский обратился к импе-
ратору с ходатайством об оказании помощи семье поэта,
находившейся в бедственном положении. «Для себя же,
государь, я прошу той же милости, какою я уже восполь-
зовался при кончине Карамзина; позвольте мне так же,
как и тогда, написать указы о том, что вы повелеть изволи-
ли для Пушкина».
1004_____
Александр Пушкин
На это Николай пожал плечами:
«Ты видишь, что я делаю все, что можно для Пушкина
и для семейства его, и на все согласен, но в одном только
не могу согласиться с тобою: это — в том, чтобы ты напи-
сал указы, как о Кармазине. Есть разница: ты видишь, что
мы насилу довели его До смерти христианской, а Карам-
зин умирал, как ангел».
Еще большую откровенность царь выказал в беседе с
Дашковым:
«Какой чудак Жуковский! Пристает ко мне, чтобы я се-
мье Пушкина назначил такую же пенсию, как семье Ка-
рамзина. Он не хочет сообразить, что Карамзин человек
почти святой, а какова была жизнь Пушкина!»
Отказавшись объявить официальный траур по погиб-
шему поэту, Николай тем не менее собственноручно на-
чертал список милостей, оказанных семье поэта, — все,
что было в нем перечислено, предложено Жуковским:
1.	Заплатить долги.
2.	Заложенное имение отца очистить от долга.
3.	Вдове пенсион и дочерям по замужество.
4.	Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого
по вступление в службу.
5.	Сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и
детей.
6.	Единовременно 10 тысяч.
Одновременно Николай I, возложив на Жуковского за-
дачу разбора и последующей инвентаризации бумаг по-
койного, одобрил следующий порядок действий:
1-е. Бумаги, кои по своему содержанию могут быть во
вред памяти Пушкина, сжечь.
2-е. Письма от посторонних лиц, к нему писанные, воз-
вратить тем, кои к нему их писали.
3-е. Оставшиеся сочинения как самого Пушкина, так и
те, кои были ему доставлены для помещения в «Современ-
нике», и другие такого же рода бумаги сохранить.
4-е. Бумаги, взятые из государственного архива, и дру-
гие казенные возвратить по принадлежности.
_______1005
Анри Труайя
Когда об этих царственных жестах стало известно ши-
рокой публике, в высших кругах русского общества уми-
лились монаршей чуткости и неравнодушию к литературе.
Да, Николай оказал помощь семье Пушкиных, но отказал-
ся воздать ему почести как национальному поэту, потеря
которого шокировала Россию. Не гению он отдавал долж-
ное — подавал милостыню бедной вдове, бедным сироти-
нушкам! Хотел, как когда-то встреченному в царскосель-
ских садах Пушкину, чем-то «наполнить им кастрюлю» —
и на том спасибо!
Красноречивое свидетельство — письмо самодержца
генерал-фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу-Эриванскому от
4 февраля 1837 года:
«Здесь все спокойно, и только смерть Пушкина инте-
ресует публику и служит предлогом самым глупым сплет-
ням. Он скончался от раны, полученной на дуэли вслед-
ствие вызывающего и глупого картеля, который сам и
написал. Слава Богу, умер христианином».
Сам за себя говорит и ответ Паскевича:
«Жаль Пушкина как литератора в то время, как та-
лант его созревал, но человек он был дурной».
На эту ремарку Николай ответил так:
«Я совершенно разделяю твое мнение о Пушкине. По
этому поводу можно сказать, что мы оплакиваем его бу-
дущее, но вовсе не его прошлое».
А уж Фаддей Булгарин, так тот торжествовал на всю ка-
тушку:
«Проникнемся скорбью о поэте, и глубокою; но что за
дурной был человечек! Подражал Байрону и был подстре-
лен, как заяц. Жена его и впрямь невинна. Ты знаешь манеры
Пушкина. Можно ли было любить его, когда он бывал пьян?»
(Письмо, датированное тем же 4 февраля 1837 года.)
А вот что писал митрополит Евгений 15 февраля:
«А вот поэт Пушкин, убитый на дуэли. Хороший был
поэт, но дурной сын, дурной родитель, дурной гражда-
нин».
Этого «дурного сына, дурного родителя, дурного граж-
1006_______
Александр Пушкин
данина» царь с Бенкендорфом окружили еще большим не-
доверием, чем при жизни. Жуковскому, на которого был
возложен разбор бумаг поэта, приставили в качестве над-
зирателя жандармского генерала Дубельта — для наблюде-
ния за исполнением монаршей воли. Более того, Жуков-
скому вменялось в обязанность представлять Бенкендорфу
все документы и все частные письма, прежде чем предать
их огню или возвратить написавшим. Жуковский был вне
себя. Исследовать драгоценные реликвии под бдительным
оком жандарма, доставлять полиции послания, могущие
скомпрометировать друзей Пушкина, да и собственных
друзей Жуковского, открывать властям глаза на интимное
прошлое поэта... Да ведь это же миссия шпиона! Вот какое
беспрецедентное унижение досталось на долю придворно-
го поэта!
«Признаюсь, государь, мое положение было чрезвычай-
но тягостное. Хотя я сам и не читал ни одного из писем, а
предоставил это моему товарищу генералу Дубельту. Но
все было мне прискорбно, так сказать, присутствием сво-
им принимать участие в нарушении семейственной тайны;
передо мной раскрывались письма моих знакомых; я мог
бояться, что писанное в разное время, в разные лета, в раз-
ных расположениях духа людьми, еще существующими, в
своей совокупности произвело впечатление, совершенно
ложное на счет их... Государь, будьте милостивы, избавьте
меня от незаслуженного нарекания перед светом; сохра-
ните мое доброе имя. Меня назовут доносчиком...»
Однако же разбор бумаг Пушкина позволил понять —
по крайней мере, Жуковскому — фатальную роль царско-
го правительства в судьбе поэта. Констатация одиозных су-
ровостей, которым подвергали Пушкина царь и Бенкен-
дорф, привели Жуковского в ужас. Мы помним, какими
«титулами» награждал Жуковский Пушкина в своих пись-
мах, стоило тому явить малейшее недовольство царскими
«милостями»... Теперь сам Жуковский решил заявить Бен-
кендорфу протест — во имя самой обыкновенной человеч-
ности. В прекрасном порыве мужества Жуковский напи-
_______1007
Анри Труайя--------
сад шефу жандармов письмо. Но сперва прочел его Тур-
геневу. Тот посоветовал Жуковскому воздержаться от
отправки. Было ли оно вообще послано адресату? Как бы
там ни было, нам его текст известен. И он стоит того, что-
бы здесь процитировать:
«Я перечитал все письма, им от вашего сиятельства
полученные: во всех них, должен сказать, выражается
благое намерение. Но сердце мое сжималось при этом
чтении. Во все эти двенадцать лет, прошедшие с той
минуты, в которую государь так великодушно его при-
своил, его положение не переменилось; он был как буйный
мальчик, которому страшишься дать волю, под строгим,
мучительным надзором. Все формы этого надзора были
благородные: ибо от вас оно не могло быть иначе. Но
надзор все надзор. Годы проходили; Пушкин созревал; ум
его остепенялся. А прежнее против него предубеждение, не
замечая внутренней нравственной перемены его, было то
же и то же. Он написал «Годунова», «Полтаву», свои оды
«К клеветникам России», «На взятие Варшавы», то есть
все свое лучшее, принадлежащее нынешнему царствова-
нию, а в суждении об нем все указывали на его оду «К сво-
боде», «Кинжал», написанный в 1820 году; и в 86-летнем
Пушкине видели все 22-летнего. Ссылаюсь на вас самих,
такое положение могло ли не быть огорчительным'?
К несчастью, оно и не могло быть иначе. Вы на своем
месте не могли следовать за тем, что делалось внутри
души его. Но подумайте сами, каково было бы вам, когда
бы вы в зрелых летах были обременены такою сетью,
видели каждый шаг ваш истолкованным предубеждением,
не имели возможности произвольно переменить место
без навлечения на себя подозрения или укора. В ваших
письмах нахожу выговоры за то, что Пушкин поехал в
Москву, что Пушкин поехал в Арзрум. Но какое же это
преступление? Пушкин хотел поехать в деревню на жи-
тье, чтобы заняться на покое литературой, ему было в
том отказано под тем видом, что он служил, а действи-
тельно потому, что не верили.
1008________
Александр Пушкин
Но в чем была его служба? В том единственно, что он
был причислен к Иностранной коллегии. Какое могло
быть ему дело до Иностранной коллегии? Его служба бы-
ла его перо, его «Петр Великий», его поэмы, его произведе-
ния, коими бы ознаменовалось нынешнее славное время.
Для такой службы нужно свободное уединение. Какое спо-
койствие мог он иметь с своею пылкою, огорченною ду-
шой, с своими стесненными домашними обстоятельст-
вами, посреди того света, где все тревожило его суетность,
где было столько раздражительного для его самолюбия,
где, наконец, тысячи презрительных сплетней, из сети
которых не имел он возможности вырваться, погубили
его. Государь император назвал себя его цензором. Ми-
лость великая, особенно драгоценная потому, что в ней
обнаруживалось все личное благоволение к нему государя.
Но, скажу откровенно, эта милость поставила Пуш-
кина в самое затруднительное положение. Аегко ли было
ему беспокоить государя всякою мелочью, написанною им
для помещения в каком-нибудь журнале? На многое, заме-
ченное государем, не имел он возможности делать объяс-
нений; до того ли государю, чтобы их выслушивать? И
мог ли вскоре решиться на то Пушкин? ...Ему нельзя бы-
ло тронуться с места свободно, он лишен был наслажде-
ния видеть Европу, ему нельзя было произвольно ездить и
по России, ему нельзя было своим друзьям и своему из-
бранному обществу читать свои сочинения, в каждых
стихах его, напечатанных не им, а издателем альмана-
ха с дозволения цензуры, было видно возмущение. По-
звольте сказать искренно. Государь хотел своим особен-
ным покровительством остепенить Пушкина и в то же
время дать его гению полное его развитие; а вы из сего
покровительства сделали надзор, который всегда при-
теснителен, сколь бы, впрочем, ни был кроток и благоро-
ден (как все, что от вас истекает)».
Не один Жуковский был зол на Бенкендорфа — все ис-
тинные друзья литературы гневались на правительство за
то, что оно, не будучи в неведении относительно времени
_______1009
Анри Труайя
и места дуэли, позволило ей состояться; что оно не устрои-
ло Пушкину торжественные похороны, которых он, бес-
спорно, был достоин; что оно воспрепятствовало благона-
меренным народным манифестациям в его честь. Особое
негодование вызвал тайный увоз тела Пушкина под покро-
вом ночи и под надзором жандармов, как будто величай-
ший поэт России — опасный лесной разбойник, не заслу-
живший иного, как быть закопанным на скорую руку! 28
и 29 января, в те самые часы, когда Пушкин еще боролся
со смертью, юный корнет Лермонтов, со слезами в глазах
и сердцем, исполненным гнева, огласил свою анафему выс-
шему обществу. Это стоило ему гнева Бенкендорфа и вы-
сылки:
Вы, жадною толпой стоящие у трона1
Свободы, гения и славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!
Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата,
Есть грозный судия — он ждет!.
А другой стихотворец, Николай Огарев, запустил в пуб-
лику свои стихи «Памяти поэта»:
Его же убийца — он на воле,
Красив и горд во цвете лет,
Гуляет весел в сладкой доле
И весь, весь этот черный хор
Клеветников большого света,
В себе носивший заговор
Против спокойствия поэта,
Все живы, все — а мести нет...
Справа, слева возникали многочисленные стихотворные
отклики. Тайные, безыменные, неловкие и превосходные.
Полежаев, Тютчев, Губер, лицеисты. И столько авторов,
так и оставшихся безвестными!
Из Италии Гоголь писал Плетневу: 1
1 Упоминание о троне не пропускалось цензурой почти до самой
революции — вместо него ставилось отточие. (Прим, пер.)
1010________
--------Александр Пушкин
«Что месяц, что неделя, то новая утрата, но никакой
вести хуже нельзя было получить из России. Все наслаж-
дения моей жизни, все мое высшее наслаждение исчезло
вместе с ним... Невыразимая тоска!»
Лицейского товарища Пушкина — Кюхельбекера страш-
ная весть настигла в изгнании. Кюхля отозвался неуклю-
жими, но проникновенными строками:
Смолк шорох благозвучных крыл
Твоих волшебных песнопений...
И далее:
...Гордись! Никто тебе не равен,
Никто из сверстников певцов:
Не смеркнешь ты во мгле веков...
И Пущин отозвался на смерть своего ближайшего дру-
га из тяжких глубин изгнания:
«...возвратившийся из отпуска наш плацадъютант Розен-
берг зашел в мой 14-й номер. Я искренно обрадовался и
забросал его вопросами о родных и близких, которых ему
случалось видеть в Петербурге. Отдав мне отчет на мои во-
просы, он с какою-то нерешительностью упомянул о Пуш-
кине. Я тотчас ухватился за это дорогое мне имя: где он с
ним встретился? Как он живет? и проч. Розенберг выслу-
шал меня в раздумье и наконец сказал: «Нечего от вас
скрывать. Друга вашего нет! Он ранен на дуэли Дантесом
и через двое суток умер; я был при отпевании его тела в
Конюшенной церкви, накануне моего выезда из Петер-
бурга».
Слушая этот горький рассказ, я сначала решительно
как будто не понимал слов рассказчика, так далека от ме-
ня была мысль, что Пушкин должен умереть во цвете лет,
среди живых на него надежд. Это был для меня громовой
удар из безоблачного неба — ошеломило меня, а вся скорбь
не вдруг сказалась на сердце. Весть эта электрической ис-
крой сообщалась в тюрьме — во всех кружках только и
речи было, что о смерти Пушкина — об общей нашей по-
_______1011
Анри Труайя
тере; но в итоге выходило одно, что его не стало и что не
воротить его!»
И признавался, как на духу: случись ему присутствовать
при этом несчастном событии, то на месте Данзаса он, ни-
чуть не колеблясь, подставил бы свою грудь под пулю Дан-
теса...
Федор Матюшкин пишет из Севастополя 14 февраля
1837 года своему лицейскому товарищу Михаилу Яковлеву:
«Пушкин убит! Яковлев, Яковлев, как ты это допус-
тил — у какого подлеца поднялась на него рука!»
Нащокин, узнав о смерти Пушкина, занедужил и бре-
дил несколько дней подряд.
Левушку Пушкина весть о смерти брата настигла на
Кавказе, на передовых рубежах. Он захотел потребовать
отпуска, чтобы сквитаться с Дантесом. Друзья отговорили
его. Вот что писал он отцу:
«Будь у меня сотня жизней, я бы отдал их не глядя,
чтобы выкупить жизнь моего брата. В тот скорбный
день, когда его настигла смерть, вокруг меня свистели
тысячи пуль — почему же не я был сражен! Я, существо
бесполезное, которое устало от жизни и вот уже десять
лет швыряет ее всякому, кто захочет!» (Оригинал по-
французски.)
А Сергей Львович — раздобревший, оглохший, плакси-
вый — таскался из салона в салон и плакался юным деви-
цам о своем несчастье. Жуковский направил ему офици-
альное письмо, в котором рассказал о героической смерти
Пушкина. В этом письме, рассчитанном на восприятие
широкой общественностью, Пушкин представлялся пре-
данным душою и телом своему императору, этот послед-
ний — как понимающий и нежный отец поэта, а Ната-
ли — как образец добродетели. Когда же автор этого по-
слания слышал упреки в том, что так исказил характеры и
факты, то отвечал, что сделал это исключительно с целью
упрочения будущего вдовы и сирот Пушкина. Истинные
же чувства свои Жуковский выразил в цитированном вы-
ше письме к Бенкендорфу.
1012_______
Александр Пушкин
Но письмо Бенкендорфу длительное время оставалось
неизвестным публике, так что источником данных для
комментариев дипломатических агентов, зарубежных жур-
налистов и первых биографов поэта послужило все то же
письмо Сергею Львовичу. Послы европейских стран не-
медленно известили свои правительства о смерти поэта;
новость мигом разошлась по газетным полосам. Так поэт
сделался персонажем европейского масштаба — если не
благодаря своему творчеству, так, во всяком случае, по
причине своей трагической смерти.
* * *
А что же сталось, по смерти Пушкина, с главными уча-
стниками драмы: Дантесом, Геккереном, Натали, Катери-
ной, Данзасом? Под давлением общественного мнения
Николай I предпринял показательные меры против «убийц»
и в пользу «жертв». Да он и без того в отличие от Бенкен-
дорфа косился на Дантеса и Геккерена. Конечно, на Пуш-
кина он косился тоже и по большому счету не испытывал
стыда за то, что отделался от него. Но Геккерены осканда-
лились при русском дворе. К тому же в анонимных пись-
мах, полученных Пушкиным, содержался тонкий намек на
возможную связь Николая и Натали. А ведь первый из
этих двух чужеземцев — подумать только — был аккреди-
тован при русском дворе, а второму было дозволено на
привилегированных условиях поступить в русскую армию
офицером! Дольше терпеть наглость обоих не представля-
лось возможным.
Атташе французского посольства д’Аршиак покинул
Россию 2 февраля 1837 года. Дантес и секундант Пушкина
Данзас были преданы военному суду. В ходе дознания
Дантес утверждал, что его поведение в отношении Натали
неизменно было корректным и что он не виновен во всех
тех преступлениях, которые поэт ставил ему в укор. Дан-
тес потребовал очной ставки с Натали. В этом ему было
отказано. Он обратился за поддержкой к многочисленным
друзьям своего приемного отца.
_______1013
Анри Труайя________
Вот что писал Дантес полковнику Бреверну, бывшему
председателем военно-судной комиссии по делу о дуэли:
«Все те лица, к которым я вас отсылаю, чтобы почерпнуть
сведения, от меня отвернулись с той поры, как простой
народ побежал в дом моего противника, без всякого рассу-
ждения и желания отделить человека от таланта». (Ориги-
нал по-французски.)
Из материалов военно-судного дела 1837 года (орфо-
графия подлинника сохраняется):
«По делу сему и пособранным Судом сведениям оказы-
вается: что Подсудимый Поручик барон Д-Геккерен, в
опровержении возведенного на него Пушкиным подозре-
ния, относительно оскорбления чести жены его, никаких
доказательств к оправданию своему представить немог,
равномерно за смертию Пушкина и Судом не открыто
прямой причины, побудившей Пушкина подозревать Ба-
рона Д-Геккерена, в нарушении семейного спокойствия;
но, между прочим, из ответов самого подсудимого Барона
Д-Геккерена видно, что он к жене покойного Пушкина,
прежде нежели был женихом, посылал довольно часто
книги и Театральные Билеты прикоротких записках, в
числе оных были такия: (как он сознается), коих выраже-
ния могли возбудить Пушкина счекотливость как мужа».
«Подсудимого подполковника Данзаса», как он «не до-
нес заблаговременно начальству о предпринимаемом ими
злом умысле и тем допустил совершиться дуэли и убийст-
ву, которое отклонить еще были способны, то его, Данзаса,
по долгу верноподданного, не исполнившего своей обязан-
ности... ПОВЕСИТЬ». Правда, в самой высокой инстанции
эта мера была заменена: «вменив ему Данзасу вънаказание
бытность подъсудомъ иарестомъ, выдержать сверх того
под Арестом в Крепости на Гоубвахте два м-ца, ипосле то-
го обратить попрежнему в службу».
На этом документе монаршая рука начертала: «Быть
посему, но рядового Геккерена как не Русского подданно-
го выслать с Жандармом за Границу, отобрав Офицерские
Патенты».
1014________
Александр Пушкин
Суровому наказанию «подлежал бы и Подсудимый Ка-
мергер (именно так! — С.Л.) Пушкин, но как он уже умер,
то суждение его за смертию прекратить...» Читай: первый
поэт России стал посмертно подсудимым и не заслужил
оправданья. Могила Пушкина заклеймена как могила пре-
ступника. Такова была воля его благодетеля и покровителя
Николая I.
Близкие и сторонники Дантеса не преминули известить
его, до какой степени они одобряют его поведение. Това-
рищи по полку слали ему восторженные письма. Вот, к
примеру, письмо поручика лейб-гвардейского Кавалер-
гардского полка, кн. А.Б. Куракина:
С.-Петербург, 27 марта 1837 г.
«Если, дорогой друг, вам тяжело было покидать нас,
то поверьте, что и мы были глубоко удручены злосчаст-
ным исходом вашего дела. Тот способ, которым вы были
высланы из Петербурга, не заключает в себе ничего ново-
го для нас, привычных к высылкам такого рода, но тем
не мерее огорчение, которое мы испытывали, и особенно
я, от того, что не могли проститься с вами перед вашим
отъездом, было чрезвычайно велико. Я надеюсь, что вы не
сомневаетесь в моей дружбе, дорогой Жорж.
Бог знает, встретимся ли мы когда-либо; тогда, быть
может, мы вспомним более счастливые времена. Едва я
узнал, что вас высылают, я первым делом бросился в
Кордегардию Адмиралтейства, чтобы обнять вас, но,
увы, было уже поздно, вы были уже далеко от нас, а я
этого и не подозревал... Я надеюсь, что ваша супруга бу-
дет так добра, что передаст вам мое письмо, равно как
и небольшой подарок, сопровождающий его; это — безде-
лица и весьма слабый залог моей дружбы., дорогой Жорж,
но примите их, так как я посылаю вам это от души,
уверяю вас...
Целую вас нежно, дорогой Геккерен, и прошу вас вспо-
минать порою вашего бывшего сослуживца и друга; будь-
те счастливы и верьте той искренной привязанности,
которую я к вам питаю.
Ваш искренний друг А.К.».
_______1015
Анри Труайя________
Клянется в дружбе убийце Пушкина и князь Александр
Барятинский — в ту пору поручик, впоследствии — гене-
рал-фельдмаршал:
19 марта 1837 г.
«Мне чего-то недостает с тех пор, как я не видел вас,
мой дорогой Геккерен; поверьте, что я не по своей воле
прекратил мои посещения, которые приносили мне столь-
ко удовольствия и всегда казались мне слишком кратки-
ми; но я должен был прекратить их вследствие строго-
сти караульных офицеров. Подумайте, что меня возму-
тительным образом два раза отсылали с галереи под
тем предлогом, что это не место для моих прогулок, а
еще два раза я просил разрешения увидеться с вами, но
мне было отказано. Тем не менее верьте по-прежнему
моей самой искренней дружбе и тому сочувствию, с ко-
торым относится к вам вся наша семья.
Ваш преданный друг Барятинский».
А Идалия Полетика, переживая, что не может прийти
к арестованному Дантесу, пишет ему такое вот умилитель-
ное письмо:
«Бедный друг мой, при мысли о вашем заключении
сердце кровью обливается. Не знаю, чего бы я не дала,
чтобы прийти немного поболтать с вами; мне кажется,
что все, что произошло, это сон, но дурной сон, чтобы не
сказать — кошмар, так как в результате я лишена воз-
можности вас видеть... Арбрая Катерина жестоко огорча-
ет меня, ибо огорчителен тот образ жизни, который она
ведет; она заслуживает того, чтобы вы заставили ее за-
быть обо всем этом, когда уедете и когда возобновится
ваш медовый месяц. Прощайте, мой милый и прекрасный
узник, я не теряю надежды увидеть вас до вашего отъез-
да. Ваша всем сердцем». (Здесь и ниже оригинал по-фран-
цузски.)
Несколько дней спустя Дантес послал Идалии суве-
нир — по-видимому, браслет, — и осчастливленная Поле-
тика снова шлет «прекрасному узнику» письмо, захлебыва-
ясь от восторга:
1016_______
Александр Пушкин
«У вас есть дар заставить меня плакать, но на этот
раз это — слезы, которые, действуют благотворно, ибо
этот сувенир трогает меня донельзя, он никогда более не
покинет моей руки1; только напрасно вы думаете, друг
мой, будто стоит вам уехать, и я забуду о вашем суще-
ствовании — это доказывает только то, что вы меня
пока еще плохо знаете, ибо стоит мне полюбить, так
это крепко и навсегда».
Что же до Катерины, то, несмотря на все попытки под-
руг утешить ее, она оставалась шокирована случившимся.
Не так волновала ее гибель Пушкина, как рана Дантеса. Ее
благоверный ранен! Ее благоверный страдает. Его изгоняют
из России. Ее терзала ревность, но она ничем не выдала
своего смятения; в этой любовной драме она играла душе-
раздирающую роль вечной жертвы; стоит только взглянуть
в ее печальные глаза, в открытые ладони, чтобы понять и
простить.
И вот наконец 19 марта Жоржу Дантесу было предос-
тавлено последнее свидание с женою и приемным отцом в
апартаментах голландского посольства под надзором жан-
дарма. Согласно официальному рапорту, свидание длилось
ровно час и прошло корректно, хотя и оживленно. При
расставании присутствовала графиня Строганова; в тот же
день la soldat Heeckeren был отправлен в санях в направ-
лении российской границы. Разумеется, в сопровождении
жандарма.
«Встретил Дантеса, в санях с жандармом, за ним другой
офицер, в санях, — записал в своем дневнике А.И. Турге-
нев 19 марта. — Он сидел бодро, в фуражке, разжалован-
ный и высланный за границу...»
Дантес остановился в Берлине, чтобы дождаться здесь
жены и приемного отца. Между тем Катерина и барон
Геккерен беспокоились о нем — полученное им на дуэли
ранение в руку было вполне серьезным. 1
1 В оригинале bras в отличие от main — кисти; отсюда и предполо-
жение, что подарен был именно браслет. (Прим, пер.)
________1017
Анри Труайя-------
Граф Строганов, который сперва подстрекнул Геккере-
на послать Пушкину вызов, а затем взял на себя расходы
на погребение убиенного, писал барону:
«Я только что вернулся домой и нашел у себя на пись-
менном столе старинный бокал и при нем любезную за-
писку. Первый, несмотря на всю свою хрупкость, пере-
жил века и стал памятником, соблазнительным лишь
для антиквария, а вторая, носящая отпечаток современ-
ности, пробуждает недавние воспоминания и укрепляет
будущие симпатии. С этой точки зрения и тот и другая
для меня очаровательны, драгоценны, и я испытываю, ба-
рон, потребность принести вам всю мою благодарность.
Когда ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится
у меня, скажите ему, что дядя его Строганов хранит его
как память о благородном и лояльном поведении, кото-
рым отмечены последние месяцы его пребывания в Рос-
сии. Если наказанный преступник является примером для
толпы, то, невинно осужденный, без надежд на восстав
новление имени, имеет право на сочувствие всех чест-
ных людей.
Примите, прошу вас, уверения в моей искренней привя-
занности и в совершенном моем уважении.
Строганов.
Среда, утром».
Тем не менее, несмотря на все заверения в сочувствии,
приходившие от Строганова и прочих высокопоставлен-
ных персон, барона Геккерена ждала скандальная опала.
Начиная со следующего же дня после дуэли он предпри-
нимает попытки оправдаться — как в глазах российских
властей, так и в глазах нидерландского министра иност-
ранных дел, барона Верстолка ван Сулена:
«Его величество решит, должен ли я быть отозван или
могу поменяться местами с одним из моих коллег. Если
мне при настоящих обстоятельствах, в которых я лич-
но заинтересован, позволено будет высказаться, то ос-
мелюсь почтительнейше доложить, что немедленное
отозвание меня было бы громогласным выражением не-
1018_______
Александр Пушкин
одобрения моему поведению. Я был бы этим глубоко огор-
чен, а что касается настоящего печального события, со-
весть моя говорит, что я не заслуживаю такого приго-
вора, который сразу погубил бы всю мою карьеру как
общественного деятеля. Моим желанием было бы переме-
нить резиденцию, эта мера, удовлетворяя настоятель-
ной необходимости, доказала бы вместе с тем, что я не
лишился доверия короля, моего августейшего повелителя,
которым он удостаивал меня в течение стольких лет и
потери которого, осл(елюсь повторить, я не заслужил».
Геккерен адресует также послание принцу Оранскому:
«Ваше королевское высочество одобрит меня, смею на-
деяться, и эта уверенность есть самое лучшее утешение
в горе, при обстоятельствах, от которых страдала и
страдает моя любовь к семье, а карьере угрожает опас-
ность, именно в ту минуту, когда я менее всего мог этого
ожидать.
Благосклонность вашего королевского высочества все-
гда драгоценна и почетна, но теперь я особенно живо чув-
ствую, сколько утешения заключается в сознании, что
можешь надеяться на чувство дружеского расположения в
лице судьи, так высоко поставленного благодаря своему
сану, своим заслугам и благородству своей души».
Наконец, 1 марта барон Геккерен пишет письмо Нес-
сельроде — то самое, в котором он ради самооправдания
апеллирует к Наталье Пушкиной:
«Если г-жа Пушкина откажет мне в своем признании,
то я обращусь к свидетельству двух особ, двух дам, высо-
копоставленных и бывших поверенными всех моих тре-
вог, которым я день за днем давал отчет во всех моих
усилиях порвать эту несчастную связь (pour rompre cette
funeste liaison)...
...Есть и еще оскорбление, относительно которого, ве-
роятно, никто не думает, чтобы я снизошел до оправда-
ний, а потому его никто и не нанес мне прямо: однако
примешали мое имя и к другой подлости — анонимным
письмам! В чьих же интересах можно было бы прибег-
_______1019
Анри Труайя------
чуть к этому оружию, оружию самого низкого из пре-
ступников, отравителя? В интересах моего сына, или
г. Пушкина, или его жены? Я краснею от сознания одной
необходимости ставить такие вопросы.
...Мой сын, значит, тоже мог бы быть автором этих
писем? Спрошу еще раз: с какой целью? Разве для того,
чтобы добиться большого успеха у г-жи Пушкиной, для
того, чтобы заставить ее броситься в его объятия, не ос-
тавив ей другого исхода, как погибнуть в глазах света
отвергнутой мужем? Но подобное предположение плохо
вяжется с тем высоконравственным чувством, которое
заставляло моего сына закабалить себя на всю жизнь,
чтобы спасти репутацию любимой женщины...
...Кончаю, граф, мое письмо, и так уже слишком длин-
ное. Если всего того, что я изложил вашему сиятельству,
недостаточно, чтобы выставить всю презренность взве-
денных на меня обвинений, я соглашаюсь, вручив мои от-
зывные грамоты, остаться в стране как частный человек
и все мое поведение поставить в зависилюсть от резуль-
тата следствия, просить о назначении которого прямо в
моих интересах. Не обладая собственными средствами,
я без жалоб оставляю почетный и выгодный пост. Хотя
моя будущность и не обеспечена, я ничего не требую, я не
надеюсь ни на что, но я не могу добровольно согласиться
на потерю уважения монарха, перед которым я так дол-
го имел счастие быть представителем интересов моего
государя и моей страны. Единственно с этой целью я ре-
шился обратиться к вам с этим письмом.
Я не имею прав на благоволение его императорского
величества, хотя я и получил тому доказательства, ис-
полнившие меня признательностью, но совесть моя мне
говорит, что я никогда не переставал быть достойным
его уважения: в этом все мое честолюбие; оно велико, ко-
нечно, но я осмеливаюсь сказать, что все мое поведение
всегда его оправдывало, и я осмеливаюсь надеяться, мно-
гоуважаемый граф, что вы соблаговолите довести о нем
до сведения государя».
1020_______
Александр Пушкин
Настрочив это письмо к Нессельроде, Геккерен, кото-
рого внезапно посетили угрызения совести, пишет три дня
спустя генерал-адъютанту графу Орлову:
«Боюсь, что я недостаточно развеял все подозрения в
отношении г-жи Пушкиной, и считаю себя обязанным за-
верить вас во имя чести, что ее связь (liaison) с моим сы-
ном никогда не заставляла ее забывать о своих обязанно-
стях и что в этом отношении она осталась такою же
чистою, как и тогда, когда г-н Пушкин дал ей свою фами-
лию».
Тем не менее отзыв Геккерена из России был неизбе-
жен. «Порицание поведения Беккерена справедливо и за-
служено, — писал самодержец своему брату, Вел. кн. Ми-
хаилу Павловичу, — он точно вел себя как гнусная ка-
налья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина,
уговаривая жену его отдаться Дантесу, который будто
бы умирал к ней любовью... Тогда жена Пушкина, чья не-
винность не подлежит сомнению, открыла своему супру-
гу бесстыдное поведение этих двух индивидов».
Извещенные о сем императорском мнении, придвор-
ные отвернулись от Геккерена все как один. Он, вокруг ко-
торого еще недавно вились бесчисленные союзники, вне-
запно оказался в изоляции. Его не узнавали. Его поносили
взапуски. Его правительство настаивало на его немедлен-
ном отъезде из Санкт-Петербурга и не ставило вопрос о
назначении на какой-либо дипломатический пост в каче-
стве компенсации. Делать было нечего — приходилось го-
товиться к отъезду, распродавать домашнюю обстановку.
Геккерен опубликовал объявление о продаже всей своей
мебели. Его апартаменты превратились в самый настоя-
щий магазин с этикетками, указывающими цены на ков-
ры, кресла, безделушки... Геккерен лично встал среди бы-
лой роскоши и руководил операциями сам.
Тем временем на замену посланнику прибыл преем-
ник — Иоганн Корнелис Геверс. Распродав свое хозяйство,
Геккерен запросил Николая I о прощальной аудиенции.
Он хотел объяснить императору, что уезжает, мол, просто
_______1021
Анри Труайя-------
в отпуск по личным обстоятельствам. Но император отка-
зался его принять и передал ему табакерку. На дипломати-
ческом языке это означало решительный разрыв.
Сраженная таким отношением русского правительства
и аристократии к родным ей людям, Катерина мечтала
только об одном — поскорее бы убраться из этой варвар-
ской страны. Она уже была в своем марьяжном интересе,
и таковое положение делало ее нервной и раздражитель-
ной.
Тетушка Загряжская отдалилась от нее, да и Строгано-
вы стали реже наносить ей визиты — из соображений
предосторожности.
Что же касается могущественного покровителя Гекке-
рена и Дантеса графа Нессельроде, то он, в свою очередь,
совершил ловкий маневр, позволивший ему окончательно
откреститься от своего бывшего подопечного. Не говоря
уже о том, что он как министр иностранных дел не мог
действовать иначе как по инструкциям, данным свои госу-
дарем. Так, 28 декабря 1840 года он писал Мейендорфу:
«Геккерен способен на все; это — человек без чести и со-
вести, и в целом он не имеет никакого права на уважение
и нежелателен в нашей среде. Самая большая ошибка ко-
роля в том, что он доверил ему важный пост».
И наконец, сама Натали отказалась встречаться с сест-
рой. Уже 16 февраля 1837 года вдова Пушкина вместе с
детьми и Александриной уехала из Петербурга в имение
Гончаровых Полотняный Завод. Она пребывала в отчая-
нии; была до предела изнурена, больна. Она никого не же-
лала видеть, и более всего на свете ей хотелось, чтобы само
имя ее было позабыто.
Пока Натали в одиночестве погрузилась в свои пережи-
вания, Катерина и барон Геккерен завершали приготовле-
ния к отъезду из России, куда им более никогда не будет
суждено вернуться. Супруга и приемный отец воссоедини-
лись с Дантесом в Германии. В Баден-Бадене экс-кавалер-
гард вел праздную светскую жизнь. Приснопамятная дуэль
1022_______
Александр Пушкин
стяжала ему в некотором роде славу — многие искали
встречи с ним как с международной знаменитостью, а уж
дамы считали станцевать с Дантесом за честь.
«Странно, — замечает сын Карамзина, — видеть Данте-
са, который, со своими манерами кавалергарда, заправляет
мазурками и котильонами, как и в прошлом».
Вел. кн. Михаил открыто выражал симпатию победо-
носному противнику Пушкина. Встретившись с ним в Ба-
ден-Бадене, он сказал потом графине Соллогуб:
— Угадайте, кого я только что видел? Дантеса!
— И вас взволновало воспоминание о Пушкине?
— Ничуть! Он не заслужил иной участи.
— Так что же тогда?
— Больно за Дантеса! Бедный мальчик, его же лишили
чина!1
И другие русские путешественники окружали Дантеса
и доискивались дружбы с ним — Киселевы, Смирновы,
Долгоруковы... Старый Геккерен играл в рулетку, Дантес
забавлялся. А Катрин, деформированная беременностью,
вообще не выходила в свет. Однако вскоре Катрин и Дан-
тес покинули Баден-Баден, чтобы обосноваться в Сульце у
родителей Жоржа. 19 октября 1837 года Катрин родила
дочь, получившую имя Матильда-Евгения. 16 ноября ма-
дам Гончарова пишет Жоржу Дантесу:
«Мосье! С живым удовлетворением узнала я добрую
новость о том, что Катрин разрешилась от бремени. По
этому случаю от всего сердца шлю вам поздравления,
тем более что выражаемое вами счастье кажется столь
истинным, что я была искренне тронута. &а пребудет
всегда неизменною та привязанность, которую вы прояв-
ляете к вашей жене».
Письмо Жоржа Дантеса, на которое давала ответ ма-
дам Гончарова, было вполне искренним. Увлечение моло-
дого человека Натальей Пушкиной, дуэль и изгнание яви- 1
1 В оригинале: degrade, что можно перевести и как «деградировал».
Великий князь имел в виду, конечно, не это. (Прим. пер.)
_______________________________________________________________1023
Анри Труайя
лись суровым испытанием для его сознания; он искал по-
коя и забвения. И никто вернее Катерины не мог помочь
ему одержать верх над своим безрассудством. Мало-пома-
лу ему открывались моральные качества его благоверной, и
он с признательностью привязывался к ней. Кстати ска-
зать, Катрин обладала некоторым сходством с Натали...
Это сходство облегчало Дантесу переход от одной любови
к другой. В его мыслях, в его сердце мало-помалу происхо-
дила подвижка чувств. Натали отдалялась все дальше за ту-
ман из крови и огня. Катрин выдвигалась на первый план.
Он был счастлив с нею.
Но была ли счастлива с ним Катрин? Ведь она наверня-
ка подозревала, что в нем еще жива привязанность к про-
шлому. Она все еще ревновала его к Натали. Но тем не ме-
нее была уверена, что время и повседневная суета заглушает
последние вспышки этой страсти. Несколько раз Катрин
пыталась вступить в переписку с Натали. Тщетно. По это-
му поводу брат Дмитрий писал ей 15 сентября 1837 года:
«Ты спрашиваешь меня, как они (Натали с детьми и
Александрина) поживают и что делают: живут очень не-
подвижно, проводят время как могут; понятно, что после
жизни в Петербурге, где Натали носили на руках, она не.
может находить особой прелести в однообразной жизни
(Полотняного) Завода, и она чаще грустна, чем весела,
нередко прихварывает, что заставляет ее иногда целыми
неделями не выходить из своих комнат и не обедать со
мной. Какие у нее планы на будущее, не выяснено; это бу-
дет зависеть от различных обстоятельств и от добрей-
шей тетушки (Е.И. Загряжской), которая обещает в те-
чение ближайшего месяца подарить нас своим присутст-
вием, желая навестить Натали, к которой она продолжает
относиться с материнской нежностью. Ты спрашиваешь
меня, почему она не пишет тебе; по правде сказать, не
знаю, но не предполагаю иной причины, кроме боязни уро-
нить свое достоинство, или, лучше сказать, свое доброе
имя перепиской с тобою, и я думаю, что она напишет
тебе не скоро... Кстати, дай мне какие-нибудь сведения и
1024_______
Александр Пушкин
подробности о вашем городе Сульце: я не могу найти его
на карте...»
А вот что по этому поводу писала Катерине мать: «На-
тали подле меня, я предложила ей написать вам, но она
корчит из себя лентяйку... Сказать по правде, здоровье ее
оставляет желать лучшего. Я очарована, милая Катрин,
что вы по-прежнему так же счастливы. Убежденность в
этом — большое для меня утешение».
После рождения первой дочери Катрин немного успо-
коилась. Она была убеждена, что перенесенные страдания
закрепили за ней право на мужа — такого молодого и кра-
сивого! Но все же она была не вполне довольна собою. Ей
любой ценой хотелось подарить Дантесу сына, который
продолжал бы его фамилию и его род. Но по-прежнему,
что ни роды — то дочь! 5 апреля 1839 года она родила
Берту-Жозефину; года не прошло — 3 апреля 1840 года
явилась на свет Леони-Шарлотта1. Она была в отчаянии; со
смирением, босая, совершила паломничество в чудотвор-
ную часовню в близлежащем имении Тиренбах и даже по-
думывала, не обратиться ли ей в католическое вероиспове-
дание.
26 декабря 1842 года находившийся в путешествии
Дантес писал ей из Мюнхена: «Я и впрямь грущу, что тебя
покинул, тебя, которую так люблю, и так долго не могу
поцеловать твой ротик... Ты получишь это письмо как
раз к Новому году... В этот день ты загадаешь желания
для нашего совместного будущего...» И вот наконец
22 сентября 1843 года Катрин разрешилась от бремени
мальчиком, Луи-Жозефом-Жоржем-Шарлем-Морисом.
Самое сокровенное ее желание исполнилось. Она более не
сомневалась, что семейство ее ждет счастливое будущее.
Все вокруг были ласковы с нею. У нее были такие краси- 1
1 В отличие от других детей Дантеса в совершенстве владела рус-
ским языком и восхищалась Пушкиным, которого читала в подлинни-
ке; по свидетельству знаменитого пушкиниста А.Ф. Онегина-Отто, име-
ла мужество обвинить отца в убийстве великого поэта. (Прим, пер.)
________1025
Анри Труайя
вые дети! Муж боготворил ее как никогда прежде. Барон
де Геккерен осыпал ее трогательными знаками внимания.
Да недолги были радости: вскоре после появления сына на
свет Катерину сразила родильная горячка, и врачи оказа-
лись бессильны. 15 октября 1843 года Катерина угасла.
Смерть жены глубоко потрясла Дантеса. Страстно же-
ланная Натали была недоступна. Катрин, которую он так
нежно любил, скончалась у него на руках. Одна за другой у
него были отняты все радости жизни. Разочаровавшись в
своих привязанностях, Жорж Дантес по семейной тради-
ции двинулся по политической стезе. И впрямь, его преж-
ние санкт-петербургские товарищи не узнали бы в этом
суровом и уравновешенном мужчине резвого и горячего
кавалергарда, влюбленного в la belle Mme Pouchkine и го-
тового решительно сломать себе голову, лишь бы одержать
триумф над пиитом-ревнивцем.
В 1845 году Жорж Дантес уже сделался членом Гене-
рального совета Верхнего Рейна. После революции 1848
года и низвержения Луи-Филиппа избиратели Верхнего
Рейна делегировали Дантеса в Учредительное, затем в За-
конодательное собрание. В этих двух собраниях Дантес
выказал враждебность к установлению республиканских
учреждений и постоянно голосовал совместно с правыми.
Однако начиная с 1850 года, отходя от легитимистских
привязанностей своей семьи, решил поддержать политиче-
ские порывы принца Луи-Наполеона. 17 июля 1851 года
Виктор Гюго перед лицом собравшегося в полном составе
Законодательного собрания объявил о тех опасностях, ко-
торые таит в себе для республики принц-президент. Док-
лад Гюго вызвал порядочный шум. Вся «правая» сторона
ополчилась против оратора. Протокол заседания сохранил
для нас выкрики Дантеса, коими он прерывал речь Викто-
ра Гюго:
— Надо бы иметь право свистеть, коль аплодируют та-
ким вещам!..
И еще:
— Пускай, пускай он играет свою пьесу!
1026_______
Александр Пушкин
Позже, в «Les Chatiments», Виктор Гюго подверг сто-
ронников империи решительной атаке. В стихотворении
«17 июля 1851 г., по уходе с трибуны» он заклеймил их
так:
Все эти господа, кому лежать в гробах,
Толпа тупая, грязь, что превратится в прах!
Среди сторонников режима он упоминает и Дантеса-
Геккерена: «Впоследствии — сенатор империи с жаловань-
ем 30 000 франков в год»1.
После государственного переворота 2 декабря 1851 го-
да Дантес вошел в состав Учредительного собрания и в
мае 1852 года был облечен Наполеоном III тайной мисси-
ей ко дворам Вены, Берлина и Санкт-Петербурга. Приня-
тый благосклонно в Вене, а затем в Берлине, он получил
особые аудиенции у государей обеих держав; правда, до
Петербурга он так и не доехал, встреча его с Николаем I
произошла в Берлине. Со времени смерти Пушкина про-
шло каких-нибудь 15 лет... Российский самодержец с бла-
гожелательностью принял представителя французского
правительства, вспомнил о его службе в русской армии и
заверил в полной симпатии к новому французскому импе-
ратору. По возвращении Дантес был вознагражден членст-
вом в Сенате с годовым окладом жалованья в 30 000
франков. 1
1 «Сукин сын Дантес!» — эта хрестоматийная строка приходит на
память при чтении цитируемых ниже документов: «Барон Геккерен
представил Министерству иностранных дел просьбу на высочайшее
имя... о побуждении братьев умершей его жены, Гончаровых, заплатить
хотя (бы) 25 000 франков в счет назначенного покойной содержания,
составляющего ныне сумму до 80 тыс. франков». Более того, Дантес, че-
ловек отнюдь не бедный, «отыскивает» в пользу своих детей и часть
имения, оставшегося после их бабушки Гончаровой (по-видимому,
речь идет о Яропольце). А вот и само письмо, полное цинизма: «Со
времени моей женитьбы в 1837 году они (братья Гончаровы) выплати-
ли мне в общей сложности едва 10 000 руб. сер. Мои попытки взы-
скать оставшееся оказались тщетны. Сир, позвольте припасть к стопам
вашего величества — барон Геккерен, член Французского Националь-
ного Собрания. 1 мая 1851 г.». (С.Л.)
________1027
Анри Труайя
В ту пору Дантесу было всего 40 лет. Он был самым мо-
лодым сенатором Франции. В 1855 году австрийский им-
ператор пожаловал ему ленту имперского ордена Франца-
Иосифа через плечо. Барон Геккерен, в ту пору посол в Ве-
не, тут же написал своему приемному сыну, спеша поздра-
вить его: «Жили-были три императора и один молодой
француз; один из трех могучих монархов изгнал молодого
француза из своей империи, и это в разгар зимы, раненого,
в открытых санях! Два других властелина решили отом-
стить за француза — один назначил его сенатором, другой
пожаловал ленту им самим учрежденного ордена за лич-
ные заслуги! Вот вам и история бывшего русского солдата,
выставленного за кордон! Мы отомщены, Жорж!» Умный,
активный и мужественный Жорж умел защищать интере-
сы Верхнего Рейна, не забывая при этом и себя. Он проло-
жил в Эльзасе первые железные дороги, сблизился с удач-
ливыми финансистами братьями Перейрами с целью уч-
реждения страховых обществ, морских компаний, банков
и экспортных предприятий.
Наконец, он учредил Парижскую газовую компанию и
сделался ее бессменным директором. Вот как вспоминает
Проспер Мериме в письме к Паницци от 28 февраля 1861
года выступление Жоржа Дантеса в Сенате: «После г-на де
Рошжаклена выступал г-н Геккерен, тот самый, который
убил Пушкина. Это — атлетически сложенный мужчина, с
германским акцентом и угрюмым видом, но при том изя-
щен, добродушен и очень хитер». Благодаря информации,
получаемой от иностранных дворов при посредничестве
нидерландского посла в Вене барона Геккерена и родного
дядюшки — посла Пруссии в Париже графа Хатцфельда,
Жорж Дантес играл при правительстве Наполеона III роль
услужливого советника по внешней политике.
Этот богатый, влиятельный, многоуважаемый персо-
наж, усатый старец, командор Почетного легиона, дожи-
вал свой век в покое и почете. Построив в Париже четы-
рехэтажный дом по адресу: авеню Монтень, 17, он обитал
там с семьей. Каждый день он отправлялся в коляске в
1028_______
Александр Пушкин
Имперский клуб, соучредителем которого был, а вечером,
окруженный своими детьми, охотно рассказывал им о сво-
их приключениях при российском дворе. «В течение не-
скольких лет, — писал Поль Эрвье, — каждый вечер, около
шести часов, я видел, как по салонам Клуба, куда я прихо-
дил читать газеты, проходил похожий на бобыля высокий
старец, обладавший великолепной выправкой. Единствен-
ное, что я знал про него, так это то, что за шесть десятков
лет до того — да, в таком вот дальнем прошлом! — он убил
на дуэли Пушкина. Я лицезрел его крепкую наружность,
его стариковский шаг... и говорил себе: «Вот тот, кто при-
нес смерть Пушкину, а Пушкин даровал ему бессмертие,
точно так же как Эфесский храм — человеку, который
сжег его» (Герострату. — Прим. пер.).
После падения империи Дантес потерял интерес к пуб-
личной жизни и жил попеременно в Сульце и Париже. Он
ушел из жизни в 1895 году, 83-х лет, в кругу детей и вну-
ков.
Приемный отец его, барон Геккерен, также процветал
в своих предприятиях. Сумев возвратить к себе милость с
помощью принца Оранского, он получил назначение пос-
лом в Вене в 1842 году и оставался на этом посту в тече-
ние 32 лет. Герцогиня де Дино отметила в своем дневнике
8 сентября 1842 года: «Назначение барона Геккерена ни-
дерландским послом в Вене вызвало в Голландии большой
скандал и разбудило постыдные слухи». Но скандал скан-
далом, а назначение состоялось; более того, долгие годы
потом Геккерен был старшиной дипломатического корпу-
са в австрийской столице. Наконец, в 1875 году он оставил
пост и возвратился в Париж, весь в орденах, титулах и зва-
ниях; скончался в 1884 году, 89 лет.
...Я посетил кладбище в Сульце — городке, окаймлен-
ном невысокими бархатистыми горами. За изъеденной бу-
рой ржавчиной оградой вытянулись в ряд строгие могиль-
ные памятники из белого мрамора, поросшие мхом, омы-
ваемые дождями. Здесь, среди членов семьи Дантесов,
обрел свой вечный покой голландский посол Геккерен; а
_______1029
Анри Труайя
рядом под такою же точно плитою упокоилась последним
сном Catherine, nee Gontcharov; сбоку — еще одна мра-
морная плита, на которой имя: George-Charles d'Anthes de
Heeckeren. Всех троих приютила земля Эльзаса, лежащая в
тысячах миль от тех краев, где свершилась их судьба1. Ми-
нувшая война не зацепила эти места последнего покоя ни
пулей, ни осколком; а там, в далекой России, снаряды раз-
носили в щепы деревья и камни, осенявшие последнее
пристанище поэта. Как будто Бог отказывал ему в покое
даже после смерти, даже в памяти людей.
* * *
А что же Натали? Как сложилась ее судьба после гибе-
ли Пушкина?
Удалившись поначалу в Полотняный Завод, вдова поэта,
однако же, быстро почувствовала, что носить траур ей не
очень-то пристало. Ровно через два месяца после дуэли —
27 марта / 8 апреля 1837 года, сын Карамзина пишет ма-
тери из Рима в Петербург:
«То, что вы говорите мне о Наталье Николаевне, меня
опечалило. Странно, я ей от всей души желал утешения,
но не думал, что мои желания так скоро исполнятся».
Со своей стороны, Идалия Полетика писала во фран-
цузском письме к Катрин 3 октября 1837 года, впервые,
опубликованном в нашей книге:
«Насчет Натали я могу сообщить вам совсем немно-
гое — сейчас она у Вашей матери, а затем вернется к ва-
шему брату; через несколько недель Ваша тетушка по-
едет к ней, чтобы провести с ней часть зимы. Говорят,
что она постоянно пребывает в угнетенном состоянии;
хотелось бы в это верить, ибо другие говорят, что ей
скучно, что давно пора бы ей покинуть деревню». И эта
самая Идалия Полетика, чья ненависть по отношению к 1
1 См. также главу «Один день в Сульце» в кн. ВЛ4. Фридкина «Че-
модан Клода Дантеса». М., 1997. (Прим. пер.)
1030________
Александр Пушкин
Пушкину и его друзьям не утихала после трагической
смерти поэта, продолжает вот в каких терминах:
«Позавчера я имела счастье обедать с вашей тетуш-
кой (Загряжской), удивительно, как эта женщина меня не
любит; она скрежещет зубами, когда ей нужно здоро-
ваться со мною1; я же чествую ее возвышенным безразли-
чием — вот только так я могу держать себя по отноше-
нию к ней. Что же касается продаж сочинений покойного
(Пушкина), то горячее рвение заметно поутихло — вме-
сто 500 тыс. рублей не удастся собрать и 200 тыс. Веч-
но так».
В августе 1837 года отец Пушкина, навестив свою сно-
ху, нашел, что Александрина грустит куда сильнее, чем На-
тали. Александрина любила в Пушкине и человека, и по-
эта. А Натали была куда более терзаема сознанием своей
ответственности, нежели мыслью о своем вдовстве. Она
страдала не столько от своего одиночества, сколько от того,
что оказалась косвенно виноватой в том, что произошло.
Но проходили дни — свежий воздух, прогулки, здоровое
питание вернули Наталье Николаевне душевный покой и
телесную грацию.
Проведя год в Полотняном Заводе, Натали возврати-
лась в Санкт-Петербург вместе с Александриной и детьми,
и заняла квартиру вдали от центра города, на Аптекар-
ском острове. 30 января 1838 года графиня де Сиркур пи-
сала Катерине: «От графини М. узнала я о возвращении
вашей сестры в столицу, я уверена, что она снова вый-
дет замуж. Благодаря тому, что судьба ее детей высо-
чайше обеспечена, она не испытывает неудобств, прису-
щих вдовам».
Те же мысли находим и в письме Идалии Полетики:
«Я довольно часто вижу ваших сестер у Строгановых,
но не у себя. Натали недостает мужества прийти ко 1
1 Конечно же, Загряжская не забывала о том, что на Идалии Поле-
тике лежала доля ответственности за гибель Пушкина. (Прим. А. Тру-
айя.)
________1031
Анри Труайя
мне. Вообще же, отношения меж нами вполне хорошие;
она никогда не говорит о прошлом'; его между нами не
существует. Тем не менее, когда мы вместе, держим себя
вполне дружески, много говорим о дожде и хорошей пого-
де, которая, как вы знаете, такая редкость в Санкт-Пе-
тербурге... Натали по-прежнему прекрасна, хотя очень
похудела. Тем не менее, однако, бывают дни, когда она
ходит с ужасной миной или она очень уж плоха; были, к
примеру, два дня, когда я обедала с нею в семье Ае Местр,
в семье Строгановых; а с нею случались приступы тоски,
и она казалась очень нервозною; когда же я интересова-
лась ее состоянием, она уверяла меня, что такое с ней
часто случается. С детьми ее все в порядке; мальчики
особенно похожи на нее и будут писаные красавцы, но
старшая дочка — вылитый портрет отца — очень не-
счастлива».
Письмо от 10 апреля 1839 года без подписи, но навер-
няка принадлежащее перу какой-нибудь знакомой мадам
Гончаровой по Полотняному Заводу1 2, дополняет подробно-
сти, сообщаемые Идалией Полетикой:
«Натали выезжает мало либо не выезжает совсем, не
бывала при дворе, но была представлена Имп(ератрице)
у тетушки (Загряжской), когда ее величество заглянула к
ней, отправляясь проведать живущую в том же доме3
фрейлину Кутузову. Императрица была очень приветли-
ва с Натали. Ей хотелось повидать всех ее детей, и она
поговорила с ними, /уело было в канун Нового года; в этот
же день Александра получила шифр по просьбе своей те-
тушки-покровительницы. Пасхальным утром Александ-
ра впервые явилась ко /вору. Она иногда выезжает на ба-
лы, в театр, но Натали там никогда не появляется».
1 Еще одно подтверждение тесной причастности Идалии Полети-
ки к разыгравшейся драме. (Прим. А. Труайя.)
2 Очевидно, Нины Доля. (См.: Ободовская И., Дементьев М. Ната-
лья Николаевна Пушкина. С. 234—235.) (Прим, пер.)
3 Во флигеле дворца.
1032________
Александр Пушкин
Эту похвальную сдержанность Натали соблюдала в те-
чение еще почти двух лет.
Когда же в начале 1841 года Плетнев задал ей вопрос,
собирается ли она вскоре снова выйти замуж, вдова Пуш-
кина ответила:
— Во-первых, я никогда снова не пойду замуж, а во-вто-
рых, никто не возьмет меня.
«Я ей советовал, — писал Плетнев своему другу Я. Гроту
24 января того же года, — на такой вопрос всегда отве-
чать что-нибудь одно, ибо при двух таких ответах рож-
дается подозрение в неискренности, и советовал дер-
жаться второго». Так нет, сетует Плетнев, — предпочита-
ет твердить первое, а если доходит до расспросов —
заявляет, что уж так судьба захотела.
«Из двух ответов Пушкиной, — отвечает Плетневу
Грот, — я предпочел бы тот, который она выбрала; но из
ее разговора я с грустью вижу, что в сердце ее рана уже
зажила. Боже! Что ж есть прочного на земле?»
24 декабря 1841 года Натали посетила английский ма-
газин и выбирала украшения для рождественской елки.
Как раз в это время в лавку вошел государь, чтобы купить
игрушки своим детям. Увидев Натали, Николай прибли-
зился к ней и адресовал несколько приветливых слов. Чуть
позже государь сообщил тетушке Загряжской, что должен
бы снова видеть Натали на придворных балах. Покорная
монаршей воле, Натали вернулась в свет и была принята с
энтузиазмом. И снова порхала с бала на бал, со спектакля
на спектакль, меняла наряды, торопливо обедала и раз-
мышляла над особенностями той или иной прически и
достоинствами того или иного парфюма.
Пушкин позабыт. Развеялись последние вздохи поэта.
Улетучился едкий дым пистолетного выстрела. Музыка иг-
рала по-прежнему. Мужчины были все так же галантны и
бодры. Туалеты, как и всегда, дорогостоящи и элегантны.
И Натали видела в зеркале отражение своего чуть осунув-
шегося, чуть побледневшего, но исполненного таинствен-
ной и печальной красоты лица. На костюмированный бал
_______1033
Анри Труайя
в Аничковом дворце тетушка Загряжская припасла для
Натали платье в еврейском стиле, скопированное со ста-
ринной картины, изображавшей Ревекку. Натали появи-
лась в большой зале, одетая в длинную фиолетовую, плотно
облегающую тунику, и с белою вуалью на голове. Николай
был в восторге.
— Смотрите и восхищайтесь! — сказал он императрице.
Та вскинула на красавицу свой лорнет и ласково доба-
вила:
— Она великолепна, поистине великолепна! Нужно за-
печатлеть ее образ в этом наряде для будущих поколений.
Николай I потирал руки. Сразу же после бала он при-
звал к себе придворного художника, который написал ак-
варельный портрет новоиспеченной Ревекки.
«Похоже, Пушкина снова заблистала на балах, — пи-
шет Долли Фикельмон в письме от 17 января 1843 го-
да. — Не кажется ли тебе, что она могла бы обойтись
без этого? Ведь она стала вдовой в результате ужасной
трагедии, причиной которой все-таки явилась, пусть и
пребывая невинною!»
Императорский фавор в отношении Натали был столь
очевиден, что претенденты возобновили охоту. Взять в суп-
руги женщину, которую отличал сам государь, означало
разом обеспечить себе и блистательную карьеру. Не ска-
жешь, чтобы самодержец всея Руси был таким уж гулякой,
просто любил пококетничать. Не то чтобы он стремился к
умножению серьезных связей — скорее, его влекли аму-
ретки без последствий. Чего он хотел от прекрасной дамы?
Потанцевать, поболтать, подмигнуть, шаркнуть ножкой,
залиться румянцем от смущения... И царь в восторге! Му-
жу не нужно было даже терпеть измены, достаточно за-
крывать глаза на вышеперечисленные шалости... А за это
царь наградит высокими чинами, орденами, денежными
содержаниями... Так, должно быть, рассуждал генерал-май-
ор Ланской.
По рассказам дочери Натальи Николаевны А.П. Арапо-
вой, именно он, Ланской, прохаживался под окнами Ида-
1034_______
Александр Пушкин
лии Полетики, куда последняя обманом заманила Ната-
лью Николаевну для рандеву с Дантесом. И вот в 1844 го-
ду он предпринял решительный шаг. В ту пору ему было
уже сорок пять лет, но он по-прежнему оставался красав-
цем, которому прекрасно шел военный мундир. Он стал
всерьез ухаживать за Натали и сделал ей предложение.
Правда, тут была вот какая загвоздка: он был всего лишь
военным, не застрахованным от отправки в какой-нибудь
провинциальный гарнизон. Не случится ли так, что, выйдя
за Ланского замуж, Натали вынуждена будет покинуть
Петербург, расстаться с Аничковым дворцом и с импера-
тором и прозябать в каком-нибудь городке, коим несть
числа в огромной России? Но Николай I наблюдал за про-
исходившим из-за кулис.
И вскоре неожиданно для всех заслуги Ланского полу-
чили блистательное вознаграждение: он был назначен ко-
мандиром Кавалергардского полка, шефом которого со-
стоял сам государь, получил роскошную квартиру на го-
сударственный счет. Николай I изъявил желание быть
посаженым отцом на свадьбе Ланского и Натали, но Ната-
лья Николаевна уклонилась от этой чести, настояв на
скромной церемонии, дабы избежать кривотолков. Нико-
лай I утешился тем, что поднес Натали роскошный ферму-
ар с бриллиантами.
Когда же в семье Ланских настало время появления на
свет первого ребенка, Николай I пожелал быть его крест-
ным отцом. Он специально сорвался с места, чтобы участ-
вовать в таинстве.
Когда однажды Натали решила организовать интим-
ный вечер для офицеров полка, Николай I вызвал к себе
Ланского:
— Слышал, у тебя соберутся люди потанцевать. Наде-
юсь, ты не забудешь пригласить своего шефа?
И, явившись на бал, велел проводить себя в детскую,
ласкал и обнимал свою крестницу Александру под востор-
женными взглядами четы. Позже, по случаю 25-летия пол-
ка, Ланской вручил императору альбом с портретами всех
_______1035
Анри Труайя
офицеров, в нем служивших. Но императору угодно бы-
ло — странный каприз, не правда ли? — чтобы этот аль-
бом, где сплошь усы, ордена, эполеты да лица, полные во-
инственной отваги, — открывался изящным портретом
Натали. Кроме того, самодержец заказал еще один порт-
рет Натали — миниатюрный, который вмонтировал в зо-
лотую коробку своих часов.
Натали была счастлива с Ланским1. Счастливее, чем с
Пушкиным? А что, если даже так? Сделалась респекта-
бельной дамой, с сухим, чуть увядшим лицом и большими
грустными глазами. Чета Ланских часто выезжала за гра-
ницу, жила в Париже, в Ницце. Скончалась Наталья Ни-
колаевна 26 ноября 1863 года, не дожив до 52 лет от роду.
Она нередко говорила своим детям: «Память о мертвых
священна, но чувствую, что меня и в могиле не оставят в
покое» (из письма Александры Араповой, урожд. Ланской,
к сыну барона Джорджа-Шарля Дантеса).
Александрина Гончарова, страстно чтившая культ по-
эта, долго жила подле своей сестры; затем, в 1852 году, со-
рока лет от роду, вышла замуж за барона Густава Фризен-
гофа, сотрудника австрийского посольства в Петербурге.
Александрина надолго пережила сестру1 2.
Братец Пушкина Левушка, все такой же веселый, бес-
шабашный, ленивый и шаловливый, сделал весьма скром-
ную офицерскую карьеру; в 1842 году был уволен из ар-
мии: на склоне лет женился и умер в 1852 году, не оставив
потомства.
Ольга Павлищева продолжила свое сумрачное, моно-
тонное существование подле жадного супруга. Сорока лет
от роду она тяжело захворала и встретила смерть за сочи-
нением стихов, лишенных всяких иллюзий.
А что же почтенный папаша Сергей Львович? Он сде-
лался похотливым старцем, похожим на шута. Обрюзг-
1 О втором замужестве Н.Н. Пушкиной см.: Ободовская 14., Демен-
тьева М. Наталья Николаевна Пушкина. С. 289—298. (Прим, пер.)
2 Скончалась в 1891 г. (Прим, пер.)
1036_______
Александр Пушкин
ший, оглохший, растерявший зубы, он пыхтел при каждом
шаге и брызгал слюною, когда разговаривал. Дети Липран-
ди называли его «самовар». На шишковатом черепе скру-
чивались в спирали несколько жалких волосинок, прикле-
енных фиксатором. Единственным смыслом жизни для него
была любовь ко всем молодым женщинам. И в особенно-
сти к тем, за которыми прежде ухаживал его сын Алек-
сандр. Переходя от лица к лицу, он невольно оказывался
во власти волнительных воспоминаний о поэте. В Михай-
ловском он поволокся за младшей дочерью Прасковьи
Осиповой, Марией Ивановной, заваливал ее письмами в
стихах и в конце концов сделал предложение.
Но Мария Ивановна была влюблена в Левушку Пушки-
на и отвергла домогательства папаши. Сергей Львович был
вне себя: как же так, ему предпочли этого вертихвоста
Льва, который только и умеет, что тянуть шампанское и
махать саблей! В отчаянии он кинулся сперва к Зизи Врев-
ской, затем к Анне Керн, потом к ее дочери Катерине, го-
ворили, что он подбирал выплюнутые ею шкурки от ягод
и тут же сжевывал с наслаждением. Он осаждал юную Ка-
терину посланиями на французском языке, мадригалами и
лирическими стихотворениями. Однако же глухота его
усиливалась от недели к неделе, и преодолеть хотя бы одну
ступеньку для него сделалось подвигом. Он ушел из жизни
в 1848 году; за несколько дней до смерти умолял Катерину
выйти за него замуж.
* * *
Судьбы детей Пушкина сложились вполне достойно.
Сын поэта Александр, окончив с отличием Пажеский кор-
пус, дослужился до генерала и умер как раз в день объяв-
ления мировой войны в 1914 году; второй сын, Григорий,
по окончании Пажеского корпуса также поначалу пошел
по военной стезе; но, по-видимому, воинская служба не ув-
лекла его. Он вышел в отставку с гражданским чином на-
дворного советника и скончался в 1905 году. Старшая дочь
Пушкина Мария вышла замуж 28 лет за поручика Леони-
_______1037
Анри Труайя
да Гартунга и была еще жива в год объявления мировой
войны1; младшая, Наталья, вышла замуж первым браком
за сына жандармского генерала Дубельта — того самого,
которого по приказу Бенкендорфа приставили для надзора
за разбором архива Пушкина. Семья распалась, и вторым
браком Наталья сочеталась с принцем Нассауским. Но, не
будучи особой королевских кровей, она не могла носить
фамилию своего супруга; ей был пожалован титул графини
Меренберг.
Дочь ее — внучка Пушкина — вышла замуж за Вел. кн.
Михаила Михайловича. Вот так возник родственный союз
Пушкиных с Романовыми. Потомки поэта ныне живут в
разных странах, в том числе в Англии, во Франции, в Бель-
гии и в России1 2.
* * *
«Нет, весь я не умру...» И в самом деле, по смерти поэт
обрел славу куда более блистательную и громкую, чем та,
которою он пользовался при жизни. В 1838 году на книж-
ном рынке появляется посмертное многотомное собрание
сочинений Пушкина — правда, тщательно причесанное
Жуковским для цензуры.
В 1840-е годы критик Белинский предпринял мощную
кампанию, нацеленную на прославление поэта. Благодаря
ему было достигнуто лучшее понимание публикой миссии
поэта, который становился частью национального насле-
дия, который ворвался — со своим вдохновенным взгля-
дом, обветренными бакенбардами и улыбкой на толстых
губах — в ту живописную витрину, где выставлены знаме-
нитости. Рядом с ним смолкали легенды, бонмо, секреты и
развеивались всяческие чудесные туманы. Он мало-помалу
1 Мария Александровна Гартунг, трагически овдовевшая в 1877 г.,
дожила до 1919 года, не успев получить пенсию, назначенную ей новой
властью; похоронена на Донском кладбище в Москве. (Прим. пер.)
2 Последний из прямых потомков поэта, живших в России, — Гри-
горий Пушкин — скончался в 1997 г., еще ранее потеряв сына. Поко-
ится на Ваганьковском кладбище. (Прим, пер.)
1038________
Александр Пушкин
становился полубогом. Два первых пушкиниста, Анненков
и Бартенев, уже вышли на охоту за воспоминаниями. Они
неутомимо шагали по пушкинским следам, собирали по-
желтевшие письма, откапывали из самых немыслимых
мест исчерканные манускрипты, доискивались друзей по-
эта в их укромных пристанищах, донимали их расспроса-
ми и дотошно заносили ответы в свои записные тетради.
Собранные материалы Анненков представил в томе, оза-
главленном «Материалы для биографии Александра Сер-
геевича Пушкина», открывшем собрание сочинений 1855—
1857 годов.
Между тем то справа, то слева стали вылезать из тени
современники поэта, публикуя мемуары, статьи и записки.
Поднялся целый вал апокрифических рассказов, фальши-
вых мемуаров, сомнительных воспоминаний о встречах.
Истинные друзья поэта дружно поднялись против само-
званцев, и те канули во прах.
Значение Пушкина возрастало год от года. На него ссы-
лались все русские писатели, как один. Вся русская литера-
тура необъяснимо проистекает из его гения. Он открыл
своим соотечественникам самые разнообразные пути
мышления — не только в поэзии, но и в романе и повести,
в истории, театре и критике. Он сделался животворным
источником. Не будь его, не могли бы существовать ни Го-
голь, ни Толстой, ибо он сотворил русский язык и подгото-
вил эволюцию всех жанров.
В 1880 году в Москве состоялось открытие памятника
А.С. Пушкину. По этому случаю Ф.М. Достоевский и
И.С. Тургенев произнесли столь пламенные речи, что пуб-
лика рыдала, охваченная эмоциями. Новые издания следо-
вали одно за другим. Статуи поэта вырастали в разных го-
родах, как грибы после дождя; его именем называли ули-
цы. Русская революция не остановила этого чудесного
порыва — больше даже, открытие тайных архивов, в том
числе Третьего отделения, явило советским писателям не-
ведомые прежде документы, мигом обогатившие вновь на-
писанные биографии поэта. Целая армия пушкинистов за-
_______1039
Анри Труайя
села за выполнение самых разных задач. Эти специалисты
переворачивали тонны бумаг, вглядывались в манускрип-
ты, сличали тексты, определяли датировку стихотворений
и событий, составляли статистические таблицы и наводня-
ли рынок своей продукцией. Они основали целую науку о
Пушкине — Пушкинистику. Толкователь Пушкина суть
не просто ремесло, но некое особое звание, ничуть не усту-
пающее в благородстве дворянскому титулу. Благодаря
этим людям ни один писатель в мире не окружен такой
массой комментариев, как самый чистый и самый про-
стой из поэтов.
Однако во Франции Пушкин как таковой остается в
целом неизвестным. Кому-то известно его имя. Куда мень-
ше тех, кто читал его произведения. И это несмотря на все
усилия русских и французских ученых.
Начиная с 1821 года имя поэта уже цитируется в «Эн-
циклопедическом обозрении». В 1823 году Эмиль-Дюпре
де Сан-Мор перевел для своей «Русской антологии» ряд
фрагментов «Руслана и Людмилы». В 1826 году Ж.-М. Шо-
пен, брат композитора, представил на французском языке
«Бахчисарайский фонтан». О Пушкине заговорили в лите-
ратурных салонах мадам Ансело, мадам Рекамье, де Кювье.
Им восхищались, так сказать, на основании доверия, так
как воистину никакое переложение не могло бы дать точ-
ное представление о качестве стихов. Тем не менее смерть
Пушкина в 1837 году вызвала широкие комментарии в
парижских газетах, и Поль де Жюльвекур опубликовал не-
сколько переложений пушкинских текстов под общим за-
главием «La Balalaika». Последовали и другие переложе-
ния, нелепые и неточные, как, например, князя Мещер-
ского или А. Дюпона.
Наконец за дело взялся Проспер Мериме. Он стал изу-
чать русский зык и в 1849 году опубликовал в «Revue des
Deux Mondes» французский перевод «Пиковой дамы»,
причем текст показался столь правильным, что авторство
приписывали ему самому. Позже он опубликовал на фран-
цузском «Гусара», «Цыган» и «Пророка», правда, с мень-
1040_______
Александр Пушкин
шим успехом. После Крымской войны Полина Виардо и
Иван Тургенев опубликовали несколько бесцветных и тя-
желовесных версий драматических сцен поэта, а также
«Капитанскую дочку», которая возымела некоторый успех.
Александр Дюма-отец — и тот, хоть и не владел русским
языком, занялся поставкой «переводов» из Пушкина. На-
конец, явились Леруа-Болье и Bore со своим «Русским ро-
маном», которые, превознеся простоту Пушкина, не отка-
зывают ему в титуле национального поэта. То тут, то там
возникают новые переводы, подчас гротескные. Но всегда
выполненные с прилежанием. Некий мосье Готье, чинов-
ник службы народного просвещения, переложил бес-
смертные строки «Полтавы» школярским александрий-
ским стихом:
Demain est du combat le jour gu'il a fait choix.
Le sommeil est profond dans le camp suedois.
Как распознать истинный лик Пушкина сквозь эти ка-
рикатуры?
После Первой мировой войны такие писатели, как Бо-
рис Парен, Жан Шюзевиль, Андре Жид, и ряд других пы-
тались привлечь интерес французской публики к творчест-
ву Пушкина. Они переводили — и с большим тщанием —
его прозаические сочинения. Пушкин предстал перед
французским читателем как сочинитель элегантной сухой
прозы а-ля Мериме. А как же «Онегин», как же «Медный
всадник», «Полтава», «Кавказский пленник», «Пророк» и
«Анчар», поэмы, стихи и важнейшие для его творчества
трагедии?
* * *
Гоголь, Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов завоевали
Францию. Они, самые русские среди всех прочих русских,
шагнули за кордон и воссияли в соседних странах. Только
Пушкин остался пленником своего языка. Более сотни лет
истекло со дня его смерти, а ни один французский изда-
тель так и не осмелился опубликовать на французском
_______1041
Анри Труайя_________
языке полное собрание его сочинений1. Его биографий на
французском языке раз-два и обчелся. Поклонники из чис-
ла французов редки и нерешительны.
Тем не менее, когда француз ставит перед собою задачу
овладеть русским языком, первый текст, предлагаемый
ему профессором для размышления, — непременно отры-
вок из пушкинской поэмы1 2. И именно потому, что синтак-
сис, логика и экономия средств, характерные для фрагмента,
представляются чисто европейскими, чисто французскими.
«Друг мой, я буду говорить с вами на языке Европы, он
мне привычнее нашего», — писал Пушкин Чаадаеву в
1831 году, а вот уже в октябре 1836 года тот же адресат
получил от Пушкина признание на французском языке:
«Клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переме-
нить отечество или иметь другую историю, кроме истории
наших предков, какою нам Бог ее дал».
Таким образом, Пушкин сам признается, что средства
выражения ему предпочтительнее европейские, а душа у
него — русская. Могло ли быть иначе? Родившийся в кон-
це XVIII века, он получил классическое образование; но
XIX век — эпоха романтизма и зарождающегося реализ-
ма — станет свидетелем развития его выдающейся личности.
В детстве он лучше писал по-французски, чем по-рус-
ски, и лучше знал французскую литературу, чем родную.
В Царскосельском Лицее однокашники величали его
Французом, а стихи, которые он сочинял в пору учебы, бы-
ли подражанием Парни. После окончания Лицея, в Санкт-
Петербурге, он еще пребывал под влиянием энциклопеди-
стов, и нет ничего менее русского, нежели русская поэма
«Руслан и Людмила»3. Но уже теперь он взыскует иных ку-
1 А вот англичанам эта задача оказалась по силам. Не далее как
весной 2004 г. в Музее А.С. Пушкина на Пречистенке состоялась пре-
зентация Полного собрания сочинений Пушкина на английском язы-
ке, куда были включены лучшие переводы; работа заняла свыше 10 лет.
(Прим, пер.)
2 Ремарка Жюля Легра в «Le monde slave». (Прим. А. Труайя.)
3 Это — личное мнение Труайя. (Прим, пер.)
1042________
Александр Пушкин
миров. Почему? Потому что, при всем восхищении совер-
шенством форм у классицистов, Пушкина отталкивает об-
щий и абстрактный характер возбуждаемых ими эмоций.
В той же мере, в какой ему казалось нормальным подтру-
нивать над реальной действительностью в рукотворных
царскосельских садах или в официальных петербургских
салонах, в той мере ему казалось абсурдным воспевать ми-
фологических героев среди пейзажей тех краев, куда его
ссылали.
И верно, что там — как можно удовлетворяться бес-
цветными персонажами, лишенными плоти, запаха и голо-
са, когда вот у тебя перед глазами на фоне величавой архи-
тектуры Кавказских гор скачут вооруженные до зубов чер-
кесы, хоронясь по ущельям Терека? Как можно предпочесть
безымянных бледных дриад девушкам кровь с молоком,
шагающим навстречу по дороге, а туманы Олимпа — под-
линным июльским грозам? Вдали от городов присутствие
земли и людей заявляет о себе Пушкину со всей очевидно-
стью. Он избегает страстных алгебр, дорогих сердцам
Вольтера и Расина. Он открывает в себе стремление скорее
говорить о том, что видит и что чувствует, чем повторять
то, что за него увидели и почувствовали другие.
Тем не менее он еще слишком юн, чтобы пренебрегать
образцами. Его бунт против французского классицизма
вдохновлен не желанием обрести полную независимость,
но желанием обретения новой зависимости. Отвергнув
свои первые образцы, он подпадает под чары Байрона. Он
убежден, что освободился, но просто сменил узы. Он пи-
шет «Кавказского пленника», «Бахчисарайский фантан»,
«Цыган» — но если протагонисты этих великих поэм стран-
ным образом напоминают героев Байрона, то декор, на
фоне которого они действуют, ничем не обязан никакой
литературной реминисценции. Пушкин еще не вычислил
душ своих персонажей, но мир, который их окружает, —
истинный. Еще усилие — и Пушкин одержит триумф над
всеми своими предшественниками и утвердит свой гений.
«Евгений Онегин» знаменует собою эволюцию образов
русских мужчин, русских женщин на русский манер, и ка-
ждый русский узнавал себя в его героях.
_______1043
Анри Труайя_______
В Михайловском, в Болдине завершается ломка его го-
лоса. Он отважно припечатывает классическую форму на
свою субъективную страсть. Он сочетает свое уважение к
словесной правильности и желание выражения жизни та-
кой, как есть. И чудо свершилось, ибо чудо ожидалось. Вот
вам любовь. Вот меланхолия. Цвет. И отчаяние. И радость.
И всяческие нарушения сердечного ритма. Но строгий
язык сдерживает их. Но классический эквилибр дает им
шанс на долгую жизнь.
Таким образом, поверхностный читатель, вниматель-
ный исключительно к писательскому почерку, пожалуй,
будет разочарован удивительной скупостью пушкинского
слога; он обвинит его в ложном классицизме и откажет
ему в звании национального писателя. Что оттолкнет фран-
цузов, так это все, что в нем покажется французским, по-
кажется классическим. Ибо всякая поэзия классического
выражения потребует от непосвященного некоего усилия,
чтобы быть оцененной по достоинству. Она не застревает
в памяти с первого захода. Она может соблазнить лишь в
том случае, если постигнет ее раз за разом.
От русского поэта французы требуют изображения рус-
ских свойств. Они рассчитывают на физическое и мораль-
ное погружение в среду в ходе этого паломничества на се-
вер. Они предвкушают наслаждение от самой мысли о тех
страстях, которым будет подвергаться их темперамент в
ходе этого интеллектуального путешествия. А в Пушкине
на первый взгляд нет ничего славянского. В нем не замеча-
ешь ничего ни мистического, ни пророческого, ни револю-
ционного, ни смятенного, ни глубокомысленного. Его все-
ленная рациональна. Его лирика человечна. Его амбиции
не заходят слишком далеко. Можно ли представить что-
нибудь более разочаровывающего для французов, любите-
лей местного колорита? Для большинства французов Пуш-
кин никогда не станет писателем, представляющим свою
страну на том же уровне, что и Достоевский или Гоголь.
Когда французам хочется глотнуть русского воздуха,
они будут искать этого на страницах великих романистов
XIX века, а не на страницах тонкой пушкинской лирики.
1044_______
Александр Пушкин
Они хотели бы видеть Россию с ее притонами, темницами
и трущобами, населенную пьяницами и юродивыми и за-
порошенную вечными снегами. Однако же сами русские
умеют насладиться тем русским началом, которое они на-
ходят в Пушкине и которое чужеземцы пока не могут в
нем открыть.
Творчество Пушкина становится для его соотечествен-
ников, невзирая на годы, на меняющиеся моды, на разни-
цу образа жизни в разных краях, как музыка, сопровож-
дающая самые дорогие воспоминания. Они находят в нем
вечный образ своей страны — бесхитростную линию ее го-
ризонта, дальние дороги, ведущие на край света, бег саней
под залитым лунным светом небосводом, лучики солнца,
пробивающиеся сквозь гущу листвы лип в провинциаль-
ных парках, аромат чая за шипящим самоваром и смех
юных прелестниц. Они открывают в ней истинную душу
своего народа, который не является утратившим иллюзии
и патологическим, как склонны думать чужестранцы, на-
читавшиеся великих русских романистов, но изумительно
веселым, простым и здоровым. Мышление Пушкина, в
противоположность мышлению Достоевского, Чехова, Гого-
ля и Тургенева, живительно и бодряще. Его концепция суще-
ствования напоминает концепцию великих мастеров Ре-
нессанса. Его любовь к жизни дарует жажду жить. Пушкин
любил жизнь с неистовством, с безоглядностью — и именно
оттого, что он слишком любил жизнь, так рано ушел из нее.
«Боже, как странно. Россия без Пушкина», — писал Го-
голь. Ну, а Европа без Пушкина? На русском плане Пуш-
кин — первый великий европейский поэт, который утвер-
дил в своей стране темы всемирной литературы. На евро-
пейском плане Пушкин — первый великий русский поэт,
который освещает и символизирует свою страну. Если так,
то следует предпринимать все усилия, чтобы сделать его
творчество доступным для зарубежной публики. Его место
рядом с Данте, Сервантесом, Шекспиром, Расином, Кор-
нелем, Шиллером, Гёте, Байроном Явится ли на свет фран-
цузский поэт, способный помочь великому русскому поэту
перешагнуть границу? Явится ли французский поэт, спо-
собный открыть Пушкина Франции?
Приложение
Настоящее издание1 нашей книги воспроизводит
слово в слово издание 1953 года. Конечно же, и после
этой даты советские исследователи продолжали иссле-
довать архивы старинных русских фамилий в надежде
найти там новые документы, проливающие свет на
трагический конец поэта. Наиболее ценным открыти-
ем в этой области явились шесть десятков писем, адре-
сованных Андрею Карамзину, сыну знаменитого исто-
рика, его матерью Екатериной Андреевной, старшей
сестрой Софьей и братом Александром. Эта переписка,
впервые опубликованная в 1956 году в советском жур-
нале «Новый мир»2, заставляет почувствовать, как на
фоне блистательности и легкости светской петербург-
ской жизни вокруг Пушкина сплетаются узлы, кото-
рые в конце концов удушат его.
Ни в чем не меняя тех объяснений, которые я дал
той разыгравшейся драме, эти документы уточняют и
нагляднее представляют роль таких персонажей, как
Катерина и Александрина Гончаровы, Натали, Дантес,
да и самого Пушкина. Вот наиболее примечательные
фрагменты этих писем (оригинал по-французски):
1	«Академическая библиотека» Перрен, 1999 г.
2	Полностью опубликованы в кн.: Пушкин в письмах Карамзи-
ных. АН СССР, М.—Л., 1960. (Прим. А. Труайя.)
1046_________
Александр Пушкин
* * *
Рассказывая о бале, данном 17 сентября 1836 года в
Царском Селе по случаю ее именин, Софья Карамзина пи-
шет брату:
«...получился настоящий бал, и очень веселый, если су-
дить по лицам гостей, всех, за исключением Александра
Пушкина, который все время грустен, задумчив и чем-то
озабочен. Он своей тоской и на меня тоску наводит. Его
блуждающий, дикий, рассеянный взгляд с вызывающим
тревогу вниманием останавливается лишь на его жене и
Дантесе, который продолжает все те же шутки, что и
прежде, — не отходя ни на шаг от Екатерины Тончаро-
вой, он издали бросает нежные взгляды на Натали, с ко-
торой в конце концов все же танцевал мазурку. Жалко
было смотреть на фигуру Пушкина, который стоял на-
против них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожаю-
щий. Боже мой, как все это глупо! Когда приехала графи-
ня Строганова, я попросила Пушкина пойти поговорить с
ней. Он было согласился, краснея (ты знаешь, что она —
одно из его «отношений», и притом рабское), как вдруг
вижу — он внезапно останавливается и с раздражением
отворачивается. «Ну, что же?» — «Нет, не пойду, там
уж сидит этот граф». — «Какой граф?» — «Д'Антее,
Теккерен, что ли!»
После анонимных писем и вызова Пушкиным Дантеса
на дуэль — как гром среди ясного неба: Дантес просит ру-
ки Катерины. Взбешенный Пушкин отзывает свой кар-
тель.
Софья Карамзина — брату Андрею, 20 ноября 1836 года:
«...Кто смотрит на посредственную живопись, если
рядом — Мадонна Рафаэля? А вот нашелся охотник до
этой живописи, возможно, потому, что ее дешевле мож-
но было приобрести. Догадываешься? ну да, это Дантес,
молодой, красивый, дерзкий Дантес (теперь богатый),
который женится на Катрин Гончаровой, и клянусь тебе,
он выглядит очень довольным, он даже одержим какой-то
лихорадочной веселостью и легкомыслием, он бывает у
_______1047
Анри Труайя________
нас каждый вечер, так как со своей нареченной видится,
только по утрам у ее тетки Загряжской. Пушкин его не
принимает больше у себя дома — он крайне раздражен
после того письма...
Натали нервна, замкнута, и когда говорит о замуже-
стве сестры, голос у нее прерывается. Катрин от сча-
стья не чует земли под ногами и, как она говорит, не
смеет еще поверить, что все это не сон. Публика удивля-
ется, но так как история с письмами мало кому извест-
на, объясняет этот брак очень просто1. Один только
Пушкин своим взволнованным видом, своими загадочны-
ми восклицаниями, обращенными к каждому встречному,
и своей манерой обрывать Дщнтеса и избегать его в обще-
стве добивается того, что возбудит подозрения и догад-
ки. Вяземский говорит, «что он выглядит обиженным за
жену, так как Дрнтес больше за ней не ухаживает».
29 декабря 1836 г., незадолго до женитьбы Дантеса на
Катерине Софья Карамзина, явно симпатизирующая Дан-
тесу, пишет Андрею:
«Пушкин продолжает вести себя самым глупым и не-
лепым образом; он становится похож на тигра и скреже-
щет зубами всякий раз, когда заговаривает на эту тему,
что он делает весьма охотно, всегда радуясь каждому
новому слушателю. Надо было видеть, с какой готовно-
стью он рассказывал моей сестре Катрин обо всех тем-
ных и наполовину воображаемых подробностях этой та-
инственной истории, совершенно так, как бы он рас-
сказывал ей драму или новеллу, не имеющую к нему
никакого отношения. Др сих пор он упорно заявляет, что
никогда не позволит жене присутствовать на свадьбе, ни
принимать у себя замужнюю сестру. Вчера я убеждала
Натали, чтобы она заставила его отказаться от этого
нелепого решения, которое вновь приведет в движение все
языки города; она же, со своей стороны, ведет себя не 1
1 Софья Карамзина, по-видимому, имеет в виду слухи о беремен-
ности Катрин, чего на самом деле не было. (Прим, пер.)
1048_______
Александр Пушкин
очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что
не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а
когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокет-
ство потупленными глазами, нервным замешательст-
вом в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремля-
ет к ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о
своей невесте, которая меняется в лице и мучается рев-
ностью.
Словом, это какая-то непрестанная комедия, смысл
которой никому хорошенько не понятен; вот почему Жу-
ковский так смеялся твоему старанию разгадать его, по-
пивая свой кофе в Бадене.
А пока что бедный Дантес перенес тяжелую болезнь,
воспаление в боку, которое его ужасно изменило. Третьего
дня он вновь появился у Мещерских, сильно похудевший,
бледный и интересный, и был со всеми нами так нежен,
как это бывает, когда человек очень взволнован или,
быть может, очень несчастен. На другой день он пришел
снова, на этот раз со своей нареченной и, что еще хуже, с
Пушкиным; снова начались кривляния ярости и поэтиче-
ского гнева; мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпи-
тер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стесни-
тельное молчание лишь редкими, короткими, ирони-
ческими, отрывистыми словами и время от времени
демоническим смехом. Ах, смею тебя уверить, это было
ужасно смешно».
26—27 января 1837 г., через две недели после свадьбы
Дантеса:
«В воскресенье у Катрин было большое собрание без
танцев: Пушкины, Беккерены (которые продолжают ра-
зыгрывать свою сентиментальную комедию к удоволь-
ствию общества. Пушкин скрежещет зубами и принима-
ет свое всегдашнее выражение тигра, Натали опускает
глаза и краснеет под жарким и долгим взглядом своего зя-
тя, — это начинает становиться чем-то большим
обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на
них обоих свой ревнивый лорнет, а чтобы ни одной из
_______1049
Анри Труайя
них не оставаться без своей роли в драме, Александрина
по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который
серьезно в нее влюблен и если ревнует свою жену из прин-
ципа, то свояченицу — по чувству. В общем, все это
очень странно, и дядюшка Вяземский утверждает, что он
закрывает свое лицо и отвращает его от дома Пушки-
ных )».
Не в те ли самые часы писались эти строки, когда Пуш-
кин сидел вместе с Данзасом в кондитерской Вольфа-Бе-
ранже, готовясь к отъезду на Черную речку?
Узнав о смерти Пушкина, Софья Карамзина внезапно
приходит к горькому убеждению, что не так понимала, не
так судила о нем...
{30 января 1837 г.)
«А я-то так легко говорила тебе об этой горестной
драме в прошлую среду, в тот день, даже в тот самый
час, когда свершилась ужасная ее развязка! Бедный, бед-
ный Пушкин! Сколько должен был он выстрадать за эти
три месяца, с тех пор, как получил гнусное анонимное
письмо — причину, по крайней мере наружную, этого ве-
ликого несчастья».
Вот беспристрастное суждение о вдове поэта, принадле-
жащее Екатерине Андреевне Карамзиной (письмо от
3 марта 1837 г.):
«Бедный, бедный Пушкин, жертва легкомыслия, неос-
торожности, опрометчивого поведения своей молодой
красавицы жены, которая, сама того не подозревая, по-
ставила на карту его жизнь против нескольких часов ко-
кетства. Не думай, что я преувеличиваю, ее я не виню,
ведь нельзя же винить детей, когда они причиняют зло по
неведению и необдуманности. Что касается до предложе-
ния господина Соболевского, то доброта и щедрость госу-
даря его предупредили, он повелел издать за свой счет
полное собрание сочинений дорогого Пушкина и распро-
дать это издание по подписке в пользу его сирот».
Что же касается Андрея Карамзина, то 13 марта он
1050_______
Александр Пушкин
взял перо и излил свое негодование на целых семи страни-
цах:
«Я очень был доволен твоими письмами, где ты так
хорошо пишешь о деле Пушкина. Ты спрашиваешь, почему
мы тебе ничего не пишем о Дантесе или, лучше, о Эккер-
не. Начинаю с того, что советую не протягивать ему ру-
ки с такою благородною доверенностью: теперь я знаю
его, к несчастью, по собственному опыту. Дантес был
пустым мальчишкой, когда приехал сюда, забавный тем,
что отсутствие образования сочеталось в нем с природ-
ным умом, а в общем — совершенным ничтожеством как
в нравственном, так и в умственном отношении. Если
бы он таким и оставался, он был бы добрым малым, и
больше ничего; я бы не краснел, как краснею теперь, от-
того, что был с ним в дружбе, — но его усыновил Гекке-
рен, по причинам, до сих пор еще совершенно неизвест-
ным обществу (которое мстит за это, строя предполо-
жения).
Геккерен, будучи умным человеком и утонченнейшим
развратником, какие только бывали под солнцем, без
труда овладел совершенно умом и душой /уантеса, у ко-
торого первого было много меньше, нежели у Геккерена, а
второй не было, может быть, и вовсе. Эти два человека,
не знаю, с какими дьявольскими намерениями, стали пре-
следовать госпожу Пушкину с таким упорством и на-
стойчивостью, что, пользуясь недалекостью ума этой
женщины и ужасной глупостью ее сестры Екатерины, в
один год достигли того, что почти свели ее с ума и по-
вредили ее репутации во всеобщем мнении, /щнтес в то
время был болен грудью и худел на глазах. Старик Гекке-
рен сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за нее,
заклинал ее спасти его сына, потом стал грозить ме-
стью; два дня спустя появились анонимные письма. (Если
Геккерен — автор этих писем, то это с его стороны бы-
ла бы жестокая и непонятная нелепость, тем не менее
люди, которые должны об этом кое-что знать, говорят,
что теперь почти доказано, что это именно он!)
_______1051
Анри Труайя_______
За этим последовала исповедь госпожи Пушкиной сво-
ему мужу, вызов, а затем женитьба Геккерена; та, кото-
рая так долго играла роль посредницы, стала, в свою оче-
редь, возлюбленной, а затем и супругой. Конечно, она от
этого выиграла, потому-то она —• единственная, кто
торжествует до сего времени и так поглупела от сча-
стья, что, погубив репутацию, а может быть, и душу
своей сестры, госпожи Пушкиной, и вызвав смерть ее му-
жа, она в день отъезда этой последней послала сказать
ей, что готова забыть прошлое и все ей простить!!!
Пушкин также торжествовал одно мгновение, — ему по-
казалось, что он залил грязью своего врага и заставил
сыграть его роль труса. Но Пушкин, полный ненависти к
этому врагу и так давно уже преисполненный чувством
омерзения, не сумел и даже не попытался взять себя в ру-
ки! Он сделал весь город и полные народа гостиные пове-
ренными своего гнева и своей ненависти, он не сумел вос-
пользоваться своим выгодным положением, он стал поч-
ти смешон, и так как он не раскрывал всех причин
подобного гнева, то все мы говорили: да чего же он хочет?
Ад ведь он сошел с ума! Он разыгрывает удальца!
А Аднтес, руководимый советами своего старого неиз-
вестно кого, тем временем вел себя с совершеннейшим
тактом и, главное, старался привлечь на свою сторону
друзей Пушкина. Нашему семейству он больше, чем ко-
гда-либо, заявлял о своей дружбе, передо мной прикиды-
вался откровенным, делал мне ложные признания, разыг-
рывал честью, благородством души и так постарался,
что я поверил его преданности госпоже Пушкиной, его
любви к Екатерине Гончаровой, всему тому, одним сло-
вом, что было наиболее нелепым, а не тому, что было в
действительности. У меня как будто голова закружилась,
я был заворожен, но, как бы там ни было, я за это жесто-
ко наказан угрызениями совести, которые до сих пор
вкрадываются в мое сердце по многу раз в день и которые
я тщетно стараюсь удалить. Еез сомнения, Пушкин дол-
жен был страдать, когда при нем я дружески жал руку
1052_______
Александр Пушкин
Дантесу, значит, я тоже помогал разрывать его благо-
родное сердце, которое так страдало, когда он видел,
что враг его встал совсем чистым из грязи, куда он его
бросил.
Тот гений, что составлял славу своего отечества,
тот, чей слух так привык к рукоплесканиям, был оскорб-
лен чужеземным авантюристом... желавшим замарать
его честь; и когда он, в негодовании, накладывал на лоб
этого врага печать бесчестья, его собственные согражда-
не становились на защиту авантюриста и поносили ве-
ликого поэта. Не сограждане его так поносили, то была
бесчестная кучка, но поэт в своем негодовании не сумел
отличить выкриков этой кучки от великого голоса обще-
ства, к которому он бывал так чуток. Он страдал ужас-
но, он жаждал крови, но Богу угодно было, на наше несча-
стье, чтобы именно его кровь обагрила землю.
Только после его смерти я узнал правду о поведении
Дантеса и с тех пор больше не виделся с ним. Может
быть, я говорил о нем с тобой слишком резко и с предубе-
ждением, может быть, причиной этого предубеждения
было то, что до тех пор я к нему слишком хорошо от-
носился, но верно одно — что он меня обманул красивы-
ми словами и заставил меня видеть самоотвержение, вы-
сокие чувства там, где была лишь гнусная интрига; верно
также и то, что он продолжал и после своей женитьбы
ухаживать за госпожой Пушкиной, чему долго я не хотел
верить, но, наконец, сдался перед явными доказательст-
вами, которые получил позднее. Всего этого достаточно,
брат, для того, чтобы сказать, что ты не должен пода-
вать руку убийце Пушкина.
Суд его еще не кончен. — После смерти Пушкина Жу-
ковский принял, по воле государя, все его бумаги. Говори-
ли, что Пушкин умер уже давно для поэзии. Однако же
нашлись у него многие поэмы и мелкие стихотворения.
Я читал некоторые, прекрасные донельзя. Вообще в его
поэзии сделалась большая перемена, прежде главные дос-
_______1053
Анри Труайя
таинства его были удивительная легкость, воображение,
роскошь выражений et une grace infinie jointe а Ъеаисоир de
sentiment et de chaleur; в последних же произведениях его
поражает особенно могучая зрелость таланта; сила вы-
ражений и обилие великих, глубоких мыслей, высказан-
ных с прекрасной, свойственной ему простотою; читая
их, поневоле дрожь пробегает и на каждом стихе задумы-
ваешься и чуешь гения. В целей поэме не встречается ни
одного лишнего, малоговорящего стиха!! Плачь, мое бед-
ное отечество! Не скоро родишь ты такого сына! На
рождении Пушкина ты истощилось!»
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие............................7
ЧАСТЫ..................................9
ЧАСТЬ II.............................158
ЧАСТЬ III............................249
ЧАСТЬ IV.............................340
ЧАСТЬ V..............................394
ЧАСТЬ VI.............................511
ЧАСТЬ VII............................622
ЧАСТЬ VIII...........................875
Приложение..........................1046
Анри Труайя
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
Ответственный редактор Е. Басова
Художественный редактор С. Лях
Технический редактор О. Куликова
Компьютерная верстка И. Ковалева
Корректор Н. Митрофанова
ООО «Издательство «Эксмо»
127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18, корп. 5. Тел.: 411-68-86, 956-39-21.
Home раде: www.ekamo.ru E-mail: lnfoQeksmo.ru
По вопросам размещения рекламы а книгах издательства «Эксмо»
обращаться а рекламный отдал. Тел. 411-68-74.
Оптовая торгоаля книгами »Эксмо» и товарами •Эксаео-канц»:
109472, Москва, ул. Академика Скрябина, д. 21, этаж 2.
Тел./факс: (095)378-84-74, 378-82-61,745-89-16, многоканальный тел. 411-50-74.
E-mail: receptlon0ekamo-aale.ru
Мелкооптовая торгоаля книгами •Эксмо» и товарами •Эксмо-канц»:
117192, Москва, Мичуринский пр-т, д. 12/1. Тел./факс: (095)411-50-76.
127254, Москва, ул. Добролюбова, д. 2. Тел.: (095) 745-89-15,780-58-34.
www.eksmo-kanc.ru e-mail: kancQeksmo-sale.ru
Полный ассортимент продукции издательства »Эксмо» а Москве
а сети магазинов •Новый книжный»:
Центральный магазин — Москва, Сухаревская пл., 12
(м. «Сухаревская»,ТЦ «Садовая галерея»). Тел. 937-85-81.
Москва, ул. Ярцевская, 25 (м. «Молодежная», ТЦ «Трамплин»). Тел. 710-72-32.
Москва, ул. Декабристов, 12 (м. «Отрадное», ТЦ «Золотой Вавилон»). Тел. 745-85-94.
Москва, ул. Профсоюзная, 61 (м. «Калужская», ТЦ «Калужский»). Тел. 727-43-16.
Информация о других магазинах «Новый книжный» по тел. 780-58-81.
ООО Дистрибьюторский центр *ЭКСМО-УКРАИНА». Киев, ул. Луговая, д. 9.
Тел. (044) 531-42-54, факс 419-97-49; e-mail: saleOeksmo.com.ua
Полный ассортимент книг издательства •Эксмо» а Санкт-Петербурге:
РДЦ СЗКО, Санкт-Петербург, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е.
Тел. отдела реализации (812) 265-44-80/81/82/83.
Сеть книжных магазинов «Буквоед»:
«Книжный супермаркет» на Загородном, д. 35. Тел. (812) 312-67-34
и «Магазин на Невском», д. 13. Тел. (812) 310-22-44.
Сеть магазинов «Книжный клуб «СНАРК» представляет самый широкий ассортимент книг
издательства «Эксмо». Информация о магазинах и книгах в Санкт-Петербурге по тел. 050.
Полный ассортимент книг издательства •Эксало» а Наемном Новгороде:
РДЦ «Эксмо НН», г. Н. Новгород, ул. Маршала Воронова, д. 3. Тел. (8312) 72-36-70.
Полный ассортимент книг издательства »Эксмо» а Челябинске:
ООО «ИнтерСервис ЛТД», г. Челябинск, Свердловский тракт, д. 14. Тел. (3512) 21-35-16.
Подписано в печать с готовых диапозитивов 25.06.2004.
Формат 84x108 1/з2- Гарнитура «Лазурский». Печать офсетная.
Бум. тип. Усл. печ. л. 55,44. Уч.-изд. л. 50,1.
Тираж 6100 экз. Заказ № 3810
Отпечатано в полном соответствии
с качеством предоставленных диапозитивов
в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.