ЭДМОН РОСТАН.
Фотография конца 1890-х гт.

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

EDMOND ROSTAND
CYRANO
DE BERGERAC

ЭДМОН РОСТАН
СИРАНО
ДЕ БЕРЖЕРАК
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
„НАУКА"
1997

УДК 82/89; 840
ББК 83.34Фр
Р78
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ»
Д. С. Лихачев (почетный председатель),
В. Е. Багно, Н. И. Балашов (заместитель председателя),
В. Э. Вацуро. М. Л. Распаров, А. Л. Гришунин, Н. Я. Дьяконова,
Б. Ф. Егоров (председатель), А. В. Лавров, А. Д. Михайлов,
И. Г. Птушкина (ученый секретарь), И. М. Стеблин-Каменский,
С. О. Шмидт
Ответственный редактор
Е. Г. ЭТКИНД
© Е. В. Баевская, М. Д. Ясков, составление,
перевод, примечания, 1997
© Е. Г. Эткинд, статья, 1997
© П. Р. Заборов, статья, 1997
© Л. И. Гительман, статья, 1997
© Российская академия наук и издательство
Без объявления «Наука», серия «Литературные памятники»
(разработка, оформление), 1948 (год осно-
15ВЫ 5-02-028332-0 вания). 1997

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ
Героическая комедия Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак» — один из
шедевров французского поэтического театра. Поставленная в 1897 г., она
имела успех, сравнимый лишь с триумфами «Сида» Пьера Кор не ля и «Эрнани»
Виктора Гюго. Главный герой пьесы — Сирано де Бержерак, воин, поэт,
драматург, философ, сатирик; автор комедии «Одураченный педант» (из которой
Мольер заимствовал две сцены для «Плутней Скапена»), утопических романов
«Иной свет, или Государства и империи Луны» и «Государства и империи Со-
лнца», трагедии «Смерть Агриппины», доставившей ее создателю славу тирано-
борца и вольнодумца, язвительных памфлетов-мазаринад, сатирических и фило-
софских писем. Эта ярчайшая личность французского XVII в., возрожденная к
новой жизни изысканиями французских романтиков Шарля Нодье и Теофиля
Готье, получила свое воплощение в пьесе Ростана, которая на протяжении целого
столетия привлекает внимание актеров, режиссеров и переводчиков.
Героическая комедия Ростана переводилась на русский язык несколько раз.
В 1898 г. появились перевод А. М. Федорова, в наши дни совершенно устарев-
ший, и классический перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник, живой и изящный, по
которому с этим произведением познакомились многие поколения читателей и
зрителей. Этот перевод, выполненный в духе конца XIX в., гораздо длиннее
оригинала, и многое там примыслено переводчиком. В 1938 г. был опубликован
новый перевод В. А. Соловьева, поставившего перед собой задачу дать иное,
созвучное времени истолкование пьесы» в интересах сценичности переводчик
намного сократил произведение Ростана. Еще дальше отходит от Ростана, еще
вольнее обращается с текстом пьесы Ю. Айхенвальд, в 1964 г. подготовивший
очередной ее перевод для театра «Современник». Александрийский стих, которым
написана пьеса Ростана, и Щепкина-Куперник, и Соловьев, и Айхенвальд
передают разностопным ямбом (от двух- до шестистопного) с произвольным
чередованием парных, перекрестных и опоясывающих рифм.
Помещаемый в данной книге перевод приближен к оригиналу. Сохранен
канонический александрийский стих, который имеет в пьесе Ростана принципи-
альное значение, поскольку ориентирован на воссоздание, во-первых, поэтической
традиции эпохи Сирано, а во-вторых, традиции поэтического театра французского
романтизма и является существенным моментом идейно-художественной структу-
ры пьесы.

Эдмон Ростам
В полной мере понять и оценить это произведение можно лишь на фоне тех
литературных и исторических фактов и явлений, которые воссоздают культурную
атмосферу XVII в. во Франции и которые в значительной мере нашли свое
отражение в пьесе Ростана, питавшего живой интерес к «Великому веку» и
подробно его изучившего. Чтобы наметить этот литературный и исторический
фон, в разделе «Дополнения» мы приводим образцы творчества самого Сирано,
а также литературные произведения, как связанные с ним лично, так и характе-
ризующие отдельных героев пьесы, прототипы которых существовали в реальной
жизни.
Немаловажны для понимания творческой предыстории пьесы Ростана и три
критические работы, помещенные среди прочего в «Дополнениях», — «Преди-
словие» Анри Лебре, а также статьи Нодье и Готье. Жизненный и творческий
путь Сирано с такой полнотой изложен в этих трех текстах, что мы сочли
возможным ограничиться их подробным комментарием (в который ввели необхо-
димые уточнения) и не посвящать этой теме отдельного очерка.
Статьи Е. Г. Эткинда, П. Р. Заборова и Л. И. Гительмана характеризуют
драматургию Э. Ростана и судьбу комедии во Франции и в России. Таким
образом, книга не только дает первый эквиритмичный и эквилинеарный перевод
пьесы, но и является определенным сводом материалов, связанных с ее предысто-
рией и бытованием в русской культуре XX в.
Выражая глубокую признательность всем, кто помогал нам в работе над этой
книгой, прежде всего Э. Л. Линецкой, Ю. Б. Корнееву, В. А. Мильчиной и
А. Ю. Чернову, мы посвящаем ее памяти Нины Александровны Жирмунской,
которая и подвигла нас на этот труд.

ЭДМОН РОСТАН
С И РАНО
ДЕ БЕРЖЕРАК
ГЕРОИЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ
В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ
В СТИХАХ
Я ХОТЕЛ ПОСВЯТИТЬ ЭТУ ПЬБСУ
ПАМЯТИ СИРАНО.
НО ДУША ЕГО ПЕРЕСЕЛИЛАСЬ
В ВАС, КОКЛБН,1
ПОЭТОМУ ПОСВЯЩАЮ МОЮ ПЬЕСУ ВАМ.
Э.Р.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА2
Сирано де Бержерак
Кристиан де Невильет3
Граф де Гиш4
Рагно5
Лебре6
Карбон д е Кае те л ь - Ж алу7
Гвардейцы- гасконцы
Линьер8
Де Вальвер
1-й маркиз
2-й маркиз
3-й маркиз
Монфлери9
Бельроз10
Жодле11
К и ж и 12
Д'Артаньян13
Брисайль14
Докучный
1-й мушкетер
2-й мушкетер
Испанский офицер
Королевский гвардеец
Привратник
Мещанин
Его сын
Карманник
Зритель
Флейтист Бертранду
Ка пу ци н
Два музыканта
Поэты
Повара
Роксана15
Сестра Кристина
Лиза
Буфетчица
Мать Маргарита16
Дуэнья
Сестра Агнесса
Актриса
Субретка
Пажи
Цветочница
Дама
Жеманни ца
Монахиня
Толпа, мещане, маркизы, мушкетеры, воры, повара, поэты, гвардейцы, актеры,
скрипачи, пажи, дети, испанские солдаты, зрители и зрительницы, жеманницы,
актрисы, мещанки, монашки и т. д.
Первые четыре действия происходят в 1640 году, пятое — в 1655 году.

действие первое
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В «БУРГУНДСКОМ ОТЕЛЕ»17
1640 год. Зал «Бургундского отеля». Нечто вроде помещения для игры в лапту, приспособлен-
ного и украшенного для спектаклей.
Зал имеет форму прямоугольника, он виден нам наискось; одна из его стен служит задником и
идет по диагонали из правого переднего угла в левый задний, образуя угол со сценой, которая видна
как бы в разрезе.
Сцена с обеих сторон заставлена вдоль кулис скамейками. Занавес из двух раздвижных
полотнищ. Над главным занавесом королевский герб. Со сцены в зал ведут широкие ступени. На
этих ступенях с обеих сторон места для скрипачей. Рампа со свечами.
Два яруса боковых галерей: верхний разделен на ложи. В партере, который и есть место действия,
сидений нет; в глубине партера, то есть справа на переднем плане, несколько скамей лесенкой, а
дальше, под лестницей, ведущей к верхним местам, расположен буфет — столы, на которых
расставлены канделябры, цветы в вазах, хрустальные бокалы, блюда с пирожными, бутылки и т. д.
В глубине, посредине, под галереей с ложами, вход в театр. Большая дверь открывается,
пропуская зрителей. На створках дверей, над столами с закусками и по углам — афиши красного
цвета, на них надпись: «Клориза».
При поднятии занавеса зал еще пуст. Полутьма. Над серединой партера опущенные люстры,
вскоре их зажгут.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Публика постепенно собирается. Дворяне, мещане, лакеи, пажи,
вор-карманник, привратник и прочие; затем маркизы, К и ж и ,
Брисайль, буфетчица, скрипачи и т. д.
За дверью гул голосов. В зал врывается кавалер.
Привратник
(бежит за ним)
Пятнадцать су за вход! Позвольте, сударь!
Кавалер
Нет.
Гвардейцы короля не платят за билет.
Привратник
(другому кавалеру, который вошел тем временем)
А вы?

10 Эдмон Ростам
2-й кавалер
Бесплатный вход!
Привратник
Как так?
2-й кавалер
Для мушкетера
Везде бесплатный вход.
1-й кавалер
Начнут еще не скоро.
Не пофехтуем ли?
Лакей
(входит)
Когда еще начнут...
Я взял колоду карт. Сыграем?
2-й лакей
(входит вслед за ним)
Ах ты плут!
1-й лакей
(достает из кармана огарок, зажигает и прилепляет к полу)
Свети же нам, огня хозяйского частица!
Гвардеец
(цветочнице)
Люблю до света я в театре появиться!
(Обнимает ее за талию.)
1-й фехтовальщик
(получает удар рапирой)
Туше!
1-й картежник
Туз!
Гвардеец
(идет за цветочницей)
Поцелуй...

Сирано де Бержерак
Цветочница
(увертывается)
Ах нет... увидят нас!
Зритель
(усаживается на пол вместе с другими любителями поесть)
Пожалуй, подкреплюсь: в запасе целый час.
Мещанин
(ведет сына)
Присядем здесь.
Картежник
Валет и дама!
2-й зритель
(достает бутылку и тоже усаживается)
Неужели
Нейдет бургундское к Бургундскому отелю?
Мещанин
(сыну)
Мне кажется, в притон попали мы с тобой!
(Тростью указывает на картежников.)
Кругом играют...
(Отвернувились, натыкается на пьяницу.)
Пьют...
(Один из фехтовальщиков толкает его, отступая.)
Фехтуют...
(Перед ним гвардеец, обнимающий цветочницу.)
Боже мой!
(Поспешно отводит сына в сторону.)
Подумать только, сын, неужто в самом деле
Играли здесь Ротру когда-то!18
Сын
И Корнеля!19
Пажи
(вбегают веселой компанией, взявшись за руки)
Тра-ля-ля-ля-ля-ля! Тра-ля-ля-ля-ля-ля!

12 Эдмон Ростам
Привратник
(строго, пажам)
Без фокусов, пажи!
1-й паж
(тоном оскорбленного достоинства)
О, сударь слишком строг!
Привратник отворачивается.
(Поспешно обращается ко 2-му пажу.)
Бечевка у тебя?
2-й паж
Привязывай крючок!
1-й паж
Эх, поживимся мы сегодня париками!20
Вор-карманник
(собирает вокруг себя несколько подозрительных личностей)
Ну, птенчики, ловчей работайте руками,
Но не рискуйте зря из-за ничтожных крох.
2-й паж
(кричит кому-то из приятелей, поднявшихся на верхний ярус)
Ты трубки захватил?
3-й паж
(сверху)
И трубки, и горох!
(Дует и осыпает товарищей горохом.)
Вор
(своим приспешникам)
...Срезайте кружева, не подавая вида!
Зритель
(другому, указывая на скамью наверху)
Смотри-ка, там сидел я на премьере «Сида»!21
Сын
(отцу)
Что будут нам играть?

Сирано де Бержерак 13
Мещанин
«Клоризу».
Сын
Чья она?
Мещанин
Почтенного Баро:22 и блеск, и глубина!..
Вор
(с соответствующим жестом)
Часы...
Мещанин
(вновь усаживаясь, сыну)
Какие здесь актеры! Чародеи!
Вор
(делает вид, будто тащит из кармана платок)
Платки...
Мещанин
Сам Монфлери!
Голос
(с верхнего яруса)
Зажгите свет скорее!
Мещанин
Ну а Бельроз, Л'Эпи, Бопре,23 а сам Жодле!
К столам с угощением подходит буфетчица.
Паж
(в партере)
Какие лакомства!
Буфетчица
Вот оранжад, желе,
Оршад...
За дверью гул голосов.
Фальцет
Дорогу, сброд! Дорогу!

14 Эдмон Ростам
1-й лакей
(удивленно)
Фу-ты, ну-ты!
Маркизы жалуют в партер?
2-й лакей
На две минуты!
Входят несколько маркизов.
1-й маркиз
(оглядывает полупустой зал)
Что это, господа? Где свет? Где шум и гам?
Пришли до времени... Не ходим по ногам...
Фи! Фи!
(Замечает дворян, вошедших ранее.)
Кижи! Брисайль!
Объятия.
Ки
жи
Любезные маркизы!
Как рано вы пришли! Причуды все, капризы...
1-й маркиз
Неслыханно, Кижи! Нам оправданья нет.
2-й маркиз
Утешьтесь, дорогой: сейчас зажжется свет!
Публика в зале
(приветствует ламповщика)
Ура!
Все толпятся вокруг ламповщика, зажигающего люстры. Некоторые зрители занимают места
на галереях. В партере появляется Л и н ь е р , он ведет под руку Кристиана де Невильета.
Линьер одет небрежно, по виду — спившийся светский человек. Кристиан элегантен, но слегка ста-
ромоден, он озабоченно поглядывает на ложи.

Сирано де Бержерак 15
СЦЕНА ВТОРАЯ
Те же, Кристиан, Линьер, потом Р а г н о , Лебре.
Кижи
Линьер!
Брисайль
(со смехом)
Он трезв!
Линьер
(тихо, Кристиану)
Представить вас?
Кристиан
(тихо)
Пожалуй.
Линьер
(представляет)
Барон де Невильет.
Все раскланиваются.
Публика в зале
(ликует при виде первой зажженной люстры)
Ура!
Кижи
(смотрит на Кристиана, тихо Брисайлю)
Красивый малый.
Линьер
(знакомит)
Вот господа Кижи, Брисайль...
Кристиан
(с поклоном)
О, я польщен!
1-й маркиз
(2-му)
Пожалуй, что смазлив, но как ужасно он
Одет...

16 Эдмон Ростам
Ли н ье р
(Кижи)
Барон на днях приехал из Турени.
Кристиан
Да, господа, я здесь дней десять или мене
И завтра поступлю в гвардейский полк.
1-й маркиз
(2-му, разглядывая входящих в ложи)
Смотри!
Буфетчица
Вот фрукты, лимонад...
1-й маркиз
Вот госпожа Обри!
Кижи
(указывает Кристиану на зал, в котором народу становится
все больше)
Народу!
Кристиан
Полный зал!
1-й маркиз
Весь высший свет!
По мере того как разодетые дамы заполняют ложн, дворяне называют нх по именам.
Приветствия, поклоны, в ответ — улыбки.
2-й маркиз
Вот дамы
Де Гемене...
Кижи
Де Буа-Дофен...
1-й маркиз
От них всегда мы
В восторге...
Брисайль
Шавиньи...

Сирано де Бержерак 17
2-й маркиз
Жестокая досель...
Ли н ьер
Ба, из Руана к нам вернулся мэтр Корнель!24
Сын
(отцу)
Здесь Академия?
Мещанин
Да, и в каком составе!
Будю и Буасса, купающийся в славе,
Поршер и Коломби, Бурзе, Арбо, Бурдон...
Останется в веках букет таких имен!25
1-й маркиз
А вот прелестницы явились, входят в ложи...
Бартеноида, Кассандаса...26
2-й маркиз
До чего же
Звучны их имена! Немею, как Парис!
Маркиз, ты знаешь всех?
1-й маркиз
Я знаю всех, маркиз!
Ли нье р
(отводит Кристиана в сторону)
Что ж, дама не пришла, и ждать не вижу прока.
Так я пойду? Меня влечет стезя порока!
Кристиан
(умоляюще)
Нет, погодите! Вам открыт любой салон —
Вы скажете, кто та, в кого я так влюблен.
1-я скрипка
(стучит смычком по пюпитру)
Вниманье, скрипачи!
(Подымает смычок.)
2 Э. Ростан

18 Эдмон Ростам
Буфетчица
Сироп! И свеж, и вкусен!
Скрипки начинают играть.
Кристиан
Боюсь, что для нее я слишком безыскусен.
Ни остроумия во мне, ни блеску нет.
Язык, к которому привык парижский свет,
Не для меня... Как ей свои открою чувства?
Она сидит вон там, но нынче в ложе пусто.
Ли н ье р
(делая вид, что уходит)
Пойду...
Кристиан
(вновь его удерживает)
Постойте же!
Л и н ье р
В приюте выпивох
Ждет д'Ассуси меня.27 От жажды я иссох.
Буфетчица
(проходит мимо с подносом в руках)
Угодно лимонад?
Ли н ье р
Фи!
Буфетчица
Оранжад?
Ли н ье р
Фу!
Буфетчица
Сливки?
Наливку?
Линьер
О!
(Кристиану.)
Ну что ж, останусь!

Сирано дс Бержерак 19
(Буфетчице.)
Эй, наливки!
Присаживается к столу, буфетчица ему наливает. Приветственные крики в публике;
появляется невысокий, толстенький, веселый человечек.
Публика
Рагно пришел!
Л и нье р
(Кристиану)
Король кондитеров — Рагно.
Рагно
(в нарядном поварском костюме поспешно подходит к Линьеру)
Простите, сударь, здесь месье де Сирано?
Ли н ье р
(представляет Рагно Кристиану)
В кондитерской Рагно нашли приют поэты.
Рагно
(конфузится)
О, я...
Л и нье р
Вы меценат, все в мире знают это.
Рагно
Господ поэтов я кормлю нередко...
Ли ньер
В долг!
К тому ж он сам поэт! И в рифмах знает толк!
Помешан на стихах!
Рагно
И впрямь, за триолетик...
Ли н ьер
Он вам отдаст паштет!
Рагно
Так, небольшой паштетик...
2*

20 Эдмон Ростам
Линьер
Добряк! А за рондо и эпиграммы всем
Дает он...
Р а гно
Булочки!
Линьер
(строго)
А в них — ванильный крем!
(Рагно.)
Вы любите театр?
Рагно
Он жизни мне дороже!
Линьер
Рагно пирожными оплачивает ложи!
А ну — начистоту! Что стоил вам билет?
Рагно
Пятнадцать пирожков... и кремовый рулет...
(Озирается по сторонам.)
Но где же господин де Сирано? Он в зале?
Линьер
А вам-то он зачем?
Рагно
Как, сударь, вы не знали?
Играет Монфлери!
Линьер
Да, правда, этот слон
Сейчас предстанет нам одетый, как Федон.28
Причем тут Сирано?
Рагно
Недавно в раздраженье
Он запретил ему на месяц выступленья.
Линьер
(пьет уже четвертую рюмку)
Недурно!

Сирано де Бержерак 21
Кижи
(отделяется от группы маркизов и подходит к Рагно и Линьеру)
Монфлери сыграет все равно.
Рагно
Хотел бы посмотреть!
1-й маркиз
Кто этот Сирано?
Кижи
Гвардеец, дуэлист — весьма отважный, кстати!
2-й маркиз
И родовитый?
Кижи
Да, но не из высшей знати.
(Указывает на дворянина, который расхаживает по залу и явно
кого-то ищет.)
Вон друг его.
(Зовет.)
Лебре, пожалуйте сюда!
(Лебре подходит.)
Наверно, ищете вы Бержерака?
Лебре
Да.
Кижи
Не правда ли, слывет он за оригинала?
Лебре
(проникновенно)
Он лучший из людей — таких на свете мало.
Рагно
Поэт!
Лебре
И музыкант!

22 Эдмон Ростам
Брисайль
И физик!
Ки ж и
И бретер!
Ли н ье р
Забавник и гордец, боец и фантазер!
Ра гно
О да, Филипп Шампень, художник строгих правил
На полотне бы нам едва ль его представил,29
Но уморительность, нелепость, дикость, блеск
Подвигли бы Калло создать портрет-гротеск.30
Его в любой толпе заметишь поневоле:
Над ним тройной султан, семь басок на камзоле,
И шпага на боку — лишь выпрямится в рост —
Приподымает плащ, как петушиный хвост.
У гордых сыновей Гаскони многодетной
Прослыл он образцом гордыни несусветной,31
В нем беспримерно все — и нрав, и туалет,
И нос! Таких носов на свете больше нет!
Завидя этот нос, плывущий величаво,
Любой воскликнет: «Нет, уж это слишком, право!
Он, верно, накладной!» Да только вот беда:
Месье де Сирано с ним сросся навсегда.
Лебре
(вскидывает голову)
Но кто повздорит с ним — готовь тому припарки!
Р агно
О да, его клинок опасней ножниц Парки!32
1-й маркиз
(пожимает пленами)
Он не придет!
Р агно
Пари на порцию цыплят
А ля Рагно!
Маркиз
(со смехом)
Ну что ж!

Сирано дс Бержерак 23
В публике восхищенный ропот. Роксана появляется в одной из лож, садится впереди, за
ней дуэнья. Кристиан расплачивается с буфетчицей и не видит Роксану.
2-й маркиз
(с тихим стоном)
Богиня! Что за взгляд!
Обворожительна!
1-й маркиз
Уста — как земляника!
Ланиты — персики!
2-й маркиз
А как свежа, взгляни-ка,
Не простудить бы нам вблизи нее сердец!
Кристиан
(поднимает голову, замечает Роксану и хватает Линъера за руку)
Она!
Л и н ье р
(смотрит)
Она?
Кристиан
Да, да! Скажи мне наконец...
Л и н ьер
(цедит наливку маленькими глотками)
Мадлена де Робен. Роксана — по прозванью.33
Жеманница. Умна. Полна очарованья.
Кристиан
Увы мне!
Л и н ь е р
Сирота. Кузина Сирано...
В ложу Роксаны входит изысканно одетый вельможа с голубой орденской лентой на
шее34 и заговаривает с ней.
Кристиан
(вздрогнув)
Кто это?

24 Эдмон Ростам
А и н ь е р
Граф де Гиш —узнать немудрено.
Вельможа: по жене — племянник кардинала...
В Роксану он влюблен, и вот, боясь скандала,
Ей мужа подыскал для виду: де Вальвер,
Виконт, к ней сватается... Жалкий кавалер!
Она противится, но с графом сладить трудно,
Про эти козни я сложил куплетец чудный,
Чтоб оказалась вся интрига на виду.
Послушайте...
(Пошатываясь, встает, поднимает стакан и собирается запеть.)
Кристиан
Нет-нет. Простите, я пойду.
Л и н ье р
Куда же?
Кристиан
Вызову виконта.
Л и н ье р
Бесполезно:
Он вас убьет — и все.
(Кивает в сторону Роксаны.)
Останьтесь тут, любезный:
Она глядит на вас.
Кристиан
Да... Остаюсь...
Глядит на Роксану. Видя, что он весь ушел в созерцание, к нему подбирается
компания воришек.
Л и н ье р
Ну вот,
А я — в таверну.
(Выходит неверной походкой.)
Лебре
(обходит весь зал и, успокоенный, возвращается к Рагно)
Нет, его здесь нет.
Рагно
(недоверчиво)
Придет!

Сирано де Бержерак 25
Лебре
Надеюсь я, что он не прочитал афишу.
Публика
Актеры! Начинай!
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Те же, кроме Линьера, де Гиш, Вальвер, затем Монфлери.
1-й маркиз
(видит де Гиша, который спускается из ложи Роксаны и идет через
партер, окруженный заискивающими перед ним дворянами, среди кото-
рых виконт де Валъвер)
Какой почет де Гишу!
2-й маркиз
Опять гасконец!
1-й маркиз
Тверд, хитер, неуязвим!
Он далеко пойдет — раскланяемся с ним.
(Подходят к де Гишу.)
2-й маркиз
Цвет ваших лент узнать, любезный граф, могу ли?
«Улыбка Марион»? Или «Брюшко косули»?
Д е Гиш
«Больной испанец».
1-й маркиз
О, названье нам не лжет:
Не поздоровится испанцам, коль в поход
На Фландрию войска вы поведете смело.35
Д е Гиш
Идем на сцену.36
(Проходит на сцену, за ним маркизы и другие дворяне. Де Гиш
оборачивается и зовет.)
Эй, Вальвер!

26 Эдмон Ростам
Кристиан
(он все это наблюдал, при имени Вальвера вздрагивает)
Так вот в ком дело!
Сейчас виконту я швырну перчатку...
(Лезет в карман и хватает за руку воришку, который хотел его
обокрасть. Оборачивается.)
Вор
Ой!
Моя рука!
Кр и стиан
(держит его)
В моем кармане! Нет, постой!
Вор
(торопливым шепотом)
Пустите! Поделюсь я с вами тайной!
Кристиан
(не выпуская его)
Тайной?
Вор
Линьер...
Кристиан
(так же)
Ну, что — Линьер?
Вор
...в беде он чрезвычайной.
Разгневан на него ужасно кое-кто
За песенку, и сто убийц наемных...
Кристиан
Сто?
Вор
...покончат с ним!
Кристиан
Кто их послал?

Сирано де Бержерак 27
Вор
Умру на месте,
А не скажу!
Кристиан
(пожимает плечами)
Ого!
Вор
(с достоинством)
Что делать — слово чести!
Кристиан
Где будут ждать его?
Вор
У Нельской башни.37
Кристиан
(отпуская наконец его руку)
Так.
Куда пошел Линьер?
Вор
В какой-нибудь кабак.
Извольте поискать в «Бочонке», в «Забулдыжке»,
В «Свече», в «Двух кружках», в «Трех щитах», в «Сосновой
И по записке там оставьте для него.
Кристиан
Скорее побегу! Как! Сто на одного?
(С любовью смотрит на Роксану.)
Расстаться с ней!..
(С яростью — на Вальвера.)
И с ним!.. — но от преступной своры
Линьера я спасу!
Убегает. Де Гиш, виконт, маркизы, все дворяне скрываются за занавесом и
рассаживаются на скамьях по бокам сцены. Партер полон. На галереях и в ложах ни одно-
го свободного места.
Публика
Пора! Пора! Актеры!
Паж на галерке подцепляет крючком парик мещанина. Парик взмывает ввысь.

28 Эдмон Ростам
Публика
Он лысый!
Мещанин
Мой парик!
Публика
Ха-ха! Не повезло!
Мещанин
(в ярости грозит кулаком)
Прохвосты!
Публика
(хохочет все громче)
Ха-ха-ха!
Внезапно гробовая тишина.
Лебре
(удивлен)
Что? Что произошло?
(Один из зрителей шепчет ему на ухо.)
Как? Неужели сам?
Зритель
Да! Я смотрю — и что же?..
Говор в публике
Где? — Тише! — Где же он? — Нет! — Там, в закрытой
ложе... —
В театре кардинал! — В театре кардинал!
Паж
Сиди теперь, как мышь! Весь вечер зря пропал!..
За сценой бьют в гонг. Все застывают в ожидании.
1-й маркиз
(в наступившей тишине, из-за занавеса)
Задуйте ту свечу!
2-й маркиз
Стул!
Стул передают над головами из рук в руки. Маркиз берет его и скрывается, посылая в
ложи воздушные поцелуи.

Сирано де Бержерак 29
Один из зрителей
Тише!
Снова тройной удар гонга. Занавес открывается. На сцене маркизы сидят по сторонам
в небрежных позах. Пасторальная декорация в голубоватых тонах. Четыре небольшие хрус-
тальные люстры освещают сцену. Нежно играют скрипки.
Лебре
(тихо, Рагно)
Я. в сомненье:
А точно ль Монфлери играет?
Рагно
(тоже тихо)
В первой сцене!
Лебре
А Сирано-то нет!
Рагно
Я проиграл пари.
Лебре
Тем лучше!
Под звуки волынки на сцену выходит Монфлери. Он тучен, одет пасторальным пастуш-
ком. На шляпе розы, свисающие ему на ухо. Дует в волынку, разукрашенную лентами.
Публика
(хлопает)
Монфлери! Ура! Наш Монфлери!
Монфлери
(раскланивается и начинает монолог Федона)
«Блажен, кто суету презрел и наслажденье
И, добровольное избрав уединенье,
В тот час, когда Зефир всколышет сонный пруд...» 39
Голос
(из партера)
Я, кажется, прогнал тебя на месяц, плут!
Все ошеломлены. Оборачиваются. В публике ропот.

30 Эдмон Ростам
Голоса в зале
Что? Кто там?
Публика в ложах встает с кресел, чтобы лучше видеть.
Лебре
(в отчаянии)
Сирано!
Голос
Эй, скомороший гений,40
Проваливай!
Публика
(возмущенно)
О! О!
Монфлери
Но...
Голос
Ты еще на сцене?
Голоса в публике
(из партера и из лож)
Довольно! — Монфлери! — Долой! — Что за дебош!
Монфлери
(неуверенно)
«Блажен, кто одинок, поки...»
Голос
(сердито)
Чего ты ждешь?
Подальше от греха катись, бочонок жалкий,
Не то твои бока дождутся этой палки!
Над головами возникает рука с тростью.
Монфлери
(упавшим голосом)
«Блажен, кто...»
Трость угрожающе раскачивается.

Сирано де Бержсрак 31
Голос
...выйдет вон!
Монфлери
(задыхаясь)
«Блажен...»
Сирано вскакивает на стул в партере. Руки скрещены на груди, шляпа угрожающе надви-
нута на лоб, усы вздернуты, нос чудовищен.
Сирано
Эй, берегись:
Я не шучу!..
В зале возбуждение.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Те же, Сирано, затем Бельроз и Жодле.
Монфлери
(маркизам)
Маркиз! Вступитесь же, маркиз!
1-й маркиз
(снисходительно )
Играйте!
Сирано
Нет, не смей! Ни слова, толстобрюхий —
Не то сгоню тебя со сцены оплеухой!
Маркиз
Довольно!
Сирано
Зря, маркиз, вы тратите слова:
Боюсь, вам эта трость попортит кружева!
Маркизы
(вскакивают)
Терпению конец!

32 Эдмон Ростам
С и ра но
Ну, улетай, козявка,
Не то тебя сейчас проткнет моя булавка.
Голос
Уж это слишком!
С и ра но
Прочь!
Другой голос
Всему есть мера!
С ира но
(делает вид, что засучивает рукава)
Нет!
Куда же я попал — в театр или в буфет?
На вертел, ты, каплун! Тебе не место сцена!
Монфлери
(собирая остатки гордости)
Здесь оскорблен не я, но муза Мельпомена.
С и ра н о
(с изысканной вежливостью)
Но кем из нас двоих она оскорблена?
Я, сударь мой, и впрямь боюсь, как бы она
Не появилась тут, пылая гневом бурным,
И не пустила бы вам в голову котурном!
Публика в партере
Смотри, каков наглец! — Э, руки коротки! —
Писака! — Рифмоплет!
С и ра но
(обращаясь к тем, кто толпится вокруг него)
Молчите, остряки,
Сдержите языки для вашего же блага —
Иначе поострить захочет эта шпага!
Толпа расступается.
Голос
(поет в глубине зала)
Становится тираном
Задира Сирано,

Сирано дс Бержерак 33
Но посмотреть пора нам
«Клоризу» все равно!
Весь зал подхватывает.
«Клоризу» нам, «Клоризу»!
Сирано
Не смейте больше петь! Не лезьте на рожон!
Я уничтожу всех!
Мещанин
Да нешто вы Самсон?
Сирано
Ах, вашу челюсть мне вы одолжить хотели? 41
Дама
(в ложе)
Неслыханно!
Вельможа
Скандал!
Мещанин
Нахальство, в самом деле!
Паж
Потеха!
Публика
(снова теснится вокруг Сирано)
Сирано! — Долой его! — Он прав!
Сирано
Молчать!
Публика в партере
(безумствует )
Кукареку! И-а! И-а! Гав! Гав!
Сирано
Я говорю...
Публика
Бе-е! Бе-е!
3 Э. Ростан

34 Эдмон Ростан
С ир а но
Молчите, вы, герои!
Кому тут невтерпеж помериться со мною?
Придется проучить глупцов и пустомель.
Всему партеру шлю я вызов на дуэль.
Чем без толку реветь, беситься, лезть на стену,
Кто рвется умереть — пожалуйте на сцену!
Все снова расступаются.
Кем список мне открыть? Эй, молодые львы!
Вы, сударь? — Нет. Как жаль. А вы? — Ах нет! А вы?
Тишина.
Э, целомудрие у вас сильней отваги, —
Вы что, краснеете при виде голой шпаги?
(Поворачивается к сцене, где томится в ожидании своей
участи Монфлери.)
А ну, исчезни, флюс! Ты рассосешься? Нет?
Придется удалить. На помощь, мой ланцет!
(Кладет руку на эфес шпаги.)
Монфлери
Позвольте...
С ира н о
(соскакивает со стула и непринужденно усаживается на него
посреди толпы)
Не могу смотреть на этот пень я!
Сейчас сочту до трех — и кончится терпенье!
Раз!
(Хлопает в ладоши.)
Публика
(веселится)
О!
Монфлери
Поймите, я...
Публика
Сбежит! — Да никогда!

Сирано де Бержерак 35
Монфлери
Но я не знаю...
Сирано
Два!
Монфлери
Мне лучше, господа...
Сирано
Три!
Монфлери исчезает, словно провалившись в люк. Крики, свист.
Публика
Трус! — Вернется! — Нет!
Сирано
(довольный, откидывается на спинку стула, кладет ногу на ногу)
Вернется — да не скоро!
Публика в ложах
Сюда идет Бельроз!
Б е л ь р о з выходит, кланяясь.
Мещанин
Изящней нет актера!
Бельроз
(изысканно)
Почтеннейшие!..
Партер
Прочь! Жодле!
Ж о д ле
(выходит, гнусаво кричит)
Эй, дурачье!
Партер
Ах, браво! Браво! Бис!
Жодле
Ваш славный трагик, чье

36 Эдмон Ростан
Округлое брюшко так публике по нраву,
Не сможет доиграть — и к черту ваши «браво»!
Публика в партере
Пускай вернется! — Нет!
Молодой человек
(к Сирано)
И все же, по какой
Причине вы его прогнали?
Сирано
(любезно)
Птенчик мой!
Причины целых две: во-первых, стих и прозу
Он губит, он вопит, подобно водовозу,
И, как ленивый мул, плетется вялый стих,
А должен бы порхать на крыльях! Во-вторых...
Но это мой секрет.
Мещанин
(за его спиной)
По вашему капризу
Не посмотрели мы бессмертную «Клоризу»!
Сирано
(вместе со стулом поворачивается к нему, учтиво)
Да ведь, прервав Баро, я сделал вам добро:
«Клориза» — чепуха!
Жеманницы
(в ложах)
Как можно! Наш Баро!
Нет, вы подумайте!
Сирано
(вместе со стулом поворачивается к ложам, галантно)
Прекраснейшие дамы!
Цветите красотой — прославим вас тогда мы,
Нам путеводную протягивайте нить,
Внушайте нам стихи — но вам ли их судить!
Б е л ь р о з
Придется нам вернуть им деньги за билеты!

Сирано де Бержерак 37
С и ра н о
(вместе со стулом поворачивается к сцене)
Вы правы, как никто! Но мы уладим это.
Пусть Мельпомены плащ пребудет без прорех.
(Приподымается и бросает на сцену кошелек.)
Аовите кошелек — я вам плачу за всех!
Публика
(поражена)
О-о! У-у!
Ж о д ле
(поспешно поднимает кошелек и взвешивает его в руке)
Пока у вас монеты не иссякли,
Пожалуй, каждый день срывайте нам спектакли!
В зале возмущенное шиканье.
Зашикали? Пускай!
Б е л ьроз
Пора очистить зал.
Ж о д ле
Всех просим разойтись.
Публика начинает расходиться. Сирано доволен. Во время последующей сцены толпа
задерживается. Дамы в ложах вновь усаживаются.
Лебре
(к Сирано)
Ну вот, я так и знал!
Докучный
(подходит к Сирано)
Не пожалеть бы вам об этаком скандале!
Ведь принят Монфлери у герцога Кандаля! 42
В Париже есть у вас высокие друзья?
Сирано
Нет.
Докучный
Нет?

38 Эдмон Ростам
С и ра но
Ни одного. В них не нуждаюсь я.
Докучный
Влиятельный патрон и вам придал бы веса.
С и ра но
(раздраженно)
К чему? Со мной всегда вот эта патронесса.
(Кладет руку на эфес шпаги.)
Докучный
Но вы уедете?
С и ра но
Не думаю пока.
Докучный
А ведь у герцога тяжелая рука.
С и ра но
Моя потяжелей, особенно с довеском.
Докучный
Да как же дальше жить вы думаете?
С и ра но
С блеском.
Докучный
Но как...
С ирано
Отстаньте!
Докучный
Но...
С и ра н о
Еще один вопрос,
И я вас... Кстати! Чем привлек вас этот нос?
Ну, что в нем странного?

Сирано де Бержерак 39
Докучный
(в ужасе)
Нет, сударь, право слово...
Сирано
(надвигается на него)
Он извивается, как хобот?
Докучный
(отступает)
Сударь, что вы!
Сирано
Похож на клюв орла? Изогнут? Крючковат?
Докучный
(та же игра)
Нет...
Сирано
Или прыщ на нем ваш оскорбляет взгляд?
Докучный
я...
Сирано
Мухи прячутся под ним от непогоды?
Мой нос — диковинка?
Докучный
Я... не...
Сирано
Игра природы?
Докучный
Да разве бы посмел глядеть я на него?
Сирано
Ах, так? А, собственно, любезный, отчего?
Он гадок вам...
Докучный
Нет, нет!

40 Эдмон Ростам
С и ра но
окрасю
Докучный
окраской непривычной?
Ничуть!
С ира но
А может быть, он формы неприличной?
Докучный
Да нет же!
С ира но
Долго ль мне тянуть вас за язык?
Признайтесь, может быть, он чересчур велик?
Докучный
(заикаясь)
Он мал, он крохотный, его почти не видно...
С ира н о
Как! Вы клевещете! Неужто вам не стыдно!
Мой нос ничтожно мал?
Докучный
Погиб...
С ира но
Велик мой нос!
Курносый вы нахал, болтун, молокосос,
Нос — это перст судьбы, и только те носаты,
Которые душой и доблестью богаты,
Кто независимость, отвагу, тонкий вкус,
И острословья дар, и благородства груз
Хранит в душе, как я. 43 Ну а курносой харе,
В которой пятерня завязнет при ударе...
(Отвешивает пощечину.)
Докучный
Аи!
Сира
но
...так же свойственны дерзанье, риск, мечта,
Ум, добродушье, честь, веселость, острота, —

Сирано де Бержерак 41
Все то, что у людей зовется искрой Божьей,
Все это точно так присуще вашей роже,
Как заду вашему, привычному к пинкам!
(Повернув его за плечи, отвешивает ему пинок.)
Докучный
(удирая)
Спасите! Караул!
Сирано
И обещаю вам:
Любого, кто мой нос находит слишком длинным,
Я так же проучу, а будь он дворянином, —
Долг чести я ему верну, но не пинком,
А тут же предложу скрестить клинок с клинком.
Д е Г и ш спускается со сцены с маркизами.
Д е Г и ш
Он докучает нам.
Виконт де Вальвер
(пожимает плечами)
Бесстыдное фиглярство!
Де Гиш
Нельзя ли дать ему от дерзости лекарство?
Виконт
А вот сейчас его поставлю я в тупик!
(С вызывающим видом подходит к Сирано.)
Ваш нос... да-да... ваш нос... весьма велик.
Сирано
(сурово)
Велик.
Виконт
(смеется)
Ха-ха!
Сирано
(невозмутимо)
И это все?

42 Эдмон Ростам
Виконт
Но...
С ира но
Нет, вы слишком кратки!
А сколько бы могли об этом недостатке
На разные лады вы отпустить острот:
Задиристо: «Пускай навеки от хлопот
Избавит вас хирург при помощи ланцета!»
Благожелательно: «Послушайте совета:
Когда придется пить — не промочите нос!»
Метафорически: «Валун! Да нет — утес!
И не утес — гора! Нет, превосходит гору!»
Пытливо: «Сей футляр вместителен, нет спору.
Он служит для чернил? Для перьев и бумаг?»
Жеманно: «О мой друг, вы истинный добряк
И, восхищая нас великодушным жестом,
Для бесприютных птиц вы запаслись насестом!»
Язвительно: «Для вас куренье — тяжкий грех,
Пуская носом дым, вы всполошите всех.
Подымут крик: „Пожар! В трубе пылает сажа!"»
Сочувственно: «Ваш нос — нелегкая поклажа,
Но, как ни тяжко вам, не стоит вешать нос!..»
Сердечно: «Я б над ним раскрытый зонтик нес,
Хранил бы от дождя, от солнца, от тумана!»
Учено: «Только зверь, со слов Аристофана
Известный как Слоноверблютигропотам,
Был носовым хрящом почти что равен вам!»
Развязно: «Нос крючком? Что ж, нынче это в моде,
И служит вешалкой — годится в обиходе».
Напыщенно: «О нос! Клянусь, тебя едва ль
Продует ветр иной, как только сам мистраль!»
Уныло: «Он бы тек, разбитый, Красным морем!»
Угодливо: «Порой он в тягость вам, не спорим,
Зато и весу вам изрядно придает!»
Шутливо: «Парфюмер не знал бы с ним забот!»
Восторженно: «Тритон! Труби в трубу! Труби же!»
Наивно: «Осмотреть его дозвольте ближе!»
Простецки: «Вот так нос! С чего он так распух?
Поди ж как вымахал — ну чисто твой лопух!»
Воинственно: «Огонь по этой батарее!»
Практично: «Мой совет — устроить лотерею.
Вам приза не сыскать крупней, чем этот нос!»
А можно, как Пирам, пролить потоки слез:
«Он предал красоту! Сей нос бесстыдство сеет
И сам от своего предательства краснеет!» 44

Сирано де Бержерак 43
Да что там говорить! Острот нашлась бы тьма,
Когда б вам призанять познаний и ума:
Но вы не доросли до умственных дерзаний,
Вы в острословье — нуль, а что до ваших знаний,
Сей благородный груз настолько вам тяжел,
Что вам не ведомо и то, что вы — осел.
Но если бы, виконт, возвысившись рассудком,
Вы чудом обрели талант к ехидным шуткам
По образцу моих — поверьте, в тот же миг
Я вас заставил бы попридержать язык.
Я над собою сам готов смеяться вволю,
Но помогать мне в том вам, сударь, не позволю.
Д е Г и ш
(пытается увести виконта, который замер на месте)
Виконт, идемте!
Виконт
(задыхается)
Как! Не вхожий в высший свет...
Дворянчик... у него... перчаток даже нет!
Ни бантов! Ни петлиц! Одет лакея хуже!
Сирано
Мое изящество внутри, а не снаружи.
Да, я не разодет, как щеголь, я не фат,
И мне достоинство дороже, чем наряд,
За модой не гонюсь, но на люди не выйду,
Имея за душой несмытую обиду,
Заношенную честь, на совести пятно
И мысли, сальные, как старое рядно.
В вопросах внешности простится мне беспечность:
Я дорогой султан сменяю на сердечность,
На независимость — и не спасет жилет,
Когда под ним, в груди, живого чувства нет.
Я франтовство ума избрал себе на долю.
Вы холите усы — я остроумье холю,
И кто со мной знаком, те знают с давних пор,
Что истина греметь умеет громче шпор.
Виконт
Вы...
Сирано
Без перчаток я? Проступок из тяжелых!
Валялась у меня одна, да некий олух

44 Эдмон Ростан
Вдогонку мне послал обидное словцо —
Пришлось перчатку ту швырнуть ему в лицо.
Виконт
Болван! Чурбан! Прохвост! Тупица! Образина!
С ира но
(снимает шляпу и раскланивается, будто при знакомстве)
Рад познакомиться. К услугам господина
Виконта — Савиньен-Эркюль де Сирано
Де Бержерак. 45
Смех.
Виконт
(в ярости)
Фигляр!
Сирано
(кричит, словно от приступа боли)
Аи!
Виконт
(нерешительно)
Что?
Сирано
(с мукой в голосе)
Немудрено...
Виконт
О чем вы?
Сирано
Дурно я забочусь о бедняге!..
Виконт
Что с вами?
Сирано
Ох, свербит! Опять мурашки в шпаге!
Виконт
(выхватывает шпагу)
О, я готов!

С и рано де Бержерак 45
С и ра н о
Ну что ж, я вижу, вы не трус.
Виконт
(презрительно)
Поэт!..
С и ра но
Да, сударь мой, поэт, и тем горжусь —
И, чтобы зрители остались не внакладе,
Представлю им дуэль в балладе.
Виконт
Как? В балладе?
С и ра н о
Вам, верно, незнаком подобный род стихов?
(Тараторит, как школьник на уроке.)
Баллада состоит из трех, не больше, строф,
По восемь строк в строфе, и одного катрена —
Посылки...
Виконт
(потрясен)
О!..
С и ра н о
Дуэль начнем одновременно
С балладой. Я сражу в посылке вас.
Виконт
Нет!
С и ра н о
Нет?
(Декламирует.)
«Баллада про дуэль, которую поэт
Де Бержерак имел, невежам в назиданье,
С безмозглым дураком».
Виконт
А это что?

46 Эдмон Ростам
С и ра но
Названье.
Публика
(возбужденная до предела)
Забавно! Тише там! Пустите! Ишь, каков!
Любопытные образуют в партере круг, маркизы и офицеры смешиваются с горожана-
ми и простонародьем. Пажи взбираются друг другу на плечи, чтобы лучше видеть. Дамы
в ложах встают. Справа де Гиш и его приближенные. Слева Лебре, Рагно, Кижи
и т. д.
С и ра но
(на мгновение прикрывает глаза)
Так... Рифмы выбраны... Ну что же, я готов.
(Фехтует и декламирует.)
Вооружаюсь эспадроном.
Остер мой взгляд. Тверда рука.
Я схож с изящным Селадоном. 46
Я смел, как Скарамуш. 47 Пока
Мы позабавимся слегка,
Фехтуя весело и пылко.
Соскочит спесь со щеголька,
Когда закончится посылка.
Обмениваются первыми ударами.
Что сделать с этим ветрогоном?
Ваш меч искусней языка,
А все же быть вам побежденным —
У вас, мой друг, кишка тонка!
Сверкают метких два клинка,
К цыпленку протянулась вилка...
Я пошпигую вам бока,
Когда закончится посылка.
Сталь меткой рифме вторит звоном.
Где смех ваш? Взгляды свысока?
Вы кажетесь мне утомленным,
Любезный, вы белей платка!
Удар, достойный знатока!
Парирую! Нужна подстилка:
Да будет вам земля мягка,
Когда закончится посылка!
(Торжественно провозглашает.)

С и ран о де Бержерак 47
Посылка.
Принц! Вы сваляли дурака!
Дрожите? С губ сошла ухмылка?
Так! Выпад! Раз! Еще строка!
Удар!
Виконт падает.
И кончилась посылка!
С и р а н о раскланивается. В ложах аплодируют. Летят цветы, платки. Гвардейцы окру-
жают Сирано, поздравляют его. Р а г н о вне себя от восторга. Л е 6 р е и счастлив, и в то
же время удручен. Друзья виконта поднимают его и уводят.
Драгун
Блеск!
Дама
Сколько тонкости!
Ра гн о
Веселья!
Маркиз
Новизны!
Лебре
Безумие!
Голоса
Восторг!.. Мы все восхищены...
Женский голос
Да он герой!
Мушкетер
(подходит быстрым шагом и протягивает Сирано руку)
А вы, ей-богу, мне по нраву.
Я хлопал что есть сил. Дуэль была на славу,
И, что ни говори, язык у вас остер!
(Отходит.)
Сирано
(Кижи)
Кто это?

48 Эдмон Ростам
Кижи
Д'Артаньян — известный мушкетер.
Ле бре
(берет Сирано под руку)
Пойдем?
Сирано
Постой, Лебре.
(Б ель розу)
Мы здесь побудем в зале.
Б е л ьро з
(почтительно)
Прошу вас.
С улицы доносятся крики, в зал заглядывает Ж о д л е .
Ж о д л е
Монфлери, беднягу, освистали.
Б ел ьро з
(торжественно)
5к 1гап8к.*
(Другим тоном, привратнику и гасильщику свечей.)
Подмести. Закрыть. Оставить свет.
Вернемся через час. Теперь нас ждет обед.
А после новый фарс мы разучить могли бы...
Жодле и Бельроз уходят, почтительно поклонившись Сирано.
Привратник
(Сирано)
Вы кушать будете?
Сирано
Нет.
Лебре
Как!
Так проходит (лат.)

Сирано дс Бсржерак 49
С и ра н о
(надменно)
Не буду, ибо...
(Как только привратник уходит, меняет тон.)
В кармане ни гроша.
Лебре
(машет рукой, словно что-то швыряя)
А этот кошелек?
Сирано
Отцовский пенсион, ты прожил краткий срок!
Лебре
Но как же ты теперь?
Сирано
Что ж, посижу голодный.
Лебре
Какой нелепый жест!
Сирано
Скорее — благородный!..
Буфетчица
(покашливает за своим столиком)
Кхе!
Сирано и Лебре оборачиваются. Буфетчица робко подходит к ним.
Сударь... у меня... закусок и питья...
(Показывает на стол с угощением.)
Для вашей милости...
(Настойчиво.)
Возьмите же!
Сирано
(снимает шляпу)
Дитя!
Хотя мои дела и впрямь сегодня плохи,
Но гордость не велит мне брать у вас ни крохи,
4 Э. Ростан

50 Эдмон Ростам
И все-таки, боюсь, доставит мой отказ
Вам огорчение...
(Подходит к столу.)
Я выберу сейчас!
Вот, виноградинку!
(Она хочет дать ему всю кисть, он отщипывает одну ягодку.)
Одну! И полпеченья...
(Возвращает другую половину.)
Стакан воды...
(Она хочет налить в воду вина, он останавливает ее.)
Простой!
Лебре
Смотреть — и то мученье!
Буфетчица
Хоть что-нибудь еще!
С и р а н о
Позвольте руку мне...
Вот так...
(Целует ей руку, как принцессе.)
Буфетчица
Благодарю...
(Уходит.)
СЦЕНА ПЯТАЯ
Сирано, Лебре, потом привратник.
С и ра н о
Достаточно вполне:
(Садится за стол, кладет печенье перед собой.)
Обед!
(Ставит стакан воды.)
Вино!
(Кладет виноградинку.)

Сирано де Бержерак 51
Десерт! Не стол, а загляденье!
Поверишь ли, не ел сегодня целый день я!
(Ест.)
Ах да, ты говорил...
Лебре
И повторю опять:
В безумных выходках пора бы меру знать.
Спроси людей! Любой, чье мненье нами чтимо,
Ответит: ты себя ведешь...
Сирано
(доедая печенье)
Неотразимо!
Лебре
Сам кардинал...
Сирано
(расцветает в улыбке)
Он был в театре? Вот не знал!
Лебре
Ручаюсь, он решил...
Сирано
Что я оригинал!
Лебре
Ведь он...
Сирано
Он драматург. Жалеть с какой же стати
Он станет о своем освистанном собрате! 48
Лебре
А сколько нажил ты врагов себе опять!
Сирано
(отправляя в рот виноградину)
Ну, сколько?
Лебре
Я считал — выходит сорок пять!
Во-первых, Монфлери.

52 Эдмон Ростам
С ира но
Ну, он дурак набитый.
Лебре
Вся Академия, виконт, де Гиш со свитой...
С ирано
Довольно! Ты мне льстишь!
Лебре
Баро, тринадцать дам.
С ира но
Прелестно!
Лебре
Но зачем? — вопрос тебе задам.
К чему стремишься ты?
С ира но
Дорогами кружными
Я долго брел, как все, потом наскучил ими
И лучший выбрал путь.
Лебре
Какой?
С ира н о
Он проще всех:
Неподражаем я, и в этом мой успех.
Лебре
(пожимает плечами)
Допустим. Но за что ты так не терпишь явно
Актера Монфлери?
С ира н о
Нет, не актера — фавна!
Гляди, он толстобрюх, мордаст и толстозад,
А томно между тем на ложи мечет взгляд,
Рызыгрывает страсть наперекор природе,
На сцене пыжится, как жаба в огороде!
Он ненавистен мне с тех пор, как, обнаглев,
Посмел глазеть на ту... Вообрази мой гнев,

Сирано де Бержерак 53
Когда открылось мне, что этот козлоногий
О нимфе возмечтал, о той, кого...
Лебре
(потрясен)
О боги!
Так ты... ты любишь?
Сирано
Да, люблю.
Лебре
И может быть,
Ты скажешь, кто она?
Сирано
Кого же мне любить?
Кого себе избрал тот, кто едва ли годен
Составить счастие последней из уродин?
Любовь — и этот нос... Ей-богу, смех и грех!
О ком же мне мечтать? О той, что краше всех!
Ле бре
Вот как...
Сирано
Об умнице, с изысканной натурой,
О самой неземной...
(С отчаянием.)
О самой белокурой!
Лебре
О Боже! Все-таки скажи мне...
Сирано
Кто она?
Небесная мечта, цветущая весна,
Прекрасная гроза, разящая любовью
И неподвластная ни злобе, ни злословью,
Венера юная, чьи жесты, поступь, взгляд
Гармонии полны и счастье нам дарят.
Ее удел — пленять. С ней рядом быть — блаженство.
Кто глянет на нее — увидит совершенство,
Когда она, устав от славящих словес,
Дианы царственней садится в свой портшез.

54 Эдмон Ростам
Лебре
Я понял, черт возьми!
С и р а н о
Она...
Лебре
Твоя Диана
Мадленой де Робен зовется!
С ир а но
Да, Роксана.
Лебре
Тогда откройся ей! Оставь ненужный страх!
Теперь ты славою покрыт в ее глазах!
С ира но
О нет, мой друг, и не сочти меня упрямцем:
Ну как, украшенный таким протуберанцем,
Я с ней заговорю? А знаешь, я и сам,
Когда в душистый сад вхожу по вечерам,
И мой проклятый нос вдыхает ароматы
Раскрывшихся цветов, и парами куда-то
Спешат влюбленные под призрачной луной —
Я отдаюсь мечте... О, если бы со мной
Моя любимая, от робости алея,
Спешила так же вдаль... Но кончилась аллея —
И кончилась мечта: на каменной стене
Тень носа моего, как назиданье мне.
Лебре
(растроганный)
Мой друг!..
С и ра но
Мой друг, увы! Судьба ко мне жестока.
За то, что я урод, я должен одиноко
Всю жизнь влачить...
Лебре
(порывисто берет его за руку)
Постой, ты плачешь?

Сирано де Бержерак 55
С ир а н о
Нет, Лебре!
Чтобы потоки слез струились по горе
Подобной? Ни за что! Ведь правда, было б скотством
Их тихую красу смешать с таким уродством!
Я не унижу слез прозрачную росу,
Нет, нет, не место им на этаком носу.
Что в мире чище слез? Пока в своем уме я,
От осмеяния их уберечь сумею!..
Лебре
Любовь — причудница! Будь, право, посмелей!
Сирано
Пустое! Я — не Тит, не Цезарь, а у ней
И Клеопатры блеск, и пылкость Береники. 49
Лебре
А храбрость? Острый ум? Огонь любви великой?
Ну а буфетчица, что тут была сейчас, —
Ты видел, как она румянцем залилась?
Сирано
(поражен)
Ты прав!
Лебре
А как дошло до фехтованья дело,
Как побледнела вдруг Роксана!..
Сирано
Побледнела?
Лебре
Она отвагою твоей поражена —
Откройся ей!
Сирано
Нельзя: насмешлива она.
Оставшись с носом, я умру от униженья.
Привратник вводит дуэнью.
Привратник
Тут, сударь, к вам пришли...

56 Эдмон Ростах
С ира н о
(узнает)
Мой Бог, ее дуэнья!.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Сирано, Лебре, дуэнья.
Дуэнья
(низко приседает)
Желает два словца сказать наедине
Кузену-храбрецу одна особа.
Сирано
(поражен)
Мне?!
Дуэнья
(приседая)
Вам, сударь.
Сирано
(шатается)
Как?.. О чем?..
Ду э н ья
(новый реверанс)
Угодно той особе
Скорей увидеть вас; и завтра к мессе обе
Собрались в церковь мы святого Рока. 50
Сирано
(которого поддерживает Лебре)
Но...
Ду э н ья
А по пути домой, месье де Сирано,
Где можно встретиться?
Сирано
(вне себя)
Где?.. Где?..

Сирано де Бержерак 57
Дуэнья
Я жду ответа.
Сирано
Придумал! У Рагно... в харчевне...
Дуэнья
Где же это?
Сирано
На улице — мой Бог! мой Бог! — Сент-Оноре...
Ду э н ья
Придем к семи часам.
Сирано
Я буду ждать.
Дуэнья уходит. Сирано бросается в объятия Л е б р е .
Лебре!
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Сирано, Лебре, потом актеры, актрисы, К и ж и , Брисайль, Линьер,
привратник, скрипачи.
Лебре
(обнимает Сирано)
Ну что, признайся, рад?
Сирано
Не просто рад — ликую!
Роксана помнит про меня, я существую!
Лебре
Ты успокоился?
Сирано
(вне себя)
О нет, я как в бреду!
Где полчища врагов? Я в бой на них пойду!
Я окрылен! Душа пылает! Сердце бьется!

58 Эдмон Ростам
Я больше с карликами не хочу бороться!
Нет! Великанов я желаю усмирять!
В глубине сцены ходят и переговариваются актеры: начинается репетиция.
Скрипачи занимают свои места.
Голос со сцены
Здесь репетируют! Нельзя ли не орать!
С ира н о
(смеется)
Уходим!
Поднимается. В это время в большую дверь на заднем плане входят К и ж и,
Брисайль, несколько офицеров; они ведут пьяного Л и н ь е р а .
Кижи
Сирано!
С ира но
В чем дело?
Кижи
В этой бочке:
Она тебя сыскать просила без отсрочки!
Сирано
Линьер! Что с ним?
Брисайль
Ему нельзя домой идти!
Сирано
Но почему?
Линьер
(заплетающимся языком, показывая замусоленную записку)
Убьют... Их сотня... На, прочти...
Я песню сочинил... Вельможи нынче строги...
У Нельских во... ворот... засели на дороге...
Ждут... Можно у тебя разок заночевать?
Сирано
Сто человек? Идем! Ты будешь дома спать!

Сирано де Бержерак 59
Л и нье р
(поражен)
Боюсь...
Сирано
(громовым голосом, указывая на зажженный фонарь, который раскачива-
ется в руках у привратника, с любопытством слушающего разговор)
Бери фонарь!
Л и н ь е р хватает фонарь.
Навстречу их кинжалам!
Вперед! Я сам тебя укрою одеялом!
(Офицерам.)
Хотите посмотреть? Я буду очень рад.
Ки ж и
Их сотня.
Сирано
В самый раз. Мне нынче черт не брат.
Актеры в театральных костюмах спускаются со сцены и подходят ближе.
Лебре
Зачем ты так?
Сирано
Ворчун!
Лебре
Но спившегося с круга
Пьянчугу защищать?
Сирано
(хлопает Линьера по плечу)
Ну что же, сей пьянчуга,
Хоть порастратил он по кабакам свой пыл,
Но подвиг доблестный однажды совершил:
В соборе как-то раз среди толпы народу
Его любезная брала святую воду,
И он, что вкус воды всю жизнь терпеть не мог,
Святую воду всю допил в один глоток! 51

60 Эдмон Ростам
Актриса
(наряженная субреткой)
Вот это кавалер!
С ира но
Не правда ли, субретка?
Актриса
(другим)
Но сто на одного! Такое встретишь редко!
С ира но
(офицерам)
В дорогу, господа! Идите все за мной,
И об одном прошу: не вмешивайтесь в бой!
Другая актриса
(спрыгивая со сцены)
Пойдем смотреть!
С ир а но
Вперед!
Другая
(тоже спрыгивает со сцены)
Скорей зови Кассандра!
С ира но
Я приглашаю всех, Люсинду и Клеандра! 52
Идем! Сражению, что ждет сейчас меня,
Добавьте дерзости, изящества, огня!
Пусть итальянский фарс блеснет в испанской драме!
Пусть барабанный бой сольется с бубенцами!
Все женщины
(прыгают от радости)
Прекрасно! — Где мой плащ? — Мою накидку!
Ж о д ле
В путь!
С и рано
(скрипачам)
А вы сыграйте нам дорогой что-нибудь!

Сирано де Бержерак 61
Скрипачи присоединяются к остальным. Все выстраиваются в процессию. Разбирают
свечи, освещавшие рампу. Все вместе напоминает факельное шествие.
Как славно! Факелы, костюмы, маски, шпаги,
А кто же впереди? Исполненный отваги,
Я впереди иду; я горд, как Артабан, 53
И слава надо мной колышет мой султан!
Не помогайте мне! Никто! Ни в коей мере!
Ну что, готовы все? Привратник, настежь двери!
Привратник распахивает обе створки дверей. Виден живописный уголок старого Пари-
жа, залитый лунным светом.
А вот ночной Париж. Мелькая из-за туч,
На синих скатах крыш играет лунный луч.
Вот обрамление для предстоящей сцены:
Ночная тьма, туман, витая лента Сены,
Волшебным зеркалом застывшая вода...
Какое зрелище вам будет, господа!
Все
Все к Нельской башне!
Сирано
(выходя, субретке)
Да, вам показалось странным,
Зачем, чтоб справиться с одним поэтом пьяным,
Сто человек нужны? Что может быть ясней!
(Вынимает шпагу, спокойно.)
Линьер не одинок: он из моих друзей!
Выходит, за ним процессия: впереди покачивающийся Линьер, потом актрисы под
руку с офицерами, актеры вприпрыжку, все идут в темноту под звуки скрипок в не-
верном свете свечей.

действие второе
ХАРЧЕВНЯ ПОЭТОВ
Лавка Рагно, харчевника и кондитера. Просторное помещение на углу улиц Сент-Оноре и
Сухого Древа — улицы эти, чуть освещенные первыми солнечными лучами, хорошо видны через
застекленную дверь на заднем плане.
Слева на переднем плане стойка под чем-то вроде балдахина из кованого железа, к которому
подвешены гуси, утки, белые павлины. В больших фаянсовых вазах — букеты бесхитростных цветов
на длинных стеблях, главным образом — желтых подсолнухов. Слева же на заднем плане огромный
очаг; перед ним, между чудовищными решетками, на каждой из которых стоит по котелку, истекает
соком жаркое.
Справа на переднем плане дверь. На заднем плане лестница, ведущая в небольшую комнатку,
убранство которой видно через отворенные ставни: накрытый стол, зажженная небольшая фламанд-
ская люстра; в этом укромном местечке можно поесть и выпить. Деревянная галерея, продолжающая
лестницу, ведет, по-видимому, в другие такие же комнатки.
Посреди лавки к потолку подвешен железный обруч, который можно опустить, дернув за веревку:
с него свисают огромные куски мяса, и он похож на люстру из дичи.
В темноте под лестницей — раскаленные докрасна очаги. Сверкает медь. Вращаются вертелы.
Пирамидой выставлены фигурные торты, свисают сыры. Утренние хлопоты в разгаре. Толпа
суетливых поварят, дюжих поваров и мальчишек-подручных; на всех колпаки, увенчанные куриными
перьями и индюшачьими крылышками. Проносят красиво уложенные на плетенках и железных
противнях сдобные булочки и горы пирожных.
Столы уставлены паштетами и другим угощением. Вокруг некоторых столов расставлены стулья
для посетителей. В углу за небольшим столиком, заваленным бумагой, сидит Рагно. При поднятии
занавеса он пишет.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Рагно, повара, потом Лиза. Рагно за столиком вдохновенно пишет и считает
на пальцах.
1-й повар
(на вытянутых руках вносит блюдо)
Пирожные!
2-й повар
(вносит противень)
Нуга!
3-й повар
(вносит украшенное перьями жаркое)
Жаркое!

Сирано де Бержерак 63
4-й повар
(вносит поднос с тортом)
Торт!
5-й повар
(вносит сковороду)
Котлеты!
Р а гн о
(кладет перо и поднимает голову)
Уже на супнице играет луч рассвета.
Очнись, Рагно, очнись, стихи в душе замкни!
Час творчества истек — пришла пора стряпни.
(Встает и обращается к одному из поваров.)
Твой соус чересчур для восприятья труден.
Повар
Что ж делать?
Рагно
Сократи!
1-й повар
Вот размазня!
2-й повар
Вот студень!
Рагно
(перед очагом)
О Муза, удались, дабы твоих очей
Не затуманил чад от жертвенных печей!
(Одному из поваров, указывая на пирожные.)
Зачем же кремом ты не прослоил птифуры?
Ведь это все равно, что строчка без цезуры!
(Другому повару, кивая на пирог.)
Здесь нет изюминки — не удался пирог!
(Поваренку, нанизывающему птицу на вертел.)
Учись перемежать на вертеле, дружок,
Индюшку пышную с цыпленком худосочным,

64 Эдмон Ростам
Как нам велел Малерб,54 в соотношенье точном
С коротким длинный стих перемежавший встарь...
А после всю строфу как следует прожарь!
Другой поваренок
(выступает вперед с блюдом, покрытым тарелкой)
Хозяин, нынче я на удивленье миру
И на забаву вам испек вот это...
(Открывает блюдо — на нем пирог в форме огромной лиры.)
Р а гно
(в восторге)
Лиру!
Поваренок
Да, сударь, сдобную.
Р а гно
(растроганно)
С цукатами...
Поваренок
Для струн
Я мармеладу взял.
Рагно
(дает ему денег)
Любезный мой стряпун,
На, выпей за мое здоровье...
(Замечает входящую Лизу.)
Вот что: живо
Прячь деньги да ступай...
(Смущенно показывает Лизе лиру.)
Не правда ли, красиво?
Лиза
Глупее некуда!
(Кладет на прилавок стопку бумажных кульков.)
Рагно
Ты принесла кульки?
Спасибо.

Сирано де Бержерак 65
(Рассматривает.)
Господи!.. Любимые листки!
Стихи! Моих друзей! Здесь, на бумажках мятых!
Орфей попал во власть вакханок бесноватых!
Лиза
(сухо)
Я пользу извлекла из гениев твоих:
Ведь платы все равно не вытянешь из них,
Хоть лаской улещай, хоть прибегай к угрозам!
Р а гно
Ничтожный муравей, ты не судья стрекозам!55
Лиза
Однако ты жену, пока не ввел их в дом,
Не звал вакханкою, не звал и муравьем!
Р а гно
Так унижать стихи!
Лиза
Ей-богу, смех и слезы!
Р а гно
Ах, Лиза, что ж тогда ты сделаешь из прозы?
СЦЕНА ВТОРАЯ
Те же; затем входят двое детей.
Р а гно
Чего вам, детки?
1-й ребенок
Три пирожных.
Рагно
(подает пирожные)
На, дружок,
Держи!
2-й ребенок
Пожалуйста, сложите их в кулек.
5 Э. Рост«н

66 Эдмон Ростам
Р а гн о
(застигнут врасплох, в сторону)
Кульки мои, увы!
(Детям.)
Сейчас я заверну вам!
(Берет один из кульков, хочет положить в него пирожное и читает.)
«Несчастный Прометей, терзаем острым клювом...»
Нет, этот не могу...
(Откладывает в сторону и берет другой. Хочет положить пирожное
и читает.)
«Румяный Феб...» Нет, нет!
Лиза
(нетерпеливо)
Ну, что ты возишься? Скорей!
Р а гн о
Такой сонет!
(Смиряясь с необходимостью, берет третий, кулек.)
К Филлиде,56 как-никак... а я ее лишился...
Лиза
Какой простак!
(Пожимает плечами.)
Еще спасибо, что решился!
Встав на стул, принимается расставлять на верхней полке блюда. Пользуясь тем, что она
отвернулась, Р а г н о подзывает детей.
Р а гн о
Тс-с! Тс-с!.. Верните мне сонет — на что он вам?
Зато вам вместо трех я шесть пирожных дам!
Дети отдают кулек, проворно берут пирожные и уходят. Р а г н о разглаживает бумагу и
читает.
«Филлида»! Жирный след пятнает образ милый...
«К тебе...»
Быстро входит Сирано.

Сирано де Бержерак 67
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Рагно, Лиза, Сирано, затем мушкетер.
Сирано
Который час?
Рагно
(почтительно кланяется)
Недавно шесть пробило.
Сирано
(взволнованно )
Остался час...
(Расхаживает взад и вперед по залу.)
Рагно
(идет вслед за ним)
Вчера я видел вас в бою...
Сирано
Где?
Рагно
На «Клоризе».
Сирано
(пренебрежительно )
А, вы про дуэль мою...
Рагно
(с восторгом)
Дуэль в стихах!..
Лиза
Она ума его лишила.
Рагно
(хватает вертел и фехтует им)
«Удар — и кончилась посылка!» Что за сила!
«Удар — и кончилась...»
Сирано
Тем лучше.

68 Эдмон Ростам
Р а гн о
(все больше увлекаясь)
Раз! Раз! Раз!
«Удар — и кончилась...»
С и р а но
Рагно, который час?
Р а гно
(застыв в выпаде, смотрит на часы)
Седьмого пять минут!
(Поднимается.)
Вот мастерство поэта!
С и р а н о , проходя мимо стойки, рассеянно пожимает Лизе руку.
Лиза
А что с рукой у вас?
С и р а но
Так, поцарапал где-то.
Рагно
Вы вновь опасности подверглись?
С и р ан о
Вовсе нет.
Лиза
(грозит пальцем)
Ох, сочиняете!
С и р а но
Мне сочинять не след:
Невиннейшая ложь мой нос вгоняет в краску!
(Другим тоном, к Рагно.)
Я тут свидание назначил, и огласка
Мне может повредить. Оставишь нас одних?
Рагно
Но я поэтов жду...

Сирано де Бержерак 69
С и ра но
Так выпроводи их,
Когда я знак подам.
Лиза
(ядовито)
Спровадишь эту шайку!
Сирано
Рагно, который час?
Р а гно
Шесть с четвертью.
Сирано
(нервно присаживается к столику Рагно)
Подай-ка
Бумагу и перо!
Рагно
(подает перо, вынув его из-за уха)
Лебяжье!..
Мушкетер
(с огромными усами, входит и зычно объявляет)
Всем привет!
Лиза живо поднимается ему навстречу.
Сирано
(оборачивается)
Кто?
Рагно
Друг жены. Храбрец, каких на свете нет, —
Так говорит он сам.
Сирано
(берет перо, жестом велит Рагно отойти)
Все напишу в письме я...
А отдавать... иль нет... решу при встрече с нею!
(К Рагно.)
Эй, час который?

70 Эдмон Ростам
Р а гно
Семь без двадцати минут!
С и р а но
Да, сяду за письмо: авось слова придут.
Мечту мою в слова я облеку любовно,
Весь трепет, весь восторг изображу дословно,
И, душу обнажив, тотчас ее черты
Легко перенесу на чистые листы.
Пишет. В это время за дверными стеклами возникают тощие, колеблющиеся силуэты.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Рагно, мушкетер, Сирано, который пишет за столиком, поэты — в черном,
грязные, со спущенными чулками.
Лиза
(входит, обращается к Рагно)
Там ваши нищие!
1-й поэт
(входит, обращается к Рагно)
Собрат!
2-й поэт
(входит следом, пожимает Рагно обе руки)
Собрат искусный!
3-й поэт
Как дышится легко близ вас!
(Принюхивается.)
И запах вкусный!
4-й поэт
О поварской Орфей!
5-й поэт
О Аполлон стряпни!
Окружают Рагно со всех сторон, целуют его, тормошат.
Рагно
Ах, сколько радости приносят в дом они!

Сирано де Бержерак 71
1-Й ПОЭТ
Пришли бы раньше мы, но Нельские ворота
Окружены толпой...
2-й поэт
Минувшей ночью кто-то
Там насмерть семерых пронзил своим клинком!
Сирано
(на мгновение поднимает голову)
Я думал — шестерых...
(Продолжает писать.)
Р а гно
(к Сирано)
Вам, сударь, незнаком
Их победитель?
Сирано
(небрежно)
Мне? Ничуть!
Лиза
(мушкетеру)
А вам?
Мушкетер
"(крутит ус)
Возможно!..
Сирано
(пишет в стороне, иногда бормочет вслух)
«...люблю вас...»
1-й поэт
Их поверг, коль говорят неложно,
Один-единственный храбрец!
2-й поэт
И до сих пор
Вся площадь пиками усеяна...
Сирано
(пишет)
«...ваш взор...»

72 Эдмон Ростан
3-Й поэт
И россыпь рваных шляп на том же самом месте...
1-й поэт
Кто этот исполин, что так ужасен в мести?
С и р а н о
(пишет)
«...Ваш голос...»
1-й поэт
Сущее чудовище, видать!
С и р а но
(пишет)
«При вас я с робостью не в силах совладать...»
2-й поэт
(хватает пирожное)
Что нам припас, Рагно?
С и р а н о
(пишет)
«...не вынесет разлуки...»
(Собирается надписать письмо, но, помедлив, встает и прячет
его на груди.)
Подписывать? К чему? Я сам отдам ей в руки.
Рагно
(2-му поэту)
Да вот... рецепт в стихах.
3-й поэт
(усаживается перед блюдом с пирожными)
Сладчайшая из тем!
4-й поэт
(берет пирожное, разглядывает его)
Глянь, из пирожного на волю рвется крем.
(Надкусывает.)
1-й поэт
(хватает кусок пирога)
Вся в пудре сахарной кокетливая сдоба...

Сирано де Бержерак 73
2-Й ПОЭТ
Читайте!
3-й поэт
(с булочкой в руке)
Булочка следит за мною в оба
Умильной парою миндалевидных глаз...
2-й поэт
(отхватывает кусок огромной сдобной лиры)
Ах, лира, кормишь ты поэта в первый раз!
Р а гно
(приготовился декламировать, прокашлялся, поправил колпак, принял
подобающую позу)
Итак, рецепт в стихах...
2-й поэт
(толкая 1-го локтем)
Недурно?
1-й поэт
(2-му)
Объе денье!
Р а гно
Как самому испечь миндальное печенье
Взяв побольше миску для
Миндаля,
Истолки его на крошки,
А как будет он готов —
Шесть белков
Быстро взбей в отдельной плошке,
Подсласти и снова взбей,
В миску влей,
Отожми лимон, ванилью
Сдобри все, добавь муки —
И пеки,
Сахарной припудрив пылью.
Дальше нужен глаз да глаз!
Через час
Выпускай из заточенья
И от гостя не таи:
Это и
Есть миндальное печенье!

74 Эдмон Ростам
Поэты
(с набитыми ртами)
Прелестно! Дивно!
Один из поэтов
(давится)
Кха!
Продолжая жевать, поэты отходят в глубину сцены. Сирано, наблюдавший за происхо-
дящим, подходит к Р а г н о .
Сирано
Ты весь в стихи ушел,
Не видя, что они опустошают стол!
Р а гн о
(тихо, с улыбкой)
Я видел... Но себя внакладе не считаю:
Мне радостно вдвойне, когда я им читаю,
Затем что слабости любезной предаюсь,
-А между тем едой с голодными делюсь.
Сирано
(хлопает его по плечу)
А ты мне по душе!
Р а г н о подходит к своим друзьям. Сирано провожает его взглядом и неожиданно зовет.
Эй, Лиза!
Лиза тем временем воркует с мушкетером; она вздрагивает и подходит к Сирано.
Тот вояка
Вас взять осадою пытается?
Лиза
(оскорбленно)
Однако
Осад я не боюсь и дать отпор могу...
Сирано
Еще бы! Глазками стреляя по врагу!
Лиза
(возмущенно)
Да вы...

Сирано де Бержерак 75
С и ра но
(отчеканивает)
Рагно — мой друг, сударыня, и значит,
Я мигом приструню тех, кто его дурачит.
Лиза
Да это просто...
Сирано
(возвышает голос, чтобы ее поклонник слышал)
Кто имеет уши...57
(Поклонившись мушкетеру, смотрит на часы, отходит к дверям на
заднем плане и занимает возле них наблюдательный пост.)
Лиза
(мушкетеру, который раскланивается с Сирано как ни в чем не
бывало)
Но...
Ответьте же ему! Про нос!
Мушкетер
Про нос?
Быстро уходит. Лиза следует за ним.
Сирано
(стоя у дверей на заднем плане, подает Рагно знаки, чтобы тот
увел поэтов)
Рагно!
Рагно
(указывает поэтам на дверь справа)
Пойдем в соседний зал!
Сирано
(в нетерпении)
Рагно!
Рагно
(увлекает поэтов за собой)
Займемся чтеньем
Стихов...

76 Эдмон Ростам
1-Й ПОЭТ
(набивая полный рот, с отчаянием)
А завтрак наш?..
2-й поэт
Воэьмем поднос с печеньем!
Все поэты торжественной процессией выходят вслед за Р а г н о , прихватив со столов
все, что возможно.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Сирано, Роксана, дуэнья.
С И р а н о
Что ж, если не лишусь надежды с первых фраз —
Отдам письмо!
За дверным стеклом появляется Роксана в маске и дуэнья. Сирано поспешно
распахивает дверь.
Прошу!
(Подходит к дуэнье.)
Дуэнья, смею вас
Спросить: вы лакомка?
Ду э н ья
Сластям всегда я рада.
Сирано
(хватает с прилавка бумажные кульки)
Примите ж от меня сонеты Бенсерада...58
Дуэнья
(уныло)
Эх...
Сирано
В них завернуто печенье с маком.
Дуэнья
(воспрянув духом)
Ах!..

Сирано де Бержерак 77
С и ра но
А знаете вы толк в слоеных пирожках?
Ду э н ья
(с достоинством)
Мне больше сливочное нравится полено.
С и р а н о
Так, завернем его в элегию Шаплена,59
Ну а пирожные, чтоб не растекся крем,
Кладем в кулек из Сент-Амановых поэм.60
Добавим пряников?
Ду э н ья
Да, сударь...
С и р а н о
(передавая ей кулек за кульком)
А теперь я
Прошу вас этим всем позавтракать за дверью.
Дуэнья
Но...
С ир а но
(подталкивая ее к выходу)
Там, на улице, извольте развернуть
И съесть!
(Затворяет дверь, возвращается к Роксане и с непокрытой головой
останавливается на почтительном расстоянии от нее.)
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Сирано, Роксана, дуэнья (на один момент).
Сирано
Благословен днесь и вовеки будь
Тот миг,61 когда моя смиренная особа
Вам вспомнилась, и вы сюда явились, чтобы
Сказать мне... Но о чем?

78 Эдмон Ростам
Роксана
(в маске)
О том, что ваш клинок
Меня от брака спас, что навязать мне мог
Один сеньор...
С и ра н о
Де Гиш?
Роксана
(потупившись )
Да, граф увлекся мною,
Ну а виконт бы стал...
С и р а н о
Фигурой подставною?
(С поклоном.)
Так, значит, дрался я — чему изрядно рад —
Не за уродский нос, а за прекрасный взгляд!
Роксана
И я еще сказать хотела... Но не смею,
Покуда вновь признать в вас... брата не сумею...
С которым в детстве мы играли... у пруда...
С и р а н о
Да, летом в Бержерак вы ездили тогда!..
Роксана
Вы камышинкою отважно фехтовали...
С и р а н о
Соломенный парик вы кукле завивали...
Роксана
Мы убегали в лес...
С и р а н о
А за малиной — в сад...
Роксана
И вы служили мне, не требуя наград!..

Сирано де Бержерак 79
С и р а но
А вы тогда звались Мадлена, не Роксана...
Роксана
И нравилась вам та Мадлена?
Сирано
Несказанно!
Роксана
Бывало, руку в кровь поранив, вы тотчас
Ко мне бросаетесь, а я при виде вас
Вздохну, как взрослая, нахмурив строго брови:
(Берет его за руку.)
«Беда мне с ним! Опять царапина до крови!»
(Смолкает, пораженная.)
Что это? Снова кровь?
Сирано пытается спрятать руку.
И в ваши-то года!
Где поцарапался мой мальчик и когда?
Сирано
Минувшей ночью я играл у Нельской башни...
Роксана
(садится за столик, обмакивает платок в стакан с водой)
Позвольте!
Сирано
(садится рядом)
С тою же заботою всегдашней...
Роксана
Пока я кровь уйму, рассказывайте, что
Стряслось? Кто ранил вас? Их было много?
Сирано
Сто —
Нет, все же меньше ста...
Роксана
Жду вашего рассказа.

80 Эдмон Ростан
Сирано
Нет, лучше я спрошу: в чем вы не смели сразу
Признаться мне?
Роксана
Теперь я смею, я должна:
Порукой прошлое тому. Я — влюблена.
Сирано
А!
Роксана
Влюблена — но он о том еще не знает...
Сирано
А!..
Роксана
Между тем любовь несчастного терзает
Не меньше, чем меня...
Сирано
А!..
Роксана
На свою беду
Так робок он, что я признанья тщетно жду.
Сирано
А!..
Роксана
Как дрожит рука! Вы словно в лихорадке!
Я вижу, что меня он любит без оглядки...
Сирано
А!..
Роксана
Да, сейчас я вас от боли отвлеку:
Представьте; служит он, кузен, у вас в полку!
Сирано
А!..

Сирано де Бержерак 81
Роксана
(со смехом)
Более того — гвардеец вашей роты!
Сирано
А!..
Рок
сана
Припасла ему природа все щедроты:
Умен, талантлив, смел, красив, как божество...
Сирано
(бледнеет, встает)
Красив?!
Роксана
Что с вами?
Сирано
Нет... пустое... ничего...
(Улыбаясь, кивает на раненую руку.)
Царапина!
Роксана
Но я от вас, кузен, не скрою,
Что лишь в театре мы с ним видимся порою.
Сирано
Он с вами говорил?
Роксана
Да, взглядами...
Сирано
Но вы
О нем все знаете... Откуда?
Роксана
От молвы!
Днем, на гулянии, я узнаю все вести.
Сирано
Он служит в гвардии?
6 Э. Ростан

82 Эдмон Ростам
Роксана
Он служит с вами вместе!
С и р ано
Кто ж это?
Роксана
Кристиан де Невильет, барон.
С и ра но
У нас такого нет.
Роксана
Нет, есть! Сегодня он
Зачислен...
С и р а н о
И уже любим и взыскан вами —
Так скоро! Но, дитя мое, судите сами...
Дуэнья
(отворяет дверь в глубине)
Месье де Бержерак, я все успела съесть.
С и р ан о
Там, на кульках, стихи — извольте их прочесть!
Дуэнья скрывается.
Помилуйте, ваш вкус изящен и отточен,
Вы так умны, а он? Вдруг он умен... не очень?
Роксана
Неправда! Как герой д'Юрфе, он златокудр! 62
С и р ан о
Кто хорошо завит, тот, стало быть, и мудр?
Роксана
Кузен, он наделен изящным, тонким вкусом!
С и ра но
Ужели тонкий вкус доказан тонким усом?
Но если он глупец?

Сирано де Бержерак 83
Роксана
(топает ногой)
То жить мне ни к чему!
Сирано
(после паузы)
Пусть так, сударыня, но все же не пойму:
Меня-то вы зачем в наперсники призвали?
Не вижу смысла в том...
Роксана
Намедни мне сказали,
Что в роте вашей все — гасконцы, а у них
Такой обычай есть...
Сирано
Высмеивать чужих,
И беспощадны мы ко всем юнцам зеленым,
Лишь по протекции в наш полк определенным.
Вам так сказали?
Роксана
Да, по правде говоря,
Я за него боюсь смертельно...
Сирано
(сквозь зубы)
И не зря.
Роксана
Но глядя, как вчера, за дерзость воздавая,
Вы на глазах у всех сразили негодяя
И усмирили зал — я поняла: вот он,
Спаситель мой!
Сирано
Ну что ж, цел будет ваш барон,
Я защищу его.
Роксана
Ведь это вам по силам?
О, для меня всегда вы были братом милым!
Сирано
Да, да.

84 Эдмон Ростам
Роксана
Вы дружбу с ним завяжете?
С и р а н о
Да, да.
Роксана
Дуэлей у него не будет?
С и р а н о
Никогда.
Роксана
О, как я вас люблю! Но нам пора прощаться.
(Поспешно надевает маску, накидывает кружевную вуаль,
рассеянно продолжает.)
Ах, вашей доблестью нельзя не восхищаться!
Но вы мне рассказать забыли — вот беда! —
О вашем подвиге...
(Посылает воздушный поцелуй.)
Я вас люблю!
С и р а но
Да, да.
Роксана
И пусть он мне письмо напишет!.. Но прощайте!
Ведь мы друзья?
С и р а н о
Да, да.
Роксана
И кстати, обещайте
Мне после описать ваш подвиг... Ах, пора!..
С и р а н о
(отдавая поклон)
О, нынче мне пришлось труднее, чем вчера.
Роксана уходит. С и р а н о стоит неподвижно, опустив глаза. Молчание.
Дверь отворяется, заглядывает Р а г н о .

Сирано де Бержерак 85
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Сирано, Рагно, поэты, Карбон де Кастель-Жалу, гвардейцы, толпа
и прочие, затем д е Г и ш .
Рагно
К вам можно?
Сирано
(не оборачиваясь)
Да-
По знаку Рагно входят его друзья. Одновременно в двери на заднем плане выраста-
ет Карбон де Кастель-Жалу в мундире капитана гвардии. При виде Сирано
он раскрывает объятия.
Карбон де Кастель-Жалу
Вот он!
Сирано
(поднимает голову)
Мой капитан!
Карбон
(ликующе)
Здорово!
Со мной вся рота, вся! Все воина такого
Хотят обнять!
Сирано
(пятится)
Нет-нет...
Карбон
(тащит его)
Мы знаем все, герой!
Сирано
Не надо...
Ка р бо н
В кабачке напротив — пир горой!
Сирано
я...

86 Эдмон Ростан
Карбон
(возвращается к двери и громовым голосом кричит за кулисы)
Наш герой хандрит: не хочет пить с друзьями!
Голос
(за сценой)
К чертям!
За сценой шум и бряцание шпаг.
Карбон
(потирая руки)
Вон — за тобой они явились сами!
Гвардейцы
(входят в харчевню)
Здорово, чертов брат! — Здорово, чертов сын!
Р а гн о
(отступает, потрясенный)
Вы все гасконцы?
Гвардейцы
Все гасконцы как один!
1-й гвардеец
(к С и рано)
Герой!
С ир ан о
Барон!
2-й гвардеец
(хлопает его по плечу)
Ура!
С и р а н о
Барон!
3-й гвардеец
(пожимает ему руку)
Эх, как мы рады!

Сирано де Бсржсрак 87
С и ра но
Барон!
4-й гвардеец
Дай обниму тебя!
Сирано
Барон! Пощады!..
Р а гно
И все бароны?
Гвардейцы
Все бароны, чертов хвост!
1-й гвардеец
Поболе титулов у нас, чем в небе звезд!
Лебре
(входит и подбегает к Сирано)
Ты здесь? Вот-вот сюда с огромною толпою
Придут свидетели сегодняшнего боя...
Сирано
Надеюсь, не сказал ты им, где я?
Лебре
(потирает руки)
Сказал!
Горожанин
(входит)
Ох, господа, забит портшезами квартал!
Улица заполняется народом. Останавливаются портшезы, кареты.
Лебре
(с улыбкой, тихо, к Сирано)
Ты виделся?..
С ирано
(поспешно)
Молчи.

88 Эдмон Ростам
Толпа
(кричит на улице)
Наш Сирано!
Толпа с шумом заполняет харчевню. Толкотня. Восклицания.
Рагно
(стоя на столе)
Вся лавка
Полна людей! Разгром! Ура! Какая давка!
Люди
(теснятся вокруг Сирано)
Мой друг! — Мой друг! — Мой друг!
Сирано
Отныне все со мной
Дружить готовы!
Маркиз
(вбегает с простертыми объятиями)
Ты не знаешь, милый мой...
Сирано
Как! Мы на ты? Кого пасли мы вместе с вами?
2-й маркиз
Позвольте, сударь, вас представить светской даме!
Она в карете ждет...
Сирано
(холодно)
Но кто, простите, мне
Представит вас?
Лебре
(поражен)
Мой друг, в уме ли ты?
Сирано
Вполне.
Литератор
(с письменными принадлежностями)
Я жду подробностей!

Сирано де Бе рже рак 89
С и ра но
Не ждите их.
Лебре
(толкает его локтем)
Ведь это
Тот самый Ренодо, что изобрел «газету»!63
Сирано
Газету?
Лебре
Да, листок для чтенья. Слух идет,
Что эта выдумка наш век переживет!
Поэт
(подходит)
Я оду в вашу честь готовлю строчек на сто...
Сирано
Излишний труд!
Человек из толпы
А мне позвольте, сударь...
Сирано
Баста!
В толпе движение. Все расступаются. Входит де Гиш, сопровождаемый офицерами,
Кижи, Брисайлем и теми, кто сопровождал Сирано в конце первого действия.
Кижи быстро подходит к Сирано.
Кижи
(к Сирано)
К вам прибыл граф де Гиш!
Шепот пробегает по толпе. Все выстраиваются в ряд.
Де Гиш
(с поклоном)
Сам маршал де Гасьон,
Который вашею победой потрясен,
Велел поздравить вас, дивясь такой отваге.
Толпа
Ах!

90 Эдмон Ростам
Сирано
(с поклоном)
Маршал де Гасьон — знаток по части шпаги.64
Д е Ги ш
Он не поверил бы, но эти господа
Клялись, что видели ваш бой...
Кижи
Воочью, да!
Лебре
(тихо, к Сирано, который стоит задумавшись)
Да ты...
Сирано
Молчи!
Лебре
Ты впрямь в унынии!
Сирано
(вздрагивает и быстро выпрямляется)
Пред ними?
(Усы у него топорщатся, грудь колесом.)
Нет, не бывать тому!
Кижи шепчет что-то на ухо д е Г и ш у .
Де Ги ш
Все знают ваше имя
И ваши подвиги. Вы служите сейчас
У этих бешеных гасконцев?
Сирано
Да-
Гвардеец
(густым басом)
У нас.
Де Ги ш
(обводя взглядом гасконцев, толпящихся вокруг Сирано)
Вот эти господа, что столь высокомерны, —
Гасконцы?

Сирано де Бержерак 91
Карбон де Ка стел ь - Жалу
Сирано!
Сирано
Да, капитан?
Карбон
Наверно,
Граф не был до сих пор с гасконцами знаком —
Представьте же ему всю роту целиком!
Сирано
(делает два шага навстречу де Гишу, указывает на гвардейцев)
Это славные дети Гаскони
И Карбона Кастель-Жалу.
Кто в геральдике всех изощренней?
Это славные дети Гаскони!
Кто идет, о победах трезвоня,
На врагов изрыгая хулу?
Это славные дети Гаскони
И Карбона Кастель-Жалу!
Сколько блеску в гасконском бароне!
Грозно шпага вздымает полу,
Шляпа в дырках, да честь не в уроне...
Сколько блеску в гасконском бароне!
Горд, как черт, не пойдет в кабалу!
Сколько блеску в гасконском бароне:
Грозно шпага вздымает полу.
Жизнь их — стычки, попойки, погони!
Будь в походе они иль в тылу,
Рвутся к славе и служат короне!
Жизнь их — стычки, попойки, погони,
Не сдержать никакой обороне
Этих дьяволов в бранном пылу!
Жизнь их — стычки, попойки, погони,
Будь в походе они иль в тылу!
А красотки питомцам Гаскони
Воссылать не устанут хвалу.
Рогачи, изнывайте в загоне!
А красотки питомцам Гаскони
Улыбнутся еще благосклонней,
Коль ревнивец надулся в углу.

92 Эдмон Ростан
А красотки питомцам Гаскони
Воссылать не устанут хвалу!
Де Гиш
(невозмутимо развалился в кресле, принесенном Рагно)
Теперь у многих есть нужда в своем поэте.
Хотите быть при мне?
С и ра н о
Нет, ни при ком на свете.
Д е Гиш
Забавным вас нашел мой дядя, кардинал,
И я представить вас ему пообещал.
Вы пьесы пишете? Их все кропают ныне...
Лебре
(на ухо Сирано)
Скажи ему скорей! Скажи об «Агриппине»!65
Д е Гиш
Несите все к нему.
Сирано
(он польщен: соблазн велик)
И впрямь...
Д е Гиш
Ведь он знаток:
Поправить, может быть, захочет пару строк...
Сирано
(мрачнеет)
Нет, сударь, я не дам ни строчки переправить.
Предпочитаю пьес моих совсем не ставить.
Д е Гиш
Мой друг, за те стихи, что нравятся ему,
Он платит дорого.66
Сирано
Мне это ни к чему:
Когда удачный стих я сам себе читаю,
В нем вся моя корысть — о большей не мечтаю.

Сирано де Бержерак 93
Д е Г и ш
Да вы гордец!
Сирано
А что, заметен мой порок?
Гвардеец
(входит, неся в руке шпагу, на которую нанизаны шляпы с
переломанными перьями, дырявыми, мятыми тульями)
Эй, Сирано, гляди: насилу приволок!
На площади полным-полно пернатой дичи:
Тем было не до шляп!..
Карбон
Отборная добыча!
Общий смех.
К и ж и
Но кто же снарядил засаду из жулья?
Уж то-то злится!
Брисайль
Впрямь, кто же это?
Де Гиш
Это я.
Смех стихает.
Да, я их нанял вздуть пьянчугу, рифмоплета:
Не браться ж самому за грязную работу!
Неловкое молчание.
Гвардеец
(вполголоса, кивая на шляпы)
Какие сальные! Зажарим?
Сирано
Дай, я сам!
(Берет у него шпагу, унизанную шляпами, и с поклоном бросает все
трофеи под ноги де Гишу.)
Извольте, сударь, их вернуть своим друзьям!

94 Эдмон Ростам
Д е Ги ш
(поднимается, отрывисто)
Портшез, носильщиков — не медля ни единой
Минуты!
(Яростно — к Сирано.)
Ну а вам...
Голос
(на улице)
Портшез для господина
Де Гиша!
Д е Г и ш
(берет себя в руки, улыбается)
...вам знаком идальго Дон-Кихот?
Сирано
Да, это мой кумир.
Д е Г и ш
Пусть вас остережет
Глава, где с мельницей сражается бедняга.
Сирано
(с поклоном)
Тринадцатая.
Д е Г и ш
Да. Вот чтенье вам на благо:
Сражаться с мельницей — опасная игра!
Сирано
Но мне не мельницы грозят, а флюгера!
Д е Г и ш
Кто мельничным крылом подброшен был на воздух,
Опомнится в грязи!
Сирано
А может быть — на звездах?
Д е Г и ш выходит. Видно, как он садится в портшез.
Вельможи уходят, перешептываясь. Л е б р е провожает их к выходу.
Толпа расходится.

Сирано де Бержерак 95
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Сирано, Лебре, гвардейцы, которые расселись за столиками справа и слева,
им подают вино и угощение.
Сирано
(насмешливо раскланивается с теми, кто уходит, не смея отдать
поклон)
Куда вы, господа?..
Лебре
(выходит на авансцену, в отчаянии воздевая руки к небу)
Испортил все, хоть плачь!..
Сирано
Опять брюзжишь, Лебре!
Лебре
А сколько ты удач
Напрасно загубил, поддавшись глупым вспышкам!
Уж
это слишком!
Сирано
Да, пожалуй, что и слишком.
Лебре
(с торжеством)
Вот-вот!
Сирано
Умеренность, быть может, хороша —
Но все ж гиперболам верна моя душа.
Лебре
Ты чересчур горяч — тебя не урезонишь,
А мог бы многого достичь...
Сирано
К чему ты клонишь?
Льнуть к покровителю и, выгоды ища,
Опутать толстый ствол подобием плюща
И, хитро пользуясь высоким доброхотом,
Не силой — ловкостью вскарабкаться к высотам?
Спасибо, не хочу! Примкнуть к толпе шутов,

96 Эдмон Ростам
Банкирам посвящать плоды своих трудов
И, затаив мечту о возвышенье быстром,
Остроты расточать перед тупым министром?
Спасибо, не хочу! Проглатывать, давясь,
Несправедливости? Смириться с тем, что грязь
Не сходит ни на миг с натруженных коленей?
Стать гибким, как лоза, от частых упражнений?
Спасибо, не хочу! Поспеть и тут, и там,
Овечек пожалеть и пособить волкам,
Змеею выскользнуть из старой оболочки
И с легкостью служить затычкой всякой бочке?
Спасибо, не хочу! И после стольких мук
Дивить известностью широкой узкий круг
И, мелко плавая под парусами лести,
Среди ханжей прослыть судьей в вопросах чести?
Спасибо, не хочу. И за свой счет потом
У славного Серей издать шедевров том,67
Которые снискать признание могли бы
В судилищах глупцов, по кабачкам? Спасибо,
Спасибо, не хочу! Родив на свет сонет,
Носиться с ним весь век и ждать похвал? Ну, нет,
Спасибо, не хочу! Усвоить тон избитый
И забывать стихи, но помнить про визиты,
Строчить прошения, дохода вожделеть?
Спасибо, не хочу!.. А то ли дело — петь,
Смеяться, воспарять, когда душе угодно,
Смотреть всегда в упор, судить всегда свободно
И, шляпу заломив, шагая прямиком,
Все споры разрешать клинком — или стихом!
И пользе собственной нисколько не радея,
Полеты на Луну и прочие затеи
Описывать на свой, не на заемный, лад
И самому себе твердить: «Вот так-то, брат,
Любуйся на плоды из собственного сада:
Люби в нем каждый лист, и в том твоя награда!»
А если выпадет мне в жизни торжество,
То знать, что кесарю не должен ничего,
И гордостью своей не поступаться, помня,
Что если выше всех подняться не дано мне,
Зато не вьюсь, как плющ, не кланяюсь дубам
И устремляюсь ввысь не по чужим стопам!
Лебре
Не по чужим стопам, что ж! Но зачем при этом
Ты перессориться стремишься с целым светом?
Зачем себе врагов плодишь, как сумасброд?

Сирано де Бержерак 97
С и ра но
Зато у них друзьям давно потерян счет,
Повсюду сладкие, осклабленные рожи
Встречают всех и вся любезностью расхожей!
Пусть помолчат, когда я мимо них иду:
Мне лестно возбуждать открытую вражду!
Лебре
Что за безумие!
Сирано
Таков я от рожденья:
Мне по сердцу враги, на пользу осужденье.
Как весело, мой друг, идти, когда в упор
Пронзает яростью тебя за взором взор!
И как затейливо ложится на одежды
Слюна завистника или плевок невежды!
Что дружба? Кружевной воздушный воротник;
Он из Италии к нам в обиход проник
И кажется таким изысканным, удобным,
Что в нем становишься покладистым, беззлобным:
Еще бы — он не жмет, не давит никогда
И не препятствует поклонам. Но вражда —
Испанский воротник: в нем кланяться неловко,
Крахмальная тому помехой гофрировка,
А складки колются, как недругов слова,
И чем их более — тем выше голова.
И я, вражду избрав, живу по доброй воле
В железном обруче — в почетном ореоле!
Лебре
(помолчав, берет Сирано под руку)
Будь грозен для других, покуда хватит сил,
Но мне-то все-таки шепни: ты ей не мил?
Сирано
(резко)
Молчи!..
В это время появляется Кристиан. Он подходит к гвардейцам, но они с ним не
разговаривают; в конце концов он садится один за столик, и Л и з а подает ему вина.
7 Э. Р«

98 Эдмон Ростам
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Сирано, Лебре, гвардейцы, Кристиан де Невильет.
1-й гвардеец
(сидит за столиком в глубине сцены, в руке у него стакан)
Эй, Сирано!
Сирано оборачивается.
Ждем твоего рассказа!
Сирано
Сейчас.
(Берет Лебре под руку и продолжает тихо с ним толковать.)
1-й гвардеец
(встает и выходит на авансцену)
Да, расскажи, как дрался ты, — и сразу
Урок бесстрашья дай...
(Останавливается у столика, за которым сидит Кристиан.)
...зеленому юнцу!
Кристиан
(поднимает голову)
Юнцу?
2-й гвардеец
Да, северному хилому птенцу!
Кристиан
Птенцу?
1-й гвардеец
(издеваясь)
Запомните, невинная овечка:
Мы тут избавились от одного словечка,
На нем лежит запрет, и упаси вас Бог...
Кристиан
Что за словечко?

Сирано де Бержерак 99
2 -й гвардее ц
(трижды с таинственным видом дотрагивается пальцем
до кончика носа)
Вот!
(Замогильным голосом.)
Я вас предостерег.
Кристиан
Ах, это...
3-й гвардеец
Тише, вы! Проститесь с этим словом —
Иначе не уйти от мщенья Сирано вам!
(Указывает на Сирано, который на заднем плане
беседует с Лебре.)
4 -й гвардеец
(бесшумно подсаживается за стол Кристиана, пока тот
смотрел в другую сторону)
Двоих гнусавых он недавно в пух разнес
За то, что те при нем заговорили в нос...
5 -й гвардеец
(на четвереньках вылезает из-под стола;
замогильным голосом)
Кто этот самый хрящ помянет ненароком,
Тот осужден на смерть неумолимым роком!
6-й гвардеец
(кладет руку на плечо Кристиану)
Наш друг во всем найдет насмешку над собой:
Кто вынул свой платок — примерил саван свой!
Молчание. Все окружили Кристиана, смотрят на него в упор, скрестив руки на груди.
Он встает и подходит к Карбону де Кастель-Жалу, который, словно не замечая
происходящего, беседует с одним из офицеров.
Кр и сти а н
Мой капитан! Как быть? Мне, право, надоели
Южане - хвастуны!
7*

100 Эдмон Ростам
Карбон
(меряет его взглядом)
Как? Доказать на деле,
Что и на севере есть храбрецы у вас.
(Поворачивается к нему спиной.)
Кристиан
Я понял!
1-й гвардеец
Сирано!
2-й гвардеец
Да, за тобой рассказ!
Сирано
Рассказ?
Все
Рассказ!
Сирано
Итак, я шел сквозь город спящий.
Дорогу освещал мне диск луны, блестящий
И круглый, как часы. Вдруг легкая рука
Немилосердного ко мне часовщика
По серебристому скользнула циферблату,
Его в туманную укутывая вату.
В кромешной темноте мне стало не до грез:
Я еле различал перед собою...
Кристиан
Нос.
Молчание. Все медленно встают. В ужасе смотрят на Сирано.
Тот изумлен и прерывает рассказ. Ожидание.
Сирано
(делает шаг по направлению к Кристиану)
Кто этот человек?
Один из гвардейцев
(вполголоса)
Да мы не знаем сами.

Сирано де Бержерак 101
Карбон
(вполголоса)
С сегодняшнего дня он служит вместе с нами.
Барон де Неви...
Сирано
(останавливается, быстро)
Так.
(Бледнеет, краснеет, изо всех сил сдерживается,
чтобы не броситься на Кристиана.)
Пусть так.
(Берет себя в руки. Глухо.)
Ну, как-нибудь...
(Продолжает прерванное повествование.)
Я говорил...
(Яростно.)
К чертям!
(Продолжает как ни в чем не бывало.)
...что еле видел путь.
Общее изумление. Переглянувшись, все усаживаются снова.
Во тьме я шел вперед и размышлял: ну что же,
Спасая бедняка, я насолю вельможе,
Хоть и накликаю беду себе на...
Кристиан
Нос...
Все встают. Кристиан раскачивается на стуле.
Сирано
(сдавленным голосом)
Себе на голову... И как бы не пришлось
За эту вылазку мне поплатиться...
Кристиан
Носом!
Сирано
Нет, жизнью! Ведь исход сраженья под вопросом:
Враг, может быть, пронзит мне...

102 Эдмон Ростам
Кристиан
Нос!
С и ра но
(вытирает со лба пот)
Пронзит мне грудь!
Но я себе сказал: гасконца не согнуть!
И хоть бы мне пришлось помериться с колоссом —
Вперед! И тут во тьме я натыкаюсь...
Кристиан
Носом...
С и ра н о
На пику! Окружен какими-то людьми,
Хватаюсь я за...
Кристиан
Нос!
С Иран о
За шпагу, черт возьми!
Кидается к Кристиану. Гасконцы подходят поближе, чтобы не упустить зрелища;
в двух шагах от Кристиана С и р а н о берет себя в руки и продолжает.
Воняя чесноком и винным перегаром,
Они бросаются мне...
Кр истиа н
В нос!..
С ирано
(бледнеет, улыбается через силу)
Одним ударом
Закалываю двух! Вдруг надо мной занес
Кинжал один злодей, мне целя прямо в...
Кристиан
В нос!
С ир ано
(взрывается)
К чертям! Все выйдите!
Гвардейцы устремляются к выходу.

Сирано де Бержерак 103
1-й гвардеец
В нем разбудили зверя!
Сирано
Оставьте нас вдвоем!
2-й гвардеец
Лишь только мы за двери —
Наш воин новичка изрубит на рагу!
Рагно
Рагу?
3-й гвардеец
И будет вам начинка к пирогу!
Рагно
Вот ужас! Кажется, я бледен, как салфетка!
Карбон
Пойдемте!
4-й гвардеец
Сирано разит на редкость метко!
5-й гвардеец
Мальчишке не дожить до завтрашнего дня!
6-й гвардеец
(затворяя за собой дверь справа)
Что ждет несчастного!
Все уходят — кто через двери в глубине сцены, кто за кулисы, кто по лестнице.
Сирано и Кристиан остаются лицом к лицу и мгновение молча смотрят
друг на друга.

104 Эдмон Ростан
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Сирано, Кристиан.
С и ра но
Ну, обними меня!
Кристиан
Вы, сударь...
Сирано
Молодец!
Кристиан
Вы...
Сирано
Ты держался хватом!
Кристиан
Но я...
Сирано
Дай руку мне. Я прихожусь ей братом.
Кристиан
Кому?
Сирано
Моей сестре! Роксане!
Кристиан
Боже мой!
Вы?.. Ей?..
Сирано
Двоюродный — но брат.
Кристиан
(бросается к нему)
Я сам не свой.
Она...
Сирано
Сказала мне...

Сирано де Бержерак 105
Кристиан
И я...
Сирано
Угоден даме!
Кристиан
(берет его за руку)
Ах, сударь, до чего я рад знакомству с вами!
Сирано
Какой прилив любви за несколько минут!
Кристиан
Простите мне...
Сирано
(рассматривает его, положив руку ему на плечо)
И впрямь, хорош собою, плут!
Кристиан
Клянусь, что вами я так восхищаюсь!
Сирано
Ладно,
А эти чертовы носы?
Кристиан
Беру обратно!
Сирано
Да, кстати, от тебя письма Роксана ждет.
Кристиан
Увы мне!
Сирано
Почему?
Кристиан
Ох, мне недостает
Столь многого: я глуп и речь моя корява...

106 Эдмон Ростам
С ирано
Кто знает сам, что глуп, тот мыслит очень здраво.
И, кстати, только что ты был весьма остер!
КР
истиа н
Меня подхлестывал воинственный задор!
На дерзость возразить я дерзостью сумею,
Но в дамском обществе теряюсь и немею.
И что бы ни сулил мне каждый женский взгляд...
С ирано
Чуть вымолвишь словцо — все в сторону глядят!
Кристиан
Да, да, я лепечу совсем не то, что надо,
А чувства выразить не в силах...
С ира но
Вот досада!
А я, — будь скроен я немного половчей, —
Нашел бы столько слов для пламенных речей!
Кристиа н
Эх, научиться бы любезным разговорам!
С ирано
Эх, быть бы попросту красавцем мушкетером!
Кристиа н
Разочарую я Роксану — ведь она
Такая умница!
С и рано
(смотрит на Кристиана)
А я бы мог сполна
Ей сердце высказать при помощи такого
Посредника...
Кристиан
(с отчаянием)
При ней мне не сказать ни слова!

Сирано де Бержерак 107
С и ра но
(внезапно)
Пусть так! Я речь свою вложу тебе в уста!
Вдвоем мы справимся: я — ум, ты — красота.
Кристиан
Что?
Сирано
Все, что я велю, — ты вытвердишь на память,
А уж слова изволь сам чувствами обрамить!
Кри сти а н
Ты предлагаешь...
Сирано
Да! Намеренье мое —
Не разочаровать, а покорить ее!
Составится из нас такой герой романа,
Что перед ним — поверь! — не устоит Роксана.
Кри ст и а н
Нет-нет!
Сирано
Решайся!
Кристиан
Я боюсь твоих затей!
Сирано
Ты опасаешься наскучить быстро ей?
Ну, хочешь, Кристиан, друг другу мы поможем
Тем, что в твои уста мои признанья вложим?
Кристиан
Ты вспыхнул, как огонь!
Сирано
Решайся!
Кр ист и а н
Но зачем
Тебе все это?

108 Эдмон Ростан
С и ра но
(вне себя)
Мне? Я...
(Спохватывается и продолжает небрежно.)
Жажду новых тем!
Что, если вымыслом украсить жизнь для пробы?
Решайся! Созданы мы друг для друга оба:
Я притаюсь в тени, ты будешь на свету,
И острота ума дополнит красоту.
Кристиан
А как мне быть с письмом? Без твоего совета
Мне с ним не справиться вовек...
С и р ано
(вынимает написанное заранее письмо)
Пошли вот это.
Кристиан
Как!
С ира но
Вот, возьми его и адрес напиши.
Кристиан
Ты...
Сирано
Ей понравится. Писал я от души.
Кристиан
Ты загодя...
Сирано
Мы все, пленяясь идеалом,
Строчим послания Клоризам небывалым,
И те, кого в стихах зовем по именам,
Не так пленили нас, как примечтались нам!
Витая в облаках, сложил я эти строчки.
Бери! Любовь важней словесной оболочки.
Моим фантазиям придай и плоть, и кровь,
Моими фразами скрепи свою любовь.
Бери, не спорь со мной! Тут нечего стыдиться:
Письмо мне удалось...

С и рано до. Бержсрак 109
Кристиан
А ей оно годится?
Портрету надлежит быть верным образцу,
А ты же не о ней...
С ира н о
Роксане все к лицу!
Кристиан
А если...
С и ра н о
Женское тщеславье необъятно,
И верит женщина всему, что ей приятно.
Кристиан
Вот это друг!
Бросается С и р а н о на шею. Оба застывают обнявшись.
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Сирано, Кристиан, гвардейцы, мушкетер, Лиза.
Гвардее ц
(приоткрывает дверь)
Молчат... Увы, недобрый знак!
Все ж загляну...
(Просовывает голову в дверь.)
О черт!
Все гвардейцы
(входят гурьбой и видят обнявшихся Сирано и Кристиана)
Да что с ним?
2-й гвардеец
Как же так?
Все потрясены.

110 Эдмон Ростам
Мушкетер
(издеваясь)
Сплошал!
Карбон
Таких чудес мой разум не вмещает:
Он возлюбил врага? Он должникам прощает?
Мушкетер
Так с носа, стало быть, запрет отныне снят?
(Торжествуя, зовет Лизу.)
Ну, Лиза, радуйся!
(Принюхивается.)
Тончайший аромат!
Благоухание!..
(Вызывающе глядя в лицо Сирано, идет к нему.)
Любезнейший, понюхай!
Ну, как, по-твоему, чем пахнет?
Сирано
(дает ему пощечину)
Оплеухой!
Ликование. Гвардейцы неистовствуют: они узнают прежнего Сирано.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ПОЦЕЛУЙ РОКСАНЫ
Небольшая площадь в старинном квартале Маре. Старые дома. Уходящие вдаль улочки. Справа
дом Роксаны и стена ее сада, из-за которой выбивается густая листва. Над дверью окно и балкон.
У порога скамья.
Стена увита плющом, балкон в обрамлении жасмина, цветы которого трепещут и
осыпаются.
По скамье и по выступам в стене легко можно взобраться на балкон.
Напротив старинный дом в том же стиле, из кирпича и камня, с парадным входом. Молоток у
двери обмотан тряпкой и похож на пораненный палец.
При поднятии занавеса дуэнья сидит на скамье. Окно над балконом Роксаны настежь
распахнуто.
Перед дуэньей стоит Рагно, одетый в ливрею; он досказывает свою историю, утирая глаза.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Рагно, дуэнья, затем Роксана, Сирано и два пажа.
Рагно
...А под конец она сбежала с мушкетером!
Тогда я вешаюсь! В долгах, покрыт позором...
Месье де Бержерак меня из петли спас
И тут же поваром пристроил здесь у вас.
Дуэнья
Так вы разорены? Но как же вышло это?
Рагно
Ей были воины милы, а мне поэты!
За Марсом подбирал объедки Аполлон,
Да что там говорить, исход был предрешен!
Ду э н ья
(встает и кричит в раскрытое окно)
Роксана!
Роксана
(в окне)
Я иду!

112 Эдмон Ростам
Дуэнья
(указывая Рагно на дверь противоположного
дома)
Нам надо торопиться:
Кломира созвала сегодня цвет столицы,
О нежности у ней пойдет в салоне речь.
Рагно
О нежности?
Ду э н ья
(жеманно)
Ну да. Как этим пренебречь?
Пусть лучше туалет окажется небрежным,
Чем с опозданием прийти на спор о нежном.
Голос Роксаны
Сейчас иду!
Кто-то идет по улице, слышна струнная музыка.
Голос Сирано
(поет за кулисами)
Ля-ля!
Дуэнья
(удивлена)
Что там за попурри?
Сирано
(входит, за ним два пажа с теорбами) 68
Пойми, тройной осел, там три осьмушки, три!
1-й паж
(с иронией)
Откуда, сударь, знать вам про восьмые доли?
Сирано
Да я же музыкант, ведь я учился в школе
У Гассенди! 69
Паж
(поет и играет)
Ля-ля!

Сирано де Бержерак 113
С ирано
(вырывает у него теорбу и подхватывает мелодию)
Нет, лучше уж я сам!
Ля-ля!
Роксана
(выходит на балкон)
А, это вы!
Сирано
(поет на тот же мотив)
Пришел я нынче к вам
Петь ваши лилии и славить ваши ро-зы!
Роксана
Спускаюсь!
(уходит с балкона)
Дуэнья
(указывая на пажей)
Что это у вас за виртуозы?
Сирано
Да я их выиграл с утра у д'Ассуси.
Мы с ним поспорили — нет-нет, не до, а си! —
Насчет грамматики и верно до сих пор бы
К согласью не пришли, но эти две теорбы
Нас навели на мысль держать на них пари.
Увы, я выиграл — за это до зари
Им тешить велено меня своей игрою,
Куда бы я ни шел. Сначала я, не скрою,
Был музыкальному сопровожденью рад,
Но до смерти уже устал от их рулад.
(Музыкантам.)
Сыграйте под окном у Монфлери павану! 70
Пажи уходят в глубь сцены.
(Дуэнье.)
А я, как водится, пришел спросить Роксану...
(Вслед пажам.)
Да пофалыиивее! Чтобы бросало в дрожь!
8 Э. Ростан

114 Эдмон Ростам
(Дуэнье.)
...что друг ее души? По-прежнему, хорош?
Роксана
(выходит из дома)
Он так красив, он так умен, и потому мне
Так дорог!
С ир а но
(улыбаясь)
Ах, умен?
Роксана
Кузен, он остроумней,
Чем вы!
С и ра но
Ну, ну.
Роксана
Порой, мечтами увлечен,
Так тонко скажет все в беседе ни о чем;
Вдруг смолкнет — чем тогда он грезит, неизвестно
Потом заговорит опять, и вновь прелестно!
С ир а но
(недоверчиво)
Уж будто?
Роксана
Ваших я сомнений не пойму:
Да разве красота препятствует уму?
С и р а н о
И о любви ведет он речи?
Роксана
Божья искра
В них сочетается с ученостью магистра!
С и ра но
А как он пишет?

Сираыо де Бержерак 115
Роксана
Вот, послушайте: «Любя,
Я сердце потерял, зато обрел себя!»
(Торжествующе.)
Ну, что?
С и ра но
Как вам сказать...
р
океана
А вот: «Всем сердцем верю,
Что в вашем сердце я найду мою потерю!»
С ир ано
То сердце потерял, то сердцем верит вдруг...
Сдается, он в сердцах запутался!
Роксана
(топая ногой)
Мой друг,
В вас ревность говорит!
С ира но
(в ужасе)
Нет!
Роксана
Злитесь, что хвалила
Не ваши строчки я!.. А вот еще! Как мило:
«Душа вдали от вас томится, как в тюрьме.
Жаль, поцелуев мне не уместить в письме:
Устами алыми прочли б его тогда вы!»
С Иран о
(польщен, невольно улыбается)
Недурно сказано...
(Спохватывается, презрительно.)
А впрочем, нет: слащаво!
Роксана
А вот...
8*

116 Эдмон Ростам
С ир а но
(в восторге)
Вы знаете все письма назубок?
Роксана
Все! Все!
С ир а но
(крутит ус)
Какая честь для этих скромных строк!
Роксана
Он истинный поэт!
С ир а но
(с поклоном)
Ну что ж, приму на веру!
Дуэнья
(она на время ушла в глубину сцены, поспешно возвращается)
К. нам господин де Гиш!
(К Си рано)
Он мнителен не в меру...
Уйдите лучше в дом! Не то, напав на след,
Де Гиш узнает...
Роксана
(Сирано)
Да, узнает мой секрет!
Влюбленный, мстительный и облеченный властью,
Де Гиш безжалостно разрушит наше счастье!
Сирано
(входя в дом)
Иду.
Появляется д е Гиш.

Сирано де Бержерак 117
СЦЕНА ВТОРАЯ
Роксана, де Гиш, дуэнья (в стороне).
Роксана
(делает реверанс)
Я б гости шла.
Д е Гиш
Прощайте — еду прочь.
Роксана
Куда же?
Д е Гиш
На войну.
Роксана
И скоро?
Д е Гиш
Нынче в ночь.
Роксана
Жаль.
Д е Гиш
Моему полку поручена осада
Арраса...71
Роксана
(любезно)
Право, граф, ужасная досада!
Д е Гиш
Вы холодны, а мне разлука нелегка.
Ах да, вы слышали? Я во главе полка...
Роксана
(равнодушно)
Вот как?
Де Гиш
Гвардейского...

118 Эдмон Ростам
Роксана
(поражена)
Гвардейского?
Д е Ги ш
И, значит,
Хвастливый ваш кузен теперь у нас поплачет!
В походе я сведу с ним счеты...
Роксана
(задыхаясь)
Боже мой!
Гвардейцев шлют в поход?
Д е Ги ш
(со смехом)
Да, во главе со мной!
Роксана
(в сторону, без сил опускаясь на скамью)
О, Кристиан!
Д е Ги ш
Да вы в слезах?
Роксана
(в смятении)
Нет горше казни...
В сраженье провожать... предмет своей приязни...
Д е Ги ш
(приятно удивлен)
Вы ласковы со мной сегодня в первый раз —
Перед разлукою...
Роксана
(обмахиваясь веером, говорит другим тоном)
Так с вами под Аррас
Поедет мой кузен?
Д е Ги ш
(улыбаясь)
Вам жаль его?

Сирано де Бержерак 119
Роксана
С чего бы?
Д е Г и ш
Он не в чести у вас?
Роксана
Ничуть!
Де Ги ш
Несносны оба —
И он, и друг его...
(Роется в памяти.)
Тот... Не... вилер... вилень...
Роксана
Тот, рыжий?
Д е Ги ш
Он смазлив.
Роксана
Ну, нет!
Д е Ги ш
Но глуп как пень.
Роксана
Оно и видно...
(Другим тоном.)
Граф! Кузену ни осада,
Ни приступ не страшны: ему того и надо!
Задирам отомстить получше средство есть!
Де Гиш
Какое?
Роксана
Выступить без них — вот это месть!
Пускай весь полк уйдет с испанцами сражаться,
А роте Сирано велите задержаться.
Что толку слать его в огонь? Наоборот,
Пусть посидит в тылу — от злости он умрет!

120 Эдмон Ростан
Д е Ги ш
Да, только женщина такое мщенье может
Измыслить...
Роксана
И пускай его обида сгложет,
А забияк-южан — унынье и хандра!
Де Гиш
(приближаясь )
Так вы, Роксана, мне желаете добра...
(Она улыбается.)
И если в мщении со мною заодно вы,
То и к моей любви не будете суровы?
Роксана
Быть может!
Д е Гиш
(показывает ей несколько запечатанных пакетов)
Видите — приказы выступать.
Я должен их сейчас по ротам разослать,
(Отделяет один из пакетов.)
Но я один из них, вот этот, уничтожу...
(Кладет его в карман. Со смехом.)
Какую — ха-ха-ха! — наш воин скорчит рожу!
И часто шутите вы этак?
Роксана
(смотрит на него)
Иногда.
Де Гиш
(подходя совсем близко)
Я без ума от вас! Вы несравненны! Да,
Я должен ехать прочь, любовный пыл отринув...
Нет, вот что: знаете обитель капуцинов
Здесь, рядом? Для мирян туда заказан путь,
Но я с монахами столкуюсь как-нибудь:
Недаром же они в покои к дяде вхожи,
А я и Ришелье — для них одно и то же.

Сирано де Бержерак 121
Пусть приютят меня в стенах монастыря
До ночи, ну а там, чуть догорит заря,
Я проберусь сюда неузнанный, под маской,
В надежде, что меня вновь встретите вы лаской,
Моя причудница!
Роксана
А слава?
Д е Ги ш
Обойдусь!
Роксана
А долг?
Д е Ги ш
Пренебрегу!
Роксана
Опасность?
Д е Г и ш
Затаюсь!
Роксана
(ласково)
И все-таки нельзя!
(В сторону.)
А Кристиан со мною
Останется!
Д е Г и ш
Молю!
Роксана
Я видеть в вас героя,
Антония, хочу! 72
Д е Ги ш
(радостно)
А я клянусь прийти
К вам победителем!
(Целует ей руку.)

122 Эдмон Ростан
Роксана
Счастливого пути.
Де Гиш уходит.
Дуэ н ья
(отвешивая ему вслед насмешливый реверанс)
Счастливого пути!
Роксана
Молчок о том, что было:
Кузен рассердится, что я его лишила
Войны.
(Обернувшись к дому, зовет.)
Кузен!
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Роксана, дуэнья, Сирано.
Роксана
Теперь мы поспешим в салон
Кломиры: нынче там Алькандр и Лизимон
О нежном говорят!
Ду э н ья
(подносит мизинец к уху)
Мне шепчет мой мизинец,
Что мы пропустим их!
Сирано
(Роксане)
Спешите в ваш зверинец!
Роксана и дуэнья подходят к дверям Кломиры.
Ду Э Н ЬЯ
(восхищена)
Как все обдумано! И даже молоток
Над дверью — видите? Закутали в платок!
(С великой предосторожностью поднимает молоток
и тихо стучится.)

Сирано де Бсржсрак 123
Роксана
(видя, что дверь отворяется)
Идемте!
(С порога бросает Сирано.)
Встретите, быть может, Кристиана,
Скажите — пусть он ждет!
(Хочет идти.)
Сирано
(поспешно)
А...
Роксана оборачивается.
Нынче вы, Роксана,
Какой предложите ему сюжет?
Роксана
Сюжет?..
А вы не скажете ему?
Сирано
Ну что вы, нет.
Роксана
Я попрошу его: свободу чувствам дайте!
Импровизируйте! Блистайте! Воспаряйте!
Сирано
(улыбаясь)
Что ж!
Роксана
Но — молчок!
Сирано
Ни-ни!
Роксана
Ни звука!
(Входит в дом и затворяет за собой дверь.)

124 Эдмон Ростам
С Ира но
(доволен)
Как всегда
Узнал!
Дверь снова отворяется, выглядывает Роксана.
Роксана
Вы немы!
С ира но
Нем!..
Оба вместе
Тс-с!..
Дверь затворяется.
С ира но
(зовет)
Кристиан, сюда!
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Сирано, Кристиан.
С ира но
Я тут разведал все и убежден в успехе,
Лишь только б затвердить успел ты без помехи!
Не хмурься же! Тебя я мигом научу,
Что нынче надобно сказать ей...
Кристиан
Не хочу!
Сирано
Как так?
Кристиан
Я здесь ее дождусь.
Сирано
Ты это спьяну
Придумал? Ну, очнись, пошли учить!

С и рано де Бержерак 125
Кристиан
Не стану.
Мне опостылело притворство и вранье,
И письма, и стихи — все то, что не мое!
Теперь моих речей Роксана не осудит:
Я знаю, что любим! Прочь маску! Будь что будет.
С ирано
Ну-ну!
Кристиан
Я не боюсь остаться в дураках!
И не стращай меня: я пересилил страх.
К тому же у тебя учился не напрасно:
Найду, что ей сказать! Ну а потом прекрасно
Сумею, черт возьми, прижать ее к груди!
(Замечает Роксану, которая выходит из дома Кломиры.)
Идет! Ох, Сирано! Постой, не уходи!
С и ра н о
(с поклоном)
Нет, сударь, сам — так сам.
(Скрывается за садовой оградой.)
СЦЕНА ПЯТАЯ
Кристиан, Роксана, несколько жеманников и жеманниц,
дуэнья (ненадолго).
Роксана
(выходит из дома Кломиры вместе с другими гостями;
прощальные поклоны и реверансы)
Алькандр! Бартеноида!
Ду э н ья
(в отчаянии)
Мы пропустили спор о нежном, вот обида!
(Скрывается в доме Роксаны.)
Роксана
(прощаясь)
Гремьона! Лизимон! Прощайте!

126 Эдмон Ростан
Все прощаются с Роксаной и друг с другом и расходятся по разным улицам.
Роксана замечает Кристиана.
Вы, мой друг!
(Подходит к нему.)
Прохлада. Сумерки. Нет ни души вокруг.
Скажите что-нибудь!
(Садится, указывает ему место на скамье возле себя.)
Кристиан
(садится. Молчание)
Я вас люблю.
Роксана
(закрывает глаза)
Готова
Я слушать о любви.
Кристиан
Люблю вас.
Роксана
Вот основа, —
Я жду, что вы по ней мне вышьете узор.
Кристиан
Люблю...
Роксана
А дальше?
Кристиан
...вас!
Роксана
Престранный разговор!
Кристиан
Ну а меня, скажи, ты любишь хоть немного?
Роксана
(с гримаской)
Зачем же ваша речь сегодня столь убога?
Воспойте мне любовь, сравните с чем-нибудь!..

Сирано де Бержерак 127
Кристиан
Я так влюблен...
Роксана
Смелей!
Кристиан
(придвигается ближе, пожирает ее глазами)
...хочу к тебе прильнуть
Губами!
Роксана
Кристиан!
Кристиан
Но... я люблю вас!
Роксана
(встает)
Право,
Я ухожу.
Кристиан
(поспешно, удерживая ее)
Нет-нет, я не люблю вас!
Роксана
(усаживается)
Браво!
Кристиан
Я вас... боготворю!
Роксана
(встает и идет к дому)
Прощайте!
Кристиан
Я... дурак!
Роксана
(сухо)
И это качество не красит вас никак.

128 Эдмон Ростан
Кристиан
Постойте!
Роксана
Жаль, что я узнала вас короче.
Кристиан
Но я...
Роксана
Вы любите меня. Спокойной ночи.
(Подходит к дверям.)
Кр и ст и а н
Но я вам объясню...
Роксана
(берется за дверную ручку)
Что вы глупее всех?
К чему? Подите прочь!
Кристиан
Но я...
Дверь захлопывается у него перед носом.
С ира но
(он вошел никем не замеченный несколько мгновений назад)
Какой успех!
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Кристиан, Сирано, пажи (ненадолго).
Кристиан
На помощь!
Сирано
Нет, уволь!
Кристиан
Верни ее обратно,
Я уничтожен, я погиб...

С и рано де Бсржерак 129
С ира н о
Да я бы рад, но
Учить-то некогда...
Кристиан
(хватает его за руку)
Смотри!
В окне над балконом зажигается свет.
С Иран о
(взволнован)
Ее окно...
Кристиан
(стонет)
Погиб!
С ира н о
Да тише ты!
Кр и сти ан
(шепотом)
Погиб...
С ира н о
Уже темно...
Пожалуй, сжалимся над олухом влюбленным!
Неблагодарный, стань вот здесь, перед балконом,
А я под ним, в тени... Хоть ты моих услуг
Не ценишь...
Кристиан
Я...
С и ран о
Молчи! ты будешь каждый звук
За мною повторять.
Пажи
(появляются на заднем плане, к Сирано)
Эй!
Сирано знаками показывает, что надо говорить тихо.
Мы пред тем актером
Исполнили дуэт!
9 Э. Ростам

130 Эдмон Ростан
С ира но
(тихо и быстро)
Ступайте-ка дозором:
Ты этой улицей иди, а ты — вот той,
И если кто-нибудь покажется чужой —
Играйте!
2-й паж
Что же нам играть?
С ира но
Да все едино:
В честь дамы — порезвей мотив, а в честь мужчины
Играйте медленно.
Пажи
Да, сударь гассендист.
(Расходятся в разные стороны.)
С и р а н о
(Кристиану)
Ну, позови ее.
(Подбирает камешки и бросает в окно.)
Да не дрожи как лист.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Роксана, Кристиан, Сирано (сперва прячется под балконом).
Кристиан
Роксана!
Роксана
(приоткрывает окно)
Кто там?
Кристиан
Я.
Сирано
(под балконом, Кристиану)
Так, хорошо...

Сирано де Бсржерак 131
Роксана
(презрительно)
Вы? Снова?
Кристиан
Послушайте!
Роксана
Мне жаль моих ушей!
Кристиан
Хоть слово!
Роксана
Вы более меня не любите!
Кр ист иа н
(по подсказке Сирано)
Люблю
Все более... но боль смертельную терплю...
Роксана
(замирает у полуоткрытого окна)
Вот как?
Кр и сти а н
(повторяет за Сирано)
Любовь теперь несносней, чем доселе...
Малютка... подросла... в сердечной колыбели...
Роксана
(выходит на балкон)
Ах, вот как? Надо бы, во избежанье зла,
Вам задушить ее, пока она мала!
Кристиан
(так же)
С ней бился я... пока... надежда не иссякла...
В дитяти... с первых дней... таится мощь... Геракла.
Оно осилило... двух страшных змей... шутя...
Гордыню... и боязнь...
9*

132 Эдмон Ростам
Роксана
(опирается на перила)
Чудесное дитя!
Но голос ваш дрожит... В нем слышно напряженье...
Не захромало ли у вас воображенье?
С ира но
(увлекает Кристиана под балкон, сам становится на его место)
Тс-с... Нам не справиться...
Роксана
Вы шепчете слова
Так тихо, медленно... Их слышу я едва!
С и р а н о
(вполголоса, подражая Кристиану)
Слова мои во тьме к вам ощупью крадутся.
Роксана
Так отчего мои ни разу не запнутся?
С ира но
Ну, это объяснить как раз немудрено:
Я сердцем любящим ловлю их, а оно
Куда как велико, не то что ваши ушки.
К тому же вниз слова слетают, как пичужки,
А вверх карабкаться труднее им стократ.
Роксана
Но что ж они теперь ко мне резвей спешат?
С ира но
И впрямь: гимнастика пошла, как видно, впрок им.
Роксана
Мне нынче кажется балкон таким высоким!
С ира но
Небрежно обронив одно иль два словца,
С балкона можете вы разбивать сердца!
Роксана
(устремляется к балконной двери)
Так я спущусь!

Сирано дс Бсржерак 133
С ир а но
Нет-нет!
Роксана
Так поднимитесь сами!
Сирано
(в ужасе отступает в темноту)
Нет!
Роксана
Нет? Но почему?
Сирано
(все с большим волнением)
Давайте голосами
Во тьме останемся... Поймите эту блажь:
Пусть вы невидимы — я слышу голос ваш...
Роксана
Я — ваш...
Сирано
Не правда ли, что может быть блаженней?
Вам виден черный плащ — ведь он темнее тени,
Мне — платья белого неясный силуэт:
Я — тьма кромешная, а вы, Роксана, — свет!
Быть может, только для мгновения такого
И жил я... Вы во мне ценили острослова...
Роксана
Блестящего!..
Сирано
Острот блистательных поток
Неискрен был...
Роксана
Сирано
Иначе я не мог:
Как будто стены нас глухие разделяли,
Не вам я говорил, а вы не мне внимали,
И лишь сегодня к вам я сделал первый шаг.

134 Эдмон Ростан
Роксана
И даже голос ваш звучит совсем не так...
С ира но
(приближается, вне себя от волнения)
Да, он окреп, как я: теперь я смею, смею!
Теперь...
(Спохватывается. Молчание.)
О Господи, куда забрел во тьме я?
Я и не знал, что в ней таилась западня.
Поймите, это все так ново для меня...
Роксана
С и ра но
(в растерянности подбирая слова)
Да вот так... пускаться в излиянья...
Всегда я до смерти боялся осмеянья...
Роксана
Но разве вы смешны?
С ира но
Смешон мой глупый... пыл!.
Но я покровами ума его прикрыл:
Хочу звезду схватить, тянусь к заветной точке,
Но что смешить народ? Нагнусь и рву цветочки!
Роксана
Цветочки — знак любви.
С и ра но
Всеобщей — и ничьей!
Роксана
Вы раньше не вели со мной таких речей!
С ира но
Признаться, все цветы, колчаны, стрелы, рощи
Я рад бы променять на что-нибудь... попроще!
Зачем наперсточком линьонских пресных вод 73
По капле освежать иссохший в жажде рот,

Сирано де Бержерак 135
Когда моя душа тоскует о просторе:
Чтоб напоить ее, готов я выпить море!
Роксана
Но разве ум...
Сирано
Что ум? Я уловлял им вас,
Но как не хочется мне умничать сейчас,
Вернуться к выдумкам, пустым фиоритурам,
Замысловатостью равняться с Вуатюром,74
Когда единый взгляд на ход светил ночных
Излечивает нас от вычур напускных!
Пусть это умничанье тонкостью зовется —
Не мною сказано: где тонко, там и рвется!
Будь хоть на атомы состав души растерт,
Но чувство упорхнет из тиглей и реторт!
Роксана
Но разве ум...
Сирано
В любви преступно щеголять им:
За это щегольство мы искренностью платим.
А впрочем, кто любовь изведал, тот в свой час
Постигнет, что она чурается прикрас:
Когда высокою любовью сердце живо,
Напыщенность ему вредит, как звук фальшивый.
Роксана
А если и для нас наступит этот миг,
Что вы мне скажете?
Сирано
Да все, что на язык
Придет, что в голову взбредет, и то, и это,
Найду я россыпь слов, охапки — не букеты:
Люблю, схожу с ума, слабею, мне конец,
Роксана, образ твой ношу, как бубенец,
В груди; и потрясен любовной лихорадкой,
Звон бубенца в груди я слушаю украдкой.
Я все в тебе люблю, все важно для меня:
Ты в мае, год назад, двенадцатого дня,
Прическу, помнится, с утра переменила!
Да, золото твоих волос — мое светило,

136 Эдмон Ростам
И как, в упор взглянув на солнце, мы потом
Все видим словно бы в сиянье золотом,
Так восхищенный взгляд слепят мне кудри эти,
Бросая отблески на все, что есть на свете. ,
Роксана
(взолнована)
Да, вот любовь!
С ир ано
Мильон неодолимых мук,
Вся ревность, вся тоска, да, это дело рук
Любви, — и с кознями ее нет сил бороться! —
Любви, которая не о себе печется!
О, если бы я мог для счастья твоего
Пожертвовать своим — так, чтобы ничего
Ты не узнала, и, твоим любуясь счастьем,
Тайком следить за ним и упиваться всласть им!
Я на тебя гляжу и воспаряю ввысь,
Достойней становлюсь и доблестней! Вглядись,
Не правда ль, видишь ты все, что во мне творится,
И как моя душа к тебе во тьме стремится?..
Но это слишком уж прекрасно — как во сне:
Я столько вам сказал, и вы внимали мне...
Да, слишком! И в мечтах отчаянных витая,
О стольких милостях не грезил никогда я!
Теперь бы умереть! Среди ночной листвы
Трепещущей — и вы трепещете, и вы!
Ты, слушая меня, дрожишь! Возможно ль, чтобы
Он шел от слов моих, тот холодок озноба,
В котором никогда бы не призналась ты,
Но вижу: у тебя в руке дрожат цветы! ^.,
(В исступлении целует свешивающуюся ветку жасмина.)
Роксана
Я плачу, я дрожу, я вас люблю, поверьте,
Я обезумела!
С и р а н о
Теперь готов я к смерти!
Как! Вы — из-за меня — в смятении, в слезах...
Теперь мечтаю лишь...
Кристиан
(под балконом)
...о поцелуе!

Сирано дс Бержерак 137
Роксана
(отпрянув)
Ах!
Так вы мечтаете?..
С ир ано
Да... Я...
(Тихо, Кристиану.)
Оставь, к чему ты?..
Кристиан
Она взволнована: не упускай минуты!
С ир ан о
(Роксане)
Да... Я... О Господи, я возмечтать посмел...
Но вижу сам теперь, что был чрезмерно смел.
Роксана
(слегка разочарована)
Так вы раскаялись уже?
С и р ано
Нет, я не каюсь,
Нет, нет, я от своей мечты не отрекаюсь,
Но... Откажите мне, обиды не тая!
Кристиан
(дергает Сирано за плащ)
Как!
Сирано
Кристиан, молчи!
Роксана
(наклоняясь)
Что вы сказали?
Сирано
Я...
Мне совестно моей столь неуместной прыти,
Сказал я: Кристиан, молчи!

138 Эдмон Ростан
Слышится игра теорб.
Но погодите:
Идут!
Роксана затворяет окно.
С и р а н о слушает: одна из теорб играет медленно и протяжно,
другая в бешеном темпе.
А кто идет? Теорбы там, впотьмах,
То тянут, то частят... Ну так и есть — монах!
Появляется капуцин с фонарем в руках, он ходит от дома
к дому и смотрит на двери.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Сирано, Кристиан, капуцин.
С и р а н о
(капуцину)
Вы мне напомнили, отец мой, Диогена!
Кристиан
Спровадь его!
Капуцин
Сын мой, где тут живет Мадлена
Робен?
Кристиан
Зачем ему?
Сирано
(указывает на уходящую вдаль улицу)
Вы видите вон ту
Дорогу? Вам туда!
Капуцин
А я за вас прочту
Три «Богородицы» и восемь «Отче на шей».
Сирано
И да сопутствует успех сутане вашей!

Сирано де Бержерак 139
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Сирано, Кристиан.
Кристиан
Добудь мне поцелуй ее!
Сирано
Нет!
Кристиан
Сирано,
Ведь раньше иль поздней...
Сирано
Да, правда: все равно
Страсть налетит на вас порывом небывалым
И золотистый ус приникнет к губкам алым.
(Про себя.)
Что ж, помогу им сам!
Ставни хлопают, открываясь; Кристиан прячется под балконом.
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Сирано, Кристиан, Роксана.
Роксана
(выходя на балкон)
Вы снова под окном?
Мы говорили о...
Сирано
Да, именно о нем!
Ну, можно ль, чтоб словцо вам губы обжигало?
А сам-то поцелуй погорячей, пожалуй!
Но все же почему он так пугает вас?
Ведь вы опасности не чаяли сейчас,
Все предыдущие преодолев ступени —
Улыбку, легкий вздох, задумчивость, смятенье
И слезы... Сделайте еще один шажок:
Поверьте, поцелуй от слез не столь далек!

140 Эдмон Ростам
Ноксана
Молчите!
С ира но
Поцелуй! Что, право, в нем дурного?
Он — ободрение, он — ласковое слово;
Он лучше, чем печать, признание скрепит;
В глаголе «полюбить» он — совершенный вид;
Он — знак доверия, живая связь меж нами;
В нем и пчелиное гуденье над цветами,
И воздуха глоток, целебный для сердец;
Он — шепот, внятный лишь губам, и, наконец,
С ним капелька души душе передается!
Роксана
Молчите!
С ира но
Поцелуй так полон благородства,
Что от монархини французской получил
Его английский лорд...
Роксана
Но право...
С ирано
(вдохновенно)
Это был
Лорд Бэкингем.75 Его подобие во мне вы
Найдете: ведь и я во власти королевы,
И я страдал, молчал, надеялся...
Роксана
И вы
Так хороши собой!
С ира но
(отрезвленный, в сторону)
Хорош собой? Увы!
Роксана
Так поднимись ко мне, сорви цветок желанный...
С ира но
(подталкивая Кристиана к балкону)
Иди!

Сирано дс Бержерак 141
Роксана
Пчелиный гул...
Сирано
Иди же!
Роксана
Вкус медвяный!..
Сирано
Иди!
Кристиан
(в сомнении)
Нет, не могу: ведь как-никак обман...
Роксана
Живая связь двух душ...
Сирано
(подталкивает Кристиана)
Поторопись, болван!
Кристиан вскакивает на скамью, по веткам и колоннам добирается до перил
и перелезает через них.
Кристиан
Роксана!
(Обнимает ее и склоняется к ее губам.)
Сирано
Сердце... Что ж, пусть поболит немного!
На празднестве любви я — Лазарь у порога! &
Навряд ли крохами чужими будешь сыт,
Но отблеск счастья их и мне принадлежит:
Она целует все ж, склонясь в его объятья,
Не губы, а слова, что ей сумел сказать я!
Играют теорбы.
Теорбы! Тянут... Нет, частят... Опять монах!
(Притворяется, будто только сейчас подошел и звучно окликает.)
Эй!

142 Эдмон Ростам
Н о к с а н а
Кто там?
С и р а н о
Это я. Шел мимо, ну и...
Кристиан
(ужасно удивлен)
Ах,
Да это Сира но!
Роксана
Кузен, я очень рада,
Сейчас спущусь.
Скрывается в доме. На заднем плане появляется капуцин.
Кристиан
(замечает его)
Опять!
(Уходит в дом следом за Роксаной.)
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Сирано, Кристиан, Роксана, капуцин, Рагно.
Ка пуци н
Сюда-то мне и надо:
Я послан к госпоже Робен!
Сирано
А не Ролен?
Капуцин
Робен! Не «лен», а «бен»!
Роксана
(появляется на пороге, за ней Рагно с фонарем и Кристиан)
Он не ко мне, кузен!
Капуцин
К вам, к вам, сударыня! От одного вельможи
Благочестивого с письмом...

Сирано де Бержерак 143
Роксана
(Кристиану)
Де Гиш! О, Боже!
Кристиан
Как смеет он...
Роксана
Вовек не разлучит он нас!
(Распечатывая письмо.)
Любовь придаст мне сил.
(Читает в сторону, тихо, при свете фонаря, который держит Рагно.)
«Сударыня!
В Аррас
Ушел мой полк; для всех я днем уехал. Вы же
Узнайте: вопреки приказу — я в Париже.
Я вас ослушался. В монастыре я жду.
Наперекор всему я ночью к вам приду.
Монах, посланец мой, умом слабей барана.
Его не бойтесь! Мы простились слишком рано.
Улыбку вашу вновь я увидать хочу.
Надеюсь, что от вас прощенье получу
За ослушание: ведь вы того и ждали,
Не так ли? Преданный вам сердцем...» И так дале...
(Капуцину.)
Дозвольте мне прочесть письмо, святой отец,
Вам вслух.
Все подходят ближе. Роксана читает.
«Сударыня!
Для набожных сердец
Иных законов нет, чем воля кардинала,
Хотя его приказ вас огорчит немало.
И посему письмо доставит вам один
Умом и святостью известный капуцин,
Которого избрал в стенах монастыря я,
Чтоб он благословил,
(Переворачивает страницу.)
ни мига не теряя,
Ваш брак. Дается вам в мужья де Невильет.
Смиритесь. Выхода у вас другого нет.

144 Эдмон Ростам
Всевышний воздает сторицей за смиренье.
Засим, сударыня, примите уверенья
В безмерной преданности вашего навек...»
Ну и так далее...
Капуцин
(сияет)
Достойный человек!
Не зря его письмо нести я взялся смело:
Я знал, что праведное он замыслил дело!
Роксана
(тихо, Кристиану)
Недурно я прочла?
Кристиан
Хм!
Роксана
(громко, с отчаянием)
Горе мне! За что?
Капуцин
(освещает Сирано фонарем)
Так вы жених?
Кристиан
Нет, я!
Капуцин
(направляет свет фонаря на него и при виде красивого лица
настораживается)
Э, что-то тут не то...
Роксана
(поспешно)
Приписка: «В монастырь пошлите сто пистолей...»
Капуцин
Смиритесь!
(Возводит глаза к небу.)
Право, граф — святой!

Сирано де Бержерак 145
Роксана
(тоном мученицы)
Пред Божьей волей
Смиряюсь!
Р а г н о отворяет перед капуцином дверь, Кристиан приглашает его войти.
(К Сирано.)
Вас, кузен, прошу: устройте так,
Чтоб опоздал де Гиш!
Сирано
(капуцину)
Как быстро будет брак
Капуцин
За полчаса.
Сирано
(подталкивает всех к дому)
Прекрасно.
Я задержу его.
Роксана
(Кристиану)
Пойдем!
Входят в дом.
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Сирано один.
Сирано
Их случай спас, но...
Как нам с де Гишем быть?
(Взбирается на скамью, карабкается на ограду напротив балкона.)
Придумал!
Теорбы играют невыносимо тягучую и мрачную мелодию.
О! Идут!
10 Э. Ростан

146 Эдмон Ростам
Душераздирающее тремоло.
На сей раз — кавалер!
(Перебирается на балкон. Надвигает шляпу на глаза, снимает шпагу,
заворачивается в плащ; наклонившись, вглядывается в темноту.)
Покараулим тут!
(Сидя верхом на перилах, притягивает к себе длинную ветку дерева,
растущего у ограды, и хватается за нее обеими руками, готовый
спрыгнуть вниз.)
Сейчас я под ноги свалюсь ему с размаху!
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯ
Сирано, де Гиш.
Д е Гиш
(в маске, входит, ощупью ищет путь в темноте)
Куда там черт унес бездельника монаха?
Сирано
А вдруг он голос мой признает? Ай-ай-ай!
(Высвободив руку, поворачивает ею в воздухе невидимый ключ.)
Чик-чик!
(Торжественно.)
Ну, выговор гасконский, выручай!
Д е Гиш
(осматривает дом)
Здесь? Маска чертова: тесна, и видно худо!
Хочет войти. Сирано прыгает с балкона, держась за ветку. Она сгибается и опускает
его на землю между де Гишем и дверью. Сирано тяжело падает наземь, словно
свалился с огромной высоты, и неподвижно распластывается у самых ног де Гиша,
не подавая признаков жизни. Де Гиш отскакивает назад.
Что?.. Кто?..
(Смотрит наверх, но ветка уже распрямилась, и над головой у него
небо. Он сбит с толку.)
Откуда он упал?

Сирано де Бержерак 147
С ир а н о
(садится на землю и отвечает с гасконским акцентом)
С Луны!
Де Ги ш
Откуда?
С Луны?
Сирано
(сонно)
Который час?
Д е Ги ш
Да он сошел с ума!
Сирано
Где я? В какой стране? Что на дворе? Зима?
Весна?
Д е Г и ш
(в нетерпении)
Но, сударь, вы...
Сирано
Какой прыжок! Вам странно,
Что я упал?
Д е Ги ш
Нет, но...
Сирано
(встает и веско произносит)
Упал, как Божья манна!
Д е Г и ш
(пятится)
Да! Да! С помешанным не спорят... Ну и ну!
Сирано
(надвигается на него)
Я не для красного словца приплел Луну!
Я был на ней!
10*

148 Эдмон Ростам
Де Гиш
Да... Я...
С ира но
Хотите мне помочь вы?
Я только что ногой касался лунной почвы,
Не помню, долго ль я летел? Минуту? Год?
Д е Гиш
(пожимая плечами)
Простите, я спешу!
С ира но
(заступая ему дорогу)
Здесь кто-нибудь живет?
О, сжальтесь надо мной, с пути и с толку сбитым!
Куда же я упал шальным метеоритом?
Д е Гиш
К чертям!
С ира но
Лавируя среди небесных тел,
Я приземлился, но — не там, где я хотел!
Куда же тяжестью увесистого зада
Притянут я — к Земле или к Луне?
Д е Гиш
Мне надо
Пройти!
С и ра но
(издает вопль ужаса, от которого де Гиш снова пятится)
О Господи, как необъятен мир!
Теперь-то вижу я, что угодил в Алжир.
Д е Гиш
Что вам помстилось?
Сирано
(с преувеличенным ужасом)
Вы туземец? Чернокожий?

Сирано де Бержерак 149
Д е Ги ш
(подносит руку к лицу, нащупывает маску)
Я в маске.
Сирано
(делает вид, что несколько успокоился)
Значит, я в краю гондол и дожей?
Д е Ги ш
(хочет пройти)
Меня ждет дама!
Сирано
(совершенно успокоившись)
Я в Париж попал. Ура!
Д е Ги ш
(невольно улыбаясь)
Простак не так-то прост! А все же мне пора.
Сирано
(сияет)
Так я попал в Париж!
(Вполне освоившись, смеется, отряхивается, отвешивает собеседнику
поклон.)
Спасибо вам, любезный!
Простите, я на вас упал, как гром небесный, —
С дороги, знаете... Я весь еще покрыт
Эфиром! На зубах — вы слышите? — скрипит
Космическая пыль! Весь плащ в шерстинках — это
По мне проехалась хвостом одна комета!
(Счищает с рукава невидимую грязь, сдувает шерсть.)
Д е Г и ш
(вне себя)
Вы, сударь...
Хочет пройти, но Сирано задирает ногу, якобы желая ее продемонстрировать, и прегражда-
ет ему путь.
Сирано
На ноге — вот тут! — следы зубов
Большой Медведицы. А как созвездье Псов

150 Эдмон Ростам
Меня облаяло! Но я не дал промашки:
Пустился во весь дух и схоронился в чашке
Весов. Их стрелка мой показывает вес.
Д е Г иш
Сам черт его послал!
С и ра но
Нет, я упал с небес.
(Не давая де Гишу пройти, берет его за пуговицу камзола.)
В носу теперь — апчхи! — от молока щекотка.
Д е Ги ш
От молока?
С и ра но
Да, я хлебнул его в охотку,
Летя сквозь Млечный Путь.
(Скрещивает руки на груди.)
Я видел — Боже мой! —
Как на ночь Сириус окутал плешь чалмой.
(Доверительно.)
Я миновал Овна: он мягкий, тонкорунный...
(Со смехом.)
Я в Лиру врезался и оборвал все струны!
(Великодушно.)
Об этом странствии я людям сообщу
В занятной книжице, а звездочки, к плащу
Приставшие в пути, послужат мне на славу:
Посредством звездочек я обозначу главы.
Д е Ги ш
Позвольте все-таки...
С ира но
Я вижу вас насквозь!
Д е Ги ш
Но, сударь...

Сирано де Бержерак 151
С Иран о
Раз уж нам беседовать пришлось,
Вы жаждете спросить о лунной атмосфере
И есть ли на луне растенья, люди, звери?
Де Гиш
Нет, я хочу...
Сирано
Узнать, как я попал туда.
Я способ изобрел неслыханный, да-да.
Д е Гиш
(безнадежно)
Безумец...
Сирано
(пренебрежительно)
Предлагал орла Регьомонтанус,
А голубя — Архит. Неужто я останусь
Их подражателем?
Де Гиш
А он учен, видать!
Сирано
Я своего пути к Луне решил искать.
Де Гиш отстраняет его и подходит к дверям Роксаны. Сирано бежит следом, гото-
вый задержать его силой.
Да, я шесть способов нашел добраться к цели,
Пронзить небесную лазурь...
Де Гиш
(оборачивается)
Шесть? Неужели?
Сирано
(неудержимо)
Росу, что поутру ложится на луга,
Я в склянки соберу, разденусь донага,
И, склянки привязав к себе, на солнце лягу:
Его лучи с утра притягивают влагу,
Притянут и меня!

152 Эдмон Ростам
Д е Ги ш
(удивленный, делает шаг к Сирано)
О первом рассказал!
Сирано
(отступает, увлекая его за собой)
Двадцатигранник я построю из зеркал,
Чтоб воздух разредить внутри. На клеть из кедра
Прилажу, сяду в клеть, и дуновенье ветра
Меня подымет ввысь.
Де Гиш
(делает еще один шаг)
Второй!
Сирано
(отступая)
Могу создать
Машину, зарядить селитрой и взрывать
При помощи курков заряды постепенно,
Толчками двигаясь все выше в глубь вселенной, —
Ведь и механик я, и пиротехник.
Де Гиш
(идет за ним, ничего не подозревая, и считает, загибая пальцы)
Три!
Сирано
Взяв костный мозг быка, всего себя натри,77
Зане его к себе притягивает Феба
В последней четверти.
Д е Гиш
(та же игра, он все более и более удивляется)
Четыре!
Сирано
Прямо в небо
Стремится дым; его нетрудно в шар загнать,
А там, держась за шар, покинуть землю.
Д е Гиш
(потрясен)
Пять!

Сирано де Бержерак 153
С Иран о
(рассказами увел его уже на другой конец площади к скамейке)
Берешь железный лист, кладешь сначала наземь
И, севши на него, швыряешь раз за разом
Над головой магнит. Лист за магнитом ввысь
Потянется, а ты лишь, знай себе, держись
Да поднимайся...
Де Гиш
Шесть! Не понял одного я:
Какое выбрали вы средство?
Сирано
Я? Седьмое.
Д е Гиш
Не может быть!
Сирано
Ну что ж, побьемся об заклад?
Д е Гиш
Да вы подумайте: семь способов подряд!
Сирано
Сейчас поймете!
(Таинственно поводя руками, подражает шуму волн.)
У-у-у!
Д е Гиш
Нет, не пойму!
Сирано
Приливы!
В тот час, когда волна вздымается бурливо,
Пополоскавшись в ней, к Луне лицом я лег,
И лунный луч меня за волосы повлек,
Насквозь промокшие в морской воде соленой, —
И я взлетел, от пут земных освобожденный,
На возносящегося ангела похож...
Внезапно чувствую толчок! И что ж?

154 Эдмон Ростан
Д е Г и ш
(вне себя от любопытства присаживается на скамейку)
И что ж?
С и ра но
Что ж?
(Обычным голосом)
Полчаса прошли. Я вас не смею боле
Задерживать.
Д е Г и ш
Что здесь творится? Пьян я, что ли?
(Вскакивает одним прыжком.)
Я знаю голос ваш!
Дверь дома отворяется, выходят лакеи с зажженными канделябрами. Свет. С и ран о сни-
мает шляпу, поля которой были опущены.
И нос!.. Де Бержерак?
С и ра но
(с поклоном)
И в этот самый миг они вступили в брак.
Д е Г и ш
Кто?
Оборачивается. Немая сцена. Позади лакеи. Роксана и Кристиан держатся за руки.
За ними, улыбаясь, следует капуцин, Рагно несет факел. Шествие замыкает ошелом-
ленная дуэнья в пеньюаре.
Боже!
СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Те же, Роксана, Кристиан, капуцин, Рагно, лакеи, дуэнья.
Д е Г И Ш
(Роксане)
Вы?
(Оторопев, узнает Кристиана.)
Ион?

Сирано де Бержерак 155
(Восхищенный, кланяется Роксане.)
Вы, как змея, лукавы!
(Сирано.)
А, хитроумнейший изобретатель, браво!
Святой заслушался бы вас у райских врат!
С такими баснями для публики вы клад.
В книжонку вставьте их — прославитесь на этом!
Сирано
(с поклоном)
Спасибо, сударь, я воспользуюсь советом.
Капуцин
(указывает де Гишу на влюбленных и удовлетворенно трясет длинной
седой бородой)
Вам, сын мой, в небесах зачтется этот брак.
Д е Г и ш
(с уничтожающим взглядом)
Аминь.
(Роксане.)
Сударыня, прощайтесь с мужем.
Роксана
Как!
Зачем?
Д е Г и ш
(Кристиану)
Ступайте в полк. Да поспешите, чтобы
Полк не ушел без вас.
Роксана
На... на войну?
Д е Г и ш
Еще бы!
Роксана
Но ведь гасконцы здесь останутся.
Д е Г и ш
Ну, нет.

156 Эдмон Ростам
(Достает из кармана пакет.)
Вот и приказ.
(Кристиану.)
Барон, доставьте в полк пакет.
Роксана бросается в объятия Кристиана.
Де Гиш
(ухмыляясь)
До брачной ночи все ж придется потерпеть им!
С ира но
(в сторону)
Меня надеется он опечалить этим?
Кристиан
(Роксане)
Роксана...
С ира но
Ну, пойдем. Все это ни к чему.
Кристиан
(целует Роксану)
Нет сил расстаться с ней. Ты не поймешь...
С ира но
(пытаясь увести его)
Пойму.
Вдали барабаны бьют поход.
Де Гиш
(отошел в глубину сцены)
Полк выступает.
Роксана
(к Сирано, не отпуская Кристиана, которого Сирано пытается
увлечь за собой)
Вам я жизнь его вверяю!
Клянитесь мне, что я его не потеряю!
Клянитесь быть при нем!

Сирано де Бержерак 157
С ир ан о
Я постараюсь... Но...
Роксана
(та же игра)
Пусть бережется он!
Сирано
Там это мудрено,
Но я...
Роксана
(та же игра)
И чтобы он не подхватил простуду,
Кузен, следите!
Сирано
Я следить, конечно, буду,
Но...
Роксана
(та же игра)
Чтоб любил меня!
Сирано
Да, да, но я...
Роксана
(та же игра)
И пусть
Почаще пишет мне!
Сирано
(останавливается)
Вот в этом вам клянусь!

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ГАСКОНСКИЕ ГВАРДЕЙЦЫ
Позиция, занимаемая людьми Карбона де Кастель-Жалу под осажденным Аррасом.
На заднем плане склон холма, тянущийся через всю сцену. По ту сторону холма видна уходящая
вдаль равнина, на которой ведутся осадные работы. Вдали вырисовываются стены Арраса, очертания
крыш на фоне неба.
Палатки. Везде разбросано оружие, барабаны и пр. Вот-вот займется заря, восток розовеет.
Часовые на постах. Костры.
Гвардейцы спят, завернувшись в плащи. Карбон де Кастель-Жалу и Лебре бодрствуют. Они
заметно побледнели, осунулись. На первом плане, окруженный товарищами, спит Кристиан; он
завернулся в плащ; на лицо ему падают отблески костра. Тишина.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Кристиан, Карбон де Кастель-Жалу, Лебре, гвардейцы,
затем С и р а н о .
Лебре
Ужасно!
Карбон
(жестом призывает Лебре говорить тише)
Не кричи, Лебре, ты их разбудишь.
(Гвардейцам.)
Тс-с! Спать!
(К Лебре.)
Кто спит, тот сыт.
Лебре
Что сон! Им сыт не будешь!
Да и какие сны, коль брюхо подвело.
К чертям!
Вдали несколько выстрелов.
Карбон
Проклятые мушкеты, как назло,
Разбудят мне ребят!

Сирано де Бержерак 159
Новые выстрелы, теперь стреляют ближе. Несколько гвардейцев
поднимают головы.
Один из гвардейцев
(заворочавшись)
Опять? Какого черта!
Карбон
Спи! Это, как всегда, из вражеского форта
Пальнули в Сирано.
Головы спящих опускаются.
Часовой
(вдалеке)
Проклятье! Кто здесь? Стой!
Голос Сирано
Я, я, де Бержерак.
Часовой
(в долине)
Проклятье! Кто здесь?
Сирано
(показывается на вершине холма)
Свой!
(Спускается.)
Л е б р е , волнуясь, идет ему навстречу.
Лебре
Ты!
Сирано
(знаком призывая не будить спящих)
Тише!
Лебре
Ранен?
Сирано
Нет, они неисправимы:
Испанцы по утрам всегда стреляют мимо.

160 Эдмон Ростам
Лебре
Нельзя, чтоб каждый день ты жизнью рисковал
Из-за какого-то письма...
С и ра н о
(останавливается возле Кристиана)
Я слово дал,
Что будет часто он писать.
(Смотрит на него.)
Она, бедняжка,
Не знает, как сейчас он голодает тяжко.
Осунулся, а все красив!
Лебре
Иди поспи!
С и р а н о
Ну, не ворчи! А я нашел проход в цепи
Испанских часовых: всю ночь у них попойка,
И поутру они пьяней вина.
Лебре
Постой-ка,
Ты мог бы нам носить припасы.
С ира н о
Не шути:
Там только налегке пройдешь. Но по пути
Я видел явные приготовленья к бою.
Посмотрим...
Карбон
Хорошо б! Ведь черт те что такое:
В осаде враг, а нам жрать нечего...
Лебре
По мне,
Здесь, под Аррасом, мы сидим, как в западне:
Покуда наша мощь Аррасу угрожает,
Нас кардинал-инфант испанский осаждает.
С и р а н о
Так осадить его, чтоб осадил назад!

Сирано де Бержерак 161
Лебре
Все шуточки!
Сирано
Ну, ну...
Лебре
А ты как будто рад
Гулять под пулями, рискуя головою
Для этих...
Сирано направляется к палатке.
Ты куда?
Сирано
Пойду писать другое.
(Приподымает полог палатки и скрывается в ней.)
СЦЕНА ВТОРАЯ
Те же, кроме Сирано.
Начинает светать. Розовые отблески. Город Аррас на горизонте вспыхивает золотом. Очень
далеко, с левой стороны, ухает пушка, затем сразу грохочут барабаны. Ближе к лагерю от-
зываются другие барабаны. Они перекликаются, гремят совсем рядом со сценой; потом их
раскаты удаляются направо, через весь лагерь. Шум пробуждения.
Вдалеке голоса офицеров.
Карбон
(вздыхает)
Эх, зорю бьют!
Гвардцейцы под плащами ворочаются и потягиваются.
А сон им так необходим!
Едва разбудят их, они...
1-й гвардеец
(садится)
Мы жрать хотим.
2-й гвардеец
И я!
11 Э. Ростам

162 Эдмон Ростан
3 - й
И я!
Все
И мы!
Карбон
Подъем!
4-й
Мне нужен роздых!
1-й
(смотрится в кирасу, как в зеркало)
Я вспух и пожелтел: желудку вреден воздух!
2-й
Продам баронский герб я за бараний бок.
3-й
Когда желудочный во мне бунтует сок,
Я чувствую себя для битвы слишком хилым:
Сейчас к себе в шатер уйду вторым Ахиллом.
4-й
Мне тошно!
Карбон
(подходит к палатке Сирано и вполголоса окликает)
Сира но!
Гвардейцы
Мы сдохнем!
Карбон
(вполголоса, у входа в палатку)
Выручай:
Ведь ты их рассмешить умеешь невзначай,
Так сделай что-нибудь.
2-й гвардеец
(бросается к первому, который что-то жует)
А ты жуешь, не так ли?

Сирано де Бсржерак 163
1-й гвардеец
У канониров я стащил немного пакли,
Колесной мази взял, наполнил ею шлем,
Изжарил паклю в ней, и вот, как видишь, ем.
5-й гвардеец
(входит)
Я поохотился в лесу.
6-й гвардеец
(входит)
Я в воды С карпы
Закинул удочку.
Все
(окружают двух добытчиков, тормошат их)
Принес? Фазана? Карпа?
Что у тебя?
6 -й гвардеец
Пескарь.
1-й гвардеец
Кто это?
5-й гвардеец
Воробей.
Все
(в ожесточении)
Нет, хватит с нас! В Париж!
Карбон
Де Бержерак, скорей!
Между тем уже совсем рассвело.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Те же и Сирано.
Сирано
(выходит из палатки; за ухом перо, в руке книга)
В чем дело?

164 Эдмон Ростам
Молчание. С и р а н о обращается к 1-му гвардейцу.
Охромел? Обувка не в порядке
Или нога болит?
1-й гвардеец
Ушел желудок в пятки.
С и р а н о
И у меня.
1-й гвардеец
Болит?
С и р ан о
Пружинит при ходьбе.
2-й гвардеец
Живот к спине прилип!
С и р а н о
Ну, повезло тебе:
Теперь-то можешь ты довольствоваться малым.
1-й гвардеец
А как же с пятками мне быть?
С и р а н о
Не мазать салом!
3-й гвардеец
А я, наоборот, от голода опух!
С и р а н о
Так подтяни ремень!
4-й гвардеец
Я испускаю дух!
В ушах какой-то звон...
С и р ан о
Ну, звон — не канонада!
5-й гвардеец
Чем подкрепиться нам?

Сирано де Бержерак 165
С и ра н о
(бросает ему книжку, которую держал в руке)
Держи — вот «Илиада»!
6-й гвардеец
Зато у Ришелье в харчах нехватки нет!
Сирано
Так напиши ему: «Пришлите мне обед».
6-й гвардеец
Да бочек пять винца!
Сирано
Наука маловерам:
Он пьет, но не с тобой, а с кардиналом серым!78
7-й гвардеец
Я голоден, как волк.
Сирано
Съешь семерых козлят!
1-й гвардеец
(пожимая плечами)
Все эти шуточки меня, ей-богу, злят.
Ты все остришь, остришь...
Сирано
Да, я люблю остроты,
И мне хотелось бы покончить с жизнью счеты
Не в спальне, не в кругу домашних и врачей,
А с шуткой на устах, под перестук мечей.
Я на достойного врага пойду с охотой
И встречу острие смертельное — остротой!
Общий вопль
Мы жрать хотим!
Сирано
(скрестив руки)
У вас все мысли про еду?
Поди сюда, пастух, любезный Бертранду,
Достань из кожаной котомки флейту, чтобы
Ее услышали бездонные утробы,

166 Эдмон Ростам
Напомни скопищу обжор той песни звук,
Что с детства каждому мила, как первый друг,
И что от голосов родных неотделима
И так неспешно ввысь летит, как струйка дыма
Над отчей хижиной, и сердцу так близка,
Как южный выговор родного языка!
Старик усаживается и достает флейту.
Пусть флейта, спутница воинственного люда,
Припомнит хоть на миг, печальница, покуда
Порхает птицею над ней твоя рука,
Что прежде ладили ее из тростника;
Пусть давний наигрыш вернет родную глушь ей
И мирные труды в дни юности пастушьей.
Старик начинает играть лангедокские мелодии.
Гасконцы, слушайте! Не спутница войны,
Не флейта, а свирель, подруга тишины,
Не клич пронзительный, полки зовущий к бою,
А песенка, что коз скликает к водопою...
Да, слушайте: поля, долины, лес, река,
Фигурка смуглого мальчишки-пастушка
В зеленых сумерках на берегу Дордони...79
Гасконцы, слушайте призыв самой Гаскони!
Все склонили головы, замечтались; украдкой утирают слезы,
кто рукавом, кто полой плаща.
Ка рб о н
(тихо, к Сирано)
Ты их довел до слез: вон — плачут...
Сирано
Ну и пусть!
Тоска по родине — возвышенная грусть.
Ведь все равно они страдали не на шутку,
Но знаешь — сердцу боль полезней, чем желудку.
Карбон
Не обратил бы их в овечек твой пастух!
Сирано
(знаком подзывает барабанщика)
Не бойся! Пусть на миг задремлет бранный дух, —
Чтоб воскресить его, нам нужен...
По его знаку барабанщик ударяет в барабан.

Сирано де Бсржсрак 167
Гвардейцы
(вскакивают, хватаются за оружие)
Что? Тревога?
Сирано
(с улыбкой)
...всего один сигнал. Как, в сущности, немного!
И все, что возвела свирель с таким трудом,
Распалось, как всегда, под барабанный гром!
Один из гвардейцев
(смотрит в глубину сцены)
К нам господин де Гиш.
Все гвардейцы
(ворчат)
У-у-у!
Сирано
(улыбаясь)
Да, вот это лестный
Прием!
Один гвардеец
Эх, чучело!
2-й гвардеец
Наряд какой уместный:
Напялил кружево поверх военных лат.
3-й гвардеец
Еще бы на броню накинул он халат!
1-й гвардеец
Он нацепил жабо, чтоб скрыть прыщи на коже.
2-й гвардеец
Племянник дядюшкин!
3-й гвардеец
Ба! Образец вельможи!
Карбон
А все-таки земляк...

168 Эдмон Ростан
1-й гвардеец
Гасконец, да не тот!
Какой он нам земляк: он хитрецом слывет,
А осмотрительным гасконцам нет доверья.
Лебре
Видать, что голоден.
2-й гвардеец
Да, вылиняли перья!
Кираса золотом блестит, горит огнем,
А брюхо так под ней и ходит ходуном.
С и ра н о
(поспешно)
Так скроем голод наш! Скорее к трубкам, картам!
Достаньте кости...
Все быстро рассаживаются вокруг барабанов, скамеек, прямо на земле, расстелив плащи; рас-
куривают длинные трубки и принимаются за игру.
Ну а я займусь Декартом.80
Прохаживаясь взад и вперед по сцене, углубляется в чтение маленького томика, который
достал из кармана. Немая сцена. Входит д е Г и ш . Все заняты, у всех довольный вид.
Де Гиш бледен. Подходит к Карбону.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Те же и д е Гиш.
Д е Гиш
(Карбону)
Мое почтение!
Смотрят друг на друга. Де Гиш в сторону удовлетворенно.
Да он похож на тень!
Карбон
(так же)
Да, отощал!
Д е Гиш
(глядя на гвардейцев)
Итак, я слышу каждый день,
Что мне в моем полку, не сдерживая злости,

Сирано де Бержерак 169
Бароны-гордецы перемывают кости
И с жалкой высоты своих замшелых гор
Смеются надо мной Беарн и Перигор,81
Гасконцы ропщут, мол, я царедворца корчу,
В невинном щегольстве усматривают порчу,
Шипят, что я урод в их доблестной семье:
Гасконец — и вовек не щеголял в рванье!
Молчание. Все играют и курят.
А я вот не даю приказа капитану
Вас наказать.
Карбон
Я их наказывать не стану.
Д е Ги ш
Что?
Карбон
Я купил патент. Служа в полку у вас,
Я должен выполнять служебный лишь приказ.
Де Гиш
Ну, будь по-вашему.
(Обращается к гвардейцам.)
Я не боюсь злословья:
Известно всем, как храбр перед лицом врагов я.
Все видели вчера, каков мой бранный пыл,
Как граф де Бюкуа пред нами отступил,82
Как близ Бапома я атаковал геройски! 83
Сирано
(по-прежнему уткнувшись в книгу)
А где ваш белый шарф?
Д е Гиш
(приятно удивлен)
А-а, вы узнали! В войске
Противника ряды смешались; в этот миг
Выравниваю я ряды солдат моих,
Вселяю мужество, даю приказы ротам,
Но тут я увлечен вперед водоворотом
Бегущих недругов! Ну, думаю, вот-вот
Я попаду к ним в плен или меня убьет

170 Эдмон Ростам
Их пуля... Я тогда развязываю белый
Мой шарф полковничий, кидаю наземь смело,
Спешу, не узнанный испанцами, назад,
А там уж, невредим, опять собрал солдат
И через полчаса был вновь пред вражьим фортом!
Ну как? Что скажете?
Гвардейцы не подают вида, что слушают;
но тут карты и стаканчики для костей застывают в воздухе;
курильщики забывают выдохнуть дым: все ждут.
С ирано
Что с Генрихом Четвертым
Подобных случаев припомнить не могу:
Он белый свой султан не отдал бы врагу.84
Беззвучное ликование; карты ударяют по импровизированным столам,
кости падают, курильщики выпускают дым.
Де Гиш
Я хитрость применил!
Игроки и курильщики снова застывают в ожидании.
С ирано
По нашему сужденью,
Вы отклонили честь служить врагу мишенью.
Карты хлопают, кости падают, дым взлетает —
всеобщее ликование.
Такою доблестью гордиться б я не стал.
Случись я там, когда ваш белый шарф упал,
Я поднял бы его и с ним помчался в сечу.
Де Гиш
Гасконское вранье!
С ирано
На это вам отвечу:
Отдайте мне ваш шарф! Отличьем этим горд,
Я первым броситься клянусь на вражий форт!
Де Гиш
Нет, я пресытился гасконской похвальбою:
Вам сказано, что шарф лежит на поле боя,
Там, где испанская картечь со всех сторон
Настигнет каждого, кто сунется...

Сирано де Бержерак 171
С и ра но
(вынимает из кармана белый шарф и протягивает его де Гишу)
Вот он.
Молчание. Гвардейцы давятся смехом, прикрываясь картами и стаканчиками для костей.
Де Гиш оборачивается, смотрит на них; напустив на себя серьезность, они тут же возоб-
новляют игры; один из гвардейцев невозмутимо насвистывает песню горцев, которую играла
флейта.
Д е Гиш
(берет шарф)
Благодарю! Я был в сомнениях доселе,
Но с этим лоскутом вы кстати подоспели:
Я дам сигнал.
(Взбирается на холм и размахивает шарфом.)
Все
Гляди!
Часовой
(с вершины холма)
К испанской стороне
Пронесся кто-то!
Д е Гиш
(спускается с холма)
Их шпион. Он служит мне,
Испанцам сведенья такие поставляя,
Какие я велю. На планы их влияя,
Малейший их маневр могу я подстеречь.
Сирано
Вот тварь!
Д е Гиш
(невозмутимо повязывая шарф)
Он выгоден для нас. О чем бишь речь?
Ах да! Я с новостью. Вчера за провиантом
Наш маршал двинулся навстречу интендантам.
Он следует в Дуллан 85 по пашням прямиком,
Без барабанщиков, в ночной тиши, тайком,
Но будет потрудней обратная дорога,
И потому солдат он взял с собой так много,
Что могут нас разбить испанцы в пух и прах:
У нас пол-армии осталось на постах.

172 Эдмон Ростам
Карбон
Да, не прознал бы враг, какое получает
Он преимущество! Не то...
Д е Г и ш
Он это знает
И атакует нас.
Карбон
Вот как!
Де Гиш
Но мой шпион
Меня предупредил. Притом добавил он:
«Я должен описать им ваши укрепленья.
Где вы желаете, чтоб было наступленье?
Я им скажу, что там всего слабей посты».
А я ему: «Когда покинешь лагерь ты,
На фланги погляди. Поймешь меня по знаку:
Откуда я махну — туда направь атаку».
Карбон
(гвардейцам)
Готовьтесь, господа!
Все встают. Вооружаются, бренча оружием.
Д е Гиш
Атака через час.
1-й гвардеец
А!
Все опять усаживаются и возобновляют игру.
Д е Гиш
(Карбону)
Время выиграть! Вы поняли приказ?
Карбон
Так мы должны...
Д е Гиш
Должны задерживать врага вы,
Пека вас не убьют.

Сирано де Бержерак 173
С и ра н о
Ну вот и мщенье. Браво!
Д е Ги ш
Будь вашим другом я — поклясться не могу,
Что указал бы я на вас, но как врагу
Скажу вам: нет в полку храбрее вашей роты,
И я исполнил долг да кстати свел и счеты.
Сирано
(с поклоном)
Смиритесь с тем, что вам признателен ваш враг.
Д е Ги ш
(с поклоном)
Для вас, я слышал, сто противников — пустяк,
Сегодня мы врагов вам предоставим вволю!
(Уходит в глубину сцены вместе с Карбоном.)
Сирано
(гвардейцам)
Ну что ж! У нас в гербе по голубому полю
Доныне золотых полос блистало шесть.
Вписать кровавую меж них почтем за честь!
На заднем плане д е Г и ш вполголоса беседует с Карбоном де Кастель-Жалу.
Звучат приказы. Все готовятся к обороне.
Сирано подходит к Кристиану, тот застыл, скрестив руки на груди.
Сирано
(кладет ему руку на плечо)
Ну, Кристиан?
Кристиан
(качая головой)
Моя Роксана... Так расстаться!
И даже некогда письмом с ней попрощаться!
Сирано
А я предугадал сегодняшнюю весть
(Вынимает из камзола письмо.)
И все ей написал.
Кристиан
Дай мне!

174 Эдмон Ростан
С и р а н о
Зачем?
Кристиан
(берет письмо)
Прочесть!
(Разворачивает и читает.)
Что это? Капли!
С ир а но
(проворно выхватывает листок и разглядывает его
с простодушным видом)
Где? Ах, капли...
Кристиан
Это слезы!
С ир а н о
На то я и поэт! Мы верим в наши грезы...
Я так растрогался писанием своим,
Что вправду, помнится, слегка всплакнул над ним...
Кристиан
Всплакнул?
С ир ан о
Не смерть страшна... Я умереть сумею...
Но знать, что вот умру — и не увижусь с нею...
Что я вовек...
Кристиан пристально смотрит на него.
Что мы вовек...
(Поспешно поправляется.)
Что ты вовек...
Кристиан
(вырывает у него письмо)
Дай мне!
Вдали, на поле, какой-то шум.
Голос часового
Стой!

Сирано де Бержерак 175
Выстрелы. Голоса. Звон бубенцов.
Ка р б он
Что за шум?
Часовой
(на склоне холма)
Карета!
Все бросаются смотреть.
Крики
Человек
На козлах машет нам! Где? Вон, по полю мчится!
С той стороны! Стреляй! Нет, не стреляй! Возница
Нам крикнул явственно, хлестнув по лошадям:
«Приказом короля!»
Все взбираются на склон холма и смотрят вдаль. Бубенцы все ближе.
Д е Ги ш
Как? Из Парижа — к нам?
Все спускаются, выстраиваются в шеренгу.
Карбон
Снять шляпы!
Д е Г и ш
(в сторону)
Кланяйтесь, бездельники, пониже,
Чтоб за почтительность хвалили нас в Париже!
На сцену въезжает карета, покрытая грязью и пылью. Занавески задернуты.
На запятках два лакея. Карета останавливается.
Карбон
(кричит)
Эй, барабанщики!
Барабаны рокочут. Все гвардейцы обнажают головы.
Д е Ги ш
Подножку изготовь!
Двое гвардейцев устремляются вперед.

176 Эдмон Ростан
Роксана
(выпрыгивает из кареты)
Друзья!
Все склонились в глубоком поклоне,
но при звуке женского голоса разом выпрямляются. Изумление.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Те же и Роксана.
Д е Ги Ш
От короля?..
Роксана
По имени Любовь!
С и р а н о
Мой Бог!
Кристиан
(бросается к ней)
Вы здесь! Зачем?
Роксана
Война все длится, длится...
С и р а но
(слыша ее голос, замер и не смеет поднять глаза)
Неужто довелось...
Д е Ги ш
Вам быть здесь не годится.
Роксана
(весело)
Годится!
Кристиан
Но зачем...

Сирано де Бержерак 177
Роксана
Сейчас! Но прежде, я
Прошу вас, барабан придвиньте мне, друзья!
Приносят барабан, на который она усаживается.
Благодарю!
(Смеется.)
По нас враги стреляли... эти...
(Гордо.)
А, вспомнила: патруль! Не правда ли, в карете
Есть сходство с тыквою из сказки, той, где слуг
Из мышек делали...
(Посылает Кристиану воздушный поцелуй.)
Ну, зравствуй же, мой друг!
(Обводит всех взглядом.)
Вы что-то все мрачны...
(Замечает Сирано.)
Кузен, я очень рада!
Сирано
(подходит)
Но как...
Роксана
Как я нашла, где тут у вас осада?
Ах, друг мой, это же ясней, чем Божий день:
Мы мимо чахлых нив, сожженных деревень
Все время ехали... Все в нищете, в разоре...
Приказом короля творится столько горя!
Нет, право, мой король добрей!
Сирано
Проклятье! Как
Вы добрались сюда?
Роксана
Минуя бивуак
Испанцев.
1-й гвардеец
Женщины! Кто может быть хитрее?
2 Э. Ростан

178 Эдмон Ростам
Д е Г и ш
Вы ехали сквозь их редуты, батареи?
Лебре
Одна среди врагов?
Роксана
Ну, это не беда!
Мы лошадей шажком пустили, а когда
Идальго чванные заглядывали в дверцу,
Я отвечала им улыбкой, льнущей к сердцу!
Французам не в укор, — испанцы их затмят
Галантностью: никто мне не чинил преград.
Карбон
Улыбка пропуском вам послужила? Браво!
Но разве вас никто не спрашивал, куда вы
Спешите и к кому?
Роксана
Еще бы! Много раз.
Но я твердила всем: «К любовнику!» Тотчас
Испанец сумрачный, вняв моему ответу,
Весьма почтительно захлопывал карету —
И жестом, истинно достойным короля,
Ретивым часовым нас пропустить веля,
Он мне отвешивал, ну прямо как принцессе,
Поклон, исполненный любезности и спеси,
И шляпу с перьями отставив напоказ,
«Сеньора, — говорил, — езжайте, в добрый час!»
Кристиан
Но почему же ты, Роксана...
Роксана
Почему же
Я не сказала им, что речь идет о муже?
Да к мужу бы жену не пропустил никто!
Д е Г и ш
И все ж...
С и р а н о
Вам надобно...

Сирано де Бержерак 179
Кристиан
Уехать!
Лебре
Срочно!
Роксана
Что?
Кристиан
Немедля!
Роксана
Но зачем?
Кристиан
(смущенно)
Так нужно!
Карбон
(так же)
К сожаленью...
Сирано
(так же)
Тут скоро...
Д е Г и ш
(так же)
Через час начнется...
Роксана
А, сраженье?
Я остаюсь.
Все
Нет! Нет!
Роксана
(бросается в объятья Кристиана)
Я вас не брошу здесь!
Кристиан
Как изменилась ты!

180 Эдмон Ростам
Роксана
На то причина есть.
Д е Г и ш
(в отчаянии)
Опасней места нет нигде вокруг!
С и р ан о
Недаром
Граф нам его отвел: мы все здесь под ударом.
Роксана
(смотрит на де Гиша)
А, вы желаете, чтоб стала я вдовой!
Д е Ги ш
Клянусь...
Роксана
Ты здесь, мой муж, и я умру с тобой.
С и р ан о
Вот как! В жеманнице таилась героиня?
Роксана
Не сомневаетесь ли вы в своей кузине?
Один из гвардейцев
Мы постоим за вас!
Роксана
(все более воодушевляясь)
Я верю вам, друзья!
2-й гвардеец
(в упоении)
Как пахнет ирисом!
Роксана
Не правда ли, моя
Накидка будет мне к лицу на поле брани?
(Глядя на де Гиша.)
Граф, я советую покинуть нас заране:
Небезопасно здесь.

Сирано де Бержерак 181
Д е Г и ш
Безумны вы, клянусь!
Сейчас я осмотрю мортиры и вернусь,
А вы решайте...
Роксана
Нет, я все уже решила.
Д е Г и ш уходит.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Те же, кроме де Гиша.
1-й гасконец
(остальным)
Она останется.
Кристиан
Роксана!
Роксана
Нет!
Все
(мечутся, суетятся, прихорашиваются)
Где мыло?
Где бритва? Дай щипцы! Чем мне подшить полу?
Где нитки? Зеркало сюда! Держи иглу!
Роксана
(Сирано, который еще пытается ее переубедить)
Нет, не удастся вам домой меня отправить.
Карбон
(как все, он затянулся, почистился, смахнул грязь с шляпы, поправил
плюмаж, нацепил манжеты и, приблизившись к Роксане, церемонно к
ней обращается)
Теперь, сударыня, дозвольте вам представить
Отряд, из коего изряднейшая часть
Почтет за честь при вас на поле боя пасть.

182 Эдмон Ростам
Роксана делает реверанс и ждет, стоя под руку с Кристианом.
Карбон представляет.
Я представляю вам барона Колиньяка...
Гвардеец
(с поклоном)
Имею честь, мадам!
Карбон
(продолжает)
Леба де Каюзака,
Э... как там далее?.. Гийо де Кастерак,
Кастель-Крабьюль, виконт де Салешан-Бланьяк,
Жозе д'Эскарабьо... чуть не забыл: барона...
Роксана
Вы мне представили всю роту поименно?
Барон Гийо
Нет, одного меня.
Карбон
(Роксане)
У вас платок в руке.
Извольте пальчики разжать!
Роксана
(разжимает пальцы, платок падает)
Зачем?
Вся рота бросается поднимать платок.
Карбон
(проворно подхватывает его, опередив всех)
В платке
Есть надобность: теперь он будет наше знамя.
Роксана
(улыбаясь)
А не мало?
Карбон
(привязывает платок к древку своей капитанской пики)
Зато обшито кружевами!

Сирано де Бержерак 183
Один из гвардейцев
(остальным)
За это личико я жизнь готов отдать,
Но жаль, что до конца придется голодать.
Карбон
(негодует)
При даме — о еде! Что сделаешь с невежей!
Роксана
О, воздух в лагере, признаться, очень свежий,
Я тоже рада бы поесть. Моя еда:
Паштеты, вина, дичь. Несите все сюда!
Один из гвардейцев
Сюда?
Другой
Да где ж мы их возьмем?
Роксана
(невозмутимо)
В моей карете.
Все
В карете?
Роксана
Надобно еще припасы эти
Разделать, разложить... Здесь пара ловких рук:
Узнали кучера? Ведь он наш общий друг!
Все разогреет нам, от супа до филея...
Гвардейцы
(бросаясь к карете)
Рагно!
Приветственные крики.
Роксана
(провожает гвардейцев глазами)
Бедняги!
Сирано
(целует ей руку)
Вы... Вы сказочная фея!

184 Эдмон Ростам
Р а гн о
(стоя на козлах, как шарлатан на подмостках)
Эй, господа!
Ликование.
Гвардейцы
Ура!
Рагно
Мы от испанских глаз
Не скрыли женских чар, но скрыли весь припас!
Рукоплескания.
Румянцу жаркому дивясь...
С и ра но
(тихо, Кристиану)
Тс-с! На два слова.
Рагно
(вынимает из-под козел блюдо и подымает его над головой)
Враги не видели румяного жаркого!
Рукоплескания. Блюдо переходит из рук в руки.
С и ра н о
(тихо, Кристиану)
Ты слышишь?
Рагно
Их патруль платил Венере дань,
Диана между тем везла вам...
(Потрясает бараньей ногой.)
Эту лань!
Ликование. К бараньей ноге протягиваются два десятка рук.
С и ран о
(тихо, Кристиану)
Да выслушай меня!
Роксана
(гвардейцам, которые подходят, таща провиант)
Кладите здесь.

Сирано де Бержерак 185
С помощью двух невозмутимых лакеев, тех самых, что приехали на запятках, накрыва-
ет прямо на траве. Обращается к Кристиану как раз в ту минуту, когда Сирано
хочет увлечь его в сторону.
Ну, помогите же!
Кристиан бросается помогать. Сирано встревожен.
Р а гно
Павлины с трюфелями!
1-й гвардеец
(сияя, режет на куски толстый ломоть ветчины)
Канальство! Прежде чем сойдем в загробный мир,
Упьемся вдребезги!
(Глянув на Роксану, спешно поправляется.)
То бишь устроим пир!
Р а гно
(выкидывает из кареты одну подушку за другой)
В подушках — рябчики!
Суета. Подушки вспороты. Хохот. Счастье.
3-й гвардеец
Вот это чертовщина!
Р а г но
(швыряет бутылки с белым вином)
Бутылки, полные топаза...
За белым вином следует красное.
и рубина!
Роксана
(кидает прямо в лицо Сирано конец скатерти)
Я скатерть разверну — тяните за концы!
Р а гно
(потрясая фонарем от кареты)
Я даже в фонарях устроил погребцы!

186 Эдмон Ростам
С и ра но
(Кристиану, который вместе с ним расстилает скатерть)
Мне надобно тебя предупредить, пойми ты!
Р а гно
(впадает в лирический тон)
А козлы арльскими колбасами набиты!
Роксана
(разливает вино, накладывает угощение)
Нам нынче дела нет до остальных солдат:
Не им на смерть идти! Гасконцы все съедят.
Де Гишу тоже, чур, не предлагать ни крошки!
(Переходит от одного пирующего к другому.)
Ну, ешьте не спеша: успеем. — Вы без ложки? —
Вина? — Вы плачете?
1-й гвардеец
От счастья!
Роксана
Вам стакан?
Позвольте предложить вам хлеба, капитан.
— Вот крылышко. — А вы? — Вам принесла рагу я! —
Бургундского?
С и ра н о
(удерживая в руках груду тарелок, идет за ней и помогает
потчевать)
Как я люблю ее — такую!
Роксана
(подходит к Кристиану)
А ты?
Кристиан
Не хочется.
Роксана
Ну, рюмочку вина
С печеньем!
Кристиан
(удерживая ее)
Но зачем ты здесь?

Сирано де Бержерак 187
Роксана
Нет, я должна
Побыть с беднягами... А после мы с тобою
Поговорим.
Лебре
(отошел в глубину сцены и подает часовому на холме хлеб, наколов
его на пику)
Де Гиш!
Сирано
Скорее прячь жаркое,
Паштет, бутылки, хлеб!
(К Рагно.)
Ты полезай назад
На козлы... Спрятали?
В мгновение ока все исчезает по палаткам, за пазухой, под плащами и шляпами.
Де Гиш стремительно входит — и останавливается, принюхиваясь. Молчание.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Те же и д е Гиш.
Д е Гиш
Чудесный аромат!
Один из гвардейцев
(напевает как ни в чем не бывало)
Тра-ля-ля-ля!
Де Гиш
(останавливается и смотрит на него)
Да вы все красные как раки!
Что с вами?
Гвардеец
Кровь бурлит от предвкушенья драки.
2-й гвардеец
Пум-пум!

188 Эдмон Ростан
Д е Г и ш
(оборачиваясь)
Что там еще?
2-й гвардеец
(под хмельком)
Так, песенка. Давно
Не пел...
Д е Г и ш
Вам весело, любезный?
2-й гвардеец
Мне смешно!
Во мне... душа поет...
Д е Г и ш
Не вижу капитана.
Ах, вот вы где!
(Увидев, застывает на месте.)
Карбон
(лицо у него пылает, он старательно прячет за спиной бутылку)
Да... я...
Д е Г и ш
Да вы как будто пьяны!
Я пушку приказал перетащить сюда.
(Указывает рукой за кулисы.)
Пусть будет под рукой, когда придет нужда.
Один из гвардейцев
(пошатываясь )
Мы осчастливлены!
Другой
(с любезной ухмылкой)
Нам всем чертовски лестно!
Д е Г и ш
С ума сошли!
(Сухо.)
Да, вам, быть может, неизвестно,
Что пушка, выстрелив, откат назад дает.

Сирано де Бержерак 189
1-й гвардеец
У вас идет назад — у нас пойдет вперед.
Д е Гиш
(хватает его за плечо и встряхивает)
Мертвецки напились! Но чем?
Гвардеец
(высокомерно)
Я нюхал порох.
Д е Гиш
(пожимая плечами, отталкивает его и быстро подходит к Роксане)
Нам время нечего терять в бесплодных спорах.
На что решились вы?
Роксана
Я остаюсь.
Д е Гиш
Тогда
Подать сюда мушкет. Я с вами, господа.
Сирано
Ну, граф, давно бы так! Я восхищаюсь вами.
1-й гвардеец
У вас гасконская душа под кружевами!
Роксана
Граф, право...
Де Гиш
Женщину не брошу я в беде.
2-й гвардеец
О-МУ)
Чего уж там! Пускай нам пособит в еде!
Яства появляются на свет, словно по волшебству.
Д е Гиш
(с загоревшимся взглядом)
Съестное!

190 Эдмон Ростам
3-й гвардеец
Прочь плащи! Ну, распахнемся, детки!
Д е Г и ш
(берет себя в руки, высокомерно)
Благодарю, но мне не надобны объедки.
С и р а но
(с поклоном)
Вас не узнать.
Д е Г и ш
(гордо)
Пойду в сраженье натощак.
На последнем слове у него проскальзывает легкий гасконский акцент.
1-й гвардеец
(в восторге)
Гасконский выговор!
Д е Г и ш
(хохочет)
А как же!
Гвардеец
Вот так так!
Все пускаются в пляс.
Карбон де Кастель-Жалу
(он ненадолго уходил куда-то за холм, а теперь появляется
на вершине)
Копейщиков своих я выстроил пред боем.
(Указывает на ряд копий, который вырос за холмом.)
Де Ги ш
(Роксане, с поклоном)
Прошу, сударыня, сейчас им смотр устроим.
Она опирается на его руку и вместе с ним взбирается на холм. Все следуют за ними,
сняв шляпы.

Сирано де Бержерак 191
Кристиан
(поспешно подходит к Сирано)
Ты мне хотел...
Роксана поднимается на вершину холма, и копья исчезают: все склонились, приветствуя
ее криками; она кланяется.
Копейщики
(за сценой)
Ура!
Кристиан
...открыть секрет? Какой?
Сирано
Роксана, может быть, заговорит с тобой...
Кристиан
О чем?
Сирано
О письмах...
Кристиан
Да, я помню, ты Роксане
Писал.
Сирано
Но видишь ли... Ты должен знать заране,
Чтоб не попасть впросак... Ну, попросту сказать,
Я чаще ей писал, чем ты просил писать.
Кристиан
Ах, вот что!
Сирано
Черт возьми! Я вжился в роль.
Кристиан
Ах, вот что!
Сирано
Ведь ты меня просил писать к ней с каждой почтой;
Своими чувствами ты сам меня увлек.

192 Эдмон Ростам
Кристиан
Так, так...
С и ра но
Я попросту...
Кристиан
Постой, но как ты мог
Их отправлять? Ведь мы в кольце.
С и р а н о
Я до рассвета
Их
проносил.
Кристиан
(скрестив руки на груди)
И впрямь, куда как просто это!
И как же часто ты писал ей, говори,
В неделю раза два, а может быть, все три?
Четыре?
С и ра н о
Чаще.
Кристиан
Ну?
С и ра н о
Два в день.
Кристиан
(безжалостно)
Не потому ли,
Что это входит в роль, ты шел под вражьи пули?
С и р а н о
(видит возвращающуюся Роксану)
Тс-с! Не при ней.
(Поспешно уходит в палатку.)

Сирано де Бержерак 193
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Роксана, Кристиан; на заднем плане снуют гвардейцы;
Карбон иде Гиш отдают приказы.
Роксана
(подбегает к Кристиану)
Теперь, мой друг...
Кристиан
(берет ее за руку)
Теперь ответь:
Зачем ты, не боясь от пули умереть,
Сюда, где мы во всем от случая зависим,
Сквозь полчища врагов примчалась?
Роксана
Из-за писем!
Кристиан
Неужто...
Роксана
На себя пеняйте! Да, мой друг,
Мое бесстрашие есть дело ваших рук:
Вы сами слали мне те письма, от которых
Я обезумела...
Кристиан
Что письма? Просто ворох
Листков, а ты за них...
Роксана
Не надо! Замолчи.
Меня преследовал твой голос — он в ночи,
В саду, так ласково звучал, так незнакомо,
И с той поры моя душа к твоей влекома.
А эти письма... Я читаю их, — и вот
Тот голос давешний опять меня зовет,
Все тот же! Что мне даль, испанцы, горы, топи!
Сам на себя пеняй! Когда бы Пенелопе
Такие письма слал прославленный Улисс,
У ней все нитки бы в шитье оборвались
И вслед за ним, резвей, чем шалая Елена,
Она бы из дому бежала, как из плена.86
13 Э. Ростан

194 Эдмон Ростам
Кристиан
Но...
Роксана
Упивалась я, читая их в тиши:
То были не листки, а лепестки души,
Души, чуравшейся прикрас и суесловья,
Что исповедовалась мне с такой любовью
И так неистово, правдиво до конца...
Кристиан
Ты это поняла?
Роксана
Из каждого словца.
Кр и сти а н
И ты приехала...
Роксана
К тебе, мой милый гений,
Когда бы пред тобой я стала на колени,
Меня бы поднял ты! Но вот к ногам твоим
Слагаю сердце я — распоряжайся им.
И я приехала в раскаянье, в смущенье
За легкомыслие мое просить прощенья,
Пока мы смертную не перешли черту:
Прости, что я в тебе любила красоту!
Кристиан
(в ужасе)
Роксана!
Роксана
А когда я зорче сердцем стала,
Пленяясь красотой, я душу распознала;
И та меня влекла, и эта, и поверь,
Любила я в тебе их обе!
Кристиан
А... теперь?
Роксана
Теперь? Ты побежден, но победитель ты же,
И мне твоя душа стократ родней и ближе.

Сирано де Бержерак 195
Кристиан
(отшатывается)
Роксана!
р
океана
Да, мой друг. Пускай, лаская взгляд,
Нас тешит красота, как яркий маскарад,
Но лишь краса души в нас возбуждает нежность.
В моих глазах твою блистательную внешность
Затмил глубокий ум, и пусть прекрасен ты,
Но я в тебе теперь не вижу красоты.
Кристиан
я...
Роксана
Верно, ты не ждал признания такого?
Кристиан
(горестно)
Роксана!
Роксана
Кажется тебе, я не готова
К любви подобной?
Кристиан
Нет! Ее не нужно мне!
Прошу, люби меня по-прежнему, а не...
Роксана
Не так, как повелел твой ум, твое искусство?
Позволь мне более возвышенное чувство!
Кристиан
Мне прежнее милей!
Роксана
Ну как ты не поймешь:
Я то люблю, чем ты воистину хорош,
Любовью верною, высокой, настоящей!
Да будь твоя краса и не такой блестящей...
Кристиан
Не надо!

196 Эдмон Ростам
Молчи!
Уродом!
Роксана
Стань совсем дурен, я и тогда...
...любила бы
Господи!
Кристиан
Роксана
тебя...
Кр и сти а н
Уродом?
Роксана
Да,
Кр и ст и а н
Роксана
Ты рад?
Кристиан
(прерывающимся голосом)
Рад...
Роксана
Ты как будто...
Кристиан
(ласково ее отстраняя)
Позволь я отлучусь: всего лишь на минуту.
Роксана
Конечно.
Кристиан
(указывая на толпу гвардейцев в глубине сцены)
Я от них отвлек тебя, прости:
Вернись к ним, обласкай, — ведь им на смерть идти...
Роксана
(растроганно)
Любимый...
Подходит к гасконцам, которые почтительно ее окружают.

Сирано де Бержерак 197
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Кристиан, Сирано, в глубине сцены Роксана разговаривает
с Карбоном и несколькими гвардейцами.
Кристиан
(подходит к палатке Сирано и зовет)
Сирано!
Сирано
(выходит в полном вооружении)
Ты бледен! Что такое?
Кристиан
Я лишний.
Сирано
Как?
Кристиан
Она увлечена тобою.
Сирано
Нет!
Кристиан
Ей мила моя душа, мой ум.
Сирано
Нет! Нет!
Кристиан
Роксана влюблена в тебя, и не секрет,
Что ты влюблен в нее!
Сирано
Пусть так.
Кр и сти а н
Я знал.
Сирано
И что же?

198 Эдмон Ростам
Кристиан
Откройся ей.
С и ра н о
Нет-нет!
Кристиан
Иди к ней.
С и р а н о
С этой рожей?
Кристиан
Она сказала, что будь я урод лицом,
Ей это все равно.
С и ран о
Спасибо и на том.
За эту мысль — и то спасибо... Но не верь ей!
И понапрасну ты смиряешься с потерей,
Я рад... Но ты себя сомненьями не жаль;
Не вздумай подурнеть: ей будет очень жаль!
Кристиан
Давай проверим.
С и ра но
Нет.
Кристиан
Скажи ей все немедля —
Пусть выберет сама.
С и р а но
Нет, лучше прямо в петлю!
Кристиан
Так что ж, тебе страдать за то, что я красив?
А справедливость где?
С и р ано
Так что же, уступив,
Ты должен сам страдать за то, что мне случайно
Дано являть огонь, в тебе горящий тайно?

Сирано де Бержерак 199
Кристиан
Скажи ей!
Сирано
Как упрям ты, искуситель мой!
Кристиан
Пойми, соперничать устал я сам с собой.
Сирано
Молчи!
Кристиан
Наш тайный брак расторгнем без труда мы,
Коль уцелеем здесь...
Сирано
Ох, до чего упрямый!
Кристиан
Хочу любимым быть таков, каков я есть,
Или отвергнутым! Вас с ней оставлю здесь
И на позиции пойду; ты ей покуда
Скажи, пусть выберет из нас...
Сирано
Тебя!
Кристиан
Да, буду
Надеяться...
Сирано
Постой!
Кристиан
(зовет)
Роксана!
Роксана
(подбегает)
Что?

200 Эдмон Ростан
Кристиан
Сейчас
Мой друг откроет вам секрет, связавший нас.
Она поспешно подходит к Сирано. Кристиан удаляется.
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Роксана, Сирано, затем Лебре, Карбон де Кастель-Жалу,
гвардейцы, Рагно, де Гиш и прочие.
Роксана
Секрет?
Сирано
(в ужасе)
Ушел!..
(Роксане.)
Уж он таков! Его тревожит,
Ей-богу, сущий вздор!
Роксана
(поспешно)
Не верит он, быть может,
Признаньям, что меня вели к нему сюда?
Сирано
(берет Роксану за руку)
Роксана, вы ему сказали правду?
Роксана
Да.
Он был бы дорог мне, будь...
(Запинается.)
Сирано
(с грустной улыбкой)
Вы боитесь, видно,
Меня обидеть?
Роксана
Но...

Сирано де Бержерак 201
С Ира но
Мне вовсе не обидно.
Будь он уродом?
Роксана
Да.
За сценой стрельба.
Там выстрелы?
Сирано
(пылко)
Будь он
Страшилищем?
Роксана
Да, да!
Сирано
И даже будь... смешон?
Роксана
Я не нашла б его смешным, а мне виднее.
Сирано
И вы любили бы?
Роксана
Любила бы нежнее!
Сирано
(теряя голову, про себя)
Все правда, Господи! И счастье брезжит нам...
(Роксане.)
Роксана, слушайте, я...
Лебре
(быстро входит, зовет вполголоса)
Сирано!
Сирано
(обернувшись)
Что?

202 Эдмон Ростан
Лебре
Там...
(Шепчет ему на ухо.)
С и ра но
(со стоном отшатывается от Роксаны)
А...
Роксана
Что вы?
С и ра но
(с отчаянием, в сторону)
Кончено.
Новые выстрелы.
Роксана
Стрельба... Что там творится?
(Уходит в глубь сцены, чтобы взглянуть на происходящее.)
С и ра но
Все кончено, теперь я не могу открыться!
Роксана
(порывается бежать)
Пойдем!
Си р а но
(проворно ее удерживает)
Куда?
Входят гвардейцы, пряча от Роксаны свою ношу; стеснившись вокруг,
они не дают Роксане подойти.
Роксана
Что там?
С и ра н о
(увлекая ее в сторону)
Не все ли нам равно...
Роксана
О чем вы мне сказать хотели, Сирано?

С и рано де Бержерак 203
С ира но
Я? Ни о чем. Клянусь, что ни о чем, Роксана!
(Торжественно.)
Клянусь, что светлый ум и сердце Кристиана
Мне были...
(В ужасе.)
Господи...
Роксана
Как — были?
(Кричит.)
О-о!
(Бросается вперед, расталкивая всех.)
С и ра но
Конец.
Роксана
(видит Кристиана, простертого, на плаще)
Мой Кристиан!
Лебре
(Сирано)
А ведь совсем еще юнец!
И первым выстрелом...
Роксана склоняется над Кристианом. Новые выстрелы.
Бряцание ружей. Крики. Барабаны.
Карбон де Кастель-Жалу
(с обнаженной шпагой)
А ну, к оружью, братцы!
Роксана
Мой Кристиан!
Карбон
Равняйсь! Сыпь порох! Будем драться!
Вбегает Р а г н о — он принес в шлеме воды.

204 Эдмон Ростам
Кристиан
(еле слышно)
Роксана!..
Роксана в смятении отрывает полоску материи от его сорочки,
смачивает в воде, чтобы сделать перевязку.
С ир ан о
(быстро шепчет Кристиану на ухо)
Я сказал! Ты, ты один ей мил...
Роксана
Что, милый мой?
Карбон
Скуси патрон!
Роксана
Глаза прикрыл...
Карбон
Зажги фитиль!
Роксана
(Сирано)
Что с ним? Он жив? Не понимаю...
Карбон
В грудь целься!
Роксана
Ах, щека как будто ледяная!
А вот письмо...
(Распечатывает.)
Ко мне.
Сирано
(в сторону)
Мое прощанье...
Карбон
Пли!
Стрельба. Крики. Шум сражения.

Сирано де Бержерак 205
С и ра но
(пытается высвободить свою руку, которую держит
склоненная над убитым Роксана)
Роксана, бой идет!
Роксана
(удерживает его)
О, если 6 вы могли
Побыть еще чуть-чуть! Он умер. Вы дружили.
(Тихо плачет.)
Не правда ль, о его уме, о чистом пыле
Всегда вы знали?
Сирано
(стоит, обнажив голову)
Да, Роксана.
Роксана
Вы всегда
В нем несравненного поэта чтили?
Сирано
Да,
Роксана.
Роксана
Видели незримый для профана
Огонь возвышенного сердца?
Сирано
(твердо)
Да, Роксана!
Роксана
(падает на труп Кристиана)
Убит!
Сирано
(в сторону, обнажая шпагу)
Авось и я найду конец в огне:
Оплакан Кристиан, но это плач по мне.
Вдалеке трубит труба.

206 Эдмон Ростам
Д е Г и ш
(появляется на вершине холма; он без шляпы, лоб окровавлен;
кричит громовым голосом)
Трубят, вы слышали? Уже близка подмога!
Нам подают сигнал. Хотя б еще немного
Нам надо выстоять!
Роксана
Письмо в крови, в слезах...
Голос
(за сценой)
Сдавайтесь!
Голоса гвардейцев
Нет!
Р а гн о
(взобравшись на карету, следит за боем у подножия холма)
Какой разгром у нас в рядах!
С и ра н о
(указывая де Гишу на Роксану)
Ее спасайте, граф!
Роксана
(целует письмо, говорит еле слышно)
Здесь кровь и слезы мужа...
Д е Г и ш
(на холме, кричит гвардейцам яростно)
Держитесь!
Р а гно
(спрыгивает с кареты и спешит к Роксане)
Обморок!
Голос
(из-за холма)
Эй, вы, бросайте ружья!
Голоса гвардейцев
Нет!

Сирано де Бе рже рак 207
С и ра но
(де Гишу)
Граф, мы в вас уже признали храбреца,
(Указывает на Роксану.)
Бегите с ней!
Д е Ги ш
(подбегает к Роксане, подхватывает ее на руки)
А вы держитесь до конца:
От вас зависит все!
Сирано
Клянусь!
Роксана без чувств, д е Г и ш с помощью Р а г н о ее уносит. Сирано кричит вслед.
Прощай, Роксана!
Смятение. Крики. На сцене один за другим появляются раненые гвардейцы и падают
замертво. Сирано бросается в бой, на вершине холма его останавливает залитый кровью
Карбон де Кастел ь - Жалу .
Карбон
Враг ломит. Ранен я ударом протазана.87
Сирано
(кричит гасконцам)
Держись, ребята!
(Карбону, поддерживая его.)
Враз я потерял двоих:
И друга, и любовь! Я отомщу за них.
(Флейтисту.)
Флейтист, играй!
Раздаются звуки флейты. Сирано с Карбоном спускаются с холма. Сирано хватает
пику, к которой привязан платок Роксаны.
Храни нас, крошечное знамя!
(Втыкает пику в землю. Кричит гвардейцам.)
Спускайтесь! Этот склон холма еще за нами!
Раненые поднимаются. Гвардейцы кубарем скатываются с холма, становятся вокруг С и -
рано и знамени, забираются в карету и на ее крышу, — карета ощетинивается мушкетами
и превращается в крепость.

208 Эдмон Ростан
Один из гвардейцев
(показывается на вершине холма, спиной к зрителям и, продолжая
отбиваться, кричит)
Они полезли вверх!
(Падает убитый.)
С ира н о
А мы их встретим тут.
На холме грозно вырастает вражеская шеренга. Вздымаются огромные знамена имперцев.
С и ран о
Пли!
Общий залп.
Крик
(из рядов врага)
Пли!
В ответ французам раздается смертоносный залп. Гвардейцы падают один за другим.
Испанский офицер
(снимает шляпу)
Да кто ж они, что так на смерть идут?
С ира н о
(декламирует, стоя под ураганным огнем)
Это славные дети Гаскони
И Карбона Кастель-Жалу.
Жизнь их — стычки, попойки, погони...
(Бросается вперед, увлекая за собой немногих уцелевших.)
Это славные...
Голос его теряется в шуме битвы.

действие пятое
ГАЗЕТА СИРАНО
Пятнадцать лет спустя. 1655 год. Парк при монастыре Дочерей Креста в Париже.м
Прекрасные раскидистые деревья. Налево дом; широкое каменное крыльцо, на которое выходит
несколько дверей. Посреди сцены огромное дерево; вокруг него небольшая овальная площадка.
Справа, на переднем плане, среди больших буксов каменная полукруглая скамья.
Глубину сцены пересекает каштановая аллея; она оканчивается справа, на четвертом плане, у
дверей часовни, которая виднеется за стволами деревьев. Сквозь двойную завесу деревьев можно
различить уходящие вдаль лужайки, боскеты, глубину сада и небо.
Боковая дверь часовни выходит в колоннаду, увитую виноградом с уже краснеющими листьями;
она идет направо и теряется на первом плане в кустах букса.
Осень. Лужайки еще покрыты ярко-зеленой травой, но листва над ними уже порыжела.
Темно-зеленые пятна буксов и тиссов. Под каждым деревом ковер желтых листьев. Листья устилают
всю сцену, шелестят под ногами в каждой аллее, лежат на крыльце и на скамьях.
Между скамьей справа и деревом большие пяльца, перед ними стульчик. Тут же корзины,
полные ниток в мотках и клубках. Начатое вышивание.
При поднятии занавеса по парку расхаживают монахини; несколько монахинь сидят на скамье
вокруг пожилой настоятельницы. Падают листья.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Мать Маргарита, сестра Кристина, сестра Агнесса, монахини.
Сестра Кристина
(матери Маргарите)
Сестра Агнесса мнит себя прекрасней всех:
Она у зеркала вертелась.
Мать Маргарита
(сестре Агнессе)
Это грех.
Сестра Агнесса
Зато вчера брала добавки чернослива
Сестра Кристина.
Мать Маргарита
(сестре Кристине)
Фи, как это некрасиво!
14 Э. Ростам

210 Эдмон Ростам
Сестра Агнесса
Один разок!
Сестра Кристина
Один разочек!
Мать Маргарита
Все равно:
Я расскажу про вас месье де Сирано.
Сестра Агнесса
(в ужасе)
Да он задразнит нас!
Сестра Кристина
Он скажет, что монашки —
Кокетки!
Сестра Агнесса
Лакомки!
Мать Маргарита
(с улыбкой)
Ах вы, мои бедняжки!
Сестра Агнесса
Мать Маргарита! К нам приходит, говорят,
Субботу каждую он десять лет подряд?
Мать Маргарита
Да все четырнадцать! С тех пор как служит кровом
Наш монастырь его кузине и к холщовым
Чепцам вуаль вдовы прибилась, так черна,
Как птица черная, меж белых птиц одна.
Сестра Кристина
И только он порой умеет в разговоре
Немного облегчить ее тоску и горе.
Все сестры
Он славный! — И смешной! — Всегда мы ждем суббот!
Он шуточками нам покою не дает! —
А как с ним весело! — Смешит он нас до колик!
Сестра Кристина
Жаль, что не слишком-то он истовый католик.

Сирано дс Бержерак 211
Сестра Агнесса
Мы обратим его.
Все сестры
Да! Да!
Мать Маргарита
Напрасный труд!
Все ваши доводы его лишь оттолкнут.
Я запрещаю вам вести с ним споры эти.
Сестра Кристина
А Бог?..
Мать Маргарита
Пред Богом он как на ладони, дети.
Сестра Кристина
В субботу он всегда с порога мне: «Сестра,
А я опять поел скоромного вчера!»
Мать Маргарита
А вы и верите! Да ведь на той неделе
Он просидел два дня без хлеба.
Сестра Кристина
Неужели!
Мать Маргарита
Месье Лебре сказал — он в бедности живет.
Сестра Кристина
И некому помочь?
Мать Маргарита
Он денег не возьмет
Да и рассердится.
В дальней аллее появляется Роксана, вся в черном, во вдовьем чепце и длинной накид-
ке; ее сопровождает блистательный, но стареющий д е Г и ш . Они идут медленно.
Мать Маргарита
(встает)
Вон госпожа Мадлена
Выходит с гостем в сад. Пойдемте!

212 Эдмон Ростан
Сестра Кристина
(шепотом, сестре Агнессе)
Наши стены
Сам маршал де Граммон почтил?
Сестра Агнесса
Я погляжу.
(Смотрит.)
Да, он.
Сестра Кристина
С полгода он не видел госпожу
Мадлену.
Монахини
Занят! — Двор... — Войска...
Сестра Агнесса
Тщета мирская!
Уходят. Де Гиш и Роксана молча подходят
и останавливаются возле пяльцев. Пауза.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Роксана, герцог де Граммон (в прошлом граф де Гиш),
затем Лебре и Рагно.
Герцог
Что ж, золото волос под трауром скрывая,
Вы здесь остались?
Роксана
Да.
Герцог
И все ему верны?
Роксана
Да.
Герцог
(помолчав)
Вы простили мне?

Сираио де Бержерак 213
Роксана
(глядя на крест над монастырем, просто)
Ведь мы прощать должны.
Новая пауза.
Герцог
Он, значит, был...
Роксана
Увы, он понят был не всеми.
Герцог
Мне жаль, что я его не оценил в то время.
Его последнее письмо всегда при вас?
Роксана
Здесь, в этой ладанке, с тех пор как он угас.
Герцог
Его и мертвого вы любите?
Роксана
Порою
Мне чудится, что он не умер. Он со мною.
Его душе с моей беседовать дано...
Герцог
(после непродолжительной паузы)
Скажите мне, у вас бывает Сирано?
Роксана
Частенько. Старый друг! Он служит мне газетой.
В субботу для него вот здесь, под сенью этой,
Готовят кресло. Я над вышивкой сижу
И жду. Часы пробьют — я даже не гляжу,
Заслышав на крыльце стук трости неизменной.
Придет, усядется, пошутит непременно
Над вечной вышивкой моей, и что стряслось
В Париже за семь дней, он все мне...
На крыльцо выходит Л е 6 р е .
Вот так гость!
Л е 6 р е спускается.
Лебре, ну что ваш друг?

214 Эдмон Ростан
Лебре
С ним плохо.
Герцог
О!
Роксана
(герцогу)
Он краски
Сгущает.
Лебре
Я такой и ожидал развязки:
Он беден, одинок. Врагов ему плодят
Его эпистолы,^ Задеты все подряд:
Все трусы, все ханжи, спесивцы и писаки.
Роксана
Но он все так же храбр, об этом знает всякий,
И не рискнет никто с ним ссориться.
Герцог
(покачивая головой)
Как знать!
Лебре
Ему противника не сыщется подстать.
Но одиночество, но в жалкое жилище
Крадущийся декабрь, нужда в тепле и в пище
Добьют его верней, чем нанятый бандит.
Он дырочки в ремне все новые сверлит,
А бедный нос его сравнялся в цвете с воском,
А платье не назвать иначе как обноском.
Герцог
Пусть он не преуспел и не добился благ,
Не
нам его жалеть.
Лебре
(с горькой улыбкой)
Ах, маршал!

Сирано де Бержерак 215
Герцог
Это так:
Не нам его жалеть! Гнушаясь мыслью мелкой,
Себя не запятнал он ни единой сделкой.
Лебре
(так же)
Ах, герцог!
Герцог
(высокомерно)
Я силен, а он и слаб, и мал,
Но руку бы ему я с радостью пожал.
(Кланяется Роксане.)
Роксана
Я провожу вас.
Герцог кланяется Лебре и вместе с Роксаной идет к крыльцу.
Роксана поднимается по ступеням. Герцог останавливается.
Герцог
Мне судьба его завидна.
Кто преуспел во всем, тот должен, очевидно,
Терпеть... Хоть видит Бог, я прочих не грешней,
А все ж приходится терпеть на склоне дней
Не пытку совести, так смутные укоры,
Свербящие в душе... И пышный плащ, который
На герцогских плечах достигнет высоты,
С собою тащит сор развеянной мечты,
Как ваша черная накидка по ступеням
Влачит с собой листву, затронутую тленьем.
Роксана
(насмешливо)
Герцог
Да, пожалуй.
(Уходит и вдруг останавливается.)
Господин
Лебре!
(Роксане.)
На два словца!

216 Эдмон Ростам
(Подходит к Лебре, вполголоса.)
Вы правы: ни один
Клинок для Сирано не страшен, но намедни
Я во дворце слыхал о вашем друге сплетни:
«Несчастный случай с ним покончит, а не враг!»
Лебре
Что?
Герцог
Берегите же его.
Лебре
(воздевая руки к небу)
Беречь! Но как?
Попробую его предупредить. Эх, скверно!
К Роксане подходит монахиня.
Монахиня
Сударыня, пришел Рагно.
Роксана
Впустите.
(Герцогу и Лебре.)
Верно,
Опять он бедствует. Оставил он мой дом,
Был литератором, потом пономарем...
Лебре
Лютнистом...
Роксана
Банщиком...
Лебре
Цирюльником...
Роксана
Актером!.
Лебре
И певчим!

Сирано де Бержерак 217
Роксана
Кто теперь предстанет нашим взорам?
Вбегает Р а г н о .
Р а гн о
Сударыня!
(Замечает Лебре.)
Вы здесь? Ах, сударь!
Роксана
(улыбаясь)
Вновь беда?
Доверьте все Лебре. Я к вам вернусь сюда.
Р а гн о
Сударыня...
Роксана, не слушая, уходит вместе с герцогом. Рагно подходит к Лебре.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Лебре, Рагно.
Ушла... Тем лучше, сударь! Вы же
С ним близкие друзья... Я шел к нему — и вижу:
Выходит из дому он сам навстречу мне.
Бегу... И в двух шагах... На той же стороне
Окно распахнутое... он проходит мимо...
И вдруг — случайно ли? — летит неумолимо
Оттуда на него огромное бревно...
Лебре
Мерзавцы!
Рагно
Я спешу к месье де Сирано...
Лебре
О Боже!
Рагно
Наш поэт, недвижный, бездыханный,
Лежит, и голова зияет страшной раной...

218 Эдмон Ростан
Лебре
Что, насмерть?
Р а гно
Нет, он жив. Его отнес я в дом.
Эх, в комнатке его хоть покати шаром!
Лебре
Он сильно мучается?
Р а гно
Нет, он без сознанья.
Лебре
А лекари?
Р а гно
Пришел один... из состраданья.
Лебре
Несчастный!.. А какой Роксану ждет удар!
Нет, ей ни слова... Что находит лекарь?
Р а гно
Жар,
И что-то там сказал про оболочку мозга...
Представьте, весь в бинтах, сам белый, как известка,
Один, беспомощный... Бежим скорей туда!
Ох, если встанет он, тогда и впрямь беда!
Лебре
(увлекает его направо)
Через часовню мы пройдем: тот путь короче!
Роксана
(выходит на крыльцо и видит, что Лебре и Рагно бегут по
колоннаде, ведущей к часовне)
Но, господин Лебре, куда вы?
Лебре и Рагно убегают, не ответив.
Что есть мочи
Умчался! Знать, и впрямь Рагно попал в беду.
(Спускается с крыльца.)

Сирано де Бержерак 219
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Роксана одна, потом ненадолго две монахини.
Роксана
Сентябрь кончается. Как хорошо в саду!
Моей тоске претит сияние апреля,
Зато уютно ей средь желтизны и прели...
Садится за пяльцы.
Две монахини выносят из дома большое кресло
и ставят его под деревом.
А вот излюбленное кресло Сирано!
Сестра Кристина
У нас в приемной всех удобнее оно.
Роксана
Благодарю, сестра.
Монахини уходят.
С минуты на минуту
Придет он...
Она располагается за работой. Бьют часы.
Где клубок?.. Нашелся... Почему-то
Запаздывает он впервые... Ну, придет!
Сестру привратницу... Где мой наперсток? Вот...
Я попрошу прочесть ему увещеванье...
Пауза.
Да где ж он?.. Мертвый лист упал на вышиванье.
(Смахивает лист, упавший на пяльцы.)
Нет, вовсе не прийти не может он никак...
Не вижу ножниц...
Монахиня
(выходит на крыльцо)
К вам месье де Бержерак.

220 Эдмон Ростам
СЦЕНА ПЯТАЯ
Роксана, Сирано, сестра Кристина (ненадолго).
Роксана
(не оборачиваясь)
О чем бишь я?
Вышивает. Монахиня вводит Сирано; он бледен, шляпа нахлобучена на самые глаза.
Сестра уходит. Опираясь на трость, он медленно спускается по ступеням, с видимым тру-
дом старается держаться прямо. Роксана занята рукоделием.
Тона как будто неживые...
Что же, освежим.
(К Сирано, с ласковым упреком.)
И вам не совестно впервые
За столько лет, кузен, опаздывать ко мне!
Сирано
(добравшись до кресла, садится; его веселый голос разительно
противоречит выражению лии,а)
Замешкал, виноват! Но по чужой вине.
Роксана
По чьей?
Сирано
Ко мне пришли. Сдержал насилу злость я.
Роксана
(рассеянно, не отрываясь от вышивки)
А, гость непрошеный?
Сирано
Непрошеная гостья.
Роксана
И вы спровадили ее?
Сирано
Не без труда.
Пришлось сказать ей, что в субботу-де всегда
Я наношу визит, и распроститься с нею,
Твердя: «Сударыня, зайдите попозднее».

Сирано де Бержерак. 221
Роксана
(небрежно)
Уж лучше б завтра к вам нагрянула она:
Я вас не отпущу сегодня дотемна.
Сирано
(мягко)
Боюсь, что нынче я чуть раньше вас покину.
Закрывает глаза и на мгновение умолкает. По парку от часовни к крыльцу проходит сест-
ра Кристина. Роксана замечает ее и подзывает кивком.
Роксана
Что ж, вам прискучило дразнить сестру Кристину?
Сирано
(встрепенувшись, открывает глаза и нарочито грозным басом зовет)
Сестра Кристина!
Сестра бесшумно подходит к нему.
Как всегда, потуплен взор!
Ах вы, тихоня!
Сестра Кристина
(смотрит на него улыбаясь)
Я...
(Не в силах скрыть замешательства.)
Вы...
Сирано
(тихо, кивая на Роксану)
Тише! Тс-с! Все вздор!
(Громко, с издевкой.)
Я оскоромился вчера.
Сестра Кристина
(в сторону)
Да, он, болезный,
И вовсе спал с лица.
(К Сирано.)
Ох, знаю вас!
(Поспешно и тихо.)

222 Эдмон Ростам
В трапезной
Мы ждем вас через час: я вам бульон сварю...
Придете?
С и ра но
Да, да, да, сестра, благодарю!
Сестра Кристина
Давно бы так!
Роксана
(слышит, как они шушукаются)
Опять о благости Господней
Толкуете?
Сестра Кристина
Нет-нет!
С и ра н о
Вас не узнать сегодня.
Где ваши проповеди? Ваш болтливый пыл?
(С потешной яростью.)
Эх, провалиться мне! Едва не позабыл:
Я шутку новенькую ей припас, кузина.
(Делает вид, что придумывает
забавную шутку.)
Вы... помолитесь за меня, сестра Кристина.
Роксана
Неужто?
С и ра н о
(посмеиваясь)
Я ее поддел на этот раз!
Сестра Кристина
Признаться, я и так всегда молюсь за вас.
(Уходит.)
С и ра н о
(Роксане, склонившейся над рукоделием)
Боюсь, мне не дожить до вышивки готовой!

Сирано до. Бержерак 223
Роксана
А я-то жду, когда услышу это снова!
Порыв ветра срывает несколько листьев.
Сирано
Да, листья падают!
Роксана
(поднимает голову и смотрит в глубь сада)
И на лету блестят
Старинным золотом.
Сирано
Как медленно летят!
Смотрите, падая на землю сиротливо,
Они последний путь хотят свершить красиво
И, зная, что в конце их тлен и гибель ждет,
Паденье претворить пытаются в полет.
Роксана
Вы приуныли?
Сирано
(спохватывается)
Нет, ни капельки, Роксана.
Роксана
Кузен, пускай себе летит листва с платана,
Я заждалась моей газеты!
Сирано
А? Сейчас.
Роксана
Что новенького?
Сирано
(все больше бледнеет, борется с болью)
В ту субботу восемь раз
Король ел виноград, и на восьмой добавке
Его взяла хандра. Потребовались пьявки.
Они с лейб-медиком явились ко двору
И высочайшую развеяли хандру.
Так. В воскресенье бал у короля давали.

224 Эдмон Ростам
Семьсот четырнадцать свечей горело в зале.
Четыре колдуна повешены. Гласит
Молва, что Иоанн Австрийский в пух разбит,90
А моська госпожи д'Атис зашлась в икоте;
Ей ставили клистир...
Роксана
Кузен, что вы плетете!
С и ра но
Ну-с, понедельник пуст. Но что произошло
Во вторник!
Роксана
Что же?
С и ра но
(лицо его все больше искажается)
Двор уехал в Фонтенбло.91
А в среду Ла Монгла отвергла де Фиеско.
В четверг возвысилась Манчини...92 То-то блеску!
Де Фьеско в пятницу согласие дано.
В субботу...
(Закрывает глаза. Роняет голову на грудь. Молчание.)
Роксана
(удивлена его молчанием, оборачивается, смотрит на него
и в тревоге приподнимается)
Что это? Вам дурно?
(Подбегает к нему с криком.)
Сирано!
С ира но
(открывает глаза, слабым голосом)
А? Я...
(Видит склонившуюся над ним Роксану и поспешно нахлобучивает
шляпу глубже на глаза, еще глубже вжимается в кресло.)
Все пустяки! Сегодня целый день я
Сонлив...
Роксана
Что с вами?

Сирано де Бержерак. Гравюра неизвестного художника.

К. Коклен (Сирано). Театр Порт-Сен-Мартен. 1898 г.

Титульный лист первого издания пьесы Ростана на языке оригинала. 1898 г.

Писарская копия принадлежащего Т. Л. Щепкиной-Куперник перевода пьесы Ростана,
представленная в цензуру. 1898 г.

Титульный лист первой публикации пьесы Ростана в переводе Т. Л. Щепкиной-Куперник
(сб. «Сцена», вып. XXI).

Р. Симонов (Сирано) и Ц. Мансурова (Роксана).
Московский театр имени Евг. Вахтангова. 1942 г.

В. Честноков (Сирано).
Ленинградский театр
имени Ленинского комсомола.
1941 г.
М. Астангов (Сирано).
Московский театр
имени Евг. Вахтангова.
1946 г.

И. Кваша (Сирано) и Л. Толмачева (Роксана).
Московский театр «Современник». 1964 г.

Сирано де Бержерак 225
Сирано
След аррасского раненья...
Пустое...
Роксана
Бедный друг! Как это тяжело!
Сирано
Ну, полно... Скоро все пройдет.
(Улыбается через силу.)
Уже прошло.
Роксана
(стоя над ним)
Как видно, старая не заживает рана.
И у меня саднит и ноет беспрестанно
(Кладет руку на грудь.)
Вот здесь, где прячу я желтеющий листок,
Хранящий пятна слез и крови между строк!
Начинает смеркаться.
Сирано
Письмо! А помните, сулили вы, бывало,
Мне показать его когда-нибудь...
Роксана
Пожалуй...
Сирано
Ну... а сейчас?
Роксана
(снимает с шеи ладанку и протягивает ему)
Прошу.
Сирано
(принимает ладанку)
И можно посмотреть?
Роксана
Да, да.
(Подходит к пяльцам, садится, складывает вышивку,
убирает нитки.)
15 Э. Ростам

226 Эдмон Ростан
С и ра н о
(читает)
«Любимая, я должен умереть!»
Роксана
(удивлена)
Зачем же вслух?
С и ра н о
(читает)
«Меня не станет нынче ночью.
Еще хотя бы раз увидеть вас воочью!
Я вам не высказал любви моей, увы!
И смерть лишь потому страшит меня...»
Роксана
Как вы
Читаете!
С и ра н о
(продолжает)
«Вовек завороженным взором
За вами не следить... Я помню жест, которым
Со лба небрежную вы убирали прядь...
Я представляю вас, и хочется кричать...»
Роксана
(растрогана)
Как вы читаете!
Сумерки незаметно сгущаются.
С и ра н о
«Кричать: моя родная!
Любовь моя, прощай!..»
Роксана
(мечтательно)
О, я припоминаю...
С и ра н о
«Мое сокровище...»
Роксана
Но вы...

Сирано де Бсржерак 227
С и р а н о
«В предсмертный час...»
Роксана
И голос...
(Вздрагивает.)
Слышу я его не в первый раз!
(Бесшумно ступая, незаметно подходит, останавливается за спинкой
кресла, тихо наклоняется, заглядывает в письмо.)
Темнота сгустилась.
Сирано
«Душой не покидал я вас ни на мгновенье,
И я навеки ваш!.. Пускай могильной сенью
От вас я отлучен — я с вами все равно...»
Роксана
(кладет руку ему на плечо)
Но как вы можете читать? Ведь здесь темно!
(Он вздрагивает, оборачивается, видит ее рядом и с жестом отчая-
ния опускает голову. Долгое молчание. Потом в наступившей темно-
те она медленно произносит, прижимая руки к груди.)
И он пятнадцать лет держался этой роли
И друга старого играл по доброй воле!
Сирано
Роксана!
Роксана
Это вы!
Сирано
Не я, Роксана, нет!
Роксана
А я не поняла его за столько лет!
Сирано
То был не я.
Роксана
Вы, вы!

228 Эдмон Ростан
С ира но
Клянусь вам...
Роксана
Матерь Божья,
Вы провели меня великодушной ложью!
Все письма — ваши!
С и ра но
Нет!
Роксана
Признанья — ваши!
Сирано
Нет!
Роксана
В ту ночь я слышала ваш голос!
Сирано
Это бред!
Неправда!
Роксана
Черпала любовь я в вашем пыле!
Сирано
Но я вас не любил.
Роксана
Нет, вы меня любили!
Сирано
(защищаясь)
Не я — а он!
Роксана
Вы!
Сирано
(упавшим голосом)
Нет!..

Сирано де Бержерак 229
Роксана
Не опускайте глаз!
Сирано
Моя любимая, нет, не любил я вас!
Роксана
Теперь по-новому я вижу все былое...
Но почему же вы таились предо мною?
Зачем пятнадцать лет молчали? Для чего?
Письмо и слезы — все, все ваше!
Сирано
(протягивает ей письмо)
Кровь — его.
Роксана
Но если вам молчать велело благородство —
Зачем же нынче вы...
Сирано
я...
Вбегают Лебре и Рагно.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Те же, Лебре и Рагно.
Лебре
Что за сумасбродство!
Он здесь! Я так и знал!
Сирано
(выпрямляется, с улыбкой)
Сыскал меня, брюзга!
Лебре
Что он наделал! Жизнь ему не дорога!
Роксана
О Боже! Обморок... и приступ боли... это...

230 Эдмон Ростам
С и ра но
Да, виноват! Еще не кончена газета:
В субботу вечером, тридцатого числа,93
Дни Сирано рука убийцы пресекла.
(Снимает шляпу; его голова обмотана повязкой.)
Роксана
О Господи! Бинты... Да что ж это такое?
Что
с вами сделали:1
Сирано
«Лишь от руки героя
Я смерть свою приму, не сдамся без борьбы!»
Мои слова! И вот — ирония судьбы:
Меня какой-то там лакей, орудье мести,
Убил исподтишка бревном в укромном месте...
Тем лучше. Жизнь была сцепленьем неудач —
И смерть не удалась.
Р а г но
Ах, сударь!
Сирано
Ну, не плачь!
Рагно!
(Протягивает ему руку.)
Какую ты теперь избрал карьеру?
Рагно
(сквозь слезы)
Я... я... я нанялся ламповщиком... к Мольеру...94
Сирано
К Мольеру!
Рагно
Но уже ушел — и очень рад:
«Скапена» видел я — ведь это плагиат,
Ограблен ваш «Педант» бесстыжим драматургом! 95
Лебре
«Педант»?

Сирано де Бержерак 231
Р а гн о
«Кой черт полез он на галеру к туркам!»
Дословно!..
Лебре
(в ярости)
Как он мог!
Сирано
Он вправе — он Мольер.
(Рагно.)
Не освистали там ему моих галер?
Рагно
(рыдая)
Смеялись все... до слез...
Сирано
Подобием суфлера
Я прожил жизнь. Ну что ж, меня забудут скоро.
(Роксане.)
Когда вам Кристиан в любви признался... Ночь,
Балкон — вы помните? Вот жизнь моя точь-в-точь:
Пока я прятался по тьме, другие браво
Срывали поцелуй у вожделенной славы.
Но все оправдано: скажу и в смертный миг,
Что Кристиан красив и что Мольер велик!
В часовне звонит колокол; в дальней аллее видны монахини, идущие к службе.
А, срок пришел творить молитву в Божьем храме!
Роксана
(поднимается и зовет)
Сестра!
Сирано
(удерживает ее)
Не нужно звать! Останьтесь лучше сами:
Мне не хотелось бы уйти, не видя вас...
Теперь бы музыки немного...
Монахини входят в часовню. Слышен орган.
Началась!

232 Эдмон Ростам
Роксана
Живите! Я люблю вас!
С ира но
Полно! Только в сказке
Уроду жалкому шепнет, потупив глазки,
Красавица: «Люблю» — и станет он пригож.
А в жизни и любовь не красит мерзких рож.
Роксана
Я вам сгубила жизнь! Я! Я!
С и рано
Роксана, что вы!
Я рос без ласки. Мать была ко мне сурова.
Нет у меня сестер. Я сторонился дам,
Боясь, что буду им смешон. Спасибо вам,
Что друга ласкового в вас успел узнать я,
Что и в моей судьбе был все же шелест платья.
Лебре
(указывая ему на Луну, которая проглядывает сквозь листву)
Луна — еще одна наперсница твоя!
Роксана
Единую любовь теряю дважды я!
Сирано
(улыбаясь Луне)
Лебре, к опаловой Луне умчусь я ныне —
И голову ломать не нужно о машине...
Роксана
О чем он?
Сирано
Верьте мне, Луна — чудесный край.
Я знаю, что на ней мне уготован рай.
Там все мои друзья, и я мечту лелею,
Что скоро обниму Сократа, Галилея!..96
Лебре
(в негодовании)
Такое сердце! Ум такой загублен! Нет,
Нет справедливости! Погиб такой поэт!

Сирано де Бержерак 233
С и р ан о
О чем брюзжишь, Лебре? Все о моей персоне...
Лебре
(рыдая)
Друг мой!
Сирано
(приподнимается, взгляд его блуждает)
Вот славные... вот сыновья Гаскони...
Мы плотность вещества исчислим... В этом суть...
Затем...
Лебре
Наукою он бредит!
Сирано
Заглянуть
В Коперника...97
Роксана
Что с ним?
Сирано
Построить полусферу...
Ну что за черт его понес на ту галеру?
Философ, музыкант, остряк,
Друг физики, стихов, невеждам враг,
К Луне взлетевший сквозь вселенский мрак,
Ценитель остроумных сцен.
Любви познавший тяжкий плен,
Здесь упокоился Эркюль-Савиниен
Де Сирано де Бержерак.
Был всем и был ничем, а ныне тлен.
Простите... Лунный луч лег путеводной нитью,
Там ждут меня: Луна знак подает к отплытью!
(Падает в кресло; рыдания Роксаны приводят его в чувство,
он смотрит на нее, дотрагивается до ее накидки.)
Пускай по-прежнему вас не покинет грусть
По Кристиану: он прекрасен был! Но пусть,
Когда уйду от вас в последнюю дорогу,
Ваш траур и ко мне относится немного,
Пусть ваша скорбь чуть-чуть и мне принадлежит.

234 Эдмон Ростам
Роксана
Клянусь...
С и ра но
(дрожит в лихорадке, внезапно поднимается)
Нет, умереть... так, в кресле... это стыд!
Все порываются его поддержать.
Не помогайте мне! Не нужно!
(Прислоняется к дереву.)
Все в порядке!
Молчание.
Она идет. На мне свинцовые перчатки,
Стальные сапоги...
(Выпрямляется.)
Она невдалеке,
Ну что ж... Я на ногах
(Выхватывает шпагу.)
Со шпагою в руке!
Явилась!
Лебре и Роксана
(вместе)
Сирано!
Все в ужасе отступают.
Сирано
Слыхали смех гундосый!
Мой нос увидела... А, ей смешно, курносой?
(Поднимает шпагу.)
Напрасно, скажете? Она сильнее всех?
Но битва для борца дороже, чем успех!
Да, да, я обречен — зато я и в ударе!
А, сколько нечисти явилось! Что за хари!
Я знаю недругов моих наперечет —
Все здесь! Ты, Ложь?
(Поражает шпагой пустоту.)
А ну, сочтемся! Вот! Вот! Вот!
Ты — Лицемерие! А вот и Глупость, кстати!

Сирано де Бержерак 235
Ты, Подлость? Получай! Вы, Предрассудки? Нате!
(Размахивает шпагой.)
Я знаю, вы сильней, но я вас не боюсь:
Покуда жив еще, я с вами бьюсь! бьюсь! бьюсь!
(С огромной силой вращает шпагу и останавливается задыхаясь.)
Вы лавры отняли мои и розы тоже,
Но знайте: я сберег то, что всего дороже —
Что нынче же, вступив на голубой порог,
Я, как плюмаж, к земле склоню у Божьих ног,
Что спас от ваших лап, призвав на помощь твердость,
(Бросается вперед, подняв шпагу.)
Чем не пожертвовал ни разу...
(Роняет шпагу и, пошатнувшись, падает на руки Лебре и Рагно.)
Роксана
(склонившись над ним, целует его в лоб)
Это...
Сирано
(открывает глаза, узнает ее и улыбается)
Гордость.

ДОПОЛНЕНИЯ

I. ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАКА
К МАДМУАЗЕЛЬ Д'АРПАЖОН
О сердце дерзкое, взлететь тебе легко ли?
Ты жаждешь описать божественный восход;
Лицо, в которое весну вдохнул Эрот,
Где юность расцвела, как первые левкои;
Уста, чей аромат подобен розам, кои
Кораллом пламенным прикрыли нежный грот;
Точеный ряд зубов — жемчужный их черед
Пред входом во дворец, в манящие покои;
Лоб, целомудренной стыдливости приют,
Сей трон блаженных дней, безоблачных минут,
Созданье Мастера, шедевр его всевластный.
Нет, сердце, мощь тебе такая не дана!
Свет этого лица — лишь отблеск неугасный
Души, которой вся Она озарена.
ПРОГОРЕВШИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
МИНИСТР
(Бурлеск)
РЫепсК сКсеге уегит яшс! уеШ? а> 1
Неугомонный домовой,
Видать, блазнит меня без меры
Позубоскалить над судьбой
Бахвала, гордого собой,
а Кто запрещает говорить правду, подлежащую осмеянию? (лат.)

240 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
Глупца без чести и без веры,
Кому начертан путь прямой
На королевские галеры.
Видать, что из бесовских лап
Я почерпнул сию отвагу:
В искусстве шпаги я не слаб,
Но в тонком мастерстве силлаб
Мне не ступить, боюсь, ни шагу;
Притом, коль недруг мой — сатрап,
То рифма ли заменит шпагу?
Паж, мой горшок! Дабы хитро
Расправиться с подобным плутом
И расписать его нутро
Не в стиле колкого Маро,2
А слогом важным и надутым, —
Тянись к горшку мое перо:
Как раз чернила разведу там!
Откуда пыл во мне сейчас?
Оседланный рукой богини,
Ты прилетел ко мне, Пегас,
Не ради шуток и проказ,
А токмо ради Мазарини...
Назвал его, и — вот те раз! —
Пегаса нету и в помине.
Дрожит, копытом землю бьет,
Да только не Пегас — ослица!
Ни взад не сдвинешь, ни вперед,
Уперлась, подлая, и ждет,
Когда устану с ней возиться.
Ужо! Вот Мазарини — тот
Небось не дал бы сбруе сбиться!
Как быть? А впрочем, дьявол с ней!
Я слышу, паж идет... Так что же,
Принес? Тащи сюда скорей!
Я не встречал чернил черней —
Они с печною сажей схожи.
Мне краски не сыскать верней
Для вашей, Мазарини, рожи.
Уловки вам не помогли —
Теперь не упущу добычи:

Прогоревший государственный министр 241
Вы, злобный дух моей земли,
Корысти в жертву принесли
Ее богатство и величье!
Вас не избавит от петли
Ни ваша хитрость, ни двуличье.
А ну взгляните на меня:
О лицемер изобличенный,
Вы — воплощение вранья,
Вы короля средь бела дня
Постыдно вытеснили с трона
И, правде каверзы чиня,
Подняли цены беззаконно.
Повсюду злоба и гнильца —
Вся эта подлость в вашем стиле;
Вы и творенье, и Творца
Скрутили с ловкостью ловца,
Природу скверной окатили
И оживляющий сердца
Грех сладострастья извратили.
Вот, кардинал, в чем вы знаток —
И сан отнюдь вам не преграда:
Приап у вас большой ходок,
Он соберет любой оброк,
В любой грязи ему услада, —
И хоть манит вас передок,
Вы не гнушаетесь и зада.
Аббаты, сударь, вам милей
Дам полусвета — место оных
К тому же занял полк пажей:
Вы перед каждым, ей-же-ей,
Ходить готовы в селадонах,3
Чтоб след оставить посрамней
На их руках и панталонах.
В искусстве лапать и щипать
Вы, кардинал, большой провора.
Вам глупости не занимать,
Годны вы только покорять
Штаны и юбки без разбора
Да заточением смирять
Соперничество де Бофора.4
16 Э. Ростам

242 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
Под вечер пятницы тайком,
Как вор, крадетесь за ворота —
Вам шабаш издавна знаком,
Скоромным тешите столом
Утробу, чуть придет суббота.
Вас Фауст и Грандье, вдвоем,
В свои зацапали тенета.5
Вокруг довольно сволоты:
Паж-олух и лакей-грабитель;
У вас прислужники — плуты,
У вас привратники — скоты,
Духовники — не поглядите ль? —
Копыта прячут и хвосты,
И дьявол — ангел ваш хранитель.
И Рейн готов пуститься вспять,
Боясь, что с вами даст промашку,
И Темзе пыл ваш не унять;
Готовы раздавить и смять
Вы сам парламент, как букашку,
И разорить его, и снять
С него последнюю рубашку.
Какой безжалостный комплот,
Неслыханное святотатство!
Вы всех берете в оборот —
Теперь вам служит доброхот
Из Сен-Жерменского аббатства,6
И пусть шумит себе народ —
Вы не скрываете злорадства.
Ваш суд неправый лют и скор —
Нет справедливости в помине!
Костер сулите и топор,
Равно задерживая взор
На буржуа и дворянине.
Вы нас берете на измор —
Постимся в масленицу ныне.
Молва за вами по пятам
Спешит — и топит вас в проклятьях;
Вы рыщете и там, и сям,
Вы добродетель наших дам
Готовы задушить в объятьях;
Вам, всюду сеющему срам,
Одно любезно: растлевать их.

Прогоревший государственный министр 243
Вы Рим оставили — зато
К нам итальянцы прут толпою; 7
Сарматы с нас бог весть за что
Дерут три шкуры,8 как никто, —
Им лучше все забрать с лихвою,
Чем из Парижа сделать то,
Что греки сделали из Трои.
Приходят рейнские быки
Днепровским колпакам на смену.9
Их сумасбродные полки
Заткнули рот по-воровски
Дайе, Фоше и Обертену10-
И вот рассудку вопреки
Сжечь во хмелю готовы Сену.
Их кровожадным удальством
Дымятся наши пепелища.
Они мечтают об одном —
Уйти с набитым кошельком,
Им только плоть нужна да пища,
И все для них равно кругом —
Бордель, харчевня и кладбище.
Век обесчещен, поражен
Тлетворной и зловонной гнилью;
Распутным имя — легион,
Любой похабный ветрогон
Средь бела дня готов к насилью:
Сам дьявол был бы посрамлен,
Столкнись он с этой горькой былью.
Пример лжеца и наглеца —
Урок аббатикам-кокоткам:
Они готовы без конца,
Как вы, растаптывать сердца,
Не дав и роздыху подметкам,
И всех — девицу ли, юнца —
Перебирать, подобно четкам.
Крик от подвалов и до крыш
По вашей милости несется;
А коль рождается малыш,
Трепещут жены, и, глядишь, —
Кто ж бедному отцом придется?
Поляки с немцами Париж
Заполонили — им неймется!

244 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
Но хватит! Этих волокит,
Потаскунов, бахвалов ярых,
Распутников, забывших стыд,
Воров, которых так манит
Все, что лежит в чужих амбарах, —
Не счесть их! Каждый именит,
Кто где — в притонах, в будуарах.
Вы, сударь, вы тому виной,
Что наплодилось брандахлыстов,
Что наши кони день-деньской
Постятся в яслях, что разбой
Чинит повсюду всякий пристав,
Что нищий, драный и босой
Народ от голода неистов.
Скрутил налог в бараний рог
Таверны наши с кабачками.
Пуст, как бы ни был он глубок,
У офицеров кошелек, —
Они, обчищенные вами,
Заплаты пряча, за порог,
Стыдясь, выходят лишь ночами.
Покуда мы на дне траншей
Там, под Леридою, сидели,
Пока, бодрясь, свое «о-гей!»
По вашей милости, злодей,
Все тише и грустнее пели, —
Вы деньгам путь нашли верней:
В кошель «Бургундского отеля».11
Пока прислужники гурьбой
Коварство ваше поощряли
И над комедией дурной
За вами вслед, наперебой
Хваля фигляров, хохотали,
Солдаты, отправляясь в бой,
Свою трагедию играли.
Была надежда, что страну
Спасет рожденье луидора.12
Он стал уже питать казну,
Но оказались мы в плену
У скареда и крохобора:
Вы набиваете мошну,
И не спастись нам от разора.

Прогоревший государственный министр 245
Торгаш, налогами сражен,
Томится в лавке сиротливо;
Сидит без дела Цицерон;
Святому Кому нанесен
Удар, да и святому Иву; 13
Никто из них не пощажен,
Фортуна всех язвит глумливо.
И не приносит барыша
Квартал Маре 14 — в нем пусто стало;
Не взять с придворных ни гроша,
Не докучают, прочь спеша,
Солдаты сводням, как бывало;
Нет у Приапа ни шиша —
Хандрит матерый обирала.
Любой карман теперь лишен
С изнанки золотой приманки;
Любой сундук опустошен,
И лишь во сне Марго с Фаншон
Вкушают досыта, гурманки;
Бабе, Маротта и Нишон
Живут беднее, чем служанки.15
Ле Бретилье идет на дно,16
Морель оставлен школярами,17
Тревожит Буассо одно:
Где краски взять да полотно? 18
Рангуз без дела месяцами,19
И забывает сам Вино,20
Зачем в печи пылает пламя.
Глух музыкант и нем поэт —
Забыли музы про кумиров;
Сам Савояр в тряпье одет; 21
У Орвьетана больше нет
Ни лавочки, ни эликсиров; п
Сомюру даже на обед
Не наскрести монет с жуиров.23
Как старец, скрючен арлекин —
А был великим Гарделеном; 24
Щипцы забросил Кармелин 25 ~
Средь голых стен сидит один
В уединении презренном;
Шампань отныне властелин
Лишь над ничтожным манекеном.26

246 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержсрака
Кормьср не веселит народ,27
Весь Новый мост давно в печали; 28
А в Сен-Жермене — голь и сброд:
Ярится ярмарка, ревет —
Все голодны, все обнищали; 29
И у пажей свело живот,
Но дрожь в руках — до воровства ли?
Поборы и долги кругом
Исходят горькими слезами;
Надеждой нашей и добром
Распорядились вы с умом:
Суму волочим дни за днями;
И лопнул мыльным пузырем
Наш кошелек, надутый вами.
Всех давит грозный ваш каблук,
Вы глухи к жалобе и стону;
Любой афере верный друг,
И в картах завели вы трюк,
Чтоб шулер не понес урону,30
И выдаете ваш клобук
За королевскую корону.31
Своих племянниц, шарлатан,
Вы подняли из грязи в князи:
Злей варваров из диких стран
Они за вами в наш карман
Вползли — пролаза на пролазе;
Вы взяли этих обезьян
И выпестовали в экстазе,
Дабы, явясь за сотни лье,
Покинув нищее дворянство,
Они с надменным шевалье,
С Кандалем или Ришелье,
Роднились,32 исходя от чванства,
Найдя и здесь, в чужой земле,
И обезьян, и обезьянство.
Мы голодны, а вы и в пост
Не собираетесь поститься;
Для всей страны закон ваш прост —
Тащить невинных на погост;
Куда глаза глядят пуститься
Готов любой от вас, прохвост:
Сам дьявол с вами не сравнится.

Прогоревший государственный министр 247
Гроша не стоящий товар
Вы облагаете налогом; 33
От ваших безрассудных кар
Нас день и ночь бросает в жар,
В лохмотьях бродим по дорогам;
Проценты душат, как кошмар,
Давно потерян счет тревогам.
Ждать вашей милости к мольбам —
Что мертвых поднимать из праха;
Таятся козни по углам,
И ваша ярость снится нам,
И пуще нагоняет страху,
Когда нас будит по ночам,
Чем призрак Черного монаха.34
А регентский совет сейчас
Нас обдирает, словно липку;
Он за указом шлет указ,
Он разлучить стремится нас
С последнею надеждой зыбкой;
Он вместо хлеба нам припас
Лишь страх — томительный и липкий.35
Но как ни жмет он, ни гнетет,
Суля нам бури и потопы,
Среди страданий и забот
Глядишь — и мы набьем живот,
И, заливая эскалопы,
Любой из нас, как лошадь, пьет,
К бессильной ярости Атропы.36
И впрямь, хотя уже давно
И мы, и наши генералы
Кладем на полку зубы, но
Не по зубам вам все равно
Нас уморить; пора настала —
Обозы нам везут вино
И хлеб и тешат нас немало.37
Вы думали небось о том,
Что с нас достанет и мякины?
Ну нет! С поживой все кругом —
Кто с кроликом, кто с каплуном,
Дворяне и простолюдины;
Париж рогатым полн скотом
И лопается от свинины.

248 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
Куда 6 случайно ни забрел —
К «Дофину» ли, к «Сосновой шишке»,
В «Охоту», в «Перевязь», в «Орел»,
К «Фазану», в «Кубок» — всюду стол,
Вином уставленный в излишке,
Манит к себе любого: мол,
И ешь, и пей без передышки!
Вот где ликует наша страсть!
Куплетами смиряя пени,
Мы в рифму вас и вашу власть
Не устаем часами клясть,
Сам Аполлон без сожалений
Сражает вас,38 и пьется всласть
По счету ваших преступлений!
Нет, нам не вынести позор!
Осточертел ваш вид постылый!
И мы не стерпим, живодер,
Чтобы звучал, как прежде, хор
Сплошных «На помощь!» и «Помилуй!»,
Чтобы царил повсюду мор,
Отчизну делая могилой.
Толпа спешит его схватить —
Конец правителю былому!
Его готовы вмиг убить,
И коль его не оградить
От исступленья и содома,
То будет некого казнить
Сегодня мэтру Жан-Гийому.39
Вот он опять у нас в руках —
Скорей, палач, берись за дело!
Толпа теснится вгорячах,
Неведом Жан-Гийому страх —
Он с жертвой справится умело.
Черт побери! Зловонный прах
Еще смердит остервенело!
Подальше отвращенье спрячь,
В тебе достаточно сноровки —
Души проклятого, силач!
Все наше горе, боль и плач
В нем убивай без остановки!
Во имя Франции, палач,
Отмсти за все его издевки!

Письма 249
Он скручен, сдавлен, стиснут, смят!
Нет упоительней расправы!
Еще удар! Еще прихват!
И вот — прикончен супостат!
Пускай студенты-костоправы
Теперь его не пощадят,
Как он не пощадил державы.
Свершилось! В Нотр-Дам народ
Спешит, на двери напирает, —
Хваленье Богу! Настает
Счастливый миг: издох деспот
И никого не покарает.
Палач клобук его берет,
А дьявол душу забирает!
ЭПИТАФИЯ
Кто был всю жизнь гоним стоустою молвой,
Тот опочил навек под этою плитою.
Пусть небо подарит покой
Оставившему нас в покое!
ПИСЬМА
<1>
ТРУС
Милостивый государь!
Я знаю, вы слишком разумны для того, чтобы присоветовать кому-либо
драться на дуэли; посему прошу вашего мнения насчет поединка, на который я
решился, поскольку всем известно, что запятнанная честь отмывается только
кровью. Вчера меня назвали дураком (правда, произошло это в весьма почтенном
обществе); оскорбитель мой настолько забылся, что, не стесняясь моим присут-
ствием, отвесил мне пощечину. Некоторые олухи (невежды по части бранных
дел) утверждают, будто мне следует либо погибнуть, либо отомстить. Вы, сударь,
слишком добрый мой друг, чтобы присоветовать мне драться на дуэли, так не
кажется ли вам, что я и без того довольно уже потерпел от языка и от руки этого
труса и подвергать себя уколам его шпаги было бы явным излишеством? Я
огорчился даже, когда меня назвали дураком, а ведь насколько обиднее было бы,
дай я повод назвать себя покойником! Отправься я на тот свет, мой недруг получил
бы возможность злословить обо мне, сколько ему заблагорассудится! Так не

250 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
лучше ли остаться в сей юдоли: тогда я смогу его покарать, как только он даст
мне к тому повод. Те, кто советуют мне стремиться к трагической развязке, не
понимают, что если я поспешу ей навстречу, мой противник первым станет надо
мною смеяться. Если я одержу верх, все решат, будто я принудил его распро-
щаться с жизнью, потому как боялся оставаться в этом мире вместе с ним, моим
врагом; если выбью у него из рук шпагу, скажут, будто страшился оставить его
вооруженным; ну а случись так, что силы наши окажутся равны, тогда зачем и
драться? И даже если Парки письменно удостоверят, что поединок кончится к
моей чести, то все равно, кто помешает ему похваляться — он, мол, держал мою
судьбу на острие шпаги? Нет-нет, я не обнажу клинка. Желать, чтобы смерть
удалила вашего врага от вас или удалила вас от него, — это малодушие перед
лицом врага; по мне так пускай и он живет на свете, и я живу, чего тут бояться?
Он хвалится тем, что страх смерти ему неведом. Вот пусть и покончит с собой,
только тогда я ему поверю! И лет шестьдесят или даже восемьдесят я готов ходить
от мудреца к мудрецу и спрашивать, доказал ли он тем свою отвагу, и если мне
ответят, что доказал, — что ж, постараюсь прожить еще столько же, покаянием
искупая свою трусость. Откровенно признаться, жизнь — превосходная штука,
и я предпочту лучше довольствоваться своей участью, чем, подвергаясь игре
случая, променять ее на худшую. Этот господин Матамор готов умереть на месте,
лишь бы поскорее свести счеты со смертью; 1 я же более великодушен: хочу жить
долго, дабы как можно дольше сохранять возможность умереть. Неужели он
полагает, что ежели ему не терпится вернуться во тьму, в первоначальную свою
обитель, это его возвышает? Что же он, солнечного света боится? Эх, знал бы
он, несчастный осел, как это скверно — лежать в могиле, он бы к ней так не
торопился. Если человек, не достигший тридцати лет, подвергает свою жизнь
опасности, в том нет никакой заслуги, поскольку он рискует тем, чего еще не
знает и не ценит; ну а если жизнью рискует тот, кому уже перевалило за тридцать,
тогда, по-моему, он сущий безумец, ибо подвергает опасности то, что успел узнать
и оценить. А мне дневной свет весьма по душе, и я ничуть не хотел бы спать в
земле, ибо туда не проникает ни единого луча солнца. Но только пусть он, мой
недруг, не очень-то важничает из-за моего отказа: да будет ему известно, что я
владею таким ударом рапирою, от которого сам дьявол свалится замертво, но
поскольку этим ударом дело и ограничивается, мне неохота им пользоваться, дабы
его не переняли у меня другие. Самому выйти на поле брани, чтобы там меня,
скосив как траву, отправили, быть может, прямиком на тот свет! Увы! Мои
заимодавцы только того и ждут: они скажут, что я скрылся из страха перед
платежами; или, чего доброго, он полагает, что, отняв у меня жизнь, тем самым
смирит и обезвредит? Напротив того, я стану для него еще более страшен, и
готов поклясться: он потом еще недели две будет дрожать при каждой встрече
со мной! А если он жаждет чести заколоть меня, то я согласен, но при условии,
что останусь жив и здоров; вот тогда пускай себе похваляется, будто он мой
палач! Я меж тем буду похваляться, будто прихожусь ему родным отцом:
подумаешь, велика честь — покончить со мной ударом клинка, а не чашей
цикуты.2 Вероятно, он возомнит, что Природа обездолила меня, отказав в даре
храбрости, но да будет ему известно, что самая каверзная шутка Природы —
это отдать нас на произвол вероломного Рока, что живая блоха намного лучше

Письма 251
усопшего монарха 3 и, наконец, что я чувствую себя недостойным того, чтобы
светочи веры оплакали мой герб. Мне доставляет истинную радость, когда за
мной признают все достоинства, коими отличаются великие умы. Недостает мне
только одного — хорошей памяти; было бы о чем жалеть! Еще одна причина
удерживает меня от поединков: дело в том, что я сочинил себе превосходную
эпитафию, но вся соль ее пропадет, если я не доживу до ста лет; уйдя из жизни
в двадцать два, я рискую безнадежно загубить сие творение. Прибавьте к этому
и мою ненависть к телесным недугам, а ведь нет ничего более вредного для
здоровья, нежели смерть. Так не лучше ли набраться храбрости и стать трусом,
чем подвергнуть себя стольким бедствиям? Тогда слабость наша станет нашей
силой, и если случится нам когда-нибудь побледнеть или задрожать, так разве
что со страху, как бы не оказаться чересчур отважным. О спасительная трусость!
Я воздвигаю тебе алтарь и клянусь быть твоим осмотрительнейшим слугой, в
знак чего тут же посвящаю это письмо самому бесстыдно малодушному из всех
твоих чад, иначе, неровен час, послание мое попадет в руки какому-нибудь
храбрецу, и он, обнаружив несколько неодобрительных слов, которых мне не
удалось избежать, вообразит, будто со мною можно подраться на дуэли!
Ваш. покорный слуга.
<2>
ДУЭЛЯНТ
Милостивый государь!
Хотя с виду я здоров как бык, тем не менее последние три недели мне очень
и очень неможется по милости всяких гладиаторов, в чьи лапы попала моя здравая
философия. Меня беспрестанно донимают то терцы, то кварты; * я утратил бы
представление о том, что такое бумага, если бы на ней не писали картелей; 2 я
забыл, для чего служат чернила, кроме очерненья противника, а собравшись
отвечать на ваше письмо, чуть было не воспользовался для этого шпагой, потому
что у тех, кто не вострит своих перьев, считается похвальным писать как попало.
Коль скоро Господу Богу будет угодно положить конец моим стычкам, ему
придется сотворить для этого не меньшее чудо, чем для исполнения желания
Калигулы.3 Даже если бы весь род людской слился в единое существо, даже если
бы на всем свете остался один-единственный человек, — и тогда мне было бы
не избежать по крайней мере одной дуэли. Вот уж теперь вы не стали бы говорить,
что я везде играю первую роль: нынче меня все на свете приглашают только на
второстепенную, то есть на роль секунданта. Можно подумать, что стоило вам
уехать, как Париж опустел и улицы его поросли травой: куда бы я ни пошел,
везде предо мною поле (я разумею поле боя). Пожалуй, дело может принять для
меня дурной оборот. Портрет мой, который вы заказали, до того всем нравится,
что Смерть, по-моему, возжаждала заполучить оригинал; с этим умыслом она все
время устраивает мне стычки с кем попало. Иногда мне кажется, что я превратился
в дикобраза: кто ко мне ни подойдет, всяк напарывается на колючку; и теперь

252 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
уже никто не желает врагу: «Чтоб тебе провалиться», все говорят так: «Чтоб
тебе наколоться на шпагу», подразумевая, что без моего участия тут не обойдется.
И кстати, не замечаете ли вы, что с вашего отъезда зенит все чаще заволакивают
тени: это потому, что моими стараниями население Ада чрезмерно увеличилось,
и там теперь так тесно, что некоторые загробные тени просачиваются на свет
Божий. По правде сказать, немалое утешение знать, что вызываешь ненависть
из-за того, что пользуешься любовью; повсюду находить врагов потому, что
повсюду имеешь друзей; понимать, что твое несчастье — следствие сопутствую-
щей тебе удачи; но я опасаюсь, как бы этот зуд славы не завлек меня на ту
дорожку, что ведет прямиком в Рай. Вот почему, чая избавиться от столь
пагубных стремлений, я прошу вас поскорее вернуться и вновь обратить мою
душу к философии; мне было бы очень обидно, если бы вы, по приезде не застав
меня в моем кабинете, обнаружили в церкви надпись: «Здесь покоится Сирано
де Бержерак».
<з>
Сударыня!
Память о вас всегда со мной, но это должно не столько доставлять вам
удовольствие, сколько внушать ко мне жалость! Вообразите себе огонь, состоящий
из воспламененного льда, который горит оттого, что его бьет дрожь, и горе
заставляет его трепетать от радости, и страшнее смерти для него — исцеление от
страданий. Вот во что я превращаюсь, говоря с вами. Я спрашивал у всех знакомых
умников, что за хворь со мной приключилась; они ответствуют, что это Любовь.
Но мне трудно поверить в их правоту, ведь в мои годы никто не страдает этим
недугом. А они говорят, что Любовь — дитя, вот она и останавливает свой выбор
на себе подобных; что детям невозможно играть с огнем и не обжечься, а грудь
у них нежнее и чувствительнее, чем у взрослых. О Господи, если это правда, что
же со мною будет? Я в этих делах совсем не искушен, я терпеть не могу лекарства,
я обожаю бьющую меня руку, да притом хворь, напавшая на меня, такова, что я
не могу позвать врача из боязни насмешек. Быть может, я и нашел бы в сердце
своем силу сопротивляться сему недугу, но ведь сердце мое отдано вам! Увы,
преподнеся вам этот дар, я не смею более довериться вам, поскольку вы теперь
двоесердечны, то есть двоедушны. А посему, сударыня, соблаговолите отдать мне
взамен моего сердца ваше, а не то, при моем-то ремесле, на меня станут пальцами
показывать, ежели проведают, что я лишен сердца — вместилища отваги; а
главное, охота ли вам, чтобы бессердечным существом оказался
ваш исполненный страстной любви и покорный слуга?

Письма 253
<4>
ПРОТИВ ЧИТАТЕЛЯ РОМАНОВ
Со мной, сударь, толковать о романе! 1 Ну, скажите на милость, умоляю вас,
разве «Полександр» и «Альсидиана» — города, которые собирается осаждать
Гасьон? 2 Право же, до сих пор я полагал, что пребываю в Париже, в квартале
Маре близ Тампля, а вы представлялись мне солдатом-добровольцем, сражаю-
щимся в рядах наших войск во Фландрии,3 одним из тех, кого капрал иногда
посылает в дело; но раз уж вы заверяете меня, что я не я, а вы не вы, мне
надлежит свято в это уверовать. Вы, сударь, как-никак командуете армией.
Возблагодарим же фортуну, вновь примирившуюся с добродетелью! Клянусь, я
уже не удивляюсь тому, что, разыскивая всякую субботу ваше имя в газетах, я
не находил его. Вы возглавляете армию, что находится в местности, о коей Ренодо
слыхом не слыхивал.4 Но скажите мне, сударь, по совести: пристало ли вам,
доброму французу, покидать свою родину и ослаблять партию нашего государя,
лишая ее вашей особы? Думается мне, что вы больше приумножили бы свою
славу, если бы присоединились вместе со своим флотом к нашему, пребывающему
в море, которое омывает Италию, а не грезили бы о завоевании тех земель, коих
Господь Бог еще не создал. Вы спрашиваете у меня дорогу? Честию клянусь,
мне она неведома, но думаю все же, что с нынешней вашей стези вам следует
свернуть, ибо путь на Канарские острова через дом умалишенных — вовсе не
самый короткий. Итак, я поспешу ради успеха и благополучного завершения
вашего путешествия вознести молитвы и поставить свечку святому Матюрену,3 а
также попрошу у него милости узреть вас когда-нибудь в добром здравии, дабы
вы, как человек здравомыслящий, поняли, что все, о чем я прошу вас в этом
письме, имеет единственную цель: засвидетельствовать вам, сударь, приязнь, кою
питает к вам
ваш. покорный слуга.
<5>
ПРОТИВ ПОХИТИТЕЛЯ МЫСЛЕЙ
Милостивый государь!
Если друг похищает у нас наши мысли,1 это говорит об уважении, которое он
к нам питает; он не стал бы их заимствовать, если бы не полагал, что они хороши,
и нам совершенно не следует обижаться на человека, который, не имея своих
детей, усыновляет наших. Питая, как вы знаете, пылкую ненависть к несправед-
ливости и ценя превыше всего правосудие, воздающее каждому по заслугам, я
возмущен главным образом его свойством приписывать своему бесплодному
воображению добрые услуги, кои сказывает ему память, а также тем, что при
рождении многих счастливых мыслей он объявляет себя их отцом, в то время как
на деле был, самое большее, повитухой. Давайте же будем гордиться, милостивый

254 Дополнения. I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака
государь: поскольку он пишет точь-в-точь как мы, значит, мы пишем лучше,
нежели он, и к тому же, давайте посмеемся над человеком, которому, в его-то
годы, нужен дома учитель письма, — ведь нам-то этот человек не причиняет
особенного вреда, ну, самое большее, делает наши мысли доходчивее, вот и все!
Мы, напротив, должны быть ему благодарны за множество мудрых и поучитель-
ных наставлений, коими он тщится умерить нашу юношескую горячность. Право
же, нам следовало бы глубоко доверять его писаниям и так же мало в них
сомневаться, как в Евангелии, ибо всем известно — он их не сам выдумал.
Воистину иметь подобного друга — это все равно что содержать дешевую
типографию. И я, невзирая на все его великие сочинения, полагаю, что если
когда-нибудь после его смерти библиотека его подвергнется описи, то произве-
дения его, за вычетом не подлежащих ему, составят собрание чистой белой бумаги.
Он без устали стремится завладеть пожитками мертвых и воображает, будто
придумывает то, что на самом деле вспоминает; однако, поступая таким образом,
он никак не доказывает благородное происхождение своих мыслей, ибо заимствует
свои древности из памяти человека ныне здравствующего; но он полагает, что
таковые воспоминания подтверждают существование метемпсихоза: 2 дескать, если
он и пользуется вымыслами Сократа, это отнюдь не воровство, поскольку некогда
именно он был тем самым Сократом, который произвел на свет сии вымыслы.
Далее, разве обладатель столь обширной памяти нуждается еще в каких-нибудь
иных богатствах? Подумать только! Память его так необъятна, что он помнит
слова, звучавшие за тридцать столетий до того, как он появился на свет! Ну а
я, страдающий все же меньше, чем мертвые, прошу вас, добейтесь от него, пусть
он разрешит мне самому датировать свои мысли, дабы не сбивать с толку
потомство. Была когда-то богиня Эхо,3 а наш друг, по-моему, есть не кто иной,
как бог Эхо, поскольку, подобно ей, говорит всегда лишь сказанное другими,
причем повторяет все речи слово в слово, так что на днях, переписывая одно из
моих писем (он это называет «сочинять»!), был вынужден приложить неимовер-
ные усилия, дабы подписаться: «Ваш покорнейший слуга Болье», ибо письмо мое
было подписано:
Ваш покорнейший слуга
Де Бержерак.

II. ИЗ ТВОРЧЕСКОЙ ПРЕДЫСТОРИИ
ПЬЕСЫ Э. РОСТАНА «СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК»
Анри Лебре
ПРЕДИСЛОВИЕ
Читатель! Перед тобою труд умершего сочинителя, который завещал мне
хлопоты об этом произведении, и да будет тебе известно, что автор его — не
заурядный мертвец,
Печальным саваном он вовсе не покрыт,
Как тени скорбные в тиши могильных плит;
он не стенает попусту, не передвигает в комнате столы и стулья и не гремит
цепями на чердаке; он не задувает свечку в подвале, ни на кого не нападает, не
является в виде призрака или Черного монаха,1 не учиняет, наконец, всех тех
нелепостей, которыми, по слухам, иные покойники приводят в ужас глупцов;
напротив, он отличается редким благодушием. Надеюсь, что такой приятный и
необычный для покойника характер развеет недоверие самых строгих критиков и
расположит их в пользу сего сочинения; было бы непомерной низостью надру-
гаться над душой, столь доброжелательной и столь пекущейся об увеселении
живых; так или иначе, будет ли критик к нему снисходителен, решит ли
позлословить на его счет — я убежден, что автор не обратит на это внимания,
благо из всего своего имущества он прихватил с собой в иной мир только присущий
ему веселый нрав; к прочему он равнодушен, а посему никакое злословие не может
его очернить. А ежели оставить шутливый тон, то я вовсе не хочу принуждать
кого-либо судить об этом сочинителе так, как я того желаю: мне слишком хорошо
известно, что чтение приносит отраду лишь тогда, когда оно нестесняемо чужой
волей; по мне, пускай каждый судит о прочитанном, сообразуясь с собственными
пристрастиями и слабостями; но я прошу наиболее великодушных читателей
принять в соображение, что автор не имел иной цели, как развлечь их, — поэтому,
может статься, он позволил себе кое-какие небрежности, на которые не следует
обращать слишком пристальное внимание, и тогда недостаток осмотрительности
с его стороны, и с моей, и со стороны издателей покажется вам не таким уж
тяжким грехом.

256 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Quid ergo?
Ut scriptor si peccat, idem librarius usque
Quamvis est monitus, venia caret.a>?
Так или иначе, должен признаться: если 6 я располагал временем и не
страшился изрядных трудностей, я бы охотно отредактировал это произведение,
и тогда, возможно, оно показалось бы тебе, читатель, более совершенным; но я
опасался затемнить его либо изуродовать в случае, если примусь переставлять в
нем события или восполнять пропущенное, смешивая стиль автора с моим, тем
паче что моя меланхолическая натура бессильна подражать его веселости, равно
как и следовать за порывами столь буйной фантазии; собственное мое воображение
холодно, а потому бесплодно. Такая же печальная участь постигла почти все
посмертные публикации, если те, кто возложил на себя заботу представить их
свету, предпочли не вносить в них ничего нового из опаски не сойтись с
намерениями автора, возьмись они дополнять его сочинения. В числе таких авторов
был и Петроний; 3 однако нас не покидает восхищение, когда мы читаем его
несравненные фрагменты, точно так же как оно не покидает нас, когда мы
любуемся руинами древнего Рима.
Тем не менее может статься, что критик все-таки не пожелает принять во
внимание эти обстоятельства и, верный себе, попытается лишь избежать упрека
в нападках на мертвого, а для того просто-напросто сменит адресата своих укоризн
и постарается за все недостатки этой книги взыскать с меня, поскольку именно
я взял на себя заботы об ее издании; в таком случае полагаюсь на мнение
благоразумных читателей, которые освободят меня от необходимости отвечать за
деяния другого и отыскивать скрытый смысл в творении, порожденном фантазией
моего друга; впрочем, он и сам не сделал бы это более основательно, чем прочие
толкователи сказок и романов.
Дабы расположить тебя, читатель, в его пользу, замечу лишь, что вымысел
его не столь уж неправдоподобен, ибо некоторые из великих людей древности и
нашего времени не верили, что Луна обитаема, а другие были убеждены в
противном, — третьи, более осторожные, лишь допускали подобную возмож-
ность. Колеблясь между теми и другими, Гераклит утверждал, что Луна — это
Земля, окруженная плотным слоем тумана; 4 Ксенофонт — что она пригодна для
житья; 5 Анаксагор — что на ней есть холмы, долины, леса, дома, реки и моря;6
наконец, Лукиан поведал нам о том, что видел на Луне людей, с которыми и
беседовал, и шел войной на обитателей Солнца,7 однако его рассказ лишен того
правдоподобия и той приятности воображения, которыми отличается повесть
господина де Бержерака. Бесспорно, новые авторы преуспели в этом куда более,
нежели древние, ибо гуси, которые перенесли на Луну некоего испанца, чья книга
появилась несколько лет назад,8 равно как бутыли, наполненные росой, летающие
ракеты и стальная повозка господина де Бержерака, — все это плоды фантазии,
значительно более изощренной, чем воображение Лукиана, придумавшего свой
Однако
Плох тот книжный писец, который снова и снова,
Как его ни учи, повторяет ту же ошибку.
(лат.; пер. М. Л. Гаспарова)

Анри Лебре. Предисловие 257
летучий корабль. Наконец, еще один наш современник, отец Мерсенн,9 восхи-
щавший всех, кто его знал, как своей глубокой набожностью так и широтой
познаний, высказал предположение, что Луна, на которой наблюдал он моря, есть
Земля, подобная нашей, и что земные воды могли бы вызвать сходные догадки
у тех, кто был бы отдален от нас на шестьдесят земных радиусов, а именно на
расстояние от Земли до Луны. Это уже можно рассматривать как некое
доказательство, поскольку предположения такого выдающегося человека всегда
зиждятся на солидных доводах или же на многих признаках, соответствующих
оным. То же, но еще определеннее, доказывает Гилберт, когда утверждает, что
Луна — это Земля, однако значительно меньше нашей, и пытается объяснить
это всевозможными чертами сходства между той и другой.10 Сие убеждение
разделяют Анри Леруа и Франческо Патрицио, приводящие множество сообра-
жений, при посредстве которых они и доказывают, что Земля и Луна взаимно
служат друг другу лунами.11
Перипатетики, как мне известно, держались противного мнения 12 и были
твердо уверены, что Луна не может быть Землей, поскольку на ней вовсе нет
животных, а любое живое существо появляется на свет только там, где есть
зарождение и разрушение; меж тем как Луна нетленна, ибо вечно пребывает в
одном и том же незыблемом состоянии и никто с начала мира и до конца дней
не наблюдал в ней ни малейшей перемены. Гевелиус же отвечает им, что Земля,
хоть она и подвержена разрушению и тлению, существует столь же долго, сколь
и Луна, которая за это время тоже могла подвергнуться разрушению, нами не
замечаемому, поскольку оно ограничивалось небольшими участками и происходило
лишь на ее поверхности, подобные же разрушения имеют место на поверхности
нашей Земли, и мы никогда бы их не заметили, находись мы от нее так же далеко,
как находимся от Луны. Гевелиус приводит еще несколько соображений, под-
крепляя их наблюдениями, сделанными при помощи изобретенного им телескопа,
и сообщает, что, благодаря этим наблюдениям (которые несложны и доступны
многим), он обнаружил на Луне различные пятна, светлые и темные, большие и
малые, весьма схожие с нашими морями, реками, озерами, долинами, горами и
лесами.13
Наконец, наш божественный Гассенди, столь мудрый, скромный и сведущий
во всех этих предметах, писавший о них скорее всего ради собственного
развлечения, так же как и другие, высказывался в том же духе, что и Гевелиус,
добавляя, что, по его мнению, на Луне встречаются горы раза в четыре выше
Олимпа, если брать его высоту такой, какой приводит ее Анаксагор, а именно
равной сорока стадиям, что примерно соответствует пяти итальянским милям.14
Итак, читатель, ты можешь удостовериться, что немало выдающихся людей
разделяло мнение господина де Бержерака, который тем более достоин похвал,
что шутливо повествовал о вещах фантастических, о коих прочие рассуждали
весьма серьезно: таков уж был у него нрав, что он за долг почитал смеяться и
высказывать сомнения по поводу всего, о чем весьма глупо и весьма упрямо
толкует множество народу, и я не раз слышал от него, что на белом свете
существует, мол, столько же шутов, сколько он встречал в жизни Сидиев (так
звали одного педанта, которого Теофиль в своих комических отрывках заставляет
в кулачном бою с неким юнцом упорно защищать тезис «odor in pomo non erat
17 Э. Ростам

258 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
forma, sed accidens»3), каковым именем, по мнению господина де Бержерака,
следует называть всех тех, кто с подобным упрямством препирается на столь же
бесполезные темы.15
Воспитание, которое мы получили вместе с господином де Бержераком у
провинциального священника, бравшего на выучку маленьких пансионеров, сде-
лало нас еще в пору нашего отрочества закадычными друзьями, и я вспоминаю,
какое отвращение питал он уже тогда к любому, кто ему хоть чем-нибудь
напоминал Сидия, и прежде всего к нашему учителю, ибо был убежден, что тот
мало что смыслит в предметах, которым пытался нас обучить; и поскольку мой
друг не придавал никакого значения ни урокам, ни наказаниям, его отец,
добропорядочный представитель старого дворянства, весьма равнодушный к
воспитанию детей и слишком доверчивый к жалобам сына, внезапно забрал его
у священника и, не подумав, лучше ли будет его отпрыску в другом месте, отправил
в Париж, где тот прожил, предоставленный самому себе, до девятнадцати лет.
Этот возраст, в котором человеческая природа легко подвергается любой опас-
ности, и полная свобода делать все, что взбредет на ум, повели его по скользкому
пути, на котором, смею сказать, я его остановил; по окончании учения, выполняя
волю отца, я поступил на службу в гвардию и уговорил моего сотоварища вступить
со мной в роту господина де Карбона Кастель-Жалу.16 Дуэли, которые в то время
были, пожалуй, единственным и наиболее быстрым средством прославиться, тут
же снискали ему такую известность, что гасконцы, почти целиком составлявшие
эту роту, взирали на него как на истинного демона храбрости и числили за ним
столько поединков, сколько дней он находился на службе. Все это, однако, ничуть
не отвлекало его от стихов, и однажды я видел, как он писал в кордегардии одну
из своих элегий, не замечая окружающих, будто сидя в своем кабинете, в полной
тишине и покое. Некоторое время спустя при осаде Музона он был навылет ранен
мушкетной пулей, а позднее, в 1640 году, при осаде Арраса, удар шпаги пронзил
ему шею. Последствия этих тяжелых ранений и те лишения, что выпали на его
долю во время обеих осад; частые поединки, к которым понуждала его слава
смельчака и искусного фехтовальщика (он получил более сотни вызовов, хотя сам
не затеял ни одной ссоры); весьма скудная надежда на повышение, ибо он не
имел знатного покровителя, подчиняться которому ни за что не позволила бы ему
любовь к свободе; наконец, безмерная преданность наукам — все это заставило
его бесповоротно отказаться от военной карьеры, которая поглощает человека
целиком, превращая в гонителя словесности, в то время как изящная словесность
делает его приверженцем мира. Я мог бы, читатель, подробно описать несколько
сражений, которые вовсе не были дуэлями, вроде того, что произошло возле рва
у Нельских ворот, где среди бела дня собралось сто человек, дабы оскорбить
одного из друзей господина де Бержерака; из этой сотни двое поплатились за
свои злокозненные намерения жизнью, а семеро — тяжкими увечьями. Если же
сей бой покажется кому-нибудь невероятным, я сошлюсь на свидетельства
нескольких именитых людей, которые были его очевидцами и заявляли о нем
настолько громогласно, что не остается никаких сомнений в истинности этого
происшествия; однако не стоит на нем задерживаться, поскольку я как раз дошел
«запах в яблоке не основное его свойство, а случайность» (лат.)

Лнри Лебре. Предисловие 259
до той поры, когда мой друг покинул Марса, дабы посвятить себя Минерве, и с
этого времени он совершенно отказался от какой бы то ни было службы, кроме
службы наукам, которой предался на всю жизнь.
Впрочем, его ненависть к подчинению не ограничивалась только неприятием
зависимости, которой требует знать от своих приближенных; эта ненависть
распространялась гораздо дальше, вплоть до всего, что, по его разумению,
угнетало мысли и верования, и в своих воззрениях он хотел быть столь же
свободным, сколь и в самых обыденных поступках; он высмеивал людей, которые,
ссылаясь на авторитет какой-нибудь цитаты из Аристотеля или иного автора,
домогаются права вершить суд по любому важному вопросу, хотя их доводы
сто раз на дню можно опровергнуть обыкновенными и простыми опытами, и
делают это не менее беззастенчиво, чем ученики Пифагора со своим «Magister
dixit».*17 Отсюда вовсе не вытекает, что в нем не было того глубокого почтения,
какого заслуживают великие философы древности и нашего времени, но большое
разнообразие их учений и досадные противоречия между их выводами укрепляли
его в той истине, что необходимо быть вполне независимым в собственных
суждениях:
Nullius addictus jurare in verba Magistri.618
Не считая Сократа, наиболее здравомыслящими из философов древности
казались ему Демокрит и Пиррон, ибо первый схоронил истину в столь затененном
месте, где ее невозможно разглядеть, Пиррон же был так тверд, что ни один из
современных ему ученых не мог навязать ему свое мнение, и так скромен, что
никогда не оставлял за собой последнего слова; 19 имея в виду сих мыслителей,
мой друг добавлял, что многие из наших новых авторов кажутся ему лишь
отголосками старых философов и что большинство людей, которые считаются
знатоками в том или ином деле, были бы полными невеждами, когда бы им не
предшествовали ученые прошлого. Вот почему однажды на мой вопрос, с какой
целью он читает сочинения других авторов, господин де Бержерак отвечал мне,
что делает это, дабы иметь представление о том, как именно грабят они друг
друга; что если бы ему пришлось судить за подобные преступления, он карал бы
их более сурово, чем грабежи на большой дороге, поскольку слава куда дороже
одежды, коня и даже золота, а те, кто, желая себя возвеличить, тайком
переписывают чужие страницы, подобны разбойникам, надевающим краденое
прямо в кладовых у того, кого обирают, и что если бы каждый из сочинителей
говорил только слова, до него никем не сказанные, библиотеки были бы менее
громоздки, зато более удобны и полезны, а человеческой жизни, как она ни
коротка, почти хватало бы на чтение и приобретение знаний, меж тем как теперь
мы тщетно и мучительно растрачиваем время, перебирая сотни тысяч томов, не
стоящих ломаного гроша или повторяющих не раз уже читанное, в поисках одного
более или менее сносного.
И все же он никогда не хулил чужой труд, если находил в нем хоть что-нибудь
новое, и утверждал, что подобное преумножение богатства столь же важно для
а «Так сказал Учитель» (лат.)
Я никому не давал присяги на верность ученью, (лат.; пер. Н. С. Гинцбурга)

260 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Республики Словесности, как открытие новых земель полезно обветшалым
государствам; племя же критиков казалось ему тем более несносным, что он считал
его совершенно неспособным к какому бы то ни было делу (а любое дело всегда
похвально, даже если его результат расходится с замыслом), и вследствие этого
приписывал зависти или досаде свойственную критикам страсть исправлять
других. «Non ego paucis, — говорил он, —
Non ego paucis
Offendar maculis quas aut incuria fudit
Aut humana parum cavit natura.a> 20
Воистину, — продолжал он, — если мы допускаем тени в картине, почему не
допустить и в книге несколько мест менее сильных, чем все прочее? По закону
контраста черное нередко служит для того, чтобы белое засверкало еще ярче...».
И надо сказать, поскольку все его чувства были необыкновенны, все его
сочинения также в высшей степени оригинальны. Его «Агриппина» с первой до
последней строки написана в манере, о которой другие авторы еще и не
помышляли. Язык ее поэтичен, интрига превосходно выбрана, характеры до конца
выдержаны, а чувства поистине достойны римлян, столь величаво и сильно они
переданы; сюжет искусно развивается, действие захватывает, развязка не вызы-
вает сомнения; наконец, правило двадцати четырех часов соблюдено так строго,
что пьеса эта может считаться образцом драматической поэзии.
Но более всего он восхищает умением от серьезного переходить к забавному,
причем и то и другое ему в равной степени удавалось. Убедительным и весьма
для нас приятным доказательством тому служит его комедия «Одураченный
педант», а также множество других сочинений, бесспорно свидетельствующих о
всеобъемлющем остроумии нашего автора. Но лучшим плодом его вдохновения
была «История Искры и Республики Солнца», в которой он с той же
убедительностью, с какой описывал обитаемую Луну, доказывал, что камни
способны чувствовать, растения — поддаваться побуждениям, а животные —
рассуждать; я несомненно присовокупил бы эту историю к издаваемому ныне
труду, но во время болезни господина де Бержерака вор похитил сундук с его
рукописями, лишив меня удовольствия ее опубликовать,21 а тебя, читатель,
несравненного развлечения.
Наконец, природа одарила его не только редкостным умом, но и счастливой
способностью управлять своими желаниями; посему вином он не злоупотреблял
и, бывало, говорил, что невоздержанность притупляет ум и что со спиртным надо
обращаться не менее осторожно, чем с мышьяком (с которым он его сравнивал),
ибо этот яд, равно как и все, в чем он содержится, ведет к самым пагубным
последствиям; и даже если бы он грозил только тем, что обычно называется qui
рго quo,6 его и в этом случае следовало бы опасаться. Столь же скромен он был
а Вот почему не сержусь я, когда в стихах среди блеска
Несколько пятен мелькнут, плоды недостатка вниманья
Или природы людской, — в ней нет совершенства.
(лат.; пер. М. Л. Гаспарова)
недоразумение (лат.)

Анри Аебре. Предисловие 261
в еде, из которой старался изгнать все мало-мальски острое и пряное, будучи
уверен, что самая лучшая пища — наиболее простая и наименее смешанная; в
подтверждение он противопоставлял короткую жизнь современного человека
долголетию наших далеких предков, доживавших до глубокой старости, по-види-
мому, благодаря простоте обычных своих яств.
Quippe aliter tune orbe novo coeloque recenti
Vivebant homines.*1 22
Этим двум свойствам его натуры сопутствовала величайшая сдержанность в
обращении с прекрасным полом; можно сказать, что он ни разу не преступил
черту того почтения, которого вправе ждать от нас дамы; вдобавок это все
соединялось в нем с величайшим отвращением к корыстолюбию — он просто не
представлял себе, что такое личная собственность; то немногое, чем он владел,
принадлежало не столько ему, сколько тем из его знакомцев, кто испытывал
нужду в этом скромном имуществе. Небо, которое никогда не отказывает в
милости достойным, послало ему в награду великое множество друзей, и те любили
господина де Бержерака до самой его смерти, а некоторые — и после нее.
Осмеливаюсь предположить, читатель, что ради его славы и к моему
удовольствию ты захочешь удовлетворить свое любопытство и пожелаешь, чтобы
я записал их имена для потомков; а я тем охотнее уступлю твоей просьбе, что
знаю, как хорошо умел господин де Бержерак выбирать себе друзей, и потому
не будет среди тех, кого я тебе назову, ни одного, который не обладал бы
исключительными достоинствами. По разным соображениям, но главным образом
соблюдая тот порядок, который установило само время, я начну с господина
де Прада, столь же просвещенного, сколь добросердечного и великодушного; за
его превосходную историю Франции он мог бы справедливо быть назван
французским Корнелием Тацитом; 23 к тому же он так сумел понять все
прекрасные свойства господина де Бержерака, что был, не считая меня, самым
старинным из его друзей и одним из тех, кто множество раз и самым решительным
образом доказывал ему свою дружбу. Прославленный Кавуа, убитый в сражении
при Лансе,24 и доблестный Брисайль,25 прапорщик гвардии его королевского
высочества, были не только подлинными ценителями его бранных поединков, но
и достоверными свидетелями, и достойными участниками некоторых из них. Смею
сказать, что мой брат, а также господин де Зедде,26 оба весьма сведущие во всем,
что касается военной отваги, превозносили его доблесть: они не раз оказывали
ему свои услуги, и он сам помогал им в тех затруднениях, которые по тем временам
нередко выпадали на долю людей их мужественного ремесла; если же это
свидетельство покажется кому-либо подозрительным, поскольку исходит от моего
брата, я сошлюсь еще на одного редкостного смельчака, на господина Дюре де
Моншенена, который слишком хорошо знал и ценил нашего друга, чтобы не
подтвердить мои слова. Прибавлю и мнение господина де Бургоня, полковника
пехотного полка монсеньора принца де Конти, поскольку он сам видел то
Да, по-другому тогда в молодом этом мире, под новым
Небом жил человек.
(лат.; пер. Д. С. Недовича и Ф. А. Петровского)

262 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
сверхъестественное сражение у Нельских ворот, о котором я упоминал; прозвище
Неустрашимый, данное им с тех пор господину де Бержераку, есть свидетельство,
не оставляющее ни тени сомнения у всех, кто знал господина де Бургоня, — уж
он-то умел отличить то, что достойно уважения, от того, что его недостойно вовсе,
и обладал истинно всеобъемлющим умом, который не дал бы ему обмануться в
подобном деле. Господин де Шавань, с неизменной готовностью и рвением
предупреждавший любое желание всех, кому хотел помочь; знаменитый советник
господин де Лонгвиль-Гонтье, человек безупречный во всех отношениях; господин
де Сен-Жиль,27 чье стремление помочь другу никогда не расходится с делом и
чье свидетельство о доблести и уме господина де Бержерака весьма заслуживает
внимания; господин де Линьер,28 творения которого порождены возвышенным
вдохновением; господин де Шатофор,29 память и суждения которого столь
достойны восхищения и который столь успешно применяет свои богатые познания;
господин де Бильет, уже в двадцать три года стяжавший имя ученостью, какой
иные гордятся в пятьдесят; 30 господин де ла Морльер,31 помыслы которого так
чисты, а умение оказывать услуги другим так изящно; господин граф де Бриенн,32
чей исключительный ум соответствует высокому происхождению, — все они
относились к господину де Бержераку с уважением, всегда сопутствующим
истинной дружбе, которую они наперебой и с удовольствием изъявляли весьма
ощутимым для него образом. Я не стану подробно говорить о мыслителе и ученом,
сведущем в разных науках, который создал столько превосходных и полезных
творений, о господине аббате Виллелуэнском,33 ибо не имел чести быть с ним
знакомым, но могу подтвердить, что господин де Бержерак очень дорожил этой
дружбой и располагал многими доказательствами самого доброго расположения
к нему господина аббата.
Следует прибавить, что в угоду друзьям, допекавшим его советами найти себе
покровителя, который оказывал бы ему поддержку при дворе и в домах знати,
он превозмог великую свою любовь к свободе и вплоть до того самого дня, когда
получил уже упоминавшийся смертельный удар, состоял при господине герцоге
д'Арпажоне 34 и посвятил ему все свои сочинения, но во время болезни сетовал
на то, что брошен герцогом на произвол судьбы; не мое, однако, дело судить,
было ли это следствием тех несчастий, что выпадают в этом мире на долю малых
сих, и того общего для сильных мира сего свойства, в силу которого они помнят
об услугах, им оказываемых, лишь в тот миг, когда их принимают, или же такова
была тайная воля небес, которые, наделив его столь короткой жизнью, желали в
то же время доказать ему, как мало следует огорчаться, покидая то, что кажется
нам здесь столь прекрасным, на деле же вовсе не таково.
Я был бы несправедлив к господину Роо,35 если бы не занес его имя в этот
достославный список, ибо знаменитый математик, проделавший столько удиви-
тельных физических опытов и любимый всеми за доброту и скромность, которые,
не менее, чем знания, возвышали его над чернью, так дружественно относился к
господину де Бержераку и так живо отзывался на все, имевшее к последнему
какое-либо касательство, что первым открыл истинную причину его болезни и
вместе с другими его друзьями старательно изыскивал средства излечения; но
всех опередил господин де Буаклер,36 доблестный во всем, вплоть до мелочей,
который нашел в беде, приключившейся с господином де Бержераком, достойный

Анри Лебре. Предисловие 263
случаи проявить свое великодушие и, не желая упустить сей случаи, в самом деле
предвосхитил попытки всех прочих и создал для своего друга наиболее благо-
приятную обстановку; это было особенно важно, потому что скука, вызванная
длительным пребыванием в постели, грозила больному скорой кончиной и
жестокая лихорадка, его снедавшая, уже была тому печальным предзнаменовани-
ем. Но сей несравненный друг четырнадцать месяцев выхаживал в своем доме
господина де Бержерака и пресек лихорадку; вместе с признательностью, которую
он снискал неусыпными заботами о больном и прекрасным уходом за ним, он
стяжал бы себе славу спасителя нашего поэта, но дни последнего были сочтены
и ограничены тридцатью пятью годами жизни, оборвавшейся в деревенском доме
господина де Сирано, его двоюродного брата,37 от которого он получил много-
численные доказательства дружбы, ученые беседы которого об истории прошлых
и нынешних времен были ему столь по сердцу и к которому, в тревожном
стремлении переменить место, что у большинства больных служит достоверным
признаком приближающейся смерти, попросил перенести себя за пять дней до
кончины.
Полагаю, я лишь в малой степени воздам честь памяти господина маршала
де Гасьона,38 сказав, что он, с приязнью относившийся к людям отважным и
умным, ибо знал толк и в тех/ и в других, пожелал иметь подле себя господина
де Бержерака, наслышавшись о нем от господ де Кавуа и де Кижи.39 Но в то
время мой друг, лишь гораздо позднее поступивший к господину д'Арпажону,
был еще совершенным идолопоклонником свободы и считал, что такой
значительный человек всегда будет выступать лишь в роли хозяина; посему он
предпочел остаться ему непредставленным, но свободным, нежели приобрести
его любовь и попасть от него в зависимость; этот же склад характера, столь
равнодушного к собственной выгоде и столь редкого в те времена, не позволял
ему прибегнуть и к тем многим весьма значительным знакомствам, завязать
которые он мог бы при содействии преподобной матери Маргариты,40 особенно
ему благоволившей; он словно предчувствовал, что любые преимущества в сей
жизни окажутся бесполезными в другой. Это была единственная мысль,
занимавшая его перед смертью, и он тем более укреплялся в ней, что нашел
горячую сторонницу тех же взглядов в лице госпожи де Невильет, которая
приходилась ему родственницей со стороны знатного семейства Беранже,
женщины благочестивой и милосердной, равно преданной Богу и ближнему; 41
под конец распущенность и неверие, которые, как полагают, свойственны
большинству молодых людей, стали казаться господину де Бержераку поистине
чудовищными, и я утверждаю, что он преисполнился к ним отвращением,
каковое и должны питать к этим порокам все стремящиеся вести христианский
образ жизни.
За некоторое время до его кончины я уже мог бы догадаться, что в нем
произойдет столь знаменательная перемена: однажды я попрекнул его меланхо-
лическим расположением духа в тех самых местах, где обычно он развлекал меня
веселым и занятным разговором; мой друг мне ответил, что по мере того, как
узнаёт мир, он в нем разочаровывается, что уже предвидит скорый конец своей
жизни, который будет и концом всех его невзгод, и что наибольшее его огорчение
состоит в том, как скверно распорядился он своей судьбой.

264 Дополнения. //. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
«Jam juvenes vides, —
сказал он мне, —
instet cum serior aetas,
Moerentem stultos praeteriisse dies.*42
Что правда, то правда, — прибавил он, — я думаю, что в этих строках
Тибулл предсказал мою жизнь, ибо никто никогда не сожалел так, как я, о
стольких славных днях, столь напрасно прожитых».
Прости мне, читатель, это отступление и злоупотребление подробностями в
рассказе о достоинствах моего друга, но его смерть снимает с меня даже тень
подозрения, будто я хотел к нему подольститься, а уж сочинения его не могут
тебе не понравиться. Возвращаясь к списку великих людей, на чей авторитет он
ссылается в своих трудах, я должен добавить, что и демон, столь полезно
послуживший автору во время пребывания последнего на Ауне, не такая уж
неслыханная выдумка: Шалее и Гераклит утверждали, что мир кишит демонами,
не говоря о всевозможных рассказах, касающихся демонов Сократа, Диона, Брута
и многих других.43 Все, что наш автор написал о множественности миров,
подкреплено суждениями Демокрита, отстаивавшего эту идею; схожим образом
вслед за помянутым философом, а также за Эпикуром и Лукрецием часто
рассуждал он о бесконечности и о малых телах, или атомах.44
Мысль о круговращении Земли также не нова, ибо еще Пифагор, Филолай
и Аристарх утверждали, что Земля вертится вокруг Солнца,45 которое они
помещали в центре мироздания. Левкипп и многие другие авторы говорили почти
то же самое;46 но громче других заявил об этом в прошлом веке Коперник,
опровергнувший систему Птолемея, которую до того разделяли все астрономы;
теперь большинство из них придерживается теории Коперника, более простой и
удобной, поскольку Солнце этот ученый помещает в центр мира, а Землю среди
прочих планет — на то место, которое Птолемей отводил Солнцу; иными словами,
ближе всего к Солнцу круг вращения Меркурия, затем Венеры, потом Земли; на
этом последнем он располагает эпицикл,47 по которому вращается Луна, за
двадцать семь дней совершающая свой оборот вокруг Земли, а кроме того,
одновременно проходящая за год вместе с Землей свой путь вокруг Солнца.
Но должен покаяться тебе, читатель, что сам я равнодушен ко всем переменам
в астрономии, ибо не углублялся в эту науку, слишком для меня отвлеченную, и
заверяю тебя, что мне известны лишь немногие термины, которые остались в моей
памяти после прочтения кое-каких сочинений на эту тему. И потому заявляю,
что, говоря о Копернике, решительно не хочу каким-либо образом очернить
Птолемея; мне довольно того, что Coeli enarrant gloriam Dei,6 48 и их великолепное
устройство является для меня подтверждением того, что они созданы не руками
человеческими. Что бы ни говорил Птолемей, они всегда все те же; как бы ни
опровергал его систему Коперник, они остаются все на том же месте и такими,
а Я уже видел, как юноша, которого теснит более зрелый возраст,
Грустит о миновавших глупых днях, (лат.)
Небеса проповедуют славу Божию (лат.)
6

Анонимный автор. Сражение Сирано де Бержерака с обезьяной кукольника 265
какими вышли из рук Создателя, который, будучи неизменен сам, один может
изменить все в этом мире.
В начале своего рассуждения я объяснил, что меня вдохновило на мой труд;
из дальнейшего должно было стать понятным, для чего я ссылался на разных
ученых мужей. Прошу тебя, читатель, помнить об этом, дабы оправдать мою
неуступчивость во всех вопросах, которые могут дать повод смешать истинную
мою веру с чужими вымыслами.
Анонимный автор
СРАЖЕНИЕ СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАКА
С ОБЕЗЬЯНОЙ КУКОЛЬНИКА БРИОШЕ НА НОВОМ МОСТУ
ПОСЛАНИЕ СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАКУ
Из всех существ живых
Лишь людям свойственно смеяться:
Никто не запретит над шуткой улыбаться,
Тем более — смешить других.
Средь сочинителей иных
У нас достанет тех, кто вторит Гераклиту;
Но мне унылая претит серьезность их: 1
По мне умней, подобно Демокриту,
Развлечься тем, что впрямь смешно; 2
Не опасаясь осужденья,
Хочу я изложить, любезный Сирано,
Твое смешное злоключенье.
Но дабы мне поведать, как
Ты сам бы рассказал, что было,
Четыре унции фантазии и пыла,
Пять драхм безумия мне в душу влей, остряк,
Прибавь к ним десять гранов смеха,
И вот, гляди, — пошла потеха!
Ну что ж, да будет так! Твой дух велит дерзать
И понуждает рассказать
То, что при жизни ты хотел бы написать.
Когда бы не был взят на небо,
Ты сам изобразил нам Бриоше бы,3
Его марионеток-забияк,
И все приправил бы тьмой-тьмущей всяких врак;
Но дух твой, Бержерак, отныне правит мною:
Незримый, водит он в тиши моей рукою.
Однажды Феб, более обычного исполненный веселья, покинул рано поутру
ложе Фетиды, прекрасной госпожи своей, дабы поскорее позлатить лучами
вселенную; он уже добрых двенадцать часов щеголял своими золотыми кудрями,
когда некий сочинитель, хвалившийся тем, что ведет свой род от волхвов,
представил зрителям трагикомедию в том месте, где в конце Нового моста

266 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
бронзовый конь соседствует с Самаритянкой.4 Именно там наш неустрашимый
герой и уничтожил кукольного получеловека.
Сие живописное предисловие означает только, что как-то раз, в четыре часа
погожего летнего дня, Сирано де Бержерак убил на Новом мосту обезьяну-ма-
рионетку из кукольного театра Жана Бриоше.
«Почему бы так прямо и не начать?» — воскликнет кто-нибудь.
Не торопись, господин критик! Ты, видно, забыл, что в меня вселился дух
того, чье похождение я собираюсь описать, и что метафора, аллегория, гипербола
и иже с ними — это слуги, без коих мне нынче не обойтись.
Я уже говорил, что Бержерак кичился своим происхождением от волхвов;
возможно, читатель, тебе доставит удовольствие услышать комическое истолко-
вание имени Сирано.
Бержерак в шутку утверждал, будто волхв и царь означали некогда unum et
idem,a что царя, равно как и волхва, по-французски именовали «сир», а поскольку
этот волхв, этот царь, этот сир, дабы сотворять свою волшбу, становился в центр
круга, иначе говоря, в середину «о», его так и называли — сир в «о», то есть,
опять-таки по-французски, СИР АН О.
Набросаем теперь портрет нашего героя — я подразумеваю именно телес-
ный портрет, поскольку сие весьма существенно для дальнейшего. Бержерак
сложением не походил ни на лилипута, ни на великана. Волосы постыдно
изменили его голове — верных ей осталось так мало, что их и с десяти шагов
нетрудно было пересчитать. Его глаза прятались под бровями; нос, широкий
в основании и загнутый, напоминал клюв тех желтых и зеленых трещоток,
которых привозят из Америки, а костлявые ноги были тонки, словно щепки.
В желудке у него временами бурчало, живот был точной копией Эзопова брюха.
Не будем лгать, утверждая, что наш сочинитель выглядел неопрятно, но и
честно признаемся, что башмаки его были влюблены в госпожу грязь, с которою
почти не разлучались.
Покончив с живописанием Бержерака, перейдем к Бриоше. Даже если бы я
умел расписывать стены и знал, как обращаться с масляными и водяными
красками, все равно его портрета здесь бы не было. Почему? Да потому что в
этой повести он мне ни к чему.
Еще одно отступление, господин читатель, только одно! Из дальнейшего
станет ясно, что Бриоше был необыкновенный кукольник, ибо множество людей
в разных странах принимали его марионеток за живые существа. Однажды ему
вошло в голову пуститься далече со своим маленьким деревянным карликом,
который двигался, вертелся, кружился, смеялся, болтал и пускал ветры. Эта
своеобразная обезьяна, а вернее этот презабавный горбун, носила кличку
Полишинель; его приятель, прозванный Соседом, управлялся со скрипкою, как
Силач Пьеро.
Обойдя города и веси, деревушки и фермы, Бриоше в сопровождении
Полишинеля и всей своей компании перебрался в Швейцарию, в некий кантон,
о котором даже Рошфор не упоминает,5 — да и я не стану. В этом краю знали
девиц ио имени Марион, но понятия не имели о марионетках. Местные жители,
а одно и то же (лат.)

Анонимный автор. Сражение Сирано де Бержерака с обезьяной кукольника 267
истые охотники на колдунов, увидев рожицу Полишинеля, равно как и его
сотоварищей, донесли на Бриоше городским властям. Свидетели показали, что
собственными ушами слышали, как беседовали, рассуждали и переговаривались
малыши, — которые, конечно, были просто-напросто дьяволятами. Владельцу
этой деревянной артели, оживляемой пружинами, был вынесен приговор. Кабы
не красноречие некоего здравомыслящего человека, образумившего обвинителей,
быть бы сьеру Бриоше поджаренным на тамошней Гревской площади,6 —
разумеется, если таковая существовала в этой стране. Удовольствовались тем, что
сорвали с марионеток платье, обнажив их сущность.
Бриоше привык в течение своей шутовской жизни терпеть самые дикие
выходки, но тем не менее гибель обезьяны нанесла ему столь сокрушительный
удар, что еще немного — и встретились бы они оба по ту сторону Хароновой
переправы.
Итак, мое отступление подошло к концу. Двинемся же на арену и поглядим
на вышеупомянутое сражение. Наш сочинитель, поспешая по Новому мосту,
приостановился перед обиталищем Бриоше. Толпа слуг в ливреях всех цветов
радуги, ожидая, пока маленькие механизмы будут готовы к увеселению честной
публики, задирала оборонявшуюся обезьяну. Она была толстая, как амьенский
пирог, ростом с невысокого человека и дьявольски забавна. Бриоше надел на нее
старую вигоневую шляпу с плюмажем, дабы скрыть дыры, трещины и комки вара
и клея; нацепил ей на шею брыжи а ля Скарамуш 7 и обрядил ее в камзол с
шестью развевающимися басками, разукрашенный позументами и бантиками, —
короче говоря, в одежду, отдававшую лакейской. Сверх того, он пожаловал
обезьяну перевязью, на которой висел тупой клинок. Примем к сведению, что
мэтр приучил свою подопечную держать ухо востро и преподал ей несколько
уроков фехтования. Данное замечание нам еще понадобится.
При виде Бержерака толпа в разноцветных ливреях разразилась сардони-
ческим смехом: один из лакеев хлопнул сочинителя по шляпе, другой весельчак,
щелкнув его по месту, наиболее выдающемуся на лице, вскричал: «Это что, у
вас всегда такой нос? Черт возьми, ну и носище! Втяните-ка его, он мешает
мне видеть!». Наш ностряк превосходил отвагою Дон-Кихота Ламанчского:
он обнажил шпагу — один против двадцати, а то и тридцати вооруженных
забияк; лакеи тоже немедленно выхватили шпаги. Бержерак столь ловко
стал наносить им удары, что всех обратил в бегство, — так пастух гонит
поутру со двора свое стадо. Отличное сравнение! Оставим же его в нашей
истории.
Обезьяна, с присущим этому племени любопытством наблюдавшая за фехту-
ющим воякой, внезапно сделала выпад и нанесла Бержераку неожиданный удар
квартой. Бержерак в горячке сражения принял обезьяну за одного из лакеев и
проткнул ее насмерть шпагою. О, какая потеря для Бриоше!
«Бесподобное создание! — возопил он, рыдая как дитя. — Для того ли я
одарил тебя столь разнообразными свойствами, чтобы тебе прокололи брюхо?
Благородная забава черни, заправила кукольных представлений, драгоценный
паяц моих прибыльных дурачеств, благодетельный и потешный кормилец, живот-
ное, более разумное, нежели иной двуногий, всем обезьянам обезьяна, — на кого
ты меня покидаешь!..».

268 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Произнося эти жалостные и скорбные слова, он припал к покойнице; засим
его подручный Скрипач с печалью на сердце занялся недвижным телом. После
многих увещеваний он наконец убедил безутешного хозяина, primo,* возвратить
шесть монет зрителям, что уже заняли места в ожидании представления; secundo
и ultimo,6 залить свое горе вином. Бриоше последовал этому спасительному совету;
и вот они отправляются в скверную харчевню и опрокидывают одним махом по
стакану винца; лица их багровеют, летучие пары искрометного зелья ударяют в
мозговую железу — и сколько же было хмельных слез по усопшей! Сколько
подсказанных Вакхом проклятий смертоубийце! Приблизилась полночь, они
рассчитались с хозяином и двинулись прочь. Бриоше напился до беспамятства и
не смог признать своего дома; он провалился в сток для нечистот, блюя от горя,
в грязи с головы до пят. Его сотоварищ, лишившись всякого разумения, вместо
того чтобы вытащить хозяина из клоаки, подался назад и грянулся оземь. Три
часа плутали они затем по улицам, окутанные мрачным покрывалом ненавистницы
дневного света. Серебряный рог Дианы блеснул над горизонтом; в мерцании этого
ночного светильника они, вконец измученные, добрались до дому и усыпали
нежностями свои пуховики; Морфей смежил им веки; оставим же наших героев
в его объятиях до новых событий.
Спустя пять или шесть часов Бриоше открывает затуманенные буркалы; он
размышляет о своей утрате. «Покинем это жалкое ложе, — говорит он, — и
начнем уголовную тяжбу». Сказано — сделано: он встает и принимается за дело;
он рассчитывает не менее чем на пятьдесят пистолей за понесенный ущерб.
Бержерак обороняется по-бержераковски, а именно шутейными посланиями и
забавными словечками. Он говорит судье, что заплатит Бриоше либо поэтической
монетой,8 либо той, которая имеет хождение у обезьян, то бишь гримасами да
ужимками; он замечает, что Аполлон и слыхом не слыхивал о подобном движимом
имуществе и клянется увековечить почившее животное несравненной эпитафией.
Выслушав приведенные доводы, суд отказал Бриоше в иске и даже воспретил
ему обзаводиться в будущем обезьяной, которая наследовала бы покойнице, дабы
не повторялись случаи, подобные вышеизложенному.
Шарль Бэ
ГОСПОДИНУ АДАНУ, СТОЛЯРУ,
ОТ ИМЕНИ КОНДИТЕРА РАГНО
СОНЕТ
Я думал, что из всех, кто занят ремеслом,
Лишь мне свои дары приносит Каллиопа,1
И признаюсь, Адан, не ведал я о том,
Что стружек дух сильней, чем запах эскалопа.
* во-первых (лат.)
во-вторых, наконец (лат.)

Жедеон Таллеман де Рео. Маршал де Граммом 269
Я понял, что Пегас мой от природы хром,
Что тщетно десять лет я ждал его галопа...
Ну что ж, пойду к плите следить за пирогом,
Коптиться у огня подобием циклопа.
Ты стал искусником, тебя приветил двор,
А бедный мой очаг совсем зачах с тех пор,
Как муз моих спугнул ты легкостью и блеском.
Прости, коль и себе я чуть польщу притом:
Что до тебя, то ты привык работать с треском,
Что ж до меня, то я работаю с огнем.
Жедеон Таллеман де Рео
МАРШАЛ ДЕ ГРАММОН
Он начинал в Мантуе;* там он приобрел кое-какую известность (в 1629 и
1630 годах); однако никогда не слыл храбрецом, хотя, случалось, и не щадил
своей жизни; напротив, сражение при Онкуре,1 которое он проиграл (26 мая
1642 года), столь его осрамило, что тут же появилось множество песенок,
направленных против него; песенки эти назывались наливонами,** и его самого
еще какое-то время называли маршалом Наливоном. Он был наречен в них
мужеложником:
Граф, мужайтесь! Вам за рвенье
Паж остался в утешенье,
Нальем, и т. д.***
* Он был сыном графа де Граммона, губернатора Беарна, который получил титул герцога в
начале Регентства.2 В супружестве граф отличался коварством, по крайней мере в отношении своей
первой жены. Имея против нее какое-то подозрение, он поместил ее в комнату с выломанным полом,
под которым был скрыт глубокий колодец. Она упала в него и сломала бедро, что и послужило
причиной ее смерти.
** Поскольку припев у них был такой: «Нальем, нальем, друзья, нальем!»
*** Вот одна из таких песенок:
Храбрец и хват от века,
Наш маршал хоть куда —
Решил развлечь он Бека,
Мело и Бкжуа.3
Взял шлем и без опаски
Пошел им строить глазки,
Турлю-тю-тю, и ну бежать,
Чтоб зад им показать.
Об этом всем прослыша,
Месье де Лафейяд
Воскликнул про де Гиша,
Что граф напрасно рад:
«Весь этот сброд смутьянский

270 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Одну из разновидностей больших шпор стали даже называть шпорами а ля
Гиш; в то время он еще звался просто маршалом де Гишем. Его назначили
генералом армии, чтобы сделать маршалом Франции. Самым значительным его
подвигом было взятие Бассе (в 1641 году), который в ту пору ничего не значил.
Все были поражены, когда вскоре после этого он получил маршальский жезл; но
он женился на родственнице кардинала.* Вот как это случилось. Кардинал
де Ришелье, желая поймать в свои сети Пюилорена,6 сказал графу де Гишу: «Я
вам обещал младшую из барышень де Пон-Шато, мне очень досадно, что я не
могу сдержать слово, но я вас прошу взять вместо нее мадмуазель дю Плесси-
Шивре». Граф де Гиш, который всегда был ловким придворным, отвечал ему,
что он стремится войти в сношения более с его высокопреосвященством, нежели
с его родственницами, а потому готов взять в жены ту из них, которую ему
предложат. Еще прежде, после смерти Ромбюра, кардинал сделал его полковником
гвардейского полка.
Маршал де Граммон был покладист разве что с первыми министрами; с
остальными он вел себя достаточно надменно. Правда, подобно другим, он посетил
(в октябре 1634 года) Пюилорена, когда тот, по возвращении от Месье,7 полтора
месяца был истинным баловнем судьбы. Этот человек изображал из себя божка:
Совсем не итальянский,
Турлю-тю-тю, им невдогад
Ему подставить зад...»4
(К имени «Лафейяд» пояснение): «Он уже умер. Он говорил своему слуге, что хотел бы в виде
награды пожаловать ему звание бригадного генерала».
Вот еще один наливон:
И Роклор, и Сен-Мегрен,5
И Роклор, и Сен-Мегрен
Еле ходят, еле дышат —
Заждались они де Гиша.
Нальем! Нальем!
Друзья, нальем!
— Ох, дорожка не близка
Враг разбил мои войска.
Я бегу во все лопатки —
Он мне смазал салом пятки.
Нальем! Нальем!
Друзья, нальем!
На другой мотив:
— Месье де Сен-Кантен, откройте, Бога ради:
Мело, а может быть, сам дьявол сзади!
— Кто там, эй? Поскорей!
— Это я, Наливон, это я удираю,
Это я у ваших стен,
Открывайте, Сен-Кантен!
* Он был еще совсем молод и считался женихом мадмуазель де Рамбуйе, ныне г-жи де Мон-
тозье. Но его отец, г-н де Граммон, выделил ему столь ничтожное состояние, что г-н и г-жа Рамбуйе
вынуждены были ему отказать.

Жедсон Таллеман де Рео. Маршал де Граммон 271
когда граф де Гиш вошел к нему, от него как раз выходил маршал д'Эстре;
маршал был без головного убора, хотя Пюилорен оставался в шляпе и принимал
сидя. Он расположился спиной к камину и при виде графа де Гиша едва приподнял
шляпу и оторвал локоть от подлокотника. Граф, видя это, взял еще одно кресло
и поставил его спинкой к креслу Пюилорена; развалившись лицом к огню и
упершись ногами в подставку для дров, он стал говорить: «Сударь, вы поздно
встаете» — и тому подобные пустяки, а затем удалился, когда счел это уместным.
Пюилорен был из Марша и весьма благородных кровей; он звался де Лажем,
что дало повод кардиналу де Ришелье плоско сострить: «Я живу хорошо, —
сказал он однажды, — дела ж — как нельзя лучше». Кардинал, хорошо знавший,
что Пюилорен был любовником княгини де Шиме, не сомневался, что тот не
упустит случая писать к ней, и стал внушать ему все, что хотел. Пюилорен был
человеком значительным, но нелюбезным; однако, пока он оставался в милости
у кардинала, все дамы при дворе и в городе почитали его образцом совершенства.
Но вернемся к маршалу. Когда господин Главный назвал его в насмешку «моя
кудряшка», тот назвал господина Главного просто Сен-M аром.8 «А вот король
часто называет меня Месье», — сказал господин Главный. «И меня тоже», —
ответил маршал. Даже в общении с кардиналом де Ришелье он сохранял видимость
свободы; долгое время он поддерживал отношения одновременно и с кардиналом
Мазарини, и с Принцем.*1 9
Наконец, во время Фронды он был вынужден отойти в тень, не решаясь
выступить против Принца. Жандармы из Бордо намеревались его схватить, когда
он направлялся в Беарн; он во всеуслышание жаловался на это, приговаривая: «Так
не принято даже у людоедов; я же не воюю с ними, я тихо удаляюсь на покой».
При дворе о нем злословили. Он игрок; его наряд всегда чист и справен; он
недурен собой, но близорук; в беседе всегда приятен и находчив.
Он произносит, надевая шляпу: «Сударыня, раз уж вы настаиваете...», хотя
дама и думать не думала настаивать на чем-нибудь. Ему случалось отпускать
весьма забавные шутки. В Шампани, встретив гвардейца г-на д'Эгбера, управ-
ляющего Монт-Олимпом, он спросил его: «Кто вы?» — «Я из придворной стражи
господина д'Эгбера». — «Из притворной стражи?» — и весь день, в рассеянности,
поскольку он был не менее рассеян, чем г-н д'Эгбер, маршал то и дело повторял:
«Из придворной стражи, из притворной стражи; из притворной стражи, из
придворной стражи». Случалось, он целый год был способен бубнить в задумчивости
отрывок из песенки или что-нибудь подобное, засевшее у него в голове.
Некие немецкие графы по имени д'Олак пришли ему представиться; их было
несколько братьев, и, как заведено в их краях, младшие носили тот же титул, что
и старший; они входили по очереди один за другим, и это ему надоело. «Я, —
сказал он, — покорнейший слуга всех графов д'Олак, будь их хоть целая сотня».
Виконт дю Бак, из Шампани, который корчил из себя важную персону, по
какому-то поводу домогался маршала и весь день не отходил от него ни на шаг,
* Принц называл его великим князем Бидашским. поскольку Бидашем именовалось прекрасное
поместье де Гиша в Беарне, а Тулонжон говорил про него: «Бидашский срамодержец». Этот
Тулонжон был из петиметров; он самый большой скряга во Франции, на нем никогда не увидишь
совершенно нового фрака. Он не настолько глуп.

272 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
даже остался с ним поужинать. Однако и после ужина он не спешил откланяться.
Маршал говорит камердинеру: «Заприте дверь и дайте домашние туфли господину
виконту: он решил оказать мне честь и лечь спать со мной». — «Ах, сударь, —
восклицает виконт, — я ухожу!» — «Нет, черт возьми, господин виконт, —
отвечает маршал, — вы мне окажете честь, разделив со мной ложе». Виконт
спасся бегством. Все потом весьма потешались над этим господином виконтом.
Однажды, когда общество забавлялось всякими небылицами, граф рассказал
о цирюльной мельнице, которую он держал в одном из своих поместий, где его
вассалы в два счета брились мельничным колесом, прикладываясь к нему щекой.
Он был не слишком-то щедр, а отказывая, еще и насмешничал. Однажды
двадцать четыре скрипача пришли его поздравить с Новым годом. Они отлично
потрудились, после чего он выглянул из окна и спросил: «Сколько вас, госпо-
да?» — «Двадцать, сударь». — «Всем двадцати я приношу свою нижайшую
благодарность», — и захлопнул окно.*
Рангуз принес ему как-то одно из своих лучших писем; 10 он его принял и потом
говорит лакею: «Отведите господина к такому-то, и пусть он ему заплатит то,
что я обычно плачу достойным людям». Его проводят. Этот человек начинает
хохотать и говорит Рангузу, пусть не теряет зря времени, поскольку между
«ничего» и тем, что г-н маршал дает достойным людям, нет никакой разницы.
Проигрывая, он был способен в ярости разбить головой оконное стекло
и расквасить себе все лицо. Однажды он сказал д'Андонвилю, одному из участников
игры: «Черт возьми, сударь, ваше колокольное имя приносит мне несчастье!».
Несколько раз, проигрывая, он швырял остаток своих денег на пол. Тут пажи
и лакеи бросаются их подбирать; но он уже раскаивается и кричит им: «Это плата
за три месяца!».
Однажды, раздраженный неким человеком, у которого был, как ему казалось,
дурной глаз, он закричал ему, в очередной раз проиграв: «Черт вас подери, сударь!
(= = =)меня и убирайтесь; я на все готов, лишь бы отделаться от вас!».
Шарль Нодье
СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК
Каким мощным умом должен обладать писатель, чтобы, анализируя и излагая
свои впечатления, самому при этом держаться в тени!
Хоть я ценю свою особу ничуть не выше, чем ценит ее публика, но такое
смирение духа нередко оборачивалось для меня чувством горечи, и я по меньшей
мере обязан в этом признаться, дабы честь моей философии была спасена.
* У него был плут конюший по имени дю Тертр. Как-то раз он пришел к маршалу с просьбой
разрешить ему похитить какую-то девицу. «Хорошо! Она в тебя влюблена-* И дала согласие на
похищение?» — «Нет, сударь; я в общем-то с ней не знаком, но она богата». — «В таком случае, —
ответил маршал, — я тебе советую похитить мадмуазель де Лонгвиль, она еще богаче». И тут же
его прогнал. Этот волокита, настоящий мошенник, кончил на колесе. Он был управляющим Жержо.
Это ему приносило четыре тысячи ливров дохода. Кюре в проповеди сказал: «Молите Бога о спасении
души господина дю Тертра, нашего управителя, который умер от полученных ран».

Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 273
«Увы! — произнес я не так давно, предаваясь мрачным раздумьям о преврат-
ностях моей нелегкой жизни, — неужели и впрямь таков итог так называемой
литературной карьеры? Вечное забвение, наступающее вслед за смертью, а подчас
и опережающее ее! Да стоило ли вообще писать?».
А ведь я жил в изгнании, как Данте, томился в тюрьме, как Тассо, и влюблялся
еще глупее, чем Петрарка. Скоро я ослепну, как божественный Гомер и
божественный Мильтон. В хромоте я, правда, уступаю Байрону, зато из пистолета
стреляю лучше. В естественных науках я по меньшей мере столь же силен, как
Гете, в старинных книгах разбираюсь не хуже Вальтера Скотта и ежедневно
выпиваю на одну чашку кофе больше, чем Вольтер. Таковы неоспоримые факты,
но потомство — если, конечно, оно у нас будет — не узнает о них ни слова.
«Видимо, — сказал я себе после пятнадцатиминутных размышлений на эту
тему, — чего-то мне явно недоставало. — Мне недоставало двух вещей, —
добавил я, поразмышляв еще пятнадцать минут.
Во-первых, таланта, который достоин славы.
Во-вторых, непостижимой благосклонности случая, который ее дарует».
И вот под влиянием необъяснимого психологического феномена, именуемого
в обиходе сцеплением идей, я засел за эту статью.
Как поучительно было бы сводное жизнеописание одаренных и даже гениаль-
ных людей, по воле случая павших жертвой собственной известности. Тут был
бы уместен эпиграф: «Diis ignotis».al
Мне часто хотелось воспользоваться благодатным досугом, который предо-
ставила ныне политика литературе, и набросать на эту тему статью.
В литературе, как в военном деле, оправданием служит только победа.
Литературные дерзания — как заговоры: необходимо добиться успеха,
иначе — бесчестье.
А между тем те, кто дерзают в литературе, в науках, в искусстве, вне всякого
сомнения, являются провозвестниками новых идей, двигателями человеческого
разума, покорителями будущего.
Гению в сотни раз труднее мощным рывком двинуть литературу вперед, чем
разуму — извлечь для себя из этого выгоду.
Эти соображения наводят на весьма грустную мысль. Великая беда класси-
цизма во Франции состоит не в том, что он победил: ему должно было победить;
беда в том, что его победе не хватило решительности.
Диктаторство Буало оказалось для нашей литературы огромным несчастием
именно потому, что Буало был для диктатора слишком слаб. Поставьте, например,
Мольера законодателем вкусов столетия — и совершенство достигнуто.
Буало бесспорно был велик, но велик был и Юстинианов евнух. Буало — это
Нарсес нашей поэзии.2
Другое зло проистекает из того, что мы тупо верим в слово мэтра. Все, кого
хулил Буало, были признаны достойными хулы, даже Кино, порою столь
поэтичный и вдохновенный,3 даже Бребеф, чье пламенное воображение было
а «Неведомым богам» (лат.)
18 Э. Ростан

274 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
совершенно чуждо Буало; 4 его стихи не уступают стихам самого Буало — в тех
случаях, когда они удачны.
Лафонтена Буало терпел, потому что случайно эти двое оказались друзьями.
Но Лафонтен был не в его вкусе.
Вообразите, что Буало и Лафонтен повздорили — и вот гениальный поэт был
бы вам известен сегодня лишь благодаря издевкам сатирика.
По-моему, Буало высказался о Сирано только один раз:
Милей мне Бержерак в бурлеске дерзновенном,
Чем леденящий сон, навеянный Мотеном.5
Приговор так и остался в силе, но он неполон и, того хуже, ошибочен. Сирано
дерзает в бурлеске; но он и во всем дерзает. Прекрасные сцены из «Агриппи-
ны» не имеют с бурлеском ничего общего. Быть может, они чересчур обильно
сдобрены иронией, но ирония в «Агриппине» отдает бурлеском не более, чем в
«Никомеде».6
О Мотене Буало высказывается не более справедливо, чем о Бержераке.
Мотен тоже дерзал, причем его дерзания были весьма смелы, но, к сожалению,
проявлялись они в приапеях.7 Эта область была недоступна Буало.
Чтобы оценить Сирано, надо обладать куда более широкими взглядами. Пусть
то был талант беспорядочный, неровный, своенравный, причудливый, дававший
множество поводов к порицанию, тем не менее талант, исполненный чувства и
фантазии. В том нет никакого сомнения.
Мало кто из литераторов знает имя Бержерака не только по стихам Буало.
А кто читал Бержерака?
Человек он был необычайный, похожий на свои книги: смесь бахвала с
педантом.
По всей видимости, он был человек весьма ученый и, как теперь принято
говорить, опередивший свой век. Но стоит окинуть взглядом его короткую и
насыщенную жизнь, чтобы убедиться, как мало выгод извлек он из своей учености.
В восемнадцать лет он прославился как дуэлянт. Это был единственный путь
к известности. В роте, где он служил, будучи девятнадцати лет от роду, его
прозвали «демоном храбрости», а между тем эта рота состояла из гасконцев,
причем то были гасконцы в полном смысле слова. Г-н Лебре, его издатель и
друг,8 сам во всех отношениях сущий гасконец, утверждает, что дни службы
Сирано исчисляются его поединками.
В двадцать лет при осаде Музона он был ранен мушкетным выстрелом
навылет, а через несколько месяцев, при осаде Арраса, — в шею, ударом шпаги.
Сирано был в те годы весьма недурен собой, если не считать шрамов, которые,
впрочем, даже в глазах женщин ничуть не портили его привлекательного лица.
Однако злополучное увечье преисполнило его ненавистью ко всем, кто проявлял
чрезмерное внимание к рубцам, исполосовавшим его нос.
При всем том, как ни странно, нрава он был безобидного и мягкого и от всего
сердца презирал заядлых забияк-бретеров. Он участвовал в доброй сотне
поединков, но всегда секундантом, и никогда не затевал их сам.
Рассказывают, что однажды он одержал такую победу, которая сделала бы
честь и Амадису.9 Молодой Линьер, прославившийся ядовитыми эпиграммами и

Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 275
сатирами,10 навлек на себя гнев одного весьма важного вельможи, и тот нанял
сотню убийц, которые должны были подкараулить поэта по дороге. Линьер был
трусоват, — сочинители пасквилей никогда не блещут отвагой. Однако вельможа
рассудил, что меньшими силами тут не обойтись, так как Линьер был дружен с
Сирано, который, правда, сатир не писал и нападал только на своих собственных
врагов, зато всегда с охотой ввязывался в стычки, в которых оказывались
замешаны симпатичные ему люди. У Линьера, как сами понимаете, были очень
веские причины не идти ночевать домой. Но Сирано его уговорил, попросив при
этом только об одном: прихватить с собой фонарь и освещать поле боя. На
рассвете возле рвов у Нельской башни нашли девятерых головорезов. Двое из
них были убиты, семеро при смерти; прочие спаслись бегством. Происшествие
получило огласку, — о нем упоминается во всех памфлетах тех лет; истинность
его ни разу не подвергалась сомнению.
В 1655 году, тридцати пяти лет отроду, после нескольких лет болезни Сирано
умер от последствий ранения в голову.
«Агриппина» и «Одураченный педант» вышли в свет в 1654 году, но написаны
были, по-видимому, гораздо раньше. К тому времени Сирано уже давно перестал
сочинять. В ту эпоху драматические произведения получали известность задолго
до того, как попадали на сцену, — их сразу же начинали читать и переписывать;
«Агриппина», судя по всему, — в этом я совершенно убежден — была создана
раньше, чем шедевры Корнеля, причем Корнель не однажды к ней обращался.
Сирано, притязавший на оригинальность и обладавший столь неоспоримыми правами
на то, чтобы считаться оригинальным, вне всякого сомнения чурался заимствований;
что до Корнеля, то, напротив, с какой стати ему было более церемониться с Сирано,
нежели с Диаманте, Гильеном де Кастро или Кальдероном? "
«Агриппина» явно создана молодым человеком; автор ее не был сумасшедшим,
хотя Вольтер и объявил с неколебимой уверенностью, что Сирано умер умали-
шенным после долгих лет душевного недуга. Это утверждение добавляет лишнюю
главу в собрание примеров Вольтеровой клеветы, обширностью соперничающее с
перечнем его заблуждений.п
Между тем Сирано заслуживал того, чтобы в нем видели и ценили современ-
ника Корнеля и предшественника Мольера.
«Агриппину» нельзя назвать удачной трагедией; до совершенства ей далеко.
Она представляет собой нагромождение промахов и оплошностей, иногда грани-
чащее с пародией. И все же Расин мог бы украсть оттуда и более сильный эпизод,
чем сцена с подслушиванием, которая уродует «Британика».13
В «Агриппине» немало погрешностей против стиля, но удачные места и впрямь
великолепны.
Главный недостаток де Бержерака, присущий всей его эпохе, — это испанская
напыщенность, которая считалась наследием римлян; на самом же деле римляне
обязаны ею испанцу Сенеке, писавшему трагедии.14 Этой напыщенностью отли-
чались все наши драматурги, и Корнель ничуть не меньше, чем другие.
Мы питали пристрастие к этому хвастливому и тщеславному слогу, следы
которого и поныне обнаруживаются даже в водевилях. И менее всего можно
ставить сей грех в вину Сирано, который был воином и дуэлянтом, Сирано,
родившемуся в Бержераке.
18*

276 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Впадяя в выспренний тон, он злоупотреблял гиперболами, за которые столько
бранили первую сцену «Помпея»; 15 но никто лучше него не умел выразить с
прирожденной мощью простые мысли.
Напрасно Сеян льстит себя надеждой, что обратил всю ярость Агриппины
против Тиберия:
...Она, поверив лишь для виду,
На ложе ярости баюкает обиду.
Однако она не забыла последних слов умирающего Германика:
Немало слез по мне прольют у нас в краю,
Но вы, кем я любим, отмстите смерть мою!
(-. >
О мести он молил, но не был отомщен!
Двоедушие Тиберия, подносящего ей венец, тоже не может ее обмглгуть:
Как! Ты его видал, но, к козням непривычный,
Увидев, не постиг его души двуличной?
В том нет твоей вины; его не видел ты:
Надежной маскою он скрыл свои черты.
Бесстрашный, искренний, в добро и правду веря,
Он говорил с тобой... Но это не Тиберий:
Тиберий был укрыт густым покровом лжи...
Все ее мысли поглощены надеждой на осуществление мести, в которой она
поклялась супругу. Эта надежда порой доходит в ней до экстаза:
И вот я чувствую, как, торжеством дыша,
Безмерной радостью упоена душа!
Когда тиран возомнил, будто проник в ее замыслы, она оправдывается
словами, которые могут служить образцом логики и простоты:
Виновному легко прикидываться чистым.
Оправдываясь, он становится речистым:
Ведь, в заговор вступив, к допросам он готов,
А кто не изменил, тот тщетно ищет слов.
Наконец ее желание наполовину исполнено. Сеян должен умереть, но
неукротимой Агриппине этого мало; ей нужно, чтобы душа ее поверженного врага
жестоко томилась в ожидании пытки:
И страшный путь его к кончине ведом ей.
Она заранее с яростным сладострастием расписывает Сеяну в чудовищных
подробностях все, что его ожидает:
Тогда к тебе придут и возопят с проклятьем:
«Кто сиротам вернет отцов и братьев братьям?»
В толпе мятущейся, средь криков площадных,
Все наглядятся всласть на смерть детей твоих.

Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 277
Твой сын, наследуя вражду и злобу Рима,
Погибнет пред тобой от пытки нестерпимой.
Однако Сеян отвечает:
Смерть — это только смерть; чего ж ее страшиться?
И тут Агриппина прибегает к последнему доводу, подсказанному ей вообра-
жением, истощившимся в жестоких замыслах, слишком скорое исполнение
которых не может утолить ее ярость. Она пытается пригрозить Сеяну ужасами,
ожидающими его за гробом, и карой богов:
А то неведомое, что идет вослед?
Сеян
Страдал ли я, пока не родился на свет?
Душа, исчезнувшая в миг упокоенья,
Ничто — как и за миг до нашего рожденья.
< >
Напрасно я душой и безутешным оком
Блуждаю в пустоте и сумраке глубоком:
Мне в этой тьме ничто не обещает мук,
И чужды мне равно сомненье и испуг.
Лишь память хрупкая о хрупком человеке
Пребудет после тех, кто опочил навеки.
Мне смерть ни новых благ не даст, ни новых бед.
Мы суть — и мы живем; мы умерли — нас нет.
А если мертвецу все сожаленья чужды,
О жизни сожалеть — я в том не вижу нужды.
Я останавливаюсь на этом отрывке потому, что нахожу его показательным. И у
классиков редко сыщутся двенадцать стихов кряду, выдержанных в подобном стиле.
Вам нужно возвышенное? Вот Ливилла упрекает Агриппину в том, что она
питает любовь к Сеяну, а та возражает:
Тебе скорей, чем мне, любодеянье мило:
Убила мужа ты и брата погубила.
Ливилла
Ты это слышала от тех, что спят в гробах?
Агриппина
Заговори они — тебя объял бы страх.
И этот стих, столько раз повторяющийся с тех пор:
Обрушься целый мир, но да свершится мщенье! 16
А это двустишие — в нем вся точность и глубина Тацита:
Тибери и
Кроме Калигулы, казните весь их род!

278 Дополнения. //. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Агриппина
Он и один тебе погибель принесет.
Вся сцена между Агриппиной и Ливиллой достигает корнелевской силы.
Судите сами по моим цитатам о диалогах Агриппины и Сеяна. Последнюю сцену
трагедии списал в финале «Брута» Вольтер,17 придав ей тот блеск и остроумие,
которыми всегда отличаются его заимствования. Я предпочитаю Сирано.
Ти бе р и й
Убиты оба?
Нерва
Да, убиты.
Ти б е р и й
Хорошо.
В этом беспощадном «хорошо» поэт исчез. Здесь сам Тиберий.
Именно трагедии «Агриппина» обязан Сирано славой нечестивца, которой,
по-видимому, вовсе не заслужил, потому что никогда не оскорблял в своих сочинениях
ни религии, ни нравственности. Он сделал Сеяна атеистом — это философски очень
глубокий и в то же время исполненный драматизма замысел. Не будь совершенный
злодей атеистом, он был бы загадочнейшим явлением на свете. Но такое последо-
вательное и ясное развитие цельного характера свидетельствовало о глубоком
проникновении в человеческое сердце, а это было несвойственно современникам
Сирано, которые в любой эпохе видели только действо, а в героях этого действа —
только персонажей, подчиненных законам завязки, перипетий и развязки. Надо
перескочить через все века, отделяющие Гомера от Шекспира, чтобы найти примеры
столь полного обнажения души со всеми ее тайными побуждениями, порывами и
страстями; а затем — едва дерзаю написать такое — вплоть до наступления Нового
времени мы не сможем отыскать никого, кроме Сирано. Лишь позже появляется
Дон-Жуан, персонаж куда более совершенный, чем Тартюф, и представляющий
собой бесспорный шедевр драматургического искусства.
Как бы то ни было, стихи, которые я здесь привел, и некоторые другие, не
менее прекрасные, которых не привожу, поскольку они рассыпаны по сборникам
развлекательных историй, вызывали разлитие желчи у набожных болванов, не
понимавших, что у поэзии есть свои привилегии. Это скопище кровожадных
двуногих, с виду очень похожих на людей, всегда одинаково, выступает ли оно
под знаменем веры либо под знаменем безверия, заполняет ли театр, чтобы
застигнуть святотатство на месте преступления; и как всегда, толпа превратно
избрала себе предлог для ярости. Пропустив мимо ушей несомненные богохуль-
ства, она не стерпела следующих слов Сеяна:
Теперь иль никогда — итак, заколем жертву!
Глупейшее смешение евхаристии и прекрасного французского слова «жертва»,
имеющего также смысл «святые дары», вполне достойно людей, которые несколь-
ко лет тому назад скосили цветы, символизировавшие независимую Галлию,18

Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 279
потому лишь, что им внушало ненависть острие пики, изображавшееся некогда в
гербе страны. Переиначивайте же старинные установления; переиначивайте
простые и честные понятия; переиначивайте с тою же проницательностью
республиканские нравы: от души желаю вам этого!
Лев революции, выродившийся лев, который с радостью впрягся бы в
колесницу Гелиогабала, Мирабо оказался в своих суждениях об «Агриппине» так
же глуп, как чернь; он увидел в трагедии не более чем трактат об атеизме,
напечатанный с дозволения королевской цензуры.^9 Между тем «Агриппина» —
это просто-напросто трагедия, в которой выведен атеист, атеист развращенный,
принимающий кару за свои преступления, причем карает его окровавленный жезл
того самого тирана, которому он помогал в злодеяниях, которому служил палачом.
Это великий исторический урок, и выводы из него, как, впрочем, из любого урока
истории, оказываются дополнительным подтверждением незыблемых устоев нрав-
ственности. По канонам старой драмы, с нравственной точки зрения «Агриппине»
не хватает вознагражденной добродетели. Добродетельный герой в пьесе отсут-
ствует, потому что его негде было взять: на эту роль подошел бы разве что
Калигула. А почему бы и нет? При тирании, будь у власти монарх или чернь,
отомстить злодеям за род людской могут только другие злодеи. Провидение
никогда не отказывается окончательно от права на злодейство: оно просто
выбирает для этой цели подходящего исполнителя.
Самое известное творение Сирано — «Одураченный педант», произведение
столь же комическое, сколь «Агриппина» — трагическое; оно отмечено юмором,
самобытностью, приправлено едкой солью Аристофана,20 озарено блеском Фи-
ренцуолы 21 и изобилует курьезными положениями, которых достало бы на добрый
десяток комедий. Многие предпочли бы остаться авторами одной такой пьесы
взамен всего, что сочинил г-н Нивель де Ла Шоссе; 22 пожалуй, к такому выбору
склонился бы и Мольер — недаром же он черпал из «Педанта» полными
пригоршнями. Ради соблюдения приличий он оправдывался, говоря: «Я беру мое
добро там, где его нахожу», но тем не менее все это делает большую честь Сирано,
который сумел заранее обокрасть Мольера.
В эпоху Сирано «Комеди Франсез» была не более чем imbroglioa в
итальянском или испанском вкусе. Со времен «Патлена» 23 и нескольких превос-
ходных фарсов, прочно забытых уже к концу XV века, она безвозвратно утратила
самобытность, отличавшую французскую литературу. У наших соседей, живущих
по ту сторону Альп и Пиренеев, мы позаимствовали условные фигуры, так
называемые маски; они впрямь оказались отличной выдумкой, позволившей
запечатлеть разные характеры в их неповторимости. Теперь наш ум, склонный
все расчленять, отвергает эту традицию, — что ж, тем хуже для искусства.
Повторю, впрочем, что она была для нашего театра заимствованием, сами мы
никогда не дерзали на что-либо в этом роде. Лишь революция дала нам несколько
подобных характеров, взятых из самой жизни, выросших на нашей почве, и они
быстро завоевывают народное признание, потому что их произвел на свет сам
народ. Во всех этих Анго, Жокрисах и Русселях куда больше достоинств и
истинно комедийного духа, чем принято считать.24
а смешением (ит.)

280 Дополнения. //. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
У Сирано не было выбора: он жил в эпоху подражания. И одарил нас доктором
и капитаном, то есть педагогом, напичканным латынью, да хвастуном, у которого
поджилки трясутся от страха.25 Сирано, по своему обыкновению, утрировал их
черты. Он как никто другой обладал правом высмеивать мнимую ученость и
мнимую храбрость.
Сам Мольер — и тот не мог вырваться из-под власти этого зрительского
пристрастия. Он отказался от бахвала, успевшего выйти из моды, но сохранил
школьного учителя, тычущего всем в глаза Аристотелем и Цицероном, Кленаром
и Депотером.26 Этот типичный образец тогда еще не прискучил, хотя дни его
были сочтены. Поэт направил против него свой талант — оружие, которое,
будучи обращенным против чего-нибудь смешного и жалкого, разило насмерть.
Философы из «Брака поневоле» — истинно комические персонажи. Г-н Бобине
из «Графини д'Эскарбанья» отнюдь не карикатура, это портрет.27 «Педант»
Сирано не более чем маска педанта, педант как таковой, подобно балаганному
доктору, или Ровине из «Trinuzzia», или Манфуриусу из «Candelaio», или
Метафрасту из «Любовной досады».28 Сегодня этот персонаж был бы нам весьма
скучен, хотя самодовольные дураки, прячущие свое ничтожество за ширмой
учености, не редкость и в наши дни. Но у них иные занятия, да и латыни они
не знают.
В «Одураченном педанте» если что и следует искать, то только помянутые
мною превосходные комические положения; щедро рассыпанные по пьесе, они в
этом невероятном произведении, созданном талантом необузданным и почти
лишенным вкуса, бьют, так сказать, через край. Две сцены, которые Мольер с
отвагой заправского плагиатора перенес в «Плутни Скапена»,29 известны всем;
но нелишне будет заметить, что лучших сцен нет, быть может, и у самого Мольера.
Пока существует французский язык, будет в ходу и меткое присловье, которое
так удачно придумано и так тонко и остроумно повторяется в комедии: «Какая
холера понесла его на эту галеру?». Согласитесь, если человек одаривает
соотечественников поговоркой, он тем самым доказывает свою гениальность. Это
писатель, по духу близкий целому народу, — такой писатель никак не может
оказаться посредственностью. Я говорю не об удачно выраженной мысли, которая
врезается в память отдельных умников и чаще всего свидетельствует лишь об
остроумии автора. Такого рода изречения щедро разбрасывал Грессе,30 не
обладавший другими достоинствами; но та пословица, что передается от семьи к
семье, от поколения к поколению и при этом не теряет свежести и всегда под
рукой, рождена поистине могучим талантом. Я знавал литератора,31 чье имя не
называю здесь, не желая навлекать на него лишний раз тупую ярость наших
политиканов; у него Мольер тоже мог бы позаимствовать недурные сцены, и он
тоже оставил нам две-три пословицы, которые переживут невесть сколько
бессмертных шедевров, взрастающих что ни утро на страницах наших газет. Все
это не более чем попутное замечание, но от него один шаг до мысли, которую я
никогда не устану повторять: у литературы — своя судьба, а у литературных
репутаций — свой неумолимый рок.
Комедия, из которой заимствовал две сцены Мольер, сделала бы честь кому
угодно. Есть в ней прелестный эпизод: влюбленного школяра по имени Шарло
отец заставляет отречься от своей избранницы и совершить путешествие в

Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 281
Венецию, а он, побуждаемый с одной стороны любовью, приковывающей его к
Парижу, а с другой — страхом перед школьными стражами, которые грозят ему
розгами и линейками, поочередно принимает, смотря по тому, какая опасность
представляется ему в эту минуту страшнее, самое твердое решение то уехать, то
остаться, меж тем как его собеседник, под воздействием той же альтернативы,
отеческие переживания перемежает суровыми выговорами педанта. Эта сцена
великолепна,32 и, если ее еще никто не стащил, необходимо восполнить подобное
упущение.
Писателю, родившемуся слишком поздно для создания хорошей комедии,
приходится довольствоваться частностями. Отсюда, вероятно, и удача лишь в
отдельных сценах. Что до комических реплик, то ими уснащена вся пьеса. Пьер
Пакье, первый помощник педанта и главный шут в комедии, так и сыплет острыми
словцами, простодушными, хотя несколько, может быть, и напыщенными, как
оно и подобает служителю коллежа, и оттого еще более смешными. Вот, например,
капитан комически похваляется, что истребил всех мифологических богов: «Do-
mine,* — восклицает Пакье, — в те самые времена, наверное, и перевелись все
оракулы!». Или хочет утешить своего хозяина. «Ну, ну, — твердит он, —
уповайте на Господа! Он вам поможет! Помогает же он немцам, хоть они и
чужеземцы». Или уговаривает Шарло ехать в Венецию. «А на что мне море? —
говорит Шарло. «Ну, например, чтобы повидать поля и луга, — отвечает
Пакье. — Кстати, сударь, — добавляет он, — бьюсь об заклад на шапку с
рогами, которую в свое время нашивал ваш батюшка, что вы моря и в глаза не
видали, разве что в раковине с устрицей. Что до меня, то я видел и Бонз-Ом, и
Жайо, и Сен-Клу, и Вожирар; правда, я мало что рассмотрел: городские стены
весь вид загораживали». Эта нескладица с тех пор не раз уже воспроизводилась.
Далее комедийный интриган запугивает педанта мнимым призраком, причем сам
рассказывает обо всех ролях, которые он сыграл в историях с нечистой силой.
«Да этот бес, видать, весь свой век был нечист на руку, — говорит Пьер
Пакье, — только сдается мне, что не бес это, а бесовка: больно уж много
кудахчет». Не помню, у кого именно, но у кого-то я встречал те самые слова,
которые Пакье говорит пьяному Шарло, принявшему его за судебного пристава:
«Я, сударь, не пристав, я честный человек».33 Нетрудно было бы привести десятка
два таких реплик, быть может, не столь уж смешных, когда они вырваны из
текста; тем не менее на своем месте эти реплики бесподобны, а я ведь брал их
почти наугад. Мне лишь нужно было пояснить примерами свой вывод, весьма
лестный для Сирано. Если Пьера Пакье и нельзя считать одним из тех Пьеро,
что фигурируют на ярмарочных подмостках и на сценах бульварных театров, то
уж во всяком случае, он — первое и удачнейшее их письменное воспроизведение.
Предшествовавшие ему типы того же происхождения, такие как Табарен,34 были
не более чем непристойными шутами, наделенными гротескной ученостью. Пьеро
Пакье — человек простодушный, даже хитрость у него простодушная; необычное
удивляет его не больше, чем заурядное, потому что, нахватавшись обрывков
знаний, он путает одно с другим, но и в том, и в другом умеет подмечать смешное,
поскольку в смешном толк знает. Если благодаря Сирано у нас есть Пьеро,
1 Господин (лат.)

282 Дополнения. П. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
смышленый и развязный человек из народа, по убеждению и воспитанию
беспечный в вопросах добра и зла, ротозей, лакомка, насмешник, при случае
готовый выпить и всегда способный сплутовать, то его создатель заслуживает
куда большей благодарности, чем полагают люди, признающие, что некоторой
благодарности он все же заслуживает; и мне было бы жаль расстаться с этим
убеждением. Пьеро — бессмертный образ.
Но Сирано создал еще один образ, не уступающий Пьеро, — это крестьянин
Матье Гаро из того же «Педанта». Быть может, и преувеличением будет
утверждать, будто «Педант» — первая театральная пьеса, в которой деревенский
житель изъясняется на деревенском наречии, но бесспорно, что во времена Сирано
не было другого примера такой естественности в произведении, написанном по
правилам трех единств. За этот прием ухватился Мольер, а Реньяр, Данкур и
Мариво, пожалуй, даже злоупотребляли им.35 И все же подражателям оказался
не по силам деревенский здравый смысл, крестьянское лукавство, вздорность и
страсть к сутяжничеству, грубость и заносчивость, отличающие этого мужлана,
который, несмотря на все эти пороки, оказывается наиболее здравомыслящим
персонажем пьесы. И пусть тысячи драматургов с тех пор уснащали свои опусы
простонародным говором, именно Сирано первый явил нам живой образ кресть-
янина. Лафонтен вспомнил об этом гениальном персонаже в превосходной басне
«Желудь и тыква»,36 а Шамфор своим «Комментарием» показал нам, что
заинтересовался им еще более, чем Лафонтен. Он называет крестьянина по
имени — Матье (обстоятельство, которое баснописец опустил либо оставил без
внимания). Шамфор не сомневался, что других Гаро на свете не существует, и,
думаю, он был прав.37
Среди всего добра, в которое рядится Матье Гаро, есть немало одежек, более
примечательных, нежели тот лоскуток, который я сейчас перед вами разверну.
Но пристрастие мое именно к этому отрывку имеет некую скрытую причину, и
я не прочь, чтобы читатель избавил меня от труда пускаться в объяснения. Это
сцена встречи крестьянина со странствующим рыцарем.38 «Прах тебя побери, —
говорит Гаро, — вот еще пожиратель детей: куды как мы горды, издали король,
а вблизи голь да моль.
Ш атофор
Куда ты, добрый человек?
Гаро
Куда дорога, туда и я.
Ш ато фо р
А куда в таком случае ведет эта дорога?
Гаро
А никуда она не ведет, лежит себе на месте.
Ш атофор
Мужлан ты, мужлан! Я не о дороге спрашиваю, а о том, куда ты путь держишь.

Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 283
Гар о
Вот еще! На что его держать? Небось и без меня не свалится!
Ш ато ф о р
Аи да умник! Да ты на прибаутках собаку съел!
Гаро
Ну нет, я-то этого к в рот не возьму, а вот кому брюхо подвело, тот, поди, и собачину
слопает».
Портретисту, подметившему это умение не лезть за словом в карман и это
издевательское зубоскальство, никак не откажешь в острой наблюдательности, а
его портрету — в сходстве с натурой. Здесь видна искусная и вместе простодуш-
ная кисть таких художников, как Рабле, Сервантес и Мольер.
Что верно, то верно, скажете вы: стоит заменить Шатофора Дорантом, а Гаро
госпожой Журден, и получится одна из самых характерных и самых сильных сцен
из «Мещанина во дворянстве».39
Именно это я и хотел отметить.
Я не ставил перед собой задачи перечислить все услуги, которые оказали
нашему языку грубоватые шутки из «Одураченного педанта». Тому можно
отыскать множество примеров, которые сейчас нейдут мне на ум. Стоит лишь
полистать комедию. Здесь — источник прекрасной сцены из «Скупого», там —
эпизода с суфлером из «Сутяг»,40 остается только зарифмовать его недомолвки.
Но особенную ценность для нас, любителей филологических древностей, пред-
ставляет сокровищница фамильных выражений, чисто французских оборотов,
просторечных словечек, обеспечивающая пьесе место в ряду классических памят-
ников нашей литературы. Ее часто цитируют Ламоннуа и все наши истинные
знатоки языка.41 Французская академия ею не занималась: академикам хватало
работы с красотами «Мирам» и с изъянами «Сида».42
К наиболее известным по названию произведениям Сирано относится «Коми-
ческая история государств и империй Луны и Солнца». Библиографические
данные касательно истинной даты написания этих книг настолько недостоверны,
что трудно сказать, что появилось раньше — сочинение Сирано или «Мир на
Луне» Уилкинса, а точнее сказать, перевод, опубликованный Ламонтанем в
1653 году,43 когда Сирано, побежденный болезнью, скорее всего, уже ничего не
читал и не писал. Известно, что в семнадцатом столетии английские писатели
были совершенно неведомы своим французским собратьям; требуются долгие
поиски, чтобы в книгах, вышедших в течение этой огромной эпохи, обнаружить
упоминание даже о Шекспире. Во всяком случае, было ли «Путешествие на
Луну», как я предполагаю, одним из первых опытов молодого писателя, или, как
утверждает Вольтер, имеющий привилегию утверждать все, что ему вздумается,
Сирано написал этот роман, будучи уже не в своем уме, — произведение это
примечательно множеством парадоксальных теорий из области физики, намечен-
ных лишь в основных чертах либо подробно развитых. Если приключенческая
часть не блещет особенными достоинствами, то часть научная, напротив, по
меньшей мере интересна, как захватывающие приключения. Его идеям о чувствах
у металлов, о влечениях у растений, о разуме у животных, его счастливым

284 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
догадкам, предвосхитившим изобретение аэростата, множеству остроумнейших
предположений с современной точки зрения недостает лишь ученого стиля
изложения, который бы их отштукатурил, облицевал, отполировал, вылощил и
покрыл лаком (при этом наши ученые мужи наверняка присвоили бы себе их
авторство и предали бы их огласке с огромной пользой если не для просвещения
и общественного блага, то уж во всяком случае для собственного научного имени
и собственного кармана); все эти остроумнейшие догадки о том, как будет
развиваться наука, были по тем временам бесспорно весьма похвальным новше-
ством. Они помогли г-ну де Фонтенелю создать «Миры»,44 знаменитую книгу,
о которой столько было говорено, о которой нынче почти не говорят, а в
дальнейшем и вовсе говорить не будут, между тем как своей жеманностью (если
воспользоваться словцом Лафонтена — прециозностъю) 45 она вполне заслужила
успех, что выпал на ее долю в обществе, для которого она была написана. Сирано,
по моему суждению, в сто раз остроумнее, ученее и глубже; однако это не значит,
что он оказался столь же изящен.
Не буду останавливаться на письмах Сирано прежде всего потому, что вряд
ли он придавал им большое значение, да они того и не стоят. Это собрание
нелепиц, щедро принесенное плодовитым сочинителем в дань эпохе, тяготевшей
к нелепицам; это ворох гипербол, пустозвонство, ослепительные остроты, способ-
ные привести в отчаяние того, кто гордится умением писать ни о чем, — но в
общем едва ли стоило труда все это сочинять. Вообразите себе Бальзака,
сбросившего свои римские котурны и ловко поигрывающего трещоткой Трибуле.46
Тем не менее там есть бездна языковых тонкостей, достойных внимания, и бездна
находок, поражающих полетом воображения и глубиной мысли. Письмо «Против
колдунов», которое могло угодить в костер и пятьюдесятью годами позже,
представляется мне одним из совершеннейших образцов философского рассужде-
ния, а ведь все это было брошено в лицо луденским фанатикам.47 Я не заслужил
права привередничать при выборе места, которое займу в людской памяти, но все
же предпочел бы — если принять в расчет не стиль, а лишь талант — оставить
в наследство потомкам эту великодушную и энергичную речь в защиту невинных
и несчастных, а не «Письма к провинциалу» Паскаля. Какое дело будет потомкам
до тезисов Янсения и споров Пор-Рояля с иезуитами! 48
Казалось бы, человек, проторивший столько путей таланту и сам так далеко
ушедший вперед по всем путям, какие были им проторены, должен был
прославиться в литературе. Что ж, порасспросите, если угодно, много ли значит
во Франции литературное имя Сирано!
Был некогда на свете деревянный конь, и в чреве у него уместились все
завоеватели Илиона 49 — однако в их триумфе он участия не принимал. Начало
точь-в-точь словно у волшебной сказки, тем не менее это все история.
Бедный деревянный конь! Бедный Сирано!
О, если бы он, поступившись честью, воспользовался великодушным покрови-
тельством герцога д'Арпажона или маршала де Гасьона 50 и с их одобрения стал
посещать какое-нибудь сборище педантов из числа тех, кто заслужил благосклонность
одного из великих мира сего или стяжал похвалу плоской газетенки Лоре! 51
Если бы он, горемыка, пополнил несколькими стихами из «Агриппины»
лавочку пяти борзописцев и кардинальскую драмодельню! 52

Теофиль Готпье. Сирано де Бержерак 285
Если бы он хотя бы удосужился блеснуть талантом в прекрасном сонете,
который затмит поэму в сотни строк,ьъ и подбросил третье яблоко раздора
между иовистами и уранистами! 54
Если бы он, подобно Буароберу, принудил свою заразительную веселость
развлекать угрюмую бессонницу худосочного тирана 55 или, подобно Кольте, свой
выдающийся дар стихотворства употребгл на описание в шести стихотворных
строках за умеренную плату в десять пистолей за каждую
В пруду резвящихся и крякающих уток...56
Да что я говорю! Сумей он, подобно Конрару, сохранить «мудрое молчание»57
или по крайней мере приберечь брызги своего бьющего через край вдохновения
для публики, пусть уступающей числом слушателям Кассаня, 58 зато наделенной
мало-мальски отшлифованным вкусом и принятой при дворе, — и он бы тихо,
мирно, достойно прожил долгие годы и дожил до покойной, почтенной, возна-
гражденной пенсионом старости,
Одетый ризою монашьей,
Согретый милостью монаршей.
Он умер от горя, от нищеты, а может быть, и от голода, в том возрасте, когда
гений только еще начинает в полной мере сознавать свои силы и постигать высоты,
до которых ему дано подняться на крыльях вдохновения. Стоит ли вступать на
стезю сочинительства, если, к несчастью, поступки твои не согласуются с
требованиями света, а душа свободна и неспособна к низкопоклонству?
Какая холера понесла его на эту галеру?
Бедный Сирано!
Теофиль Готье
СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК
Некоторые физиологи утверждают, что длина носа — верный показатель ума,
доблести и прочих достоинств и что у великого человека не может быть маленького
носишки. Многие физиологи женского пола видят к тому же в крупном калибре
сей почтенной части лица весьма доброе предзнаменование. Между тем Сократ
был курнос: правда, он признавался, что с младенчества имел порочные наклон-
ности и что, быть может, только из-за природной лености не сделался большим
злодеем; на лицах у Цезаря и Наполеона красовались орлиные носы; выдающийся
нос старика Корнеля был подобен горному пику. Взгляните на портреты, на
медали — вы увидите, что чем прославленнее герой, тем длиннее (но отнюдь не
мокрее!) у него нос. Если чернокожие невольники по большей части и тупоумны,
то вовсе не из-за приплюснутых голов, — форма черепа здесь ни при чем; дело
в том, что они курносы, как сама смерть. Слоны, которые умственным развитием
могут пристыдить иных поэтов, обязаны столь выдающимся разумом одной лишь
необычайной протяженности носов — поскольку хобот и есть их истинный нос в
пять-шесть футов длиной. Уж не взыщите!

286 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Эта «носология» может показаться совершенно не к месту в начале критиче-
ской статьи на литературную тему; но, открыв первый том сочинений Бержерака
и увидев гравированный портрет автора, я был так поражен его гигантским и
необычным по форме носом, что остановился на этом предмете дольше, чем он
того заслуживает, и позволил себе предаться тем глубокомысленным размышле-
ниям, которые вы только что прочли, и многим другим, от которых я вас избавляю.
Этот неправдоподобный нос привольно раскинулся на физиономии, изобра-
женной в три четверти, заполняя по меньшей мере одну ее четверть; посередине
он являет собой гору, уступающую по высоте разве что Гималаям, а затем
устремляется вниз, застилая широкой тенью весь рот, — наподобие хобота тапира
или клюва хищной птицы; самый его конец разделен пополам ложбиной, довольно
похожей — но и куда более глубокой — на ту, что прорезает вишневую губку
Анны Австрийской,1 белокурой королевы с длинными и как будто выточенными
из слоновой кости руками. Получаются два носа на одном лице, что выглядит
явным излишеством. Эта особенность встречается у некоторых охотничьих
собак — она свидетельствует о большом добродушии; на портретах святого
Венсана де Поля и диакона де Париса 2 вы можете увидеть характерные образцы
такой породы носов; однако нос Сирано не столь раздут и мясист, он скорее
хрящеват и костляв, неровен и глянцевит, он более доблестен. Все прочее, что
помимо этого победительного носа удается разглядеть на его лице, кажется мне
привлекательным и соразмерным: миндалевидные черные глаза, исполненные огня
и удивительной мягкости; брови, тонкие, но четко очерченные; усы, небольшие и
негустые, прикрывающие углы губ; волосы, по моде тогдашних щеголей изящно
обрамляющие лицо. Когда бы не нос, какой это был бы красивый молодой человек!
Впрочем, сей злополучный орган стал для Сирано де Бержерака поводом, что ни
день, проявлять в нескончаемых дуэлях свою отвагу. Если кто-нибудь имел
несчастие, взглянув на этот нос, не скрыть своего удивления, любопытного
немедля ждал поединок. Дуэли в те времена отнюдь не кончались совместной
трапезой, а Сирано был искусным фехтовальщиком, и поскольку противник его
подвергался риску получить меткий удар шпагой в живот и обнаружить после
поединка на своем камзоле гораздо больше петлиц, чем было раньше, то вскоре
все уже находили форму носа Сирано безукоризненной, и разве что неискушенный
провинциал вздумал бы посмеяться над ним. Нет нужды прибавлять, что всего
один-единственный, но основательный удар научал такого шутника, как подобает
жить иа этом свете, если только не отправлял его на тот свет. И здесь мы не
вправе осуждать Сирано: любой человек может добиваться от окружающих
уважения к своему носу, тут ничего не скажешь; однако Сирано не удовлетворялся
тем, что убивал или увечил всех, кого раздражало его обонятельное устройство, —
он хотел завести в обществе такой порядок, при котором обладание крупным
носом стало бы правилом, а курносые были бы объявлены уродливыми недонос-
ками, кое-как слепленными творениями, коих стыдится природа; сие удивительное
умозаключение высказано им в «Путешествии на Луну»: если в лунном государ-
стве рождается курносый младенец, то, из боязни, что, повзрослев, ребенок
передаст этот омерзительный порок своему потомству, тамошние жители прини-
мают надлежащие меры и делают ему некую операцию, в результате которой он
на всю жизнь остается безусым и безбородым и может, никому не внушая

Теофиль Гогпье. Сирано де Бсржерак 287
опасений, служить стражем в серале любого из сильных мира сего. Доблесть
измеряется длиной носа: у кого он крупнее, тот и занимает более почетное
положение. С точки зрения Сирано, от носа зависит и доблесть, и ум, и
проницательность, и пыл, — словом, все, делающее человека человеком; нос —
это вместилище души, он-то и возвысил людей над животными, ибо такого носа
нет ни у одной твари. Ах, месье Савиньен Сирано де Бержерак! Мне кажется,
вы просто-напросто переиначили к своей выгоде басню о бесхвостой лисице.3
Не знаю, действительно ли сила ума и страстность зависят от формы носа,
но сам Сирано, во всяком случае, отличался и храбростью, и остроумием, и
пылкостью, давая тем самым убедительнейшее доказательство правоты своей
теории; остается только выяснить, был ли он храбр, остроумен и пылок вследствие
носатости или же был носат вследствие пылкости, остроумия и храбрости. Что
было раньше: курица или яйцо? — that is question; a 4 пускай ломают над этим
голову люди поученее меня.
Савиньен Сирано де Бержерак, обладатель сего чудесного носа, родился в
1620 году в замке Бержерак, в Перигоре.5 Отец отдал его на выучку к бедному
провинциальному священнику, который держал пансион для детей мелкопомест-
ных дворян и с грехом пополам вдалбливал в головы своих питомцев начатки
знания. Сирано не преуспел в школьных науках, поскольку весьма сомневался в
учености своего наставника, а его самого считал педантом с головы до пят и
сущим Аристотелевым ослом: белое тот называл черным, черное — белым,
говорил одно, делал другое; вне всякого сомнения, в эти годы Сирано и проникся
ненавистью к педантам и ко всем, кто мало-мальски напоминал его школьного
учителя; эту ненависть он сохранил навсегда и, вдохновляясь ею, создавал свои
язвительные эпиграммы против Сидиев всех видов и мастей, которые, подобно
герою Теофиля, исследуют вопрос, «si odor in pomo est forma aut accidens».6- 6
Наш поэт был неистощим, высмеивая их чревоугодие, их пьянство, их трусли-
вость, неопрятность, скупость, совершенное невежество, глупую спесь, упрямство,
все их мелкие постыдные пороки, одновременно ребяческие и старческие; с
восхитительным остроумием он расписывал их черные ногти, их руки, не мытые
со времен потопа, их засаленные вшивые волосы, мокрые, побуревшие от табака
носы, напыщенные манеры, их повадки, заносчивые и вместе угодливые... Все
это столь же тонко и простодушно, как набросок брата-иньорантинца работы
Шарле.7 Поверьте, Метафрасты и Панкрасы Поклена — самые ближайшие
родичи Сидиев Теофиля и педантов Сирано: 8 наверняка они вели уроки в таком
же классе какого-нибудь провинциального коллежа — с такой же линейкой в
руках, с теми же словечками на устах; все они клянутся Аристотелем и его ученой
братией, а вопрос, как следует говорить, «форма шляпы» или «фигура шляпы»,9
вполне стоит «si odor in pomo...».
Сирано столь часто и настойчиво выражал отцу недовольство глупостью
учителя, что добропорядочный деревенский дворянин, интересующийся более
собаками, нежели собственными детьми, забрал наконец своего сына у священника
и, заботясь лишь о том, как бы пожирнее и повкуснее поесть, отправил его одного
а вот в чем вопрос (англ., искаж.)
6 «случаен ли запах в яблоке или ему присущ» (лат.)

288 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
в Париж, в возрасте, когда сильнее всего следует опасаться пробуждающихся
страстей, особенно у таких неумеренных натур, каким был юный Савиньен.
Что должно было случиться — случилось: Бержерак предался всем увлече-
ниям безрассудной и неугомонной молодежи того времени; он впал в распутство
с пылом восемнадцатилетнего провинциала, который впервые оказался в Париже,
а до этого жил в домишке захолустного священника, тихом и скромном, чинном
и равнодушном, степенном и безмолвном, почти всегда погруженном в дрему под
блеклой сенью ореховых деревьев, на полдороге между церковью и кладбищем,
под присмотром старого пустомели-церковника да какой-нибудь Туанон с гноя-
щимися глазами и кислой миной.10 Вино и женщины, эти пленительные, сулящие
столько утех кумиры нашей юности, казалось, полностью завладели им после
жизни, проведенной в строгости и воздержании. То было время обольстительных
авантюристок — испанок и итальянок, чувственных и надменных созданий,
любящих с одинаковой страстью золото, кровь и благовония, бледных, как амбра,
гибких, как ива, твердых, как сталь; носы с легкой горбинкой, пренебрежительно
приподнятые уголки губ, сложенных в капризной усмешке; взгляд томный и
мерцающий; густые вьющиеся волосы; царственные руки в многочисленных
ямочках; длинные пальцы, соперничающие белизною со слоновой костью вее-
ров, — дивное время обворожительных куртизанок, овеянных поэзией! То было
время осады балконов, шелковых лестниц, балетов и маскарадов, галантных
похождений в испанском духе, где серьезность уживалась с бесшабашностью, а
преданность, доходящая до глупости, — с пылкостью, доходящей до жестокости;
время сонетов, и легких стихов, и тяжелых бокалов, и метких ударов шпагой, и
самозабвенной игры в карты; жизнь отдавали не задумываясь, душу вверяли
любой случайности, словно не зная, как с ней следует поступить; ежеминутно
ставили на кон свою судьбу, сражались за себя и шли в секунданты к другим, лишь
бы не сидеть сложа руки; кто-то на вас посмотрел — и уже обнажена шпага, кто-то
на вас не посмотрел — и снова пустеют ножны; один вас оскорбил, другой вами
пренебрег — и все это без рисовки, непринужденно, с восхитительной небрежностью,
точно договариваются, где бы пропустить стаканчик вина. Какая храбрость разме-
нивалась на мелочи — монета достоинством в сто тысяч смельчаков, обесцененная
на перекрестках, вечерами, под каким-нибудь фонарем! И в таком мире Сирано,
этот юноша, только вчера явившийся из Перигора, из-под крова бедного сельского
священника, добился прозвища Неустрашимый... Блестящее начало!
Он уже в моде, он уже с бравым видом щеголяет безбожием и вольнодумством.
Не стану утверждать, что Сирано действительно исповедовал то и другое, но его,
как и большинство выдающихся людей того времени, обвиняли в этих пороках;
поводом для подобных обвинений послужило несколько сцен из трагедии «Аг-
риппина», где откровенно и решительно высказаны идеи атеизма, подобные
следующим:
Теренций
Самодержавный Рим стоит неколебимо,
Аристократия — вот бедствие для Рима,
И римскому орлу едва ль достичь высот,
Когда толпу владык он на спину возьмет.
Чти и страшись богов, их яростного грома!

Теофиль Гогпье. Сирано де Бержерак 289
Сеян
Но с громом в зимний день природа незнакома.
Полгода мне дано, чтоб презирать богов,
А после с небом я пойти на мир готов.
Теренций
Но боги властвуют над судьбами земными.
Сеян
Немного ладана — и мы поладим с ними.
Те ре н ци й
Кто их страшится...
Сеян
Что страшиться их? Пойми:
Богов рождает страх, но страх рожден людьми.
Кумирам агнцев мы приносим на закланье,
Мы создали богов, но мы не их созданья.
Так с их ли помощью достичь нам высоты?
Нет, кто страшится их — страшится пустоты.
Теренций
Когда б их не было, что сталось бы с землею?
Сеян
Но будь на все их власть, что сталось бы со мною? 11
А вот второй отрывок, в котором опровергается бессмертие души:
Агриппина
И в горести такой твой дух не сокрушится?
Сеян
Смерть — это только смерть; чего ж ее страшиться?
Агриппина
А то неведомое, что идет вослед?
Сеян
Страдал ли я, пока не родился на свет?
Душа, исчезнувшая в миг упокоенья,
Ничто — как и за миг до нашего рожденья.12
Однако эти сцены еще ничего не доказывают: здесь рассуждает не сам автор,
здесь говорит персонаж его пьесы, — различие настолько явное, что я не
понимаю, почему его не желают замечать. Точно так же обвиняли в неверии и
атеизме ревностных христиан — из тех, что причащаются на Страстной неделе
и постятся каждую пятницу и субботу: злословие всегда кому-то на руку.
Цитируют несколько хитроумно вырванных из контекста стихов — и вот уже
19 Э. Ростан

290 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
благородный и одаренный человек обвинен в безбожии и свободомыслии неве-
жественными педантами, которые ненавидят ученость и готовы облить грязью
любое прославленное имя, выполняя в литературе роль хулителей римского
триумфатора.13 Идеи атеизма провозглашает в трагедии Сеян — вместилище
пороков, один из тех чудовищных колоссов низости, которые потрясали мир в
эпоху упадка Римской империи; кощунственные речи в устах подобного персонажа
более чем естественны; к тому же Сеян язычник, и боги, которых он поносит,
являются, с точки зрения отцов церкви, всего лишь демонами; утверждать, что
они не божественны, вполне правоверно, и мне представляется довольно странным,
что христианского поэта обвиняют в безбожии на том основании, что он заставляет
язычника отрицать божественность Юпитера. Это еще одна нелепица, достойная
того, чтобы ее внесли в необъятный реестр причуд человеческого разума. Впрочем,
так оно всегда и бывает: Байрона, который выбирает героями своих поэтических
произведений корсаров и убийц, во что бы то ни стало стараются причислить к
убийцам и вампирам. Многие читатели все еще уверены, что автор «Гана
Исландца» и «Последнего дня приговоренного к смерти» питался человечиной и
был отправлен на гильотину.14 Если уж придерживаться этого метода и припи-
сывать сочинителю слова и действия его персонажей, тогда всех трагических поэтов
следовало бы немедленно повесить в назидание окружающим: они совершили больше
убийств, отравлений, насилий и прелюбодеяний, больше варварских, кощунственных
и злодейских поступков, нежели самые отвратительные разбойники; и уж в этом
отношении классики, несмотря на все свое прямо-таки достойное пасторали отвра-
щение к крови, которое они демонстрируют при появлении каждой новой пьесы, ни
на йоту не уступают романтикам. Поэтому, чтобы дать представление о коварстве
интриг, направленных против Сирано, достаточно отметить эту черту, знакомую по
интригам, которые ведутся и в наши дни.
Добропорядочные буржуа, тогдашние филистеры, явившиеся на премьеру
«Агриппины», были совершенно убеждены в том, что пьесу следует провалить, —
в противном случае заведенный миропорядок неминуемо перевернется вверх дном;
они пропустили мимо ушей все скабрезные намеки, потому что ничего в них не
поняли, они тупо таращились на сцену и друг на друга, они в замешательстве
вертели в руках шляпы, ожидая знака, по которому следует поднять свист; и
когда Сеян, решивший убить Тиберия, вскричал:
Итак, заколем жертву! —
эта толпа ничтожеств вскричала, зашипела, яко змий, заголосила во всю
глотку: «Ах, виршеплет! Ах, ненасытная утроба! Ах, злодей! Ах, безбожник! Ах,
гугенот! Да как он смеет говорить о причастии! На костер его, сию минуту на
костер!..».15
Несмотря на благочестивые пожелания, Бержерака не сожгли: времена Этьена
Доле канули в прошлое.16 Сирано явился на свет слишком поздно; однако многих
все еще бросали в костер по схожим поводам — на таком же ничтожном
основании Теофиль, как вы знаете, долгое время провел в темнице, а после побега
был приговорен к сожжению.17
О человек, единственное живое существо, чей взор обращен к небесам,18 мне
воистину не дано понять, чем заслужил ты право ходить на двух ногах!

Теофиль Готье. Сирано де Бержерак 291
Сирано встретил в Париже одного своего сотоварища, который был вместе с
ним в обучении у простодушного сельского священника, а потом стал его
ближайшим другом и наперсником; этого приятеля звали Лебре, он служил в
гвардейском полку, в роте господина де Карбона Кастель-Жалу. Аебре, по его
собственным словам,19 побудил нашего юного гуляку вступить в эту роту
гвардейцем; в очень скором времени тот, благодаря своей отваге и фехтовальному
искусству, заставил о себе говорить: на дуэли в те времена смотрели как на
быстрый или даже единственный способ выказать доблесть; Бержерак столь явно
и стремительно привлек к себе внимание числом стычек и их исходом, что в полку,
почти целиком состоявшем из гасконцев, его стали называть не иначе как
«демоном храбрости»; и, несмотря на то что обыкновенно мало кто верит в
гиперболы детей Гаронны, этих французских ирландцев, на сей раз никто не
находил преувеличения в таком прозвище, и оно осталось за ним на всю жизнь.
Он положительно вел счет дням по дуэлям и даже насчитывал дуэлей более, чем
дней, иной раз кончая два-три дела в одно утро. Причем славу неустрашимого
человека он приобрел не только в этих единоборствах, но и в предприятиях
значительно более серьезных; вот одно из них, на первый взгляд просто
невероятное: оно принесло Сирано множество почестей и стяжало ему громкую
известность в городе и при дворе. Можно подумать — перед нами какой-нибудь
рыцарский роман, где что ни страница — то удар меча, который и великанов
рассекает от головы до пояса: сражение, достойное Сида Кампеадора, 20 про-
изошло возле рва у Нельских ворот. Сирано сопровождал одного из своих друзей;
их окружило сто человек — именно сто, ни больше и ни меньше, — и все они
принялись кричать и сыпать оскорблениями; он обнажил шпагу и бросился на
них, нисколько не устрашенный их числом: двоих уложил на месте, семерым нанес
такие увечья, что они уже не могли продолжать побоище, остальных же погнал
перед собою подобно стаду. Эта баталия принесла ему тем более славы, что
оскорбления относились не к нему, а к его спутнику; к чести Сирано, который
пылко и горячо служил тем, кого любил, следует сказать, что ссоры реже всего
случались по его почину и он участвовал в поединках, как правило, только в
качестве секунданта. Господин де Бургонь, полковник пехотного полка монсеньора
принца де Конти, и многие другие не менее уважаемые господа, весьма сведущие
во всем, что касается воинской доблести, видели эту сверхъестественную битву
и потом везде и всюду рассказывали о ней самым благоприятным для Сирано
образом. Прославленный Кавуа, Брисайль, прапорщик гвардии его королевского
высочества, г-н де Зедде, г-н Дюре де Моншенен,21 редкостный смельчак, —
все, кто выручал его и кого не раз выручал он сам из тех затруднительных
положений, какие нередко в те времена выпадали на долю людей их мужественного
ремесла, — все превозносили отвагу Сирано. Мы так упорно говорим о его
храбрости и удали, во-первых, потому, что, начиная с Горация и даже еще раньше,
поэты прослыли — и вполне заслуженно — трусами,22 и нам доставляет удоволь-
ствие обнаружить среди них хотя бы одного смелого человека — не только поэта,
но и настоящего мужчину; а во-вторых, потому, что эта храбрость, эта удаль не
покидали Сирано и тогда, когда он менял шпагу на перо; та же шальная и
вдохновенная отвага обнаруживается во всех его сочинениях; каждая фраза это
поединок со здравомыслием, и как бы оно ни защищалось, как бы ни старалось
19*

292 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
избежать ударов клинка, воображение всегда имело в запасе несколько тайных
приемов, с помощью которых протыкало брюхо рассудительности и повергало ее
наземь; подобно капитану Шатофору,23 фантазия в мгновение ока становилась в
позицию и отступала, захватывала средину клинка, нападала под руку противника,
демонстрировала всевозможные батманы, фланконаду и удары снизу, колола
терцой и квартой с левой ноги, совершала удар вперед, приводила в смятение,
овладевала, делала выпад и отступала с тем же парадом, парировала удар и тут
же наносила ответный,24 — она вызвала на бой и одолела не три десятка людей,
но более чем три десятка идей, поистине новых и глубокомысленных; ее
излюбленные приемы — это доведенные до нелепости метафоры, хитроумные
сравнения, игра слов, двусмысленности, ребусы, пустозвонство, острословие,
гаерство, вычурность, слащавая чувствительность — все то, чем дурной испан-
ский вкус обязан отсутствию чувства меры, дурной итальянский — пристрастию
к замысловатости и внешнему блеску, дурной французский — холодности и
жеманству. Разумеется, злосчастному здравомыслию трудно одержать верх над
таким неприятелем, однако иной раз оно все же выходило победителем из
неравного поединка со своим взбалмошным противником, и остается только
сокрушаться, что подобные победы столь нечасты.
А в общем Сирано до кончиков ногтей — порождение своей эпохи, когда
безрассудное удальство в мыслях и поступках не являлось редкостью; хвастун
Матамор,25 восхитительный тип, который уже исчез из наших комедий, как ныне
исчезают Скапены и Лизетты, был всего лишь слегка шаржированным портретом
героя того времени.
Они встречались на каждом шагу, эти хмельные фанфароны с закрученными
усами, грудь колесом, ноги циркулем, плащ через плечо, шляпа до бровей, клинок
длиннее голодного дня; они дрались с каждым, кто наступал на их тень, они
разгоняли полчища врагов одним лишь взмахом гибельного острия, они всему
роду человеческому давали три дня на то, чтобы он по доброй воле сошел в
могилу, — в противном случае пускай пеняет на себя...
Вот послушайте, как говорит Матамор на театральных подмостках:
«Что за канальи там расшумелись? Если я сейчас спущусь, за дело возьмутся
Парки... Эй! Вам, быть может, неведомо, что в этот час по моему приказу
умолкает все, кроме молвы обо мне? Может быть, вам неведомо, что моя шпага —
это половинка ножниц, принадлежащих парке Атропе? Неведомо, что если я
вхожу, то только через брешь, а если выхожу, то только из боя; если восхожу,
то лишь на престол, а если нисхожу, то лишь на поле битвы; если опрокидываю —
то лишь вражескую рать, если иду вперед — то лишь путем триумфа; если
забавляюсь игрой — то воланами служат мне короны и скипетры; если выигры-
ваю — то сражение; если теряю — то недругов; если пишу — то вызов на дуэль;
если читаю — то смертный приговор; неведомо, наконец, что если я говорю —
то пушечными залпами?».26
А теперь послушайте хвастуна на улице:
«Наконец, толстобрюхий, я разглядел вас с головы до пят и глаза мои
завершили свое затянувшееся путешествие по вашей персоне; но поскольку лишь
я один способен пользоваться этими глазами, дозвольте оставить ваш портрет
потомкам, которым будет небесполезно уяснить, каким вы были в жизни. Пускай

Тсофиль Гопхьс. Сирано дс Бержерак 293
же они перво-наперво узнают, что природа решительно не пожелала снабдить вас
шеей, когда втыкала вам голову прямо в плечи, дабы укрыть ее от зловещих
предсказаний вашего гороскопа; что ваша ожиревшая душа с легкостью могла бы
сойти за плоть человека менее тучного; а то, что, с позволения сказать, обычно
называется лицом, находится у вас куда как ниже своего законного места, поневоле
приводя на память святого Дени, несущего в руках собственную голову... Но,
Боже правый, что я вижу? Вы раздуваетесь прямо на глазах, ваша голова и ноги
сливаются с туловищем, ваше тело превращается в шар!.. Вы, быть может,
думаете, что я измываюсь над вами? Что ж, вы догадливы. Уверяю вас, если бы
можно было отдубасить человека письменно, мое послание дало бы всходы на
ваших плечах. И пусть вас не удивляет сия фраза — ведь великая протяженность
вашей окружности, все больше утверждая меня в мысли, что я вижу перед собою
земной шар, рождает неодолимое желание украсить оный шар парочкой крепких
дубов и посмотреть, как они будут выглядеть. Вы, верно, воображаете, будто
одному человеку не по силам даже за сутки намять ваши необъятные бока и я за
целый день труда с одной вашей лопаткой и то не управлюсь, так что разумнее
переложить на палача заботу о разделке вашей туши? Нет-нет, я сам буду вашей
Паркой и разобью на вас целый дубовый парк: сие уже давно бы свершилось,
кабы не очередной приступ хохота, для излечения которого врачи предписали мне
еще четыре-пять лечебных доз вашей наглости, но как только я оправлюсь от
судорог веселья и меня перестанет разбирать смех, заверяю вас, в тот же миг вы
получите все основания считать себя неодушевленным предметом».27
Эти слова произносит не кто-нибудь, а наш герой — Савиньен Сирано де
Бержерак, обладающий стилем и манерами капитана Шракасса. И обращены эти
слова к актеру Монфлери из «Бургундского отеля».
Мольер в одной из сцен «Версальского экспромта», пародируя комедиантов
этой враждовавшей с ним труппы, также намекает на чудовищную толщину
Монфлери:
« — И кто ж из вас играет королей? — Вон тот актер порою недурно это
делает. — Как? Этот стройный юноша? Да вы смеетесь! Королю надлежит быть
жирнее четырех толстяков, вместе взятых! Королю надлежит, черт возьми, быть
пузатым! У него должны быть такие основательные окружности сзади, чтобы как
следует заполнить трон! Король с тонкой талией? Вот умора!».28
Не посчитайте слова Бержерака за шутку. Когда Монфлери после этой
взбучки все же осмелился выйти на сцену, Сирано крикнул из партера, чтобы он
убирался восвояси, иначе пускай готовит завещание и считает себя мертвецом.
Монфлери отлично знал, что его ненавистник — человек дела, и немедленно
повиновался; только месяц спустя наш забияка позволил ему снова появиться на
подмостках и бычьим своим ревом оглашать театр, выступая в ролях королей и
тиранов.
Причиной этой эскапады была, скорее всего, какая-нибудь ссора поэта с
актером, внезапно возникшая на репетиции или представлении «Агриппины», а
может быть, всего-навсего прихоть бретера.
Сирано участвовал в осаде Музона и был навылет ранен мушкетной пулей, а
позднее, в 1640 году, при осаде Арраса получил удар шпагой в шею; ему было
всего лишь двадцать лет, удача, можно сказать, пришла к нему смолоду, — а

294 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
ведь сколько славных вояк всю жизнь тщетно пытаются обзавестись такими
почетными шрамами! Тем не менее последствия этих тяжелых ранений, лишения,
что выпали на его долю во время двух военных походов, частые дуэли, в которые
его вовлекала репутация бретера, любовь к наукам, независимый характер и
ничтожные надежды на возвышение (ибо у него не было знатного покровите-
ля) — все это отвратило его от службы; он бесповоротно отказался от военной
карьеры, которая поглощает человека целиком, не оставляя ему ни малейшей
свободы ни в мыслях, ни в поступках. После нашумевшей схватки у Нельских
ворот маршал Гасьон,29 который с приязнью относился к людям отважным и
умным, попытался ввести Сирано в круг своих приближенных, но тот, вопреки
увещеваниям друзей, не откликнулся на это предложение, опасаясь принести свою
свободу в жертву признательности. У него от природы было поистине бескорыст-
ное сердце, к тому же менее всего он заботился о том, чтобы снискать
расположение какого-либо влиятельного лица, полагая, что зависимость, к которой
приводит покровительство знати, не искупается ни пользой, ни выгодой, даруемой
подобной близостью. Такой нрав не позволил ему прибегнуть и к тем весьма
полезным и значительным знакомствам, завязать и поддерживать которые он мог
бы при содействии преподобной матери Маргариты,30 выказывавшей ему особен-
ное благоволение. И все же, не желая огорчать друзей, он согласился искать
протекции при дворе и прибег к покровительству герцога д'Арпажона,31 которому
посвятил свои сочинения. Однако это покровительство не слишком ему помог-
ло — Сирано даже сетует на то, что во время болезни был брошен герцогом на
произвол судьбы, да и ни в каком ином отношении не мог бы похвалиться его
вниманием. Дело кончилось тем, что однажды вечером, когда Бержерак шел к
д'Арпажону, на него свалилась балка, упавшая по недосмотру со строившегося
дома; от этой раны он вскоре скончался в деревенском доме господина де Сирано,
его двоюродного брата,32 с которым зачастую любил беседовать и к которому, в
тревожном стремлении переменить место, что у большинства больных служит
достоверным признаком приближающейся смерти, попросил перенести себя за
пять дней до того, как испустил дух. Эта кончина последовала в 1655 году, когда
Сирано было тридцать пять лет. Задолго до смерти он отрекся от вина и женщин,
потреблял исключительно простую пищу и умер как христианин.
Изысканная любезность, вечная жизнерадостность и неистощимое остроумие
Сирано послужили залогом его многочисленных связей и тесных дружб: ему
выпало счастье быть любимым многими до самой своей смерти, а некоторыми —
и после нее. Помимо Лебре, наперсника его детских лет, он был накоротке со
многими отважными, умными и знатными людьми: таков г-н де Прад, столь же
просвещенный, сколь добросердечный и многоопытный; г-н де Шавань, который
спешил предупредить любое желание всех, кому хотел помочь; знаменитый
советник г-н де Лонгвиль-Гонтье, человек безупречный во всех отношениях; г-н
де Сен-Жиль, который обладал не только желанием, но и возможностями
оказывать содействие друзьям; г-н де Линьер, творения которого порождены
возвышенным вдохновением; г-н де Шатофор, память и суждения которого столь
достойны восхищения и который столь успешно применял свои богатые познания;
г-н де Бильет, уже в двадцать три года стяжавший имя ученостью, какой иные
гордятся в пятьдесят; г-н де ла Морльер, помыслы которого так чисты, а умение

Теофиль Гогпье. Сирано де Бержерак 295
оказывать услуги другим так изящно; г-н граф де Бриенн, чей исключительный
ум соответствовал высокому происхождению, и, наконец, сведущий в разных
науках, неутомимый созидатель превосходных и полезных творений г-н аббат
Виллелуэнский; не забудем назвать и знаменитого математика Роо,33 жаловавшего
его дружбой и уважением; Мольера, который похитил у Сирано одну из лучших
его сцен, тем самым отдав дань его таланту, и Гассенди, позволившего ему
посещать свои лекции, чем наш герой воспользовался весьма охотно. У Гассенди,
воспитателя Шапеля, ходили в выучениках и Мольер, и Бернье...34 Счастливый
наставник!
В последнее время было много разговоров о том, что гении могут брать свое
добро там, где его находят.35 Сколько нелепостей люди наболтали на этот счет —
например, что заимствование не воровство, а завоевание; поминали жемчужины
из «навоза Энния», которые по праву принадлежат любому Вергилию,36 поже-
лавшему их поднять; утверждали, будто бедняга Энний должен быть просто
счастлив, что такой Вергилий нашелся да к тому же еще решил отполировать,
оправить и выставить на всеобщее обозрение драгоценные, но необработанные
зерна, сокрытые под слоем нечистот; доказывали, что подобное подражание есть
высшая форма творчества, — правда, при одном условии: немедленном убийстве
тех, кого обворовываешь. Вот они, литературные нравы! Все эти очаровательные
доводы хороши для кастрированных мозгов, и я ничуть не удивляюсь тому, что
у подобных бредней находятся защитники; но какой бы вздор ни городили всякие
краснобаи, я в полном согласии с Сирано карал бы плагиаторов куда суровее,
чем грабителей с большой дороги, поскольку слава дороже одежды, коня и даже
золота; те, кто, желая себя возвеличить, тайком переписывают чужие страницы,
подобны рыцарям ночи, надевающим краденое прямо в кладовых у того, кого
обирают, и если бы каждый из сочинителей говорил только слова, до него никем
не сказанные, библиотеки были бы менее громоздки, зато более удобны и полезны,
а человеческой жизни, как она ни коротка, почти хватало бы на чтение и
приобретение знаний, — меж тем как теперь мы тщетно и мучительно растрачи-
ваем время, перебирая сотни тысяч томов, не стоящих и ломаного гроша или
повторяющих не раз уже читанное, в поисках одного более или менее сносного.
Мы, однако, вовсе не хотим сказать, что нельзя вдохновиться творчеством
великих мастеров или того из них, чья природа подспудно сродни вашей; нелепо
утверждать, будто человек, посвящающий себя искусству или науке, должен
постичь их основы с помощью лишь собственного таланта и чутья: каждый имеет
право обратиться к опыту мастера и, взяв отправной точкой предел, которого тот
достиг, использовать его приемы и манеру выражения, но не более того; списывать
же у него образы, слова, фразы, страницы — все равно что, уподобляясь
карманнику, совершать мелкое воровство, и поистине лишь на высотах цивили-
зации можно именовать это иначе! Вы, без сомнения, слышали, что эпизод с
галерой в «Плутнях Скапена» заимствован у Сирано де Бержерака; откопайте
соответствующее место в «Одураченном педанте», прочитайте его и, несмотря на
все почтение, которое внушает великий Мольер, скажите: разве это не самый
бесстыдный плагиат, который когда-либо вам встречался? Впрочем, Мольер мог
бы поставить себе в упрек немало подобных присвоений чужого: если обратиться
к наследию древних или к сочинениям итальянских авторов, к таким, например,

296 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
как «Приятные ночи» сеньора Страпаролы, мы увидим, что мэтр французской
сцены не слишком ломал себе голову над изобретением сюжетов,37 — Шекспир,
кстати, тоже. Правда, существует одно чрезвычайно интересное соображение,
приобретающее благодаря изысканиям специалистов все большую достоверность:
люди, которых принято называть гениями, в сущности говоря, ничего нового не
выдумывают, — все их главнейшие идеи и вымыслы чаще всего можно найти у
неизвестных, заурядных или просто бездарных авторов. Что же отличает гения
от посредственности? Стиль и характер, ибо в конечном счете только они и
определяют большого художника; каждый может припомнить случай из жизни
или отыскать какую-нибудь поэтическую идею, но мало кто способен ее осознать
и выразить таким образом, чтобы она стала достоянием всех. Вот сцена из
«Одураченного педанта»:
Корбинелли (Скапен). Увы! Все кончено. Ваш сын умер.
Гранже (Жеронт). Мой сын умер?.. Ты в своем уме?
Корбинелли. Нет, я говорю не шутя: по правде сказать, он не умер, хотя попал
в руки к туркам.
Гранже. В руки к туркам?.. Ну-ка, поддержи меня! Я умираю.
Корбинелли. Так вот, едва поднялись мы на судно, чтобы добраться от Нельских
ворот до набережной Школы...
Гранже. Тебе-то на что сдалась Ш^ола, осел?
Корбинелли. Вы же сами наказали моему хозяину купить в подарок для вашего
брата какую-нибудь безделушку из тех, что в Париже дешевы, а в Венеции днем с огнем
не сыскать. Вот мой хозяин и вообразил, будто дядюшку его несомненно обрадует дюжина
шпулек для тканья гобеленов, — они там недороги и к тому же во всей Европе не найдешь
шпулек изящнее парижских. И что ж? Мы узнаём, где они продаются, решаем отправиться
в эту самую Школу, но едва лишь отваливаем от берега, как нас забирает в плен турецкая
галера.
Гранже. Что? Клянусь завитушкой рога морского бога Тритона: где это слыхано,
чтобы в Сен-Клу было море? Чтобы там были галеры, пираты и рифы?
Корбинелли. В том-то и чудеса! Нигде во всей Франции никто их ни разу не
видел, — а они возьми да окажись в Париже. Может, они приплыли из Константинополя
под водой?
П а к ь е . И впрямь, сударь, даже топинамбуки, которые живут не то в четырехстах, не
то в пятистах лье от конца земли, и те однажды добрались до Парижа. А вот еще как-то
поляки похитили из неверского дворца герцогиню Марию — прямо средь бела дня, никто
даже глазом моргнуть не успел.
Корбинелли. Но на этом не кончились несчастья: теперь они хотят убить вашего
сына.
П а к ь е . Как? Без причастия?
Корбинелли. Ежели его не выкупят.
Гранже. Ах, негодяи! Это они хотят вселить страх в его юное сердце.
П а к ь е . Нет, эти турки и впрямь покушаются на христианские монеты, ничуть не
боясь креста, что на них изображен.
Корбинелли. Хозяин только и произнес: «Найди моего отца и скажи ему...».
Потоки слез не дали ему договорить до конца, но они яснее всяких слов сказали, как он
привязан к вам, сударь.
Гранже. Какая холера понесла вас на галеру к турку? К турку, прах его побери!
Корбинелли. Эти безжалостные разбойники ни за что не соглашались отпустить
меня к вам, но я бросился на колени перед их главарем. «Ах, господин турок! — возопил

Теофиль Готье. Сирано де Бержерак 297
я. — Позвольте мне уведомить отца вашего пленника, и тот незамедлительно пришлет
вам денег!».
Гран же. Нет, скверно, что ты заговорил о выкупе, —наверно, они только
посмеялись в ответ.
Корбинелли. Напротив, при этих словах лицо главаря немного прояснилось. «Что
же, — сказал он, — иди, но возвращайся немедля, иначе я похищу твоего учителишку
из его коллежа и повешу вас всех троих на мачтах моей галеры». Ох и натерпелся я
страху! Ну, думаю, или услышу еще что-нибудь похлеще, или, чего доброго, утащит меня
черт с этими нехристями в одной компании... Мигом я прыгнул в лодку, чтобы разыскать
вас и известить об этом злосчастном приключении.
Г р а н ж е . И какая холера понесла вас на галеру к турку!
П акье . Который, может, уже десять лет как не был у причастия.
Г р а н ж е . Ты думаешь, он доберется до Венеции?
Корбинелли. Он только о том и помышляет.
Г р а н ж е . Стало быть, делу еще можно помочь? Пакье, подай-ка вместилище
инструментов безнравственности! Scriptorium scilicet.*
Корбинелли. Что вы собираетесь делать?
Г р а н ж е . Напишу этому турку.
Корбинелли. О чем это?
Гран же . О том, что они должны вернуть мне сына, ибо у меня к нему есть дело.
О том, что они должны прощать ошибки юности и что, если снова он попадется им в
руки, я обещаю, я даю слово ученого более не обременять их слуховых органов своими
словами.
Корбинелли. Вот уж они посмеются над вами!
Г р а н ж е . Ну ладно, — беги и передай им: я, так и быть, готов дать письменно
заверенную клятву, что любого из них, кто первым попадет мне в руки, отпущу
бесплатно... Ах! Ну что за холера понесла вас на эту галеру? И скажи, что в противном
случае я подам на них в суд. А как только они его отпустят, не смейте нигде
задерживаться, прямиком возвращайтесь домой: у меня к вам обоим есть дело.
Корбинелли. Ну к чему вы зря слова тратите?
Г р а н ж е . Боже мой! Разориться в моем возрасте! Иди с Пакье и возьми, что там
осталось от денег, которые я ему выдал на расходы, — с тех пор еще и недели не прошло...
Надо же ни с того ни с сего полезть на галеру!.. Возьми весь остаток... Ах, несчастное
чадо, ты весишь меньше того злата, что мне приходится за тебя платить!.. Отдай выкуп,
остальное употребите на богоугодные дела... На галеру к турку! Ладно, иди. Стой,
мерзавец, скажи мне: какая все же холера тебя понесла на эту галеру? Иди возьми в
моем шкафу дырявый камзол, который отец мой покойник перестал носить той зимой,
когда были сильные морозы.
Корбинелли. С вами прямо слезы, и только! Вы не поняли, что ли? Для выкупа
вашего сына нужно по крайней мере сто пистолей!
Г р а н ж е . Сто пистолей?.. Ах, сын мой! Я жизни бы не пожалел, чтобы спасти тебя!
Но сто пистолей... Корбинелли, иди и скажи ему: пусть остается в руках у этих негодяев
и помалкивает... И не очень сокрушается: я им еще покажу!
Корбинелли. Мадмуазель Женевотта не дала промашки, отказавшись намедни
идти за вас замуж. Ей не зря говорили, что с вас станет бросить ее на произвол судьбы,
если она попадется в лапы к туркам!
Г р а н ж е . Они у меня еще попляшут!.. Потащиться на эту галеру! А? И на что она
ему сдалась, эта чумная галера? О, галера! Галера! Плакали из-за тебя мои денежки!
*А именно письменные принадлежности (лат.)

298 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Пакье. Ага, вот что значит — попасть на галеры! И какого черта ему там
понадобилось? Наберись он терпенья еще на недельку, может, сам король его бы туда
послал, да притом в таком приятном обществе, что ни один турок к нему и близко не
подошел бы!
Корбинелли. Нашему domine* и в голову не приходит, что турки меня прире-
жут.
Пакье. На этот счет можешь не тревожиться: магометане такой народ, что свинину
и в рот не берут.
Гранже. Вот дела! Да ведь я разорен дотла! 38
Не кажется ли вам, что тут Мольер злоупотребил тем исключительным
правом, которое является достоянием гения? А ведь это не единственный
эпизод, который он заимствовал у Сирано: презабавная сцена из «Плутней
Скапена», где Зербинетта, смеясь, раскрывает Жеронту, как ловко у того были
выманены деньги, от начала до конца взята из того же «Одураченного педанта»
и переписана Мольером еще ближе к тексту Сирано, чем предыдущая, вплоть
до бесконечных «ха-ха-ха» и «хи-хи-хи» резвой плутовки.39 Уж не знаю, что
бы на это сказали гранье-касаньяки того времени.40 Помимо всех прочих
новшеств «Одураченный педант» — первая комедия, написанная в прозе, и
первая, где крестьянин говорит на языке, ему свойственном. И Мольер отнюдь
не единственный, кто черпал из сочинений малоизвестного Сирано де Берже-
рака, — к ним обращались и другие весьма почтенные авторы. «Путешествие
на Луну», а также «Комическая история государств и империй Солнца»
подсказали Фонтенелю идею его «Миров»,41 Вольтеру — «Микромегаса»,42
Свифту — «Гулливера»43 и, вполне возможно, братьям Монгольфье — идею
воздушного шара,44 ибо среди других способов полета на Луну и Солнце
Сирано описывает следующий: нужно «наполнить сделанный из очень тонкой
материи баллон летучим газом или дымом, который был бы значительно легче
воздуха». После такого описания уже не составляло большого труда соорудить
воздушный шар, истинным изобретателем которого я считаю Сирано де
Бержерака — и никого другого. Сквозь его хитроумные парадоксы и филосо-
фические идеи, сдобренные самой дерзновенной и даже бесстыдной фантазией,
легко разглядеть то обстоятельство, что Сирано был сведущ в точных науках,
досконально разбирался в физике, превосходно знал систему Декарта; он
сочинил «Историю Искры», в которой с той же убедительностью, с какой
описывал обитаемую Луну, доказывал, что камни способны чувствовать, рас-
тения — поддаваться побуждениям, а животные — рассуждать; к несчастью,
во время его болезни вор похитил сундук с этой рукописью, и отыскать ее не
удалось. Меж тем она была лучшим плодом вдохновения нашего поэта — так,
во всяком случае, утверждает его друг, г-н Лебре, горестно оплакавший эту
утрату.
Сочинения Сирано состоят, во-первых, из собрания его писем на разные темы,
являющих собой образцы многословия, где вычурность стиля не уступает изощ-
ренности идей, — жеманство и причудливость доведены в них до предела, и все
* господину (лат.)

Теофиль Гогпье. Сирано де Бержерак 299
же порою сквозь них прорывается огонь истинного вдохновения и неуемной
фантазии; далее идут его juvenalia 6 и первые пробы пера; «Одураченный педант»,
комедия в пяти актах, в прозе; «Смерть Агриппины», трагедия, написанная во
вкусе куда более строгом, нежели прочие его творения, стихами, достигающими
иной раз поистине корнелевской силы, а местами — исполненными высокой
иронии «Никомеда»; 45 вот образец этого стиля:
Ти б ери й
Супруга сына, ты пришла меня убить?
Л и в илла
Да, сына твоего супруга и родного
Дочь брата твоего. Ты видишь: я готова —
Мой дядя, мой отец! — пронзить тебя клинком
И сотнею убийств прославиться в одном.
Твоя невестка, дочь, племянница, — не скрою,
Все узы, что меня роднят с твоей семьею,
Я жажду разрубить: пускай же весь твой род,
Переселясь в меня, родную кровь прольет,
Твою, Тиберий, кровь! Насытившись отмщеньем,
Пусть осквернит родство таким кровосмешеньем!
Природа и закон в тебе мертвы уже —
О, как бы я поднять хотела в мятеже
Всю кровь твою, тиран, чтоб мир узрел такое:
Ты в собственной семье казнен родной рукою!
Я мужа моего убила, я одной
Мечтой была жива: не быть его женой.
Да, сына твоего на ложе я терпела,
Чтоб над его детьми владычествовать смело
И кровью, что в моем струила чреве бег,
Распоряжаться всласть — отныне и навек! 46
Затем «Путешествие на Луну», первые фразы которого, где обронено
несколько догадок о сущности этого маленького ночного светила, имеют удиви-
тельное сходство со знаменитой балладой о «точке над i»,47 и, наконец,
«Комическая история Солнца».
Несмотря на молодость и вопреки недостатку вкуса, Сирано своим пы-
лом, смелостью, умом заслужил снисхождение самого Буало, который сказал о
нем:
Милей мне Бержерак в бурлеске дерзновенном,
Чем леденящий сон, навеянный Мотеном.48
6 юношеские произведения (лат.)

300 Дополнения. II. Из творческой предыстории пьесы Э. Ростана
Это двустишие принесло Сирано больше известности, чем все, им написанное.
Подумайте о превратности людских судеб: ну какой прок быть талантливым
человеком? Ведь если талантом называют первооткрывателя, самобытного по сути
и по форме, то никто на свете не имеет больших прав на это звание, нежели
Сирано де Бержерак, а меж тем на него смотрят всего лишь как на занятного и
затейливого сумасброда!

ПРИЛОЖЕНИЯ

Е. Г. Эткинд
ЭДМОН РОСТАН,
ПОЭТ ТЕАТРАЛЬНЫХ ЭФФЕКТОВ
27 декабря 1897 г. молодой поэт, одетый в театральный костюм мушкетера,
в тревоге бродил по сцене театра «Порт-Сен-Мартен»: премьера его «героической
комедии» была назначена на этот самый вечер. Провал казался неминуемым.
Кому в рождественские дни охота смотреть светскую пьесу, посвященную
забытому поэту и ученому-неудачнику давно миновавшего XVII века? Если
кто-то и помнил о Сирано, то скорее всего о том, что он славился как богохульник
и вольнодумец. Люди образованные, вероятно, знали его как ученика и последо-
вателя философа-материалиста Гассенди; как автора дерзких мазаринад и науч-
но-фантастического романа «Иной свет, или Государства и империи луны» (опубл.
1657), в котором отрицалось бессмертие души и осуждалась католическая церковь;
как драматурга, написавшего трагедию «Смерть Агриппины» (пост, впервые
1653), герой которой, полководец Сеян, — отъявленный безбожник, чьи атеис-
тические тирады привели в свое время к категорическому запрещению пьесы
цензурой. Кое-кто вспоминал и о последнем романе Сирано «Комическая история
государств и империй Солнца» (опубл. 1662), в котором церковь изображена
душительницей просвещения.
В Рождество добрые католики и вообще-то предпочитают сидеть дома, а уж
брать на душу такой грех... К тому же имя Ростана было известно разве что в
кругу профессионалов. Широкая публика Парижа знала знаменитых в ту пору
драматургов; разумеется, новая комедия Викторьена Сарду, мастера «отлично
скроенных» сюжетов, новый водевиль Жоржа Фейдо, славившегося легкими
пьесками типа «Шампиньоль поневоле» или «Дама от Максима», привлекли бы
зрителей. А на этой афише, как представлялось молодому автору, громоздились
имена, ничего зрителям не говорившие: «Эдмон Ростан, Сирано де Бержерак»;
кому это интересно?
Было еще обстоятельство, окончательно приводившее Ростана в отчаяние: на
ту же самую неделю в театре «Ренессанс» была назначена премьера пьесы модного
романиста и драматурга, мастера социальной сатиры Октава Мирбо «Дурные
пастыри», где одну из центральных ролей играла великая Сара Бернар. И другой
спектакль был анонсирован на те же дни — пьеса Жоржа де Порто-Риша
«Минувшее» в театре «Одеон», с участием Рафаэля Сисо и Берты Серии;
шумную рекламу этой пьесе делала еврейская община Парижа.

304 Яр
иложения
Одним словом, «Сирано» был обречен. Накануне, во время генеральной
репетиции, Ростан со слезами обнял исполнителя главной роли и руководителя
театра Констана Коклена и проговорил: «Простите меня, друг мой! Простите
за то, что я втравил вас в это безнадежное дело!». Ростан был травмирован
и тем, что один из близких друзей уговаривал его жену принудить автора
снять... монолог о носе — ведь эта длиннейшая тирада приведет к тому, что
пьеса станет всеобщим посмешищем! «Ни Коклен, ни другие актеры, —
признавался Ростан пятнадцать лет спустя журналисту, — на успех не рас-
считывали; сам я был страшно угнетен — сомнения и опасения других
подавили меня».
Случилось неожиданное: не успех, а триумф. После пятого акта зрительный
зал долго скандировал: «Эд-мон Рос-тан!..». Газеты писали о самой грандиозной
овации, когда-либо отмеченной в анналах театра. Измученный Коклен, разыскав
прятавшегося от воодушевленных зрителей Ростана, сказал ему: «За такое
произведение приятно и погибнуть».
Один из лучших писателей тех лет, Жюль Ренар, оставил в своем дневнике
интереснейшее свидетельство — его следует привести.
Запись от 28 декабря:
«„Сирано". Цветы, одни только цветы, но все цветы нашему великому
драматическому поэту.
Мы разучились. Мы мямлили. Вторжение социализма в театр сбило с толку
самых аполитичных. Неужели художнику придется заниматься тем, что его не
касается, — неловко ставить неразрешимые вопросы, опуститься до того, чтобы
каждый день следить за ценами на хлеб? Неужели наши Мюссе станут
экономистами, наши Мариво — апостолами? Одним пинком котурна Ростан
оттолкнул эти ничтожества и одним легким движением поднял на ноги искус-
ство — независимое, суверенное, великолепное искусство. Значит, еще можно
будет говорить о любви, проявлять самоотверженность, беспричинно плакать и
загораться воодушевлением только во имя лирического трепета.(...)
Итак, в мире стало на один шедевр больше. Будем радоваться. Отдохнем. Будем
переходить из театра в театр, слушать последние глупости: мы спокойны. Как только
нам захочется, мы снова увидим этот шедевр. На него можно опереться, укрыться
под его сенью, спасти себя от других и от себя самого.
Жар — признак здоровья! Как я счастлив! Как мне хорошо! Дружба Роста-
на утешает меня в том, что родился поздно и не дружил домами с Виктором
Гюго.
Дюмени:
— Какие у него богатства за душой! Какие богатства!
— Это прекраснее четвертого акта „Рюи Блаза!" — говорит Мендес, плача.
Мы целуемся, Ростан и я, несмотря на то что мы в шляпах».
Через два дня Жюль Ренар снова пошел на спектакль и снова пережил
потрясение. В записи от 30 декабря он рассказал о реакции на спектакль Сары
Бернар. В тот вечер она была занята в «Даме с камелиями» и, освободившись,
прибежала в театр «Порт-Сен-Мартен».
«Входит Сара Бернар.
— Ростан! Ростан! Где Ростан? (...)

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 305
Потом она говорит:
— Мне удалось посмотреть последний акт. Как это прекрасно! Мой сын мне
все подробно рассказал по ходу действия — акт за актом. Я поспешила как можно
скорее умереть. Наконец я тут. Знаете, в каком я состоянии!.. Поглядите на мои
слезы. Глядите! Глядите! Я плачу. (...)
Потом она бросается к Коклену, берет его голову обеими руками, как супную
миску, и наклоняется, и пьет его, и ест его.
— Кок! — говорит она. — О великий Кок!
Она уже написала ему письмо, которое цитирует „Фигаро" — образец
эпистолярного стиля на пергаменте из крокодиловой кожи:
„Не могу выразить тебе моей радости по поводу твоего — нашего —
торжества вчера и нынче вечером. Какое счастье, мой Кок! Какое счастье! Это —
торжество искусства, красоты! Твоего огромного таланта! Это — гений нашего
поэта! Я так счастлива, так счастлива... Целую тебя, сердце мое переполнено
чистейшей радостью и чистейшей дружбой. Сара". (...)
Кто-то сказал Ростану: „Сколько муз склонялось над вашей колыбелью —
целая толпа!"
— Такого триумфа я не видел с войны, — сказал один военный.
— А я-то думал, — сказал я, — что войну мы проиграли...».1
Можно ли сегодня понять причину невероятного торжества драматурга,
которому не было тридцати? Имело значение и то, что в первую очередь отметил
Жюль Ренар: «Сирано» противостоял надоевшим пьесам 1890-х гг. с поверхност-
ной социалистической тенденциозностью, таким как пьесы Эжена Брие «Блан-
шетта» (1892), «Заместительница» (1901) — осуждение современной цивилиза-
ции и буржуазных нравов, «Стечение обстоятельств» (1894) — сатира на
ложно-демократическую избирательную систему, на парламентскую республику и
свободную прессу, «Красная мантия» (1900) — обличение якобы независимого
суда и вообще чиновничьих нравов и пьесы Эмиля Фабра, последователя Золя,
автора комедий «Деньги» (1895), где корысть убивает все человеческие чувства,
и «Общественная жизнь» (1901), где обнаруживается всемогущество интриг и
взяток. В противоположность Брие и Фабру Ростан утверждал естественные
чувства, далекие от злободневной политики. Но «Сирано» мог бы показаться и
архаичным: ведь в конце XIX в. романтизм для французской литературы был
далеким историческим прошлым. Уже умер последний из его корифеев Виктор
Гюго, чьи скандальные спектакли возбуждали восторг и негодование парижан
почти семь десятилетий назад (премьера «Эрнани» — 1830 г.); уже давно в
романе царил приверженец и пропагандист физиологического натурализма Эмиль
Золя, в новелле — трезвый аналитик Ги де Мопассан, в поэзии — ироничный
декадент, мастер трагической клоунады Жюль Лафорг, а в театре — мастера
сценичных и злободневных пьес, например Сарду. Откуда же успех Ростана?
«Героическая комедия» Эдмона Ростана — произведение именно романтичес-
кое; в нем доведено до крайней степени все то, чего ровно 70 лет назад требовал
от театра Гюго в «Предисловии к „Кромвелю"» (1827) . В этом манифесте
1 Renard J. Journal. 1887—1910. Paris, 1965. P. 450—454. Здесь и далее, кроме особо
оговоренных случаев, цитаты даются в переводе автора статьи.
20 Э. Ростан

306 Приложения
романтического театра Гюго опровергал догматы классицизма, отменяя единства
места и времени, а также, разумеется, единство стиля; жестоко критикуя
жанровую теорию, не позволявшую смешивать трагедию с комедией; противопо-
ставляя Жану Расину Шекспира: «Шекспир — это драма (...) сплавляющая в
одном дыхании гротескное и возвышенное, ужасное и шутовское, трагедию и
комедию».2 В центр театральной поэтики Гюго поставил гротеск, который, сводя
воедино красоту и уродство, возвышенное и низкое, отражает самую суть
христианской культуры, основанной на противоположности бренной плоти и
бессмертного духа, грешного тела и божественной души. В «Сирано де Берже-
раке» давние тезисы Гюго осуществлены с редкой последовательностью. Прежде
всего это относится к жанру — Ростан сам определил его как «героическую
комедию». В пьесе немало комических эпизодов, граничащих с клоунадой;
комичен и сам Сирано, которого природа наделила носом, вызывавшим всеобщие
насмешки. Знаменитый монолог, произносимый Сирано в поучение виконту де
Вальверу, — монолог комический. Дело, однако, не в этом. Классики, а вслед
за ними Гюго противопоставляли друг другу комическое и трагическое, высокое
и низкое. У Ростана комическое перерастает в трагическое, сливаясь с ним в
единстве, непременно образующем ярчайший театральный эффект.
Театральный эффект казался приемом внешним, дешевым, восходящим к
ярмарочным представлениям средних веков. Шекспир позволял себе порою
нарушения вкуса, но ведь то был Шекспир — драматург, способный создать и
Фальстафа, и Ричарда III. Однако у Шекспира смешное отделялось от траги-
ческого; трудно представить себе короля Лира и его шута в одном лице. А ведь
слияние обоих оказалось бы ошеломительным театральным эффектом. Нечто в
этом духе намечалось в драмах и романах Гюго. Квазимодо из «Собора
Парижской богоматери», Гуинплен из «Человека, который смеется» — пугающие
людей уроды, и даже то, что они порой вызывают смех, жутко. Сирано никого
не пугает; его нос просто смешон. Понимая, что светская красавица Роксана его
не полюбит, и переживая неудачу в любви как тяжелую драму, Сирано с
ненаигранной веселостью комментирует свое уродство как шутку природы. В этой
неожиданной издевке над самим собой, над собственной внешностью — яркий
театральный эффект.
• Пора определить явление, стоящее, как уже было сказано, в центре драма-
тургической поэтики Ростана. Под театральным эффектом мы понимаем крутой
поворот сюжета, который возникает неожиданно для зрителя и вызывает у него
не только удивление, но и восторг — блеском парадоксального решения, остро-
умием непредвиденной находки, динамичностью нового и неизбежного действия.
Есть нечто общее между театральным эффектом и эпиграмматической пуантой,
которая тем ярче, чем она неожиданнее. Конец эпиграммы А. Д. Илличевского
на писателя-масона М. И. Невзорова непредсказуем: «Какая разница меж
публикой и им? Он пишет: „С нами Бог!" Мы говорим: „Бог с ним!"». Секрет
блестящего впечатления, которое производит эпиграмма, — в простой переста-
новке слов, вызывающей радикальное изменение смысла, стиля, тона: «С нами
220
2 Hugo V. Préface de Cromwell // Ecrits sur l'art et manifestes des écrivains français. M., 1981. C.

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан, поэт театральных эффектов 307
Бог!» — возвышенно, патетично, едва ли не молитвенно; «Бог с ним!» —
фамильярно, пренебрежительно. Театральный эффект основан на подобных
перестановках, изумляющих своей простотой, глубиной смысловых трансформа-
ций, виртуозностью. Нет принципиальной разницы между эпиграмматической
пуантой и театральным эффектом в том смысле, какой мы придаем этому
драматургическому приему, — поэтому ниже мы будем иногда пользоваться —
наряду с термином «театральный эффект» — термином «пуанта» («сценическая
пуанта») или его латинским синонимом «акумен».
К театральному эффекту принято относиться пренебрежительно. Например, в
содержательной статье Ф. Наркирьера «Театр Ростана» читаем: «Ростан уна-
следовал не только сильные, но и слабые стороны театра Гюго, пристрастие к
неоправданным театральным эффектам, риторику».3 Но если из пьес Гюго и
Ростана устранить эти «слабые стороны», много ли от них останется? Театраль-
ный эффект — не слабость, а своеобразие такой драматургии; это относится и к
сюжетным зигзагам, и к афористичности стиха, и к парадоксальности мысли, и
к ослепительным вспышкам небывалых и неожиданных рифм. Отрицать художест-
венный смысл театральных эффектов — значит с порога отвергать какую бы то
ни было поэтическую ценность «Эрнани» и «Рюи Блаза», «Сирано де Берже-
рака» и «Орленка»; ведь и Гюго, и Ростан живы эффектами.
Одна из первых пьес Ростана «Романтики» основана на ряде таких эффектов;
это цепочка сменяющих друг друга пуант. Первый эффект — сюжет, открыва-
ющий эту «комедию в трех актах» и связанный с удивительным персонажем,
обозначенным в списке действующих лиц таким образом: «Стена, немой
персонаж». Начало пьесы — авторская ремарка: «Сцена разделена на две
половины стеной, покрытой мхом и вьющимися кустами. Справа сад Бергамена.
Слева сад Паскино. С каждой стороны к стене приставлена скамья». Зритель
видит двух молодых людей, стоящих на этих скамьях — он, Персине, читает ей,
Сильветте, книгу; это, оказывается, том Шекспира, и читают они «Ромео и
Джульетту». Сильветте очень нравятся стихи — они и сами по себе прекрасны,
и еще прекраснее они кажутся ей в устах юноши, которого она любит; оба они
взволнованы и тем, что судьба Ромео и Джульетты повторяется в их собственной
жизни: отцы ненавидят друг друга, они построили стену, чтобы никогда не
встречаться даже взглядом. Молодым людям пришлось обещать отцам, что и они
будут ненавидеть друг друга, теперь оказывается, что они — любят. Таков
первый эффект: сюжет «Ромео и Джульетты» повторяется в условиях француз-
ской провинции. Молодые люди мечтают о счастливой развязке и перечисляют
друг другу разные варианты. Например, они обвенчаются с помощью могущест-
венного принца, случайного гостя в их краях: повенчал же король Родриго и
Химену (в «Сиде» Корнеля). Или отец спросит умирающего от тоски сына:
«Чего ты хочешь?», и сын ответит: «Хочу Сильветту!» (как в сказке Шарля
Перро «Ослиная шкура»). Или какой-нибудь старик-герцог организует похище-
ние юной красотки, а от похитителей ее спасет героический Персине. История
молодых французов накладывается на популярные поэмы и народные сказки. Так
3 Наркирьер Ф. Театр Ростана // Ростан Э. Пьесы / Пер. с фр. Т. Л. Щепкиной-Куперник.
М., 1958. С. 7.
20*

308 Приложения
или иначе, им обоим приходится играть во вражду. Появляется отец Персине
и объявляет сыну, что собирается его женить, — Сильветта слышит эти слова
и вскрикивает, затем она слышит и дерзкие ответы Персине, адресованные
больше ей, нежели отцу, и содержащие объяснение в пылкой любви к ней. На
сей раз сцена напоминает ситуацию мольеровских пьес — роман Персине и
Сильветты насквозь литературен. В следующем эпизоде оба отца оказываются
друг против друга; мы вдруг узнаем, что они старинные приятели, всегда
мечтавшие объединить свои земли в единое поместье и ради этого поженить
детей. Однако можно ли рассчитывать на то, что романтически настроенные
молодые люди послушаются родителей? Не вернее ли разыграть непримиримую
вражду и таким образом добиться желаемого результата, т. е. счастливого
завершения романа?
4 Сюжет «Ромео и Джульетты» вывернут наизнанку: новые Монтекки и
Капулетти, обыкновенные буржуа, прикинулись врагами, чтобы их дети, преодо-
левая стену вражды, соединились. Блестящий театральный эффект: поворот
неожидан и остроумен; к тому же парадокс, лежащий в основе, психологически
неопровержим; автор виртуозно ведет действие, то ускоряя его, то тормозя,
постоянно держит зрителя в напряжении и удивляет его то одним поворотом, то
другим. Пуанты сменяют одна другую.
Новый крутой поворот. Оба отца убедились, что их тактика удалась: молодые
люди любят друг друга. Но теперь родителям придется дать согласие на брак,
самую мысль о котором они до сих пор вслух проклинали. Как быть? Они
решаются инсценировать похищение Сильветты: Персине спасет ее от лжебанди-
тов, проявив героизм; ее отец изобразит счастливую признательность — и
благословит дочь, его отец будет растроган — и все устроится. Замысел похи-
щения, повторяя литературно-театральные образцы, оказывается продолжением
интриги обоих отцов. Это — второй театральный эффект или, быть может,
подступ к нему; настоящий ярчайший эффект — само похищение. Ему предшест-
вует, однако, сцена переговоров с главарем шайки Страфорелем. Паскино, отец
нашего Ромео, шепотом говорит Бергамену:
На похищения, спроси, какой тариф.
И Бергамен спрашивает:
Маэстро, сколько вы, как правило, берете?
Страфорель дает обстоятельный ответ:
По-разному. Смотря по сделанной работе.
Каков у вас заказ — такая и цена.
Но в данном случае, по-моему, важна
Не экономия, и похищенье надо
Не ниже первого вам заказать разряда.
Бергамен, изумленный:
Неужто разные у вас разряды есть?

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 309
И Страфорель произносит длинный и в высшей степени замечательный моно-
лог — понятно, что у нас разные разряды! Есть похищение простейшее — двое
в черном; есть — с извозчиком, однако на него почти нет спроса; ночное, дневное,
парадное — с придворной каретой и напудренными лакеями (плата за парики —
отдельная), с немыми, евнухами, неграми, сбирами, мушкетерами, — на выбор:
Хотите — на воде, хотите — на земле:
Есть романтичное — на быстром корабле,
Венецианское — к нему нужны лагуны,
При этом может ночь быть лунной и безлунной,
Но лунный свет у нас довольно дорогой!
Есть похищение зловещее, с грозой,
Есть похищение классическое — в масках,
Традиционное — под музыку, как в сказках,
А можем предложить наиновейший трюк:
Нарядный паланкин с толпой веселых слуг.4
Отцам денег жаль, но они готовы идти на расходы, — игра стоит свеч. И
они заказывают похищение с паланкинами, плащами, факелами, музыкой, маска-
ми. Уходя, Страфорель уточняет:
Мы будем похищать по первому разряду.
Эпизод заказа, который и сам по себе выразителен, подготовляет театральный
эффект похищения — точнее, инсценировку такового. Все происходит по заранее
разработанному плану: появляется Персине, декламирующий лирические строфы,
потом Сильветта, которую задрапированные в черные плащи негры, потрясая
факелами, заталкивают в паланкин; Персине, как лев, бросается на них, сражает
в поединке их предводителя (это сам Страфорель); тут появляется отец Силь-
ветты, восхищенный героизмом Персине, и говорит его отцу о примирении и
вечной дружбе. Как раз когда вчерашние враги заключают друг друга в объятия,
«убитый» Страфорель поднимается с земли и подает Бергамену бумагу.
Бергамен
(тихо)
Что это? Для чего?..
Страфорель
(с поклоном)
Месье, прошу прощенья,
Но я передаю вам счет за похищенье.
(Снова падает.)
Такой пуантой завершается первый акт, содержащий, как мы видели, несколь-
ко сюжетных поворотов — сменяющих друг друга акуменов, построенных на
опровержении сюжетных ходов шекспировской драмы «Ромео и Джульетта».
4 Перевод Е. В. Баевской.

310 Приложения
Второй акт не менее динамичен — он тоже содержит ряд следующих один за
другим театральных эффектов. Сначала мы видим отцов — Бергамена и Паскино;
стена рухнула — им уже нет надобности разыгрывать взаимную ненависть: дети
вступят в законный брак, земли объединятся. Теперь им скучно — ведь изобра-
жать вражду было так увлекательно! И они постепенно начинают ненавидеть друг
друга. Психологический парадокс становится театральным эффектом: пока они
делали вид, что ненавидят, они друг друга любили; теперь, когда ничто не мешает
их взаимной любви, ими овладевает столь же взаимная ненависть. Явление второе:
молодые люди, обнявшись, приходят на место похищения; Сильветта гордится
подвигом Персине, и он полон гордости собой. Они насмешливо говорят о своих
родителях: видимо, потому отцы стали мрачными, что не рассчитывали оказаться
в невыгодной роли; ведь они теперь всего только
Отцы прославленных любовников-героев.
Самих же себя эти начитанные жених и невеста сравнивают с Алиной и ее
пастушком, Пирамом и Тисбой, Паоло и Франческой, Петраркой и Лаурой. Оба
отца теперь знают, что и дети считают себя героями, а их — жалкими обывате-
лями. Этот поворот уже сам по себе выигрышный, однако он служит лишь
подготовкой к другому, радикальнейшему; оскорбленные отцы решают сообщить
молодым людям, что те — никакие не герои, потому что похищение было платной
инсценировкой. Сильветта, узнающая правду первой, не верит, — тогда Бергамен
показывает ей квитанцию:
Агентство «Страфорелъ». Расписываюсь в том,
Что похитители должны явиться в дом
В плащах и в масках; плащ — двенадцать франков, маски —
По десять сорок пять...
Потом приходит Персине, продолжающий бахвалиться ночными подвигами;
теперь Сильветта, знающая, как было дело, готова издеваться над ним, но
случайно он, уже начавший эпическую поэму «Отцы-враги», обнаруживает
квитанцию и читает:
...за порванный камзол —
Двенадцать двадцать пять; отдельно за укол
В плечо — четырнадцать, за оскорбленье словом —
Шесть франков...
Теперь оба все поняли и делают вид, что им смешно; они говорят друг другу,
что их заставили играть роли в какой-то пьесе, что отцы их были старыми
приятелями, они же сами вступают в обыкновенный буржуазный брак, вполне
выгодный; брак по страстной любви оказался банальным браком по расчету:
Персине
Во мне, Сильветта, вы Ромео полюбили.
Сильветта
Ромео больше нет... О, если б вы им были...

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан. поэт театральных эффектов 311
Все, что представлялось романтикой, оказалось пародией; недавние шекспировс-
кие любовники увидели, что они просто марионетки. Раздосадованные, они
расходятся в разные стороны. Превращение драматической поэмы в пародийный
фарс — яркий театральный эффект. Второй акт кончается сценой, когда Силь-
ветта объявляет при свидетелях и гостях, собравшихся на свадьбу, что больше не
желает выходить замуж за Персине; появляется Страфорель, требующий уплаты
за похищение; ему отказывают: за что теперь платить, когда свадьба расстрои-
лась? Персине же исчез — он бежал в дальние страны, где собирается вести
жизнь, полную романтических приключений.
Третий акт: снова строится стена; за строительством наблюдают, каждый из
своего сада, Бергамен и Паскино; они торопят каменщика. Новый поворот: теперь,
когда снова воздвигается стена, бывшие друзья, ставшие врагами, хотят опять
стать приятелями, — они зовут друг друга играть в карты; яркий театральный
эффект, усиленный тем, что каменщиком оказывается переодетый Страфорель,
намеренный все же поженить Персине и Сильветту, — только в этом случае он
получит причитающийся ему за похищение гонорар. Не будем продолжать
пересказ комедии: она кончается, как положено по жанровым законам, браком
Сильветты и Персине, однако завершающему торжеству предшествуют еще
несколько поворотов, каждый из которых — блестящий акумен.
Есть ли за всеми этими вспышками настоящее содержание или автор
«Романтиков» — просто-напросто виртуозный драмодел? Комедия «Романтики»
опровергает условно-литературные, прежде всего романтические, иллюзии; в их
числе — страсти (для которых стена отнюдь не препятствие), таинственные
встречи, душераздирающие страдания влюбленных, дерзостные похищения. Все
это при ближайшем рассмотрении — обман, платная инсценировка. Одерживает
верх романтика настоящая, любовь нетеатральная, покоряющая естественной
простотой. Ростан сталкивает то, что, по его мнению, является фальшью,
театрализованной ложью, оперным романтизмом, — и настоящие чувства, кото-
рые тоже романтичны, но по-другому. В этом противопоставлении двух роман-
тизмов, фальшивого и истинного, смысл ростановского театра: он отвергает
высокопарную ложь и одновременно утверждает поэтическую красоту театраль-
ного эффекта, который основан на торжестве невероятного, но тем не менее
возможного и даже необходимого сюжетного парадокса.
В скобках замечу, что поэтика эффекта, или драматургической пуанты,
определяет даже внешнюю форму ростановских пьес. Все они написаны тем самым
александрийским стихом, которым пользовались французские трагики и комедио-
графы от Расина и Мольера до Кребийона, от Вольтера до Гюго. Ни у кого,
однако, рифмы, связывающие два соседних двенадцатисложника, не были такими
богатыми и, главное, такими поражающе новыми, как у Ростана. Во француз-
ской просодии богатая рифма считалась нарушением художественного вкуса —
культивировалась точность (звуковая и начертательная), но не глубина и не но-
визна звучания. С этим фактическим запретом связано то, что за пять столе-
тий классические рифмы успели безнадежно примелькаться, и сочетания типа
amours — toujours, bruit — nuit, charmes — larmes, elle — cruelle стали воспри-
ниматься как банальные. Ростан снял все ограничения на богатые рифмы, причем
он не гнушается даже рифмами — омонимами и омофонами, считавшимися едва

312 Приложения
ли не признаком комического стиля; он также рифмует слова, одно из которых
целиком входит в состав другого, — таким образом, для Ростана никакие
орфографические ограничения не существуют. Вот несколько примеров из той же
ранней пьесы «Романтики»: murmure — ramure, verts — vers, touchante — chante
(это окончания шести следующих друг за другом строк краткого монолога
Сильветты); souvent — couvent, père — repaire, les tiens — je tiens. И далее: de
même — aime, un péché — empêché, l'envie — la vie, enfant — défend, bénit —
le nid, Shakespeare — conspire, en vers — à l'envers, pistoles — rafistoles, deux
mains en conque — quiconque, tinte — éteinte, nous les volatiliserons — il a les
liserons. Каждая из таких неожиданных, небывалых, непривычно-звучных, иногда
комических рифм останавливает внимание зрителя — слушателя — читателя; это
тоже театральный эффект — и не менее действенный, нежели рассмотренный
выше сюжетно-стилистический. Каждая такая рифма — эпиграмматическая пу-
анта.
Еще один эффект — разбитый на несколько реплик александрийский стих.
Эпизод, когда Бергамен узнает об исчезновении сына, звучит так:
Бергамен
Мой сын!.. Сбежал!..
Сильветта
(в ужасе)
Сбежал?
Страфорель
(останавливается и смотрит на нее)
Так, так!..
Бергамен
Скорей! В погоню! 5
Александрийский стих безукоризнен — и в то же время он распался на четыре
реплики или на семь восклицаний, из которых большинство двусложных («Mon
fils!.. Parti!.. Courez!..»), но есть и односложные («Tiens! tiens!»). Такой
александриец — невиданное явление; и он тоже представляет собой театральный
микроэффект, драматургический акумен.
Не стоит думать, что все эти внешние приемы покорения зрителя, ошараши-
вания его эффектами свойственны «Романтикам» именно потому, что это комедия.
В тот же год, что «Сирано де Бержерак», была поставлена другая ростановская
пьеса — «Самаритянка», с жанровым подзаголовком: «Евангелие (то есть еван-
гельский эпизод) в трех картинах». Вот несколько рифм из нее: l'émeute — la
meute, argent — urgent, outrage — de rage, clochette — l'achète (все это — на
одной странице), parfais — mon faix, Jéricho — écho, une outre — il passe outre
(из речей Иисуса!), de bon — vagabond, divine — devine, ombreux — Hébreux,
le même — Dieu l'aime, pas lent—brûlant (опять слова Иисуса).
5 Перевод Е. В. Баевской.

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан, поэт театральных эффектов 313
Александрийский стих в «Самаритянке» сохранен и в то же время невероятно
разнороден, а также динамизирован переносами:
Пастух
< >
Что за Мессия?
Священник
Жрец.
Юноша
Целитель всем известный.
Первый старик
Слетит к нам на орле...
Другой юноша
На туче поднебесной!
Другой
Прибудут два Христа!
Другой
Один!
Разные голоса
Нет, два! — Нет! — Да!
Мужчина
Христос уже пришел!
Несколько голосов
Но кто же он
Или, немного ниже, еще выразительнее:
Петр
Но
как...
Проси.
Да я.
Иисус
Петр
Иисус
Проси.
Петр
Мне так...
Иисус
Проси.

314 Приложения
Петр
(нерешительно)
Пролейся же с небес на нас, воздушный мед,
Как в оны времена...
(Пауза)
Нет,
ничего не льет.
6
Встречаются и александрийские стихи, составленные почти исключительно из
односложных слов, например строка, передающая крики торговцев на базаре
(приведем ее в оригинале):
Blé! Fruits! Lait! Miel! Riz! Sel! Des rékikîm tout frais!
(Хлеб! Мед! Вода! Рис! Рожь! Соль! Фрукты! Молоко!) 7
Девять односложников на двенадцать слов александрийца — это своеобраз-
ный рекорд во французской словесности.
В «Самаритянке» театральные эффекты не ограничиваются пуантами в области
внешней формы: рифмы, поэтического синтаксиса, стиха. Самый сюжет —
превращение блудницы, которая, как и все ее земляки из Самарии, ненавидит
иудеев, в восторженную почитательницу Иисуса и проповедницу его идей —
носит ярко театральный характер: тут и кричащий контраст, и неправдоподобный,
хотя и неизбежный, сюжетно-психологический поворот. Жители Самарии видят
в ней легкомысленную и лживую красотку сомнительного поведения; когда она,
обращаясь к толпе как заправский оратор-вероучитель, сообщает людям о явлении
Мессии, они поднимают ее на смех: только что они собирались изгнать ее за
распутство — теперь она говорит с ними словами Писания, которого никогда не
читала, но которое внезапно озарило ее душу. Грешница, на глазах людей — и
зрителей — превращающаяся в святую, в пророчицу: таков необыкновенный по
выразительности театральный эффект пьесы «Самаритянка». Сюжет ее — транс-
формированный евангельский эпизод, но Ростан ухитрился и Евангелию сообщить
структуру драматургической эпиграммы.
Шедевр Ростана — шестиактная драма «Орленок»; она была поставлена в
1900 г. с Сарой Бернар в заглавной роли, — ради великой актрисы пьеса и была
написана. Это, вероятно, последняя романтическая драма французского театра —
прямое продолжение «Эрнани», «Бургграфов», «Рюи Блаза» — поэтических
пьес Гюго, написанных за шесть и семь десятилетий до нее. О чем эта пьеса? О
непримиримом конфликте между человеком и политиком, между личностью и
бесчеловечными отвлеченностями, которые управляют государствами и общества-
ми. В центре пьесы — фигура двадцатилетнего герцога Рейхштадтского, сына
Наполеона I. Действие происходит в 1830—1832 гг., император умер на острове
Святой Елены десять лет назад, а сын его — он же внук австрийского императора
6 Перевод Е. В. Баевской.
7 Перевод Е. В. Баевской.

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 315
Франца — живет при австрийском дворе, где его держат словно в плену: имя
его отца здесь упоминать не рекомендуется, даже тень императора изгнана из
венского дворца Шенбрунн, а его победы — из памяти его сына, которого
называют не Франсуа, но по-немецки — Франц. Театральные эффекты «Орлен-
ка» основаны на том, что запрещенный, обреченный на полное забвение Наполеон
через десятилетие после своей смерти — в чужой, враждебной ему Вене —
вездесущ. Пьеса развертывается как непрерывная цепь драматургических пуант,
ошеломляющий каскад театральных эффектов, которые сходны между собой по
действию на зрителя, но различны по своей природе.
Молодую чтицу Терезу, только что приглашенную к экс-императрице Марии-
Луизе, просят почитать собравшейся в салоне публике; она открывает книгу —
это трагедия Расина «Андромаха» — и читает несколько строк, выбранных
наудачу:
Да, Гектор мертв, но он, как прежде, им опасен,
Им страшен сын его. Их ужас не напрасен:
Несчастный юноша, не знающий, что он
Сын Гектора и что он Пирром взят в полон...
Мария-Луиза неприятно поражена; она просит открыть книгу на другой странице.
Тереза читает строки прощания Гектора с Андромахой:
Не знаю, что сулит мне грозная судьбина;
Жена моя, тебе я оставляю сына...
Этот пассаж звучит еще страшнее. Другая книга, из которой читает Тереза,
«Думы» Ламартина, — ничуть не лучше. И когда один из царедворцев упрекает
Терезу: «Что за места вы выбирали?», за нее отвечает умный барон Генц: «Том
открывается на читанных страницах». Это пуанта эпизода.
А вот другая: общество в салоне Марии-Луизы слышит громкий возглас за
окном: «Виват Наполеон!». Все со страхом вскакивают, их успокаивает тот же
Генц, спокойно произносящий: «Он мертв». Это пуанта, но за ней следует другая,
еще более эффектная. Кто кричал? Приводят двоих солдат, один из них
рассказывает о том, как герцог Рейхштадтский верхом перескочил через широкий
ров, и они, не в силах удержаться от восторга, крикнули... И тут Меттерних
прерывает рассказ вопросом: разве труднее было крикнуть: «Виват герцог
Рейхштадтский!»? Солдат пробует; с «герцогом» у него ничего не получается:
Нет, с герцогом никак... Чужой какой-то звон...
Трудней... Зато: «Виват...»
Меттерних
Пошел-ка, братец, вон!
Меттерних обрывает его, не желая слышать имени, предсказанного рифмой. Эта
пуанта звуковая, акустическая.
Марии-Луизе кажется, что ее сын скучает, и она пригласила к нему портного;
тот предлагает герцогу разные модели. Герцогу все это неинтересно, но один
костюм он готов заказать и перечисляет: зеленый сюртук, белый жилет, бронзовые

316 Приложения
пуговицы с гравировкой — изображением маленьких орлов. Портной, внезапно
понявший, о каком костюме идет речь, кажется испуганным. И принц сурово
говорит, что другого костюма ему не надо; да и этот «мне не пойдет». Внезапно
портной, резко изменяя тон, произносит: «Он вам пойдет». Принц удивлен
дерзостью:
Что, что?
Портной
(спокойно)
Он вам пойдет.
Герцог
Он будет мне как раз?
Портной
И мне поручено принять у вас заказ.
Оказывается, портной — участник заговора, имеющего целью возвести гер-
цога Рейхштадтского на французский престол. Таков еще один акумен. Герцог
сомневается, можно ли доверять случайному человеку? Впрочем, и участники
комплота мало знают о принце: не стал ли он в самом деле австрийским герцогом?
Известна ли ему жизнь его отца? Как раз пришли учителя, обучающие герцога
истории, и он задерживает портного, — пусть тот, укладывая в чемодан свои
образцы, послушает урок. Учителя не находят заслуживающими внимания события
1805 г. и сразу переходят к 1806 г., словно в предыдущем году ничего особенного
не произошло. «А что император?» — спрашивает герцог. Один из учителей,
Д'Обенаус, просит объяснить: «Какой?» (уже этот вопрос — пуанта; с точки
зрения австрийцев было два императора). Герцог уточняет: «Мой отец».
Д'Обенаус
Он...
Герцог
Что ж он, все еще сидит в Булони?
Д'Обенаус
Нет...
Герцог
Так где он?
Д'Обенаус
Здесь...
Герцог
Как — здесь? А где ж тогда мой дед?..

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 317
Выясняется, что герцог Рейхштадтский знает час за часом историю тех лет,
когда, по словам его учителей, ничего не происходило. И он им рассказывает о
победах Наполеона, следующих одна за другой, — до ноября 1805 г., когда
император французов остановится на ночь в Шенбрунне, в нынешней спальне его
сына. Весь этот эпизод — своеобразный акумен, и таковым же оказывается почти
каждый стих:
Отец согласен на переговоры с дедом...
Герцог обрывает свое повествование — учителя его в ужасе: ведь все это
произошло при портном и портнихе! А он вдруг честно им говорит, что на сегодня
дальше не знает. Откуда он черпает свои исторические познания? Все его книги под
контролем, посетители тоже. Откуда же? Об этом расскажет одна из последующих
сцен: на свидание к принцу впархивает его любовница, балерина Фанни Эльслер.
Но их связывает не только любовь: Фанни каждый раз перед свиданием выучивает
наизусть несколько страниц истории Наполеона и читает их герцогу, который
запоминает исторический текст с ее голоса. На этом кончается первый акт.
Нетрудно видеть, что весь акт состоит из цепи эпизодов, и каждый —
драматургическая новелла с неожиданной концовкой. Эпиграмматический харак-
тер носят и двустишия, завершающие эпизоды: почти каждое из них —
классический акумен. Здесь опять необходимо привести пример в оригинале: ведь
именно такого рода концовки очень трудно переводимы. Вот конец эпизода с
солдатами, кричавшими «виват»:
Le sergent
II a franchi l'obstacle! Et blond comme un Saint-George!..
Alors, ça nous a pris, tous les deux à la gorge,
Un attendrissement.... une admiration...
Et nous avons crié: «Vive...
Metternic h
(précipitamment)
C'est bon! c'est bon!
Et: «Vive le duc de Reichstadt!», triple imbécile,
C'est donc plus difficile à crier?
Le sergent
(naïvement)
Moins facile...
(«Сержант: Он перемахнул препятствие! И белокурый, как святой Георгий!.. Тогда
у нас двоих к горлу подкатило умиление... восхищение... И мы крикнули: „Да здравст-
вует..."
Меттерних (поспешно). Ладно, ладно! А „Да здравствует герцог Рейхштадтский!",
тройной вы дурак, разве труднее кричать?
Сержант (простодушно). Не так легко...»)
Дело, однако, не только в концовках. Многие двустишия или одиночные строки
звучат как эпиграмматические афоризмы, парадоксы, пуанты. Примером могут

318 Приложения
служить некоторые из фраз Орленка, сказанные им в беседе с портным. Ему не
по душе доводы в пользу заговора — он считает его незрелым:
...rien
Ne fut dans votre voix la France toute pure:
II y avait la mode et la littérature!
(«Ничто в вашем голосе не было настоящей Францией: были только мода и литература!»)
Сам же он, по его собственному мнению, не готов взойти на престол — ему
нужно еще поучиться хотя бы год:
Rien ne m'eût décidé ce soir; sois sans regret:
Ear, pour être empereur, je ne me sens pas prêt!
(«Сегодня вечером ничто бы меня не убедило; не жалей ни о чем; ибо, чтобы стать
императором, я еще не чувствую себя готовым!»)
J'aurai la conscience à défaut de génie:
Je vous demande encore trois cents nuits d'insomnie!
(«У меня будет добросовестность — раз нет гения: я прошу у вас еще триста бессонных
ночей!»)
В разговоре с матерью (напоминающем разговор Гамлета с королевой
Гертрудой) герцог, намекая на ее легкомыслие, советует ей не говорить Меттер-
ниху о том, как он, герцог, вел себя со своими учителями:
Non! ne lui dites rien. Et cela vous évite
Des ennuis. Oubliez! Vous oubliez si vite!
(«Нет! не говорите ему ничего. Это позволит вам избежать неприятностей. Забудьте! Вы
ведь так быстро забываете!»)
И, развивая этот совет, он произносит почти дословную цитату из «Гамлета»:
Et ne vous occupez de rien! pas même — о dieux! —
D'être fidèle! Allez! je le serai pour deux!
(«И ни о чем не беспокойтесь! даже о том, чтобы — о боги! — остаться верной! Я буду
верным — за двоих!»).
«Орленок» — пьеса удивительная: она, в 1900 г., разумеется, казалась
творением давно миновавшей эпохи. Может быть, она была написана по просьбе
Сары Бернар, которой, как говорили, Эмиль Пувильон принес прозаическую
пьесу «Римский король», — ее увлек материал, пьеса же показалась скучной.
Сын Наполеона, умерший от чахотки в Шенбрунне, стал центром национального
мифа; французы надолго запомнили замечательный стих Гюго:
L'Angleterre prit l'aigle, et l'Autriche, l'aiglon.
(Орла взял Альбион, орленка взял австриец.)
Среди историков и литераторов, увлеченных историей герцога Рейхштадтского,
не было единодушия: некоторые полагали, что сын Наполеона стал настоящим
австрийским офицером, забывшим о своем присхождении и даже не говорившим
по-французски; другие видели в нем истинного патриота Франции, умершего не
столько от туберкулеза, сколько от тоски по величию Империи. Ростан был на

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 319
стороне последних. Даже если бы исторические документы подтвердили первую
версию, он бы считал себя более близким к истине, нежели педантичные историки:
Non, ce n'est pas toujours le poète qui ment,
Un rêve est plus exact parfois qu'un document.
(Поэт обычно лжет? Несправедливо это!
Точней, чем документ, фантазия поэта.
(Из сонета, посвященного «Орленку»))
Достоверна ли пьеса Ростана с точки зрения истории? Трудно ответить на
этот нередко возникающий вопрос. Ф. Наркирьер категоричен: «Ростан (...)
идеализирует малоизвестного сына Наполеона, ничем, кроме любовных похожде-
ний, себя не проявившего».8
Рискованное утверждение: о принце, в самом деле, известно мало, — тем
свободнее чувствовал себя поэт, создавая его образ. Гораздо ближе к истине мне
представляется точка зрения другого автора, И. Дюшена: «...Ростан олицетворял
в образе герцога „плененную" Францию».9 В этом символическом плане драма
Ростана исторически достоверна.
Ростан многим обязан своим бесчисленным предшественникам — в частности,
Эмилю Пувильону, автору уже упомянутой пьесы «Римский король», поставлен-
ной Арманом д'Артуа в 1899 г.; «Орленка» сближает с ней образ графини
Камераты, кузины герцога, организовавшей его побег; сцена на поле боя под
Ваграмом; описание кончины герцога, который перед смертью прощает матери
все ее прегрешения. Однако драма Ростана, несмотря на эти сходные черты,
совершенно оригинальна. Еще больше совпадений между нею и «Гамлетом» —
и все же Ростан в ней не эпигон Шекспира, а создатель самостоятельного
неоромантического театра. Пьеса «Орленок» одушевлена той же тоской, которая
гложет ее героя, — тоской по изначальному величию Франции; Ростан написал
ее в пору кризиса, через четверть века после позорного поражения Второй империи
во франко-прусской войне и кровавых недель Парижской Коммуны, и незадолго
до расколовшего Францию дела Дрейфуса.
Драма Ростана — образец того, что названо выше «эпиграмматической
драматургией», построенной на череде следующих друг за другом театральных
эффектов, которые замыкаются пуантами. Однако достоинство ее — не только
в блеске внешней формы, но и в отчетливости, жизненной достоверности,
психологической глубине характеров. Прежде всего замечателен сам Орленок:
впечатляют острота его мысли, его отчаяние от несоответствия его воли и ума
престолу, созданному его отцом не для слабохарактерного, слишком чувствитель-
ного принца, а для себя, Наполеона; велика сила его обаяния и романтической
меланхолии. Превосходен Меттерних, жесткий и безжалостный политик, сумев-
ший сломать герцога Рейхштадтского, доказав ему, что в его жилах течет кровь
не только героического рода Бонапартов, но и слабых, давно вырождающихся
Габсбургов. Легкомысленная и жалкая Мария-Луиза, самоотверженная «двойни-
8 Наркирьер Ф. Театр Ростана. С. 17.
9 Дюшен И.-Б. Ростан // История западноевропейского театра. М., 1970. Т. 5. С. 129.

320 Приложения
ца» Орленка графиня Камерата, старый ворчун наполеоновской гвардии, безза-
ветно преданный идее бонапартизма вечный заговорщик Фламбо, друг герцога
Рейхштадтского, напоминающий гамлетовского Горацио, — все они написаны
мастерским пером и отличаются от литературных персонажей тем, что обладают
яркими театральными качествами; о каждой из таких ролей, даже второстепенных,
не может не мечтать драматический актер.
Успех спектакля превзошел все ожидания. И это был в первую очередь успех
пьесы — патетической театральной поэмы, написанной такими неотразимыми
стихами, каких французские зрители на знали после драм Гюго. Это был,
разумеется, и успех Сары Бернар, игравшей Орленка, — о ней Ростан говорил,
что она «сообщила этой роли неправдоподобную жизненную энергию, молодость,
очарование, заразительность». Они были довольны друг другом, автор и актри-
са, — редкий случай взаимного восхищения. Накануне спектакля Сара Бернар,
отвечая журналисту, говорила, что ей предстоит сыграть нового Гамлета, которого
любят все Офелии и которому не суждено избегнуть предначертанной ему
трагической судьбы: «Ростан извлек из этого принца, отмеченного печатью рока,
все, — я настаиваю на этом, — все, что мог извлечь из этого персонажа поэт
такой проникновенной силы, такой изобретательности и такого полета». Другие
исполнители тоже вызвали бурное одобрение зрителей: Люсьен Гитри в роли
Фламбо (позднее эту роль будет исполнять прославленный Коклен-старший),
Мария Лего — Мария-Луиза (она несколько лет назад была Роксаной в «Сирано
де Бержераке»), Бланш Дюфрен — графиня Камерата (позднее она заменит
Сару Бернар в роли Орленка).
Была, впрочем, еще одна немаловажная причина, по которой «Орленок» стал
общественным событием. Начиная с 1894 г. Франция была взволнована делом
Альфреда Дрейфуса; интеллигенция страны раскололась на сторонников обвине-
ния (ими были шовинисты и откровенные антисемиты) и защиты, в число которых
входили лучшие люди Франции, представлявшие искусство, науку, литературу.
13 января 1898 г. в газете «L'Aurore» появилось «Письмо президенту Республики
Феликсу Фору», написанное Эмилем Золя (Жорж Клемансо, политический
редактор «L'Aurore», озаглавил письмо «Я обвиняю»), в феврале того же года
Золя судили — под бешеным натиском националистов суд присяжных приговорил
его к году тюрьмы за оскорбление Республики. В 1899 г., после смерти Фора,
шовинистическая «Патриотическая лига» во главе с Полем Деруледом предпри-
няла попытку (провалившуюся) государственного переворота. В августе Дрейфуса
вернули с Чертова острова во Францию и военный суд пересмотрел его дело, но
снова объявил Дрейфуса виновным; однако президент Рене Вальдек-Руссо издал
приказ о его помиловании. После Реннского суда развернулась шумная кампания
за полное оправдание Дрейфуса — в газете «L'Aurore» в декабре 1900 г. было
опубликовано еще одно «Письмо президенту Республики» Эмиля Золя, на сей
раз адресованное Эмилю Лубе. Все это мы рассказываем здесь, чтобы напомнить
об атмосфере, в которой появилась драма Ростана «Орленок». От Ростана ждали
националистической пьесы, которая возрождала бы наполеоновский миф и
прославляла военное величие Империи. Антисемит Дом Блазиус в «La Libre
Parole» радовался появлению спектакля: «Я вижу только одно: эта драма
рождается в момент, когда наш народ, завоеванный и управляемый евреями и

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан, поэт театральных эффектов 321
космополитами, предъявляет свои требования на независимость (au moment des
revendications d'un peuple, le nôtre, envahi et régi par les Juifs et les cosmopolites...)».10
Ростан демонстративно встал на сторону Дрейфуса — рядом с Эмилем Золя,
Жаном Жоресом, Анатолем Франсом, Шарлем Пеги. В самый разгар борьбы
он появился в ложе театра бок о бок с подполковником Пикаром, защитником
Дрейфуса. Его «Орленок» был произведением патриотическим — это и в самом
деле было воскрешение национальной гордости французов. Он был патриотом,
как и Золя, который как раз в том же 1899 г., когда Ростан создавал «Орленка»,
писал вернувшемуся в Париж капитану Дрейфусу: «Когда невинный поднимется
во весь рост, Франция вновь станет землей справедливости и добра. К тому же
Вы спасете и честь армии, той армии, которую Вы любили, которой отдали все
Ваши устремления. Не слушайтесь тех, кто кощунствует, кто хочет возвеличить
ее ложью и несправедливостью. Это мы — истинные ее защитники».11
И Золя, и Ростан были защитниками национальной чести. Правда, публикуя
«Орленка», Ростан поставил эпиграфом четверостишие, которым отмахивался от
политических партий, присваивавших себе его произведения:
Grand Dieu, ce n'est pas une cause
Que j'attaque ou que je défends,
Et ceci n'est pas autre chose
Que l'histoire d'un pauvre enfant.
(«Господи, я ни на что не нападаю и ничего не защищаю, и это лишь история бедного
ребенка».)
Но роль этого мальчика исполняла актриса, которую звали Сара, — ее
сочувствие Дрейфусу и дрейфусарам, ее отвращение к антисемитам типа Эдуарда
Дрюмона или Леона Доде было известно. 15 ноября 1897 г. Сара Бернар пришла
к Золя с намерением убедить его в том, что совершена судебная несправедливость
и что необходимо вступить в бой с черными силами. Десять дней спустя,
25 ноября, Золя написал: «Истина шествует, и ничто не остановит ее...», а
13 января 1898 г. после ареста Пикара опубликовал уже упоминавшееся письмо
к президенту «Я обвиняю». «Сразу же после появления этого письма толпа
враждебных писателю демонстрантов окружила его дом. Открывается окно. В
окне появляется Сара Бернар. Ее обаяние так велико, что демонстранты
замолкают и расходятся. Сара Бернар вела нешуточную игру. Не только печать
нападает на нее, но — что для нее гораздо важнее! — ее любимый сын,
элегантный Морис, член Патриотической лиги, поссорился с ней. Они целый год
не разговаривали друг с другом».12 Гастрольные поездки театра Сары Бернар по
Бельгии, Англии, Америке в 1901 г. были торжеством не только поэзии и
сценического искусства Франции, но и социальной справедливости, а значит, как
писали в те дни дрейфусары, национального достоинства страны.
Для русской литературы «Орленок» оказался особенно важен — пьеса про-
извела неизгладимое впечатление на юную Марину Цветаеву. Цветаева перевела
10 Цит. по: R'iperi Е. Edmond Rostand, sa vie et son œuvre. Paris, 1968. P. 118.
11 Золя Э. Собр. соч.: В 26 т. М., 1967. Т. 26. С. 627 (письмо от 6 июля 1899 г.).
12 Негтапп С. Sarah Bemhardt sans son mythe // Mémoires de Sarah Bernhardt: Ma double vie.
Paris, 1980. P. 10—11.
21 Э Po

322 Приложения
ее (к сожалению, перевод утрачен). Жорж Нива пишет: «Мы все знаем о
страстной любви Марины Цветаевой к „Орленку" — Орленку Ростана, истори-
ческому Орленку, монарху без царства, мечтательному и несчастному принцу,
умершему молодым от чахотки вскоре после отца во дворце Шенбрунн. Эта
любовь к „Орленку" связана с поездкой в Париж в 1909 году, с Сарой Бернар
в роли Орленка, со всеми книгами о Наполеоне, которые читала юная Марина.
Ее первой литературной попыткой был перевод пьесы Ростана».13 Среди стихов
1909 г., написанных в Париже, выделяется цикл, посвященный Орленку. Сти-
хотворение «В Париже» — об одиночестве тоскующей в чужом городе девушки,
которой там близки только ростановские образы:
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.
Там чей-то взор, печально-братский,
Там нежный профиль на стене.
Rostand и мученик Рейхштадтский
И Сара — все придут во сне!..
Для Марины Цветаевой Ростан, его герои, те, кто его окружают, — самые
любимые люди: «чей-то ласковый портрет», «мученик Рейхштадтский» и Сара
Бернар поставлены рядом. Стихотворение «В Шенбрунне» — поэтическое сгу-
щение эпизодов из ростановской драмы и в то же время их совмещение с любимым
Цветаевой стихотворением Гете «Erlkonig» («Лесной царь»); отец-всадник
наклоняется к больному сыну и, отвечая на его вопросы, рассказывает о том, что
происходит вокруг:
Как широк отцовский плащ!
Конь летит, огнем объятый.
«Что рокочет там, меж чащ?
Море, что ли?» — «Сын, солдаты!»
— «О отец! Как ты горишь!
Погляди, а там, направо, —
Это рай?» — «Мой сын — Париж!»
— «А над ним склонилась?» — «Слава».
В ярком блеске Тюилери,
Развеваются знамена.
— «Ты страдал! — Теперь цари!
Здравствуй, сын Наполеона!»
15 Nivat С. Le mythe de l'Aiglon (A propos des archives genevoises concernant Marina Tsvétaéva) //
Marina Tsvétaéva: Actes du Premier colloque international (Lausanne, 30.06—3.07 1982) / Publiés
sous la direction de Robin Kemball en collaboration avec Efim Etkind et Leonid Heller. Berne, 1991,
p. 397—404.

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 323
Диалог отца и сына — Наполеона и больного Франсуа — перерастает в другой:
аллегорическая Слава приветствует нового императора. Цветаева в лирическом
стихотворении трансформирует драму Ростана поэтической мечтой, сочиняя
другой, свой вариант.
Третье стихотворение цикла озаглавлено «Камерата»; оно пересказывает
эпизод из ростановской драмы. Графиня Камерата, дочь сестры Наполеона
Элизы, двоюродная сестра герцога Рейхштадтского, в пьесе Ростана помогает
Орленку бежать из Вены, переодевшись в его мундир, — по Ростану они похожи
как близнецы. Цветаева воспевает подвиг жертвующей собой во имя принца
Камераты — Ростан видит в нем проявление героической любви:
Его любя сильней, чем брата,
Любя в нем род, и трон, и кровь, —
О, дочь Элизы, Камерата,
Ты знала, как горит любовь.
Ты вдруг, не венчана обрядом,
Без пенья хора, мирт и лент,
Рука с рукой вошла с ним рядом
В прекраснейшую из легенд.
Последнее стихотворение цикла называется «Расставание»; в нем мелькают
строки и эпизоды из Ростана, но главное здесь — нежность и слова восхищения,
обращенные к принцу:
Мой принц, мой мальчик, мой герой
< ;>
Ты был мой бред светло-немудрый,
Ты сон, каких не будет вновь...
Прощай, мой герцог светлокудрый,
Моя великая любовь!
Несмотря на это, казалось бы окончательное, прощание (вероятно, в связи с
завершением перевода), Цветаева вернется к принцу в следующем сборнике, в
стихотворении «Герцог Рейхштадтский», где одна из строф перепевает важнейший
эпизод ростановской драмы:
Пусть пламенем пестрым кипит маскарад,
Пусть шутит с ним дед благосклонный,
Пусть кружатся пары — на Сене парад,
Парад у Вандомской колонны!
Чем Орленок так зачаровал Цветаеву, что она даже готова была кощунственно
отождествлять его с Христом («Твоей Голгофой был Шенбрунн»), купившим
«бессмертье днем Голгофы»? Принц был для нее воплощением высоких порывов
духа («Вздымались до звезд Его молодые порывы!»), трагического несоответ-
ствия реальных физических и моральных сил больного юноши титаническим
порывам, унаследованным от Наполеона, и предначертанной неотвратимой судьбе:
Прощай, тоской сраженный воин,
Орленок раненый, прощай!

324 Приложения
Интересно, что своему первому сборнику «Волшебный фонарь» Цветаева
предпослала два эпиграфа:
«L'imagination gouverne le monde» («Воображение правит миром»). Это —
слова Наполеона. Отца.
«Et j'ignore absolument ce que je saurais être dans l'action» («И я совершенно
не знаю, чем бы я мог быть — в действии»). Это — слова герцога Рейхштадт-
ского. Сына.
Сестра Марины Цветаевой, приводя эти эпиграфы, замечает: «Кого из них
она любила сильнее — властного отца, победителя стольких стран, или угасшего
в юности его сына, мечтателя, узника Австрии? Любовь к ним Марины была
раной, из которой сочилась кровь».14
Напоминая о том, что Марина Цветаева называла своего сына Орленком,
«Наполеонидом», «римским королем», Жорж Нива высказывает предположение:
Цветаева помнила об Орленке, когда в середине 1930-х гг. писала поэму о
царской семье: «Дети, убитые в Екатеринбурге, объединялись воображением
Цветаевой (...) со страдающим принцем в Шенбрунне».15
* *
*
Вернемся к «Сирано де Бержераку». Героическая комедия Ростана стала
одной из самых играемых пьес французского театра — едва ли не каждый актер
мечтал о роли Сирано, как мечтают о роли Гамлета. Ростан ухитрился соединить
в ней самые разные начала — патетическое и смешное, сентиментальное и
героическое, искрометно-остроумное и медлительно-раздумчивое, романтически-
декоративное и исторически-достоверное. Остановимся на этой последней дихо-
томии. Романтическое начало в пьесе очевидно: гвардейцы и мушкетеры родст-
венны героям Александра Дюма; Сирано — бретер и дуэлянт — близок
Д'Артаньяну, его подвиги легендарны, его любовные монологи похожи на стихи
Аамартина. В то же время у пьесы Ростана есть и другое измерение. Роксане
нравится Кристиан — он красив и храбр; но она требует от него не искренности
или преданности, а красноречивых излияний. Когда ей кажется, что он косно-
язычен, она готова отвергнуть его — на что ей возлюбленный, не умеющий
эффектно говорить о своих чувствах? Сирано де Бержерак понимает эти ее
требования и готов их выполнить — для этого он импровизирует длинные
любовные перифразы, долженствующие покорить сердце капризной красавицы.
В более позднюю эпоху Роксана была бы невозможна; женщина XIX в. жаждет
истинной любви, а не красноречия, она способна понять, что любовь нема.
Роксана — дочь классического XVII столетия, когда во Франции процветала
особая культура — прециозность, близкая барокко. Видимо, она воспитана в
кругах Отеля Рамбуйе, в котором инсценировались галантные романы, создавался
жеманный жаргон, устраивались поэтические турниры — их участники соревно-
вались в искусстве перифразы. Любовные монологи Сирано, обращенные к
Роксане от имени Кристиана, больше похожи на развернутые мадригалы,
мастером которых был Венсан Вуатюр, нежели на грубовато-саркастические стихи
14 Цветаева А. Воспоминания. М., 1971. С. 300.
15 Nivat С. Op. cit. P. 404.

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан, поэт театральных эффектов 325
самого Сирано. Прециозные драматурги, вроде Жоржа Скюдери или Жака Ротру,
были предметом пародий и едких насмешек со стороны «либертенов», — Сирано
де Бержерак, автор комедии «Одураченный педант», был близок к последним.
У Ростана он приспосабливается к вкусам прециозницы Роксаны, требующей
риторической витиеватости. Понимая свою неспособность удовлетворить худо-
жественный вкус любимой женщины, Кристиан с горечью говорит Сирано:
Разочарую я Роксану — ведь она
Такая умница...
Сирано берется стать голосом Кристиана, его талантом:
...Я речь свою вложу тебе в уста!
Вдвоем мы справимся: я — ум, ты — красота.
< )
Составится из нас такой герой романа,
Что перед ним — поверь! — не устоит Роксана.16
Письма, которые ей вручает Кристиан от собственного имени, выдержаны в
духе вуатюровских мадригалов:
...«Любя,
Я сердце потерял, зато обрел себя!»
< >
...«Всем сердцем верю,
Что в вашем сердце я найду мою потерю!»
< >
«Душа вдали от вас томится, как в тюрьме.
Жаль, поцелуев мне не уместить в письме:
Устами алыми прочли б его тогда вы!» 17
Роксана в восторге — Сирано нашел ключ к ее прециозному вкусу. В самом
деле, он умеет писать для Роксаны, но умеет и совсем иначе: «Баллада дуэли»
выдержана в тоне игриво-мужественном; ее автор — опытный дуэлянт:
Удар, достойный знатока!
Парирую! 18
Монолог «Спасибо, не хочу» — произведение поэта-сатирика, профессио-
нального политического оратора:
...И после стольких мук
Дивить известностью широкой узкий круг
И, мелко плавая под парусами лести,
Среди ханжей прослыть судьей в вопросах чести?
Спасибо, не хочу. И за свой счет потом
У славного Серей издать шедевров том,
16 Перевод Е. В. Баевской.
17 Перевод Е. В. Баевской.
18 Перевод Е. В. Баевской.

326 Приложения
Которые снискать признание могли бы
В судилищах глупцов, по кабачкам? Спасибо...19
Здесь появляется тот исторический Сирано, которого мы знаем не по
мадригалам. Другой, совсем другой поэт предстает перед нами в монологе о
носе — яркий комедиограф мольеровской школы. Наконец, есть еще Сирано-со-
беседник — бесхитростный, несчастливый или, в иных случаях, резкий и прямой,
ядовито-беспощадный. Многообразие стилей, свойственное ростановскому Сира-
но де Бержераку, — одна из причин его театральной привлекательности и
долголетия. Есть, однако, еще одна причина — она названа последней, что не
означает ее второстепенности: Сирано — одно из лучших в драматургии и, шире,
в литературе воплощений французского национального характера, такого, каким
он сложился, начиная с раннего средневековья: артистизм, свободолюбие, быст-
рота реакции, безудержная веселость и одновременно склонность к меланхолии и
сентиментальным депрессиям, страстность, легкость, хвастливость, театральность
любого жеста. Все эти черты полнее всего выражены в гасконцах — недаром во
французском языке слово «gascon» значит не только «гасконец», но и «фанфа-
рон», «хитрец», «шутник», «насмешник», «бахвал». «Сирано де Бержерак» —
гасконекая поэма; недаром такой популярностью пользуется сочиненная тем же
ростановским Сирано песня гасконцев:
Это славные дети Гаскони
И Карбона Кастель-Жалу.
Кто в геральдике всех изощренней?
Это славные дети Гаскони!
Кто идет, о победах трезвоня,
На врагов изрыгая хулу?
Это славные дети Гаскони
И Карбона Кастель-Жалу! 20
После «Сирано де Бержерака» на долю Ростана выпали бесчисленные
почести; назовем одну: к новому, 1898 г. он был возведен в кавалеры ордена
Почетного легиона; слава его, сначала национальная, вскоре стала международной,
«Сирано» перевели на многие языки, играли повсюду в Европе и Америке.
Несколько экранизаций «Сирано» имели большой успех, в частности последняя,
с Жераром Депардье в заглавной роли. В 1901 г. Ростан был избран членом
Французской академии; избрание его оказалось затрудненным из-за молодости
кандидата — ему было всего 33 года (Гюго стал академиком в 39 лет, Ламар-
тин — в 40, Виньи — в 49). Но в Ростане уже видели национального поэта.
Последняя его пьеса озаглавлена «Шантеклер» — над ней он работал около
десяти лет. Пьеса эта родилась под влиянием старофранцузского «Романа о Лисе»
и гетевской обработки того же сюжета в поэме «Рейнеке-Лис». Петух Шантеклер
верит в то, что он своим пением побуждает солнце подниматься в небе.
Убедившись однажды в своем заблуждении, утратив одушевлявшую его иллюзию,
он остается верен своему назначению, которое теперь видит в том, чтобы извещать
19 Перевод Е. В. Баевской.
20 Перевод Е. В. Баевской.

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан, поэт театральных эфаЪектов 327
мир о восходах солнца. Шантеклер одинок и несчастен, — таков поэт, окружен-
ный интриганами и завистниками, но призванный, несмотря ни на какие бедствия,
верить в свою миссию. Критика единодушно отмечала лирическую силу произве-
дения, однако оказалось, что его почти невозможно поставить на сцене: «Шан-
теклер» — аллегорическая поэма, продолжающая народные традиции средневе-
ковья. В целом пьеса не удалась — сравнить «Шантеклера» с «Сирано» и
«Орленком» нельзя. Поставленный в 1910 г. спектакль подвергся наладкам
прежде всего крайне правых газет: националистическая пресса не могла простить
Ростану его участия в защите Дрейфуса. Один из вдохновителей этой прессы,
Леон Доде, твердил, что Ростан подкуплен евреями и что он издевался над
патриотическими чувствами французов; о том же писали шовинистические
«L'Eclair», «La Libre Parole», «L'Intransigeant», «Paris Journal» и другие газеты.
Тем не менее пьеса выдержала в театре «Порт- Сен -Мартен» триста представ-
лений, а в провинциальных — семьсот.
В оставшиеся восемь лет жизни больной Ростан писал лирические стихи,
работал над переводом «Фауста» Гете (оставшимся неоконченным) и над драмой
«Последняя ночь Дон-Жуана» (опубликованной посмертно). Война 1914—1918
гг. возродила в нем угасшую было активность — он ездил на фронт, выступал
перед ранеными в госпиталях, говорил солдатам о былом величии Франции. К
его голосу прислушивались, ему верили, когда он предрекал победу; ведь он был
автором «Сирано» и «Орленка» — поэм, воспевших гений Франции. Ростан с
торжеством отметил день 11 ноября 1918 г. — конец войны, поражение Германии,
победу Антанты. Через три недели он умер — 2 декабря, в годовщину наполео-
новской победы под Аустерлицем. Ему было пятьдесят лет.
Этот очерк озаглавлен «Эдмон Ростан, поэт театральных эффектов». Могут
спросить: почему «поэт», а не, скажем, «мастер»? Ведь эффект — поверхностный
прием, обеспечивающий дешевый успех, и создание его — дело скорее ремеслен-
ника, чем истинного художника. Это верно. Однако история литературы свиде-
тельствует о том, что всякий низкий жанр может быть поднят до уровня искусства.
Из альбомных стишков выросло стихотворение Пушкина «Я вас любил...». Из
кабацко-цыганских романсов — лирика Блока. Из вульгарных романов с захва-
тывающим сюжетом — романы Достоевского. Опоязовцы немало сделали, чтобы
обнаружить законы обновления литературы за счет низких, порой внелитератур-
ных рядов; в этой области велики заслуги В. В. Шкловского, Б. М. Эйхенба-
ума, в особенности Ю. Н. Тынянова. О движении словесных жанров «снизу
вверх» Тынянов писал: «Именно из дилетантизма, из атмосферы „стихотворных
записок на полях книг" выходит новое явление — Тютчев, своими интимными
интонациями преобразующий поэтический язык и жанры. (...) эволюционное
значение таких явлений, как „дилетантизм", „эпигонство" и т. д., от эпохи к
эпохе разное, и высокомерное, оценочное отношение к этим явлениям —
наследство старой истории литературы».21
21 Тынянов Ю. Н. О литературной эволюции // Тынянов Ю. Н. Поэтика; История
литературы; Кино. М., 1977. С. 271—272.

328 Приложения
С этой точки зрения драматургия Ростана понятна: явление театрального
эффекта, привычно относимое к литературному «китчу», в обоих его шедеврах
оказалось поднято до уровня высокой художественности. В драму проник
конструктивный принцип эпиграммы — каждый эпизод завершается пуантой;
поэтому эпизод стал в то же время драматургическим аналогом новеллы. От
рассказа новелла отличается тем, что для нее важен не столько характер героя,
сколько именно пуанта — неожиданный поворот в концовке. Таковы некоторые
произведения ростановского современника Мопассана. Эпизоды, составляющие
«Сирано» и, в еще большей степени, «Орленка», подчинены такому эпиграммно-
новеллистическому принципу.
Еще один характерный для Ростана прием восходит к дешевым жанрам,
рассчитанным на широкую читательскую публику; это явление, которое можно
назвать «детективным синтаксисом» (оно свойственно, например, Эжену Сю —
«Парижские тайны»). Речь идет о длинных, развернутых периодах, остающихся
загадочными до самого конца — и потому интригующих читателя (зрителя). Один
только пример — его также необходимо привести в оригинале. Эпизод этот —
из акта III «Орленка»: Фламбо, играющий роль лакея-осведомителя полиции при
герцоге Рейхштадтском, дежурит ночью у двери принца. После ухода министра
полиции Седлинского Фламбо сбрасывает с себя одежду лакея («разлакеивается»,
как он говорит), остается в униформе наполеоновского гренадера, надевает
медвежью шапку и делает ружьем на караул, произнося:
Et c'est ainsi
Que soudain redressé, délarbiné, minci,
Enfermé jusqu'à l'aube, impossible à surprendre,
Fronçant sous son bonnet son gros sourcil de cendre,
Se tenant dans un vieil uniforme bien droit,
— L'arme au bras, et la main contre le téton droit,
Dans la position fixe et réglementaire, —
Gardant le fils ainsi qu'il a gardé le père,
— C'est ainsi que debout, chaque nuit, sur ton seuil
Se donnant à lui-même un mot d'ordre d'orgueil,
Fier de faire une chose énorme et goguenarde,
Un grenadier français monte, à Schoenbrunn, la garde!
(«И вот так, Вдруг распрямившись, разлакеившись, похудев, Запертый до рассвета, уверенный,
что никто не застигнет врасплох, Нахмурив под меховой шапкой густую пепельную бровь, Храня
неподвижность, в старом мундире, — С ружьем на караул, прижимая правую руку к правой стороне
груди, В позиции, строго предписанной уставом, Охраняя сына, как прежде охранял отца, — Вот
так, дежуря каждую ночь у твоего порога, Подчиняясь собственной команде, данной себе только из
чувства чести, Гордясь своим мужеством и своей издевкой, Французский гренадер стоит на часах
в Шенбрунне».)
Подлежащее «гренадер» и сказуемое «стоит на часах» возникают в самом
конце длинного монолога, сообщая ему ожидаемый зрителем смысл. Такие
синтаксические конструкции, характерные для ростановского стиля, относятся к
разряду театральных эффектов; их концовки — тоже эпиграмматические пуанты.
Ростан не напрасно в течение полутора предвоенных десятилетий считался
национальным поэтом и драматургом. Он сумел талантливо сказать то, что

Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростам, поэт театральных эффектов 329
волновало Францию; сумел быть художником-патриотом вопреки опозорившему
его страну шовинизму. Время отодвинуло в тень его когда-то импозантную фигуру
кумира французских театралов, но не погасило блеска обоих его вершинных
произведений: трагедии «Орленок» и «героической комедии» «Сирано де Бер-
жерак».

П. Р. Заборов
«СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК» В РОССИИ
(1898—1917)
Первые свидетельства интереса к «Сирано де Бержераку» в русской печати
начали появляться уже вскоре после его парижской премьеры. 17 января 1898 г.
на страницах журнала «Всемирная иллюстрация» увидела свет заключительная
сцена пьесы в стихотворном переводе А. Линдегрен,1 а еще две недели спустя
там же Пл. Краснов, писатель-беллетрист, критик и переводчик, охарактеризовал
пьесу как «изящную, поэтичную, полную мысли и чувства вещь», отметив обилие
в ней «отличных стихов и красивых картин».2
Немного позднее о необычайном успехе «Сирано» у парижан сообщил журнал
«Новь». «В качестве героя комедии Сирано де Бержерак имеет теперь (...)
больше успеха, чем при жизни как солдат и драматург, — писал автор статьи Б.
Бурдес. — Достаточно сказать, что вот уже месяц, как полторы тысячи парижан
меняют свой обеденный час, лишь бы попасть на первый акт пьесы, даваемой на
подмостках театра Сен-Мартен, — успех действительно колоссальный. Этим
драматург-романтик семнадцатого века обязан поэту-романтику конца XIX
столетия, не побоявшемуся воскресить эпоху сильных героических страстей и
чувств в современной Франции, где силу заменила нервность, а философский
скептицизм вытеснил убеждения и жизненные принципы». Правда, «эффектный
финал» драмы казался ему «фальшивым», но «этот недостаток» в его понимании
вполне искупался «множеством художественных красот, которыми блестит все
новое произведение Ростана».3
Сходный упрек содержался в статье 3. Венгеровой в февральском выпуске
«Вестника Европы». Признавая, что предпоследняя сцена, в которой обнаружи-
вается «геройство скрытой любви Сирано», необходима для «эффектного финала»,
она полагала, что «художественность драмы выиграла бы, если бы Сирано остался
героем до конца и не уничтожил дела целой жизни — торжество воли и ума —
странной в нем непоследовательностью и слабостью». «Пьеса Ростана, —
1 Всемирная иллюстрация. 1898. 17 янв. № 4. С. 80—81.
2 Там же. 31 янв. № 6. С. 124.
3 Новь. 1898. 15 февр. № 4. С. 77—79. Статья снабжена иллюстрациями, относящимися к
французской постановке пьесы.

/7. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898—1917) 331
утверждала она, — написана в романтической манере; в ней чувствуется сильное
влияние Гюго, искание антитез и эффектов. Внешний романтизм конца — тоже
в духе драм романтической поры. А между тем без этого фальшивого конца пьеса
сильно поднялась бы в идейном отношении как отражение коренного противоречия
стихийности и воли и как освещение национального французского характера, в
котором слово ищет победы над голосом души — и находит ее». Однако
Венгерова отнюдь не преуменьшала общественного значения пьесы: в «теперешней
Франции» эта попытка «воскресить самую трезвую пору французской жизни —
начатки классической эпохи, середину XVII века» казалась ей своевременной и
благотворной; заслугу Ростана она видела в сближении двух различных эпох,
между которыми «связующим звеном» служил «головной, рассудочный характер
всей жизни», и в противопоставлении этой «головной культуре» — романтизма.
«В трагедии жизни Сирано, — писала она, — скрытой за его внешней удачей,
Ростан воплощает романтизм, разделяющий две культурные эпохи Франции —
классическую пору от пессимистической и — лишь отчасти — мистической со-
временности. И в этом противопоставлении романтизма и головной культуры
рисуется не только смена литературных эпох, но контраст национальных черт —
с одной стороны, трезвости и рассудочности, а с другой — стихийности, разру-
шающей силу культуры и традиции».4
Тогда же «Вестник иностранной литературы» познакомил читателей с сужде-
ниями о пьесе французских критиков (Э. Фаге, Г. Дешана, Ж. дю Тийе),
рассказал о своеобразной личности исторического Сирано, из которого Ростан
сделал «одну из великолепных поэтических фигур», и подробно изложил содер-
жание пьесы, встреченной с таким энтузиазмом ввиду ее «выдающихся досто-
инств» и вследствие того обстоятельства, что «впервые после длинного проме-
жутка времени публика наслаждалась прекрасной драмой в чудных стихах».5
Еще один отзыв о «Сирано», возникший под впечатлением от знакомства с
пьесой Ростана в оригинале, принадлежал перу Ч. Э. Тернера, лектора англий-
ского языка в Петербургском университете и плодовитого литератора. У него
пьеса не вызвала никаких возражений. Допуская, что она «имеет свои недостат-
ки», Тернер был тем не менее уверен, что не найдется таких людей, «которые не
поддались бы обаянию ослепительного блеска комедии Ростана». «С начала
первой сцены и до последней строчки пятого акта, — писал он, — интерес не
ослабевает. Нужно долго рыться в театральных архивах, чтобы найти пьесу, в
которой героический элемент был бы так счастливо соединен с комическим и так
ловко затрагивались бы все струны человеческого сердца (...)- Разнообразие
характеров пьесы, чрезвычайное множество эпизодов, бесконечные перемены
стиля, быстрые смены чувствительного и веселого — просто изумительны. Это
по самому своему существу — пьеса для театра; со вниманием и увлечением мы
следим в ней за быстрым ходом событий, которые приводят нас к ее печальной
и трогательной развязке. Каждая сцена представляет естественное следствие
предыдущего; все идет со стройной правильностью; завязка развертывается перед
нами с такой легкостью, что мы почти не замечаем мастерского умения вставлять
* Вестн. Европы. 1898. Февр. С. 869—872.
5 Вестн. иностр. лит. 1898. Февр. С. 324—329.

332 Приложения
каждую мелкую подробность как раз в свое место». «Главными качествами» пьесы
критик считал «жизненность и правдивость», а они, с его точки зрения, в свою
очередь делали ее «одним из лучших козырей французского театра».6
К этому времени Эдмон Ростан был уже довольно хорошо у нас известен.
Первооткрывателями его явились Т. Л. 1_Цепкина-Куперник и Л. Б. Яворская.
Начинающая писательница и молодая актриса познакомились с ним в Париже в
середине 1894 г., а затем Яворская, по признанию самой Щепкиной-Куперник,
«заставила» ее перевести на русский язык комедию «Les Romanesques», поста-
новка которой в мае 1894 г. на сцене «Комеди Франсез» положила начало
многолетним театральным триумфам драматурга.7 Непосредственной целью ак-
трисы было сыграть в этой комедии, и своей цели она достигла: 20 декабря
1894 г. московский Театр Ш. А. Корша поставил пьесу с Яворской в роли
Сильветты.8
В переводе Щепкиной-Куперник пьеса получила название «Романтики». Это
было не совсем точно: «les romanesques» — скорее «фантазеры», даже «чудаки»;
впрочем, в русском обиходе тех лет слова эти являлись почти синонимами. К
точности переводчица не стремилась и в остальном. Текст Ростана она превос-
ходно поняла и прочувствовала, но отнюдь не считала себя этим текстом связанной
и свободно «вышивала по канве», домысливая его, расцвечивая, распространяя и
сокращая, — с тем чтобы приблизить французскую пьесу к русскому зрителю.
Особенно много изменений внесла она в метрику: сплошной (за редкими
исключениями) александрийский стих превратился у нее в вольный ямб — от
шестистопного до двустопного, с весьма разнообразной рифмовкой. Несколько
меньше эта трансформация коснулась «вставных» стихотворений, лаконизм и
изящество которых в достаточной степени отвечали поэтическим вкусам перевод-
чицы и той непринужденной манере, в какой она «пересказала» пьесу Ростана
на русском языке, хотя и в этих случаях она сохраняла лишь контуры и общее
настроение оригинала.
По мнению В. Преображенского, рецензента журнала «Артист», премьера
«Романтиков» явилась «самым интересным спектаклем в декабре месяце».
«Комедия Ростана, — пояснял он свою мысль, — очень оригинальная, изящная
и поэтичная вещь, совсем не похожая на обычные произведения современной
драматической музы. Она целиком и сразу переносит зрителя из текущей
действительности в тот отдаленный, наивный и грациозный мир, внешнее
отражение которого сохранилось для нас в картинах Ватто. Ими, очевидно,
навеяна и вся пьеса». Критик находил в пьесе немало разного рода недостатков;
но особенно, полагал он, повредило ей «стремление Ростана морализировать»,
«да и сама мораль пьесы, — не без раздражения замечал он далее, — чересчур
уж в духе современной французской буржуазии». И все же, несмотря на
«немножко узкую мораль» и «некоторую искусственность фабулы», пьеса его
восхищала; он не сомневался в том, что «зритель все время с живым вниманием
6 Новый журн. иностр. лит., нова и науки. 1898. Февр. С. 344—348.
7 См.: Щепки ia-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. М.; Л., 1948. С. 96—105, а также:
Первые литературные шаги: Автобиографии современных русских писателей/Собрал Ф. Ф. Фид-
лер М., 1911. С. 72.
8 См.: Щепкина-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. С. 107.

/7. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898—1917) 333
следит за историей Персинэ и Сильветты, искренно благодарен и автору, и
переводчице, и дирекции театра, давшим ему возможность пробыть несколько
часов в мире юношеских поэтических грез, молодого и свежего чувства, грациоз-
ной и легкой шутки, светлого смеха и гармонических созвучий», и готов был даже
простить актерам «и недочеты, и шероховатости исполнения». Единственной
актерской удачей спектакля он считал, хотя и не безоговорочно, игру Яворской,
находя, что «роли ingénue без сильного драматического оттенка, но не вполне
комического характера, и есть настоящее амплуа артистки». Как ему казалось,
«она вернее всех других исполнителей уловила тот легкий, напоминающий слабый
порыв ветерка, тон, который отвечает ритму и словам стихов»,9
Между тем анонимный рецензент, выступивший на страницах «Театрала»,
холодно отозвался и о Яворской, заметив, что «эта бесспорно талантливая
артистка исполнением этой роли ничего не прибавила к своей славе, скорее
наоборот», и что «такие роли не в средствах артистки». Пьеса же очаровала его
не меньше, чем предшественника, особенно в сравнении с теми «бездарными
фарсами доморощенного изделия», которые в основном составляли репертуар
Театра Ф. А. Корша. Однако при всех достоинствах этой «изящной пьески»
автор рецензии «главным образом и прежде всего» связывал ее успех с
«блестящим, превосходным переводом Т. Л. ЬЦепкиной-Куперник». «Ее
стихи, — констатировал он, — так поэтичны, колоритны, сильны, легки и в то
же время просты, что даже публика театра г. Корша с первого же акта как-то
переродилась и ожила. Дружные вызовы переводчицы были вполне ею заслуже-
ны».10
Удивительно, что в том же духе отзывался о «Романтиках» и такой
взыскательный зритель, как А. П. Чехов, сообщивший 25 декабря 1894 г. в
письме к сестре (через нее и Л. С. Мизинову он познакомился с Щепкиной-
Куперник), что пьеса оказалась «очень хорошей», а ее перевод — «изящным».11
Позднее на «Романтиков» и исполнительницу главной женской роли в спектакле
Чехов обратил внимание А. С. Суворина, издателя и «полновластного распоря-
дителя» (по выражению Щепкиной-Куперник) петербургского Театра Литера-
турно-артистического кружка (иначе — Суворинского, или Малого),12 и тот не
пренебрег этим советом: со следующего сезона Яворская перешла к нему в театр,
и там в ее бенефис была поставлена новая пьеса Ростана «La Princesse Lointaine»,
парижская премьера которой состоялась 5 апреля 1895 г. на сцене театра
«Ренессанс».
Перевод и на сей раз осуществила Щепкина-Куперник. Подобно «Романти-
кам», «Принцесса Греза» (так было ею передано ростановское заглавие)
представляла собой вольную интерпретацию французской пьесы, но теперь
писательница еще решительнее пошла по пути «пересоздания» оригинала. Это
проявилось во многих случаях, но более всего — в переложении «стансов»
Бертрана (акт I) и особенно «стансов» Рюделя, которые произносятся дважды:
9 Артист. 1895 Янв. № 45. С. 207—211.
10 Театрал. 1895. Янв. № 3. С. 79—81 (то же самое утверждала Щепкина-Куперник; см.:
Театр в моей жизни. С. 107).
« Чехов А. /7. Поли. собр. соч. и писем. Письма. М., 1977. Т. 5. С. 349.
12 Там же. М., 1978. Т. 6. С. 44 (письмо от 30 марта 1895 г.).

334 Приложения
в акте I им самим, под аккомпанемент арфы, а в акте II — Бертраном и
Мелиссандой.
«Стансы» Рюделя, начинавшиеся словами «Любовь — это сон упоитель-
ный...», да и вся пьеса в целом произвели на петербургскую публику сильное
впечатление. «„Принцесса Греза" Эдмонда Ростана оказалась поэтической
вещью, которая увлекла публику с первого же акта и вызвала шумные аплодис-
менты. Спектакль вообще вышел выдающимся во всех отношениях: и по прелести
пьесы, и по роскоши постановки, и по одушевленной игре всех артистов.
Бенефициантку, артистов и переводчицу пьесы вызывали много раз после каждого
акта; бенефициантке поднесли несколько корзин цветов и ценные подарки», —
кратко сообщалось читателям «Нового времени» 5 января 1896 г.,13 а на другой
день им был уже предложен подробный разбор произведения и постановки.
«Пьеса написана в подлиннике превосходными стихами, блещущим и оригиналь-
ным поэтическим стилем, немножко, быть может, изысканным, как все стихи
представителей конца века, даже самых талантливых, — отмечалось, между
прочим, в этом разборе. — Общий строй пьесы выдержан в тоне нового
романтизма, который так неожиданно сменил во французской литературе утри-
рованный реализм и так неотразимо увлекает теперь юное поколение (...). Драма,
видимо, захватила публику с первого же действия; публика поддалась и роман-
тическому настроению пьесы, и ее оригинальному сказочно-поэтическому сюжету,
и ярким, изящным сценам, порою проникнутым истинным драматизмом, и
красивым стихам».14
Рецензент «Всемирной иллюстрации» не находил в спектакле никаких недо-
статков: он хвалил «большой ансамбль» (т. е. слаженность) исполнения, декора-
ции и костюмы, а также «поэтический перевод» Щепкиной-Куперник; но
«главную причину успеха», который «даже (...) можно назвать огромным», он
видел в «общей приподнятости тона» самой пьесы (в другом месте он говорил о
«лирическом мистицизме, которым она проникнута от начала до конца»).15
Однако нередко звучали и иные голоса. Так, с сочувствием характеризуя
Ростана как «молодого и выдающегося поэта новейшей французской школы» и
находя, что «пьеса эта представляет собою немалый интерес, так как преследует
цели, не знакомые нашему драматическому творчеству, и указывает на новые
источники для вдохновения», театральный критик и драматург Ю. Беляев весьма
иронически излагал ее сюжет: «любовный эпизод» Мелиссанды и Бертрана,
например, казался ему чрезмерно растянутым, если не лишним, да и сама эта
«чистая девственница» напоминала ему «какую-то кокетливую полухищную-полу-
мистическую героиню романов Марселя Прево, demi-vierge, с самым неожидан-
ным для нее концом романа».16 Но с особой резкостью отозвался о пьесе и
спектакле идеолог и фактический руководитель «Северного вестника» А. Волын-
ский. «Эта пьеса сочинена для толпы, которая любит поэзию. Не заключая в
себе ни единого живого слова, плоская и глупая по содержанию, она тем не менее
13 Новое время. 1896. 5 (17) янв. № 7131.
И Там же. 6 (18) янв. № 7132.
15 Всемирная иллюстрация. 1896. 27 янв № 1409. С. 124—125.
16 Север. 1896. 21 апр. № 16. С. 581—590.

П. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898—1917) 335
способна действовать на нервы людей, склонных к сентиментальным впечатлени-
ям. Если поставить ее на сцене с разными картинными декорациями и главную
роль отдать актрисе, умеющей выкрикивать громкие фразы, то пьеса будет иметь
оглушительный успех, потому что нет ничего приятнее и любезнее для заурядной
публики, как банальная риторика на возвышенную тему», — так начиналась его
статья, почти целиком выдержанная в подобном тоне.17
Следующая пьеса Ростана «Самаритянка» («La Samaritaine»), впервые по-
ставленная в парижском театре «Ренессанс» 14 апреля 1897 г., в России сколько-
нибудь существенного интереса не вызвала, во всяком случае если сравнивать ее
весьма скромную судьбу у нас с тем резонансом, который имели «Романтики» и
«Принцесса Греза» — ив еще большей степени «Сирано де Бержерак».
На подмостки русского театра эта «героическая комедия» поднялась с
необычайной стремительностью. Ее французское издание увидело свет между 22
и 29 января 1898 г., а на 10 (22) февраля была уже назначена премьера в Театре
Литературно-артистического кружка. Главную женскую роль в спектакле пред-
стояло сыграть опять-таки А. Б. Яворской, выбравшей ее для своего очередного
бенефиса; за перевод же, естественно, принялась Т. Л. Щепкина-Куперник.
Однако даже для столь умелого версификатора задача эта оказалась не из
легких. «На перевод пьесы, — вспоминала она, — у меня было десять дней, а в
ней пять актов в рифмованных стихах!». Опасаясь, что не сможет «выполнить
взятого на себя обязательства вовремя», переводчица вынуждена была сначала
перебраться от Яворской в гостиницу, а затем и вовсе «скрыться в Москву»,
хотя в этом заключалось изрядное неудобство: текст перевода приходилось
переправлять в Петербург по частям. Кондуктор курьерского поезда доставлял
рукопись «прямо в Суворинский театр», где ее «моментально переписывали,
раздавали переписанное актерам и репетировали по сценам». Осуществленный
всего за восемь дней, перевод потребовал от Щепкиной-Куперник огромного
напряжения сил: завершив его, она «долго не могла прийти в себя», и ей «не
хотелось и слышать о стихах».18. Но этот своеобразный подвиг был вознагражден:
перевод «Сирано» явился лучшим ее переводом из Ростана и одной из самых
больших ее удач на переводческом поприще вообще.19
Как и в предшествующих случаях, трудясь над «Сирано», Щепкина-Куперник
менее всего стремилась к точности. С французским текстом она обращалась в
высшей степени свободно, то распространяя его, то сокращая, то совершенно
преобразуя. Так, сцена 8 акта IV, насчитывающая в оригинале 63 стиха, в
переводе составляет 115; между тем в русском тексте не оказалось ряда деталей,
главным образом — имен и названий, а иногда и отдельных реплик, и целых
фрагментов; что же касается разного рода фантазий переводчицы, пусть и на
17 Сев. вестн. 1896. Дек. № 12. Отд. II. С. 53—56.
18 Щепкина-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. С. 119—123.
19 Первое русское издание пьесы: Сирано де Бержерак (поэт): Героическая комедия в 5 актах
Э. Ростана/Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник. Изд. С. Рассохина (Сцена; Вып. XXI) (ценз,
разр. — Москва, 21 марта 1898 г.); в тексте обозначены возможные сокращения при постановке.
Впоследствии перевод не раз переиздавался с исправлениями и некоторыми улучшениями (в 1909,
1914 гг. и позднее). Отдельные фрагменты вошли в составленную С. Городецким антологию
«Мировая муза» (Франция. М., 1913. Т. 1. С. 105—107).

336 Приложения
тему, заданную Ростаном, то наиболее яркий их образец — знаменитое «пред-
ставление» гасконцев графу де Гишу из акта II (отчасти повторенное в акте IV):
Дорогу — гвардейцам гасконским!
Мы дети одной стороны,
И нашим коронам баронским,
И нашим мечам мы верны!..
Дорогу, дорогу гасконцам!
Мы юга родного сыны, —
Мы все под полуденным солнцем
И с солнцем в крови рождены!..20
Неоднократно нарушала переводчица и метрический рисунок пьесы: абсолют-
ное преобладание александрийского стиха у Ростана она находила монотонным
и, наряду с шестистопным ямбом, широко пользовалась иными размерами
(пятистопный, четырехстопный, трехстопный ямб, а также дактиль и амфибра-
хий).
Тем не менее перевод Щепкиной-Куперник свидетельствовал о ее глубоком
проникновении в смысл произведения, о тонком ощущении ростановского стиля,
о ее незаурядном поэтическом мастерстве.21 В большинстве рецензий на поста-
новку «Сирано» в Суворинском театре о переводе говорилось с похвалой, хотя и
спектакль, и самая пьеса оценивались в них далеко не однозначно. Критик
«Петербургской газеты» полагал, например, что «очень хорошим Сирано был
г. Тинский и необыкновенно грациозна бенефициантка», а «обставлена пьеса
роскошно»; однако успех ее он приписывал в первую очередь «прекрасному
переводу Т. Л. Щепкиной-Куперник». Что же касается собственно пьесы, то
при всех ее «положительных достоинствах» газета не сулила ей популярности,
«просто оттого, что она слишком французская комедия, мало понятная русскому
уму, а еще меньше — сердцу». Впрочем, говорилось там далее, «все ростановские
пьесы очень изящны, и „Греза", и „Романтики", и теперь — „Сирано де
Бержерак". От них веет такой грацией, таким тонким художественным вкусом,
что каждая любовная сцена этих пьес доставляет огромное наслаждение».22
20 Ср.: Ce sont les cadets de Gascogne
De Carbon de Castel-Jaloux;
Bretteurs et menteurs sans vergogne,
Ce sont les cadets de Gascogne!
Parlant blason, lambel, bastogne.
Tous plus nobles que des filous,
Ce sont les cadets de Gascogne
De Carbon de Castel-Jaloux...
21 Почти одновременно с Щепкиной-Куперник «Сирано де Бержерака» перевел плодовитый
одесский литератор А. М. Федоров (ценз. разр. — Петербург, 30 марта 1898 г.). При отдельных
удачах, в целом этот его труд (как и более ранний перевод «Принцессы Грезы») говорил о весьма
невысокой переводческой культуре и — более того — о неважном знании им французского языка.
Типичные «признаки» его перевода — небрежная транскрипция имен и названий, пропуск трудных
мест, искажение и, в лучшем случае, приблизительная передача смысла. У этой ремесленной поделки
после появления перевода Щепкиной-Куперник не было, конечно, ни малейших шансов на успех.
22 Петербургская газ. 1898. 11 (23) февр. № 41 (автор — В. В. Протопопов).

П. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898 —1917) 337
Рецензент «Петербургского листка» утверждал, что «пьеса Ростана успеха не
имела, потому что овации поклонников бенефициантки нельзя отнести к пьесе и
даже к ее игре», которая характеризовалась как «более чем бледная» и вызыва-
ющая «одно удивление и сожаление»; комедию же он находил «бесконечно
длинной, невероятно скучной» и даже «снотворной».23 Между тем перевод
оценивался в той же газете весьма одобрительно, а отдельные «промахи»,
допущенные «симпатичной молодой поэтессой», объяснялись поспешностью, с
которой ее труд был осуществлен.24
Особый восторг перевод «Сирано» вызвал у критика «Нового времени»,
скрывавшегося под псевдонимом «Орест». Для него Щепкина-Куперник была «в
своем роде (...) стихотворный феномен»: «Маленькая, как дед ее М. С. Щепкин,
она отвечает пословице „мал золотник, да дорог". В течение 8 дней она перевела
рифмованными стихами целых пять весьма длинных актов, не пропуская ни одного
стиха, не останавливаясь ни перед одной остротой, соперничая в виртуозности с
автором (...). Рифмы у нее льются с непринужденностью изумительной, и перевод
необыкновенно близок к оригиналу, большей частью даже строка в строку. При
этом у ней яркая способность овладевать духом подлинника, олицетворять
автора, как олицетворял знаменитый дед ее лица Мольера. Притом Ростан,
очевидно, пришелся ей особенно по плечу — так, она превосходно перевела
его „Принцессу Грезу", местами даже лучше подлинника. Я это говорю весьма
твердо, ибо могу, при случае, доказать это и уверен, что г-жа Щепкина может
снискать себе весьма почтенное имя на поприще переводчика. Это талант
несомненный, и при вдумчивости и труде она передаст произведения и более
трудные, чем поэзия Ростана». Высоко оценивая пьесу, критик настаивал,
однако, на ее сокращении: он был убежден, что в таком виде «она будет и
живее, и сценичнее», а для вящей убедительности напоминал, что «в Париже
играют ее скорее и самый французский язык короче в своих словах и
произношении, чем русский». Исполнена же пьеса была, по его мнению,
«весьма удовлетворительно», и в этом он усматривал «тоже фокус, возможный
только с русскими актерами, способными, в случае надобности, до крайности
напрягать свою энергию», поскольку «пьеса была поставлена в шесть дней,
тогда как в Париже ее ставили в течение почти двух месяцев».25
Наиболее сдержанной была статья в журнале «Театр и искусство». «Ро-
стан, — писал ее анонимный автор, — несомненно, талантлив и, быть может, в
нем еще зреет немало добра. Но пока это только внешняя сила. Он красив, как
быстро бегущее облако, как мгновенная искра, как мелькающие тени волшебного
фонаря. Он умеет сказать, но ему все еще нечего сказать». В сходном тоне говорил
он и об актерах: неплохое впечатление произвел на него лишь Я. С. Тинский, о
Яворской же сообщалось, что «голос артистки на этот раз звучал особенно
хрипло», и это не лучшим образом вязалось с предшествующей фразой: «Г-жа
Яворская получила много цветов и подарков».26
23 Петербургский листок. 1898. 11 (23) февр. № 41 (без подписи).
24 Там же. 12 (24) февр. № 42 (подпись: «Н. Р-ий»).
25 Новое время. 1898. 12 (24) февр. № 7889.
26 Театр и искусство. 1898. 15 февр. № 7. С. 142—143.
22 Э. Ростан

338 Приложения
Спустя два месяца в «Книжках недели» появилась и первая итоговая статья,
в которой прослеживался и осмыслялся весь путь Ростана. Называлась статья
«Ложный идеализм», автором ее был уже упоминавшийся Пл. Краснов. «В
России Эдмон Ростан стал в последнее время наиболее популярным французским
поэтом», — констатировал Краснов, признавая, что талант Ростана находится «в
полной силе своего развития» и «каждое его новое произведение лучше предыду-
щего и имеет все больший успех». Причины этого успеха он и пытался выяснить.
В «Романтиках» он усматривал «возврат к прежнему театру, времен королевской
Франции прошлого столетия, когда театр служил лишь местом развлечения
богатой аристократии, отличавшейся утонченными вкусами». Вся «Принцесса
Греза», в его понимании, «проникнута, словно ароматом восточных духов, самым
пряным эротизмом, возведенным в идеал, чуть не в богоугодное дело, и
несомненно именно эта основная черта „Принцессы Грезы" пришлась так по
сердцу современной публике». В «Самаритянке» «поэт сочетал модную теперь
во французских светских кругах набожность с тем же эротизмом». Наконец, и
«Сирано», успех которого Краснов считал «наиболее заслуженным», был, в его
представлении, весьма далек от совершенства. «Вся комедия Ростана, — замечал
он, — построена на самых невероятных противоречиях, и если тем не менее она
имеет успех, то это надо приписать необыкновенному искусству автора, умеющему
замаскировать не только отсутствие глубоких идей, но даже и простой логики».
Краснов отказывал Ростану и в оригинальности «художественных образов»;
признавал он лишь его «редкое искусство распоряжаться эффектами и развлекать
публику», хотя некоторые из этих эффектов и переходили из пьесы в пьесу. «Что
бесспорно хорошо у Ростана — это техника его стиха; но она направлена не к
тому, чтобы давать сильные и точные описания и производить впечатление на
зрителя, а на формальную красоту. У Ростана много красивых стихов, но красота
их чисто внешняя, красота эффекта, а не настроения», — писал Краснов далее и
заключал свой очерк суровым приговором: «...Ростан — поэт светского лицеме-
рия, светской позы, светской распущенности, светской развинченности; он умеет
все эти пороки нарядить в стихи и образы, заимствованные из средневековой
романтической поэзии, еще лучше, чем светские дамы украшают их в шелк, бархат
и кружева, а потому весьма понятно, что ценою лести слабостям буржуазии Ростан
в короткое время стал популярным и любимым поэтом именно этого класса
общества».27
Статьей Краснова не завершилось, однако, обсуждение «Сирано» в русской
печати: в июне 1898 г., т. е. с большим опозданием, на выход в свет французского
издания комедии и ее постановку в театре «Порт-Сен-Мартен» откликнулся
«Русский вестник». Оказанный пьесе восторженный прием рецензент считал
вполне закономерным, объясняя его не только усталостью французской публики
от «раздирающих душу драм, психологических этюдов, проповедей феминизма,
социализма, ибсенизма и т. п., облеченных в форму сценических диалогов», но
также и «обаянием самого произведения», которое пленило его «удивительным и
единственным в своем роде сочетанием трагического элемента с комическим».
Особенно же автор статьи восхищался тем, что в пьесе Ростан выступил как
27 Книжки недели. 1898. Май. С. 163—174.

/7. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898-1917) 339
защитник «своих народных традиций» и прежде всего идеалов «рыцарской
доблести и военной чести», столь важных «в то время, когда страна собиралась
с силами для борьбы за честь своей армии» (речь шла о «деле Дрейфуса», причем
русский рецензент явно сочувствовал антидрейфусарам).28
О постановке «Сирано де Бержерака» в Театре Ф. А. Корша, а точнее
инциденте, с ней связанном, Щепкина-Куперник вспоминала с некоторой гор-
достью: обнаружив на одной из репетиций, что ее перевод, вопреки договорен-
ности, был заменен «безграмотной переделкой», она «запретила постановку
пьесы» и, несмотря на все уговоры, «осталась непоколебима». Автором этой
переделки являлся актер Д. CD. Константинов, «довольно красивый, но дубова-
тый малый», «сын симферопольского богача». Далее мемуаристка уверенно
заявляла, что в результате «пьеса не пошла, и в первый раз за все время, кажется,
коршевская „пятница" была сорвана, и шла какая-то старая пьеса».29 Позднее,
однако, спектакль все же состоялся — в бенефис актера-переводчика — 21 ян-
варя 1899 г. Встречен он, правда, был весьма холодно. «Нашей публике, —
замечал, например, критик «Московских ведомостей», — преподнесли очарова-
тельное произведение Ростана в искаженном виде. Бенефициант г. Константинов,
переводчик „Сирано де Бержерака", отбросив главную красоту пиесы — обво-
рожительные стихи комедии, — перевел ее прозой, местами неуклюже втиснутой
в размер, местами жалко рифмованной».30 В переводе Щепкиной-Куперник
«Сирано» был поставлен у Корша лишь 9 сентября 1900 г.
Первый отклик последовал два дня спустя. Рецензент московской газеты
«Курьер» В. Ермилов высоко оценил «романтическую пьесу Ростана», обладав-
шую, по его мнению, «массой эстетических достоинств и безусловных красот» и
проникнутую «каким-то освежающим, бодрым настроением». Одобрительно
высказался он и о «воспроизведении» роли Сирано, находя, что «в лице
г. Соколовского театр Корша приобрел несомненно очень крупную силу».31
Еще через два дня пространный отзыв о спектакле, принадлежавший критику
и литератору В. Горленко, появился в «Московских ведомостях». Впрочем,
собственно спектаклю была посвящена лишь небольшая часть статьи — вполне
сочувственная, хотя и содержавшая ряд серьезных упреков постановщику, кото-
рый позволил себе несколько существенных купюр. Подробнее говорил Горленко
о «переложении г-жи Щепкиной-Куперник», определяя ее труд именно так,
поскольку, полагал он, сохранив «общий смысл» и «общее поэтическое настрое-
ние» подлинника, она отнюдь не стремилась к точности, во всяком случае в
«лирических эпизодах», особенно трудных «для переделки их на русский язык».32
28 рус. вестн. 1898. Июнь. С. 328—332.
29 Щепкина-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. С. 123—124.
30 Моск. вед. 1899. 25 янв. № 25 (подпись: «И. Р.»).
31 Курьер. 1900. 11 сент. № 252.
32 Чуть позднее на эту особенность переводов Щепкиной-Куперник обратил внимание все тот
же Краснов в очерке ее литературной деятельности. Но если Горленко объяснял это тем, что стихи
Ростана «прямо непереводимы», Краснов считал это следствием того, что «его драмы и на
французском языке хороши только со сцены, когда их слушаешь для развлечений». «Со сцены, —
писал он, — ее стихи звучат прекрасно; но при чтении многие строки не удовлетворили бы более
придирчивого читателя. Со сцены кажется, будто Ростан передан Щепкиной-Куперник очень точно;
при детальном сличении перевод оказывается только приблизительным. Мало того, оригинал искажен.
22*

340 Приложения
С наибольшей же обстоятельностью характеризовалась сама пьеса, которую
Горленко воспринял как «луч истинной поэзии, о котором мы так долго и
безнадежно мечтали». «Девятнадцатый век, — живописал критик обстановку, в
которой возник «Сирано», — склонялся к своему концу среди оглушительного
шума и грохота „технического прогресса" и безысходной, отчаянной тоски,
навеваемой болезненными судорогами декадентского искусства. Казалось, что на
культурное человечество опускается непроглядный мрак грубого материализма,
прорываемый местами столь же непроглядным туманом антихудожественных
фантасмагорий, и что лишь когда-нибудь, в будущем столетии, сквозь этот смрад
пробьется яркий солнечный луч истинной поэзии, на отраду всему роду челове-
ческому, как провозвестник нового возрождения здорового, жизнерадостного
искусства». Подобно Сирано де Бержераку, который некогда «бросил свою
перчатку окружавшей его пошлости и глупости», Ростан, полагал он, своей пьесой
«сделал смелый вызов всему нашему литературному болоту конца XIX века».
Комедия «чисто французская», «совершенно национальная», «Сирано» произво-
дит «неотразимое увлекательное действие» не только на соотечественников
Ростана, но «даже на русских зрителей и читателей»: «Заключающаяся во
французской национальной оболочке вечная общечеловеческая правда (...) могу-
щественно прорывается наружу в силу своей истинно-поэтической мощи и
покоряет нас своим неотразимым светом». К тому же, писал критик далее,
«чарующее содержание» облечено у Ростана в не менее «чарующую форму».
«Комедия Ростана, — восклицал он, — написана, конечно, стихами, вопреки
прозаической моде современной драматургии, — но какими стихами! Сами фран-
цузы признают, что со времен Виктора Гюго — этого величайшего мастера
французской стихотворной речи — никто не владел „языком богов" в таком
совершенстве, в каком им владеет Ростан; и, действительно, нужно не только
прослушать, но хотя бы и прочесть его комедию в подлиннике, чтобы убедиться
в безусловной верности этого суждения».33
Тогда же свое отношение к «Сирано» выразил Леонид Андреев, находившийся
в самом начале писательского пути. В очередном воскресном фельетоне цикла
«Москва. Мелочи жизни», опубликованном в газете «Курьер» под псевдонимом:
«James Lynch», он, предвосхищая свои последующие мысли о сущности и
характере искусства, решительно противопоставил некую высшую правду, вопло-
щенную в пьесе Ростана, правде факта, далеко не совпадавшей, в его представ-
Русская переводчица придала Ростану много символических метерлинковских черт, которых нет в
оригинале. Но, несмотря на все эти недостатки, нельзя не признать, что для своей цели переводы
Т. Л. Щепкиной-Куперник безукоризненно прекрасны. Ведь они сделаны для сцены, а не для чте-
ния, и нельзя от декоратора требовать, чтобы он расписывал декорации так же тщательно,
как художник расписывает картины. Точно так же не может быть сомнений, что если бы
Т. Л. Щепкина-Куперник переводила Шекспира, она бы сделала перевод свой буквальным; но
переводя модного драматурга, интерес к которому живет только пока носят широкие сверху рукава
и который уступит свое место другому, когда начнут носить рукава широкие снизу, можно и не
стесняться и класть отделку, не строго сообразуясь с данной моделью, а с общим характером моды»
(Книжки недели. 1900. Нояб. С. 211—221).
33 Моск. вед. 1900, 13 (26) сент. № 253. Приблизительно так же осмыслял «Сирано» немецкий
писатель и критик Макс Нордау (Nordau) в книге «Zeitgenossische Franzosen» (1901; рус. пер.:
Нордау М. Современные французы: Очерки по истории литературы. Киев, 1902. С. 180—188).

/7. Р. Заборов. «Сирано де Бсржерак» в России (1898 —1917) 341
лении, с подлинной «правдой жизни». «Неестественная смерть Сирано» была для
него «убедительнее всех физиологических трактатов и грошовой психологической
мудрости»: «На ногах, как подобает мужчине, более гордый, чем сама эта царица
подземного царства, встречает он ее. Колеблются старые ноги, дрожит рука, уже
стиснутая железным объятием смерти, но шпага, орошенная черной кровью
негодяев, сверкает победным светом и до последнего движения не изменяет
великому сердцу, которому изменило все: счастье, любовь и сама жизнь».34
Из ранних постановок «Сирано» можно назвать еще по крайней мере четыре.
10 ноября 1898 г. в бенефис M. M. Петипа пьесу исполнила труппа Харьков-
ского драматического театра («дирекция» А. Н. Дюковой). Как сообщила
местная газета «Харьковские губернские ведомости», «и имя бенефицианта, и
новая драма, эффектная и по сюжету, и по обстановке, привлекли в театр очень
много публики, и еще накануне спектакля над кассой висел аншлаг, что все билеты
распроданы».35 Однако рецензия, появившаяся в той же газете, была отнюдь не
восторженной, хотя в ней и признавалось, что «новая драма Ростана (...) очень
интересна по своему замыслу». «Чувствуется (...), —полагал рецензент, —
недостаточная сила таланта автора для такого замысла; драматизм положений,
сцен превалирует над их художественным воспроизведением». Что же касается
Петипа, то критик находил, что он «в общем хорошо проводит свою роль», но
больше удались ему сцены, где «поэт де Бержерак является головорезом,
отчаянным храбрецом и остроумным шутником», тогда как «в сценах (...) нежных
и драматических он хорошо декламировал, хорошо и играл их, но в иных местах,
в моменты наиболее драматичные, в исполнении его недоставало иногда силы,
того подъема, который мог бы увлечь зрителя». Впрочем, замечал рецензент,
«сцену смерти артист провел достаточно сильно».36
30 декабря 1899 г. премьера «Сирано» состоялась в Нижнем Новгороде, в
бенефис актера Д. Ф. Смирнова, и вскоре на нее откликнулся постоянный
сотрудник газеты «Нижегородский листок», будущий великий писатель Максим
Горький. Правда, в его статье речь шла не о постановке (возможно, ничем не
примечательной), а о самой пьесе, пленившей его, как и ранее — «Принцесса
Греза». В «Сирано» он ощутил нечто особенно близкое своим общественным и
эстетическим исканиям, стремлениям, идеалам.37 «Сирано де Бержерак, — писал
он, — это личность, та самая личность, которая, говорят, не имеет никакого
значения в ходе истории, но которая тем не менее всегда может ускорить движение
жизни, если захочет этого. Как ко дну корабля в соленых водах моря пристают
различные морские паразиты и, нарастая на судне огромной массой, замедляют
34 Курьер. 1900. 17 сент. № 258.
35 Харьковские губ. вед. 1898. 12 нояб. № 291 (без подписи).
36 Там же. 13 нояб. № 292 (подпись: «Л.»).
37 Скорее всего, М. Горький тогда уже был знаком с пьесой Ростана. Это подтверждается,
например, воспоминаниями А. Е. Богдановича, хотя он и относил данный факт к несколько более
позднему времени: «К осени 1900 г. (скорее к началу) пришла книжка с комедией Ростана „Сирано
де Бержерак" в переводе Щепкиной-Куперник. А. М. сначала сам прочитал, и, видимо, вещь ему
сильно понравилась, ибо, помнится, читал мне и Щербакову (С. В. Щербаков — преподаватель
местной гимназии. — /7. 3.), который, впрочем, был нечувствителен к стихам, читал, восхищаясь,
целые сцены, как сцена дуэли Сирано с Вальвером под чтение баллады „Свой фетр бросая грациозно"»
(М. Горький на родине /Сост. и подгот. к печати А. Елисеев. Горький, 1937. С. 95).

342 Приложения
ход его среди волн, так к нашей жизни присасываются многообразные предрассудки
и, питаясь соками ее, духом человека, уродуют ее, мешают ей идти свободно к истине
и красоте. Борьба с этими чужеядными наростами на теле жизни, борьба с пошлостью
и глупостью людей, со всем, что нечестно, некрасиво, непросто, — вот борьба,
которую всю жизнь вел Сирано де Бержерак, герой блещущей остроумием комедии
Ростана». «Прекрасная», «веселая», «трогательная», «колоритная», «красивая», —
такие определения с достаточной отчетливостью демонстрируют отношение М. Горь-
кого к пьесе. «Это, знаете, страшно хорошо — быть рожденным с солнцем в
крови, — восклицал он, имея в виду знаменитый стих из перевода Щепкиной-Ку-
перник, между прочим принадлежавший ей самой (о чем писатель даже не
догадывался). — Если бы нам, людям, кровь которых испорчена пессимистической
мутью, отвратительными, отравляющими душу испарениями того болота, где мы
киснем, — если б в нашу кровь хоть искру солнца!». И завершал статью словами:
«Пьеса Ростана возбуждает кровь, как шампанское вино, она вся искрится жизнью,
как вино, и опьяняет жаждой жизни».36
- 15 ноября 1902 г. «Сирано» был сыгран труппой русских драматических
артистов «под дирекцией» М. И. Каширина на сцене Ярославского городского
театра. Наибольшей удачей спектакля, судя по рецензии, явилось исполнение
главной роли актером Белоконем, который дал «тот именно тип, который дает
автор». Менее всего удались постановщику массовые сцены: в акте II, например,
«вместо бравых и смелых гасконцев перед зрителем были фигуры, очень
напоминавшие мокрых петухов, опустивших и хвост и крылья».39
Наконец, «Сирано» был поставлен на языке оригинала в петербургском
Михайловском театре выступавшей там французской труппой в бенефис ее
главного режиссера К. Ланжалле. Как отмечало «Новое время», «в общем пьеса
была разыграна хорошо, а поставлена так, как она идет в Париже»; из актеров
наивысших похвал удостоился исполнитель роли Сирано А. Канде, игравший
«живо, интересно, уверенно», а также «красиво» дравшийся на шпагах, хотя в
его исполнении рецензент и усматривал «невольное подражание Коклену».40
В последующие годы интерес к «Сирано» у нас несколько ослабел, но отнюдь
не исчез. Так, 9 сентября 1907 г. в киевском театре «Соловцов» («дирекция»
И. Э. Дуван-Торцова) состоялась лекция-беседа графа Ф. Г. де Ла Барта
«Театр и жизнь», которая сопровождалась сценическими иллюстрациями в
постановке главного режиссера этого театра и организатора при нем «лекториума»
для учащейся молодежи К. A. M ар дж а нова. В качестве иллюстрации мыслей
лектора о «характерных особенностях французского классического театра» и
«условиях тогдашней сцены» зрителям был показан ряд фрагментов акта I
«Сирано».41 В 1913 г. пьеса шла «при полных сборах» в Иркутском городском
3« Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М.. 1953. Т. 23. С. 303—312. См.: Брейтбург С.
М. Горький —театральный рецензент // Театр. 1937. № 3. С. 44—52; Гидони А. Горький и
Ростан // Север. 1968. № 2. С. 104—107.
39 Сев. край. 1902. 16 (29) иояб. № 302 (подпись: «В. С.»).
40 Новое время. 1900. 17 (29) яив. № 8581 (подпись: «А»). См. также: Ежегодник
императорских театров: Сезон 1899—1900. С. 74—81. Премьера состоялась 15 января 1900 г.
41 Текст лекции был издан в Киеве в 1907 г. (см.: Крыжицкий Г. К. А. Марджанов и русский
театр. M.f 1958. С. 52; Гугушвили Э. Котэ Марджанашвили. М., 1979. С. 71).

П. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898—1917) 343
театре, правда, по мнению корреспондента «Театральной газеты», «благодаря не
столько, пожалуй, художественному исполнению гг. артистов, сколько прекрасно
исполненным декорациям художником-декоратором Н. В. Денисовым».42 Известно,
что пьеса ставилась также в Саратове «труппой Бородая».43 Критики же вспоминали
о «Сирано» в связи с появлением новых пьес Ростана («Орленок», 1901, и
«Шантеклер», 1910), но иногда и по другим поводам. В мае 1913 г., например, журнал
«Театр и искусство» отозвался на «торжественное событие» парижской жизни —
тысячное представление «Сирано» в театре «Порт-Сен-Мартен» с Антуаном Ле
Баржи в главной роли, которая «перешла» к нему после смерти Коклена-старшего,
«одного из величайших артистов этого времени». Несмотря на всю привлекательность
и привычность для французского зрителя образа, созданного Кокленом, «Сирано де
Бержерак», «лучшее и заслуженно популярнейшее произведение Ростана», констати-
ровал анонимный автор статьи, «и с новым исполнителем пользуется громадным успехом
и, вероятно, долго не сойдет с афиши».44 Естественно, что «Сирано» фигурировал и в
разного рода очерках и обзорах ростановского творчества, время от времени появляв-
шихся на страницах русских периодических изданий.43
Ощутимый всплеск интереса к «Сирано» был вызван постановкой его
17 декабря 1915 г. на сцене московского Камерного театра (незадолго перед тем
основанного).
Встречен спектакль был весьма сочувственно. «Поставлена пьеса любовно и
во многом оригинально, — писал в газете „Утро России" Сергей Глаголь. —
Многие ансамбли даже не оставляют желать лучшего. Вообще постановка должна
иметь вполне заслуженный успех».46 «„Сирано де Бержерак" — одна из наиболее
удачных постановок А. Я. Таирова. Режиссер хорошо передал пафос пьесы, ее
романтизм, тактично смягчил „ростановщину" и дал красивое зрелище», —
утверждал на страницах журнала «Рампа и жизнь» Я. Львов.47 «Поставлен
спектакль просто, без затей, но красиво», — находил рецензент «Русских
ведомостей».48 «...„Сирано де Бержерак" — одно из самых удачных достижений
Камерного театра, свидетельствующее о его несомненном росте за истекший
первый год его существования», — отмечал в «Северных записках» Я. Туген-
хольд, особенно одобривший «некоторую сдержанность и условность» в поста-
новке и исполнении комедии этого «запоздалого представителя французского
романтического театра».49 Лишь критик «Московского листка» Карэ находил,
что «поставлена пьеса не совсем ровно и местами слишком резко и грубо, что
особенно было заметно в групповых сценах».50 Благоприятное впечатление на
рецензентов произвели декорации В. А. Симова, «оригинальные», «эффектные»,
напоминавшие «раскрашенные старые гравюры».
42 Театр, газ. 1913. 10 нояб. № 7. С. 9.
43 См.: Из боковой кулисы. Столичные гастролеры: Из воспоминаний Н. И. Муханова//На
провинциальной сцене: Воспоминания. Л.; М. 1937. С. 146—147.
« Театр и искусство. 1913. 12 мая. № 19. С. 433—436.
45 См.: Нива. 1913. 16 нояб. № 46. С. 43—60; Вестн. иностр. лит. 1914. № 4. С. 43—60.
*> Утро России. 1915. 18 дек. № 347.
47 Рампа и жизнь. 1915. Ne 52. С. 15.
4» Рус. вед. 1915. 18 дек. № 290.
49 Сев. зап. 1916. Янв. С. 144—145.
50 Моск. листок. 1915. 18 дек. № 290.

344 Приложения
Что же касается исполнителя главной роли M. M. Петипа, которому в это
время было шестьдесят пять лет, то мнения критиков разошлись. «Благодарная
роль Сирано, дающая богатейший материал для артиста, в опытных руках
г. М. Петипа приобрела превосходного толкователя — красивая бравада, благо-
родный жест и легкая, блестящая фразировка делали фигуру этого героя у
г. Петипа еще выпуклее и ярче», — полагал Карэ. Нечто подобное писал и
Я. Львов: «M. M. Петипа — обаятельный, благородный Сирано. Он играет
роль с элегантностью и рыцарством француза. Артист отлично чувствует роман-
тизм и красочно его передает». Между тем Сергей Глаголь считал, что «Петипа
играет Сирано как-то по-французски, для нас, отравленных Художественным
театром, чересчур внешне, без того, что принято называть „переживанием", и нам
этого мало». По его наблюдениям, «зрительного зала во всем его целом и
по-настоящему Петипа не захватывает. Восторгается им только более впечатли-
тельная молодежь, которая и вызывала много раз как Петипа, так и Таирова».
Разочаровал Петипа и рецензента «Русских ведомостей». «Говорят, — восклицал
он, — M. M. Петипа играл Сирано с исключительным блеском. То время
минуло давно. С тех пор этот блеск значительно потускнел. У Пегаса-поэта
отяжелели крылья. И не всегда речи Сирано — Петипа достаточно согреты
искренним чувством». Впрочем, оба они признавали, что многое актеру вполне
удалось («многие сцены проходят у Петипа вполне хорошо», «и сейчас многие
детали роли красивы и остроумны, и общее впечатление — приятное»). Показа-
телен и тот факт, что, перебирая в памяти всех виденных ими когда-то Сирано,
Т. Л. Щепкина-Куперник и А. Г. Коонен без колебаний отдавали пальму
первенства «старику Петипа»: «...он блестяще играл эту блестящую роль,
невзирая на свой преклонный возраст^...). Может быть, ему помогла французская
кровь, но он был увлекателен, а в сцене смерти — необыкновенно трогателен»;
«В роли Сирано я видела несколько актеров, некоторые из них играли превос-
ходно, но Петипа был вне всяких сравнений. Может быть, он играл эту роль так
блистательно потому, что и сам был великим романтиком. Непосредственность,
легкость, поэтическая возвышенность были свойственны ему так же, как Сирано.
Замечательно играл Петипа сцену смерти. Я часто приходила за кулисы или в
зрительный зал на последний акт. Он полулежал в кресле, лицо его было
вдохновенно прекрасно, смерть ощущалась как-то странно, только в коленях,
которые постепенно слабели и, наконец, оставались неподвижными, как бы
деревянными. Эта сцена производила очень сильное впечатление».51
Спектакль Камерного театра — последнее значительное событие в дореволю-
ционной истории «русского „Сирано"»; событием же последним в точном смысле
слова явилась постановка пьесы, осуществленная на сцене Малого (б. Суворин-
ского) театра «антрепренерским синдикатом» — Театром союза драматических
актеров. Премьера, приуроченная к открытию сезона, состоялась 30 октября
1917 г.52
51 Щспкина-Куперник Т. Л. Театр в моей жизни. С. 122; Коонен А. Г. Страницы жизни. М.,
1985. С. 215.
52 См.: Театр и искусство. 1917. 22 окт. № 43. С. 744; 19 нояб. № 47. С. 783.

Л. И. Гительман
«СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК» НА РУССКОЙ СЦЕНЕ
1917—1990-х гг.
Режиссеры, ставившие прославленную пьесу Эдмона Ростана в начале
XX столетия, еще только заявляли о себе как представители новой театральной
профессии. И общее решение «Сирано де Бержерака» их не занимало. Его
сценическое претворение, как явление времени, стало возможным позднее, в пору
глобальных событий — революций, мировых войн, когда само время потребовало
от театра раскрытия новых идей, человеческих судеб в контексте реальных
общественных потрясений. И тогда ростановская «героическая комедия» оказа-
лась привлекательной уже не только выигрышными ролями, но тем общим
гуманистическим пафосом, который позволял осмыслить поступки и внутренний
мир высокой личности в труднейших обстоятельствах меняющегося времени.
Правда, в первые послереволюционные десятилетия к «Сирано де Бержераку»
продолжают обращаться в силу сложившейся традиции как к произведению,
позволяющему бенефицианту, ведущему артисту показать себя с наиболее выгод-
ной стороны. Например, когда в Москве в Театре бывшем Корша 1 октября
1920 г. состоялась премьера пьесы Ростана, все внимание публики было обращено
на исполнителя роли Сирано Николая Радина, который, заметим, был сыном
Мариуса Петипа — прославленного Сирано 1900-х гг. Незадолго перед тем
Радин с огромным успехом выступил в роли Сезара де Базана в драме Гюго
«Рюи Блаз». Известный театровед Сергей Дурылин много позднее писал: «В
роли Сирано де Бержерака у Радина было какое-то родство с Сезаром, как есть
родство этой пьесы Ростана с драмой Гюго. (...) Сирано Радина действительно
„не герой", и это было к счастью для спектакля: вместе с этим „героизмом по
Ростану" исчезли в образе Сирано декламационность и поза и с прекрасной
ясностью выступили черты одного из последних „рыцарей печального образа",
родственного Дон-Кихоту, трепетно скрывающего свою любовь к Дульцинее —
Роксане и столь одинокого, потому что возле него нет даже верного Санчо Пансы.
Трогательный, прекрасный образ, светящийся подлинной правдой и красотой!»1
Есть основание думать, что Дурылин, близкий друг Радина, написал эти строки
1 Дурылин С. Н. М. Радин // Николай Мариусович Радин: Автобиография; Статьи;
Выступления; Письма; Статьи и воспоминания о Н. М. Радине. М., 1965. С. 42.

346 Приложения
не как исследователь творчества выдающегося актера, а как зритель, сохранивший
в цепкой памяти воспоминание о его всеми признанной сценической удаче.
Примерно то же говорил и артист Д. Н. Дмитриев, занятый в спектакле вместе
с Радиным: «Роль моя кончалась до пятого акта, но я не один раз оставался на
последний акт, где Сирано, один, осыпанный падающими осенними листьями,
говорит свои монологи об одиночестве. (...) Я не один раз плакал, не стыжусь
в этом признаться».2 Главным в Сирано Радина была его духовная победа над
внешним уродством, представлявшимся поначалу чуть ли не основной характе-
ристикой образа. Как справедливо писал драматург Александр Крон театральному
критику Юрию Алянскому, Ра дин «играл урода, но потом торжествовал над
красавцем Боронихиным (Евгений Боронихин — исполнитель роли Кристиа-
на. — Л. Г.)»3
Рубеж 1920—1930-х гг. был ознаменован в нашем отечественном театре
утверждением современной пьесы. Классические произведения если и ставились,
то подвергались значительной «редактуре», связанной с идейной переакцентиров-
кой, с попыткой обнаружить в дореволюционной эпохе непримиримую борьбу
классов, как бы подготовившую грядущую победу пролетариата. Разумеется, в
этот период Ростан, с его поэтическим пафосом, игрой изысканного слова, культом
одинокой романтической личности, не был желанным автором. Только в конце
1930-х гг. несколько театров обратились к «Сирано де Бержераку». В 1938 г.
пьеса была поставлена в Воронеже, через год — в Архангельске, затем — в
Брянске, Куйбышеве (ныне Самара) и в ряде других городов. Однако спектакли
эти прошли незаметно и не вызвали интереса публики, равно как и широких
печатных откликов. По существу впервые после выступления Николая Радина в
роли Сирано в Театре бывшем Корша о знаменитом творении Ростана стали
писать весной 1941 г., когда «Сирано де Бержерак» появился на афише
Ленинградского театра имени Ленинского комсомола. Именно в связи с этим
спектаклем заговорили не только об удачном исполнении главных ролей, но и об
общем сценическом решении пьесы, о характере самой постановки, осуществлен-
ной в канун Великой Отечественной войны и во многом выражавшей свое время.
Премьера спектакля состоялась 26 апреля 1941 г. Поставил его В. Н. Со-
ловьев. Художник — В. М. Ходасевич. В роли Сирано выступил В. И. Чест-
ноков, Роксану играла Е. М. Медведева. Спектакль шел в новом переводе
В. А. Соловьева. Перевод этот был достаточно вольным. Не случайно в про-
граммке к спектаклю он был обозначен как «русский текст» пьесы Ростана.
Главное его отличие от французского оригинала заключалось в приземленности
поэтического слова, в стремлении уйти от ростановской эстетизированной речи с
ее самодостаточной выразительностью и красотой. Современники восприняли это
по-разному. Критик Александр Дымшиц писал: «...новый перевод „Сирано де
Бержерака", сделанный поэтом Владимиром Соловьевым, — перевод, очень
близкий духу подлинника и уничтожающий тот налет ненужной риторики и
сентиментальности, который так портил пьесу в прежних ее переводах».4 А
2 Там же.
3 Цит. по: Алянский Ю. Театральные легенды. М., 1973. С. 213.
4 Дымшиц Ал. «Сирано де Бержерак» // Ленингр. правда. 1941. 7 мая.

Л. И. Гительман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 347
Татьяна Тэсс отмечала: «Соловьев чувствует язык сцены, он изобретателен и
остроумен. Но в его переводе стихи Ростана упрощены, лишены романтической
музыки. Т. Л. Щепкина-Куперник владеет этим оружием в полной мере».5
Впоследствии Соловьев доработал свой перевод, и он стал гораздо ближе к
оригиналу. Но в нем все-таки сохранилось стремление приземлить, а иногда
ритмически упростить, выстроить по-своему возвышенно-поэтический стих Ро-
стана. Соловьев игнорировал отдельные монологи, переставлял местами реплики,
даже финальную сцену переписал на свой лад.6 Тем не менее к пьесе в его переводе
проявили интерес многие театры России. Это объяснялось прежде всего стрем-
лением переводчика наполнить произведение Ростана психологическим содержа-
нием, отвечающим современным требованиям драматургии. Не случайно автор
постановки В. Н. Соловьев говорил, что «Сирано де Бержерак» — пьеса «о
любви и благородстве, о доблести и героизме»,7 вкладывая в эти слова вполне
реальный смысл, особенно хорошо понятный в канун Великой Отечественной
войны.
Спектакль в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола разворачи-
вался в исторически достоверной обстановке, о чем и не преминула сообщить
критика: «Строго и точно переданы исторический колорит героической комедии
о знаменитом французском вольнодумце, философе и поэте XVII века Сирано
де Бержераке».8 Как бы уточняя замечание Александра Дымшица, критика,
писавшего под свежим впечатлением от спектакля, критик более позднего времени
Нина Рабинянц, пытавшаяся осмыслить виденный в юности спектакль с позиций
новой эпохи, уверенно подчеркивала в своей книге, посвященной Театру имени
5 Тэсс Т. Воскрешение Сирано // Изв. 1943. 24 дек.
6 Переводчик из начала сцены 6 пятого действия переносит в самый финал пьесы слова Сирано:
Итак,
Я кончил пятницей... В субботу
Убит поэт де Бержерак.
В оригинале, как известно, звучат совсем иные заключительные строки:
Сирано
Вы лавры отняли мои и розы тоже,
Но знайте: я сберег то, что всего дороже —
Что нынче же, вступив на голубой порог,
Я, как плюмаж, к земле склоню у Божьих ног,
Что спас от ваших лап, призвав на помощь твердость,
Чем не пожертвовал ни разу...
Роксана
Это...
Сирано
Гордость.
(Перевод Е. В. Баевской)
7 Смена. 1941. 25 апр.
8 Дымшиу, Ал. Указ. соч.

348 Приложения
Ленинского комсомола: «В спектакле жил Париж XVII века, но не Париж
придворной знати, изысканного версальского стиля, а Париж тружеников и
поэтов, пестрой, оборванной и неунывающей уличной толпы, веселой богемы.
Зрители переносились то в зал Бургундского отеля — старинного парижского
театра, где перед представлением, да и во время его, играют в карты и кости,
едят и пьют, спорят, целуются и дерутся, где отчаянно хулиганят пажи, похожие
на уличных мальчишек, мошенники и воришки шныряют среди разряженных
кавалеров, а благородные дамы рискуют появляться только в масках; то в таверну
нищих поэтов; то на фронт».9
По мысли Дымшица, Сирано в спектакле Соловьева отнюдь не абстрактная
личность, не «романтический герой, умный, смелый, горделивый поэт и гвардеец,
фанатик чести и честности, мученик и верный рыцарь своей великой и неразде-
ленной любви», а «реальный исторический персонаж (...) предшественник
великих французских просветителей, чью боевую жизнь и чьи острые идеи
внимательно изучал по его творениям и по его биографии, написанной его другом
Николаем Аебре, поэт и драматург Ростан». В. И. Честноков, утверждал
критик, «исключительно живо и тонко осуществляет переходы от лирики к иронии
и точно оттеняет все психологические состояния своего героя в сложной смене
настроений иронических, саркастических, открыто гневных (...). Сирано Честно-
кова — поэт, поэт протеста и героической борьбы за свободу человеческого
разума и человеческих чувств».10 С Дымшицем был согласен и критик Александр
Непомнящий (А. С. Масленников), отметивший, что в игре Честнокова «соче-
тается возвышенная романтика с естественностью и простотой». Он подчеркивает:
«Артист достигает той жизненной правды, которая делает героя живым, обая-
тельным человеком».11
Сирано Честнокова был не только достоверен на сцене. Он был мужествен,
героичен без романтической позы и банальной сентиментальности. По мнению
критика Александра Семенова, Соловьев изгоняет из спектакля «малейший
привкус мелодраматизма, слезливости. Он создает спектакль героико-романти-
ческого звучания, высоких чувств, больших страстей, ярких мыслей, спектакль,
великолепно передающий атмосферу и стиль эпохи».12 Рецензент явно имеет в
виду не столько XVII век, сколько эпоху современную, период, непосредственно
предшествовавший трагическим событиям войны. Именно поэтому критик назы-
вает Сирано де Бержерака в исполнении Честнокова солдатом, человеком
«железной воли, острой мысли и большой души», который умеет «с улыбкой
смотреть в лицо смерти».13 Как это все не соответствовало тому образу
ростановского героя, который был создан на сцене Театра бывшего Корша
Николаем Радиным, подчеркивавшим в Сирано прежде всего глубокую лирич-
ность его поэтической натуры, начисто лишенной героики, его романтическое
9 Рабиняни, Н. Театр юности: Очерк истории Ленинградского театра имени Ленинского
комсомола. Л.; М, 1959. С. 96.
10 Дымшиц, Ал. Указ. соч.
11 Непомнящий А. Яркий романтический спектакль // Смена. 1941. 7 мая.
12 Семенов А. Романтический спектакль // Сов. искусство. 1941. 1 июня.
1* Там же.

Л. И. Гителъман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 349
одиночество, а в финале — смертельную усталость от заведомо безнадежной
борьбы с самим собой.
Исполнение роли Роксаны Е. М. Медведевой критики сочли безусловной
удачей спектакля. Интерпретация этой роли б немалой мере способствовала
уяснению основных идей спектакля. Дело, видимо, было не только в том, что
Медведева создавала образ влюбленной девушки, которая, однако, к пятому акту
«перевоплощалась (...) в умудренную жизнью, но не утратившую глубину и силу
чувств женщину».14 «Роксана в исполнении Медведевой, — подчеркивает Раби-
нянц, — была не утонченной, капризной причудницей, какой ее изображали в
иных постановках, а француженкой-патриоткой, умной, волевой, прямодушной.
Лучше всего удавалась артистке сцена, когда Роксана приезжает как маркитантка
на фронт, чтобы накормить голодных гвардейцев и увидеть своего возлюбленно-
го».15 Те же мысли высказывает в несколько более поздней статье и критик Вера
Иванова: «Сильная, красивая, веселая и жизнерадостная, Роксана Медведевой
напоминала героинь Шекспира полнокровным ощущением бытия».16 Вслед за
Рабинянц Иванова так же выделяет сцену, когда Роксана приезжает на фронт в
экипаже, наполненном съестными припасами для голодных солдат. «И сама она,
в мушкетерском мундире и в шляпе с пером, — замечает Иванова, — тоже
выглядела бойцом-патриоткой, хитро обманувшей испанцев (...). И если она
хранила и лелеяла мечту о встрече с возлюбленным, это была встреча с бойцом,
солдатом, героем». 17 Не случайно во время войны и Владимир Честноков, и
Елена Медведева, выезжая на фронт, часто выступали со сценами из ростановской
пьесы. В их интерпретации они звучали в высшей степени актуально.
В военные годы появился и другой знаменитый спектакль по бессмертному
творению Ростана. Это была постановка «Сирано де Бержерака», осуществленная
в октябре 1942 г. Николаем Охлопковым в Московском театре имени Евг. Вах-
тангова, находившемся в ту пору в эвакуации в Омске. Оформлял спектакль
Вадим Рындин. В ролях Сирано и Роксаны выступили прославленные вахтангов-
цы — Рубен Симонов и Цецилия Мансурова. Спектакль этот жил долгие годы.
Художник Вадим Рындин впервые встретился с режиссером Николаем
Охлопковым, специально приглашенным театром для постановки ростановской
пьесы. С тех пор началось их замечательное содружество, которое продолжалось
более двадцати лет. Идея оформления родилась в трудных спорах художника и
режиссера. Сам Рындин вспоминал позднее, что яркость форм, на которой
настаивал Охлопков, вызывала у него сомнения, в особенности когда шла речь о
гигантских марионетках, куклах, которые должны были украсить пространство
сцены. В ответ на робкое замечание Рындина, что марионетки едва ли соответ-
ствуют ростановскому произведению, Охлопков темпераментно возражал: «Нет,
Сирано объявляет войну, он борется с предательством, коварством, ложью,
завистью и т. д., так пусть эти марионетки олицетворяют его врагов».18 В
результате Рындин сдался и сделал гигантские куклы, которые стали главной
14 Дымшиц Ал. Указ. соч.
15 Рабинянц И. Указ соч. С. 96.
16 Иванова В. Владимир Честноков. Л., 1967. С. 71.
17 Там же. С. 72.
18 Рындин В. Художник и театр. М., 1966. С. 36—37.

350 Приложения
приметой декоративного оформления спектакля, что вызвало у части критиков
решительные возражения. Тем не менее подчеркнуто театральная зрелищ-
ность рындинских декораций отвечала общему замыслу спектакля как праздни-
ка, устроенного в честь бесстрашных гас конце в-героев, которые, как уверяет
Т. А. ЬЦепкина-Куперник (ее переводом воспользовался театр), «с солнцем в
крови рождены»; в честь их поэта, выступившего против всех зол, атакующих
беззащитное человеческое сердце. Как только зритель входил в зал, «его
встречали две стоящие по бокам портала гигантские фигуры — Арлекин и
Коломбина — в ярких маскарадных костюмах. Поднятыми руками они держали
за концы свои алые плащи, которые служили занавесом. Затем, когда руки
опускались, опускались и плащи. Портальные фигуры уезжали за кулисы,
открывая основной занавес. Перед зрителями представал богатый зал Бургундс-
кого отеля. Справа и слева на ступенях стояла знатная публика. По центру вглубь
шел помост, покрытый ярко-красной дорожкой, — шел в сцене на сцене. Там,
на подмостках Бургундского отеля, находились такие же, как в прологе, Арлекин
и Коломбина и так же держали в одной руке кончик своего плаща — занавеса, в
другой — золотые канделябры с горящими свечами. Вся декорация обрамлялась
единым для всего спектакля портальным эллипсом, на охристой поверхности которого
были написаны гордые слова: „Свобода — вот наш плащ, а храбрость — наш
султан". Арлекин и Коломбина являлись изобразительным символом первого акта.
Такого рода символы имелись в каждом акте. Во втором акте, в кабачке Рагно,
возвышался толстенный обжора, который сидел, облокотившись рукой на гигантскую
бочку и небрежно подняв другой рукой кисть винограда. В третьем акте была
сооружена фигура женщины с мандолиной в руках и красной розой на груди. Дека
мандолины служила балконом, на котором появлялась Роксана. Для четвертого,
военного, акта художник сделал две фигуры — мавра и француза, схватившихся в
ожесточенном бою. На копье француза, устремленного в грудь мавра, висел задник,
на котором был изображен пейзаж: холмистый рельеф, замок вдали, беспокойное
небо. И, наконец, в последнем акте, в монастырском саду, зрители видели две
большие фигуры печальных каменных надгробий».19
• Столь обширная цитата из специальной книги, посвященной художнику
спектакля, понадобилась для того, чтобы помочь уяснить обстановку, в которой
разворачивалось действие вахтанговского «Сирано де Бержерака», пожалуй
самого значительного явления в сценической истории этой пьесы в нашей стране.
В противоположность критикам, полагавшим, что огромные куклы излишне
иллюстративны, громоздки, не дают простора для актерских мизансцен, мешают
актерам в их общении друг с другом, многие решительно поддержали театр в его
стремлении дать столь причудливое оформление ростановскому спектаклю. Н.
Велехова, например, категорически отметала мысль, что куклы — это иллюстра-
ции: «Они не иллюстрации: у кукол на сцене есть происхождение, оно в кукольном
народном театре, и оттуда же пришла обобщенность, гиперболичность их. (...)
вытянувшись в высоту портала, аллегорические фигуры „Сирано де Бержерака"
как бы снимают разграничивающую роль рампы или берут ее роль на себя. Они
созерцатели событий, поднявшиеся на сцену (...). Это молчаливые участники
19 Березкин В. Вадим Рындин. М., 1974. С. 78—79.

Л. И. Гительман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 351
действия — камертон наших зрительских переживаний».20 Велехова предлагает
увидеть или — точнее — ощутить здесь как бы два времени: прошедшее, вопло-
щенное в куклах, и настоящее, запечатленное в действиях сценических персонажей.
По ее мнению, куклы «говорят всем своим видом: „это прошло", кипение же
страстей на сцене истинно и живо».21 В этом Велехова видит философичность
постановки Охлопкова, сумевшего показать в единстве прошлое и настоящее.
Вахтанговский спектакль, по ее мнению, начинает рассказ «об истории жизни и
любви поэта де Бержерака», а приходит в конечном счете к серьезным раздумьям
«о смысле и значении человеческих страстей, великой ценности духа».22
Ту же мысль высказала критик Вера Рыжова, когда вдохновенно писала:
«История Сирано, Роксаны и Кристиана разыгрывалась на подмостках, в свете
рампы, в праздничной атмосфере театра, который не хотел гримироваться под
жизнь, а демонстративно заявлял о себе — символикой оформления, яркостью
красок, красотой мыслей, чувств, поступков, костюмов, поэтического слова».23
«Это было то образное решение, — полагал Николай Абалкин, — которое
становилось жизненно необходимо для спектакля, — его нельзя было отбросить
или же заменить чем-то другим».24 Без него, тут критик ссылался на слова самого
Охлопкова, «не жилось, не пелось ни спектаклю, ни воплощенным в нем
характерам, пусть бы режиссер трижды постиг их вместе с актерами».25
Завершая разговор об оформлении вахтанговского спектакля, нелишне все-
таки напомнить, что показан он был в дни войны, осенью 1942 г., когда конец
ее еще не был виден. В сибирские зимние вечера публика переполняла зал Омского
областного театра, который приютил тогда москвичей. Артистка-вахтанговка тех
лет Т. И. Запорожец вспоминала позднее о зрителях «Сирано де Бержерака»:
«... это были довольно тихие люди, серьезно стоящие у театрального подъезда и
ждущие, надеющиеся попасть на спектакль. Для них театр нужен был как воздух:
они стремились хотя на три-четыре часа оказаться в другом мире. Этот другой
мир — театр — в войну давал людям силы жить и преодолеть горе и тяжесть
быта (...). Открывался занавес, и начинался праздник театра».26
Праздником театра оставался этот спектакль и год спустя, когда вахтанговцы
вернулись в Москву и показали его столичной публике. Одной из первых
откликнулась на этот спектакль Татьяна Тэсс. Она писала о Сирано — Рубене
Симонове: «Из красок, отпущенных Ростаном Сирано, Симонов отобрал многие,
но оставил в стороне боль. Ему не нужен трагический фон, все время существу-
ющий в этой комедии. Он более мыслитель, нежели влюбленный, более насмеш-
ник, нежели романтик. Не слишком веришь в силу его любви к Роксане. Главное
в его жизни явно не это. Это очень умный и очень одинокий человек».27 Много
позднее, вспоминая этот спектакль, Татьяна Тэсс несколько конкретизирует свои
20 Велехова Н. Охлопков и театр улиц. М., 1970. С. 144.
21 Там же.
22 Там же. С. 145.
23 Рыжова В. Дуэт // Первая Турандот. М. 1986. С. 202.
U Абалкин И. Факел Охлопкова. М, 1972. С. 65.
25 Там же.
26 Запорожец Т. Родной голос // Первая Турандот. С. 314, 315.
27 Тэсс Т. Воскрешение Сирано.

352 Приложения
впечатления: «Сирано в исполнении Симонова был блестящ и насмешлив. Его
остроумие сверкало не только задором, но и изысканностью. В знаменитом
рассказе о полете на Луну Сирано Симонова устраивал настоящий пир остроумия.
(...) Неуязвимый в бою, он был раним и беззащитен в любви, за вызывающей
храбростью гасконского дуэлянта скрывалась душа романтика и поэта. Сирано
Симонова был мечтателем, обреченным на одиночество».28 С этой оценкой одного
из первых критиков вахтанговского спектакля перекликается суждение, высказан-
ное Александром Полем в статье, которая претендовала на обстоятельный
театроведческий анализ исполнения Симоновым ростановской роли. Критик
сопоставляет здесь симоновского Сирано с его же Дон-Кихотом. Им обоим, по
его мнению, свойственны мечтательность и одиночество. «Мечтатель-фантаст,
Симонов-Сирано, — пишет Поль, — относится ко всему окружающему как к
театру, где ему предназначена роль одиночки-неудачника».29 «Сирано-Симо-
нов, — продолжает он, — как будто только внешне участвует во всем происхо-
дящем: оно ему не нужно (...). Его настоящая жизнь — в мечте о невозможности
любви; от этого все его интонации полны тоски и скорби».30 Подчеркивая эту
мысль, Поль так описывает одну из самых поэтических сцен спектакля: «Лунная
ночь. В оркестре слышится мелодия Сирано. И вот он суфлирует Кристиану,
скрываясь за его развернутым белым плащом, а затем за белыми лентами,
спускающимися с балкона-гитары. Роксана побеждена песнью любви, и Кристиан,
вкушая плод этой победы, обнимает ее. Сирано-Симонов бросается вперед,
увлекая за собой ленты, трепещущие за его спиной, как крылья. В мучительном
томлении обрывает он свой полуполет. "Ведь на его устах она теперь целует —
все те слова, что я ей говорил". В исполнении Симонова сцена эта очень поэтична!
(...) не силой чувства, а тонкостью поэзии побеждает он Роксану».31 Симонов,
желая подчеркнуть поэтичность Сирано, придавал своему голосу какую-то особую
интонацию, услышанную и отмеченную многими критиками. Н. Велехова писала:
«Голос Симонова (...) творит чудеса: в нем —ощущение глубины и мягкой
свежести ночи, сырых уголков сада, его темноты, его аромата, влажности южной
ночи!..».32 В ночном монологе Сирано-Симонова открывается, по мнению Веле-
ховой, «как бы истинное, освобождающее от маскировки стремление к идеальной
любви, к идеальной красоте, что придает даже оттенок трагичности сцене, в целом
страстной (...). Женщина для Сирано-Симонова есть некий отблеск идеала — в
этом особенность тончайшего интонационного переживания».33 Можно согласить-
ся с Полем и Велеховой, что «ночная сцена» в спектакле вахтанговцев была
действительно необычайно поэтична. Но едва ли трагична. Тут ближе к истине,
пожалуй, критик Рыжова, которая полагает, что именно в этой сцене Сирано-
Симонов переживал свой «звездный час»: «...Сирано-Симонов, казалось, и не
был огорчен тем, что целовать Роксану на балкон взобрался Кристиан, —
замечает Рыжова. — Все равно победителем был он. И высоко подняв руки с
28 Тэсс Т. Тверской бульвар, 11 // Наука и жизнь. 1982. № 1. С. 103.
29 Поль А. Два Сирано // Актеры и роли. М.; Л., 1947. С. 198.
30 Там же. С. 198—199.
31 Там же. С. 200—201.
32 Велехова Н. Указ. соч. С. 147.
33 Там же. С. 146—147.

Л. И. Гительман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 353
длинными лентами от банта на гитаре, он произносил счастливым голосом: „Нет,
нынче вечером я к звездам улетаю". Да, это был его „звездный час". И потому
так озорно и весело разыгрывал он де Гиша, чтобы выиграть время для венчания
Роксаны и Кристиана».34
Сцена Сирано с де Гишем, безусловно, была одной из центральных в спектакле
вахтанговцев. Здесь раскрывалось не только пластическое мастерство Симонова,
его виртуозное владение ростановским стихом, так изысканно переданным
по-русски Щепкиной-Куперник. Главное, тут торжествовала та игровая стихия,
та высокая поэзия чистой театральности, которая позволяла героям Ростана
подняться над исторической и бытовой конкретностью и свободно парить в сфере
идеальных представлений о любви и дружбе, о чести и долге. Вот как описывает
Поль эту сцену: « Симонов совершенно преображается. Почти закрывая широ-
кополой шляпой свое лицо, он становится совсем маленьким и смешным. Весело
дурачась, волоча ноги, он вьется вокруг де Гиша, удерживая его своей вдохно-
венной импровизацией. И кажется, что перед вами человек, верящий всему, что
он говорит, и, подобно Хлестакову, заражающий этой верой слушателей».35 И
права критик Рыжова, когда утверждает, что в вахтанговском спектакле театр не
хотел гримироваться под жизнь, но демонстративно заявлял о себе.
Не случайно Рыжова назвала свою статью, где многие страницы посвящены
охлопковской постановке «Сирано де Бержерака», «Дуэт»: рядом с Сирано, в
тесной сопряженности с ним, представала в спектакле Роксана в исполнении
Цецилии Мансуровой. Нет, она не была «Сирано в юбке», подобно Роксане
Елены Медведевой. Наоборот, в ней прежде всего привлекали нежная грация
«вечной женственности», утонченный шарм французской «прелестницы» XVII в.
Вместе с тем Мансурова раскрывала в Роксане натуру яркую, лирическую,
страстную, преисполненную «юмора, лукавства и чудесного озорства», которые
роднили ее с Сирано.36 «Порывистая и грациозная, умная, но капризная,
неутомимая в своих выдумках и требованиях, со сверкающими золотисто-рыжими
волосами», — такой она запомнилась Т. Запорожец.37
Особенно любопытны воспоминания Запорожец — будущего преподавателя
сценической речи в Щукинском училище — о голосовой партитуре роли Мансу-
ровой: «Ее голос звучал как-то особенно музыкально, необычайно разнообразны
были ее интонации (...). Никакой нарочитой декламации не было, стих как бы
и не подчеркивался, но он звучал необыкновенно изящно-точно, не было
прозаизации и антимузыкальности, разрушающих так часто пьесы в стихах. И
еще слышалась не совсем русская мелодия речи — небольшое повышение голоса
на концах фраз, та легкая французская интонация, которую Вахтангов предложил
своим ученикам еще в „Чуде святого Антония"».38 Не отсюда ли та особая
французская грация в образе Роксаны Мансуровой, о которой так часто писали
критики? Однако эта черта была отнюдь не главной в знаменитой роли великой
актрисы. Роксана, по мнению Рыжовой, оказалась равна Сирано «по уму.
34 Рыжова В. Указ. соч. С. 206.
* Поль А. Указ. соч. С. 202.
36 Первая Турандот. С. 77 (заметки Ц. Мансуровой).
37 Запорожец Т. Указ. соч. С. 315.
38 Там же. С. 314. 315.
23 Э. Ростам

354 Приложения
характеру, по способности воспринимать жизнь в ее поэтической сути, а не в
прозаической плоти, по дерзкой отваге, наконец».39 Не случайно Николай
Охлопков на фотографии, подаренной Цецилии Мансуровой, написал: «Роксане-
Мансуровой, поэтичной, нежной, глубоко (нрзб), прекрасной, от того, кто
считает, что „le peintre l'en toujours fou!" («художник всегда помешан!» — фр.)».40
Спектакль вахтанговцев, вызвавший весьма разноречивые мнения, главным
образом из-за декораций, был встречен основной массой зрителей и критиков
все-таки восторженно. И не только благодаря эффектной режиссуре Николая
Охлопкова, виртуозной игре актеров. Изысканная патетика ростановской пьесы,
переданная музыкальными стихами Щепкиной-Куперник, романтические пережи-
вания героев, свободные от напряженного трагизма, красота оформления, костю-
мов — все это было необычайно притягательным для публики, измученной
войной, тяжелым бытом и ожидавшей, что театр своей мистической силой сможет
перенести ее хотя бы на время в мир возвышенной мечты и высоких чувств. И
постановка Охлопкова обладала такой силой! Вспоминается финал спектакля,
когда монастырский сад в осеннем золотом уборе становится свидетелем послед-
него диалога Роксаны и Сирано. «У подножья большого креста сидит Роксана,
а Сирано-Симонов, опустив письмо на землю, читает его наизусть, при этом слова
письма он делает настолько своими, что у Роксаны не может быть сомнения в
его любви. На ее нежный упрек: „Вы счастье у себя украли" — Сирано отвечает:
„Нет, вы ошиблись, нет". Симонов произносит эти слова с мукой и болью, как
бы отстраняя мысль о самой возможности для себя реальной любви».41 Сирано в
спектакле вахтанговцев угасает «не как воин, а как созерцатель». Он опускает
на землю черный плащ, ложится на него и закрывает лицо.42 Зрители благодарно
покидали театр, унося в своем сердце светлое чувство от встречи с героями,
которые прожили на их глазах большую жизнь, обнаружив глубокую веру в
человека, в его духовное величие.
В 1946 г. в спектакль вахтанговцев на роль Сирано вошел Михаил Астангов.
Это была его первая роль в Театре имени Евг. Вахтангова, после того как он
покинул Театр имени Моссовета. Астангов был актер иной творческой индиви-
дуальности, нежели Симонов. Его исполнение Сирано, а следовательно, и весь
спектакль поэтому оказались иными.
Астангов, работая над ролью, погрузился в исторические документы и решил
максимально приблизить театральный персонаж к его реальному прототипу. В его
представлении Сирано — это отнюдь не мечтатель и не только поэт, а прежде
всего мыслитель, опередивший свой век и поэтому не понятый современниками,
даже теми, которые, казалось, были близки ему. Астангов решительно «вымары-
вал длинноты пьесы, ее разбухшую, чересчур шумную и напористую деклама-
цию».43 По мнению критика Александра Мацкина, «в Сирано он отыскал
» Рыжова В. Указ. соч. С. 202.
40 Фотография Н. Охлопкова с надписью Ц. Мансуровой опубликована в книге «Первая
Турандот» (с. 203).
«1 Поль А. Указ. соч. С. 202—203.
*2 Там же. С. 203.
45 Мацкин А. П. Встречи с Астанговым: Роли и личность // Михаил Астангов: Статьи и
воспоминания. М., 1971. С. 39.

Л. И. Гительман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х и. 355
шекспировские краски», дабы показать «трагическую подоплеку его дерзких
выходок и неиссякаемого острословия».44 В интерпретации Астангова «драму
Сирано, — замечает Мацкин, — никак нельзя свести к его физической ущерб-
ности (...) суть же ее в том, что прекрасная самоотверженность Сирано не
охватывает всех потребностей его жизни, что его жажда любви, творчества,
признания, всестороннего самораскрытия так и не находит полноты осуществле-
ния».45 Критик напрямую связывает астанговского Сирано с его же Гамлетом,
сыгранным актером двенадцать лет спустя.
В 1943 г., через несколько месяцев после омской премьеры вахтанговского
«Сирано де Бержерака», появилась постановка пьесы Ростана, осуществленная
Московским театром имени Ленинского комсомола. Режиссер постановки Сера-
фима Бирман положила в ее основу перевод Владимира Соловьева, что во многом
предопределило общее решение героической комедии Ростана. Этому решению
соответствовала и трактовка образа Сирано, предложенная Николаем Берсене-
вым.
И Бирман, и Берсенев долгие годы проработали во МХАТе-2, и это
обстоятельство, без сомнения, сказалось на их спектакле. Тут было гораздо
больше от русской психологической школы, чем от французской театральной
традиции. Один из первых его критиков Татьяна Тэсс отмечает: «На скромной,
тесной сцене театра имени Ленинского комсомола С. Бирман поставила спектакль
строго, с мужественными интонациями; художники Ю. Пименов и В. Сахнов-
ский талантливо и бережно его оформили».46 Что касается Берсенева, то Тэсс
полагает, что именно его исполнение Сирано дает ключ ко всему спектаклю:
«Сирано у Берсенева, — пишет критик, — подкупает не только суровым мужес-
твом, но и нежностью. Самый воздух вокруг него полон чистотой и силой любви,
и главная тема спектакля, тема большого, не понятого своим временем человека,
звучит полно и сильно».47 Астангов, ощущая Сирано как личность, не понятую
своей эпохой, интерпретировал его прежде всего как мыслителя, опередившего
время. У Берсенева же Сирано выламывается из границ прециозного века мадам
Рамбуйе и «смешных жеманниц» Мольера, ибо всем существом своим отстаивает
величие и силу чувств. Через много лет, вспоминая и невольно сопоставляя
спектакли вахтанговцев и Театра имени Ленинского комсомола, Татьяна Тэсс
говорила о Сирано Берсенева: «Его Сирано — человек больших страстей,
глубоких чувств, все „укрупнено" в его образе. Там, где Сирано-Симонов
сердился, Берсенев негодовал, где первый грустил, второй переживал трагедию.
Боль неразделенной любви Сирано скрывал с самоотверженным мужеством».48
Критик Поль свидетельствует о том же: «Берсенев уделяет много внимания любви
Сирано, раскрывая ее в его борьбе со своим чувством. Он любит Роксану не
отвлеченно, а реально, искренно забывается в гимне любви, но жертвует собой
ради счастья любимой, зажимая кровоточащую рану сердца (...). Все укрупнено
у берсеневского Сирано — фигура, жест, воля, переживания. Это человек
44 Там же. С. 40.
45 Там же.
46 Тэсс Т. Воскрешение Сирано.
47 Там же.
4* Тэсс Т. Тверской бульвар, 11. С. 103.
23*

356 Приложения
больших страстей. Мужественностью окрашен весь его облик».49 Однако мир
Сирано в интерпретации Берсенева не ограничен любовью к Роксане. Личность,
способная на столь сильные и яркие переживания, обладает высоким достоинст-
вом, гордостью и остро чувствует несправедливость, неискренность, ложь. Именно
поэтому Берсенев раскрывал в Сирано нетерпимость к любым проявлениям
обмана, лицемерия, позы и в обличительных сценах обнаруживал мощный
темперамент, язвительную иронию, убийственную насмешку. Поль замечает в
связи с этим: «Берсенев воплощает главным образом героику активной натуры,
для которой борьба — родная стихия, в ней он находит синтез героя личной
драмы и общественной жизни. Заносчивость Сирано и язвительная насмешка —
не маска, а оружие в борьбе. Он может быть сражен, но не покорен».50 Финал
спектакля был внешне подчеркнуто невыразителен, но внутренне напряжен до
предела. Сирано держал шелковые нити, а Роксана наматывала их на клубок.
Смертельно раненный поэт, скрывая невыносимую боль за привычной бравадой,
сообщал возлюбленной последние новости недели.51 Здесь же он читает прощаль-
ное письмо Кристиана, и Роксана догадывается, вслушиваясь в звуки его голоса,
об его давней, неизбывной любви к ней. Но появляются обеспокоенные друзья,
ритм сцены резко меняется и с невероятной скоростью движется к трагической
развязке. Сирано, срываясь с места, выхватывает шпагу и с легкостью непревзой-
денного дуэлянта наносит удары в воздух, поражая извечных своих противни-
ков — ложь, подлость, зависть, лицемерие. Затем внезапная пауза. Прощальный
взгляд на Роксану, и тихо, но явственно произнесенные слова:
... Итак,
Я кончил пятницей ... В субботу
Убит поэт де Бержерак.
Роль Роксаны в спектакле Театра имени Ленинского комсомола играли в
очередь две актрисы — Валентина Серова и Татьяна Окуневская. Обе —
звезды отечественного кино. Но, видимо, эта роль не стала для них этапной.
О Серовой написал несколько слов Виталий Вульф, полагая, что в роли
Роксаны она «была талантлива и вдохновенна» и что «особенно сильно она
играла пятый акт, сцену развязки любви Сирано к Роксане» 52 «Понимая, что
ничего поправить нельзя, — замечает Вульф, — Роксана в отчаянии, мужес-
твенно старалась пережить сознание непоправимой ошибки».53 Об Окуневской
сдержанно сообщает Татьяна Тэсс: «Способная актриса, Окуневская разме-
няла образ Роксаны на мелочь маленьких находок, ограничила его. Правда, в
четвертом акте (где речь идет о приезде Роксаны на фронт к гвардейцам
гасконцам. — Л. Г.) эта преграда неожиданно рушится, и Окуневская находит
крупность и значительность красок».54
49 Поль А. Указ. соч. С. 209, 210.
50 Там же. С. 209.
51 См.: Вульф В. С тобой и без тебя // Неделя. 1991. 22—28 июля. С. 10—11.
52 Там же. С. 11.
53 Там же.
54 Тэсс Т. Воскрешение Сирано.

Л. И. Гительман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 357
Спектакль Московского театра имени Ленинского комсомола, показанный
одновременно с вахтанговским, свидетельствовал о разнообразии подходов к
великой французской пьесе и о том, что пьеса эта оказалась необычайно
притягательной и для зрителей, и для театров в напряженную, трагическую
военную пору.
После войны многие театры России продолжали обращаться к прославленному
созданию Ростана. В 1946 г. режиссер Ефим Брилль осуществил постановку
«Сирано де Бержерака» в Свердловске (ныне Екатеринбург). Сыгравший
заглавную роль Борис Ильин интерпретировал ее в традициях романтического
театра, тщательно прорабатывая при этом психологическую партитуру роли.
Получили признание зрителей спектакли и Новосибирского театра «Красный
факел» (1955), и Саратовского ТЮЗа (1955), и Владивостокского драматиче-
ского театра (1962), и некоторые другие. Однако безусловным театральным
событием стала постановка ростановской пьесы в Московском театре «Современ-
ник», увидевшая свет рампы осенью 1964 г.
Режиссеры Олег Ефремов и Игорь Кваша осуществили ее на основе нового
перевода пьесы, сделанного Юрием Айхенвальдом. В этом достаточно вольном
переводе автор акцентировал вопрос о роли искусства в жизни общества. Не
случайно в интерпретации Айхенвальда пьеса Ростана начинается с выступления
актера Бельроза, заявляющего:
Наш век семнадцатый — вершина всех веков.
У нас во всем расцвет: в искусстве и в науке,
Завидовать нам будут внуки.
Что век их не таков!
И мы покажем вам трагедию Баро,
Где торжествуют правда и добро! 55
Тут же, по свидетельству одного из персонажей — Второго маркиза, выясняется,
что «аллегорически наш мудрый кардинал прославлен в ней». Вот откуда ненависть
Сирано к Монфлери — исполнителю главной роли в этой трагедии. И в дальнейшем
пафос героя не в его любви к прекрасной Роксане, а в ненависти к людям искусства,
способным, раболепствуя, продавать себя, свое творчество власть предержащим. «Да,
ненависть, куда бы я ни шел, / Ошейник мой, и вместе — ореол!» 56 — решительно
заявляет он Лебре, который пытается склонить Сирано к сдержанности по отношению
к тем, кто готов приукрасить правду жизни и преподнести ее сильным мира сего в
желаемой ими упаковке. В начальных сценах и в финале мощным рефреном звучат
слова Сирано: «Я погибну. Но кто-то продолжит проигранный бой. / Важно быть
человеком — лишь в этом решенье задачи».57 Михаил Казаков, один из исполнителей
роли Сирано в спектакле «Современника» (вторым исполнителем был Кваша), в
соответствии с содержанием нового перевода подчеркивал: «Для меня Сирано был
прежде всего поэтом, борцом за справедливость, яростным защитником правды».58
55 Ростан Э. Сирано де Бержерак / Пер. с фр. Ю. Айхенвальда. М., 1964. С. 3.
56 Там же. С. 55.
57 Там же. С. 54, 132.
58 Цит. по: Тодэ Э. Михаил Казаков. М., 1977. С. 56.

358 Приложения
Но в то же время артист не отказывал своему герою и во внутренней сложности:
«Сирано — лирик, человек с нежной и тонкой душой, человек скромный, глубоко
ранимый, остро чувствующий свою некрасивость и от этого весьма болезненно
реагирующий на отношение окружающих».59 Автор монографии о Михаиле
Казакове Эдуард Тодэ свидетельствует: «Сирано-Казаков — это целый каскад
остроумия, иронии, блеска, это фейерверк благородства, смелости, готовности
отразить любое нападение, любой выпад, это пример поразительной игры ума и
проявления поэтической натуры, ее талантливости. В Сирано сказались любовь
актера к поэзии, его умение читать стихи, мыслить поэтическими образами,
понимание психологии поэта, его настроений».60
О том, что спектакль «Современника» утверждал право художника на свободу,
на независимое слово, что он не был связан с конкретной эпохой и даже с конкретным
историческим образом, писала Инна Соловьева: «... театр тут меньше всего чувствует
себя связанным обстоятельствами верности семнадцатому веку. Костюмы условны и
небрежны, усы наведены карандашом или вырезаны из поролона — театр именно
что переодет, как переодеваются к маскараду, заботясь не столько о своей
неузнаваемости, сколько об остроте узнавания тебя под маской».61 Примечательно
наблюдение тонкого критика: «„Сирано де Бержерак" в „Современнике" спектакль
лирический, потому что это похоже на исповедание каких-то сокровенных чувств и
помыслов. Это спектакль об искусстве, его чести и независимости».62 Несколько
ниже Соловьева уточняет: «Сирано де Бержерак» — это спектакль об угрозе
«позорного благоразумия, подстерегающего поэта».63
На первый план в спектакле «Современника» вышла судьба поэта, судьба
художника. Любовь Сирано к Роксане оказалась где-то на втором плане. И даже
когда Сирано в начале спектакля затевает скандал с Монфлери, он это делает не
потому, что Монфлери «строит глазки» Роксане (этот мотив наличествует в пьесе
Ростана), а в связи с тем, что артист, забывая о своей высокой миссии, угодливо
склоняется перед ложей, в глубине которой надменно возвышается влиятельное
лицо. «Основной конфликт Сирано, — замечает Соловьева, — с этой ложей, с
этой публикой официального просмотра официально и за глаза одобренной пьесы
некоего Барро (так у Соловьевой. — Л. Г.), с этим оживлением репортеров,
которые уже шлют в набор информацию об успехе».64 Именно поэтому, справед-
ливо полагает критик, в спектакле «Современника» выдвинулись две фигуры —
граф де Гиш (В. Сергачев) и Лебре (В. Заманский). «В. Сергачев играет вовсе
не мстительного и влиятельного дурака в кружевах, — пишет Соловьева. — У
его де Гиша резкое суховатое лицо интеллигента, сдержанные манеры, умные
глаза. (...) У него по отношению к Сирано — чувство снисходительного реалиста
к романтику; реалистическое мышление подсказывает капитуляцию, нелепо ата-
ковать, нелепо донкихотствовать, надо понимать жизнь — и, понявши, устраи-
59 Пит. по: Там же. С. 56.
60 Там же. С. 57.
61 Соловьева И. Спектакль идет сегодня. М., 1966. С. 180.
62 Там же.
63 Там же. С. 182.
64 Там же. С. 181.

Л. И. Гитслъман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 359
вать, если не пускать себе пулю в лоб. В. Заманский играет Лебре едва ли не
двойником этого царедворца-реалиста (...). Лебре, здравомыслящий, благожела-
тельный и домашний, прямо-таки подкарауливает Сирано, уговаривает его жить
по-людски».65 Аргументы «реалистов» временами кажутся чрезвычайно убеди-
тельными. И в спектакле есть сцены, в которых Игорь Кваша и Михаил Казаков,
каждый по-своему, очень точно играют драматическую ситуацию, в которую
попадает Сирано, остро переживая проблему выбора. Но всякий раз торжествует
не здравый смысл, а требовательная позиция поэта, художника. Как замечает
Соловьева, оба артиста «прекрасно дают нам почувствовать эту трагикомедию
мужества, когда остаться собой — значит быть не как все, когда возникают
какая-то подчеркнутость, бравада, странность».66
Роксана в исполнении Лилии Толмачевой и женственна, и пластична, и умна.
Но ее присутствие в спектакле театра «Современник» в силу режиссерской
трактовки пьесы выглядело почти необязательным.
Столь неожиданное решение ростановской комедии в 1960-е гг. говорило о
новых тенденциях в нашей общественной жизни и в художественном развитии
России. В эту пору, с одной стороны, возникают и утверждаются новые
театральные коллективы, заявляют о себе талантливые молодые режиссеры,
актеры, поэты, художники. Но с другой — в официальных структурах все больше
и больше зреет страх перед столь активными и временами трудно управляемыми
деятелями искусства. И тогда власти пускают в ход всевозможные средства, дабы
подчинить себе этих людей: либо их подкупают, либо устрашают, ссылают,
уничтожают. Поэтому тема противостояния стала главной не только в спектакле
«Современника», но и в постановке Ленинградского театра имени Ленинского
комсомола (1964). Но режиссер Павел Холмский переносит конфликт из сферы
искусства, творчества в сферу сугубо социальную: его Сирано (артист Петр
Горин) бросает вызов придворной клике, опасливо взирающей на гордого и
честного человека. По мнению режиссера, Сирано — «это вольнодумец и фило-
соф, бунтарь и задира, вступивший в непримиримую схватку с ханжеством и
лицемерием, высокомерием и заносчивостью окружающего его аристократического
общества».67 Трагическая любовь Сирано к Роксане (в этой роли дебютировала
известная актриса кино Татьяна Пилецкая) обостряла его ненависть к действи-
тельности, в которой торжествовали социальная несправедливость, зло.
«Сирано де Бержерак» увидел свет рампы на многих сценах России. Театры
Омска и Иркутска, Волгограда и Горького (ныне Нижний Новгород), ряда
других городов с большим или меньшим успехом ставили пьесу Ростана.
Столичные театры также продолжали обращаться к ней. В 1980-х гг. она шла в
Театре имени К. С. Станиславского, Малом театре. В начале 1990-х — в
Московском театре «Сатирикон».
Наиболее примечательным среди этих спектаклей стал спектакль, осуществ-
ленный режиссером Борисом Морозовым в Театре имени К. С. Станиславского
(1980). Здесь Сирано играл Сергей Шакуров. Удивительно, что Сирано
65 Там же. С. 181.
66 Там же. С. 182.
67 Волгоградская правда. 1964. 4 авг.

360 Приложения
Шакурова не имел уродующего его носа. Внешне он ничем не отличался от
окружающих. Особенность этого Сирано была в том, как справедливо писала
критик Е. Давыдова «что он — поэт. В этом его уязвимость и сила, предмет
насмешек и страданий; в этом — его суть».68 Весь спектакль строился на
столкновении поэзии и прозы. Поэзия — это не только умение слагать стихи, но
самое бытие личности, пребывающей в сфере духа и живущей по его законам.
Осененная поэзией, личность эта способна оказать мощное влияние на внутренний
мир другого человека, находящегося в становлении, в поиске самого себя. Сирано
Шакурова своим поэтическим служением Роксане словно формирует ее податли-
вую душу. Сначала она пленена восхитительными кружевами, сотканными им из
прекрасных слов. Но потом осознает трагический смысл существования поэта и
сама оказывается способной подняться над суетностью жизни и постигнуть ее
глубинный смысл. Роксана Аллы Балтер идет трудной дорогой познания собст-
венной души. Это путь от внезапно вспыхнувшей страсти к переживаниям,
свидетельствующим о сложности и красоте ее внутреннего мира. Точно так же и
Кристиан в исполнении Эдуарда Виторгана под влиянием Сирано, каким его
сыграл Шакуров, проходит путь от честного, но прозаичного и не очень далекого
юноши до человека, духовные горизонты которого неизмеримо расширились. И
он оказался способен не только по-настоящему понять и полюбить поэта Сирано,
но и дать нравственную оценку самому себе.
Спектакль был создан на основе перевода Владимира Соловьева, что позво-
лило исполнителям соизмерить свои поэтические порывы с некоторой приземлен-
ностью текста, лишенного, как уже было замечено, ростановского неороманти-
ческого полета. Не потому ли столь явственно ощутимыми оказались в спектакле
горькая ирония и предчувствие трагического финала.
Режиссер строил спектакль по законам «театра в театре». Критик так
описывает его начало: «На сцене, к помосту, где будет вершиться действие,
стекается публика в ожидании представления. Костюмы по крайней мере трех
эпох смешаны здесь в легкомысленном соседстве. Дамские платья стиля „чарль-
стон" оттеняют старинные кружева на манжетах их спутников. Современная
одежда рабочих сцены не противоречит ботфортам и боа (...). Предмет усилий
театра — создание безраздельной поэтической атмосферы. Именно она расстав-
ляет знаки препинания, перехватывает паузы и рифмует слоги. Именно она
сопрягает события, слагает судьбы и выявляет смысл».69 Жестко намечая
постановочный каркас, Борис Морозов прилагал, однако, немало усилий, чтобы
исполнители ощутили внутреннюю свободу и потребность в импровизации. А это
в свою очередь способствовало радостному чувству игры, выдумкам, актерским
провокациям, давало простор творческому воображению и поэтическому вымыслу.
Режиссер, таким образом, сознательно отказывался от погружения в психологию
характеров, в реальную обстановку действия, что вынудило бы отвлечься, как ему
казалось, от главного — резкого противопоставления поэзии и прозы, сферы
духовной и сферы житейской. Такому решению спектакля соответствовала и
поэтика пьесы Ростана, не предполагающая тщательной разработки психологии
68 Давыдова Е. Поэтики урок // Театр. 1981. № 3. С. 31.
69 Там же.

Л. И. Гителъман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг. 361
действующих лиц и жизненных обстоятельств, весьма произвольно намеченных
автором. Именно поэтому спектакль Бориса Морозова стал заметным явлением
театральной России 1980-х гг. и занял важное место в сценической истории
ростановской пьесы.
В 1985 г. в Ленинграде (ныне Петербург) в Молодежном театре режиссер
Ефим Падве поставил мюзикл «Сирано де Бержерак» с Валерием Кухарешиным
в роли Сирано. Спектакль имел успех, особенно у молодежи, увлекавшейся
всевозможными рок-группами.
В 1987 г. Игорь Горбачев поставил спектакль на основе пьесы Ростана в
Ленинградском академическом театре драмы имени А. С. Пушкина. Спектакль
этот сохранился в репертуаре театра до сих пор.
Горбачев всю жизнь мечтал о роли Сирано. Когда-то пьеса шла в концертном
исполнении с его участием. По существу это был моноспектакль. Сирано
уподоблялся в нем романтическим героям Дюма-отца: бретер, дуэлянт, вояка,
одолеваемый страстью к Роксане, легкий, пластичный, мгновенно переходящий
из одного состояния в другое, — таким был Сирано Горбачева в далекие годы
на концертной эстраде. В театре «Сирано де Бержерак» был поставлен артистом
к своему юбилею. Ему исполнилось шестьдесят лет. У многих критиков, да и у
зрителей, вызвало недоумение желание сыграть роль влюбленного героя в столь
позднем возрасте. Но спектакль показал, что возраст для настоящего художника
не помеха.
В интервью, которое Горбачев дал журналу «Театральный Ленинград» в
1988 г., подчеркивается: «В наш жестокий, практичный век (...) время погозо-
рить о высочайшей нравственности, чистоте, благородных порывах. И театр
должен напомнить людям, и в первую очередь молодым, что существуют такие
вечные понятия, как любовь, верность, постоянство, которые всегда жили, живут
и должны жить вечно».70
Режиссер Игорь Горбачев и художник спектакля Март Китаев максимально
освободили пространство сцены, обозначив эпоху, место действия лишь отдель-
ными деталями. Это было сделано для того, чтобы внимание зрителей оказалось
сосредоточенным на диалогах актеров, на тех чувствах, мыслях, которыми
буквально одержимы ростановские герои. Сирано теперь едва ли бретер, дуэлянт,
влюбленный. Но безусловно он когда-то был и отважным воякой, и пылким
любовником. Иной раз в нем снова просыпается ретивое. Он готов сразиться на
шпагах, жадно ловит взгляд Роксаны. Но главное в нем сейчас другое —
мудрость сердца, добытая долгим жизненным опытом. Он пережил и безответную
любовь, и тяжелые разочарования, и многое другое. Но все это никоим образом
не ожесточило Сирано. Наоборот. Он еще больше стал ценить чистое чувство,
глубокую привязанность, человеческую порядочность. Татьяна Забозлаева даже
была склонна считать, что «порядочность», это «странное, почти забытое в наши
дни понятие»,71 стала главной темой спектакля Горбачева. Ведь понятие это, по
мнению критика, восходит к словам «упорядоченность, порядок, ряд», которые в
свою очередь противостоят «хаосу, развалу, душевной распущенности, сумятице
70 Театральный Ленинград. 1988. 8—14 апр. № 15.
71 Ленингр. правда. 1988. 9 янв.
24 Э. Ростан

362 Приложения
чувств».72 С Забозлаевой нельзя не согласиться. В поступках, действиях, в самой
личности Сирано, каким он предстает в интерпретации Горбачева, определяющим,
главным является его неустанная борьба за вечные нравственные ценности,
которым, как он полагает, грозит опасная девальвация, а может быть, даже и
гибель. Именно поэтому в интонациях Сирано-Горбачева слышатся постоянная
озабоченность, почти трагическая взволнованность. Во имя любви Роксаны к
Кристиану он готов пожертвовать собственным чувством, только бы любовь эта
сохранилась навсегда и была озарена светом высокой поэзии. Он дорожит
дружбой Кристиана, который в свою очередь безмерно ценит привязанность
Сирано. Именно поэтому сценический герой Семена Сытника, не желая, в отличие
от ростановского персонажа, принять трагической жертвы друга, сознательно идет
под пули врага, и его гибель лишь непосвященным кажется случайной. Тонкая,
изысканная Роксана в исполнении Татьяны Кулиш напоминает изваяние из
хрусталя: столько в ней хрупкой нежности и пленительной трогательности. Так
и кажется, что Роксана эта нуждается в постоянной защите и заботе. Ибо даже
тогда, когда на ее губах играет кокетливая улыбка, когда во всем ее облике так
победоносно, казалось бы, ощущается уверенность знающей себе цену светской
красавицы, даже в этом случае вас не оставляет чувство тревоги за нее. Нечто
трагическое неизменно сопутствует Роксане-Кулиш. Оно в ее незаметно брошен-
ном печальном взгляде, в неожиданно глухо прозвучавшем слове, в ее ломкой
настороженной пластике. Словно с самого начала она догадывается о том, что
рок подстерегает ее, и поэтому в финале, когда она слышит признание Сирано,
оно не является для нее неожиданностью. Лишь долгий взгляд, полный глубокого
понимания и горечи, обращенный в сторону Сирано, передает ее трагедию.
Театр драмы имени А. С. Пушкина играл «Сирано де Бержерака» в переводе
Владимира Соловьева. Это было связано с желанием режиссера максимально
конкретизировать переживания ростановских героев, сделать их достоверными,
реальными. Вместе с тем и Татьяна Кулиш, и Игорь Горбачев, и Семен Сытник
великолепно владеют поэтической речью, и стихотворный текст позволяет им
поэтически возвысить и обобщить чувства и мысли их героев.
Сценическая история ростановского «Сирано де Бержерака» продолжается.
В 1990-х гг. появились новые постановки и в Москве, и в ряде других городов
России. Как мы видели, каждое десятилетие театр ищет и находит в пьесе Ростана
что-то свое, то, что волнует художника в конкретный исторический момент, в
связи с его собственными творческими устремлениями. Поэтому столь разнооб-
разны ее сценические решения. Думается, что такова судьба каждого творения
классики, актуальной на все времена. Движение истории обнаруживает в нем
ответы на вопросы, выдвигаемые новой эпохой. Ответы эти позволяют глубже
понять человека и окружающий его мир. А сценическое воплощение классической
пьесы открывает новые возможности для театральных поисков.
72 Там же.

Примечания
Эдмон Ростан
СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК
Впервые: Rostand E. Cyrano de Bergerac. Paris, 1898.
Перевод выполнен по изд.: Rostand E. Cyrano de Bergerac. Paris, 1910.
При составлении настоящих примечаний — как к самой пьесе, так и к материалам, помещенным
в разделе «Дополнения», — использовались следующие основные источники:
Cfeuvres comiques, galantes et littéraires de Cyrano de Bergerac / Ed. de Paul Lacroix. Paris, 1858;
Cyrano de Bergerac. Histoire comique des Etats et Empires de la Lune et du Soleil. Paris, 1858; Cyrano
de Bergerac. Quvres diverses / Notice par Frédéric Lachèvre. Paris, 1933; Cyrano de Bergerac. Les
Etats et Empires de la Lune et du Soleil (extraits) / Notice biographique, notice historique et littéraire,
notes explicatives par Jean-Paul Collet et Madeleine Alcover. Paris, 1968; Cyrano de Bergerac. Voyage
dans la Lune / Chronologie et introduction par Maurice Laugaa. Paris, 1970; Cyrano de Bergerac. L'autre
monde / Préface et notes par Henry Weber. Paris, 1978; Variétés historiques et littéraires... / Revues
et annotées par Edouard Fournier. Paris, 1855; Fournel V. La littérature indépendante et les écrivains
oubliés au XVII siècle. Paris, 1862; Le théâtre en France / Par L. Petit de Julleville. Paris, 1901;
Mongrédien C. Cyrano de Bergerac. Paris, 1964; Rostand E. Cyrano de Bergerac / Texte intégral avec
une chronologie «L'époque de Rostand», une analyse de la pièce, des notes et questions, une étude
littéraire, une histoire des représentations (...) par Pierre Lauxerrois. Paris, 1988; Ростам Э. Пьесы.
M., 1958 (Б-ка драматурга).
Перевод цитат, в тех случаях, где переводчик не указан, принадлежит авторам примечаний.
1 Но душа его переселилась в вас, Коклен ... — Констан Коклен (1841—1909) — с 1864 по
1886 г. актер театра «Комеди Франсез», много гастролировал в Европе и Америке. В 1897 г. стал
во главе театра «Порт-Сен-Мартен», где 28 декабря 1897 г. и состоялась премьера «Сирано де
Бержерака» с Кокленом в заглавной роли.
1 Действующие лица. — Прототипами основных действующих лиц пьесы были реально
существовавшие люди — современники Сирано де Бержерака. Ростан стремится изобразить их в
соответствии с их исторической репутацией.
3 Кристиан де Невильет. — Прототипом этого героя Ростану послужил Кристоф де Шампань,
барон де Невильет, муж родственницы Сирано де Бержерака Мадлены Робино, погибший во время
осады Арраса (см. также примеч. 15 к с. 8).
4 Граф де Гиш. — Граф Антуан де Гиш, герцог де Граммон (1604—1678) — сын графа де
Граммона, получившего титул герцога в начале Регентства; с 1641 г. маршал Франции, участник
Тридцатилетней войны (1618—1648). Был женат на одной из племянниц кардинала Ришелье. В 1663 г.
возведен в герцогское достоинство и получил титул пэра. Подробнее о нем см.: Дополнения. С. 270.
5 Рагно. — Сиприен (по другим источникам — Франсуа) Рагно (ум. 1654) — в 1644—
1650 гг. хозяин кондитерской на улице Сент-Оноре в Париже, в которой нашла пристанище
литературная богема. Разорившись, был вынужден наняться в бродячую труппу (по преданию, к
Мольеру), где в его обязанности входило гасить свечи. По свидетельству современников, Рагно был
автором стихов и пьес, однако единственный сохранившийся приписываемый ему сонет, вошедший
в настоящее издание, сочинен, как показывают французские комментаторы (см. примеч. Мориса
Аллана в кн.: Anthologie poétique française, XVIIe siècle. Paris, 1966. V. 2. P. 69), не им, а его
современником Шарлем Бэ от его лица, хотя и опубликован под его именем (см. с. 379). Его дочь

364 Приложения
стала актрисой, была замужем за Лагранжем, актером труппы Мольера. Вопреки пьесе Ростана,
при смерти Сирано он присутствовать не мог, так как Сирано умер в 1655 г.
6 Аебре. — Анри Никола Лебре (1618—1679) — с самого детства близкий друг Сирано,
офицер, затем адвокат; впоследствии издатель сочинений Сирано (см.: Дополнения. С. 255—265).
7 Карбон де Кастель'Жалу. — См. о нем: «Г-н де Карбон, командовавший ротой, в которой
состояли почти сплошь гасконцы, мог считаться гасконцем втройне, как сеньор Кастель-Жалу, или
Желу, — городка в провинции Гиень, расположенного в трех лье гт Гаронны и знаменитого
старинной башней, о которой местные жители рассказывали немало легенд, объясняющих происхож-
дение и название городка. Сперва г-н де Карбон был капитаном в полку Сент-Эньяна и комендантом
замка Бомьер в провинции Берри» (Cyrano de Bergerac. Histoire comique des Etats et Empires de la
Lune et du Soleil. Paris, 1858. P. 14).
8 Аиньер. — Франсуа Пайо Линьер (1626—1704) — автор множества эпиграмм и литератур-
ных пародий, яркий представитель поэтического либертинажа, друг Сирано де Бержерака и поэта
Поля Скаррона. Служил в роте мушкетеров, но, так же как и Сирано, оставил военную службу
ради литературных занятий.
9 Монфлери — актер (наст, имя и фамилия — Закари Жакоб; 1610—1667) театра «Бургундский
отель» с 1637 г., любимый публикой исполнитель ролей Сида и младшего Горация в пьесах П. Корнеля
«Сид» (1636 или 1637) и «Гораций» (1640); драматург, пользовавшийся благосклонностью Ришелье.
Стиль его игры отличался чрезмерной декламационностью. О том, как Сирано изгнал Монфлери из
театра, рассказал Жиль Менаж, писатель и лингвист, в книге, представляющей собой сборник анекдотов
сомнительной достоверности (см.: Ménage J. Menagiana. Paris, 1693).
10 Бельроз — актер (наст, имя и фамилия — Пьер Лемесье; ум. 1670) и директор труппы
«Бургундского отеля», один из самых знаменитых исполнителей главных ролей в трагикомедиях и
пасторалях, утверждавший на сцене прециозный стиль. Прославился также как исполнитель роли
Цинны в одноименной трагедии П. Корнеля (1640).
11 Жодле — фарсовый актер (наст, имя и фамилия — Жюлъен Бедо; ок. 1590—1660) театра
«Маре» (с 1610 г.) и «Бургундского отеля» (с 1634 г.), создатель комического типа слуги —
обманщика и хвастуна. Из эпитафии, сочиненной Жаном Лоре (см. о нем примеч. 51 к с. 284),
известно, что у него был своеобразный гнусавый голос, что отражено в ремарке Ростана на с. 35.
Завершил свою артистическую карьеру в театре Мольера.
12 Кижи — товарищ Сирано по военной службе.
13 Д'Артаньян. — Шарль де Батц, граф д'Артаньян (1611—1673) — гасконский дворянин,
служивший в полку королевских мушкетеров, прототип многих литературных персонажей.
14 Брисайль. — Эктор де Брисайль — прапорщик гвардии принца де Конти, товарищ Сирано
по военной службе, любитель словесности, сам сочинявший стихи.
15 Роксана. — Мадлена Робино (а не Робен, как в пьесе Ростана), баронесса де Невильет (ум.
1657), — родственница Сирано; после смерти мужа, барона де Невильета, жила замкнуто, была
известна набожностью и благотворительной деятельностью, к прециозному кругу не принадлежала.
Ростан заимствовал некоторые характерные особенности ее биографии для своей Роксаны; в то же
время он наделил героиню пьесы чертами еще одного реально существовавшего лица, некой Мари
Робино, современницы баронессы, дамы высшего света, остроумной и образованной, носившей
прозвище Роксаны. Давая своей героине «простецкую» фамилию Робен (по-французски «robin» —
презрительное прозвище судейских чиновников, что-то вроде «приказной строки»), Ростан подчер-
кивает этим ее скромное происхождение.
16 Мать Маргарита. — Мать Маргарита Иисуса (в миру — Мари де Сено; 1590—1657) —
основательница монастыря Дочерей св. Фомы (1627) и доминиканского монастыря Дочерей Креста
(1641) в деревне Шаронна, находящейся ныне в черте Парижа. О ее дружбе с Сирано см:
Дополнения. С. 263, 294.
17 Представление в «Бургундском отеле». — «Бургундский отель» — на протяжении первой
трети XVII в. ведущий французский театр, отличавшийся тяготением к архаике, декламационным
стилем актерской игры, что в дальнейшем вызвало соперничество с ним новых театров — «Маре»,
проводника драматургии классицизма, и театра Мольера. С 1629 г. помещался в древней резиденции
герцогов Бургундских. В 1680 г. труппы «Бургундского отеля», «Маре» и театра Мольера слились
и образовали поныне существующий театр «Комеди Франсез».
18 Играли здесь Ротру когда-то! — Жан де Ротру (1609—1650) — поэт и плодовитый
драматург, автор 14 трагикомедий, 9 трагедий и 13 комедий. Когда Ротру было 19 лет, его первая

Примечания 365
пьеса была поставлена в «Бургундском отеле», для труппы которого он затем главным образом и
писал.
19 И Корнеля! — В 1643 г. началось сотрудничество с «Бургундским отелем» Пьера Корнеля
(1606—1684), покинувшего театр «Маре» вместе с ведущим актером этого театра Флоридором.
Первой пьесой Корнеля на сцене «Бургундского отеля» стала трагедия «Родогуна» (1644).
20 Эх. поживимся мы сегодня париками! — Эта реплика отсылает к знаменитой в истории
французского театра премьере драмы Виктора Гюго «Эрнани», состоявшейся 25 февраля 1830 г. и
явившейся важной вехой в становлении романтического театра, традиции которого продолжает пьеса
Ростана: на этой премьере «романтики» дали решительный бой «классикам». Парики считались
атрибутом классицизма; ср. в кн. Теофиля Готье «История романтизма» (1867), в гл. «Возобнов-
ление „Эрнани"»: «Когда-то (...) Эрнани каждый вечер был вынужден трубить в рог и призывать
своих горных ястребов, которые нередко уносили в когтях с знак триумфа какой-нибудь славный
парик» (цит. по изд.: Rostand Е. Cyrano de Bergerac / Texte intégral ... Paris, 1988. P. 24).
21 ...там сидел я на премьере «Сида»! — Премьера трагикомедии П. Корнеля «Сид»
состоялась 7 января 1637 г. (по другим данным — 2 января или даже в самом конце 1636 г.) в театре
«Маре», а не в «Бургундском отеле». Впоследствии пьеса вошла в репертуар театра Мольера, а также
в репертуар «Комеди Франсез» (с момента создания этого театра), где шла более тысячи раз.
22 Почтенного Баро ... — Бальтазар Баро (1600—1650) — второстепенный поэт и драматург,
секретарь Оноре д'Юрфе (см. примеч. 62 к с. 82), автора знаменитого в свое время романа «Астрея»
(1609). После смерти д'Юрфе Баро напечатал четвертую книгу этого романа, присочинив еще и
пятую. С 1636 г. — член Французской академии. Пастораль «Клориза» была поставлена на сцене
«Бургундского отеля» в 1631 г.
23 Ну а (...) Л'Эпи, Бопре... —Л'Эпи —брат комика Жодле, комический актер, играл в
театре «Маре», в 1659 г. перешел в театр Мольера. Выступал в амплуа смешных стариков. Маротта
Бопре — актриса театра «Маре», исполнительница основных ролей в пасторалях и трагикомедиях.
Смешивая здесь и в других местах (например, в реплике о премьере «Сида») «Бургундский отель»
и театр «Маре», Ростан, скорее всего, допускает сознательную неточность, чтобы создать
обобщенный образ театра первой половины XVII в.
24 ... из Руана к нам вернулся мэтр Корнель! — После премьеры «Сида», имевшей бурный
успех, пьеса была осуждена Французской академией. П. Корнель уехал на родину, в Руан, но в
1640 г. вернулся в Париж с двумя новыми трагедиями, «Горацием» и «Цинной», написанными в
соответствии с нормами поэтики и эстетики классицизма.
25 Останется в веках букет таких имен! — Среди членов Французской академии, основанной
в 1637 г. кардиналом Ришелье, Ростан специально упоминает самые забытые имена: Пьер де Буассд
(1603—1662) — писатель, автор исторических и философских сочинений; Онора Ложье де Поршер
(1572—1653) — второстепенный стихотворец; Франсуа Говиньи де Коломби (ок. 1588—ок.
1648) — писатель, родственник поэта Ф. де Малерба, автор нескольких стихотворений и малоин-
тересной поэмы; Амабль де Бурзе (1606—1672) — дипломат, эрудит, теолог, секретарь Ришелье,
который и ввел его в Академию; Франсуа Арбо де Поршер (ум. 1640) — поэт, друг и ученик
Малерба, подражавший ему, автор од, посвященных Людовику XIII и Ришелье. Ростан намеренно
перевирает два наименее значительных литературных имени: под Будю подразумевается Гийом де
Ботрю, граф де Серран (1588—1665), государственный советник, канцлер герцога Орлеанского,
поэт; под Бурдоном — Никола Бурбон (1574—1644), эрудит, поэт, писавший латинские стихи.
26 Бартеноида, Кассандаса ... — В согласии с прециозным стилем эпохи, дамы высшего света,
как правило, имели прозвища. Данные прозвища, наряду с прочими, фигурируют, в составленном
прециозным литератором А. Сомезом «Словаре жеманниц» (1660), откуда их мог почерпнуть
Ростан.
27 Ждет д'Ассуси меня. — Шарль д'Ассуси (наст, фамилия — Куапо; 1605—1679) — поэт,
представитель бурлескной поэзии XVII в., друг и сподвижник Сирано, посвятившего ему мадригал
«Метаморфозы богов», который был опубликован во втором издании книги д'Ассуси «Овидий в
ударе» («Ovide en belle humeur», 1653); был также другом Мольера. Впоследствии Сирано и
д'Ассуси решительно разошлись.
28 Сейчас предстанет нам одетый, как Федон. — Федон — персонаж пасторали Б. Баро
«Клориза».
29 О да, Филипп Шампень ~ едва ль его представил ... — Филипп де Шампень (1602—
1674) — художник фламандской школы, выбиравший для своих картин преимущественно серьезные

366 Приложения
и возвышенные сюжеты; профессор и ректор Академии живописи в Париже; автор портретов
Людовика XIII и высокопоставленных духовных особ.
ЭД Подвигли бы Калло создать портрет-гротеск. — Жак Калло (1592 или 1593—1635) —
выдающийся рисовальщик и гравер, работавший в фантастической и гротескной манере; в своем
творчестве отдал щедрую дань батальной теме. Ростан, по-видимому, прибегает к противопоставле-
нию таких художников, как Шампень и Калло, с целью не только напомнить о причудливой
внешности героя, но и намекнуть на его атеизм и воинственность.
31 У гордых сыновей ~ гордыни несусветной ... — Савиньен де Сирано по происхождению
принадлежал к парижской буржуазии, но обладание феодальными землями (в 1582 г. его дед
приобрел старинное имение Бержерак в долине Шеврез, ныне департамент Сены и Уазы) изменило
сословную принадлежность семьи. Название поместья Бержерак (которое, впрочем, Абель Сирано,
отец поэта, продал в 1636 г.), для французского слуха звучащее на гасконский лад, вкупе с чертами
характера, присущими Сирано, а также с тем обстоятельством, что он служил в роте Карбона де
Кастель-Жалу, составленной почти исключительно из гасконцев, способствовали появлению легенды
о его благородном гасконском происхождении.
32 ... его клинок опасней ножниц Парки! — Ср. монолог Матамора в статье Т. Готье «Сирано
де Бержерак»: «Может быть, вам неведомо, что моя шпага — это половинка ножниц, принадлежа-
щих парке Атропе?» (Дополнения. С. 292).
33 Роксана — по прозванью. — См. примеч. 15 к с. 8. Историческая Роксана, дочь
персидского царя Оксиарта и жена Александра Македонского, славилась умом и красотой.
^4 ... с голубой орденской лентой на шее ... — На ленте небесно-голубого цвета носили орден
Святого Духа, учрежденный королем Генрихом III в 1578 г.
35 На Фландрию войска вы поведете смело. — Действие пьесы разворачивается во время
Тридцатилетней войны. В 1635 г. в войну вступила Франция, главными противниками которой были
Испания и Австрия.
56 Идем на сцену. — На сцене стояли скамьи для наиболее знатных зрителей. Такой обычай
сохранялся в «Комеди Франсез» вплоть до 1759 г., когда его отменили вследствие протестов
Вольтера и других известных деятелей эпохи.
37 У Нельской башни. — Судя по рассказу А. Лебре, сражение Сирано с наемными
убийцами у Нельской башни — подлинный факт (см.: Дополнения. С. 258). Нельская башня,
одна из привратных башен средневекового Парижа, находилась на левом берегу Сены напротив
Лувра (не сохранилась). С ней были связаны средневековые легенды, окружавшие ее зловещим
ореолом; на этих легендах основана романтическая пьеса Александра Дюма «Нельская башня»
(1832).
50 ... в «Сосновой шишке» ... — Здесь перечислены популярные в XVII в. кабачки, которые,
скорее, можно было бы назвать литературными кабаре: там не только пили и закусывали, но и
беседовали, сочиняли, читали стихи и обсуждали их. Бывали в них и вельможи, и выдающиеся
писатели, и «грязные поэты». Кабачок «Сосновая шишка» на острове Сите, близ собора
Парижской Богоматери, известен со времен Франсуа Вийона, упоминающего его в «Малом
завещании».
59 «Блажен, кто ~ всколышет сонный пруд ...» — Две первые строки — цитата из пасторали
«Клориза», третья принадлежит Ростану.
40 Эй, скомороший гений... — Здесь и далее на протяжении всей сцены с Монфлери источником
Ростану служит одно из сатирических писем Сирано, озаглавленное «Против толстяка Монфлери,
дурного автора и актера» (см. отрывок из этого письма, близкий к тексту Ростана, на с. 292—293
настоящего издания, а также примеч. 27 на с. 386).
41 Да нешто вы Самсон? ~ одолжить хотели? — Самсон — герой ветхозаветных преданий,
наделенный невиданной физической силой. Выданный врагам-филистимлянам, он разорвал на себе
веревки, которыми был связан, и поразил тысячу воинов ослиной челюстью, поднятой им с земли.
42 Ведь принят Монфлери у герцога Кандаля! — Анри де Ногаре д'Эсперон, герцог Кандаль
(1591—1639), — военачальник, покровительствовавший людям искусства, в частности поэту Т. де
Вио (см. о нем примеч. 44 к с. 42).
43 Нос — это перст судьбы ~ Хранит в душе, как я. — Ср.: «... большой нос — признак
остроумия, учтивости, приветливости, благородства, щедрости, маленький же нос свидетельствует о
противоположных вещах» (Сирано де Бержерак. Государства Луны / Пер. Е. Гунста //
Утопический роман XVI—XVII вв. М., 1971. С. 297).

Примечания 367
44 И сам от своего предательства краснеет! — Цитата из трагедии Теофиля де Вио
(1590—1626) «Пирам и Тисба» (1621). Слова Сирано пародируют следующие строки из нее,
считавшиеся образцом театральной напыщенности:
Ah! voici le poignard qui du sang de son maître
S'est souillé lâchement! Il en rougit, le traître!
(Кинжал, на коем кровь хозяина темнеет, —
Он сам от своего предательства краснеет!)
45 ... Савиньен-Эркюлъ де Сирано / Де Бержерак. — Савиньен — имя, данное Сирано в честь
деда при крещении; Эркюль, т. е. Геракл, — имя, избранное им самим, так же как другое имя,
которым он иногда подписывался, — Александр; о происхождении фамилии Бержерак см. примеч.
31 к с. 22. Начиная с 1638 г. Сирано подписывался по-разному, комбинируя настоящие имена с
придуманными (Александр де Сирано Бержерак, Эркюль де Бержерак, де Бержерак Сирано, де
Сирано де Бержерак, Савиньен де Сирано).
46 Селадон — герой романа О. д'Юрфе «Астрея» (см. примеч. 62 к с. 82); это имя стало
нарицательным для обозначения галантного любовника.
47 Скарамуш — одна из классических масок итальянской комедии дель арте, хвастун и враль.
48 Он драматург. Жалеть с какой же стати / Он станет о своем освистанном собрате! —
Армян-Жан дю Плесси, герцог Ришелье (1585—1642), — кардинал, государственный деятель, в
1624—1642 гг. первый министр короля Людовика XIII, интересовался литературой и сам писал стихи и
пьесы.
49 Я — не Тит. не Цезарь, а у ней / И Клеопатры блеск, и пылкость Береники. — Здесь,
по-видимому, подразумеваются не столько реальные исторические лица, сколько герои литератур-
ных произведений: о судьбе римского императора Тита и иудейской царевны Береники говорится
в трагедиях П. Корнеля «Тит и Береника» (1670) и Расина «Береника» (1670); любовь Цезаря
и Клеопатры послужила сюжетом для трагедии «Клеопатра» (1636) И. де Бенсерада и романа
«Клеопатра» (1648) Г. де Ла Кальпренеда. О двух последних см. также примеч. 53 к с. 61 и
примеч. 58 к с. 76.
50 Собрались в церковь мы святого Рока. — Имеется в виду одна из известнейших парижских
церквей той поры, названная по имени католического святого XIV в.
51 Святую воду всю допил в один глоток! — Французский литератор Франсуа Шарпантье
(1620—1702) приводит рассказ Н. Буало: «Вот лучший поступок в жизни Линьера — он осушил
всю чашу со святой водой после того, как одна из его возлюбленных омочила в ней кончик пальца»
(Charpentier F. Carpentiana. Paris, 1741. P. 361).
52 Скорей зови Кассандра! ~ Люсинду и Клеандра! — Кассандр, Люсинда, Клеандр —
классические маски итальянской комедии дель арте.
55 ... я горд, как Артабан ... — Артабан — парфянский правитель, прославился удачными
военными действиями против римских императоров Каракаллы и Макрина; убит в битве с персами
в 226 г. Выведен в романе Г. де Ла Кальпренеда (1610—1663) «Клеопатра», который является
источником французской поговорки «горд, как Артабан». Ла Кальпренед был гасконцем и наделил
своих героев типично «гасконскими» характерами. Н. Буало по этому поводу замечает в стихотворном
трактате «Поэтическое искусство» (1673):
Рисуют иногда тщеславные поэты
Не действующих лиц, а лишь свои портреты.
Гасконцу кажется родной Гасконью свет,
И Юба говорит точь-в-точь как Кальпренед.
(Буало Н. Поэтическое искусство / Пер. Э. А. Линецкои. М., 1957. С. 82).
54 Как нам велел Малерб ... — Франсуа де Малерб (ок. 1555—1628) — писатель, основопо-
ложник поэзии классицизма, реформатор языка и стиха.
55 Ничтожный муравей, ты не судья стрекозам! — Парафраз известной басни Жана
Лафонтена «Цикада и Муравей», в русской традиции — «Стрекоза и муравей».
56 К филлиде ... — Филлида — условно-поэтическое имя героини любовных элегий, распрос-
траненное в идиллической поэзии.
57 Кто имеет уши ... — Ср. евангельское: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф. 11:15).

368 Приложения
58 Примите ж от меня сонеты Бенсерада... — Изаак де Бенсерад (1612—1691) — поэт,
драматург, представитель прециозной литературы.
59 ... в элегию Шаплена ... — Жан Шаплен (1595—1674) — теоретик классицизма, один из
первых членов Французской академии, автор популярной в свое время поэмы о Жанне д'Арк
«Девственница, или Освобожденная Франция» (1665).
60 Кладем в кулек из Сент-Амановых поэм. — Марк-Антуан-Жерар де Сент-Аман (1594—
1661) — поэт, автор галантных поэм и сатирических стихотворений.
61 Благословен днесь и вовеки будь / Тот миг ... — Слова, которыми Сирано встречает
Роксану, представляют собой парафраз известных строк Петрарки (сонет LXI; пер. Вяч. Иванова):
Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
{Петрарка Ф. Лирика. М.. I960. С. 52).
62 Как герой д'Юрфе, он златокудр! — Оноре д'Юрфе (1568—1625) — один из главных
представителей прециозной литературы, создатель французского пасторального романа. В его романе
«Астрея» (1609), ставшем настольной книгой современных ему читательниц, под видом идеализи-
рованных пастухов и пастушек выведены разнообразные типы тогдаших аристократов.
65 Ведь это / Тот самый Ренодо, что изобрел «газету»! — Теофраст Ренодо (1568—
1653) — врач, королевский историограф, литератор, в 1631 г. основал первую французскую газету
«La Gazette».
64 Сам маршал де Гасьон ~ знаток по части шпаги. — Жан де Гасьон (1609—1674) —
французский военачальник времен Тридцатилетней войны, маршал. Подробнее о его взаимоотноше-
ниях с Сирано см.: Дополнения. С. 263, 294.
65 Скажи об «Агриппине»! — Трагедия Сирано де Бержерака «Смерть Агриппины» была
поставлена в «Бургундском отеле» в 1653 г. В ней в опосредованном виде отразились события
Фронды, и постановка вызвала шумный скандал. Кардинал Ришелье умер намного раньше, в 1642 г.,
и Сирано не мог показывать ему свою трагедию.
66 ... за те стихи, что нравятся ему. / Он платит дорого. — Писатель Поль Пелиссон-
Фонтанье, автор книги «История Французской академии» (1653), сообщает следующий анекдот:
«Г-н Кольте уверял меня, что, когда он принес кардиналу пролог к „Тюильри", тот особо остановился
на трех строках, описывавших тамошний пруд:
В пруду резвящихся и крякающих уток,
Когда крылами бьют и плещутся оне
И кличут селезней, что дремлют на волне. —
дескать, прослушав все до конца, кардинал выдал ему собственноручно 50 пистолей, присовокупив
к ним любезные слова о том, что это награда лишь за те три стиха, которые ему весьма понравились,
а что до прочих, то король не столь богат, чтобы за них заплатить» (о Гийоме Кольте см. примеч.
52 к с. 284).
67 У славного Серей издать шедевров том... — Шарль Серей — издатель, выпустивший в
свет 12 мая 1654 г. «Разные произведения» Сирано.
68 ... два пажа с теорбами. — Теорба — старинный музыкальный инструмент, похожий на
лютню.
69 ... ведь я учи^гся в школе / У Гассенди! — Пьер Гассенди (1592—1655) — французский
философ, оказавший на Сирано большое влияние. Открытия Коперника и сочинения Джордано
Бруно убедили Гассенди в том, что физика и астрономия Аристотеля устарели. Его критический
разбор трудов Декарта считается образцом научной полемики. В этике был последователем Эпикура.
Автор сочинений по астрономии и механике. Занимался акустикой; дал объяснение, почему звуки
бывают различной высоты. Сирано де Бержерак слушал лекции Гассенди в доме своего друга Шапеля
(см. примеч. 14 к с. 257).
70 Сыграйте под окном у Монфлери павану! — Павана — старинный бальный (испанский и
итальянский) танец, исполнявшийся в замедленном ритме, весьма модный в XVI—начале XVII в.,
но к 1640 г. устаревший.
71 Моему полку поручена осада / Арраса ... —Аррас — старинный город на северо-востоке
Франции на р. Скарпе. Почти полвека был в руках испанцев и после продолжительной осады был
взят французами в 1640 г.

Примечания 369
72 Я видеть в вас героя, / Антония, хочу! — Марк Антоний (83—30 до н. э.) — римский
полководец, политический деятель. Роксана, обыгрывая сходство имен (де Гиша зовут Антуан),
имеет в виду любовь Клеопатры к победителю Антонию.
75 ... наперсточком линьонских пресных вод... — Линьон — маленькая речка в провинции
Лионе, приток Луары; описана в романе О. д'Юрфе «Астрея»: в нее бросается Селадон.
74 Замысловатостью равняться с Вуатюром ... — Венсан Вуатюр (1598—1648) — поэт,
яркий представитель прециозного стиля.
75 ... от монархини французской получил ~ Это был /Лорд Бэкингем. — Джордж Вильерс,
герцог Бэкингем (1592—1628) — английский политический деятель, фаворит королей Иакова I и
Карла I. Французская монархиня — королева Анна Австрийская, жена Людовика XIII. Связь
Бэкингема и Анны Австрийской получила широкую огласку.
76 На празднестве любви я — Лазарь у порога! — Имеется в виду евангельская притча о
Лазаре, нищем, который лежал у ворот богача и питался крохами с его стола (Лк. 16:19—25).
77 Предлагая орла Рсгьомонтанус ~ Двадцатигранник я построю из зеркал ~ Взяв костный
мозг быка, всего себя натри ... — Региомонтанус (наст, имя и фамилия — Иоганн Миллер;
1436—1476) — немецкий математик и астроном; Архит Тарентский (ок. 428—365 до н. э.) —
древнегреческий философ и математик; ему приписывают построение знаменитого автомата —
летающего деревянного голубя. Первые шесть способов попасть на Луну, описанные Ростаном,
восходят к тем, о которых говорит Сирано де Бержерак в романах «Государства и империи Луны»
(склянки с росой, машина со взведенными курками, дым, бычий мозг, магнит; см.: Cyrano de Bergerac.
L'autre monde. Paris, 1978. P. 62—64) и «Государства и империи Солнца» (летательная машина
со стеклянным двадцатигранником; см.: Op. cit. P. 193). Последний способ придуман Ростаном.
78 Он пьет ~ а с кардиналом серым! — «Серым кардиналом» называли отца Жозефа (в
миру — Франсуа Ле Клер дю Трамбле; 1577—1638), доверенное лицо и советника кардинала
Ришелье.
79 В зеленых сумерках на берегу Дордони ... — Дордонь — река в юго-западной Франции,
приток Жиронды. Городок Бержерак, расположенный на Дордони, не имеет отношения к Сирано
(см. примеч. 31 к с. 22).
80 Ну а я займусь Декартом. — Рене Декарт (1596—1650) — французский философ и математик,
оказавший огромное влияние на современников. С ним полемизировал учитель Сирано П. Гассенди.
81 Смеются надо мной Беарн и Перигор... — Беарн — старая французская провинция,
примыкавшая к Гаскони с юго-запада; Перигор — область к северу от Гаскони.
82 Как граф де Бюкца пред нами отступил ... — Граф де Бюкуа — один из испанских
военачальников, защищал Аррас (см. о нем: Дополнения. С. 269).
85 Как близ Бапома я атаковал геройски! — Бапом — французский город в 22 км на
юго-восток от Арраса. В силу своего приграничного положения много раз переходил из рук в руки;
окончательно отошел к Франции в 1659 г.
84 Что с Генрихом Четвертым / Подобных случаев ~ не отдал бы врагу. — Генрих IV
(1553—1610) — король Франции с 1594 г., первый из династии Бурбонов. По преданию, ему
принадлежат слова, обращенные к его воинам накануне одной из битв: «Если вы потеряете из виду
знамена, равняйтесь на мой белый султан: он всегда укажет вам путь к чести и победе».
85 Он следует в Дуллан ... — Дуллан — город недалеко от Арраса.
86 Когда бы Пенелопе ~ Она бы из дому бежала, как из плена. — В согласии с прециозным
стилем, Роксана прибегает к античным реминисценциям, переосмысляя на современный ей лад события
греческой мифологии: царь греческого острова Итака Одиссей (Улисс) воевал под стенами Трои (как
Кристиан под Аррасом), а его верная жена Пенелопа ждала его дома (как Роксана) над рукоделием (н*:
шитьем, а тканьем); другая мифологическая героиня, «шалая» Елена, пока ее муж был в отъезде,
влюбилась в гостя, троянского царевича Париса, и бежала с ним из дому в Трою, что и послужило
поводом к Троянской войне. Ср. стихотворение О. Мандельштама, написанное в 1917 г.:
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена —
Не Елена — другая — как долго она вышивала?
(Мандельштам О. Полн. собр. стихотворений. СПб.. 1995).
87 Ранен я ударом протазана. — Протазан — копье с плоским наконечником.
88 Парк при монастыре Дочерей Креста в Париже. — Настоятельницей монастыря Дочерей
Креста была мать Маргарита (см. примеч. 16 к с. 8); после загадочного ранения Сирано она и

370 Приложения
другие монахини ухаживали за поэтом в доме его друга Танги Реньо де Буаклера; существует
предание, что в этом монастыре Сирано по просьбе настоятельницы и был похоронен. Однако умер
он не там, а в городке Саннуа близ Аржантейля, в доме своего кузена Пьера де Сирано, к которому
его перевезли за несколько месяцев до смерти.
89 Врагов ему плодят / Его эпистолы. — Имеются в виду полемические письма Сирано,
частично опубликованные в 1654 г. в его книге «Разные произведения».
90 Гласит / Молва, что Иоанн Австрийский в пух разбит ... — Иоанн Австрийский
(1629—1679) — незаконный сын Филиппа IV, испанский военачальник, воевал против французов.
В 1657 г. ему нанес поражение маршал Анри де ла Тур д'Овернь, виконт де Тюренн.
91 Двор уехал в Фонтенбло. — Фонтенбло — загородная резиденция французских королей:
дворец, строительство которого было начато в первой половине XVI в., и огромный живописный
парк.
92 В четверг возвысилась Манчини ... — Мария Манчини (1639—1715) — племянница
кардинала Мазарини и фаворитка Людовика XIV (см. примеч. 32 к с. 246).
95 В субботу вечером, тридцатого числа ... — На самом деле Сирано умер 28 июля 1655 г.
(во французском оригинале пьесы Ростана сказано: «В субботу, двадцать шестого ...»).
94 ... я нанялся ламповщиком ... к Мольеру ... — См. примеч. 5 к с. 8.
95 «Скапена» видел я ~ Ограблен ваш «Педант» бесстыжим драматургом! — «Плутни
Скапена» Мольер написал и поставил лишь в 1671 г., спустя много лет после смерти Сирано
(подробнее об этом см.: Дополнения. С. 295—298 и примеч. 29 к с. 280).
96 Что скоро обниму Сократа, Галилея!.. — Сократ (469 или 470—399 до н. э.) —
древнегреческий философ-идеалист, в эпоху Сирано воспринимался как величайший мудрец древ-
ности. В «Ином свете, или Государствах и империях Луны» проводником Сирано по лунному миру
является «демон Сократа». Галилео Галилей (1564—1642) — итальянский философ, физик и
астроном. В «Ином свете ...» Сирано описывает суд, который учиняют над ним по жалобе жрецов, —
это недвусмысленная сатира на суд над Галилеем. В том же романе Сирано помещает рай на Луне, —
Ростан следует здесь за вымыслом своего героя.
97 Заглянуть / В Коперника ... — Николай Коперник (1473—1543) — польский астроном,
создатель гелиоцентрической системы Вселенной. Сирано вслед за своим учителем Гассенди разделял
его взгляды.
ДОПОЛНЕНИЯ
I. ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО НАСЛЕДИЯ СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАКА
Перу Сирано де Бержерака принадлежат комедия «Одураченный педант», написанная в 1645
или 1646 г., романы «Иной свет, или Государства и империи Луны» и «Государства и империи
Солнца» (написанные не позднее 1650 г.), трагедия «Смерть Агриппины» (поставлена в 1653 г.),
многочисленные прозаические письма, философские, сатирические и публицистические, стиль которых
представляет собой смешение бурлеска и прециозности, а также немногочисленные дошедшие до нас
стихотворения.
В настоящий раздел вошли три стихотворных произведения Сирано, написанные в наиболее
популярных поэтических жанрах его времени (сонет, стихотворная сатира, эпитафия), и пять писем
(прозаических посланий), наиболее характерных для эпистолярного наследия Сирано.
К мадмуазель д'Арпажон
Впервые: Cyrano de Bergerac. Oeuvres diverses. Paris, 1654.
Перевод выполнен по изд.: Oeuvres comiques, galantes et littéraires de Cyrano de Bergerac / Ed.
de Paul Lacrois. Paris, 1858.
Сонет обращен к Жаклине, одной из дочерей герцога д'Арпажона, к которому Сирано, нуждаясь
в покровительстве, поступил на службу в 1652 г. Им открывается книга Сирано «Разные
произведения» (1654), украшенная гербом герцога д'Арпажона.

Примечания 371
Прогоревший государственный министр
(Бурлеск)
Впервые: D. В. Ministre d'Etat flambé. Paris, 1649.
Перевод выполнен по изд.: Oeuvres comiques, galantes et littéraires de Cyrano de Bergerac / Ed.
de Paul Lacrois. Paris, 1858.
Памфлет пополнил число стихотворных сатир против кардинала Мазарини (1602—1661),
единолично правившего Францией с 1643 г., которые во множестве появлялись во время Фронды,
а после 1651 г., когда Поль Скаррон опубликовал свою знаменитую «Мазаринаду», получили
название «мазаринад».
1 Ridendi dicere verum qu'id vctat? — Этот эпиграф к памфлету представляет собой парафраз
стиха Горация «Ridentem dicere verum quid vetat?» («Кто запрещает, смеясь, говорить правду?» —
лат.) (Гораций. Сатиры. 1,1).
2 Не в стиле колкого Маро ... — Клеман Маро (1496—1544) — придворный поэт Марга-
риты Наваррской и Франциска I, мастер легкой и изящной сатиры, автор поэмы «Ад» и многих
посланий.
3 Ходить готовы в селадонах ... — См. примеч. 46 к с. 46.
4 Да заточением смирять / Соперничество де Бофора. — Франсуа де Вандом, герцог де
Бофор (1616—1669), — внук Генриха IV, один из вождей Фронды; вызвал неудовольствие
королевы Анны Австрийской тем, что позволял себе оскорбительные выходки по отношению к ией.
Мазарини заточил его в башню Венсеннского замка, откуда ему удалось бежать в 1649 г.
5 Вас Фауст и Грандье, вдвоем, / В свои зацапали тенета. — Иоганнес Фауст (1480?—
1540?) — бродячий астролог, прототип героя распространенных в XV—XVI вв. немецких наро-
дных легенд, чернокнижника и алхимика доктора Фауста. Урбен Грандье, кюре г. Лудена, был в
1634 г. сожжен по обвинению в колдовстве. Сирано заступается за его память в письме «В защиту
колдунов»; однако здесь его имя, как и имя Фауста, упомянуто с целью подчеркнуть, что кардинал
сродни нечистой силе.
6 Теперь вам служит доброхот /Из Сен-Жерменского аббатства... — Имеется в виду Матье
де Морг (1582—1670), настоятель Сен-Жерменского аббатства. Прославился как автор памфлетов
против Ришелье. К началу 1650-х гг. известность его значительно уменьшилась, тем не менее
кардинал Мазарини прибегал к услугам этого памфлетиста и ценил его советы.
7 К нам итальянцы прут толпою ... — Итальянцы (особенно римское дворянство) устрем-
лялись в это время во Францию, рассчитывая сделать карьеру с помощью своего соотечественника
Мазарини.
8 Сарматы ~ Дерут три шкуры ... — «Сарматами» называли солдат полка легкой кавалерии
иностранного, большей частью немецкого, происхождения. С 1636 г. он входил в состав французской
армии и нередко занимался грабежом в окрестностях Парижа.
9 Приходят рейнские быки / Днепровским колпакам на смену. — «Рейнскими быками» и
«днепровскими колпаками» называли соответственно немцев и поляков, входивших в полк иностран-
ной кавалерии; эти прозвища связаны, по-видимому, с их необычными головными уборами —
германскими шлемами и польскими высокими шапками.
10 Заткнули рот по-воровски / Дайе, Фоше и Обертену ... — Дайе, Фоше, Обертен —
протестантские пасторы, проповедовавшие в храме деревушки Шарантон; имеется в виду случай,
когда заполонившие окрестности Парижа «сарматы» угрожали Шарантону, а значит и пастве и
пастырям храма, которым пришлось прервать проповеди.
11 Покуда мы на дне траншей ~ В кошель «Бургундского отеля». — Речь идет об одном из
эпизодов Тридцатилетней войны (1618—1648). Каталонский город Лерида в 1640 г. был захвачен
французами. Испанцы делали неоднократные попытки отбить его, и наконец в июле 1644 г. город
был взят королем Испании. В 1647 г. Лериду осадил принц Конде (при участии маршала де
Граммона), однако недостаток денег и подкреплений заставил французов снять осаду и отступить.
Об этой бесславной военной кампании во Франции распевали множество сатирических песенок;
припев у одной из них был «oui-da» (в тексте перевода — «о-гей!»). Сирано также намекает, что
деньги, предназначенные для войска принца Конде, пошли на содержание итальянской труппы,
игравшей тогда в «Бургундском отеле».
24*

372 Приложения
12 BbLia надежда, что страну / Спасет рожденье луидора. — В 1648 г. начали чеканить
золотые луидоры, стоившие по курсу пять ливров каждый; двойной луидор стоил десять ливров.
Как сообщает Ж. Таллеман де Рео, «из-за некоторых членов Государственного совета, у коих
водилось неполноценное золото, был издан нелепый указ, запрещавший взвешивать пистоли (...)
запрещение взвешивать пистоли оказалось большой ошибкой, ибо их стали стачивать до того, что
стоимость их по весу упала до шести ливров» (Таллеман де Рео Ж. Занимательные истории. Л.,
1974. С. 92).
*3 Сидит без дела Цицерон; / Святому Кому нанесен / Удар, да и святому Иву ... — Эти
имена перечислены, чтобы показать, что страдают и разоряются представители самых разных
профессий. Под Цицероном подразумевается стряпчий; святой Ком — покровитель хирургов (школы
хирургов в Париже находились в ту эпоху на улице К орде лье, близ приходской церкви св. Кома);
святой Ив — покровитель прокуроров.
14 И не приносит барыша / Квартет Марс ... — В середине XVII в. парижский квартал
Маре был средоточием злачных мест.
15 Бабе, Маротта и Нишон / Живут беднее, нем служанки. — Речь идет об известных в
те времена куртизанках; имя Нишон, в частности, упоминается в нескольких мазаринадах.
16 Ле Бретилье идет на дно ... — Ле Бретилье — известный торговец.
17 Морелъ оставлен школярами ... — Фредерик Морель (1558—1630) — издатель, ученый-
эллинист, с 1586 г. преподавал в «Коллеж де Франс».
18 Тревожит Буассо одно: / Где краски взять да полотно? — Жан Буассо — художник, а
также гравер, географ, специалист по генеалогии.
19 Рангуз без дела месяцами... — Пьер Рангуэ — автор многочисленных эпистол, написанных
витиеватым слогом, которые он адресовал всем вельможам, желавшим прослыть меценатами и
платившим ему за эти послания немалые деньги.
20 Вино — знаменитый повар.
21 Сам Савояр в тряпье одет ... — Филиппо, по прозвищу Савояр (т. е. уроженец Савойи), —
уличный артист, сочинитель веселых песенок, которые он сам исполнял в театре под открытым небом
у Нового моста. Его описание оставил д'Ассуси в своей книге «Бурлескные приключения»
(«Aventures burlesques de Dassoucy», 1858); упомянут он и в сатире IX Н. Буало.
22 У Орвьетана больше нет / Ни лавочки, ни эликсиров ... — Орвьетан в течение трех
десятков лет держал лавочку на Новом мосту, где продавал снадобья, мази, пилюли собственного
изготовления. Его именем был назван один из распространенных в то время в Европе целебных
эликсиров.
23 Сомюру даже на обед / Не наскрести монет с жуиров. — Сомюр — известный игрок в
«jeu de pomme» (разновидность игры в мяч), державший зал для этой игры.
24 А был великим Гарделеном ... — Гарделен — мим, актер-комик итальянской труппы.
25 Кармелин — зубодер, практиковавший на Новом мосту; упоминается в «Бурлескных
приключениях» д'Ассуси.
26 Шампань отныне властелин / Лишь над ничтожным манекеном. — Шампань (ум.
1662) — известный парикмахер эпохи Людовика XIII. О его искусстве упоминает Ж. Таллеман
де Рео.
27 Кормьер не веселит народ ... — Кормьер — один из актеров и фокусников, выступавших
на Новом мосту.
28 Весь Новый мост давно в печали ... — Новый мост — старейший мост через Сену в
Париже; его издавна облюбовали уличные торговцы, артисты и даже лекари, предлагавшие прохожим
свои услуги.
29 А в Сен-Жермене ~ все обнищали ... — Сен-Жерменская ярмарка в Париже существовала
с конца XV в. Там было множество лавок и кабачков, а также балаганы, где выступали бродячие
актерские труппы, и игорные дома.
30 И в картах завели вы трюк. /Чтоб шулер не понес урону ... — Имеется в виду «ока» —
род азартной карточной игры, вошедшей в моду при французском дворе в XVII в., в годы правления
Мазарини, и казавшейся сомнительным новшеством.
31 И выдаете ваш клобук / За королевскую корону. — Кардинала Мазарини обвиняли в том,
что он желает стать королем Франции.
32 Своих племянниц ~ И выпестовали в экстазе ~ С Кандалем или Ришелье. / Родни-
лись... — Племянницы Мазарини, дочери итальянского дворянина Лоренцо Манчини и его жены

Примечания 373
Жеронимы Манмини, родной сестры кардинала, часто фигурировали в мазаринадах. Лауру и
Олимпию привезли в Париж по приказу дяди-кардинала в 1647 г., Марию и Гортензию — в
1653 г., Мари-Анну — в 1655 г. Лауру Мазарини намеревался выдать замуж за герцога Кандаля,
но этот брак не состоялся.
33 Гроша не стоящий товар / Вы облагаете налогом ... — Мазарини ввел новые налоги; он
же потребовал с членов парламента дополнительный побор за признание их должностей наследст-
венными. Эта мера задевала и судейское чиновничество.
34 ... призрак Черного монаха. — Черный монах (Moine Bourru) — призрак, который, по
поверьям деревенских жителей, появляется под Рождество. Ср. в письме Сирано «В защиту
колдунов»: «Я выпускаю в канун Рождества Черного монаха, приказываю ему катиться, как бочка,
или в полночь волочить за собой по улицам цепи, чтобы душить ими тех, кто высунет нос в окошко...»
(цит. по изд.: Cyrano de Bergerac. Voyage dans la Lune / Chronologie et introduction par Maurice
Laugaa. Paris, 1970. P. 175—176).
35 Он вместо хлеба нам припас / Лишь страх — томительный и липкий. — Упоминание
об одном из эпизодов времен Фронды, относящемся к декабрю 1648 г., когда королевская армия
осадила Париж и перекрыла все дороги, по которым подвозили продовольствие в столицу.
36 К бессильной ярости Лтропы. — См.: Дополнения. С. 292.
37 Обозы нам везут вино /И хлеб и тешат нас немало. — Несколько обозов с мукой сумели
пробиться в Париж, что вызвало в городе всеобщее ликование.
3е Сам Аполлон без сожалений / Сражает вас ... — Аполлон, по древнегреческим сказани-
ям, — бог-воитель, вооруженный золотыми стрелами, но также и покровитель искусств, и, в
частности, поэзии; как следует из текста, против Мазарини обращены поэтические стрелы божества,
а не реальные.
39 То будет некого казнить / Сегодня мэтру Жан-Гийому. — Мэтром Жан-Гийомом (или
мэтром Жаном) именовали в народе палача.
Эпитафия
Перевод выполнен по изд.: Quvres comiques, galantes et littéraires de Cyrano de Bergerac / Ed.
de Paul Lacrois. Paris, 1858, — вероятно, тексту первой публикации.
Письма
Впервые: Cyrano de Bergerac. Quvres diverses. Paris, 1654.
Перевод писем (1)' (2), (4) и (5) выполнен по изд.: Cyrano de Bergerac. Quvres diverses /
Notice par Frédéric Lachèvre. Paris, 1933, воспроизводящему издание XVII в.; перевод письма (3),
не вошедшего, как и остальные любовные письма в «Quvres diverses», — по изд.: Cyrano de Bergerac.
Quvres complètes. Paris, 1962. T. 2.
Эти письма — художественная проза, звучавшая подчас весьма злободневно. Историк литера-
туры Антуан Адан, говоря о Сирано де Бержераке, утверждает, что «его письма — самые
„экстравагантные" его произведения и, судя по всему, современникам он был известен почти
исключительно как их автор» (Adam A. Histoire de littérature française au XVIIe siècle. Paris, 1962.
T. 2. P. 123).
Трус
1 Этот господин Матамор готов умереть на месте, лишь бы поскорее свести счеты со
смертью ... — Матамор — одна из классических масок французской комедии, вояка-хвастун (см.
также примеч. 26 к с. 292 об этом образе в литературной традиции XVII и XIX вв.).
2 ... покончить со мной ударом клинка, а не чашей цикуты. — Чаша цикуты, выпитая по
приговору афинских властей, прервала жизнь древнегреческого философа Сократа (469 или

374 Приложения
470—399 до н. э.). Персонаж данного письма считает, что ему более подобает смерть Сократа,
чем смерть от клинка.
3 ... живая блоха намного лучше усопшего монарха ... — Ср. библейское: «... и псу живому
лучше, нежели мертвому льву» (Еккл. 9:4).
<2>
Дуэлянт
1 Меня беспрестанно донимают то терцы, то кварты ... — Терца и кварта — фехтовальные
приемы нанесения колющего и рубящего ударов.
2 ... если бы на ней не писали картелей ... — Картель — письменный вызов на дуэль.
3 ... для исполнения желания Калигулы. — Видимо, имеется в виду жестокое желание,
высказанное Калигулой: «О, если бы у римского народа была только одна шея!» (Гай Светоний
Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей / Пер. М. Л. Гаспарова. М., 1990. С. 119).
<4>
Против читателя романов
1 Со мной, сударь, толковать о романе! — В XVII в. вошло в моду чтение романов. В
частности, любителем романов был принц Конде (см. примеч. 9 к с. 271), к которому предположи-
тельно обращено это письмо.
2 ... разве «Полександр» и «Альсидиана» — города, которые собирается осаждать Гась-
он? — «Полександр» и «Альсидиана» — романы Марена Ле Руа де Гомбервиля (1600—1674),
пользовавшиеся большой популярностью. О Ж. де Гасьоне см. примеч. 64 к с. 90.
5 ... вы представлялись мне ~ во Фландрии ... — Здесь и далее в тексте — явные намеки на
действия «великого Конде»: с 1648 г. он во главе французской армии воевал во Фландрии, где взял
крепость Иперн и одержал победу при Аансе; в ходе Фронды Конде вначале стал на сторону
Мазарини, т. е. «партии государя», но затем перешел на сторону Фронды; в 1653 г. бежал в
Нидерланды.
4 ... в местности, о коей Ренодо слыхом не слыхивал. — См. примеч. 63 к с. 89.
5 Итак, я поспешу ~ поставить свечку святому Матюрену ... — К этому святому обраща-
лись с молитвами об исцелении душевнобольных. В том, что принц Конде, вместо того чтобы
руководить войсками, увлекается чтением романов, Сирано видит род помешательства; вероятно,
здесь есть намек на судьбу Дон-Кихота, героя Сервантеса, который сошел с ума именно от чтения
романов.
<5>
Против похитителя мыслен
1 Если друг похищает у нас наши мысли ... — Письмо обращено против литератора
Дерозье Болье, автора комедии «Галиматья» (1639); именно Болье фигурирует в качестве
адресата письма в издании, подготовленном Полем Лакруа (Couvres comiques, galantes et
littéraires de Cyrano de Bergerac / Ed. de Paul Lacrois. Paris, 1858), и в издании, с
которого делался перевод данного письма (Cyrano de Bergerac. Ceuvres diverses / Notice par
Frédéric Lachèvre. Paris, 1933); современный исследователь высказывает другое мнение: в
письме имеется в виду друг Сирано, литератор-либертен Франсуа Ла Мот Левайе (см.:
Cyrano de Bergerac. Voyage dans la Lune / Chronologie et introduction par Maurice Laugaa.
Paris, 1970).
2 ... что таковые воспоминания подтверждают существование метемпсихоза ... — Метем-
психоз — характерное для Египта, Индии, Греции религиозно-мифологическое представление о
переселении души после смерти человека в новое тело.

Примечания 375
3 Была когда-то богиня Эхо ... — Эхо — в древнегреческой мифологии нимфа, т. е. низшее
божество, олицетворяющее силы природы; по одной из версий, отвергнутая прекрасным Нарциссом,
она исчезла, превратившись в скалу; остался лишь ее голос.
II. ИЗ ТВОРЧЕСКОЙ ПРЕДЫСТОРИИ ПЬЕСЫ Э. РОСТАНА
«СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК»
Анри Лебре
Предисловие
Впервые: Cyrano de Bergerac. L'Histoire comique contenant les Etats et Empires de la Lune. Paris,
1657.
Книга представляла собой отредактированный и приспособленный к цензурным условиям вариант
«Иного света ...», который был подготовлен и выпущен стараниями А. Лебре; рус. пер. — Сирано
де Бержерак. Иной свет, или Государства и империи Луны / Под ред. В. И. Невского. М.; Л.,
1931.
Перевод выполнен по изд.: Cyrano de Bergerac. Histoire comique des Etats et Empires de la Lune
et du Soleil / Préface par Henry Le Bret. Paris, 1858. P. 7—27.
1 ... не является в виде (...) Черного монаха ... — См. примеч. 33 к с. 247.
2Quidergo? ~ vema caret. — Цитируется «Наука поэзии» (ст. 353—355) Горация (см.: Квинт
Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. М., 1970. С. 392).
3 В числе таких авторов был и Петроний ... — Гай Петроний (ум. 66 н. э.) — римский
писатель эпохи Нерона; предполагаемый автор «Сатирикона», текст которого сохранился только в
отрывках.
4 Гераклит утверждал, что Луна — это Земля, окруженная плотным слоем тумана ... —
Об этом утверждении древнегреческого философа Гераклита рассказывает Диоген Лаэртский, автор
единственной сохранившейся истории древнегреческой философии «Vitae philosophorum». См. примеч.
18 к с. 259.
5 Ксенофонт — что она пригодна для житья ... — Ксенофонт (ок. 430—ок. 355 до н. э.) —
древнегреческий писатель и историк.
6 Анаксагор — что на ней есть холмы, долины, леса, дома, реки и моря ... — Анаксагор (ок.
500—428 до н. э.) — древнегреческий ученый, философ, автор одной из первых космогонических гипотез
о возникновении мира, изложенной в дошедшем до нас в отрывках философском труде «О природе».
7 Лукиан поведал нам о том, что видел на Луне людей, с которыми и беседовал, и шел
войной на обитателей Солнца ... — Лукиан (ок. 117—ок. 190) — древнегреческий писатель; идея
путешествия на Луну фигурирует в его диалоге «Икароменипп», а также в пародийном трактате
«Правдивая история».
8 ... гуси, которые перенесли на Луну некоего испанца, чья книга появилась несколько лет
назад ... — Имеется в виду роман епископа Френсиса Годуина «Человек на Луне, или Рассказ о
путешествии туда, совершенном Доминго Гонсалесом» (1638), переведенный с английского Жаном
Бодуэном, одним из первых членов Французской академии, и опубликованный во Франции под
заглавием «Человек на Луне, или Химерическое путешествие в недавно открытый лунный мир,
описанное Доминго Гонсалесом, испанским путешественником» (1648). Героя этой книги переносят
на Луну дрессированные дикие гуси.
9 ... еще один наш современник, отец Мерсенн ... — Марен Мерсенн (1588—1640) — теолог,
философ и математик, друг Декарта и приверженец его учения. Им измерена скорость звука в
воздухе, изобретена схема зеркального телескопа.
10 То же, но еще определеннее, доказывает Гилберт ~ чертами сходства между той и
другой. —Уильям Гилберт (1540—1603) — английский врач и физик, исследовал явление магне-
тизма.

376 Приложения
11 Сие убеждение разделяют Анри Леруа и Франческо Патрицио ~ Земля и Луна взаимно
служат друг другу лунами. — Анри Леруа (1598—1679) — голландский ученый, врач, последо-
ватель Декарта и страстный пропагандист его учения; о взаимосвязи Земли и Луны говорится в
кн. 2 его трактата «Philosophia naturalis» (1654). Франческо Патрицио (1529—1597) — итальян-
ский гуманист и философ-неоплатоник. Рассуждения, о которых упоминается здесь, приведены в
кн. 2 его сочинения «Nova de universis philosophia» (1591).
12 Перипатетики ~ держались противного мнения ... — Перипатетики — последователи фи-
лософской школы Аристотеля.
1* Гевелиус же отвечает им ~ весьма схожие с нашими морями, реками, озерами, долинами,
горами и лесами. — Ян Гевелий (латинизированный вариант фамилии — Гевелиус) (1611—
1687) — польский астроном, один из постоянных корреспондентов Гассенди. Создал первые
подробные карты Луны, включенные в его книгу «Селенография, или Описание Луны» (1647).
14 Наконец, наш божественный Гассенди ~ пяти итальянским милям. — Научные воззрения
Гассенди подробно изложены им в труде «Свод философии», вторая из трех частей которого носит
заголовок «Физика» и содержит рассуждение о движении небесных тел; этот труд был опубликован
после смерти ученого, в 1658 г., но Сирано был, по-видимому, знаком с идеями Гассенди из общения
с ним: в 1641 г. поэт слушал его лекции в доме богатого откупщика Люилье, сыну которого, поэту
Шапелю (наст, имя и фамилия — Клод-Эмманюэль Люилье; 1626—1686), ученый давал частные
уроки; их слушали и друзья его ученика, в том числе Сирано и Мольер. См. примеч. 69 к с. 112.
15 ... сколько он встречал в жизни Сидиев ~ на столь же бесполезные темы. — Сидий —
педант, персонаж книги Теофиля де Вио (см. о нем примеч. 44 к с. 42) «Отрывки из одной забавной
истории» (1621).
16 ... в роту господина де Карбона Кастель-Жалу. — См. примеч. 7 к с. 8.
17 ... ученики Пифагора со своим «Magister dixit». — Вошедшие в пословицу слова древнегре-
ческого философа Пифагора «Так сказал учитель» или «Сам сказал» характеризуют бездумное
преклонение перед чьим-либо авторитетом.
18 Nullius ad d'ictus jurare in verba Magistri. — Цитируются «Послания» (кн. первая, I) Горация
(см.: Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. С. 321).
19 ... наиболее здравомыслящими из философов древности казались ему Демокрит и
Пиррон ~ никогда не оставлял за собой последнего слова ... — Древнегреческие философы
Демокрит (род. ок. 460 до н. э.) и Пиррон (IV в.—нач. III в. до н. э.) были популярны среди
представителей французской философской мысли XVII в. Говоря о Демокрите, Лебре имеет в виду
его атомистическую доктрину (см. примеч. 44 к с. 264). Пиррон, основатель скептической школы
в философии, отрицал возможность познания мира, и, как пишет о нем Диоген Лаэртский, «в согласии
с этим вел он и жизнь свою, ни к чему не уклоняясь, ничего не сторонясь, подвергаясь любой
опасности (...) но ни в чем не поддаваясь ощущениям» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и
изречениях знаменитых философов. М., 1986 / Пер. М. Л. Гаспарова. С. 352).
20 Non ego paucis ~ Aut humana parum cavit natura. — Цитируется «Наука поэзии» (ст.
351—353) Горация (см.: Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. С. 392).
21 Но лучшим плодом его вдохновения была «История Искры и Республики Солнца» ~ вор
похитил сундук с его рукописями, лишив меня удовольствия ее опубликовать ... — Здесь Лебре
объединил названия двух произведений Сирано — «История Искры» (действительно утеряно) и
«Государства и империи Солнца» (не окончено, опубликовано в 1662 г.).
22 Quippe aliter ~ Vivebant homines. — Цитируется сатира VI Ювенала (см.: Ювенал. Сатиры.
М.; Л. 1937. С. 34).
23 ... я начну с господина де Прада ~ он мог бы справедливо быть назван французским
Корнелием Тацитом... — Жан Леруайе де Прад — друг Сирано, автор многочисленных произве-
дений в стихах и прозе, в том числе трагедий, в написании которых Сирано, по-видимому, принимал
участие. «История Франции» де Прада, изданная впервые в 1651 г., неоднократно переиздавалась
во второй половине XVII в.
24 Прославленный Кавуа, убитый в сражении при Лансе ... — Франсуа-Ожье де Кавуа (ум.
1648) — капитан личной гвардии Ришелье, легендарный участник войн эпохи Людовика XIII,
прославившийся своей храбростью. Ж. Таллеман де Рео пишет о нем: «Кавуа, пикардийский
дворянин, не слишком сговорчивый, но весьма отважный» (Talleman des Réaux С. Les historiettes.
3« éd. Paris, 1862. V. 4. P. 154).
25 ... и доблестный Брисайль ... — См. примеч. 14 к с. 8.

Примечания 377
26 ... мой брат, а также господин де Зедде ... — Речь идет об офицерах пехотного полка
принца де Конти. Младший брат Анри Лебре также был издателем посмертных книг Сирано.
27 ... я сошлюсь еще на одного редкостного смельчака, на господина Дюре де Моншенсна ~
Прибавлю и мнение господина де Бургоня ~ Господин де Шавань ~ господин де Лонгвиль-Гонтьс.
человек безупречный во всех отношениях: господин де Сен-Жиль ... — Дюре де Моншенен —
капитан кавалерийского полка принца де Конти. Бургонь, Шавань, Лонгвиль-Гонтье, Сен-Жиль —
офицеры пехотного полка принца де Конти.
28 ... господин де Линьер ... — См. примеч. 8 к с. 8.
29 ... господин де Линьер ... — Имеется в виду офицер кавалерийского корпуса, прославившийся
в битве при Лансе (1648) и военных походах 1650—1651 гг. в Лотарингии. Его имя Сирано дал
одному из персонажей своей комедии «Одураченный педант».
*° ... господин де Бильет ~ какой иные гордятся в пятьдесят ... — Жиль Фило де Бильет
(1634—1720) — один из образованнейших людей своего времени; автор мемуаров.
31 ... господин де ла Морльер ... — Адриен де ла Морльер — амьенский каноник, автор
«Истории древностей Амьена» (1642).
32 ... господин граф де Бриенн ... — Луи-Анри де Ломени, граф де Бриенн (1635 —1698), —
литератор, автор мемуаров, знаток новой латинской поэзии.
M ... о господине аббате Виллелуэнском ... — Аббат Виллелуэнский (в миру — Мишель де
Мароль; 1600—1681) — переводчик, поддерживал связи со многими выдающимися людьми своего
времени.
*4 ... при господине герцоге дАрпажоне ... — См. с. 370.
*5 Я был бы несправедлив к господину Роо ... — Жак Роо (1620—1675) — физик и математик,
ученик Декарта, вместе с Сирано учился в коллеже Бове и слушал лекции Гассенди.
36 ... господин де Буаклер ... — См. примеч. 88 к с. 209.
37 ... в деревенском доме господина де Сирано, его двоюродного брата ... — См. примеч. 88
к с. 209.
*8 ... воздам честь памяти господина маршала де Гасьона ... — См. примеч. 64 к с. 90.
39 ... наслышавшись о нем от ~ де Кижи. — См. примеч. 12 к с. 8.
40 ... при содействии преподобной матери Маргариты ... — См. примеч. 16 к с. 8.
41 ... госпожи де Невильет ~ равно преданной Богу и ближнему ... — См. примеч. 15 к с. 8.
42 ]ат juvenes vides ~ praeteriisse dies. — Искаженная цитата из «Элегий» (I, 4. ст. 34—35)
Тибулла. Ср.:
Vidi jam juvenem, premeret cum serior actas,
Mocrentem stultos praeteriisse dies.
4* Фалес и Гераклит утверждали ~ касающихся демонов Сократа, Диона, Брута и многих
других. — В греческой мифологии демон — обобщенное представление о некой божественной силе,
определяющей жизненную судьбу человека. Считалось, что каждому человеку в жизни дается свой
демон. Основоположник ранней греческой философии Фалес Милетский (ок. 625—ок. 547 до н. э.)
утверждал, что «все полно демонов». Сократ говорил, что находится под непосредственным воздей-
ствием своего демона, постоянного спутника его жизни и деятельности как философа. По-видимому,
суждения на этот счет имелись и у Гераклита Эфесского (ок. 520—ок. 460 до н. э.) —
древнегреческого философа-диалектика, представителя ионийской школы, и у Диона Сиракузского
(408?—354 до н. э.) — ученика Платона, философа и политического деятеля, и у Марка Юния
Брута (85—42 до н. э.) — римского политического деятеля, вождя республиканской партии, одного
из руководителей заговора против Цезаря.
44 Все, что наш автор написал о множественности миров, подкреплено суждениями
Демокрита ~ вслед за (...) Эпикуром и Лукрецием часто рассуждал он ~ и о малых телах, или
атомах. — В философском учении Демокрита (см. примеч. 19 к с. 259) одно из главных мест
занимает атомистическая доктрина, согласно которой природа состоит из мельчайших частиц-атомов,
недоступных чувству и постижимых лишь с помощью мышления. Важной в философии Демокрита
была и идея множественности миров, которые порождены космическими вихрями. Древнегреческий
философ Эпикур (341—270 до н. э.) и его последователь римский поэт и философ Лукреций
(ок. 99—55 до н. э.), каждый по-своему, развили эти положения Демокрита.
45 ... еще Пифагор. Филолай и Аристарх утверждали, что земля вертится вокруг
Солнца... — Пифагор (2-я пол. VI в.—нач. V в. до и. э.) — древнегреческий философ, автор
25 Э. Ростам

378 Приложения
учения о «гармонии сфер». Филолай из Кратона (род. ок. 470 до н. э.) — творец первой
негеоцентрической системы: в трактате «О природе» он говорит о том, что в центре Вселенной
находится первозданное огненное тело, вокруг которого вращаются Земля, Луна, Солнце, пять планет
и сфера неподвижных звезд. Аристарх Самосский (ок. 320—ок. 250 до н. э.) — древнегреческий
астроном, основоположник гелиоцентризма.
46 Левкипп и многие другие авторы говорили почти то же самое ... — Левкипп (V в. до
н. э.) — древнегреческий философ, один из создателей античной атомистики, учитель и друг
Демокрита.
47 Эпицикл — вспомогательная окружность, по которой движется планета в геоцентрической
системе мира.
48 Coeli enarrant gloriam Dei ... — См.: Псалтирь. 18:2.
Анонимный автор
Сражение Сирано де Бержерака
с обезьяной кукольника Бриоше на Новом мосту
Сведения о первой (и повторной) публикации см.: Variétés historiques et littéraires: Recueil de
pièces volantes, rares et curieuses, en prose et en vers / Revues et annotées par Edouard Fournier. Paris,
1855.
Эдуар Фурнье сообщает: «Г-н Ш. Маньен предполагает, что первое издание, по всей видимости
утерянное, появилось, должно быть, по смерти Сирано де Бержерака, последовавшей в 1655 г.
(История марионеток. Париж, 1852. С. 136). В 1704 г. вышло второе издание, текст которого и
воспроизводится по экземпляру, принадлежавшему Ш. Нодье; этот экземпляр любезно передал нам
его нынешний обладатель г-н Леру де Ленси».
Перевод выполнен по указанному выше изданию.
1 У нцс достанет тех, кто вторит Гераклиту; / Но мне унылая претит серьезность
их... — Учение Гераклита (см. примеч. 4 к с. 256 и 43 к с. 264), который говорил о «мировой
душе» и выражал стремление «все знать», могло представляться автору памфлета и его читателям
чересчур сложным и серьезным, а потому унылым.
2 По мне умней, подобно Демокриту, /Развлечься тем, что впрямь смешно ... — Демокрит
(см. примеч. 19 к с. 259 и 44 к с. 264) считал целью жизни хорошее расположение духа,
безмятежное и счастливое состояние, когда человек не подвержен воздействию страстей и страха.
3 Ты сам изобразил нам Бриоше бы ... — Жан Бриоше — фигляр, фокусник и кукольник,
хорошо известный в Париже в середине XVII в. Выступал на ярмарках в предместьях Сен-Жермен
и Сен-Лоран. Н. Буало упоминает его в послании VII «К Расину» (1677).
4 ... в конце Нового моста бронзовый конь соседствует с Самаритянкой. — На Новом мосту
невдалеке от бронзовой конной статуи Генриха IV до начала XIX в. существовал так называемый
фонтан-насос, подававший воду в Лувр и Тюильри. Фонтан был окружен пристройкой, стены которой
украшали рельефные изображения Христа и Самаритянки — грешницы, согласно евангельскому
преданию давшей Христу напиться воды из источника.
5 ... кантон, о котором даже Рошфор не упоминает ... — Т. е. глухое, никому не ведомое
место. Рошфор был автором «Естественной и моральной истории Антильских островов в Америке,
написанной с присовокуплением великого числа прекрасных гравюр, изображающих описанные в сей
книге достопримечательности» (вышла двумя изданиями, в 1655 и 1658 гг., и, по-видимому, служила
в тот момент самым свежим примером подробного описания той или иной местности).
6 ... быть бы сьеру Бриоше поджаренным на тамошней Гревской площади ... — На Гревской
площади в Париже производились публичные казни.
7 ... брыжи а ля Скарамуш ... — См. примеч. 47 к с. 46.
8 ... что заплатит Бриоше (...) поэтической монетой ... — Мотив стихов как ходячей монеты
использован Сирано в «Ином свете». Идея почерпнута из романа Шарля Сореля «Франсион»
(1622).

Примечания 379
Шарль Бэ
Со
Господину Адану, столяру, от имени кондитера Рагно
Тюнет
Впервые: Les Chevilles de maître Adam. Rouen, 1654 (за подписью Рагно).
Шарль Бэ (Beys, 1610—1659) — поэт и драматург, входивший в круг поэтов-гуляк (его
друзьями были Сент-Аман, Скаррон, Кольте), адресовал сонет (написанный от имени Рагно,
который, по-видимому, не оставил стихов, а может быть, и вовсе поэтом не был) Адану Бийо,
автору эпиграмм, стансов, вакхических песен, столяру по профессии, известному в литературных и
аристократических кругах под прозвищем «Вергилий с рубанком».
Перевод выполнен по изд.: Anthologie poétique française, XVIIe siècle. Paris, 1966. V. 2.
1 Лишь мне свои дары приносит Каллиопа ... — Каллиопа — муза эпической поэзии; во
французской традиции, идущей от Пьера Ронсара (а у того — от Горация), обращение к Каллиопе
равнозначно обращению к Музе вообще.
Жедеон Таллеман де Рео
Маршал де Граммон
Впервые: Talleman des Réaux J. Les Historiettes. Paris, 1834. Vol. 2.
В русском переводе «Занимательные истории» французского мемуариста XVII в. Жедеона
Таллемана де Рео (1619—1692) были опубликованы в сокращенном виде (Таллеман де Рео Ж.
Занимательные истории / Изд. подгот. А. Л. Андрее, Э. Л. Линецкая, Т. Г. Хатисова,
А. А. Энгельке. Л., 1974 (сер. «Лит. памятники»)); настоящая глава, посвященная графу де Гишу
(см. примеч. 4 к с. 8), в это издание не вошла.
Перевод выполнен по изд.: Talleman des Réaux С. Les Historiettes. 3-е éd. Paris, 1862. V. 2.
1 ... сражение при Онкуре ... — В сражении с испанскими войсками при Онкуре 26 мая 1642 г.
французы под предводительством маршала де Граммона потерпели полное поражение. Мало кто из
них остался в живых после боя.
2 ... в начале Регентства. — Имеется в виду регентство Марии Медичи, матери Людовика
XIII, продолжавшееся с 1610 г. до его совершеннолетия.
3 Решил развлечь он Бека, / Мело и Бюкуа. — Барон Жан де Бек — испанский генерал; в
битве при Лансе (1648) тщетно пытался спасти свое войско, был ранен французами и скончался от
ран в Аррасе. Мело и граф де Бюкуа — испанские военачальники. О последнем см. примеч. 82 к
с. 169.
4 Ему подставить зад ... — Намек на «итальянский грех», распространенный в XVII в. при
французском дворе.
5 И Роклор, и Сен-Мегрен ... — Маркиз Гастон де Роклор (ок. 1615—1683) и Жак д'Эстюэ
де Коссад, маркиз де Сен-Мегрен (1614—1652), — французские военачальники, принимавшие
участие в битве при Онкуре.
6 ... желая поймать в свои сети Пюилорена ... — Антуан де Лаж, герцог де Пюилорен (ум.
1635), был арестован по приказу Ришелье, умер в тюрьме.
7 ... по возвращении от Месье... — Месье — титул, который носил герцог Гастон-Жан-Батист
Орлеанский (1608—1660), брат Людовика XIII.
8 Когда господин Главный ~ «моя кудряшка» ~ просто Сен-Маром. — Господином Главным
называли главного шталмейстера н главного гардеробмейстера Людовика XIII Анри-Кофье де Рюзе,
маркиза де Сен-Мара (1620—1642), казненного за участие в заговоре против Ришелье. «Моя
кудряшка» — от фр. les guiches (локоны, завитки волос).
9 ... и с Принцем. — Имеется в виду Луи II де Бурбон, герцог Энгиенский, принц де Конде
(1621—1686), один из предводителей Фронды.
10 Рангуз принес ему как-то одно из своих лучших писем ... — См. примеч. 19 к с. 245.

380 Приложения
Шарль Нодье
Сирано де Бержерак
Впервые: Revue de Paris. 1831. Août; перепечатано: Bulletin du Bibliophile. 3-е série. 1838. № 8.
OcL; отд. изд.: Paris, 1841.
Перевод выполнен по второму из указанных выше изданий.
1 ... «Diis ignotis». — Отсылка к новозаветному: «Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я
нашел и жертвенник, на котором написано: „Неведомому Богу"» (Деян. 17:23).
2 ... велик был и Юстинианов евнух. Буало — это Нарсес нашей поэзии. — Евнух Нарсес —
византийский полководец. Восточно-римский император Юстиниан (483—565) благодаря победам
полководцев Велизарил и Нарсеса покорил в 553 г. государство остготов.
3 ... даже Кино, порою столь поэтичный и вдохновенный ... — Филипп Кино (1635—
1688) — драматург, представитель прециозной литературы. Н. Буало нападает на Кино в сатире III
(1665), а в литературной пародии «Герои из романов. Диалог в манере Лукиана» (1655) высмеивает
и пародирует трагедию Кино «Смерть Кира» (1659).
4 ... даже Бребеф, чье пламенное воображение 6ы~1о совершенно чуждо Буало ... — Жорж де
Бребеф (1618—1661) — поэт, автор знаменитого перевода эпической поэмы римского поэта
I в. н. э. Лукана «Фареала», о котором Н. Буало в «Поэтическом искусстве» (1673) заметил:
Но пусть не служит нам примером и Бребеф.
Поверьте, незачем в сраженье при Фарсале,
Чтоб «горы мертвых тел и раненых стенали».
(Буало Н. Поэтическое искусство / Пер. Э. Л. Линецкой. М., 1957. С. 59).
Бребеф писал также стихи на религиозные темы и эпиграммы.
5 ... леденящий сон, навеянный Мотеном. — Цитируется «Поэтическое искусство» Н. Буало
(песнь четвертая). Пьер Мотен (1566?—1610?) — автор галантных стихотворений, завсегдатай
литературных кабаре, в частности упоминавшейся уже «Сосновой шишки».
6 ... ирония в «Агриппине» отдает бурлеском не более, чем в «Никомеде». — «Никомед»
(1651) — трагедия П. Корнеля.
7 Приапеи — чувственные, легкие, фривольные произведения; названы по имени древнегрече-
ского бога садов, полей (позднее считавшегося также богом сладострастия) Приапа, которому
первоначально посвящались.
8 ... Г-н Аебре, его издатель и друг ... — См. примеч. 6 к с. 8.
9 ... сделала бы честь и «Амадису». — «Амадис Гальский» — знаменитый роман XV в.,
написанный частью по-испански, частью по-французски различными авторами. Амадис — странст-
вующий рыцарь, идеал почтительного и верного влюбленного, вдохновлявший Дон-Кихота у
Сервантеса. Известна опера «Амадис Гальский» (1684), либретто которой написал Ф. Кино, а
музыку Ж.-Б. Люлли.
10 Молодой Аиньер, прославившийся ядовитыми эпиграммами и сатирами ... — См. при-
меч. 8 к с. 8.
И ... с какой стати ему было более церемониться с Сирано, нежели с Диаманте, Гильеном
де Кастро или Кальдероном? — Хуан Б«-тиста Диаманте (1625—1687) — испанский драматург,
автор пьес на темы сказаний о Сиде. В одной из них — «Тот, кто чтит отца своего» (1670) —
целые сцены дословно совпадают с трагедией Корнеля, но не Корнель заимствовал что-либо у
Диаманте, а именно Диаманте, находясь под влиянием Корнеля, воспользовался его пьесой как
источником. Гильен де Кастро-и-Бельвис (1566—1631) — испанский драматург школы Лопе де
Вега. Наиболее известная его пьеса «Юность Сида» (1618) действительно послужила одним из
источников «Сида» Корнеля. Педро Кальдерон де ла Барка (1600—1681) — великий испанский
драматург. Как сообщает В. А. Милъчина, Нодье имеет в виду пьесу Корнеля «Ираклий» (конец
1646 или 1647), которая навлекла на автора упреки в заимствовании из пьесы Кальдерона «В этой
жизни все правда, все ложь». Точная дата первой постановки пьесы Кальдерона неизвестна, но
опубликована она была только в 1664 г., и наиболее вероятно, что в заимствовании следует
подозревать Кальдерона, а не Корнеля (см.: Нодье LU. «Читайте старые книги»: В 2 т. / Сост.,
вступ. ст. и примеч. В. А. Мильчиной. М., 1989. Т. 1. С. 234).

Примечания 381
*2 ... автор ее не был сумасшедшим, хотя Вольтер и объявил с неколебимой уверенностью,
что Сирано умер умалишенным ~ собрание примеров Вольтеровой клеветы, обширностью
соперничающее с перечнем его заблуждений. — Утверждение о том, что Сирано был сумасшедшим,
принадлежит не Вольтеру, а литератору и лингвисту Жилю Менажу, давшему уничижительную
оценку его творчеству (Ménage ]. Menagiana, ou bons mots, rencontres agréables, pensées judicieuses
et observations curieuses. Amsterdam, 1693. P. 199).
13 И все же Расин мог бы украсть оттуда ~ которая уродует «Британика». — Трагедия
Расина «Британии» написана в 1669 г. («сцена с подслушиванием» — д. II. сц. 6).
14 ... обязаны ею испанцу Сенеке, писавшему трагедии. — Луций Анней Сенека
(ок. 4 до н. э.—65 н. э.) — писатель, философ, политический деятель Древнего Рима. Родился в
испанском городе Кордубе (Кордове), что дало Нодье повод иронически назвать его «испанцем».
15 ... он злоупотреблял гиперболами, за которые столько бранили первую сцену «Пом-
пея»... — «Помпеи» —трагедия П. Корнеля (первая постановка — 1642).
16 Обрушься целый мир. но да свершится мщенье! — Этот стих является парафразом девиза
германского императора Фердинанда I: «Fiat justicia et pereat mundus» («Да свершится правосудие
и да погибнет мир» —лат.) (см.: Manlius J. Loci communes. Basileae, 1563).
17 Последнюю сцену трагедии списал в финале «Брута» Вольтер ... — Финальная сцена
трагедии Вольтера «Брут» (1730) едва ли может быть признана заимствованием из «Агриппины»
Сирано.
18 ... вполне достойно людей, которые несколько лет тому назад скосили цветы, символи-
зировавшие независимую Галлию ... — По-видимому, имеются в виду цветы лилии. Когда во
Франции в результате Июльской революции 1830 г. Карла X сменил на троне Луи Филипп, был
отменен орден Лилии, введенный а 1814 г., а белое знамя с цветком лилии — знамя французской
монархии — было окончательно заменено трехцветным.
19 Лев революции, выродившийся лев, который с радостью впрягся бы в колесницу
Гелиогабыа, Мирабо ~ напечатанной с дозволения королевской цензуры. — Габриель-Оноре
Рикетти, граф де Мирабо (1749—1791), —один из героев первых лет Великой французской
революции, блестящий оратор; в личной жизни был распутником и любителем роскоши; Гелиогабал
(царствовал в 218—222) — римский император, известный необычайной расточительностью и
сластолюбием. Когда и где выступал Мирабо с суждениями об «Агриппине», установить не удалось.
20 ... приправлено едкой солью Аристофана ... —Аристофан (ок. 446—385 до н. э.) —
древнегреческий драматург, «отец комедии».
21 ... озарено блеском Фиренцуолы ... — Аньоло Фиренцуола (1493—1543) — итальянский
писатель, автор сборника новелл «Беседы о любви» (1548), книги «Золотой осел» (1550;
переложение романа Апулея) и пьес, в том числе популярных в свое время комедий «Три свадьбы»
и «Двое Лучиди» (даты постановки или публикации установить не удалось).
22 ... взамен всего, что сочинил г-н Нивель де Аа Шоссе ... — Пьер Клод Нивель де Ла
Шоссе (1692—1754) — драматург, автор чувствительных комедий.
23 Со времен «Патлена» ... — «Адвокат Пьер Патлен» — один из самых знаменитых
французских фарсов, созданный между 1464 и 1469 гг.
24 Во всех этих Анго. Жокрисах и Русселях куда больше достоинств и истинно комедийного
духа, чем принято считать. — Анго — появившийся в эпоху Директории тип авантюристки из низов,
комично сочетающей грубый язык и низкие вкусы с аристократическими претензиями. Источник этого
образа — оперетта Шарля Лекока «Дочь мадам Анго» (1872; либретто Луи-Франсуа Клервиля, Поля
Сиродена и Виктора Конинга). Жокрис — персонаж старинных французских фарсов, наивный и
доверчивый дурачок, которого все водят за нос; он фигурировал в балетах при Людовике XIII, в комедии
Мольера «Сганарель, или Мнимый рогоносец» (1660), а с конца XVIII в. приобрел еще большую
известность благодаря посвященным ему пьесам различных авторов водевилей и мелодрам и долго еще
оставался действующим лицом в балаганных представлениях и театральных спектаклях. Руссель —
персонаж французского фольклора (ср. известную народную песню «Малыш Руссель»).
25 И одарил нас доктором и капитаном, то есть педагогом, напичканным латынью, да
хвастуном, у которого поджилки трясутся от страха. — Имеются в виду герои «Одураченного
педанта» Гранже и Шатофор.
26 ... сохранил школьного учителя, тычущего всем в глаза (...) Кленаром и Депотером. —
Никола Кленар (1495—1542) — голландский филолог, знаток греческого и древнееврейского
языков; Жан Депотер (1460—1520) — фламандский лингвист.

382 Приложения
27 Философы из «Брака поневоле» ~ Г-н Бобине из «Графини д'Эскарбанья» ~ это порт-
рет. — «Брак поневоле» (1664), «Графиня д'Эскарбанья» (1671) — пьесы Мольера.
28 ... или Ровине из «Tnnuzzia», или Манфуриусу из «Candelaio», или Метафрасту из
«Любовной досады». — «Tnnuzzia» («Три свадьбы») — пьеса Фиренцуолы (см. примеч. 21 к с.
279); «Candelaio» («Подсвечник»; 1582) — комедия Джордано Бруно; о «Любовной досаде»
Мольера см. примеч. 8 к с. 287.
29 Две сцены, которые Мольер ~ перенес в «Плутни Скапена» ... — Сцена 4 действия II
«Одураченного педанта» послужила источником для сцены 11 действия II «Плутней Скапена», а
сцена 2 действия III «Педанта» — прообраз сцены 3 действия III «Скапена».
30 Такого рода изречения щедро разбрасывал Грессе ... — Луи Грессе (1709—1777) — поэт,
автор дерзкой и остроумной поэмы «Вер-Вер» (1734), комедии «Злой человек» (1747) и др.
31 Я знавал литератора ... — О ком идет речь, установить не удалось.
32 ... прелестный эпизод ~ Эта сцена великолепна ... — Имеется в виду сцена 7 действия I
«Одураченного педанта».
35 Вот, например, капитан комически похваляется ~ «Я, сударь, не пристав, я честный
человек». — Упоминаются эпизоды из «Одураченного педанта» (см. действие I, сцены 1, 2, 4;
действие IV, сцены 1, 8).
34 Предшествовавшие ему типы того же происхождения, такие как Табарен ... —
Табарен — живший в XVII в. странствующий актер-шарлатан, родом, по-видимому, из Неаполя;
он обосновался в Париже на площади Дофина, где торговал аптекарскими товарами и разыгрывал
свои фарсы вместе с женой и другом по имени Мандор. К 1622 г. фарсы его были изданы.
55 ... а Реньяр, Данкур и Мариво, пожалуй, даже злоупотребляли им. — Имеются в виду
последователи Мольера поэт и драматург Жан-Франсуа Реньяр (1655—1709) и плодовитый автор
комедий, в которых запечатлены общественные нравы, Флоран Данкур (1661—1725), а также Пьер
де Мариво (1688—1763) — прозаик и драматург, прославившийся изящным и легким слогом.
36 Лафонтен вспомнил об этом гениальном персонаже в превосходной басне «Желудь и
тыква» ... — «Желудь и тыква» — басня Жана Лафонтена (кн. IX, басня 4), в которой выведен
крестьянин по имени Гаро.
37 ... Шамфор своим «Комментарием» показал нам ~ еще более, чем Лафонтен. ~ он был
прав. — Себастьен Рок Никола Шамфор (1742—1794) — писатель-моралист, автор заметок,
изданных посмертно под заглавием «Максимы и мысли. Характеры и анекдоты» (1795). Вероятно,
Нодье имел в виду его «Похвальное слово Лафонтену» (1774).
38 Это сцена встречи крестьянина со странствующим рыцарем. — Речь идет о сцене 2
действия II «Одураченного педанта».
59 ... получится одна из самых характерных и самых сильных сцен из «Мещанина во
дворянстве». — «Мещанин во дворянстве» (1670) — комедия Мольера; возможно, имеется в виду
явление 5 действия III.
40 Здесь — источник прекрасной сцены из «Скупого», там — эпизода с суфлером из
«Сутяг» ... — «Скупой» (1668) — комедия Мольера. «Сутяги» (1668) — комедия Расина, среди
действующих лиц которой фигурирует суфлер, подсказывающий герою по ходу дела, что ему следует
говорить (сцены 1, 2, 3 действия III).
41 Ее часто цитируют Ламоннуа и все наши истинные знатоки языка. — Бернар де
Ламоннуа (1641—1728) — писатель, автор популярных в свое время «бургундских ноэлей». Нодье
имеет в виду его сочинение «Глоссарий бургундского наречия» — собрание старинных слов и
выражений.
42 ... академикам хватало работы с красотами «Мирам» и с изъянами «Сида». —
«Мирам» — пьеса Франсуа Тристана Л'Эрмита (1601—1655), поэта и драматурга. Первая
постановка «Мирам» относится к 1636 г. Пьеса была благосклонно принята Французской академией
в отличие от «Сида» Корнеля (см. примеч. 21 к с. 12): последний подвергся критике за несоблюдение
«трех единств», обязательных в драматургии классицизма.
43 ... «Мир на Луне» Уилкинса ~ перевод, опубликованный Ламонтанем в 1653 году ... —
Джон Уилкинс (1614—1672) — английский ученый и писатель. Его книга «Открытие мира на
Луне», опубликованная в 1638 г., во французском переводе вышла в свет под заглавием «Мир на
Луне» (1653).
44 Они помогли г-ну де Фонтенелю создать «Миры» ... — Имеется в виду сочинение писателя
и ученого-популяризатора Бернара ле Бовье де Фонтенеля (1657—1757) «Беседы о множествен-

Примечания 383
ности миров»; эта книга, в которой сложные вопросы физики и астрономии объяснялись понятно и
доходчиво, пользовалась у современников большим успехом.
45 ... (если воспользоваться словцом ЛаСюнтена — прециозностью) ... — Слова «прециозный»,
«прециозность» исторически связаны не столько с Лафонтеном (который, впрочем, был близок к кругу
«прециозных литераторов», общался с Кино, с М. де Скюдери), сколько с романом аббата Мишеля де
Пюра «La Prétieuse ou le Mystère des ruelles» (1656—1658; «Прециозница, или Тайна альковов») и с
комедией Мольера «Les Précieuses ridicules» (1659; в рус. пер. — «Смешные жеманницы»).
46 Вообразите себе Бальзака, сбросившего свои римские котурны и ловко поигрывающего
трещоткой Трибуле. — Жан Луи Гез Бальзак (1597—1654) — писатель, автор трактатов и
«рассуждений» на различные темы; во французской литературе сыграл важную просветительную
роль, его античные штудии способствовали формированию того понимания Древнего Рима и римской
доблести, которое легло в основу многих трагедий французского классицизма. Трибуле — шут
Людовика XII и Франциска I. Выведен у Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле»
(1533—1552) и у Виктора Гюго в пьесе «Король забавляется» (1832).
47 Письмо «Против колдунов» ~ а ведь все это было брошено в лицо луденским фанати-
кам. — В письмах «В защиту колдунов» и «Против колдунов» Сирано заступается за тех, кого
преследовали по обвинению в колдовстве. По этому обвинению был сожжен в 1634 г. Урбен Грандье,
кюре г. Лудена, ставший жертвой религиозного фанатизма (см. примеч. 5 к с. 242).
48 ... до тезисов Янсения и споров Пор-Рояля с иезуитами! — Под влиянием учения
известного голландского богослова Корнелия Янсена (латинизированная форма фамилии — Янсений,
Янсениус; 1585—1638) находился, в числе прочих, аббат Сен-Сиран (в миру — Жан Дювержье
де Оран; 1581—1643), превративший знаменитый женский монастырь Пор-Рояль (основан еще в
1204 г.) в Шеврезе, под Парижем, в оплот его учения и центр литературной и философской мысли.
Янсений проповедовал восходящую к блаженному Августину мысль о «свободе воли», призывал к
самоотречению и праведной жизни; его проповедь оказала большое воздействие на умы и привела
к открытой борьбе последователей богослова с иезуитами. Тезисы Янсения — это пять тезисов, в
которых было резюмировано его учение; они были признаны еретическими и осуждены в 1653 г.
буллой папы Иннокентия X. Историю Пор-Рояля написал Жан Расин. При монастыре в 1655 г.
поселился Блез Паскаль. В это время на Пор-Рояль ополчилось французское духовенство и сам
папа римский. В защиту янсенизма Паскаль написал в 1656—1657 гг. «Письма к провинциалу».
49 Был некогда на свете деревянный конь, и в чреве у него уместились все завоеватели
Илиона ... — Имеется в виду эпизод Троянской войны: чтобы проникнуть в осажденный Илион,
греки по совету Одиссея построили огромного деревянного коня, в котором спрятались вооруженные
воины, и подарили этого коня осажденным; коня внесли в город, ночью воины вышли из него, и
город был взят.
50 ... воспользовался великодушным покровительством герцога дАрпажона или маршала де
Гасьона ... — См. с. 370 и примеч. 64 к с. 90.
51 ... стяжал похвалу плоской газетенки Лоре! — Жан Лоре (ум. 1655) — газетчик.
Пользуясь покровительством Мазарини, издавал ежедневную газету «Muse historique», которая
печаталась в ограниченном числе экземпляров «для избранных».
52 ... лавочку пяти борзописцев и кардинальскую драмодельню! — Кардинал Ришелье,
покровительствовавший театру, предложил пяти авторам написать пьесы на определенные сюжеты.
В «драмодельне» состояли Жан де Ротру (см. примеч. 18 к с. 11), Франсуа ле Метель, аббат де
Буаробер (1592—1662), Гийом Кольте (1598—1659), Клод д'Эгуаль (1597—1652?) и некоторое
время Корнель, который, правда, оказался чересчур строптивым и вскоре покинул «борзописцев».
В результате на свет появились только две «коллективные» пьесы — «Тюильри» и «Слепец из
Смирны». После смерти Ришелье «драмодельня» немедленно распалась.
53 ... в прекрасном сонете, который затмит поэму в сотни строк ... — Скрытая цитата из
«Поэтического искусства» Н. Буало. Ср.:
Поэму в сотни строк затмит Сонет прекрасный.
(Буало Н. Поэтическое искусство / Пер. Э. Л. Линецкои. С. 70).
54 ... третье яблоко раздора между иовистами и уранистами! — В 1651 г. разгорелась
бурная литературная полемика между почитателями сонета «Иов», принадлежавшего Изааку де
Беисераду (см. примеч. 58 к с. 76), и приверженцами сонета «Урания», сочиненного Венсеном
Вуатюром (см. примеч. 74 к с. 135).

384 Приложения
55 Если бы он, подобно Буароберу, принудил свою заразительную веселость развлекать
угрюмую бессонницу худосочного тирана ... — Поэт Ф. де Буаробер завоевал расположение
Ришелье, который не мог обходиться без его веселой болтовни о придворных и городских новостях,
литературных событиях и проч. Однажды лечивший Ришелье врач Ситуа сказал: «Монсеньор, мы
сделаем для вашего здоровья все, что в наших силах; но все наши лекарства окажутся бессильны,
ежели вы не добавите к ним одну или две драхмы Буаробера».
56 ... или, подобно Кольте, свой выдающийся дар стихотворства ~ крякающих уток ... —
См. примеч. 66 к с. 92.
57 Сумей он. подобно Конрару, сохранить «мудрое молчание» ... — Валантен Конрар
(1603—1675) — литератор, секретарь Французской академии. Его литературное наследие очень
невелико, что дало Н. Буало повод в послании I (1669) упомянуть о его «мудром молчании».
58 ... для публики, пусть уступающей числом слушателям Кассаня ... — Жак Кассань
(1636—1670) — теолог, хранитель королевской библиотеки. Буало высмеял его в сатире III, после
чего Кассань, будучи назначен придворным проповедником, не решался взойти на кафедру, опасаясь,
что над ним станут смеяться.
Теофиль Готье
Сирано де Бержерак
Впервые: France littéraire. 1834. № 6; перепечатано: Cautier T. Les Grotesques. Paris, 1844.
Этим очерком открывается ряд произведений Готье, вдохновленных французским XVII веком,
его историей, искусством и литературой: в 1835 г. выходит в свет роман «Мадмуазель де Мопен»,
в 1844 г. — том «Гротесков», объединяющий в себе серию очерков о забытых старинных писателях,
которые Готье писал и публиковал в журнале «France littéraire» начиная с 1834 г., и, наконец, в
1863 г. — роман «Капитан Фракасс», тесно связанный с настоящим очерком.
Перевод выполнен по изд.: Cautier T. Les Grotesques. 2r éd. Paris, 1856.
1 ... вишневую губку Анны Австрийской ... — Анна Австрийская (1601—1666) — королева
Франции, жена Людовика XIII, а после его смерти — регентша вплоть до совершеннолетия сына,
Людовика XIV (1643 г.).
2 ... на портретах святого Венсана де Поля и диакона де Париса ... — Венсан де Поль
(1581—1660) — священник, известный благотворительной деятельностью, основатель организации
сестер милосердия и ордена миссионеров. Франсуа де Парис (1690—1727), диакон, — известный
янсенист, внушавший своей пастве такое почтение при жизни и после смерти, что его могила стала
местом паломничества; верующих охватывали на ней истерические конвульсии, и больные нередко
исцелялись.
3 ... вы просто-напросто переиначили к своей выгоде басню о бесхвостой лисице. — Имеется
в виду басня Эзопа «Бесхвостая лисица», в которой лисица, потерявшая хвост в капкане, убеждает
других лисиц отрубить себе хвосты, желая в общем несчастье скрыть свое собственное. Ср. басню
Жана Лафонтена «Лис с оторванным хвостом» (кн. V, басня 5).
4 ... that is question ... — Правильно: «... that is the question». Цитата из «Гамлета» (акт III,
сц. 1) Вильяма Шекспира.
5 Савиньен Сирано де Бержерак ~ в Перигорс. — Готье ошибается: Сирано родился в 1619 г.
в Париже, на ул. Депорт в приходе Св. Спасителя, и 6 марта был крещен в приходской церкви.
6 ... создавал свои язвительные эпиграммы против Сидиев всех видов и мастей — est forma
aut accidens. — См. примеч. 15 к с. 258.
7 ... набросок брата-иньорантинца работы Шарле. — Никола Туссен Шарле (1792—
1846) — знаменитый рисовальщик. Прославился изображениями типов старых солдат и сцен из их
жизни, а также литографиями на темы из народного быта. « Братьями-иньорантинцами» назывались
монахи ордена Св. Иоанна Господня, преподававшие в церковных школах.
8 ... Метафрасты и Панкрасы Поыена ~ Сидиев Теофиля и педантов Сирано ... —
Поклен — настоящая фамилия Мольера. Метафраст — педант, выведенный Мольером в комедии
«Любовная досада» (1656), Панкрас — ученый-педант, персонаж его же комедии «Брак поневоле»
(1664); в образах этих педантов высмеиваются представители университетской схоластики XVII в.

Примечания 385
9 ... а вопрос, как следует говорить, «форма шляпы» или «фигура шляпы» ... — Ср. слова
Панкраса из «Брака поневоле»: «Я утверждаю, что следует говорить „фигура шляпы", а не „форма",
ибо разница между формой и фигурой та, что форма есть внешний облик тел одушевленных, фигура
же есть внешний облик тел неодушевленных, а так как шляпа представляет собой неодушевленное
тело, то следует говорить „фигура шляпы", а не „форма"» {Мольер Ж.-Б. Комедии. М., 1953.
С. 94—95 (пер. Н. Любимова)).
10 ... да какой-нибудь Туанон с гноящимися глазами и кислой миной. — Туанон, Туанетта —
ставшее нарицательным имя служанки во французской комедии.
11 Терентий. Самодержавный Рим стоит неколебимо ~ что сталось бы со мною? — Цитата
из трагедии Сирано «Смерть Агриппины» (д. II, сц. 4).
12 Агриппина. И в горести такой твой дух не сокрушится? ~ как и за миг до нашего
рожденья. — Цитата из трагедии Сирано «Смерть Агриппины» (д. V, сц. 6).
15 ... выполняя в литературе роль хулителей римского триумфатора. — По-видимому,
имеются в виду солдаты, сопровождавшие триумфатора при въезде в Рим и певшие импровизированные
песни, в которых подчас осмеивались недостатки героя; это еще более подчеркивало его торжество.
14 Многие читатели все еще уверены, что автор «Гана Исландца» и «Последнего дня
приговоренного к смерти» питался человечиной и был отправлен на гильотину. — Речь идет о
Викторе Гюго, в романе которого «Ган Исландец» (1823) выведен получеловек-получудовище
разбойник Ган, а в повести «Последний день приговоренного к смерти» (1829) описаны душевные
муки узника, осужденного на смертную казнь.
15 Итак, заколем жертву! ~ На костер его, сию минуту на костер!.. — Цитата из трагедии
Сирано «Смерть Агриппины» (д. IV, сц. 4). Сирано употребил в данном случае архаическое слово
«hostie», столь естественное для возвышенной поэтической речи, которое имело не только значение
«жертва», но и обозначало «святое причастие» («гостия»), что и давало недоброжелателям повод
обвинить автора в неуважении к церковному таинству. Эпизод на премьере «Агриппины» Готье
излагает в соответствии с тем, как его описал писатель и лингвист Жиль Менаж (Ménage ].
Menagiana, ou bons mots, rencontres agréables, pensées judicieuses et observations curieuses. Paris, 1715.
T. 2. P. 25).
16 ... времена Этьена Доле канули в прошлое. — Этьен Доле (1509—1546) — гуманист,
филолог и издатель, был обвинен в издании запрещенных книг, в безбожии и сожжен.
17 ... на таком же ничтожном основании Теофиль ~ а после побега был приговорен к
сожжению. — Теофиль де Вио (см. о нем примеч. 44 к с. 42) за свои вольнодумные стихи
неоднократно подвергался преследованиям; в частности, в 1623 г. был арестован по обвинению в
авторстве сборника «Сатирический Парнас»; после побега был заочно приговорен парижским
парламентом к сожжению.
10 О человек, единственное живое существо, чей взор обращен к небесам ... — Реминисцен-
ция; ср. в «Метаморфозах» (кн. 1, ст. 84—86) Овидия:
И между тем, как, склонясь, остальные животные в землю
Смотрят, высокое дал он лицо человеку и прямо
В небо глядеть повелел, подымая к созвездиям очи.
(Овидий. Метаморфозы / Пер. С. Шервинского. М., 1977. С. 33).
19 ... этого приятеля звали Лебре ~ по его собственным словам ... — См. примеч. 6 к с. 8,
а также: Дополнения. С. 258. Пересказывая биографию Сирано, Готье заимствует некоторые фразы
и целые абзацы из «Предисловия» Анри Лебре.
20 ... сражение, достойное Сида Кампеадора ... — Сид Кампеадор (Победитель; наст, имя —
Родриго Диас де Бивар; между 1026 и 1043—1099) — испанский рыцарь, прославившийся
подвигами в период Реконкисты; герой средневекового испанского эпоса «Песнь о моем Сиде»
(XII в.) и трагикомедии П. Корнеля «Сид».
21 Господин де Бургонь ~ Прославленный Кавуа, Брисайль ~ г-н де Зедде, г-н Дюре де
Моншенен ... — См. примеч. 24—27 к с. 261—262.
22 ... начиная с Горация, и даже еще раньше, поэты прослыли ~ трусами ... — Уже в стихах
древнегреческого поэта Архилоха (2-й пол. VII в. до н. э.) появляются мотивы противопоставления
ратного подвига и служения музам. См., например, его «Боевую жизнь»:

386 Приложения
Носит теперь горделиво саиец мой щит безупречный:
Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах.
Сам я кончины зато избежал.
(Эллинские поэты / Пер. В. Вересаева. М., 1963. С. 206).
Тему брошенного щита подхватили Алкей, Анакреон, Гораций и другие античные поэты. Очевидно,
что речь идет не о трусости, а о переоценке поэтами определенных этических понятий.
23 ... подобно капитану Ш а то фору ... — См. примеч. 29 к с. 262.
24 ... фантазия (...) становилась в позицию и отступала, захватывала средину клинка,
нападала под руку противника, демонстрировала всевозможные батманы, фланконаду и удары
снизу, колола тертой и квартой ~ и отступала с тем же парадом, парировала удар и тут же
наносила ответный ... — Перечисляются фехтовальные термины.
25 ... хвастун Матамор ... — См. примеч. 1 к с. 250 и примеч. 26 к с. 292.
26 «Что за канальи там расшумелись? — то пушечными залпами?» — Этот монолог —
парафраз монологов хвастуна и труса Матамора в комедии П. Корнеля «Иллюзия» (1636; д. II,
сц. 2). В то же время у этого отрывка есть еще один источник: Готье, всерьез изучавший авторов
XVII в. и питавший интерес к поэту и драматургу Полю Скаррону, упоминает в очерке, замыкающем
его книгу «Гротески», пьесу Скаррона «Бахвальство капитана Матамора» (1646), которая была
опубликована в сборнике Скаррона «Бахвальство капитана Матамора и его комедии» (1647); в этой
стихотворной книге немало эпизодов, напоминающих монолог Матамора из очерка «Сирано де
Бержерак»; в дальнейшем Готье пересказал пьесу Скаррона и воссоздал монолог Матамора в главе
пятой своего романа «Капитан Фракасс».
27 «Наконец, толстобрюхий, я разглядел вас с головы до пят ~ поневоле приводя на память
святого Дени, несущего в руках собственную голову ~ считать себя неодушевленным предме-
том». — Готье приводит в отрывках текст одного из писем-памфлетов Сирано «Против толстяка
Монфлери, дурного автора и актера» (впервые опубликовано в изд.: Cyrano de Bergerac. Cfcuvres
diverses. Paris, 1654). Упоминание о святом Дени имеет в виду легенду, согласно которой креститель
Франции, первый епископ Парижа, святой Дени, будучи обезглавлен, встал, взял свою голову в
руки и, пройдя около одного лье, дошел до места, где теперь находится церковь его имени.
28 Мольер в одной из сцен «Версальского экспромта» ~ Вот умора! — Ср. сцену 1 действия I
комедии Мольера «Версальский экспромт» (1663).
29 ... маршал Гасьон ... — См. примеч. 64 к с. 90.
50 ... при содействии преподобной матери Маргариты ... — См. примеч. 16 к с. 8.
31 ... прибег к покровительству герцога д'Арпажона ... — См. с. 370.
*2 ... в деревенском доме господина де Сирано, его двоюродного брата ... — См. примеч. 88
к с. 209.
33 ... таков г-н де Прад (...) г-н де Шавань (...) знаменитый советник г-н де Лонгвиль-
Гонтье (...) г-н де Сен-Жиль (...) г-н де Линьср (...) г-н де Шатофор (...) г-н де Бильет (...)
г-н де ла Морльер (...) г-н граф де Бриенн (...) г-н аббат Виллелуэнский (...) не забудем назвать
и знаменитого математика Роо ... — Готье перечисляет здесь тех знакомых и сослуживцев
Сирано, которые упоминаются в «Предисловии» А. Лебре. См. примеч. 8 к с. 8, примеч. 23, 27,
29, 30—33, 35 к с 261—262.
^4 У Гассенди, воспитателя Шапеля. ходили в выучениках и Мольер, и Бернье ... — См.
примеч. 69 к с. 112 и примеч. 14 к с. 257. Франсуа Бернье (1625—1688) — врач, автор известных
в свое время «Путешествий», в которых он описывал пребывание в Египте, Сирии и Индии.
35 ... гении могут брать свое добро там, где его находят. — Готье имеет в виду известную
фразу, приписываемую Мольеру: «Я беру свое добро там, где его нахожу», которая якобы была
сказана им в ответ на упреки в том, что для своей комедии «Плутни Скапена» он позаимствовал
несколько мест из «Одураченного педанта» Сирано (см. примеч. 29 к с. 280). На самом деле у
Мольера такого высказывания нет, а фраза представляет собой цитату из пьесы испанского
драматурга Герена де Бускаля «Губернаторство Санчо Пансы», которую играла труппа Мольера
(см.: Cuerlac О. Les citations françaises. Paris, 1961. P. 67).
56 ... жемчужины из «навоза Энния», которые по праву принадлежат любому Вергилию... —
Квинт Энний (240—169 до н. э.) — римский поэт, автор переработок греческих трагедий и
комедий, сатир, эпиграмм и эпической поэмы «Анналы», от которой сохранились только фрагменты.
Его стиль отличался грубостью и неправильностью, но вместе с тем и силой чувства. В древнем

Примечания 387
Риме сложилась поговорка «de stecore Ennii» («из навоза Энния»): так говорили о Вергилии, который
не гнушался заимствованиями из древних авторов и умел находить перлы даже в творчестве Энния.
Готье и сам не чуждался реминисценций, а иногда и прямых заимствований чужих слов и фраз.
Например, упоминание о «навозе Энния» в данном тексте восходит к эссе Шарля Нодье «О
подражании», включенному автором в его книгу «Вопросы литературной законности. О плагиате,
присвоении чужих произведений, подлогах в книжном деле» (1-е изд. 1812; в рус. пер. см.: Нодье Ш.
«Читайте старые книги»: В 2 т. / Сост., вступ. ст. и примеч. В. А. Мильчиной. М., 1989. Т. 1.
С. 82—90).
37 ... если обратиться (...) к сочинениям итальянских авторов, к таким, например, как
«Приятные ночи» сеньора Страпаролы ~ над изобретением сюжетов ... — Джан Франческо
Страпарола (ок. 1480—ок. 1557) — итальянский писатель, автор сборника новелл «Приятные ночи»
(опубликован в 1550—1555 гг.). Сборник состоит из 75 новелл, рассказанных в компании знатных
кавалеров и дам. Многие новеллы восходят к сюжетам Джованни Боккаччо, Франко Саккетти и
др. и в то же время являются основой последующих обработок (например, Ш. Перро, Г. Шапюи).
По-видимому, обращался к ним и Мольер, разыгрывая комедии и фарсы со своей труппой во время
странствий по Франции в 1645—1658 гг.
58 Вот сцена из «Одураченного педанта» ~ Да ведь я разорен дотла! — Цитируется сцена 4
действия II комедии Сирано.
39 ... презабавная сцена из «Плутней Скапена», где Зербинетта, смеясь, раскрывает
Жеронту, как ловко у того были выманены деньги — вплоть до бесконечных «ха-ха-ха» и
«хи-хи-хи» резвой плутовки. — Имеется в виду сцена 2 действия III комедии Мольера.
40 Уж не знаю, что бы на это сказали гранье-кассаньяки того времени. — Бернар-Адольф
Гранье де Кассаньяк (1806—1880) — публицист и политический деятель. Был известен неумерен-
ной резкостью суждений, острой полемичностью и скандальностью критических статей (вышли
отдельным изданием в 1852 г. под заглавием «Литературные портреты»).
41 ... подсказали Фонтенелю идею его «Миров» ... — См. примеч. 44 к с. 284.
42 ... Вольтеру — «Микромегаса» ... — «Микромегас» (1752) — философская повесть Воль-
тера.
43 ... Свифту — «Гулливера» ... — Имеется в виду роман Джонатана Свифта «Путешествие
в некоторые отдаленные части света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана
нескольких кораблей» (1726).
44 ... братьям Монгольфье — идею воздушного шара ... — Братья Монгольфье, Жозеф
(1740—1810) и Этьен (1745—1799), в 1783 г. построили воздушный шар, наполненный горячим
дымом; первый полет с людьми состоялся 21 ноября 1783 г. в Париже.
45 ... стихами ~ исполненными высокой иронии «Никомеда» ... — См. примеч. 6 к с. 274.
46 Тиберий ~ отныне и навек! — Цитируется «Смерть Агриппины» (д. V, сц. 4).
47 ... со знаменитой балладой о «точке над i» ... — Речь идет о стихотворении Альфреда де
Мюссе «Баллада к Луне» (1829), одном из лучших образцов французского романтизма. «Точка
над i» — смелый образ Мюссе, который пронизывает эту балладу, повторяясь в ней несколько раз.
См., например, первую строфу:
Мир молкнет в дреме дольней,
Лишь в вышине — гляди:
Луна над колокольней —
Как точечка над «и».
48 ... самого Буало, который сказал о нем ~ навеянный Мотеном. — См. примеч. 5 к с. 274.
2S*

Краткая хронология
жизни и творчества Э. Ростана
1868 1 апреля — рождение в Марселе Эдмона Ростана. В дальнейшем у него появятся две сестры.
Семья его родом из Оргона, что близ Арля. Его отец, Эжен, — экономист и поэт, дядя,
Алексис, — банкир и музыкант. Латинский девиз на гробнице Ростанов гласит: «Eregunt et
cecinerunt» («Действовали и пели»). В доме у них бывает выдающийся провансальский поэт
Фредерик Мистраль. Ранняя страсть к театру, явный актерский талант. Увлечение «Гротес-
ками» Теофиля Готье и «Тремя мушкетерами» Александра Дюма.
1871 Родилась поэтесса Роземонда Жерар (ум. 1953), будущая жена Ростана.
1884 Переезд семьи Ростана в Париж. Октябрь — поступление Эдмона в класс «риторики» в
коллеже Святого Станислава, где преподает литературный критик, специалист по XVII в.
Рене Думик, сформировавший интерес Эдмона к этой эпохе. В коллеже Ростан с восторгом
открывает для себя Гете, Шекспира, Лопе де Вега, читает романтиков, знакомится с пьесами
Виктора Гюго и Альфреда де Мюссе.
1886 Ростан изучает право, мечтает стать поэтом, сочиняет стихи в своей комнате на Бургундской
улице.
1887 Ростан удостаивается премии имени маршала де Виллара на конкурсе на лучшее сочинение
на тему: «Два романиста из Прованса: Оноре д'Юрфе и Эмиль Золя», объявленном
Марсельской академией. Кружки символистов и декадентов не интересуют Ростана, он бывает
лишь у Шарля Леконта де Лиля. Пробует себя как драматический автор, пишет пьесу
«Альцест».
1889 В театре «Клюни» ставят водевиль в четырех действиях «Красная перчатка», сочиненный
Ростаном в соавторстве с его будущим шурином Анри Ле; после пятнадцати представлений
пьеса сходит со сцены.
1890 Ростан выпускает сборник лирических стихов «Шалости музы», не замеченный критикой.
Влияние Теодора де Банвили, Теофиля Готье, Жозе де Эредиа, Альфреда де Мюссе.
Роземонда Жерар публикует сборник «Сети», отмеченный наградой Французской академии.
Апрель — свадьба Ростана и Роземонды Жерар.
1891 Предложенная Ростаном в «Комеди Франсез» одноактная музыкальная комедия «Два Пьеро,
или Белый ужин» отклонена. Рождение сына Мориса, будущего поэта и драматурга.
1894 21 мая, после двухлетнего ожидания, — премьера комедии «Романтики» на сцене «Комеди
Франсез». Первый большой успех. Рождение сына Жана, будущего известного биолога.
1895 5 апреля — премьера стихотворной пьесы в четырех действиях «Далекая Принцесса» (в
русском переводе — «Принцесса Греза») в театре «Ренессанс» с Сарой Бернар и Люсьеном
Гитри в главных ролях. Пьеса благосклонно встречена критикой, но не имеет кассового успеха.

Краткая хронология жизни и творчества Э. Ростана 389
1896 10 декабря — чествование Сары Бернар. Ростан читает сонет, посвященный «королеве позы
и принцессе жестов».
1897 14 апреля — премьера пьесы «Самаритянка, евангелие в трех картинах», с музыкой Габриэля
Пьерне, в театре «Ренессанс». Сара Бернар руководит постановкой и исполняет роль
самаритянки Фотины.
28 декабря — первое представление героической комедии «Сирано де Бержерак» в театре
«Порт-Сен-Мартен». Один из величайших триумфов в истории французского театра: автора
и актеров вызывали сорок раз. На другой день исполнитель роли Сирано Констан Коклен,
энергично вдохновлявший Ростана на сочинение и постановку пьесы, объявляет: «Сирано был
лучшей ролью в моей театральной карьере и величайшей радостью в моей жизни».
1898 С 1 января Ростан — кавалер ордена Почетного Легиона. В конце года он избирается в
Академию нравственных и политических наук.
1900 15 марта — премьера «Орленка», драмы в шести актах, в театре Сары Бернар. Орленка
играет Сара Бернар, Фламбо — Люсьен Гитри. Успех (30 вызовов), но все же не столь
значительный, как на первом представлении «Сирано».
1901 30 мая — избрание Ростана во Французскую академию, где он оказывается самым молодым
академиком. Болезнь, поездка на юг Франции (г. Камбо).
20 сентября — чтение на официальном приеме в Компьене «Оды императрице», сочиненной
Ростаном в честь императрицы Александры Федоровны.
1902 26 февраля для празднования 100-летия со дня рождения Виктора Гюго Ростан сочиняет
стихотворение «Вечер Эрнани». Журнал «Чтение для всех» публикует его поэму «Утро
жеманницы» в духе стихов Виктора Гюго и «Галантных празднеств» Поля Верлена.
1906 Ростан поселяется близ г. Камбо в собственном замке Арнага, выстроенном по его указаниям,
где будет работать до самой смерти. В парке, окружающем замок, три бюста: Сервантес,
Шекспир, Виктор Гюго. Ростан мечтает о трилогии, в которой вьтедст на сцену разные
воплощения духа отрицания, изобразит приключения Фауста, Дон-Жуана и Полишинеля.
Работа над «Шантеклером».
1910 7 февраля — первое представление «Шантеклера» в театре «Порт-Сен-Мартсн» с Люсь-
еном Гитри в заглавной роли. Пьеса, которую ждали несколько лет, разочаровывает публику.
Ростан — командор ордена Почетного Легиона.
1911 Ростан пишет стихотворение «Гимн крылу», прославляющее французских авиаторов (опубл.
1922), сочиняет сборник сонетов, посвященный великому энтомологу Жану-Анри Фабру,
работает над пьесой «Последняя ночь Дон-Жуана», которая будет поставлена в театре
«Порт-Сен-Мартен» после его смерти, делает наброски к переводу «Фауста».
1913 3 мая —тысячное представление «Сирано».
1914 Первая мировая война. По болезни Ростан не может воевать, но заявляет о своей солидарности
с теми, кто взял в руки оружие. Пишет патриотические стихи.
1915 Смерть отца.
1916 Смерть матери.
1918 2 декабря Ростан, ослабленный долгими годами недуга, умирает от «испанки» — той же
болезни, которая за три недели до того унесла Гийома Аполлинера.

Памяти Н. А. Жирмунской
(от редколлегии)
Замысел этой книги принадлежит члену Редакционной коллегии серии «Литературные памят-
ники» Нине Александровне Жирмунской (21 января 1919—31 октября 1991). Ее жизнь оборвалась,
когда, выходя из здания Санкт-Петербургского университета, она была сбита машиной.
Нина Александровна была в расцвете сил, дарования и творческой энергии. К сожалению, статья
о «Сирано де Бержераке» Ростана осталась в замысле. В те октябрьские дни 1991 г. Нина
Александровна была поглощена подготовкой торжественного заседания по поводу столетия со дня
рождения ее мужа, академика Виктора Максимовича Жирмунского — одного из знаменитейших
русских литературоведов, лингвистов и теоретиков стихосложения.
Н. А. Жирмунская (в девичестве Сигал) сама была выдающимся ученым. Ее целеустремленный
интерес к немецкой и французской литературам можно датировать еще одесскими школьными годами.
Выбор ею в 1936 г. Ленинградского института истории, философии и литературы (ЛИФЛИ)
объяснялся сознательной ориентацией на петербургско-ленинградскую школу литературоведов-за-
падников.
Уже студенткой, молодой и очень красивой (последнее качество сопутствовало ей всю жизнь),
Н. А. Сигал занималась упорно западной литературой и языками. Особенно свободно владела она
немецким и французским.
Становлению историко-литературных взглядов будущей исследовательницы способствовали
такие прославленные мэтры, как профессор А. А. Смирнов. Уже на первом курсе, в семинаре под
руководством М. Г. Меллуп, студентке был привит вкус к самым различным явлениям французской
словесности, в том числе и к драмам Ростана. Еще до войны была опубликована первая научная
статья Н. А. Жирмунской «Боденштедт — переводчик Лермонтова» (1940).
Н. А. Жирмунская оставила богатое наследие: книги, статьи, художественные переводы; все
это еще предстоит изучить, по возможности собрать воедино и издать.
Вначале Н. А. Жирмунскую занимала больше литература XVII в. и Просвещения, а со
временем она все более увлекалась изучением романтизма, свидетельством чему является работа о
Жераре де Нервале (1985) и подготовка настоящей книги, посвященной творчеству продолжателя
романтизма, Эдмона Ростана.
Среди ранних работ Н. А. Жирмунской выделяется серия исследований о Гете и Гердере.
Позже ею были написаны книги о Пьере Корнеле и Мольере, талантливые статьи к изданиям
переводов классицистов XVII в. и блестящая статья в книге серии «Литературные памятники» «Жан
Расин. Трагедии».
Большой вклад в науку Н. А. Жирмунская внесла своими работами для уже упомянутой серии
«Литературные памятники» как составитель ряда изданий (сочинения Гете, Гофмана, Расина,
Вовенарга, Сент-Бёва и других) и как переводчик («Ундина» Фуке). Переводила она и для других
издательств (например, рассказы Гофмана, произведения Гауптмана для петербургского отделения
«Художественной литературы»).
След, проложенный Н. А. Жирмунской в литературоведении, мог быть еще глубже; но
исследовательский труд был не единственной сферой ее деятельности: в течение многих лет Нина
Александровна была помощницей своего мужа, академика В. М. Жирмунского, а после его смерти
(1971) более двух десятилетий неутомимо занималась подготовкой к изданию, комментированием и
публикацией многотомного собрания его сочинений. Разумеется, все эти занятия, требовавшие
разносторонней эрудиции, отвлекали Н. А. Жирмунскую от собственных исследований; она не
жалела времени и сил, полагая, что ее миссия — сделать все возможное для того, чтобы труды
В. М. Жирмунского заняли предназначенное им место в мировой науке. К тому же сил и энергии
она ощущала так много, что ей казалось: все еще впереди, подводить итоги рано. Но жизнь оборвалась
внезапно. Остались нсдописанные статьи, неизданные книги, неосуществленные замыслы. Но
остались также друзья и ученики, которым предстоит сберечь наследие Н. А. Жирмунской с таким
же тщанием, с каким она сберегла для нас наследие В. М. Жирмунского.

СОДЕРЖАНИЕ
От составителей 5
Эдмон Ростан. Сирано де Бержерак. Героическая комедия в пяти действиях в стихах
(перевод Е. В. Баевской) 7
ДОПОЛНЕНИЯ
I. Из литературного наследия Сирано де Бержерака (перевод М. Д. Яснова) 239
К мадмуазель д'Арпажон 239
Прогоревший государственный министр 239
Эпитафия 249
Письма 249
<1>.Трус 249
<2>. Дуэлянт 251
(3). «Сударыня! Память о вас...» 252
(4). Против читателя романов 253
(5). Против похитителя мыслей 253
II. Из творческой прсдысторнв пьесы Э. Ростана «Снрано де Бержерак» (перевод
М. Д. Яснова) 255
Анри Лебре. Предисловие 255
Анонимный автор. Сражение Сирано де Бержерака с обезьяной кукольника Бриоше
на Новом мосту 265
Шарль Бэ. Господину Адану, столяру, от имени кондитера Рагно. Сонет 268
Жедеон Таллеман де Рео. Маршал де Граммон 269
Шарль Нодье. Сирано де Бержерак 272
Теофиль Готье. Сирано де Бержерак 285
ПРИЛОЖЕНИЯ
Е. Г. Эткинд. Эдмон Ростан, поэт театральных эффектов 303
П. Р. Заборов. «Сирано де Бержерак» в России (1898—1917) 330
Л. И. Гительман. «Сирано де Бержерак» на русской сцене 1917—1990-х гг 345
Примечания (сост. Е. В. Баевская, М. Д. Яснов) 362
Краткая хронология жизни и творчества Э. Ростана 388
Памяти Н. А. Жирмунской (от редколлегии) 390

ЭДМОН РОСТАН
СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК
Утверждено к печати Редколлегией серии «Литературные памятники»
Редактор издательства Т. А. Лапицкая
Художник Л. А. Я ц е н к о
Технический редактор Е. И. Егорова
Корректоры И. А. Крайнева, Ф. Я. Петрова и Э. Г. Рабинович
Компьютерная верстка Л. Н. Напольской
Лицензия № 020297 от 23 июня 1997 г. Сдано в набор 14.02.97.
Подписано к печати 27.10.97. Формат 70x90 1/16. Бумага офсетная.
Гарнитура академическая. Печать офсетная. Усл. печ. л. 28.66+0.58 вкл.
Уч.-изд. л. 27.0. Тираж 1500 экз. Тип. зак. № 3085. С 213
Санкт-Петербургская издательская фирма РАН
199034, Санкт-Петербург, Менделеевская лин., 1
Санкт-Петербургская типография № 1 РАН
199034, Санкт-Петербург, 9 лин., 12