IRINAE Gennadii f. KONOVALOVA
collegae doctissimae ac amicae carissimae,
de lingua arabica colenda,
de auctoribus arabicis medievalibus
investigandis et interpretandis,
praecipue de geographis arabicis,
qui Europam orientalem describebant,
explorandis, de geographia historica
maxime elaboranda
optime meritae
haec opuscula diebus iubilaeis
collegae sodales amici discipulique
magno cum amore ac reverentia
dant donant dedicant

Москва «ИндрИк» 2014
Под редакцией
Т. Н. Джаксон и А. В. Подосинова
Институт всеобщей истории рАн
Книга Картины Земли
СборнИк СтАтей в чеСть
ИрИны Г еннАдИевны коновА ловой

Рецензенты:
д.и.н. М . С. Петрова
д.и.н. В. Я. Петрухин
Книга картины Земли. Сборник статей
в честь Ирины Геннадиевны Коноваловой /
Под редакцией Т. Н. Джаксон и А. В. Подосинова. —
М.: Издательство «Индрик», 2014. — 352 с.
ISBN 978-5 -91674-297-8
Предлагаемый вниманию читателей сборник подготовлен
к юбилею доктора исторических наук Ирины Геннадиевны
Коноваловой, зам. директора, главного нау чного сотруд-
ника, зав. Отделом специальных исторических дисциплин
и зав. Центром исторической географии Института всеоб-
щей истории РАН, крупнейшего в нашей стране востоко-
веда, автора большого числа исследований и публикаций
источников, выдающегося специалиста в области истори-
ческой географии, ответственного редактора недавно ор-
ганизованного ею альмана ха «Историческая география».
В сборник вошли статьи ее коллег и друзей, написанные по
следующим направлениям: историческая география, гу-
манитарна я и культурная география, история географии и
картографии.
Для историков, географов, филологов.
В оформлении обложки использована карта ал-Идриси
с изображением «Русской реки» по изданию К. Миллера
(Miller K. Mappaemundi: die ältesten Weltkarten. Stuttgart, 1898.
Bd. 6: Rekonstruierte Karten).
ISBN 978-5 -91674-297-8
© Джаксон Т. Н., Подосинов А. В.,
соста вление, 2014
© Авторы, текст, 2014
© Окунева О. В., фотография, 2014
© Институ т всеобщей истории РАН, 2014
© Издательство «Индрик»,
оформление, 2014
УДК 94
К53

Предисловие
А. О. Чубарьян ........................................................................................ 7
cТАТьИ
В. А. Арутюнова-Фиданян
«Великая Армения и Ивирия»:
эволюции географического содержания топонимов .................. 9
И. И. Варьяш
Социальный аспект освоения пространства,
или Где напиться сарацину? ............................................................ 24
Т. В. Гимон
Новгородский перечень русских епископий ............................... 41
Г. В. Глазырина
Путевая стратегия средневекового исландского автора .......... 51
И. Н. Данилевский
Восточнославянские «племенные союзы»:
реальность или летописная легенда? ............................................ 66
Т. Н. Джаксон
Многозначность терминов стран света
в средневековой Исландии ............................................................... 76
И. В. Зайцев
Кремук ~ Кермук и «Татарский угол»
(к пониманию дву х средневековых этно-топонимов) .............. 93
Д. Н. Замятин
В поисках удаляющихся пространств: историческая
география и онтологические модели воображения .................. 98
Н. Ю. Замятина
Картографирование открытых горизонтов:
фронтир с точки зрения когнитивной географии..................... 117
оглавление

6
оглавление
Т. М. Калинина
Ал-Бируни и Йакут: «климаты» шестой и седьмой ................. 132
С. М. Каштанов
К изучению казанской гидрографии XVI в. .............................. 143
Е. Н. Кириллова
Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
в истории французских ремесел в раннее Новое время ......... 157
Е. А . Мельникова
Древнескандинавские представления о пространстве
в зеркале языка .................................................................................. 17 7
А. В. Назаренко
Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
(династическа я и внешнеполитическа я подоплека
церковной географии) ...................................................................... 192
А. В. Подосинов
Место Скифии в географической картине мира
древних греков до Геродота ............................................................ 212
В. Н. Стрелецкий
Культурная география как междисциплинарное
исследовательское направление: пу ти формирования,
научные традиции и современная самоидентификация ...... 231
А. А. Фролов
«Географический фактор» в организации государственных
поземельных описаний конца XV — середины XVI в. ........... 257
Л. С. Чекин
Крымские готы в западноевропейской картографии
до начала XVIII в. .............................................................................. 285
Р. М. Шукуров
К вопросу о византийских моделях освоения Востока .......... 305
А. С. Щавелев
Племя северян и хазарские крепости:
еще раз о геополитике юга Восточной Европы
первой половины IX века ................................................................ 323
Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой ................. 331
Список сокращений ......................................................................... 347
Сведения об авторах ........................................................................ 349

Предисловие
•••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••••
Ю билей ученого — это хороший повод для того,
чтобы поговорить не только о вкладе самого
ученого в развитие науки, но и о перспективе этой от-
расли науки, которой занимается юбиляр.
Ирина Геннадиевна Коновалова – известный ученый,
профессионал высокого класса, умело сочетающий кон-
кретную проблематику с постановкой теоретических ак-
туальных проблем современной исторической науки.
Ее нау чные интересы связаны с междисциплинар-
ной наукой – исторической географией, что придает ис-
следованиям И. Г. Коноваловой особое значение.
В своих собственных книгах, в коллективных сбор-
ника х, вышедших в том числе и совсем недавно, автор и
ее коллеги ставят весьма оригинальные вопросы, орга-
нически связывая чисто историческую проблематику с
современными подходами к географической науке.
И. Г. Коновалова фактически восстановила в Инсти-
туте всеобщей истории изу чение специальных историче-
ских дисциплин. Она сумела в сравнительно короткий
срок наладить координацию исследований специальных
исторических дисциплин в масштабе всей России.
Сейчас она проводит работу по привлечению моло-
дежи к изу чению этой во многом забытой в последние
годы дисциплины.
И. Г. Коновалова принимает участие во многих
международных конгрессах и встречах, завоевывая
престиж и признание зарубежных коллег.
Для ученого-организатора очень важно умение
объединять и сплачивать людей, демонстрируя прин-
ципиальность, у чет мнения коллег, благожелательность
и поощрение инновационных методов и подходов.
Этими качествами вполне владеет наш юбиляр и
можно только пожелать ей новых творческих успехов и
благополучия.
Директор ИВИ РАН академик А. О. Чубарьян

В. А. Арутюнова-Фиданян
«великая Армения и Ивирия»:
эволюции географического
содержания топонимов
Одна из провинций Византии, возникших в процессе
движения империи на Восток (X–XI вв.), именуется
в византийских источниках XI в. «Ивирией» или «Вели-
кой Арменией и Ивирией». Уникальное сочетание в на-
звании пограничного округа дву х топонимов широкого
географического, исторического и культурного содержа-
ния заслуживает специального рассмотрения.
Термин «Великая Армения» возник в эллинисти-
ческую эпоху (в начале II в. до н. э.) для обозначения
одного из восстановленных тогда армянских царств к
востоку от р. Евфрат, другое называлось Малой Арме-
нией и располагалось к западу от реки Евфрат. После
112 г. до н. э. Малая Армения перестала существовать
в качестве политически независимой единицы, «Вели-
ка я Армения» остается официальным названием цар-
ства Арташесидов. При Арташесе I Великая Армения
простиралась от Северной Месопотамии до р. Куры
и от Атропатены до Софены и Малой Армении, занима я
почти всё Армянское нагорье. По свидетельству Стра-
бона, население этого царства было армяноязычным,
и потому арменоведы полагают, что Арташес I был не
столько завоевателем, сколько «собирателем армянских
земель»1. При внуке Арташеса Тигране II Велика я Ар-
мения стала мощным полиэтничным эллинистическим
государством, охватывающим значительную часть тер-
ритории Передней Азии от р. Куры и Каспийского моря
до р. Иордан и Средиземного моря. Участие в борьбе
между Ираном и Римом сократило политические разме-
ры Армянского царства до его этнических границ. При
парфянской династии Аршакидов Велика я Армения
входила в сферу политического и культурного влияния
Парфянского царства в отличие от Малой Армении,
1
Саркисян Г., Худавердян К., Юзбашян К. Потомки Хайка.
Ереван, 1998. С . 20–21.

В. А . Арутюнова-Фиданян
10
котора я с 72 г. на ходилась в составе Римской, позднее (с конца IV в.)
Восточно-Римской (Византийской) империи. Термин «Великая Ар-
мения» продолжает существовать как официальное именование
царства армянских Аршакидов вплоть до его падения в 428 г. В та-
кой форме название засвидетельствовано в армянских, древнегре-
ческих, латинских, иранских, грузинских, арабских и древнерусских
источника х. Велика я Армения охватывала территорию от Евфрата
до Куры и Каспийского моря, до Кордуенских гор и оз. Урмия2.
В позднесасанидский и арабский периоды персидское марзпан-
ство и арабское наместничество на армянских землях3 назывались
последовательно «Армения», «Армн», «Арминийа».
В конце IX в. арабы были значительно потеснены на малоа-
зийских территориях, и Багратиды Ширака возродили армян-
скую государственность и даже (пусть и ненадолго) единое Ар-
мянское царство, восстановив и его название арташесидских
и аршакидских времен — «Великая Армения». Государственные
образования, которые по мере у празднения арабского владыче-
ства появляются на территории Армении, были средневековы-
ми монархиями с царем или князем во главе: Велика я Армения
(885–1045), владетели — Багратиды; Васпуракан (908–1021), вла-
детели — Арцруни; Карсское, или Ванандское царство (963–1065),
владетели — Багратиды; Лори, или Ташир-Дзорагет (969–1176),
владетели — боковая линия Багратидов; Парисос (? — 1003), пра-
вители — потомки Са хла, сына Смбата, властителя Шакэ; Сюник
(987 — после 1091), правители — князья Сюни; Тарон (830–967/8),
владетели — Багратиды.
Ширакские Багратиды, азгапеты Багратидского дома, провоз-
гласили себя шаханшахами и сюзеренами всех армянских царств
и княжеств, сохранив за своим царством наименование «Велика я
Армения». Ряд исследователей придерживается мнения, что фео-
дальна я раздробленность и сопровождавшие ее междоусобицы не
исключали того, что армянские царства и княжества, объединен-
2
Еремян С. Т. Армения по «Аш харацуйц»-у (Армянска я география
VII в.). Ереван, 1963. С. 66 –70 (на арм. яз.); The Epic Histories Attributed to
P awstos Buzand (Buzandaran Patmut iwnk ) / Translation and commentar y
by Nina G. Garsoïan. cambridge, 1989. P. 480–481. См. указанную там ли-
тературу.
3
Понятие «армянские земли» было достаточно широким, у читыва я рас-
селение армян на Нагорье, в Великой и Малой Армении, каж да я из ко-
торых была отдельной политической единицей (Сукиасян А. Г. Общест-
венно-политический строй и право Армении в эпох у раннего феода лиз-
ма (III–IX вв. н. э.). Ереван, 1963. С . 158).

«Великая Армения и Ивирия»
11
ные этносом, языком и культурой, могли входить в своего рода фе-
одальну ю федерацию4.
Рост феодального партикуляризма, опирающийся на геогра-
фическу ю изолированность, а главное на экономическу ю незави-
симость разных областей Армении, привел к возникновению ряда
политических образований, на ходящихся в вассальных отношени-
ях разных форм: от азгапетства до вассалитета. При распаде какого-
либо царства или княжества его частями обычно завладевали члены
одной фамилии. Формально (а иногда и реально) они подчинялись
азгапету — главе рода. Но институт азгапетов не покрывал всей
сложности вассальных отношений в армянских царства х и княже-
ства х, эти отношения регулировались и формальными договорами.
Некоторые исследователи полагают, что византийцы не рассматри-
вали Армению IX–X вв. как единое государство и даже не считали
армянские царства и княжества частями единого исторически сло-
жившегося целого5. Этому заключению, однако, противоречит сви-
детельство гл. 48 трактата «О церемониях», где к названию каждой
из областей — Коговит, Тарон, Мокк, Андзевацик, Сюник, Вайоцд-
зор, Хачен — добавляется слово «Армения», подчеркивающее, что
они являются частью Армянской страны. В середине X в. Византия
строила свои отношения с каждым армянским государственным
образованием в отдельности, но признавала при этом главенство
царя Ширака «над всеми странами Востока»6.
Армянское царство Ширакских Багратидов, возродившееся
под древним названием «Велика я Армения», к началу IX в. вклю-
чало в свой состав, кроме Ширака, Айрарата и бассейна оз. Севан,
Хачен, Багреванд, Гардман и Вайоц-дзор. Границы Ани-Ширакско-
го царства простирались от Шамхора до Маназкерта и от Басена
4
Матевосян Р. И. Борьба Га гика I против феода льного партикул яризма //
ВОН. 1978. No 12. С. 55 –60 (на арм. яз.); Он же. Вананд — область Баг-
ратидского царского домена (перва я половина X в.) // ВОН. 1979. No 4.
С. 79–84 (на арм. яз.); Он же. Термин «теру тюн» как отра жение системы
васса льно-сюзеренных отношений // ИФЖ. 1983. No 2–3. С . 166–177 (на
арм. яз.); Юзбашян К. Н. Армянские государства эпохи Багратидов и Ви-
зантия IX–XI вв. М., 1988. С. 76 и сл.
5
Юзбашян К. Н. Армянские государства. С. 68–69, 81.
6
Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio / Greek text ed.
by G. Moravčsik, English translation by R. J. H . Jenkins. Washington, 1967.
44/23; Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-виза нтийска я конта ктна я зона
(X–XI вв.). Результаты вза имодействия к ульту р. М ., 1994. С. 17; Martin-
Hisard B. constantinople et les archontes du monde caucasien dans le livre des
cérémonies. II, 48 // TM. 2000. T. 13. P. 428 sq.

В. А . Арутюнова-Фиданян
12
до Хачена7. Движение Византии на Восток с сер. X — до XI в. завер-
шилось присоединением к империи «Великой Армении» в 1045 г., а
точнее ее присоединением к провинции «Ивирия».
Ивирия (Иверия) византийских источников X–XI вв. — это и за-
падная Ивирия (Испания), и восточная Ивирия (Грузия), и владения
Ивирских Багратидов8. Время образования, территориальный состав
и наименование округа «Ивирия» (в особенности после присоедине-
ния к нему Ширакского царства) стали предметом оживленной ди-
скуссии в 70-х годах прошлого века9. Дискуссия до сих пор не пришла
к завершению, т. к . к вышеуказанным проблемам присоединились
и споры о новом структурировании восточных провинций империи
в X–XI вв., отличающемся от принципов фемного строя. В армянской
историографии существовало общепринятое суждение, что на терри-
тории Армении появились фемы Тарон, Васпуракан, Ивирия и Вели-
кая Армения — крупные административные единицы, созданные на
базе исторически сложившихся государственных образований, с ко-
торыми они совпадают территориально. Это у тверждение не могло
7
Аветисян Г. А., Даниелян Э. Л., Мелконян А. А . История Армении с древ-
нейши х времен до наших дней. Ереван, 1999. С. 78 и сл.; Тер-Сарки-
сянц А. Е . История и культ у ра армянского народа с древнейши х времен
до начала XIX в. 2-е изд. М., 2008. С. 242–247.
8
В одном из хрисовулов, изданных в 920–922 гг. от имени Романа I и Кон-
стантина VII упоминается ку ропа лат Ивирии, которому были подвласт-
ны владетели четырех областей: Ивирии архонта Вериасах, Ивирии
архонта Куел, Ивирии архонта Карнатаес и Ивирии архонта Ачара. Об-
ласти на зва ны по их гла вным городам: Таос-Карни (Карнатаес) — в се-
верном Тайке; Вериасах (арм. Верхняя сторона) — в Кларджии; Квели
(или Квелисцихе) — в Джавахети и Ачара. «Ивиры» Константина — это
Ивирские Багратиды, а «Ивирия» — их владения (Toumanoff C. Studies in
christian caucasian Histor y. Georgetow n, 1963. P. 492–493; Martin-Hisard B.
constantinople et les archontes du monde caucasien. P. 428).
9
Арутюнова-Фиданян В. А . Из истории северо-восточных пограничных
областей Византийской империи в XI в. // ИФЖ. 1972. No 1. С . 91–102; Она
же. Византийские правители фемы «Ивирия» // ВОН. 1973. No 2. С. 63–78;
Она же. «Ивир» в византийских источниках XI в. // Вестник Матенада-
рана. 1973. No 11. С. 46–67; Бартикян Р. М. О феме Иверия // ВОН. 1974.
No 12. С. 68–80. В преамбуле (С. 68) Р. Бартикян пишет, что его статья
является откликом на три моих работы; Yuzbashian K. N. L’administration
byzantine en Arménie aux Xe
–XI
e
siècles // REA. 1973. T. X; Даниелян Э.
Цель и напра вление восточного похода Василия II в 1000 г. // ВОН. 1973.
No 10. С. 63–73 (на арм. яз.); Арутюнова-Фиданян В. А. Еще раз о феме
«Ивирия» // Кавказ и Византия. 1979. Вып. I. С. 36–55.

«Великая Армения и Ивирия»
13
быть воспринято а priori, оно нуждалось и в сравнении областей, вхо-
дивших в прежние, армянские политические образования, с терри-
ториальным составом новых византийских округов, а также в сопо-
ставительном анализе социально-административных характеристик
византийских (западных) фем и новых восточных провинций.
В середине 90-х годов прошлого века я выдвинула гипотезу кон-
тактной зоны в армяно-византийских лимитрофах. В контактной
зоне исчезали армянские политические образования, но не возни-
кали и фемы в классическом смысле этого слова. Здесь появилась
сложная социально-административная структура, носившая фе-
деративный характер, гибка я и потому живу чая, существовавшая
в Киликии и после Манцикертского поражения. Новая социаль-
но-административная структура имперских округов генетически
восходила к социально-административной системе федеративных
армянских политических образований, на территории которых
и началось ее формирование. Возникшая стихийно, эта структура
была, по-видимому, санкционирована центральной властью импе-
рии и нашла отражение в византийской терминологии.
Анализ источников позволяет утверждать, что сам термин «фема»
не употреблялся по отношению к Тарону, Васпуракану, Великой Ар-
мении, Ивирии и Киликии — они именуются хорами. «Хора» (арм.
ašxarh) — кроме имманентного этому слову во все времена значения
«земля, страна» — обретает в Х–XI вв. смысл специального термина
для определения социально-административных реалий армяно-ви-
зантийской контактной зоны с ясно прослеживаемой иерархичностью
семантики. «Хора» — это, прежде всего, вся территория армяно-визан-
тийской контактной зоны, куда входят не только военно-администра-
тивные округа империи, но и независимые и полузависимые полити-
ческие образования, в свою очередь именуемые «хорами». «Хора» —
это и крупный военно-административный округ империи, и, наконец,
это небольша я область, город или крепость с округой, котора я распо-
лагается на территории большого округа («xopa в хоре»)10.
Область Тарон, в которую входили гавары (Тарон, Дерджан, Сасун,
Хут, Аштеанк и др.), управляемые Багратидами, не стала византий-
ским округом в 966/7 г., когда империя получила области Западного
Тарона, и только в конце X в. после подавления восстания Варды Фоки
и его сторонника Чордванела (владетеля гаваров Дерджана и Тарона)
Тарон вошел в состав Византии, на его территории сохранялись доме-
ны оставшихся на родине Таронитов. За 100 лет присутствия Византии
10 Кекавмен. Советы и рассказы / Подг. текста, пер. с греч. и комментарий
Г. Г. Литаврина. СПб., 2003. Индекс. С. 680; Арутюнова-Фиданян В. А .
Армяно-византийска я контактна я зона. С. 26–53, 152 .

В. А . Арутюнова-Фиданян
14
на территории княжества Тарон (с середины Х в.) здесь известны толь-
ко шесть стратигов; по-видимому, объединенная фема Тарон — ад-
министративна я единица, охватывающая всю территорию бывшего
княжества Тарон, — так и не была создана, а если и функционировала,
то недолго. Княжество Тарон являлось федерацией владений развет-
вленного рода Таронских Багратидов, а после того как Тарон отошел
к Византии, его территорию заняла федерация малых византийских
округов и оставшихся у армянских владетелей родовых земель11.
В первой четверти XI в. Сенекерим Арцруни обменял свое цар-
ство Васпуракан, а также земли своих вассалов (князей Мокка, Ан-
дзевацика и арабских эмиров) на Севастию, Лариссу, Авару и зва-
ние стратига Каппадокии. Однако эмиры Хлата, Беркри и Арчеша
не признали воли своего сюзерена. Беркри и Арчеш были завоева-
ны империей только в конце 20-х
—
начале 30-х годов XI в.
По сообщению Скилицы, полу чив земли Арцрунидов, Василий II
немедленно назначил в Васпуракан наместником Василия Аргира, а
после него Никифора Комнина. Яхья Антиохийский сообщает, что, со-
здавая Васпураканский катепанат, император «поместил в крепостях
воинов и поставил над ними правителей»12. Иными словами, в Васпура-
кане нагляднее всего выступает новая структура: большой округ и на-
ходящиеся на его территории малые стратигии (крепости с гарнизоном
и стратигом). Объединение Васпуракана сразу под властью главного
наместника было обеспечено единовременной передачей его земель им-
перии, в отличие от Тарона, передаваемого по частям и объединенного,
возможно, только в наместничество Григория Па хлавуни.
Можно довольно точно указать стратигии, составлявшие округ
Васпуракан, проследив их по списку халкидонитских епархий, ди-
слоцировавшихся в административных центрах — Ване, Востане,
Арчеше, Беркри, Арцке, Амюке, Нареке и др.13
Тарон, как и Васпуракан, — области древней Армении и госу-
дарства Армении средневековой, и тем не менее территории одно-
именных византийских округов не полностью совпадали с ними, но
Ивирия — это изначально искусственно созданна я общность из об-
ластей, удаленных друг от друга территориально и не слишком близ-
ких экономически.
11
Арутюнова-Фидан ян В. А. Армяно-византийска я контактна я зона. С. 26–
30; 162–163.
12 Ioannis Scylitzae Synopsis historiarum / Rec. I . Thurn. B ., N. Y., 1973 (далее —
Scylitz). P. 354,94–355,4; Розен В. Р. Император Василий II Болгаробойца. Из-
влечения из летописи Ях ьи Антиох ийского. СПб., 1863 (далее — Яхья). С. 69.
13 Арутюнова-Фидан ян В. А. Армяно-византийска я контактна я зона. С. 34–
39; 165–167.

«Великая Армения и Ивирия»
15
Н. Адонц упоминает о катепанате «Ивирия» в связи с назначе-
нием на пост катепана округа Романа Далассина непосредственно
вслед за подавлением мятежа Никифора Фоки и Ксифия в 1023 г.
Н. Адонц называет округ «Ивирия» «nouvelle» и считает, что он со-
стоял тогда «из кантонов Басен, Карин, Дерджан и Тайк»14 . Округ
«Ивирия», однако, никак не мог быть «новым», хотя бы потому, что
мятеж Никифора Фоки назван мятежом «ивирских войск» (т. е. мя-
тежом войск округа «Ивирия»)15, да и территориальный состав его
был несколько иным, чем полагал Н. Адонц16.
Р. М. Бартикян отверг аргументированное суждение Н. Адон-
ца о Романе Далассине17, но принял высказывание о времени об-
разования округа и сделал ряд предположений, долженствующих
подкрепить мнение о дате основания округа в 20-е годы XI в.:
1) дата аннексии владений Давида «могла и не совпасть с датой
образования византийского военно-административного округа»;
2) до 1021 г. Тайк, «наверное», не был отдельной административ-
ной единицей, а был включен в состав соседней провинции; 3) до
1021 г. Тайк не имел «того значения», которое он приобрел, когда
Византия хотела «взять в клещи Ширакское царство»18; 4) в источ-
никах нет данных об основании фемы «Иверия»19.
14
Adontz N. Études arméno-byzantines. Lisbonne, 1965. P. 170–172; Яхья. С. 64–66 .
15 «Ивирское войско» правител я окру га Михаила Иасита у Скилицы
(Scylitz. P. 435, 95 – 436, 1). П. М. Мурад ян сделал интересное наблюде-
ние над текстом заглавия III главы «Повествования» Аристакеса Ла-
стивертци, где речь идет об этом м ятеже. Исследователь отметил, что
автор применяет здесь термин Վեռիացիք, Վեռիացւ ոց, основой кото-
рого явл яется страна Վեռիա («Вериа»), т. е. Ивирия — окру г, Վեռիացի
«вериаци» обозначает здесь жителя окру га Ивирия в отличие от վրացի
(«враци») — гру зина. (Мурадян П. М. Грузинский перевод «Повество-
вания» Аристакеса Ластивертци // ВОН. 1975. No 2. С. 109).
16 О территории округа см. ниже.
17 Бартикян Р. М. О феме Иверия. С. 69. Можно согласиться с тем, что Ро-
ман Далассин не был «первым пра вителем фемы», но потому лишь, что
она была образована раньше 1023 г., однако аргу ментация Н. Адонца
о возвышении Далассинов после 1023 г. предста вл яется вполне коррек-
тной, так как Феофилакт Далассин сыграл заметную роль в подавлении
мятежа Никифора Фоки и Ксифия.
18 Однако уже в нач. IX в. правителю Тайка Ашоту I Великому (813–830) империя
пожаловала титул куропалата, внук Ашота I Гурген I (881–891), владетель Тай-
ка, также получил титул куропалата, а Гурген II в начале X в. стал магистром
(Toumanoff C. Studies in christian caucasian Histor y. P. 416, таблица: P. 495–496).
19 Бартикян Р. М. О феме Иверия. С . 70–71.

В. А . Арутюнова-Фиданян
16
Рассмотрим источники. 1) Скилица пишет, что, узнав о смерти
Давида Куропалата, Василий II отправился в Ивирию. «Прибыв туда
и устроив данное ему наследство, и заставив Георгия, архонта вну-
тренней Ивирии20, управлять собственными землями и не нападать
на чужие, [Василий] заключил с ним договор и, взяв в заложники его
сына, отправился в Сирию, имея с собой и первых по роду в своей
(κατ’ αὐτόν) Ивирии, среди которых самыми знатными были братья
Пакуриан, Февдат и Ферс»21. В этом отрывке, где продемонстрирова-
на контаминация первого и последнего этапа борьбы за наследство
Давида, хронист прямо связывает прибытие Василия II на Восток
с «устройством данного ему наследства», т. е. земель, полу ченных
от Давида и названных историком его (т. е. Василия II) Ивирией.
2) Асолик пишет: «И услышав весть в Тарсе Киликийском о его [Да-
вида Куропалата] смерти, царь Василий поспешно двинулся в нашу
страну»22
. Василий прошел по владениям Давида и прибыл в столицу
Тайка, город Олти. Он «покорил под свою власть все крепости и не-
приступные места, дав их в руки верным людям»23. Аристакес сооб-
щает: «Сам же [Василий II] пересек Харк и Маназкерт и, используя
их в качестве опоры, повернул на Багреванд, прибыл в город Ухтеац
(Ол т и), овладел множеством крепостей и городов. Он назначил там
чиновников, судей и надсмотрщиков24, а сам с миром пустился в путь
и прибыл в свой царский город Константинополь. Это было в 450 г.25
,
и в стране на 14 лет воцарился мир»26. 3) Яхья Антиохийский пишет:
«И дошла до него (Василия. — В . А .- Ф.) весть о смерти Давида Куро-
палата, царя грузин, в городе Ал-Тай. И пошел царь туда, и последо-
20 Т. е. Грузии.
21
Scylitz. P. 339, 73–80.
22 Степаноса Таронеци — Асолика Всемирна я история. Петербург, 1885
(да лее — Асолик I). С. 276 (на арм. яз.); Всемирна я история Степа носа
Таронского, Асолика по прозванию. М., 1864 (далее — Асолик II). С. 199.
23 Асолик I. С. 276; Асолик II. С . 201.
24 Повествование вардапета Аристакеса Ластивертци / Пер. с древнеарм.
вступ. статья и коммент. К . Н . Юзбашяна. М., 1968 (далее — Аристакес).
С. 57. Аристакес подводит итог походу Василия II по владениям Давида.
В одном Южном Тайке явно не было «множества городов и крепостей»,
поэтому попытка понять это место Аристакеса как назначение а дмини-
страции в одном только Тайке не выглядит убедительно (Бартикян Р. М.
О феме Иверия. С. 71).
25 Т. е. 1001 г. О разных точках зрения на год смерти Давида Куропалата
(1000 или 1001) и соответственно на год образования округа «Ивирия»
см.: Даниэлян Э. Цель и направление. С. 64.
26 Аристакес. С. 57.

«Великая Армения и Ивирия»
17
вал за ним магистр, правитель Антиохии с войсками. И принял царь
страны грузин и назначил над ними от себя правителей из греков»27.
Согласно свидетельствам греческого, арабского и армянских источ-
ников, Василий II, узнав о смерти Давида, немедленно (փութանակի)
отправился на Восток, «принял страны грузин» (Яхья) или «Иви-
рию» (Скилица), обошел все владения Давида Куропалата, «устроил
данное ему наследство», утвердил свою власть над «всеми крепостя-
ми и неприступными местами», над «множеством городов и крепо-
стей», назначил туда «верных людей», «чиновников, судей, надсмотр-
щиков» и «правителей из греков».
Источники, следовательно, дают веские основания для сближе-
ния во времени аннексии Тайка и организации нового округа им-
перии.
Довольно значительный промежуток времени отделяет в пове-
ствовании Яхьи Антиохийского сообщение о назначении «правите-
лей из греков» от сообщения о военных действиях, предпринятых
Геор г ие м I 28, и Аристакес отмечает, что в стране 14 лет царил мир,
т. е. византийска я администрация все это время без помех пребы-
вала в округе. Яхья говорит о правителях-греках Ивирии, мятеж
«ивирских войск» подняла (по Аристакесу) греческая знать в гаваре
Басен29; возможно, что во главе восстания встала какая-то часть ви-
зантийской администрации — иная греческая знать меньше чем за
два десятка лет вряд ли могла здесь появиться.
Р. Бартикян считает, что если в источниках нет поименного пе-
речисления первых правителей, то, значит, их не было вовсе. Argu-
menta ex silentio всегда сомнительны, а в данном случае аргументы
умолчания — вообще не аргументы, т. к . Византия не оставила нам
погодных списков провинциальных наместников, и все наши све-
дения по этой проблеме мы черпаем из нарративных источников,
эпиграфики, сигиллографии и т. п., то есть здесь всегда присутству-
ет элемент случайности.
«Ивирии» никогда не было в составе гаваров и на хангов Армении,
и появился этот округ по воле Василия II Болгаробойцы (976–1025)
тогда, когда Давид Куропалат завещал свои земли империи. Послед-
ний тайкский династ был представителем дома Ивирских Багратидов,
а их владения в Византии традиционно именовались Ивирией.
Владения Давида делились на домениальные и пожалован-
ные Византией. По данным «Картлис Цховреба», Давид Куропалат
27 Яхья. С. 41. «Страны грузин» здесь, разу меется, «Ивирия» Тайкского вла-
детеля, а не Грузинское царство.
28 Яхья. С. 41, 61.
29 Ариста кес. С . 63.

В. А . Арутюнова-Фиданян
18
получил по наследству земли в Тайке, Басене, Коле, Артаане, Джа-
вахети и Шавшети. К . Туманов отметил, что Давид владел не всем
Тайком, а только «верхним», т. е. Южным, Тайком, а Северный Тайк
принадлежал младшей ветви дома Ивирских Багратидов; после
смерти Давида Куропалата земли, лежащие к северу от Южного
Тайка, отошли к Грузинскому царству.
Согласно данным Эскуриальского тактикона, Хавчич, Окоми и
Арцн были отдельными стратигиями. После разгрома мятежа Вар-
ды Склира (976–979) Давид Куропалат, помогавший империи против
мятежника, получил эти стратигии, а также Халтой-Арич с Клису-
рой (Брнакапан), Чормайри, Карин, Басен, Севу к-бердак с Мардали,
Харк и Апах уник. Не все арабские эмиры — вассалы Византии —
подчинились решению своего сюзерена, и Давиду Куропалату при-
шлось отвоевывать их земли. В 992–994 гг. Давид взял г. Маназкерт
и успешно отбил попытки мусульманских эмиров восстановить
свое господство в области Маназкерта и прилегающих к нему зем-
лях30. Маттеос Урхаеци и Смбат Спарапет называют гавар Апа ху-
ник «землей Давида Куропалата»31, т. е. Харк и Апахуник вошли
в «Ивирию»32. В «Ивирию» вошла и область Чормайри (Джурмери).
В списке императорских указов, упомянутых в уставе Петрицонско-
го монастыря, среди владений, которые полу чил Григорий Пакури-
ан, один из византийских наместников «Ивирии», названы и земли
в Джурмери33. Возможно, что Арцн и Авчич, небольшие стратигии,
лежащие в непосредственной близости от владений Давида Куропа-
лата34, также вошли в состав округа «Ивирия»35.
30 Асолик I. С. 266–270; Тер-Гевондян А. Н. Арабские эмираты в Ба гратид-
ской Армении. Ереван, 1965. С . 195 (на арм. яз.).
31 Маттеос Урхаеци. Хронография Ва ларша пат. 1898. С . 37 (на арм. яз.);
Летопись Смбата Спара пета. Венеция, 1956. С. 16–17 (на арм. яз.).
32 Honigmann E. Die Ostgrenze des Byzantinishen Reiches von 363 bis 1071.
Bru xelles, 1961. S . 151.
33 Typicon Gregorii Pacuriani, Georgica. T. V / Ed. S . Kauchtschischvili. Thbi-
lisiis, 1963. P. 246,20; Типик Григория Паку риана / Введение, перевод и
комментарий В. А . Арутюновой-Фида нян. Ереван, 1978. С. 118, 217.
34 Э. Даниелян полагает, что Авчич находился на пересечении дорог, веду-
щих из Аршамуника и Маназкерта к Карину, на Араксе близ населенно-
го пункта Кюлли (Даниэлян Э. Цель и направление. С . 66 –69). Крепость
Севук-берда к или Сев-кар локализуется им к северу от А вчича вниз по
течению р. Аракс (Там же. С. 69). Э. Хонигман локализует Арцн в 15 км
к северо-запа ду от Карина (Honigmann E. Die Ostgrenze. S. 180).
35 Oikonomidès N. Les listes de présénce byzantines des IX et Xe siècles / Intro-
duction, texte, traduction et commentaire. Paris, 1972. P. 265,19; 267,30;

«Великая Армения и Ивирия»
19
Итак, в «Ивирию» входили: Басен, Карин, Халтой-арич с Кли-
сурой, Мардали, Харк и Апахуник с Маназкертом, возможно
Арцн и Авчич. По завещанию Давида Куропалата все эти земли
и его родовое владение Южный Тайк отошли к империи. Линия
маршрута инспекционного похода Василия II на Восток демон-
стрирует дислокацию мелких хор, вошедших в большой военно-
административный округ империи, образованный в основном на
армянских землях36.
В 20-е годы XI в. Василий II заставил ширакского царя Ио-
анна-Смбата составить завещание в пользу Византии. И когда в
40-х годах того же столетия племянник Иоанна Гагик II отказался
сдать Ширак империи, войну против него начал по приказу Кон-
стантина IX Мономаха (1042–1055) вест Михаил Иасит, который,
по Скилице, «еще прежде был архонтом Ивирии»37. Ширакское
царство в 1045 г. было присоединено к Ивирии. Самвел Анеци со-
общает, что, пленив Гагика II, «греки из года в год посылали в его
страну катепанов», т. е. Ивирия продолжала быть большим окру-
гом — катепанатом. В 1065 г. в его состав вошло Карсское царство.
С середины ХI в. земли катепаната стали ареной постоянных на-
бегов тюрок-сельджуков, которые, по свидетельству разноязыч-
ных источников, почти совершенно опустошили его. К 70-м годам
ХI в. территория округа включала в себя Олти, Карс и Карин с их
областями, и приблизительно в 1072 г. он был передан наместни-
ком Византии Грузии.
За 70-летнее существование округ «Ивирия», или «Великая
Армения и Ивирия», то включал в себя новые области (Ани, Карс,
Багреванд, Цахкотн, Коговит и т. д .), то утрачивал их в связи с воен-
но-политической обстановкой. При этом правители округа отнюдь
не были полновластными (фемными) стратигами, помимо чинов-
ников фиска, судей, практоров правители хоры «Ивирия» почти
всегда имели «соправителей» (деливших с ними не только военные,
но и гражданские обязанности)38.
В дискуссии об округе «Ивирия» одним из самых обсуждаемых
был вопрос о его именовании. Отстаивая раннее существование
термина «Великая Армения и Ивирия», некоторые исследователи
считают, что не Ширакское царство было присоединено к Ивирии,
269,10, 13; Юзбашян К. Н. «Эску риа льский та ктикон» — новый визан-
тийский источник по истории Армении // ВОН. 1975. No 5. С. 96.
36 Арутюнова-Фиданян В. А. Армяно-виза нтийска я конта ктна я зона.
С. 31–32.
37 Там же. С. 32–33.
38 Там же. С. 33 –45.

В. А . Арутюнова-Фиданян
20
а Ивирия к Шираку39, хотя очевидно, что вновь завоеванная область
должна была войти в ранее образованные провинции империи, а
не наоборот. И кроме того, войну против Ширакского царства вел
по приказу Константина IX (1042–1055) Михаил Иасит, который, по
Скилице, «еще прежде был назначен архонтом Ивирии»40.
Р. М . Бартикян утверждает, что с 1045 г. округ назывался не
«Ивирией», а «Великой Арменией и Ивирией», «и то с византий-
ской точки зрения», а в армянских источниках «такого понятия
нет». Он приводит анийскую надпись Иоанна Монастириота, ве-
старха и катепана «Армении и Ивирии» от 1059 г. и печать Аарона,
«магистра и дуки Ивирии и Великой Армении», а также цитирует
Аристакеса и Маттеоса Урхаеци, которые называют Михаила Иа-
сита, Кекавмена, Баграта Вхкаци и Григория Пакуриана правите-
лями Армении41.
Не следует забывать, однако, что для армян их земли, пусть даже
вошедшие в византийские округа, все же продолжают оставаться
Арменией. Впрочем, армянский историк Аристакес Ластивертци,
как установил П. М. Мурадян, употребляет выражение վեոիացիք
(veriaċikʿ) именно в смысле «жители округа Ивирия»42.
Что же касается анийской надписи вестарха Иоанна Монасти-
риота, где он назван «катепаном Армении и Ивирии» в 1059 г., то
наряду с ней существует памятная запись монаха Феодула на за-
вещании Евстафия Воилы, также относящаяся к 1059 г. В этом ко-
лофоне Иоанн Монастириот назван просто «дукой Ивирии»43. Не
приходится сомневаться, что речь идет об одной и той же должно-
сти в одном и том же административном округе.
Греческие источники, которые проливают свет на византий-
ское название округа, в особенности в период с 1045 по 1071 г.
написаны современниками его существования (Иоанн Скилица,
Продолжатель Скилицы, Михаил Атталиат, Михаил Пселл). Миха-
ил Пселл свидетельствует, что «Ивирия» и после присоединения к
ней Ширакского царства воспринималась византийцами как «рас-
ширенна я Ивирия»44
. У Скилицы Катакалон Кекавмен, преемник
39 Бартикян Р. М. О феме Иверия. С. 73.
40 Scylitz. 436,1.
41 Бартикян Р. М. О феме Иверия. С. 74 –75.
42 См. выше. комм. 15.
43 Бенешевич В. Н. За вещание византийского боярина XI в. // ЖМНП. 1907
(май). С . 220; Арутюнова-Фиданян В. А. Виза нтийские пра вители фемы
«Ивирия». С. 74 –75.
44 Michel Psellos. chronographie ou histoire d ’un siècle de Byzance (976–1077).
Paris, 1928. T. II. P. 14,2–4; 15,26–27.

«Великая Армения и Ивирия»
21
Михаила Иасита, назван «дукой Ивирии» (а он правил с 1046 г.,
т. е. уже после присоединения Ширакского царства)45. Патрикий
Лев Торник был назначен стратигом в «Ивирию» (1047 г.)46. Им-
ператор Константин X Дука послал гонца к стратигу-автократору
Константину «в Ивирию» (1047 г.), правитель Васпуракана Аарон
и Катакалон Кекавмен встретили сельджуков «на равнине Ивирии
Осуртру», сельджуки в конце 40-х годов разграбили «Васпуракан
и Ивирию»47. Р. М. Бартикян предполагает, что термин «Ивирия»
употреблен здесь в географическом смысле. Однако «Ивирия» ви-
зантийских источников в «географическом смысле» — это либо
Испания, либо Грузия. А армянские территории, такие как Карин,
Басен, Харк, Апах уник, Ширак могут быть «Ивирией» только в ад-
министративном смысле, т. е. когда входят в военно-администра-
тивный округ империи. Убедительные доказательства этому пре-
доставляют свидетельства Скилицы и его Продолжателя, Атталиа-
та, Пселла и Кекавмена, которые ставят «Ивирию» в один ряд с дру-
гими византийскими округами48. Атталиат упоминает «Ивирию»
наряду с Месопотамией, Халдией, Мелитиной, Колонией и Ликан-
дом49. Город Ани (столица Ширакского царства) был, по Атталиату,
«великой крепостью» для «защиты Ивирии» (τὴν Ἰβηρικήν)50.
Из восьми упоминаний «Ивирии» у Атталиата пять раз она на-
звана «Ивирией» уже после присоединения к ней Ширакского цар-
ства (и ни разу «Арменией и Ивирией»). Зонара также называет этот
военно-а дминистративный округ Ивирией51.
Абсолютное большинство свидетельств византийских источ-
ников XI в. называют эту провинцию «Ивирией» на всем протяже-
нии ее существования с 1001 по 1072(74) г., в редких случаях «Ар-
менией и Ивирией» (с 1045 по 1064 г.), но и в этих случаях это назва-
ние употреблялось не взамен, а параллельно с основным названием
округа Ивирия. Р. Бартикян употребляет название «Объединенная
45 Scylitz. P. 438, 62. Арутюнова-Фиданян В. А. Армяне-ха лкидониты на вос-
точных гра ница х Виза нтийской империи (XI в.). Ерева н, 1980. С. 118.
46 Scylitz. P. 438, 78–442 , 81; 467, 88.
47 Арутюнова-Фиданян В. А. Еще раз о феме «Ивирия». С. 49.
48 Michaelis Attaliotae Historia. Bonnae, 1853 (далее — Att). P. 44,7–15, 18–23;
45,2–9; 147,16–17; 166,13–21; Scylitz. P. 476, 51–53; Кека вмен. С. 168–169,
372; Арутюнова-Фиданян В. А . Еще раз о феме «Ивирия». С. 49–50.
49 Att. P. 78,9 –16; 96,22–23; 97,1–5.
50 Ibid. P. 80,5–10; Honigmann E. Die Ostgrenze. S . 178; Арутюнова-Фиданян В. А.
«Ивир» в византийских источниках. С. 48–49.
51 Ioannis Zonarae Epitome historiarum. Bonnae, 1897. T. III. P. 626,4 –6; 638–
639; 643,20.

В. А . Арутюнова-Фиданян
22
фема Армении и Ивирии»52, но такого наименования в источни-
ках вообще нет. И ни в одном источнике Ивирия не названа фе-
мой, а только «хорой», так же как и другие восточные провинции53.
Р. Бартикян предполагает, что Багратидское царство было «намно-
го выше Ивирии», «в территориальном, военном, стратегическом,
экономическом смысле», и потому «из этих двух единиц была обра-
зована “фема Армении и Ивирии”»
54. Источники не подтвердили
этого предположения. Но почему не подтвердили? Ведь действи-
тельно, Багратидская Армения была важна для Византии (может
быть, и важнее владений Давида Куропалата). И даже до включения
Ширакского царства в состав Ивирии больша я часть территории
округа состояла из армянских земель — из «Армении». Так поче-
му же реальное территориальное содержание почти не отразилось
в его названии, как должно было быть, согласно вполне логичному
утверждению Р. М . Бартикяна?
Арменоведы апеллируют к логике, а крупнейший русский ви-
зантиновед Н. А. Скабаланович настаивает на отсутствии логики:
«Фемы не носят названия народности, а называются или по ме-
стопребыванию стратига, или географическими именами стран,
или именами каких-нибудь знаменитых личностей или, наконец,
именами, заимствованными от случайных событий»55.
Византиноведы считают, что византийский менталитет, с тра-
диционным преклонением перед Библией и античной литературой,
был пронизан стереотипами и шаблонами, что отразилось и в име-
нованиях народов и стран56, и потому существовало предположение,
52 Бартикян Р. М. О феме Иверия. С. 75.
53 Арутюнова-Фиданян В. А . Армяно-византийска я контактна я зона. Гл. I.
§ 3 «Новая структура в терминологии». С. 45 –53; 168–170.
54 Бартикян Р. М. О феме Иверия. С. 73.
55 Скабаланович Н. А. Византийское гос ударство и церковь в XI в. СПб., 1884.
С. 186.
56 Арабы — это не только сарацины, но «агаряне, исмаилиты, вавилоня-
не, египтяне», тюрки-сельджуки — «агаряне, исмаилиты, персы», вы-
ходцы из стран Запа дной Европы именова лись «латиняна ми, кельта-
ми, франка ми, лонгивардами», русские — «тавроскифами». Печенеги
называются «савроматами» и «мизийцами», узы — «гетами», в то же
время и печенеги, и узы, и половцы именуются «скифами», Эфиопия —
«страна троглодитов», а Венгрия — «Дакия» и т. п. (см.: Анна Комнина.
Алексиада / Вст у пительна я статья, перевод, комментарий Я. Н . Любар-
ского. М., 1965. С. 675–687). Близость историка к описываемым собы-
тиям ничего не меняет в условности этниконов и топонимов. См. на-
блюдение о парадоксальном употреблении слова «скифы», сдела нное

«Великая Армения и Ивирия»
23
что в том же ряду традиционно условных названий стоит и именова-
ние земель центральной Армении «Ивирией» (так же, например, как
Васпуракан называли «Мидией» или «Верхней Мидией»57).
Вышеприведенный анализ хода экспансии Византии на Вос-
ток показал, как мне кажется, что ни логика, ни ее отсутствие, ни
предпочтение античных топонимов реальным не повлияли на на-
звание округа «Великая Армения и Ивирия». В его состав вошли,
прежде всего, земли Давида Куропалата Ивирского, и потому он
получил именование «Ивирия» Давида, так же как в трактате
«О церемониях» Константина Багрянородного владения Ивир-
ских Багратидов (Ачара, Кларджия, Джавахети и др.) названы
«Ивириями» того или иного архонта58.
Царство Арташесидов и затем Аршакидов называлось «Вели-
кой Арменией», и это именование было унаследовано Багратидами,
возродившими в конце IX в. армянскую государственность, и когда
в XI в. оно (точнее его часть) вошло в состав империи, то было при-
соединено к «Ивирии» под этим названием.
Политико-административная практика Византии эпохи вос-
точной экспансии закрепила объединение в одном округе хоры
Ивирия, искусственно созданной на армянских и пограничных ар-
мяно-грузинских землях в XI в., и Великой Армении, существовав-
шей более тысячи лет на Армянском нагорье. Древнее название Ар-
мянского царства вошло в номенклатуру византийских восточных
военно-административных округов, и таким образом появилось
парадоксальное сочетание дву х многозначных топонимов: «Вели-
кая Армения и Ивирия».
еще В. Г. Васильевским при сравнении текстов Атта лиата и Скилицы.
(Васильевский В. Г. Византия и печенеги // Труды. Т. I. СПб., 1908. С. 31.
Примеч. I и приведенные та м примеры; Бибиков М. В. К изу чению ви-
зантийской этнонимии // ВО. 1982. С . 148–159; Шукуров Р. М. Земли и
племена: византийска я классифика ция тюрок // ВВ. 2010. Т. 69 (94). С .
132–163. См. указ. та м литерат у ру. С. 133–135. Комм. 3 –15).
57 Scylitz. P. 354,94–355,2; 371,55 –56; 397,49–51; 446,79–82; 448,49; 450,18;
Арутюнова-Фиданян В. А. Еще раз о феме «Ивирия». С. 51–52 .
58 См. выше примеч. 8 .

И. И. Варьяш
Социальный аспект
освоения пространства,
или Где напиться сарацину?
Насвязь пространства и различных форм его освоения
властью замечательно указала И. Г. Коновалова, за-
метив, что даже составление карт мира по распоряжению
правителей древности и средневековья «выходило далеко
за рамки чисто научного предприятия». Карты мира «яв-
лялись одной из форм политического дискурса, служили
манифестации власти, являлись для заказывавшего их
правителя символом его господства над миром»1.
Этот феномен присутствия власти в освоении про-
странства потрясает воображение, когда мы касаемся
политической истории империй, этно-миграционных
процессов раннего средневековья, торговых связей и
экспедиций или сюжетов развития науки — в ее гео-
графическом или историческом воплощении. Приобре-
тение физических объектов пространства или менталь-
ное освоение пространства при всех различиях этих
дву х способов присвоения обладают одним общим
началом — социальным. Данные о том или ином про-
странстве, существующие в изобилии в приложении
к конкретным географическим объектам и в более от-
влеченном или опосредованном виде в представлениях
о пространстве, частично актуализируются и превра-
щаются в результате человеческой деятельности в ин-
формацию. Подобная информация всегда обладает со-
циальной природой, просто потому, что она возникает
в результате ментальной деятельности людей.
Заселение новых земель, составление карт и хроник,
экспедиции в неведомые страны и странствия викин-
гов — по сути, представляют собой различные формы
освоения, т. е. социализации пространства.
1
Коновалова И. Г. «Система координат» средневековой му-
с ульманской геог рафии // Джаксон Т. Н., Коновалова И. Г.,
Подосинов А.В. Imagines mundi. Античность и средневеко-
вье. М., 2013. С. 150.

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 25
Участие власти в подобной социализации — лишь вопрос сте-
пени у частия, а не у частия в принципе. Если власть и политическая
культура не развиты, участие власти будет минимальным и основ-
ную часть задачи по актуализации информации и освоению про-
странства возьмет на себя общество; если власть находится на более
высоком уровне эволюции и общество обладает развитой полити-
ческой культурой, эти процессы пойдут, скорее всего, при активной
инициирующей и направляющей роли власти.
В силу своей социальной природы всякое освоенное или осваи-
ваемое пространство может стать местом столкновения различных
общественных интересов, причиной конфликта. В этом случае раз-
мер пространства не всегда имеет значение. Гораздо важнее, какую
выгоду данное пространство может принести или причиной какого
ущерба оно может стать.
Социализация пространства — явление, выходящее далеко за
рамки освоения новых территорий и имевшее место в, казалось бы,
давно обжитых землях. К примеру, — в маленьком каталонском го-
родке, жители которого старались по-новому освоить пространст-
во питейных заведений. О связанных с этим событиях известно из
грамоты, составленной в 1316 г. в канцелярии арагонского короля
Жауме II. Приведем ее здесь полностью:
«Иаков и проч., благородному и любезному Акардо де Муро,
местоблюстителю прокуратора в той части королевства Валенсия,
что за высокородным инфантом Иаковом, светлейшим первенцем
и главным прокуратором нашим, и нашему верному Иоханну Рол-
фу, байлу в той части, привет и любовь.
Со стороны альхамы сарацин Эльче нам было представлено,
что на основании некоего письма, пожалованного нами христианам
Эльче, чтобы сарацины раваля этого местечка могли бы безнака-
занно в дома христиан этого местечка, где продается вино, входить
и пить там, некоторые сарацины названной альхамы, всякого стыда
лишившись, входят в таверны христиан, где столько пьют вина, что
пьянеют от него и затевают ссоры против неких христиан и многие
постыдные слова против них произносят, и при том от того не толь-
ко против названных сарацин, которые веселятся в пьянках такого
рода, но и также против других могут возникнуть многие убытки
и возбуждение, посему на нижайшее прошение, составленное нам
со стороны указанных сарацин, вам говорим и повелеваем, чтобы,
если не было пожаловано по привилегии нашей или наших предков
и нами подтвержденной названным христианам, что названные са-
рацины могут пить в их домах, но им было пожаловано только на-
шим письмом, о котором выше было упомянуто, вы останавливали
названных сарацин, несмотря на названное письмо, чтобы впредь

И. И. Варьяш
26
не ходили в дома или таверны христиан названного местечка ради
пития, но могли бы, если захотят, в домах или тавернах христиан
покупать вино и к себе домой, что в их квартале, или куда-либо вну-
три названного квартала нести ради пития.
Однако же, если нами христианам с нашей привилегией было со-
вершено вышеназванное пожалование, желаем и повелеваем вам, что-
бы вы воздержались от того, чтобы, как выше указано, удерживать,
что должно осуществляться по отношению к уже обозначенным са-
рацинам, и вы, названный байл, пошлите нам принятую привилегию,
если действительно, как это утверждают названные христиане, она
имеется, чтобы, изучив ее содержание, мы могли бы распорядиться
относительно вышеизложенного так, чтобы было справедливо.
Дано в Лериде, во II календы сентября, в год Господа McccXVI.
Он же [Эгидий Петри, по принятой петиции]»2.
2
«Jacobus, et cetera, nobili et dilecto Acardo de Muro, gerentivices procuratoris
in parte regni Valencie pro inclito infant Jacobo, karissimo primogenitor et
generale procuratore nostro, ac ffideli nostro Johanni Rolf, baiulo in ipsa par-
te, salute et dileccionem.
Pro parte aliame sarracenorum Elchii fuit expositum coram nobis quod
occasione cuiusdam littere, per nos concesse christianis Elchii, quod sarraceni
Rava lli loci eiusdem possint impune in domibus christianorum loci ipsius,
in quibus vino venditur, introire et bibere in eisdem, a liqui sarraceni dicte
a liame, omni verecundia ultroiecta, intrant tabernas christianorum, in quibus
tantum bibunt de vino quod inebriantur ab eo et suscitant rixas contra aliquos
christianos ac verba plerumque contra eos proferunt inhonesta, cumque ex
hoc non solum contra dictos sarracenos, qui in ebriacionibus huiusmodi se
delectant, set etiam contra a lios possunt dampna et scandala plurima sub-
oriri, idcirco, ad suplicacionem humilem nobis pro parte sarracenorum pre-
dictorum facta, vobis dicimus et mandamus quatenus, nisi per privilegium
nostrum aut predecessorum nostrorum et per nos confirmatum concessum
fuerit christianis predictis quod dicti sarraceni possint bibere in domibus
eorumdem, set solum eis concessum f uerit per nostram litteram, de qua supra
mencio facta f uit, inhibeatis sarracenis predictis, predicta littera a liquo non
obstante, ne intrent in domibus seu tabernis christianorum dicti loci ulterius
ad bibendum, set possint in domibus seu tabernis christianorum vinum, si
voluerint, emere et illud ad domos suas, quas habent in rava llo eorum, vel alibi
intra dictum rava llum ducere ad bibendum.
Verum tamen, si per nos christianis cum privilegio nostro facta fuerit
concessio supradicta, volumus et mandamus vobis quatenus supersedeatis a
faciendo inibicionem predictam sarracenis superius nominatis et vos, dictus
baiulus, mitatis nobis transumptum privilegii, siquid dicti christiani se habere
asserant super eo ut, v iso tenore ipsius, super predictis possimus quod iustum
fuerit ordinari.

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 27
Представленная вниманию читателя грамота вышла из-под пера
королевского писца в ответ на прошение мусульманской общины
города Эльче и была посвящена неоднозначному вопросу о продаже
вина сарацинам в тавернах, принадлежавших христианам города, и о
разрешении сарацинам там же купленное вино распивать. Введение
нового порядка — по инициативе королевской власти и к очевидной
выгоде казны и хозяев таверн — породило немалые сложности соци-
ального характера: появились мусульмане, злоупотреблявшие пити-
ем в христианских тавернах, случались ссоры, брань.
Во избежание социальной дестабилизации сарацины города Эль-
че и направили в королевскую курию свое «нижайшее прошение».
Документ рисует сложное социально-географическое простран-
ство: город поделен на раваль, где живут мусульмане, и христиан-
скую часть, где обитают христиане и располагаются христианские
таверны, в которые, однако, с некоторых пор могу т приходить и са-
рацины.
Грамота свидетельствует о добрососедских отношениях меж-
ду двумя общинами, которые, хотя и жили в разных кварталах, не
были отгорожены друг от друга конфессиональными или этниче-
скими барьерами. Резонно предположить, что если бы отношения
между христианами и сарацинами были напряженными, то для
такого сравнительно небольшого города как Эльче3 достаточно
было бы первой пьяной потасовки — она стала бы началом затяж-
ной и запутанной междоусобицы. Мы же наблюдаем, что жители
раваля и христианской части города общались, контактировали,
нередко ко взаимной выгоде. Однако при всем добрососедстве обе
стороны осознавали пространство таверны как конфессионально
окрашенное.
Для того, чтобы полнее представить на данном материале про-
странство в его социальном качестве, следует более подробно разо-
брать грамоту 1316 г.
Документ был составлен на латинском языке и в плане формуля-
ра и лексики обычен для своего времени. Грамота зафиксировала за-
интересованность трех сторон в урегулировании правового статуса
небольшого пространства — помещений христианских таверн.
Data Ilerde, II kalendas septembris, anno Domini McccXVI.
Idem [Egidius Petri, ex peticione provisa]» (Ferrer i Mallol. M.T. Els
sarraïns de la corona catalano-aragonesa en el segle XIV. Barcelona, 1987.
Appéndice documental. No 21).
3
См. об этом: Ferrer i Mallol M. T. Les aljames sarraïnes de la gobernació
d’Oriola. P. 45 –58. По подсчетам испанской исследовательницы, в 1315 г.
в Эльче проживало 2400–2100 мусульман.

И. И. Варьяш
28
Здесь можно было бы немало сказать о том, что перед нами, без-
условно, яркое свидетельство повседневной жизни XIV века с бы-
товыми сценами, особую выпуклость которым придает конфессио-
нальная гетерогенность общества. Однако в данной работе хотелось
бы сделать акцент на изу чении пространственной составляющей:
такой подход позволит полнее оценить поведение трех заинтересо-
ванных сторон — сарацин, христиан и королевской власти.
К сожалению, известно далеко не обо всех обстоятельства х изло-
женного в грамоте дела. Например, неясно, могли ли сарацины Эльче
покупать вино в своем квартале и как долго к моменту подачи сара-
цинами прошения действовало королевское разрешение.
Однако для начала следует остановиться на принципиально
важном моменте, а именно — на отсутствии запретов пить вино
у мусульман. Стоит сразу сказать, что ислам не знает полного и без-
оговорочного запрета на у потребление алкоголя4. Мусульманская
традиция в этом вопросе сильно варьирует, в том числе и в зависи-
мости от того или иного мазхаба, т. е. правовой школы. Маликит-
ский мазхаб, распространившийся в Африке и принятый в качест-
ве основного на Пиренейском полуострове, в том числе и в среде
мудехаров, т. е. мусульман, оставшихся жить под властью христи-
анских королей, отличается ортодоксальностью и консерватизмом.
Потому можно было бы ожидать, что и в вопросе с алкоголем му-
сульманская община в целом и в лице своей администрации будет
занимать более жесткую позицию, подкрепленную известными
правовыми представлениями. Однако альхама Эльче, подававшая
королю прошение, к нормам шариата не апеллировала вовсе.
В аргументации сарацин, обратившихся за помощью в королев-
скую курию, не было ни слова, ни единой ссылки на мусульманское
право. И хотя в нашем распоряжении на ходится лишь королевское
распоряжение, составленное писцом-христианином, можно с уве-
ренностью утверждать, что вся аргументация из прошения попа-
ла бы в итоговый документ, поскольку практика делопроизводст-
ва того времени предполагала практически дословный пересказ
писцом документа заявителя. В королевском распоряжении мы не
на ходим в аргументации сарацин указания на противоречие ситу-
ации мусульманским законам.
Более того, община высказывает обеспокоенность вовсе не
нарушением своих обычаев (что бывало и довольно часто в это
время), а возможным ростом напряженности между христиана-
ми и сарацинами. «Со стороны альхамы сарацин Эльче нам было
представлено, что... некоторые сарацины... пьянеют... и затевают
4
Goldziher I. Le dogme et le loi de l’islam. P., 1920.

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 29
ссоры против неких христиан... и при том от того не только против
названных сарацин... но и также против других могут возникнуть
многие убытки и возбуждение...». Собственно, в приведенных сло-
вах содержится вся аргументация альхамы.
Как видно, она, скорее, направлена на поддержание мира в городе
и безопасности сарацинского населения, нежели защищает древние
обычаи мусульман. Разумеется, мы не можем исключить такой вари-
ант развития событий, при котором администрация альхамы, состав-
ляя ходатайство королю, намеренно сосредоточила внимание властей
на проблеме дестабилизации жизни города, на самом же деле только
используя этот ход в своих целях и не имея возможности самостоя-
тельно пресечь распространившу юся пагубную практику. Проще го-
воря, альхама пыталась бы в этом слу чае использовать королевскую
власть, не открывая ей истинной причины своего беспокойства.
В то же время существует немало грамот, фиксирующих аргу-
менты правового характера, приводившиеся мусульманами5, так что
и здесь они смотрелись бы вполне уместно и не вызывали бы удив-
ления. Напротив, их отсутствие позволяет сомневаться в общепри-
нятости жесткого запрета на питие в мудехарских общинах XIV в.
Это наблюдение полезно дополнить материалом валенсийского
мусульманского кодекса XV в. — «Книги суны и шариата мавров».
Любопытно, что этот памятник практически ничего не говорит об
обязанности правоверного воздерживаться от алкоголя. Только
в статьях, тракту ющих вопрос о статусе и моральном облике сви-
детелей, возникает упоминание о вине. Так, в статье 134 читаем:
«...есть и другие случаи, когда [сарацины] не могут быть допуще-
ны давать свидетельства... те, кто не постятся в сорокоднев; и те,
кто не слушаются отца и мать, и те также, кто заявит, что хотят
совершить паломничество в Меку; и убийцы; также враги; также
родственники; также сотоварищи; также тот, кто не совершает мо-
литвы по шариату; также продавец вина; также тот, кто сдает дом
или свою мастерскую кому-либо для продажи вина; также тот, кто
ест мясо свиньи или что-либо из мертвечины или убоины; также
тот, кто использует в пищу кровь; также лжецы»6.
5
Например: Ferrer i Mallol M. T. Les aljames sarraïnes de la gobernació
d’Oriola. Apéndice documental, No 110, 128–130; Idem. Els sarraïns de la coro-
na catalano-aragonesa. Apéndice documental, No 156; Basañez Villaluenga B.
La alja ma sa racena de Huesca en el siglo XIV. Barcelona, 1989. Apéndice docu-
mental, No 60, 61, 70; Mutjé i Vives J. L’aljama sarraïna de Lleida a l’edat mitjana.
Barcelona, 1992. Apéndice documental, No 93, 110.
6
«Són encara altres casos per los quals tots són defora gitats de fer testimoni...
aquells qui no dejunen la [ll]ur quaresma; e aquells qui no son obedients al

И. И. Варьяш
30
Данные этой статьи практически совпадают со статьей 296 это-
го же памятника, но интересно, что в статье 296 упомянуто больше
категорий людей, преступающих мораль, и среди них — «пьющие
вино»7
. По приведенной выдержке видно, что в данном случае речь
шла об ограничениях морального характера. В то же время в ста-
тьях, посвященных религиозным нормам поведения мусульман,
никаких норм, запрещавших бы принятие алкоголя или вина или
их продажу, нет, хотя, скорее всего, можно было бы ожидать их по-
явление именно здесь. Все это позволяет предположить, что мате-
риал 134 и 296 статей «Книги» относится к архаичному ее пласту
и представляет собой, скорее, отвлеченную норму, нежели отража-
ет практику, к которой нас отсылает грамота 1316 г.
Взвесив то немногое, что нам известно о ситуации в Эльче, бу-
дет допустимо предположить, что мусульманская община была
вполне откровенна с королевской властью и четко обозначила свои
интересы. Даже если мусульманскую администрацию и не устраи-
вало такое положение дел и ей хотелось добиться запрещения для
сарацин пить вино в христианских тавернах, она хорошо понима-
ла, что ступает на поле экономических интересов христиан, питаю-
щееся королевским покровительством. Вспомним начало грамоты:
«Со стороны альхамы сарацин Эльче нам было представлено, что
на основании некоего письма, пожалованного нами христианам
Эльче...». Таким образом, сарацины знали о королевском пожало-
вании и упоминали его в своем прошении.
Стоит обратить внимание и на тот факт, что само разрешение
продавать сарацинам вино и позволять им пить в своих тавернах,
полученное христианами от короля, никак в прошении не оцени-
вается. Если бы такое разрешение шло вразрез с обычаем и нару-
шало бы покой альхамы, она, вероятнее всего, отреагировала бы на
него, а не на его последствия. Можно возразить на это, что петиция
с просьбой отменить королевское разрешение поступала в канце-
лярию, но не сохранилась, и мы только поэтому о ней ничего не
знаем. Однако такое предположение кажется мало жизнеспособ-
ным, поскольку община упомянула бы в повторном прошении об
pare e a la mare, [e] aquells encara qui son requests e dien volen fer romeria
devers Meca; e aquells qui són homicides; ítem los enemichs; ítem aquells qui
són de parentesch; ítem lo companyó; ítem aquell qui no farà oració segons
Xara; ítem venedor de vi; ítem aquell qui logarà la casa o l ’obrador seu [per]
vendre vi a algú; ítem qui menja carn [de] porch o alguna cosa que sia morta o
offegada; ítem qui menga sanch; ítem los mentirosos» (Llibre de la çuna e xara
dels moros / c. Barceló. cordoba, 1989. P. 34).
7
«bevedors de vi» (Ibid. P. 84).

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 31
уже подававшихся петициях, и это упоминание было бы лишним
аргументом в пользу мусульманской стороны.
Таким образом, и с точки зрения мусульманского права и пра-
вовых представлений того времени, речь шла не о систематическом
и грубом нарушении обычая (поскольку о запретах пития нам не-
известно), но о введении нового режима в использовании помеще-
ний христианских таверн.
В плане внутригородского общежития эта ситуация ослож-
нялась конфессиональным различием, существовавшим между
действующими лицами, и грозила социальной дестабилизацией.
На мой взгляд, именно это и волновало сарацинскую альхаму —
о чем она, кстати, недвусмысленно высказывается в прошении
к королевской власти.
Надо сказать, что взаимоотношения между мусульманами и
христианами в таком небольшом городке как Эльче не всегда скла-
дывались гладко8, и альхама всерьез могла опасаться появления
напряженности. Вспомним одно место из грамоты, наверняка при-
сутствовавшее в прошении: «...и при том от того... могут возник-
нуть многие убытки и возбуждение...». На момент подачи петиции
ситуацию, вероятно, удавалось контролировать и ничего страшно-
го еще не случилось. Но мусульмане слишком хорошо знали, что
достаточно искры от житейских трений, чтобы разгорелось пламя
недовольства. В этих условиях мусульманская община предпочла
просить помощи у королевской власти.
Дабы создать у власти благоприятное для себя впечатление и
добиться пересмотра статуса христианских таверн, сарацины ис-
пользова ли несколько приемов.
В самом начале петиции было помещено указание на то, что
именно королевское разрешение изменило статус у казанного
пространства. Королевский писец отразил это так: «...было пред-
ставлено, что на основании некоего письма, пожалованного нами
(т. е. королем. — И. В.) христианам Эльче...». Этим коротким пасса-
жем просители достигали сразу нескольких целей. Во-первых, они
признавали, что знают о письменном королевском акте. Во-вторых,
они признавали и правомерность нового статуса с юридической
точки зрения. В-третьих, они обозначали свое намерение просить
об изменении статуса у той же инстанции, что послу жила источ-
ником первоначального разрешения. Более того, подразумевалось,
что в силу этих обстоятельств только королевская власть могла вме-
шиваться, а потому и должна была это сделать, на что эксплицитно
8
Подробнее об этом см.: Варьяш И. И. Правовое простра нство исла ма в
христианской Испании. М., 2001. С. 55, 100.

И. И. Варьяш
32
указывал текст прошения — в-четвертых. И наконец, пожалуй, са-
мое существенное для сарацин — они обозначили в своем проше-
нии королевский акт, жаловавший христианам новые права, при
помощи слова «письмо», в выгодном для себя свете представляя
статус этого документа.
Хотелось бы отметить, что первые четыре пункта могли отра-
зиться в петиции неосознанно и просто свидетельствуют о пра-
вовой грамотности сарацин, знавших правила составления про-
шений и защиты своих интересов перед властью. Что же касается
последнего пункта, то он, без сомнения, был продуманным и от-
стаивался сарацинами. Мусульмане знали или скорее всего узнали
при подготовке своего прошения, что христиане иначе относятся
к обоснованности своих прав продавать вино и поить им сарацин.
На первый план в деле был выдвинут сугубо формальный вопрос
о статусе королевского документа. В связи с этим мусульманам
важно было с самого начала создать впечатление ординарности ко-
ролевского разрешения — оно было зафиксировано в письме, а не
в виде привилегии или пожалования.
Совершенно противоположную позицию заняла христианская
сторона, о чем мы узнаём из заключительной части королевской
грамоты: «...пошлите нам принятую привилегию, если действи-
тельно, как утверждают названные христиане, она имеется...».
Из этого короткого упоминания остается неясным, была ли пози-
ция христиан изложена самими сарацинами в прошении или они
были опрошены отдельно. Впрочем, это не так существенно. Важно
другое: сарацины и христиане придерживались разных точек зре-
ния относительно статуса документа и каждая из сторон использо-
вала этот вопрос, отстаивая свои интересы. Статус документа пре-
вратился в ключ к определению статуса пространства.
Среди примененных сарацинами приемов, пожалуй, самый
очевидный — создание ощущения дистанции между сарацинами-
просителями и сарацинами-нарушителями спокойствия. Действи-
тельно, мусульманская община, обращаясь за помощью к королю,
не могла не понимать, что именно ее члены являются возмутите-
лями спокойствия, с которыми она не в состоянии самостоятельно
справиться. Желая добиться королевского вмешательства, альха-
ма постаралась сама осудить провинившихся сарацин и тут она
не скупилась на краски: «некоторые сарацины названной альхамы,
всякого стыда лишившись, входят в таверны христиан, где столь-
ко пьют вина, что пьянеют от него и затевают ссоры... и многие
постыдные слова... произносят... веселятся в пьянка х...». Из этой
цитаты видно, что альхама определенно говорит о своих члена х,
не стараясь «замять» этот вопрос. В то же время она аккуратно

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 33
указывает на то, что это — «некоторые» ее члены, давая понять,
что есть и иные насельники раваля, непричастные к ситуации.
Эта мысль отчетливо проговаривается ниже: «...не только против
названных сарацин, которые веселятся в пьянка х такого рода, но
и также против других могут возникнуть многие убытки и воз-
буждение...». От имени последних община и выступает с хода-
тайством, активно подчеркива я огромное расстояние между теми
и этими. Интересно, что эффект достигается благодаря выражен-
ной эмоциональной и моральной окраске зву чащих обвинений: са-
рацины, возмущающие покой города, описываются как «всякого
стыда лишенные», они «затевают ссоры» и «произносят постыд-
ные слова», они «веселятся в пьянках».
Внутри этой яркой части текста, как мы видели, находится лако-
ничный и сухой пассаж, выполняющий, тем не менее, важнейшую
функцию. Вот он: «...при том от того... могут возникнуть многие
убытки и возбуждение...». Краткость этого указания подчеркивает
неизвестность масштабов, которых способно достичь социальное
возмущение. Сарацины доводят до сведения власти информацию
о грозящем ей и ее подданным ущербе. Эта фраза — центральная
в прошении мусульман, поскольку направлена на то, чтобы заинте-
ресовать корону и тем самым побудить ее вмешаться.
Эта фраза приобретает особенный вес, если читать ее в про-
странственном контексте, как и предполагалось составителями
прошения: альхама предупреждает, что конфликт грозит выпле-
снуться за пределы таверн и христианской части города, распро-
страниться на раваль. Так социальна я природа пространства об-
уславливает одну из его особенностей: способность к «инфициро-
ванию» конфликтом на расстоянии других пространств, в том чи-
сле и гораздо более обширных.
Здесь уместно будет обратить внимание читателя на статус му-
сульманской общины города Эльче. Нам известно о нем и по научной
литературе, и по другим документам — сарацины этого города неиз-
менно являлись прямыми вассалами короны: или самого короля, или
членов королевской фамилии9. Это обстоятельство позволяет с уве-
ренностью говорить о взаимных интересах короны и альхамы Эльче.
Любой ущерб, нанесенный мусульманской общине, рассматривался
властями как собственный, не в последнюю очередь в связи с тем, что
валенсийские сарацины регулярно пополняли королевскую казну.
Мусульманское прошение было выстроено таким образом, что
должно было подвести власти к мысли о правомерности, полезно-
сти и необходимости вмешательства.
9
См.: Ferrer i Mallol M. T. Les aljames sarraïnes de la gobernació d’Oriola.

И. И. Варьяш
34
К сожалению, Эгидий Петри, писец, составлявший королевскую
грамоту, не зафиксировал в документе ту часть сарацинского про-
шения, где излагалась суть просьбы. Мы не знаем точно, о чем соб-
ственно просили сарацины и как они представляли себе выход из
сложившейся ситуации. Впрочем, существует общая практика того
времени, отразившаяся в других документа х, опираясь на которую,
можно прийти к некоторым немаловажным соображениям.
Надо сказать, что писцы королевской курии обычно переска-
зывали все части петиций — тем более значимые — практически
слово в слово и со ссылками на просителя. Отсюда мы знаем, что
нередко жалобщики описывали суть дела, но не просили о кон-
кретном распоряжении (обратное, безусловно, тоже встречается),
а использовали стандартные формулировки: чтобы король «поза-
ботился о подходящем средстве», установил справедливость и т. д .
Эти формулировки переписывались в королевский документ, и уже
за ней писец помещал решение монарха.
Не будет натяжкой предположить, что Эгидий Петри опустил
ту часть петиции, где должна была содержаться просьба, не пото-
му, что забыл о ней или был невнимателен при составлении текста.
Вряд ли он не стал ее переносить, поскольку решил, что смысл дела
и просьбы всем и так понятны, — это не должно было его остано-
вить, да и не укладывается в общую практику делопроизводства.
Скорее всего, непереписанной оказалась общая формула о «подхо-
дящем средстве». Если это рабочее предположение верно, то сара-
цины никак не обозначили своей точки зрения на лучший выход из
ситуации, предоставив выбор короне.
Королевская власть, полу чив петицию альхамы Эльче, встала
перед необходимостью пересмотреть статус христианских таверн,
учитывая резкое усложнение их социального характера — как пря-
мое следствие введенного нового режима.
Свое окончательное решение корона — так же как сарацины
и христиане свои позиции — поставила в зависимость от сугубо
формальной юридической вещи: статуса документа, посредством
которого новый режим был введен. Напомним заключительную
часть грамоты:
«...посему на нижайшее прошение, составленное нам со сторо-
ны указанных сарацин, вам говорим и повелеваем, чтобы, если не
было пожаловано по привилегии нашей или наших предков и нами
подтвержденной названным христианам, что названные сарацины
могут пить в их домах, но им было пожаловано только нашим пись-
мом, о котором выше было упомянуто, вы останавливали назван-
ных сарацин, несмотря на названное письмо, чтобы впредь не ходи-
ли в дома или таверны христиан названного местечка ради пития,

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 35
но могли бы, если захотят, в домах или тавернах христиан покупать
вино и к себе домой, что в их квартале, или куда-либо внутри на-
званного квартала нести ради пития.
Однако же, если нами христианам с нашей привилегией было
совершено вышеназванное пожалование, желаем и повелеваем вам,
чтобы вы воздержались от того, чтобы, как выше указано, удер-
живать, что должно осуществляться по отношению к уже обозна-
ченным сарацинам, и вы, названный байл, пошлите нам принятую
привилегию, если действительно, как это утверждают названные
христиане, она имеется, чтобы, изучив ее содержание, мы могли бы
распорядиться относительно вышеизложенного так, чтобы было
справедливо...»
Конечно, речь не шла о решении государственного масштаба:
перед короной была повседневная задача локального характера,
от способа разрешения которой мало что могло зависеть — кроме
спокойствия альхамы Эльче и относительно небольшой прибыли
казны. Этот момент особенно привлекает, поскольку позволяет по-
ставить вопрос об отношении власти к статусу крохотного в мас-
штабах страны локуса — христианской таверны.
Следует отметить, что королевская власть пересматривала свое
распоряжение, состоявшее в том, «чтобы сарацины... могли бы без-
наказанно в дома христиан этого местечка, где продается вино, вхо-
дить и пить там». Таким образом, речь не шла о разрешении про-
давать мусульманам вино вообще; не обсуждалось право сарацин
входить в христианские таверны. Разрешение касалось исключи-
тельно пития вина в христианских заведениях. Это подтверждает-
ся частью текста, составлявшейся писцом самостоятельно, а не по
прошению альхамы. Оба раза, когда Эгидий Петри излагает крат-
ко содержание королевского распоряжения, он упоминает только
о питии в христианских таверна х: «...если названные сарацины мо-
гут пить в их домах...», «...чтобы впредь не ходили в дома или та-
верны христиан названного местечка ради пития...». Очевидно, что
эти формулировки несколько у простили положение, у поминавше-
еся в начале грамоты, в частности, опустив глагол «входить» и об-
стоятельство «безнаказанно». Мне кажется, что в данном слу чае не
было специального замалчивания или переакцентировки. Скорее,
перед нами формулировки, указывающие на то, как власть и ее про-
водник, писец, представляли себе суть разрешенного.
Говоря о характере первоначального королевского разрешения,
важно подчеркнуть, что оно вряд ли может быть отнесено к разря-
ду таких актов, которые придают законную силу уже и так сущест-
вующей практике. На это указывает слово «безнаказанно». Если бы
его в тексте не было, подобное предположение было бы невозможно.

И. И. Варьяш
36
И наоборот, заслуживает внимания тот факт, что оно включено в
грамоту в самом начале, т. е. было переписано с петиции альхамы,
и больше не повторялось. Таким образом, для сарацин Эльче, обра-
щавшихся к королю, было значимо, что с некоторого времени они
могли «безнаказанно в дома христиан... входить и пить там», а для
писца этот момент оказался второстепенным.
К сожалению, не сохранилось никаких данных о том, как долго
действовало королевское разрешение: сразу ли оно вызвало деста-
билизацию в городе или спустя какое-то время. Пытаясь оценить
вероятность того или иного ответа на этот вопрос, можно обра-
титься только к общей практике делопроизводства той эпохи.
Представляется наименее вероятным, что конфликт возник
непосредственно вслед за разрешением. Во-первых, это обсто-
ятельство, скорее всего, было бы подчеркнуто в петиции альха-
мы; во-вторых, Жауме II помнил бы о пожалованном христианам
Эльче. В этом случае писец включил бы в грамоту текст прежнего
распоряжения или упоминание о нем. Это произошло бы с еще
большей вероятностью, если бы разрешение было оформлено
в виде привилегии или пожалования, так как они должны были
храниться в курии. Следовательно, разрешение могло быть даро-
вано самим Жауме II, но в письме, о котором он точно уже мог
не помнить; или оно было пожаловано им в виде привилегии, но
задолго до этих событий, так что ни король, ни курия этой приви-
легии вспомнить и найти не могли.
Жауме стал королем Арагона в 1291 г. — это означает, что раз-
решение сарацинам пить вино в христианских тавернах вряд ли
старше. Вероятность того, что разрешение было пожаловано кем-
то из предшественников Жауме, очень низка, что видно из текста
грамоты. В изложенной Эгидием Петри сарацинской петиции го-
ворилось о «некоем письме, пожалованном нами христианам». В за-
ключительной части доку мента, специа льно посвященной вопросу
о существовании привилегии, о предках-королях, как возможном
источнике права, не упоминается: «если нами христианам с на-
шей привилегией было совершено вышеназванное пожалование...
пошлите нам принятую привилегию». «Предки» появляются толь-
ко в той части грамоты, где писец излагает королевское решение
относительно сарацин, и, видимо, благодаря использованной здесь
формуле, обязательной в таких случаях: «...если не было пожалова-
но по привилегии нашей или наших предков и нами подтвержден-
ной...». Из этого вытекает, что и альхама, и власть источником раз-
решения полагали короля Жауме II.
Таким образом, королевскому разрешению на момент его пе-
ресмотра могло быть от пятнадцати лет до одного года (нижняя

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 37
граница весьма условна, поскольку требует оценки «устойчивости
памяти» короля и делопроизводства XIV в.).
Принятое короной в ответ на петицию сарацин решение было
двояким, как мы видели. И по своей природе, и по направленности.
Это стало возможным благодаря допущенной вариативности в трак-
товке статуса королевского распоряжения. Жауме II признает, что
существуют два способа развития событий и два способа урегулиро-
вания ситуации. Такой подход придает позиции власти определен-
ную гибкость. В то же время момент окончательного выбора отодви-
гается — во имя справедливости, как указано в грамоте.
Первая часть королевского решения была ответом на проше-
ние альхамы: «...повелеваем, чтобы... если [то], что названные сара-
цины могут пить в их домах... было пожаловано только... нашим
письмом... вы удерживали названных сарацин, несмотря на на-
званное письмо, чтобы в дальнейшем не ходили в дома или таверны
христиан названного местечка ради пития, но могли бы, если захо-
тят, в домах или тавернах христиан покупать вино и к себе домой,
что в их квартале или куда-либо внутри названного квартала нести
ради пития». Как видно, она является прямым ответом на вопрос
о сохранении или отмене прежнего статуса христианских таверн
и насыщена обозначениями разного рода пространства. Согласно
новому распоряжению, сарацины больше не имели права пить
в христианских домах или тавернах, но именно это было предме-
том полу ченного христианами пожалования. В то же время подоб-
ное решение не отменяло самой возможности продавать мусульма-
нам вино и не закрывало перед ними дверей христианских таверн.
Любопытен и еще один момент: королевское решение, может быть,
подспудно у читывало не столько букву мусульманского прошения,
сколько его дух. Новое распоряжение запрещало мусульманам пить
вне своего квартала, а не только за стенами христианских таверн.
Таким образом, власть проявила склонность расценивать в качест-
ве провокационного для сарацин все пространство христианской
части города, а не только злачные места.
По существу решение, вынесенное королевской властью, было
в пользу альхамы, так как предыдущее разрешение в сути своей
отменялось. Впрочем, на практике это могло приобрести разные
формы: неизвестно, насколько свободно мусульмане могли вно-
сить на территорию своего квартала вино, купленное у христиан,
и распивать его. Не исключено, что именно в связи с моральными
запретами, бытовавшими среди сарацин, некоторые из них пред-
почитали отводить душу за стаканом у соседей-христиан. Даже
если альхама Эльче не преследовала своих членов за употребление
вина (а скорее всего, так и было, иначе нарушителей спокойствия

И. И. Варьяш
38
карали бы как преступников по мусульманскому праву, действо-
вавшему внутри общины), она, безусловно, осуждала напиваю-
щихся до состояния опьянения.
Решение короля, пожалуй, по праву можно назвать компромис-
сным и выявляющим толерантную позицию короны. Но оно могло
быть исполнено только при некотором условии, о котором наиболее
подробно говорится во второй части королевского решения: «Одна-
ко же, если нами христианам с нашей привилегией было совершено
вышеназванное пожалование, желаем и повелеваем вам, чтобы вы
воздержались от того, чтобы, как выше указано, удерживать, что
должно осуществляться по отношению к уже обозначенным сара-
цинам, и вы, названный байл, пошлите нам принятую привилегию,
если действительно, как это утверждают названные христиане, она
имеется, чтобы, изу чив ее содержание, мы могли бы распорядить-
ся относительно вышеизложенного так, чтобы было справедливо».
В этой, второй, части королевского решения упоминания о про-
странстве исчезают и основное внимание уделяется статусу доку-
мента, зафиксировавшего первое разрешение.
Две части решения не противоречат друг другу, но вступают в
силу в зависимости от оговоренного условия, что для королевского
права того времени не было чем-то необычным. С другой стороны,
и та, и другая выполняют весьма важные и разные функции.
Первая часть королевского распоряжения была призвана решить
несколько сугубо практических задач. Во-первых, она должна была
обозначить принципиальную позицию короны в этом деле: кого и как
власть готова поддержать и насколько жестко настроена ограничи-
вать права действу ющих сторон. Во-вторых, эта часть решения была
направлена на то, чтобы снять напряжение в городе, разрядить ситу-
ацию и тем способствовать предотвращению возможного ущерба для
короны и альхамы. В-третьих, посредством этой части распоряжения
декларировалась готовность короны защищать своих мусульманских
подданных и благосклонно отвечать на их прошения.
Внимание короля к своим христианским подданным обнару-
живается во второй части решения. Оно также должно было вы-
полнить ряд важных функций, и упомянутый момент имеет к ним
прямое отношение. Кроме того, вторая часть королевского реше-
ния, несмотря на свою более формальную природу, служила весь-
ма практическим целям. Во-первых, она поддерживала авторитет
власти. За вопросом о статусе документа, который корона выну-
ждена была пересматривать, стояла потребность власти особым
образом обставить отказ от предыдущего решения. С этой точки
зрения, для власти было настоящим подарком то, что христиане,
защищая свою привилегию, обратили внимание на тип документа.

Социальный аспект освоения пространства, или Где напиться сарацину? 39
Во-вторых, эта часть решения заявляла о намерении короны при-
дать наиболее легитимный вид своему решению, что, безусловно,
было в интересах всех. Об этом свидетельствуют следующие слова:
«...пошлите нам принятую привилегию... чтобы, изучив ее содер-
жание, мы могли бы распорядиться относительно вышеизложен-
ного так, чтобы было справедливо». Третья задача этой части ре-
шения выполнялась последними словами текста о справедливости:
они были предназначены для того, чтобы позиционировать короля
как высшего гаранта справедливости. И наконец, последнее, на чем
хотелось бы остановиться, это эксплицитно присутствующая во
второй части мысль о возможности корректировки королевской
позиции, заявленной в первой части решения.
Разумеется, две части решения читались как единое целое и до-
полняли друг друга. Так, положение о короле как гаранте справедли-
вости подтверждалось его готовностью защищать сарацин и со вни-
манием отнестись к показаниям христиан. Стремление королевской
власти разрядить социальную напряженность в городе подкрепля-
лось представлениями о справедливости и легитимности королев-
ского решения, а также готовностью короны изменить решение при
необходимости. Это, в свою очередь, «работало» на главную, общую
задачу документа, как она виделась властям: на урегулирование кон-
фликта, которое привело бы к умиротворению города.
Решение короля увязывает в единый правовой узел права под-
данных и статус пространства таверн. Сарацины и христиане обла-
дают или лишаются известных прав исключительно в границах
определенного небольшого пространства. В то же время статус это-
го пространства целиком и полностью зависит от прав действую-
щих здесь субъектов. В конечном итоге, основной вопрос, на кото-
рый ищут ответ все три стороны — где сарацины могут пить вино?
Перед нами именно пространственное измерение правовой и соци-
альной ситуации.
К рассмотренному в настоящей работе документу можно под-
ходить с разных позиций: с формально-юридической точки зре-
ния, это, — безусловно, дело о статусе королевского распоряжения;
в плане практического функционирования права — интересней-
шие данные о взаимных правах двух конфессий и о соотношении
права писанного и обычного; в рамка х социальной истории — ин-
формация о повседневных отношениях мусульман и христиан не-
большого каталонского города, о процессе социального освоения
нового для сарацин пространства.
Подробный разбор того, как и чьи интересы пересекаются в
этом пространстве, какими средствами и при помощи каких юри-
дических инструментов каждый отстаивает свои интересы, — все

И. И. Варьяш
40
это позволяет наглядно высветить социальность пространства, ко-
снуться разных граней этого явления. Активное присутствие права
в данном контексте перестает быть исключительно условием наших
знаний о казусе или самодостаточным предметом изучения, а слу-
жит очевидным маркером процесса социализации.
Разумеется, хорошо известны такие формы социально ярко
окрашенных пространств традиционного общества, как храм, цирк,
кладбище, школа и т. д. Питейные заведения или таверны, частные
по своей природе, дают возможность через бытовую, повседневную
ситуацию показать, что и со стороны власти, и со стороны социума
в разных его частях такое пространство рассматривалось как соци-
ально значимое, «работающее», требующее заботы.
Как и саговые персонажи, мы в заключение своего путеше-
ствия-исследования видим не отвлеченное пространство, некое
постоянное и неизменное место, а людей10, в этом пространстве
встречающихся и изменяющих его.
10
«Результат во всех разновидностях саг оказывается одним и тем же, а
именно: путешествие... приводит не к месту, а к человеку, к встрече, к
разговору, к передаче новостей, к обмен у ценностями, которые, с одной
стороны, воспринимаются, как событие достойное у поминания, а с дру-
гой, — оказываются в конечном итоге стимулом/поводом к дальнейшим
действиям и новым событиям»: Джаксон Т. Н. Древнескандинавское
пространство // Джаксон Т. Н., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. Imagines
mundi. С. 418.

Т. В. Гимон
новгородский перечень
русских епископий
В целом ряде древнерусских рукописей начина я с
XV в. находим небольшой текст, содержащий пе-
речень русских епископий. Обычно он соседствует
с другими перечнями, большинство из которых свя-
зано с Новгородом, — списками князей, церковных
иерархов, посадников, а также с еще одним географи-
ческим перечнем — «Списком русских городов даль-
них и ближних». Перечни или их коллекции помеща-
ются внутри какой-либо из погодных статей летописи,
иногда вне летописи, но в той же рукописи, наконец —
в сборниках другого содержания1.
Перечень русских епископий известен в несколь-
ких вариантах. Прежде всего он представлен в Нов-
городской I летописи младшего извода (Н1мл.), в ста-
тье 6497 (989) г., в составе целой коллекции перечней.
Два основных списка Н1мл. — Комиссионный (Ком.)
и Академический (Акад.)
—
относятся к середине
XV в. и восходят к общему утраченному протографу.
Приведу текст по Ком.:
А се число колко есть епискупии в Русѣ2: перва я
киевьская митрополия, потом новгородчкая архи-
епискупья, такоже чериговьская, переяславьска,
Статья написана в рамках программы ОИФН РАН «Нации
и гос ударство в мировой истории» (проект «Становление
государственной инфраструктуры и идеологии в Антично-
сти и Средневековье (компаративное исследование)»).
1
О новгородских перечнях см.: Гимон Т. В. Историописание
раннесредневековой Англии и Древней Руси: Сравнитель-
ное исследование. М ., 2012. С. 285–291; Он же. События
XI — начала XII в. в новгородских летописях и перечнях //
ДГ. 2010 год: Предпосылки и пу ти образования Древнерус-
ского государства. М ., 2012. С. 594–615.
2
В Акад.: Руси.

Т. В. Гимон
42
бѣлогородчьская, володимирьская, юргевьская, ростовьская, по-
лочьска я, смоленьская, тфѣрьская, рязаньска я. 223.
Число «22» (читающееся только в Ком.) не соответствуют ко-
личеству перечисленных епископий — их всего 12. Однако в ряде
других памятников мы видим как раз список из 22-х епископий.
Таков, например, перечень епископий в статье 6395 (887) г. первой
подборки Новгородской Карамзинской летописи (НК1):
А се епископи, елико суть в Руси: 1. митрополиа Киевскаа, 2. Ве-
ликого Новаграда архиепископиа, 3. Черниговскаа епископья,
4. Переяславскаа, 5. Бѣлогородскаа, 6. Володимерскаа, 7. Галиц-
каа, 8. Юрьевскаа, 9. Перемышльскаа, 10. Лучьскаа, 11. Холмъ-
скаа, 12. Туровскаа, 13. Ростовскаа, 14. Полотскаа, 15. Смолен-
скаа, 16. Тферскаа, 17. Рязанскаа, 18. Суждальскаа, 19. Сараискаа,
20. Коломенска я, 21. Самборскаа, 22. Пермьска я4.
Тот же список (и с теми же предшествующими материалами)
находим в статье 6395 г. в Софийской I5 и Новгородской IV6 летопи-
сях и в дополнительных статьях Типографской летописи7. Этот же
список из 22 пронумерованных епископий помещен в Симеонов-
ской летописи8. В Ермолинской летописи в статье 6530 (1022) г. на-
ходим тот же перечень, но там нумерация начинается с Новгорода,
поэтому всего епископий получилось 219.
Почти тот же текст — в приложении к Русскому хронографу, одна-
ко там новгородская архиепископия названа «архиепископиа велика-
го Новаграда и Пскова», а ростовская епархия названа «архиепископиа
Ростовскаа», но оставлена на прежнем, 13-м месте10. Этот же список
читается в составе коллекции перечней перед началом летописного
текста в Беляевском списке свода 1493 г. Здесь нет номеров, но пере-
чень полностью идентичен тому, что на ходим в Русском хронографе11.
3
Нет в Акад. Цит. по: ПСРЛ. М., 2000. Т. 3. С. 164.
4
Там же. СПб., 2002. Т. 42 . С . 27 (рукопись рубежа XV–XVI вв.).
5
Там же. М., 2000. Т. 6, вып. 1. Стб. 19–21; СПб., 1851. Т. 5. С. 91; М., 1994.
Т. 39. С. 11 (списки со второй половины XV в.).
6
Там же. М., 2000.Т.4, ч. 1.С.15–16;М., 2004.Т.43.С.17(списки со второй
половины XV в.).
7
Там же. М., 2000. Т. 24 . С . 233 (рукопись 1530-х годов).
8
Там же. М., 2007. Т. 18. С. 22 (рукопись БАН. 16.8.25. Л. 1, 1540-е годы).
9
Там же. М., 2004. Т. 23. С. 19 (списки с конца XV в.).
10 Там же. СПб., 1911. Т. 22, ч. 1. С. 463–464 (список 1538 г.).
11
Там же. М., 2007. Т. 27. С . 296 (список первой половины XVII в.).

Новгородский перечень русских епископий
43
Наконец, еще один вариант перечня имеется в сборнике последней
четверти XV в. из собрания Замойского, где списки русских митропо-
литов, новгородских архиепископов и русских епископий соседствуют
с «Хождением» игумена Даниила и выписью из «Пчелы»12:
Колики епископов в Руси. Первое в Киеве, славная митрополия,
а по неи Новгородьская архиепископья, таже Черниговьская,
Переяславльская, Белгородьская, Володимерьская, Юрьевь-
ская, Ростовьская, Полотьская, Смоленьска я13.
Итак, видим три редакции перечня. Назовем 1-й редакцией са-
мый краткий перечень из 10-ти епархий (включа я Киев) в списке За-
мойского. 2-й редакцией назовем перечень из 12-ти епархий, читаю-
щийся в Н1мл. 3-я редакция, в которой перечислены уже 22 епархии,
представлена в остальных летописях. Разновидностями 3-й редакции
являются вариант Русского хронографа, где епархий тоже 22, однако
отредактированы сведения о Новгороде и Ростове, а также вариант
Симеоновской летописи, где нумерация начата с Новгорода.
Как соотносятся эти три редакции? Как уже говорилось, в Ком.
в конце перечня приводится число «22», хотя до этого названо толь-
ко 12 епархий. Наоборот, 22 епархии — в 3-й редакции (где они про-
нумерованы). Как так могло получиться?
Ком. написан в середине XV в. К этому моменту все епархии,
упомянутые в наиболее развернутой, 3-й редакции уже были осно-
ваны, а некоторые даже прекратили свое существование14 . Следо-
вательно, создатель перечня Н1мл. вполне мог иметь перед глазами
вариант списка с 22-мя епископиями. Однако трудно себе предста-
вить книжника, который бы, располагая списком из 22 епископий,
сократил бы их число до 12-ти, но при этом оставил указание «22».
Логика действий такого книжника совершенно не ясна.
Вероятнее, дело обстояло по-другому: в протографе Н1мл. пере-
чень состоял из 12-ти епископий, однако книжник, знавший о сущест-
вовании более полного перечня (3-й редакции)15, сделал пометку «22»,
12 Щапов Я. Н. Восточносла вянские ру кописные книги в собраниях Поль-
ской Народной Республики. М., 1976. Ч. 1. С. 50–51; Ч. 2 . С. 139–140.
13 Тамже.Ч.2.С.140.
14
Юрьевска я и Переяславска я. Общие сведения об истории русских епар-
хий см. в: Баловнев Д. А ., На заренко А. В. Епархии Русской православ-
ной церкви (кон. X — сер. XV в.) // Макарий (Булгаков), митр. История
Русской церкви. М., 1995. Кн. 3. С. 639–640.
15 Она читается, например, в Новгородской IV летописи, а значит — была
известна в Новгороде в середине XV в.

Т. В. Гимон
44
намереваясь дополнить список. Этим книжником мог быть и созда-
тель Н1мл. (утраченного общего протографа Ком. и Акад. — в таком
случае в Акад. указание «22» было опущено как несообразное с пере-
чнем 12-ти епископий), и писец самого Ком. В Ком. и Акад. после мно-
гих перечней специально оставлены пустые строки для последующе-
го пополнения16, однако после списка епископий таких пустых строк
нет17. Следовательно, скорее всего, пометка «22» принадлежит созда-
телю недошедшего до нас протографа Ком. и Акад., а писец Ком. ее, не
вдумываясь, воспроизвел. Таким образом, 2-я редакция является не
сокращением 3-й, а, скорее, более ранним вариантом перечня.
Как соотносятся три редакции перечня? Во всех трех видим
один и тот же порядок перечисления епархий. 2-я редакция отли-
чается от 1-й только тем, что в конце добавлены две лишние епи-
скопии. В 3-й редакции (в сравнении с 1-й и 2-й) дополнения есть не
только в конце, но и в середине списка, однако порядок перечисле-
ния совпадающих епархий не изменен:
1-я редакция
(список
Замойского)
2-я редакция
(Н1мл.)
3-я редакция
(остальные
летописи)
Киев
Новгород
Чернигов
Переясла вль
Белгород
Владимир-Волынский
Юрьев
Ростов
Полоцк
Смоленск
Киев
Новгород
Чернигов
Переяславль
Белгород
Владимир-Волынский
Юрьев
Рос тов
Полоцк
Смоленск
Тверь
Рязань
1. Киев
2. Новгород
3. Чернигов
4. Переяславль
5. Белгород
6. Владимир-Волынский
7. Галич
8. Юрьев
9. Перемышль
10. Луцк
11. Холм
12. Туров
13. Ростов
14. Полоцк
15. Смоленск
16. Тверь
17.Рязань
18. Суздаль
19. Сарай
20. Коломна
21. Самбор
22. Пермь
16 СПбИИ РАН. Ф. 11. No 240. Л. 68 об.–72; БАН. 17.8.36. Л. 33 об.–38.
17 В Ком. (СПбИИ РАН. Ф. 11. No 240. Л. 71 об.) пустыми остались полстро-
ки, что явно ма ло дл я перечисления 10 епископий.

Новгородский перечень русских епископий
45
Как отметил Я. Н. Щапов, в списке Замойского (1-я редакция)
названа Смоленская епархия (основана в 1136 г.), но еще нет Га-
лицкой (впервые упоминается в 1157 г.). Следовательно, по мне-
нию у ченого, этот вариант перечня можно датировать временем
между 1136 и 1157 гг.18.
Во 2-й редакции добавлены всего две епархии: Тверская (упом.
1272 г.; возникла не ранее 1250 г.) и Рязанская (возникла между 1187
и 1207 гг.). Поскольку порядок упоминания этих дву х кафедр —
обратный историческому порядку их появления, можно предпо-
ложить, что Тверская и Рязанская епархии появились в перечне
одновременно, не раньше, чем была основана епископская кафедра
в Твери. Однако датировать этот вариант перечня не так просто.
Дело в том, что к моменту появления Тверской епископии уже суще-
ствовали и другие епархии, которых не было в 1-й редакции и кото-
рых нет во 2-й: Владимирская-на-Клязьме (1214 г.), Перемышльска я
(упом. 1219/20 г.; возможно, 1117–1127 гг.), Холмска я (ок. 1240 г.), Са-
райская (1261 г.), Луцкая (до 1288 г.; вероятно, 1220–1230-е годы)19.
Приходится заключить, что книжник, добавивший к перечню упо-
минания Тверской и Рязанской епископий, перечислил отнюдь не
все епархии, появившиеся к моменту его работы. Следовательно,
определить время создания 2-й редакции практически невозмож-
но; ясно только, что она возникла после 1250 г.
В 3-й редакции (в сравнении со 2-й) появились еще 10 назва-
ний епархий. Добавления по сравнению со 2-й редакцией сделаны
в основном двумя блоками (NoNo 7, 9–12 и NoNo 18–22). Дополнения
первого блока относятся к юго-западной Руси, дополнения второго
(кроме Самборской епархии) — к северо-востоку и сопредельным
с ним областям. Этот географический принцип перечисления но-
вых епархий говорит о том, что дополнения были сделаны единов-
ременно. Правда, Самборская епархия (No 21) — это, вероятно, то же
самое, что Перемышльская (No 9)20, — и такая дублировка застав-
ляет допускать, что перечень пополнялся в два приема21. Другая
дублировка (Переяславска я/Сарайская епархии, которые с 1269 г.
18 Щапов Я. Н. Восточнославянские рукописные книги. Ч. 1. С. 51. Галицкая
епископия возникла не раньше 1141 г.: Назаренко А. В. Древняя Русь и сла-
вяне (историко-филологические исследования). М., 2009. (ДГ. 2007 год).
С. 177.
19 Сведения даны по: Баловнев Д. А., Назаренко А. В. Епархии.
20 Вероятно, в Самбор была на время (после 1372 г. и до начала XV в.) пе-
ренесена православна я кафедра из Перемышл я (Кузьмин А. В. [С а м б ор -
ская епархия] // Православная энциклопедия. М., 2007. Т. 16. С . 278).
21
Ср.: Та м же.

Т. В. Гимон
46
были одним целым) объясняется просто: Переяславская епископия
была в первоначальном перечне (и есть во всех трех редакциях), а
Сарайская появилась в дополнениях 3-й редакции22.
Из епархий, добавленных в 3-й редакции, позднее всего была
основана Пермская: в 1383 г. Следовательно, 3-ю редакцию надо да-
тировать временем после этого года. НК1, в составе которой чита-
ется 3-я редакция, в своей основе была составлена в 1411 г.23. Впол-
не вероятно, что сводчик 1411 г., работавший, предположительно,
в Троице-Сергиевом монастыре24, и составил 3-ю редакцию пере-
чня. К этому своду восходят — прямо или опосредованно — и все
остальные летописи, в которых читается 3-я редакция25.
1-я редакция, надо думать, принадлежит самой новгородской
владычной летописи — тому ее «официальному экземпляру», ко-
торый с начала XII по конец XIV в. из года в год пополнялся под
патронатом новгородских (архи)епископов26. В ней, в статье 989 г.,
несомненно, имелась коллекция перечней. По крайней мере, неко-
торые из перечней, читающихся ныне в статье 989 г. Н1мл., восхо-
дят к очень древним протографам — 1160-х годов, а может быть, и
более ранним, 1090-х годов27. Как уже было сказано, Я. Н. Щапов
датирует 1-ю редакцию временем между 1136 и 1157 гг., поскольку
там уже упомянута Смоленская епископия, но еще нет Галицкой.
22 Н. И. Милютенко на основании дублировки Переяславля/Сарая пишет
о вероятной домонгольской основе перечня (Милютенко Н. И. Южно-
русска я летопись в общерусском летописа нии начала XV в. // Летописи
и хроники: Новые исследования, 2008. М.; СПб., 2008. С. 49–50). Этой
«домонгольской основой», конечно, явл яется 1-я редакция.
23 Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 93 –128.
24 Там же. С. 111–128.
25 Н. И. Милютенко считает, что работа над НК1 была начата еще при ми-
трополите Киприане (ум. 1408), о чем, по ее мнению, свидетельствует
использование в НК1 под 887 г. греческих списков митрополий и архие-
пископий в редакции конца XI в. и то, что список русских епископий до-
веден до Пермской епарх ии (Милютенко Н. И. Южнорусска я летопись.
С. 49–50). Мне, однако, неясно, почему то и другое не могло быть сделано
и после смерти Киприана.
26 Гиппиус А. А. К характеристике новгородского владычного летописания
XII–XIV вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-ле-
тию В. Л . Янина. М ., 1999. С. 345–364.
27 См. подробнее: Гимон Т. В. События XI — начала XII в. С. 594–615 (мне
прина длежит только гипотеза о древнейшем слое перечней 1090-х годов;
вывод о том, что перечни киевских и новгородских князей были состав-
лены в 1160-х годах был сделан еще А. А . Шахматовым).

Новгородский перечень русских епископий
47
Между тем, у ченый отмечает, что в этом списке отсутствует так-
же Туровская епархия, основанная еще в XI в.28. Если составитель
перечня пропустил Туровскую епископию, то он мог пропустить
и Галицкую — обе они на ходились очень далеко от Новгорода.
А если так, ничто не мешает датировать 1-ю редакцию 1160-ми го-
дами — временем переработки других новгородских перечней. Та-
кой датировке могло бы противоречить упоминание Юрьевской
епархии, центр которой в это время находился в Каневе, однако
в источника х второй половины XII в. епископ может именоваться и
«каневским», и «юрьевским»29.
Можно было бы предположить даже, что 1-я редакция была
создана еще раньше, в 1095 году, в момент вероятного создания
древнейших новгородских перечней30, а упоминание Смоленской
кафедры (основанной в 1136 г.) было дописано в XII в. Однако,
во-первых, для этого нет решительно никаких положительных
оснований. Во-вторых, в таком случае придется допустить, что нов-
городские владыки уже в конце XI в. имели титул архиепископов,
а это как минимум спорно. Наконец, в-третьих, в 1090-х годах, воз-
можно, еще был жив переяславский митрополит Ефрем, а значит,
переяславская кафедра могла быть еще митрополией, а не еписко-
пией31. Следовательно, 1-ю редакцию надо датировать XII в., скорее
всего — 1160-ми годами.
В сборнике Замойского, содержащем 1-ю редакцию, имеются
еще два перечня: митрополитов (доведен до Максима, ум. 1305) и
новгородских архиепископов (доведен до Давыда, ум. 1325)32. Если
исходить из принципа, что в перечень включались имена толь-
ко уже умерших иерархов (как в синодик), то протограф этой не-
большой коллекции перечней сборника Замойского был составлен
в 1325–1326 гг., после смерти Давыда, но до смерти митрополита
Петра (21 декабря 1326 г.), преемника Максима.
Если это верно, то перечень епископий в составе новгородской
владычной летописи в 1325–1326 гг. имел тот же вид, что и в XII в.,
заканчиваясь упоминанием Смоленска. Лишь после 1325–1326 гг.
28 Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X–XIII вв. М., 1989.
С. 42–43.
29 См. сводку данных: Там же. С . 44 –46 («каневского» епископа знает Ипа-
тьевска я летопись под 1154 г. [ПСРЛ. М., 1998. Т. 2 . Стб. 476] и византий-
ский перечень епископий второй половины XII в.; «юрьевского» — Ипа-
тьевска я летопись под 1183 г. [Та м же. Стб. 634]).
30 Гимон Т. В. События XI — начала XII в. С. 602–613.
31 Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне. С. 236–239.
32 Щапов Я. Н. Восточнославянские рукописные книги. Ч. 1. С . 51.

Т. В. Гимон
48
(но до 1411 г.) были приписаны названия дву х епархий: Тверской и
Рязанской (т. е. появилась 2-я редакция). Например, это могло про-
изойти уже в конце XIV в., когда новгородская владычная летопись
впервые была целиком переписана, — созданный тогда экземпляр
летописи стал источником как Н1мл., так и НК133.
Остается вопрос о первоначальном перечне епископий (1-й редак-
ции). На основании чего и по какому принципу он составлялся?
Кроме новгородского перечня, существует еще византийский
перечень епископий (составленный тоже во второй половине XII в.,
в последние годы правления Мануила I Комнина [1143–1180]34); по-
рядок перечисления епархий и даже сам их набор в нем не совпада-
ет с новгородским:
Византийский перечень1
1-я редакция новгородского
перечня
[Митрополии] Великой Росии
[подчиняются епископии]:
1. Белгородская, 2. Новго-
родская, 3. Черниговская,
4. Полоцкая, 5. Владимирска я,
6. Переяславская, 7. Суздаль-
ская, 8. Туровская, 9. Каневская,
10. Смоленская, 11. Галицкая.
Колики епископов в Руси. Пер-
вое в Киеве, славная митропо-
лия, а по неи Новгородьская
архиепископья, таже Черни-
говьская, Переяславльская,
Белгородьска я, Володимерь-
ская, Юрьевьская, Ростовьская,
Полотьская, Смоленьская
Византийские перечени епикопий имели официальное значе-
ние, и в них кафедры располагались в хронологическом порядке их
основания, что, как показывает А. В. Назаренко, верно и для приве-
денного только что списка русских епархий36. Следовательно, нов-
33 Общую стемму новгородских летописей см.: Гимон Т. В. Реда ктирова-
ние летописей в XIII–XV вв.: Разночтения между списками Новгород-
ской 1 летописи // ТОДРЛ. 2006. Т. 57. С . 112 –125. О датировке этого эта па
1397 г. см.: Гиппиус А. А . «До Александра и Исакия»: К вопросу о проис-
хождении мла дшего извода Новгородской первой летописи // Древняя
Русь: Вопросы медиевистики. 2011. No 1 (43). С. 18–30.
34 См. об этом перечне: Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне. С. 185–195.
О датировке перечня см.: Там же. С. 185, примеч. 48.
35 Перевод цит. по: Та м же. С. 186. Издание оригина ла см.: Notitiae
episcopatuum Ecclesiae constantinopolitanae / Texte critique, intr. et notes
par J. Darrouzès. P., 1981. P. 367, No 13.
36 Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне. С . 186–195 (ученый показыва-
ет, что перечень был составлен не единовременно в конце XII в., а в не-
сколько приемов, по мере появления новых кафедр).

Новгородский перечень русских епископий
49
городский перечень, во-первых, не составлен на основе официаль-
ного византийского и, во-вторых, порядок перечисления епископий
в нем не соответствует хронологии их появления37.
В 1-й редакции новгородского перечня последней названа Смо-
ленская епархия — действительно, основанная позже других, в
1136 г. Если перечень создавался в 1160-х годах, то его составитель
вполне мог помнить, что эта епархия — самая молодая. Однако
остальные епископии перечислены не в порядке их основания. Ско-
рее, здесь можно усмотреть признаки некоторой политической ие-
рархии. Вначале назван, разумеется, Киев. На втором месте — Нов-
город — единственная архиепископия, об основании которой в нов-
городских летописях говорилось под 989 г.: «Крестися Володимиръ
и вся земля Руская; и поставиша в Киевѣ митрополита, а Новуграду
архиепископа, а по инымъ градомъ епископы и попы и диаконы...»38.
Дальше следуют Чернигов39 и Переяславль — «второй» и «третий»
столы эпохи «триумвирата Ярославичей», во второй половине XI в.
даже бывшие центрами отдельных митрополий40. Затем названы
три епископских кафедры юга и юго-запада Руси (Белгород, Вла-
димир-Волынский, Юрьев), северо-западный Полоцк и, наконец,
северо-восточный Ростов. Думается, такой порядок перечисления
не отражал ничего, кроме представлений новгородского книжни-
ка (или его патрона-архиепископа) об относительной значимости
37 Порядок перечисления епископий в более поздних грекоязычных пе-
речнях — официальном византийском конца XIII — начала XIV в.
(Notitiae episcopatuum. P. 403, No 17, app. 2; Древняя Русь в свете зарубеж-
ных источников: Хрестоматия. М., 2010. Т. 2: Византийские источники /
Сост. М. В. Бибиков. С. 248–251), а также перечне XV в., являющемся
автографом митрополита Исидора (Макарий (Булгаков), митр. История
Русской церкви. М., 1995. Кн. 3. С. 348), — не соотносится ни с византий-
ским списком XII в., ни с новгородским перечнем.
38 ПСРЛ. Т. 3. С. 159. Этот вариант текста, видимо, уже был в новгородском
своде 1160-х годов, при подготовке которого и составлялись перечни
(Гиппиус А. А . К истории сложения текста Новгородской первой летопи-
си // НИС. 1997. Вып. 6 (16). С. 34–64).
39 Ср.: «...черниговска я кафедра стоит на втором месте после новгород-
ской, вероятно как одна из наиболее важных в это время на Руси» (Ща-
пов Я. Н. Государство и церковь. С. 38).
40 См.: Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне. С . 207–245. Память о «три-
умвирате Яросла вичей» сохранялась хотя бы в перечне киевски х князей
(ПСРЛ. Т. 3. С. 160), составленном, как я предполагаю, в конце XI в. и
пополненном в 1160-е годы (см. примеч. 27), и на ходившемся в той же
статье 989 г., куда был помещен в 1160-е годы перечень епископий.

Т. В. Гимон
50
русских кафедр, а также, до некоторой степени, его географической
картины мира.
Между прочим, порядок перечисления епископий новгород-
ским книжником находит себе параллель в некоторых сообщениях
источников о событиях второй половины XI — начала XII в. В Ска-
зании о чудеса х Бориса и Глеба говорится, что в перенесении их мо-
щей в 1071 г. участвовали «митрополитъ Георгии Кыевьскыи, дру-
гыи Неофитъ Чьрниговьскыи, и епископи Петръ Переяславьскыи,
Никита Бѣлогородьскыи и Михаилъ Гургевьскыи»41. Согласно
Ипатьевской летописи, в перенесении мощей Бориса и Глеба в 1115 г.
участвовали «митрополитъ Микифоръ съ всими епископы съ Фек-
тистомъ Черниговьскымъ, с Лазаремъ Переяславьскымъ, с попомъ
Никитою Бѣлогородьскымъ и с Данилою Гурьговьскымъ»42. В обо-
их случаях названы только Киев и четыре ближайших к нему кафе-
дры, но порядок их перечисления в точности совпадает с тем, что
видим в новгородском перечне. Правда, в других подобных слу чаях
порядок может быть и иным43, однако сходство между известиями
1072, 1115 гг. и новгородским перечнем не может быть случайным:
очевидно, в нем отразились некие актуальные и для Киева, и для
Новгорода представления об иерархии кафедр. Новгородский пе-
речень (созданный, как я полагаю, в 1160-х года х) отразил эти пред-
ставления наиболее полно.
41 Бугославский С. А . Текстология Древней Руси / Сост. Ю. А . Арта монов.
М., 2007. Т. 2: Древнерусские литерат у рные произведения о Борисе
и Глебе. С. 552 –553 (та к в Успенском сборнике конца XII — нача ла XIII в.;
в рукописи XV в. Неофит Черниговский назван епископом и упомянут
после Петра Переяславского. — Там же. С. 563). Ср. известие «Повести
временных лет» о том же событии, где названы только митрополит Ге-
оргий и епископы Петр Переяславский и Михаил Юрьевский (ПСРЛ.
М., 1997. Т. 1. Стб. 181; М., 1998. Т. 2 . Стб. 171; Михаила нет в Лаврентьев-
ском списке, но он есть в оста льных). Здесь кафедр меньше, но порядок
и х перечисления тот же.
42 ПСРЛ. Т. 2 . Стб. 280.
43 Киев, Белгород, Чернигов (Там же. Т. 1, Стб. 208, 1089 г.); Переяславль,
Владимир, Чернигов (Там же. Стб. 211, 1091 г.); Чернигов, Белгород, Пере-
яславль, Юрьев, Владимир, Новгород, Смоленск (Там же. Т. 2 . Стб. 340–341).

Г. В. Глазырина
Путевая стратегия средневекового
исландского автора
«О
браз пространства», понимаемый исследова-
телями как «устойчивые пространственные
представления, сформировавшиеся в результате чело-
веческой деятельности и порожденные воображени-
ем общества»1, включал в себя не только информацию
о физической географии, населении, экономических
и культурных особенностях отдельных регионов, но
также и о путях, которые в эти регионы вели и через
них проходили. Маршруты, проложенные многими по-
колениями людей, которые вследствие географического
положения их стран и особенностей исторических кон-
тактов предпочли парус и весла другим способам пере-
движения, обобщила и сохранила до времени записи
письменных памятников историческая память древ-
них скандинавов. Эти маршруты сформировали основу
«ментальной карты»2 Скандинавского региона и сосед-
ствующих с ним стран, за несколько столетий сложив-
шуюся у жителей европейского севера. Морские пути
и водные артерии, подобно условной сетке координат
на контурной карте, помогали сформировать и закре-
пить образ отдельной территории как географического
Статья написана по проекту РФФИ No 12-06-00210а и по
проекту «Традиции и новации в представлениях о Вос-
точной Европе и домонгольской Руси в античном и сред-
невековом мире» в ра мка х Програ ммы фунда ментальных
исследований Президиума РАН «Традиции и новации в
истории и культуре».
1
[Джаксон Т. Н., Коновалова И. Г., Подосинов А. В.] Предисло-
вие // Джаксон Т. Н., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. Imagines
mundi. Античность и средневековье. М., 2013. С. 9.
2
Шенк Ф. Б. Мента льные карты: констру ирование географи-
ческого пространства в Европе / Пер. с нем. А. Жоровой //
Политическая наука. Политический дискурс: История
и современные исследова ния. 2001. Вып. 4 . С. 4 –17.

Г. В. Глазырина
52
объекта — «модель условной географической реальности»3. Образ
выделял регион в качестве этапа при перемещении из одного места
в другое. «Ментальная карта» позволяла определить направление
и правильно охарактеризовать статус пути, давая возможность
отличить маршрут местного, регионального значения от дальних,
трансконтинентальных путей.
В древнеисландских сагах многие персонажи представлены как
отважные викинги, храбрые воины и успешные купцы, с различны-
ми целями посещавшие самые разные, зачастую весьма удаленные
регионы ойкумены. В этих памятниках подспудно присутствует, но
эксплицитно, однако, не выражена идея о том, что путешественни-
ки располагали информацией о тех путях, по которым им следова-
ло пойти, чтобы достигнуть искомой цели. В действительности эту
информацию компенсирует ментальный географический образ, ко-
торый предлагает основные характеристики называемого географи-
ческого объекта. Имея это в виду, попытаемся прокомментировать
сообщения о передвижениях главного героя «Саги об Эйреке Путе-
шественнике», созданной около 1300 г. неизвестным автором4. В ней
описывается самое, наверное, необычное в древнескандинавской ли-
тературе путешествие, в которое дал обет отправиться сын конунга
из Тронхейма в Норвегии по имени Эйрек. В саге сказано так:
Þess er getit æitt iola kuelld þa streingde Æirekr þess heit at fara vm
allan heim at leita ef hann fynde stad þann er heidnir menn kalla V
dains akr. en kristnir menn jord lifande manna edr Paradisum5.
3
См.: Замятин Д. Н. Культура и пространство. Моделирование геогра-
фических образов. М ., 2006. С . 110.
4
«Са га об Эйреке Путешественнике» дошла до нас в более чем 60 списка х
и в четырех редакциях (они традиционно обозначаются латинскими ли-
тера ми A, B, c , D), среди которых три средневековые. Средневековыми
пергаменными ру кописями предста влены только гру ппы А, В и С; все
они восходят к одному протографу, однако В и С, в отличие от А, — через
промежуточный список. По мнению Х. Йенсен, древнейшая версия саги
лучше сохранилась в редакции С, чем в двух других (Jensen H. Eiríks saga
víðfǫrla // Medieval Scandinavia. An Encyclopedia / Ed. Ph. Pulsiano et al. N.Y.;
L., 1993. P. 160–161). Са га цитируется по изданию: Eiríks saga víðfǫrla / Udg.
H. Jensen. Københav n, 1983 (да лее: Eiríks saga v íðfǫrla), в котором пара л-
лельно оп убликова н текст по всем редакциям с у ка занием ра зночтений
по рукописям, относящимся к каждой группе списков.
5
Eiríks saga víðf rla. Bls. 4 . Здесь и ниже перевод с древнеисландского язы-
ка на русский язык выполнен мной. Если специально не оговорено, текст
приводится по редакции А.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
53
Рассказывается, что одним вечером в йоль Эйрек торжествен-
но пообещал объехать весь мир, чтобы найти то место, которое
язычники называют Одаинсаком, а крещеные люди — Землей
Живущих Людей, или Раем.
Автор в одной фразе излагает сюжет будущей саги: хотя моло-
дой человек пообещал всем собравшимся на пиру, что он отыщет
Одаинсак (Óðáins akr) «Луг бессмертия» (о котором все люди, без-
условно, слышали, поскольку о нем упоминается во многих сагах6,
но никто не представлял, где его искать). В действительности, дает
понять автор, речь пойдет о поисках смертным человеком христи-
анского рая. Сближение этих дву х локусов — Одаинсака язычни-
ков и Рая христиан — не должно вводить читателя в заблуждение
и подводить к мысли, что они идентичны. На наш взгляд, ссылаясь
на «крещеных людей», автор здесь поясняет своей аудитории, слу-
шавшей или читавшей сагу, что для язычников и христиан эти ло-
кусы выполняют сходную функцию, являясь местом пребывания
душ умерших людей.
В саге рассказывается, что путь Эйрека включал три этапа: из
Норвегии в Данию, из Дании в Миклагард (Константинополь), из
Миклагарда в Райскую Землю.
Из Норвегии в Данию
Подготовившись к п у тешествию7, Эйрек плывет в Данию, где
он находит себе спутника и организует с ним товарищество (félag)
6
Одаинсак (Óðáins akr) «Луг Бессмертия» у поминается в ряде источников, од-
нако его лока лиза ция варьируется. В «Истории данов» Саксона Грамматика
(Saxo Grammaticus. Lib. IV. cap. 91: undensakre), в «Саге о Хальвдане Эйстей-
нссоне» (Глазырина Г. В. Исландские викингские саги о Северной Руси. Тек-
сты, перевод, комментарий. М., 1996. С. 50/51) и «Саге об Эйреке Путешест-
веннике» поиски Одаинсака привели героев в Константинополь, на Восток
и в Индию; в «Саге о Хервёр и конунге Хейдреке» (Schröder F. R . Einleitung //
Hálfdanar saga Eysteinssonar / Hrsg. von Franz Rolf Schröder. Halle Saale, 1917.
S. 90) Одаинсак помещен автором да леко на севере в Ёту нхейме («Мире вели-
канов») и идентифицирован с Глэсисвеллир («Сияющей долиной»).
7
Подготовка к пу тешествию — один из крайне огра ниченного числа
рег ул ярно воспроизводимых в «Саге об Эйреке Путешественнике»
традиционных мотивов, с помощью которых выстраивается ее сюжет.
Подробнее см.: Glazyrina G. Gaining glor y, wisdom and knowledge: Scandi-
navians in Byzantium (the case of “Eireks saga víðf rla”) // Scandinavia and
the Balkans: cultural Interactions with Byzantium and Eastern Europe in the
First Millenium. Sofia, New Bulgarian University, 2014 (forthcoming).

Г. В. Глазырина
54
для последующего совместного пу тешествия8. Упоминание о по-
ездке из Норвегии на континент, во владения конунга данов, для
развития сюжета кажется, на первый взгляд, слабо мотивирован-
ным. Однако, с точки зрения путевой стратегии — выбора автором
саги направления первоначального движения, чтобы Эйрек ока-
зался на том пути, который, в конечном счете, должен был приве-
сти его в пока еще неведомое ему место, — это перемещение было
абсолютно необходимо и логично. Во-первых, потому, что для пои-
сков сакрального места обитания бессмертных автору необходимо
было вывести своего героя за пределы Норвегии, поскольку в своем
географическом ареале, давно и хорошо освоенном жителями стра-
ны, нет такого локуса — иначе бы о нем кто-нибудь должен был бы
знать. Во-вторых, герой должен был оказаться на дальнем, транс-
континентальном пути, а Норвегия, родина Эйрека, располагается
в стороне от таких путей.
О пути Эйрека из Норвегии в Данию в саге сказано:
A næsta sumre eftir byrr Æirekr skip eitt skrautligt af Noregi ok hellt
til Danmerkr9.
Следующим летом снаряжает Эйрек великолепный корабль и
направляется из Норега (из Норвегии. — Г. Г.) в Данмарк (в Да-
нию. — Г. Г.).
Подобные краткие у поминания о маршрутах передвижения в преде-
лах Скандинавских стран можно часто встретить в сагах. Называемые
в них опорные точки, как правило, маркируют начальный и конеч-
ный пункты движения. Автору «Саги об Эйреке Путешественнике»
не было необходимости специально описывать морской пу ть через
Балтийское море. Регулярное сообщение между южным побережьем
Скандинавского полуострова и Данией было налажено с незапамят-
ных времен (достаточно обратиться к свидетельствам «Саги об Инг-
лингах», где описываются быстрые перемещения древних кону нгов
8
О значении термина félag в рунических надписях, а также судебника х и
сагах см.: Мельникова Е. А. Ранние формы торговых объединений в Се-
верной Европе // Ска ндина вский сборник. 1982. Вып. X XVII. С. 19–29;
Она же. Скандинавские рунические надписи. Новые находки и интер-
прета ции: Тексты, перевод, комментарий. М., 2001. С. 62–63. Свидетель-
ство, сохранившееся в «Саге об Эйреке Путешественнике», позвол яет
уточнить, что товарищества организовыва лись не только дл я ведения
дальней торговли, но и для поездок с другими целями.
9
Eiríks saga víðf rla. Bls. 4, 6.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
55
с полуострова на континент и наоборот10, «Саги о Харальде Прекрас-
новолосом», в которой упоминается о торговых поездках между Нор-
вегией, Данией и Саксландом уже в первой половине X в.11
, и других
памятников). Корабль, отошедший от норвежских или шведских бе-
регов, пересекал море в самом узком месте, и, в зависимости от на-
правления ветра и конечного пу нкта назначения, мог швартоваться
в одном из нескольких датских портов. Многократно пройденный
мореплавателями пу ть воплотился в историко-географической памя-
ти скандинавов как устойчивая модель, «образ пу ти», детализировать
который для людей, мыслящих образами общей — скандинавской —
традиции мировосприятия, не было необходимости.
Для сравнения мы можем обратиться к описанию того же пути
из Тронхейма в Данию, которое дает Адам Бременский (IV. 33):
Est vero iter eiusmodi, ut ab Alaburg vel Wendila Danorum ingre-
dientibus navim per diem mare transeatur ad Wig, civitatem Nort-
mannorum. Inde vela torquentur in laevum circa littora Nor vegiae,
V die per venitur ad ipsam civitatem, quae Trondemnis dicitur. Potest
autem iri et alia via, quae ducit a Sconia Danorum terrestri itinere us-
que ad Trondempnem; sed haec [est] tardior in montanis, et quoniam
plena est periculo, declinatur a viatoribus12.
Путь же таков: отправляющиеся корабли из Ольборга и датского
Вендсюсселя, [Бёрглума], за день переплывают море [и попадают]
в город норманнов Вик, [Осло]. Оттуда, повернув паруса налево,
вдоль берегов Норвегии на V день достигаешь того города, кото-
рый называется Тронхейм. Можно двигаться и другой дорогой,
котора я ведет по су ше из датской [области] Сконе прямо до Трон-
хейма. Однако она {требует} больше времени — [для прохода] по
горам — и, будучи полна опасностей, избегается путниками13.
Из него мы узнаём и о портах, и о том, сколько времени нуж-
но было затратить, чтобы из Дании добраться до Вика, а оттуда до
Тронхейма (откуда, согласно саге, начал свои странствия Эйрек
Путешественник) по морю, и находим характеристику пути по
10 Снорри Стурлусон. Круг Земной / Изд. подгот. А . Я. Гуревич, Ю. К . Кузь-
менко, О. А . Смирницка я, М. И. Стеблин-Ка менский. М., 1980. С . 25 –27.
11
Там же. С. 62.
12 Adam Bremensis Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum / B. Schmeid-
ler // MGH SRG. Hannover; Leipzig, 1917. P. 267–268.
13 Адам Бременский. Деяния арх иепископов гамбургской церкви / Пер. В. В. Ры-
бакова // Немецкие анналы и хроники X–XI столетий. М., 2012. С. 440–441.

Г. В. Глазырина
56
суше. Очевидно, что это описание дано человеком, принадлежа-
щим к иной, нежели автор «Саги об Эйреке Путешественнике»,
традиции: переход со Скандинавского полуострова на континент
для него представляется настоящим путешествием, в то время, как
для жителя Скандинавии это — не более чем привычный, хорошо
разработанный маршрут.
Из Дании в Миклагард
Проведя некоторое время в Дании, Эйрек со спутниками плы-
вет дальше. О его втором путешествии в саге сказано так же кратко,
как и о пути из Тронхейма:
Sigldu nu ok ætla til Mykla gardz ok þar koma þeir14.
Вот поплыли [они], и направляются в Микла гард15 (Константи-
нополь. — Г. Г.), и пришли они туда.
В редакции А, из которой взята эта фраза, указываются лишь на-
чальный и конечный пункты пути: Дания и Миклагард. Употре-
бленный здесь глагол sigla («плыть») исключает возможность того,
что путешественники воспользовались су хопутным путем, — тем,
которым, согласно Снорри Стурлусону, верхом добирался домой
из Константинополя норвежский король Сигурд Магнуссон (1103–
1130): «сначала в Болгараланд, затем через Унгараланд и Панно-
нию, Сваву и Бюйараланд», потом «в Слесвик в Дании» и с севера
Йотланда (Ютландии) на корабле отплыл в Норвегию16. На корабле
из Дании добраться до Константинополя можно было нескольки-
ми способами. Во-первых, обогнув Европу, выйти в Средиземное
море. Во-вторых, спустившись к Черному морю по рекам Запад-
ной Европы (по Рейну, Дунаю). В -третьих, по Балтийскому морю
на восток и далее по речным путям Восточной Европы, т. е. по
тому пути, который в русской летописи назван путем «из варяг в
14
Eiríks saga víðf rla. Bls. 8.
15 В ред. А и С в этом месте текста написание корней, составляющих наи-
менование города, раздельное, хотя ниже по текст у в них употреблена
обычная форма топонима; ред. В и D дают традиционное написание.
16 Снорри Стурлусон. Круг Земной. С. 487. См. также: Джаксон Т. Н. Ги-
дрография Восточной Европы в древнескандинавских источника х //
Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. «Рус-
ска я река». Речные пу ти Восточной Европы в античной и средневековой
географии. М., 2007. С . 343–344.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
57
греки»17. Часть этого пути — от Балтики по Западной Двине, Вол-
хову и Днепру, приводившим в Гардарики (на Русь), — скандинавы
называли Аустрвегом (Austrvegr) — «Восточным путем»18. Уточ-
нить, какой именно маршрут автор саги имел в виду, помогает об-
ращение к более раннему тексту. Сравним фрагмент, где говорится
о втором этапе путешествия, по трем редакциям:
А: Sigldu [þeir] nu ok ætla til Mykla gardz ok þar koma þeir.19
Вот поплыли [они], и направляются в Миклагард, и приходят
они туда.
В: ...sigla [þeir] til Gardarikis ok þvi næst til Miklagarðs...20
...плывут [они] в Гардарики и затем в Миклагард...
c: ...sigldv þeir til Gardarijkiz, og þadann vt j Mykla gard...21
...поплыли они в Гардарики и оттуда далее в Микла гард...
В отличие от редакции А, в которой назван лишь конечный
пункт путешественников, отплывших из Дании, — Миклагард,
в редакциях В и С делается попытка детализировать маршрут:
здесь отмечается, что отряд направился в Гардарики — Древнюю
Русь, а уже оттуда в Миклагард. Заметим, что во всех редакци-
ях использован глагол sigla22 — «плыть; передвигаться по воде».
Употребление общего термина для именования Древней Руси —
«Гардарики»23 — недостаточно для того, чтобы еще подробнее опи-
17 Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и коммен-
тарии Д. С. Лихачева / Под. ред. В. П. Адриановой-Перетц. 2-е изд., испр.
и доп., подготовил М. Б. Свердлов. СПб., 1996. С. 8 .
18 Об изменении значения названия Austrvegr в процессе освоения скан-
дина ва ми Восточной Европы см.: Джаксон Т. Н. Austr í Görðum. Древне-
русские топонимы в древнескандинавских источниках. М., 2001. С . 39 –
48; Она же. Исландские королевские саги о Восточной Европе: Тексты,
перевод, комментарий. Изд. второе, в одной книге, исправленное и до-
полненное. М., 2012. С. 637–638.
19 Eiríks saga víðf rla. Bls. 8.
20 Ibid.
21
Ibid. Bls. 7, 9.
22 Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. A n Icelandic-English Dictionar y. P. 527.
23 Подробнее о Гардарики как обозначении Древней Руси в древнескан-
динавских письменных памятниках см.: Джаксон Т. Н. Austr í Görðum.
С. 49–59; Она же. Исландские королевские саги. С. 644.

Г. В. Глазырина
58
сать этот путь. Мы не можем узнать, по какой именно реке (по Неве
через Ладогу и Новгород или по Западной Двине) путешественни-
ки с Балтики пришли в Гардарики. Подобная недоговоренность об
обстоятельствах плавания этим путем не является особенностью
лишь нашей саги, она характерна и для других исландских саг24.
Однако упоминание Гардарики на маршруте плавания из Дании
в Константинополь в качестве конечного пункта, доказывает, что
образ Восточного пути (уже не функционировавшего ко времени
создания саги ок. 1300 г.), который сложился в Исландии на основе
традиционных рассказов о регулярных поездках норманнов в Ви-
зантию через Русь, сохранял свою актуальность. Это побудило ав-
тора саги направить Эйрека и его спутников по хорошо знакомому
скандинавам трансконтинентальному «пути из варяг в греки».
Из Миклагарда в Индиаланд и далее в Рай
Оказавшись в Миклагарде, Эйрек и его спутники были при-
ветливо встречены «конунгом греков» (т. е. византийским импе-
ратором), который приблизил к себе иноземцев, дал наставления
и обратил в христианскую веру. Конунг преподал им основы раз-
нообразных наук и в частности снабдил их важнейшими географи-
ческими сведениями25. У него Эйрек смог выяснить, куда следует
направиться, чтобы найти Одаинсак:
24 Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги. С. 413 (со ссылкой на ста-
тью: Брим В. А . Путь из варяг в греки // Изв. АН СССР. VII сер. Отд-ние
обществ. наук. СПб., 1931. С. 201–247).
25 Эта часть саги, в которой пересказывается беседа императора с путе-
шественниками, написа на с широким привлечением памятников цер-
ковной и у ченой литерат у ры, среди которых труды Плиния, Солина,
Исидора Севильского, «Элусидарий» и «Образ мира» Гонория Августо-
дунского и др. См.: Schlauch M. Romance in Iceland. L ., 1934. P. 49–52;
Jensen H. Inledning // Eiríks saga víðfǫrla. S . XXX–XXXII, XXXVI–XLI; Si-
mek R. Die Quellen der Eiríks saga víðförla // Skandinavistik. 1984. B. 14 . H . 2 .
S. 109–114; Kleivane E. Reproduksjon av norrøne tekstar i seinmellomalderen.
Variasjon i ‘Eiríks saga víðförla’. Oslo, 2011. S . 49–53; Musikas C. A road to
India: the example of Eireks saga víðförla // Brathair. 2011. Vol. 11 (1). P. 97–98;
Глазырина Г. В. Совмещение традиций (Топосы описания вообра жаемо-
го пространства в «Са ге об Эйреке Путешественнике») // ДГ. 2011 год:
Устная традиция в письменном тексте. М., 2013. С. 125 –126; Глазыри-
на Г. В. «Сага об Эйреке Путешественнике» о скандинавах в Византии //
ΠΟΛΥΤΡΟΠΟΣ. Сборник нау чных статей па мяти Арка дия Анатольеви-
ча Молчанова (1947–2010). М ., 2014. С . 200–201.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
59
Æirekr mællti. huert er yzst land j sudr halfu hæimsins. konungr
suarar. Jndia land segium uær enda al ndum j þa halfu heims. Æi-
rekr mællti. huar er sa stadr er O dains akr hæitir. konungr s(egir).
Paradisum kollum uær sua edr iord lifande. Æirekr mællti. huar er
sa stadr. konungr s(egir). j austr er land fra Jnndia lande hinu yzsta.
Æirekr mællti. ma komazst þangat. Vist æigi. segir konungr. þuiat
elldligr ueggr stendr firir sa tekr allt til himins upp26.
Эйрек сказал: «Какая земля крайняя27 в Южной половине мира?».
Конунг отвечает: «Индиаланд, говорим мы, является последней
из земель в той половине мира». Эйрек сказал: «Где находится то
место, которое называется Одаинсак?». Конунг говорит: «Раем
называем мы его или Землей Живущих». Эйрек сказал: «Где нахо-
дится это место?». Конунг говорит: «На востоке на ходится земля
за дальним Индиаландом». Эйрек сказал: «Можно ли туда дой-
ти?». «Неизвестно», — говорит конунг, — «потому что ведет туда
огненный путь, который приводит прямо вверх на небо».
Из этого диалога мы узнаём, что путь Эйрека будет проходить
по Южной половине мира (Suðrhálfa heimsins)28. Самая большая
из находящихся в ней стран — Индиаланд, в котором одна часть
считается «дальним» Индиаландом, а Одаинсак располагается еще
дальше на восток. Хотя вопрос Эйрека, можно ли дойти до этого
места, фактически остался без ответа, Эйрек вновь отправляется
в путешествие. В саге сказано:
Ad lidnum þrem uetrum þa er Æirekr hafde numit slikan frodleik ok
margan annan. þa foru þeir med lid sitt til Syrlandz ok h fdu jnnsigle
Grikkia konungs en eftir þat fara þeir ymist askipum edr hestum en
geingu þo oftazst. fara sua nokkura uetr til þess at þeir koma til hins
26 Eiríks saga víðf rla. Bls. 44, 46.
27 Также «самая дальняя земля»; yzst — превосходная степень от наречия
út, означающего: 1) наружу, вон; 2) за границу; 3) к морю, от берега; 4) до
конца (Берков В. П. Исландско-русский словарь. М., 1962. С . 806. См. так-
же: Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. An Icelandic-English Dictionar y. P. 669:
út-III).
28 О древнеисла ндском членении ойку мены на че тверти в соответствии со
странами света и о соответствующих терминах см.: Джаксон Т. Н. Ори-
ента ционные принципы орга низации пространства в картине мира
средневекового ска ндинава // Одиссей: Человек в истории. М., 1994.
С. 54 –64; Она же. Древнескандина вское простра нство // Джаксон Т. Н.,
Коновалова И. Г., Подосинов А. В. Imagines mundi. С. 329–333; см. так же
статью Т. Н. Д жаксон в настоящем сборнике.

Г. В. Глазырина
60
yzsta Jndia landz. [...] En er þeir hofdu sua leinge farit vm herot Jnndia
landz. iiij milur ins v tigar þa koma þeir um sijdir til myrkua herada
þeira sem jafnn gl gt sa stiornnu um daga sem nætr. Vida þar a lande
fundu þeir gull staup mikil þar litu þeir ok maurgr undr a þi lande.
en er þeir hofdu læinge geingit þykkua skogha ok undarliga hafa. þa
koma þeir um sidir fram or morkinne þa tok at lysa ok liost at gera ok
litu firir ser aa mikla a henni uar stæinboge29.
По прошествии трех зим, когда Эйрек приобрел такие (=необ-
ходимые. — Г. Г.) знания и многое другое, отправились они со
своим войском в Сюрланд и имели печать конунга греков, а по-
сле этого добирались они то на судах, то на лошадях, а нередко
и шли пешком. Шли они так несколько зим до тех пор, пока не
пришли в дальний Индиаланд. [...] А когда они прошли по землям
Индиаланда уже так далеко — 4 мили в пятом десятке30, то по-
дошли они, наконец, к такой темной местности, где звезды днем
так же ясно [светят], как ночью. Там дальше они нашли на земле
большой шишковатый комок золота, и много чудес они там уви-
дели в той земле. А после того, как они долго шли через густой и
удивительно высокий лес, то вышли они из местности, где была
темнота, и засиял свет, и стало светло, и в небольшом отдалении
они увидели большую реку; на ней был каменный мост.
В этом описании четко выделяются две части. Первая — пу-
тешествие в пределах ойкумены от Константинополя до Индии31,
которая являлась, согласно средневековым взглядам, краем обита-
емого мира. Вторая — продвижение людей по полосе, отделяющей
обитаемый мир от Рая. Остановимся подробнее на первом из этих
этапов, чтобы понять, какими источниками и средствами пользу-
ется автор-исландец при описании пути, лежащего в стороне от тех
традиционных маршрутов, которыми в средневековье пользова-
лись скандинавы и которые им были хорошо знакомы.
Очевидно, что рассказ об отрезке Миклагард–Индиаланд суще-
ственно отличается от рассмотренных нами выше упоминаний о ре-
гиональном пу ти Норвегия–Дания и трансконтинентальном «пути
из варяг в греки» тем, что он более пространный. Автор предприни-
мает явную попытку наметить реальный маршрут. Во-первых, он на-
29 Eiríks saga víðf rla. Bls. 54 , 58, 60, 62.
30 «Четыре мили в пятом десятке» («iiij milur ins v tigar»), т. е. сорок четыре мили.
31 Специа льное исследование К. Музикас, посвященное описанию Индии
в «Саге об Эйреке Путешественнике», на мой взгл яд, необоснованно
смещает акценты в пользу особенного интереса а втора са ги к этому ре-
гиону. См.: Musikas C. A road to India. P. 98 –100.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
61
зывает Сюрланд (Syrland) — Сирию, через которую проходило одно
из ответвлений трансконтинентального Великого шелкового пути,
в достаточной мере известного скандинавам32. Во-вторых, говоря о
различных средства х передвижения (на суда х, верхом и пешком), ав-
тор фактически описывает сложный рельеф местности, по которой
пролегал этот путь. По своему лексическому оформлению это описа-
ние сходно с тем, как Снорри Стурлусон рассказывает о пути Бьёр-
на окольничего из Норвегии на Русь в «Саге об Олаве Святом»: «Он
[Бьёрн] ехал днем и ночью, то на лошадях, если это было возможно,
то на корабле, если иначе нельзя было»33. Возможно, автор «Саги об
Эйреке Путешественнике» перефразирует это описание.
В-третьих, анализ разночтений показывает, что автор «Саги об
Эйреке Путешественнике», по всей вероятности, опирался на сви-
детельства устной традиции, сохранившей рассказы информантов,
в действительности ходивших этим путем. В тексте по редакции
А некоторые детали оказались утраченными, но они выявляются
в других редакциях. Так, после слов (ред. А) «þa foru þeir med lid sitt
til Syrlandz» («отправились они со своим отрядом в Сюрланд»), в В и
С имеется продолжение:
B: ...enn af Syr lanði geck hann a skipp með o kvnvm str vegs monnvm...34
...а из Сюрланда поплыл он на корабле с незнакомыми людьми
с Аустрвега...
c: ...a Syrlandi geingv þeir aa skip med okunnumm austurvegs mon-
numm...35
...в Сюрланде взошли они на корабль с незнакомыми людьми
с Аустрвега...
32 М. Мундт отмечает многочисленные случаи влияния и отражения вос-
точных артефактов в древнескандинавской письменности (Mundt M.
Souvenirs from the Silk Road. As reflected in Icelandic Sagas from the Early
Middle Ages // Sagnaþing helgað Jónasi Kristjánssyni. Reykjavík, 1994. Hl. 2 .
Bls. 603–609. В анонсированной к изданию в 2014 г. Университетом Осло
книге М. Веделер (Vedeler M. Silk for the Vikings [forthcoming]) ана лизи-
руются фра гменты шелковых тка ней и предметы, вывезенные с востока
и обнаруженные при археологически х раскопка х погребений эпохи ви-
кингов в Усеберге, Гокста де и др. (см.: < http://w w w.apollon.uio.no/english/
vikings.htm > — дата последнего просмотра: 10.03.2014 ).
33 Снорри Стурлусон. Круг Земной. С . 340.
34 Eiríks saga víðf rla. Bls. 54 .
35 Ibid. Bls. 55.

Г. В. Глазырина
62
Как видим, при описании пути из Сирии автор впервые позво-
ляет увидеть вовлеченность в передвижение по нему других людей,
кроме Эйрека и его спутника. Эти люди, названные в саге «незна-
комыми людьми с Аустрвега», никак не охарактеризованы. Едва ли,
однако, их профессиональная принадлежность может быть под-
вергнута сомнению, поскольку кроме купцов, перевозивших свои
товары на Ближний Восток и в Багдад36, было немного жителей
Руси и Восточной Прибалтики, посещавших Ближний Восток с та-
кой регулярностью, что норвежские путешественники, единожды
оказавшиеся в Сирии, стали их случайными попутчиками. «Люди
с Аустрвега» могут быть, вероятно, соотнесены с купцами-русами
или славянскими купцами, об активности которых на этом направ-
лении сообщают арабские авторы Ибн Хордадбех37 и Ибн ал-Фа-
ких38. При этом, как показала И. Г. Коновалова, анализируя сведе-
ния ал-Факиха, начало пути, приведшего купцов на восток, может
быть определено довольно широко: «за морем, в Скандинавии, или
же в тесно связанных с Балтийской торговлей северо-западных об-
ластях Восточной Европы»39. Вторая часть этого определения точно
соответствует значению топонима Austrvegr исландски х car.
В-четвертых, отметим тот факт, что описание путешествия из
Константинополя до Индии — той земли обитаемого мира, за ко-
торой и должен был находиться рай, построено таким образом, что
создает впечатление непрерывности пространства, по которому
проходил маршрут. Этому в немалой степени способствует введе-
ние в текст пересказа содержания скрепленной печатью подорож-
ной грамоты, данной путешественникам, согласно саге, византий-
ским императором. Этот фрагмент имеется во всех редакциях, где
его содержание различается лишь несколькими деталями и лекси-
ческими оборотами. Приведем его по редакции А:
En huar sem þeir koma a vkunnig l nd þa var vid þeim uel tekit ok allr
lydr greidde ferd þeira þuiat þeir h fdu med ser bref ok jnnsigle Grikkia
36 Подробнее см.: Коновалова И. Г. Путь ку пцов-русов на Восток // Средне-
векова я Русь. М ., 2006. Вып. 6: К 75-летию академика Леонида Василье-
вича Милова. С. 9 –28.
37 Калинина Т. М . Первые географические сочинения описательного жа н-
ра // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия / Под
ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, А . В. Подосинова. М., 2009. Т. III:
Восточные источники / Сост. Т. М . Калинина, И. Г. Коновалова, В. Я. Пе-
трухин. С. 30 –32.
38 Тамже.С.35
39 Коновалова И. Г. Путь ку пцов-русов на Восток. С . 26.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
63
konungs ok patriarche ór Mikla garde ritat a allar tungur þeira þioda
sem uon uar at þeir munde koma til. þat var ok sagt huerir þeir voru edr
huert þeir ætlade at fara ok syndizst j þij huersu mikil gudz gipta þeim
fylgde ok huerr guds vinr Grikkia konungr var at huar sem hans bref
sazst þa skyllde þeim semdir væita en huerge grand geora40.
Но куда бы они ни приходили в незнакомых землях, их хорошо
принимали, и все люди помогали им в поездке, потому что у них
с собой было письмо и печать конунга греков и патриарха из Ми-
клагарда, написанное на всех языка х тех народов, через которые
они намеревались пройти. Там было сказано, кто они такие и куда
они намеревались пойти, и становилось ясно, какая больша я уда-
ча им дарована Богом и каким другом Бога был конунг греков для
каждого из них. И каждый, как было сказано в его (конунга гре-
ков. — Г. Г.) письме, должен им оказывать почет и никогда не де-
лать им зла. Ибо милость Бога хранила их, Эйрека и его спутников,
и добрая удача конунга греков, заключенная в его мудрых советах,
давала им хорошую защиту в утомительных странствиях.
Оставим в стороне вопрос о том, насколько достоверны сведения
саги о грамотах, выдаваемых в Византии путешественникам, проез-
жавшим по территории империи, не только потому, что он нуждается
в специальном исследовании, но также и в силу явной тенденциозно-
сти данного пассажа, превозносящего императора и православного
патриарха41. Отметим лишь тот факт, что упоминание о многих наро-
да х, говорящих на разных языках, должно подчеркивать протяжен-
ность пути, пройденного героем по многим регионам Византийской
империи. Историко-географический образ Византии как государства,
включающего разноязычные народы и подчиненного власти одного
сильного правителя, мог существовать на севере Европы в течение
продолжительного времени. Сложно сказать, к какому конкретному
времени этот образ относится, поскольку, без сомнения, он подпиты-
вался свидетельствами, которые приносили в Скандинавию купцы и
воины, и корректировался в соответствии с ними.
Мы видим, что при описании этапа Миклагард–Индиаланд
автор оказывается в довольно сложном положении, поскольку тер-
ритория, по которой должны путешествовать его герои, могла ока-
заться недостаточно знакомой его аудитории. Отсутствие длитель-
ных контактов скандинавов с этой частью мира и поступление на
40 Eiríks saga víðf rla. Bls. 54, 56, 58.
41 См.: Сверрир Якобссон. Народы Аустрвега и исла ндска я картина мира:
Прощание с историческим мифом // ДГ. 2006 год: Пространство и время
в средневековых текста х. М., 2010. С. 156–164.

Г. В. Глазырина
64
север лишь фрагментарной, «точечной» информации об азиатском
регионе, путях, товарах, торговле и ее агентах и другие факторы
привели к тому, что в Скандинавии, вероятно, не сложился опре-
деленный устойчивый ментальный образ пути из Византии далее
на восток. Автору пришлось самому конструировать его, опираясь
на самые различные источники — общие представления о поли-
тической, конфессиональной, экономической специфике региона,
устную традицию, сохранившую отдельные свидетельства инфор-
мантов, письменные памятники.
Согласно саге, на заключительном этапе пути, за дальней Инди-
ей, Эйреку и его спутникам пришлось преодолеть полосу, отделяю-
щую обитаемый мир от Рая. Сначала путешественники идут по тем-
ной местности, где звезды ясно видны днем и ночью, и через темный
лес42. Затем приходят в ярко освещенный регион и видят перед собой
реку. «Тогда понимает Эйрек, — пишет автор, — ч то эта река отде-
ляет эту землю, как рассказывал конунг греков; и пришло ему на ум,
что река эта, видимо, вытекает из Рая и называется Фисон»43. Источ-
ником информации в данном случае могли быть географические
трактаты44, отразившие восходящие к библейским экспланарным те-
ориям (через труды Исидора Севильского) представления о том, что
Физон — одна из четырех рек, вытекающих из Рая45.
Мост, ведущий через реку — границу между «этим миром» и
прекрасным непознанным пространством, которое уже было вид-
но путешественникам за преградой, — охраняется стражем (в ин-
терпретации саги — «ужасным драконом с разверстой пастью»46).
Чтобы попасть на другую сторону реки, скандинавам пришлось
прыгнуть прямо в пасть чудовищу и, пройдя через дымное чрево
дракона, они выбрались за пределы своего мира и оказались на цве-
тущем лугу.
В финале рассказа о путешествии норвежца Эйрека перед ав-
тором стояла задача описать переход героев в потусторонний мир.
42 Eiríks saga víðf rla. Bls. 60.
43 «þat skilr Æir(ekr) at aa su mun skilia þesse l nd at fra s gnn Grikkia konungs
þat kom honum j hug at aa su munde falla ór Paradiso ok heita Phison». —
Eiríks saga víðf rla. Bls. 62, 64.
44 См.: Трактаты «Описание Земли II» и «О Рае» в кн.: Мельникова Е. А .
Древнескандинавские геог рафические сочинения: Тексты, перевод,
комментарий. М., 1986. С. 88, 127–128.
45 Мельникова Е. А . Образ мира. Географические предста вления в За пад-
ной и Северной Европе. V–XIV века. М., 1998. С. 74 . Ср.: Musikas C. A road
to India. P. 99.
46 Eiríks saga víðf rla. Bls. 64.

Путевая стратегия средневекового исландского автора
65
Свое повествование об этом этапе пути он наполнил деталями, по-
черпнутыми из произведений христианской, энциклопедической
и визионерской литературы, — в большинстве своем теми из них,
аналогии которым можно найти в традиционных скандинавских
рассказах о путешествиях в потусторонний мир47. Эти и другие
детали «сигнализируют» читателю, хорошо знакомому с топикой
произведений, повествующих о путешествиях в иной мир, о при-
ближении к Раю.
Благоу хающую равнину, на которой оказались Эйрек и его
спутник, вполне можно было бы принять за Рай. Однако линейное
перемещение персонажей в пространстве, описание которого име-
ло в своей основе опыт практической географии, противоречило
библейским представлениям об устройстве мира по вертикали,
согласно которым рай располагается на небе. Автор саги блестяще
устраняет этот конфликт при помощи образа башни, без опоры ви-
сящей в воздухе и представляющей собой сотворенную ангелами
«модель» рая. Образ лестницы, ведущей туда, безусловно, почерп-
нут автором саги из сна библейского Иакова, сына Авраама48.
Цветущий луг, отражение христианского рая на земле, на ко-
тором нет ни одной души, убеждает в тщетности стремлений
язычников обрести свой Одаинсак — земной Рай. Необратимость
отказа от старых верований (о ложности которых неоднократно
говорит автор саги49) и принятия веры истинной становится оче-
видной героям «Саги об Эйреке Путешественнике» лишь в процес-
се их перемещения в пространстве: реальное движение приводит
к ментальным сдвигам, к нравственному самосовершенствованию
и стремлению изменить других.
47 Ана лиз сюжетно-композиционных элементов данной гру ппы произве-
дений см. в работе: Power R . Journeys to the Otherworld in the Icelandic
Fornaldarsögur // Folklore. 1985. Vol. 96. N. 2 . P. 156–158. См. также:
Abram Ch. Representations of the Pagan Afterlife in Medieva l Scandinavian
Literature. [PhD Dissertation]. cambridge, 2003; Глазырина Г. В. Совмеще-
ние традиций. С. 126–141.
48 «И увидел во сне: вот лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и
вот, Ангелы Божии восходят и нисход ят по ней» (Бытие, 28:12).
49 Eiríks saga víðf rla. Bls. 28, 30, 98, 100, 102, 114.

И. Н. Данилевский
восточнославянские «племенные союзы»:
реальность или летописная легенда?
П рактически любое историко-географическое по-
строение, касающееся ранней истории восточных
славян, опирается на текст «Повести временных лет»,
следующий за рассказом о разделении после Потопа
земли между сыновьями Ноя и расселении славян:
«...Словѣне пришедше и сѣдоша по Днѣпру и нареко-
шася Поляне, а друзии Древляне, зане сѣдоша в лѣсѣх;
а друзии сѣдоша межю Припетью и Двиною и нареко-
шася Дреговичи; инии сѣдоша на Двинѣ и нарекошася
Полочане, рѣчьки ради, яже втечеть въ Двину, имя-
немъ Полота, от сея прозвашася Полочане. Словѣни
же сѣдоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ
имянемъ, и сдѣлаша градъ, и нарекоша и Новъгородъ.
А друзии сѣдоша по Деснѣ, и по Сѣми, по Сулѣ, и наре-
кошася Сѣверъ»1. При этом, как правило, не подверга-
ется сомнению, что перед нами — достоверное свиде-
тельство. Но так ли это?
Традиционно летописное сообщение рассматрива-
ется как точное указание на то, где обосновались те или
иные «племена» (или, согласно другой точке зрения,
«племенные союзы»2) восточных славян. Так, в фун-
даментальном труде украинских историков «История
Украины», в полном соответствии с летописным тек-
стом, указывается: «Племя полян заселяло Киевщину и
Каневщину на Днепровском Правобережье, древлян —
Восточную Волынь, северян — Днепровское Левобере-
жье. Кроме них на территории современной Украины
1
Лаврентьевска я летопись // ПСРЛ. М ., 1997. Т. 1. Стб. 6 .
2
«“Племена” “Повести временных лет” — это не небольшие
племенные кол лективы, а кру пные объединения, союзы
племен, за нимавшие значительные территории и имевшие
относительно высокий уровень этнической общности»
(Толочко П. П. Древнерусска я народность: вообра жаема я
или реальная. СПб., 2005. С. 66).

Восточнославянские «племенные союзы»
67
проживали уличи (Южное Поднепровье и Побужье), хорваты (При-
карпатье и Закарпатье), а также волыняне, или, как их еще назы-
вали, бужане (Западна я Волынь)»3. Другими словами, автор приве-
денного текста полагает, что непосредственными предками буду-
щих украинцев были представители летописных полян, древлян,
северян, уличей, хорватов и волянян (бужан).
Гораздо осторожнее подходит к использованию летописного со-
общения П. П. Толочко. Он совершенно справедливо отмечает: «Если
бы мы попытались представить этническую картину восточного
славянства накануне образования в них государства как сформи-
рованную основу трех нынешних народов — украинского, русского
и белорусского (как это имеет место в некоторых новейших работа х,
преимущественно украинских авторов), ничего реалистического
мы бы не полу чили. На территории, где сформировался украинский
народ, в VII–IX вв. было фактически три группы племен, разных по
своим субстратным этническим компонентам, и какую из них следу-
ет считать праукраинской, сказать сложно»4. При этом специально
подчеркивается, что перечисленные «племена» занимали террито-
рию не только современной Украины, но также России (северяне,
кривичи) и Беларуси (дреговичи, древляне, волыняне и кривичи),
Польши, Словакии и Венгрии (хорваты). Причем, судя по антрополо-
гическим и археологическим материалам, в этногенетических про-
цесса х, происходивших в то время в Восточной Европе, принимали
участие не только восточные славяне, но и их западные сородичи, а
также балты, финны (в западном и северо-западном региона х), ира-
но- и тюркоязычные племена (на юге и юго-западе)5.
Так что представляется весьма опасным безусловно доверять
уникальному известию «Повести временных лет» о том, какие
«племена» составляли восточнославянскую общность. Опасения
усугубляются, если вспомнить, что по мнению А. А. Шахматова,
опиравшегося на разночтения Новгородской I и Лаврентьевской
летописей, оно появилось только собственно в «Повести», но от-
сутствовало как в «Древнейшем своде», так и в «Начальном своде»6
.
3
История Украины: научно-популярные очерки / Под ред. В. А . Смолия.
М., 2008. С . 47.
4
Очерки истории Украины / П. П. Толочко, Н. Ф. Котляр, А. А . Олейни-
ков [и др.]; под общ. ред. П. П. Толочко. Киев, 2010. С. 60.
5
Там же. С. 59.
6
Шахматов А. А . Повесть временных лет // Шахматов А. А . История
русского летописания. СПб., 2003. Т. 1: Повесть временных лет и древ-
нейшие русские летописные своды. К н. 2: Раннее русское летописание
XI–XII вв. С . 587–594.

И. Н. Данилевский
68
Очевидно, данное предание было записано после нескольких сто-
летий устного бытования. Сведения об этих «племенах» вообще
прерываются на событиях, происшедших задолго до того, как они
попали в летопись. Так, последнее упоминание полян датировано
6452 (944) годом7, древлян — 6485 (977)8, северян — 6532 (1024)9,
уличей — 6393 (885)10, хорватов — 6500 (992) годом11, а волыняне
(бужане) вообще отсутствуют в датированной части «Повести вре-
менных лет»12. К тому же следует помнить, что все упомянутые
даты сугубо условны, поскольку проставлены они были задним чи-
слом, на рубеже 60–70-х годов XI в. Так что вся информация об этих
«племенах» носит легендарный характер. Соответственно, устано-
вить, насколько точна в летописи их локализации на карте Восточ-
ной Европы, трудно (если вообще возможно).
Столь же сомнителен и рассказ об обычаях этих «племен». Как
правило, историки опираются на следующее сообщение «Повести
временных лет»: «Поляномъ же жиущемъ особѣ... суще от рода
Словѣньска, и нарекошася Поляне, а Древяня же от Словѣнъ же,
и нарекошася Древляне; Радимичи бо и Вятичи от Ляховъ. Бяста
бо 2 брата в Лясѣх: Радимъ, а другому Вятко, — и пришедъша,
сѣдоста Радимъ на Съжю, и прозвашася Радимичи, а Вятъко сѣде
7
«В лѣто 6452. Игорь же, совокупивъ вои многи: Варяги, Русь и Поляны,
Словѣни и Кривичи, и Тѣверьцѣ, и Печенѣги наа и та ли у нихъ поя, пои-
де на Греки въ лодьях и на конихъ, хотя мьстити себе» (Ла врентьевска я
летопись. Стб. 45).
8
«И въшедъ Ярополкъ въ градъ Ольговъ, перея власть его. И посла ис-
кать брата своего. И, иска въше, его не обрѣтоша. И рече единъ Деревл я-
лнинъ: “Азъ видѣхъ, яко вчера спехнуша с мосту”» (Там же. Стб. 74 –75).
9
«Мьстиславъ же с вечера исполчивъ дружину. И постави Сѣверъ в чело,
противу Варягомъ... И сст у пися чело Сѣверъ съ Варягы, и трудишася
Варязи, секуще Сѣверъ... Мьстиславъ же о светъ заутра видѣвъ лежачиѣ
сѣчены от своих Сѣверъ и Варягы Ярославлѣ и рече: “Кто сему не радъ:
се лежить Сѣверянинъ, а се Варягъ, а дружина своя цѣла”» (Там же.
Стб. 148–149).
10
«В лѣто 6393. Посла къ Радимичемъ, рька: “Ка мо дань даете?” Они же
рѣша: “Козаромъ”. И рече имъ Олегъ: “Не даите Козаромъ, но мнѣ да-
ите”. И въдаша Ольгови по щьл яг у, якоже и Козаромъ да х у. И бѣ обла-
дая Олегъ Поляны и Деревляны, и Сѣверены, и Радимичи, а с Уличи и
Тѣверци имяше рать» (Та м же. Стб. 24).
11
«В лѣто 6500. Иде Володимиръ на Хорваты. Пришедшю бо ему с воины
Хорватьскыя, и се Печенѣзи придоша...» (Та м же. Стб. 122).
12 «Бужане, зане сѣдоша по Бугу, послѣ же Велыняне... Дулѣби живяху по
Бугу, гдѣ ныне Велыняне» (Там же. Стб. 11, 12–13).

Восточнославянские «племенные союзы»
69
съ родомъ своимъ по Оцѣ, от негоже прозвашася Вятичи. Иже
бяху в мирѣ Поляне, и Деревляне, и Сѣверъ, и Радимичь, и Вяти-
чи, и Хрвате. Дулѣби живяху по Бугу, гдѣ ныне Велыняне, а Улучи
Тиверьци сѣдяху бо по Днѣстру, присѣдяху къ Дунаеви. Бѣ множь-
ство ихъ; сѣдяху бо по Днѣстру или до моря. И суть гради их и до
сего дьне. Да то ся зваху от Грекъ Великая Скуфь. Имяху бо обычаи
свои, и законъ оць своих и преданья, кождо свои нравъ. Поляне бо
своих отець обычаи имуть кротокъ и тихъ, и стыдѣнье къ снохамъ
своимъ и къ сестрамъ, къ матерямъ и к родителемъ своимъ, къ све-
кровемъ и къ деверемъ велико стыдѣнье имѣху; брачныи обычаи
имяху: не хожеше зять по невѣсту, но приводяху вечеръ, а завътра
приношаху по неи что вдадуче. А Древляне живяху звѣриньскимъ
образомъ, жиуще скотьски: убиваху другъ друга, ядяху вся нечи-
сто, и брака у нихъ не бываше, но умыкиваху у воды дѣвиця. И Ра-
димичи, и Вятичи, и Сѣверъ одинъ обычаи имяху: живяху в лѣсѣ,
якоже и всякии звѣрь, ядуще все нечисто, и срамословье в них
предъ отьци и предъ снохами, и браци не бываху въ них, и игрища
межю селы: схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бѣсовьская
игрища, и ту умыкаху жены собѣ, с нею же кто съвѣщашеся; имя-
ху же по двѣ и по три жены. И аще кто умряше, творяху трызно
надъ нимъ, и по семь творяху кладу велику, и възложахуть и на
кладу, мертвеца сожьжах у, и посемь, собравше кости, вложа ху
в судину малу, и поставяху на столпѣ на путех, еже творять Вяти-
чи и нынѣ. Си же творяху обычая Кривичи и прочии погании, не
вѣдуще закона Божия, но творяще сами собѣ законъ. Глаголеть Ге-
оргии в лѣтописаньи... [далее в «Повести временных лет» следует
обширная цитата из Хроники Георгия Амартола об обычаях раз-
ных народов]. Якоже се и при насъ нынѣ Половци законъ держать
отець своих: кровь проливати, а хваляще о сихъ, и ядуще мерьтве-
чину и всю нечистоту: хомѣки и сусолы, и поимають мачехи своя
и ятрови, и ины обычая отець своихъ творять. Мы же хрестияне,
елико земль, иже вѣрують въ святу ю Трцю, и въ едино крещенье,
въ едину вѣру, законъ имамъ единъ, елико во Христа крестихомся
и во Христа облекохомся»13.
Однако здесь внимание летописца сконцентрировано на про-
тивопоставлении не столько полян и их соседей (как обычно отме-
чается комментаторами), сколько языческих («поганых») традиций
восточных славян (имеющих «обычаи свои, и закон отец своих»),
с одной стороны, и веры в Христа, христианских норм, — с дру-
гой. Отсюда, видимо, такое обилие рассказов о тех, кто «имяху бо
обычаи свои, и закон отец своих и преданья, кождо свои нравъ»,
13 Там же. Стб. 12–14, 16.

И. Н. Данилевский
70
«своих отець обычаи имуть кротокъ и тихъ», «закон имуть отець
своих обычаи», «закон же... от прадед показаньемъ и благочесть-
емъ», «безаконьная яко законъ отець творять независтьно ни
въздержаньно», «якоже се и при нас ныне... закон держать отець
своих». «Язычникам» противопоставляются «хрестияне, елико
земль, иже верують въ святую Троицю, и въ едино крещенье, в еди-
ну веру» «мы», которые «законъ имамъ единъ, елико во Христа кре-
стихомся и во Христа облекохомся».
Трудно сказать, насколько точен летописец в описании языче-
ских обычаев восточных славян и их соседей. Тем более что в пред-
шествующем Начальном своде, как считал А. А. Ша хматов, дело
вообще ограничивалось лаконичным упоминанием, будто поля-
не «бяху... погани, “жьруще озеромъ и кладяземъ и рощениемъ”14,
якоже прочии погани»15, то есть вообще никакие обычаи не опи-
сывались. Откуда были почерпнуты все детали, касающиеся пищи,
браков, «срамословья», погребения и пр. того или иного «племени»,
остается только догадываться. При этом, естественно, нельзя исклю-
чать, что перед нами, действительно, у поминания неких дохристи-
анских традиций, сохранившихся в том или ином регионе.
Во всяком случае летописные свидетельства о расселении и
обычаях племен, живших на территории Восточной Европы, край-
не приблизительны. Единственным надежным источником по этим
вопросам являются археологические материалы. К собственно вос-
точнославянским относят на ходки, связанные в V–VII вв. с так
называемыми корчакской (Житомирская область) и пеньковской
(лесостепная зона от Северского Донца до Правобережья Днестра,
включая Среднее Поднепровье, бассейн Южного Буга и Среднее
Поднестровье) археологическими культурами, а в более поздний
период (VIII–IX вв.) — с луки-райковецкой (Среднее Поднепровье,
Правобережье Днепра; традиционно идентифицируется с культу-
рой предков волынян, дреговичей, древлян и полян) и волынцев-
ско-роменской (Днепровское Левобережье; обычно связывается с
северянами) археологическими культурами.
Однако ареалы распространения археологических культур не
соответствуют летописным сведениям о территориях расселения
тех или иных восточнославянских «племен». Достаточные осно-
вания для установления более или менее жестких связей между
носителями конкретных археологической культуры и «племени»
14
По мнению А. А . Шахматова, вставка из Речи Философа.
15 Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах
// Шахматов А. А . История русского летописания. СПб., 2002. Т. 1. Кн. 1:
Разыскания о древнейших русских летописных свода х. С. 359.

Восточнославянские «племенные союзы»
71
отсутствуют. Из этого может следовать только одно логичное умо-
заключение: летописные упоминания о более или менее компактно
проживающих «полянах», «северяна х», «древляна х» и прочих «пле-
менах» — скорее, летописная легенда, нежели описание реальных
восточнославянских сообществ. А упорное стремление опирать-
ся на столь ненадежную информацию в конкретно-исторических
реконструкциях — следствие, с одной стороны, нежелания отка-
зываться от давно сложившейся и продолжающей безраздельно
бытовать историографической традиции, в основе которой лежит
«наивный историзм» в работе с летописной информацией. С другой
стороны, как отмечают археологи, без «летописных историко-гео-
графических ориентиров», «пользуясь только данными археоло-
гии, определить совокупность специфических проявлений культу-
ры того или иного “племени” на много сложнее»16. Вопрос, однако,
в том, существуют ли реально эти «специфические проявления
культуры» в археологических источниках, либо попытки выявить
их — следствие ложной исходной посылки, что они должны быть
на той или иной конкретной территории.
Обращение к трудам археологов заставляет склониться ко вто-
рой точке зрения.
Попытки привязать археологический материал к летописным
свидетельствам вряд ли можно признать удачными.
Так, А. А . Спицын, изучавший находки на территории, кото-
рую, по данным «Повести временных лет», занимали поляне, за-
ключил, что обряд погребения и вещи, найденные там, «указывают
на полную аналогию полянских курганов с одновременными во-
лынскими и древлянскими»17. Если Ю. В. Готье приписывал поля-
нам исключительно погребения с трупосожжением18, то Б. А . Ры-
баков19, Е. И. Тимофеев20 и И. П. Русанова21, напротив, — с трупо-
положением в подкурганных ямах, тогда как В. В. Седов полагает:
«нельзя считать курганы с захоронениями в ямах этноопределя-
ющим признаком полян», подобным «этноопределяющим височ-
ным украшениям кривичей, вятичей, радимичей и других племен».
16 Толочко П. П. Древнерусска я народность. С . 68.
17 Спицын А. А . Расселение древнерусских племен по археологическим
данным // ЖМНП. 1899. No 8. С. 323.
18 Готье Ю. В. Железный век в Восточной Европе. М .; Л., 1930. С. 239–240.
19 Рыбаков Б. А . Поляне и северяне // СЭ. 1947. No 6–7. С. 95–105.
20 Тимофеев Е. И. Расселение юго-запа дной гру ппы восточных сла вян по
материалам могильников X–XIII вв. // СА. 1961. No 3. С. 67–72 .
21
Русанова И. П. Курганы пол ян X–XII вв. // Свод археологических источ-
ников. М., 1966. Вып. Е1–24 .

И. Н. Данилевский
72
«Для определения границ ареала полян необходимо использовать
иные особенности их курганов, — отмечает исследователь. — Такой
деталью, свойственной исключительно полянским погребальным
насыпям, является глиняная подмазка, на которой разжигали ко-
стер и помещали остатки трупосожжения». И тут же неожиданно
добавляет: «Курганные захоронения VI–VIII вв. в ареале полян пол-
ностью отсутствуют. По-видимому, в то время славянское насе-
ление Киевского правобережья хоронило умерших в бескурганных
могильника х по обряду трупосожжения». Последнее предполо-
жение, впрочем, ничем не подкрепляется, поскольку «подобные
могильники здесь до настоящего времени не найдены». Остается
только догадываться, как можно выделить полянские курганы по
глиняной подмазке для костра, если полянские погребения были,
по мнению В. В. Седова, грунтовыми. Что же касается последую-
щего периода, то, оказывается, для полян IX–X вв. вообще харак-
терны были как кремация, так и ингумация22. Таким образом, для
полян трупосожжение вообще не может являться определяющим
признаком... Так что прав П. П. Толочко, обобщивший результаты
многолетних попыток установления корреляции между конкрет-
ным археологическим материалом и летописными свидетельства-
ми о полянах и вынужденный в конце концов признать «особен-
ные трудности» в определении «этноопределяющих материальных
черт материальной культуры полян». Впрочем, продолжает автор,
«аналогичные трудности возникают перед исследователями при
определении археологической специфики ряда других регионов».
Оказывается, однако, что «даже такой универсальный этноопре-
делитель, как височные кольца, и тот не всегда гарантирует пра-
вильность определения “племенной” принадлежности территории.
На его основании очень сложно размежевать хорватов и тиверцев,
волынян и древлян, древлян и дреговичей»23. Стóит отметить и то,
что, скажем, «характерные для вятичей семилопастные височные
кольца» датируются XII–XIV вв.24, временем, которое на несколько
столетий отстоит как от «вятичей», упоминаемых летописцем, так и
от времени создания самой «Повести временных лет». Причем, если
для владельцев семилопастных колец были характерны погребения
с трупоположением, то для летописных «вятичей» — с трупосож-
жением (хотя и не по тому обряду, который описан летописцем)25.
22 Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С . 107–108 (курсив
мой. — И.Д.).
23 Толочко П. П. Древнерусска я народность. С. 68–69.
24 Арциховский А. В. Курга ны вятичей. М., 1930. С . 49–55, 136–137.
25 Седов В. В. Восточные сла вяне. С. 143–148.

Восточнославянские «племенные союзы»
73
Так что и такой специфичный, по мнению В. В. Седова, «этноопре-
делитель», как височные кольца, на поверку оказывается не вполне
надежным.
Оказывается, археологические культуры, которые в рамка х су-
ществующей традиции должны принадлежать одному и тому же
«племени», на самом деле неодинаковы. Так, скажем, материальные
источники, оставленные полоцкими и псковскими «кривичами»,
различны. Зато на этой же, «кривичской», территории они местами
«бытуют вперемешку с радимичскими курганными древностями»26,
а по всему периметру летописного «расселения» дреговичей архео-
логические находки, приписываемые им, перемежаются «кривич-
скими», «радимичскими» и «словенскими» (на севере)27, «древлян-
скими» (на юге) и «полянскими» (в междуречье Днепра и Припяти)
древностями. В то же время «дреговичские» материалы оказывают-
ся на «древлянской» территории. «Волынские» земли были населе-
ны носителями сразу двух археологических культур: корчакской
и л уки-райковецкой28, а «северянские» — носителями роменской,
боршевской и волынцевской археологических культур29. Наконец,
здесь же, среди археологических культур, связанных, как считает
подавляющее большинство исследователей, с восточными славя-
нами, прослеживаются следы расселения и неславянских племен:
балтских и финно-угорских30.
Поэтому весьма убедительно выглядит следующее заключение:
«Ни на региональном, ни на общевосточнославянском уровне этно-
консолидационные процессы этого времени не обрели четких и завер-
шенных форм. Летописные “племена” не представляли собой вполне
определившихся этнотерриториальных и социальных образований.
Этого нельзя сказать даже о группа х племен, культурные особенно-
сти которых были едва различимы, а границы достаточно размыты
и подвижны... Практически ни одно “племя” не вписывается в позд-
нейшую этнотерриториальную структуру»31. Тем не менее и историки,
26 Толочко П. П. Древнерусска я народность. С . 70.
27 Седов В. В. Восточные славяне. С. 116.
28 Толочко П. П. Древнерусска я народность. С . 69–70, 72 , 77.
29 Седов В. В. Восточные славяне. С. 133–138.
30 Кстати, как отмечает В. В. Седов, «племенное на звание северян (в лето-
писи часто “север”) по происхождению явно несла вянское. Наиболее
вероятным предста вл яется мнение об ира нском происхождении этого
этнонима... По-видимом у, севера ми первонача льно именовалась пле-
менна я гру ппа ираноязычного населения, обитавша я в днепровском
лесостепном левобережье» (Седов В. В. Восточные сла вяне. С . 138).
31 Толочко П. П. Древнерусска я народность. С . 81.

И. Н. Данилевский
74
и археологи продолжают с завидным упорством опираться на летопи-
сные рассказы о расселении восточнославянских «племен».
Ситуация усугубляется еще и тем, что большинство упомина-
емых в древнерусском летописании «племен» оказывается связан-
ным не только с восточными славянами.
Еще в середине позапрошлого века П. Й. Шафарик обратил вни-
мание на то, что у поминаемые в «Повести временных лет» названия
восточнославянских племен имеют параллели у других славянских
народов: «Так, в этот период встречаем мы Славянских народов,
называющихся одним и тем же именем, в разных, довольно отда-
ленных, краях, напр. Полян на Висле и Днепре, Славян на Ильме-
не, под Татрами, в Мизии, и Хорутании, Бодричей на Одре, верхней
Тисе и нижнем Дунае, Хорватов в Галиции, Кърконошах, Германии,
Хорутании и Далматии, Древлян на Руси и Лабе, Дулебов на Руси,
в Чехии и Панонии, Дреговичей на Руси и Македонии, и т. д. Судя
по тождеству их названий, можно полагать, что они были одного
и того же рода; но в самом ли деле были, этого по недостатку в исто-
рических свидетельствах и памятниках языка нельзя никак у твер-
ждать, потому что очень возможно, что многие из этих названий,
как местные, напр. Древляне (Sylvаni), Поляне (campanі), Хърваты
(Montani), и др., кажу тся только слу чайно сходными»32.
Это замечание было развито М. П. Погодиным, который писал:
«В сочинении Шафарика вы найдете комментарии на слова Несто-
ровы и увидите, что многие племена наши, по крайней мере, свои-
ми именами, представляют единство с племенами, рассеянными в
прочих частях Европы; наши имена встречаются там, или тамошние
у нас: Словене на Ильмене, и в Словении, близ Адриатического моря.
Хорваты в Галиции и в области Краковской, в Исполинских горах,
в Полабье, в Штирии и Иллирии. Дреговичи между Припетью и За-
падной Двиной, и в Булгарии, в Германии. Дулебы по Бугу и в Чехии,
Паннонии. Древляне в Волыни и Полабье. Северяне по Десне, Семи,
Суле и в Польше, по Дунаю. Поляне на Днепре и Висле. Имена сих
и прочих племен встречаются также в разных собственных именах
по всем Славянским странам. Рассматривая эти имена на Славян-
ской ландкарте, ясно видишь, что было когда-то время всеобщего
движения Славянских племен, подобное Немецкой переставке, и не-
вольно сравниваешь их с перетасованною колодою карт, — из коей,
прибавим, все масти в обилии достались на долю России»33.
32 Шафарик П. Й. Славянские древности / Пер. с чешского О. Бодянского.
М., 1847. Часть историческая. Т. 2 . Кн. 1. С . 77–78.
33 Погодин М. М. Изследования, замечания и лекции М. Погодина о русской
истории. Изданы Императорским Московским Обществом Истории и

Восточнославянские «племенные союзы»
75
К сожалению, подобным наблюдениям не придали серьезного
значения, и они не получили продолжения в последующей исто-
риографии. Летописные сведения о восточнославянских «племе-
нах» и их расположении на карте Восточной Европы подавляю-
щим большинством исследователей воспринимаются как вполне
достоверные и, как это уже было показано, кладутся в основу
практически всех историко-географических построений. Меж-
ду тем проблема остается. Рассмотренные выше несоответствия
и параллели заставляют задуматься над тем, имеем ли мы в дан-
ном случае дело с некими реалиями (и тогда следовало бы про-
следить соответствия в археологических материалах, связанных с
«этнонимами», повторяющимися в разных странах), либо с неким
пластом общеславянских преданий, отголоски которых просле-
живаются в ранней письменной истории славянских народов (на
что, в частности, мог ут указывать некоторые детали «этимоло-
гии» этих названий, приведенные летописцем). Ответ на этот во-
прос требует специального исследования, без которого использо-
вание летописного сообщения о расселении восточнославянских
племен представляется некорректным.
Древностей Российских. М ., 1846. Т. 2: Происхождение Варягов-Руси.
О Славяна х. С. 386–387 (ср.: Погодин А. Л. Из истории славянски х пересе-
лений. СПб., 1901. С. 143).

Т. Н. Джаксон
Многозначность терминов стран света
в средневековой Исландии
Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним,
Ты у видишь — он бескрайний.
Я тебе его дарю!
(Советская песня)
Д ля народов Северной Евразии север во все времена
был крайним, только этот «край» постепенно — по
мере накопления географических знаний — отодви-
гался всё севернее и севернее1. Можно не сомневаться,
что термины стран света у разных народов и в разные
отрезки времени имели (и имеют в наши дни) различ-
ное семантическое наполнение. Причины размывания
смыслов самих этих терминов, а также сложения на их
основе композитов и словосочетаний с весьма неожи-
данным значением — многообразны: это и отражение в
лексике господству ющих в данном хронотопе представ-
лений о пространстве, и искусственное создание (псев-
до)научных терминов, и принадлежность слов к тому
или иному социальному/профессиональному жаргону.
*
Работа написана по гранту РГНФ No 14-01-00262а.
1
В другой своей работе я проследила, как некий загадоч-
ный остров Туле, названный греческим купцом и путе-
шественником Пифеем из Массилии во второй половине
IV в. до н. э., для поколений античных авторов после него
выст у павший в качестве воплощения, материа лиза ции
человеческого представления о крайнем северном преде-
ле обитаемой земли, в средние века, по мере расширения
«географических горизонтов» и изменения предста влений
о севере, начал смещаться все дальше в океан, пока не со-
единился в сознании средневековых а второв с реальным
островом, а именно — с Исландией (см.: Джаксон Т. Н.
Ultima Thule в запа дноевропейской и исландской традици-
ях // ДГ. 2003 год: Мнимые реальности в античных и сред-
невековых текста х. М., 2005. С. 63–72).

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 77
Вот один пример: в мои молодые годы поехать на юг означало от-
правиться — из любой точки Советского Союза, будь то Калинин-
град, Москва, Владивосток или даже Душанбе, — к Черному морю,
в Крым или на Кавказ. Причем данное словосочетание несло имен-
но эту смысловую нагрузку только в пределах советского языково-
го дискурса. (Скажем, в снятом американским режиссером Джеком
Николсоном в те же годы фильме «Goin’ south», «Направляясь на
юг», 1978 г., действие, естественно, разворачивалось на Диком За-
паде.) Сейчас изменились времена, изменилась политическая карта
мира, другими стали популярные места отдыха, скоро, думаю, вме-
сте с поколением носителей уйдет из устного употребления, остав-
шись зафиксированным только в письменных текстах, и само это
словосочетание. Вот другой пример: в последние годы в междуна-
родный обиход вошел термин Центрально-Восточная Европа (по -
английски: Central and Eastern Europe, CEE) для обозначения быв-
ших социалистических государств Европы. «Что за этим стоит? —
задается вопросом ученый-географ — Центральна я и Восточная
Европа? Восточная часть Центральной Европы? Центральная часть
Восточной Европы или что-то еще?»; и сам же констатирует: «Уже
в самом названии закрепилось противоречие, неопределенность,
дискуссионность, а возможно, и нежизнеспособность и недолго-
вечность этого конгломерата государств»2. А мы добавим, используя
очень точную формулировку К. Хаструп: в этом названии социаль-
ные координаты вторглись в область физических («объективных»)
координат пространства3. А ведь Хаструп писала о ситуации в...
средневековой Исландии. Что я хочу сказать? Я хочу сказать, что
Исландия конца IX — XIV в., о которой пойдет речь в статье, не
уникальна в механизме применения терминов стран света — уни-
кально семантическое наполнение этих терминов и уникальна кар-
тина мира, с их помощью реконструируемая.
***
Время заселения Исландии определяется как отрезок чуть
дольше полувека, с 870 по 930 г. В 930 г. был учрежден Альтинг, ко-
торый стал собираться раз в год, в июне, на Полях Тинга, в районе
современного Рейкьявика. Ок. 965 г. решением Альтинга Исландия
была разделена на четверти (fjórðungar, мн.ч. от fjórðungr), каждой
2
Заяц Д. В. В поиска х оптимального районирования мира // Газета «Гео-
графия» издательского дома «Первое сентября». 2003. No 2. URL: <ht t p://
geo.1september.ru/view_ article.php?id=200300208> (просмотрено 04.11.2013).
3
Hastrup K. culture and History in Medieval Iceland. An Anthropological
Ana lysis of Structure and change. Oxford, 1985. P. 55.

Т. Н. Джаксон
78
из которых были даны свои региональные полномочия. В «Книге
об исландцах» Ари Мудрого (1122–1132 гг.) одна из главок (гл. 5) по-
священа этому событию, поводом к которому послужила распря,
случившаяся в северной части острова, между Тордом Ревуном и
Оддом из Междуречья: на ближайшем к месту убийства тинге один
из них заведомо не мог ждать объективного решения, тяжбу пере-
дали на Альтинг, но раньше чем дело было решено по закону, много
было убитых с обеих сторон. Тогда Торд Ревун сказал речь со Скалы
Закона о том, как плохо людям ездить на чужие тинги с жалобой на
убийство или оскорбление.
Þá vas landinu skipt í fjórðunga, svá at þrjú urðu þing í hverjum
fjórðungi <...>, nema í Norðlendingafjórðungi váru fj g u r...4
Тогда земля была поделена на четверти, так что в каждой чет-
верти стало по три тинга <...>, и только в Четверти жителей
севера их было четыре...
Как принято писать в научной литературе, четверти Ислан-
дии именовались по четырем странам света, хотя не четко им со-
ответствовали и не были равны по размерам. На выступающей
северо-западной части острова располагалась Западная четверть;
основное же пространство острова делили между собой Северная
четверть, лежащая на юго-западе Южная четверть и занимающая
юго-восток Восточная четверть. Карта Исландии 1734 г.5 (см. илл.)
зафиксировала это историческое деление Исландии и вот такие
названия четвертей: Westlendinga Fiördung, Nordlendinga Fiördung,
Sünnlendinga Fiördung и Austlendinga Fiördung.
Любопытно, что карта первой половины XVIII в. донесла до нас
то же деление Исландии и практически те же обозначения админи-
стративных районов, что и небольшое географическое сочинение,
содержащее перечень фьордов Исландии, сохранившееся в двух ру-
кописях, старшая из которых датируется началом XIV в., и, соответ-
ственно, созданное на четыре столетия раньше данной карты:
4
Íslendingabók / Jakob Benediktsson (ÍF. 1986. B. I: 1). Bls. 12 . Подробнее об
этой распре говорится в «Саге о Курином Торире».
5
«Insulae Islandiae delineatio, prout haec Solenni mensurandi negotio sub
Auspiciis Potenssimi Regis Daniae facto, & a. 1734 demum per cnopsium
Archit. militarem ad finem perducto, debetur, divisae in quatuor partes,
Islandice Fiördung, quarum quaevis in suas minores regiunculas Islandice
Sislu, Danice Syssel dictas subdividitur» (Издательский дом «Homan Heirs»,
1761 г.)
—
URL: <http://gallica.bnf.fr/ark :/12148/btv1b5901025s.r=.langFR>
(просмотрено 04.11.2013).

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 79
Þessi eru fjarðanöfn á Íslandi. Í austfjórðum: <...>. Þessir eru í
Sunnlendinga fjórðungi: <...>. Þessir firðir ganga af Borgar firði
ok hverfa í Vestfirðinga fjórðung: <...>. Þessir ero í Norðlendinga
fiórðungi: <...>. 6
Вот названия фьордов в Исландии. В Восточных фьордах: <...>.
Эти — в Четверти жителей юга: <...>. Эти фьорды тянутся от Бор-
гарфьорда и огибают Четверть жителей западных фьордов: <...>.
Эти — в Четверти жителей севера: <...>.
Обратим внимание на названия. Именно в этой форме в боль-
шинстве случаев их зафиксировали древнескандинавские источни-
ки: Norð-lendinga fjórðungr (25 раз), Sunn-lendinga-fjórðungr (16 раз),
Vest-firðinga-fjórðungr (15 раз), Aust-firðinga-fjórðungr (10 раз). Здесь
необходимо отметить, что благодаря прекрасной, предельно пол-
ной, собиравшейся с XIX в. и выложенной недавно в интернет кар-
тотеке Словаря древнескандинавской прозы («Ordbog over det nor-
6
Alfræði Íslenzk. Islandsk Encyklopædisk Litteratur / N. Beckman, Kr. Kålund
(SUGNL. XLV). København, 1917–18. B. III. S . 4 –5.

Т. Н. Джаксон
80
røne prosasprog»)7 мы можем говорить не о каких-то своих частных
(и порой случайных) наблюдениях, а о реальной лексической кар-
тине исландцев эпохи саг, отразившейся во всех дошедших до нас
прозаических памятниках средневековой Исландии.
Во-первых, эти названия не совсем однотипны, а, восходя к двум
архаическим бинарным оппозициям север/юг и запад/восток8, пред-
ставляют собой две пары одинаково построенных обозначений. Се-
верная и Южная четверти, если переводить их названия буквально,
именовались Четвертью жителей севера и Четвертью жителей юга,
а Западная и Восточная — иначе: Четвертью жителей западных фьор-
дов и Четвертью жителей восточных фьордов. Во-вторых, мимоходом
отметим, что современные устоявшиеся в литературе обозначения чет-
вертей не в полной мере соответству ют исландским оригиналам. В-тре-
тьих (и это важно!), будучи упомянуты в целом ряде памятников древ-
нескандинавской литературы, не везде все четыре четверти носят те же
самые названия. В цитированном выше фрагменте из главы «О делении
на четверти» «Книги об исландцах» Ари Мудрого поименована, как
мы видели, лишь одна четверть — Четверть жителей севера, а в главе
«О епископе Гицуре» названы все четыре. Там говорится следующее:
En þá es honum þótti sá staðr hafa vel at auðœfum þróazk, þá gaf
hann meir en fjórðung byskupsdóms síns til þess, at heldr væru
tveir byskupsstólar á landi hér en einn, svá sem Norðlendingar æstu
hann til. En hann hafði áðr látit telja búendr á landi hér, ok váru þá í
Austfirðingafjórðungi sjau hundruð heil, en í Rangæingafjórðungi tíu,
en í Breiðfirðingafjórðungi níu, en í Eyfirðingafjórðungi tolf, en ótalðir
váru þeir, es eigi áttu þingfararkaupi at gegna of allt Ísland9.
И когда ему показалось, что это место (епископия Скальхольта. —
Т. Д.) богатствами сильно прирастает, он отдал более четверти своего
епископства на то, чтобы лу чше здесь в стране было два епископст-
ва, к чему побуждали его жители севера, нежели одно. Но он велел
сначала пересчитать бондов здесь в стране, и было тогда в Четверти
жителей восточных фьордов 840 [человек], и в Четверти жителей
реки Ранг — 1200, и в Четверти жителей Брейдафьорда — 1080, и
в Четверти жителей Эйяфьорда — 1440, но не были посчитаны по
всей Исландии те, кто не должен был платить тинговый налог.
7
URL: <http://dataonp.hum.ku.dk> (последний промотр — 04.11.2013).
8
См.: Подосинов А. В. Как древний человек ориентирова лся в географи-
ческом пространстве // Джаксон Т. Н., Коновалова И. Г., Подосинов А. В.
Imagines mundi: античность и средневековье. М ., 2013. С. 68–70.
9
Íslendingabók. Bls. 23.

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 81
Как видим, в «Книге об исландцах», самом раннем известном
тексте, созданном в Исландии на исландском языке (в первой чет-
верти XII в.), к тому же непосредственно посвященном ранней исто-
рии этого необычного государства, в том числе его административ-
ному устройству и делению на четверти, не все четверти еще носят
те названия, о которых речь шла выше: Южная зовется Четвертью
жителей реки Ранг (Rangæingafjórðungr), Западная — Четвертью
жителей Брейдафьорда (Широкого фьорда) (Breiðfirðingafjórðungr),
Северная имеет два названия — Четверть жителей Эйяфьорда
(Островного фьорда) (Eyfirðingafjórðungr) и Четверть жителей севе-
ра (Norðlendingafjórðungr), и лишь Восточная называется привычно
Четвертью жителей восточных фьордов (Austfirðingafjórðungr).
Практически дословно тот же текст встречаем в «Саге о креще-
нии» середины XIII в., единственным бесспорно признаваемым все-
ми исследователями источником которой была «Книга об исландца х»
Ари Мудрого10. Автор саги заменяет в интересующем нас исходном
фрагменте меньше полудюжины слов, сохраняя основную информа-
цию, обороты речи, приводимые цифровые данные, однако он унифи-
цирует названия четвертей, обозначая их все по странам света:
En þá er honum þótti sá staðr orðinn svá ríkr sem hann vildi, þá gaf
hann meir en fjórðung byskupsdóms síns til þess, at heldr væri tveir
byskupsstólar á Íslandi en einn, svá sem Norðlendingar báðu hann. En
hann hafði áðr látit telja bændr alla á Íslandi, ok váru þá í Austfirðin-
gafjórðungi sjau hundruð heil, en í Sunnlendingafjórðungi tíu hundruð,
en í Vestfirðingafjórðungi níu hundruð, en í Norðlendingafjórðungi tólf,
ok váru þeir einir talðir, er þingfararkaupi áttu at gegna.
И когда ему показалось, что это место (епископия Скальхольта. —
Т. Д.) стало таким богатым, как он хотел, он отдал более четвер-
ти своего епископства на то, чтобы лучше в Исландии было два
епископства, о чем просили его жители севера, нежели одно. Но
он велел сначала пересчитать всех бондов в Исландии, и было
тогда в Четверти жителей восточных фьордов 840 [человек], и в
Четверти жителей юга — 1200, и в Четверти жителей западных
фьордов — 1080, и в Четверти жителей севера — 1440, и были по-
считаны только те, кто должен был платить тинговый налог.
10 Обо всех противоречивых взглядах на время создания и источники
«Саги о крещении» см.: S. Grønlie. Introduction // Íslendingabók — Kristni
saga. The Book of the Icelanders — The Stor y of the conversion / Tr. by S.
Grønlie (Viking Society for Northern Research. Text series. Vol. XVIII).
University college London, 2006. P. xx xii–x xxv.

Т. Н. Джаксон
82
Не вызывает сомнения, что автор «Саги о крещении» произ-
вел эту замену намеренно и, по большой вероятности, в соответ-
ствии с закрепившимся к его времени в исландском обществен-
ном сознании представлением об административных регионах
страны.
Для Западной четверти название, зафиксированное Ари, —
Четверть жителей Брейдафьорда — уникально.
То же название Южной четверти, что и у Ари, — Четверть жи-
телей реки Ранг — встречается лишь в одном памятнике — своде
законов «Серый гусь», в записанном в период с 1122 по 1133 г. его раз-
деле под названием «Законы о христианстве» (рукопись, содержащая
свод, датируется серединой XIII в., но это не говорит о возрасте са-
мих законов — «большинство положений “Серого гуся” возникли за
столетия до записи»11):
V. Vm byscopa. Byskopa skolom ver hafa tvá alandi her. Scal annar
byskop vera at stoli i skala holti. enn annar at hölvm ihiallta dali. oc
scal sa hafa yfir fór vm norþlendinga fiorþung er ihiallta dali er. <...>
En sa byskop er i skala hollti er. scal hafa yfir fór vm fiorþvnga .iii. far
sitt svmar yfir hvern. avstfirþinga fiorþvng. oc rangæinga fiorþung. oc
vestfirþinga fiorþvng12.
V. О епископах. Мы должны иметь здесь в стране двух еписко-
пов. Один епископ должен занимать стол в Скальхольте, а дру-
гой — в Холларе, в Хьяльтадале, и должен он объезжать Чет-
верть жителей севера, которая находится в Хьяльтадале. <...>
А тот епископ, что сидит в Скальхольте, должен объезжать три
четверти, по очереди, каждую в свое лето — Четверть жите-
лей восточных фьордов, Четверть жителей реки Ранг и Четверь
жителей западных фьордов.
То же название Северной четверти, что и у Ари, — Четверть
жителей Эйяфьорда — мы находим тоже лишь один еще раз, но не
в раннем, а во вполне позднем памятнике — «Большой саге об Ола-
ве Трюггвасоне», написанной около или вскоре после 1300 г. Одна-
ко рассказ, в котором фигурирует этот топоним, относится опять
же ко времени, предшествующему крещению Исландии, ибо речь
здесь идет о Тангбранде, проповеднике, отправленном норвежским
конунгом Олавом Трюггвасоном (995–1000) в Исландию.
11 Байок Дж. Л. Исландия эпох и викингов / Пер. И. Свердлова. М., 2012.
С. 463.
12 Grágás: Elzta lögbók íslendinga ... eptir skinnbókinni í bókasafni konungs /
Vilhjálmur Finsen. 1–2 (“Ia-b ”). København, 1852. S . 19.

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 83
En Þangbrandr kom til þings ok sneri m rgum m nnum til rettrar truar
i Sunn lendinga fiorþungi ok ínorðr sueitum Ey firðinga fiorþungs13.
А Тангбранд пришел на тинг и обратил к правой вере многих
людей из Четверти жителей юга и из северных областей Чет-
верти жителей Эйяфьорда.
То же сообщает нам и «Сага о крещении» (гл. 7), и вновь в ней
(как и в рассмотренном выше случае) названия четвертей даны по
странам света:
Þangbrandr flutti sköruliga guðs erendi á þingi, ok tóku þá margir
menn við trú í Sunnlendingafjórðungi ok Norðlendingafjórðungi.
На тинге Тангбранд смело проповедовал о боге, и тогда веру
приняли многие люди в Четверти жителей юга и Четверти
жителей севера.
Рассмотренный материал подводит, как кажется, к двум вполне
очевидным выводам. Первый заключается в следующем. Как спра-
ведливо подчеркнула в свое время И. Г. Коновалова, одними из
главных маркирующих элементов в процессе социального освоения
пространства выступают топонимы14 . Для будущих исландцев, как
я уже писала в другой своей работе, каждый шаг по земле нового
места обитания сопровождался апроприацией земель и вод в форме
их называния15. При том, что структурирование первопоселенцами
территории острова привело к разделению его на четыре четверти,
в названиях этих четвертей не сразу отразилась архаическая аб-
страктно-пространственная сущность этого деления16. Напротив,
некоторые тексты донесли до нас реальные, так сказать «земные» (а
буквально — водные), ориентиры, такие как река Ранг, Широкий и
Островной фьорды. Но очень скоро — как демонстрируют источни-
ки — эти первоначальные обозначения были вытеснены иными, от-
разившими необычайный интерес древних скандинавов к ориента-
ции в пространстве, а именно — названиями, включающими в себя
13 Óláfs saga Tryggvasonar en mesta. B. II / Ólaf ur Halldórsson (Editiones
Arnamagnæanæ. Ser. A . Vol. 2). København, 1961. Bls. 157.
14
Коновалова И. Г. Топоним ка к способ освоения пространства («Русска я
река» а л-Идриси) // Диа лог со временем: А льма на х интеллект уа льной
истории. М ., 2001. Вып. 6 . С. 192–219.
15 Джаксон Т. Н. Древнескандинавское пространство // Джаксон Т. Н., Ко-
новалова И. Г., Подосинов А. В. Imagines mundi. С. 351–374.
16 См. о ней подробнее: Подосинов А. В. Как древний человек ориентиро-
ва лся в географическом простра нстве. С . 31–34.

Т. Н. Джаксон
84
имена четырех стран света. Второй вывод представляется важным
при обсуждении устного и письменного начал в древнескандинав-
ской литературе. На мой взгляд, присутствие в небольшом числе тек-
стов обозначений исландских четвертей, которые отличны от «тра-
диционных», может служить указанием на использование авторами
этих текстов устной традиции, сформировавшейся на начальном
этапе структурирования исландского пространства.
***
Чтобы перемещаться в социальном пространстве, необходи-
мо наличие некоторых общих представлений, общих координат
пространства. В древнеисландском языке использовались четыре
основных термина стран света — norðr «север, на север», austr «вос-
ток, на восток», suðr «юг, на юг», vestr «запад, на запад» — и обрат-
ные им (для обозначения встречных движений17): norðan «с севе-
ра », austan «с востока», sunnan «с юга», vestan «с запада». Стефан
Эйнарссон тщательнейшим образом собрал огромное количество
примеров употребления терминов стран света не только во всем
корпусе «саг об исландца х»18, но и в современном ему исландском
языке19. Он продемонстрировал, что в дополнение к основным сво-
им значениям, соответствующим показаниям компаса, эти слова
в исландском словоупотреблении имеют дополнительные значе-
ния, которые различаются в отдельных районах Исландии, т. е. се-
мантическое наполнение терминов, обозначающих страны света,
зависит от того контекста, в котором они используются. Систе-
матизируя собранный Стефаном Эйнарссоном материал, Эйнар
Хау ген20 выделил два (соседствующих в одной картине мира!) типа
ориентации: «ближнюю» и «дальнюю». «Ближняя» — это ориен-
тация по странам света, основанная на визуальной оценке, как в
пределах ближайшей округи, так и в открытом море, когда страны
17 По меткому замечанию К. Хаструп, в картине мира древнего скандинава
особенно значимы были направления движений, а не статические обозна-
чения стран света (Hastrup K. culture and History in Medieval Iceland. P. 52).
18
«Саги об исландца х» (Íslendingasögur), или «родовые саги» — ок. сорокá
саг, описывающих историю исландски х родов от заселения острова до
середины XI в., созданных в XIII в. и сохранившихся по большей части в
рукописях XIV и XV вв.
19 Stefán Einarsson. Terms of Direction in Modern Icelandic // Scandinavian
Studies Presented to George T. Flom. Urbana, 1942. P. 46; Idem. Terms of
Direction in Old Icelandic // JEGPh. 1944. Vol. 43. P. 283.
20 Haugen E. The semantics of Icelandic orientation // Word. 1957. Vol. XIII: 3.
P. 447–459.

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 85
света обозначены «правильно» или «приблизительно правильно».
«Дальняя» — это ориентация при передвижении по суше и вдоль
побережья между четвертями Исландии, о которых речь шла выше,
когда страны света обозначены в термина х цели, каковой целью
всякий раз выступает одна из четырех четвертей. Так, движение
«на восток» (из любой географической точки Исландии!) понима-
лось как движение в Восточную четверть, «на север» — в Северную
четверть и т. д. Соответственно, термины направлений движения
при этом использовались в «неправильном» (не соответствующем
показаниям компаса) значении.
Те же два типа ориентации, которые исследователи выявили в
древней (описанной в «сага х об исландца х») и современной Ислан-
дии, были обнаружены мною в исландских «сагах о норвежских
кон у нга х»21, действие которых разворачивается на гораздо более
широких простора х, чем затерянный в Атлантике остров. Речь в них
идет о событиях в Норвегии (когда герои перемещаются по суше
либо, что слу чается гораздо чаще, вдоль норвежского побережья)
и за ее пределами (когда герои вынуждены отплывать из Норвегии
в другие страны). На этом материале можно проследить те же осо-
бенности древнескандинавской ориентационной системы: термины
стран света при «дальней» ориентации использу ются применитель-
но не к линейным направлениям, а к четырем четвертям «земного
круга», меняя тем самым свое семантическое наполнение22. В кар-
тине мира, нашедшей отра жение в исландских «королевских сагах»
(да и не только в них), присутствуют четыре области — северная, за-
падная, восточная и южная. Северная четверть — это по преимуще-
ству сама Норвегия, но также Финнмарк, а иногда и Бьярмаланд. За-
падна я четверть — Атлантика (Англия, Оркнейские и Шетландские
21
«Саги о норвежских конунга х» (Konungasögur), или «королевские са ги»,
посвященные истории Норвегии с древнейших времен до конца XIII в.,
записаны в Исландии в конце XII — XIII в., сохранились в рукописях
более позднего времени.
22 См. серию моих работ: Джаксон Т. Н. 1) Ориентационные принципы ор-
ганиза ции пространства в картине мира средневекового ска ндина ва //
Одиссей. Человек в истории. 1994. М., 1994. С. 54 –64; 2) «Восток» в картине
мира древних скандинавов // Austrvegr. 1996. No 2. С. 25 –26; 3) К вопросу
о специфике древнеска ндинавской ориента ционной системы // Первые
скандина вские чтения. Этнографические и культу рно-исторические ас-
пекты. СПб., 1997. С. 32–37; 4) «Восточна я часть мира»: мента льна я карта
средневекового скандинава // Вестник РГНФ. 1997. No 3. С. 62–66; 5) On the
Old Norse System of Spatial Orientation // Saga-Book of the Viking Society.
1998. Vol. XXV. P. 72–82.

Т. Н. Джаксон
86
острова, Франция, Испания и даже Африка). Восточна я четверть —
все земли по берегам Балтийского моря и в глубине Восточной Ев-
ропы. Южна я четверть — Дания, Саксония, Фландрия. Источника-
ми к тому же зафиксировано существование терминов Norðr(h)álfa
«Северная часть», Ve s t r(h)álfa «Западная часть», Austrhálfa «Восточ-
ная часть», Suðrhálfa «Южная часть»23.
Где центр этой своеобразной «розы ветров»? В нашей совместной
работе с А. В. Подосиновым24 мы предположили, что он на ходился
либо где-то на севере материковой Европы (на севере Ютландии?),
либо на северной оконечности датских островов, либо в Южной
Скандинавии. Именно в этом районе — в самом оживленном цен-
тре коммуникаций Северной Европы — и могла возникнуть «роза
ветров»: морские пу ти вели отсюда на восток (Балтика), на запад
(Северное море) и на север (вдоль побережья Норвегии), в то вре-
мя как сухопутные материковые пути уходили на юг через Данию и
Саксонию. Процесс возникновения у исландских авторов саг идеи
четырехчастного деления обитаемого мира мы реконструировали
следующим образом. Представление о четырехчленности космоса,
мира, известного географического пространства является архети-
пическим для всех людей Земли25. В первых веках нашей эры эта
четырехчленность географического пространства реализовалась
в среде северных германцев в районе Южной Скандинавии в виде
представления о четырехлепестковой «розе ветров», что вызвало к
жизни и представление о четырех четвертях ойкумены. В IX в. это
представление о четырехчленном пространстве, явившееся сюда
вместе с норвежцами, колонизовавшими Исландию, послужило ос-
новой разделения Исландии на четыре четверти.
Итак, ментальная карта, нашедшая отражение в памятниках
древнескандинавской письменности, выглядит следующим обра-
зом: «круг земной» состоит из четырех неравных секторов (с цент-
ром где-то на северной оконечности датских островов), ориентиро-
ванных по четырем странам света. К западной четверти, казалось
бы, принадлежит и лежащая к западу от Норвегии в Атлантическом
23 Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. An Icelandic-English Dictionar y. Oxford,
1957. P. 35, 457, 603, 700; Metzenthin E. Die Länder- und Völkernamen im
altisländischen Schrifttum. Pennsylvania, 1941. S . 8 , 117.
24 Джаксон Т. Н., Подосинов А. В. Норвегия глазами древних скандинавов: К
вопросу о специфике древнескандинавской ориентации по странам света //
Другие средние века. К 75-летию А. Я. Гуревича. М .; СПб., 2000. С. 113–132.
25 Подробнее см.: Подосинов А. В. Психобиологические особенности чело-
века как основа архаической картины мира // Категориза ция мира: Про-
странство и время. М., 1997. С . 48–55.

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 87
океане Исландия, которая, в свою очередь, поделена на четверти,
ориентированные по странам света. Однако плавание в Исландию
никогда (!) не обозначается как движение vestr «на запад». Более того,
в источниках имеется несколько совершенно удивительных слово-
употреблений, на которых стоит задержать свое внимание.
Обратимся к «Книге о занятии земли», которая сберегла для нас
историю ок. 430 первопоселенцев на острове Исландия, их семей и по-
томков. «Книга» сохранилась в пяти редакциях, древнейшая из кото-
рых написана Стурлой Тордарсоном (1214–1284) ок. 1275 –1280 гг. Мы
ее знаем по рукописи AM 107 fol. («Sturlubók»), представляющей со-
бою копию XVII в. с утраченного оригинала. Важно отметить, что, по
мнению исследователей, в основу этой версии лег текст начала XII в.,
созданный Ари Мудрым (см. о нем выше) и его современником Кол-
скеггом Мудрым26. В самом начале «Книги» говорится о том, что до
массового заселения острова (преимущественно норвежцами) на нем
обитали некие «западные люди», приплывшие «морем с запада»:
En áðr Ísland byggðisk af Nóregi, váru þar þeir menn, er Norðmenn
kalla papa; þeir váru menn kristnir, ok hyggja menn, at þeir hafi
verit vestan um haf, því at fundusk eptir þeim bœkr írskar, bj llur
ok baglar ok enn fleiri hlutir, þeir er þat mátti skilja, at þeir váru
Vestmenn. Enn er ok þess getit á bókum enskum, at í þann tíma var
farit milli landanna27.
Но раньше чем Исландия была заселена из Норвегии, были там те
люди, которых норвежцы назвали «папар»; они были христиана-
ми, и люди думают, что они приплыли морем с запада, потому что
после них нашлись ирландские книги, колокольчики и посохи, и
многие другие вещи, по которым можно было понять, что они
были западными людьми. А в английских книгах также говорит-
ся, что в то время можно было плавать между этими странами.
Ни у кого из исследователей, насколько мне известно, эти «запад-
ные люди» не вызвали удивления, которое могло бы выразиться
хоть в каком-то комментарии. Более того, их даже переводят не как
«западных людей», а как «ирландцев»28, видимо, имея в виду ана-
26 См. подробнее: Глазырина Г. В. «Книга о занятии земли» // Древняя Русь
в свете зарубежных источников. Хрестоматия / Под. ред. Т. Н. Джа ксон,
И. Г. Коноваловой, А. В. Подосинова. М., 2009. Т. V: Древнескандинав-
ские источники. С . 235–238.
27 Landnámabók / Jakob Benediktsson (ÍF. B. I: 1). Bls. 31–32.
28 The Book of settlements. Landnámabók / Translated with Introduction and
Notes by Hermann Pálsson and P. Edwards. Winnipeg, 1972. P. 15.

Т. Н. Джаксон
88
логичный пассаж из «Книги об исландцах» Ари Мудрого, где эти
покинувшие остров хозяева оставленных «ирландских книг, коло-
кольчиков и посохов» так и названы «ирландцами»:
Í þann tíð vas Ísland viði vaxit á miðli fjalls ok fj ru. Þá váru hér
menn kristnir, þeir es Norðmenn kalla Papa, en þeir fóru síðan á
braut, af því at þeir vildu eigi vesa hér við heiðna menn, ok létu eptir
bœkr írskar ok bj llur ok bagla: af því mátti skilja, at þeir váru menn
írskir29.
В то время Исландия была покрыта лесами от гор до побережья.
Тогда были здесь какие-то христиане, которых норвежцы назы-
вают «папар», но позже они уехали прочь, потому что не хотели
быть здесь вместе с язычниками, и оставили они после себя ир-
ландские книги и колокольчики, и посохи: по ним можно было
понять, что они были ирландцами.
Но ведь Ирландия лежит в Атлантическом океане много восточ-
нее Исландии, так что приплыть на остров ирландские монахи-
отшельники, о которых, скорее всего, идет речь30, могли — с точки
зрения современного человека — только с востока, и по отноше-
нию к исландцам они должны были бы называться не Ve st m e nn
«западные люди», а Austmenn «восточные люди»31. Но этого не
слу чилось, поскольку этот текст зафиксировал то представление
о пространстве, которое сформировалось в германской среде до
заселения Исландии, было принесено на остров первопоселенца-
ми и зафиксировано в исландских королевских сага х. Ситуация,
вне всякого сомнения, выглядит парадоксально: в сагах, записан-
ных в Исландии в XII–XIII вв., нашла отражение ментальная кар-
та северных германцев, на которой в «земной круг» еще не входит
Исландия.
Аналогичных примеров крайне мало, но они есть. Так, в
«Саге об Эгиле» рассказывается о Кетиле Гува, который приехал
в Исландию, когда страна была сильно заселена, «с запада, из-за
моря, из Ирландии» (Ketill hafði komit vestan um haf af Írlandi)32. А
«Сага о людях из Лососьей Долины» повествует о Храпе Убийце,
сыне Сумарлиди, родившемся и жившем на Гебридских островах
29 Íslendingabók. Bls. 5.
30 Ср.: Dicuili Liber de mensura orbis terrae / J. J. Tjerney, L . Bieler (Scriptores
latini Hiberniae. Т. VI). Dublin, 1967. VII, 11.
31 Термин Austmenn «восточные люди» в исландском словоупотреблении
тем не менее присутствует, и мы к нему ниже еще вернемся.
32 Egils saga Skalla-Grímssonar / Sigurður Nordal (ÍF. 1933. B. II). Kap. 77.

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 89
(í Suðreyjum33) и бежавшем «с запада за море» (flýði hann vestan
um haf) в Исландию, где он купил себе землю, на которой и стал
жить34.
Не вызывает сомнения, что эти рассказы базируются на очень
древней устной традиции, сложившейся в то время, когда означен-
ные персонажи еще только покинули свои родные места (Ирландию
и Шетландские острова), носившие в «германской» системе коорди-
нат название «западных земель», и когда в среде первопоселенцев (по
преимуществу бывших норвежцев) на новом месте их общего обита-
ния сложились рассказы об этих людях (заметим, что обоих пересе-
ленцев знает и «Книга о занятии земли»). На их новой родине это обо-
значение смысла не имело, противоречило всей системе ориентации
в пространстве, но — на наше счастье — дошло до нас в виде редких
реликтных оговорок в сага х, не исправленных и не уничтоженных
(видимо, не замеченных) теми, кто писал и переписывал эти саги.
А ведь они легко могли это сделать, как сделали переводчики второй
из упомянутых саг, «поправив» оригинальный текст: если В. В. Кош-
кин переводит vestan um haf, следуя оригиналу, «с запада, из-за
моря»35, то В. Г. Адмони и В. И. Сильман, исходя из пространствен-
ной соотнесенности названных стран, — «за море на запад»36
.
Из прежнего «круга земного» в Исландию плывут вовсе не vestr
«на запад» (как в Британию и на Шетландские острова), а за пределы
этого «круга» — út «прочь, вовне». Я надеюсь когда-нибудь рассмо-
треть употребление данного наречия при описании плаваний и путе-
шествий подробнее, но здесь ограничусь лишь комментарием к слову
út в очень авторитетном словаре Р. Клизби и Гудбранда Вигфуссона:
«ÚT, нареч. <...> 2. как навигационный термин ‘út’ часто обозначает
плавание прочь из Норвегии в Исландию (ср.: útan); far þú til Íslands
út, Eg. 475; koma út hingat, Grág. (Kb.) ii 211; и даже просто, koma út, Nj.
4, Ld. 230, Eg. 339, passim (út-kváma); eigu þau börn arf at taka út hingat,
здесь вовне, т.е. в Исландии, Grag. I 181 = úti, út á Íslandi, Ld. 254»37.
33 Эти острова Шотландии назывались «южными» в противоположность
(по принципу «ближней», «пра вильной» ориента ции) «северным» —
Оркнейским и Шетландским.
34 La xdœla saga / Einar Ól. Sveinsson (ÍF. 1934. B. V). Kap. 10.
35 Сага об Эгиле // Исландские саги / Под общ. ред. О. А . Смирницкой. СПб.,
1999. Т. I. С. 189: «Кетиль приехал с запада, из-за моря, из Ирландии».
36 Сага о людях из Лососьей Долины // Исландские саги. Т. I. С. 231: «он
бежал за море на запад, где купил себе землю, на которой и жил».
37 Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. An Icelandic-English Dictionar y. P. 669 (при-
водимые в тексте цитаты — из «Книги о занятии земли» [Ld.], исландского
свода за конов «Серый гусь» [Grág.], «Саги об Эгиле» [Eg.] и «Са ги о Ньяле»

Т. Н. Джаксон
90
На новозаселенном острове Исландия прекрасно уживаются
самые разные пространственные представления: рассказываемые и
записываемые там «королевские саги» (да и не только они) хранят
древнюю германскую четырехчастность ойкумены с «неправиль-
ным» использованием пространственных терминов, переплетен-
ную с описанием пространства, отвечающим показаниям (много
позже принесенного в Исландию) компаса; сам остров тоже де-
лится на четверти, и перемещение по нему описывается опять же
двумя разными способами — с «правильным» и «неправильным»
использованием ориентационных терминов. Наконец, на местной
почве формируется новая система пространственных связей, о не-
которых сторонах которой пойдет речь ниже.
В «Книге об исландца х» есть глава «О первопоселенцах и при-
нятии законов». В ней рассказывается, как в Исландии появились
первые законы:
En þá es Ísland vas víða byggt orðit, þá hafði maðr austrœnn fyrst
l g út hingat ýr Norvegi, sá es Ulfljótr hét; svá sagði Teitr oss; ok váru
þá Ulfljótsl g k lluð; <...> en þau váru flest sett at því sem þá váru
Golaþingsl g eða ráð Þorleifs ens spaka H rða-Kárasonar váru til,
hvar við skyldi auka eða af nema eða annan veg setja38.
И когда Исландия была заселена во многих местах, тогда один
восточный человек принес сюда извне из Норвегии первые зако-
ны, тот, кого звали Ульвльот; так нам рассказал Тейт; и были они
названы Законами Ульвльота; <...> и были они в значительной
степени основаны на том, что было тогда законами Гулатинга,
либо на советах Торлейва Мудрого, сына Хёрда-Кари, относи-
тельно того, чтó следует добавить или выбросить или устроить
по-другому.
В процитированной фразе присутствует оборот út hingat, о ко-
тором только что шла речь, но особенно для нас здесь интересен
восточный человек Ульвльот. Он явно норвежец, потому что законы
он привез «út», «из Норвегии», и основывались они на законах одной
из норвежских областей — Гулатинга. Как можно понять, для Ари,
пишущего в 10–20-х года х XII в., через два с половиной столетия
после начала заселения Исландии, когда давно уже сформировалась
своя, исландская, картина мира и ментальная карта этого мира,
maðr austrœnn «восточный человек» — это житель страны, лежа-
[Nj.]); ср.: Leonard St. P. Spatial References in Icelandic: The Issue of Identity //
Proceedings of LingO 2007 / Ed. M. Kokkonides. Oxford, 2008. P. 157–164.
38 Íslendingabók. Bls. 6 –7.

Многозначность терминов стран света в средневековой Исландии 91
щей действительно к востоку от Исландии, — Норвегии.
«Восточные люди» (в этом сочетании и в синонимичной ему
форме austmaðr) нередки в «сагах об исландцах», «Книге о заня-
тии земли» и исландском своде законов «Серый гусь». В большин-
стве слу чаев они действительно норвежцы. Соответственно, и
плавание из Норвегии в Исландию в этих источника х обознача-
ется как плавание austan «с востока», как, например, в рассказе из
«Книги о занятии земли» о том, как норвежец Флоки Вильгердар-
сон со своими людьми «приплыли с востока» и подошли к мысу
Хорн (kómu austan at Horni)39. Но не только Норвегию и норвежцев
имели в виду исландцы говоря о «востоке»40, хотя «норвежска я со-
ставляющая» была более мощной. На это указывает, в частности,
прозвище еще одного упомянутого и в «Книге об исландцах» Ари
Мудрого, и в «Книге о занятии земли» первопоселенца: Хельги
Тощего, норвежца, сын Эйвинда, восточного человека (Helgi enn
magri, nórœnn, sonr Eyvindar austmanns)41. Он получил прозвище
«норвежец», будучи сыном человека с прозвищем «восточный че-
ловек», чье происхождение из Гаутланда в Швеции (Eyvindr var því
kallaðr austmaðr, at hann kom austan af Svíaríki vestr um haf — «Эй-
винд потому прозывался восточным человеком, что он приплыл
на запад за море с востока из Свиарики»)42, скорее всего, довольно
быстро забылось, а его «восточное» прозвище стало прочитывать-
ся как «норвежское».
Если в «германской» ориентационной системе Норвегия лежала
в северной четверти, «восток» располагался восточнее Норвегии и
охватывал огромные территории, а в число Austrvegsmenn «людей
с Восточного пу ти» (мн. ч. от Austrvegsmaðr) входили шведы, вен-
ды (прибалтийские славяне), эсты, курши, финны, тавасты, жите-
ли Древней Руси и др., то в «исландской» системе «востоком» была
преимущественно Норвегия, а «восточными людьми» назывались
в основном норвежцы. «Германским» «западом» была Атлантика
до открытия Исландии — «исландским» «западом» были Гренлан-
дия и Северная Америка. При этом две различные системы уди-
вительным образом уживались в древнеисландских текстах. Так,
в двух соседних главах «Саги об Эйрике Рыжем» присутствуют
(вне сомнения, понятные исландской аудитории) два «запада»: Ауд
39 Landnámabók. Bls. 36.
40 Ср.: ска льд Сигват Тордарсон на звал свою поэму, сочиненную ок. 1019 г.,
«Висами о пу тешествии на восток» («Austrfarar vísur»), но не о Норвегии
в ней идет речь, а о двух поездках в Вестерётланд в Швеции.
41 Íslendingabók. Bls. 6 .
42 Landnámabók. Bls. 249.

Т. Н. Джаксон
92
Мудрая приплывает с Оркнейских островов в Исландию с людь-
ми, взятыми в плен во время «викингских походов на запад»
(í vestrvíking)43, т. е. на Оркнейских и соседних с ними островах,
а объявленный в Исландии вне закона Эйрик Рыжий собирается
искать ту страну, которую видел Гуннбьёрн, сын Ульва Вороны,
«когда его отнесло далеко на запад в море» (sá er hann rak vestr um
haf )44, т. е. он плывет в сторону Гренландии.
С освоением Исландии не просто «расширились горизонты»
древних скандинавов, но произошел, так сказать, «выход за гори-
зонт», своеобразное «сотворение собственного мира», которое на-
шло очень яркое выражение в пространственной ориентации но-
вых жителей этого небольшого острова, лежащего в северной части
Атлантического океана.
43 Eiríks saga rauða / Einar Ól. Sveinsson, Matthías Þórðarson (ÍF. 1935. B. IV).
Kap. 1.
44 Ibid. Kap. 2 .

И. В. Зайцев
кремук ~ кермук и «татарский угол»
(к пониманию двух средневековых
этно-топонимов)
З наменитый венецианец Иосафат Барбаро, провед-
ший 16 лет (1436–1452 гг.) в Тане, оставил в своем со-
чинении упоминание о нескольких сопредельных этой
венецианской колонии областях и населяющих их пле-
менах. В их числе он назвал область Кремук (Cremuch)
и область-племя Татаркосия (Tatarcosia или Titarcossa).
Приведем текст Барбаро полностью в русском переводе:
Если ехать из Таны вдоль берега упомянутого моря1,
то через три дня пути вглубь от побережья встретится
область, называемая Кремук. Правитель ее носит имя
Биберди, что значит «богом данный». Он был сыном
Кертибея, что значит «истинный господин». Под его
властью много селений, которые по мере надобности
могут поставить две тысячи конников. Там прекрас-
ные степи, много хороших лесов, много рек. Знатные
люди этой области живут тем, что разъезжают по степи
и грабят, особенно [ку печеские] караваны, проходящие
с места на место. У [здешних жителей] превосходные
лошади; сами они крепки телом и коварны нравом; ли-
цом они схожи с нашими соотечественниками. Хлеба
в той стране много, а также мяса и меда, но нет вина.
Дальше за этим народом лежат области, населенные
племенами с различными языками, однако они не
слишком удалены друг от друга. Это племена Кипке,
Татаркосия, Собаи, Кевертеи, Ас, т. е. Аланы, о кото-
рых мы говорили выше. Они следуют одно за другим
вплоть до Менгрелии, на пространстве двенадцати
дней пути2.
Исходя из описания страны Кремук у Барбаро (пре-
красные степи, обильные реки, леса, хорошие х леба, до-
1
Т. е. Азовского моря.
2
Барбаро и Контарини о России. М., 1971. С. 153.

И. В. Зайцев
94
статочно мяса, много селений), комментаторы его сочинения считали,
что она находилась на Прикубанской равнине на три дня пути вглубь
от морского берега. Перечень же народностей, помещенный Барбаро
после Кремука, указывает на ряд племен, живших на северо-восточных
предгорьях главного Кавказского хребта и на равнина х Северного Кав-
каза, орошаемых Тереком, Кубанью и их многочисленными притоками
(осетины, кабардинцы, черкесы, адыгейцы и родственные им племена)3.
Более чем через 40 лет после Барбаро по этим местам проехал
Георгий Интериано, упомянувший небольшую область Кромук
(Cromuc). На карте Гастальди (1548 г.) недалеко от устья Кубани на
границе с Татарией мы видим область Cremuch. Как предполагала
Н. Г. Волкова, население этой области, скорее всего, было ногай-
ским: неслучайно в 1625 г. Жан де Лукка замечал, что «черкесы со-
седят с ногайскими татарами корнуками (cornuchi)» 4.
Впрочем, на некоторых карта х, составленных, в том числе, и с ис-
пользованием данных Барбаро, интересу ющая нас область помеща-
лась гораздо восточнее. Например, на хорошо известной карте Фран-
ческо Гризелини (Francesco Griselini), исполненной им в 1761/62 г. на
стене Зала карт (Sala delle Mappe)5 во дворце венецианских дожей (Pa-
lazzo Ducale), страна Cornucii Albi («Белых корнуков») помещена к се-
веро-востоку от Аральского моря. Карта Гризелини была написана им
на основе карты 1540 г. Джакомо ди Гастальди (Кастальди), выполнен-
ной под руководством Джанбаттисты Рамузио (Gian Battista Ramusio,
1485–1557 гг.), который был автором второго венецианского издания
труда Барбаро (1559 г.)6. Таким образом, номенклатура карты 1762 г.
в значительной части относится к первой половине XVI в.7
.
Татаркосия, возможно, находилась уже в Закубанье, т. е. на тер-
ритории Республики Адыгея, юго-востока Краснодарского края
и северо-западных районов Карачаево-Черкесии. Вывод об этом
можно сделать на основании того, что племена, среди которых
Барбаро упоминает Татаркосию, «следуют одно за другим вплоть
до Менгрелии, на пространстве двенадцати дней пути»8. Топоним
3
Барбаро и Контарини о России. С . 153.
4
Волкова Н. Г. Этнонимы и п леменные названия Северного Кавказа.
М., 1973. С. 49.
5
Он называ лся также За лом щита (Sala dello Scudo). Гризелини рисо-
вал эт у карту вместе с х удожником Джустино Менескарди (Giustino
Menescardi).
6
Вышло в свет уже после смерти Рамузио.
7
О карта х во дворце дожей подробнее см.: Gallo R. Le Mappe geografiche del
Palazzo Ducale di Venezia // Archivio veneto 5th ser., 32 / 33 (1943). P. 58–113.
8
Барбаро и Контарини о России. С . 153.

Кремук ~ Кермук и «Татарский угол»
95
Tatarcosia (Titarcossa) у Иосафата Барбаро безусловно можно сопо-
ставить с европейскими картографическими данными. На картах
Гастальди (1548 г.) Tatarcosia — это земли к северу от р. Кубань, а на
карте Мюнстера (1559 г.) Tarcosia olim Scithia — это огромная терри-
тория между устьями Дона, Волги и Кубанью. Так же эта террито-
рия именуется на многих западноевропейских картах XVII в. Как
замечает Н. Г. Волкова, этнически «татакозцев», вероятнее всего,
следует связывать с ногайцами9.
Таким образом, названия «Кремук» (Cremuch) и «Татаркосия»
(Tatarcosia или Titarcossa), впервые упомянутые у Барбаро, отра-
зились в целом ряде западноевропейских письменных и карто-
графических источников XVI–XVIII вв. Однако, кажется, никто
не пытался отыскать эти топонимы в восточных тестах, а именно
в османской исторической литературе и документации — наиболее
близкой географически этим регионам.
Начнем с названия «Кермук ~ Кемрюк», которое можно встре-
тить в османских текстах. Вне всякого сомнения, с ним можно сопо-
ставить не отождествленный комментаторами «Кемрюк» в рассказе
Ибрахима Печеви о походе османских войск во главе с кафинским
бейлербеем Джафер-пашой через Керчь и Таманский полуостров
на помощь Осман-паше Оздемироглу в Демиркапы (1582 г.).
На четвертый день10 и после выступления из Кафы войска до-
стигли Керченского пролива. Здесь было место впадения в Чер-
ное море реки Дон, протекающей мимо Азака. Место это шири-
ной в 20 миль с большим трудом удалось преодолеть на судах,
перевозящих лошадей. Отсюда, на четвертом переходе, достиг-
ли крепости под названием Темрюк, расположенной на Таман-
ской низине. На пятый день добрались до большой реки под
названием Кубань. Черкесы приготовили плоты, на которых пе-
ресекли эту реку, уплатив за перевоз 5 акче за лошадь и 12 акче
за повозку. Отсюда на четвертом переходе достигли области Ке-
мрюк11 (выделено мною. — И. З.) в Черкесском вилайете. Тамош-
ние люди были такими жуликами, мародерами и подлыми, что
не пропускали ни одного человека, не отрезав у него рукав или
подол. Они накладывали на глаза сурьму, но что такое деньги
и золото — не ведали. Рассказывали, как один из них раздобыл
где-то 40–50 золотых и отдал их другому за две андаза бязи. Там
9
Волкова Н. Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. С. 50.
10 30.VII.1582.
11
Возможно, что метатеза (Кермук ~ Кемрюк) у Печеви возникла под вли-
янием другого названия из этого же отрывка текста — «Темрюк».

И. В. Зайцев
96
выпал град, причем величина градин была больше, чем голуби-
ное яйцо. Многие лошади и мулы, испугавшись этого града, бе-
жали от своих хозяев, оставив их пешими12.
Таким образом, согласно Печеви, область Кемрюк находилась
за Кубанью в Черкесском вилайете.
Есть и еще один османский текст, где упоминаются интересу-
ющие нас топонимы. Это берат Мурада III, выданный в Стамбуле
(«Кустантинийа») в начале му харрема 999 (начало ноября 1590 г.). До-
кумент хранится в Институте восточных рукописей РАН (инв. No 276,
ш и фр Т.321)13. В берате говорится о том, что некий князь (бей) окру-
гов (нахийе) Кермуки и Татар-кёше в Черкесском краю (вилайете)
(
4
том, что некий князь (бей) округов (нахийе) Кермуки и Татар-кёше в Черкесском
краю (вилайете) (رل هيحان هشوك راتات و ىقومرك ندنتيلاو سكرچ) поначалу помогал вместе
со своими людьми османам в походах (вероятнее всего, и в том, о котором
писал Печеви), а затем в каком-то военном предприятии служил империи уже
как плательщик с подвластных ему округов ежегодной суммы в десять тысяч
акче (по 100 акче с домохозяйства) и две тысячи киле зерна. Вскоре он на двух
кораблях, принадлежавших немусульманам, прибыл в Кафу, где принял ислам
под именем Мехмед и получил в знак османского благорасположения халат. По
просьбе крымского хана Гази-Гирея Мехмеда назначили санджакбеем Кафы с
доходом (сальяне) от кафинского порта в 50 тысяч акче и утвердили эмиром
Черкесских земель (на место, видимо, умершего черкесского князя из племени
Каратай, т. е. Карачай, Шевки Арслан-бея, также бывшего кафинским
санджакбеем) с обязательством по-прежнему выплачивать османским эминам
(сборщикам) ранее положенную ежегодную сумму в десять тысяч акче и две
тысячи киле зерна. На место Мехмеда в нахийе Кермуки и Татар-кёше был
назначен некий Хюсрев-бей, прибывший в Кафу вместе с Мехмедом.
Думается, что топоним «Кермук ~ Кремук» встречается и в русских
источниках. В родословной кабардинских князей и мурз, составленной в начале
40-х годов XVII в., упомянута дочь кабардинского князя Мамстрюка (сестра
Каншов-мурзы, в крещении Дмитрия Мамстрюковича) Каншовха, о которой
сказано: «а ныне она в Черкасех в Кеморхах»14. Судя по множественному числу,
в котором этот топоним употреблен, исходной его формой должна быть
«Кеморхи», что довольно близко османскому варианту берата 1590 г. –
«Кермуки».
Совершенно очевидно, что «Кермук(и)» (ىقومرك) и «Татар-кёше»
( راتات
هشوك ) из текста Печеви и берата Мурада III – те же области Cremuch и
Tatarcosia/Titarcossa, которые известны нам из сообщений Барбаро и
западноевропейской картографии. Что дает нам это сопоставление
западноевропейских, османских и русских текстов?
Во-первых, ясна становится этимология одного из названий:
Tatarcosia/Titarcossa/Татар-кёше (Tatar-Köşe) – дословно «татарский угол»,
выведена золотом и украшена цветочным орнаментом. Число строк 13. Текст берата с
комментариями готовится мною к публикации.
14 Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т. 1. С. 386.
) поначалу помогал вме-
сте со своими людьми османам в походах (вероятнее всего, и в том,
о котором писал Печеви), а затем в каком-то военном предприятии
служил империи уже как плательщик с подвластных ему округов
ежегодной суммы в десять тысяч акче (по 100 акче с домохозяйства)
и две тысячи киле зерна. Вскоре он на дву х кораблях, принадлежав-
ших немусульманам, прибыл в Кафу, где принял ислам под именем
Мехмед и получил в знак османского благорасположения халат.
По просьбе крымского хана Гази-Гирея Мехмеда назначили санджак-
беем Кафы с доходом (сальяне) от кафинского порта в 50 тысяч акче
и утвердили эмиром Черкесских земель (на место, видимо, умершего
черкесского князя из племени Каратай, т. е. Карачай, Шевки Арслан-
бея, также бывшего кафинским санджакбеем) с обязательством по-
прежнему выплачивать османским эминам (сборщика м) ранее поло-
женную ежегодную сумму в десять тысяч акче и две тысячи киле зер-
на. На место Мехмеда в нахийе Кермуки и Татар-кёше был назначен
некий Хюсрев-бей, прибывший в Кафу вместе с Мехмедом.
Думается, что топоним «Кермук ~ Кремук» встречается и в рус-
ских источника х. В родословной кабардинских князей и мурз, состав-
ленной в начале 40-х годов XVII в., у помяну та дочь кабардинского
князя Мамстрюка (сестра Каншов-мурзы, в крещении Дмитрия Мам-
стрюковича) Каншовха, о которой сказано: «а ныне она в Черкасех в
12 Ибрахим Эфенди Печеви. История / Перевод. З. М . Буниятова. Баку, 1988.
С. 51–52 .
13 Это подлинник, размер документа 37 х 153 см. Бумага плотная, желто-
вата я, европейского производства. Кра я обветша ли. Чернила черные.
Перва я и втора я строки, а так же некоторые слова в четвертой, шестой и
восьмой строка х написаны золотом. Тугра султа на Мурада III выведена
золотом и у крашена цветочным орнаментом. Число строк 13. Текст бера-
та с комментариями готовится мною к публикации.

Кремук ~ Кермук и «Татарский угол»
97
Кеморха х»14 . Судя по множественному числу, в котором этот топоним
употреблен, исходной его формой должна быть «Кеморхи», что до-
вольно близко османскому варианту берата 1590 г. — «Кермуки».
Совершенно очевидно, что «Кермук(и)»
4
том, что некий князь (бей) округов (нахийе) Кермуки и Татар-кёше в Черкесском
краю (вилайете) (رل هيحان هشوك راتات و ىقومرك ندنتيلاو سكرچ) поначалу помогал вместе
со своими людьми османам в походах (вероятнее всего, и в том, о котором
писал Печеви), а затем в каком-то военном предприятии служил империи уже
как плательщик с подвластных ему округов ежегодной суммы в десять тысяч
акче (по 100 акче с домохозяйства) и две тысячи киле зерна. Вскоре он на двух
кораблях, принадлежавших немусульманам, прибыл в Кафу, где принял ислам
под именем Мехмед и получил в знак османского благорасположения халат. По
просьбе крымского хана Гази-Гирея Мехмеда назначили санджакбеем Кафы с
доходом (сальяне) от кафинского порта в 50 тысяч акче и утвердили эмиром
Черкесских земель (на место, видимо, умершего черкесского князя из племени
Каратай, т. е. Карачай, Шевки Арслан-бея, также бывшего кафинским
санджакбеем) с обязательством по-прежнему выплачивать османским эминам
(сборщикам) ранее положенную ежегодную сумму в десять тысяч акче и две
тысячи киле зерна. На место Мехмеда в нахийе Кермуки и Татар-кёше был
назначен некий Хюсрев-бей, прибывший в Кафу вместе с Мехмедом.
Думается, что топоним «Кермук ~ Кремук» встречается и в русских
источниках. В родословной кабардинских князей и мурз, составленной в начале
40-х годов XVII в., упомянута дочь кабардинского князя Мамстрюка (сестра
Каншов-мурзы, в крещении Дмитрия Мамстрюковича) Каншовха, о которой
сказано: «а ныне она в Черкасех в Кеморхах»14. Судя по множественному числу,
в котором этот топоним употреблен, исходной его формой должна быть
«Кеморхи», что довольно близко османскому варианту берата 1590 г. –
«Кермуки».
Совершенно очевидно, что «Кермук(и)» (ىقومرك) и «Татар-кёше»
( راتات
هشوك ) из текста Печеви и берата Мурада III – те же области Cremuch и
Tatarcosia/Titarcossa, которые известны нам из сообщений Барбаро и
западноевропейской картографии. Что дает нам это сопоставление
западноевропейских, османских и русских текстов?
Во-первых, ясна становится этимология одного из названий:
Tatarcosia/Titarcossa/Татар-кёше (Tatar-Köşe) – дословно «татарский угол»,
выведена золотом и украшена цветочным орнаментом. Число строк 13. Текст берата с
комментариями готовится мною к публикации.
14 Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т. 1. С. 386.
и «Татар-кёше»
4
том, что некий князь (бей) округов (нахийе) Кермуки и Татар-кёше в Черкесском
краю (вилайете) (رل هيحان هشوك راتات و ىقومرك ندنتيلاو سكرچ) поначалу помогал вместе
со своими людьми османам в походах (вероятнее всего, и в том, о котором
писал Печеви), а затем в каком-то военном предприятии служил империи уже
как плательщик с подвластных ему округов ежегодной суммы в десять тысяч
акче (по 100 акче с домохозяйства) и две тысячи киле зерна. Вскоре он на двух
кораблях, принадлежавших немусульманам, прибыл в Кафу, где принял ислам
под именем Мехмед и получил в знак османского благорасположения халат. По
просьбе крымского хана Гази-Гирея Мехмеда назначили санджакбеем Кафы с
доходом (сальяне) от кафинского порта в 50 тысяч акче и утвердили эмиром
Черкесских земель (на место, видимо, умершего черкесского князя из племени
Каратай, т. е. Карачай, Шевки Арслан-бея, также бывшего кафинским
санджакбеем) с обязательством по-прежнему выплачивать османским эминам
(сборщикам) ранее положенную ежегодную сумму в десять тысяч акче и две
тысячи киле зерна. На место Мехмеда в нахийе Кермуки и Татар-кёше был
назначен некий Хюсрев-бей, прибывший в Кафу вместе с Мехмедом.
Думается, что топоним «Кермук ~ Кремук» встречается и в русских
источниках. В родословной кабардинских князей и мурз, составленной в начале
40-х годов XVII в., упомянута дочь кабардинского князя Мамстрюка (сестра
Каншов-мурзы, в крещении Дмитрия Мамстрюковича) Каншовха, о которой
сказано: «а ныне она в Черкасех в Кеморхах»14. Судя по множественному числу,
в котором этот топоним употреблен, исходной его формой должна быть
«Кеморхи», что довольно близко османскому варианту берата 1590 г. –
«Кермуки».
Совершенно очевидно, что «Кермук(и)» (ىقومرك) и «Татар-кёше»
( راتات
هشوك ) из текста Печеви и берата Мурада III – те же области Cremuch и
Tatarcosia/Titarcossa, которые известны нам из сообщений Барбаро и
западноевропейской картографии. Что дает нам это сопоставление
западноевропейских, османских и русских текстов?
Во-первых, ясна становится этимология одного из названий:
Tatarcosia/Titarcossa/Татар-кёше (Tatar-Köşe) – дословно «татарский угол»,
выведена золотом и украшена цветочным орнаментом. Число строк 13. Текст берата с
комментариями готовится мною к публикации.
14 Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т. 1. С. 386.
из текста Печеви и берата Мурада III — те же области
Cremuch и Tatarcosia/Titarcossa, которые известны нам из сообщений
Барбаро и западноевропейской картографии. Что дает нам это сопо-
ставление западноевропейских, османских и русских текстов?
Во-первых, ясна становится этимология одного из названий:
Tatarcosia/Titarcossa/Татар-кёше (Tatar-Köşe) — дословно «татарский
угол», «татарский край»15. Вопрос об этнической принадлежности
населения «Татарского угла» и Кермука-Кремука следует оставить
открытым. Тюркский компонент там очевиден: достаточно вспом-
нить имена кремукских беев, которых называл Барбаро. Возможно,
это действительно были ногайцы, хотя данных об их присутствии в
Предкавказье, на Кубани и Тереке в XV — первой половине XVI в.
у нас очень мало16. Во-вторых, Печеви помещает Кермук ~ Кемрюк
за Кубанью (на четвертом переходе после переправы, т. е. примерно
в 100 км), а это значит, что и «Татарский угол» находился там же, но
еще далее на юго-восток. В -третьих, можно предположить, что в то-
пониме «Кремук-Кермук» отразилось название западноадыгейского
племени кемиргойцев (кумурга) или темиргойцев.
Скорее всего, население этих двух областей на территории сов-
ременных Краснодарского края и Карачаево-Черкесии было сме-
шанным кипчакско-(ногайско)-адыгским. Очень важно, что, согла-
сно берату османского падишаха Мурада III, две эти области имели
одного князя, и именно из этих князей (беев Кермука и Татар-кёше)
османские власти во второй половине XVI в. назначили несколько
г убернаторов крымской провинции Кафа17.
14
Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М ., 1957. Т. 1. С. 386.
15
Скорее всего, именно Татар-кёше (а не Татар-кошу, как думал Ф. Кырзыогл у)
упоминается и в переписи Кафинского са нджака за 946/1539 г. как деревня по-
близости от Та манской крепости. В другом османском документе 1583 г. при
перечислении черкесских беев встречаем отдельную их ветвь: беев Та ман-кё-
ше. См.: Kırzıoğlu F. Osmanlılar’ın Kafkas-Elleri’ni Fethi (1451–1590). Ankara, 1998.
S. 72, 442. В последнем случае можно предположить конъектуру
5
«татарский край» 15 . Вопрос об этнической принадлежности населения
«Татарского угла» и Кермука-Кремука следует оставить открытым. Тюркский
компонент там очевиден: достаточно вспомнить имена кремукских беев,
которых называл Барбаро. Возможно, это действительно были ногайцы, хотя
данных об их присутствии в Предкавказье, на Кубани и Тереке в XV – первой
половине XVI в. у нас очень мало16. Во-вторых, Печеви помещает Кермук ~
Кемрюк за Кубанью (на четвертом переходе после переправы, т. е. примерно в
100 км), а это значит, что и «Татарский угол» находился там же, но еще далее на
юго-восток. В-третьих, можно предположить, что в топониме «Кремук-Кермук»
отразилось название западноадыгейского племени кемиргойцев (кумурга) или
темиргойцев.
Скорее всего, население этих двух областей на территории современных
Краснодарского края и Карачаево-Черкесии было смешанным кипчакско-
(ногайско)-адыгским. Очень важно, что, согласно берату османского падишаха
Мурада III, две эти области имели одного князя, и именно из этих князей (беев
Кермука и Татар-кёше) османские власти во второй половине XVI в. назначили
несколько губернаторов крымской провинции Кафа17.
15 Скорее всего, именно Татар-кёше (а не Татар-кошу, как думал Ф. Кырзыоглу) упоминается и в
переписи Кафинского санджака за 946/1539 г. как деревня поблизости от Таманской
крепости. В другом османском документе 1583 г. при перечислении черкесских беев
встречаем отдельную их ветвь: беев Таман-кёше. См.: Krzoğlu F. Osmanllar’n Kafkas-
Elleri’ni Fethi (1451–1590). Ankara, 1998. S. 72, 442. В последнем случае можно предположить
конъектуру ات
م
ان ← راتات. Впрочем, без обращения к подлиннику уверенным в этом быть
нельзя.
16 См. подробнее: Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001. С. 59–62.
17 Скорее всего, несколько предшественников Мехмеда на посту санджакбея Кафы также были
князьями Кермука и «Татарского угла» в Черкесском вилайете. Это тема отдельного
исследования, которое я намерен вскоре осуществить.
Впрочем, без обращения к подлиннику уверенным в этом быть нельзя.
16 См. подробнее: Трепавлов В. В. История Ногайской Орды. М., 2001. С. 59–62.
17 Скорее всего, несколько предшественников Мех меда на пост у санджак-
бея Кафы также были князьями Кермука и «Татарского угла» в Черкес-
ском вилайете. Это тема отдельного исследования, которое я на мерен
вскоре осуществить.

Д. Н. Замятин
в поисках удаляющихся пространств:
историческая география
и онтологические модели воображения
Живой, действительный мир — это единственный,
однажды удавшийся и все еще без конца
удачный замысел воображения. Вот он длится,
ежемгновенно успешный. Он все еще —
действителен, глубок, неотрывно увлекателен.
(Борис Пастернак. Несколько положений. 1919, 1922)
Историческая география
и гуманитарно-пространственные исследования:
введение в контекст
И сторическая география — давно сложившаяся тра-
диционная область междисциплинарного научного
знания. Кажется аксиомой исходное положение для мно-
гих исследователей в этой сфере: решающую роль для
методологии и теории исторической географии играет
когнитивный перенос, дрейф собственно исторической
или же географической методологии — с доминировани-
ем той или иной в зависимости от нау чного происхож-
дения инициаторов подобных переносов. Вместе с тем
мы наблюдаем в последнее время достаточно серьезные
попытки у твердить определенну ю методолого-теорети-
ческую автономию исторической географии, нащупать
то своеобразие научной дисциплины, которое позволяет
ей — вне прямой зависимости от плодотворных меж-
дисциплинарных контактов — «поддерживать себя на
плаву», обладать ресурсом «автономного плавания» или
же когнитивными «батарейками» для автономной рабо-
ты1. Наконец, в эпоху сильнейшего, интенсивного взаи-
1
Butlin R. Historical Geography: Through the Gates of Space
and Time. L ., 1993; Schein R. H. Life, Liberty and Pursuit of
Historical Geography // Historical Geography. 2011. Vol. 39.
P. 7–28 (там же подробная библиография вопроса на ан-
глийском языке за последние десятилетия).

В поисках удаляющихся пространств
99
модействия гуманитарных и естественных наук становится понят-
ным, что всякое проблемное поле, выраста я на пересечении многих
сугубо специальных дискурсов, структурируется двояким образом:
усилиями нескольких целенаправленных исследователей оно фор-
мирует, как правило, плотное когнитивное ядро, в то время как его
периферия может быть (зачастую вполне сознательно) размытой,
неустойчивой, привлекающей «жадные взгляды» коллег из соседних
проблемных полей, областей или же дисциплин.
На наш взгляд, мощным когнитивным «мотором» для современ-
ной исторической географии по-прежнему являются образ и поня-
тие пространства — как это уже было хорошо осознано французской
географической школой начала X X в. и затем французской истори-
ческой школой Анналов. Не вдаваясь в подробности и не пытаясь
давать пространный историографический обзор, следует отметить
существенную когнитивную гибкость языка школы Анналов, ко-
торая позволила достичь значительных успехов в познании тесных
взаимозависимостей локальных времен и пространств2. Эти методо-
логические наработки были эффективно использованы в историче-
ской социологии и политологии, порождавшей и порождающей до
сих пор как масштабные пространственные схемы, так и глубокие
локальные анализы на уровне case-study. Немаловажно также и то,
что здесь пространственные исследования тесно смыкаются с иссле-
дованиями локальных цивилизаций; понятия цивилизации и про-
странства уже длительное время «работают» в крепкой связке.
Как бы то ни было, достижение исторической географией из-
вестной методологической и теоретической автономии должно
опираться на специфические концепты (их может быть немного),
с помощью которых структурируется и «районируется» ее про-
блемное поле. К таковым, в первом приближении, можно отнести
понятия историко-географического пространства, историко-гео-
графического образа, историко-географического мифа и истори-
ко-географического ландшафта. Здесь мы можем видеть довольно
тесную корреляцию с теоретической систематикой гуманитарной
и культурной географии, работающей с близкими понятиями: гео-
графический образ, локальный (пространственный) миф, культур-
ный ландшафт, региональная идентичность3. Суть дела, однако, не
2
См.: Замятин Д. Н. Культура и пространство: Моделирование геогра-
фических образов. М., 2006.
3
Замятин Д. Н. Гума нитарна я география: Пространство, вообра жение
и взаимодействие г у ма нитарных нау к // Социологическое обозрение.
2010. Т. 9. No 3. С . 26–50; Замятин Д. Н., Замятина Н. Ю. Гуманитарная
география: предмет изу чения и основные на правления ра звития // Из-

Д. Н. Замятин
100
в механическом копировании — по аналогии — понятий смежного
проблемного поля (отметим в скобках, что они во многом пересека-
ются), но в на хождении определенного методологического фокуса,
«взгляда», который дает возможность и право уверенно опериро-
вать взятыми и освоенными концептами.
Пространство и геокультуры
Не будет преувеличением отметить, что так называемые древ-
ние общества, а частично также и средневековые, рассматривали или
же оценивали земное пространство как в основном некий внешний
образ, репрезентируемый либо различными прямыми и косвенными
возможностями, ограничениями, «угрозами» и, наоборот, благопри-
ятными экологическими обстоятельствами, либо яркими и выпу-
клыми нарративами религиозного, мифологического, философского,
исторического, художественного характера. Традиционное воспри-
ятие земного пространства отличается непосредственностью геогра-
фического воображения, проявляющегося в несомненной древности
и практической вечности ментальных основ сакральной географии4.
Можно сказать, что в случае сакральной географии акт восприятия
и акт воображения пространства являются безусловным единым «ге-
штальтом», обеспечивающим относительную общественную эффек-
тивность сочленения и соотнесения нарративов «видимых» (условна я
материальная деятельность) и «невидимых» (условная духовная, куль-
турна я, автономная ментальна я деятельность).
Было бы достаточно легко — по крайней мере, методологиче-
ски — представить хорошо известную и документированную исто-
рию человеческих сообществ как историю вполне закономерной ин-
териоризации земного пространства как определенного мента льно-
го конструкта в тех или иных вариациях (этнокультурные ландшаф-
ты, культурные ландшафты, ландшафты культуры, географические
образы, локальные мифы, региональные идентичности, типичные
или типовые пейзажи — например, эллинистический пейзаж,
геоэтнические или геокультурные панорамы5). Обобща я, можно
вестия РАН. Серия географическая. 2011. No 5. С. 97–108; Замятин Д. Н.
Гуманитарна я география: основные категории, методы и модели // Куль-
турная и гуманитарная география. 2012. No 1. С. 11–26.
4
Ср.: Ге нон Р. Символика креста. М., 2004; Корбен А. Свет славы и святой
Грааль. М., 2006.
5
Топоров В. Н. К происхождению и функциям «гео-этнических» панорам
в аспекте связей истории и культуры. Тезисы. М., 1991. С. 86–108; Он же.
Эней — человек судьбы. К «средиземноморской» персонологии. М., 1993. Ч . I.

В поисках удаляющихся пространств
101
вывести подобные анализы на уровень закономерностей развития
специфических геокультур, сменяющих друг друга, или, что более
правдоподобно, сосуществу ющих друг с другом — по мере того,
как возникают все новые и новые геокультуры, а некоторые более
старые геокультуры могут и отмирать, исчезать — не имея более
«конкурентноспособных» в общественном смысле, постоянно вос-
производимых в социологическом плане репрезентаций6. Наконец,
можно говорить и о параллельном, иногда вполне изолированном
друг от друга, развитии так называемых способов видения (взятых,
интерпретированных в широком ключе, хотя и с опорой на несом-
ненные зрительные образы), обусловленных конкретными социо-
культурными и/или цивилизационными установками в духе Ос-
вальда Шпенглера.
Сопространственность и историко-географическое событие
Вернемся чуть назад. Следует, на наш взгляд, обратиться вновь
к проблеме пространственности и сопространственности — но
уже в контексте методологической автономии исторической ге-
ографии. Можно ли мыслить географическое пространство как
«упаковку» сжатого, концентрированного, «сгущенного» истори-
ческого времени? Или же стоит говорить о когнитивных проце-
дурах опространствления исторического времени? Либо, наконец,
рассматривать условные правила и «законы» размещения времени
в пространстве, обладающем имманентными ему историко-геогра-
фическими атрибутами? Так или иначе: опирается ли уникальность
историко-географического со-бытия на архетипические нарративы
сопространственности?
С нашей точки зрения, сопространственность есть онтологи-
ческий «ключ» к выявлению (в феноменологическом смысле) мето-
дологической «состоятельности» исторической географии. Сопро-
странственность полагается и мыслится одновременно как бытие
небытия и небытие бытия-здесь (бытия-вот). Всякое бытие-здесь
уже небытийно к не-здесь, к «там», взятому в своей бытийной кон-
кретности и «вещности». Историчность места определяется как
бытийность небытия, опространствляющего самого себя. Иначе
6
Замятин Д. Н. Геокультура: образ и его интерпретации // Социологиче-
ский журнал. 2002. No 2. С. 5 –13; Он же. Геокультура и процессы межци-
вилизационной адаптации: стратегии репрезентации и интерпретации
ключевых культ у рно-географических образов // Цивилиза ция. Восхо-
ждение и слом. Структ у рообразу ющие факторы и субъекты цивилиза-
ционного процесса. М., 2003. С. 213–256.

Д. Н. Замятин
102
говоря, сопространственность онтологически исторична — она
разворачивается как местность и уместность мест, размещаемых и
размещающихся одновременно друг другом — во взаимоперепле-
тении, взаимопронизывании и взаимопронзании; в сопростран-
ственности бытие симультанно локальными взаимозависимыми
нарративами, как бы просвечивающими друг другом.
Территория и принадлежность:
к генезису онтологических моделей воображения
Историко-географическое со-бытие обращено к территории, чья
сопространственность должна, в первую очередь, быть воображен-
ной. Территория — ментальный конструкт, само конструирование
которого является в онтологическом смысле территориальным про-
цессом. Воображение, моделирующее какую-либо территорию, обла-
дающую конкретными, физико-, культурно-, политико-, экономико-
географическими параметрами, также занимает «территорию». Эта
«территория воображения» имеет, несомненно, автономный онто-
логический статус, проистекающий из следующего обстоятельства:
мы мыслим территорию территориально, привязыва я ее, по возмож-
ности четко, к наиболее определенным локусам наших пространст-
венных представлений. Территория как «факт» пространственных
представлений как бы принадлежит самой себе, и в то же время она
как бы задает вопрос о собственной принадлежности. Така я онтоло-
гическая двойственность присуща и базовым структурам человече-
ского мышления: откуда задается вопрос, где находится мысль, когда
она спрашивает о месте своего на хождения? Известна я онтологиче-
ская неуловимость, текучесть, «плыву честь» образа территории не
отменяет, однако, важности вопроса о ее принадлежности. Мысль
о территории коррелирует с «территорией» мысли, но не совпадает
с ней полностью. Соответственно, мы вправе говорить о возмож-
ном разнообразии онтологических моделей воображения террито-
рии. В их рамка х мы можем достаточно уверенно поставить вопрос
и о принадлежности территории: кому, почему, на каких основаниях
и какими способами она может принадлежать?
Территория изначально выделяется, ограничивается как кому-
то принадлежащая. Можно сказать, что территориальность сама
по себе связана, в первую очередь, с проблемой принадлежности.
Если возникает, определяется какая-то территория, то процесс ее
выделения, выявления, оконтуривания опирается на представле-
ния о какой-либо принадлежности, даже если это Terra Incognita.
Территория мыслится в пространстве, но само пространство в он-
тологическом смысле не принадлежит никому. Территория есть

В поисках удаляющихся пространств
103
некое онтологическое «отрицание» пространства, ибо она облада-
ет онтологическим атрибутом принадлежности. Пространствен-
ные представления включают в себя представления о конкретной
территории, но сам концепт территории естественным образом
отделяется, отщепляется от концепта пространства. Иначе говоря,
территория — «бывшее» пространство, потерявшее свой онтологи-
ческий статус «ничейности».
Принадлежность территории — не только и не столько кате-
гория юридическая, сколько феноменологическая. Если место,
также как и пространство, может никому не принадлежать (хотя
и принадлежать может тоже) — даже в случае его личной номина-
ции (например: «Дунькино болото», «Иванова дорога» и т. д .), — то
территория выявляется феноменологическими актами принадлеж-
ности — личной, групповой, коллективной, массовой. Я говорю:
«Эта территория — моя», — соответственно, осуществляется здесь-
и-сейчас феноменологический акт, в котором я отождествляю себя
с местом-пространством, теряющим одновременно свои онтологи-
ческие пространственные атрибуты. «Я (Мы)-территория» — так
мы можем назвать первый этап рождения и осуществления терри-
ториальности. Онтология территориальности определяет возмож-
ность бытия как сопространственности.
Место, сопространственность
и историко-географический образ
Нарратив бытия сопространственен самому себе, длясь после-
довательностями мест, каждое из которых как бы здесь и там од-
новременно, одномоментно, мультипространственно. Может быть,
следует говорить и о сопространственностях, чьи длительности
в бергсоновском смысле и также броделевском размещены уни-
кальными локальными нарративами, бытийно — историко-гео-
графическими. Можем ли мы сказать: историческая география, по
сути, есть та версия бытия-здесь, которая размещает сопространст-
венности как условный «отказ» от всякого предыдущего местного
нарратива — только-только зафиксированного образом, гешталь-
том, «воздушной схемой» со-бытия? По-видимому, да. Всякая онто-
логически-пространственная «схизма» проявляется как историко-
географический образ, «затвердевающий» локальной догматикой
событийного нарратива, «расцветающего» далее фундированными
«извне» (в феноменологическом смысле) интерпретациями.
«Воздушные пути» исторической географии ищутся, разыски-
ваются, намечаются, очерчиваются как место «прилипания», прити-
рания места к месту, их соприкосновения, становящегося как ничто

Д. Н. Замятин
104
границы. Быть может, ничтойность транс- или пан-локальных гра-
ниц оказывается со-бытийной сущностью исторической геогра-
фии. Фактически, место в исторической географии всякий раз, при
очередной исследовательской попытке приближения к нему, может
раскрываться, разворачиваться как растущее «слепое» белое пятно
актуальной событийности ничто, отсутствующего в любой могу-
щей быть пространственной метафизике. Иначе говоря, видимая
или внимательно разглядываемая, исследуемая трансверсальность
местных событий «схлопывается» повсеместными разрывами вновь
возникающих локальных текстов. В то время как историко-геогра-
фическая экзистенция места наращивается медлительными образа-
ми древесных колец, само историческое время не просто поддается
какому-либо дискурсу опространствления, но как бы остается вне
образа вечности — в тех онтологиях, где время со-бытия — ничто
сопространственности, граничащей с отсутствием (со-отсутствием)
собственных (при-своенных, о-своенных) мест.
Таким образом, место в исторической географии может рассма-
триваться как «плеяда», бриколаж, условная «карточная колода»,
творящая расходящиеся пространственные нарративы, репрезен-
тируемые соответствующими историко-географическими обра-
зами. Такие образы могут как поддерживаться, так иногда и не
поддерживаться расследованными и исследованными текстовы-
ми и иконографическими традициями, но суть дела не только и не
столько в этом. Время — историко-географическа я «конструкция»
бытия; бытие «временит» расширяющимися, развертывающимися
историко-географическими образами, в которых каждый пред-
ставляемый/реконструируемый момент означает наличие места-
здесь, места как «тела», пространствующего в себе самом. Говоря
по-другому, со-пространственность размещается историко-геогра-
фическими образами, чье бытие «гарантировано» негацией места
самого времени. Это условное, пустое «место» замещается истори-
ко-географическими мифами, имманентная сопространственная
локальность которых имеет несомненный онтологический «ста-
тус», первоначально осознанный в эпоху модерна.
Локальные мифы в эпоху модерна
Эпоха модерна — время радикального слома, решающих транс-
формаций представлений о земном пространстве. Не вдаваясь в
подробную характеристику самого модерна7, следует, в первую
7
См.: Козловски П. Миф о Модерне. М., 2002; Хабермас Ю. Философский
дискурс о Модерне. М., 2003.

В поисках удаляющихся пространств
105
очередь, отметить, что беспрецедентные для любых человеческих
историй географические открытия XV–XX вв. стали не просто
уничтожением, «закрытием» практически всех terrae incognitae,
но и предпосылкой для мультиплицированного развития ранее
невозможных или же слабо представимых образов пространст-
ва8. Эта уникальная когнитивная ситуация с феноменологической
точки зрения являлась, а до некоторой степени является и до сих
пор, «источником» и в то же время условием порождения все но-
вых и новых способов представления, репрезентаций земного про-
странства, которые сами по себе также становятся все более и более
пространственными, образно-географическими9.
Локальные мифы, будучи одним из устойчивых типов про-
странственных представлений на протяжении, по крайней мере,
всех известных письменных историй10, претерпевают в эпоху мо-
дерна столь существенные системно-структурные изменения, что
оказываются не только вполне традиционными ментальными нар-
ративами, описывающими и характеризующими определенные ме-
ста и территории, но и принципиально, жизненно, экзистенциально
8
Шмит К. Номос Земли в праве народов jus publicum europaeum. СПб.,
2008; Слотердайк П. Сферы. Макросферология. II. Глобусы. СПб., 2007.
С. 806–1114 .
9
Замятин Д. Н. Культура и пространство.
10 См., например: Фрейденберг О. М. Миф и литерат у ра древности. 2-е изд.,
испр. и доп. М., 1998; Элиаде М. Священное и мирское. М ., 1994; Он же.
Космос и история: Избранные работы. М., 1987; Он же. Аспекты мифа. М.,
2000; Леви-Строс К. Структ у рна я антропология. М., 1985; Кэмпбелл Дж.
Мифический образ. М., 2002; Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996; Барт Р.
Мифологии. М., 2000; Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976; Вен П.
Греки и мифология: вера или неверие? Опыт о конституирующем во-
ображении. М., 2003. С. 100–106; Неклюдов С. Структура и функции
мифа // Мифы и мифология в современной России. М., 2000. С. 17–19;
Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политиче-
ская идентичность в высоких культурах древности. М., 2004; Торши-
лов Д. О. Античная мифография: миф и единство действия. СПб., 1999;
Теребихин Н. М. Сакра льна я геог рафия Русского Севера. Архангельск,
1993; Он же. Метафизика Севера. Архангельск, 2004; Фадеева Т.М. Крым
в сакра льном простра нстве: История, символы, легенды. Симферополь,
2000; Абашев В. В. Пермь как центр мира. Из очерков локальной мифо-
логии // Новое литературное обозрение. 2000. No 6 (46). С. 275 –288; также:
Митин И. И. Комплексные геог рафические характеристики. Множест-
венные реальности мест и семиозис пространственных мифов. Смо-
ленск, 2004.

Д. Н. Замятин
106
важными компонентами видения не только прошлого и настояще-
го, а также и будущего — будущее начинает как бы закрепляться,
«фиксироваться» соответствующими легендарными событиями
и историями, уверенно проецируемыми в пространство еще не
сбывшегося, не состоявшегося, однако весьма возможного и жела-
тельного. Если понимать под локальными мифами систему специ-
фических устойчивых нарративов, распространенных на опреде-
ленной территории, характерных для соответствующих локальных
и региональных сообществ и достаточно регулярно воспроизводи-
мых ими как для внутренних социокультурных потребностей, так
и в ходе целенаправленных репрезентаций, адресованных внешне-
му миру, то основную суть когнитивных изменений, происходящих
с локальными мифами и в них самих в эпоху модерна, в их самом
первоначальном и грубом виде, можно свести к наглядным мен-
тальным преобразованиям пространственной онтологии локаль-
ных мифов, их условных хтонических оснований11. Иначе говоря,
пространство локальных мифов начинает быстро расширяться
невозможными ранее темпами — не в смысле хорошо известной
специалистам (филологам, искусствоведам, культурологам, пси-
хологам, историкам, этнологам, географам) повторяемости базо-
вых архетипических сюжетов, воспроизводящихся в совершенно
разных цивилизациях и культурах и на сильно удаленных друг от
друга территориях, в совершенно различных порой природных
и культурных ландшафтах12, а в смысле их семантической и образ-
ной экспансии в ранее недостижимые для них области ментальной
и материальной жизни региональных сообществ.
В эпоху модерна происходит переход от собственно локальных
мифов к мифам транслокальным, или панлокальным, то есть к та-
ким устойчивым нарративам и образам, которые как бы заранее
воспринимаются и воображаются в качестве необходимой, неотъ-
емлемой и неотменимой онтологии пространства, «фиксируемо-
го» не только и не столько конкретными мифологическими и ле-
гендарными местами, сколько интенсивными коммуникативными
стратегиями проникновения, выхода в пространства смежные,
11
McLean S. Touching Death: Tellurian Seduction and Spaces of Memory in
Famine Ireland // culture, Space and Representation. A special issue of the
Irish Journa l of Anthropology. 1999. Vol. 4 . P. 61–73; Crouch D. Spatialities
and the Feeling of Doing // Social & cultural Geography. 2001. Vol. 2 . Issue 1.
P. 61–73; Замятин Д. Пришествие геократии. Евразия как образ, символ
и проект российской цивилизации // Независимая газета. 23.07.2008.
12 См., на пример: Леви-Строс К. Стру кту рна я а нтропологи я. М., 1985; Кэмп-
белл Дж. Мифический образ.

В поисках удаляющихся пространств
107
пограничные, или метагеографические13. Этот переход растягива-
ется, по-видимому, на весь приблизительно выделяемый период
модерна, однако только в XIX в., по мере быстрого расширения ко-
лониальных европейских империй, начинается и географическая
экспансия подобных локально-мифологических трансформаций,
ведущая к появлению очень интересных гибридных, «креолизи-
рованных» ментальных образований. Другими словами, начинает
работать принципиально иное, чем до сих пор, географическое во-
ображение, основанное, с одной стороны, на включении, перера-
ботке, усвоении, преобразовании ими автохтонных сообществ14 .
Цивилизации модерна и локальные мифологии.
Проблема цивилизационной аутентичности
Ранний и развитой модерн, несомненно, способствовал форми-
рованию и оформлению (в рамках «высокой культуры») локальных
мифов — сначала чаще всего в романтических обработках туземных,
аборигенных мифов в рамках картины мира условного европейско-
го сознания15, а с другой стороны, ориентированное на производ-
ство, сотворение, очевидно, новых локальных мифов, призванных
как-то объяснить, рассказать, описать известный культурный и
цивилизационный шок европейского колонизатора, культуртреге-
ра, исследователя, художника, писателя перед совершенно иными
13 Замятин Д. Н. Метагеография: Пространство образов и образы про-
странства. М., 2004. Ср.: Manguel A., Guadalupi G. The Dictionary of Imagi-
nar y Places. The newly updated and expanded classic. L ., 1999.
14
Классический пример — творчество а нглийского писател я Джозефа
Конрада (особенно — повесть «Сердце тьмы» и роман «Лорд Дж им»).
Пара ллельна я «жестка я» сциентистска я версия подобного мифотвор-
чества на границе эпох Модерна и Постмодерна принадлежит Э. Саи-
ду, чьи работы стали концептуальным основанием для развития целой
школы постколониа листских исследова ний (см.: С аид Э. Ориента лизм.
Запа дные концепции Востока. М ., 2006). Более приемлема я, «мягка я»
сциентистская версия для разработки соответствующих локально-ми-
фологических концепций создана Б. Андерсоном, см.: Андерсон Б. Во-
обра жаемые сообщества. М ., 2001.
15 Косвенными признака ми такой социокульту рной сит уации можно считать
увлечение ряда значительных европейских х удожников искусством Востока,
Африки, Дальнего Востока (Кита я, Японии), островов Тихого океана, начи-
ная примерно с середины XIX века. Характерные примеры: стиль «шину-
азри» во французском искусстве; творчество Поля Гогена. См. также: Фиш-
ман О. Л. Китай в Европе: миф и реальность (XIII–XVIII вв.). СПб., 2003.

Д. Н. Замятин
108
когнитивными и онтологическими установками наблюдаемых и раз-
рушаемых народного фольклора (это характерно для европейского
модерна уже в конце XVIII — начале XIX в.)16, однако в эпоху поздне-
го модерна функциональная роль географических/локальных мифов
изменяется: они призваны теперь не только способствовать разви-
тию национального воображения и национальной идентичности, но
и как бы поддерживать весь комплекс цивилизационных «установок»
и практик, воспроизводимых всеми возможными для индустриаль-
ной эпохи средствами17. Нетрудно показать, что, как и географиче-
ские образы, локальные мифы в период цивилизационных напряже-
ний и «надломов» становятся амбивалентными, неоднозначными,
как бы чересчур содержательно мощными и в то же время не совсем
понятными — указывая в ментальном плане на определенные циви-
лизационные «прорехи» и «лакуны». Было бы, тем не менее, слишком
просто сводить функциональную роль локальных мифов к некоей
цивилизационной «лакмусовой бумажке», частному цивилизацион-
ному индикатору. На наш взгляд, любая достаточно хорошо репре-
зентирующа я себя цивилизация — по крайней мере, в рамках модер-
на и постмодерна — мыслит себя, в известной степени, самодовлею-
щим мифом, чье реальное («физико-географическое») пространство
трансформируется в сложный образно-географический комплекс,
иррадирующий, излучающий вовне, в свою очередь, пучок локаль-
ных мифов, становящихся транслокальными, или панлокальными18.
Это не значит, конечно, что при целенаправленном или интуитивном,
16 См.: Романтизм. Вечное странствие. М., 2005; Байбурин А. К. Некоторые
аспекты мифологии острова и «Остров Борнгольм» Н. Кара мзина // По-
морские чтения по семиотике культуры. Вып. 2 . Сакральная география
и традиционные этнокульт у рные ла ндшафты наров Европейского Се-
вера / Отв. ред. Н. М. Теребихин. Архангельск, 2006. С. 38 –46.
17 См., например, о роли локального политического мифа луга Рютли в ста-
новлении национа льного са мосознания швейцарцев: Петров И. Очерки
истории Швейцарии. Б.м., 2006. С. 458–478; 659–670. Ср.: Murrey J. A .
Mythmakers of the West: Shaping America’s Imagination. Flagstaff AZ, 2001;
Bell D. S . A . Mythscapes: memory, mythology, and national identity // British
Journal of Sociology. 2003. Vol. 54 . No. 1. P. 63–81.
18 См., например: Миф Европы в литературе Польши и России. М., 2004;
также: блестящий и одновременно довольно «жесткий» в когнитивном
отношении а на лиз цивилизационного мифа российски х простра нств:
Надточий Э. Развива я Тамерлана // Отечественные записки. 2002. No 6.
С. 147–176 (ранняя версия этого же ана лиза: Надточий Э. Метафизика
«чмока» // Параллели (Россия — Восток — Запад). Альманах философ-
ской компаративистики. М., 1991. Вып. 2 . С. 93 –102).

В поисках удаляющихся пространств
109
неосознанном культивировании локальных мифов не использу ются
общеизвестные еще в эпоху древних цивилизаций мифологические
сюжеты-архетипы (мифы о спасении, мифы основания, мифы о веч-
ном возвращении и т. д.)19. Содержательная суть геомифологических
процессов позднего модерна, а затем, в некоторой степени, и постмо-
дерна, заключается во «вставлении», размещении в некие, уже как бы
заранее данные цивилизационные контексты определенных локаль-
ных мифов, играющих затем ключевые роли как признаки и неотъ-
емлемые атрибуты цивилизации-как-уникальности в историческом
времени и географическом пространстве. Иначе говоря, цивилиза-
ции-образы модерна и постмодерна немыслимы без локально-мифо-
логического компонента, обеспечивающего в феноменологическом
и нарративном аспектах воспроизводство и постоянное расширение
ментальных ареалов цивилизационной аутентичности.
Онтологические основания генезиса
и развития локальных мифов
Как может быть структурирован локальный миф, как он мо-
жет быть определен собственно местом, которым он локализуется,
ограничивается и даже «рассказывается»? Иначе говоря, как про-
исходит локализация мифа, рождающегося в то же время из «духа
места»? Здесь мы должны попытаться проследить некоторые онто-
логические основания генезиса и развития локальных мифов.
Нет сомнения, что первичные архаичные локальные мифы тво-
рились посредством практически тотальной сакрализации окру-
жающего пространства и, соответственно, репрезентирующих его
сакральных мест, что многократно описано исследователями перво-
бытных, древних и средневековых мифологий20. Функционирование
и нарративная поддержка однажды созданных локальных мифов
осуществлялись благодаря строго регламентированным местным
сакральным ритуалам и обрядам; профанные мифы практически
отсутствовали или же не имели общественно значимых репрезен-
таций. Достаточно сложные и неоднозначные локально-мифоло-
гические конструкции и конфигурации относятся уже к периоду
модерна, когда жизнь многочисленных локальных и региональных
19 Желева-Мартинс Виана Д. Топогенезис города: семантика мифа о про-
исхождении // Семиотика пространства: Сб. науч. тр. Межд. Ассоц. Се-
миотики пространства / Под. ред. А . А . Барабанова. Екатеринбург, 1999.
С. 443–467.
20 Элиаде М. Священное и мирское; Он же. Космос и история; Он же. Аспекты
мифа; Хюбнер К. Истина мифа; Мелетинский Е. М. Поэтика мифа; и др.

Д. Н. Замятин
110
сообществ стала определяться не только сакральными, но и профан-
ными локальными мифами, создаваемыми как на основе фольклора,
так и на базе быстро развивавшихся светских литератур и искусств.
Вместе с тем было бы чересчур прямолинейно целиком отделять
профанные локальные мифы от сакральных, поскольку один и тот
же сюжет — зачастую фольклорный или чисто религиозный — мог
служить как тем, так и другим. Суть происходивших принципиаль-
ных трансформаций заключалась, с одной стороны, в изменениях
соотношений различных способов репрезентаций архетипических
локальных мифов (уменьшение роли сакральных ритуалов и обря-
дов, повышение роли светских институций — изданий художествен-
ных произведений и фольклорных записей; органов местного и реги-
онального управления, явно или косвенно поддерживающих те или
иные вполне профанные или даже «языческие» с точки зрения слу-
жителей церкви мифы); с другой стороны, привычные материальные
способы репрезентации сакрального мифа — например, установка
скульптуры почитаемого местного святого, строительство храма
или же памятного монумента в честь произошедшего в данном месте
чуда — могли с не меньшим успехом использоваться для фиксации
и закрепления профанного мифа (например, установка памятника
фольклорному герою или же героям литературного произведения,
описывающего конкретное место, наконец, создание местного му-
зея, посвященного этим героям и событиям, наименование улицы и
т. п .)21. Другое дело, что профанные локальные мифы, так или иначе,
со временем не могут избегнуть частичных, фрагментарных, а иногда
и очень значительных сакральных репрезентаций и интерпретаций,
связанных, например, с ролью какой-либо выдающейся личности в
развитии определенного региона или места.
Однако главная онтологическая проблема локальных мифоло-
гий эпохи модерна заключается даже не в этом, а в том, что возника-
ет очень неоднородное, сильно стратифицированное, «рельефное»
пространство сосуществующих сакральных и профанных локаль-
ных мифов, почти не «стыкующихся» друг с другом с точки зрения
традиционных телеологических установок и дискурсов. Здесь важ-
но отметить, что речь идет не просто о вполне понятных содержа-
тельных и сюжетных противоречиях между различными сакраль-
ными и профанными мифами, но об онтологических расхождениях
и «разбеганиях» практически любых более или менее похожих по
сюжету и содержанию локальных мифов — будь они сакральные
21
См., на пример: Равинский Д. К. Городска я мифология // Современный
городской фольклор. М., 2003. С . 409–420; Лурье В. Ф. Памятник в горо-
де: Ритуально-мифологический контекст // Там же. С. 420–430.

В поисках удаляющихся пространств
111
или профанные22. Знаменитый леви-стросовский «бриколаж» ста-
новится почти непригодным при попытках интерпретации многих
современных архетипических локальных мифов в силу их сверх-
или гиперлокализации — определенное место благодаря сильней-
шей мифологической «возгонке» становится как бы единственным,
олицетворяющим все пространство в его тотальной неразрывности,
континуальности и целостности — несмотря на иногда совершен-
но очевидную простоту, исходную географическую распространен-
ность и банальность исходного архетипического мифологического
нарратива23. Локальные мифологии модерна образуют бесчисленное
множество разбегающихся пространств-галактик расширяющегося
и в то же время тем самым у порядочивающегося географического
воображения; локально-мифологические пространства не созда-
ют единого метапространства, однако способству ют развитию все
новых и новых семантик возможных миров, в свою очередь проду-
цирующих последовательности мультипликативных образно-гео-
графических дискурсов (например, современный жанр фэнтези,
киберпространства и различные виртуальные пространства, моде-
лируемые кино, видео, Интернетом и т. д.).
Место как мифологическое событие
Как действует локальный миф? Нас здесь интересуют не собст-
венно социологические или культурологические основания подоб-
ного действия, и не какие-либо конкретные социальные, политиче-
ские, культурные, экономические последствия влияния локально-
мифологических построений на жизнь региональных сообществ.
Проще говоря, мы хотим исследовать место, взятое в его онтологиче-
ском срезе, как определенное мифологическое событие24.
22 Ср.: Барт Р. Мифологии; Он же. Империя знаков. М., 2004.
23 Ср.: Кэмпбелл Дж. Мифический образ.
24 Хайдеггер М. Бытие и врем я. М., 1997. С. 101–113; Он же. Искусство и про-
странство // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 312–316; Башляр Г.
Поэтика пространства // Б а ш л я р Г. Избранное: Поэтика пространства.
М., 2004. С. 5 –213; Нанси Ж.-Л. О со-бытии // Философия Мартина Хайдег-
гера и современность. М., 1991. С. 91–102; Он же. corpus. М., 1999; Подоро-
га В. А. Erectio. Гео-логия языка и философствование Хайдеггера // Та м же.
С. 101–121; Он же. Выражение и смысл: Ландшафтные миры философии.
М., 1995; см. также: Топоров В. Н. Миф. Ритуа л. Символ. Образ. Исследова-
ния в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995; Он же. О понятии
места, его внутренних связях, его контексте (значение, смысл, этимоло-
гия) // Язык культуры: семантика и грамматика. М., 2004. С. 12–107.

Д. Н. Замятин
112
Понятно, что практически всякий локальный миф в развора-
чивании своего сюжета опирается на конкретные топонимы и гео-
графические реалии, могущие в то же время быть вполне «туман-
ными» и «мало реальными»25
. Тем не менее, такая топонимическая
установка в мифологическом действии и действовании является
очень важной, поскольку именно она, в конце концов, обеспечивает
нахождение некоего вполне реального места, территории, «ответст-
венной» за поддержание данного мифа26. Но что происходит даль-
ше? Пыта ясь обойти чисто социологические объяснения, попробу-
ем проследить условный онтологический «механизм» глубинной
локализации мифа.
Территории/места не существует без поддерживающего и «объ-
ясняющего» ее/его существования мифа или совокупности, систе-
мы мифов. Иначе говоря, именно географическое воображение,
взятое в его феноменологически-нарративном контексте, обеспечи-
вает в итоге реальную географию и топографию региона27. Можно
при этом довольствоваться довольно простой локально-мифологи-
ческой «формулой», утверждая, что место плюс (мифологическое)
событие есть со-бытие места. Здесь могут быть введены условные
25 Ср.: Bishop P. Residence on Earth: anima mundi and a sense of geographical
‘ belonging’ // Ecumene. A journa l of environment, culture, meaning. 1994.
Vol. 1. N. 1. P. 51–65.
26 Цивьян Т. В. Движение и п уть в ба лканской картине мира. Исследова-
ния по структуре текста. М., 1999; Она же. «Рассказали страшное, дали
точный адрес...» (к мифологической топографии Москвы) // Лотманов-
ский сборник. Т. 2 / Сост. Е. В. Пермяков. М., 1997. С . 599–615; Она же.
Семиотические пу тешествия. М ., 2001; Русска я провинция: миф–текст–
реальность / Сост. А . Ф. Белоусов и Т. В. Цивьян. М.; СПб., 2000; Петров-
ский М. Мастер и Город: Киевские контексты Миха ила Булгакова. Изд.
2-е, расшир. и доп. М., 2008; Подюков И. А . Современное городское топо-
нимическое творчество // Современный городской фольклор. М ., 2003.
С. 460–477; Клубков П. А., Лурье В. Ф. Ра зговорные топонимы ка к явле-
ние фольклора // Та м же. С . 450–460; Дубровина С. Ю. Микротопоними-
ка Тамбова // Там же. С. 477–487; и др. Крайне важен в данном контексте
опыт таких русских писателей, как Александр Чаянов и Михаил Булга-
ков (Булгаков многим в образном лока льно-мифологическом отноше-
нии обязан именно Чаянову, который, пожалуй, первым сумел в своих
московских повестях х удожественно выра зить «дух места» с помощью
стилизованных «под XVIII век» страшных историй).
27 Ср.: Теребихин Н. М. Са кра льна я географи я Русского Севера; Он же. Ме-
тафизика Севера; Рахматуллин Р. Две Москвы, или Метафизика столицы.
М., 2008.

В поисках удаляющихся пространств
113
когнитивные поправки на мифологичность или легендарность са-
мого события, не подтверждаемого строгими историческими фак-
тами (или, наоборот, хорошо подтверждаемого), однако не эти по-
правки определяют, по сути, действенность локальных мифов.
Локальный миф, с нашей точки зрения, представляет собой «от-
кровение» места или территории; он есть открытие места миру в его
онтологической возможности, и в то же время (или в той же самой
вечности) он позволяет утверждаться «своему» месту как Центру
мира28. Такое локально-мифологическое «центрирование» мест
происходит постоянно, порожда я при этом совершенно различ-
ные социокультурные, политические, экономические последствия
и проекции, включа я, несомненно, и хорошо известные историкам,
филологам и географам «сниженные» краеведческие версии подоб-
ных «центрирований»29. Но, так или иначе, локальный миф означа-
ет своего рода двойное онтологическое послание, предполагающее
«разрыв» казавшегося до того однородным, бесконечно протяжен-
ным и однообразным пространства, чьи «складки» или «края» за-
гибаются одновременно и вовнутрь, и вовне — место открывается
местному сообществу или какой-то его части как феноменологиче-
ская «возвышенность», как непреходящая внутренняя «достопри-
мечательность», определяюща я ядерные экзистенциальные смыслы;
и место «отпечатывает» или «запечатывает» себя в мире, осознаю-
щем свою собственную онтологическую неполноту, пространствен-
ную фрагментарность в акте и актом подобного ментального «за-
печатывания». Нетрудно понять также, что этот мир, отмечаемый
непрерывными и параллельными «отпечатками» бесчисленных
мест, становится в своем непреходящем и постоянно отодвигаемом
результате центром самого себя, центром любого транслокального
сообщества, усваивающего и присваивающего очередной, может
28 Об арха ических и ранне-модерных основаниях сакрально-географи-
ческого центрирова ния мира, сопровождаемого соответству ющими
локальными мифа ми, см.: Ге н о н Р. Избранные сочинения: Царство ко-
личества и знамения времени. Очерки об индуизме. Эзотеризм Данте.
М., 2003. С. 32–39, 135–145; Он же. Символика креста.
29 См. так же многочисленные паранау чные исследова ния, тексты и кни-
ги, посвященные са кра льным местам, уфологии и современным мифа м
различных регионов России; в качестве примера: Павлович И., Ратник
О. Миражи над Жигулями (Современные мифы Поволжья: загадки, по-
иски, гипотезы). Са мара, 2002; Гаврилов Л. Г., Чернобров В. А., Климов В. А.
Подмосковье: Феномены, а нома лии, чудеса. Путеводитель. М., 2008; в бо-
лее широком контексте: Чернобров В. А. Энцик лопеди я зага дочных мест
мира. М., 2005.

Д. Н. Замятин
114
быть, поначалу чуждый локальный миф30. Итак, посредством онто-
логизации локальных мифов практически любое место или регион
становятся источниками телеологической, по су ти, образно-гео-
графической «иррадиации»; такая «иррадиация» ведет к трансло-
кализации, пространственному «рассеиванию» самих локальных
мифов, способству ющих ускоренной динамике и непредвиденным
трансформациям географических образов региона31.
Локальный миф, представленный как онтологическое «откро-
вение места», становится тем самым ахроничным и гетеротопич-
ным32. В когнитивно-историческом плане подобный миф может
30 Ср.: Замятин Д. Н. Пространство как образ и трансакция: к становлению
геономики // Общественные нау к и и современность. 2008. No 2. С. 129–143.
31
Весьма хара ктерно и очень интересно в данной связи современное раз-
витие локальных мифологий на Урале, прежде всего в художественной
литерат у ре и эссеистике (здесь в нача ле X XI века были наиболее извест-
ны произведения Алексея Иванова и Ольги Сла вниковой); см. так же:
Литовская М. А. Проблема формирования региона льной мифологии:
проект П. П. Бажова // Михаил Осоргин: Художник и журналист. Пермь,
2006. С. 188–197; Абашев В. В. «Какая древняя земля, какая дремучая исто-
рия, кака я неиссякаема я сила...»: геопоэтика как основа геополитики //
Там же. С. 197–208; Куличкина Г. В. Пермь как миф и факт: по страницам
мемуарной прозы М. Осоргина // Там же. С. 113–125; Литовская М. А.
Литерату рна я борьба за определение статуса территории: Ольга Сла вни-
кова — Алексей Ива нов // Литерату ра Ура ла: история и современность.
Екатеринбург, 2006. Вып. 2 . С. 66 –76; Подлесных А. С. Кама в художествен-
ном пространстве романа А. Иванова «Чердынь — княгиня гор» // Там же.
С. 76 –81; Соболева Е. Г. Формирова ние мифа «Екатеринбург — третья сто-
лица» в текста х СМИ // Та м же. С. 95–103; Николаева Н. Г. «Земля Обето-
ва нна я» — мифопоэтический образ Оренбургской губернии в «семейной
хронике» С. Т. Аксакова // Там же. С. 236–244; Митрофанова Л. М. Баш-
кирский образ мира в творчестве Д. Н . Мамина-Сибиряка // Литерату ра
Ура ла: история и современность. Екатеринбург, 2007. Вып. 3. Том 2. С. 217–
227; Абашев В. В. Урал в романе «Доктор Живаго», или Где на ходится
Юрятин? // Там же. С. 242–250 и др.
32 О гетеротопиях см.: Фуко М. Другие пространства // Фуко М. Интеллек-
туалы и власть. Ч. 3: Статьи и интервью. 1970–1984. М., 2006. С. 191–205;
Филиппов А. Ф. Гетеротопология родных просторов // Отечественные
записки. 2002. No 6 (7). С. 48–63; Вахштайн В. С. Темпоральные меха-
низмы социальной организации пространства. Анализ резидентальной
дифференциации // Социологическое обозрение. 2003. Т. 3. No 2; Замя-
тин Д. Н. Гетеротопия. Материалы к словарю гуманитарной геогра-
фии // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветитель-
ский а льма на х. Вып. 5 (в печати).

В поисках удаляющихся пространств
115
фактически бесконечно распространяться как «вглубь» историче-
ского времени, так и за его пределы, что означает не только всемер-
ное проникновение в условное историческое будущее территории,
но и выход в широкое метагеографическое пространство, онтоло-
гия которого предполагает и полагает «перетекание», замещение,
преображение одного места другим как необходимое условие мета-
географической экспансии. Иными словами, локальный миф ста-
новится средством представить всякое место как Другое; в то же
время (если можно говорить о времени локального мифа) любой
локальный миф не может существовать, развиваться, функцио-
нировать без альтернативных для этого конкретного места других
локальных мифов, «обрамляющих» территорию как поле противо-
речивых, расходящихся и несовпадающих — содержательно и хро-
нологически — нарративов.
Историческая география
как ментальное пространство сопространственностей
Историко-географический миф — синтез ментальных пустот,
возникающих на границах совместных (со-в-местных) историко-
географических образов. Он становится и «ткется» как органика
местных, лока льных умолчаний, недоговоренностей, неясностей,
«непрорисованностей» пространства событийности. Событий-
ность места есть миф, возрастающий метаисторичностью конкрет-
ного события, попадающего, «падающего» в дискурс пространст-
венности как таковой, мифологизируемой местом самого места
в моделируемом трансграничном историко-географическом образе.
Место исторического события «географизируется» (гео-графизиру-
ется) локальными мифологическими практиками, репрезентация-
ми, текстами, «историчность» которых почти всегда подтверждает-
ся (или не подтверждается) после, «спустя время»; со-бытие как бы
опаздывает на свое собственное место «встречи». Миф рождается в
до-историчности до-географического пространства; место — миф
самого пространства как события сопространственности.
В историко-географическом ландшафте становится, трансфор-
мируется визуальный «узел» образа и мифа места. Любой куль-
турный ландшафт «просматривается» как историко-географи-
ческий горизонт места, чей миф (мифы) довлеет пространством
и к пространству видимости и видимого, осмысляемого знаками
и символами прошлого-как-настоящего. Экзистенция места или
территориальна я экзистенция развивается на стыке воображе-
ния ландшафта как места «судьбоносных» событий и ландшаф-
та как места визуальной мифологической «незавершенности»,

Д. Н. Замятин
116
незаконченности. Всякое настоящее ландшафта как бы опрокиды-
вается в «обратную перспективу» уже произошедших событий —
событий, зримая ландшафтность которых «обеспечивается» ло-
кальным историзмом любого бытия. Историко-географический
ландшафт артикулируется образами, чья мифологичность прин-
ципиально проблематична в непосредственно данной и пережива-
емой визуальной имманентности места.
В итоге — конечно, лишь предварительном — историко-гео-
графическое пространство непредставимо как сеть, последова-
тельность, «облако» или же «амальгама» историко-географических
образов, мифов, ландшафтов; оно, скорее, метапространствен-
ное месторазвитие (памятуя термин П. Савицкого), может быть,
местособирание и месторастворение вместе (в-месте). В данном
слу чае вопрос «Где?» не означает последующего «Когда?» — ответ
пространственен, пространствен симультанностью предлагаемых
(пред-лагаемых, пред-ложенных) мест (одно место равняется мно-
гим, множеству мест), чьи времена со-бытийны самим себе в их не-
преходящей лока льной имманентности. Историко-географическим
пространством наращивается имманентность всякого «местниче-
ства» (в широком смысле); место укореняется со-бытийно в самом
себе все глубже и глубже, обретая сопространственность как «по-
местье» экзистенциальных пу тей, траекторий, пу тешествий. Любая
ландшафтность, мифологичность, образность места — только лишь
«залежь», место-рождение событийности.
Не пытаясь дать исчерпывающее определение исторической
географии, заметим, что она все же не является просто когнитив-
ным пограничьем истории и географии. Историческая география,
в известной мере, может быть концептуальной попыткой расши-
ряющегося языка гуманитарных наук, который осмысляется как
ментальное пространство сопространственностей. Сопростран-
ственности могут исследоваться средствами исторической гео-
графии, в рамка х которой сама пространственность выступает как
возможность устойчивых нарративных онтологий. Совместность
(со-в-местность) локальных историй опространствляется «геогра-
фическим» (гео-графическим) языком бытия.

Н. Ю. Замятина
картографирование открытых
горизонтов: фронтир с точки зрения
когнитивной географии
О бразы отдельных территорий давно стали предме-
том географического анализа. Однако почти всегда
речь идет об изолированных образах; почти никогда не
рассматриваются территориа льные системы представ-
лений, взаимосвязанные друг с другом образы. Фрон-
тир — одно из явлений, рассмотрение которых невоз-
можно вне связи с другими территориями, это поро-
ждение внешнего взгляда на территорию освоения.
Много лет к теме фронтира не удавалось подсту-
питься с позиции географической методологии. Геогра-
фический инструментарий, в зависимости от отрасле-
вой специализации, позволяет описывать отдельные
аспекты освоения территории: историю заселения, эво-
люцию технологических приемов сельского хозяйства
по мере смены ландшафтных зон, экологические про-
блемы распашки прерий, влияние зон распространения
ценностей фронтира на территориальную дифферен-
циацию избирательных предпочтений, половозрастной
состав населения территорий нового освоения... Од-
нако суть классического фронтира — каким он вошел
в американскую историю — не поддавалась описанию:
подвижна я граница между цивилизацией и дикостью
при попытках описания превращалась в границу зон
с разной плотностью населения; не ложился на кар-
ту особый дух фронтира, перманентное движение,
устремление «на Запад» — самое главное, что отлича-
ет фронтирный социум от всех прочих. Очевидно, что
включение в сферу культурной или когнитивной гео-
графии темы фронтира требует достройки традицион-
ной методологии за счет новой — фронтирной в пря-
мом и переносном смыслах слова. Суть ее новизны не
в том, чтобы включить образы и смыслы в сферу геогра-
фического изучения, а в том, чтобы рассматривать эти
смыслы системно, как производную целого комплекса
пространственных представлений.

Н. Ю. Замятина
118
Достройка географического инструментария
для изучения фронтира
Для географии характерно изу чение явлений по слоям: литосфе-
ра — гидросфера — атмосфера; биосфера — ноосфера, «слоистая»
(«многорубашечная», по И. М. Маергойзу) территориальная струк-
тура хозяйства. Слой, в котором формируется «дух фронтира», равно
как и связанные с ним политические, демографические, социальные,
культурные и экономические процессы, можно обозначить привыч-
ным термином социально-культурного пространства.
Пространственная неоднородность социально-культурного про-
странства, как известно из социальной теории, обусловлена отноше-
ниями власти между отдельными социальными группами. Власть,
в свою очередь, имеет несколько «измерений». В объективированном
виде власть проявляется в концентрации разных форм капитала (по
П. Бурдье: экономического, социального, культурного)1. В то же вре-
мя власть имеет «символическое» измерение: она подразумевает спо-
собность формировать и навязывать матрицу восприятия окружа-
ющего мира. В зависимости от господствующей системы ценностей
различные формы капитала оцениваются в конкретном сообществе
как значимые или незначимые; признанный капитал (в любой фор-
ме) или, что то же самое, представления о капитале П. Бурдье назы-
вает символическим капиталом2.
1
«Стру кту ра социа льного пространства определ яется в каждый момент рас-
пределением капитала...» (Бурдье П. Социология социального пространст-
ва / Пер. с франц.; отв. ред. перевода Н. А . Шматко. М.; СПб., 2005. С. 31).
2
Введший данное понятие П. Бурдье описывал символический капитал
как своего рода меру легитимности власти: «агенты располагают властью,
пропорциональной их символическом у капиталу, т. е. пол у чаемому ими от
группы признанию» (Там же. С. 27). Власть в трактовке Бурдье имеет два
ва жных свойства. Во-первых, власть понимается как возможность форми-
ровать свою систем у категоризации окру жающей действительности, свою
систему смыслов и символов — это к лючевой аспект власти в данной трак-
товке. Во-вторых, власть подразу мевает свободу (в том числе свободу при-
сваивать и распределять разные формы капитала); степень власти связана
со степенью свободы, безвластие — с несвободой. Оба принципа можно
воспринимать как две стороны одной медали: собственно, право власти на
формирование системы смыслов есть одно из проявлений ее свободы —
свободы в символическом пространстве. Таким образом, символический
капитал как мера потенциальной власти есть так же и мера потенциальной
свободы — и в частности, мера легитимной свободы формировать собст-
венн у ю систем у ценностей, систем у координат восприятия окру жающего
мира — «производство здравого смысла» (Там же).

Картографирование открытых горизонтов
119
Символический капитал имеет два аспекта: с одной стороны,
он есть культурная проекция «объективированной» формы капи-
тала, «преломленной» через господствующую систему ценностей,
с другой, — он, как правило, не просто отражает «объективирован-
ные» формы капитала, но и так согласуется со всей системой цен-
ностей и представлений, что его носитель наделяется признанием,
легитимностью на обладание другими формами капитала. Иными
словами, символический капитал — мера легитимности, мера при-
знания за его носителем права на обладание другими формами ка-
питала (какими именно — зависит от контекста).
Контекст «наполнения» символического капитала конкрет-
ным содержанием обусловлен, во-первых, господствующей систе-
мой норм и ценностей, во-вторых, полем (сферой деятельности, по
Бурдье). В экономическом поле символический капитал означает
право на полу чение прибыли, заработной платы (в разных стра-
нах разительно отличается представление о том, каков, например,
возможный разрыв в доходах директора завода и простого рабо-
чего); в поле науки символический капитал, по сути, сводится
к культурному (знания, навыки), который может быть конверти-
рован и в должность (легитимность на административную власть),
и в экономический капитал (надбавка к заработной плате за уче-
ную степень). Отдельную проблему представляет политическое
поле: здесь, по-видимому, символический капитал означает леги-
тимность власти как таковой3, а именно легитимность установки
собственной системы ценностей, «матрицы» восприятия системы
ценностей. Идеологии — элемент политических полей. Соответст-
венно, фронтир как часть национальной идеологии должен быть
включен в поле, где символический капитал означает право на свою
систему ценностей.
Наконец, сам механизм осуществления власти обеспечивается
принятыми в обществе нормами и правилами или институтами.
Таким образом, социально-культурное пространство анали-
тически можно разделить на социальный слой, формируемый со-
циальными группами и иерархиями, связанными отношениями
3
Некоторые исследователи выделяют ка к еще одну форму капитала адми-
нистративный капитал (Радаев В. В. Понятие капитала, формы капитала
и их конвертация // Экономическая социология. Электронный журнал.
2002. Т. 3, No 4. С. 20–32. URL: <http://ecsoc.hse.ru/2002-3 -4.html> — дата
последнего просмотра: 18.03.2014). c другой стороны, а дминистратив-
на я власть может рассматриваться ка к один из форма лизованных видов
социа льны х отношений — и следовательно, как форма социального
капитала.

Н. Ю. Замятина
120
власти, ментальный4 слой — слой смыслов, концептуальных пред-
ставлений, норм общественного устройства, систем ценностей и
шире — картин мира, и институциональный слой норм и правил
(здесь далее не рассматривается). Подобное разделение — не более
чем аналитический прием, поскольку слои функционируют в тес-
ной связи друг с другом. В частности, социальные и ментальные ре-
алии согласуются в рамках легитимации культурой существующих
систем власти5.
Каждый из слоев имеет пространственное измерение; социальное
пространство групп и властных отношений проецируется на физиче-
ское пространство — и параллельно формируется соответствующа я
система представлений, ментальное (когнитивное) пространство. По-
нятие «пространство» и производные от него понятия «социальное
пространство» и «ментальное пространство» неоднозначны6. Во из-
бежание путаницы с социологическим, культурологическим и гео-
графическим пониманием пространства будем называть проекцию
социальных отношений на физическое (географическое) пространст-
во социальным планом (социальным планом социокультурного про-
странства), а пространственную структуру соответствующих концеп-
туальных представлений — ментальным планом (см. рис. 1).
Остановимся на структуре ментального плана. В общем случае
она включает, во-первых, «рамочные» для данной культуры пред-
ставления об устройстве пространства, во-вторых, представления об
отдельных территориях, отражающие, в частности, культурный ка-
питал этих территорий. Как уже говорилось, конкретное «наполне-
ние» символического капитала зависит от поля (контекста) его вос-
приятия, поэтому символический капитал конкретной территории
также не универсален7. Например, в экономическом контексте сим-
4
Подобным образом в концепции культу рного ландшафта Ю. А. Веденина
выделяется информа ционный слой культ у рного ландшафта (cм.: Куль-
турный ландшафт как объект наследия / Под ред. Ю. А . Веденина,
М. Е . Кулешовой. М.; СПб., 2004).
5
На данную тему существует обширная литература. Один из ключевых
источников: Бергер П., Лукман Т. Социальное констру ирование реа ль-
ности. Трактат по социологии знания. М., 1995.
6
См.: Замятина Н. Ю. Смысл и положение в ментально-географических
пространства х // Географическое положение и территориа льные струк-
туры: Памяти И. М. Маергойза / Составители П. М. Полян, А. И. Трей-
виш. М., 2012. С . 457–478.
7
А в некоторой степени — так же и ра мочные предста влени я об устройстве
простра нства. Подробнее см. о когнитивно-географически х контекста х:
Замятина Н. Ю. Смысл и положение; Она же. Когнитивно-пространст-

Картографирование открытых горизонтов
121
волический капитал территории, по-видимому, в значительной сте-
пени тождествен ее инвестиционному потенциалу; в образователь-
ном — символический потенциал города в значительной степени
определяется рейтингом его у чебных заведений. В идеологическом
контексте символический капитал, как уже указывалось, связан с ле-
гитимностью власти; а значит, символический капитал места — мера
легитимности размещения в нем власти. Поскольку власть связана
с формированием соответствующей системы ценностей, между влас-
тью и местом возникает специфическая тонкая связь, в результате
которой символический капитал территории означает легитимность
распространения специфической местной системы ценностей на всю
подвластную территорию (о подобной связи писали, в частности,
В. Цымбурский8, Д. Замятин9). Данное обстоятельство очень важно
с точки зрения понимания места фронтира в пространственной кар-
тине мира, соответствующей национальной идеологии.
Таким образом, ментальное пространство включает: 1) набор
концептов территорий, актуальных в определенной ситуации10;
2) систему мысленных связей между концептами разных территорий
венные сочетания как предмет географических исследований // Извес-
тия РАН. Серия географическая. 2002. No 5. С 32–37.
8
Цымбурский В. Остров Россия. Геополитические и хронополитические
работы. 1993–2006. М., 2007.
9
Замятин Д. Стрела и шар: к новой мета географии России // Русска я иден-
тичность. Дорога ж изни / Под ред. Д. Андреева и А. Неклессы. М ., 2012.
С. 196–243.
10 Зам ятина Н. Ю. Смысл и положение.
Рис. 1. Упрощенна я схема
структуры социально-
культу рного пространства

Н. Ю. Замятина
122
(она может быть основана, например, на том, что одна из них есть
производна я от другой (поселенцы из одного города основали дру-
гой), когнитивные классификации территорий и др.11; 3) представле-
ния о символическом капитале12 отдельных территорий — т. е. при-
знание за ними легитимности на тот или иной вид капитала, статус
территории в том или ином контексте; 4) представления о прочих
свойствах территории, ее качественных и количественных характе-
ристиках. Полноценна я карта пространственных представлений, в
идеале, должна отражать все названные элементы.
Сочленение культурно-географического пространства с соци-
ально-экономическим не только актуально с точки зрения практи-
ческого применения выводов, но и помогает прояснить особенно-
сти конструирования пространственной картины мира в разных
культурах. Тема фронтира, освоения территории и усвоения соот-
ветствующих реалий в культуре — исключительно плодотворное
поле для изучения такого рода связей. Это — подвижная, неустой-
чивая зона, где, подобно тектоническим плитам, сталкиваются
различные смысловые поля и системы. И подобно тому, как фор-
мируются разные типы наложения и взаимной трансформации
литосферных плит (спрединг, субдукция, обдукция, коллизия),
на фронтире формируются разные типы наложения смысловых и
социальных систем: на одном уровне — пространственных систем
отношений власти, на другом, связанном с ним, — соответству-
ющих систем представлений о пространстве (пространственные
«развертки» идеологий).
Структура социально-культурного пространства фронтира:
колониальный дискурс
Классический, и наилучшим образом исследованный, вариант
фронтира — американский. В рассмотрении фронтира на нацио-
нальном уровне четко выделяются два дискурса. Первый — фрон-
тир как часть американской национальной идеологии, как он
описан Ф. Дж. Тернером. Второй сводим к обычному колониаль-
ному дискурсу. Начнем со второго варианта как более простого.
11
Замятина Н. Ю. Смысл и положение.
12 Представления о символическом капитале, заметим, могут быть
выражены в виде когнитивных пропозиций и логических выкла-
док (рейтинг инвестиционной привлекательности), в виде образов
(образы, бренды, имиджи) и в виде аффективных предпочтений
(топофилия и топофобия Йи-Фу Туана, образы мест в так называ-
емой аксиологической географии).

Картографирование открытых горизонтов
123
Наилучшим образом пространственную структуру фронтира в
колониальном дискурсе иллюстрирует широко известная карти-
на Дж. Гаста (рис. 2).
Пространство картины четко подразделяется на две части: вос-
точная (освоенная территория, колонисты) и западная (дикость —
«wilderness», — представленная дикими зверьми: медведями и би-
зонами, а также дикими людьми — индейцами). Дикость отступает
под натиском «Прогресса». Обратим внимание на важность обеих
частей: именно в столкновении с дикостью восточное, «цивили-
зованное», пространство обретает свой цивилизаторский смысл.
Очевидно, перед нами классическая дуальная структура взаимо-
увязанных, не существующих друг без друга, добра и зла, черного
и белого. В социальной сфере в качестве примера-аналога можно
привести систему высших и низших каст в Индии (где низшие ка-
сты, неприкасаемые, были столь же обязательными у частниками
многих обрядов, например, свадебных, как и высшие, бра хманы:
именно противопоставление обеих каст обеспечивало символиче-
скую целостность мироздания). Следуя привычной методологии
построения ментальной карты, мы должны отобразить на ней как
Рис. 2 . Дж. Гаст. Американский прогресс (“American progress”). 1872

Н. Ю. Замятина
124
Запад, так и Восток (рис. 3). Однако сам факт представленности в
сознании концептов тех или иных территорий — только один из
четырех аспектов пространственных представлений.
Схема на рис. 3
—
слишком «очищенная», лишенная симво-
лического смысла картина: ценность разных элементов дуальной
системы неодинакова. На картине очевидно различие «окраски»
Запада и Востока: светлый, под ясным небом Восток наступает на
темный, в грозовых ту чах Запад; парящая фигура (условно будем
считать ее музой Прогресса) осеняет именно путь с Востока.
Изображенные на картине восточные социальные группы (ко-
лонисты), очевидно, в большей степени признаны (в данном слу-
чае признано их право на победу, на жизнь), чем гонимые ими ин-
дейцы, бизоны и медведи. По определению символического капи-
тала, это означает более высокий символический капитал; в поле
идеологии — это и право определять систему ценностей, право на
власть. Западные социальные группы (индейцы) — субъекты при-
ложения власти. Таким образом, «светлую» (побеждающую) сто-
рону можно признать обладающей более высоким символическим
капиталом (право на победу). Добавим к ранее представленной
схеме обозначение символического капитала разных территорий
(см. рис. 4: белый — высокое значение символического капитала,
черный — низкое).
Обратим внимание на сам
феномен проявленности нега-
тивно окрашенного Запада в
ментальном плане фронтира
в колониальном дискурсе. Ог-
ромный опыт изу чения пред-
ставлений в географии ясно
показывает, что первый «водо-
раздел» в формировании мен-
тального плана проходит как
раз по линии «замечается/не
замечается», «культурная па-
мять/забывание». Индейцы (и
Запад в целом), теоретически,
могли быть просто не замече-
ны в колониальном дискурсе
освоения фронтира — как, на-
пример, не замечены им негры
(или Американский юг в целом):
на картине представлены толь-
ко белые колонисты, продвиже-
Рис. 3. Набор концептов
мента льного плана
американского фронтира
(колониальный диску рс)
Рис. 4 . Схема пространствен-
ного ментального плана
американского фронтира
(колониальный диску рс)
с учетом символической
нагрузки образов отдельных
участков пространства

Картографирование открытых горизонтов
125
ние на Запад х лопкового пояса США оказывается забытым (здесь
можно провести параллель с концепцией социального исключения:
изгои не замечаются). Появление же Запада в ментальном плане со-
циокультурного пространства «колониального» фронтира законо-
мерно: Запад нужен для формирования символического капитала
Востока как фон, как своеобразна я точка отсчета. Индейцы, строго
говоря, не изгои — это классический «значимый Другой»: именно
так должно трактоваться само их присутствие в ментальном плане.
Подобна я структура пространства, по-видимому, типична для ко-
лониального дискурса в целом13.
Таким образом, мы должны переосмыслить ментальный план
социокультурного пространства: это — не простой набор концеп-
тов разных территорий, но их система. Концепты территорий, не
охваченные системными взаимосвязями, выпадают из ментально-
го плана.
Различные виды взаимосвязей между концептами различно
размещенных социальных субъектов можно дополнительно отра-
зить на карте.
13 Культу ра создае т значимость территорий, которые, тем не менее, не
обладают легитимным правом на свободу и самоу правление (колонии);
при этом выбор места повышенного внимания культуры совпадает с
местами повышенного интереса со стороны власти. Пример такого про-
цесса детально описан Э. Саидом: территориальные зоны геополити-
чески х интересов европейски х империй нового времени становились
«ареной», казалось бы, нейтральных х удожественных произведений
столь же часто, сколько и военных экспедиций. Культура в таком слу-
чае легитимирует политику господствующих групп, их интерес к опре-
деленным территори ям. Возможно, это происходит да же неосознанно:
достаточно того, чтобы культу рные произведения создавались в общем
концепт уальном, мировоззренческом поле господству ющей идеоло-
гии — и соответству ющей ем у матрице представлений о пространстве.
Здесь уместно без иронии вспомнить М. Шолохова: «О нас, советских
писателях, злобству ющие враги за рубежом говорят, будто бы пишем
мы по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пи-
шет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и род-
ному народу, которым мы сл у жим своим искусством» (Цитата из речи
М. Шолохова на Втором съезде писателей СССР (1954 г.). Цит. по: Кова-
лев В. А. и др. Очерк истории русской советской литературы. М., 1955.
Ч. II. URL: <http://www.biografia.ru/arhiv/ochlit38.html> — дата послед-
него просмотра: 18.03.2014). С точки зрения когнитивной географии,
«партийное» мировоззрение выражается во внимании к одним терри-
ториям — и игнорировании других.

Н. Ю. Замятина
126
Социально-культурное пространство фронтира:
классический фронтирный дискурс
Перейдем ко второму случаю — концепции фронтира в терне-
ровском варианте14 . Ключевая особенность данного дискурса — ут-
верждение заведомой ценности «того-что-впереди»: как известно,
«дух романтизма опередил пироги Льюиса и Кларка, которые пер-
выми пересекли мутные воды Миссури... Благодаря Ж.-Ж . Руссо
наши поэты и романисты стали взирать на Запад как на дикие, но
прекрасные просторы, где человеку дышится свободно»15. Типич-
ной репрезентацией дискурса американского фронтира являются
многочисленные картины «открытых горизонтов»; мы остановим-
ся на более специфичном варианте репрезентации — картине Р. Ло-
ренца «Могила на Равнинах» (рис. 5): она интересна возможностью
сопоставления репрезентации колонизации Запада США и пересе-
ленческого движения в России в одном сюжете (картина С. В. Ива-
нова «В пути. Смерть переселенца»).
Здесь, как и на картине Дж. Гаста, отсутствует локализованный
центр, но мощно задано направление (в данном случае — вперед,
от зрителя). Однако нельзя утверждать, что в данном направлении
идет падение символического капитала территории. Напротив,
притягательное место (можно предполагать, что это место с высо-
ким символическим капиталом), по-видимому, как раз и ожидается
где-то впереди, за горизонтом. На первый взгляд, создается ощуще-
ние, что черный и белый цвета на рис. 4 в данном дискурсе можно
было бы поменять местами — и в этом бы и состояло различие кар-
тин Гаста и Лоренца, колониального и «тернеровского» дискурсов
фронтира. Во втором случае, однако, мы не имеем четкого пред-
ставления о пространственном распределении власти и символи-
ческого капитала, поэтому для более детальной прорисовки схемы
социально-культурного пространства фронтира обратимся к идео-
логии фронтира в целом.
В ней четко выделяются следующие положения. Во-первых,
предполагается, что фронтир формирует свою систему ценностей
(что, напомним, согласно принятому нами определению власти,
должно априори сочетаться с формированием властного центра
или легитимностью са моу правления). Во-вторых, предполагает-
ся, что эта фронтирная система ценностей подпитывает нацио-
14
Наиболее полное изложение: Turner F. J. The Frontier in American Histor y.
N.Y., 1920. Русский перевод: Тёрнер Ф. Фронтир в а мериканской истории /
Пер. с англ. А. И. Петренко. М ., 2009. Сама концепция была сформулиро-
вана им раньше, в 1893 г., в устном докладе.
15 Литературная история США. В 2 т. М., 1995. Т. 2 . С. 327, 328.

Картографирование открытых горизонтов
127
нальный идеологический уровень, влияет на формирование на-
циона льной системы ценностей.
Если для удобства изображения обозначить национальный
уровень или «американцев в целом» как еще одну территорию,
несколько приподнятую над региональным уровнем (тем самым
расслоив ментальный план социокультурного пространства, рас-
сматривая его в объеме), итоговая картина структуры социально-
культурного пространства американского фронтира примет сле-
дующий вид (см. рис. 6). Здесь появляется новый, специфический
вид связи между концептами разных территорий: предполагается
трансляция системы ценностей от одной территории (фронтир)
к другой («США в целом») и далее к третьей (Восток США); услов-
но обозначим данный вид ментальной связи как связь «донор-ак-
цептор», имея в виду трансляцию символической системы (систе-
мы ценностей).
И фронтир, и восточная часть показаны белым цветом, по-
скольку обладают своими системами ценностей. Фронтир и Вос-
ток не меняются местами, восточная точка отсчета не исчезает,
ее роль как исходной точки в формировании системы ценностей
фронтира всегда заметна (см. выше). Тем не менее, в итоге, исход-
Рис. 5. Р. Лоренц. Могила на ра внина х
(Richard Lorenz. Burial On The Plains). 1890

Н. Ю. Замятина
128
ная восточна я система ценностей трансформируется под влиянием
новой, фронтирной идеологии через посредство национального,
«общеамериканского» уровня. Формируется довольно специфиче-
ская культурно-смысловая система с территориально смещенным
«центром тяжести».
Какой фронтир в России?
Социально-культурное пространство российского фронтира в
разные периоды и в рамках разных идеологических построений кон-
струировалось в соответствии как с первой (колониальный дискурс),
так и со второй (дискурс классического фронтира) схемами, причем
как в дореволюционное, так и в советское время. Колонизационный
дискурс связан с воспроизводством в России идеологии цивилиза-
торской миссии с четкой концентрацией символического капитала
в Центральной части (цивилизационном ядре) России, что иллю-
стрирует, например, такой пассаж: «Пустыни и оазисы покрылись се-
тью железных дорог; открыты школы, библиотеки, банки, ученые у ч-
реждения и общества... возникла пресса (5 газет, из коих 1 на русском
и туркменском языках), словом, на развалинах дряхлого мусуль-
манства, царившего в течение ряда веков в Туркестане, расцветает
новая, полная сил и жизни русска я культура...»16. В советское время
16 Окраины России. СПб., 1900. С . 209, 210.
Рис. 6. Расши-
ренна я схема
ментального
плана американ-
ского фронтира
(«тернеровский»
дискурс)

Картографирование открытых горизонтов
129
мощный дискурс «цивилизаторства» был развит, в частности, с те-
мой коренных малых народов Севера; для примера можно привести
ранние советские фильмы о принятии советской власти коренными
народа ми17 и последующие подобные произведения.
Классический фронтирный дискурс в дореволюционное время
был связан, как представляется, с оппозиционными идеологиями18.
При этом, во-первых, происходило повышение символического ка-
питала Сибири и, во-вторых, попытка транслировать ценности, ко-
торые считаются присущими Сибири, на национальный уровень —
осуществить подпитку общенациональной идеологии сибирским
символическим капиталом. Как писал А. Герцен: «Если б Россия
не была так пространна... то без преувеличения можно сказать, что
в России нельзя бы было жить ни одному человеку, понимающе-
му сколько-нибудь свое достоинство»19. Мы склонны расценивать
данную символическую конструкцию как попытку легитимации
нового идеологического порядка за счет создания нового симво-
лического центра (точки отсчета), на который мог бы опираться
(в процессе «территориализации», по Делезу и Гваттари) новый по-
рядок. В случае успеха, победы новой идеологии, возможно, про-
изошел бы реальный перенос столицы страны — или усиленная
символическая «накачка» Сибири по аналогии с масс-культурной
«накачкой» американского Дикого Запада.
Другой вариант проявления классического фронтирного дис-
курса — хотя и в рамка х совершенно иной идеологической кон-
струкции, но с той же пространственной структурой — мы склон-
ны видеть в позднесоветском дискурсе «покорения Севера» (60–
80-е годы). Налицо «накачка» символического капитала местных
социальных групп (в первую очередь, геологи, а также строители
БАМа, Братской ГЭС и других объектов всесоюзного значения).
Есть и признаки вертикального движения — это представление
Севера если не как идеологической (эта роль безоговорочно от-
водилась партии), то как экономической опоры России. Значение
этого «если не ... то», однако, велико: при всей декларируемой «го-
сударственной важности» в позднесоветском дискурсе территорий
нового освоения — в отличие от фронтира они не наделялись леги-
17 Максимова И. Е . «Индейцы Сибири»: эвенки в советских игровых филь-
ма х 1920–1930-х годов // Сибирска я за ва линка: История Сибири в на-
учных публикациях. URL: <http://zaimka.ru/maksimova-evenki/> (дата
последнего просмотра: 18.03.2014).
18 Bassin M. Inventing Siberia: Visions of the Russian East in the Early Nineteenth
centur y // The American Historical Review. 1991. Vol. 96. N 3. June.
19 ГерценА.И.Сочинения.В2т.М., 1990.Т.2.c.9.

Н. Ю. Замятина
130
тимностью на власть, на создание и репрезентацию своей системы
ценностей: общая схема оказывается ближе к «колониальной», чем
к «тернеровской».
Лишь иногда для отдельных территорий, освоение которых
шло в наиболее жестких условиях и в максимальной изоляции от
основной зоны расселения (и центральной власти), неофициаль-
но допускалась значительная степень самостоятельности. Само-
управление (а местами и самоуправство местных начальников)
осуществлялось де-факто20.
Параллельно (ожидаемо) формировалась мифология про-
странств нового освоения и даже зачатки новой системы ценно-
стей: «хозяин тайги» представал в большей степени отвечающим
за себя, свою жизнь и судьбу страны, чем средний житель какой-
нибудь рязанщины; формируется идеология, довольно похожая на
фронтирную; репрезентация в культуре «строителей Братска» на-
чинает напоминать мифологию американского фронтира.
Заключение: фронтир и проблема легитимации
самоуправления территории
Связь самоуправления с символическим капиталом террито-
рии представляется нам важнейшим направлением дальнейших
исследований. Б. Андерсон убедительно показывает, как становле-
ние местной культуры предшествовало развитию национализма и
политического сепаратизма: становление единого (благодаря мест-
ной прессе) информационного поля в американских колониях, раз-
работка национальных словарей и литературы в Европе были, по
сути, факторами развития движений за независимость21.
Проблема территориального распределения символического
капитала, однако, выходит за рамки политического самоопреде-
ления. Все рассмотренные конфигурации социально-культурного
20 Так, например, известен случай основания города вопреки схемам Госпла-
на по инициативе местного «нефтяного» ру ководства: «Это строительство
не было предусмотрено пятилетним планом, а значит, не было и финан-
сирования. Но М. К . Михайлов, управляющий трестом-площадкой «Но-
ябрьскнефтестрой», убедил генерального директора объединения «Но-
ябрьскнефтегаз» В. А . Городилова начать строительство на собственные
средства — благо фонды на строительство жилья были. Летом 1982-го стро-
ители вышли в Муравленко» (История города // Город Муравленко. Офи-
циальный сайт муниципального образования. URL: <w w w.muravlenko.
com/istoriya_goroda.html> — дата последнего просмотра: 10.01.2013).
21
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

Картографирование открытых горизонтов
131
пространства — национального уровня, репрезентирующие «си-
стемы координат» господствующей идеологии или претендующей
на господство. Но до сих пор мы не обращали внимания на то, как
«чувствует» себя территория, территориальное сообщество, поме-
щаемое господствующей системой ценностей в то или иное место
социально-культурного пространства, пронизанного силовыми
линиями? Здесь пролегают локальные микро-фронтиры; здесь
формируются бренды городов и территорий, социально-террито-
риальные идентичности.
Один из характерных — малозаметных, но широко распростра-
ненных в России — примеров социально-ментальных взаимодей-
ствий связан с проблемой пригородов. Расположенные экономиче-
ски — и ментально! — «в тени» больших городов, многие города-
спутники страдают, по сути, от непризнанности своих городских
прав. Отдельные форумы в социальных интернет сетях посвящены
смакованию темы «недогород»22.
Знание ментально-географических аспектов формирования
символического капитала, полу ченное из методологии изучения
фронтира, позволяет подступиться к этой проблеме на локальном
уровне — на уровне сотен городов, где на микроуровне необходима
смена дискурса с колониального на новый, фронтирный.
22 Муравленко — город или деревня? Интернет-форум гру ппы «Все с Му-
равленко сюда!!!» социальной интернет-сети ВКонтакте. URL: <ht t p://
vkontakte.ru/topic-614041_646050#/topic-4510135_7642410> (дата послед-
него просмотра: 18.03.2014).

Т. М. Калинина
Ал-бируни и йакут:
«климаты» шестой и седьмой
Абу-р -Райхан Мухаммад ибн Ахмад ал-Бируни ро-
дился в 973 г. в пригороде столицы Хорезма Кят, по
иному называемой Хорезм. Его нисба (последняя часть
имени) означает «человек из предместья». Родители его
не были известны, однако ал-Бируни получил хорошее
образование, пользуясь поддержкой меценатов. Вследст-
вие правительственных переворотов он был вынужден
покинуть Хорезм, прожить несколько лет в Рее, затем
переехать ко двору эмира Джурджана (Гургана). Около
1005–1007 гг. он вернулся в Хорезм и работал при дво-
ре хорезмшахов. После подчинения Хорезма тюркскому
правителю Махмуду Газневи ал-Бируни переселился в
1017 г., вслед за Ма хмудом, в тогдашнюю столицу Афга-
нистана, город Газну. Несколько лет, с разрешения Мах-
муда, ал-Бируни провел в Индии. По приезде работал
у преемника Ма хмуда Мас‘уде Газневи (правил в 1030–
1041 гг.), побывал в Хорезме. Умер в Газне в 1048 г.1
.
Ал-Бируни написал более ста нау чных трудов. Из
них сохранились около двух десятков, в частности, такие
известные, как «Памятники минувших поколений» =
«Следы, оставшиеся от прошлых поколений» или, как
его иногда называют, «Хронология» (Асар ал-бакийа
‘ани-л-курун ал-халийа), «Книга разъяснений принад-
лежащих индийцам у чений, приемлемых или отвергае-
мых рассудком» или кратко «Индия» (Китаб фи та хрир
ма ли-л-Хинд мин макула фи-л-‘акл ав марзула), «Канон
Мас‘уда» или «Масудовские таблицы по астрономии
звезд» (Ал-Канун ал-Мас‘уди фи-л-хай’ат ва-н-нуджум»)
(Мас‘уд — преемник Ма хмуда Газневи), «Книга сведений
для познания драгоценностей» или «Минералогия» (Ки-
таб ал-джамахир фи ма‘рифати-л-джава хир»), «Опреде-
1
Крачковский И. Ю. Арабска я географическая литерат у ра //
Крачковский И. Ю. Избранные сочинения. М.; Л., 1957. С. 244 –
247; Булгаков П. Г. Жизнь и труды Беруни. Ташкент, 1972.

Ал-Бируни и Йакут: «климаты» шестой и седьмой
133
ление границ мест для уточнения расстояний между населенными
пунктами», кратко «Геодезия» (Тахдид нихайат ал-амакин ли тасхих
масафат ал-масакин) и др.2
.
Влияние представлений ал-Бируни о вселенной и земле на со-
временников и потомков было колоссальным. Фрагменты из его
сочинений, со ссылками или без оных, часто встречаются в труда х
ученых последующих веков3.
Теперь остановимся на деятельности Йакута ибн ‘Абдаллаха ар-
Руми ал-Хамави Абу ‘Абдаллаха Шихаб ад-Дина. Он родился около
1196 г. По происхождению был малоазийским греком (откуда нисба
«ар-Руми»). Будучи ребенком, попал в плен и был продан в Багдаде
купцу Аскару ибн Ибрахиму ал-Хамави, т. е. из города Хама в Сирии
(откуда вторая нисба Йакута — «ал-Хамави»), получив имя Йакут,
т. е. «Яхонт». Купец воспитал мальчика в традициях ислама и дал
ему хорошее образование, чтобы тот стал помощником в делах и
сопровождал его в поездках. В 1199 г. Аскар ибн Ибрахим умер,
и Йакут стал свободным. С 1213 г. он стал путешествовать, побывав
в Египте, Сирии, Палестине, Аравии, Иране, на берегах Персидско-
го залива, в Месопотамии, Азербайджане, Средней Азии4. Он за-
писывал сведения о местностях, города х, замках и «диковинках»,
которые ему удалось увидеть. Якут придерживался религиозно-
политического течения хариджизма, поэтому во избежание стол-
кновений с шиитами перебрался в Среднюю Азию. В 1218 г., про-
работав два года в книгохранилища х Мерва, Балха и Хорезма, он
начал составлять «Словарь стран» (Му‘джам ал-булдан), который
представлял собой алфавитный перечень хоронимов, ойконимов,
гидронимов, оронимов и проч.
В Хорезме Йакут полу чил известие о появлении монголов и
захвате ими Бухары и Самарканда, вследствие чего в 1220 г. пере-
брался в Хорасан, затем в Мосул. Он занимался перепиской и про-
дажей книг и продолжал работать над словарем, который закончил
2
Wiedemann E. Über a l-Biruni und seine Schriften. Beiträge, LX // Sitzungs-
berichte der Physico-Medizinischen Societät in Erlangen. 1922 (1920–1921).
Bd. 52 –53. S . 151–176; Крачковский И. Ю. Арабска я географическа я лите-
рат у ра. С. 247–262; Розенфельд Б. А., Рожанская М. М., Соколовская З. К.
Абу-р -Райхан ал-Бируни. М., 1973.
3
Al-Biruni’s Picture of the World (Sifat al-Ma‘mura ‘ala ’l-Biruni) / Ed. by
A. Zeki Validi Togan // Memoires of the Archeological Survey of India. New
Delhi, 1941. No 53.
4
Wüstenfeld F. Jakut’s Reisen, aus seinem geographischen Wörterbuche
beschrieben // Zeitschrift der Deutschen Morgen ländischen Gesellschaft.
1864. Bd. XVIII. S. 397–493.

Т. М. Калинина
134
в 1224 г., хотя и позднее занимался им. Кроме «Словаря стран», Йа-
кут написал «Книгу об именах, общих по форме, но различных по
обозначаемой местности» («Китаб ал-муштарик вад‘ан ва-л-муф-
тарик сук‘ан»), а также «Сборник биографий писателей и ученых»
(«Иршад ал-‘ариб иля марифат аль-адиб»), в котором были собраны
около 1100 жизнеописаний арабских литераторов и у ченых VII–
XIII веков. Другие его сочинения не сохранились. Последние годы
жизни он жил в Мосуле или Халебе (Алеппо). Умер Йакут в 1229 г.
в Халебе5.
Большая часть материалов его «Словаря стран», включивше-
го около 16000 статей, принадлежала жившим до него географам,
историкам, генеалогистам, филологам и поэтам, чьи книги Йакут
изучал, работая в библиотека х. Он также вносил информацию, со-
бранную им самим во время путешествий или полученную от тех
современников, кому он доверял. Как и арабо-персидские ученые
IX в. и более поздних веков, он не уточнял, к какому времени отно-
сились те или иные свидетельства. Тем не менее, в отличие от боль-
шинства предшественников, он часто называл источники приводи-
мых сведений — имена авторов и их сочинений, которых насчиты-
вается более ста. Правда, в ряде слу чаев его сообщения не находят
аналогов в известных трудах предшественников; бывает также, что
некоторые данные принадлежат не тем авторам, на которых Йакут
ссылался. Среди использованных им трудов упоминались «Кни-
га завоеваний» Ахмада ал-Балазури (ум. 892), причем в полной
(несохранившейся) редакции, географические труды ал-Истахри
(1-я пол. Х в.), Ибн Хаукала (2-я пол. Х в.), ал-Бируни (973–1048), ал-
Бакри (ум. 1094), «Книга генеалогий» ‘Абд-ал-Карима ибн Мухам-
мада ибн Мансура ас-Сам‘ани (ум. 1167) и многие другие6. Йакут
ввел в свой словарь обширные выдержки из «Книги идолов» Хиша-
ма ибн ал-Калби (ум. 819), «Записок» Ибн Фадлана (922/923) и Абу-
Дулафа (Х в.), Ибн Бутлана (Х в.)7. Эти сочинения поначалу были
известны только благодаря фрагментам из произведения Йакута,
и только впоследствии были найдены оригиналы. Сравнение их
с материалами Йакута показало, что он весьма критично относился
к приводимым сведениям, зачастую оговаривая их достоверность
или сомнительность. Ряд описаний он сопровождал информацией
о современном ему состоянии города или области, по личным на-
блюдениям или свидетельствам со слов какого-то лица.
5
Крачковский И. Ю. Арабска я географическа я литерат у ра. С . 334–336.
6
Heer F. J. Die historischen und geographischen Quellen in Jaqut’s Geogra-
phischen Wörterbuch. Straßburg, 1898.
7
Крачковский И. Ю. Арабска я географическа я литерат у ра. С. 333.

Ал-Бируни и Йакут: «климаты» шестой и седьмой
135
В предисловии к своему «Словарю» Йакут отмечал, что его
труд — это книга «о названиях стран, гор, долин и низин, селений,
стоянок и мест происхождения морей, рек и озер, идолов, капищ,
изваяний...»
8. Он утверждал значимость географических сведений
для доказательства могущества Аллаха, а также необходимость
правильной, точной формы названий разных объектов для соби-
рателей налогов, врачевателей, астрологов, хадисоведов и т. д.9 В на-
чале сочинения он приводил разные версии относительно формы
и размеров земли, ссылаясь на знаменитого автора Альмагеста Пто-
лемея, позднеантичного астронома и геометра Дорофея из Сидона,
Мухаммада ибн Мусу ал-Хорезми и других предшественников, ут-
верждая истинность теории о Земле как о круге10.
Йакут рассуждал о разделении Земли, ссылаясь на авторитеты.
Один из примеров: «Передают, будто бы Ардашир сказал: “Земля [де-
лится] на четыре части: [одна] часть из них — земля тюрок (ат-турк),
а это между западом Индии (ал-Хинд) до востока Византии (ар-Рум).
[Другая] часть из них — Магриб, а это между востоком Византии и
[областями] до ал-Кубт (коптов) и ал-Барбар (берберов). [Третья] часть
из них — земля черных (ас-Савад), а это между берберами до Индии.
[Четверта я] часть из них — это земля, относяща яся к Персии (ал-Фарс),
то, что между рекой Балха до окраин Азербайджана и персидской Ар-
мении (Арминийа ал-Фарисийа) до Евфрата. Затем пустыня арабов (ал-
‘Араб) до Омана и Мекрана, затем до Кабула и Тохаристана”»11.
Как и многие другие арабские ученые, он приводил информа-
цию о системе деления Земли на «климаты» — широтные зоны —
по теории, воспринятой от древнегреческих ученых. В античности
одним из инструментов создания географического образа мира
была система «климатов». Греческое слово τὸ κλίμα происходит
от глагола κλίνω «склонить(ся), наклонять(ся)» и переводится как
1) «склон, скат, спуск», 2) «страна света, климатический пояс». По-
явление системы семи климатов связывают с Эратосфеном, Гип-
пархом, Марином Тирским, Клавдием Птолемеем12. Для арабской
8
Jасut’s geographisches Wörterbuch aus den Handschriften zu Berlin, St. Peters-
burg, und Paris auf Kosten der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft /
Hrsg. von F. Wüstenfeld. Leipzig, 1866. Bd. I. S . 1 (да лее — Jасut. I).
9
Jасut. I. S . 2–3; Розен В. Р. Пролегомена к новому изданию Ибн Фадлана //
ЗВО. 1902. Т. XV. С. 39 –74.
10 Jасut. I. S. 1–2, 16–17, etc.
11
Ibid. S . 16.
12 Honigmann E. Die sieben Klimata und die πόλεις ἐπίσημοι. Heidelberg, 1929.
S. 110–117 et passim; Neugebauer O. A Histor y of Ancient Mathematical
Astronomy. B.; Heidelberg; N.Y., 1975. P. 335 et passim.

Т. М. Калинина
136
культуры характерна традиционность: арабские ученые не мысли-
ли себя вне окружения авторитетов. Учение о семи климатах как
выражение пространственного образа мира было воспринято ара-
бами из греческих и сирийских переводов трудов Птолемея13. Те р -
мин «климат» арабские ученые воспроизводили как иклим.
Рис. 1. Йа ку т (надписи переведены мною на русский язык)14
Как видно на рис. 1, Йакут следовал в основном обычному рас-
положению климатов, помещая первый климат вблизи экватора, а
последний — ближе к северу. Ал-Фергани, ал-Хорезми, ал-Бируни
и другие ученые вводили еще зоны на юге и севере, обозначая их
как «то, что находится к югу от экватора», и «то, что находится к
северу от седьмого климата»15. Нововведение Йакута — принад-
13 Honigmann E. Die sieben Klimata. S . 27, 76–82, 97; Крачковский И. Ю. Араб-
ская географическая литература. С . 156 и далее.
14
Jacut. I. Табл. 4 между стр. 28 и 29.
15 Das Kitab Surat al-ard des Abu Ğa‘far Muhammad Ibn Musa al-Huwarizmi /
Hrsg. H . von Mžik. Leipzig, 1926. S . 3, 36–37; Muhammedis Filii Ketiri
Ferganensis qui vulgo Al-Fraganus dicitur. Elementa astronomica, arabice et
latine. Amstelodami, 1669. P. 29, 38; Калинина Т. М. Сведения ра нних у че-
ных Арабского ха лифата. Тексты, перевод, комментарий. М., 1988. С. 40,

Ал-Бируни и Йакут: «климаты» шестой и седьмой
137
лежность зоны к северу от седьмого «климата» народу ас-сакали-
ба, т. е. славянам.
Йакут очень часто ссылался на Абу Райхана ал-Бируни, зачастую
точно следуя его представлениям о разделении Земли. Он приводил
систему членения Земли на круги, напоминающую схему кругов-ке-
шваров, по иранской традиции, из трудов ал-Бируни. В этом случае
в центре помещался главный, четвертый кешвар — Иранша хр, Ирак
или Вавилон, прочие круги располагались вокруг четвертого кешва-
ра. Ал-Бируни привел такую схему разделения Земли: в одном слу-
чае только с указанием принадлежности кешваров тому или иному
народу (см. рис. 2), в другом — с подробным перечислением земель
внутри кешваров (см. рис. 3). Ориентация всех схем — южная.
Рис. 2. ал-Бируни16
Рис. 3. ал-Бируни17
Рис. 3 весьма информативен: здесь показано не только название
каждого климата-кешвара, но и дан краткий перечень местностей и
народов внутри них, а также соединение климатов между собой по-
130; Беруни Абу Райхан. Книга вразумления начаткам науки о звездах /
Пер. и прим. Б. А . Розенфельда и А. Ахмедова // Беруни Абу Райхан. Из-
бранные произведения. Ташкент, 1975. Т. VI. С. 115, 117.
16 Беруни Абу Райхан. Книга вразумления. С. 115.
17 Беруни Абу Райхан. Геодезия (Определение гра ниц мест дл я у точнения
расстояний меж ду населенными п ункта ми) / Исследования, перевод и
примечания П. Г. Булгакова // Беруни Абу Райхан. Избранные произве-
дения. 1966. Т. III. С. 155. Рис. 23.

Т. М. Калинина
138
средством заливов, рек или областей. Интересно отметить, что поря-
док кешваров на рис. 2 и на рис. 3 различен: на рис. 2 третий кешвар
назван именем Магриба, тогда как на рис. 3 он относится к Мисру,
т. е. к Египту; пятый кешвар определен для Византии и славян, одна-
ко на рис. 3 пятый кешвар назван по имени Византии, а среди наро-
дов этого кешвара нет славян. Шестой кешвар на рис. 2 отнесен к ха-
зарам и тюркам, а на рис. 3 — к Китаю, Тибету, тюркам и реке Волга;
седьмой кешвар на рис. 2 относится к Китаю и Тибету, на рис. 3 он же
назван именами народов «йаджудж и маджудж»18, а населен хазара-
ми, разными видами тюрков, русами и славянами.
Йакут воспроизвел почти в точности последнюю схему кешва-
ров ал-Бируни (см. рис. 4).
Арабский текст в этом ри-
сунке из издания Ф. Вюстен-
фельда не очень хорошо читает-
ся, поэтому я здесь остановлюсь
на необходимых деталях: Йа-
кут, как ал-Бируни, первый круг
(слева вверху) считал принад-
лежащим Индии, второй круг
(справа вверху) у него Хиджаз,
третий (с правой стороны) —
Миср, т. е. Египет, четвертый (в
центре) — Вавилон (Ираншахр
у ал-Бируни), пятый (справа
внизу) — ар-Рум, т. е. Византия;
шестой (с левой стороны) — ас-
Син, т. е. Китай; седьмой (слева
внизу) — Йаджудж. В седьмом
кешваре Йакутом были назва-
ны хазары, тюрки, огузы, киргизы, кимаки и виды их (т. е. тюрков),
русы и славяне. Ориентация этой схемы тоже южная.
Еще одна схема разделения Земли тоже присутствует в труде
Йакута, и аналогом ей послужила также информация ал-Бируни в
главе «Как расположены моря обитаемой части Земли?» (см. рис 5).
18 Йаджудж и Маджудж — легендарные народы, с упоминания которых
целый ряд арабски х географов начинал отсчет шестого или седьмо-
го климатов (Калинина Т. М. Легендарные народы на краю Ойкумены
(по данным арабских средневековых ученых) // История наук о Земле.
Сб. статей. М., 2011. Вып. 4. С. 30 –33).
19 Jacut. I. Табл. 3 между стр. 26 и 27.
20 Беруни Абу Райхан. Книга вразумления. С. 101.
Рис. 4. Йакут19

Ал-Бируни и Йакут: «климаты» шестой и седьмой
139
На схеме изображены народы и страны вокруг водных масси-
вов, которые являются заливами Окружающего океана. Йакут вос-
произвел картину ал-Бируни (см. рис. 6).
Поскольку на схеме Йакута из издания Вюстенфельда назва-
ния не всегда хорошо различимы, я поместила на рис. 6 вместо
арабских наименований цифры с прилагаемым далее русским пе-
реводом: 1. Ас-Син (Китай); 2. Ал-Хинд (Индия); 3. Мекран (при-
брежная область Белуджистана); 4. Персия (Фарс); 5. Аден, Оман,
Аравийский п-ов; 6. Мыс ал-барбар (берберов); 7. Ал-Кулзум
(Клисма на Красном море); 9. Пустыня Черных на западе; 10. Стра-
ны ал-Магриба; 11. Ал-Искандарийа (Александрия Египетская);
12. Ал-Андалус (мусульманская Испания); 13. Ал-Кустантинийа
(Константинополь); 14. Ал-Ирак; 15. Хорасан; 16. Ар-Рус; 17. Ас-
сакалиба (славяне); 18. Виды тюрок; 19. Море ал-Хазар (и у ал-
Бируни, и у Йакута отмечено, что это море не является заливом
Окружающего океана, это — замкнутый бассейн); 20. Ал-Хазар;
21. Море Фаранка (варягов); 22. Фаранк (варяги); 23. [Море] Се-
верное Окружающее.
Йакут приводил ряд сведений, не аналогичных материалам
ал-Бируни: так, он называл Каспий морем Хазар, а не Джурджана;
показал в середине обитаемой Земли народы ар-рус и ас-сакалиба;
варяги названы у него иначе — «фаранк», а не «варанк», как у ал-
Бируни, хотя это может быть ошибкой переписчика.
21
Jacut. I. Табл. 2 между стр. 22 –23.
Рис. 5. Ал-Бируни20
Рис. 6. Йакут21

Т. М. Калинина
140
Описанию бассейнов Черного моря и Каспия и ал-Бируни, и
Йакутом посвящены отдельные разделы, причем эталоном для Йа-
кута и здесь послужила информация ал-Бируни, о чем он сам пре-
дупреждал: «Что касается состояния дел [по] размещению морей на
обитаемой земле, то лучшее, что дошло до меня об этом, это рассказ
Абу Райхана ал-Бируни. Он сказал: “Что касается моря, которое на-
ходится в западной части обитаемой земли и на побережье Танже-
ра и Андалуса, то его называют морем Окружающим (ал-Мухит),
а греки называли его Океан (’Укийанус). Его не пересекают и пла-
вают недалеко от его берегов. Он тянется от этих стран к северу до
лежащей напротив страны (‘ард) славян (ас-сакалиба). Отходит от
нее большой залив (халидж) на севере славян и простирается вбли-
зи земли (‘ард) булгар, страны (балад) мусульман. Он известен как
море варягов (варанк), а это народ на его побережье. Затем [их море]
поворачивает ближе к востоку, и между берегом их [моря] и самой
отдаленной землей тюрок (ат-турк) [расположены] земли и горы
неизу ченные, п устынные, непроходимые...”»22.
Приведенные сведения, действительно, являются почти точ-
ной цитатой из сочинения ал-Бируни «Книга вразумления началам
науки о звездах»23. Упоминания о море варанков имеются также
в сочинениях географов ал-Хараки (ум. 1132 или 1138/9), который
ошибочно полагал, что эти известия относятся к Меотису24, и Абу-
л-Фиды (1273–1331)25. Восходят эти данные к труду ал-Бируни; те-
ория о принадлежности информации об этом море ученому Х в.
ал-Джайхани26, чьи труды не сохранились, является ошибочной27.
О другом восточноевропейском водном бассейне Йаку т писал:
«В середине обитаемой области (ал-ма‘муратун), в земле (‘ард) славян
22 Jacut.I.S.20.
23 Беруни Абу Райхан. Книга вразумления. 100.
24 Калинина Т. М. Водные пространства севера Европы в труда х арабских
ученых IX–XII вв. // Восточна я Европа в исторической ретроспективе.
К 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1999. С. 98–99.
25 Seippel A. Rerum normannicarum fontes arabicae. christaniae, 1896. S . 106;
Коновалова И. Г. Восточна я Европа в сочинениях арабских геог рафов
XIII–XIV вв. Текст, перевод, комментарий. М., 2009. С. 111, 134.
26 Мишин Д. Е . Джайхани и его «Книга путей и государств» // Восток. 2009.
No1.С.33–45.
27 Калинина Т. М. Море варанков в арабской геог рафии // Наука и техни-
ка. Вопросы истории и теории. Тезисы XXXI международной годичной
конференции Са нкт-Петербургского отделения Российского нацио-
на льного комитета по истории и философии науки и тех ники РАН (22–
26 ноября 2010 г.) СПб., 2010. Вып. X XVI. С. 266–267.

Ал-Бируни и Йакут: «климаты» шестой и седьмой
141
и русов есть море, известное как Бунтус среди греков (ал-йунаний-
йина), а среди нас — как море Трапезу нда (Тарабзунда), потому что
это на его [берегу] порт. Выходит из него пролив, который проходит
мимо стен города Константинополя (ал-Кустанинийа), продолжает
сужаться, пока не достигнет моря Сирии (аш-Шам)...»28. Это описа-
ние Черного моря и пролива Босфор тоже принадлежат ал-Бируни29.
Продолжая следовать данным ал-Бируни, Йакут приводил
цитату и о Каспийском море: «Вблизи Табаристана — море порта
Джурджан, на нем — город (мадина) Абаскун, он известен. Затем
простирается к Табаристану и земле (‘ард) ад-Дайлам, Ширван и
Дербент (Баб ал-Абваб) и местности (нахийа) ал-Лан, затем к ал-Ха-
зару, затем реке Итил при ее впадении [в это море], затем к стране
(дийар) токузогузов (ат-тугузгуз), затем возвращается к Абаскуну.
И также называется [это море] по имени всех прилегающих этих
[стран], а более всего известно у нас по хазарам (ал-хазар), а у древ-
них по Джурджану. А Птолемей называл его морем Гиркании (’Ир-
канийа). И не соединяется оно ни с одним морем»30.
Помимо схематичных данных и описания морей, Йакут приво-
дит описания шестого и седьмого климатов. Перечисление народов
в них тоже почти аналогично материалам ал-Бируни:
«Шестой климат... начинается от мест обитания восточных
тюрков Кани (у ал-Бируни: Кай) и Кун, Хирхиз, Кимак, ат-Тугуз-
гуз, земли (‘ард) ат-Туркманийа и Фараба, страны (балад) ал-Хазар и
севера их [ал-Хазар] моря, ал-Лан, ас-Сарир, [расположенный] меж-
ду этим морем и морем Тарабзунда, и идет через ал-Кустантинийу,
землю (‘ард) ал-Ифранджа и север ал-Андалуса, пока не оканчива-
ется у моря ал-Магриба...
Седьмой климат... нет в нем населенных земель, [потому что]
с востока он [представляет собой] лесные чащи и горы, где ищут
себе приют лишь одичавшие из тюрков. Простирается он по горам
Башгирда и границам земель ал-Баджнакийа, городам (баладийа)?
Сирар (Сувар, по ал-Бируни. — Т. К .) и Булгар, [через] ар-Рус, ас-
Сакалиба, ал-Булгарийа и оканчивается у моря ал-Мухит. А за этим
климатом [обитают] немногие из таких народов как Ису, Варанк,
Йура и им подобные, и это — на ближайшей оконечности [седьмого
климата]...»31.
Йакут приводит названия и сведения о местоположении наро-
дов варанк, ас-сакалиба, ар-рус, не уточняя, что эта информация —
28 Jacut. I. S. 21.
29 Беруни Абу Райхан. Книга вразумления. С. 101.
30 Jacut. I. S. 21–22; Беруни Абу Райхан. Книга вразумления. С. 101–102.
31 Беруни Абу Райхан. Книга вразумления. С. 116–117; Jacut. I. S . 33 –35.

Т. М. Калинина
142
устаревшая; впрочем, она потеряла актуальность уже во времена
ал-Бируни, хотя и Ибн Фадлан в Х в., и Абу Хамид ал-Гарнати в
XII в. считали ее вполне достоверной.
Схожая система описания климатов восходит к IX в. и встреча-
ется впервые в «Книге о небесных движениях и своде науки о зве-
здах» (Китаб ал-харакат ас-самавийа ва джавами‘ ‘илм ан-нуджум)
ал-Фергани (сер. IX в). Перечисление народов здесь, естественно, от-
личается от описания ал-Бируни и Йакута, оно значительно короче
и поверхностнее, однако географическая номенклатура в трудах
двух последних авторов сохранена: в труде ал-Фергани названы ат-
Турк, ал-Хазар, море Джурджана (не ал-Хазар), ас-Сакалиба, ал-Ку-
стантинийа, ал-Лан, море ал-Магриба. Нет упоминаний о народа х
ар-Рус, Булгар и о северных народа х. Однако сама схема описания
климатов сохранилась и использовалась, с различными модифика-
циями, в трудах арабских географов Х в., затем перешла, как было
показано выше, и к более поздним авторам.
Таким образом, Йакут в описании восточноевропейских и
азиатских территорий в теоретической части своего труда следу-
ет в основном за данными ал-Бируни, который жил двумя веками
раньше. При использовании сведений книги Йакута, да и других
произведений, написанных после IX–X вв., необходимо следить
за возможными первоисточниками информации. Йакут в боль-
шинстве случаев не только называл, но и цитировал их, благодаря
чему стала выявляться основа многих свидетельств более ранних,
чем время жизни Йакута, трудов арабских ученых. В статьях, по-
священных отдельным топонимам или народам, Йакут приводил
и оригинальную информацию из несохранившихся источников,
сообщений тех людей, которым он доверял, или из собственных на-
блюдений. Однако эти данные требуют отдельного исследования.

С. М. Каштанов
к изучению казанской гидрографии
XVI в.
В русских письменных источниках XVI в., относя-
щихся к разным видам (акты, писцовые книги, ле-
тописи), встречаются упоминания расположенных под
Казанью небольших речек, которые имели в свое время
определенное экологическое, хозяйственное и страте-
гическое значение, но потом исчезли с лица земли и из
памяти людей. Еще в статье 1970 г. я попытался уточ-
нить локализацию упоминаемых в источниках XVI в.
речек Ички-Казани, Туру-Казани и Тереузика1. В после-
дующие годы я продолжал собирать материалы по ка-
занской топографии, уделяя основное внимание картам
и планам XVIII–XX вв. В 2008 г., изучая историю Таш-
кабацкой дороги, шедшей из Казани к Волге, я вновь
коснулся вопроса о местоположении речки Ички2. В на-
стоящей работе мне хотелось бы расширить, углубить
и уточнить аргументацию тех наблюдений и выводов,
которые были сделаны мною в статье 1970 г. в отноше-
нии Туру-Казани и Тереузика.
Сразу после завоевания Казани Иваном Грозным
в 1552 г. здесь стала производиться раздача земель во
владение русским духовным корпорациям. В грамотах,
выдававшихся от лица либо самого царя, либо казан-
ских воевод, указывались границы предоставляемых
участков. Так, в грамоте воеводы кн. П. И. Шуйского ка-
занскому архиепископу Гурию от 13 августа 1555 г. в чи-
сле многих других пожалованных земель фигурируют
1
Каштанов С. М. Земельно-иммунитетная политика рус-
ского правительства в Казанском крае в 50-х года х XVI в.
(по актовом у материа л у) // Из истории Татарии. Ка зань,
1970. Сб. IV (Ученые записки КГПИ. Вып. 80). С. 196–198,
примеч. 72 , 75.
2
Каштанов С. М. Ташкабацкая дорога // ВЕДС. XX: Транс-
континентальные и локальные пути как социокультурный
феномен. М., 2008. С. 82–86.

С. М. Каштанов
144
пожни около р. Волги и озеро Царево: «Да ему ж (архиепископу. —
С. К.) даны пожни на сено меж Волги реки и Тереузика: от прото-
поповых покосов от Кривые заводи с верхние взголови от дуба, а на
дубу грань, по реку по Тереузик и по Тереузское устья к Волге реке.
Да архиепископу ж дали озеро Царево и с иными озеры, которые
озера около Царева озера, а пришли истоки в Царево озеро»3.
В петиционной части жалованной грамоты Ивана IV Успен-
скому Илантову монастырю от 19 июня 1560 г. рассказывается,
что в недалеком прошлом (вероятно, не ранее 1555 г.) воевода кн.
П. И. Шуйский дал монастырю «у Илантовой горы к Туру-Казани и
по Ички-Казани на пашню в поле на двадцать четвертей, а в дву по
тому же»4
. Тогда монастырь стоял на Русском кладбище, и весной
его заливала пола я вода. Поэтому (скорее всего, по просьбе мона-
стыря) последующие воеводы кн. С. И. Микулинский и В. М. Юрь-
ев «велели им тот монастырь с Русского кладбища перенести и по-
ставити на Илантове горе, а пашню им к монастырю дали у той же
Илантовой горы к Туру-Казани по Ички-Казани по двадцати чет-
вертей в поле»5. Одинаковость описания в обоих случаях размеров
и местоположения этой пашни говорит о том, что пожалование со
стороны воевод Микулинского и Юрьева подтвердило пожалова-
ние, произведенное Шуйским. Кроме подтверждения старого по-
жалования, воеводы кн. С. И. Микулинский и В. М. Юрьев сдела-
ли добавку к владениям Илантова монастыря, отдав ему одно поле
сц. Ягодной поляны на другом, правом берегу р. Казани. Но тут
вступила в игру еще одна власть — дьяк Кузьма Федоров, который
контролировал деятельность казанских воевод. «По нашей грамоте
и по наказному списку» он отобрал у монастыря данное ему воево-
3
Акты исторические, собра нные и изда нные Археографическою комис-
сиею. СПб., 1841. Т. 1. No 162. С. 299. В жалованной грамоте Ивана IV
казанскому архиепископу Герману от 24 августа 1565 г. «пожни на сено
меж Волги и Тереузика», а также озеро Царево и др. у помина ются в ре-
дакции 1555 г., но только при изложении архиепископского челобитья,
т. е . в нарративно-петиционной части, в диспозиции же «сенные поко-
сы» и «рыбные ловли» фигурируют в общей форме, без геог рафической
конкретиза ции (см.: Сборник князя Хилкова. Пб., 1879. No 58. С. 156–160,
особенно с. 157–158).
4
Гавриил. Историческое описание Казанского Успенского второклассно-
го Зилантова монастыря. Казань, 1840. С. 29–32. No 9, особенно с. 30; см.
также: Кунц евич Г. Грамоты Казанского Зилантова монастыря // Изве-
стия Общества археологии, истории и этнографии при имп. Ка занском
университете. Казань, 1901. Т. XVII , вып. 5 –6 . С. 270–272 .
5
Гавриил. Историческое описание. С. 30.

К изучению казанской гидрографии XVI в.
145
дами поле и присоединил его «к нашему селу к Ягодной поляне» в
качестве третьего поля. Тогда монастырь попросил у царя компен-
сации за эту потерю. Просьба была весьма конкретна: «... придати в
Волге рыбные ловли да луг меж Волги и Туру-Казани, а ставитца де
на нем сена пятьсот копен»6.
Из диспозитивной части грамоты явствует, что монастырь по-
лучил все, чего добивался, в том числе «пашню у Илантовы горы к
Туру-Казани и по Ички-Казани», около Русского кладбища, ... да
луг меж Волги и Туру-Казани на пятьсот копен...». Далее в грамоте
1560 г. дается ссылка на противень с воеводских «даточных» («до-
ходных») книг, присланный в Москву казанским дьяком Кузьмой
Федоровым. В книгах говорилось, что «по воеводской даче бояр
наших и воевод князя Семена Ивановича Микульского да Васи-
лья Михайловича Юрьева те луга написаны к их же монастырю к
Русскому кладбищу от Казанского устья вниз по Волге по обе сто-
роны Тереузика7 до протопоповых покосов с братиею, и лес около
Русского кладбища»8. Следовательно, луг, о пожаловании которого
монастырь просил царя, уже фактически находился в его владении
по даче воевод С. И. Микулинского и В. М. Юрьева. Когда эта дача
произошла? В краткой редакции разрядных книг нет сведений о во-
еводстве С. И. Микулинского в Казани. Что касается В. М . Юрьева,
то для него 1558 г. оказался вторым годом пребывания на воеводст-
ве в Казани9, а в 1559 г. он был в Москве при князе Юрии Василь-
евиче, брате царя10. В пространной редакции разрядных книг под
7066 (1557/58) г. отмечено, что в Казани «годовали» воеводы боярин
князь Семен Иванович Пунков-Микулинский и боярин Василий
Михайлович Юрьев11. Вторичная роспись казанских воевод под
тем же годом показывает, что С. И. Пункова-Микулинского в Каза-
ни уже не было, а В. М. Юрьев оставался тут на второй срок12. Ранее
мы пришли к выводу, что С. И. Микулинский и В. М. Юрьев «годо-
вали» вместе в Казани с мая 1557 по май 1558 г.13.
6
Там же. С. 31.
7
У Гавриила «Тереузина»; исправлено по публикации Г. З. Кунцевича
(см. примеч. 4).
8
Гавриил. Историческое описание. С. 31.
9
Разрядная книга 1475–1598 гг. / Подг. текста, вводная статья и редакция
В. И. Буганова. М., 1966. С. 172.
10 Там же. С. 182.
11
Разрядная книга 1475–1605 гг. / Сост. Н. Г. Савич. Под ред. В. И . Буганова.
М., 1981. Т. II., ч. I. С. 16.
12 Там же. С. 25.
13 Каштанов С. М. Земельно-иммунитетная политика. С. 202, примеч. 138.

С. М. Каштанов
146
Сравнива я местоположения объектов пожалования архиепи-
скопа Гурия и Илантова монастыря, мы видим, что их каким-то
образом объединяет Тереузик. Владения архиепископа шли от
протопоповых покосов у верхнего изголовья Кривой заводи по
реку Тереузик и Тереузским устьем к Волге реке. Луга Илантова
монастыря тянулись от Казанского устья вниз по Волге по обе сто-
роны Тереузика до протопоповых покосов. Владения архиеписко-
па и Илантова монастыря не граничили между собой, но сопри-
касались с покосами, принадлежавшими протопопу Казанского
Благовещенского собора.
Обратим внимание на то, что в грамоте 1560 г. местоположение
луга Илантова монастыря, где ставится 500 копен сена, определя-
ется двояко. Трижды он локализуется «меж Волги и Туру-Казани»
и один раз, со ссылкой на воеводские даточные книги, на простран-
стве «от Казанского устья вниз по Волге по обе стороны Тереузика».
Не следует ли отсюда, что Тереузик и Тур-Казань — это два разных
названия одной и той же речки?
На ту же мысль наводит сравнение описания архиепископских
сенных покосов в уже цитированной грамоте 1555 г.14 и в переска-
зе несохранившейся отдельной грамоты 1573/74 г. в грамоте 1626 г.15
.
В грамоте 1555 г. сказано: «пожни на сено меж Волги реки и Тереузи-
ка: от протопоповых покосов... по реку по Тереузик и по Тереузское
устье к Волге реке». В грамоте 1573/74 г., согласно пересказу 1626 г.,
архиепископу Лаврентию было «отделено казанских пригородных
покосов за Туру-Казанью к реке к Волге на тысячу на сто копен ... до
Туру-Казанского устья...». Из сравнения этих текстов можно, кажет-
ся, заключить, что Тереузик равнозначен Туру-Казани, а Тереузское
устье — Туру-Казанскому устью.
Кроме архиепископа, благовещенского протопопа и Успен-
ского Илантова монастыря, владельцем лу гов в бассейне Туру-
Казани был еще Казанский Спасо-Преображенский монастырь.
В казанской писцовой книге 1565–1568 гг. у поминаются его луга
«меж речки Ички-Казани и Туру-Казани до Волги по Туру-Ка-
занское устье, а от Туру-Казанского устья меж реки Волги и Ич-
ки-Казани вниз по Волге по Ички-Казанское устье...»16. Писцо-
вая книга содержит ссылку на грамоту казанского воеводы кн.
П. И. Шуйского Спасо-Преображенскому монастырю, выданную
14
Акты исторические. Т. 1. No 162. С. 299.
15 Покровский И. [М.] Казанский архиерейский дом, его средства и штаты
до 1764 года. Казань, 1906. [Приложение]. Грамоты. С. XII–XIII.
16 Материа лы по истории Татарской АССР. Писцовые книги города Каза-
ни 1565–68 гг. и 1646 г. М.; Л., 1932. С. 52; ср. с. 54 –55.

К изучению казанской гидрографии XVI в.
147
в январе 1557 г.17
.
Грамота предоставляла монастырю большой
комплекс земельных владений и, в том числе, «луг за рекою за
Ички-Казанью до Царева луга, что ныне воеводские, по дорожку,
что дорожка от города через Ичку-Казань и до речки до Туры-
Казани...»18.
Тереузик фигурирует также в летописных рассказах о походах
русских войск под Казань в 1551 и 1552 гг. В июне 1551 г. некото-
рые подразделения русского войска, бывшие под командованием
царя Шигалея, перешли с правого берега Волги на левый в районе
Гостина острова (позднейший остров Маркиз, расположенный на-
против устья р. Казанки) и затем стояли «за Волгою... на Терень-
узяке»19. Иначе подошел к Терень-узяку Иван Грозный в августе
1552 г. Он перешел на левый берег Волги под Свияжском 18 августа
и два дня простоял на лугах, ожидая окончания перевозки всего
войска. Дойдя затем до р. Казанки, царь переправился на ее левый
берег 20 августа, видимо, выше устья, но добрался до него в тот же
день и встал «на устье Казани реки, поблизу же Волги, на заводи
Тереузи»20. Здесь он находился еще два дня, 21 и 22 августа, получая
информацию о противнике и у чрежда я разряд войска для похода
на город Казань. 23 августа 1552 г. «пошел государь с Терень-узека,
урядя полки, к городу»21. В указателях к разным томам ПСРЛ опре-
деление Терень-узяка как типа географического объекта варьирует-
ся в зависимости от того, что сказано о нем в той или иной летопи-
си. В указателе к Никоновской летописи и Царственной книге, где
Терень-узяк фигурирует без какой бы то ни было топологической
17 Список с писцовых книг по г. Казани с уездом. Казань, 1877. С . 77. Ср.:
Каштанов С. М. Земельно-имму нитетна я политика. С. 195, примеч. 64;
Он же. Экономическа я политика русского правительства в Казанском
крае в начале 60-х годов XVI в. // Сообщения Ростовского музея. Ростов,
1998.Вып. IX.С.51–52.
18 Список с писцовых книг по г. Казани. С. 77.
19 ПСРЛ. СПб., 1904. Т. 13, перва я половина. С. 165; СПб., 1906. Т. 13, втора я
половина. С . 467; СПб., 1914. Т. 20, втора я половина. С . 482; М., 1965. Т. 29.
С. 62, 94, 95.
20 Так место стоянки описывается в «Последовании древним...» (ПСРЛ.
СПб., 1853. Т. 6 . С. 306); аналогично — в Казанском летописце (Там
же. СПб., 1903. Т. 19. Стб. 413). В дру гих летописях формулировка бо-
лее лаконична: «И стал на Терень-узяке» (Там же. Т. 13, первая поло-
вина. С. 202; втора я половина. С. 498; Т. 20, вторая половина. С. 515;
Т. 29. С. 94, 190).
21
ПСРЛ. Т. 13, перва я половина. С. 203; втора я половина. С. 499; Т. 20, вто-
рая половина. С. 516; Т. 29. С. 95, 190.

С. М. Каштанов
148
дефиниции, он характеризуется нейтральным термином «урочище»
(«урочище на Волге»)22. В Летописце начала царства и Александро-
Невской летописи тексты с у поминанием Терень-узяка совпадают
с текстом Никоновской летописи и Царственной книги. В указателе
к ним дано такое же определение Терень-узяка, как в указателе к Ни-
коновской («урочище на Волге»)23. Сходна я с Никоновской, Львов-
ская летопись (ПСРЛ. Т. 20) была издана без указателя.
В Казанском летописце Тереузя названа заводью. Г. З. Кунцевич
в указателе определяет ее как «проток»: «Тереузя, проток у устья
р. Казани»24. Далее в скобках автор приводит расшифровку назва-
ния Терен-узяк по В. В. Вельяминову-Зернову25: «Терен = глубокий;
узяк = сердцевина дерева, плес, фарватер, проток и рукав реки»26.
В «Последовании древним...», опубликованном в шестом томе
ПСРЛ, речь идет, как и в Казанском летописце, о заводи Тереузе.
В соответствии с этим в географическом указателе к первым вось-
ми томам ПСРЛ Тереуза определяется словом «заводь»27.
М. Худяков, принимая «глубокий проток» в качестве адекват-
ного перевода названия «Терен-узяк», считал, что этим именем
обозначалось само Казанское устье28. Такая идентификация Терен-
узяка противоречит показаниям источников, особенно актовых, из
которых видно, что Терен-узяк имел свое собственное, Тереузское
устье, не совпадающее с устьем р. Казанки.
В русских источниках XVI–XVII вв. встречается слово «пере-
узь» («переуль»). Оно употреблялось для обозначения морского
залива или пролива29. В выписи 1640 г. из вологодских писцовых
книг на разные монастырские пожни в реках Вологде, Сухоне и др.
упоминается «переузедь». Это было некоторое водное пространст-
22 ПСРЛ. Пг., 1918. Т. 14, втора я половина. Указатель к Никоновской лето-
писи (IX–XIV тт.). С. 259.
23 ПСРЛ. Т. 29. С. 378.
24 ПСРЛ. Т. 19. С. 523.
25 По-татарски должно быть не «терен», а «тирен» (ناريت) — гл убокий (Ве-
льяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевича х.
СПб., 1863. Ч. 1. С. 386). О слове «узяк» (тат. كازوا) Вельяминов-Зернов
за мечает, что оно имеет «множество значений». Г. З. Кунцевич привел
все те значения, которые указа л Вельяминов-Зернов.
26 ПСРЛ. Т. 19. С. 523; ср.: Кунцевич Г. З. История о Казанском царстве или
Казанский летописец. СПб., 1905. С. 676.
27 Указатель к первым осьми томам Полного собра ния русски х летописей.
СПб., 1907. Отд. II. Указатель геог рафический. С. 473.
28 Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. Казань, 1923. С. 276.
29 Словарь русского языка XI–XVII вв. М ., 1988. Вып. 14 . С. 299.

К изучению казанской гидрографии XVI в.
149
Рис. 1. Река Тура и овраг реки Туры.
Фрагмент общего плана Казанского уезда конца XVIII в.
(РГАДА. Ф. 1356. Ка з. губ. No 13). Зарисовка.

С. М. Каштанов
150
во (залив, пролив реки?), имеющее берег: «На переузеди на берегу
молокитовой болшой кустъ»30.
Слова «Тереузик» и «переузедь» весьма близки по звучанию и
значению, но есть ли у них общие корни?
На картах г. Казани, Казанского уезда и Казанской губернии
XVIII–XX вв. нам ни разу не встретилась надпись «Терень-узяк» или
«Тереузик» при какой-либо из линий, изображающих реку. Вместе
с тем название «речка Тур» или «речка Тура» на некоторых казан-
ских картах и планах присутствует. На плане г. Казани 1793 г. «реч-
ка Тур» изображена параллельно Волге на юге и озеру Долгому на
севере31. Она начинается недалеко от устья р. Казанки и кончается
возле истока Будиловского (см. линию ас на рис. 2). Протяженность
ее на этом плане составляет 26 см, что при масштабе 100 саженей в
1 английском дюйме дает 2246,4 м = 2,24 км (если считать сажень
равной 216 см) или 2215,2 м = 2,21 км (если полагать, что сажень уже
тогда равнялась 213 см).
Подобный же вид и размер (м. б., на 1 см больше) имеет «речка
Тура» на плане пригородных сенных покосов г. Казани 1801 г.32.
(см. рис. 3). Интересно, впрочем, что здесь надпись «речка Тура»
сделана над нижней частью линии ас, т. е. над bс, в то время как
на городском плане надпись «речка Тур» относится ко всей ли-
нии ас.
На большинстве известных нам карт, где помещена речка Тура
или Тур, она показана состоящей из двух рукавов, разделенных
проливом33 (см. линию bе на рис. 2 и 3). Специальное название
верхнего или левого рукава нам удалось найти только на общем
плане Казанского уезда конца XVIII в.34 (см. рис. 1). Там четко раз-
личаются «о. р. Туры» (до пролива) и «р. Тура» (ниже пролива). Та-
ким образом, линия аb — овраг реки Туры, линия bс — сама река
Тура. На городском плане 1793 г. нижняя часть линии bс показана
утолщенной, на плане сенных покосов 1801 г. вся линия bс у тол-
щена и прорисована двумя чертами. Линия же аb — одинарная.
Эта разница отражает разную степень полноводности верхнего и
нижнего рукавов. Нижний, т. е. сама река Тура, видимо, подпиты-
вался волжской водой, поступавшей через пролив bе. Вода шла из
пролива направо вниз в р. Туру, которая пополнялась затем еще
30 Гос. музей-за поведник «Ростовский Кремль». Ркп. No 169 (Копийна я
книга Павло-Обнорского монастыря). Гл. 32. Л. 108, строки 10–11.
31 Нац. Архив Республики Татарстан. Ф. 324. Оп. 728. No 335.
32 Нац. музей Республики Татарстан. Атлас. No 44 (120328). Л. 19. No 9.
33 РГАДА. Ф. 1356. Каз. губ. No 21, 170; Нац. музей Республики Татарстан. No 120325.
34 РГАДА. Ф. 1356. Каз. губ. No 13.

К изучению казанской гидрографии XVI в.
151
истоком из озера Долгого. Верхняя часть этой водной системы не
пополнялась из других источников и была обречена на высыха-
ние. Вероятно, «овраг р. Туры» получал некоторый приток воды
во время весеннего половодья, но уже в XVI в. он не считался пол-
ноценной частью реки Туры и заслужил название «Тереузик» или
«Терень-узяк» и характеризовался как «заводь».
В связи с этим кажущаяся на первый взгляд убедительной ги-
потеза В. В. Вельяминова-Зернова, переводившего название «Те-
рень-узяк» словами «глубокий проток», вызывает у нас сомнение.
Во-первых, едва ли данный объект мог поразить зрителя своей
глубиной. Он был, напротив, довольно мелким. Во-вторых, русское
выражение XVIII в. «овраг р. Туры» могло иметь источником татар-
ское название, звучавшее на языке оригинала не как «Терень-узяк»,
а как «Турнен уз k» (русло, старица, овраг р. Тура)35.
Что касается двух встречающихся в русских источниках на-
званий рч. Тур – «Тур-Казань» и «Тура-Казань», то древнейшим
из них было, вероятно, первое. В татарско-русском словаре 1966 г.
слово «Тура» отсутствует, а слово «Тур» переводится как «перед-
ний угол». Судя по планам 1793 и 1801 гг., исток рч. Тур (=Тереу-
зик) находился в 200 м к юго-востоку от устья р. Казанки. Этот
угол суши был расположен между точками ahk. Он являлся пе-
редним углом р. Казанки и передним углом обороны г. Казани.
В 1551–1552 гг. русские войска занимали его как плацдарм. По это-
му углу речка получила название «Тур».
На карта х XVIII–XIX вв. не показано устье р. Туры, хотя из
источников XVI в. известно, что оно было на р. Волге выше устья
рч. Ичк и36. Устье Ички на ходилось на Соленой воложке, доволь-
но далеко от того места, где кончается на картах XVIII в. течение
р. Туры. По картам соединение Туры с Волгой не прослеживается
нигде, кроме пролива bе, на границе Тереузика и собственно Тура.
В статье 1970 г. я высказал ошибочное предположение, что здесь и
находилось объединенное устье Тереузика и Тура, которые, полу-
чалось, текли в противоположных направлениях навстречу друг
другу: Тереузик — на юг, Тур — на север. При этом я справедливо
отвергал мнение Гавриила о том, что Тур — приток Казанки37.
35 См. об этом также: Каштанов С. М. Земельно-иммунитетная политика.
С. 198, примеч. 75.
36 См.: Материалы по истории Татарской АССР. Писцовые книги города
Казани. С . 52 –53; Каштанов С. М. Земельно-иммунитетная политика.
С. 196, примеч. 72 .
37 Гавриил. Историческое описание. С. 30, примеч.; Каштанов С. М. Земельно-
иммунитетная политика. С. 196, 198, примеч. 72, 75.

С. М. Каштанов
152
Рис. 2 . Речка Тур. Фрагмент плана г. Казани 1793 г.,
утвержденного в 1796 г. Копия втор. пол. XIX в.
(Нац. Архив Республики Татарста н. Ф. 324. Оп. 728. No 335).
Строчные латинские буквы — на ши.

К изучению казанской гидрографии XVI в.
153
Рис. 3. Речка Тура на плане пригородных (г. Казани) сенных покосов,
называемых Врашки, Кривошеинская и Малая Шиловка. 1801 г.
(Нац. музей Республики Татарстан. Атлас, No 44 (120328). Л. 19. No 9).
Масштаб: в англ. дюйме 100 сажен.
Буквы латинские: литерные — как на плане 1801 г., строчные — наши.

С. М. Каштанов
154
На самом деле, конечно, обе части реки Туры текли на юг, вдоль
Волги, причина же утраты Туру-Казанского устья в XVIII в. или
раньше нам неизвестна. Полагаю, впрочем, что оно было располо-
жено недалеко от истока Будиловского, к югу от него.
Раздельное измерение длины двух частей р. Туры дает следую-
щие результаты: на плане 1793 г. аb занимает 10,8 см, bс — 14,6 см.
Это соответствует 933,12 и 1261,44 м. Таким образом, протяжен-
ность Тереузики не достигала 1 км, а длина Туры не намного пре-
восходила эту величину.
Для уточнения вопроса о том, как разделялся в XVI в. бассейн
рч. Тура между владельцами разных сенных покосов, сопоста-
вим сначала описания архиепископских лугов в грамотах 155538 и
1573/74 гг. 39
.
Данная грамота 1555 г.
Отдельна я гра мота 1573/74 г.
«...даны пожни на сено меж Волги
реки и Тереузика: от протопоповых
покосов от Кривые заводи с верхние
взголови от дуба, а на дубу грань, по
реку по Тереузик и по Тереузское
устья к Волге реке».
«...отделено казанских пригород-
ных покосов за Туру-Казанью к
реке к Волге на тысячу на сто ко-
пен, и у чинена межа тем покосом,
идучи от реки Волги берегом, а у
реки Волги на берегу яма, да от ямы
поперек полян по молодой дубок,
а на дубу грань, от дубка прямо к
озеру на яму и от ямы подле озера
долом, да перееха в дол, поворотить
налево подле того ж озера до исто-
ку, а исток впал в Туру-Казань, а от
того истока внизу Туру-Каза нью, и
до Туру-Каза нского устья покосы
архиепископа Лаврентия».
Под Кривой заводью в грамоте 1555 г. подразумевается, веро-
ятно, залив р. Волги, который на рис. 2 и 3 мы обозначили буква-
ми edf. На плане Казанского адмиралтейства (XVIII в.) эта заводь
определяется как «старое течение р. Казанки»40. Мы не уверены в
правильности такой идентификации. Верхняя «взголовь» Кривой
заводи помечена нами на тех же рисунках буквой d. Из какого-то
места в районе d межа шла на север до Тереузика. Отсюда до его
устья (= до устья Тура) и простирались архиепископские сенные
38 Акты исторические. Т. 1. No 162. С. 299.
39 Покровский И. [М.] Казанский архиерейский дом. Грамоты. С. XIII.
40 РГВИА. Ф. ВУА. No 21988 (по Бендеру No 21989).

К изучению казанской гидрографии XVI в.
155
покосы между реками Туром и Волгой. Труднее соотнести с картой
текст отдельной грамоты 1573/74 г. Уже фраза «идучи от реки Волги
берегом» вызывает вопросы: во-первых, откуда идти, во-вторых, по
какой части берега: kf или dl? В обеих грамотах, и 1555 и 1573/74 гг.,
упоминается дуб с гранью. Правда, в грамоте 1555 г. возраст дуба не
указан, а в грамоте 1573/74 г. он определяется как «молодой дубок».
Если это один и тот же дуб, в чем можно сомневаться, речь идет
о районе возле «верхние взголови» Кривой заводи (точка d). Тогда
под «берегом» надо подразумевать dl. Фактически межа начиналась
и кончалась на Волге. Она шла от устья Туру-Казани по берегу Вол-
ги до верха Кривой заводи и оттуда продолжалась сухим путем.
В грамоте 1573/74 г. говорится о движении межи в сторону озера,
имеющего исток, который впадает в Туру-Казань. С этим озером,
видимо, отождествляется озеро Долгое, расположенное к северу от
р. Тура. Но чтобы попасть к нему с берега Волги, следовало пересечь
Тереузик (Туру), о чем грамота 1573/74 г. умалчивает. Очень стран-
но выглядит указание о необходимости поворота «налево подле
того ж озера до истоку». Судя по карте, для перехода из-под озера к
истоку надлежало сделать поворот не налево, а направо.
Грамота 1573/74 г. включает в сферу архиерейских покосов
большую территорию между рч. Туром и озером Долгим, т. е. все
левобережье собственно Тура, в то время как грамота 1555 г. огра-
ничивалась правобережьем.
Загадочным остается местоположение протопоповых покосов,
граничивших и с илантовскими и с архиерейскими. Возможно, они
находились на части суши между Волгой и Кривой заводью, захва-
тывая небольшую территорию к западу от d, по гипотетической ли-
нии mn и образуя некоторую фигуру mdfn. Тогда можно допустить,
что их граница с архиепископскими пожнями проходила по гипо-
тетической линии dm, а территория mbed принадлежала архиепи-
скопу. Условная линия mn разграничивала, по нашему представле-
нию, покосы протопопа и Илантова монастыря, на долю которого
остается, таким образом, у часток hmnk, в самом начале Тереузика.
Но действительно ли здесь полу чил свой луг на 500 копен Илантов
монастырь? В грамоте 1560 г., как мы помним, этот лу г трижды лока-
лизуется «меж Волги и Туру-Казани» и один раз на пространстве «от
Казанского устья вниз по Волге по обе стороны Тереузика». Именно
последнее указание послужило для нас основанием считать, что луг
Илантова монастыря на ходился в устье р. Казанки. На плане 1801 г.
на ходим упоминание «отхожих сенных покосов, принадлежащих к
Зилантьему монастырю владения игумена з братьею». Их местопо-
ложение отмечено литерами F-G (см. рис. 3). Это у часток, прилега-
ющий к берегу Волги около самого «хвостика» р. Туры и ниже его.

С. М. Каштанов
156
По данным XVI в., здесь скорее можно было бы застать покосы Спа-
со-Преображенского монастыря. Не сомнева ясь в достоверности
плана 1801 г., мы задаемся вопросом: когда Илантов монастырь при-
обрел пожни в районе устья Туры-Казани? Не остаток ли это давне-
го владения? Перечеркивает ли наличие лугов Илантова монастыря
около устья Тура в XVIII в. сведения грамоты 1560 г. о пожаловании
ему лугов у Казанского устья?
Сведения источников XVI в., помещающих илантовские луга
«до протопоповых покосов» (грамота 1560 г.), и отмеряющих ар-
хиепископские луга «от протопоповых покосов от Кривые заводи»
(грамота 1555 г.), позволяют настаивать на предложенной выше
локализации владений: Илантова монастыря — в начальной части
Тереузика, протопопа с братьею — ниже, в том числе по Кривой
заводи с южной стороны, архиепископских — по основной части
Тура, от Кривой заводи до устья Тура.

Е. Н. Кириллова
Город в центре мира,
или «свое» и «чужое» пространство
в истории французских ремесел
в раннее новое время
К атегория пространства выполняет важную фун-
кцию в системе распознавания «свой» — «чужой»,
выступая, наряду с происхождением, родственными
связями, религиозной принадлежностью, политиче-
скими, социально-экономическими и другими факто-
рами, одним из важнейших признаков, определяющих
статус индивида и его место в системе социальных свя-
зей. Особую значимость пространственная «привязка»
имеет в традиционном обществе, которое рассматрива-
ет этот признак как одну из базовых и наиболее устой-
чивых характеристик любого человека.
Индустриальное и особенно постиндустриальное
общество полагает возможность регулярных пере-
ездов и путешествий своим неотъемлемым знаком, не
только допуская, но и приветствуя множественность
пространственных «привязок»: родиться, учиться,
работать, жить и отдыхать можно в совершенно раз-
ных местах. «Точкой», вокруг которой сформируются
социальные связи конкретного индивида, может стать
как совокупность таких мест, так и одно из них, и вов-
се не обязательно им окажется место рождения или
постоянного проживания. В средние века и раннее
Новое время общественное мнение было гораздо ме-
нее склонно к подобной множественности, хотя, разу-
меется, пу тешествия и завоевательные походы, дело-
вые поездки и поиск знаний, бегства и вынужденные
переселения не были «изобретены» в недавнем прош-
лом, они всегда выступали особыми знаками в биогра-
фии любого человека.
Пространство, связанное с профессиональной де-
ятельностью, обладает в этой связи безусловным свое-
образием: здесь есть свои границы и ограничения — об-
щие для ряда профессий и отдельные для каждой из них,
свои точки отсчета и системы координат, свои горизон-
ты и белые пятна. Такое пространство составляет лишь

Е. Н. Кириллова
158
часть общей картины мира индивида или социальной группы, но
безусловно — важную ее часть.
Изучать «профессиональное» пространство французских ре-
месленников в раннее Новое время проще всего было бы на мате-
риале нарративных источников, предпочтение среди которых сле-
довало бы отдать текстам личного происхождения (дневникам,
мемуарам, письмам), что для той эпохи и применительно к ремес-
ленной, а не торговой, среде относится скорее к области идеаль-
ного1. Поэтому в основу работы легли источники других видов —
законодательство и нормативные акты, главные из которых — ре-
гулировавшие профессиональную деятельность ремесленников
регламенты, во множестве создававшиеся в раннее Новое время2.
Сосредоточенные на конкретном ремесле и на профессиональных
сюжетах, регламенты отражают базовые, общепринятые и обще-
известные представления как о своем городе, так и о других мес-
тах, городах и землях.
Центром Вселенной и главным городом мира здесь выступит
«церковная столица» Франции — Реймс. Город реймсского архиепи-
скопа, первого пэра Франции, Реймс представлял собой уникальное
явление во французской истории, поскольку именно здесь происхо-
дили коронации французских монархов3. В то же время он был одним
1
Житель Реймса, плотник и столяр Жан Пюссо (1544–1626) с 1568 г. вел
ежедневные записи, которые были опубликованы в середине XIX в.
(Mémoires ou Journalier de Jean Pussot // Travau x de l ’Académie impérial
de Reims. Reims, 1856. Vol. XXIII; 1857. Vol. XXV). Однако он был также
архитектором, в качестве инженера входил в комиссию по благоустрой-
ству реки Вель и вообще прина длежа л известной и влиятельной семье,
ч лены которой были синдиками эшевина жа, бальи арх иепископа Рейм-
са (Henri E. Notice biographique // Ibid. Vol. XXIII. P. 106. Not.). Его никак
нельзя назвать типичным ремесленником.
2
До си х пор существует стереотип, согласно которому ремесленные и
торговые корпорации в XV в., или даже еще раньше, превратились в
экономически и социа льно несостоятельные организации, препятство-
вавшие развитию всех отраслей экономики и общества в целом. Поэто-
м у ремесленным и торговым уставам раннего Нового времени удел яет-
ся недостаточно внима ния как источникам массовым, неоригинальным
(в отличие от средневековых), консервативным и анга жирова нным.
3
Право короновать монарха было личной (статусной) привилегией реймс-
ского архиепископа, оно не было связано с конкретным собором и да же с
городом, что позволяло проводить корона ции, имевшие за конну ю силу,
в других места х: в Орлеа не, Суассоне, Компьене, Нуайоне, Лане, Шартре
и Сен-Дени. Традиция проводить церемонию именно в Реймсе, в собо-

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
159
из множества средних по своим размерам городов, не ставших цен-
трами королевской администрации4. Не столица, не порт и не центр
транзитной торговли, Реймс, однако, был крупным экономическим
и важным политическим центром королевства. В XIII–XV вв. в нем
проживали около 10–12 тысяч человек5, к концу XVI столетия насе-
ление города возросло до 20 тысяч жителей, а к концу XVIII в. — до
26 тысяч6.
Профессиональная деятельность ремесленников регулирова-
лась уставами, известными в Реймсе уже с конца XIII в., королевски-
ми эдиктами и постановлениями городских властей. В средние века
и раннее Новое время в городе насчитывалось несколько десятков
ремесленных корпораций, в которые входили от пяти-шести чело-
век (пряничники, перчаточники и др.) до десятков и даже сотен ма-
стеров (булочники, сапожники, бочары, сукноделы).
Город и его пригороды
Профессиональная деятельность ремесленника в раннее Новое
время, как и в средние века, была сосредоточена в его мастерской
и лавке, в доме, где те находились и где мастер не только работал,
но и жил. Расположение мастерских в пространстве конкретного
города определялось его географическим положением и рельефом
местности, но главное — спецификой профессий. Рыбаки жили
ближе к реке, мясники — около рынка или на окраинах, как и ду-
бильщики кож, кожевники или красильщики. В отличие от них
булочники, кондитеры, мелочные торговцы, сапожники, портные
предпочитали селиться в разных частях города. Порой вводились
ограничения, запрещавшие устраивать новые мастерские и лавки в
ре Нотр-Дам, утвердилась не сразу; первой стала коронация Генриха I в
1027 г., но затем все короли Фра нции были коронованы в Реймсе, кроме
Людовика VI (Орлеан, 1108 г.) и Генри ха IV (Шартр, 1594 г.).
4
Реймс был почти полностью подчинен церковной юрисдикции. Коро-
левска я власть отда ва ла приоритет соседнему Шалону — королевскому
городу, экономическое и политическое соперничество которого с Рейм-
сом имело долг у ю историю.
5
Jadart H. La population de Reims et de son arrondissement. Reims, 1882.
P. 18–19, 23–24; Desportes P. Reims et les rémois au x XIIIe et XIVe siècles.
Thèse. Lille, 1977. T. I. P. 120.
6
Histoire de la champagne. Toulouse, 1975. P. 203; Histoire de Reims / Sous
la dir. de P. Desportes. Toulouse, 1983. P. 220. См. так же: Benoit R. Vivre et
mourir à Reims au Grand siècle. 1580–1720. Arras, 1999. Население Ша лона
в раннее Новое время составляло около 10 тыс. человек.

Е. Н. Кириллова
160
непосредственной близости от уже существующих, чтобы снизить
конкуренцию среди мастеров. Городской рынок и ярмарки, если
они проводились в городе или ближайшей округе, также были важ-
ными центрами профессиональной деятельности городских ремес-
ленников и торговцев, как и жизни города в целом.
В Реймсе почти равномерно в разных прихода х размещались
булочники, сапожники, портные, кровельщики, кондитеры; очень
компактно — ювелиры, бакалейщики, перчаточники; в двух при-
ходах (рядом с рынком и ближе к окраинам, где они могли рабо-
тать) — мясники и рыбаки. Некоторые из старьевщиков, скорняков,
кузнецов и плотников проживали недалеко друг от друга, осталь-
ные — как придется7.
Пригороды всегда упоминались в ремесленных регламентах
раннего Нового времени, однако между ними и городом Реймсом
не отмечалось различий, которые были бы существенны для масте-
ров в их профессиональной деятельности. В регламенте булочни-
ков и кондитеров 1561 г. было сказано об обучении ремеслу в городе
Реймсе и в его пригородах8, как и в уставе портных 1628 г. (который
дословно соответствовал регламенту парижских портных 1619 г.)9,
булавочников (1635)10, кузнецов (1644)11 и в других регламентах, но
между тем и другим обучением не было никакой разницы. В уставе
шляпников 1570 г. говорилось о сыне мастера, родившемся в городе
или пригороде12, что однако никак не отражалось на его положе-
нии (и это единственное в реймсских регламента х упоминание о
месте рождения будущего мастера и члена профессионального со-
общества). Кожевники и перчаточники (1574) говорили о товарах,
которые могли быть привезены приезжими мастерами-кожевника-
ми или другими лицами для продажи «в этом городе Реймсе или
его пригородах»13, но и здесь не было никаких различий ни в тре-
бовании о предварительном досмотре товаров, ни в наказаниях за
низкое качество. Опасность появления как в городе, так и в приго-
родах плохих изделий, как и в целом качество булавок, сделанных в
7
Desportes P. Reims et les rémois. T. I. P. 503, 512 , 514, 518, 529, 532–533.
8
Archives législatives de la ville de Reims / Publ. par P. Varin (далее — AL).
P., 1847.Pt.2.Vol.2.P.145–146.[V]ст.
9
«...никто не будет принят мастером в указанном городе и пригорода х,
если он не был у чеником у мастера в городе и пригорода х Парижа...»:
Ibid. P. 510. [II] ст.
10 Ibid. P. 547. [VI] ст.
11
Ibid. P. 585–586. I ст.
12 Ibid. P. 209–210. [IV] ст.
13 Ibid. P. 267. [XI] ст.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
161
«городе или пригорода х» (без какого-либо размежевания этих тер-
риторий), рассмотрены в регламенте булавочников 1635 г.14 .
Постоянство подобных упоминаний (не только для Реймса) го-
ворит о давнем и очевидном разделении города и его пригородов
и об их единстве. Чтобы не повторять длинные перечисления, со-
ставители документов полагали возможным сокращать «пригоро-
ды», оставляя при вторых и третьих упоминаниях только «город
Рей мс»15.
Однако и сам город на протяжении многих столетий не был
единым целым: архиепископ и герцог Реймса был крупнейшим
сеньором в городе, другими крупными сеньорами были капитулы
Нотр-Дам и Сен-Реми16, имевшие право высшей, средней и низшей
юрисдикции. И первые общегородские ордонансы, рег улировавшие
городское благоустройство и правила поведения горожан, в 1380 и
1389 гг. утвердили совместно сеньоры, обладавшие в Реймсе выс-
шей юрисдикцией17. Позднее, при создании новых общегородских
регламентов, сложность заключалась как раз в разграничении пол-
номочий королевских должностных лиц, представлявших коро-
левского бальи Вермандуа18 и президиальный суд19, и должностных
14
Ibid. P. 544, 546–547. [II] и [IV] ст.
15 Та ких примеров много как в ремесленных регла мента х, так и в поста-
новлениях властей. Например, в поста новлении Государственного со-
вета 1693 г., при пересказе прошения, с которым бакалейщики Реймса
обратились к королю, они называются внача ле «ку пца ми бакалейщи-
ками, торговцами аптекарскими товарами, солью, сла достями города
и пригородов Реймса», но да лее у поминается только «город Реймс» (по
отношению как к этим купцам, так и к другим купеческим объединени-
ям Реймса): Ibid. P. 974. Not. 1.
16 Дело о спорных земельных вла дениях аббатства Сен-Реми и арх иепи-
скопа рассмотрено в работе: Тогоева О. И. Воспоминания о власти. Рей-
мс 1431 г. // Образы власти на Западе, в Византии и на Руси: Средние
века. Новое время. М., 2008.
17 ce sont les ordonnances sur le fait des vivres de la ville de Reins advisées par
Mgr. de Reins, les eschevins de son ban, messieurs les prévost, doyen, chantre
et chapitre de Reins, messieurs les religieu x, abbé et convent de Saint-Remy
de Reins, et leurs conseilliers, pour le profit commun de toute ladicte ville //
Archives administratives de la ville de Reims / Publ. par P. Varin (далее —
AA). P., 1848. T. 3. P. 716–731.
18 Бальяж был создан Филиппом II Августом в Лане в 1186 г. В Реймсе ин-
тересы королевской власти представлял наместник бальи Вермандуа.
19 Президиа льный суд, во французской судебной иерархии на ходившийся
ниже парламента, но выше суда бальяжа, был создан в Реймсе в 1552 г.

Е. Н. Кириллова
162
лиц, которые представляли сеньоров, обладавших в Реймсе правом
высшей юрисдикции, в первую очередь, архиепископа Реймса. Сле-
дующие городские регламенты, 1627 и 1630 гг.20, были утверждены
бальи Вермандуа после того, как Парижский парламент 5 декабря
1625 г. принял постановление о праве именно королевских долж-
ностных лиц регулировать порядок в Реймсе и его пригородах.
От имени бальи реймсского архиепископа Луи Фремана, генераль-
ного наместника полиции города Реймса и его пригородов21 были
даны общегородские регламенты 1701 и 1727 гг.22
.
Общегородские предписания были направлены на поддержа-
ние чистоты и порядка на улицах города и на рынка х, специальные
разделы были посвящены ремеслам и торговле. Городские власти
не вмешивались во внутренние дела мастерских, выражая озабо-
ченность главным образом по поводу контроля за качеством из-
делий, выставленных на продажу. По предписаниям ордонансов
1380 и 1389 гг., его обеспечивали специальные смотрители, которых
назначали сеньоры: смотрители должны были досматривать това-
ры мясников и булочников и, в сопровождении прево, сержантов
или других должностных лиц, представлявших сеньоров, в чьих
владениях все происходило, — изымать некачественные изделия23.
Необходимость в сопровождении свидетельствовала об отсутствии
у смотрителей властных полномочий, которыми обладали предста-
вители городской или сеньориальной администрации, поэтому
можно предполагать, что их назначали из числа мясников и булоч-
Его полномочия были существенно ограничены после создания в 1637 г.
президиального суда в Шалоне.
20 Articles concernans la police généralle de la ville de Reims // AL. Pt. 2 . Vol. 2 .
P. 494–508. Not. 1.
21
Бальи реймсского архиепископа, который на протяжении всего этого пе-
риода у правлял большинством городских ремесленников и торговцев, стал
генеральным наместником полиции, то есть королевским должностным
лицом, с 1699 г. Должность генерального наместника полиции, 14 ноября
1699 г. выставленная на продажу за 33 тыс. турских ливров, приобрел 21 ян-
варя 1700 г. бальи архиепископа Луи Фреман. О юрисдикции арх иепископа
и права х эшевенов города с 1699 г. см.: Humbert G. Institutions municipales et
administratives de la ville de Reims sous l ’ancien regime. Thèse. P., 1910. P. 140–
141; Labatut J.-P. Les ducs et pairs de France au XVIIe siècle. P., 1972. P. 289.
22 Articles servant de règlement pour la police générale et ordinaire de la ville et
fauxbourgs de Reims // AL. P., 1852. Pt. 2 . Vol. 4 . P. 3 –101. О протесте про-
тив регла мента 1701 г. см.: Ibid. P. 3. Not. 1. О его значении см.: Histoire de
Reims. P. 184.
23 AA. T. 3. P. 721, 723.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
163
ников. Подобным образом и в грамоте 1461 г. для мясников указа-
но, что при досмотрах мяса присяжными24 следовало звать одного
из должностных лиц сеньора, на землях которого происходит до-
смотр25, а о результата х следовало сообщать судье.
Когда в начале XV в., в 1420–1421 гг., был разработан новый про-
ект городского регулирования26, в первой его статье предлагалось
выбрать трех смотрителей для контроля за продуктами27, и, как
разъяснялось в заключительной статье, это должны были быть два
или три мастера в юрисдикции каждого сеньора и для каждого ре-
месла, которые охраняли бы установленный порядок и докладыва-
ли бы суду28. По мнению П. Депорта, одного из ведущих специали-
стов по истории Реймса, вряд ли это правило действовало в каждом
ремесле, но оно виделось нормальным29.
Таким образом, полагая необходимым отдельный и специализи-
рованный контроль за ка ждым ремеслом, городские власти видели
его дробным — не в рамках всего города, а своим для каждой сеньо-
риальной юрисдикции. Зафиксированна я в проекте начала XV в.
идея о выборе смотрителей для каждого ремесла в землях каждого
сеньора применительно к истории ремесла говорит о трех ва жных
веща х. Во-первых, о многочисленности ремесленников разных спе-
циальностей в Реймсе. Во-вторых, о назревшей необходимости на-
делить бóльшими полномочиями мастеров, представлявших свои
корпорации30. И, наконец, о том, что в то время в городе еще не
24 Присяжные — дол жностные лица профессиона льного сообщества, на-
значавшиеся или выбиравшиеся из числа мастеров. В грамоте 1461 г. их
полномочия не были определены, поскольку она была составлена в свя-
зи с волнениями среди мясников и вообще запреща ла собираться в ко-
личестве более 9 человек и устраивать братство, т.е . профессиональное
сообщество.
25 Archives Municipales et communautaires de Reims. Fonds ancien (далее —
AMR. FA). c . 682. Liasse 7. Suppl. XI.
26 Diverses ordonnances, et additions à icelles sur les marchandises de Reins, sur
les vivres er les différens arts et métiers // AA. T. 3. P. 726–731. Not. 1. Эти ор-
донансы определ яются как проекты изменений, а не как действовавшие
поста новления, хотя причины, по которым эти предложения не были
реализованы, достоверно неизвестны.
27 Ibid. P. 727. Not. Эта часть проекта оп убликована с сокращениями, поэ-
тому не представляется возможным уточнить границы этого контроля.
28 Ibid. P. 730. Not.
29 Desportes P. Reims et les rémois. P. 530.
30 Хотя требование звать сержантов или других должностных лиц город-
ской администрации при досмотра х привозных товаров или местных

Е. Н. Кириллова
164
могли появиться профессиональные организации, объединявшие
мастеров одной специальности в масштаба х всего города. Ремеслен-
ники могли быть по-разному организованы или не организованы
в своей профессиональной деятельности, но это зависело не столько
от уровня развития их ремесла и других факторов, сколько от того,
к юрисдикции какого сеньора они относились31.
При этом вну тригородские сеньориальные границы не были
непреодолимы для профессионального контроля. Устав цирюль-
ников-хирургов 1463 г. определял, что в слу чае необходимости
(например, для ведения судебного процесса), присяжные могли, с
разрешения бальи архиепископа, собирать дополнительные средст-
ва с мастеров не только в юрисдикции архиепископа, но и с про-
живавших в других владениях32. Также присяжные должны были
докладывать бальи архиепископа о нарушениях, совершенных его
подданными, а другим сеньорам — об их подданных33. В уставе так
называемых «семи ремесел» видама34 (ок. 1400 г.)35 утверждалось,
изделий сохранилось до конца Старого порядка: Кириллова Е. Н. Кор-
порации раннего Нового времени: ремесленники и торговцы Реймса в
XVI–XVIII веках. М., 2007. С. 246.
31 Профессия была одним из ва жнейших критериев при определении
юрисдикции, как и место ж ительства мастера: проживание в окру ге
Сен-Реми и Сен-Никез иск лючало ремесленника из числа «буржуа ви-
да ма» (см. прим. 34), да же если по профессиона льному признаку он дол-
жен был входить в эту категорию, и такое территориальное разграниче-
ние было поводом для конфликтов, о чем свидетельству ют документы
XIV–XV вв.: AL. P., 1844. Pt. 2 . Vol. 1. P. 331–332. Not. P. 332. Not. *.
32 Ibid. P. 985. [XVIII] ст.
33 Ibid. P. 981. [II] ст.
34 Вида м — первонача льно сеньор, держа вший земли от епископства или
аббатства при условии предста вл ять и защищать своего сеньора в его
мирских делах. В разных документах называют от трех до девяти ре-
месел видама: живописцы, изготовители седел и шорники, вышиваль-
щики, стекольщики, резчики по камню, медники, изготовители гребней
для чесания шерсти и для чесания пеньки. Подробнее см.: Кирилло-
ва Е. Н. Корпорации раннего Нового времени. С. 35–41. В 1699 г. юрис-
дикция вида ма была у пра зднена, а ремесла перешли в ведение ба льи ар-
х иепископа, генерального наместника полиции: Loriquet Ch. Les artistes
rémois, notes et documents recueillis dans les archives de la ville de Reims //
Travaux de l’Académie impérial de Reims. 1864. T. XXXVIII. P. 192.
35 Такую датировку предложил издатель устава П. Варен: AL. Pt. 2 . Vol. 1.
P. 330. Более поздняя дата — ок. 1450 г. — названа архивистами: Archives
départamentales de la Marne, centre de Reims. 2 G 396 No 14. Г. Робер, зани-

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
165
что все изделия этих ремесел подконтрольны мастерам-присяж-
ным, где бы они ни были выставлены на продажу, во всех землях
и сеньориях, как в Реймсе, так и вне города, и для подобного до-
смотра не требовалось полу чать особое согласие или специально
уведомлять сеньориальный суд36, хотя такой контроль допускался
исключительно во время ярмарок. Таким образом, представлявшие
профессиональное сообщество присяжные имели право пересекать
сеньориальные границы в рамках своей деятельности (как мини-
мум, в особых случаях: суд, ярмарки), обеспечивая профессио-
нальное единство городских ремесленников и профессиональный
контроль в границах города, и можно предполагать, что становле-
ние ремесленных и торговых сообществ и особенно такой его этап,
как создание и у тверждение регламентов, повлияло и на постепен-
ное преодоление вну тригородских юридических разграничений37.
Другие города Французского королевства
Границы округа или провинции, региона, который считался
бы «своим» для профессиональной деятельности ремесленников —
жителей Реймса, в регламентах не фиксируются. Бальяж Верман-
дуа не был значимой (в профессиональном смысле) границей. Од-
нако необходимость называть земли за пределами города неизбеж-
но возникала. Так, в эдикте Франциска I от 1535 г. для кожевников
и дубильщиков Реймса сказано: «указанный город, граничащий
с землями Льежа, Фландрии, Эно, Артуа, Лотарингии и другими
соседними землями»38, хотя, разумеется, город Реймс не граничил
с Фландрией или Льежем.
Не границы округа или провинции, а другие города Франции
оказываются следующим уровнем восприятия профессионального
пространства: оно расширялось нелинейно и не постепенно.
Объективна я невозможность «полной» изоляции (хотя корпо-
ративный идеал близок к этому) вместе с откровенным нежеланием
ма вшийся непосредственно ремесла ми вида ма, датирова л уста в 1440–
1468 гг.: Robert G. Le v idame de Reims et les métiers dépendants. châlon-sur-
Marne, 1938. P. 9. Not. 2 . Я склоняюсь к первой четверти XV в.: Кирилло-
ва Е. Н. Корпорации раннего Нового времени. С. 36–37.
36 AL.Pt.2.Vol.1.P.337.
37 См. подробнее: Кириллова Е. Н. Ремесло и городска я регла ментация в
Реймсе XIV–XVIII вв. // Sub specie historiаe culturalis. Сборник па мя-
ти А. Л. Ястребицкой. М ., 2014 (в печати).
38 AL. Pt. 2 . Vol. 2 . P. 26. Перевод регламента см. в издании: Средневековый
город. Приложение к ежегоднику «Средние века». Вып. 1. М., 2006.

Е. Н. Кириллова
166
«полной» открытости вызывали необходимость оценить другие
города и обозначить критерии оценки. По регламентам прослежи-
ваются две цели: выбор образцов для подражания и равных себе
(своему городу).
Безусловным идеалом и главным ориентиром в раннее Новое
время выступал Париж. Политические факторы преломлялись в
ремесленной и торговой среде Реймса практическими интересами
мастеров и торговцев, прежде всего, к городу, где некоторые из них
работали и постоянно продавали свои изделия. Об этом заявили
мастера, занимавшиеся изготовлением разных шелковых изделий
(лент, тесьмы, бархата, золотой и серебряной тафты и др.): в 1600 г.
они изменили прежний регламент 1582 г. (не сохранился), чтобы он
соответствовал нормам, принятым в Париже39. Более распростра-
ненным, однако, было другое отношение к Парижу — как к горо-
ду, где ремесло урегулировано наилучшим образом. Парижские
регламенты были использованы при создании уставов аптекарей,
хирургов и бакалейщиков Реймса (1552), изготовителей скобяных
изделий (1612), обивщиков (1616)40, книгопечатников, книготоргов-
цев и переплетчиков (1623), портных (1628), купцов-мерсье (1639),
бакалейщиков (1692), булочников (1743), поваров (1757)41. Аптекари
в 1552 г. и портные в 1628 г. взяли парижские регламенты (соответ-
ственно, 1536 и 1619 гг.) вообще без каких-либо изменений.
В качестве образцов реймсским корпорациям служили и уставы
из других городов. Купцы-мерсье, влиятельные негоцианты, зани-
мавшиеся исключительно оптовой торговлей42, указали, что их ре-
гламент 1639 г. был создан на основе уставов не только Парижа, но
и Труа, и других городов43. Бакалейщики Реймса, заявляя в 1692 г.
39 Мастера указывали, что обычно они торговали в Париже, там досматри-
вали их изделия, а некоторые изделия, запрещенные в Реймсе, в Париже
были разрешены, в связи с чем возбуждалось множество тяжб: AL. Pt. 2 .
Vol. 2 . P. 375–376.
40 Образцом послужил парижский регламент 160-летней давности, от
14 августа 1456 г.: Ibid. P. 441, 444.
41 Был использован генеральный регламент для парижских торговцев
птицей и жареным мясом 1577 г.: Ibid. Vol. 4 . P. 498. Not.
42 Торгова ли разными вида ми тка ней, предметами роскоши, изделиями
из металла, книгами, бумагой и множеством других товаров (XV, XVII,
XIX, XXI ст. их регламента 1639 г.: Ibid. Vol. 2 . P. 570–580), хотя в Реймсе
в эту корпорацию входили не только купцы, но и коробейники, мелкие
торговцы га лантерейным товаром. Здесь при у поминании этой корпо-
рации речь идет исключительно о купцах.
43 Ibid. P. 561.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
167
о своем намерении «сорганизоваться в сообщество», ссылались на
пример «других купеческих корпораций Реймса, где просители яв-
ляются одними из главных, купцов-бакалейщиков Парижа и дру-
гих добрых городов королевства»44
. Реймсские аптекари также рас-
полагали копиями устава аптекарей и бакалейщиков Лана 1634 г. и
постановления для аптекарей Блуа 1607 г.45
Города, которые могли быть приравнены к Реймсу, различались
для разных ремесел. Главным критерием здесь выступало качест-
во обучения — уровень подготовки специалистов. Суконщики и
портные (1618) равным Реймсу в плане обучения ремеслу призна-
вали Труа, Лион или восемь парламентских городов королевства46.
Ку п ц ы -ме рс ь е (1639)47, сукноделы и изготовители саржи (1664)48 по-
лагали достойным только обучение, проведенное в Париже. Булоч-
ники (1561)49, сапожники (1571)50 и починщики обуви (1571)51 счита-
ли обучение достойным, если оно состоялось в городах, где ремесла
имели регламенты, то есть были урегулированы. Подобным обра-
зом портные и старьевщики (1755), не называя конкретных горо-
дов, разделяли всех нереймсских у чеников на две категории: если
там, где они у чились, ремесло было урегулировано, свидетельство
об обучении принималось корпорацией; если же не было, то и сви-
детельство не признавалось52. Во второй половине XVII — XVIII в.
корпорации Реймса закрепили практику требовать денежной ком-
пенсации за обучение, проведенное претендентом на звание масте-
ра за пределами их города. Это касалось подмастерьев-чужаков,
которые желали стать мастерами в Реймсе, и особенно тех, кто
вступал в брак с дочерью мастера и получал благодаря этому такие
же привилегии, как и родные сыновья мастера. Так, вступительный
взнос нового слесаря, по регламенту 1646 г., составлял 6 турских
ливров, но возрастал до 10 ливров, если новый мастер обучался ре-
меслу не в Реймсе. Сын же мастера-слесаря должен был заплатить
44 Ibid. P. 974. Not. 1. Бакалейщики Реймса использова ли парижский устав
1638 г.
45 AMR. FA. c . 680. Liasse 7. Suppl. IX .
46 AL. Pt. 2 . Vol. 2 . P. 200. I ст. К этому времени парламенты были в Париже,
Доле, Тулузе, Гренобле, Бордо, Дижоне, Руане, Эксе, Лионе и Ренне. Вы-
зывает вопросы появление в уста ве Труа и «отсу тствие» Парижа.
47 Ibid. P. 568. VI ст.
48 Ibid. P. 799. XI ст.
49 Ibid. P. 148. [IX] ст.
50 Ibid. P. 249. [I] ст.
51 Ibid. P. 259. [I] ст.
52 Ibid. P. 530–531. Not.

Е. Н. Кириллова
168
в общую кассу только 40 су53. Портные и старьевщики, в соответст-
вии с регламентом 1716 г., требовали от зятя мастера, если он учился
ремеслу не в Реймсе, 30 ливров, которые он заплатил бы в качестве
ученического вступительного взноса, поступая в обучение к город-
скому мастеру54.
Кузнецы Реймса (1644) допускали обучение вообще в любом го-
роде или месте55 — уникальный для Реймса случай. Однако в самом
появлении подобного разрешения скорее следует видеть традицию
всегда обозначать границы своей толерантности по отношению к
другим городам, городкам и землям.
Проживание в городе, даже временное, как свидетельствует
реймсский регламент портных (1628), точнее — парижский устав
1619 г., тоже могло быть принято во внимание, и даже безотноси-
тельно того, где проходило обучение. Утверждается, что слуги (под-
мастерья), жившие в городе, даже если не обучались здесь, «будут
приняты по выполнении ими шедевра так, как если бы они прошли
обучение в этом городе»56.
Реймсу подобное допущение не было свойственно (за исключе-
нием собственно портных). Напротив, статус у ченика строго опре-
делялся тем, где находился его мастер. Если городской мастер ухо-
дил из Реймса — не уточнялось, в силу каких обстоятельств и на
какой срок, — его у ченик, как лицо, зависимое от своего хозяина
(в профессиональном отношении), терял статус местного у чени-
ка и далее воспринимался корпорацией как чужак. Такое правило
было записано в реймсском регла менте изготовителей шелковых
изделий (1600)57. В качестве нормы для всего королевства оно зафик-
сировано в общем регламенте красильщиков су кна, саржи и других
шерстяных тканей (1667) и в общем регламенте красильщиков шел-
ка, шерсти и нитей (1667), причем в последнем слу чае у казан и срок
отсу тствия мастера — один месяц58.
С точки зрения подходов к подготовке специалистов, принци-
пиальная разница между Парижем и Реймсом состояла в том, что
53 AL.Pt.2.Vol.2.P.597.[V]ст.
54 Ibid. P. 520. VII ст.
55 Ibid. P. 586. I ст.
56 Ibid. P. 511. [III] ст.
57 Ibid. P. 382. [XIV] ст.
58 Statuts, ordonnances et reglemens pour les Teinturiers en grand et bon teint
des Draps, Serges et autres Étoffes de laine // Recueil des reglements generau x et
par ticuliers concernant les manufactures et fabriques du royaume. P., 1730 (да-
лее — RRM). T. 1. P. 361. XLVII ст.; Statuts et Reglemens pour les teinturiers en
Soye, Laine et Fil // Ibid. P. 389–390. Xc ст.; AL. Pt. 2 . Vol. 2 . P. 904–905. Xc ст.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
169
Париж, а также Дижон, Лион, Марсель, Тулуза, Бордо и Нант были
важнейшими этапами «Tour de France» — путешествия, которое
подмастерье должен был предпринять после окончания обучения,
чтобы достичь истинного совершенства в своем ремесле59. Север
Франции, крупнейшие города Фландрии не входили в этот круг,
как и Реймс, ремесленники которого также предпочитали, чтобы
все новички у чились и набирались опыта у местных мастеров.
Ни одно профессиональное сообщество Реймса не требовало от
подмастерья обойти разные города и поработать у разных специ-
алистов, лу чше освоив секреты ремесла. Ремесла были достаточ-
но многочисленны, чтобы у ченики и подмастерья могли полу чить
разнообразные навыки и умения, не покидая города, однако не-
сомненна и высокая профессиональная самооценка реймсских ре-
месленников.
Для уточнения общих и типичных представлений о разных го-
рода х Франции следует обратиться к эдиктам раннего Нового вре-
мени, которые были направлены на упорядочение ремесла и тор-
говли во всем королевстве.
Королевские ордонансы безусловно у читывали особенности
разных городов Франции. В эдикте Генриха III от 21 ноября 1577 г.60
(который, как полагают, остался лишь проектом61) была четко выра-
жена идея ориентировать все провинциальные города на Париж62.
Генеральный ордонанс Генриха III 1581 г. также подчеркивал исклю-
чительное положение парижских ремесленников, которые могли ра-
ботать в любом городе, любом месте королевства и не были обязаны
приносить для этого нову ю клятву — им следовало лишь предъявить
акт о приеме в мастера и зарегистрировать его в местной судебной
59 Jaeger C. Artisanat et capitalism. L’envers de la roue de l ’histoire. P., 1982.
P. 62–67. См. также: Hauser H. Les compagnonnages d’arts et métiers à Dijon
aux XVIIe et XVIIIe siècles. P., 1907; Coornaert E. corporations en France
avant 1789. P., 1968 (1 éd. P., 1941). О традициях, существовавших в XIX в.
см.: Barret P., Gurgand J. N. Ils voyageaient la France. Vie et traditions des
compagnons du Tour de France au XIXe siècle. P., 1980.
60 Édit de Henri III homologuant un règlement général pour les mestiers et mar-
chandises de la v ille de Paris et du royaume // Les métiers et corporations de
la ville de Paris, XIVe
–XVIIIe siècles / Publ. par R . de Lespinasse. P., 1886. T. I:
Ordonnances générales. Métiers de l ’alimentation. Р. 80 –83.
61 Ibid. Р. 80 –81. Not. 1.
62 «Все провинциа льные города будут сообразовываться с Парижем» —
II раздел 12 ст.; IV раздел 15 ст.; VIII раздел 7 ст.; также XV раздел 14 ст. —
плата каменщикам и плотникам, установленная для Парижа, «будет слу-
жить для других городов»: Ibid. Р. 81–83.

Е. Н. Кириллова
170
канцелярии (6 ст.)63. Ордонанс закрепил и особое положение ремес-
ленников Лиона (8 ст.): они могли у читься, служить и работать в лю-
бом городе королевства или за его пределами, кроме Парижа, для
которого требовалось местное обучение. Однако в качестве лу чшей
модели для новых регламентов эдикт указывал на уставы ближайше-
го города, что гораздо ближе раннему Новому времени, уже стремя-
щемуся к единообразию, но еще не считающему его безусловным иде-
алом и нормой жизни. О предпочтительности ориентации на Париж,
так четко проявившейся в эдикте 1577 г., здесь не было ни слова.
Детально перечисляя разные категории людей, которые зани-
мались ремеслом или собирались заниматься им в будущем, эдикт
1581 г. называл и разные населенные пункты королевства, разделяя
их в соответствии с состоянием их ремесел: были ли они урегулиро-
ваны или еще нет (1, 3, 4 ст.). Размеры и статус населенных пунктов
не играли здесь принципиальной роли, и даже отдельно упомянутый
Париж был приведен скорее в качестве доступного для понимания
примера (4 ст.)64. Пригороды рассматривались эдиктом в том же ряду,
что и города, городки, местечки и другие места королевства (1, 3 ст.),
более того, эдикт настаивал на праве мастеров из пригородов во всем
приравниваться к собственно городским мастерам (4 ст.).
Однако при всей важности и проработанности этих разделе-
ний, истинное отношение к разным городам и городкам Фран-
цузского королевства отражено не в них, а в одной из заключи-
тельных статей (20 ст.)65. В ней определены суммы, от 30 до 1 экю,
которыми ремесленники были обязаны за королевскую привиле-
гию: право стать мастерами, не выполняя шедевр. Первыми были
названы Париж, Тулуза, Руан, Лион и их пригороды; следом —
города, где были бальяжи и сенешальства66, затем — «другие ко-
63 Édit de Henri III portant règlement pour les maîtrises, examens, chief-
d’oeuvre et apprentissage, avec le rôle de tous les arts et métiers de la ville de
Paris, distingués en cinq catégories pour le payement des droits de maîtrise //
Ibid. Р. 86. Общий для королевства ма нуфакт у рный регламент изгото-
вителей шелковых ч улок (1672) так же у ка зывал, что парижские мастера
могли работать во всех города х и городка х королевства, не проходя но-
вых испытаний, но лишь предъявив акт о том, что они были приняты
в мастера в Париже: Statuts, Ordonnances et Reglemens pour les Maîtres,
et Ouvriers du mestier de Bas, canons, camisoles, caleçons, chaussons,
etGantsdeSoye//RRM.T.4.P.5.XXст.
64 Les métiers et corporations de la ville de Paris. P. 85–86.
65 Ibid. P. 91–92.
66 Бальяжи на севере Франции, сенеша льства на юге — судебно-администра-
тивные округа, возглавлявшиеся, соответственно, бальи и сенешалями.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
171
ролевские города»; другие малые города и городки и, наконец,
местечки.
Последний из генеральных ордонансов конца XVI в., эдикт Ген-
риха IV 1597 г., распространял корпоративный режим на торговцев.
Он также устанавливал для них шкалу выплат (от 10 экю и меньше),
ориентируясь, однако, не на размеры и статус их города, но на мас-
штабы их торговли (3 ст.). Не были забыты и ремесленники, суммы
выплат которых уменьшились в сравнении с 1581 г., но здесь выде-
лялись только две категории населенных пунктов, что отличается
от дробности, предложенной эдиктом 1581 г.: главные города коро-
левства, центры архиепископств — и все другие города, городки и
местечки (7 ст.)67.
Королевская власть разделяла ремесленников и торговцев по
масштабам их деятельности, а также размерам и статусу их городов,
колеблясь в выборе административных критериев разделения. Для
купеческих объединений было свойственно именование городов
и предпочтение политико-административных критериев их оцен-
ки (парламентские города). Ремесленники Реймса категорически
предпочитали профессионально обезличенное обобщение, оцени-
вая другие города по мере ответственности, принимаемой их ре-
меслами. Разумеется, речь идет об оценке, которую корпоративное
ремесло «выставляло» другим корпорациям и всем остальным68,
не организованным в корпорации ремеслам королевства, с одной
стороны, и финансовых, в первую очередь, интересов королевской
власти, с другой. Разные цели категоризации приводили к разным
результатам.
Город и государство
С середины XVII в. во Франции создаются ремесленные ре-
гламенты, устанавливавшие правила и нормы для мастеров одной
профессии (или нескольких близких профессий) и действовавшие
на территории всего королевства: для музыкантов в 1658 г., для
Существовали как на землях королевского домена, так и во владениях от-
дельных сеньоров, во многих епископства х.
67 Édit de Henri IV sur le règlement général des maîtrises et jurandes d’arts et
métiers, prescrivant l’exécution de l ’édit de décembre 1581 // Ibid. Р. 99 –101.
Во Фра нции было 17 архиепископств.
68 Регла менты Реймса крайне редко у помина ли о том, что ремесла ми могли
заниматься не только горожа не, но и сельские жители, поэтом у в работе
эти сюже ты не рассматрива ются. О ремесла х в сельской местности см.:
Сванидзе А. А. Деревенские ремесла в средневековой Европе. М ., 1985.

Е. Н. Кириллова
172
книгопечатников в 1723 г., для цирюльников, парикмахеров и бан-
щиков в 1725 г., для красильщиков шерсти в 1737 г. Одновременно
королевская власть утверждала общие регламенты для мануфак-
тур69: красильщиков (1667), су кноделов (1669), изготовителей шел-
ковых чулок (1672), изготовителей чулок из шерсти и х лопка (1700),
шляпников (1700), при том, что почти все мануфактурные произ-
водства полу чали отдельные регламенты, как мануфактуры золо-
тых, серебряных и шелковых тканей Парижа (1666), Лиона (1667),
Тура (1667), Нима (1682) и др., суконные мануфактуры Бове (1667),
Амьена (1666), Омаля (1666), Седана (1666), Каркассона (1666), Рейм-
са (1666) и многие другие.
Общефранцузские ремесленные и мануфактурные регламенты
отразили стремление к унификации управления экономикой и од-
новременно — представление о королевстве как едином организме
и едином пространстве. Специфика каждого ремесла описывалась
в масштабах всего королевства, а административные нормы фор-
мулировались таким образом, чтобы как можно полнее удовлетво-
рить общее стремление к порядку и такое же общее стремление к
сохранению местной уникальности и привилегированности.
Создание подобных регламентов требовало сформулировать
целый ряд общих профессиональных норм и управленческих
принципов, что для мануфактурных регламентов было так же обя-
зательно, как и для общефранцузских уставов отдельных ремесел.
Регламенты неизбежно должны были быть настолько похожими
при всех своих различиях, чтобы не вызвать сомнений в своей пра-
вильности и правомерности: различия, которые можно наблюдать
в этих текстах, не влияли на восприятие их (со стороны властей
и мастеров) как «правильных» уставов. В то же время все они втор-
гались в «чужое» правовое поле и наступали на местные традиции,
претендуя на то, чтобы заменить их некими «универсалиями» —
общими понятиями, усредненными нормами, едиными требовани-
ями (идея, которая не была реализована и к концу Старого поряд-
ка). Имея королевскую санкцию, они обладали необходимым авто-
ритетом и соответствующими полномочиями, но все же учитывали
ценность местных привилегий, подробнейшим образом расписы-
вая разные виды изделий, производившихся в разных городах. Так,
мануфактурный регламент изготовителей сукна, саржи и других
тканей (1669) допускал, что размеры тканей могли быть установле-
ны местными статутами70, и в целом ориентировал мастеров на их
собственные статуты, утвержденные в Королевском совете. Только
69 См.: RRM. T. 1–4 .
70 Ibid. T. 1. P. 285–287. IX, XIV, XXI, XXII ст.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
173
если таких не было, предлагалось руководствоваться нормами, за-
писанными в общем регламенте71.
Мануфактурам была дарована больша я привилегия: если корпо-
рация принимала иностранца в мастера, это означало его натурали-
зацию, и ему не нужно было получать никаких других документов
о натурализации и дополнительно платить. Если же впоследствии
такой человек покидал Францию, все его имущество подлежало кон-
фискации в пользу короны. Это правило было общей нормой для
мануфактурного производства, оно известно в шелкоделии Парижа
(1666), Лиона (1667), Тура (1667), Нима (1682)72, в сукноделии и изго-
товлении саржи в Бове (1667)73 и Реймсе (1666)74 , и не встречалось
в практике ремесленных корпораций. Разница очевидна на примере
изготовителей саржи, шерстяной кисеи, чесальщиков шерсти и сук-
ноделов Реймса: правила о натурализации мастеров-иностранцев не
было в их регламенте, утвержденном в 1664 г., всего за 2 года до со-
здания основанного на нем мануфактурного устава (1666).
Иностранцы работали в Реймсе. Главное направление мигра-
ции — из городов, расположенных к востоку и северо-востоку от
него. Достоверно известно о массовом появлении в Реймсе ремеслен-
ников-чужаков, в основном сукноделов, в конце XIII — начале XIV в.
В регламенте сукноделов и ткачей сукна 1292 г. названы шесть тка-
чей, происходивших из Эно (Геннегау) и пограничных районов — из
городов Мобеж, Валансьен, Ле Кенуа, Берлемон75. О «совете и мне-
нии», высказанном мастерами из «города Обантон, проживающими
в настоящее время в нашем городе Реймсе», сказано в устава х и ордо-
нансах сукноделов 1340 г.76. Среди пряничников во второй половине
XVI — начале XVII в. были выходцы из Меца77.
Об иностранном происхождении местных ремесленников
и торговцев говорят их имена: в списках сапожников второй по-
ловины XVI в. есть отец и сын Жаны Лангле (т. е. англичане, Jean
71 Ibid. P. 294–295. XLVI ст.
72 Соответственно: Ibid. P. 18. III ст. P. 48. XXXV ст. P. 113–114 . XXXIX ст.
P. 139–140. XXXV ст.
73 Ibid. P. 181. III ст.
74
Ibid.P.498.XIст.;AL.Pt.2.Vol.2.P.862.XIст.
75 Desportes P. Reims et les rémois. T. I. P. 532. П. Варен опустил при публи-
кации регламента имена су кноделов и ткачей, ограничившись коммен-
тарием о том, что «почти все — иностранные»: AA. P., 1839. T. 1. Pt. 2 .
P. 1073. Not. 1.
76 Ibid.P., 1843.T.2.Pt.2.P.844.
77 В списке 1571 г. — четверо из семи мастеров; в 1614 г. — один из пяти: AL.
Pt.2.Vol.2.P.220,221.Not.1.

Е. Н. Кириллова
174
Langlet le jeune, Jean Langlet l’aisné78), среди изготовителей режущих
инструментов и скобяных изделий в начале XVII в. — Жан и Пьер
Савуа (Jean Savoie, Pierre Savoie)79 — выходцы из Савойи, которая в
то время королю Франции не принадлежала. Гийом Лальман (Guil-
laume Lallemant, немец) и Николя Леспаньоль (Nicolas Lespagnol,
испанец) названы в числе купцов-мерсье в 1639 г.80
.
Однако ремесленные регламенты Реймса практически не упоми-
нают иностранцев, и действительная причина невнимания к ним —
не в том, как далеко от границ королевства на ходился город и как
часто и регулярно здесь появлялись и претендовали на ту или иную
профессию жители «иных стран», а в том, что корпорации видели
проблему не исключительно в иностранцах, но в любых чужаках
(forains). Для корпораций чужаками были все, кто получал профес-
сиональные знания и навыки не в данном городе и не у мастера —
члена корпорации, вопрос о том, где родился ученик и местный ли
он житель, здесь не ставился. Эти параметры охватывали огромный
круг лиц, лишь малую часть которых составляли иностранцы, и име-
ли гораздо более принципиальное значение для корпораций. Чтобы
войти в сферу внимания корпораций (и регламентов), иностранцы
сначала должны были натурализоваться и стать горожанами, и по-
скольку такие решения не входили в компетенцию корпораций, по-
добные требования редко записывались в ремесленных устава х, хотя
они известны и для Реймса (устав сукноделов и изготовителей саржи
Реймса 1664 г.81), и для других городов82. Лишь самый поздний из ре-
гламентов Реймса, устав сапожников и починщиков обуви 1774 г., не
только был готов допустить иностранцев, наряду с местными жите-
лями, в круг желающих заниматься сапожным делом, но и полагал,
что опыт работы за границей не менее ценен, чем опыт, приобретен-
ный у французского наставника83.
В Реймсе требование о том, что в профессиональное сообщество
может быть принят только француз, впервые было зафиксировано
в XVII в., в регламенте купцов-мерсье 1639 г.84. В регламенте другой
78 AL.Pt.2.Vol.2.P.239.
79 Ibid. P. 431.
80 Ibid. P. 560. В нотариальной записи того же года о выборах должностных
лиц корпорации — «Lallement»: Ibid. P. 565. Not.
81 Ibid. P. 799. XI ст.
82 Например, у портных Безансона в XVI–XVII вв.: Grosrenaud F. La corpo-
ration ouvrière à Besançon (XVIe
–XVIIe siècles.). Besançon, 1907. P. 43.
83 AL.Pt.2.Vol.2.P.246.IIIст.
84 «...qu’il ne soit François»: Ibid. P. 568. VI ст.

Город в центре мира, или «свое» и «чужое» пространство
175
ку печеской корпорации Реймса — бакалейщиков (1692)85 — было
записано, что новичок должен быть по происхождению французом
и подданным короля Франции, либо должен натурализоваться, по-
лучив об этом надлежащим образом заверенное удостоверение86.
Профессиональная деятельность купцов была связана с дальними
поездками, регулярными контактами с жителями других городов,
провинций и стран: их регламенты постоянно упоминают об ино-
странцах и иных землях — исключительно, правда, в том контек-
сте, что оттуда привозятся разные товары. Подобные упоминания
есть и в регламенте парижских аптекарей 1638 г.87.
Купцы были готовы считать допустимыми границами не город-
скую черту — не конкретный город вместе с его пригородами и даже
не сумму нескольких приемлемых по тому или иному критерию го-
родов, а границы французского королевства, что отражало широ-
кую, в отличие от более замкнутых, ориентированных на один город
ремесленников, сферу их деятельности. То, что в регламентах прочи-
тывается как ограничение (не может стать членом корпорации тот,
кто не является французом и подданным короля Франции...), в ре-
альности говорит о готовности и способности купеческих сообществ
принимать все французское королевство в совокупности его городов
и провинций, признавать всех его жителей как французов и поддан-
ных короля и в этом видеть их сходство независимо от очевидной
для них разницы между центром их мира (своим городом) и его пе-
риферией — всеми остальными городами и землями.
Изучение пространства, связанного с профессиональной дея-
тельностью ремесленников, логично завершить выводом о профес-
сиональных критериях, определявших это пространство. Это было
дробное пространство, разделенное на неравные как по величине,
по значимости, так и по уровню известности части.
85 Ранее бакалейщики Реймса входили в одну корпорацию с аптекарями
и хиру рга ми и должны были ру ководствоваться уста вом, который был
утвержден для них королевским патентом 1552 г. и подтвержден в 1554 г.
(AMR. FA. c . 680. Liasse 7. Suppl. IX). Фактически это устав парижских
аптекарей 1536 г., в котором не было правил о на циона льности новых
членов сообщества, как и в более раннем парижском уставе 1484 г.,
и в более позднем, 1560 г. (оба устава были известны в Реймсе — в арх иве
сохранились их копии).
86 AL. Pt. 2 . Vol. 2 . P. 983. IX ст. Этот регламент был основан на парижском
уставе 1638 г., где было подобное правило: P re vet F. Les statuts et règle-
ments des apothicaires. P., 1950. T. III. P. 276. 7 ст.
87 Ibid. P. 279–281. 17, 19, 21 и 24 ст. В парижском регла менте 1560 г.: Ibid.
Т.II.P.151–152.3,4,7и9ст.

Е. Н. Кириллова
176
Границы чужого пространства были многообразны и подвиж-
ны. Владения другого сеньора в предела х городских стен уже ока-
зывались чужой территорией, но она могла быть освоена благодаря
временной и казуальной прозрачности границ. Далекий город ста-
новился ближе, если у него обнаруживались практически полезные
свойства: там можно торговать, можно использовать его регламен-
ты как образец или как признак хорошего обучения. Дальние стра-
ны в итоге оказывались не такими дальними, особенно если их жи-
тели владели ценными профессиональными секретами88.
В центре мира городского ремесленника находился город, в ко-
тором он учился и работал, где, чаще всего, и родился. Границами
этого мира в раннее Новое время была сумма городов: нескольких
конкретных или некоторого их множества, обладающего общими
свойствами, наличие которых определяло их «полноценность».
Главным критерием оценок выступали не удаленность, известность
или статус другого города, сколько его «созвучность» конкретному
ремеслу и профессиональным (корпоративным) целям.
Для любого масштаба очевидно представление о целостности
мира и одновременно — о его дробности: город един с пригородами
и в то же время состоит из разных владений; свой город уникален,
хотя при определенных допущениях может сравниваться с други-
ми городами и даже выглядеть как один из них; едино французское
королевство, и одновременно оно видится как сумма городов, оно
состоит из разных частей, в каждой из которых действовали свои
правила.
88 Подробнее: Кириллова Е. Н. «Иностранцы» в истории французских кор-
пораций и мануфактур // Этносы и «нации» в Западной Европе в эпоху
средневековья и раннего Нового времени: идентичность и са моиденти-
фикация / Отв. ред. Н . А . Хачатурян. М ., 2014 (в печати).

Е. А. Мельникова
древнескандинавские представления
о пространстве в зеркале языка
П редставления о пространстве — его ориентации и
организации, границах и протяженностях, топо-
графии, населенности и др. — относятся к числу фунда-
ментальных ментальных концептов и потому являются
предметом изу чения не только географии, но также и
философии, истории, культурологии и других наук1.
Свойства пространства всегда концептуализируются
в соответствии с определенными социальными кате-
гориями и общекультурными парадигмами2. Однако
первичные пространственные представления форми-
руются прежде всего непосредственно-чувственным
Статья на писана в ра мка х работы на д проектом «Геокар-
тографическа я концепт уализа ция гос ударственного про-
странства: От средни х веков до Новейшего времени» по
програ мме фундамента льных исследований ОИФН РАН.
Сердечно благодарю Г. В. Глазырину за полезные советы и
замечания.
1
См. обзор проблемы в кн.: Замятин Д. Н. Культура и про-
странство: Моделирование географических образов. М., 2006.
С. 21–84. Интерес к простра нственным представлениям
в исторических и историко-культурных исследованиях в
отечественной и зарубежной нау ке в немалой степени был
стимулирован публикацией книги А. Я. Гуревича «Катего-
рии средневековой культу ры». М ., 1972 (Gurevich A. Ya. cat-
egories of Medieval culture / Trans. by G. L . campbell. L ., 1985)
и его статьи: Gurevich A. Ya. Space and Time in the Weltmodell
of the Оld Scandinavian Peoples // Mediaeva l Scandinavia. 1969.
Vol. 2. Р. 42–53.
2
Гуревич А. Я. Категории. С. 26–84. См. также: Hastrup K.
culture and Histor y in Medieval Iceland. An Anthropologi-
cal Ana lysis of Structure and change. Oxford, 1985. Р. 50;
Michelet F. L . creation, Migration, and conquest. Imaginary
Geography and Sense of Space in Old English Literature. Ox-
ford, 2006. P. 5.

Е. А. Мельникова
178
восприятием3, которое основывалось на практических знаниях о
среде обитания и окружающем физическом мире: ландшафте, то-
пографии, физических рубежах (реках, горах, непроходимых ле-
сах), политических, этнических и культурных граница х, которые
наделялись эмоционально-ценностными смыслами. Включенные
в социо-культурный контекст, конкретные физико-географические
знания преломлялись в «вымышленном», ментальном пространст-
ве, являющемся не прямым отражением физического мира, но на-
ходящемся с ним в сложном взаимодействии4.
Начальной формой концептуализации знаний и представлений
о пространстве была их вербализация. Первые воплощались в наи-
менованиях географических объектов: в обобщающих апеллятивах
(море, река, гора и т.д .) и конкретных топонимах5, вторые образо-
вывали комплекс «пространственной» лексики, отражающей поня-
тия, в которых запечатлевалось видение носителями языка окру-
жающего их мира. Как показал Л. Толми, язык задает «системный
каркас» (systematic network) для описания пространства: отражая
в лексике одни его аспекты и игнорируя другие, язык тем самым
структурирует пространство6 и придает ему определенные харак-
теристики. В результате пространственная терминология отобра-
жает основные особенности ментального пространства носителей
языка. Определение круга «пространственной» лексики в древне-
исландском языке и отражения в ней представлений о простран-
3
В данной статье я не рассматриваю «у ченые» географические воззрения
скандина вов, совмещавшие собственно скандина вску ю и за падноевро-
пейскую ученую картину мира, которые обсуждались мною в книгах:
Мельникова Е. А . Образ мира. Становление и эволюция геог рафических
представлений в Европе. V–XIV века. М., 1998. С . 193–207; Она же. Древ-
нескандинавские географические сочинения. Тексты, перевод, коммен-
тарий. М ., 1986 (Древнейшие источники по истории народов СССР).
См. та кже: Simek R. Altnordische Kosmographie. Studien und Quellen zu
Weltbild und Weltbeschreibung in Norwegen und Island vom 12. bis zum 14.
Jh. B.; N.Y., 1990.
4
Frank J. Introduction // Spatial change in English Literature / Ed. J. Frank.
Trier, 2000. P. 9 –23.
5
Коновалова И. Г. Топоним как способ освоения простра нства («Русска я
река» ал-Идриси) // Диа лог со временем: Альмана х интеллект уальной
истории. М., 2001. Вып. 6 . С . 192–219.
6
Tal my L . How Language Structures Space // Spatial Orientation: Theory,
Research, and Application / Ed. H . Pick, L . Acrcdolo. N.Y., 1983. P. 225 –282.
См. также: Tv e r sky B. , Lee P. U. How Space Structures Language // Spatial
cognition. 1998. P. 157–176.

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 179
стве — цель настоящей статьи, посвященной И. Г. Коноваловой, в
чьих исследованиях проблема «образов пространства» занимает
одно из центральных мест.
В древнеисландском, как и в других древнегерманских языках,
пространственная лексика охватывает несколько семантических
групп:
1. Пространство = мир.
2. Место, местонахождение.
3. Ориентация в пространстве.
4. Граница, предел, рубеж.
5. Расстояние.
6. Меры длины.
Наиболее общим и наиболее распространенным апеллятивом,
связанным с понятием пространства, было слово heimr, м. р., сло-
варные значения которого: «обиталище» (особенно в мифоэпиче-
ском пространстве), «мир» (один из многих); «свет» (в значении
«этот свет» в противоположность «тому свету»); «мир», «мировое
пространство» (= лат. mundus; наиболее часто в «у ченой» и цер-
ковной лексике)7.
В мифологическом пространстве миров-обиталищ множе-
ство: в «Прорицании вёльвы» говорится о девяти «мирах», кото-
рые помнит вёльва, в «Речах Вафтруднира» упоминаются девять
«миров», которые посетил Вафтруднир, в «Речах Альвиса» при-
водятся названия земли, неба, луны и др. в разных «мирах»: в
мире людей, богов, великанов и пр.8
. Словом heimr обозначаются
области, населенные карликами, эльфами, великанами и други-
ми сверхъестественными существами: Álfheimr «мир альвов», Jó-
7
«Abode, land; the region of the earth or sky; a village; this world opposite
to other worlds»: Cleasby R., Gudbrand Vigfusson. The Icelandic-English
Dictionar y. Oxford, 1957. P. 251 (да лее — IED); «verden (én af flere); ver-
den, verdensaltet, universet, kosmos; jorden, jordkloden (den bebyggede
del af menneskenes) verden; (denne) verden, det jordiske liv, menneskehe-
den»: Ordbog over det norrøne prosasprog. Københavns universitet. URL:
< http://dataonp.ad.sc.ku.dk/wordlist_d.html> (дата последнего просмо-
тра: 17.03.2014; далее — ONP); «verden, jorden (den beboede jord); særlige
verdner’ (særlige væsners hjem)»: Finnur Jónsson. Lexikon poeticum antiquæ
linguæ septentrionalis. Ordbog over det norsk-islandske skjaldesprog. Køben-
havn, 1913–1916. S . 237–238.
8
Vǫluspá 2; Vaf þrúðnismál 43; Alfíssmál 9–34 (Die Edda / Hrsg. von R. c . Boer.
Haarlem, 1922. Bd. 1. S. 1, 45, 109–112; Старша я Эдда. Древнеисландские песни
о богах и героях / Пер. А. И. Корсуна под ред. М. И. Стеблин-Каменского. М.;
Л., 1963. С. 9; 34, 64–66). См.: Стеблин-Каменский М. И. Миф. Л., 1976. С. 33 –34.

Е. А. Мельникова
180
tunheimr «мир йотунов-великанов» и др.9
. В героических песнях
«Старшей Эдды» топонимами с heimr обозначаются некоторые ло-
кусы, в которых происходит «героическое» действие: Myrkheimr,
Moinsheimr10 и др. В «обыденном» контексте heimr соотносится с
какой-либо областью ойкумены, страной (например, в «Саге об
оркнейцах» — с западным Средиземноморьем11). В скальдической
поэзии употребляются выражения dvalarheimr «место обитания»,
aldaheimr, ljóðheimr «мир людей» и др.12
.
В христианском понимании heimr обозначает ойкумену, весь
«мир», соответствуя лат. mundus: «[он] поехал с ним далеко по све-
ту (миру), чтобы узнать святые места и обычаи могущественных
людей»13. В этом значении heimr регулярно встречается в саговой
и у ченой литературе. В Прологе к «Младшей Эдде» Снорри Стурлусон
излагает у ченую этногенетическую («троянскую») легенду, отмечая,
что «от этих людей (троянцев. — Е. М.) пошло так много родов, что за-
селился весь мир»14; он же открывает свой свод саг «географическими»
замечаниями: «Круг земли, который населен людьми, сильно изрезан
заливами»15. Но наиболее часто heimr употребляется в значении mun-
dus в церковных сочинениях, где служит также для противопостав-
ления этого и загробного миров: «этот свет (мир) для мира и счастья,
другой свет (мир) для небесной радости вечной жизни»16.
9
«Oбластей», населенных одним из видов с уществ, так же может мы-
слиться несколько: ср., например, «Фрейр... взглянул на Йот у нхеймы»
(«Freyr... sá í Iǫtunheima»: Skírnismál // Die Edda. S . 59).
10 Ibid. S . 90, 101, 120, 233–235; 119.
11
«Þat munu vera skip þau, er menn hafa ut hingat i heim, er þeir kalla dro-
munda» (Orkneyinga saga / Udg. ved Sigurður Nordal. København, 1913–16
(SUGNL. B. XL). Bls. 246).
12 Эти и другие примеры см.: IED. Р. 251.
13 «...for með honum viða vm heim. at kanna helga staði ok rikra manna siðu»
(Óláfs saga Tryggvasonar en mesta. B. I / Udg. af Ólafur Halldórsson (Editio-
nes Arnamagnæanæ. Ser. A . Vol. 1). København, 1958. Bls. 301).
14
«Еn af þesvm monnvm kemr sva mikil kynsloð, at bygviz heimr allr» (Edda
Snorra Sturlusonar / Udg. af Finnur Jónsson. København, 1931. Bls. 76).
15 «Kringla heimsins (= orbis terrae. — Е . М .), sú er mannfólkit byggvir, er mjǫk
vágskorin» (Snorri Sturluson. Heimskringla 1 / Bjarni Aðalbjarnarson gaf út.
(ÍF. 1941. B. XXVI). Bls. 1).
16 «Þessa heíms til friðar oc farsældar. annars heíms til æilifs fagnaðar»
(Norske diplomer til og med år 1300 / Red. av Finn Hødnebø. Oslo, 1960.
S. 35. No 7). В «Словаре древнескандинавского прозаического языка»
зафиксировано несколько десятков подобных словоу потреблений
(ONP, v. Heimr).

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 181
Слово heimr присутствует в топонимах в качестве географиче-
ского термина в названиях поселений деревенского типа: Sólheimr в
Исландии, Haughem, Trandheim в Норвегии, Va rh e m в южной Шве-
ции, Sjönhem на Готланде и мн. др.17
.
Родственные heimr слова: существительное heimа, ср. р. (= hei-
mili), означает «дом, жилище» (ср. готск. haims «деревня, земля»,
др.- англ. hām), наречия heim «домой, по направлению к дому»,
heimа «дома (внутри дома)»18, например: «Скаллагрим пришел до-
мой в полночь»19. С этим значением тесно связаны многочисленные
производные: heimaból «усадьба, жилой дом», heimadyrr «дверь в
жилом доме (вход)», heimafriðr «мир дома», юридический термин,
heimakona «домашняя служанка» и мн. др.20.
Семантическое гнездо heim-, таким образом, тесно связано с
понятиями жилища, места обитания, причем словоупотребление
heimr в топонимии, равно как и наличие слова heimа «дом, жили-
ще», указывают, как кажется, на его исконное значение — участок
пространства, населенный людьми или мифологическими суще-
ствами (богами, альвами, великанами и пр.), т. е. «обиталище, жи-
лище». Многочисленность «миров» в мифологической традиции
свидетельствует, что каждый из них, сколь бы он ни был обширен,
воспринимался не как единое, цельное пространство, а как его
отдельный, причем обжитый участок. В христианскую эпоху под
влиянием новых представлений о мире значение слова heimr рас-
ширилось до обозначения всего обитаемого мира в целом, христи-
анской ойкумены, вселенной, сохраняя при этом связь с идеей оби-
таемости, населенности мира, которая на ходит яркое выражение в
формульном (стихотворном) тексте клятвы, приведенной в «Саге о
Битве на Пустоши»: пусть «...небо круглится, мир заселен»21
.
Второе слово, которое также имело до некоторой степени про-
странственное значение, определяя некую территорию, область,
т. е. определенный участок пространства — land22. Прежде всего
17 См.: O. Rygh. Nor wegian Farm Names. Dokumentasjonsprosjektet. Oslo uni-
versitet. URL: <http://www.dokpro.uio.no/rygh_ng/rygh_form.html> (дата
последнего просмотра: 17.03.2014).
18 IED. P. 249–250; ONP, v. Heim adv.,
1Heima adv.,
2Heima, sb. n.
19
«Skalla Grimr kom heim vm miðnættiss» (Egils saga Skallagrímssonar / Udg.
Bjarni Einarsson efter forarbejder af Jón Helgason. København, 2001. В. 1. Bls. 111).
20 IED. Р. 249–251.
21
«Himinn huerfr. heimr er bygdr» (Heiðarvíga saga / Udg. ved Kr. Kålund.
København, 1904 (SUGNL. B. XVII). Bls. 99).
22 Ф. Л. Мишле не относит др.-англ. land к пространственным терминам
(Michelet F. L . creation. Р. 19–21).

Е. А. Мельникова
182
оно означало сушу в противоположность морю. В территориаль-
ном же значении, относясь к участку земли, оно подразумевало
принадлежность этого у частка какому-то лицу или общности. Эта
коннотация особенно отчетливо проявилась в превращении land
в географический термин в хоронима х, обозначавших племенную
территорию или государство по его принадлежности какому-либо
«народу»23: Svealand («Земля свеев»), Rogaland («Земля ругов»), Est-
land(«Земля эстов»),Grikland(«Земля греков»), England(«Земля ан-
глов»), Frakkland («Земля франков») и множество других. Образова-
ния на -land были основным, практически единственным способом
создания хоронимов.
Вне хоронимов понятие land также связано с определенной тер-
риторией: рунический памятник в Сёдербю (Гестрикланд) установ-
лен в память о предводителе lank lans (lands leiðangs) «ледунга24 зем-
ли», т. е. той области, в которой было собрано войско25, а памятник в
Тюринге — в честь братьев, которые были bistra mana a lanti (bæstra
manna á landi) «лу чшими людьми в земле», т. е. в той области, из кото-
рой они происходили или которой они владели или управляли26. Идея
принадлежности заложена также в употреблении слова land для обо-
значения земельного владения, усадьбы27 и находит отражение в про-
изводном útanlands, букв. «вне земли» (вне Исландии — для исландца,
вне Норвегии — для норвежца, вне Дании — для дана), т. е. за предела-
ми своей земли, которая принимается точкой отсчета.
Редко употребляемым28 словом со специализированным значе-
нием «открытое, свободное пространство» было слово svæðr: «Но-
чью в море поднялся сильный ветер, и они остановились в откры-
том месте»29.
23 Впоследствии, после образова ни я на циональных государств, в части
хоронимов формант -land был за менен формантом -ríki «государство»
(см. подробно: Krag C. Landskapsnavn på -land og -rike // Historisk tidskrift.
Oslo, 1971. B. 50. N. 4. S. 341–354).
24 Ледунг — войско, собираемое правителем области, кону нгом, позднее
королем, дл я определенного похода.
25 Мельникова Е. А . Скандинавские рунические на дписи. Новые на ходки
и интерпретации. М., 2001 (Древнейшие источники по истории Восточ-
ной Европы). No Б -III.3.2 .
26 Там же. No Б-III.5.23. В моем переводе в издании рунических надписей
предлог á был неудачно передан «на земле».
27 IED. Р. 370; ONP, v. Land.
28 В ONP предста влено только два сл у ча я: ONP, v. Svæði.
29 «Vm nottina gerði aa storm veðrs af hafi. En þeir lagv aa svædinu» (Grettis
saga Ásmundarsonar / Guðni Jónsson gaf út. (ÍF. 1936. B. VII). Bls. 40).

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 183
Ко второй семантической группе, связанной с понятием про-
странства, могут быть отнесены такие слова, как staðr и rúm, харак-
теризующие место в пространстве, часть пространства.
Слово staðr30 указывает на местоположение человека или пред-
мета в пространстве: например, «в одном месте в Англии»31, а также
может служить обозначением поселения, города: «Эгиль поплыл
на север в Вик и прямо в Осло-фьорд... [он] велел вытащить свой
корабль и перевезти груз в город»32. Производные от staðr исполь-
зуются для указания на место жительства человека (staðfesta «по-
стоянное местожительство, усадьба, резиденция»), и его (или пред-
мета) местона хождение (dvalarstaðr от dvala «находиться где-либо»;
staðsetning от setning «положение, место» и др.).
Rúm означает «место, занимаемый объем пространства», а так-
же «комната» и «сидение, место для сидения или спанья»33, напри-
мер: «Эгиль встал и пошел к тому месту, на котором днем сидела дочь
ярла»34; «Скаллагрим пришел домой в полночь и пошел в свою комнату
(или: к своей постели) и лег в одежде»35. Как и древнеанглийское rum,
древнеисландское слово rúm выделяет ограниченный участок про-
странства или пространство между физическими объектами: «Финн
пошел за кораблем, и они заняли это место»36
. В специализированном
значении оно обозначает место гребца на корабле: «Конунг велел сде-
лать такой корабль, на котором было бы 36 мест [для гребцов]»37.
30 «Stead, place, abode» (IED. P. 586); B a e tk e W. Wörterbuch zur altnordischen
Prosa literatur. 4 . Aufl. B., 1987 (далее — WAP). S . 594–525; «sted, plads, posi-
tion; by, stad; sted hvor ngn/ngt hører til»: ONP, v. Staðr.
31
«i einom staþ i Englandi» (Fornmanna sögur eptir gömlum handritum. Kaup-
mannahöfn, 1835. B. X / Utg. af F. Magnússon, c. c . Rafn. Bls. 392).
32 «Egill fór norðr i Vikina ok hellt inn Osloar fiorð ... let [hann] vpp setia skip sín ok
færa varnat til staðar» (Egils saga Skallagrímssonar. Bls. 133). Многочисленные
другие слу чаи аналогичного у потребления см.: ONP, v. Staðr.
33 IED. Р. 504; WAP. S . 507; ONP, v. Rúm (без описания значений).
34 «Egill stoð vpp ok gec(k) til rums þess er dotter Jarlsins hafdi setid vm daginn»
(Egils saga Skallagrímssonar. Bls. 72).
35 «Skalla Grimr kom heim vm miðnættiss ... ok geck þa til rums sins ok lagðiz
niðr i klæðum sinum» (Ibid. Bls. 111).
36 «Gecc Finr eptir scipinu oc toco þeir upp rumin» (Saga Óláfs konungs hins
Helga. Den store saga om Olav den hellige efter pergamenthåndskrift i Kung-
liga Biblioteket i Stockholm nr. 2 4to / Utg. av O. A . Johnsen, Jón Helgason.
Oslo, 1941. B. I. Bls. 391).
37 «Let konvngr gera þat skip er vorv .vi. rvm . ok xxx» (Fragmenter af et kon-
gesagahåndskrift fra det 13. århundrede / Udg. af H. Jensen // Bibliotheca
Arnamagnæana. København, 1979. Vol. XXXIII: Opuscula. VI. S . 24 –73).

Е. А. Мельникова
184
Еще одним, но появляющимся в рукописях только с XIV в. и
заимствованным из лат. platea, вероятно, незадолго до того, было
слово pláz/pláss, также обозначающее «место в пространстве» (ср.
англ. place)38.
Лексика, связанная с ориентацией в пространстве39, прежде всего
включает обозначения четырех стран света: austr «восток», suðr «юг»,
vestr «запад» и norðr «север». Эти обозначения определяли направ-
ления движения в открытом море. Однако перемещения по суше
и организация ментальной карты подчинялись иным принципам.
Ментальное пространство скандинавов имело центром западную
Балтику и структурировалось основными путями, соответствующи-
ми кардинальным направлениям и ведущие соответственно на север
(в Норвегию), на запад (в Англию, Франкию и далее вплоть до Гиб-
ралтара и Западного Средиземноморья), на юг (по суше через Запад-
ную Европу) и на восток (в Восточную Европу, Византию, Передний
Восток)40. Аналогично было восприятие направлений движения
внутри Исландии, разделенной на четверти, обозначаемые по стра-
нам света. В результате «путевого» принципа членения пространст-
ва реальные направления зачастую не совпадали с ментальными, а
иногда и просто противоречили им.
Ситуативно обусловленными были также наименования про-
межуточных направлений, изначально отражавших топографию
береговой линии западной Норвегии: landnorðr «на север по суше»
и útnorðr «на север вовне (т. е. в море)», landsuðr «на юг по суше» и
útsuðr «на юг вовне (т. е. в море)»41.
Важную роль в определении местоположения в пространстве
играли наречия hingað — hér — heðan «сюда — здесь — отсюда»,
38 IED. P. 477; ONP, v. Pláz.
39 См. о древнескандинавски х ориента ционных система х и соответству-
ющей терминологии: Haugеn Е. The Semantics of Icelandic Spatial Orien-
tation // Word. 1957. Vol. 13. P. 447–460; Джаксон Т. Н. Ориентационные
принципы орга низации простра нства в картине мира средневекового
скандинава // Одиссей: Человек в истории. М., 1994. С. 54 –64; Jackson Т.
On the Old Norse System оf Spatial Orientation // Saga-Book of the Viking
Society. 1998. Vol. XXV. P. 72 –82; см. также статью Т. Н. Джаксон в насто-
ящем сборнике.
40 Джаксон Т. Н. «Пути» на мента льной карте средневековых ска ндинавов
(Путь ка к способ освоения пространства) // ДГ. 2009 год: Трансконти-
нента льные и лока льные пу ти ка к социокульту рный феномен. М ., 2010.
С. 300 –317.
41 Leonard St. P. Spatial References in Icelandic: The Issue of Identity // Proceed-
ings of LingO 2007 / Ed. M. Kokkonides. Oxford, 2008. P. 161.

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 185
þangað — þar — þaðan «туда — там — оттуда», hvert — hvar — hvaðan
«куда? — где? — откуда?»42 и особенно предлоги út / inn «вовне /
вну трь» (движение), úti / inni «вне» / «вну три» (местонахождение)
и útan / innan «извне, изну три» (движение), обозначающие положе-
ние в пространстве, в том числе «вне / внутри» усадьбы (útgarðr /
innangarðr), «вне / внутри» страны (útanlands / innanlands)43. Ана-
лиз значений комплекса наречий и предлогов, выражающих про-
странственные связи, показал, что «существовала высока я сте-
пень концептуальной и семантической преемственности между
норвежцами в Норвегии и поселенцами в Исландии. Не только
использовались те же самые термины, но они использовались та-
ким образом, как будто исландские поселенцы все еще на ходились
в Норвегии»44.
Само сосуществование дву х принципиально различных ориен-
тационных систем и их специфика были связаны с огромным зна-
чением морских плаваний и вообще водных путей в жизнедеятель-
ности скандинавов. Ориентация в открытом море требовала совер-
шенно иных способов определения местоположения в пространстве,
нежели ориентация в предела х освоенного су хопутного простран-
ства. Первая должна была отражать «объективные» данные, что до-
стигалось определением места по солнцу, течениям и другим есте-
ственным приметам45. Вторая опиралась на «социальное» членение
пространства.
Следующий лексический комплекс характеризует представле-
ния, связанные с разграничением отдельных участков простран-
ства, т. е. установлением границ. Большое значение границы в по-
вседневной жизни, прежде всего в землевладении и землепользо-
42 Ibid. P. 157–158.
43 Ср. в рунических надписях: þiR antriR ut i krikum (þeir andrir út í
Grikkjum) «Они умерли вне [Скандинавии] в грека х» (Мельникова Е. А.
Скандинавские рунические надписи. Б -III.7.7. С. 325).
44 Leonard St. P. Spatial References in Icelandic. Р. 162.
45 Предполагается, что уже в эпоху викингов с уществовал прибор, выпол-
нявший функции компаса: Jones G. A History of the Vikings. Oxford, 1986.
P. 192–194. Выска зано мнение, что для определения местоположения
по солнцу использовался поляризирующийся прозрачный исландский
шпат, вероятно, носивший в сага х название sólarsten: Hegedüs R., Åkes-
son S., Wehner R., Horváth G. could Vikings have navigated under foggy and
cloudy conditions by skylight polarization? On the atmospheric optical pre-
requisites of polarimetric Viking navigation under foggy and cloudy skies //
Proceedings of the Royal Society. Mathematical, Physical and Engineering
Sciences. 2007. Vol. 463. N. 2080. Р. 1081–1095.

Е. А. Мельникова
186
вании, определило существование значительного количества слов,
связанных с понятием «граница». В первую очередь, это слова endi
«конец, предел», с большим количеством производных: endimark
(т а к ж е endimerki, endimörk) «конец, рубеж, предел»46, landsendi «ко-
нец земли, граница» и др.; mark (мн. ч. mörk) «знак, знак собствен-
ности; граница, рубеж; знамение; знак, признак»47, родственное
ему merki «межа, граница; стяг; знак, знамение»48 и производные
landamark, landamerki «межевой знак; знак, отмечающий границу
между владениями». Особую роль играло слово landamæri «погра-
ничье, фронтир»49, которое могло относиться к границе как между
государствами («Тогда собрал он (Олав Трюггвасон. — Е. М.) отряд
в Данию и ожидал войско на границе»)50, так и между частными зе-
мельными владениями: «Хрут, сын Херьольва, отпустил на свобо-
ду своего раба, которого звали Хрольвом, с кое-каким имуществом
и жилищем (букв. местом для жилища. — Е . М.) на границе (букв.
на пограничной территории. — Е . М.) с [владением] Хёскульда, и
расположил [жилище] настолько близко к границе, что они с сы-
новьями ошиблись и поместили вольноотпущенника на земле
Хёскульда»51. Границы участков были хорошо известны владель-
цам, и нарушение границы, пусть и невольное, как в приведенном
слу чае, провоцирует распрю: сын Хёскульда объявляет о наруше-
нии права собственности, а затем убивает Хрольва, что служит на-
чалом вражды между двумя кланами. Граница между владениями
Хрута и Хёскульда, видимо, не была отмечена межевыми знаками,
что и привело к ошибке Хрута. Обычно же межевые знаки широко
использовались и служили важными свидетельствами в имущест-
венных спора х. Так, в древнейшем исландском судебнике «Серый
Гусь» оговариваются правила владения добычей, выброшенной
морем на берег, в которых принципиальную роль играют межевые
знаки: «Если кита выбросит у знака, который разделяет на берегу
46 IED. P. 129; ONP, v. Endi
47 IED. P. 412–413; WAP. S . 407; ONP, v. Mark.
48 IED. P. 424; WAP. S . 416; ONP, v. Merki.
49 IED. P. 371; WAP. S . 407; ONP, v. Landamæri.
50 «Þá safnaþi hann her til Danmarkar ok beiþ liþsins í landamæri...» (Ágrip af
Nóregs konunga sǫgum / Hrsg. von Finnur Jónsson. Halle, 1929 (Altnordische
Saga-Bibliothek. Ht. 18). Bls. 23).
51
«Hrút Herjólfsson gaf frelsi þræli sínum, þeim er Hrólfr hét, ok þar með
fjárhlut nǫk kurn ok bústað at landamœri þeira Hǫskulds, ok lágu svá nær
landamerkin, at þeim Hrýtlingum hafði yfir skotizk um þetta ok hǫfðu þeir
settan lausingjann í land Hǫskuldi» (La xdœla saga / Udg. ved Kr. Kålund.
København, 1889–1891 (SUGNL. B. XIX). Bls. 88).

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 187
[владения] людей, то каждый [из владельцев] имеет половину, если
он (кит. — Е. М.) лежит посередине знака»52. Борьба за такую добы-
чу нередко перерастала в вооруженные столкновения и влекла за
собой долгую распрю.
Важной особенностью этой группы слов было то, что все они
относились к реальному, а не ментальному пространству.
Протяженность пространства обозначалась словами lengð
«длина»53 и редким, лишь семь раз встречающимся в рукописях
XIV в. и позднее, fjarlægð «расстояние» (от fjarri «далекий»)54. Од-
нако эти слова практически не употреблялись в контекстах, свя-
занных с измерением пространства, а лишь указывали на размер
пространства: «Его (Блаланда. — Е . М .) протяженность распростра-
няется на западе до гор Атланта и на востоке вплоть до границы
Египталанда»55; «Потом он поехал и пришел к одному бонду [, жи-
вущему] на большом расстоянии»56.
Обычное словоу потребление lengð связано с измерением длины
или ширины каких-либо предметов. Мерами длины в этих случаях
были alin (ǫ l n) «локоть» и faðmr «сажень». Фадм, как предполага-
ется, примерно соответствовал английской морской сажени, кото-
рая равна 182 см, но сколько-нибудь точную величину ни альна, ни
фадма определить невозможно: «Он (дом. — Е . М.) был 90 альнов в
длину и 90 в ширину»57; «Его копье было шести альнов в длину»58;
52
«Ef hualr kømr a merki þat er scilr fioror manna. oc a hálfan hvar þeirra ef
sumr ligr a miðio markeno» (Grágás. Elzta lögbók Íslendinga útgefin eptir
skinnbókinni í bókasafni konungs... 1-2 / Útg. Vilhjálmur Finsen. Kaupman-
nahöfn, 1852. S . 133).
53 IED. P. 384; «udstrækning i rum; længde, længdemål»: ONP, v. Lengd.
54 IED. P. 156; ONP, v. Fjarlægð.
55 «Þess (Blálands. — Е . М.) lengd liggr uestan fra fiallinu Athlante ok til austrs
allt til Egiptalandz endimarka» (Stjorn. Gammelnorsk Bibelhistorie fra Ver-
dens Skabelse til det babyloniske Fangenskab / Udg. af c. R . Unger. christia-
nia, 1862. S . 96).
56 «Siþan for hann ok kom til eins bonda miok i fiarlægd» (Helga þáttr ok Úlfs //
Flateyjarbók. En Samling af norske Konge-Sagaer med indskudte mindre
Fortællinger om Begivenheder i og udenfor Norge samt Annaler / Udg. af
Guðbrandur Vigfússon, c . R . Unger. christiania, 1868. B. III. S . 459).
57 «Þat (hús.
—
Ε. Μ.) var nírætt at lengd en .LX . аа breidd» (Det Arnama-
gnæanske Håndskrift 81a Fol. (Skálholtsbók yngsta). Inneholdende Sver-
ris saga, Bǫglunga sǫgur, Hákonar saga Hákonarsonar / Udg. ved A. Kjær,
L. Holm-Olsen. Kristiania/Oslo, 1910–1987. Bls. 593).
58 «Hans spjót var sex álna á lengð» (Sörla saga sterka // Fornaldar sögur Norðr-
landa / Utg. af c. c . Rafn. Kaupmannahöfn, 1830. B. III. Bls. 422).

Е. А. Мельникова
188
«Скейд (тип военного корабля. — Е. М.) иногда 15 фадмов в длину,
иногда 20»59.
Протяженные расстояния измеряются достаточно редко, как
правило, в связи с описанием пути, длина которого как на море,
так и на суше определялась днями, потраченными на преодоление
этого расстояния: «Из Норвегии до Стада четыре дня плавания до
Фарерских островов, а оттуда три дня до Исландии... один день
плавания от Хорна до мыса Хьёрлейва...»60. Днями пути измеря-
ются расстояния и в итинерарии аббата монастыря в Тингейраре
Никуласа, который ехал в Рим через Центральную Европу и Аль-
пы: «Затем день пути до Хейтсиннабэ (Итцехо) в Хольсетуланде...
Затем два дня пути до Фердуборга...»
61. Сколько-нибудь точного
значения «день пути» не имел и иметь не мог, поскольку пройден-
ное расстояние зависело от множества факторов: преодолевалось
ли оно на корабле, верхом или пешком; дул ли попутный ветер или
нет; была дорога удобной или, например, размокшей от дождей
или занесенной снегом и т. д. Столь же неопределенной была мера
расстояний на суше — r ǫ s t (родственно ró «покой; отдых») «рас-
стояние между двумя привалами»62: «Во-первых, это лес длиной в
20 рёстов... Недалеко оттуда другой лес, длиной в 4 и 20 рёстов, ко-
торый называется Клифског... Вслед за тем приходишь ты в лес под
названием Кальварског, и он в 16 и 20 рёстах [отсюда]...»63. Размер
рёста также определялся условиями поездки.
Более или менее фиксированную длину имели только такие
меры как vika и míla. Первая родственна словам vík «залив, бухта»
и víkja «двигаться, поворачивать» и соответствует понятию «мор-
ская миля», но изначально, видимо, vika обозначала расстояние
59 «Skeið er stvndvm at længð fimtan faðmar en stvnðvm xx» (Elucidarius in
Old Norse Translation / Ed. E . Scherabon Firchow, K . Grimstad. Reykjavík,
1989. Bls. 111).
60 «Ór Noregi fra Stadi er .IIII. dęgra sigling till Fęreyia, enn þadan þrigia til
Islandz... degr sigling fra Horni til Hiorléfs-haufda...» (Мельникова Е. А .
Древнескандинавские географические сочинения. С. 186–187).
61
«Þa er dagfor i Heitsinnabé aa Hollsetulandi... Þa er .ii. daga fort til Ferdu-
borgar» («Дневник аббата Никола я» // Мельникова Е. А . Древнесканди-
навские итинерарии // ДГ. 1999 год. М., 2001. С. 399).
62 IED. P. 508; ONP, v. Röst.
63 «Fyrst er skógr x x. rasta langr... Annar skógr er þaðan skamt, er heitir Klifskógr,
fjogurra rasta ok x x... Þar næst kemr á þann skóg, er kallaðr er Kálfárskógr, sex-
tán rasta ok x x.» (Hálfdanar saga Eysteinsonar // Глазырина Г. В. Исла ндск ие
викингские саги о Северной Руси. Тексты, перевод, комментарий. М., 1996
(Древнейшие источник и по истории Восточной Европы). С. 72–75).

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 189
от мыса до мыса в Исландии (встречается почти исключительно
в древнеисландских текста х)64. Видимо, поэтому эта мера исполь-
зовалась для определения расстояний при каботажных плаваньях:
например, «от Рейкьянеса до Плоских островов три вика морского
плаванья»65; «Те острова, которые называются Олавовыми остро-
вами, лежат во фьорде в полутора виках от Рейкьянеса»66. Vika при-
равнивается не к римской миле (1,481 км), а к современной геогра-
фической миле, равной 1,852 км.
Мера длины míla «миля» была заимствована в Западной Европе.
Ее упоминаний крайне мало — в «Словаре древнескандинавского
прозаического языка» зафиксировано всего лишь шесть случаев, по
преимуществу в переводной литературе (участок земли в «три мили
в длину и ширину»67) или связанной с ней, как, например, в итине-
рарии «Пути в Рим»: «От Любека до Мольна 4 мили, от Альтленбурга
5 миль, до Люнбурга 2 мили...»
68, а также в текстах ΧV–XVI вв.
Древнеисландская лексика, связанная с пространственными
представлениями, таким образом, не содержит слов, адекватных
современному абстрактному понятию «пространство» как явле-
нию, внеположенному человеку (ср. лат. spatium «пространство,
космос»)69. «Объективное» восприятие пространства была чуждо
исландцам (а вероятнее всего, всем скандинавским народам) в язы-
ческую эпоху, но оно не возникло и после принятия ими христиан-
ства. Средневековое (восходящее к античности) различение spatium
и mundus («мир», «вселенная») не отразилось в ментальной карти-
не мира по крайней мере до XIV в., как и многие другие аспекты
христианского imago mundi, не имевшие более или менее близких
параллелей в языческой традиции70.
64 IED. P. 705; ONP, v. Vika.
65 «Fra Reykjanesi til Flateyjar þat eru þrjár vikur sjófar» (Biskupa sögur / Jón
Sigurðsson, Guðbrandr Vigfússon gafu út. Kaupmannahöfn, 1858. В. I. Bls. 461).
66 «Eyjar þær sem Ólafs-eyjar heita, þær liggja út á firðinum hálfa aðra viku
undan Reykjanesi» (Grettis saga Ásmundarsonar. Bls. 125).
67 «Þriar milur at lengð ok breidd» (Martha saga og Marie Magdalene // Heilagra
Manna Sögur. Fortællinger og Legender om hellige Mænd og Kvinder / Udg.
af c. R . Unger. christiania, 1877. B. I. Bls. 544).
68 «Af Lubiku til Mylnu 4. mijlur, til Tertinborgar 5. mijlur, til Lyneborgar 2.
mijlur...» (Путь в Рим // Мельникова Е. А . Древнескандинавские итине-
рарии. С. 427).
69 Отс у тствует та кое понятие и в древнеанглийском языке: Michelet F. L .
creation. Р. 19–21.
70 Мельникова Е. А. Образ мира. С . 193–197.

Е. А. Мельникова
190
Возможно, основным препятствием для объективизации про-
странства даже в христианской культуре был не столько недостаток
практических знаний (как раз скандинавы имели несравненно боль-
ший, нежели западноевропейцы, реальный опыт освоения ойку-
мены), сколько, пожалуй, основна я особенность ментального про-
странства — его социализация, непосредственна я связь с человеком
и его жизнедеятельностью. Наиболее близкое к понятию «простран-
ство» и распространенное как в дохристианский период, так и после
христианизации слово heimr соответствует лат. mundus в широком
значении «мир, свет». Однако изначальная семантика основы heim-
связывает его с понятием «жилище, дом», и потому heimr непремен-
но подразумевает обитаемость, заселенность «мира», его принад-
лежность человеку. Структ урирование этого заселенного простран-
ства также было социально обусловленным: оно основывалось на
путевом принципе, отра жая высоку ю мобильность скандинавов
(как и всех германских народов) и их интенсивные перемещения
(походы, миграции и т.д.) с древнейших времен и до эпохи викин-
гов включительно. Таким образом, основой концептуализации мен-
тального пространства исландцев (скандинавов вообще?) была его
включенность в социальный контекст.
Как показывает семантика слов heimr, staðr, rúm, пространство
не воспринималось скандинавами как целостно-протяженное и
беспредельное. В сознании средневекового скандинава пространст-
во состояло из отдельных участков большего или меньшего разме-
ра — максимально большим участком являлась ойкумена — насе-
ленный людьми мир. Эти участки имели границы: в мифологии ой-
кумену замыкал мировой змей Йормунганд, плавающий в океане,
в христианской картине мира — мировой океан; в реальной жизни
участки пространства отделялись один от другого границами, от-
мечаемыми межевыми знаками71. Роль границ в практической сфе-
ре была чрезвычайно велика, и потому в древнеисландском языке
представлено большое количество слов и словосочетаний, обозна-
чающих это понятие. В структуре же ментального пространства
границы практически отсутствуют или являются в значительной
степени условными.
Гораздо меньшее значение имело измерение пространства. В
древнеисландском языке XIII в. практически отсутствуют протя-
женные меры длины. Широко употребительные единицы длины,
alin (ǫln) «локоть» и faðmr «с а жень», были пригодны при сравни-
71 К сходному определению пространства англо-саксов пришла Ф. Л. Ми-
шле: «Anglo-Sa xons conceived space not as a boundless, but as an enclosed
extension» (Ibid. Р. 21).

Древнескандинавские представления о пространстве в зеркале языка 191
тельно небольших размерах измеряемого, как правило, предмета.
Расстояния же в пространстве не могли быть определены с какой-
либо степенью точности, поскольку их единицы, день пути, рёст,
вика, были ситуативно обусловлены, завися от многих субъектив-
ных факторов: способа передвижения, качества дороги, погоды и
мн. др.72
. Заимствованная в Европе мера длины «миля» с фиксиро-
ванным значением не полу чила сколько-нибудь широкого распро-
странения еще и в XIV в., крайне редко встречаясь в древнеисланд-
ских текстах.
Отсутствие объективных фиксированных мер расстояний так
же, как «пространственная» лексика и способы ориентации и орга-
низации пространства, указывают на восприятие средневековыми
исландцами (всеми скандинавами?) пространства в его неразрыв-
ной связи с жизнедеятельностью человека.
72 См. об измерении расстояний в средневековой культ у ре: Гуревич А. Я.
Категории средневековой культ у ры. С. 50–51 , 77–78.

А. В. Назаренко
Переяславская митрополия на руси
на рубеже XI–XII вв.
(династическая и внешнеполитическая
подоплека церковной географии)
С уществование на Руси во второй половине XI в.,
помимо Киевской митрополии, еще и двух титу-
лярных — в Чернигове и Переяславле Русском со всей
определенностью установлено трудами А. Поппэ1. Без-
условно, это — один из основополагающих фактов цер-
ковного устройства Древней Руси, определивший кон-
туры ее церковной географии того времени, служив-
ший моделью и столетием позже2.
Польский историк правильно нащупал и династи-
ческую природу этого явления, связав его с троевла-
стием Ярославичей — Изяслава Киевского, Святослава
Черниговского и Всеволода Переяславского (о чем до-
гадывался, впрочем, уже М. Д. Приселков3, работа кото-
рого 1939 г. А . Поппэ была, видимо, неизвестна). Одна-
ко он принципиально ошибся, с нашей точки зрения,
приписав инициативу в открытии новых митрополий
1
Поппэ А. Русские митрополии константинопольской патри-
арх ии // ВВ. 1968. Т. 28. С. 97–108; 1969. Т. 29. c . 95–104; Pop-
pe A. L’organisation diocésaine de la Russie au x XIe
–XII
e
siècles //
Byz. 1971. T. 40 (1970) (= Poppe A. The Rise of christian Russia.
L., 1982. Nr. VIII). P. 180–184; краткое резюме с некоторыми
уточнениями: Poppe A. Werdegang der Diözesanstruktur der
Kiever Metropolitankirche in den ersten drei Jahrhunderten
der christianisierung der Ostslaven // Tausend Jahre christen-
tum in Russland: Zum Millennium der Taufe der Kiever Rus’ /
K. ch. Felmy, G. Kretschmar, F. von Lilienfeld, c.-J. Roepke. Göt-
tingen, 1988. S . 260–263.
2
Назаренко А. В. Несостоявша яся митрополия (об одном из
церковно-политических проектов Андрея Боголюбского) //
«Х валам достойный...»: Андрей Боголюбск ий в русской исто-
рии и культуре. Международная научная конференция (Вла-
димир, 5 –6 июля 2011 г.). Владимир, 2013. С. 12–35.
3
Приселков М. Д. Русско-византийские отношения в IX–XII вв. //
ВДИ. 1939. С. 104.

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
193
Константинополю, что привело к затруднениям в определении мо-
тивов и датировки этого новшества. А. Поппэ отнес его ко времени
вскоре после 1060 г., когда русские князья одержали решительную
победу над торками (узами), в результате чего Византия, планируя
будто бы сотрудничество с Русью в борьбе со степняками, учреди-
ла в стольных городах двух младших Ярославичей своего рода «по-
сольства» — титулярные митрополии.
Однако опыт подобных разделений Киевской митрополии, как ре-
ально осуществленных, так и несостоявшихся, наглядно показывает,
что Константинопольская патриархия шла на них всегда неохотно,
только под давлением со стороны — из того политического центра, в
котором стремились полу чить собственную митрополию, не зависев-
шую от Киева, и при первом удобном случае такие новшества упразд-
нялись4. Поэтому и при Ярославичах учреждение новых митрополий
в Чернигове и Переяславле могло состояться только по инициативе
и при политическом нажиме на цареградские власти со стороны чер-
ниговского и переяславского князей — Святослава и Всеволода. Един-
ственным моментом, когда у последних появился мотив для такого
рода действий и когда эти действия имели шанс на успех вследствие
ослабления власти киевского князя Изяслава, был кризис сеньора-
та Изяслава, наступивший в 1069 г., после возвращения старшего из
Ярославичей в Киев из своего первого изгнания. Тогда-то, в 1069/70 г.,
и возникли титулярные митрополии в стольных центрах младших
братьев Изяслава — Чернигове и Переяславле, с самого начала, оче-
видно, рассматривавшиеся как временные, вызванные специфиче-
ским «растроением» высшей княжеской власти на Руси5.
Действительно, с гибелью киевского князя Изяслава осенью
1078 г. и переходом Всеволода из Чернигова (где он сидел в третье
княжение Изяслава, в 1077–1078 гг.) в Киев особа я Черниговская
митрополия делалась политически неактуальна, и понятно, почему
после смерти в 1085 г. первого (и последнего) черниговского митро-
4
Так, в 1160-е годы неудачу потерпели весьма настойчивые старания вла-
димиро-суздальского князя Андрея Юрьевича Боголюбского открыть
митрополию в своем стольном Вла димире (Назаренко А. В. Несостояв-
ша яся митрополия. С . 12–35); сильное впечатление производит череда
открытий и закрытий в течение XIV — начала XV в. митрополий в Гали-
че и Литве (см. ее краткий очерк: Назаренко А. В., Флоря Б. Н. Киевска я
епархия // Православная энциклопедия. М ., 2013. Т. 33. С . 156–158).
5
Новое общее рассмотрение проблемы тит ул ярных митрополий на Руси
при Яросла вича х см.: Назаренко А. В. Митрополии Ярославичей во вто-
рой половине XI века // Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне (истори-
ко-филологические исследования). М ., 2009 (ДГ. 2007 год). С. 207–245.

А. В. Назаренко
194
полита Неофита она продолжения не имела и преемник Неофита
Иоанн в источника х титулуется епископом.
Сложнее оказалось дело с Переяславской митрополией. Поли-
тико-династические причины, приведшие к ее открытию, были ис-
черпаны после кончины в декабре 1076 г. князя Святослава, кото-
рый, став в 1073 г. киевским князем, сохранил за собой и Чернигов6,
так что стол Всеволода до конца 1076 г. оставался в Переяславле.
Но смерть Святослава привела Всеволода в Киев, который он затем,
с возвращением Изяслава в июле 1077 г., сменил, как уже говори-
лось, на Чернигов. Ни в качестве черниговского, ни в качестве киев-
ского князя Всеволоду Переяславская митрополия была не нужна,
однако она продолжала существовать, пусть и как политический
пережиток, вследствие долголетия переяславского митрополита
Ефрема, поставленного еще при Святославе.
Таким образом, для темы настоящей статьи было бы важно
определить время кончины Ефрема Переяславского. К сожалению,
со всей уверенностью сделать этого нельзя, ибо нельзя твердо ре-
шить, был ли тот Ефрем, который епископил в Ростове незадолго
до 1096 г.7
, в 1096 г.8 и вскоре после этой даты9, переяславским ми-
6
Назаренко А. В. Черниговска я земл я в киевское княжение Святосла ва Яро-
славича (1073–1076) // Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне. С. 114 –123.
7
Он дарова л подворью Печерского монастыря в Суздале церковь св. Ди-
митрия, уцелевшую во время пожара 1096 г. (ПСРЛ. Л., 1928. Т. 1. 2-е изд.
Стб. 238; СПб., 1908. Т. 2 . 2-е изд. Стб. 228).
8
В написанном зимой 1096–1097 гг. письме к Олег у Святославичу, засевшем у
в Муроме, Владимир Мономах предлагает переговоры: прислать «солъ свои
или п(и)с(ку)па» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 254). Какого же епископа мог направить к
Монома х у Олег? Вряд ли своего, черниговского, Иоанна, который, прежде
чем скончаться в 1111 г., «лежа в болести лет 25» (ПСРЛ. Т. 2 . Стб. 274). Его,
конечно, могли доставить в 1091 г. в не слишком далекий Киев на обретение
мощей преп. Феодосия Печерского (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 211; Т. 2 . Стб. 202) — мо-
жет быть, даже как раз в надежде на чудесное исцеление, — но прибегать к
лежачем у епископу в качестве посла и дипломатического посредника было
бы странно — даже если вдруг предположить, что х ворый Иоанн каким-то
образом оказался в 1096 г. на далекой восточной окраине своей епарх ии.
Вероятнее думать, что в Муроме Олег держал в плену захваченного в Росто-
ве или Суздале ростовского архиерея, и Владимир, по с у ти дела, предлагал
ему в знак покаяния освободить епископа, так же как несколькими строка-
ми выше предлагал освободить свою сноху — юную жену погибшего под
Муромом Изяслава Владимировича.
9
В 1222 г. владимиро-суздальский князь Юрий Всеволодович заложил
новый собор в Сузда ле на месте разру шенного старого: «та бо ц(е)ркы

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
195
трополитом Ефремом или тезоименитым ему ростовским еписко-
пом, преемником Исаийи10, который упоминается последний раз
в связи с освящением Успенского собора Киево-Печерского мона-
стыря в 1089 г.11
. Все же склоняемся к первой из двух названных
возможностей.
Во-первых, сведения о епископе Ефреме Суздальском из «Ки-
ево-Печерского патерика»12 могут быть авторитетны только в
том случае, если восходят к ростово-суздальской традиции, меж-
ду тем последняя, похоже, не знает о епископах между Исаийей
и Нестором, действовавшим уже в середине — второй половине
XII в.13. Мнение же владимиро-суздальского епископа первой тре-
создана прадѣдом его Володимером Монома хом и бл(а)ж(е)нымь еп(и)
с(ко)помь Ефрѣмом» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 445). Строительство первого с у-
здальского собора при Монома хе естественно приурочить ко времени
вскоре после пожара города в 1096 г. Та ким образом, прис утствовать
при закладке суздальского собора Владимир Мономах мог либо в на-
ча ле строительного сезона 1098 г., когда он ходил «к Ростову на зиму»
после Любечского съезда, либо в 1102 г., в очередное посещение Ростова
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 250; Назаренко А. В. Династический проект Владими-
ра Монома ха: попытка реформы киевского столонаследия в 30-е годы
XII века // Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне. С . 100–101, примеч.
35). Но вторую, более позднюю, из этих двух дат приходится отвергнуть,
так как в 1102 г. на переяславской кафедре на ходился уже не Ефрем, а
Симеон (см. ниже примеч. 25).
10 Та кое мнение существует в историог рафии: Голубинский Е. Е . История
Русской церкви. 2-е изд. М., 1901. Т. 1/1. С. 203–204, 677; Карпов А. Ю. Еф-
рем, епископ Сузда льский (Ростовский) // Пра вославна я энциклопедия.
М., 2008. С . 56–57.
11
ПСРЛ. Т. 2 . Стб. 199 (в «Ла врентьевской летописи» в этом месте текст
испорчен).
12 При перечислении епископов из печерян: Патерик Киевского Печерско-
го монастыря [/ Д. И. Абра мович]. СПб., 1911. С. 76; Древнерусские па-
терики: Киево-Печерский патерик, Волоколамский патерик / Л. А . Оль-
шевская, С. Н. Травников. М., 1999. С. 21.
13 Говоря о поставлении на ростовский престол епископа Кирилла II (на
самом деле, III) в 1231 г., «Лаврентьевска я летопись» характеризует
его как «намѣстника» «с(вя)т(ы)х ъ еп(и)с(ко)пъ преж(е) бывши[хъ]
Ростовѣ, Леонтья с(вя)т(а)го и с(вя)щенаго еп(и)с(ко)па, Исаия и Не-
стера» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 457). Пон ятно, что летописец не обязан был
перечислять всех ростовских епископов-предшественников Кирил-
ла, ограничившись только наиболее почитаемыми именами — не
назвал же он Феодора и Илариона, бывших до Леонтия (о реально-
сти этих персонажей, известных лишь по «Житию св. Леонтия Ро-

А. В. Назаренко
196
ти XIII в. Симона, отразившееся в «Киево-Печерском патерике»,
могло сложиться просто в результате неверного прямолинейно-
го истолкования сведений о епископе Ефреме, строителе собора
в Суздале при Владимире Мономахе. Во-вторых, как показывает
сохраненная «Лаврентьевской» и «Троицкой» летописями глосса
к статье 6597 (1089/90) г. «Повести временных лет»: «бѣ бо преже в
Переяславли митрополья», — при ростовской кафедре спустя сто-
летие помнили о существовавшей некогда в Переяславле Русском
митрополии14 , а это естественно именно в предположении, что
после смерти Исаийи (которую в таком случае следовало бы отне-
сти к 1093 г. или ко времени годом-двумя позднее15) епископия в
Ростове не замещалась, а перешла под управление переяславского
митрополита (как то уже, заметим, однажды было до поставления,
вероятно, в 1076 г. на кафедру Леонтия Ростовского16). На конец,
в-третьих, радикальное отличие в продолжительности жизни Пе-
реяславской митрополии от Черниговской, закрытой, напомним,
еще в середине 1080-х годов, обусловило разную степень их пред-
ставленности в списка х митрополий Константинопольской па-
стовского», см.: Назаренко А. В. Территориально-политическа я ор-
ганизация государства и епархиальная структура церкви в Древней
Руси (конец X – XII век) // Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне.
С. 195–197), и Кирилла, поставленного в 1113 г. (упу щенного исто-
риографией; см. о нем подробнее ниже). Но это у молчание понятно:
Феодор и Иларион были ренегатами, покину вшими епископию из-за
трудностей в борьбе с язычеством, а Кирилл — первый из епископов
с этим именем на ростовской кафедре, судя по тому, что не оставил
по себе ровно никакой памяти в источниках, оказался личностью не-
приметной. Предполагать то же о строителе первого каменного собо-
ра в Суздале вряд ли уместно.
14
О том, что глосса о Переясла вской митрополии имела именно ростов-
ское происхождение, см.: Назаренко А. В. Митрополии Яросла вичей.
С. 208–210.
15 Действительно, если за х ваченный Олегом Святославичем в 1095 г. в
Ростове или Суздале арх иерей был Ефремом Переяславским (см. при-
меч. 8), то последнем у естественно было бы пребывать там с целью об-
устройства церковны х дел в перешедших под его у правление областях
сразу после смерти епископа Исайи.
16 Назаренко А. В. Территориально-политическая организация. С. 189–197;
Он же. Династические коллизии в Древней Руси и начальна я история
Ростовской епископии (XI — нача ло XIII в.) // Современные проблемы
изу чения истории Церкви. Сб. док ла дов меж дународной конференции
(МГУ, 7–8 ноября 2011 г.). М. (в печати).

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
197
триархии: Черниговская значится только в одном перечне, тогда
как Переяславская — во многих17, в чем vice versa позволительно
было бы видеть дополнительный косвенный аргумент в пользу
максимально возможного удлинения срока существования в Пе-
реяславле титулярной митрополии.
Если так, то выходит, что митрополит Ефрем не только пережил
политико-династическую ситуацию, приведшую в 1069/70 г. к учре-
ждению в Переяславле временной титулярной митрополии, но и до-
жил до момента, когда идея о такой митрополии стала актуальной
снова — в силу установившегося в 1093 г. двоевластия Святополка
Изяславича и Владимира Всеволодовича Мономаха. Оно вполне уз-
наваемо калькировало двоевластие их отцов, Изяслава и Всеволода
Ярославичей, в третье киевское княжение Изяслава — с той разни-
цей, что Владимир (начиная с 1094 г.), в отличие от Всеволода, сидел
не в Чернигове, а в Переяславле. Только такой династической конъ-
юнктурой можно объяснить переход Ростовской епископии под не-
посредственное управление переяславского архиерея.
Но дело этим не ограничивается.
Есть достаточно определенные данные о том, что идея титу-
лярной митрополии в Переяславле не умерла со смертью Ефрема.
Свидетельство на этот счет можно извлечь из знаменитого «Хоже-
ния» иг умена Даниила, написанного, очевидно, по горячим сле-
дам или даже, отчасти, во время самого паломничества автора в
Святую землю, которое состоялось между зимой 1105–1106 гг. и
летом 1109 г.18. В одной из главок, посвященных святыням Кипра
17 На заренко А. В. Митрополии Ярославичей. С. 213–220.
18 Согласно самому Даниилу, его пребывание в Святой земле продлилось
почти полтора года («мѣсяць 16») (Житье и хоженье Данила Русьскыя
земли игу мена, 1106–1108 гг. / М. В. Веневитинов. СПб., 1883 (Пра восла в-
ный Палестинский сборник. Т. 1. Вып. 3). С. 4; «Хожение» игумена Да-
ниила в Святую землю в начале XII в. / О. А. Белоброва, М. Гардзанити,
Г. М . Прохоров, И. В. Федорова; отв. ред. Г. М . Прохоров. СПб., 2007. С. 16,
162). Принима я наблюдение Ю. П . Глу шаковой, что поход иеруса лимского
короля Балдуина I к Дамаску, в обозе которого Даниил добрался из Ие-
руса лима до Тивериа дского озера, имел место скорее всего осенью 1106 г.
(Глушакова Ю. П. О путешествии игумена Даниила в Палестину // Про-
блемы общественно-политической истории России и сла вянски х стра н.
Сб. статей к 70-летию акад. М . Н . Тихомирова. М., 1963. С. 82), заключа-
ем, что в обратный путь игумен двинулся после Пасхи 1107 г., а прибыть
в Святу ю землю, следовательно, должен был бы зимой 1105–1106 гг. Тем
са мым, считаем невозможным согласиться с другим предположением
исследовательницы — будто Да ниил, который, помина я в святых места х

А. В. Назаренко
198
(«О Кипрьстем острове»), Даниил, отмечая величину и многолюд-
ность острова, как бы невзначай роняет: «И суть в нем епископи
2419, митрополия же едина»20. Вряд ли приходится сомневаться,
что в этой статистической справке, столь не типичной в осталь-
ном для сочинения Даниила, содержится едва прикрытая полеми-
ка с положением дел на Руси, где в то время епископий было куда
меньше, всего лишь девять или даже восемь (если учесть вдовст-
во ростовского престола). Заметим, что в другой редакции текста
противопоставление единства митрополии многочисленности
епископий выражено еще отчетливее: «...епископии 24, а все ми-
трополиа едина»21.
А. Поппэ, который впервые обратил внимание на значение это-
го известия «Хожения» для церковной истории Руси, увидел в нем
если не запоздалу ю поу чительну ю реминисценцию, неодобритель-
ное припоминание о былом разделении Русской митрополии, то
аргумент против тех, кто боялся открывать на Руси новые еписко-
пии из опасения, что это может повести к очередному разделению
митрополии22. Не скроем, нам подобное предположение кажется
«епископъ, игу менъ», ни словом не обмолвился особо о митрополите, еще
не знал о поставлении на Русь митрополита Никифора I (прибыл в Киев в
декабре 1104 г.) и потому проеха л через Константинополь в 1104 г., еще до
назначения митрополита (Глушакова Ю. П. О пу тешествии иг умена Да-
ниила. С. 83). Последовательность описа ния событий у Да ниила заста в-
ляет думать, что он стал свидетелем нисхождения святого огня в Великую
субботу в храме Гроба Господня после возвращения из Галилеи, т. е . не
ранее весны 1107 г.; в таком случае паломничество никак не могло бы ог-
раничиться 16 месяца ми, а должно было бы насчитывать, самое меньшее,
от двух с половиной до трех лет. Так как все же нельзя исключить, что
Даниил пишет о походе Балдуина I на север в 1107 или 1108 г. (Житье и
хоженье Да нила. С. II–IV), то теоретически на до считаться с дата ми при-
бытия зимой 1106–1107 и 1107–1108 гг.
19 В разных гру ппа х многочисленных списков «Хожения» в данном месте
читаются разные числа: 10, 14, 24. В последнее время выдвинуты убе-
дительные текстологические сообра жения в пользу того, что в ориги-
нале должно было читаться «14»: Поппэ А. Радение игумена Даниила об
устроении церкви на Руси // Studi Slavistici. Firenze, 2009. T. 6 . С. 20–21.
Впрочем, суть наших рассуждений не страдает от перемены чисел.
20 Житье и хоженье Данила. С. 10; «Хожение» игумена Даниила. С . 22 .
21
«Хожение» игумена Даниила. С. 168.
22 Поппэ А. Сообщение русского па ломника о церковной организации Кип-
ра в XII в. // Epeteˉris tou Kentrou Episteˉmonikoˉn Ereunoˉn. Leukoˉsia, 1977. T. 8
(1975–1977). c . 53–72; Oн же. Радение игумена Даниила. С. 17–24.

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
199
нарочитым. Кто были эти противники расширения сети епархий?
Логика гипотезы подсказывает польскому историку, что прежде
всего — киевский митрополит. Но опыт недавних разделений, как
мы видели, заставлял ждать их повторения совсем с другой сто-
роны. Не говорим уже о том, что препятствовать такому важному
делу значило бы для киевского митрополита действовать вопреки
своей прямой обязанности совершенствовать церковное окормле-
ние огромной паствы. И уж совсем непонятно, почему позиция
митрополита Никифора I (1104–1121) в этом пункте должна была
коренным образом отличаться от позиции митрополита Иоанна II
(не позднее 1076–1089), который на вопрос о возможности создания
новых («у чащения») епископий отвечал пусть и осторожно, но по-
ложительно23. И потом, какие же именно епископии столь настоя-
тельно, но напрасно ждали своего открытия в самом начале XII в.?
Хронологически ближайшей была Смоленская, учрежденная толь-
ко в 1136 г., и ее замысел родился позднее24.
В силу сказанного наиболее логичным и вероятным считаем
прочтение текста Даниила «в лоб» — как свидетельства того, что
в то время на Руси либо реально существовала по крайней мере
еще одна митрополия, наряду с Киевской, либо возобновление или
пролонгация таковой планировалось и эти планы активно обсу-
ждались в церковных кругах. Подобной митрополией могла быть
только Переяславская, в полном соответствии, повторяем, с поли-
тическим двоевластием Святополка Киевского и Владимира Пере-
ясла вского.
Итак, мы предпочитаем думать, что митрополит Ефрем скон-
чался не ранее 1098 г. В 1101 г. в на переяславской кафедре значит-
ся уже Симеон25. Из этого единственного, к тому же сделанного из
23 Памятники древнерусского канонического права. СПб., 1908. Ч. 1. Изд. 2-е
(Русска я историческа я библиотека. Т. 6). Стб. 19. § 32; Бенешевич В. Н.
Древнеславянска я кормча я XIV титулов без толкова ний. София, 1987.
Т. 2 / Ю. К. Бегунов, И. С. Чичуров и Я. Н. Щапов, под общ. руков.
Я.Н.Щапова. С.88.§35.
24 На заренко А. В. Об обстоятельства х у чреждения Смоленской еписко-
пии // Великий Новгород и средневековая Русь. Сб. статей к 80-летию
акад. В. Л. Янина. М., 2009. С. 468–481.
25 Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. / Я. Н . Щапов. М., 1976. С.
146. Упоминаемый здесь, в приписке 1150 г. к у чредительной гра моте
Смоленской епископии, епископ Симеон, которому Вла димир Монома х
дарова л холм в Смоленске для построения собора, мог быть только пе-
реяславским: эту запись невозможно не соотнести с летописным сооб-
щением 6609 (1101/2) г. о за ложении Вла димиром кафедрала в Смоленске

А. В. Назаренко
200
полувековой ретроспективы, упоминания о Симеоне, в котором
он титулуется епископом, окончательного вывода о его статусе
сделать нельзя, ведь и Ефрем выступает в летописи со званием
то митрополита, то епископа26. Преемник Симеона Лазарь был
рукоположен 12/13 ноября 1105 г.27 митрополитом Никифором,
прибывшим на Русь за год до этого. Сам факт хиротонии Лазаря
киевским митрополитом нет необходимости непременно рассма-
тривать как доказательство того, что он не имел митрополичье-
го титула28, но титулование Лазаря — в отнюдь не многочислен-
ных, правда, летописных о нем упоминаниях — именно и толь-
ко епископом29 делает такое заключение пусть и не бесспорным,
но вероятным. Вместе с тем, коль скоро тема разделения Русской
митрополии была еще злободневна в пору работы Даниила над
«Хожением», надо думать, что Владимир Мономах сразу после по-
ставления Лазаря предпринимал усилия для присвоения послед-
нему митрополичьего титула и Даниил знал об этом. Допускаем
даже, что до Царьграда черниговский игумен добрался вместе с
посольством переяславского князя — если принимать наиболее
раннюю и, с нашей точки зрения, наиболее вероятную датировку
паломничества Даниила 1105/6–1107 гг.
Это значит, что Владимир Всеволодович либо добился продле-
ния существования Переяславской митрополии на время святи-
тельства Симеона (как оказалось, весьма краткое) и намеревался
сделать то же самое и применительно к Лазарю, либо (если Симеон
не был митрополитом) какие-то перемены в политических и/или
церковно-политических обстоятельствах внушили князю надежду
на возможность восстановить митрополию при Лазаре.
За поставлением Симеона на переяславску ю кафедру по-
следовало (как видно, весьма вскоре30) любопытное событие —
(ПСРЛ. Т. 2 . Стб. 250), а тогда (с 1097 г.) Смоленска я волость входила во
вла дения Монома ха и, соответственно, — в состав Переясла вской епар-
хии.
26 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 208, 211.
27 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 281; Т. 2 . Стб. 257.
28 Ср. ана логичное ру коположение ок. 1072 г. киевским митрополитом Ге-
оргием епископа Петра, хотя тот и предназначался в переяславские ми-
трополиты (Назаренко А. В. Митрополии Ярославичей. С . 226–229).
29 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 291; Т. 2 . Стб. 280, 285.
30 Вла димир ходил в только что приобретенный Смоленск «по 3 зимы»
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 250) в 1098–1099, 1099–1100 и 1100–1101 гг. (Назарен-
ко А. В. Династический проект Владимира Мономаха. С. 100–101, при-
меч. 35), но подарил епископ у Симеону холм, на котором и был за ло-

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
201
визит русского митрополита в Константинополь: на заседании
патриаршего синода 15 ноября в 10-й индикт в патриаршество
Николая III Грамматика (1084–1111), т. е . в 1101 г., среди присут-
ствовавших пяти митрополитов значится и митрополит «Росии»
( Ῥωσίας)31. Документ сохранился в составе позднейших копий-
ных собраний, в которых имена митрополитов, к сожалению,
опущены.
Идею К. Цукермана, что то был не киевский митрополит, а пре-
бывавший будто бы на покое в Царьграде Ефрем Переяславский32,
принять невозможно33. Но в отношении преемника Ефрема — Си-
меона — такое предположение имело бы свои резоны, ведь митро-
поличий статус нового переяславского архиерея на ходился в ком-
петенции Константинополя. Конечно, ехать лично для этого в Царь-
град Симеон был не обязан, но не было бы ничего удивительного,
если бы такая поездка — для вящей убедительности запроса — все
же состоялась. Погрешность в титуловании — митрополит «Росии»
вместо протокольного «Росии Преславы» («Ῥωσίας Πρεσθλάβαϛ»)
или подобного34 — можно было бы объяснить искажением под пе-
ром позднейших канцеляристов, когда память о временной Пере-
яславской митрополии уже была утрачена. В пользу этой версии
говорит последовательность перечисления прису тствовавших на
заседании митрополитов, в которой митрополит из Руси назван
на последнем месте, после митрополита Христиану поля, тогда как
жен кафедральный Успенский собор, только в последний из приездов.
Это дает некоторое основание дога дываться, что холм в Смоленске был
даром князя новопоста вленному епископ у. Таким образом, назначение
Симеона состоялось, очевидно, в конце 1100 или нача ле 1101 г.
31 PG. 1864. T. 119. col. 860 A; Les regestes des actes du Patriarcat du constanti-
nople. P., 1989. Vol. 1. Fasc. 2 –3: Les regestes de 715 а 1206 / V. Grumel, 2
e
éd.
par J. Darrouzès. Nr. 970. З. 430–431 (здесь и сообра жения в пользу дати-
ровки именно 1101, а не альтернативным 1086 г.).
32 Цукерман К. Дуумвираты Ярославичей. К вопросу о митрополиях Чер-
нигова и Переясла вля // ДьНѢСЛОВО: Збiрка праць на пошану дiйсного
члена Нацiональноï академiï наук Украïни П. П. Толочка з нагоди його
70-рiччя. Киïв, 2008. С. 48–49.
33 Назаренко А. В. Митрополии Ярославичей. С. 241 (в отличие от мнения,
высказанного в этой работе, не видим сейчас аргументов в пользу аль-
тернативной датировки документа 1086 г.).
34 Notitiae episcopatuum ecclesiae constantinopolitanae / J. Darrouzès. P., 1981
(Géographie ecclésiastique de l ’Empire Byzantin. T. 1). Р. 344 (лев. стб.,
Nr. 81), 350 (лев. стб., Nr. 78), 382 (лев. стб., Nr. 78); Назаренко А. В. Митро-
полии Ярославичей. С. 214 –221.

А. В. Назаренко
202
Киевска я митрополия в константинопольских notitiae episcopatuum
стоит перед Христианупольской (на 61-м и 76-м местах соответст-
венно); Переяславская же кафедра значится в списка х именно сразу
после христиану польской35. В таком случае выходило бы, что Симе-
он был утвержден в митрополичьем сане.
Однако если полагаться не на порядок перечисления митропо-
литов (нарушения его встречаются), а на титулование митрополита
«Росии», то не менее вероятным представляется, что пребывавшим
в конце 1101 г. в Константинополе русским иерархом был киевский
митрополит Николай. Действительно, его преемник Никифор I,
прибывший в Киев в декабре 1104 г., в течение первого же года свое-
го святительства поставил друг за другом трех епископов: в августе
1105 г. Амфилохия — на Волынь, в ноябре Лазаря — в Переяславль,
в декабре Мину — в Полоцк36, а это наводит на мысль, что тем са-
мым он, в ходе ознакомительной визитации по епархиям, заполнял
не текущие вакансии, а накопившиеся за некоторое время отсут-
ствия митрополита. Иными словами, зимовавший в 1101–1102 гг.
в Царьграде митрополит Николай на Русь уже так и не вернулся.
Рукоположив княжеского кандидата на переяславскую кафедру,
ле том 1101 г.37 он отбыл в византийскую столицу, чтобы воспрепят-
ствовать успеху переяславского посольства, отправленного туда же
с просьбой о митрополичьем титуле для Симеона.
Цена вопроса для киевского митрополита была и в самом деле
велика: из-под его юрисдикции изымались две епархии (Переяслав-
ская и Ростовская), обнимавшие три стольных волости — собст-
венно Переяславскую, Смоленскую и Ростово-Суздальскую; более
того, Смоленск выделялся непосредственно из митрополичьей
35 На это обстоятельство в са мой общей форме обратил внимание А. Поп-
пэ, а вслед за ним, более ра зверну то, — К . Цукерман, у которого, одна ко,
присутствует путаница в списке митрополитов, заседавших на синоде
в декабре 1101 г. (представлены были митрополиты Анкиры, К изика,
Клавдиу поля, Христиану пол я, Росии): Поппэ А. Митрополиты и князья
Киевской Руси // Подскальски Г. Христианство и богословска я литерат у-
ра в Киевской Руси (988–1237). Изд. 2 -е, исправл. и дополн. для русского
перевода (Subsidia Byzantinorossica. T. 1). СПб., 1996. С. 452 , примеч. 7;
Цукерман К. Дуумвираты Ярославичей. С. 48.
36 Новгородская перва я летопись старшего и младшего изводов / Под ред.
А. Н. Насонова. М.; Л., 1950. С. 19, 203; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 280–281; Т. 2 . Стб. 257.
37 Не ранее апреля-ма я 1101 г. (судя по последовательности изложения собы-
тий в летописной статье 6609 г.) митрополит был еще в Киеве, принима я
участие в судьбе мятежного берестейского князя Ярослава Ярополчича
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 275; Т. 2 . Стб. 250).

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
203
епархии; все это означало, понятно, значительное усечение дохо-
дов митрополичьего дома. Нам могут возразить, что протестовать
митрополиту следовало бы раньше — скажем, в 1097 г., когда Смо-
ленск, перейдя к Мономаху, и должен был влиться в епархию пере-
яславского митрополита. Но в год эпохальных любечских решений
противопоставить себя династическим договоренностям князей
было нелегко; кроме того, Переяславская митрополия во главе с ав-
торитетным Ефремом была тогда налицо как давно утвержденный
юридический факт. Теперь же появлялась возможность помешать
ее пролонгации под Симеоном, причем сделать это не в Киеве, где
митрополита сильно ограничивала его зависимость от главнейших
князей, а в Константинополе, где вес канонических аргументов был
совсем иным.
В общем, похоже, вполне могла повториться ситуация 1072–
1075 гг., когда митрополит Георгий отбыл в Царьград (видимо, после
рукоположения им Петра на переяславскую кафедру, освободившу-
юся по смерти первого переяславского митрополита Леонта), где ему
удалось не допустить утверждения в качестве митрополита сначала
Петра, а затем и следующего переяславского episcopus electus — Ни-
колая, так что выход был найден только со сменой самого митропо-
лита Георгия на Иоанна II38. Если следовать этой аналогии (а сама
возможность ее провести служит некоторым подкреплением такой
интерпретации митрополичьих визитов в Константинополь — как
Георгия, так и Николая), ходатайство Владимира Монома ха о Симе-
оне Переяславском было наконец удовлетворено только в середине
или второй половине 1104 г. с поставлением для Киева нового ми-
трополита — Никифора I. Судя по дате поставления Лазаря — через
год по прибытии Никифора I в Киев — Симеон, скорее всего, успел
полу чить подтверждение своего митрополичьего статуса, которое
должен был доставить среди прочего из Царьграда Никифор.
Итак, при любой трактовке фигуры митрополита «Росии», засе-
давшего в Константинополе в декабре 1101 г., вывод оказывается од-
ним: Переяславская митрополия продолжила свое существование
в святительство Симеона.
В таком слу чае нельзя не задаться вопросом: почему Константино-
поль, утвердив в митрополичьем сане Симеона, отказал в том же Лаза-
рю примерно полутора-двумя годами позже? Поскольку никаких пра-
вительственных перемен в Византии за это время не произошло — у
власти неизменно пребывали император Алексей I Комнин (1081–1118)
и патриарх Николай III Грамматик (1084–1111), — то причину прихо-
дится искать в области политических взаимоотношений Алексея I и
38 Назаренко А. В. Территориально-политическая организация. С. 205–206.

А. В. Назаренко
204
Владимира Мономаха, в которых в первое пятилетие XII в. должны
были наступить какие-то радикальные осложнения. Недвусмыслен-
ные данные о таких осложнениях, в самом деле, есть, хотя хронологи-
ческое их приурочение довольно неопределенно.
Они связаны с предысторией последней русско-византийской
войны, которая разразилась в 1116 г.
Тогда, уже в пору киевского княжения Владимира, Русь сначала
вооруженной рукой поддержала мятеж претендовавшего на визан-
тийский престол Льва, выдававшего себя за сына императора Ро-
мана IV Диогена (1068–1071), а после гибели Льва (15 августа 1116 г.)
пыталась, тем не менее, удержать за собой какие-то территории в
Нижнем Подунавье39. Не станем вдаваться в вопросы, был или не
был Лев действительно Романовичем40 и тождествен ли он тому то
ли Константину, то ли Льву Лже-Диогену, который попал в поле зре-
ния древнерусских летописцев уже двадцатью годами ранее, в пору
другого мятежа против Алексея I, в 1094/5 г.: «Идоша половци на
грькы с Девгеневичемъ, воеваша по Гречьстѣи земли, и ц(ѣ)с(а)рь я Дев -
генича и повелѣ и слѣпити»41; эти события в подробностях изложе-
ны в «Алексиаде» Анны Комнины42. Для нас важнее другое: когда
39 Об этих события х известно лишь благодаря древнерусским источникам:
«В лѣт(о) 6624... Леонъ Диогеневичь (в «Ипатьевской летописи» вместо
Диогеневичь стоит царевичь. — А. Н.), зять Володимерь, иде на ц(ѣ)с(а)ря
Алексиа, и вдашася ему городъ Дунаискых нѣколико, и Дерестрѣ городѣ
Дунаистѣмь лестью убиста и два сорочинина послана ц(ѣ)с(а)р(е)мь м(ѣ)с(я)
ца авг ус(та) въ 15 д(е)нь» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 291; Т. 2 . Стб. 283); в «Ипатьевской
летописи» у этого известия есть непосредственное продолжение в статье
того же года: «В се же лѣт(о) кн язь великыи Володимеръ посла Ивана Во-
итишича и посажа посадники по Дунаю... Томъ же лѣт(ѣ) ходи Вячеславъ
(сын Монома ха. — А. Н.) с Фомою Ратиборичемъ и пришедъ къ Дьрьст[р]у
и не въспѣвше ничто же воротишася» (ПСРЛ. Т. 2 . Стб. 283–284).
40 Васильевский В. Г. Русско-виза нтийские отрывки, I: Два письма визан-
тийского императора Михаила VII Дуки к Всеволоду Ярославичу // Ва-
сильевский В. Г. Труды. СПб., 1909. Т. 2 . Вып. 1. С . 38 –42 .
41 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 226–227; Т. 2 . Стб. 217. Непоследовательна я внутренняя
хронология летописной статьи 6603 г., котора я начинается, наряду с со-
общением о Льве «Девгениче», рассказом об убийстве половецких ха нов
Итларя и Кытана в конце февраля, т. е ., вполне возможно, событии пре-
дыдущего, 6602, года, позволяет датировать выступление Льва как 1094,
так и 1095 г.
42 Anna Comnèna. Alexiade: Règne de l ’empereur Alexis I comnène, 1081–1118 /
B. Leib. P., 1937. T. 2 . P. 58–72 . capp. X, 2–4 .; Анна Комнина. Алексиада /
Вст у п. ст., перев., коммент. Я . Н. Любарского. М ., 1965. С. 266–272 .

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
205
состоялся брак (Псевдо-?)Диогена с дочерью Монома ха Марицей43,
который уже налицо в 1116 г. (Лев подчеркнуто поименован «зятем
Володимерем»)? Ведь именно этот совсем не вынужденный союз
и обнаруживает неприкрытую враждебность к Алексею I. Родст-
во с политическим изгнанником сомнительного происхождения
несло с собой одни обязательства, не обещая никаких заметных
выгод — ни в сфере международного престижа, ни в отношении
политической коалиции. Смысл этого шага мог быть лишь один:
он давал русскому князю внешне легитимный повод вмешаться в
византийские дела44.
Вслед за Г. Г. Литавриным причину радикального у худшения
русско-византийских отношений в эпоху Алексея I усматривали
в захвате греками русских владений в Причерноморье (Тмуторо-
канского княжества) — возможно, по договору с последним тму-
тороканским князем Олегом Святославичем и сразу после смерти
последнего в 1115 г.45. Однако столь позднюю датировку перехода
Тмуторокани под власть Византии удержать трудно. О территори-
альных приобретениях Империи на Боспоре Киммерийском гово-
рится уже в пох вале Алексею I, принадлежащей перу византийского
сановника Ману ила Страворомана, которая относится к 1103 г.46.
Это хорошо согласуется со свидетельством архиепископа Фео-
филакта Болгарского в его послании к дуке Трапезунда Григорию
Тарониту, что последний пресек сбор дани сельджукским эмиром
43 Отпрыск от этого брака — Василько, погибший в 1135 г., именуется то
«царевичем Леоновичем», то «Маричичем» (ПСРЛ. Т. 2 . Стб. 298; ср.: Т. 1.
Стб. 304). Попытка усмотреть в Васильке Леоновиче и Васильке Мари-
чиче дву х разных лиц (Васильевский В. Г. Русско-византийские отрыв-
ки. С. 46–47) выглядит натянутой.
44 Горский А. А. Русско-византийские отношения при Вла димире Монома хе
и русское летописа ние // ИЗ. 1987. Т. 115. С. 307–324; Литаврин Г. Г. Визан-
тия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000. С. 292.
45 Litavrin G. G. A propos de Tmutorokan // Byz. 1965. T. 35. P. 221–234; Па-
шуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С . 87–86. «Ни-
что не мешает нам допустить, что Олег сидел в Тмуторокани до своей
смерти в 1115 г.» (Soloviev A. V. Domination byzantine ou russe au Nord
de la Mer Noire à l’époque des comnènes? // Akten des XI. Internationalen
Byzantinisten-Kongresses, 1958. München, 1960. S. 577 [= Soloviev A. V.
Byzance et la formation de l’Etat russe. L ., 1979. Nr. VII]).
46 Радиħ Р. Маноjло Стравороман. Прилог историjи византиjско-jуж-
нословенских односа краjем XI века и у првим годинама XII века //
Зборник радова Византолошког инстит у та. Београд, 1989. Т. 27/28.
С. 96–99.

А. В. Назаренко
206
Ибн Данишмендом (Τανεσμᾶν) на Понтийском побережье, в том
числе в греческих городах «по сю сторону от (ἐντός) реки Танаи-
са и Меотийского болота»47; в самом деле, Григорий Таронит был
направлен в Трапезунд в 1103/4 сентябрьском году и уже через два
года смещен48. В последних своих работах Г. Г. Литаврин принял эту
датировку: «Тму таракань была потеряна Русью до 1103 г. (если не
в этом году)»49, но, строго говоря, названные данные обеспечивают
лишь terminus ante quem, тогда как теоретически Тмуторокань мо-
гла отойти к Византии уже в 1094 г., когда Олег у шел на Русь, или
даже в 1083 г., когда он вернулся из византийского плена в Тму торо-
кань50, где (совсем не исключено!) был «архонтом Матрахи, Зихии и
всей Хазарии»51 из руки Алексея I.
Возвращаясь после всего сказанного к истории несостоявше-
гося митрополита Лазаря Переяславского, осмелимся высказать
предположение, что она как раз и дает искомый terminus post quem
для утраты Русью Тмутороканского эксклава. Нельзя не обратить
внимания на замечательную хронологическую корреляцию между
появлением в византийских источниках первых сведений об овла-
дении Тмутороканью (1103 г.) и наступившей в 1105 г. резкой пе-
ременой позиции Константинополя в отношении Переяславской
митрополии. Это значит, что ближе к концу 1104 или в 1105 г. в Им-
перии получили известие о каких-то враждебных действиях Вла-
димира, в которых логично видеть именно брак его дочери (или се-
стры) с претендентом на византийский трон. Таким образом, если
по-прежнему рассматривать этот союз как реакцию на захват Тму-
торокани Византией, то такой за хват логично отнести не к послед-
нему или, тем более, предпоследнему десятилетию XI, а к самым
первым годам XII в. Отправляя посольство в Царьград в 1101 г.,
Владимир, очевидно, еще ничего не знал о наступлении Алексея I
на Киммерийском Боспоре, которое, тем самым, должно было со-
стояться в 1101–1102 гг.
47 PG. 1864. Т. 126. col. 412 A. Греческий текст можно понять и несколько
иначе: «Меж ду рекой Танаисом и Меотийским болотом» (Каждан А. П.
Виза нтийский податной сборщик на берега х Киммерийского Боспора
в конце XII в. // Проблемы общественно-политической истории России
и славянских стран. С. 96).
48 Anna Comnèna. Alexiade. T. 2 . cap. XII, 7; Анна Комнина. А лексиада. С. 334.
49 Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь. С. 289.
50 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 205; Т. 2 . Стб. 196.
51 Такова, в русском переводе, грекоязычна я легенда печати Олега-Миха-
ила Святосла вича тму тороканского периода (Янин В. Л. Актовые печати
Древней Руси X–XV вв. М ., 1970. Т. 1: Печати Х — начала XIII в. No 29).

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
207
Овладев бывшим русским княжеством, в Константинополе пове-
ли себя подчеркнуто лояльно в вопросе о митрополии для Симеона
Переяславского, потратив три года (!) на то, чтобы все-таки решить
его в благоприятном для Владимира смысле. Владимир же, в свою
очередь, позволил себе враждебные по отношению к Алексею I шаги
не прежде, чем дождался такого решения. Переяславский князь не
мог, естественно, предвидеть, что Симеон скончается уже в 1105 г.
и проблема Переяславской митрополии встанет снова. Царьград не
преминул выразить свое недовольство, отказав в митрополичьем
титуле новому ставленнику Монома ха — Лазарю.
То был, конечно, удар больше по династическому престижу Вла-
димира Всеволодовича, чем по его политическому положению. Вме-
сте с тем, в связи с вырисовывающейся датировкой византийского
наступления на Таманском полуострове, трудно не заметить, что
оно оказывается погружено в весьма сложный и широкий полити-
ческий контекст, суть которого состояла в перестройке Империей
межгосударственных союзов в восточноевропейских степях и на
Балканах, приходящейся именно на 1104–1105 гг. Думается, именно
это обстоятельство проливает свет на кажущуюся непропорцио-
нальной реакцию переяславского князя на византийские действия
в отношении черниговской территории, каковой, в общем-то, рас-
сматривалась на Руси Тмуторокань.
В русско-византийских отношениях начала XII столетия нет
даже приблизительной ясности. Взор историков застит мифи-
ческий третий (!) брак киевского князя Святополка Изяславича
(1093–1113), якобы заключенный ок. 1103 г. с Варварой Комниной,
дочерью Алексея I52. Как мог этот союз — при известной враждеб-
ности отношений Святополка с южноволынскими Ростиславича-
ми — соотноситься с бесспорным летописным свидетельством о
том, что в 1104 г. «ведена дщи Володарева (перемышльского и зве-
нигородского князя Володаря Ростиславича. — А. Н.) за ц(ѣса)ре-
вичь за Олексиничь Ц(ѣ)с(а)рюгороду м(ѣ)с(я)ца иулия въ 20»53,
52 Baumgarten N. Généalogies et mariages occidentaux des Rurikides russes du Xe
au XIIIe siècle. Roma, 1927 (Orientalia christiana. Vol. 9. N 35). Table II. Nr. 3
III. P. 10. О призрачности этого вос ходящего к XVII в. историографического
фантома см.: Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. Т. 1. С. 84; Kazhdan A.
Rus’-Byzantine Princely Marriages in the Eleventh and Twelfth centuries //
Proceedings of the International congress commemorating the Millennium
of christianity in Rus’-Ukraine / O. Pritsak, I. Ševčenko, with the assistance of
M. Labunka (Har vard Ukrainian Studies. 1990. Vol. 12/13 [1988/1989]). P. 419.
53 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 280; Т. 2 . Стб. 256. Видимо, имеется в виду Андроник:
Barzos K. Ē genealogia tōn Komnēnōn. Thessalonike, 1984. T. 1. P. 234. Not. 30.

А. В. Назаренко
208
остается совсем непонятным54. Коль скоро театром военных дейст-
вий в 1116 г. стало Нижнее Подунавье, а вовсе не Южное Приазовье,
где располагалось Тмутороканское княжество, вряд ли мы ошибем-
ся, предполагая, что взаимодействие с Ростиславичами было важно
для Алексея I в целях стабилизации положения в прилегающих к
Нижнему Дунаю с востока степных областях. Именно отсюда ис-
ходила главная угроза для Византии в 1090-х годах, именно с этим
регионом были в то же время связаны политические планы тере-
бовльского князя Василька Ростиславича, брата Володаря55.
В те же первые годы XII в. византийский император, из-за не-
обходимости противостоять норманнской угрозе и несмотря на
продолжавшуюся неприятную для Константинополя активность
венгерского короля Кальмана (1095/6–1114/6) в Далмации, пошел на
сближение с Венгрией, нейтрализуя венгерско-норманнский союз,
скрепленный в свое время, в 1096/7 г., женитьбой Кальмана на доче-
ри Роджера I, великого графа сицилийского. Это сближение реали-
зовалось в браке сестры Кальмана с сыном Алексея I византийским
престолонаследником Иоанном (будущим Иоанном II), который
(брак) принято датировать 1104 — первой половиной 1105 г.56. По-
хоже, в этой новой политической раскладке сил Кальман выбывал
из числа союзников Святополка в борьбе против Ростиславичей
(каким он выступил, хотя и неудачно, в 1099 г.)57. Так что понятно,
почему киевский князь пожелал снова замкнуть окружение Рос-
тиславичей, выдав в 1104 г. дочь Передславу за венгерского герцога
Альмоша, младшего брата Кальмана, о чем летописец сообщает од-
новременно с записью о браке Володаревны.
Если учесть напряженность отношений между герцогом и ко-
ролем, перераставшую то и дело в открытое противоборство, то
брак Альмоша и Святополковны может дать еще один повод поста-
54 Нем удрено, что исследователи, принимающие данные о браке Святополка,
предпочитают просто не рассматривать сведений об одновременных ви-
зантийских связях Володаря (Пашуто В. Т. Внешня я политика. С. 87).
55 ПСРЛ.Т.1.266;Т.2.Стб.240.
56 Makk F. The Árpáds and the comneni: Political Relations between Hungary
and Byzantium in the 12th century. Budapest, 1989. P. 14, 127. Not. 68.
57 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 270–271, 273; Т. 2 . Стб. 245 –246, 248; chronici Hungarici
compositio saeculi XIV. cap. 145 / A. Domanovszky // Scriptores rerum Hun-
garicarum tempore ducum regumque stirpis Arpadianae gestarum. Budapest,
1937. Vol. 1. P. 423–426. Этот альянс восходил еще ко времена м короля Лас-
ло I (1077–1095), д яди Ка льмана, и так же был скреплен матримониа льно:
на дочери Ласло примерно с 1091 г. был женат Яросла в, один из старши х
сыновей Святополка Изяславича, тогда еще князя ту ровского.

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
209
вить под сомнение возможность киевско-византийской близости
в то время. О позиции, которую в новой системе союзов занял Вла-
димир Мономах, сведений нет, но они появляются, если верна наша
гипотеза о датировке именно 1105 г. замужества Марицы Владими-
ровны за политического антагониста Алексея I. В таком слу чае ока-
зывается, что в международных делах того времени соправители
Руси, как и положено, выступили единым фронтом.
Это единство просто диктовалось внешней ситуацией, когда
Русь с 1103 г. развернула беспрецедентную серию походов против
половцев. Допускаем даже, что одной из причин, которая привела
к столь стремительному разрыву со стороны Руси всеобъемлющего
Саковского мира с половцами (степняки прислали послов «от всѣх
князии»), заключенного только что, в сентябре 1101 г.58, стало как раз
известие о потере Тмуторокани, достигшее Руси зимой 1102–1103
гг. Ослабление влияния Руси в Половецкой степи, которое насту-
пило после смерти киевского князя Всеволода Ярославича в 1093 г.
и должно было весьма затруднить коммуникации с Черноморским
побережьем, вне сомнения, стало главной предпосылкой для успеха
Византии в Тмуторокани. Очевидно, в первое десятилетие XII в. речь
шла о том, русское или византийское влияние победит в Половецкой
степи. Вот почему разрыв единства русских князей в наступлении на
половцев был так важен для византийской политики; вот почему в
Константинополе решились на брачный союз с одним из династиче-
ски младших русских князей, выглядевший, безусловно, вызывающе
в глазах старших — в отношении как внутриполитического положе-
ния на Руси, так и международнополитической иерархии.
Что касается Переяславской митрополии при Лазаре, то неиз-
вестно, был ли Владимир в этом вопросе настойчив и, если да, как
долго, но с 1113 г., с его вокняжением в Киеве59, тема снова, на этот
раз окончательно, утратила свою актуальность. Династическа я си-
туация, сходная с двоевластием Святополка и Владимира, явилась
только на рубеже 1150–60-х годов, после смерти (в 1157 г.) киевского
князя Юрия Владимировича Долгорукого, когда политическое воз-
главление Руси опять оказалось состоящим из двух двоюродных
братьев — Ростислава Мстиславича, сидевшего в Киеве (1159–1167,
с небольшим перерывом), и Андрея Юрьевича Боголюбского, имев-
шего стол во Владимире Суздальском. И действительно, вскоре по
вокняжении Ростислава в Киеве Андрей в начале 1160-х годов вы-
ступает с инициативой учреждения Владимирской митрополии60.
58 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 275; Т. 2 . Стб. 250.
59 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 290; Т. 2 . Стб. 275 –276.
60 См. примеч. 4 .

А. В. Назаренко
210
История собственно Ростовской епископии, вне связи с Пере-
яславлем, не может быть предметом данной статьи. Но поставить
вопрос о том, когда же завершилась вынужденная вакантность
ростовской кафедры, было бы все же естественно, коль скоро эта
вакантность обусловливалась церковным у правлением Ростова из
Переяславля. Поскольку причины для такого управления сохра-
нялись до апреля 1113 г., то появляется резон опознать в епископе
Кирилле, который был поставлен на не названную кафедру 6 но-
я бря 1113 и л и 1114 г. 61, именно епископа ростовского. Дело в том,
что на это время источниками засвидетельствованы предстоятели
всех епископий, кроме Туровской и Ростовской; в науке Кирилла
чаще связывали с Туровом62, но никаких реальных причин для
такой атрибуции не видно63. В уникальном известии «Лаврентьев-
ской летописи», отсутствующем в «Радзивиловской» и «Академи-
ческой» летописях, логично было бы усматривать дополнение ро-
стовского владычного летописца (аналогично столь же уникальной
глоссе о Переяславской митрополии64, а также отмеченному еще
61 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 291.
62 См., например: Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X I–XIII вв.
М., 1989. С. 208; Поппэ А. Митрополиты и князья Киевской Руси. С. 453.
63 Ее безосновательность отмеча л еще Е. Е . Голубинский (История Русской
церкви. Т. 1/1. С. 680, примеч. 2). А . Поппэ, выбирая между Ростовом
и Туровом, предпочитает последний именно в силу убеждения, что
Ростовская епископия в начале XII в. не замещалась и управлялась из
Переясла вл я: Poppe A. Paсstwo i koњciуі na Rusi w XI wieku. Warszawa,
1968 (Rozpraw y Uniwersytetu Warszawskiego — Dissertationes Universitatis
Varsoviensis. T. 26). S. 186–187.
64 См. примеч. 14 . Вот почему, принимая в целом вывод о соединении в статье
6622 г. «Лаврентьевской летописи» сведений о событиях 1113/4 (датиро-
ванных по ультрамартовскому стилю) и 1114/5 мартовских годов (Береж-
ков Н. Г. Хронология русского летописания. М ., 1963. С. 45), мы не склонны
объединять соседствующие записи о смерти переяславского князя Свя-
тослава Владимировича и о поставлении епископа Кирилла в генетически
едину ю гру ппу. Ведь перва я имеет соответствие в «Ипатьевской» (ПСРЛ.
Т. 2 . Стб. 277) и «Новгородской первой» (Новгородская первая летопись. С.
20) летопися х под 6622 г. (чем и удостоверятся датировка события 1114 г.),
а втора я — нет. Если же мы, действительно, имеем дело с добавлением на
основе ростовской информации, то вполне возможно думать и о ультра-
мартовском стиле ее датирования, раз уж именно в таком стиле выдержаны
датировк и «Лаврентьевской летописи» за 6619–6622 гг. Поэтом у полагаем,
что поставление епископа Кирилла могло состояться как в 1113, так и в
1114 г., что, однако, никак не влияет на общую логику наших рассуждений.

Переяславская митрополия на Руси на рубеже XI–XII вв.
211
А. А. Шахматовым добавлению «и ростовци» в описании битвы «на
Кулачьце» в статье 6604 г.65), и в этом — еще один повод считать Ки-
рилла именно ростовским епископом. Хотим особо подчеркнуть,
что наступившее наконец замещение Ростовской епископии оказы-
вается совсем не связанным с замещением ростовского княжеского
стола, которое состоялось раньше, в 1108 г., когда Владимир Моно-
мах посадил здесь своего сына Юрия66.
65 «Мстиславъ поиде противу ему (Олегу Святославичу. — А. Н.) с новго-
родци и с ростовци» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 239); слов «и ростовци» нет ни
в «Радзивиловской» и «Академической» летописях, ни в «Ипатьевской»
(Шахматов А. А . История русского летописания. СПб., 2011. Т. 2: Обо-
зрение летописей и летописных сводов XI–XVI вв. С . 22).
66 Кучкин В. А. Формирование гос ударственной территории Северо-Восточ-
ной Руси в Х–XIV вв. М., 1984. С. 67–72 .

А. В. Подосинов
Место Скифии
в географической картине мира
древних греков до Геродота
Н аиболее распространенное в античности мнение о
географическом положении Скифии, освященное
авторитетом Геродота, помещает ее в Северном Причер-
номорье между Истром (Дунаем) и Танаисом (Доном).
Геродот в V в. до н. э. первым в античной литератур-
ной традиции о скифах обрисовал четкие границы Ски-
фии, представив ее даже в геометрической форме ква-
драта (IV, 101):
... У Скифии, — так как она имеет четырехугольную
форму, а две стороны доходят до моря, — равны по
величине все стороны: и та, что идет внутрь страны,
и та, что простирается вдоль моря. (2) Ибо от Истра
до Борисфена — десять дней пути1, от Борисфена
до Меотийского озера — другие десять; и от моря
внутрь страны до меланхленов, живущих выше
скифов, — двадцать дней пути. (3) А однодневный
путь, как я прикидываю, составляет по двести ста-
диев. Таким образом, длина Скифии в поперечном
направлении составляет 4000 стадиев2 и в направ-
лении, ведущем внутрь страны, — еще столько же
стадиев. Вот такова величина этой земли3.
Думается, однако, что на раннем этапе знакомст-
ва со скифами представление о географии Скифии не
было столь точно определенным, более того, скифы, по-
видимому, занимали, в глазах архаических греков, весь
север ойкумены.
Работа написана при поддержке РГНФ, грант No 14-01-00262а.
1
Десять дней пути равняются у Геродота приблизи-
тельно 350–420 км.
2
4000 стадиев составляют около 700 км.
3
Перевод Геродота здесь и далее везде — И. А . Шишовой с
участием Е. Б. Новикова.

Место Скифии в географической картине мира древних греков
213
Оснований для такого вывода несколько.
1. Прежде всего, надо иметь в виду следующую особенность гре-
ческой космологии и географии. Как известно, в архаическое время
кругозор греков был ограничен несколькими морями, примыкающи-
ми к Греции и Малой Азии. При этом, уже у Гомера (т. е. с VIII–VII вв.
до н. э.) ойкумена считалась окруженной со всех сторон единым Оке-
аном. В этой ситуации проливы — Босфорский, Мессенский, Сици-
лийский и Отрантский — воспринимались, по-видимому, как рубежи
ойкумены, представляющие собой выходы во Внешний океан.
Если составить карту того, как выглядела ойкумена в древней-
шее время, то полу чится примерно следующая картина (рис. 1):
Рис. 1. Реконструкция архаических представлений об ойкумене
Север Европы (как можно видеть по нашей реконструкции) —
это всего лишь небольшая территория, замыкающая с севера Бал-
канский полуостров, а поскольку выход в Океан через Босфорский
пролив на ходится недалеко от входа из Океана в Адриатику, то
этим могут объясняться быстрые перемещения Одиссея, Геракла,
аргонавтов и других эпических путешественников из северо-вос-
точной части ойкумены (Черного моря) в ее западную часть (Адри-
атика и Тирренское море), или в обратном направлении.
По мере освоения ойкумены выяснилось, что большинство
этих «проливов» было заливами или «внутренними» проливами, и,
если на западе «Нашего моря» (т. е. Средиземного) это стало ясно
довольно скоро, в результате Великой греческой колонизации на-
чина я с VII в. до н.э. (Сицилийский и Мессенский проливы оказа-

А. В. Подосинов
214
лись «внутренними», а Отрантский пролив не вел никуда, будучи
глубоким заливом — Адриатическим морем), то на востоке, в райо-
не Черного и Азовского морей, процесс физического и ментального
освоения проливов шел долго и противоречиво. Априорные кос-
мологические и мифологические схемы, в рамках которых древний
грек видел вселенную и ойкумену, долго не давали ему возможно-
сти «смириться» с географической асимметрией.
Особенно ярко представление о проливе, ведущем в Океан, про-
является в отношении Черного моря (оно же Понтийское море и
Понт Эвксинский). Так, Страбон в начале I в.н.э. писал (I, 2, 10):
В гомеровскую эпоху Понтийское море вообще представляли как
бы вторым Океаном и думали, что плавающие в нем настолько же
далеко вышли за пределы обитаемой земли, как и те, кто путеше-
ствует далеко за Геракловыми Столпами. Ведь Понтийское море
считалось самым большим из всех морей в нашей части обитае-
мого мира, поэтому преимущественно ему давалось особое имя
‘Понт’ (перев. Г. А . Стратановского).
Есть и еще одно свидетельство того, что Черное море понималось
изначально как часть Океана и считалось, что Северного моря можно
достичь водным путем из Черного моря. Я имею в виду весьма древнюю
традицию, согласно которой Меотида (Азовское море) воспринималась
как часть Внешнего (в данном случае Северного) океана4. По мере ос-
воения Черного моря в процессе Великой греческой колонизации ста-
ло ясно, что это — замкнутое море, напрямую не связанное с Океаном.
Тем не менее попытки «связать» его с Океаном не прекращались на
протяжении всей античности. Об этом свидетельствует, например, пе-
ренос названия Боспора (Фракийского) на Керченский пролив (Боспор
Киммерийский); пролив, который должен был соединять «Наше море»
с Внешним океаном, таким образом отодвигался за Черное море, а его
функция — быть границей между этим и потусторонним миром — пе-
редавалась новому проливу, имя которого оказывалось связанным с
киммерийцами, в чьей стране, по Гомеру, локализовался вход в Аид.
4
См.: Burr V. Nostrum mare. Ursprung und Geschichte der Namen des Mittel-
meeres und seiner Teilmeere im Altertum. Stuttgart, 1932. S . 37–38: «Einige
hielten sie (sc. Maeotis) sogar wie das Hyrkanische Meer für einen Busen des
nördlichen Okeanos». Подробный ана лиз этого предста вления см.: Подо-
синов А. В. Гидрография Восточной Европы в античной и средневеко-
вой геокартографии // Джаксон Т. Н., Калинина Т. М., Коновалова И. Г.,
Подосинов А. В. «Русская река»: Речные пути Восточной Европы в анти-
чной и средневековой географии. М ., 2007. С. 40–42 .

Место Скифии в географической картине мира древних греков
215
О распространенности в античности такого представления об
Азовском море свидетельствует Плиний Старший (вторая полови-
на I в. н.э.): по его наблюдению, многие авторы думали, что Меоти-
да — залив Северного океана5.
Любопытно, что Черное море не всегда считалось частью «На-
шего». Так, схолиаст «Аргонавтики» Аполлония Родосского пишет
(IV, 284) о дву х устьях Истра-Дуная, из которых одно будто бы впа-
дает в Адриатическое море, а другое — в Понт Эвксинский; пер-
вое море он называет «Нашим» (

’     ), второе —
«Понтийским» (     ), тем самым не относя Черное
море к «Нашему», т. е. Средиземному.
Что же касается Отрантского пролива, ведущего в Адриатику, то и он,
вероятно, воспринимался как выход в Океан, сопряженный с проходом
в мир мертвых. В частности, об этом свидетельствует Эсхил в первой по-
ловине V в. до н. э., который в «Прометее Прикованном» (v. 837) называет
Адриатику «огромным заливом Реи (

 





 )», что отсыла-
ет нас к царству мертвых, где правят супруги Рея и Кронос6. Такого же
свойства характеристика, данная этому морю в III в. до н. э. Аполлонием
Родосским, который назвал отдаленную часть Адриатического моря «мо-
рем Кроноса» (



 — IV, 508; 527; 548; 552)7, — «именем, с которым
связано представление о загробном мире, об острова х блаженных, на ко-
торых царствует Кронос, и которое прилагалось к Адриатическому морю
лишь в порядке перенесения на него представлений о Северном океане»8.
В этой связи примечательно, что, по мнению исследователей,
Италия изначально воспринималась греками не как часть матери-
ка и не как огромный полуостров, а как неопределенный архипелаг,
расположенный на крайнем западе ойкумены9. Это также могло спо-
собствовать развитию представлений о возможности океанических
плаваний и выходов в Океан из Адриатики и Тирренского моря.
5
Plin. NH, II, 168: «...ea (sc. palus Maeotica) illius oceani sinus est, ut mu ltos
adverto credidisse».
6
Так уже у Пиндара (Ol. II, 70–72 и 77–78) в описании Островов Блаженных.
7
Э. Делаж считает, что «l ’appelation ‘mer de Сronos’ est curieuse», и при-
знает его архаическим (Delage E. La géographie dans les Argonautiques
d’Apollonios de Rhodes. Bordeaux; P., 1930. P. 210).
8
Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах. М ., 1961. c . 25. cр.:
Plut. De facie in orbe lunae, 941a, где море к северо-западу от Британии назы-
вается Кронийским (

 

). Дионисий Периэгет (v. 32) и Пли-
ний Старший (NH, IV, 104) Кронийским называют Северный океан.
9
См., например, комментарий М. Л. Уэста (M. L . West) в издании: Hesiod.
Theogony. Oxford, 1966. P. 435; Ballabriga A. Le Soleil et le Tartare. L’image
mythique du monde en Grèce archaïque. P., 1986. P. 113.

А. В. Подосинов
216
Относительно близости Адриатического моря и Черного следу-
ет указать, что неслу чайно в античности существовало мнение о
подземном соединении этих морей10. Страбон (I, 3, 15) в дискуссии
о поднятии уровня моря приписывает Гиппарху (II в. до н. э.) сле-
дующее утверждение: «Сказав, что... прежде вся Ливия и бóльшая
часть Европы и Азия должны были быть покрыты водой, он при-
бавляет, что Понт, вероятно, в некоторых места х сливается с Адри-
атикой». Считалось также, что между Адриатикой и Понтом есть
гора, поднявшись на которую, можно увидеть оба моря11.
Понимание того, что проливы воспринимались греками периода
архаики как проходы в Океан, имеет большое значение для толкова-
ния многих текстов, описывающих странствования древних героев,
таких как Одиссей, аргонавты, Геракл и некоторые другие. По мое-
му мнению, Одиссей во время своих странствий попал из Западного
Средиземноморья, где проходила первая часть его путешествия, че-
рез Адриатический «пролив» в Северный океан, через который бы-
стро добрался до острова Кирки, на ходящегося на крайнем северо-
востоке ойкумены, собственно, в район Черного моря, которое тогда
считалось заливом Океана. Здесь он оказался в стране киммерийцев,
где был вход в Аид, что полностью соответствует семантике океани-
ческих плаваний архаических греков. Собственно, Европа севернее
Греции ограничивалась в глазах гомеровского грека с запада Адриа-
тикой, с севера — Океаном, с востока — Боспором Фракийским.
Так же легко передвигались из Черного моря по Северному оке-
ану в Средиземноморье или обратно аргонавты и Геракл12 (рис. 2).
Представляется, что именно плавание по Океану, окружающе-
му Землю, делало возможным сближение разных регионов — в дан-
ном случае северо-востока и северо-запада Европы13.
10 См. Ps.-Scymn. 381. Ср. также: Ельницкий Л. А . Знания. c . 21.
11
Mirab. Ausc. 104. См. так же: Strabo VII, 5, 1: «Неда леко от Понта возвыша-
ется гора Гем — самая большая и высочайшая из гор в этой части света,
котора я рассекает Фракию почти в середине. По слова м Полибия, с этой
горы можно видеть два моря...».
12 См. подробнее: Подосинов А. В. Куда пла ва л Одиссей? О географических
представлениях греков в связи с путешествиями аргонавтов, Геракла и
Одиссея // Аристей. Вестник классической филологии и античной исто-
рии. 5. 2012. c . 72–113.
13 Уже У. фон Виламовиц-Мёллендорфф высказал сходную точку зрения, а
именно, «dass Odysseus durch den Okeanos in das westmeer fährt, nördlich
umdie

   herum, denselben weg also, den die Argonauten gefahren
sind» (Wilamowitz-Möllendorff U. von . Homerische Untersuchungen // Philo-
logische Untersuchungen. 7. Heft. 1884. S . 166).

Место Скифии в географической картине мира древних греков
217
Итак, север Европы между Адриатикой и Черным морем оказы-
вался вполне обозримым — Европой назывался только Балканский
полуостров, едва ли доходящий до Истра-Дуная14 и омываемый с
севера частью окружающего ойкумену Океана.
2. Самые ранние сведения о Скифии и скифах сохранились в
древнегреческой литературе начиная с VI в до н. э., т. е. со време-
ни, когда скифы появились в Северном Причерноморье. Первым,
насколько мы знаем, назвал скифов по имени автор гесиодиче-
ского (т. е. приписываемого Гесиоду, но ему не принадлежаще-
го) стихотворного «Каталога женщин», созданного, вероятно, во
второй половине VI в. до н. э. Однако контекст, в котором он их
упомянул, относит знание о скифах к еще более раннему време-
ни, а именно к Гомеру. Дело в том, что Гомер в «Илиаде», не назы-
вая скифов, говорит о неких народах на севере Евразии, которые
попали в поле зрения Зевса, восседавшего недалеко от Трои на
горе Ида (XIII, 1–7):
14
Гомер еще не знает Дуная.
Рис. 2 . Маршруты плаваний аргонавтов, Одиссея и Геракла

А. В. Подосинов
218
Зевс, приблизив троянцев и Гектора к [а хейским] судам, оставил
их перед судами беспрерывно нести труды и беды, а сам обратил
вспять светлые очи, взирая вдаль на землю конеборных фра-
кийцев, сражающихся врукопашную мисийцев и дивных (ага-
вов) доителей кобылиц (гиппемолгов) млекоедов (глактофагов)
и абиев, справедливейших из людей. А к Трое он совсем уже не
обращал светлых очей... (перев. В. В. Латышева).
Последующая в античной литературной традиции характери-
стика скифов как номадов, передвигающихся на лошадях и пита-
ющихся молоком кобылиц, прямо указывает на скифов как пред-
мет описания Гомера. Соседство рядом с северными по отношению
к Эгеиде фракийцами и мисийцами «дивных доителей кобылиц
млекоедов и абиев, справедливейших из людей» позволяет локали-
зовать эти последние народы также на севере Европы.
Современные исследователи, как и античные комментаторы это-
го перечня народов, спорят, что считать эпитетом, а что этнонимом,
начина я со слова «дивные» (агавы)15, тем не менее, никто не сомнева-
ется, что здесь имеются в виду именно скифы. Как раз свидетельство
гесиодического «Каталога женщин» о скифах подтверждает это. В од-
ном фрагменте «Каталога» (Fr. 150 Merkelbach — West) перечисляют-
ся эфиопы, ливийцы и «скифы, доители кобылиц (гиппемолги)», а в
следующем фрагменте (152 Merkelbach — West) — «земля млекоедов
(глактофагов), имеющих повозки вместо жилищ». Из первого фраг-
мента видно, что скифы у поминаются, наряду с эфиопами и ливий-
цами, среди далеких окраинных районов ойкумены, во втором мы
обнаруживаем еще одну характеристику скифов — они номады.
Говоря о локализации Гомеровых «дивных доителей кобылиц
млекоедов и абиев, справедливейших из людей», в которых боль-
шинство у ченых усматривает скифов, следует задуматься о том, где
же они должны были жить, коль скоро Черное море как замкнутый
бассейн еще не было известно. Соседство этих «скифов» с фракийца-
ми и мисийцами может означать только одно — они жили севернее
или даже северо-западнее Фракии, которая сама воспринималась
15 Подробно эта проблема рассмотрена в работе: Иванчик А. И. «Млеко-
еды» и «абии» «Илиады». Гомеровский пассаж в античной литературе
и проблемы возникновения идеализации скифов // ДГ. 1996–1997 гг.:
Северное Причерноморье в античности. Вопросы источниковедения /
Отв. ред. А . В. Подосинов. М., 1999. С. 7–45; Он же. Накануне колониза-
ции: Северное Причерноморье и степные кочевники VIII–VII вв. до н.э.
в античной литературной традиции: фольклор, литература и история.
Берлин, 2005. С. 18–52 .

Место Скифии в географической картине мира древних греков
219
как северна я по отношению к Эгеиде, откуда направлен взгляд авто-
ра «Илиады». Последующие локализации Скифии в рамках архаиче-
ской географии подтверждают помещение Гомером скифов на севере
Европы (за Истром, который упомянут уже Гесиодом) на берегу Оке-
ана без какого-либо уточнения (восточнее или западнее).
3. Греческий драматург Эсхил в своей трагедии «Прометей При-
кованный» в связи со странствованиями Ио16 описывает северную
Европу и при этом контаминирует в рамках одного повествования
две географические традиции: одну — архаическую, описанную
выше, другую — современную ему, основанную на знакомстве с Чер-
ным морем как замкнутым бассейном, а также с Керченским проли-
вом, Азовским морем и скифами, живущими в его окрестностях17.
Так, в одном месте Эсхил упоминает «многолюдные племена
скифов, обитающие на краю земли вокруг Меотийского озера»18
(vv. 408–420), в другом Прометей указывает Ио, каким путем она
должна продолжить свое путешествие: «...ты достигнешь у самых
узких врат озера до Киммерийского перешейка; смело миновав его,
переплыви Меотийский пролив — и на веки сохранится у смерт-
ных славное сказание о твоей переправе, а пролив получит от нее
название Боспора19. Покинув европейскую землю, ты вступишь на
16 Гера, из ревности преследовавша я Ио, превратила ее в корову и насла ла
на нее чудовищного овода, который и гнал ее по всему миру.
17 География странствований Ио у Эсхила подробно рассмотрена в рабо-
та х: Bolton J. D. P. Aristeas of Proconnesus. Oxford, 1962. Р. 45 –70; Griffith
M. Aeschylus. Prometheus Bound. cambridge, 1983. Р. 213–219; Bonaffé A.
Texte, carte et territoire: Autour de l ’itinéraire d ’Io dans le Prométhée //
Journa l des savants. 1991. P. 3 –34; Finkelberg M. The Geography of the Prome-
theus Vinctus // Rheinisches Museum für Philologie. NF. 141. 1998. P. 119–141;
проблем у маршру та Ио затрагивает в своей диссерта ции В. Т. Мусба хо-
ва (Мусба хова В. Т. Сравнительно-историческое изу чение текста и про-
блемы а вторства (на материа ле трагедии «Прометей Прикованный»).
Автореф. дисс. ... канд. филол. нау к. СПб., 2010. С. 11–14). См. так же:
Подосинов А. В. Стра нствования Ио в «Прометее Прикованном» Эсхила
и архаическа я картина мира греков // Аристей. Вестник к лассической
филологии и античной истории. 7. 2013. С. 20–45.
18 Перевод из «Прометея Прикованного» здесь и далее — В. В. Латышева.
19 Одна из самых распространенных в античности и в Новое время эти-
мологий на звания Боспор — «Коровья перепра ва»; отсюда соединение
Боспора с маршру том странствова ний Ио. Наиболее вероятно объя-
снение, согласно которому Боспор — это грецизированна я форма мест-
ного, возможно, фракийского названия (подробнее см.: Тохтасьев С . Р.

А. В. Подосинов
220
азиатский материк...» (v v. 729–735). Итак, Боспор Киммерийский на
севере Черного моря как граница Европы и Азии и Азовское море
как место обитания скифов — это представление о Черном море,
свойственное новой, гекатеевой и геродотовой географии этого ре-
гиона, которое Эсхил успел в какой-то мере усвоить20.
С другой стороны, последовательно описанное драматургом
странствование Ио предполагает совсем другую локализацию ски-
фов. Драма начинается со слов: «Мы прибыли в отдаленный край
земли, в скифскую страну, в безлюдную пустыню...21», здесь-то и
был прикован Прометей. Можно было бы предположить, что дей-
ствие происходит на Кавказе рядом со скифами, что соответствова-
ло бы традиционной для последующих веков географической ситу-
ации. Тем не менее, это не так. Описывая путь Ио от той скалы, на
которой он сам мучился, Прометей говорит (729 –761):
Прежде всего поверни отсюда к восходу солнца и иди по не-
вспаханным степям; ты придешь к кочевникам-скифам, кото-
рые живут на высоких повозках с прекрасными колесами под
плетеными кибитками, вооруженные дальнобойными луками.
К ним ты не приближайся, но удались из этой страны, идя вдоль
шумного и утесистого морского берега.
В этих словах уже содержится географическое противоречие:
меотийские (т. е. с Азовского моря) скифы живут на востоке (!)
от Кавказа22, в то время как Азовское море, как мы знаем, лежит
 // Боспорский феномен: греческа я культ у ра на периферии
античного мира. СПб., 1999. С. 86–92).
20 Комментаторы устанавливают, что источником Эсхила в описа нии ази-
атской части странствований Ио посл у жили «Аримаспея» Аристея Про-
конесского, труды Гекатея Милетского, Скила кса и Геродота (см.: Ель-
ницкий Л. А . Знания. С. 1961: 58–68; Bolton J. D. P. Aristeas of Proconnesus.
Р. 44 –64; Griffith M. Aeschylus. Р. 228–230; Мусба хова В. Т. Сравнительно-
историческое изу чение. С . 14); см. так же: Bees R . Zur Datierung des Pro-
metheus Desmotes. Stuttgart, 1993. S . 133–241 о заимствованиях из Геро-
дота, которые пока зывают terminus post quem написания «Прометея»;
Podlecki F. J. Aeschylus. Prometheus Bound. Oxford, 2005. P. 201–203 о воз-
можных заимствованиях из Гекатея, Скилакса и Геродота; Finkelberg M.
The Geography. P. 129–132 об общих чертах описания у Эсхила и Ктесия.
21
Χθονὸς μὲν ἐς τηλουρὸν ἥκομεν πέδον, / Σκύθην ἐς οἷμον, ἄβροτον
εἰς ἐρημίαν.
22 Едва ли права М. В. Скржинская, считающая, что сообщение Эсхила о
скифах на востоке от Кавказа отражает исторический этап, когда ски-

Место Скифии в географической картине мира древних греков
221
к западу от Кавказа. Более того, далее (после скифов) Ио предсто-
ит пройти через землю халибов, через некую Буйную реку, что-
бы, наконец, подойти «к самому Кавказу, высочайшему из горных
хребтов» (а где же тогда прикован Прометей?), потом путь ее идет
через страну амазонок, Салмидесскую бухту, и только после этого
Ио оказывается на Боспоре Киммерийском, где, по другой версии
самого же Эсхила, и должны были жить скифы.
Так где же находилась скала Прометея? Уже из первых стихов
трагедии («Мы прибыли в отдаленный край земли, в скифскую
страну, в безлюдную пустыню...») видно, что место мучений Про-
метея находится где-то на севере, на краю земли, в стране скифов.
Где точно локализуется эта скала и как Ио туда добралась, не сов-
сем ясно, но дело происходит явно не на Кавказе, коль скоро Про-
метей позже, рисуя картину дальнейших странствий Ио, пошлет
ее на Кавказ.
Впрочем, в аргументе к самой трагедии23 говорится, что «место
действия драмы находится в Скифии на Кавказской горе» (ἡ μὲν
σκηνὴ τοῦ δράματος ὑποκεῖται ἐν Σκυθίᾳ ἐπὶ τὸ Καυκάσιον ὄρος)

;
во фрагменте из Эсхиловой трагедии «Прометей Освобождаемый»,
сохраненном Цицероном (Tusc. II. 10. 23–25), также говорится о Кав-
казе, к которому был прикован Прометей (adfixus ad Caucasum)24.
Несообразность этой локализации стала следствием того, что не-
которые переписчики удаляли из текста аргумента слова ἐπὶ τὸ
Καυκάσιον ὄρος, например, в рукописи R (Vatic. Gr. 57); так же по-
ступили У. фон Виламовиц-Мёллендорфф в своем берлинском из-
дании «Прометея» 1914 г. и У. Скатена в миланском издании 1968 г.,
считая эти слова интерполяцией.
Интересна в связи с этим ремарка схолиаста к словам аргумента о
Скифии и Кавказе как месте действия драмы: «следует знать: он не го-
ворит, что Прометей оказался на Кавказе, как обычно считается, но на
европейских граница х Океана, как следует заключить на основании
фы еще до расселения в Северном Причерноморье жили в Северном
Предкавказье (Скржинская М. В. Скифия глазами эллинов. СПб., 1998.
С. 137), ведь ска ла Прометея, на восток от которой на ходятся скифы, как
мы видим, не идентична Кавказу.
23 Аргументы (ὑποθέσεις к драмам Эсхила были составлены выдаю-
щимся эллинистическим гра мматиком Аристофаном из Византия (ко-
нец III — начало II в. до н. э.), работавшим в Александрии и возглавив-
шим там после Эратосфена библиотеку.
24 См. также: Hygin. Astron. II. 15. 3: «Prometheum autem in monte Scythiae
nomine caucaso ferrea catena vinxit (sc. Juppiter)... Aeschylus tragoediarum
scriptor ait».

А. В. Подосинов
222
того, что было сказано Ио Прометеем25». Это уточнение, выносящее
скалу, к которой прикован Прометей, на берег Северного океана26, ока-
зывается весьма важным для понимания путешествия Ио.
Путь Ио прослеживается в трагедии Эсхила, начиная от ора-
кула Зевса в Додоне в Феспротии (v. 830 и след.), находящейся на
побережье Ионийского моря на юго-западе Эпира. Странствова-
ния Ио приводят ее, по Эсхилу, сначала к Адриатическому морю, «к
огромному заливу Реи» (v. 838), где в честь нее море будет названо
Ионийским (v v. 840–841), а затем она без всякого перехода появля-
ется у скалы, к которой прикован Прометей.
Итак, Ио каким-то образом попадает из Адриатики на побережье
Северного океана, к месту, где на северо-западе Европы прикован Про-
метей. Посмотрев на нашу карту, мы понимаем, что это было нетрудно,
коль скоро Адриатическое море должно было в архаической картине
мира служить проливом в Океан как раз на северо-западе ойкумены.
От скалы Прометея, двигаясь, судя по описанию Эсхила, все
время строго на восток вдоль Северного океана, Ио в конечном ито-
ге добралась сначала до пролива между Европой и Азией, а затем
25 Схолий из рукописи М (Laur. 32. 9) X в., считающейся самой древней,
полной и л у чшей для установления текста трагедий: ἰστέον ὅτι οὐ κατὰ
τὸν κοινὸν λόγον ἐν Καυκάσῳ φησὶ δεδέσθαι τὸν Προμηθέα, ἀλλὰ
πρὸς τοῖς Εὐρωπαίοις τέρμασι τοῦ Ὠκεανοῦ, ὡς ἀπὸ τῶν πρὸς τὴν Ἰὼ
λεγομένων ἔστι σ υμβαλεῖν Схолии к «Прометею Прикованному» см. в
издании: Herington C. J. The Older Scholia on the Prometheus Bound. Lug-
duni Batavorum, 1972.
26 Большинство комментаторов принимает это у точнение; Н. Век лайн
(Wecklein N. Aeschylus. Prometheus. 3 Aufl. Leipzig, 1893. S . 22–23) счита-
е т, что схолиаст сдела л «richtige Bemerkung» и что «Prometheus von der
Höhe seines Felsen die Ansicht auf die blinkende Wasserfläche hat»; Смит
(Smith H . W. Aeschylus. Prometheus Bound. cambridge, 1956. P. 211) пишет
про сцену: «A rocky height, overlooking the ocea n, in the uttermost parts of
Scy thia »; Conacher D. J. Aeschylus’ Prometheus Bound. A literar y commentar y.
Toronto; Buffalo; L., 1980. P. 61: «Prometheus’ place of punishment in northern
Scythia on the unmapped a nd mysterious verge of Ocean (the Ocea n nymphes
hear Haphaistos’ hammering from the oceanic depths, 133–135)»; Finkelberg M.
The Geography. P. 119: «near the Ocean at the far north-west limits of the in-
habited world». Дж. Болтон (Bolton J. D. P. Aristeas of Proconnesus. P. 52–53)
и A. Бонаффэ (Bonaffé A. Texte, carte et territoire. P. 156) доп уска ют, что это
могли быть мифические Рипейские горы, которые греки помещали на се-
вере Европы. В. Т. Мусба хова считает локализацию ска лы Прометея на
северо-запа де Европы «непра вильным» и размещает его на Ка вказе (Му-
сбахова В. Т. Сра внительно-историческое изу чение. c . 11–12).

Место Скифии в географической картине мира древних греков
223
и дальше на дальний (в античном понимании) восток. Отсутствие
Черного моря как замкнутого бассейна довольно непротиворечиво
объясняет запутанный маршрут странствий Ио в этом регионе.
Таким образом, в «Прометее Прикованном» мы можем непо-
средственно наблюдать, как архаическая картина мира, где скифы
занимали всю северную Европу (все остальные пункты маршрута Ио
локализовались уже на берегах Черного моря), сменяется на более
современную и более реалистическую, близкую Геродотовой27.
4. Впрочем, и сам Геродот сохранил, по-видимому, некоторые ре-
ликты архаической картины мира, когда он сообщает, что священные
дары гипербореев, посылаемые ими на остров Делос (т. е. в Эгеиду),
«прибывают к скифам, а от скифов уже соседи, получив их, непре-
рывно передают друг другу все дальше на запад, вплоть до Адриати-
ческого моря» (







 













)» (IV,
33). Маршрут даров — довольно странный, если считать, как это при-
нято и у самого Геродота, что скифы и гипербореи живут в Восточ-
ной Европе, но объяснимый, если видеть здесь пережитки архаиче-
ского восприятия географического пространства, предполагающего
признание Черного моря заливом Океана и локализацию гиперборе-
ев и скифов на севере Европы (севернее Фракии).
Прометей в «Прометее Освобождаемом» Эсхила (v v. 195–199) рас-
сказывает Гераклу, как ему найти путь к Гесперидам — через Бореевы
владения, скифов-габиев (абиев), «справедливейших из всех смертных»
скифов, питающихся кобыльим сыром (гиппомолгов), а затем лиг урий-
скую Галлию. Таким образом, путь его от Кавказа к Гесперидам идет с
крайнего севера на запад через землю скифов к галлам!28 В конечном
итоге Геракл приходит за яблоками Гесперид к гипербореям, причем
эти яблоки находятся, по Аполлодору, «не в Ливии, как у тверждают не-
которые29, а у Атланта, там, где обитают гипербореи»30.
27 О двух слоях в географических представлениях Эсхила говорит и
М. Финкельберг (Finkelberg M. The Geography. P. 135; 139–140: «There are
passages in Prometheus’ instructions to Io which can be interpreted to the
effect that their author worked with an earlier and a more traditional version
of the story»). Она приходит даже к выводу о поздней интерполяции гео-
графического описания пути Ио в трагедию Эсхила, а именно, датирует
эту вставку концом IV в. до н. э. (Ibidem. Р. 140–141).
28 Bonaffé A. Texte, carte et territoire. P. 190–192.
29 Одним из этих «некоторых» мог быть Диодор, который сады Гесперид
располага л в Ливии (IV, 26, 2).
30 Ср. также у Аполлодора чуть ниже: «Когда же Геракл пришел к гипербо-
реям, где на ходился Атлант...».

А. В. Подосинов
224
Итак, в случае с гипербореями мы имеем ту же географическую
ситуацию, что и в предыдущих сюжетах о скифах: гипербореи,
как позже было хорошо известно, живущие на севере Восточной
Европы у Северного океана31, оказываются соседями Атланта, чья
традиционная локализация — запад ойкумены32. Тот факт, что по
океанической дуге, охватывающей северо-восточное, северное,
северо-западное и западное побережья Европы, могли легко сме-
щаться народы и местности, демонстрируется и в тексте Диодора
Сицилийского (II, 47), который, пересказывая Гекатея Абдерского,
жившего в IV–III вв. до н. э., помещает гипербореев на острове в Ат-
лантике позади Кельтики33. Гипербореев локализовали в разных
частях Северной Евразии — от Британии и Скандинавии до Цен-
тральной Азии, Месопотамии и даже Китая34. Согласно Пиндару
(Ol. III, 13–16) и Эсхилу (Prom. Vinct. 21, 31, 75, 119), они жили око-
ло тогда еще не известных грекам истоков Истра; по Пифею (Strabo
VII, 3, 1) — около Геркинских Альп к северу от Дуная; у Посидония
(Schol. Apoll. Rhod. II, 675) они жили около Альпийских гор в Ита-
лии; также и некий Протарх (ученый I в. до н. э., писавший о геогра-
фии и ранней истории Италии) считал Альпы Рипейскими горами,
за которыми живут гипербореи35.
31 См., например, у Геродота (IV, 32–36).
32 См. Hesiod. Theog. 746–748: «Сын Иапета (Атлант. — А. П.) пред ними (жи-
лищами Ночи. — А . П.) бескрайне широкое небо / На голове и на дланях,
не зная усталости, держит / В месте, где с Ночью встречается День...» (пе-
рев. В. Вересаева).
33 Diod. Sic. II, 47: 

 





 

 



 











 

 





 

 

 Подробнее о ло-
ка лизации гипербореев в рома не Гекатея Абдерского см.: Подосинов А. В.
Роман о гипербореях Гекатея Абдерского (проблемы интерпретации) //
ВДИ. 1. 2013. С. 116–129. Следует учитывать, что Кельтика, в глазах ан-
тичных а второв, практически соседствует со Скифией (см. Plut., Mar., X I:
«Некоторые говорят, что Кельтика вследствие ширины и величины стра-
ны от внешнего моря и северных широт поворачивает к востоку у Меоти-
ды и соприкасается с Понтийской Скифией»).
34 Подробнее см.: Daebritz H. Hyperboreer // Paulys Real-Enzyclopädie der clas-
sischen Alterstumwissenschaft / Neue Bearbeitung begonnen von G. Wissowa,
hrsg. von Kroll. Stuttgart. 9. 1916. col. 258–279; Bolton J. D. P. Aristeas. Passim;
Доватур А. И., Каллистов Д. П., Шишова И. А. Народы нашей страны в
«Истории» Геродота. Тексты, перевод, комментарий. М ., 1982. С. 265.
35 Steph. Byz., s.v.  : 

 





 

 




 

 










 

 








 



 

Место Скифии в географической картине мира древних греков
225
В этой связи становится понятным, почему священные дары
гипербореев, посылаемые ими на остров Делос, «выходят» в Сре-
диземноморье, как говорит Геродот, через «Адриатическое море на
крайнем западе».
Страбон (XI, 6, 2) приводит интереснейшее древнее свидетельст-
во локализации гипербореев, связывая их с так называемыми кель-
тоскифами: «Старинные греческие историки называли все северные
народности общим именем скифов или кельтоскифов. Однако еще
более древние историки установили различие между ними, называя
племена, жившие над Эвксинском Понтом, Истром и Адриатиче-
ским морем, гиперборейцами, савроматами и аримаспами» (перев.
Г. А. Стратановского). Как видим, название скифов или кельтоскифов,
скрывая под собой название гипербореев, свидетельствует о местона-
хождении последних на неопределенно широком пространстве меж-
ду Скифией и Кельтикой.
5. Для понимания локализации Скифии на ментальной (а мо-
жет быть, и реальной) карте древних греков важно свидетельство
Страбона (I, 2, 28) о теории Эфора, который в IV в. до н. э. писал
в своем трактате о Европе:
«Если область неба и земли мы разделим на четыре части, то
одна в пределах Апелиота (т. е. востока. — А . П.) будет занята
индийцами, другая, южная, — эфиопами, третья, западная, —
кельтами, четвертая, лежащая в пределах ветра Борея, — ски-
фами. При этом он (Эфор. — А . П.) прибавляет, что Эфиопия и
Скифия обширнее других стран. “Кажется, — говорит он, — на-
род эфиопский тянется от зимнего востока до запада, а Скифия
расположена против этого народа”» (перев. Ф. Г. Мищенко).
Карту Эфора, полностью соответствующую этому описанию, сохра-
нил в «Христианской топографии» Косьма Индикоплов в VI в. н. э. (рис. 3):
Рис. 3. Карта Эфора из «Христианской топографии» Косьмы Индикоплова

А. В. Подосинов
226
Представляется, что расхожее в античности мнение о располо-
жении эфиопов на всем юге ойкумены с востока до запада (впер-
вые высказанное уже Гомером) оказывается приложимым и к про-
странству Скифии, которая, вероятно, здесь мыслится как страна,
занимающая весь север ойкумены и находящаяся между восточны-
ми индами и западными кельтами.
6. Положение Скифии между Индией и Кельтикой, можно ска-
зать, соседство с ними, зафиксированное Эфором, было возможно,
в том числе, благодаря «скрадыванию» в античной географии ог-
ромной территории Евразии, известной нам сегодня. В античности
не знали о полуостровном положении Скандинавии, в лу чшем слу-
чае она была известна как остров Сканза или Скатинавия (уже в
I в. н. э. у Помпония Мелы и Плиния, а позже в середине II в. н. э.
у Птолемея), лишь в средние века распознанный как полуостров.
Таким образом, Балтийское море практически выступало для боль-
шей части Европы Северным океаном. Каспийское море в наиболее
распространенной античной традиции представлялось заливом
Северного океана, с которым оно соединялось посредством узкого
и длинного пролива (внутренним морем его считали только Геро-
дот и Птолемей).
Все это приводило к тому, что общие контуры Евразии, какими
они виделись античным географам и картографам, сильно отлича-
лись от реальных: размеры Северной Евразии в значительной сте-
пени «скрадывались». Северная граница Евразии, в представлении
античных авторов, проходила — если наложить ее на современную
карту — с запада на восток по балтийскому побережью, далее за-
гибался к Северному Прикаспию, затем, пройдя через хорошо зна-
комые после походов Александра Великого среднеазиатские земли
Бактрии и Хорезма, резко сворачивал к югу, ограничивая с востока
Индию (см. рис. 4).
В рамках этих «мнимых» географических реальностей и долж-
ны были разыгрываться исторические события, локализоваться
реки, горы, озера, размещаться народы и города.
В результате скифы представлялись античным авторам сосе-
дями индийцев, которых от скифов будто бы отделяет лишь гор-
ный хребет, разделяющий Азию на северную (скифскую) и южную
(индийскую). Диодор может, описав Индию, сказать (II, 43): «Те-
перь перейдем к скифам, населяющим соседнюю [с индийцами]
страну» (перев. П. И. Прозорова с дополнениями В. В. Латышева).
Страбон, упоминая племена к востоку от Каспийского моря, со-
общает (XI, 6, 2), что это — «восточные скифы, также кочевники,
[живущие] на всем протяжении до восточного моря и до Индии»

Место Скифии в географической картине мира древних греков
227
(перев. П. И. Прозорова). О близости Индии и Скифии говорят так-
же встречающиеся у античных авторов названия «индоскифы»36 и
«Индоскифия»37.
С другой, западной, стороны в близком соседстве со Скифией, по
мнению античных авторов, находилась Кельтика, земля западно- и
центральноевропейских кельтов. Так, Плутарх (ок. 45 — ок. 127 г г.
н.э.) отмечал (Marius XI):
Некоторые говорят, что Кельтика вследствие ширины и ве-
личины страны от внешнего моря и северных широт повора-
чивает к востоку у Меотиды и соприкасается с Понтийской
36 Eustath. comm. ad Dionys. Per. 1088:




37 Ptolem. Geogr. VII, 1, 55; 62:




Рис. 4 . Конфигурация Евразии в представлении античных авторов
(Dion 1977: 220)

А. В. Подосинов
228
Скифией, и что там произошло смешение народов... Поэтому-
то независимо от многих их частных названий они называли
свои полчища общим именем кельтоскифов (  


(перев. В. В. Латышева).
Страбон, как мы видели выше, также упоминает «кельтоски-
фов» как древнее название североевропейских народов (XI, 6, 2).
Если Кельтика, под которой понималась вся Западная и (в дан-
ном слу чае) Центральная Европа, соседила со Скифией, а та, в свою
очередь, соседила с Индией, то добраться из Индии до Кельтики
представлялось вполне реальным делом.
В рамках этих идей стала, в частности, возможной вера в то, что
индийцы могли «прибыть» в Западную Европу Северным морским
путем38. В «Хорографии» Помпония Мелы рассказывается следую-
щее (III, 45):
Корнелий Непот приводит свидетельство Квинта Метелла Це-
лера, который сообщает, что в бытность свою проконсулом в
Галлии он получил в подарок от царя боотов каких-то жителей
Индии. Спросив, как попали они в эти места, Метелл узнал, что
буря отогнала их от берегов Индии, что они долго блуждали по
морю и, наконец, высадились на германском берегу.
Четверть века спустя римский ученый-энциклопедист Плиний Стар-
ший повторил этот рассказ с небольшими изменениями (NH, II, 170). Эта
абсолютно нереальная ситуация39 оказывается возможной при «скрады-
вании» географического пространства, о котором речь шла выше.
7. Вергилий во второй половине I в. до н.э. в описании скифов
и «скифской зимы», основанном во многом на «Скифском логосе»
Геродота, так локализует скифов в «Георгиках» (III, 349–30):
38 По свидетельству Страбона, Патрокл, исследова вший в конце III в. до
н. э. южное побережье Каспийского моря, полага л возможным плавание
из Индии через Северный океа н в Каспийское море, хотя са м Страбон и
считает это пла вание маловероятным (см.: Strabo XI, 11, 6).
39 Подробнее об этом эпизоде см.: Подосинов А. В. Индийцы на Севере
Европы? (Несколько за мечаний к Mela, III, 45) // Восточна я Европа в
древности и средневековье: Проблемы источниковедения. XVII Чтения
памяти В. Т. Пашуто. IV Чтения памяти А. А . Зимина. Москва, 19–22
апреля 2005 г. Тезисы докладов. Ч. I. М ., 2005. С. 29–33; Подосинов А. В.,
Скржинская М. В. Римские географические источники: Помпоний Мела
и Плиний Старший. Тексты, перевод, комментарий. М., 2010. С . 133–135.

Место Скифии в географической картине мира древних греков
229
Но [не так, как в Ливии, поступают там], где [находятся] скиф-
ские племена и меотийские воды, (350) где мутный Истр катит
желтые пески и где Родопа простирается до средины полюса
(перев. В. В. Латышева).
Далее идет описание скифских реалий и скифского климата.
Таким образом, Вергилий очерчивает в качестве места обитания
скифов территорию Северной Европы от восточного Азовского
моря (Меотида) до Центральной Европы, ограниченной с юга Дуна-
ем (Истром) и с запада Родопскими горами, которые воспринима-
ются как простирающиеся до полюса (до Рипейских гор?).
***
Пространство между Кельтикой и Скифией всегда казалось ан-
тичным авторам terra incognita.
Полибий во «Всеобщей истории» (III, 38, 2) в начале II в. до н. э.
отмечал, что
... пространство между Танаисом и Нарбоном, обращенное к
северу, неизвестно нам по настоящее время; может быть со
временем мы расскажем об этом на основании разысканий.
Нужно полагать, что говорящие или пишущие что-либо об
этих странах [сами ничего] не знают и рассказывают басни...
(перев. В. В. Латышева).
Если принять во внимание, что Нарбон — это современный го-
род во Франции, то неизвестной признается огромная территория
Европы севернее Дуная, от Пиренеев до Урала.
Через сто лет после Полибия Пс.-Скимн Хиосский в «Периэге-
се» (835–840) пишет:
... При самом устье Меотийского озера лежит наиболее отдален-
ный Пантикапей, называемый столицею Боспора40. Выше этих
[мест] лежит варварская страна Скифия, граничащая с землей
необитаемой и неведомой никому из эллинов (перев. И. И. Бе-
режкова).
Северная граница Скифии, начинающейся от Боспорского цар-
ства, оказывается, таким образом, неизвестной.
40 Интересно здесь употребление слова Боспор не как географического
названия, а как имени политического образования — Боспорского
царства.

А. В. Подосинов
230
Но и еще век спустя Страбон так высказался о степени изучен-
ности почти того же региона (VII, 2, 4):
Страны за Альбием [Эльбой. — А. П.] у океана совершенно нам
неведомы. Мы не знаем никого, кто бы ранее совершил плава-
ние вдоль этих берегов к восточным странам, простирающимся
до устья Каспийского моря; также и римляне еще не за ходили по
ту сторону Альбия; равным образом и сухим путем никто туда
не путешествовал (перев. В. В. Латышева).
В такой ситуации возможны были всякие домыслы и спекуля-
ции относительно дальних пределов ойкумены, в том числе и севе-
ра Восточной Европы.
О том, каким географическим материалом следовало заполнять
земную поверхность в слу чае недостатка сведений, не без иронии
информирует нас Плутарх (Thes. 1, 1):
... Историки в описаниях земли помещают то, что им неизвест-
но, в самых отдаленных частях карт, делая при этом надписи та-
кого рода: «а далее песчаные безводные пустыни, изобилующие
дикими зверями», или «непроходимое болото», или «скифский
холод», или «ледовое море» (перев. В. В. Латышева).
Слова Плутарха41 хорошо показывают характер работы анти-
чного историка, географа или картографа, когда тот сообщал об
отдаленных, малоизвестных и потому фантастических регионах
ойкумены, каким являлась и североевропейская Скифия42.
41 Ср. также: Strabo VII, 3, 1: «Незнакомство с этими странами (на северо-
востоке Европы. — А . П .) заставляет прида вать значение тем, кто сочинил
мифические “Рипейские горы” и “гиперборейцев”» (перев. Г. А. Страта-
новского).
42 Ва жные методологические ра зработки в определении «географического
смысла» у поминаемых древними а втора ми географических объектов, и х
соответствия реальной географической ситуации и в выявлении различ-
ных слоев информации принадлежат И. Г. Коноваловой (см., например:
Коновалова И. Г. «Система координат» средневековой мусульма нской ге-
ографии // Джаксон Т. Н., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. Imagines mu n-
di: античность и средневековье. М ., 2013. С. 199–209). Я бла годарен Ирине
Генна диевне за те нау чные имп ульсы, которые она посылает своими ра-
ботами всем нам, и поздравляю ее с юбилеем.

К ультурная география (Cultural Geography) — одно из
наиболее авторитетных и быстро развивающихся
направлений в мировой географической науке. В нашей
стране культурная география, имевшая еще в первые
десятилетия ХХ в. весомые заделы в рамках успешно
развивавшейся примерно до конца 1920-х годов антро-
погеографии, впоследствии, на протяжении большей
части советского периода, переживала глубокий упа-
док. Ее возрождение, а по существу — становление уже
на принципиально обновленном теоретико-методоло-
гическом фундаменте началось только в конце прошло-
го столетия. Развитие мировой культурной географии
происходило и происходит в процессе тесного взаимо-
действия, прежде всего, дву х больших «ветвей» нау ч-
ного знания — географии и культурной антропологии
(в России — в процессе взаимодействия, в первую оче-
редь, географии, этнографии и культурологии), а также
и ряда других, смежных с ними, нау чных дисциплин.
Предмет изучения культурной географии
и ее место в системе наук.
Культура как географическая реальность
География, как хорошо известно, исторически воз-
никла как «земле-описание» и длительное время счита-
лась наукой, изучающей поверхность обитаемой нами
планеты. Точка зрения, что именно поверхность Земли
есть предельный объект исследования географической
науки, очень широко распространена в нау чном сооб-
ществе1. В западной географии, которой издавна был
присущ антропоцентризм, внимание фокусировалось
не просто на земной поверхности и наблюдаемых на ней
1
См., напр.: Алаев Э. Б. Социально-экономическа я география:
понятийно-терминологический словарь. М., 1983. С. 16.
В. Н. Стрелецкий
культурная география как
междисциплинарное исследовательское
направление: пути формирования,
научные традиции и современная
самоидентификация

В. Н . Стрелецкий
232
пространственных различиях как объекте географического иссле-
дования, но и на значении этих различий для человека и человече-
ского общества. У. Бунге, один из крупнейших и авторитетнейших
представителей теоретической географии, писал, что американские
географы фактически «единодушны в том, что объектом географии
является земная поверхность и те явления на ней, которые имеют
значение для человека. Такое единодушие обеспечивает однознач-
ность в понимании сути географии»2.
Близка эта позиция и европейским географам. Еще в XIX в. Э. Ре-
клю было введено понятие географической среды3, ставшее первона-
чально во Франции, а затем и в ряде других европейских стран клю-
чевой, базовой категорией географической науки. Под географиче-
ской средой Э. Реклю и развивавший его учение крупнейший его рус-
ский последователь Л. И. Мечников4 понимали природные условия
существования людей на Земле, вовлеченные в сферу их жизнедея-
тельности. В советской географии концепция географической среды
получила дальнейшее развитие (работы Ю. Г. Саушкина, А. А . Григо-
рьева, В. А . Анучина и др.), но синхронно велась разработка и более
общего у чения о географической оболочке; сходное с последним тер-
мином содержание вкладывалось рядом отечественных географов
также в термины «ландшафтна я оболочка», «ландшафтная сфера».
Не вдаваясь подробно в дискуссию относительно объекта изуче-
ния географической науки в целом (что выходит за рамки данной
статьи), подчеркнем здесь две главные исходные позиции, имеющие
первостепенное значение для авторской трактовки культурной гео-
графии.
Во-первых, это двуединство географической науки; в становлении
культурной географии оно сыграло воистину выдающуюся роль.
Культурные феномены существуют в обществе, и естественно, что
культурная география исторически формировалась в недрах антро-
погеографии, развилась в одну из ключевых «ветвей» современной
географии человека (Human Geography); но ее развитие было нераз-
рывно связано и со всем комплексом физико-географических дисци-
плин, а т. н. экология локальных культур стала одним из приоритет-
ных исследовательских культур-географических направлений.
Во-вторых, в фокусе внимания географической науки находятся,
прежде всего, такие категории, как «географическое пространство»,
«район» и «регион», «место» и «местность», «ландшафт». Выявление,
2
Бунге В. Теоретическая география. М., 1967. С. 27.
3
Реклю Э. Земл я и люди. Всемирна я геог рафия. СПб., 1898–1906. Т. 1–19.;
Он же. Человек и Земля. СПб., 1905–1908. Т. 1–6 .
4
Мечников Л. И. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1924.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
233
исследование, постижение и репрезентация различий между разны-
ми частями географического пространства, различными «местами»,
«местностями», «ландшафтами» и «районами» есть квинтэссенция
географии, ее «альфа и омега». География «кончается» там, где исче-
зают и нивелируются эти различия. Географическая наука, искавшая
на протяжении всей истории своего развития оптимальный баланс
между полюсами идеографии (географического описания) и номо-
тетики (поиска всеобщих пространственных закономерностей), в
любом слу чае, в первую очередь, интерпретирует и репрезентирует
данные различия. Реконцептуализация в последней четверти ХХ —
начале XXI в. многих базовых теорий и понятий географической на-
уки (в огромной степени коснувшаяся как раз таких категорий, как
«пространство», «место», «ландшафт», «регион») существенно изме-
нила в ней научный дискурс, открыла новые исследовательские воз-
можности, обогатила теоретический и особенно методический ба-
гаж географии. Но она никоим образом «не элиминировала» пробле-
матику географических различий как таковых; более того, задача их
осмысления приобрела актуальность, как никогда. И именно в куль-
турной географии данная задача выдвинулась на передний план.
Другая мощнейшая ветвь научного знания, становление и эво-
люция которой сыграли важнейшую роль в генезисе исследова-
тельских направлений и теоретических идей культурной геогра-
фии, — наука о самой культуре (если быть точным — целая сово-
купность многих научных дисциплин, с разных сторон изучающих
культуру). В современной философии культуры в понятие «куль-
тура» вкладывается разный смысл. Классики мировой культурной
антропологии А. Крёбер и К. Клак хон в середине ХХ в. насчитали
более 150 определений «культуры»5
.
Несколько позднее француз-
ский философ и социопсихолог А. Моль обобщил, проанализиро-
вал и систематизировал около 250 ее дефиниций6. В наши же дни
число их уже перевалило за пять сотен.
В отечественной традиции наука о культуре получила, как
известно, название культурологии. Это название пришло в рос-
сийское научное сообщество с Запада (термин «culturology» для
обозначения науки о культуре в целом был предложен американ-
ским антропологом Л. Уайтом7 в 1949 г.; он получил широкое рас-
5
Kroeber A. L ., Kluckhohn C. culture, a critical review of concepts and defini-
tions // Papers of the Peabody Museum of American Archaeology and Ethnol-
ogy. cambridge (Mass.), 1952. Vol. 47 (I). P. 1–223.
6
Моль А. Социодинамика культуры / Пер. с франц. М., 1973.
7
См.: White L. The science of culture // The science of culture: A study of Man and
civilization. N.Y., 1949. P. 379–415. Одна ко Л. Уайт не был «изобретателем»

В. Н . Стрелецкий
234
пространение в отечественном обществознании, в том числе в ра-
ботах ведущих теоретиков и методологов исследований культуры:
Э. С. Маркаряна, П. С. Гуревича, Б. С. Ерасова, А. Я. Флиера и мн.
др.). В самом общем виде под культурологией российскими автора-
ми понимается «наука, сложившаяся на стыке социального и гума-
нитарного знания о человеке и обществе и изучающая культуру как
целостность, как специфическую функцию и модальность челове-
ческого бытия»8.
Хотя термин «культурология» изначально появился на Западе,
тем не менее, ни в Западной Европе, ни в США данное название
как раз не прижилось. И, видимо, дело здесь отнюдь не только в
термине, с его «слабыми» или, напротив, «сильными» сторонами.
На Западе не существует единой, универсальной «науки о культу-
ре» с общепризнанной теорией и методологией; соответственно,
нет и полного аналога нашей культурологии, если и не являющейся
де-факто «всеобъемлющей» наукой, изу чающей культуру как це-
лостность, то, по крайней мере, позиционирующей себя в качестве
таковой. Феномены культуры — объект изучения многих гумани-
тарных и общественных наук, каждая из которых имеет свой иссле-
довательский предмет, методы и цели; отечественна я культуроло-
гия в этом отношении является большой совокупностью частных
дисциплин, весьма сильно различающихся между собой теорией и
методологией.
Кроме того, в западной традиции нау чное знание о культуре
исторически формировалось, прежде всего, «в недрах» антрополо-
гии в целом; изучение культуры было неразрывно связано, в первую
очередь, с изу чением человека, разных людских сообществ и наро-
дов. Термин «антропология» — один из самых «почтенных» по воз-
расту в европейской науке; это название употреблял еще Аристотель,
но становление антропологии собственно как науки пришлось на
XVIII — начало XIX в. Изначально антропология трактовалась как
универсальная наука о человеке — о его естественной истории, физи-
са мого этого термина: в своей классической статье 1949 г. он ссылается на
немецкого х имика и Нобелевского лау реата Вильгельма Оства льда, пред-
ла гавшего еще в 1915 г. (в работе «Система нау к») ввести термин «куль-
т у рология» (нем. Kulturologie) для обозначени я синтетической «науки
о человеческой цивилизации». Позднее это на зва ние использова л та кже
американский социолог Р. Бейн, но, как отмечает Л. Уайт, в применении
им термина «culturology» нет четкости; где-то к ульту рология отож деств-
ляется им с социологией, где-то — с экологией человека.
8
Культу рология. Х Х век. Словарь-справочник / Гл. ред. С. Я. Левит; отв. ред.
Л. Т. Мильска я. СПб., 1997. С. 248.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
235
ческой организации и биологической природе, а также психологии,
языке и, конечно же, культуре. Впоследствии антропология раздели-
лась на две принципиально различные «ветви», изучающие, во-пер-
вых, биологию человека и, во-вторых, его социальную и культурную
деятельность. Последняя (вторая «ветвь» антропологии) и стала в
странах Западной Европы и Северной Америки ядром, сердцевиной
всего обширного комплекса наук о культуре9.
В Северной Америке (прежде всего в США), в некоторых других
регионах и странах эта наука, в фокусе внимания которой находит-
ся широчайший спектр процессов взаимоотношений человека, его
социальной организации и культуры, известна под названием «куль-
турна я антропология» (Cultural Anthropology). В Великобритании ее
фактическим аналогом (по проблемному и тематическому охвату,
а отчасти и по теоретико-методологическому арсеналу) выступает
наука, именуема я Social Anthropology («социальная антропология»).
Последний термин широко используется и в континентальных ев-
ропейских странах10, в которых, впрочем, культурная антропология
в «узком» смысле (изу чение человеческих обычаев, культурных тра-
диций и др.) иногда рассматривается как составная часть, одна из
субдисциплин социальной антропологии в целом.
Науки о культуре в настоящее время не представляют собой
стройной, сложившейся и общепризнанной системы теоретическо-
го знания. Культурна я антропология, будучи стержневой дисци-
плиной всего комплекса наук о культуре, здесь не является исклю-
9
В ХХ в. в странах Запада бурное развитие получили частные культуро-
ведческие (в отечественной терминологии — «к ульт у рологические»)
дисциплины, в том числе и те, в которых предмет изу чения предпола-
гает известное обособление тех или иных культ у рных феноменов от че-
ловека ка к их создателя, их а втономное, са мостоятельное рассмотрение.
Однако нау чное наследие и «инерция» а нтропологических под ходов
к изучению культуры были и остаются настолько значительными, что
безусловное лидерство культ у рной (социа льной) антропологии в ряду
наук, изучающих разнообразные культурные феномены, в западных
странах (особенно в анлосаксонских) до сих пор никем не оспаривает-
ся. Неудивительно поэтому, что на фоне многих смежных наук именно
с культурной (социальной) антропологией наиболее тесно была связана
в своем развитии и культурная география (Cultural Geography).
10 Несл у чайно европейские исследования в области социа льной и куль-
т у рной антропологии, этнологии и этнографии координирует ассоци-
ация, имену юща я себя именно «Европейской ассоциацией социа льных
антропологов», а издаваемый ею нау чный журнал — ее гла вный печат-
ный орган — носит на звание «Social Anthropology».

В. Н . Стрелецкий
236
чением. В чем-то схожа ситуация и в мировой географической
науке, с ее двумя «ветвями», извечными спорами о «единстве гео-
графии» и острым соперничеством теоретических идей, мировоз-
зренческих установок и нау чных парадигм. Не удивительно в этой
связи, что нет единства взглядов относительно объекта и предмета
изучения культурной географии. Если нет академической «строго-
сти» и единой, универсальной методологии в самих науках — «пра-
родительница х» культурной географии, — откуда же им взяться
в последней? Велик разброс и в тематике конкретных культурно-
географических исследований, их методике, используемом поня-
тийно-терминологическом аппарате.
Прежде всего, культур-географы, вслед за культур-антрополо-
гами и культурологами, с разных мировоззренческих позиций под-
ходят к самому понятию «культура», зачастую вкладывают в этот
термин нетождественный смысл. Приведем всего несколько приме-
ров. Так, в интерпретации одного из общепризнанных «классиков»
культурной географии Дж. Ф. Картера, культура — это специфи-
ческий способ надбиологической адаптации человеческого обще-
ства к окружающей среде11. Американские культур-географы Дж.
Спенсер и В. Томас12 понимают под культурой совокупность усво-
енного людьми поведения и способов жизнедеятельности. В трак-
товке П. Хаггета, культура — это «устойчивые стереотипы зау чен-
ного людского поведения, с помощью которых основные понятия и
представления могут быть переданы от одного поколения к друго-
му или от одной общности людей к другой»13.
Специального рассмотрения требует вопрос о предмете куль-
турной географии. К . Зауэр, которого традиционно считают осно-
воположником культурной географии, трактовал ее очень широко;
предметом ее изучения, в представлении Зауэра, выступает диф-
ференциация человеческой деятельности и культуры в географи-
ческом пространстве14 . В таком понимании Cultural Geography За-
уэра похожа на классическую антропогеографию с ее холизмом и
огромным вниманием к изучению культурных феноменов во всем
их многообразии и размещении в пространстве. Данная трактовка
оказала очень сильное влияние на становление американской куль-
турно-географической школы, хотя уже в середине Х Х в. в ней нача-
лось переосмысление зауэровского наследия. Расширение спектра
11
Carter G. Man and the land: A cultural geography. N.Y., 1968. P. 5.
12 Spencer J. E ., Thomas W. L . Introducing cultura l geography. N.Y., 1973.
13 Хаггет П. География: синтез современных знаний / Пер. с англ. М., 1979. С. 282.
14
Sauer C. O. The morphology of landscape // University of california Publica-
tions in Geography. 1925. Vol. 2 . P.19–53.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
237
исследований в западной «географии человека» (Human Geography),
сопровождавшееся усложнением ее структуры и нарастающей диф-
ференциацией15, привело к тому, что с середины ХХ в. предметное
поле Cultural Geography стало постепенно сужаться. Западная куль-
турная география стала вскоре позиционировать себя как только
одну из крупных ветвей географии человека, наряду с географией
населения и населенных мест, социальной географией (в узком
смысле), экономической, политической географией16 и некоторыми
другими дисциплинами. Вместе с тем, уже в 1960–1970-е годы мно-
гим западным ученым стало очевидно, что культурная география
едва ли может претендовать на монополию изучения какого-либо
«субстратного» сегмента земного пространства — наподобие того,
как геоморфология изучает рельеф Земли, а экономическая геог-
рафия — размещение хозяйства. Соответственно, все большее рас-
пространение получало представление, что цель культурной гео-
графии — исследование традиционных географических объектов
под особым геокультурным углом зрения17. В соответствии с такой
трактовкой, культурную географию как самостоятельную научную
дисциплину отличает не наличие особого объекта изучения, а спе-
цифическая эпистемология.
В российской науке, так же как и в мировой, не существует уни-
версальной общепризнанной дефиниции культурной географии;
еще больше различий отмечается в воззрениях отечественных у че-
ных на структуру этой научной дисциплины. В советский период
«география культуры» понималась отечественными географами, за
редкими исключениями, как одна из частных субдисциплин соци-
а льно-экономической географии18. Важный толчок теоретизации
15 Джонстон Р. Дж. Геог рафия и географы: Очерк развития англо-амери-
канской социа льной геог рафии после 1945 г. / Пер. с англ. М., 1987.
16 См.: Bartels D. Zur wissenschaftstheoretischen Grundlegung einer Geogra-
phie des Menschen. Wiesbaden, 1968.
17 Mikesell M. W. Tradition and innovation in cultural geography // AAAG.
1978. Vol. 68. N. 1. P. 1–16. См. также: Стрелецкий В. Н. Географическое
пространство и культ у ра: мировоззренческие установки и исследова-
тельские парадигмы в культурной географии // Изв. РАН. Сер. геогр.
2002. No 4. С . 18–28; Anderson J. Understanding cultural geography — places
and traces. L .; N.Y., 2010.
18
См., напр.: «география культуры, культурная география, изучает террито-
риальну ю дифференциацию культ у ры и отдельны х ее компонентов (образ
жизни и традиции населения, элементы материа льной и ду ховной культ у ры,
искусство и др.)» (География культу ры // Географический энциклопедиче-
ский словарь. Понятия и термины / Гл. ред. А . Ф. Трёшников. М., 1988. С. 58).

В. Н . Стрелецкий
238
культурно-географических исследований в нашей стране дали
труды В. М. Гохмана, и особенно его «программные» статьи, посвя-
щенные «общественной географии» и ее структуре19, а уже преи-
мущественно в постсоветский период — работы А. Г. Дружинина,
Ю. А. Веденина, Р. Ф. Туровского, А. Г. Манакова, В. Н. Калуцкова,
М. В. Рагулиной и ряда других авторов.
По В. М. Гохману, который отталкивался в своих теоретических
разработка х от многомерной модели общества и культуры, полу-
чившей широкое распространение в отечественном обществозна-
нии и культурологии еще в поздне-советский период (концепция
Э. С. Маркаряна и др.), общественна я деятельность людей может
и должна рассматриваться, прежде всего, с трех разных точек зре-
ния. Во-первых, кто именно действует, т. е. каковы субъекты этой
деятельности (коллективные и индивидуальные)? Во-вторых, на
что эта деятельность направлена, каковы реальный объект, сфе-
ра человеческой деятельности, конкретные участки обществен-
ной практики? В-третьих, как , каким образом осуществляется эта
деятельность, каковы способы, формы, средства и механизмы ее
реализации? Выделение трех этих исследовательских ориентаций
в современном обществознании дает методологическую основу для
разграничения трех важнейших комплексных исследовательских
направлений в общественной географии, трех ее главных состав-
ных частей. Таковы, по Гохману, в широком смысле социальная гео-
графия (изу чение территориальных аспектов социальных структур
общества в развитии), экономическая география (изу чение терри-
ториальных аспектов его экономической жизни) и культурная гео-
графия (изучение территориальной дифференциации культур и ее
изменений во времени).
Иные интерпретации предлагают другие авторы. Так, А. Г. Дру-
жинин определяет предметное «поле» географии культуры в кон-
тексте распространенной в отечественной географической науке
концепции общественно-территориальных систем20, В. Н. Калуц-
ков21, а также В. Л. Каганский и Б. Б. Родоман22 — сквозь призму
культурно-ландшафтного подхода. По мнению одного из ведущих
российских культур-географов М. В. Рагулиной, «предмет культур-
19 Гохман В. М. Общественная география: ее сущность, структура // ВГ. 1984.
Сб. 122/123. С. 57–64, и его др. работы.
20 Дружинин А. Г. Теоретические основы геог рафии культ у ры. Ростов-на-
Дону, 1999.
21
Калуцков В. Н. Ландшафт в культурной географии. М., 2008.
22 Каганский В. Л., Родоман Б. Б. Наука о культуре: итоги и перспективы.
Вып. 3: Ландшафт и культура. М., 1995.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
239
ной географии состоит в изу чении процессов и результатов бытия
культуры на земле, всех тех нервов, артерий и вен, связывающих ее
со своей природной основой и с другими социумами и культурами
во времени — пространстве»23.
Представляется, что отсутствие единого, универсального оп-
ределения культурной географии не является серьезным тормозом
для ее развития. Схожая ситуация отмечается и в других пред-
метных областях географической науки, успешно развивающих-
ся в условиях не только понятийно-терминологического, но и на-
учно-мировоззренческого плюрализма. Тем более, что каких бы
представлений о сущности культуры и парадигмах географии не
придерживались географы разных школ, традиций и направлений,
все они вынуждены были отвечать на схожие, по сути одни и те же
вопросы — «что подразумевается под пространственными разли-
чиями в культуре?» и «как их можно измерять?».
В трактовке автора данной статьи, в самом общем виде куль-
турную географию можно определить как научную дисциплину,
изу чающую культуру в географическом пространстве, пространст-
венную дифференциацию и разнообразие ее элементов, их выра-
женность в ландшафте и связь с географической средой, а также
отображение географического пространства в самой культуре24.
При этом культура как географическая реальность может рассма-
триваться с дву х разных точек зрения.
Во-первых, это культура в географическом пространстве. Тра-
диционно культурная география изу чает именно пространствен-
ную дифференциацию элементов культуры — как артефактов, так
и ментифактов, их выраженность в ландшафте и связь с геогра-
фической средой. Также объектом ее изу чения часто выступают
процессы и результаты пространственной самоорганизации целых
культурных комплексов и их носителей — общностей людей со сло-
жившимися, надбиологически выработанными, устойчивыми сте-
реотипами мышления и поведения, передающимися от группы к
группе, от поколения к поколению.
Во-вторых, это географическое пространство в культуре. Но-
вой, но все более важной исследовательской линией в культурной
23 Рагулина М. В. Культурная география: теории, методы, региональный
синтез. Иркутск, 2004. С. 11.
24 Стрелецкий В. Н. Географическое пространство и культ у ра: мировоз-
зренческие установки и исследовательские парадигмы в культ у рной
географии // Изв. РАН. Сер. геогр. 2002. No 4. С. 18; Он же. Культурная
география // Социально-экономическа я география: понятия и термины.
Словарь-справочник / Отв. ред. А . П. Горкин. Смоленск, 2013. С. 119.

В. Н . Стрелецкий
240
географии становится изу чение представлений о географическом
пространстве в разных культурных контекстах, образов различ-
ных местностей и территорий, отношения местных сообществ к
той природной и социальной среде, в которых живут люди — носи-
тели той или иной культуры. С двумя мировоззренческими пози-
циями, в соответствии с которыми по-разному интерпретируется
и акцентируется вопрос об отношении географического простран-
ства к культуре, связаны две разные методологические установки
в культурной географии. Первую из них можно назвать объектно-
субъектной, вторую — субъектно-рефлексивной25.
Термины «география культуры» и «культурная география»
иногда используются российскими географами как синонимы. Од-
нако чаще исследователи придерживаются либо одного термина,
либо другого. По вопросу, какой из них все же предпочтительнее
в русскоязычной традиции, могут высказываться разные точки
зрения. Автор статьи в данном слу чае однозначно отдает предпоч-
тение термину «культурная география». И не только потому, что он
гораздо ближе названию, закрепившемуся в мировой науке («cul-
tural Geography», но не «Geography of culture», «Kulturgeographie»,
но не «Geographie der Kultur», и т. д .). Словосочетание «география
культуры» (по аналогии, например, с географией сферы обслужи-
вания, географией туризма, транспорта и т. д .) фокусирует внима-
ние на «размещенческих» исследовательских задачах этой дисци-
плины и «объектной» исследовательской установке. Но ни то, ни
другое, как будет показано далее, не являются доминирующими
в мировой Cultural Geography.
Особенности формирования и исторические
тенденции развития мировой культурной географии
Предшественницей культурной географии была «классическая»
антропогеография. Культурная география выросла из антропогео-
графии, является ее прямой наследницей и «хранительницей» ее мно-
гих нау чных традиций. И все же далеко не все традиции современной
культурной географии восходят именно к антропогеографии. Куль-
турная география испытала очень сильные влияния и со стороны
других нау чных дисциплин, в том числе и негеографических.
25 Стрелецкий В. Н. Культура как географическая реальность и научные
традиции в культурной географии // Рефлексивность социальных про-
цессов и адекватность научных методов. Пятые Сократические чтения /
Под ред. В. А . Шупера. М., 2004. С. 127–141.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
241
Антропогеография — нау чное направление, возникшее на
стыке географии и антропологии и получившее широкое рас-
пространение с конца XIX в. изначально в Германии, а затем и в
других страна х континентальной Европы. Антропогеографы рас-
сматривали и анализировали место человека и человеческого об-
щества в широком комплексе географических явлений и их взаи-
модействия с природной средой. В первой трети ХХ в. под антро-
погеографией, в широкой трактовке, понималась «обществовед-
ческая» ветвь географической науки, поставившая своей целью
изу чение человечества, фактов и явлений общественной жизни
в пространственном измерении и взаимодействии с природно-
географическими факторами и явлениями26. Главной же задачей
антропогеографии в более узком понимании было изучение про-
цессов заселения и освоения людьми разных территорий и райо-
нов сквозь призму влияния на них, в первую очередь, природно-
географических факторов27.
Теоретические основы «ранней» антропогеографии изложены,
прежде всего, в капитальных трудах Ф. Ратцеля (1844–1904)28, а так-
же его ближайших последователей. Эти труды примечательны не
только тем, что в них фактически впервые была представлена мас-
штабная панорама расселения народов по земному шару и геогра-
фического распространения культур, но и содержавшимися в них
теоретическими идеями. Исходный теоретический постулат осно-
воположников антропогеографической школы — тезис об особой
роли природной среды в формировании как физического облика
народов, так и их культуры, в определении их исторических судеб.
Данный постулат находился вполне в русле популярного в конце
XIX в. географического детерминизма. Ф. Ратцель особо подчерки-
вал теснейшую и основополагающую, по его мнению, связь между
человеком и «почвой» («землей»), между культурой и природной
средой. Геодетерминистские идеи Ратцеля были восприняты не-
которыми другими учеными в разных странах континентальной
26 См.: Крубер А., Григорьев С. , Барков А., Чефранов С. Курс географии Ев-
ропы (Запа дна я Европа). 8 -е изд. М., 1922; Крубер А. А. Антропогеогра-
фия // БСЭ. 1926. Т. 3. С. 108–112 .
27 Забелин И. М. Очерки истории географической мысли в СССР (1917–
1945 гг.). М ., 1989.
28 R atz el F. Anthropogeographie. Stuttgart, 1882. Bd. 1: Grundzüge der
Anwendung der Erdkunde auf die Geschichte; 1891. Bd. 2: Die geographische
Verbreitung des Menschen; Ратцель Ф. Народоведение / Пер. с нем. СПб.,
1902. Т. 1–2; Он же. Земля и жизнь / Пер. с нем. СПб., 1903–1905. Т.1;
1906.Т.2.

В. Н . Стрелецкий
242
Европы, а также в США, где в начале XX в. были изданы труды са-
мых известных, за пределами Германии, его последователей29.
Однако последующее («постратцелевское») развитие антропо-
географии шло в значительной степени как раз по пути преодоле-
ния физико-географического детерминизма. Мировоззренческой
основой «поздней» антропогеографии стал географический посси-
билизм30, само возникновение которого было объективной и не-
избежной реакцией на кризис геодетерминистских идей. В антро-
погеографии произошло кардинальное переосмысление характера
взаимодействия человеческого общества и природной среды. С по-
зиций географического поссибилизма, последняя только предо-
ставляет возможности (или определяет невозможность) развития
культуры и хозяйства в том или ином направлении.
Влияние антропогеографии на становление и развитие куль-
турной географии — это, конечно же, не только влияние со сторо-
ны Ратцеля и его последователей. Важный импульс формированию
культурной географии дали и другие антропогеографические шко-
лы. Так, к антропогеографии в широком смысле может и должна
быть отнесена французская школа географии человека (П. Видаль
де ла Блаш, Ж. Брюн, А. Деманжон, Л. Галлуа, Э. де Мартонн, Р. Блан-
шар и др.), бывшая одной из непосредственных «предшественниц»
собственно культурной географии. Регионализм (в данном слу чае
как специфический исследовательский акцент в географических
работах) был характернейшей чертой всей французской школы
географии человека, причем культурные феномены рассматрива-
лись представителями этой школы в неразрывном единстве при-
родных и социальных явлений, формировавших индивидуальный
«портрет» того или иного района.
Вторым важнейшим источником формирования культурной гео-
графии была этнография, особенно ее диффузионистское направле-
ние. Собственно говоря, некоторые идеи этнографов-диффузионистов
первоначально были очень близки антропогеографии, две эти нау ч-
ные дисциплины в конце XIX — начале ХХ в. развивались не просто
параллельно, но оказывая друг на друга большое влияние и взаимоо-
богаща я друг друга. Что и не удивительно, поскольку диффузионизм в
29 Semple E. C . American histor y and its geographic conditions. Boston, 1903;
Brigham A. P. Geographic influences in American histor y. Boston, 1903; Sem-
ple E. C . Influences of geographic env ironment. N.Y., 1911; Huntington E. Geogra-
phy and natura l selection // AAAG. 1924. Vol. 14. P. 1–16; Semple E. C . The geog ra-
phy of the Mediterranean region: its relation to ancient history. N.Y., 1931.
30 Термин предложен в 1922 г. Л. Февром, одним из лидеров зна менитой
французской исторической школы «А нна лов».

Культурная география как междисциплинарное ... направление
243
этнографии также многим обязан все тому же Ф. Ратцелю, «Антропо-
география» которого стала, в известном смысле, исходным пунктом и
«манифестом» нового направления этнографической науки.
Еще одним важным источником формирования культурной
географии были исторические науки. Конечно, в первую очередь
необходимо назвать историческую географию — смежную дисци-
плину на обширном и разнородном «поле» стыка истории и гео-
графии, но все же в большей мере ориентировавшуюся на научные
образцы исторического мышления и исторической методологии.
Именно эту область междисциплинарного знания успешно разви-
вает в наши дни Ирина Геннадиевна Коновалова, замечательные
работы которой стали важными вехами на пути подлинного гео-
исторического синтеза в отечественной науке.
Значительный толчок развитию культурной географии дали так-
же теоретические разработки, выполненные в русле историософии,
философии истории, особенно в той области, которая в начале Х Х в.
получила название культурно-исторической школы31. Ку л ьт у рн о -
историческа я школа в историософии поставила под сомнение ши-
роко укоренившиеся постулаты т. н. всемирно-исторической точки
зрения, согласно которой мирова я история есть единый процесс с
универсальными закономерностями, а развитие всех регионов мира
подчиняется некой общей схеме. В противовес этой точке зрения
приверженцы культурно-исторической школы отстаивали пред-
ставление о глубоком историко-культурном своеобразии разных ре-
гионов земного шара и даже об уникальности некоторых из них.
Для становления культурной географии немаловажное значе-
ние имело то обстоятельство, что последователи культурно-исто-
рической школы в историософии фактически одними из первых
поставили, в том числе, и вопрос о геокультурном макрорайони-
ровании Ойкумены. После Первой мировой войны, когда фор-
мирование культурной географии на Западе только начиналось,
большую популярность имели идеи О. Шпенглера о т. н. «высоких
к ультурах»32, локализованных в пределах обширных ячеек земно-
го пространства, — своего рода культурных макрорегионах мира.
Дальнейшее развитие они получили в концепции локальных циви-
лизаций, по А. Тойнби33 (или, иначе, региональных цивилизаций —
31 Ее не следует путать с Венской школой диффузионистов в австрийской и немец-
кой этнографии, котору ю тоже на зыва ют «к ульт у рно-исторической школой».
32 Шпе н г лер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории / Пер.
с нем. М ., 1993. Т. 1: Гешта льт и действительность; 1998. Т. 2: Всемирно-
исторические перспективы.
33 Тойнби А. Постижение истории. М., 1991.

В. Н . Стрелецкий
244
в более адекватном переводе на русский язык, ибо термин «local»
имеет в английском языке гораздо больше значений, чем «локаль-
ный» в русском). В частности, районирование мира, по А. Тойнби,
отчетливо проступает в более дробной сетке «культурных миров»,
предложенной культур-географами Дж. Бруком (Броеком) и Дж.
Уэббом в середине прошлого века34.
Как целостное нау чное направление культурная география на-
чала оформляться в первой трети ХХ в. Ее становление многим
обязано К. Зауэру, создавшему в 1920-е годы знаменитую Берклий-
скую (Калифорнийскую) школу культурного ландшафта, а также
работавшему в это же другому видному американскому географу —
В. Джонсу. К . Зауэр широко использовал термин «cultural Geogra-
phy» в своих работах еще в 1920-е годы35. Следует, однако, отметить,
что на первых порах это понятие трактовалось очень широко —
также как и «антропогеография» («Anthropogeographie»). Но если
последний термин был введен в широкий научный дискурс немец-
кими географами — Ф. Ратцелем и его последователями, то Cultural
Geography формировалась больше на американской почве. К . Зау-
эром, который сам имел немецкие корни и испытал сильное вли-
яние германской антропогеографии, культурная география также
изначально мыслилась как своего рода ее англосаксонский аналог и
призвана была «вместить» в себя огромное многообразие сюжетов,
связанных с жизнедеятельностью людей и дифференциацией куль-
туры в географическом пространстве.
Позднее культурна я география стала превращаться в одну из
«частных» дисциплин внутри географии человека (Human geogra-
phy) или, в иной терминологии, общественной географии — наря-
ду с экономической, социальной, политической географией. Тем не
менее она сохраняла известную преемственность по отношению к
своей «прародительнице» — антропогеографии. По мере «отпочко-
вания» экономической географии (географии хозяйства), все более
«обесчеловечивавшейся», и возникновения сравнительно обособ-
ленных и специализированных социально-географических дисци-
плин, именно культурна я география становилась как бы «храни-
тельницей завета», наследницей гуманитарных и гуманистических
традиций прежней антропогеографии36.
34 Broek J. O. M., Webb J. W. A geography of Mankind. N.Y., 1968. ch. 8: culture
rea lms. P. 183–207.
35 Sauer C. O. The morphology of landscape // University of california Publi-
cations in Geography. 1925. Vol. 2 . P. 19–53.
36 Стрелецкий В. Н. От а нтропогеог рафии к культ у рной геог рафии: пре-
емственность в развитии и новые исследовательские напра вления //

Культурная география как междисциплинарное ... направление
245
Расцвет культурной географии приходится на 1950–1970-е годы,
когда на Западе появляется целая серия фундаментальных работ в
этой области37. Постепенно она стала важнейшим ядром интеграции
дисциплин гу манитарно-географического профиля. В последней
трети ХХ в. быстрое развитие и дифференциация наук о культуре,
усложнение нау чных и философских представлений о ней оказали
сильное воздействие на культурную географию. Осознание того, что
культура — всеобъемлюща и всеохватна, способствовало углубле-
нию междисциплинарных исследований, но одновременно «размы-
вало» единство и целостность традиционно понимаемой культурной
географии изнутри. Взгляд на культуру как на способ жизни людей
влек за собой переоценку представлений о самом предмете культур-
ной географии, все более вторгающейся теперь в сферу исследований
экономико-, социо- и даже физико-географов.
Начиная примерно с рубежа 1960–1970-х годов в западной гео-
графии происходит пересмотр многих устоявшихся традиций,
меняются подходы к постановке и решению фундаментальных
теоретико-методологических проблем, претерпевают существен-
ные изменения принципы и философские основания, на которых
строилось «здание» прежней географии. Появляется даже броский
термин — «философская революция в географии»38 — по аналогии
с прогремевшей в ней в 1950–1960-е годы «количественной револю-
цией». Многие корифеи западной географии — Д. Смит, П. Хаггет,
Д. Харви — отходят от принципов сциентизма и позитивистской
философии39, или, по крайней мере, от того образа позитивистской
философии, который сложился в головах ведущих представителей
школы «пространственного анализа»40. Важным следствием этих
Культурные ландшафты России и устойчивое развитие / Отв. ред.
Т. М. Красовская. М., 2009. С. 23–29.
37 Wagner Ph., Mikesell M. Readings in cultural geography. chicago, 1962; Carter G.
Man and the land: A cultural geography. N.Y., 1968; Spencer J., Thomas W. cultural
geography: An evolutionar y introduction to our humanized Earth. N.Y., 1969;
Spencer J. E ., Thomas W. L . Introducing cultural geography. N.Y., 1973; Z e l i n s ky W.
The cultural geography of the United States. Englewood cliffs, NJ, 1973.
38 Johnston R. J. Philosophy and human geography: An introduction to contem-
porar y approaches. L ., 1983.
39 Harvey D. The condition of postmodernity. An enquiry into the origins of
cultura l change. Oxford and cambridge (Mass.), 1989.
40 Показательна в этом отношении эволюция взгл ядов Д. Харви — одно-
го из лидеров школы «пространственного анализа» в так называемой
«новой» географии 1960–1970-х годов, а втора фундамента льной моно-
графии «Explanation in geography» (1969, рус. пер. 1974 г.). Книга же,

В. Н . Стрелецкий
246
сдвигов стали общая гуманитаризация географических знаний и
разворот географической науки в сторону социальной и антропо-
культурной проблематики.
В этих условиях в 1970-е годы в Северной Америке и Западной
Европе формируется идейное направление, получившее название
«г уманистической географии»41. В значительной мере оно возни-
кло как раз как реакция на широкое распространение в географии
человека в предшествующее десятилетие количественных методов
исследования и «строгих» пространственных моделей, в которых
человек трактовался большей частью с позиций логического пози-
тивизма как своего рода абстрактная «статистическа я» единица.
«Гуманистическа я география», напротив, провозгласив своей фило-
софской основой феноменологию, а методологической — герменев-
тику, основное внимание сфокусировала на самом человеке — с его
внутренним миром и психологией, мыслями и чувствами. У истоков
нового направления стояли, прежде всего, канадский географ, про-
фессор Торонтского университета Э. Релф42 и американский географ
И-Фу Туан43; еще в 1970-е годы оно получило широкое распростране-
ние в британской географии, а также в географии человека в других
европейских странах (особенно в ФРГ, Нидерланда х и в Скандина-
вии). Значение конкретного места (местности) в «гуманистической
географии» интерпретировалось не в контексте его физического рас-
положения в географическом пространстве, но сквозь призму вос-
приятия этого места человеком. Важнейшим понятием, введенным
в обиход основоположниками «гуманистической географии», стала
топофилия (привязанность человека или группы людей). Данное по-
нятие очень широко используется современными западными куль-
тур-географами, в частности, в работа х по проблемам региональной
идентичности и регионального самосознания.
написанная тем же автором двадцать лет спустя, стала своего рода ма-
нифестом постмодернизма в социа льных нау ка х; дл я культ у р-геогра-
фов особенно интересна третья гла ва этой книги — «Experience of space
and time» (Harvey D. The condition of postmodernity. P. 201–326), название
которой, на иболее адекватно можно перевести как «Опыт восприятия и
переживания пространства и времени».
41 Николаенко Д. В. Гуманистическая география Запада: критический ана-
лиз. Автореф. дисс. ... канд. геогр. наук. Л., 1983.
42 Relph E. An inquiry into the relations bet ween phenomenology and geography //
The canadian Geographer. 1970. Vol. 14 . P. 193–201.
43 Tuan Yi-Fu. Topophilia: A study of environmental perception, attitudes and
values. Englewood cliffs, NJ., 1974; Idem. Humanistic geography // AAAG.
1976. Vol. 66 . N. 3. P. 266–276.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
247
Философская революция и возникновение «гуманистической
географии» оказали глубочайшее воздействие на развитие запад-
ной культурной географии, ее методологию, концептуальные осно-
вы, понятийный аппарат и исследовательские парадигмы с начала
последней четверти прошлого столетия. Ведь в фокусе внимания
«гуманистической географии» оказался тот вопрос, который слабо
разрабатывался более ранней генерацией культур-географов, но
представлял несомненный исследовательский интерес. А именно:
как жизненный опыт, знания, эмоциональная сфера, а также при-
надлежность к той или иной социальной, этнической, культурной,
расовой, гендерной общности влияют на отношение людей к среде
их обитания и окружающему пространству44.
В западной географии последней четверти ХХ — начала XXI в.
действительно произошел своеобразный «культурный поворот» (cul-
tural turn, в терминологии Т. Барнса45). Однако дело здесь не только в
переосмыслении многих базовых теоретических конструкций, ранее
преобладавших в культурной географии. Под сомнение была постав-
лена необходимость самих «жестких» концептуальных рамок как
таковых. Прежняя культурная география, со времен Зауэра и его
последователей, описывая культурное разнообразие мира, стреми-
лась, в силу возможностей, его и объяснять. «Новая» культурная
география конца ХХ — начала XXI в. стремится максимально ди-
станцироваться от любых рассуждений о теоретических основаниях
культурно-географической аналитики, строгих исследовательских
методов и аналитических схем, выявления «закономерностей» про-
странственной дифференциации культуры и т. д. В каком-то смы-
сле она сближается в этом отношении с «чистым» искусством, в ней
в последние десятилетия отмечается несомненное возрождение жан-
ра антисциентистски акцентированной, творческой интерпретации
географических объектов, территорий, мест, местностей.
Современная западная культурная география крайне разноо-
бразна, в мировоззренческом аспекте плюралистична и, что, по мо-
ему мнению, не менее важно, полистилистична. Наряду с «новой»
культурной географией, ушедшей от поиска «жестких» законо-
мерностей в сторону феноменологии и герменевтики, существуют
и сохраняют весомое научное значение ее традиционные направ-
ления, сфокусированные на изучение больших пластов «объекти-
вированной» культуры в их хорологическом, пространственном
44 Ley D. cultural / humanistic geography // Progress in human geography. 1981.
Vol. 5. N. 2. P. 249–257.
45 Barnes T. J. Retheorising economic geography: from the Quantitative
revolution to the «cultural turn» // AAAG. 2001. Vol. 91. N. 3. P. 546–565.

В. Н . Стрелецкий
248
разнообразии. Как справедливо отмечается в предисловии к моног-
рафическому сборнику, подготовленному ведущими российскими
географами, «культурная география обречена на “вечное”, “синусо-
идальное” развитие через конфликты между жесткостью и реляти-
визмом, физикой и метафизикой пространства, “профессорской”
методологической строгостью и возрождением географического
жанра искусной интерпретации, экологичностью, наследующей
геодетерминизму, и “культуроцентризмом”»46. В своем поступа-
тельном развитии культурная география опирается на широкий и
разнообразный спектр смыслов культуры и, подобно современной
культурологии, являет собой богатую палитру самых разных на-
правлений, концепций и парадигм.
Мировоззренческие установки, научные традиции
и исследовательские парадигмы в культурной географии
Ключевым, с точки зрения теории и методологии культурной
географии, является вопрос о значении земного пространства для
человека и культуры. Исторически его концептуализация велась с
различных методологических позиций; здесь можно выделить, как
минимум, четыре разные мировоззренческие установки — мета-
физическую, сциентистскую, феноменологическую и перцепцион-
ную47, каждая из которых находила отражение в соответствующих
исследовательских парадигмах, со своими особыми, специфиче-
скими научными традициями.
Метафизическая парадигма постижения гуманитарной роли
геопространства предусматривает формирование такой аналити-
ческой модели, при которой априори признаются некие научно не
верифицируемые (сверхопытные) принципы и положения. В любую
историческую эпоху метафизические допущения играют важную
роль в формировании географической картины мира, объемлющей
и Природу, и Культуру, однако как методологическая установка в
нау чном познании они артикулируются значительно реже.
Метафизика геопространства как специфическая научная
парадигма в культурной географии восходит к самым истокам хо-
рологической концепции, берет начало в построениях И. Канта и
К. Риттера. Отталкива ясь от идей И. Канта о земном шаре как оби-
талище Человека, К. Риттер считал поверхность Земли жилищем
(Wo h n o r t) и «воспитательным домом» для человечества в его земном
46 Культурная география. Сб. науч. статей / Ю. А . Веденин, Р. Ф. Туров-
ский.М., 2001.С.5.
47 Стрелецкий В. Н. Географическое пространство и культура. С . 18–28.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
249
странствии48. Само устроение земной поверхности призвано послу-
жить созреванию, воспитанию человеческого рода и его распростра-
нению по разным континентам и регионам. Конфигурация всех ее
элементов, ее топография — соотношение вод и суши, расположение
материков, островов, полуостровов — имеет, по К. Риттеру, трансцен-
дентный, провиденциальный смысл. В русле риттерианской метафи-
зики выстраивал свою концепцию и другой выдающийся географ
XIX в. — швейцарец А. Гюйо. «Земля создана для человека, как тело
сотворено для души», — писал А. Гюйо, и далее: «Мы должны смо-
треть на Землю как на жилище человека и поприще деятельности че-
ловеческих обществ — одним словом, как на средство развития всего
человеческого рода, и с этой стороны объяснять каждую физическую
черту различных частей ее»49. Отсюда, делал вывод А. Гюйо, каждый
материк имеет свое предназначение в истории человечества.
С позиций сегодняшнего дня многие идеи К. Риттера, особенно по-
ложения, вырванные из контекста его работ, легко подвергнуть унич-
тожающей критике. Один из главных тезисов немецкого географа, осо-
бенно часто критикуемый50, — его трактовка хода мировой истории,
определяемого рис унком земной поверхности51. Обратим внимание,
что критика воззрений К. Риттера строится на строго детерминист-
ской основе, в то время как вся его концепция носит сугубо мета-
физический характер. Связь развития и распространения культуры с
особенностями земного пространства у К. Риттера и его последовате-
лей — не причинно-следственная (как у поборников географического,
биологического или любого иного детерминизма). К . Риттером дается
совершенно иное, телеологическое по сути объяснение. Земное про-
странство культурно дифференцируется, регионализуется благодаря
самому провидению, конечному аттрактору, некоей заведомо полага-
емой цели. Связь здесь если и есть, то не каузальная, а финалистская.
«Метафизика пространства» стала отправной точкой в разви-
тии одного из течений в культурной географии ХХ в.52
, преимуще-
48 Риттер К. Общее землеведение. Лекции, чит. в Берлинск. ун-те и изд.
Г. А. Даниэлем. М., 1864. С. 7.
49 Гюйо А. Земля и человек, или физическая география в отношении исто-
рии человеческого рода. М., 1861. С . 9 –10.
50 Исаченко А. Г. Развитие географически х идей. М., 1971. С . 192–193.
51 Риттер К. Пространственное устройство нару жной поверхности земного
шара и ее влияние на ход развития истории человечества // Риттер К. Зем-
леведение Азии / Пер. и доп. П. П. Семенова. СПб., 1856. Т. I. С. 139–179.
52 Новиков А. В. Культурная география как интерпретация территории //
Вопросы экономической и политической географии зарубежных стран.
М., 1993. Вып. 13. С. 84–93.

В. Н . Стрелецкий
250
ственно в англосаксонской и немецкоязычной (его иногда назы-
вают «неориттерианским» направлением — крайне неудачно, по-
скольку наследие К. Риттера не укладывается в прокрустово ложе
лишь данной геопространственной доктрины). Объект изучения
культурной географии, согласно воззрениям сторонников этого
течения, — сами пространственные отношения культур на земной
поверхности. При этом не внутренние географические черты и осо-
бенности, характерные для того или иного участка земной поверх-
ности, предопределяют, по их мнению, пространственную динами-
ку культуры, но наоборот, разные пути развития культуры прояс-
няют «смысл» территориальных конфигураций и их имманентных
географических свойств. В пространственной мозаике культуры
можно увидеть некую упорядоченность, но чтобы ее увидеть, она
должна быть не просто изучена, но и осмыслена, а осмыслена она
может быть только метафизически, внеопытно, предвзято.
В целом, метафизические установки, как бы к ним ни относить-
ся, — исключительно важное звено выстраивания той или иной на-
учной парадигмы, передачи ценностей соответствующей культуры
в научное знание, адекватное эпохе и типу общества. Так или иначе,
они всегда присутствуют в научных теориях и концепциях.
Сциентистская парадигма основана на объективистской и
ценностно-нейтральной методологии изу чения причинно-следст-
венных и функциональных связей между свойствами (качествами,
особенностями) географического пространства и культурными яв-
лениями; она ориентирована на рациональное познание и деятель-
ность. Ключевые признаки, характеризующие сциентистскую пара-
дигму в культурной географии: рационализм; ориентация на объ-
ективное знание как фундаментальную ценность; каузальность как
важнейший мировоззренческий принцип; экспликативность; отказ
от априорных и умозрительных установок, идеологическа я и аксио-
логическая нейтральность; эмпирицизм и опора на эксперимент как
«способы» исследовательской работы; широкое распространение
«системных» научных подходов, разного рода логических и класси-
фикационных схем. Этот перечень — заведомо неполный; он может
быть дополнен многими другими характеристиками, имеющими, од-
нако, как мне представляется, не такое первостепенное значение, как
характеристики, приведенные выше.
Одна сциентистская линия разработки проблемы взаимодей-
ствия геопространства и культуры — изучение роли географическо-
го фактора в культурном процессе. Диапазон взглядов здесь — от
географического детерминизма (в том числе современного энвай-
ронментализма) до географического индетерминизма (нигилизма),
отводящего природным условиям пренебрежимо малую роль в

Культурная география как междисциплинарное ... направление
251
генезисе культурных различий в геопространстве. Промежуточное
положение занимает географический поссибилизм, сторонники
которого исходят из представлений об относительной автономно-
сти человека от влияния природной среды, а последнюю трактуют
как пространственный континуум природных и культурных ланд-
шафтов, признавая многовариантность ее воздействия на социум
(Э. Реклю и П. Видаль де ла Блаш во Франции, О. Шлютер и Л. Вай-
бель в Германии, И. Боумен и К. Зауэр в США).
Другое распространенное в культурной географии «сциентист-
ское» направление — пространственный анализ культуры, изу-
чение ее территориальной организации и структуры, отношений
и связей между ее элементами, «культурной морфологии» земной
поверхности. Идеологи пространственного анализа культуры обыч-
но рассматривают культурну ю географию либо в тесной «связке» с
социальной географией53, либо (как, например, известный немец-
кий и швейцарский социогеограф Б. Верлен) считают первую со-
ставной частью второй54. В рамках этого направления исследуется
пространственная дифференциация «материальной» и «духовной»
культуры, роль инноваций в трансформации традиционных ин-
ститутов и пространственной диффузии культуры, устойчивость
локальных очагов сельской культуры в условиях «пресса» урбани-
зации и модернизации, этнические, конфессиональные, социаль-
ные, экономические факторы и предпосылки пространственного
разнообразия культуры и многое другое. Заметное влияние школы
пространственного анализа культуры испытали и многие последо-
ватели концепции культурного ландшафта (в интерпретации К. За-
уэра — К . Солтера)55. Последние фактически разделяют обе тради-
ционные, наиболее давно укоренившиеся сциентистские установки
географической науки — пространственную и средовую.
Однако жестко детерминистский сциентистский подход к гео-
графическому изу чению столь сложного и многообразного явле-
ния, как культура, имеет серьезные изъяны и ограничения. Так или
иначе, исследователи, придерживающиеся данной методологии,
53 Sozial-/Kulturgeographie / Hrsg. von P. Sedlacek. Paderborn, 1982.
54 Werlen B. Gesellschaft, Handlung und Raum: Grundlagen handlungstheore-
tischer Sozialgeographie. 2te durchges. Auflage. Stuttgart, 1988; Werlen B. Vo n
der Regionalgeographie zur Sozial-/ Kulturgeographie // Kulturen und Raum
/ Hrsg. von B. Werlen, S. Waelty. Zürich, 1995. S . 65–85.
55 Wag ner Ph. The human use of the Earth. chicago, 1960; Dicken S., Pitts F.
Introduction to cultura l geography. A study of man and his environment.
Waltham (Mass.); Toronto, 1970; Jordan T., Rowntree L . The Human mosaic:
A thematic introduction to cultural geography. 3
rd ed. cambridge, 1982.

В. Н . Стрелецкий
252
вынуждены подходить к культуре в значительной степени как к
объекту. Така я методология, позволяющая адекватно решать ана-
литические задачи, например в географии промышленности, изу-
чении систем расселения или транспортных сетей, заводит иссле-
дователя нередко в ту пик, когда объектом его анализа становится
культура. Ведь ее носители — люди, активные субъекты, со своим
самосознанием, ценностными установками и рефлексивными воз-
можностями.
Феноменологическая парадигма в культурной географии ис-
пользуется как способ работы прежде всего в «смысловом поле»
пространственных отношений и значений фактов и явлений куль-
туры. Геопространство культурных феноменов — это не простран-
ство материальных объектов как таковых, а пространство смыслов.
Главна я методологическая установка сторонников феноменологи-
ческого подхода — отказ от любых притязаний на выявление за-
конов объективного мира безотносительно к сознанию человека56.
Важнейшей целью культурной географии при таком подходе стано-
вится выявление и описание смысловых значений между сознани-
ем и наблюдаемыми на земной поверхности артефактами57.
Феноменологическа я парадигма, в известном смысле, форми-
ровалась как альтернатива основанному на позитивистских и нео-
позитивистских подхода х сциентизму, потенциал творческих ин-
новаций которого, применительно к географии человека в целом
(Human Geography), и культурной географии (Cultural Geography)
в частности, к началу последней четверти прошлого века отчасти
себя уже исчерпал. На первый план выдвинулись иные установки и
подходы, в корне отличные от укоренившихся на принципах сци-
ентизма исследовательских традиций. В их ряду важнейшими ха-
рактерными особенностями феноменологического подхода в куль-
турной географии представляются следующие:
•	 его	 отличают	 последовательно	 «субъектная»	 и	 антропоцен-
тристская мировоззренческая ориентация, перенос исследова-
тельского акцента на самого человека (индивида);
•	 приоритетное	внимание	уделяется	«жизненному	миру»	челове-
ка — детерминированному прежде всего культурой простран-
ству его повседневной жизни;
56 Relph E. Phenomenology // Themes in geographic thought / Ed. by M. E . Har-
vey, B. P. Holly. N.Y., 1981. P. 99.
57 Relph E. Phenomenology. P. 99 –114; Idem. Rationa l landscape and humanistic
geography. L ., 1981; Pickles J. Phenomenology, science and geography:
spatiality and the human science. cambridge, 1985; Cosgrove D. E . Social
formation and symbolic landscape. Madison, 1988.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
253
•	 сознание	 людей,	 особенности	 их	 ментальности,	 эмоции	 и	 чув-
ства, связанные с окружающим их географическим простран-
ством, становятся важнейшими темами культурно-географиче-
ских исследований;
•	 первостепенное	 значение	 приобретает	рефлексия	 над	 культур-
ными смыслами и значениями различных пространственных
явлений, соотношений и конфигураций;
•	 происходит	 «реабилитация»	 дискриптивных	 практик,	 что	 на-
ходит отражение, в частности, в своего рода ренессансе искус-
ства географического описания, но уже с подчеркнуто гумани-
тарных, антропоцентристских позиций и при принципиальном
отказе от каких-либо паттернов логической схематизации, ша-
блонизации таких описаний «по единому лекалу».
Огромна я эвристическа я ценность феноменологического под-
хода в культурной географии заключается в том, что он позволяет
избежать крайностей социального (а то и социоприродного) ре-
дукционизма при изучении пространственной дифференциации
культуры. Это особенно актуально для отечественной географии,
поскольку в ней культура зачастую интерпретировалась как нечто
не самодостаточное, но вторичное, производное, обусловленное
внешними факторами (физико-географическими, социально-эко-
номическими, политико-идеологическими и т. д.). От исследовате-
ля ускользало главное в культуре — процессы смыслообразования,
закрепления и «трансляции» смыслов во времени и пространстве.
Общеизвестно, что значимость фактов определяется не ими сами-
ми, но точкой зрения на них58. Соответственно, культура может вы-
ступать ключом к «тексту», осмыслив который, человек постигает
гуманитарную роль земного пространства. В этом смысле феноме-
нологическая география представляет собой своего рода «геопро-
странственную герменевтику».
Перцепционная парадигма близка феноменологической и сфо-
кусирована на осмыслении такого явления, как восприятие и пере-
живание пространства в разных культурах и культурных контек-
стах. Тем не менее, когда в 1950–1960-е годы на Западе появились
первые работы по перцепционной географии («географии воспри-
ятия»), они имели к феноменологии весьма отдаленное отноше-
ние. На начальной стадии развития этой дисциплины географы в
основном проявляли интерес к таким вопросам, как простая ре-
гистрация сознанием индивидуума или группы людей внешних
импульсов среды. Поэтому «ранняя» перцепционная география
развивалась в тесной связке с бихевиористской («поведенческой»)
58 Гада м ер Х. - Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М ., 1988.

В. Н . Стрелецкий
254
географией, испытавшей сильное воздействие социальной и когни-
тивной психологии59. Не случайно, авторами работ по поведенче-
ской и перцепционной географии были тогда почти исключительно
профессиональные социогеографы; культур-географов среди них
практически не было.
Однако в последней четверти ХХ — начале XXI в. ситуация
существенно изменилась. Причем изменилась не предметная сто-
рона исследований, но позиция самих исследователей или, иначе,
установка сознания60. Объектная установка, характерная для по-
зитивистской и неопозитивистской методологии, которой в зна-
чительной степени продолжали следовать авторы пионерных ра-
бот по перцепционной и бихевиористской географии, сменилась
субъектно-рефлексивной установкой. Последняя открыла перед
культурной географией колоссальные новые возможности. Здесь
и семантический анализ пространства и качества среды, изучение
символики, смысла и ценности места, осмысление пространствен-
ной картины сакрального и профанного, топофилии и топофобии,
структуры географических образов пространства и др.61. В этих
условиях, в конце ХХ в. очевидной стала тенденция сближения фе-
номенологического и перцепционного подходов в культурной гео-
графии, их нарастающей интеграции; различия между ними стали
все более сглаживаться62.
Несколько последних десятилетий прошли под знаком усилив-
шейся «постмодернизации» географии вообще и культурной гео-
графии в том числе. Отталкиваясь в своих творческих исканиях,
разумеется, от модернизма и пересматривая его наследие («постмо-
дернизм», собственно, и означает: «все, что после модернизма»), из-
бирательно осваивая при этом многие идеи постструктурализма и
деконструкции как философского метода, постмодернизм провоз-
гласил в качестве своих важнейших методологических принципов
59 Голд Дж. Пси хология и геог рафия: Основы поведенческой географии.
М., 1990.
60 Костинский Г. Д., Розов М. А. Проблемы исследования восприятия гео-
г рафической реальности // Основные понятия, модели и методы обще-
географических исследований. М ., 1984. С. 169–174; Костинский Г. Д.
Установки сознания и представления о различных традициях в геогра-
фии // Изв. АН СССР. Сер. геогр. 1990. No 5. С. 123–129.
61 Tuan Yi-Fu. Topophilia; Idem. Space and place: the perspective of experience.
2nd print. Minneapolis 1977; Sack R. Human territoriality: its theor y and
history. cambridge, 1986; Daniels S. Place and the geographical imagination //
Geography. 1992. N. 4 (77). P. 310–322, и др.
62 Стрелецкий В. Н. Культура как географическая реальность. С. 133, 134.

Культурная география как междисциплинарное ... направление
255
плюрализм, стилевой и идейный эклектизм, отказ от детерминизма
в какой-бы то ни было форме, упор в интеллектуальной работе на
искусство текстуальной интерпретации. Еще в конце 1980-х годов
были опубликованы работы, признанные на Западе своего рода
программными манифестами постмодернизма в географии челове-
ка63. Постулируя всеобщий отказ от истины, постмодернизм утвер-
ждает, что текст не отображает реальности, а творит даже не просто
новую (виртуальную) реальность, но много разных реальностей.
Симптоматично в этой связи, что многие географы — теоретики
и методологи — предпочитают в контексте постмодернистской
трансформации говорить не о «географии», а о разных «географи-
ях»; раз уж географических реальностей в век постмодернизма ве-
ликое множество, логичнее и слово «география» использовать во
множественном числе64. Некоторые зарубежные, а за ними и оте-
чественные авторы65 полагают правильным выделение постмодер-
нистского подхода как особой и новой парадигмы в географии. Счи-
тая такую точку зрения в принципе допустимой (ибо постмодер-
нистский тренд в развитии географии человека в конце ХХ — нача-
ле XXI в. проявился, конечно же, отчетливо), подчеркнем, однако,
что постмодернизм не представляет собой чего-то целостного. И в
этом отношении его трудно, по моему мнению, рассматривать как
нечто ра вноположенное, например, сциентистской или феномено-
логической парадигмам, формулирующим, пусть и с прямо про-
тивоположных идейных позиций, последовательные и целостные
мировоззренческие программы.
С конца ХХ в. в корне изменился взгляд на некоторые, казалось
бы, традиционные для культурной географии аспекты исследо-
вания, в частности на проблему взаимоотношений между жизне-
деятельностью людей и окружающей средой. В центре внимания
культур-географов теперь оказались не «объективные» параметры
данных взаимосвязей, а прежде всего сюжеты, характеризующие
63 Soja E. The postmodernization of human geography: a review essay // AAAG.
1987. Vol. 77. P. 289–296; Idem. Postmodern geographies: The reassertion
of space in critical social theor y. L .; N.Y., 1989; Harvey D. The condition of
postmodernity.
64 Soja E. Postmodern geographies; Claval P. Les géographes et les réalités
culturelles // L’espace géogr. 1981. Vol. 10. N . 4 . P. 242 –248.
65 Dear M. The post-modern challenge, reconstructing human geography //
Transactions of the Institute of British Geographers. 1988. Vol. 13. N. 3. P. 262–
274; Folsch-Serra M. Geography and postmodernism: linking humanism and
development studies // canadian Geographer. 1989. Vol. 33. N. 1. P. 66 –75;
Рагулина М. В. Культ у рна я география.

В. Н . Стрелецкий
256
отношение тех или иных социальных общностей к среде их обита-
ния, ценностные ориентации социальных групп, роль мировоззрен-
ческих, религиозных, этических парадигм в процесса х «освоения»
(причем не только и не столько материального, сколько ментально-
го) ими географического пространства.
***
Подведем некоторые итоги. Можно выделить четыре основные
мировоззренческие парадигмы, исторически использовавшиеся при
исследовании роли пространства в культурно-географических ра-
ботах. Это:
1. Метафизическая парадигма, априори признающа я некие на-
учно не верифицируемые (сверхопытные) принципы и положения.
2. Сциентистская парадигма, основанная на объективистской
и рациональной, ценностно-нейтра льной методологии изу чения
причинно-следственных и функциональных связей между свойст-
вами географического пространства и культурными явлениями.
3. Феноменологическая парадигма, покрывающая «смысловое
поле» культурно-географических взаимодействий, где сознание че-
ловека слито с познанием пространства.
4. Перцепционная парадигма, сфокусированная на восприятии
географической реальности в разных культура х и культурных кон-
текстах.
В мировой культурной географии доминируют две мировоз-
зренчески полярные парадигмы — сциентистская и феноменологи-
ческая. Метафизическая парадигма, оказавшая в прошлом, еще до
институциализации культурной географии как отдельной науки,
глубокое воздействие на формирование проблемного поля послед-
ней, в настоящее время утратила сколько-либо весомое значение
и представлена единичными работами. Перцепционная парадигма
проявила себя как самодостаточная в географии 1960–1970-х годов,
но воплощалась тогда большей частью в бихевиористских схемах
(«стимул — реакция», «вызов — ответ»). В начале XXI в. основой
перцепционного подхода высту пает гешта льт-психология, близка я
феноменологии по своим мировоззренческим истока м.

Т от, кто знаком с русским приказным делопроизводст-
вом XVI–XVII вв., представляет, как неспешно в уже
существующую канву дела «вползает» новая инфор-
мация: «амплификация» (точнее, ее частный случай —
«приращение», примером которого в литературе служит
стихотворение «Дом, который построил Джек») — люби-
мый прием русских дьяков и подьячих, за которым ви-
дится будто бы стремление растворить ответственность
за новый шаг делопроизводства во множестве предыду-
щих. Этот прием иллюстрирует и специфику ментали-
тета бюрократии XVI–XVII вв., которая отваживалась
на изобретение чего-то нового лишь после того, как воз-
можности уже существующих форм и трафаретов ока-
зывались полностью исчерпаны.
Сельская территориальная структура Новгород-
ской земли до присоединения к Москве (январь 1478 г.)
опиралась на епархиальное деление: территория епар-
хии делилась на десятины, которые объединяли неко-
торое количество приходских округов — погостов. Эта
структура являлась исторически сложившейся (номен-
клатура церковных десятин, известная по документу
1576/77 г., почти в том же виде фиксируется в документе
середины XIII в.)1, а потому очертания десятин были
весьма причудливы: храм с клочком земли мог быть
удален от основной территории своей десятины на мно-
гие километры2.
Работа на писана при поддержке РГНФ, г рант No 13-01-
00122а.
1
Фролов А. А . Устав князя Ярослава «о мостех» об адми-
нистративном устройстве Новгородской земли середины
XIII века // Старола дожский сборник. СПб., 2013. Вып. 10.
С. 266–274 .
2
Приходна я книга Новгородского дома Святой Софии
(«Книга записи Софийской пошлины»). М.; СПб., 2011.
А. А. Фролов
«Географический фактор»
в организации государственных
поземельных описаний
конца XV — середины XVI в.

А. А . Фролов
258
Для московской администрации, едва знакомой с новгородски-
ми порядками, использование такого территориального деления
было невозможно. Нововведения здесь были неизбежны, и уже
документы начала 1480-х гг. фиксируют разделение Новгородской
земли на пять частей — пятин. Решающая роль географического
фактора в определении границ между ними очевидна — почти на
всем протяжении эти границы проходили по крупным рекам: Вол-
хову, Мсте, Мде, Ловати, Луге. Но даже в данной ситуации заим-
ствованию старой формы место нашлось: имена для пятин были
заимствованы у тех епархиальных десятин, на чью территорию они
по большей части приходились3.
По пятинам был организован государственный учет новго-
родских земель: в их граница х проводились поземельные описа-
ния и, соответственно, составлялись писцовые книги. В середине
XVI в., когда каждую пятину нужно было разделить на половины,
для их именования был опять задействован тот же трафарет из
епархиальной номенклатуры. Но в Деревской и Бежецкой пяти-
нах его возможности были уже исчерпаны: он не давал вариантов
имен. Тогда пришлось прибегнуть к собственному воображению:
в Деревской пятине половины получили имена писцов, описав-
ших соответствующие территории в конце 1530-х годов (Г. Моро-
зов и Ж. Рябчиков), в Бежецкой половины названы по противоле-
жанию городским центрам (Тверь и Белозерск). Таким образом,
два фактора — структура более ранней документации и свойства
ландшафта — не только оказывали огромное влияние на органи-
зацию поземельных описаний, о которой пойдет речь, но и фор-
мировали общие рамки, в которые была заключена инициатива
бюрократии в организации у правления территориями Москов-
ского государства.
Рассмотрим вопрос о том, как география территории влияла на
организацию ее описаний на древнейшем этапе истории писцового
дела (до реформы сошного письма). Новгородские книги — един-
ственный для Руси комплекс документов, который предоставляет
такую возможность. Пригодный для анализа материал дают пис-
цовые книги четырех пятин (кроме Обонежской), составленные по
материалам трех писцовых кампаний: 1) валового письма второй
половины 1490-х гг. 2) письма поместных земель конца 1530-х гг.
(именно поместья в этот период составляли основной объем земель
четырех пятин); 3) т. н. «приправочного» письма 1550/51 г.
3
Фролов А. А. «Книга записи Софийской пошлины» и проблема проис-
хождения новгородских пятин // Приходная книга Новгородского дома
Святой Софии. С. 209–214 .

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
259
Из них второе письмо использовало для «приправки», в каче-
стве «старых книг», материалы первого, а третье — материалы вто-
рого. Части пятин, описанные в ходе кампании конца 1530-х гг., бу-
дем именовать «зонами», а описанные в ходе кампании 1550/51 г. —
«районами». Далее мы увидим, что очень часто «старые книги» пре-
допределяли и границы территории для новых писцов, и порядок
глав в их книгах. Поэтому вычленить действие «географического
фактора» на организацию писцовых работ невозможно, не выяс-
нив, в чем конкретно структура «старых книг» предопределила
структуру «новых». Дискуссионный вопрос о генетической связи
структуры книг рубежа XV–XVI вв. с еще более ранними здесь не
рассматривается.
Алгоритм исследования: определение географии работ пис-
цовых комиссий; выяснение того, не восходит ли порядок опи-
сания погостов в их книгах к «старым книгам» (и, соответствен-
но, в каких пределах географический фактор влиять на него не
мог); поиск в установленных пределах связи организации работ
с пространственной структурой, то есть ответ на вопрос, как
особенности ландшафта влияли на установление границ работы
писцовых комиссий и на порядок расположения материала в их
книгах.
Немногие книги конца XV — середины XVI в. сохранились
целиком. Часто номенклатуру погостов, где работала писцовая
комиссия, приходится реконструировать по косвенным свиде-
тельствам без возможности судить о порядке глав в книгах. Это,
во-первых, выписи из дел Новгородской приказной избы, во-вто-
рых, указания в книгах соседних территорий о пересылке писцу
описания части земель помещика — если на территории этого
писца располагалось усадище (и, соответственно, основная часть
поместья) слу жилого человека. Сохранились отчасти и дворцовые
книги; в них порядок глав отличается от порядка в книгах основ-
ных категорий земель.
Для выяснения порядка глав в утраченных фрагментах книг на-
чала 1540-х гг. (составленных по материалам письма конца 1530-х гг.)
привлечены сведения «Росписи погостов» (РП)4. Это перечень по-
гостов по пятинам, подготовленный на основании оглавлений со-
ответствующих книг до 1565 г.5
. В составе того же архивного дела
сохранилась и т. н. «Роспись дорог» (РД), датированная И. А. Го-
4
Неволин К. А. О пятинах и погостах новгородских. СПб., 1853. С. 383 –391.
5
Фролов А. А. К вопросу об источника х «Выписи из новгородски х изгон-
ных книг» и их датировке // Сословия, институты и государственная
власть в России: Средние века и раннее Новое время. М., 2010. С. 185–198.

А. А . Фролов
260
лубцовым 1601–1609 гг.6
. По ней реконструируется сеть крупней-
ших средневековых дорог Новгородской земли.
Перечни погостов с нумерацией по книгам трех изучаемых
кампаний сведены в таблицы по пятинам. Если номеров в источ-
нике нет, но его сохранность позволяет судить об очередности
глав, номера даны в скобках. На карта х нумерация центров пого-
стов и самих округов соответствует нумерации по книгам рубе-
жа XV–XVI вв. (для Бежецкой пятины — по РП). Косвенные сви-
детельства о принадлежности погоста к зоне или району писца
обозначены как «вп» (выпись), «кн» (книга другого писца), «дв»
(дворцова я книга).
Данные о примерных граница х погостов и положении их цен-
тров заимствованы, с некоторыми поправками, из ряда специаль-
ных работ7. Попыток мобилизовать сведения о географии объектов
писцовых книг для изучения организации писцовых работ в исто-
риографии XIX–XXI вв. почти нет. Эта тема оставалась незамечен-
ной исследователями, даже когда их наблюдения касались смеж-
ных вопросов. Одни обращали внимание на близость порядка глав
писцовых книг с последовательностью описания округов «в поле»8,
другие, напротив, отмечали факт перекомпоновки материала отно-
сительно порядка полевого описания9. В. А . Буров, принимая вто-
6
Голубцов И. А . Пути сообщения в бывших землях Новгорода Великого в
XVI–XVII веках и отражение их на русской карте середины XVII века //
Вопросы географии. 1950. Т. 20. С. 278.
7
Андрияшев А. М. Материа лы по исторической географии Новгородской
земли: Шелонска я пятина по писцовым книга м 1498–1576 гг. Вып.1: Спи-
ски селений. М., 1914; Платонова Н. И. Погосты и волости Северо-За-
па дных земель Великого Новгорода (к проблеме формирования а дми-
нистративной стру кту ры) // Археологическое исследование Новгород-
ской земли. Л., 1984. С .173–187, карта; Селин А. А. Историческа я геогра-
фия Новгородской земли в XVI–XVIII вв. Новгородский и Ладожский
уезды Водской пятины. СПб., 2003; Фролов А. А., Пиотух Н. В. Ис то-
рический атлас Деревской пятины Новгородской земли (по писцовым
книгам письма 1495–1496 гг.). Т. 1–3. М.; СПб., 2008; Приходна я книга
Новгородского дома Святой Софии. С . 96–203.
8
Неволин К. А. О пятина х. С . 119, прим. 1; Корзинин А. Л. О датировке
писцовых книг Новгородской земли XV века // Труды Кафедры истории
России с древнейших времен до XX века. СПб., 2008. Т. 2 . С. 214, 217, 218.
9
Гневушев А. М. Писцова я книга Обонежской пятины второй москов-
ской описи. Киев, 1910. С. I–II; Кистерев С. Н. Писцова я книга Рузского
уезда 1567–1569 годов // Рузский уезд по писцовой книге 1567–1569 го-
дов. М., 1997. С. 11–12 .

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
261
рую из точек зрения на порядок глав писцовой книги Деревской
пятины письма 1495–1496 гг. (ПКДП), попытался реконструировать
методы работы писцов, исходя из тождества порядка перечисления
деревень в книге и порядка их описания «в поле»10.
На мой взгляд, главным методическим просчетом историогра-
фии источниковедения писцовых книг является игнорирование того
факта, что информация, отраженная в них, имеет различное проис-
хождение и прошла несколько этапов обработки. Таких этапов как
минимум три: работа «в поле»; перекомпоновка полевых записей в
черновик; составление беловика. На каждом из них логика организа-
ции материала своя: сначала пространственная, затем фискальная и,
наконец, канцелярская. Писцовая книга — результат всей этой рабо-
ты, и структура материала начальных этапов сохраняется в ней лишь
в той степени, в какой ее не разрушают этапы последующие.
Методика анализа «географической информации» для изуче-
ния связи порядка глав писцовой книги с маршрутами писцов раз-
работана с учетом этого обстоятельства11. Суть ее в том, что опи-
санные в рукописи подряд главы могут соответствовать описан-
ным «в поле» подряд погостам, только если эти погосты граничат
друг с другом. Такие группы погостов образуют отдельные «зве-
нья» маршрутов писцов, изначальный порядок которых в рукописи
может быть нарушен при перекомпоновке полевых записей (путем
группировки материала по уездам или присудам в соответствии с
фискальной структурой) или создании беловика (путем изменения
расположения в рукописи одной или нескольких тетрадей). Как
правило, несколько «звеньев», положенных на карту, позволяют ре-
конструировать целые «цепочки» маршрутов. Рассмотрим теперь
данные о трех писцовых кампаниях по пятинам.
Водская пятина (табл. 1 и 2, рис. 1)
Конец XV в. Книга (далее — кн.) Д. Китаева рубежа XV–XVI вв.
сохранилась почти полностью. Положение утраченных глав вос-
станавливается по оглавлению в начале рукописи, написанному
10 Буров В. А. Опыт реконструкции системы описания новгородской
волости Жабна в 1495–1501 гг. (по историко-археологическ им дан-
ным) // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Новгород, 1995.
С. 62–66.
11
Фролов А. А . Методы работы писцов в Деревской пятине Новгородской
земли во время письма 1495–1496 годов и проблема реконструкции
писцовых полевых записей // Исследования по истории средневековой
Руси. М.; СПб., 2006. С. 299–318.

А. А . Фролов
262
почерком XVIII в. Порядок глав в целом соответствует пространст-
венной близости погостов, но в нем есть несколько разрывов, из-за
которых однозначно связать отдельные звенья в цепочки полевых
маршрутов не удается. Обращает на себя внимание направленность
всех звеньев Копорского погоста с запада на восток, а также то, что
все разрывы между ними приходятся на погосты, расположенные
на Ивангородской дороге.
Как показывают наблюдения А. Л. Корзинина над датами льгот-
ных грамот, Ладожский, Ореховский и Корельский уезды описыва-
лись во вторую очередь12. При этом звенья из погостов этих трех
уездов не стыкуются со звеньями Новгородского и Копорского
уездов. Исключение составляет звено Дудоровский–Ижорский–
Ярвосольский погосты, но в момент описания они принадлежали
Новгородскому уезду, а в Ореховский были переданы на стадии за-
вершения рукописи.
Конец 1530-х гг. Кн. С. Клушина сохранилась почти целиком,
большинство глав имеет нумерацию13. Описание в ней подряд смеж-
ных погостов позволяет заключить, что в конце рукописи утрачен
в основном текст о погостах Корельского уезда. От кн. М . Валуева
сохранилось лишь начало, но тоже с нумерацией. Зона Клушина
заняла восточную часть пятины, зона Валуева — западную. Оглав-
ления кн. Клушина и кн. Валуева были получены путем расшивки
оглавления кн. Китаева.
1550/51 г. От кн. А . Лопу хина сохранилась только часть текста с
нумерацией дву х глав. В основном представление о географии этой
кампании дают косвенные указания. Хотя о значительном количе-
стве округов мы не имеем возможности судить по позитивным дан-
ным, очевидна связь районов 1550/51 г. с зонами описаний конца
1530-х гг.: районы Вышеславцева и Шишкова расположены в пре-
делах зоны Валуева, районы Курчебина и Лопухина — в пределах
зоны Клушина.
Очевидно, что раздел погостов между зонами был произведен
в основном по уездам: в Копорском и Ямском работал М. Валуев, в
Ладожском, Ореховском и Корельском — С. Клушин. Только земли
Новгородского уезда были поделены между двумя зонами. Центры
погостов, лежащих на границе этих зон, расположены на большой
Ивангородской дороге14 . Кажется также достаточно правдоподоб-
ным предположение о том, что внутри одной зоны районы делились
12 Корзинин А. Л. О датировке. С. 217.
13 Благодарю К. В. Баранова, предоставившего текст подготовленных к пу-
бликации писцовых материалов по Водской пятине 1540–1550-х гг.
14
Подробна я трассировка: Селин А. А . Ивангородска я дорога. СПб., 1996.

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
263
по границе уездов: Вышеславцев работал в Новгородском, Шиш-
ков — в Ямском и Копорском уездах; Курчебин работал в Новгород-
ском и Ладожском уездах, Лопу хин — в Ореховском и Корельском.
Шелонская пятина (табл. 3 и 4, рис. 2 и 3)
Конец XV в. Кн. М . Валуева сохранилась во фрагментах, но на-
чальный фрагмент содержит ее оглавление15. Погосты, описанные в
книге подряд, граничат в пространстве почти всегда. Перестановки
отдельных «звеньев» в пространственной «цепочке» объясняются
группировкой погостов книги по уездам. И только в одном месте
значительная пространственная удаленность погоста (Фроловско-
го, Новгородский у.) от описанного непосредственно перед ним
округа (Буряжского, Новгородский у.) не может быть объяснена
просто перекомпоновкой книги в соответствии с административ-
ной структурой пятины. Таким образом, с Фроловского погоста на-
чинается вторая «цепочка». Обе «цепочки» объединяют примерно
равное количество погостов (по три десятка). Граница между ними
делит пятину пополам: на северную и южную части.
Конец 1530-х гг. Значительная часть кн. Г. Собакина (24 погоста)
сохранилась, еще об одном погосте сообщает выпись. О географии
зоны С. Свербеева известно по выписям на земли четырех пого-
стов. Для уточнения географии зон приходится обратиться к гео-
графии письма 1550/51 г., предположив, что районы работы писцов
этой кампании точно соответствуют зонам 1530-х гг.: имеющийся
по всем пятинам материал не знает случаев разделения одного рай-
она 1550/51 г. между двумя зонами.
1550/51 г. Шелонская пятина, в отличие от других, была разде-
лена не на 4, а на 2 района, пределы которых, таким образом, долж-
ны совпадать с пределами зон. Сохранившиеся фрагментарно две
кн. Жеребцова (одна — дворцовых земель, другая — остальных ка-
тегорий владения) содержат данные о 17 погостах. Из них 11 опи-
саны и во фрагменте кн. Собакина. Всего, таким образом, известно
о принадлежности к зоне Собакина 31 погоста. Кн. Жеребцова (не
дворцовая) воспроизводит порядок кн. Собакина.
В подлиннике (без начала и конца) сохранилась кн. И. Белеуто-
ва — 13 погостов, снабженных номерами 19–31. Из них два извест-
ны и по выписям из кн. Свербеева. Косвенные свидетельства есть
15 Новгородские писцовые книги (да лее — НПК). СПб., 1886. Т. IV. Стб.
1–71, 71–141, 141–232; 1905. Т. V. Стб. 71–286. Пра вильный порядок распо-
ложения текста в рукописи восста новлен А. М. Андрияшевым (Андрия-
шев А. М. Материалы. С. XI, примеч. 14).

А. А . Фролов
264
еще для 6 погостов, из них 3 известны только по более ранней кни-
ге дворцовых земель (1501 г.). Таким образом, о принадлежности к
зоне Свербеева есть данные по 21 погосту. Отсутствуют указания
о принадлежности к той или иной зоне для 22 погостов, примени-
тельно к которым вопрос решается благодаря их нахождению в сто-
роне от линии разделения и проверке по РП16.
Центры погостов, лежащих на границе зон, находятся на большой
Псковской дороге, шедшей в основном вдоль р. Шелонь. Но на запад-
ной окраине пятины маркером служила только дорога, поскольку река
резко меняет здесь направление своего течения17. При этом разделение
на зоны игнорировало принадлежность к уезду: погосты Новгород-
ского и Порховского уездов разделены между зонами.
Фрагмент кн. Собакина не дает оснований возводить порядок
глав в ней к порядку книги рубежа XV–XVI вв. Нет никакой связи и
у утраченной кн. Свербеева, порядок глав которой устанавливается
по РП и кн. Белеутова, полностью согласных между собой. Таким
образом, у книг 1540-х гг. свой порядок, причем явно не связанный
не только с кн. Валуева, но и с пространственной группировкой.
Деревская пятина (табл. 5 и 6, рис. 4 и 5)
Конец XV в. ПКДП, составленная в 1499 г., сохранилась почти
целиком18. Порядок глав в ПКДП отличается от очередности опи-
16 Из этих неизвестных как минимум 10 принадлежат к зоне Свербеева,
т. к . в нача ле кн. Белеу това утрачено описание 18 погостов, а по косвен-
ным данным мы знаем о прина длежности к зоне Свербеева только 8.
Значит, к зоне Собакина могут относиться не более 12 погостов. Со всех
сторон окружены погостами, принадлежность которых к зоне Собаки-
на документирована, 5 округов (NoNo 30, 31, 44 , 47, 49 карты). Маловеро-
ятной представляется прина длежность к зоне Свербеева дву х погостов
(NoNo 60, 62), которые почти со всех сторон окружены погостами зоны
Собакина. Та ким образом, только пять приграничных погостов (NoNo 6,
7, 28, 36 и Вшелский, в кн. Валуева не упомянутый, но известный по РП)
могут относиться к любой из зон. Обращение к РП, где группы погостов
зон Свербеева и Собакина чередуются несколько раз, обнаруживает на-
хождение одного (No 36) среди погостов зоны Собакина, остальных —
среди погостов зоны Свербеева.
17 Селин А. А . Новгородское общество в эпох у Сму ты. СПб., 2008. С. 286,
302–305.
18 НПК. 1859. Т. I; 1862. Т. II; Фролов А. А . Некоторые вопросы источнико-
ведения писцовой книги Деревской пятины письма 1495–1496 годов //
Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2004. No 3 (17). С . 55 –69.

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
265
сания погостов «в поле». Реконструировано два маршрута, между
собой не связанных. Граница между ними делит пятину на юго-за-
падную и северо-восточную части.
Конец 1530-х гг. Кн. Г. Морозова и кн. Ж . Рябчикова сохрани-
лись частично19. Зона Морозова заняла северо-восточну ю полови-
ну пятины, зона Рябчикова — юго-западную. Последовательность
глав в «новых книгах» была получена путем «расшивки» оглавле-
ния ПКДП. Лишь три главы переместились в кн. Рябчикова из сере-
дины в конец, что на ходит объяснение в истории рукописи20.
1550/51 г. Начало и конец кн. Б. Ансимова утрачены. Сохранились
главы 10–15. Девятым был Шегринский погост, начало текста по ко-
торому утрачено. От кн. В. Калитина сохранилось большинство глав,
снабженных номерами (6–16), и описание Налесского погоста (без
начала), составлявшее главу 521. Порядок кн. Ансимова и кн. Калити-
на совершенно отличен от кн. Морозова, что свидетельствует о пере-
группировке текста. Погосты сохранившихся частей кн. Ансимова и
кн. Калитина лежат в северной и восточной частях зоны Морозова.
Оглавление с пронумерованными главами сохранилось только
в кн. Ш. Благово. Их порядок почти без изменений следует распо-
ложению глав кн. Рябчикова. Район Благово заполняет юго-восточ-
ную половину зоны Рябчикова. Сведения из кн. С. Огибалова со-
хранились только в выписях по четырем погостам северо-западной
части зоны Рябчикова22.
Итак, только порядок глав кн. Ансимова и кн. Калитина не был
получен «расшивкой» оглавления «старой книги». Чтобы понять
его происхождение, нужно выяснить, как распределялись погосты
между зонами и районами работы писцов в Деревской пятине.
19 Писцовые книги Новгородской земли (далее — ПКНЗ). М ., 2004. Т. 4 .
С. 1–305.
20 Фролов А. А . Структура писцовых книг Деревской пятины 1540-х гг. по
данным комплекса источников конца XV — середины XVI века // Древ-
няя Русь. Вопросы медиевистики. 2007. No 4 (30). С. 69–79.
21
В публикации (ПКНЗ. 2004. Т. 5. С. 95) реконструкция несохранившего-
ся заголовка снабжена номером 2, что явл яется ошибкой набора.
22 В двух погостах района Ансимова работал еще и О. Харламов (ПКНЗ. Т. 5.
С. 217, 335), в двух погостах района Огибалова — А . Тургенев (ПКНЗ. Т. 5.
С. 335; РГАДА. Ф. 141. 1690 г. Д . 287. Л. 13–15. Благодарю И. Ю. Анкудинова,
на шедшего выпись и ознакомившего меня с ней). Одна выпись сообщает
о «припра вочных книга х Семена Огиба лова да Офонасья Тургенева лета
7059-го году» (ПКНЗ. Т. 5. С. 332). Вероятно, А. Тургенев и О. Харла мов
входили в писцовые комиссии, соответственно, С. Огиба лова и Б. Анси-
мова или были подключены к работе над книгами на финальном этапе.

А. А . Фролов
266
Все погосты на границе зон Морозова и Рябчикова лежат вдоль
большой Московской дороги (БМД). Погосты глав 9–12 кн. Ансимо-
ва расположены по Дубецкой дороге23, глав 13–15
—
по Бельской24.
Все погосты района Калитина связаны с БМД. По смежному поло-
жению в пространстве они делятся на несколько групп: 5–12, 13–14,
15–16. В каком бы порядке ни располагались погосты глав 1–4, они
находились к северо-западу от Яжелбиц, и Налесский погост (глава
5) не имел общей границы с любым из них, то есть погосты из утра-
ченного начала книги составляли еще как минимум одну группу.
В утраченном окончании книги следует ожидать главы по восточ-
ным погостам района Калитина.
География выделенных групп и связь района Калитина с БМД
позволяют заключить, что главы книги скомпонованы по ямским
станциям этой дороги. Когда в оглавлении подряд следуют не-
смежные округа, это совпадает и с переходом внутри «района Ка-
литина» от одного яма к другому. Вероятно, главы 5–12 связаны с
Яжелбицким ямом, главы 13–14
—
с Валдайским, 15–16 — с Хоти-
ловским.
Всего в зоне Морозова 34 погоста. Последние сохранившиеся
главы в кн. Ансимова и кн. Калитина имеют номера 15 и 16. Значит,
в окончаниях этих книг утрачено описание трех округов, а осталь-
ные были в начале книг (8 и 4 соответственно). Пространственна я
компактность районов 1550/51 г. и наличие выписей позволяют ре-
конструировать их номенклатуру25.
23 Фролов А. А. Дубецкая дорога (к истории путей сообщения между Нов-
городом Великим и Северо-Восточной Русью) // Прошлое Новгорода и
Новгородской земли. Новгород, 1998. С . 80 –82.
24 Селин А. А . Новгородское общество. С. 309.
25 Бологовский погост идет после нумерованных глав кн. Калитина, на
территории Коломенского на ходился са м Хотиловский ям, поэтому
эти погосты были расположены в конце книги. На роль единственного
неизвестного «замыкающего» погоста под ходят либо Кременичский из
кн. Ансимова, либо Михайловский из кн. Калитина.
Претендентов на роль 8 недостающих в нача ле кн. Ансимова пого-
стов немного. Из 11 окру гов, приграничное положение которых делает
возможной их принадлежность к любому району зоны Морозова, толь-
ко 8 лежат на Дубецкой дороге. Поэтому Кременичский погост следует
считать последним в кн. Ансимова, замыкающим группу погостов Бель-
ской дороги. На роль первых глав кн. Ка литина остаются Бронничский,
Крестецкий, Ручьевский и Михайловский погосты, из которых первый
связан с Бронницким ямом, два следующих — с Крестецким ямом и по-
следний — с Едровским ямом БМД.

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
267
На территорию района Огибалова приходятся разные вари-
анты древней Смоленской дороги через Селигер и дорога по вос-
точному берегу оз. Ильмень, соединяющая БМД со Смоленской
дорогой. Район Благово относится к совершенно другой системе
коммуникаций — к БМД и к Луцкой дороге в ее восточной части.
Бежецкая пятина (табл. 7 и 8, рис. 6)
Историческая география Бежецкой пятины не изу чена. Нет
исследований не только о примерных границах округов, но и об
их иерархии, следы которой сохранила архаичная система обозна-
чения территориальных единиц, и о дорогах, структурировавших
это пространство26. В некоторой степени судить можно лишь о
порядке глав.
Конец XV в. Структура кн. В. Наумова отчасти восстанавли-
вается по платежной кн. 1499/1500 г., сохранившейся без начала
и конца, возможны утраты текста в середине. Здесь рубрикация
по погостам отсутствует, о принадлежности к погосту упомина-
ется как бы в дополнение к основной характеристике — назва-
нию волостки. Та же модель использована для обозначения тер-
риториальных округов пятины и позднее. Из-за этого не всегда
ясно, как соотносятся округа из одного микрорегиона, описанные
в разновременных книгах под разными именами. Из чередования
погостов и отдельных волосток в платежной кн. ясно, что матери-
ал в кн. Наумова был расположен в пространственной последова-
тельности.
Конец 1530-х гг. Кн. И. Вельяминова (южная часть пятины) со-
хранилась целиком, и ее порядок глав почти без изменений вос-
произведен в РП. Кн. И. Морозова (северная часть пятины) сохра-
нилась в небольшом фрагменте и серии выписей, и РП — единст-
венный источник о порядке глав в ней. Порядок глав обеих книг
невозможно вывести из кн. Наумова, но он отражает определенную
пространственную последовательность.
1550/51 г. Порядок глав известен только для кн. Ф. Нелединско-
го (22 главы, книга сохранилась целиком). Он почти без изменений
следует за кн. Вельяминова. Часть изменений может быть объясне-
на перекомпоновкой по географическому принципу: перенос дву х
Млевских погостов в начало книги соответствует определенной
«географической» логике — в кн. Вельяминова они нарушали про-
странственную последовательность описания.
26 Голубцов И. А. Пути сообщения. С. 299; Селин А. А. Новгородское общество.
С. 286.

А. А . Фролов
268
Сохранилась часть кн. Чиркина с описанием волости «в Слез-
кине» в северо-восточной части «зоны Вельяминова»27. Текст не
структурирован по главам, но порядок, в котором упоминаются по-
госты, соответствует кн. Вельяминова.
О географии работы других писцов известно в основном по
косвенным свидетельствам. Зона Вельяминова была разделена на
три района, поскольку помимо Ф. Нелединского и И. Чиркина здесь
работал Ф. Кушелев28. В зоне Морозова источники сообщают о ра-
боте лишь одной комиссии 1550/51 г. — И. Бибикова29.
Выводы
При разграничении зон работы писцовых комиссий в конце
1530-х гг. в Новгородском уезде основными маркерами служили
большие дороги (Ивангородская, Псковская, Московская). Терри-
тории остальных уездов могли быть отнесены к зоне писца цели-
ком (Водская пятина), но могли быть и разделены также по боль-
шой дороге (Шелонская пятина). Районы письма 1550/51 г. либо
совпадали по территории с зонами (Шелонская пятина, Белозер-
ская половина Бежецкой пятины), либо определялись путем раз-
деления территории зон (Водская, Деревская пятины, Тверская
половина Бежецкой пятины) на части. В этом случае территори-
альный состав районов определялся по пространственной связи
с той или иной большой дорогой (четыре района Деревской пяти-
ны) или, предположительно, по границам уездов (четыре района
Водской пятины).
Примечательно, что в Шелонской и Деревской пятинах зоны
писцов 1530-х гг. лишь в деталях отличаются от территорий,
включенных в маршруты письма конца XV в. Возможно, что
практика разделения пятины между двумя комиссиями восхо-
27 ПКНЗ. 2001. Т. 3. С. 22–45.
28 НПК. 1910. Т. VI. Стб. 596. Без у казания погоста кн. Нелединского ссыла-
ется на писца Ф. Кушелева в описании поместья детей Ивана и Гаврилы
Федоровых Паюсовых и Неча я Федорова (НПК. Т. VI. Стб. 643). Нечай,
Иван и Гаврила Паюсовы владели землей в Спасском Клинецком пого-
сте (ПКНЗ. 1999. Т. 1. С. 234).
29 НПК. Т. VI. Стб. 586. Без у казания погоста кн. Нелединского ссы-
лается на писца И. Бибикова в описании владения детей Микифо-
ра Нелединского, ранее принадлежавшего Миките Грузову (Там же.
Стб. 589). Грузовска я волостка в Михайловском в Ореховне пог. при-
надлежала по платежнице 1499/1500 г. Гриде Михайлову Нелединско-
му (ПКНЗ. Т. 1. С. 228).

«Географический фактор» в организации поземельных описаний 269
дит уже к этому времени, хотя и не фиксируется в виде оформле-
ния особых книг. Но в таком слу чае открытым остается вопрос
о возможных принципах разделения работы между комиссиями
в конце XV в.: БМД в это время еще не существовало, Псковская
дорога, конечно, была, но не она служила для разделения марш-
рутов.
Порядок глав в «новой книге» получался в основном путем
«расшивки» оглавления «старой книги», использованной для при-
правки, то есть извлечением из нее глав, относящихся к соответст-
вующей зоне или району, без изменения их очередности (кн. Мо-
розова, кн. Рябчикова, кн. Благово в Деревской пятине, кн. Клуши-
на и кн. Валуева в Водской пятине, кн. Жеребцова и кн. Белеутова
в Шелонской пятине, кн. Нелединского и кн. Чиркина в Бежецкой
пятине).
Иногда метод «расшивки» не применялся. Причиной могла
быть расчлененность по главам или небольшим группам глав
приправочного списка, использованного составителем «новой
книги»: имеющие отличный от «старых книг» порядок шелонские
кн. Собакина и кн. Свербеева, деревские кн. Ансимова и кн. Кали-
тина, бежецкие кн. Морозова и кн. Вельяминова имели и общую
на двоих «старую книгу». Порядок изложения деревских и бежец-
ких книг отражает некую пространственно определенную после-
довательность, вероятно — действительный порядок описания
погостов «в поле». Так, в кн. Калитина погосты сгруппированы
по ямским станциям большой Московской дороги, в кн. Анси-
мова — по двум большим дорогам. Порядок глав кн. Собакина
и кн. Свербеева отражает чередование коротких «звеньев», со-
стоящих из описаний смежных погостов, что, на мой взгляд,
подтверждает версию о деструктурированности приправочного
списка как причине возникновения оригинального порядка глав
в «новых книгах».

А. А . Фролов
270
Таблица 1. Водская пятина. Зона С. Клушина
К
н
.
К
л
у
ш
и
н
а
У
е
з
д
К
н
.
К
и
т
а
е
в
а
П
о
г
о
с
т
К
н
.
К
у
р
ч
е
б
и
н
а
К
н
.
Л
о
п
у
х
и
н
а
(1)
Нг
1
Григорьевский Кречневский
дв
(2)
Нг
2
Никольский Пидебский
дв
Нг
3
Заверяжье
3
Нг
4
Егорьевский Лужский
кн
4
Нг
5
Дмитриевский Гдитцкий
дв
(5)
Нг
14 Ильинский Тигодский
6
Нг
15 Солецкий на Волхове
7
Нг
16 Андреевский Грузинский
дв
8
Нг
17 Коломенский на Волхове
9
Нг
18 Антоновский на Волхове
10
Нг
19 Петровский на Волхове
дв
11
Нг
20 Ивановский Переежский
12
Лд
1
Успенский Городенский
дв
13
Лд
2
Ильинский на Волхове
14
Лд
3
Федоровский Песотцкий
15
Лд
4
Егорьевский Теребужский
кн
16
Лд
Малая Лопца
кн
17
Лд
5 Михайловский на Пороге
18
Лд
6
Никольский с Городища
19
Ор
1
Спасский Городенский
кн
21
Ор
2
Ивановский Куйвашский
20
Ор
3
Воздвиженский Корбосельский
22
Ор
4
Ильинский Келтушский
6
23
Ор
5
Егорьевский Лопский
24
Ор
6
Введенский Дудоровский
(25) Ор
7
Никольский Ижорский
(26) Ор
8
Никольский Ярвосольский
(27) Кр
1 Воскресенский Городенский
7
(28) Кр
2
Михайловский Сакульский
(29) Кр
3
Васильевский Ровдужский
Кр
4
Богородицкий Кирьяжский
Кр
5
Никольский Сердовольский
Кр
6
Ильинский Иломанский
Кр
7
Воскресенский Соломинский

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
271
Таблица 2. Водская пятина. Зона М. Валуева*
К
н
.
В
а
л
у
е
в
а
У
е
з
д
К
н
.
К
и
т
а
е
в
а
П
о
г
о
с
т
К
н
.
В
ы
ш
е
с
л
а
в
ц
е
в
а
К
н
.
Ш
и
ш
к
о
в
а
(1)
Нг
6
Климецкий Тесовский
дв
(2)
Нг
7
Спасский на Оредежи
(3)
Нг
8 Сабельский
дв
4
Нг
9
Успенский Хрепельский
дв
5
Нг
10 Косицкий
6
Нг
11 Никольский Передольский
7
Нг
12 Дмитриевский Городенский
8
Нг
13 Никольский Бутковский
дв
Кп
1
Каргальский
кн
Кп
2
Егорьевский Радчинский
Кп
3
Ильинский Замошский
кн
Кп
4
Покровский Дятелинский
Кп
5 Дмитриевский Кипенский
кн
Кп
6
Богородицкий Дягилинский
кн
Кп
7
Спасский Орлинский
Кп
8
Никольский Грезневский
кн
Кп
9
Никольский Суидовский
Кп
10 Покровский Озерецкий
Кп
11 Спасский Зарецкий
кн
Кп
12 Никольский Ястребицкий
Кп
13 Григорьевский Льешский
Кп
14 Богородицкий Врудский
Кп
15 Егорьевский Здылецкий
Ям
1
Воздвиженский Ополецкий в Чюди
Ям
2
Никольский Толдужский в Чюди
Ям
3
Егорьевский Радчинский
*
В таблицах 1 и 2 приняты следующие сокращения названий уездов:
Кп — Копорский; Кр — Корельский; Лд — Ладожский; Нг — Новгород-
ский; Ор — Ореховский; Ям — Ямской.

А. А . Фролов
272
Таблица 3. Шелонская пятина. Зона С. Собакина
К
н
.
С
о
б
а
к
и
н
а
К
н
.
В
а
л
у
е
в
а
П
о
г
о
с
т
У
е
з
д
К
н
.
Ж
е
р
е
б
ц
о
в
а
(1)
45
Лосский
Рс
(2)
51
Дегожский
Вс
дв
(3)
50
Рождественский
Вс
(4)
37
Михайловский на Полоной
Нг
(5)
46
Снежский
Рс
(6)
39
Рамышевский
Рс
(7)
40
Черенчицкий
Рс
(8)
42
Офремовский
Рс
(9)
38
Руса с посадом и Околорусье
Рс
дв
(10)
53
Па жеревичский
Вс
(11)
55
Болчинский
Вш
(12)
54
Бельский
Вс
(13)
48
Должинский
Рс
(14)
59
Ясенский
КГ
дв
(15)
43
Воскресенский
Рс
(16)
41
Коломенский
Рс
(17)
56
Облучский
Вш
(1)
(18)
57
Вышгородок
Вш
(2)
(19)
34
Ретенский
Нг
(3)
(20)
35
Скнятинский
Нг
(4)
(21)
33
Мусецкий
Нг
(5)
(22)
32
Свинорецкий
Нг
(6)
(23)
29
Струпинский
Нг
(7)
Смолинский
Пр
(8)
(24)
58
Жедрицкий
КГ
(9)
3
Коростынский
Нг
дв
4
Буряжский
Нг
дв
Ужинский
Рс
дв
Взвад
Рс
дв
44
Дретонский
Рс
Вп
61
Миха йловский на Узе
Пр
60
Порхов
Пр

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
273
49
Чертицкий
Рс
36
Илеменский
Нг
30
Любынский
Нг
31
Доворецкий
Нг
52
Никольский Высоцкий
Вс
дв
62
Карачунский
Пр
47
Славятинский
Рс
Таблица 4. Шелонская пятина. Зона С. Свербеева*
К
н
.
С
в
е
р
б
е
е
в
а
Р
П
К
н
.
В
а
л
у
е
в
а
П
о
г
о
с
т
У
е
з
д
К
н
.
Б
е
л
е
у
т
о
в
а
4
2
Голинский
Нг
Дв
15
6
Турский
Нг
16
5
Фроловский
Нг
17
24
Передольский
Нг
18
23
Петровский
Нг
19
19
Сумерский
Нг
Вп
20
16
Лядцкий
Нг
Вп
21
8
Боротенский
Нг
22
Вшелосской
Нг
23
7
Лубинский
Нг
24
17
Прибужский
Нг
19
25
9
Березский
Нг
20
26
13
Хмерский
Нг
21
27
63
Опотцкий
Пр
22
28
65
Ручьевский
Пр
23
29
11
Логовещский
Нг
24
30
12
Щирский
Нг
25
61
14
Быстреевский
Нг
26
62
15
Лосицкий
Нг
27
*
В таблицах 3 и 4 приняты следующие сокращения названий уездов:
Вс — Высокогородский; Вш — Вышегородский; КГ — Кошкина Городка;
Нг — Новгородский; Пр — Порховский; Рс — Русский; Ям — Ямской.

А. А . Фролов
274
63
10
Павский
Нг
28
64
64
Дубровенский
Пр
29
Вп
65
22
Дремятцкий
Нг
30
Вп
66
18
Щепецкий
Нг
31
56
1
Паозерский пог. и Заверяжье
Нг
Дв
57
27
Сутоцкий
Нг
Дв
Курицкий
Нг
Дв
Васильевский
Нг
Дв
Лукинский
Нг
Дв
58
28
Медведь
Нг
59
26
Сабелский
Нг
60
25
Косицкий
Нг
67
21
Которский
Нг
68
20
Бельский
Нг
69
67
Ямской уезд
Ям
70
66
Ивангород и Ивангородский уезд
Ив
Таблица 5. Деревская пятина. Зона Г. Морозова
К
н
.
М
о
р
о
з
о
в
а
No
П
К
Д
П
П
о
г
о
с
т
К
н
.
А
н
с
и
м
о
в
а
К
н
.
К
а
л
и
т
и
н
а
(1)
4
Коломенский
вп
(2)
5
Бологовский
(17)
(3)
6
Млевский
16
(4)
7
Михайловский
(5)
11
Нерецкий
14
(6)
12
Ужинский
9
(7)
13
Туренский
10
(8)
14
Рютинский
12
(9)
15
Сеглинский
12 + Харламов
(10)
16
Великопороожский
11
(11)
17
Березайский
15
(12)
18
Боровицкий
10
(13)
19
Пиросский
11

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
275
(14)
20
Ситенский
8
(15)
29
Налеский
(5)
(16)
30
Яжелбицкий
6
(17)
31
Еглинский
13
(18)
32
Локотский
7
(19)
33
Островский
(20)
34
Черенчевичский
(21)
35
Теребуновский
(22)
36
Шегринский
9
(23)
37
Полищский
24
38
Оксоцкий
15 + Харламов
25
40
Устьволомский
26
41
Ручьевский
вп
27
42
Крестецкий
(28)
43
Язвищский
14
(29)
44
Бельский
13
(30)
45
Морозовичский
(31)
46
Холовский
(32)
47
Боженский
поместий нет
39
Кременичский
поместий нет
48
Бронничский
Таблица 6. Деревская пятина. Зона Ж. Рябчикова
К
н
.
Р
я
б
ч
и
к
о
в
а
No
П
К
Д
П
П
о
г
о
с
т
К
н
.
Б
л
а
г
о
в
о
К
н
.
О
г
и
б
а
л
о
в
а
(1)
1
Заборовский
1
(2)
2
Ясеновичский
2
(3)
3
Посонский
3
(4)
21
Жабенский
4
(5)
22
Молвятицкий
*
(6)
23
Борковский
Березовский
5
7
24
Листовский
6
8
25
Тухольский
7

А. А . Фролов
276
9
26
Влажинский
*+
Тургенев
10
27
Буховский
11
28
Семеновский
8
12
49
Наволоцкий
*+
Тургенев
13
51
Сытинский
*
14
52
Холынский
15
53
Деман
9
16
54
Полоновский
10
(17)
55
Курско
(18)
Черенчицкий
(19)
Устьянский
(20)
Рамышевский
(21)
Налючский
(22)
8
Вельевский
11
(23)
9
Городенский
12
(24)
10
Короцкий
13
в др.погоста х
50
Понедельский
14
Таблица 7. Бежецкая пятина. Зона И. Вельяминова
К
н
.
В
е
л
ь
я
м
и
н
о
в
а
К
н
.
Н
а
у
м
о
в
а
П
о
г
о
с
т
(
в
о
л
о
с
т
ь
)
К
н
.
Н
е
л
е
д
и
н
с
к
о
г
о
К
н
.
К
у
ш
е
л
е
в
а
К
н
.
Ч
и
р
к
и
н
а
(1)
Никольский в Вышнем Волочке
(2)
Никольский в Быстром
кн
(3)
Егорьевский в Мокрынях
(4)
Егорьевский в Чудинах
(5)
Воскресенский в Осечне
(6)
Егорьевский в Осечне
(7)
37
Богородицкий в Плавех
(8)
36
Спасский в Клинце
кн
(9)
Богородицкий в Доре
(10) 42
Никольский в Дорке

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
277
(11) 38
Никольский в Забрусье
(12) 39
Богородицкий в Залазне
(13) 40
Воскресенский в Клину
(14)
41
Никольский в Сту чеве
(15)
слб. Микшино в Никольском пог.
(16) 44
Михайловский в Тростне
(17) 43
Ивановский Зару чек, Любчу н и Пруды
(18) 45
Васильевский в Костреце
2
(19)
Никольский в Ворожбе
3
(20)
Богородицкий в Замутье
4
(21)
Петровский в Тихвине
5
волость Удомля
6
(22)
Никольский в Вудомельском, Боярщина
7
(23)
Вол. Мушино в Бгрдцк. пог. в Поддубье
8
(24)
Егорьевский в Вудомельском ж
10
(25)
Покровский и Никольский в Поддубье
9
(26)
Никольский Молдино
11
(27)
Покровский на р. Волчине в Поляна х
12
(28)
Егорьевский Млево
1
(29)
Спасский во Млеве ж
(30) 46
Никольский в Раю
13
(31)
49
Богородицкий Рыбенский
14
(32) 48
Богородицкий в Топалске
15,16
(33)
Вол. Селца в Бгрдцк. пог. в Рыбенске
14
(3 4)
Михайловский Коства
17
(35) 47
Михайловский в Лощемле
18
(36) 22
Покровский в Сорогошине
19
(37) 21
Никольский в Смердынях
20
(38)
Никольский Забережье
21
(39) 50
Никольский в Гостиничах
(40)
Слб. Тарасково в Покровском пог.
(41)
52
Покровский в Мирогожской Дубраве
(42) 51
Никольский в Добрынях
(43)
Слб. на Мологе на Вел. Пороге в Павске
(44) 18
Богородицкий Волдомицкий
(45)
Богородицкий Павско в Слезкине
(1)
(46)
Спасский в Слезкине ж
(2)
(47)
Ильинский в Слезкине же
(3)
(4 8)
Покровский в Слезкине ж
(4)
(49)
Никольский в Слезкине ж
вп
(50)
Воскресенский в Слезкине ж в Венице

А. А . Фролов
278
Таблица 8. Бежецкая пятина. Зона И. Морозова
К
н
.
М
о
р
о
з
о
в
а
Р
П
К
н
.
Н
а
у
м
о
в
а
П
о
г
о
с
т
(
в
о
л
о
с
т
ь
)
К
н
.
Б
и
б
и
к
о
в
а
1
30
Прокофьевский на Белой
2
31
Богородицкий на Белой
вп
4
32
Никольский в Шереховича х
5
33
Никольский в Морткиничах
6
28
Богородицкий в Сопинах
(1)
11
16
Васильевский на Черной
вп
12
20
Михайловский в Михайловском Конце
13
19
Богородицкий Волдомицкий, волостка Рем
вп
14
Никольский в Мошне
кн
вп
15
26
Спасский в Мошне
16
24
Егорьевский в Бродех
17
13
Спасский Молдинский (Молодиленский?)
18
17
Дмитриевский Устьский
19
14
вол. Кушевера
вп
20
1
Богородицкий в Смердомле
вп
21
Покровский и Никольский в Черенске
23
2
Ильинский в Мегрине
вп
24
9
Егорьевский в Озерева х
вп
25
Петровский и Борисоглебский в Боровича х
26
23
Михайловский в Ореховне
кн
27
27
Никольский в Любонех
вп
28
11
Михайловский в Радунице
29
4
Никольский в Колодне
вп
30
Ильинский в Веси
вп
31
34
Покровский на Волоке Дершкове
32
6
Никольский в Любуче на Колпи
вп
33
15
Никольский в Левоче
34
3
Ильинский в Люботине
вп
39
Никольский в Бельске
42
25
Дмитриевский в Кобоже
вп
43
7
Иванский в Воле
95
8
Никольский в Суглице
99
12
Егорьевский в Минцах
вп
35
Ива новский на Волоке Дершкове
5
Ильинский на Колпи (волость Бель)
10
Михайловский в Черной
29
Спасский в Молдине

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
279
Рис. 1. Писцовые работы кон. XV — сер. XVI в. в погостах Водской пятины.

А. А . Фролов
280
Рис. 2 . Писцовые работы кон. XV в. в погоста х Шелонской пятины.

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
281
Рис. 3. Писцовые работы кон. 1530-х
—
нач. 1550-х гг.
в погостах Шелонской пятины.

А. А . Фролов
282
Рис. 4 . Писцовые работы кон. XV в.
в погоста х и волостях Деревской пятины.

«Географический фактор» в организации поземельных описаний
283
Рис. 5. Писцовые работы кон. 1530-х
—
нач. 1550-х гг.
в погоста х и волостях Деревской пятины.

А. А . Фролов
284
Рис. 6 . Писцовые работы кон. 1530-х гг. в погостах Бежецкой пятины.

Л. С. Чекин
крымские готы в западноевропейской
картографии до начала XVIII в.
С удьба крымских готов не перестает привлекать вни-
мание как историков и археологов Крыма, так и фи-
лологов-германистов. Готы появились в Крыму во вто-
рой половине III в. н. э. Они пережили и уход основной
массы готов из Северного Причерноморья, и основание
на обломках Римской империи готских королевств в Гал-
лии, Испании и Италии, и исчезновение этих королевств.
Крымские готы сохраняли свой реликтовый язык на
протяжении по крайней мере тринадцати столетий, до
его единственной письменной фиксации в 1560–1562 гг.
Сведения о епархии Готии в Крыму, объединившейся
в 1678 г. с епархией Каффы и просуществовавшей как
епархия Готии и Каффы до переселения крымских хри-
стиан в 1779 г.1
, использова лись историка ми церкви,
обсуждавшими возможную связь готской общины с
миссией Константина и Мефодия и с крещением Руси.
Готский анклав в Крыму будил воображение писателей,
идеализировавших германскую древность, что отрази-
лось и в топонимических плана х высшего руководства
национал-социалистической Германии — переимено-
вать Крым в Готенланд, Симферополь в Готенбург и Се-
вастополь в Теодерих хафен2. Но источников по крымс-
ко-готской проблеме значительно меньше, чем попыток
1
Последний митрополит Готфейский и Кафайский, Иг-
натий, сконча лся в 1786 г. См.: Кеппен П. И. О древно-
стях южного берега Крыма и гор Таврических. СПб., 1837
(Крымский сборник. Кн. 1). С . 43; Vasiliev A. A . The Goths in
the crimea. cambridge, Mass., 1936. P. 279–280. В последние
десятилетия попытки возродить титул Готского епископа
предпринимаются различными религиозными деятелями
и организациями, в том числе на территории Крыма.
2
Gruchmann L . Nationalsozialistische Grossraumordnung. Die
Konstruktion einer “deutschen Monroe-Doktrin”. Stuttgart,
1962. S . 101.

Л. С. Чекин
286
ее интерпретации. В настоящей статье я привлекаю новую для исто-
риографии крымских готов группу источников, а именно западноев-
ропейские карты средневековья и нового времени.
Последняя серьезная и тщательна я попытка синтеза имеющих-
ся источников была предпринята Н. А. Ганиной. В центре внимания
Ганиной — анализ крымско-готского языка, но в ее книге вновь обоб-
щаются и все известные упоминания крымских готов. В надежде на
расширение круга крымско-готских данных автор также пересмо-
трела возможные следы германских элементов в географической но-
менклатуре Крыма. Результаты этого обзора в основном оказались
отрицательными, кроме, возможно, названия «в иноязычном офор-
млении» с неясным первым компонентом, Ба л-Гот а , относящегося
к урочищу на восточной окраине нынешнего Гурзуфа3.
В работах о крымско-готской проблеме карты, за немногими
исключениями, не привлекались. Эти источники сложны в использо-
вании, однако в последнее время их изучение продвинулось вперед4.
Существуют работы об отдельных типах карт и отдельных регионах
Северного Причерноморья, в том числе труды И. Г. Коноваловой по
арабской и итальянской картографии. Возможно, изу чение топони-
мики отдельных карт выявит новые германизмы, возводимые к гот-
скому языку. Я ограничусь названиями, которые восходят к самому
готскому этнониму. В своем обзоре карт я попытаюсь определить,
где, по мнению картографов, могли в различные эпохи жить крым-
ские готы и какой именно регион считался крымской Готией.
1. Карты мира VIII–XV вв.
Единственная карта собственно античного времени, содержа-
ща я сведения о Северном Причерноморье, карта из Дура-Европос,
обычно датируется 230–235 гг., т. е. временем незадолго до готского
натиска на пределы Римской империи5. Оригиналов других карт от
эпохи Великого переселения народов не сохранилось. Но уже самые
ранние дошедшие до нашего времени западноевропейские средневе-
ковые карты, второй половины VIII в., показывают Готию на крайнем
3
Ганина Н. А . Крымско-готский язык. СПб., 2011. С. 245 –246.
4
Общий обзор см. в кн.: Постников А. В. Развитие картографии и во-
просы использования старых карт. М., 1985; The History of cartography /
Ed. by J. B. Harley, D. Woodward. chicago, 1987–2007 (издание не законче-
но; к настоящему времени вышли три тома в шести частях, охватываю-
щие историю картографии до эпох и Возрождения вк лючительно).
5
Изда ние см. в кн.: Подосинов А. В. Восточна я Европа в римской картогра-
фической традиции. Тексты, перевод, комментарий. М., 2002. С. 77–95.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 287
востоке Европы (восточной границей которой на протяжении всего
средневековья служили река Танаис, Меотийские болота и Эвксин-
ский Понт, т. е. Дон и Азовское и Черное моря)6.
Главными задачами раннесредневековых западноевропейских
карт было сохранение античной географической традиции и демон-
страция истории спасения. Древние географические данные служи-
ли в Средние века основой для размышлений об отношении человека
к Богу, показывая арену, на которой разворачивалась и будет разво-
рачиваться драма спасения рода человеческого7. Вероятно, у частни-
ки Великого переселения народов, и прежде всего готы, были необ-
ходимы на картах и для легитимации южноевропейских народов и
государств, создававших мифы о своем происхождении8.
Важнейшим источником географической номенклатуры на сред-
невековых картах оказалось вступление к «Истории против язычни-
ков» испанского мона ха Павла Орозия (ок. 417 г.). Согласно Орозию,
самая восточная область Европы Алания, западнее Алании находится
Дакия, «где и Готия», а затем следует Германия9. Готия выступает как
синоним Дакии (или название ее части), поскольку, во-первых, готы
прошли через Дакию во время описанного Орозием Великого пересе-
ления, а во-вторых, поскольку они были отождествлены с древними
обитателями Дакии, гетами. Формула «Дакия, где и Готия» нередко
встречается в картографии10. Алания, Дакия и Готия могут упоми-
наться и в качестве трех отдельных областей Восточной Европы11.
6
Chekin L . S . Northern Eurasia in Medieval cartography: Inventory, text,
translation, and commentary. Turnhout, 2006. P. 93 –95, 394 (No. VII.1: Аль-
бийска я карта второй половины VIII в.), 126–128, 447 (No. X .1: Ватикан-
ская карта между 762 и 777 гг.).
7
См.: Von den Brincken A.-D. Mappa mundi und chronographia: Studien zur
“Imago mundi” des abendländischen Mittelalters // Deutsches Archiv für Er-
forschung des Mittelalters. 1968. B. 24 . S . 118–186; Gautier Dalché P. L’espace
de l’histoire: Le rôle de la géographie dans les chroniques universelles //
L’historiographie médiévale en Europe. P., 1991. P. 287–300.
8
Baumgärtner I. Völker und Reiche in Raum und Zeit: Zur Vorstellungswelt
mittelalterlicher Universalkarten // Völker, Reiche und Namen im frühen
Mittelalter / Hrsg. von M. Becher, S. Dick. München, 2010. S . 359–394.
9
Pauli Orosii Historiarum adversum paganos libri VII / Rec. c . Zangemeister.
Vindobonae, 1882. P. 21–22 (I.2 .53).
10 Edson E. Dacia ubi et Gothia. Die nordöstliche Grenze Europas in der mittel-
alterlichen Kartographie // Europa im Weltbild des Mittelalters: kartographi-
sche Konzepte / Hrsg. von I. Baumgärtner, H. Kugler. B., 2008. S. 173–189.
11
См. по указателю в кн.: Chekin L. S . Northern Eurasia in Medieval cartogra-
phy, где у точнены и дополнены данные книги: Чекин Л. С. Картография

Л. С. Чекин
288
Группа карт, иллюстрирующих «Комментарий к Апокалип-
сису» (между 776 и 786 гг.) Беата из Лиебаны и встречающихся
в рукописях от середины IX в. до конца XI — начала XII в., под-
черкивает, что Готия — область историческая, а не современ-
ная. На этих картах водная система, начинающаяся с Танаиса
(Дона) — т. е. восточная граница Европы, в данном случае вклю-
чающа я в себя Азовское, Черное, Мраморное и Эгейское моря, —
предстает в виде прямой линии, вытянувшейся строго с севера на
юг и перпендикулярной основном у бассейну Средиземного моря.
К этой линии под углом снизу (т. е. с северо-запада, так как карты
ориентированы на восток) присоединяется друга я линия, кото-
рая представляет собой Дунай или, скорее, водну ю систему Ду-
най–Черное море, так как линии соединяются близ Константино-
поля. В треугольнике между двумя линиями показаны и названы
Рифейские горы, а ближе к восточной прямой линии (т. е. к Дону
и Азовскому и Черному морям) нанесена легенда «Готия, откуда
готы» («Gotia unde Goti»). Переписчика и иллюстратора рукописи
с картой, представленной на илл. 1, звали Овеко, свою работ у он
выполнил в монастыре Валькавадо (Леон) между 8 июня и 8 сен-
тября 970 г. На другой карте той же группы дается вариант имени
Gutia, хотя слово «готы» написано через o. Рукопись с этой кар-
той датируется X в. и хранится в архиве собора г. Сео-де-Уржель
в Каталонии12.
Северная Евразия на раннесредневековых карта х невелика. На
илл. 1 легенда сдвинута к югу, и можно вообразить, что она начер-
тана на берегу Черного моря, но на других карта х той же группы та
же легенда могла наноситься и ближе к истокам Дона, мифическим
Рифейским горам и побережью Северного океана. По мере расши-
рения знаний о Северной Евразии расширялась и ее территория
на картах. Возможно, на некоторых из раннесредневековых карт
Готия актуализируется, и под этим именем можно понимать исто-
рическую область Гёталанд (современные Эстергётланд и Вестер-
гётланд в Швеции) или даже крымскую Готию.
На картах мира Скандинавский полуостров (вначале обозна-
чавшийся вариантами имени «Норвегия») появляется в XI в.13, а
первые изображения Крыма на западноевропейских картах мира
христианского средневековья VIII–XIII вв. Тексты, перевод, коммента-
рий. М., 1999.
12 См.: Chekin L. S . Northern Eurasia in Medieval cartography. P. 172 –173, 469
(No. XI.1.2: карта из Сео-де-Уржель; XI.1.3: карта Овеко).
13 Чекин Л. С. Первые карты Скандинавского пол уострова // ДГ. 1999 год:
Восточная и Северная Европа в средневековье. M., 2001. С. 44 –85.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 289
датируются только XIV в.14 . На группе карт мира XIV в., вклад в
разработку которых вносили генуэзский картограф Петр Весконте
(трудился в Венеции в 1310–1330-х гг.), венецианский пропагандист
крестового похода Марино Санудо (ок. 1260–1343 гг.) и историк Па-
улин из Венеции (ок. 1270–1344 гг.), Готия либо показана на самом
Скандинавском полуострове, либо тяготеет к нему; иногда отдель-
но показан остров «Готландия». Крым обозначен вариантами име-
ни «Газария»15. Эти карты мира испытали значительное влияние
14
Об отсу тствии Крымского пол уострова на античных и раннесредневековых
за падноевропейских карта х см.: Подосинов А. В. Крымский пол уостров в анти-
чной и средневековой западноевропейской картог рафии // Норна у источника
Судьбы: Сборник статей в честь Елены А лександровны Мельниковой. М., 2001.
С. 304–312; Подосинов А. В. Азовское море и Керченский пролив в античной и
средневековой западноевропейской картографии // Джаксон Т. Н., Калини-
на Т. М., Коновалова И. Г., Подосинов А. В. Русская река. Речные пути Восточ-
ной Европы в античной и средневековой географии. М., 2007. С. 58–69.
15 Miller K. Mappae mundi: Die ältesten Weltkarten. Heft 3: Die kleineren Welt-
karten. Stuttgart, 1895. S . 132–136. Об этих карта х см.: Bouloux N. cultu-
re et savoirs géographiques en Italie au XlVe siècle. Turnhout, 2002. Труд-
Илл. 1. Карта мира Овеко. Источник: Kamal Y. Monumenta cartographica
Africae et Aegypti. cairo, 1932. T.3. Fasc. 2 . Fol. 640. Карта ориентирова на на
восток (где изобра жен земной Рай).

Л. С. Чекин
290
морской картографии, в конечном итоге основанной на опыте ка-
ботажного плавания.
Традиция средневековых карт мира, дополненная данными
морской картографии, нашла свое высшее выражение в карте вене-
цианца Фра Мауро (между 1448 и 1453 гг.)16. Готы и Готия названы
на этой карте неоднократно. Две Готии, восточная («Gothia da le-
vante») и северная («Gothia da tramontana»), локализованы в Шве-
ции17. Надпись «Готия» («Gothia») нанесена на острове Готланд
в Балтийском море и вторично, более крупным шрифтом, в море
между Готландом и побережьем Швеции18. Также Готия упомянута
и в Причерноморье. Во-первых, надпись «Gothia» нанесена западнее
устья Днепра. Во-вторых, чуть севернее этой надписи имеется сле-
дующая легенда: «Из этой Готии готы пошли в Италию» («De questa
Gothia veneno i Gothi in Italia»)19. Наконец, готский топоним есть и
в Крыму, «Провинция Готы-Аланы» («Provincia Goti Alani»)20. Со-
держание легенды перекликается с известием о «готаланах» вене-
цианца Иосафата Барбаро, писавшего свое «Путешествие в Тану»
между 1488/89 и 1492 гг.21
. Легенда нанесена в южной части Крыма,
близ виньетки города, располагающегося между Судаком и Херсо-
ном и не имеющего своего топонима. Но поскольку речь идет не о
городе, а о провинции, и поскольку это сама я крупная надпись на
территории Крыма, единственная сделанная красным цветом, то,
возможно, она относится ко всему полуострову22.
но понять, на чем основывалась Г. Хёст, указав, что «на картах XIII и
XIV вв. Крым называ лся только Готией» (Høst G. Spuren der Goten im
Osten // Norsk Tidsskrift for Sprog videnskap. 1971. B. 25. S . 67. N. 3; Høst
Heyerdahl G. Vom a ltgermanischen Kulturerbe. Ausgewählte Schriften zur
Runologie und Altgermanistik. Frankfurt am Main etc., 2006. S . 199. N. 32).
16 Обоснование датировки см.: Cattaneo A. Fra Mauro’s Mappa mundi and
Fifteenth-century Venice. Turnhout, 2011. P. 38 –46.
17 Falchetta P. Fra Mauro’s World Map. Turnhout, 2006. P. 669, 711 (No. 2680, 2885).
18 Ibid. P. 667 (No. 2671).
19 Ibid. P. 629, 631 (No. 2449, 2461).
20 Ibid. P. 521 (No. 1814).
21
Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. /
Вступит. статьи, подг. текста, пер. и комм. Е. Ч. Скржинской. Л., 1971. С. 131–
132, 157, 180–181. О возможных археологическ их свидетельства х «смеше-
ния готов с аланами» см.: Пиоро И. С. Крымская Готия. Киев, 1990. С. 86–87,
170 –171 .
22 Следует отметить, что в издании П. Фалькетты территориальные иден-
тифика ции легенд весьма нена дежны, а иногда отлича ются поразитель-
ной анахронистичностью. Самый вопиющий пример — идентификация

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 291
2. Морские карты и лоции XIII–XVII вв.
Средневековые морские карты в отечественной литературе
иногда называют портоланами; против этого терминологического
заблуждения неоднократно выступала И. Г. Коновалова23. Собст-
венно портоланы — это предшественники современных лоций, ис-
пользовавшиеся в Средиземноморье не позднее чем с XII в. В них
указываются расстояния между ближайшими пунктами и направ-
ления, а также содержится дополнительная информация, полезная
для мореплавателей. Развитие морской картографии представляет
собой параллельный процесс. Характер взаимодействия портола-
нов и морских карт спорен; в любом случае представления о пря-
мой зависимости одного типа источников от другого неточны24.
Материалы как портоланов, так и морских карт использовались
в памятника х других жанров и способствовали, в частности, эво-
люции средневековых карт мира.
Легенда «Готия» («La Gotia»), нанесенная на морских картах в
Крыму, привлекла внимание историка крымских готов А. А. Василь-
ева. Сам он, правда, карт не видел, а сослался на глоссарий к книге
К. Кречмера, где упоминаются две карты с такой легендой25. Данные
легенды «Prov incia Quier», в которой издатель увидел «ссылку на город
Киров», с «Кировским регионом в России»; см.: Fal chetta P. Fra Mauro’s
World Map. P. 93, 706–707 (No. 2868). Конечно, название города, да нное
в честь С. М. Кирова в 1934 г., к средневековом у топоним у никакого от-
ношения иметь не может. Надпись «Провинция Готы-Аланы» издатель
помещает в «России», тогда как оста льные крымские топонимы и ле-
генду о Готии близ устья Днепра он относит к «Укра ине». Приложенна я
к книге печатная репродукция карты слишком мала и не дает возмож-
ности проверить эти идентификации, но к книге также приложен опти-
ческий диск с хорошим цифровым изобра жением карты. К сожа лению,
в ловушку нечетких территориальных идентифика ций книги попалась
И. Бау мгертнер (см. Baumgärtner I. Völker und Reiche in Raum und Zeit.
S. 374–375), пытающа яся найти «готов-а ла нов» на территории России
(в граница х 2008 г.?).
23 См., на пример: Коновалова И. Г. [Рец. на кн.] И. К. Фоменко. Образ мира
на старинных портола на х. Причерноморье. Конец XIII — XVII в. М.: Ин-
дрик, 2007 // ДГ. 2006 год: Пространство и время в средневековых тек-
стах. М., 2010. С. 521–536.
24 Gautier Dalché P. carte marine et portulan au XIIe siècle: Le Liber de existen-
cia riveriarum et forma maris nostri Mediterranei. Rome, 1995. P. 43–44 .
25 Vasiliev A. A . The Goths in the crimea. P. 212, со ссылкой на «дезориенти-
рующий комментарий» («misleading commentar y») Кречмера; ср. Kretsch-

Л. С. Чекин
292
Илл. 2 . Фра гмент карты Черного моря в атласе из собрания Та ммар Луксоро
(перерисовка). Источник: Desimoni C., Belgrano L. T. Atlante idrografico
del medio evo posseduto dal Prof. Tammar Lu xoro // Atti della Società
Ligure di Storia Patria. Genova, 1857. Vol. V. Fasc. I . Tav. VIII.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 293
Кречмера, в том числе легенда «La Gotia», вошли в сводную таблицу
топонимов в книге И. К. Фоменко о морских карта х26. Эти данные
есть и в списке топонимов, который представляет собой один из эле-
ментов посвященного морским картам интернет-ресурса, созданно-
го Т. Кэмпбеллом и постоянно им пополняющегося27.
Две карты, на которые ссылался Кречмер, сейчас доступны в репро-
дукции на оптическом диске, приложенном к монографии Р. Ж. Пужа-
деса-и-Баталлера. Надпись «La Gotia» я смог разглядеть только на одной
из этих двух карт, входящей в венецианский атлас из собрания Таммар
Луксоро, предположительно атрибутированный Ф. де Чезанису и дати-
рующийся временем до 1421 г.28. Надпись нанесена на северо-восточ-
ном берегу Крыма (илл. 2). На репродукции второй, каталанской, карты
подобной надписи я увидеть не смог29. Однако такая надпись (отмечен-
ная в интернет-ресурсе Т. Кэмпбелла), «[L]agotia», есть на карте из атла-
са 1462 г., исполненного венецианцем Н. Фьорино. Надпись нанесена
также в северной части азовского побережья Крыма30.
mer К. Die italienischen Portolane des Mittelalters: Ein Beitrag zur Geschichte
der Kartographie und Nautik. B., 1909. S . 643: «Узка я полоса земли между
яйла ми и берегом, которой с XIV века вла дели генуэзцы».
26 Фоменко И. К. Образ мира на старинных портола на х. Причерноморье.
Конец XIII — XVII в. М., 2007. С . 317–318.
27 URL: <http://w w w.maphistor y.info/PortolanchartToponymyFullTable.xls>
28 Генуя. Biblioteca Berio. (Lu xoro). Репродукции: Desimoni C., Belgrano L. T.
Atlante idrografico del medio evo posseduto dal Prof. Tammar Luxoro // Atti
della Società Ligure di Storia Patria. Genova, 1857. Vol. V. Fasc. I. Tav. VIII
(перерисовка); Høst G. Spuren der Goten im Osten. S. 75 (с перерисовки
1857 г.); Høst Heyerdahl G. Vom altgermanischen Kulturerbe. S . 299. Taf. 67 (с
перерисовки 1857 г.); Pujades i Bataller R . J. Les cartes portolanes. La repre-
sentació medieval d’una mar solcada. Barcelona, 2007. cD-ROM. A14. Tau-
la 8 (4). Первые публикаторы атласа дали исторический комментарий о
крымской Готии, отметив парадокса льное северное расположение над-
писи; Ф. Брун в своем обзоре работ об атласе Луксоро этой на дписи не
упомина л. См.: Atlante idrografico del medio evo. P. 124 . N. 8; Desimoni C.
Nuovi studi sull ’ atlante Lu xoro // Atti della Società Ligure di Storia Patria.
1859. Vol. V. Fasc. II. P. 249. N. 51; Брунъ Ф. Средневѣковый гидрографиче-
скiй Атласъ, принадлежащiй проф. Таммаръ Луксоро // Записки Одес-
скаго Общества Исторiи и Древностей. 1872. Т. 8 . С. 289–300.
29 Берлин. Humboldt-Universität. H14-12 (ранее Museum für Meereskunde).
Репродукция: Pujades i Bataller R. J. Les cartes portolanes. cD-ROM. c52.
Карта датирова на второй четвертью XV в. и атрибутирована Р. Солеру.
30 Вена. Österreichische Nationa lbibliothek. K .II.100725. Репродукция: Puja-
des i Bataller R. J. Les cartes portolanes. cD-ROM. A32. Taula 1.

Л. С. Чекин
294
Как ареал расселения готов в позднесредневековом Крыму, так и
хоронимы, производные от имени готов, обычно связывают с юго-за-
падным нагорьем (горная Готия, средневековое княжество Феодоро
с центром в теперешнем Мангупе) или с южным побережьем Крыма
между Судаком и Балаклавой (приморская Готия, представлявшая
собой с конца XIV в. по 1475 г. «номинальное владение генуэзцев»)31.
Локализация Готии в восточном Крыму, по крайней мере в дву х вене-
цианских атласах XV в., является неожиданной и пока необъяснимой.
В отличие от морских карт, которые в последнее время интен-
сивно изучались32, портоланы в историографии Крыма известны
прежде всего благодаря уже достаточно давней статье Е. Тодоро-
вой33. Новое издание одного из ключевых текстов позволяет уточ-
нить выводы болгарской исследовательницы.
«Готский» топоним отмечен Тодоровой в дву х портоланах XVI в.
Один из портоланов, итальянский, не издан, рукопись хранится в
Мадридской национальной библиотеке34. Другой портолан, грече-
ский, сохранился в издании Деметриоса Тагиаса 1573 г.35. Оба порто-
лана упоминают «мыс готов» (точнее, мыс Готзес: cauo de Gozes, κάβο
τοῦ Γóτζες), находящийся в 35 милях от Пидеи в юго-юго-восточном
направлении. В дальнейшем этот мыс не упоминается, и помимо Пи-
деи других привязок для его локализации нет. Локализация самой
Пидеи не вполне ясна. Согласно Тодоровой, Пидею следует искать
либо на месте современного Зализного порта, либо в западной части
нынешнего Тендровского залива, если Тендровска я коса была пере-
сечена проливом36. Следующее указание портоланов — расстояние
31 Якобсон А. Л. Средневековый Крым. М.; Л., 1964. С. 9 (заселение Крыма
готами), 80 (княжество Феодоро), 118 и примечания на с. 173 (Примор-
ская Готия и горная Готия).
32 См. так же статью: Гордеев А. Ю. Топонимия побережья Черного и Азов-
ского морей на карта х-портолана х XIV–XVII веков // Збірник наукових
праць. Харків, 2013. Вип. 18. С. 37–41, в которой объявлено о подготовке
к изда нию одноименной монографии а втора.
33 Тодорова Е. Северное побережье Черного моря в период позднего сред-
невековья (Историко-географическое исследова ние) // История СССР.
1989. No 1. С . 170–184.
34 Madrid. Biblioteca Nacional. Ms. 1072. Portulano del Mar Mediterano, o vero
Rottero alla spagnola. F. 200v. В настоящее время на сайте библиотеки раз-
мещен скан ру кописи. Тодорова приводит датировку ру кописи началом
XVII в., но в каталоге библиотеки дается датировка XVI в., см.: Inventario
general de manuscritos de la Biblioteca Nacional. Madrid, 1957. T. 3. P. 287.
35 Les portulans grecs / Ed. par A. Delatte. Liège; P., 1947. P. 233.
36 Тодорова Е. Северное побережье Черного моря. С. 175.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 295
и направление от Пидеи до острова Рессии (Isola di Ressias) или Росы
(τὸ ν η σ ὶ τῆς Ῥόσας) в Каркинитском заливе (Golfo de Negro Pinas, Golfo
de Negropinas, ὁ κόρφος τῆς Νεγροπίνας), 100 миль с запада на восток.
В данном слу чае может иметься в виду не остров Джарылгач, обо-
значавшийся на морских карта х именем Rosa, а один из прибрежных
островов в восточной части залива.
Греческая форма названия «мыс Готзес» явно представляет со-
бой кальку: автор регулярно использует τζ для передачи итальянско-
го z37. В итальянском тексте форма топонима указывает на западно-
романский первоисточник; этимология названия греческому автору
неясна, о чем можно судить по тому, что западнороманской форме
множественного числа он предпослал артикль мужского рода един-
ственного числа в родительном падеже. Но то, что топоним имеет
отношение к имени готов, подтверждается приведенным Тодоровой
более ранним испанским источником, в котором говорится о мысе,
хотя и не готов, а Готии, и о котором мы поговорим чуть позже.
Плавание от Пидеи к мысу Готзес (35 миль), по-видимому, пред-
полагало пересечение Каркинитского залива, и искать этот мыс сле-
довало бы на Тарханкутском полуострове. В качестве альтернативы
Тодорова предложила более удаленную от Пидеи южную оконеч-
ность Крыма, «где в горных районах между Херсоном и Солдайей в
средние века жили крымские готы». Конечно, така я трактовка сов-
сем обесценивает данные источника о расстояниях38.
Есть и основания полагать, что названием «мыс Готзес» обозна-
чался Крым в целом. Тодорова нашла сходное с портоланами XVI в.
описание Северного Причерноморья в испанской «Книге познания
всех царств» (последняя четверть XIV в.), где упоминается «мыс
Готии». Но «Книга познания всех царств» не является портоланом,
расстояний и направлений там не указано. Это повествование о воо-
бражаемом путешествии по всему известному миру, автор которого
опирался, в частности, на картографические источники39.
В «Книге познания всех царств» Готия упоминается там же, где
ее показывают карты мира — и между Швецией и Норвегией (на-
род этой Готии завоевал Испанию и правил ею очень долгое время),
и на крайнем востоке Европы (Готия и Гиркания были населены
37 Les portulans grecs. P. XX . N. 1.
38 Тодорова Е. Северное побережье Черного моря. С. 176–177. О класси-
ческом значении мили в греческих портоланах XVI в. ср. Huxley G. L .
A Porphyrogenitan portulan // Greek, Roman and Byzantine studies. 1976.
Vol. 17. P. 296–297.
39 El Libro del conoscimiento de todos los reinos / Ed., trans. and study by
N. F. Marino. Tempe, Arizona, 1999. P. XVIII–XXXI.

Л. С. Чекин
296
готами, которые вырвались из заточения в замка х Гота и Магота,
а после завоевали большую часть мира)40. О «мысе Готии» (Cabo de
Gotia), повествователь «Книги познания всех царств» сообщает, во-
первых, что он направился туда из «порта Нигропилы» (Нигропи-
ла — Каркинитский залив), во-вторых, что мыс омывается Черным
и Азовским морями, в-третьих, что готы за хватили этот мыс, когда
вырвались из заточения, в котором находились по воле Александра
Великого. Вопреки Е. Тодоровой, которая увидела здесь Тарханкут-
ский полуостров или южную оконечность Крыма, под «мысом Го-
тии» приходится понимать весь Крым41.
3. Печатные карты и атласы
эпохи Великих географических открытий
Наш основной источник по крымским готам — сообщение фла-
мандского дипломата Ожье Гислена де Бусбека (1522–1592 гг.), посла
Священной Римской империи в Константинополе в 1554–1562 гг.
Бусбек в период 1560–1562 гг. познакомился в Константинополе
с двумя крымчанами, один из которых был германского вида, но
забыл свою речь и говорил по-гречески, другой же был греком, од-
нако хорошо освоил «германскую» речь народа, обитавшего в Кры-
му. Бусбек сомневался, можно ли отнести этот народ к готам или
саксам («hi Gothi an Saxones sint, non possum diiudicare»), но новыми
исследователями, в том числе и Н. А. Ганиной, доказано, что ин-
формант Бусбека продиктовал ему именно готские слова. Рассказ о
готах и запись лексического материала Бусбек опубликовал в «Ту-
рецких письмах» (первое издание вышло в свет в 1589 г.)42.
В сообщении Бусбека также есть географический контекст, для
истолкования которого следует обратиться к современным Бусбе-
ку коммерческим атласам и картам. Успехи математической карто-
графии в XV–XVII вв., развитие книгопечатания и географические
открытия поменяли и «ментальную карту» путешественников.
Аналитического разбора карт этой эпохи для Северного Причер-
номорья и, в частности, Крыма мне неизвестно, но в качестве от-
40 Ibid. P. 16–17, 106–107. С Гирканией в ра ннесредневековой геог рафиче-
ской литерат у ре обычно сочеталась Скифия, место которой в данном
случае заняла Готия; в рассказе о замках Гота и Магота имеется в виду
сюжет о народа х гог и ма гог, заточенных Александром Македонским,
с которыми отождествляли, в частности, готов.
41 Такое решение приняла и издатель текста Н. Ф. Марино. Ibid. P. 96–97.
42 Текст сообщения и перевод в кн.: Ганина Н. А . Крымско-готский язык.
С. 92–97.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 297
правной точки я ориентировался на труды Л. С. Багрова о русской
картографии и С. Александровича о картографии Великого княже-
ства Литовского43.
Народ, с языком которого познакомился Бусбек, обитал в «Тав-
рическом Херсонесе». Под таким названием Крым фигурировал на
современных Бусбеку картах. Главные города этого народа — Man-
cup и Sciuarin (т.е. Мангуп и Сюрень или Сюйрень, крепости в ны-
нешнем Ба хчисарайском районе Крыма), но своих информантов
Бусбек называет Procopienses, что Н. А. Ганина переводит как «жи-
тели Перекопа», не поясняя, что означает географическое название
«Перекоп» — перешеек, город на перешейке или нечто иное. «Пере-
коп», а точнее, «Прокопия» (Procopia) также упоминается в пассаже,
вызвавшем затруднения при переводе: «вероятно, не ошибаются те,
кто полагает, что большая часть пространства между островом Го-
тией и Перекопом, как его сегодня называют, некогда была заселена
готами». В примечании к данному месту Н. А . Ганина пишет: «К со-
жалению, это место не комментируется новейшими исследователя-
ми. Но что здесь имел в виду Бусбек — остров Готланд на Балтике
или некий черноморский “остров” (полуостров?), в любом случае не
поддается определению»44
.
Просмотр географических карт XV в. позволяет без труда ре-
шить эту проблему. Парадоксально, что одна из меркаторских карт,
по-видимому, из атласа 1595 г., выбрана для украшения обложки
книги Н. А . Ганиной, но в тексте никоим образом не используется,
хотя эта карта помогла бы истолкованию географических данных
письма Бусбека45.
На данной карте легенда «Крым или Перекопская Татария»
(«crimea seu Tartaria Przecopensis») нанесена на материке к се-
веру от Крыма и означает Крымское ханство (на обложке книги
43 Bagrow L. A History of Russian cartography up to 1800 / Ed. by H. W. castner.
Wolfe Island, Ontario, 1975; Alexandrowicz S. Kartografia Wielkiego Księstwa
Litewskiego od XV do połow y XVIII wieku. Warszawa, 2012.
44 Ганина Н. А . Крымско-готский язык. С . 94, 97, прим. 17.
45 Mercator G. Atlas sive cosmographicæ meditationes de fabrica mundi et
fabricati figura. Duisburgi clivorum; Dusseldorpii, 1595. Washington. Lib-
rar y of congress. The Lessing J. Rosenwald collection. No. 730. Ссылки для
просмотра и скачивания в форматах PDF, JPEG и TIFF даны на страни-
це <http://lccn.loc.gov/map55000728>. Следует иметь в виду, что обычна я
последовательность частей атласа 1595 г. в данном экземпл яре нару ше-
на, и карта Крымского ханства, которая в других экземплярах обычно
является заключительной, здесь находится ближе к началу (в формате
PDF это изображение 107 из 285, в других форматах 106 из 284).

Л. С. Чекин
298
Н. А. Ганиной эта ключевая легенда карты частично закрыта врез-
кой с названием книги и фамилией автора). Сам же полуостров на-
зван «Taurica chersonesus». На обороте левого листа карты особо по-
ясняется, что «перекопские татары» (Præcopenses Tartari) являются
одним из татарских народов наряду с казанскими и астраханскими.
В качестве определения к татарам и Татарии варианты термина «пе-
рекопский» встречаются и в более ранних источника х XVI в.: например,
во «Всеобщей космографии» Себастьяна Мюнстера на перешейке указан
город «Precop», а на Крымском полуострове нанесена легенда «Tartaria
Pręcopiensis»46. Но ко времени Бусбека на основе этого определения поя-
вился и особый хороним: «Прокопия, как ее называют сегодня».
На карте из атласа Меркатора 1595 г., в картуше в правом верх-
нем углу, выписано название этой карты, которое подтверждает,
что бусбековска я «Прокопия», которая Меркатором передается
в полонизированной форме, воспринималась как новое название
Крыма: «Таврический Херсонес, в наше время называемый также
Przecopsca и Gazara». «Газара», конечно, — старое название, присут-
ствовавшее на морских картах с XIV в.47.
В более поздних источниках конца XVI и начала XVII в. появ-
ляются смутные сведения об островах готов, которые предлагалось
локализовать в Черном море (и, возможно, идентифицировать с
Крымом и Таманским полуостровом)48.
Однако в сообщении Бусбека остров Готия вряд ли является не-
ким черноморским островом. Скорее всего, это Готланд, который
продолжал именоваться «островом Готия» на картах — например,
в некоторых из атласов, основанных на «Географии» Птолемея49.
Когда Бусбек говорит о том, что готы некогда заселяли большую
часть пространства между островом Готией и Прокопией, он явно
имеет в виду не морское пространство, а всю территорию Восточ-
ной Европы, где картографы располагали историческую и мифиче-
скую Готию, от Готланда на севере до Крыма на юге.
46 cosmographiae universa lis libri VI. Basiliae, 1559. P. 11–12: Poloniae et Un-
gariae nova descriptio. Репродукция: Вавричин М., Дашкевич Я., Кришта-
л о в и ч У. Україна на стародавнiх картах. Кiнець XV — перша половина
XVII ст. Київ, 2004. С. 42 –43.
47 О его значении ср.: Ки зи лов М. Топоним «Хазария» в источника х позднесред-
невекового и раннего нового времени (об инерционности исторического
мышления) // Хазары: Миф и история. М.; Иеруса лим, 2010. С. 307–315.
48 Nicolaus Leuthinger (1600) и Johann Rauwen (1612): Loewe R. Die Reste der
Germanen am Schwarzen Meer: Eine ethnologische Untersuchung. Halle,
1896. S. 92–93.
49 Ptolemaeus Claudius. Geographia Universalis. Basileae, 1540. Tabula Europae VIII.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 299
4. Путевые заметки Обри де ла Мотрэ и его карта Черного моря
Вдохновившись сообщением Бусбека, пу тешественники в Крым
неоднократно пытались разыскать крымских готов. Одним из таких
путешественников был Обри де ла Мотрэ (ок. 1674–1747 гг.) — бри-
танский подданный, родившийся и умерший во Франции. С июня
1699 г. до лета 1711 г. он с небольшими перерывами жил в Констан-
тинополе, где познакомился с гольштейнским посланником Фридри-
хом Эрнстом фон Фабрисом, благодаря которому в июне 1711 г. пере-
ехал в ставку Карла XII в Бендерах и был там представлен шведскому
королю. Из Бендер де ла Мотрэ и совершил зимой 1711–1712 гг. пу те-
шествие в Крым и на Каспий. С осени 1715 г. он около пяти лет провел
в Швеции, откуда вернулся в Англию в 1720 г., где подготовил и издал
записки о своих путешествия, сперва на английском языке, а затем
на французском. Специалисты по крымско-готской проблеме, зна-
комые с другими последователями и критиками Бусбека50, к книге де
ла Мотрэ обращаются реже51. Помимо повествования де ла Мотрэ,
крымские сведения есть и на его интереснейшей карте, где «Готия»
предстает в виде черноморского острова (илл. 3). Начнем с текста,
который я переведу с первого, английского, издания. Текст входит в
описание города Каффы, т. е. нынешней Феодосии.
«На расстоянии брошенного камня от городской черты, в се-
веро-восточном направлении, я видел в верхней части развалин
старинного замка испорченную надпись. Единственное, что я в
ней мог понять, это то, что она была готской (Gothick). Чтобы точно
ее списать (поскольку к этим буквам я непривычен), мне бы нуж-
на была лестница, так как та часть стены, на которой находились
буквы, была очень высокой. Но я не счел правильным привлекать
к себе излишнее внимание обитателей этого места, невежество ко-
торых иногда проявляется в крайней подозрительности.
Раз уж я затронул эту тему, не будет некстати упомянуть, что,
по словам Бусбека, у местных жителей Крымской Татарии остается
50 Об интересе к крымским готам и их языку в XVII — нач. XVIII в. см.:
Топоров В. Н. Древние германцы в Причерноморье // Балто-сла вянские
исследования 1982. М., 1983. С. 236–241; Ганина Н. А. Крымско-готский
язык. С . 84–85.
51 Мне оста лась недост у пной перва я публика ция крымских известий на
русском языке: Путешествие г-на О. де л я Мотре по Европе, Азии и Аф-
рике; геог рафические и политические исследования в Ита лии, Греции,
Турции,вТартарии(Крыму)ит.д./Пер.сфр.Н.Н.ХлебкоиН.Н.Шуль-
гиной; предисл. и коммент. И . И. Вдовиченко // Историческое наследие
Крыма. Симферополь, 2006. No 12–13.

Л. С. Чекин
300
в языке много готских выражений. Я этот вопрос весьма тщательно
исследовал. Все, что я смог выяснить, это то, что в результате Гер-
манских войн были захвачены в плен очень многие представители
этого народа. Татары не столь щедро, как турки, освобождают сво-
их рабов, но стараются их сочетать браком с другими из их собст-
венной страны52 и удерживают их в кабале в течение поколений,
продавая девочек, если они красивы, и оставляя мальчиков пахать
землю и у хаживать за скотом. Эти дети сохраняют многое от языка
своих отцов и матерей, смешивая его с местным языком. Но я бы не
присоединился к выводу, который иные делают, следуя Бусбеку, что
52 По-видимом у, Герма нии, а не Татарии (в источнике та же двусмыслен-
ность, что и в переводе). Во французском варианте говорится об «их на-
роде», но в этой же фразе присутствует и ошибочная корректура (вместо
«et que les Turcs ayant au contraire» следует в соответствии с английским
текстом понимать «que les Turcs, ayant au contraire»).
Илл. 3. Карта Черного моря Обри де ла Мотрэ. Источник: Voyages du Sr. A . de
la Motraye, en Europe, Asie & Afrique. La Haye, 1727. car te B.

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 301
в этом есть остатки готскости, сохранившейся в течение столетий.
Я слышал, как некоторые называют островок, расположенный в за-
ливе, омывающем Перекопский перешеек, Гуте (Guthe). Я не уверен,
что это тот же остров, который, по словам некоторых северных ав-
торов, их предки готы, расширив свои владения до самого Танаи-
са, якобы назвали Готией, что является тем же самым именем; этот
остров отмечен на моей карте B. Но жители этой страны, которые
называли его Гуте, не помогли мне в этом отношении ничего прояс-
нить. Поэтому оставим обсуждение этих сложностей тем, кто луч-
ше разбирается в этимологии...»53.
Возможно, t в названии Guthe не был фрикативным, а де ла
Мотрэ добавил букву h, чтобы подчеркнуть сходство с классиче-
ской формой Gothia. Сложнее оценить услышанный де ла Мотрэ
гласный u. Согласно Н. А. Ганиной, дистрибуция u /o в крымско-
готском противоречива, но предполагаемые крымские ономасти-
ческие реликты, восходящие к готскому этнониму *Gut-/*Got-,
содержат о («Гото» из недатируемой греческой надписи из Панти-
капея и на закладной плите из раннесредневекового Херсона —
хотя, по-видимому, эти имена не собственно крымско-готские,
а грецизированные)54. Не зная, носителями какого языка были
местные жители, сообщившие де ла Мотрэ об острове, судить об
этимологии этого имени тем более нелегко55.
Во времена де ла Мотрэ в Англии и Скандинавии достигла рас-
цвета идеология готицизма, которая приписывала готам сканди-
навское происхождение и главную роль в формировании многих
европейских народов, а в собственном народе (в англичанах, шведа х,
датчана х) видела истинных наследников древних готов56. С идеями
готицизма де ла Мотрэ был знаком очень хорошо, относясь к ним,
53 A. de la Motraye’s Travels through Europe, Asia, and into Part of Africa. L .,
1723. Vol. 2 . P. 32; Voyages du Sr. A . de la Motraye, en Europe, Asie & Afrique.
La Haye, 1727. Vol. 2 . P. 52–53.
54 Ганина Н. А . Крымско-готский язык. С . 210–11, 247–249.
55 Единственна я известна я мне попытка интерпретировать топоним
«Гуте» принадлежит Г. Хёст (Хейердал). Норвежска я исследовательница
считала его происхождение от готского этнонима невозможным и пред-
ложила возводить топоним к гот. *Gud-awi или *Gudō «остров богов,
святой остров», сравнива я предполагаемый этимон с норвежским на-
званием Goðey (Høst G. Spuren der Goten im Osten. S . 87; Høst Heyerdahl G.
Vom altgermanischen Kulturerbe. S . 214).
56 Kliger S. The Goths in England: A Study in Seventeenth- and Eighteenth-
centur y Thought. cambridge, Mass., 1952; Svennung J. Zur Geschichte des
Goticismus. Stockholm, 1967.

Л. С. Чекин
302
впрочем, с определенным скепсисом. Уверенность де ла Мотрэ, что
«Гуте» — это то же название, что и «Готия», основана исключитель-
но на его собственном интересе к готской проблеме (его местные ин-
форманты не помогли ему «в этом отношении ничего прояснить»).
Именно в трудах «северных авторов», на которых ссылается де ла
Мотрэ, он мог встретить ссылки на плиниевых «гутонов» и на гут-
нийское самоназвание жителей острова Готланд, «гуты»57
.
Что же касается увиденной де ла Мотрэ надписи, в своей книге он
приводит сведения и о готском алфавите Ульфилы, и о «монашеском
стиле» («Munk Styl») северных рукописей, к которому некоторые ав-
торы также применяют термин «Gothick» (т. е. о скандинавских ва-
риантах готического письма); в другом месте для готического пись-
ма XVI в. он использует термин «новый готский» («modern Gothick»,
«Gothique moderne»). Но экскурс о готском и готическом письме
связан с описанием «Серебряного кодекса», который де ла Мотрэ ви-
дел в Упсале в 1716 г., то есть уже после посещения Каффы58. Та к и м
образом, не вполне ясно, какие именно характеристики надписи близ
Каффы де ла Мотрэ мог определить как «готские».
У карты В, то есть у карты Черного моря, на которой отмечен
остров Гуте, история не менее драматична, чем у карты Каспийско-
го и Аральского морей, также приложенной к книге де ла Мотрэ59.
Правда, в данном случае он больше ручается за достоверность кар-
ты, так как на берег Каспийского моря де ла Мотрэ выходил только
однажды, а с Черным морем был знаком настолько, чтобы знать,
«что основные реки находятся на своих местах». В изображении
Крыма, возможно, его личный вклад еще более существен. Ведь де
ла Мотрэ гордится своим статусом первопроходца («никто не ре-
шается туда путешествовать, разве что на поэтическом Пегасе»)
и поправляет недавно вышедшую книгу относительного истинного
расположения городов Крым и Ба хчисарай60.
Как сообщает де ла Мотрэ, карта основана на чертежах, выпол-
ненных неким немцем, которому покровительствовал голландский
57 См., например: Petreiu s N. cimbrorum et Gothorum origines, migrationes, bella,
atque coloniæ. Lipsiae, 1695. P. 81–85; ср.: Kliger S. The Goths in England. P. 16–19.
58 A. de la Motraye’s Travels. Vol. 2 . P. 263; print XXXII b, c, d; p. 382; Voyages
duSr. A.delaMotraye. Vol.2.P.316;plancheVIIIb, c, d;P.444.
59 Об этой карте см.: Чекин Л. С. [Рец. на кн.] Van Gestel-van het Schip P. et
al. Maps in Books of Russia and Poland Published in the Netherlands to 1800.
Houten, 2011 // Историческа я география / Отв. ред. И. Г. Конова лова. 2014.
Т. 2. С. 510–512, 517.
60 A. de la Motraye’s Travels. Vol. 2 . P. 84–85. Де ла Мотрэ критикует «Нынеш-
нее положение вселенной» Джона Бомонта (1704).

Крымские готы в западноевропейской картографии до начала XVIII в. 303
посланник, но которого подозревали в шпионаже в пользу русского
царя. Картограф был арестован с карандашом в руке, когда зарисо-
вывал план крепости Еникале, и был послан в оковах в Констан-
тинополь. Голландский посланник, несмотря на то, что картограф
не информировал его об этой поездке, пытался его вызволить.
Но визирь, чтобы не отказывать посланнику и сохранить с ним «по
крайней мере видимость дружбы», велел картографа умертвить,
а тело разрешил посланнику забрать. Чертежи остались у визиря,
который передал их для изучения своему доверенному «ренегадо»
(христианину, перешедшему в ислам), а от того карта Черного моря
досталась Обри де ла Мотрэ61.
Теперь посмотрим на изображение Крыма на карте (илл. 4). В
середине западного берега впадает в море река Olclost (Olclo fl. ?).
Река эта — Альма, поскольку течет со стороны Бахчисарая, и на ней
показан Almagick Sarai, т. е. Алмасарай. Остров Гуте находится как
раз напротив устья этой реки.
61 A. de la Motraye’s Travels. Vol. 2 . P. 68–69; Voyages du Sr. A . de la Motraye.
Vol. 2 . P. 110–111.
Илл. 4 . Фра гмент карты Черного моря Обри де ла Мотрэ. Источник: Voyages
du Sr. A . de la Motraye, en Europe, Asie & Afrique. La Haye, 1727. car te B.

Л. С. Чекин
304
Похожее, хотя и не идентичное, изображение Крымского полу-
острова есть на карте Черного моря Йоханнеса ван Кёлена, содер-
жащей посвящение Петру I и воспроизведенной Ф. Зецгином без
ссылки на источник62. По-видимому, эта карта впервые появилась
в издании атласа ван Кёлена 1700 г.63
. На карте ван Кёлена изобра-
жены те же два острова, что у Обри де ла Мотрэ. У верхнего острова
надпись «I. cosia» («cossa» ?), нижний остров, названный у де ла
Мотрэ «Гуте», у ван Кёлена показан без названия.
Мы видим, что Тарханкутский полуостров на картах ван Кёле-
на и де ла Мотрэ сильно уменьшился и закруглился. В результате
большая часть нанесенного на карты западного берега Крыма — это
побережье Каламитского залива, который во многом совпал с Кар-
кинитским заливом. Остров напротив устья Альмы — не Змеиный,
как это показалось бы при взгляде на современную карту (иденти-
фицировать Змеиный следует по пунктам северо-западного побе-
режья Черного моря, у де ла Мотрэ это остров Ilnad). Искать остров
Гуте и соседний с ним остров Oeosta следует в Каркинитском зали-
ве или близ него. Это подтверждает и текст книги де ла Мотрэ —
остров лежит в заливе, омывающем Перекопский перешеек.
Подведем итоги нашего обзора. Западноевропейские карты по-
зволяют скорректировать общепринятые выводы о локализации
Готии и готов, полу ченные в результате анализа только письменных
и археологических источников. На раннесредневековых картах на-
звание «Готия» относилось к неопределенной территории на востоке
Европы, от Скандинавии до Причерноморья. После того, как с XIV в.
на картах стал показываться Крымский полуостров, хороним мог
встречаться и в северо-восточном Крыму, и на юге полуострова. Есть
основания предполагать, что, по крайней мере, на некоторых кар-
тах «Готией» назван полуостров в целом. В конце рассматриваемо-
го периода, после безуспешных поисков крымских готов, название,
воспринятое де ла Мотрэ как вариант «Готии», локализуется уже за
пределами Крыма, на одном из черноморских островов.
62 Sezgin F. Mathematical Geography and cartography in Islam and Their
continuation in the Occident. I: Historical Presentation / Trans. by G. Moore,
G. Sammon. Frankfurt am Main, 2005. Pt. 3. P. 239. Ill. 162.
63 Ср. описание карты в атласе 1700 г.: van Eeghen P., van der Kellen J. P. Het
werk van Jan en casper Luyken. Amsterdam, 1905. D 1. P. 39. Вероятно, та
же карта упомянута в кн.: Bagrow L. A History of Russian cartography up
to 1800. P. 248. N. 73.

Р. М. Шукуров
к вопросу о византийских моделях
освоения востока
И рина Геннадиевна Коновалова посвятила немало
замечательных работ взаимоотношениям между
различными культурными ареалами, в частности, меж-
ду христианским культурным кругом и мусульманским.
В нижеследующем тексте, которым я хотел бы отметить
вклад Ирины Геннадиевны в изу чение межкультурных
контактов, будет представлена попытка описать заимст-
вованную извне информацию в терминах самой воспри-
нимающей культуры. В центре исследования находится
Византия в ее отношении с восточными культурами му-
сульманского круга.
Византия и мусульманский мир сосуществовали в
течение более восьми веков как конкуренты и партне-
ры. С одной стороны, возникновение и последующая
эволюция исламского мира вряд ли могут быть пра-
вильно поняты без учета византийского наследства на
территориях формирования мусульманской культуры,
а также без последующего неиссякаемого потока куль-
турной информации из Византии на Восток. С другой
стороны, невозможно представить себе византийскую
культуру после 630-х гг. без постоянного присутствия
мусульманского мира внутри ее политического, куль-
турного и экономического горизонта. Более того, для
большей части своей истории в культурном плане Ви-
зантия стояла лицом к иранскому и арабскому Востоку,
который сохранял и умножал свой высокий культур-
ный потенциал, и спиной к беднеющему и варваризо-
ванному Западу. Действительно, Византия восприня-
ла не так много от мусульманского Востока, особен-
но, в сравнении с византийским вкладом в исламские
культуры. Византия была дающей культурой, но не по-
лу чающей, в этом и заключается смысл византийской
автаркии. Однако, тем не менее, мусульманский мир
щедро делился с Византией своими литературными,
научными, оккультными, экономическими, техноло-

Р. М . Шукуров
306
гическими достижениями, что общепризнано и чему существует
множество свидетельств. Если это так, то возникает вопрос, можем
ли мы определить влияние на византийскую культуру, исходящее с
географического Востока, как исламское? Можно сформулировать
поставленный вопрос и в более радикальной форме: можно ли го-
ворить о своего рода «латентной исламизации Византии» в ходе ви-
зантийско-восточного обмена?
Первое замечание, которое я хотел бы предложить для обсу-
ждения: что мы подразумеваем, когда мы говорим «исламский»? По
моему убеждению, строго говоря, «исламский» в нау чном дискурсе
должно было бы обозначать объект, непосредственно относящийся
к исламской религии с ее специфическими догматикой и ритуалом.
Мы часто используем такие выражения, как «исламская культура»,
«исламское искусство», «исламские рукописи», «исла мска я керами-
ка», «исламский металл», а временами даже и «исламская литерату-
ра» и т. п., имея в виду интеллектуальную и материальную продук-
цию народов, исповедующих Ислам. Однако, как я полагаю, такого
рода словоупотребление может вводить в заблуждение во многих
смыслах и во многих слу чаях. Да, обсуждаемые объекты были со-
зданы теми, кто идентифицировал себя как мусульман или жил
под властью мусульманской политической власти. Тем не менее,
эти идеи, тексты, артефакты и т. д., возможно, создавались на ос-
новании нерелигиозных и даже доисламских интеллектуальных и
художественных стратегий и концепций, которые изначально при-
сутствовали в глубинах культуры.
В продолжение сформулированного замечания я хотел бы в
этой статье прояснить, насколько византийцы были в состоянии (в
отличие от нас) выделять специфически исламскую информацию
в текстовых и материальных объектах, идущих с Востока; в какой
степени византийцы были чувствительны к исламским смыслам
в привходящей чужой информации. Недавний расцвет теорий
культурного взаимодействия и, в частности, идея «культурных
трансферов» (transferts culturels, Michel Espagne) с последующими
ее модификациями и концепция «культурного перевода» (cultural
translation, Peter Burke) предоставляют нам достаточно эффектив-
ный аналитический инструмент. Нет сомнений теперь, что инфор-
мация (во всех ее возможных формах) часто не просто переносится
в новую культурную среду, но прежде подвергается необходимой
адаптации и ассимиляции. Информация, оставив свою родную
культурную среду, проходит через процедуру деконтекстуализа-
ции и диссимиляции для того, чтобы быть реконтекстуализиро-
ванной и ассимилированной в принимающей культуре. Это озна-
чает, что 1) восприятие новой информации это всегда активный

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
307
процесс, 2) культура-полу чатель весьма избирательна, открываясь
для желательной и приемлемой информации, поступающей извне,
и экранируя и блокируя нежелательные и неприемлемые элементы.
Таким образом, в отношении специфически исламского содержа-
ния вопрос можно поставить следующим образом: насколько ви-
зантийская культура была открытой к нему и как культура обходи-
лась с этой сугубо «исламской» информацией?
Итак, прежде чем перейти к обсуждению поставленных вопросов,
следует лишь оговориться, что нижеследующие наблюдения и выво-
ды в некоторых слу ча ях носят предварительный характер и могут ну-
ждаться в дальнейшей проработке, пересмотре и дополнении.
1. Типы трансфера
Отправной точкой исследования является весьма красноре-
чивый пример «Онейрокритики» — знаменитого византийского
сонника, традиционно приписываемого Ахмету, который всесто-
ронне изучен в последние десятилетия, в частности, Стивеном
Оберхельманом и Марией Мавруди1. «Онейрокритика» создана
анонимным византийским автором в конце IX или в X в. на осно-
ве нескольких арабских сонников того времени. Неясно, однако,
был ли автор «Онейрокритики» реальным переводчиком арабских
источников или же он компилировал уже существующие греческие
переводы. «Онейрокритика» является парадигматическим текстом
для моих целей: она охватывает обширный спектр тем и сюжетов от
повседневной жизни до богословия, которые своим происхождени-
ем имеют мусульманский Восток. Можно выделить три основных
типа передачи арабского первоисточника в обработке византийско-
го автора (или авторов).
Первый, наиболее сложный тип, который я бы определил как
диссимилирующий трансфер, касается сугубо исламских тем, трак-
туемых различно в мусульманской и христианской догматике
или практике, как, например, пророк Мухаммад, исламская кон-
цепция Христа, мечеть, минбар, исламские запреты есть свинину
и пить алкоголь и т. д . Интересно, что греческий переводчик при
обработке этих тем меняет по аналогии специфически исламские
объекты на соответствующие христианские. Например, греческие
1
Achmetis Oneirocriticon / F. Drexl. Leipzig, 1925; Oberhelman S. A . The
Oneirocriticon of Achmet: A Medieval Greek and Arabic Treatise on the In-
terpretation of Dreams. Lubbock, 1991; Mavroudi M. A Byzantine Book on
Dream Interpretation: The Oneirocriticon of Achmet and Its Arabic Sources.
Leiden, 2002.

Р. М . Шукуров
308
интерпретации Христа, увиденного во сне, основаны на арабских
интерпретациях Мухаммада, толкование церквей соответствует
толкованию мечетей, интерпретации потребления свинины и ал-
коголя очищены от негативных коннотаций арабского оригинала
ит.д.2
. Сознательная деисламизация арабского источника в «Оней-
рокритике» проявляет себя и в очистке конечного греческого тек-
ста от ссылок на Коран, хадисы, высказывания других мусульман-
ских духовных авторитетов. Ссылки на мусульманские священные
и духовные авторитеты оригинала замещены цитатами из соответ-
ствующих мест христианской Библии. Таким образом, новые объ-
екты включаются в византийское пространство только после про-
цедуры их диссимиляции с изначальным культурным контекстом,
их ресакрализации в контексте принимающей культуры. Некото-
рые религиозные темы, как Воскресение, Рай и Ад, ветхозаветные
пророки, ангелы и т. п., которые трактуются сходно или одинаково
в мусульманской и христианской догматике, переносятся в визан-
тийский сонник без изменений. Однако очевидно, что вначале они
были диссимилированы с их оригинальным исламским контекстом
(т. е. деконтекстуализированы) и затем ресакрализованы в новом
христианском контексте (т. е. реконтекстуализированы).
Сознательное отсеивание специфически исламской информации
как главный принцип адаптации подтверждается другими типами
трансферов. Второй тип я бы определил как трансплантный тран-
сфер. Все случаи видения во сне обычных объектов и ситуаций не-
религиозного характера (например, природные объекты, животные,
предметы быта, одежда, части человеческого тела и т. д.) переносятся
в греческий текст без каких-либо серьезных изменений. И увиденные
во сне объекты, и их интерпретации оказываются в греческом тексте
в неизмененном виде. Процедура присвоения чужой информации
заключается в признании ее идентичной собственному византий-
скому контексту и в простой трансплантации ее на византийскую
почву. Никаких принципиально новых или чуждых тем не привно-
сится в византийское культурное пространство, поскольку все они
потенциально или в действительности тождественны уже существу-
ющим в культуре и не нуждаются в особых процедурах адаптации,
помимо простого перевода с арабского на греческий. Большая часть
«Онейрокритики» состоит именно из такого рода тем, которые были
общими для христианского и мусульманского миров.
Третий тип я бы обозначил как комплементный или дополняю-
щий трансфер: некоторые чуждые темы, мотивы, идеи и функции,
прежде неизвестные в византийском культурном поле, включаются
2
Mavroudi M. A Byzantine Book. P. 256–374 (chapters 7 and 8).

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
309
в греческий текст почти в неизменном виде. Например, «Онейро-
критика» содержит тринадцать коротких анекдотов, иллюстриру-
ющих некоторые из толкований снов. Мария Мавруди идентифи-
цировала арабские источники для семи из этих анекдотов. Четыре
из них являются историческими анекдотами, предсказанными во
снах и касающимися знаменитого халифа Мамуна и толкователя
снов Ибн Сирина3. Одна из историй, например, такая: халиф Мамун
увидел во сне, что он помочился на два у гла Мекканского Храма,
т. е. Каабы. По вердикту толкователя, сон обозначал дву х сыновей
Мамуна, которые унаследуют его власть в халифате4. Между про-
чим, интересно, что хотя Кааба не названа в греческом тексте прямо,
она весьма точно описана как «Мекканский Храм» и, что еще бо-
лее знаменательно, как «Скиния Авраама» (σκηνη` τοῦ Ἀβραάμ)5. Это
объяснение вряд ли присутствовало в арабском оригинале «Оней-
рокритики», поскольку ассоциация между Каабой и Авраамовым
храмом Единому Богу является общепринятой в мусульманстве.
В жанре сонника такое упоминание Авраамовой скинии совершен-
но излишне и избыточно для мусульманского читателя6. Это озна-
чает, что пояснение добавлено в текст византийским переводчиком,
который тем самым продемонстрировал довольно тонкое знание
некоторых специфических аспектов исламской догматики. В любом
слу чае, вполне ясно, почему этот и подобные «исторические» анек-
доты перенесены в греческий текст в своем первозданном виде: хотя
они повеству ют о чуждых религиозных объектах, как то: Мекка,
Кааба, халиф, тематически они относятся скорее к нерелигиозным
предметам и воспринимаются как занимательные и поу чительные
исторические анекдоты с экзотического Востока и, следовательно,
приемлемые для включения в византийское культурное простран-
ство. Тематический и фактологический трансфер осуществляется
в его комплементной модальности, которая привносит абсолютно
нову ю информацию, дополняющую уже существу ющий набор эле-
ментов новыми компонентами. Комплементный тип трансфера за-
часту ю привносил в византийское пространство экзотические темы
и мотивы в литературе, искусстве и архитектуре.
3
Ibid. P. 376–385. Однако на с. 377, в пассаже Ибн Са‘ада под «Мухаммадо-
вой мечетью» понимается мечеть Мухамма да в Медине, но не в Мекке,
как думает М. Мавруди.
4
Ibid. P. 376.
5
Achmetis Oneirocriticon. § 46, 3–4 .
6
Относительно ассоциа ций меж ду Каабой и Авраа мом, Каабой и Ски-
нией в мусульма нской теменологии см.: Шукуров Ш. М. Образ Хра ма.
Imago Templi. М., 2002. С . 122 –124, 138–142 , 241.

Р. М . Шукуров
310
Обозначенные три типа приобретения новой информации при-
ложимы к большинству известных примеров восточного «влия-
ния» на византийский мир. Однако, конечно, надо иметь в виду, что
описанные типы апроприации являются идеальными конструкци-
ями и проявляют себя в реальных текстуальных и материальных
объектах в смешанной форме: различные части воспринимаемой
информации в одном тексте или даже в одном высказывании могут
быть обработаны переводчиком по-разному.
Аналогичные типы апроприации вполне узнаваемы в извест-
ных примерах «исламского влияния» на византийскую литерату-
ру. Стоит подчеркнуть, что византийская литература восприняла с
Востока на удивление мало. Ныне мы можем говорить только о не-
скольких греческих текстах, которые с большей или меньшей долей
вероятности могут быть квалифицированы как заимствованные
с Востока. Только три произведения доказательно признаны про-
дуктом влияний арабской и персидской литературы. Это византий-
ская моралистическая повесть «Варлаам и Иоасаф», которая вос-
ходит к сюжету о Гаутаме Будде; моралистический сборник пове-
стей «Книга Синтипы», базирующаяся на арабском мотиве «Семи
Визирей» (также известном как «Семь мудрецов» или «Синбад-на-
мэ» на Востоке и Западе); и, наконец, сборник повестей «Стефанит
и Ихнилат», который изначально являлся переработкой арабской
«Калилы и Димны». Из этих трех текстов два произведения могут
быть квалифицированы как «восточные заимствования» только
частично, поскольку они вошли в византийское культурное про-
странство не напрямую от арабского, персидского или индийского
оригинала, но лишь через посредство восточных христиан. «Варла-
ам и Иоасаф» был переведен на греческий с грузинского текста «Ба-
лавариани» Евфимием Агиоритом (ок. 955–1028). «Книга Синтипы»
была переведена с сирийского Михаилом Адреопулом из Мелити-
ны (кон. XI в.). Только «Стефанит и Ихнилат», по всей вероятности,
переводился напрямую с арабского знаменитым Симеоном Сифом
по просьбе императора Алексея I Комнина (1081–1118)7.
Как бы то ни было, «Стефанит и Ихнилат» и «Синтипа» разделя-
ют многие общие черты в их обращении с восточным литературным
материалом8. Обе повести сохраняют главную сюжетную линию ори-
гинала. В обеих — сознательно сохранен восточный колорит: в глав-
7
Beck H.- G. Geschichte der byzantinischen Volksliteratur. München, 1971.
S. 35–48 (3. Kapitel: Orientalische Stoffe).
8
Sjöberg L.- O. Stephanites und Ichnelates. Überlieferungsgeschichte und Text.
Stockholm, 1962; Michaeli Andreopuli Liber Syntipae / В. Ернштедт [За пи-
ски императорской ака демии наук. Т. 11, No 1] СПб., 1912.

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
311
ных действующих лицах, в сюжетной структуре, в географической
локализации. Ключевыми героями «Синтипы» являются царь Кир
и его главный философ Синтипа, он же и воспитатель царского сына;
события разворачиваются в Персии. Точно так же главная сюжетная
линия «Стефанит и Ихнилат» выстраивается вокруг фигуры индий-
ского царя Авесалома и его неназванного философа. Эти повести де-
монстрируют типичные примеры экзотической комплементности:
сюжет и его главные герои новы для византийского культурного
пространства и привносят явную экзотическую струю в повество-
вание. Однако, в отличие от связанных с Мамуном анекдотов, эти
чужие сюжеты подвергнуты существенной формальной трансфор-
мации, будучи очищенными от многочисленных повседневных дета-
лей, личных и географических названий, случайных мусульманских
религиозных формул, обнаруживаемых в оригинале, претерпевая
определенную меру диссимилирующей адаптации. Однако диссими-
лирующие компоненты в этом случае вызваны не только и не столь-
ко очисткой от специфически исламского нежелательного аромата,
сколько попыткой переводчика приспособить литературный стиль к
вкусам и привычкам византийского читателя.
В этом смысле пример «Варлаама и Иоасафа» наиболее показа-
телен: хотя изначальный сюжет был сохранен, повесть подверглась
мощной диссимилирующей обработке и деконтекстуалиции ориги-
нального моралистического и дидактического смысла. Именно бла-
годаря комбинации диссимилирующей и комплементной процедур
восточная моралистическая повесть обратилась в специфически
христианскую агиографию9.
Точно так же исламские темы, в особенности, во второй и тре-
тьей книгах византийского эпоса «Дигенис Акрит» представляют
собою комбинацию диссимиляционного и комплементного типов
трансфера10. При всей кажущейся толерантности (или индиффе-
рентности) рассказчика к мусульманской религии, обычаям и свя-
тыням, «Дигенис» демонстрирует десакрализованный сказочный
образ исламской традиции, который греческие рапсоды воспри-
няли, скорее всего, в устной передаче. Исламские мотивы в поэме
играют преимущественно экзотическую роль, будучи одним из до-
полнительных средств развития главной сюжетной линии.
Другие слои византийской культуры могут дать новые вариации
и модификации обозначенных выше типов. Тип трансплантного
9
Historia animae utilis de Barlaam et Ioasaph / R. Volk (Die Schriften des Jo-
hannes von Damaskos. Vol. 6). B., N.Y., 2006–2009. T. 1–2 .
10 Digenes Akrites: Synoptische Ausgabe der ältesten Versionen / E. Trapp. Wien,
1971, особенно S. 84, 108–111.

Р. М . Шукуров
312
трансфера хорошо представлен в обширном корпусе византийской
естественнонаучной и оккультной литературы, котора я с конца X в.
и далее все больше и больше черпала информацию из восточных
текстов. Это трактаты по математической астрологии, медицине,
математике, включающие в себя как византийские компиляции вос-
точной мудрости из сирийских и латинских текстов, так и прямые
греческие переводы с арабских и персидских оригиналов. Это также
и серия трудов по оккультным наукам, как то: сонники, предсказа-
тельна я астрология, геомантия, и другие виды предиктивных наук.
Как правило, восточная информация переносится в византийское
пространство без каких-либо изменений оригинала за исключением
обычных для мусульманского мира исламских религиозных формул
(как, например, басмалла в начале текста)11.
К тому же типу трансплантного трансфера можно отнести
многочисленные в большей или меньшей степени пространные
обсуждения религии и истории мусульманских соперников Ви-
зантийской империи в Средиземноморье, которые встречаются
в византийской историографии, политической географии, агио-
графии, эпистолографии и подобных жанрах, начиная, в особен-
ности, с «Хронографии» Феофана Исповедника12. В качестве знаков
аккумулированного знания о мусульманском мире, византийская
культура восприняла значительное число технических терминов,
относящихся к социальной и политической жизни мусульманских
государств: σουλτάν, ἀμηρᾶς (и ἀμηρεύω), μ α σ γήδιον, μουσούριον,
χαράτζιον, χότζιας, χαζηνᾶς, γιανίτζαρος и многие другие, равно как
и сотни имен мусульманских исторических персонажей (правите-
ли, военачальники, администраторы и т. д.)13. Византийцы немало
знали о своих мусульманских соседях, но это историческое и гео-
графическое знание, будучи сродни «техническому» нау чному зна-
нию, вряд ли может рассматриваться как результат специфически
«исламского» влияния. Знание изменяет его создателя и носителя,
расширяя его ментальный горизонт и изощряя его опыт, однако
оно совершенно необязательно ассимилирует носителя знания с
объектом познания.
Если перейти из текстуального пространства к материальным
объектам, то обнаруживаются схожие типы апроприации. Покой-
11
Vogel K. Byzantine Science // cambridge Medieva l Histor y. cambridge, 1967.
Vol. 4/2. P. 265–305; Tihon A. Science in the Byzantine Empire // The cam-
bridge Histor y of Science. cambridge, 2013. Vol. 2 . P. 190–206.
12 Theophanes. chronographia / c. de Boor. Leipzig, 1883–1885. T. 1–2 . P. 332–
334.
13 См.: Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Leiden, 1983. Bd. 2 . S . 359–365.

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
313
ный Олег Грабар в своей весьма информативной и концептуально
заряженной (хотя и краткой) статье об «исламском» влиянии на
византийское искусство, в частности, писал: «Islamic influences
hardly ever occur in religious art and never affect style and expression,
the formal means by which Byzantine art differentiates itself from other
medieval traditions. In other words, Islamic forms played almost no
role in the Byzantine visual expression of christianity. Islamic themes
are most apparent in the secular art of emperors and in many aspects
of material culture...», и далее: «Thus, the Islamic impact was first the-
matic, then functional or technical, and more rarely formal»14 . В рам-
ках предложенной мною терминологической системы, О. Грабар
подтверждает, что специфически исламские мотивы никогда не
влияли на ядро византийской художественной само-репрезента-
ции, восточные трансферы имеют преимущественно комплемен-
тную и экзотическую модальность. В искусстве и материальной
культуре точно так же все религиозно ориентированные темы и
формы неизбежно претерпевали диссимиляционные процедуры,
теряя в результате какие-либо признаки оригинального ислам-
ского окраса.
Экспертное мнение О. Грабара может быть проиллюстрирова-
но, в частности, и средне-, и поздневизантийской лексикой, содер-
жащей десятки заимствований из восточных языков для одежды,
тканей, предметов обихода, предметов роскоши. Такого рода лек-
сические заимствования пришли в византийское пространство
вместе с повседневными объектами через посредство междуна-
родной торговли. Как я показывал в одной из работ, эти лексиче-
ские заимствования относились к прикладной науке (медицина,
ботаника, зоология, география и т. д .), тканям и одежде (зачастую
сверхдорогим), аксессуарам, торговым техникам и т. д.15
.
Боль-
шая часть этих заимствованных объектов с их именами имеют
характер «тематический», «функциональный или технический»,
или же, другими словами, представляют собою трансплантный и
комплементный типы трансфера, нередко, в сугубо экзотической
модальности.
14
Grabar O. Islamic Influence on Byzantine Art // Oxford Dictionary of
Byzantium / A. Kazhdan et al. Oxford, 1991. Vol. 2 . P. 1019. О восточном
вкладе в византийскую визуальную культуру см. также: Walker A.
The Emperor and the World: Exotic Elements and the Imaging of Middle
Byzantine Imperial Power. cambridge, 2012.
15 Шукуров Р. М. Восточные лексические за имствова ния в среднегрече-
ском (XI–XV вв.): предварительные за мечания // Причерноморье в сред-
ние века / Ред. С. П. Карпов. М., 2009. Вып. 7. С. 54 –71.

Р. М . Шукуров
314
2. Исламский или восточный?
Византийцы, в отличие от нас, были весьма чувствительны к раз-
личию между «исламским» и «восточным», между религиозно-цен-
трированными конфессиональными дискурсами и религиозно-ней-
тральными культурными дискурсами, между богословием, с одной
стороны, и общечеловеческой мудростью и искусностью — с другой.
Если это так, то как византийцы квалифицировали ту информа-
цию — идеи, концепты, техники, слова, формы и материальные объ-
екты, — которую они воспринимали с мусульманского Востока?
Информация, полу ченная с исламского Востока, как прави-
ло и почти исключительно, квалифицировалась через посредство
этно-географических, но отнюдь не конфессиональных терминов.
Иностранная мудрость могла квалифицироваться как персидская,
индийская, египетская, халдейская, вавилонская и т. д . Например,
один из поздневизантийских астрологических трактатов в рукопи-
си XVII в. определил свой первоисточник как созданный в среде οἱ
Βαβυλωνῖται, οἱ Πέρσαι, οἱ Χαλδαῖοι, οἱ Ἀράπηδαις16, а медицинский
труд упоминает своим источником ἡ ἰατρικὴ τέχνη τῶν Πέρσων17.
Точно так же автор упоминавшейся выше «Онейрокритики» пред-
почитает категоризировать разнообразный и часто противоречи-
вый интерпретационный материал через его этно-географическую
принадлежность (ἐκ τῶν Ἰνδῶν, ἐκ τῶν Περσῶν, ἐκ τῶν Αἰγυπ τίων); эт -
но-географическая идентификация играет тут важную роль систе-
матизирующего инструмента. Эти примеры могут быть с легкостью
умножены.
Наиболее частой идентификацией переведенного материала
восточных авторитетов была персидская, что в большинстве слу-
чаев отвечало исторической истине. Иногда византийские мудрецы
ошибались в их идентификациях: один переводной медицинский
трактат был приписан «самому мудрому среди индийцев Алле
Эбни Сина, т. е. Алле Сын Сины, или же Авицан у итальянцев», по-
дразумевая Абу-‘Али Ибн Сину, который был восточным иранцем
(таджиком) по происхождению и писал на арабском и персидском18.
Однако ошибочная индийская идентификация может быть тут
простительной, поскольку Ибн Сина жил на самом краю иранско-
го мира, в Мавераннахре, пограничном с индийским культурным
16 catalogus codicum astrologorum graecorum. Bruxelles, 1924. Vol. 10. P. 201.
17 Ideler J. L . Physici et medici Graeci minores. T. 1–2 . Berlin, 1841–1842. T. 1.
P.293;T.2.P.305.
18 Ibid. T. 2 . P. 286: σοφωτάτου παρὰ μὲν Ἰνδοῖς Ἄλλη Ἔμπνι τοῦ Σινᾶ ἤτοι Ἄλλη
υἱοῦ τοῦ Σινᾶ, παρὰ δὲ Ἰτα λοῖς Ἀβιτζιανοῦ.

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
315
пространством. Реже встречаются ссылки на «арабское» и сино-
нимичное ему «сарацинское» происхождение19. Конфессиональ-
ное определение «агарянский» попадается крайне редко и, по всей
видимости, было либо опиской, либо ошибкой переводчика, под-
менявшей термины «арабский» или «персидский»20. Совершенно
ясно, что переводчики и потребители заимствованной информа-
ции видели в ней продукт «восточной» мудрости и искусности,
но не порождение исламской догматики или ритуала. Обсужден-
ные указания на происхождение информации — Египет, Багдад
(Βαβυλών), Ирак (Χαλδαία), Персия, Индия — покрывают наиболее
важные регионы и народы цивилизованного Востока без учета их
конфессиональной прина длежности. Именно «народы»/ἔθνη (пер-
сы, египтяне, арабы, индийцы), но отнюдь не «неверные»/ἄπιστοι
( Ἰσμαηλῖται, Ἁγ αρηνοί, Μουσουλμάνοι) были истинными создателя-
ми восточной мудрости.
Византийцы проводили четкое разграничение между «восточ-
ным» и «исламским». Исламские коннотации всегда были нежела-
тельными и однозначно негативными в византийском пространстве.
Здесь я ограничусь одним красноречивым историческим анекдотом,
показывающим насколько эффективным был этот сознательный
культурный барьер на пути специфически исламских смыслов.
Михаил VIII Палеолог по разным причинам имел весьма слож-
ные отношения с современными ему константинопольскими патри-
архами. В частности, в какой-то момент император стал враждовать
с патриархом Иоанном XI Векком (1275–1282). В праздник Сретения
Господня 2 февраля 1279 г., согласно обычаю, патриарх благосло-
вил императора, одарив его роскошным блюдом с традиционной
коливой (κόλλυβον). Однако, как обнаружили и донесли до импе-
ратора недоброжелатели, блюдо, будучи египетского происхож-
дения, оказалось украшенным арабскими письменами (γράμμασιν
Αἰγυπτίοις), которые прославляли Мухаммадово имя (ὄνομα φέρειν
εἰς ἔπαινον). Следовательно, «это блюдо не только не могло быть ис-
пользовано в благословении из-за нечистого характера надписи,
19 Pingree D. The astronomical works of Gregory chioniades (corpus des As-
tronomes Byzantins). A msterdam, 1985. P. 36.19–20: οἱ τῶν Ἀράβων καὶ
Περσῶν ἐπιστήμονες; Tihon A. Tables islamiques à Byzance // Tihon A. Études
d’astronomie byzantine. L ., 1994. P. 406: «книга сарацин».
20 Simeonis Sethi Syntagma de alimentorum facultatibus / B. Langkavel. Leip-
zig, 1868. P. 1. 2–3: Симеон Сиф начинает свою «Синта гму» ссылкой на
разработки по этой теме «персов, а гарян и индийцев» (οὐχ Ἑλλήνων
μόνον, ἀλλὰ καὶ Περσῶν καὶ Ἀγαρηνῶν καὶ Ἰνδῶν περὶ τροφῶν δυνάμεων
συγγραψαμένων).

Р. М . Шукуров
316
но оно привнесло крайнюю меру нечестия». Чтобы убедиться, что
надпись действительно содержит имя Мухаммада, был пригла-
шен паракимомен Василий Василик, который был известен своим
знанием «агарянского письма» (γραμμάτων Ἀγ αρηνῶν). Василик,
который прежде долго жил при сельджукском дворе в Анатолии,
прочел надпись и подтвердил наличие в ней прославлений Мухам-
мада. В итоге патриарх был обвинен в отступлении от благочестия
и намеренном оскорблении императора21. Как мы видим, принци-
пиальным семантическим противопоставлением тут является при-
емлемое этно-географическое «египетское» и недопустимое рели-
гиозное «агарянское».
Конечно, могут появиться сомнения в способности Василика
правильно прочесть надпись: как знает любой музейный храни-
тель восточного искусства, чтение такого рода надписей требует
специальных знаний в эпиграфике, языке и истории культуры,
ибо часто декоративные надписи на предметах не столько «чита-
ются», сколько воспринимаются разом как своего рода иероглиф.
Мы можем лишь гадать, насколько Василик глубоко знал арабский
и мамлюкскую каллиграфию, а также насколько систематичным
было его образование в арабской и персидской текстуальной куль-
туре, которое было бы достаточным для правильного прочтения
декоративной надписи. Нельзя исключить, что Василик, полага ясь
на свой авторитет знатока «мусульманской письменности», просто
симулировал прочтение надписи и дал вердикт, желательный для
обвинителей.
В любом случае, как мы видели, византийцы отнюдь не были
индифферентны к смысловому содержанию декоративной каллиг-
рафии на восточных объектах. В моих терминах, патриарх Векк
рассматривал дорогое мамлюкское блюдо как образчик «экзотиче-
ского дополнения», имеющего этнический характер, в то время как
профессиональная экспертиза показала, что, напротив, оно несет
на себе сугубо исламские смыслы. Последнее было безусловным
препятствием для хождения вещи в византийском культурном
поле, ибо образчик мамлюкского металла, по определению, не мо-
жет быть подвергнут процедуре диссимилирующей адаптации.
Судя по этому фрагменту из «Истории» Пахимера, можно за-
ключить, что византийцы избегали пользоваться восточными объ-
ектами с исламскими священными именами и формулами. Это само
по себе вполне правдоподобно, поскольку восточная продукция,
включая металл, оружие, керамику и ткани, чаще всего украшалась
21
Georges Pachymérès. Relations Historiques / Éd. A. Failler. T. 1–5. P., 1984–2000.
VI, 12 (T. 2 . P. 573–575).

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
317
нерелигиозными надписями, как то: поэзия, благопожелания, пого-
ворки22. Вероятно, по большей части именно этот тип артефактов со
«светской» эпиграфикой циркулировал в Византии или же, по край-
ней мере, был в наибольшей степени востребован. «Дигенис Акрит»
упоминает «арабское» дорогое копье, украшенное золотыми надпи-
сями, а также чалмы с золотыми письменами, однако о содержании
этих надписей не сказано ничего23. Остается неясным также, были
ли упомянутые чалмы импортированы с Востока или же произве-
дены в самой Византии; в случае их византийского происхождения
надписи могли быть либо греческими, либо имитацией арабского
письма, не имеющей смысла. То же самое можно сказать и о другой
чалме с золотыми надписями, которая упомянута в завещании мона-
хини Марии Ивирскому монастырю (1098)24.
Конечно, пример патриарха Векка ясно указывает также и на то,
что византийцы могли использовать восточный артефакт, не заду-
мываясь над семантикой эпиграфического декора. Однако в этом
случае только незнание иностранных языков делало эти вещи при-
емлемыми для византийца. В любом случае, насколько я знаю, у нас
нет прямых свидетельств о том, что византийцы сознательно ис-
пользовали артефакты, украшенные исламскими («агарянскими»)
сакральными формулами.
Похожие примеры безусловного отвержения чего-либо ислам-
ского хорошо известны в византийских источниках. Например,
можно вспомнить знаменитый рассказ о том, как константино-
польский клир во главе с патриархом Лукой Хризовергом и импе-
ратор Мануил I интерпретировали землетрясение 1162 г.: оно было
понято как неудовольствие Бога планируемым у частием сельджук-
ского султана Кылыч-Арслана в византийском триумфе (θρίαμβος),
22 См., например: Melikian-Chirvani A. S . Islamic Metalwork from the Iranian
World, 8th–18th centuries. L ., 1982; Pancaroğlu O. The contents of Samanid
Epigraphic Pottery // Studies in Islamic and Later Indian Art from the Arthur
M. Sackler Museum, Har vard University Art Museums. cambridge, 2002.
P. 59–75.
23 Jeffreys E. Digenis Akritis. The Grottaferrata and Escorial versions. cambridge,
1998. IV.922: τέσσαρα χρυσογράμματα φακεώλια ἄσπρα (о сва дебных дара х
Дигенису); Digenes Akrites: Synoptische Ausgabe. IV.1535–1536: τὸ δόρυ
ἐδοκίμαζεν τῇ δεξιᾷ χειρί του | πράσ ινον, ἀραβίτικον, μετὰ χρυσῶν γραμ-
μάτων (копье Дигениса); VII.3446: φακιόλι ἐφόρει πράσινον μετὰ χρυσῶν
γραμμάτων (головной убор Максимо).
24 Actes d ’Iviron / Ed. J. Lefort, N. Oikonomidès, D. Papachryssanthou, Hélène
Métrévéli. T. 1–4 . P., 1985–1995. T. 2 . P. 179.23: φακιόλιόν μου τὸ ἔχον χρυσὰ
γράμματα.

Р. М . Шукуров
318
который, согласно обычаю, украшался христианскими священны-
ми объектами, включая образа святых и Христа25. В конце 1260-х
патриарх Арсений был обвинен Михаилом VIII в неканоническом
общении с сельджукским султаном Кайкавусом II и его сыновья-
ми26. Точно так же в самом начале XIV в. (но после 1304 г.) патри-
арх Афанасий I отправляет императору послание, указывающее на
засилье иноверцев в Константинополе — иудеев, армян и мусуль-
ман ( Ἰσμαηλῖται). Афанасий возмущен, что мусульмане остаются
безнаказанными, «открыто взбираясь на возвышенное место, как
это принято в их землях, выкрикивают свои гнусные таинства»,
т. е. азан27. Эти примеры демонстрируют, насколько важным было
для византийцев сохранение религиозной чистоты их культурного
пространства от вторжения Ислама.
3. Ислам внутри (несколько исключений)
Византийцы создали внушительный корпус анти-исламской
полемической литературы28. Они, начина я с Иоанна Дамаскина
или даже раньше, изучили в больших подробностях исламские кон-
цепции Божества, Священного Писания, Христологию, отношение
к Троице, Мариологию, профетологию, особенности эсхатологии,
ритуала и обычаев. В предложенных нами терминах, исламская
догматика в полемических разработках византийцев, включая
гипотетический перевод Корана на греческий29, подверглась дис-
25 Nicetas Choniates. Historia / Ed. J. A . van Dieten. T. 1–2 . B., N.Y., 1975. T. 1.
P. 119.49–52; Ioannis cinnami Epitome rerum ab Ioanne et Alexio comnenis
gestarum / Rec. A . Meineke. Bonnae, 1836. P. 206–207.
26 Pachymérès. Relations Historiques. T. 2 . P. 339.9 –12 , 349.10–12 .
27 The correspondence of Athanasius I, Patriarch of constantinople. Letters to
the Emperor Andronicus II, members of the imperial family, and officials /
Ed., transl., and commentary A.-M. Talbot (Dumbarton Oaks Texts. Vol. 3).
Washington, 1975. P. 84.23–26 (no. 41).
28 Число исследований по виза нтийской полемистике не менее впечатл я-
ющее. Я ограничусь лишь базовыми работами с некоторыми важными
к ним дополнениями из неда вней историог рафии: Khoury A. Th . Polémi-
que byzantine contre l ’Islam. Leiden, 1972; Beck H.- G. Kirche und theologi-
sche Literatur im byzantinischen Reich. München, 1959; Medieva l christian
Perceptions of Islam / Ed. J. V. Tolan. N.Y. & L., 2000.
29 Trapp E. Gab es eine byzantinische Koranübersetzung? // Δίπτυχα Ἑταιρείας
Βυζαντινῶν καὶ Μεταβυζαντινῶν Μελετῶν. 1980–81. T. 2 . S . 7–17; см. так же:
Ulbricht M. La première traduction du coran du VIIIe/IXe siècle et son utili-
sation dans la polémique de Nicétas de Byzance (IXe siècle) avec le titre “Réfu-

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
319
симилирующему трансферу с неизбежной деконтекстуализацией
и десакрализацией оригинальных исламских концептов. В итоге
исламский материал реконтекстуализируется в христианском ре-
лигиозном пространстве. Следовательно, полемическое усвоение
исламских догматических концептов и тем вряд ли может рассма-
триваться как результат «исламского влияния». Напротив, генери-
рованное полемистами знание служило теоретической базой для
более эффективного отслеживания специфически исламской ин-
формации, дабы предотвратить ее проникновение в византийское
религиозное и культурное пространство. Упоминавшиеся выше
прецеденты очистки текстов от исламской информации были непо-
средственным результатом практического применения византий-
ского знания о мусульманстве.
С догматической и юридической точки зрения Ислам квали-
фицировался как язычество30 и был абсолютно неприемлемой кон-
фессиональной идентичностью для византийского гражданина.
Мечети, стоявшие в Константинополе и, возможно, в других горо-
дах империи с VIII и, вероятно, по начало XV в., предназначались
исключительно для иностранцев (военнопленных, дипломатов,
торговцев)31. Эти военнопленные и временные иностранные рези-
денты на ходились вовне византийского юридического поля и, толь-
ко поэтому, могли практиковать мусульманство на византийской
территории. Следует подчеркнуть, что в Византии не существовало
tation du coran” // chronos — Révue d’histoire de l’Université de Balamand.
2012. T. 25. P. 33 –58.
30 Даже если некоторые интеллектуалы, подобно Мануилу I Комнину, мо-
гли сомневаться в этом, полагая, что христиане и мусульмане поклоня-
ются одному и тому же Богу: Hanson C. L . Manuel I comnenus and the
“God of Muhammad ”: A Study in Byzantine Ecclesiastical Politics // Medieval
christian Perceptions of Islam. P. 55 –82.
31 Balivet M. Romanie byzantine et pays de Rûm turc: Histoire d ’un espace
d’imbrication gréco-turque, Istanbul, 1994. P. 35–36; Reinert S. W. The
Muslim Presence in constantinople, 9th–15th centuries: Some Preliminary
Obser vations // Studies on the Interna l Diaspora of the Byzantine Empire /
Ed. H . Ahrweiler, A . E . Laiou. Washington, 1998. P. 125 –150; Necipoğlu N.
Ottoman Merchants in constantinople during the First Half of the Fifteenth
centur y // Byzantine and Modern Greek Studies. 1992. Vol. 16. P. 158–169;
Anderson G. D. Islamic Spaces and Diplomacy in constantinople (Tenth to
Thirteenth centuries c. E .) // Medieval Encounters. 2009. Vol. 15. P. 86–113;
Constable O. R . Housing the Stranger in the Mediterranean World: Lodging,
Trade, and Travel in Late Antiquity and the Middle Ages. cambridge, 2003.
P. 147 –150.

Р. М . Шукуров
320
и не могло существовать автохтонной мусульманской общины, и
соответственно, целостной исламской юридической, администра-
тивной и образовательной системы.
Компромисса в отношении каких бы то ни было форм ислам-
ской идентичности у византийских подданных или институций
быть не могло. Однако в источниках обнаруживаются интересные,
а зачастую и загадочные примеры исламского присутствия внутри
византийской культуры, которые требуют особого рассмотрения и
особых усилий для их разгадки.
Первый пример касается довольно сложного прецедента вну-
треннего вероотступничества. У Димитрия Хоматина описан лю-
бопытный случай, касающийся бывшего агарянина, поселивше-
гося на византийских землях и крестившегося32. Некий ‘Алишер
(Ἀλισέριος), по происхождению тюрок, был крещен еще в юноше-
стве. Эта информация Хоматина заставляет думать, что ‘Алишер,
будучи христианином в первом поколении, попал в Византию либо
в качестве пленника и раба, либо в качестве заложника, как сын
какого-то знатного мусульманина из Анатолии. Далее Хоматин
сообщает, что ‘Алишер многие годы после крещения был добрым
христианином, однако попал в такую нужду, что вера его поколе-
балась, и он возвел хулу против Бога и попрал честный и живо-
творящий крест. Однако, в конце концов, раскаявшись, он предстал
перед церковной властью, которая назначила ему епитимью. Труд-
но себе представить, что Хоматин, говоря о хуле против Бога и по-
прании креста, имел в виду какой-то «атеистический» бунт, вряд ли
возможный для личности того времени, воспитанной в исламских
и православных традициях. Скорее всего, Хоматин подразумевал,
что ‘Алишер хулил христианскую концепцию Божества, попрал
крест как центральный символ христианства и вернулся в лоно
Ислама. Интересно то, что речь не идет о какой-либо форме двое-
верия: ‘Алишер пережил духовный кризис, но вновь возвратился в
лоно христианства.
Этот прецедент показателен и в том смысле, что в XIII в. воз-
врат в мусульманство (пусть даже тайный) в пространстве визан-
тийской канонической юрисдикции, как кажется, сам по себе был
возможен. Подобный прецедент тайного отступничества группы
бывших мусульман известен из истории Понтийского региона
на рубеже XV в.33
. Примеры крипто-мусульманства, хотя и очень
32 Demetrii chomateni Ponemata diaphora / Ed. G . Prinzing. B. & N.Y., 2002.
No. 103 (P. 402–403); Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Bd. 2 . S . 63.
33 Шукуров Р. М. Крипто-мусульмане Анатолии // Причерноморье в сред-
ние века /Ред.С.П.Карпов. М.2005.Вып. 6.С.214–233.

К вопросу о византийских моделях освоения Востока
321
редкие, показывают, что византийское религиозное поле не было
столь монохромно анти-исламским. Индивиды и группы недав-
но натурализованных иммигрантов с Востока могли оставаться
открытыми и восприимчивыми к специфически исламской ин-
формации. Однако эти маргинальные группы, насколько мне из-
вестно, не оставили каких-либо осязаемых следов в византийской
культуре.
В сочинении Григоры присутствует следующий обвинитель-
ный рассказ, обличающий христианскую нравственность Иоанна
VI Кантакузина. Эта история была сообщена Григоре в кон. 1352 —
нач. 1353 г. (он на ходился тогда под арестом в монастыре) его другом
Агафангелом. Последний рассказал о нравах двора, что «варвары»,
т. е. анатолийские мусульмане, там устраивают шумные шествия,
когда захотят. В моменты службы в дворцовой церкви варвары
«заводят хороводы в дворцовых зала х, перекрикивают [литургию]
пением и, выплясыва я замысловатые танцы, неразборчивыми во-
плями выкрикивают оды и гимны Мухаммаду, чем привлекают к
себе больше слу шателей, чем чтение святого Евангелия, из кото-
рых иногда совершенно все, а иногда лишь некоторые собираются
там [на этих пляска х]». Сверх того, варвары устраивают то же «и
за царским столом, часто с кимвалами и сценическими музыкаль-
ными инструментами и песнями». Агафангел называет их «духов-
ными наставниками и предводителями (μυσταγωγοὶ καὶ πρόεδροι)
нечестивой религии», говорит, что они ведут жизнь «нестяжатель-
ную и безбрачную», однако не отказывают себе в чревоугодии и
потреблении неразбавленного вина. Не вызывает сомнения, что
речь тут идет о неких анатолийских суфиях, дервишах, приве-
ченных Иоанном VI Кантакузином. Упоминание их «хороводов»
(χορούς) и «замысловатых танцев» (γυμνικὴν ἐκείνην ὀρχούμενοι
ὄρχησιν) может указывать на адептов ордена мавлави, «танцующих
дервишей». Под пением, одами и гимнами с использованием музы-
кальных инструментов, вероятно, подразумеваются суфийские ра-
дения. С какой целью и почему они оказались во дворце, зачем они
понадобились Кантакузину — сказать пока сложно34. Возможно,
это было связано с про-исихастскими мистическими предпочте-
ниями Кантакузина. Прецеденты взаимодействия между мавлави
и мистически ориентированными православными христианами,
и в особенности, мона хами в Анатолии, хорошо известны; в слу-
чае Кантакузина, вероятно, именно мистические видение мира
и практика создали общую почву для дервишей и православных
34 Nicephori Gregorae Byzantina historia / Ed. L . Schopen, I. Bekker. T. 1–3.
Bonn, 1829–1855. T. 3. P. 202.12 –203.4 .

Р. М . Шукуров
322
христиан. Однако сейчас абсолютно невозможно понять, в каком
качестве эти дервиши находились во дворце и практиковали свои
радения.
Для нас важно, что внутри Константинополя и даже внутри
самого дворца при Кантакузине присутствовали коммуникатив-
но активные группы неассимилированных дервишей-мусульман.
А посетители и обитатели дворца (очевидно, православные греки
в подавляющем своем большинстве, если не исключительно), во-
преки христианскому благочестию, игнорировали святую литур-
гию, предпочтя присоединиться к дервишескому мистическому
действу. Бесспорно, прецедент весьма симптоматичный: что из-
менилось в византийской идентичности, что происходило такого
в головах этих греков, которые, не опасаясь друг друга, находясь
в самóм дворце христианнейшего государя, шли на нарушение не
только обычаев, но и общепринятых приличий?
Описанный прецедент заставляет предположить, что в XIV в.
византийская культура претерпевала существенную трансформа-
цию в своем отношении к Исламу как религиозной системе, кото-
рая до сих пор неуловима и неясна для научного видения. Можно
думать, что эти латентные изменения были результатом аккумуля-
ции более точной и подробной информации об Исламе, равно как
и более частых и интенсивных контактов с анатолийскими мусуль-
манами. Однако, повторю, эти гипотетические изменения в визан-
тийской культуре не дали или, возможно, не успели дать каких-ли-
бо осязаемых результатов в византийской текстуальной и матери-
альной продукции.

А. С. Щавелев
Племя северян и хазарские крепости:
еще раз о геополитике юга восточной
европы первой половины IX века
Возведение крепости Саркел и других крепостей Хаза-
рии было произведено византийскими инженерами1
в римско-византийских строительных традициях2. Мис-
сия спафарокандидата Петроны Каматира датируется
временем правления императора Феофила, т. е. до 842 г.,
возможные крайние даты могут варьироваться от 833 г.
до 839–840 гг. Раннюю датировку 834–837 гг. поддержи-
1
DAI I. P. 182–185; DAI II. P. 153–155; Продол жатель Феофа-
на. Жизнеописания византийских царей / Пер. и коммент.
Я. Н. Любарского. СПб., 2009. С. 83 –84.
2
Афанасьев Г. Е . Кто же в действительности построил Лево-
бережное Цим лянское городище? // РА. 2011. No 3. С. 108–
119; Он же. О византийских линейных мерах в Маяцкой
крепости // Верх недонской археологический сборник.
Липецк, 2010. Вып. 5. С. 123–148; Афанасьев Г. Е ., Красиль-
ников К. И. Византийские архитектурные и строительные
традиции в фортификации Красного городища // Пробле-
мы археологии Ка вказа. Группы по археологии Кавказа.
М., 2012. Вып. 1. С. 204–225; Афанасьев Г. Е. О строитель-
ном материале и метрологии хазаро-аланских городищ
бассейна Дона // Поволжска я археология. 2012. No 2. Ка-
зань, 2012. С. 29–49; Он же. Византийская метрология
в крепостной арх итект у ре донских а лан // КСИА. 2013.
Вып. 229. С. 192–202; Он же. К вопросу об истоках кирпич-
ного фортификационного зодчества хазарского времени
на Дону // КСИА. М., 2013. Вып. 230. С. 210–219; Он же.
Колт у новское (Олександрово) городище хазарского вре-
мени (к проблеме истоков арх итект у ры и строительны х
приемов) // Салтово-ма яцька археологiчна культу ра:
проблеми та дослiдження. Харкiв, 2013. Вип. 3. С. 24 –44,
144–147. Об идентификации и датировка х крепостей см.
также: Флеров В. С. Крепости Хазарии в долине Нижнего
Дона (этюд к теме фортификации) // Хазарский альманах.
Харьков, 2002. Т. 1. С. 159–161.

А. С. Щавелев
324
вал А. П. Новосельцев3, позднейшую 839–840 гг. — С. Б. Сорочан4. Архе-
ологические датировки крепостей в целом совпадают с историческими:
конец VIII — первая половина IX в. (см. работы Г. Е. Афанасьева).
Очевидно, что причины возведения Саркела и других крепо-
стей были экстраординарными. Несомненно, одной из причин ста-
ло появление в причерноморских степях кочевого народа венгров5.
Саркел и другие крепости выполняли как военно-пограничные, так
и административные функции. Но венгры создавали угрозу для ха-
зар лишь с Запада. Между тем, цепочка крепостей защищала терри-
торию хазар с северо-запада и севера (см. карту).
Сейчас в историографии возобладала версия, согласно которой
крепости были построены для защиты от военной угрозы появив-
шейся руси, пришедшей якобы в Поднепровье6. Эта идея восходит
к М. И. Артамонову и А. П. Новосельцеву7, сейчас ее активно отста-
ивает А. В. Комар8. Со ссылкой на последнего эта идея была при-
3
Новосельцев А. П. Ха зарское государство и его роль в истории Восточ-
ной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 206.
4
Сорочан С. Б. Византийский Херсон (втора я половина VI — перва я по-
ловина Х в.). Очерки истории и культуры. Харьков, 2005. Т. I. c . 551– 553.
5
Цукерман К. Венгры в стране Леведии: нова я держа ва на граница х Ви-
зантии и Хазарии ок. 836–889 гг. // Материалы по археологии, истории
и этнографии Таврии. Симферополь, 1998. Вып. VI. С. 663–688; Он же.
О происхож дения двоевластия у хазар и обстоятельства х их обраще-
ния в и удаизм // Материа лы по археологии, истории и этнографии
Таврии. Симферополь, 2002. Вып. IX . С. 527–530; Комар А. В. Древние
мадьяры Этелькеза: перспективы исследований // Второй меж дуна-
родный мадьярский симпозиум. Сб. научных трудов. Челябинск, 2013.
С. 182–231.
6
Русь «удачно» упоминается в 839 г. в «Бертинских анналах», однако сде-
лать определенные выводы из этого известия, кроме того, что речь идет
о «gens Rhos», а на са мом деле, они из народа свеев («Sueones»), а правитель
росов («rex») именуется «chacanus», нельзя. Са мое простое объяснение
заключается в том, что росы-свеи находились на службе кагана Хазарии
(Montgomery J. E . Viking and Rus in Arabic Sources // Living Isla mic Histor y.
Studies in Honor of Prof. c . Hillenbrand. Edinburgh, 2010. P. 161–164). Имен-
но поэтому их делегация получила дипломатическую поддержку в Визан-
тии. Остается вполне обоснова нное подозрение, что и х правитель просто
носил скандинавское имя Håkan (Garipzanov I. The Annals of St. Bertin
(839) and chacanus of The Rhos // Ruthenica. Киïв, 2006. No 5. С. 7–11).
7
Артамонов М. И. История хазар. СПб., 2001. С. 308 –314; Новосельцев А. П.
Хазарское государство. С. 199–211.
8
Комар О. В. Про час i обставини прийняття титулу «хакан» правителем
русiв // Дружинні старожитності Центра льно-Східної Європи VIII–

Племя северян и хазарские крепости
325
нята в недавней статье С. В. Воронятого9, который, впрочем, доп у-
скает, что угрозу создавал «каганат росов», находившийся далеко
на севере в Ладоге. Это предположение никак не аргументировано,
русь выбрана как самая теоретически подходящая причина моби-
лизационного строительства хазар. «Мощным врагом хазар» «мог-
ли быть лишь русы», — безапелляционно пишет А. В. Комар10.
Между тем, археологических подтверждений проникновения
руси в IX в. на территории, близкие к Хазарии, нет. Следов концен-
ХІ ст. Чернігів, 2003. С. 105–107; Он же. К дискуссии о происхождении и
ранних фазах истории Киева // Rutheniсa. Киïв, 2005. No 4. С . 136–137.
9
Воронятов С. В. Волынцевская «культура» и «Русский каганат» // Аль-
мана х молодых археологов. СПб., 2005. С. 204–206.
10 Комар О. В. Про час i обставини. С. 105.
Земля сла вянского племени северян и ха зарские крепости нача ла IX в.
Карта составлена А. А . Фетисовым при участии А. С. Щавелева на основе данных
из следующих исследований: Седов В. В. Восточные славяне в VI–XIII вв. // Архео-
логия СССР / Отв. ред. Б.А . Рыбаков. М ., 1982; Тортика А. А . Северо-западная Ха-
зария в контексте истории Восточной Европы (вторая половина VII — третья чет-
верть X вв.). Харьков, 2006; Михеев В. К . Подонье в составе Хазарского каганата.
Харьков, 1986; Воронятов С. В. Волынцевская «культура» и «Русский каганат» //
Альмана х молодых археологов. СПб., 2005. С. 199–210.

А. С. Щавелев
326
трации скандинавских дружинных древностей в первой половине
IX в. В Южной Руси тоже нет. Равно как нет и следов военной ак-
тивности руси этого времени в регионе. Нет ни одного памятника
дружинной культуры, откуда мог быть направлен удар руси про-
тив хазар11. Поэтому гипотеза о военной угрозе Хазарии со сторо-
ны руси ничем, кроме общих соображений и историографических
стереотипов, не подкреплена.
Археологически и исторически гораздо более вероятен вариант,
что крепости были созданы для контроля территорий славян, вхо-
дивших в Хазарский каганат, причем не просто контроля, а пред-
отвращения потенциальной военной угрозы12. Картографирование
хазарских крепостей и территории земли северян доказывает эту
идею. Крепости были направлены исключительно против славян-
ского племени северян (см. карту). Линия обороны хазар располо-
жена строго вдоль границы расселения северян, примерно в одном
дневном переходе от границы их расселения.
Потенциальными противниками хазар в первой половине IX в.
могут выступать именно славяне северяне (носители Роменской
культуры). Согласно А. В. Григорьеву, Роменская культура сложи-
лась в результате переселения во второй половине VIII — начале
IX в. групп мигрантов с Дуная. Миграция с Дуная шла в два этапа:
первые переселенцы пришли в середине VIII в., вторая волна — в
начале IX в.13. Причем время появления второй волны пришельцев-
славян хронологически совпадает с гибелью Волынцевской культу-
ры и крупного административного центра хазар — городища у села
Битица. Носители Волынцевской культуры представляли собой
11
Григорьев А. В. О славянских землях Хазарского каганата // Сложение
русской государственности в контексте раннесредневековой истории
Старого Света. Материалы международной конференции в Государст-
венном Эрмита же. СПб., 2009. С . 217. Ср.: Седов В. В. Русский ка га нат
IXвека//ОИ.1998.No4.С.6.
12 Об этом коротко писа л В. В. Енуков: Енуков В. В. Славяне до Рюрикови-
чей. Курск, 2005. С . 188–189.
13 Григорьев А. В. Северска я земл я в VIII — нача ле XI века по археологи-
ческим данным. Тула, 2000. С. 164–192; Он же. О славянских землях Ха-
зарского кага ната. С . 214 –221; Он же. Население междуречья Днепра и
Дона в VIII — первой половине XI в. // ДГВЕ. 2010: Предпосылки и пути
образования Древнерусского государства. М., 2010. С. 94–127; Он же.
О «второй волне» сла вянской колонизации междуречья Днепра и Дона
(к постановке проблемы) // Славяне восточной Европы на ка нуне обра-
зования Древнерусского государства. Материа лы конференции, посвя-
щенной 110-летию И. И. Ляпушкина. СПб., 2012. С. 99 –100.

Племя северян и хазарские крепости
327
смешанное население (славяно-алано-болгарское?), Волынцевская
культура испытала сильное влияние Салтовской. «Волынцевское»
население было опорой системы непосредственного контроля хазар
над славянскими территориями14 .
Гибель Волынцевской культуры в ареале земель северян и полян
четко датируется первой четвертью IX в., археологически фиксирует-
ся бегство носителей Волынцевской культуры на восток15. Северяне
остались под властью хазар, но избавились от присутствия иноэтнич-
ной элиты на своей земле, теперь они у правлялись, видимо, дистанци-
онно — из Саркела и других новых крепостей. На Битицком городище
после разгрома «волынцевцев» никто больше не селился16.
Обратим внимание на ситуацию в Придунавье на территории
исхода славян-мигрантов. В хронике Феофана Исповедника упоми-
нается в 679/681 гг. обитающее здесь славянское «племя» Σέβερεις /
Σεβέρεις (*Sēver i)17 в связи с его подчинением хану болгар Аспа-
руху18. В середине VIII в., в 764/765 г., византийцами был схвачен
архонт северов Славун (Σκλαβοῦνος /*Slavun), совершавший напа-
дения на Византию19. Северы представляли собой мощное поли-
тическое объединение славян, которое играло значительную роль
14
Григорьев А. В. Северская земля. С. 14 –23, 52–65, 174 –178; Он же. О сла-
вянских земл ях Хазарского каганата. С. 214 –217. Генезис Волынцевской
культуры до конца не прояснен, эта археологическая культура сложи-
лась из разнородных этнокульт у рных элементов (Гавритухин И. О.,
Обломский О. М. Гапоновский клад и его культурно-исторический кон-
текст / При участии И. Р. Ахмедова, А. М. Мастыковой, В. Ю. Малашева,
В. Е . Родинковой, О. А . Щегловой. М ., 1996. С. 130–136).
15 Григорьев А.В. О фина льном этапе волынцевски х древностей // Ста-
родавнiй Искоростень i слов’вянськi гради VIII–X ст. Збiрка наукових
працью Киïв, 2004. С. 23–25; Воронятов С. В. Волынцевская «культу-
ра». С. 204–205; ср.: Комар А. В. Хронология Волынцевской и Роменской
культур: принципы и практика // Славяне восточной Европы накануне
образования Древнерусского гос ударства. С . 92–94.
16 Воронятов С. В. Волынцевская «культура». С . 205–206.
17 Тохтасьев С. Р. Древнейшие свидетельства славянского языка на Балкана х //
Основы балканского языкознания. Языки балканского региона. Ч. 2 (славян-
ские языки) / Под ред. А . В. Десницкой и Н. И. Толстого. СПб., 1998. С. 40.
18 Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография»
Феофана, «Бревиарий» Никифора. Тексты, перевод, комментарий.
М., 1980. С . 37–38, 62, 120–122; Свод древнейших письменных известий о
славянах / Сост. С. А . Иванов, Г. Г. Литаврин, В. К . Ронин. Т. II: VII–IX вв.
М., 1995. С. 278–279, 312–316.
19 Свод древнейши х письменных известий о славяна х. Т. II. С. 284–285, 320.

А. С. Щавелев
328
в война х болгар и византийцев. Археологически придунайские
Σέβερεις — гомогенная группа славянского населения, которая во
второй половине VIII — начале IX в. вынужденно мигрировала в
разных направлениях20.
Можно уверенно предполагать, что с 60-х гг. VIII в. по нача-
ло IX в. шло переселение северов/северян с Дуна я на Левобережье
Днепра21. В итоге в начале IX в. на Левобережье Днепра появляется
масса людей, которые имели опыт войн и политических контактов
с тюрками-болгарами. У северян был опыт взаимодействия с коче-
вой политической системой болгар, поэтому они вполне успешно
выстроили отношения с хазарами. У них был опыт политической ав-
тономии, им была понятна идея конфедеративного симбиотического
государства с кочевниками. Именно поэтому им было легко интегри-
роваться в структуру Хазарского каганата и добиться в ней относи-
тельной самостоятельности. Именно северяне конституируются как
единое этнополитическое объединение в рамка х Роменской культу-
ры, затем эволюционировавшее в самостоятельную политию, анало-
гичную «зачаточному» или «незавершенному» («inchoate») «раннему
государству» («early state»)22. Общества других носителей Роменской
культуры вятичей и радимичей были практически акефальны, «во-
жди» появились у вятичей лишь на рубеже XI–XII вв.
По сообщению арабского историка и географа IX в. ал-Йа’куби,
в середине IX в. горский народ санаров (или цанарийцев), обитав-
ший в районе Дарьяльского ущелья, оказал упорное сопротивление
нашествию мусульманского полководца Буги Старшего. Нуждаясь
в помощи извне, санары обратились к трем государям: византий-
20 Станев К. Една хипотеза за съдбата на северите след похода на Ники-
фор I през 811 година // Terra Antiqua Balcanica et Mediterranea. Сб. в чест
на Александър Минчев. Варна, 2011. С. 433–451.
21
За метим, что Σέβερεις входили в объединение «7 родов» (Свод древней-
ших письменных известий о сла вяна х. Т. II. С. 314–315). А территория
северян подразделялась как раз на 7 «малых племен» (Узянов А. А. Ос-
воение Среднерусской возвышенности сла вяна ми в раннем средне-
вековье // Экологические проблемы в исследованиях средневекового
населения Европы. М., 1993. С . 88). Всего же на территории Роменской
культуры А. А . Узянов насчитывает за все время ее существования
13 малых племен. Может быть, этникон epta-radici ‘семь корней’ «Бавар-
ского географа» (Назаренко А. В. Немецкие латиноязычные источники
IX–XI веков. Тексты. Перевод. Комментарий (ДИИВЕ). М., 1993. С . 13–14,
30) относится к левобережным северяна м?
22 The Early State / Ed. by H. J. E . claessen and P. Skalník. (Studies in Social
Sciences. N. 32). Hague; P.; N.Y. 1978. P. 590.

Племя северян и хазарские крепости
329
скому императору (сахиб ар-Рум), правителю хазар (сахиб ал-хазар)
и некоему правителю славян (сахиб ас-сакалиба)23. В последнем
правителе славян естественно видеть правителя славян-северян,
находившегося в зависимости от хазарского кагана, но располагав-
шего автономией и войсками24. Политическое положение социума
северян в качестве лимитрофа Хазарии было аналогично положе-
нию кочевого народа венгров в составе каганата.
23 Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под ред.
Т. Н. Джаксон, И. Г. Конова ловой, А . В. Подосинова. Т. III: Восточные
источники / Сост. Т. М. Калинина, И. Г. Коновалова, В. Я. Петрухин.
М., 2009. С. 39.
24 Северяне фигуриру ют ка к самостоятельный воинский контингент в
позднем дл я рассматриваемого времени, но ярком известии о Листвен-
ской битве Ярослава и Мстисла ва Вла димировичей в 6532 л.г. (услов-
ный — 1024 г.), когда они выдержали удар профессиона льных воинов
варягов (ПВЛ. С. 65).

1981
«Описание Восточной Европы» 1308 г. как источ-
ник по истории Карпато-Дунайских земель // Вопросы
источниковедения и историографии истории СССР:
Дооктябрьский период. М., 1981. С. 6 –25.
1982
Данные о Карпато-Днестровских землях в сочи-
нениях ал-Идриси и Абу-л-Фиды // Молодые обще-
ствоведы Москвы — Ленинскому юбилею. М., 1982.
С. 90 –92.
1983
Итальянские навигационные пособия XIII–XIV вв.
как источник по истории и исторической географии
Северо-Запа дного Причерноморья // Исследования по
источниковедению истории СССР дооктябрьского пе-
риода. М ., 1983. С. 35–50.
1984
Социально-экономическая и политическая история
Карпато-Днестровских земель XII–XIV вв. по данным
итальянских и арабских источников. Автореф. дисс. ...
канд. ист. наук. М ., 1984.
1986
Рец .: Manoliu E. Radu de la Afumaţi. Buc.: Ion creangă,
1982; 315 p. // Современная художественная литература
за рубежом. 1986. No 5. С. 104–105.
1987
Рец .: Damian Şt. Sfîrşit de vara. cluj-Napoca: Dacia,
1984; 194 p. // Современна я художественная литература
за рубежом. 1987. No 4. С. 65–66.
Список опубликованных работ
И. Г. коноваловой

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
332
1988
О политическом положении региона Днестровско-Дунайских
степей в первой трети XIV в. // Социально-экономическая и поли-
тическая история Молдавии периода феодализма. Кишинев, 1988.
С. 33 –45 (совм. с Н. Д. Руссевым).
Рец.: Gheorghiu C. Apoteoza. Buc.: cartea rom., 1986; 544 p. // Совре-
менна я художественна я литература за рубежом. 1988. No 2. С. 67–68.
Рец.: Sălcudeanu P. Apa care tace. Buc.: Eminescu, 1986; 270 p. // Со-
временная художественная литература за рубежом. 1988. No 4. С. 56–58.
1989
Болгария и Золотая Орда в первой половине XIV в. (по данным
арабских источников) // Славяне и их соседи: Международные от-
ношения в эпоху феодализма. М., 1989. С. 34–36.
Внешняя политика Древней Руси: Юбилейные чтения, посвя-
щенные 70-летию со дня рождения чл.-корр. АН СССР В. Т. Пашу-
то // История СССР. 1989. No 4. С. 201–204.
Дунай в описании арабского географа XIV в. Абу-л-Фиды //
История и археология Нижнего Подунавья (Чтения памяти проф.
А. И. Доватура). Тезисы докладов нау чно-практического семинара.
Рени, 1989. С. 98–99.
Итальянские купцы в Северо-Западном Причерноморье в XIII в. //
ДГ. 1987 год. М., 1989. С. 301–309.
Нау чна я жизнь // Реформы второй половины XVII — XX вв.: под-
готовка, проведение, результаты. М., 1989. С. 187–189 (совм. с Е. Ю. Зуб-
ковой и Ф. В. Шеловым-Коведяевым).
Просвещение, школа и педагогическая мысль в Молдавии // Очер-
ки истории школы и педагогической мысли народов СССР с древней-
ших времен до конца XVII в. М., 1989. С. 285–296 (совм. с И. В. Концеску
и Ф. Ф. Чиботару).
Торговая фактория в Килие (по данным нотариальных актов
1360–1361 гг.) // Известия АН Молдавской ССР. Сер. общ. наук. 1989.
No1. С.14–21.
1990
Итальянские источники XIII–XV вв. по истории Белгорода-
Днестровского // Проблемы истории и археологии Нижнего По-
днестровья. Тезисы докладов и сообщений научно-практической
историко-краеведческой конференции. Белгород-Дн., 1990. Ч. 1:
История. С . 127–128.
Русский Север глазами средневековых арабов // Прометей:
Историко-биографический альмана х серии «Жизнь замечательных
людей». Т. 16: Тысячелетие русской книжности. М ., 1990. С. 299–301.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
333
Сведения о буртасах в «Географии» Ибн Са‘ида // Вопросы эт-
нической истории Волго-Донья в эпоху средневековья и проблема
буртасов (Тезисы к межобластной научной конференции 23–27 ян-
варя 1990 г.). Пенза, 1990. С. 43–46.
Сведения о связях Древней Руси и Болгарии в сочинении ал-Идриси
(XII в.) // ВЕДС. [III:] Проблемы источниковедения. М., 1990. С. 62–64.
1991
Арабские источники XII–XIV вв. по истории Карпато-Дне-
стровских земель // ДГ. 1990 год. М., 1991. С. 5 –115.
Византия и Северное Причерноморье в арабской географиче-
ской литературе XII–XIV вв. // XVIII международный конгресс ви-
зантинистов. Резюме сообщений. М ., 1991. Т. 1. С. 571–572 .
Торговые связи Килии с Каффой во второй половине XIV в. //
История и археология Нижнего Подунавья. Материалы II-й нау ч-
но-практической конференции, посвященной памяти известных
ученых А. И. Доватура, А. Н. Дейча и 450-летию первого упомина-
ния г. Рени. Рени, 1991. С. 55 –56.
1992
Археология // Домострой. 1992. No 18. С. 10.
Афины // Домострой. 1992. No 12. С. 8.
О пользе географии // Домострой. 1992. No 12. С. 10.
Рассказ о трех группа х русов в арабской географической лите-
ратуре XII–XIV вв. // [ВЕДС. IV:] Образование Древнерусского госу-
дарства: Спорные проблемы. М ., 1992. С. 25 –29.
Самый некрасивый человек // Домострой. 1992. No 52. С. 15.
Сведения о Кумании в сочинении ал-Идриси // Степи Восточной
Европы во взаимосвязи Востока и Запада в средневековье. Междуна-
родный нау чный семинар. Тезисы докладов. Донецк, 1992. С. 31–34.
Средневековый образ мира // Домострой. 1992. No 6. С. 8.
Что такое история? // Домострой. 1992. No 1. С. 8.
1993
Арабские географы XII–XIV вв. о Европейском Севере // XII конфе-
ренция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скан-
динавских стран и Финляндии. Тезисы докладов. М., 1993. С. 87–88.
Где на ходился город Русийа арабских источников? // ВЕДС. [V:]
Спорные проблемы истории. М ., 1993. С. 36–39.
Григорий Турский: рождение Франции // Домострой. 1993. No 45. С. 13.
Основатель Европы // Домострой. 1993. No 24. С. 13.
Сведения арабских авторов XII–XIV вв. о городе Русийа // ВЕДС.
[V:] Спорные проблемы истории. М ., 1993. С. 103–105.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
334
Some Data about Silk-Weaving in caffa in the 14th–16th centuries //
La seta in Europa secc. XIII–XX: Atti della “Ventiquattresima Settimana
di Studi” 4 –9 maggio 1992. Firenze, 1993. P. 335–338.
1994
Вывоз зерна из портов Северо-Западного Причерноморья в
XIV в. и его значение для экономического развития региона // Evul
mediu timpuriu în Moldova (Probleme de istoriografie şi istorie urbană).
chişinău, 1994. P. 108–125.
К вопросу о ранней истории Белгорода и Килии // ДГ. 1991 год.
М., 1994. С. 224 –231.
Золотая Орда в жизни городов Днестровско-Дунайского реги-
она (По сведениям письменных источников) // Evul mediu timpuriu
în Moldova (Probleme de istoriografie şi istorie urbană). chişinău, 1994.
P. 70–107 (совм. с Н. Д. Руссевым).
Население городов Северного Причерноморья в XII–XIV вв. (по
арабским источникам) // ВЕДС. [VI:] Древняя Русь в системе этно-
политических и культурных связей. М., 1994. С. 19–21.
1995
Рассказ о трех группах русов в сочинениях арабских авторов
XII–XIV вв. // ДГ. 1992–1993 гг. М ., 1995. С. 139–148.
Тмутаракань в XII–XIV вв. (по данным арабских источников) //
Контактные зоны в истории Восточной Европы: Перекрестки поли-
тических и культурных взаимовлияний. М., 1995. С. 61–71.
Традиционные и новые сведения о Восточной Европе в сочи-
нении Абу-л-Фиды «Таквим ал-булдан» (XIV в.) // На честь заслу-
женого діяча нау ки України А. П. Ковалівського 1895–1969 рр. Тези
міжнародної нау кової конференції, присвяченої 100-річчю від дня
народження. Харків, 1995. С. 46–47.
1996
Русы в северо-восточном Причерноморье и Приазовье (по дан-
ным арабских источников) // ВЕДС. VIII: Политическая структура
Древнерусского государства. М., 1996. С. 34–36.
1997
Булгария Волжско-Камская; Первые географические карты Рос-
сии; Печенеги и половцы; Хазарский каганат // Энциклопедический
словарь юного историка: Отечественная история. М ., 1997. С. 60–61,
380–381, 389 –390, 546–547.
Древняя Русь и Хазария: религиозные контакты // Россия и
Восток: Филология и философия. Материалы IV международной

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
335
конференции «Россия и Восток: Проблемы взаимодействия». Омск,
1997. С. 202–204.
К проблеме интерпретации географических названий в средневе-
ковых источника х (на примере сочинения ал-Идриси) // Исторический
источник: Человек и пространство. Тезисы докладов и сообщений на-
учной конференции. Москва, 3–5 февраля 1997 г. М., 1997. С. 259–260.
О южных пределах древнерусских княжеств в первой половине
XII в. // Проблемы истории и археологии Украины: К 140-летию со
дня рождения акад. Д. И. Багалея. Тезисы докладов научной конфе-
ренции 16–18 апреля 1997 г. Харьков, 1997. С. 77.
Принятие христианства Древней Русью и страны Востока // Вза-
имоотношения народов России, Сибири и стран Востока: История и
современность. Доклады Второй Международной нау чно-практиче-
ской конференции 11–14 августа 1997 г. Кн. первая. М.; Иркутск; Тэгу,
1997. С. 67–73.
Русско-хазарские отношения на Каспии // ВЕДС. IX: Междуна-
родная договорная практика Древней Руси. М., 1997. С. 23–28.
Степной бизнес // Родина. 1997. No 3 –4. С. 36–37.
1998
Днестр — торговая артерия XII–XV вв. // Ежегодный историче-
ский альманах Приднестровья. 1998. No 2. С. 42–46, 120–121.
К вопросу о датировке сообщения Ибн Хордадбеха о путях куп-
цов-русов // ВЕДС. X . М., 1998. С. 52–57.
Khwarezm and Eastern Europe in the 9th–13th centuries (according to
written sources) // Information Bulletin of the International Association
for the Study of cultures of central Asia. Moscow, 1998. Issue 21. P. 48–56.
1999
Андалузская карта // Чекин Л. С. Картография христианского
средневековья VIII–XIII вв. Тексты, перевод, комментарий. М., 1999.
С. 54 –56.
Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М ., 1999.
Восточные источники // Древняя Русь в свете зарубежных
источников / Под ред. Е. А . Мельниковой. М ., 1999. С. 169–258.
Древняя Русь и Волжская Булгария: торговля и политика в вос-
приятии древнерусских летописцев // ВЕДС. XI: Контакты, зоны
контактов и контактные зоны. М., 1999. С. 75 –81.
К вопросу об этнониме нукарда у ал-Мас‘уди // Средневековая
Русь. М., 1999.Вып. 2. С. 4–20.
Латынь средневекового Востока; Искусство повседневной жиз-
ни; Город трех религий, или Судьба Иерусалима; Несбывшиеся на-
дежды; Халиф-книголюб; Средневековый «образ мира» // История

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
336
средних веков. 6 класс: Книга для чтения / Под ред. В. П. Будановой.
М., 1999. С. 184–208, 250–264, 454–462, 532–541, 557–570 (то же — в
кн.: Средние века: Книга для чтения по истории. М ., 2006. С. 153–
195, 200–212 , 512–520).
Походы русов на Каспий и русско-хазарские отношения // Восточ-
ная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В. Т. Пашуто /
Под ред. Т. Н. Джаксон и Е. А . Мельниковой. М., 1999. С. 111–120.
Состав сообщений о Волжской Булгарии в сочинении ал-Идри-
си (XII в.) // Международные связи, торговые пути и города Средне-
го Поволжья IX–XII вв. Материалы Международного симпозиума.
Казань, 8–10 сентября 1998 г. Казань, 1999. С. 21–27.
2000
Библейские генеалогии народов Центральной Азии в арабо-пер-
сидской литературе домонгольского времени // Проблемы истории
и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Материалы
международной научной конференции. Улан-Удэ, 2000. Т. III: Язы-
ки, фольклор, литература. С. 237–241.
В составе Золотой Орды; Экономическая жизнь второй поло-
вины XIII — XIV в.; Население Приднестровья во второй половине
XIII — XIV в.; Политическая обстановка в Поднестровье во второй
половине XIV в. // История Приднестровской Молдавской Респуб-
лики / Отв. ред. В. Я. Гросул. Тирасполь, 2000. Т. 1. С. 109–124.
Вторая жизнь забытой традиции: Картографические идеи Пто-
лемея на арабской почве // Преемственность и разрывы в интел-
лектуальной истории. Материалы нау чной конференции. Москва,
20–22 ноября 2000 г. М ., 2000. С. 64–69.
Древняя Русь и Нижнее Подунавье. М., 2000 (совм. с В. Б. Перхавко).
Персонажи предания об образовании Молдавского княже-
ства // ВЕДС. XII: Историческая память и формы ее воплощения.
М., 2000. С. 100–106.
Пути сообщения в Восточной Европе по данным средневековых
арабо-персидских авторов // ДГ. 1998 год. М ., 2000. С. 126–133.
Les Rus sur les voies de commerce de l’Europe Orientale d’après
les sources arabo-persanes // Les centres proto-urbains russes entre
Scandinavie, Byzance et Orient: Actes du colloque International tenu au
collège de France en octobre 1997 / Éd. par M. Kazanski, A. Nercessian,
c. Zuckerman. P., 2000. P. 395–408 (Réalités byzantines 7).
2001
Город Росия/Русийа в XII в. // Византийские очерки: Труды рос-
сийских у ченых к X X Международному конгрессу византинистов.
СПб., 2001. С. 128–140.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
337
«Дом мудрости» ал-Ма’муна в Багдаде // Историческое знание
и интеллектуальная культура. Материалы нау чной конференции.
Москва, 4–6 декабря 2001 г. М ., 2001. С. 190–192.
К толкованию топонима «Бутар» у ал-Идриси // V Сходознавчі
читання. Тези доповідей міжнародної наукової конференції. Київ
10–12 жовтня 2001 р. Київ, 2001. С. 66 –67.
О возможных источниках заимствования титула «каган» в Древ-
ней Руси // Славяне и их соседи. М., 2001. Вып. 10: Славяне и кочевой
мир. С. 108–135.
Прилагательные «внешний» / «внутренний» при хоронима х у Кон-
стантина Багрянородного // Становление славянского мира и Визан-
тия в эпоху раннего средневековья. Сборник тезисов. М., 2001. С. 51–
52 (Славяне и их соседи: XX конф. памяти В. Д. Королюка).
Русы на Каспии в IX — первой половине X в. (К вопросу о со-
ставе у частников каспийских походов) // Великий Волжский путь.
Материалы круглого стола и международного научного семинара.
Казань, 28–29 августа 2000 г. Казань, 2001. С. 164–172 .
Состав рассказа об «острове русов» в сочинениях арабо-пер-
сидских авторов X–XVI вв. // ДГ. 1999 год. М ., 2001. С. 169–189.
Топоним как способ освоения пространства («Русская река» ал-
Идриси) // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной исто-
рии. М ., 2001. Вып. 6. С. 192–219.
Функции этногенеалогий в средневековых арабо-персидских
источниках // ВЕДС. XIII: Генеалогия как форма исторической па-
мяти. М ., 2001. С. 94–99.
Хорезм и Восточная Европа // Норна у источника Судьбы. Сбор-
ник статей в честь Е. А. Мельниковой / Под ред. Т. Н. Джаксон и др.
М., 2001. С. 183–190.
Этнонимы сакалиба, рус и варанк в средневековой арабо-пер-
сидской литературе // XIV конференция по изучению Скандинав-
ских стран и Финляндии. Тезисы докладов. М .; Архангельск, 2001.
С. 94–95.
Рец .: S p i n e i V. Ultimele valuri migratoare de la nordul Mării Negre
şi al Dunării de Jos. Iaşi: Editura Helios, 1996 // Средневековая Русь.
М., 2001. Вып. 3. С. 232–240.
2002
Арабские гидронимы Восточной Европы // ВЕДС. XIV: Мнимые
реальности в античной и средневековой историографии. М ., 2002.
С. 111–114 .
Поход Святослава на Восток в контексте борьбы за «хазарское
наследство» // STRATUM plus: Культурная антропология. Археоло-
гия. 2000. No 5. СПб.; Кишинев; Одесса; Бухарест, 2002. С. 226–235.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
338
Христианство в Хазарии // Хазары: Второй Международный кол-
локвиум. Тезисы. М., 2002. С. 58–61.
Этногенеалогии и природа исторической памяти (на материале
средневековых арабо-персидских источников) // Культура истори-
ческой памяти. Материалы научной конференции (19–22 сентября
2001 г.). Петрозаводск, 2002. С. 11–18.
The title of qagan among the Slavs // Иерархия и власть в истории
цивилизаций. Вторая международная конференция (Санкт-Петер-
бург, 4–7 июля 2002 г.). Тезисы докладов / Hierarchy and Power in
the History of civilizations. Second International conference (St.-Peters-
burg, July 4–7, 2002). Abstracts. M ., 2002. С. 65.
2003
Азовское море в арабской географии XII–XIV вв. // ВЕДС. XV:
Автор и его текст. М ., 2003. С. 121–125.
Второе пришествие варягов // Ex libris. 16 января 2003. No 1 (257). С. 7.
Избирательность памяти: Рассказ мусульманских авторов «о
принятии русами ислама» // Образы прошлого и коллективна я иден-
тичность в Европе до начала нового времени. М., 2003. С. 321–333.
Место Константинополя в картине мира арабских географов
X в. // Историческая роль Константинополя (В память о 550-летии
падения византийской столицы). Тезисы докладов XVI Всероссий-
ской нау чной сессии византинистов. Москва, 29–30 апреля 2003 г.
М., 2003. С. 39–43.
Падение Хазарии в исторической памяти разных народов // ДГ.
2001 год. М., 2003. С. 171–190.
Славяне и тюрки в этногенеалогиях средневековых арабо-пер-
сидских авторов // Тюркологический сборник. 2002: Россия и тюрк-
ский мир. М., 2003. С. 281–291.
Черное море в описании Абу-л-Фиды // Сборник Русского исто-
рического общества. М ., 2003. Т. 7 (155): Россия и мусульманский
мир. С. 51–57.
Сост.: Материалы к библиографии (1992–2000) // ДГ. 2000 год.
М., 2003. С. 398 –439.
2004
Административно-политическая структура Халифата глазами
византийцев («Вну тренняя Персия» Константина Багрянородного) //
Славяне и их соседи. М., 2004. Вып. 11. С. 39 –43.
Волжско-Камская Булгария // Преподавание истории в школе.
2004. No 8. С. 18–23.
Восточная Европа в арабской географии XII–XIV вв.: Автореф.
дисс. ... докт. ист. наук. М ., 2004.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
339
Восточноевропейские топонимы средневековых арабских гео-
графов — East European Toponyms of Medieval Arabic Geographers //
Международный конгресс востоковедов: IcANAS XXXVII. Тезисы.
М., 2004 — International congress of Asian and North African Studies
XXXVII. М ., 2004. С. 84–85.
Описание Днепра в сочинении Абу-л-Фиды (XIV в.) // VIII Схо-
дознавчи читання А. Кримського. Тези доповідей міжнародної нау-
кової конференції. Київ, 2004. С. 9 –10.
Современность и «древние времена» в представлении арабского
географа Абу-л-Фиды (XIV в.) // ВЕДС. XVI: Время источника и время
в источнике. М., 2004. С. 85–89.
Физическая география Восточной Европы в географическом
сочинении Ибн Са’ида // ДГ. 2002 год. М., 2004. С. 214 –235.
Хазары по данным мусульманских источников XII–XIV вв. //
Евразия: Этнокультурное взаимодействие и исторические судь-
бы. Тезисы докладов нау чной конференции. М ., 2004. С. 244 –
247.
Сост.: Материалы к библиографии: Восточна я Европа в древности
и средневековье: Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В. Т. Пашуто //
ДГ. 2002 год. М., 2004. С. 338 –370.
Отв. ред.: ДГ. 2002 год. М ., 2004.
2005
Бассейн Днепра в арабской географии XII–XIV вв. // У источни-
ка: Сборник статей в честь С. М . Каштанова. М ., 2005. С. 120–125.
Восточна я Европа в географическом сочинении Абу-л-Фиды //
Славяноведение. 2005. No 2. С. 85–95.
Гор о д Русийа в арабской географии XII–XIV вв. // ДГ. 2003 год.
М., 2005. С. 102–106.
К вопросу об источниках Ибн Фадлана о народах Восточной
Европы // Хазарский альманах. Киев; Харьков, 2005. Т. 4. С. 35–42 .
О характере преемственности географических сочинений ал-
Идриси, Ибн Саида и Абу-л-Фиды // ВЕДС: Проблемы источни-
коведения. XVII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В. Т. Пашуто;
IV Чтения памяти д.и.н. А. А . Зимина: Москва, 19–22 апреля 2005 г.
Тезисы докладов. М., 2005. Ч. I. С. 92–95.
Северное Причерноморье в арабской географии XIII–XIV вв. //
Вопросы истории. 2005. No 1. С. 93 –104.
2006
Ал-Идриси о странах и народа х Восточной Европы. Текст, пе-
ревод, комментарий. М., 2006 (Древнейшие источники по истории
Восточной Европы).

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
340
Восток в средние века // Средние века / Под ред. В. П. Будановой.
М., 2006. С. 307–423.
Город Русийа в XII–XIV вв.: К вопросу о топонимии с корнем
рос- в Крыму и Приазовье // Северное Причерноморье: К истокам
славянской культуры. IV Чтения памяти акад. О. Н. Трубачева.
Алупка — Херсонес, 22–26 сентября 2006 г. Киев; М., 2006. С. 26.
Начало средневековой учености // Средние века / Под ред.
В. П. Будановой. М., 2006. С. 31–33 (совм. с М. С. Бобковой).
Образы ойкумены в средневековой мусульманской географии //
ВЕДС. XVIII: Восприятие, моделирование и описание пространства
в античной и средневековой литературе. М ., 2006. С. 98 –102.
Путь купцов-русов на Восток // Средневековая Русь. М., 2006.
Вып. 6. С. 9–28.
Русь в XI — начале XIII в. // Россия с древнейших времен до на-
чала XX века: Общество. Личности. Политика. Культура. Государ-
ство / Под ред. В. П. Будановой. М ., 2006. С. 45 –90 (совм. с А. А . Гор-
ским и В. П. Константиновой).
Andalusian Map // Chekin L. Northern Eurasia in Medieval carto-
graphy: Inventory, Text, Translation and commentary (Terrarum orbis).
Turnhout, 2006. P. 59–61.
2007
Волго-Донской путь в арабской географии XII в. // Хазарский
альмана х. Киев; Харьков, 2007. Т. 6. С. 133–139.
Вхождение Руси в систему политических отношений Хазарии,
Халифата и Византии (IX в.) // Средневековая Русь. М ., 2007. Вып. 7.
С. 7–30 .
Еще раз о кагане русов Бертинских анналов // ВЕДС. XIX: Поли-
тические институты и верховная власть. М., 2007. С. 117–119.
Предисловие // Чичуров И. С. Избранные труды. М., 2007. С. 5 –7
(совм. с В. А . Арутюновой-Фиданян).
Путешественники на Восток: у ченые, авантюристы, шпионы;
Век реформ и кра х империи; «Опиумные войны» и «битва за кон-
цессии»; Баб и бабиды; У истоков империи Великих Моголов; «У нас
есть абсолютно все», или Первые европейцы в Китае; «21 требова-
ние» Японии к Китаю // Новая история: Книга для чтения по исто-
рии. М., 2007. С. 105–114, 306–324, 330–338, 362–376, 421–429.
«Русская река»: Речные пути Восточной Европы в античной и
средневековой географии. М ., 2007 (совм. с Т. Н. Джаксон, Т. М. Ка-
лининой, А. В. Подосиновым).
Топоним как концепт // Одиссей: Человек в истории. 2007: Исто-
рия как игра метафор: Метафоры истории, общества и политики.
М., 2007. С. 212–225.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
341
Чернигов на карте ал-Идриси // Чернігів у середньовічній та
ранньомодерній історїі Центрально-Схїдноі Європи. Збірник нау-
кових праць, присвячений 1100-літтю першої літописної згадки про
Чернігів. Чернігів, 2007. С. 77–82.
2008
Воображаемая география как отражение реальности // Теории
и методы исторической науки: Шаг в XXI век. Материалы междуна-
родной нау чной конференции. М ., 2008. С. 357–359.
Временнáя глубина пространства в текстах средневековых
арабских географов // Диалоги со временем: Память о прошлом в
контексте истории. М., 2008. С. 254 –282.
Географизация контактов (Арабские источники IX — первой
половины X в. о руса х) // ВЕДС. XX: Трансконтинентальные и ло-
кальные пути как социокультурный феномен. М., 2008. С. 95–101.
Древнейший титул русских князей «каган» // ДГ. 2005 г. М., 2008.
С. 228–239.
Каган // БРЭ. М., 2008. Т. 12.
Представление о Византийском содружестве государств в араб-
ской географической литературе X в. // Русь и Византия: Место
стран византийского круга во взаимоотношениях Востока и Запа-
да. Тезисы докладов XVIII Всероссийской нау чной сессии византи-
нистов. Москва, 20–21 октября 2008 г. М., 2008. С. 76–78.
Представление о рельефе Земли в средневековой мусульман-
ской географии (гора Каф) // История наук о Земле: Исследования,
этапы развития, проблемы. Материалы международной нау чной
конференции (Москва, 25 –27 ноября 2008 г.). М ., 2008. С. 40.
Сведения о Хазарии в арабской географии XII–XIV вв. // Про-
блемы историографии, источниковедения и истории Востока.
Сборник научных статей памяти проф. В. М. Бейлиса. Луганск,
2008. С. 83 –88.
Средневековый Восток. Учеб. пособие для вузов. М ., 2008.
Сост.: Материалы к библиографии (2001–2005) // ДГ. 2005 год.
М., 2008. С. 534–576.
2009
Восточная Европа в сочинениях арабских географов XIII–XIV вв.
Текст, перевод, комментарий. М., 2009 (Древнейшие источники по исто-
рии Восточной Европы).
Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестоматия / Под
ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, А. В. Подосинова. М., 2009.
Т. III: Восточные источники / Сост. Т. М. Калинина, И. Г. Коновалова,
В. Я. Петрухин. С. 51–56, 127–161.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
342
Печенежское досье Константина Багрянородного // ВЕДС. XXI:
Автор и его источник: Восприятие, отношение, интерпретация.
М., 2009. С. 139–146.
Представление о рельефе Северной Евразии в мусульманской
географии XII–XIII вв. // История наук о Земле. М ., 2009. Вып. 3.
С. 109–113.
Хазария в арабских географических сочинениях XII–XIV вв. //
Хазарский альманах. Киев; Харьков, 2009. Т. 8. С. 217–226.
Этнополитическая карта Восточной Европы во второй полови-
не XIII в. (по данным арабского географа Ибн Са‘ида) // Море и бе-
рега. К 60-летию Сергея Павловича Карпова от коллег и у чеников.
М., 2009. С. 689–708.
Сост.: Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хресто-
матия / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, А. В. Подоси-
нова. М., 2009. Т. III: Восточные источники / Сост. Т. М. Калинина,
И. Г. Коновалова, В. Я. Петрухин.
Ред.: Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестома-
тия / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, А. В. Подосинова.
М., 2009. Т. I, III, V.
2010
Днепр как путь на восток // Gaudeamus igitur: Сборник статей к
60-летию А. В. Подосинова / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Конова-
ловой, Г. Р. Цецхладзе. М ., 2010. С. 217–224 .
Куявия, Славия, Арса // БРЭ. М., 2010. Т. 16.
Маршрутные данные в составе географического текста ал-Ид-
риси // ВЕДС. XXII: Устная традиция в письменном тексте. М., 2010.
С. 130–134.
Образы ойкумены в средневековой мусульманской географии //
ДГ. 2006 год. М., 2010. С. 135–141.
Образы прошлого в структуре географических сочинений ал-
Идриси, Ибн Са‘ида ал-Магриби и Абу-л-Фиды // Наука и техника:
Вопросы истории и теории. Тезисы XX XI международной годич-
ной конференции Санкт-Петербургского отделения Росссийского
национального комитета по истории и философии науки и техники
РАН (22–26 ноября 2010 г.). СПб., 2010. Вып. X XVI. С. 270–271.
Пространство путешественника // Homo viator: Путешествие
как историко-культурный феномен / Под ред. А . В. Толстикова,
И. Г. Галковой. М., 2010. С. 40–49.
Русы на трансконтинентальных торговых путях IX в. // ДГ. 2009
год. М ., 2010. С. 88 –99.
Топоним как способ освоения пространства: «Русская река» ал-
Идриси // Интеллектуальные традиции Античности и Средних ве-

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
343
ков (Исследования и переводы) / Сост. и общ. ред. М. С. Петровой.
М., 2010. С. 377–412 .
Хазария в сочинениях арабских географов XII–XIV вв. // Исто-
рия: Дар и долг. Юбилейный сборник в честь А. В. Назаренко.
М.; СПб., 2010. С. 66 –72 .
Rivers in Arab Medieval Geographical Sources: Problems of Identi-
fication // Proceedings of the 14th International conference of Histori-
cal Geographers, Kyoto 2009 / Ed. A . Kinda, T. Komeie, S. Minamide,
T. Mizoguchi, K. Uesugi. Kyoto, 2010. P. 167–168.
Рец.: Исмаилов Э. Э. Персидские принцы из дома Каджаров в
Российской империи. М.: Старая Басманная, 2009. 594 с., ил. LXIV с.,
1000 экз. // Известия Азербайджанского историко-родословного
общества. Баку, 2010. Вып. 7. С. 190–192.
Рец .: Фоменко И. К. Образ мира на старинных портоланах. При-
черноморье. Конец XIII — XVII в. М.: Индрик, 2007. 408 с.; ил. // ДГ.
2006 год. М ., 2010. С. 521–536.
Ред.: Древняя Русь в свете зарубежных источников: Хрестома-
тия / Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, А. В. Подосинова.
М., 2010. Т. II, IV.
Ред.: Gaudeamus igitur: Сборник статей к 60-летию А. В. Подосинова /
Под ред. Т. Н. Джаксон, И. Г. Коноваловой, Г. Р. Цецхладзе. М., 2010.
2011
Две лоции Северного Причерноморья X–XII вв. // Висы дружбы: Сбор-
ник статей в честь Татьяны Николаевны Джаксон. М., 2011. С. 167–175.
Историческая география в исследовательском поле историче-
ской науки // Историческая география: Пространство человека vs
Человек в пространстве. Материалы XXIII Международной науч-
ной конференции. Москва, 27–29 января 2011 г. М ., 2011. С. 22–30.
К вопросу о географии Руси IX — первой половины X в. // ВЕДС.
XXIII: Древние государства Европы и Азии: Проблемы политогенеза.
М., 2011. С. 119–123.
Ред.: Висы дружбы: Сборник статей в честь Татьяны Николаевны
Джаксон / Под ред. Н. Ю. Гвоздецкой, И. Г. Коноваловой, Е.А. Мель-
никовой, А. В. Подосинова. М., 2011.
2012
«Атлас ислама» (X в.) как инструмент геополитики // Наука и
техника: Вопросы истории и теории. Материалы X XXIII междуна-
родной годичной конференции Санкт-Петербургского отделения
Российского национального комитета по истории и философии на-
уки и техники РАН (26–30 ноября 2012 г.). СПб., 2012. Вып. XXVIII.
С. 196–197.

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
344
Границы Руси IX — середины X веков // ВЕДС. XXIV: Миграции,
расселение, война как факторы политогенеза. М ., 2012. С. 120–126.
Два направления экспансии русов в контексте восточноевро-
пейского политогенеза // Древняя Русь и средневековая Европа:
Возникновение государств. Материалы конференции. М ., 2012.
С. 97–102.
Двадцать четвертая международная конференция по истории
картографии (Москва, 10–15 июля 2011 г.) // Историческая геогра-
фия / Отв. ред. И. Г. Коновалова. М ., 2012. Т. 1. С. 488–501 (в соавтор-
стве с В. Э. Булатовым и Л. С. Чекиным).
Европа в системе средневекового мусульманского землеописа-
ния // В поисках истины: Сборник к юбилею академика А. О. Чуба-
рьяна / Отв. ред. М. А. Липкин. М., 2012. С. 38–53.
Историческая география на междисциплинарных перекрест-
ках // Историческая география / Отв. ред. И. Г. Коновалова. М., 2012.
Т.1.С.8–19.
К истории одного географического образа (Азовское море в
средневековой арабской географии) // ΘΕΟΔΟΥΛΟΣ: Сборник ста-
тей памяти профессора И. С. Чичурова / Под ред. П. В. Кузенкова,
А. А . Войтенко, М. В. Грацианского. М., 2012. С. 106–115.
«Остров русов» как географический образ // Исторический
вестник. 2012. No 1. С. 42–53.
Первая международная конференция по исторической демо-
графии и исторической географии (Сыктывкар, 11–14 мая 2011 г.) //
Историческая география / Отв. ред. И. Г. Коновалова. М., 2012. Т. 1.
С. 507–509.
Политическая география на средневековых исламских картах //
Интеллектуальные традиции в прошлом и настоящем (Исследования
и переводы) / Сост. и общ. ред. М. С. Петровой. М., 2012. С. 115 –126.
Пути ку пцов-русов: Торговля и политика // Электронный научно-
образовательный журнал «История». М., 2012. Вып. 5 (13). М., 2012.
С. 130–164.
Сасанидский Иран; Завоевания арабов и образование халифа-
та; Халифат Аббасидов и расцвет арабской культуры; Государства
Сельджукидов // Всемирная история. В 6 т. / Гл. ред. А . О. Чубарь-
ян. М., 2012. Т. 2 .: Средневековые цивилизации Запада и Востока /
Отв. ред. П. Ю. Уваров. С. 106–115, 217–243, 244 –258, 349–357.
Political Geography of the 10th century: Representation of World
Empires in Arab Geography // XV International conference of Histori-
cal Geographers. 6.–10. 8. 2012. Prague, czechia, charles University in
Prague, Faculty of Science. Book of Abstracts. Prague, 2012. P. 166–167.
Рец .: Кендерова С., Стаматов А., Стоименов Д. Атлас: Българ-
ските земи в средновековната арабописмена картографска традиция

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
345
(IX–XIV в.) / Под ред. С. Кендеровой и А. Стаматова. София: ТАН-
ГРА ТанНакРа ИК, 2011; Kenderova S., Stamatov A., Stoimenov D. Atlas:
The Bulgarian Lands in Medieval Arabic cartographic Tradition (9th–14 th
centuries) / Ed. by S. Kenderova, A. Stamatov. Sofia: TANGRA TanNakRa
Publishing House, 2011. 336 c., илл., карты // Историческа я география /
Отв. ред. И. Г. Коновалова. М., 2012. Т. 1. С. 431–438.
Ред.: Историческая география / Отв. ред. И. Г. Коновалова. М .,
2012. Т. 1.
2013
Волго-Донской путь в средневековой исламской географии //
Наука и техника: Материалы XX XIV Международной годичной
конференции Санкт-Петербургского отделения Российского наци-
онального комитета по истории и философии науки и техники РАН
(25–29 ноября 2013 г.). СПб., 2013. Вып. XXIX . С. 214 –215.
Восточные источники о восточных славянах и руси // Древняя
Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е . А. Мельниковой.
М., 2013. С. 160–248.
Иран во второй половине XV — XVI веке; Иран в XVII веке //
Всемирная история. В 6 т. / Гл. ред. А. О. Чубарьян. М ., 2013. Т. 3:
Мир в раннее Новое время / Отв. ред. В. А. Ведюшкин, М. А. Юсим.
С. 342–349; 676–681.
Историческая география как поле для междисциплинарности:
Теория и практика // Вопросы исторической географии / Отв. ред.
В. М . Котляков, В. Н. Стрелецкий. М ., 2013. С. 15 –28 (Вопросы гео-
графии. Сб. 136).
К методике анализа маршрутных данных в сочинениях средне-
вековых арабских географов // ДГ. 2011 год. М., 2013. С. 247–256.
Карта в историко-географическом исследовании // Вспомога-
тельные исторические дисциплины в современном научном зна-
нии. Материалы XXV Международной научной конференции. Мо-
сква, 31 января — 2 февраля 2013 г. М., 2013. Ч. I. С. 87–95.
Нау чная конференция «Перенос столицы: Исторический опыт
геополитического проектирования» (Москва, Институт всеобщей
истории РАН, 28–29 октября 2013 г.) // Лабиринт: Журнал социаль-
но-гуманитарных исследований. 2013. No 5. С. 192–195 (в соавторст-
ве с А. А . Фроловым).
Новосельцев Анатолий Петрович // БРЭ. М., 2013. Т. 23.
От источниковедения к исторической географии: Опыт Инсти-
тута всеобщей истории РАН // Средние века. 2013. Вып. 74. No 3 –4.
С. 8 –26.
Рецепция античных топонимов в средневековой исламской
географии («Европа» и «Скифия») // Проблеми джерелознавства,

Список опубликованных работ И. Г. Коноваловой
346
історіографії та історії Сходу: Матеріали міжнародної нау кової
конференції, присвяченої 90-річчю з дня народження профессора
Вольфа Менделевича Бейліса (1923–2001 рр.). 15 –16 травня 2013
року, м. Луганськ. Луганськ, 2013. С. 107–111.
Столицы и границы Халифата (VII–X века) // Перенос столицы:
Исторический опыт геополитического проектирования. Материа-
лы конференции 28–29 октября 2013 г. / Отв. ред. И. Г. Коновалова.
М., 2013. С. 58–61.
Geography of state formation: Early Rus in medieval Islamic geogra-
phy // Banatica. 2013. T. 23. P. 471–479.
Imagines mundi: Античность и средневековье. М ., 2013 (совм. с
Т. Н. Джаксон и А. В. Подосиновым).
Towards a Historical Geography of Eastern crimea: The city of Rus-
sia in the 12th century // The 3rd International Geography Symposium:
June 10–13, 2013 — Kemer, Antalya, Turkey. Abstracts / Ed. by Prof. Dr.
h.c. Ibrahim Atalay, Prof. Dr. Recep Efe. Istanbul, 2013. P. 188.
Ред.: Палеография, кодикология, дипломатика: Современный
опыт исследования греческих, латинских и славянских рукописей
и документов. Материалы международной научной конференции.
В честь 75-летия д.и.н., чл.-корр. Афинской академии Б. Л. Фонки-
ча. Москва, 27–28 февраля 2013 г. / Отв. ред. И. Г. Коновалова; сост.
Д. Н. Рамазанова. М ., 2013.
Ред.: Перенос столицы: Исторический опыт геополитического
проектирования. Материалы конференции 28–29 октября 2013 г. /
Отв. ред. И. Г. Коновалова. М ., 2013.
2014
XV Международная конференция по исторической географии.
Прага, 6 –10 августа 2012 г. // Историческая география / Отв. ред.
И. Г. Коновалова. М., 2014. Т. 2 . С. 520–525 (совм. с М. Е . Проскуря-
ковой, С. В. Рассказовым, А. А . Фроловым).
Историческая география на современном этапе: Границы дис-
циплины // Труды Отделения историко-филологических наук РАН.
2008–2013 / Отв. ред. В. А. Тишков, сост. В. Б. Перхавко. М., 2014.
С. 232–244.
Об одном спорном этнотопониме у ал-Идриси (ан-н .бāриййа) //
«По любви, въ правду, безо всякие хитрости». Друзья и коллеги
к 80-летию Владимира Андреевича Кучкина. Сб. статей. М., 2014.
С. 157–168.
Ред.: Историческая география / Отв. ред. И. Г. Коновалова. М.,
2014. Т. 2.

БРЭ — Большая Российская Энциклопедия. М.
БСЭ — Больша я Советская Энциклопедия. М.
ВВ — Византийский временник. М .
ВГ — Вопросы географии. М .
ВЕДС — Восточная Европа в древности и средневеко-
вье. Чтения памяти члена-корреспондента АН
СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Тезисы
докладов (Материалы конференции). М.
ВДИ — Вестник древней истории. М .
ВО — Византийские очерки.
ВОН — Вестник общественных наук. Ереван.
ДГ — Древнейшие государства на территории СССР:
Материалы и исследования (c 1975 по 1993 г.);
Древнейшие государства Восточной Европы: Ма-
териалы и исследования (с 1994 г.). М .
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвеще-
ния. СПб.
ЗВО — Записки Восточного отделения Русского Архео-
логического Общества. СПб.
ИЗ — Исторические записки. М .
ИФЖ — Историко-филологический журнал. Ереван.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии. М.
НИС — Новгородский исторический сборник. СПб.
НПК — Новгородские писцовые книги, изданные Им-
ператорской археографической комиссией. СПб.,
1859–1910. 6 т.
ОИ — Отечественна я история. М.
ПВЛ — Повесть временных лет / Подготовка текста,
перевод, статья и комментарий Д. С. Лихачёва,
Б. А . Романова, под ред. В. А . Адриановой-Перетц.
2-е изд. подготовил М. Б. Свердлов. СПб., 1996.
ПКНЗ — Писцовые книги Новгородской земли. М . Т. 1,
3–6;СПб.Т. 2.
ПСРЛ — Полное собрание русских летописей.
РА — Российская археология. М .
Список сокращений

Список сокращений
348
РГВИА — Российский государственный военно-исторический архив. М.
СЭ — Советская этнография. М.
ТОДРЛ — Труды Отдела древнерусской литературы Института
русской литературы РАН (до 1991 г.: АН СССР) (Пушкинского
дома). Л., СПб.
AAAG — Annals of the Association of American Geographers. Washington.
Byz. — Byzantion. Bruxelles.
DAI I — Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Vol. I:
Greek Text and English Translation / Ed. by R. J. H. Jenkins &
Gy. Moravcsic. Washington. , 1967.
DAI II — Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio.
Vol. II: commentary / Ed. by R. J. H. Jenkins. L ., 1962.
ÍF — Íslensk fornrit. Reykjavík.
JEGPh — Journal of English and Germanic Philology. Urbana (Ill.).
MGH SRG — Monumenta Germaniae Historica. Scriptores rerum Ger-
manicarum.
PG — Patrologiae cursus completus. Series graeca / J.-P. Migne. Paris.
REA — Revue des Études arméniennes. Paris.
SUGNL — [Skrifter udgivet af ] Samfund til udgivelse af gammel nordisk
litteratur. København.

Сведения об авторах
Арутюнова-Фиданян Виада Артуровна, д.и.н., в.н.с.
ИВИ РАН
Варьяш Ирина Игоревна, к.и.н., доцент, зам. зав. кафедрой
истории средних веков Исторического факультета
МГУ им. М. В. Ломоносова
Гимон Тимофей Валентиновач, к.и.н., с.н.с. ИВИ РАН
Глазырина Галина Васильевна, к.и.н., в.н.с. ИВИ РАН
Данилевский Игорь Николаевич, д.и.н., гл.н.с. ИВИ
РАН, проф. Национального исследовательского
университета «Высшая школа экономики»
Джаксон Татьяна Николаевна, д.и.н., гл.н.с. ИВИ РАН
Зайцев Илья Владимирович, д.и.н., в.н.с. отдела исто-
рии Востока ИВ РАН, н.с. лаборатории истории
политической культуры Факультета политологии
МГУ им. М. В. Ломоносова
Замятин Дмитрий Николаевич, доктор культурологии,
гл.н .с . Российского нау чно-исследовательского
института культурного и природного наследия
им. Д . С. Лихачева
Замятина Надежда Юрьевна, к.г.н., в.н.с. Географиче-
ского факультета МГУ им. М . В. Ломоносова
Калинина Татьяна Михайловна, к.и.н., в.н.с. ИВИ РАН
Каштанов Сергей Михайлович, д.и.н., чл.-корр. РАН,
гл.н.с. ИВИ РАН
Кириллова Екатерина Николаевна, д.и.н., ученый
секретарь ИВИ РАН
Мельникова Елена Александровна, д.и.н., зав. центром
ИВИ РАН

350
Сведения об авторах
Назаренко Александр Васильевич, д.и.н., гл.н.с. ИВИ РАН;
зав. сект. ИРИ РАН
Подосинов Александр Васильевич, д.и.н., гл.н.с. ИВИ РАН;
проф. РГГУ; зав. кафедрой древних языков Исторического ф-та
МГУ им. М . В. Ломоносова
Стрелецкий Владимир Николаевич, д.г.н., доцент,
в.н.с. Института географии РАН; зам. глав. ред. журнала
«Известия РАН. Серия географическая»
Фролов Алексей Анатольевич, к.и.н., с.н.с. ИВИ РАН
Чекин Леонид Сергеевич, д.г.н., в.н.с. Начно-исследовательского
центра «АИРО-XXI»
Чубарьян Александр Оганович, д.и.н., проф., академик РАН,
директор ИВИ РАН
Шукуров Рустам Мухаммадович, д.и.н., доцент Исторического ф-та
МГУ им. М . В. Ломоносова
Щавелев Алексей Сергеевич, к.и.н., н.с. ИВИ РАН

НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ
Книга Картины Земли
Сборник статей в честь
Ирины Геннадиевны Коноваловой
Издательство «Индрик»
Оригина л-макет А. С. Старчеус
По вопросу приобретения книг издательства «Индрик»
обращайтесь по тел.:
(495) 954-17-52
market@indrik.ru
www.indrik.ru
INDRIK Publishers has the exceptional right to sell this book
outside Russia and cIS countries.
This book as well as other INDRIK publications
may be ordered by
www.indrik.ru
Налоговая льгота —
общероссийский классификатор продукции (ОКП) — 95 3800 5
Формат 60×90 1/16. Печать офсетная.
22,0 п. л. Тираж 500 экз.
Отпечатано в ОАО «Перва я Образцовая типография»
Филиал «Чеховский печатный Двор»
142300, Московская область, г. Чехов, ул. Полиграфистов, д. 1
www.chpd.ru, sales@chpk.r u, 8(495)988-63-87