Автор: Николюкин А.Н.  

Теги: философия   психология   история философии   русская философия  

ISBN: 978-5-8243-1173-0

Год: 2009

Похожие

К 200-летию Боратынского. Сборник материалов международной научной конференции

Международная научная конференция "Осетиноведение: история и современность

Материалы международной научно-практической конференции «История Гражданской войны в России 1917-1922 гг.»

Торовые технологии. Материалы докладов 3-ей международной научно-практической конференции

Текст
                    НАСЛЕДИЕ
В.
В.
РОЗАНОВА
И
СОВРЕМЕННОСТЬ


Р О ССИЙ СКАЯ
АКАДЕМИЯ
НА УК
Институт
научной
информации
по
общественным
наукам
Институт
мировой
литературы
им.
А.
М.
Горького
Институт
философии
НАС ЛЕД ИЕ
В.
В.
Р ОЗА НОВА
И
СОВРЕМЕННОСТЬ
Материалы
Международной
на уч ной
конференции.
Москва. 29—31мая2006г.
Москва
РОССПЭН
2009


УДК
1(470)(091)
ББК
87.3(2)6
Н31
Издание
осуществлено
при
финансов ой
поддержке
Р ГНФ
грант
07-04-16263д
Ред ак цио нный
совет:
Ю.
С.
Пивоваров
—
председатель
А.
Н.
Николюкин
и
Л.
В.
Скворцов
—
общая
редакция
А.
В.
Во долаги н
и
М.
Н.
Громов
—
раздел
«Философия»
В.
А.
Келдыш
и
С.
А.
Небольсин
—
раздел
«Литература»
Секретарь
—
К.
А.
Жулькова
Научный
редактор
и
составитель
А.
Н.
Николюкин
В
под готов ке
текста
п рин имали
уча ст ие
T.
М.
Миллионщикова
и
О.
В.
Михай лова
Наследие
В.
В.
Розанова
и
современность:
Материалы
Междуна-
Н31 родной научной конференции / [сост .
А.
Н.
Ник олюк ин].
—
М.:
Рос­
сийская
пол итиче ск ая
эн цикл опе дия
(РОССПЭН), 2009.
—
639 с.
ISBN 978-5-8243-1173-0
В
книге
представлены
материалы
Международной
научной
конферен­
ции
«Наследие В .
В.
Розанова
и
с овре ме н н ос ть», проходившей в Москве
29-31 мая 2006 г .
В
докладах
участников
конференции
подведены
итоги
изучения
художественного
и
философского
нас ледия
одного
из
крупней­
ших
русских
писателей
и
мысл ит ел ей
В.
В.
Розанова
(1856-1919), на дол­
гие
десятилетия
изъятого
из
русской
культуры.
Все
статьи
публикуются
вп ерв ые.
УДК
1(470)(091)
ББК
87.3(2)6
ISBN 978-5-8243-1173-0
© Николюкин А.Н., составление, 2009
© Коллектив авторов, 2009
© ИНИОН РАН, 2009
© Российская политическая энциклопедия,
2009


С од ержа ние
От
редакции.............................................................................................................................7
Гении
В.
В.
Розанова
А.
Н.
Николюкин
(Москва). Как мыслил Розанов и почему современники
не
приняли
его................................................................................................................ 11
Л.
В.
Скворцов
(Москва).
Ро зан ов
и
теория
истины............................................... 15
В.
Г.
Сукач
(Москва).
Ступени
роста
Розанова........................................................20
Литература
Часть
I
Р.
Гр юбель
(Германия). Концепция русской литературы как национального
явлен и я
в
творчестве
Розанова.....................................................................................25
Дж.
Спендель
де
Ва рда
(Италия).
Розанов
и
его
отношение
к
рус ск ой
классике..............................................................................................................................34
А.
А.
Медведев
(Тюмень).
О
христианской
парадигме
в
восприятии
рус с кой
литературы
Розановым...................................................................................40
В.
А.
Фатеев
(С.-Петербург).
Роз ано в
и
славянофильство.....................................51
И.
Л.
Волг ин
(Москва) .
Метаморфозы
лично го
жанра
(«Дневник писателя»
Достоевского
и
«Опавшие листья»
Р озан о ва).................61
В.
А.
Келдыш
(Москва).
Ро з анов
и
русская
литература
Серебряного
века...... 73
Н.
Ю.
Казакова
(США). Розанов и символизм....................................................... 81
А.
И.
Фомин
(С.-Петербург).
О
символике
Розанова..............................................87
И.
Ю.
Искрж и цк ая
(Москва). Розанов и эссеистика русского символизма...... 90
Е.
В.
И вано ва
(Москва). «Во мне происходит разложение литературы»...........95
Ф.
Т.
Ах ун зя нова
(Кострома). Р о зан о вск ая «ли ств а»
в
религиозном
контексте.......................................................................................................................... 101
Л.
А.
Колобаева
(Москва).
Кр итер ии
органичности
и
сложности
в
критике
Розанова........................................................................................................ 107
А.
Н.
Кожин
(Москва).
Экспрессивность
п розы
Розанова...................................114
Е.
П.
Карташова
(Йошкар- О ла). Языковая игра как стилистическая
доминанта
орнаментальной
проз ы
Розанова...........................................................117
H.
Е.
Мартишина
(Сергиев Посад).
Розанов
о
языке............................................ 123
Часть
II
С.
А.
Небольсин
(Москва). Розановские догадки о Пушкине............................. 129
А.
А.
Г олубков а
(Москва). «Кронка нашей литературы»
(М.
Ю.
Л ер мо н тов).......................................................................................................132
О.
А.
Богданова
(Москва). Дис ку сс ия Роз ано ва и М.
О.
Меньшикова
о
«Крейцеровой сонате»
Л.
Н.
Толстого.................................................................. 140
H.
Н.
Ер ё мина
(Москва).
В ст реча
Роз ано ва
с
Л.
Н.
Толстым............................. 145
T.
М.
Миллионщикова
(Москва).
Бесы
Розанова
и
бесы
Достоевского...........147


4
В.
В.
Полонский
(Москва).
Роз ано в
глазами
Д.
С.
Мережковского................... 155
Н.
В.
Королёва
(Москва).
Розанов
глазами
Зинаиды
Гиппиус
и
литераторов
ее
круга.............................................................................................................................. 162
Е.
В.
Глухова
(Москва) . «А Вы
—
мечтатель
без
почвы
и
ис тори и»:
переписка
Розанова
и
Д.
В.
Философова
(1898-1918 гг.).....................................169
Л.
Л.
Че рнич ен ко
(Москва). Вечер у Минских........................................................ 178
С.
С.
Л еснев ский
(Москва). «Письмо очень драгоценно» (А.
Б лок
после
см ерти
Ро зано в а)...........................................................................................................183
О.
В.
Шалыгина
(Владимир).
Египет
Розанова
и
Египет
А.
Белого...................186
А.
Л.
Налепин
(Москва). Розанов и фольклор........................................................193
И.
А.
Бочарова
(Москва).
Книга
Розанова
«Война 1914 года и русское
возрождение»
и
пометы
на
ней
Горького..................................................................201
В.
Н.
Дядичев
(Москва).
Роз ано в
и
футуризм........................................................ 206
В.
Н.
Терёхина
(Москва). Бессмертие в трактовке Розанова
и
В.
Маяковского........................................................................................................... 215
T. Н.
Фоминых
(Пермь). Розанов в прижизненной художественной
литературе.......................................................................................................................223
Н.
В.
Корниенко
(Москва).
Розановские
темы
в
исканиях
А.
Платонова........ 232
T.
Н.
Красавченко
(Москва). Молодая эмиграция первой волны
о
Розанове
(Г.
Газ дан ов
и
В.
Набо ко в )......................................................................239
Э.
Клюс
(США).
Эксцентричное
самосознание:
Ро з анов
глазами
Абр ама
Терца
и
Венедикта
Ерофеева....................................................................... 244
М.
Л.
Лебедева
(Белоруссия).
Роз ано в
и
белорусская
проза
конца
XX века............................................................................................................................ 253
О.
А.
Казнина
(Москва).
Ро зан ов
в
анг лий ской
критике......................................259
Философия
М.
Н.
Громов
(Москва). Философский импрессионизм Розанова..................... 269
В.
Л.
Махлин
(Москва). Розанов и филология....................................................... 273
Г.
Д.
Гачев
(Москва). Жа нр «жиз не - м ыс ли»
у
Розанова......................................285
Н.
И.
Иконникова
(Москва).
К
проблеме
бытия
человека
в
творчестве
Розанова..........................................................................................................................289
В.
В.
Аверьянов
(Москва).
Б еспр инципно е
и
прин ципиал ьно е
в
творчестве
Розанова..........................................................................................................................295
А.
В.
Водолагин
(Москва). Любовь и смерть в понимании Розанова................ 300
П.
Е.
Фокин
(Москва).
М етаф и зика
интимного.................................................... 305
И.
С.
Ан дрее ва
(Москва). Проблема семьи в философии
Розанова..................311
С.
В.
Пишун
(Уссурийск). Пансексуализм в философии Розанова.................. 320
А.
И.
Павленко
(Уссурийск). Философия и педагогика семьи у Розанова......323
О.
А.
Дольская
(Украина). Домострой Розанова:
этико-метафизические
поиски............................................................................................................................. 331
В.
В.
Варава
(Воронеж). Таинство детства в философии Розанова.................... 337
И.
С.
Шилкина
(Москва).
Нравственные
иск ан ия
Розанова..............................342
Г.
В.
Якушева
(Москва).
Естественный
человек
у
Розанова................................ 350
В.
Н.
Жуков
(Москва).
Правосознание
Розанова...................................................356


5
А.
В.
Зяб лик ов
(Кострома). «П рав ед ное»
гос уда рст во
по
Розанову..................362
Й.
Дец
(Польша).
Ро з анов
как
пол ит ич еский
мыслитель.................................... 369
А.
В.
Савка
(Москва).
Россия
в
философии
Розанова..........................................376
С.
Б.
Джимбинов
(Москва).
Мировоззрение
Роз ано ва
в
контексте
русской
философии....................................................................................................... 387
Л.
Е.
Шапошников
(Нижний Новгород) . Со борн ост ь в т в орчес тв е
Розанова...........................................................................................................................393
С.
М.
Усманов
(Иваново) .
Розанов
о
«конце истории»........................................400
В.
Л.
Курабцев
(Москва).
Бог
и
человек
в
«Уединенном»
и
«Опавших
лис тьях»............................................................................................................................404
Н.
В.
С ол нцев
(Москва). Апокалипсис в толковании Розанова......................... 408
И.
Я.
Ле вяш
(Белоруссия) . К о нце пто сфе р а Р оз ан ов а : «преждевременные
мысл и».............................................................................................................................415
И.
М.
Меликов
(Москва).
Проблема
свободы
в
работе
Розанова
«Легенда о Великом инквизиторе»
Ф.
М.
Достоевского..................................... 429
И.
Н.
Афанасьев
(Белоруссия).
Эпох а
катастроф
у
Розанова.............................436
А.
Н.
Паршин
(Москва). Розанов и наука................................................................ 445
Я.
В.
Сарычев
(Липецк). «Синтез будущего»: полемика 1894 года....................451
А.
Юр
(Великобритания).
Розанов,
христианство
и
Египет................................459
Т.
В.
Воронцова
(Москва).
Роз ано в
и
полемика
о
«Дарвинизме»
Н.
Я.
Данилевского........................................................................................................462
А.
Г.
Гач ева
(Москва). «Повернуть все христианство от пятницы
к
воскресенью...»(РозановиН.
Ф.
Ф е до р ов ).........................................................467
Т.
В.
Сав ина
(Новосибирск) .
Роз ано в
и
Ф.
Шперк............................................... 481
А.
Н.
Степанов
(Москва). Два «а нти хри ст а»: Розанов и В .
С.
Соловьёв......... 485
А.
В.
Знатнов
(Москва).
Розанов
и
епископ
Михаил
в
Пе те рбург ски х
религиозно-философских
собраниях
и
вне
их........................................................489
В.
А.
Скрипкина
(Москва). Розанов и С.
М.
Соловьёв-младший.......................497
Б.
Н.
Тарасов
(Москва).
Ро з анов
и
Б.
Паскаль......................................................501
Ю.
И.
А рхи пов
(Москва).
Германские
вп ечатл ения
Розанова............................505
В.
В.
Кравченко
(Москва).
Роз ано в
о
философском
творчестве
женщин
(о М.
В.
Бе з об ра з ово й)..................................................................................................509
Е.
А.
Тахо-Годи
(Москва). О розановских материалах в архиве
А.
Ф.
Лосева.................................................................................................................... 515
Культура
и
общество
И.
А.
Ед о шина
(Кострома).
Ро зан ов
в
контексте
русской
культуры.................523
Л.
А.
Смир но ва
(Москва).
Ро з анов
о
вечном
в
рус ск ом
искусстве.....................530
Л.
Э.
Заварзина
(Воронеж).
Педагогические
взгляды
Розанова........................ 535
Г.
В.
Зорина
(Кострома). «Кризис российской школы»
в
пе да гогиче ск их
ра бот ах
Розанова...........................................................................................................546
И.
Д.
Циркова
(Башкирия).
Пе да гоги ка
и
литература
в
книгах
Розанова....... 550
И.
Л.
Беленький
(Москва).
Образ
университета
у
Розанова...............................555
Г.
П.
Отюцкий
(Москва).
Проблема
взаимосвязи
русской
и
еврейской
культур
в
переписке
Розанова
с
М.
О.
Гершензоном.............................................561
А.
В.
Ломоносов
(Москва).
Политические
ориентиры
Розанова....................... 569


6
Д.
А.
Завельская
(Москва).
Книга
Розанова
«Когда начальство
ушло...»
и
мифология
Первой
русской
революции.................................................574
О.
В.
Цыбенко
(Москва).
Розанов
о
п ол яках
и
Польше........................................579
О.
В.
Быстрова
(Москва). О пыт к ом м ент иро вания
Роз ано ва
(по материалам статей о старообрядчестве 1905 г. ). .. .. ... .. ... .. .. ... .. ... .. .. ... .. ... .. .. ... .. .. 586
В.
А.
Емельянов
(Астрахань). Творчество Розанова в восприятии
современной
молодежи................................................................................................. 593
Л.
А.
Заворотная
(Москва). История нумизматической коллекции
Розанова........................................................................................................................... 603
В.
П.
Го рлов
(Елец).
Розанов
в
Ельце........................................................................ 610
Т.
В.
С мир нова
(Москва).
Семья
Розанова
в
Сергиевом
Посаде........................618
Н.
В.
Костылева
(Москва).
Розановский
фо нд
в
Гос ударс тв ен ном
архиве
Брянской
области
(ГАБО).............................................................................623
Указатель
имен..................................................................................................................627


От
редакции
Международная
научная
к о нферен ция
«Наследие В .
В.
Розанова
и
современ­
ность»
была
организована
Инс тит ут ом
на учн ой
ин фор ма ции
по
общественным
на­
ука м
Р АН,
Институтом
ми ров ой
литературы
им.
А.
М.
Гор ьк ого
РАН
и
Ин ститу то м
философии
РАН
и
проходила
в
Москве
29-31 мая 2006 г .
Среди
уча ст ни ков
—
ис­
следователи
рус с кой
литературной
культуры
из
М о сквы,
Сан кт- П ет ербурга ,
Костро­
мы,
Ельца,
Сергиева
По сада,
Астрахани,
Владимира,
Воронежа,
Липецка,
Ниж нег о
Новгорода,
Новосибирска,
Перми,
Тюмени
и
других
городов
России,
а
такж е
ученые
из
Белоруссии,
Украины,
США,
Великобритании,
Ге рм ании,
Польши,
Ит али и.
На
конференции
бы ло
представлено
130 докладов и фиксированных выступлений,
с
ко­
торым и
выступили
специалисты
из
к ул ьт урных
центр о в
России
и
За рубеж ья.
Содержание
и
обсуждение
докладов
ох ва тыва ло
общие
цивил из ацион ные
п ро­
бл емы,
ключевые
теоретические
проблемы
оценки
Розановым
рус с кой
л ит ера туры,
литературы
Серебряного
века
и
отношения
Розанова
к
кла сс и че скому
наследию,
место
Розанова
в
истории
фил о софии ,
его
мировоззрение
и
положение
в
философ­
ском
дискурсе
XX века.
Важный
и тог
к он фер енции
состоит
в
том ,
что
разрушены
те
мифы,
которые
долгое
время
формировались
вокруг
личности
Розанова
и
его
теоре ти чес кого
на­
следия.
Шлейф
негативного
отношения
к
Ро зан ову
тян у лся
десятилетиями.
Нужна
была
огромная
работа
по
восстановлению
во
вс ей
п олн оте
те оре тиче ск ого
наследия
п исат еля
и
его
теоретическому
осмыслению.
Результаты
э той
работы
бы ли
пре д­
ставлены
на
конференции.
В
выступлениях
ученых,
ко торы е
приняли
уча ст ие
в
работе
конференции,
Ро­
занов
был
раскрыт
как
оригинальный
мыслитель.
В
св язи
с
этим
обратили
на
себя
внимание
доклады,
посвященные
розановскому
пониманию
концепта
русской
ли­
тературы,
отношению
Розанова
к
славянофильству,
вл ия нию
на
Розанова
дневни­
ковой
традиции
Дос тое в ск ого,
специф ик е
мировосприятия
наследия
Розанова
как
философского
импрессионизма.
В
докладах
б ыло
осв е щено
по нима ние
Розановым
теории
истины,
показано,
что
Розанов
иск ал
ответ
в
определении
сущн ос ти
ц ивили зац ион ной
роли
России
в
но­
вых
реалиях.
Он
был
убеж де н
в
том,
что
цивилизационная
це л остн ость
России
—
это
реа льн ос ть,
а
значит
и
константная
высшая
цель,
приоритетная
задача
молодого
росс ий ск ого
конституционализма.
Соответственно,
он
требовал
от
Государственной
дум ы
б ольше й
стойкости,
чтобы
в
ее
стенах
больше
чувствовалось
достоинство
Ро с­
сии .
Игнорирование
приоритетного
смысла
про бле мы
цивилизационной
целостно­
сти
России
восп рини мал ось
Розановым
как
отпадение
от
истины
с
самого
начала.
Он
формировал
м е тодологи ю
получения
полной
истины,
что
тре бов ало
сое дин ен ия
различных
точек
зрения,
что бы
избежать
той
прямолинейности,
к отор ая
в едет
к
ка­
тастрофе.


8
От
редакции
В
и ст ории
Розанов
искал
подтверждение
этого
вывода.
На
конференции
б ыло
пока зано
характерное
для
Розанова
стремление
най ти
формулу
великого
истори­
ческого
компромисса,
ко торы й
позволит
осуществлять
кардинальное
о бно вл ение
Ро ссии ,
не
разрушая
ее
цивилизационной
ос нов ы.
В
то лк ов ании
естественнонаучных
явлений
Роз ано в
уловил
значение
потенци­
альности
как
той
реальности,
которая
стан овит ся
предметом
современных
исследо­
в ате лей
феноменов
мик роми ра.
Он
также
выявил
процессы
слияния
философии
с
фило логие й
и
сам
стал
своеобразным
обра з цом
мыслителя,
соединяющим
в
ан ализ е
философские,
к ульт урологи че ск ие ,
герменевтические
ме то ды.
Розанов
считал,
что
Ро ссия
не
должна
н авя зыва ть
все м
народам
свою
духовную
сущность
как
униве р с аль ную
ис ти ну.
Каждый
н арод
следует
своим
путем.
Подго­
нять
все
культуры
под
общий
з на ме на те ль , «причесывать»
их
по
од ной
модели,
—
считал
Роза но в,
—
это
грубая
ош ибк а.
В
сущности,
ре чь
идет
о
предвосхищении
глобального
взаимодействия
цив илиз аций,
в
процессе
к оторо го
рождается
их
спец ­
ифическое
мн ого образ ие
как
пу ть
к
новому
качеству
ми ро вой
га рм онии
цивилиза­
ционных
различий.
Отступление
от
эти х
истин,
стремление
р аспро ст рани ть
на
вс ех
принципы
какой-то
отдельно
взятой
цивилизации
—
это
и
е сть
п уть
к
ожесточенной
распре
среди
люд ей,
ког да
н арод
пойдет
на
народ
и
яз ык
на
язык.
В
докладах
показано,
что
Ро з анов
выявил
такие
конкретные
при зн аки
циви­
лизационного
кр из иса
России,
как
смешение
функций
в
едином
организме,
что
порождает
странности
самосознания,
ложные
ориентации
отдельных
субъектов
в
си ст еме
социального
организма,
а
также
смешение
поэтического
и
поли т иче ск ого.
Распад
общ ей
истины
превращает
в
«истину»
все
многообразие
частных
интересов,
противоречия
к оторых
разрушают
и
нравственную,
и
правовую
системы
общества.
Таким
образом,
материалы
ко нфер енции
представляют
собой
весомый
вклад
в
розановедение
и
в
и ст орию
российской
теоретической
мысли
и
культуры.
Их
пу­
бликация
буд ет
иметь
важное
на учн ое
значение.


Ге ний
В.
В.
Розанова


A. H. Николюкин (М ос к ва)
Как
мыслил
Р оза нов
и
почему
современники
не
прин ял и
его
Русская
классическая
литература
начинается
с
Пушкина,
Лермонтова,
Гоголя
и
завершается
Василием
Розановым.
Но
ес ли
русские
пи сат ели -кл ассик и
хорошо
известны,
много
раз
переиздавались
их
собрания
сочинений
и
отдельные
книги.
Столетие
наука
о
лит ера тур е
изу ч ает
их
наследие.
То
Розанов
был
сначала
не
п риз нан
современниками,
затем
на
долгие
десятилетия
запрещен
и
о тлуч ен
от
культуры
в
Советском
Союзе.
Лишь
по сл едние
полтора
де сятил ети я
книги
Розанова
стали
возвращаться
к
нашему
ч ит ателю
и
ис­
следователям.
Международная
на уч ная
конференция
«Наследие В.
В.
Розанова
и
современ­
н ост ь », проходившая в мае 2006 г .
в
Москве
в
ознаменование
150-л ети я
писателя
и
мыслителя,
отразила
всемирное
признание
ро ли
Василия
Ро зан ова
в
рус ск ой
лите­
ра туре
и
культуре
XX и начала XXI
веков.
В
1956 г ., когд а испо лнил ось 100 лет со дня рождения Розанова,
в
нашей
стране
его
имя
б ыло
непроизносимо.
Однако
этот
юбилей
отметили
пок ло нники
его
со­
чине н ий
в
рус ск ом
зарубежье.
В
Нью-Йорке
вышел
том
«Избранного»
с
о бшир ным
предисловием
поэта
и
кр ити ка
Юр ия
Иваска,
который
п исал : «Если бы Розанов был
французом,
а нгл ич анино м,
нем цем ,
американцем,
то
давно
бы
уже
...
появилось
бы
полное
собрание
его
сочинений,
с
комментариями,
в
25-30
увесистых
томах!
Б ыли
бы
изданы
также
однотомники
страниц
в
тысячу.
Но
он
был
писателем
русским,
гордился
эт им
своим
званием,
и
от
русской
своей
судьбы
не
отрекался,
хотя
судьба
э та,
как
известно,
ни
писат ел ям
нашим,
ни
нам,
читателям,
не
благоприятствует»1.
Официальное
советское
запрещение
сочинений
Розанова
был о
запущено
в
дей­
ствие
после
появления
21 сентября 1922 г.
в
газете
«Петроградская правда»
статьи
Л.
Троцкого
«Мистицизм и канонизация Розанова».
Обвинения
Розанова
в
реак­
ционности
и
всех
прочих
грехах
звучали
в
либ ер ально й
и
так
называемой
демокра­
тической
кр ити ке
и
до
1917 года.
Большинство
рецензий
и
ста тей
по
поводу
кни г
Ро зан ова
уже
своим
названием
выражали
отношение
к
пи сат елю : «Гнилая душа»,
«Обнаженный нововременец», «Обнаженность под звериною шкурой», «Циник»,
«Философ,
зав язши й
ногой
в
своей
душ е», «Позорная глубина», «Голый Розанов»
и
т.
д.,ит.
п.
Лишь
немногие
творческие
натуры
дореволюционной
России
почувствовали
гениальность
Розанова
еще
при
его
жизни.
Среди
них
П.
Флоренский,
М.
Цветаева,
А.
Бло к, 3.
Гиппиу с,
М.
Горький,
М.
Пришвин.
Что
же
отталкивало,
а
иногда
и
поныне
отталкивает
иных
критиков
и
читателей
от
Роз ано ва?
Зинаида
Гип пиу с,
хорош о
зн ав шая
Розанова,
говорила,
что
он
«пишет
двумя
рука м и»: в консервативной газете «Но во е
Врем я»
—
одн о,
в
либеральной
га­
зете
«Русское Слово»
под
прозрачным
псевдонимом
—
другое.
«Обеими руками он


12
A. H. Николюкин
пишет
искренно
(как всегда), от всей махровой души своей.
Он
прав.
Но
совер ш ен­
но
прав
и
П.
Б.
Струве,
печатая
в
«Русской Мысли», рядом,
параллельные
(поляр­
ные)
с татьи
Роз ано ва
и
обвиняя
его
в
“двурушничестве”»2.
Подобный
небывалый
фе номе н
в
русской
литературе
с
ее
устойчивыми
тр ади­
циями
гражданственности
выз ыва л
неприятие
критиков.
У
ка ждого
сколько-нибудь
з н ачи тельн ого
писателя
или
критика
б ыла
своя
устоявшаяся
к онцеп ция
лите рату ­
ры,
своего
рода
«хартия», которая может претерпевать различные изменения,
но
в
своей
основе
ост ается
неизменной.
Иное
дело
Розанов.
У
него
не
б ыло
«хартии»
как
системы
с
твердыми
«да»
и
вполне
определенными
«нет».
У
него
свое,
розановское
пони ма ние
«концепции»,
при
котором
«да»
и
«нет», «правое»
и
«левое»
сосуществуют
или
меняются
места­
ми,
так
что
«да»
не
всегда
«да», а «нет»
отнюдь
не
обязательно
«нет».
По ясн им
на
прим ере ,
характерном
для
в сей
мно го лет ней
деятельности
Розанова
как
п исат еля
и
литературного
критика.
Полувековой
годовщине
отмены
крепостного
права
посвящены
две
статьи
Ро­
занова,
появившиеся
в
оди н
и
тот
же
день
—
19 февраля 1911 г .
В
«Новом Времени»
в
статье
«Великий день нашей истории»
в
центре
вн имания
—
«молодой верящий
Ца рь.. .
Без
него
—
просто
ничего
бы
не
было,
все
б ыло
бы
невозможно.
Молодо й,
об­
разованный,
полный
вы сок ого
порыва».
И
в
этом,
что
пише т
Роз ано в
об
Александ­
ре
II, —
историческая
пр авд а.
Но
с толь
же
правомерна
и
иная
точка
зрения,
у тв ержд аемая
Розановым
во
вто­
рой
статье
об
отмене
крепостного
права,
по я вивш ейся
в
газете
«Русское Слово»
под
псевдонимом
В.
Ва р в ар и н: «Это была великая русская реформа,
над
которой
тру­
дилась
и
созидала
вся
Россия, “тьма”
умо в
народных,
“мгла”
сердец
ч елов ече ск их...
“Тьма”
и
“мгла”
в
смысле
“неисчерпаемого множества”,
поневоле
“безыменного”»3.
Поэтому
реформа
Александра
II явилась лишь «П ос ле дне й
к а пле й», как и названа
статья
Розанова.
Историк
и
ху до жник
Розанов
видел
св ою
задачу
не
в
том ,
чтобы
про т иво по ста­
вит ь
эти
обе
вполне
убедительные
точк и
зрения,
а
в
том,
чтоб ы
взглянуть
на
собы­
тия
с
разных
углов
и
п оня ть,
всег о
за
несколько
лет
до
кат аст р офы
1917 года,
что
для
России
«сегодняшний наш светлый день»
надо
б ереч ь.
А
не
уберегли,
скатились
в
«окаянные дни»
большевистского
переворота,
как
свидетельствовали
о
том
Бу­
ни н,
Розанов,
Куп ри н,
Пр иш вин
и
другие
лучшие
писатели
России
того
времени,
—
значит
такова
с удьба
нар о да,
пр инявш е го
«бесов революции»
за
«ангелов в белом
венчике
из
роз ».
Альтернативность
мышления
Розанова,
с толь
непр иемл емая
для
его
современ­
ников,
запечатлена
в
известном
ди а логе
с
предполагаемым
оппонентом.
Именно
з десь
запечатлена
с ущно сть
философского
мыш л ения
Розанова,
ост авш ая ся
не по­
нятой
П.
Б.
Струве,
критиковавшим
его
за
«двурушничество»:
«-
С к олько
можно
имееть
мнений,
мыслей
о
предмете?
-
С к олько
угодно...
Сколько
есть
“мыслей”
в
самом
предмете:
ибо
нет
предмета
без
мысли,
и
иногда
—
без
множества
в
с ебе
м ыс лей.
-
Итак,
по-вашему,
можно
иметь
сколько
угодн о
нравственных
“взглядов на
предмет”,
“убеждений”
о
нем?
-
По
моему
и
вообще
по-умному
—
сколько
угодно.
-
Ну,
а
на
каком
же
это
расстоянии
времени?
-
На
расстоянии
одного
дня
и
даже
одного
часа.
При
одушевлении
—
на
р ас­
ст ояни и
нескольких
минут.


Как
мы слил
Розанов
и
почем у
современники
не
п ри няли
его
13
-
Что
же,
у
вас
сто
голов
на
плечах
и
сто
се рдец
в
груди?
-
Одна
голова
и
о дно
сер дце,
но
непрерывно
“тук,
тук,
тук ”.
И
это
о со бенно
тог­
да,
когда
вы
“спите”,
вам
“лень”
и
ни
до
че го
“дела нет” ...
-
Где
же
тогда
истина?
-
В
по лно те
в сех
мыслей.
Разом.
Со
с трахом
выбрать
одну.
В
колебании.
-
Неу жели
же
к олебан ие
—
пр инцип?
-
Первый
в
жизни.
Единственный,
ко то рый
тверд.
Тот,
которы м
цветет
все,
и
все
—
живет.
Наступи-ка
устойчивость
—
и
мир
закаменел
бы,
заледенел»4.
Подобная
«многоликость»
всегда
пр ису ща
Розанову.
Всякий
нетрадиционный
взгляд
н аши
философы
обычно
стремятся
определить
каким-нибудь
прозвищем,
например
«релятивизм».
Из ыск ав
таковое
название,
они
ощущают
себя
удовлетво­
ре нным и,
полагая,
что
решили
п роб лему
ее
обозначением.
Бедные
философы!
Американский
писатель
Уильям
Фолкнер,
ни когда ,
очевидно,
не
слыхавший
и мени
Розанова,
был,
о днако ,
того
же
мне ния. 8 мая 1958г.
в
б еседе
со
студ ен там и
и
преподавателями
Виргинского
унив ерсит ета
он
ск аз ал : «Мне кажется,
невозможно
смотреть
на
пра вду:
она
ослепляет.
Смотрит
один
и
вид ит
одну
ее
фаз у.
См отри т
другой
—
и
вид ит
другую.
Но
ес ли
соединить
все
вместе,
получится
целая
правда,
хотя
каждый
человек
в
отдельности
не
мог
у вид еть
ее
вс ю»5.
И
да лее
Фолкнер
рас­
суждает
о
своем
любимом
обра зе
из
стихотворения
американского
поэт а
Уоллеса
Стивенса
«Тринадцать способов видеть черного дрозда»: «У читателя после того,
как
он
узнал
все
эти
тринадцать
то чек
зрения,
пус ть
бу дет
св ой,
четырнадцатый
и,
как
мне
хот ел ось
бы
думать,
верный
вз гляд».
Фолкнер
смотрит
на
проц е сс
по з нания
комплексно,
имея
в
виду
различных
лю­
дей
с
их
разным
восп рия тием
правды
жизни.
Розанов
же
концентрирует
это
«много­
голосие»
в
одн ом
человеке,
прибегая
к
по нят ию
«колебание», что может быть до ­
ступно
такому
человеку,
как
Розанов,
но
не
всякому
рядовому,
кого
им еет
в
ви ду
Фолкнер.
Апофеозом
розановской
«двуликости», столь возмущавшей П.
Б.
Струве
и
других
критиков,
стало
одновременное
поя в ление
в
пе чати
в
1910 г.
его
книг и
«Когда начальство ушло .. . »
с
сочувственным
понима ние м
изменений,
вызванных
Первой
русской
революцией,
и
статей
в
«Новом Времени», в которых он обличал
нигилистов-революционеров,
а
заодно
и
Чернышевского,
Писарева,
Салтыкова-
Щедрина.
В
самом
сосуществовании
противоположных
высказываний
Розанов
как
бы
«выявлял»
полярность
точ ек
зр е ния.
Пос ле
1910 г.
он
стал
п ечат ать
«противопо­
л ож ное»
открыто
под
собственной
фамилией.
П.
Б.
Струве
в
стат ье
о
нем
под
загла­
вие м
«Большой писатель с органическим пороком» (Русская Мысль .
1910.
No
И)
не
смог
разобраться
в
калейдоскопе
розановских
суждений,
привел
в
столбик
др уг
проти в
друга
эти
«противоречия»
и
сделал
вывод
в
св оей
фор мал ьно -логи че с кой
и
потому
антирозановской
м анер е: «С одной стороны,
ясновидец,
несравненный-
художник-публицист,
с
д ругой
—
писатель,
совершенно
лишенный
признаков
нр ав­
ственной
личности,
мо ра ль ного
единства
и
его
выражения,
стыда.
Такое
со еди нение
им енно
потому
является
единственным
в
своем
роде,
что
речи
тут
не
может
идт и
о
падении
или
падениях
Розанова...Розанов
не
падает
никуда,
его
безнравственность
или
бесстыдство
е сть
нечто
орга н ичес ко е,
от
него
неотъемлемое».
Да же
в
одн ой
публикации
Розанов
пытался
писать
«во всех направлениях».
Та к,
в
статье
1914 г.
под
псевдонимом
Орион
он
«на равных»
ведет
речь
о
М аксиме
Горьком
и
декадентах,
о
либералах
и
реакционерах.
Вывод
и
смысл
ста тьи
ему
пред­


14
A. H. Николюкин
ставля лся
т аким : «Мне кажется,
что
я
до
некоторой
степени
объединил:1)либера­
лов; 2) консерваторов; 3) символистов; 4) Максима Горького. “ Над о о т к рыт ь дв ерь!”
Это
для
все х
без
исключения
нужно;
вс ем
от
этого
буде т
лучше»6.
Розанов
считал,
что
ему
удалось
«’’расквасив”
яйца
разных
курочек
—
гусиное,
у тин ое,
в ороб ьин ое
—
кадетское,
черн осот ен ное ,
революционное,
—
выпустить
их
“на
од ну
сковородку”,
чтобы
нельзя
бы ло
б ольше
разобрать
“правого”
и
“левого”, “ч ер­
н ого”
и
“белого”
—
на
том
фоне,
ко тор ый
по
существу
своему
ложен
и
противен...»1.
Тольк о
пр иним ая
во
вним а ние
под обн ое
«своеобразие»
антиномического
мыш­
ления
Розанова,
его
экзистенциальный
протеизм,
который
был
совершенно
непри­
ем лем
для
многих
современников,
можно
приступить
к
чтению
и
осмыслению
его
со ч инен ий.
Розанов
обосн ов ал
свое
поним а ние
ист о рии
русской
литературы
от
Ломоносова
до
Г орько го.
Его
оценки
многое
высветили
в
оценке
русской
мысли
и
литературы.
Читая
его
кн иги
и
статьи,
невольно
проецируешь
их
на
литературно-идеологический
климат
последующих
десятилетий.
Писатель
участвует
в
нашем
нынешнем
пер е­
смотре
культурн ого
наследия,
поворачивается
к
нам
наиболее
привлекательными
сторон ам и
—
поисковым
подходом
к
про шлому
русской
литературы,
у ме нием
взгля­
нуть
на
явление
культуры
с
русской
точки
зрения,
любви
к
России
и
ее
судь бам.
Словесное
мастерство
Розанова
б ыло
изумительно
—
подлинная
«магия слова»,
как
сказал
Н.
Бердяев.
«Словечко»
как
з ал езет
под
че реп
—
«никакими стальными
щ ипца ми
этого
словечка
отту да
не
вытащить», —
писал
Роз ано в
о
Го голе .
Вот
тако­
во
же
и
«словечко»
самого
Васили я
Розанова.
1 Розанов В.
В.
Избранное.
Нью-Йорк, 1956. С. 59.
2 Гиппиус 3. Живые лица.
М ., 2002. С.
130.
3 Историки художник. 2004. No
1. С. 25.
4 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Загадки
русской
пров ока ц ии.
Статьи
и
очерки
1910 г.
М ., 2005.
С. 4 12 -413.
5 Фолкнер У .
С та тьи,
реч и,
интервью,
письма .
М., 1985. С. 354-355.
6 Розанов В.
В.
Перед
рассветом
// Слово. 1904. 6 декабря.
Подпись:
Орион.
7 Розанов В.
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 264.


Л.
В.
Скворцов
(Москва)
Роза нов
и
тео рия
истины
Известный
афоризм
«нет пророка в своем отечестве»
относится
и
к
Р ос сии,
и,
пожалуй,
в
наибольшей
степени
к
с удьбе
Розанова.
Огромная
работа,
проведенная
по
под готов ке
и
изданию
собрания
сочинений
Розанова,
а
также
проц ес с
создания
Розановской
энциклопедии
со
вс ей
очевидно­
стью
выявили
масштаб
мыслителя,
ко то рый
олицетворяет
собой
духовную
жизнь
России
начала
переломного
двадцатого
века
во
вс ех
основных
ее
социальных,
по ли­
тич еских ,
идеологических,
цивилизационных
измерениях.
Творчество
Розанова
—
это
голос
пророк а,
призывающий
к
сохранению
России
как
цив илиз а ции,
недопу­
щени ю
ее
разрушения.
Э тот
голос
не
только
не
был
правильно
услы шан,
но
боле е
т ого
—
встретил
рез­
кие
об ви нения
в
различных
нравственных
и
теоретических
грехах.
Готовилось
пре­
дание
Розанова
и
его
творчества
анафеме.
В
конце
жиз ни
Розанова
ожидала
голод­
ная
смер ть .
Оставляя
в
ст орон е
с ло жный
и
острый
нравственный
аспект
э той
проблемы,
хотел ось
бы
остановить
ваше
внима ние
на
не
менее
сложной
и
ост рой
пр обл еме
—
проблеме
г носео л ог ическо й.
Речь
в
данном
слу чае
идет
о
различном
толков а ни и
приро ды
истины.
Сохранение
целостности
России
требовало
приведения
и
эмпирических
реа­
лий
жизни,
и
ее
нравственных
принципов
в
соответствие
с
приоритетом
цивили ­
зационной
и стины .
Это
и
было
интуитивно
схвачено
Розановым.
Позитивистски
ориентированные
теоретики
пытались
пр оя снить
сущность
России
во
вз а имно
и склю ч ающих
экономических,
поли ти ческ их,
социально-классовых
и
идеологи­
ческих
ее
ср ез ах.
Ро за нов
же
искал
цив илиза цио нную
истину
России
в
реали­
ях
ее
ц ел остн ости.
Но
определение
этой
це лостн ости
ста ло
чем-то
напо ми нать
проблему
квадратуры
круга.
Самодержавие,
ол ицет во ря вшее
цивилизационное
единство
Р осси и,
превратилось
в
«ослабнувший фетиш» .
Православная
церковь,
игравшая
исторически
духовную
объединяющую
роль,
стала
терять
свои
пози­
ции
под
воздействием
материалистического
понимания
ис тории
и
ницш еанск ой
философии.
Цивилизационная
целостность
России
ст ала
восприниматься
как
абстрактная
мечта,
как
иллюзия.
Однако
Роз а нов
был
убежден
в
том,
что
ци­
вилиз а ционна я
целостность
России
—
это
реальность,
а
значит
и
ко нстан тная
вы сшая
цель,
приоритетная
задача
молодого
российского
конституционализма.
Соответственно,
он
требовал
от
Таврического
дворца
большей
стойкости,
ч то­
бы
в
его
стенах
больше
чувствовалось
достоинство
России,
ее
цел ое1 .
Игнориро­
ва ние
приоритетного
смысла
проблемы
ци вилиз ац ионно й
целостности
России
вос п рин и малось
Розановым
как
проф а нн ость,
как
отпадение
от
истины
с
самого
начала.


16
Л.
В.
Скворцов
Розанову
бы ло
яс но,
что
общественная
и
духовная
жизнь
России
нуждалась
в
обновлении.
Пробуждение
масс,
вызванное
отменой
крепостного
права
и
по след о­
вавшими
за
ним
ре ф ормами ,
соз да ло
атмосферу
реальности
сво бо ды.
Но
как
пр а­
вильно
воспользоваться
этой
свободой?
Разрозненность
и
неопределенность
ма с­
сов ых
стремлений,
с
одной
стороны,
и
желани е
получить
все
м атер иаль ные
благ а
ср а зу , «нахапок», с другой,
создавали
угро зу
разграбления
страны
и
разрушения
государственности,
а
значит
и
страшной
цивилизационной
катастрофы.
Лейтмотив
позиции
Розанова
—
это
выявление
реальной
возможности
науче­
ния
основных
актеров
соци ально й
драмы
Ро ссии
оптимальным
формам
и
мастер ­
ств у
ц ивили зац ион ног о
вз аим од ейст вия;
это
стр ем ление
на йти
формулу
ве ли ко­
го
исторического
компромисса,
который
позволит
осуществлять
кардинальное
обновление
России,
не
разрушая
ее
целостности.
Он
формировал
методологию
получения
полн ой
истины,
что
требовало
со ед инени я
различных
точек
зрения
в
единую
картину.
Он
отм е чал,
что
истина
т рудн а,
и
для
ее
понимания
он
собирал
с
ве лича йш им
пр ил ежанием
в згл яды
pro et contra.
Те
противоречия,
которые
про­
являли сь
в
оценках
Розановым
первой
русской
р ев ол юции,
Петербурга
и
Мос кв ы,
как
и
собственного
творчества
—
это
лишь
частные
выражения
противоречий
пут и
к
полн ой
истине.
Ро зан ов
пришел
к
выводу
о
необходимости
ты сячи
точек
зрения
на
од ин
и
тот
же
вопрос
как
раз
для
того,
чтобы
избежать
той
прямолинейности
ис тины,
которая
ведет
к
катастрофе.
Классический
прим ер
—
противоположные
оценки
Розановым
гл ав ных
движущих
сил
отмены
крепостного
права
в
России.
К
50-летию
этого
исторического
соб ыт ия
он
одновременно
опубликовал
в
газетах
«Новое Время»
и
«Русское Слово»
статьи
«Великий день нашей истории»
и
«По ­
сл едня я
капля».
В
первой
он
отчетливо
утверждает,
что
«в фундаменте всего,
ко­
неч но,
молодо й
вер ящ ий
Царь...
Без
нег о. ..
ничего
бы
не
было,
все
б ыло
бы
невоз­
мо ж но».
Во
второй
ст атье
он
пишет,
что
19 февраля 1861 г .
—
это
«великая русская
реформа,
над
ко торо ю
трудилась
и
созидала
вся
Р оссия ,
“тьма”
умов
народных,
“мгла”
се рдец
человеческих2.
Как
же
пони мат ь
отношение
Розанова
к
законам
ло­
гики,
ес ли
он
в
качестве
ист инны х
одновременно
п ред л агает
взаимоисключающие
суждения?
Ведь
в
соответствии
с
законами
логики
tertium non datur! Кажущиеся
противоречивыми
позиции
Розанова
—
это
постановка
про бле мы,
которая
затра­
гивает
сам
фу нд амент
эпист емо ло г ии
гуманитарного
зн ани я.
Пр едста вл яется
оч е­
в идным ,
что
сохранность
цивилизации
обусловлена
совпадением
материальных
интересов
составляющих
ее
сословий,
классов,
этнических
групп.
Вера
в
общее
бл аго
и
солидарность
как
ск ре пляю щий
цивилизацию
духовный
цемент
здесь
ока­
зывается
следствием
игры
материальных
интересов,
в
которой
выигрывают
все
ее
уча стн ик и.
Рос сия ,
о днако,
оказалась
в
исторической
ситуации
эскалации
в нут ре нних
ан та­
гонизмов
и
постоянных
цив илиз ацио нных
рисков.
Здесь
выигрыш
какой-то
од ной
части
общества
воспринимался
как
не из б ежный
проигрыш
другой.
Свободная
игра
материальных
интересов,
таким
образом,
влекла
за
собой
цивилизационную
де­
с трукц ию
России.
Розанов
осознал
н е обходи м ость
для
России
специфического
эпистемического
«скачка», позволяющего определить путь соединения,
казалось
бы,
несоединимого.
Проблема
заключается
в
том,
что
сохранение
российской
цивилизации
требовало
доб ров ол ьн ого
«проигрыша»
инд ивид у ал ьных
интересов
вс ех
и
ка ж дого
из
состав­
ляющих
ее
исторических
с убъ ектов .
Как
казалось,
цивилизационная
ист ина
с
рас­
судочной
точ ки
зрения
совпадала
с
абсурдом.
Однако
в
исторической
перспективе,


Ро зано в
и
теория
истины
17
ес ли
бы
Россия
следовала
э тим
«абсурдным»
путем,
то
в
итоге
выиг рыва ла
страна,
а
значит
и
народ
в
целом,
и
это
увидел
Розанов.
В
истории
цивилизаций
Розанов
искал
подтверждения
этого
вывода.
Соедине­
ние
различного
и
про тиво пол ожно го
оказывается
возможным
и
необходимым
тог ­
да,
к огда
практическое
поведение
определяется
не
низшими,
животными,
а
высши­
ми
нравственными
мотивами.
Исторически
сло жили сь
два
п ути
такого
духов н ого
превращения.
Первый
путь
—
это
пут ь
святости,
отречения
от
естественной
основы
жиз ни
человека,
в
ко­
нечном
счет е,
—
п уть
монашества.
Ро зан ов
не
принимал
эт от
путь,
ибо
он
как
бы
ставил
под
сомнение
безусловную
истину
реальных
путей
продолжения
человече­
ского
рода.
Второй
п уть
—
это
утверждение
у нив ерсали й
свободы,
р аве нст ва,
брат­
ства,
справедливости.
Это
—
пут ь
революции.
Розанов
увидел
не
тольк о
ист ины,
но
и
опасности
этого
пути,
его
конечный
тупик.
Поэтому
он
искал
иное
эпистемическое
основание
истины
цивилиз а ционно й
целостности.
В
качестве
эпистемологической
предпосылки
Розанов
использовал
концепцию
образа-схемы,
имеющей
чувственную,
эстетическую
фор му
и
вместе
с
тем
общ ий
смысл,
указывающий
человеку
п уть
к
пр иня тию
высших
духовных
ценностей.
Для
теоретического
выражения
этой
истины
была
не обхо дим а
расш иф­
ровка
сущности
цивилизационной
субстанции,
к оторую
символически
выражает
образ-схема
как
действительную
реальность,
а
не
спек ул ят ивну ю
иллюзию.
Это
была
тру дн ос ть,
к оторую
Розанов
п ыт ался
обойти
с
помощью
специфических
ме­
тафор.
Проблема
гармонии
России,
з аним авш ая
центральное
мес то
в
размышлениях
Розанова,
находила
св ое
метафорическое
решение
в
обра зе
Пушкина.
«Ум Пушки­
на,
—
утверждал
Розанов,
—
предохраняет
от
всего
глупого,
его
благородство
пре до­
храняет
от
в сего
пошлого,
разносторонность
его
души
и
занимавших
его
инт ер есов
предохраняет
от
того,
что
можно
б ыло
бы
назвать
«раннею специализацией души».
«Пушкин
—
это
покой,
ясность
и
уравновешенность.
Пушкин
—
это
какая-то
стран­
ная
вечность»3.
Ро зан ов
искал
подкрепления
своей
поз иции
в
истории
мировой
культуры,
об­
ращая
ос обое
внимание
на
Египет,
духов н ую
культуру
которого
он
ставил
выше
г р еч еской.
Роз ано в
увидел
в
исходных
циви лиз ац ион ных
представлениях
Египта
некий
связующий
духовный
элемент,
который
делает
цивилизацию
бол ее
прочной,
чем
блоки
египетских
пирамид.
Это
то,
что
сплавляет
в
единое
целое
раз лич но е,
превращает
противоположности
индивидуального
и
частного
в
цивилизационную
це лос т нос ть4.
Защита
Роз ано вым
национальной
идентичности
России
подчас
субъективно
трактовалась
как
неприятие
иных
культурных
идентичностей.
Но
это,
конечно,
со­
вершенно
не
соответствовало
действительности.
Розанов
видел
в
цивилизационной
сущности
России
ту
универсальную
сингу­
лярность,
в
к отор ой
расш иф ро вывает ся
смысл
самореализации
через
с ам оотре че­
ни е.
Поскольку
такая
расшифровка
влекла
за
с обой
интеллектуальное
сочетание
несовместимого,
то,
естественно,
и
возникал
скептицизм
в
отношении
его
по зиц ий.
Более
того,
Розанов
каз ал ся
носителем
своеобразного
эклектицизма,
своего
рода
эпистемического
невежества,
к ото рое
к лей мило сь
фил о соф ами
и
социальными
теоретиками,
принявшими
в
качестве
путей
д ост ижен ия
высших
ц елей
обществен­
ног о
движения
России
законы
борьб ы
классов
и
гражданской
во йны.
Мо жно
согла­
ситься
с
тем,
что
соединение
несоединимого
ест ь
эклектицизм.
Однако
са ма
жизнь


18
Л.
В.
Скворцов
цивилизации,
устойчивость
ее
нормальной
эво лю ции
как
раз
и
опр еделя ется
реаль­
ностью
социального
эклектицизма.
Как
же
след ует
трактовать
этот
эклектицизм
—
как
зло
или
историческое
благо,
как
цивил из ацио нную
истину
или
как
кардинальное
заблуждение?
Чтобы
прояснить
те оре ти че скую
сущность
эт ой
проблемы,
можно
обратиться
к
ис тори и
фил ос о фии,
в
ко торой
мы
встречаемся
с
тонким
различением
двух
по­
ня тий,
—
эклектицизма
и
синкретизма.
Как
правило,
эти
понятия
отождествлялись.
Однако
в
контексте
по ним ания
сущности
цивилизационной
системы
как
истины
философского
представления
их
следует
различать.
И
это
р аз лич ение
становится
сегодня
предметом
все
бо лее
вним а тель ног о
теоретического
интереса5.
Историко-
философский
анализ
показывает,
что
понятие
эклектицизма
може т
иметь
смысл,
противоположный
синкретизму.
В
этом
контексте
представляют
интерес
взгляды
немецкого
историка
философии
Якоба
Бруккера,
который
в
св оей
«Критической
и ст ории
фил ос офи и»
св язы вал
с
эклектицизмом
серьезный
позитивный
потенциал.
И
это
понятно,
поскольку
эклектицизм
он
трактовал
как
такую
методологию,
кото­
рая
требует,
чтобы
различные
и
даже
про тив опо лож ные
пр ед ст авл ения
проходили
с вое образ ную
апробацию
в
сист ем е,
образуя
таким
обра зом
гармоничное
целое.
Ми ров оз з рение
Розанова
и
следует
р ассмат ри вать
как
поиск
того
ис ходн ого
нач ала,
того
ре альн ого
основания,
кот орое
о пред ел яет
гармонию
различного.
Ко­
нечно,
можно
провозглашать
гармонию
как
неч то
желательное.
Но
желательное
не
есть
еще
реальное.
Противоположности
можно
соединять
спекулятивным
путем.
Спе к уля ти вный
ме тод
позволяет
достигать
тождества
противоположностей.
Это
доказано
системой
Гегеля.
Розанов
не
принимал
спекулятивный
путь.
Он
искал
реа льн ое
основание
сочетания
противоположного,
специфическую
«материю»
г ар­
мо нии,
с оеди няющую
воедино
самопожертвование
и
самореализацию.
Эти м
об ъ­
ясн яет ся
его
пристальное
внима ни е
к
феномену
пола.
Пол
Роз ано в
рассматривал
и
как
чувственное
основание
жизни,
поскольку
размножение
обеспечивает
расцвет
земл и,
и
как
ду ховн ое
нач ало ,
как
выражение
гармонии
и
су деб
мир а.
«Ева,
—
писал
Розанов,
—
бы ла
“не самкою”
Адама,
а...
она
соответствовала
ему».
Тут
говорится
о
гармонии,
а
не
о
«голой нужде» . «Му жчина е сть с удь ба женщ ины»6.
Пол,
по
мысли
Розанова,
это
не
вещь
и
не
бытие,
а
«организм»
как
«пульс и
р ит м», чему органы только подчинены;
это
противоборство,
противоречие,
совме­
щен ие
вс ех
возможностей
в
каждом,
хот я
при
это м
в
каждом
преобладает
что-то
одн о.
Мет афиз ик а
пола
—
поиск
опорных
пунктов
общей
цивилизационной
субстан­
ции,
подходов
к
выявлению
реальных
механизмов
уд ер жания
цел ог о,
а
значит
ней ­
трализации
во лн
крайностей
радикализма,
влекущих
Россию
к
цивилизационной
катастрофе.
Розанов
стремился
с
присущей
ему
конкретностью
и
гениальной
способностью
к
языковому
творчеству
выр аз ить
эту
необходимость
в
своих
философских
ра з­
мышлениях.
Его
позиция,
одна ко,
не
была
принята
ни
левым,
ни
правым
лагерями
России.
В
итоге
с
Россией
случилось
то,
что
с лучи ло сь.
Россия
с
присущим
ей
творческим
гени ем
и
склонностью
к
крайностям,
пройдя
ч ерез
г ор нило
мно гих
революций
и
перестроек,
превратилась
в
сверхдержаву,
но
зап лат ила
за
это
такую
огром ную
це ну,
что
в
итоге
дважды
произошло
крушение
ее
государственности.
Заметим,
что
как
пр ав ый,
так
и
левый
лагерь
предлагали
в
качестве
обоснования
своей
позиции,
казалось
бы, «единственно верный»
взгляд
на
историческую
ре аль нос ть.
Это
—
ре­


Роз ан ов
и
тео рия
истины
19
а льно сть
сословных
и
классовых
антагонизмов,
требовавших
либо
укрепления
са­
модержавной
власти,
либо
утверждения
либ ер альны х
ценностей
как
пут и
легализа­
ции
власти
высших
экономических
кла сс ов,
свободы
их
самореализации.
Контрапункт
эт ой
по зи ции
—
вера
в
диктатуру
трудящихся,
диктатуру
п роле та­
риата,
а
в
конечном
счете
диктатуру
одн ой
партии.
Таким
образом,
во
вс ех
эти х
позициях
у тв ержд ался
приоритет
власти
какой-то
одной
части
общества
над
другой,
а
не
приоритет
цивилиз а ционно го
целого
Рос ­
с ии.
В
ит оге
ве личие
истины
ис то рич ес кого
компромисса
в
России
был о
дискреди­
тировано
и
утра чен о,
если
не
нав сег да,
то
на
целую
историческую
эпоху,
которая
превратилась
в
эпох у
открытой
или
скрытой
гражданской
войны.
Гражданская
во йна
—
это
историческая
Голгофа,
п уть
цивил из а цион ной
само-
деструкции
России
и,
вместе
с
тем,
механизм
насильственного
«примирения»
пра­
вых
и
левых,
достигаемого
самыми
жестокими
методами.
Встав
единожды
на
этот
путь,
Россия
фак тич е ски
была
вынуж де на
ид ти
по
нему
в есь
двадцатый
век.
Мы
не
можем
и
сегодня
сказать,
что
эт от
п уть
для
нашей
страны
уже
пройден
до
конца.
Специфика
современной
циви лиз аци онн ой
сит у ации
России
делает
крайне
актуальным
творческое
наследие
Розанова.
Его
ра боты
читаются
так,
будто
бы
он
живет
рядом
с
нами
и
видит
нас,
наши
п роб лемы
и
со
свойственным
ему
чувством
не жн ости
и
бескомпромиссным
отстаиванием
истины
пытается
помочь
нам
в
реше­
нии
жгучих
цивилизационных
вопросов,
в опр осов
науки
и
образования,
ре лиг ии
и
кул ьтуры,
брака
и
семь и.
Вместе
с
тем,
наследие
Розанова
б ыло
бы
неправильно
счи т ать
неким
теорети­
ческим
Евангелием,
в
к оторое
нужно
лишь
верить.
Свободный
теоретический
разум
не
может
бы ть
остановлен
в
какой-то
определенной
точке.
Было
бы
не
по-хозяйски
эксплуатировать
наследие
Роз ано ва
и
не
пытаться
дви­
гаться
дальше
по
том у
пути,
который
он
наметил
своим
творчеством.
Как
нам
пр ед­
ставляется,
с егод ня
важно
перевести
метафоры,
образы-схемы,
пар ади г мы,
которые
Роз а нов
считал
в а жными
для
формирования
пра вильно го
цив илиз а ционног о
мыш­
ления,
в
аналит ическ ую
плос кос ть,
да ть
их
теоретическую
расшифровку7.
1 Розанов В.
В.
Загадки
рус с кой
провок а ции.
М ., 2005. С. 67.
2 См.: Историк и художник.
М., 2004. No
1. С . 24-26.
3 Розанов В.
В.
Сре ди
художников.
М., 1994. С. 373.
4 См.: Розанов В.
В.
Возрождающийся
Египет.
М ., 2002.
5 См.,
н ап рим е р: Leo Cantana. The concept “System of Philosophy”: The Case of Jacob Brucker’s
Historiography. History and Theory. Studies in Philosophy of History. Vol. 44. No 1 . February 2005.
P. 72-90.
6 Розанов В .
В.
Пос ле дние
листья.
М ., 2000. С. 222.
7 См.:
С кво рцов
Л.
В.
Россия
перед
проблемой
цивилизационной
самоидентификации:
Импер­
ский
комплекс
или
ответственность
перед
будущ им ?
// Россия и мусульманский мир:
Бюлле­
тень
реф.-аналит.
информации.
No
10 (148). М . , 2004. С. 2 4 -42; Скворцов Л.
В.
Тео рия
ист ины:
цивилизационный
аспект.
К ульт уролог ия.
No
2 (33).
М ., 2005.
С.
177-214, No 3 (34) М., 2005.
С.
160-196.


В.
Г.
Сукач
(Москва)
Ст уп ени
рост а
Роз анова
Литературная
судьба
Розанова
в
рус ск ой
культуре
—
не
из
счастливых.
При
жи зни
мало
кто
подозревал
ве лич ину
его
дарований.
Причина
кроется
во
многих
факторах.
Из
видных
представителей
так
называемого
серебряного
века
Розанов
и
по
воз­
расту
и
по
вхождению
в
э поху
является
самым
старшим
участником
эпохи.
По
своим
эстетическим,
умственным
и,
в
целом,
духовным
устремлениям
Розанов
принадле­
жит
дв ум
культурам:
реализму
и
позитивизму
второй
по ло вины
XIX века и куль­
туре
начала
XX века с его неясными и сложными путями,
с
быстро
меняющимися
формами.
Это
вызывало
у
Розанова
не
только
двойственное
отношение
к
явл ени ям,
но
и,
как
иногда
отмечалось,
обнаруживало
«двуликость»
Розанова.
Но
не
только
эти
внешние
факторы
замыкали
круг
его
влия ний:
какие-то
еще
далекие
источники
пита ли
его
душу.
И
по
внутреннему
ощуще ни ю
чувствовалось,
что
он
попал
«не в
тот
угол
истории».
Стоит
обратить
в нима ние
на
особую
динамику
духа
Роз ан ов а : «Могу сказать
о
се бе,
—
г ов орил
он,
—
рож ден
был
в
ноч ь,
рос
в
сумерках,
стал
стариться
—
ст ал
молодеть.
С
седыми
волосами
—
совсем
ре бено че к».
Очевидна,
прежде
всего,
какая-
то
закрытость
натуры
Розанова
(он сидит точно в колодце
—
«Уединенное»
писал
(цитирую) «в глубокой тоске как -ниб уд ь
разорвать
кольцо
уединения...
Это
именно
кольцо,
надет о е
с
рождения»1)и
—
тр удн ое
и
трудовое
восхождение.
Видны
этапы
пут и
освобождения
д уха
от
теснин
биографии:
это
после
юношеского
демократизма,
закончившегося
кризисом:
не опр е де ленный
вид
ду ха
времен
философского
творче­
ства
(80-е гг., трактат «О
п они ман ии») сменился углублением проблематики и про ­
хождением
«области тьмы» (период нетерпимости к инаковерию с конца 80- х
гг.
до
1896-1898 гг. :
статья
«Свобода и вера»
и
полемика
с
Вл.
Соловьёвым
(1894),
статья
«1 марта 1881 г.
—
18 мая 1896 г. » (1897) и др.); дальше естественно после
накала
заданного
ультра-консерватизма
—
кризис
и
—
выход
к
собственной
те ме:
теме
пола,
кот ора я
отняла
у
Розанова
основные
си лы
и
внимание.
Усп ех
в
нахож­
дении
собственного
предмета
творчества
дал
ложную
свободу,
которая
выбросила
небольшую
пе ну
либерализма
1900-1906 гг . («мое свинство») (встреча с декадента­
ми:
литературная
молодость,
публичная
деятельность
на
Религиозно-философских
собраниях). И только на границе 1910-х гг.
п осле
краха
тем ы
пола,
семьи
(внутренне
тема
все-таки
не
была
изжита
и
была
загнана
в
подполье)
Розанов
вышел
к
личной
св обо де
ду ха
и
свободному
творчеству
(«Уединенное»
и
вся
литература
«опавших
листьев»).
Эта
свобода
(освобождение
—
от
детерминизма
—
это
отдельная
пробле­
ма)
видна
и
на
возрастании
творческого
по т енциал а
в
«Апокалипсисе нашего време­
ни»
—
уже
без
всякой
вид имос ти
дряхлости.
Розанов
пр инад л ежал
к
той
категории
творцов,
ген ий
к ото рых
не
был
связан
с
детерминизмом
плоти.
Из
отечественных


Ступени
роста
Розанова
21
худож ни ков
можно
провести
аналогии
с
Ф.
М.
Достоевским,
Ф.
И.
Тютчевым,
пол­
ный
возраст
которых
позволяет
нам
наблюдать
эт от
Небесный
Промысел.
Это
явле­
ние
мож но
подозревать
у
А.
С.
Пушкина,
М.
Ю.
Ле рмо нто ва,
ес ли
бы
их
воз раст ан ие
не
было
насильственно
срезано
историей.
«Несочиненность биографии»
Розанова
видна
не
только
со
стороны.
Маги я
сл ов
Розанова
убеждала
не
только
«любящих»
читателей,
но
и
его
оппонентов
(по
иде оло г ии,
культуре
и
да же
пс ихо ло гич нос т и). Она восходила к той органичности,
которую
Бердяев
наз вал
«первородной биологией,
переживаемой
как
мистику»2.
«С того времени ( т.
е.
с
1882 г .,
после
юношеского
кризиса.
—
В .С.)
и
до
этого,
—
п исал
Розанов
в
1909 г.
—
каковы
бы
ни
б ыли
мои
отношения
к
це ркв и, (изменив ­
ш иеся
совершенно
с
1896-97 гг. ), что бы я ни делал,
что
бы
ни
г ов орил
и
ни
писал,
прямо
или
в
особенности
косвенно,
я
говорил
и
думал,
со бстве нно ,
только
о
Бо ге:
так
что
Он
зан ял
всего
меня,
без
какого-либо
оста тк а,
в
то
же
время
как-то
оставив
м ысль
свободною
и
эне рги чн ою
в
отношении
других
тем.
Бог
меня
не
теснил
и
не
связывал»3.
То
есть,
другими
словами,
Роз ано в
отпускал
себя
и
шел
в
жизни,
как
ветхозаветные
евреи
шли
за
облаком
в
пу стыне.
Но
не
будучи
в
жиз ни
действова­
телем,
а
созерцателем
—
в
творчестве
св оем
он
был
из
тех
людей,
кто
иде т
«против
течения». Это качество «против
т е ч ения », конечно,
вовсе
не
социального
характера,
а
скорее
физического
ил и,
я
бы
ск аз ал,
ко см ологи чес кого,
не
личного.
Оно
относит­
ся
не
только
к
тв орчес тв у,
но
и
к
его
религии
и
прежде
всего
к
религиозной
при ро де
Розанова
(борьба Розанова с Христом сходна с борьбою ветхозаветного Иакова с
ангелом
—
это
не
ант ихр истианств о
Розанова,
это
его
фатализм
духа).
В
цел ом
Ро­
зан ов
пр инад л ежит
к
прячущемуся
типу ,
и
он
выставлял
личины,
но
не
ради
каких -
то
эстетических
или
иных
целей,
но
по
глу бок ой
целомудренности
сво ей
растущей
природы.
Это
имма не нт ное
его
качество.
Отсюда
одн а
из
высших
его
ка че ств
—
б ла­
г ород ст во,
завершающая
категория
его
иерархической
системы,
опять
же
глубоко
внутренней.
Вну т р енняя
жиз нь
Розанова
заключает
в
себе
не м алую
долю
тр а гиз­
ма.
Се йчас
я
говорю
не
о
внешнем
переживании
истории
(которое тоже есть), но о
движении
в
иерархическом
составе
душ и.
Ему
импо ниру ют
с ходн ые
натуры:
Лер­
монтов,
Гоголь
(полемика еще более подтверждает это), Достоевский,
Леонтьев,
но
недосягаемый
Пушкин
ук азы вает
на
мечту
о
благородстве
Розанова.
Пушкин
для
Розанова
—
это
солнце,
к оторо е
влечет
к
себе.
Ранний
выбор
предмета
философии
можно
назвать
случайным
и
не зре лым.
По
существу,
Розанов
не
фил о соф,
а
философствующий.
Его
обольстила
метафизика,
ранняя
рефлексия
ума,
и
увела
от
истинного
назн ачени я
в
жизни,
может
быть,
от
поэзии
(NB: в конце жизни он называл себя поэтом) .
Ничего
нельзя
определенно­
го
сказать
о
неудачном
пути.
Все
скрылось
за
колоссальным
вулканом
его
натуры,
мощною
волею
поколения,
воспитанного
эпохою
60- х
гг.,
и
бездонными
залежами
многосоставной
руды,
из
кот орой
формовщик
мог
бы
извлекать
невиданные
вещи.
Но
философия
противопоказана
Роз ано ву
по
струк туре :
и
по
его
а систем но с ти,
и
по
чуждости
стр емл ения
к
ед ин ому
(условия философии).
Конечно,
по
анар хи зму,
совпавшему
с
современностью
его
философских
высказываний,
он
сливается
с
р аз­
нооб рази е м
философствований
XX века,
и
может
быть
при зна н
одним
из
экзоти­
ческих
представителей
эпохи.
В
т айн иках
духа
—
это
мощный
религиозный
голос,
тянущийся
к
свету
и
истине.
Его
сила
и
э нер гия
еще
не
приобрела
зрелости,
и
в ся­
кая
мысль
изреченная,
естественно,
бу дет
ложью.
Неизреченность
—
это
истинное
его
положение.
На
э том
космическом
уровне
философия
еще
не
имеет
права
быт ь.
В
с оциа л ьной
же
жи зни
Розанов
—
«оппонент века», а не «з ак оно дат ель
ве ка».
Он


22
В.
Г.
Сукач
бессознательный
прокладыватель
новых
путей,
нов ого
пони мани я
путей,
но
—
не
для
своего
по ко ле ния,
а
«для “неведомых
друз ей ”
и
хо ть
“ни для кому”».
Отсюда
—
он
а м оралис т,
и
отсюда
он
«пророк в существенном смысле» (Флоренский) . К не му
вполне
пр име ним
обр аз
Ка сс ан дры.
К
литературной
деятельности
Розанова
нужно
под ходи ть
очень
осто рожн о,
на
первый
случай
—
д иффер енцир ов анно.
Вся
его
«литература»
грубо
р а здел яется
на
две
половины:
журналистская,
которая
испо лня лась
как
д олж но сть,
и
собственно
ег о, «уединенная»
литература,
к
ко торо й
относится
литература
«опавших листьев»
и
не кот орое
другое.
В
качестве
э пило га
к
сказанному
можно
добавить,
что
к
неудачно
выб р анном у
«месту в истории»
Розанов
получил
и
такую
же
посмертную
судьбу.
Полный
запрет
в
большевистской
России
лишил
Розанова
отклика
тре х
поколений
соотечествен­
ников,
а
также
отечественной
эм иг рации
первой
волны,
политически
ему
чуж дой .
Основная
черта
литературы
о
Розанове
до
недавних
90- х
гг., и даже почти до сегод­
няшнего
дня
—
пол ное
уб ожес тв о.
Но
не
хоче тс я
ругаться,
однако
стоит
привести
слов а
Розанова,
выр а жа вшие
его
отчаянный
оптимизм.
«Мое время не щадит меня,
и
я
не
пощажу
моего
времени.
-
Враж да ?
—
Да.
Сильнее
ли
я
его .
Да?
П очем у?
Ум нее.
Оно
меня
“замалчивает”,
ну
а
я
его
“заговорю”.
Тупое
овечье
молчание
едва
ли
бу дет
сильнее
человеческого
говора.
Пройдет
50 лет.
И
где
же
будет
в аше
“молчание”
и
“замалчивание”? И вот когда
вы
будете
так
г лубок о
мол чат ь,
я
б уду
все
еще
гов ори ть
и
говорить.
И
мои
“говоры”
будут
о
вас,
мил ые
человеки,
—
кот оры е
тог да
уже
будет е
не
молчащими
о вц ами,
а
давно
разложившимися
в
земле
баранами»4.
1 Розанов В .
В.
Оп авши е
листья.
СПб., 1913. С. 44.
2 Бердяев Н.
А.
О
«вечно бабьем»
в
русской
душ е
// Биржевые Ведомости .
1915. 14 я нвар я.
3 Ответы В.
В.
Розанова
на
Анкету
ниж ег ородс кой
г убе рнс кой
ученой
а рхи вной
комиссии
(1909) // Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М ., 1990. С. 709.
4 Мимолетное за 1914 г .
// Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Когда
начальство
ушл о...
М ., 1997.
С. 5 26 -527.


Литература
Часть
I


Р.
Грюбель
(Германия)
Концепция
русской
литературы
как
нац ионал ь ного
явления
в
творчестве
Роз анова
1. Национальное или/и
э тничес кое
Не
без
о снов ания
понятие
«национальное», которое в XIX
в.
пользовалось
огромным
успехом,
во
второй
по лов ине
XX в.
подверглось
пр инцип иа ль ной
кр ит ике.
После
Ср е дних
веков,
в
течение
которых
религия
определила
п рин ад лежн ость
челов ек а
к
с ообщес тв у
верующих
в
одного
и
того
же
Бога,
концепция
совместного
би ол оги чес кого
происхождения,
кров н ое
родство,
нация
заменило
рел и гиоз ную
соборность.
В
сознании
же
восточных
славян
пос ле
Октябрьской
революции
принцип
родства
уступил
место
идее
классового
общ ест ва.
Затем
и
Сталин
выдвидул
лозунг
о
«социализме в одной отдельно взятой стране», и национальное
возвратилось
не
только
в
сердцевину
концепции
общества,
но
и
в
паспорт
советских
людей.
Так
как
авторизованный
католической
церковью
перевод
Библии
на
латинский
язы к,
т.
н.
Vulgata, часто передает греческое слово «ethnos» латинским выражени­
ем
«natio», ловушка « пол итич е ск и
корректных»
кол ле г,
к оторы е
от дел яют
как
бы
п олож и тель ное
английское
слово
«ethnie» от,
по
их
м нен ию,
отри ц ате льн ого
вы­
ражения
«national», оказывается мнимой.
В
немецком
язы ке
именно
любимое
с ло­
во
нацио нал-со циал ист ов
«vulkisch» является прямым эквивалентом выражения
«ethnie».
Это
еще
раз
подтверждает,
что
в
дискурсивном
тексте
де ло
не
столько
в
названиях,
сколько
в
ве щах.
Современные
литературоведы
нередко
пишут,
что
иде я
«национальной лите­
ратуры»
является
плодом
немецкого
романтизма.
Но
п одоб ное
утверждение
—
не
что
ино е,
как
очередной
постмодернистский
ложный
ст ерео тип .
Во-первых,
кон­
цепция
и
по ня тие
«национальной литературы»
возникли
в
недрах
просвещения.
Так,
у
швейцарского
литературоведа
Л.
Мейст ер а
(1741-1811) термин встре­
чается
уже
в
1777 г.
и
у
немца
Кюттнера
(1749-1800).
И
уже
Ме йст ер
понимает
«Nationalliteratur» как выражение «на цио на ль но го
ха р а кт е ра » (Nationalcharakter)
и
«национальной манеры мышления» (Nationaldenkart), а Кюттнер стремится к
тому,
чт обы
показать
«в наших писателях судьбу немецкой поэзии и языка»1. Х ри­
стиан
Виланд
да же
сом невал ся
в
том,
что
из-за
политических
причин,
т.
е.
из-за
р аз­
дробленности
н емецк их
государств
«национальная поэзия» (Nationaldichtkunst) в
Гер мани и
вообще
возможна.
Во-вторых,
немецкие
р ома нтик и,
такие
как
А.
Шле ге ль,
критиковали
уз кое
пони­
ман ие
литературы
и
потребовали
вместо
установки
на
«национальную поэзию»
по­
нимания
ос но вной
у нив ерсал ьн ой
связанности
«европейской поэзии».
В
этом
ду хе


26
Р.
Гр юб ель
в
ко нце
1820-х
гг.
Г ёте
ввел
новый
термин
«мировая литература» (Weltliteratur), а
уже
во
вт орой
пол овине
XIX в.
он
сам
р ассмат рив ался
философом
Ницш е
как
пред­
ставитель
жанра,
кот оры й
стоит
выш е
«национальных литератур».
Ита к,
в
нашем
размышлении
о
концепции
русской
литературы
как
националь­
ного
явления
в
творчестве
Васил ия
Розанова
мы
ставим
перед
с обой
задачу
просле­
дить
развитие
к онце пции
русской
национальной
литературы
в
его
творчестве.
2. Взгляды на русскую литературу у раннего Розанова (1870-1880-е гг.)
В
начале
70- х
гг.
XIX столетия гимназист Василий Розанов глубоко страдал от
того,
что
русская
литература,
по
его
убеждению,
не
создала
таких
сочинений
миро­
вог о
масштаба,
как
индийско-санскритские
эп осы
«Махабхарата»
или
«Рамаяна»2.
Он
считал,
что
именно
наил учш ие
литературные
соч инения
составляют
ядро
на­
циональной
культуры .
Эти
сочинения
как
бы
представляют
«дух»
р усс кого
наро­
да.
«Дух народов» (Völkergeist) —
это
по нят ие
философа
Шеллинга
и
п си холога -
этн олог а
Вундта,
понятие,
переведенное
в
XX в.
словом
«менталитет», отразил
общее
убеждение
представителей
гуманитарных
на ук
того
времени,
что
у
к аж дого
народа
или
у
каждой
нации
ест ь
свой
специфи ческ и й
менталитет,
своя
особая
ман е­
ра
думать,
чувствовать
и
верить.
На
знаменитое
в
то
время
э ссе
члена
Collège de France известного французского
вос ток ов еда
Ренан а
«О месте семитических народов в истории цивилизации» 1862 г .
через
двадцать
восемь
лет
Розанов
от ве тил
речью
и
трактатом
«Место христианства
в
и стори и
цивилиз а ции».
Как
французкий
культуролог
Ренан
и
немецкий
богос лов
Гра у3, так и историософ Розанов противопоставил светлый,
объективный
и
экспери­
ментальный
дух
арийцев,
руководимый
в олей
и
обращенный
н аруж у,
на
со з ерц ание
действительности,
субъективному
духу
семитов,
возглавляемому
предст авлен и ­
ем
и
об ращен но му
внутрь.
По
Розанову,
у
семитских
н а родов
наука
отличается
и
абстра ктно сть ю,
и
отсутствием
на блюден ий .
А
из
искусств
у
них
главенствуют
суб ъ­
ектив ные,
такие
как
музыка
и
поэзия,
и
притом
отсутствует
э пос,
являющийся,
как
писал
автор,
ос обен но
близким
к
действительности.
Наук а,
искусство
и
государство
являются
как
бы
п лод ами
арийского
напряжения
воли,
а
божественное
о тк ро вение
и
ре лиг ия
возникают
в
семитском
обществе,
потому
что
именно
оно
имеет
установку
на
внутреннее
пространство
ду ши.
Однако
сама
эта
душа
являе тс я
не
органическим
творением,
а
под оби ем
и
дыханием
самого
Бога.
Итак,
у
арийцев
доминирует
воля,
а
у
семитов
—
воображение4.
У
семитских
народов,
по
Розанову,
главенствует
интроверсия,
которая
мешает
им
разделить
божественное
откровение
с
другими
народами.
Бог
п оэт ому
должен
был
снова
открыть
се бя
в
Иисусе
Христе,
и
это
вт орое
откровение
принималось
имен но
арийскими
народами.
Розанов
разделяет
гегелевское
убеждение,
что
сам
исторический
процесс
р аз вивает ся
по
закону
не обход им ос ти.
И
он
с
чувством
со жа­
ления
проводит
различия
между
Богоизбранным
еврейским
н аро дом
Ветхого
за ве­
та
и
его
наследниками
времен
Нов ого
завета,
—
нар одо м,
Богом
отвергнутым.
Закон,
величие
и
стра х
Божий
доминируют,
по
Розанову,
в
еврейской
религии,
а
б л аго дать,
усыновление
и
свет л ая
ра дость
—
в
христианской5.
В
глобаль ном
культурно-историческом
розановском
взгляде
ц елью
мирового
ку льтурн ого
процесса
явл яет ся
синтез
об ращен но го
к
субъекту
еврейского
м ен­
талитета,
выражающего
себя
в
в ере,
и
нап рав ленно го
на
объект
христианского
знания6.
Как
пример
так ого
объединения
верования
с
наукой
Розанов
выдвига­


Концепция
русск о й
литературы
как
национального
яв лен ия
в
тв ор честв е
Розанова
27
ет
п ол ьского
учен ого
Коперника.
Несмотря
на
свои
научные
открытия,
которые
п родв и нули
вперед
гелиоцентрическую
модель
мира,
э тот
астроном
н ик огда
не
отказывался
от
своих
х рист ианск их
религиозных
убеждений7.
Мы
не
имеем
ника­
ких
оснований
сомневаться
в
том,
что
Ро з анов
ожидал
окон чат ель ного
ос ущест вле­
ния
синтеза
веры
и
знания
от
р усск ого
нар ода.
А
гла вн ым
выражением
дух а
этого
народа,
гл а вным
средством
его
самоопределения
и
самоосознания
я вл яется
име нно
его
литература.
Одновременно
это
возведение
собственной
к уль туры
в
ра нг
библей­
ского
наследства
замечательным
образом
соответствует
основной
исторической
структуре
церковной
хроники
средневековья,
в
ко торой
современность
эсхат ологи ­
чески
с вя зыв ается
с
сотворением
мира,
Адама
и
богоизбранностью
иу дейског о
нар о да8.
Таким
об разом ,
литературный
критик
и
культуролог
Роз а нов
стремится
к
тому,
ч тобы
восстановить
свя зь
собственной
культуры,
а
значит,
и
имен но
рус ­
ской
литературы
с
положением,
бы вшим
во
время
сотворения
мир а.
Если
э тот
план
удастся,
тогд а
ру сск ая
на ция
и
ее
религия
как
бы
снова
совпадут.
Хотя
Розанов
использует
философскую
оппозицию
Шопе нг а уэра
о
во ле
и
во­
обра жен ии
как
ос но вных
человеческих
отношениях
к
мир у,
он,
в
конце
концов,
не
предпочитает
ни
то
ни
другое,
а
ищет
и
проповедует
объединение
арийской
активности
с
евр ейск им
воображением.
И
в
эт ом
смысле
сам
историософский
дис­
к урс
Розанова
противопоставляется
на учн ому
дискурсу
Ренана,
который,
утверж­
дая
победу
ар ийск ой
культуры
над
семитской,
сам
отказался
от
всякой
вер ы
в
пользу
научного
знания.
Однако
автор
в
процессе
развития
своей
концепции
на циона ль­
ной
рус ск ой
литературы
и
не
без
влияния
книги
австрийского
писателя
Вейнингера
«Пол и характер»
все
больше
пр ихо дит
к
убеждению,
что
как
русская
ли те рат ура,
так
и
его
собственное
творчество
отличаются
женственной
восприимчивостью.
Об
эт ом
написала
Генриетта
Мо нд ри9.
Ответить
на
вопрос,
являе тс я
ли
розановское
противопоставление
сем итс ког о
и
арийского
типо в
культур
но вым
этапом
в
развитии
рус с кой
ку льту рософ и и,
совсем
не
так
легко.
Д ело
в
том,
что
перед
нами
не
типичная
для
культурософии
бина р­
ная
схема
с
отклоненной
существующей,
то
ест ь
отрицательной
кул ьтурой ,
с
одной
стороны,
и
с
желаемой
буд ущ ей,
то
есть
положительной
—
с
другой10.
Розанов
вы­
страивает
тернарную
модель
к ультур ,
которая
включает
в
себя
не
только
ис тор и­
чески й
дуализм
семитской
и
арийской
к ульт ур,
каждая
из
ко торых
имее т
свои
п оло­
жительные
черты,
но
еще
и
третью,
желательную
для
современности
си нте ти чес кую
культуру.
Глобальная
культурная
схема
Розанова11
заключается
в
исторической
смене
тре х
культурных
типов:
после
углубленной
в
се бя
культуры
представления,
в
кот орой
Бог
мог
открыться
одному
народу,
следует
экстравертная
культура
воли,
в
ко торой
он
открывается
всем
народам,
а
на
тре тьем
этапе
экстравертная
и
интровертная
культуры
соединяются.
Та ким
об ра зом
культура
в
ко нце
концов
в
ли те рат уре
открывает
все
свои
возможности.
Важен
здесь
и
отказ
Розанова
от
современной
культурно-географической
оп по­
зиции
западной
«безбожной человечности»
и
«бесчеловеческой божественности»
Востока
у
В.
С.
Соловьёва,
для
кот орого
ц ель
мир ов ой
ис тори и,
желаемое
объ ед и­
нение
культур
относится,
хо тя
и
к
близкому,
но
будущему.
Дискурс
Розанова
от­
клоняется
от
такой
культурософской
схемы
благодаря
тому,
что
желаемая
культура
не
полн ост ью
относится
к
будущему,
а
частично
уже
осуществлена
в
прош лом
и
в
настоящем.
По
его
мн ению ,
в
то
время
как
деятельность
так
называемых
«революционных
демо кр ато в », таких как Н.
Г.
Чер ныш евск ий
и
Д.
И.
Писарев,
вместе
со
слишком


28
Р.
Грю бель
формальной
православной
церковью
и
бюрократической
царской
администрацией
расшатали
единство
и
си лу
рус ског о
духа,
обращение
к
ветхозаветной
и,
в
еще
боль­
шей
мере,
к
древнеегипетской
традиции
позволяет
русской
национальной
лит е ра­
туре
ста ть
при ме ром
ми ро вой
литературы.
О
том,
ка кую
рол ь
при
э том
играли
у
Розанова
сочинения
В.
Г.
Белинского,
мы
можем
читать
в
биографии
Розанова,
вы­
шедшей
из-под
пе ра
А.
Н.
Николюкина12.
Во
в торой
книге
«Легенда о Великом Инквизиторе»
Ф.
М.
Достоевского
Розанов
расширяет
свою
м иров ую
культурософскую
модель
путем
противопоставления
романского
и
герм ан с кого
на родов
славянскому.
Однако
здесь
он
уже
бо льше
говорит
о
различиях
коллективного
религиозного
сознания,
чем
о
различиях
рас.
Ст рем лен ию
католицизма
без
уваж ения
к
индивидуальному
духу
«всё соединить в
единстве
форм»
и
тенденции
протестантизма
«отъединить от целого и уйти в нескон ­
чаемый
мир
подр обнос тей »
автор
противопоставляет
с пос обн ость
православных
хрис тиа н
проникнуть
«как внутреннее единство в самые разнообразные и,
по-
видимому,
не пр имир имые
про ти вопо ло жно ст и»13. В качестве примера такой соединя­
ющей
противоположности
деятельности,
примера
«внесения гармонии в жизнь и в
ист ор ию»
Розанов
выдвигает
именно
рус ск ого
писателя
Ф.
М.
Д остое в ск ого.
В
творчестве
Достоевского
в
1880-е
и
1890-е
гг.
Роз ано в
нашел
пример
вклада
рус ск ой
литературы
в
мировую
к ультуру.
И
Достоевский
отличается
от
других
пи­
са теле й
именно
своей
всеотзывчивостью.
3. Взгляды Розанова на русскую литературу в 1892-1912 гг.
В
1890-е
гг.
Розанов
вк лю чил
и
А.
С.
Пушкина,
М.
Ю.
Лермонтова,
И.
С.
Тур­
генева,
Л.
Н.
Толс то го
в
узкий
круг,
в
канон
высокой
(национальной)
русской
ли­
тер ату ры.
Н.
В.
Гоголя
же
он
не
отнес
к
этому
кругу.
Критик
трансформировал
трехфазовую
модель
развития
культур
К.
Н.
Леонтьева:
ранняя
простота,
с ред нее
многообразие
и
старая
простота
(«декаданс»).
Русская
литература
казалась
ему
ча­
стью
еще
м олодо й
рус с кой
ку льтуры .
Как
мы
должны
представить
себе
культурософа
и
кр ити ка
литературы,
предста­
вителя
этой
синтетической
культуры
и
литературы,
ко то рый
сам
объединяет
возможности
экстравертного
опы та
с
интр ове р тным
во об р аже ние м ? «Эстетическое
понимание
истории»(1892г.)
—
так
Ро з анов
назвал
свою
«метакритику»
рецензии
Леонтьева
девяностого
го да
на
романы
Льва
Толс того
«Война и мир»
и
«Анна Каре­
н ина». В этой работе,
которая
вначале
носила
название
«Теория исторического про ­
гресса
и
па ден ия », автор представляет литературное изображение русского человека
и
рус ск ой
души
как
своего
р ода
рус скую
историографию.
Она
превосходит
даже
академическую
историографию
тем,
что
показывает
развитие
живого
чело века
и
его
души,
кот орое
и
является
ис ко нным
и
аутентичным
предметом
настоящей
истори­
ческой
нау к и14. С живым одобрением Розанов еще в 1912г.
вспоминал
вы ск аз ывание
сво его
армянского
коллеги
по
гимназии
о
том
от рыв ке
в
«Бесах»
Дос тое вс ког о,
где
русс к ий
н арод
называется
«Народом-Б о го но сцем» 15.
Сам
Розанов,
историософ
современности,
выступает
в
своем
дискурсе
как
голос
«ожиданий народа»
и
«требований истории»16. И он надевает на себя тогу пророка и
отрицательного
утописта,
когд а
обещает,
что
в
России
при
осуществлении
предлага­
емо й
им
монархии
революция
«невозможна»17.
Розанову
теперь
кажется,
что
Д.
И.
Писарев
и
Н.
А.
До бр олю бов
в
конце
концов
одержали
победу.
Между
новыми
активистами
он
обнаруживает
«удивитель ­


Концепция
русской
ли тер атур ы
как
национального
явления
в
творчестве
Розанова
29
ную
дружбу
и
верность»18, и «бесполость
или
в непо ло сть »19.
И
бывший
критик
с оци альн ого
развития
неожиданно
приветствует
эмансипацию
женщин.
Однако
феминизм,
по
Розанову,
только
светским
языком
выражает
«древние истины», ис­
ти ны
Ветхого
зав ета20.
Разрушение
старой
общественной
системы,
по
Розанову,
п роис ходи т
из-
за
неумения
царской
ад минист рац ии
управлять
стра ной .
Розанов
со гл асен
с
приведенной
им
квазицитатой,
и
такое
согласие
нередко
затушевывает
его
собственное
мн ение : «Разница между Россией и Западной Европой заключается в
то м,
что
в
Европе
все
дело
заключается
в
получении
votum’a <...>, а у нас же это
голосование
ничего
бы
не
дало,
потому
что
ник то
не
испол н ил
бы,
да
и
некому
исполнить
то,
касательно
чего
в отум
получен21».
Розановская
кр ити ка
управления
касается
и
самого
кабинета,
потому
что
Россия
б ольше
управляется
департаментами,
чем
министерствами,
и
бездарность
является
от ли чи тель ным
знаком
даже
высших
ее
чиновников.
Розанов
пр идает
русскому
поражению
в
войне
относительную
ценность:
войну
проиграла
Россия
как
государство,
но
не
русские
люди,
хот я
чувствуется
опасность
духовной
смер­
ти
нации.
Однако
«государство
—
это
механика, <...>
общество
—
это
по эз ия »22.
Правда,
как
показал
приме р
иезуитов,
хор оша я
организация,
ил и,
как
сказали
бы
мы,
модернизация
инс т иту ций,
включает
в
себя
всегда
лишение
святости!
Когда
и сто рик
гов ори т
о
том,
что
демократии
ну жна
эстетика,
мож но
пре дп оложи ть,
что
ему
ст ало
ясно:
именно
эстетика
способна
зан ять
место,
на
к отором
раньше
бы ла
святость.
Роз ано в
знает,
что
система
«святой Руси»
не
совмещается
с
современной
концепцией
«активной политики», потому что религиозный идеал святой Руси
вк люча ет
«терпение,
страдание
и
покорность»23.
После
революции
же
п ришло
вр е­
мя,
к огда
русский
на род
поставлен
пер ед
задачами
гос удар ств ен но го
обн ов лен ия,
и
они
тре бую т
вместо
т ерп ения
активности.
В
э том
контексте
засл уж ив ает
интерес
факт,
что
Розанов
в
статье
1909 г.
«Как
люд и
русеют»
отмежевался
от
представления,
что
национальная
установка
че лов ека
прям о
св язан а
с
его
происхождением,
с
его
кровью.
Обращаясь
к
пи сьм ам
русского
немца,
писат ел я
Александра
Ивановича
Эртеля
(1855-1908 гг.), он писал: «Инте­
рес
“Писем”
заключается
в
глуб оча йш ем
пр они кн ове нии
их
ру сск ою
ст их иею,
рус­
ск ою
действительностью,
характером
народности,
ту
в
любви,
ту
в
о ценк е,
в
негодо­
ван ии,
безнадежности
и
надеждах...
И
до
чего
от
всего
“германского”
не
осталось
и
сл ед а»24.
И
в
на пис анно й
в
то
же
время
с татье
«Толстовство и жизнь»
русск и й
критик
нах о дит
рус с кого
гр афа
вместе
с
русским
философом
Владимиром
С олов ьёв ым
на
стороне
бумажного
у че ния,
а
во схо дящ его
к
немецким
предками
Эртеля
на
стороне
(русской!) жизни25.
4. Взгляды позднего Розанова на русскую литературу
«Литература», которая была « сме р ть ю
своего
от ече ст в а»26.
Так
как
Р оза нов
убежден,
что
реформы
и
революции
делаются
от д ель ными
люд ьми
(например,
ре­
фор ма
начала
XVIII в.,
по
его
м нен ию,
—
лич ное
дело
Петра
Ве ли ко го2 7), он очень
внимательно
смотрит
на
новых
лю дей
в
политике.
Теперь
он
уверен
—
русс ки й
народ
бо льше
не
отличается
терпением,
но
переносит
сво е
«я»
в
новые
з ако ны.
Для
не го
опа сн ость
исторического
моме нт а
в
ноябре
1905 г.
состоит
в
отсутствии
власт и,
в
угрозе
анархии.
Бюрократы
не
предусматривали
эту
оп асно сть .
Несчастье
родины


30
Р.
Грю бель
с ост ояло
в
том ,
что
в
России,
как,
например,
в
случае
К.
П.
Победоносцева,
Гамлет,
а
не
Фау ст
игра л
р оль
администратора.
Розанов
основывает
сво ю
религиозную
историческую
концепцию
на
гегелевской
уверенности
в
необходимости
исторических
явлений.
С
од ной
с торон ы,
как
он
го­
во ри т, «нет силы без основания», с другой
—
«гнется только то,
что
уже
в
самом
составе
своем
гибко,
расшатано,
см ерт но».
В
последнем
высказывании
легко
уви ­
деть
вл ия ние
Н иц ше 28, которое Розанов последовательно умалчивал .
Роз ано в
не
т олько
употребляет
риторический
то пос
пер сон ифик ации,
но
он
и
реализует
его.
История
сама
гов ори т
историку,
который
открывает
свои
уши .
Пр авда,
соглашается
Розанов,
кр оме
жиз нен ной
необходимости,
в
истории
действует
и
влияние
литературы.
Он
мет афо р ическ и
сравнивает
ее
с
ветром,
к огда
говорит
о
реформах
начала
царствования
Александра
II, «которые были вынуждены
жизнью
и
навеяны
литературой»29.
В
образе
нав еянно сти
скрыт
сл авян ски й
ар хе­
тип
души:
именно
литература
являе тс я
д ушой
истории
и
культуры.
Рядом
с
эт ой
необходимостью
и
с
эт им
влиянием
имеется
еще
как ая-то
пс ихо лог ия
вели ких
п од ви го в: «Великие результаты достигаются только великими страданиями»30, —
гов орит
наш
историк
в
свя зи
с
планами
просвещения
народа
и
по д нятия
земледе­
лия.
И
он
доводит
до
сознания,
что
революция
—
это
не
действительность.
Розановское
оп ред елен ие
нового
мира
в
цик ле
«Когда начальство ушло»: «Ста­
рый
мир
—
железный,
но вый
—
электрический,» —
странным
обр аз ом
оказывается
пророчеством
больше ви с тс кой
Рос си и.
Пос ле
колебаний
во
взгляде
на
бу дуще е
России
во
время
Первой
ми ров ой
войны
(в ее начале он смотрит вперед с надеждой,
в
ко нце
—
с
ужасом)
первые
недели
Февральской
революции
подавали
Розанову
новые
надежды,
которы е
закончились
его
полным
отрицанием
Октябрьского
переворота.
И
снова
сочинение
Розанова,
цикл
«Апокалипсис нашего времени», становится
историей
русской
революции,
а
в
э том
случае
—
дв ух
революций
1917 года.
По до бно
тому,
как
в
своем
творчестве
военного
периода
Розанов,
как
свидетель
вр ем ени,
провозгласил
единственной
пр ичино й
ожидаемой
победы
превосходство
рус ск ой
женственности
над
немецкой
мужественностью,
теперь
он,
как
противник
большевистского
п е рев орота,
винит
за
гиб ель
России
исключительно
одн о
явление:
русскую
литературу.
Он
у вер ен,
что
начиная
с
T.
Н.
Грановского,
В.
Г.
Белинского
и
Н.
В.
Станкевича,
с
Н.
А.
Некрасова
и
М.
Е.
Салтыкова-Щедрина,
с
М.
А.
Баку­
нина
и
П.
А.
Кропоткина
русская
литература
в ыс казала
«суд русской интеллиген­
ции
над
своей
ис тори е ю»31, а именно этим голос истории воплощается в литературе .
И
тол ько
теперь
Розанов
принимает
обра з
России,
начертанный
Гог оле м.
Ана ло­
гично
фр анцуз ск ий
историк
культуры
и
критик
революции
Токвиль
вин ил
фран­
ц узс кую
литературу
за
французскую
революцию.
«Как ни страшно сказать,
вся
н аша
“великолепная”
литература
в
сущн ос ти
ужасно
недостаточна
и
не
глубока.
Она
в елик ол епно
“изображает”,
но
то,
что
она
изображает,
отнюдь
не
великолепно,
и
едва
стоит
э того
мас тер ск ого
че кан а.
XVIII век
—
это
все
“помощь правительству”
—
са тир ы,
оды ,
—
все,
Фонвизин,
Кантемир,
Сумароков,
Ломоносов,
—
все
и
все.
XIX век в золотой фазе отразил помещичий быт .
Та т ьяны
милое
семейство,
Тат ья ны
мил ый
идеал.
Да,
хорошо.
Но
что
же,
одна­
ко,
тут
универсального?»32
Один
из
последних
взглядов
на
Россию
Ро з анов
бросил
«С вершины тыся­
челет не й
п ира м ид ы». Здесь историк пишет происхождение русской литературы та­
кими
же
темными
красками,
как
и
начало
рус с кой
истории.
Россия
получила
св ой


Концепция
русск о й
литературы
как
национального
явления
в
творчестве
Розанова
31
политический
порядок
от
варягов
и
сво ю
религиозную
культуру
—
христианство
—
от
Византии.
Эти
исторические
события,
кот оры е
показывают
зависимость
русских
людей
от
их
со седей,
и
вследствие
к отор ых
русские
люди
получили
пис ьм енно ст ь,
Розанов
рассматривает
в
качестве
п ерв ого
ак та
в
истории
России,
за
которым
следо­
вал
ее
в торой
ак т : «И вот совершился второй акт пришествия Руси в “с ебя”, “о дея ние
Руси
в
св ой
о браз ”»33.
Оба
акт а,
по
Розанову,
слиты
с
литературой.
В
русской
истории
литература
ст ала
не
просто
явлением,
как
в
друг их
культурах,
а
ее
сутью:
только
здесь
«Войны совершились,
чтобы
беллетристы
их
описывали»34.
Ви ну
за
литературное
разрушение
России
Ро з анов
возлагал
на
«тупых,
злых,
холод­
н ы х»35 русских семинаристов.
Именно
в
их
голов ах
пр оис ход ила
пресловутая
деса­
крализация
России.
Н ацио нал ьная ,
семейная
и
личная
истории
Розанова
сно ва
перекрещиваются:
оте ц
автора
был
выпускником
провинциальной
семинарии.
Как
современные
поколения
платят
за
ошибки
предыдущих,
так
и
сын
платит
за
в ину
отца.
Теперь
Розанов
ув ере н,
что
Германия
победила
Россию
своим
благородством.
Но,
уте шает
автор
других
и
самого
се бя,
Ро ссия
погиб л а
«пророчественно и вели­
колепно,
от
Пушкина
до
Лейк и на,
не
отняв
смычка
от
с т ру ны»36.
Пр авда,
в
конце
ко нц ов,
когд а
его
биография
совсем
совпала
с
историей
—
с
конц ом
—
страны,
ку льтур осо ф
России
Розанов
оставил
все
св ои
концепции.
История
перешла
в
эсха­
тологию,
эти м
окончилась
и
больш е
не
нашлась
в
пол е
историографа.
Розанов
считает,
что
литературную
си ту ацию
характеризует
открытая
ам би­
валентность.
К
пр име ру,
кул ьтур ны й
городской
хр ист ианин,
по
мнению
автора,
и
на слаж дает ся
положением
современной
беллетристики
и
современного
театра,
и
страдает
из-за
него.
Такая
мазохистская
устан ов ка
современного
р усск ого
ин­
тел ли гент а
показывает
историческую
групповую
распо л оженно ст ь
образованных
русс к их
людей
постреволюционного
периода.
И
они
о щуща ют
единство
лич ной ,
семейной
и
национальной
су дь бы: «Как ужасно.
И
еще
как
ужаснее
любить
всё
это.
Стонаю
и
люблю ,
стонаю
и
люблю.
Привычка,
традиция.
Ах,
“мои бедные
ро д ит ел и”»37.
5. Вклад Розанова в историю культуры и наша дальнейшая задача
Историографический
подход
Розанова
лежит
на
гр а нице
культурософии
и
культурологии.
Перед
нами
ощуща ют
единство
уже
не
дихотомическая
культуро-
софская
модель
двух
культур
(одной отрицательной и одной положительной), но
мы
об нар у живаем
тернарную
культурологическую
модель
трех
типов
куль тур:
ис­
ходного,
среднего
и
конечного.
При
это м
все
эти
культурные
типы
имеют
сво й
положительный
исторический
(эсхатологический)
смысл.
С
исторической
точк и
зр ения
все -таки
надо
предпочитать
второй
пер во му
и
третий
вт ором у.
Таким
об­
р азом,
вслед
за
Г.
Ге ге лем
Роза нов
историзирует
с аму
модель
истории.
Однако
у
него
шаг
исто р ии
больше
не
является
самопоказом
мирового
духа
в
духов но
наиболее
развитых
л юдях
и
в
их
наиб о лее
развитых
деяниях,
а
в
каждедневном
быт е
среднего
человека.
Литературный
пок аз
э того
быта
выступает
культурной
осн ов ой
для
ра звит ия
п онят ия
«события бытия»
у
М.
М.
Бахтина.
Таким
образом,
Розанов
вносил
сво й
вклад
как
в
развитие
философии
жиз ни,
так
и
в
создание
истории
культуры.
Сам
Роз ано в
начал
использовать
как
пон ят ие
«национального», так и название
«русской нации»
и
соотносить
их
с
концептом
русской
литературы.
Наша
дальней­


32
Р.
Грю бель
шая
задача
состоит
в
том,
чт обы
продолжить
это т
путь
исто р из ацией
понятия
«на­
ц ии»
и
соотнести
его
с
концептом
русской
культуры.
Помощь
в
этой
работе
могут
оказывать
нам
аналитические
понятия
историософии
и
культурософии.
1 «<...> in unseren Schriftstellern selbst den Schicksalen der deutschen Poesie und Sprache
nachzuspüren» (H. Rücker, Nationalliteratur. In: Joachim Ritter/Karlfried Gründer, Historisches
Wörterbuch der Philosophie. Bd. 6. Darmstadt, 1984. S. 414 -417; см .
там
и
об
истории
понятия
«национальное» ).
2 Автобиография В .
В.
Р озан ова
//РусскийТруд. 1898. No. 42. С. 25.
3 Мы можем здесь только отметить,
что
Роз анов
в
эт ой
р анней
работе
опирается
и
на
книгу
не­
мецкого
протестантского
богослова
Рудольфа
Фрид р иха
Грау
«Семиты и индогерманцы в
их
отношении
к
науке
и
ре лиги и» (Rudolf Friedrich Grau, Semiten und Indogermanen in ihrer
Beziehung zu Wissenschaft und Religion (2. Aufl. Gütersloh 1867)). Ср .
на шу
к н и гу: Rainer Georg
Grübel, An den Grenzen der Moderne. Das Denken und Schreiben Vasilij Rozanovs. München, 2003.
S. 43,482, 514.
4 Эти концепты Розанов взял у Шопенгауера (с р. «Мир как воля и воображение»). Сложная ре­
це пция
немецкого
фил ос офа
у
Розанова,
связанная
с
соревнованием
с
Солов ьё вым
(первым
русском
критиком
Шо пе нга уе ра ), заслуживает отдельной работы.
5 Розанов В .
В.
Мес то
христианства
в
истории.
М., 1990. С. 21 и сл.
О
развитии
взглядов
Розанова
ср.
Фат еев
В.
А.
В.
В.
Розанов.
Жизнь.
Творчество.
Личность.
Л ., 1991.
Нос ов
С.
В.
В.
Розанов.
Эстетика
свободы.
СП б.; Düsseldorf, 1993.
6 В это время русско-еврейск ий
философ
Шестов
противопоставил
веру
Иеру са лим а
зн анию
Афин.
(Ср .
Р.
Г рюбель .
Философия
непосредственной
свободы.
Отри ц ател ь ная
аксиология
и
отрицание
философии
з нания
в
асбсурдизме
Ль ва
Шестова
// Парадоксы русской литературы .
Петербургский
сбо р ник.
В ып. 3. СПб., 2001. С. 258-283).
7 В качестве примера русского ученого,
которого
«не покидало» «ре лиг иозное
настроение»,
Роза нов
называет
М.
В.
Ломон осова
(Розанов В.
О
под разуме в ае мом
смысле
наше й
монархии.
С Пб., 1912. С . 36).
8 Этим шагом Розанов как бы оживляет мотив Москвы как Третьего Рима .
9 Мондри Г.
Ва с илий
Розанов,
евреи
и
р усск ая
литература
// Курганов Е., Мондри Г.
Роз анов
и
евреи.
СП б., 2000. 155-267.
10 Ср . R . Grübel, I. Smirnov. Die Geschichte der russischen Kulturosophie // Mein Rußland. Literarische
Konzeptualisierungen und kulturelle Projektionen (Wiener Slawistischer Almanach, Sonderbd. 44).
München, 1997. S. 5-18 .
11 В отношении исторической культурной глобальности и исключительной позиции России в упа­
де
Европы
модель
Ро зано ва
пре дв ос хища ет
концепцию
Шпенглера
(О. S pengler. Der Untergang
Europas. Umrisse einer Morphologie der Weltgeschichte. T. 1, Wien, 1918. T . 2. Berlin, 1922).
12 Николюкин А. H. Розанов.
М ., 2001, С. 393-400.
13 Розанов В .
Легенда
о
Великом
Инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
СП б ., 1906. С. 193. Совпадение
с
точкой
зрения
Достоевского
в
его
речи
о
П ушк ине
очевидно.
14 В другом месте он сказал: «Кажется нам,
срав нивая
“Думы”
Р ыле ева
<...> и “Стихотворения”
Н.
Некрасова
1860-70-х
г г., и определив отношение тех и других к истории,
а
главное
—
колорит
их,
зн оя щееся
там
и
здесь
чувство,
—
читатель
яснее
всего
понял
бы,
о
чем,
о
какой
п ерем е­
не
в
психическом
строе
общества
мы
говорим»(РозановВ.
О
подразумеваемом
смы сле
нашей
монархии.
С. 6).
15 Достоевский Ф.
М.
Поли.
соб р.
соч.
Т.
10.
М., 1974, 196 и сл.
Понимание
жи т елей
Росси и
как
народа-
богоносца
переносит
на
Россию
представление
шотландского
историка
и
фил осо фа
То­
ма са
К арлейля
(Thomas Carlyle) о жителях Великой Британии как о героическом и божеском
наро де.
16 Розанов В .
О
подразумеваемом
смысле
нашей
монархии.
С. 76.
17 Там же.
С. 77.
18 Розанов В .
Когда
начальство
ушл о... 1905-1906 гг.
СПб., 1910. С. 20.
19 Тамже.
С. 21.


Кон цепция
русской
л ит ера туры
как
национального
яв лени я
в
творчестве
Розанова
33
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
Там
же.
С. 92.
Там
же.
С. 41.
Там
же.
С. 77.
Там
же.
С. 233.
Роз анов
В.
Старая
и
м олода я
Россия.
Статьи
и
оче рки
1909 года .
М ., 2004. С. 410.
Там
же.
С . 413-415.
Розан ов
В.
В.
Соч.
В
2т.
М ., 1990. С. 456.
Розан ов
В.
Ког да
начальство
у шло ...
С. 76.
Ср. «О братья мои,
разве
я
жесток?
Но
я
г оворю:
что
п ад ает,
то
нуж но
еще
толкнуть»(НицшеФ.
Так
г оворил
Зар ату стр а
// Ницше Ф.
С оч.
В
2т.
М., 1990. Т. 2. С.
151). Сам Розанов указывает
на
это
место
в
книге
«Уединенное» (Розанов В.
В.
О
себе
и
о
жизни
своей.
М ., 1990. С. 77).
Там
же.
С.
158.
Там
же.
С.
168.
Роза нов
В.
В.
Соч .
С. 460.
Розан ов
В.
Уединенное.
М ., 2004. С. 72.
Розан ов
В.
В.
С оч.
С. 450.
Там
же.
С. 456.
Там
же.
С. 462.
Там
же.
С. 464.
Р оза нов
В.
В.
О
себ е
и
жиз ни
сво ей.
С. 627.


Дж.
Спендель
де
Варда
(Италия)
Роз анов
и
его
отношение
к
русской
классике
Розанов
никогда
не
был
литературным
критиком,
как
в
своих
статьях
о
класси­
ках,
так
и
в
теориях
он
раскрывал
самого
себя,
опираясь
на
авторов,
ко то рые
бы ли
ему
дороги.
Тем
не
менее,
он
смог
обнаружить
нов ое
у
таких
писателей,
как
Досто­
евский
и
Гоголь,
не
упуская
случая
да же
в
самой
прос той
на
вид
статье
высказать
по
поводу
других
авторов
нечто
оригинальное,
лиш ь
ему
свойственное,
благодаря
необычайному
взгляду,
кото рым
с мотре л
на
ве щи.
Розанов
написал
статьи
почти
обо
в сех
вели к их
русских
писат еля х
XIX века:
о
Пушкине,
о
Ле рмон тов е,
о
Гог оле ,
о
Достоевском
и
о
Толстом,
вызывая
своими
порой
резкими
откликами,
например,
о
Толстом,
полемику
в
литературной
крити­
ке.
Уже
с
первых
слов
заметен
оригинальный
подход
Розанова
к
этим
авторам,
его
необычайная
манера
повествования,
отличающаяся
от
профессиональной
ли т ера­
турной
критики,
но
соответствующая
его
авторскому
стилю.
В
своих
ст ат ьях
о
к лас­
си ках
Розанов
по-разному
и
в
разных
контекстах
подчеркивает
психологическо-
конструктивное
измерение
памяти
своего
времени,
а
все
его
интерпретации
связаны
одной
ведущей
нитью,
очевидной
или
невидимой,
которая
напр авлена
на
отстаивание
логических
выводов
и
на
раскрытие
идей,
в
к оторы х
отражалась
его
авторская
л ичн о сть 1. Давно известно,
что
герменевтика,
т ипич ная
для
того
момен т а
XIX века,
когда
ид еи,
относящиеся
к
процессу
культурной
эволюции,
претерпевали
кризисное
с остоян и е,
полагалась
не
на
принц ип
унификации
(принцип диалектики
и
метафизики), а на «взгляд
к в ер х у », то есть на критическое сознание личности,
опре де ленн ое
сти лем
или
мор а ль ными
обязательствами,
на
убежденность
о
том,
что
невозможно
достичь
в с еобъ ем лющей
с трук туры .
Истолкование
истории,
и
особенно
истории
культуры
или
истории
эпох и,
в
данной
перспективе
приобретает
полностью
внутренние
критерии;
критерий
исторической
правдивости
заменяется
критерием
последовательной
реконструк­
ции ,
чт о,
в
свою
очере дь,
является
процессом
не безбо ле зненн ы м.
Дело
в
то м,
что
необходима
норма,
устанавливающая
соответствие
данной
рек онс трук ци и
реаль­
ности,
которая
зависит
от
убеждений,
от
моральных
принципов,
от
интересов
и
от
особенной
культурной
подготовки.
Ее
правдивость,
в
свою
очередь,
будет
опреде­
л ена
читателем
аналогичным
образом:
позитивно
в
случае
гармонии
и
нег ат ивно
в
случае
д исгарм они и.
Если
предшествующая
критика
м ыс ленно
принадлежала
миру,
предоставляющему
нормы
(факты и ценности)
для
объективной
оценки,
то
в
XIX в.
она
отказы в ается
от
такой,
можно
сказать,
внешней
объективности
и
на­
правляет
свои
критерии
в
о б ласть
сознания.
Но
и
сам
концепт
сознания,
в
данном
с л учае,
превратился
в
собственную
функцию
критического
сознания,
которая
была
признана
выражением
о пред ел енног о
и с торик о-кул ьт урног о
содержания.
Соз нан ие
такой
непревзойденной
и стори ко- культурн ой
позиции
и
той
яз ык овой


Роз ан ов
и
его
отношение
к
рус ско й
классике
35
области,
в
которой
она
находится,
под тал кив ает
Розанова
к
поиску
осн ов
гер ме­
невтики,
чтобы
освободить
соб ст венну ю
ре чь
от
субъективности.
Происходит
это
путем
становления
его
как
кр итик а
и
путем
перехода
от
эмо ций
и
инт у иции
к
логично-концептной
о соз нан ност и,
и
значит,
к
кодификации
данного
мет о да.
Та­
ким
об ра зом,
с
одной
стороны,
Р озан ов
в
сво их
критических
ста ть ях
че рез
соб­
с тве нный
оп ыт
вырисовывает
портрет
эпохи,
с
другой
стороны,
выстраивает
по­
нятия,
соб ы тия
и
м ет оды,
через
которые
складывалось
критическое
сознание,
и
ко торое
он
осв об ожд ает
от
различных
условностей
и
возвращает
к
изначальной
ф унк ции,
определяемой
самой
эпох ой,
и
в
то
же
время
открывает
вид
на
с лож ный
и
искусно
построенный
ми р,
намного
выходящий
за
рамки
реальности,
окружаю­
щей
рассказчика.
Таким
образом,
при
чтени и
кри ти чески х
статей
Розанова
рож­
дается
ощущение
двойственности;
авт ор
пы тае тся
выразить
собственное
мн ение,
и
хот я
он
признает
за конн ое
существование
других
взглядов,
в
то
же
время
счи та­
ет
собственную
версию
более
обоснованной,
полагаясь
на
метод,
вытекающий
из
критического
сознания:
из
самого
«Я», которое отождествляется с духовной эмо­
циона ль нос ть ю,
темной
и
динамичной,
а
такж е
с
личностями-масками
(в данном
с лучае
с
кла сс и ка ми ), с которыми сливаются ценности и идеологии,
используе­
мые
эти м
«Я»
для
самовыражения.
Другими
словами,
множественность
ра злич ­
ных
т очек
зрения
является
частью
ра з вития
«Я»
и
сост ав ляе т
концептуальный
путь.
Е сли
Достоевский
«всадник в пустыне с одним колчаном стрел .
И
капает
к ровь,
куда
поп а дет
его
стрела»2, а «великие
русские
мис ти ки » (Гоголь и Достоевский)
як обы
«“выели”
пушкинскую
стихию
в
русс ком
соз нани и»3, то Толстой представлен
Розановым
как
создатель
образа
семьи
и
настоящей
жизни4.
Розанов
не
скрывает
своей
пр инад леж ности
к
традиции
Достоевского
и
вслед
за
ним
является
крупней­
шим
м аст ером
интертекстуального
диа л ога,
но,
как
подчеркивает
Э.
Г олле рб ах,
Ро­
зано в
был
«органически неспособен к подражанию,
заимствованию,
повторению
ч уж о г о »5. Русские классики как бы скрытой формулой продолжают жить в розанов­
ск их
художественных
сочинениях,
он
их
переносит
в
свою
современность
и
как
бы
пытается
показать,
что
сюж ет
ве чны й,
и
что
они
существуют
в
нас
и
это
позволяет
ему
говорить
на
рав н ых,
не
только
споря
с
н ими
но
и
высмеивая
их
личность
и
их
творчество.
Ост анов имся
на
стат ьях,
посвященных
Розановым
Толс том у,
число
которых
увеличилось
особенно
в
последний
период
жи зни
писателя
с
1908 (6 статей)
и
по
1910 (3 статьи), и прежде всего рассмотрим статью «Н а
закате
дней», написанную
к
пят ид есят илет ию
творческой
деятельности
Толст ого
и
опубликованную
под
псевдонимом
В.
Варварин
в
тре х
ном е рах
«Русского Слова» (от 12
сентября,
от
5и
30 октября 1907 г.) .
Хот я
Толстой
не
вызывал
б ольш ого
вдохновения
у
Розанова,
нам
дум ается ,
что
статьи
б ыли
им
на пис аны
потому,
что
Толстой
был
последним
из
пи сателей ,
при­
надлежавших
прославленной
эпохе.
Несомненно,
Ро зан ов
восхищался
и
уважал
великого
писателя,
однако
при
чтении
его
оче рков
создается
впечатление,
что
как
критик
он
остается
слишком
поверхностен
и
едва
затрагивает
серьезные
темы.
Бо­
лее
того,
он
ве дет
с
Толстым
иногда
скрытую,
а
иногда
и
явну ю
борьбу.
Из
всех
великих
писателей
XIX в.
Толстой
был
единственным,
с
кем
Роз а нов
был
лично
знаком.
Позже
в
одн ой
из
статей
1908 г.
он
опишет
эту
корот кую
встречу,
кот орая
с ост ояла сь
6 марта 1903 г.
В
критическом
очерк е
«На закате дней»
очевидно,
что
Ро­
зано в
не
отрекается
от
уже
вы ск азан ных
им
суждений
о
Толстом:
он
разделяет
все


36
Дж.
Спендель
де
Варда
написанное
на
две
ч асти,
которые
отличаются
д руг
от
друга
тем,
насколько
разным
был
подход
автора
к
трактуемому
предмету.
В
пе рв ый,
бол ее
известный
период
своей
жизни
и
творчества
кажется,
будто
бы
Толст ой
просто
выпле с нул
в есь
св ой
не об ъят ный
талант
рассказчика,
и
в
ре­
з ульт ате
его
герои
будто
бы
соскальзывают
с
пера.
В
одной
критической
статье
о
художественной
ко нце пции
Толс тог о
и
Достоевского
Розанов
утверждает,
что
пе р­
вый
пол учи л
так ое
количество
божественных
даров,
что
не
было
ему
ра вных
во
всей
русской
истории,
поэтому
он
смог
спокойно
посвятить
се бя
всецело
литературному
творчеству,
р аспред ел яя
ш иро кой
рук ой
св ой
талант,
и
писать
без
вс як ого
труда
и
б оли : «Бог нарочно выдумал Толстого,
чтобы
показать
людям
пример
всяческого
с час тья »6.
Процитируем
также
фрагмент
из
«Опавших листьев», в котором та же
самая
мы сль
о
Т олс том
и
Гоголе
выражена
еще
б олее
ре зко,
что
наглядно
демо н­
стрирует
«двойственность»
Р оз ан ов а : «Толстой прожил собственно глубоко по­
шлую
жизнь...
Это
ему
и
на
ум
никогда
не
п рихо ди ло.
Никакого
страдания,
никакого
“тернового венца”; никакой героической борьбы за убеждения;
и
даже
никаких
осо­
б енно
интересных
приключений.
Полная
пошлость»7.
И
добавлял,
как
будто
этого
было
недо ст ат о чн о: «Мне кажется,
Тол ст ого
мало
любили
и
он
это
чу вст во вал»8.
Во
второй
по ловине
св оей
жизни
Толстой
старается
управлять
магматическим
источником
своей
энергии,
направляя
ее
в
ст оро ну
определенной
тематики
и
ис­
пол ьз уя
ее
в
воспитательных
целях:
первоначально
Толстой
пользуется
своим
та­
лан то м,
и
лишь
позже,
помня
с уров ое
евангельское
предупреждение,
беспокоится
о
то м,
какие
плоды
принес
его
т алан т.
Розанов
подчеркивает,
что
такая
перспектива
под то лкну ла
Т олст ого
отвергнуть
ценность
написанного
им
р анее,
и
все
в
той
же
ст атье
об
искусстве
он
объясняет,
почему
Толстой
с
то чки
зрения
платонического
представления
отрицает
искусство
как
та ков ое,
вид я
в
нем
в сего
лишь
человече­
ско е
искажение
реальности
вещей,
а
значит
—
фаль си фик ацию .
Такое
отношение,
лише н ное
вс як ого
эстетического
приукрашивания,
впоследствии
отразится
на
всех
аспектах
существования,
содействуя
прос той
пол ь зе: «Толстой не уважает искусство
потому
имен но ,
что
оно
—
искусство,
т.
е.
иск усст вен но ,
являя
работу
человеческого
вооб раж е ния
и
мы сли
над
предметами
реа льн ого
мира,
над
лицами
и
пол оже ния ми
ре альн ой
действительности,
тогда
как
предметы
должны
существовать,
как
есть,
и
че лове к
должен
смот ре ть
и
видеть
их,
как
они
есть,
без
всякой
при бав к и»9. Толстой
ог ра нич ился
защитой
аб солю тн ого
литературного
реализма,
идущего
в
разрез
как
с
Шекспиром,
так
и
с
декаден та ми10.
По
мнению
Розанова,
ве личи е
Толст ого
заключается
в
его
способности
вы­
страивать
«гармоничную структуру»
так,
что
вне
ее
отдельные
части
теряют
всякую
ценность.
Углубляясь,
Ро з анов
гов ори т
о
«переплетении слов»
у
Толстого,
считая
его
добротным,
но
проигрывающим
в
сопоставлении
с
Пушкиным,
Лермонтовым
и
Го голем ,
и
долго
останавливается
на
этом
артистическом
расхождении.
Совер­
шенной
фор ме
Гоголя
Толстой
про т иво по став ляет
насыщенное
и
сл ожно е
содер­
жание,
которого
не
смогли
достичь
ни
Гог оль ,
ни
Пушкин
с
Л е рмонт о вым: «Нам
думается,
что
гениальное
п ринад л ежит
“кройке”,
а
самый
материал
его
работы,
вот
эта
словесная
ткань,
тянущаяся
по
страницам
и
томам
его
романов,
повестей
и
р ас-
су ждений,
конечно,
добротного,
хорошего
качества,
местами
отли чн ого,
но,
одна ко,
не
представляет
ничего
обыкновенного,
и,
во
всяком
случае,
неизмеримо
уступает
словесной
ткани
Пушкина,
Лермонтова
и
Гог ол я»11.
Розанов
пред ст авл яет
ср ед не­
го
русского
человека,
кот оры й
приз нает
«Мертвые души»
как
ценное
литературное
произведение,
но,
тем
не
мене е,
б ольше
пр и вязан
к
«Войне и миру», произведению


Роз ан ов
и
его
отношение
к
русской
классике
37
с
точ ки
зрения
эстетики
не
сов сем
ид еаль ном у,
но
по-человечески
боле е
близкому
любому
русскому.
Розанов
по я сняет
такое
мнение
простой,
но
свойственной
ему
метафорой:
Гог оль ,
как
вкусный
с ыр,
сразу
же
пр ес ыщает,
между
тем
Толстой,
как
хле б
насущный,
не обход им
при
любой
трапезе.
Розанов
с
сожалением
гов ор ит
о
том,
что
мас те рст во
Гоголя
растрачивается
на
мало
значащий
ма т ери ал, «резец Фидиаса,
пр ило женн ый
к
кро хотн ым
и
по
суще­
ст ву
никому
не
нужным
фи г урка м»12.
Толстой
и
Гоголь
действовали
в
жизни
по-
разн ом у,
пе рвый
жил
в
пос т о янном
контакте
с
л юдьми
и
с
жизнью,
друг ой
не
привя­
зывался
ни
к
ч ему
и
ни
к
кому.
Пр ич ина
дол го лет ия
Толстого,
по
мнению
Розанова,
заключалась
в
его
глубок ом
уважении
к
человеку,
а
прямая
связь
с
жизнью
дала
ему
право
быт ь
одним
из
наиболее
слушаемых
л юдей
той
эпохи,
быт ь
наравне
с
Гёте,
с
Шил лер ом
и
с
Байроном,
быт ь
человеком,
который
зал о жил
базу
цивилиз а ции
и
представлял
в
совершенстве
ее
ценности13.
Исходя
из
этого
Розанов
отв одит
вели­
ким
писат ел ям
определенные
роли
в
той
ку льтуре ,
к
ко торо й
они
принадлежали:
Т олст ой
пр едстав ляет
совесть,
Гё те
является
мудростью,
а
Шиллер
—
поэзией14. Се­
крет
воздействия
Толс то го
заключается
еще
и
в
том,
что
он
подмечал
даже
самое
н еу ло в имо е: «В его романах отражается сама жизнь,
и
его
герои
извлекают
выгоду
из
сложности
ав тора ,
нико гд а
не
явля ютс я
однониточными,
напротив
они
много­
л икие,
в
зав исим ост и
от
разных
п ери одов
в
их
ж изни»15.
«Толстой и быт»
—
так
наз ыв ает ся
вторая
част ь
статьи
о
Толстом,
и
уже
в
самом
нач але
Розанов
с
сожалением
говорит,
что
пос ле
Толс того
умение
создавать
такие
полные
и
всеобъемлющие
романы
п очти
иссякло,
и
никто
из
мол оды х
современных
пи са телей
не
способен
на
такой
труд.
В
одн ой
из
статей
1908 г.
Розанов
восхваляет
вз гляд
Т олстого,
противопоставляя
его
взгляду
Достоевского
как
пассивный
актив­
ному.
Достоевский,
наблюдая
за
л юдьми
и
вещ ами,
впит ыва л
их
в
себя
и
использо­
вал
«для своих экспериментов»; взгляд Толстого,
являясь
пассивным,
отражал,
как
зеркало,
вещи
такими,
какими
они
был и
на
самом
деле
со
все ми
особенностями16.
В
год ы
зарождения
футуризма
Розанов
выд е лил
ск орость
как
основную
харак­
теристику
современности,
с
которой
бы ло
связано
предпочтение
н ас то ящему
и,
мо­
жет
быть,
неумение
глуб око
анализировать,
отказываясь
задерживаться
на
вещах
и
на
воспоминаниях: «Новыйчеловек
—
впечатлительный,
от зы вчив ый
и
торопли­
вый
<...>
В
ду ше
его
у
нег о
только
материал
ис тек шего
дня,
а
вот
для
от кла д ыва­
ния
впечатлений
и
дум
за
много
лет ,
за
целую
жиз нь
—
просто
у
него
нет
такого
пом ещ ения »17.
Душа
современного
ч еловек а
лишена
копил очки,
в
котор ой
можно
бы ло
бы
хранить
впечатления,
ко торы е
в
прот ивно м
случае
сгорают
во
время
вос­
пр ия тия
или
сохраняются
ли шь
как
отрывки,
наброски,
фрагменты.
Толстой,
на­
пр от ив,
мог
позволить
своим
во спо минан иям
отложиться,
чтобы
использовать
их
в
нужный
момент.
Таким
образом,
каждый
из
двух
великих
ром ан ов
Толстого
на
самом
деле
является
совокупностью
двух
других,
одновременно
разделенных,
но
не
лишенных
литературной
целостности.
Розанов
считает,
что
отличительной
чертой
Толс того
является
его
положитель­
ный
хара кт ер.
Его
во спо минани я
лишены
как
отри ц ательн ого,
так
и
мстительного,
и
все
видимое
им
находится
в
свете
объективности,
далекой,
однако,
от
безразли­
ч ия: «У многих людей,
ед ва
не
у
большинства,
есть
з лая
па м ять,
мстительная,
или
карающая.
Но
у
Толс того
е сть
добрая
память,
доб рое
воспоминание,
до брота
в
вос-
поминаемости,
—
и
она
сыграла
большую
ро ль
в
его
т во рчест ве» 18.
Память
позво­
ляе т
Толстому
воспроизводить
не
только
людей
и
события
из
прошлого,
но
и
пред­
меты,
которые
перевоплощаются
в
жив ых
персонажей.
Розанов
обна ружи в ае т,
что


38
Дж.
Спендель
де
Варда
талант
Т олс того
о живл яет
не
только
предметы
или
посредственных
людей
(напри­
ме р,
Вронс кого), но также и животных.
Вспоминается
эпизод,
свя занн ый
с
лоша­
дью
Вронского
Фру-Ф ру,
которая
будто
опережает
и
сим вол ическ и
пр ед ск аз ывает
судьбу
Ан ны;
и,
может
быть,
намеренно
Роз ано в
сравнивает
Толс того
с
Дарвиным,
так
как
оба
отмечали
родство
человека
с
ж иво тными.
В
заключительной
части
статьи
Ро з анов
рассматривает
от нош ение
Толс то го
к
интеллигенции,
без
сомнения
отрицательное,
так
как
насколько
менее
интеллектуа­
лен
и
духовен
человек,
настолько
его
обра з
бол ее
достоверен.
Роз ан ов
уже
затраги­
вал
эту
тему
во
второй
части
предыдущей
статьи,
и
теперь
старается
рассмотреть
ее
более
подробно.
Его
интерес
вызывает
роман
Толс т ого
«Воскресение», в котором
рассказывается
не
о
падении
женщины,
прев рат ивш ейся
в
проститутку,
а
о
ми ре
более
низ ком ,
чем
проституция,
ми ре
Нехлюдова,
из
к оторо го
сможет
выйт и
с
до­
стоинством
только
Катюша.
В
э том
романе
Роз ано в
отме ча ет
изменение
отношения
к
интеллектуалам,
на
при ме ре
противопоставленных
дру г
другу
образов
Нехлюдо­
ва
и
Симонсона
—
фи гуры ,
час то
об ойде н ной
вниманием,
но
к оторую
Розанов,
на­
против,
выделял
больше
других
и
считал
наиболее
удавшимся
образом,
воплотив­
шим
в
се бе
на стоя ще го
интеллектуала,
хоть
и
несколько
п ов е рхнос тно го: «Прежде
все го
он
я вно
глуп.
Он
в ечно
рассуждает,
и
рассуждает
только
шаблонным
обра­
зо м,
общими
фразами,
—
как
лошадь
“идет”
и
не
умеет
не
идт и,
как
ее
природе
не
свойственно
ни
“полежать”,
ни
“поиграть”. Лошадь идет,
а
Симонсон
р ассу ждает » 19.
Именно
этому
персонажу
за
его
искренность
доверено
«воскресить Катю», тогда как
Нехлюдов
может
только
лиш ь
искупить
ошибки,
но
не
воскреснуть20;любопытно,
что
в
нем
Роз а нов
вид ит
воплощение
самого
То л ст о г о: «Нехлюдов и Толстой <.. .>
органически
не
мо гли
вынести
брака
с
проституткой.
В едь
это
потруднее
чем
напи­
сат ь
кни жку
поучительной
морали
(Толстой)
или
пропутешествовать
в
Сибирь
за
ссыль но ю.
Ведь
она
буде т
жена
...
Это
слишком
близко!
Ну жно
с
ней
спать,
нуж но
ее
любить.
Любить
активно?
Проститутку?
Нехл юд ов
и
Толстой
зажмурились»21.
Настоящие
чувства,
исп ытыв ае мые
Нехлюдовым
к
Кат е,
к оторо му
отказано
в
во с­
крешении,
может
бы ть,
совпадают
с
теми
чувствами,
кот оры е
испы т ывал
сам
То л­
стой,
и
от
кот оры х
не
смог
освободиться,
опу т анный
моралью
общества,
к
к ото рому
он
принадлежал.
Кажется,
и
Бахтин
пришел
к
подобному
заключению22. Между Си­
монсоном
и
Катей,
как
будто
между
двумя
бестелесными
существами,
зарождается
союз,
основанный
на
ду хов нос ти.
Образ
Симонсона
р ассмат рив ает ся
Розановым
как
воплощение
др е вних
юроди в ых
на
Руси.
Достоинство
Симонсона
заключается
в
его
непорочности,
по
в оле
Божьей
он
отстранен
от
общества
со
всеми
его
нормами,
чтобы
выпол нит ь
ми ссию ,
це ль
кот орой
до
конца
ему
не ясн а,
но
именно
она
при­
дае т
смысл
все й
его
жизни.
Нар яду
с
фигу ро й
Симонсона
в
рома не
изображен
ряд
др угих
ссыльных
интеллектуалов.
Как
в
обра зе
генеральской
доч ери ,
сбежавшей
из
дома
для
того,
чтобы
помогать
рабочим,
так
и
в
других
образах
сконцентрированы
лучши е
че рты
инт е ллиг е нции,
которые
не
хоте ли
ж ить
в
оторванном
мир е,
а
шли
в
на род,
раскрывая
тем
самым
типич но
русский
хара кт ер: «И старым,
ве щим
своим
словом
<...> ибо это слово вещее и относилось до будущего,
до
будущи х
отношений
к
интеллигенции,
—
Толс т ой
с каз ал : “Хорошо”»23.
Очерки
Розанова
принадлежат
к
с меша нн ому
литературному
жанру
и,
в
свою
очередь,
касаются
различных
тем,
кото р ые,
перетекая
о дна
в
другую,
существуют,
тем
не
менее,
и
по
отд ельн ости ,
составляя
различные
истории,
растущие
и
раз­
вивающиеся,
несмотря
на
постоянное
пре р ыва ние
и
вторжение
других
историй24.
Очерки
Розанова
п ост роены
на
аксиологии
«порядок-б есп орядок »
и
«структура -


Ро з анов
и
его
отношение
к
русской
классике
39
фрагментарность»
не
только
на
явном
тематическом
уровне,
но
и
на
потаенном,
организуя
темы
и
обр аз ы,
углубляясь
с
каждым
ра зом
в
п оис ках
начала
существо­
вания,
спу ск аясь
порой
во
владения
мер твых ,
ко торы е
Юнг
считал
миром
подсо­
знания.
Поиск
индивидуальности
и
поз нани я
собственного
«Я»
идет
через
разные
ступени:
биографическую,
ген е тиче ск ую,
историческую,
мифическую,
и
свободно
перемещается
без
вид им ых
логических
и
временных
связей
с
одной
ступ ен и
на
дру­
гую,
из
области
сознания
в
обла с ть
подсознания,
от
ча ст ного
к
общему.
1 Николюкин А.
Н.
В.
В.
Р оз анов
—
литературный
критик
// В.
В.
Розанов.
Мысли
о
литературе.
М., 1989. С. 35.
2 Розанов В.
В.
О павш ие
лист ья .
Короб
второй
// Розанов В .
Избранное.
М юнх ен, 1970. С. 321.
3 В рецензии на кн.
А.
Волынского
о
Достоевском
// Николюкин А.
Н.
Указ.
соч.
С. 7.
4 Розанов В .
В.
Уе д ине нное
// Розанов В .
И збран ное .
С. 23.
5 Голлербах Э .
В.
В.
Роза нов .
Жизнь
и
творчество.
Па р иж, 1976. С. 59.
6 Розанов В .
В.
То лстой
и
Дост оев ски й
об
искусстве
// Розанов В .
В.
Соб р.
со ч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С. 220.
7 Розанов В .
В.
Уе ди не нное
// Розанов В .
Избранное.
С. 45.
8 Там же.
9 Там же.
10 Sklovskij V. В . Tolstoj. Milano, 1978. P. 494.
11 Розанов В .
В.
На
закате
дней
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 224.
12 Тамже.
С. 226.
13 Там же.
С. 227.
14 Там же.
С. 229.
15 Fridlender G. N. Aspetti filosofici della letteratura russa. Napoli, 1995. P . 144 .
16 Розанов В .
В.
Л. H. Толстой //
Роз анов
В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С . 302-303.
17 Розанов В .
В.
На
закате
дней
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 232.
18 Там же.
С. 233.
19 Тамже.
С. 236.
20 Citati Pietro. Tolstoj. Milano, 1983. P. 292.
21 Розанов В .
В.
На
закате
дней.
С. 238.
22 Bachtin М.
М. Tolstoj. Bologna, 1986. P. 85 .
23 Розанов В .
В.
На
закате
дней.
С. 240.
24 Ripellino Angelo Maria. Rozanov e la ricognizione del suolo // Rozanov V. V. Foglie cadute. Milano,
1976. P. 481 .


А.
А.
Медведев
(Тюмень)
О
христианской
парадигме
в
в ос прият ии
русской
литературы
Розановым
Н ачи ная
с
первой
книги
«О понимании»
и
до
статьи
1918 г.
«С вершины ты ­
сячелетней
пирамиды
(Размышление о ходе русской литературы)» Розанов неод ­
нократно
констатировал,
что
русская
литература
стала
в
Ро ссии
цент раль ным
на­
циональным
феноменом.
При
э том
во
всех
размышлениях
Розанова
о
литературе
подчеркивается,
что
это
центральное
значение
рус с кой
литературы
обуславливает­
ся
прежде
всего
ее
религиозностью.
Он
прямо
соотносил
рус ск ую
литературу
XIX в.
с
Библией:«Тотвек,
ко торы й
Россия
прожила
в
литературе
так
страстно,
это т
век
она
совершенно
верила,
во
всякой
с троч ке
св оей
в ер ила,
что
переживает
какое-то
священное
пи сани е,
священные
манускрипты...»1.
Клю чев ой
с
точ ки
зрения
розановской
ко нце пции
русской
литературы
являет­
ся
статья
1899 г.,
посвященная
100-летнему
юбилею
А.
С.
Пушкина.
Наблюдения
за
этим
юбилеем
вызвали
у
Розанова
размышления,
в
к оторы х
он
раскрывает
на­
циональный
феномен
рус с кой
литературы
и
р усс кого
писателя.
Прежде
всего
Ро­
занову
бр осае тся
в
глаза
центральный
статус
писат еля
в
Рос си и: «Какое же имя не
литературное
и
п оп рище
вне
литературы
найдем
мы,
ко торое
пробудило
бы
вокруг
себя
у
нас
с тольк о
духовного
и
даже
физического
движения.
Наступило
время,
что
всякое
имя
в
России
есть
боле е
час тн ое
имя,
нежели
имя
писателя,
и
память
всяк о­
го
чел ове ка
е сть
более
частная
и
кружковая
па м ять,
чем
памя ть
творца
сл ов а».
Это
высочайшее
положение
писателя
в
русской
культуре
об ус лов лено
тем,
что
на
нег о
переносятся
ключевые
установки
рус ск ого
религиозного
сознания,
че рез
ко торы е
Розанов
и
описывает
ф ен омен
рус с кой
литературы:
она
как
«духовное средоточие
русского
общества»
стала
«святым местом», «культом»: «Есть свои святыни в этой
сф ере,
св ой
ка лен да рь,
свои
доро гие
моги лы
и
б лаг одар но
вспоминаемые
рожде­
ния ».
Розанов
зафиксировал,
что
оценка
писателя
в
России
не
ог рани чив ает ся
ли шь
лит ера ту рным и
критериями.
Важнейшей
в
восприятии
писат еля
стал а
такая
чисто
русская
категория
как
жизнетворчество,
выражающая
принципиальное
значение
е динст ва,
нераздельности
в
писателе
его
жиз ни
и
тв орче ств а : «Замечательна в этом
отношении
оценка
многих
русских
писателей:
над
гро бом
многих
из
них
поднимал­
ся
упорн ы й
и
продолжительный
с пор
об
их
так
называемой
искренности.
Ка кое
бы ло
бы
де ло
до
этого,
ес ли
бы
литература
бы ла
у
нас
только
силою
или
е сли
бы
она
бы ла
тольк о
к р асот о ю: “прекрасное и мудрое слово”
—
разве
э того
недостаточ­
но
для
бессмертия?
Не т,
до
очевидности
нет
—
у
нас:
начинаются
споры,
начи н а­
ет ся
внимательнейшее
посмертное
исследование
с лов
писателя,
пр ов еря емых
его
жиз нью .
<...>
Мы
ище м
в
писателе,
смеш но
сказат ь . ..
с в ятого».
Параллель
со
св я­


О
христианской
парадигме
в
во с прия тии
р усск ой
ли тера туры
Розановым
41
тым
в
восприятии
рус ск ого
писат еля
продолжается
и
в
его
п осм ерт ной
«канони­
зации»: пока не решен столь принципиальный вопрос о чистосердечии писателя,
«место писателя в литературе вовсе не определено:
начинается
“суд”
именно
с
точ­
ки
этого
специального
вопроса,
опаснейший
у
нас
с уд»2.
Опираясь
на
искренность
как
литературно-критическую
категорию
А.
Гри горье ва3, Розанов прямо указывает,
что
идея
жизнетворчества
в
читательском
восприятии
образа
писателя,
требующем
единства
его
слова
с
его
личной
жизнью,
уходит
своими
корнями
в
православную
святость
как
высшее
из
и ск усст в4.
Как
видим,
Розанов
р аскр ывает
в
восприятии
русской
литературы
и
русского
писателя
XIXв.
установки
средневековой
ку льту ры.
Это
связано,
видимо ,
с
т ем,
что
в
синодальный
пе ри од,
эп оху
ра зр ыва
с
многовековой
средневековой
традицией
и
возникновения
секуляризованной
культуры
русская
литература
перенимает
роль
церкви,
ст ано вясь
но ситель ницей
религиозного
сознания.
Об
этом
про це ссе
пис ал
Ю.
М.
Л отман :
со
второй
п оло вины
XVIII в. «происходит процесс отделения поэзии
от
государства
и
превращение
ее
сначал а
в
самостоятельную,
а
затем
и
в
противо­
с тоящ ую
государству
силу.
Поэзия
занимает
вакантное
место
духовного
автори­
те та.
У н ижение
русской
церкви
петровской
госуд арст ве н нос тью
косвенно
способ­
ствовало
росту
культурной
ценности
поэтического
искусства.
При
этом
на
поэзию
переносились
многие
традиционные
религиозные
представления
<...>
секуляри­
зация
культуры
не
затронула
глубоких
структурных
основ
национальной
модели,
сложившихся
в
предшествующие
века.
С ох ран ился
набор
основных
функций,
хотя
и
изменились
материальные
носители
э тих
функций»5.
Продолжением
в
ру сс кой
ли те рат уре
XVIII-XIX
вв.
такой
ч ерты
средневекового
писателя
и
лите ра ту ры,
как
выс око е
требование
к
этическому
облику
писателя,
связанное
с
тем,
что
он
говорит
от
лица
Ис т ины,
Ю.
М.
Лотман
объяснял
особый
характер
рус с кой
лит ерат уры,
ее
принципиа л ьное
от лич ие
от
западно-европейской
литературы,
кот орой
присуща
отчуж ден но сть
автора
от
те кст а.
Слияние
автора
с
тексто м,
неразрывность
слова
и
поведения
в
русской
литературе
является
продолжением
традиции,
связывающей
прав о
на
ист ину
и
ее
проповедь
с
личностью
тог о,
кому
она
дов ер ена: «авторитет­
ность
поэтического
те кс та,
право
гов ори ть
от
лица
Истины
завоевывается
са мо по­
жертвованием,
лич ным
служением
доб ру
и
правде
и
в
конечном
сч ете
по двиг о м»6.
Роз ан ов
не
только
осознает
эту
установку,
она
проявляется
и
в
его
вос пр ият ии
л ите­
рат ур ы.
Та к,
ему
важны
не
столько
художественные
достоинства
тол стов с кой
п ро­
зы,
сколько
сотворение
в
Толстом
прекрасной
личности,
которая
собой
освящает
и
его
л ит ера ту ру: «У Толстого
—
ист инно
прекрасное
ли цо,
муд р ое,
возвышенное;
и
по
не му
рус ск ое
общество
может
га дать
и
довериться,
что
он
знал
заблуждения,
но
не
—
порочное,
так
сказать,
в
мотиве
сво ем,
в
замысле.
Это
лицо
чистого
и
бла гоже ­
ла те льн ого
человека,
и...
“да будет благословенно имя Господне”
за
все
и
о
всем,
что
он
совершил»7.
З десь
показательна
зрительная
установка
в
восприятии
Толстого,
по
сут и
создающая
почти
иконографический
образ.
Христианская
парадигма
истории
проступает
в
розановском
осмыслении
исто­
ри чес кой
модели
русской
литературы.
И
хо тя
христианская
модель
не
покрывает
всю
сложность
и
гл уб ину
розановской
мысли
о
литер ат ур е
и
пи са телях,
но
свиде­
тельствует
о
христианских
интенциях
в
ее
вос пр ият ии.
Мир
Пу шк ина
не
знает
вре­
мен и,
это
апофатически
непост ижим ая
в еч но ст ь: «Пушкин
—
это
покой,
ясн ос ть
и
уравновешенность.
Пушкин
—
это
к акая-то
с тра нная
вечность»8.
В
описании
об ра­
за
пушкинского
мира
как
сада
Божьего
проступают
че рты
ветхозаветного
рая
(Быт.
2, 8-25; 3, 1-24), а сам он соотносится с Первосадовником: «Он
—
ece-бо ж ник,
т.
е.


42
А.
А.
Медведев
и деал
его
дрожал
на
каждом
листочке
Божьего
творения;
в
каждом
ли це
человече­
ском,
пои скав ,
он
мог
ил и,
по
крайней
мере,
готов
был
его
найти.
Вся
его
жизнь
и
была
<...>
п рогулк ою
в
Саду
Божием
<...>
как
бы
вторично,
в
уме
и
поэтическом
да ре,
он
насаждал
ег о,
повторял
д ело
Божиих
рук...»9.
Золотой
век
русской
поэзии
(Батюшков,
Жук о вск ий,
Языков,
Пу шки н)
Ро з анов
пря мо
называет
Эдемом:«Это
солнцестояние
рус с кой
лит ера ту ры.
Это
—
ее
высший
расцвет,
зенит.
Эд ем
ее.
Все
сияет
невыразимою,
независимою
красотою»10.
Подчеркивая
античные
традиции
пушкинского
творчества,
Роз ано в
описывает
его
мир
как
кругов ой
или
«шаровидный»
космос
др е вних
греков11
—
мир
как
со­
зерцаемое
прос тра нс тво,
сферу.
«Совершенно закругленный “м ир”
как
“космос”,
как
“украшенное Божие творение”»12 пространственно соответствует «“циклосу”,
“кругу”
его
соз даний» 13 и отражается в них.
Сфер ич еск и
завершенный
пуш к инск ий
выражает
циклическую
концепцию
античного
мышления,
не
знающего
истории.
Круглость,
полнота
этого
мир а
—
раеподобное
пространство
любви: «я “как
Пуш­
кин
—
лю блю
всех”. Пушкин ведь “закруглен”
в
деле
любви,
он
весь
“кругл”»14. Хри ­
стианская
модель
ис т ории
предполагает
возвращение
в
будущ е м
к
раю
как
Не бес­
ному
Иерусалиму
(Откр .
22, 1-2).
И
Ро з анов
сог ласн о
этой
модели,
бросая
вызов
теории
пр ог р есса,
постулирует
возврат
к
Пушкину
как
«цели и смыслу», «потерян­
но му
раю»
рус с кой
ку льтуры ,
ее
идеалу
и
о бр азцу : «Мы должны любить его,
как
люди
“потерянного рая”
любят
и
в ообр аж ают
о
“возвращенном рае” <...>
К
Пушки­
ну,
господа!
—
к
Пушкину
с нов а! ..»15.
Модус
вр емен и,
истории
начинается
в
русской
литературе
с
Лермонтова.
П уш­
кинскому
миру
как
сферически
завершенному
в
себе
кос мос у
противостоит
л ермон­
товский
л иней ный
«олам»
—
мир
как
ис то ри я16. Антитеза античного и христианско­
го
ми роощу щени й
Пушкина
и
Лермонтова
доведена
до
предела
в
эссе
«Пушкин и
Ле рмон т ов » (1914).
Главной
категорией
библейской
традиции
мистического
ист о­
ризма
является
движение.
Именно
оно
и
ст анов ит ся
основным
моти в ом
в
розанов­
ско м
восприятии
Ле рмон тов а: «Лермонтов никуда не приходит,
а
только
уходит...
Вы
его
в ечно
ув иди те
“со спины” .
Ка кую
бы
вы
ему
гармонию
не
дали,
какой
бы
вы
ему
“рай”
не
насадили,
—
вы
видите,
что
он
берется
“за скобку двери”... “П ро щ айте!
ухожу!” —
сущность
всей
поэзии
Лер мо н то ва »17. Этот хронотоп розановской мысли
о
Лермонтове
возникает
как
раз вер т ывание
лермонтовских
образов
доро ги
и
п ути
в
«Выхожу один я на дорогу» .
Библейский
мистический
историзм
вы раж ает ся
в
розановском
пережи вании
Лермонтова
ветхозаветными
и
новозаветными
концептами:«Ондалбыканонлюб­
ви
и
мудрости.
Он
дал
бы
“в русских тонах”
что-то
в
ро де
“Песни песней”,
и
м удрог о
“Экклезиаста”,
ну
и
тронул
бы
“Книгу царств” ...
И
все
кончил
бы
дивным
псалмом.
Но
многим,
многим
“началам”
он
начал
выво д ить
“Священную книгу России”»18.
В
стихотворении
«Выхожу один я на дорогу»
Розанов
увидел
созерцание
Рожде­
ственской
ночи
и
услышал
ангельское
сл аво сло вие
рождественской
с ти хир ы: «Ночь
тиха.
Пустыня
вне мле т
Б о г у , / И звезда с звездою говорит. / Как хорошо.
По чти
—
Вифлеемская
ночь;
да
ве дь
почт и
и
слышится
“Слава в вышних Богу”19: / В небесах
торжественно
и
чуд но
/ Спит земля в сияньи голубом ...»20. « Ве щий т о мик»
Розанов
называет
«золотым нашим Евангельицем,
—
Евангельицем
русской
литературы».
Такая
важнейшая
категория
в
восприятии
Розановым
литературы,
как
тон,
также
я вл яется
у
Лермонтова
евангельским: «Ах,
и
“державный же это был поэт”! Какой
тон...
Как
у
Лермонтова
—
так ого
т он а2' еще не было ни у кого в русской литера­
туре.
/ Вышел
—
и
вла дее т.
/ Сказал
—
и
повинуются.
/ Пушкин “н а ве в ал”...
Но


О
христианской
парадигме
в
во с прия тии
р усск ой
ли тера туры
Розановым
43
Лермонтов
не
“навевал”,
а
п р ика зы ва л »22. В этой характеристике
—
пря мая
от сы лка
к
тон у
Хр и ста: «И дивились Его учению,
ибо
Он
учил
их,
как
власть
и меющий,
а
не
как
кни жн ики » (Мк.
1, 22; Мф.
7, 28-29).
В
розановском
переживании
Лермонто­
ва
присутствуют
и
р аннех ри сти анск ие
концепты: «Мнекак-то
он
представляется
духов ны м
вождем
нар о да.
Чем-то,
чем
Д амаск ин
на
Востоке:
чем
бы ли
“пустын ­
ни ки
Фиваиды”.
Да
уж
ре шусь
сказать
де рзо сть
—
он
ушел
бы
“в путь Серафима
Саровского”.
Не
в
это т
име нно ,
но
в
какой-то
ок оло
этого
пути
лежащий
пу ть.
/
Словом:/Звезда.
/ Пустыня .
/ Мечта .
/ Зов.
/ Вот,
что
слагало
его
“державу”»23.
Образ
лермонтовского
м ира
слагается
из
об ра зов
«звезды»
и
«пустыни»
в
упоми­
наемом
Розановым
стихотворении
«Выхожу один я на дорогу».
В
э том
ко нте ксте
называется
и
«Когда волнуется желтеющая нива»
как
стихотворение,
в
котором
созерцание
при ро ды
также
являе тс я
созерцанием
Бога.
Розанов
раскрывает
фе­
номен
Лермонтова,
вп исыв ая
его
поэзию
в
христианскую
созерцательную
тради­
цию .
И оанн
Да маск ин
—
византийский
песнотворец
и
богослов,
монах-отшельник
VII-VIII
в в., известный в русской поэзии прежде всего по знаменитому « псалм у»
в
поэме
А.
К.
Толстого
«Иоанн Дамаскин» «Б лаг о сла вл яю
в ас,
л еса»
с
благословени­
ем
«каждой былинки»
и
«каждой звезды».
К онце пт
отшельничества
в
розановском
восприятии
Лермонтова
ус ил и вается
упо мин а нием
пустынников
Фиваиды
—
пу­
стынножительской
области
Верхн е го
(южного)
Ег ипта ,
где
сре ди
с урово й
при ро ды
подвизались
первые
хр ист ианск ие
под вижник и,
отличающиеся
строгой
аск езо й,
чудотворством
и
созерцательностью.
Упоминание
преп.
С ерафи ма
Сар овс ко го
так­
же
не
случа йн о:
его
подвижничество
б ыло
продолжением
ду ховн ой
традиции
во с­
точного
монашества24.
«Пушкин и Лермонтов кончили собою всю великолепную Россию от Петра и до
с ебя»25. «Гре хоп а ден и е», которого не знает мир Пушкина («При Пушкине “о к аян­
ства”
—
не
был о.
А
с
“окаянства”,
—
как
уч ит
ис то рия
гре хопа ден и я,
—
и
“начинается
вс е” ...»26), начинается в русской литературе с Гоголя: «Дьявол вдруг помешал палоч­
кой
д но:
и
со
дна
пош ли
ток и
мути,
болотных
п узы рьков...
Это
пришел
Гоголь.
За
Гог оле м
всё.
Тоска.
Недоумение.
Злоба,
много
злобы.
“Лишние люди” .
Тоскующие
люди.
Дурные
лю д и»27.
Образ
Гоголя
в
розановской
эссеистике
пронизывают
я зы­
че ские
и
демонические
м от и вы: «демон,
хва та ющ ийся
боязливо
за
крест», «оборо­
т ень
пр ок л я ты й», «ханжа» (1912), «Великий Кащей нашей литературы»28, «черный
г но м»29. «Мертвый»
Гоголь
напоминает
Розанову
«панночку- ко лдун ью
из
“Вия”»,
а
«живой и вдохновенный»
—
«пана -к ол д уна
из
“Страшной мести”»: «Говорит
—
“колдун”
—
гов ор ит
Го го л ь»30.
В
ли це
Гоголя
как
«последнего великого из великих» 31 в русской литературе
ост ае тся
совершенство
формы32.
Но
л иш аясь
духовного
наполнения,
оно
превра­
щается
в
«дьявольское могущество» «М е р тв ых
д уш»33: «его гений,
нес ра внен ный,
изу мит е ль ный.
Но
со лнце
это
такое
особенное,
во лш ебно е,
куде сни ческ ое ,
которое
для
отражения
св оег о,
для
вопл ощ е ния
своего,
для
проявления
себя
миру
ищет
не­
пременно
капли,
совершенно
крошечной
и
непременно
зав аливш ейся
куда -ни бу дь
в
на воз »34. «Гре хопа де ни е»
Гоголя,
проявляющееся
в
его
сатирическом
восприятии
мира,
отражает
его
сти ль.
В
отличие
от
пушкинского
«языка ангелов», язык Гоголя
—
«язык демонов»: «мы все, “ гре ш ные”,
пишем
п осле
Гоголя
не
ста рой
пушкинской
про зо й,
этой
ясной
и
простой
прозой,
без
множества
придаточных
предложений,
а
гоголе вск ой
п розой ,
запутанной
в
от нош ении
синтаксиса,
но
более
психологически-
сл ож ной,
выр аз ит ельн ой
и
яркой,
—
боле е
“язвенной”,
с
“грешком”. < . ..>
Вот
этой
“грешной”
гоголевской
прозы,
с
ее
загибами
и
по да вле нным
п ла мене м»35.


44
А.
А.
Медведев
Но
в
то
же
вре мя
Гоголь
—
первый
русский
подвижник.
Именно
нач ин ая
с
него
«найти в себе христианина,
яви ть
в
жиз ни
своей
христианскую
ид ею»
стало
зада­
чей
русского
писат еля 36. В этом смысле Гоголя продолжают Достоевский и Толстой:
«Ведь и Толстой,
и
Достоевский,
люд и
бол ее
гого лев ск ого
типа
и
сложения,
с
гого­
левским
углублением
в
себя
и
в
м ир »37.
В
розановском
восприятии
они
предстают
как
подвижники,
пытающиеся
вернуть
рус скую
литературу
к
Богу.
Личность
и
тв ор­
чество
Дост оев с кого
и
Толс того
Розанов
описывает
че рез
ключевые
концепты
рус­
ско й
рели гио зн ост и.
Та к,
п ережи вая
и
осмысляя
Дос тое в ско го,
Роз ано в
отмечал,
что
«был “бли же
к
Исти н е”
Разбойник
на
кре ст е,
нежели
Платон
в
Академии»38.
В
дв ух
словах
Роз а нов
обоз н ач ает
историко-культурную
антитезу
а нт ичной
рационально­
сти
(Пилатовский вопрос Христу «Ч то
е сть
ист ина ?» (Ин.
18, 38)) и евангельской,
кенотической
тр а диции 3 9, которой духовно живет Достоевский.
Это
сопоставление
Розанова
не
слу чай но.
В
знаменитом
«символе веры»
из
письма
к
Н.
Д.
Фонвизи­
ной
Достоевский,
размышляя
об
истине
и
Хр и сте,
отдал
предпочтение
не
истине,
а
Христу
как
ее
живому
нравственному
воплощению.
Не
случайно
Розанов
упомянул
и
б лаг оразум н ого
разбойника,
спасенного
на
кресте
Христом
(Лк.
23, 40-43), ко­
т орый
«и за преступников сделался ходатаем» (Ис.
53, 12).
Вспоминая
в
Дневнике
писателя
за
1880 г.
о
том,
что
на
ка торг е
был
«с разбойниками причтен», Достоев­
ский
невольно
соотносил
св ой
каторжный
опы т
с
кеносисом
Христа,
отсылая
к
про­
роч ес тву
И сайи
(Ис .
53, 12) и его исполнению в Евангелии: «С Ним распяли двух
разбойников,
одного
по
пр аву ю,
а
другог о
по
ле вую
[сторону]
Ег о.
И
с бы лось
слово
Писания:
и
к
злодеям
причтен»(Мк.
15, 27-28; Лк . 22, 37).
Кенотическое
восприятие
Достоевского
проявляется
и
в
«псалме», которым
Розанов
завершает
св ое
эссе,
раскрывая
духов н ую
гл уб ину
Достоевского: «Онго­
ворил,
как
кричит
с ер д цевина
моей
ду ши. / Как тоскует душа всех людей в черные
и
счастливые
минуты...
/ Когда мы плачем. . .
/ Когда мы порываемся. ..
/ Когда мы
клянем
себ я. . .»40.
Э тот
финал,
звучащий
«De profundis», раскрывает псалмопевче­
ски е
интонации
и
инте нции
Досто ев ского : «Из глубины воззвах к Тебе,
Господи:
Го спо ди,
ус лыши
гл ас
мо й» (Пс.
129).
О
том ,
что
Розанов
то чно
уловил
псалмо­
певч еск ую
тр а дицию41
в
творчестве
Дос тоев ск ого,
свидетельствует,
в
частности,
ке­
нотическое
исповедание
веры
Достоевским
в
письме
к
Н.
Д.
Фонвизиной,
где
он
сво ю
«жажду верить»
выражает
п одоб но
псалмопевцу
Да в иду: «<...> ж аж дешь,
как
“трава иссохшая”42, веры,
и
находишь
ее,
собственно
потому,
что
в
несчастье
яснеет
ис ти н а»43.
В
розановском
во спри ят ии
личности
Толстого
также
проступает
ко нце пт
свя­
то го : «Толстой
—
велик ий
че лов ек.
Толстой
—
великая
жи знь »44.
Его
жиз нь
являет
собой
«великую нравственную гармонию,
великую
нравственную
красоту»45.
Ро­
зановское
переживание
Толстого
пронизывает
инт енц ия
жизнетворчества.
В
сво­
ем
не поср ед ств ен ном
восприятии
яснополянской
усадьбы
Розанов
почувствовал
в
Толс том
ост рый
конфликт
между
жизнью
и
творчеством,
словом
и
поведением:
«Как все это не идет к нему,
отлепилось
от
него!
Сидеть
бы
ему
на
завалинке
около
села
или
жить
у
в орот
монастыря,
—
в
хибарочке
“старцем”; молиться,
ду ма ть,
го во­
рить,
не
с
“гостями”,
а
с
прохожими,
со
странниками,
—
и
самому
быть
странником»46.
С
точ ки
зрения
концептов
рус с кой
религиозности
Ро з анов
восп рини мает
и
творче­
ство
Толстого.
Роман
«Воскресенье»
для
Роз ано ва
—
трогательнейшая
христиан­
ская
ле ген да
о
любви
к
бл иж не м у: «простая и бывающая история о том,
как
о дну
убогую
находит
другой
убоги й
и,
д ыша
в
ее
гнойные
раны
(которые есть,
к оторы е
не
за тре шь), дыша ртом своим,
безмерно
любящим
и
смиренным,
ис це ляет
эти
ран ы


О
христ иан с кой
парадигме
в
во сп рия тии
русской
литературы
Розановым
45
ил и,
то ч нее,
как
тут
невидимо
приходит
Бог
и
исце ляет
обоих,
поднимает
в
силах,
берет
обоих
слабых
в
св ои
Отчие
неб есные,
мировые
о б ъяти я»47.
В
Симонсоне
Ро­
занов
видит
р усск ий
коренной
тип
правдоискателя, «повторивший точь-в-точь
древ н их
юродивых,
эт их
лохм аты х,
странствующих,
голодн ы х
и
холодн ы х
“святых”
людей
старой
Ру с и»48.
Розанов
отм еча л,
что
«чистая,
беспримесная»
литература
в
л ице
Ту рг енев а,
Гончарова,
Островского,
у
которых
религиозное
начало
выражено
бо лее
скрыто,
не
удовлетворяет
«русского ума и сердца» .
Не
особенно
привлекала
она
и
е го.
С
точ ­
ки
зрения
мод ели
жизнетворчества
фигура
«великого европейца»
Тургенева
в
вос­
пр ия тии
Розанова
не
являл ас ь
ст оль
зна ч ите ль ной,
бы ть
может,
потому
что
он
бл и­
же
к
писателю
европейского
т ипа: «двухвековое слияние России с Европой <...> в
Тургеневе
нашел
себе
классическое
завершение.
В
нем
и
Европа
я вил ась
в
самых
изящных
своих
сторонах
<...> Для этого классического соединения личное в нем “я”
должно
было
бы ть
именно
не
гениально,
да же
не
уп ор но»49. В розановских статьях о
Тургеневе
прояв л яется
его
«русский»
подход:
его
интересует
не
столько
литератур­
ное
творчество
Тургенева,
сколько
его
«загадочная любовь»
—
любовь
к
Виардо50.
Зато
как
религиозные
явления
притягивали
и
захватывали
его
Достоевский
и
Толстой.
Они
являли
со бой
перерождение
рус ск ой
литературы
в
нечт о
«высшее», в
«религиозное творчество»51, когда происходит переоценка литературы с точки зре ­
ния
ре лиги и: «Это
—
нужнее
литературы,
это
—
ценнее,
выше,
это
реж е
и
труднее
е е»52.
Розанов,
отмечавший,
что
литература
пе рех одит
«в какое - то
действ ие,
д ей­
ственность,
пло д», был прав.
Вед ь
Достоевский
устами
старца
Зос и мы,
благос ло ­
вив шег о
Але шу
на
«великое послушание в миру»53, благословил тем самым целое
рели гиоз н ое
движение
XX в.
—
призвание
каритативного
слу жения
людям
в
миру.
Помимо
старчества
каритативное
служение
людям
выразилось
«монашеством в
ми ру».
Эт от
особый
тип
христианского
подвижничества
яр ко
проявил
се бя
в
ликах
д вух
русских
святых
—
основательницы
Марфо-Мариинской
обители
ми л осе рдия,
великомученицы
Елизаветы
Феодоровны54иматериМарии(Е.
К).
Кузьм и ной -
Ка ра в ае во й). «Монашество
в
миру»
воплощали
в
своей
жиз ни
А.
Ф.
Лос ев,
М.
В.
Юдина,
Н.
А., Павлович,
сестра
Ио анна
(Ю.
Н.
Рейт ли нгер), монахиня Елена
(Е.
И.
Казимирчак-Полонская).
К
это му
идеалу
тянулась
и
А.
А.
Ахматова,
ве дшая
бездо м ный,
ст ран нич еский
и
аскетический
об раз
жизни55.
С толь
религиозный
ит ог
ли те ра турн ого
движения
логичен
и
понятен:
литература
возвращалась
к
сво им
цер­
ковным
исто кам .. .
Исходя
из
средневековой
парадигмы,
в
кот орой
Роз а нов
вос пр инима л
русскую
ли те ра туру,
ст ано вится
понятно
его
негативное
отношение
к
литературе
рубежа
ве­
ко в.
В
эпоху
модернизма
Розанов
—
явный
традиционалист,
в
антитезе
кла сси ки
и
новой
литературы
он
отдает
предпочтение
пер во й.
Св ое
отн оше ние
к
современ­
ной
литературе
Розанов
вы раз ил
стихами
А.
К.
То л сто го : «...дружно гребете во имя
п рекр ас ного
/ Против течения...» 56.
Розанов
с чит ал,
что
«XIX века Россия ожидала
800 лет»
и
«счастливый период нашей литературы видимо подходит к концу,
и
на­
пр асно
надеяться,
что
в
XXиливXXI
в.
мы
буд ем
иметь
в
кармане
такие
же,
как
в
XIXв. “слова и мысли”»57. К концу XIX
в ., по Розанову,
литература
достигла
«общей
световой
силы»
и
сейчас
в
ней
«творится меньшее,
слабейшее»58.
Ди станцир о вание
Розанова
от
современной
ему
л ит ерату ры
связано
с
те м,
что
для
нег о
она
только
«литература».
Средневековая
х рист ианск ая
парадигма,
питаю­
щая
духовность
русской
классики,
уходи ла,
и ссякал а
на
рубеже
веков.
И
Р оза нов
был
первым,
кто
это
почувствовал,
встретив
представителей
нового
искусства
рез ­


46
А.
А.
Ме две дев
кой
критикой.
Декадентство
для
него
бы ло
логическим
завершением
Возрождения
и
Нов ого
времени,
под
кот оры ми
Ро з анов
поним ал
трату
того
духовного
потенциа­
ла,
кот оры й
был
дух овн о
подготовлен
и
накоплен
в
Средние
ве ка : «Средние века
был и
ве лик им
кладохранилищем
сил
человеческих;
в
их
аскетизме,
в
их
отречении
чел ове ка
от
себя ,
в
презрении
его
к
кра сот е
своей,
к
силам
своим,
к
уму
своему
—
эти
силы,
это
сер д це,
э тот
ум
были
сбережены
до
времени.
Эпоха
Возрождения
б ыла
эпохою
открытия
этого
клада»59.
В
противоположность
великому
христианскому
«самоограничению человека»
в
Средние
века
основным
пр инципо м
Нов ого
вр еме­
ни
Розанов
называет
индивидуализм.
Декадентство
в
своем
«беспросветном эгоиз­
ме»
с т ановит ся
последней
точ кой
развития
Нов ого
времени.
По
утонченности,
ум у,
уч еност и,
но
отсутствию
вдохновения,
творчества,
Ро зан ов
соотносил
декаденство
с
эллинистическим
алек санд ри йств ом 60, противопоставляя его таким образом «гре че ­
ско му
периоду
классики»
р усск ого
з олото го
XIX в.
В
декадентах
Ро зан ов
не
видел
«гения», равного Пушкину и Лермонтову.
И
с
эт им
приходится
согласиться:
в
1909
г.,
к
котором у
относится
эта
розановская
оценка,
вряд
ли
можн о
б ыло
к ого- то
на­
звать
гением.
Г ении
буд ут
рождаться
позже,
когд а
Пер вая
мировая
вой на
и
револю­
ции
вернут
литературу
в
рус ло
христианской
системы
ценностей.
О
христианском
феномене
рус ск ой
литературы
Розанов
продолжает
писать
и
после
1917 г., но оценка его становится резко отрицательной:
литература
не
выпол­
н ила
с вою
сотериологическую
функцию61.
Национальную
особенность
русской
ли­
тературы,
ее
отличие
от
европейской
литературы
Розанов
вид ит
в
бескорыстном
и
самоотверженном
«служении»', «выше русской литературы <...>
не
бы ло
ничего
в
целой
всемирной
литературе,
и
именно
—
по
служению
народу
и
человечеству»62.
Литературу
ре в олюцио нных
демократов
и
социалистов,
а
также
их
жизненное
пове­
де ние
Розанов
описывал
в
новозаветных
концептах
Голгофы,
Нагорной
проповеди,
бедного
Лазаря,
раскрывая
тем
самым
их
скрытый
христоцентричный
характер:«во­
обще
пр иня ли
на
се бя
Г ол гофу
д олготе рпен и я...», «что же выше Нагорной проповеди
и
привл еч е ния
“чистого сердца”
на
“алтарь отечества”
нашей
хмуро й
и
несчастной
Руси...
<...>
что
выше
священного
служения
Человечеству,
сироте,
бедняку?<...>
Мы
так
измучились,
измучены...
Голгофский
страдалец
—
это
Россия,
это
мы...»63;
«Это
—
по т,
страдание,
по двиг .
Вот
Он.
Голгофский
Страдалец
сказал.
А
русская
литература
вся
превратилась
в
Гол гоф у
от
Шлиссельбурга
и
от
Гершельмана...»64.
Тем
са мым
Розанов
раскрывает
в
сознании
русских
п исател ей-атеи сто в
их
скрытые
(«в тайне и сердце») христианские интенции65.
Однако,
о писы вая
сознание
рус с кой
интеллигенции,
Роз а нов
уточняет,
что
это
было
не
церковное
христианство,
а
его
гум а низир ова нна я
версия,
христианская
этика ,
к оторо й
обосновывался
социализм:
«Мы соединим величайший позитивизм,
п олную
трезвость
взглядов,
—
полн ую
ре­
альную
научность
—
с
тем,
о дна ко,
что
с
Голгофы
потекло
в
сердце
че лов ечес кое ,
утеши ло
и
облагородило
его ,
возвеличило
и
истончило...
что
ест ь
самое
гуманное,
эфирное,
о
чем
человечество,
как
о
недостатке
своем,
всегда
р ыд ало...»66.
Раскрывая
скрытые
христианские
инте нц ии
народнической
инте л лиге нции,
Розанов
задается
во пр о со м, «каким образом величайшая благожелательность,
пря­
мо
“христианские чувства”
—
п ра вда,
без
упо м инания
имени
Христова,
—
и
вечное
служение
родине,
—
только
родине,
—
народу
и
только
нар оду ,
—
но
не
с
забвением
и
универсальных
задач
че лов ечес тва ,
и
вообще
в сего
гуманного,
просветительного,
школьного, <...>
пр иве ло
именно
к
тому,
что
все
“провалилось,
погибло”»67.
Пр и­
чи ной
этого,
видим о ,
и
являе тс я
оторванное
от
церкви,
гуманизированное
христи­
анств о
революционных
демократов,
к оторое
становится
л ожным
христианством
—


О
христианской
парадигме
в
в ос прия тии
русской
л итер атур ы
Розановым
47
предателем
Иу до й: «Грановский,
Б елинск ий ,
Станкевич,
люди
совершенно
чистые,
люди
страдальческие
и
жертвенные,
и
Некрасов,
Ще дри н,
люд и
уже
ино го
разбора,
Бакунин
и
Кропоткин
<...>
в друг
почувствовали
бы
вар
горяче го
золота,
вар
рас­
плавленного
золо та,
вар
банковского
золота
—
вар
Иудиного
золота,
—
за
великое
и ст ориче ское
п ред ате льств о...
Кипи,
окаянный
Иу да,
в
золоте...
Ты
был
окаянен
в
зе мле
своей.
Ты
мнил
се бя
св ят ым , “жертвою”,
замученным
и
праведником...
Но,
по­
истине,
слова
проход ят,
а
дела
ос таю т ся...»68.
Христоподобная
русская
литература,
по
Розанову,
яви ла
с обой
евангельскую
историю
с
предательством
Иуд ы
и
распя­
тием
России.
Таким
образом,
в
розановском
восприятии
рус с кой
литературы
христианство
яв ля ется
исходной
концептуальной
мо дель ю.
Русс кая
литература
раскрывается
Розановым
как
феном ен
рус ског о
религиозного
сознания.
Постигая
русскую
лите­
ра туру
изнутри
русской
религиозной
традиции,
из
к оторо й
она
рос ла
и
которой
пи­
талась,
Роз ан ов
находит
ор га нич ный
для
ее
поним а ния
метод.
В
э том
за ключа етс я
уникальность
восприятия
Розановым
рус с кой
к лассик и
—
«в тот же образ,
от
с лавы
в
славу»(2Кор. 3,18).
1 Розанов В .
В.
С
ве рш ины
тысячелетней
пира м иды
(Размышление о ходе русской литературы)
(1918) // Собр .
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С. 673.
2 Розанов В.
В.
А.
С.
Пушкин
(1899) // Собр .
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С. 36-
37.
3 «О правде и искренности в искусстве» (1856), «И .
С.
Тургенев
и
его
деятельность.
По
повод у
романа
“Дворянское гнездо”». Статья вторая (1859).
4 Например,
об
этом
писал
выдающийся
п равославны й
богослов
и
п од вижник
XX в.
архим.
Со­
фроний
(Сахаров): «Самое высокое искусство
—
это
искусство
ж ит ь. <...> искусство жить,
то
ес ть
владеть
собою
на
всякий
час,
во
всяком
мест е,
во
всяком
деле,
со
всяким
человеком
—
есть
несомненно
высшее
из
все х
искусств;
и
самое
прочное
при
этом,
потому
что
уйдет
оно
с
чело­
век ом
и
за
гроб,
в
вечную
жизнь » (Софроний (С ах аро в), архим.
Письма
б лизким
людям.
М.,
1997.
С.
52-54).
Важ ным
явлен ием,
благодаря
которому
установки
православного
подвижни­
чества
органично
вливались
в
русскую
культуру,
стало
учение
И.
В.
Киреевского
о
целостном
поз нан ии
ис тины .
Это
у ч ение,
н аправленн ое
прот ив
рац ио нали зма
и
отвлеченности
европей­
ско й
фи лос офи и,
п ит алось
святоотеческим
пpeдà ниeм
и
прониза но
духовным
опытом
учителей
Православного
Востока.
В
частности,
К и реевск ий
о пир ался
на
оппози цию
пре п.
Исаака
Сири­
на,
противопоставившего
«слово действенное» « сл о в у
красноречивому»,т.
е. «не оправданному
де ят ел ьно с ть ю» (Святого отца нашего Исаака Сирина Слова духовно -п о дв иж ни чес кие .
М.: Из­
да ние
К озельск ой
Введенской
Оптиной
Пу с ты ни , 1854 (2004). Слово
1. С. 8).
5 Лотман Ю.
М.
Рус ск ая
ли тер ат ура
послепетровской
э похи
и
христ ианск ая
тра д иция
(1991) //
Лотман
Ю.
М.
О
поэтах
и
по эз ии.
СП б ., 1996. С. 256.
6 Тамже.
С. 255-257.
7 Розанов В .
В.
Гр.
Л.
Н .Т олст ой (1898) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С. 35.
8 Розанов В.
В.
Возв ра т
к
Пуш ки ну
(1912) // Розанов В .
В.
О
Пушкине.
Эс се
и
фрагменты.
М.,
1999. С .
113-114.
9 Розанов В .
В.
О
Пушкинской
Академии
(1899) // Розанов В.
В.
О
Пуш к ине.
Эссе
и
фрагменты.
М ., 2000. С. 96-97.
10 Розанов В.
В.
С
ве ршин ы
тысячелетней
пирамиды.
С. 671.
11 Лосев А.
Ф.
Ист о рия
ан ти чной
эстетики.
Ит оги
тысячелетнего
развития.
В
2-х
кн.
М ., 1994.
Кн. 2. С. 314.
12 Розанов раскрывает изначальное значение слова «к о смо с».
Платоновский
термин
cosmos в
зна че нии
«космическое украшение»
подр о бно
пр оанал изи ро вал
А.
Ф.
Лосев.
Художественная
украшенность
у
Пла т она
является
принципом
вс его
мироздания: «небо,
украшенное
по
всему


48
А.
А.
Ме две дев
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
сво ему
пространству
звездами,
“которые созданы из огня как нечто светлое и прекрасное”,
пред­
ставляет
собой
“истинный космос” (Tim. 40а). <...> Так,
небесная
земля
у
П лато на
ук рашен а
чи­
стым и
драгоценными
камнями,
сердоликами,
яшмами,
смарагдами,
а
так же
золотом,
серебром
и
про ч ими
драгоценными
металлами
(Phaed. 110 с -11
la)» (Лосев А .
Ф.
Ист ор ия
античной
эсте­
тики.
Софисты.
Сократ.
Пл ат он.
М., 1969. T. II. С. 445-448).
Розанов
В.
В.
О
Пушкинской
Акаде мии.
С. 97,98.
Письмо
Роза нова
Э.
Ф.
Голлербаху
от
8 августа 1918 г .// Ро занов В .
В.
О
Пу шкине .
Эс се
и
фр аг­
мент ы.
М., 1999. С. 340.
Розанов
В.
В.
Возврат
к
Пушкину.
С. 115-116.
Что
соответствует
противопоставлению
циклической
концепции
античного
мышления
библей­
ско й
традиции
мистического
ис т оризма
(Аверинцев С .
С.
По ряд ок
космоса
и
п оря док
исто­
рии
// Аверинцев С.
С.
П оэт ика
ранневизантийской
литературы.
М . , 1997. С. 92-93).
Розанов
В.
В.
Пушкин
и
Лермон то в
(1914) // Розанов В.
В.
О
Пу шкине.
Эссе
и
фрагменты.
М.,
1999. С .
119.
Розанов
В.
В.
О
Лермон т ове
(1916) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С. 643.
«Слава в вышних Богу,
и
на
з емли
мир,
в
человецех
благоволение»(Лк. 2,14).
Розанов
В.
В.
Заметка
о
П уш кине
(1899) // Розанов В .
В.
О
Пушкине.
Эссе
и
фрагменты.
М.,
1999. С . 49-50.
Тон
—
важнейший
си мвол
романтического
мировосприятия,
с
характерной
для
него
музыкаль­
н ост ью,
являющийся
ключевой
категорией
в
мировосприятии
Роз ано ва
и
в
оце нке
им
лите­
ратуры.
Уже
в
первой
книге,
выделяя
в
п рои зведен ии
два
взаи мосвя занн ы х,
образующих
его
единство
элемента
(тон как «т а йный
смысл
формы»(ритмаиязыка)
и
сюжет
как
«явный смысл
с од ерж а ния»), Розанов понимает тон как предшествующее произведению «об щее
настроение»,
которое
определяет
выбор
сюжета
и
выражается
в
рит ме
и
яз ыке
(Розанов В.
В.
О
понима ни и.
М., 1996. С . 450, 452).
Розанов
В.
В.
О
Лермонтове.
С. 642.
Там
же.
Пустынножительство
п реп.
Серафима
явилось
«изумительным воскресением тех тихих и созер­
цательных
душ ,
какие
во
2-м, 3-м, 4-м
веках
наше й
эры
жили
в
пустынях
Ливии,
Синая,
Сирии»
(Розанов В.
В.
По
тихим
обителям
// Розанов В.
В.
Соч.: В2
т.
М ., 1990. Т.
1. С. 401).
Розанов
В.
В.
Опавш ие
листья.
Короб
первый
// Розанов В.
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М. , 1990.
С. 260.
Розанов
В.
В.
Забытое
возле
Толстого...
(1910) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М.,
1995. С . 473.
Розанов
В.
В.
Опавшие
лис ть я.
Короб
пер в ый.
С. 260.
Розанов
В.
В.
К
выходу
сочинений
Аполлона
Григорьева
// Колокол. 1916. 26 февр.
Розанов
В.
В.
С
вершины
т ы сячелет ней
пирамиды.
С. 672.
Розанов
В.
В.
Загадки
Гоголя
(1909) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С. 336.
Розанов
В.
В.
На
закате
дней.
Велич айши й
мастер
с лова
(1907) // Собр.
соч.
О
пи сатель стве
и
писателях.
М ., 1995. С. 224.
Розанов
В.
В.
Ген ий
ф ормы
(1909) // Собр.
с оч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С. 345.
Розанов
В.
В.
О павш ие
листья.
Короб
первый.
С. 260.
Розанов
В.
В.
Ген ий
формы.
С. 347.
Розанов
В.
В.
Толстой
и
к рап ивенск ие
аборигены
(1910) // Собр .
соч.
Загадки
русской
п рово­
кации.
М., 2005. С. 435-436.
Розанов
В.
В. 50-летие
к ончин ы
Го голя
(1902) // Новое Время. 1902. 21 февр.
С. 3.
Розанов
В.
В. 25-летие
кон чины
Некрасова
(1902) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М.,
1995. С .
ПО.
Розанов
В.
В.
Чем
нам
дорог
Дост оевск и й? (1911) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М.,
1995. С. 536.
Как
от ли чие
от
виз ант ий ской
традиции
Г.
П.
Федот ов
от мет ил
ск лон ност ь
русской
ду ши
к
евангельскому
образу
уничиженного
Христа,
которую
он
назвал
русским
к енот и змом
(от греч .
xévœaiç —
уничижение,
истощение
Христа
в
человеческом
обра зе ). В кенотическом восприятии
христианства
любовь,
милос е рдн ое
снисхождение
Бо га
ко
грешнику
преобладает
над
страхом
Божиим
и
Законом.
Розанов
В.
В.
Чем
нам
дорог
Досто евск ий ?
С. 536.


О
христианской
парадигме
в
вос прия тии
рус ско й
литературы
Розановым
49
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
Популярность
Псалты ри
в
Д рев ней
Ру си
общеизвестна:
она
з вуч ала
на
литургии,
была
люби­
мым
домашним
чтением,
одной
из
самых
цит ируе м ых
кни г.
О
значении
Псалтыри
в
русс ко м
ре ли гиоз ном
созн ани и
Розан ов
п и са л: «Остается совершенно бесспорным,
что
любимейшая
церковная
книга
нашего
народа
есть
П салт ирь
<...> дивные эти
песнопения,
хвалящие
Бога,
зовущие
Бога,
как
бы
в
богоприсутствии
запетые»(РозановВ.
В.
Американизм
и
а мер иканцы
(1904) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С.
190).
Ср . «молитва страждущего»
к
Богу
в
сто
первом
пс алм е: «Уязвен бых яко трава,
и
изсше
сер дце
мо е,
яко
забых
снести
хлеб
мой
(«сердце мое поражено,
и
иссохло,
как
трава,
так
что
я
забываю
ест ь
хлеб
мой » (Пс. 101,5)).
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
собр .
соч.: В30
т.
Л ., 1985. Т. 28. Кн.
1. С.
176.
Розанов
В.
В.
Забытое
возле
Толстого...
С. 471.
Розанов
В.
В.
На
закате
дней.
Ве лича йши й
мастер
слова.
С. 227.
Розанов
В.
В.
Пое з дка
в
Ясную
Поляну
(1908) // Собр .
соч.
О
писательстве
и
писа тел ях .
М.,
1995. С. 320.
Розанов
В.
В.
На
закате
дней.
Л.
Т олсто й
и
интеллигенция
// Собр.
соч.
О
писательстве
и
пи­
сателях.
М., 1995.
С.
239.
Подобный
эпи зод
и меет ся
в
«Легенде о св.
Юлиане
Милостивом»
Г.
Флобера,
переведенной
И.
С.
Тургеневым,
в
которой
повествуется
о
том,
что
Юлиан
ко рмит ,
поит
и
согревает
прокаженного
своим
телом
—
«ртом ко рту,
грудью
к
гру ди ». Подобный эпи­
зод
расск азы вает ся
и
в
Ж итии
св.
М арт ина
Милостивого,
епископа
Турского,
который,
входя
в
Париж,
встретил
прокаженного
и
«милосердствуя над ним,
облобызал
его
и
благословил,
—
и
вот
страдавший
вдруг
очистился
от
проказы
и
на
другой
ден ь
прише л
в
церковь,
воздав
благо­
дарение
за
свое
исцеление».
Юлиа на
М илос тив ого
упомин а ет
Иван
Карамазов
в
с вязи
с
про­
блемой
христианской
люб ви
к
бл ижнем у : «я никогда не мог понять,
как
можно
любить
свои х
ближ них .
Именно
ближ ни х- то,
по-моему,
и
не в озможно
л ю бить,
а
разве
ли шь
дал ьних » (До­
стоевский
Ф.
М.
Поли.
собр.
соч.: В30
т.
Л ., 1976. Т. 14. С. 215). Как известно,
проблема
любви
к
ближн ему
и
д альн ему
б ыла
важной
и
для
Толстого.
На
закате
дней.
Л.
Толстой
и
интеллигенция.
С. 239.
Розанов
В.
В.
Ив.
С.
Тургенев.
С. 141.
Розанов
В.
В.
Виар до
и
Тургенев
(1910) // Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С.
437-442; Розанов В.
В.
Заг ад очн ая
любовь
(1911)// Собр.
соч.
О
писательстве
и
пис ат еля х.
М.,
1995. С. 536-545.
Розанов
В.
В.
Нов ая
работа
о
Тол с том
и
Достоевском:[Рец.
на
кн .: Мережковский Д.
Лев
То л­
сто й
и
Дост ое вс к ий] // Новое Время.
1900. 24 июня.
О
«религиозном творчестве»
писателей-
психологов
как
одной
из
национальных
особенностей
русской
литературы
Розанов
писа л
уже
в
первой
своей
книге:
в
от ли чие
от
орт од окс а льной
религ иоз ност и
писателей-наблюдателей
(Пушкин,
Г о нч аро в ), «простая и прекрасная вера»
которых
«чище и спокойнее», вера психологов
(Лермонтов,
Гоголь,
Л.
Толстой,
Д остоев ск и й) «бывает скорее жаждою веры.
Она
по лна
анал и­
за,
нико г да
не
бывает
орт одок с ал ьна
<...>» (Розанов В .
В.
О
понима ни и.
М., 1996. С. 462-463).
Роза нов
В.
В.
Нов ая
работа
о
Толс т ом
и
Достоевском.
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
собр .
соч.: В30
т.
Л ., 1976. Т.
14. С . 71-72.
С
пода чи
М.
В.
Нестерова
Р озан ов
в
поддержку
дея тел ьног о
слу ж ения
велик ой
княгини
напи­
сал
в
«Новом Времени»
бо л ьшую
статью
«Великое начинание в Москве (1909)» (Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Старая
и
молод а я
Россия.
М ., 2004. С . 75-87).
О
ее
желании
уйти
в
монастырь
см.: Найман А.
Ра ссказ ы
о
А нне
Ахматовой.
М., 1999. С. 80-81.
Розанов
В.
В.
Не
верьте
беллетристам...
(1911) // Собр .
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М.,
1995. С. 486.
Розанов
В.
В.
Д умы
и
впечатления
// Новое Время. 1900. 2 апр.
С. 4.
Розанов
В.
В.
А.
С.
П у шкин.
С. 36.
Розанов
В.
В.
Декаденты
(1896) // Собр.
соч.
Легенда
о
Ве лик ом
инквизиторе
Ф.
М.
Достоев­
ского.
М., 1996. С. 417.
Розанов
В.
В.
Критик
русского
décadence’a (1909) // Собр .
со ч.
Старая
и
молодая
Россия.
М.,
2004. С. 308.
Розанов
В.
В.
С
вер шины
тысячелетней
пирамиды.
С. 666.
Розанов
В.
В.
С
ве рш ины
тысячелетней
пира мид ы
С. 668.
Там
же.
С. 667.
Там
же.
С. 669.


50
А.
А.
Медведев
65 О скрытых христианских интенциях разночинцев и народников писал и Г.
П.
Фед отов ,
к оторый
«в неистовстве Белинского,
в
тоске
Добролюбова,
в
иде ол огиче с ком
аскетизме
40- х
год ов», но
особенно
в
«подвижничестве»
народничества
видел
«стихийное безумие религиозного голода,
не
утоленного
целые
в ека»: «за Лавровым,
за
Боклем
явно
стоит
образ
ино го
Учителя,
зовуще­
го
на
жертвенную
см ер ть » (Федотов Г.
П.
Тр агеди я
интеллигенции
// Федотов Г.
П.
Су дьба
и
гр ехи
России.
Избранные
статьи
по
философии
русской
исто рии
и
культуры.: В2
т.
С Пб ., 1992.
T. 1.С. 90).
66 Розанов В .
В.
С
в е ршины
тысячелетней
пирамиды.
С. 6 67-668 .
67 Там же.
С. 667.
68 Тамже.
С. 670.


В.
А.
Фат еев
(С.-Петербург)
Роза нов
ц
славянофильство
Розанов
высоко
оценивал
рол ь
славянофильства
в
формировании
русского
на­
ц ион альн ого
м иро во спр ият ия : «Хомяков и славянофилы положили остов “рус с ко­
го
мировоззрения”,
к оторое
не
опрокинуто
до
сих
пор ,
которое
может
име ть
или
не
иметь
последователей
и
все-таки
оставаться
истинным»1.
Часто
об ращая сь
к
теме
славянофильства,
однако
обычно
он
трактовал
это
поня т ие
не
в
уз ком
смыс ле
(кружок ранних славянофилов или их учение), а расширительно,
как
тече н ие
рус ­
ской
мысли,
объединявшее
сторонников
идеи
самобытности
оте чест в енн ой
культу­
ры.
Он
от но сил
к
эт ому
течению
просвещенного
патриотизма
и
«почвенников», и
«поздних славянофилов», и всех других мыслителей,
стоявших
за
с ам ост оятельн ый
по
отношению
к
Европе
п уть
развития
России,
в
том
числе
и
отступавших
от
каких -
то
частных
пол оже ний
славянофильской
доктрины,
—
таких
как
К.
Н.
Леонтьев
или
Н.
Я.
Дан илевск ий.
«Славянофилами»
нередко
называл
Розанов
и
исторических
де яте лей,
работавших
на
созидание,
на
ук р епл ение
России,
у
него
да же
ест ь
ст атья
«О славянофильстве Екатерины»2.
Отношение
Розанова
к
славянофильству
в
разные
пе ри оды
его
тв орчес кой
биографии
менялось,
но
в
целом
он
был
весьма
близок
к
эт ой
важнейшей
ветви
русского
любомудрия.
П.
Б.
Струве,
например,
возводил
«идейную родословную»
Розанова
«к славянофильству в той мистической окраске,
которую
придал
ему
Достоевский»3.
Со
славянофильством
Ро з анов
чаще
всего
связ ыв ал
свои
над еж ды
на
духовное
обновление
России.
Не
случайно
все
те
мыслители,
кот оры х
о со бенно
выделял
Розанов
и
считал
«умнее и даровитее»
себ я,
примыкали
к
славянофиль­
ств у: «Все были почти славянофилы,
но
в
сущности
—
не
сл авяно фил ы,
а
—
оди ­
ночки, “я”»4.
В
исследованиях
о
Ро з анове
его
творческое
наследие
нередко
рассматривается
как
единое
цел ое,
а
его
взгляды
как
практически
неизменные.
Вопиющие
противо­
речия
его
творчества
трактуются
в
дух е
модной
ны не
«антиномичности».
В
како й-
то
ме ре
это
так
и
есть,
ибо
обусловлено
какой-то
небывалой,
почт и
п атол оги чес кой
двойственностью
души
Розанова.
Можно
легко
по доб ра ть,
например,
большой
ряд
апологетических
выск аз ыван ий
Розанова
о
христианстве
и
Церкви
—
выс к а зыва­
ний
вдохновенных
и
искренних,
и ли,
наоборот,
целый
«букет»
антихристианских
ц итат
—
не
менее
зажигательных
и
л ично ст ных.
Но
разве
мож но
сопоставлением
таких
цита т
объективно
отразить
тем у
хр ист ианст ва
у
Розанова?!
Это
в
равной
мере
относится
и
к
славянофильству,
так
как
его
основу
составля­
ет
православие.
По
моему
глу бок ому
убеждению,
иде и
Роз ано ва
невозможно
ад ек­
ватно
о це нить
вне
хрон олог ич еск ого
к онт екс та,
не
об ра щая
внимания
на
то,
в
ка кой
им енно
период
выр а жены
те
или
иные
мысли,
так
как
его
взгляды
—
и
прежде
всего
в
отношении
к
хр ист ианст ву
—
несколько
раз
коренным
образ ом
менялись.


52
В.
А.
Фатеев
Пос ле
раннего
консервативно-православного
этапа
(примерно до 1897 г. ) нас ту ­
пил
длительный
либ ер аль ный
пер ио д,
отмеченный
увлечением
темой
св язи
пол а
и
религии,
сближением
с
кружком
«декадентов»
во
глав е
с
Мережковскими,
ин тер е­
сом
к
язычеству
и
иудаизму
и
подспудным,
внешне
п очти
не
декларируемым
анти­
христианством
(до 1909-1910 гг.) .
Затем,
после
д уховн ого
перелома,
наступил
тре­
т ий,
на иб олее
зрелый
э тап
в
творчестве
Розанова,
который
был
отмечен
возвратом
к
консерватизму,
православию
и
Церкви,
при
со хра не нии
интереса
к
теме
семьи,
брака
и
пола.
Катастрофа
ре в олюции
обусловила
наступление
нового,
радикально
ино го
периода,
выражением
которого
стал
открыто
ант ихр ист ианск и й
«Апокалип­
сис
нашего
вре м ен и» (особым богоборчеством пронизан полный вариант,
опубли­
кованный
в
2000 г.).
Вполне
осознавая
условность
всякого
рода
периодизаций,
все
же
считаю,
что
по
отношению
к
идеям
Розанова
необходим
хронологический
под­
ход,
по
крайней
мере,
в
разработке
тем
«идеологического»
ха ракт ера .
И
данн ая
тема
требует,
на
мой
взгляд,
именно
такого
подхода.
Определяя
ве хи
своего
духов н ого
пут и,
Розанов
на хо дил
истоки
своего
сл авя­
нофильства
в
кос тром с ком
дет ст ве: «Славянофилом я был только в некоторые поры
жизни.
Во-первых,
я
был
им
в
детстве
(младенчестве): памятник Сусанину в Ко­
строме,
пени е
песенки
окружающими
(Рылеева): “Куда ты завел нас,
не
видно
ни
зги...
вскричали
вр аги” .
Н енавист ь
к
полякам,
кот оры е
устраивают
пожары
(слухи
1869-70 гг. )
и
чтение
“Тараса Бульбы”»5.
Пережив
в
юности
характерное
для
того
времени
увлечение
нигилизмом,
Розанов
к
концу
студенчества
ст ал
пылк им
сто ­
ронником
славянофильских
воззрений.
О
своем
интересе
к
славянофилам
в
студен­
ческие
год ы
Розанов
в сп ом и нал: «...об
“издании полного собрания их сочинений”
(corpus slowenophilorum —
мечтал
я
еще
сту д ент ом )»6.
Со чи нения
Розанова
1890- х
гг.
в
той
или
ино й
степени
окрашены
в
слав яно­
фильские
тона.
В
статье
1890 г., посвященной H.
Н.
Страхову,
его
стар ш ему
другу
и
наставнику,
Роз ан ов
изложил
с вое
по ним ание
славянофильства,
образующего
«единственную у нас школу оригинальной мысли»7. От пра вляяс ь в 1893 г.
на
служ­
бу
в
Петербург
по
вызову
когда-то
близкого
к
ранн им
с ла вяно филам
Т.
И.
Фи­
л иппов а,
соз да в шего
в
Государственном
контроле
кружок
друзей
и
по ч ит ателей
«Аксакова,
Хомякова,
Г ил яров а-Пл атон ова
и
Константина
Леон тьев а »8, Розанов
недвусмысленно
с вязы вал
свои
воззрения
со
славянофильством: «Я ехал с глу­
боко й
любов ью
к
памяти
названных
лиц,
с
гор я чею
надеждой
продолжать
или
поддерживать
их
напр авл ени е,
—
вообще
с
“верой и надеждою”
в
са мое
с лав яно­
фильство
как
доктрину
целостного
воззрения
на
свой
нар од
и
свою
ист о ри ю»9.
Однако
отношения
с
кружком
«эпигонов славянофильства»
сложились
у
Ро­
занова
неудачно.
В
и юле
1895 г.
Розанов
писал
С.
А.
Рачи нс ко му
о
финансовых
мах инаци ях
чин овны х
«славянофилов»
и
своем
полном
разочаровании
в
круж­
ке : «Таковы - то
преем ник и
Хо мяко ва
и
Киреевского;
слав яноф и льс тв о,
не
раз­
руше нн ое
в
идеях,
давно
разрушено
в
лю дях »10.
Розанов
был
д аже
готов
заявить
пе чат но
о
своем
отречении
от
сл ав ян офи л ь ства : «Судьба столкнула меня,
тотчас
по
переезде
в
Пе те рбур г,
с
целою
груп п ою
л иц,
которые
говорили,
что
они
с уть
преемники
Хомякова,
Киреевских
и
Аксаковых.
Все
они
были
пол ны
сам омн ения ,
гордости
и
бездарности.
Зн акомств о
с
ними,
невольное
и
длившееся
много
ле т,
довело
ме ня
до
последней
степени
возмущениями
мне
чем-нибудь
и
как-нибудь
хот ело сь
вы сказат ь
ра зделен но ст ь
св ою
с
ним и»11.
Розанов
пи сал
по зже
об
это м
как
одн ом
из
поворотных
моментов
своей
б иог раф ии: «Афанасий и Тертий.
Не­
на вис ть
к
славянофилам,
к
бор о де,
поддевке,
фразе
и
обману.
—
“Вот они какое


Розанов
и
славянофильство
53
жул ье ”.
Примыкаю
к
д ек аде нт ам...»12.
Показательно,
что
разрыв
с
кружком
«ква ­
дра тны х
сл ав я но фил о в»13 совпал у Розанова с отходом от христианства,
увлечени­
ем
темой
пола
и
сближением
с
декадентами.
К
руб ежу
веков
критическим
становится
не
только
отношение
Розанова
к
фи­
липповскому
круж к у,
но
и
его
восп рия ти е
славянофильства
в
ши роком
смысле.
Если
ранее
он
видел
в
нем
«целую школу национального сознания»14, то в 1900- е
гг.
его
сочинения
изобилуют
не га ти вными
отзывами
о
славянофилах.
Противопостав­
ляя
«кабинетным»
теоретикам-славянофилам
настоящую
«народность»
Н.
А.
Не­
красова,
Ро зан ов
писа л: «В это время славянофилы кисли в своих “тре х
основах”,
проповедывали
“хоровое начало”
и
ни чего
у
них
не
выходило»15.
Розанов
упре ка л
«весь московско -ар ист ок р ат ич еский
кружок
славянофилов
в
н е доста тке
пр ос той
и
непосредственной
любви
к
народу»16.
Воп рек и
тому,
что
он
утверждал
ранее
и
поз­
же,
Розанов
пис ал
в
1902 г .: «Школу Хомякова и вообще старых славянофилов мож ­
но
считать
разбитой
и
уничтоженною
Соловьевым,
по
той
очень
прос той
пр ич ине,
что
он
указал
на
ту
ист ину
Запада,
что
он
1) думал 2) страдал 3) искал,
а
Восток
просто
4) спал»17.
Розанов
нашел,
что
танцоры
из
Сиама
гораздо
«славянофильнее»
речей
И.
С.
Ак сак о ва18.
В
стат ье
«Национальные таланты»
Роз а нов
отм ет ил
ошиб­
ку
в
«конструктивном построении»
слав яно фило в: «Они хотели предвидеть и даже
предначертывать
России
ее
“исторические пути”», и это позволяло поставить им
в
упрек
«схематические построения,
при ло жения
к
России
Гегелевских
триад»19.
Роза нов
на ход ил
противоречие
между
с в ободо люби ем
славянофилов
и
превозно­
шением
ими
консервативных
русских
нач ал: «Славянофилы стояли за свободу,
но,
предначертывая
“русские пути”,
они
впа да ли
в
глубо чай шее
противоречие
с
луч­
шею
собственною
и д еею»20. Еще большим парадоксом звучит упрек,
брошенный
Ро­
зановым
«напыщенным и чванливым»
славянофилам
вс лед
за
T. Н.
Гра но вски м
за...
«малое чувство родины»: «Эти безнадежные археологи- эст е т ы
носили
только
флаги
с
по дпись ю
“Отечество”. Вечно они кому- то
под ра жа ли,
лезли
в
пышные
сравнения
не
то
с
велик им и
рим л янам и,
не
то
с
знаменитыми
виз ан тийца ми,
не
то
с
достопа­
мятными
лицами
старомосковской
державы.
И
б ыли
зан яты
соб ою
и
собою,
вместо
того,
чтобы
зан ять ся
Россиею
и
Россиею»21.
Розанов,
выражая
в
эт ой
с татье
а нти па­
тию
к
славянофильству
«с его накладными волосами и вставными зубами», прояв­
ляет
себя
здесь
скорее
как
западник.
Изменение
во
взглядах
мыслителя
бросалось
в
глаза.
В.
По лон ск ий,
например,
писал
позже
о
Роз ан ов е: «Реакционер,
славянофил,
идеолог
и
апологет
Старой
России,
в
годы,
последовавшие
за
японской
во йно й,
он
сделался
западником
отъявленным,
убежденным»22.
В
эт от
период
кри ти чес кого
отношения
к
славянофильским
идеям
Розанов,
вт оря
П.
Н.
Милюкову,
Вл.
Соло­
вьёву
и
другим
западникам,
написал
даже
своего
р ода
«некролог»
—
«Поминки по
славянофильстве
и
сла вян оф ил ам », отрицая наличие у этого течения теоретиков -
и деа лис тов
каких-либо
де л, «осязаемых плодов»23.
В
посвященной
славянофильству
об ш ирной
с татье
из
цикла
«Пестрые темы»
(Русское Слово.
1908. 22
и
25 мая)
Роз ано в
заявлял
о
крайней
несамостоятельно­
сти
сл а вянск их
народов
и
о
благотворности
преобладающего
у
нас
европейского
вл ия н ия : «Мы всегда были приткнуты к чужим цивилизациям,
мы
ели
из
чужого
корыта,
не
св ой
хлеб;
п или
из
чуж ого
ве дра,
не
у
своего
во до по я»24. Он утверждал на
эт ом
основании,
что
вражда
к
Западу
—
«смертный грех старого славянофильства,
притом
совершенно
иск у с ст ве нный...»25. «Между
тем
безрассудною
и
ненужною
враждою
своею
к
западной
цив или зац ии,
упреками
ей,
у кор ами
ей,
презрением
к
ней
славянофилы
возмутили
против
себя
все
бл агород ны е,
бескорыстные
э л ементы


54
В.
А.
Фатеев
русского
общества», хотя «это
презрение
б ыло
деланым
и
наружным,
“для дела”,
“для программы”»26.
Вм есте
с
тем,
как
справедливо
под ме тил
Розанов,
славянофилы,
о тр ицая
За­
пад ,
сами
бы ли
настоящими
«европейцами»
в
Р ос си и: «Все старые славянофилы
<...>
б ыли
не
только
образованнейшими
людьми
своего
времени,
но
и
горячо
лю­
б или
и
втайне
благоговейно
чт или
западную
цивилизацию»27.
Славянофилы,
как
в
иные
времена
не
раз
подчеркивал
Розанов,
отрицательно
о тн осил ись
к
Зап аду
вовсе
не
потому,
что
они
не
зн али
Европы.
Наоборот:
все
они
б ыли
по-европейски
об­
разованны
(Розанов постоянно подчеркивает даже,
что
был и
умн ы
и
образованны
ч ре зме рн о), и отошли от Запада потому,
что
слишком
хорошо
познали
рационали­
стиче ску ю
сущн ос ть
европейской
цивилизации
и,
ис пыт ав
от
нее
безотчетную
не­
уд ов лет в оре нн ос ть 28, обратились к ее отрицанию .
Так им
т ипич ным
европейцем
по
знаниям
и
методичности
был
старший
друг
и
наставник
Розанова
Ст рах ов,
придер­
жива в ший ся
славянофильских
взглядов.
Ес ли
славянофилы,
по
не
лишенному
про­
ницательности
парадоксальному
мнению
Роз а нов а , «были всецело европейцами»,
то
«Герцен и Белинский были столь же пламенными славянофилами^.
Розанов,
прав да,
договорился
в
эт от
раз
даже
до
т ого,
что
«Белинский трудился для “слав я­
нофильской
и деи”
го р аздо
больше,
чем
сами
славянофилы»30.
Неудачи
славянофильства,
по
мнению
Розанова,
б ыли
с вяза ны
с
тем,
что
с лавян о­
фил ы
«невольно окрасили свою мысль и программу своей партии консерватизмом»31
и
их
аргум е нты
стали
использоваться
для
а пол огии
политической
реакции.
Хотя
«лично славянофилы все были свободолюбивы»32, их ненавидели за то,
что
«они бро ­
нировали
русский
к он сер ватиз м» 33.
Розанов
убедительно
р аск ры вает
внутреннюю
противоречивость
славянофильской
программы,
пред ст авл яв шей
собой
противо­
речивое
соединение
консервативных
и
либер альн ых
э лем ен тов : «Славянофильство
всегда
б ыло
бе с сильн о,
даже
всегда
не
имело
тв ердого
голоса,
а
какой-то
надтресну­
тый
и
фал ьш ивый,
в
дв ух
напр а вле ния х:
в
напр авлении
“старорусского”
зверства
и
молодого
ру сс кого
радикализма,
именуемого
в
то
время
“нигилизмом” <...>
Славя­
нофильство
всег да
бы ло
литературно
бесцветно
и
немощно,
оттого,
что
куда
бы
они
ни
двинулись,
вправо
или
влево,
они
вступали
в
противоречие
с
которым-нибудь
из
священнейших
своих
убеждений.
Влево
двинутся
—
это
против
“народностей”,
не
“исторично”; вправо
—
это
против
“свободы”
и
“просвещения”»34.
Правительство
и
консерваторы
с
недоверием
от нос или сь
к
славянофилам,
вид я
в
них
опасных
либе­
рало в,
а
либеральное
общество,
наоборот,
зачислило
их
в
реакционеры.
Розанов
с чит ал,
что
«славянофилы сделали умственную ошибку», обратив­
ши сь
к
«археологии», к древнерусскому идеалу,
зовя
Россию
«к пробуждению,
а
не
к
возрождению»: «Своеюмысльюо “возрождении”
славянофилы
ст авил и
“точку”
всякому
существенному
дв иже нию
вперед
России
<...>
ст авили
заслон
пе ред
тем
“будущим”,
которое
составляло
мечту
русских
людей,
в
чем
бы
это
“будущее”
ни
с остоя ло
<...>
В
э том
и
бы ла
могила
славянофильства»35.
Победили
«смертельные
враги
с ла вя нофил ов», которые звали в манящую «п ре кра сн ую
даль »36.
Розанов
высказал
еще
один
парадокс
по
поводу
декларируемой
славянофила­
ми
«народности» .
Он
утверждал,
что
«до излишества образованные»
славянофилы
б ыли
далеки
от
нар о да,
в
о тл ичие
от
не
обремененных
знанием
ни ги ли сто в: «Ошиб­
ка
славянофилов
заключалась
в
том ,
что
они
бы ли
слишком
умны:
ну,
куд а
тако ­
му
ученому,
как
Данилевский,
такому
тонкому
критику,
как
Стра хов ,
или
такому
“европейски образованному человеку”,
как
И.
С.
Аксаков,
было
пойти
в
на род
<...>
Нельзя
не
заметить
и
до
известной
степени
не
отдать
чес ти
нашим
не
очень
мудре­


Розанов
и
славянофильство
55
ным
нигилистам,
что
им
в
семидесятых
го дах
лу чше
удалась
славянофильская
идея:
не
мудр ств уя
лукаво,
они
с
одним
Писаревым
и
Карлом
Фохтом
за
душою
окун у­
л ись
в
народное
мор е. . .»37.
Но
да же
в
этот
пер ио д,
при
всей
критике,
Роз ано в
признает
определенные
за­
слуги
за
славя но филь ств ом: «Можно ли забыть то доброе,
что
славянофилы
да ли
р ус ской
земле
и
русскому
с а м ос о зна нию »38. «Хомяков,
все
А ксако вы,
Ю рий
Сама­
рин
—
это
б ыли
ее
лучшие
русские
граждане,
настоящие
“Минины и Пожарские”,
не
хуже,
не
ме нь ше.
Россия,
можно
сказать,
не
ро жд ала
лучших
сыно в,
чем
эти
п ро­
св ещ енные,
патриотические
лю д и»39.
Около
1910 г.
во
вз гл ядах
Розанова
нам ет ился
новый
п ов орот
к
консервативно­
православным
началам
и,
соответственно,
к
сл авяно фил ь ств у.
От
акцентирования
н едос та тков
славянофилов
Ро зан ов
все
чаще
переходил
к
подчеркиванию
их
досто­
инств.
В
1911 г.
он
пис ал
в
рецензии
на
том
сочинений
Ю.
Ф.
Самарина:«Кхуду
или
к
добру,
но
все
вообще
славянофилы,
не
исключая
и
Самарина,
бы ли
люди,
так
сказать,
“комнатного характера” .
Между
тем
некоторая
до ля
ис тор ии
делается
“на
свежем
воздухе”,
и
чем
да льше ,
тем
больше.
От
этого
своего
характера
сл авя но фи­
лы
не
пол учи ли
шумного
пр из нания,
и
даже
никогда
не
б ыли
очень
распростране­
ны
и
общеизвестны.
Но
—
каждому
сво е.
И
вольное,
и
невольное
уединение
и
не-
признанность
сохранили
за
ними
то
це ломуд рие
пе ра
и
ту
чи ст оту
и
прямоту
дух а,
мысли,
всех
суждений,
которых
остается
в
печати
все
меньше
и
мен ьше,
и
плоды
эт ого
духа,
их
с оч ине ния,
потеряв
в
распространенности,
приобрели
в
в ечн ос ти»40.
Розанов
симпатизировал
славянофильству
прежде
всего
как
олицетворению
любви
русского
чел ов ека
к
своей
зем ле: «Славянофильство меня привлекает не как теория
истории
и
не
как
пла ч
“чем мы будем"', а как житейского человека.
Как
житейский
человек
я
становлюсь
на
сторону
славянофилов,
как
прекраснейших
людей
своей
земли,
ед инс тве нно
не
разорвавших
с
нею
связи,
единственно
ей
не
изм енив ших .
Суди ть
о
теориях
я,
м.
б.,
недостаточно
ум ен
и,
кр оме
того,
полагаю
—
“как хочет
Б ог ” (так и выйдет).
Но
как
мал еньк ий
человек
своего
времени,
я
чувствую
с вой
до лг
(свою сладость)
сл ужит ь
тому,
что
все
мне
д ало
<...>
Что
та кое
“я”
вне
“Рос­
с ии”? О.
Я
ест ь
“что -то” .
Посему
я
считаю
самою
низкою
че ртою
человека
не
лю­
бить
своего
отечества»41.
Од ной
из
важнейших
особенностей
славянофильства
для
Розанова
является
его
созидательный
ха ракт ер,
противопоставляемый
писателем
преобладающим
в
обществе
ниги лист ич еск им
тенденциям: «В “век
разрушения”
(XIX в.) они одни продолжали строить.
Продолжали
д ело
царей
и
м удре цо в»42.
Ро­
занов
про вод ит
мысль
о
то м,
что
в
славянофильстве
труд ов ое
дворянство
сходится
с
кре стья нс тво м : «Дворянство нормальное,
раб очее
на
месте,
и
ест ь
дух
кре стьян ств а ,
духовная
сторона
к р естьян ства
как
не об озр имо
протяженного
тела.
Таково
и
было
поистине
ге ниа ль ное
в
роли
своей
слав яноф ил ьст во ,
собиравшее
и
сохранившее,
как
з еницу
ока,
крестьянские
пес ни,
сохранившие
в
св оем
бы ту
крестьянский
же
быт,
кр ест ьян ский
уз ор
жиз ни,
крестьянскую
тонкость
и
глуб и ну
с ерд ца,
но
в
виде
развитом,
обширном,
усложненном^2.
О
«волевом движении»
славянофильства
к
утверждению
русских
нач ал
Роза­
нов
пис ал
в
1910 г. : «Нельзя не поразиться тем,
что
именно
в
так ое
время,
когда
славянофильство
бы ло
совершенно
погребено
под
насмешками,
совершенно
за­
быт о,
совершенно
не
и мело
се бе
последователей,
—
эта
доля
их
чаяний
получила
надежду,
да,
наконец,
и
осу щес тв ле ни е ...»44.
Роз ано в
не
соглашался
с
известными
высказываниями,
буд то
славянофильство
кончилось:«Вэту-то
пору
именно ,
в
св я­
зи
со
смертью
К.
Н.
Леонтьева
П.
Н.
Милюков
и
кн.
С.
Н.
Трубе цк ой
писали
об


56
В.
А.
Фатеев
“умирающем славянофильстве”, “бы ла
у
них
од на
песенк а,
да
и
то
с
чуж ого
голоса”,
высокомерно
смеялся
Михайловский;
и
Вл.
Соловьёв,
обрадовавшийся,
что
его
на­
коне ц
пустили
в
с алон
“Вестника Европы”,
тож е
раскатывался
и
в
прозе,
и
в
стихах
над
сл а вяно филь с тво м... »45.
Иначе,
чем
в
1900-е
гг .,
оценивает
он
и
сп ор
Соловьёва
со
с ла вя нофи ла м и: «Вся его критика славянофильства слаба и ничтожна,
врагов
он
побеждал
бол ее
шумом
призванного
“к шуму”
человека,
чем
и ст иною »46. По мнению
Розанова,
умерло
не
славя ноф иль ст во,
а
западничество,
и
среди
«славянофильству ­
ющих»
представителей
«правого лагеря»
упоминает
и
себя:«Ноесликогда-то
бы ло
ска зано ,
что
“славянофильство умерло”,
то,
оглядываясь
и
следя
л инию
нисхожде­
н ия,
не
скажем
ли,
что
“западничество действительно умерло”,
так
как
ведь
совсем
нет
его
представителей
<...>
В
“правом лагере”
все-таки
е сть
Флоренский,
Цветков,
Дурылин,
Розанов.
Здесь
е сть
рвение,
е сть
порыв,
мысль,
образование.
Сла вян о­
фильство
ник ак
не
“умерло”,
ибо
молоды м
московским
нет
и
30 и никому
—
40 лет.
При
такой
уже
зрелости
и
образовании.
Мне
кажется
совершенно
ясн о,
что
мы
сто­
им
именно
накануне
по беды
славянофилов,
при том
рез кой ,
яркой,
решительной»47.
Розанов
воспринимал
группу
московских
религиозных
мыслителей
православно­
го
направления
(о.
Пав ел
Флоренский,
С.
Н.
Булгаков,
В.
Ф.
Эрн,
С.
Н.
Дурылин,
Ф.
К.
Андреев,
С.
А.
Цветков
и
др.)
как
«молодое московское славянофильство»48,
а
Флоренский
рассматривается
им
как
«негласный вождь всего московского молодо ­
го
сл авян офильст ва»^. Розанов защищает «Б р атст во
московских
славянофилов»
от
Н.
А.
Бердяева,
ко торы й
«с удивительно старательною едкостью»
пишет
«об един ­
ственн о м
сколько-нибудь
ге рои ческ ом
д вижении
у
нас
в
области
церковной», и от­
меч ает
его
преемственность
по
отношению
к
раннему
славя но фил ь ств у: «Скромно,
тихо
и
безмолвно
москвичи
протянули
руку
к
моги ла м
с тарог о
славянофильства,
—
хо тя
они
я вно
ведут
доктрину
славянофильства
д альше,
впе ред,
и
ведут
ее
энергич­
нее
в пе ред »50.
Розанов
счи та л,
что
славянофильство
боле е
под ходи т
для
проведения
в
жиз нь
высоких
ид ей,
но
и
западничество
нужно
для
практического
уст ро ения
жизни:«Не­
сом ненно ,
о дна ко,
что
зап ад ники
лу чше
славянофилов
ш ьют
сапоги.
Токарничают,
плотничают. “Сапогов”
же
никаким
Пушкиным
нельзя
оп ров ергн ут ь.
Сапоги
носил
сам
Александр
Сергеевич,
и
притом
лю бил
хорошие.
Западник
их
и
сошьет
ему
<...>
Как
дух
—
западничество
ничто,
оно
не
имеет
содержания.
Но
нельзя
забывать
прак­
тики,
практического
ве де ния
дел .. . »51.
Розанов
постоянно
сетовал
на
от сут с твие
славянофильских
изданий.
«Давно
мечтается
о
Corpus’e, т.
е.
о
св одн ом
издании
русских
славя но фил ов .
Еще
на
сту ­
денческой
скамье
для
нович к ов
рус ско го
склада
души,
лет
25 назад,
чувствовался
н е дос таток
в
та ком
издании.
“Откуда взять?
Где
найти?
Где
и
у
кого
прочесть?” —
спрашивалось
о
рус с кой
особливости,
о
рус с ком
самостоятельном
л ице
в
истории.
Помню
определенно,
мы
студентами
об
этом
спрашивали
и
то гда
ответа
не
находили.
А
“Бокль”
и
“Льюис”,
можно
сказать,
на
каждом
шаг у
валялись
по
дороге,
хватая
за
ноги,
как
проститутки:
говорю
о
дешевизне
и
обилии
изд а ний
и
популяризаций»52.
В
1916 г.
Розанов
пис ал: «Академия наук (с л ы ша л)
издает
“классическое издание
творений
Добролюбова”,
и,
конечно,
там
никт о
не
заикнулся
о
классическом
изд а­
нии
сл авян оф ил о в»53.
К
сожалению,
мало
что
изменилось
в
отношении
к
славянофилам
за
сто
лет
в
ученой
среде.
Т ак,
Инст иту т
ми ров ой
литературы
издает
сейчас
мало
к ому
уже
нужное
академическое
собрание
нигилиста
Д.
И.
Писарева,
пренебрежительно
на­
звавшего
выдающегося
«затворника мысли»
И.
В.
Киреевского
«Дон-Кихотом», в


Розанов
и
славянофильство
57
то
время
как
полн ое
собрание
сочинений
б рат ьев
Киреевских
(правда,
конечно,
не
академическое)
издано
энтузиастами
в
Калу г е54.
Пытаясь
объяснить
недостаток
интереса
к
славянофильству
в
русс ком
обществе,
Р озан ов
пис ал: «Славянофильство мне представляется существом с чудовищною
голов ою ,
совсем
без
ног
и
без
ру к. . .»55.
Од ной
из
главных
причин
непопулярности
славянофильства
Розанов
считал
их
чисто
литературные
недостатки
как
писат ел ей:
«Несчастная сторона славянофилов заключается в том,
что
они
все
как-то
скучно
писали.
Не
скучно
—
а
томи те льн о,
однообразно,
монотонно.
Без
шутки,
искры,
огн я
щуд ач и»56. «Все славянофилы
—
б ыли
немножко
сухи,
н аук ообра зн ы,
слишком
деловиты.
В
них
недоставало
“человека”,
про стого
“милого человека” .. .»57.
Однако
п ричи ну
непопулярности
славянофильства
он
находит
теперь
не
толь ко
в
сухости
и
неумелости
изложения
ими
своих
ид ей,
но
и
в
серьезности,
гл уби не
их
соч ин ений,
и
это
радует
Р оза но ва : «Славянофильства и нельзя изложить в 5 -к опе еч ны х
бр о­
шюрках
(Каутский).
Славянофильство
непопуляризуемо.
Но
это
—
его
качество,
а
не
недо статок .
От
этого
оно
вечно.
Его
даже
вообще
никак
нельзя
“изложить” .
Его
можно
читать
в
его
классиках.
Научиться
ему.
Это
—
к у ль ту р а»58. Розанов убежден в
в ажно сти
славянофильства
для
русс к ого
са мосо зн а ни я: «Славянофильство
—
тяже­
ловесный
золотой
фонд
на шей
культуры,
нашей
общественности
и
цивилизации,
—
обеспечивающий
легонькие
и
ход кие
“кредитки”
нашей
западнической
и
космопо­
литической
болтовни
и
ф р азер ств а»59.
Розанов
вновь
и
вновь
р азм ыш ляет
о
пр ичин ах
преследования
правитель­
ством
славянофильства
при
попустительстве
к
из д аниям
радикальных
писате­
лей,
доискивается
до
п рич ин , «почему славянофильские журналы один за другим
запрещались»60.
Он
неоднократно
проводит
мысль,
что
«давно пора приблизить
к
це нт рам
правительственного
управления
люде й
слав яно фил ьск о го
образа
м ы сл ей »61. «Всего удивительнее,
что
никогда
даже
опыта
не
бы ло
поставить
во
гла ве
русского
уч илищ ног о
д ела
чело века
традиции
Киреевского,
Хомякова,
Аксаковых,
Тютчева.
Славянофил
ни
разу
не
был
близко
п одп ущен
к
русским
детям,
юношам
и
девушкам»62.
Печать,
молча
о
славя но фил ьст ве,
гот ов ит
Россию
к
р ево лю ции:
«О славянофильстве,
о
русской
истории,
о
“складывании Государства камень за
камнем”: то,
Боже,
за
50 лет об этом не написалось столько,
сколько
п ише тся
за
1
год
о
революции.
Кто
же
читал
роман,
где
был
бы
выставлен
глав ны м
действующим
лицом
славянофил?
или
—
патриот?
или
—
государственный
человек?»63.
Розанов
особ енн о
ценил
в
славянофилах
и,
в
частности,
в
Хомякове,
убе ж дение
во
«врожденном сродстве»
русской
натуры
с
х ри ст иа н ст вом: «Хомяков и выразил,
что
в
на туре
русских
лежит
ч то -то,
что
делает
русских
первым
настоящим
христи­
анс ким
народом.
Р усск ие
—
христиане.
Вот,
в
сущности,
главное
его
открытие...»64.
Ро за нов
постоянно
подчеркивает
высокие
нр ав ст венные
и
р е лигио зные
качества
с ла в янофил ов: «Вспомните -к а
славянофилов.
Константин
и
Иван
Аксаковы,
Хо­
мяков,
Самарин
—
они
ли
не
православные?!
Конечно,
это
православнейшие
из
п рав осла вн ы х...»65. «Славянофильство в исторической традиции своей поразитель­
но
те м,
что
за
80 лет существования этого “ течен ия” (его нельзя назвать партией)
в
нем
не
б ыло
ни
од ной
фигуры
с
из ъян о м»66. «Это
—
праведники,
это
—
“святые”
ру сско й
земли,
“святые”
светскою
святостью
и
вместе
какою-то
религиозною,
хо­
чется
и
можно
сказать,
—
церковною
святостью»67.
Розанов
видел
в
славянофиль­
ст ве
идейную
и
нравственную
опору
рус с кого
о бщ ест ва: «Катков как -т о
не
в идел
и
не
оценивал,
что
если
что
могло
предупредить
политическое
разложение
общества
<...>, то это никак не его политические речи,
а
именно
славянофильство,
принимая


58
В.
А.
Фатеев
всех
в
Церкви,
историческом
сосредоточии
Р о ссии »68.
Отметив,
что
славянофиль­
ство
«неразъединимо все связано с церковью,
с
ра бот ою
окол о
Ц ер к ви»69, Розанов
з аяв ляет
о
необходимости
сплотиться
ок оло
славянофильства.
Розанов
надеялся,
что
его
личный
успех
в
литературе
буд ет
способствовать
и
росту
популярности
бл и зких
к
славянофильству
мыс лите ле й: «Что это,
неужели
я
бу ду
“читаем” (успех “Уед .”)? То только,
что
“со мной”
будут
читаемы,
останутся
в
памяти
и
п олучат
какой-то
там
“успех” (может быть ненужный)
Стра хов ,
Леонтьев,
Говоруха
бы
Отрок
(не издан); может быть,
Фл.
и
Р цы »70. Своей особой заслугой Ро­
занов
счи тал
то,
что
ему
уда лось
поспособствовать
росту
интереса
к
с л авяно филь­
с тву : «По уму и сердцу я стою ниже славянофилов,
каких-то
“безукоризненных”
(у меня много “у ко р изн”).
Но
мое
“прекрасное”
в
том,
что
я
по люби л
эт их
т ихих
и
милы х
людей,
—
“жиденьким умом”
разглядел,
что
они
первые
по
уму
в
Р осс ии.
И
прил ожил
св ое
деятельное
и
хитрое
п лечо
к
их
“успеху”. Так и да будет»71.
Подъем
национального
самосознания
после
нач ала
войны
Розанов
отразил
в
славя ноф иль ско й
по
дух у
книге
«Война 1914 года и русское возрождение»: «Но
вот
я
скажу
удивительную
вещь,
против
Германии
борется
народная
Росси я}
гов оря
литературными
терминами,
борется
славянофильская
Россия.
Ибо
Ро ссия
всегда
бы ла
славянофильская,
как
славянофилы
исповедовали
только
народное
миро­
со зер цание ,
отрицая
“новейшую европейскую культуру”
—
не
вс ю,
но
вот
эту
“ме ­
ханическую”
культуру
<...> “Бога нельзя забывать”
—
вот
что
гов ори т
народная
и
славянофильская
Ро с сия »72.
Статья
Розанова
«Забытые и ныне оправданные»
с
под за голо вк ом
«Поминки о славянофильстве»
—
по д линный
гимн
этому
те че нию
рус ск ой
мысли,
кот орое
подверглось
несправедливым
го не ниям
отрицателей
Рос­
си и: «Славянофилы не только кротким взглядом отметили кроткие черты русской
истории,
—
мягкое,
не
каменистое
рус ло
ее
т ечен ия
(кое-где
с
болотцем), но и лич­
ным
духом
своим
и
лич ным
характером
стали
звать
сю да
же.
Они
дали
не
только
объяснение,
но
и
дали
ид еал
<...> Западники хотя и накинулись на славянофилов с
остервенением,
но
в
самой
злобе
своей
доказали
их
ист ину »73.
Розанов
отметил
«со­
вершенную
перемену
т она
га зет
и
журналов,
к оторы е
вчера
“западнические”
—
се­
го дня
повторяют
“славянофильство”74.
Чи тате лей
Розанов
призывал
уч ит ься
у
с ла­
вянофилов
предвидению
б уд у щего : «Кстати:
теперь
читается
только
“относящееся
до
в ойны ”,
но,
господа,
ничто
так
“не относится до войны”,
как
творения
Ки р еевс ко­
го,
Константина
Акс ако ва,
Ив.
Серг.
Ак сако ва,
Хомяко ва ,
Тютчева,
как
“Россия и
Европа”
Н.
Я.
Данилевского,
“Борьба с Западом”
Стра хов а,
“Восток,
Ро ссия
и
сла­
вянство”
Леонтьева.
Идите-ка,
доб рые
люди,
по
магазинам
да
выбирайте
эти
книж­
ки,
и
штуд ируй те
по
ним
ва ше
завтрашнее
“будущее”»75.
Критики
б ез огов орочн о
относили
Розанова
этого
пе р иода
к
сл авяно фи лам.
Иванов-Разумник,
например,
назвал
Роз ано ва
«типичным представителем выро­
дившегося
quasi-славянофильства»76. Против славянофильских настроений Розано­
ва
выступал
и
Бердяев,
утверждая
в
рецензии
на
книгу
«Война 1914 года и русское
возрождение», что «книга
Роз ано ва
свидетельствует
о
возрождении
с ла вяноф иль­
ства», однако «после
В.
Соловьева
нет
уже
возврата
к
старому
славянофильству»77.
Катастрофические
события
р е вол юц ионных
лет
повлекли
за
собой
но вое
ради ­
ка льн ое
изменение
взглядов
Розанова.
Он
воспринял
революцию
как
крах
идеала
Святой
Рус и,
как
доказательство
несостоятельности
славянофильских
мечтаний:
«А не повеситься ли славянофилам...
Проклятая
род ин а.
Вы,
терпеливые,
вы,
трудо­
л юбив ые,
берите
же
ее,
немцы
и
евр еи»78.
Однако
в
эт от
же
период
крушения
преж­
них
ценностей
он
с
рад остью
встретил
весть
о
том,
что
«славянофильствующий»


Розанов
и
славянофильство
59
С.
Н.
Булгаков
принимает
священство,
и
добавил
о
се бе: «Сам так и горю.
Ве дь
тоже
славянофил.
Ну,
“с оттенками” .
Бурлю.
Кто
же
из
русских
не
бурлит?»79.
Итог
многолетним
и
противоречивым
размышлениям
Розанова
о
славянофиль­
ст ве
под в одит
афоризм
из
книги
«Мимолетное.
1914 год»: «Друзья мои:
разве
вы
не
знаете,
что
любовь
не
умирает.
А
славянофильство
ес ть
просто
любо вь
русского
к
России.
И
она
бессмертна»80.
1 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
О
писателях
и
писательстве.
М., 1995. С. 465.
2 Свет.
1896.6 и8
нояб.
3В.
В.
Розанов:proetcontra. СПб., 1995.T.1. С. 368.
4 Розанов В .
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 71.
5 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Когда
начальство
ушло...
М ., 1997. С. 503.
6 Тамже .
С. 419.
7 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Легенда
о
Великом
инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
М ., 1996. С. 282.
8 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Р усск ая
государственность
и
об ще ство.
М., 2003. С. 197.
9 Тамже.
10 Письма к С.
А.
Ра чин с кому.
ОР
Р НБ.
Ф. 631. Ед.
хр. 82. No 56. Л. 131.
11 Розанов В .
В.
П ереписк а
с
С.
А.
Рачинским
// Русский Вестник. 1902. No 10. С . 62 4.
12 Розанов В .
В.
Когда
начальство
уш ло...
С. 503.
13 Русский Вестник. 1902. No 10. С. 625.
14 Розанов В .
В.
С умер ки
просвещения.
М ., 1990. С. 235.
15 Розанов В .
В.
О
пис ат елях
и
писательстве.
С. 109.
16 Розанов В .
В.
Около
церк овны х
сте н.
М., 1995. С. 429.
17 Розанов В.
В.
Размолвка
между
Достоевским
и
Соловьёвым
// Новое Время . 1902.11 о кт.
18 Розанов В .
В.
Среди
художников.
М. , 1994. С.
193.
19 Новое Время. 1902. 2 февр.
20 Тамже.
21 Розанов В .
В.T.Н.
Грановский
// Новое Время. 1905. 7 окт .
22 В.
В.
Роз а но в : pro et contra. СПб., 1995. T. 2. С. 279.
23 Розанов В .
В.
Легенда...
С. 448.
24 Розанов В .
В.
В
нашей
см уте.
М., 2004. С.
123.
25 Тамже.
С.
124.
26 Тамже.
С.
126.
27 Там же.
С.
124.
28 Розанов В .
В.
Леге нд а ...
С. 229.
29 Розанов В .
В.
В
наше й
смуте.
С. 125.
30 Там же.
31 Тамже.
С.
126.
32 Тамже.
С.
127.
33 Тамже.
С.
128.
34 Тамже .
35 Там же.
С.
134.
36 Там же.
37 Розанов В.
В.
Около
на р одной
души.
М ., 2003. С. 298-299.
38 Розанов В.
В.
Национальные
таланты
// Новое Время .
1902. 2 февр.
39 Розанов В.
В.
В
нашей
смуте.
С. 127.
40 Розанов В .
В.
Террор
прот ив
русского
на цион ализ ма .
М ., 2005. С. 260.
41 Розанов В .
В.
Когда
начальство
ушл о.. .
С. 518.
42 Розанов В .
В.
Мимолетное.
М., 1994. С. 80.
43 Розанов В .
В.
Иная
земля,
иное
небо...
М ., 1994. С. 578.
44 Розанов В .
В.
О
писателях
и
писательстве.
С. 458.
45 Розанов В .
В.
Когда
начальство
у шло...
С. 495.


60
В.
А.
Фатеев
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
Р оза нов
В.
В.
Те ррор
прот ив
русского
н ацион ализ ма.
С.
143.
Р оза нов
В.
В.
Когда
начальство
ушл о...
С. 420.
«Бердяев о молодом московском славянофильстве» // Московские Ведомости .
1916. 17 авг .;
«Молодые московские славянофилы перед судом Н.
А.
Бе р дяе в а» // Колокол. 1916. 26 авг.
и
др.
Спасовский
М.
М.
В.
В.
Ро зан ов
в
последние
го ды
своей
жизни.
Изд.
2-е .
Нью-Йорк.
1968.
С. 62.
Роза нов
В.
В.
О коло
т рудн ых
рел иги озн ых
тем
// Новое Время.
1916. 12 авг.
Роза нов
В.
В.
У е диненно е.
М ., 1990. С.
183.
Роза нов
В.
В.
С тарая
и
молодая
Россия.
М., 2004. С. 338.
Роза нов
В.
В.
Когда
начальство
ушло...
С. 419.
Киреевский
И.
В ., Киреевский П.
В.
Поли.
соб р.
соч.: В4
т.
Ка лу га, 2006.
Роза нов
В. В.
Историко-культурный
род
Киреевских
// Новое Время . 1912. 27 сент .
Р оза нов
В.В.
Когда
начальство
ушло...
С. 419.
Там
же.
С . 594-595.
Р оза нов
В. В.
Мимолетное.
С. 80.
Р оза нов
В. В.
О
пи сателя х
и
писательстве.
С. 607.
Р оза нов
В. В.
Уе диненное .
М., 2000. С. 243.
Р оза нов
В.
В.
П.
А.
Флоренский
об
А.
С.
Х омя кове
// П.
А.
Фло рен ск ий : Pro et contra.
СП б.,
1999. С. 370.
Р озан ов
В.
В.
Не
извольте
беспокоиться,
ваше
благородие
// Новое Время. 1914. 3 ию ля.
Роза нов
В.
В.
Мимолетное.
С. 28.
Роза нов
В.
В.
О
пи сателя х
и
писательстве.
С. 460.
Роза нов
В.
В.
Русская
государственность
и
общество.
С.
17.
Роза нов
В.
В.
Историко-литературный
род
Киреевских
// Новое Время.
1912. 27 сент., 9 и
18окт.
Роза нов
В.
В.
О
писателях
и
писательстве.
С. 466.
П.
А.
Флорен ск ий: Pro et contra. С. 368.
Там
же.
С. 375.
Розан ов
В.
В.
У единенное .
М ., 2000. С.
148.
Роза нов
В.
В.
Сахарна.
М ., 1998. С.
168.
Роза нов
В.
В.
Последние
листья.
М ., 2000. С. 314.
Там
же.
С. 273.
Там
же.
С. 274.
Там
же.
С. 280.
Иванов-Разумник.Творчество
и
критика.
Пг., 1922. С . 154.
В.
В.
Розанов:proetcontra.T.2. С. 44.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2000. С. 356.
Там
же.
С. 255.
Роза но в
В.
В.
Когда
начальство
у шло...
С. 411.


И.
Л.
Волг ин
(Москва)
Ме т амо рфозы
л ичн ого
жанра
(«Дневник писателя»
Достоевского
и
«Опавшие листья»
Роза нов а)
*
I
Духовная
близость
Розанова
и
Достоевского
настолько
очевидна,
что
нет
необ­
ходимости
лишний
раз
указывать
на
это
обстоятельство.
И
«как литератор», и « ка к
частное
лицо»
Розанов,
кон еч но , «человек Достоевского». «Мне в сег да к азал о сь,
—
говорит
Н.
А.
Бердяев,
—
что
он
зародился
в
воображении
Достоевского,
и
что
в
нем
было
что-то
п охоже е
на
Федора
Павловича
Карамазова,
ставшего
писателем»1.
Нес мотря
на
не кот орую
сомнительность
комплимента,
вряд
ли
он
мог
бы
смутить
Розанова.
Ибо ,
безусловно,
живу ще е
в
нем
карамазовское
начало
(в первую очередь
острый
интерес
к
«тайнам пола»
и
«изгибам»
человеческого
д уха , «безудерж»
и
ко­
щунство)
преображалось
розановской
ге ни альн остью ,
придававшей
многозначный
м ерц ающий
см ысл
самым
категоричным
его
суждениям.
Связь
между
двумя
писателями
возникает
прежде
всего
в
сфере
художествен­
но го
мирочувствования.
Не
«убеждения», не «м и рос озе рц ан и е», а нечто более труд ­
ноуловимое,
ментальное
сб ли жает
авторов
«Дневника писателя»
и
«Опавших ли­
стьев».
Эта
метафизическая
близость
«на физическом плане»
нашла
воплощение
в
А.
П.
Сусловой.
Кс та ти,
нет
сведений
о
то м,
как
от нос ила сь
она
к
«Уединенному»
и
«Опавшим листьям», которые теоретически могла читать.
З ато
известно
другое.
«Что ты за скандальную повесть пишешь?. .
—
обращается
к
Достоевскому
его
«под­
ру га
ве чн а я» (прочитав,
очевидно,
в
жу рн але
«Эпоха»
первую
ча сть
«Записок из
подполья»), —
мне
не
нравится,
когда
ты
пишешь
циничные
вещи.
Это
к
тебе
к ак-то
не
идет...»2.
«Скандальность»
и
«циничность»
—
можно
сказать,
видовые
признаки
роза но в­
ской
«уединенной»
прозы,
которая
вряд
ли
могла
состояться
как
лит ера турн ый
факт,
не
опираясь
на
художественный
опы т
автора
«Записок из подполья». С т ой ,
пож алу й,
раз ницей ,
что
д ист анция
между
а вт ором
и
героем
у
Розанова,
ка зал ось
бы,
короче.
«Уединенное», «Опавшие листья», «Мимолетное»
и
д р.,
с
одной
стороны,
и
«Дневник писателя», с другой,
к
одн ому
виду
словесности
можно
отне ст и
толь ко
с
больши м и
оговорками3.
Разумеется,
ни
розановские
максимы,
ни
«Дневник»
Достоевского
не
ест ь
те
произведения,
в
ко то рых
соблюдается
чис то та
жанра.
«Дневник писателя», как и
* Работа выполнена при поддержке РГНФ,
грант
No
06-04 -00600 а « Обр аз
России
в
национальном
самосознании:
исторический
и
современный
ко нте кс т».


62
И.
Л.
Волгин
«Опавшие листья» (под этим именем мы числим всю группу родственных между
собой
розановских
т ек с т ов ), не представляет собой дневника в настоящем смысле
этого
слова
—
то
ес ть
т ого,
что
пишется
исключительно
«для себя»
и
не
предпола­
гает
немедленного
обнародования.
В
обои х
слу чая х
это
искусные
жанровые
ими­
тации.
Оба
автора
имеют
в
виду
Другого
—
значительную
по
размеру
ауд итор ию ,
которая,
желает
она
этого
или
нет,
воспринимает
их
«дневниковые усилия»
именно
как
ли тера туру.
И
е сли
Достоевский
указывает
на
д невник ов ост ь
самим
названи­
ем
своего
моножурнала,
то
у
Розанова
нигде
нет
подобных
определений.
Хот я
по
ф орме
его
малая
п роза
бол ее
тяготеет
к
поденным
д невн ико вым
записям,
нежели
«Дневник»
Дос тоев с кого.
Эти
записи,
как
в
«настоящем»
дневнике,
носят
обрывоч­
н ый , «случайный», несистематизированный,
фрагментарный
харак те р.
Это
не
«ста­
ционарный»
дневник,
а
скорее
походная
зап исная
книжка,
где
т екст
дан
в
динами­
ке
—
часто
с
указанием
места
и
времени
его
возникновения
(«за шашками с детьми»,
«вагон», «на извозчике», «за нумизматикой», «в клинике», «бреду по улице», «в каз­
начействе
пер ед
реш е ткой », «в постели ночью»
и
т.
д.,
и
т.
п .), своего рода «з а пис ки
на
ман ж ета х», где указывается иногда даже материальный носитель текста («на обо­
роте
тра н сп а ран та», «на письме Ольги Ивановны»
и
т.
д. ).
Мож но
сказать,
что
автор
«Уединенного»
—
это
Душан
Мак о вицк ий,
держащий
ру ку
с
карандашом
в
кармане
и
на
ходу
записывающий
за
Л.
Н.
Толстым:
с
той
разницей,
что
«Толстым»
в
данном
сл учае
явля етс я
сам
сте н ограф.
При
этом
розановские
миниа т юры
—
вовсе
не
хр оник а
«действительной жизни»
(хотя отдельные происшествия могут фиксироваться), а поток сознания —
с
демо н­
стративным
отсутствием
каких-либо
признаков
его
«публицистического»
оф орм­
ления.
Розанов
как
бы
предвосхищает
интернетовский
Жив ой
Журнал
(ЖЖ),
где
степень
открытости
не
регулируется
никакими
правилами
и
установлениями.
«Дневник писателя», напротив,
тщательно
оформлен
именно
в
журналистском
п ла­
не:
разбит
на
месячные
выпуски,
разделен
на
главы
и
подглавки,
имеет
довольно
стройную
композицию
и
т.
д.
Он
отнюдь
не
фрагментарен,
те
или
иные
его
по ло же­
ния
развернуты
и
тщательно
аргументированы.
Однако
и
в
том
и
в
другом
случ ае
это,
несомненно,
личный
жанр.
«Ведь он сам,
—
писал
Вс.
Соловьёв
об
авторе
“Дневника”,
—
интереснейшее
лиц о
среди
самых
интересных
лиц
его
лучших
романов,
—
и,
коне чн о,
он
бу дет
весь,
целиком
в
это м
“Дневнике писателя”»4.
Что
касается
«Опавших листьев», можно
ска зат ь,
что
автор
—
их
единственный
герой.
Д ругой
вопрос,
был
ли
в
эт их
текстах
«весь»
Достоевский
или
«весь»
Розанов.
Оба
они
т ягот еют
к
издательской
н е за в ис имо ст и: «Дневник писателя», печатае­
мый
первоначально
в
«Гражданине», превращается в авторское издание;
Розанов,
ведший
рубрику
«В своем углу»
в
жу рнал е
«Новый Путь», собирает свои новые «з а ­
меты»
в
отдельную
книгу
(«Точно потянуло чем- то ,
когд а
я
п очти
автоматично
на­
чал
нумеровать
листочки
и
отправил
в
т ипо гр афию »5).
«Опавшие листья»
стали
таким
же
жа нр овым
и
художественным
отк рыт и ем,
как
и
«Дневник писателя»
—
хотя,
разумеется,
они
состоялись
в
различных
обще­
ственных
и
ли терат ур ных
кон тек ст ах.
Е сли
«Дневник»
с
известными
оговорками
можно
вписать
в
традицию,
на чату ю
«Выбранными местами. . .»
Гоголя
и
продолженную
пу б лици стик ой
поз дн его
То л­
стого,
то
«Опавшие листья»
скорее
находятся
в
оппозиции
к
этому
ряд у.
Гоголю,
Достоевскому,
Толстому
в
какой-то
момент
стано вит ся
«мало»
литературы.
Они
обра ща ю тся
к
читателю
«поверх барьеров».
Их
усилия
направлены
к
тому,
чем
ли­


Метам орф оз ы
личного
ж анра
63
тература
в
принци пе
не
должна
заниматься:
к
изменению
самого
сост ав а
жиз ни,
к
новому
жизнеустроению.
В
их
«нехудожественных»
текстах
господствует
ярко
вы­
раженное
императивное,
проповедническое
начало.
Это
б ыла
попытка
достигнуть
целей,
лежащих
вне
пределов
искусства.
На пр отив, «дневниковая проза»
Розанова
в
выс шей
степени
противоположна
тому,
что ,
говоря
словами
Гумилева,
можно
обо­
знач ит ь
как
намерение
«пасти народы»: « — “Чт о
делать?” —
с про сил
нетерпеливый
пе терб ургск ий
юноша.
—
“Как что делать:
е сли
это
лето
—
чистить
ягод ы
и
варить
варенье;
е сли
зим а
—
пить
с
эти м
вареньем
ча й”»6.
Но,
с
друг ой
сторо ны , «Дневник»
Достоевского
при
в сей
своей
идеологической
акцентированности
тож е
не
да ет
каких-то
конкретных
«рецептов бытия» («что де ­
лать?»).
Его
сверхзадача
—
не
игнорируя
трагическую
подоснову
жизни,
у тве рдить
ее
ценность
и
п олн оту.
Таким
образом,
мож но
гов ори ть
об
исходных
ментальных
совпадениях
двух
авторских
позиций.
II
Еще
в
середине
1860- х
гг.
Достоевский
х отел
назвать
замышляемый
им
моно­
журнал
«Записная книга» . Т ак ,
пожалуй,
мог
бы
обозначить
свои
миниатюры
и
Ро­
занов
(для его системы координат « Д не вник
писателя»
—
слишком
пафосное
и
са-
мовозвеличивающее
название:
современный
писатель,
с
его
то чки
зрения,
су щест во
малопривлекательное).
Объ яв лен ие
о
выходе
п ерв ого
«Дневника писателя» (1876 г . ) г л асило: «Каждый
выпуск
буде т
заключать
в
себе
от
одного
до
полутора
ли ста
уборис того
шр и фта,
в
формате
еженедельных
газет
наших.
Но
это
буде т
не
г азет а;
из
вс ех
двенадцати
вы­
пусков
(за январь,
февраль,
март
и
т.
д.) составится целое,
книг а,
написанная
одним
пером.
Это
бу дет
д невник
в
буквальном
смысле
слова,
отче т
о
действительно
в ыжи­
тых
в
каждый
м есяц
впечатлениях,
отчет
о
виденном,
слышанном
и
прочитанном.
Сюда,
конечно,
могут
войти
рассказы
и
повести,
но
преимущественно
о
собы ти ях
де йс т вит ел ьны х»7. «Дневник
писателя», с одной стороны,
пе рио диче ск ое
из дание
(ежемесячник), с другой
—
«книга,
напи санная
одним
пер ом ». «Опавшие листья»
—
т оже
скорее
книга,
хо тя
одновременно
и
«хроника души» (а,
ска жем , «Апокалипсис
нашего
в ре ме ни », издаваемый Розановым в 1917-1918 гг .
в
Сергиевом
Посаде,
—
фактически
тот
же
моножурнал).
Строго
гов оря ,
и
«Дневник писателя», и миниатюры Розанова
—
пр имер ,
как
уже
гов ори лось,
чрезвычайно
искусной
жанровой
имитации.
Их
дневниковая
фор­
ма
—
не
боле е
чем
литературная
условность,
позволяющая
а в торам
решать
сугубо
художественные
за дачи .
Демонстративный
«отказ от литературы»
приводит
к
по­
иск у
новых
жанр овы х
фо рм
и
в
конечном
сч ете
к
впечатляющему
художественному
ре зул ьт ату.
«Разрушение литературы»
сильно
обогащает
посл едн юю.
Об рет ает ся
н овое
качество,
к ото рое
ст ано вит ся
принадлежностью
«большого времени». (Н е­
даро м
Д.
Е.
Галковский
утверждает,
что
Розанов
буд ет
читаем
в сег да.)
И
хотя
и
«Дневник писателя», и «О па вш ие
ли ст ья»
первоначально
относили
к
пристройкам,
з аднему
двору,
маргиналиям
«большой словесности», именно подобный non-fiction
вызвал
небывалый
общественный
резонанс.
Ни
оди н
роман
Достоевского
не
по роди л
такого
мощного
чи та тельс кого
от­
кл ика,
как
формально
нехудожественный, «сиюминутный» «Дневник
пи сат еля ».
«Я получил сотни писем изо всех концов России,
—
не
без
гордости
признавался
До­
стоевский,
—
и
научился
многому,
чего
прежде
не
знал . ..
Во
все х
этих
письмах
е сли
и


64
И,
Л.
Волгин
х ва лили
меня ,
то
всег о
более
за
искренность
и
прямоту.
Значит,
эт ого- то
всего
бол ее
и
недостает
у
нас
в
литературе,
ко ли
сразу
и
вд руг
так
горяч о
ме ня
по няли.
Зна ч ит,
искренности
и
прямоты
всего
бо лее
жаждут
и
всего
менее
находят»8.
Популярность
обо их
писателей
чрезвычайно
возросла,
когд а
они
от
«основного
дел а»
обратились
к
св оим
специфическим
жа нрам .
И
не
искренность
ли
и
п рямо­
та
(разумеется,
с
поправкой
на
индивидуальную
авторскую
манеру)
повели
к
чи­
тательскому
успеху
«Опавших листьев»? Как и « Дн ев ни к»
Достоевского,
ни
одн а
кн ига
Розанова
не
выз ыв ала
такой
общественной
реакции.
Но,
по вт оряе м,
в
обои х
слу ча ях
это
был
сугубо
литературный
успех.
Нет
сомнения,
что
дневниковый
опы т
Достоевского
чрезвычайно
важен
для
Ро­
зан ов а.
«Много раз,
—
замечает
Э.
Ф.
Голлербах,
—
и
в
печати
и
в
бесед е
с
друзьями
В.
В.
Розанов
гов ори л
о
своей
те сн ой,
инт имно й,
психологической
с вязи
с
творче­
ством
Ф.
М.
Дос тоев с кого.
Помню,
однажды,
люб овн о
п ог лаж ивая
том
“Дневника
пи сат ел я”,
В.
В.
ска зал: “научитесь ценить эту книгу .
Я
с
ней
ник ог да
не
расстаюсь”.
Достоевский
всег да
л ежал
у
него
на
столе»9.
Тем
удивительнее
контраст
между
организацией
художественного
пространства
в
«Дневнике»
и
в
миниатюрах
Розанова.
Достоевский
при
вс ем
сво ем
жанровом
но­
ваторстве
не
нарушает
правил
литературного
поведения.
И
хотя
его
дневниковая
п роз а , «прикидываясь»
традиционной
публицистикой,
фактически
трансформиру­
ет
жа нр
(что можно квалифицировать как «вн е сен и е
романа
в
фе лье тон »)10, автор
со блюда ет
условности,
присущие
публичному
собеседованию.
Розановская
малая
п роза
существует
по
совершенно
иным
законам.
Она
лаконична,
дискретна,
ин­
тровертна11.
Ее
субъективность
но сит
п орой
про во ка цио нный
характер
и
нередко
рассчитана
на
скандал.
То,
что
Достоевский
«из осторожности»
предпочитает
пере­
дов ер ить
своему
намеренно
отчужденному
от
автора
«парадоксалисту» (например,
суждение
о
пользе
войны
и
т.
д . ), Розанов высказывает «п рям ы м
тек стом », от себя
лично.
Его
авторское
Я
пр инципиал ьно
не
отделено
от
конкретного
лица
—
Ва си лия
Васильевича
Розанова.
Хорошо
знав ш ая
Розанова
3. Н.
Ги пп иус
рисует
следующий
портрет:«Невзрач­
ный,
но
рос та
сред нег о,
широковатый,
в
очках,
худ ощав ы й,
суетливый,
не
то
з асте н­
чивый,
не
то
смелый.
Говорил
быст р о,
скользяще,
не
громко,
с
особенной
манерой,
ко тора я
всему,
че го
бы
он
ни
касался,
придавала
интимность.
Делала
каким-то...
шепотным.
С
«вопросами»
он
фамильярничал,
рассказывал
о
них
«своими слова­
м и» (уж подлинно « св о ими», самыми близкими,
точными,
и
потому
не
особе н но
привычными.
Так
же,
как
пис а л)»12. « По
внешности,
удивительной
вн е шност и,
—
добавляет
Н.
А.
Бердяев,
—
он
п оход ил
на
хит рого
рыжего
костромского
мужичка.
Говорил
пришептывая
и
приплясывая.
Самые
поразительные
мыс ли
он
иногда
го­
ворил
вам
на
ухо,
приплевывая»13.
Эта
«физика»
сказывается
в
тексте.
Интонация,
голос
—
ед ва
ли
не
с амое
с ил ьное
оружие
Роза нов а -«ми ни ат юри ста».
В
эт ом
смысле
важно
его
с вид ете ль­
ств о
о
том,
как
он,
будучи
студентом,
узнал
о
смерти
Достоевского: «И вдруг
кто-то
пр оиз не с : “Достоевский умер . ..
Телеграмма”.
—
Дост оев ски й
умер?
Я
не
заплакал,
как
мужчина,
но
был
близок
к
э том у...
И
зн ач ит,
живого
я
никогда
не
могу
его
увидеть?
и
не
услышу,
как ой
у
не го
голос\
А
это
так
важно:
голос
решает
о
человеке
в се ...»14
И
в
«Дневнике писателя», и в «Уе ди не н ном»
г ла вное
—
голос.
Не
логика,
не
«смысл»
как
так ов ой,
а
ин то на ция,
повышение
и
пониже ние
тона,
паузы,
ды ха ние
—
то
ест ь
вся
та
музыка
текста,
которая
в
кон це
концов
ок аз ыв ается
в
нем
главным.


Метаморфозы
личного
ж анра
65
Если,
скажем,
убрать
из
Пушкинской
р ечи
голос
(оставив голый смысл), то невоз ­
можно
п оня ть,
почему
слушатели
падали
п осле
нее
в
обморок.
Автор
«Опавших листьев»
—
хот я
и
не
прямо
—
обр аща ет ся
к
х у до жественн ой
м ет одолог ии
Достоевского15.
Можно
сказать,
что
его
поэтические
«намеки»
как
бы
подхватываются
и
развиваются
Розановым16.
Не
о гр анич иваясь
«Дневником», Розанов в « Опа вш их
листьях»
во
многом
ис­
ходит
и
из
стилистики
«Записок из подполья», «от авторского повествования об­
ращается
к
многоголосию,
н ап оми на ющему
полифоничность
поздних
романов
Д ос тое в ск ого »17. В этом смысле голос лирического героя
«Опавших листьев»
вклю­
ч ает
в
себя
множество
других
«неслиянных»
голосов.
Э тот
герой
унаследовал
тип
мышления,
присущий
под п ольн ому
парадоксалисту.
Подпольный
—
весь
ре фле к­
сия,
ве сь
самосознание.
Можно
сказать,
только
рефлексия
и
самосознание. «О герое
«Записок из подполья», —
замечает
М.
М.
Ба хти н,
—
нам
буквально
нече го
сказать,
ч его
он
не
зн ал
бы
уже
сам...»18. Герой «Записок»
не
может
быт ь
убе жде н
ни
в
чем
—
даже
в
собственной
искренности: «...Если б я
верил
сам
хот ь
чему-нибудь
из
всего
того,
что
теперь
написал.
Кл я нусь
же
вам,
господа,
что
я
ни
одному,
ни
одному-таки
слов еч ку
не
ве рю
из
того,
что
теперь
н ас трочил !
То
ес ть
я
и
вер ю,
пожалуй,
но
в
то
же
само е
время,
неизвестно
почему,
чувствую
и
подозреваю,
что
я
вру
как
сапож­
ник» .
При
э том
собственное
слово
По дп ольн ого
практически
неуловимо.
Это
сло во
с
оглядкой,
слово
с
лазейкой,
то
ес ть
«оставление за собой возможности изменить
пос ледни й,
окончательный
смысл
своего
сло в а»19.
«Метод»
подп ол ьн ого
парадоксалиста
—
это
в
известной
степени
предвосхище­
ние
художественной
с тратег ии
автора
«Опавших листьев», принципиально отрицаю ­
щего
возможность
сказать
«последнее слово»
и
навлекающего
на
с ебя
справедливые
упр еки
в
прот ив оре чив ос ти,
непоследовательности
и
нравственном
релятивизме.
Автор
как
бы
вменяет
се бе
в
обязанность
да ть
р азны е,
иногда
диаметрально
п роти­
воположные
точки
зрения
на
предмет,
подвигнуть
читателя
на
возражение
или
даже
на
отп ор.
«Истина
—
в
п роти в оречи ях.
Истин
нет
в
т ези сах,
даже
ес ли
для
состав­
ления
их
соб рать
вс ех
мудрецов».
И
под обны й
взгляд
имеет
этическое
обоснование:
«Да и справедливо:
тезис
ест ь
самоуверенность
и,
с ле д., нескромность»20.
Но
не
об
этом
ли
говорит
и
Достоевский
в
письме
к
Вс.
С.
Соловьёву:«Яниког­
да
еще
не
позволял
себе
в
моих
писани ях
довести
некоторые
мои
убеждения
до
ко н­
ца,
сказать
самое
последнее
слово...
Поставьте
какой
угодно
пар адо кс,
но
не
доводите
его
до
кон ца,
и
у
вас
выйдет
и
остроум н о,
и
тон ко,
и
comme il faut, доведите же иное
рискованное
слов о
до
кон ца,
скажите,
например,
в дру г: «вот это-то
и
е сть
М есси я»,
прямо
и
не
намеком,
и
вам
никто
не
поверит
именно
за
вашу
наивность,
именно
за
то,
что
довели
до
конца,
с казал и
самое
последнее
ваш е
сл ов о»21.
Между
тем,
массовое
сознание
тре буе т
от
автора
определенности.
Оно
не
при­
ем лет
по дте кста ,
иносказаний,
ал лю зий
—
мир ов ой
иг ры. ..
«“Дневник”
оставляет
в
вас
какое-то
не пол ное
впечатление
и
в сем
нам
кажется,
что
чего-то
в
нем
нет», —
пу­
блич но
з ая влял
А.
М.
Скабичевский22.
Ему
вторит
в
ча ст ном
письме
некто
Гребцов
из
Ки е ва: «Но Вы не доводите до конца.
Доведите
—
и
успех
бу дет
громадный»23. Од­
нако
именно
такое
«недоведение»
придает
пластичность
«Дневнику», отличая его
от
традиционной
публ ици стик и
и
сооб щая
ему
вну тр е нний
художественный
инте­
рес.
Достоевский
не
желает
сводить
св ое
«как»
к
оп ре дел ен ному
образу
действия,
к
формуле.
«Формулой»
был
весь
«Дневник писателя».
Равным
образом
бесполезно
б ыло
бы
искать
в
«Опавших листьях»
—
в
отдельных
их
фрагментах
и
«положениях»
—
как и х-л ибо
незыблемых
идеологических
ориен­


66
И.
Л.
Волгин
т и ро в. «Опавшие листья», как и « Дне в н ик», не складываются в систему,
в
«учение»,
в
те зис.
Гла вное
в
них
—
это
миронастроение,
доверительность,
интимность
—
та
экзистенциальная
тоска,
которая
приобщает
читателя
к
м иру
высших
смыслов.
И
Достоевский,
и
Розанов
став ят
личн ость
автора
в
центр
своего
по веств ования
(хотя,
пов торяе м,
у
Роз ано ва
эта
личность
—
«со всеми почесываниями»
—
гора зд о
боле е
«натуральна»).
Но
это-то
и
ко роб ит
«официальную словесность». « Не д ос т а ет то лько,
—
возму­
щался
обозреватель
пе те рб ургс кой
га зет ы,
—
чтобы
по
поводу
кроненберговского
д ела
Достоевский
рассказал,
как,
возвращаясь
из
типографии,
он
не
мог
найти
из­
во зчи ка
и
поэтому
п ромоч ил
ноги,
переходя
че рез
улицу,
отчего
опасается
пол учи ть
н ас морк
и
п рочее »24.
Достоевский
рассказал
о
другом.
Касаясь
процесса
Крон ен б ерга,
обвиненного
в
истязании
своей
семилетней
доч ери ,
писатель
вспомнил,
как
в
С иб ири,
в
го спит а­
ле,
в
арестантских
палатах
ем у,
Дост ое вс ком у,
приходилось
видеть
окровавленные
спины
каторжников,
прогнанных
сквозь
строй.
В
структуру
«Дневника»
вводит­
ся
«биография»
—
сугубо
лич ны е,
частные
мотивы.
Но
в
«Дневнике»
личностно
и
все
остальное.
Общее
прин ципиал ьно
не
отделено
здесь
от
ч аст но г о, «дальнее»
от
«ближнего». Страдание семилетней девочки и «с удь бы
Европы»
вводятся
в
единую
си сте му
коорди на т.
Все
оказывается
равнозначным
друг
другу,
но
не
равным
сам о
себ е.
Фак ты
уголовной
хр они ки
обретают
«высшую»
п рирод у,
а
крупнейшие
миро­
вые
события
низводятся
до
уровня
уго лов н ого
факта.
Розанов
фактически
доводит
эт от
ва жнейш ий
художественный
пр инцип
до
пес
plusultra. Для него частное существование гораздо важнее мировой политики,
во йн,
ре во л юций , «судеб Европы»25. Он может подробно описывать «к ак
пром оч ил
ноги»,
и
эти
п одробно сти
способны
выз ва ть
литературный
скандал.
Но
несмотря
на
ж ур­
на л ьную
ругань,
читатель
воспринимает
эти
«сообщения»
как
естественные
и
не­
обходимые.
III
Еще
задолго
до
появления
«Опавших листьев»
Вл.
С.
Соловьёв
назвал
Ро зан ова
«юродствующим» .
Это
вообще
любимое
словечко
«прогрессивной критики» (к ко­
торой,
впрочем,
не
относится
сам
Вл.
Соловьёв).
Отс юда
—
бесподобное
ленинское
оп ред елен ие
Толстого: «помещик,
юрод ств ующи й
во
Хр и сте».
Между
тем,
в
рус­
ско й
традиции
юродство
—
едва
ли
не
единственная
ненак аз у емая
форма
обличе­
ния
вл аст и,
попытка
гов ори ть
истину
царям
без
улыбки26(юродивыйсего «нельзя
молиться
за
царя
Ирода»
в
«Борисе Годунове»
и
т.
д. ).
О бв инение
в
юродстве
или
по
меньшей
мере
в
умственной
неполноценности
—
общи й
«фирменный знак»
к ри­
тики,
поносящей
Чаадаева,
Толстого,
Д ост оевс ког о,
Роза н ова...
«Вот ваш “Д н е вн ик”...
Че го
в
нем
не т?
И
гениа ль но сть ,
и
юродство,
И
старческий
нед ужный
бред,
И чуткий
ум,
и
сумасб родств о,
И
день,
и
ночь,
и
мрак,
и
све т.
О,
Достоевский
плодовитый!
Читатель,
вами
с
толку
сбитый,
По
“Дневнику” ре шит,
что
вы
—


Метаморфозы
личного
ж анра
67
Не
то
художник
даровитый,
Не
то
блаженный
из
М ос квы»
(Д.
Д.
Ми на ев )21.
«Ум г.
Достоевского
имеет
болезненные
свойства»28 —
это
«медицинское»
за­
кл юч ение
«Петербургской газеты»
раз деля ло сь
п очти
всем
консилиумом
мелкой
столичной
пр ессы.
«Многие мысли и положения (“Дневника”.
—
И.
В.)
до
то го
странны,
что
м огли
появиться
только
в
болезненно-настроенном
вообр аже н ии»29.
«Признаюсь,
я
с
нетерпением
разрезал
январскую
тетрадку
этого
дневника.
И
что
за
ребяческий
бред
проч ел
я
в
ней?»30 (У Минаева,
чьи
стихи
приведены
вы ше , «бред»
характеризуется
как
«старческий»). «...Когда вы дошли до
подписи
автора,
то
вам
становится
ясно,
ч то,
с
одн ой
стороны,
г.
Достоевский
фигурирует
в
кач еств е
то
до­
бродушного,
то
нервно
брюзжащего
и
всякую
ок олес ицу
плетущего
старика,
который
желает,
чтобы
с
нег о
не
взыскали,
а
с
друг ой
стороны,
что
и
вам-то
сам им
нечего
с
н его
вз ы ск иват ь»31. «Говорите,
гов орит е,
г.
Достоевский,
та ла нтливо го
человека
оче нь
пр ия тно
слушать,
но
не
заговаривайт ес ь
до
нелепостей
и
л учше
всего
не
от­
зывайтесь
на
те
«злобы дня», которые стоят вне круга ваших наблюдений. . .»32. « .. .О н
же лает
убедить
других,
а
может
быть,
и
с ебя
в
том,
что
его
путь
—
путь
логической
мысли,
а
не
болезненного
ощу ще ния »88.
Ярлык
юродивого
навешивается
и
на
Розанова.
«Но здесь уже мы стоим лицом
к
лицу
с
бре дом
пигмея,
не
видящего
истинного
уровня
своих
умственных
сил
и
писательского
таланта...
За
кошмаром
словесной
хулы
ощуща ет ся
даже
нечистая
какая-то
психология
автора,
растр епанная
гадость
мотивов...
Он
п лещет
в
них
(сво ­
их
идейных
про тивник о в.
—
И.
В.)
брызгами
своего
га ден ького
пор ица ния
и
сме ­
ха », «Ноздревская разнузданность
—
и
ничего
дру г о го », «Все это сплошной бред
Розанова
с
отвратительным
оттенком
садизма»34.
В.
Полонский
утверждает,
что
«в
книг ах
Розанова
запечатлелась
душа
обывателя
до
самых
последних
ее
глубин»,что
он
—
«гений обывательщины»
и
что
«его последние книги
—
пошлейшие
книги
не
только
в
русской,
но,
пожалуй,
и
во
вс ей
ми ро вой
литературе»,асамон
—
«Великий
По шл як »35.
Л.
Д.
Троцкий
без
обиняков
называет
пок ойн ого
писателя
«заведомой
дрянью,
трусом,
приживальщиком,
по д лип алой»36.
И
даже
оставившая
по зже
заме­
чательные
воспоминания
о
Роз ано ве
3.
Н.
Гиппиус
(Антон Крайний)
откликает­
ся
на
«Уединенное»
след ующим
о бр азо м : «Нельзя!
Нель зя!
Не
должно
этой
книг и
быть »37.
И
Розанов
отвечает
на
этот
страстный
выпад
с
бес подоб ной
иск ре нно стью
и
одновременно
с
ирон и ей : «С одной стороны,
это
—
так,
и
это
я
чувствовал,
отда ва я
в
набор.
“Точно усиливаюсь проглотить и не могу” (ощущение отдачи в набор) .
Но,
с
другой
сторон ы,
столь
же
истинно,
что
эт ой
книге
непременно
над о
быть,
и
у
м еня
даже
мелькала
мысль,
что,
собственно,
все
книги
—
и
должны
быт ь
такие,
т.
е.
“не
причесываясь”
и
“не надевая кальсон” .
В
сущности,
“в кальсонах” (аллегорически)
все
люди
не
инт е ре с ны»38.
Впрочем,
Розанов
сам
гото в
пор ой
подыграть
почтеннейшей
публике
и
за­
ня ть
отводимую
ему
нишу.
Его
самоуничижительные
(или,
напротив,
самовосхва-
ляющие)
характеристики
—
это
литературные
маски,
правда,
п очти
приросшие
к
лицу.
Позиционируя
се бя
в
качестве
«маленького человека», Розанов демонстративно
«присоединяется к большинству» .
Его
л ири ческ ий
герой
—
это
не
тольк о
Ф.
П.
Ка­
рам азо в
(рассуждающий,
положим,
о
«мовешках») или Подпольный .
В
нем
мо жно
обн аружи ть
черты
и
Свидригайлова,
и
Раскольникова,
и
Ста в роги на,
и
Ива на
Ка­


68
И.
Л.
Волгин
ра мазо ва.
И,
может
быть,
даже
еще
одного
«юродивого»
—
князя
Мышкина.
Скорее
всего,
именно
эта
многоликость
Розанова,
глубок ое
переживание
им
относитель­
ности
любых
точе к
зрения
делало
возможным
с толь
возмущавшее
современников
его
сотрудничество
во
враждебных
дру г
др угу
органах
печати
—
с
обнародованием
прямо
пр от ивопо ло жных
точ ек
зрения
(что в случае с автором «Д не вник а
писате­
ля»
совершенно
исключено).
Розановский
протеизм
—
о дно
из
условий
его
литературной
иг ры, «следствен­
ный
э кс пе рим ен т», доказывающий относительность истины .
Правда,
это
касается
преимущественно
политики
и
в
некотором
смысле
христианства.
Применитель­
но
к
онт ологи и
(то есть к сущностным,
бы тийны м
вопросам
—
о
Боге,
поле,
семье,
России
и
т.
д . ) «точка зрения»
Розанова,
как
правило,
не
меняется.
Более
того
—
в
«Опавших листьях», так же,
как
и
в
«Дневнике писателя», при всей внутренней
противоречивости
представляется
возможным
выделить
некий
императив,
некое
нравственное
ядро,
к отор ое
«держит»
т екст 39.
Именно
зде сь
в
первую
очере дь
возникает
перекличка.
Проследим
в
качестве
примера
бытование
одного
мотива.
Гов оря
в
«Дневнике писателя»
о
зверствах,
чинимых
турками
в
подвластной
им
Болгарии,
Достоевский
«по контрасту»
рисует
идиллическую
ка рти ну
Не­
вского
проспекта,
где
матери
и
нян ьки
ми рно
прогуливают
сво их
пит ом цев.
И
когд а
умиленный
подобным
зрелищем
повествователь
хочет
уже
воскликнуть
в
во ст орге
«да здравствует цивилизация», его вдруг посещает сомнение:
да
не
ми­
раж
ли
все
эт о? «Знаете,
госп ода ,
—
говорит
До сто евс кий,
—
я
остановился
на
то м,
что
мираж
или,
помягче,
почти
что
мираж,
и
если
не
сдирают
здесь
на
Невско м
к ожу
с
отцов
в
глазах
их
детей,
то
разве
только
случайно,
так
сказать,
“по не зави­
сящ им
от
публики
обстоятельствам”,
ну
и,
ра зум еет ся,
потому
е ще,
что
городовые
с тоят».
«Сдирание кож»
—
конечно,
метафора,
но
она
имеет
прочные
ос но ва ния,
в
том
чис ле
в
новейшей
истории:«Ну,
а
во
Франции
(чтоб не заглядывать куда поближе)
в
93-м
году
разве
не
утвердилась
эта
самая
мода
сд ир ания
кожи ,
да
еще
под
ви дом
са мых
священнейших
п ринци пов
цив илиз а ции,
и
это
пос ле -то
Рус со
и
Вольтера!»
Цивилизация
не
гарантирует
человека
ни
от
чего,
ибо
под
нею
—
прикрытый
ею!
—
«хаос шевелится».
И
бесчеловечность
всегда
найдет
себ е
приличное
оправдание:
«... Но
ес ли
б,
—
пишет
Достоевский,
—
чуть- чу ть
“доказал”
кто-нибудь
из
людей
“компетентных”,
что
содр ать
иногда
с
иной
спины
к ожу
выйдет
да же
и
для
общего
де ла
полезно,
и
что
ес ли
оно
и
отвратительно,
то
все
же
“цель оправдывает сред ­
ства”,
—
ес ли
б
заговорил
кто-нибудь
в
этом
смысле,
компетентным
с логом
и
при
компетентных
об ст ояте льст в ах,
то,
поверьте,
тотч ас
же
явились
бы
исп олн ите ли,
да
еще
из
самых
веселых».
Причем
«еще неизвестно,
где
бы
мы
са ми -то
очути лись :
между
сд ир аемы ми
или
сдирателями?»40.
П рой дет
соро к
лет
—
и
тот
же
моти в
возникнет
в
«Апокалипсисе нашего вре­
м е н и», в первом же его выпуске: «Остался подлый народ,
из
к оих
вот
од ин,
старик
лет
60 “и такой серьезный”,
Новгородской
губернии,
выразился: “Из бывшего царя
над о
бы
к ожу
по
одному
ремню
тянуть”.
Т.
е.
не
сразу
сорвать
кожу,
как
индейцы
ска ль п,
но
над о
по-русски
вырезывать
из
его
к ожи
ленточку
за
ленточкой.
И
что
ему
цар ь
сде лал ,
этому
“серьезному мужичку”».
Пройдет
еще
несколько
месяцев.
Ц арск ая
сем ья
буде т
уничтожена,
и
главный
исполнитель
Яков
Юровский
расскажет
об
э том
следующими
словами: «Я вынуж­
ден
был
п ооче редн о
расстрелять
каждого...
Рабочие...
выражали
неудовольствие,
что


Метаморфозы
личного
жа нра
69
им
привезли
трупы,
а
не
живых,
над
которыми
они
хотели
по-своему
поиздеваться,
чтобы
себя
удовлетворить».
Подлинность
розановского
наблюдения
засвидетель­
ствована
документально.
«Вот и Достоевский ...
Вот
те бе
и
Толс то й,
и
Ал патыч ,
и
“Война и мир”»41, —
так
завершает
Розанов
свою
запись
«о сдирании кож».
Вря д
ли
это
прямая
ссылка
на
«Дневник писателя»: тем поразительнее совпадение42 .
Вообще,
справедливо
было
бы
гов ори ть
о
влиянии
на
«Опавшие листья»
не
сто л ько
самого
«Дневника писателя», сколько всего мира Достоевского .
«Дневник
писателя»
—
более
политизирован,
бол ее
сиюминутен. «Опавшие листья»
—
это
прежде
всего
«ментальный дневник», как бы лишенный злобы дня в тесном смысле
этого
слова,
лиш енны й
ос трого
те куще го
интереса.
Все
события
в
нем
—
л ич ные.
Вернее,
все
личное
—
это
с об ытие.
Однако
оба
автора
постоянно
держат
в
уме
то,
что
можно
назвать
«последними вопросами».
И
оба
не
даю т
на
них
«последних от­
ветов».
Воз можн о
ли
бы ло
появление
«Уединенного», скажем,
в
1870-е гг.? Вопрос ри­
торический.
Общество
1870-х
не
бы ло
приуготовано
к
во с прия тию
по добн ой
поэ ­
т ики.
Его
эстетический
сл ух
еще
не
обострен
в
той
мере,
как
в
десятые
г оды
XX в.
Ли шь
после
Ф.
М.
Достоевского,
А.
П.
Чех ов а,
Вл.
Соловьева,
Д.
С.
Мережковско­
го,
А.
А.
Блока,
после
Ницше
(«человеческое,
слишком
человеческое»)становит­
ся
воз м ожным
ф еном ен
«Опавших листьев».
Происходит
разрушение
ус лов ной
авторской
личности
(что принимается за конец литературы), все громче заявляет
о
себ е
бунтующее
экзистенциальное
со зн ание
индивида.
Религиозный
и
социаль­
ный
кризис
нач ала
века,
предчувствие
«грядущих гуннов»
и
близкого
уже
ра зл ома
вр емен
—
все
это
порождает
но вые
эст етич еск ие
явления.
Надо
иметь
в
вид у,
что
скандал
в
той
или
иной
мере
вхо дил
в
литературную
стратегию
е два
ли
не
всех
те­
чен ий
русского
модернизма
(вспомним,
например,
явление
футуристов).
Цинизм
стал
«защитной одеждой»
не
одн ого
отечественного
л ири ка.
И
если
да же
такой
антипод
Розанова,
как
В.
В.
М аяко вски й,
проговаривается
типи чно
розановской
строкой: «Язнаю
—
гвоздь
у
ме ня
в
сапоге
кошмарней,
чем
фантазия
у
Ге те »43, то
это
свидетельствует
о
глубоких
перекличках
внутри
той
литературной
традиции,
ко торая
возникает
с
наступлением
нового
времени
и
у
ист о ков
которой
стоит
До­
стое вс ки й.
1 Бердяев Н.
А.
Самопознание.
Ци т.
по:
В.
В.
Розанов:proetcontra. СПб., 1995. Кн. I. С. 254.
2 Суслова А .
П.
Годы
б лизост и
с
Достоевским.
М., 1928. С.
171.
3 В1990г.
в
Итали и
состоялся
посвященный
Розанову
конгресс
(организован Институтом языка
и
лит ер ату ры
Восточной
Ев ропы
Миланск ог о
ун ив ерси тет а). В докладе Н.
Каприоли
(Милан)
«Розанов и “Д невн ик
пис ателя ”» утверждалось,
что
главный
труд
Роза но ва
—
трилогию
«Уеди ­
н ен но е », «Опавшие листья»
и
«Мимолетное»
—
«можно прочитать»
как
продолжение
«Дневни­
ка
п исат еля » (см.: Иванова Е.
В.
Италия
—
В.
В.
Ро зан ову
// Вопросы философии.
1991. No 3).
4 Исторический Вестник. 1881. No 4. С. 843.
5 Опавшие листья .
Короб
2-й.
Пг ., 1915.
С.
16. «Розановские “ Зам ет к и
на
пол ях
непрочитанных
кн иг ”... а еще раньше “Э мб ри оны”
и
“Новые эмбрионы”
в
книге
Роза нова
“Религия и культура”
(1899, 1901), —
з амечает
исследователь,
—
уже
несли
в
себ е
предчувствие
формы
“уединенно ­
го ”» (Николюкин А.
Н.
Миниатюры
Васи ли я
Роз ано ва
// Розанов В .
В.
Миниатюры.
М ., 2004.
С . 27-28).
6 Эмбрионы //
В.
В.
Роза нов . T. I. Религия и культура.
М ., 1990. С. 287. Интересно сравнить эту


70
И.
Л.
Волгин
розановскую
«формулу»
со
строками
современной
поэтессы
И.
Кабыш:
у
нее
она
на пол ня ется
новообретенным
д рамат ически м
смыслом.
Кто
варит
варенье
в
июле,
тот
жить
собирается
с
мужем,
уж
тот
не
намерен,
конечно,
с
любовником
та йно
бежать.
Иначе
зачем
тратить
сахар,
и
так
в едь
с
любовником
сладко,
к
тому
же
в
до му
его
тесно
и
негде
варенье
держать.
Кто
варит
варенье
в
июле,
тот
жить
со би ра ется
долго,
во
всяком
уж
с лучае
зи му
намерен
пере-зимовать.
Иначе
зачем
ему
это
и
ве дь
не
из
чу вс тва
же
до лга
он
гробит
короткое
лето
на
то,
ч тобы
пенки
снимат ь .
Кто
варит
варенье
в
июле
в
чад у
на
расплавленной
кухне,
уж
тот
не
уедет
на
Зап ад
и
в
Шта ты
не
ку пит
билет,
тот
будет
по
мертвым
сугроб ам
ползти
на
смородинный
запах...
Кто
варит
варенье
в
России,
тот
знает,
что
вых ода
не т.
(Кабыш И.
А.
Детство.
Отрочество.
Детство.
Саратов, 2003. С.
42). Таким образом, «варенье»
стало
сквозным
сюжетом
русской
словесности.
7 Достоевский Ф .
М.
Поли.
собр.
соч.: В30
т.
Т. 22. Л., 1981. С.
136.
8 Тамже.
Т. 29. Л., 1986. С.
178.
9 Голлербах Э.
Ф.
В.
В.
Розанов.
Жиз нь
и
творчество.
П г., 1922. С. 56, 81.
10 Подробнее см .
цикл
наших
работ
«Россия Достоевского. “ Д нев н ик пис ат еля”
как
и стор ическ ий
феномен»
в
к н.: Волгин И.
Л.
Возвращение
биле та.
Парадоксы
на цион аль н ого
самосознания.
М.,
2004. С . 24-145
и
др.
11 Б.
М.
Сарнов
полагает,
что
ни
Толстой,
ни
Достоевский
не
реши лись
узаконить
отрывочность
и
фрагментарность
как
самостоятельную
форму,
сделал
это
име нно
Роза нов ,
из
прои зведен ий
которого
в ышла
целая
школа
антиромана
(Вопросы философии .
1991. No 3).
12 Гиппиус 3. Н.
Живые
лиц а.
П рага, 1925. Вып . 2. С.
13.
13 Цит.
по:
В.
В.
Р оз а но в : pro et contra. Кн. 1. С. 254. Собственно,
эта
«манера говорения»
как
бы
ма­
териализовалась
в
п оэти ке
его
миниатюр:
слова,
им
произн ос имые ,
произносятся
не
с
трибуны,
не
с
ам во на,
и
уж
тем
более
не
с
кафедры;
они
«пришептываются»
на
ухо
собеседнику,
порою
«с
приплевыванием».
14 Цит.
по:
Ми ниа тюры .
С. 9.
15 На сходство розановского « у е динен ия»
и
«подполья»
Достоевского
указывал
в
своем
докла д е
на
к онф еренци и
в
Итали и
М.
Йованович
(Белград) ( Вопр ос ы
ф ило со фи и. 1991. No 3). Впрочем,
это
уже
давно
отмечено
в
на учной
литературе.
16 Приведем в качестве примера первые абзацы январского выпуска « Днев ник а
писателя»
за
1876 г .:
«...Х лест ак ов ,
по
к ра йней
м ере,
вра л- врал
у
городничего,
но
все
же
капельку
боя лс я,
что
вот
его
возьмут,
да
и
вытолкают
из
гостиной.
Современные
Хлестаковы
нич его
не
боятся
и
врут
с
полным
спокойствием.
Нынч е
все
с
полным
спокойствием.
Спокойны
и,
може т
быть,
да же
счастливы.
Вряд
ли
кто


Метаморфозы
личного
жанра
71
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
дает
себе
отч ет,
всякий
действует
«просто», а это уже полное счастье.
Нынче,
как
и
прежде,
все
проедены
самолюбием,
но
пре жне е
самолюбие
входило
робко,
оглядывалось
лихорадочно,
в гля ды валось
в
физи он оми и: «Так ли я вошел?
Так
ли
я
ск а за л?» Нынче же всякий и прежде
всего
уверен,
входя
куда-нибудь,
что
все
пр ина длеж ит
ему
од но му.
Если
же
не
ему,
то
он
даже
и
не
сердится,
а
мигом
решает
дел о;
не
сл ы хали
ли
вы
про
такие
записочки:
«Милый папаша,
мне
двадцать
три
года,
а
я
еще
ничего
не
сделал;
убежденный,
что
из
мен я
ничего
не
в ыйдет ,
я
реш ился
поко нчи ть
с
жизнью...»
И
з аст реливае тся .
Но
тут
хо ть
что- ниб уд ь
да
по нят но: «Для чего -д е
и
жить,
как
не
для
гордо­
с ти ?» А другой посмотрит,
походит
и
за стрели тся
молча,
единственно
из- за
того,
что
у
нег о
нет
ден ег,
чтобы
нанять
любовницу.
Это
уже
полное
свинство.
Уверяют
печатно,
что
это
у
них
от
того,
что
они
много
д умаю т.
«Думает- ду ма ет
про
себ я,
да
вдруг
г де -н ибудь
и
вынырнет,
и
именно
там,
где
наметил». Я убежден,
напротив,
что
он
в овсе
ничего
не
думает,
что
он
решительно
не
в
силах
составить
понятие,
до
дикости
неразвит,
и
ес ли
че го
захочет,
то
утробно,
а
не
сознательно;
просто
пол ное
свинство,
и
вовсе
тут
нет
ничего
ли­
берального».
(Подробный анализ данного фрагмента см.
в
нашей
книге:
Волгин
И.
Л.
Возвращение
б иле та.
М., 2004. С.
136-142).
М иниа тюр ы.
С. 23.
Бахтин
М.
М.
Проб ле мы
поэтики
Достоевского.
М ., 1972. С. 87.
Там
же.
С. 400.
Миниа тюр ы .
С. 466.
Дост оевск ий
Ф.
М.
Поли.
собр .
соч.: В30
т.
Т. 29. С. 101-102.
Бир жев ые
Ведомости. 1876. No 36.3 февраля.
ИРЛИ .
Ф.
100. No 29682, CCXI6.3 .
Петербургская
Г азет а. 1876. No 42. 2 марта.
На приме р,
п одче ркнут о
а по л итично е : «Папироска после купанья,
малин а
с
молоком,
малосоль­
ный
огурец
в
ко нце
июня ,
да
чт об
сбоку
прилипла
н иточ ка
ук ропа
(не надо снимать)
—
вот
мое
“17- е
окт яб ря ”. В этом смысле я “ о ктяб рист”» (Миниатюры.
С . 186).
На
это
обратила
вни м ание
Н.
К аухчашви ли
(Бергамо)
со
ссылкой
на
Г.
П.
Федотова
и
А.-М.
Рип-
пелино
(Вопросы философии.
1991. No 3).
Петербургская
Газета. 1876. No 23.3 февраля.
Петербургская
Газета.
1876. No 24.4 февраля.
В
этой
и
последующих
пя ти
цита та х
курсив
наш.
Иллюс трир ов анн ая
газе та. 1876. 15 февраля.
Новы й
критик
<И.
А.
К ущ ев ск ий >. Новости русской литературы //
Но в ос ти. 1876. No 38.7 фев­
раля.
Бук ва
<И.
В.
Ва силе вск ий >. Наброски и недомолвки //
Нов ое
Время. 1876. No 37.8 февраля.
Петербургская
Газета.
1876. No 24. 2 февраля.
Крон ш тадт ски й
В ес тник. 1877. No 61. 22 мая.
Волынский
А.
Л . «Фетишизм мелочей». В.
В.
Р озано в
//В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 2. С. 241,
243, 246.
Полонский
В.
Исповедь
одного
соврем енни ка
// Там же.
С . 276-277.
Троцкий
Л.
Д.
Мистицизм
и
канонизация
Р озан ова
//Тамже.
С. 318.
Ру сск ая
Мысль. 1912. No 5. Отд. III. С. 29.
Мини атю р ы.
С . 250. По поводу этого пассажа А.
Д.
Синявский
пр оница т е льно
зам еча ет: «Строго
говоря,
“без кальсон”
здесь
Ро зан ов
в
общем-то
и
не
появляется.
Он
только
обещает:
вот
с ейчас
я
сн иму
“кальсоны”,
и
вы
увидите,
как
это
важно
и
интересно.
Здесь
ударное
слово
“кальсоны”,
а
буквально
их
незачем
сним а ть.
Важен
жест
раздевания,
и
совершенно
неважно,
что
мы
обнару­
жим
в
дальнейшем.
В
даль нейшем
—
чис то
понятийно
—
Ро зано в
“голый”. Но голого Розанова,
строго
говоря,
мы
не
в идим.
Мы
видим
Розанова,
с нима ющег о
“кальсоны”. То есть
—
с
по мощь ю
слова,
чисто
стилистическими
средствами
—
Ро зан ов
им ити рует
что-то
недопустимое
в
с воей
прозе,
что-то
превосходящее
все
границы
дозволенного.
Ро занов
имитирует
жес т
последней
от­
кровенности.
И
у
нас
создается
чувство,
что
Розан ов
—
“нагишом”» (Синявский А .
Д.
С
н осов ым
платком
в
Царст вие
Небесное
// В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 2. С. 457).
Хо тя
эта
т ема
вы ходит
за
рамки
насто ящ ей
работы,
не
можем
не
сослаться
на
свидетельство
Л.
А.
Мур ах иной ,
видевшей
Ро занова
раз
или
два
незадолго
до
его
с мерт и: «Василий Василье­
вич
обладает
душою
совершенно
прозрачною,
такою
чис тою,
что
да же
маленькие
недостатки
ее


72
И.
Л.
Волгин
(без которых Василий Васильевич был бы не человек)
не
могут
отталкивать,
потому
что
и
их
корень
—
чи сты й.
В
том-то
и
вся
суть
Василия
Васильевича,
что
он
в опло щени е
принципа
чи­
стоты,
к отора я
стр емит ся
покрыть
собою...
стушевать
всю
грязь,
скопившуюся
в
современных
понятиях,
но
—
увы!
сама
з агр язня ется
от
те сно го
соприкосновения
с
не чис то то ю» (Мурахи-
на
Л.
А.
О
В.
В.
Розанове.
Из
личных
вп ечат лен ий
// В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 2. С. 308).
40 Дневник писателя . 1877. Февр аль. III // Достоевский Ф.
М.
По ли.
соб р.
соч.
Т. 25. С. 45,46.
41 Миниатюры.
С . 479-480 .
42 Надо сказать,
метафоры
Достоевского
вообще
имеют
свойство
материализоваться.
Та к,
в
ра с­
сказе
польского
п исат еля
Ежи
Пильха
«Монолог из норы»
соде ржи тся
«физическая»
ал люзи я
с
«Записками из подполья» (подробнее см.
на шу
работу
«Из России
—
с
л юб ов ью? “Русский
след”
в
западной
литературе»
в
кн.: Волгин И.
Л.
Возвращение
бил ет а.
М ., 2004. С. 381-383). Дж.
Фаулз
в
«Коллекционере»
превращает
образ
п одп олья
в
реаль ны й
подвал
—
место
и зощре нног о
и
мучительного
убийства.
43 О глубинной и парадоксальной связи Розанова и Маяковского говорили еще их современники .
См ., напр.: Ховин В.
На
о дну
т ему.
Пг., 1921. Об этом также упоминает В.
Б.
Шкловский
(Жизнь
в
и с ку сс тв е. 1921.19-22
мар т а; 6-12
апреля). А в 1980-е
гг.
—
А.
Д.
Синяв ск ий
(С носовым плат­
ком
в
Царствие
Небесное
// В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 2. С 454-455).


В.
А.
Ке лдыш
(Москва)
Роз анов
и
ру сск ая
литература
Се реб ряног о
век а
Настоящая
те ма
в
св оем
полном
объеме
весьма
обш ир на,
и
ра зв ерн уть
ее
сколько-нибудь
подробно
в
пределах
короткой
стать и,
естествен но ,
невозможно.
Поэтому,
из б егая
како й -либ о
д ет ализ ации,
предполагаю
в
самы х
общих
черт ах
ко с­
нуться
здесь
только
одн ой,
но
ключ ев ой
розановской
идеи,
кот орая ,
как
кажется,
ос обенно
тесно
св язан а
с
русским
литературным
процессом
рубежа
XIX-XX с толе ­
тий
и
его
философско-эстетическими
ос но вания ми.
Естественно
начать
с
антиномически
разноречивой
при род ы
розановской
мыс­
ли,
о
чем
много
пи са ли.
Можно
различать,
например,
ее
исходные
о снов ы,
ее
перво­
н ачал а,
и
конечные
ее
построения,
х отя
и
явл яющи еся
выводами
из
этих
первона­
чал,
но
боле е
уз к ими,
чем
он и.
И
если
эти
конечные
построения
вызывали
у
со вре ме нник ов
ма ссу
воп ро сов,
несогласий,
п роте стов ,
то
первоначала
мысли
Розанова,
по
существу,
оказались
з на­
чительно
менее
проблематичными
и
значительно
бол ее
адекватными
той
эпохе,
ка­
кую
мы
называем
Серебряным
веком.
Вместе
с
тем
и
с амо
это
общее
п риоб рет ало
у
Розанова
особый
облик,
о
чем
и
хоче тс я
сказать
—
по
не обход им ост и
кратко.
Об рат им
прежде
всего
внимание
на
происшедший
у
самых
и ст оков
Серебряного
ве ка
радикальный
сдвиг
отношения
к
тому,
что
на
языке
рус ской
общественной
и
ли­
т ера турной
мысли
часто
именовалось
«направленством»
и
о
чем
наш
почтенный
и сто­
рик
литературы
С.
А.
Венгеров
п исал: «слово прямо неизвестное европейской крити­
ке
в
том
смысле,
как
его
у
нас
поним а ют »1.
Подразумевается
дос та точ но
устойчивая
приверженность
ру сс кого
литератора
к
определенным
общественно-идеологическим
платформам.
И
даже
тогда,
к огда
масштабы
его
творчества
неизмеримо
перерастали
г ра ницы
такого
род а
платформ,
он
подчас
стремился
создавать
со бст венн ые
ид ео­
ло гиче ск ие
версии
социального
устроения
жиз ни
(как,
к
примеру,
Л.
Толстой).
Но
на
пороге
XX века в значительной части литературного движения происходит отход
от
подобных
ор ие нта ций
—
ил и,
во
всяком
случае,
заметное
их
о сл абл ение.
Процесс
шел
неравномерно,
иногда
с
воз вра т ами
вспять
—
и,
тем
не
менее,
хара кт ери зов ал
одну
из
особенно
явственных
тенденций
литературного
в р емени.
Эту
тенденцию
обычно
связывают
с
возникновением
нового
для
России
мод ер­
ни стс кого
движения
и
его
прог ра мм ных
установлений.
Однако,
не
мен ее
недвусмы­
сленно
и
отчетливо
ее
выр аз ил
А.
П.
Чехов
—
к
примеру,
в
широко
известном
пись­
ме
А.
Н.
Плещееву:«Янелиберал,
не
консерватор,
не
постепеновец
<...> Я хотел бы
бы ть
свободным
художником
и
—
только
<...>
Фирму
и
ярлык
я
считаю
п ред рас­
судком.
Мое
святая
святых
—
это
человеческое
тело,
здоров ье,
ум,
талан т,
в дохнов е­
ние,
любовь
и
абсолютнейшая
с во бода
<...>»2.
Особ ос ть
такого
род а
по зи ции
для
новой
эп охи
духовного
развития
в
России
со­
стояла
не
просто
в
возвеличении
всечеловеческих
ценностей
(«святая святых»), а в


74
В.
А.
Келдыш
то м,
что
они
решительно
от д еля лись
от
со при к осно вения
с
конкретной
социально­
и де ологич еск ой
сферой
(«не либерал,
не
консерватор,
не
постепеновец»
и
т.
д. ).
Именно
с
этими
у стр ем ления ми
времени
сбл ижали сь
исходные
начал а
мыс ли
Розанова.
«Почему я так сержусь на радикалов?
Сам
не
знаю.
Люблю
ли
я
консерваторов?
Нет» (запись из «Уединенного»
от
14 декабря 1911 г .)3.
И
симптоматично,
что
в
статье
1904 г.
«Писатель-х уд о жник
и
партия»
Ро з анов
в
подтверждение
эт ой
своей
позиции
ссылался
именно
на
Че хов а,
на
его
неприятие
«направленского паспорта»4,
к оторы м
хотели
связать
писателя.
По
пов оду
такого
рода
суждений
Розанова
(а их
легко
умножить)
могут
возникнуть
недоумения,
памятуя,
например,
о
его
«ново -
временской»
деятельности.
Но
мы
знаем
и
о
его
нередких
отступлениях
от
нее
в
с торону
значительно
более
либеральную,
что
вызывало
постоянные
обвинения
в
беспринципности.
Подобные
зигзаги
и
в
самом
деле
не
всегда
выглядели
слишком
красиво
с
точк и
зрения
общепринятых
нравственных
поня тий.
Но
сам
Розанов
эту
свою
ситуацию
толковал
совсем
п о-д ругом у,
счит ая
вооб­
ще
всякую
социально-идеологическую
приверженность
признаком
пов ерх но стн о­
го
вйдения,
я в лением
внешним
в
духовном
мире
человека,
и
потому
не
придавал
большого
значения
своим
эпизодическим
«изменам»
ей,
з амет ив
по
сему
поводу:
«Удивительно,
как
я
уд ел ывался
с
ложью.
Она
никогда
не
му чила
мен я»5.
Но
не­
верность
эта
целиком
искупалась,
по
Розанову,
верностью
имманентным,
глуб ин но
личностным
началам
жиз ни
внутренней:«Навидуя
—
всесклоняемый.
В
себ е
(субъ­
ект)
—
абсолютно
н ес кло н яем»6.
«Несклоняемость»
ска зал ась
в
том
числе
в
ос обой ,
постоянной
у
Розанова
ма­
н ере
думать
о
веща х:
любой
из
предметов
его
размышлений
неизменно
возводился
к
некоей
всеобщности,
о тда ляющ ейся
от
тех
или
иных
конкретно
идеологических
симпатий
либо
ант ипат ий .
Так
б ыло
уже
в
нача ле
его
ли тературн ой
деятельности.
Весьма
характерны
две
розановские
статьи
1891 г.
—
«Почему мы отказываемся
от
“наследства 60- х
—
70-х
годов”?» и «В
чем
главный
недостаток
“наследства
60- х
—
70-х
годов”?», —
вмешавшиеся
в
известную
ди ску ссию
1890- х
годо в
во­
к руг
жгуч е
актуальных
общественно-идеологических
вопросов
времени,
которые
автор
переводит
в
другую,
в
основном
чисто
философскую,
пло ск о сть.
Противник
обсуждаемого
«наследства», он судит о нем,
однако,
с
точки
зрения
не
соб ст венно
«направленских»
критериев,
а
«вечных обязанностей человека на земле», кото ­
рые
недоступны,
по
Розанову,
узко
утилитарному
зн анию
«людей шестидесятых
и
семидесятых
г о дов », но открываются лишь всеобъемлющему знанию о мире,
ибо
человек
—
«особенное существо», в чью «д уш у
как
бы
вложены
зав и тки
всего
мир о зда ни я»7.
Именно
пафос
«особенного существа»
проливает
св ет
на
философию
жиз ни
Розанова,
чье
р елиг ио з но-мет афи зич еск ое
содержание
приобретает
п одоб ную
от­
че тлив о
ан тро пол оги че скую
окраску.
И
в
этом
смысле
сб л ижаетс я
с
метафизикой
русского
символизма,
которая
опиралась
—
в
своей
неорелигиозной
ипостаси
—
на
представления
о
«божественном начале человека,
погруженного
в
ма тери ю » (Вяч.
Иванов)8.
Заданная
Владимиром
Соловьёвым
и
его
концепцией
грядущего
иде ал ь­
ного
и
мат ери аль ног о
«всеединства» («оббжение материи»
—
словами
Соловьёва),
эта
синтезирующая
тенденция
вст рети ла
резкие
возражения
у
к ру пных
мыслителей
о ртод окса льно
православного
с кла да,
как
Константин
Леонтьев,
отвергших
подоб­
ную
мет афи зи ку
«земного», но оказалась близкой Розанову при всем его пиетете


Роз ан ов
и
русская
литература
Серебряного
в ека
75
перед
Леонтьевым
(хотя и не на все у Леонтьева распространявшемся)
и
в
то
же
вр е­
мя
весьма
отчужденном
от нош ении
к
Со ловьё в у.
Более
того.
Тенденцию,
о
которой
речь,
Ро з анов
выр аз ил
особенно
подчеркнуто
и
демонстративно.
В
неорелигиозной
философии
и
эстетике
на
по ня тия
об
«оббжении материи»
ложилась
чаще
всег о
печать
некоей
умозрительности
—
на
размышления
В.
С оло­
вьёва
о
«смысле любви», рассуждения Д .
Мережковского
о
«святой плоти»
и
др.
Напротив,
у
Розанова
феномен
«оббженого»
предельно
сближен
с
ч увс тве нно­
конкретной
сферой
жиз ни,
притом
в
самых
обыденных
ее
проявлениях.
При ­
вычная
оппозиция
ж ите йски
каждодневного
и
возвышенного
над
ним
лишается
своей
категоричности,
иб о,
по
Розанову,
име нно
в
то лще
материально
обыденн ог о
(точнее
—
к ажущ ег ося
таковым)
су щес тво вания
заключен
под линно
м етафиз ич е­
с кий
смысл
жизни
человека.
Синт ез
метафизического
и
реального
мыслится,
та­
ким
об раз ом,
особенно
всеохватно.
И
это
подтверждают
некоторые
из
клю ч евых
розановских
сочинений,
посв ящ енны х
проблемам
сем ьи,
пола
(«Семейный вопрос
в
Р ос с ии », «В мире неясного и нерешенного», «Люди лунного света.
Метафизика
христианства»
и
сопутствующие
им
статьи), как и знаменитые книги «Уединен­
ное»
и
«Опавшие листья»
с
примыкающими
к
ним
произведениями
того
же,
услов­
но
дн евник о вог о,
жанра.
Не
имею
в
виду
оценивать
предложенные
здесь
ав торо м
конкретные
р еше ния,
подчас
афо р истич еск и
броск о
и
парадоксально
суммированные.
Выделя ю
лишь
стоящую
за
ними
иде ю
в
ее
самом
об щем,
изначальном
виде
—
идею
частной
жизни
как
средоточия
сущностных
начал
бытия,
великолепно
запечатленную
в
упомяну­
тых
«Уединенном»
и
«Опавших листьях». Идея эта предстает здесь на всех уровнях
—
от
собственно
содержательных
до
форм аль н ых.
Например,
неожиданно
многозначительным
становится
один
из,
казалось
бы,
вне шни х
компонентов
текста
—
завершение
отдельных
за пис ей
указаниями,
где
и
при
каких
обстоятельствах
возникла
у
автора
та
или
иная
мысль:
к
примеру, «наиз-
во щике
но ч ью », «за набивкой табака», «едем в лавку», «за кофе утр. », «купанье»
и
даже
в
особо
уединенных
мест ах.
Серьезные
мысли
демонстративно
сопряжены
со
сплошь
и
рядом
самыми
что
ни
на
е сть
заурядными,
б уд ничным и
обстоятельствами.
Еще
Виктор
Шкловский
в
известной
раб оте
1921 г.
о
Розанове
об рати л
внимание
на
это
«несоответствие между мыслью или переживанием и их обстановкой»
и,
в
согласии
с
тогдашними
своими
представлениями,
истолковал
увиденную
им
особенность
как
прежде
всег о
художественный
прие м: «прекрасный пример оксю­
мо ро на », писал он9.
Но
наз ван ный
прием
несет
в
себе
в
данном
случае
и
важный
сущностный
смысл,
внушающий
читателю
поня т ие
об
ис т инных
отношениях
«быта»
и
«бытия» .
Тот
факт,
что
суждения
о
них
не
выстраиваются
в
пр от ивопо с та вле нные
смысловые
ряды,
что
они
рядоположны,
проникая
др уг
в
друга,
в ыя влен
и
общ ей
композицией
этих
книг.
Примечательно,
что
задача
«опавшие листья собрать» (из первой записи в
«Уединенном») осуществляется без сколько -ниб уд ь
отчетливой
систематизации.
В
масштабе
ц елого
сохраняется
сво йств енная
дневниковому
жанру
хрон ологи че­
ская
последовательность,
но
в
ход е
повествования
она
то
и
де ло
нар у шается .
В
по­
давляющем
большинстве
фрагментов
да ты
вообще
не
проставлены.
Что
же
к асается
о тст упов
от
хро нол оги и,
то
они
подчас
объясняются
группировкой
отде льн ых
за­
писей
по
иному,
не
хронологическому,
а,
например,
те мат ич ес кому
принципу.
Но
так
бывает
далеко
не
всегда.
Очень
часто
возникает
ощущение,
что
материал
ра с­


76
В.
А.
Келд ыш
п олагае тся
слов но
бы
«как попало». «О н
мог
от
проблематики
Древнего
И зраи ля
п ере йти
к
огурч ик у
<...>
р асск азы вал
одновременно
о
Боге
и
о
к алоша х,
ко торы е
ст оят
у
него
в
передней
<...>
не
заботясь
о
том ,
насколько
все
это
логи чно», —
пи­
шет
А.
Д.
Синявский,
ав тор
весьма
интересной
книги
о
Розанове,
усматривая
в
это й
умышленной
«нелогичности»
приз нак
новой
литературной
формы,
определяемой,
по
аналогии
со
структурой
и
названием
книги
Л.
Шестова
«Апофеоз беспочвенно ­
сти», как «апофеоз
бесформенности»10.
Подобный
акцент
на
«случайном»
позволяет
опять-таки
пренебречь
—
уже
в
са­
мом
расположении
материала
—
це ннос тно й
иерархией
смыслов
в
общепринятом
ее
понимании
и
слить
во едино ,
без
видимого
различения,
быто в ое,
оби ходное ,
каждо­
дневное
с
духовным,
сущностным,
метафизическим,
тем
самым
наглядно
за печа тле­
вая
идею
их
конечной
нераздельности.
Именно
эта
основополагающая
розановская
идея
находит,
по
нашему
м нени ю,
свое
опос ред ов анн ое
и
вместе
с
тем
глубинное
соответствие
во
в сем
художествен­
ном
процессе
Серебряного
века,
в
са мом
его
протекании.
Символистское
движение
раз вив ало сь
под
знаком
сформулированного
Вячес­
лавом
Ивановым
неизменного
постулата
—
a realibus ad realiora.
Но
в
его
границах
с ов ершали сь
эволюции,
связанные
в
том
числе
с
усилением
пе рв ично
«реального»
на
пути
к
метафизическим
обобщениям
высшего
порядка
(к«реальнейшему»). По­
до бные
эв олюц ии
интенсивно
продолжались
в
постсимволистском
движении.
Ме­
тафизический
субстрат,
вопреки
иным
пр ед став ления м
об
акмеизме,
сохраняет
в
нем
свое
присутствие.
И
вместе
с
тем
здесь
п роис ходи т,
что
хорошо
известно,
даль­
нейшее
настойчивое
повышение
значимости
жизненной
э мпир ии,
вещного
ми ра
и
сопутствующей
им
объективно-изобразительной
сти хи и.
Ос о быми
художествен­
ным и
пут ями
утверждает
вещный
мир
и
русский
футуристический
авангард.
В
этом
нарастающем
к
концу
1900-х
—
началу
1910-х
гг.
устремлении,
условно
говоря,
от
«бытия»
к
«быту» (понимая быт в расширительном смысле
—
как
всю
це локуп н ость
обыденно
земных
форм
жизни
—
и
сохраняя
понятие
о
бытии
как
«высшей инстанции») модернизм соприкоснулся с реализмом
—
прежде
всего,
со
сл оживш имс я
в
те
же
годы
неореалистическим
течением
(И.
Бу нин,
А.
Толстой,
И.
Шм ел ев,
М.
Пришвин,
С.
Сергеев-Ценский,
Е.
Замятин), в котором,
в
св ою
оч е­
ре дь,
с ов ерша лось
вс тре чное
движение.
Ес ли
В.
Брюсов
(в рецензии 1910 г.
на
«Жем­
чуга »
Н.
Гумилева)
сетовал
на
изб ы ток
«идеализма»
в
творчестве
единомышленни­
ков,
предвещая
«еще не найденный синтез между “р е ал из м ом”
и
“идеализмом”»11, то
критики
неореалистического
лаг еря
сожалели
как
раз
о
недостатке
«идеализма»
в
предшествующей
реалистической
литературе,
прив ет ству я
поя вл ение
в
«новейшем
реализме»
«тоски по высшей жизни < ...>, сверхчувственному миру»12.
Завершающий
этап
Серебряного
века
был
отмечен,
таким
образом,
центростре­
мительными
тяготениями,
наметкой
путей
к
художественному
синтезу,
ко торы е
возможно
определить
как
«от бытия к быту»
и
«от быта к бытию» .
Сопр я жени е
этих
понятий
по
отношению
к
текущему
литературному
процессу
име нно
в
таком
сло­
весном
выражении
возникало
уже
в
то
время.
И
тогда
же
создавались
«Уединенное»
и
«Опавшие листья», в которых наиболее
выразительно
у
Роз ано ва
предстала
иде я
миросозерцательного
синтеза,
осно ван но­
го
на
тех
же
началах.
В
эт ом
смысле
его
х удо жест венно -фи лосо фск ая
эссеист ик а
сопричастна
общему
литературному
д виже нию
в
России
начал а
ве ка,
а
не
только
отдельным
его
с ост а вляющи м.
По няти я
«программа», «платформа», казалось бы,
не
г одя тся
для
тек стов ,
о
к ото рых
идет
ре чь.
И
все-таки
своего
род а
невольную
про­


Роз ан ов
и
русская
литература
Се ребр яного
в ека
77
граммность,
возникающую
как
бы
са мо
собой,
без
умысла,
из
многих
внешне
не
с вя­
зан ных
образов-формул
(нередко не имеющих прямого отношения к литературе),
можно
увидеть
и
зд есь13, поскольку то,
что
запечатлено
на
страницах
этих
кни г
в
«снятом»
виде
—
именно
ид ея
синтеза
—
по-разному
воплощалось
в
окруж ав ш ей
автора
«Опавших листьев»
художественной
жизни,
хот я
ему
самому
происходящее
в
ней
нравилось
оче нь
не
часто.
Перед
нами
—
вид имо е
противоречие.
И
оно
нуждается
в
объяснении.
Нет
со­
мн ения ,
что
Розанов-мыслитель,
равно
как
и
художник
слова,
—
крупнейшее
яв­
л ение
русской
духовной
культуры,
ск лад ывав шейся
на
пе релом е
дв ух
эпох
(что
подтверждают
и
все
серьезные
исследования
о
не м,
постоянно
умножающиеся).
Вместе
с
тем
он
демонстративно
за я влял
о
св оем
консерватизме
—
как
единс т венн о
достойной
поз иции
—
по
о тно ше нию,
например,
к
ис т ории
рус ск ой
ли тера туры ,
по­
лагая
абсолютным
и
недостижимым
превосходство
ее
клас си чес кого, XIX, века над
последующим
литературным
временем.
И
подчас
столь
же
демонстративно
говорил
о
св оей
неосведомленности
в
те куще м
литературном
процессе
и
незаинтересован­
ности
им,
что
на
самом
деле
бы ло
не
так.
Не
занимаясь
систематическим
обозрени­
ем
процесса,
он
охотн о
отзывался
на
те
литературные
факты,
кото р ые
о со бенно
его
задев ал и.
И
таких
откликов
осталось
достаточно
много.
Их
основная
тон альн ост ь
—
критическая.
Позитив,
несомненно,
был
и
в
них,
но
преобладали
негативные
л ибо
холодные,
отчужденные
оценки
рецензируемого.
Тем
не
менее,
при
в сем
обилии
чуж ого
и
чуж дого
Роз анов у
в
современном
ему
литературном
движении
отношение
к
нем у
писателя
бы ло
все-таки
менее
однознач­
ным
и
бол ее
с ложн ым
по
сравнению
с
тем,
как
это
п орой
представляют
и
как
иногда
высказывался
на
сей
с чет
сам
автор.
Думаю,
что
близка
к
интересующей
нас
с ути
во про са
—
например,
рецен­
зия-статья
Розанова
«Критик русского décadence’a» (напечатанная в 1909 г.
и
по­
священная
книге
критика
А.
А.
Измайлова
«Помрачение божков и новые кумиры»
М. , 1909) с рассуждениями о «н овом
ис к ус ст ве » (как тогда нередко именовали ран­
ний
мо д ерни зм ), в которых критический пафос по его адресу соединяется с хоть
и
двусмысленным,
но
при зн анием
ег о.
Вот
что
—
в
том
числе
—
сказал
Розанов:
«Декадентство войдет огромною полосою в историю умственного развития Рос­
сии ,
в
ист орию
у мст венны х
в
ней
д виж ений»; то,
что
принесли
декаденты,
—
«дей­
ствительно
но во »; «вся литература перестроилась в самих терминах,
и
значит,
она
перестроилась
в
понятиях,
в
стремлениях»14.
И
одна ко: «почему же,
почему
это
направление
не
носил
ге ний?»; «Что было
новое
на строе ни е,
что
б ыли
новые
мысли,
что
появились
но вые
вкусы,
раздались
новые
требования,
—
все
это
т ак!
Но
в
этом
разве
де л о? <...> Если бы,
не
доказывая
на
дл инных
страницах
д линн ых
истин,
в
“Сев.
Вести.”,
в
“Нов .
Пу ти”
или
“Мире
Искусства”
появилось
“в новом декадентском вкусе”
х отя
о дно
сти хотв оре ни е
с
кр а­
сотою
и
силой
Лермонтова,
—
Россия
бы ла
бы
пок орен а,
декадентство
стало
бы
по­
бе дит ел е м...»15.
Перед
нами
—
характерно
розановские
парадоксальные
крайности
мысли.
В
этом
случае
—
отрицание
непосредственно
творческого
начала
(«В декадентстве
решительно
нет
т во р чес тва»16) у деятелей новой литературной генерации,
подраз­
умевающее
прежде
всег о
отсутствие
собственно
художественной
значимости
в
их
сочинениях
(а между тем в статье названы самые крупные имена русского симво ­
лизма
—
В.
Бр юсов ,
А.
Бло к,
Вяч.
Иванов,
К.
Б альм он т).
Но
в
то
же
время
автор
статьи
склонен
считать
новыми
в
русской
литературе
сами
по
себ е
их
зам ысл ы,
их


78
В.
А.
Келдыш
идеи,
отмеченные
новизною
мет афиз ич еск их
устремлений,
и
готов
«примкнуть»
к
ним, «дайоничто-нибудь
гени аль но е»17. А к тому же не лишает и перспективы дви­
жение,
о
котором
вед ет
речь:«Вывсе-таки
принесли
нам
весну,
п ока
неясную,
п ока
холодную
и
дожд лив ую .
Но
про гля нет
же
за
дождями
и
с олнце .. .»18.
Эти
сло ва
(из
завершения
статьи)
подтверждают
в
конечном
счете
прия т ие
Розановым
современ­
н ого
ему
эта па
российской
словесности
при
всех
острейших
несогласиях
со
своим
в ре менем
и
его
литературой.
А
в
1911 г.
появилась
другая
стать я-р еце нзи я
Розанова,
наз в анная
«Неоце­
нимый
ум»
и
посвященная
в
ос новн ой
своей
час ти
известной
кн иге
люби м ого
им
Леонтьева
«Анализ,
стиль
и
веяние.
О
романах
гр.
Л.
Н.
Т олс того» (1890), в том же,
1911 году переизданной .
В
ней
отразились
существенные
и
важные
изменения,
про­
ис ходи вш ие
в
раз вит ии
художественного
стиля
на
рубеж е
XIX-XX
вв.
Стер жнев ая
мысль
кн иги
—
об
эстетической
ис че рпа нно сти
в
творчестве
Л.
Толстого
пре жн его
реализма
с
присущим
ему
чрезмерным
расширением
и
умножением
объективно­
изобразительной
сферы
—
в ызв ала
ряд
критических
отзывов
в
тогдашней
прессе,
протестующих
против
«посягательств»
на
Толс то го
и
реалистическую
классику.
Розанов,
напротив,
выс т упил
с
поддержкой
книги
как
«образца литературной кри­
тик и »: «Леонтьев рассматривает творца “Вой н ы
и
мира”
и
“Анны Карениной”
как
з авершит еля
“натурального романа”
в
России,
в
кото ром
“натурализм”
не
только
достиг
своей
высшей
точ ки
д виже ния,
но,
наконец,
достиг
пресыщенности»', «ана­
лиз
Леонтьева
и
его
художественные
утверждения,
между
прочим,
совершенно
об ъ­
ясн яю т,
почему
приблизительно
после
“Анны Карениной”
для
русской
литературы
настала
пора
нов ых
исканий,
новых
попыток...
Декадентство,
символизм,
“стилиза­
ция”
—
во
вс ем
этом
литература
зам е тала сь »19.
Если
в
предшествующей
ре це нзии
Розанова
гово ри л ось
о
п рихо де
новых
мыс ­
лей
в
литературу
ру беж а,
то
здесь
—
о
происходящих
в
это
время
знаменательных
художественных
сдвигах.
Сыз но ва
подтверждается
слож н ое
признание
Розановым
за кон омер нос ти
нового
этапа
отечественной
словесности.
Несомненно,
что
и
сам
он,
со
в сем
своим
пиететом
перед
русской
классикой,
осознает
с ебя,
тем
не
менее,
на
другой,
сл едую ще й,
ступени
литературного
дв иже ния,
хотя
и
не
пр иемл я
оч ень
многого
в
наставшей
см ене
художественных
в ех.
В
литературе
его
времени
Розанов
не
увидел
творческих
фигур,
котор ые
ст али
неоспоримыми
ориентирами
для
нее .
И
тем
не
м енее,
стоит
еще
раз
напомнить
здесь
о
Чех о ве.
Имя
Чех о ва,
на
общем
фоне
современной
Роз ано ву
литературы,
занима­
ло,
как
ка же тся,
особое
место
в
ее
во спр ия тии
Розановым20.
Он
не
единожды,
а
в
разные
год ы
и
по-разному,
в
том
чи сле
негативно,
высказывался
о
Ч ехов е.
Но
ср еди
ра з личных
высказываний
встретятся
и
суждения,
котор ые
констатируют
в
чехов­
ско м
тв орче ств е
нечто
особенно
нужное,
по
мнению
критика,
для
текущей
словес­
ности.
И
суждения
эти
интересны
нам
еще
и
потому,
что
по-своему
соприкасаются
с
сегодняшними
понятиями
о
Чехове
как
од ной
из
самых
представительных
фиг ур
п орубе жн ой
художественной
эпохи,
оплодотворившей,
по
существу,
литературу
Сер еб рян ого
века
во
в сем
ее
объеме.
«Я перечел опять Чехова. . .
—
за мет ил
Иннокентий
Анненский
в
од ном
из
писе м
1905 г.
—
И
неужто
же,
точно,
русской
литературе
надо
было
вязнуть
в
боло та х
До­
стоевского
и
рубить
с
Толстым
вековые
де ревь я,
ч тобы
стать
о бл адат ель ницей
этого
п али сад ни ка ...»21. А несколько лет спустя,
в
янв аре
1910 г.
появилась
статья
Розано­
ва
«Наш “Антоша
Чех онт е”» (пожалуй,
особенно
пр он ицат ель ная
сред и
др угих
его
статей
о
Че хов е ), где есть суждения,
кот оры е
можно
восп риня т ь
как
чут ь
ли
не
по­


Розанов
и
русская
литература
Се ребр яного
ве ка
79
лемический
отклик
на
слова
Анненского,
хотя,
разумеется,
никакого
по ня тия
о
них
автор
статьи
иметь
не
мог.
«Толстого или Достоевского,
да же
Тур ген ев а,
нак он ец,
ленивого
Гончарова
Бог
или
Natura-Genitrix вырубали из большого дерева большим топором,
—
пи шет
Ро­
занов.
—
Все
крупно,
сил ьно
—
в
творчестве,
в
л ице
их.
Сотворение
Чехова
все
шло
иным
сп ос об ом»22.
И
ещ е: «В самом деле,
та кого
отсутствия
крутой
волны,
больш о­
го
вала,
как
у
Чехова,
мы,
кажется,
ни
у
кого
еще
не
в с тр еча ем»23.
Но
при
этом
под­
разумевалось
не что
иное,
чем
у
Анненского,
как
и
отличное
от
того,
что
пи сал
сам
Розанов
в
упомянутой
с татье
1904 г.
«Писатель- х уд ожни к
и
партия»(инетолько
в
ней), когда в аналогичном сопоставлении с Толстым и Достоевским утверждал,
что
по
отношению
к
ним
«талант»
Чехова
«всегда был и остался второго порядка»24.
А
еще
ра нь ше,
в
декабре
1896 г.,
в
письме
к
П.
П.
Перц ов у
сказал
о
своей
нел юб ви
к
Чехову
из-з а
его
якобы
п ри зе млен н ости : «не люблю Мережк. ,
Чех ова
<...>
Ниц ­
ше:
они
воспели
это
“внешнее место” (т .
е.
окр ужа ющи й
м и р, «куда мы загнаны». —
В.
К .), они едят в нем колбасу и зернистую икру <...>
и
думают,
что
это
все,
что
нужно
ч ело век у»25.
Но
вот
что
чит аем
в
статье
«Наш “Ан т оша
Че хон те”»: «Чехов довел до вир ­
туозности,
до
гения
обыкновенное
изображение
обыкновенной
жи зн и»26.
Как
же
в
эт ом
случае
понимает
Розанов
представления
Чехова
об
«обыкновенном»? За­
метим,
что
в
том
же
1910 г.
и
под
обложкой
одн ого
издания
(Юбилейный чехов­
ский
сборник.
М., 1910) была опубликована вместе со статьей о Чехонте и другая
статья
Розанова
—
«А.
П.
Че х ов».
В
ней
по-чеховски
«ординарное»
толковалось
как
запечатление
некой
гнетущей
осо бенно ст и
национальной
жиз ни.
Чехов
«тво­
рил
в
са мый
грустный
пер иод
нашей
ист о рии»
и
«стал любимым писателем наше ­
го
безволия,
нашего
безгероизма,
нашей
обыденщины,
нашего
“средненького”»27.
С
т аким
пониманием
мы
встретимся
и
в
статье
о
Чехонте.
Однако
зд есь
ведущий
чеховский
мотив
приобретает
и
др угое,
значительно
более
расширительное,
тол ­
кование
—
вс е обще
философичное.
«Самое обыкновенное»
у
Чехова,
рас су жд ает
Розанов,
—
«может быть,
самое
ва жное
в
жиз ни », поскольку « в езде
быва юще е
и
чему
су жд ено
всегда
ос та ться»28.
Осознание
подобного
масштаба
мысли
писате­
ля
по-своему
корректировало
пр ежни е
суждения
о
Чехо ве
как
явлении
«второ­
го
порядка»
по
сравнению
с
первыми
в ели чи нами
русской
литературы.
В едь,
как
яв ству ет
из
статьи,
име нно
упрощенное
представление
о
его
«обыкновенности»
(«Слишком “ на ш
брат”,
то
же,
что
“мы,
г р еш ны е”») «сводит Чехова во второй ряд
литературных
величин»29.
Более
т ого.
Значение
Чехова
для
автора
статьи
не
сводимо
тольк о
к
«обыкно­
ве нном у», как это было в других его суждениях.
«Но в музыке твоей,
—
обра щ а­
ет ся
критик
к
писателю,
—
всегда
звучала
струна,
по
к оторой
мы
знали,
что
“есть
край
иной”.
И
с уть
тво ей
песни
заключалась
в
том ,
что
пела-то
она
об
одном,
вот
“об
э то м”, а грезы навевала -т о
совершенно
о
другом,
“вот о том”»30.
Между
тем
ос обое
слияние
«того»
и
«этого», что нашел Розанов у Чехова,
со­
став лял о
сокровенную
с уть
и
его
собственной
философии.
Так
сходятся
в
чем-то
важ но м,
при
всем
кардинальном
р аз л ичии, «палисадники» (используя образ Ан­
ненского)
Чехова
и
Розанова,
но
в
противоположном
з нач ении
—
как
пристанища
самого
широкого
смысла,
сп ос обн ого
соединить
(словами Розанова) «везде бы­
вающ ее»
и
«край иной», или,
иначе
гов оря ,
проливающего
метафизический
св ет
на
самую
«неидеальную»
реальность.
В
многоразличии
рус с кой
художественной
жизни
пор уб е жной
эпох и
пр он ицат ель ный
Роз ано в
распознал
тип
творчества,
ко­


80
В.
А.
Келд ыш
торому
было
суждено
остаться
во
времени.
Но
и
многое
в
современной
ему
русской
литературе,
от
че го
он
был
субъективно
далек,
объективно
сополагалось
с
его
по­
ня т иями.
Сочинения
Розанова
особым
об ра зом
моделировали
новое,
синтетическое
вйден ие
художественного
процесса,
рожденное
XX веком .
1 Венгеров С.
А.
Основные
черты
ист ори и
новейшей
русской
литературы.
СПб., 1899. С.
17-18.
2 Чехов А.
П.
Поли.
собр .
соч.
и
писем:
В
30т.
Письма:
В
12 т.
М., 1976. Т. 3. С.
11.
3 Розанов В .
В.
Уединенное
М ., 1990. С. 80.
4 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С.
180.
5 Розанов В .
В.
Уединенное.
С. 62.
6 Там же.
С. 50.
7 Розанов В.
В.
Соч ине ния .
М ., 1990. С.
121,123,140.
8 Иванов Вяч .
Б ор озды
и
межи:
Опыты
эстетические
и
критические.
М., 1916. С. 44.
9 Шкловский В.
Р оза нов
// Шкловский В .
Гамбургский
счет.
СП б ., 2000. С. 330.
10 Синявский А. «О па вшие ли ст ья»
В.
В.
Розанова.
Па ри ж, 1982. С. 189,186.
11 Брюсов В.
Среди
стих ов : 1894-1924: Манифесты,
ст атьи,
рец енз ии
/ Сост.
Н.
А.
Бо гомолов
и
Н.
В.
Котрелев.
М ., 1990. С. 319.
12 Коган П.
Очерки
по
исто рии
новейшей
русской
литературы.
М. , 1910.
Т.
3.
Современники.
Вып.
1. С. 123.
13 О своеобразной программности этих книг,
но
по
отношению
к
друг им
сторонам
их
содержания,
см .: Паперный В.
Зам етк и
о
поэт ик е
В.
В.
Роза нова
// Russian Philology and History: In Honour
of professor Victor Levin. Jerusalem, 1992. P. 334 -335.
14 Цит.
по:
Вопросы
лит е рат уры . 1993. Вып. IL С. 216,218.
15 Там же.
С . 218,214.
16 Тамже.
С. 215.
17 Там же.
С. 216.
18 Там же.
С. 219.
19 Розанов В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С . 522, 519, 523. О восприятии книги Леонтьева см.
подробнее: 1911год/
сост .
Е.
Г.
Коляда
// Летопись литературных событий в России конца
XIX —
начала
XX в . (1891-
окт я брь
1917). Вы п. 3: 1911 —
октябрь
1917. М., 2005. С. 42-43.
20 Проницательные сопоставительные соображения о Чехове и Розанове,
ставших
«каждый по-
св оему ,
выразителями
<...> поворота,
определившего
пу ти
лит ерат ур ы
и
фило со фии
в
XX в.»,
высказаны
В.
Б.
Катаевым
(см.
его
статью
«Чехов и Розанов»
в
кн.: Чеховиана:
Чехов
и
«сере­
бряный
век ». М., 1996. С. 68-74). Отдельные мои расхождения с автором статьи касаются лишь
общей
оц енки
роза новс к их
суждений
о
Чехове
(с . 73).
21 Анненский И.
Книг и
отражений.
М ., 1979. С. 459.
22 Розанов В.
В.
Мысл и
о
литературе.
М., 1989. С. 302.
23 Тамже.
С. 301.
24 Розанов В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 176.
25 Розанов В.
В.
Мы сли
о
литературе.
С. 505.
26 Розанов В.
В.
Там
же.
С. 301.
27 Розанов В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С . 476, 480. Близкие этому суждения
—
и
в
розанов­
ском
отзыве
о
«Вишневом саде» (Вопросы литературы.
1993. Вып. IL С.
174-176).
28 Розанов В .
В.
Мысли
о
литературе.
С. 301.
29 Там же.
С. 299.
30 Там же.
С. 303.


Н.
Ю.
Казакова
(США)
Роз ано в
и
символизм
На
рубеже
веков
Розанов
переживает
духовный
кризис,
ко торы й
приводит
его
к
разрыву
с
консерватизмом.
Взаимоотношения
с
кружком
славянофилов
прихо­
дят
к
пол ном у
разрыву.
К онсер ват ивная
пр есса ,
с
ко торой
пытался
сотрудничать
Розанов,
не
оправдывает
его
надежд
(не в последнюю очередь финансовых), и он
постепенно
прекращает
в
ней
печататься.
Тяготение
к
консерватизму
зн ачи тельн о
ослабевает,
и
вну т ренн ий
духовный
поиск
Розанова
приводит
его
к
сближению
с
декадентами.
Роз ано в
чутко
реагировал
на
любые
проявления
нового
в
искусстве
и
лит ер а­
туре,
не
всегда
одобряя,
он
час то
замечал
тенденцию
развития
того
или
ино го
яв­
ления.
Так
произошло
и
с
символизмом.
Уже
в
1896 г.
п о явл яется
ст атья
Розанова
«Декаденты» .
Впервые
она
б ыла
опубликована
в
«Русском Вестнике»
в
кач ест ве
рецензии
на
сборники
«Русские символисты».
Чут ь
позже
Розанов
сообщает,
что
материал
был
опубликован
не
полностью
и
перепечатывает
его
под
нов ым
названи­
ем
«О символистах и декадентах».
Он
сразу
отмечает,
что
под
именем
сим вол из ма
и
декадентства
п оя вился
новый
род
литературного
тв орче ств а , «резко отделяющийся по форме и содержанию от
всех
когда-либо
возникавших»1.
Явление
это
безусловно
нер у сско е,
у бежден
Роза­
нов,
привнесенное
в
Россию
из
Франции
из
ультрареализма
Мопассана
и
Бальзака.
М ежду
тем
Розанов,
отнесясь
к
возникновению
символизма
весьма
ске пт ич ески,
сразу
отметил
наиболее
характерные
его
черты.
На
его
вз гля д,
это
«общее тяготение
его
к
эр о ти зм у »2, беспросветный эгоизм ( об ра щ е ние
только
к
себе)
и
неограничен­
ные
возможности
развития
в
ку льтуре .
«Нет причин думать,
чтобы
декадентство
—
очевидно,
историческое
явление
великой
необходимости
и
смысла
—
огра ни чил ось
по э зией.
Мы
должны
ожидать,
в
бо лее
или
менее
отдаленном
будущем,
декадент­
ство
филолософии
и,
наконец,
декадентство
м ора ли,
полит ик и,
бы тов ых
форм »3.
Теоретически
Роз ан ов
отнесся
к
симв оли зм у
отрицательно
(что,
кстати,
бы ло
полит ик ой
«Нового Времени», сотрудником которого он становится в это время.
Сув ори н
также
не
жаловал
новомодные
т еч ения
в
литературе).
Но
в
действитель­
ност и
все
выглядело
несколько
иначе.
Ак центы,
поставленные
Розановым
в
статье,
посвященной
символизму,
уже
тог да
го вор или
о
сложности
вос пр ият ия
им
эт ого
явления
в
социо-историческом
и
контекстуальном
пространстве
рубежа
ве ков.
Об­
ра щен ие
Розанова
к
новым
темам ,
обусловленное
личной
ситуацией,
заставляет
его
искать
самые
не ожид а нные
п ути
для
их
воп лощ е ния
в
творчестве.
Именно
в
кругу
эс тет ств ующей
инт еллиг енции
экстравагантные
иде и
нового
сотрудника
«Нового
Вр ем ени»
и
получили
наибольшее
понимание.
Неслучайно
го р аздо
позже
в
«Уеди ­
нен ном»
Розанов
напишет:«Вмоевремя,
при
моей
жиз ни
создавались
нов ые
слова:
в
1880 году я сам себя называл “п с ихо пат о м”.
Смеясь
и
веселясь
но во му,
удач но му


82
Н.
Ю.
Казакова
слову...
—
Потом,
п оз днее,
возникло
слово
“декадент”,
и
так
же
я
был
из
пер вых .
Шперк
с
гордостью
гов ор ил
о
себ е: “Я,
батенька,
де кад ент ”.
Это
б ыло
раньше,
чем
мы
оба
услышали
о
Брюсове;
А.
Белый
—
не
рождался»4.
В
1897 г.
состоялось
знакомство
Розанова
с
Мережковскими.
Первоначально
взаимоотношения
сложились
весьма
дружески.
Д.
С.
Мережковский
—
русский
ев­
ропе ец
и
светлый
иностранец,
по
словам
Р оз а н ов а, «среди иноязычных»
был
одним
из
самых
т алант ливых
и
интересных
оппонентов.
К
том у
же
Мережк о вск ий
был
не­
вероятно
вос пр иимч ив
к
генерированию
чужих
идей.
А
такой
человек,
как
Розанов,
с
его
богоискательством
в
области
Эроса
и
со мнен иям и
в
об лас ти
христианства,
был
необходим
Мережковским
в
период
их
дружеского
сб ли жения .
«Розанов
—
наш
учитель.
Его
одного
мы
можем
слуша ть...»5. В начале века Розанов принимает самое
деятельное
участие
в
ж изни
русских
декадентов.
Благодаря
Мережковским
Розанов
начинает
печататься
в
жу рн але
А.
Бенуа
и
С.
Дяг ил ева
«Мир Искусства» .
Как
правило,
в
журнал
попадали
наиболее
ориги­
нальные
статьи
Розанова.
Не
об ошлось
и
без
драматических
дискуссий.
Последняя
полемика
между
Роз ано вым
и
Вл.
Соловьёвым
состоялась
на
страницах
именно
э то­
го
жу рна ла
(знаменитая дискуссия о судьбе и трагической гибели Пушкина,
кото­
рая
и
привела
к
окончательному
разрыву
Розанова
с
философом). Сами «мирискус­
ни ки»
п орой
довольно
скептично
оценивали
художественные
вкусы
Розанова.
Так,
Бенуа
писал
в
воспоминаниях,
что
Роз ано в
все-таки
мало
интересуется
искусством,
а
отдает
предпочтение
анал из у
сюжета
и
своим
философским
выводам.
Надо
за ме­
тить,
что
Розанов
любил
отступления
от
основной
те мы,
опис а ние
деталей,
иногда
немотивированные
пе реход ы
от
од ной
темы
к
другой,
ярк ие
сравнения.
В
эт ом
про­
являлось
своеобразие
его
стиля.
Т ак,
например,
в
статье,
посвященной
знаменитой
картине
А.
Ив анов а
«Явление Христа народу», описывая свои впечатления,
он
пи­
ше т: «Тут есть немножко Гоголя,
иллю з ий
его
последних
ле т»6.
Ро з анов
был
одн им
из
первых
в
лит ер атуре ,
кто
задолго
до
появления
раб от
Мережковского
«Гоголь и
Че рт»
и
А.
Белого
«Мастерство Гоголя»
дал
неожиданные
для
своего
времени
оцен­
ки
творчества
писателя:
Гоголь
—
«Великий творец
—
фантаст,
“чародей”, “к о лд у н”
с
филантропическим
обр аз ом
м ы слей ». Такой неожиданный ракурс видения
пи сате­
ля
и
отр ешен ие
от
образа
великого
сатирика
зем ли
русской
пр инад л ежит
Розанову,
он
был
первым
и
оказал
влияние
на
своих
современников
в
п одоб ном
восприятии
Гоголя.
Наиболее
к он цепту альная
статья
Розанова
на
эту
тему
—
«Гоголь»
—
б ыла
опуб лик ова на
в
журнале
«Мир Искусства». А .
Белый
вспоминает,
что
в
о пр ед елен­
ный
период
своего
развития
«В “Ми ре
Иску сс тва”,
жур на ле,
далеком
от
всякой
цер ­
ковности,
только
и
с л ыш ал ос ь: “Мережковские,
Роза н ов ”»7 (Розанов сотрудничал в
жур на ле
с
начала
и
до
кон ца,
в
1899-1904 гг .).
И
тем
не
м енее
Мережковские
мечтали
о
св оем
собственном
издании,
которое
и
уда л ось
организовать.
После
р азр еш ения
проводить
Религиозно-философские
собрания
вопрос
о
создании
собственного
издания
встал
наиболее
остро.
Так
по­
явился
журнал
«Новый Путь».
Идеологически
он
был
г ораз до
бл иже
Розанову,
чем
«Мир Искусства». Розанов не просто с ним сотрудничал,
а
пол учи л
рубрику
«В сво­
ем
углу».
В
ней
он
и
печатал
свои
откровения
о
П оле
и
Ветхом
Завете.
Розанов
был
одн ой
из
самых
значимых
фиг ур
в
э том
издании.
Именно
в
период
работы
в
«Новом Пути»
Розанов
и
создал
св ою
«диалектику еврейского мифа»
в
истории
человечества,
обосновывавшую
его
тео рию
Пола.
А
феноменологическое
зрение
мыслителя
выд е лило
смысловую
(главную)
сущность.
Апеллируя
к
кат его ­
рии
абсолютного
ми фа
в
данном
вопросе,
Роз ано в
про т иво пост авил
сущность
—
яв­


Розанов
и
символизм
83
ление
и
синтезировал
данную
а нтино мию
в
символизм.
«Абсолютная мифология
ес ть
сим во лиз м»8.
Розанов
вы дел яет
три
мистических
момента
в
жизни
человека
—
Рож ден ие,
Брак,
См е рть.
Но
только
Брак
и
Рождение,
по
Розанову,
овеяны
дыханием
Божьим.
В
этом
для
нег о
заключена
сакральность
полового
акта.
Вс е,
что
связано
с
зачатием,
дето ро жде нием ,
семь ей ,
должно
бы ть
окружено
орео лом
мистического
священно­
действия
и
преклонения.
Для
Розанова
это
чрезвычайно
важно.
Он
н аходи т
это
в
иудаизме,
противопоставляя
аскетизму
христианства.
Для
нег о
иудаизм
о сно ван
на
полной
гармонии,
на
слиянии
Бога
и
человека,
ибо
Пол
религиозно
освящен
в
этой
р ел игии,
чего
нет
в
хри с ти ан ст в е. «Духов н ое обре за н ие» (идея мученичества для из­
бр анны х
—
х рист ианст во), полагает Розанов,
приводит
к
душевному
холоду
и
уни­
чтожению
Пол а: «Все построение христианской святости приурочено к смерти»9.
Для
Розанова
исключительно
важно,
чт обы
подлинная
человеческая
суть
не
была
ограничена,
а
в
некоторый
случаях
и
уничтожена
метафизической
ис кус ств ен ной
идеей,
не
противоречила
человеческому
ест е ст ву : «...через Пол льется бытие наше и
разумом
мы
постигаем
Вселикуй»10.
Надо
отметить,
что
откровения
Розанова
в
э том
в оп росе
пр оиз вод или
сильное
впечатление
на
его
современников.
Его
доклады
в
Религиозно-философских
собра­
ни ях
вы зы вали
наиболее
жаркие
дискуссии,
к
тому
же
данная
проблематика
приво­
дила
его
к
открытому
противостоянию
с
ортодоксальным
христианством
и
к
по иску
мистических
путей,
к
обновленному
религиозному
сознанию.
Ид еи
Розанова
актив­
но
использовались
для
декларации
нового
христианства.
«Русский Ницше»
—
так
назвал
его
Мережковский
в
своей
знаменитой
ра боте
«Толстой и Достоевский», от­
дав ая
до лж ное
смелости
его
оце нок
и
выводов.
А.
Белый
считал,
что
«когда Розанов
пиш ет
о
поле,
он
сверкает.
Горящие
сим во лы
его
безв рем енны .. .
Тут
Розанов
п од­
линно
гениален.
Тут
имя
его
останется
в
век ах »11.
Но
в
об лас ти
иск аний
р усс кого
Эроса
Роз ано в
был
не
только
теоретиком,
не
менее
значимой
для
русского
общества
начала
века
стала
стратегия
его
пов ед ения .
Игра,
устранение
общепринятых
условностей,
смещение
нравственных
акцентов,
нарочитый
эротизм,
отрицание
определенных
аспектов
мо рали ,
декларация
им­
морализма,
литературность
поведения
были
неотъемлемой
частью
бытия
р ус ских
символистов.
Многие
из
его
современников
умышленно
трансформировали
литера­
турные
р еалии
в
бытовые.
Исторический
контекст
требовал
от
жиз ни
углуб лен но й
эстетизированости
(башня Вяч.
Иванова,
союз
троих
(Мережковские и Филосо ­
ф ов), трагические романы (Н ин а
Петровская,
Брюсов,
Блок,
Б елы й).
Но
нарочи­
тый
имморализм
Розанова
шокировал
даже
уже
привычное
ко
многим
вещ ам
рус­
ское
общество,
и
мыслителя
ник ог да
не
ост анавл ива ла
весомость
и
категоричность
его
нравственного
императива.
Стратегия
его
поведения
строилась
на
смене
социо­
культ урн ых
код ов
(Лотман)
в
историческом
контексте
XX в.
Скандал
Розанова
(сотрудничество в 2
разных
идеологических
изданиях,
одновременная
публикация
абсо л ютно
разных
точек
зрения
на
одн о
и
то
же
со бытие ,
поддержка
самой
реакци­
онно й
точки
зрения
в
«деле Бейлиса») стал единственной формой его творческого
бытия.
Роз ан ов
умышленно
ломает
ст ер е отипы
в
восприятии
«текста жизни».
Он
пр едлаг а ет
ал ьт ернат и вный
пос ту пок
взамен
поступка
о бще при нят ого. «Я не враж­
дебен
нравственности,
а
прос то
“не приходит на ум”. .. “П рав ила п ов едения”
не
и ме­
ют
химического
сродства
с
мо ею
душою;
и
тут
ничего
нельзя
поделать»12.
Категория
ответственности
принимает
для
Розанова
самые
причудливые
фор­
мы,
л иш аясь
одной
из
самых
важных
своих
составляющих
—
ответственности
перед


84
Н.
Ю.
Казакова
собой.
Лукавый
Розанов,
прикрываясь
маской
своего
иммо рал из ма,
декларирует
релятивизм
в
высшем
его
про я влен ии
—
в
выбо ре .
Неодназначность
оценок,
смена
су жден ий,
множественность
точ ек
зрения
на
о дин
и
тот
же
предмет
—
в
эт ом
для
Ро­
занова
сущность
и
тайна
мира.
В
многогранности
жизни
на ходи т
Ро з анов
оправда­
ние
своей
нравственной
противоречивости,
он
всегда
в
«мире неясного и нерешен­
ного».
Розанов,
нарочито
нарушая
общепринятые
законы
бы тов ого
поведения
(в
данном
в опрос е
мыслитель
был
смелее
многих
своих
современников),творилнекий
миф
о
себе,
ограничивая
его
игровым
пространством
своего
творчества.
«Совокуп­
ност ь
сюж ет ов,
код ир ующи х
поведение
человека
в
ту
или
ину ю
эпоху,
может
быт ь
определено
как
мифология
бы тов ого
и
общественного
по в ед ени я»13.
Но
подобная
позиция
пр иве ла
Роз анов а
к
полному
разрыву
с
к ругом
русской
либеральной
ин­
теллигенции,
и
прежде
всего
с
круг ом
символистов.
В
январе
1909 г.
Ро зан ов
опубликовал
в
«Новом Времени»
письмо,
котор ое
со­
общало
о
его
выходе
из
совета
Религиозно-философского
общества,
во
главе
кото­
ро го
фактически
стоял
Мережковский.
Это
пол о жило
начало
раз р ыву
отношений
с
Мережковскими,
х отя
до
окончательного
р аз м ежевания
б ыло
еще
далеко.
Неза­
долго
до
этого
Роз а нов
опубликовал
несколько
критических
статей
в
а дрес
Блока,
с
кот орым
он
был
знаком
еще
со
времени
сотрудничества
в
«Новом Пути», обвиняя
поэта
в
непонимании
и
равнодушии
к
рел иги оз ным
искан иям
русской
интеллиген­
ции.
Статьи
отличались
зл об ным
сарказмом
и
нар очит ой
тенденциозностью.
Пос ле
этого
Блок
на писал: «Не теряя к нему уважения вообще,
не
хотел
бы
подавать
ему
р у ки »14. Розанов не останавливается на достигнутом,
его
резкий
п ов орот
к
консерва­
тизму
и
национализму
п осле
убийства
Столыпина,
его
публикации
по
поводу
«дела
Бейлиса»
прив од ят
к
полному
разрыву
с
кр угом
Мережковского,
исключению
из
Религиозно-философского
общес тв а
и
фактической
изоляции
от
определенного
слоя
рус ск ой
интеллигенции.
Конечно,
Розанов
ни ко гда
не
соотносил
се бя
с
символистами.
Ему
б ыла
чужд а
эта
поэзия
и
про за,
и
он
всячески
подчеркивал
это .
Так,
по
во спо минания м
К.
И.
Чу­
ковского,
о днаж ды,
дожидаясь
Брюсова
у
нег о
дома,
Розанов
задал
вопрос
его
жене:
«Ну и где же ваш Бальмонт?», на ее логичное уточнение он ответил,
что
в
принципе
ему
всего
равно,
кто
эт о,
ибо
он
их
не
различает.
Э тот
анекдотический
случай
под­
черкивает
умыш лен н ое
равнодушие
Розанова
к
поэтам
определенного
литератур­
ного
направления.
Э.
Голлербах
вспоминает,
что
вид ел
на
кн ижно й
полк е
Роза н о­
ва
неразрезанные
сборники
Бр юсов а.
Но
при
та ком
внешнем
отношении
Роз ано ва
связывало
с
символизмом
парадоксальное
внутреннее
единство.
«Корень нового символизма:
болезненное
пережитое
современною
д ушой
про­
тиворечие
—
пот реб ност и
и
невозможности
“высказать себя”»15. Т ри л о ги я Ро зан ова
«Уединенное», «Опавшие листья» («Короб первый»
и
«Короб второй») стала яв­
лением
в
р усс кой
пр озе
начала
XX в.
Розановская
проза
поразила
современников
неожиданностью
форм ы
и
своеобразием
стиля.
Художественное
откровение
Роза­
но ва
не
подлежало
никаким
существующим
до
эт ого
критическим
оценкам
и
ле жа­
ло
вне
эстетических
концепций.
Это
была
совершенно
нова я
литературная
форма
с
пр инципиа ль но
новым
жа нр овым
своеобразием
и
уникальным
стилем.
По
словам
Белого,
рус ск ой
литературе,
независимо
от
шк олы
и
направления,
всегда
был а
свой­
ственна
проповедь,
но
в
будущ е м
ей
открывается
новая
жизнь,
где
не
будет
пропо­
веди ,
а
расцветет
стилистика,
раз о вьет ся
форма.
«Стилист отрицает проповедника,
проповедник
—
стилиста»16.
Парадоксальным
об ра зом
именно
Василий
Розанов
и
стал
первым
пре две с тник ом
«новой литературы», трансформировав в свою прозу


Розанов
и
символизм
85
некоторые
теоретические
к онце пты
рус ског о
символизма.
Афористичность
изло­
жения,
его
метафоричность,
передача
не уло вим ых
отт енк ов
чувств,
сближения
ме­
та физик и
с
явлениями
повседневного
быта,
контрастные
пер ехо ды
от
самого
высо­
кого
потустороннего
до
самого
низкого
—
вот
отличительные
че рты
прозаического
сл ова
Розанова.
Сам о
название
его
книги
—
«Опавшие листья»
—
глубоко
симво­
лично.
Безвозвратно
ушедшие,
про житые
мгновения
человеческой
жизни,
словно
о пав шие
листья
с
древа
земного
бытия.
Осознание
связи
и
смысла
существующего
не
только
в
сфере
земного,
ре ал ьн ого,
но
и
в
ино м,
метафизическом
пространстве
сближает
Розанова
с
символистами,
как
и
новаторство
его
прозы.
С
другой
сторо­
ны,
ося з аемая
вещественность,
бытовая
и
б ыт ийст венн ая
пр едметно сть , «фетишизм
ме лоч ей»
приводит
Розанова
к
ос обом у
т ипу
литературной
работы.
Эта
обострив­
шаяся,
по
словам
А.
Синявского,
восприимчивость
ми ра
с та новит ся
у
Розанова
определенным
стилистическим
приемом.
Своеобразие
п рост ой
бытовой
реальности
под
пер ом
Розанова
доходило
до
космических
обобщ е ни й.
Разбросанные,
п ест рые
мысли
и
раздумья
в
самых
не ожид а нных
контекстах
образовали
ун ика л ьный
ди с­
курс.
Этот
«роман без мотивировки», как назвал трилогию Розанова Шкловский,
открывал
новые
литературные
возможности
для
русской
проз ы
XX в.
А.
Ахматова
в
набросках
либретто
к
балету
по
«Поэме без героя»
дала
один
из
самых
инт е рес ных
ракурсов
эп охи
начала
век а,
она
упомянула
л юдей,
чье
в лия ние
ве сь
последующий
XX в.
бы ло
определяющим
не
толь ко
в
л ит ературе ,
но
и
во
вс ей
ру сск ой
культуре
в
цело м: «...на этом маскараде
б ыли
“все”.. .
Отказа
ни кто
не
при­
слал,
не
написавший
еще
ни
одного
л юбовн ого
стихотворения,
но
уже
знаменитый
Осип
Мандельштам
(“Пепел на левом плече”) и приехавший из Москвы на свой
“неизданный вечер”,
и
все
на
свете
перепутавшая
Марина
Цветаева,
т ень
Врубеля
—
от
не го
все
демоны
XX века,
а
пер вый
он
сам...
Таинственный
деревенский
Клю ев,
и,
заставивший
звучать
по-своему
в есь
XX век великий Стравинский,
и
демониче­
ск ий
доктор
Дапертутто.
И
пог руже нны й
уже
5 лет в безнадежную тоску Блок ( та­
инственный
тенор
эпохи), и,
приходил,
как
в
“Собаку”,
В ели мир
1-й
и
Фау ст
—
Вя­
чеслав
Ив анов
и
прибежавший
со
св оей
танцующей
по ходкой
с
рукописью
своего
“Петербурга ”
под
мышкой
—
Андрей
Белый
и
сказочная
Тамара
К ар сав ина.
И
я
не
поручусь,
что
там
в
угл у
не
поблескивают
оч ки
Ва с илия
Розанова...»17
1 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Легенда
о
Великом
инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
М ., 1996. С. 410.
2 Тамже .
С. 411.
3 Тамже .
С. 419.
4 Розанов В .
В.
Уе дине нно е.
М ., 1990. С. 43.
5 Гиппиус 3. Дневники.
М., 1993. С . 107.
6 Розанов В.
В.
Алекс.
Анд р.
Иванов
и
картина
его
«Явление Христа народу» // Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Сре ди
художников.
М., 1994. С. 240.
7 Белый А.
Встреча
с
Мережковским
и
Зинаидой
Гиппиус
// Белый А.
Начало
век а.
М ., 1990.
С.
193.
8 Лосев А.
Диалектика
мифа
//ЛосевА.
Самое
само.
М ., 1999. С. 395.
9 Розанов В .
Метафизика
хр ист ианст ва
// Розанов В.
В.
Те мный
лик .
М ., 2001. С. 67.
10 Розанов В .
Юдаизм
// Новый Путь .
1903. No 9. С.
185.
11 Белый А.
Крит и ка.
Эстетика.
Тео рия
с и мволизма .
М ., 1994. С. 251.
12 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 129.
13 Лотман Ю.
М.
Поэтика
бытового
поведения
// Лотман Ю.
М.
Избранные
с тать и. T. 1. Тал линн,
1992. С. 262.


86
Н.
Ю.
Казакова
14 Блок А.
А.
—
И ван ову
Е.
П.
1908. 31
января
// Блок А.
А.
Собр.
со ч.:
В
8т.
М.;
Л., 1963.
Т.
8.
С. 228.
15 Иванов Вяч .
Зав еты
си мволи зма
// Иванов Вяч.
Родн ое
и
вселенское.
М ., 1994. С.
180.
16 Белый А.
Настоящее
и
будущее
русской
литературы
// Белый А.
Символизм
как
миропонима­
ние .
М., 1994. С. 347.
17 Ахматова А.
Собр.
соч.: В6
т.
М ., 1998. Т. 3. С. 266-267.


А.
И.
Фомин
(Санкт-Петербург)
О
символике
Р оз анова
Символика
связывает
стилистику
и
мировоззрение
писателя,
и
от
этого
ее
ис­
следование
любопытно
вдвойне.
Будучи
языковым
объектом,
символика,
с
одной
стороны,
участвует
в
создании
смыслов
конкретного
те кст а,
с
д ругой
—
отражает
идеологические
константы
конкретного
автора.
Возможность
же
лингвистического
изучения
символов
служит
предпосылкой
корректности
и
объективности
результа­
т ов,
значимость
которых
выхо д ит
за
рамки
«стилистического портрета»
писателя.
В
случае
с
Розановым
анализ
символики
бол ее
ценен
для
суждений
о
его
взглядах,
нежели
для
ст илев ой
характеристики
тексто в.
Очертить
розановские
воз зре ни я,
описав
его
сим во лик у,
—
задача
у вл ек атель ная,
но
в
краткой
работе
невыполнимая.
Поэтому
мы
о ст анов имся
лишь
на
некоторых
чертах
основных
символов
Роза но ва,
отчетливо
проявившихся
в
его
поз д них
произведениях.
Для
Розанова
характерно
использование
своего
рода
кл ючев ых
си м волов
-
сравнительно
небольшой
груп пы
сло в
с
высокой
ча стотн ост ью
и
значительной
г лу­
биной
си мво лиз ации,
ко торы е
в
бо льше й
степени
с оз дают
и нт елле кту альн ую
и
и де ологич ес кую
глубину
т ек ста,
нежели
его
стилистическую
маркированность.
Образование
э тих
единиц
различно:
развитие
т ра д иционн ого
си мво ла
(зерно)
или
вторичных
значений
слова
(лакей), переосмысление литературных типов ( До б чи н-
с к ий), терминов (по зи ти виз м)
или
сло в
оценки
(дурак), но все они объединены сни­
женной
художественностью
и
преобладанием
интеллектуально-эмотивного
начала.
То
же
относится
к
символике
Розанова
в
цел ом:
она
лишена
яркой
образн ост и
и
оригинальности,
а
как
стилист ическ ое
средство
создания
текста
я вно
уступ а ет
син­
таксическому
с трою
и
фон ово й
«общей образности»
использованной
лексики.
Отмеченные
черты
особенно
отчетливы
в
сравнении
с
окол охудож ес тве н ной
прозой
сим волис то в,
сопоставление
с
ко то рыми
навязывает
историко-литературный
контекст;
на
конец
первого
де сятил ети я
XX в.
приходятся
и
создание
Розановым
нового
жа нра,
в
кот ором
дискурсивно-логическое
начало
заметно
уступает
ме та фо­
риче ском у
и
символическому,
и
настойчивые
попытки
младо си мв оли ст ов
теор е­
тиче ск и
осмыслить
языковую
материю
творчества.
Из
последних
в
связи
с
об суж­
даем ой
темой
отметим
экскурсы
Вя ч.
Иванова1.
Применив
к
с имво лике
Розанова
известные
пол о жения
Иванова
о
двух
стихиях
сим вол из ма
и
имея
в
виду
основной
принцип
так
называемого
реалистического
сим волиз ма ,
состоящий
в
соответствии
слова-символа
«истинной реальности вещей», мы должны будем отнести тексты
Розанова
именно
к
эт ому
направлению.
Но
та кое
определение
—
это
все
же
не
име­
ющий
о бъясни те льн ой
с илы
терминологический
шт амп,
по
сравнению
с
которым
действительная
ка рти на
розановской
символики
осложнена
как
минимум
двумя
существенными
обстоятельствами:
с
одн ой
стороны,
содержание
розановских
тек­
стов
указывает
на
постоянный
поис к
сущностей,
того,
что
наш
автор,
переосмыслив


88
А.
И.
Фомин
фил о софск ий
термин,
наз ыв ал
ноуменами2.
Исходной
точкой
э того
поиска
сл ужа т,
как
правило,
бытовые
и
вполне
заурядные
явле ния
и
предметы.
С
д ругой
сторон ы,
у
Розанова
немало
пренебрежительных
и
негативных
высказываний
непосредствен­
но
о
сл ове,
и
нельзя
полагать,
будто
он
фетишизировал
сл ово
(экспонент символа),
возводя
его
в
ран г
сакрального
средства,
что
нередко
встречается
у
символистов.
Следствием
эт их
особенностей
Розанова-писателя
являются
отдельные
свой­
ства
его
символики:
мы
не
встретим
у
Розанова
ни
одн ого
регулярного
символа,
к оторы й
бы
не
опи рал ся
на
ис ходн ую
реальность
и
не
являл
бы
во
все
новых
упо­
треблениях
изначальной
семантики.
Эта
особенность
органично
св язана
с
другой:
Розанов,
про т ивник
риторики
и
красоты
слога,
создавая
символ,
не
обращается
к
н арочи то
высокой
лексике,
его
символика
носит
в полне
«земной», часто снижен­
ный
характер.
Слова,
обозначающие
визуально
обсуждаемые
предметы
или
пере­
даю щие
устоявшиеся
в
язы ке
оценки,
он
превращает
в
символы
с
бесконечным
се­
мантическим
потенциалом.
Была
ли
то
сознательная
устан овк а
на
«предметность»
изл о жения ,
или
же
эти
языковые
чер ты
вызваны
нерефлексируемыми
особенностями
мировосприятия,
от­
ражающимися
в
т екст е,
точ но
сказать
трудно
(второе представляется более вероят­
ным), но,
как
бы
то
ни
был о,
си мво лы
Розанова
проч но
привязаны
к
внеязыковой
действительности.
Неожиданным
образом
в
символике
Розанова
встречаются
и
сливаются
две ,
казалось
бы,
р азн онап равл енны е
тенденции:
обостренное
вним а ние
к
де талям ,
быту,
прозаической
с торон е
ж изни
и
непрестанный
по иск
сущностей,
вос хожде ни е
к
принципам
чел ове че ск ого
существования
и
бытия
вообще.
Так ое
установление
соответствий
между
заданной
авторской
направленностью
и
частными
характеристиками
текста,
раз уме етс я,
небесполезно,
но
при
э том
всего
ли шь
подтверждает
известные
факты
или
указывает
на
закономерные
следствия.
Лингвистика,
о днако ,
располагает
и
иным
подходом,
обеспечивающим
более
ин те ресн ые
р ез ультат ы:
от
языка
автора
к
его
воззрениям
и
идеологическим
доми­
нант ам .
Что
касается
непосредственно
с имв олик и,
то
подобных
результатов
можно
был о
бы
ждать
от
ее
типологии.
Но
функциональная
типология
—
разнесенность
символики
в
соответствии
со
сферами
внеязыковой
действительности
—
уже
из­
начально
весьма
условна,
что
подтверждает
и
ан ализ
материала.
Из
содержания
розановских
текстов
следу ет ,
что
онтологическая
и
социальная
об лас ти
у
нег о
пере­
крываются
лич ной
сферой
человека.
Это
отчетливо
п рояв ляетс я
и
в
употреблении
символов,
которые,
име я
изначальную
устойчивую
принадлежность
к
од ной
из
об­
ластей
реальности,
либ о
меняют
ее,
либо
окказионально
выражают
смыслы
ин ой
сфер ы.
К
примеру,
онтологические
по
генезису
и
преимущественно
онтологические
по
использованию
с им волы
у
Розанова
мо гут
входить
в
опис а ние
лич ной
сферы.
А
символы,
связанные
с
личностью
человека,
вообще
переосмысляются
как
онто­
логические.
Сказанное
подводит
к
такому
заключению:
Розанов
не
создавал
в
своих
текстах
си сте мы
символов,
п одоб ной
той,
которую
организовал
Вяч.
Иванов,
близ­
кий
к
Розанову
по
«онтологичности»
символики.
Не
универсальная
система
симво­
лики,
способная
во пло тить
мир
и
человека,
но
отд ельн ые ,
хотя
и
накладывающиеся,
области
со
своими
центрами
и
периферией3.
Искать
организующую
доминанту
розановской
символики
приходится
в
ее
се­
мантике,
и
материал
показывает,
что
общи м
свойством
символики
и
одновремен­
но
ее
уст ой чи вой
чертой
являе тс я
наличие
этических
созначений
практически
во
всех
регулярных
символах
Розанова.
Точнее
гов оря,
розановский
символ
обы чно
ли бо
содержит
этическую
о ценк у,
либо
указывает
на
объект
или
признак,
предпо­


О
символике
Розанова
89
лагающий
или
даже
требующий
этической
оценки
читателя.
При
эт ом
не
важно,
что
символ
может
из нач ал ьно
не
содержать
указанной
семантики
или
может
включать
ее
лиш ь
как
компонент
семантики
развившегося
оц ен очн ого
сл ова
(лакей) .
Важно,
что
при
употреблении
сим во ла
эти
з нач ения
всегда
актуализируются,
е сли
они
из­
нача льно
имелись,
или
индуцируются
контекстом,
ес ли
они
отс утст вов а ли.
Бол ее
того,
символизация
сло в
ти па
революция
или
позит ивизм
и
да же
субстантивирован­
ных
фо рм
гла г ола
быть
достигается
именно
пут ем
ра зви тия
э тич еск ого
компонен­
та,
хотя
он
из нач аль но
и
не
входил
в
осн ов ное
значение
сл ова;
с лово
у
Розанова
стано витс я
символом
ч ерез
сообщение
ему
этических
коннотаций.
Но
это
не
черты
эт иче ског о
максимализма
или
морализаторства,
речь
идет
скорее
о
насыщенности
текста
этическими
рефлексиями
и
провоцировании
та к овых
у
читателя.
Если
поискать
соответствия
э тим
свойствам
розановской
символики
на
уров­
не
текста,
их
можно
связать
с
удивительной
читаемостью
произведений
Розанова.
Осуществляемые
на
уровне
символики
этические
оценки
им плицит но
про низ ыва ­
ют
текст,
вовлекая
читателя
в
сооценку.
Ведь
этическая
оценка
или
побуждение
к
ней
ни ко гда
не
оставляют
равнодушным
адресата
(вне зависимости от его предпо ­
чтений,
сочувствия
или
неприязни
в
отношении
об суж да ем ого); сфера этических
оценок
—
это
не
та
обл ас ть,
где
человек
сохраняет
об ъек т ивнос ть
и
безучастность.
За
пределами
текста
отмеченная
ос обен н ость
розановской
символики
соотв е т­
ствует
наблюдаемым
л инг ви стами
чертам
рус с кой
этнической
ментальности,
для
к от орой
характерна
нравственная
окрашенность
всякого
де ла,
мысли
или
слова;
как
пишет
ис с ле до в ате ль, «...идея предстает как идеал;
нет
нич ег о,
что
не
соп ря га лось
бы
с
мор альны м
в
поведении
или
в
мыслях
человека»4.
И
ре чь
здесь
не
о
морализиро­
вании
с
выставлением
оценок,
к отор ые
могут
разниться,
а
о
существовании
своего
ро да
эти чес к ого
п оля,
кот орое
в
идиолекте
нашего
автора
пронизывает
семантику
его
ключевых
символов.
В
проекции
же
на
современность
присутствие
этических
коннотаций
в
симво­
л ике
и
да лее
в
тексте
Розанова
есть
хо рош ее
назидание
обществу,
уже
утрачиваю­
щему
саму ю
сп особ нос ть
к
этическому
взгляду
на
вещи:
от
бы та
до
перспективных
стратегий.
В
заключение
заметим,
что
и
в
целом
розановский
текст
подо бен
символу,
как
определял
его
Ф лорен ск ий 5: он больше себя самого,
и
пот ому
его
адекватное
пон и­
мание
требует
не
инт ер прет ации
отдельных
высказываний,
но
последовательного
лингвистического
прочтения.
1 См.: Ива нов В.
И.
Две
стихии
в
современном
сим воли зме
// Иванов В.
И.
Лик
и
личины
Рос сии .
М ., 1995. С.
106-134.
2 См.: Фомин А.
И.
Ноумены
Ро зан ова
// XXXIV Международная филологическая конференция.
В ып . 6. Русский язык и ментальность.
СП б ., 2005. Ч. 2. С. 83-88.
3 Явление художественного сознания,
подмеченное
Виноградовым
на
тематическом
уровне
по­
этических
текстов.
См. :
Виног р ад ов
В.
В.
О
п оэзии
Анны
Ахматовой
(Стилистические набро ­
с ки ) // Виноградов В.
В.
Избранные
труды.
Поэт и ка
рус ск ой
литературы.
М ., 1976. С. 371.
4 См.: Колесов В.
В.
Язы к
и
ментальность.
СПб., 2004. С. 32.
5 «...Символ есть такая реальность,
кот ор ая
больше
себя
са мо й». Флоренский П.
А.
У
водоразде­
лов
мыс ли
// Флоренский П.
А.
Собр.
соч.
М., 1999. Т. 3. Ч. 1. С. 359.


И.
Ю.
Искржицкая
(Москва)
Р озан ов
и
эссеистика
русского
символизма
Творческое
наследие
Розанова
при
вс ей
своей
уникальности
глуб ок о
укоренено
в
рус ской
культуре
и
с
точки
зрения
формы,
и
со д ержани я
—
д ост аточ но
вспомнить
констатацию
Ч ех о ва: «Никто не знает настоящей правды. . .» .
Очевидны
не
только
многочисленные
«переклики»
Розанова
с
тен де нциям и
от еч ес тве нной
классики,
но
так же
с
модернистскими
и
авангардными
течениями
Серебряного
ве ка.
Например,
как
впоследствии
и
футуристы,
Розанов
разрушил
«линейность»
текста ,
протесто­
вал
против
«оловянной литературы», ее писателей и читателей,
как
и
Вл.
Эр н,
иро­
низировал
под
«гербаризацией живых цветов культуры».
Особый
и нт ерес
пр едстав ляет
осмысление
тех
«воздушных путей», которые свя­
зывают
Роз анов а
и
си мв олиз м,
первое
явление
к ото рого
в
отечественной
литературе
б ыло
встречено
Розановым
в
высшей
степени
скептически
(статья «О
символистах
и
дек аде нта х », 1896).
Между
те м , «нераздельность и неслиянность»
религиозно­
философского
т ипа
творчества
Розанова
и
символистов
очевидна,
и
контрапунктом
ее
явл яет ся
эссеистика
—
св оего
род а
«метажанр»
литературы
тех
лет.
Ос нова
содержательной
фо рмы
эсс е
—
взаимообусловление
по ним ания
се бя
и
Друг ого
—
как
нельзя
бол ее
соответствовало
философии
лич нос ти,
утверждающейся
в
р усс кой
и
западноевропейской
гуманитарной
мысли
рубежа
XIX-XX
вв.
Вслед
за
М.
Бахтиным
данную
философскую
концепцию
можн о
определить
как
«нравствен ­
ную
феноменологию
личности».
Характерный
для
д ух овной
жизни
России
сдвиг
к
полюсу
«живого созерцания», «интеллектуальной интуиции», сугубо индивидуаль ­
н ого
поиска
истины,
г лубоко
личн ого,
даже
интимного
пон има ни я,
обрет аем ого
че­
ловеком
в
мо нолог ах
и
диалогах
с
самим
собой,
Богом
и
теми,
кого
О.
Мандельштам
называл
«провиденциальными собеседниками», —
в
немалой
степени
обуславли­
вались
п отре бн остью
выйт и
из
тупиков
позитивизма,
уклониться
от
н еумо лимо го
детерминизма
«типических»
характеров
и
обстоятельств,
обратившись
к
худ о же­
ственной
к ульту ре,
фи ло со фии,
бо гослов ию
как
вместилищу
свободно
интерпрети­
руемого
опыта
ч елов еч ест ва.
Так ,
В.
Дильтей
п олага л,
что
«Нашему времени с его
чувством
действительности
человек
представляется
основополагающей
материей...
В
самом
человеке
сле дуе т
искать
то
единство,
с
помощью
к оторог о
мы
измеряем
ход
духовного
движения»1.
В
дух е
э той
же
«философии жизни»
рассуждает
и
мэтр
сим­
вол изма
В.
Брюсов.
«Подобно реалистам,
—
писал
он,
—
мы
признаем
единственно
п одле жа щий
воплощению
в
искусстве:
жизнь,
но
тогда
как
они
нашли
ее
вне
себя,
об рат им
взор
внутрь.
Каждый
человек
может
сказать
о
себ е
с
таким
же
правом,
с
каким
утверждаются
все
методологические
уст ан ов ки : “Есмь только я”»2.
Брюс ов
был
убежден,
что
«создания искусств без отношения к человеку
—
к
ху­
дожнику
—
творцу
и
к
воспринимающему
чуж ое
творчество
—
едва
ли
не
бол ее
как
размалеванный
холст,
обточенный
камень ,
связанные
в
период
сло ва
и
звуки.
Не-


Розанов
и
эссеистика
русского
символизма
91
возможно
найти
ни чего
общего
между
египетскими
пира м ида ми
и
сти ха ми
Китса,
если
забыть
о
замыслах
строителя
и
поэт а
и
о
впеч ат ления х
зрителей
и
читателей.
Отождествлять
то
и
дру гое
можно
ли шь
в
человеческом
духе.
Искусство
существу­
ет
только
в
человеке,
и
нигде
боле е»3.
Розанов
и
был
тем
человеком,
в
ду хе
кото рого
«отождествлялись»
—
в
любов ­
ном
со поним а нии
—
замысел
художника
и
впеч атл ения
читателя-«созерцателя»,
«провиденциального собеседника».
Для
эстетики
рус ског о
си мвол из ма
также
ха­
рактерны
установка
на
прозрачность,
проницание
как
основу
истинного
—
«симво­
лического
р е а ли з ма ». Особую значимость при этом обретали категории памяти,
сна,
зеркала,
инт у ит ивные
движения
«мыслеобразов»; спонтанное мышление включало
в
себя
религиозно-философскую,
культурно-историческую
медитацию
писателя.
Эсс еист ика
символистов
—
оригинальный
жанр
Серебряного
век а,
отли ча в ший
не
только
художественные
произведения,
критику,
мемуар ис ти к у,
но
и
дневники,
эпи­
столярное
на след ие.
Образы
минувшего
и
вну т ре нний
мир
современного
человека
представали
при
эт ом
как
«лики творчества» (М .
Воло шин ), «вечные спутники»
(Д.
Ме реж ко вс к ий), «любимцы веков» (В.
Брюсов).
В
ли терат у ре
симв ол из ма
сложились
своего
род а
«персональные мифологемы»
э тих
«спутников»
и
«любимцев»
русской
души
—
мифо лог ем ы
Пушкина,
Лермон­
това,
Гоголя,
Дост ое вс кого,
Толстого...
В
их
не пов тор имых
творческих
личностях
сим во лист ы,
как
и
Розанов,
не
только
постигали
закономерности
жиз ни
и
искус­
ства,
но
и
прозревали
логику
св оей
собственной
судьбы.
Жизнь
этих
ве лики х
писа­
телей
—
«гениальные вспышки света» (А .
Белый)
—
воспринимались
как
мгновения
кат арт ичес ки х
прозрений,
сре до точи я,
кульминации
национальной
судьбы,
в
кото­
рой
преосуществлялась
парадигма
бытия
Рос си и:
откровение
—
воплощение
—
пре­
ображение;
стра х
гряд уще го
Апокалипсиса
и
ч аяние
Царств
Духа .
Излюбленным
«текстом»
су дь бы,
личности,
творчества
был
для
Розанова
и
символистов
текст
Достое в ского .
Остановлюсь
на
дв ух
основных
лейтмотивах,
«странных сближениях»
в
прочтении
этого
«текста»
Розановым
и
Вя ч.
Ивано­
вым
—
постулате
«Ты еси»
и
катарсисе
«последних»
вопросов.
Меру
своей
бли зо сти
к
Достоевскому
Ро з анов
вы раз ил
исчерпывающе:«Он
—
я »4; а с точки зрения Вяч.
Ив ано ва
Достоевский
«был зодчим подземного лабиринта в основаниях новой ду ­
ховности
вселенского,
всечеловеческого
“я”»; «каждой судороге нашего сердца он
о тв еч ает: “Знаю,
и
да льше ,
и
б ольше
знаю . .. ”»5.
В
своей
ра боте
«Достоевский:
трагедия
—
миф
—
мистика»
Иванов,
характери­
зуя
миросозерцание
Достоевского
как
«реалистическое в высшем смысле», описы ­
вает,
по
сут и,
его
творческий
метод
в
ценностных
категориях
Розанова.
Ивановское
«проникновение»
в
Достоевского
непосредственно
соответствует
розановскому
«пониманию», а принцип « ты
е с и », утвержденный Ивановым,
су ть
также
не
толь­
ко
принцип
филологического
п ост ижени я
творчества
Достоевского
(подхваченный
впоследствии
М.
Ба хт и ным ), но и богословский постулат,
су ть
миросозерцания
и
Ро зано ва,
и
«Вячеслава Великолепного».
В
э той
же
работе
на
первых
ее
страницах
Иванов,
характеризуя
т во рения
писа­
те ля
как
пер екл ики
«душевных бездн», пролегающих «м еж ду
пещерой
и
звезд о й»,
интуитивно
очерчивает
и
«литературный род», соответствующий этому состоянию.
Другими
словами,
Иванов
намечает
контуры
жанра,
п рис ущего
не
то лько
худ оже­
ственному
м иру
Дос тоев ск ого,
но
эссеистике
как
таковой
—
символизма,
самого
Иванова
и,
конечно
же,
Розанова: «Был,
о днако ,
литературный
род,
котор ый
<...>
по
п рирод е
своей
протеической,
те куче й,
изменчивой
не
мог
бы ть
причислен
ни
к


92
И.
Ю.
Искржицкая
какой
строгой
литературной
форме
—
и
осваивал
с
полно й
готов н остью
и
податли­
востью
эпический
рассказ
и
размышления,
диалог
и
м онол ог,
образ
мира,
зримый
через
телескоп
и
микроскоп,
дифирамб
и
поэму.
А
кстати
и
пр и тязал
на
роль
пред­
ставительного
искусства
сов ре м енн ос ти ...»6.
По
убеждению
Иванова,
реал цз м
Достоевского
зиж дет ся
«не на теоретическом
познании
с
его
пос т оян ным
противопоставлением
субъекта
и
объекта,
а
на
ак те
воли
и
вер ы
<...> Для обозначения
этого
акта
Достоевский
выбрал
слово
“проник­
новение”,
т.
е.
инт уи тив ное
проз рен и е,
духовное
произрастание...
Проникновение
есть
некий
трансцензус
су бъекта,
такое
состояние,
при
котором
возможным
стано­
вится
воспринимать
чуж ое
Я
не
как
объ ект ,
а
как
другой
субъект
<...> От к р ывает ся
возможность
этого
сдвига
только
во
вну тр е ннем
опы те
ист инной
любв и
к
челов е ку,
кото рая
пото му
ест ь
реальное
познание,
что
она
совпадает
с
абсолютной
ве рой
в
ре альн ост ь
любимого...
Символ
та кого
проникновения
заключается
в
абсолютном
утверждении
чуж дого
бытия
—
в
“Ты еси”.. . “Ты ес и”
—
не
означает
бо лее
“ты позна­
ешься
мной,
как
сущий”,
но
“твое бытие переживается мною,
как
мо е,
твоим
бытием
я
снова
познал
себя
су щ им”»7.
И
еще
об
одном
контрапункте
Розанова
и
символизма,
вновь
связанным
с
Досто­
ев ским,
—
так
называемом
катарсисе
«последних»
вопросов.
Как
известно,
Достоев­
ского,
Розанова,
символистов
необычайно
волновали
п роб лемы
взаимоотношения
Бога
и
мироздания.
По
мнению
В.
Зе нь ко вс к ог о, «у Достоевского никогда не было
сомнений
в
бытии
Бога,
но
перед
ним
всегда
вставал
(в разные периоды по- ра з ному
решался)
вопрос
о
том,
что
с лед ует
из
бытия
Бога
для
мира,
для
человека
и
для
всего
исторического
действования...
Зло
в
человеке,
зло
в
истории,
мир овы е
страда­
ния
могут
ли
быт ь
религиозно
оправданы
и
приняты?»8.
Именно
эти
«последние»
вопросы
—
в
це нтре
эс се
Розанова
«Легенда о Великом Инквизиторе Ф.
М.
Досто­
евского.
О пыт
практического
ко мме нт ар ия». В этих вопросах,
по
мнению
Розанова,
«самая ядовитая капля нашей исторической жизни,
той
фазы
духовного
развития,
которой
мы
живем
уже
два
век а.
Большей
горечи,
б ольшег о
огор чен и я,
но
и
боль­
шего
в ели чия
в
сво ем
от риц ании
разных
основ
жиз ни
мы
не
только
не
переживали
никогда,
но
и
не
буд ем
переживать», —
пишет
Розанов.
Он
полагает,
что
«проклятые
вопросы»
«Легенды»
есть
неч то
единственное
в
своем
ро де : «шутливые и двусмыс­
ленные
слова,
которыми
Фауст
отделывался
от
вопросов
Маргариты
о
Боге,
темно­
го
религиозного
сознания
в
Гамл ете
—
все
это
только
бледный
лепет»
в
сравнении
с
тем,
что
бы ло
сказано
и
что
спрошено
братьями
Карам аз ов ым и9.
Сохраняя
всю
ост роту
и
напряженность
подобных
в опр осов,
эссе
Розанова
с мя гчено
светом
об рет енн ого
понима ния,
к
ко торо му
он
побуждает
читателя,
а
«кто
п робуж да ет
в
нас
понимание,
тот
возбуждает
в
нас
и
любовь», —
убежден
писатель10.
Для
него
очевидно
очищающее
значение
всякого
страдания,
его
побудительная
с ила
восстановления
утраченного
целого;
ис то чник
силы
челов е ка,
по
убеждению
Роза­
нова,
три
опо рны е
точки
его
земной
судьбы:
грехопадение
—
иск у плени е
—
торже­
ство
правды.
Ос нов ной
пафос
розановских
раз м ыш лений
над
«Легендой»
—
столп
и
утверждение
истины
«нашей святой Церкви».
Ро зан ов
уподобляет
ее
еванг ель­
ско му
образу
Марии,
к отора я,
в
отличие
от
Марфы,
ни
о
чем
не
беспокоилась
и
не
хлопотала,
а
только
слушала
слова
Спасит еля
и
верила
в
Него.
«Прав Ты,
Господи,
и
неисповедимы
п ути
Твоя», —
лейтмотив
миросозерцания
Розанова
и
его
коммен­
тария
«Легенды» .
Символисты
же
в
св оем
осмыслении
Достоевского
акцентировали
име нно
зна ­
чимость,
самоценность
катартической
с ути
«последних»
вопросов
или
потрясений,


Розанов
и
эссеистика
русского
си мво ли зма
93
принципиально
расширяющих
границы
и
методы,
и
ве ры
человека.
По
м нению
В яч.
И вано ва,
эшафот
Семеновского
пл аца
дал
и мпу льс
«фантастическому реализму»
Достоевского,
—
то,
что
развернулось
перед
ним
тогда
«в катастрофическом вну­
тр енне м
опыте
и
время
от
времени
на пом инал о
о
себе
в
блаженных
предвидениях
“мировой гармонии”,
безошибочно
предвещавших
прис т упы
эпилепсии,
это й,
как
говорила
древность,
священной
болезни,
имеющей
силу
стирать
в
сознании
грань
между
наш ими
п ереж иван иям и
реализма
и
идеализма»11.
Иванов
полагает,
что
сло­
вами
Мышкина
гов ор ил
Достоевский
о
«молниях и проблесках»
своего
вы сшег о
самоосуждения
и
самосозерцания
в
преддверии
эпилептического
приступа,
когда
«ум,
сер дце
озарялись
необычайным
светом;
...
все
беспокойство
как
умиротвори­
л ось
разом,
разрешалось
в
какое-то
высшее
спокойствие,
полное
яс ност и,
гармонич­
ной
рад ост и
и
над ежд ы»12.
Именно
в
связи
с
творческой
личностью
Достоевского
А.
Белый
развил
свою
ид ею
русского
общенационального
катарсиса,
которому,
по
его
у беж дени ю,
суждено
б ыло
иметь
мист ер иаль ный
хара кте р.
А.
Бел ый
п олага л,
что
Достоевский
сам
был
Россией,
а
его
муки,
его
вопросы
—
муками
и
вопросами
Р осс ии,
русс кой
культуры.
Рассматривая
рус ск ую
литературу
как
чисто
ре лиг иоз ную
т раг едию,
отмеченную
сочетанием
безумия
и
святости,
Бел ый
был
уб еж ден
в
том,
что
Достоевский
и
его
герои
постоянно
с ущес тв уют
над
«бездной», и бездна эта имеет два противополож ­
ных
края
—
высшей
гар мон ии
и
дисгармонии.
Белый
не
виде л
у
Достое в ского
воз­
можности
преодоления
э той
бездны,
возможности
выхода
из
«хаоса психологизма»
в
«космос»
тв орч еск ого,
преображающего
н ач ала.
В
от лич ие
от
А.
Белого
и
Д.
Мережковского,
настаивавших
на
амбивалентности
Достоевского,
Вяч.
Иван ов
зан имал
позицию,
объективно
тя готев шую
к
Розано­
ву,
—
не
с луч айно
культурософские
работы
Ив ано ва
его
современниками
квалифи­
ци ров али сь
как
«philologia sacra».
Са мо
жизненное,
тв орче ск ое,
религиозное
credo
Иванова: «Из “Нет”
неп римир имо го
—
слепительное
“Да!”» тождественно призна ­
нию
Дост оев ског о: «Через большое горнило сомнений моя осанна прошла . .. ».
По
мнению
Иванова
(и в данном случае он вновь совпадает с Розановым), До ­
ст ое вский
в
своих
романах-трагедиях
«подслушал у судьбы самое сокровенное о
то м,
что
человек
ед ин
и
что
человек
с во боден;
что
жиз нь
в
основе
своей
трагична,
потому
что
человек
не
то,
что
он
есть;
что
рай
цветет
на
зе мле
вокруг
на с,
но
мы
его
не
видим,
потому
что
видеть
не
хотим;
что
ви на
к аж дого
в сех
связывает,
как
и
его
освящение
в сех
святит
и
его
страдание
в сех
искупляет;<...> что вера в Бога и неве­
рие
не
два
различных
объяснения
Мира ,
но
два
разноприродных
бы т ия ...»13.
Под обн о
тому,
как
Достоевский
искал
героя,
вся
жиз нь
которого
бы ла
сосредо­
точена
в
сфере
чисто
духов н ого
познания
себя
и
мира,
Розанов
ре альн о
посвятил
себя
пониман ию
—
пр ихот ливо му,
непредсказуемому
опыту
со - поним ания
Дру гог о,
др уги х,
себя
самого
в
общем
потоке
быта
и
Бытия.
В
э том
плане
феномен
Розанова
вновь
соответствует
культорософским
идеям
символизма,
устремленного
к
син т езу
минувших
культурных
эпох
в
личности
современного
художника
и
мыслителя
(от­
сю да
такое
пристрастие
Серебряного
века
к
модернизму,
модернистскому
ти пу
со­
знания
как
самому
«всеобъемлющему», «совершенному»
на
данный
исторический
мо мент ).
Сама
философия
Времени
—
идея
слияния
времен
в
контрапункте
вечно­
сти
как
времени
бытия
Бога
при нцип иал ьн о
близка
у
Дос тоев ск ого,
Розанова,
с им­
волистов.
Так,
уникальная
единовременность
различных
культурных
эпох
в
ли те­
ратуре
и
эстетике
рус с кого
симв ол из ма
словно
предвосхищена
способностью
князя
Мышкина
в
од но
мг нове ние
созерцать
и
переживать
духовные
вершины
искусства


94
И.
Ю.
Искржицкая
про шл ого
—
таковы
сю жеты
кня зя
для
картин,
предложенных
им
Аглае
Епанчиной.
Достоевский,
Леонардо,
Возрождение
—
все
жд ут
своего
до во площ е ния,
—
п олага л
Д.
Мережковский;
по
мнению
И.
Анн ен ско г о, «ни одно великое произведение поэта
не
остается
досказанным
при
жиз ни
поэта,
но
за то
в
его
символах
н ад олго
ос таютс я
как
бы
вопросы,
влекущие
к
себ е
человеческую
м ы сль »14. «Книги
отражений»
Ан­
ненского,
жизнь
Розанова
—
лучшее
том у
подтверждение.
Более
того,
эссеистика
Се ребря но го
века,
с
такой
духовной
у тон чен нос тью,
интеллектуальной
мощью
и
худож ес тв енн ой
с ам обы тн остью
явленная
Розановым
и
символизмом,
предопреде­
лила
магистральные
культурологические
инт е нции
XX в.:
Л.
Баткин,
например,
прямо
г ов орит
о
том ,
что
«Культура не “б ыл а”,
она
всегда
“должна быть”.
Потому
что
остановленный
смысл,
отрезанный
от
д аль нейш их
вопросов,
не
способный
да ть
отв етов
на
еще
не
заданные
в оп росы
—
это
умерший
смысл,
между
тем
как
см ысл,
поя вивш ись
од на жды
на
св ет,
умереть
уже
не
м ож ет»15.
Для
Розанова
—
едва
ли
не
единственного
в
рус ск ой
литературе
—
сверхзадача
постановки,
понимания
подобных
во про сов
была
ясна
и
н еп релож на : «Преодоле­
ва ть
эту
тьму,
помогать
этому
свету
—
вот
все,
что
может
человек
в
своем
стран­
ствии
и
что
он
должен
д ела ть,
что бы
успокоить
сво ю
встревоженную
совесть,
так
отягощенную,
так
больную,
не
неспособную
боле е
выносить
свои
страдания.
Ясное
познание
того,
откуда
это т
свет
и
откуда
тьма,
мож ет
боле е
всего
укрепить
его
на­
деждою,
что
не
вечно
же
су жде но
ему
оставаться
ареною
бо рьбы
их»16.
Вероятно,
в
э том
умозаключении
Розанова,
завершающем
его
опыт
критическо­
го
комментария
«Легенды о Великом Инквизиторе», исток замысла эссе И .
Ильина
«О тьме и просветлении»
—
своеобразного
триптиха
о
«тьме»
Б унина ,
Ремизова,
Шмелева
и
обретенном
ими
«свете», но это уже тема другого исследования .
1 Цит.
по:
Вопросы
фил ософии . 1995. No 5. С.
128.
2 Брюсов В.
Я.
О
л ит ерат уре
и
искусстве.
СПб., 2003. С. 85.
3 Тамже.
С. 87.
4 Розанов В .
В.
Мимолетное.
М ., 2001. С. 292.
5 Вяч.
Иванов.
Эссе,
статьи,
переводы.
Брюссель, 1985. С. 21.
6 Там же.
С. 7.
7 Там же.
С. 25.
8 Зеньковский В .
В.
История
русской
философии.
Л ., 1991. С. 226.
9 Розанов В.
В.
Мысли
о
литературе.
СПб., 2003. С. 82.
10 Там же.
С. 105.
11 Иванов Вяч.
Указ.
соч.
С. 25.
12 Тамже.
С. 26.
13 Тамже.
С. 37.
14 Анненский И.
Избранное.
М., 1987. С. 425.
15 Баткин Л.
М.
К ульт ура
всегда
накануне
себя
// Красная книга культуры .
М., 1989. С.
130.
16 Розанов В .
В.
Указ.
соч.
С.
ИЗ.


Е.
В.
Иванова
(Москва)
«Во мне происходит разложение литературы»
У
Роза н ова
бы ли
сл ожны е
отношения
с
литературой,
и
это
накл адыв ает
отпечаток
на
отношения
литературоведов
к
его
наследию.
До
не го
рус ск ая
лите ра тур а
потратила
почти
столетие,
чтобы
возвести
себ я
на
пьедестал,
поставить
в
цент р
культурной
и
об­
щественной
жизн и,
и
воспитать
читателей
в
убеждении,
что
«на зеркало неча пенять,
коли
рожа
кр ива» .
Розанов
едв а
ли
не
первый
задумался
о
то м,
что
и
как,
собственно,
отражает
это
зер кало ,
причем
за дума лся
в
тот
момент,
когда
мысль
об
изна чал ьно й
кривизне
рож и
с тала
для
всех
как
бы
аксиомой.
И
зд есь
весьма
любопытны
его
посто­
янные
на ск оки
на
романы
Федора
Сологуба,
которые
многим
сов р еменни кам
казались
одним
из
таких
зер кал.
В
ру сско й
ли те рату ре
Серебряного
века
трудно
найт и
дву х
других
таких
же
писателей-близнецов
со
столь
схожими
судьбами
и
да же
изначальными
творчески­
ми
устремлениями,
как
Розанов
и
Со логуб ,
хотя
ни
тот,
ни
другой
сходства
этого
не
признавали.
За
плечами
обоих
было
«трудное детство»
в
провинции,
бедн ост ь,
мать,
которая
одна
ра ст ила
детей,
кстати,
отношения
с
матерью
и
т ого
и
д руг ого
содержат
богатейший
материал
для
ф ре йдиста.
После
смерти
матери
Розанова
опе кал
старший
брат,
Сол огуба
—
сестра.
Много
общего
претерпели
они
и
за
время
учительствования
в
провинции,
немало
пр ете р пели
от
обоих
и
у че ники,
во
всяком
случае,
смир енно
коле­
ни
перед
их
именам и,
п охож е,
никто
не
пре клон ял.
Пе реезд
в
столицу
и
начало
литера­
турной
деятельности
заставили
их
вращаться
в
одной
и
той
же
л ит ера турной
среде.
О днако
и
перебравшись
в
Петербург,
пос еща я
о дни
и
те
же
литературные
салоны,
печатаясь
в
о дних
и
тех
же
журналах,
они,
как
это
будет
ясно
из
дальнейшего,
почти
ничего
не
знали
др уг
о
друге,
словно
не
бы ли
знако мы.
Более
того:
у
них
был
од ин
и
тот
же
ден ь
приема
гостей,
поэтому
ли те ратор ы
их
круга
делились
на
тех,
кто
посещал
воскресенья
у
Розанова,
и
т ех,
кто
п редп очи тал
проводить
их
у
Соло губа .
Параллельными
путями,
не
пер есекая сь ,
развивались
их
дух о вные
устремления,
х отя
и
з десь
бы ли
о бщие
точк и
соприкосновения
—
проблема
пола,
культ
мечты;
вот
р азве
что
с емей ный
вопрос
и
де ти
волновали
Сологуба
со всем
в
другом
аспекте.
Был а
еще
одна
тема,
менее
брос ающа яся
в
глаза,
но
близкая
обои м,
—
жизнь
русской
п ро­
в инци и,
вокруг
нее
и
раз в ернула сь
между
ни ми
полемика,
в
ход е
которой
как
ни где
раск р ывает ся
со ве рш енно
особый
взгляд
Розанова
на
литературу.
Прежде
чем
стать
писат елем ,
Федор
Сологуб
долгое
время
преподавал
в
провин­
циальных
гимназиях
в
Крестцах
Новгородской
губернии
(1882-1885), в Великих Лу­
ках
(1885-1889) и в Вытегре (1889-1892).
Сх о дный
опы т
был
и
за
пл еч ами
Розано­
ва,
после
окончания
университета
учительствовавшего
в
Брянске
(1882-1886).
Ельце
(1886-1891) и в городе Белом Смоленской губернии (1891-1893).
Со лог уб
ск рупуле зн о
собирал
мелочи
и
подробности
провинциальной
жизни,
он
вел
дневники ,
коллекционировал
га зет ные
выр езки ,
жизнь ю
покинутых
г ород ов
он


96
Е.
В.
Ива но ва
продолжал
интересоваться
и,
п ереех ав
в
Петербург,
просил
своих
бывших
колле г
под­
робно
описывать
все
факт ы,
относящиеся
к
мест н ой
жизн и,
не
скрывая,
что
он
н аме­
рен
использовать
их
в
своем
творчестве.
Ис след ов ат ели
выя вили
целый
ряд
эпизодов,
с вед ения
о
которых
в
вид е
газетных
ли
вырезок,
в
ви де
ли
дневниковых
записей
со­
хранились
в
его
архиве
и
зат ем
бы ли
использованы
в
его
творчестве1.
Поэтому
романы
Сологуба
всегда
фактографически
точны
в
описании
по др об­
ностей
провинциального
быта,
общественной
среды.
Например,
в
романе
«Тяжелые
сны»
содер ж ит ся
целый
ряд
реа льны х
факт о в,
о тно сящи хся
к
эпохе
преподавания
Со­
логуба
в
п ро вин ц и и : «В рукописи романа имеется план города Крестцы,
а
о тобра же н­
ные
в
нем
со быт ия
большей
частью
не
выдуманы,
а
пер ежиты
автором.
Ре альн ое
осно­
ва ние
имели:
история,
связанная
с
проектом
общества
взаимопомощи
и
устройством
ти пог раф ии
в
Вытегре;
конфликт,
произошедшие
у
Сологуба
в
Крестцах
с
бывш им
соку р снико м
Григорьевым
(послужил основой для сюжета с учителем Молиным);
скандал
с
поче тн ым
попечителем
крестецкого
училища
Розенбергом
(прототип
Мот ов и лов а)»2.
Поп а дая
на
страницы
романа,
эти
события
преломлялись,
раз уме етс я,
под
со­
вершенно
особым,
сологубовским
угло м
зрения,
но,
тем
не
мен ее,
достоверности
ис­
пользованных
фактов
это
не
отменяло.
То
же
касается
и
героев
романа
«Тяжелые
сн ы »: несмотря на то,
что
жиз нь
гла вн ого
героя
ром ан а,
провинциального
учителя
Василия
Логина,
напоминает
полусон-полубред,
протекает
сло вно
«прочная томи ­
тельная
иллюзия
томительно-неподвижного
с но вид е ния»3, некоторые его черты и
пс ихол огич ес кий
облик
сближали
его
с
ав то ром,
что
отмечали
уже
первые
его
чит а­
тели.
Сознательно
Со логуб
не
стремился
сд ела ть
Логина
своим
alter ego, в письме
к
издательнице
жу рн ала
«Северный Вестник»
Л.
Я.
Гу ре вич
от
15 ноября 1895 г .
он
даж е
протестовал
против
та кого
сближения: «Ведь это же не роман из моей жиз­
ни,
чтобы
нельзя
бы ло
изменять:
вопреки
мнен ию ,
ра зд еля емому,
может
быть,
и
по­
чтенною
редакциею
Вашею,
я
не
списывал
Логина
с
себя
и
не
вз вал ил
на
н его
сво их
порок ов»4.
Тем
не
менее,
в
э том
качестве
героя
Со логу ба
воспринимала
не
только
Гуревич.
Но,
может
быть,
еще
больше
оснований
восп риня т ь
Логина
как
своего
двойника
было
у
Розанова.
Его
положение
сре ди
пр ови нциа ль ных
учителей
очень
напомина­
ло
ситуацию,
в
к оторой
находился
Логин,
он
также
был
одинок
ср еди
них ,
не
разде­
ляя
о бщих
интересов.
В
пр овинции
Розанов
написал
и
издал
на
с вой
сч ет
фи лос оф­
ский
труд
«О понимании», где пытался разработать основы нового мировоззрения,
обнимающего
собой,
как
вспоминал
он
позд нее, «ангелов и торговлю». Лог ин у
Со­
логуба
также
выступал
проповедником
новых
ид ей,
на
страницах
романа
он
посто­
янно
рассуждал
о
«поисках правды», о «вы сш и х
за пр оса х», в его уста автор вложил
такие
слова:«Мыживемнетак,
как
на до,
мы
растеряли
старые
рецепты
жизни
и
не
нашли
новых»5.
Розанову
приходилось
испытать
на
себ е
дикость
провинциальных
нравов,
в
письме
к
H. Н.
Страхову
1891 г.
Розанов
описывал,
как
получил
пощечину
от
подвыпившего
отц а
одного
из
своих
учеников
только
потому,
что
поставил
низ­
кий
ба лл
сыну6.
Бо льшое
мест о
в
жиз ни
Логина
занимал
вымысел,
мечта,
которая
заменяла
ему
скучную
повседневную
жизнь.
«Лежал на кушетке,
ме чта л.
Мечт ы
складывались
зно йные ,
заманчивые,
мучительно-порочные»7 ит.
д.
О
месте,
к отор ое
занимала
в
его
жизни
мечта,
неоднократно
писал
Розанов,
признаваясь,
что
с
детства
она
слу­
жила
ему
убежищем
от
грубой
реальности.
Од ну
из
св оих
статей
он
озаглавил
«Меч­
ты
в
щелк у », в ней он писал о себе почти словами романа Сологуба: «...
Столькими


«Во мне происходит разложение литературы»
97
годами
мечты,
воображения,
соображений,
гипотез,
дог адок ,
а
глав н ое
—
гнева,
н еж­
ности,
этой
пус т ыни
одиночества
и
свободы,
каку ю
су мел
же
я
отвоевать
у
действи­
тельности,
мел ко й,
хрупкой,
серой,
грязной,
—
и
объясняется,
что
прямо
после
у ни­
верситета
я
сел
за
огром н ую
книгу
“О понимании”,
без
подготовки,
без
справок,
без
“литературы предмета”,
—
и
опять
же
плы л
в
ней
легко
и
счастливо»8.
Казалось
бы,
как
никто
Розанов
долж ен
был
узнать
себя
в
герое
Соло губ а,
или ,
по
м ень шей
мере,
обидеться
на
него,
как
н ек огда
Макар
Девушкин
обиделся
на
Гог оля
за
Акакия
Акакиевича.
Но
Роз ано в
писал
о
романе
Со логуба
так,
словно
в
его
опы­
те
учительствования
в
про вин ции
не
б ыло
и
тени
сх одст ва
с
тем,
что
изо бр ажен о
в
романе,
более
того,
решительнее,
чем
кто-либо
из
критиков,
он
отказывал
роману
«Тяжелые сны»
именно
в
до стов ер ност и,
в
праве
считать
с ебя
картиной
провинци­
альных
нра во в.
Отзыв
Розанова
о
романе
«Тяжелые сны»
не
опубликован,
но
он
со­
хран и лся
в
а рхив е. «Проза его,
—
писал
Розанов
о
Сологубе,
—
это
сп лошь
“тяжелые
сны”,
чт о-то
на
гр а нице
возможной
и
невозможной
действительности
—
н ебреж ные
очерки
быта,
житейских
п ортре тов,
рисуемых
с
пре з рение м
к
сюжету,
с
слабым
ин­
тересом
к
житейскому
полож ен ию
выведенных
фигур,
к
судьбе
их ... »9.
В
отзыве
Розанова
не
чувствовалось,
что
он
задет
ром ан ом
Сологуба,
если
он
и
апеллировал
к
собственному
опыту
жиз ни
в
провинции,
то
ли шь
для
того,
что бы
подчеркнуть
недостоверность
р ом ана.
При
э том
Розанов
не
оспаривал
пр аво
писа­
теля
на
вымысел,
его
п ротес т
относился
к
тем,
кто
видел
в
романе
зеркало,
отра­
жающее
дикие
про ви нциал ь ный
нравы
и
в
этой
час ти
его
спор
с
романом
отчасти
повторял
спор
Достоевского
с
Г оголе м : «Тяжелый как «с он», язык автора совершен­
но
затушевывает
гра нь
между
действительностью
и
видением,
между
призраком
и
реальным,
и
читатель
испуган,
чувствуя,
что
здесь
кончилась
лит ер ату ра
и
нач ало сь
какое-то
подлинное
колдовство,
для
коего
действительно
дан
фундамент,
по каз аны
его
реальные
о сн ов ан ия»10.
Еще
бол ее
я рко
отношение
Роз ано ва
к
творчеству
Сологуба
проявилось
в
рецен­
зии
на
роман
«Мелкий бес» (1904), на который он откликнулся спустя почти шесть
лет
после
выхода
романа
в
статье
«Бедные провинциалы» (1910).
К
этому
вр емен и
общим
местом
стало
использование
романа
и
его
гл авн ого
ге роя
как
на ибо лее
точ­
ную
метафору
в сей
рус с кой
жизни.
Приведем
лишь
наиболее
хара кт ерн ые
пр име ры
подобного
подхода. «Царит “передоновщина,”
—
писал
Е.
Ан ич ков.
—
Она
властвует
и
по
сей
час.
Обернитесь,
и
вы
нащупаете
ее
в
самом
современном,
на
ваших
глазах
складывающемся
озверении,
кото рым
кровавится
Русь,
поднявшая
голову
и
услы ­
шавшая
пр изыв ные
гол ос а »11.
Сам
Передонов
ста л
собирательным
образом,
критик
Вл.
Кранихфельд
назвал
его
«родным сыном российской государственности,
безро­
по тно
по д чинив шимс я
вс ем
ее
вну ш ения м» 12.
Но
при
пове р хнос т ном
взгляде
Передонова
еще
с
б оль шим
основанием
мо ж­
но
было
бы
назвать
родным
братом
Розанова
—
гимназического
учителя,
к аким
предстает
он
в
во с пом ина ниях
его
учеников.
Вот
как
запомнился
облик
Розанова
М.
М.
П ри шв ин у: «Этот рыжий человек с красным лицом,
с
г нилы ми
черными
зу­
ба ми
сид ит
на
кафедре
и,
ров но
дрожа
ногой,
колышет
подмостки
и
саму
кафедр у .
Он
я вно
б ольн ой
видом
своим,
несправедливый,
возбуждает
в
учен ик ах
м ла дших
классов
отвращение
<...> Тот же самый Розанов изгнал меня за мальчишескую дер­
зость
из
4 класса,
оставляет
в
душ е
мо ей
след,
кот оры й
изгладился
толь ко
по сле
того,
как
много
лет
спустя
я
наш ел
себе
удовлетворение
в
путешествиях
и
з ан ялся
лит ер атур ой» 13.
Мож но
процитировать
воспоминания
еще
одного
ученика
Роз ано ­
ва
по
прогимназии
в
городе
Бело м
—
В.
В.
О б ол ьяни нова : «Обычно он заставлял


98
Е.
В.
Иванова
читать
новый
урок
кого-либо
из
учеников
по
учебнику
Янчина
“от сих и до сих”
без
каких-либо
дополнений
и
разъяснений,
а
при
спросе
гонял
по
всему
пройденному
курсу,
выискивая,
чего
не
знает
ученик
<...>
Когда
ученик
отв еча л,
с тоя
перед
ка р­
т ой,
Василий
Васильевич
п одход ил
к
нему
вплотную,
обнимал
его
за
шею
и
б рал
за
мочку
его
ухо,
и
п ока
тот
отвечал,
все
время
крутил
ее,
а
когд а
ученик
ошибался,
то
больно
дергал...
и
т.
д.»14 Если верить этим воспоминаниям,
то
кое
в
чем
Роз а нов
П ере донов а
да же
превосходил.
В
автобиографических
зап исях
Розанов
и
сам
о тме чал
в
себе
эти
передоновские
черты.
Как
вспоминал
он
про
Ел ец,
пос ле
того
как
А пол инари я
Сус ло ва
сбежала
от
него
с
м олоды м
любовником,
он
п огиб ал
«в какой - то
жалкой
уездной
пыли», что
«весь задеревенел в своей злобе и оставленности»
и
что
«ходил в резиновых глубоких
кало шах
в
июне
месяце
и
вообще
был
“чучело”»15.
В
период
его
учительствования
в
Ельц е
в
его
жизни
б ыли
ситуации,
которые,
ка­
залось
бы,
просились
на
страницы
романа
«Мелкий бес». Как вспоминал один из его
коллег
по
преподаванию
в
Елецкой
гимназии,
Розанов
«был одиноким,
по селился
у
одной
с тарой
вд овы , <...>, никому не делал визитов,
в
учительской
бо льше
м олч ал,
наблюдал
и
посмеивался;
на
учительские
вечеринки
не
хо дил» .
Однако
очень
с коро
коллеги
заинтересовались
им.
«Инспектор И.
И.
Пенкин
<...> тоже переехавший из
Бр ян ска,
втихомолку
сообщил
некоторым
из
учителей,
что
Розанов
написал
в
Бря нс ке
ц елую
к нигу
и
даже
напечатал
ее
на
свой
счет,
на
св ое
учительское
жалованье.
Это
из вест ие
всех
заинтриговало:
стали
расспраши­
ват ь
Пенкина.
Но
оказалось,
что
он
не
читал
самой
книги,
что
это
ка кая-то
фило­
софия
и
что
книга
на зыв ает ся
“О понимании” .
Все
это
став ило
слу ш ате лей
в
ту­
пик .
Чудак
человек!
Ухлопал
все
свое
годов ое
жало вань е
на
печатание
книги!
На
какие-то
деньги
он
жил
в
тот
год.
Как
печатал
книгу?
И
как
мо жно
сочинить
ц елую
книгу
о
по ним ании?
Что
такое
это
“понимание”? <...>
О
самом
со д ержан ии
кни ­
ги
с
ав т ором
никто
не
заводил
реч и;
но
в
от сут ст вие
Розанова
в
учительской
и
на
учительских
вечеринках
росло
и
плодилось
всякого
род а
злословие.
И
в
особен­
ное
недоумение
приводило
уч ит елей
то
обстоятельство,
что
в
к ниге
не
б ыло
ци­
тат
и
ссылок
на
философическую
литературу.
Кое-кто
пробовал
читать
кн игу,
но
у
учителей
не
хватало
терпения
только
на
бесполезное
перелистывание
толстой
книги.
Толковали,
что
автор,
должно
быть,
списал
эти
сотни
с тр аниц
из
каких-
нибудь
книг,
но
не
знали
—
из
каких.
Исподтишка
разведывали
у
него,
не
знает
ли
он
иностранных
языков,
в
предположении,
чт о,
может
быть,
он
“стащил”
эти
сотни
страниц
у
какого-нибудь
иностранного
философа.
Но
оказалось,
что
Роза­
нов
знает
языки
лишь
настолько,
насколько
зна ли
гимназисты
старших
классов
<...>
Н араст ала
постепенно
злоба.
Автора
в
насмешку
ст али
звать
“философом”
и
“понимающим” .
Классик-картежник
М.
В.
Десницкий
в
учительской
то
и
дело
на­
смешливо
провозглашал
по
адресу
Р оз а но ва : “Нашелся понимающий среди ничего
не
поним а ющ их”.
Всяческое
заочное
злословие
не
прекращалось
и
тогда,
когда
Ро­
занов
с тал
наконец
бывать
у
некоторых
учителей
на
им енинах
и
вечеринках.
Раз
он
попал
даже
на
х олостую
по пойк у
у
у чи теля
женской
гимназии
Желудкова.
Здесь
слово
за
слово
раз г ор елся
сп ор
между
Розановым
и
Д есни цк им,
который
“на все
корки”
честил
философию
и
фи ло со фов,
крича
с
азартом: “И мы тоже кое-что
по­
нимае м! ” В разгаре спора Десницкий схватил с полки книгу “ О
понимании”,
пр е­
поднесенную
Розановым
Желудкову,
расстегнул
брюк и
и
обмочил
ее
при
общем
хохоте
всех
при с утс тв ующи х: “А ваше понимание .
В асили й
Васильевич,
вот
че го
сто ит ”»16.


«Во мне происходит разложение литературы»
99
И
вот,
им ея
за
своими
плечами
такой
опыт
жизни
в
провинции,
Розанов
не
только
не
согласился
с
достоверностью
романа
как
к а ртины
нравов
русской
п ро­
винции,
но,
напротив,
об вини л
Со логуб а
в
пол ном
незнании
и
непонимании
этой
ж изни.
Даже
не
потрудившись
навести
биографические
справки
о
не м,
Р оза нов
в
запальчивости
пис ал: «При полном знании
—
че рез
газеты,
через
журн ал ы
—
что
Ф.
К.
Тет ерн и ков
(Соллогуб17) все время,
по
окончании
курс а
учен ия,
служил
спер­
ва
преподавателем,
а
затем
инспектором
Андреевского
городского
училища,
что
на
Васильевском
острове,
в
Петербурге;
и
если
и
видал
провинцию,
то
только
в
детстве,
ког да
едва
ли
мог
подглядеть
всю
ее
“подноготную”
и
вообще
ее
“задний двор”...»18.
Итак,
на
основании
романа
«Мелкий бес»
Розанов
вообще
отказывал
Сологубу
в
каком-либо
знакомстве
с
жизнью
провинции.
Собс тве нн о
в
рецензии
на
роман
«Мелкий бес»
Розанов
спорил
не
с
Сологубом
как
писателем,
а
с
теми,
кто
считал,
что
картины
рома на
имеют
нечто
общее
с
ре­
альностью.
Роз а нов
в
сво ем
отзыве
пытался
объяснить
суть
сологубовского
отн о­
шения
к
ре альнос ти : «...Сол логуб ест ь
субъективнейший
писатель,
—
иллюзионист
в
хорошую
сторону,
или
в
дур ную
с торон у
—
но
именно
иллюзионист,
мечтатель,
и
притом
оди н
из
самых
фантастических
на
Руси.
И,
на кон ец,
просто,
что
“изображать
действительность”
ему
и
в
голов у
не
п ри ход ило,
—
что
это
“не его дело”, “не
его
тема”,
не
“его интерес” ...
Все
это
очевидно
решительно
для
всякого,
—
и
было
очевидно
еще
лет
15 назад,
к огда
он
издал
первый
кроше чны й
сборничек
своих
стихов,
действи­
тельно
прелестных
по
классическому
завершению
формы,
—
и
конечно
в
то
время
никем
не
замеченных
<...> Но когда Соллогуб писал эти прелестные вещи,
—
никто
решительно
не
хоте л
заплатить
за
книжку
и
50коп., а “критики”
глубокомысленно
пром олча ли
и
“замолчали”
поэта.
Но
вот
тот
же
С оллогуб
напи сал,
как
Ардальон
Ардальонович
Передонов
обдирает
в
к омна те
св оей
о бои
и
п люет
на
стену,
за тем ...
обрил
кота
и
обмазал
его
вареньем...
И
вся
Русь
ахнула: “Ах,
вот
великолепие!
Об­
м азал
кот а
вареньем...
Э тим
они
в
прови нции
занимаются...
на ши
читатели!!
Для
к ого
же
мы
пиш ем ...
Как
грустно!”»19
В
своих
статьях
о
С ологубе
он
отрицал
не
его
тв орче ств о,
а
эту
приписываемую
лит ера туре
способность
служить
зеркалом
реальной
жизни,
даже
подменять
собой
реальность.
На
это
самозванство
литературы
Роз а нов
нападал
с
завидной
регуляр­
ностью,
этому
посвящены
по
существу
все
его
статьи
и
высказывания
о
разночин­
цах,
М.
Горьком,
Л.
Н.
Андр ееве ,
А.
В.
Амфитеатрове
и
друг их
м енее
значительных
современниках.
Возомнив
себя
зеркалом,
литература,
по
мысли
Розанова,
и
стала
орудием
р аз­
рушения
реальной
жиз ни.
С
определенного
моме н та
мыс ль
о
губительной
рол и
русской
литературы
стала
своего
род а
нав язчи во й
ид еей,
почт и
все
его
с татьи
о
со­
временной
литературе
посвящены
фактически
од ной
теме:
разоблачению
той
кл е­
веты
на
реальность,
в
кот орую
превратилась
литература,
начиная
с
шестидесятых
годов.
Здесь
достаточно
перечислить
заголовки
некоторых
из
ни х: «Литературные
с им улян ты», «Погребатели России» (обе
—
1909), уже упоминавшаяся статья « Бе д­
ные
п ров и нц и алы ...» (1910), «Не верьте беллетристам. . . » (1911), «Трагедия механи­
ческого
тв орч ест ва» (1912), «М.
Горький
и
о
чем
у
нег о
“есть сомнения”,
а
в
чем
он
“глубоко убежден”» (1916), не говоря о статьях,
с пе циа льно
посвященных
п ро­
фессиональным
изо бр азит е лям
кошмаров
русс кой
жизни,
вр оде
того
же
Горького
со
товарищи
из
«Знания», Леонида Андреева,
и
др.
По
Розанову,
литература
давно
стала
королевством
кривых
зеркал,
борьба
с
литературоцентризмом
русской
культуры
в
предреволюционные
го ды
стала
посто­


100
Е.
В.
Иванова
янной
темой.
В
итоге,
пр ав да,
он
констатировал
п олную
победу,
одержанную
ли­
тературой
над
жизнью,
октябрьский
переворот
он
считал
прямым
следствием
э той
победы.
«Собственно,
никакого
нет
сомнения,
что
Россию
убила
литература,
—
пи­
сал
он
на
страницах
“Апокалипсиса нашего времени”.
—
Из
слагающих
“разложи -
телей”
России
ни
одного
нет
не
литературного
про исх ожд е ния»20.
Эта
мысль
более
подробно
развита
в
не
опубликованной
при
жиз ни
статье
«С вершины тысячелетней
пир ами ды» (1918), где она прослежена во всем ходе развития русской литературы .
Розанов
первый
почувствовал
не
столько
«героический характер русской литерату­
ры », в свое время воспетый С .
А.
Венгеровым,
сколько
угрозу,
кот орую
таила
в
себе
эта
«великая иллюзия»
для
реальной
жизни.
П оэтом у
Розанов
первый
и
е два
ли
не
единственный
из
русских
писателей
всю
п олн оту
ответственности
за
октябрь
1917,
за
«рухнувшее царство»
во з ложил
на
лит ерат уру.
«...Иногда кажется,
что
во
мне
происходит
разложение
литературы,
самого
су­
щес тва
ее,
—
писал
он
во
втором
короб е
“Опавших листьев”.
—
И
это
ес ть
мое
миро­
вое
“emploi”21».
Частью
этого
emploi была его борьба с представлением о литературе
как
зе рка ле
жизни.
1 См.
об
этом:
Улан ов ская
Б.
Ю.
О
прот оти па х
романа
Ф.
Сологуба
«Мелкий бес» // Русская
литература.
1969. No 3; Удонова 3.
В.
Из
истории
си мво лист ск ой
прозы
(о романе Ф .
Сологуба
«Тяжелые сны») // Русская литература XX
века
(Дооктябрьский период).
Тула.
1975.
Сб.
7;
Соболев
А.
Из
комментариев
к
«Мелкому бесу»: «Пушкинский»
урок
Пе ре донов а
// Русская
лит ер а ту р а. 1992. No 1. С. 157-160; Соболев А.
Реал ьны й
источник
в
си мволист ск ой
прозе:
меха­
низм
преобразования
(Рассказ Федора Сологуба « Ба ра нч и к») // Тыняновский сборник.
Пятые
тыняновские
чт ения .
Р ига;
Мо скв а , 1994; Федор Сологуб в Вытегре ( За пис к и
В.
П.
Абрамовой-
Кали цк ой) // Неизданный Федор Сологуб .
М ., 1997; Павлова М.
М.
Тв орч еска я
ист ор ия
ром а­
на
«Мелкий бес» // Сологуб Ф.
Мелкий
бес.
СПб.,2004.
2 Павлова М .
М.
Творческая
история
романа
«Мелкий бес» . С . 671.
3 Сологуб Ф.
Тя ж елые
с ны.
Роман.
Рассказы.
Л., 1990. С. 57.
4 Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома за 1972 год.
Л ., 1974. С. 120.
5 Сологуб Ф .
Тяжелые
сны .
С. 95.
6 Розанов В .
В.
Письма
к
H. Н.
Страхову
( 1891) // Российский литературоведческий журнал. 2 00 0 .
No 13/14.4.1. С . 1 57-158 .
7 Сологуб Ф .
Тяжелые
сны .
С. 53.
8 Розанов В.
В.
Мечта
в
щел ку
// Розанов В .
В.
О
себ е
и
жи зни
своей.
М ., 1990. С. 656.
9 ОР РГБ.
Ф. 369. Карт. 58. Ед.
хр. 28. Л. 3-4.
10 Тамже.
Л. 4.
11 Аничков Е.
Мелк ий
бес
// О Федоре Сологубе.
Крит ика .
Ста тьи
и
заметки.
СПб., 1911. С. 219.
12 Кранихфельд В .
Литературные
отклики
// Современный Мир . 1907. No 5. С . 1 29.
13 Цит.
по:
М.
М.
Пришвин.
О
В.
В.
Роза нов е
// Контекст-90. М ., 1990. С . 1 69-170.
14 В.
В.
Розанов. Proetcontra. СПб., 1995. Кн.
1. С. 246-247.
15 Цит.
по:
Фатеев
В.
Учитель
из
Ельца
// Гонец.
1992. No 3. С. 38.
16 Павел Первов.
Философ
в
пр овинци и
(Из литературно-п еда гог иче с ких
в оспоми нан ий) // Там
же.
С. 42.
17 Так Розанов писал фамилию Ф.
Сологуба.
18 Розанов В.
В.
Бедные
пр о винциа лы. .. // Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М.,
1995. С. 444.
19 Там же.
С . 444-445.
20 Розанов В.
В.
О
се бе
и
жизни
своей.
С. 625.
21 Роль( фра нц.).


Ф.
Т.
Ахунзянова
(Кострома)
Розановская
«листва»
в
религиозном
кон тек сте
Програ ммн ое
для
Розанова
произведение
«Уединенное»
—
первая
книга
«опав­
ших
листьев»
—
вышла
в
свет
в
начале
марта
1912 г.
Реценз ии
на
нее
появились
поч­
ти
сразу
же
пос ле
выхода
книги.
Да же
на
фо не
литературных
экспериментов
начала
XXв. «Уединенное»
поражает
современников
прежде
всего
фо рмой .
Это
св ое образ ­
ный
коллаж,
мозаика,
объединенное
вполне
в
духе
Серебряного
века
на зва нием-
метафорой.
Д алее,
до
конца
жиз ни,
Розанов
бу дет
активно
использовать
найден­
ную
фор му
во
все х
значительных
художественных
произведениях
—
«Смертном»
(1913), «Сахарне» (1913), «Мимолетном» (1914; 1915), «Последних листьях» (1916;
1917), «Апокалипсисе нашего времени» (1917-1918).
По
мнению
А.
А.
Бурыкина,
в
вы страи вании
формы
Розанов
не
вы ходи т
за
п редел ы
журнально-публицистического
жанра.
По
авторскому
за мы слу
фрагменты
укладываются
в
разрозненные
от рыв ки
из
газетно-журнального
дискурса,
то
есть
в
отрывки
каких-то
нескольких
номеров
бульварных
газет
и
литературных
жур на лов
ср едне й
руки,
имеющих
массового
читателя,
и,
в
пе рвую
очередь,
во сп рои зв одят
или
моделируют
содержание
эти х
отрывков.
Вторая
составляющая
этой
форм ы
—
письменные
и
устные
отклики
на
прочитанное,
облекаемые
в
форму
пи сь менно й
полемики,
фрагментов
разговоров,
име ющи х
те
же
те мы,
что
и
газетно-журнальная
пер иодика,
или
авторских
мыслей
по
то му
или
иному
пов од у,
к оторы е
как
бы
п ред­
варяют
со бой
заметки
к
еще
не
на пис а нным
с та тьям,
предназначаемым
для
тех
же
ж урн алов
и
для
та кого
же
обсуждения1.
Однако
процесс
нахождения
Розановым
идеальной
формы
прот ека л
гораздо
сложнее.
В
связи
с
эт им
весьма
показателен
анализ
структурно-семантической
пр и­
роды
розановских
«листьев», проведенный И .
А.
Едошиной,
показывающий
генезис
данной
формы
от
с ущест в ующего
на
тот
момент
в
литературе
образа
«листьев» .
По
словам
исследовательницы,
листья,
ос обен но
осыпающиеся,
опа д ающие
(что,
в
частности,
буд ет
актуализировано
в
«Опавших листьях»
Розанова), —
д ав­
ний
культурно-архетипический
образ,
обычно
связываемый
с
и тогам и
челов ече ­
ского
бытия,
одиночеством,
мимолетностью2.
Для
Розанова,
стремившегося
к
ху­
дожественному
сознанию,
кот орое
есть
в опл още ние
«быстротекущей минуты»,
нео бх оди мо
было
найт и
такую
же
«быстротекущую»
форм у,
а
символичный
образ
«листьев»
как
раз
мог
решить
эту
з адачу .
Все
«Уединенное»
состоит
прим е рно
из
ста
восьмидесяти
записей,
и
религиоз­
ная
тем а
зан им ает
в
них
отнюдь
не
глав но е
место.
Так,
е сли
философско-жизненным
наблюдениям
посвящено
порядка
шестидесяти
высказываний,
лит ера ту ре
в
ц елом
и
собственно
своему
творчеству
—
сор ок
два
и
двадцать
одн о
со отв етствен но ,
то
ре­
лигиозные
вопросы
занимают
писат еля
только
в
тридцати
двух
фрагментах.
При
этом
религиозные
размышления,
как
правило,
з аписы вались
во
время
т яже лой
бо-


102
Ф.
Т.
Ахунзянова
лезни
же ны
писат еля
—
Варвары
Бу т яги ной,
к огда
Роз ано в
находился
в
паниче­
ско м
страхе
за
ее
жизнь.
Нетрудно
заметить,
что
большинство
строк,
посвященных
ж ене
—
«другу», и строк,
обращенных
к
Богу,
расположены
рядом,
буквально
друг
за
другом.
Настроение
эт их
фрагментов
од но
—
отчаяние.
Первоначальные
записи
еще
отмечены
определенным
атеистическим
наст ро е­
нием,
но
так ого
род а,
когд а
истинное
религиозное
чувство
заглушается
витающими
в
воздухе
«тенденциями».
Им енно
поэт ому
писателем
гор ячо
прив ет ству ю тся
язы­
ческие
мо т ив ы: «Вотяки награждают низших церковнослужителей,
а
отчасти
и
со
страхом
им
платят
за
то,
что
они
уст уп ают
один
де нь
в
году
их
“старинке” ...
В
“кле ­
ти”
православные
сидят
как
бы
“в плену”,
в
узилище,
в
тюр ь ме,
даже
(по-ихнему) “в
аду”,
покуда
их
старый
“бог” (а по-нашему
“чорт”) выходит из христианского “ уз и ­
лища”,
чтобы
попраздновать
со
своим
народцем,
с
былыми
своими
“поклонниками” .
Замечательный
обыч ай. . .»3.
Или
же
обсуждается
сущн ос ть
религиозных
таинств
в
свете
иудаизма
в
сопо ­
ставлении
с
православием:«Ведьнашивсе “таинства”
с уть
открытые,
совершаемые
при
дневном
свете,
при
народе:
и
явно,
что
древние
“таинства”... на самом деле ничего
общего
с
ним и,
кр оме
имени
и
пс евдо- имен и
(курсив Розанова .
—
Ф,
Л.), не имеют»
(С. 94). О святом,
по
Розанову,
не
говорят
и
его
не
называют
вслух,
ис тинно е
святое
не
нуждается
в
и м ен и, «это просто есть,
и
об
эт ом
все
знают»(С. 93).
Роз а нов
вписывает
собственное
Я
в
контекст
религиозных
раздумий: «я сам
приз ва л
Бога » (С.
140); «Правда выше солнца,
выше
неба,
выше
бог а» (С.
148);
«частная жизнь выше всего.
<...>
...это
—
общее
рел иги и...
Все
рел игии
п рой дут,
а
это
ос танется :
просто
сидеть
на
стуле
и
смотреть
вдаль»(С.
157). Даже из эпизодов
явствует,
что
Бог
—
не
«ключевой»
предмет
рефлексии
писателя,
гора зд о
более
его
во лнуе т
рел игия
в
ее
земном
во пло ще нии
—
в
Церкви.
Например,
говоря
о
семье
как
«самой аристократической форме жизни» (одновременно актуализируя при этом
св ою
гл а вную
тему
—
тему
пол а
и
б р ак а ), Розанов осуждает Церковь,
упрекая
ее
в
то м,
что
она
лишает
людей
права
на
семейную
жи знь
(«“запрещения”, “э пи ти мь и”4,
“степени родства”
—
7-ая
во да
на
ки селе») (С .
186).
Для
бол ьшей
степени
убедительности
своих
мыслей
автор
пользуется
скрыты­
ми
цитатами
из
Евангелия,
отсылкой
к
нему
сл ужат
выр ажени я
«та книга»; «Не ту
женщину
имеешь
женою
с е бе » (Ср.: «...Не
должно
т ебе
иметь
жену
брата
твоего»
(Мк .
6, 18)); образы Моисея и Ездры (с вяще нн и ка) ( С.
186).
Цитаты
условно
со­
ответствуют
цитируемому
те кс ту,
а
потому,
в
от л ичие
от
дословных
цитат,
создают
ассоциативную,
в
какой-то
мер е
иконическую
с вязь
между
собой.
Учи ты вая
к уль­
турн ую
традицию
Серебряного
ве ка,
а
именно
по выш енн ый
интерес
к
р ел игии
и
к
библейским
текстам
в
част нос ти ,
возможно
предположить,
что
Ро з анов
целена­
правленно
использует
подобный
прием,
понимая,
что
в
данных
обстоятельствах
его
текст
будет
не
просто
понят,
но
поня т
адекватно.
Совсем
другими
по
настроению
являются
те
страницы,
где
Ро з анов
ведет
речь
о
своем
Я,
где
е сть
прямое
по ве ст вова ние
о
«своем Боге»
и
лич ное
обращение
к
Не му.
Именно
в
эт их
строках
отчетливо
проступает
определение
Розановым
Бога:
алл ег о­
рия
живой
природы,
святой
пр ирод ы.
Розановский
Бог
—
это
менее
всег о
элемент
мировой
символики,
но,
вместе
с
тем,
пот е нция
к
утверждению
цельности
духа
и
плоти,
при род ное
начало
в
жизни.
«В конце концов Бог
—
моя
жизнь,
—
пишет
он
в
1911 г.
—
Я
только
живу
для
Него,
через
Него.
Вне
Бога
—
ме ня
нет.
Что
такое
Бог
для
м ен я?..
Боюсь
ли
я
Ег о?
Нисколько.
Что
Он
нака жет ?
Нет.
Что
Он
да ст
б уду щую
жизнь?
Не т.
Что
Он


Розановская
«листва»
в
религиозном
ко нте ксте
103
ме ня
п итае т?
Не т.
Что
чер ез
Него
с уще ств ую,
создан?
Нет.
Так
что
же
Он
та кое
для
ме ня?
Моя
веч ная
грусть
и
радос ть.
О соб енная ,
ни
к
че му
не
относящаяся.
Так
ни
есть
ли
Бог
“мое настроение”? Я люблю того,
кто
за ст авляет
ме ня
грус ти ть
и
рад о вать ся,
кто
со
мной
гов ори т;
меня
упрекает,
ме ня
утешает.
Это
—
Кто-то.
Это
—
Лицо.
Бог
для
м еня
всегда
“он”.
Или
“ты”
—
всегда
близок.
Мой
Бог
—
ос о­
бе нный .
Это
только
мой
Бог;
и
еще
ничей.
Если
еще
“чей-нибудь”
—
то
этого
я
не
знаю
и
не
интересуюсь.
“Мой Бог”
—
бесконечная
моя
интим нос т ь,
бесконечная
моя
индивидуальность.
Инти мно ст ь
похожа
на
воронку
или
даже
две
в оронк и.
От
моего
“общественного я”
идет
воронка,
суживающаяся
до
точк и.
Через
эту
точк у-
просвет
идет
только
о дин
луч:
от
Бо га.
За
эт ой
точкой
—
другая
ворон ка ;
уже
не
суживающаяся,
а
расш ир яющ аяся
в
бесконечность:
это
Бог.
“Там
—
Бог”. Так что
Бог :
1) и моя интимность,
2) и бесконечность,
в
кое й
самый
мир
—
час ть» (С.
128-129).
В
данном
фрагменте
Ро з анов
впо лне
внятно
выражает
свое
отношение
к
Богу.
Во-первых,
он
не
прин имает
Бо га
христианского,
это
очевидно
из
о т рицания
тех
ха рак тери сти к,
которыми
Он,
в
представлении
духовенства,
обладает.
По
Розанову,
Его
не
надо
бояться,
Он
ник ог да
не
накажет,
хот я
и
не
даст
«будущую жизнь», нако ­
не ц,
Он
«не питает». Во- в торых,
Бог
не
явлен
писателю,
Он
—
Кто-то, «всегда “он”».
Кто-то
и
«он»
актуализируют
потенциальность
Божественного
о бр аза,
нереализо-
ванность
Его
в
действительности.
Эта
идея
ст ано вит ся
настолько
бл изка
Розанову,
что
он
возвращается
к
ней
практически
во
всех
своих
произведениях.
Пот енциа л ьно ст ь,
считает
Розанов
—
это
черта,
связывающая
русск их
с
ев ре ями
постольку,
поскольку
еврейский
народ
сам
творит
свою
жизнь,
свою
религию
под
негласным
при см от ром
Бога,
кот оры й
только
показывает
знамения
своего
п рис ут­
ствия,
своего
попечения
об
избранном
наро д е.
Евреи
не
знают
ни
облика
Божьего,
ни
его
имени,
ни
его
с ущност и,
они
знают
только
то,
что
он
есть
и
вся
жизнь
их
—
это
движение
к
нему.
Определенная,
обогащенная
в ек ам и, «жизнетворческая»
психо­
логия
израильского
н ар ода,
по
мнению
Розанова,
потенциальна,
т.
е.
она
ли шь
до­
пу ск ает
возможность,
ли шь
предполагает
неявленное.
В
русском,
исконно-народном
прав осл ави и
также
нет
конкретных
образов
и
име н,
оно
по
св оей
су ти
«пантеизировано»
по
сравнению
с
ортодоксальным
бо­
гословием
—
по
Розанову,
в
нем
боль ше
быт а,
природы,
ко смо са.
Ортодоксальное
христианство
пр из нает
Христа
земным
воплощением,
од ной
ипостасью
Св ятой
Троицы:
Бога-Отца
(Творца), Бога-С ы на
(Иисуса Христа)
и
Духа
Святого.
В
об­
ли ке
Иису са
Христа
Бог
воплощается
как
з рим ый,
явленный,
что
лишает
Его,
а
со­
о тве тств енно ,
и
связанный
с
Ним
Новый
Завет
потенциальности,
вес ь
религиозный
настрой
Нового
За вета
—
в
актуальности.
Потенциальность
—
это
«исполнение на ­
деж д», ожидаемое явление образа Божьего.
В
актуальности
неведомый
Бог
стано­
вится
Б огом
Ведомым;
Сын
Бо жий,
Иисус
Христос,
явля етс я
во
плоти
как
Сын
Человеческий.
Именно
п оэт ому
Ро з анов
не
принимает
Х р ист а-Сына
Бо жье го
как
Бога .
Его
Бог
—
«особенный», «ничей», Он внутри автора и может быть разным как « настр о е ­
н и е», которое очень быстро меняется.
Строчная
буква
в
«он», в то время как дог­
матически
принята
прописная,
подчеркивает
всю
интимность,
с
кот орой
Р оза нов
относится
к
Богу,
практически
уравнивая
Его
со
своей
душой.
В- тре тьи х,
писатель
сам
не
може т
в
достаточной
степени
определить,
что
есть
для
не го
Бог
и
какую
ро ль
Он
играет
в
его
жизни.
Розанов
п ере чис ляет,
от
че го
бы


104
Ф.
Т.
Ах унз ян ова
он
мог
отк а за тьс я: «от даров,
от
литературы,
от
буд ущн ос ти
св оего
“я”,
от
славы
или
и зв е стн ост и», однако он затрудняется в мысли о счастье или благополучии.
Сле­
дую щее
утверждение
о
том ,
что
от
Бо га
«я никогда не мог бы отказаться», приводит
к
выво ду ,
что,
возможно,
понятия
«счастье», «благополучие»
и
«Бог»
е сли
не
тож ­
дес тв енны,
то,
по
крайней
мере,
р а вноце нны
для
Розанова.
Знач им ой
является
структура
фрагмента,
который
в
соответствии
со
своей
кл ю­
чевой
иде ей
выстроен
как
воронка.
Нач ало
—
«Мне и одному хорошо,
и
со
всеми...
Но
когда
я
один
—
я
полный»
—
подчеркивает
авторское
«я»
в
предельно
зау ж ен­
ном
варианте
«мне»
и
«одному»
на
предельно
обобщенном
ф оне
«всех» .
Следую­
щая
строфа
предполагает
расширение
с м ыс л а: «Одному лучше
—
пот ому
чт о,
ког да
один,
—
я
с
Бого м»
и
толкование
данного
тез ис а.
Затем
Бог
ст ано вит ся
«жизнью»,
то
е сть
смысловое
пространство
еще
б олее
расширяется.
В
конце
концов,
Розанов
акцентирует
бесконечность
как
своей
индивидуальности,
так
и
своего
Бога.
При
этом
узкий
край
во ро нки
мыслится
писателем
через
«общественное “я”», а расши­
ряется
во ро нка
лич но
от
автора
к
Богу,
что
также
весьма
показательно
и
означает,
вероятно,
что
наиболее
по лным
в
своей
бесконечности
може т
бы ть
только
индиви­
дуальный
Бог
индивидуального
челов ек а.
Стр ах
потерять
свою
жену
придает
розановским
строкам
о
Боге
и
вовсе
проти­
воположный
см ысл,
как,
например:
«Тихие темные ночи...
Испуг
преступленья...
Тоска
од иноче ст ва.. .
Слезы
отчаянья,
страха
и
пота
труда.
Вот
ты,
религия...
Помощь
согбенному...
Помощь
уста ло му. ..
Вера
больного...
Вот
тв ои
корни,
религия...
В ечны е,
чудные
корни...
{за корректурой фельетона)» (С . 261).
«Тихие темные ночи»
напрямую
отсылают
читателя
к
тем
фрагментам,
к ото рые
посвящены
«другу», поскольку они,
как
правило,
датируются
в
ремарке
«глубокой
н очью ». Пребывая в « отча ян ии»
и
«страхе», Розанов,
тем
не
ме нее,
не
забывает,
что
вся
семья
жив ет
его
трудом,
о
чем
он
писал
еще
р ань ше : «У меня за стол садится
10 человек,
—
с
п рис лу гой.
И
все
кормятся
мо им
трудом » (С .
13).
В
такой
тяжелой
обстановке
писатель
призывает
на
помощь
религию,
которая
способна
помочь
каж­
до му
его
со сто я нию:
и
выпрямить
«согбенного»
от
«испуга»
и
«тоски одиночества»,
и
сн ять
усталость
от
ночного
труда,
и
прид а ть
веры
«больному». К то при э том бо ль­
ной
—
умалчивается,
но,
зная,
что
Варвара
Бут яг ина
бы ла
исключительно
религиоз­
ной
женщиной
и
вря д
ли
ей
нужно
б ыло
призывать
дополнительную
вер у,
остается
пре дп оложи ть,
что
автор
имеет
в
вид у
сам
себ я.
И менно
он
был
бо лен
все
это
время,
не
вид я
и
не
зн ая
религии
и
утверждаемой
ею
реальности
чуд а
(«чудные корни»),
которое
бытийствует
как
пр едание .
Но
и
в
по к аянных
строках
Розанов
может
не
только
изложить
свою
осн ов ную
мыс ль,
но
и
расширить
ее
до
глобальных
масштабов.
Например,
фрагмент,
где
автор
пишет:


Розановская
«листва»
в
религиозном
кон те ксте
105
«Знаете ли вы,
что
религия
ест ь
самое
важное,
самое
пер во е,
самое
н ужн ое?
Кто
эт ого
не
знает,
с
тем
не
для
чего
произносить
“А”
споров,
разговоров.
Мимо
такого
нуж но
п росто
пройти.
Обойти
его
молчанием.
Но
кто
это
знает?
Многие
ли?
Вот
отче го
в
наше
время
по чти
не
о
чем
и
не
с
кем
говорить»(С.
179).
Кажется,
что
начальное
утверждение
является
открытием
не
тол ько
для
само­
го
Розанова
в
свете
его
личных
обстоятельств,
но
и
открытием
эпохи
вообще.
Этот
п арадо кс
неудивителен,
учитывая
уже
упоминавшийся
активный
про це сс
именно
религиозных
иск ани й
в
культуре
Серебряного
в ека.
Следующий
вывод
представля­
ет ся
логич ным :
естественно,
что
в
то
время
с
челов ек ом ,
не
поглощенным
религией,
разговаривать
бы ло
«не для чего».
Здесь
важен
ре че вой
оборот,
уп от ребл яемы й
Ро­
зановым:«“недлячего”
произносить
“А”
споров,
ра згов ор ов»
—
ре минис це нция
по­
говорки
«Сказал А
—
гов ори
и
Б », означающей полный,
содержательный
разговор.
В
данно м
контексте
Розановым
имеется
в
вид у
бессмысленность
даже
начала
спо ра
или
разговора
на
религиозные
темы
с
ч ело в еком,
вид я щим
в
ре л игии
ли шь
предмет
реф лекс ии .
Не
слу чайно
такого
ч еловек а
на до
«обойти молчанием».
По
в сей
в идим ост и,
ре чь
идет
о
догмате
«священного безмолвия», не получившем достаточно широкой
известности
среди
розановедов.
И ссл едо ват ель
Л.
А.
Налепин
приводит
воспомина­
ние
о
Святителе
Феофане
По лта в ско м: «Владыка Архиепископ как- то
вспоминал
об
одно м
молчаливом
диспуте
с
известным
фило со фом -пу б лицист ом
Василием
Ва­
сильевичем
Розановым...
Ф и лософ
совершенно
неожиданно
вдруг
начал
очень
воз ­
буж ден но
и
гро мко
обличать
монашество.
Владыка
в
от вет
молчал,
не
отвлекаясь
от
молитвы.
Тогда
Роз ано в
продолжил
св ои
обличения.
Потом,
немного
подождав
и
не
усл ыш ав
воз р а жений,
призадумался.
Прошлись
еще
немного.
Спорщик
продолжил,
но
уже
медленнее
и
тише,
заглядывая
в
глаза
Владыке,
но,
так
и
не
разгадав,
какое
вп е чатлен ие
производят
его
пассажи,
так
как
Преосвященный
м оли лся,
опустив
гл аза
долу.
Д алее
Роз ано в
с тал
терять
нить
своих
размышлений,
п ов торят ься.
В ла­
дыка
Феофан
по-прежнему
молился
молча.
Наконец,
гость
остановился,
посмотрел
долгим
взглядом
на
Владыку
и
ти хо- ти хо,
как
бы
с амому
с ебе,
неожиданно
сказал:
А
может
быть,
Вы
и
правы!»5.
Очевидно,
что
Ро зан ов
почувствовал
возможности
феномена
молчания,
когда
отс утств ие
Слова
как
такового
является
в
стилистическом
и
семантическом
пл ане
бол ее
значимым,
чем
его
наличие.
По это му
и
встречается
в
его
тексте
предложе­
ние
о
таком
молч а нии,
кото рое
способно
люб ому
в нуш ить
изреченную
Розановым
мысль
о
религии.
Достаточно
парадоксально
звучит
заключительная
фраза,
в
к оторой
писатель
не
только
сомневается,
что
его
размышления
о
ре ли гии
известны,
но
и
п рямо
утверж­
дает,
что
«почтинеочеминескем»
го вори ть.
Другими
словами,
молчанием
ну жно
обходить
практически
вс ех.
Принимая
во
вним а ние
приведенный
эпизод
со
С вяти­
телем
Феофаном
Полтавским,
можно
предположить,
что
Роз а нов
сомневается
в
ис­
тинной
религиозности
пои с ков
своих
современников,
что
конечный
р ез ультат
эт их
по иск ов
—
не
религия,
а
в
разной
степени
опасные
заблуждения,
и
что
молчание
позволит
донести
до
них
главное
—
«религия есть самое важное,
самое
первое,
самое
нужное».
Ко
времени
написания
«Уединенного»
Розановым
уже
бы ли
изданы
книги,
посвященные
собственно
христианской
ре ли гии
(«Около церковных стен», 1906;
«Темный Лик», 1911).
Однако
в
«Уединенном»
наряду
с
д руги ми
темами
оч евид но


106
Ф.
Т.
Ахунзянова
ма лочи слен н ое
присутствие
именно
р елиг иоз ных
мотивов.
Скорее
всего,
объясне­
ние
след ует
искать
в
сугубо
и
сп е циал ьно
личн остн ой
при род е
произведения,
кото­
рая
отражает
только
те
настроения,
ко торы е
волновали
автора
в
ту
или
ин ую
ми­
нуту.
А
в
период
написан ия
«Уединенного»
в
жизни
Розанова
доминируют
поиски
худож ест ве н ной
формы,
литературные
исследования,
болезнь
жены.
Тем
не
менее,
пи са тель
чет ко
определяет
для
себя
сут ь
Бога
—
«мой Бог», не упоминая при этом
(что важно!
—
Ф.
А,), а значит косвенным образом не принимая,
Сына
Бо жье го
—
Иисуса
Хри ста.
1 Бурыкин А.
А.
Прозаические
мини а тюры
В.
В.
Розанова:
доминирование
сод ер жан ия
над
фор­
мой
или
д омин ирован ие
фор мы
над
содержанием?
// Энтелехия. 2005. No И .
С. 53.
2 Едошина И .
А.
Ст рук т урно- сем ант ическ ая
природ а
ро зано вски х
«листьев» // Энтелехия. 2 0 0 5 .
No
И.
С. 47.
3 Розанов В .
В.
Уе дине нно е
(Полноесобрание «опавших
ли ст ьев »). М., 2002. С. 26. Далее ссылки
на
это
издание
даются
в
тексте
в
круглы х
ско бка х.
4 Показательно,
что
Ро зан ов
намеренно
искаж ает
правильную
фор му
с лова
«епитимья»
—
ц ер­
ковное
н аказ ание
(Ср. : «эпитимьи»), вероятно,
с
цел ью
ус иления
негативного
смы сла
при
упо­
треблении
да нно го
с лова
в
контексте
фрагмента.
5 Налепин А .
Л.
Василий
Васильевич
Ро зан ов
как
несо ст оя вши йся
ересиарх
(К истории дела о
предании
автора
брошюры
«русская Церковь»
це р ковно му
отлучению
(анафеме)) // Энтеле­
хия. 2003. No 7. С. 24-25.


Л.
А.
Колобаева
(Москва)
Критерии
органичности
и
сложности
в
критике
Розанова
Критика
Розанова
поражает
не
только
не об ык нов енной
гибкостью
и
свободой
мысли,
но
и
подвижностью
самих
его
критериев
и
их
множественностью.
Сама
пр и­
ро да
критерия,
его
понятия
как
эталона
измерения,
предполагает
немногочислен­
ность
критериев,
противится
их
множественности.
Но
Розанову
близко
то
свой­
ст во
сознания,
можно
сказать,
—
худ ожеств енно г о
сознания,
которое
он
находит
у
великого
рус ск ого
поэта,
определяя
его
та к : «нет осязаемо постоянной меры всем
в ещам »1 (статья « А.
С.
Пушк и н», 1899).
Отсутствие
«постоянства», постоянной меры вещей у Розанова восполняется
мно гог ра ннос тью
оценочных
ориентиров,
как
бы
взаимодополняющих
друг
друга,
и
гибкостью
их
применения.
Ст оит
только
назвать
основные
розановские
критерии,
чтобы,
хотя
бы
отча с ти,
это
представить.
Это
критерий
все мир но сти
художествен­
ного
смысла
произведения;
истории
в
«зеркале вечности»; присутствия в произве ­
д ении
новой,
исключительно
автору
принадлежащей
мысли;
требование
видения
писател ем
«наибольшего числа предметов и с наибольшего числа точек зрения»,
множественности
угл ов
зрения,
преломляющей
в
себе
«вместимость души»
худ ож­
ника
и
возможную
«полноту бытия»; критерий сложности как « м е ры
чел ове че ской
души»
автора
и
героев
произведения;
органичности, «полно-природности»; искрен­
ности
художника
и
т.
д.
Д иапазо н
критериев
розановской
литературной
критики
весьма
обш ире н
—
от
предельно
субъективных,
как
ожи да ние
искренности
или
с пос обн ости
восхищаться,
дара
вос хищ е ния,
—
к
объективным,
максимально
широким,
у ниве рс а льным
(«зер­
ка ло
в е чн ости », всемирность содержания, «полнота бытия», «большая концепция
ж изни », «красота жизни»
и
др.).
Центр
усилий
Розанова-критика
—
в
разгадке
личности, «души»
поэта.
В
его
ста тьях
о
писателях
XIX в.
об раща ют
на
с ебя
внима ние
рискованные
суждения
не
только
о
масштабах
«таланта», художественности, «мастерства»
писателя,
но
и
о
ме ре
«человеческой души» .
Эти
измерения
—
художнического
таланта
и
чел ов е­
че с кого
существа
писателя,
—
по
Розанову,
чаще
всего
не
совпадают
между
собой,
трудно
обнаруживаются,
но
сопоставление
писателей
по
эти м
п арам е трам
критик
ведет
на с то йчиво
и
последовательно
—
рад и
выяснения
подлинного
ве личия
худ ож­
ника.
Так,
с
точки
зрения
кр итик а , «сила слова,
красота
е го»
у
Т олстого
у сту пает
его
ве лик им
предшественникам
—
А.
С.
Пушк ин у,
М.
Ю.
Лермонтову
и
Н.
В.
Го­
голю2.
Розанов
р азв ерт ывает
здесь
сопоставление
Толстого
с
Гоголем.
По
его
сл о­
ва м, «Мертвые души», по сравнению с «Во йн ой
и
мир о м», «выше как литературное
произведение», но в «Войне
и
мире»
«есть что-т о
неизмеримо
бол ее
доро го е,
милое,
ценн ое,
пре крас н ое
<...>
Мастерства
мен ьш е,
а
произведение
дороже
—
вот
вывод.


108
Л.
А.
Колобаева
Прои с ход ит
это
оттого,
что
талант
Гоголя
был
неизмеримо
в ыше,
чем
у
Тол­
стого,
но
ду ша
его
несравненно
была
мельче,
уже,
площе,
неинтереснее
и
(пожалуй,
главное)
неблагороднее,
чем
у
Т олс того.
Все
—
“мертвые души”,
об ерну вш ийся
“ревизором”
прощелыга,
картежные
шулера
(“Игроки”), забавные женихи и не­
весты
(“Женитьба”), недалекие офицеры и ремесленники,
бездарные
и
вороватые
чин ов н ик и...»3. «Горизонт до того тесен,
до
того
узок ,
что
задыхаешься.
В
сущности,
в езде
Гоголь
рисует
анекдот
и
“приключение”,
да же
в
“великой русской поэме”
сво­
ей
(“Мертвых душах”)»4.
Тол стой
же,
заключал
критик,
—
пок ор ил
мир
«содержанием»
своих
книг,
по­
корил
«великим благородством души своей», которая «б е з
уст али
работала
над
в сем
великим,
что
нужно
че лове че ств у,
на родам ,
нужно
всякой
душ е
человеческой,
от
ребенка
до
старца,
от
мужика
до
гос уда ря».
Он
«55 лет дышал в раны человечества,
ра бота л
п лечо
о
плечо
с
человечеством,
ср одн ился
с
человечеством!»5.
Д ру гими
словами,
Ро зан ов
особе н но
ценил
запечатленные
в
художественных
произведениях
высоту
и
размах
поз ит ив ных
цен нос тны х
начал,
к отор ые
способ­
на
была
вместить
в
себя
душ а,
л ично сть
художника.
Чтобы
оце нит ь
предпосылки
к
этому
в
тв орчес тв е
того
или
и ного
писателя,
Ро з анов
пристально
вглядывался
в
к он туры
су дь бы,
условия
воспитания,
а тмос фе ру,
взрастившую
художника
и,
что
хотелось
бы
особенно
п одче ркн уть,
в
портрет,
в
лицо,
че рты
его
вне шне го
об лик а,
проявляя
при
этом
ту
сторону
в
искусстве
критика,
которая
ныне
совсем
п очти
уте­
ряна. «В лице
—
вся
правда
жиз ни», которую «м ы «в ы служ и вае м»,-
повторял
Роз а­
нов.
«Вообще,
кто
любит
человека,
не
может
не
любить
лиц а
че лов ече ск ого; “лицо”
у
себя
под
ст арос ть
мы
“выслуживаем”»6.
В
его
статьях
содержится
много
велик о леп ных
словесных
портретов
рус с ких
писателей,
кот оры е
критику
служили
подсказкой
и
опорой
для
его
литературных
и
фил о софск их
суждений.
Вот,
к
примеру,
портрет
Т олстого,
как
его
увидел
Розанов:
«У Толстого
—
ист инно
прекрасное
ли цо,
м удр ое,
возвышенное», «лицо чистого и
б лаг оже лат ельн ого
ч елов ек а...»7 «...это грядущее и русское,
и
одновременно
уже
ми­
ровое
лицо»8, с чертами «исторической
многозначительности
и
устойчивости»9.
Роль,
назначение
личности
в
литературе,
как
и
самой
литературы
в
человеческой
жизни,
в
истории
человечества,
Розанов
ставил
необычайно
в ыс око.
Гении,
по
мыс ­
ли
Розанова,
рождали,
усложняли,
улучшали
цивилизацию.
Так,
Гейне,
например,
«был одним из родителей,
рождателей
цивилизации
Европы»10.
Такие
художники,
как
Т олст ой,
Достоевский,
Гейне,
Ш илл ер,
Байрон,
Г ёте
(этот ряд имен дается в той
же
статье)
в
силу
исключительной
независимости
своего
ду ха
и
«таланта непокор ­
с тва », «некоторой борьбы с самою цивилизацией»
достигали
того,
что
цивилизация
«заново формируется сама,
т.
е.
в ыр аста ет,
усложняется,
преображается»" (Кур­
сив
Розанова.
—
Л.
К. ).
Итак,
художник,
полагает
Розанов,
может
стать
импульсом
к
усложнению
циви­
лизации.
В
этом,
собственно,
и
состоит
его
назначение.
В
св язи
с
эти м
целесообраз­
но
обратиться
к
п роблем е
сложности
и
простоты
в
художественном
ми ре
того
или
иного
писателя,
к
пониманию
категории
«сложности»
у
Розанова,
поскольку
с
эт им
связан
один
из
существенных
критериев
критика.
Размышления
Розанова
о
п рос тоте
и
сложности
в
художественной
литературе
связаны
с
работами,
где
идет
ре чь
об
отношении
к
искусству,
об
эстетике,
как
на­
пример,
в
с татье
«Толстой и Достоевский об искусстве» (1906).
Критик
разграни­
чивает,
ук аз ывает
на
основное
различие
Достоевского
и
Толстого
име нно
по
э той
линии
—
по
склонности
Толстого
к
«простоте»
и
Достоевского
—
к
«сложности».


Критерии
органичности
и
сложности
в
крит ик е
Розанова
109
Он
п и ш е т: «Читатель отметит в уме своем это постоянное стремление Достоевско­
го,
—
ст оль
противоположное
у
нег о
с
Толстым,-
вникать
в
усложнения
всякого
рода,
буд ут
ли
то
усложнения
мысли
или
усложнения
жизни,
а
не
бежать
от
услож­
нений,
бежать
к
тому
“простому” (любимое понятие Толстого,
любимейшие
им
я влен ия
жи зн и), которое нередко есть просто элементарное,
—
ест ь
только
легкое,
н е труд н ое»12. Думаю,
что
зд есь
затронуто
не кое
фундаментальное
различие
двух
ве­
ликих
художников,
оди н
из
ко то рых
—
Толстой
—
пит ает ся
известной
традицией
«родной русской эстетики»13, традицией «п рос тоты», а другой
—
Достоевский
—
от­
талкивается
от
не е.
Эстетика
«простоты»
д ействит ел ьно
необычайно
авторитетна
в
наш ей
оте че­
ственной
литературе,
она
уходит
в
далекое
п рошл ое
нашей
к ультур ы,
к
ее
ко рн ям,
и
простирается
в
буд ущ ее
(по отношению к моменту раздумий Розанова), в наш
XX век,
в
литературу
«советской эпохи» . «М ы,
русские,
п росты
и
не
патетичны:
и
“боги”
у
нас,
в
том
числе
и
литературные
“боги”,
просты,
натуральны
и
не
крас­
но реч ивы.
“Все прочее
—
риторика”,
“все прочие
—
идолы,
а
не
живые
по длин ные
боги”.
Этому
нас
уч ил
еще
Белинский
и
за
ним
все,
все;
уч или
западники,
учи ли
славянофилы»14.
В
эстетике
п рос тоты
Розанов
отчетливо
вид ит
ее
границы
и,
гла в­
ное,
свя занны е
с
ней
ложные
предубеждения,
весьма
устойчивые
в
наше й
л ите ра­
турной
истории.
«В нашей литературе,
—
замечает
Розанов,
—
со
времен
действи­
тельно
«простого и ясного»
Пушкина
и
со
времен
Гоголя,
доведшего
эту
«простоту»
до
в ульгарн ос ти ,
установилось
жесточайшее
отрицание
всего
патетического,
громо­
гласного,
ш иро кого
в
чувствах,
возвышенного
в
сл ов ах »15.
Роз а нов
справедливо
на­
стаива ет
на
ошибочности
рус с кого
предубеждения
по
отношению
к
патетическому
и
героическому,
гов ори т
о
«нашем непонимании героической литературы романских
стран
—
Франции,
Испании», о том,
что
«у нас никакого нет чувства к трагедиям
Корнеля,
Расина,
к
поэзии
В.
Гю г о»16. «В
э том
направлении
восхваления
«серого»,
с ре дне го , «умеренно- хо лодн ого » (по климату)
действовали
у
нас
все,
решительно
вс е,
начиная
от
вел и ких
критиков
и
кончая
безвестными
анонимами
в
печ ат и. .. »17.
По
Розанову,
во
взглядах
Толстого
(на искусство и науку,
в
частности)
сказыва­
ла сь
иногда
«чрезмерная его насыщенность,
сытость
всяческим
преизбыточеством,
дух о вным
более
всего,
но
ча стью
и
м атер иа ль ны м »18. «Одного
он
не
знал
земного,
на шего ,
всеобщего
сча стья:
счастья
особенных
пос т иж ений
и
особенной
духовной
красоты,
при нос им ых
с т р ад ани ем »19. Достоевскому же,
из
опы та
в сей
его
страдаль­
ческой
жиз ни
(«страдальческой бедности,
одиночества...
бо лезн и ...») открывались
такого
рода
«особенные постижения и особенная духовная красота», красота слож­
ности
высшего
порядка.
Развивая
эти
мысли,
Ро з анов
ставит
Достоевского
выше
Толстого:
До сто евс кий,
который
«стал к культуре в подчиненное любующееся и любящее отношение < ...> не­
сравненно
образовательнее
и
воспитательнее
То лс т ог о»20. И дальше:
вершины
т вор­
чества
Достоевского
«достигают в тоне своем такого могущества,
красоты,
сияния,
такого
пр он ик но вения
в
ми ров ую
«суть вещей»
и
такого
вдохновения,
увлечения,
веры,
каких
у
Толстого
вовсе
не
в стр еч ается »21.
Это
«такие»
пики
заоблачности,
мечты,
воображения,
обширнейших
мир овых
концепций,
какие
да же
не
бре зж или сь
Толстому»22.
В
конечном
итоге,
это
б ыло
связ ано
как
раз
со
стремлением
и
великой
сп ос обно­
стью
Достоевского
«вникать в усложнения»
жиз ни
и
отказом
от
эстетики
простоты.
По след нюю
Розанов
считал
отнюдь
не
универсальной
эстетикой,
но
«местной».
По
поводу
высказываний
Толстого
об
искусстве
критик
писал : «Толстой своим отвер­


110
Л.
А.
Колобаева
жением
“искусства”, “ ис к у с ст ве нно го”
—
насколько
оно
изукрашено
и
патетично
—
не
сказал
ничего
нового
в
нашей
литературе,
а
по ло жил
последний
камень
на
это
здание
“родной русской эстетики”,
ни
ма ло
не
универсальной,
глуб ок о
местной»23.
В лия ние
так ого
род а
«родной русской эстетики»
с
культом
«простоты», непа-
те тич нос ти
стало
определяющим
и
всеохватывающим
позже,
в
советскую
эпоху,
когда
в
изображении
ге роя
пр евалир о вали
не
только
черты
«простоты»
и
непримет­
ности
пер со наж а,
но
форма
его
безусловной
обыкновенности,
нередко
да же
в
приме­
нении
к
явлениям
необычным
и
незаурядным.
Известная
формула
«обыкновенное
чудо»
показательна
в
этом
отношении:
все
сколько-нибудь
н е обычн ое,
редкое
или
ис клю чи тельн ое
—
чудо!
—
нивелировалось,
подкрашивалось
под
р аспро ст ранен ­
ное
и
массовое.
Простота
возводилась
в
зна к
некоей
высшей
ценности,
вс помним
задавшую
тон
советской
литературе
30-х
гг.
формулу
М.
Горького
—
«прост,
как
пр авд а», которая содержится в характеристике В .
И.
Ленина
в
по ру
уже
п олн ого
признания
его
писателем.
Больше
тог о,
Горький
в
это
время
явился
соз да те лем
некоей
эстетики,
ф илос о­
фии
простоты,
к огда
сложность
литературного
героя,
человеческой
личности
пред­
ставлялась
настораживающей
и
обманчивой.
Еще
в
1900-е
и
1910-е
гг.
сложность
челов е чес кой
душ и
получала
в
повестях
Горького
весьма
своеобразную
трактовку.
Созерцатель,
философ
пр ови нциал ь ной
рус ск ой
жизни
Тиунов
(повесть « Гор о док
Ок у ро в») с недоумением наблюдает «с м еш а нн ость», сложность души окружающих
его
люд ей : «все в человеке есть,
а
все
смешано,
пере болт ан о...»24, заключая: «меща­
нин
—
мешанин».
Это
«все в человеке есть»
—
то,
чем
лю ди
склонны
любоваться,
в
ра финир ова нно м
виде
и
называемое
«сложностью»
д уши
человеческой,
у
Горького
отнюдь
не
выз ыва ет
восхищения.
В
своем
творчестве
он
чащ е
в сего
в ывод ит
так ую
сложность,
которая
возникает
и
функционирует
как
реакция
приспособления, «пе­
строта»
ха ракт ера,
с пос обн ость
окрашиваться
в
любой
ну жный
цвет ,
п одс тать
об­
с тоятельс тв ам .
Потому
она
по
своим
корням
и
связывается
Горьким
с
психологией
«мещанина» .
В
утонченном
св оем
выражении
подобная
«пестрота», сложность души пред ­
ставлена
Горьким
в
«Жизни Клима Самгина», в его главном герое и оценена в ко ­
нечном
итоге
именно
так,
как
«социальная мимикрия», как маска .
Несмотря
на
то
что
в
э том
романе
автор
шир око
использует
художественный,
образный
инструмен­
тарий
Достоевского
(образы внутренних двойников Самгина,
система
пародирую­
щих
его
фиг ур
—
«зеркал»), Горький
—
худож ни к,
как
и
в
других
слу чаях,
проявляет
се бя
сторонником
ценностей
«простоты»
и
той
самой
«местной»
русской
эстетики,
противоположной
Достоевскому,
о
к от орой
писал
Розанов.
Д ругом у
художнику
XX в.,
А.
М.
Ремизову,
прина д ле жит,
на
мой
взгляд,
одн о
очень
гл убокое
суждение
о
Горьком,
существенное
для
нашей
темы
сложности
и
простоты
как
критериев
художественной
ценности.
По
свидетельству
Ремизова,
Горький
был
склонен
как-то
сторониться,
чуждаться
сложности
в
искусстве
и
жиз­
ни,
отсюда
и
проистекало
его
отталкивание
от
таких
явлений,
как
Достоевский
или
Д.
Джойс,
М.
Пруст25.
Розанов,
выд вига я
в
качестве
кр итер ия
ме ру
художественно
освоенной
писат е­
лем
сложности
я влений ,
как
«меру души»
ав тора ,
тем
самым
очерчивал,
осмысли­
вая
и
угад ыв ая,
разные
линии
в
дв ижении
русской
лит ер атур ы
не
только
в
ее
про­
шедшем,
но
и
в
будущем.
Существенной
критической
ме рой
оценки
Розанова
б ыла
широко
и
своеобраз­
но
им
понимаемая
органичность
творчества.
Этот
критерий
вытекал
из
такой
из­


Критерии
органичности
и
сложности
в
к ритик е
Розанова
111
в ест ной
мировоззренческой
посылки
критика,
как
почвенность.
В
данном
случае
я
хочу
выделить
лиш ь
оди н
ас пе кт,
с
эт им
связанный.
Это
роза н ов ское
понимание
худо жни че ск ого
гения.
В
своих
статьях
о
литературе
Розанов
не
раз
обращается
к
общепринятому
представлению
о
гении
как
лич но сти
с
неким
чрезвычайным
вну­
тренним
«изломом»: «...г е ни й
е сть
пе ре лом
человека
“куда-т о”,
ест ь
«отклонение в
сторону
от
нормальных
и
вечных
пут ей
человечества», —
пр иво дит
Роз ан ов
при­
вычные
суждения
на
это т
сч ет
в
статье
«Загадки Гоголя»26.
Но
его
собственное
по­
н има ние
гениальности
от лич ается
от
этого
пр инципи аль но
б ольшей
широтой.
Осо­
бенно
красноречивы
в
это м
отношении
его
статьи
о
Пушкине,
в
частности,
с татья
1899 г.
«А.
С.
Пушкин».
Гениальность
Пушкина
для
Розанова
вне
сомнений,
он
не
р аз,
характеризуя
поэта,
оперирует
категориями
аб солют н ыми
(«абсолютный ум»
поэта,
абсолютная
«критическая способность», «тончайший вкус,
и
моральный,
и
эстетический», безошибочное «понимание
человека
и
п ис а тел я»; универсальность
его
художественного
со з нания
и
«гениальное забвение»; «вечный гений
—
среди
пре ходящ и х
в еще й»)27.
И
вместе
с
тем
од на
из
глав н ых
мыслей
Розанова
о
Пушки­
н е, «творце нашей оригинальности и самобытности», заключается в том,
что
«био ­
графия
его
удивительно
цельна
и
ед ина:
ник ак их
чрезвычайных
переломов
в
его
развитии
мы
не
наблюдаем». «В
нем
(Пушкине
—
Л.
К .), в его судьбе,
в
его
би о­
граф ии
совершилось
почти
яв лен ие
природы:
так
оно
естественно
текло,
так
чуждо
б ыло
преднамеренности»28.
Ита к,
Ро з анов
указывает
на
гений
без
«чрезвычайных
пер ело мо в», без резких разрывов в развитии:
критик
вид ит
«непрерывное движение
и
восхождение»
Пу ш кин а29.
В
момент,
когд а
эти
розановские
строки
б ыли
написаны,
на
рубеже
XXв., в рус­
ск ой
литературе
шумно
заявляли
о
себе
сов сем
иные
взгляды
на
тв орчес кую
л ич­
ность,
другие
п ред ст авлен ия
о
г ении.
Д.
Мережковский,
В.
Брюсов
и
другие
поэты-
символисты
в
своей
эстетике,
в
поэзии,
а
то
и
в
собственной
жиз ни
стремились
утв ерди ть
по нима ние
художественного
гения
(а подлинный поэт романтически
мыслился
только
в
эт ом
кач ест ве)
как
личности
с
«катастрофическими»
изломами
и
«сверхчеловеческими»
противоречиями
в
судьбе.
И
здесь
не
обходил ос ь
без
той
самой
«преднамеренности»
в
искусстве,
кот орой
опасался
Розанов.
Следуя
критерию
органичности
в
искусстве
в
качестве
одного
из
высш их
его
мерил,
выдвигая
нетривиальное
толкование
сущности
гения
—
гения
без
«ката­
ст р оф », чрезвычайных переломов,
так
с ка за ть, «нормального», естественного,
почти
как
«явления природы», Розанов ориентировался сам и ориентировал современную
ему
литературу
на
поиск
и
отстаивание
в
ней
неких
поз итивных
начал,
ценностей
жиз ни.
Неслучайно,
подчеркивая
рискованную
и
звучащую
как
вызов
поэтической
современности
мысль,
что
Пушкин
—
поэ т
«без “раз о ч ар ов аний”», критик продол­
жал : «В самом деле,
не
уметь
разочаровываться,
а
уме ть
толь ко
очаровывать
—
за­
мечательная
черта
положительности»30.
В
д ругой
ст ат ь е, «Загадки Гоголя», говоря
о
Пушкине,
Ро з анов
утверждал,
что
от
нег о
«расходятся лучи этой нормативности,
этого
спокойного
и
прекрасного
в
человечестве»31.
Единственную
аналогию
этому
в
искусстве
Европы
критик
на ход ил
в
Рафаэле32.
Полагаю,
что
именно
в
этом
—
в
ожидании
определенной
«положительности»
в
душе,
в
мировосприятии
художни­
ка,
в
искусстве
—
и
состоит
прежде
всего
смысл
и
пафос
розановского
критерия
ор­
ганичности,
предъявляемого
к
т вор цам
художественной
литературы
и
не
потеряв­
шего
своей
актуальности
до
сегодняшнего
дн я.
В
по нима ние
органичности
искусства
включается
у
Розанова
обозначенное
ме­
тафорически
такое
качество
художника,
кот орое
названо
«полно -при ро дно ст ью».


112
Л.
А.
Колобаева
Размышления
о
полно-
и
неполно-природности
развиты
Розановым
в
особенно­
сти
в
его
статьях
о
В.
Г.
Белинском,
от част и
о
А.
И.
Герцене.
Розанов
оче нь
высо­
ко
оценивал
значение
Белинского
как
«реформатора», «преобразователя» «вс е го
о бще ственно г о
духа»
в
Ро с си и3 3, родоначальника поколений « идей но го»
рус ског о
интеллигента,
наконец,
как
личность
«великого сердца» .
И
вместе
с
тем
автор
ст а­
тей
о
Белинском
видел
в
нем
некий
серьезный
ущерб,
к оторы й
называл
«неполно-
природностью»
или
«без- на ту раль нос тью» («антинатуральный человек», «без -
натуральный
чел о ве к»)34.
Что
Розанов
вкладывал
в
эти
о пред еления ?
Не
только
то,
что
Бе лин ски й,
как
и
Гер ц ен,
был
«великий книжник», и его связь с миром осуществлялась только через
книги.
В
Белинском,
в
его
личности
и
деятельности
был а,
по
Розанову,
неполнота
бытия,
неполнота
причастности
к
его
основам
—
до му,
семье,
б ыту,
неполнота
с вязи
с
национальной
«почвой», «чувства русской истории»35, России,
—
коренным
началам
в
понимании
Розанова.
Бе лин ск ий,
по
словам
Розанова,
породил
особую
семью
рус с кого
интеллиген­
та
—
«со-д руже ст в о
и
со-работничество
дв ух
<...>
идейная
связь,
—
и
никакого
ре­
шит ельно
“дома”
и
“семьи”.
Полуженаты
<...>
Какое-то
полу-брачие,
а
не
брак»36
(«Белинский и Достоевский», 1914). «О т сюда,
—
продолжает
Розанов,
—
глуб окое
непонимание
и
всегдашнее
не пон има ние
Белинским
—
быта,
бытовой
жизни,
об ык­
новенной
жизни,
простой
жизни,
“нашей жизни”»37.
Из
подобной
не полно ты, «неполно-п рир од но с ти», односторонности связей с
бытием
Белинского
и
брал
свое
на ча ло,
по
мнению
Розанова,
исток
русского
ни­
гилизма,
опасность
которого
со
временем
возрастала,
превращалась
в
традицию,
требующую
«упрощения»TM. «К концу времен ( Роз ано в
имеет
здесь
в
вид у
не
только
60- е
гг.,
но
и
последующие
де сятил ети я,
когда
распространились
идеи
социализ­
ма)
сложилось
дело
т ак,
что
в
“священной традиции Белинского”
сд елало сь
ка к-
то
н е приличн о
бы ть
очень
умным,
дал ь нов идны м,
сообразительным
и
сложным.
“Традиция”
повелительно
требовала
упрощения»39.
Одностороннему
Бел и нско му
Розанов
противопоставляет
Достоевского:
последний,
в
его
оц ен ке , «был фунда­
ментальнейший
че ло ве к», «необыкновенно “п олн о- при ро дн ый
че ло век”»40, ко­
торый
«по положительности строительства не только стоит,
но
и
выше
Толстого
<...>
Никт о
русскому
человеку
не
дал
столько
“положительных,
добрых
запове­
дей ”
ж изн и»41.
Такова
логика
раздумий
Розанова
об
органичности
и
н ео рга ни чн ости , «полно-
природности»
и
«неполно- п ри родн ос ти », сложности и « пр о стоте»
художественного
творчества.
Ценность
критических
суждений
Розанова
питается
прежде
всего
те м,
что
критик
рассматривает
каждое
явл ен ие
ли тер ату ры
в
«большом времени», от его
ист о ка, «зерна»
до
его
от да ле нных
последствий.
Так,
мы
видим,
как
от
гениальной
простоты
Пушкина
в язь
розановской
мы сли
движется
к
«местной», узкой эстетике
«простоты», чреватой глухотой к героическим,
патетическим
началам
других
к уль­
тур,
или
как
порожденная
Бе лин ским
высоко
значимая
традиция
«идейного челове­
ка»
в
русск ой
литературе
опускается
до
«традиции»
нигилистической
и
требующей
«упрощения», —
сл ед
неполной
«органичности»
своего
и сток а,
некоей
«неполно -
природности»
философии
Белинского.
Подобная
ди алек т ика
размышлений
Розанова,
думаю,
и
ведет
нас
к
оправданию
его
подвижных
оценочных
критериев,
нацеленных
в
конечном
сч ете
на
ожидание
от
художника
«строительного», ценностного отношения к искусству и миру,
—
того
отн ош ения ,
кот орого
нам
не
хватает
в
литературе
и
сегодня.


Критерии
органичности
и
сложности
в
кри тик е
Розанова
ИЗ
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
Розанов
В.
В.
Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С. 43.
Там
же.
С. 224.
Там
же.
С. 225-226.
Там
же.
С. 226.
Там
же.
Там
же.
С. 35.
Там
же.
С . 27-28.
Там
же.
С. 28.
Там
же.
Там
же.
С. 228.
Там
же.
С . 228-229.
Там
же.
С. 214.
Там
же.
С. 218.
Там
же.
С . 217-218.
Там
же.
С. 217.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 220.
Там
же.
Там
же.
С. 221.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 218.
Горький
М.
Собр.
соч.: В30
т.
М., 1950. Т. 9. С. 35.
См.
Рем изов
А.
М.
Алексей
Максимович
Го рь к и й. 1868-1936//РемизовА.
М.
Огон ь
вещ ей.
М.,
1989. С . 392-395.
Розанов
В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 33.
Тамже.
С. 39,41,42, 44.
Там
же.
С. 38.
Там
же.
С. 43.
Там
же.
С. 44.
Там
же.
С. 333.
Там
же.
С. 334.
Там
же.
С. 513.
Там
же.
С. 505.
Там
же.
С. 597.
Там
же.
С. 596.
Там
же.
Там
же.
С. 599.
Там
же.
Там
же.
С. 595, 596.
Там
же.
С. 595.


A.H. Кожин (Москва)
Экспр ессивн ост ь
прозы
Роз анов а
В
п розе
Роз ано ва
проступает
новый
тип
авторского
повествования,
обусловлен­
ный
мастерством
литературной
личности.
Произведения
Роз ано ва
«Уединенное», «Опавшие листья», «Последние листья»,
«Мимолетное»
и
други е
стали
во спр инимат ь ся
как
особая
разновидность
художе­
ственного
из о бр ажения
и
их
трудно
бы ло
«даже более или менее приблизительно
определить
и
обозн а чи ть,
к
какому
роду
литературных
сочинений
относ ятс я»1 эти
произведения.
В
произведениях
Роз ано ва
особе н но
зримо
проступает
«совершенно оригиналь­
ный
тип
организации
образа
а вт ора,
вырастающий
из
отрицания
литературности
и
из
борьбы
с
литературностью»2.
Но
при
э том
В.
В.
Виноградов
о тмеч ает,
что
в
про­
зе
Розанова
проступает
«культ непритязательной домашне - б ыто вой
речи», а также
«острая образность» .
Произведения
Розанова
ор ие нтир ова ны
на
достижение
б ольше й
изобразитель­
ности,
яркой
экспрессивности,
поэт ом у
организация
рече в ого
м атер иала
на пр ав­
лена
на
достижение
эм оцио на льно - оце ноч ной
бр оск ост и,
п оэт ому
используются
приемы
художественного
изображения,
кото рые
порывают
св язь
с
той
ли те ратур ­
ностью,
которая
по яв илась
в
произведениях
А.
С.
Пушкина
и
ст ала
воспринимать­
ся
впоследствии
как
н орма
повествования,
не
допускавшая
нарушения
равновесия
между
книжным,
письменным,
и
устным,
разговорным,
языком,
то
ест ь
как
норма
повествования,
ориентированная
на
общелитературный
ре чев ой
у зус.
В
произведениях
Розанова
обозначился
отход
от
это й
нормы
повествования
(от
«литературности»), что проступает в ином подходе к изобразительной значимости
единиц
языка.
Экспрессивность
п розы
Роз а нова
предопределяется
ино й
организаци­
ей
с лов,
грамматических
конструкций,
кот ора я
содействует
ослаблению
пре дм ет ной
соде ржат ел ьн ост и
слова,
и
тем
самым
возрастает
ассоциативная
сцепляемость
сл ова,
поэтому
единицей
худож ест ве нн ого
текста
с та новит ся
не
высказывание,
а
аб зац,
при­
ближающийся
в
этой
рол и
к
положению
сти ха
как
единицы
с ти хотв ор ного
текста.
А бзац
обре та ет
внутреннее
единство,
кот орое
формируется
однотипностью
кон­
струкций,
синтаксико-параллельных
построений:
«Пройдем,
п ройд ем
мы,
пройдут
д ела
н аши.
Любов ь ?
Нет.
Хочется
думать.
Зач ем
я
так
упира ю сь
тоже
“пройти”?
И
будет
землица,
по
которой
будут
проходит ь
л юди.
Бо же
:
вся
зем ля
—
великая
могила»3.


Экспрессивность
прозы
Розанова
115
В
абзаце
предложения
сжимаются
в
образно-смысловое
е динств о,
конструкции
приклеиваются
ассоциативно,
предикативность
реализуется
второстепенными
чл е­
на ми
предложения:
«И лавка небольшая.
Все
дер ево .
По-русски.
И
покупатель
—
серьезный
и
оза­
боченный
—
в
благородном
подъеме
к
т руду
и
воздержанию»4.
Повторность
слов
и
их
фо рм
повышает
экспрессивную
ореольн ост ь
абзаца:
«Умей искать уединения,
умей
искать
уединения,
у мей
искать
уединения.
Уединение
—
лучший
страж
ду ши.
Я
хочу
сказать
—
ее
Анге л
Х раните ль.
Из
уединения
—
вс е.
Из
уединения
—
силы,
из
уединения
—
чистота.
Уединение
—
“собран дух”,
это
—
я
опять
“целен”»5.
В
прозе
Розанова
выступает
лик
а вт ора,
реализующего
«поток»
своего
сознания
как
миг
бытия:
«Болит душа,
болит
душа,
бо лит
душа...
И
что
делать
с
эт ой
болью
—
не
знаю.
Но
только
при
бо ли
я
и
с огла сен
жит ь» 6.
Экспрессивность
прозаического
текста
предстает
как
отражение
тех
осмысле­
ний,
к оторы е
свойственны
обиходно-бытовому
о бщению ,
что
предопределяется
ха­
рактером
смысловой
сегментации
т екст а.
Таким
образ ом
воссоздается
кажимость
устного,
разговорного
повествования,
хотя
повествование
организуется
средствами
пис ь менно й
речи:
«Без телесной приятности нет и духовной дружбы .
Тело
ест ь
начало
духа.
Ко­
р ень
д уха.
А
дух
есть
з нак
те л а»7.
Экспрессивность
текста
создается
повторяемостью
сл ова
как
смысловой
доми­
нанты.
Таким
обра зом
зам ык ает ся
цепочка
ассоциативных
смыслов,
реализующих
дозы
оценочной
экспрессии:
«Иду .
Иду.
И ду.
Иду...
И
где
кончится
мой
п уть
—
не
знаю.
И
не
инт ересу юсь .
Что-то
стихийное
и
нечеловеческое.
Скор е е,
“несет”,
а
не
и ду.
Ноги
волочатся.
И
сры в ает
меня
с
ка ж дого
мест а,
где
сто ял»8.
Метафорическое
ос м ыс ление
прид а ет
эм оциона ль но- оце но чну ю
содержатель­
ность
диалогично
выстраиваемому
изображению:
«Больше всего приходит мыслей в конке.
Конку
тр ясе т,
ме ня
тряс ет,
мо зг
тря­
сет ся,
и
из
мо зга
вытрясаются
мысли»9.
Экспрессивность
создается
разнотипностью
компаративных
и
каламбурных
слов оуп отре бле ни й:
«Хорошее
—
и
у
чужого
хорошо.
Худое
—
и
у
своего
ребенка
худ о»10.
Средства
русской
графики
(тире,
кавычки,
знаки
пр епина ния,
шрифтовые
вы­
деления)
при д ают
зрительную
броскость
экспрессивно
организуемому
те кс ту:
«В конце всех вещей
—
Бог .
И
в
начале
вещей
—
Бог .
Он
вс ё.
Корень
всего»11.


116
А.
Н.
Кожин
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
И
Виноградов
В.
В.
О
теории
художественной
речи.
М., 2005. С. 234.
Там
же.
Роза н ов
В.
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М ., 1990. С. 275.
Там
же.
С.
180.
Там
же.
С . 275-276.
Там
же.
С.
117.
Там
же.
С. 300.
Там
же.
С.
173.
Там
же.
С. 559.
Там
же.
С. 389.
Там
же.
С. 521.


Е.
П.
Карташова
(Йошкар -О ла)
Языковая
ифа
как
стилистическая
доминанта
ор н амен тальн ой
прозы
Розан ова
Вершиной,
своеобразным
пиком
раскрытия
творческого
потенциала
ли чнос ти
В.
В.
Розанова,
в
пол ной
мере
определившей
его
литературный
г ений,
считаются
знам енит ые
литературно-философские
произведения
«Уединенное»
и
«Опавшие
лист ь я», настолько оригинальные по жанру и языковой форме,
что
Розанова
на­
зывают
создателем
нового
литературно-философского
жанра
в
рус ск ой
ли тера туре
рубе жа
XIX-XX
вв.
Появление
нового
жанра,
а
значит,
нового
т ипа
авторского
по­
ве ство вани я,
отличного
от
классической
повествовательной
норм ы
XIX в., с одной
стороны,
разрушало
понятие
традиционной
литературности,
с
другой
ст ор оны,
от­
к рыв ало
новые
перспективные
пут и
развития
рус с кой
литературы,
русского
лите­
ратурного
языка.
Жа нров ая
принадлежность
новаторских
произведений
Розанова
в
исследова­
тель ско й
литературе
определяется
по-разному:
ж анр
дневниковых
записей;
мему­
арная
литература;
испо вед аль ный
жанр;
жанр
черновика
как
литературной
формы;
жа нр
«мыслей-импр е с сий »; поток сознания .
След у ет
признать,
чт о,
на
наш
взгляд,
именно
термин
поток
сознания
наиболее
полно,
системно
характеризует
жанро­
вые
особенности
литературно-философской
прозы
Розанова.
Такие
важные
со­
с тав ляющие
этого
тип а
повествования,
как
ярк ий
ин диви ду ализ м, «бесконечный»
авторский
субъективизм,
интуитивизм,
интимность,
психологизм,
спонтанность,
амбивалентность
—
образуют
систему
экстралингвистических
факторов,
обус лов ­
ливающих
ст илев ое
новаторство
Розанова
в
области
языковой
формы.
Анализ
оп­
по зи ции
автор-читатель
в
новаторских
произведениях
В.
В.
Розанова
да ет
во з­
можность
прийти
к
р яду
основополагающих
выводов.
Главным
из
них
яв л яется
положение
о
том,
что
исследуемые
с очине н ия,
от но сящ иеся
к
литературе
потока
сознания,
репрезентируют
новое
качественное
своеобразие
и
сложность
категорий
субъекта
и
объекта
речи.
В
данных
произведениях
эксплицируется
субъектное
повествование
в
формах
прямого
авторского
монологического
слова
и
отчасти
в
автодиалогах,
но
при
э том
структура
авторского
я
полифонична
и
представлена
множеством
авторских
«ликов».
Именно
эт от
сл ожны й
качественный
конгломе­
рат
структурных
составляющих
авторского
я
обусловил
значительное
стилевое
усложнение
языковой
формы
исследуемых
нов ато рск их
про изв ед е ний.
Анализи­
руемая
автопсихологическая
проза
демонстрирует
оригинальную
авторскую
«тех ­
нику»
использования
язы ка,
выражающуюся
в
экспликации
суперобразности
или
орнаментальности,
то
ест ь
образности
значительно
бо лее
вы с окого
пор ядк а,
чем
в
обычной
п ро зе : «Орнаментальная проза
—
раз новид нос ть
прозы
с
системой
насы­
щенной
образности,
реализующей
особый
тип
художественного
мышления»1. Имен­


118
Е.
П.
Карташова
но
п оэт ому
для
характеристики
стилистических
особенностей
психологической
прозы
Розанова
представляется
необходимым
введение
таких
теоретических
по­
нятий,
как
орнаментализм,
орнаментальная
проза
и
о рнам ент аль ное
пол е.
По ня тие
орнаментального
пол я
выводит
понятие
орнаментальности
в
собственно
языковой
пл ан,
так
как
орнаментальное
поле
—
это
«система реализаций изобразительных
средств
текст а
с
насыщенной,
повышенной
образностью
для
отражения
особого
поэтического
вид ен ия
мира»2.
Как
показывают
анал итич еск ие
исследования
автопсихологической
прозы
Ро­
зан ов а,
репрезентация
сложного
полифонического
авторского
я
диктует
услож­
нени е
стилистической
организации
те к стов
до
степени
орнаментальности,
супер­
образности.
Самым
важным
на
данном
этапе
иссл ед о вания
оказывается
выделение
образно-смысловых
доминант,
способных
на
языковом
уровне
с
п омощ ью
системы
изобразительно-выразительных
средств,
реализующих
орнаментальную
ф унк цию
и
обра зую щи х
относительно
замкнутые
орнаментальные
п оля,
способные
репр е­
зентировать
«хаокосмос»
индивидуального,
субъективного
авторского
я
Розанова.
Таких
доминант
может
бы ть
н еск олько ,
он и,
как
правило,
организованы
в
опреде­
ленную
систему
и
сп ос обны
в
языковом
отношении
эксплицироваться
на
разных
уро вня х
языка.
Осмысление
конституирующих
че рт
образа
автора
и
детальное
изучение
спе­
цифики
языковой
образности
в
прозе
потока
созн ан ия
В.
В.
Розанова
позволило
опре д елит ь
ряд
образно-смысловых
доминант,
ко торы е
способны
репрезентиро­
ва ть
и ск омое
ус л ожне ние
стилистической
системы
до
степени
«суперобразности».
Таких
до мина нт
б ыло
выделено
че ты ре: 1) феномен языковой игры; 2) экспансия
пов то ра
как
фактор
реали зац ии
субъективного
авторского
я; 3) синтаксическая
орга ни за ц ия ; 4) внешняя орнаментика как система интонационных,
графических,
пространственных,
геометрических
элементов,
усложняющих
во спр ия тие
те кст ов
исследуемых
произведений.
Выделение
перечисленных
доминант,
естественно,
нельзя
признать
исчерпывающим
и
окончательным
в
силу
содержательной
много­
ме рн ости
и
объема
исследуемой
автопсихологической
прозы
м астер а.
Но
то,
что
ис ком ые
доминанты
репрезентируют,
объясняют
ори ги н ал ьную,
инд ивид уа ль ную
«технику»
орнаментализма
Розанова,
—
это
не
подлежащая
никакому
сомнению
реальность.
Доказательством
э того
слу жат
результаты
проведенного
системного
лингвостилистического
ан али за
текстов
новаторской
пр озы
Розанова3.
Рассмотрим
феномен
языковой
игры
как
образно-смысловую
доминанту
ор­
наментальной
прозы
Розанова,
адекватно
эксплицирующей
на
языковом
уровне
амбивалентность
авторского
сознания,
который
в
конечном
итоге
ста л
основой
ин д ивиду альн о- авт орск ой
системы,
репр ез ен т ировавш ей
«языковую технику эпа ­
тажа»
консервативных
вкусов
инт ел лиген тно й
публики.
По нима ние
игры
как
основного
глобального
организующего
цент ра
вс ей
чело­
веческой
культуры
б ыло
сформулировано
в
ставшем
классическим
труд е
И.
Х ей­
зинги
«Homoludens» («Человек играющий»). Позже эта идея нашла многообразное
развитие
в
искусстве
модернизма
и
по ст мод е рниз м а: «Подчеркнуто иронический,
и гров ой
модус
самоопределения,
характерный
для
постмодернистского
мироощу­
щения,
отразился
не
только
в
художественной
практике
этого
течения,
но
и
в
самой
стилистике
философствования
на
эту
тему»4.
Следует
заметить,
что
прежде
чем
яр ко
репр ез ент иро ват ь
сущность
постмодернистских
поисков
в
о бл асти
формы,
и гров ой
п рин цип
возник
как
пр инци п
организации
текста
в
недрах
литературы
по­


Яз ыков ая
и гра
как
стилистическая
доминанта
орнаментальной
пр озы
Ро зан ова
119
тока
с оз нания
эпо хи
модерна
нач ала
XX в.: это красноречиво доказывает установ­
ка
на
глобальную
смысловую
игру,
пронизывающая
все
новаторское
т в орчест во
Ро зано ва.
Феномен
языковой
игры
как
способ
организации
текста
в
аспекте
соот ношен и я
с
языковой
нормой
имеет
в
своей
основе
любое
нарушение
пр авил
употребления
языковой
или
текстовой
единицы.
То
есть
языковая
игра
—
это
«особая разновид­
ность
намеренных
авторских
ан ом а ли й»5, обнаруживающая сознательную рече­
творческую
способность
автора
к
отступлению
от
нормативного,
с те реоти пн ого
употребления
языковых
единиц
разных
уровней.
В
последнее
десятилетие
XX в.
интерес
к
феномену
языковой
иг ры
(ЯИ)
зн а­
чительно
вырос,
в
отечественной
филологической
науке
появились
сер ье зные
об щ ете орети чес кие
исследования,
рассматривающие
с ущност ны е
характеристи­
ки,
принципы
реализации,
прагматические
свойства
данного
языкового
ф е номена:
ассоциативно-интерпретационное
начало6, эстетико-прагматическая
направлен­
нос ть7, «особая разновидность намеренных авторских аномалий для достижения
эстетического
или
интеллектуального
эф ф екта »8.
Выделенные
конститутивные
характеристики
ЯИ
как
эстетической
ка те го­
рии
художественного
тек ст а,
то
есть
к ат егори и,
обладающей
потенциальными
изобразительно-выразительными
возможностями,
способствуют
в
конечном
итоге
не
то лько
фор ми ров анию
ассоциативного
плана
восприятия
текста
произведения
адресатом,
но
и
отражению
определяющих
че рт
авт ор ск ого
я,
то
есть
образа
ав тора ,
субъекта
творческой
деятельности;
созданию
индивидуально-авторского
стиля
пи­
са т еля.
В
автопсихологической
про зе
Розанова
праг мат ик а
ЯИ
реализуется
как
эмоционально-оценочный
эффект
авторской
иронии
и
трагизма
в
восп рия т ии
яв­
л ений
окружающего
мира.
Эта
главная
эмоционально-экспрессивная
направлен­
ность
авторских
интенций
неадекватно
воспринималась
адресатом
и
расценива­
лась
как
авторский
циниз м,
груб ость ,
неуважение
к
читателю.
Данную
особенность
взаимодействия
объекта
и
субъекта
ре чи
в
произведениях
новаторской
ф ормы
Ро­
зано ва
можно
квалифицировать
как
несовпадение
уровня
интенций
ав тор ск ого
я
и
уровня
возможностей
адре сат а
в
декодировке
обы гр ыв ае мого
языкового
материа­
ла.
Чтобы
лик ви ди рова ть
внешнюю
неад ек ват ност ь
ур овне й
автора
и
читателя,
Ро­
занов
культивирует
оригинальный
художественный
прием
видимого
«отсутствия
адресата», то есть «имплицитного
ч ит ат еля ». «Имплицитный
читатель
должен
в
идеале
понимать
все
коннотации
автора,
различные
“стратегии”
его
те кст а,
напри­
ме р,
ст илев ой
прие м
иронии»9. Для
Розанова
имплицитный
читатель
функциони­
руе т
как
ч и татель
абстрактный,
как
пол у чат ель
авторской
инфо рм а ции,
спо со бный
де шифр ова ть
закодированное
автором
сообщение.
Использование
приема
«им­
пли ци тн ого
читателя»
или
внешнего
«отсутствия адресата»
приво д ит
к
тому,
что
ад р есат
уравнивается
в
правах
с
адресантом,
субъект
и
объект
речи
сов падают ,
тем
самым
п овест во вание
прио б р етает
эффект
инт имно с ти,
особой
доверительности,
достоверности
и
у бе д ит ел ьно ст и: «Истинное отношение каждого только к самому
себе...
Ли шь
та м,
где
субъект
и
объект
одно,
исчезает
неправда.
В
этом
отношении
какой-то
далекой,
хотя
и
тусклой
звездочкой,
является
эгоизм
—
“я”
для
“я”... мое
“я” для “ме н я”»TM.
Автопсихологическая
проза
Розанова
явилась
п ред течей
форм аль ных
по иско в
русского
модернизма
и
постмодернизма,
так
как
именно
Розановым
был
создан
новаторский
тип
повествования,
важнейшим
из
орга ни зу ющих
ц ен тров
к отор о­


120
Е.
П.
Кар та шова
го
явл яет ся
феномен
яз ы ковой
игр ы
на
различных
языковых
и
текстовых
уров ня х.
Учитывая
все
эт о,
ф еном ен
языковой
иг ры
необходимо
р ассм атр ив ать
в
ш и роком
терминологическом
понимании,
так
как
именно
«в широком смысле ЯИ включа ­
ет
в
себя
все
способы
актуализации
языкового
зн ака,
а
также
и гру
ситуациями
и
текстами »и.
Ф ен омен
ЯИ
как
образ н о-с мы слово й
доминанты
новаторских
произведений
Розанова
эксплицирует
орнаментальное
пол е
—
целостную
сист ем у
реализа­
ций
изобразительных
средств
тек ста
по выш ен ной
образности
как
отражение
конститутивных
черт
авторского
я.
Орнаментальное
поле,
эк спл и ци руемое
до­
минантой
ЯИ,
включает
в
себя
не
только
развернутую,
динамическую
систему
изобразительно-выразительных
средств
разных
уровней
языка
(фонетического,
словообразовательного,
лексического,
си н такси ческо г о ), но и игру ситуациями и
текстами.
В
данной
статье
рас смот ри м
основные
сп особ ы
создания
эффекта
ЯИ
на
лексико-семантическом
уро вн е.
О сн овным
способом,
реализующим
эффек т
язы­
ков ой
игры
на
лексико-семантическом
уровне
в
произведениях
новаторской
про ­
зы
Розанова,
яв ляется:
способ
каламбурной
игр ы,
построенной
на
переосмыслении
значений
многозначного
слова,
омонимов
в
рамках
узкого
кон те кс та.
Понятие
«ка ­
л а мбура », как показывает анализ исследовательской литературы,
отграничивается
от
други х
сп особ ов
создания
словесной
игры
на
лек сик о -сем ант ическ ом
уровне
по
следующим
к рит е риям: 1) выражение комического,
юм о рис тич еск ого,
сатириче­
ского
э ффе к тов ; 2) лаконизм и острый,
неожиданный
п ов орот
мысли;3)исполь­
зование
речевых
средств,
зал ож енных
в
са мом
язы ке
(многозначность,
омонимия,
иг ра
с оз ву чий). Таким образом,
каламбур
п редст авл яет
с обой
лишь
частный
с лучай
языковой
игры.
Из
определения
каламбура
следует,
что
да нная
дефиниция
мож ет
основываться
на
многозначности,
ом оним ии
и
звуковом
сходстве
слов.
Другие
же
языковые
спо собы,
широко
использующиеся
для
создания
словесной
и гры
(сино­
нимия,
а нт оним ия,
народная
эт имо ло гия,
фразеологические
конструкции), объеди­
ня ются
бол ее
шир оки м
термином
—
словесная
игра.
В
новаторских
произведениях
Розанова
можно
обнаружить
как
разнообразие
собственно
каламбуров,
так
и
другие
с пос обы
словесной
иг ры,
например,
ЯИ,
осно­
вывающаяся
на
а нтон имии
и
ко нт ами нации
фразеологизмов.
Приведем
примеры
контекстов,
где
каламбур
создается
на
основе
полисемии.
Ка лам буры
(в картотеке зафиксировано более 110 примеров)
да нн ого
род а
могут
быт ь
представлены
двумя
разновидностями:
построенные
на
двукратном
употре­
блении
слова
в
контексте
в
разных
значениях;
и
ка ла мбур ы,
ос но ванные
на
возмож­
ности
переосмысления
одного
и
того
же
сл ова: «Способный прожить три жизни и
десять
с о сто ян ий »12; «Кто бы ни говорил так,
мы
отбросили
бы
его
с
презрением:
«Бери звезды у начальства и не трогай небесных» 13; «Человек о многом говорит ин­
тересно,
но
с
аппетитом
—
только
о
себ е»14; «Да:
мож ет
быть,
мы
всю
жиз нь
живем,
чтобы
заслужить
м о г ил у »15; «Работал как собака в конуре:
бег и
к
телефону,
лай
ответ»16.
Каламбуры,
построенные
на
двукратном
употреблении
одн ого
и
того
же
слова
в
разных
лексических
значениях
или
полисемии
однокоренных
слов ,
в
силу
своего
разнообразия
эксплицируют
более
яркий
и
действенный
эффе кт
ЯИ,
осн ов анный
на
прагматике
выражения
авторского
остроумия,
иро нии,
юмора.
Подчеркнем,
что
каламбурное
перео см ыслени е
полисемантичных
сл ов
во
мно гих
примерах
семан­
тически
прозрачно
и
не
требует
специального
лексикографического
комментария,


Языковая
иг ра
как
стилистическая
доминанта
орнаментальной
пр озы
Розанова
121
хот я
в
некоторых
ан али зи руемы х
контекстах
такой
комментарий
возможен
или
необходим.
Приведем
при м еры : «Какая старость ответа.
Как ая
мудрая
ста ро сть »17; «Недо­
статок
с лез
у
поп а
и
есть
его
не д ост ат ок »18; «Но и сидеть на месте хорошо толь­
ко
с
запасом
большого
движения
в
душе.
Ка нт
всю
жизнь
сидел:
но
у
него
было
в
душе
столько
д виж ения,
что
от
«сидения»
его
двинулись
ми р ы»19; «Куда я поеду? .. .
Я
у ми ра ю. .. “Поеду”
в
з емл ю»20; «То знание ценно,
котор ое
ост рой
и гол кой
п роче р­
тило
по
душе.
Вял ые
знания
—
без
це н ы» 21; «Папироска после купанья,
ма лина
с
молоком,
малосольный
огуре ц
в
конце
июня,
да
чтоб
с
боку
прилипла
ниточка
укро­
па
(не надо снимать)
—
вот
мое
«17 октября». В этом смысле я « о ктя бр ист»22; «Не
смиренные
смиренны,
а
те
к отор ые
был и
см ирены » 23; «Затемнить свободу и заму ­
тить
св ободу
—
лозунг
темных
л и ч но ст ей»24; «Раз дело доходит до таких слов,
вслух
про изн оси мых,
то
совершенно
яс но,
что
или
в
чьи х- то
голов а х
очень
смутно,
или
мы
вошли
уже
в
печальную
политическую
см ут у»25.
При ме ры
контекстов,
где
ЯИ
построена
на
основе
а нто нимии,
общеязыковой
и
индивидуально-авторской
в
новаторских
про из вед ения х
В.
В.
Розанова,
доста­
точ но
многочисленны
и
разнообразны.
Использование
стилистических
ресурсов
анто ним ии
писателем
регулярно
(картотека насчитывает около 150 единиц)
в
си лу
ее
смысловой
и
ст или стич еско й
прозрачности
и
выра з ите льно с ти,
к
том у
же
не
тр е­
бующей
особых
затрат
мыслительной
эне рг ии
адресатом
для
своей
интерпретации:
«Мотив биографии и истории как науки разгадка загадок»26; «Старость,
в
посте­
пенности
сво ей,
есть
развязывание
привязанности.
И
смерть
—
окон ча тельн ый
холод »27; «Чем я более всего поражен в жизни?
и
за
всю
жиз нь?
Неблагородством.
И
—
благородством»28;«Иногдаина “законном
осн ов ан ии”
—
а
трясутся
но ги;
а
другой
раз
“против всех законов”
—
а
в
д уше
пою т
пти чк и »29; «В грусти человек
—
ест ест в енный
христианин.
В
сч асть е
человек
—
естественный
языч н ик »30; «Я был
всешатаем
и
н еп окол еби м»31; «Христос действительно попытался разомкнуть
эту
за мк н у то сть »32; «Он старый циник,
то
ес ть
мол одой
человек
отъявленного
п о веден ия »33.
Примеры
контекстов,
где
ЯИ
реализуется
на
основе
разрушения
общея з ык о­
вых
фразеологизмов,
образуют
многочисленную
группу
(картотека насчитывает
более
100примеров). В индивидуально-ав то р ско й
интерпретации
контаминирован­
ные
фразеологизмы
приобретают
дополнительную
непринужденно-ироническую
ко нно т ацию,
подчеркивая
смысловую
связь
с
искомым
узуальным
фразеологиз­
мом,
как
правило,
разговорно-просторечного
характера.
Проиллюстрируем
это
на­
бл юдение
наиб ол ее
яркими
контекстами: «Конечно,
не
Пестель
—
Ча цк ий,
а
Ку­
тузов
—
Фамусов
держит
на
плечах
своих
Россию,
“какая она ни есть” .
Пестель
решительно
ничего
не
держит
на
плеча х ,
кром е
эпол ет
и
самолюбия»34.«Не мы
“мысли меняем как перчатки”,
но
увы ,
мысли
наши
изнашиваются
как
перчатки.
Не
облега е т
рук у.
Не
облегает
д у шу »35; «Очевидно,
гг.
писат ел и
ид ут
“поздрав­
лять”
вс юду,
где
поставлена
семга
на
стол...
“Дорого,
да
се рдито . .. ”. Тут наобо­
рот
—
“не дорого и не сердито”»36; «Все что -т о
где-то
ловит:
в
какой-то
мутной
водице
какую -т о
самолюбивую
р ыбку.
Но
больше
срывается,
и
насадка
плохая,
и
крючок
ту п»37.
Сп особ ы
со здан ия
эффе кт а
Я
И
на
фонетическом,
словообразовательном,
лексико-семантическом,
синтаксическом
уровнях
эксплицируют
богатое
орна­
м ентал ьно е
поле
словесной
образности,
организующим
центром
которого,
по­
зволившим
адекватно
отразить
на
языковом
уровне
амб ивален тн ост ь
ав т орского


122
Е.
П.
Карташова
сознания,
яви лся
пр инцип
или
феномен
языковой
иг ры.
Феномен
я зы ковой
игр ы
в
конечном
и тоге
стал
од ной
из
структурно-смысловых
доминант
индивидуально­
авторской
системы,
репрезентировавшей
«языковую технику эпатажа»
консерва­
тивны х
общественных
вкусов.
1 Новиков Л .
А.
Сти ли стик а
орн амент альной
прозы
Андрея
Белого.
М ., 1990. С. 32.
2 Тамже .
С.
116.
3 Карташова Е.
П.
Сти ли стик а
про зы
В.
В.
Роза нова .
М., 2001.
4 Ильин И.
П.
Постмодернизм.
Слов арь
терминов.
М ., 2001. С. 94.
5 Апресян Ю.
Д.
Языковые
аномалии:
ти пы
и
фу нкции
// Res philologica. Фи ло ло гич ес к ие и ссл е­
дования.
М .; Л., 1990. С. 51.
6 Гридина Т .
А.
Принципы
языковой
игр ы
и
ассо циат и вны й
к онт екст
сл ова
в
художественном
тексте
// Семантика языковых единиц:
Док ла ды
VI Международной конференции.
М. , 1998.
Т. 2. С. 240.
7 Николина Н .
А., Агеева Е.
А.
Языковая
и гра
в
современной
русской
прозе
// Семантика языко ­
вых
единиц:
Д окла ды
VI Международной конференции .
М., 1998. Т. 2. С. 316.
8 Апресян Ю.
Д.
Указ.
соч.
С. 51.
9 Ильин И.
П.
Указ.
соч.
С.
100.
10 Розанов В.
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М., 1990. С. 220.
11 Николина Н .
А ., Агеева Е.
А.
Указ.
соч.
С. 316.
12 Розанов В.
В.
О
пи сат елях
и
писательстве.
М., 1995. С. 434.
13 Тамже.
С. 77.
14 Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М., 1990. С. 88.
15 Тамже .
С. 126.
16 Розанов В.
В.
Последние
листья.
М ., 2000. С. 247.
17 Розанов В.
В.
О
писателях
и
писательстве.
М ., 1995. С. 58.
18 Розанов В.
В.
О
се бе
и
жизни
своей.
М., 1990. С. 271.
19 Тамже.
С. 87.
20 Тамже.
С.
139.
21 Тамже.
С. 332.
22 Там же.
С. 280.
23 Там же.
С. 508.
24 Розанов В .
В.
Черный
о г онь. Paris, 1991. С .
133.
25 Там же.
С.
146.
26 Розанов В .
В.
О
писателях
и
писательстве.
М ., 1995. С. 70.
27 Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
С. 96.
28 Тамже.
С. 229.
29 Там же.
С. 272.
30 Тамже.
С. 350.
31 Там же.
С. 542.
32 Розанов В .
В.
Последние
листья.
М., 2000. С.
109.
33 Тамже.
С.
136.
34 Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
С. 60.
35 Тамже .
С. 476.
36 Там же.
С.
180.
37 Там же.
С. 464.


H.E. Мартишина (Сергиев
Посад)
Роз анов
о
языке
В
рамках
современного
кр изи са
культурной
идентичности
б ольшо й
ин тере с
представляет
вопрос
о
м ехан из мах
со хр анен ия
культурной
традиции,
в
ко торы х
язык
выступает
од ним
из
важ нейш их
каналов
консервации,
фиксации
и
транс­
ляции
этнонационального
культурно-исторического
опыта.
В
этом
плане
нам
интересно
обратиться
к
опыту
исследований
культурообразующей
и
культуро­
сохраняющей
функции
языка,
которыми
зан имал и сь
некоторые
представители
ру сск ой
общественно-политической
м ысли
конца
XIX —
начала
XX вв., такие как
H. С.
Трубецкой,
П.
А.
Флоренский,
К.
Н.
Леонтьев,
В.
В.
Роз а нов.
Несомненно,
их
тру ды,
их
находки
в
эт ой
области
обладают
особой
значимостью
и
мог ут
бы ть
вос­
требованы
в
рамках
таких
нов ых
научных
напр авл ений,
как
культурология
язы­
ка,
когнитивная
лингвистика,
социолингвистика,
этнопсихолингвистика,
лин гв о-
куль тур олог ия .
В
эт ом
плане
наиболее
интересно
для
изучения
наследие
Розанова:
у
мыслителя
нет,
как
известно,
определенных
трудов,
посвященных
проб лем е
языка,
но
мысли
Розанова
о
язы ке
проскальзывают
во
многих
его
работах
—
и
художественных
э ссе,
и
критических
с тать ях.
Он
как
бы
проговаривается
о
своих
оз аре н иях,
лиш ь
означи­
вает
бе гл ой,
летучей
зарисовкой
св ою
мысль,
не
фокусируя
на
ней
внимание
читате­
ля,
не
давая
че тки х,
выв е ре нных
определений
и
выводов.
Мыслитель
как
бы
пре д­
лагает
нам
соучаствовать
в
зар о жд ении
мыслеобразов,
в
создании
фо рм улиров ок .
В
эт ом
—
осознанный
прием
под ачи
н аучн ого
и
художественного
материала, «изо­
б рет енны й»
Р оз а новым.
Не
случайны
наз вания
произведений,
гов орящи е
нам
об
о соз нанно м
выборе
пр ием а: «Уединенное», «Мечта в щелку», «Опавшие листья». . .
Не
сл у чаен
авторский
выбор
подачи
материала,
явленного
нам
в
диалогах,
обрыв­
ках
диалогов,
полуфразах,
перекличках
с
читателем...
Не
случайно
автор
акценти­
рует
вним а ние
на
том ,
где
и
как,
за
каким
зан яти ем
родилась
та
или
ин ая
мысль:
«За нумизматикой», «За подбором этих заметок», —
отм еча ет
Розанов.
И
важно
для
автора,
на
чем
б ыло
записано
его
«мимолетное»: «На обороте транспаранта», « На
подошве
т уфл и», «На обороте полученного письма» .. .
Розанов
веде т
нас
за
собой,
предлагая
быть
соавторами
его
раздумий.
Ес ли
мы
возьмем
на
се бя
труд
выд ели ть
представления
Розанова
о
язык е
и
р ас-
мотреть
их
как
единое
целое,
то
мы
по лу чим
интересную
и
впечатляющую
картину.
Воп рос ы
языка
всерьез
волновали
мыслителя:
он
был
убежден,
что
язы к
явл яется
не
то лько
и
не
столько
от р ажением
действительности,
ско ль ко
с пос обом
организа­
ции
как
самой
действительности,
так
и
человеческого
общества
и
культур ы,
а
так­
же
эффективным
средством
упра вл ен ия
поведением
индивида.
А
с ледо ва тельн о,
и
пов едени ем
различных
социокультурных
групп,
и
поведением
общества
в
целом.
В
данном
контексте
идеи
Розанова
о
культурообразующей
функции
языка
—
про­


124
H. E. Мартишина
зрения
Розанова
о
язы ке
—
представляют
с обой
огромный
интерес
и
выраженную
познавательную
и
на учн ую
ценность.
Вопросам
закономерностей
функциониро­
вания
языка
в
обществе
Розанов
уделял
большое
внимание.
Достаточно
сказать,
что
он
одним
из
первых
в
св оих
трудах
поднимает
такую
проблему,
как
«кризис
общен ия ».
Розанова
интересовала
в
первую
оче ред ь
автокоммуникация,
св язан ная
с
фор­
мами
самополагания
и
сам о выр ажения
лично ст и.
Он
относился
к
слову
как
ко
все­
общему
творческому
принципу,
а
к
язы ку
как
к
стихии
общения.
В
общении,
считал
Роза н ов,
человек
участвует
всю
жизнь
духом,
душой,
т ел ом , «полом».
Слово,
речь,
о бщен ие
определяют
«перспективу»
челов ек а,
его
возможность
сопрягаться
с
ины ­
ми
куль тура м и,
предшествующими
и
последующими
поколениями.
Они
обуслов­
ливают
(в числе других факторов)
жизненный
п уть
инд ивид а
в
его
повседневном
опыте
от
рождения
до
смерти.
Основная
функция
язы ка
связана,
по
Розанову,
с
тем,
что
он
помогает
челове­
ку
«вслушиваться»
в
самого
себя: «Я»
оформлено
речью,
творится
ею.
Выразить
«Я»
—
значит
«схватить»
внутреннюю
ре чь
как
п роце сс
ро жд ения
смысла
внутри
че лов е чес кого
сознания.
Розанов
одним
из
первых
ос озн ал,
что
речь
не
только
сооб щает
человеку
о
нем
самом,
но
и
творит
ег о,
точ но
так
же,
как
она
творит
социокультурную
реальность,
означивая
мир
определенным
образом.
Язык
понимается
Розановым
как
сл ожней шая
цен нос тна я
система,
обуслов­
ливающая
и
тип
культуры
(их Розанов выделял три
—
«классический», «христи­
ан ск ий », «американский»), и тип человека,
и
динамику
культурных
фор м.
Кв ин­
тэссенцией
самоосознания
и
саморепрезентации
культуры
и
человека
явл яется
литература
—
пространство
игр
языка
в
с инхр онн ом
и
диахронном
аспектах.
Розанов
оз аб очен
бытием
языка
в
культуре
на
ре в олю цио нном
рубеже
столе­
тий,
полагая,
что
современной
«смерти языка»
должна
быть
противопоставлена
его
трактовка
как
«слепка мира», где язык еще не отделен от человека в качестве «об ъ­
е кт а», а включает его как свою собственную живую часть .
Имя
в
таком
язык е
не
репрезентирует
вещ ь,
не
означивает
ее,
а
само
являе тс я
вещью,
вплетаясь
в
па утин у
повседневной
жизни.
Имя
не
замещает
мир ,
но
не сет
его
в
себе,
что
выво дит
мет афо ­
ру
и
алле гори ю
на
са мую
ве рш ину
смысловых
иерархий
Розанова.
Дан ная
установ­
ка
обусловила
обращение
мыслителя
к
сравн итель но му
анализу
толкования
языка
в
христианской
и
языческой
культурных
па рад игм ах,
и тогом
чего
ст ало
обоснова­
ние
розановской
программы
«оживления»
языка
и
его
«оживотворения».
По
Ро за­
нову,
язы ку
необходимо
вернуть
«молитвенность», «интимность», «подлинность»:
тольк о
тог да
воз мо жна
р еаним ация
особого
доверия
к
языку,
с
к оторо й
мыслителем
связывалось
возрождение
европейской
и
отечественной
культур
на
пут ях
внедре­
ния
элементов
в ос точн ого
язычества
с
его
«естественностью и космизмом», зафик­
сированными
в
«следах»
языка.
Яз ык
должен
был
восстановить
св ою
способность
«прикасаться к миру,
о бо­
нять,
осязать
е го », сохраняя присущую ему наглядность и конкретность .
О сно вная
це ль
Розанова
—
вернуть
яз ык
в
«телесность бытия», лишив его умо ­
зрительности.
Только
в
этом
случае
он
буде т
соответствовать
своему
культурному
предназначению
—
в ыр ажать
целостность
человека,
его
б оль
и
надежду
как
реаль­
ного,
живого,
страдающего,
сам ор ефлек сир ую щ его
существа.
Роза нов ска я
пр о­
грамма
возрождения
«подлинности»
языка
должна
б ыла
сн ять
отчуждение
ме жду
означаемым
и
означающим
и
привести
к
формированию
нового
культурного
се-


Розан ов
о
я зыке
125
миозиса,
построенного
на
стихии
естественного,
целостного
чувства.
На до
ска зат ь,
что
«новый язык»
Розанова
существует,
по
сути,
как
чисто
феноменологическое
описание,
осуществляемое
с
по зи ции
предельного
отстранения,
игно рир ова ния
традиционных
про бле м
и
«болевых точек» « цивил из ов анног о
бы тия ».
Мыслитель
в идит
в
языке
не
столько
механизм
выработки
значений,
сколько
рече в ой
поток,
где
происходит
истолкование
движения
сло в
в
истории,
ку льтуре ,
жиз ни
отдель­
но го
человека.
В
культурософии
Розанова
культуропорождающая
функция
языка
рас сма три ­
вае тся
в
первую
оче ред ь
как
функция
риторическая,
ст илеобр аз ующа я:
становление
новых
риторических
фигур
и
речевых
стилей
тр ак ту ется
мы сл ите лем
как
средство
формирования
нов ой
культурной
реальности.
Данная
реальность
воплощается,
по
Розанову,
в
нескольких
до мина нт ных
формах:
в
«философской», «литературной»,
«научной»
и
«исторической».
Эти
фо рмы
сопряжены
с
новыми
дискурсами,
со
ста­
новлением
новых
риторических
стилей
и
способов
аргументации.
Б ольшо е
вним а ние
Розанов
уделял
такой
ос обен н ости
языка,
как
его
способность
прорываться
сквозь
«трещины»
чел ове че ск ого
рассудка
и
выражать
инт у итивно­
явле нн ое,
подсознательное,
за п ретн ое,
невыразимое.
В
данном
случае
корректно
говорить
не
столько
о
языке,
сколько
о
«духе язы­
к а », который наделяется мыслителем мистической жизненной силой и несет в себе
иллюзию
возможности
д ост иж ения
идеальных
отношений
в
рамках
возникающих
новых
опытов
пр ож иван ия
и
пер ежив ания
жи зни
чел ов еком .
Попытка
«отелеснения»
языка
Розановым
была
направлена,
с
нашей
точки
зр е ния,
на
переакцентировку
смыслов:
он
хоте л
видеть
не
ре зу льта ты
(понятия)
и
процедуры
означивания
(рациональное мышление и логические способы аргумен ­
т ац и и), а сам процесс порождения смыслов в момент речения.
Розанова
инт ер есу ет
иной
уро ве нь
связей,
отраженных
языком
и
в
языке:
это
ассоциативные,
метони­
м ич е ск ие, «экзистенциальные», «феноменологические», «мифологические»
и
т.
п.
связи.
Выраженное
таким
об разом
содержание
задает
только
пространство
для
размышления
и
автокоммуникации,
не
навязывая
ни
миру,
ни
человеку
означен­
ное
как
не кую
самоочевидную
данность.
В
новом
культурном
семиозисе
Розанова
связь
означаемого
и
озн ач ающего
под вижна
и
нео ч евидн а:
они
то
и
де ло
меняются
м естами,
не
сливаясь
и
не
растворяясь
др уг
в
друге.
Данный
процесс
никогда
не
п ре­
кращается
и
длится
столь ко,
сколько
длится
сама
человеческая
жизнь.
Поэтому
у
Розанова
любой
текст
(и вся культура в целом)
принцип иал ьно
от­
крыт,
незавершен.
Предметом
поним а ния
выступает
не
озн ач ающее ,
но
и
не
озна­
чаемое,
а
сам
пе реход
от
одного
к
другому,
ко торы й
каждый
раз
за вис ит
от
того ,
кто
воспринимает
текст,
кто
коммуницирует,
кто
находится
в
пространстве
ав то комму ­
никации.
Им енно
от сюд а,
с
на шей
то чки
зр е ния,
проистекает
знаменитый
розанов­
с кий
по лифо низм .
В
культурософии
Розанова
язык
как
бы
сам
«вызывает»
читателя
на
диалог,
и
в
этом
ди ало ге,
вл ияя
на
мировоззрение
читателя,
язык
«проговаривает»
сам
себя.
Св ои
гл а вные
про из вед ения
писатель
обычно
начинает
с
важных
для
себя,
с
са­
мых
важных
слов.
Откроем
«Уединенное»
и
вслушаемся
в
его
первые
строки:«Шу­
мит
ветер
в
пол но чь
и
несет
листы...
Так
и
жизнь
в
быстротечном
времени
срывает
с
души
на шей
восклицания,
вздохи,
пол умы сли ,
получувства...
Которые,
будучи
зву­
ковыми
обрывками,
имеют
ту
значительность,
что
«сошли»
пря мо
с
ду ши,
без
пе ре­
работки,
без
цели,
без
преднамеренья
—
без
вс его
постороннего...
Просто,
—
“душа
ж ивет” .. .»1.


126
H. E. Мартишина
Василий
Васил ь еви ч
Розанов
нашел
свои
«ключи Марии», свое «к о ль цо
ца ря
С олом он а», свои отгадки к вечной тайне
—
ду ше
человека
как
части
миро в ой
ду ши.
И
эти
отгадки,
не
раскрывая,
не
объясняя
и
не
расшифровывая,
он
нам
за­
вещал
искать
самим
—
и
искать
в
то м,
что
формирует
кул ь туру
н арод а:
завещал
искать
в
языке.
1 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 22.


Част ь
II


С.
А.
Небольсин
(Москва)
Розановские
до га дки
о
Пу шк ине
Ум
человеческий
не
пророк,
а
угадчи к,
как
заметил
Пушкин.
Неужели
тогда
ум
самого
Пушкина
—
ум
не
человеческий?
Отставив
сразу
же
эт от
опаснейший
воп рос
в
сторону,
соглас и м ся,
что
проро­
чества
се годн я
несколько
па дают
в
цене
не
случа йн о.
Ес ли
готов
н абор
пророчеств,
то
обесцениваются
на ши
попы тк и
чт о-то
уладить
своими
силами;
налицо
к
тому
же
орд ы
лжепророков;
а
если
п ророче ств ует ,
бия
себя
в
грудь
и
раздирая
на
себе
вл асы
и
од еж ды,
к акая-н ибу дь
Кассандра
—
то
т огда
да же
и
не
ложное
и
не
лишнее
вроде
бы
прорицание
попросту
непр ият но.
От
нег о
т огда
вроде
бы
и
напрасно,
о днако
с
оправданной
гадливостью
хочеш ь
отмахнуться.
Да
и
о
чем
пророчествовать?
Рухнула
уже
—
или
рушится
ещ е,
но
неудержи­
мо
—
иллюзия
бесконечности
будущего.
Не
о
чем
п рориц а ть.
Одно
н еисче рпа ем о,
без дон но- неи сч ер паемо :
это
прошлое.
И
пророчество
о
нем
—
вот
это
возможно.
Но
лучше
о
п рошлом
—
догадки.
Они
возможны
в
неисчислимых
количествах,
они
по­
лезны,
они
обогатительны.
И
никому
кроме
худ оже ств
—
и
состоящих
при
худож е­
ства х
наук
—
не
угадать
че го- то
в
неисчерпаемом
прошлом,
не
пополнить
его
дог ад­
кой
уд ач нее,
чем
это
сд ела ет
кто- то
еще,
художественным
ум ом
обд елен ный.
Д огадк и
и
о
Пушкине
уместны.
Они
как-то
достойнее
и
приличнее
исчисли-
тельных
или
канцелярских
выкладок.
(Парадигмы,
векторы
и
а спект ы;
апофатики
и
катафатики;
дискурсы,
концепты
и
сегменты;
бинарные
опп оз и ци и , «стратегии»
и
«практики»: как назойливо,
как
нахально
и
как
глупо.
Обо
вс ем
подо бно м
Розанов
любил
вы ск азы ват ься
и
совсем
кр ат ко:
междометием
«Брр...»)
***
Пр имер
розановской
до г адки
о
Пу шкине:
Пушкин
ест ь
лучшее
лекарство
от
глу­
по сти,
от
смуты,
от
са мо мнени й,
от
праздных
шатан и й
в
головах
и
душах.
На
фоне
ложных
догадок
роза нов с кого
же
вре м ени
или
чуть
позже
—
например:«наилучшей
жено й
Пушкину
б ыла
бы
я!
Я!»—
да
и
на
фоне
глупостей
в
целом
ясно,
что
перед
нами
догадка-истина.
И
ког да
видишь
глупца,
смутьяна,
академика
в
чеп це
или
иное
боль­
ное
дит я
дв адца то го
века
—
догады в аеш ьс я
сразу
уже
и
сам:
этот
су бъе кт
с
дет ст ва
не
знал
П уш кина,
не
принимал
Пу ш кина,
не
дышал
им
и
ни когда
Пушкиным
не
лечил­
ся.
А
среди
больн ы х
и
недоучек
е сть
и
такие,
кто
ск лон ен
Пушкина
же
и
поучать.
Однако
и
л ечит ься
бо льном у,
да же
п очти
безнадежному,
никогда
не
поздно.
На­
родная
Пу шк и нская
академия,
о
к от орой
мечтал
Ро зан ов
—
эта
всенародная
п уш­
кинская
л ечеб ница
возможна.
Что
за
та кая
народная
академия,
спросят
иные;
ве дь
академия
е сть
наука;
науки
ведь
не
народны,
они
нау чн ы;
науки
даже
и
не
на цио­
нальны,
а
истина
интернациональна.
И
ес ть
ли,
например,
народная
физ ик а?


130
С.
А.
Небольсин
О,
как
тут
сп ори ть.
Истина
интернациональна
(скажем,
Евангелия);особен­
но
инт ер нацио нальн а
и
л ожь,
разве
не
так?
Однако
если
возможна
антинародная
физика
(по «Атомной
сказке»
Юрия
Ку з нецо ва), то почему нельзя себе предста­
ви ть
уже
и
физику
народную?
Тем
б олее
возможна
и
оздоровительно-народная
Пушкинская
академия:
детские
ри су нки
по
Пушкину,
стихи
о
Пушкине
(разные
«Венки Пушкину» и
проч.), пушкинский удалой полет и размах в жизни и общем
д еле
(Гагарин и Королев;
С ухум и,
Южная
Осетия,
несгибаемый
Тирасполь
и
лихая
Феодосия).
Это
обн ад ежи в ает.
Однако
е сть
и
тревожная
догадка
Розанова
о
Пушкине.
Он
читает
кольцовский
«Лес»
—
стихи
на
к онч ину
поэта,
полные
задушевной
тоски
и
муки,
без
лермонтовских
кимвалов
(«наперсники разврата»
и
т.
п.) —
и
вдруг
задает
в опр ос:
а
чт о,
ум ри
вот
кто
такой
же
бл изкий
и
д орог ой
у
самого
Пушкина
—
на­
пис ал
ли
бы
и
он
что- то
подобное,
с толь
же
мягко-нежное
и
безысходно
грустное,
простое
и
доброе,
с
совершенно
непр ит яз ат ель ным
стенаньем?
И
Розанов
подсказывает,
только
без
слов:
нет,
не
напи сал
бы.
Есть
о
чем
за­
дума ть ся.
П роход ят
годы;
наука
безмолвствует
(а чем розановский вопрос не для провер­
ки
ее
с ила ми); неколебима всенародная любовь к Пушкину;
не
поддается
дерзкому
затаптыванию
и
захламлению,
х отя
и
подвергается
ему
народная
к
Пушкину
тро­
па.
Однако
розановский
вопрос,
как
ни
изворачивайся
в
сл ов ах,
остается
в
полной
силе.
И
он
свербит
рус ск ое
сер дц е,
если
Ро зан ов
ус пел
на
это
сердце
капнуть
своим
ядом.
В
умении
так
догадываться
—
чут ь
ли
не
весь
Розанов,
чут ь
ли
не
сут ь
Розанова.
В
э том
и
его
несколько
дьявольская,
не
скажу
инач е,
ценность.
Так
не кий
мещанин
у
Д остое вс кого
взглянул
на
Раскольникова
искоса
и
дога далс я:
ты,
ты
убивец.
Ничего
не
док аз ал,
но
догадался
верно
и
раньше
всех.
Очень
по-розановски,
и
Достоевский
что-то
розановское
в
л юбом
русском
сермяжнике,
бьющем
по
вс ем
статьям
ученую
гильдию,
то же
угадал.
***
Дога дк а
как
оружие
классиков
и
Розанова,
догадка
как
инструмент
л ите ра­
туров ед ен ия.
Можно
ли
представить
себ е
того
же
Кольцова
—
пишет
Роз ано в
по
другому
поводу
—
носящимся,
под обно
дураку
с
писаной
торбой,
с
какой-нибудь
«программой демократических реформ»? Возможны ли Пушкин и Гоголь с такими
программами
в
рука х?
Ничтожества
же,
ко торы м
кром е
как
про гра ммой
нечем
при­
крыть
св ою
наготу
—
они
и
возможны,
и
в
изобилии
наличествуют.
ТАК
У
НАС
И
РОЖДАЮТСЯ
НАБОКОВЫ,
заключает
Розанов.
Догадка ,
но
опять
стопроцент­
ная
правда.
Розанов
имел
в
виду
Набоковых
первого
разли в а
—
тех,
кого
в
э миг ра ции,
по
одн ому
тел евиз ион ном у
замечанию
Виктора
Ерофеева,
уничтожали
злобствующие
русс к ие
фашисты.
Но
сколько
приб а вил
к
сонму
дутых
величин
поз д ний
двадца­
тый
в ек!
В
чем
разница
между
Розановым
и
В ик тором
Ерофеевым?
При
всем
уважении
к
последнему,
он
тоже
без
программы
демократических
реформ
где-нибудь
в
бюваре
или
в
кей се
не
представим.
А
с
н ею,
хот я
бы
и
в
кейсе
умного
собеседника,
он
как-то
понятней
и
прос ти тельн ей :
и
как
пр илеж ный
толкователь,
и
как
посильный
следо­
ватель
Набокова-беллетриста,
то
есть
Набокова-сына.


Розановские
до гадки
о
П ушк ине
131
Постигать
существенное
не
через
химию
«анализов», не через паталого-
анатомические
иссечения
(по«Атомной
с ка зк е», уже помянутой)
—
и
без
искаже­
ния
суще с тва
«концептами», «скальпелями аналитика»
и
т.
п.,
но
пу тем
ост орож­
н ого,
лелеющего
пре д мет
о щу пыва ния.
Воз дад им
дань
памяти
Розанову-латинисту
сл о вами
из
древнего
правового
кодекса
об
узуфрукте:
usus fructus est ins alienis rebus
utendi fruendi salva rerum substantia.
Пользоваться
плодами,
не
повреждая
жив ой
сердцевины.
Чем
это
не
методоло­
гия
для
л юбой
«науки о культуре»? Мы говорили про розановский яд:
о,
такое
было,
да
в
малых
дозах
и
яд
полезен.
Однако
общую
методологию
гум а ни тар ного
знания
как
умной
догадки
это
не
колеблет.
***
Нед аром
еще
Достоевский
о
Пушкине
гов ори л
как
о
пророчестве,
а
нам
отводил
чисто
человеческое
дело
—
угадывать
и
разгадывать.
Возможно
ли
более
учтивое
от но шение
к
неисчерпаемому
и
таинственному?
Кто- то
всерьез
сч итае т,
что
возможно.
Однако
неглупые
люди,
наоборот,
св и­
детельствуют
в
пользу
и
Дост оев ск ого,
и
Гоголя
с
Жуковским
(они ведь первыми
поставили
вопрос
име нно
так
—
од ин
в
1834-1835, другой в 1837, в «О н
лежал
без
движенья,
как
буд то
по
тяжкой
работе
рук и
св ои
о пу стив .. . »), и в пользу Булгакова,
у
которого
через
Пушкина
умнеют
и
Дубельт ,
и
соглядатай
Битков.
Так ов
же
и
Платонов
в
1937 году .
Его
слова
—
по-моему,
коммунизм
без
Пушки­
на
невозможен
—
в сего
лишь
до г адка.
Но
догадка
верна,
дает
сто
о чков
вперед
люб о­
му
клеврету
бинарных
оппозиций.
Когда
н ечто
у
нас
лиш ается
чисто
пушкинской
струны,
тут
же
и
оказывается,
что
оно
в
ме ру
э того
и
обречено.
***
А
в едь
многое
был о,
бы ло
так
возможно.
Бы ло
возможно,
п ока
сколько
мог
би л­
ся
над
пушкинским
вопросом
о
чести
и
правде
Гришка
Мелехов;
пока,
как
могли,
взнуздывали
и
у держ ивали
в
узде
авангардистов;
пока
по-пушкински
рожали
детей;
пока
от
ф ин ских
ск ал
до
Тавриды
в
1941-1945 годах сражались вместе донской ка­
зак
и
др уг
степей
и
гор
джигит,
или
Андрей
Соколов
и
интернационалист-гусар,
раз­
гонявший
захватчиков
с
Лысой
горы
(ты,
пар ень ,
может,
и
не
трус,
да
глуп
—
а
мы
видали
виды);покапо-пушкински
и
по-менделеевски
неу к лонно
осваивали
своими
руками
п рос торы
до
стен
недвижного
Китая;
пока
знал
свое
ме сто
под поль ны й
ли­
берал,
что
«нежно чуждые народы возлюбил,
и
муд ро
св ой
возненавидел»;покапо
холмам
задремавшей
отчизны
скакал
отрок
Николай
Руб цов
—
пре дост ере гая
Роди­
ну
от
измельчания
и
от
сумасшествия,
и
его
с луша ли,
пока
над
теми
же
строитель­
ными
п рост орам и,
потеснив
п есню
Арины
Родионовны
и
Ш аля пина,
не
воцарились
Па хм утова ,
Гребенников
и
Добронравов.
Да
что
говорить
о
каком-то
отдельно
взятом
«социальном проекте» (Н.
Нароч­
ни цка я;
С.
К ар а-Му р за). Есть все основания догадываться,
что
без
Пушки н а
совер­
ш енно
ничего
пут ног о
у
нас
не
получится
и
не
с ост оит ся.


А.
А.
Голуб к ова
(Москва)
«Кронка нашей литературы» (М.
Ю.
Лермонтов)
Розанов
известен
св оей
парадоксальностью
и
неоднозначностью
литературно­
критической
концепции.
Дос та т очно
вс помнит ь
его
полемику
с
Гоголем
или
по­
стоянные
колебания
и
из мен ения
в
во спр ият ии
творчества
Пушкина.
Однако
М.
Ю.
Лермонтов
—
оди н
из
немногих
поэтов
и
писателей,
от нош ение
к
которому
у
Розанова
почти
не
менялось.
Как
пишет
он
сам,
увлечение
Лермонтовым
возникло
во
время
учебы
в
университете
как
своего
род а
обратная
реакция
на
сухую
акаде­
мичность
и
педантичность
лекций
по
гре чес ком у
я з ы ку1. Тем не менее упоминания
имени
Лермонтова
в
ра нних
ра бота х
Розанова
немногочисленны.
В
своей
первой
кни ге
«О понимании» (1886) Розанов причислил Лермонтова к типу художников-
психологов,
утративших
«цельность психической жизни,
хот я
не
до
той
степени,
где
начинается
помешательство
и
безумие»2. В статье «Три
момента
в
развитии
русс кой
к рит и ки » (1892) Лермонтов упоминается в связи с Байроном,
от
влияния
поэзии
которого
он,
по
мнению
Розанова,
так
и
не
см ог
освободиться3.
В
статье
«О Досто­
ев ско м» (1893) Розанов противопоставляет поэта Достоевскому по направлению
творческого
поис к а:
Достоевский,
по
его
мн ению ,
искал
успокоения
и
стремился
к
гармонии,
в
от лич ие
от
Лермонтова
и
Гоголя,
которые
всю
жизнь
«искали новых
тре в ог»4.
Относительно
четкая
концепция
творчества
Лермонтова
начинает
складывать­
ся
у
Розанова
только
в
конце
1890- х
гг.
в
период
его
сближения
с
кружком
Мереж­
ковских.
В
с татье
«Вечно печальная дуэль» (1898) Розанов выдвигает Лермонтова
на
первый
п лан
русской
литературы.
По
его
мнен ию,
разделять
литературу
на
пуш­
кинское
и
гоголев с кое
напр авл ения
неверно,
правильнее
было
бы
противопоставить
Пушкину
Ле рмон тов а.
Именно
Лермонтов
яви лся
родоначальником
«стихийного»
нач ала,
получившего
дальнейшее
развитие
в
творчестве
Гоголя,
Толс тог о
и
Досто­
евского.
Подробно
анализируя
тематику
произведений
э тих
писателей,
Розанов
де лает
вывод,
что
все
они
«имеют родственное себе в Лермонтове, <...>
они
рас­
кры ли
собою
лежавшие
в
нем
эм б рио ны »5. Это разделение напоминает книгу « О
по­
ни мании », в которой Розанов отнес Пушкина,
Ту рген ев а,
Островского
и
Гончарова
к
художникам-наблюдателям,
а
Лермонтова,
Гоголя,
Толс то го
и
Достоевского
—
к
художникам-психологам.
Тем
не
менее
в
этой
статье
существовавшая
ранее
оп по­
зиц ия
переосмысляется.
Если
раньше
ре чь
шла
о
лич ных
особенностях
писателей
и
по эт ов,
то
теперь
акцент
делается
на
сущностных
признаках
их
творчества.
В
статье
Розанов
дает
под робн ую
характеристику
поэз ии
Лермонтова.
С амым
важным
для
не го
явля етс я
ее
религиозное
сод ержа ни е.
По
мнению
Розанова,
Ле р­
монтов
не
толь ко
«знал тайну выхода из природы
—
в
Бога,
из
“стихий”
к
небу »6,
но
и
сумел
воплотить
э тот
мистический
опыт
в
своих
стихотворениях.
Еще
одной
немаловажной
че ртой
является
у нивер сал ьн ость
сю жето в
и
образ н ого
ряд а,
делаю-


«Кронка нашей литературы» (М.
Ю.
Л ермон т ов)
133
щая
поэта
достойным
продолжателем
традиций
ми ро вой
литературы.
Розанов
на­
зывает
эту
черту
«прототипичностью», подразумевая под прототипом « веч ные
т ипы
отношений»
и
«универсальные образы»7.
Розанов
да же
находит
поэзии
Лермонто­
ва
некоторые
аналогии
в
а нт ичной
культуре
—
совершенная
форма
с тихот воре н ий
на по мин ает
ему
скульптуры
Фид ия 8.
С
формальной
точки
зрения
тв орче с тво
Л ер­
монтова
превосходит
Пушкина,
боле е
тог о, «скульптурность,
из обра зи т ельно сть
его
созданий
не
имеет
ра в ного
себе,
и,
мож ет
быть,
не
в
одн ой
нашей
ли те рат уре »9.
Т аким
обра зом ,
Лермонтов
в
интерпретации
Розанова
оказывается
в
первую
оче­
редь
религиозным
поэтом,
отразившим
в
св оем
тво рче с тве
самые
важные
из
вопро­
сов,
во лнова вш их
человечество
на
в сем
про т яж ении
ми ро вой
исто р ии.
Не
случайно
поэтому
ранняя
гибель
Лермонтова
становится
трагедией
не
только
для
русской
литературы,
но
и
для
культуры
в
целом,
естественное
развитие
к отор ой
после
его
смерти
п ошло
по
иск рив ленно му
пу ти : «... в Лермонтове срезана была самая кронка
нашей
литературы,
о бщее
—
духовной
жизни,
а
не
был
с ломлен
хот я
бы
и
огромный,
но
только
побочный
с у к»10.
По хож ие
идеи
о
сущности
лермонтовского
творчества
высказываются
также
в
статьях
«50 лет влияния (Ю би ле й
В.
Г.
Б ели н ско г о )» (1898), «Из загадок челове ­
ческой
пр иро ды» (1898), «Заметка о Пушкине» (1899).
Однако
здесь
религиозная
пр ир ода
поэзии
Лермонтова
прямо
увязывается
Розановым
с
его
те ори ей
мистиче­
ско го
значения
пола,
ск лад ы вающ ейся
как
раз
в
это
время.
По
мнению
Розанова,
«рождающие глубины человека действительно имеют трансцендентную,
мисти­
ч еску ю,
религиозную
п р ир о д у »11, поэтому писатели и поэты,
творчество
кото р ых
затрагивает
эту
тематику,
неизбежно
оказываются
мистиками.
Теперь
Розанов
объ ясн яет
совершенство
поэзии
Лермонтова
не
столько
талантом,
сколько
вро ж­
денной
способностью
к
непосредственному
восп рия т ию
трансцендентного.
Имен­
но
поэтому
ср авнит ель но
молодому
поэту
удалось
наполнить
свои
стихотворения
таким
глубоким
смыслом
и
такой
м удрост ью .
Также
продолжается
поиск
паралле­
лей ,
связывающих
«художников -п си хо лого в»
с
античностью
и
языческими
культа­
ми.
В
«Заметке о Пушкине»
Розанов,
называя
Лермонтова,
Гоголя
и
Дос тое вс кого
«опьяненными», «оргиастами»
в
том
«значении,
и,
кажется,
с
тем
же
родником,
как
и
Пифия,
когда
она
сад илась
на
т рен ожн и к»12, подчеркивает тождество источни­
ка
поэтического
вдохновения
с
божественной
энергией,
овладевающей
жрицей
во
время
со вер шен ия
об ряда.
В
статье
«Из восточных мотивов» (1901) произведения
Ле рмон тов а
ст ано в ятся
ил лю стр ацией
к
халдейским
ку льта м.
Розанов,
а на лизир уя
те кс ты,
приходит
к
выводу,
что
«поэт любил звезды не как камни или песок, <...>
а
как
от ча сти
жив ые
существа,
т.
е.
характерно
по-халдейски»13.
В
этом
же
дух е
Ро­
занов
интерпретирует
отдельные
произведения
Лермонтова.
Например,
в
статье
«Величайшая минута истории» (1900) он утверждает,
что
Бог,
кот орого
видит
по эт
в
заключительных
строках
стихотворения
«Когда волнуется желтеющая нива. .. », —
ни
в
кое м
случае
не
Христос14.
В
другой
заметке
(«К лекции г .
Вл.
Соловьёва
об
А нт их рис те», 1900), цитируя стихотворение «В ыхож у
оди н
я
на
до рогу. .. », Роза­
нов,
желая
подчеркнуть
языческую
прир од у
этого
произведения,
намеренно
пи шет
слово
«бог»
с
маленькой
бук вы 15.
Все
стихотворение
Розанов
называет
«антихри ­
стовой
пе снь ю».
Он
убежден
в
том ,
что
религиозный
оп ыт
поэ та
выходит
за
рамки
х р ис тиа нства : «Лермонтов всю свою жизнь тревожился обонянием какого- то
“еще
бога”,
бессил ьны й
и
самый
р анний
абрис
кото рого
он
назвал
“демоном”,
а
позднее,
любя
то
же
само е,
изображая
все
ту
же
са мую
тему,
стал
называть
его
“богом”
и
на­
чал
у мил ят ьс я»16.


134
А.
А.
Голубкова
Эта
мы сль
становится
основной
в
статье
«М.
Ю.
Л е рм онт ов » (1901), подробно
рассматривающей
метафизические
ко рни
творчества
Лермонтова
и
Гоголя.
По
мн е­
нию
Розанова,
оба
писат еля
«были любимы небом», т.
е.
по
своей
пр иро де
это
лич­
ности
не
просто
исключительные,
а
б о г оиз б р анные 17. У обоих в душе присутствова­
ла
изначальная
двойственность
—
«параллелизм в себе жизни здешней и какой- то
не
здеш ней», причем « р одн ой
их
мир
—
именно
не
зде шн ий »18. Это свойство отрази­
лос ь
и
в
по э тике.
Лерм онтов ,
как
и
Гог оль,
умеет
уловить
в
действительности
«скру ­
пул езно е,
незаметное
и
ха рак терн ое».
И
в
то
же
время
в
его
поэ зии
«здесь»
и
«там»,
земное
и
неб есно е,
л ично сть
и
кос мос
соединяются
в
единое
целое.
Кроме
т ого,
Ро­
занов
отмечает
у
Лер мо нт ова
особое
переживание
св язи
с
п рирод ой : «...он
—
раб
природы,
ее
страстнейший
любовник,
совершенно
пок ор ный
ее
чарам,
ее
власти-
тел ьств у
над
собою;
и
как
будто
вместе
—
гос поди н
ее,
то
упрекающий
ее,
то
не го­
дующий
на
н ее.
Казалось
бы,
еще
немного
мо щи
—
и
он
буде т
управлять
природой.
Он
как
будто
знает
главные
и
общие
пру жины
ее »19.
Конечно,
в
э тих
определениях
очень
много
от
языческого
обожествления
п рирод ы.
И
это
не
случайно
—
Розанов
по-прежнему
ув ерен
в
том,
что
божественные
силы,
с
которыми
чувствовали
не­
посредственную
св язь
и
Лермонтов,
и
Гоголь,
именно
языческого
происхождения.
По
его
мне нию,
мистические
переж иван ия
Лермонтова
и
Гоголя,
являясь
своего
ро да
возрожденным
язычеством,
настолько
«не отвечали привычным им с детства
представлениям
о
религиозном,
о
св ят ом », что неизбежно были восприняты ими
как
пр оя вле ние
нечистой
си л ы20.
Например,
в
«Демоне», считает Розанов,
поэ т
от­
разил
реальный
с лучай
своего
контакта
с
потусторонним
миром.
Таким
образом,
Лермонтов
оказывается
не
просто
талантливым
п оэтом
и
визионером-мистиком,
но
и
человеком,
некоторыми
качествами
своей
личности
приближающимся
к
языче­
скому
божеству:«...
чув ств о
сверхъестественного,
напряженное,
яркое
в
нем,
яркое
до
последних
границ
возможного
и
переносимого,
наконец,
п ер ешло
и
в
маленькую
личную
сверхъестественность»21.
Идея
поэмы
«Демон»
как
нача ла
новой
мифологии
и
своеобразного
«ключа»
к
мифо ло гии
древней
Греции
и
древнего
Вос ток а,
видимо,
показалась
Розанову
настолько
интересной,
что
для
ее
разработки
им
бы ли
написаны
це лых
три
ст а­
тьи : «“Демон”
Лермонтова
в
окружении
др евн их
ми фов » (1901), «Концы и нача ­
ла,
’’божественное”
и
“демоническое”,
боги
и
демоны
(По поводу главного сюжета
Л е рмо нт ова )» (1902), «“Демон”
Лермонтова
и
его
древние
ро д ичи» (1902).
В
этих
статьях
получает
наиболее
пол ное
развитие
противопоставление
древних
верова­
ний,
неотъемлемой
ча стью
которых
явля лис ь
мистические
представления
о
поле,
христианству.
В
древности
эротическое
начало
пронизывало
отношения
человека
и
космоса,
что
н ашло
свое
отражение
в
мифах
и
леген да х.
Точно
так
же
и
в
стихот­
ворениях
Лермонтова
«везде
—
тучка
и
ут ес,
везде
—
тоска
разлуки
или
ожидание
свидания,
везде
—
роман,
везде
—
начало
жиз ни,
и
небесной,
и
земной
в
сл иянии»22.
Однако
христианство
вступило
в
борьбу
с
язы че ски ми
представлениями,
и
в
ре­
зуль тат е
ценности
поменялись
на
прямо
противоположные.
Для
современного
человека,
по
мнению
Розанова,
грех
и
пол
то жд ес т ве нны, «пол есть первый грех,
источник
гре ха»23.
Как
раз
эт от
момент
замены
одних
ценностей
другими
и
иллю­
стрирует
«Демон»
Лермонтова.
Соз на ние
поэта,
прозревающего
в
природе
«какое -
то
человекообразное
с у щ ес т во»24, мифологично,
и
отношение
к
полу,
отраженное
в
поэме,
впо лне
соответствует
др евн им
религиям,
считавшим
ро ждени е
боже­
ственн ым,
а
не
демоническим.
Но
слово
«демон», которым Лермонтов обозначает
символ
эроти че ск ого
влечения,
соответствует
уже
христианской
культуре.
Благо­


«Кронка нашей литературы» (М.
Ю.
Л ермон т ов)
135
дар я
христианству
из
мира,
по
мнению
Розанова,
исчезла
тайна
—
«любовь стала
физиологической,
звезды
—
булыжниками,
животные
и
р аст ения
—
бифштексом
и
др ов ам и»25.
Но
на
самом
дел е,
считает
Розанов,
ничего
не
ум е рло,
переменились
только
оценки.
И
творчество
Лермонтова,
в
котором
он
находит
«атавизм древно­
сти», является одним из фактов,
подтверждающих
эту
тео рию .
В
результате
эт их
размышлений
Лермонтов
как
поэт,
воспевающий
жизнь,
оказывается
противопо­
ставленным
той
перевернутой
с
ног
на
голову
системе
ценностей,
которую
Розанов
усматривает
в
христианстве.
В
д аль нейш их
раб от ах
контекст
упо мин а ний
имени
Лермонтова
не
выходит
за
рамки
разработанной
ранее
концепции.
В
статье
«Ив.
С.
Тургенев» (1903)Ро­
за нов
относит
Лермонтова
вместе
с
другими
«художниками -п си холо гами »
к
«ди­
намическому»
началу
в
русской
культуре26.
Статья
«О благодушии Некрасова»
(1903) объединяет Пушкина и Лермонтова как поэтов « де мо н ичес ких»
и
даже
«божественных»27.
В
«Историческом переломе» (1905) Розанов подчеркивает на­
личие
у
Лермонтова
не
только
поэтического
гения,
но
и
необыкновенного
у ма,
лич­
ность
поэт а
представляет
с обой
«феномен нашей истории,
что-то
п рич удлив ое
и
за­
гадочное,
точ но
комета,
сб ивш аяся
со
своих
и
з аб ежавш ая
на
чужие
п ути »28. Статьи
о
Льве
Толстом
«На закате дней» (1907) и « За б ыт ое
возле
Тол с того» (19010) отме­
чаю т
у
Лермонтова
высочайшую
степень
с лов есн ого
ма с т е рс тва29. Некоторый отход
от
первоначальной
ко нце пции
наблюдается
в
статьях
о
Гоголе
(1909), по сравнению
с
которым
Лермонтов
ок аз ыв ается
про ст ым
и
ясны м
п оэ т ом 3 0, а его произведения
по
своей
форме
даже
уст уп ают
го го ле вс ким31.
В
статье
«Наш “Антоша
Че хо нте”»
(1910) Лермонтов упоминается как « в ечно
героический,
рвущийся
в
небеса»
поэ т 32.
В
работах
«Одна из замечательных идей Достоевского»
и
«В.
Г.
Б е линс к ий» (1911)
сн ова
заходит
ре чь
об
изначальном
знании
и
врожденной
му дрост и
поэта,
которые,
вне
в сяк ого
сомнения,
прямо
св яза ны
с
его
религиозным
опытом33.
В
эт от
период
Розановым
на пис аны
всего
две
статьи,
посвященные
исключи­
тельно
Лермонтову.
Это
«По поводу одного стихотворения Лермонтова» (1904) и
«Домик Лермонтова в Пятигорске» (1908). В п ерв ой с татье Ро з а нов ра зб ир ае т с ти ­
хотворение
«Морская царевна».
Сн ова
возникает
сопоставление
с
античной
куль­
тур ой
—
это
произведение
напоминает
Розанову
миф
о
Диане.
Об раз
умирающей
на
берег у
морской
цар е вны
объясняет
Розанову
его
не удачн ую
попытку
разгадать
мистическую
сущность
пола.
То,
что
бы ло
ясно
и
поня т но
ему
самом у,
теряет
см ысл
при
попытке
изложения.
Сюжет
стихотворения
иллюстрирует
собственные
фило­
со фские
размышления
автора.
Розанов
прих од ит
к
вы во ду,
ч то,
по до бно
морской
царевне,
которая
может
быть
красавицей
только
в
своей
сти хи и,
невозможно
«при
свете
дня
уви д еть
ж ивою
т айну
нашего
бытия,
нашего
ро жд ен ия»34.
Втор ая
с татья
посвящена
р ассужд ения м
о
предполагавшемся
открытии
музея
Лермонтова.
Роза­
нов
снова
пише т
об
«универсальности»
в
тематике
и
о
формальном
совершенстве
произведений
Лермонтова,
хотя
теперь
он
склонен
придать
бо льшее
общественное
з нач ение
Пушкину
и
Го го л ю: «Значение их больше,
неизмеримо
больше,
н ежели
историческое
значение
Лермонтова.
Ну,
как
у
Кутузова
б ольше
значения,
чем
у
святого
“юродивого”
московского
времени!
Однако
Кутузову
церкви
не
п ост ро­
ят,
а
“юродивеньким”
—
с троят.
Тут
—
о со бенно е.
Не
эт о,
но
подобное
“особенное”
был о
и
у
Лер м о нт о ва»35. Лермонтов по- пре жне му
значим
для
Розанова
как
религи­
озный
поэт.
В
св язи
с
эти м
Розанов
обращает
вним а ние
на
ст ихотв оре н ие
«Сон»,
сюжетные
параллели
к отором у,
по
его
мн ению ,
можно
найти
в
древних
м аг иче ских
кн игах .
Также
в
эт ой
ст атье
Ро з анов
впе р вые
на
материале
творчества
Лермо нтов а


136
А.
А.
Голубкова
затрагивает
тем у
«маленького человека», противопоставляя Печорину как исклю ­
чительной
личности
простого
и
скромного
Максима
Мак сим ыч а36.
Как
види м,
в
этих
работах
творчество
Лермонтова
в
основном
служит
вс е­
го
ли шь
поводом,
отправной
точкой
розановских
рассуждений.
Вернуться
к
св о­
ей
критической
концепции
Розанова
зас тав ил
100- ле тни й
юбилей
поэта.
В
с татье
«Пушкин и Лермонтов» (1914) Розанов снова обращается к своему противопо­
ставлению
«статического»
и
«динамического»
начал
в
русской
литературе.
Соот­
ношение
творческих
ме тод ов
этих
поэ тов
представлено
Розановым
как
история
ч елов ече с кого
грехопадения.
Пушкин
олицетворяет
«рай»
и
«лад», то есть состоя­
ние
гарм он и чес кого
равновесия.
Ст ре мл ение
человечества
к
переменам, «разлад»
выражены
Ле рмо нто вым,
творчеству
к отор ого
прис ущ и
вечные
неуспокоенность
и
н еуд ов ле тв орен н ост ь: «Лермонтов никуда не приходит,
а
только
уходит
<...>
Ка­
кую
бы
вы
ему
“гармонию”
ни
дали,
какой
бы
вы
ему
“рай”
ни
насадили,
—
вы
ви ди­
те,
что
он
берется
“за скобку двери” ... “П рощ а йте!
ухожу!” —
сущность
всей
поэзии
Лермонтова.
Ни чего ,
к роме
эт ого»37. В этой статье Розанов ассоциирует Лермонто­
ва
не
с
утверждением
ж изни,
как
б ыло
раньше
в
рамках
теории
мистического
зна­
чения
пола,
а
с
ее
отрицанием.
Поэ том у
оказывается,
что
в лиян ие
его
творчества
мож ет
быт ь
преодолено:«... какое-то
тайное
великолепие
превозмогает
в
мир е
все-
та ки
отри ца ни е,
—
и
хо тя
есть
“смерть”
и
“царит смерть”», но “ п обе жда ет,
однако,
жизнь
и
в
конце
концов
остается
по с ле дне ю”»38.
В
заметке
«О Лермонтове» (1916)
Розанов
по-прежнему
отда ет
«необыкновенному»
Лермонтову
преимущество
пе­
ред
«обыкновенным»
Пушкиным39.
Он
наз ывает
произведения
поэта
«вещим то­
миком»
и
«золотым нашим Евангельицем».
Лермонтов,
считает
Розанов,
не
удо­
влетворился
бы
исключительно
литературной
деятельностью,
а
стал
бы
духовным
во ждем
нар ода.
Религиозное
содержание
поэзии
Лермонтова
в
этой
статье
Розанов
приравнивает
к
Библии.
По
его
м нени ю,
поэ т
мог
бы
д ать
«в “русских
тонах”
что- то
вроде
“Песни Песней”,
и
м уд рого
“Экклезиаста”,
ну
и
тронул
бы
“Книгу царств”,
кончив
свой
творческий
путь
“дивным псалмом”»40.
Таким
обр аз ом,
в
это й
заметке
достигает
своего
наивысшего
выр ажения
идея
о
Лермонтове
как
исключительно
ре л игио зном
поэте.
В
эссеистике
Роз ано ва
Лермонтов
обычно
упоминается
вместе
с
Пушкиным
и
служит
для
установления
некой
нормы,
с
кот орой
сравниваются
другие
писатели,
или
для
обозначения
идеа ла,
ко то рый
существовал
в
«золотом веке»
русской
лите­
ратуры.
Однако
в
одн ой
из
заметок,
включенных
в
книг у
«Сахарна» (1913), Розанов
противопоставляет
Лермонтова
не
только
Пу шки ну,
но
и
Гого лю ,
замечая,
что
если
бы
Лермонтов
не
пог иб
на
дуэли,
то
в
литературе
бы ло
бы
побеждено
«гоголевское»
обличительное
направление,
и
«Россия получила бы такое величие благородных
ф орм
духа,
около
кот оры х
Гоголю
со
своим
“Чичиковым”
оставалось
бы
только
спрятаться
в
крысиную
но ру»41.
Если
ранее
в
статье
«Вечно печальная дуэль»
Ро­
занов
жалеет
Ма ртын ов а,
то
теперь
выстрел
Мар тыно ва
назван
«проклятым», а сам
он
«злодеем».
В
«Последних листьях» (1916) Розанов единственный раз высказы­
вается
о
Лермонтове
критически.
Как
и
все
русские
писатели
(исключение сделано
только
для
П уш к ина ), Лермонтов слишком мало интересовался Россией,
например,
ему
так
и
не
уд алос ь
изобразить
настоящий
Кавказ,
поэт
см ог
передать
ли шь
то,
«как «о ни
пили
во ды
в
Пя т иго рск е»42.
Однако
в
ит огов ой
работе
«С вершины ты­
сяч еле тн ей
пирамиды
(Размышление о ходе русской литературы)» (1918) поэзия
Ле р монт ова
снова
объявляется
«звездою», чем -т о
«сказочным», «невероятным для
его
возраста,
для
его
опыта»43.
В
«Апокалипсисе нашего времени» (1918) Розанов


«Кронка нашей литературы» (М .
Ю.
Л ермон т ов)
137
опять
упо ми нает
Лермонтова
как
«атависта», «со дна души которого поднялись
чрез вы чай но
древние
“сны”, <„.> чрезвычайно древняя истина»44.
На
особое
место,
кот орое
Лермонтов
зан имает
в
розановской
лит ера турн ой
иер ар хии,
обращали
вним а ние
многие
исследователи.
А.
Н.
Николюкин
отметил
в
концепции
Розанова
«импульсивность»
Лермонтова
и
новую
п ри роду
образно­
сти
и
художественного
вид е ния
м ира45, разделив « св я зь
со
сверхчувственным»
и
«демонизм».
Первое
утверждение
на пра вл ено
про тив
вульгаризаторских
попыток
интерпретации
Лермонтова
как
«героя безвременья», а второе является повторени ­
ем
мифа
или
средневековой
ле г е нды46.
А.
Д.
Си нявс кий
заметил,
что
для
критика
«только Пушкин и отчасти Лермонтов <.. .>
несут
в
себе
что -то
п олож ит ельн ое »47.
А.
А.
Г удков а
обратила
вни ма ние
на
мифо л ог из ацию
Розановым
образа
п оэ та48.
Подробный
анализ
критических
статей
и
отдельных
у поми нани й
о
Лермонто­
ве
позволяет
бо лее
или
менее
че тко
опре д елит ь
границы
розановской
ко нц епции.
Поэ т
начинает
интересовать
Розанова
в
конце
1890-х
гг.,
когда
на
материале
рус­
ск ой
литературы
им
разрабатывается
концепция
борьбы
и
взаимодействия
д вух
творческих
начал.
В
статьях
«Вечно печальная дуэль»
и
«М.
Ю.
Лермо нт ов »
Ро­
занов
интерпретирует
Лермонтова
как
глуб окого
мистика,
человека,
спо соб но го
по
своей
природе
на
«уловление иных миров».
В
то
же
время
критик
ссылается
на
творчество
Лермонтова
в
р ассужд ени ях
о
мистической
сущн ости
пола.
Эти
оккази­
о наль ные
упоминания
складываются
в
четкую
концепцию
в
статьях
«“Демон”
Ле р­
мон то ва
в
окружении
др е вних
ми фо в », «Концы и начала. . .» и «“Демон”
Лермонтова
и
его
д ре вние
род ич и».
То
отношение
к
полу,
к ото рое
Розанов
усматривает
в
древ­
них
религиях,
оказывается
свойственным
и
Лер мон тов у.
Поэтому
его
творчество,
кот оро е
ранее
бы ло
для
Розанова
«героическим»
и
«вечно рвущимся в небеса», те­
перь
становится
«романом», священным стремлением друг к другу противополож­
ных
полов.
По
мнению
Розанова,
естественная
система
це нно стей,
утверждающая
культ
жизни
и
воспринимающая
пол
как
«божественное», была перевернута хри­
стианством.
Поэ то му
Лермонтов,
возвращающий
прежние
ценности,
закономерно
ста нов и тся
ант их р ист ианск им
поэтом.
В
раб ота х
второй
по лов ины
1900- х
—
1910-х
гг.
Розанов
в
основном
интерпре­
тирует
Лермонтова
как
«стихийного»
поэта.
Противопоставление
творчества
поэта
христианству
отход и т
на
задний
пл ан.
Становится
возможным
сравнить
Лермонто­
ва
с
юродивым,
назвать
его
произведения
«золотым нашим Евангельицем», сопоста­
в ить
его
творчество
с
текстами
Ветхого
Завета.
Несмотря
на
то,
что
Розанов
проти­
вопоставляет
Ве тхий
За вет
Новому
Завету,
сбли ж ая
его
с
др е вними
религиями,
при
ср авн ении
поэз ии
Лермонтова
с
ветхозаветными
текстами
его
пре жня я
оппозиция
христианству
ст анов ит ся
неактуальной.
На
всем
протяжении
своих
размышлений
Ро зан ов
воспринимает
Лермонтова
как
п оэта
в
высшей
степени
рел иги озн ого,
хо тя
в
различные
периоды
м еняет ся
смысл ,
который
он
вкладывает
в
понятие
«религи­
озность».
Все
эти
колебания
у
Розанова
происходят
в
рамках
одной
концепции,
что
док азыв ают
упоминания
о
Лермонтове
в
ра бот ах
1916-1918 гг ., ко торы е пол но ст ью
соответствуют
его
пре жни м
утверждениям.
Так им
образом,
в
единой
интерпрета­
ции
личности
и
творчества
Лермонтова
Розанов
создает
две
версии,
представляя
поэта
то
«атавистом», то глубоким мистиком,
и
в
зависимости
от
выбранной
поз и­
ции
каждый
раз
возникает
иной
культурный
кон те кст.


138
А.
А.
Голубкова
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
Розанов
В.
В.
Д омик
Пуш кин а
в
Москве
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Среди
худ ожни ков.
М. , 1994.
С. 343.
Розанов
В.
В.
О
по ним а нии.
М ., 1996. С. 462.
Розанов
В.
В.
Три
момента
в
развитии
рус с кой
критики
// Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Леге нда
о
Великом
инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
М .» 1996. С. 243.
Розанов
В.
В.
О
Достоевском
// Розанов В .
В.
Леге нд а ...
С. 284.
Розанов
В.
В.
Веч но
печальная
дуэл ь
// Розанов В.
В.
Ле ген д а...
С. 291.
Там
же.
С. 294.
Там
же.
С. 297.
Там
же.
С. 297.
Там
же.
С. 296.
Розанов
В.
В.
Веч но
п ечальн ая
дуэл ь
// Розанов В .
В.
Л еген да ...
С. 289.
Розанов
В.
В.
Из
загадок
человеческой
прир оды
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
М ., 1995. С. 37.
Розанов
В.
В.
Заме тк а
о
Пуш ки не
// Розанов В .
В.
Леге нд а ...
С. 424.
Розанов
В.
В.
Из
восточных
мотивов
// Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Во
дворе
язычников.
М ., 1999.
С. 179.
Розанов
В.
В.
Величайшая
минута
ист ори и
// Розанов В .
В.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
С. 342.
Розанов
В.
В.
К
лекции
г.
Вл.
Со ловьё ва
об
Антихристе
// Розанов В .
В.
Во
дв оре
язычников.
С. 101.
Там
же.
С. 102.
Розанов
В.
В.
М.
Ю.
Лермонт ов
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995.
С. 75.
Там
же.
С. 72.
Там
же.
С .76.
Там
же.
С. 75.
Там
же.
С. 77.
Розанов
В.
В.
К онцы
и
нач ала... // Ро зано в В.
В.
О
п исат ельстве
и
писателях.
С. 89.
Там
же.
С. 84.
Розанов
В.
В.
«Демон»
Лермо нт ов а
и
его
древн ие
род ичи
// Розанов В.
В.
О
пи сат ельст ве
и
пис ат елях .
С. 95.
Там же.
С.
102.
Розанов
В.
В.
Ив.
С.
Тургенев
// Розанов В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С.
138.
Розанов
В.
В.
О
б ла г одушии
Нек расо ва
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
С.
135.
Розанов
В.
В.
Исторический
перелом
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Когда
на ча льс тво
ушло...
М ., 1997. С. 50.
Розанов
В.
В.
На
закате
дне й
// Розанов В.
В.
О
п исат ельстве
и
писателях.
С. 224; Розанов В.
В.
За бы тое
возле
Толстого
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 472.
Розанов
В.
В.
За гад ки
Гоголя
// Розанов В .
В.
О
пи сат ельст ве
и
писателях.
С. 338.
Розанов
В.
В.
Г ений
ф ормы
// Розанов В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 347.
Розанов
В.
В.
Наш
«Антоша Чехонте» // Розанов В .
В.
Ле ген д а...
С. 552.
Розанов
В.
В.
О дна
из
з амечат ель ны х
идей
Достоевского
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
пи­
сателях.
С.
471; Розанов В.
В.
В.
Г.
Бе линский
// Розанов В.
В.
О
пи сатель ст ве
и
писателях.
С. 505.
Розанов
В.
В.
По
поводу
одного
стихотворения
Лермонтова
// Розанов В .
В.
Во
дворе
язычни­
ков.
С. 317.
Розанов
В.
В.
Домик
Л ермон това
в
Пятигорске
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писа тел ях .
С. 275.
Там
же.
С. 278.
Розанов
В.
В.
Пуш кин
и
Лермонт ов
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 603.
Там
же.
С. 604.
Розанов
В.
В.
О
Лер мон тове
// Розанов В.
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 642.
Там
же.
С. 643.
Розанов
В.
В.
Собр.
соч.
Сахарна.
М., 1998. С. 239.


«Кронка нашей литературы» (М .
Ю.
Лерм он тов )
139
42 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Последние
листья.
М., 2000. С .
166.
43 Розанов В.
В.
С
ве ршин ы
тысячелетней
пира мид ы
// Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
С. 672.
44 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
М., 2000. С. 355.
45 Николюкин А.
Н.
Розанов.
М .» 2001. С.
191.
46 Тамже.
С.
193.
47 Синявский А.
Д . «Опавшие листья»
Ва сили я
Васильевича
Розанова.
М ., 1999. С. 292.
48 Гудкова А.
А.
«Опавший листок»
рус с кой
литературы:
Интерпретация
В.
Розановым
поэз ии
М.
Лер мон т ова
// Энтелехия.
Кострома, 2001. No
1. С. 44.


О.
А.
Богданова
(Москва)
Дискуссия
Розан ова
и
М.
О.
Меньшикова
о
«Крейцеровой сонате»
Л.
Н.
Толстого
Пов е сть
«Крейцерова соната»
писалась
Толстым
с
1887 по 1890 г.,
всег о
было
девять
редакций.
Предпоследняя,
восьмая,
редакция
разошлась
в
списках
и
сра зу
с тала
центральным
событием
русской
жизни.
Поми мо
чисто
литературных
откли­
ков,
появились
статьи,
интерпретирующие
«Крейцерову сонату»
с
на уч ной
и
б ого­
словской
точки
зр е ния.
Православные
к руги
ув ид ели
в
э том
произведении
Т олс того
«богохульство»
и
«насмешку над церковью»1.
По
общему
мне нию ,
ни
одн о
художе­
ственное
произведение
не
имело
так ого
общественного
резонанса.
Конечно,
пр ичино й
тому
можно
назвать
художественный
гений
Т олстого,
а
так­
же
его
громадный
авторитет
в
России.
Но
думается,
дело
не
только
в
этом,
а
прежде
всего
в
актуальности
проблемы,
поставленной
писателем
в
своем
произведении.
Тема
«Крейцеровой сонаты»
на ложил а сь
на
общий
и нт ерес
эпох и
к
«женскому во­
просу»
и
свя занно й
с
ним
проблеме
взаимоотношения
полов.
Более
того,
в
евро­
пе йс кой
культуре
в
целом
про ис хо дил
в
конце
XIX в.
пересмотр
роли
же нщ ины
в
обществе,
что
не
могло
оставить
без
вним ания
вопрос
о
ее
роли
в
браке ,
не
могло
не
за трон уть
самих
основ
бра ка,
причем
самых
инт имн ых
—
его
чувственной
сфер ы.
Вспомним
выступления
Ю.
Стри н дб ерга,
Б.
Бьернсона,
П.
Бурже,
с
од ной
стороны,
и
Э.
Зо ля
и
Г.
де
Мопассана,
с
другой.
Эмансипация,
начавшаяся
еще
в
1840-е
г г ., постепенно привела к размыванию в
о бщест ве
церковно-христианских
осн ов
брака,
практике
свободной
любви.
Реально
на
б рак
стали
см о треть
в
первую
очере дь
как
на
чувственный
союз
муж чины
и
жен­
щины,
ко торы й
можно
разорвать
при
уте ре
чувственного
интереса
к
муж у
или
жене.
Можно
сказать,
что
происходила
своего
р ода
сексуальная
революция,
к
1890-м
гг.
достигшая
массовых
масштабов
в
образованном
(т.
е.
европеизированном)
сосло­
вии
Р ос сии.
По
сути
д ела,
д ев аль виро вал ись
семейные
ценности
—
тысячелетняя
основа
хр и­
стианской
цивил из ации.
Это
вызвало
обеспокоенность
у
многих
деят еле й
литерату­
ры.
Хотя,
над о
заметить,
сама
литература
играла
немалую
роль
в
распространении
«полового либерализма».
С обс тв ен но, «Крейцерова соната»
и
е сть
си мп том
такой
обеспокоенности.
Может
быть,
наиболее
яр ко
выр а ж енный.
Волна
нравственного
осуждения
сексуальной
свободы,
культа
чувственной
люб ви
нач ала
подниматься
все
в ыше
—
поэтому
отклики,
пус ть
и
косвенные,
на
«Крейцерову сонату»
не
утиха­
ли
в
течение
всех
1890-х
гг.
Толс то в ское
от рица ние
чувственности
как
греха,
как
чего - то
в
пр инцип е
не­
достойного
человека,
заставило
других,
не
ст оль
радикальных,
м ысл ител ей
искат ь
нравственное
оправдание
половой
любви.
Вспомним,
на пр им ер, «Смысл любви»


Дискуссия
Розанова
и
М.
О.
Меньшикова
о
«Крейцеровой сонате»
Л.
Н.
Толстого
141
Вл.
С.
Соловьёва
(1892-1894), работу,
посвященную
ре лиг иоз ному
осм ыслен ию
половой
любви.
В
ней
Соловьёв
называет
полов ую
любовь
«высшим проявлени­
ем
индивидуальной
ж из ни», единственным путем к индивидуальному бессмертию,
при
э том
не
от р ицая
возможности
и
да же
необходимости
физиологического
сое ди­
нения,
пусть
и
при
прио рит е те
духовного.
«Чистая духовная любовь», по Соловьё ­
в у , «сама по себе тоже аномалия»2.
Меньшиков
включился
в
полемику
вокруг
«Крейцеровой сонаты»
еще
в
1891 г .,
с разу
п осле
ее
пу бл ик ации
в
составе
собрания
сочинений
Толстого.
В
неподписан­
ной
статье
«Тринадцатый том сочинений гр.
Л.
Н.
Т олст ого» (Книжки Недели, 1891,
No
9) он назвал выход повести «н а с тоя щи м
зем лет ря сени ем
в
читающем
мире».
По
мнен ию
критика,
Толстой
«ищет первоисточников жизни,
центральных
ключей
ее,
коренного
закона
счастья». «Ложь», что в «Крейцеровой
со нат е»
он
«проповедует
вымирание
человечества».
Требование
безусловного
целомудрия
здесь
—
идеал,
высшая
цель,
обязательная
лиш ь
по
мере
сил
ка жд ого
челов ек а,
по
слову
Христа.
Не
все
в ме щают
слов о
сие,
но
кому
дано .
Идеал,
по
Мен ьшик ов у,
недостижим,
но
необходим
для
ве чн ого
к
нему
стремления3.
С
ию ня
1897 по январь 1898 г.
Меньшиков
печатает
в
«Книжках Недели»
ци кл
статей
под
общи м
названием
«Элементы романа», цель которого
—
да ть
пра вил ь­
ные
нравственные
ориентиры
современным
писателям,
во
многом
формирующим
ту
или
ину ю
нравственную
атмосферу
в
обществе.
Литература,
по
мысли
кр ит ика,
не
до лжна
пропагандировать
культ
половой
любви,
представлять
ее
как
гл авны й
смысл
и
высшую
цель
человеческой
жиз ни.
Ф еном ен
п олов ой
люб ви
Меньшиков
подробно
рассматривает
с
нравственно-христианской,
как
ему
кажется,
точ ки
зре­
ния.
Главы
это й
большой
работы
носят
сле дующи е
н аз в ан и я: «О половой любви»,
«О суевериях и правде любви», «О любви святой», «Роман хорошего человека»,
«О супружестве».
Вскоре,
в
1899 г .,
на
основе
эти х
г лав
Меньшиков
издаст
отде ль­
ную
книгу
—
«О любви».
Интересно,
что
в
названной
работе
критик
нигде
прямо
не
апеллирует
к
нашу­
мевшей
повести
Толст ого,
но
для
современников
было
очевидно,
что
он
развивает
именно
те
взгляды
на
п олов ую
любовь,
к оторы е
там
были
выражены.
Гла вный
по­
сту лат
Меньшикова:
художественная
литература
не
должна
обманывать
чи тат еля
возвеличением
по ло вой
л юб ви / страсти,
которая
по
сут и
своей
ест ь
душевная
бо­
лезнь,
искажающая
нравственно-духовный
облик
человека,
своего
ро да
безумие,
идолопоклонство.
Меньшиков
разделяет
п олов ую
потребность
(физиологическую)
и
половую
любовь/страсть.
Первая
—
следствие
че лов ече ск ого
несо вер шенс т ва;
вт о­
рая
—
«психоз», болезнь безбожной культуры .
Исти нна я
любовь
—
ч исто
духовная,
это
др ужба ,
она
бесплотна
и
беспола.
Так
возникает
у
Меньшикова
дуализм
дух а
и
плоти;
для
нег о
духовная
и
чувственная
любов ь
имеют
разные
ис точн ик и.
«Стро­
го
говоря,
пол ово й
любви
не
существует
вовсе;
раз
она
половая,
то
уже
не
любовь,
ес ли
же
лю бов ь,
то
не
половая»4.
И сти нная, «святая»
люб овь
—
это
связь
с
Богом,
она
абсолютно
свободна
от
чувственности.
В
качестве
примера
та кой
люб ви
дает­
ся
ж из неоп исание
московского
доктора
середины
XIX в.
Ф.
П.
Гааз а.
У
подобных
ему
аскетов,
поднявшихся
на
высокую
духов н ую
сту пень ,
по
Меньшикову,
просто
отмирают
«низшие»
по лов ые
потребности.
Духовное
уничтожает
унижающее
че­
лов ека
животное,
плотское
начало.
В
своей
обширной
работе
Меньшиков
нер едк о
дословно
повторяет
мысли
Толс того
из
«Крейцеровой сонаты», правда,
обычно
без
от сы лки
к
первоисточнику,
в
час тн ости : «В животной основе полового чувства . . .
ни­
чего
нет
священного»5.


142
О.
А.
Богданова
Еще
в
мае
1891 г.,
по
гор яч им
следам
«Крейцеровой сонаты», в « Книж ках
Не­
дел и», в разделе « Из
иностранных
журналов»
«Литературной летописи», появля ­
етс я
и нфо рм ация
о
психологическом
этюде
французского
учен ого
Шарля
Риш е,
опубликованном
в
“Revue des Deux Mondes”.
Риш е
доказывает,
что
в
человеческой
любви
присутствуют
все
элементы
любви,
характерной
для
живо тн ого
м ира
(так,
человеческая
ревность
—
модификация
борьбы
самцов
из- за
сам к и).
Он
д елает
вы­
вод,
что
любовь
во
всей
природе
—
одна,
из
одного
источника,
только
у
человека
она
в озв ыше ннее,
потому
что
сознательна.
Б рак
же,
по
Рише,
учреждение
обществен­
но е,
не
имеющее
ничего
общего
с
пол ов ой
любовью.
Интересно,
что
в
«Элементах романа» (т .
е.
уже
в
1897 г. )
Меньшиков
возвра­
щается
к
этю ду
Рише
и
прямо
отрицает
его
утверждение
о
том,
что
с уть
пол ов ой
любви
у
живо тн ых
и
человека
од ин а ков а: «Рише обожествляет половую любовь как
верховный
смысл
жи зн и », потому что он,
как
поч ти
все
современные
европейцы,
«агностик,
язычник,
материалист,
свободный
от
всяк ой
религии», для него «тело
—
бог»6.
Итак,
по
Меньшикову,
признание
ж ив отн ого,
пл отск ого,
телесного
не
то
чтобы
священным,
но
хотя
бы
не
греховным,
—
язычество.
Христианство
для
н его
исклю­
чительно
спир ит уалис т ично,
в
чем
он
весьма
близок
к
Л.
Толстому.
В
ию ле
1898 г.
в
«Книжках Недели»
в
разделе
«Литературной летописи» «Из
рус ск их
изданий»
п о явл яется
без
под пис и
материал
под
названием
«Антитеза
“Крейцеровой сонате”».
Ес ли
он
и
не
пр инад л ежал
непосредственно
перу
Мень­
шикова,
то
наве рня ка
был
им
п рочт ен
и
од обре н
к
пуб л ик ации
(Меньшиков в то
время
уже
был
фак ти ческ им
руководителем
жу рн ала).
Речь
здесь
идет
о
рассказе
Л.
Л.
Т олст ого
«Прелюдия Шопена»: «Рассказ Толстого -сы на
д ейст вит ель но
яв­
ляется
на иболе е
горячим
и
ж ивым
возражением
“Крейцеровой сонате”»7.
В
це нтре
рассказа
—
про бле ма
«правильного»
отношения
к
половому
чувс тв у.
По
мнению
его
героя,
студента
К о м ко в а, «Крейцерова соната»
пр инесл а
б ольше
вреда,
чем
пользы.
Герой
согласен
с
тем,
что
любовь
между
мужч ин ой
и
женщ ино й
всег о
л ишь
поло­
вое
влечение,
но
считает,
что
его
нужно
не
отри ц ать,
а
удовлетворять
посредством
брака,
ради
обретения
человеком
психологического
рав но весия
и
способности
к
разумной
деятельности.
Проповедь
же
безбрачия
ведет
к
болезням,
сумасшедшему
дому
и
кладбищу.
Аскетический
идеал
«Крейцеровой сонаты»
—
«явная неправда»;
выраженные
там
идеи
те
же,
что
в
«секте скопцов»8.
В
конце
заметки
цит иру ютс я
знаменательные
слова
К о мко в а: «Мы живые люди и потому будем поклоняться не
смер т и,
а
рождению.
Не
хол одн ому
мертвящему
безбрачию,
а
браку,
чис том у,
чест­
но му
браку;
б рак
—
не
мерзость,
а
высший
божественный
закон»9.
Розанов
вступает
в
полемику
с
Меньшиковым
в
ноябре
1897 г.,
когд а
одн а
за
другой
выходят
из
печати
«Книжки Недели»
с
«Элементами романа». « Кре йце р о­
ва
со нат а»
здесь
только
о дин
из
п ов одов
к
дискуссии,
которая
имеет
гора зд о
более
ши рок ий
фон
—
«странный спор,
которы й,
здесь
и
там
завязываясь,
как-то
не
хочет
за молк ну ть
в
нашей
литературе.
Мы
гов ори м
о
плотской
л юбв и.. .»10.
Роз ано в
спо ­
рит
с
Меньшиковым
как
выразителем
целой
тенденции,
к
кот орой,
по
его
мне нию ,
относятся
Л.
Н.
Т олстой ,
Вл.
С.
Соловьёв
и
др.
Хот я
на
деле
с
рядом
положений
Соловьева
он
по
с ути
д ела
солидаризируется.
Полемике
с
«Элементами романа»
Розанов
посвящает
три
ст ат ь и: «Кроткий демонизм», «Семя и жизнь»
и
«Смысл
аскет изм а» .
В
первой
из
названных
статей
«Крейцерова соната»
определяется
как
«мучи­
те л ьное
и
мра чн ое
и
...
совершенно
л ожное
яв лен ие », «кроткий демонизм», «ибо


Дискуссия
Розанова
и
М.
О.
Меньшикова
о
«Крейцеровой сонате»
Л.
Н.
Толстого
143
сущность
демонизма
есть
сущность
от рица ния ».
Чувственная
любовь,
по
Розано­
ву, «всеоживляющий,
всерасцвечивающий
нер в»
мир а;
вся
же
статья
Меньшико­
ва
—
«музыкальный речитатив на известные и первично в “К ре йц ер овой
сон ате”
сказанные
слова
П оз д ны шев а»11. Как и Меньшиков,
Розанов
для
обоснования
своих
мнений
обращается
к
Библии,
но
находит
в
ней
основу
для
совершенно
противопо­
ложного
взг л яда
на
п олов ую
любовь,
например
в
ветхозаветной
«Книге Товии,
сына
Тов ит а». Половая любовь не «ра зр еше нн ы й
гре х», а радостный долг и ...
счастье
бы­
ти я,
исполненное
таинственного
содержания
и
религиозной
высо ты» .
Зде сь
«ось
ми р а». «Грехом и грязью»
она
стано ви тся
только
в
нашем
«грешном созерцании»12.
В
ста тье
«Семя и жизнь»
утверждается,
что
п олов ое
обще ние
—
касание
к
мирам
ин ым,
трансцендентный
ис то чник
ж изн и13. «Ч адо рожд е ни е», по мысли Розанова,
не
ме нее
св ято,
чем
воздержание.
Он
указывает
на
ре лиг иоз ную
тайну
пола,
протестуя
против
сведения
его
к
живот но й
«функции».
В
статье
«Смысл аскетизма»
Розанов,
по
сут и
дела ,
формулирует
пон яти я,
теперь
известные
нам
как
«либидо»
и
«сублимация» (по 3.
Фрейду).
Так,
он
за­
ме ч ает,
что
Толстой
в
«Крейцеровой сонате»
сделал
верное
н а блюде ние
о
то м,
что
злоба
возникает
пос ле
па узы
любви,
а
не
перед.
Перед
—
деятельная,
помогающая,
сочувствующая
любовь.
При
воздержании
она
«подымается в берегах все выше,
выш е»
—
и
вот
«объяснение аскетических феноменов,
как
Амвросий
Оптинский,
Иоанна
д’ А рк...»14; «гений и молитва
...
л уч атся
отт уда
же,
откуда
нисходит
на
зем­
лю
...
ж ивое
человеческое
дитя,
эта
непосредственная
и
ре альн о
выраженная
мы сль
Б ож ия ...»15.
В
докторе
Га азе,
о
кот ором
пишет
Меньшиков
в
«Элементах романа»,
происходит,
по
Розанову,
не
отрицание,
а
«преображение»
плоти,
из
«греха и смра ­
да»
—
в
«чистоту»
и
«светоносность»16.
При
эт ом
Розанов,
в
ц елом
высоко
ценя
Толстого17, не может не заметить по
поводу
«Крейцеровой сонаты»: «Толстой хотел бы энервировать человека,
вынуть
из
него
все
страстные
эмоции.
Он
именно
хоче т
погасить
в
нас
искру,
которую
за­
теплил
Спаситель»18.
Этот
упрек
автоматически
обращен
и
к
Меньшикову.
Однако
и
сам
Толст ой ,
и,
вслед
за
ним,
Меньшиков,
доказывая
истинность
свое­
го
отрицания
ценности
п олов ой
любви,
также
апеллируют
к
хри сти а нст ву.
Таким
образом,
суть
полемики
меж ду
ними
и
Розановым
—
в
различном
понимании
хр и­
стианства.
И
в
более
поздней
статье,
напис а нной
в
ноябре
1898 г., «Семья как рели­
гия», Розанов уже окончательно формулирует свое представление о христианстве и
тем
самым
обнажает
онтологический
корень
своих
разногласий
с
Толстым,
а
значит
и
с
Меньшиковым.
Розанов
пишет,
что
христианство
двойственно:
ест ь
в
нем
«ре ­
лиги я
Го лг о фы» (смерти,
п олов ого
воздержания), преобладающаяв «историческом
христианстве», но может быть и «религия
Ви ф лее ма» (рождения,
семьи,
половой
лю бви ), на что есть указания в Евангелиях .
Прич ем
Ветхий
Завет
п родолж ает
толь­
ко
вторая
л иния.
Пер вая
ему
противостоит.
Христианство,
по
Розанову, «не бес­
плодно,
не
беспо ло ,
оно
—
пок л оне ние
ставшей
божеской
плоти»19.
Важно
отметить,
что
все
это
высказано
в
связи
с
обсуждением
ра ссказ ал.
Л.
Тол ­
стого
«Прелюдия Шопена»
и
во
м ногом
повторяет
и
раз в ивает
процитированные
выше
сло ва
его
ге роя
Комкова.
Напомним,
что
меньшиковские
«Книжки Недели»
об рати ли
внимание
на
то
же
самое
произведение.
В
этот
период
Розанов
критикует
толстовство
в
его
отношении
к
п олу
с
позиций
православной
церковности,
чужд ой
как
позднему
Толстому,
так
и
Меньшикову,
на­
ходившемуся
в
1890-е гг.
под
заметным
влиянием
толстовства. «Начала пола,
—
пи­
шет
Розанов,
—
не
только
не
враждебны
или
не
с то ронни
для
[церкви], но и,
напро­


144
О.
А.
Богданова
ти в,
существенно
входят
в
не е». «Телесность»
хр ист ианст ва
доказывается
наличием
не
тольк о
«тайны воплощения,
но
и
тайны
ев хар ист ии»20 и,
конечно
же,
таинством
брака.
25 февраля 1898 г.
в
пр ил ожени и
к
газете
«Новое Время»
появилась
библиогра­
фическая
заметка
Роз ано ва
о
переведенном
уже
к
то му
времени
на
русский
язы к
и
изданном
в
1898 г.
в
Петербурге
психологическом
этюде
Ш арля
Р ише
«Любовь».
Симптоматично,
что
снова
одн а
и
та
же
работа
з аинт ер есовал а
как
Меньшикова,
так
и
Розанова.
Однако
прочитывают
они
свидетельства
французского
п сихиат ра
и
фи­
зи олога
по- раз ном у.
Розанов
тож е
критикует
Рише,
но
с
других
позиций:
половая
любовь
не
ест ь
«специфически животное чувство», а «с пе цифи че с ки
жизненное,
живое
явление,
объемлющее
...
всю
живую
п ри роду,
тогд а
как
все
другие
явления
в
ней
частичны
и
м е ст ны»21.
В
ц елом
солидаризируясь
с
идеей
Риш е
о
единстве
по­
ловой
любви
у
всего
живого
на
земле,
включая
человека,
Розанов
добавляет
от
себя:
«Пол»
ест ь
не
«животное»
в
челов ек е,
как
обыкновенно
ду мают ;
н аоб орот
—
это
ест ь
«человеческое», по крайней мере начало чего- то
человеческого,
в
«животном»22.
Таким
обр азо м,
именно
в
прямой
и
опосредованной
дискуссии
с
Меньшиковым
вокруг
«Крейцеровой сонаты»
Толс того
постепенно
выкристаллизовывались
в аж­
нейшие
иде и
Розанова:
о
религиозном
знач ении
п ола
и
об
«историческом христиан­
стве»
как
«религии смерти» .
1 См.
об
этом:
Бурдина
И.
Ю.
Критика
1890-х
годов
о
«Крейцеровой сонате»
Л.
Толстого
(про ­
блематика,
жа н р) // Проблемы интерпретации художественных произведений.
М ежвуз овски й
с бор ник
на у чных
трудов.
М ., 1985. С. 122-130.
2 Соловьёв Вл.
С.
Соб р.
соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 529.
3 См.
Меньшиков
М.
О.
Критические
очерки.
Т . 2. СПб., 1902. С. 335, 339.
4 Меньшиков М .
О.
О
любви.
СП б., 1899. С . 132.
5 Там же.
С. 132.
6 Там же.
С. 100.
7 Книжки Недели .
1898. No 7. С. 195.
8 Тамже.
С. 200.
9 Тамже.
С. 200.
10 Розанов В. В.
Соб р.
соч.: В2
т.
Ре ли гия
и
культура.
М., 1990. T. 1. С. 207.
11 Тамже.
С. 200.
12 Там же.
С. 205.
13 Там же.
С. 214.
14 Тамже .
С. 219.
15 Тамже.
С. 222.
16 Тамже.
С. 225.
17 См.
Розанов
В.
В.
Гр.
Л.
Н.
То лст ой
// Розанов В.
В.
Собр .
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995.
18 Там же.
С. 18.
19 Розанов В .
В.
Семья
как
рели ги я
//Санкт-Петербургские
Ведомости. 1898.23 ноября.
20 Тамже .
21 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.: В2
т.
Рели г ия
и
культура.
М., 1990. T. 1. С. 325.
22 Там же.
С. 325.


H.H. Ерёмина (Москва)
Встреча
Роз анов а
с
Л.
Н.
Толс тым
По
при зна нию
Розанова,
он
долгое
время
не
стремился
свести
с
Львом
Толстым
личное
знакомство,
потому
как
вообще
не
любил
сб лижат ь ся
с
людьм и
значитель­
ными,
а
особенно
со
знач ит ель ным и
писателями.
Но
годы
уходили
и,
как
пишет
Ро­
за н ов: «...не увидев Толстого скоро,
я
мог
и
вовсе
не
увидеть
ег о», а это казалось ему
«всегда также печальным,
как
бы ть
европейцем
и
не
увидеть
Аль п»1.
Их
единственная
встреча
произошла
в
Ясной
Поляне
6 марта 1903 г.,
куда
Ро­
занов
при е хал
со
своей
женой
по
приглашению
Льв а
Николаевича.
Со хран и лось
по
крайней
ме ре
две
с тат ьи,
освещающие
это
со бытие .
Первая
бы ла
опубликова­
на
в
«Русском Слове»
И
о ктяб ря
1908 г.
под
заголовком
«Одно воспоминание о
Л.
Н.
Т олс том », и вторая
—
«Поездка в Ясную Поляну», была впервые напечатана в
1909 г.
в
книге
«О Толстом .
Международный
толстовский
а л ьм ан ах». Необходимо
отметить
н е точн ость,
допущенную
в
собрании
сочинений
Ро з анова
в
комментариях
к
тому
«О писательстве и писателях», где две эти статьи приняты за одну,
опублико­
ванную
в
разное
время
под
разными
заголовками.
На
самом
деле
ста тьи
представля­
ют
два
самостоятельных
текста,
в
кот оры х
комментируется
о дно
и
то
же
событие.
Гл авно е
отличие
меж ду
двумя
эт ими
стат ь ями
лежит
в
том,
что
«Поездка в Яс ­
ную
По ля ну»
—
это
своего
род а
словесный
портрет,
передача
«почти только физи ­
ческого»
вп ечат лени я
от
встречи.
Первое,
что
у д ивило
Роз ано ва
в
Толстом,
был
его
рост,
кот оры й
не
соответствовал
идее
«Альп», но все же Толстой предстал перед
ним
«безусловно прекрасным», «Старик был чуден < ...>
И
вообще
мне
показалось,
что
я
вижу
точно
то,
чего
и
ож ид ал,
—
феномен
природы,
—
Аль пы». Он виделся Ро­
зано ву
«арабским бегуном», бежавшим в пустыне,
за
спиной
кот орого
бы ло
76 лет,
однако
с ама
личность
великого
писателя
и
мыслителя
поражала
одиночеством
и
обо со бленно ст ью ,
что
отражалось
в
его
ф и гуре,
которая
яв но
«изо всего вышла,
ост алас ь
од на
и
единственна,
одинока
и
грустна,
но
велика
и
своеобразна». «Соиз­
мер имым
с
ним,
“идущим к нему”
было
по ле,
л ес,
при рода », а не барская усадьба
и
вообще
любой
дом .
Еще
б ольше
уд ивл яла
т аинст венная
тишина,
исходящая
от
Толстого,
Розанов
называет
эту
тишину
«нравственной», «религиозной», той, «ко ­
тор ая
не од олиме е
р аздр аж ения
и
ярости», подобной тишине (кротости)
Иис уса,
поб е ди вшей
мир .
С
э той
т иш иной
в
Толстом
гармонировала
тольк о
о дна
оде жда ,
в
которой
«было тоже простое и тихое,
что
бы ло
во
в сем
в
нем»
и
«Это важнее,
чем
Яс ная
Поляна,
от
которой
он
да вно
о тст ал»2.
Таким
предстал
Розанову
Т олс той
на
76-м
году
жизни.
В
стат ье
«Одно воспоминание о Л.
Н.
Т олстом », опубликованной годом ранее,
Ро зано в
все
вним а ние
сосредоточил
на
беседе,
в
кот орой
был и
затронуты
интересо­
вавшие
его
вопросы
семейной
и
религиозной
жизни.
Именно
в
ра згов оре
Р оза нов
замечает,
что
у
Толстого
нет
четкости
и
ясности
суждений
по
дв ум
эти м
вопросам.


146
H. H. Ерёмина
В
«Уединенном»
есть
запись,
о тн ос ящаяся
ко
времени
поездки,
где
Роз ано в
заклю­
чает,
что
в
разговоре
на
темы
семь и,
брака
и
по ла
Толстой
«путается,
как
пер епи­
сыв ающи й
с
прописей
гимназист
между
“и”, “i” и “й”; и,
в
сущности,
ничего
в
этом
не
пон имает ,
кром е
тог о,
что
“надо удерживаться”.
Он
даже
не
умел
эту
нито чк у
—
“удерживайся”
—
развернуть
в
прядочки
льн а,
из
ко то рых
она
скр учен а.
Ни
—
анали­
за,
ни
—
с пос обно сти
комбинировать;
ни
даже
—
мысли,
одни
восклицания.
С
эт им
нельзя
взаимодействовать,
это
что-то
imbecile <слабоумное>»3.
И
в
вопросах
религии,
по
мнению
Розанова,
Лев
Николаевич
«впал в величай­
шую
муку
разлада
с
собою»,«чего-то
в
собственном
учении
не
различал», противо­
ре чил
самому
се бе.
Буду чи,
по
мнению
Розанова,
более
учеником
великого
русского
народа,
чем
«всех Шопенгауэров и Будд»4, на которых часто ссылался в печатных
произведениях,
Толстой
не
принимал
и
да же
отрицал
учение
церкви,
основу,
ко­
торой
русский
народ
и
был
обязан
те ми
душевными
качествами
(терпение,
вынос­
ливость,
не з ло биво с ть), так восхищавшими его .
«Русская вера», первыми требо ­
ва ния ми
к ото рой
явл яют ся
мир
и
согласие,
восхищала
Толстого,
но
он,
пр инима я
«стихию народную», отталкивал «с т их ию
цер к ви»5, воспитавшую этот особый дух
народа.
Главную
пр ич ину
этого
раз л ада
Розанов
видел
в
том,
что
То лсто й
«восстал
собственно
не
против
духа
церк в и,
а
против
некоторых
ф орм
ее
и
злоупотреблений
около
нее
<...>
Наконец,
он
восстал
прот ив
некоторых
догматов,
которые
народно­
неизвестны
и
суть
достояние
би бли оте к,
а
не
ду ши. . . »6, однако сам этого недопони ­
мал
и,
как
с ледст ви е,
отр иц ал.
Рассуждая
о
при род е
особой
религиозности
русско­
го
народа,
Роз а нов
приходит
к
выв оду ,
что
«“так рождаемся”, “с
этим
ро ж даем ся”.
И
как
“таланта”,
так
и
“этого”
дается
в
рождении
то
мал о,
то
мн ого
<...>
В
рус ск ом
народе,
очевидно,
рождается
много
л юдей
“с этим талантом”,
и
хот я
научение
у
нас
самое
элементарное,
а
часто
его
и
вовсе
нет,
но
талантливое
рождение
все
искупает,
все
покрывает»7.
1 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С. 319.
2 Там же.
С . 320-321.
3 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 72.
4 Розанов В .
В.
Соб р.
со ч.
О коло
народной
души.
М ., 2001. С. 381.
5 Тамже .
С. 381.
6 Тамже.
С .381.
7 Тамже.
С. 379.


T. M. Миллионщикова ( Мо с кв а)
Бес ы
Роз ано ва
и
бе сы
Достоевского
Должна
родиться
нова я
душа,
новый
вну­
тренний
человек,
к оторы й
бу дет
рас ти,
разви­
ваться
и
укрепляться
в
новом
жизненном
под­
виге.
Р ечь
ид ет
не
о
перемене
политических
или
па р тийных
программ, <...>
но
о
гораздо
большем
—
о
самой
человеческой
личности,
не
о
деятельности,
но
о
де ятеле.
С.
Н.
Булгаков
«Героизм и подвижничество»,
1909 г.
Творчество
Достоевского
и
Розанова
находится
на
гран и
литературы
и
фило­
софии.
Оба
писателя
и
мыслителя
создали
художественно-философские
ка рти ны
сов ременно г о
им
общественного
сост оя ния
Р оссии
и
показали
его
как
кризисное,
безнравственное
и
бездуховное
—
с трада ющее
тя желы м
недугом.
Достоевский
на­
зывал
это
сост оя ние
общественной
жизни
«ненормальностью», «бесовской одер­
жи мо с тью », которое ведет к « виновно ст и
и
прест у пно сти»1; Розанову оно пред­
ставлялась
«сплошным безумием»2.
С ами
«одержимые»
у
Достоевского
и
Розанова
названы
«бесами» .
В
повести
«Записки из подполья» (1864), на страницах эпических полотен
—
в
р ом анах
«Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871),
«Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-1880), в « Дн ев ни к е
писателя»
(1873-1881) Достоевский выстроил систему образов - ан ти ге рое в ,
одержимых
бе­
со вск ими
идеями.
Иссл еду я
их
двойничество
и
«подполье», писатель показал,
ка к,
отр ин ув
Бога
и
соблазнившись
утилитарной
моралью
разумного
эгоизма,
они
п ре­
вратились
в
ид ео логов
и
исполнителей
тяжких
преступлений.
Достоевский
нака­
зывает
их
страшными
муками
с ов ести,
кат оргой,
безумием,
самоубийством,
дела ет
жер т вами
пре с ту плен ий.
Розанов
раск р ывает
тему
бесов
и
бесовской
оде рж имо сти
на
страницах
сво­
их
эссе
и
заметок
в
«Уединенном» (1912), «Сахарне» (1913), «Опавших листьях»
(1913, короб 2- й
—
1915), «Апокалипсисе нашего времени» (1917-1918).
В
мини­
атюре
«На объяснения социал -д емо к рат ии
и
м арк си з ма », состоящей всего из не­
скольких
строк,
писатель
вывел
художественный
тип
«русского беса», восприняв­
шего
политическую
марксистскую
те ор ию: «Мы усё понимаем,
—
гов ори т
Митюха.
Значит,
своя
собственность
есть
кр о во пийст ве нная
собственность.
И
тогда,
значит,
отнятая
собственность
—
она
и
ест ь
самая
тв оя.
И,
раскрыв
скобки
социализма,
на­
чал
грабить,
а
кто
оказывал
со про тив ление
—
того
убивал»3.


148
T. M. Миллионщикова
«История русского общества за XIX
век» (В .
Розанов)
раск р ывает ся
Досто­
евским
и
Розановым
в
терминах
болезни.
Анализируя
пр ичины
тяжелого
неду га,
поразившего
русс ко е
общество,
писатели
находили
корни
бесовской
болезни
в
ни­
гилизме.
Симптомы
ее
описаны
Достоевским
в
повести
«Записки из подполья»,
где,
одержимый
идеей
с в ое вол ия, «подпольный человек»
зая в ляет : «Свету ли про­
валиться
или
вот
мне
чаю
не
пить?
Я
ска жу,
что
свету
провалиться,
а
чтоб
мне
чай
всегда
п ит ь»4.
В
записных
кн ижк ах
за
1864 г.
Достоевский
отмечал,
что
нигилисты
с тали
«отрицать всё».
У
Розанова
«болит душа»
за
нигилизм;
он
отказывается
его
принимать,
потому
что
из
него
ничего
«не растет».
Но
«без нигилизма
—
н ель­
зя,
—
иронизирует
он
в
“Сахарне”.
—
Без
нигилизма
и
нигилистов
нам
все-таки
не
обойтись.
Ниг ил исты
принесли
“волюшку“,
разгул
и
“хочу” .
Пьяное
“хочу”,
дер зк ое
“хочу”,
разбойное
“хочу”: но железное “х очу”»5.
Исследование
«демонологии русского нигилизма»
предпринято
Достоевским
в
романе
«Бесы».
Авторская
по зиц ия
вы ражен а
уже
в
са мом
наз в ании
романа
и
в
двух
эпиграфах,
пр е дпо сла нных
повествованию.
В
первом
из
них,
взятом
из
стихотворения
Пуш кин а
«Бесы», —
«Хоть убей,
следа
не
видно,
Сб ил ись
мы,
что
дела ть
нам?
В
поле
бес
нас
водит,
видно,
Да
кру жит
по
стор он ам
<...>»
— вторая строка ассоциирована с вопросом,
заключенным
в
наз ван ии
романа
Че р­
нышевского
«Что делать?», —
произведения,
став ше го
манифестом
революционно-
демократической
ча сти
русс кого
общества,
оторвавшейся
от
«почвы» .
Романный
мир
«Бесов» «к и пи т
и
перекипает
страстным
бог оборче ст во м,
глубоким
презрени­
ем
к
на роду
и
злым
духом
фаш ист ск ой
государственности.
Зд есь
речь
идет
об
у ни­
чт оже нии
Бога
и
боговерия»,6—
писал
Ф.
А.
Степун
в
статье
«“Бесы”
и
большевист­
ская
рев олю ц ия».
Розанов,
задаваясь
«проклятыми вопросами»
современности,
вопрошает: «Где,
однако,
п огиб ло
русс к ое
дело ,
русский
дух?
как
все
это
(см.
выше)
м огло
стать?
сд ела ться ?
пр оиз ойт и?» И дает на них ответ: «В официальности,
торжественно­
сти
и
последующей
“наградке” .
В
той
с амой
“вони”,
в
которой
сейчас
погибает
(?)
ниг илиз м»7.
Определяя
эп оху
«от половины прошлого до (п ри бл и зи тел ьн о)
конца
первой
четверти
XX века»
как
«царство социал-демократической
пошлос ти», Ро ­
занов
приходит
к
в ыво ду,
что
она
«обняла общество»8. Ро с си я пред ст авл яла сь Роз а ­
но ву
«огромным буйволом,
съевшим
на лугу
траву-зелье,
съевшим
какую-то “гадину-
ко зул ю”
с
травою:
и,
отравленный
ею,
он
зав ерт е лся
в
безумном
верченье»9.
Для
характеристики
«духов,
давно
уже
владеющих
русскими
людьми»10, —
пред­
ста ви те лей
различных
политических
партий
и
г руп п : «нигилистов», «разночинцев»,
«марксистов», «большевиков», «радикалов», «социалистов»
—
Розанов
при бег ает
к
экспрессивно-выразительным
средствам
языка.
Он
использует
уничижительно-пре­
зри тел ьны е
суффиксы
(«социалистишки», «либеральчики», «социал - дем окра ти ш-
ки»); эпитеты,
заключающие
рез ко
негативную
оценку
(«отвратительный», «гной ­
н ый », «вонючий», «паршивый»); сниженную и грубую лексику («шушера», «свиньи»,
«гадина»). Он называет «рус ск их
бесов»
«социал-п роход и мц а м и», «лакеями», «под­
л ецам и», «клеветниками», а главное бесовское деяние всей этой « че рн ой
рати»
—
«плоскодушной,
скверномордной,
корот ен ьк ой
и
п ошле н ькой
революцийкой»
и.


Б есы
Розанова
и
бесы
Достоевского
149
Глу боко е
презрение
сквозит
в
словах
Розанова
в
«Мимолетном . 1914 год», когда
он
обращается
к
«демократишке», обвиняя его в пренебрежении своим долгом по
отношению
к
России:«Тыбылучше,
демократишко,
не
ходи л
в
аскетическом
пид­
жаке.
Ходить
ты
можешь
даже
в
очень
хорош е м
пиджаке.
Но
ты
ешь
русский
хл еб.
И
обязан
служить
России.
А
ты
ее
ненавидишь.
И
ца ря
и
веру.
И
тв ой
пиджак
то
же,
что
веревка
вместо
пояса
и
то лст ое
брю хо
у
францисканца.
У
тог о
христианство
при
брюхе,
а
у
тебя
пиджак
при
рев олюц ии .
И
оба
вы
глуп ы
и
никуда
не
год ит есь»12.
В
другом
обращении
к
«демократу», проникнутом горькой иронией,
Розанов
обви­
ня ет
его
в
ханжестве,
лице мери и
и
самомнении:«Тыбы,
демократ,
лучше
не
под сл у­
шивал
у
дверей,
чем
эффектно
здороваться
со
швейцарами
и
кухарками
за
рук у.
От
этого
жизнь
не
украсится,
а
от
тог о,
решительно,
жиз нь
в оня ет.
Прит ом
надо
иметь
сл иш ком
много
самообольщения
и
высокомерия,
чтобы
думать,
что
она
—
будет
осчастливлена
тво им
рукопожатием.
У
нее
есть
свое
достоинство,
и,
как
ни
странно,
в
н его
входит
получить
гр ивенник
за
“пальто”,
кот орого
ты
никогда
не
дашь»13.
Одну
из
целей
разночинца-беса
Розанов
видел
в
уничтожении
национальной
духовности.
Актуализируя
мысль
о
его
разрушительной
деятельности,
он
с
гневом
писал : «Пришел вонючий “ р азн о ч ин ец”.
Пришел
со
сво ею
ненавистью,
при шел
со
своею
завистью,
пришел
со
своею
грязью.
И
г рязь,
и
зависть,
и
ненависть
имели,
однако,
св ою
силу,
и
это
окружило
его
оре олом
“мрачного демона отрицания”; но
под
демоном
скрывался
просто
лакей.
Он
был
не
чер ен,
а
г рязе н.
И
разрушил
дво­
ря нску ю
культуру
от
Державина
до
Пушкина.
Культуру
и
лит е рату ру...» 14.
Достоевский
показал,
что
именно
лак ейств о
оказалось
на и более
удобн ой
маской,
под
к оторо й
ск р ывает ся
бес.
В
романе
«Братья Карамазовы»
он
вывел
о боб ще нный
образ
беса-лакея,
совместив
в
нем
черты
демонизма
Ива на
Карамазова,
шутовство
Федора
Павловича
и
лакейство
Смердякова.
Оба
писателя
намеренно
приземляют
дем о низм
«бесов», превращая их в самых обычных лакеев .
Так,
Ивану
Ка рамаз ов у,
претерпевающему
«бред больной совести», присущи « ма с ка
цини зм а
—
и
целому­
дренная
холод нос ть;
холод
в
сер д це,
выз ов
к
Богу,
гордость
непомерная,
упо ение
своим
ра з умом
и
в о л ей»,15 но двойником его оказывается вполне «реа льны й
черт»
—
об ыч ный
«русский джентльмен»
в
коричневом
пон оше нн ом
пи джаке.
Розанов
в
«Сахарне»
запечатлел
фарсовый
портрет
охваченных
эпидемией
«бе -
совства»
представителей
русской
с оци ал -д е м ок ра т ии: «“Посидеть среди социал-
демократов”
то
же,
что
посидеть
в
ло же
п ерв ого
ярус а
в
Императорском
театре.
И
социал-демократишко
или
называющийся
так
выпячивается
из
ложи,
—
следит
тайным
глазом,
все
ли
его
видят
<...> Так они все пялятся,
топ орщатс я,
барахтаются
ногами
и
руками
и
свали ваю т ся
в
могилу
с
счастливой
улыб кой ,
что
совершили
на
земле
все
земное
и
отдали
человечеству
все
должное»16.
Об общ е нный
карикатурный
обр аз
фанат ич еск и
преданных
своим
«бесовским»
идеям
антигероев
дан
Достоевским
в
«Бесах». Они «кувыркаются
и
визж ат
от
радости,
как
щенки
на
солнце,
они
счастливы,
они
поб ед ит ели»17. Несмотря на то,
что
Ставрогин
и
его
бесовское
окружение
показаны
писателем
памфлетно,
Н.
А.
Бердяев
трактовал
этот
рома н
как
«трагедию»
—
«одержания,
беснования», где «раскрывает
Дос тоев ­
ский
метафизическую
истерию
рус ског о
ду х а»18.
С
точки
зрения
Розанова, «фокус всех “Бесов”
—
как
Пет руша
Ве рх о венский,
террорист-клеветник-циник,
—
кушает
хо лодн ую
кури ц у,
“которая вам теперь
уже
не
нужна”,
гов ор ит
он
идеалисту-Шатову,
к
кот орому
при шел
потребовать
от
партии
застрелиться.
Тот
мечется.
Мучится.
Страдает.
Гово ри т,
что
“все люди
станут
богами”,
а
этот
кушает
и
куш ает.
—
Я
с
утра
не
ел.
Был
в
хл оп отах
по
пар­


150
T. M. Миллионщикова
тии.
И
вот
только
тепер ь.
Гениально.
И
соб ств ен но,
где
ни
читают
и ст орию
соц иа л-
революционной
партии
и
“истории нашей культурной борьбы”,
—
эта
курочка
все
мелькает
и
ме лька ет ...»19.
Чисто
физиологическому
процессу
пог ло щ ения
п ищи
уп од облял
Розанов
и
р е вол юцио нный
про це сс,
происходящий
в
обществе: «А го­
лодн ые
так
голодны,
и
все-таки
революция
права.
Но
она
права
не
идеологически,
а
как
натиск,
как
воля,
как
отчаяние...
“Я не святой и,
может
быть,
хуже
тебя:
но
я
вол к,
голод ны й
и
ловк ий,
да
и
голод
дал
мне
хра брость ;
а
ты
тысячу
лет
—
вол,
и
е сли
когд а-т о
имел
рога
и
копы та ,
чтобы
убить
меня,
то
теперь
—
ст ар,
расслаблен,
и
вот
я
съем
т еб я". <...> Все соц.-демократ,
теории
св о дятся
к
тез ису: “Хочется мне ку ­
шат ь”. <. ..>
Но
мечтатель
от ходи т
в
сторону:
потому
что
да же
больше,
чем
пищу ,
—
он
люби т
мечту
свою.
А
в
революции
—
ни чего
для
мечты»20.
Роз ан ов
указывает
на
еще
одну
прич ину
«бесовской одержимости»
русского
общества,
возлагая
наряду
с
нигил из мо м
вину
на
русских
писателей,
прежде
всего,
са тир ико в,
за
то,
что
они
возненавидели
«самый состав русского человека».
Гоголь
«дал право каждому русскому хохотать над Россией» 21, он «о тви нтил
какой-то
винт
внутри
рус ског о
корабля,
после
чего
корабль
с тал
в есь
ра зв ал ив ать ся»22.
У
исто ко в
революционной
идеи
в
русской
литературе,
с
точки
зрен ия
Розанова,
стоял
Турге­
н ев,
изобразивший
в
«Отцах и детях»
нигилиста
Базарова,
отвергающего
семейные
устои
и
потому
разрушившего
«последнюю связь», «последнее милое на Руси». Р о ­
занов
возлагает
вину
на
русских
писателей
за
то,
что
г ла вным
действующим
лицом
их
произведений
ст ала
революция
—
«единственный барин в литературе»23, —
кон­
статировал
он
в
«Сахарне».
Обв и няя
по эта
р е вол юцио нной
демократии
Некрасова
в
«диссоциальности»
и
даже
в
«антисоциальности»: «Все
—
себе,
читателю
—
ниче­
г о», призывал читателя руководствоваться собственными убеждениями и помнить,
прежде
всего
о
том,
что
«жизнь есть дом.
А
дом
должен
бы ть
тепел ,
удобен
и
кругл.
Р аб отай
над
“круглым домом”,
и
Бог
не
оставит
тебя
на
неб есах.
Он
не
забудет
птич ­
ки,
к отора я
вь ет
г н езд о»24.
Розанов
противопоставлял
эти м
п исат елям
Д ост оев с кого,
утверждавшего,
что
с
помощью
ре во лю ционны х
преобразований
невозможно
искоренить
зло .
По
его
мне­
нию ,
—
«повалить Достоевского
—
это
замысел
революции.
И
это
—
не
формально,
не
потому
что
Д.
написал
“Бесов”; нет,
все
существо
Д-го,
простое,
до бро е,
состра­
дательное,
“наше бытовое” (см.
ген ер ал
Е па нчин
в
“Идиоте”,
студент
Разумихин
в
“Преет,
и
на к аз . ”), нисколько не смеющееся над бытовою Русью,
но
эту
бытовую
нашу
Русь
ст ра шно
ув а жа ю щее»25.
Однако
в
«Бесах»
бытовая
п ред м етно сть,
по
на­
бл юдению
Ю.
П.
Ив ас к а, «имеет второстепенное значение».
У
Достоевского
в
эт ом
романе
«больше бытия,
гран и ча щего
с
небытием,
но
не
побеждаемого
смертью.
В
его
мир е
никто
не
работает;
инженер
Кири лл ов
не
строит
мосты,
студенты
не
учатся,
генералы
не
воюют.
Все
гуляют-бродят,
дума ют- гов оря т,
убивают-убиваются.
Для
других
зан яти й
у
них
не
остается
времени.
Они
напрягаются-упиваются,
словно
пр едчув ст вуя,
что
время
когда-нибудь
погаснет
в
у ме »26.
Достоевский
возлагал
свои
на де жды
на
«всебратское единение»
р усск ого
на­
рода
на
основе
православия.
Мысли
п исат еля
об
историческом
развитии
Рос сии,
о
вс ечел ов еч еском
единении,
братской
люб ви
выражены
в
его
статьях
1860-х
гг .,
в
романах
«Игрок», «Подросток», «Братья Карамазовы», в речи о Пушкине,
в
«Днев ­
н ике
пи са те ля»: «Мы убедились,
наконец,
что
мы
то же
отдельная
национальность,
в
выс шей
степени
самобытная,
и
что
н аша
задача
—
создать
себе
новую
форму,
нашу
собственную,
родную,
взятую
из
почв ы
нашей,
взятую
из
на родн ого
духа
и
народ­
ных
на ч ал. <...> Мы говорим о примирении цивилизации с народным началом. <...>


Б есы
Розанова
и
бес ы
Достоевского
151
Со единени е
во
что
бы
то
ни
стало,
несмотря
ни
на
какие
пожертвования,
и
возмож­
но,
ско р ейш ее,
—
вот
наша
передовая
мысль,
вот
девиз
на ш»27.
Синонимом
с обо рн ости
в
религиозно-философской
концепции
Достоевского
у
Розанова
ст ано вит ся
семья
—
«эквивалент Эдема».
Семейный
очаг,
уют,
теп ло
—
«малый храм бытия», «часовенка»
—
единственное
пристанище,
где
можно
с пастис ь
от
бесов,
кружащих
в
«бесцельном вихре» (Б.
П.
Вышеславцев)
за
пре дела ми
до ма.
И
Розанов
пре досте ре га ет : «Крепче затворяй двери дома,
чтоб ы
не
над уло .
Не
от­
воря й
ее
часто.
И
не
выходи
на
улицу.
Не
сходи
с
лестницы
своего
дом а
—
там
зло.
Дальше
до ма
зло
уже
потому,
что
д альше
—
равнодушие»28.
Основу
семьи
Роз ано в
находил
в
православии,
кот орое
ассоциировалось
в
его
художническом
сознании
не
столько
с
религиозной
об рядн ост ью,
с коль ко
с
р ус ским
быт ом : «Квартира теплая,
дрова
недороги,
капуста
и
картофель
“нынешний год”
хо­
рош о
роди лись :
зачем
же
“нынешний год”
я
стану
менять
православие?..
Правосла­
вие
в
высшей
степени
<...> приспособлено к капусте и картофелю»29. Для Розанова и
в
современной
ему
России
«много есть прекрасного»: «17-о е
октября,
конституция,
как
спит
Ив ан
Павлыч.
Но
лучше
вс его
в
чистый
понедельник
забирать
солен ья
у
Зайцева
(угол Садовой и Невск. ) .
Рыжи ки ,
грузди,
какие-то
в роде
яб лочк и,
брус­
ника
—
разложена
на
тарелках
—
(для пробы).
И
испанские
громадные
луковицы.
И
об разц ы
капусты.
И
нити
белых
грибов
на
косяке
двери.
И
над
дверью
большой
образ
Спаса,
с
горя щею
лампадой.
Полное
пра во сл а вие »30. Писатель признается,
что
«бытовая Русь»
ему
«более всего дорога,
мила,
инт имно
близка
и
со ч у вствен на.
Все
бы
любились.
Все
бы
женились.
Все
бы
растили
де т очек »31, противопоставляя ее
лиш енн ой
нравственных
корней
общественной
жизни.
У
Достоевского
в
романе
«Братья Карамазовы»
внутрисемейные
отношения
заме щены
бесовскими
св язя ми
«случайного семейства» (термин,
поя вивш ийс я
в
«Дневнике писателя»
за
июл ь- авгу ст
1877 г.). «Случайность современного русско­
го
семейства»
сос тоит ,
по
мнению
пис а т ел я, «в утрате современными отцами всякой
о бщей
ид еи,
в
отношении
к
своим
семействам,
общей
для
в сех
отцов,
связующей
их
между
собою,
в
кот орую
бы
они
сами
верили
и
научили
бы
так
верить
детей
своих,
передали
бы
эту
веру
в
жизнь»32.
Эта
те ма
зай мет
центральное
место
в
романе
До­
стоевского
«Подросток».
Розанов
в
«Апокалипсисе нашего времени» {Рукописная часть)
высказал
мысль,
что
именно
отсутствие
у
русских
«сознания» «св ои х
пре дков »
и
«своего потомства»
при вел и
Россию
к
ни гилиз м у.
В
эссе
«Почему так моментально произошла и кон­
чилась
революция»
он
вынужден
сказать
«самое ужасное»: «это исчезновение рус ­
ск ого
нар о да,
рус ск ого
человека,
рус с кого
существа.
<...> Если взять заколоченные
ма газины
без
всякого
товара
—
то
странным
об раз ом
Ро ссия
осталась
со бст венно
без
жильца.
Это
—
до
того
стр ашн о,
это
—
та кой
п устой
дом
—
что
как-то
ужасно:
не
находится
места
России,
“ищем на карте и не находим” <...> И в оз глаша е т ве лик им
голосом: “Гдеже ты Россия,
ве дь
она
была
ту т”.
Видишь
какой-то
пустой
до м,
дом
с
пустыми
окнами
и
везде
торчат
по к ой ник и»33.
Эпидемия
безверия,
выз ыв аю щая
инстинкт
толп ы,
приобретает
масштабы
ка­
тас троф ы
и
ведет
к
разрушительным
революциям.
Роз ан ов
предрекает
оп ас ной
бо­
л езни
неблагоприятный
исход: «Если “Да” (т.
е.
нигилизм)
—
тогд а
сме рт ь,
гроб.
Тогда
не
нужно
жиз ни,
бы тия.
“Если Россия будет нигилистичной”
—
то
России
нужно
перестать
бы ть
<...> “Если Россия вправду нигилистична
—
п усть
не
жи­
ве т”.
Вот
где
зажата
душ а,
—
Розанов
считает,
что
болезнь,
по раз ив шая
все
общ е­
ство,
неиз л ечим а: «Но как нигилизм пройдет,
когда
поч ти
все
нигилистично?
даж е


152
T. M. Миллионщикова
мальчики?
г им н азист ы ?»34. «Одержимость,
бесноватость
в
русских
революциях»,
с
точк и
зрения
Н.
А.
Бердяева,
открыл
«именно Достоевский» .
Он
«почуял,
что
в
революционной
стихии
ак тивен
не
сам
человек,
что
им
владеют
не
человеческие
ду хи»35.
Катастрофа
1917 г.
принудила
Розанова
изменить
св ои
взгляды
в
соответствии
с
изменившимися
историческими
ус ло вия ми: «Начало революции,
Февраль,
п ред­
ставлялись
русской
демократии
зар ни це й...
Н ет,
для
Розанова
революция
была
не
ожидаемой
зарницей,
а
Апокалипсисом,
грандиозным
обновлением
мира
в
его
ги­
б ели,
недвижимыми
кос тя ми,
на
к оторы е
идет
сн ег»36 —
пишет
А.
Н.
Николюкин
в
кни ге
«В.
В.
Ро за нов ». В своем глубоко трагическом эссе «С в еча»
из
книги
«Апока­
липсис
нашего
времени»
писатель
был
вынужден
с
горечью
констатировать: «Рос­
сию
подменили...
Вставив
на
мес то
ее
свечу
с
другим
огнем,
с
другим
пламенем,
с
нерусским
све то м,
и
от
котор ого
изба
ру сск ая
не
согр ева ет ся...
Кто
его
принес,
да вно
ли,
декабристы
или
Герцен,
Белинский
ли?
Может
быть,
Пет р?
—
вопрошает
Ро за­
но в.
—
Но
с
60-х
годов
уже
явно
света
рус с кого
не
стало...
Теперь
остатки
русского
сала
на
ша ндале ,
расплывшиеся,
н еб лагооб раз ны е...
Но
к огда
та
ч ужая
свеча
догорит
(а она тоже догорит по законам истории), мы соберем с шандала остатки прежнего
русского
сал ь ца.
Сделаем
уже
тоненькую
новую
свечку,
в
две
копейки.
Все-таки
по­
держим
ее
в
руках,
дрожащую,
ста рен ькую .
И
пус ть
это
буд ет
нашей
соборованной
свечой,
которую
держит
бо ль ной
в
руках.
И
подержим
и
умрем»37.
И
Розанов,
и
Достоевский
страстно
искали
п ути
исцеления
од ер жи мого
бесами
русского
общества.
Достоевский
в
качестве
спасительного
средства
в
романе
«Иди ­
от»
рисует
образ
хри с топод обн ого
князя
Мышкина,
руководствующегося
нрав­
ственными
идеалами
любв и
и
всепрощения,
а
в
сво ем
и тогов ом
произведении
—
в
«Братьях Карамазовых»
—
обращается
к
нравственным
идеалам
с оборн ости
и
«деятельной любви», проповедуемым мудрым старцем Зосимой .
Розанов
отказыва­
ется
пр инят ь
новозаветную
веру
в
Х р иста,
о бъ явивш ую
«сатанизмом»
и
«дьяволь­
щино й»
всю
сферу
отношений
между
полами,
и
отвергает
иноческий
пут ь
спасения
России
как
бесплодный,
л иш енный
«зерна», а потому не способный возродить оте­
че ст во.
Достоевский
ищет
ответ
на
«вечный вопрос» « чт о
делать»
в
усовершенство­
вании
человеческой
личности
на
основе
р елиг ии
и
в
обращении
к
нравственной
жизни
народа.
Он
пис ал: «Социалисты хотят переделать человека,
освободить
его,
представить
его
без
Бога
и
без
се ме йст ва.
Они
заключают,
что ,
изменив
насильно
экономический
быт
ег о,
ц ели
дос ти гн ут.
Но
человек
изменится
не
от
внешних
при ­
чин,
а
не
ин аче
как
от
перемены
нравственной»38.
Метафизическое
преступление
Родиона
Раскольникова,
наделенного
«говорящей фамилией», состоит в том,
что
он
«раскалывает»
п ороди в шую
его
«мать- зе мл ю », «раскалывает родину». «А
челове­
чество
—
я.
Субъ ект.
Един ое.
Как
Одн о
Небо
и
Один
Бо г»39, —
утверждал
Розанов.
В
преступной
по
своей
сущности
революции
писатель
вид ел
только
«раскол,
др о­
блен ия », общества на “ дв е
част и”
—
на
“мы и вы”»40. «Во вр емя рев ол юци и,
—
пишет
Розанов,
—
нар од
преобразуется
из
ч еловек а
в
сви нь ю,
и
тог да
“бьет посуду”, “г ад и т
хле в”,
“зажигает дом”»41.
Оба
писателя
верили,
что
больная
Росси я
исцелится,
потому
что
недуг,
ко то­
рым
она
поражена,
связан
лишь
с
ее
рос том
и
развитием.
Б.
П.
Вышеславцев
видел
прозрение
«духовидца»
Достоевского
в
том,
что
беснование
русской
стихии
должно
дой ти
до
п ре дела,
до
п олн ого
выявления
из
ее
недр
и
полн ого
выделения
всег о
само ­
го
низкого
—
«бесы должны войти в стадо свиней и свергнуться в бездну»42.


Бесы
Розанова
и
бес ы
Достоевского
153
Во
втором
эпиграфе,
предпосланном
«Бесам», —
в
с трок ах
из
Евангелия
от
Лу ки
о
человеке,
из
ко торого
вышл и
бесы,
вы ражена
надежда
Достоевского
на
выздоров­
ление
рус ског о
общ еств а.
Сло ва
эп игр афа
повторяются
в
заключительной
сцене
ро­
мана,
ког да
Степан
Трофимович
Верховенский
в
сво и
предсмертные
минуты
п ри­
шел
к
осознанию
личной
вины
за
нигилизм: «Этибесы,
выходящие
из
больного
и
входящие
в
свиней,
—
это
все
язвы,
все
миазмы,
вся
не чисто та,
все
бесы
и
все
бесе-
нята,
нак о пивш иеся
в
велик о м
и
милом
на шем
больном,
в
нашей
России,
за
ве ка,
за
ве к а! <...> Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше,
как
и
того
безумного
бе сн ова того,
и
выйдут
все
эти
бесы,
вся
не чи ст ота,
вся
эта
мерзость,
загноившаяся
на
поверхности...
и
сами
будут
проситься
войти
в
св и не й. <...> Но больной исцелит­
ся
и
“сядет у ног Иисусовых” ...»43.
Розанов
страстно
молился
о
выздоровлении
Р осс ии : «Боже,
исцели
Россию,
Боже,
исц ели
Ро ссию ,
Боже,
исцели
Ро ссию .
Она
больна,
эта
Россия.
Ее
привели
сю да
ее
вожди
сл епые .
Самонадеянные.
Заб ы вая
о
тебе,
Господи,
и
толь ко
надеяв­
шиеся
на
себя.
Во з ом нившие
о
себе,
нечестивые»44.
Спасение
от
«бесовской одержимости»
Достоевский
и
Роз а нов
связывали
с
философско-мистической
концепцией
зародыша,
к оторого
уже
в
ближайшем
б уду­
щем
жд ет
скорое
преображение.
С
точк и
зрения
Д остое в ского,
человеческая
л ич­
но сть
всего
ли шь
«личинка», «существо только развивающееся, <...>
не
окончен­
но е,
а
п ере ход н ое»45.
Символическое
выражение
эта
мысль
нашла
в
евангельском
эпиграфе,
предваряющем
ром ан
«Братья Карамазовы»
о
зерне ,
кот орое
в озр оди тся
и
в озрод ит
«расколотую»
пре ст упным и
бесами
св ятую
«мать-зе мл ю»: «если пше­
ничное
зерно,
падши
в
зем лю,
не
умрет,
то
останется
одно;
а
ес ли
умрет,
то
принесет
много
пло да »46.
Розанов,
разрабатывая
пант еистич еск ий
аспект
мифологемы
«эмбриона»,
ут ве рж да л: «все мертвое
—
без
зародыша,
все
жив ое
—
с
зародышем;
за род ыш- то
раз­
вертываясь,
и
творит
жи знь »47.
1 Достоевский Ф.
М.
Поли.
соб р.
соч.: В30
т.
Л., 1973. Т. 5. С.
173.
2 Розанов В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2008. С. 548.
3 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
М. 2000. С. 284.
4 Достоевский Ф.
М.
Поли.
собр.
соч.
Т.5.С.
173.
5 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Сахарна.
М ., 1998. С. 164.
6 Степун Ф.
А. «“Бесы”
и
б оль шеви ст ская
ре волюц ия» // Ф.
М.
Достоевский.
Бесы :
Роман
в
дв ух
част я х: «Бесы»: Антология русской критики .
М., 1996. С. 690.
7 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М., 2008. С. 440.
8 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Сахарна.
С. 127.
9 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2008. С. 435.
10 Бердяев Н.
А.
Духи
рус ск ой
р еволюц ии
// Ф.
М.
Достоевский.
Бесы :
Роман
в
двух
частях:
«Бесы»: Антология русской критики.
С. 513.
11 Розанов В .
В.
Ли ства.
М., 2001. С. 213.
12 Там же.
С.
128.
13 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2008. С. 434.
14 Там же.
С. 223. •
15 Федотов Г .
П.
Лицо
России.
Сб.
статей
(1918-1931). Па р иж, 1967. С .
103.
16 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Сахарна.
С.
127.
17 Достоевский Ф.
М.
По ли.
собр.
соч.
Т.
10. С. 171.
18 Бердяев Н .
А.
Ставрогин
// «Наше наследие» . 1991. VI. С . 77-78.


154
T. M. Миллионщикова
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
Роза нов
В.
В.
Листва.
С.
185.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М. , 2008. С. 73-74.
Роза нов
В.
В.
Листва.
С. 132.
Там
же.
С. 74.
Роза нов
В.
В.
Собр.
соч.
Сахарна.
С. 91.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2008. С. 682.
Роза нов
В.
В.
Листва.
С. 213.
Иваск
Ю.
П . «Упоение Достоевского» // Новый журнал.
Нью-Йорк, 1972. No
107. С . 62-75.
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
собр.
соч.
Т . 18. С. 36-37.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2008. С. 433-434.
Роза нов
В.
В.
Мимолетное.
1915 г.
М. , 1994. С. 65.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М., 2008. С.
146.
Там
же.
С. 426.
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
соб р.
соч.
Т. 25. С. 178.
Роза нов
В.
В.
Листва.
С. 318.
Там
же.
С. 206.
Бердяев
Н.
А.
Д ухи
русской
революции.
С. 521.
Ник олюк ин
А.
Н.
В.
В.
Розанов.
М., 2001. С. 478.
Роза но в
В.
В.
Соб р.
соч.
Апок али пси с
нашего
времени.
М., 2000. С. 330.
Литературное
наследство.
М., 1999. Т. 83. С.
180.
Роза нов
В.
В.
Листва.
С. 210.
Там
же.
Роза нов
В.
В.
Миниа тюр ы .
С. 298.
Вышеславцев
Б.
П.
Ру сск ая
стихия
у
Достоевского
//Достоевский Ф.
М.
Бе сы .: Антология рус­
ско й
кр и тики.
С. 602.
Достоевский
Ф.
М.
По ли.
собр .
соч.
Т.
10. С. 499.
Розанов
В.
В.
Листва.
С.
19.
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
собр .
соч.
Т. 20. С.
173.
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
соб р.
соч.
Т.
14. С. 5.
Розанов
В.
В.
Литературные
изг нан ни ки. T. 1. СПб., 1913. С. 71.


В.
В.
Полонский
(Москва)
Р оза нов
глазами
Д.
С.
Мережковского
Тема
данной
работы
—
оди н
из
вариантов
сквозного
и
уже
едв а
ли
не
ставшего
кл ассич е ским
в
литературоведческих
штудиях
о
«серебряном веке»
сюжета,
ко то­
рый
в
равной
мер е
можно
обозначить
и
как
«Мережковский и Розанов», и как «Ме­
режковский
versus Розанов».
По
э той
при чин е,
думается,
можно
воз де рж аться
от
необходимости
раз в ерн утог о,
детального
изложения
историко-литературной
кан вы
взаимоотношений
эти х
«друзей - вра гов », тесно связанных друг с другом протагони­
с тов
р усс кой
культуры
пор убе жь я.
Однако
имеет
смысл
остановиться
на
тех
аспек­
тах
темы,
ко торы е
д ают
возможность
оце нит ь
потенциал
«сохранения энергии»
и
в
то
же
вре мя
трансформации
мысли
и
слова
при
их
столкновении
с
художественно­
философской
системой
не
просто
иной,
но
существующей
в
культуре
как
фот огра ­
фи че ский
негатив.
Системой,
которая
воспринимается
литератором
и
как
порожде­
ние
alter ego, и как коренная провокация по отношению к собственной эстетической,
этической
и
мировоззренческой
мо дел и.
Име нно
такова
предпосылка
рецепции
об­
раза
Розанова
Мережковским,
пожалуй,
наиболее
напряженного
и
многомерного
сюжета
в
той
части
интеллектуальной
биографии
романиста,
которая
отн оси тся
к
его
взаимоотношениям
со
своими
современниками.
1897 год,
ко гда
состоялось
знакомство
Мережковских
с
Розановым,
относится
к
том у
п ери оду
в
биографии
ром ан ист а,
когда
уже
для
себя
была
внутренне
сфор ­
мулирована
прог ра мма
модернистского
культуртрегерства
на
основе
ре ли гио зно­
мифологических
начал,
пр опущ е нных
чере з
фильтр
ницшеанской
критики
духов­
ной
традиции.
Перед
Мережковским
встали
зад ач и,
во- п ервы х,
формирования
кру га
близ к их
себ е
«новых людей», а во- вт ор ых,
выработки
основополагающих
мифологем,
к отор ые
должны
л ечь
в
основу
нов ой
эстетико-философской
схемы.
В
э том
отношении
ставки
на
Роз ано ва
в
петербургском
дом е
Мурузи
делались
по­
началу
довольно
серьезные.
«Это один- е д инс тве нный
человек
в
Петербурге,
с
ко­
торым
мы
с
Вами
можем
отводить
душу», —
пишет
Мережковский
о
Розанове
в
ию ле
1897 г.
Перцову1.
И
хотя
ему
начавшееся
как
раз
т огда
увл ече ние
Розанова
Вос ток ом
и
проблематикой
п ола
кажется
достаточно
причудливым,
в
эт их
нов ых
интересах
собрата
по
литературному
цеху
он
прозревает
потенциал
особо
ц енных
и
глубоких
мистико-религиозных
прозрений,
не сущи х
заряд
спасительной
прово­
каци и,
достойной
наиболее
пронзительных
выр аз ит елей
кризиса
в
европейской
ду­
ховной
кул ь туре.
В
1900 г.
в
своем
трактате
«Л.
Толстой
и
Достоевский»
он
впервые
в
истории
русской
критики
называет
Розанова
«гением»
и
ставит
его
в
оди н
ряд
с
Ницше
и
Т олс ты м : «Ницше со своими откровениями нового оргиазма, “с вя той
плоти
и
крови”
воскресшего
Диониса
—
на
Западе;
а
у
нас
в
России,
почти
с
те ми
же
откровениями
—
В.
В.
Розанов,
русский
Ницше.
—
Я
знаю,
что
та кое
сопостав­
ление
многих
удивит;
но
когда
это т
мыслитель,
при
все х
своих
слабостях,
в
иных


156
В.
В.
По л онский
прозрениях
ст оль
же
гениальный,
как
Ницше,
и,
может
быть,
даже
более,
чем
Ни ц­
ше,
самородный,
первозданный
в
сво ей
антихристианской
сущности,
бу дет
понят,
то
он
окажется
явлением,
едва
ли
не
бо лее
грозным,
требующим
бо льше го
вним а ния
со
с торон ы
ц ер кви,
чем
Л.
Толс то й,
несмотря
на
всю
т еп ере шнюю
р аз ницу
в
общ е­
стве нно м
влиянии
обоих
писат елей »2.
Мережковский
самого
конца
1890-х
в
очен ь
большой
степени
за нят
попытками
религиозной
транскрипции
ницшеанских
ид ей,
поиском
плодотворных
символов,
спо со бных
преложить
оппозицию
Диониса
и
Апол лона
в
н овый
на бор
мифологем,
которые
смогут
обслуживать
мессианско-профетические
претензии
писателя.
Ма­
териал
для
формирования
эти х
мифологем
ему
да ют
ра боты
Розанова
о
Востоке
и
вопросах
пол а.
Он
заимствует
у
Роз ано ва
семантическую
св язь
«антики»
и
Ветхо­
го
завета
с
понятием
плоти/пола,
а
Нов ого
за вета,
исторического
христианства
—
с
к ат егори ей
аскетичности,
бесполого
духа.
Мережк ов ск ий
лишь
концептуализирует
эти
понятия,
лишает
их
розановской
протеистичности
интуитивно-пульсирующего
смысла
и
загоняет
в
ст альн ую
логику
схемы
—
пр ес лов утую
опп оз ицию
Христа
и
антихриста,
пло ти
и
дух а,
неба
и
земли,
со зер цани я
и
действия
и
т.
п.
Ро з анов
имел
все
права
сказать
в
«Уединенном»: «Мережковский схватил душой
—
не
сердцем
и
не
умом,
а
всей
д ушой
—
эту
мысль,
ур од нил
ее
себе;
сопоставил
с
мир ом
христиан­
ства,
с
зер ном
этого
мир а
—
ас ке ти змом,
и
постиг
целые
мир ы
<.„> Я дал компас,
и,
положим,
ска за л,
что
на
“западе есть страны”. А он открыл Америку»3.
Розановское
противопоставление
древневосточного
вкуса
к
плоти
христиан­
с кой
аскезе
по
су ти
сы гра ло
основную
ро ль
в
структурировании
из нач аль но
схема­
тичного
мышления
Мережковского
име нно
по
прин ципу
антитез
и
предопредели­
ло
основные
линии
в сей
его
мн огот омн ой
историософии.
При
этом,
воспринимая
основные
ид еологи ческ и е
построения
своего
собрата,
писатель
невольно
меняет
их
статус
внутри
мировоззренческой
системы.
Главным
для
нег о
оказывается,
так
ска­
зать,
диалектический
способ
обработки
материала,
способность
единого
яв ления
разлагаться
на
антитезы,
а
самих
антитез
—
к
синтезу.
Мышление
же
Розанова
в
сущности
антидиалектично
и
антисинтетично,
его
двоящиеся
миры,
противоре­
чивые
о ценки ,
смены
ант их рист ианск их
эскапад
крестопоклонным
умил ен и ем,
а
юдофильских
дифирамбов
ант исем итск ими
стать я ми
с уть
по ро жд ения
не
только
особой
модели
поведения,
которую
уже
современники
связывали
с
к омп лек сом
юродства,
но
и
принц ипиа льн о
нов ой
адогматичной
экзистенциальной
гносеологии.
А
та,
в
с вою
очередь,
предполагает
дискредитацию
логико-рациональных
ритори­
ческих
стратегий,
пресловутое
«разложение литературы». «Ут робн ое»
розановское
слово
как
следствие
абсолютной
интроверсии
автора
може т
существовать
только
в
столкновении
ра зных ,
за ча стую
пря мо
противоположных
суждений
и
ко нцеп ций ,
которые
живут
по
принципу
закрытых
монад.
Розановская
мысль
легитимизиру­
ется
сам ой
породившей
ее
корневой
интуицией,
первичным
впечатлением,
и
не
в
како м
логи чес ко м
движении,
взаимодействии
с
дру гой
мыслью,
приведении
с
ней
в
гармонию
не
нуждается
по
самой
своей
природе.
Мир
Розанова
—
мир
антиномий,
но
никак
не
ан ти тез.
В
статье
1910 г.
«Литературные и политические афоризмы (от в ет
К.
И.
Чу­
ковскому
и
П.
Б.
Стр у ве )» он выразительно манифестирует этот принцип: «Я сам
себя
не
знаю.
И
ни
об
одном
предмете
не
имею
одн ого
м нени я.
Но
сумма
мо их
мнений,
од на ко,
есть
более
полная
истина,
чем
порознь
«имеемое» (кем-либ о
м не ние) <...>
В
каждом
из дан ии
я
виден
не
ве сь:
но
в
каждом
из дан ии
видна
моя
истина,
истинно
существующее
во
мне
<...>
Но
в
од ном
я
никогда
не
мен ялс я:


Розанов
глазами
Д.
С.
Мережковского
157
в
верном
служении
своему
гл а зу...
В
сохранении
свежей,
поз волю
сказать,
юно й
впеч атл ит ель ност и» 4.
Не
буде м
сейчас
ост анав ливат ь ся
на
ис то рии
постепенно
расхождения
Мереж­
ковс ки х
с
Розановым
после
закрытия
Р елиг иоз но -фило соф ск их
с обр аний,
ко тор ое
усугубилось
в
парижский
период
жиз ни
зна м енит ой
че ты,
в
1906-1908гг., когда су­
пруги
начали
пестовать
идеологию
«религиозной общественности», и перешло в от ­
крытую
вражду
в
первой
половине
1910- х ,
в
г оды
«поправения»
Розанова,
шумихи
вокруг
«дела Бейлиса»
и
по пыто к
добиться
исключения
писателя
из
Религиозно­
ф илос офс кого
общ ест ва.
Скажем
только,
что
да же
в
п ери оды
самы х
острых
стол­
кновений
с
Розановым
Мережковский,
по-видимому,
ост ро
чувствовал
свою
глу ­
бинную
идейную
и
религиозно-философскую
зависимость
от
быв ше го
с обра та
по
Собраниям,
ощуща л
розановское
присутствие
как
аб сол ютн ый
вызов
себе
и
своей
дея тел ьн ости
именно
потому,
что
вос пр инимал
мир
Розанова,
законы
его
мысли
как
«анти-с вой »
мир,
интимно
бл из кий,
понятный,
но
ни
в
коем
случае
не
по дл ежащ ий
приятию.
Его
нужно
из жи ть, «выболеть», растоптать
—
и
осв обо ди тьс я.
Именно
это
обусловливало
особую
пристрастность
Мережковского
в
любой
ситуации,
так
или
иначе
связ анн ой
с
Розановым,
едва
ли
не
ха мс кий
тон
его
статей
1913-1914 гг. , ра ­
зо блач ающ их
«кровопийство»
Розанова
периода
его
выступлений
по
поводу
убий­
ства
Ющинского5.
При
этом
показательно,
что
Мережковские
неизменно
осознают
«подполье»
розановской
мысли,
ее
глубинную,
скрытую
мо т ива цию:
в
суждениях
п исат еля
они
улавливают
течения,
прямо
пр от ивопо ло жные
внешней
логике,
за ряд
ее
отрицания.
В
годы
розановского
юдофильства
Мережковский
связывает
уход
коллеги-литератора
в
«семитизм»
с
тем,
что
тот
по
с ути
своей
—
«чистый ариец»,
для
которого
еврейский
опы т
притягателен
именно
как
опы т
абсолютно
Иного,
при-
родно
чуждого.
Уже
в
эмиграции
по
эт ому
поводу
Г иппиу с
скажет: «Евреи,
в
рели­
гии
которых
так
ощутительна
была
связь
Бо га
с
полом,
не
могли
не
влечь
его
к
се бе.
Это
пр ит яжен ие
—
да
поймут
меня
те,
кто
могут,
—
еще
усугублялось
острым
и
та­
и нст в енным
ощущением
их
чужд ост и.
И
в
отношение
его
к
евреям
входил
элемент
полярности,
то
е сть
опять
элемент
“пола”,
притяжения
и
инак о вос т и»6.
Точно
по
той
же
логике
Мережковские
восприняли
«антисемитские»
выступления
Розанова,
конечно,
с
резким
протестом,
но
пр опит а нным
совсем
иной
логи ко й,
чем
пл о ские
либ ераль ны е
обвинения
в
общественной
реакционности,
—
логикой
проникновения
в
духовную
подоплеку
скрытого
юд о филь ства
Розанова.
Не
случайно
3.
Гиппиус
в
книг е
о
м уже
впоследствии
отмечала,
что
в
своих
с т атьях
о
де ле
Бей лис а,
опублико­
ванных
в
«Земщине», Розанов «по
существу,
пишет
за
ев реев ,
а
вовсе
не
прот ив
них,
з ащищ ает
Бейлиса
—
с
еврейской
точки
зрения.
Положим,
такая
защ ит а,
такое
“за”
было
тогда,
в
реальности,
хуже
всяких
“против”; недаром даже “ Но в ое
Время”
этих
ста тей
не
хоте ло
печатать»7.
Для
иллюстрации
вышесказанного
показательна
статья
Ме реж ков ск ого
«Роза ­
н ов » 1913 года,
в
ко торо й
гневные
отповеди
писателю
даются
в
основном
с
опорой
на
«Уединенное» .
Мережковский
отказывается
принимать
сам
жан р
этой
книги,
именуя
ее
«заживо загробной».
А
жесты
разноликого
самообнажения
автора
к ни­
ги
называет
«бесстыдством мертвого» .
Критик
отвергает
изначальную
авторскую
и нт енцию
—
показать,
по
собственному
признанию
Розанова,
св ое
«бесконечное
субъективное
ра з вит ие », обличает своего героя в уродстве как отсутствии меры,
обвиняет
его
в
«поклонении всякой силе торжествующей,
всякой
то р жеству ю щей
подлости»8.
Наконец,
корень
всех
уничижительных
тирад
Мере жк ов с кого
з десь
—
принципиальное
непр ия тие
интроверсии
как
духовного
модуса
существования
пи­


158
В.
В.
По лон ский
сат е ля : «Розанов углубляет свое одиночество до сознания религиозного»9. Д ля М е­
режковского
это
опы т
подлинный,
но
опы т
совершенно
не прие мл емый,
хот я
и
пронзительно
глубокий
—
до
страха,
до
«чудовищности».
Сквозной
п росм отр
контекстов
упо мина ний
Ро зан ова
у
Мережковского
поз во­
ляет
сделать
вывод
о
то м,
что
самый
частотный
эпи те т,
который
к
нему
применяет­
ся,
—
эпитет
«гениальный»
и
его
синонимические
варианты.
В
том
числе
и
в
ста­
тьях
Мережковского
периода
вражды
с
Розановым.
Эта
статья
—
не
искл юч ени е.
Здесь
так же
Розанов
предстает
ис тинным
и
ни
с
кем
не
с оп ост ав и мым, «гениаль ­
ным»
«тайнозрителем»
древних
культур
и
ре лигий,
Египта,
Иудеи,
Греции: «<...>
на ши
исторические
знания
—
только
воспоминания.
У
Розанова
они
так
живы,
как
ни
у
кого.
В се,
что
мы
уже
за бы ли,
он
еще
по мнит ,
знает
не
из
книг,
не
из
чужой,
а
из
св оей
собственной
па мя ти,
из
своей
“ночной”, “у тр о бно й”
д уши
<...>
И
все
эти
воспоминания
сводятся
к
одному
главному,
рел иги оз но му» 10.
Т ем,
кто
знает,
какие
коннотации
вкладывает
Мережковский
в
по нят ие
«Главное», очевидно,
что
такое
признание
дорогого
стоит.
Роз ано в
для
кр и тика
здесь
—
абсолютный
в раг
именно
потому,
что
опускается
в
ту
же
духов ную
магму,
но
извлекает
из
э того
погружения
прямо
обратный,
зеркально-отображенный
опыт.
Религия
Розанова
—
это
рели­
гия
пола,
зая вл яет
Мережковский
и
выводит
из
этого
тезиса
умаленность
у
автора
«Уединенного»
ка тегори и
личн ос ти,
которая
растворяется
в
кос молог ии
по ла,
как
целое
в
своей
час ти.
Мережковскому
очевидно,
что
погружение
Розанова
в
ут робу
собственной
субъективности
—
проявление
отнюдь
не
пошлог о
буржуазного
индивидуализма,
а
акт
религиозный.
Но
для
символистского
мэтра
—
религиозно
враждебный,
е два
ли
не
сатанинский.
Мережковский
р аз во рач ивает
ант итез у
р е лигии
пола,
рождения,
смены
поколений
как
след ст вия
безысходности
сме рти
и
Аб со лютн ой
Личности
Христа,
Воскресением
поп и рающе го
смерть
и
по
сут и
от мен яюще го
н е обходи мос ть
в
продолжении
род а,
в
нат альн о-к р еати вно й
функции
по ла.
Первым
о
полярности
Роз ано ва
и
Мережковского
сказал
Н.
Бердяев
в
статье
«О новом религиозном сознании», опубликованной в «В опрос ах
Жизни»
в
No
9за
1905 год .
Он
же
определил
и
критерий
отталкивания
др уг
от
друг а
эти х
полюсов,
сущность
которого
—
в
основной
религиозно-историософской
инте нции
писате­
лей
—
утопико-эсхатологической
у
Мережковского
и
эдемско-пассеистской
у
Бе р­
дя е ва : «Несмотря на свою кажущуюся близость с Розановым,
Мережковский,
в
с ущ­
ности,
стоит
на
диаметрально
противоположном
конце:
Ро з анов
открывает
святость
пола
(«плоти») как бы до начала мира,
хочет
в ер нуть
нас
к
райскому
состоянию
до
грехопадения;
Мережковский
открывает
то
же
самое
п осле
конца
мира,
зовет
нас
к
с вятом у
пиршеству
плоти
в
мире
преображенном»11.
Осознание
именно
такого
водораздела
между
своей
мыслью
и
творчеством
Розанова
—
ось
восприятия
Мережковским
со ч инений
своего
«друга - в рага ».
Не
случайно
писатель
цит ир ует
име нно
эт от
отрывок
из
статьи
Бердяева
в
открытом
письме
философу,
оз аг лавл енно м
«О новом религиозном действии»12: «Я считаю
Розанова
ге ниа ль ным
писателем;
за
то,
что
он
всем
нам
дал ,
нельзя
заплатить
ни­
какой
бл агод арнос тью ;
критика
исторического
христианства
у
нег о
гл убж е,
чем
критика
самого
“антихриста”
Ницше.
Но,
несмотря
на
всю
мою
благодарность
и
личное
неизменно-дружеское
от ноше ние
к
Розанову,
—
в
области
р ел игиоз ных
идей,
ес ли
бы
он
только
мог
или
захотел
понять
то,
что
я
говорю,
—
он
оказался
бы
мо им
злейшим
врагом.
По
всей
вероятности,
тот
поединок,
для
к отор ого
мы
как
будто
сходимся,
никогда
не
состоится,
не
потому,
что
Розанов
не
захочет
приня ть


Розанов
глазами
Д.
С.
Мережковского
159
мой
вызов,
а
п отом у,
что
он
его
просто
не
ус лыш ит.
Мы
сошлись
на
мгновение,
со­
впали
в
одной
точ ке,
как
две
пересекающиеся
линии,
и
навсегда
рас ходи м ся.
Чтоб ы
вернуться
к
Розанову,
я
должен
вернуться
наза д,
а
я
не
хочу
назад .
И
еж ели
нач­
нется
последняя
борьба
уже
не
между
мн ою
и
Розановым,
а
всеми
нами,
ищущими
Церкви
Вселенской,
и
теми,
кто
считает
себя
представителями
поместной
греко­
российской
церкви,
то
Розанов,
несмотря
на
все
с вое
отрицательное
отношение
к
христианству
вообще,
станет
все-таки
на
с тор ону
исторического
христианства
п ро­
тив
нас.
Во
всяко м
случае,
вы
о ка зали
нам
б ольшую
услугу,
разорвав
это т
ложный,
не
нами
заключенный
союз:
мы
хоти м
бы ть
лучше
явными
врагами,
т а йными
др у­
зьями
Розанова,
чем
наоборот»13.
Эти
рассуждения
заста вл яю т
ра зви ть
категорию
полярности
в
отношении
дву х
писат ел ей.
Оба
л и те ратора
м огут
быть
противопоставлены,
к
примеру,
по
ли нии
интроверсии/экстраверсии
духовного
поиска.
Не
даром
в
статье
«Розанов»
Ме­
реж ков ск ий
с
удивлением
констатирует
религиозный
характер
«субъективизма»,
«индивидуализма»
своего
героя .
Образ
религиозного
действия
самого
Мережков­
ского
вс ег да,
а
в
период
между
двух
революций,
период
«религиозной обществен ­
ности»
—
особенно,
подразумевал
неиз б ежный
вы ход
вовне,
выпл е ск
духо вн ой
ак­
тивности
в
мир
социал ь ных
фе но ме нов.
«Сознаем мы это или не сознаем,
но
для
нас
единственно
возможный
смысл
религии,
смысл
христианства,
смысл
Христа
—
со едине ние
любви
к
Богу
с
л юбов ью
к
людям», —
пишет
критик
в
той
же
статье
«Розанов»14, подразумевая под «л ю бов ью
к
людям»
«революционно-ре ли гио зн ую»
борь бу
с
самодержавием,
которому
Розанов
в
эт от
период
демонстрирует
сугубую
ло ял ьн ость.
Логика
полярного
противопоставления
писателей
застав ляет
обратиться
к
ха­
рактерному
яв лени ю
в
ис тор ии
рус ск ой
мы сли:
постепенному
формированию
во
вто­
рой
половине
XIX в.
дв ух
противостоящих
др уг
д ругу
ку льтурно -и деол огич еск их
мод ел ей:
прокреативной,
ориентированной
на
ценности
семь и,
рода,
преемствен­
ности,
и
антикреативной,
э сха тологи чес кой ,
которая
христианскую
категорию
В ос­
кресения
и
Преображения
в сей
тва ри
переосмысляла
в
перспективе
революционно­
утопического
жизнестроительства.
«На протяжении XIX
века
семейный
идеал
подтачивают
идеи
Чернышевского,
Д остое в ского,
Ницше,
Федорова
и
Соловьёва;
для
них
всех
э рос
был
с илой
возрождающей
или
во скр еш ающе й,
но
не
прокреатив­
н ой : “новый человек”
рожд ае т
сам
себя ,
“новый мир”
или
“новое Евангелие”,
которое
должно
преобразить
жизнь», —
пишет
О.
М ати ч15.
Думается,
что
идейное
противостояние
Мережковкого
и
Розанова
пре дре вол ю­
ционных
лет
может
бы ть
осмыслено
как
в ыход
наружу,
проры в
вовне
в
сфере
рели­
гиозной
философии
и
литературы
потенциалов
вз аи мной
борь бы
этих
двух
ан таго ­
нист ич ных
культурных
моделей.
В
с вязи
с
э тим,
дума ет ся,
не
слу чае н
тот
факт,
что
сра зу
после
публикации
в
1917-1918 гг .
«Апокалипсиса нашего времени»
восприятие
фигуры
Розанова
Ме­
р еж ко вским
прин ципиаль но
меняется.
Конечно,
здесь
сказываются
биографиче­
ские
и
исторические
обстоятельства:
об щая
катастрофа
высветила
новым
светом
салонно-редакционные
бу ри
предреволюционных
лет,
расставила
многое
по
своим
местам
и
заставила
бра ть
в
расчет
п рост ое
человеческое
изм е рение
тяжких
будней.
Потому,
нев зи рая
ни
на
ка кую
былую
брань,
Мережковские
с
редкими
для
себя
н от­
ками
жалостливой
теплоты
воспринимают
вести
о
жизни
голодающего
и
замерзаю­
щего
в
Сергиевом
Посаде
Розанова,
а
тот
пишет
им
в
де ка бре
1918 г.
пронзительно
нежное
письмо
благодарности,
с тав шее
письмом
прощания.


160
В.
В.
Полонский
Но
очевидно
и
то,
что
многое
в
перемене
взг л яда
на
Розанова
у
Мере жк ов ског о
послереволюционной
и
эмигрантской
п оры
обусловлено
фактом
появления
и
самим
хара ктером
книги
«Апокалипсис нашего времени» .
Во-первых,
Мережковский
о це­
нил
как
спасительный
—
несмотря
на
весь
христоборческий
па фос
«Апокалипсиса»
(а во многом,
по
антитетичной
логике
писателя,
и
благодаря
эт ому
пафосу
бун тую­
щего
Иова,
не
знающего
о
своем
грядущем
обращении
«из Савла в Павла») —
от ход
в
этой
книге
Ро з анова
от
юродс тву ющих
оп ос редующи х
масок
образца
«Уединен ­
ног о»
и
последнюю
искренность
отчаяния
авторского
голоса.
В
этом
смысле
Ме­
режковский
разделял
господствующие
в
кр ит ике
оценки
выпусков
«Апокалипсиса».
Так ,
Е.
Лун дб ерг
от ме чал: «Вряд ли ожидал писатель,
что
придется
жит ь
в
такой
от-
брош ен н ости
и
одиночестве,
что
исторические
кат астр оф ы
так
чу дов ищно
реальны
и
так
тяжело
ло жат ся
на
ли чно е,
довершая
де ло
времени
и
смерти...
Теперь
Р озан ов
уже
не
кощунствует
нарочно,
и
то,
что
в
«Апокалипсисе»
мож ет
показаться
кощун ­
ством,
—
очень
серьезно
и
лишено
всякой
выдумки
<...>
это
—
кощунство
факта,
бытия,
дыхания,
г о ло са»16.
Во- в торых
же,
последнюю
книгу
Розанова
Мережковский
воспринял
как
обр а­
щен ие
гениального
религиозного
мыслителя
в
эсха толо ги чес ку ю
веру
кон ца,
пе ре­
на строй
духовных
стр ун
на
апокалиптическую
тональность,
неизбежно
чреватую
э миг ра ции.
Бытование
образа
Розанова
в
сочинениях
Мережковского
парижского
пери од а
уже
принц ипиа л ьно
ино е.
В
св оей
хилиастской
историософской
ко нце пции
Ме­
режковский
отв од ит
ему
роль
завершителя
череды
пророков
грядущих
откровений
духа:
Дан те,
Достоевский,
Вл.
Солов ьёв ,
Розанов...
Ро з анов
канонизируется
как
«глубочайший религиозный мыслитель нашего времени,
тот,
кто
написал
«Апока­
липсис
наш их
д ней» ».
Эс хато логи чес к ая
историософия
«Тайны Трех»
во
многом
питается
роза н ов ской
топикой,
розановскими
ид еям и.
Во
всегда
с в ерхн агруж енн ых
чуж им
с ловом
трактатах
Мережковского
1920-1930-х
гг.
цита ты
из
Розанова
—
из
числа
сам ых
частотных.
Причем
они
играют
роль
авторизующего
инструмента,
уже
в
си лу
самого
своего
источника
доказывающего
безусловность
подт в ержда ем ого
ими
те зиса.
Наиболее
насыщенна
розановским
словом
первая
книга
историософ­
с кой
т рилог ии
«Тайна Трех», посвященная излюбленному Розановым Востоку
—
Египту
и
Вавилону.
Зд есь
Мережковский
не
только
реаранжирует
по
законам
с во­
ей
историософской
концепции
основные
положения
ориенталистики
Розанова,
но
даже,
очевидно,
опирается
сознательно
на
те
же
источники
по
истории
Ег ипт а,
что
и
предшественник
—
прежде
всего
на
Бонапартовскую
энциклопедию,
работ ы
Шам-
пол лио на
и
ат лас
Лепсиуса.
В
эмигрантский
пер ио д,
к ано низ ир овав
в
рамках
собственной
хилиастской
концепции
образ
и
наследие
Розанова,
Мережковский
переосмысляет
и
берет
на
в ооруже н ие
некоторые
из
основных
ид ей
его,
к ото рые
ран ьше
выз ыв али
его
кат е­
горическое
не при яти е.
Т ак,
розановский
концепт
пола,
осмысленный
в
религиозно­
кос м ологи ческ ой
перспективе,
стано вит ся
лейтм от ив ом
историософии
Мережков­
ского,
тайна
по ла , «вскрытая Розановым», претворяется у парижского писателя в
«Тайну Двух», мистически подготавливающую явление «Та й ны
Тр ех », наступление
эры
с вятого
духа.
Переосмысляя
категорию
пола,
Мережковский
при
этом
л ишает
ее
неизбежной
у
Розанова
физиологической
заземленности
и
по
законам
своего
«антинатального»
мыш л ения
превращает
в
холо дн ый
концепт,
за
которым
стоит
не
пульсация
крови
и
трепет
плоти,
а
игра
интерпретациями
различных
пам ятн ико в
и
тек сто в
древности.


Розанов
гл азам и
Д.
С.
Мереж ков ского
161
П орой
Мережковский
и
вовсе
меняет
св ои
былые
оценки
по
одному
и
тому
же
поводу
на
пря мо
противоположные.
Так,
е сли
в
1913 г.
в
статье
«Розанов»
писатель
до казыв ал,
что
у
его
г ероя
отсутствует
полно к ро вное
понимание
личности,
по­
ско л ьку
ее
«съедает»
стихия
пола,
то
те пе рь,
в
«Тайне Трех», он превращает цитату
из
«Людей лунного света» «П ол
—
равнодействующая
ли чно сти»
в
символический
лейтмотив
своих
писаний,
вскрывающих
сут ь
хил иастск ой
а н трополо гии .
Сам
ж анр
фрагментированных
трактатов
(«Египет и Вавилон», «Атлантида-Е вр о п а», отчасти
«Иисус Неизвестный»
и
б еллетр из ов анны е
б ио гр афии), сопровождаемых интимно­
личным
обращением
к
читателю
у
поз дн его
Мер еж ков ск ого,
очевидно,
во
многом
восходит
именно
к
розановскому
«разорванному»
письму
образца
«Уединенного»
и
«Опавших листьев», хотя и совершенно лишен его полифонической многомерности
проявлений
ра злага ющего
литературную
риторику
ав торс кого
«я» .
Как
видим,
опыт
изба вл ен ия
Мережковского
от
розановских
соблазнов
не
удал­
ся.
После
смерти
«рыжего» « сла бо г о»
ч елов ек а, «любящего деньги и вкусный пи ­
р о г», его мысль и слово вырвались на свободу и захватили даже того,
кто
считал
своим
первоочередным
нравственным
до лгом
противостоять
их
хозяи н у,
пок а
тот
был
ж ив.
1 ПисьмаД.
С.
Мережковского
к
П.
П.
Перцову
// Русская литература . 1991. No 2. С.
168.
2 Мережковский Д.
С.
Л.
Толст ой
и
Достоевский.
Вечные
спутники.
М ., 1995. С.
150.
3 Розанов В.
В.
Уединенное.
М., 1990. С . 56.
4 Новое Время. 1910. 23 декабря.
5 Например,
в
статье
«Как В.
Розан ов
пил
кровь» (Речь.
1913. 20
ноября)
по
поводу
газ етно го
выступления
пи сателя
«Напоминания по телефону» (Новое Время. 1913.18 ноя бря): «Метафо ­
рическое
кровопийство
Розанова
давно
уже
вс ем
ведо мо.
Но
вот
оказывается,
что
он
меч тае т
и
о
кровопийстве
физи че с ком». Далее следуют призывы «о бу з дать
Розанова».
6 Гиппиус 3. Задумчивый странник ( О
Розанове)//Окно.
Париж, 1924. No 3. С. 294.
7 Гиппиус 3. Дмитрий Мережковский //
Мережковский
Д.
С., Гиппиус 3. Н. 14 декабря.
Дм итр ий
Мережковский.
М ., 1991. С. 448.
8 Мережковский Д .
Акрополь:
Избранные
литературно-критические
статьи.
М., 1991. С. 273.
9 Там же.
С. 274.
10 Тамже.
С. 275.
11 ВопросыЖизни. 1905. No 9. С. 135.
12 Вопросы Жизни. 1905. No 10, И.
13 Цит.
по
публ.
в
сб .: Мережковский Д.
Собр.
соч.
Грядущий
Хам.
М., 2004. С. 109.
14 Мережковский Д.
Акрополь...
С. 275.
15 Матич О.
Христианство
Третьего
Завета
и
традиция
русского
ут опи зма
// Д.
С.
Мережковский:
Мысль
и
Слово.
С. 107.
16 Знамя труда. 1918. No 1.


Н.
В.
Королёва
(Москва)
Розанов
глазами
Зинаиды
Гиппиус
и
литераторов
ее
круга
Зинаида
Ник о лаев на
Гиппиу с,
знакомая
с
со т нями,
ес ли
не
с
тысячами
писате­
л ей,
тольк о
немногим
из
них
посвятила
отдельные
очерки
в
цик ле
«Живые лица»
—
Бло ку,
Брюсову,
Сол огубу,
общи й
оче рк
«омногих»«Благоухание
седин»
—
доро­
гим
ей
«старикам»
—
А.
Н.
Плещееву,
Я.
П.
Полон с ком у,
П.
И.
Вейнбергу,
где
кра тко
упомянула
А.
П.
Чехова
и
Л.
Н.
Т олст ого.
И
самый
б ольшой
—
двухчастный
очерк
«Задумчивый странник»
—
посвятила
Василию
Васильевичу
Розанову.
Он
был
на­
п исан
и
напечатан
в
журнале
«Окно» (1923. No 3).
Свою
задачу
Гиппиус
о пред еля ет
т ак : «Я не пишу дифирамба Розанову.
Не
го­
в оря
о
том,
что
—
«Никакой человек не достоин похвалы;
всякий
человек
до стои н
тольк о
жалости»
—
есть
ли
смысл
хв алит ь
(или порицать)
Розанова?
Ес ть
ли
хот ь
интерес?
Ни
малейшего.
Важ но
одн о:
п он ять,
проследить,
определить
Розанова
как
редчайшее
явление,
собственным
законам
подвластное
и
живущее
в
с реде
лю дско й.
Понять
ценность
этого
гов орящ его
явления,
т.
е.
п он ять,
что
он о,
та кое
как
есть,
может
да ть
нам,
или
что
можем
мы
от
нег о
вз ять.
Но
не пр е менно
такое,
как
есть»1.
В
очерке
«Задумчивый странник» 3.
Гиппиус
необыкновенно
тонко
определяет
особенность
Розанова-писателя,
ни
в
чем
не
п охож его
ни
на
кого
другого,
—
его
«выговаривание»
бы ло
абсолютно
точной
передачей
в
слове
ощущения
и
мысли,
возникающих
у
него,
—
всего
т ого , «что в себе видел,
а
глядел
он
в
себя
пост о ян­
но,
пр ис та ль но»2. Эта углубленность в себя, «задумчивость»
давала
писателю
прав о
«выговаривать»
в се,
что
бы ло
в
душ е,
нравственное
и
безнравственное,
потому
что
с ила
его
писательского
таланта
—
в
«волшебном даре “ точн о сти”
во пл ощ ения
в
с лов а»3.
Гипп иус
рассказывает
о
Розанове-человеке,
—
«каким он был,
как
он
жи л,
об
условиях,
в
каких
мы
в с тре чали сь ». Часто прибегает к цитатам из самого Розанова
—
«ведь равных по точности слов не найдешь»4.
Не
судит
его ,
пот ому
что
он
«редкая
личность».
Но
с
любопытством
на бл ю дае т, «кладет под микроскоп», как она делает
это
со
все ми
интересными
ей
людьми,
а
Розанов
ей,
безусловно,
интересен.
Вни­
м ател ьно
вслушивается
в
его
интимнейший
шеп оток
на
самые
рискованные
темы,
связанные
с
вопросами
пола,
бра ка,
деторождения,
Бога
и
пола,
или
Пола
и
Бога.
Отметив
для
себя ,
что
в
любом
обществе
Розанов
всегда
был
«немножко один,
или
с
кем-нибудь “наедине”,
то
с
тем
—
то
с
д руги м,
и
не
удаляясь
притом
с
ним
никуда:
но
такая
уж
у
него
бы ла
манера», —
Гип пиу с
с
удовольствием
бывала
в
его
обществе
тем
предметом
откровенности
писателя,
той,
с
кем
он
общался
«наедине», —
хот я
сам а
по
себе
розановская
интимность
пр ед став лял ась
ей
то
прелестной,
то
п ро­
т ивной5. (Последнее
—
не из беж но,
если
представить
себе
закрытую
д ушу
Гиппиус,
принципиальную
ее
неоткровенность,
под чине ннос т ь
ее
писательского
д ара
прежде
вс его
—
к он тролю
и
разуму).
В
девятой
главке
очерка
ч ит аем: «Мне частенько Po-


Розанов
г лаз ами
Зина иды
Гиппи ус
и
л итерат оров
ее
круга
163
занов,
если
мы
сидели
рядом,
шептал
свои
н аб лю д ен ия: “заметьте,
заметьте...”
Он
видел
всякую
мелочь»6.
Впервые
Мережковские
в стре тил ись
с
Розановым
28 октября 1897 г.
Позже
они
вв ели
его
в
круг
«Мира искусства», возглавляемый А.
Н.
Бенуа
и
С.
П.
Дя­
гилевым,
—
мног ие
по мнил и,
как
на
редакционном
вечере
присутствующие
«мир ­
искусники»
за ба вляли сь
смущением
к он серват ивно
настроенного
новичка,
впер­
вые
попавшего
в
кр уг
«декадентов»7.
Он
был
рядом
с
Мережковскими
при
организации
Религиозно-философских
со б раний,
и
много
способствовал
сближению
церковников
и
интеллигенции.
Гип­
пиус,
отмечая
его
«еретичество», глубоко уважала его веру,
нежную
любовь
к
Бо гу,
приверженность
традиционной
православной
церковности
и
молитве.
С
глубинной
особенностью
независимой
личности
Розанова
связывает
Гиппиус
его
позицию
журналиста.
Ког да
состоялся
журнал
«Новый Путь», которому он был
«несказанно рад», Розанов «п реж де
всего
—
упр оси л,
чтобы
ему
дали
п остоя нн ое
место
«на что захочет»
и
чтоб
названо
оно
бы ло
“В своем углу”»8.
На
ст раницах
журнала
«Новый Путь» , 1904, No 3, о книге Розанова «В
мир е
не­
ясного
и
нерешенного»
писали
Д.
Мережк ов ск ий
(статья «Н о вый
Вавилон»)иГип­
пиу с
(статья«Влюбленность»). Эти статьи,
как
и
к нига
Розанова,
бы ли
посвящены
во про сам
пол а
и
брака
в
историческом
христианстве.
«Аскетизм Христа есть пре ­
ображение
по ла,
а
не
его
отрицание», —
споря
с
Розановым,
утверждал
Мережков­
ск ий.
—
«Будущность пола
—
в
стремлении
к
нов ой
христианской
влюбленности,
а
отнюдь
не
в
идеале
скопческого
изуверства,
как
на
то
указывает
Ро за но в»9. Гиппиус
разделяет
два
по нят ия:
влюбленности
и
плотского
вожделения,
гов ори т
о
браке
как
о
наиболее
чистой
форме
р еали зац ии
желаний,
п осле
которой,
однако,
все
равно
с охран яетс я
стремление
вл юбл енных
ввысь,
к
чему-то
еще
бол ее
прекрасному
и
со­
вер шенном у.
Розанова
же
она
называет
«великим плотовидцем», то есть знатоком и исследо ­
вателем
плоти,
как
бывают
«духовидцы». «И он показал нам плоть мира,
ра ск рыл
все
ее
сокровища,
ее
соблазны
так
широко
и
ярко,
что
ес ли
мы
и
после
него
не
соблазни­
л ись,
не
удовлетворились
на деж дой
на
обожествление
уже
существующих
фо рм
пол а
и
не
с огла шае мся
на
утверждение
п рошлого
и
н аст оящего
как
—
нав ечно го ,
есл и
тем
более
остро
(ибо сознательно)
стремимся
к
будущему,
куд а- то
дал ь ше,
к
какому-то
“преображению пола”,
к
полету,
—
ес ли
это
так
(а это так)
—
то
можно
ли
не
с чит ать­
ся
с
наш им
стремлением?
Не
оно
ли
—
показатель
вечной
пр авды ?»10. Сама влюблен­
но сть
вошла
в
сознание
и
жиз нь
человека
только
п осле
Хр ист а,
полагает
Гиппиус.
До
Христа
—
«исполнялась еще тайна одной плоти,
та йна
рождения,
и
она
была
для
тех
времен
последней
правдой.
Н е даром
Розанов,
проро к
п лоти
и
рожде н ия,
обр ащает
лицо
назад,
идет
в
века
до-Христовы,
гов ори т
о
Вавилоне,
о
Би бли и»11.
Гиппиус
пы­
тается
дополнить
представления
Розанова
о
п лоти
и
плотской
любви
тем
новым,
что
она
почерпнула
из
Нового
Завета.
Она
не
вид ит
там
«злобного гонения плоти аске­
то м», которое увидел Розанов .
Напротив,
в
учении
Христа
она
видит
«лучи неразга­
данной,
всепроникающей
лю бви », которые коснулись и пронизали все человеческое
сущ е с тв о. «После Христа есть то,
че го
до
Нег о
не
было.
Взглянем
назад,
в
древность:
Афродита,
Церера...
Развернем
«Песнь песней»: солнце,
чув ств о
Бога-творящего,
шум
деревьев
и
потока,
теплота
крови
и
тела
только
желающего
и
рождающего,
зем­
ля
—
о дна
земля !»12.
Только
п осле
э той
христианской
люб ви
могли
родиться
Данте,
Микель-Анджело.
Только
теперь
ча стью
новой,
святой
влюбленности
см ог
стать
по­
целуй,
—
раньше
поцелуй
считали
лиш ь
частью
желания
и
страсти.


164
H. В.
Королёва
Гипп иус
не
хочет,
чтобы
Роз ано в
«уходил назад,
в
землю,
в
глу б ину
ее
черных
темных
н е др », в то время как волна человечества покатится вперед.
«И люди бу­
дут
загораться
влю бле нн ос тью,
порываться
ле тет ь,
падать
временно
от
усталости
на
землю,
подниматься
выше
—
снова,
может
быть,
падать
в
одно
из
готовых,
временно
и
ма ло
утоляющих
решений,
в
брак,
—
и
будут
передавать
детям
и
внукам,
нов ым
людям,
еще
более
об остр енн ое
жел ание
к рыл ье в.. .»13
В
этом
ответе-возражении
Розанову
—
Гиппиус-поэт
и
Гиппиус-женщина,
не
видящая
удовлетворения
и
счастья
в
плотской
любви-страсти.
В
кон це
1920-х
—
в
1930-е
гг.
Ги пп иус
неоднократно
в спо минал а
о
Розанове
на
заседаниях
«Зеленой лампы». Чаще всего тогда,
когд а
на
з асед ан иях
касались
темы
Христа,
Евангелия
или
р елиг ии
и
пола. 18и27
февраля
1928 г.
выст у пл ения
были
посвящены
теме
«Толстой и большевизм».
Там
го вор илос ь
о
по ним ании
Толс тым
Евангелия.
Вступительное
слово
произнес
Г.
В.
Адамович,
Гиппиус
вы сту пила
в
пре ­
ния х
с
речью
«О Евангелии -кни г е»14.
Она
указала
на
близость
мне ний
Адамовича
и
Розанова
«известного периода»
—
«Занимался он Евангелием неотрывно,
с
мукой,
со
страстью.
Пытался
п роче сть
не
только
то,
что
там
прямо
написано,
но
и
ск аз ан­
ное
кос венно », восхищался необозримостью содержания Евангелия,
—
«Душа па ­
рализуется
такой
красотой». А любовь в
Евангелии-книге
—
разрушительная
сила,
от
к оторой
«горы повалились и сравнялись с долами».
В
э том
выводе
Ро з анов
и
Адам о вич
сходя тс я,
но,
—
гов ор ит
Гиппиу с,
—
Розанов
на
это м
не
останавливается.
Увидев
разрушительную
силу
Евангелия,
он
идет
дал ьше ,
не
жел ая
верить
сво ему
открытию,
и
вчитывается
в
эту
книг у,
исполненную
чудес,
в
меру
своей
силы,
в
меру
своего
роста.
Заседание
«Зеленой лампы» 10 апреля 1928 г.
б ыло
посвящено
книге
В.
Р оза­
нова
«Апокалипсис нашего времени». 3 .
Гиппиус
делала
сообщение
об
э той
кни­
ге
—
о
Ветхом
Завете
и
христианстве,
публикация
ее
сообщения
на
страницах
«Возрождения»15 называлась «Дв а
Завета».
Гипп иу с
определяет
здесь
значение
Розанова
в
истории
рус с кой
мыс ли
—
наравне
с
Вл.
Соловьёвым
и
Л.
Толст ым .
Ро­
занов
—
в елик ий
м ыс лит ель, «пытатель», расследователь,
одержимый,
гениальный
догадчик,
ставящий
ва жне йшие
для
человечества
в опрос ы,
которыми
держится
мир
—
это
Бог,
Любовь,
Смерть.
Эт их
вопросов
касались
Ницше
и
Ибсен,
Вейнин-
гер
и
Вл.
Соловьёв.
Ставил
их
и
решил,
и
п оэт ому
с тал
учителем
—
Лев
Толстой.
Розанов
не
ст ал
учителем
и
не
делал
ви д,
что
решил
эти
вопросы.
Он
был
«раздира­
ем»
ими.
«Великой любовью любит Розанов теплую землю с ее злаками и травами,
с
племенами
людскими,
с
Б огом
ее,
Тв орцо м
всякого
дыхания,
давшим
людям
в еч­
ный
завет
плодиться
и
мно ж ить ся ». Но кто же принес Завет новый,
п осле
которого
завяли
травы,
иссохло
чрево
материнское,
поникли
гол овы
и
возрыдало
се рдце
че­
ловеческое?
Розанов
колеблется
в
ответе:
Д енница
ли,
падший
анг ел,
демон,
—
или
Хр исто с?
Об
э том
Роз ано в
писал
незадолго
до
св оей
смерти
в
«Последних листьях».
Гиппиу с
называет
любо вь
Розанова
ко
Христу
«ненавистнической любовью» .
В
не­
реше нн ости
—
или
нерешаемости
—
вопроса
«Который же из вас?. . .»
вид ит
кор ень
ин те реса
Розанова
к
ев рей ст ву,
Богу
Ветхого
Завета,
иудаизму
—
и
вопросам
пола.
«Бегство»
Розанова
от
христианства
к
еврейству
бы ло
его
бег ств ом
«к праведной
земл е». Именно в утверждении земного начала,
по
Розанову,
вел ика я
правда
еврей­
ства.
Заветы
Новый
и
Ветхий,
по
Розанову,
разделены,
как
н ебо
и
земля.
Но
в
че ло­
ве ке
эти
два
начала
—
соединены,
и
без
л юбого
из
них
человек
погибает.
Изложив
все
это,
Ги ппиу с
относит
эту
розановскую
проблему
в
и ст ориче ское
прошлое
философской
мысли,
—
ин аче
она
не
был а
бы
современным
политическим


Роз ан ов
гл аз ами
Зинаи ды
Г иппи ус
и
литераторов
ее
круга
165
мыслителем,
журналистом
и
поэтом.
Се годн я,
то
е сть
в
Европе
конца
1920- х
гг., «в
нор м альн ой
культурной
среде,
между
французом,
п оляк ом,
русским
и
ев реем
по
п роис хожд ен ию
—
отличий
не т.
Мож ем
ли
мы
представить
себе
серьезный,
горячий
сп ор
о
Ве тхом
и
Нов ом
Завете
между...
ну,
хот я
бы
между
М.
Слонимом
и
Ке рен­
ским,
между
Авксентьевым
и
Вишняком,
меж ду
Пуанкаре
и
Леоном
Блюмом,
Тали-
ным
и
Буниным?
Конечно,
нет;
современный
еврей
так
же
мало
заботится
о
защите
Авраама,
как
современный
р усск ий
о
Нагорной
пр опо ве д и»16.
Но
Розанов
слишком
много
жи зни
и
сил
отдал
анал и зу
эт их
важнейших
для
человечества
вопросов
—
Бог,
Любовь,
Смерть
в
иудаизме
и
в
христианстве,
—
что
и
се годня
нельзя
отмахнуться
от
его
рассуждений
и
выводов,
да же
несправедливых,
но
окра шен ны х
болью
сердца.
Розанов,
по
мнению
Гиппиус
—
«существо гениальное,
с
ум ом
и
душой
прозорли­
вым
до
крылатости,
и
—
человек
из
слабых
сл абы й,
т оже
почт и
гениально.
К ако й-то
сноп
про т иворе ч ий.
Его
почти
нельзя
и
судить
человеческим
судом.
О с удишь
—
и
чувствуешь:
нет,
не
пра в.
Восхвалишь
—
опять
не
то.
Пусть
уж
его
с удят
не
здесь,
не
на
земле...
если
он
и
там
не
попросится,
чт обы
“без суда пропустили” ...»17
Беззаконность,
точнее
вне-законность
Розанова,
вне-моральность
—
привлека­
ли
Ги пп иус
и
полностью
ею
оправдывались.
Для
формулирования
этого
качества
писателя
и
человека
Розанова
она
приводила
б ольши е
цитаты
из
его
сочинений
—
«Уединенного»,«Опавших листьев», «Апокалипсиса» .:
«Даже и представить себе не могу такого “безза ко нн ика”,
как
я
с ам.
Идея
“зако­
на”
как
“долга”
никогда
даже
на
ум
мне
не
п рих оди ла . <...> так меня устроил Бог»18.
Бы ло
ли
что-то
существенное
в
миросозерцании
Розанова,
что
Гип пиу с
не
при­
нимала?
Да.
Преж де
всего
его
пр инципиал ьно е
равнодушие
к
вопросам
о б ще ств енным.
О
р ев ол юцио нных
событиях
1905 года: «Кто -то
гов ори л,
что
сам ые
острые
дни
он
пр о сидел
у
себя
на
Шпалерной.
Не
из
тр усост и,
конечно,
—
что
ему?
А
просто
было
“неинтересно”
или
даже
“отвращало”
Может
быть,
зан има лся
нумизматикой...»19.
Критическое
отн ошен ие,
возникавшее
в
те
годы
по
отн ошен ию
к
Розанову
в
ее
с ре­
де,
в
1920-е
гг.
Гиппиус
сч ит ала
ошибкой.
Но
во
время
общественных
и
революци­
онных
потрясений
—
отрицательно
относиться
к
Роз ано ву
и
его
антиобщественно­
ст и,
как
она
полагала,
может
быть,
и
след ов ало.
То
же
самое
касалось
мне ний
писат еля
по
еврейскому
вопросу.
Читателям
был о
интересно
следить
за
розановским
изучением
иудаизма,
еврейского
понимания
Бога
и
пола,
пряными
описаниями
Розановым
обряда
«миква», связанного с омовением
половых
органов.
Но
в
момент
трагических
разборок
дела
Бей лис а
(1913-1914)
утверждение
Розанова,
что
в
рел игии
иуд еев
есть
моменты
прине се ния
жертвы,
в
том
чи сле
человеческой,
и
потому
Бейлис
вполне
мог
убить
мальчика
Ющинско-
го,
—
звучали
кощунственно.
Именно
за
это
был
поставлен
вопрос
об
исключении
Розанова
из
Религиозно-философского
общества.
Розанов
позволял
с ебе
печатать
одинаково
искренне
написанные,
но
противо­
положные
по
направлению
статьи
в
«Новом Времени»
и
«Русском Слове». Г ип п и ус
в
1920- е гг.
сочтет,
что
он
и мел
на
это
право
в
си лу
неповторимой
индивидуальности
своей
талантливой
н атуры .
Но
—
п рав
был
и
П.
Б.
С трув е,
гневно
обвинявший
его
в
двурушничестве20.
Гиппиус
в
1923 г.
п и ш е т: «Всякое человеческое общество
—
мо­
настырь.
Для
Розанова
—
чужой
монастырь
(всякое!) Он в него пришел ...
со
св оим
уставом.
Может
ли
монастырь
позволить
одному
—
единственному
монаху
жи ть
по
его
собственному
у с т аву ? «Оставьте меня в покое». «Да,
но
и
ты
оставь
нас
в
по­
кое,
уходи».
В
1910-е
гг.
Гиппиус
не
могла
простить
Розанову
«погромные»
статьи


166
H. В.
Королёва
в
«Земщине»
—
Розанов
не
писал
их
как
«погромные», но объективно,
в
данный
момент,
во
время
«дела Бейлиса», они таковыми оказывались .
«Повторяю:
какая
“совместность”
человеческая
может
терпеть
человека-
беззаконника,
жи в ущего
среди
л юдей
и
знать
не
же лающе го
их
неписанных,
но
твердых
уставов?
Нельзя
“двурушничать”,
т.
е.
печатать
одновременно
разно
в
двух
разных
местах.
Нельзя
говорить,
что
плю ешь
на
всякую
мораль
и
не
признаешь
ни­
какого
долга.
Нельзя
делать
“свинства” (по выражению самого Розанова), напри­
мер
—
напечатать,
в
минуту
полемической
з лост и,
письмо
противника,
ад р есован­
ное
к
тре тьем у
лицу,
чужое,
случайно
попавшее
в
руки.
И
нельзя,
не во з можно
так
выворачивать
наизнанку
с ебя,
своих
б ли зких
и
далеких,
так
раздеваться
вс е народ но
и
раздевать
других,
как
Розанов
это
делает
в
последних
книг ах .
—
Нел ь зя?
—
гов ори т
Розанов.
—
Мне
—
можно. <...>
Он
пр ав,
что
ему
—
можно...»21
Ги ппиу с
ясно
определила
—
и
оправдала
—
сущность
вне-общественной
поз иции
Розанова,
этого,
по
ее
сл ов ам , «меньше всего гражданина».
И
это
тем
более
ценно
в
ее
устах,
что
сама
она
была
абсолютной
общественницей,
абсолютно
ангажирован­
ной
идеями
своего
к руга
антимонархической
инт е ллиг е нции,
готовящей
ре во лю­
цию .
Ценно
то,
как
она
смогла
понять
и
пр ин ять
вышедшие
из
печати
«Уединен­
ное»
и
два
ко роба
«Опавших листьев», —
с
их
инт имно ст ью
«до полного душевного
ра з де вания »22 Гиппиус увидела самое главное:
что
Розанов
«был в них весь:
с
Богом
и
полом,
с
Россией,
которую
чувствовал
изнутри,
как
самого
с ебя,
и
люб я,
и
ругая;
с
евреями,
его
прит яг иваю щ ими
и
отталкивающими,
и
да же
с
трагично
выплывш им
поверх
други х
«ощущений»
—
ощущением
смерти,
хо лод а »23.Так же щедро приняла
она
розановский
«Апокалипсис», в котором он « в ыг ов ори л»
г лу бину
св оих
пред­
с мер тных
страданий.
Но
—
приняла
в
1920-е
гг. ,
а
в
момент
«погромных»
статей
в
«Земщине»
она
столь
же
твердо
сто яла
за
необходимость
защиты
общества
—
от
Розанова,
голос ов ала
за
исключение
его
из
чле нов
Религиозно-философского
обще ­
ства.
В
очерке
1923 г.
она
напиш ет : «Хочу сознаться,
увы,
что
на
мой
тогдашний
вз гляд
Розанов
был
еще
сл ишк ом
“человек”; и предельная безответственность его,
как
человека,
мне
б ыла
нестерпима.
Сколько
несправедливых
слов
было
ска зано ,
несправедливых
и
бесцельных,
—
и
как
я
о
них
теперь
ж але ю!»24 В последние годы
жиз ни,
в
1939 и позже
—
Гипп иу с
читала
нападки
на
Розанова
с
возмущением,
гото­
ва
бы ла
писать
опровержения
на
любые
об ви нения
в
его
адр ес,
особенно
на
обвине­
ния
в
антисемитизме...
Гиппиу с
и
Розанов
по-разному
осмысляли
Первую
ми ров ую
войну,
по- ра з ному
встретили
Февральскую
революцию.
Но
уже
о
послереволюционных
событиях
она
нах о дит
нужным
сказать
словами
Розанова.
В
очерк е
1923 года:
«Как вспыхнувшая зарница
—
ра дос ть
революции.
И
сейчас
же
тьма,
гр охот ,
к ровь,
и
—
последнее
молчание.
Т огда
время
ос тан ов илос ь.
И
мы
стали
“мертвыми костями,
на
кот оры е
идет
снег”.
Наступил
восемнадцатый
г о д»25.
В
пе трогра дск ом
дневнике
«Черная тетрадь» 1919 г.
—
бо лее
подробная
и
точная
розановская
цит ат а.
На
последних
страницах
«Черной тетради»
она
обращается
к
памяти
и
к
обр азу
Розанова
—
дорогого
друга
и
единомышленника.
Споры
и
ра зно­
гласия
з абыты.
Прос и ть
о
помощи
уми ра юще му
Роз анов у
она
ходила
даже
к
Горь­
кому,
—
пре одол ев
свою
гордость
и
укрепившуюся
не любов ь
в
Горькому,
—
и
тот
по­
мог
чем
мог
в
данный
отрезок
времени-
н еб ольшой
суммой
де нег.
Но
Ро з анов
умер.


Роз ан ов
гл аз ами
Зина ид ы
Гип пиус
и
лите раторов
ее
круга
167
Умер
его
сын
Вася,
пр из ван ный
в
армию.
Покончила
с
собой
вскоре
после
смерти
от ца
его
дочь...
Ар ест ы,
голод,
ра сс тре лы,
невозможность
работать
иначе,
чем
про ­
даваться
—
таковы
новые
условия
ж изни
в
России.
«Собственно,
гораз до
благороднее
теперь
не
пи сать .
Потому
что
общ ая
му ка
жизни
такова,
что
в
пис а ние
о
ней
може т
войти...
тще слав и е.
Не по ня тно?
Да,
а
вот
мы
понимаем.
И
Ро з анов
пон ял
бы . (Несчастный,
удивительный
Розанов,
умерший
в
та кой
нищете.
О
нем
вспо мня т
когда-нибудь.
Од на
его
история
—
целая
историче­
с кая
к ни г а)»26.
Так
пиш ет
Гипп иу с
и
завершает
св ою
«Черную тетрадь»
простран­
ной
выписк ой
из
«Опавших листьев»:
«Хочу завершить мою эту запись изумительным отрывком из 11
Опавших
ли-
стъев”
В.
В.
Розанова.
Неизвестно,
о
чем
писал
он
это
—
в
1912 году .
Но
это
мы,
мы
—
в
конце
1919-г о!
“И увидел я вдали смертное ложе .
И
что
умирают
победители,
как
поб еж д енные,
а
побежденные
как
п обе дит ели.
И
что
идет
снег,
и
земля
пуста.
Тогда
я
с каз ал:
Боже,
отведи
эт о,
Боже ,
задержи.
И
победа
побледнела
в
душе
моей.
Потому
что
побледнела
душа.
Потому
что
умирают,
там
не
сражаются.
Не
по беждаю т,
не
бегут.
Но
остаются
нед ви жимым и
костями,
и
на
них
идет
снег”.
(Короб И,
ст р.
251)
На
нас
идет
снег.
И
мы
—
не д вижимы е
кости.
Не
задержал,
не
отвел.
Значит,
так
над о »27.
1 Гиппиус 3. Собр.
соч.
М., 2002. Т. 6. С.
135.
2 Там же.
С.
103.
3 Тамже.
С.
104.
4 Тамже.
С.
105.
5 Тамже.
С.
105.
6 Тамже.
С.
119.
7 Перцов П.
Ли тер атур ные
в ос помина н ия.
1890-1902. М. , 1933. С . 299-300 .
8 Отдел«В
своем
углу»
Розан ов
вел
в
ж урн але
«Новый Путь»
с
No
2 1903 г.
Среди
наиболее
зна­
чит е льных
его
публикаций
—
сер ия
статей
«Юдаизм» (1903, No 7 -12).
9 Гиппиус 3 . Л и тер атур ный дн ев ни к (1899-1907) // Зинаида Гиппиус.
Дне вники.
Т.
1. М. , 1999.
С. 255.
10 Тамже.
С. 258.
11 Тамже .
С. 260.
12 Тамже.
С. 261.
13 Тамже.
С. 267.
14 Гиппиус 3. Н .
Неи зве стн ая
проза:
В
3т.
Т. 2. Чего не было и что было.
Неи звестн ая
проза
1926-
1930 гг .
С Пб ., 2002. С. 373-376.
15 Возрождение.
1928. 11 ап ре ля.
С. 2.
16 Гиппиус 3 . Н.
Неи зве стн ая
проза.
С. 397.
17 Тамже .
С. 391.
18 Гиппиус 3 . Соб р.
соч.
М., 2002. С.
130.
19 Тамже.
С.
133.
20 В журнале «Р усск ая
Мысль»
Струве
напечатал
статью
«В.
В.
Роза нов
—
большой
писа тел ь
с
органическим
пороком»(1919. No
И.
Отд. 2.
С.
138-146), в которой привел противоположные
высказывания
Розанова
на
ст рани цах
«Нового Времени»
и
«Русского Слова», где он печатался
под
пр озра чны м
псевдонимом
В.
Варварин.
Любопытно,
однако,
что
когда
встал
вопрос
об
ис-


168
H. В.
Королёва
ключении
Роза нова
из
членов
Религиозно-философского
общества,
Ст руве
был
категорически
против
этого.
И
пос коль ку
Роз анова
все
же
ис ключ или,
Струве
до брово льно
вышел
из
Совета
о бщест ва.
21 Гиппиус 3 . С обр.
соч.
М., 2002. Т. 6. С. 140.
22 Тамже.
С.
139.
23 Там же.
24 Тамже.
С.
141.
25 Тамже.
С.
142.
26 Гиппиус 3. Черная тетрадь //
Гиппиус
3. Дневники.
М., 1999. Т. 2. С. 253.
27 Там же.
С. 254.


Е.
В.
Глухова
(Москва)
«АВы —
мечтатель
без
почвы
и
и с то ри и»: переписка Розанова
и
Д.
В.
Ф илософ ова
(1898-1918 гг.)
«А Вы
—
мечтатель
без
почвы
и
ист о рии»
—
так
назвал
Розанова
Д.
В.
Фило­
софов
в
письме
от
13 июля 1901 г.
Дмитрий
Владимирович
Философов,
один
из
многочисленных
корреспондентов
Розанова,
был
человеком
весьма
об ши рной
сфе­
ры
интересов:
журналист,
художественный
критик,
историк
искусства,
пу бл ицист ,
сотрудник
различных
общественно-политических
организаций
(в частности,
вме­
сте
с
Мер ежк ов ск ими
он
стоял
у
ист о ков
Религиозно-философских
с обран и й), при­
ни мал
активное
участие
практически
во
в сех
модернистских
изданиях
начала
XX в.:
в
журналах
«Мир Искусства», «Весы», «Перевал», «Золотое Руно» .
Современники
недо ум ев али:
как
могло
случиться,
что
это т
«чрезвычайно одаренный и в высшей
ст епени
образованный
человек
<...>, которому прочили блестящее будущее <. . .>,
лучшие
годы
отдал,
в
сущности,
очень
скромной
роли
помощника
Дягилева
в
ве­
ден ии
«Мира Искусства».
По
каким-то
причинам
он
оказался
неу дачн ико м,
и
его
«Новый Путь», который он основал вместе с Мережковскими,
и
его
Религиозно-
Философские
собрания, <...> —
все
это
бы ло
по-своему
зн а чи тельн ым,
но
не
на
вы­
с оте
тех
возможностей,
которые,
ка з алось,
пе ред
ним
открывались»1.
И
да же
Алек­
сандр
Бе нуа
—
добрый
друг
Философова
еще
с
юношества,
с
той
поры,
когда
они
вмест е
обучались
в
частной
гим на зии
М ая,
—
считал,
что
его
приятель
я влял
из
себя
«тип интеллигента- неу дач ни ка»2.
Фи лос офов
вместе
с
С.
П.
Дягилевым
был
редактором
ли те ра турн ого
отдела
и
руководителем
отдела
художественной
критики
журнала
«Мир Искусства»3, в
сущности,
именно
он
фор м иро вал
литературно-эстетическую
концепцию
нов ого
мо дерн ис тск ого
издания;
и
как
раз
именно
Философов
пригласил
к
сот рудни чес тв у
Розанова,
который
стано вит ся
частым
посетителем
редакционных
заседаний
жур­
нал а4.
Вполне
вероятно,
что
идея
пригласить
к
сотрудничеству
Розанова
исходила
от
Мережковских,
с
которыми
Философов
познакомился5
в
середине
1890- х
гг.
и
д аже
некоторое
вр емя
сотрудничал
в
«Северном Вестнике»6.
Сами
Мережковские
познакомились
с
Розановым,
судя
по
вос по ми нания м
3.
Н.
Гиппиус,
весной
1897
или
1898 г. 7, тогда как первое из сохранившихся писем Философова к Розанову по ­
зво ля ет
судить
о
бо лее
точной
да те
предварительного
знакомства
—
письмо
датиро­
вано
15 ноября 1898 г.:
«Многоуважаемый Василий Васильевич .
Да вно
стремлюсь
лично
с
Вами
познакомиться
и
привлечь
Вас
в
к ач естве
со­
трудника
в
жур нал
«Мир искусства», а также в новый,
задуманный
мною
сов мест но
с
Дм.
Серг.
Мережк<овским>
и
П.
П.
Перцовым
литературный
журн ал.
Сегодня
направился
б ыло
к
ва м,
но
оказалось,
что
оба
моста
разв е ден ы,
и
мне
при шлос ь
от­


170
Е.
В.
Гл ухо ва
ложить
мой
визит
до
следующего
р аза.
Если
Вы
завтра
ве че ром
свободны,
то
не
при ­
едете
ли
в
редакцию
«Мира иск< ус ств а>»? Мне думается,
что
атмосфера
его
Вас
не
будет
ос корбля ть,
и
Вы
найдете
у
нас
верных
друзей»8.
Благодаря
ос обому
отношению
Розанова
к
эпистолярному
наследию
сохрани­
ли сь
практически
все
письма
Философова
—
общим
числом
57, тогда как писем
самого
Розанова
—
до ст аточ но
немного,
они
по
б ольше й
части
не
датированы,
на­
писаны
по
случаю
и
представляет
собой
по
боль шей
час ти
записки,
заметки
и
крат­
кие
отклики9.
Пи сьма
Философова
гора зд о
бо лее
пол еми чн ы,
и
явственно
бы ли
ориентированы
на
взаимную
беседу,
от
к оторой
Ро з анов
явственно
уклонялся,
по
край н ей
мере,
в
эпистолярной
форме.
Часть
пи сем
1899-1900 гг.
посв ящ ена
теку­
щей
жур на льн ой
рутине;
письма
за
1900 г.
отсутствуют,
чт о,
вероятно,
объясняется
дос та точно
тесным
об щен ием
корреспондентов
de visu, тем более,
что
име нно
в
этом
же
год у
орг а низ овыв а лись
Религиозно-философские
собрания,
в
деятельности
ко­
торых
приним а ли
само е
непосредственное
участие
как
Розанов,
так
и
Философов.
Розановский
интерес
к
собственным
корреспондентам
отразился
как
в
письмах,
так
и
в
тех
кратких
набросках
«для памяти», часть из которых впоследствии была
переработана
им
в
«Уединенное»
и
«Опавшие листья».
Значительная
ча сть
та кого
ро да
заметок,
ко торы е
не
вош ли
в
означенные
тек ст ы,
встречается
в
сопроводитель­
ных
записях
Роз ано ва
к
письмам
Мережковского
и
сестер
Гипп иу с,
в
з аписк ах
от­
н оси тельн о
кру га
«Мира Искусства»
—
С.
П.
Дягилева,
В.
Ф.
Нурока,
Философова
(PO РГБ)10.
Не м алый
и нт ерес
представляют
со бой
своеобразные
рукописные
«книги»
в
со­
брании
Розанова
—
в
1910-е
гг.
он
объединил
письма
своих
корреспондентов
в
пере­
плетенную
те тра дь
с
золотым
тиснением: «ПисьмаД.
С.
Мережковского
и
сестер
Гиппиус
к
В.
В.
Розанову»(POРГБ).
Из
круг а
розановских
современников,
пожа ­
л уй,
больше
никт о
не
объединял
письма
корреспондентов
в
п одоб ие
рукописной
книги;
вместе
с
тем,
это т
случай
свидетельствовует
о
тех
пр оц ессах ,
которые
прояв­
ляются
в
русской
литературе
Серебряного
ве ка,
речь
ид ет
о
гло ба ль ной
деформации
канонической
жанровой
си сте мы.
Эпистолярий
в осп риним ает ся
современниками,
наряду
с
дневниками
и
краткими
заметками,
не
только
как
в ажный
документ
эпохи,
но
и
как
художественный
текст.
Воспоминания
о
том,
как
Ро з анов
писал
пись ма,
весьма
пр от ивор е чивы.
Его
дочь,
Т.
В.
Розанова
сообщала,
что
«отец писал письма мало,
только
по
необходимости»11
(скорее всего,
дан ное
утверждение
верно
по
отношению
к
периоду
после
1911 г) .
П.
П.
Перцов
в
своих
«Воспоминаниях»
со обща л
о
«гигантских пачках писем преж­
них
годов...
<...>
он,
по-видимоу,
до
к онца
о став ался
все
таким
же
неутомимым
“переписчиком”
—
любителем
переписки,
готов ы м
каждую
минуту
к
длинному
оду­
шевленному
ответу.
Пр а вда,
что
подпись
в
его
пи с ьмах
час то
фигурировала
п ос ере­
дине
письма
и,
вс лед
за
предполагавшимся
окончанием,
бесконечный
“постскрип ­
т ум”
удваивал
и
утраивал
не
только
длину
письма,
но
час то
и
его
и нтер е с»12.
Именно
Фил осо фо в,
будучи
редактором
литературного
отдела
журнала
«Мир
Ис кус ств а», решал,
какие
статьи
Розанова
подойдут
журналу.
Например,
в
пись­
ме
от
24 февраля 1899 г .
он
сообщал,
что
присланная
статья
«В мире неясного...»13
не
отвечает
основному
направлению
жу рн ала
—
чисто
«художественным»
уст рем ­
лениям,
поэтому
поместить
ее
в
жу рна ле
невозможно;
статьи
же
М ере жк овс кого,
Г иппиу с
и
д р.,
хотя
и
не
касаются
собственно
искусства,
но
относятся
к
«широкой
об ласт и
искусства
во об ще»; таким же образом им был отклонен фельетон Розанова
«Культура и деревня».
В
1899 г.
на
ст раницах
журнала
появились
работы
Розано­


Переписка
Розанова
и
Д.
В.
Философова
171
ва
«О Египетской красоте», «Два стихотворения на одну тему», а также «Зам е тк и
о
Пушкине»
—
в
составе
юбилейного
пушкинского
выпуска.
Последняя
статья
эта
вызвала,
как
известно,
резкий
отклик
Вл.
Соловьёва
(«Особое чествование Пушки­
н а»), в результате на страницах журнала возникает серьезная полемика о наследии
Ницше.
Соловьёв
резко
вы смея л
нелепость
мне ний
«господ оргиастов», имея в виду
в
основном
с татью
Розанова.
На
страницах
журнала
Соловьёву
от в ечал
Философов
с та тьей
«Серьезный разговор с ницшеанцами.
О твет
г.
Вл.
Соловьёву», —
защищая
розановское:«Чтопишу,
что
“написал”? Даже и не разберешь:
какой-то
набо р
с лов,
точно
бормотанье
пья но го
человека.
Да
все
о ни,
т.
е.
эти
трое
(Лермонтов,
Гоголь,
Достоевский
—
Е.
Г.) —
были
пьяны,
т.
е.
опьянены,
когд а
Пушкин
был
сущ е ств ен­
но
трезв.
Три
новых
писателя,
существенно
новых
—
сут ь
оргиасты»14.
Фило с офов
утв е ржд ал,
что
Роз ан ов
бессознательно
опирался
на
ту
аналогию
межу
«сном»
и
«опьянением», которая встречается у Ницше: «Между опьянением и сновидением
(Rauh und Traum), по его мнению,
тот
же
контраст,
как
между
двумя
гр еч еским и
богами,
в
которых
Ницше
видел
жи вых
и
наглядных
представителей
двух
осн ов­
ных,
но
вместе
с
тем
противоположных
пр инципо в
всег о
иск у сст ва»15.
По
м нению
Философова,
понятие
«оргиазма», которое использовал в своей статье Розанов,
во с­
ходит
к
представлению
Ницш е
о
второй
природе
чел ов еч еск ого
«Я»
—
разобщенной
и
хаот ичес кой ,
с тра да ющей
и
находящейся
в
вечном
стремлении
к
«уничтожению
индивидуации»
—
и
только
искусство
сп ос обно
его
осуществить.
Некоторая
анек­
д оти чно сть
сит ау ции
заключалась
в
том,
что ,
защищая
автора
статьи
с
ницш еанск их
по зиц ий,
Философов
далеко
не
был
уверен
в
том,
что
Роз а нов
интересуется
со б­
ст в енно
ницшевским
наследием,
п оэтому
вместе
с
одним
из
недатированных
писем
он
отправлял
Розанову
книг у
Л.
Шестова
«Добро в учениях гр.
Толстого
и
Ницше»;
тут
же
—
культуртрегерские
наст авл ения
Философова: «Но Вам,
пи са телю
Роза­
нову,
необходимо
считаться
не
только
с
Дос тое в ски м, (я говорю о соврем<е нных>
писат<елях>), но и с Нитче.
Откровенно.
От к ро венно
вам
скажу,
что
В аше
заявле­
ние,
что
Вы
начали
бы ло
читать
Нитче,
но
он
Вам
показался
скучным,
меня
очень
обидело,
не
за
Нитче,
коне чн о,
а
за
В ас.
Писатель
Розанов
не
смеет
так
говорить,
не
умаляйте
се бя!*) <...>
Если
Вы
возьмете
русский
п ер < ево д> (в котором кстати
сказат ь,
пропущены
все
наиболее
сил ьн ые
места)
и
б удете
читать
его
п ара лле льно
с
французским,
то
Вам
удастся
хоть
немного
вникнуть
в
Нитче.
Не
удивляйтесь,
уважаемый
В ас.
В ас., что я пишу Вам такие детали.
Мне
оче нь
хочется,
что бы
вы
по­
знакомились
с
Нитче.
В
нем
столько
гениальных
з ароды ше й,
столько
гл уб ин,
часто
непонятных,
что
име нно
такие
л юди,
как
Вы,
должны
его
читать!
*) К слову:
одн ого
из
глубочайших
западных
писателей
Метерлинка
Вы
в
пер ­
вый
раз
узнали
на
дн ях,
и
то
по
отрывку.
А
с
ним
ведь
то же
нео бхо ди мо
Вам
сч и­
таться».
Особенно
инт е нс ивно
переписка
велась
в
1903 г.
и
касалась,
как
правило,
редакционно-издательских
дел
и
сложного
отношения
с
цензурой,
которое
часто
препятствует
публикации
тех
или
иных
статей
Роз ано ва
на
страницах
журнала;
действительно,
в
св язи
с
активной
деятельностью
Рели гио з но-ф ил ософ ск их
со бра­
ний
к
их
уч аст ник ам
ст али
пр ед ъяв лять ся
жесткие
цензурные
требования:
в
част­
ности,
одной
из
пр ичин
цензурных
гоне ний
на
«Мир Искусства»
бы ло
содержание
жур на ла
«Новый Путь», к которому цензура была не столь уж лояльна
—
на
этот
фа кт
пеня л
Философов
в
письме
от
4 марта 1903 г.:
«За последнее время нас стали гнать .
Наш
цензор
по лу чил
выговор,
что
он
“рас ­
п уст ил”
Мир
Иск.
В
последнем
номере
хроники
перекалечили
“письма в редакцию”.


172
Е.
В.
Глухова
Странно
сказать,
но
“Новый Путь”
сделал
ничего
в
нас
не
понимающую
це нзу ру
—
недремлющим
оком.
Теперь
она
поня ла ,
что
это
не
“игрушки”,
и
начал а
силь но
т ес­
нить.
Пи сьма
Толс того
нам
запрещены
совсем».
В
пи сьм ах
к
Роз анов у
от
1903 г.
можно
проследить
весьма
неоднозначное
отно­
шение
Философова
с
Мережковскими;
Философов
неоднократно
подчеркивает
то,
что
он
выш е
ценит
гений
Розанова,
нежели
Мережковского:
«Жду с нетерпением выхода вашего сборника.
Странное
я
зам ет ил
на
себе
явле­
ние .
Когда
я
чит аю
Ми нс кого
—
я
чит аю
его
мысли,
слежу
за
силлогизмами,
решаю
задачку,
оч ень
интер есну ю ,
но
пос ле
решения
кот орой,
во
мне
ничего
не
прибави­
л ось
и
от
меня
ни чего
не
убавилось.
Когда
я
читаю
Мережковского,
я
с
первой
строки
в ижу
что
он
хоче т
сказа ть ,
задачки
нет ,
нет
постройки
силлогизмов,
но
есть
бесконечные
вариации
на
одну
и
ту
же
тему.
Вариации
по
музыкальности
своей
достигают
иногд а
гениальности.
Но
можно
не кот орые
вар иации
вычеркнуть,
другие
просто
не
различить.
Когда
я
читаю
вас,
то
при
первом
прочтении
мне
все
равно
что
вы
пишите.
Я
ем
вкусное
фрикасе.
Наслаждаюсь
его
вкусом
и
затем
уже
только
начинаю
соображать
из
чего
оно
с делано .
Но
думаю
на
этом
основано
то,
что
у
Вас
мало
читателей
любя­
щих
вас,
но
чуждых
Вам.
Вы
так
художественны,
что
к
Вам
можно
подойти
и
с
чисто
худож ест ве н ной
точк и
зрения,
да же
б удучи
не
сог лас ен
с
вам и.
С
Мережковским
этого
не
проделаешь.
Ком у
его
идеи
пре тя т,
тот
ни
за
что
его
не
одол ее т,
как
Вы
не
доказывайте,
и
не
распинайтесь
за
него».
В
письме
от
23 ноября 1903 г.
Философов
вступает
в
полемику
«о святости бра­
ка
и
п ола »: «Как верно заметил один Ваш поклонник и ценитель,
у
Вас
есть
о дна
круп н ая
недомолвка
(по- м оем у,
соз нат ель ная), а именно,
по-Вашему
должно
вы­
ход ит ь,
что
брак
свят,
потому
что
пол
свят,
а
вы ходи т,
что
пол
св ят
потому
что
бр ак
свят.
<...>
Вопрос
запутывается
еще
потому,
что
благодаря
соци ально й
неправде
су щно сть
п ола
извращается.
<...> Заметьте,
в
первом
стол бц е,
Вы
так
любовно
опи­
сыв аете
общение
с
животными,
что
—
по
совести
Вы
должны
допустить
скотоложе­
ство.
В
третьем
с толбц е
Вы
прямо
доказываете,
что
на до
“давать просящему” (хотя
бы
и
не
смешивая
се мен и).
И
все
это
л огич но,
все
это
последовательно.
Но
потом
вдруг
Вы
спохватываетесь:
а
брак-то
как
же,
если
жена
(живущая по X
том у
согла сн о
Розанову
и
Боровиковскому)
должна
“давать просящему”? И вот Вы придумывае ­
те
чудовищный
инст ит ут
“дуо -га м ии”,
чуть
ли
не
“combination a trios”. <.. .>
Но
Вы
под
русскими
законами
ходи те
—
и
вот
вместо
откровенной
пол ига мии
прихо д ите
к
какому-то
жалкому
компромиссу,
позволяющему
любовника,
но
не
больше
од ног о.
Оно
приличнее
и
гигиеничнее.
Вследствие
этих
соображений
—
сов е тую
вык ину ть
“дуо- гам и ю” (всего 6
ст рок ). Вы столько вынесли вражеских упреков,
что
право
не
сто ит
останавливаться
перед
намеком
на
пол ное
от ри цание
моногамии».
Раз мы ш ления
Философова
о
проблемах
пол а
и
брака
во
многом
б ыли
связа­
ны
с
тем
странным
положением,
к ото рое
ему
пришлось
зан има ть
в
«тройственном
союзе»
Мережковских;
кроме
того,
презрительное
отношение
Гиппиус
к
«эстетам»
«Мира Искусства»
отталкивало
ег о:
в
«эстетстве»
Ф илос оф ова
Гиппиус
усматрива­
ла
основные
причины
его
о тхода
от
идеи
«Главного»: «Философов сознанием был
с
Дмитрием
Сергеевичем,
а
бессознательно
как
будто
нет,
но
может
это
“нет”
шло
у
не го
от
эстетики
и
от
брезгливости»16.
В
связи
с
закрытием
Религиозно-философских
собраний,
окончательно
ра зо­
чаровавшись
в
и дее
«новой церкви»
Мережковских,
Философов
и щет
собственные
пути
пос тр ое ния
новой
«религиозной культуры»; он разрывает с Мережковскими и


Пере пи ска
Розанова
и
Д.
В.
Философова
173
в
1904 г.
уезжает
с
Дягилевым
во
Францию.
Вместе
с
тем,
по
возвращении
Филосо­
фов,
после
мучительных
раздумий
принимает
реше н ие
стать
спутником
Мережков­
ских .
В
и юле
1905 г.
Бенуа
в
письме
к
Нувелю
се тов ал
на
«уход»
Философова
из
их
друж еск ого
к руж ка: «Но я не могу спокойно переварить факт нашего разрыва,
со­
знание,
что
он
уйдет
от
нас
в
дебри
мистического
фигл яр ства,
коим
ж елают
себ я
те­
шить
Мережковские.
Я
соз наю,
что
он
слишком
ум ен
для
ни х,
и
со знаю,
что
он
у шел
от
нас
только
потому,
что
не
мог
бы ть
всецело
принят
нам и,
что
ему
нед осту пн а
бы ла
сфера
мистической
кра сот ы,
то,
что
они
так
пошло
называют
“эстетизмом”»17.
С ло жные
взаимоотношения
Философова
с
мирискусниками,
по
всей
видимо­
сти,
от р ази лись
и
на
взаимоотношении
Розанова
с
круг ом
журнала,
и
в
1904 г.
на
страницах
«Мира Искусства»
уже
не
публикуются
и
розановские
ст ат ьи.
В
недати­
рованном
п ись м е18 Розанов с большой теплотой вспоминает о своих прежде близ­
ких
знакомых:
«Спасибо,
д орог ой
и
м илый
Дмитрий
Владимирович,
за
присылку
No
6“М<ира>
Ис к< усс тва>”.
По луч ил,
вспомнил
всегдашнюю
Ва шу
доб роту
ко
мне,
вниматель­
ную
и
прощающую.
<.?.>
—
и
так
мне
стало
грустно,
что...
потерялась
или
р аск леи­
лась?
наша
многолетняя
др ужба .
Конечно,
мы
разные
л юди
и
раз ная
у
нас
судьба,
но
в едь
понимать-то
мы
всегда
могли
д руг
друга?
Все
вы,
в есь
“М< ир>
иск<усства>”
ст али
отходить
от
м ен я, <.?.>
—
не
с соряс ь,
не
крича.
И
мне
грустно,
что
Ваша
дол­
гая
вереница
уход ит
за
горизонт,
ко гда
я
еще
хот ел
бы
любоваться
на
Вас
и
быт ь
с
вами .
И
<.? .>
мои ,
Нувеля,
Бенуа,
кон е чно
Бакста,
даже
малознакомого
Нурока.
Вы
все
б ыли
талантливы,
все
<.? .>, понимали многие (вс е), и < .?.>
с
вами
всегда
был о
легко.
Ну,
как
бы
вы
обо
мне
не
думали
(верно: “мещанин”, “ре м ес ле нник” etc), а
я
искренно
благод арю
судь бу,
что
вас
всех
узнал
и
все
же
бу ду
с
гордостью
всегда
го вори ть : “мир искусства”
считал
ме ня
своим,
дураком
я
и
им
не
казался,
а
напротив
даже
умным
человеком».
NB В ред<акцию>
“М<ир а>
иск<усства>”
я
послал
(с служителем
“Н<ово го> Вр<ем ен и>») статью о Таврической (?) выставке .
Верно,
она
не
<состо -
и тся >. < Редакци я> “М< ира>
иск < ус ств а>” закрыта.
<.? .>
Не
ве рн ете
ли.
Целую
и
обнимаю,
а
Вы
на
это
не
с ерди тес ь.
В.
Розанов.
С<ер гею>
П а в<ло вич у>* низкий поклон .
Маме
т ож е»19.
В
отв ет
на
это
письмо
Философов
пис ал:
«Дорогой друг Василий Васильевич .
Письмо
Ваше
тр ону ло
меня
до
самой
мо ей
глубины.
<...>
Мне
кажется
Ваш а
г лавн ая
ошибка
в
том,
что
Вы
забываете,
кто
Вы,
забываете
пропорции
и
перспективу.
Очень
может
быть,
что
мы
все
и
талантливы,
и
понимающи
и
т.
д.,
но
все
это
не
то,
все
это
несоизмеримо
с
Вами,
как
с
одной
из
крупнейших
фигур
всемирной
ку льтур ы.
Мы
б ыли
ядро,
бы ли
движение,
или
как
говорят
—
“современное течение”.
Нам
удалось
предугадать
ближайшее
будущее,
и
у в идеть
то,
чего
еще
не
замечали.
Но
постепенно
мы
стали
растворяться
в
массе,
нас
поняли,
оце нил и
и
в
конце
концов
оказались
как-то
ненужными.
Вы
же
фигура
исключительная,
как-то
вне
вре м ени
и
пространства,
и
как
в ся­
кий
“царь”
Вы
иногда
бываете
тираном,
т.
е.
не
Вы,
а
Ваш
багаж,
ко торы й
не
всегда
под
с илу
<поклонникам?>, к числу коих принадлежу и я.
И
вот ,
ни
минуты
не
за­
бывая,
что
вы
царь,
и
настоящей
Божьей
милостью,
подлинной,
а
не
романовской,
я
все-таки
мучительно
почувствовал,
что
Вы
ст али
поперек
дороги,
может
быт ь
и
Сер гей
П а влович
Дяг илев .


174
Е.
В.
Г лухо ва
скромным,
но
сознайтесь,
законным
желаниям
<.? .>.
Вообще
у
Вас
ошибка,
что
Вы
представляете
себ е
“Мир иск. ” чем- то
единым
и
цельным.
Он
от того
и
исчез
отч асти
с
Вашего
гори зон та,
пот ому
что
он
распался,
или
вернее
растворился
в
жизни
<„.>
“Мир.
Иск .” (кроме меня)
действительно
отоше л
от
Вас
и
это
понятно.
У
нег о
точка
зрения
эстетическая.
Он
Вами
насладился,
понял
Вас,
и
пошел
дальше
ис­
ка ть
новых
ощущений.
Нельзя
же
каждый
день
перечитывать
“Войну и мир”
или
“Евг .
Оне г ина ”? Для того,
чтобы
их
перечесть,
надо
их
за бы ть.
И
вот
когд а
они
Вас
забудут,
они
к
Вам
вернутся.
А
по ка,
они
Вас
люб ят,
уважают,
ценят,
но
Вы
им
б оль­
ше
неинтересны.
Они
Вас
переплели
в
роскошный
переплет
и
поставили
на
полку.
А
известно,
что
роскошный
переплет
ест ь
своего
рода
надгробный
па мя т ник».
В
1906 г.
Философов,
пр ожи вая
вместе
с
Мережковскими
в
Пари ж е,
пр игл а­
шал
Розанова
к
сотрудничеству
в
сб.
«Le Tsar et la revolution»: «Желательнее всего
тема
“Православие и самодержавие” (Вроде “ Ос ла б нувш ег о
фе ти ша”).
Так
как
ст а­
тья
должна
быт ь
написана
с пе циал ьно
для
сборника,
и
не
может
бы ть
напечатана
в
России
ранее
появления
сборника
в
свет,
то
мы
ее
оплачиваем
гон ора ром
в
100 руб .
за
печатный
лис т.
Го но рар
Вам
буд ет
выслан
немедленно
по
получении
рукописи,
по
приблизительному
расчету.
Мы
надеемся,
что
Вы
заинтересуетесь
сб орни ком ,
вспомните
ст ар ину
—
эпоху
религиозно-философск<их>
Собраний
и
пришлете
нам
статью
“душевную”,
т.
е.
такую,
которая
Вам
самим
буд ет
дорога,
а
не
написанную
по
за казу .
Очень
бы
только
просил
не
к асат ься
ев р еев!»
В
апреле
1907 г.
Философов
послал
Розанову
к нигу
о
хлы ст ах,
приглашает
при­
нять
у част ие
в
анкете
MercuredeFranceповопросу «переживаем
ли
мы
сейчас
ис­
чезновение
религии,
или
ее
э во л юцию »: «Между прочим,
ответили
Горький,
Пл е­
ханов,
Минский,
Мережковский.
Мы
очень
советовали
ред ак ции
об р ати ться
к
В ам.
Не
зна ю
получили
ли
Вы?
Ответ
должен
был
бы ть
не
больше
чем
в
1000 слов:
время
еще
ест ь
(онибудутпечататьответымесяца2). Что если бы Вы прислали на мое имя
Ваше
мнение?
Постарайтесь
написать
поразборчивее,
и
попроще,
чтоб ы
ле гче
было
п ере вест и».
Завершающая
ча сть
переписки
Розанова
и
Философова
—
два
небольших
пис ь­
ма
от
1911 г., в которых Д.
Философов
благодарил
Розанова
за
юбилейную
заметку
о
своей
матери
—
Анне
Па вло вне
Философовой20.
В
ответ
Розанов
прислал
статью
с
корректурной
правкой
ре дак тора : «Мне хотелось бы вам послать часть без редак ­
т орск их
сок ращен и й,
весьма
чувствительных.
М <иха ил>
Ал <л екс еев ич>
сказал:
“Что- то
Вы
ее
огорчаете,
гов оря
уже
о
недалекой
см ер ти”.
Но
мне
казалось,
что
ей
75 л.
Нельзя
не
думать
о
“f”, а между тем именно мысль о разлуке высказывает ей
мою
верность
чувств,
и
так
и
писал,
что
“скоро мы нашу А< н ну>
П< авловн у>
не
увидим”».
В
из ъят ых
п опра в ках,
например,
б ыли
размышления
о
вероятной
скорой
кон ­
чине
Анны
Па в лов ны , «которая по роковому закону судьбы и природы уже,
есте­
ств енно,
недолго
проб уде т
с
нам и». «Когда я смотрю на Анну Павловну,
я
п росто
ее
люблю;
это
странно
в
отношении
70-летней
женщины:
но
я
ее
л юблю
как
молодую,
как
жен щин у,
как
существо,
кото рое
просто
не
уме ет
ст аре ть,
и
от
того
именно
что
рож де на
до
аршина
и
до
таблицы
ум нож е ния».
В
фонде
Розанова,
между
прочим,
сохранилось
письмо,
на пис анно е
возмущен­
ным
Д.
Фил о софо вым
по
поводу
бол ее
ранней
статьи
Розанова21
о
его
матери,
поме­
щенной
в
га зете
«Русское Слово»
в
фев рале
1909 г.
за
подписью
Ва рва ри на: «М.
г.
г.
Редактор.
В
No
38 (от 17
февр.)
Вашей
уважаемой
газеты
был
пом е щен
фе лье тон
г- на
Варварина
под
заглавием
“Анна Павловна Философова”.


Переписка
Розанова
и
Д.
В.
Философова
175
Я
впо лне
уверен,
что
автор
фель ето на
и мел
искреннее
желание
выразить
ч ув­
с тво
уважения
и
любви
к
А.
П.
Философовой,
и
тем
не
ме нее
я
вынужден
п ротес то­
ва ть
про тив
эт ого
фе лье тона .
Ес ть
пределы
вторжения
в
ча стн ую
жизнь,
которые
печать
переходить
не
может.
Г.
Варварин
эти
пределы,
как
мне
кажется,
нар уш ил.
Его
я
вин ить
не
мо гу.
Этот
т алант ли вейш ий
русский
писатель
з ача стую
позволяет
себ е
некоторые
бестактности,
отнюдь
не
по
злой
воле,
а
по
безмерной
наивности.
Но
ме ня
очень
огорчает,
что
редакция
не
пришла
в
данном
с лучае
на
помощь
г- ну
В ар­
варину
и
не
предохранила
его
от
некоторых
шагов.
Многочисленные
неточности,
доп уще нн ые
г.
Варвариным
—
я
оставляю
без
исправления.
К
сему
счи таю
нужным
добавить,
что
г-на
Варварина
я
не
знаю,
а
знаю
лишь
лицо,
скрывающееся
под
эти м
псевдонимом.
Хо тя
я
им ею
самые
веские
основания
ра кры ть
его
псевдоним,
я
этого
не
дел аю,
по
соображениям
литературной
этики.
Примите
и
проч.
Д.
Философов».
Последнее
из
сохранившихся
писем
к
Философову
и
Мережковским
был о
на­
п исано
рукой
дочери
Розанова
Надежды
Васильевны
незадолго
до
см ерти
Розанова,
который
тяжело
б олел
и
не
мог
писать
самостоятельно.
Об
этих
письмах
вспомина­
ет
Гипп иус
в
1923 г. («Задумчивый странник») (сохранилось,
судя
по
всему,
только
о дно
из
них
—
возможно,
другие
письма
находятся
в
Парижском
архиве
Мережков­
ских ).
Мережковские
под д ержа ли
Розанова
материально,
Гиппиус
написала
пись­
мо
Горькому
о
бедственном
по ло жении
писателя.
Розанов
был
чрезвычайно
благо­
дар ен
старым
друзьям
за
помощь
и
просил
д очь
поблагодарить
их
за
поддержку:
«Дорогие,
д орогие ,
ми лые
Митя,
Зина
и
Ди ма!
В
последней
степени
склероза
мозга,
ткань
рв ет ся,
душа
жива,
цел а,
сил ьн а.
Без­
умное
желание
кончить
“Апокалипсис”, “Из
восточных
мотивов”
и
издать
“Опавшие
листья”,
и
все
уже
готово,
сделано,
только
распределить
рисунки
“Из восточных мо­
тивов”,
но
это
ник то
не
может
с дела ть.
И
рисунки
все
вы бр аны.
Лихоимка
Судьба
свалила
Розанова
у
порога.
Спасибо
до рогие ,
милые,
за
лю бов ь,
при в ет,
сос трада нь е.
Были
бы
веч н ыми
др у­
зьями,
—
но
уже
к ажет ся
поздно...
Обнимаю
вас
вс ех
и
крепко
це лую
вместе
с
Россией
дорогой,
милой.
Мы
все
стоим
у
п орога
и
вот
бы
лететь
и
крылья
есть,
но
в оз духа
под
крыльями
не
оказы­
вается.
Спасибо
милому
Сереже
Каблукову
за
письма
очень
с одерж ате льн ые.
Что
же
он
не
пи шет
бо льшог о
письма,
к оторо е
о бещал.
Теперь
д ела
мои
все
устраиваются.
Спасибо
Максимушке22, Саше Бенуа,
спаси­
бо
Макаренко.
Господи,
какие
во спо минан ья
с
“Миром искусства”
и
“Новым путем” .
Восходит
з олота я
ось
(?).
Верю,
верю
в
те бя,
как
вер ю
в
Иерусалим.
Ах,
все
эти
свят ыни
древ н ие
они
оправдались
и
в
каких
безумных
оправда­
ниях!
Це лую
и
обн и маю
вместе
с
Россией
несчастной
и
горькой.
Творожка
хочет ся,
пирожка
хочется!
А
в едь
когд а
мы
жили
так
безумно
вкусно,
как
в
э тот
голодн ы й,
страшный
год.
Господи,
неужели
мы
ни к огда
не
разговеемся
б ольше
душнейшей
(?) русской
Па схо й;
хот я
теперь
я
хотел
бы
праздновать
вместе
с
еврея ми
и
с
их
маслянистой,
вкусной,
фаршированною
яйцами
щук ой
(?) сразу маслянисто и легко.
В.
Розанов».


176
Е.
В.
Гл ухо ва
Переписка
Розанова
с
Философовым
и
Мережковскими,
без
сомнения,
тр е­
бу ет
дальнейшего
изучения
и
возможно
боле е
полной
публикации
с
развернутым
ко мм ентар ием ,
поскольку
пр ед ставл яет
соб ой
безусловный
интерес
в
плане
рекон­
струкции
канвы
биографии
и
творчества
Розанова.
1 Добужинский М .
В.
Воспоминания.
М ., 1987. С. 201.
2 БенуаА.
Н.
Мои
воспоминания.
В
5 кн.
М., 1990. Кн. 4-5. С. 360.
3 Об истории журнала и художественного объединения см. : С ок олова Н.
Мир
искусства.
М.; Л.,
1934; Стернин Г.
Ю.
Художественная
жизнь
Р оссии
на
рубе же
XIX—XX
веков.
М. , 1970; Лап­
шина
Н.
Мир
искусства:
очерки
ис т ории
и
т во рческой
практики.
М. , 1977; Корецкая Н .
В.
Мир
искусства
// Литературный процесс и русская журналистика конца XIX
—
начала
XX века .
1890-1904: буржуазно -ли беральн ые
и
модернистские
издания.
М., 1982.
4 ОРозанове-участнике
заседаний
журнала
«Мир Искусства»
см.
в
воспоминаниях
со времен ни ­
ков:
Доб ужин с кий
М.
В.
Воспоминания;
Бен уа
А.
Н.
Мои
воспоминания.
5 В жизнетворческий контекст символистской эпохи Философов вошел в несколько странном и
двусмысленном
качестве
третьего
уч астн ика
«союза троебратства»
Мережковских.
Однако
его
непо ср е дств е нные
отношения
с
четой
Мережковских
складывались
достаточно
не ров но
вплоть
до
1903-1904 гг. ,
ко гда
с
фактическим
прекращением
издания
журнала
«Мир Искусства»
не
прервались
дружеские
отношения
с
его
кру гом .
Об
ис т ории
тесной
дружбы
и
сотрудничества
Ф илос офов а
с
четой
Мережковских
см.
в
ра бо та х: Pachmuss Ternira. Intellect and Ideas in Ac­
tion: Selected Correspondence of Zinaida Hippius. München: W. Fink, 1972; Соболев А .
Л.
Ме­
режковские
в
Париже
(1906-1908) // Лица:
би ог рафич еск ий
альманах.
Вып.
1. М.; СПб., 1992.
С. 319-371; История « но в ой»
христ ианск ой
любви.
Эр оти чески й
эк спери м ент
М ережк овски х
в
свете
«Главного»: Из « дн ев нико в» 3. Н.
Г иппиу с
1906-1908 годов //
Э ротизм
без
бе р егов
[Назв .
об л.: Эротизм без границ]. М., 2004. С. 391-455.
6 В«Северном
Вестнике»(далееСВ)
за
1897 г.
Философов
оп убл ик овал
несколько
рец енз ий
под
псевдонимом
«Ф.»: Н .
Г н едич.
История
искусств
// СВ.
No
5.
От д.
2.
С.
16-20; Н .
Д ружин ин.
Юридическое
положение
крестьян
// СВ.
No
5. Отд. 2. С. 20-23; Т.
Ф.
Шершеневич.
О
порядке
приобретения
ученых
ст епене й//
СВ.
No
6. С. 325-326; П.
И.
Мессорош.
Финляндия
—
государ­
ств о
или
русская
окраина?
// СВ.
No 1 1. С. 335-336.
7 В воспоминаниях «Зад ум чи вы й
странник»
Гиппиус
п ис ала : «не помню,
кто
нас
с
ним
поз нак о­
ми л.
Может
быть,
молодой
фило со ф
Шпе рк» (Гиппиус 3.
Н.
Жив ые
лица.
[Сочинения]: В 2
т.
Тбил иси, 1991. Т . 2. С. 89-90).
8 Двухсторонняя переписка Д .
В.
Фило со фов а
и
В.
В.
Ро зано ва
находится
в
различных
архивных
хранениях:
в
фонде
В.
В.
Розанова
—
POРГБивфондеД.
В.
Филос офо ва
в
PO РНБ,
а
та кже
в
объединенном
фо нде
Мережковских
и
Философова
в
PO РНБ.
Зде сь
и
далее
ссылка
на
пис ьма
Д.
В.
Ф илософ ова,
дает ся
на
а рхив ное
хранение:
ОР
РГБ .
Ф. 249. М3871, без указания архивной
паг инации,
т.
к.
в
ближайшем
будущем
в есь
эпистолярный
компл ек с
готовится
к
отдельному
из дани ю.
9 Исключение,
пожалуй,
составляют
те
письма,
кот орые
бы ли
им
адресованы
по зд нее
все м
троим:
3.
Гип пи ус,
Д.
Мережковскому
и
Д.
Философову
(дело в том,
что
приме рно
с
1904 г.
корпус
переписки
Д.
В.
Философова
с
Роза нов ы м,
безусловно,
должен
расс мат ри ват ься
в
целостном
со о тнес ении
с
письмами
Мережковского
и
Гиппиус,
поскольку
вольно
или
не вольно
Филосо­
фов
вос при нима лс я
современниками
как
часть
эт ой
семьи), —
эти
письма
подробны
и
внешне
имеют
вид
вполне
традиционного
эпистолярного
жанра.
10 Эти записи были опубл.: Л омонос ов А.
В.
Корре с понде н ты
В.
В.
Розанова
(Биобиблиографиче ­
с кие
комментарии
к
запи сям
В.
В.
Розанова
на
письмах,
хранящихся
в
НИОР
РГ Б) // Записки
отдела
ру ко писе й.
В ып. 52. М., 2004. С. 436-576.
11 Розанова Т .
В.
Будьте
светлы
духом
(Воспоминания о В .
В.
Р озан ове) .
12 Перцов П .
П.
Лит ерат урны е
вос поми нан ия
1900-1902 гг.
М ., 2002. С. 270.
13 Статья В .
В.
Ро занов а
«В мире неясного и нерешенного»
все
же
бы ла
опубликована
в
«Мире
Искусства»
в
No
5за1901г.


Переписка
Розанова
и
Д.
В.
Философова
177
14 Розанов В.
Заметка
о
Пушкине
// Мир Искусства .
1899. No
13-14. С .
12.
15 Философов Д .
Серьезный
разговор
с
ницшеанцами
// Мир Искусства . 1899. No
16-17. С . 27.
16 Гиппиус 3. Н.
О
Бы вшем
// Гиппиус 3. Н.
Дневники:
В
2 кн.
М ., 1999. Кн.
1. С. 92.
17 PO ЦГАЛИ.
Ф. 938, Бенуа А.
Н. On.1. Ед.
х р. 46. Л. 55-56.
18 Письмо хранится: PO РНБ.
Ф. 814. Ед.
хр. 80.
19 Позднее к письмам Философова Розанов сделал приписку: «Все это общество Мира иск .
б ыло
прелестно,
т алан тл иво,
ари ст окр атич но
по
воспитанию,
декадентно
по
вк у сам,
демократично
по
уб ежде ниям .
Н епоня тн о,
зачем
оно
р ас па ло с ь». Ломоносов А.
В.
Корреспонденты
В.
В.
Роза но­
ва
(Биобиблиографические комментарии к записям В .
В.
Р озан ова
на
письмах,
хранящихся
в
НИО Р
Р ГБ) // Записки отдела рукописей.
В ып. 52. М., 2004. С. 454.
20 Анна Павловна Философова (К 50- л ет ию
ее
общественной
дея т ель но ст и) // Новое Время . 1911.
No
12606 (18апреля). Розанов написал еще несколько статей Об А.
П.
Филос оф овой,
которую
он
хорошо
зн ал
и
ц енил
и
с
кот орой
также
вел
переписку
(Ср.: Памяти Анны Павловны Философо­
вой
// Новое Время .
1912. No
12943 (24 марта); Сборник памяти А.
П.
Ф илос офовой
// Новое
Время.
1915. No
14192 (13 сент .)
21Варварин <Розанов
В.
В.>
Анна
П авло вна
Фил ос офо ва
// Русское Слово .
1909.
No
38
(17 февр. )
22 А.
М.
Горький.


Л.
Л.
Черн ич ен ко
(Москва)
Вечер
у
Минс ких
В
семь е
литераторов
М инск их
Ва си лий
Васил ь еви ч
Розанов
был
частым
и
же­
ла нным
гостем.
В
1904-1905 гг .
Розанов
увлекался
жено й
Минского,
поэтессой
Люд мил ой
Виль к иной
(1873-1920), написал предисловие к ее книге стихов « М о й
сад» .
Ник ол ай
Мак симо вич
Минск ий
(1855-1937) —
поэт,
публицист,
пер ево д­
чи к,
фил осо ф.
В
молодости
он
был
из вест ен
как
автор
работ,
в
которых
провоз­
глаша л
себя
сторонником
чистого
искусства,
не
зав исим о го
от
политики
и
журна­
листи ки
(фельетон « Ст арин ный
с пор », поэма «Х ол одные
сло ва»).
В
к ниге
«При
све те
совести» (1890)онобосновал «религию
небытия»
—
философское
учение
о
«меонизме» (от греч .
слова
«меон»
—
несуществующее).
Его
тр акт ат
«Религия
будущего:
философские
ра зг ов оры » (СПб ., 1905) пронизан идеями Ф.
Ницше,
на­
родничества
и
восточной
мистики.
Розанов
признавал
философскую
эст етик у
в
метафизических
изы ск ани ях
Минского,
но
в
то
же
врем я
ск епти чески
относился
к
его
концепции,
н азы вая
ее
одним
из
красивых
шахматных
ходов.
Некоторое
время
меж ду
Розановым
и
М инским
шла
полемика
по
поводу
разного
понимания
ре ли­
гии
и
ид еа лов
Церкви.
Розанов,
чутко
подметив
перемену
в
понимании
Минским
ре л игии
как
суеверия
и
несчастья,
дал
резкую
критику
тезиса
Минского.
Несмо­
тря
на
различие
философских
взглядов,
Розанов
и
Минский
вместе
с
Д.
С.
Ме­
режковским
были
инициаторами
создания
Религиозно-философских
собраний
(1901-1903) в Петербурге .
На
собраниях
М инск ий
вы ст упал
с
докладами,
в
ко­
торых
высказал
негативную
оценку
отношения
Розанова
к
семье
и
бра ку.
Уже
бу­
ду чи
в
эмиг ра ции
(с 1914 г. ), Минский с гордостью говорил о том,
что
его
книги
бы ли
направлены
против
учения
Л.
Н.
Толс то го.
После
выступлений
Минского
на
Религиозно-философских
собраниях
Розанов
пор вал
с
ним.
В
г оды
эмиг ра ции
Минский
выпустил
книгу
«Кого ищешь?: Мистерия» (Берлин, 1922), в которой
продолжил
св ои
былые
декадентско-символические
и скан ия
и
«меонистические»
идеи.
Св ой
жанр
он
определял
как
«мистерию», как борьбу двух основ
—
плоти
и
духа:
дух
торжествует,
утверждал
он,
временно
пребывая
в
человеческой
плот и.
До
кон ца
дн ей
он
гордился
тем,
что
С.
Венгеров
на звал
его
отцом
русского
декаданса,
и
потому
считал
с ебя
первым
провозвестником
культа
абсолютной
личности
как
единственного
смысла
жизни.
Други м
участником
вечера
у
Минс к их
был
князь
Владимир
Владимирович
Ба­
рятинский
(1874-1941).
Он
был
известен
в
широких
кругах
петербургской
и
мо­
ско вс кой
интеллигенции
как
кр упн ый
драматург
и
редактор
либер аль но й
газеты
«Северный Курьер» (1899-1900) — « Бо л ь шая
ежедневная,
политическая
и
лите­
ратурная
газета
без
предварительной
цензуры».
Им
были
созданы
драматургиче­
ски е
произведения,
к оторы е
имели
боль шой
успех
в
Пе те рбурге,
Москве,
рус ск ой
провинции
и
за
рубежом,
в
известных
европейских
театрах
Парижа,
Лондона
и


В ечер
у
Ми нски х
179
других
город ов
(«Карьера Наблоцкого», «Перекаты», «Пляска жизни», «Коме­
дия
см ерт и»
и
д р.)
Его
п ьесы
на пис аны
в
жанре
комедии
с
элемен т ами
сатиры
в
д ухе
M.
Е.
Салтыкова-Щедрина
и
А.
Н.
Островского.
Главная
тема
их
—
критика
чиновничье-бюрократического
аппарата,
показ
к арь ерн ого
альфонсизма
в
среде
обанкротившегося
дворянства,
подавшегося
в
чиновничество.
Эта
тем а
широко
об­
суждалась
в
те
годы
в
п еч ати.
Сюж еты
черпались
из
жиз ни
великосветских
к ру­
гов,
к
ко то рым
Б арятин ск ий
принадлежал,
и
ко торы е
он
хорошо
зна л.
Унаследовав
щед ринс ки е
мотивы
и
заветы,
Ба рятин ски й
продолжил
традиции
рус ск ой
сатиры.
В
пр е др ев олюцио нные
годы
его
сатирический
да р,
проявившийся
еще
в
ранние
годы,
помог
ему
соз да ть
запоминающиеся
«картинки»
п рошл ого
дворянства,
которое
к
конц у
XIX в.
тер яло
св ое
былое
ве лич ие
и
власть
(сб .
рассказов-памфлетов
«По­
томки»
—
СП б., 1897; сб.
р асск аз ов-пам флет о в
«Лоло и Лала»
—
С П б., 1897).
В
ре­
волюционные
годы
1905-1907 он
—
у част ник
сатирических
петербургских
журна­
лов
«Стрекоза», «Жупел», «Маски»
и
д руги х.
Особой
попул ярно с ть ю
пользовался
«Сигнал»
Корнея
Чуковского,
в
ко тором
пр инимал и
участие
видные
ли те рато ры
—
Н.
А.
Тэффи,
А.
И.
Куприн,
О.
Н.
Чюмина
(Оптимист), Саша Черный и др.; в эт о м
журн а ле
б ыли
опубликованы
стихи
Барятинского
«Из Апухтина» (Сигналы .
1906.
No
1-4, Вып . 3); в журнале « Ма ски»
—
сатирический
ст их
о
еврейских
погромах
«Из
мемуаров
громов е рж ца» (1906. 22
февр аля ,
No
4.
С.
7); «Стрекоза»
—
«Мундиры»
(1905. 13 ноября .
No
45.
С.
5); «Маски»
—
ст их -пам флет
«Застолет(исторический
очерк
нашего
счастья)»(1906. No
14. С. 4) и другие.
На
сцене
его
те атра
и
други х
сто­
личных
театров
(Малый театр А .
С.
Суворина,
Александрийский,
Драматический
театр
А.
Ф.
Корша
и
др .) выступали известные актеры Петербурга(И.
Н.
П ер истиа-
ни,
В.
П.
Далматов,
Ю.
М.
Юрьев, H.
М.
Радин,
Б.
А.
Горин-Горяинов
и
др. ).
Его
«Новый театр»
пользовался
б ольшой
популярностью
наряду
с
новыми
театрами
В.
Ф.
Комиссаржевской,
В.
Э.
Ме йе рхоль да, M.
Н.
Еромоловой.
Знаменателен
обед
в
честь
M. Н.
Ермоловой
13 марта 1907 г., который показал единение новых театров:
на
о беде
присутствовали
видные
уч ен ые,
а ктеры ,
издатели,
общественные
д ея тели
(П.
Б.
Ст рув е,
В.
О.
Ключевский,
В.
А.
Гиляровский,
В.
Э.
М ей ерхольд ,
В.
Ф.
Комис-
саржевская
и
др.). В числе приглашенных был
и
Барятинский.
С
юности
он
занимался
переводами
французских
и
анг лийск их
а вт оров
(«Буря»
У.
Ше к спир а , «Гризельда»
А.
Сил ьв ест р а); перевел стихи А .
С.
Пу шк ина
на
фран­
цуз ск ий
яз ык
(«Узник», «Ангел»
и
др.), которые вошли в «П уш к инс к ий
сбо рник»
(СПб., 1899) в память столетия со дня рождения поэта;
написал
замечательную
историческую
п ьесу
«Во дни Петра»
для
театра
А.
С.
Су вор ина
(1898), в основу
пьесы
б ыли
по ложе ны
подлинные
исторические
сведения
о
Петре
I и его сподвиж­
никах,
его
пребывании
в
Париже
в1717г.
ио
событиях
в
Европе
и
России
в
пер иод
1717-1722 гг .
Газет а
«Северный Курьер»
появилась
осенью
1899 г., когда Барятинский,
разой­
дясь
с
Су вор иным
по
«делу Дрейфуса», вышел из числа сотрудников «Нов ого
Вре ­
м е ни ». От Суворина дистанцировались многие его друзья и бывшие почитатели.
Роз ано в
о стался
в
«Новом Времени».
Совместное
пребывание
в
консерватив­
ной
газете
«Новое Время»
не
способствовало
сближению
Барятинского
и
Розанова.
В
«Северном Курьере»
Баря ти нс кий
вы раз ил
не
только
свое
личное
неприятие
к
Розанову,
но
и
не г ат ивное
отношение
определенных
кру гов
общественности
к
не­
стандартному
под ходу
Розанова
к
вопросам
пола,
семьи,
бр ака,
любви.
Ссылаясь
на
мнение
редакции,
Баряти н ски й
пис ал: «Господин Розанов,
изд а вна
упражняю­
щийся
в
“философии”
на
страницах
“Нового Времени”,
на
сей
раз
объектом
св оей


180
Л.
Л.
Черниченко
фило со фии
избрал
“Возрасты любви” (23 августа 1900 г. ), считая “ф изио ло гич е с ко е
воззрение
на
пол
совершенно
невер ным ”; момент слияния двух любящих сердец
он
называет
“пунктом”,
где
он
“переходит в таинство биологии”».
Обыгрывая
с ло­
во
«пункт», Владимир Владимирович,
ревнитель
классического
русск ого
языка
и
страстный
поклонник
«солнца русской поэзии»
Пушкина,
иронизировал: «А нам
ка же тся,
что
здесь
“пункт”,
где
кончается
здравый
рассудок
и
нач инается
бр ед
б оль­
ног о
человека.
Только
зачем
же
это
печатать?
Незачем
пер еинач иват ь
слова
Пуш­
кина
из
“Евгения Онегина”
—
“любви все возрасты доступны”,
вместо
—
“любви все
в озра сты
покорны”»1.
В
1890-е
гг.
Барятинский
инт ересов ался
творчеством
Минского
и
не
только
им,
но
и
други м и
декадентами-символистами;
символизм
был
на
слуху,
шли
бурные
де­
баты,
выступали
защитники
и
хулители
нового
течения
в
литературе
и
иску сс т ве.
Он
написал
пространную
с татью
«Символизм и символисты» (1896), в которой из­
лож ил
историю
возникновения
и
ст ан овл ения
символизма,
характеризовал
тво рч е­
ств о
маститых
декадентов
—
С тефа на
Малларме,
Пол я
Верлена,
Валер ия
Брюсова.
И
хотя
он
был
приверженцем
классической
русской
литературы,
тем
не
менее
в
св о­
ей
статье
он
дал
объективную
картину
символизма
как
се рье зн ого
явл ен ия,
с уще­
ствование
кот орого
является
фактом,
и
отмахнуться
от
нег о
просто
невозможно.
Он
пис ал,
что
это
лю ди, «видящие красоту в таких тонких очертаниях,
которые
не
все м
доступны», что «пора
примириться
с
новым
направлением»
и
что
«не следует сме­
ять ся
над
людьми,
вид ящ ими
и
чувствующими
инач е,
чем
д ру гие»2.
Барятинский
был
одним
из
первых
очевидцев
возникновения
символизма,
когда,
ст олкн ув ши сь,
два
поколения
вынуж д ены
бы ли
сосуществовать:
м олод ое
—
Д.
С.
Мережковский, H.
М.
Минский, 3.
А.
Венгерова
и
с та ршее
—
Л.
Н.
Толстой,
H. С.
Лесков,
и
в
то
время,
к огда
к о нсерв ат ивная
печать
ог рани чив алась
только
бес ­
так тны м
обругиванием
«новопришельцев»
в
литературу.
Врожденная
лояльность
по
отношению
к
людям
ра з ного
социального
пол ож ения
и
к
их
взглядам
снискала
ему
популярность
в
разных
кругах
общества.
Поэ т ому,
когда
появился
«Северный
К у р ье р», многие охотно приняли участие в нем;
пришли
лю ди
с
именами
в
области
науки,
журналистики,
те атр а,
общественной
деятельности,
про ви нциал ьн ые
писа­
тели,
историки,
известные
столичные
лит ер атор ы
—
В.
В.
Вересаев,
А.
М.
Горький,
Д.
В.
Григорович,
А.
А.
Луговой,
Д.
Л.
Мордовцев, H.
М.
Минский,
Т.
Л.
ГЦеп кина -
Куперник,
Н.
Г.
Гарин
(Михайловский)
и
др.
Для
многих
«Северный Курьер»
был
«свежим глотком воздуха»
в
затхлой
ат­
м ос фере
сипя г инск их
рескриптов
полновластной
цензуры.
А.
П.Че хо в
бывал
в
ос обн яке
Барятинского
на
Лиг ов ке , 65, рядом с Николаевским ( М осков ским)
вок ­
зал ом;
симпатизировал
ему
и
его
га зет е,
собирался
тож е
принять
участие,
но
не
ус п е л: «Северный Курьер»
был
закрыт
24 декабря 1900 г.
ввиду
«заведомо вредного
направления»
постановлением
че тыре х
министров
—
вну тр енних
дел,
юстиции,
на­
родного
просвещения
и
обер-прокурора
Синода
—
несмотря
на
«отсутствие третье ­
го,
по сл еднег о
предупреждения»3.
Это
сообщение
Барятинский
по луч ил,
ко гда
был
в
го стях
у
Л.
Н.
Толс то го
в
Хамовниках,
и
описал
в
своих
во спо ми нания х
«Встречи
с
Львом
Николаевичем
Толстым».
В
письме
к
Суво рин у
(8 января, 1900) А.
Чехов
писал:«“Сев<ерный>
Курьер”,
правда,
очен ь
ч ит ается
в
пр овинции.
Ес ли
судить
о
кн.
Барятинском
по
его
газ ете,
то
признаюсь,
я
вино ват
пе ред
ним ,
так
как
рисовал
его
се бе
далеко
не
таким,
каков
он
есть.
Газету
ег о,
кон е чно,
прикроют,
но
репутация
хорошего
жу рн али ста
за
ним
останется
надолго.
Вы
спрашиваете:
почему
“Север­
ный
Курьер”
имеет
успех?
Потому
что
наше
обще ств о
ут ом лено,
от
ненавистниче­


Ве чер
у
Ми нски х
181
ства,
оно
ржавеет
и
киснет,
как
трава
в
бол о те,
и
ему
хоч ет ся
че го- ни будь
свежего,
сво бо дно го,
легк ого,
хочется
до
с мер ти !»4.
Интерес
к
Барятинскому,
его
сборнику
и
«Северному Курьеру»
проявляли
И.
А.
Бунин,
Н.
Д.
Теле шов .
Бунин
в
письме
просил
дру га
Телешова
(14 июня,
1900): «Сообщи также поскорее,
что
это
за
сборник
Барятинского?
Кто
участвует,
ко гда
выйдет
и
т.
д.
—
поподробнее.
Х очу
ту да
послать.
Только
к уда
посылать
и
в
ка­
ком
ст иле ?».
Телешов
отвечал
(21 июня 1900, Малаховка): «Сам Барятинский мне
пон рав и лся.
Он
просил
ме ня
писать
и
в
«Северный Курьер»
и
на чал
высылать
мне
газе ту ,
кот орую
п олуча ю
до
с его
дня...
Мне
кажется,
ты
сделаешь
неглупо,
если
по­
шлешь
ему
в
с бо рник
или
в
газету
хотя
бы
стишок»5.
В
апреле
1900 г.
Барятинский
заду м ал
выпустить
литературно-художественный
сборник
в
пользу
голодающих
на
юге
России
и
обратился
к
ряду
писателей
с
просьбой
дать
с вои
произведения
для
него.
Телешов
послал
св ой
рассказ
«Хлеб- соль», но рассказ не был опубликован
вв иду
внезапного
закры ти я
газеты;
по
той
же
прич ине
не
была
опубликована
статья
Л.
Н.
Толстого
об
условиях
жиз ни
железнодорожных
рабо чи х.
В
жаркие
дни
1905 года Минский пригласил на вечер к себе в дом Розанова и
Барятинского,
который
пришел
с
женой,
драматической
актрисой,
известной
под
именем
«Яворская» (1869-1921).
Роз ано в
вспоминал:«Сейчасяпомню,
как
в
дни
уличных
м итин гов
я
сидел
в е чером
за
чае м
у
H.
М.
Мин ск ого.
Это
было
до
первой
Думы,
чут ь
ли
да же
не
до
17 Октября .
Все
шумело,
все
умы
бы ли
подняты,
и
как-
то
счастливо
под ня ты
<...>
В
маленькую
столовую
во шли
муж
и
же на,
“он”,
писа­
тель,
“она”
—
его
жена
<...>
в
шелковом
платье
с
“треном” (шлейф)
аршина
в
дв а.
“Представились”,
и
я
услышал
лучшую
из
русских
фамил ий,
до
того
историческую
и
громкую,
что .. . “ничего лучшего представить нельзя”.
Сели.
Чай
дымился.
И
“она”
п ер едала
живо,
как
сейчас
сл уш ала
речь
уличного
ора то ра
перед
огром н ой
толпой,
“на известную тему” . —
Ну,
хорошо,
хорошо,
—
сказал
я,
вид я
ее
одушевление.
—
Но
нельзя
же
все
вдруг.
Хорошо,
ес ли
буд ет
и
конституция.
Лица
ее
и
вс ех
присутству­
ющ их
выразили
отвращение.
Я
сконфузился
и
поправился:
-
Ну,
республика,
но...
-
Что
“но”...
-
Не
рабочая
же
республика,
не
со циал ьн ая
республика,
с
полным
уравнением
имуществ.
-
Ну,
конечно,
социальная
ре сп убли ка!
—
воскликнула
она
и
чут ь- чуть
от кры ла
локти.
Руки
бы ли
красные,
худые
и
некрасивые.
“Черт знает что,”
—
подумал
я
и
замолчал.
Но
чувствовал,
что
сп ор ить
не
им ею
права:
какой
же
спор,
когда
“народ
хочет”. “Муж”
мешал
сахар
в
стакане
и
тянул
с лад кую
в лагу
с
чайной
ло жеч ки.
Дело
в
том,
что
мы
“с чаем”
и
в
уютной
маленькой
столовой
б ыли
так
далеки
от
“рабочего
ст роя” ,
что
бытие
“буржуазной цивилизации”,
к
каковой
он и,
конечно,
прина д ле жа­
ли
с
мужем,
представлялось
ей
“2x2=4”, т.
е.
вечной
и
совершенно
неразрушимой
ак­
сиомой.
И
аксиома
эта
до
такой
степени
вечна,
железна,
неопровержима,
что
имен­
но
от
ее
вечности-то
и
можно,
а,
наконец,
даже
и
хоч етс я
п ов торят ь:
Вверх
дном!
К ув ыр ко м!..»6
Образное
мыш ле ние
Розанова-художника
инт уит ивн о
подсказало
ему
ка рти ну
п роис ходящ его
в
России,
ко гда
в
раз ных
слоях
об щест ва
—
дворянство
и
разночин-
ст во
—
по-разному
во спр инимал ись
одни
и
те
же
события,
хот я
внеш не,
ка за лось
бы,
все
шли
к
одной
це ли
—
свержению
самодержавия
и
п остро ен ию
Новой
Рос ­
сии.
Барятинский
принадлежал
к
высшей
аристократии;
Розанов
—
разночинец,
с
дет ст ва
познавший
нищету,
жил
гонорарами.
Его
из р аненная
ду ша
бы ла
п отряс ена


182
Л.
Л.
Черниченко
тысячерублевым
платьем
«с аршинным шелковым треном»
жены
Барятинского
в
гостях
у
Минских
«за чаем», и он бурно разразился своим «уж ас ом
неимущества»
и
«некуда пойти».
Страх
«неимущего»
будущ е го
преследовал
Розанов
всю
жизнь.
Э тот
эпизод
у
Минс к их
Розанов
вспомнил
в
письме
к
А.
М.
Горькому
(июнь,
1911): «Уверен,
будь
с<оциал->д<емокра>тия “унижена,
о пл евана
и
отвергнута”
—
она
г ово рила
бы
могу чие
слова
м огучи м
языком:
но
ког да
(слыхал я) “княгиня Ба ­
рятинская
(она же Яворская)
с
ар ш инным
шелковым
хвостом,
придя
к
М ински м,
заявила,
садясь
на
с тул
к
ко фею,
что
иначе
как
на
эк спр оп риац ии
всех
имуществ
и
на
соц.-дем.
республике
—
она
не
по м ир ит ся", то я вдруг почувствовал желание об­
ратиться
в
мышь
и
убежать
под
пол
...
Ну
да
все
это
из вест но е»7.
Розанов
усматривает
нравственный
смысл,
хорош и й,
благородный
смысл
и му­
щества.
Он
пр ивод ит
приме р
Дос тоев ск ого,
который
«знал» «хорошее»
иму щ ест ва,
«открыл»
в
с вои
последние
го ды,
уже
будучи
больн ым ,
старым
и
бедным
«верную
и
добрую
с то рону
имущества
как
стер жня
жизни,
как
фунд аме нт а,
без
к оторог о
все
в а л ит ся...»8.
«Зерно имущества есть именно труд,
—
так
поним а л
Розанов,
утверждая,
что
«стержень и узел собственности лежит не в Облонском,
Нехлюдове
и
Толстом;
он
лежит
в
Ма рмела дов е
и
его
Екатерине
Ива но вне,
в
Сон е
Мармеладовой
и
ее
суд ьбе ,
в
Федоре
Достоевском.
Они
“знают”,
что
такое
собственность,
—
“знают”,
потому
что
ее
“работали”,
без
нее
гибли.
А
те,
ведь,
ничего
не
“работали”
и
никогда
не
“гибли”.
Кто
же
а вто р итет:
они
ли,
которые
“отказывались” (от имущества), или он,
кот оры й
“удерживал” (его)? Конечно,
он!
Конечно,
зерно
богатства
е сть
именно
бедность,
зерно
имущества
ест ь
именно
труд,
зерно
владения,
и
“прав наследства”,
и
“неот­
чуждаемости
собственности”,
—
всего,
всего
э того
родник
и
исто ч ник
ес ть
сам
же
пролетариат
ил и,
точнее
выразиться,
“пролетарность”,
бытие
такой
штуки
в
мире
и
мироздании,
чудовищной,
пугающей,
пе ред
чем
леденеет
кровь.
Ужас
неимуще­
ства!
—
Давай
иму ще ст ва!
Вот
их
утверждение
в
истории.
Свя тое
и
вечное»9.
1 «Северный Курьер». 1900. 24 а вг ус та.
С. 3.
2 Черниченко Л.
Л.
Князь
В.
В.
Барятинский.
Пи сат ель
в
России
и
в
эм игр а ции.
М ., 2006. С. 79.
3 Сегодня .
Р ига, 1929. 6 октября.
С. 5.
4 Чехов А.
П.
Поли.
собр.
соч.: В30
т.
Письма:
В
12т.
М., 1980. Т. 9. С.
10.
5 Литературное наследство.
Иван
Бунин.
Кн ига
первая.
М ., 1973. С. 511-513.
6 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Лег енда
о
Ве л иком
инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
М., 1996. С. 584-
585.
7 Розанов В .
В.
Мысли
о
литературе.
М ., 1989. С. 518-519.
8 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
Легенда
о
Ве л иком
инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
С . 584-585.
9 Тамже.
С. 586.


С.
С.
Л есн евский
(Москва)
«Письмо очень драгоценно» (А.
Блок
пос ле
смерти
Р озан ова)
Александр
Блок
советовал
молодому
поэту:«...
пр очти те
замечательную
книгу
Розанова
“Опавшие листья” .
Сколько
там
глуб ок ого
о
печ ат и,
о
ли те рату ре,
о
пи­
сательстве,
а
гла вн ое
—
о
ж изни»1.
Бл ок
высоко
це нил
творческий
дар
Розанова.
Одн ако
известна
и
полемика
между
Блоком
и
Розановым,
ко гда
м ежду
ними
со­
ст оялась
к р аткая
переписка.
Подлинный
смысл
отношений
Александра
Блока
и
Василия
Розанова,
как
это
нере д ко
бывает
между
крупными
художниками,
не
в
«словах», не в «публицисти­
ке », а глубже,
он
потаенный.
И
судить
об
эти х
отношениях
на
основе
докладов
и
статей
Блока
о
народе
и
инт е ллиг е нции,
фельетонов
Ро зан ова
в
«Новом Времени»
бы ло
бы
п ов ерхн остн о.
Читая
тогдашнюю
поле мик у
Блока
и
Розанова,
можно
по­
думать,
что
это
едва
ли
не
смертельные
враги.
Между
тем
они
ис пыты вал и
друг
к
другу
чувство
глубокой
симпатии.
Об
этом
свид ет ель ст вует
и
то,
что
единственное
письмо,
кот орое
Блок
получи л
от
Розанова
(датированное 19 февраля 1909 г .), поэт прочитал дважды в своей жиз ­
ни.
И,
н адо
полагать,
прочитал
по-разному.
На
уровне
поле мик и
1900-х
гг.
пись ма
Бл ока
и
Розанова
д руг
д ругу
—
это
резкое
разногласие.
На
боле е
гл убок ом
уровне
внутренней
общности
Б лок
перечитывает
письмо
Ро зан ова
че рез
десять
лет .
И
тог ­
да
оказывается,
что
Бл ок
и
Роз ано в
думали
об
од ном
и
сходно.
Письма
Блока
Розанову
был и
в пе рвые
опубликованы
Вл.
Орловым
в
сер едине
1940- х
гг.
и
в ошли
в
8-й
том
собрания
сочинений
А.
Блока,
выш едшег о
в
1963 г.
Письмо
Розанова
Бл оку
опубликовали
С.
А.
Беляев
и
Л.
С.
Фл ейш ман
во
втором
«Блоковском сборнике», изданном в 1972 г .
в
Тарту.
Комментарий
п убли ка торов
обращен,
в
основном,
к
проблемам
и
ситуациям
1900-х гг.
Но
мы
вправе
утверждать,
что
Блок
внимательно
перечитал
письмо
Розанова
вновь
в
1919 г., после смерти ав­
тора,
в
совершенно
и ную
эпоху.
Весной
и
летом
1919 г.
дочь
писат ел я
Надежда
Васильевна
Розанова
обра тил ась
к
р яду
друзей
и
знакомых
от ца
с
п рос ьбой
написать
вос по ми нания
о
нем
и
передать
находящиеся
у
них
розановские
материалы
для
готовящегося
сборника.
Отк ли ка­
ясь
на
эту
просьбу,
Б лок
переписал
под
копирку
письмо
Розанова,
оригинал
и
одну
копию
ост авил
у
се бя,
а
др угую
послал
дочери
писателя.
В
сопроводительном
пись­
ме
от
9 июня 1919 г.
Бл ок
гов ори т
о
письме
Р оза но ва : «Письмо очень драгоценно;
я
оч ень
хот ел
бы
написать
вокруг
нег о
несколько
воспоминаний,
но
сейчас
не
могу
сде лат ь
этог о»2.
В
заключение
Бл ок
пи ш ет : «У меня к Вам тоже есть просьба:
мне
не
у дало сь
до­
стать
здес ь
не
одного
в ыпус ка,
кроме
5-ого,
—
“Апокалипсиса нашего времени”. Н ел ь­
зя
ли
п олучи ть
его
у
Вас,
если
еще
оста лос ь?
Ко неч но,
я,
при
первой
возможности,
пе­
решлю
деньги
и
за
брошюры
и
за
пересылку
их.
Очень
бы
над о
мне
было
эту
книгу».


184
С.
С.
Лесневский
30 июля 1919 г.
Бл ок
отмечает
в
Записной
книжке: «Письмои “Апокалипсис”
от
Н.
В.
Ро з а нов ой»3. Экземпляр «А пок а ли псис а
нашего
времени»
со хр анил ся
в
би­
бли оте ке
Блока.
На
титульном
лист е
выпуска
1-го
—
д ар ствен ная
надп ись: «Глубо­
коуважаемому
Александру
Александровичу
Блоку
с
иск ренн им
уважением
и
благо­
дарностью
Н.
Розанова.
С ер гиев
По сад . 9.VII.{19}19 г».
Надо
сказать,
что
в
исследовательской
блоковедческой
литературе
сам
эт от
факт
встречи
Блока
с
великой
книгой
Розанова,
—
с
завещанием
писателя,
с
его
«Апока­
липсисом
нашего
времени», —
ни как
не
отм ечен
и
не
осмыслен.
Но
мы
видим,
что
Блок
пр оя вил
больш ую
заинтересованность
в
получении
розановского
«Апокалип­
си с а ». Книга Розанова словно бы утверждала эволюцию Блока и встретилась поэту
в
момент
п ере лома
его
взглядов.
Рассматривая
в
целом
эво люцию
взглядов
Блока,
кот орый
в
итоге
пришел
к
глубочайшему
разочарованию
в
революции,
мы
по ним а­
ем,
что
в
1919 г.
Блок
по-новому
перечитал
письмо
Розанова
1909 г.
Как
сказал
Б лок
в
1919 г., письмо Розанова «о ч ень
д рагоц ен н о». Драгоценность
этого
письма
для
Б лока
и
для
культуры
—
в
прозорливости,
муд рос ти
и
пра вот е
Ро­
занова.
В
1919 г.
Бл ок
м учит е льно
размышлял
об
уроках
пережитой
катастрофы
и,
вероятно,
готов
был
согласиться
с
мыслями
Розанова
об
инт ел ли гент ност и
кр ов ной
и
интеллигентности
народной.
Роз а нов
писал
Блоку
в
1909 г., а Блок вчитывался в
письмо
Розанова
в
1919 году: «Плачущий старик ну хоть у гроба Иоанна Кронштад -
ского,
—
пусть
весь
он
п олон
“суеверия и непонимания”
—
ес ть
столь
же
прекрасное,
благородное
вековечное
явление,
как
Ваш
дед
Бекетов.
Почему
бы
им
не
обняться?
Да
почему,
что
мешает?
З агадк а
в сей
русской
истории.
А
ес ли
бы
она
разрешилась,
не
был о
бы
более
ни
революции,
ни
реакции».
Перечитывая
эти
сл ова
Ро зан ова
в
1919 г .,
Блок,
как
мы
теперь
знаем,
думал
о
то м,
что
в
революции
победила
третья
си ла
—
ни
на род
и
ни
инт ел лиг енция.
Не
случайно
Горький
в
письме
к
М.
Пришвину
15 мая 1927 г.
пи сал,
что
Розанов
«у
нас
был
первым
предвестником
кр из иса
гуманизма,
и
Блок,
в
этом
вопросе,
шел
от
него .. .»4.
В
полемике
Блока
и
Розанова
в
1909 г.
под ним ал ся
вопрос
о
насил ии
и
крови
—
о
насилии
революционном,
о
так
называемом
революционном
те рроре,
о
нас илии
карательном,
о
смертной
казни.
Блок
в
1909 г.
оправдывал
р ев олю цио нный
террор
и
ос уж дал
см ерт ную
казнь.
В
1919 г.
революция
представала
уже
не
как
«юность с нимбом вокруг лица», а
как
массовое
убийство.
И
доводы
Роз ано ва
звучали
гора зд о
убедительней.
В
1909 г.
Роз ан ов
писал
Блоку: «Соглашаюсь с Вами о смертной казни,
но,
мой
милый,
не­
ужели
Вы
не
видите
софизма
в
душе
ваш ей,
что
бомба
—
решительно
вам
не
отвра­
тител ь на» .
В
э том
письме
Розанов
гов орит ,
что
в
революции
—
«древний Каин,
это
древнее
—
“дай полизать крови”»5. Слова Розанова перекликаются с мотивом крови
в
поэме
«Двенадцать», где «в ыпь ю
к ров уш ку», «мировой пожар в крови»
и
«кро­
вавый
фла г».
В
1920 г.
Блок
скажет
о
св оей
эп охе
как
об
э по х е, «жадной до крови».
В
ко нце
жизни,
в
1921 г.,
Блок
также
безоговорочно
осуждает
насил ие
и
уби йство ,
как
и
Розанов.
В
э том
плане
характерно
письмо
А.
Блока
к
Н.
А.
Ког ан
от
8 января 1921 г .
(«Литературное наследство», Т.
92.
Кн.
2).
По
ее
п рос ьбе
Бло к
выражает
пожела­
ние
буд ущ ему
ребенку
Надежды
Алек с анд ров н ы: «Это пожелание такое:
пусть,
ес ли
только
это
бу дет
возможно,
он
будет
человеком
мира,
а
не
войны,
пусть
он
будет
спокойно
и
медленно
созидать
истребленное
семью
годами
уж аса»6.
Это
по­
желание
родственно
при зы ву
Розанова
«вить гнездо». Теперь Блок противопостав­


«Письмо очень драгоценно» (А.
Блок
по сле
смер ти
Ро зан ова)
185
ляет
разрушительным
порывам
крови
—
человеческую
совесть.
И
это
розановская
позиция
тех
лет.
В
письме
Розанова
Блок у
в
1909 г.
ре чь
идет
также
об
отношениях
с
Мережков­
ск ими
в
св язи
с
деятельностью
Религиозно-философского
общества.
Перечитывая
письмо
в
1919 г .,
Б лок
не
входит
в
существо
т емы,
но
делает
краткое
з амечан ие:
«По- мо ему,
второй
пол ов ины
письма,
касающейся
Мережковских,
сейчас
печатать
не
надо
б ы»7. Пожелание Блока,
поня т ное
в
свете
тогдашних
событий,
не в ольно
от­
кликается
и
на
слова
Розанова
из
того
же
пис ьм а: “Не выдам товарища”
—
это
столб
цивил из а ции»8.
Так
Александр
Блок
дважды
в
своей
жизни
получил
одн о
и
то
же
письмо
Ва­
си лия
Розанова:
в
1909 году и в 1919.
Ме жду
эт ими
датами
пролегла
историческая
пропасть.
1 Блок А.
Собр .
соч.: В8
т.
М.; Л., 1963. Т. 8. С. 417.
2 Розанов В .
В.
Мы сли
о
литературе.
М. , 1989. С. 576.
3 Там же.
С. 577.
4 Литературное наследство .
М., 1963. Т. 70. С. 346.
5 Розанов В .
В.
Мы сли
о
литературе.
С. 516.
6 Блок А.
Собр.
соч.
Т. 8. С. 532.
7 Розанов В .
В.
Мысли
о
литературе.
С. 577.
8 Тамже .
С. 517.


О.
В.
Шалыгина
(Владимир)
Египет
Роз анова
и
Египет
А.
Белого
Египтом
Роз а нов
на чал
заниматься,
по
его
признанию,
с
1897 г.
Эт от
инт ер ес
пронес
через
всю
св ою
жизнь,
собирая
монеты
и
вглядываясь,
врисовываясь,
вжива­
ясь
в
к он туры
ушедшего
мир а,
что бы
прозреть
будущее,
бу дущее
России
и
мира.
... мерцания,
мерцания,
мерцания...
... не вижу и вижу,
не
вижу
и
в ижу...
Так
звучат
первые
строки
текста
“Египет”,
записанные
ночью
6 августа 1918 г. 1.
“Возрождающийся Египет”
—
это
заглавие
последней
ро з ановск ой
к ниги
символич­
но
не
то лько
для
уяснения
гло ба льно го
зн аче ния
египетской
темы
для
жизни,
с мер­
ти2
и
творчества
самого
Розанова,
но
и
для
осознания
глубочайшего
влияния
р аз­
рабатываемой
им
темы
на
судьбы
культуры
и
русской
литературы.
Пора зи тель но
символично,
что
на
глаза
умершему
Розанову
б ыли
положены
две
медные
монеты
из
его
еги п етс кой
коллекции
за
неимением
в
доме
других
денег.
В
начале
XX в.
молодой
студ ент- есте ств ен н ик
и
уже
модный
поэт-символист
Андрей
Белый,
определяясь
по
отношению
к
старшему
поколению,
писал:«Когда
Розанов
пиш ет
о
поле ,
он
сверк ает .
Горящие
символы
его
безвременны.
Време­
на,
национальности
группируются
вокруг
эти х
образов,
как
вокруг
своего
ядра.
Возвращаясь
к
истории,
он
невольно
пер ем ещае т
народности.
Достоевский
ока­
зывается
египтянином.
В
Египте
в о скр есают
черты,
нам
близкие.
Тут
Ро з анов
подлинно
гениален.
Тут
имя
ему
в
ве ках »3.
Р ечь
идет
о
статье
1901 г.
«Звезды»,
опубликованной
в
«Мире искусств» (авторское название « Из
восточных
моти­
в ов », ставшее потом названием его книге о Египте,
выходившей
ча стями
в
1916-
17 гг .)4.
Тема
Египта
для
Белого
не
менее
значительна,
чем
для
Розанова,
она
сопрово­
ждает
его
всю
жизнь.
Воспоминания
о
египетских
фр еск ах
на
гардинах
соловьев­
ско й
квартиры
как
во пло ще нии
домашнего
уюта
и
т епла
нашли
отражение
в
его
поэме
«Первое свидание»:
Любил
еги пе тски е
фр ески
На
вы цвет ающих
др апр и,
Седую
мебель,
тюли,
даже
Любил
обои
цвета
«бискр»,—
Ра ссказ ы
смазанных
пейз аже й,
Р асска зы
красочные
искр.
Казалось:
милая
квартира
Таила
летописи
мира.


Египет
Розанова
и
Египет
А.
Белого
187
Еще
до
путешествия,
предпринятого
в
1911 г.
в
Т унис
и
Египет,
Б елый
актив­
но
разрабатывал
в
рамках
сим вол из ма
древнеегипетскую
символику
и
мифологию.
В
тр етье й
симфонии
«Возврат»
появлялся
человек
с
голов ой
орла,
в
1905-06
гг.
он
пишет
статьи
«Сфинкс»
и
«Феникс», где им разрабатывается двуединый символ
Сфинкс
—
Феникс5.
Однако
египетская
символика
э того
периода
творчества
Бело­
го
представляет
собой
переработку
популярных
оче рк ов
по
мифологии
Древнего
Вос ток а.
Вещая
правота
розановского
сп осо ба
по ст ижения
п рош лого
постигается
А.
Б елым
намного
по зже.
«Ряд статей одного писателя вспоминался мне в Египте:
произведения
Достоевского
в
нем
сопоставлены
с
... египетской графикой,
как
пл о­
ды
одинаковых
пер еживаний
и
бурь,» —
напишет
Белый
в
1916 в Дорнахе,
ра ботая
над
статьей
«Кризис жизни» . « Инт им ное в иде ние
Ег ип та», которое мы носим с со­
бо й,
тайна
кот орого
«на улице,
где-нибудь
между
Лите йн ым
и
Невским,
а
не
в
бу-
ла кс ком
музее»
—
п араф разы
известных
статей
Розанова
«Из восточных мотивов»
(1901 г.) и « Ег ип ет» (1906г.).
В
«Восточных мотивах»
Розанов
намечает
линию
особого
типа,
хоте л ось
бы
ска­
зать,
мышления
о
ку льтуре ,
но
не
только
и
не
столько
мышления,
ск олько
вчувство-
вания,
интуитивного,
в
себе
самом,
в
современном
человеке,
находимого
с оде ржа­
ния
культуры
п рош лого
и
будущего.
Размышляя
о
п ри роде
религиозного
чувс т ва,
он
сквозь
глубину
веков
буквально
продирается
к
истокам
мировосприятия
древ­
нейш их
культур
человечества:«<...>
в
астрономических
атласах
созвездия
о бве де­
ны
животными
фигурами:
Большая
Медведица,
Малая
Медведица,
Скорпион,
Со­
звезди е
Рака,
Козерога,
созвездие
Девы,
Гер кул еса,
Водолея.
Изображения
иду т
из
глубокой
древности,
из
Вавилона
и
Ег и пта,
дойдя
до
нас
без
перемен
вида
и
чертежа.
Но
любовь,
влюбление
ест ь
не
только
идеальное
чувство,
но
и
животное,
ж изн енно е,
жизнетворящее
ощущение;
и
как
только
в
звездах
люди
почувствовали
любовь,
они
по местил и
звезды
внутри
громадных
небесных
живот ных
ф игур. <...> Вот их рели­
гия!
Вот
ключ
к
н ей !»6.
Ро з анов
рисует
картину
не
ас трон ом иче ского ,
а
«какого -т о
другого,
романтического
не б а», куда мы уходим,
умирая, «где “воды
жизни”
и
ко то­
рое
мере щи лос ь
Лермонтову,
а
в
Вавилоне
его
обвели
живо т ными
ф игу ра ми»7.
И
только
такое
поним а ние
общн ос ти
мистико-религиозного
восприятия
древ­
него
и
современного
человека
позволяет
Розанову
понять
картину
убийства,
нари­
сов анну ю
Достоевским
в
«Преступлении и наказании», как покушение на небо,
на
священных
жив от ных
(орла,
льва,
деву
и
т ельц а). «Кро вь
—
в
неб есах,
и
пер ед
небом
на чин аешь
трепетать
за
не е.
Трепет
за
убийство,
—
пишет
Розанов,
—
этот
особенный
и
мистический,
вовсе
не
понятен
с
юридической
стороны,
как
и
со
с торон ы
жа лости
или
“человеколюбия вообще”: “я не старуху убил
—
я
себя
убил”,
“о,
что
старуха:
я
так
ее
ненавижу
се йч ас,
что
еще
десять
раз
уб ил
б ы”. Так рассуждает Раскольников,
конечно
верно
и
относя
свои
р ассужд ени я
к
процентщице,
к
человеку
вообще,
к
со­
циальной
единице,
к
чл ену
общества,
гос уда рст ва,
нации.
Все
это
—
пыль;
все
это
—
земное;
все
это
грозно
земным
с удом
и
земной
силой,
а
он
прикоснулся
и
“посягнул”
на
неземную
силу
и
открылся
для
нег о
неземной
с уд»8.
Признание
Белого
о
то м,
что
в
Египте
он
вспоминал
эти
розановские
строки,
позволяет
рассмотреть
еще
одн у
гра нь
сложнейшего
архитектонического
здания
романа
«Петербурга».
Тогд а
пламенное
египетское
солнце
«Эпилога»
романа
Бе­
лог о
и
солнце
эпи лог а
романа
Достоевского
предстают
не
столько
ли тер ат урн ыми
параллелями,
перекличками,
сколько
черными
точками
телеолоса
—
телоса:
цел и
тела
романа.
Николай
Аполлонович
не
от ца
уб ил,
не
уб ил
отц а
—
он
пос ягн ул
на
не­
беса,
и
теперь
сидит
пе ред
Сфинксом
часами,
зан им ает ся
в
булакском
музее, «Книгу


188
О.
В.
Шалыгина
Мертвых»
и
записи
Манефо на
толкует
п рев ра тно,
и
—
тяне тс я
к
муми ям.
В
бул ак-
ско м
музее,
по
Б е лому,
нет
та йн
д рев н ос ти, «тысячелетия прошлого не вне нас,
а
—
в
нас,
с
нами;
и
в
дв ижен ии
наш его
п альц а,
в
манерах,
в
цилинд ре ,
во
вс ем
строе
жиз­
ни
—
осуществляется
синтез
Египта,
Халдеи,
Ассирии
и
т.
д.;
откровение
ассирий­
ского
дух а
не
в
кропотливом
изучении
м ало
поня т ных
письмен,
в
—
газетной
статье,
может
быть;
эзотерика
—
в
умении
видеть:
на
ул ице
—
улицу;
в
храме
—
храм;
под
злободневною
рябью
—
океанические
гл уб ины
все
те
же,
что
и
под
спудом
мисте­
ри й;
пиджаки
таинственней
мантий;
и
несомненно
мне,
что
та
же
св яще нная
тайна
пос тро ила
фор мы
фараоновой
шапки
и
каски
п ожа рног о;
в
линии
орнаментального
завитка
на
дешевеньком
ситч ике
—
линии
священнейших
таинственных
знако в ;
в
бег ст ве
от
“улицы”
правды
не т:
в
умении
видеть
на
у лице
сфинксовы
тайны
—
посвящение
в
муд рость
XX века»9.
А
мудрость
XX века как -то
совсем
случайно
оказалась
облечена
в
п росты е,
да же
с
ужимками
и
гримасами
сказанные,
розановские
слова
о
египетских
сфинксах,
с то­
я щих
у
Николаевского
мо ста
в
П ете рбу р г е: «<...> при первом же разглядывании10, —
пишет
Розанов,
—
ме ня
остановило
удивительное
выр а жение
лица
сфинксов.
Как
это
может
проверить
наблюдением
всякий,
—
это
су^ъ
молодые
л ица
с
необыкновенно
веселым
вы раже н ием,
к ото рое
я
не
мог
бы
определить
выше
и
лучше,
как
извест­
ною
по го в ор к ою: “Хочется прыснуть со смеху” .
Я
долго,
внимательно,
пыт л иво
в
них
всматривался,
и
так
как
позднее
мне
случилось
два
года
ежедневно
ездить
мимо
них ,
то
я
не
могу
думать,
чтоб ы
обманулся
во
впечатлении:
это
бы ли
самые
в есе­
лые
и
живые
из
встреченных
мною
в
Петербурге
действительно,
казалось
бы,
жив ых
л иц\„» И далее: «Сфинкс хочет (или
может)
встать;
греческие
же
изображения
спят
вечным
сном.
Чуть-чуть
эти
изображения
мне
по к азал ись
сонны,
как
и
жители
Пе­
терб урга
(живые). Вол не н ие ,
ко торое
я
не
мо гу
иначе
передать,
как
волнение
жизни,
еще
бол ее
во
мне
укрепилось
к
сразу
понр авив ш имся
фигурам.
<...> “Египтянина
нужно
связывать,
чтобы
он
не
ше л”
—
это
было
впечатление
от
ст ат уэт ок,
как
“хо­
чет
прыснуть
со
смеху”
—
б ыло
впечатление
от
обо их
сфинксов.
Зд есь
и
Там
—
род­
ное,
об щее,
—
то
есть
у
Ник о лаевск о го
моста
и
в
Эрмитаже.
И
б ыло
—
изолирован­
но е,
как
бы
остров
среди
“мертвого моря”,
п ожа луй,
—
“оаз”
в
“пустыне”. Я
говорю
о
брызгах
Египта
сре ди
Петербурга.
В
общ ем
статуэтки
не
б ыли
красивы,
но
я
не
тол ько
не
чувствовал,
но
мне
и
не
хоте лос ь
в
них
изящества,
красивости,
как
чего-то
низшего
и
меньшего.
В
них
бы ло
“сейчас бытие!” вещь,
не
достижимая
ни
для
како й
скульптуры,
как
—
“чужого для зрителя”.
Тогд а
как
египтяне
“во мне шли”
и
почти
щекотали
ме ня . “П ро с нис ь!” “Не дремли!”»11.
В
глав ке
«Сфинкс»
из
путевого
очерка
Белого
«Египет» (1912) находим ряд
схожих
мыслей.
Во-первых,
это
отмеченный
Розановым
по
отношению
к
египет­
ски м
с та туэтк ам
в ыход
за
пре делы
и
ме ры
красоты:
вместо
м еры
и
уравновешен­
ности
—
«сейчас бытие!», объемлющее не отделенный от зрителя пространственно,
и
соответственно,
не
эстетический
объект,
а
трепещущий,
волнующий,
живо тны й
и
космический
поток
жизни.
«В образе выразима предельность;
беспредельному
вы­
ра же ния
нет;
—
пишет
Белый,
—
образы
беспредельного
бы ли
бы
без-образны:
они
носили
бы
печ ать
особого
безобразия,
вовсе
отличного
от
обы чног о
безобразия,
за­
ключающегося
в
смешанности.
Безобразие
беспредельности
выше
самой
красоты.
И
таков
С фи н кс . <...> И поскольку энная степень безобразия за пределами челове­
ческих
представлений,
как
и
эн ная
степень
крас оты ,
постольку
Сфинкс
переходит
все
человеческие
меры:
он
—
отчетливо
воплощенная
безмерность;
и
уж ас но,
что
безме рн ость
эта
в ло жена
в
человекообразный
образ:
во-ображена
—
воображена»12.


Египет
Розанова
и
Египет
А.
Белог о
189
И,
во-вторых,
удивительнейшие
совпадения
Ро з анова
и
Бе лого
в
восприятии
свя зи
улыбки
сф ин кса
—
самого
«живого лица», сопоставимого с образом Петер­
бург а
(города и романа).
В
письме
из
Каи ра
Э.
Ме тн еру
Белый
совпадает
с
Роза­
новым
п очти
досл ов но: «<...> Сфинкс здесь,
кажется,
единственное
живое
лицо:
но
то
не
ч ело в ек»^.
В
очерке
«Египет»
уже
появляются
значимые
для
сюжета
«Петер­
бурга»
мотивы
«провокации», «гениального предательства», «террористического
ак та»: «Террористический акт над современной душой человека произвел Египет,
вы бро сив
нам
из
ве ков
бе зумн ое
изваяние
Сфинкса»14.
Переход
от
стра ш н ого,
з в ери н ого, «эфиопского», «безносого»
выражения
лица
Сфинкса-чудовища
к
детскому,
ангельскому,
улыбающемуся
лику
Белый
п ыт ается
описать
несколько
р аз.
В
очерке
«Египет»
этот
пе реход
разыгрывается
драматиче­
ски:
сначала
магниевая
вспышка
и
см ерт ель ная
бледность
ос кобле нн ого
божества,
детский
кошмар
выхода
“я”
из
тела,
сценка
дикого
воя
про фе с сора
на
лекции,
зате­
явшего
провести
эксперимент
над
душой
современного
человека;
затем
воз в еден ие
в
степень,
учетверение
безобразия
Сфинкса,
пра р од имый
ужа с : «взглянувши на чу ­
жое
выраженье
сфинк со во й
головы,
мы
начинаем
чувствовать,
как
срывается
в
нас
дно
человеческой
личности:
и
само
в
се бя
в
нас
пр ов аливает ся
“я”: здесь
—
окая нс тв о,
здесь
—
мерзость,
здесь
гениа ль ная
провокация
<...>»15. Уж ас ,
безу м ие,
суеверие
Бе­
лый
связы в ает
с
пресыщенностью...
И
вот
уже
«песьеголовый черт
—
переряженный
е гип тян ин ». Тронулся в небе месяц,
передвинулась
тен ь
—
и
«страшное выраженье
пер ест ает
кидаться,
подбираясь
у
губ
в
улыбку
презрительной
пр ес ыщенн ос ти.
На
вас
тогда
не
обрушится
Сфинкс;
он
уйдет
сам
в
се бя,
сам
себе
загадает
з ага дки
и
тайны.
И
ис пуг а нный
тайной,
испугается
вероятно,
и
вас,
задрожит
перед
малым
ребенком,
ужасн ется
песчинке.
Умягчится
каменное
ли цо.
<...>
Сфинкс,
очевидно,
сбесился,
перешедши
черту,
от дел яющу ю
человека
от
зверя;
озверев,
ужа сн улс я;
но
страданием
п ересил ил
он
ужас.
<...>
Кажется
нам,
бу дто
Сфинк с
п олете л
через
время;
все
те
во
впадинах
мягко
л ежавши е
те ни
затеп л или
нежно
просветленное
это
лицо;
успокоено
смотрит
на
вас
л уны
бирюзоватым
налетом;
неземные
глаз а
ис­
полнились
негой,
томно
т емня сь
легкой
грус тью
о
земном,
прожитом.
Он
останется
в
памяти
вашей
ангел о м»16.
В
открытке,
отправленной
мат ери
14 марта 1911 г.,
сразу
пос ле
посещения
пи­
рамид,
ощущение
живого
в зг ляда
и
улыбки
Сфинкса
—
одн о
из
главных
впечат­
лений
Бе лог о.
«Такого живого,
исполненного
значеньем
взгляда
я
еще
не
видал
нигде ,
никогда.
Вчера
ночью
на
о слик ах
мы
с
Асей
ездили
к
не му
м имо
чудовищно­
прекрасных
пирамид.
Лун а
б ыла
ослепительна.
На
г ол убом
небе,
пря мо
из
звезд
в
пустыню
л етит
взо р
чудовищного
сфинкса;
и
он
—
не
то
ангел,
не
то
—
зверь,
не
то
прекрасная
женщина.
Когд а
феллах
под
голо во й
сфинкса
жег
м аг ний,
он
казался
бе­
лой
бука шк ой;
а
во
вспышках
м агния
насмешливо
кривилось
лицо
сфинкса.
Кругом
на
мертвенном
фоне
песка
тянулись
черные
те ни
верблюдов
и
фе ллах и,
все
в
чер­
ном
или
белом,
точн о
призраки,
вы растали
там
и
здесь
из
песка;
а
кругом
—
пустыня
тихая,
мерт в ая.
Такой
картины
не
забуду
я
ник ог д а»17.
Уже
на
следующий
д ень
в
пись ме
к
А.
Петровскому
Белый
фиксирует
только
последнее
сво е
впечатление
от
ан ге л ьского
вы раж ения
лица
Сфинкса:«Сфинкс...
но
не
стану
писат ь :
в
итоге
он
—
неж ный,
милый,
грациозно-воздушный,
и
... он удивляется,
нестерпимо
стр адает
он
от
окружающих
мошек-туристов,
но
еще
те р пи т»18.
В
«Кризисе жизни», в неопубликованных записках «А ф рик а
жд ет
меня...»,в«Пе­
тербурге»
Белый
вновь
и
вновь
бу дет
об ра щат ься
к
ощущению
полноты
жизни
и
бе с­
конечности
изменений
выражения
лица
С финк са
и
мертвенности,
казалось
бы,
жи­


190
О.
В.
Ш алыги на
вой
ж изни.
«И более
—
п олучас а
сидели
под
Сфинксом,
одолевая
к руги
выражений
большого
немого
л ица:
идиотское
выра ж ение
сменяло,
ле тя,
эфиопское;
зверское,
трупное,
каменно-титаническое,
царственное,
люцифирическое,
духовное,
ангель­
ское,
и
—
младенчески-чистое;
так,
как
бежит
за
волн ою
волна,
так
бежали,
сменяя
др уг
друга,
круги
в ы ра же н и й...»19 Небольшая десятая главка «К р изи са
жизни», где
Белый
вспоминает
«ряд статей одного писателя», оживившего «сф и н кс ов ы
т ай ны»,
на чин ае тся
еще
одним
вариантом
разработки
сюжета
стояния
перед
Сфинксом:
«Первое впечатленье от Сфинкса:
—
“Старая обезьяна,
урод,
э фи оп”.
Последнее
впечатление:
—
“Ангел”.
У
подножия
Сф ин кса
бывал
очен ь
часто
я;
т айна
сл иян но сти
в
нем
Апо лло на
и
эфио па
меня
поражала
всегда;
эта
тайна
вы рв ала
его
из
веков;
эт ой
тайною
он
пр и­
тянут
к
XX веку до нашей эры;
и
—
после;
так
оба
XX века пересекаются в Сфинксе:
а
прибои
культур
пено ю
разбиваются
о
него;
он
глядит
—
из-под
греческой
м аски;
и
из-под
рож и
современного
футуриста-художника;
злободневность
в
нем
разорвана
в
Вечность;
и
в
нем
Вечность
сама
—
злоба
нашего
дн я;
в
нем
Вечность
са ма
—
зло ба
наш его
дня ;
в
нем
сли ты
полярности
п ола
<...>. Нет ничего злободневнее кучи трух­
лявого
камня,
на
ко торо й
изв аяна
эта
старая
гол ов а »20.
Мы
полагаем,
что
египетская
час ть
э пило га
романа
«Петербург»
может
рассма­
триваться
как
краткая
запись
бо лее
п олн ого
те кс та,
рассыпанного
по
пут е вым
за­
меткам,
письмам
и
статьям
о
Египте.
Особенно
интересен
в
этом
от нош ении
образ
«громадной,
трухлявой
головы», которая «вот-вот
ра зв али тся
тысячелетним
песча­
ник ом ». «Николай
Аполлонович
провалился
в
Египте;
и
в
двадцатом
столетии
он
провидит
—
Египет,
вся
ку льтура ,
—
как
эта
трухлявая
голова:
все
ум ерл о;
ничего
не
ос та ло сь»21-
пишет
Белый
в
Э пило ге
«Петербурга». В беловедении уже сложил­
ся
подход
к
комментарию
данного
фрагмента
текста
как
отражающего
авторскую
точку
зрения,
он
обозначается
как
«лейтмотив многих египетских впечатлений са­
мого
Бе лог о»22.
Приводятся
ссылки
на
очерк
«Египет» (Современник,
No
5.
С.
201,
205).
На
201 странице,
в ер оятно,
имеется
в
виду
описание
фант аст ич ност и
Каира:
«Оттого- то
Каир
вопит,
рычит,
свистит
и
хрипит
всеми
воплями,
хрипами,
посви­
стами,
что
немая
пус т ыня
день
и
ночь
опыляет
его
своей
песчаной
волной;
миг и,
дни,
ме сяц ы,
го да,
сто ле тья,
тысячелетья
праздно
так
пр оле тают
в
пес ки;
и
отсутствует
время.
Египетские
гроба
только
фантазия
европейцев;
та м,
в
п есках ,
и
д оныне
ц ар­
ствует
Фараон;
там
доныне
под
звуки
египетской
песни
Фараон,
под ним ая
волны
хамсина,
в
колеснице
налетает
бешено
на
Каир ».
На
205 странице образ все того же
фантастического
Каира,
где
«Справа,
спереди,
слева
пролетают
дома-коробки,
как
воплощенные
в
кам ень ,
осевшие
с
пы лью
т ени;
справа,
сп ере ди,
слева
—
зажелтели
тускло
пр о спект ы;
и
нет
им
числа.
Они
кишат
черными,
серыми,
белыми
человечка­
ми,
фаэтонами,
осликами,
сено м,
пылью,
и
невидимой
каирской
блохой;
и
влекутся
на
пламенном
тр отуа ре
за
ними
песьеголовые
те ни
их;
а
тень
фаэтона
подчас
вы­
глядит
колесницей».
И
х отя
в
комментариях
2-г о
из дан ия
«Петербурга»
А.
Белого
(2004), по сравнению с 1
изданием
(1981), добавлена ссылка на цитировавшуюся
нам и
в ыше
с татью
«Кризис жизни», однако в целом сохраняется подход к выделе­
нию
только
одн ой
грани
образа
—
выступлении
в
современность
теней
прошлого,
наступлении
смерти
на
жизнь.
Но
у
Бе лого
не
только
«Жизнь,
как
смерть.
Но
и
сме рть ,
как
жизнь»23.
И
ес ли
Николай
А п оллонов ич
«провалился»
в
Египет,
то
это
не
автор
«Петербурга», не


Египет
Розанова
и
Египет
А.
Белого
191
Андрей
Белый
и
не
Борис
Буг ае в.
Даже
если
выделить
те му
мертвенности
совре­
ме нной
культуры
как
од ин
из
лейтмотивов,
необходимо
уче сть
и
другой
лейтмотив,
который
тысячу
раз
повторяет
Бел ый
—
не
та м,
не
там,
не
та м:
не
в
булакском
музее,
не
в
мумиях,
не
в
письменах
—
м удрос ть
XX века.
Она
в
мудрости
сердца.
Вопрос
«восток»
или
«запад»
—
«“молния вопрос”
не
потому,
что
инт имне йш ие
биения
духа
в
нас
мертвы,
а
потому,
что
биения
этого
духа
нам
разрывают
границы
пространства
и
вр е ме ни»24. «Из музеев египетской древности мумии вышли; “Египет”
проснулся:
“Египет”
не
умер
<...> я понял,
что
нужно
искать
“новой жизни”
и
“новой земли”; но
для
этого
на до
бежать
в
“Палестину”,
оставив
Еги пе т»25.
1 6 августа 1918 г.
Ночь.
Египет
// Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Возрождающийся
Е гип ет.
М., 2002.
С. 291-292.
2 О смене названия книги « И з
восточных
мотивов»
на
«Возрождающийся Египет»
см:
Федя-
кин
С.
Сокровенный
труд
Розанова
// Розанов В .
В.
Возрожда ющи йс я
Ег ип ет.
С . 492-498.
3 Белый А.
От цы
и
дети
русского
символизма.
Арабески
// Белый А.
Критика.
Эстетика.
Теория
символизма.
М., 1994. Т.
2.
С . 250-252.
В п ервы е: «Весы», 1905, No 12
под
заглавием
«На пере ­
вале».
4 Розанов В .
В.
Зве зды
[Из восточных мотивов] // Мир Искусства .
1901. No
8/9.
В
книге:
Роза­
нов
В.
В.
Собр.
соч.
В
м ире
неясного
и
нерешенного.
М ., 1995, статья напечатана под авторским
названием
«Из восточных мотивов» .
5 Белый А.
Сфинкс
// Весы.
1905. No 5. С. 9-10. С. 23-49; Белый А.
Феникс
// Арабески .
Кн ига
стате й.
М.,
Мусагет, 1911.
С.
147-157.
В
эт от
период
в
Сфинксе
Белый
вид ит
исключительно
звери ны е
черты.
Тем а
«Египта и египетского»
в
творчестве
Белого
в
связи
с
«посвятительным»
аспектом
рассм атри валась
Эвелин
Шмидт
(Schmidt Е. A gipten und Agiptishe mythologie-bilder
der transition im werk Andrej Belys. München, 1986). Е гипе т ка к ст р ана дре вни х м ист ер ий,
несо­
мн ен но,
привлекал
Белого
именно
своим
герметизмом.
Schmidt считает,
что
в
форм иро ван ии
представления
Белог о
о
Египте
и
о
Сфинксе
из
Г изы
как
хранителе
герметической
мудрости
име ли
следующие
т екс ты: 1) Paul Cristian. Histoire de la magie du monde surnaturel a travers les
temps et les peuples. Paris, 1870.
В
особенности
б ыла
важна
ча сть
«Arcane XXI — lettre THOTE
(N) — nombre 400»; 2) E. Blavatskaja. Isis unveilved; 3) Schure. Les Grands Inities.
6 Розанов В.
В.
Из
восточных
мот ивов
(1901).
Цит.
по:
Р озан ов
В.
В.
Возрождающийся
Ег ипе т.
С. 295. От этой и многих других статей Розанова тянутся тонкие нити связей к таким значитель­
ным
для
и стори и
русской
литературы
и
фило со фии
текстам
Белого,
как
роман
«Петербург»,
поэме
«Глоссолалии»
и
не
до
ко нца
оцененным
путевым
очеркам
«Египет», а также культурфи-
лософской
работе
«Кризис жизни». М ы п ол ага ем ,
что
эт их
свя зей
много
больше,
чем
мы
имеем
возможность
ук азат ь
в
данной
раб оте .
7 Там же.
С. 298.
8 Тамже.
С. 299.
9 Белый А.
Кризис
ж изни
// На перевале .
Б е рлин;
П г.; М., 1923. С. 16.
10 Розанов указывает на 1893 год .
11 Розанов В.
Египет
//ЗолотоеРуно. 1906. No 5. С. 51-55. В том же номере перед статьей Розанова
на
стр. 43-50
бы ла
напечатана
статья
А.
Белого
«Венец лавровый». Цит.
по:
Розанов
В.
В.
Во з­
рождающийся
Египет.
С . 302-304.
12 Белый А.
Египет
// Современник .
No
6. С.
188-190.
Оче рк
«Египет»
был
напеч а тан
в
журнале
«Современник» . 1912. No 5, 6, 7.
13 Письмо Э .
К.
Метнеру
<Каир.
После
3/16 и до 14/27 марта 1911 г .> // Восток
—
Запад.
Ис сле­
до ва ния.
Переводы.
Публикации.
М., 1988. С.
164.
14 Белый А.
Египет.
С. 189.
15 Тамже.
С. 190.
16 Там же.
С.
192
17 Белый А.
Пис ьма
к
ма тер и.
No
25 Каир, 14 марта 1911 г.
РГАЛИ.
Ф. 53,On.1. Д. 359.
18 Письмо А .
С.
Петровскому.
Ка ир
15- го
(2) марта <1911 г .> // Восток
—
Запад.
С. 162.


192
О.
В.
Ша лыги на
19 «Африка ждет меня ...» (Из «Афри кан с кого
дневника»
Андрея
Бело г о) // Встречи с прошлым .
[Сб.
материалов
центрального
государственного
архива
литературы
и
искусства
СССР ]. Вып. 5.
М ., 1984. С.
166.
20 Белый А.
Кризис
жи зни.
С. 16.
21 Белый А.
Пе терб ур г.
Рома н
в
восьми
главах
с
прологом
и
эпилогом.
СП б ., 2004. С. 418. (текст
печатается
по
«сириновской»
ред ак ц ии).
22 Примечания //
Белый
А.
Петербург.
С. 686.
23 Белый А.
Египет
// Современник. 1912. No 5. С . 20 5.
24 Белый А.
Кризи с
ж изни.
С. 50.
25 «Африка ждет меня...». С . 1 6 8 .


А.
Л.
Н алеп ин
(Москва)
Р оза нов
и
фольклор
Взаимоотношения
Розанова
с
народной
культурой
вообще
и
со
сти хие й
народно-поэтического
творчества
в
частности
были
неопределенными,
сложными
и
пр от ивор еч ивыми.
Если
для
одних
писателей,
так
или
иначе
ориентированных
в
св оем
творчестве
на
народно-поэтическое
творчество
(А.
М.
Ремизов,
И.
С.
Шмелев
и
да же
И.
А.
Бун и н),
традиционное
изучение
проб лем
фольклоризма
с
использованием
традиционных
методов
исследования
более
чем
возможно
и
даже
необходимо,
то
для
Розанова
та­
кие
традиционные
мето ды
с
использованием
привычной
исследовательской
схемы
и
соответствующего
инструментария
вряд
ли
имеют
исследовательскую
перспективу.
Еще
в
1929 г.
известный
советский
фольклорист
Н.
И.
Кравцов,
осмысливая
взаимоотношения
т ого
или
и ного
писат еля
с
народно-поэтической
стихией,
то
е сть
исследуя
признаки
фольклоризма
писателя,
в ыд елял
наиболее
характерные
из
них
(на материале русского фольклора).
Это
и
использование
мот ив ов
народных
пове­
рий,
и
з апевк и
и
приб а ут ки,
и
временно-географические
зачины,
и
характерные
для
фольклора
окончания,
и
л екси ка
крестьянского
быта,
и
образы-приложения
(типа
угл и-очи ,
сокол-ветер)
и
многое
др у го е1. Так или иначе для одних писателей,
созна­
тельно
ор иент иро ванных
в
своем
творчестве
на
использование
фольклорных
моти­
вов,
дан ная
классическая
исследовательская
схема
весьма
продуктивна,
значима
и
полезна
по
сей
день.
Между
тем
для
изучения
фольклоризма
Розанова
данная
исследовательская
сх ема
прос то
не
имеет
см ы сла,
ибо
особенности
своеобразия
его
художественно­
го
сти ля
таковы,
что
они
практически
исключали
использование
как
ус тойчи вой
фольклорной
атрибутики,
так
и
тех
специфич еск их
фольклористических
приемов,
которые
р аск ры вали
бы
«внутренний,
органический
фольклоризм»
писателя,
ре а­
ли зу юще гося
на
идейно-смысловом,
сюжетном
или
каком-либо
и ном
сист емн ом
уровне.
Фольклоризм
у
Розанова
был
совсем
иного
рода,
осмыслить
кот орый
в
какой-то
м ере
можно
лишь
на
уро вне
философии
фольклора.
Странность
фольклоризма
Розанова
заключался
в
том ,
что
писатель
пони­
мал
и
чувствовал
отечественный
фольклор
как
некоторое
мистическое
о тр ажение
социально-исторического
процесса,
причем
не
только
и
не
столько
прошедшего,
но
и
будущего.
Футурологические
потенции
фольклора,
одного
из
самых
неприхот­
ливых
и
даже
в роде
бы
презираемых
многими
интеллектуалами
видов
иску сст ва,
Розанова
не
просто
притягивали
и
настораживали,
но
заста вл ял и
видеть
в
проис­
ходящем
в
России
историческом,
социальном,
культурном
и
в
конце
концов
нра в­
ств енно м
к риз исе
Нечто,
культурой
(в том числе и фольклором)
как
бы
за пр огра м­
мированное
заранее,
как
то
семя,
тайн а
ко торого
становится
понятной,
лиш ь
когда
появятся
«зримые побеги»
переживаемой
всеми
действительности.


194
А.
Л.
Налепин
Фольклор
как
креативная
составляющая
з аним ал
ос обое
место
в
творчестве
Ро­
зано в а.
Очевидный,
на
первый
в з гляд, «фольклорный нейтралитет»
и
да же
«фоль ­
клорн ый
нигилизм»
п исат еля
выразился
практически
в
полном
отсутствии
явного
тв орчес кого
интереса
к
данной
проблематике,
о
чем
свидетельствуют,
например,
его
многочисленные
высказывания
о
этапах
развития
отечественной
литературы,
в
том
числе
и
в
его
так
называемом
«Кратком курсе»
русской
литературы
из
пе рв ого
ко­
ро ба
«Опавших листьев»2. В этих высказываниях фольклор не рассматривался даже
как
традиционная
предтеча
любой
лит ер атур ы
мир а;
для
нег о
фольклор
как
бы
не
су щест вов ал
вовс е.
Подобная
фольклорная
«нейтральность»
во
многом
объяснялась
т ем,
что
это
бы ла
чуждая
ему
культ ур а,
отличная
от
культуры
провинциальных
русских
горо­
до в,
в
которы х
п рошли
детство
и
юность
Розанова,
и
показательны
в
это м
пл ане
воспоминания
его
доче ри
Надежды,
где
она
р асск аз ывает
о
переживаниях
и
страхах
отца
за
детей,
когда
семья
вы езж ала
да же
не
в
деревню,
а
прос то
на
лет нюю
дачу3.
Однако
при
очевидном
безразличии
к
традиционному
крестьянскому
фолькло­
ру
эта
о бла сть
культуры
была
Розанову
достаточно
хорош о
известна.
Его
«фоль­
клористическая»
п од гото вка
бо лее
чем
очевидна,
если
обратиться
к
некоторым
его
те кс та м: «Берегу как “з е ницу
о ка”
прекрасную,
да же
превосходнейшую
книгу
Ил-
люс тров а
“Русский народ в его пословицах”.
Прочел
о
сборнике
“Русских сказок”
Смирнова
(хотел бы очень получить от автора в обмен на свое сочинение)
статью
Крючкова
в
“Книжном угле”. Там же в первую голову прочел об Ончукове,
собирав­
ше м,
должно
быть,
“Онежские былины” .
Ончукова
я
лич но
знал.
Работал
в
“Нов.
Времени”»4.
Демонстрируя
св ою
«фольклористическую грамотность», Розанов,
на до
пола­
г ать,
случайно
ошибся
лишь
в
од ном
общеизвестном
каждому
фольклористу
фак­
те:
ав т ором
«Онежских былин»
был
А.
Ф.
Гильфердинг,
а
не
H.
Е.
Ончуков
(его
сборник
наз ыв ался
«Печорские былины»).
В
остальном
же
—
шла
ли
ре чь
о
клас­
сическом
сборнике
И.
И.
Иллюстрова
«Жизнь русского народа в его пословицах
и
поговорках» (Пг., 1915)илижеофундаментальном «Сборнике
великорусских
сказок
из
Архива
Русского
Ге ограф и ческ ого
общ е ств а» (Пг., 1917) А.
М.
Смирнова-
Кута чев ского
—
везде
Розанов
демонстрировал
свою
достаточную
фольклористиче­
ску ю
компетентность
в
знании
тр а дицио нных
жанров
р усс кого
фольклора.
Более
тог о,
размышляя
в
статье
1913 г. «Великорусский оркестр В.
В.
Андреева»
о
специфике
существования
традиционных
народных
музыкальных
жанров,
Роза­
нов
попутно
выдвигает
и
по-своему
реша ет
та кую
важную
фольклористическую
проблему,
как
вы яв ление
пр ичин
угасания
и
даже
выхолащивания
ж ивой
худож е ­
ственной
традиции
и
превращения
ее
всего
лиш ь
в
бездушный
рег л амент ир ов ан­
ный
объект
изучения,
кот оры й
сл ужит
лишь
фор мал ь ным
оправданием
существо­
вания
фольклористики,
науки
для
него
скучной
и
мало
что
объясняющей.
Его
тезис,
что
фольклор,
не
как
живая
народная
с т ихия,
а
как
бездушная
система
традицион­
ных
жанров
возникает
тогда,
когд а
появляется
его
исследователь
(интерпретатор)
или,
как
он
пи сал , «надели фраки и балалайка удалась», и «ни к то
без
фрака
да
не
приближается
к
б ал алайк е»5, выглядел как очередная розановская стилистическая
странность,
но
смы сл
ее
был
более
чем
глубок,
так
как
образно
выявля л
непростую
взаимозависимость
между
традиционным
фольклором
и
его
ин те рп рет ато ром-
иссл едов ател ем.
Былинные
мотивы
и
реалии
(«велики вы,
грязи
Смол енс к ие », Владимир Крас ­
ное
С олн ыш ко), песенные образы,
реалии
календарной
обрядовой
поэзии
(семик,


Роз анов
и
фольклор
195
Масленица,
Б л аго вещ ение), все то,
что
составляет
«наряд народной жизни», при ­
сут ств уют
в
таких
раб ота х
Розанова,
как
«Культура и деревня», «Первые шаги оте-
чес тв ов е де ни я», «Сказочное царство»6.
Активной
творческой
традицией
для
Розанова
был
не
тр ад ицион ный
фоль­
к лор
с
его
развернутой
жанр ов ой
системой,
а
образная
народнопоэтическая
сти ­
хия,
звучавшая
в
каждом
«живом слове»
—
ул ично м,
чиновничьем,
мещанском
и
т.
д.
Тяготение
к
«словечкам»
разговорного
плана,
творение
собственных
неоло­
гизмов
по
ф ольклорн ой
модели
—
отличительная
черта
поэтики
Розанова.
Р ече­
вое
по вед ение
писателя
отличала
ори ен таци я
на
фольклорные
м од ели,
на
наибо­
лее
элементарные
фольклорные
формы,
на
устные
тексты,
вошедшие
в
народную
традицию.
Его
тексты
пересыпаны
экспрессивными
вульгаризмами
(типа«Дарвинишко»,
«Спенсеришко», «Бранделяс», «литературочка»
и
т.
д. ), игравшими в полемиче­
ском
искусстве
Розанова
существенную
роль.
Хотя
пи са тель,
используя
эти
вульга­
ризмы,
яв но
творил
в
русле
стилистики
Ф.
М.
Достоевского
и
вообще
лит ера туры
60-х гг., но фольклорная первооснова,
ее
словесные
стереотипы
очевидны
и
наг ляд ­
но
сопоставимы
с
реальными
фольклорными
текстами
(главным образом сказочны ­
м и), которые и служили моделью для его словотворчества .
Примеров
тому
можно
привести
великое
множество,
когда
именно
фольклорная
первооснова
определя­
ла
ст илист ич еско е
своеобразие
ро зан овск их
литературных
тексто в,
с оотн ося
их
с
фольклорными
ре че выми
моделями.
Например,
опис а ние
поведения
Емели
из
из­
вестной
сказки,
зафиксированной
Д.
К.
Зелениным
в
Вя тск ой
гу б ер нии: «Нашел он
онучешка,
нашол
отоп чеш к а,
обул;
об улс я,
тяжолъчошко
оболок,
подпоясал
ону-
чешко,
наложил
колпачешко,
затк ну л
(за пояс)
тупичешко»7.
Всякое
фольклоризированное
с лово
писателя
тре бу ет
конкретного
фолькло­
ристического
и
литературоведческого
исследования,
а
сказовый
тип
его
повество­
ваний ,
о риен тир о ванных
на
бытовой
разговорный
язык
и
соответствующие
стили­
стические
нормы,
прямо
и
четко
соотносится
с
классическим
определением
этого
особого
типа
художественного
повествования,
к оторо е
сформулировал
в
1926 г.
В.
В.
Виноградов: «Сказ
—
это
своеобразная
комбинированная
фо рма
ху до же­
ственной
речи,
восприятие
кот орой
осу щ еств ляет ся
на
фо не
сродных
конструктив­
ных
монологических
образований,
бытующих
в
общественной
практике
р еч евых
взаимодействий»8.
В
своем
творчестве
Ро з анов
активно
использовал
малые
жа н­
ры
фольклора
и
в
первую
очере дь
паремиологический
фо нд,
причем
особое
значе­
ние
имели
для
нег о
переделки
традиционных
по сл ов ичных
моделей,
что
создавало
своеобразие
его
особого
художественного
стил я
(например, «человек без Гоголя в
го лове », «плевать во все лопатки»
и
т.
д .).
На до
отметить
и
так ую
особенность
его
творчества,
как
латентный
(скрытый)
фольклоризм,
когд а
у
читате л я
возникают
фольклорные
ассоциации
и
реминисцен­
ции,
зависящие
от
его
«фольклорной грамотности», при этом воссоздается не тот
или
иной
конкретный
народно-поэтический
образ,
а
целый
ряд
о бра зов,
не
одно­
значных
для
разных
читателей.
Такое
опосредованное
отражение
в
художественных
текстах
Розанова
пласта
народной
культуры
р еал изу ется
на
уровне
фольклорного
мот ива
или
фольклорной
атрибутики.
Например,
там,
где
он
рисует
картину
идеального
«утопического Рос­
сийского
государства»:«Ябы,
например,
закрыл
все
га зет ы,
но
дал
автономию
в ыс­
шим
учебным
заведениям,
и
даже
студенчеству
—
самостоятельность
Зап оро жс кой
Се чи.
Пуст ь
даже
республики
устраивают.
Русскому
Царству
вообще
сл едов ало
до­


196
А.
Л.
Налепин
пу с тить
внутри
се бя
2-3
республики
(по реке Риону,
на
Кавк аз е).
И
Новгород,
и
Псков,
“Великие Господа Города”
с
ве чем.
Что
за
красота
“везде губернаторы”.
Ну
их
в
д ыру.
Князей
бы
восстановил:
Тверских,
Нижегородских,
с
мал еньк им и
полу­
порфирами
и
полувенцами.
Русь
—
раз долье,
всег о
—
есть.
Конечно,
над
в сем
Цар ь
с
“секим башка” .
И
пустыни.
И
степи.
Ледовитый
океан
и
(дотянулись бы)
Индий­
ский
океан
(Персидский залив).
И
прекрасный
княжий
Совет
—
с
1/2 венцами и
посадниками
и
вниз у
—
г олы тьба
Мак сима
Горького.
И
все
прекрасно
и
полно,
как
в
“Подводном Царстве”
у
Са дк о»9.
Эта
своего
р ода
«лубочная»
карта
России
создана
в
соответствии
с
фольклор­
ным и
законами
«сказочной географии», реализующимися в таких сказочных вол ­
шеб ных
предметах
(сказочная атрибутика)
как
«блюдечко с золотой каемочкой»
или
волшебный
ковер,
где,
как,
например,
в
сказке
«Серая утица», «все царство-
государство
как
на
ладони
ви дно.
Синие
моря ,
выс о кие
горы,
храмы
божии
злато­
гла вые ,
леса
н еп роходим ые ,
а
звери
и
птицы,
ров но
живые,
тр епе щу тся»10.
«Сказочная география»
как
вар иант
сказочного
мот ива
«иного царства» (то
ест ь
«пойди туда
—
не
зн аю
к у д а») возникает в розановских текстах и как художе­
ств енно е
описание
ирреального
места
своего
же ла емого
погр еб ени я.
При
этом
оно
оп реде ле но
Розановым
все-таки
в
конкретных
географических
ко орди н ата х: «Всего
лучше
—
это
в
лесу
или
в
поле.
И
всего
лу чше
вне
гра дусов
северной
ши роты
и
во с­
точной
долготы.
(Посмотреть градусы России,
вне
гра дусов
России,
но
России
не
уп ом ина ть .)»11.
С
произведениями
народно-поэтического
творчества
сб л ижает
тексты
Розано­
ва
и
их
синкретизм,
сочетание
слов есн ого
и
невербальных
компонентов
те кс та,
что
соотносило
его
как
писат еля
с
народным
ис по лните л ем.
Как
отмечал
К.
В.
Чистов,
«фольклорные тексты
—
синкретические
образования
с
преобладающей,
важной
или
ослабленной
ролью
слов ес ног о
компонента
в
сочетании
с
другими
невер б ал ь­
ным и
ко мм уник а т ивными
компонентами
(мелодией,
мимикой,
д вижения ми,
танца­
ми,
элементами
изобразительного
искусства
и
т.
п .)»12.
Данный
теоретический
постулат
о
специф ик е
фольклорных
текстов
вполне
применим
и
к
розановским
литературным
текстам.
Сочетание
с лов есн ого
и
не­
вербального
компонентов
характерно
именно
для
розановских
текстов,
в
к оторы х
ощутимо
определенного
род а
движение
(жестикуляция и мимика), при этом ро­
зановские
тексты
(как и фольклорные)
являю тс я
в
высшей
степени
драматизиро­
ванными
образованиями,
они
не
столько
читаются,
сколько
исполняются,
то
есть
о бл адают
чрезвычайным
сценическим
эффектом.
Наблюдения
над
невербальны­
ми
компонентами
его
поэтики
позволяют
делать
вывод
об
их
несомненных
фоль­
клорн ых
параллелях,
о
том,
что
«розановский текст в определенной мере обладает
фольклорной
с пос обн остью
маневрировать
именно
благодаря
скрытой,
но
про чи­
тываемой
си ст еме
мимики,
гримасы,
жеста
и
т.
д.»13. Даже на формальном уровне его
текстовые
ре мар ки
(«лежа», «сидя», «на извозчике»
и
т.
д.) прямо соотносятся с так
называемой
пас порт изаци ей
фольклорных
текстов.
Кроме
то го,
для
Розанова
характерным
я влялось
не
только
п рело мл ение
(сти ­
листическое,
мировоззренческое
и
и ное)
фольклора,
в
его
творчестве,
но
и
стиль
особого
литературного
поведения,
соотносимого
с
поведением
фольклорного
«иро­
нического
не уда чни к а» (Незнайки,
Емели,
Иванушки-дурачка).
Своими
чуда че ­
ств ами
и
поведенческими
нелепостями
(например,
падение
Розанова
со
стула
во
время
серьезной
лек ции
Владимира
Соловьёва
об
Антихристе
и
его
газетный
от­
чет
об
э той
лекции,
опубликованный
в
газете
«Новое Время» 29 февраля 1900 г.


Р озан ов
и
фольклор
197
и
подписанный
шутовским
псевдонимом
—
«Мнимоупавший со стула») Розанов
очерчивал
вокруг
с ебя
«дурацкое»
фольклорное
прос тран с тв о,
что
позволяло
ему
сохранять
творческую
св обо ду.
Им енно
создание
такого
м нимо г о, «игрового про­
стра н ств а» (имеющее прямые аналоги в народной сказке)
бы ло
чре в ато
для
втор­
гн ув шегос я
в
нег о
не
только
художественным,
но
и
нравственным
провалом.
Это
было
то
самое
сказочное
«дурацкое»
пространство,
в ыход
из
которого
был
или
не­
возможен
для
попавшего
в
нег о
или
же,
е сли
это
все-таки
п роис ходи ло,
то
был
всег ­
да
для
посягнувшего
смешным,
унизительным
и
уничижительным.
Именно
т акие
игров ы е
фольклорные
мо тивы
опр ед ел яли
фольклорный
код
его
«странного»
писа­
тельского
поведения.
Жан ро м,
к
которому
писатель
проя влял
по ст оя нный
интерес,
была
сказка.
В
на­
ча ле
XX в.
она
трактовалась
Розановым
как
вечно
данная
метафизическая
сущ­
ность,
как
х ран ите льни ца
Ис т ины,
Кра сот ы,
как
основа
рус с кой
мен тал ь но сти.
В
статье
1900 г.
«Сказки и правдоподобия»
он
увидел
в
сказке
«Храм Невидимого
и
Н еуч т ожим ог о »14, скрытую в ней потенциальную возможность для каждого вер­
нуться
в
дет ск ий
мир ,
то
ес ть
к
истине
и
душевному
здоровью.
«Детский мир,
—
пи­
сал
он,
—
еще
не
затуманившийся
небесный
ми р,
и
каждое
прикосновение
к
нему
очищает
в зро слого,
соскабливает
заношенную
с тарую
кожуру
с
ученого
и
очищает
из-под
гр ажд анина
—
человека...
Кто
знае т,
через
век,
через
два
не
сделается
ли
се­
рье зн ой
политической
п рогра ммой
л озунг : “Опять к детям!”, “все
—
к
детям!”.
Да
и
—
не
только
политическою,
а
культурно-религиозною
пр огра ммой !»15.
В
1912 г.
в
работе
«Возврат к Пушкину»16 он выдвинул аналогичную культурно ­
религиозную
программу
для
культуры
в
целом
и
для
литературы,
в
частности),
призывая
к
гуманитарному
оч ище нию
искусства,
к
его
со циал ьн ой
деидеологи­
зации.
При
этом
центральным
персонажем
его
философских
ис кан ий
становится
так
называемый
иронический
герой
волшебной
сказки
Иванушка-дурачок,
олице­
творяющий
для
нег о
те
вечные
кач ест ва
русской
ментальности,
русс к ого
нацио­
нального
характера,
которые
всегда
помогали
русскому
человеку
оставаться
самим
собой,
противостоять
всем
социальным
экспериментам
любы х
преобразователей
Рос си и.
Это
был
полемический
выз ов
Розанова
той
част и
инт е ллиге нции,
которая,
пред­
чувствуя
грядущие
с оц иа льные
катаклизмы,
судьбу
России
связывала
со
«стихий ­
ными
люд ьми»
появление
кот оры х
приветствовали
Александр
Бл ок
и
другие
рус ­
ские
символисты,
то
ес ть
носителями
двух
взаимоисключающих
начал
в
русском
национальном
характере
—
«идеала Содомского»
и
«идеала Мадонны» (Ф.
М.
До­
стоевский).
Противопоставление
«стихийных людей»
Блока
и
«Иванушки- д ур а чка »
Ро за­
нова
отражало
особенности
жа нро вой
специфики
рус ског о
фольклора.
Если
Бло к
опирался
в
своем
социально-нравственном
тезисе
на
духовные
стихи
(жанр,
кото­
рому
и
Розанов
уделил
значительное
вни ма ние
в
книге
«Апокалипсическая секта:
хлы сты
и
с коп ц ы» (СПб., 1914) и на частушку,
то
Розанов
—
на
волшебную
сказку.
Идеальный
народный
герой
Розанова
был
при нципиаль но
други м ,
потому
что
иной
бы ла
не
только
его
по зиц ия,
но
и
жанр ов ая
преференция.
В
ста тье,
по свя щенн ой
книге
А.
М.
См ирн ова- Кутач евск о го
«Иванушка -ду р а­
чок » (СПб . , 1912), эти фольклорные предпочтения были заявлены вполне опреде­
ленно.
Им енно
такой
ге рой
был
способен
выдержать
обрушившиеся
на
Россию
ис­
пыт ания
рационализмом
и
рассудочностью
(то есть теми мнимыми достоинствами,
кот орые
олицетворяли
со бой
старший
и
средний
брат
русской
волшебной
сказки).


198
А.
Л.
На ле пин
Для
Ро з анова
Иван-дурак
был
не
просто
воплощением
«мудрости непротивления»,
религиозности
и
социальной
индифферентности,
но
вечным
залогом
неистреби­
мости
рус ско го
на циона л ьног о
ха ра кт ера.
В
том,
как
преодолевал
Иван -д урак
со­
циа л ьные
соблазны
и
утопии,
навязываемые
ему
«умными»
старшими
братьями,
о щуща лся
для
Розанова
вечный
опт им изм
русской
истории.
Розанов
скорбел
«по
ис че зающ ем
дураке
Иване», который «матери
повинуется,
Богу
молится,
дрова
ру­
бит...
живет
и
никого
“при своей глупости”
не
о биж ае т»17.
В
«Апокалипсисе нашего времени»
и
в
работе
«С вершины тысячелетней пира­
миды.
(Размышления о ходе русской литературы)», в предсмертных статьях Роза­
но ва
вновь
воз ни кает
фольклорная
стихия
как
исходная
культурная
первооснова,
тот
первобытный
ха ос,
из
котор ого
возникла
вся
ру сск ая
культура
и
с лове сн ость.
Из
наивного
бесформенного
фольклорного
ха оса
и
родилась
великая
литература.
Однако
п уть
рус с кой
литературы,
с
легкостью
воспринимающей
чу жие
идеалы,
ви­
делся
Розанову
как
отк аз
от
нравственных
национальных
русских
основ,
как
утрата
на родн ых
фольклорных
идеалов.
Именно
в
эту
великую
литературу
и
«провали­
лась»
российская
история.
А
сама
словесность
вернулась
к
пе р вичным
истокам
—
к
х аосу
первичной
народно-поэтической
сти хи и.
Отстаивая
свой
противоречивый
тезис
о
«вине»
перед
историей
литературы,
кото рая
т алант ливо
высмеивала
и
разрушала
нар од ные
идеалы,
Розанов
под вел
итог
к ул ьту рной
эпохе,
вынес
своего
рода
приговор
вели к ой
культуре
и
великому
г осу д арст ву : «Русскому человеку не оставалось ничего любить кроме прибауток,
песенок
и
сказочек.
Отсюда
и
произошла
революция»18.
Именно
фольклор,
считал
Розанов,
с тал
расплатой
за
«грехи»
возгордившейся
великой
литературы.
Розанов
п и с ал: «Совсем дрянь народ .
Какой
же
толк
из
нег о
может
выйти,
раз
он
все
поет,
музыканит,
сказывает
сказки
и
шу тит
прибаутки.
Решительно,
надо
собрать
не
се­
рьезные
пословицы,
а
прибаутки
русс к ого
нар о да.
Тогда
балаган
русской
жиз ни
или
“русская жизнь как в балагане”
—
восстала
бы
в
полном
н ар яде»19.
И
далее
совсем
уж
пол но е,
до
ко нца, «до фольклора»
от ри цание
Рос с ии , «которая умеет только пу ­
ск ать
соп ли
на
дудку,
котор ую
держит
во
рт у.
Цы-ня
дудка
моя
Да
ух
я.. .» .TM
И
все-таки
в
том,
что
нар о ду,
к отор ый
«прогулял свое царство», Розанов оста ­
вил
тот
художественный
м иниму м
(фольклорные прибаутки), ниже которого лишь
молчание
и
полн ое
забвение
национальной
истории
и
культуры,
был
определен­
ный
исторический
оптимизм.
Именно
из
этого
фольклорного
источника
неизбежно
должны
бы ли
появиться
«новые побеги»
новой
русской
словесности.
Розанов
полагал,
что
философию
революции,
любы х
со циаль ных
преобразова­
ний
лучше
всего
об ъясняе т
народная
сказка,
то
е сть
она
в
б ольше й
мер е,
чем
все
др угие
фольклорные
жанры,
выражала
социал ь но-у т опи ческ ие
устремления
наро­
да.
Именно
народная
сказка
учит,
что
нико гд а
утопия
не
стан ови лась
реальностью,
что
тольк о
высокий
иде ал,
ко то рый
«смотрит в Небо», является нравственной до ­
минантой
рус ск ого
на цио на ль ного
х ара кте ра.
Тр агедия
происходит,
когда
ложные
идеалы
становятся
социальной
доминантой.
Ру сск ая
волшебная
с казка
отразила
то
«женское начало», «женское мирочув -
ст во ван ие», «слабость волевого героического элемента», которое так раздражает
нерусского
челов ек а,
рождает
ложные
европейские
м ифы
о
чрезмерной
под ат ли­


Р озан ов
и
фольклор
199
вости
и
даже
рабской
сущности
славянина.
Именно
вечные
сказочные
ид еалы ,
то
ест ь
терпение,
м удрость ,
смирение,
божественная
благодать
(Василиса Премудрая),
словом,
все
то,
что
входит
в
пон ят ие
«женственного», в сказке и в жизни неизменно
одерживают
верх.
Эта
ид ея
была
не
н ова
Для
русской
философской
мысли.
Об
этом
глубоко
раз­
мышлял
не
только
Розанов.
Н.
А.
Бе рдяев
сформулировал
эту
идею
еще
более
кате­
горичн о
и
рез ко: «В самых недрах русского характера обнаруживается вечно-б аб ье ,
не
вечно-женственное,
а
вечно-бабье»21.
Т ема
«Розанов и фольклор»
став ит
перед
отечественной
фольклористикой
и
литературоведением
принципиально
но вые
исследовательские
аспекты.
Фил о­
софское
о смы сл ение
в
творчестве
Розанова
русского
фольклорного
наследия
как
новый
исследовательский
фольклористический
дискурс
практически
еще
не
по­
лучил
широкого
распространения
ни
в
нашей
стра н е,
ни
за
рубежом.
Между
тем
русский
фоль кл ор
сыграл
принципиально
важную
ро ль
в
истории
оте чес тв ен ной
и
зарубежной
общественной
мысли.
О сво ение
его
в
таком
исследовательском
кон­
тексте
не
носило
узкофольклористического
интереса,
а
диктовалось
проблемами
иного,
в
том
числе
мировоззренческого
характера
—
выявление
категорий
русс кой
ментальности,
характера
русской
религиозности,
народных
ид е алов
и
других
к ом­
понент.
Такие
и
подобные
им
«методологические расширения и продолжения» (термин,
предложенный
м е то дологом
О.
И.
Г енис а рет с к им2 2) традиционных литературовед­
ч еских ,
фольклористических
и
философских
исследований
соз да ют
еще
один,
п рин­
ципиально
но вый
дискурс
изучения
недостаточно
изученных
проб ле м
и,
в
ча стн о­
ст и,
исследование
фольклоризма
не
только
Розанова,
но
и
других
незаслуженно
в
св ое
время
«отлученных»
от
великой
литературы
русских
писателей23.
1 Кравцов Н .
И.
Есенин
и
народное
творчество
// Художественный фольклор.
Вып.
IV-V.
М.,
1929. С .
192-203.
2 Розанов В .
В.
Опавшие
листья.
С П Б., 1913. С. 294-296.
3 РГАЛИ,
Ф. 419. Оп. 2. Ед.
хр. 7.
4 Розанов В .
В.
Таинственные
соот нош ения
// Книжный угол, 1918. No 4; Розанов В .
В.
Собр.
соч.
В
чаду
войны.
М.; СПб., 2008. С. 533.
5 Розанов В.
В.
Среди
художников.
С П б ., 1914. С. 441-442.
6 См.: Контекст-1992. Литературно- т ео рет и чески е
исследования.
М. , 1993.
7 Зеленин Д .
К.
В елик орусск ие
сказки
Вятской
губернии
// Записки Русского Императорского
Географического
Общества
по
отделению
этнографии.
Т.
13. СПб., 1915. No 23.
8 Виноградов В .
В.
Проблемы
сказа
в
стилистике
// Поэтика .
Л ., 1926. С. 28.
9 Розанов В .
В.
Оп авш ие
листья.
Короб
второй
и
по сл е дний.
Пг., 1913. С. 465-466.
10 Песни,
сказки,
частушки
Саратовского
Поволж ья .
Саратов, 1969. С. 55.
11 Розанов В .
В.
Мечта
в
щелку
// Весы.
1905. No 7. С. 8; Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С.
197.
12 Чистов К .
В.
Народные
традиции
и
ф ольк лор.
Л ., 1986. С. 284.
13 Налепин А .
Л.
Невербальные
ко мпоне н ты
поэтики
В.
В.
Ро занова
// Этнопоэтика и традиция .
К
70-ле т ию
чл.-корр.
РАН
Ви кт ора
М их айлов ича
Гац ака.
М., 2004. С. 291.
14 Розанов В.
В.
Среди
художников.
С. 29.
15 Там же.
С . 24-25.
16 Там же.
С. 404.
17 Там же.
С. 422.
18 Розанов В.
В.
В
чаду
войны.
С. 535.


200
А.
Л.
Нал епи н
19 Розанов В .
В.
В
чаду
войны.
С. 535.
20 Тамже.
С. 534.
21 Бердяев Н .
А.
О
«вечно-бабьем»
в
русской
ду ше
// Бердяев Н .
А.
Судьба
России.
Опыты
по
психологии
войны
и
национальности.
М. , 1918. С. 32.
22 Генисаретский О .
И.
Навигатор:
ме т одологиче с кие
расширения
и
продолжения.
М ., 2002.
23 См.: Налепин А.
Л.
Возвращенное
литературное
наследие
XX йека:
фольклористические
аспек ­
ты
// Первый Всероссийский конгресс фольклористов.
Сб.
докладов.
Т. 2. М., 2006.


И.
А.
Бочарова
(Москва)
Книга
Роз анова
«Война 1914 года и русское возрождение»
и
пометы
на
ней
Горького
В
с вою
книгу
«Война 1914 года и русское возрождение»
Розанов
собрал
статьи,
напечатанные
им
в
«Новом Времени»
с
июл я
по
сентябрь
1914 г.
Книга
вы шла
в
св ет
в
ноябре
1914г.
Книга
неосл авя ноф ил ьск ог о
духа,
патриотическая
и
ярко
анти-
западническая.
Она
вошла
в
нынешнее
собрание
с оч инений
Розанова,
но
прочитана
меньше,
чем
чт о-ли бо
друго е
у
Розанова,
по
су ществ у,
не
п рочит ан а,
и
в
розанов­
с кой
литературе
п очти
не
замечена.
Ро з анов
встретил
в ойну
восторженно,
упоенно.
«Ныне мы все воины,
потому
что
н аша
Россия
е сть
воин,
а
с
Россиею
—
мы
все
<...>
Души
расширились
<...>
х очетс я
выйти
каждому
на
ул ицу
и
сл ить ся
с
вол нам и
н а родн ым и ». Общее настрое­
ние,
охватившее
общество,
он
даже
ср авн ивает
с
пасхальным
днем:«Дадругдруга
о бымем», «будем как один,
забудем
все
свои
разделения...^
В
первой
главе
книги
(«На улицах Петербурга») Розанов останавливается на
э пизо де,
произошедшем
в
де нь
объявления
войны,
—
ра згро м
разъяренной
толпой
германского
посольства
в
Пе те рбурге.
Хорошо
понимая,
что
всякий
«погром»
—
«не
д ел о», Розанов и в поведении толпы,
и
в
ее
настроении,
выражении
лиц
подчерки­
ва ет
иное.
Фрагмент
текста
этого
эпизода:
«Вытащив из кармана кусок германского флага,
м олод ой
человек
оторв ал
мне
край
и
сказал:
-
Нате.
Храните
на
память.
Германский
флаг .
Я
поблагодарил.
Полюбовался.
И
пол ожил
в
карман,
зная,
что
все
—
“не дело” .
Но
как
я
ему
скажу,
к огда
он
счастлив
“победой”? Иллюзии священны,
как
и
факт ы.
Милые
петербуржцы
пережи ли
прекрасную
ночную
ил люз ию
—
и
Господь
с
ними.
Скажу
по
секрету
и
про
себя,
что
это
стоит
каких-то
там
бронзовых
статуэток.
Хо­
рошая
нар од ная
минута
стоит
статуи.
А
что
они
ошиблись,
так
ведь
кто
же
из
нас
не
ошибается»2.
Совершенно
противоположные
чувства
в
эти
дни
—
у
Горького.
Насколько
Ро­
зан ов
сказ ал
историческому
моме н ту
«да», настолько же Горький сказал ему «н ет» .
Гор ь кий
вернулся
в
Россию
из
семилетней
эми гр ации
за
п олгода
до
начала
европей­
ско й
во йны
с
определенной
про гра ммой
и
личной
миссией
—
объединение
демокра­
тических
сил
для
н ового
боя
с
самодержавием
и
инте р на циона ль ное
о бъ единен ие
культурных
сил
вокруг
идеи
«планетарной культуры»
в
противовес
всяческому
на­
ционализму,
как
политическому,
так
и
ку льту рн ому.
И
«вот оно
—
светопреставле­
ни е». «Страшно за
Рус ь,
за
наш
народ,
за
его
будущее...
Яс но
одн о:
мы
вступаем
в
первый
акт
трагедии
всемирной»(курсивнаш
—
И.
Б.) —
из
пи сь ма,
написанного
на
след ующий
день
пос ле
объявления
войны, 20июля1914г.
«Мировая катастрофа,


202
И.
А.
Бочарова
кр ах
европейской
культуры...
Как
будт о
нек ая
гнусная
ро жа
смеется
н адо
мной :
—
Чт о,
веришь
в
планетарную
культуру?»3
Это
рез ко
диссонировало
с
патриотически-неославянофильской
в олн ой,
объе­
динившей
такие
культурные
и
философские
имена,
какие
н азы вает
3.
Гип пиу с
в
дневнике
за
28 апр.
1915 г .;
ее
р еакц ия
тем
самым
сближалась
с
горьк ов ск ой: «Мо ­
сквичи
осатанели
от
пра вос ла вног о
патриотизма.
Вя ч.
Иванов,
Эр н,
Флоренский,
Булга ков ,
Трубецкой
и
т.
д.
и
т.
д.»4 Но градус розановского воодушевления в этой
волне
был
исключительным,
наивысшим.
Пораженческая
позиция
Горького
в
годы
войны
хорош о
известна,
прежде
всег о
по
журналу
«Летопись» (дек.
1915-1916). Но несколько статей на тему он написал в
1914 г.
(они опубликованы в цикле под названием « Н е сво е вр ем е нное»5).
Название,
пр едвещ ав шее
будущие
«Несвоевременные мысли»
уже
в
эпоху
революции,
появи­
лось
у
Горького
в
годы
войны,
в
1914 г.
Статьи
писались
пар аллель но
чтению
книги
Розанова;
книга
хранится
в
личной
библиотеке
Горького
с
многочисленными
по­
метами6.
Выступления
Розанова,
собранные
в
книгу,
п очти
ежедневно
печатались
в
газ ет е;
статьи
Горького
он
посылал
в
га з.
«День», но они возвращались цензурой,
так
что
их
положение
в
1914 г.
бы ло
неравным.
После
в ыхода
книги
Розанов
по лучил
от
С.
Н.
Булгакова
письмо
от
17 ноября
с
благодарностью
«за самую прекрасную книжку Вашу <.. .>
Это
и стин но
рус ск ие
чувства,
слова
и
люб овь
к
народу
и
сол дат у,
и
понимание,
единственное
по
художе­
ственной
с иле
выражения
<...>
Рекомендую
для
чтения
своей
семье
и
всем
зна ко­
мым,
как
лакомство»7.
Розанов
со
своей
ст орон ы
о б ильно
и
солидарно
цитировал
в
кни ге
из
статьи
Булгакова
«Родине».
Оба
видят
«великое воспитательное значение войны» (так называется одна из
гл ав
книги
Розанова)
в
разрешении
вечно
болезненного
в
России
конфликта
ме жду
обществом
и
властью.
«Проблема доселе одинаково неразрешимая ни для реакции,
ни
для
революции,
ныне
прос то
и
естественно
разрешается
в
общем
порыве
любви
к
родине».
И
Розанов
в ос клиц а ет: «Старая семидесятилетняя язва Руси!
Нак о нец
ты
за кры в аешьс я».
И
далее
из
Б улга к ов а: «Под ударами вражеского меча празднуем
мы
светлый
праздник
государственности»8.
« “Западничество”
—
цитир уе т
он
также
Булгакова
—
умерло
навсегда
под
удара­
ми
те вт онс кого
кула ка ,
вместе
с
фантомом
“международного”
социализма
и
брат­
ств а
социалистических
легионов...
<...>
Запад
уже
сказал
все,
что
имел
ск аз ать.
Ех
oriente lux” (курсив Горького).
В
отдельной
главе
—
“Забытые и ныне оправданные
(Поминки по славянофилам)” (глава содержит наибольшее количество горьков­
ских
помет)
Розанов
вспоминает
имена
Ак са ков ых,
Хомя ков а,
Киреевск их
как
праведников,
первыми
да в шими
России
национальную
кон ц еп ци ю : “Славянофи­
лы
действительно
учили,
что
Россия
содержит
зерно
самостоятельности
и
другого
развития,
чем
по
п ути
ко торого
прошла
Европа»
—
Горьки й
отчеркивает
в есь
этот
абзац,
противоречащий
его
инт ер нацио налист ск ой
позиции.
Розановский
P.S .
к
эт ой
гла ве : «Государь повелел именоваться нашей столице
“Петроградом ”»9.
Немецкое
имя
ст о лицы
со
времени
Петра
Великого
вело
к
обра ­
зованию
«западнического миросозерцания»
и
через
нег о
—
к
«уродцу “ ни г ил и зма”»
(помета Горького).
В
не
опубликованных
тог да
ст ат ьях
1914 г.
Го рьки й
обрушивается
на
бра тье в-
писателей,
авторов
наскоро
выпущенного
«макулатурного» (слово Горького)
с бор­
ника
«Война» (Ф.
Сологуб,
Л.
Андр еев,
Куп ри н,
Арцыбашев):авторы«единодуш­
но
говорят,
что
немец
—
урод,
зверь,
чуд ови ще », осуждая «ц ел ую
нацию
<...>
да


К нига
Розанова
«Война 1914 года и русское возрождение»
и
пометы
на
ней
Горького
203
еще
нацию
образованнее
и
не со мне нно
культурнее
нас,
мы
у
нее
ц елое
столетие
уч или сь
философствовать
и
вообще
—
учились»10.
Резкую
реакцию
Горького
вы­
зывает
фи л ософ ское
обоснование
войны
как
спора
дв ух
цив илиз аций ,
западной
и
в ос точной ,
германской
и
славя нск о й,
в
так их
видных
выс т у плен иях,
как
знамени­
тая
статья
В.
Ф.
Эрна
«От Канта к Круппу», выступления С .
Н.
Булгакова.
Ра з­
ве
это
не
то
же,
что
«махровый национализм,
который
вы звал
общеевропейскую
кровавую
бойню», что «Германия
превыше
в се го »11 у враждебной стороны?
Горь­
кий
н апо мин ает
о
жестокости
и
культурных
зверствах
в
недавней
отече с тве нн ой
р ев ол юцио нной
ист о рии
—
«как разрушались библиотеки и погибали памятники
дворянской
культуры
в
1905-1906 гг.
Это
тяжело
и
неприятно
вспоминать,
потому
что
это
сделано
русским
народом,
тем
самым,
который
мы
снова
—
с
конца
июл я
месяца
—
так
страстно
лю би м»12.
Неопубликованные
ста тьи ,
откуда
приводятся
эти
выдержки,
скорее
похожи
на
дневниковые
з аписи
по
гор яч им
следам
п рочи тан ног о.
Словесных
по мет
на
книг е
Розанова
Г орьки й
не
ост авля л,
а
лишь
отчеркивал
синим
и
красным
карандашами
места,
вызвавшие
его
интерес
или
протест
—
и
потому
«несвоевременные»
статьи
о
войне
слу жат
прямым
по яс не нием
к
его
бессловесным
пом ета м.
Замечательно,
что
все
в
публицистике
года,
вызвавшее
с толь
ре зкую
р еакцию
Горького,
максимально
присутствует
в
книге
Розанова,
но
имя
его
нигде
у
Горь ко го
не
упо мя нуто ,
и
отношение
к
ней
зафиксировано
л ишь
его
пометами
на
пол ях
кни­
ги.
Имя
Розанова
как
«одного из чрезвычайно русских мыслителей»
названо
ли шь
раз
в
программной
статье
Горького
«Две души»13 (Летопись, 1915, дек.,
No
1), сама
к онце пция
которой
офо р мил ась
в
результате
столкновения
их
полярных
поз иц ий
по
отношению
к
войне,
в
нем а лой
м ере
как
р еак ция
на
розановские
выступления
в
эти
дн и.
Горький
не
трога л
Розанова,
Розанов
же
его
трон ул
публично
и
остро
за
два
ме­
сяц а
до
выхода
статьи
«Две души», когда Горькому удалось все- так и
публично
вы­
ступ ит ь
со
своим
с ловом
о
во йне. 27 октября 1915 г.
газета
«День»
печатает
заметку
«Максим Горький о войне и культурном единении»
—
ответ
на
анкету
шве дско й
га­
зеты
«Svenska Dagbladet», где Горький призывает к культурному объединению наро ­
дов
Европы
вопреки
политике
их
правительств
и
поддерживает
идею
В.
Оствальда
о
создании
«всенародного органа мышления
—
«всемирный мозг». Это выступление
становится
пов одом
для
погр ом ной
ста тьи
Розанова
«М.
Горький
и
о
чем
у
него
“есть
сом нени я” ,
а
в
чем
он
“глубоко убежден”. ..» (2 янв.
1916 г.).
Уп омян ув
выступления
Горького
пос ле дних
лет
(как статьи против «Бе сов»
Дос тоев с кого
в
МХТ,
так
и
«те ­
пер ешн ее
разъяснение
мировой
войны»), Розанов находит в них « л ич ину»
и
«ма ­
ск у»
писателя,
ставя
пер ед
историком
рус ской
литературы
задачу
—
отделить
от
нее
«лицо»
писателя.
А
лицо
он
видит
в
авторе
«Мальвы», «Челкаша»
и
«На дне», дав ­
ше го
нам
картину
«пьяного,
в оров с кого
и
проституционного
сброда».
Горький
здесь
пр едстает
у
Розанова
и де ологом
«взлома культуры», а сейчас он, «забывшись,
высту­
пает
каким-то
арбитром
Вос тока
и
За па д а», целых веков мировой культуры.
П роде­
лавший
антикультурную
разрушительную
ра боту
в
ли тера туре,
он
вдр уг
заговорил
в
защиту
«творчества англосаксов,
германских
и
романских
н аро до в», не упомянув
среди
борющи хся
сил
сво ей
«презренной»
России
и
всег о
славянского
мира14.
На
это
ст оль
ост ро
задевшее
его
выступление
Розанова
Горький
опять
ничего
не
ответил.
Его
сдержанность,
несомненно,
объяснялась
той
«безвидной дружбой»
(слова Розанова на книге,
подаренной
Г орьком у
в
1911 г .), установившейся между
ними
в
переписке
1911-1912 гг. ,
о
чем
Горький
не
забывал
ни ког да,
как
не
забы­


204
И.
А.
Бочарова
вал
и
п рос ьбу
Розанова
—
«Не отпадайте в душе»15. «С кор о
все
д ух овно
здоровые
рус ски е
лю ди,
—
писал
он
Ро зан ову
1 (14) окт.
1911 г.
—
будут
вним атель но
читать
Ваши
книги.
—
Не
см ейтесь ,
я
не
дурной
пророк»16.
По
прочтении
«Уединенного»:
«Какой у Вас огромнейший талант,
как ая
жадная,
живая,
цепкая
мысль.
Рано
Вы
ро­
дились
или
позд н о,
но
Вы
удивительно
не
своевременный
чел ов ек»17.
Так
в
1912 г.
писал
Гор ь кий
Розанову,
написавшему
в
1914 удивительно «св оев ре м ен ную»
кни­
гу.
И,
вероятно,
не
отказался
бы
от
эт их
слов
ив
1914 году.
«Война 1914 года и русское возрождение»
—
это
не
миниатюры
вроде
«Уеди­
ненно го »
и
«Опавших листьев», это цельный плотный текст розановской прозы
почти
в
90 страниц .
Жадным
и
це пким
ум ом
схватывает
он
и
собирает
различные
конкретно-жизненные
впечатления,
в
том
числе
личные
встречи
и
пис ьма
(с фрон ­
та
и
на
фро нт). «Нет дома,
где
не
поднялась
бы
к
идеалу
жизнь
вследствие
во йны ».
И
потому
для
Розанова
—
«благословенный годе!», «целительница война».
С
не о­
быкновенной
тща те льн ост ью
он
собрал
в
этой
книге
все ,
что
положительного
может
п оложи ть
война
в
«народную суму», по его выражению.
Первую
военную
п ет ербур гск ую
ночь
он
сравнил
с
пасхальной
ночью,
а
послед­
ний
эпизод
(воспоминание о встрече с «не о бык нов ен ной
ко ннице й»), где он пропел
г имн
Си ле
(«вот одна красота в мире .. .
Силою
солнце
держит
землю,
луну
и
все
планет ы . ..
—
Не
“светом”
и
не
“истиною”,
а
что
оно
огр омн ее
их»
—
и
закончил
слов ам и
«Песни песней» .
В
итоге
мно голе тн их
заочных
отношений
Горького
с
Роз ано вым
ид ейна я
бо рь­
ба
в
печ ати
(со стороны Розанова), обострившаяся в дни войны,
не
от ме нила
«без -
видной
д ружбы ».
При
мировоззренческих
антагонизмах
и
поз ицио нны х
контра­
ст ах
Роз а нов
нашел
пут ь
к
сердцу
Горького,
не
только
ценившего,
но
и
своеобразно
учив ш е гося
у
«необыкновенного художника».
Прочитав
боле е
дес ятка
розановских
книг,
Горький
подпал
под
гипноз
его
таланта
и
потому
предпочитал
свои
«идеи»
от­
стаивать
в
споре
с
други ми .
Розанов
пон и мал
иллюзорность
св оей
идеологической
поз иции,
н
не
это
было
для
него
в
те
дни
значительно.
«Он презирал всяческие “и деи”,
всякий
логос,
в ся­
кую
активность
и
сопротивляемость
духа
в
отношении
к
душевному
и
ж изне нно му
пр оце ссу », писал Н.
А.
Бер дяев а
в
ре це нзии
на
книгу18.
Три
год а
с пус тя,
в
1917 г.,
Горьки й
получил
от
Розанова
пе рвый
выпуск
«Апо ­
калипсиса
нашего
времени»
с
над пись ю,
в
кот орой
Розанов
несколько
неожиданно
помянул
стать ю
Горького
«Две души»
как
«идейно»
ему
с олида рн ую : «Дорогому
Максиму
Горькому,
до рогом у
со
времен
di Capri, но и особенно ( ид ейн о)
со
времени
“двух душ” .
В.
Розанов»19.
А
в
главе
«Как мы умираем?» Розанов подвел итог своей книге 1914 г .: «Мы на ­
чинали
войну
самоупоенные:
помните,
это т
август
месяц,
и
встречу
Ц аря
с
народом,
где
бы ло
все
пр итво рно? <...>
Победа
создается
не
на
войне,
а
в
мирно е
вр емя. < ...>
Уж
ес ли
чем
мы
у пил ись
восторженно,
то
это
—
ре во люц ие й»20.
А
о.
Сергий
Булгаков,
восторженно
цит ир ов авш ийся
в
книге
1914 г .,
не ск олько
позже,
в
1922 г., также подводил итоги из храма св.
Со фии
в
Константинополе,
кот о­
рый
был
недостигнутой
также
идейной
це лью
в
истекшей
во йне : «Как невыносимо
сделалось
всяческое
безответственное
славянофильствование!»21
Исторические
события
последовавших
лет
обнаружили
иллюзорность
п ро­
граммных
установок
обо их
антагонистов.
Иллюзией
оказалась
«симфония»
Царя,
государства,
об щест ва
и
нар ода,
как ую
пытался
уловить
и
утвердить
хоть
на
этот
исторический
миг
Розанов.
Славянофильская
мечта
о
спасительной
миссии
Ро с­


К нига
Розанова
«Война 1914 года и русское возрождение»
и
пометы
на
ней
Горького
205
сии
по
отношению
к
западной
ложной
цивилизации
исторически
провалилась
тоже.
Г орьков с кое
пророчество
—
«война надолго и страшно исказит горем и гневом че ­
лове че ско е
лиц о
мира»
—
подтвердилось
в
революции,
гражданской
войне
и
их
поч­
ти
вековых
последствиях.
Но
его
проект
создания
на
осн ове
европейской
кул ьтуры
«всемирного мозга», способного упорядочить «х ао с
национальных,
социальных
и
политических
отн ош ен и й», тоже оказался благодушной иллюзией .
Ил лю зии
были
побиты
«фактами», но,
как
писал
Розанов,
ил лю зии
священны,
как
и
факты.
1 Розанов В .
В.
Последние
листья.
М., 2000. С. 255, 256.
2 Тамже.
С. 260.
3М.
Горький.
Поли.
соб р.
соч.
Письм а.
Т.
И.
С . 119, 126.
4 Гиппиус 3. Дневники.
М. , 1999. С. 396.
5 Публ.
И.
А.
Ревякиной
в
сб.:
М.
Горький.
Публицистика
в
контексте
истории.
М ., 2007.
С. 2 49-289.
6 Личная библиотека А.
М.
Горького
в
Мо скв е.
Описание.
Кн.
1, No 5686. М., 1981.
7 Розанов В .
В.
Последние
листья.
С. 357.
8 Тамже.
С. 275.
9 Тамже.
С. 280.
10 М.
Горький.
Публицистика
в
контексте
истории.
С. 270.
11 Тамже .
С. 274.
12 Тамже .
13 Максим Горький. Pro et contra. СПб., 1997. С. 104.
14 В.
В.
Розанов.
О
п исат ель стве
и
писателях.
М ., 1995. С. 619-623.
15 Розанов В.
В.
Мысли
о
литературе.
М., 1989. С. 520.
16 Горький М .
По ли.
соб р.
соч.
Пис ьма .
Т. 9. М., 2002. С.
126.
17 Там же.
Т.
10. С. 9.
18 Бердяев Н.
Типы
рели ги оз ной
мысли
в
Ро с с ии . Paris, 1989. С. 349-362.
19 Личная библиотека А.
М.
Горького
в
Мос кве .
Описание.
Кн. 1. No 5694.
20 Розанов В.
В.
Апокалипсис
наше го
времени.
М., 2000. С. 9.
21 Булгаков С .
Н.
Моя
роди на
// Новый мир. 1989. No
10. С. 246.


В.
Н.
Дяд ичев
(Москва)
Роз анов
и
футуризм
Русский
футуризм
как
одн о
из
важ нейш их
и
ярких
литературно-художест­
венных
явлений
культурной
жи зни
Ро ссии
1910- х
гг. ,
казалось
бы,
почти
не
п ри­
вл ек
вни мания
Розанова-критика,
Розанова-искусствоведа,
Розанова-мыслителя.
Действительно,
среди
его
опубликованного
творческого
н аслед ия
нет
сколько-
нибудь
обширных
иссл ед о ваний
или
отзывов
о
футуризме,
подобных
выступле­
ниям
на
эту
тему,
скажем,
В.
Брюсова, 3.
Гип пиу с,
Д.
Философова,
К.
Чуковского,
А.
Измайлова
(упоминаю лишь некоторых из тех,
с
кем
сам
Розанов
вел
по сто ян­
ную
полемику).
Однако
реальные
неоднократные
взаимопересечения
Розанова
с
футуристическим
движением,
его
взг л яды
и
высказывания
по
это му
поводу
пред­
ставляют
не с омне нный
ин тере с.
Не
менее
любопытно
и
то,
что
сов ремен ная
пи­
сателю
критика
также
неоднократно
и
поро й
пар адок сал ьны м
образом
сб лижал а
Розанова
с
фут у ризм ом.
Из
воспоминаний
мл ад шей
дочери
писателя
Надеж ды
Васильевны
Роз а но­
вой
(1900-1958): «В 5 -6
классе
у
Ве ры
(Вера Васильевна Розанова, 1896-1920,
дочь
пи сате ля
—
В.
Д.)
появилась
подруга
—
Маруся
Тартаковер
<...>
Маруся
жил а
у
писательницы
Лаппо-Данилевской
(Надежда Александровна Лаппо -
Дан ил е вска я, 1874-1951, писательница,
автор
популярных
в
дореволюционной
Ро ссии
романов
“Княжна Мара”, “Русский
ба р ин”,
“Мишура”
и
др.; с1920г.
жила
в
эм игр ации
—
В.
Д .), у которой был людный литературный салон.
И
Вера
с
Ма­
рус ей
вращались
среди
“декадентов”.
Обе
они
были
заражены
современностью.
В
те
г оды
был
расцвет
дека дентств а,
и
Вера
с
подругой
жад но
впитывали
новые
ид еи.
После
гимназии
Маруся
поч ти
ежедневно
приходила
вместе
с
Верой,
и
они
вдвоем
запирались
у
нее
в
комнате,
и
ч асто
Маруся
ост ав ал ась
у
нее
ночевать.
Они
читали
современную
по эзи ю,
ходили
на
выставки,
занимались
ф илософ и ей
и
увлекались
футуризмом.
Увлеченье
ф утури змом
ска зы в алось
еще
в
каких-то
нео б ык но венных
и
экстравагантных
костюмах,
которые
Вера
пы тал ась
ус тро­
ить
<...>
В
те
го ды
впер вые
на
литературной
эстраде
появились
лю ди
“в желтых
кофтах”,
которых
толпа
освистывала
и
забрасывала
апельсиновыми
корками.
Домашние
посмеивались
над
футуристами,
но
Вера
увидела
в
них
“мучеников
иде й”,
которых
толпа
не
понимала,
а
Вера
всегда
стр астн о
прот ивос то яла
толпе.
Она
приходила
в
ярость,
слы ша
дома
нас меш ки
в
сторону
футуристов.
С
домом
она
разошлась.
Но,
конечно,
декадентство
было
главным
источником,
которым
она
питалась»1.
Не со мненн о,
В.
Розанов,
для
кот орого
частная
жизнь,
жизнь
семьи,
детей
со­
ставляла
важнейшую
часть
и
источник
его
творческой
деятельности,
был
вполне
в
кур се
всех
подобных
«декадентских»
и
футуристических
идей.


Р озан ов
и
футури зм
207
В
его
«листве» 1913 года встречаем,
например,
такую
запис ь :
«Три-три-три
Фру-фру-фру
Иги-иги-иги
Угу-угу-угу.
Это
хорошо.
После
“Синтетической философии”
в
одиннадцати
томах
Герберта
Спенсера
—
это
оче нь
хорошо.
(Статья о футуристах Рог -Р ога че вс к ог о
с
приме рами
из
их
по э зи и)»2.
В
то
же
вре мя
в
за метк е
о
лекции
А.
А.
Бурнакина
о
славянской
литературе,
не
вызвавшей
боль шо го
интереса
публики,
Розанов
не
без
горькой
ирон ии
отмечает:
«Лекция,
котора я,
казалось
бы,
в
год
“Второй Отечественной войны”
должна
была
собрать
полные
залы
с лушат еле й
<...> едва собрала в зал городской думы 100-150че­
ловек.
Что
эт о? <...>
На
“лекции вообще”
сходятся
люди,
кот орые
и
не
сражаются
и
не
работают,
а
только
по
преимуществу
питаются
и,
в
виде
отдыха,
развлекаются...
Им
славянских
тем
и
русских
тем
не
нужно,
а
“вот бы что-н и буд ь
о
фу т ури з ме”...
Сло вом ,
публика
г.
Бурнакина
б ыла
за
плугом,
за
рабочим
станком,
в
окопах...»3.
В
а вг усте
1916 г.
вышел
альманах
«Стрелец .
Сб.
2» (Пг., 1916.
Р еда ктор-
издатель
—
близкий
к
футуристам
литератор
А.
Э.
Беленсон).
Характерным
для
а льман а хов
«Стрелец»
бы ло
то,
что
здесь
рядом
пу б лик о вались
произведения
фу­
ту рис тов
и
литераторов
иных
шк ол
(символистов,
акмеистов
и
др уги х), активно
«сбрасываемых»
футуристами
в
их
манифестах
«с парохода современности». Т а к ,
в
первом
выпуске
«Стрельца», вышедшем в феврале 1915 г.,
имена
ф утури с тов
Д.
Бурлюка,
В.
Маяковского,
В.
Кам е нс кого,
В.
Хлебникова,
Б.
Лившица,
А.
Круче­
ных
соседствовали
с
име н ами
А.
Блока,
М.
Кузмина,
Ф.
Сологуба,
А.
Ремизова4. Во
втором
выпуске
футуристы
б ыли
представлены
Маяковским
(стихотворение «А н а ­
фема»), В.
Хлебниковым,
А.
Беленсоном,
художником
Н.
Кульби н ым ,
бл изк им
к
футуристам
театральным
деятелем
Н.
Евреиновым.
Ины е
литературные
течения
представляли
Ф.
Сологуб,
М.
Кузмин,
В.
Роз ано в
(опубликовавший два своих этю ­
да : «Из книги,
которая
никогда
не
буде т
издана»
и
«Из последних страниц истории
р усс кой
критики»)5.
Втор ой
из
этих
розановских
те кс тов
затрагивал
тем у
заметно­
го,
по
мнению
Розанова,
прео б лад ания
в
газетно-журнальной
критике
того
вр ем ени
а в торов
иудейского
происхождения.
Рецензируя
этот
второй
выпуск
«Стрельца», И.
Василевский,
охарак те риз ов ав
помещенные
в
нем
материалы
Розанова
как
«черносотенные», саркастически писал:
«Как хорошо,
что
редактор
альманаха
А.
Беленсон
—
чистокровный
испан ец.
Есл и
бы
он
был
ев рей,
ему
был о
бы
не удобн о
скреплять
св оей
подписью
яр ко
антисемит­
ски е
заявления
В.
Розанова:
От
евреев-критиков
гибнет,
оказывается,
литература
российская
<...>
Де ло,
впрочем,
не
в
г.
А.
Беленсоне,
маленьком
и
бездарном
ст и­
хотворце.
Д ело
в
том
дружественном
ал ья нсе
между
литературой
и
гг.
Бурлюками,
ка кой
строит
эт от
комиссионер
<...>
Это
не
случайность!
То
унылое
и
бездарное,
что
под
именем
футуризма
скопилось
на
крайнем
ле вом
(“левее здравого смысла”)
фланге
литературы
—
неминуемо
и
неизбежно
должно
б ыло
столкнуться
и
с литьс я
со
в сем
ту пым
и
меднолобым,
что
только
ест ь
на
крайнем
правом,
ч ерн осоте нн ом
фланге.
К руг
сомкнулся,
провода
соединились
и
стоит
заплатить
2р. 50к.
за
тонень­
кую
и
бессодержательную
брошю рку
“Стрельца”,
ч тобы
яс но
почувствовать
это.


208
В.
Н.
Дяди ч ев
-
Грядущие
люди!
—
взывает
здесь
В.
Маяковский,
Вам
завещаю
сад
фруктовый
моей
великой
души.
Какие
же
плоды
произрастают
в
этом
“фруктовом саду”? <...> Чем вним ат е льне е
вчитываешься
в
этот
альянс
В.
Маяковского
и
Ф.
С ологуб а
под
редакцией
А.
Белен-
со на,
тем
очевиднее
кажется,
что
черносотенные
выходки
В.
Розанова
в
э том
аль­
манахе
не
случайны
<...>
Как
хорошо,
что
футуристы
обрел и ,
наконец,
теоретика
в
лице
В.
Розанова.
Сам
В.
М аяко вск ий
никогда
не
сумел
бы
подвести
эт аког о
ид ео­
ло гиче ск ого
фундамента
под
с вои
уныл ые
и
импотентные
восклицания
<...>
Что
еще
ес ть,
однако,
в
новом
Маяковско-Розановском,
Сологубо-Беленсоновском
аль­
ма нах е?
Увы!
Почти
ни чего
б ольше
<...>
Гг.
футуристы
опозорили
футуризм,
за­
клю чи ли
в
насмешливые
кавычки
это
чуд есн ое
понятие.
Это
их
главный,
их
основ­
ной
и
непрощаемый
грех»6.
Надо
сказать ,
что
так ого
рода
критическая
журналистская
эквилибристика,
кри ти чес кое
«скрещивание»
Роз ано ва
и
футуризма
б ыло
уже
не
новым.
Еще
в
1913 г.
критик
С.
Любош,
о ценивая
театральный
футуристический
дебют
Маяков­
ского
—
представление
трагедии
«Владимир Маяковский» (где автор выступал и
как
актер
—
исполнитель
главной
роли
—
Поэта), писал: «Автор “Трагедии”,
в на­
чал е
струсивший,
к
концу
расхрабрился,
обозвал
пуб л ику
“жирными крысами”
и
за яв ил,
что
больше
всего
ему
нравится
его
собственная
фамилия,
к оторую
тут
же
громко
произнес.
Воо бщ е,
у
футуристов
обычна
эта
фамильярность,
это
противное
амикошонство
с
публикой.
Но
что
же
в
этом
нов ого?
Уж
на
что
ветхий
человек
но-
вовременский
Розанов.
От
н его
да же
затхлостью
несет.
Он,
кс та ти,
признается,
что
платье
любит
сильно
заношенное,
а
потребности
в
свежем
во зд ухе
не
принимает
ор­
г анич ески.
Так
вот,
эт от
че лов ек,
от
к ото рого
несет
дурным
запахом
исконной
нечи­
стоплотности,
давно
уже
проявляет
та кую
же
ат р офию
чувства
ст ыда,
ка кой
от л ича­
ются
са мые
юные
футуристы.
Роз ано в
тож е
гов о рит
о
своей
фа м илии,
которая
ем у,
впрочем,
не
нравится
и
даже
противна,
о
сво ей
жалкой
мизерабельной
вн ешн ост и,
о
сво ей
гря з ной
ду ше
и
о
своей...
гениальности.
Вот
как
это
старо.
Это
розановское
бесстыдство
еще
Достоевским
изображено
в
удивительном
рассказе
“Бобок”. . .»7.
Но
вернемся
в
1916 год,
к
альманаху
«Стрелец». 23 августа в газете «Б ирж е­
вые
В ед омос ти»
Маяковский
опубликовал
датированное
21 августа «Пи с ьмо
в
р едакци ю» .
В
нем,
очевидно,
не
без
вл ияния
своего
окружения
тех
дней,
поэт,
отмежевавшись
от
выступления
Розанова,
пи сал: «Правда,
об
участии
в
сборни­
ке
В.
Розанова
мне
б ыло
заяв лен о
А.
Б еленсо но м
ран ьш е,
но
про шл ое
“Стрельца”,
сборника
с
чисто
литературными
уст р емлен иями ,
а
также
фамилия
редактора
ка­
зались
мне
достаточной
гарантией
отсутствия
каких
бы
то
ни
б ыло
науськивающих
строчек».
И
далее
Маяковский
полагал
себя
«впредь не имеющим к “ Стр ел ьцу”
никакого
отношения»8.
Ответное
«Письмо в редакцию»
А.
Беленсона
появилось
в
газете
«Новое Время».
Г оворя
о
письме
Маяковского
в
«Биржевых Ведомостях»,
А.
Беленсон
отмечает: «Долженсказать,
что
<...> “Стрелец”
—
не
жур нал ,
посто­
янных
сотрудников
в
нем
не
б ыло
и
быть
не
могло,
и
стоило
ли
г-ну
Маяковскому
за яв лять
на
всю
Россию
о
своем
“выходе”,
ког да
я
вовсе
не
покушался
св язать
его
обязательством
—
не пре ме нно
участвовать
в
каждом
очередном
сборнике,
могу ­
щем
появиться
под
мое й
р ед ак цией? <...> Мне надлежало догадаться,
что
“старому
общественнику”
—
Маяковскому
—
не
по
пут и
с
Ро зан овым ,
и,
хотя
всякий
Проп-
пер
(имеется в виду Станислав Максимилианович Проппер, 1855-1931, издатель


Р озанов
и
футур изм
209
“Биржевых Ведомостей”
—
В. Д.) очень охотно,
—
только
не
при
свидетелях,
—
пр и­
знает
гениальность
В.
В.
Розанова,
все-таки
я
должен
был
одеть
ему
“намордник”,
чтобы,
сохрани
Бож е,
не
огорчить
г-на
Маяковского.
Что
ж,
вино ват
и
каю сь
в
том
всенародно»9.
Газета
«День»
в
связи
с
письмом
Маяковского,
напомнив
об
исключении
Ро­
занова
в
начале
1914 г.
из
Религиозно-философского
общества
и
о
его
конфликте
с
Мережковским,
Философовым,
Карташевым,
писа ла: «Казалось,
что
все
счеты
с
этим
писателем
покончены
в
литературе,
и
п уть
в
так
называемое
приличное
об­
щество
ему
навсегда
закрыт.
Меньше
всего
сокрушался
об
этом
сам
В.
В.
Розанов,
кот ором у
и
в
“Колоколе”
тепло
и
уютно...
однако,
прош ло
два
го да,
и
он
снова
тут
как
тут
и
снова
от
нег о
бегут
и
отрекаются
<...>
Е сли
от
Розанова
бежал
футурист
Маяковский,
то
ст ало
быт ь
Розанов
нисколько
не
изменился
и
верен
себе
<...>
И
не
Маяк ов ск ий,
а
Б ейленсо н
(так в тексте.
—
В.
Д.)
несет
ответственность
за
“на ­
уськивание”
в
литературном
сборнике.
И
ес ли
ест ь
это
науськивание,
ест ь
Ро за-
новщина,
е сть
н етерпи мая
пр име сь
в
сборнике,
то
надо
ли бо
отв еча ть
по
существу,
либо
м ол чать,
либо
расписаться
в
полно й
своей
солидарности
с
Ро з анов ым »10.
Этот
розановско-футуристический
сюжет
нашел
отражение
и
в
ряд е
других
заметок
и
реплик
(как в защиту Розанова,
так
и
против
него)
периодики
тех
дн е й11.
На
всю
эту
историю
со
«Стрельцом»
Розанов
ответил
единственной
небольшой
заметкой
в
«Новом Времени»
—
«Письмом в редакцию»: «Прямо трогает меня за­
бота
“Дня”
и
его
сотрудника
г.
Заславского
о
м оих
знакомых:
Около
трех
лет
отр е­
клись
от
знакомства
и
общения
с
В.
В.
Розановым
последние
его
пр иличны е
друз ья
и
з на ко мые . ..»12. Выразив далее в этой заметке надежду,
что
пресса
в
буду ще м
стане т
м енее
ангажированной,
б олее
объективной
и
патриотичной,
Розанов
ни
одним
сло­
вом
не
задел
футуризма
или
его
представителей...
И
чтобы
завершить
сюжет
со
«Стрельцом», надо сказать,
что
в
третьем,
п ослед­
нем,
выпуске
этого
альманаха,
вышедшем
уже
п осле
смерти
Розанова,
в
1922 г. ,
А.
Беленсон
(к его чести!) вновь поместил розановские материалы .
Здесь
бы ли
оп у­
бликованы
«Письма В .
В.
Розанова
к
Э.
Ф.
Гол л ерба ху»
и
статья-исследование
са­
мого
Голлерб аха
«Владимир Соловьёв и Розанов»13.
Развернутое
и
оригинальное
поним а ние
футуризма
как
к ультурн ого
феномена
начала
XX в.
В.
Роз ано в
дал
в
одн ом
из
своих
неопубликованных
«Последних ли­
стьев»
ко нца
1918 г.
Осенью
1918 г.,
когда
Ро з анов
уже
перебрался
на
жите ль с тво
из
Петрограда
в
Серги е в
Посад,
у
нег о
зав язал и сь
знакомство
и
активная
переписка
с
Ви кт ором
Хо-
вин ым,
издававшим
в
Пе трог ра де
критико-библиографический
журнал
«Книжный
у го л» (1918-1922).
Ранее,
в
1913-1916 гг. ,
критик
и
издатель
В.
Ховин
выпускал
в
П е трогра де
альманахи
«интуитивной критики» « Оч ар ов а нный
странник».
Здесь
еще
в
1916 г.
«встретились»
—
в
по з итив ном
контексте
—
имена
ф утур ис тов
Мая­
ковского,
В.
Каменского
и
имя
Розанова.
На
страницах
альманаха
«Очарованный
Странник.
Альма н ах
ве се нний» (Пг . , 1916.
No
10, весна)
была
опубликована
статья
В.
Ховина
«Ветрогоны,
сум ас броды ,
летатели» (о футуризме)
и
небольшое
эссе
Б.
Гусм ана
«Опавшие листья»14 (о творчестве Розанова).
А
с
осени
1918 г.,
нач иная
с
третьего
выпуска
«Книжного угла», В.
Розанов
ста л
публиковать
в
э том
непериодическом
журнале
свои
эсс е
се рии
«Из последних
ли сть е в»15.
В
шестом
выпуске
«Книжного угла», вышедшем в начале 1919 г . ,
В.
Хо­
вин
напечатал
некролог
«Розанов умер».
Тексты
«Книжного угла»
оказались
по­
следними
пр ижиз нен ны ми
и
пе рвы ми
посмертными
публикациями
Розанова.


210
В.
Н.
Дяд и чев
О
В.
Ховине
эт ого
периода
упоминает
в
своих
воспоминаниях
Зинаида
Гип­
п иу с: «Что Розанов не расстрелян <„.> мы уз нал и < ...>
от
друга
и
поклонника
Ро­
зано в а,
моло дого
пи сател я
X.,
к
нам
пришедшего.
Этот
X.
умуд рял ся
в
то
время
д ержа ть
еще
фуксом
кни жную
лавочку,
продавал
старые
брош юрки ,
даже
нов ень­
кие
безобидные
выпускал,
в роде
сборников,
где
печатал
и
по след ний
розановский
“Апокалипсис” .
X.,
оказывается,
давно
уже
пытался
сдела т ь
что- ни буд ь
для
Розанова
и
был
в
сношениях
с
лаврой.
Им ел
известия,
что
деньги
от
Горького
действительно
посланы
<Розанову>. Надеялся добыть еще и свезти их Розанову сам:
ему
написали,
что
Ро за­
нов
уже
не
“истощен”
и
“нездоров”,
но
отча ян но,
по-видимому,
смертельно,
болен»16.
Переписка
В.
Розанова
с
В.
Ховиным
(сохранившаяся,
по-видимому,
не
пол ­
ностью;
ныне
—
в
РГАЛИ)
позволяет
восстановить
интересные
со б ытия
жиз ни
и
тв орчес тв а
Розанова
пос ледн е го
пе ри ода.
Ховин,
очевидно,
пр исл ал
Розанову
ка­
сающиеся
его
материалы
«Очарованного странника»
и
св ою
брошюру17, Розановже
к
одному
из
пи сем
Ховину
приложил
—
для
пу б лик ации
в
«Книжном угле»
—
очерк
«СЛОВО», посвященный футуризму.
Этот
очерк
(как и письмо), написанный очень
неровным,
труд но
читаемым
поч ер ком
«позднего», уже больного Розанова,
остался
неопубликованным.
В
д ругом
письме
(без даты), благодаря Ховина за помощь,
Ро­
зан ов
касается
и
этого
очерка
«о футуризме»:
«Молодец,
мо ло дец,
молодец!
О,
мой
жидочек
праведный!
Плачу.
Вот
—
ни
грек,
ни
римлянин
—
не
говоря
о
свинстве
ру сс ких
—
не
сделал
того,
что
Вы:
и
все
так
живо!!
Господь
с
ними,
Господь
с
н ими!
Господь
с
ним и.
Люблю .
Л юблю
“говенного маленького жиденка”
б ольше
все х
людей.
Выв ер ил
и
убедился,
спокойно
даже
во
время
процесса
Бейлиса:
пр иб ежит
ко
мне
жиденок
и
да ст
помощь.
Целую.
Обнимаю.
Все
пон ял.
Все
испо л ню.
Плачу.
Сопли
текут.
В.
Ро з.
Уже
ск ольк о
дней
назад
написано,
мил ый
и
доро гой
Ховин.
Жаль
было
35к., и все ждал и ждал из типографии Иванова (“русская работа”) и
вот
—
не
дождусь;
сегодня?
зав тра?
Рад и
Бога,
хоть
25 р.
вышлите?
Совсем
без
денег.
Пришлите
статью
для
журн а ла:
я
перепишу
четко
(это что о
футуристах).
Я
буду
п осы лать
Вам
“Апокал. ” с ус туп ко ю 50%.
Так
хочу .
Слава
Богу,
что
у
Вас
лав очк а. “Я
—
Вам ,
Вы
—
мне”. Люблю этот принцип.
У ва­
жаю.
Вы
же
имейте
дело
не
с
Еловым
(M. С.
Елов,
книгоиздатель
и
вл ад елец
книжной
лавки
в
Сергиевом
По сад е,
издававший
“Апокалипсис... ”
Розанова
—
В.
Д.), а
—
со
мно ю.
Это
первое
мое
письмо
сейчас
написанное
по
получении
Вашего
б л агородн ого
пись ма,
но
не
посланное
из-за
35 к.
О,
бедн ость .
Хоть
бы
немножко,
есл и
можете
(а
если
нет
—
не
надо)
прислали»18.
Оч ев идно , «переписать четко»
св ое
письмо
«о футуризме»
писатель
уже
не
успел.
В
сохранившемся
же
«черновом»
письме
«о футуризме»
Ро з анов
сообщает,
что
с
интересом
проче л
«всю книжку»
Хо вина
«Не угодно ли-с?» и заметку Бориса Гус ­
мана.
И
да лее
Розанов
пишет:


Роза нов
и
футури зм
211
«Ну,
вот
—
теперь
сделав
обстоятельный
доклад
о
се бе
и
Га мсун е
(?) (имеется в
вид у
Б.
Гу сман
—
В.
Д.) —
я
“влетаю на паровом баркасе во льды футуризма”
и
хочу
ск аз ать
о
нем
СЛОВО.
<...> Дело в том,
что
у
меня
т оже
бродили
мысли
о
футуризме
и
вот ...
Бреду
я
в
баню,
во
вторник,
в
10ч.
утра
(мы обедаем в час и надо уже вернуться);
и ду,
бреду ,
в есь
старый,
весь
с лабы й,
и
думаю
о
тем е
эт ой
безумной
зимы: “Отчего
же
я
так
беден,
ничего
нет,
др ов
нет,
тв ор огу
и
яиц
-нет,
поесть
нечего.
И
с
семьею
(больная жена и 5
детей)”.
Спас
—
Елов,
дающий
за
выпуск
“Апокалипсиса” 200 р.
(что очень хорошо), а до того,
как
он
стал
печатать
—
мне
б ыло
только
“самоуби-
ваться”.
Это
б ыло
не
так
давно,
и
“Апок.”
в
сущности
уже
вес ь
напис ан
(т.
е.
в ып.
50 — 60).
И
вот
в
связи
с
лич ны ми
бедам и,
как
и
непониманием,
всю
мою
жизнь,
как
же
устроиться,
хотя
бы
“по подражанию человекам”,
я
неожиданно
сп роси л
в
себе:
“А что бы,
окончив
свой
“Апок .”, т.
е.
д ре вний,
мог
сделать,
и
да же
нео дол имо
должен
бы
сделать,
какой-то
конечно
не
“слащавый батюшка”
Иоа нн
Богосл ов ,
но
этот
во­
истину
сын
Бездны
и
Чудовищности,
эта
—
стре ла ,
эта
—
м олн ия,
э тот
г ром?”.
Чт о?
Я
усмехнулся
и
ниже
п оник
своим
челом,
на
эт от
раз
не
скрою
—
гениальным
челом.
Леч ь
и
уме рет ь.
Сходить
последний
раз
в
баньку
—
и
тоже
умереть.
Что
во­
общ е
у
акт а
апокалиптики
м огут
делать
в
действительности.
Я
понимаю.
Они
созданы
для
уд ара,
для
молн и и:
а
затем
—
“ляг и умри”. До бани
же
было
еще
д але ко.
И
ду маю : “Эврика”, “Это
не
так
плохо,
как
кажется”. Да кто я
в
сущности?
М.
П.
Соловьёв
зв ал
ме ня
в
1890-х
годах
“интеллигентом”,
но
Шперк,
мой
друг,
о пытне е
наз ыв ал
ме ня
(с собою вместе)
дек аде н том.
Вы
знает е ,
роди ла сь
эта
порода
ст ран ная
л юдей:
“На эмалевой стене
Трепет
с еть
чудных
ла та ний”. <...>
Да,
думаю:
а
что
такое
за
порода
декадентов,
и,
вот ,
под ня вших
флаг
за
ним и
фут ур ис то в? “С Ромула ничего подобного не было,
не
рождалось".
Ве дь
явно
же,
это
—
не
воспитание,
не
“влияние университета”, a generatio sui generis. “От папаш ей
и
мам ашей ”. “Господь
нам
указал”,
“Господь так хочет”.
Наконец,
“Господь нас по ­
звал
и
приказал”.
Вы
следите,
друг
мой:
что
“ведь написать Апок.”
Иоанну
ли
ко му
в елел
Бог,
и
что
“написав”
его ,
мог
он
только
“лечь и умереть” (с голоду), сказав:
“Исполнил,
Гос поди ”.
Теперь
слушайте
оче редь
или
вереницу
м оих
“открытий”:
Вы
зн а ете,
что
поп
“вовремя женится”
и
“живет на казенной квартире”,
а
“ар ­
хиерей
служит
с
дик ирия ми”,
надев
на
себя
целый
воз
или
целую
карету
“одежд”
и
“знаков отличия”; и что иных форм службы Господу мы не знаем.
Ни
“быта”, “ жи з­
ни” ,
“физиономии”,
откуда
бы
выхо д ило
по винов е ние
Бо гу
и
служба
ем у.
И
это
—
у
кат о л.,
пра во сл.,
у
лютеран,
везде.
Собственно
должен
был
начаться
сов ер шенно
нов ый
род
физиономии
человеческой
и,
главное,
гл авно е: holitos’a, быта, “ж ен ат
на
з< ам ужн и>х
жен ах ” (один футурист,
я
слышал)
или
“смелость читать лекцию в
желтой
жилетке”.
Вот
это
—
факт.
Это
—
уже
не
папа
“с поклонами”
ег о,
и
“не Ваша
эми не нц ия”. Вы следите?
Еще
“удар молнии”
и
все
готово
(устал очень): футуристы,
как
раньше
их
—
декаденты,
есть
наиболее
глубоко
зачат ые
люд и
(“из- п од
Аида
+
Неба”).
Так
сказать,
в
зачатии
их
“черпанули наиболее глубоко”
родители
их,
м.б.
(очень м. б . !) приобщившись “с ам и
не
зная,
что
делают”,
—
повторения
таинств
Де­
метры,
Персефоны
и
Изиды.
Я
—
не
шу чу.


212
В.
Н.
Дядичев
Вдруг
странно
по вея ло
у
дек-тов
и
дре вно ст ью,
и
новым. “Да
—
из
нового
нове й­
шим,
а
ес ли
из
древних
—
то
не
Рим,
а
Фивы
и
Вавилон”.
“Все предрассудки,
все
суеверия
ожи ли ”: а самое главное
—
ног а- то
уже
в
одного
цвета
штанине,
а
другая
—
в
другог о
цвета
штанине.
“Господи:
да
мы
входим
в
рай
и
скидаем
одежды
с
себя
стары е,
ч тобы
переодеть­
ся
в
какие-то
новы е” .
И
самая
“одежда”-т о
т оже
не
сюртук,
а
хит он
или
жидовский
“талес”. Вы знаете эту оригинальную и странную одежду,
кот орою
был
так
поражен,
побывав
в
Москве
студентом
еще
в
синагоге
на
Солянке.
“Это что- то
особенное”,
сказал
я
про
талес.
Вот
“в чем"
они
“на Востоке", хотя бы и жили в Москве.
Ох,
устал.
Ну,
не
бы ло
п ророк ов
в
Евр о пе;
а
—
в
Азии?
У
пап
были
Боссюэты,
Боссюэты
в
чередовании
с
Вольтерами:
а
пр из ывал
к
служению
Се бе
часто
Б.
[Бог] “людей
Азии”.
И
вот
—
я
ве рю
и
люблю,
Л юблю
мечты
моей
виденье
Тяжелою
Виевскою
поступью,
с
“Мне все открыто”,
открыто
“с рожденья”,
п. ч.
“яВийиЦиклопоб1
гл аз е” ( 1 штанина), Европа переступает со страниц скучной
европейской
истории
на
неизъяснимые
пажити
“опять Рая” (Месопотамии)
и
“Ва ­
вилонской
башни”,
что
огромна
“до Неба”,
и
вообще
всех
эт их
диковинных
и
чу­
десных
открытий
се р дца,
ш орохов
с ер дца,
замираний
души.
Т.
об .,
кратко
сказат ь ,
сперва
дек аде нт ы,
и
затем
футуристы
и
лет
через
6 еще новая непременно формация
люд ей,
новых
типов,
физиономий
и
об ыча ев
жиз ни,
б ыли
д ейст вит ель но
самыми
ранними
ласточками,
кот оры е
(“стрижи перед бурею”), которые вдруг начали “ смя-
тешно
что- то
бормотать”
пе ред
эпохою
в
сущности,
конечно,
Апокалиптическою.
Пов ерь те
мне,
хр-во
не
уде рж и тся.
“Будет какой- т о
Вий
на
месте
христианства”,
с
вещ ань ями
“из чрева” .
И
т.
д.
Несомненно:
все
перекачивается
к
Востоку.
И
нельзя
не
заметить,
как
чут ки
и
липки
ев реи
и
к
декадентству,
и
к
футуризму.
Ох,
устал.
Но
—
старался.
Д руг
мо й:
я
голодал.
Сметанки
х очет ся,
творожку
хочется:
хлеба
и
по
ка рто чкам
уже
12 дней в Посаде не выдают .
Сапоги
по чиняю т ся
(25 ремонт)
уже
месяц,
оставляю
у
сапожника.
Вот
чт о,
ми­
лый:
будем
по-просту.
Будем
в
тре х
штанинах.
Печатайте
целиком
или
в
отрывках,
или
“немного подправив слог”,
это
мое
письмо
в
В аш.
журнале,
но
—
за
сто
рублей
гон орара
(ведьэтотеперь 10 р.). Яйца 8
р.
десяток,
тв орог
1ф.
—
3р.
50, сметана
—
3р.
50, 4 р ., 2 кринки молока на базаре 5
р.
50.
И
вот
еще\
подпишитесь
са ми
на
“Апок . ” (3 р. 50) и распространите (пр о пагандир у йт е)
немного
подписаться
“сочув ­
ствующих”,
направляя
деньги
и
адреса
лич но
на
мою
квартиру:
Сергиев
Посад,
Московск.
гу б.
Красюковка,
П ол евая
ул., дом
свящ.
Беляева.
В.
В.
Розанов.
Де ло
в
том ,
что
эти
3р.
50 я уже сверх 200 р.
пол уч аю
в
свою
п ользу ,
а
экзем­
пляры
высылаю
“из авторских экземпляров”. Ел ов об еща л вы пу ст ит ь л иш ь “10 вы­


Роз ан ов
и
футури зм
213
пусков”
с
“гм
—
гм”
на
счет
—
продолжения.
Я
дум аю
—
он
выпустит
и
дал ьш е.
Но
если
же
“нет”,
то
не
нашли
бы
Вы
воз мо ж ным,
чт обы
я
прилагал
“Апок . ”
в
в иде
прил ож ения
к
Вашему
журналу.
На
счет
Елова,
я
думаю,
что
он
поступит
в
смысле
“да”,
ибо
в
C./Посаде расходится
не мн ого
бо лее
100,ив1
мес .
в
Москве
“в витрин ­
ка х”
раскупается
около
700.
А
он
—
еще
мало
известен,
и,
очевидно,
“с дальней­
ши м”
—
укрепится.
Ваш
В.
Розанов
Ох,
и
уста л,
хуже
“Вия”»19.
Как
бы
продолжая
тему
«Розанов и футуризм», В.
Ховин
в
опубликованных
уже
после
смерти
Розанова
ст ат ьях
—
«В.
В.
Ро з анов
и
Вл а димир
Маяковский»(1920);
«О своем пути»20 (Своими путями .
Пра га , 1925.
No
5.
С.
31-33) и других
—
не од­
нократно
ставит
рядом,
со отно си т,
со пост ав ляет
имена
Розанова
и
Маяковского.
В
ч аст нос ти,
Ховин
пишет : «Маяковский это
—
как
бы
неожиданное
отобра же ни е
одного
из
рядов
розановских
идеи
<...> это
—
как
бы
своеобразный
сле пок
с
одно­
го
из
прозрений
Розанова,
неожиданное
ис по лне ние
одного
из
его
мечтаний
<...>
Розанов,
быть
может,
первая
стр аница
истории
подлинного
человекоборчества.
Вп ер вые
сказанная
мысль
под л инног о
гуманизма.
Но
только
мысль.
Этот
самы й
нереализующийся
человек
изошел
психологизмом
открытого
в
себ е
п одли нн ого
че­
ловечьего
м ира
и
умер...
И
вот
пришел
Маяковский
<„.> Пр ав да,
он
оказался
таким
громадным,
таким
жилистым,
с
выво роч енным
наружу
мясом,
с
таким
трубным,
площадным
голосом.
Таким
враждебным
бесплотному
психологизму
Розанова,
не­
похожим
на
него.
Но
зато
человек!
Несомненный
и
под линно
реализовавшийся
в
жизни
человек.
А
не
сл ова
о
нем,
не
мысль
о
нем
<...> И если Розанов требовал вни­
мания
к
инт о нация м
своих
мыслей,
ес ли
настаивал
он
на
значимости
и
значитель­
ности
акцента
произносимых
им
слов,
то
Маяк о вск ий
т оже
не
хочет
примириться
с
ме ртв ой
законченностью,
беззвучностью
гуттенберговского
сп осо ба
запечатления
своих
стихов,
вообще
с
запечатленностью
их,
и
не
мысли т
своих
сл ов,
произнесен­
ных
не
его
зычным,
площадным
голосом».
И
дал ее,
говоря
о
религиозных
исканиях
Розанова
и
Маяковского,
их
«тяжбе»
с
небом,
с
Богом,
Ховин
продолжает: «Дело
другого
рода,
что
ес ли
у
Розанова
все
это
был о
судилищем,
словесной
тяжбою,
то
Маяковский,
отн юдь
не
склонный
к
словесным
препирательствам,
прос то
выпустил
пух
из
пуховиков
небесны х.
Но
б ыло
бы
невероятной
оши б кой
предполагать,
что
тяжба
эта
происходит
только
в
сфере
религиозного
сознания.
Конечно
же
нет.
Это
борьба
со
в сяким и
“выспренностями”
и
“якобы идеализмом”,
со
всякой
“праведно­
ст ь ю” <...> Пусть Маяковский когда- то
в
разговоре
со
мно й,
когда
я
воспользовался
“лирическими”
цитатами
из
нег о
о
“боли и жизни”,
стар ался
убедить
меня
в
то м,
что
это
—
самое
сла бое
в
его
тв орче ств е.
Иначе
и
б ыть
не
могло
для
него ,
немыслимого
без
ножа
и
кас тета.
С
д ругой
ст орон ы,
ес ли
Роз ано в
в
письме
ко
мне
ст ара лся
по­
дой ти
к
футуризму,
к отор ый
в
сущности
его
ни
в
какой
степени
не
интересовал,
вероятно,
из
желания
отдать
да нь
моему
увлечению,
и
ничего
не
преуспел
в
этом,
так
это
потому,
что
действенная,
динамичная
сущность
футуризма,
его
площадной
го лос
и
кастет
в
руках
ег о,
не
м огли
бы ть
не
враждебны
Ро з ано ву»21.
1 Розанова Н.
В.
Из
м оих
воспом инан ий
//Литературоведческийжурнал. 2000. No 13/14. Часть 2.
С . 125-126.


214
В.
Н.
Д ядич ев
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
Розанов
В.
В.
Собр.
соч.
Сахарна.
М. , 1998.
С.
16.
Ре чь
иде т
о
стать е:
Львов-Рогачевский
В.
Л.
Символисты
и
на след ник и
их
// Современник.
С Пб ., 1913. No 6. С. 261-269; No 7. С. 298-307.
Розанов
В.
На
лекции
о
«славянском классицизме» // Новое Время.
СП б ., 1916.
No
14380.
20 марта.
Стрелец.
Сб.
1. Пг., 1915.
Стрелец.
С б. 2. Пг., 1916.
He-Буква
[И.
М.
Ва с иле вс кий].
Распро дажа
остатков.
Второй
альманах
«Стрелец» // Журнал
Журналов.
П г., 1916. No 35. Август.
С. 3-4.
Любош
С. [С.
Б.
Лю бош иц ]. « Бо бо к» // Современное Слово .
С Пб., 1913. 5 дек.
No2123.
Маяковский
В.
В.
Письмо
в
редакцию
// Биржевые Ведомости.
Утренний
выпуск.
П г., 1916.
23 августа .
No
13757. Т о же:
Маяковский
В.
В.
Поли.
собр.
соч.: В13
т.
М., 1955. T. 1. С. 369-370.
Беленсон
А.
Э.
Письмо
в
ред а кцию
// Новое Время.
П г., 1916. 24 августа.
No
14536.
За славск и й
Д.
Многообещающий
// День.
Пг ., 1916. 25 августа.
No
233.
Ювенал
[M. М.
Сп а со вс ки й]. «Облако в штанах» // Голос Руси.
Пг., 1916. 26 авг.; Михайлов П.
[Г.
Я.
Розенблат
(М.
Пу ст ыни н )]. «Поэт
В.
Ма як о в с кий.. .» // Журнал Журналов .
Пг ., 1916.
No 41. Октябрь.
С. 4.
Розанов
В.
В.
Письмо
в
редакцию
// Новое Время.
Пг ., 1916. No
14540. 28 ав густ а.
Стрелец.
Сб. 3-й
и
по сл едн ий.
СПб., 1922.
Очарованный
странник.
Аль ма нах
весенний. 1916. No
10. С. 8-13, 15.
Розанов
В.
В.
Запущенный
сад;
Гог оль
и
П етрар ка
// Книжный угол.
Пг. , 1918.
No
3.
С.
7-10;
Он
же.
Солнце
(«Музыки,
музыки...»
—
с
п ос вящ е ние м- эпи гра ф ом: «Милому Ховину,
так
су­
мевшему
понять
меня
и
защитить,
как
никто
е ще»); Таинственные соотношения;
Колебания
мира
// Там же.
No
4. С. 5-11; Он же.
Из
последних
лист ь ев
(«Одно было золото
—
сер д це,
ум . ..»,
«Если у тебя выпадет,
дружок,
по удо бнее
минутка
к
веч ер у...», «В безмолвии растений есть осо ­
бая
заг адк а...», ORIENS — « Де тор одит е льна я
ре л иг ия ... »); Апокалиптика русской литературы
(«Нужно сказать молнию. .. ») // Там же .
No
5. С. 6-11; Онже.
Последние
листь я
(«Космогониче­
ское
“Разрыв- т рава”...», «Из тайн Христовых...», «Тайна в музыке песнопений...») // Книжный
уг ол.
Пг., 1919. No 6. С. 6-10; Он же.
Из
последних
листьев
(«Есть»
и
«нет») // Книжный угол .
Пг., 1921. No 7. С. 3-8;Онже.
Странное
разделение
// Книжный угол.
П г., 1922. No 8. С. 9-12.
Гиппиус
3. Н.
Зад умч ивы й
странник.
О
Р озан ове
// Окно .
Па р иж, 1923. No 3. С. 273-335. Цити­
руется
по:
В.
В.
Розанов:proetcontra. СПб., 1995. Книга 1. С.
181
Ховин
В.
Р.
Не
угодно
ли-с?!
Силуэт
В.
В.
Розанова.
П г., 1916.
РГАЛИ.
Ф. 419.On.1. Ед.
хр. 321. Л.
14.
Там
же.
Л. 15.
Ховин
В.
Р.
Своими
путями. 1925. No 5. С. 31-33.
Он
же.
В.
В.
Роза нов
и
Вл а димир
Маяковский
// Виктор Ховин .
На
одну
т ему.
Пг ., 1921.
С. 45-62.


В.
Н.
Терёхина
(Москва)
Бессмертие
в
трактовке
Роз анова
и
В.
Маяковского
*
«Странное и неожиданное сочетание имен»
Розанова
и
Маяковского
был о
вполне
воз мо жным
для
их
современников.
Достаточно
вспомнить
раб оту
В икто ра
Хов ина,
к оторую
он
предназначал
для
«Альманаха Дома литераторов» (датирована
25 декабря 1920 г .
и,
очев ид но,
зак аза на
автору
вслед
за
имевшей
огром ны й
резо­
нанс
статьей
К.
Чуковского
«Ахматова и Маяковский»1). Отк ло н яя в с якую в о змож ­
ность
аналогий
и
противопоставлений,
Ховин,
тем
не
м е не е , «твердо и убежденно»
заявлял,
что
Маяковский
—
это
«как бы неожиданное отображение одного из рядов
розановских
идей...
своеобразный
слепок
с
одного
из
прозрений
Розанова,
неожи­
данное
ис пол нени е
одного
из
его
ме ч та ний»2.
Можно
предположить,
что
и
проблема
бессмертия
б ыла
ср еди
тех
«мечтаний»,
кот орые
сближали
писателей.
С
отстранением
Розанова
из
русской
культуры
обе ­
днялась
и
деформировалась
концепция
литературного
процесса3.
Во сст анавл ивая
реалии
тех
лет,
следует
отметить,
что
на
первый
план
при
со­
пос т авл ении
выступает
не
философско-религиозная
трактовка
бессмертия,
не
аб­
страктные
суждения
о
вечности
ду ха,
а
глуб око
личные
размышления
о
собствен­
ной
уча ст и,
о
судь бе
своих
литературных
произведений.
Для
Роз ано ва
в
этом
был
один
из
ва жных
узлов,
связ ыв авши х
абстрактное
и
конкретное: «О “Бессмертии
души”
у чил
Пла тон .
Церковь
не
“учила”,
не
“говорила”,
а
повеле вал а
и
верить
в
Бога,
и
питаться
от
бессмертия
души...
Нельзя
представить
с ебе
прос того
д ьячка ,
который
сказал
бы: “Может быть,
бессмертия
д уши
и
—
н ет".
Всякий
дьячок
имеет
уверен­
ност ь
в
том ,
до
чего
едва
додумался
и
е два
и мел
с илы
досягнуть
Платон»4.
Маяковский
отразил
кр уг
иде й,
бл изк их
розановским.
Его
«человечье еванге­
лие»
также
предполагало
отрицание
общепринятой
морали
как
фарисейской.
Он
постоянно
травестирует
возвышенные
понятия.
Та к,
Человек
с
растянутым
лицом
в
трагедии
«Владимир Маяковский»
предлагает: «Аиз моейдуши/
тоже
можно
сшить/такие
наря д ные
юбки!»5. Или:«Этавот/зализанная
гла дь
—
/ это и есть хва­
ле ное
неб о ?»6.
Розанову
присущи
не
менее
эпатажные
интонации:«...
небеса
—
они
какие-то
чугун ны е,
или
уж
оче нь
праведные
что
ли:
не
тре ск аютс я,
не
болеют»7.
Неудовлетворенный
традиционными
ценностями
к ультуры ,
Маяковский
пи­
с ал : «Долой вашу любовь!
долой
ваше
искусство!
долой
ваш
строй!
д олой
вашу
ре лиг ию!»8 Поэт шел к индивидуализму как средству сохранения личности .
Роза­
нов
наст аивал
на
с вое м : «У меня флюс болит»; «Не язык наш
—
убеждения
наши,
а
сапоги
наши
—
убеждения
н аш и»9.
О
том
же
в
поэме
«Облако в штанах»
воскли­
цал
Маяковский:«Язнаю
—
/ гвоздь у меня в сапоге /
к ошма рн ей,
чем
фантазия
у
Гете!»10.
* Доклад подготовлен при финансовой поддержке гранта РГНФ.


216
В.
Н.
Терёхина
Уже
первое
сценическое
произведение
поэта,
трагедию
«Владимир Маяков­
ский», сравнивали с пристрастием Розанова «гов ори ть
о
своей
фам ил ии,
ко торая
ем у,
впрочем,
не
нравится
и
да же
противна,
о
своей
жалкой
мизерабельной
вне ш­
ности,
о
своей
грязной
душ е
и
о
своей
гениальности».
Гениальность
для
геро я
тра ге дии
ст анов ит ся
з ало гом
личного
и
тв орчес кого
бессмертия.
Отзвук
сопоставления
народной
драмы
«Царь Максимилиан»
и
поэт и­
че ской
тра геди и
Маяковского
сохранился,
на
наш
вз гля д,
непосредственно
в
тексте.
Сравним,
в
«Царе Максимилиане»:
«Максимилиан:
<...>(К скороходу)
Для
кого
сей
трон
сооружен?
Скороход.
Для
вашего
царского
в е личе ств а ! (Уходит).
Мак симилиан .
Сяду
я
на
это т
трон,
пр иму
в
руки
ск ипет р
и
рукодержаву
и
буду
судить
свой
н арод ...»11
В
трагедии
«Владимир Маяковский»
герой,
объявленный
князем,
разоча­
ров а лся
в
своей
миссии
искупителя
человеческого
горя.
Собрав
в
чемодан
людск ие
слезы,
он
обра ща етс я
к
окружающим:
«Пустите сесть! (не дают).
Хорошо!
Дайте
дор огу!
Думал
-
Радостный
буду,
Блестящий
глазами
Ся ду
на
тро н,
И зне жен ный
тел ом
г рек. . .»12
Изгнанный
из
города
ге рой
т раг еди и, «Маяковский», остается один:
его
финаль­
ный
м он олог
п ост роен
по
модели
балаганного
де йст ва:
«Иногда мне кажется
-
Я
пе тух
го ллан дск ий
или
я
король
пск ов ск ий.
А
иногда
мне
больше
вс его
нравится
моя
собственная
фам илия ,
Владимир
М аяко вски й»13.
Сопоставим
фрагмент
мон олога
«Маяковского»
с
обращением
к
зрителям
ца ря
Максимилиана:
«Максимилиан (к
публике).
Здравствуйте
всепочтеннейшие
господа!
Вот
и
я
к
вам
явился
с юда.
За
ко го
вы
меня
признаете:
за
короля
п руськ аго,
или
прынц а
хран-
цюз скаг о?
Я
не
ес ть
коро ль
пруський,
не
прынц
хранцюзский,
а
ест ь
ц арь
Мак си­
мил иан !»
Очевидное
совпадение
мо т ивов
царст во вания
(княжения), трона,
су дьи
в
на­
родном
фарсе
и
первой
пьесе
Маяковского
сопровождается
совпадением
синтакси­
ческих
с труктур.
Близкие
формы
авторской
репрезентации
встречаются
в
литера­
туре
1910-х
гг.
Вспомним,
например,
что
в
«Опавших листьях», опубликованных в


Бессмертие
в
трактовке
Розанова
и
В.
Маяковского
217
1915 г., Розанов замечал: «Я читаю:
прос то
—
ничего
не
по ним аю. “Это
—
не
я”. В пе­
чатление
до
такой
степени
чужое,
что
даже
с тран но,
что
пестрит
моя
фа милия . < ...>
Я
самый
обыкновенный
человек;
позвольте
полный
т ит ул : “коллежский советник
Василий
Васильевич
Розанов,
пиш ущ ий
со чи н ени я”»14.
Если
для
Маяковского
его
имя
ст ало
именем
трагедии,
источником
само­
утверждения
и
за лого м
ли чно го
бессмертия,
то
для
Розанова
фамилия
—
источ­
ник
само у нич ижения
и
с ом нений
в
будуще й
известности
(«это
—
не
я », «кто будет
чи та ть»). «Хуж е
моей
фамилии
только
«Каблуков»: это уже совсем позорно .
Или
Стечкин..,
—
сокрушался
(возможно,
притворно)
Розанов.
—
Но
вообще
ужасно
не­
при ят но
носить
самому
себе
не пр ия тную
фа милию .
Я
д у маю , «Брюсов»
постоянно
р аду ется
св оей
фам илии .
По этому
СОЧИНЕНИЯ
В.
РОЗАНОВА
мен я
не
манят.
Даже
смеш но.
СТИХОТВОРЕНИЯ
В.
РОЗАНОВА
совершенно
нельзя
вообразить.
Кто
же
будет
“Читать”
такие
стих и ?»15
Но
при
всем
расхождении
внутренняя
позиция
писателя
основывается
на
со­
хранении
своего
«я», своей индивидуальности, «самости»: «“Розанова”
ругали
бо ль­
ше,
чем
“Розанова”
хва л или». Более того, «И поистине Розанов из “ Роз ан ов а”
ника к
не
может
выскочить,
ни
—
разрушить
“Розанова”»16.
Вспомним
грандиозную
метафору
«пожара сердца» («Облако в штанах»):
«Глаза наслезнённые бочками выкачу.
Дайте
о
ребра
опереться.
Выс коч у!
Выскочу!
Выс кочу !
Выскочу!
Р ухнул и.
Не
выскочишь
из
с е рдца!»'1.
Именно
поэт ому
инд ивид уа ль ное
и
вечное
не
противостоят
у
Ро зан ова
и
Мая ­
ковского.
Розанов
пис ал : «Каждая душа должна сгорать,
а
великий
кос тер
этих
сго­
ревших
душ
образует
пл амя
истории».
И
М аяко вс кий
стоит, «огнем обвит, /нане­
сгорающем
костре
/ немыслимой любви»18.
Лирическому
герою
Маяковского
присущи
чрезвычайная
активность
и
мак­
симализм
(«громада любовь,
грома да
ненависть»).
Он
стремится
к
боле е
полному
освоению
мир а,
в
кот ором
волею
суд ьбы
оказался.
Но
ес ли
нравственный
закон
это ­
го
ми ра
чуж д
и
враждебен
лир ич еск ому
герою
и
ничего
в
ми ре
нельзя
изменить,
есл и
желаемое
недостижимо
(«Навек теперь я заключен в бессмысленную повесть!»), то
он
не
согласен
приспосабливаться,
а,
напротив,
готов
отказаться
от
жизни-тюрьмы,
жиз ни-пл е на
(«Аптекарь, / дай /
душу
/безболи/
в
прос тор ы
вы в ести»)19.
В
соз нани и
лирического
ге роя
одновременно
присутствуют
две
противостоя­
щие
друг
друг у
поведенческие
установки,
два
во зм ожных
выхода
из
драматических
жизненных
коллизий,
и
в
з авис имо сти
от
обстоятельств
на
первый
пла н
выдвигает­
ся
то
од ин,
то
друг ой
спосо б ,
а
иногда
и
оба
сразу.
Маяковский
хочет
овладеть
всеми
ему
известными
видами
пространства
и
времени
—
и
реально
существующими,
и
гипотетическими,
и
культурно­
мифологическими.
Он
желает
научиться
управлять
ими
как
с
помощью
разно­
о бр азных
технических
средств
(машина времени,
самолет,
дирижабль
и
т.
п .), так
и
с илой
творческого
воображения.
Лир и чески й
герой
полон
жел ан ия
в ключи ть
все
мыслимое
пространство
(Америка,
Перу,
Россия,
Ницца,
К азб ек,
Северный
полюс,


218
В.
Н.
Т ер ёхина
Земля,
Марс,
Ад,
Рай
и
т.
д.)
и
все
категории
вр е мени
(прошлое,
на стоя щее,
б уду­
щее)
в
св ое
бытие
и
сознание.
Наиболее
ярко
эта
т енденц ия
проявляется
в
поэмах
«Человек», «Пятый Интернационал», «Про это», «Летающий пролетарий», в пьесах
«Мистерия- б уфф», «Клоп», «Баня».
Об
этом
писал
Р.
Якоб сон: «Я поэта
—
это
та­
ран,
тарахтящий
в
запретное
бу ду щее,
это
брошенная
за
последний
предел
“воля к
воплощению
будущего,
к
а бсо лютн ой
п олн оте
б ыти я”»20.
Естественным
про я влением
этой
первой
из
обозначенных
тенденций
оказыва­
ется
страстное
же л ание
Маяковского
обре сти
бессмертие:
духо в ное
—
сохраниться
в
памяти
потомков
(вспомним строки: «мой стих дойдет через хребты веков и через
головы
поэтов
и
правительств») —
и
физ ич еск ое
(«в мастерской человечьих вос­
крешений»).
У
Р.
Як об сона
нет
ни
малейшего
сомнения,
что
«прошение на имя»
в
поэ ме
«Про это»
вовсе
не
литературный
з аго лов ок,
а
подлинное
обращение
к
«боль­
шелобому
тихому»
химику
30-го
века.
Казалось
бы,
тот ,
кто
стремится
управлять
как
индивидуальным,
так
и
всечело­
ве ческ им
пространством
и
временем
и
жаждет
бессмертия,
не
может
одновременно
думать
о
самоубийстве.
Одн о
должно
исключить
другое,
но
это
не
так.
У
лирического
героя
и
других
персонажей
Маяковского
состояние
борьбы
см е­
няется
состоянием
депрессии,
в
кот ором
добровольный
уход
из
ж изни
к ажет ся
чуть
ли
не
единственным
сп особ ом
р азр еш ения
раздирающих
сознание
п роти в оречи й.
Тема
бессмертия
и
мот ив
самоубийства
соседствуют,
например,
в
поэмах
«Чело­
в е к», «Про это», в пьесах «Клоп»
и
«Баня».
Размышление
над
подобным
вну т ре нним
конфликтом
ес ть
и
у
Розанова: «Хо­
тел
ли
бы
я
посмертной
славы
(которую чувствую,
что
за служи л )?
В
душ е
мое й
много
лет
стоит
к ака я-то
непр ерыв ная
боль,
которая
заглушает
же­
лан ие
сла вы.
К отор ая
(если душа бессмертна)
—
я
чувствую
—
усилилась
бы,
есл и
бы
была
слава.
Поэ т ому
я
ее
не
х очу»21.
В
1915 г.
бы ли
опубликованы
«Мимолетное»
Розанова
и
«Облако в штанах»
Маяков с кого.
Здесь
Роз ано в
презирает
литературщину,
но
литературу
рассматри­
в ает
как
сво е
л ичн ое,
инт им ное
дело,
часть
себя:
«Дорогое (в
литературе)
—
име нно
шт аны!»
«Литературу я чувствую,
как
штаны.
Так
же
близко
и
вообще
“как свое”»22.
Это
чувственное
восприятие
и
конкретное
его
выражение
созвучно
с ам оощ уще­
нию
Ма яков с кого,
для
кото рого
«облако в штанах»
также
не
просто
метафора,
это
автопортрет,
ча сть
его
на тур ы,
его
чувственности:
«Хотите
—
буду
от
мя са
б ешеный
-и,
как
небо,
меняя
то на
-
х отите
—
б уду
безукоризненно
нежный,
не
м ужчин а,
а
—
облако
в
штанах!»23.
Можно
бы ло
бы
продолжить
сопоставление
и
в
аспекте
заявленного
здесь
кон­
фликта
«мужское-ж енск ое», и в понимании телесности,
свойственной
тв орчес тв у
обоих
авторов.
«Губы
—
начал о
цив или з ации. ..
Гу бы
призваны
что-то
нежить,
ласк ат ь.
Губы
ест ь
орга н
ласки
и
неги,
и
это
в
них
нечто
самостоятельное,»24 —
з акл ючал
Po-


Бессмертие
в
трактовке
Розанова
и
В.
Маяковского
219
занов.
Особую
зна чимо сть
этой
темы
для
самоидентификации
Маяковского
под­
черкивает
тот
факт,
что
в
небольшом
программном
вступлении
к
поэме
«Облако в
шт ана х»
поэт
два жды
использует
этот
образ
—
как
автопортрет
(«А себя,
как
я,
вы­
вернуть
не
мож ет е, / чтобы были одни сплошные губы!») и в качестве карикатуры
(«И которая губы спокойно перелистывает, / как кухарка страницы поваренной
кн иг и »)25.
Конкретность,
вещность
мира,
его
атомарность
сближает
литературное
мышле­
ние
Розанова
и
Маяковского
да же
в
раздумьях
о
бессмертии.
Розанов
внимателен
к
м е ло чам : «вещам больно»26.
Ма яко в ский
в
«Трагедии»
спрашивает
о
судьбе
вещей:
«А может их нужно любить?»27.
Писатель
—
«ковач слова»
или
«Главизна мира»... Трудно поверить,
что
эти
сло­
ва
при над лежат
Розанову,
а
не
Маяковскому.
М н огоз н ачн ост ь, «радийность»
слова
постигается
не
сразу
—
она
«как свет дале­
ких
звезд
д оходи т».
Обратимся,
например,
к
заглавию
пь есы
Маяковского
«Клоп»
(1928). По чем у и мен н о «к л оп»? Возможно,
в
это м
слу чае
снова
«затоптанным»
ока­
зался
с лед
Роз ан ов а : «Если раздавить клопа,
полз уще го
по
ст ене,
то
мы
“войдем в
Царство
Неб есно е”. Я
не
могу
верить
такому
соци ализ м у» 28.
В
э том
саркастическом
изречении
таится
смысл
комедии
Ма яков с кого.
Его
ге­
рой
Присыпкин
перенесен
в
царство
будущего,
воскрешен,
предстал
на
суд
его
и
заключен
в
клетку
зоо са да.
Здесь,
в
государстве
будущего,
человеческий
аспект
мак­
симально
исключен:
голос уют
автоматы,
стерильный
в оздух
осв обожде н
от
в лю­
бленных
бактерий,
а
на
проз р а чное
стекло
комн а ты
нельзя
«прикнопить»
фот ог ра­
фию.
Ожи вши й
вместе
с
Присыпкиным
клоп
ст анов ит ся
символом
прежней
жизни
(«Клоп,
кл опу ля,
ми лен ьк ий.. .») и разносчиком эпидемии «оч елов е чи в ан и я» («эпи­
демия
океанится»).
Почесывание
П рисы пк ина
воспринимается
как
единственное
ч елов ече ское
действие
в
механическом
обществе
1978 года (на 50 лет в будущее
по пал
г ерой
пьесы).
Герой
не
дае т
«раздавить»
клопа,
потому
что
не
верит
такому
социализму.
Очевидно,
что-то
не
так
в
обществе
торжествующего
коллективизма,
где
не
по
сво ей
в оле
очутился
Пр ис ыпк ин,
ес ли
пре жни й
«клоп»
ему
ближе,
чем
стрелявшая­
ся
из-за
люб ви
к
нему
Зоя
Березкина.
М аяко вс кий
показывает,
каким
карикатур­
ным
может
б ыть
во пло ще ние
да же
такой
романтической
утоп ии ,
как
мечта
о
вос­
кре ше нии,
воспетая
им
в
финале
поэмы
«Про это» (1923).
Перечитаем
те
стр оки ,
где
в
мастерской
че ло ве чьих
воскрешений
«большелобый
тих ий
химик
пе ред
опытом
наморщил
л об »29.
М аяко вск ий
молит
о
воскрешении,
он
со гл асен
уйт и
от
прош ло й
жи зни
«к зверю в сторожа»: «Я люблю зверье . .. »
Ощущая
оди ноче с тво
и
от ч ужде ние
от
того,
что
«в нас ушедшим рабьим вбито», герой поэмы
«Про это»
перевоплощается
в
ме две дя
и
у плы вает
на
«льдине- под ушке». Для него
зоосад,
зверинец
ст ано вит ся
с ино нимом
райских
кущ,
будущего
счастья
встречи
с
люб имо й:
«Может,
может
бы ть,
когда-нибудь
дорожкой
зоологических
алле й
и
она
—
она
зверей
любила
—
то же
ступит
в
сад,


220
В.
Н.
Терёхина
у лыбаяс ь,
вот
такая,
как
на
карточке
в
столе.
Она
к рас ивая
—
Ее,
нав ер но,
в ос кр ес ят»30.
Заме ти м,
как
м ного
совпадений
накопилось
в
суд ьбе
Маяковского,
прежде
чем
они
отразились
в
па ро д ийных
сценах
пьесы
«Клоп».
Помимо
известной
фотогра­
фии
Лил и
Брик
в
берлинском
зоопарке,
в
архиве
Государственного
музея
В.
В.
М ая­
ковского
суще с тв ует
путеводитель
по
нью-йоркскому
зоопарку,
который
в
сентябре
1925 г.
Маяковский
посетил
с
Элли
Джонс.
Кроме
«зверинца», в котором Присып -
кин
из
посетителя
был
обращен
в
за ключе нн ого ,
в
пьесе
«Клоп»
появляется
инст и­
тут
воскрешений
и
старый
проф е ссор, «поборовший замораживающую смерть» .
Маски,
личины
Роз ано ва
сопоставляются
с
такими
чер та ми
по эт ики
М аяко вс ко­
го,
как
превращения
и
переодевания,
смех
на
грани
плача,
полярные,
взаимоисклю­
чающие
стремления
к
бессмертию
и
самоубийству,
эгоцентризм
и
унич иж ен ие,
—
все
это
средства
защиты
се бя
самого
и
своих
идей
в
отчужденном,
пропущенном
сквозь
призму
живописных,
лубочных,
театральных
ассоциаций,
мире.
Для
Ро за­
нов а
поры в
к
бе ссм ерт ию
оказывается
одн ой
из
л ичи н : «И жажда бессмертия так
схватила
меня
за
волосы,
что
я
чуть
не
присел
на
по л»31.
Но
вновь,
как
в
д виже нии
маятника,
наступает
фа за
движения
в
на пра вле нии
экспрессионизма.
Позитивизм
—
это
глаз
без
взгляда,
—
гов ори л
Розанов.
Для
н его
«Позитивизм
—
философский
мавзолей
над
умирающим
человеком.
Не
хочу!»32
Маяк ов ск ий
столкнулся
с
р еализ ацией
розановской
метафоры,
когд а
на
Крас­
ной
площади
появился
реальный
мавзолей
как
символ
позитивистских
идей
социа­
лизма.
Но
поэт
не
приемлет
этого
да же
годы
спустя,
в
поэме
«Хорошо!»:
«... и,
как
наг ром ожд енны е
книги,
-
его
мавзолей.
Но
в
эту
дверь
никакая
тоска
не
втянет
меня,
черна
и
вязка,
-
ду ши
не
смущу
мертвизной...»33.
Бессмертие
не
може т
бы ть
таким
убо г им,
не
может
быть
«мертвизной».
По эт
со гл асен
на
утопический
проект
Н.
Ф.
Федорова,
мечтает
о
мастерской
чел ове чьих
воскрешений,
но
никак
не
мир ит ся
с
идеей
мавзолея.
В
«Юбилейном», в пору дис ­
куссий
по
п рое кту
ленинского
мавзолея,
п оэт
з аявл ял: «Мне бы памятник при жиз­
ни
—
пола гае тся
по
чину.
Заложил
бы
динамиту
—
ну-ка,
др ызн ь!
Ненав ижу
всяче­
скую
мертвечину!
Обожаю
всяческую
жиз нь !»34.


Бес смер тие
в
трактовке
Розанова
и
В.
Маяковского
221
Приведем
и
несколько
примеров,
сближающих
Розанова
с
эмоционалистами,
обозначившими
антипозитивистский
фланг
русской
литературы
в
1921-1925 гг.
Эмоционализм
(русский экспрессионизм)
в
трактовке
М их аила
Кузмина
был
яв­
лением
общечеловеческим,
болезненной,
но
необходимой
реакцией
на
п о зитив изм:
«В литературе победоносное шествие позитивизма имело уже стычки с символиз ­
мом,
поразив
его
а кме и змом,
новоклассицизмом,
кубизмом,
конструктивизмом
и
п росто
формализмом,
оно
снова
изнемогает
от
широкой
волной
разлившегося
экспрессионизма»35.
Существенным
моментом,
сближавшим
эмоционализм
с
экспрессионизмом,
был о
повышенное
сочувствие
к
человеку,
инту ит ивно е
неприятие
машинной
цив и­
лизации.
Ес ли
«ничевоки»
говорили
о
человеке
с
«заводом на 24
часа», то «эмоцио-
налисты»
про т иви лись
механистическому.
«Как прокричать во все глухие уши:
это
ч елов ек
—
не
машина,
не
цифра,
не
двуножка,
а
человек?
Экспрессионисты,
—
поя с­
нял
Кузмин,
—
в
подобных
сл у чаях
прибегают
к
самым
резким,
низменным,
отвра­
тительным
доказательствам.
См отри те:
у
меня
дрожит
век о,
я
заикаюсь,
я
страдаю
дурной
болезнью,
несварением
желудка,
припадками
лих ора дки ,
ли цо
мое
пе рек о­
шено
—
я
человек,
поймите,
—
я
ч ело век »36.
И
как
созвучен
эт ому
рассуждению
М.
Кузмина
уже
прозвучавший
к
тому
в ре­
мени
крик
Р оз ан ов а : «Посмотрите на меня.
Какая
уж
тут
гордость!»
«Я не хочу истины,
я
хочу
п окоя». «У меня флюс болит».
Разрывался
в
своей
откровенности,
в
разоблачении
самого
себя
э тот
великий
аскет
слова
и
мысли.
И
для
вс ей
Европейской
Ку льту ры,
о бли ча ющей
Розанова,
по
слов ам
кри тика,
Роза но в,
б ыть
мо ж ет , «первая страница истории подлинного человекоборчества»37.
«Я думал,
что
все
бес см ерт но.
И
пел
пес ни.
Теперь
я
знаю,
что
все
кончится.
И
песня
умолкла»,38 —
таков
был
приговор
Розанова.
Маяковский
пришел
к
тому
же:«Ноясебясмирял,
стан овя сь
на
горло
собственной
песне»39.
1 Ховин В.
В.
В.
Р оз анов
и
Вла д имир
Маяковский
// Ховин В.
На
одну
тему.
Пб . , 1921. С. 47-62;
Чуковский
К.
Ахматова
и
Маяковский
//Дом искусств .
П б., 1920. Вопрос о розановском тексте
в
творчестве
Мая к овско го
подробно
рассмотрен
в
кн иге:
Ка цис
Л.
Ф.
Владимир
Ма яко вс кий:
По эт
в
интеллектуальном
контексте
эпохи.
М ., 2000.
2 Ховин В.
Указ.
соч.
С. 50.
3 Николюкин А.
Голгофа
Васи ли я
Розанова.
М., 1998. С.
11.
4 Розанов В .
В.
Миниатюры.
М., 2004. С. 296.
5 Маяковский В .
В. T.1. С.
162.
6 Там же.
С. 259.
7 Ховин В.
Указ.
соч.
С. 56.
8 Маяковский В.
В.
Указ.
соч.
М ., 1959. Т.
12. С. 7.
9 Ховин В.
Указ.
соч.
С. 50.
10 Маяковский В.
В.
Указ.
соч. T.1. С.
183.
11 Саводник В .
Хрестоматия
для
изучения
и сто рии
русской
словесности.
Вы п.
1. М., 1916. С.
186.
В
нашем
распоряжении
книга
из
б ибли от еки
мос к ов ской
Пятой
гимназии,
где
учился
Мая к ов­
с кий
в
1906-1908 гг.
12 Маяковский В .
В.
Поли.
собр .
соч.: В13
т.
М., 1955. T. 1. С. 170.
13 Тамже.
С.
172.
14 Розанов В.
В.
Мысли
о
литературе.
М . , 1989. С. 376-377.
15 Розанов В.
В.
Миниатюры.
С. 45.


222
В.
Н.
Те рёхин а
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
Там
же.
С. 347.
М аяк овск ий
В.
В.
Указ .
соч. T.1. С. 180.
Там
же.
С. 272.
Там
же.
С. 257.
Якобсон-будетлянин
/ Сост.
Б.
Ян гф е льдт . Stokholm, 1992. С . 55.
Р оза нов
В.
В.
М иниат юр ы.
С. 50.
Роза н ов
В.
В.
Мысли
о
литературе.
С. 561.
Мая к овски й
В.
В.
Ука з.
соч. T.1. С.
175.
Роза н ов
В.
В.
Миниатюры.
С. 473.
Маяк овск ий
В.
В.
Указ.
соч. T.1. С.
175.
Роза нов
В.
В.
Мысли
о
литературе.
С. 541.
Маяк овск ий
В.
В.
Указ .
соч. T.1. С.
158.
Роза нов
В.
В.
М иниат юр ы.
С. 443.
Мая ков ский
В.
В.
Ука з.
соч.
Т.4.С.
181.
Тамже.
С. 183.
Там
же.
С. 108.
Роза нов
В.
В.
Сочине ния .
М ., 1998. С. 489.
Маяк овск ий
В.
В.
Указ
соч.
Т. 8. С. 317.
Мая ко вск ий
В.
В.
Указ
соч.
Т.6.С.56.
Русски й
экспрессионизм.
Теория.
Практика.
Кр итик а.
М., 2005. С. 280.
Там
же.
С. 365.
Ховин
В.
В.
Указ.
соч.
С. 51.
Роза нов
В.
В.
Миниа т юр ы.
С.
119.
Мая к овск ий
В.
В.
Ука з.
соч.
Т . 10. С. 280-281.


T. H. Фоминых (Пер мь)
Роз анов
в
прижизненной
худ оже с тве нной
л итер атуре
«Розанов в прижизненной художественной литературе»
—
тема
в
литературове­
де нии
не
новая.
Наиб о лее
изученной
в
э том
отношении
яв ляетс я
проза
А.
Ремизо­
ва.
Данному
ее
аспекту
посвящены
специальные
работы
А.
Данилевского,
М.
Козь-
менко,
Н.
Коптеловой1.
В
случае
с
другими
п исат еля ми
д ело
ограничивается,
как
правило,
лиш ь
боле е
или
менее
пространными
замечаниями
комментаторов,
у ка­
зывающих
на
содержащиеся
в
текстах
отсылки
к
той
или
иной
гран и
духовного
об­
лик а
или
творчества
Р о зан о ва2. В данной статье речь пойдет по преимуществу об от­
дельно
взятых
романах
и
повестях,
на пис а нных
в
1900-1910-х
гг.
современниками
Розанова,
ли чно
его
знавшими
и
пис авш ими
«с натуры» .
Б.
Томаш ев ски й
в
статье
«Литература и биография» (1924) указывал: «Дело
историков
кул ь туры
решить,
насколько
реален
тот
облик
его
(Розанова
—
Т.
Ф.),
который
он
тщательно
вырисовывал
в
своих
фрагментах
и
афоризмах.
Но
как
литературная
лег енд а,
образ
Розанова
очерчен
им
весь ма
решительно
и
после­
довательно.
<...>
нельзя
отрицать,
что
образ
его
был
в
годы
л и тературн ой
рабо­
ты
современен
и
художественно
действен»3.
Справедливость
данного
замечания
подтверждает
весьма
ши рок ий
круг
авторов,
обращавшихся
к
созданию
художе­
ственного
образ а
Розанова.
Каждый
из
них ,
есл и
в осп ол ьзов аться
словами
Б.
То­
машевского,
создавал
св ою
ли тера турн ую
«легенду»
о
Розанове.
Цель
настоящей
статьи
—
рассмотреть
некоторые
из
них ,
п оказать
разные
образы
Розанова
в
ро­
манах
и
по вес тях
Б.
Грифц ова ,
А.
Толстого,
А.
Амфитеатрова,
Г.
Чулкова,
кото­
рые
с
точки
зрения
розановского
«присутствия»
еще
недостаточно
изучены.
Роз ан ов
вызывал
у
современников
про тив ор еч ивые
чувства:
у
одних
—
в осхи­
щение,
у
других
—
неприязнь.
П.
П.
Перцов
в
письме
к
Ро з анову
от
17.09 .1898 г .
приводил
одн о
из
ли р ич еских
по свящ ени й
«ВВР»:
«Жадно крикливая праздность о новом и судит,
и
рядит,
Ты
же,
без
жалоб
неся
старый
терновый
венец,
В
образах,
с тра нных
уму,
но
чуткой
прие м ле мых
верой,
В
образах,
темных
пока,
правды
ле ле ешь
зерно,
Ч тоб
через
мног о
веков,
поколений
чрез
много,
быть
может,
С
них,
с
побежденной
толпы,
полною
мерой
собрать».
Характеризуя
автора
данного
со чин ения
Д.
П.
Шестакова,
как
«одного из самых
талантливых
пред став ителей
“молодой поэзии”
и
вообще
“хорошего человека”»,
Перцов
за м еча л: «Как видите,
это
очень
недурно.
Вы
вдохновляете
не
хуже
ино й
красавицы»4.
В
момент
изгнания
Розанова
из
Рел иги оз но -фило соф ско го
общества
почитатели
обращались
к
не му
с
письмами
поддержки.
Примером
мож ет
с лужи ть
«Сочувствие», подписанное Константином Антоновым:


224
T. H.
Фоминых
«В религии один есть символ
—
в сеп рощенье,
Простите
всем
вр агам,
но
сто йте
высоко:
Над
Вами,
в ерьт е,
их
ничтожное
глумленье
Проникнуть
в
глубь
д уши
не
мож ет
глубоко!
Так
много,
много
в
Вас
заложено
познаний,
Так
одарил
вас
Бог,
что
жал ь
не
Вас,
а
их;
Настал
для
Вас,
настал
час
тяжких
испытаний,
Но
Вы
ид ей
святых
не
бросите
своих!
Они
родил ись
в
Вас
по
Божьему
веленью,
И
будут
жить
они
во
славу
высших
сил;
Пр ед елы
есть
всем у,
конец
придет
гоненью,
Зловещую
Бог
тьм у
дав но
уж
заклеймил!..»5.
Приведенные
«откровения»
находятся
за
границами
поэзии,
однако
представ­
ляю т
и нт ерес
как
«человеческие документы», свидетельствующие о том,
что
в
общ е­
ственном
сознании
1900-1910-х
г г . «патетическое»
отношение
к
Розанову
б ыло
до­
стато ч но
устойчивым.
Частью
моло д ых
современников
Розанов
во спр инимал ся
как
учитель,
духовный
наставник.
Таким
его
сч ита л,
например,
Бор .
Садовской.
В
его
стихотворении
«Василию Васильевичу Розанову» (1903) адресат
—
провидец,
му­
дрец,
гений.
Почитание
Роз ано ва
не
исключало
полемики
с
ним,
ст рем ления
выйт и
из-под
его
влияния.
Пр име ром
мож ет
служить
повесть
Б.
Гр ифцо ва
«Бесполезные вос­
п оми н ан и я» (1915; опубл.
1923).
З десь
розановскими
чертами
наделены
ср азу
два
персонажа
—
писатель
Алексей
и
католический
священник
о.
Анаклет.
В
основе
их
обра з ов
ле жат
те
пр ед ставления
о
Розанове,
к отор ые
бы ли
выра­
ж ены
Грифцовым
в
его
книге
«Три мыслителя» (1911). Т ак,
Алексею
автор
пов ест и
приписывает
розановскую
«переполненность собою» .
В
эссе,
размышляя
об
эт ом
качестве
Розанова,
Гри ф цов
зам е чал : «По существу,
ему
никто
не
нужен
и
ничто
не
нужно.
Ему
слишком
м ного
самого
себя .
Все
проче е
только
те ма,
только
пре дло г
высказаться»6.
В
повести
он
пиш ет
об
Алексее
как
о
челов ек е,
к оторы й,
чем
бы
ни
занимался
(театром,
Римом,
мину вш ими
нравами
или
музейными
памятниками),
«исследовал только свою собственную тоску»7.
Па тера
с
Розановым
сб лижает
прис у щий
его
личности
магнетизм.
Гр ифцо в-
эссеист
сказал
о
се бе: «...в самое
сердце
раненный
Розановым»8.
Герой
«Бесполез ­
ных
воспоминаний»
приз на ва лс я: «Я поддался укрепившемуся с этой встречи в ва ­
гон е
об аян ию
о.
Анаклета»9.
Основанием
видеть
в
Анаклете
Розанова
являются
текстуальные
переклички
меж ду
известными
розановскими
высказываниями
и
речью
священника.
В
письме
к
Грифцову
от
14.01.1912 Розанов писал: «В старости как - т о
это
чув ств уеш ь:
что
вся
жизнь
—
встречи.
И,
пож алуй ,
мы
рождаемся
для
вст реч »10. «Из
таких
случай н ых
встреч
с остои т
и
вся
ж и знь»11, —
размышляя
о
пользе
странствий,
ск ажет
вслед
за
ним
п атер
(замечено И.
Ан др ее во й)12.
Убеждая
Алек с ея
в
том,
как
лег ко, «как ра­
достно
жить
в
прощении»,о.
Анаклет
«цитировал»
название
известного
доклада
Ро­
занова
«О радости прощения»: «Кротость и прощение
—
вот
з нам ения
христианина;
не
“крест”,
не
“Отче наш”,
не
п ост
и
рит уа л,
—
а
вот
кто
ни
на
кого
не
пит ает
злобы,
хотя
так
умен,
что
зл обу
видит,
различает,
понимает»13.
В
докладе
Розанов
«взял


Ро зано в
в
прижизненной
художественной
ли тер атур е
225
пре дел», замечая,
что
в
повседневной
жизни
«приближений к этому пределу очень
м ног о»14.
В
интерпретации
Г риф цова
случай
Алексея,
бро шен ног о
женой,
впав шег о
в
отчаяние,
а
затем
утратившего
пре жн юю
ярость
и
примирившегося
с
судьбой,
вы­
глядел
как
одн о
из
таких
п риб лиже ний.
Анаклет
—
собирательный
образ,
и
Розанов
—
лишь
оди н
из
его
прототипов.
Друг им
мог
стать
К.
Леонтьев,
к отором у,
как
и
Розанову,
Грифцов
посвятил
с пе­
циальную
работу
(«Судьба К.
Лео н ть ев а»), опубликованную в « Русск о й
Мысли»
в
1913 г.,
незадолго
до
написания
«Бесполезных воспоминаний».
Грифцова
(как
ранее
Розанова)
в
личности
Леонтьева
более
вс его
пор аз ил
«кризис», «перелом»,
заставивший
светского
человека,
б лест ящ его
дипломата
отречься
от
прежней
жиз­
ни
и
так
отчаянно
добиваться
пострига.
Согласно
Грифцову,
суд ьбу
К.
Леонтьева
о пред ел ила
«обреченность монашеству».
Анаклет
в
гла в ном
повторял
жиз не нный
путь
Л ео нт ьева.
Меньше
года
потребовалось
для
того,
чт обы
он,
моряк,
стал
мона ­
хом
и
тем
«оправдал»
имя,
данное
ему
при
рождении
(anachorète по-фр анц уз с к и
значит
отшельник,
мон а х).
В
конце
повести
патер
—
«не сильной воли учитель»,
а
вызывающий
жалость
во спит ат ель
в
приюте
для
брошенных
детей ,
редко
при­
касающийся
к
книгам
и
забывающий
и ност р анные
языки.
В
д ряхле ющем
стар и ке,
живущем
да же
«не в монастыре,
среди
диких
гор
и
ас кет ич еских
подвигов»,а вде­
шевом
пансионе,
где
его
едва
терпят,
можно
узн ать
Леонтьева
в
последние
год ы
его
жизни.
К
этому
времени
относятся
сп оры
о.
Анаклета
и
Алексея
о
том,
способно
ли
христианство
дать
человеку
ра дос ть.
Данная
полемика
отсылает
к
переписке
Роза­
нова
с
К.
Лео нт ьевы м.
Ал екс ею
«отживающая религия»
поначалу
кажется
узкой
т р опинк ой,
лишенной
ра дости .
Он
критикует
христианство
с
позиций,
близких
Розанову.
Грифцов
проецировал
с удьбу
К.
Леонтьева
на
жиз не нную
ис тори ю
не
тольк о
Анакле т а,
но
и
Але ксе я.
К.
Леонтьев
наряду
с
Розановым
входит
в
число
и
его
прото­
типов.
В
письме
к
Роз ано ву
от
21 февраля 1913 г .
Грифцов
представлял
жизненный
пут ь
Леонтьева
как
смену
следующих
эт ап ов : «Декадентская болезненность
—
вели­
ко ле пный
эстетизм
—
неизбежное
монашество»15.
М олод ость
Алексея,
прошедшая
под
знаком
болезненной
«надуманности чувств»
и
«романтического самоотравле ­
ния », соответствовала первым двум этапам жизни его прототипа .
Как
его
прототип,
герой
пришел
в
лоно
христианства,
пережив
д ухов ную
катастрофу.
О
мо наш ест ве
Але кс ея
речи
не
идет,
однако
подчеркивается
религиозная
подоплека
его
пос туп ­
ко в,
в
частности,
ставшего
рок о вым
для
нег о
решения
пойти
на
фронт.
Вой на
для
Але кс ея
—
своего
род а
«монастырь», с ней он связывал «о бя з ат е ль ст ва
искупле­
ния ».
Автор
оценивал
выбор
гер оя
как
следствие
все
той
же
«переполненности со ­
бою ».
Он
считал,
чт о,
уходя
на
войну,
Але кс ей
оставался
верным
самому
се бе.
Герой
погиб
на
фронте,
и
повествователь,
за
которым
стоял
Грифцов,
утв е рж дал,
что
«нет
особенной
жестокости
в
том,
что
и
Алек се й
с реди
многих
был
у бит
на
во йне »16. Пр и­
чина
ст оль
сурового
вердикта
кроется
в
том,
что
герой,
согласно
авторской
логике,
лишен
будущего:
для
разделяемой
им
ид еи
«субъективного переживания мирового
про це сса»
«и теперь,
и
никогда
не
будет
мест а» 17.Т ак ,
выво дя
о.
Анаклета
из-под
не­
посредственной
критики,
автор
косвенно
судит
его
в
лице
вымышленного
героя,
за
которым
стоят
все
те
же
Ро з анов
и
К.
Леонтьев.
В
ряду
пр от от ипов
Алексея
находятся
не
только
Ро з анов
и
К.
Леонтьев,
но
и
сам
Гри фц ов.
Не
случайно
то,
с
чем
он
связывал
сущность
Розанова,
читатели
«Трех
мыслителей»
находили
в
нем
самом .
В
одно м
из
писем
к
Грифцову
Розанов
п ере­
давал
ему
слова
своего
друга
Б.
Г.
Столпнера,
сказанные
по
прочтении
«Трех мыс­


226
T. H.
Ф омин ых
лит ел ей »: «<...>
в
сущности,
он
пишет
не
о
писателях,
а
только
о
себе,
раскрывает
себ я»18.
По
пов оду
этих
с лов
Ро з анов
заметил:«Ядумаю,
это
верно»19.
Образ
Ал екс ея
н есет
на
себ е
печать
«соблазнов вертерианства», он воспринима­
ется
как
по пыт ка
Грифцова
«проститься»
с
самим
собой
пе рио да
«лирической по­
ло сы», «убить»
в
себ е
то,
что
сб л ижало
его
с
Леонтьевым
или
с
Розановым
и
так им
обр азо м
выйти
из-под
их
духовной
опеки.
В лия ние
Розанова
исп ыта л
на
себе
и
А.
Толс той .
В
том
или
и ном
виде
розанов­
ск ое
«присутствие»
ощущается
в
целом
ряде
его
произведений.
В
пьесе
«Спасатель ­
ный
круг
эст ет из му»
о
Розанове
напоминает
В ас илий
Васильевич
Темный20.
Имя
и
фам ил ия
героя
отсылают
не
только
к
книге
«Темный лик», закрепившей за Розано­
вым
эпитет
«темный», но и к брошюре «В о йна 1914 года и русское Возрождение»
(1915), в которой Розанов,
гов оря
о
патриотическом
подъеме,
во схи щал ся
«тем­
ны ми»
людьми
—
«прекрасными», «маленькими», далекими от учености русски­
ми
л юдьм и,
действующими
по
так
называемому
«естественному праву»21.
В
«Хож ­
дении
по
му ка м» (как в Берлинской,
так
и
в
последующих
редакциях
романа)
его
имя
и
фа милию
носят
герои,
которых
сближают
с
ним
лиш ь
отдельно
взятые
черты.
Так ,
батальонный
командир
Ивана
Ильи ча
подполковник
Розанов
«позаимствует»
у
своего
известного
однофамильца
ос обый
«интимный»
тон
в
обращении
с
подчи­
н енным и.
Т езка
Розанова
—
Василий
Васильевич
—
редактор
либеральной
газеты
«Слово народа», прежде находившийся в оппозиции к правительству,
в
1914 г.
под ­
держит
его
реше н ие
о
вст у плении
Р оссии
в
европейскую
войну,
так
же,
как
это
сд е­
лал
ав тор
брошюры
«Война 1914 года и русское Возрождение» .
В
незаконченном
романе
«Егор Абозов» (1915) Розанов упоминался под собственной фамилией,
усе­
ченной
до
начальной
б у к вы: «Возобновилась полемика между Ч.
из
“Речи”
и
Р.
из
“Нового Времени”,
причем
Р.,
не ожи да нно
для
все х,
открыто
объявил
себя
врагом
всего
хорошего
и
честного,
прибавив
при
э том
такие
подробности
из
своей
час тн ой
жи зни,
что
в
клу бе
присяжных
поверенных
вынесли
решительную
резолюцию
и
с д елали
с бор
в
пользу
е вре е в»22.
Скандалы
с
участием
Розанова
получали
ш иро­
кую
огласку.
В
их
числе
и
упомянутая
здесь
история,
связанная
с
оправдательным
приговором,
вынесенным
судом
присяжных
по
делу
Бейлиса
(1913); решение суда
спровоцировало
ряд
ант исемит ск их
выст у плений
Розанова,
прежде
считавшегося
юдофилом.
В
«Егоре Абозове»
Розанов
появлялся
не
только
под
собственной
фамилией,
п усть
и
предельно
редуцированной.
Характерными
розан овск ими
чертами
на­
делен
писатель
и
журналист
Кам ыш анск ий.
У
н его
«чрезмерно»
розовое
лицо
и
«влажная»
рука .
Он
от ец
пятер ы х
детей,
шокирует
окружающих
компрометирую­
щими
его
признаниями,
парадоксальными
откровениями:«Вкуситегоречь...
В ер­
но !.. Если вы любите девушку
—
оскверните
ее,
надругайтесь
над
ней
и
над
собой...
Чем
гаже,
тем
сердце
острее
болит
...
Есть
ли
вы ше
красота,
чем
сл езы
по
чис тоте ,
над
которой
сам
н а дру галс я...». «А вы думаете,
я- то
не
по дл ец ?»23.
В
рассуждениях
героя
слышатся
от зву ки
розановской
кри тик и
«гнилого эстетизма».
Он,
как
и
Ро­
занов,
отрицает
«выдуманную»
литературу,
стремится
писат ь
так,
чтобы
«пахло
гу ст о».
Кам ыш анск ий
пишет
«новые приключения Шерлока Холмса,
На та
Пин­
кертона,
зн амени то го
русского
сыщика
П ут ил ов а», что также заставляет вспом­
нить
о
Розанове,
который,
по
словам
В.
Шкловского, «ввел темы сыщицкого ро­
мана,
под робн о
и
с
любо вью
говоря
о
Пинкертонах,
и
использовал
их
материал,
чтобы
и
на
нем
провести
темы
“Людей лунного света”
и
тем
подновить
эту
тему
“Опавших листьев”»24.


Розанов
в
прижизненной
художественной
л ит ера туре
227
В
романе
А.
Амфитеатрова
«Девятидесятники» (1911) Розанов выведен в об­
разе
Карпа
Николаевича
С ага йд ач ного.
Сагайдачный
сл ужил
в
«Московском Обу­
хе», «бойкой»
г азет е,
принадлежащей
состоятельному
человеку
Ба буров у, «писал
ежедневный
фельетон
<...>
и
был
для
газеты
необходимостью:
не
он
от
Бабурова,
а
с корее
богач
Бабуров
от
нег о
зав и сел »25.
Неслыханная
популярность
в
газетном
мире,
осо бое
положение,
ко торое
зан имал
Сагайдачный
в
«Московском Обухе», по­
зволяют
увид ет ь
в
нем
Розанова,
сотрудника
«Нового Времени»
А.
С.
Суворина.
Главное
качество,
отличавшее
Сагайдачного-фельетониста,
—
способность
«с ис­
креннею
яростью
нападать
сего дн я
на
тех ,
чьи
интересы
он
вч ера
не
ме нее
искренно
защищал»26, —
прямо
указывало
на
Розанова
как
на
во змож н ого
прототипа
Сагай­
дачного:
«-
Вы
оче нь
талантливы,
Сагайдачный!
—
сказал
ему
“сам”
Михайловский.
—
Жаль,
что
у
Вас
нет
убеждений.
—
Напротив,
я
нахожу,
что
у
ме ня
их
много:
каж дый
де нь
новое.
-
Вы
кондотьер
слова!
—
упрекнули
его
в
другой
р аз,
—
вы
ме няе те
у бежден ия,
как
белье.
-
Кто
з анаш ивает
белье,
от
того
скверно
пах не т,
—
огрызнулся
Сагайдачный»27.
В
обра зе
Сагайдачного
реальное
не
отделимо
от
вымышленного.
Но
акцент
сделан
именно
на
узнаваемом,
о тсюда
с толь
очевидные
ан а логи и: «Московский
Обух»
—
«Новое Время»; Бабуров
—
Суворин;
Сагайдачный
—
Розанов.
Характери­
зуя
своего
героя,
автор
подчеркивал
его
любовь
к
жизни,
к
наслаждениям
и
тя гу
к
пок ая ни ю : «И в разговоре,
и
в
газете
он
держал
себя
либо
эпикурейцем,
отк ров ен но
и
весело
грешащим
в
св ое
удовольствие,
либо
мытарем,
покаянно
бьющим
с ебя
в
п ерс и »28. Эпикуреец и юродивый в одном лице также напоминал о Розанове.
Писатели
тиражировали
присущие
Розанову
приметы
и
тем
п рев раща ли
его
образ
в
тип
современного
литератора.
В
э том
отношении
показателен
Михаил
Ио­
си фов ич
Слязкин,
герой
романа
О.
Дымова
«Томление духа» (1912).
Читатели
восприняли
данное
произведение
как
«роман с ключом», пытаясь разгадать,
с
кого
списан
тот
или
и ной
герой.
Критик
А.
Измайлов
настаивал
на
том,
что
Слязкин
«списан»
со
ср едн его
петербургского
жур на лис т а , «которого уже взяла могила» . Он
«во всем такой,
которого,
кром е
Дымова,
знали
и
мы,
и
я,
к оторы й
также
был
<...>
еврей
и
но сил ся
с
гебраизмом,
сионизмом,
Толстым,
мечтал
об
Иерусалиме,
жало­
вался
на
бедных
родственников
и
иногда
так
смешно
и
б ольше й
частью
безо бидно
фальшивил,
вечно
попадая
впросак
пе ред
наблюдательными
людьми,
как
сплошь
и
жалко
фальшивит
в
романе»29.
В
жур на ле
«Аполлон»
ре шили ,
что
«отыскивать от ­
д е льное
сходство
между
св оими
друзьями
и
печальными
ды мов ск ими
фантомами,
иногда
довольно
предосудительными,
—
зан яти е
не
то
чт обы
очень
д руж ес ко е»30.
Ан.
Чеботаревская
в
жур нал е
«Новая Жизнь»
по
поводу
дымовских
героев
замети­
ла: «Мелькают,
мелькают
на
экране
лица,
ли ца,
где-то,
кажется,
виде нные,
знако­
мые,
так
что
приходится
да же
участвовать
в
с поре
—
ког о
из
о бщих
знакомых
имел
в
данном
случае
в
вид у
автор»31.
О
наличии
у
героев
О.
Дымова
п рототи п ов
пишу т
и
современные
исслед о вател и32.
Пародия
О.
Дымова
синтетична.
На
мой
взгляд,
в
образе
Слязкина
гротескно
заострены
некоторые
характерные
розановские
черты.
В
п ортре те
героя
бросают­
ся
в
глаза
«рыжеватые волосы», которые «в и хра м и
торчали
на
те мен и»33.
В
финале
этот
штри х
буде т
повторен
еще
ра з : «Рыжеватые поредевшие волосы вихрами тор­
ча ли
на
т е ме ни»34.
Во
внутреннем
облике
героя
обращает
на
се бя
внимание
также
заставляющая
вс пом нить
о
Розанове
«обеспокоенность»
фундаментальными
во­


228
T. H. Фоми ных
пр осам и,
не
перестающая
«буравить его мозг и день,
и
но чь»35.
Автор
замечает,
что
жизнь
для
Слязкина
—
«это широкая возможность ощущать себя падшим,
вечно
су­
ди ться
с
какой-то
идеей,
непрерывно
беспокоить
Б ог а»36. Слязкин
—
приват-доцент,
сот рудни к
одного
толстог о
нечитаемого
журнала,
п ишу щий
«по самым разнообраз ­
ным
вопросам
одним
и
тем
же
выспренним,
фаль ш ивым
и
приторным
язы к ом»37.
Он
волн уе тся,
сп ор ит,
доказывает,
загорается
«какой- ниб удь
темой»
и
меняет
ее
«каждую неделю».
Способность
героя
«лгать всеми словами», менять свои убеж­
дения
Ды мов
делает
смысловым
ядр ом
образа
Слязкина.
Так,
в
гостях
у
одних
сво­
их
знакомых
Сл язки н
заяв ляе т,
что
«русский народ настолько социологичен», что
спо со бен
«обновить Европу», что Запад
—
«сплошное мещанство духа и дыхание
В ельзе в ула »38.
В
бесе де
с
другими
повторяет
те
же
мыс ли
«с точностью до наобо­
ро т»: «Нельзя утверждать,
что
Европа
—
сп лошн ое
мещанство
духа,
у го вар ивая
се бя
тем,
что
Россия
скажет
какое-то
новое
слово.
Я
люблю
Россию,
но,
извините
меня,
русс ки й
н арод
абсолютно
не
с оц иол оги че н»39.
Он
меняет
только
что
высказанную
точку
зрения
на
противоположную
в
течение
одного
непродолжительного
разгово­
ра,
даж е
в
пределах
одной
фразы.
Он
гов ори т
о
Яшевском
как
о
«светлой голове»,
«выдающемся уме», называет счастьем пятнадцатилетнюю дружбу с ним и букваль­
но
в
следующем
предложении
замечает,
что
«такого пустого,
каменного
се рдца », как
у
его
друга,
он
«еще никогда не встречал», клянется,
что
все
его
идеи
«не стоят ни
г ро ша »40. За Яшевским мог стоять Мережковский;
взаимоотношения
литературных
героев
являлись
проекцией
дружбы/вражды,
свя зы вавш ей
Розанова
с
ним .
Сляз­
кин
во семь
лет
хлоп оче т
о
разводе
с
женщиной,
к оторую
именует
«светлым анге­
л ом», и признается,
что
не
был
женат,
что
он
и
его
жена
не
венчаны.
Бракоразводное
дело,
которое,
по
словам
автора,
было
свя з ано
с
«лучшими минутами»
Слязкина,
пародирует
ис тори ю
развода
Розанова
с
Ап.
Сусловой,
на
всю
жи знь
оставившей
незаживающую
рану
в
его
душе.
Слязкин
«лжет всеми словами»
и
в
своих
иск ан иях
«креста». По бумагам он счи­
тает
с ебя
православным,
но
признается,
что
«имел несчастье уйти от религии»
своих
предков.
Он
хранит
«талес»
своего
покойного
от ца,
надеется,
что
буд ет
похоронен
на
еврейском
кладбище,
и
священный
саван
об ов ьет
его
труп.
Его
давно
задуманное
пу теше ств ие
в
Палестину
з ак анч ивает ся
в
Шв е йцар ии.
В
пути
он
встречает
като­
лического
священника,
в
беседе
с
к оторы м
утверждает,
что
«в католичестве есть то,
чего
нет
ни
в
одной
ре ли гии
—
буквально»41.
Предпринимаемое
Слязкиным
«искание креста», в частности,
его
намерение
ве рну ться
к
еврейским
корням,
па род иру ет
(уже становившийся объектом сатиры
современников)
интерес
Розанова
к
еврейской
куль туре.
Можно
вспомнить,
напри­
мер ,
пародию
В.
П.
Буренина
на
стихотворение
А.
Б лока
«Царица смотрела застав ­
ки », в которой наряду с П.
Перцовым,
Д.
Мережковским,
Н.
Минс к им
выведен
и
Розанов, «упорно»
объяснявший
«еврейские поверья»42.
Окружающие
видят
в
богоискательстве
Слязкина
выражение
присущего
ему
двоемыслия.
«Вся штука в том,
что
он
во
всем
искренен,
—
замечает
од ин
из
его
со беседни ков .
—
И
так,
и
сяк,
и
еще
э так.
<...>
Так ие
“слязкие”
ду ши
и
грешат,
и
молят ся
на
все
стороны,
на
в сякий
случай:
аво сь,
что-нибудь
да
о чис титс я?»43.
Однако
Слязкин
—
не
только
пародия
на
Розанова,
но
и
попытка
объяснить
скрытую
причину
розановских
метаний,
в
том
числе
и
ре лигио зных .
Дымов
в идит
источник
смятения
ге роя
в
его
эк з ист енци ально м
одиночестве
и
ос трой
потребно­
сти
изжить
«покинутость» .
По
словам
ав то ра,
Слязкин
ду мает,
что
пиш ет, «чтобы
сравнительно
ле гко
добывать
день г и».
В
действительности
же,
подчеркивает
автор,


Розанов
в
прижизненной
художественной
л ите ра туре
229
его
за ня тия
литературой
—
только
способ
«быть около людей», «подползать к жиз­
ни,
которая
в
се кр ете
совершается
поми мо
н е го. ..»44. «Он был смешон,
рассеян
и
ча­
сто
нелеп
в
своей
внешней
жизни;
над
ним
многие
см ея лись
и
лиш ь
не которы е
до­
гадывались
о
его
трагедии,
чувствуя
его
ум,
гор я щий
полуосознанным,
б ессил ь ным
любопытством»45.
Чащ е
Роз ан ов
оказывался
объе кт ом
боле е
резкой
са тир ы,
о
чем
свидетельство­
ва ли
мно гоч ис ле нные
пародии
на
него.
Так,
А.
Амфи т еат ров
в
фельетоне
«Сло­
во
о
лете
1911, от сотворения мира 7419», имевшем подзаголовок «Но в ый
оп ыт
к
общедоступному
чтению
“Слова о Полку Игореве”», писал: «О,
Розанове,
соловию
“Нового Времени”! Абы ты сия времена ущекотал,
скач а,
славию,
по
мы сле ну
др еву
пор ног ра фии,
ле тая
умом
под
облакы
бого слов и я,
свивая
славы
оба
полы
“Русского
Слова”
и
“Нового Времени”
р ища
в
тропу
Розанову,
рищ а
в
тропу
Варварину,
чрез
Суворина
к
Сытину,
—
пети
бы ло
ти
песнь ,
Порфирия
Голов лев а
в ну ку!»46. Сатири­
ческий
характер
име ло
стихотворение
С.
Н.
Труб е цк ого
«Молитва патриота» (по­
свя щает ся
г.
Р озан ов у)»47.
В
р яду
адресованных
Розанову
сатирических
посвяще­
ний
находятся
эпиграмма
сотрудника
«Нового Времени»
Мих.
Коял ови ча:
«Розанов Василий
Без
больших
усилий
Пишет
про
попов
М ил лион
сто лб цо в!»48,
а
также
экспромт
А.
И.
Куприна:
«Вот монумент,
в
к от ором
с
дивной
силой
Запечатлен
св ятош а
и
холуй.
В
одной
ру ке
нае м ное
кад ил о,
В
другой
же
—
х уй »49.
Нередко
ирония
выдавала
с той кую
неприязнь
к
Розанову,
ка кую
исп ыт ыва л,
например,
Г.
И.
Чул к ов.
Чулков
сделал
Розанова
про тот ип ом
одного
из
героев
ро­
мана
«Метель» (1917).
Розанова
можно
узнать
в
Филиппе
Ефим ов иче
Сусликове,
человеке
«с ужимками обезьяны» .
В
его
пор тре те
утрированы
характерные
приме­
ты
внешнего
облика
Розанова
(«рыжие вихры», «красная растительность», «кусти ­
ками»
торчавшая
на
под бо родк е
и
над
ве рх ней
губ ой) .
Сусликов,
как
и
Розанов,
—
историк
по
образованию,
в
прошлом
был
учи те лем : «...
когда-то,
лет
пятнадцать
н азад,
он
преподавал
историю
в
двух
институтах
и
в
коммерческом
у чил ище »50. Как
и
Розанов,
герой
—
гл ава
многодетной
семь и.
Нам ек
на
«моральную безответствен ­
ность»
Розанова,
часто
менявшего
свои
политические
симпатии,
можно
п рочит ать
в
следующем
признании
г ер оя : «Всегда я был в стороне от доморощенных радикалов,
но
плат о нич ески
к
ним
очень
даже
стр е мил ся»51.
З аметн о
шаржирован
в
герое
Ч улков а
интерес
Розанова
к
проблемам
пола.
У
Сусликова
это т
интерес
выражался
в
чрезмерной
сексуальной
активности.
«Ая
в едь
на
то
и
мужчина,
что бы
полигамию
утверждать», —
за я влял
герой
и
откровенно
сознавался
в
то м,
что
у
него
«совсем стыда нет»52.
Объ ек том
пародирования
Чулко­
ва
стало
вним ание
Розанова
к
сексуальным
аномалиям.
Питая
повышенную
склон­
ность
к
рассуждениям
на
темы
пола,
Сусликов
прельщался
разного
р ода
отклонени­
ями
от
но р мы: «Всякая противоестественность положения вызывала в нем особого


230
T. H.
Ф омины х
рода
вдохновение,
и
он
тогда
обнаруживал,
так
сказать,
бездонное
глубокомыслие»53.
Сусликовская
«философия»
люб ви
св од ил ась,
во-первых,
к
неприятию
христиан­
ства,
с
п риходо м
которого,
по
мнению
г ер оя , «человек неожиданно стал сомневать ­
ся
в
своем
естественном
праве
на
жизнь», во-вторых,
к
культу
«спаленки»: в ней
он
нах о дил
«вечность и бесконечность,
и
самое
бессмертие»54.
В
устах
нравственно
нечистоплотного
ге роя
розановское
обожествление
пол а
превращалось
в
а пофе оз
похоти,
а
критика
христианства
исчерпывалась
сетованиями
по
поводу
тог о,
что
«испортили нашу психику монахи», иначе,
сог лас но
мнению
геро я,
его
су пру га
не
впадала
бы
в
истерику
всякий
р аз,
когд а
он
«нескромно»
обходился
с
пухленькой
горничной.
В
образе
Сусликова
Чул к ов,
стремясь
дискредитировать
Розанова,
воплотил
«общераспространенные понятия»
о
нем ;
увидел
его
глазами
«улицы».
Образ
Су с­
ликова
проч ит ывае т ся
как
ответ
Чулкова
на
резкую
ста тью
Розанова
«Двое Беспя -
т овы х» (1914), которой критик откликнулся на роман «С ат ан а», предшествующий
«Метели» (1917).
Об раз
Сусликова
следует
во сприним ать
в
контексте
сатириче­
ских
по с вя щений
Розанову,
таки х,
к
примеру,
как
при во д ивш ийся
ранее
экспромт
А.
Куприна.
Итак,
у
ка жд ого
из
рассмотренных
авторов
—
Б.
Грифцова,
А.
Амфитеатрова,
А.
Толстого,
Г.
Чулкова,
О.
Дымова
—
был
св ой
Розанов,
сво я
«легенда»
о
нем.
Созда­
вая
его
художественный
образ,
писатели
вольно
или
невольно
сопер нич али
с
самим
Роз ан овы м,
превзойти
которого,
как
кажется,
не
удалось
никому
из
них.
Созданные
ими
«легенды»
о
Розанове
тяготели
или
к
«иконе», или к карикатуре .
Их
со пост ав­
ление
то лько
подтверждает
пра в оту
одной
из
розановских
«заметок»: «...“ Р о зан о ва”
руга ли
больше,
чем
“Розанова”
хвалили:
и
ругали
более
уничижительно,
мне
каж ет­
ся
да же
бо лее
проницательно
(в некоторых точках), нежели хвалили»55.
1 См.: Данилевский А.
А . Mutato nomine de te fabula narratur // Ученые записки Тартуского ун­
та.
Вып
735. А. Бло к
и
основные
тенденции
р аз вития
ли тер ату ры
начала
XX века.
Бло ков ски й
сборник
7. Тарту, 1986.
С.
137, 149; Данилевский А.
А.
Геро й
А.
М.
Ремизова
и
его
прототи­
пы
// Ученые записки Тартуского ун- та .
Т а рту, 1987. Вып. 748. С.
150-165; Данилевский А .
А.
Из
комментариев
к
«Кукхе»
А.
М.
Ремизова
// Проблемы русской литературы и культуры.
Helsinki, 1992.
С.
93-102 . ( Slavika Helsingiensia, И).
Козьменко
М.
Удон оши
и
фаллофоры
Але ксе я
Рем изо ва
// Эрос .
Р оссия .
Серебряный
век.
М ., 1992.
С.
175-187, 240-247; Коптело­
ва
Н.
Г.
Р озан ов
в
восприятии
А.
Ремизова
// Энтелехия.
М .; Кострома, 2001. No
1. С. 54-60.
2 См.: Данилевский А.
А.
В.
В.
Р озан ов
как
литературный
тип
// Классицизм и модернизм .
Сб ор­
ник
статей.
Т а рт у, 1994. С. 112-128; Лавров А.
В.
Андрей
Бел ый
в
1900-е годы.
Жизнь
и
ли тер а­
турна я
деятельность.
М ., 1995. С. 70; Баран X. Триродов среди символистов //
Бар ан
X. Поэтика
русской
лит ер ат уры
начала
XX века .
М., 1993. С . 22 2; Михайлова М.
В.
Ком мент арии
// Чулков
Г.
И.
Валтасарово
царство.
М ., 1998. С. 562; В.
В.
Розан ов
о
дальних
и
ближ них. (Пометы к пись­
мам
ко р ре с по нден то в ). Вступительная статья,
публикация
и
комментарии
А.
В.
Ломо но сова
//
Литературоведческий
журнал. 2000. No
13-14. Ч.
1. С. 139; Толстая Е.
Литературный
Петербург
Алексея
Толстого
// Толстая Е .
Мир
после
конца:
Работы
о
рус с кой
литературе
XX века.
М.,
2002. С . 457.
3 Томашевский Б.
Литература
и
биография
// Книга и революция .
1923. No 4. С. 8-9.
4 РГАЛИ.
Ф. 1796.On.1. Ед.
хр. 78. Л.
12.
5 РГАЛИ .
Ф. 419.On.1. Ед.
хр. 843. Л. 1.
6 Грифцов Б.
Три
мыслителя.
В.
Розанов.
Д.
Мережковский.
Л.
Шестов.
М., 1911. С.
14.
7 Грифцов Б.
Бесполезные
вос помина н ия.
Повесть.
Берли н, 1923. С.
169.
8 Грифцов Б.
Три
мыслителя...
С. 8.


Розанов
в
прижизненной
художественной
л ите ра туре
231
9 Грифцов Б.
Бес поле зны е
вос по мина ни я.
С.
162.
10 Розанов В.
В.
Пи сьма
к
Б.
А.
Грифцову
// Наше наследие.
1989. No 6. С. 60.
11 Грифцов Б .
Б еспол езн ые
вос по мина ни я.
С.
127.
12 Андреева И.
Н еуло вимо е
созданье.
Встречи.
Воспоминания.
Письма.
М., 2000. С. 105.
13 Весы.
1909. No
12. С.
177.
14 Там же.
С. 176.
15 Грифцов Б.
А.
Письма
к
Розанову
В.
В. //POРГБ.
Ф . 249. М. 4199. Ед.
хр.2.Л.15об.
16 Грифцов Б.
Бес поле зны е
восп омин ания .
С.
169.
17 Там же.
С.
168.
18 Розанов В .
В.
Письма
к
Б.
А.
Грифцову.
С. 59.
19 Тамже .
20 Отмечено Е .
Толстой
// Толстая Е.
Мир
после
конца:
Работы
о
русской
литературе
XX века .
М.,
2002. С. 457.
21 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Последние
листья.
М ., 2000. С. 259.
22 Толстой А .
Н.
Е гор
Абозов
// Толстой А .
Н.
Соб р.
соч.: В10
т.
М., 1982. Т. 2. С. 538.
23 Там же.
С . 551-552.
24 Шкловский В.
Ро зан ов
// Шкловский В .
Гамбургский
счет:
Статьи
—
воспоминания
—
эссе
(1914-1933). М ., 1990. С .
135.
25 Амфитеатров А.
Девятидесятники.
Роман.
С Пб ., 1911. С. 232.
26 Там же.
С. 233.
27 Там же.
С . 233-234.
28 Там же.
С. 234.
29 Измайлов А.
Обанкротившиеся
души. (Новый роман О.
Ды мова
«Томление духа») // Русское
Слово.
1912. 25 апреля.
С. 3.
30 Аполлон . 1912. No5. С . 52.
31 Чеботаревская Ан. / Рец./ // Новая Жизнь.
1912. No 5. С. 271.
32 См.: Толстая Е.
Мир
после
ко нц а...
С. 37; Хазан В.
Печальный
весельчак
Осип
Дымов
(штрихи к
пор т рет у) // Параллели .
Р усск о- евр ейск ий
историко-литературный
биографический
ал ьман ах.
М ., 2005. No6/7. С. 201.
33 Дымов О.
Томление
духа
// Шиповник:
Литературно-художественные
альманахи
изд- ва
«Ши­
по в ник». Кн. 17. СПб., 1912. С. 17.
34 Там же.
С. 207.
35 Там же.
С.
195.
36 Тамже.
С.
168.
37 Тамже.
С. 83.
38 Тамже.
С. 86.
39 Там же.
С. 87.
40 Там же.
С. 86.
41 Там же.
С. 202.
42 А.
Бл ок
в
воспоминаниях
современников:
В
2т.
М., 1980. T. 1. С. 518. (Серия литературных ме­
муаров).
43 Дымов О.
Томление
духа.
С . 168-169.
44 Тамже.
С. 83.
45 Тамже .
46 Амфитеатров А.
Сл ово
о
лете
1911, от сотворения мира 7419.
Новый
опы т
к
общедоступному
чте нию
«Слова о полку Игореве» // Утро России.
1912. 15 янв.
С. 2-3.
47 См.: Гаретто Э., Котрелёв Н.
В.
К
атрибуции
В.
С.
С оловьё ву
ст и хотв орени я
М
200: приписывае ­
мое
«Эпиграмма на В .
В.
Розанова»//DeVisu.1994. No
(14). С . 63.
48 РГАЛИ .
Ф. 419.On.1. Ед.
хр. 846. Л. 1.
49 РГАЛИ .
Ф. 224.On.1. Ед.
хр. 22. Л. 19.
50 Чулков Г.
И.
Валтасарово
царство.
М ., 1998. С. 103.
51 Тамже .
С.
151.
52 Там же.
С.
104.
53 Там же.
С. 151.
54 Тамже.
С. 93.
55 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 69.


H. В.
Корниенко
(Москва)
Розановские
темы
в
исканиях
Л.
Платонова
О
Розанове
как
значимой
фигуре
в
идеологических
контекстах
ст ано влени я
Платонова
писалось
уже
не
раз,
чаще
всего
в
св язи
с
философской
проблематикой
пола
(Е.
Толстая-Сегал,
М.
Гелл ер ,
С.
Семенова,
Э.
Найман,
Е.
Яблоков,
Д.
Москов­
ская
и
др .).
Мы
также
обращались
к
Розанову
при
составлении
комментария
к
ста ­
ть ям
Платонова
первой
пол ов ины
двадцатых
год ов.
Данная
работа
представляет
с обой
опыт
систем атиз ац ии
материалов
к
теме
«Розанов и Платонов».
Начнем
с
во про са
источников
т емы.
Их
немно г о.
1.
Усеченная
цитата
из
«Опавших листьев»
в
программной
статье
Платонова
«Культура пролетариата» (1920):
«И еще слова В.
Розанова:
Я
не
хочу
ис тин ы,
Я
хочу
покоя.
Тут
все
ясно.
Ясна
душа
науки
буржуазии,
иск авш ая
прежде
всего
блага
и
покоя,
в
чем
бы
они
ни
был и,
х оть
и
во
лжи»1. В источнике несколько иной контекст: «Я не
хочу
и ст ины,
я
хо чу
п о ко я, (после доктора)»2.
2. Розановско-Пл ат он овск ая
тема
в
записных
кн ижк ах
Шкловского
1925 г. :
«Грязь,
в
ко торой
вязнут
ноги.
Возы
с
колесами.
Г ород
Бобров
с
пустыми
пло­
щадя ми,
театр
чере з
день .
Жив ут
нич ем. /.../ Платонов.
Розанов.
С те сн яет ся» (Кур­
сив
здес ь
и
далее
наш.
—
Н.
К. );
«Познакомился с очень интересным коммунистом .
Заведует
оводнением
кр ая,
очень
много
раб отае т,
сам
из
рабочих
и
любит
Роза­
нова.
Большая
ум ница »3.
2.
Упоминание
имени
Розанова
в
книге
В.
Шкловского
«Третья фабрика»
(1926):
«Еще здесь прочищают реки,
выпрямляют
их,
спускают
болота
и
сы пят
на
зем ­
лю
изв есть ,
чтобы
поля
не
были
ки слы ми.
Так
пр оч исти ли
Ти хую
Сосну.
Товарищ
Пла тон ов
оче нь
занят.
Пустыня
наступает.
Вод а
уходит
под
зе млю
и
там
течет
в
боль ших
подземных
реках.
<...>
Мы
сидели
на
те рра се
и
ели
с
мелиораторами
очень
невкусный
ужин.
Говорил
П ла тонов
о
литературе,
о
Розанове,
о
том,
что
нельзя
описывать
закат
и
нельзя
писать
рассказов»4.
3.
Воспоминание
В.
Шкловского
1984 г.
о
в с трече
с
Платоновым
1925 г.: «Мы
гов орили
о
Розанове»5.
Ме жду
первыми
двумя
источниками
5 лет и немало вопросов:
как
осваивался
Платоновым
Розанов?
Мож но
ли
что
точн о
назвать
книг и
Розанова,
к отор ые
Плато­


Розановские
темы
в
исканиях
А.
Платонова
233
нов
—
читал?
Листал?
Или
он
знакомился
с
идеями
Розанова
опос редов ан н о?
Ро за­
нов
в
диалоге
Платонова
и
Шкловского
—
о
чем
Шкловский
не
хо тел
вспо минат ь ?. .
Первым
источником
от меч ает ся
время
знакомства
Платонова
с
наследием
Ро­
занова.
Это
лет о
1920 года,
пик
карьеры
пролетарского
рабочего-философа
и
поэта
Пла тон ов а,
вре мя
увл еч е нной
постройки
грандиозной
пролетарской
философии,
завороженность
идеями
русс к ого
пролетарского
космизма
и
коллективизма,
первая
ошеломляющая
любовь
(встреча с будущей женой Марией Кашинцевой).
Знаком­
ство
с
идеям и
Розанова
стало
одним
из
с об ытий
духо вн ой
жиз ни
Платонова
ле та
1920 г.
Анализ
розановских
ал люзи й
и
скрытых
цита т
позволяет
назвать
сл е дую­
щие
работы
Розанова,
с
которыми
Платонов
познакомился
в
эти
ме ся цы: «Опавшие
лис т ья», «Уединенное», «В мире неясного и нерешенного», «Апокалипсис наше­
го
времени».
Скрытым
цитированием
Розанова
отмечена
публикованная
18 июля
1920 г.
в
газете
«Красная деревня»
статья
«Душа мира» .
В
статье
предпринята
по­
пытка
с
по з иций
материализма,
без
у пом инан ия
имени
Божьего
передать
н ов оза­
ветный
смысл
матери
рождающей,
определяемый
христианским
учен ие м
о
б огово -
площении.
Б лиз кий
опы т
представлен
в
стихотворении
«Сын Земли», где описание
рождения
птенца-ребенка
ове яно
религиозным
св ето м: «В сыне мать открыла снова
н ебу
кр ыл ья , / И смеется звездам из-з а
глы б
и
гор, <...>
Это
мать
убитая
в
Нем
ле тит
и
ищ ет , / Никогда не кончит своего пути. . . »6.
В
рус ск ой
философии
и
лит ер а­
туре
начал а
века
име нно
Розанову
принадлежат
уникальные
по
своей
проникновен­
но сти
философско-поэтические
гимны
матери.
Он
неустанно
пре дл ага ет
русской
лит ер ату ре
с
ее
поиском
«героя»
увидеть
подлинную
героиню
прежде
всег о
в
ма­
тери,
услышать
молитвенные
зву ки
в
любви
мужчины
и
женщины,
в
мистической
глуби н е
брака
и
акте
рождения
ребенка.
Особо
пристальное
внимание
Розанов
уде­
лял
разработке
христианской
мета фи зи ки
младенческо-материнского
сцепления.
Развивая
практически
во
всех
раб от ах
1910-х
гг.
идеи
«религии семьи», Розанов
подчеркивал,
что
христианство
—
это
не
только
«религия Голгофы», но и «ре ли­
гия
Вифлеема»
и
что
недостаточным
вниманием
к
«Вифлеемской стороне нашего
б ыти я»7 объясняются многие беды русской жизни и современной культуры.
РОЗАНОВ
«...около колыбельки
—
начало
ино­
го
м ира»8;
«Брак есть поклонение “ нев ид имому
свет у ”. <...>
он
то
и
побеждает
смерть,
не
иносказательно,
но
фа ктом :
где
мое
и
ж енино
в
э том
младенце?
Мы
—
жив ы
в
нем,
а
че рез
его
на ро жд ения
—
живы
в
бесконечность.
“Смерть
—
где
твое
ж а ло ?” Мать умирает за младенца;
она
—
в
нем ;
и
краткий
обры в
час тн ого
в
себ е
бытия
естественно
жертвует
за
бесконечное
(в будущем)
свое
же
“я” .
Не
только
в
колорите,
в
тембре
рожде­
ние
противоположно
смерти:
оно
в
са­
мом
де ле
вечно
вырывает
у
нее
жерт в у,
ПЛАТОНОВ
(«ДУША МИРА»)
«Женщина и мужчина
—
два
лица
одного
существа
—
человека;
ребенок
же
явл яется
их
общею
вечной
надеждой.
...дитя
—
владыка
человечества,
ибо
в
жизни
всегда
госп одств уе т
грядущее,
ожи даемо е,
еще
не
рожденная
чистая
мысль...
Жен щи на
осуществляет
ребе нк а
своей
кров ью
и
плотью,
она
питает
че­
лове чес тв о.
Она
сводит
неб о
на
землю,
совершенствуя
человека...
Смысл
ее
существования
—
в
сыне,
в
своей
ра­
достной
надеж де,
творимой
сыном.
То
ест ь
смысл
ее
жиз ни
та кой
же,
как
и
у
всего
че лов ечес тв а,
—
в
будущем,
в
пр и-


234
H. В.
Корниенко
оставляя
в
рук ах
ее,
“под косою”,
ско­
рее
скорлупу
бытия,
нежели
са мо
бы­
т ие,
уск ольза юще е
че рез
рождение
—
в
ж из нь»9;
«Если “б р ак”
есть
или
может
быть
“религиозен”,
—
то,
конечно,
потому
и
при
том
лиш ь
условии,
что
“религия”
и меет
что-либо
“половое” .
Пол
теити-
зируется:
это
да ет
эф ир нейш ий
цветок
бытия
—
семью
<...>
мы
становимся
целомудренно-возвышенны
в
бр аке,
но
(повидимому)
низ вод я
к
чему-то
несколько
земному
и
даже
чуть
гря з­
н ому
—
религию.
Возможно
ли
эт о?
Мо жно
ли
подняться
к
Богу
ср ед ства­
ми
по ниж ения
Его?
Не
“возможно”
толь ко
—
но
факт :
з емная
Матерь,
в
самом
деле,
в
подробностях
своего
материнства
—
как
пос ред ств о
ме жду
“Небесным Отцом”
и
небесным
же,
но
и
вместе
«Человеческим Сыном”,
Т ай­
на
Бо гов оп лоще ни я: “Слово
—
Пло ть
быст ь
и
вселися
в
н ы”»10;
«Рождаемость не есть ли тоже выго -
вариваемость
се бя
миру...»;
«Подняв новорожденного на руки,
м олод ая
ма ть
может
сказа ть : “Вот мой
п ророче ски й
г ла го л”»11.
б л ижении
род ного
и
ж елае м ого.
И
по­
тому
в
же нщине
жив ет
высшая
форма
человеческого
со зн ания
<...>
Женщи­
на
перегоняет
через
св ою
кровь
безоб­
разие
и
ужас
земли.
<...>
она
в
вечном
тру де
творчества
тайной
идущей
жиз ­
ни,
в
вечном
рождении,
в
вечной
стра­
сти
материнства
—
и
в
этом
ее
высшее
сознание,
сознание
всеобщности
своей
жизни,
сознание
необходимости
делать
то,
что
уже
делае т,
со зн ание
ценности
себя
и
ок руж ающе го
—
любовь. <...>
Она
есть
живое,
действенное
вопло­
щение
сознания
миро м
своего
гре ха
и
преступности.
Она
есть
покаяние
и
жертва,
его
страдание
и
иск у пле ние . <...> Она улы­
бается,
исте кая
кровью,
кричит
от
боли,
ког да
рождает
человека,
а
п осле
лю бит
без
конца
то,
что
ее
мучило.
Ее
реб е­
нок
—
высокий
взлет
ее
мощной,
твор­
ческой
сияющей
душ и,
проломленный
пу ть
в
бесконечность,
живая,
теплая
над еж да,
котор ую
ж енщ ина
держит
в
своих
материнских
радостных
руках.
Страсть
тела,
двигающая
человека
бл иже
к
женщине,
не
то,
что
думают.
Это
не
только
наслаждение,
но
и
мо­
литва,
тайный
ист инны й
тр уд
жиз ни
во
имя
на деж ды
и
возрождения,
во
имя
пришествия
с ве та .. . (47-48).
Весьма
симптоматичен
у
Платонова
и
розановский
вектор
критики
зн амен ит ой
книги
австрийского
философа
Отто
Вейнингера
«Пол и характер» (1903; русский
перевод
и
издание
—
1907 г. ).
Вейнингер
предложил
взгляд
на
женщ ину
как
на
су­
щество
исключительно
п лотс кое,
с е к с уа льно е , «лишенное души»12.
Анал из ир уя
р оль
женщины
в
мир ово й
куль туре ,
Вейнингер
доказывал,
что
жен щи на
лишена
к ра еугольн ого
начала
культуры
—
творчества,
а
потому
и
не
наделена
признака­
ми
культуры
—
ид еалом ,
па м ятью,
чувством
вины,
возможностью
сам осо верш ен ­
ствования
и
р а з вити я: «Женщины не имеют никакого существования и никакой
сущности,
они
не
суть,
они
с уть
нич то »; «...сводничество
ест ь
настоящая
женская
черта
и
притом
исключительно
же нск а я»13.
Книга
«Пол и характер»
б ыла
чр езвы ­
чайно
популярна
в
Ро ссии
1910- х
гг.;
на
предложенную
Вейнингером
концепцию
культуры
откликнулась
не
только
литература,
но
и
философия.
Уничижительную
критику
«Пола и характера»
В.
Розанов
дал
в
кн иге
«Опавшие листья»14.
Платонов
объясняет
самоубийство
Вейнингера
(через несколько месяцев после завершения


Розановские
т емы
в
исканиях
А.
Платонова
235
работы
над
книгой)
как
прямой
результат
его
мировоззрения
—
надругательства
над
“душой мира”
—
же нщ иной -ма т е р ью: «...вынув душу из мира,
Вейнингер
заша­
та лся
и
исчез
в
вихре
бе з ум ия ...» (49).
Не
будет
преувеличением
сказать,
что
в
о фо рм лении
темы
ма тери
как
кра еуголь­
ной
в
по эт ике
сквозного
платоновского
сюжета
жизни-путешествия-возвращения
и
строении
базового
хронотопа
платоновского
текста
(Захар Павлович « по чу в ст во­
вал
время,
как
путешествие
Прошки
от
матери
в
ч ужие
г ор од а », «Чевенгур») Роза­
нов
сыграл
не
последнюю
роль.
«Отм<е нен о>
сло во
мама»15, —
отм ети т
Платонов
в
записных
кн иж ках
периода
раб оты
над
«Котлованом».
Не
менее
важным
в
это т
период
вс тр ечи
с
наследием
Розанова
ста л
для
П ла­
тонова
комплекс
розановских
идей
о
поле,
книгах,
обманутых
читателях
и
обма­
нывавшей
литературе.
Статья
Платонова
«Культура пролетариата», в которой и
цитируются
«Опавшие листья», не побоимся сказать,
написана
по-розановски,
она
пр от иво речив а
и
«двулика»: текст соткан из взаимоисключающих тезисов и поло ­
жений,
а
среди
источников,
явн о
или
скрыто
цитируемых,
также
труд но
выделить
оп ред еле нную,
а
тем
бо лее
—
единую
тенденцию.
Платонов
прикован
к
«Апокалип ­
с ису . .. », где Розанов осудил игровое отношение к литературе («Мы,
в
сущности,
играли
в
л ит ерату р е»), сказал о необходимости « но во й
ре лиг ии », о причинах кри ­
зиса
куль туры ,
сознания
и
самого
понятия
жизни,
а
в
финале
обратился
с
«советом
юношеству»
—
не
верить
последней
прочитанной
книжке,
а
ст роит ь
жизнь-дом16.
Выстраивая
св ою
позитивную
програ м му
че рез
рад ик альн ое
решение
пролета­
риатом
п ос ледне го
и
главного
в опрос а
—
«истины», Платонов черпает доказатель­
ства
в
самых
разных
явлениях
ру сс кой
и
европейской
мысл и,
не
пр изна вая ,
по
су­
ществу,
никаких
последних
авто р итето в.
Статья
в
некотором
смысле
пре дст авл яет
чи та тельск ую
л абора то рию
Платонова
революционной
эпохи,
что
подчеркнуто
и
в
сквозном
мотиве
недоверия
к
«прочитанной»
книге
или
ст ат ье.
Эта
же
розановская
о ппоз иция
кн иги
и
жиз ни
встречается
и
в
дру гих
те кс тах
1920г., она прослеживается
даж е
в
автобиографии
1920 г., написанной при вступлении в партию,
и
является
едва
ли
не
главной
в
структурировании
си сте мы
героев
в
по в ести
«Строители страны»,
любовно-философские
события
которой
разворачиваются
все
тем
же
летом-осенью
1920 г.
Им енно
с
поз ици й
«коллективно -тру д ов ой
точки
зрения»
Платонов
1920 года
п ре длаг ает
решить
фундаментальный
воп рос
насл едия
п рошло го
и
современной
культуры
и
жизни
—
воп рос
«истины».
Критика
буржуазной
ку льту ры
выполне­
на
им
в
духе
и
стилистике
критики
индивидуалистических
начал
культуры,
харак­
терной
для
самых
разных
течений
эт их
лет.
Предложенная
Платоновым
фо рмул а
буржуазной
культуры
«Пол
—
душа
буржуазии»(97)—
являет
скрытую
цитату
из
Розанова.
С р.: «Центр души лежит в поле...»; пол « и
е сть
н аша
д у ша»17.
Розанов
по­
нимал
пол
как
духовное
начало
в
человеке,
как
сферу
его
сокровенной
тайны,
где
человек
связан
со
всей
природой,
историей
и
Б ог о м: «...связь
по ла
с
Б огом
боль­
шая,
чем
св язь
ума
с
Богом»18.
Розановская
мета фи зи ка
по ла
как
од ной
из
универ­
сальных
категорий
жиз ни,
истории
и
культуры
явно
или
скрыто
присутствует
и
в
д ал ьнейш их
оппозициях
пролетарской
культ уры ,
выстраиваемых
Платоновым:
ро­
зановскому
«поклонению полу»
—
противопоставляется
мысль
и
со знан ие; «рели ­
гии
семьи»
как
«высшей красоте религии»
—
кол лект и в ; «загадке рождающегося
б ыт ия », «небесной надежде»
жи зни
по ла
—
радикальное
решение
в оп роса
смерти;
«тайноведению жизни пола»
—
поход
на
тайны ; «связи чувственности и гения»
в
истории
литературы
и
культуры
—
к р айний
нигилизм
и
т.
д.


236
H. В.
Корниенко
Одновременно
Платонову
близок
розановский
скепсис
в
отношении
к
«книж­
ном у»
мышлению
инт е лл иге нции,
к
«литературности»
самой
литературы,
что
про­
я вилос ь
в
а нтик ни жной
и
нигилистической
по
отношению
к
литературе
риторике
не
тольк о
в
этой
статье
П латон ов а.
Розановская
тема
«несчастного,
г луп ого
россий­
ского
чи та те ля» («Апокалипсис нашего времени») —
име нно
в
проз е
Платонова
нах о дит
св ое
непростое
развитие.
Мож но
гов ори ть
и
о
розановском
следе
в
разви­
тии
темы
ошибки
«автора» (послесловие в « Ко т ло ва не»), а также в отрицательных
оц енках
Плат он овы м
самых
разных
явлений
советской
литературы,
которая,
по
его
мнению,
страшно
далека
от
жизни,
вторична,
провинциальна,
зан им ает ся
украша­
тель ство м
истории
и
эксплуатирует
«доброту и долготерпение читателя-на рода»19.
К
раннему,
во
многом
ученическому
периоду
своего
творчества,
Платонов
будет
возвращаться
постоянно
—
на
всех
эта пах
тв орче ст в а. «Мое молодое,
серьезное
(смешное по форме)
—
останется
гла вн ым
по
содержанию
навсегда,
надолго»20,—
за­
пиш ет
он
в
тридцатые
го ды.
В
«Сокровенном человеке» (1927), «Чевенгуре» ( 1927—
1928), «Техническом романе» (1930), «Котловане» (1930), «Родине электричества»
(1940), «Афродите» (1944) центральные события в жизни героев датируются 1920
и
1921 гг .
Именно
в
эти
годы
Розанов
стано вит ся
одним
из
по с то янных
спутников
Платонова,
и
потому
пласт
розановских
р емини сценций
и
аллюзий
в
платоновском
тексте
не
уменьшается,
а
скорее
увеличивается.
Он и,
пр авда ,
не
ст оль
очевидны,
как
в
ранних
статьях.
То,
что
базовые
и деи
Розанова
остаются
в
круге
интересов
Платонова,
подтверж­
д ает
и
второй
источник
нашей
т емы
—
обра з
Платонова
1925 г.
на
страницах
«Третьей
фабрики»
Шк л ов ского.
Известный
ст олич ный
критик
и
прозаик
Шкловский
встре­
чался
с
Платоновым
в
1925 г., когда в качестве корреспондента столичных газет при­
летел
в
Воронеж.
К
проведенной
А.
Галушкиным
реконструкции
встречи
Платонова
и
Ш клов ск ого
1925 г.
добавим
следующее.
Пл атон ов
к
этому
времени
не пл охо
о ри­
ен ти ров ался
не
только
в
написанном
Розановым
и
о
Розанове,
но
и
в
раб ота х
Шклов­
ского
и,
безусловно,
знал
его
статью
1921 г.
«Розанов».
Это
во-первых.
Во-вторых,
к
1925-1926 гг .
вполне
определилось
о фициа ль ное
отношение
к
фигуре
Розанова.
Оно
был о
одн озн а чно
отрицательным
—
шла
борьба
за
новый
бы т,
в кл ючающа я
се­
мейную
и
«половую реформу»; традиционно религиозные основания семьи подле ­
жали
полному
искоренению.
Рождение,
любовь,
брак,
смерть
теперь
подчиняются
класс ово м у
регулированию,
то
есть
должны
опираться
на
пр инцип
революционной
с ооб ра з н ос т и: «Класс может рассматривать половое,
как
биологическое
оруди е
для
продолжения
себя,
своей
борьбы
в
истории.
С
э той
с торон ы
п олов ое
для
нег о
инте­
ресно,
как
“орудие производства”
здорового,
сильного
кла ссо в ого
потомства»21ит.
п.
В
дискуссиях
о
«половых реформах» (в 1926 г.
принимается
уже
третий
советский
зак он
о
браке)
го лос
«интимного»
Розанова,
с
его
глуб око
религиозным
от нош ени­
ем
к
браку,
певца
«домашности»
и
жиз ни-д о ма
—
«... ж изнь
ест ь
дом.
А
дом
должен
быть
тепел,
удобен,
и
кру г л» («Апокалипсис нашего времени») —
звучал
жестко
по­
лемично
и
даже
обл ич ающ е.
Семейно-брачные
философемы
Розанова
читались
как
явный
вызов
вс ей
партийно-государственной
программе
новой
эт ики
и
эстетики
семьи.
О
чем
и
сказал
Л.
Троцкий
в
знаменитой
книге
1923 г.: «Был он [ Роз а нов]
по этом
интерьерчика,
квартиры
со
все ми
удобствами
<...> .
Сам
он
неизменно
у чи­
тельствовал:
гл авн ое
в
жиз ни
—
мягонькое,
те п лен ькое,
жирненькое,
сладенькое»22.
Роз ан ов
выдавливался
из
современного
культу рно го
контекста
прежде
всего
за
те
о сно вные
темы,
которые,
по
Шкловскому
1920 г., он собственно и открыл в русской
лит ер ат ур е: «Розанов ввел новые темы. <...> Душа художника искала новых тем. Po-


Розановские
тем ы
в
исканиях
А.
Платонова
237
занов
нашел
тему.
Це лый
разряд
тем,
тем
обы де нщин ы
и
с е мь и»; «это пророчество
домашнее»23.
В
1926 г.
Шкловский-критик
исповедует
несколько
иные,
чем
в
п ору
на писа ния
с татьи
«Розанов», идеи,
а
в
отношении
к
«темам обыденщины и семьи»
в
некоторой
степени
разделяет
«жизнестроительные»
иде и
Лефа,
а
вовсе
не
Розанова.
Платоновский
сюжет
в
«Третьей фабрике»
читается
как
ремарка
к
ряду
п оло­
же ний
розановской
с тат ьи,
а
обра з
про винциал ьн ого
Платонова
выглядит
почти
пародией
на
с т олич ного
Розанова:
эдакий
иронический
его
двойник,
напоминаю­
щий
при
э том
о
гла в ной
идее
названной
статьи
Ш клов с кого: «Книга Розанова была
геро иче ск ой
попыткой
у йти
из
литературы,
“сказаться без слов,
без
формы”...»(125)
Пла то нов
пер иод а
встречи
со
Шкловским
—
также
совершил
«выпад из литерату ­
ры» (131), «ушел»
из
литературы,
о
чем
свидетельствуют
тща тель но
выписанные
Шкловским
ярчайшие
нелитературные
факты
его
биографии.
Сам
Пла тоно в
об
этом
«уходе»
впол не
серьезно
писал
в
автобиографии
1924 г.
Правда,
об
образе
гу­
бернского
мелиоратора
Платонова
можно
сказать
и
прямо
п рот ив оп оложн ое,
ибо
он,
как
и
Розанов
у
Шк ловс к ог о, «человек остролитературный» (134), а во взглядах
на
текст
исповедует
основные
идеи
розановской
по этик и
«выпада из литературы» .
З амеч ат ельно
и
другое:
конкретные
приемы
данной
поэтики,
о тм ечен ные
Шклов­
ск им
в
п розе
Розанова,
—
«“Да”
и
“нет”
с ущест ву ют
одновременно
на
одно м
лист е,
—
фак т
биографический
возведен
в
степень
ф акта
стилистического» (127); «оксюмо­
рон
в
с юж ет е» (129), «сперва загадка,
п отом
р аз гадк а» (131), «резкость переходов»,
«немотивированность связи частей» (133), «канонизация газеты» (134) —
упом ина­
ются
во
в сех
раб ота х
о
язы ке
про зы
Пла тоно ва .
Мы
не
знаем,
как
от нес ся
Платонов
к
собственному
портрету
в
книге
Шкловского.
Точно
—
не
однозначно.
Ле том
1926 г.
Платонов
перее хал
в
Мо ск ву,
буквально
через
месяц
п оте рял
работу,
ока за лся
в
крайне
бедст венн ом
по ло ж ении.
Он
ответил
Шклов­
скому
осенью
1926 г;
—
в
статье
«Фабрика литературы»
и
рас сказе
«Антисексус».
Теперь
уже
пародии
писал
Платонов,
в
том
числе,
и
на
Ш клов с кого
1926 года24.
Ни
«Фабрика...», ни «Антисексус»
не
был и
опубликованы
при
жизни
Платонова,
знал
ли
о
них
Шк ловс ки й,
с
которым
Платонов
общ ает ся
в
1927 г., неизвестно.
Но
от голос ком
ди ал ога
о
Розанове,
что
с остоялс я
между
Платоновым
и
Шкловским
в
1925-1926 гг . ,
служит
очевидная
розановская
аллюзия
в
рецензии
Платонова
1940 г.
на
книгу
Шклов­
ского
о
Маяковском.
Платоновское
резюме
метода
Ш кл ов ского
«играя в метафору,
ав­
тор
выигрывает
о дну
м е та фо ру. .. .» отсылает к одному из главных обвинений,
к отор ые
Розанов
предъявил
литературе:«Мы,
в
сущности,
играли
в
л и те рат уре»25.
В
эт ой
же
статье
Платонов
напоминает
Шкловскому
1940 г.
о
некоторых
базо вых
ф ил ол огиче­
ских
идеях
его
статьи
«Розанов», от которых тот как критик давно отступил.
Ес ть
еще
одно
направ ление
в
и скани ях
Платонова,
где
явно
проявляются
пе ре­
клички
с
Розановым:
это
отношение
к
Пушкину.
Это
отдельная
б ольша я
тема.
Зде сь
мы
л ишь
отметим,
что
«пушкиноцентризм»
розановской
и
платоновской
поэтики
формировался
в
ответе
на
г ла вный
вопрос
фил о соф ии,
вынесенный
Пушкиным
в
эпиграф
к
стихотворению
«Герой» (1830): «Что есть истина?».
Все
в
той
же
статье
«Культура пролетариата»
пол ем ике
с
Розановым
пре дшес тв ует
полемический
вы­
пад
Платонова
в
сторону
пушкинского
«Героя»:
«Мы же будем искать истину,
а
в
ист ине
благо.
Почему
так
—
это
будет
видно
из
да льне йше го.
Т ьмы
жал ких
и стин
нам
дороже
Нас
возвыш аю щи й
обман


238
H. В.
Корниенко
Вот
ген и ал ьное
сг ущени е
сущ нос ти
буржуазного
идеалистического
ме т ода.
Они
не
понимают,
что
истину
нельзя
ме ри ть.
Истина
сама
простейшая
и
основная
вели­
чин а
для
все х
измерений»(95).
Пушкинская
цитата,
как
и
в
с лучае
с
Розановым,
не
точная.
В
источнике:«Тьмы
низких
ис тин
мне
дороже...»
Есть
правда
пушкинского
Друга-историка,
оперирую­
ще го
«фактами» («тьмы низких истин... »), и правда пушкинского Поэта,
загипно­
тизированного
«чудною звездой»
ге роя
(«нас возвышающий обман»).
Этот
фил о­
с офс кий
с пор
подчинен
у
Пушкина
поиску
ответа
на
главный
во про с:
вопрос
же
эпиг ра фа
стихотворения
по
сути
д ела
заключает
в
себ е
ответ,
ибо
это
вопрос
Пилата,
адресованный
Христу
(Иоанн.
18, 38).
Глав н ый
у
Платонова
в
полемике
сначала
с
Пушкиным,
а
за тем
и
с
Розановым
вопрос
истины
ч ерез
с аму
форму
полемики
во з­
вращается
к
глав н ому
вопросу
жизни,
который
выше
всякой
«литературы».
Здесь
начинается
розановский
«неспециальный»
Пушкин
и
платоновский
«народный»
П уш кин,
единственный
в
русской
литературе
владеющий
«расширенным понятием
жи зн и» (статья «П ушк ин
и
Г ор ь кий», 1937)26.
1 Платонов А .
П.
С о ч . T. 1. Кн. 2. М., 2004. С. 95. Далее цитируются по данному изданию с указа­
нием
страницы
в
те к сте.
2 Цит.
по:
Роза нов
В.
В.
Су ме рки
просвещения.
М ., 1990. С. 485.
3 Галушкин А .
Ю.
К
и ст ории
личных
и
творческих
вза имоот н оше ний
А.
П.
Платонова
и
В.
Б.
Шкловского
// Андрей Платонов:
Во споми нани я
современников.
Мат ериалы
к
био гра ­
фии.
М ., 1994. С. 174.
4 Цит.
по:
Шкловский
В.
Б . «Еще ничего не кончилось...». М., 2002. С. 389-390.
5 Галушкин А.
Ю.
Указ.
из д.
С. 177.
6 Платонов А .
П.
Соч. T. 1. Кн. 2. С. 389.
7 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
М., 1995. С. 70.
8 Тамже.
С. 71.
9 Тамже.
С. 75-76.
10 Там же.
С. 79.
11 Розанов В .
В.
Опавшие
листья
// Розанов В .
В.
Сумерки
просвещения.
М., 1990. С. 458.
12 Вейнингер О .
Пол
и
характер.
СПб., 1907. С.
130.
13 Тамже .
С . 184, 165.
14 См.: Розанов В.
В.
О па вшие
листья
// Указ.
изд.
С. 400.
15 Платонов А.
П.
Записные
книж ки .
Материалы
к
биог ра фии .
М., 2000. С. 43
16 Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
Мимолетное.
М ., 1994. С. 415, 421,469.
17 Розанов В.
В.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
С. 27.
18 Розанов В .
В.
Соч.
М., 1990. С. 70.
19Рецензияна«Сборник
на чина ющих
писателей
Красноярского
кр а я» // Литературное обозре ­
ние . 1938. No23. С. 17-18.
20 Платонов А.
П.
Записные
к нижк и.
С. 108.
21 Залкинд А .
Революция
и
молодежь.
М., 1924. С . 75.
22 Троцкий Л.
Д.
Литература
и
революция.
С. 47.
23 Шкловский В .
Б.
Гамбургский
счет.
М ., 1990.126,127. Далее цитируются по данному изданию с
указанием
страницы
в
т ек сте.
24 См.
комментарии
Д.
Московской
к
расска зу
«Антисексус» (Платонов А.
П.
С очин ен ия.
T. 1.
К н . 1. С. 554-559).
25 Розанов В .
В.
Мимолетное.
С. 415.
26 Подробно см. : Корн иен ко Н .
В.
Чем
дорог
П ушкин
массовому
читателю.
Восстановление
иерар­
хии
// Человек.
1999. No 3. С. 87-101.


T. H. Красавченко ( М о ск ва)
Молодая
эмиграция
первой
волны
о
Роз анов е
(Г.
Газданов
и
В.
Набоков)
В
1929 г.
Гай то
Газданов
написал
эсс е
«Миф о Розанове»1.
Проше дши й
Граж­
данскую
войну,
страдающий,
как
и
все
мо лод ые
писатели-младоэмигранты,
т ана­
тологическим
комплексом,
чувствующий
при сут ст вие
в
жизни
смерти,
как
о щу­
щае т
наркотики
соб ак а,
натренированная
на
их
поиск,
Газданов
видит
в
Розанове
человека,
который
всю
жизнь
умирал, «...в
жи зни
Розанова
гл а вный
процесс
был
умирание
—
а
остальное,
это
как
бы
аккомпанемент
к
нему.
Все
это
кажется
так
стра нн о:
и
вместе
с
тем
име нно
это
заставило
обратить
вним а ние
на
Р озан ова »,
столь
непохожего
на
остальных,
точно
он
«явился с другой планеты.. .
Постигает
ли
нас
...
р азо ч аро вание,
когда
мы
ст араем ся
понять
Розанова?
Нет.
Но
что
же
нас
ожидает?»
«—
Смерти
я
боюсь,
—
цитир уе т
Газда но в
Розанова,
—
смерти
я
не
хочу,
смерти
я
ужасаюсь.
-
Смерти
я
совершенно
не
могу
перенести»2.
На
свой
лад
перефразируя
фрагмент
из
диалога
Платона
«Федон» (64 ab) о том,
что
«философия есть подготовление к смерти», Газданов замечает: «Никогда это не
бы ло
ни
по
отношению
к
ко му
так
верно,
как
по
отношению
к
Роз а но ву»3. Обвинять
Розанова
за
то,
что
он
меня л
убеждения,
на
взгляд
Г аздан ов а,
так
же
нелепо,
как
обвинять
агонизирующего
за
то,
что
он
нетактично
се бя
ведет.
Умирающий
человек
может
этим
пре не бречь .
Мн огое
в
Розанове
—
его
«Опавших листьях»
и
«Уединенном»
—
вызывает
у
Газданова
«чувство непобедимого отвращения».
Розанов
для
него
лже ц : «о морали
он
очен ь
хорош о
з нал
в се,
что
нужно,
и
Герцена
и
Т олс того
именно
на
основании
морали
и
ругал .
И
ко гда
писал
статьи
л ибера льн ые
в
либеральной
газете,
а
консер­
в а тивные
—
в
охранительной,
то
то же
знал,
что
это
гадко,
и
когд а
называл
Ж елябо ва
дураком,
т оже
знал,
почему
это
п одло
—
хот я
п отом
и
прос тосе рдеч но
удивлялся,
почему
на
него
за
Желябова
обиделся
“даже подобострастный Струве”.
З нал
Роза­
нов
и
то,
что
на зы вая
Гоголя
«идиотом»
—
он
гов ори т
глупость
и
гадость
—
и
то
же
говорит,
ко гда
прославляет
Ходынку»4. «Я
читаю,
—
пишет
Газданов,
—
“Опавшие
лис ть я”.
Я
читаю
о
том,
что
литературу
Розанов
чувствует
как
штаны,
что
Гоголь
идиот,
что
То лсто й
про жил
глубоко
пошлую
жизнь,
что
Желябов
дурак,
что
Герцен
самодовольный
гуляка,
а
он,
Розанов
—
civis romanus»5.
Для
Газ дан ов а,
высоко
ценившего
Л.
Толстого,
крайне
важно,
что
Розанов
чужд
Толстому,
не
понимает
его ;
Розанов,
пишет
о н, «все не мог допустить мысли о беско­
рыстности
Т олст ого.
Не
може т
быть.
Так
вор
не
понимает,
неужели
человек
может
бы ть
серьезно
честен?
Для
н его
это
непостижимо.
Так
лакей
не
понимает
барина.


240
T. H. Красавченко
A барином
—
и
в
самом
буквальном
смысле
сло ва
—
Розанову
очень
хотелось
быть.
“Я барин .
И
хочу,
ч тобы
меня
у важал и
как
б ар ин а”»6.
Признавая
уникальность
сти ля
Розанова,
стилистическую
«необыкновенность»
его
книг,
Газданов,
о дна ко,
отказывается
говорить
о
его
стиле,
по ск ольк у,
замечает
он, «нетрудно убедиться,
что
для
Розанова
эта
сторона
вопроса
не
представляла
ин­
тереса», ибо Розанов «искусство
не
оче нь
любил
—
не
искусство
стилистическое,
а
искусство
вообще
и
многого
в
нем
не
по ним ал»7.
Но
можно
ли
Розанова
за
все
это
осуждать?
—
за дает
вопрос
Газданов
и
от­
ве чае т : «Думаю,
что
осуждать
его
след ует
не
за
это:
это
дрянь
и
ерунда
и
есл и
бы
кого-нибудь
спр ос или:
вы
лично
осуждаете
Р озан ова?
—
он
дол жен
был
бы
по­
жать
пле ча ми
и
ответить:
нет.
На
это
можно
не
обратить
внимания,
—
как
мы
не
обращаем
внимания
на
целые
категории
людей,
профессиональная
обязанность
ко торых
закл юч ает ся
в
обливании
ближнего
помоями
—
фельетонистов,
зло бо­
дневных
журналистов,
как
мы
стараемся
не
обращать
внимания
на
дурные
запахи
и
на
те
гадости,
которые
иногда
дела ют ся
перед
наш ими
глазами.
Не
забудем
к
тому
же,
что
Ро з анов
был
бедный
человек,
страдавший
от
своего
унизительного
положения,
—
долг ов
не
платят
—
и,
вообще,
обиженный
судьбой,
как
калека,
как
горбун,
который
злобен
по
своей
природе,
так
как
бог
создал
его
ху же
других
лю­
дей,
а
он
хоче т
быть
барином,
так им
же,
как
другие
—
и
очень
страдает
оттого,
что
он
гор бун »8, «...сочинения
Роза н ова
представляют
из
себя
сме сь
со вер ш енно
несоединимых
элементов,
н елепых
идей,
кощунства
и
всего,
че го
хот ит е.
Такого
уб ийс тв енног о
разнообразия
не
вмещал
в
се бя,
к ажет ся,
никто.
Но
все
это
прохо­
д ило
сквозь
него,
как
в
бреду,
и
уверенность
его
в
то м,
что
он
гов ор ил,
была
очень
странная,
как
бывает
у
чел о века
нелепая
уверенность
в
необходимости
нелепого
поступка
во
сне,
это
проходило
и
исчезало,
а
ос тав ала сь
только
одна
мы сль,
о дно
чувство:
«-
Смерти
я
боюсь,
смерти
я
не
хочу,
сме рти
я
ужасаюсь»9.
«Несу литературу,
как
гроб
мой,
несу
литературу,
как
печаль
мою,
не су
л и тера­
туру,
как
отвращение
мое».
«Да.
Смерть
—
это
тож е
ре лиг ия.
Другая
р ел игия »TM.
По сле
этих
сл ов
Газдан ов
считает
возможным
осудить
Розанова
как
человека,
живущего
с
пониманием
того,
что
с коро
он
должен
уме реть,
и
от
этого
«все,
что
он
сейчас
делает ,
это
нев ыра з имо
хорош о
и
с ладос тн о.
Кажется,
у
Розанова
нет
стыда;
я,
по
крайней
мере,
—
замечает
Газд ано в,
—
не
на шел
его
сле дов
в
том,
что
читал.
Но
с тыд,
по
слов ам
блаженного
Августина,
кот<орого>
цитирует
Розанов,
е сть
чув ст во
потери
прежней
гармонии
тела
и
духа.
Но
к акая
же
может
быть
га рм ония
в
н еиз­
бежности
смерти
—
не
смерти
воо б ще,
а
м оей
личной
с м е рти ?.. Для агонизирующе­
го
за кон ов
не т.
Нет
стыда,
нет
м ора ли,
нет
долг а,
нет
обязательств
—
для
всег о
этого
слишком
м ало
в рем ени»11.
В
кон це
кон цов
Газдан ов
зам еч ае т: «И вот Розанов умирает
—
на
э тот
раз
физи ­
ч ески
—
в
Сергиевом
Пос аде,
в
глуши
большевистской
России,
в
мороз
—
без
дров
и
без
хлеба.
Умирает
человек
с
душой,
сплетенной
из
гряз и,
нежности
и
грусти»12—
Газданов
пишет
так,
как
завершил
бы
какой-нибудь
свой
рассказ,
превращая
таким
обр азо м
Розанова
в
своего
персонажа.
Вокруг
Розанова,
ругаемого,
как
при
жиз ни
в
России,
и
хв а лим ого,
как
теперь
в
эм иг ра ции,
сложился,
по
мнению
Газдано ва, «миф:
он
одинаково
неверен», когда
Розанова
представляют
ре лиг иоз ным
мы сл ит еле м, «так и во всяком другом .
Роза ­
нов
—
не
ли тера тор,
не
явление,
Роз а нов
это
смертный
ту ман
и
кошмар»13.


Мо лод ая
эмиграция
первой
вол ны
о
Розанове
(Г.
Газданов
и
В.
Набоков)
241
Так
Газда нов ,
писат ель -эк з ист енциалист ,
создает
св ой
«миф о Розанове»
как
писат ел е-м ет афиз ик е,
всю
жи знь
творившем
в
«предельной ситуации», жившем с
пос т оя нным
ощущением
«порога смерти». Находя у Розанова предельную,
невыно­
симую
концентрацию
эк з ист енциал ьно го
миро ощуще н ия, «существование в смер ­
т и», тогда как нужно было жить,
Газдан ов
отторгает
ег о,
обосновывая
не обхо ди­
мо сть
э того
от т ор жения
ссылками
на
Толс того
(напоминая уникальную в русской
литературе
сцену
отречения
Пьера
от
ум ира юще го
Каратаева
в
«Войне и мире») и
ссылками
на
освя щ енный
Евангелием
закон
об
отречении
живого
от
того,
кто
дол­
жен
ум е рет ь: «Петр три раза отрекался от Христа уже в то время,
когда
для
царя
иу­
дейского
был
сколочен
деревянный
крест,
на
кото ром
его
распяли.
И
в
тот
момент,
ког да
это
про ис ходи ло,
п рав
был
Петр,
а
не
Иисус,
потому
что
Петр
остался
жить,
а
Иисус
умер»14.
Э ссе
Газданова
был о
написано
«против течения»
эмиг ран т ско го
общественно­
литературного
мнения:
к
1929 г.
в
эмигрантской
л итер ату ре
сложился
своеобразный
культ
Розанова.
Конечно,
прежде
всего
Газдано в
полемизировал
с
Мережковским
и
Гипп иус,
кот оры х
не
любил.
Вл ияни е
Розанова
явн о
в
книге
Мережковского
«Тай­
на
Трех:
Египе т
и
В а ви лон » (1925)15. О Розанове неоднократно писала 3. Гиппиус
—
в
оче рке
«Задумчивый странник»16, в статьях в газетах «Воз рож де ни е», «Последние
н ов ост и»17.
В
д оклад е,
про чит а нном
на
заседании
«Зеленой Лампы», посещаемой
многими
младоэмигрантами
(бывал там и Газданов), она отозвалась о Розанове как
о
«существе гениальном,
с
ум ом
и
ду шой
прозорливыми
до
крылатости
и
—
чело­
веке
из
слабых
слабом,
тож е
поч ти
гениально»18.
В
1927 г.
во
вт ором
номере
журна­
ла
«Вёрсты» (No 2) был напечатан розановский « А пок ал ип с ис
нашего
вр ем ени»
с
предисловием
П.
Сувчинского
и
с та тьей
Д.
Святополка-Мирского
«Веянье смерти
в
предреволюционной
литературе», где Розанов назван «гениальнейшим
из
людей
своего
времени». В том же духе писал о Розанове его друг А.
Ре мизо в
в
книге
«Кукха:
Розановы
п ис ьм а», вышедшей в 1923 г.
в
Берлине.
Как
религиозного
фил о софа
рас­
см атр ивал
Розанова
В.
В.
Зеньковский
в
к ниге
«Русские мыслители и Европа» (Па­
р иж , 1927).
На
переиздание
в
Берлине
в
1929 г.
п ерв ого
короба
«Опавших листьев»
откликнулся
Г.
П.
Федотов
в
младоэмигрантском
жур на ле
«Числа» (1930, No 1), где
отметил
«предельную метафизическую зоркость»
писателя.
В
том
же
году
в
Париже
вышла
книга
М.
Курдюмова
(псевдоним М .
А.
Ка ла ш ) «О Розанове», где говори ­
лось
о
том,
что
Розанова
не
любило
и
не
поняло
его
время,
хотя
он
был
уникальным
писателем,
его
испо вед ал ь ная
проза
«как чувствительнейший прибор»
воплотила
все
его
вну т ре нние
ко ле б а ния, «интимнейший голос», «шелест его души»19.
Эта
эмигрантская
апол ог ия
Розанова
и
поб уд ила
Газданова
написать
сво е
эссе.
Однако
он
так
и
не
р еши лся
опубликовать
его
(оно увидело свет лишь в 1994 г.) .
И
дело
было,
конечно,
не
в
его
«боязни»
общественного
мнения.
Храбрости
ему
не
занимать.
По
словам
Г.
Ад амо в и ча , «держался он независимо»20.
Его
шокирующее
эссе
«О молодой эмигрантской литературе» (1936) вызвало целую дискуссию и от ­
поведь
«старших»
эмигрантов;
вс по мним
его
нетрадиционные
эс се
о
Гоголе,
Чех ове,
его
столкновение
с
таким
мэтром,
как
Мережковский.
К
тому
же
в
сво ем
критиче­
ском
от но шении
к
Роз ано ву
он
был
не
одинок.
Идеолог
парижских
младоэмигран-
тов
—
«Парижской ноты»
Г.
Адамович,
много
и
в
основном
апологетично
писавший
о
Розанове,
пос ле
публикации
«Апокалипсиса»
назвал
писателя
«гениальным бол­
туном», а в 1928г.
в
статье
о
Л.
Толстом
з ам е ти л: «Розанов,
которого
из
не бы тия
пытаются
теперь
возвести
в
нашего
на цио на льно го
гения,
Розанов,
со
вс еми
от­
крытиями,
догадками
и
«озарениями», —
как
его
писан ия
ж алк и-суетл ивы
рядом


242
T. H. Красавченко
с
Толстым,
как
незначительны
в
конечном
счете»21.
Хот я
сама
манера,
инт она ция ,
про тив оре чи в ость,
свойственные
са мому
Адамовичу,
д ейст вит ель но
заставляют
вспомнить
о
Розанове.
Газда нов
не
с тал
публиковать
св ой
«Миф о Розанове», возможно,
ощущая
зы б­
кость
своей
п оз иции
«отречения от умирающих» .
А,
вероятно,
и
скорее
всего,
по
д ругим
причинам.
Тут
невольно
возникает
оппозиция
Га здан ов
—
Набоков.
Н а боков
отзывается
о
Розанове
как
о
«замечательном писателе,
сочет ав шем
блес тк и
необыкновенного
таланта
с
моментами
поразительной
н аивно ст и»22. Делает
он
это
в
лек ции
о
Дост оев ско м,
рассказывая
своим
американским
студентам
о
р оли
Аполлинарии
Су слов ой
в
жизни
писателя,
позднее
вышедшей
зам уж
за
Розанова.
«Я знал Розанова,
ког да
он
уже
был
женат
на
д ругой», —
замечает
Набоков.
Вот
тут- то
и
ск аз али сь,
прежде
всего,
четыре
года
р аз ницы
в
возрасте:
Набоков
уе хал
из
России
вполне
сл ожив ш имся
двадцатилетним
молод ым
человеком,
успевшим
заявить
о
себ е
как
поэт
—
он
с
семнадцати
лет
печ ат ался
на
роди н е.
Родившийся
в
1903 г.,
шестнадцатилетний
Га зда нов
вс т упил
в
Добровольческую
армию
Вран­
геля,
не
успев
закончить
гимназию,
а
в
1920 г.
семнадцати
лет
отрод у
оказался
в
эмиграции
(Константинополь,
Болгария,
П ариж ). Его формирование как личности
и
писателя
(он начал печататься через шесть лет после отъезда из России)
проис­
ходило
и
завершилось
в
эмиграции,
он,
в
сущ н ос ти , «пропустил»
Серебряный
век
и
Розанова,
яркого
его
представителя.
Набоков
же
стал,
возможно,
последним
представителем
р усс кого
Серебряного
века,
шагнувшим
из
нег о
в
д ругой
мир
и
другие
времена.
Для
Га зд ано ва,
св е тлой
романтической
ду ши,
не
искушенной
играми
и
п ерв ер­
сиями
Серебряного
век а,
в
России
существовала
только
р у сская
кл асси ч еская
ли­
тература,
он
был
ее
наследником,
ее
он
и
«преодолевал».
Его
первый
роман,
при­
несший
ему
из в ес тн ость, «Вечер у Клэр» (1930).
За
ним
стоит
Россия,
по
своему
эпическому
дыханию
он
напо мина ет
«Степь»
Ч ехов а,
ощутима
здесь
и
толстовская
нота.
В
целом
же
эта
вещь
уникальна:
непосредственных
предшественников
у
Га зда­
нова
здесь
не т.
Ка кой
русский
писатель,
после
В.
Розанова,
А.
Бело го,
Ф.
Сологуба,
мог
без
иронической
ухмылки,
на
полном
серьезе
в
1929 г.
написать
лирическую,
романтическую
драму
юно й
люб ви
на
фоне
жестокой
жи зни,
драму
пого ни
за
при­
зраком
любви
и,
в
конце
ко нцо в,
ее
кр ахе?
Отношение
к
Розанову
еще
раз
выявляет
принадлежность
Набокова
и
Газдано­
ва
дв ум
разным
культурным
мирам,
разным
культурным
пространствам.
Они
пред­
ставляют
два
разных
типа
художественного
сознания,
порожденных
российской
культурой.
Набоков,
последний
в
русской
литературе
выходец
из
русской
дворян­
ско й
усадьбы
и
«поскребыш»
Серебряного
ве ка,
оценивает
литературу
с
эстетиче­
ских
по з иций23, отсюда его приятие Розанова.
У
Газданова
сохраняется
этический
подход
к
ней
в
духе
классической
русской
традиции
или
традиций
русской
разно­
чинной
интеллигенции,
выходцем
из
ко торой
он
был.
1 Рукопись хранится в Архиве Газданова .
Тетр адь
1.
Л.
21 об.
—
22 <титульный лист>, 23-40 .
<Париж> 22 октября 1929.
Да та
указ ана
на
л.
39.
Впе р вые
опу бл.:
Литературное
обозрение.
1994. No 9/10. С. 73-78. Подготовка текста,
публикация
и
к оммен тари и
Ф.
Ха доно во й.
2 Тамже.
С. 75.
3 Там же.


Молодая
эмиграция
первой
волн ы
о
Розанове
(Г.
Газданов
и
В.
Н абок ов)
243
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
Там
же.
С. 74.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 73.
Там
же.
С. 74.
Там
же.
С. 76.
Там
же.
С. 74.
Там
же.
С. 76.
Там
же.
Там
же.
С. 75.
Там
же.
С. 77.
Об
эт ом
см. :
Николюкин
А.
Н.
В асилий
Васильевич
Розан ов
// Литературная энциклопедия
русского
зарубежья
(1918-1940).
М ., 2003.
Т.
4.
Р усское
зарубежье
и
всемирная
литература.
С. 37.
Г иппиу с
3. Н. «Живые лица». Прага, 1925.
Возрождение.
1928, И апр.;
Нравится-не
нр авит ся
// Новый Корабль.
1928. No 4.;
О
женах
//
Последние
Новости.
1925. 30 ию ля;
Раз вод ?
// Сегодня.
1932. 14 февр.
Г иппиу с
З. Н.
Два
завета
(речьв «Зеленой
Лампе». 10
ап реля
1928) // Возрождение.
1928.
11 апр.
Курдюмов
М.
О
Розанове.
Па риж , 1929. С. 5-6.
Адам о вич
Г.
Памя ти
Газданова
// Новое Русское Слово .
Нью-Йорк, 1971.
И
де к.
Адамович
Г.
Собр.
соч.
Литературные
беседы.
С Пб ., 1998. Кн. 2. С . 143-144; Последние Новости,
1928.9 сент .
No
ТТЛ.
С. 3. Цит.
по:
Адамович
Г.
Собр.
соч.
Литературные
заметки.
СПб ., 2002. Кн.
1.С . 62.
На боко в
В.
В.
Ле кции
по
русской
литературе.
М ., 1996. С.
180.
Этот
сюжет
разв ивает
И.
То л с то й: «Не будем забывать,
что
На боков
—
дво рян ин,
а
не
интелли­
ге нт
(я намеренно смешиваю здесь социологию с этикой), что ему решительно нет никакого дела
до
общественных
и стин
и
чьих-либо
чаяний.
После
Бунина
в
русской
литературе
не
было,
по­
жалуй,
писа те ля
со
столь
бесстрашной
бр ез гливос т ью
судившего
мир
за
эстетические
взгляды
и
реши тель ной
р укой
отодвигавшего
любые
этические
дов од ы...
Это
и
ес ть
антиинтеллигентская
позиция» (Несколькослово«главном
гер ое»
Набокова
// Набоков В .
В.
Лекции
по
русской
литературе.
С . 8-9).


Э.
К люс
(США,
Ка нзас )
Эксцентричное
са м осо знан ие:
Розанов
глазам и
Абрама
Т ерца
и
Венедикта
Ерофеева
Дореволюционная
русская
философия
поражает
своей
долгой
жизнью
вопреки
всем
превратностям
рус с кой
культурной
политики
XX в.
И
хот я
советская
власть
на
про тяж ен ие
все го
со ве тск ого
периода
пыталась
всячески
истребить
только
что
появившиеся
рос тки
родн ой
философской
традиции
и
предать
общекультурному
забв ению
память
самих
философов
—
например,
Н.
Бердяева,
Л.
Шестова,
С.
Бул­
гакова
и
Розанова,
некоторые
молодые
студенты,
м ыслит ели
и
писатели
рискнули
вс ем
для
тог о,
ч тобы
освоить
их
мышление.
Са мым
эк сцен трич ны м
изо
всех
этих
гениальных
философов
явля лс я
В.
В.
Розанов.
В
нео фи циал ьно й
культуре
совет­
ской
эры
именно
он
по ль з овался
наибольшей
популярностью.
Изве стна
притяга­
тельная
с ила
розановского
мышления
для
писателей
очень
разного
за ка ла,
таких
как
В.
Шкловский
и
М.
Пришвин.
Вспоминаются
раз м ыш ления
О.
Мандельштама
в
статье
«О природе слова»
(1922 г. )
по
поводу
Розанова
и
его
т он кого
ощ ущ ения
я зык а : «Отлучение от языка
рав н оси льно
для
нас
отлучению
от
истории.
П оэт ому
совершенно
верно,
что
рус­
ска я
история
идет
по
краешку,
по
бе реж ку,
над
обрывом,
и
готова
каж дую
минуту
сорваться
в
нигилизм,
то
ест ь
в
от луч ение
от
слова.
Из
современных
русских
пи­
сател ей
живее
вс ех
эту
опасность
поч увст во вал
Розанов,
и
вся
его
жиз нь
прошла
в
борьбе
за
сохранение
связи
со
словом»1.
Если
ниг илиз м
е сть
в
частности
отлучение
от
живого
языка,
то
75 лет советского нигилизма стали для языка губительными:
язы к
как
общественное
сре дст во
изне м ог
под
горами
гот ов ых
формул
и
бессмыс­
ленных
прот ив оре чи й.
Сегодня
я
бы
хоте ла
остановиться
на
двух
примерах
оживле­
ния
языка
и
мысли
—
у
Абрама
Терца
и
Венедикта
Ерофеева
—
путем
литературного
д иа лога
с
Розановым.
После
десятилетия
«Оттепели», когда утопические мечты шестидесятников
уже
иссякали,
некоторые
из
них
втайне
обратились
к
произведениям
Розанова,
з на­
менитого
от ст упник а
дореволюционного
поколения.
Незадолго
до
сме рти
в
1975 г.
М.
Бахтин
якобы
советовал
бл изки м
л ю дям : «Читайте Розанова!» В своем романе
«Пушкинский дом»
А.
Битов
неоднократно
«кивал»
Розанову
то
в
философском
стиле
размышлений
филолога
Модеста
Платоновича
Одоевцева,
то
в
упоминаниях
о
нем
в
авторском
комментарии
в
конце
ро м ана.
В
1974-1975 гг.
уже
в
эмиг ра ции
А.
Синявский
посвятил
люби мом у
философу
целый
Сорбонский
семинар
с
целью
восстановления
его
репутации.
Результатом
э того
семинара
была
книг а
«’’Опавшие
листья”
В.
В.
Роз ан ов а » (1982), первый серьезный русскоязычный анализ Розанова
за
долг ие
десятилетия.
Самый
младший
и
эксцентричный
из
эт их
послеоттепель-
ных
пи са телей
Еро фе ев
ок аз ался
к
Розанову
ближе
все х.
Еще
в
70- х
гг.
он
обозна­


Эксцентричное
самосознание:
Розанов
глазами
Абрама
Тер ца
и
Венедикта
Ерофеева
245
чил
св ой
взгляд
как
«эксцентричный»; этим он подчеркивал творческое умение
смотреть
на
жизнь
(в частности,
на
советскую
жизнь)
как
бы
извне
идеологических
и
дискурсивных
рам ок.
В
1990 г.
незадолго
до
сме рти
он
выразился
о
Розанове
так:
«Василий Розанов .
Нако н ец
его
начали
по нима ть
и
принимать.
Я
ведь
о
нем
сказал
еще
тогда,
когда
да же
упоминать
это
имя
б ыло
нельзя»2.
Творческая
рецепц ия
розановской
мыс ли
у
Ерофеева
пр оя ви лась
в
его
уникаль­
ном
произведении
дв ойно го
ж анра
рассказа-эссе «Василий
Розанов
глазами
эксцен­
тр ик а» (1973).
Пер екл ич ка
с
философией
Розанова
яв но
проступила
еще
раньше
в
про из вед ения х
литературного
двойника
Синявского
Абр ама
Терца,
в
частности,
в
его
философских
отрывках
«Мысли врасплох» (1963). И тут и там рассматривается
ключевой
вопрос,
который
связывает
дореволюционное
вре мя
с
постсоветским.
Это
вопрос
о
творческой
роли
эксцентричного
сознания.
«Мысли врасплох»
и
рас ск аз
«Василий Розанов глазами эксцентрика», на мой взгляд,
можно
считать
первыми
выр ажения ми
постутопического
менталитета,
ко торы й
можно
об озн ач ить
как
«на­
дорванное
самосознание».
Такое
эксцентричное
самосознание
уже
не
функциони­
рует
в
рамках
советского
строя
и
не
пр инимает
советский
ид еал
человека,
которого
Терц
о писы вает
как
бездумного
«дурака»3, а Ерофеев
—
как
м ус кули стого,
бе с чув­
ственного
«крепыша»4.
Розановский
афористичный
«поток сознания»
служит
для
каждого
из
э тих
писателей
как
бы
«противоядием», которое помогает выжить в кон­
тексте
вредной
мыслящему
человеку
советской
догмы.
В
своих
философских
афоризмах
«Мысли врасплох»
Терц,
как
кажется ,
изо­
бражает
дискурсивную
сферу
за
границами
советской
утопической
идео ло ги и,
то
есть
он
ра змы шл яет
языком
религиозного
богоискателя.
Его
люб и мыми
темами
яв­
ляю тся
известные
розановские:
открытое
упоминание
о
сексуальности
и
глубоко
персональное
отношение
к
р елиг ии
вне
«церковных стен» .
Тем
не
менее,
исх одн ой
точ кой
для
эти х
раз м ыш лений
он
выбирает
позицию,
противоположную
Розанову.
Ро з анов
пр ивет ству ет
п олов ую
жи знь
как
неч то
соприкасающееся
с
бож е ст венн ым,
а
также
пише т
о
близком
отношении
между
м ет афиз иче ски
противоположными
аспектами
человеческой
натуры
—
к
примеру,
священное
и
низменное.
Те рц
вос­
принимает
божественное
совершенно
не
по-розановски
в
том,
что
подчиняется
до­
с таточн о
традиционной
иерархии
ценностей.
Божество
вызывает
в
нем
священный
трепет,
а
сексуальные
порывы
человека
вызывают
только
брезгливость.
Ближе
к
концу
«Мыслей врасплох»
Т ерц
движется
в
с тор ону
иного
восприятия
божества.
В
мышлении
Розанова
половая
жизнь
играет
особую
и
оригинальную
роль.
По­
ловая
натура,
по
мнению
Розанова,
представляет
со бой
звено
между
че лов еком
и
божеством,
и
философ
прив етст вует
эту
запретную
связь.
Терц,
однако,
вс лед
за
Ав­
гус ти ном
с
отвращением
сосредоточивается
на
грязи
пол ов ого
акта.
Он
с
брезгли­
востью
обращает
внимание
читате л я
на
помещение
половых
орга нов
ок оло
органов
ис пр аж не ния : «Убийственно уже местоположение секса
—
в
непосредственной
бл и­
зости
к
орга н ам
вы де лен ия ....
Фи зиче ски
неприятное,
вонючее
окружение
вопит
о
клейме
по зора
на
наших
срамных
частях»5.
Хот я
произведение
Терца
по
своему
жанр у
и
стилю
уподобляется
розановско­
му
письму,
его
представление
об
отношении
между
божественным
и
челов еч еск им
зиждется
на
иерархическом
пони мании
метафизики.
Роз ано в
представляет
се бя
в
пос тоя нно м
сокровенном
разговоре
с
Богом
од ин
на
один.
Розанов
доверяет
своему
Богу.
В
противоположность
этому,
у
Т ерца
в
первых
отрывках
«Мыслей врасплох»
Бог
изображается
как
«хозяин», а люди по отношению к божеству
—
не
что
иное,
как
«собаки»: стоит хозяину только «с в ист ну ть»6.


246
Э.
Клюс
Розанов
ни ко гда
не
сомневается
в
существовании
Бога.
Терц
в
одном
из
по след ­
них
отрывков
сомневается.
Он
вызывает
Бога,
чтобы
Он
дал
ощути мое
док азате ль ­
ст во
своего
с ущест в ова ни я: «Господи,
дай
о
С ебе
знать.
По дтв ерди ,
что
Ты
меня
слыш ишь .
Не
чуд а
прошу
—
хоть
какой-нибудь
едва
заметный
сигнал.
Ну,
пусть,
на­
пр имер ,
из
к уста
вылетит
жу к»7. Третьим существенным различием является мест­
ность,
где
человек
и
Бог
соприкасаются.
Розанов
сч итает,
что
это
священное
при­
косновение
или
свя щен ная
с вязь
мож ет
произойти
в
любом
месте,
где
человек
ищет
и
принимает
Бога,
в
пустыне
ли,
в
городе
ли,
дома
ли.
Конечно,
гла в ной
м ес тн остью
у
Розанова
явля етс я
пустыня,
где
Авраам
заключил
з авет
с
Богом8.
В
«Мыслях врасплох»
Терц
не ожид а нно
наносит
удар
по
одному
из
в еду щих
пон яти й
дореволюционной
фил о со фии.
Это
понятие
о
«личности».
Личность,
в
миросозерцании
Терца,
больше
не
является
идеалом
высшей,
морально
целостной
самости,
способной
к
глу бинно му
прозрению
в
сущ но сть
ми ра
и
к
открыто
крити­
ческому
отношению
к
догм е
и
к
политическому
пр ин уж де ни ю. «Личность»
как
це ль
п ерс она льн ого
п ути
в
представлении
В.
Солов ьё ва ,
Бердяева,
А.
Лосева,
а
затем
у
Б.
Пастернака
(«становись тем,
кто
ты
е с т ь») у Терца не возвышается.
Н а оборот,
Т ерц
воспринимает
это
по ня тие
глазами
челов ек а,
столкнувшегося
с
искаженным
его
вариантом,
со
сталинским
«культом личности».
В
отличие
от
дореволюционных
ф илосо фов ,
Те рц
отталкивает
понятия
о
ли чн ос ти : «Довольно твердить о человеке.
Пора
подумать
о
Бо ге »9.
Он
резко
критикует
любую
концепцию
личности:«Любая
лич нос ть
противна...
Личность
всегда
—
капитал,
хо тя
бы
он
состоял
из
доброде­
телей,
ума
и
тал ан та»10.
Идеалом
Терца
является
Христос,
кот орого
он
обозначает,
как
«Никто»: « “Личность Иисуса Христа”
—
звучит
кощунственно.
Это
Личность
в
обратном,
минусовом
зна чени и»11. К концу «М ыс лей
врасплох»
Терц
полн ос тью
от­
казывается
как
от
иллюзорной
от
возможности
«развития сознательной личности».
Все,
что
в
нас
есть,
по
мнению
Терца,
да но
нам
от
роду
и
нет
возможности
ни
ра з­
виваться,
ни
утон чат ься: «Кем бы мы ни стали,
чему
бы
ни
научились,
мы
остаемся
ли шь
с
тем
запас ом,
кот орый
имели
в
детстве
и
имеем
перед
сном.
С
ним ,
един ств ен ­
но
с
ним
мы
и
уйдем
отсюда,
навсегда
позабыв
все
прочие
приобретения
—
знания,
деньги,
слав у,
труды,
кни ги,
запечатлевшие
нашу
личность,
но
не
им е ющие
никакой
цены
пер ед
л ицом
ре бенка,
сна
и
см ерт и»12.
Другим
ва жным
аспектом
терцевской
кри ти ки
основ
духовной
русской
фило­
софии
является
его
осмысление
понятия
«свобода»
—
и
в
это м
Терц
сб л ижает ся
с
Розановым.
Терц
имплицитно
соп роти в л яется
положительному
взг ляду
на
св о­
боду,
например,
у
Бердяева,
по
мнению
кот орого,
состояние
свободы
якобы
не­
обходимо
для
тог о,
чтоб ы
создать
новое.
Терц
пи шет: «Свобода всегда негативна
и
предполагает
отсутствие,
пус тоту,
жаждущую
скорейшего
заполнения.
Свобо­
да
—
гол од,
тоска
по
в лас ти »13.
В
эт ом
оспаривании
ценн ост и
св обод ы,
оп ять -так и
неожиданно,
взгляд
Т ерца
н апом ина ет
взгляд
Розанова,
выраженный
в
произведе­
нии
«Опавшие листья.
К ороб
вт орой ».
Тут
Розанов
раз мы шляет
о
свободе
таким
образом:
«Свобода есть просто пустота,
простор.
-
Дв ор
пуст,
въезжай
кто
угодно.
Он
не
занят,
свободен.
-
Эта
квартира
пустует,
она
свободна.
-
Эта
женщина
свободна.
У
нее
нет
мужа,
и
можешь
ухаживать.
-
Этот
че лов ек
свободен.
Он
без
должности.
Ряд
отрицательных
определений,
и
«свобода»
их
все
объединяет.
-
Я
свободен,
не
занят.


Эксцентричное
самосознание:
Розанов
гл азам и
Абрама
Терца
и
Венедикта
Ерофеева
247
От
“свободы”
все
бегут:
работник
—
к
занятости,
человек
—
к
долж но сти ,
жен­
щина
—
к
м ужу.
Всякий
—
к
чему-нибудь.
Все
лучше
сво бо ды,
“кой-ч т о”
лучше
св обо ды,
хуже
“свободы”
вообще
ничего
нет,
и
она
ну жна
хули га ну,
лоботрясу
и
су тене ру »14.
Свобода
в
мировоззрении
и
того
и
другого
мыслителя
является
пустым
местом,
в
то
вр емя
как
в
пони ма нии
либеральных
мыслителей
она
явл яет ся
тем
простран­
ством,
в
к оторо м
реализуется
потенциал
человека.
В
«Мыслях врасплох»
розановское
влияние
можно
увидеть
в
любви
Терца
к
уе­
динению
и
в
его
акцентировании
внут ре ннег о
д уховн ого
мира
челов е ка.
В
п ослед ­
них
афоризмах
Терц
решает,
что
«пора о душе подумать»
и
что
жизнь
«состоит в вы­
ращивании
душ и »15. Он предпочитает жить в уединении.
Он
пренебрегает
религией
и
считает,
что
официальная
церковь
(тут предполагается православная церковь
советской
поры)
ведет
себя
как
«нетленная мумия,
ожидающая
часа,
когда
будет
сказано : “Встань и иди!”»16.
Как
и
Розанов,
Терц
отмечает
оживляющую
рол ь
ереси
в
ре лиг ии : «Ересь сейчас не так опасна,
как
иссыхание
на
корню.
Господи!
Луч ше
я
оши бус ь
в
Твоем
имени,
чем
забуду
Тебя.
Лучше
я
с огреш у
Тобою,
чем
забуду
Тебя.
Лучше
я
душу
сво ю
пог у блю,
чем
Ты
исчезнешь
из
ви да»17.
Философия
Розанова
пре д лага ет
Терцу
не кое
освобождение
от
к ульта
лично­
ст и,
от
иерархичности
советского
склада
ума,
от
официальной
рели ги и.
Именно
ак­
це нт
на
«душе»
и
инт уит ивно м
познании
роднит
Терца
с
его
предшественником
и
отличает
их
обои х
от
других
философов
начала
XX в.
с
их
с осре доточен н остью
на
духо вн ом
по ним ании
личности
как
ясной,
це лостн ой ,
самопорождающей
самости,
выд вину то й
Бердяевым.
Для
об оих
мыслителей
личн ость
кажется
«неаутентич­
н ой»
конструкцией,
не
подлинным
преодолением
собственного
«я».
Оба
предпочи­
т ают
органический
поток
сознания,
из л ож енный
на
б ума ге,
как
кажется,
бесфор­
менными
фрагментами.
Но
для
обои х
мысль
вянет,
когда
принимает
зримую
форм у
на
бум аге.
Терц
начинает
свои
размышления
с
т ого,
что
любуется
своими
«превос­
ходными
мыс ля ми »18, но кончает выводами об иллюзорной природе своего проек ­
та : «Мысли кончаются и больше не приходят,
как
только
начинаешь
их
с оби рать
и
обдумывать»19.
Синявский-Терц
был
первым
писателем
«Оттепели», который признался в сво­
ей
духовной
близости
к
Розанову.
Он
узрел
в
розановском
мышлении
освобождение
от
советской
иерархичности,
от
догматической
на бож нос ти,
словом,
от
«хозяина».
Он
считает
ересь
путем
к
живо й
вере,
к
живому
Богу.
Но
н ес мотря
на
э тот
ход
мыс­
лей
Терца,
восприятие
им
розановского
мышления
в
«Мыслях врасплох»
в
цел ом
п редст авл яет ся
мне
более
поверхностным,
чем
у
Ерофеева.
Фил о со фс ко -эссеи стич еско е
пове с тв ова ние
Ерофеева
«Розанов глазами эксцен­
трика»
является
своего
род а
прит че й
о
возвращении
в
русс кую
письменную
куль­
туру
утерянной,
но
в
высшей
степени
«пригодной»
дореволюционной
философии.
Ерофеев
сам
отождествляет
се бя
с
Розановым
как
с
челов еко м,
так
и
с
тональностью
мышления:
с
одн ой
сторо ны ,
оно
представляет
с обой
м е лодра м ати ческ ое, «унижен ­
ное
и
оскорбленное»
настроение
а,
с
д ругой
с торон ы,
ироническое
издевательство
над
са мим
собой.
В
своем
произведении
Ерофеев
изображает
себя
как
подпольного
человека-философа.
Он
испытывает
сильную
неприязнь
к
юному,
сверхмужествен­
ном у
иде а лу,
пропагандируемому
советским
режимом.
Пребывая
в
гл убо ком
уны­
нии,
потому
что
его
б р осила
де в ушка,
он
пише т : «Она повернулась,
п люн ула
мне
на
ботинок
и
ушла
навеки.
Я
мог
бы
ут опит ь
с ебя
в
своих
собственных
слезах,
но
у
ме ня
это
не
пол у чи ло сь»20.
Он
доходит
до
готов н ос ти
совершить
само у бийст во ,


248
Э.
Клю с
но
затрудняется
в
выборе
средства
для
этого.
Он
бе рет
три
пистолета,
но
кидает
их
в
кусты,
а
за тем
решается
—
вполне
по-ф илосо фск и,
вс лед
за
Сократом
—
принять
цикуту.
Все-таки
не
решившись
покончить
с
собою,
он
ищет
утешения
у
философов
самого
ра зн ого
рода.
На
память
ему
приходит,
к
примеру,
афоризм
Эрнста
Ренана:
«Нравственное чувство есть в сознании каждого,
и
п оэто му
нет
ничего
страшного
в
богооставленности»;отрывокмыслиА.
Ш опе н гау ера: «В этом мире явлений...» (эту
фразу
Ероф е ев
повторяет
д ва жд ы); фраза из Аристотеля,
кото рого
путает
с
(Серге­
е м ) «Аверинцевым», с которым Ерофеев поступил в МГУ в 1955, и который научил
его
на
ло мано й
и
непристойной
латыни
произносить
«umnia ammalia post coitum
opressus est» (sic); и в конце концов,
слова
Алексея
Маресьева
—
хотя
вря д
ли
мо ж­
но
счи та ть
его
«философом»
—
который
по в торя л: «У каждого в душе должен быть
сво й
комиссар»21.
Как
и
предполагается,
от
эти х
мыслей
(или полумыслей)
не
наступает
никакого
утешения.
Более
того,
они
при во дят
Ерофеева
в
отчаяние.
Решившись
покончить
с
собой,
он
з ахо дит
за
цикутой
к
своему
приятелю,
аптекарю
Павлику.
Сам
Павлик
похож
на
Розанова
по
складу
мыслей.
Он
ве дет
обособленный,
уединенный
образ
жиз ни
и
ча сто
цитирует
люби м ого
философа.
Он
цитирует
Розанова,
чт обы
выра­
з ить
сочувствие
Е роф ее в у: «Василий Розанов сказал: “У каждого в жизни есть своя
Страстная
н едел я”.
Вот
и
у
тебя . . .»22.
Пав лик
уже
освоил
розановскую
семейную,
дом ашнюю
те рм ин ологию .
Мы
это
слышим,
ко гда
Павлик
по-р оз ано вск и
думает
«о чем-то
заветном»23.
Павлик
дает
Ерофееву
нужную
ему
ц ик уту,
а
вместе
с
ней
и
тре хтом н ик
Розанова.
За
чтеньем
этого
трехтомника
и
начи нает ся
процесс
его
ду­
ховного
выздоровления.
Творческое
освоение
розановского
мышления
и
ст иля
письма
у
Ерофеева
зна­
чительно
сл ожнее
и
любопытнее,
чем
у
Терца.
Этот
процесс
имеет
несколько
эта­
пов.
Сначал а
Ер оф еев
отрицает
прежние
вульгарные
псевдотолкования,
типич ­
ные
для
советской
эры
(какбы «счищает»
патин у
со
старого
серебра), что в конце
концов
приводит
его
к
собственному
толкованию
Розанова.
Зат ем
он
анализирует
ву льг ар ное
советское
изображение
Розанова
как
«закоренелого реакционера»
и
«мракобеса», который «ч е рно с от е нс твом,
конечно,
б а лова лс я»24.
Подобно
Терцу,
Ерофеев
не
тер пит
ни
виталистического
преклонения
перед
прометеевскими
мас­
с ами,
ни
любования
юными,
мускулистыми
телами,
характерного
для
советской
и де ологи и.
Им енно
для
этой
«железной»
идеологии
мягк ая,
домашняя
фило­
софия
Розанова
ка зала сь
не нужно й.
Ерофеев
вспоминает
учительницу,
Софью
Со ло мо новну
Гордо,
чье
имя,
отчество
и
фамилия
обозначают
три
аспек та
восточ­
ного
мыш лен ия : 1) Софья
—
ми стиче ск ая
эманация
Бога
и
заступница
между
че­
ловеческим
и
бо же с тве нным ; 2) Соломон
—
еврейская
ветхозаветная
мудрость;3)
Гордо
—
гордыня
богостроительского
мышления
сталинщины,
которая
впервые
была
выражена
до
рев ол юции
в
пьесе
М.
Го рького
«На дне»: «Человек!
Это
звучит
горд о!».
Хот я
Ероф ее в
уже
не
помнит
с луч ая,
когда
учительница
пря мо
упомянула
о
Ро­
зано ве,
он
помнит,
как
она,
быв а ло,
возмущалась
шайкой
нерадикальных
мыслите­
лей
разных
мастей
и
разных
поколений.
Еще
школьником
Ерофеев
узнал
от
Софьи
Солом он ов ны
«об этой ватаге ренегатов,
об
эт ом
гнусном
компоте:
Николай
Гр еч,
Николай
Бердяев,
Михаил
Ка тков ,
Константин
Победоносцев
“простер совиные
крыла”,
Лев
Шестов,
Дмитрий
Мережковский,
Ф аддей
Булгарин
(“не то беда,
что
ты
пол як ”), Константин Леонтьев,
Алексей
Суворин,
Виктор
Буренин
“по Невско ­
му
бежит
собака”,
Сергей
Булгаков
и
еще
ц елая
ку ча
мародеров»25.


Эксцентричное
самосознание:
Розанов
гл аз ами
Абрама
Терца
и
Венедикта
Ер офее ва
249
Сле дующи м
этапом
освоения
розановского
мы ш ления
являе тс я
чтен ие
и
тол­
кование
самих
произведений.
Перед
тем
как
пить
ц ик уту,
Ерофеев
решается
прочи­
тать
несколько
страниц
в
трехтомнике
и
тут
же
чувствует
родственную
душ у: «Нет,
с
этим
“душегубом”
очен ь
даже
есть
о
чем
п огов орит ь,
мне
давно
не
п опа дал ось
су­
ще ств о,
с
ко то рым
до
такой
степени
б ыло
бы
о
чем
п огов о ри ть»26. Затем он цитирует
преимущественно
из
«Уединенного»
и
«Опавших листьев .
Кор об
пе рв ый», а также
из
«Короба второго»
и
«Смертного». Ц ит иру ет он б ольше й час тью ве рн о,
хотя
вр е­
мя
от
времени
прибавляет
что-то
свое,
рас став ляя
свои
собственные
акцен т ы.
Чаще
всего
добавленное
ук азы вает
не
столько
на
ключевые
розановские
темы,
сколько
на
хар ак тер
ерофеевского
отзыва.
Ер офе ев
затем
переплетает
краткие
мыс ли
Розанова
с
собственными
размышлениями,
к
пр им ер у : «Мне кажется,
с
болью
я
род ился.
Со­
сто я ние
—
иногда
до
того
тяжелое,
что
еще
бы
утяж ели ть
—
и
уже
нельзя
жить,
“со­
став
не
выдержит”».«Я не хочу истины,
я
хочу
покоя»27.«О,
мои
грус тн ые
опыты!
И
за чем
я
хоте л
все
з на ть?»28.
В
даль нейш ем
философское
восприятие
осложняется
драматизированной
по­
лемикой
с
Розановым,
как
его
представляет
се бе
Ерофеев.
Он
чувствует
даже
фи­
зическую
тягу
к
философу:
проведя
н очь
за
чтеньем
тр ех
томов,
он
засыпает
«в
обнимку
с
моим
ретроградом»29.
Но
во
сне
заживает
не
тело,
но
д уш а : «духовная
проснулась,
б р енная
еще
с пал а»30.
Он
воображает
себе,
как
Роз ано в
вставал
бы
утром,
умывался,
подпевая
царск и й
гимн,
целовал
бы
детей,
уходил
в
церковь,
а
п отом
«ущипнул бы за ягодицу»
Ве ру
Фигнер
и
раздавал
подзатыльники
социа ­
листам
и
народникам.
И
сам
Ерофеев
во ск лиц ает
восторженно:«О,
ше льм а!»31.
Он
открыто
высказывает,
что
именно
нравится
ему
в
Розанове.
Ро з анов
—
это
«бала ­
мут
с
тончайшим
сердцем,
ипох онд рик ,
мизантроп,
грубиан...
он
заводил
пасквиль-
ности,
чу ть
речь
заходила
о
том ,
пе ред
чем
мы
привыкли
благ огов еть,
и
раздавал
п анеги ри ки
вс ем,
над
кем
мы
глумимся,
—
все
это
с
идеальной
систематичностью
мышления
и
полным
отсутствием
си ст емн ости
в
из ло жении ,
с
озлобленной
сосре­
доточенностью,
с
нежностью,
настоенной
на
черной
желчи,
и
с
“метафизическим
ц и ни змо м”»32.
Ерофеев
уже
не
играет
роль
наблюдателя.
Чтение
Розанова
полностью
его
за­
хватило,
и
во
сне
он
принимает
на
с ебя
более
активную
роль
со бес едн ика.
Можно
даже
сказать,
что
в
чем-то
он
возвращает
Розанову
жизнь
тем,
что
ведет
с
ним
весь ма
острый,
живой
ра згов ор.
Он
подчеркивает
мягкое,
но
ироническое
чувство
юмора,
т ипично е
для
фило со фа.
Например,
в
ответ
на
его
вопрос,
почему
Ероф е ев
так
долго
спи т,
и
на
предположение,
что
Ерофеев
ночью
возился
с
проститутками
(«ты всю
ноч ь
путался
с
бл я дям и»33, Ерофеев дает вполне приличное толкование этих как
будто
бы
груб ых
напа док:
ре чь
ид ет
не
о
проститутках,
а
о
книг ах .
Он
припоминает
розановскую
мысль,
что
настоящие
кни ги
—
это
сокровище;
нуж но
всегда
пок упа ть
книг и,
не
н адо
их
брать
у
кого-то:«Книгуненадо “давать
читать”» и«книга,
к ото­
рую
“давали читать”,
—
развратница.
Она
не что
потеряла
от
духа
своего
и
чи стот ы
св ое й»34 (заметим,
что
Ерофеев
сократил
подлинную
мысль : «Она нечто потеряла
от
духа
своего,
от
невинности
и
чистоты
с во ей»).
За
ночь
Ерофеев
п рочи тал
три
розановских
тома,
взятых
у
Павлика,
и
в
этом
смысле
он
«путался»
с
«блядями» .
Таким
образом,
Ерофеев
с
юмором
переосмысляет
розановские
изречения
о
книгах
и
ре шает ,
что
его
формулировки
н икак
не
соо тв етс тв уют
реальности
современной
советской
жиз ни,
к огда
ст рога я
цензура
делает
к ниги
менее
доступными,
чем
они
бы ли
во
время
Розанова.
Прос то
невозможно
покупать
те
книги,
кот оры е
стоило
бы
чи та ть.
Полемизируя
с
Роз ано вым
о
ценности
книги
как
физическом
предмете,


250
Э.
Клю с
Ерофеев
ставит
се бя
с
ним
на
о дин
ур ов ен ь. (И на самом деле,
как
мне
кажется,
эти
писатели
—
духовные
б ли зне цы.)
Потом
Ерофеев
приглашает
Розанова
прилечь
на
диван.
Э тим
Роз ан ов
стан о­
вится
как
бы
пассивным
партнером
в
рецепционном
отношении
между
воспри­
нима ющ им
и
воспринимаемым.
В
каком-то
смысле
Ерофеев
теперь
ок аз ыв ается
в
рол и
3.
Фрейда,
а
Розанов
—
в
ро ли
пациента.
Используя
розановское
мышление,
Е рофе ев
перетолковывает
в есь
советский
опыт.
Он
р асск азы вает
ему
о
главных
со­
бытиях
XX в.: «о Днепрогэсе и Риббентропе,
Освенциме
и
Осоавиахиме,
об
истр е­
блении
инфа нт ов
в
Ек ат ери нб урге ...
о
Па вл ике
Морозове
и
о
зарезавшем
его
кулаке
Д а нилк е»35. Этот отчет сильно волнует Розанова,
который
в
сво ю
очере дь
рассказы­
ва ет
о
собственном
«грехе против человека,
но
не
против
Бога
и
Ц ерк в и»36. Ерофеев,
кроме
того,
гов ори т
и
о
том,
что
п осле
опы та
XX в.
больш е
нет
осн ов
для
вер ы;
мо ж­
но
говорить
только
«об отсутствии всех гарантий и всех смыслов»37.
Этой,
на
взгляд
советских
идеологов
«негативной», но,
тем
не
менее,
подлин­
ной
экзистенциальной
позицией
Ерофеев
подмывает
внушенный
все м
советским
гражданам
«железный»
утопизм,
а
заодно
вы к азы вает
свойственное
ему
презрение
к
самому
се бе.
П осле
смерти
Розанова
(1919 г. ), твердит Ерофеев,
упрощая
совет­
ские
клише,
п оги бли
мно г ие,
но
остались
о дни
добр ые ,
трудолюбивые
люд и : «Говна
не т,
и
не
пахнет
им,
остались
только
брильянты
и
изумруды.
Я
о дин
только
—
п ах­
ну...
Ну,
еще
несколько
отщепенцев
—
па хну т»38.
С
этой
то чки
зрения
он
издевается
над
самим
собо й: «Прометей не для нас,
паразитов,
украл
огонь
с
Оли мпа ,
он
укр ал
ого нь
для
них,
ме р з ав це в»39. Дальше идет то,
что
можно
только
назвать
«пиром пре­
зрения»
и
по
отношению
к
прометеевским
советским
«они», и к отщепенцам « мы»,
нонконформистам
и
инакомыслящим.
В
то
же
время
он
отстаивает
свое
сл ожн ое,
несколько
абсурдное
отношение
к
делу.
В
ответ
на
возражение
Розанова,
что
он
«говорит околесицу», Ерофеев цитирует Евангелие от Луки (19:40), что нельзя
не
говорить,
потому
что
«заговорят камни», и,
как
он
д о б а вляе т , «начнут говорить
ок олеси ц у»40. Иными словами,
справедливо
и
нужно
из д еват ься
над
а бсу рдом
и
кр е­
тинизмом
современной
жизни,
но
не воз мо жно
не
из д еват ься
над
собой.
Ерофе е в
затем
противопоставляет
«их», то есть советских прометеевских крети­
нов,
Эди пу
в
том,
что
те
в
тысячу
раз
хуже
Э дип а: «Эдип прирезал отца и женился
на
матери
по
нев едени ю,
он
не
зн ал,
что
это
его
отец
и
его
мать,
он
не
стал
бы
этого
де лат ь,
е сли
бы
знал.
А
у
них
(кретинов)
—
не т,
у
них
не
так.
Они
женятся
на
ма­
терях
и
ре жут
отцов,
не
ве дая,
что
это,
по
меньшей
м ере,
некрасиво.
И
знал
бы
ты,
какие
они
все
крепыши,
теперешние
р у с ск ие »41. Ерофеев издевается над идеальным
советским
раб очим
Прометеем,
ко то рый
есть
не
что
ино е,
как
«крепыш»
бе зо
вс я­
кой
чувствительности.
Он
не
чувствителен,
по
его
выражению,
ни
к
щекотанью
(«я
один
во
в сей
России
хохочу,
к огда
меня
щ ек очут »), ни к боли от камней в почках,
у
них
отсутствуют
су хо жильные
рефлексы
(«я ребром ладони лупил им всем по коле­
ну
—
ника к их
с у хо жильных
рефлексов»)—
в
и тоге
все
они
«кретины»42.
Абсурд
ерофеевского
положения
состоит
в
том,
что
он,
Ерофеев,
тож е
является
сыно м
советской
идеологии.
Вопреки
выс ме иванию
она
остается
тем
мерилом,
по
которому
он
оценивает
самого
себя .
Он
пл а чет,
и
Ро зан ов
чувствует
себя
вынуж­
денным
по дбодри ть
его.
Он
просит
Ер о феева
не
забыть
экзистенциальные
реалии
мира,
что
«Мир вечно тревожен и тем живет»43.
Ерофеев
и
Роз ан ов
сб ли жаю тся
и
во
многом
оказываются
сходными
лю дьм и:
оба
рассчитывают
на
интуицию,
оба
ценят
эмоцию
и
чувствительность.
Каждый
плачет
и
высмаркивается,
к огда
отстаивает
то,
во
что
гл убоко
верит44.


Эксцентричное
самосознание:
Розанов
г лаз ами
Абрама
Терца
и
Венедикта
Еро феев а
251
Чер ез
эти
разговоры
с
Роз ано вым
Ерофеев
пр ихо дит
к
розановскому
понятию
«нежной идеи», которая «п ер еж ива е т
желез ны е
ид е и»45. Тут Ерофеев явно отрекает­
ся
от
«стального человека», от самого Сталина .
Он
цитирует
Розанова,
к оторы й
так
убежденно
пр ид ерж ивает ся
«нежной идеи», что в « Опа вших
листьях»
дважды
упо­
минает
о
не й : «Истинное железо
—
слезы,
вздохи
и
тоска.
Истинное,
что
никогда
не
разрушится,
—
одн о
благородное»46.
Роз ано в
убедительно
пр о сит,
ч тобы
его
читате­
ли
покинули
«железную идею»: жизнь измеряется чувствительностью и тонкостью .
Это,
кон еч но,
весьма
ант исо вет ск ая
(но и антипостсоветская!) идея .
Ко гда
в
конце
эссе
снившийся
Ерофееву
Розанов
испаряется, «какутреннийту­
ма н», Ерофеев осмысляет свою роль в жизни.
Теперь
он
может
высказать
м ысли,
ко торы е
уже
некоторое
время
созревают
в
его
уме.
Чтением
Розанова
он
прояснил
для
себя
свой
кризис
сознания.
Как
он
грубо,
но
ярко
выражается,
он
поднял
те
же
«два пальца» (что напоминает « дв упе рс тие», которым староверы себя крести­
л и).
Этими
двумя
пальцами
«изблевывает»
советские
идеологические
«помои»,
кот оры е
породили
столь
сил ьну ю
ненависть
к
самому
с ебе;
эт ими
двумя
пальцами
яв л яются
Новый
Завет
и
ру сск ая
по эзи я.
А
в
эт ом
процессе
самоосмысления
Роза­
нов
игра л
роль,
п одоб ную
роли
«боснийского студента,
всадившего
пул ю
в
эр цге р­
цог а
Франца-Фердинанда.
До
нег о
было
скопление
причин,
но
оно
так
и
осталось
бы
скоплением
причин...
без
него,
уб ийцы
э рц герц ога,
собственно,
и
ничего
бы
не
на ча ло сь»47.
К
том у
же
Ерофеев
защищает
своего
философского
предшественни­
ка
от
долговечной
советской
предвзятости
про тив
его
фило со фии: «Этот гнусный
ядовитый
фанатик,
эт от
токсичный
старикашка,
он
—
не т,
он
не
дал
мне
полного
снадобья
от
нравственных
немощей,
—
но
спас
мне
честь
и
д ыха ние
(ни больше,
ни
меньше:
честь
и
дыхание)»48.
Эта
философско-литературная
рецепц ия
функционирует
инач е,
чем
та,
которую
Х е рольд
Блюм
изложил
в
к ниге
«Тревога перед влиянием»49, понимая творческий
процесс
как
«ложное толкование» (misreading) или подмывание влиятельного пред ­
шественника
или
властителя
дум.
Тут
ощущается
не
отречение
от
Розанова,
а
на­
оборот,
прив ет ств ие
со бр ата.
Творческое
осмысление
это
нельзя
считать
«ложным
то лков а ни е м»; наоборот,
на
глазах
пр оис х одит
весьма
любопытная
защита
на хо­
дившегося
под
ст рогой
цензурой
мыслителя,
ко торого
всячески
обливали
п омоя ми
советские
идеологи.
Это
воскрешенье
Розанова
яв ляет ся
в ехой
нового
постсовет­
ского,
постутопического
менталитета.
Во
многих
отношениях
Ерофеев
продолжа­
ет
линию,
на чату ю
Роз ано вым
в
русской
слов ес нос ти:
он
спе циа ль но
раскрывает
запретные
темы
и
употребляет
нецензурные
слова.
Тут
досоветский
философ
и
внутренний
эми гр ант
поздней
советской
поры
взаимно
спасают
и
оживляют
друг
друга:
Ерофеев
спасает
Розанова
от
бесчестных
п охорон
под
глы ба ми
мертвенного
советского
с те ре о типного
мышления,
а
Розанов
«дает»
Ерофееву
новую
стратегию
и
ор ужи е,
что бы
выжить
в
советском
аду.
Придя
в
литературу
после
духовно
губительного
сталинского
культа
личности
с
его
характерным
восхвалением
мус ку лис того ,
бесчувственного,
бессмысленного
«крепыша», и Терц,
и
Ерофеев
нашли
в
философии
Розанова
нужное
им
противо­
яд ие.
В
св оей
книге
о
Розанове
«“Опавшие листья”
В.
В.
Розанова»
Синя вск ий
об­
ратил
вни мание
на
«гипертрофию»
идеи
о
личности
и
персонализме
в
философии
начала
XX в. 50.
Оба
писат еля
проводят
параллели
между
философским
понятием
и
ст али нск им
культ ом .
И
Терц
и
Ерофеев
нашли
у
Розанова
и ное
эксцентричное
по нят ие
са мост и
и
сознания,
основанное
на
идеях
«души», интуиции,
и
чувства,
не­
приемлемое
в
контексте
идеологии
«крепыша».


252
Э.
Кл юс
1 Мандельштам О .
О
природе
с лова
// Собр.
соч.: В3
т.
Нь ю- Й ор к, 1971. Т. 3. С. 247-248.
2 Ерофеев В. «Быть русским
—
легкая
по в инно с ть ». Штрихи к портрету,
записные
книжки.
СПб.,
1999. С.
10.
3 ТерцА.
Мысли
врасплох
// Собр.
соч.
В
2т.
М., 1992. T. 1. С. 314.
4 Ерофеев В.
Указ.
соч.
С.
159.
5 Терц А.
Указ.
соч.
С. 319.
6 Тамже.
С. 315.
7 Тамже.
С. 331.
8 Розанов В.
В.
У е диненно е.
М ., 1990. С. 52.
9 ТерцА.
Ука з.
соч.
С. 324.
10 Тамже .
11 Тамже .
12 Там же.
С. 338.
13 Там же.
С. 325.
14 Розанов В.
В.
Указ.
соч.
С . 338-339.
15 ТерцА.
Ука з.
соч.
С. 334.
16 Там же.
С. 335.
17 Там же.
С. 336.
18 Там же.
С. 314.
19 Там же.
С. 338.
20 Ерофеев В .
Василий
Роз анов
г лаза ми
эксцентрика.
Оставьте
мою
душу
в
покое:
почти
все.
М.,
1995. С. 149.
21 Тамже.
С. 150.
22 Тамже.
С . 152; Розанов В.
В.
Указ .
соч.
С. 146.
23 Ерофеев В .
Ва с илий
Ро зан ов
... С.
152.
24 Там же.
С.
152.
25 Тамже.
С . 15 2-153.
26 Тамже.
С.
154.
27 Там же.
С.
169.
28 Тамже.
С.
154; Розанов В .
В.
Указ .
соч.
С. 56.
29 Ерофеев В .
Ва с илий
Роз анов
... С. 156.
30 Тамже.
31 Там же.
С.
157.
32 Тамже.
33 Тамже.
34 Там же.
С . 153; Розанов В.
В.
Указ.
соч.
С. 304.
35 Ерофеев В .
Василий
Розанов...
С. 157.
36 Тамже.
С. 158.
37 Там же.
38 Тамже.
39 Тамже .
40 Тамже .
41 Тамже .
С. 159.
42 Тамже .
43 Там же.
С. 160.
44 Там же.
С .158-159.
45 Там же.
С . 160; Розанов В.
В.
Указ .
соч.
С.
140.
46 Ерофеев В .
Василий
Розанов...
С . 160; Розанов В.
В.
Указ .
соч.
С . 160, 141.
47 Ерофеев В .
Василий
Розанов...
С . 16 0-161.
48 Там же.
С. 163.
49 Bloom Н. Anxiety of Influence. New York, 1973.
50 Синявский А. «О па вш ие лист ь я»
В.
В.
Розанова.
Па р иж, 1982. С. 16.


М.
Л.
Лебедева
(Минск,
Белоруссия)
Роз анов
и
белорусская
проза
кон ца
XX века
Одна
из
определяющих
мировоззренческих
предпосылок
творчества
Розанова
—
отказ
от
«моделирования»
жизни
в
литературном
произведении,
об услов лен н ый
стремлением
писат еля
к
стиранию
граней
между
художественным
миром
и
миром
реальным.
По
Розанову, «<...>
суть
литературы
не
в
вы мысл е
же,
а
в
п отре бн ости
сказать
серд це»1. Установка на замену вымысла фиксацией изменчивых психологи­
ческих
состояний
лич но сти
и
мельчайших
подробностей
бы та
определяет
розанов­
ску ю
по эт ику
«ухода из литературы», при которой произведение приближается к
«личному документу» (по M.
М.
Ба хт ину, «если же пуповина,
соединяющая
героя
с
его
творцом,
не
обрезана,
то
перед
нами
не
произведение,
а
личный
документ»2). По­
явление
розановской
художественной
модели
в
адекватном
ей
жанре
«опавших ли ­
стьев»
с
характерной
для
произведений
фрагментарной
композицией
с оотн оси тся
с
поиском
новых
эстетических
решений
в
эпоху
Серебряного
век а.
И
вместе
с
тем,
по
мысли
С.
М.
Климовой,
Ро з анов
«созидает образ героя
—
эп оха льн ой
личности,
обо бщен н ый
портрет
со временник а
в
п олн оте
и
многообразии
его
духов ного
и
эм­
пирического
бы ти я»3.
Снимая
с
себя
своего
род а
эстетическую
копию
для
создания
«образа героя», Розанов осваивает собственный духовный мир посредством авто­
рефлексии
как
объект
эстетический.
Именно
поэтому,
приобретая
черты
реального
писателя,
розановский
«автор»
и
«герой»
не
являют ся
«полюсами», но стремятся
к
вз а имоп ро никн ове нию.
По
Ю.
М.
Ло т ма ну , «чем активнее выявлена биография
у
т ого,
кому
посвящен
те кст,
тем
меньше
шансов
“иметь биографию”
у
создателя
т е кс т а »4, и это в известном смысле справедливо в отношении Розанова - п и са т еля ,
ко то рый
в
своем
творчестве
стр еми тся
к
преодолению
«зыбкой пограничной поло­
с ы», разделяющей литературу и реальность (п о
Д.
С.
Ли хаче в у, «нет четких границ
между
литературой
и
реа льн ос тью.
Че ткие
границы
отс утств у ют,
но
зыбкая
погра­
ничная
полоса
реально
существует»5).
«Живая жизнь»
ст ано вится
для
Розанова
не
прос то
эстетическим
объектом:
писатель
ище т
сп особ
привнести
ее
в
произведение,
что
называется,
в
неизменном
виде,
открывая
тем
самым
новый
п уть
развития
фрагментарной
художественно­
философской
прозы.
Примечательно,
что
именно
с
началом
«перестройки», когда
Розанов
«возвращается»
широкому
к ругу
читателей,
становится
возможной
и
пу­
бл икац ия
тех
произведений
белорусских
писателей,
в
которых
по-своему
р азв ива­
ет ся
традиция
с оз дания
«опавших листьев» .
Эст етич еск ая
установка
на
привн ес е ние
в
произведение
«жизни души»
нахо­
дит
непосредственную
актуализацию
в
циклах
лирических
записей
и
миниатюр
Ф.
М.
Янковского
и
Я.
Брыля.
Безусловно,
здесь
осмысливаются
иные
в
сравне­
нии
с
розановскими
р еалии
окружающей
д е йс твит е ль нос т и, «осваиваются»
иные
объекты
куль туры ,
истории
и
современности.
Однако
то,
что
неизменно
восходит


254
М.
Л.
Лебедева
к
розановской
ко нце пции
литературы,
—
это
фиксация
духовного
бытия
лично ст и,
углубленной
в
себя ,
стремление
з апечат леть
жи вые
р еалии
действительности,
про­
пуская
их
ч ерез
собственную
субъективную
призму,
в
произведении,
которое,
таким
образом,
и
приближается
к
«личному документу».
К
слову,
это
характерно
не
то ль­
ко
для
литературы
XX в.: тенденция к привнесению «жи в ой
жиз ни»
в
произведение
(а не к ее искусственному моделированию)
характерна
и
для
кино .
Так,
Г.
Н.
Дане­
лия
в
своих
воспоминаниях
пишет:«Имырешили(с
С.
Ф.
Бондарчуком.
—
при м.
М.
Л.), что на следующее лето берем камеру,
уд очки ,
древесный
уголь
и
плывем
на
катере
по
Волге.
Ловим
рыбу,
варим
тр ойн ую
уху
на
костре
и
снимаем
фильм
о
жиз­
ни
—
такой,
какая
она
есть
на
самом
деле.
И
нам
не
надо
никак ой
группы
и
ника­
кого
пл а на !»6 (Выделено мной.
—
М.
Л.)
Запечатлеть
в
живом
слове
«жывую рэчакнасць»7 —
одн а
из
гла в ных
творче­
ских
пре дп осы лок
ка жд ого
конкретного
цикла
лирических
миниатюр
Янковского
(«Чалавек,
душа,
прырода,
с л ова», «У нашых книжках», «Так кажуць.
И
слова
за
словам
—
рой
р оем », «Пустадомки .
Г нюсат а»
и
др .). Каждый « фра гм ен т», входящий
в
ц елос тн ость
произ ве д ени я,
представляет
собой
у
Ф.
М.
Янковского
рассуждение
о
живых
проявлениях
«живой жизни», наблюдение за которой непрерывно ведет
писат ель .
Зачастую
он
становится
участником
или
наблюдателем
(а созерцатель­
ность
—
характерная
черта
розановского
повествователя)
фиксируемых
со быти й.
В
миниатюрах
Янковского
превалируют
небольшие
«зарисовки из жизни» (тако­
вых
немало
и
у
Розанова;
В.
А.
Фат еев
опр ед ел яет
их
как
«маленькие “пь есы”»8),
которые
позволяют
раскрыть
многогранную
и
изм е нчивую
в
своих
проявлениях
ре альнос ть
и
одновременно
высказать
собственное
к
ней
о тно шени е.
Закономерно
в
художе ст ве нн ом
мире
Янковского
и
то,
что
герои
его
м иниа тюр
заи мст во ваны
из
ре альн ой
жиз ни
(с ними писатель встречается и общается,
они
—
его
друзья
и
зна ко­
мые ,
а
также
и
незнакомые
л юди,
за
которыми
он
наблюдает).
Но
если
в
прозе
Ро за­
но ва
лич но сть
представлена
как
феномен
«уединенного»
сознания,
то
у
Янковского
из
«фрагментов» «жы в ой
рэчакнасщ»
создается
живо й
нар од ный
характер.
В
этом,
пожалуй,
наиболее
г лубок ое
и
пр инцип иал ь ное
от лич ие
эстетического
принципа
отбора
объекта
и
субъекта
изображения
от
роз ан ов с кого.
При
этом,
создавая
жи­
вые
порт реты
современников,
простых
людей,
рассуждая
о
жиз ни
и
судьбе
ка жд ого
из
ни х,
осмысливая
собственное
от нош ение
к
тем
или
иным
событиям
и
явлениям,
Янковский
с осре дот очен
и
на
том,
что
чувствует
его
г ерой
в
каждой
конкретной
си­
туации
коммуникации
с
окружающей
действительностью.
Понять
«живую жизнь»
и
через
это
понять
себя
—
так
можно
определить
глав ную
тв орче с кую
интенцию,
ре ализ ующуюся
в
лирических
миниатюрах
писателя.
Каждый
«фрагмент», запись,
миниатюра
Янковского
имеет
собственное
назв а­
ни е.
Это
и
выдержки
из
репл ик
персонажей
(«Каб жа ён разумны быу!.. .»9; «“I скло ­
ны
не
с ка са боча ны я. ..”»10), и авторское определение изображаемому во «фра гм ен те»
я вл ении
действительности
(«Няверник»11, «Пустадомки»12), и вопрос,
который
вол­
нуе т
автора
миниатюры
(«А щ будзе каму?»13; «Ну,
а
чаму
так?»14)идр.
Особенность
стиля
Янковского
—
установка
на
устную
речь
даже
в
з агл авия х,
которые
с ловно
бы
«выдернуты»
из
«живой жизни»
и
представляют
с обой
своего
р ода
выдержки
из
на­
блюдений
над
«жывой рэчакнасцю» .
Введение
в
текст
«чужого слова» (например,
во
«фрагменте» «Ве льми
на ва т»15 приводится часть письма,
присланного
в
редак­
цию ;
и
др .) «работает»
на
ощуще ни е
документальности
описываемых
ситу аций
и
событий.
И
это
также
соотносится
с
традицией
Розанова,
который
вводит
в
ткань
собственного
текста
письма
читателей,
газетные
статьи
и
т.
д.
и
таким
об ра зом
ве дет


Розанов
и
белорусская
проза
конца
XX века
255
непрерывный
диалог
с
действительностью.
Диалогичность
как
таковая
в ыс тупает
одним
из
доминантных
стилеобразующих
факторов
у
Розанова,
и
это
актуализиру­
етс я
во
«фрагментарной»
лирической
проз е
конца
XX в.
Примечательно,
что
диалог
у
Янковского
—
это
всегда
момент
действительно­
ст и , «схваченный»
в
сто лк н овении
точек
зрения
сторон
(в отличие от Розанова,
в
про из вед ения х
котор ого
преобладают
«мнимые»
диалоги
с
потенциальным
оппо­
нентом).
При
этом
присутствие
повествователя
в
тек сте
никак
не
маркируется16.
Ценность
таких
ди ал огов,
по
Янковскому,
в
то м,
что
они
—
наиболее
яркие
п ро­
явления
«живой рэчакнасщ»
в
ее
не из ме нном
виде.
Закономерно,
таким
образом,
и
преобладание
«устной»
реч и,
наиболее
адекватно
от раж ающе й
«живое»
содержа­
ни е.
В
речевых
характеристиках
персонажей
(а это,
как
пра в ило,
пр о стые
люди,
жи­
те ли
белорусской
дер евн и)
сохраняются
и
графически
отражаются
орфоэпические
и
и нт онац ионн о-синт ак сическ ие
особенности,
а
«живые»
метафоры
основаны
на
сравнении
с
предметным
миро м
белорусской
деревни,
то
е сть
тех
реа ли й,
которые
эстетически
осваиваются
Янковским.
Преемственность
розановской
литературной
традиции,
при
кото рой
до мина нт­
ным
является
привнесение
в
произведение
«жизни души», находит свою непо­
средственную
актуализацию
в
лирических
миниатюрах
Бры ля
(«Вячэрняе», «Свае
старонки»
и
д р).
Писать
«для себя» («тсать тое,
што
хочацца
с а мо му »17), освещать
волнующие
про бле мы
современности
и
национальной
культуры ,
п ости чь
«кантраст
знешняга
i глыбшнага»18 —
так ов а,
в
частности,
поэтологическая
основа
произведе­
ния
Бр ыля
«Вячэрняе» .
Уже
в
заглавии
«Уединенного»
Розанова
и
«Вячэрняга»
Брыля
намечается
своеобразный
диалог
поэтик,
обусловленный
творческой
установкой
на
постиже­
ние
духовного
бытия
личности.
«Уединенное»
—
«наедине с собой», когда суетная
реальность
не
вмешивается
в
п роце сс
самопознания,
то
благот в орное
сос тоян ие ,
в
к отором
только
и
возможно
уловить
«вздохи,
п олумы сли ,
получувства...
Которые
<...> имеют ту значительность,
что
“сошли”
пря мо
с
души »19, проецируется на « Вя ­
ч эрня е», в семантике которого содержится намек на покой,
тиш ину
и
возможность
углубиться
в
себя.
Су б стант ивир ов анные
прилагательные,
кото рые
выносятся
в
на­
звание
каждого
из
указанных
произведений
именно
в
ф орме
среднего
рода,
только
намекают
на
объект
как
на
неопределенность,
не
поддающуюся
словесному
оп ред е­
лению,
как
на
состояние,
способствующее
зарождению
и
протеканию
«уединенных»
или
«вечерних»
мыслей
о
вечном
и
пре ходяще м, «о себе и жизни своей», о невыска­
занной
«праудзе жыцця» .
Стр ем ле ние
сказать
на стоя щее,
пра вдив ое
слово
определяет
поэтику
“Вячэрня­
г а”.
Именно
п оэт ому
жизнь
человека
как
она
есть,
воссоздаваемая
через
лирико­
философские
размышления
о
времени
и
о
себе,
воспоминания
о
детстве,
родных
и
близких
люд ях,
миниатюры-зарисовки
из
частной
жизни,
афоризмы
и
рассуждения
о
творчестве,
ли терат у ре
и
предназначении
писателя,
составляет
ху до жеств енну ю
ткань
произведения.
В
мотивной
структуре
«Вячэрняга»
под обн о
розановскому
«Уединенному»
актуализируются
семантические
оппозиции
любв и
и
страдания,
жиз ни
и
смерти.
Первый
«фрагмент»
произведения
представляет
со бой
ис пол не нный
скорбного
ли­
ризма
р асск аз-в оспо мин ание
об
у мерш ем
друге-наставнике: «Памёр Алесь Руляк,
мой
дау н!
сяб ар
па
KHirax <...*>»20.
Раз бира я
а рх ивные
материалы,
пов е ств ов атель
(в соответствии с избранным «ли чн ы м
жанром»
повествование
в
«Вячэрнем»
ве­
дется
от
первого
лица)
вызывает
в
себе
ассоциации
из
детства,
св етлы е
воспоми­


256
М.
Л.
Лебедева
нания
о
родных
мест ах ,
о
школьных
друзьях,
в
которые
врез ает ся
трагическая
ре­
а льнос ть
судеб
многих
из
ни х.
Субъективное
пер еживан ие
неизбежно
проходит
круп ны м
планом
в
повествовательной
о рг аниз ации
«фрагмента».
Следующая
же
запись
обн ажа ет
глуб окое
переживание,
связ анн ое
с
че м-то
несделанным,
упущен­
ным
в
быстротечности
жизни:«Нетольюумянегэта
—
жа ль,
што
нечага
не
3pa6iÿ,
у
час
не
спытауся
у
ка гос ьщ,
не
схадз!у,
не
пае ха у,
не
Hanicaÿ... Б езд апам ожн ы жаль i
неп азбеж ны!. . .»21.
Многоточия
гр афич еск и
передают
паузы-вздохи
повествующего,
придавая
вс ему
«фрагменту»
отт ен ок
живого
присутствия
ав т ора.
Последнее
вооб­
ще
ха рак терн о
для
специфики
жанра
«Вячэрняга» (ив этом
—
свя зь
с
розановским
«Уединенным»). И н е с лу ча йно в одном из « фра гм ен тов»: «знаёмая з тых дзен <...>
сказала
мне
цер аз
стол,
што
дауно
ужо
кушла
кшгу
Maixм!шяцюрi
часта
па
ix гава-
рыл а
са
мн о ю»22 (выделено мной.
—
М.
Л.). Установка на устную речь,
зало ж енн ая
в
самой
субъектной
организованности
произведения,
фиксация
внутренней
жи зни,
наблю дение
за
вн е шней
действительностью
во
вс ем
многообразии
ее
проявлений
и
ст рем ле ние
сказать
«живое слово»
—
все
это
сб лижает
брылевское
про из вед ение
с
розановским.
Важную
роль
в
«Вячэрнем»
Брыля
играет
философская
оппозиция
«вечное»
—
«временное», которая помимо основной семантической нагрузки создает эмоцио­
на ль ный,
л ири ческ ий
настрой
пр оиз ве д е ния: «Часовасць,
часовасць
—
на
фон е
вечнасцг
Дз ещ,
яюя
жывуць,
рас туць,
а
некаторыя,
што
асабл!ва
с трашн а,
без
пар ы
пам!раюць
або,
яшчэ
страшней,
зшшчаюцца
да рос лы мь..
Бог
мо й,
як
г эта
важ на
—
бач ыць
та кое
у
параунанш
з
вечным,
з
ты м,
што
патрэбна,
што
важней
за
усё!.. Жыц-
ця
не
хопщь,
каб
вык азац ца
на йле пш »23.
В
контексте
этого
философского
размышления
актуализируется
и
по ст оя нная
тем а
Розанова
о
смысле
«вечности»
и
«мгновения». И в след ую щем же «фра гм ен те»
«Вячэрняга»
это
конкретизируется
посредством
осмысления
п роб лем
гуманизма
и
драматических
требований
сов рем е нн ости : «Седзячы з îm, гладзячы па галоуцы,
глед зячы
у
чо рныя
вочы,
ад чууш ы
вуснам!
свя тасць
яго
н явшн асщ,
да
бол ю
жы ва
уяв!у,
як
гэ та
выгадаваць
такого,
а
пот ым
атрымаць
з
Афгашстана,
а
перад
îmз
Чэхаславакп
цынкавую
труну,
праз
ак енца
яко е
убачаць
—
не
убачаць
тое ,
што
за­
сталося
ад
сы на,
ад
унука...
I гэта
—
наша
рэчакнасць,
цераз
усё
гэт а
тр эба
i светла думаць, i упарта спадзя -
вацца
лепшага.
Ужо
восьмы
г од .. .»24.
Частное
и
об щеч елове че ско е
сопрягается
в
неизбежно-непредсказуемом
ус трой ств е
жизни.
Гуманистическая
по з иция
а вт ора,
который
не
декларирует
свою
с истему
ценностей,
а
вво дит
ее’
в
произведение
посредством
отб ора
и
эсте ти чес к ого
освоения
именно
таких
явлений
час тной ,
приватной
жи зни,
име нно
таких
субъек­
тивных
переживаний
и
чувств
понятна,
близка
и
адекватна
чит атель ск ом у
вос при я­
ти ю.
При
этом
и
сам
Брыль
осмысливает
взаимосвязь
«автор»
—
«произведение»
—
«читатель»; розановская поэтологическая «ф ормул а» «бы ть
вместе»
с
читателем
«в
его
дом у»25 соотносима с размышлением автора «В я ч эрня га», который стремится
представить,
найти
«своего»
ч ита те ля: «Для каго niniani?...
Цяж ка
уяуляць
так
зва-
наг а
шы рока га
чытача,
тым
больш
беларускага,
яш чэ
тым
б ольш
—
будучага.
Ш шаш,
спадзею чы ся,
што
ён
будзе,
верачы
у
гэт а , niniani па абавязку,
з
адчуваннем
яго,
ле дзь
не
штынктыуным»26.
Сам
жанр,
спец ифик а
к оторог о
связана
с
фрагментарной
композицией
текста
и
авторской
установкой
на
продолжение
жи зни
«я»
в
произведении,
предполагает
единение
повествователя
с
читателем.
Автобиографическая
основа
«Вячэрняга»,


Розанов
и
белорусская
проза
конца
XX века
257
лирическая
тональность
и
общечеловеческая
проблематика
позволяют
ч итател ю
приобщиться
той
откровенности
и,
одновременно,
сокровенности
сказанного,
ко­
торая
и
сост авл яет
художественный
мир
данного
произведения.
Слово
«для сябе»
оказывается
определяющим
в
поэтике
«Вячэрняга»
и
в
контексте
всего
произведе­
ния
противопоставляется
не об ход имо сти
ид ти
на
уступки
для
п ечат и: «Шсаць так,
як
я
nicaÿ на самым пачатку i
як
niniy цяпер,
—
што
хачу
i як хачу,
—
д обра
гэ та,
пры -
емна,
лепш
сказацы
радасна.
Юнаком
я
хацеу
друкавацца,
хв а лююча
марыу
пра
гэ та,
а
цяпер,
як
Hi дз!у на
бывае
самому,
з
гэтым
спяшацца
не
цягне.
Хоць,
к ал!
ужо
зус!м
шчыра,
бывае
i сумна.
Н!быта
я
адбываю
пак ая нне
за
тое,
што
шмат
друкавауся,
!дучы на кампрамкы,
шшучы
не
за ус еды
зу с!м
па-свойму»27.
Оппозиция
слова
«живого»
и
об ез лич енно го
«печатным станком»
является
одн ой
из
г ла вных
в
творчестве
Розанова.
И
здесь
можно
гов ори ть
о
такой
преем­
ственности,
которая
ок аз ыв ается
закономерной
для
Я.
Брыля,
стремящегося
духов­
но
реализоваться
в
произведении
как
в
«личном документе», сказать «с ваё», субъек ­
тивно,
откровенно,
утверждая
таким
о браз ом
«моц i
вечнасць
сапрауднага
слова»28.
Особенности
поэтико-стилистической
организации
«Вячэрняга»
обусловлены
пристальным
вниманием
писателя
к
живо му
поэтическому
слову,
и,
что
осо бенн о
важно,
род н ому
слову.
Национальное
самосознание,
духовное
самоопределение
в
контексте
острых
п роб лем
современности
осмысливаются
в
произведении
посред­
ство м
ана л иза
драматических
страниц
национальной
истории
с
ли чных
це нно с тных
позиций.
И
это
также
соотносимо
с
творческой
концепцией
Розанова,
для
которого
фиксация
«жизни души»
являе тс я
единственно
пр ие мле мым
сп особ ом
постижения
истории,
культуры
и
«мимолетности»
те куще го
мо м ента.
Сам
глубинный
смы сл
и
назначение
творчества
осознается
и
Роз ано вым
в
«Уединенном», и Я.
Брылем
в
«Вячэрнем»
как
возможность
«сказать сердце»: «“Шсанае для сябе”
нясе
яшчэ
i
так ую
прыемнасць:
м!ж во л!, як быццам з боку зауважаеш,
шшучы,
як
узюкае
па-
трэба
у
належным
слове
i слова тое з’я ул яецц а,
юбы
само
па
сабе,
з
таго
зап асу ,
што
п апау няе цца
на
працягу
мнопх
гадоу
па жыцц ёва й
ву чо бы.
Прыемны
працэс,
а жно
нагадвае
щхенькае,
шчасл!вае
вуркатаннесвежай
сю бы,
к ал!
ты
inioÿ за плугам у ба -
разне,
бо сы
на
хлебадайнай
зя м л! ...»29.
В
диалоге
поэтик
«Уединенного»
Розанова
и
«Вячэрняга»
Брыля
раскрывают­
ся
особенности
развития
ли рич еск ой
проз ы
в
русской
и
белорусской
литературах
XX в., связанные с поэтизацией духовного мира человека и эстетической потребно­
стью
запечатлеть
чув ств о,
переживание
и
мысль
в
субъективном
«живом слове».
Об
актуальности
насл ед ия
Розанова
в
белорусском
культурном
пространстве
свидетельствует
и
недавно
и зданн ая
книга
Б.
М.
Л епеш ко
«Диалоги с Василием
Р о за но вым», представляющая собой философско -пу б ли ци сти ч ески й
дневник,
в
ко тором
автор
осмысливает
события
современной
жизни,
повседневную
действи­
т ельн ос ть,
полемизируя
при
э том
с
розановскими
вы сказ ывания ми , «репликами»
и
афоризмами.
Автор
«Диалогов
.. .»
выступает
здесь
и
как
преданный
розановский
читатель,
и
как
тот
пот е нциа л ьный
оппо не нт
(«материализовавшийся»
в
«Диало­
г а х. .. »), с которым спорит Розанов во многих « фра гм ен тах»
своих
произведений.
Цитируя
Розанова,
Лепешко
постоянно
возвращается
к
событиям
современности,
и
в
полемике
(или,
напротив,
со г ласии)
с
писат елем -фил осо фом
дает
собственную
субъективную
оценку
ситуациям,
реалиям,
явлениям,
мимо лет ным
и
непреходящим.
«Розанов был прав,
когд а
назвал
о дну
из
своих
к ниг
—
“Мимолетное”. Дейст в ит ель ­
но,
все
мимол етн о.
И
ес ли
где -то
этот
миг
не
зафиксировался,
то
—
отлетел,
умер,
ис та ял,
как
дымка
летним
утром.
Но
—
нужны
ли
эти
мгновения?
Мн огим
—
нет,


258
М.
Л.
Лебедева
а
ком у- то
—
да.
Зд есь
нет
единообразия.
Какому
смеху
и
издевательству
подверг­
ся
наш
Василий
Васильевич
за
свои
книги
отк ров ен но го,
“уединенного”
ха ракт ера.
“Пук злобных рецензий”
—
так
он
реагировал
на
черные
отзы в ы.
И,
действительно,
пуб л ик ация
такого
ро да
откровений
для
живого
человека
—
событие.
А
вот
когда
этого
человека
нет ,
он
у мер
—
это
уже
н ечто
ино е,
связанное
с
историей.
Историей
литер ату ры.
Историей
эпо хи»30.
Наследие
Розанова,
несомненно,
оказывается
ак т уаль ным
в
современном
мире.
Писатель-философ,
увековечивший
«фрагменты»
духовного
бытия
личности,
вы­
зывает
живой
читательский
интерес
представителей
разных
поколений;
его
тради­
ция
откр ове нн ого
пись ма ,
перенесения
«жизни души»
в
произведение
и
поэтиза­
ции
повседневности
реализуется
в
различных
своих
аспектах
в
литературах
разных
стран.
Белорусская
«фрагментарная»
п роза
конца
XX века вступает в своеобразный
диалог
с
розановской
поэтикой,
который
свидетельствует
о
непрерывном
диалоге
традиций
и
кул ьт ур.
1 Розанов В .
В.
О па вшие
листья.
Короб
второй
и
последний
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.: В2
т.
М.,
1990. Т. 2. С. 423-424.
2 Бахтин М.
М.
Проблемы
п оэтик и
Достоевского
// Бахтин М .
М.
Собр.
соч.: В7
т.
М., 2002. Т. 6.
С. 61.
3 Климова С .
М.
Ф еном ено лог ия
святости
и
страстности
в
русской
фило со фии
культуры.
СПб.,
2004. С. 290.
4 Лотман Ю.
М.
О
русской
литературе.
Статьи
и
и ссле дов ания
(1958-1993).
Истор и я
русской
прозы.
Теория
литературы.
С Пб ., 1997. С. 807.
5 Лихачев Д.
С.
Лит ера ту ра
—
реальность
—
литература
//Лихачев Д .
С.
Избранные
р аб оты:
В
3т.
Л., 1987. Т. 3. С. 221.
6 Данелия Г .
Н.
Тостуемый
пьет
до
дна.
М ., 2005. С.
108.
7 Янкоусю Ф .
М.
Рад ас ць
i боль:
Апавяданш,
навелы,
м 1шя цюры . Mîhck., 1995. С. 279.
8 Фатеев В.
А.
В.
В.Розанов.
Жизнь.
Творчество.
Личность.
Л., 1991. С .
172.
9 Янкоусю Ф .
М.
Ука з.
соч.
С. 193.
10 Тамже.
С. 263.
11 Тамже.
С. 211.
12 Там же.
С. 268.
13 Там же.
С. 287.
14 Там же.
С. 293.
15 Тамже.
С. 208.
16 Тамже.
С . 248,258, 259.
17 Брыль Я.
Вя чэрня е
//БрыльЯ.
Вячэрняе:
Л1рычныя
заш сы
iм!шяцюры.
М ш ск., 1994. С.
186.
18 Там же.
С.
197.
19 Розанов В .
В.
У ед иненно е
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 195.
20 Брыль Я.
Ука з.
с оч.
С.
144.
21 Тамже.
С. 147.
22 Тамже.
С.
167-168.
23 Тамже.
С.
170.
24 Тамже.
С.
170.
25 Розанов В .
В.
Сахарна
// Розанов В.
В.
Соб р.
со ч.
Сахарна.
М., 1998. С.
12.
26 Брыль Я.
Ука з.
соч.
С. 200.
27 Тамже.
С. 189.
28 Тамже.
С. 227.
29 Тамже.
С. 229.
30 Лепешко Б .
М.
Ди алог и
с
Василием
Розановым.
Брест, 2005. С. 72.


О.
А.
Казн ин а
(Москва)
Роз анов
в
а нглийс кой
кр итик е
Первые
оценки
В.
В.
Розанова
в
анг лийск ой
печати
принадлежат
пер у
Д.
П.
Святополк-Мирского.
В
1920-1922 гг .
в
жу рн але
«Лондонский Меркурий»,
давая
общую
картину
современной
русской
литературной
и
ду ховн ой
жизни,
Д.
Мирский1
отм е чал,
что
в
начале
н ового
века
в
культуре
Ро ссии
ведущая
р оль
пере­
шла
от
писателей
к
поэтам
и
э ссе и ста м, «и к таким философам как Розанов,
Ше стов
и
Бе р дяев» 2.
Для
Д.
Мирского
Ро з анов
—
«высшее воплощение русскости», мера
из мер ения
э того
качества
у
других
писат елей3.
По здне е,
в
жу рнал е
«The New Statesman» в феврале 1926 г. (в с та тье о М.
Цвета­
евой )
Д.
Мир ск ий
упоминает
Розанова
как
писателя,
сы грав ше го
важнейшую
роль
в
освобождении
русского
языка
от
т ир ании
греческого,
латинского
и
французского
ситаксиса,
а
также
подчеркивает
его
заслуги
в
деле
преодоления
“литературности”4.
В
своей
анг ли йск ой
книге
о
русской
литературе
Д.
Мир ск ий
пишет: «Розанов
—
вел ич айш ий
писатель
своего
поколения.
Р у сский
гений
невозможно
измерить,
не
принимая
в
расчет
Розанова»5.
Критик
повторяет
с
некоторыми
вариациями
св ои
высокие
оценки
писателя
в
статье,
в оше дшей
в
сб о рник
«Современные тенденции в
европейской
литературе»(1928)6.
Д.
Ми р ский
счи тал,
что
к ниги
Розанова
напис а ны
«русским и для русских и
по к аз ались
бы
асолютно
непонятными
ино с тр ан цу»7.
И
однако
в
1927 г.
в
Лондо­
не
вышло
добросовестно
подготовленное
английское
изд а ние
избранного
из
книг
В.
В.
Ро зан о ва8.
В
нег о
вошли:
отрывки
из
«Апокалипсиса нашего времени», из­
б ра нные
фрагменты
«Уединенного», а также объемный критико- б иог ра фич е с кий
оче рк
Э.
Г олле рб аха
с
пространными
цитатами
из
друг их
с оч инений
мы с ли теля,
из
его
писем
и
воспоминаний
о
нем
современников.
На
суперобложке
издания
был и
пр оцит ир ова ны
высказывания
Д.
Ми рск ого,
который
называл
писателя
«одним из
вел ич айш их
русских
умов
современности»
и
писал,
что
Розанов
я вляет ся
«величай­
шим
п ро я влением
рус с кого
духа,
к оторое
предстоит
открыть
Западу»9.
В
середине
апреля
1927 г.
живший
в
Англии
переводчик
С.
С.
Котелянский
от­
правил
это
издание
Д.
Г.
Лоуренсу,
для
кот орого
она
стал а
настоящим
потрясением.
Он
писал
Котелянскому
27 апреля: «Я рад,
что
у
ме ня
теперь
е сть
Розанов,
герои
Чех ова
и
Достоевского
мне
изрядно
надо ели. . .» 10.
Лоуренс
в зялся
за
рецензию
на
книг у
и
две
недели
спустя
закончил
ее.
В
июле
1927 г.
рец енз ия
вышла
в
ж урна ле
«Calendar of Modern Letters»11.
Сво ю
рецензию
Лоуренс
строит
как
диалог
со
Святополк-Мирским,
поначалу
сар к астич еск ий
по
то наль нос ти. «В
Роз ано ве
мы
узнаем,
как
будто,
еще
о дну
птицу
из
стаи
Достоевского», —
пишет
он12.
На
Розанова
Лоуренс
поначалу
п ер енес
свое
противоречивое
отношение
к
Дос тое вс кому .
По лови на
рецензии
посвящена
анал и­
зу
«русскости», которой были заворожены многие европейцы .
Понятие
это
о знач ает


260
О.
А.
К аз нина
теперь
для
писателя
противоречивость
мыслей
и
стремлений,
самокопание,
экз а ль­
ти ров ан нос ть,
подчеркнутый
нигилизм,
жажду
стр ад ания
и
покаяния,
доводящую
до
самоуничижения.
Все
эти
«пороки»
он
нашел
и
у
Розанова.
К
сам ым
глубок и м
мыслям
«Уединенного»
Лоуренс
относит
высказывание
Ро­
зано ва,
в
котором
он
противопоставляет
христианским
святы ня м
язы чески й
культ
с олн ца : «Попробуйте распять солнце .
И
вы
у вид ите
—
который
Бо г»13.
Это
миро­
ощущение
Розанова
чрезвычайно
близко
Лоуренсу,
призывавшему
преклоняться
перед
космическими
ритмами,
природой,
естественными
влечениями
человека.
«Апокалипсис нашего времени»
Лоуренс
оценил
как
произведение,
неср авнен­
но
бо лее
глубокое,
чем
«Уединенное». Он пиш ет ,
что
это
произведение
он
более
в се­
го
другого
хотел
бы
п роч есть
полностью,
без
изъятий,
так
как
именно
оно
заставило
его
поверить,
что
Розанов
был
под линны м
мыслителем.
З десь
Лоуренс
соглашается
с
Д.
Мирским
в
то м,
что
Розанов
действительно
является
«величайшим проявлени­
ем
русского
духа,
котор ое
предстоит
открыть
Западу»14.
Лоуренс
пишет : «Книга
—
в ыпад
против
христианства,
об
эт ом
заявляет
сам
автор:
в
ней
нет
ни
л ицемер ия ,
ни
покаяния.
В
ней
ес ть
страсть,
притом
страсть
не ожид а нно
сильная.
Л авир ов ание,
самоанализ,
разоблачения
—
все
ушло,
и
звучит
подлинная
ст рас ть.
Ро з анов
своими
путями
заново
открывает
исконное
языческое
мировосприятие
—
фаллизм;
глазами
язычника,
с
ужасом
и
изумлением
смотрит
он
на
дел а
хр и сти ан ски е»15.
В
глазах
Лоуренса
Розанов
затмил
всех
других
русских
писателей,
которых
он
увлеченно
изучал
со
сту д енч еских
ле т. «Впервые русский писатель дает нам полно­
кро вн ую
ка рт ину
мира;
ни
Толстой,
ни
Достоевский,
и
никто
другой
из
них
не
дал
нам
этого.
Кажется,
в
Розанове
проснулся
я зы чник
др евн ей
Руси,
русский
Рип
ван
Вин кл ь,
—
и
пот р ясенно
смо т рит
на
мир .
Жирная
и
плодородная
поч ва
язычества
вскормила
Розанова.
Перед
его
взором
—
и зму чен ная
собственной
сложностью
ци­
вилизация
христианства
—
конечно,
в
его
гла з ах,
это
како й -то
кошм а р.
И
вот
перед
нами
первый
русский,
который
сказал
нечто
совершенно
новое,
для
ме ня
это
имен­
но
так.
Его
от ноше ние
к
мир у
пол но
живой
и
полнокровной
страсти.
Он
перв ый
пон ял,
что
бессмертие
—
в
полноте
проявления
жиз ни,
а
не
в
избавлении
от
н ее»16.
У
Розанова
Лоуренс
нашел
глубок ое
по нима ние
проблемы
раз д во ения
созна­
ния ,
гам лети зм а
современного
человека,
раск о ла
между
раз умо м
и
чувством.
Роза­
нов
—
«единственный,
кто
это
понял
и
реши л
хо ть
в
какой-то
м ере
вернуть
человеку
его
былую
цельность», —
пишет
о н17.
Анализ
современной
ду ши
—
это
уже
не
пер е­
певы
из
знаменитого
предшественника,
здесь
«у Розанова открывается свой голос,
голос
нового
человека,
ушедшего
от
Достоевского
—
и
это
главное».
Лоуренс
был
ув ерен,
что
«Розанов скажет свое слово и сейчас и в будущем»18.
В
1928 г.
Лоуренс
познакомился
с
«Опавшими листьями»
Розанова
по
по д­
строчнику,
присланному
С.
С.
Котелянским.
На
этот
перевод
он
также
написал
ре­
цензию,
которая
начинается
с
лю бопы тных
замечаний
о
распространении
влияния
русского
мыслителя
в
Ев р опе : «Розанов в наши дни начинает приобретать евро­
п ейс кую
известность.
Появился
фр анц у зский
перевод,
обещан
немецкий:
м олоды е
писатели
Парижа
и
Берлина
говорят
о
нем
как
об
одн ом
из
пророков
истины.
При
этом
“Уединенное”
пользуется
несколько
б ольши м
успехом,
чем
“Опавшие листья”:
наверно
потому,
что
в
нем
б ыла
сенсация.
“Опавшие листья”
менее
сенсационны:
это
печальная
и
умиротворенная,
глубоко
русская
книга»19.
В
эт ой
рецензии
Лоуренс
переворачивает
все
сл ожи вш иеся
пр ед ст авл ения
о
р усс кой
лит ера туре ,
определяя
м есто
в
ней
Р оза н ов а: «Розанов,
писавший
пос ле
Чех о ва,
—
последний
русский
писатель.
У
нег о
под ли нно
русский
голос,
и
с егодн я


Розанов
в
ан г лийск ой
критике
261
это
особенно
очевидно.
А рц ыбаше в,
Горький,
Мережковский
—
его
со вр ем енник и,
но
все
они
стоят
несколько
в
с торон е
от
традиции.
И
только
Розанов
стоит
на
сам ой
маг истр али »20.
Ло ур енс
увлеченно
рассуждает
о
жанре
«Опавших листьев» .
П он ачалу
его
шо­
ки руют
указания,
где,
ког да
и
на
чем
б ыли
записаны
фрагменты
(«Ночью», «За ну­
ми зма ти кой », «На извозчике», «В ват.. .»
и
т.
п .).
Но
за тем
он
соглашается,
что
таким
обра зом
автору
удается
избежать
даже
видимости
систематизации
или
абстрактного
фил ос офст во вания.
Как
он
пишет,
эти
комментарии
помогают
«удержать читателя
—
и
самого
автора
—
в
атмосфере
мо мент а,
напомнить
о
реа льн ом
времени
и
ме сте» .
Ло у ренс
согл асе н
с
Розановым
и
в
том,
что
в
«Уединенном»
он
ввел
в
литерату­
ру
новый
тон,
тон
манускрипта.
Кажд ая
рукопись
уникальна
и
не сет
на
себе
печать
личности,
индивидуальности
писателя
и
непосредственно
свя з ывает
его
с
читате­
л ем.
Он
словно
гов ор ит
с
самим
соб ой
—
и
в
э том
секрет
новизны
его
сти ля.
Искренность
Розанова
для
Лоуренса
несомненна
и
подлинна.
Хотя
неизбежные
для
литератора
лживость
и
актерство
для
него
тоже
очевидны.
Писательское
само­
сознание
Розанову
прис ущ е
в
высшей
ст епени:
он
отм еч ает
в
себе
кокетство
перед
публикой
(«Я невестюсь перед всем миром:
вот
откуда
постоянное
волнение»), он
испытывает
в се гда шнее
жел ание
посмотреть
на
себя
в
зеркало.
Но
он
боре тс я
с
эт и­
ми
чертами
писательского
актерства
в
се бе
и
постоянно
мо лит
Бо га
об
избавлении
от
эт ого
самонаблюдения.
Ло ур енс
приводит
рассуждения
Розанова
на
эту
тему:
«Писателю необходимо подавить в себе писателя (“писательство”,
литературщи­
н у)».
Нечто
пох оже е
Лоуренс
когда-то
писал
Э.
Г ар н етт у: «Мы словно зачумлены
литературой»21.
Лоуренс
видел
в
Розанове
бол ьш ого
писателя,
мыслителя
и
психо ло га,
отра ­
зившего
ва жне йшие
духовные
и
психологические
проб лем ы
сов р еменно ст и.
В
са­
мом
себ е
Розанов
вскрывал
болезни
рас судоч ной
цивилизации:
нес пос обно ст ь
со­
временного
человека
испы тыва ть
непосредственные
и
подлинные
чувства:
любо вь,
сопереживание,
сострадание.
На
самом
себе
он
испытал
засилие
рассу д оч ност и:
рас­
с удок
подавил
в
нем
естественные
эмоции,
сделал
его
«задумчивым» .
В
признании
Ро з анова
о
том,
что
он
был
рожден
«созерцателем,
а
не
действ ов ателе м», Лоуренс
вид ит
симптом
состояния
в сей
современной
к ультур ы. «Вечно бунтовать,
вечно
изо­
бражать
чувства,
к ото рых
не
испытывал
—
гла вна я
задача
русского
писателя
<...>, —
и
все
для
того,
чтобы
с озд ать
хоть
ка кую- то
видимость
страстей,
которых
на
самом
де ле
не т.
Это
так
по-русски
и
это
так
современно.
Почти
весь
мир
та ков
се год ня».
Подвиг
Розанова
Лоуренс
видит
в
том ,
что
он
«всеми силами стремился преодо­
леть
себя
и
пробиться
к
реальным
эмоциям».
Изо
дня
в
де нь
наблюдая
стр адания
лю бим ой
жен ы,
умирающей
у
него
на
гл азах ,
он
учился
испытывать
подлинное
со­
переживание.
И
ему
это
удал о сь : «...K концу жизни он постиг подлинность и чистоту
ст ра дания » 22.
Лоуренса
поражает
зам ет ка
Розанова
о
собственной
«задумчивости», о том,
что
он
ощущ ае т
себя
«каменным», чудовищем,
а
не
живым
существом,
спо соб ным
лю­
бить
и
пла мен е ть.
В
состоянии
«задумчивости»
он
ничего
не
мог
дел ать ,
и
в
то
же
время
был
«способен на все», то есть на все дурное,
греховное.
Лоуренс
почув с тв о­
в ал,
что
в
эт ой
«задумчивости»
содержится
объяснение
характера
и
жиз ни
Розано­
ва,
кот орого
окружающие
по
недоразумению
считали
порочным
и
злонамеренным.
Тот,
кто
поймет
Розанова
до
конца,
считает
Лоур ен с,
буд ет
сочувствовать
его
страданиям,
сопереживать
его
бор ьбе
со
своим
«окамененным нечувствием», борьбе
за
свое
живое
«я» .
И менно
эти м
так
ценен
это т
писатель
для
сов рем ен ного
чел ов е­


262
О.
А.
Ка з нина
че ств а : «Розанов современен,
страшно
современен.
И
е сли
он
не
может
вну ши ть
нам
страха
Божьего,
то
он
вселя ет
в
нас
страх
пе ред
су дьбой ,
перед
роком:
перед
циви­
лизацией,
—
то й,
которая
не
внутри
нас
зреет,
но
навязывается
извне,
средствами
“образования”
и
“просвещения”»23.
Лоу рен с
ищет
ответа
на
вопрос,
почему
русские,
гораз до
позже
пошедшие
по
пути
западной
циви лиз а ции,
оказались
как-то
особенно
поражены
болезнью
раз­
двоения,
раскола
между
умом
и
чувствами.
Ответ
он
находит
в
том,
что
Россия,
страна
«здоровых варваров»
допетровской
эпохи,
слишком
быстро
подверглась
влиянию
западных
ид ей,
идеалов
и
изобретений.
Рав нов есие
и
вз аим од ейств ие
в
нар одн ом
организме
бы ло
нарушено.
«Слишком внезапный бросок в цивилизацию,
как
правило,
убивает», —
заключает
писат ель 24 .
Проникновение
в
мир
Розанова
нашло
отражение
в
позднейших
творческих
за­
мысла х
Лоуренса.
В
ко нце
1929 г.
он
начал
раб отать
над
своим
и тогов ым
философ­
ским
про изв едением ,
которое
он
назвал
«Апокалипсис»
—
не
исключено,
что
в
вы­
бо ре
названия
и
темы
Л оу ренс
оглядывался
на
Розанова,
хот я
тема
Апокалипсиса,
конечно,
витала
в
воздухе.
В
этом
философско-публицистическом
э ссе
Лоуренс
ка­
сает ся
не
тольк о
проблем
ц ивили за ции
воо бще ,
но
много
вним а ния
уд ел яет
рус ски м
вопросам,
размышляет
о
революции
и
соц и альн ых
преобразованиях
в
Ро сс ии,
выска­
зыв ает
сво е
мнение
о
вождях
большевиков.
В
этом
он
также
с ледуе т
за
Розановым.
И тоги
русской
революции
в
очередной
раз
показали,
считает
писатель,
что
ра с­
суд оч ные
социальные
теории
не
бе рут
в
расчет
природных
качеств
человека.
В
то л­
ков ан ии
этих
природных
качества
Лоуренс,
под обн о
Розанову,
отдает
предпочтение
ветхозаветным
п ре дст ав ле н ия м. «Природа человека далека от святости.
Первичный
инстинкт
старо г о
Адама
—
бы ть
самим
собой,
окружить
се бя
к ругом
собственного
бы тия
и
там
быт ь
хозяином,
первенствовать,
царить
во
всем
ве лик о ле пии». «Сердце
человека
неисправимо
жаждет
великолепия,
ро ск оши,
чувства
собственного
досто­
инства,
самоуважения,
славы,
власти
—
независимо
от
то го,
царь
он
или
простой
крестьянин»25.
В
1935 г.
работавший
в
Англии
исследователь
Янк о
Лаврин
впе р вые
подчер­
кну л
эту
п ара ллель:
Лоуренс
в
Англии
—
Розанов
в
России26.
В
этой
книге,
пред ­
ставляющей
собой
сб о рник
статей
и
эссеистики
ав т ора,
особая
глава
отведена
теме
«Секс и эрос».
Под
этой
рубрикой
объединены
три
автора:
Розанов,
О.
Вейнингер
и
Лоуренс.
Лаврин
п одчерк ив а ет,
обраща ясь ,
естественно,
к
английскому
чи тате­
лю,
что
за долго
до
Лоуренса
Роз ано в
высказывал
с ходн ые
идеи,
но
в
гора з до
более
утон чен н ой
и
фи ло софск и
разработанной
форме.
Однако
Лаврину
в
то
время
еще
не
было
известно,
насколько
глубоко
Лоуренс
работал
с
текстами
Розанова
как
ре­
дактор
переводов
и
как
рец ен зе нт.
Отме чен н ая
Л авр иным
параллель
между
Лоуренсом
и
Роз ано вым
долгое
время
не
обра щала
на
се бя
вни мания
исследователей,
словно
открытие
это
б ыло
з абыто .
Об
этом
св и де тельс тву ет,
например,
книг а
английского
религиозного
мыслителя
священника
Виль ям а
Тивертона.
Он
писал
в
1951 г .: «Насколько мне известно,
в
нау ч ной
литературе
не
упоминалось
влияние
рус с кого
пис ател я
В.
В.
Розанова
на
Д.
Г.
Лоуренса»27.
В
своей
книге
Тивертон
ссылается
на
из дания
переводов
Роза но ­
ва
в
Англии,
на
знакомство
с
ними
Лоуренса
и
на
его
общение
с
Котелянским.
Он
подчеркивает
сходства
и
различия
между
двумя
писателями:
оба
б ыли
учителями,
оба
испытывали
преследования
цензоров,
для
обоих
характерен
культ
по ла.
В
книге
Тивертона
приводятся
д л инные
цитаты
из
«Уединенного»
и
«Опавших листьев».
Тивертон
впервые
поставил
вопрос
о
влиянии
Розанова
на
философскую
притчу


Розанов
в
анг лийс кой
к ритик е
263
Лоуренса
«The Man, Who Died».
Он
указывает
на
различное
отношение
двух
пи­
сателей
к
моли тв е,
на
более
серьезное
отношение
Розанова
к
семье.
В
кон це
своего
иссл ед о вания
он
приходит
к
заключению,
что
русский
писатель
гораздо
глубже
по­
нима л
проблему
пола,
также
как
и
вообще
религиозные
проблемы,
поскольку
он
«принадлежал к более древней и мудрой культуре».
Следующее
поколение
англоязычных
исследователей
творчества
Лоуренса
не
касалось
влияния
на
него
Розанова.
Эта
тема
затрагивалась
только
в
статье
амери­
канского
и сслед ов ател я
итальянского
про ис хожд е ния
Ренато
Поджиоли,
кот орая
затем
вошла
в
его
кни гу
«The Phoenix and the Spider».
Пе рв он ача льно
статья
на­
зы ва лась
«The Phoenix of the Soul».
Статья
объ ем ом
в
50 страниц включает больше
материала,
чем
глава
в
книге,
и
имеет
более
развернутую
струк туру,
отраженную
в
подзаголовках28.
Однако
вехой
в
исслед ов ании
европейцами
фе ном ена
Розанова
ст ала
все
же
именно
кн ига
Поджиоли
«Феникс и Паук» (1957)29.
Книга
с остои т
из
оче рков
о
це­
лом
ряде
русских
писателей
и
м ысл ит елей
(Гончаров,
Достоевский,
Толстой,
Тург е­
нев,
Чехов,
Бунин,
Вяч .
Иванов,
О.
Гер шенз он ,
И.
Б аб ель ), но при этом главным ее
героем,
как
утверждает
автор
в
предисловии,
является
именно
Розанов.
Задача
кн и­
ги
заключается
в
том,
чтобы
раскрыть
«русский взгляд на душу»
через
творчество
великих
писателей.
И
автор
решает
эту
задачу
на
основе
творчества
Розанова,
у
ко­
торого
он
находит
доказательство
высшей
ценности
«эго», значимости обыденных
требований
этого
«эго», человеческих инстинктов,
склонностей
сердца.
Само
назва­
ние
книги
навеяно
высказыванием
Розанова
о
том,
что
каждая
д уша
—
это
феникс.
Но
выразить
эту
идею
в
русской
ли терат у ре
предстояло
«пауку»: «Розанов жил и
работал
как
пау к», пишет Поджиоли30 .
Роз ано ву
отведена
особая
глава,
в
которой
подробно
освещается
его
биография,
раск р ывает ся
его
духовная
и
биографическая
связь
с
Достоевским,
дается
детальный
анализ
его
религиозных
взглядов
и
жизнен­
ной
философии.
Как
подчеркивает
исследователь,
христианство
и
философия
семейной
жизни
сталкиваются
у
Розанова:
писатель
сч ита л,
что
христианство
не
в ошло
в
б ыт овую,
повседневную
жизнь,
но
осталось
выше
и
вне
этой
жизни.
Критик
согласен
при ­
знать,
что
писателю
свойственно
обожествление
биологической
сто ро ны
ж изни,
пантеизм
и
натурализм,
однако
материальное
бытие
у
нег о
всегда
пронизано
духов ­
ным.
По дход
к
иде е
пол а
у
Розанова
ре лиг иоз ный,
для
него
характерна
спиритуали-
зац ия
пола,
ощущение
его
мистического
на ча ла.
Мн ого
вним ания
уделяет
критик
жанровым
и
стилистическим
особенностям
произведений
Розанова.
Он
сч итает,
что
неверно
сравнивать
фрагменты
Розанова
с
афоризмами
Ницше
и
Паскаля:
эти
европейские
авторы
черпают
свои
пред м еты
и
сюжеты
из
о б ласти
куль туры ,
для
их
вы ск азы ваний
типична
че тка я,
отр або танная ,
восходящая
к
длительной
традиции
литературная
форма.
В
то
время
как
у
Розано­
ва
про ис хо дит
настоящий
«анти-гутенберговский»
бу нт
против
книжной
и
л ите ра­
турной
формы,
его
высказывания
—
не
афоризмы,
не
апофтегмы,
не
ма ксимы,
но
именно
«опавшие листья», некое естественное проявление жизни .
Они
являются
ему
в
самых
непредсказумых
обстоятельствах,
и
он
тщательно
отм ечае т
это,
сло вно
показывая,
как
непредсказуемо
духовные
предметы
рождаются
из
жизненных
сл у­
чайностей,
ассоциаций,
настроений.
Поджиоли
уд ел яет
немало
внимания
жанровому
новаторству
Розанова,
под­
черкивает
интимность
и
разговорность
его
стиля.
Высокое
и
низкое
Розанов
видит
в
одн ом
пл ане:
книга
расходов
не
менее
важна
в
его
повседневном
мир е,
чем
со­


264
О.
А.
Каз нина
ч ине ния
Д анте.
Ему
свойствен
фе тиши зм
в
отношении
к
вещам,
в
быту
для
нег о
нет
пустяков
и
м ел очей,
все
важно.
«Апокалипсис нашего времени»
т оже
состоит
из
фрагментов,
но
по
жанр у
они
ин ого
рода,
чем
«Опавшие листья»: их можно со ­
поставить
в
некоторых
случаях
с
газетными
заметками,
в
них
си лен
философско-
политический
элемент.
Поджиоли
считает
«Апокалипсис»
памфлет о м,
обли­
чающим
гре хи
и
заблуждения
христианства,
приведшего
к
катастрофе
русской
революции.
Что
касается
пар алл ели
Розанова
и
Лоуренса,
то
Поджиоли
не
столько
сопо­
ставл я ет,
с коль ко
противопоставляет
их.
С
его
точки
зрения,
это
сход ст во
является
поверхностным.
Основное
различие
он
видит
в
том,
что
для
Розанова
пол
—
это
семья,
для
Лоуренса
—
часть
кос мо са.
Семья
для
Розанова
—
аристократическая
форм а
жизни;
бы тов ая,
повседневная
семейная
жи знь
им
возвышается
и
облаго­
ражи в ае тся.
Лоуренс
же
презирал
буржуазное
преклонение
пе ред
формально
пр и­
знанными
семейными
узами.
Более
всег о
сближает
дв ух
писателей,
по
мнению
кр и­
тик а,
презрение
к
«гигиене», к цивилизующему подходу к природе,
к
полу,
к
семье,
к
производительным
сил ам.
Вглядываясь
в
тексты
Розанова,
Поджиоли
приходит
к
выводу,
что
он
был
апо ­
логетом
пола
только
на
поверхности,
а
по
существу
яв ля лся
искателем
души.
Он
пи шет : «Неверно считать,
что
Розанова
волновал
только
пол...»
И
он
доказывает
это
положение
детальным
анализом
произведений
писателя,
ко то рые
он
называет
«книгами души» («books of the soul»). К ни м о н от нос ит тр и лучши х,
по
его
мнен ию,
произведения
Р оза нов а : «Уединенное», «Опавшие листья»
и
«Апокалипсис нашего
времени», а также «Литературные
из гна нник и», письма к Голлербаху и коммента­
рии
к
пи сь мам
Страхова.
В
«книгах души»
Розанова
душа
—
это
как
бы
«эмбрион», она еще не офор­
ми лас ь,
ее
можно
сравнить
с
мор ск ой
губкой,
мягкой
бесформенной
субстанцией
(imbroglio, clog, loofah).
Неоформленность
души
проявляется
в
стих ийно ст и
и
субъ­
екти вн ости,
в
ее
эгоцентрической
сосредоточенности
на
себе.
У
Розанова
Поджиоли
на хо дит
идеи,
сформулированные
Фрейдом,
ко торого
русский
писатель
безусловно
не
знал.
В
каком-то
см ысле ,
считает
критик,
Розанова
можно
назвать
«предтечей
фр ейдиз ма»: за его терпимое, «понимающее»
отношение
к
сексуальным
изв р аще­
ниям.
Но
даже
с
такими
взглядами
на
секс,
считает
критик,
Розанова
н адо
считать
христианином:
так
как
с
именем
Христа
он
оставил
эт от
мир.
Сопоставлением
Лоуренса
и
Роз ано ва
приме р но
в
те
же
годы
заинтересовал­
ся
Г.
Штаммлер.
В
статье
«Апокалиптические размышления в работах Лоуренса и
Роз ан ов а »31 автор уделяет особое внимание разработке идеи апокалипсиса у обоих
авторов.
Он
у беж ден,
что
сх о дство
между
ним и
лежит
гораз до
глубже,
чем
бросаю­
щийся
все м
в
глаза
пансексуализм
и
возрождение
«темных богов»
язычества.
Не смот ря
на
то,
что
Розанов
разоблачал
в
христанстве
его
оторванность
от
жиз­
ни
п лоти
и
отстаивал
религию
космизма,
ему
так
и
не
удалось
уйти
от
символики
и
ка те горий
мы шл ения
христианства.
В
какой-то
м ере
это
можно
сказать
и
о
Лоу­
ренсе,
пытавшемся
в
своей
философии
чел ове че ск ого
экзи стан са
найти
равновесие
между
макрокосмом
при род ы
и
микрокосмом
внутреннего
ми ра
человека.
В
понимании
Бога
как
космической
ка тего рии ,
в
их
натуралистическом
пан­
т еизме,
в
их
стремлении
возродить
языческую
м удрост ь,
по
мнению
Штаммлера,
безусловно,
есть
некое
родство.
Общим
б ыло
у
них
и
тяготение
к
поч ве,
к
родн ому
очагу,
к
пена та м.
Они
оба
б ыли
мятежниками:
но
оба
так
и
остались
в
пл ену
тех
ц ен­
ностей
и
традиций,
против
кот оры х
бунтовали.
«Суть этого мятежа в том,
что
оба


Розанов
в
английской
крит ик е
265
бун та ря,
при
вс ей
страстности
св оего
протеста,
оставались
пле нни ка ми
той
и деи,
прот ив
которой
они
восстали», —
заключает
кр ити к32.
Штаммлер
пишет : «Можно только удивляться тому,
что
Розанов,
которого
так
мало
п ерево ди ли
и
который
в
силу
э того
почти
не
был
известен
на
западе,
оказал
такое
всеобъемлющее
влияние
на
Лоуренса
своими
идеями,
т емам и,
предметами
и
даже
лек сик ой» .
Критик
отм еч ает,
что
плодотворную
почву
для
та кого
вли яния
подготовила
увлеченность
русской
литературой,
ко торую
с
мо лоды х
лет
испытывал
Лоуре н с.
И
не
только
литературой:
он
испытывал
страстный
ин те рес
ко
всему,
что
происходило
в
России,
и
как
св ою
лич ную
трагедию
переживал
катастрофу
«вели­
кого
эксперимента»
русской
революции.
Доказательством
того,
что
эт от
ин тере с
не
угасал
до
самой
смерти
писателя,
являют ся
его
пис ьм а,
дневники,
эссеистика,
лите­
рат у рная
к рити ка
и
да же
его
стихи.
Сопо ст а вле ние
Лоуренса
и
Розанова
в
кратком
виде
приводится
в
кни ге
Kingsley
Widmer «The Art of Perversity» (1962).
Автор
подчеркивает
сх о дство
м ежду
«де -
кадентствующим
русским
интеллектуалом»
и
английским
писателем
и
приводит
основные
ид е йные
и
лексические
совпадения.
В
1971 г.
Дж.
Зитарук
в
своей
книге
«Восприятие Лоуренсом русской литера­
т уры»
отдельную
главу
посвятил
влиянию
на
нег о
Розанова33.
На
основе
анализа
текстов
Лоуренса
Зитарук
показал,
как
отразилось
чтение
рус ск ого
автора
на
созда­
нии
Лоуренсом
философской
прит чи
«Человек,
ко то рый
ум ер », в которой предла­
галась
язы ческая
вер сия
хр ист ианст ва
как
одной
из
р елиг ий
вечно
воскресающего
бога,
вечно
рождающей
и
плодоносящей
природы.
В
эт ой
новой
версии
Иисус
Хри­
сто с
не
только
воскресает
под
лучами
весеннего
солнца,
по до бно
зерну,
упавшему
в
почву,
но
и
отдается
своему
чувству
к
це лом удр е нной
хра мов ой
жрице,
а
зат ем
ст ано вит ся
отцом
их
общего
ре бен ка.
Вл ия ние
Розанова
сказалось
также
на
тв орч е­
ской
ист о рии
романа
«Любовник леди Чаттерли»: эволюция идеи романа под воз -
действией
Розанова
явственно
прослеживается
в
его
различных
ред акц ия х.
Идеи,
почерпнутые
из
произведений
Розанова,
его
образы
и
да же
ле кси ка
сказались
и
на
поздней
эссеистике
Лоуре нс а.
Много
вн иман ия
уделяет
Розанову
тот
же
автор
в
книге
«В поисках Рананима», представляющей собой публикацию переписки Лоу ­
ренса
и
С.
С.
Котелянского34.
В
з ак лю чение
можн о
ск аз ать,
что
критические
и
исследовательские
отклики
на
творчество
Розанова
в
Англии
концентрируются
вокруг
п робле мы
восприятия
Розанова
Лоуренсом.
И
это
не
удивительно.
П арелл ель
эта
представляет
уникаль­
ный
случай
в
исто р ии
литературы:
анг ли йск ий
писатель
встретил
конгениального
русского
мыслителя,
поднимавшего
б л изкие
ему
проблемы,
проблемы
ре лиг иоз но­
философские,
волновавшие
или
даже
будоражившие
западный
ку ль ту рный
мир
в
год ы
духовного
кризиса.
Разными
путями
русский
и
анг ли йск ий
писатели
пыта­
лись
примирить
элементы
языческого
миросозерцания
с
христианством.
В
том,
как
по-разному
достигали
э того
Лоуренс
и
Розанов,
сказалось
различие
ст ояв ших
за
ним и
нацио нал ь ных
к ультур.
1 «Д.
С.
Мирский»
и
«Д.
Мирский»
—
два
вари ант а
псевдонима,
принятых
в
европейских
и,
в
частности,
английских
публикациях
Д.
П.
С вят оп олк -Ми рско го.
2 Mirsky D. A Russian Letter. Introductory // The London Mercury. 1920. No 3 . P. 207-209.
3 Mirsky D. The Literature of Bolshevik Russia // The London Mercury. 1922. No 5 . P. 276-285 .


266
О.
А.
Ка з нина
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
Mirsky D. Marina Tsvetayeva // The New Statesman”, No 26, 27 February, 1926. P. 611-613.
Mirsky D. S . Contemporary Russian Literature, 1881-1925. London; New-York, 1926. Ц и т .
по
п ере­
воду:
Мирский
Д.
С.
Ист ор ия
русской
лит ер ат уры
с
древнейших
времен
по
1925 год .
Пер.
с
англ.
Р.
Зе р но ва . London, 1992. С. 656.
Mirsky D. Contemporary Movements in Russian Literature // Contemporary Movements in Euro­
pean Literature, ed. W. Rose and J. Isaaks. L., George Routledge, 1928. P . 151-177.
Цит.
по
кн.:
Mirsky D. S . Uncollected Writings on Russian Literature. Literature / Ed. with an Introd, and
Bibliography by Smith G. S. Berkeley, 1989. P . 263.
Mirsky D. S . Contemporary Russian Literature: 1881-1925. L ., 1926.
Ци т.
по
кн .: Mirsky D. S.
Uncollected Writings on Russian. P . 163 .
Rozanov V. V . The Apocalypse of Our Times, Solitaria. London, 1927.
Rozanov V. V.The Apocalypse of Our Times, Solitaria. 1927. Paperback. P. 4 .
The Quest for Rananim: D. H. Lawrence’s Letters to S. S . Koteliansky: 1914 to 1930 / Ed. with an
introd, by George J. Zytaruk. Montreal; London: McGill-Queen’s University press, 1970. P. 310 .
Lawrence D. H . Rozanov V. V. Solitaria (L., 1927) // Calendar of Modern Letters, July, 1927, No IV,
P. 157-161. См .
так же : Lawrence D. H. Solitaria, by V. V . Rozanov // Lawrence D. H. Phoenix: The
Posthumous Papers of Lawrence D. H. Ed. with an Introd, by E. D. McDonald. London: Heinemann,
1936. P. 367-371.
Lawrence D. H . Phoenix: The Posthumous Papers of D. H. Lawrence. P . 367, 368.
Розанов
В.
В.
Соб р.
соч.
Мимолетное.
М ., 1994. С. 465.
Lawrence D. Н . Phoenix... Р . 36 8 .
Ibid. Р . 369.
Ibid.
Ibid. P. 370.
Ibid. P . 371.
Lawrence D. H. Fallen Leaves, by V. V . Rozanov. Translated from the Russian by S. S. Koteliansky,
with a Foreword by James Stephens, L., 1929 // Everyman, 23 January, 1930.
Цит.
по
кн.: Law­
rence D. H . Fallen Leaves, by V. V. Rozanov // Phoenix: The Posthumous Papers of D. H. Lawrence.
Ed. with an Introd, by E. D. McDonald. London: Heinemann, 1936. P . 388 .
Ibid.
Lawrence D. H . Letter to Edward Garnett. D. H. Lawrence. The Collected Letters. Vol. 2. P. 1247.
Lawrence D. H. Phoenix: 1936. P . 390.
Ibid. 1936. P . 392.
Ibid. P. 390.
Lawrence D. H . Apocalypse. With an Introd, by Richard Aldington. The Albatros Modern Continental
Library, vol 31. Hamburg, Paris, Bologna, 1932. P . 64.
Lavrin Janko. Aspects of Modernism: From Wilde to Pirandello. L ., 1935.
Jarrett-Kerr William Robert (Father William Tiverton). D. H. Lawrence and Human Existence.
Foreword by T. S . Eliot. L ., 1951; 1961.
Poggioli R. On the Works and Thoughts of Vasili Rozanov // Symposium. IV. 1950. November.
Poggioli R. The Phoenix and the Spider. A Book of Essays about some Russian Writers and their View
of the Self. Harward University Press, Cambridge, Mass., 1957. ( См.
так же: Poggioli R. V. Rozanov.
N.Y., 1962.)
Ibid. P. IX .
Stammler H. Apocalyptic Speculations in the Works of D. H. Lawrence and Vasilij Vasil’evich
Rozanov // Die Welt Der Slaven (Wiesbaden), 1959. P . 67.
Ibid.
Zytaruk. George J. D. H . Lawrence's Responce to Russian Literature. The Hague-Paris, Mouton,
1971.
The Quest for Rananim: D. H . Lawrence’s Letters to S. S. Koteliansky: 1914 to 1930 / Ed. with an
introd, by George J. Zytaruk. Montreal; London: McGill-Queen’s University press, 1970.


Философия


M.H. Громов (Москва)
Филос офс кий
и мп ресс иониз м
Розанова
Ва с илий
Васильевич
Роз ано в
является
одн им
из
самых
ярких,
оригинальных,
парадоксальных
отечественных
фило со фо в,
до
сих
пор
н ед оста точно
понятых
и
по
достоинству
не
оцененных.
Он
выступает
продолжателем
д ела
Федо ра
Ми ха йло­
вич а
Дос тое в ско го,
к оторого
всегда
высоко
ценил
и
называл
«мой Достоевский» .
Защи тн ик
у ниже нных
и
оскорбленных,
живу щ их
в
полутемных
дв орах- ко лодца х
непарадного
Санкт-Петербурга
и
темных
дер евя нны х
избах
по
в сей
России,
он
не
пережил,
подобно
своему
учителю,
смертельного
ужаса
п ред стоя щей
ка зни,
пре ­
бы вани я
на
каторге
в
азиатских
дебрях
империи,
но
сво й
экзистенциальный
опы т
«малой каторги»
несомненно
име л.
С
молод ы х
лет
узнав
бедность,
убог ость
захолустной
России,
трудн ос ть
«выхож-
дения
в
л ю д и», всего добивавшийся собственным изнурительным трудом,
Р оза нов
вырос
философом,
с
одн ой
с тороны ,
прин ципиал ьно
враждебным
вс ему
к азенно му ,
оф ициа ль ном у,
имп е рск ому,
парадному
и,
с
др угой
ст ороны ,
противостоящим
б ар­
ственному
аристократизму
представителей
прив иле г иро ва нных
сословий
и
снис­
ходительности
«аристократов духа», властителей умов просвещенного общества .
Серенький,
несчастный
Акакий
Акакиевич
из
гого лев ск ой
«Шинели»
ста л
его
лю­
бимым
героем,
литературным
отражением
собственной
глубинной
с ути
и
объектом
сочувственной
симпатии.
Пос ле
окончания
историко-филологического
факультета
Мос ков с кого
ун иве р­
ситета
м олодой
преподаватель
ис то рии
и
географии
про ра бота л
несколько
лет
в
про вин циаль ных
г ородах
центральной
России.
Итогом
его
увле ч е ния,
а
затем
пре­
од о ления
и
отрицания
позитивистской
философии
ст ал
обширный
о пус
«О пони ­
мании», вышедший в 1886г.
в
Москве
и
совершенно
пр оигно рир ова нный
читающей
публикой.
Эта
единственная,
с
формальной
точки
з ре ния , «чисто философская»
ра­
бота,
нап исанная
в
подражание
тяжеловесным
трактатам
профессионалов,
показала
еще
раз ,
что
пут и
отечественной
философии
вообще
и
самого
Розанова
в
частности
не
всегда
п роле гают
по
проторенной
западной
мыс лью
коле е
сциентистского
дис­
курса,
что
нужно
искать
св ой
стиль,
св ой
жан р,
свою
манеру
выражения.
Нечто
п охоже е
было
с
Ф.
М.
Достоевским
как
писателем
и
с
В.
И.
Суриковым
как
художником,
которые
п осле
подражания
общепризнанным,
поощряемым
акаде­
мическим
образцам,
пе ре жив
фазу
докритического
пе ри ода,
нашли
себя
в
неповто­
римости
собственного
творческого
осмысления
и
отражения
бытия.
Без
подобного
преодоления
инди виду аль ной
и
социальной
ограниченности
не
может
с ост оятьс я
по д линный
творец
в
любой
области
деятельности,
в
том
числе
и
философской.
И
Розанов
на шел
свою
манеру
му д рств ов ания
в
искрящейся
афористике,
днев­
никовых
записях,
своеобразном
философском
им прес сио низ ме,
когда
худо жн ик
слова
пытается
уловить
и
запечатлеть
самые
тонкие,
ус кольз ающи е ,
порою
стран-


270
М.
Н.
Громов
ные,
а
иногда
и
отталкивающие
движения
души.
Его
афоризмы
п одоб ны
точечно­
му
нанесению
красок
на
многоцветных
полотнах
французского
неоимпрессиониста
Ж.
Сера.
Рассмотренные
отд ел ьно,
они
кажутся
чрезмерно
акцентированными,
но,
взятые
вместе
в
панораме
общего
вид ен ия,
поражают
яркостью,
св еж ес тью,
необыч­
ностью,
глуб оки м
психологизмом
и
уме н ием
улавливать
неуловимое,
высказывать
не выска зыв аемо е.
С
1883 г.
Розанов
по селя ется
в
П ете рбурге ,
где
суд ьба
вновь
испы тывает
его
на
прочность.
Трудно
представить
под ви ж ного,
мя тущ егос я,
ненавидящего
все
омерт­
велое
Розанова
в
роли
чиновника,
но
именно
чино вни ко м
прослужил
он
в
Государ­
ственном
к онт роле
ше сть
лет.
И
лишь
в
1899 г.,
и змаявш ий ся
на
государственной
службе,
он
пришел
в
редакцию
с амой
популярной
российской
газ еты
«Новое Вре ­
м я », где под покровительством А.
С.
Су вор ина
проработал
самые
успешные
г оды
своей
жи зни
вплоть
до
закрытия
газеты
в
1917 г.
По доб но
Чехову,
он
шлифовал
св ой
стиль
в
кратких,
образных,
задевающих
за
ж ивое
произведениях,
которые
от­
нюдь
не
бы ли
жур нал ист ским и
однодневками.
Одновременно
он
писал
одну
за
другой
философско-публицистические
раб о т ы: «Религия и культура», «Природа и
ис тори я», «Около церковных стен», «Русская церковь», «Темный лик:
Ме тафи зи ка
хрис ти ан ств а»
и
др.
Незадолго
до
ре волю ции
Ро зан ов
задумывал
издать
св ои
сочи­
нения
в
50 томах,
но
этому
не
суждено
был о
исполниться.
История
в
своей
непредсказуемости
распо р яд ил ась
иначе.
Осень
1917 г.
пр и­
нес ла
круше ни е
с тарой
России.
Нач ались
тя желей ши е
ис пыт ания .
Поселившись
с
сем ьей
в
Сергиевом
По сад е,
Роз ано в
пишет
завершающую,
пронзительную
до
бо ли
работу
«Апокалипсис нашего времени», посвященную страданиям народа,
ст ран ы,
сво им
собственным
страданиям,
начавшимся
п осле
ре во лю ционно го
катаклизма.
Она
о стал ась
незавершенной,
как
и
его
творческая
биография.
Ро з анов
ум ер
от
бо­
лезни
и
истощения
на
руках
о.
П авла
Флоренского.
Оба
они
своей
трагической
кон­
чин ой
еще
раз
напоминают
о
су дьбе
философии
и
философов
в
России,
в
том
числе
со вет ско й.
Свой
вечный
покой
Ро з анов
об рел
в
Черниговском
скиту
под
Сергиевым
Посадом,
рядом
с
Константином
Леонтьевым,
к оторо го
чтил
и
ценил,
хотя
и
отсто­
ял
весьма
далеко
от
нег о
во
многих
отношениях.
Скит
был
ра зорен ,
кладбище
уни­
ч то жено
и
лиш ь
поднялись
православные
кресты,
к
которым
приходят
отда ть
дань
уважения
наши
современники.
Розанова
трудно
понять
и
пр ин ять
по
ча стям ,
по
фра гме н там,
по
отдельным
высказываниям.
Н ужно
понять
и
принять
(или не принять)
его
целиком,
во
в сей
с ложн ости
биографии,
жизни,
творчества.
Он
в есь
—
движение,
игра
мысли,
оттал­
кивание
и
притяжение.
«Самый полет
—
вот
моя
жизнь.
Темы
—
“как во сне”», —
пи шет
он
в
«Опавших листьях».
А
в
«Уединенном»
откровенничает: «Дапростоя
не
име ю
ф ормы
<...>
Какой-то
“комок”
или
“мочалка”.
Но
это
оттого,
что
я
в есь
—
дух,
и
весь
—
субъект:
субъективное
дей ствит ел ьно
развито
во
мне
бесконечно»1. Он
не
желает
себя
фиксировать,
отливать
в
какую-то
определенность,
он
«странник,
вечный
странник»
с
бесконечно
древней,
опытной
и
одновременно
юно й,
впечатли­
тельной,
как
у
р ебенка ,
душой.
Его
можно
назвать
философским
ре ля ти вис то м, «постоянно меняющимися
Пр от еем», как выразился один из его проницательных исследователей Г.
Штам-
млер.
Сам
Розанов
в
характерной
для
нег о
манере
фиксации
ме ста
и
состояния
за­
рождения
мысли
за м ети л: «Два ангела сидят у меня на плечах:
ангел
смеха
и
ан гел
слез.
И
их
вечное
пререкание
—
моя
ж из нь ». Эта запись сделана на Троицком мосту
в
Петербурге,
с
к оторого
открывается
величественная
панорама
центра
имперской


Философский
импрессионизм
Розанова
271
столицы
и
одновременно
состояние
потока
жизни
над
бы стро
те куще й
Невой
и
д ву­
мя
ее
р азн ыми
берегами,
кот оры е
расположены
рядом,
но
никогда
не
сойдутся.
Фи­
лософский
импрессионизм
Розанова
как
раз
и
раскр ыв ает ся
в
анализе
не
только
его
вербального
наследия,
но
прежде
всего
в
анал из е
сост оя ния
ду ши,
места
ее
страда­
ния
и
работы
ума;
потому,
казалось
бы,
скрупулезно
и
мелочно,
что
очень
важно
для
воссоздания
атмосферы
неповторимой
ситуации,
поступает
такой
разбросанный,
не
способный
к
систематическому
мышлению,
на
поверхностный
в зг ляд,
релятивист
Розанов.
После
э того
не
кажутся
парадоксальными
его
высказывания
о
«рукописности
души», о том,
что
только
живое
пер о,
авторский
по че рк,
те тра дь
несут
в
се бе
отра­
жен ие
д уши
художника,
мыслителя,
тв орц а.
В
характерной
для
него
манере
не
сдер­
живаться
в
выражениях
он
обрушивается
на
«проклятого Гуттенберга», его печат­
ный
с тан ок,
всю
индустрию
п еч ати,
тиражирование,
обезличивание,
обездушивание
неповторимого
ли ка
ав т ора,
писателя,
челов ек а.
Особенно
не прим ирим
Розанов
к
п ошлой
пре ссе,
к
обывательской
привы чк е
черпать
истины
из
рас хожи х
изданий.
Подлинное
образование
начнется,
по
его
м нению , «с отвычки от газет», названия
кот оры х
он
иронически
п а роди рует: «Голос правды», «Окончательная истина». Б у­
дучи
сам
га зе тч иком,
он
прекрасно
зна л
всю
журналистскую
кухню.
При
к ажущ ейся
спорадичности,
скачкообразности
мысль
Розанова
весь ма
целеустремленна.
Его
интересуют
прежде
всего
«метафизика пола», тайна жизни,
семья
как
основа
общества,
любовь
как
соединение
мужского
и
женского
начал.
Н есчаст ли вый
в
первом
раннем
браке
с
вдовой
Достоевского
А.
Сусловой,
кото р ая
была
старше
его
на
шестнадцать
лет,
он
обре л
радость,
счастье,
с огласи е
со
второй
женой
В.
Бутягиной.
Но
живое,
естественное,
прекрасное
чув ст во
встретило
юри­
дические
препятствия:
первая
же на
не
д авала
развода,
а
церковные
власти
не
пр и­
знав ал и
вт орой
брак
законным.
Плодо м
мучительных
раздумий
о
смысле
любви,
брака,
деторождения,
об
узах,
насильственно
налагаемых
на
трепетность
человеческих
отношений,
об
унизитель­
ных
государственных,
общественных,
религиозных
ограничениях
стал
цикл
работ,
где
Ро з анов
настойчиво
доказывает
необходимость
их
п е ре смотра
как
подавляю­
щих
искренность
чувств
и
от нош ений
между
людьми.
Он
б росае т
упреки
в
адрес
христианства,
особенно
аскетического
и
мон аш еск ого
образа
жизни,
пр иемле мог о,
на
его
в згля д,
лишь
для
ветхих
старцев
и
стариц.
О т вор ачи ваясь
от
«людей лунного
с ве та», он стремится к «солн ечн ым»
религиям
древнего
мир а,
культу
плодородия,
восточным
оргическим
мистериям,
обожествлению
плоти
и
семени
в
иуд аизм е.
Он
в осх валя ет
«песнь страсти и любви»
языческих
верований
и
критикует
«обледе­
нелую
христианскую
цивилиз а цию ».
В
новозаветной
традиции
его
привл ек а ет
не
ужас
Голгофы,
но
ти хая
ра дос ть
Вифлеема,
где
в
убогой
пещере
юн ая
Бог ома те рь
с
просветленным
лицо м
ск ло н яется
над
младенцем
Иисусом.
Более
то го , «закат Ев­
ропы», грохот 1-й
миро во й
войны,
кра х
импе р ий
он
расценивает
как
закономерный
и тог
искажающей
природное
человеческое
естество
христианской
цивилизации.
За
подобные
обличения
Роз ано в
ед ва
не
был
о тлуч ен
от
церкви
вс лед
за
Л.
Толстым.
«Пансексуализм», «загипнотизированность плотью», «романтизацию быта»,
«разглагающее сознание»
Розанова
довольно
резко
критиковали
многие
современ­
ники,
в
том
числе
о.
Гео рг ий
Флоровский,
г ов орив ший
о
нем
как
о
«психологической
загадке,
очен ь
соблазнительной
и
ст рашн ой» .
Н.
Б ер дяев
наз ыв ал
его
«гениальным
обывателем», а В.
Зеньковский
от ме чал
чрезмерно
обнаженную
интимность,
до­
ход ящую
до
патологического
самовыворачивания.
Но,
п ожа луй,
на
рубеже
веков,


272
М.
Н.
Г ромов
когда
обост ре нн о
работало
европейское
самосознание,
Ро з анов
был
не
бо лее
от­
к ро венен,
чем
Достоевский, 3.
Фрейд,
Ф.
Ницше.
Его
з аписи
—
это
мучительные
разд ум ья,
вопрошания,
утверждения
и
опровержения
о
высшем
смысле
и
бытовой
ст ор оне
та инст ва
любви,
но
люб ви
не
выдуманной,
не
наивной,
не
платонической,
а
живой,
страстной,
соединяющей
пло ть
и
души
л юдей,
любви
как
загадке,
смысле
и
то рж естве
творения,
в
кото ром
участвует
каждый
человек.
Неровным,
изломанным,
страдальческим
б ыло
и
отношение
Розанова
к
России.
Он
и
любит,
и
ненавидит
ее.
Любит
за
ширь,
уда ль,
таланты,
ненавидит
за
мерзкий
бы т,
варварские
о быч аи,
антигуманные
законы.
Но
все
же
он
ее
любит
и
жал ее т,
как
сын
св ою
несчастную,
но
единственную
м а т ь: «Счастливую и веселую роди­
ну
любить
не
вели ка
вещь.
Мы
ее
до лжны
любить
име нно
ког да
она
сл аба,
ма ла,
уни ж ена,
наконец
глупа,
наконец
даже
порочна.
Име нн о,
име нно
к огда
н аша
“мать”
пьяна,
лжет
и
вся
запуталась
в
грехе,
—
мы
и
не
должны
отходить
от
нее. . .»2.
Как
в
э тих
строках,
так
и
во
все м
наследии
Розанова
сквозь
изломы
души,
крайности
вы­
ражений,
высмеивание
идеалов
проступает
же ла ние
поведать
миру
о
страданиях,
ра дос тях
и
упованиях
рус ског о
человека
с
его
мечтой
о
полноценной,
осмысленной,
с част лив ой
жизни.
1 Розанов В .
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 34, 90.
2 Там же.
С.
106.


В.
Л.
Махлин
(Москва)
Роз анов
и
филология*
Возможен
ли
такой
концептуальный
под ход
к
мысли
Розанова,
кот оры й
не
огра­
ничивался
бы
его
«концепциями»
и
пост-пост-посттеоретизированиями
по
поводу
того,
что
по
самому
существу
своему
вовсе
не
есть
теория
или
теории?
Возможен
ли
п одс туп
к
«политическому», в широком смысле,
измерению
розановского
н асле дия,
ко то рый
позволил
бы
избежать
т ого,
что
на
нашей
к он ферен ции
Райнер
Грюбель
назвал
«ловушками политкорректности»? То есть такой способ рассмотрения пред­
мета,
который
был
бы
объективен,
но
об ходил
бы
заведомые
ловушки
объектного
по дхо да,
поч ти
отождествляемого
в
популярном
сознании
(как,
впрочем,
и
в
созна­
нии
спе циал ист о в)
с
«научностью», а содержательное напряжение воззрений Роза­
нова
не
прино с ил
бы
в
жертву
с леп ому
вчувствованию
в
так
называемое
иде йно е
содержание?
Мож но
ли
разделить
н апр яж ение
розановской
мыс ли
извне
мира
этой
мысли
—
не
столько
«после перерыва» (в историческом опыте такого не бывает),
сколько
после
мутации
русской
истории
в
советском
веке?
Методическое
сомнение
или
«воздержание от суждения», из которого я исхо­
жу,
—
не
столько
философское
и
картезианское,
сколько
филологическое
и
герме­
невтическое.
Я
спрашиваю:
на
каком
основании,
по
какому
праву
мы,
пост-пост-
пост-современники
Розанова,
смеем
свое
суждение
иметь
о
том ,
что
принадлежит
историческому
миру,
котор ого
давно
нет,
который
сегод н я
даже
трудно
себе
п ред­
ставить,
—
м иру
жиз ни,
где
и
когда,
вероятно,
только
и
во змож ен
был
такой
человек,
м ысли тель
и
писатель,
как
Ро з анов?
Желая
ответить
на
этот
вопрос
позитивно,
я
хоте л
бы
продумать
и
на ме тить
здесь
возможность
«филологического»
смещения
или
обращения
проблематики
насл едия
Розанова.
Замысел
состоит
в
том,
чтобы
с
оп орой
на
предшествующие
по­
пытки
такого
род а
филологизации
—
попы тк и
В.
Шкловского,
О.
Ма нде льшта ма
и
М.
П риш вина , «соседей»
Розанова
по
пок оле ни ю,
—
нащупать
преемственность,
непрерывность
исторического
опыта.
1
Насколько
Ро з а нов, «русский Ницше», каким его переживали и понимали со­
вре ме нник и,
может
быть
предметом
научно
ориентированной
современной
фило­
софии,
—
это
еще
далеко
не
решенный
вопрос.
Ведь
да же
Ни цше
в
философии
не­
мецкой
ст ал
предметом
на уч ных
исследований
не
ранее
1930-х
гг.,
п осле
того
как
прежде
в сего
К.
Ясперс
и
М.
Хайдеггер
«довели до ума»
университетской
ф и лосо-
Работа
вы по лнена
при
поддержке
Российского
г умани та рног о
научного
фонда,
проект
No
04-03-
00218а


zu
В.
Л.
Махлин
фии
объективно-исторический
смысл
мы шл ения
Ни цше
для
современности.
М ан­
ф ред
Ридель
недавно
подчеркнул
это
обстоятельство,
утверждая
даж е,
что
Ниц ше
раньше
всех
открыли
в
России,
именно
в
л ице
филолога-классика
Ф.
Ф.
Зелинско­
го1.
Если
это
и
пр еу вел иче ние
в
от нош ении
Н ицше
в
Гер мани и,
то
оно
по-своему
продуктивно,
как
мы
постараемся
показать,
в
отношении
Розанова
и
русской
мыс­
ли.
Если
Розанова
больше
читают
и
цен ят
сегодня
филологи,
а
не
фил ос офы,
то
нельзя
ли
изну тр и
филологии
подойти
к
Роз ано ву
именно
как
философу,
притом
с
точк и
зр ения
исторического
мыш л ения
современности?
Для
такого
п одход а
или
подступа
есть,
по
крайней
мере,
три
основания.
Во - пер вых,
современная
ф илософия
(то есть гуманитарно-ф ил о соф ско е
мыш­
ле ние
с
1960- х
гг.
до
нашего
вр емен и)
существенным
об ра зом
филологизированна.
Произошел
не
только
так
называемый
linguistic tum, «лингвистический поворот»;
произошел
филолого-герменевтический
поворот;
и
не
в
каком-то
од ном
направле­
нии,
а
в
трех
ве дущ их
конкурирующих
между
собой
философских
направлениях
конц а
Нового
времени
—
немецком
герменевтическом,
французском
неоструктура-
лис тск ом
и
англо-саксонском
«аналитическом».
Для
всей
парадигмы
интерпрета­
ции,
или
интерпретирующего
«понимания»
конститутивным
является
феномен
дис­
танции
между
истолкователем
и
предметом
(или «гер оем») истолкования,
между
мною
и
другим.
В
герменевтике
классической
и
современной
это
про дума но
глубже,
чем
где- л ибо
е ще,
именно
—
в
плане
онтологии
истории,
исторического
опыта.
Га-
даме р
говорит,
соответственно,
о
«временном отстоянии» (Zeitenabstand), М.
Бах­
тин
—
о
«взаимной вненаходимости», «причастной вненаходимости», об «а вто р е»
и
«герое»
не
толь ко
в
эстетическом
видении,
но
и
во
всяком
вид е нии
(в любой форме
«эстезиологии духа», как это называл ранний X.
Плесснер).
Герменевтика
работает
по
фор муле
филологии
Августа
Б ека: «познание познанного»
и
по
Халкидонской
форм у ле
«нераздельного и неслиянного»: исторический опыт от века до современ­
ности
интерпретатора
она
делит
на
два ,
по
выражению
Б а хт ина , «тела смысла», и
это
де лен ие
оказывается
не
теоретико-познавательным,
чисто
философским
дуа­
лизмом,
а
н овой
формой
единства
мир а
и
истины
во
времени
истории.
Филология
в
современном,
герменевтически
уг лу бле нном
смысле
предполагает
не
так
называе­
мое
«вчувствование»
в
другого,
ни
тем
бол ее
метафизическое
слияние
с
ним
«как та­
ковым».
Ско р ее,
наоборот,
для
по д линно го
по нима ния,
так
сказать,
вырастающего
во
вре ме ни,
не обходим о
опосредование,
но
не
диалектически-объектное,
не
«истори -
цистское», а «диалогическое»
опосредование.
«Понять»
определенный
смысл
в
фо­
к усе
вр е мени,
которое
всегда
ограниченно-конечно
и
постольку
достоверно
—
verum
в
о тли чие
от
certum, если припомнить проведенное Дж.
Ви ко
методическое
отгра­
нич ение
«Филологии»
от
«Философии», —
такова
и д ейная
задача
герменевтически
фундированной
ф ило лог ии.
Как
показывает
ист ор ия
рецепции
насл едия
Розанова
(и не только она), труднее всего это понять как раз в содержательном отношении .
Запомнившееся
В.
Н.
Турбину
суждение
Бахтина: «Да-а,
Розанов
им
был
не
по
зуба м »2 относится именно к методической,
так
сказать,
метасодержательной
сторо­
не,
а
не
к
оценке
той
или
и ной
идеологии
или
идеологов.
Так
называемое
«содержание»
оказывается
здесь
не
самодовлеющим,
а
«децен-
три ров ан н ым », не обессмысленным,
но
втянутым
сразу
в
несколько
систем
содер­
жательных
взаимосвязей.
«Содержание»
при
эт ом
не
анни гилир у ется ,
а
осл ож ня­
ет ся
и
обогащается.
В
э том
смы сле
характерна
амбивалентная
оценка
М.
Горьким
книг и
Шкловского
о
Розанове,
приводимая
в
восп ом инания х
К.
Федина3.
С
одн ой
с то рон ы , «Розановым там и не пахнет:
все
про
сюж ет »; с другой стороны, «какой


Розанов
и
филология
275
талантливый
че лов ек!» (автор
—
Шкловский).
Амбивалентность
или
ценно ст но е
противоречие
здесь ,
явным
образом,
в
том ,
что
«талант»
автора
книги
о
Розанове,
на
взгляд
Горького,
как
бы
незаслуженно
переигрывает
героя
книг и,
тоже
автора,
и
в
содержательном
плане
куд а
как
значительного
по
содержанию,
по
идейному
со­
де ржан ию.
Горьковский
так
называемый
горизонт
о жид ания
ориентирован
им енно
на
«идейное содержание»
в
традиционном
(не только русском интеллигентском)
смысл е;
Шкловский
ст рашн о
сузил
и,
главное,
сн изил
это
содержание,
отб рос ив
всю
его
проблемность
(и проблемную незавершенность)
и
превратив
в
готовые,
но
инте­
ресные
для
формального
анализа
«вещи».
От ме тим
пока
ли шь
эту
как
бы
н ере шен­
ность
оценки,
выразившуюся
в
суждении
Горького
пореволюционных
лет:
высоко
оценен
«талант»
ав тора ,
Шкловского,
котор ый ,
по
мыс ли
Горького,
недооценил,
а
то
и
вовсе
не
понял
со
своим
«формальным методом»
ис след уем ого
автора.
Но
в
чем
же
тогда
«талант»
Шкловского,
тож е
ведь
нес ом не нный?
Ведь
е сли
сказать,
что
Шкловский
оценивает
и
анализирует
Розанова
как
«формалист», то это будет,
ко­
нечно,
верно,
но,
о цени вая
од ноз на чно
так,
мы
попадаем
в
ловушку:
оцениваем
фор­
мализм
формалиста
и
его
несомненный
талант
формально,
а
не
содержательно.
А пори я,
или
труд ност ь,
скрытая
здесь,
—
методического
пор ядка:
речь
идет
о
преобразовании
самого
взаимоотношения
между
«истиной»
и
«методом»
в
научно­
философской
культуре
минувшего
столетия.
Это
преобразование
явилось
ответом
на
вызов
времени
—
вызов,
который
хронологически
и
по
существу
совпал
с
мо­
ментом
нап исан ия
и
пото м
пу б лик ации
ОПОЯЗовской
б рошюр ки
Ш клов ск ого
о
Розанове
и
читательской
реак ци и
Горького
на
эту
«деконструкцию». Те м самы м мы
подошли
«проблеме проблем»
насл едия
Розанова
—
не
так
называемых
«судеб»
этого
наследия,
не
его
со д ер жания
в
частностях
или
в
целом,
но
во
взаимоотноше­
нии
этого
сод ер жания
с
рец епц ией
его,
выводящей
это
с оде рж ание
за
пределы
его
самого,
из
«собственного»
малого
вре м ени
в
н ес обс тве нн ое, «большое» .
В
пла не
истории
культуры
это
проблема
преемственности,
перехода
из
прошлой
эпохи
в
сов рем е нн ую, «мою»; такому переходу посвящена миниатюра В .
С.
Со ло­
вьёва
«Тайна прогресса»
—
сжат ая
филология
для
в ер ующих
и
невер ую щих ,
с
ее
де в из ом: «Спасающий спасется»4.
Таково
первое
основание
намечаемого
мно ю
филологического
смещения,
или
об­
ращения,
тематической,
отв л ечен но
содержательной
про блемат ики
наследия
Роза­
нова.
Такой
«поворот винта»
подготовлен
методически
не
столько
рус ской
филосо­
фией,
сколько
русской
фил ол о гией
XX в.5.
Русс кая
филология
определенной
эпохи
е сли
не
опору,
то
все
же
какие-то
п одс тупы
в
этом
направлении
дает,
но,
конечно,
при
у сло вии
адекватной
исторической
критики.
Это
обстоятельство
подводит
нас
ко
вто ро му
основанию
для
вышеупомянутого
«обращения»: оно отвечает феномену,
самому
характеру
на сле дия
Розанова.
Я
имею
в
виду
место
и
значение
литературы
в
рус с ком
д ухов но -и деолог иче ск ом
и
культурно-речевом
мы шл ении
во общ е.
Исторически
с лож ило сь,
что
русский
ге­
ний
—
не
столько
философско-теоретический
или
научный,
сколько
эстетический,
прежде
в сего
—
л итер ату рн о-э стети ческ ий .
Особенность
национального
дискурса
—
в
этом.
С
этим
же
св яза на
о тн осит ель ная
неразвитость
и
недооценка
предметной
разработки
в опрос а,
отсутствие
культуры
предметной
дискуссии.
Такие
вещи
слиш ­
ком
часто
представляются
у
нас
скучными
и
никуда
не
ведущими
отвлеченностями.
А
хочется
(как говорит герой « Пр ест упл ения
и
н ака зан ия») «сразу весь капитал»,
бу дь
то
Бог,
мировая
рево л юция
или
так
называемый
«смысл жизни»
—
метафи­
зи ч еская
дыра,
дырка
от
бублика,
в
кот орой
не
жалко
ут опить
и
похе ри ть
всякую


276
В.
Л.
Махлин
бр ен ную
и
съедобную,
питающую
и
питаемую
«эмпирическую»
действительность.
На
защиту
последней
от
дом о рощен ной ,
если
не
всякой,
метафизики
—
«духовной»
или
«научной»
—
и
встал
Розанов.
Встал
не
как
автор
карманной
метафизики,
лег­
ко
расхищаемой
на
цитаты
и
неизбежно
превращающейся
в
«розановщину», но как
писатель-филолог,
своим
жа нром ,
своим
дискурсом
или
«письмом»
по д го товив ший
прерванную
в
свое
время
постановку
вопроса
о
литературе
и
о
«литературности».
Любительская
метафизика
Розанова,
состоящая
из
импульсов
или
дог адо к,
имеет
од но
бес сп орн ое
достоинство:
она
литературна
и
как
бы
необязательна.
Там
же,
где
она
претендует
на
какую-то
буквальную
значимость,
изъятую
из
конкрет­
ной
ситуации
общения-реагирования,
там
приходится
вспомнить
предвосхищаю­
щее
философски-гуманитарный
поворот
XX в.
замечание
м олодого
Б.
Грифцова,
кот орый
не
без
раз д раж ения
писал
в
св язи
с
Розановым
в
книге
1911 г: «Всякую
метафизику,
как
систему
понятий,
притязающих
на
общеобязательность,
ждет
та
же
участь.
Будет
ли
то
материализм,
марксизм
или
христианская
ме таф из ика
—
они
все
равным
обр азом
создаются
людьми,
уверенными
в
возможности
познания
в
по­
нятиях
огром н ых
п олей
жизни,
их
всегда
ждет
о дно
и
то
же
нак аз ание
за
эту
уверен­
ность
—
наказание
в
виде
полной
логической
случайности
их
систем»6.
Розанов
не
тол ько,
по
выражению
того
же
Гри фц ов а, «пытался приручить
Дос тоев с кого»7, подобно Достоевскому -и д еолог у,
Ро з анов
тоже
пытался
приручить
себя
самого,
уйт и
от
себя
в
чистую
науку,
еще
не
найдя
себя .
Книга
«О понимании»,
эта
карикатура
на
западноевропейский
научный
дискурс
—
без
н ауч ного
аппарата,
без
ссылок,
без
попытки
вступить
в
дискуссию,
—
крайнее
и
постольку
тож е
«ро­
зан ов ско е»
выражение
ст рем ления
стать
собою,
уйдя
от
се бя,
—
ст ать
«ученым»,
«философом», самолично урвав «с раз у
весь
капитал».
Роз ано в
нашел
себя
л ишь
в
эстетике
слова,
в
наит ия х
письма
и
р аз гов ора,
я
бы
сказал,
письма-как-разговора.
Это
—
то же
филологическое
смещение
так
называемого
содержания,
но
не
форма­
листическое,
как
у
Шкловского,
а
«дискурсивное»
—
жанрово-речевое.
В
эт ом
на­
правлении
—
как
«филолога»
—
по пыт ался
понять
Розанова
Ма нде льшт ам,
интер­
претацию
которого
мы
прокомментируем
ниж е,
сопоставляя
и
противопоставляя
ее
по-своему
глубокой,
но
к а рик а т урной , «смердяковской»
деконструкции
роза­
новского
наследия
пореволюционным
наследником
Розанова
—
Виктором
Шк лов­
ским.
Здесь
же
пока
уместно
подчеркнуть
другое,
предметно
и
методически
бол ее
су щест вен ное :
отмеченный
выше
так
называемый
«литературоцентризм»
рус с кой
духов н о- иде ологич еск ой
культур ы,
достойный
критики
в
одних
отношениях,
веро­
ятно,
долже н
бы ть
поня т
лучше
в
других
отношениях,
и
притом
совершенно
нез а­
висимо
от
ап ологи й
и
анахронизмов.
Здесь
важно
опять-таки
осознать
трудн ос ть,
вопрос
и
методическую
проблему.
Ес ли
не
«приручать»
художественное
мышление
Достоевского
или
эстетизованное
мышление
Розанова
«идейно», не деконструируя,
о днак о,
ни
ид еи,
ни
мышление,
то
како е
науч но е,
да
и
критическое
суждение
о
лучшей
русской
ли терат у ре
и,
больше
того,
о
рус ск ой
философии
вообще
возможно?
Вопрос
мотивирован
тем,
что,
за
некоторыми
ва жными
исключениями
или
с
ого­
во р ками,
русска я
мысль
оригинальна
и
даже
«всемирна»
не
в
философии,
но
в
лите­
рат уре ,
не
в
теоретических
жанрах
реч и,
а
в
литературно-эстетических
или
эстети-
зованных
жанрах
речи.
Это
относится
и
к
отечественной
литературно-критической
мы сли,
причем
в
очень
конкретном
см ысле .
«Чистая» (теоретическая)
мысль
у
нас
зач аст ую
умышленна,
то
ест ь
неуверенна
и
догматична
по
инстинкту
самосохране­
ния:
ни
до
революции
1905 г.,
ни,
тем
более,
после
революции
1917 г.
у
нее
было


Розанов
и
фил ология
277
мало
возможностей
или
мало
времени
для
самостоятельного
развития.
А
тот
един­
ственный
мо м ент,
когд а
на с то ящ а я, «с веком наравне», русская философия подняла
г олову
—
в
конце
1910-х
—
начале
1920-х
гг.,
—
этот
момент
б ольш ого
начала
ст ал
п очти
концом,
выпадением
из
исторической
преемственности,
что
об на ружи лось
как
раз
теп ерь,
в
наше
время,
когд а
все
можно
читать
и
обо
вс ем
как
бы
судить.
2
Шкловский
предложил8
сво ю
интерпретацию
«литературности»
Розанова,
а
его
насл едия
—
им ея
в
виду,
правда,
лишь
«Уединенное»
и
два
«короба» «О п ав ши х
ли­
стьев», —
как
«литературы».
Интерпретация
получилась
вызывающей,
вызывающе
обе дн яющей .
Но
при
э том
Шкловскому
удалось
«вытянуть»
из
Розанова
нечто
су­
щественное,
причем
тако е,
что
при
обычном
предметно
ориентированном
подходе
к
чужой
мыс ли
и
слову
вообще
не
фиксируется
и
не
тематизируется.
Некое
к ач ество
своего
«героя»
Шкловский
превратил
в
собственное
а вт орств о,
в
способ
подхода
и
оценки
Розанова.
Анализируя
«интимные до оскорбления»
поздние
кн иги
Роза­
нова,
Шкловский
радикализовал
моменты
вызова,
характерные
для
избранного
им
ав то ра,
и
превратил
их
в
не что
как
бы
новое
—
в
оскорбление
еще
большее,
потому
что
уже
совсем
не
интимное.
Как
всякая
талантливая,
творческая
ложь
этот,
как
с егодн я
бы
ск аз али , «ход»
(по Шкловскому, «прием») заключал в себе некую истину;
о тсюда
пр едм етные
труд н ости
ана л иза
и
оценки
так
называемого
формального
метода
в
литературо­
ведении
вплоть
до
сегодняшнего
дн я.
Еще
труднее
се годн я
увидеть
и
объяснить,
почему
пр ед ло женная
Шкловским
очередная
«пощечина общественному вкусу»
за­
ключала
в
себе
важное
открытие.
По
мысли
Шкловского,
три
предвоенные
«домашние»
книжки
Розанова
—
это
новое
слов о
в
литературе;
но
именно
поэтому
де ло
не
в
том,
что
в
них
отр аз ила сь
так
наз ы ваемая
душа
ав тора.
Автор
не
столько
отразил
и
отразился,
сколько
создал,
сделал,
произвел;
пер ед
нами
не
эмпирика
и
не
исповедь,
не
душа,
но
«строй», то
ест ь
произведение
—
литературное
произведение.
«Художественное произведение
имеет
д ушу
как
строй,
как
гео мет рич ес кое
отношение
м ас с»9.
Мож но
ли
«строй», то есть форму художественного произведения,
ничтоже
сумняшеся
отождествить
с
мат ериалом,
по ня тым
как
«геометрическое отношение
м асс», —
это
теоретический
во прос
эстетики
слов ес н ого
творчества,
кот оры й
нас
здесь
почти
не
касается.
Для
нас
важно
ли шь,
что
Шкло в ский
заимствует
у
Р оза­
нова
музыкальную
(временную)
метафору
формы,
превращая
ее
в
геометрическую
(пространственную)
метафору,
но
все
же
и
при
таком
упрощении
он
пытается
про­
должать
совершенно
законную
полемику
Розанова
с
позитивистским
пониманием
литературы.
«Строй» «Уе ди н енн ого»
и
«Опавших листьев»
—
это
«новый жанр»,
именно
разновидность
пародийного
бе сс южетн ого
романа,
но
«без комической
окра ск и»10.
Шкловский
пытается
как
бы
переиграть
Розанова,
превращая
своего
героя
в
ав­
тора,
а
се бя
—
в
автора-интерпретатора
э того
автора.
Более
того:
демонстрируя
как
бы
научное
безразличие
и
объективность
по
отношению
к
с оде ржан ию
чуж ой
ре чи,
словам
Розанова,
он
перенимает
у
нег о
характерную
для
Роз ано ва
эстетическую
завороженность
собой,
к оторую
он
переосмысливает
и
форсирует
как
его
сознатель­
ный
при ем.
Происходит
своего
род а
филологическая
рокировка
между
интерпре­
тир ую щим
и
интерпретируемым.
Вот
почему,
как
представляется,
в
фокусе
«по ­


278
В.
Л.
Махлин
стройки»
Шкловского
оказывается
догадка
Розанова
о
се бе: «Во мне ужасно много
гниды,
копошащейся
о коло
корней
волос».
Переигрывается
пр из на ние , «интимное
до
оск орбле ни я»: сказанное писателем о себе становится приемом « от ст ра нения»
со
стороны
его
читателя.
Розанов
—
это
«восстание»11 против традиционных литературных форм и,
шире,
—
против
прогнившей
исторической
фор мы
жизни.
Шкловский
сознательно
прод олжа ет
э тот
бунт,
хот я
бы
и
в
качестве
г ниды,
копошащейся
у
корней
в олос
на
мертвом
т еле
ис то рии
и
литературы.
«Конечно,
гнида,
копошащаяся
у
корней
волос,
—
это
не
все,
что
хочет
сказать
о
себе
Розанов,
—
комментирует
и
резонирует
Шкловский,
—
но
это
материал
для
пос т ро йки»12.
Главное
п острой ка ,
а
не
материал.
«Героическая попытка уйти из
лит ер а т уры»13-
все
равно
литература.
От
прошлого,
от
кот орого
Шкловский
оттал­
кивается
куд а
решительнее
и
провокативнее,
чем
Розанов,
—
парню
«из Шклова»,
как
замечено
в
«Апокалипсисе нашего времени» (1918 г .), почти нечего терять,
кро­
ме
своих
цепей,
—
но
с
опорой
на
как
бы
пос ледн е го
писателя
старой
культуры,
—
о стаются
тек сты.
Только
«тексты», «новый жанр»
и
«литературность»
ученик
бе­
рет
у
учителя
в
будущее.
Роз ано в
еще
заворожен
собой,
Шкловский
заворожен
«литературой»
и
только
ее
как
бы
бе рет
с
со бой
в
буду щ ее,
радикализуя
циниз м
учителя
прот ив
пу б лики
ста рого
толк а,
горизонт
ожидания
кот орой
еще
ориенти­
рован
на
внелитературные
ц ели
и
ценности.
Предвосхищая
моральное
возмущение
культ урн ой
аудитории
нарочитой
и
принципиальной
редукцией
—
сведением
«со­
держания»
к
«форме», автор текста «Р о з ано в»
вступает
в
прямой
вызывающий
спо р
с
это й
аудиторией:
«Мне,
может
быть,
скаж у т : “А нам какое дело до этого?” Я тоже мог бы ответить:
“А мне какое дело до вас?”» Внелитературный затекст вызова
—
пол ный
распад
государства
и
общества,
литературный
интертекстуальный
контекст
—
повторение
роза новс кого
«жеста», переигрывание цинического образца .
3
Есл и
Шк лов ск ого
интересует
творческое
сознание
Розанова
в
тесной
св язи
с
«восстаньем»
этого
со зн ания
против
отжившего
свое
миропорядка
по
принципу:
«Быть может,
все
в
мире
лишь
сред ств о
для
те кст ов », то для Осипа Мандельштама
та кой
подход
должен
был
казаться
тем,
чем
он
в
действительности
и
б ыл.
А
имен­
но:
не
лиш е нным
своего
так
называемого
ра цио нал ьно го
зерна
постсимволистским,
постдекадентским,
футуристическим
упрощением
и
Розанова,
и
идеи
фил оло ­
гии .
Во
всяком
случае,
набросанная
Мандельштамом
в
статье
«О природе слова»
(1922 г. )
ко нце пция
творческого
сознания
Роз ано ва
перемещает
центр
интереса
с
«литературности»
на
«слово». «Л ю бо вь к сл ову», то есть,
буквально,
филология,
ст а­
новится
у
Мандельштама
(в контексте общего для эпохи переживания смены куль ­
турных
циклов)
своего
род а
экзистенциальной
метафорой
творческого
со з нания
Розанова.
Здесь,
следовательно,
тоже,
как
и
у
Шкловского,
сделана
поп ыт ка,
так
сказать,
филологического
спасения
Роз ано ва
как
«писателя» (а не «ф ило со фа»
или,
ск аж ем, «публициста»).
Но
писатель
Ро з анов
интересует
Мандельштама
не
с тольк о
в
кач естве
«литератора», сколько в качестве « фи лол ога»
в
некотором
расширенном
смысле14.
При м е чатель но,
что
Мандельштам
тож е
связывает
своеобразие
Розанова
как
писателя
с
его
«домашностью». Только для него эта домашность не столько признак


Розанов
и
филология
279
«литературности»
в
фор м алис тич еск ом
смысл е,
сколько
пр из нак
скорее
нел итер а-
т урн ости : «Отношение Розанова к русской литературе самое что ни на есть нелите ­
ратурное.
Литература
—
явление
общественное,
филология
—
яв лен ие
домашнее,
кабинетное.
Литература
—
это
ле кци я,
улица;
филология
—
университетский
с еми нари й,
се мь я»15.
Перед
на ми
—
метафорика,
для
поэта
естественная.
Иной
философ,
в
о со бен­
нос ти
восп итан ный
на
естественнонаучном
мышлении,
отнесется
к
э тому
так,
как
он
считает
уместным
относиться
к
словесным
украшениям
и
ухищрениям,
не
име ю­
щим
пр ивыч ног о
(прямого)
отношения
к
«смыслу» . «Ф ил оло г»
в
понимании
Ман­
дельштама
(следующего здесь за самим Розановым)
больше
философ,
чем
фило­
со ф.
Что
же
хочет
сказать
Мандельштам
св оей
метафорой?
«Филология»
нечто
бол ьш ее,
чем
научная
специальность
или
писательская
(«литературная») специализированная практика .
Филология,
по
Мандельштаму,
—
это
потребность.
Потребность
в
слове,
в
«культуре слова», потребность в осмыс ­
ленном
и
оправданном
бытии.
И
не
вообще
в
бытии,
но
в
историческом
бытии.
По
М ан д ельшт аму,
Розанов
—
это
философствующий,
хо тя
бы
и
«юродствующий»
фило ло г,
жаждавший
одн ого
нац иона ль ног о
развития
и ст орич ес кого
тела,
под лин­
ного,
а
не
показного
исторического
преемства.
В
э том
смысле
Розанов
—
один
из
главных
искателей
рус с кого
«акрополя», русского « о ре шка»: подобно некоторым
друг им
русским
мыслителям
вроде
П.
Чаадаева,
К.
Леонтьева,
М.
Г ер шензо на,
он
не
мог
жит ь
без
ст ен,
без
«акрополя».
Все
кругом
подается,
все
рых ло,
мягко
и
по­
датливо.
Но
мы
хотим
жить
и стор ич ески,
в
нас
заложена
неодолимая
потребность
найти
тве рд ый
орешек
кремля,
акрополя,
все
равно
как
бы
ни
называлось
это
ядро,
государством
или
обществом.
Жажда
орешка
и
какой
бы
то
ни
был о
сим вол изиру ю ­
щей
эт от
орешек
с тены
опр ед еля ет
всю
судьбу
Роз ано ва
и
окончательно
снимает
с
нег о
обвинение
в
беспринципности
и
анархичности16.
И
«тяготение Розанова к домашности»
Мандельштам
в ывод ит
«из филологиче ­
с кой
природы
его
души,
которая
в
неутомимом
иск ани и
орешка
щелкала
и
л узг ала
свои
слова
и
словечки,
остав л яя
нам
только
шел ух у.
Немудрено,
что
Розанов
ока­
зался
не ну жным
и
б е спло дным
пи сат еле м »17.
Таким
образом,
в
св ете
«филологии», как ее понимает Мандельштам,
Розанов
не
ниг ил ист
и
не
анархист,
а
правдоискатель,
хот я
и
бездетный.
Иначе
говоря,
его
наследие
не
имеет
и
не
может
иметь
на с ле д ник ов, «сыновства»
—
за
вычетом,
как
вполне
мог
бы
добавить
Мандельштам,
какой-нибудь
литературной
«гниды», па­
разитирующей
на
уже
ме ртв ых
корнях
былой
жизни.
Ро зан ов ская
бо рьба
за
логос
б ыла
б орьб ой
за
слово,
символизирующее
осмысленное,
п рочн ое
бытие,
которого,
однако,
ф ак тиче ски
не
было ,
а
исторически,
видимо,
и
не
м огло
быть
в
пределах
Первой
(петровско -пет ер бу рг ск ой )
империи.
В
э том
смысле
Розанов
ост ает ся
ве сь
в
прошлом ,
у
нег о
как
пи сат еля
нет
будущего,
но
именно
как
филологический
пра в­
доискатель
он
не
должен
б ыть
забыт
в
Р осс ии : «У нас нет Акрополя.
Наша
ку льтура
до
сих
пор
блуждает
и
не
на хо дит
своих
стран.
Зато
каждое
слово
словаря
Да ля
есть
орешек
акрополя,
маленький
к рем ль,
крылатая
кре п ость
номинализма,
оснащенная
эллинским
ду хом
на
неутомимую
б орьбу
с
бесформенной
стихией,
неб ыт ием,
ото­
всю ду
угрожающим
на шей
истории»18.
Как
видим,
Мандельштам
сам
ост ро
осознает
отсутствие
сыновней
преемствен­
ности
в
«нашей истории»; Розанов был «бе с плодн ой»
б орьбо й
за
такую
преемствен­
ность
против
«антифилологического духа», захватившего теперь,
по
Мандельштаму,


280
В.
Л.
Махлин
и
самую
Ев ро пу: «Антифилологический дух,
с
к отор ым
боролся
Розанов,
вырвался
из
сам ых
глуб ин
истории;
это
в
своем
ро де
такой
же
негасимый
огонь,
как
и
огонь
фило л ог ическ ий» 19. Ант ифил оло ги ческ ий д ух,
от рица ю щий
осмысленную,
разумно
стан ов ящуюс я
в
слов е
и
ду хе
историю,
сам
и ст орич ен,
сам
вырвался
из
самых
глу­
бин
истории,
он
за мещ ает
и ст орию
небытием,
притворяясь
чем-то
даже
новым,
су­
гу бо
новым,
и
настоящие
филологи
хорош о
это
чув ств ую т.
С
д ругой
ст орон ы,
из­
ве с тно,
какой
интерес
выз ыва ют
еще
и
сегодня,
например,
радиопередачи
о
русс к ом
яз ыке:
так
много
слов ,
каждое
из
к отор ых
т оже
«орешек акрокополя», «маленький
кремль», —
и
это
на
фоне,
так
с ка за ть, «филологического 22 -г о
июня
41-го
года»,
которое
пережил
и
продолжает
переживать
сейч ас,
каз ало сь
бы,
в ели кий
и
м огучи й
язык,
оказавшийся
пл охо
подготовленным
к
историческим
переменам
п осле
краха
Второй
(кремлевско-мо ск о вск ой)
империи.
В
это й
попытке
оценить
фе номе н
Розанова
как
исторический,
в
его
«переходности»-«не п ереход нос ти», концепция филологии,
выд вину т ая
Мандель­
штамом,
сам а
должна
бы ть
оце не на
как
«переходная», как перевод на постсимволи­
ческий
язык
славянофильской
идеи
эпохи
сим во ли зма
—
ид еи
третьего,
или
«сла­
вя н ско го », возрождения,
выд вину то й
в
начале
XX в.
Зелинским,
И.
Ф.
Анненским
и
их
по сл е до ва те ля ми20. Для нас здесь не так важно,
в
какой
мере
культурологическая
концепция
европейского
«ренессанса»
Зелинского,
упоминавшаяся
в
начале
стат ьи
в
связи
с
наследием
Ниц ше
в
России,
б ыла
филологической
утопией,
а
в
какой,
на­
об орот ,
исторически
уме с тной
констатацией
и
программой21.
4
Третья
попыт к а
оценить
Розанова
в
интересующем
нас
аспекте
пр инад лежи т
Пришвину22.
Если
Шкловский
превратил
Розанова-писателя
в
формалистический
объект
одновременно
и
любования,
и
филологического
исследования,
а
Мандель­
штам
—
в
автора-филолога,
то
подход
Пришвина
отличает
большая
филологическая
цельность:
для
нег о
это
явление
духовной
ист о рии
России,
ко торое
не
только
было,
но
продолжается
в
пор е волю ционны х
условиях,
все
более
вы явл яя
свой
смысл .
В
пришвинском
подх о де
целесообразно
выделить
ряд
моментов,
литературных
и
нелитературных.
(1) Важно,
что
сво и
мысли
о
Розанове
П риш вин
мог
доверить
тольк о
дневнику.
Д ело
не
тольк о
во
внешней
«политической»
сторон е
дела.
П риш вин
вышел
из
до­
революционной
индивидуалистической
эпохи,
а
записывает
сво и
мысли
о
Розанове
на
излете
этой
эпохи
и
ос обен но
уже
в
следующую
пореволюционную
эпоху,
где
Ро­
занова
«больше нет». Д нев ник
Пр иш вина
«неофициален»
в
то
и
другое
время.
Эта
неофициальность
еще
усиливалась
биографическим
положением
Пришвина:
он
«по­
ст о ро нний»
и
в
так
называемый
Серебряный
ве к,
и
в
советский
век,
при
том ,
что
его
жизненная
задача
бы ла
—
найти
се бя
(а не только вписаться)
и
там,
и
там.
Но
главное
преимущество
дне в ника
Пр иш вина
—
возможность
сказать
о
Розанове
непублично.
В
пер вых
записях
о
Розанове
(до мировой войны,
то
е сть
в
то
время,
когда
Розанов
был
как
раз
явл ени ем
«общественности») это особенно заметно и поучительно.
(2) Как явление общественное Розанов,
по
Пришвину,
—
как
раз
инди вид уа лис т;
в
этом
он
ближе
всего
к
Горькому,
который
«тоже индивидуалист»
в
качестве
наро-
доп оклон ни ка ,
а
еще
ближе
к
Розанову
его
«родной»
о ппоне нт
п осле
дела
Бейли­
са
—
Д.
Мережковский.
Как
инд иви д уал ист
(персоналист)
Ро з анов
«встречается с
другим
замечательным
писателем
нашего
времени,
Д.
С.
Мережковским,
этим
свет ­


Розанов
и
филология
281
лым
иностранцем,
проповедующим
реформацию
и
христианское
возрождение»23.
Само
сравнение
это
Пришвин
продумывает
в
дневнике
в
контексте
скандала
с
ис­
ключением
Розанова
из
«Религиозно -ф ил о со фско г о
общ еств а» .
Запись
от
12 янва­
ря
1914 года:
«Возмущение всеобщее,
никто
ничего
не
понимает,
как
так ая
дурацкая
мыс ль
могла
прийти
в
голову:
исключить
основ ателя
Р<елигиозно>-ф<илософского>
о < бщ ест ва>, выгнать Розанова из единственного уголка русской общественной
жизни,
в
ко торо м
видно
д ейст вит ель но
человеческое
лиц о,
уда рить,
так
ск азать ,
прямо
по
л иц у <...>. Какая-то
девственная
цел ина
рус с кой
общественности
б ыла
за­
тронута
эт им
постановлением
совета...»24
Крутой
«обаятельный и осязательный»
антисемитизм
Роз ано ва
был,
так
ск а­
зат ь , «ударом по лицу»
для
тог дашн его
интеллигентного
кодекса
чес ти.
Когда
эта
дев ст венная
цел ина
общественности
буд ет
в
од ноч асье
ликвидирована
в
Ро сси и,
обе
силы
—
антисемитизм
и
оскорбленность
им
—
со став ят
ин тере сн ую
не о фици­
аль ную
историю
в
советский
век.
Пришвин
п осле
революции
вспоминает
Розанова
одновременно
на
фоне
пореволюционной
«розановщины», и в глубоком личностном
отличии
от
нее
Розанова
сам ог о.
Розанов
перестал
б ыть
не
только
скандальным,
но
и
вообще
общественным
явлением.
Чем
же
стал
Розанов
после
Розанова
—
неофи ­
циально,
но
тем
боле е
реально?
(3) С 1920- х
гг.
до
ко нца
жизни
Ро зан ов
для
Пришвина
—
персональное
и
ли­
тературное
во пло ще ние
не
литературных,
а
реальных
событий,
символизирующих
ду хов ную
историю
европейскую
и
рус с кую
в
XX в.,
но
также
и
собственный
пут ь
Пришвина.
Автор
«Кащеевой цепи»
и
«Журавлиной родины»
мыслит
в
дневнике
символизирующим
языком
понятий
до ре вол юционн ого
времени,
но
мыслит
он
со­
вершенно
реальные
феномены.
Под
впечатлением
того,
как
оди н
монах
в
ответ
на
сл ова
женщины
о
«своих на ­
деж да х,
возлагаемых
ею
на
де те й», отреагировал в том смысле,
что ,
мол, «дети
—
только
продолжение
на шего
горьк ого
опы та
ж и зн и », Пришвин сразу соотносит эту
реакцию
с
христианством
и
с
бунтом
Розанова
против
Хр ист а.
Сл ова
монаха
воз ­
мутили
Пришвина
и
соединились
с
во спри ят ием
его
физического
облика
(«запах
монаха
—
не
п л охой,
н о...
как
от
сырой
с те ны»). Это эмпирически случайное воспри­
яти е
и
пережи вание
вы зы вает
це лое
культурфилософское
рассуждение
в
дневнике:
«Вот из этой правды чувств возник и у Розанова весь его бунт .
И
сила
Розанова
в
эт ой
близости
к
нам
вс ем,
кт о,
проводив
одн у
весну,
с
р адо стью
ожидает
другую
и
зн ает,
что
никогда
од на
весна
не
бывает
такой,
как
д руга я,
и
что
пер еж ив ание
сыном
мной
и
моим
сыном,
т
<о>
е
<сть >
в
двух
лицах,
а
не
в
одном
мое м,
положим,
тот
же
од ин
аршин,
раз д елен ный
между
мн ой
и
сыном
пополам,
даст
в
сум ме
не
прежний
аршин,
а
напр<имер>1ар<шин>
У4
верш<ка>.
В
эт ой
У4
вершка,
уск ольза юще й
от
уч ения
христианского
разума
и
потому
яв ля емой
ем у,
как
зло,
как
черт,
вся
наша
ра дос ть
земная,
тот
хвостик
животного,
постоянным
движением
которого
с опро во­
ждается
жизнь.
Не
духовная
жизнь,
не
плотская,
а
просто
жиз нь
—
драгоценнейший
по ток .. .»25
В
э том
удивительном
рассуждении
«бунт»
Розанова
против
неприятия
«радости
земной»
соединяется
с
ид еей
«двух лиц»
рода,
с
идеей
преемственности
и
сыновства
в
цельности
«просто жизни», которая не проста,
но
может
быть
упр ощен а
за
с чет
раз д елени я
«духовного»
и
«плотского».
Можно,
пож алу й,
ска зат ь,
что
Пришвин
здесь
оправдывает
Розанова
как
бы
в
ст орон у
Мережковского
с
его
идеей
«третьего
за ве та», христианского возрождения .
При
этом,
од на ко,
Пр иш вин
как
бы
переносит


282
В.
Л.
Махлин
символизирующий
язы к
эпохи
символизма
на
«сами вещи»
таким
обра зом ,
чтобы
сказать
о
том
же
иначе,
св оими
словами,
найденными
при
осм ыслении
конкретного
эмпирического
о пыта
«фактичности», как сказал бы в те же самые годы М.
Хайдег­
гер
на
своих
лекциях
во
Фрайбурге
и
Марбурге.
Но
П риш вин
м ыслит
не
как
«фило ­
с о ф», а как «ф илолог».
В
это м
смысле
он
практически
реал из ует
мыс ли
Манд ельш т ама
о
Розанове-
ф и лологе,
но
делает
гораз до
бол ее
радикальный
ш аг.
«Акрополь», «филология»
—
это
еще ,
так
с каз ать,
слишком
культурные,
стилизованные
символы
самих
вещей.
Пришвин
вырабатывает
в
1920-е
гг.
с вой
особ ый
язык
о пыта
и
в
эт ом
смысле
—
с вою
культуру
слова.
В
св язи
с
д очерь ю
Розанова
и
самим
с обой
Пр ишв ин
пишет
о
«найденной самости», которая « пре д с та вл яе тс я
не
индивидуальным
достоянием,
а
общим,
назовем
это
“Христос и природа”»26.
Если
«светлый иностранец»
Мережковскиймоглишьинтеллектуальносконстру-
ир ова ть
синтез
того
и
другого,
а
Роз ано в
с
его
«хорошей русской некультурностью»27
заострил
проблему
в
своей
борь бе
с
Христом,
то
Пр ишв ин
п ерс он ализу ет
с интез:
это
и
ест ь
«найденная самость» .
О
жене
Валерии
Дмитриевне
он
з апиш ет
в
дневнике
в
1947г., что она «пример
возможности
во
Хрис те
любить
жизнь,
а
не
см е рт ь»28. Вале­
рия
Дмитриевна
воплощает
эт от
пр инцип
еще
более
персонально,
то
е сть
лично.
С
друг ой
стороны,
если
Шкловский
оправдывал
«хвостик животного»
через
ли­
тер атуру
и
в
качестве
«литературности»
—
как
прием,
—
то
Пр иш вин
в
дневнике
1925 г.
(ипотомв «Журавлиной
р од ине ») как бы переиграет у формализма само
это
сло во: «Розанов
—
ге ниа ль ный
и
да л,
вероятно,
единственные
мыс ли
о
вопросах
пола,
но
прием,
кот оры м
он
вы де лил
во прос ы
по ла
и
поставил
их
в
фокус
исключи­
те льно го
внимания,
конечно
же,
парадокс»29.
«Парадокс», как и « пр ием», здесь не комплимент . «П ри е м»
фиксирует
в
данном
случае
субъективную
и
«литературную»
с торо ну
дел а.
«Гениальность»
Розанова
не
совпадает
с
его
общественной
скандальностью
и
фактично,
то
есть,
как
с егодн я
бы
с каз али , «по жизни»
не
имеет
отношения
к
моде.
(4) Последний аспект пришвинской рецепции Розанова связан с той же идеей
«Христос и природа», перенесенный в план не столько истории культуры,
сколько
«духовной истории»
бытия-события
европейской
и
русской
истории
в
советский
в ек.
Это т
духовно-исторический
пла н
то же
можн о
наз ыват ь
«филологическим»
—
постольку,
поскольку
дело
касается
идеи
традиции
и
пе рс он ализ ации
традиции.
Персонализация,
то
ест ь
лич ное
воплощение,
реализация
преемства,
сыновства,
по
отношению
к
традиции
выступает
как
«деструкция»
в
хайдеггеровском
смысле
этого
слова.
В
дневнике
ужасного
для
нег о
лично
и
для
страны
1930 г.
Пр ишв ин
за­
писывает:
«Сам же Розанов есть Ницше до Ницше. (Это з н ач ит,
бросив
вс е,
начать
это
же
лич но,
все
взять
на
проверку
с
предпосылкой
«да»
вместо
«нет», как нигилисты. )»30.
Сле дует
не
длинное,
но
очень
п лотн ое
рассуждение
и ли,
ско р ее,
мысль-поиск,
но
поиск
лич но
уже
найденного:
«Итак,
Ницш е
—
это
переоценить
все
на
себе,
оторвать
человека
от
традиции
и
вернуть
его
к
первоисточнику»31.
Это
—
от лич ное
фил оло гич е ск о е , «найденное самостно»
определение
(точнее,
изображение-описание)
то го,
что
Хайдеггер
называл
Dekonstruktion.
У
Мандельштама,
как
мы
пом н им , «филологическое»
ядро
европейской
и
ру с­
ско й
истории
мыслится
как
эл лин изм,
а
его
русский
извод
—
как
«русский номи­
нал изм ,
то
ест ь
представление
о
реальности
слова
как
такового»32.
При
э том
у
нег о


Розанов
и
филология
283
проблематичным
остается
соединение
ид еал из иро ванно й
античности
с
не ид еальн ой
историей,
именно
—
с
потребностью
в
историческом
становлении.
Пришвин
ищет
синтеза
и
здесь ,
и
он,
эт от
синтез,
связан
как
раз
с
христианским
(точнее,
христоло-
гическим)
аспектом
истории,
но
не
в
теоретическом
(и постольку
—
не
в
«философ ­
с к ом ») смысле.
Пришвина
ин те рес ует,
так
ска зат ь,
не
культурная,
а
персональная
прир од а
слова,
не
образы
слова
и
культуры,
но
бытие,
персональное
и,
знач ит,
вы­
ход ящ ее
за
пределы
и
слова
и
индивида
«как такового». Пришвин продолжает в той
же
записи
1930 г.:
«Следовательно,
и
Ницше
и
Роз ано в
отрицают
Христа
и стори че ского,
церков­
ного.
А
что
же
сам
Христос?
У
Достоевского
Ве лик ий
Инквизитор
иронически
за­
щища л
традицию
против
“самого”
Х рис т а»33.
Мыс ль
Пришвина
ясна:
Христос
не
совпадает
с
христианской
традицией,
ко­
торая
исторически
завершилась,
но
именно
теперь
может
сделаться
мировоззрени­
ем
«всемства», «для народа», полной добычей Великого Инквизитора .
Культурная
символика
не
уход ит,
она
как
бы
перевоплощается.
И
церковь
нуждается
в
новой
персонализации
—
в
противоположность
«суеверию церковному»34.
Это
уме ние
видеть
и
понимать
символику
реального
вн е,
так
ска зать,
ее
куль­
турной
символизации
особо
проявляется
в
конце
жизни
Пришвина,
и
то же
в
связи
с
Ро з а новым.
В
1950 г.
он
анализирует
свой
п уть
в
свете
двух
сил ,
дв ух
пе рс она ль­
ных
симв оли зац ий
русской
культуры
—
Блока
и
Розанова.
Б лок
(автор «Дв е на дца ­
ти»)—
интеллигентское
вопл още нное
слово,
Роз ано в
-лицо
и
слово
народные:
оба
«парят в красоте», оба «н е
на
мест е», оба распадаются в стремлении соединиться со
св оею
противоположностью:
«В этом распаде и продолжается наша жизнь до сих пор:
в
каких-то
судорожно
насильственных
попытках
большевиков
заместить
сво е
интеллигентское
(да!) nihil
народностью.
В
э том
свете
насквозь
виден
и
я
сам,
как
писатель,
ус ерд но
замещаю­
щий
с вой
nihil народностью начиная с книги “ В
кра ю
непуганых
пт и ц”»35.
Тем
самым
утопия
символистского
поколения
стала
постсимволистской
пе р­
сональной
формой
приятия
«просто жизни»
как
истории
—
после
не
случайного
конца
«девственной»
общественности,
отвлеченной
культурности
и
извращенной
«литературности » .
1 См. : «Jedes Wort ist ein Vorurteil»: Phililogie und Philisophie in Nietzsches Denken / Hrsg, von
Manfred Riedel. Köln-Wien, 1999, S. 1.
2 Турбин В. H. Розанов вчера и сегодня //
Турбин
В.
Н.
Незадолго
до
Водолея.
М., 1994. С. 203.
3 Федин К.
Горький
среди
нас.
М., 1968. С. 98.
4 Соловьёв В.
С.
Та йна
прогресса
// Соловьёв В .
С.
Собр.
соч.: В2
т.
Т . 2. М., 1988. С. 556-557.
5 То,
что
можно
на звать
гуманитарной
«революцией в способе мышления», имевшей место в на­
чале
XX в., произошло у нас не столько в философии,
с коль ко
в
фил олог ии.
6 Грифцов Б.
Три
мы слит еля .
М., 1911. С . 39.
7 Там же.
С. 43.
8 Шкловский В .
Б.
Р оз анов
// В.
В.
Розанов:proetcontra.
СП б ., 1995 (с. 321-342), с указанием
ст ран иц
в
те кс те.
9 Там же.
С. 323.
10 Там же.
С. 326.
11 Тамже .
С. 337.
12 Тамже.
С. 327.
13 Тамже.
С. 326.


284
В.
Л.
Махлин
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
См.:
Мандельштам
О.
Э.
О
природе
с лова
// Мандельштам О .
Э.
С лова
и
культура.
М. , 1987.
С . 55-67.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 63.
Там
же.
С. 62.
См.
об
этом:
Хоружий
С.
С.
Трансформация
славянофильской
иде и
// Вопросы философии.
1994, No11. С . 52 -62; Николаев Н.
Су дьба
иде и
Третьего
Возрож де ни я
// MOYSEION: Профес­
сору
А лек сандр у
Иосифовичу
За йце ву
ко
дню
семи деся т илет ия .
СП б ., 1997. С. 343-350.
См.
дифференцированный,
хотя
и
неразвернутый,
ретроспективный
к оммен тари й
к
идее
«тре ­
ть его
Возрождения»
—
т оже
из
1920- х
гг .:
З аписи
лекций
М.
М.
Бах ти на
по
исто рии
русской
лит ер ат уры
// Бахтин М .
М.
Соб р.
соч.: В7
т.
М., 2000. Т. 2. С.348.
С м .: Пришвин М.
М.
О
В.
В.
Ро занов е
// В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 1. С.
102-131.
Там
же.
С. 109.
Там
же.
С. 105.
Там
же.
С. 112.
Там
же.
С.
114.
Там
же.
С.
123.
Там
же.
С. 130.
Там
же.
С. 112.
Там
же.
С. 121.
Там
же.
Там
же.
С. 59.
Там
же.
Там
же.
С. 125.
Там
же.
С. 131.


Г.
Д.
Гачев
(Москва)
Жа нр
«жизне -м ысл и»
у
Розано ва
Мышление,
как
и
Искусство,
а
вообще
и
Наука,
и
Культура
треб уют
себе
все го
человека
—
на
служение,
и
же ртв у,
и
подвиг:
им
служ и ть,
решая
ПРОМблему
какую
или
сотворяя
какой
шедевр-произведение.
Но
постойте,
почему
так?
А
нельзя
ли
перевернуть
отношение:
чтобы
не
я
служил
Культ уре ,
а
она
—
мне,
прохождению
мое й
жизни
—
в
ее
загвоздках
и
заусеницах?
Ну
да:
за
жизнь
я
учился,
набрал
образования
и
ума ,
и
вот
уж
эру ди ция
распирает
башку .
Ну
а
рядом,
туточки,
течет,
совершается
моя
жиз нь
в
преткновениях
п осе­
к унд ных
и
мне
решать
ее
уравнения
на
каждом
ша гу
при ходи тс я...
Откуда
взять
ума
и
понять-справиться,
с
кем
посоветоваться?
Как
отку да ?
А
ве сь
арс ена л
К ул ьтуры
мировой,
что
в
те бе
сидит!
О пыт
пр е жних
проходимцев
по
существованию!
Как
ре­
шали
аналогичное?
И
так
просто
и
доступно,
и
спо дру чн о:
бе ри
бумажечку
—
бел ый
лис т,
сие
микро-Небо
на
с толе
(как лампочка =
солнце
на
столе)
и
запускай
душ у
и
ум
в
мир ов ой
Логос,
в
Бога-Слово!
Сообщайся
напрямую
—
с
таким
советчиком!
А
то
вишь:
как
при выч но
в
этикете
умствования,
мы ш ления
—
подх оди ть
к
п ро­
блемам
Духа,
Философии?
С
пиететом
к
ним,
встав
во
фру нт
и
соблюдая
прави­
ла
логики
и
силлогизма
—
и
последовательное
мышление
ос ущес тв ляя!
А
что
есл и
расстегнуть
Культуру?
В
не гл иже
и
ее
в зять
и
сам
—
в
неглиже
естественным
че­
ловеком
живущим,
с
нею
сопрячься,
люб им ого
помощника-посредника
—
Слово
—
призвав,
в
ко ем
же
и
я
мастак,
не
новичок-юнга,
но
сколько
избороздил
уж
морей
и
континентов
в
океане
Дух а!
Да
ве дь
и
Розанов
—
не
сразу,
а
уж
в
кон це
вышел
на
этот
жа нр
—
экзистенциальных
миниатюр,
где
к орот кое
замыкание
между
мигом
жизни,
переплетом,
ощущением
—
и
мыслесловом
—
а
уж
в
40-50 лет .
А
р анее
пи сал
трактаты
—
в
законе
философии
и
этикете
мы шл ени я : «О понимании», ну и эссе
проблемные,
тематические,
—
как
«Легенду о Великом Инквизиторе»
—
и
проч.,
и
статьи
как
журналист
в
законе...
И
вот
вдр уг
плюнул
на
все
правила
—
и
ст ал
разбой­
ничать
на
поприще
Слова.
И
в
оправдание
—
на
во про с: «Для чего?
Ком у
нужно?»—
А
просто
МНЕ
нужно!
—
такой
наивно-естественный
ответ
К а ндида,
Прос тод уш­
ного
—
первочеловека,
открывшего
способ
употребления
Мысли,
Слова
—
тако й
очевидный.
Бе ри
и
используй
—
на
свое
бла го
и
зд оровье ,
в
само о бъя снени е!
Рядом
же
лежит!
И
как
это
раньше
не
додумались
у мни к и-сло весник и
Бога-Слово
се бе
приручить
и
на
служ бу,
как
скотинку
домашнюю,
поставить?
Так
это
удобно
и
по­
лезно
—
завести
натуральное
хозяйство
в
Духе
и
Культуре!
На
самообслуживание
и
«самозадоволивание»
—
болгарский
термин
хороши й
—
на
«самоудовлетворение»!
Натуральное
хозяйство
доморощенное
с
ним,
с
грядки
жиз ни
мысли
сним ая .
А
не
товарно-рыночное...
Х отя,
впрочем:
к огда
кор отк ое
замыкание
ми га
жи зни
и
лона
Слова
состоялось
и
в
и тоге
соития-коитуса
их:
ба бы
Жизни
и
мужика
Логоса
как
плод-чадо
явилась
запись...
—
отчего
ж
и
не
передать
сей
полезный
и
други м
людям


286
Г.
Д.
Гач ев
мой
оп ыт
—
на
поучение
—
и
не
с обр ать
сии
«опавшие листья»
в
ко роб
—
первый,
второй?
Ведь
«не продается вдохновенье,
но
можно
рукопись
продать!»АужРоза­
но в,
кто
журналист
до
моз га
ко стей,
привыкший
зарабатывать
писанием,
ест ествен­
но
напал
на
понимание,
что
это
—
новый
товар,
коего
еще
на
рынке
культуры,
л ите­
ратуры
рус ск ой
не
было,
—
и
двинул.
Тут
еще
в ажен
«типикон»
Розанова
—
как
человека
и
ма ст еров ого
в
цех е
Слова.
Он
—
частный
человек,
мещанин
—
да,
не
гражданин!
Свободный
и
вол ьно нае м ный
и
самоопределяющийся
и
в оин
в
духе,
и
наемник-соработник.
И
погружен
в
мета­
физику
ча стн ой
жизни,
что
глубже
политики
и
п робл ем
гражданского
общества,
что
—
как
раз
п л оскос тно,
без
метафизики.
Так
что
перефразировать
по
Розанову
можно
рылеевско-некрасовское:
Поэтом
можешь
ты
не
быть.
Но
МЕЩ АНИН ОМ
быт ь
об язан .
То
ест ь
соработником
Бога
и
Природы,
и
Общества,
и
Культуры
—
на
низ ов ом
уровне
—
пр ожит ия,
сем ьи,
дома,
жены,
детей.
И
ВК УС
будничного
существова­
ния
—
с
веткой
укропчика
на
огурчике
малосольном
летом
—
а
не
вопрос
о
смысле
жиз ни
со
с торон ы
к ур с истк и: «Что делать?», на который отвечает наивно- муд ро:
«Как что делать?
Если
лето
—
идти
ягоды
с обира ть,
а
если
осе нь
—
по
гр иб ы!..»
И
та к,
от
миро ощу ще ния
живого
мига
жиз ни
—
во сст ав ляет
пе р пенд ику ляр
в
Н ебо
мирового
Духа,
п робле м
Мысли
—
и
получается
миниатюра
за пис и.
Тут
это
важ но
—
в
жанровом
отн ошени и .
По рв ана
последовательность
силлогистического
мышления,
его
непрерывка,
континуум,
где
за
мыслью-тезисом
следствие
и
сплош­
няк
тра кта та,
решающего
«проблему» .
А
тут
—
вспышки!
Каждый
миг,
ситуация
—
может
дат ь
основание
для
философской
идеи,
п острое н ия!
Но
вот
еще
миг
—
и
еще
оп ыт
—
и
перескок
—
и
новая
сверхидея,
без
обязанности
дл ить
вчерашнюю.
Вместо
континуума
трактата
—
дискретность
монад
жизне-мыслей.
И
тогда
как
интересно
—
жить!
Вон
в
романтической
традиции:
мы сль
убива­
ет
чув ств о
(вспомним Печорина) .
А
т ак,
ко гда
мы сль
пр ивле че шь
к
опыту
мг но­
вения
—
как
он
укрупняется,
полнее
и
интереснее
жить
с
р ефлек сией,
а
не
так,
что
переживание
—
одно,
а
у
мышления
—
сво й
уровень
и
смешивать
два
эти
рем е сл а?..
А
вот
см ешал
—
дерзнул
—
и
открыл!
Тут
важно
—
САМ ОНАЧ АТИЕ
возможной
фил осо фемы
—
в
каждой
точке,
ми ге,
ситуации
жизнепрохождения.
И
розановская
система
философская
—
собира­
е тся
как
Сумма,
Интеграл
таких
вот
о пыт о в-д иффер енциало в.
Вот
из
лич ного
опыта.
Я
р аб отаю
в
таком
жанре
мыш л ения
уж
лет
45.
И
раз
пришел
к
Лос ев у,
принес
подарить
к нигу
«Содержательность художественных
форм.
Эпос.
Лирика.
Театр»
и
это
бы ло
в
конце
1968 года
—
и,
как
моло дой
че лов ек,
развернул
па вл иний
хв ост
и
с тал
сжа то
из лаг ать,
чем
жив
и
«како верую?» Лосев
выслушал
с
интересом
и
ска зал: «Вам надо писать систему!» Запали эти слова
—
бессонная
ночь
п рошла
—
и
все
же
понял:
нет ,
др угой
это
принцип,
чужая
дх ар ма;
мой
-
«ЖИЗНЬ КАК ГНОСЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЛЕСТНИЦА»
-
и
в
ходе
уразуме­
ний
смыслов
жизни
на
каждом
ее
этапе
—
и
сло жит ся
та
«система»
бытия,
кот орую
я
призван
выловить
из
океана
существования
в
плавании...
И
она
не
будет
последо­
в ат ельной
цепью,
но
рваною
и
в
рос ко ши
самопротиворечий
и
самоопровержений,
ко гда
назавтра
спотыкаюсь
о
вчерашнее
выведение
—
дурак!
—
и
с
увлечением
пу­
скаюсь
во
все
тяжкие
—
развивать
противоположную
мы сль
—
иль
совсем
сбоку
—
в


Ж анр
«жизне -мыс ли»
у
Розанова
287
«дедукции воображения», что идет шеренгой,
а
не
колонной
в
затылок,
как
в
после­
довательности
трактата,
силлогистической.
Так
что
такой
мыслитель,
типа
Розанова
—
эвристичен,
эти м
ценен:
не
после­
довательностью
системы,
но
тем,
что
будит-будоражит,
и
из
каждой
точки
и
вещи
и
идеи
—
росток
запускает,
—
а
ты
уж
выращивай,
дли!
Рыхлитель-шахтер,
а
не
со­
ве рши те ль,
юве лир
ше девр а.
Текст
не
отточен,
а
лохмат
и
ку дл ат.
Как
низовой
Эрот
в
диалоге
Платона
«Пир»
—
не
гладкий
Эрот
в
а пол лон овом
стиле ,
а
гряз ны й,
сын
Пороса
и
Пении,
Богатства
и
Нищеты,
в ал яющи йся
подз аб орн о,
—
но
п ахучи й
во­
жделением
—
и
влекущий
к
зач ати ю.
Такой
Э рот
—
как
в
песне
Высоцкого:
«Она же грязная!
Она
ж
заразная!
А
мне
—
п лева ть:
мне
оч ень
хочется!»
Такой
энергетикой
обладают
непричесанные
жиз не-м ысли
Розанова:
проб уж ­
дают
в
теб е
стремление
самоначально
порождать
в
духе,
тв ори ть,
ве ря
се бе
и
вникая
в
миги
существования.
Ведь
они
—
священны
и
пол ны
идей
и
сомыслов,
а
мы
п ро­
ходим
мимо,
по
боку.
А
ко ли
вникнешь
—
Боже!
Какая
рос кошь
и
многоглаголание
Бытия
и
Духа,
Слова
—
изливаемы
из
них.
Но
к
т ипу
Розановского
мышления:
Самоначатие
в
каждой
точке.
С
чего
имее т
пра во
нач инат ь ся
мышление
—
к оги то?
Вопрос
Дек а рта,
Канта
и
пр . «Когито
—
эрго
сум!» = Мыслю
—
следовательно,
существую.
У
Розанова
же
—
«СУМ
—
К ОГИ­
ТО»
—
без
всякого
ро жна
«эрго», надобности в нем .
Вед ь
Homo sapiens я.
Ибо
суще­
ствую
я
—
безвопросно
—
и
острейше
ощущаю
каждый
миг.
И
вот
вопрос
мы слит е­
лю:
понять
это
чув с тво,
смысл
его
возвести
к
Логосу
или
высвободить
сф еру
Логоса
от
связ и
с
чувствами,
их
воздействия,
но
вести
смысл
внутрь
себя
шаг
за
зве ном ,
как
в
законе
науки?
И
еще
о
праве
самоначатия
м ыш ления
в
каждой
точке.
П аск аль
пол агал :
Вселен­
ная
так
бесконечна,
что
каждая
точка
мож ет
считаться
ее
центром.
Это
и
реализует
розановский
метод.
Он
вп ивает ся
хоботком-жалом
мыс ли
в
каждую
мелочь,
что
в
данный
миг
острейше
ощущает,
—
и
из
нее
восп аря ет
в
не кое
понимание
всео бще й
ид еи,
проб ле мы
бытия,
Общества,
Истории.
И
тут
—
право
чел о века
на
собственную
фил о софи ю,
м иро пон има ние
утверж­
дает
де
факто,
не
испрашивая
разрешения
на
де
юре
у
силлогизмов
и
прочих
пр а­
ви л.
И
таковое
пра во
чел о века
—
почи щ е,
н ежели
выбирать
какого
депутата
иль
даже
систем у
идеологии
иль
веры.
Но
это
—
св обо да: «Я», личности
—
на
отворение
всего
мироздания
и
модуса
вив енд и
и
когитанди
в
сем
своем
дом е
—
ойко се,
ойку­
мене.
Это
напоминает
мне
мыс ль
Толстого
в
«Войне и мире»
—
о
народе
в
войне:
«И благо тому народу,
кто,
не
спрашивая,
как
в
данном
случае
по
правилам
п ост упа­
ли
д руги е,
берет
первую
попавшуюся
дубину
—
и
гвоздит
ею,
пока
из гон ит
захват­
чика...»
—
так
примерно.
Но
так
и
естественный
человек
и
мыслитель-словесник
Ро­
занов
—
бе рет
первое
попавшееся
слово-образ,
идею,
что
навеет
ему
вет ер
на
ум,
—
и
отпирает
этим
к лючом
це лое
явление,
сотворяет
ему
мгновенный
дом
—
уразуме­
ние,
как
поэ т
—
шед евр
стихотворения.
И
в
и тоге
—
монада
миропредставления,
что
исходит
из
постулата
«ВСЕ ВО
ВСЕМ»
—
и
«все ИЗ всего»
выводимо
и
принимаемо.
И
такой,
САМООПОРНЫЙ
тип
мышления
—
совершенно
естественен
че ло ве­
ку
и
сп особе н
самозарождаться
в
каждом
и
всегда.


288
Г.
Д.
Гач ев
Опять
—
из
своего
л ично го
опыт а:
как
я
вышел
на
«розановский»
п ринци п
мышл ени я
—
и
слыхом
не
слыхавши
о
нем
и
не
читавши.
В
1961 г.
я
пис ал
про
со­
держательность
художественных
фор м
и
разделение
литературы
на
ро ды
и
вид ы.
В
то
же
время
со
мной
совершалась
страстная
жиз нь
—
и
я
освобождался
от
ее
жала,
очи ща ясь
в
гигиене
дневниковых
записей.
Но
в
один
прекрасный
момент
я
вд руг
был
озарен
уразумением: «Ба!
Ты
толкуешь
г нев
Ахилла,
у
кого
ца рь
Агамемнон
отобрал
любовницу
Хрисеиду,
а
в
подспуде
переживаешь,
что
уб ежал а
от
тебя
жен­
щина,
которую
ты
от б ивал
от
сановного
супр у га !..
То
есть:
что
у
кого
болит,
тот
о
том
и
гов ори т
—
п усть
и
на
сублимированном
уровне
философского,
эстетическо­
го
рассуждения!..
Тогда
я
ввел
з аписи
дневника
в
текст
и
переслоил
ими
научные
пласты
и
ввел
еще
пласт
рефлектирующий,
в ыяв ляющ ий
перекличку
меж
ни ми.
Так
расстроился
автор
—
в
3-х
и пос та сях:
как
человек
жив ущ ий,
ученый
мысл ящ ий
и
созерцатель-комментатор
их
неосознанного
диалога.
Так
самозародилась
к нига
нео быч ног о
жанра
«60 дней в мышлении».
Ее
по
наивности
подал
в
издательство
«Советский писатель».
Во
вну т ре нних
рецензиях
воздавали
таланту,
но
отвергали
возможность
издания
за
«субъективизм», а Виталий Василевский прямо указал:
«Да это же РОЗАНОВЩИНА!» Так я (к а к
Журден
у
Молье ра,
что
г ово рит
«про­
зой»)—
что
мыслю
по-розановски
узнал
—
и
т огда
проч ел
его.
Но
важно
самозарождение
розановского
т ипа
письма
как
совершенно
ес те­
ственное
употребление
слова
в
уразумение
опытов
св оей
жи зни
—
их
со-мыслы
прозревая
на
фоне
и
в
контексте
мир ов ой
ку льту ры.
Из
розановского
зерна
—
много
всходов-потенций
возможно.
Н апр имер
—
самосоветование
с
бумажечкой,
запись
в
ситуации
пр ин ятия
решения.
И
много
еще
—
побегов
растения-мышления...
А
с
развитием
индивидуализма
и
чувства
личности
у
на с,
да
еще
при
технике
Интернета
в
г лобаль ном
мир е,
когда
ст ал
возможен
самиздат
без
гран иц ,
—
такой
жанр
самовыговаривания
уж
эпидемией
распространился
и
стал
зато п лять
и
про­
фа ниро ва ть
все
же
священную
сферу
Л ог оса,
Бога-Слова...
Но
в ино ват ить
ли
Пер ­
вотворца
—
за
эпигонов?..


Н.
И.
Иконникова
(Москва)
К
проблеме
быт ия
человека
в
творчестве
Розанова
Проблема
бытия
человека
разрабатывается
Розановым
в
таких
направлениях
философской
мысли
как
философия
автобиографии,
философия
по нима ния
(гер­
ме не вт ик а), философия жизни и экзистенциализм.
Для
раскрытия
сущности,
природы,
структуры
бытия
человека,
его
д ете рм ина-
цио нных
факторов
и
проц е ссов
не обход им о
вы явит ь
основные
методологические
основания
их
исследования,
предложенные
автором.
Ф ило софия
автобиографии
позволяет
уя сни ть
такие
фил осо фск ие
позиции
Розанова
как:
1) принятие бытия человека через свое собственное,
как
сотканное
из
чувств,
эмоций,
пер е ж иваний;
2) бытие «Я»
и
«Другого»
как
единое
и
противоречивое;
3) понимание мира как «пр е дс т ав ле ния
ч елов е ка»;
4) нахождение счастья в Любви к женщине,
семье,
Богу,
самому
себ е;
5) рассмотрение социальности бытия человека через его разнообразие;
6) мораль,
нравственность
не
только
тяго тят
человека,
но
и
отторга ю тся
им.
Философия
понимания
(герменевтика)
Розанова
дает
ему
возможность
осу­
ществлять
поиск
оснований
самого
че лов еч еск ого
бытия:
пол,
семья,
человек,
лич­
ность,
Су дь ба,
Божественное
и
человеческое,
жизнь
и
смерть,
время
и
простран­
ство.
Философия
жиз ни
и
э кзис тенциал изм
проходят
чере з
все
творчество
Розано­
ва.
Основаниями
бытия
человека
являются
иррациональные
нач ала:
переживания
и
чувственные
устремления.
Опи р аясь
на
указанные
нами
основные
методологические
п оз иции
Розанова,
осуществим
анализ
из ло женно й
им
про бле мы
бытия
человека.
Бы тие
человека
—
это
бытие
«Я», бытие «Другого», бытие «Любого».
То,
что
бытие
человека
ес ть
бытие
«Я», свидетельствует сама жизнь философа,
его
увлечен­
ность
и
делами,
и
лю дьм и.
Отношение
к
Л.
Н.
Толстому,
Н.
В.
Гоголю,
Ф.
М.
Дос тое вс ком у,
А.
С.
Пушкину,
К.
Н.
Леонтьеву,
В.
С.
Соловьёву
и
другим
—
это
не
просто
критическая
оценка
эт их
личностей
и
многих
событий
че рез
св ои
гносеологические
и
идейные
колебания,
но
раскрытие
бытия
челов е ка,
об раз уем ое
тайнами,
наци она ль ной
и
эмоциональной
душевной
жизнью.
Философ
утв е ржд ал,
что
о
других
людях
можно
суди ть
только
«по себе»1.
Он
г овор ил,
что
мы
хорошо
знаем
единственно
себя ,
а
о
прочем
только
догадываемся,
спрашиваем.
Но
если
единственная
открывшаяся
действительность
есть
«Я», то,
очевидно,
надо
и
рассказывать
о
себ е.
Без
существования
«Я»
для
Роза­
нова
нет
и
не
може т
бы ть
бытия
челов ек а,
его
жизни.
Внешняя
жизнь ,
подчеркивает
философ
—
это
одно,
но
внутренняя
—
дает
понима ние
бытия
человека.
Он
говорил,


290
Н.
И.
Иконникова
что
окружа ю щ ие
посторонние
люди
уби в ают
душу,
а
не
прибавляют
к
ней.
Пр и бав­
л яет
только
теснейшая
и
редкая
симпатия,
что
случается
крайне
р едко.
Без
«моей
Ва ри », «Друга», «мамочки», «бабушки», конкретных персонажей «св ои х», «прият­
ных », «домашних» (жены,
дочерей)
невозможно
понять
свое
бытие
ему,
Розанову,
—
постоянно
указывает
философ.
Розанов
отмечал,
что
до
встречи
с
дом ом
бабушки
в
ее
имении
в
Ельц е
вообще
«не видел гармонии,
благообразия,
доброты»2вжизни.
Философ
анали зи ру ет
свое
детство
и
приходит
к
утверждению,
что
все
ошибки,
грехи
и
мысли
детства
и
юности
имеют
соответствие
в
по жило м
возрасте
и
особенно
в
старости.
Он
говорит,
что
биография
человека
есть
организм,
а
не
цепь
отдель­
ных
пос т уп ков;
несовпадение
внутренней
и
вне шне й
жизни
вредно
и
разрушитель­
но
для
человека.
Именно
п осле
Ельца
у
философа
на
первое
место
выдвигается
не
философское
понимание,
а
философия
жизни.
Философ
по
этому
поводу
написал:
у
Канта
философия
начинается
с
apriori, моя же «с
зрения
и
удивления»3.
Розанов
много
размышляет
о
здор овь е,
старости
и
см ерт и,
о
том
значении,
ко­
торое
события
в
жиз ни
близких
люд ей
оказывают
влияние
и
на
него,
на
его
соб­
ственн ое
во с прия тие
жизни.
Он
показывает,
что
именно
в
старости
начинает
томить
неправильная
жизнь,
причем
не
потому,
что
м ало
«насладился», а потому,
что
не
сделал
«должного».
Розанов
сам
признается
в
том ,
что
б ольшую
част ь
жизни
его
не
интересовала
идея
«закона»
как
«долга», а вот в старости,
когд а
происходит
ра з­
вязывание
привязанностей,
а
впереди
только
смерть
как
окончательный
холод,
дан ­
ный
вопрос
встает
остро.
Философия
жиз ни
Розанова
—
это
осмысление
и
обобщение
повседневной
ре­
альности.
Он
стремится
ответить
на
во пр осы: «Как может быть жизнь извне благо­
дарна
и
в
зависимости
от
одного
этого
—
счастлива?»«Какмогутлюдивовсемнуж­
дат ьс я:
в
судаке
к
обеду,
в
дровах
к
11 числу,
жить
с
грустными
во спо минания ми
и
быт ь
с ч ас т лив ыми?» «Как они могут жить не греша,
не
завидуя,
не
винясь
ни
пр о­
тив
ко го?»4.
Ответ
на
эти
в оп росы
мыслитель
находит
в
экзистенциальной
фило­
со ф ии: «надо,
чтобы
о
ком-то
болело
сердце,
а
без
этого
пуста
жизнь»,«только горе
открывает
нам
ве л икое
и
св ят ое », «мы рождаемся для любви»
и
пр .5 Он говорит,
что
жизнь
—
ра ба
мечты,
но
в
истории
—
ис т инно
ре а льны
только
мечты,
кот оры е
жи­
вуч и,
распространяются,
пл о дятся
и
«вползают из головы в голову» .
Против
мечты
«нет ни щита,
ни
коп ья».
В
то
же
время
философ
неоднозначно
толкует
бытие
человека
как
грусть,
страх,
отчаяние,
забо т у,
слабость,
заброшенность,
оди ноч еств о,
смерть.
Его
поним а ние
ли чн остн ого
сп особа
бытия
отличается
от
немецкого
(М.
Хайдеггер)
и
француз­
ского
(Ж.-П.
Сартр,
Г.
Марсель)
экзистенциализма.
У
Розанова
перечисленные
экзистенциалы
фактически
явл яютс я
«полуэкзистенциалами», ибо все время « р аз ­
бавляются»
т а йными
помыслами,
душевными
муками,
сим фо нией
п ережи ваний
са­
мого
интимного
свойства.
Он
не
зря
вводит
по ня тие
«полумысли», «получувства»,
так
как
считает,
что
бытие
человека
—
это
непрерывное,
ежедневное
впечатление
и
представление,
котор ое
изменяется,
ибо
интим но е
должно
побеждать
«формализм
души».
Самое
интимное
из
чувств
—
Любовь,
о
к от орой
он
пишет
с
пафосом,
лирично­
с тью,
афористично
и
фил ос офич но : «Любовь
—
корень
ж из ни»; «Бог есть Жизнь»,
«Любовь не обманывала,
обманула
вера
в
цивилизациях,
в
литературе,
в
людях»,
«Человек рождается для Любви»6.
Ро зан ов
говорит,
что
«всякая любовь прекрасна.
И
тольк о
она
одн а
п рек расн а.
Потому,
что
на
земле
единственное
“в себе самом ис­
тин но е”
—
это
люб овь »7.
С
его
то чки
зрения,
любов ь
исключает
л ожь,
поскольку


К
проблеме
бытия
человека
в
твор ч естве
Розанова
291
уже
перв ая
ложь
автоматически
означает
отсутствие
любви.
Философ
считает,
что
ко гда
любовь
гас нет ,
то
гаснет
и
истина,
поскольку
«истинствовать на земле»
—
зн а­
чит
постоянно
и
ис т инно
любить.
Он
утверждает,
что
любовь
вовсе
не
огонь,
а
—
во зду х.
Без
нее
—
нет
дыхания,
а
при
ней
«дышится легко»8.
Име нно
это
чувство
делает
людей
добродетельными,
искренними,
от во дит
невзгоды.
Поэтому
Розанова
интересует
и
проблема
св язи
любви
«Я»
к
се бе
и
люб ви
«Я»
к
Богу.
В
коне чн ом
счете,
последнее,
по
его
представлениям,
побеждает,
ибо
«человек рождается для
л ю бви », а его чувство бессмертия души идет от любви к Богу .
Правда,
зачастую
Ро з анов
утверждает,
что
«душа есть функция пола»
и
тогда
физиология
у
не го
выступает
метафизикой
мышления.
Фи л ософ
утверждает,
что
без
телесной
приятности
нет
и
духовной
дру жбы ,
что
тело
е сть
начало
духа,
корень
духа,
а
дух
е сть
запах
тела.
В
это м
весь
Розанов:
он
противоречив,
ф ра гме нтар ен,
категорично-афористичен.
Однако
мы
усматриваем
в
его
философии
п ола
весьма
важный
п одход
к
исследованию
биологической
природы
человека:
половые
связи
обеспечивают
продолжение
человеческого
рода.
Он
не
обращается
к
их
биосоци­
альной
п рирод е,
тем
боле е
социобиологической
и
социопсихологической
(что де­
лаю т
со вр еме нные
ф и л о со ф ы), а скорее к трансцендентной природе.
В
связи
с
э тим
Розанов,
с
одной
стороны,
ставит
как
п роб лему
греха,
так
и
спорит
с
«бесполостью»
христианства
и
Церкви
(скорее рассматривает их как психическую патологию
священнослужителей,
неверную
трактовку
ими
во ли
самого
Бога
—
«идите и раз ­
мн ожа йте с ь »), задает вопросы,
почему
«человек искренен в пороке и неискренен в
добродетели»?почему«злодеяния
льют ся,
как
свободная
песнь;
а
доб роде тельн а я
жизнь
тя нется ,
как
па нихи да »9. Философа волнуют и половые аномалии.
С
его
то ч­
ки
зрения,
ни
образование,
ни
воспитание,
ни
церковные
установления,
а
только
медицина
може т
решить
эту
проблему.
Для
Розанова
социокультурный
способ
бытия
ч еловек а
не
является
столь
важным.
Со циа л ьное
им
воспринимается
дв ояк о:
во-первых,
к
нем у
относятся
все
исторически
сло жив ш иеся
институты,
к
к оторы м
он
пр ич исля ет
государство,
политико-идеологические
объединения
(например,
славянофильство,
державность,
радикализм,
антипатриотизм);во-вторых,
соборность
и
общинность,
ми рс кое
вл а­
дение
землей
и
скл о нно сть
к
артельной
форме
труда
как
основы
социального,
пр и­
сущие
только
России,
и
к отор ые
Розановым
высоко
оценивались;
в-третьих,
ес ли
пол
—
это
биологическое
в
челов ек е,
то
«религия пола»
означает
полную
социаль­
ность.
Для
нег о
проблема
поиска
«религии пола»
потому
и
наиважнейшая,
что
он
св язы вал
ее
с
пра во вым
по ложе ние м
брачующихся
в
обществе.
Известно,
что
счастливый
в
св оем
втором
браке,
Розанов
сч ит ался
соглас н о
законам
Российской
империи
двоеженцем,
а
его
пятеро
детей
—
незаконнорожденными
и
не
могли
но­
сить
его
им я.
Как
примерный
христианин
он
ст рем ился
к
освящению
своего
бр ака
Це рков ью,
но
не
по лу чил
ег о.
Отсюда
Роз ано в
испытывает
«пустоту души», кото­
рая
рождает
«глубокое бессилие»
и
мысль
о
том,
что
«приятно стоять выше мора­
ли», мысль о «новой»
мо рали ,
когда
давать
«в ухо не только не порочно,
но
даже
добродетельно»10.
Философ
утверждает,
что
суть
х рист ианст ва
должна
состоять
в
покорении
бра­
ка
закону
любви,
закону
согласия,
ми ра
и
тишины.
Однако
именно
в
христианстве
(не в мусульманстве,
не
в
еврей стве)
две
тысячи
лет
бьется
друг ой
принцип
—
по­
корить
любовь
закону
бр ака.
Отсюда
его
страстное
желани е
понять
св язь
п ола
с
Бо­
гом
и
определить
как
такое
социальное,
кото рое
не
а м оральн о,
а
свято,
и
должно
освя щ ат ься
Церковью.


292
Н.
И.
Иконникова
Так им
образом,
для
Розанова
нет
сомнения,
что
бытие
человека
не
только
био­
логично,
пс ихол оги чн о,
экзистенциально,
но
и
трансцендентно.
Однако
эта
транс­
цендентность
бытия
человека
определяется
все-таки
не
столько
человеческим
же­
ланием
и
вер ой,
сколько
внешними
фа кто ра ми:
законами
государства,
прав ил ами
и
нормами
морали
и
религии.
Он
заметил,
что
некоторые
философы
говорили
о
Бо ге
и
«бессмертии души», но «Ц е рк о вь
не
“учила”,
не
“говорила”,
а
пове ле вала
и
верить
в
Бога,
и
питаться
от
бессмертия
ду ш и»11, и поэтому всех сомневающихся она от­
верг ае т.
Как
любой
думающий
че лов ек,
Розанов
не
мог
не
сомневаться
и
оце нива л
Цер­
ков ь
как
пос торон не е
себе,
не
чувствовал
в
ней
нужды,
п ос к ольку,
по
его
словам,
«был с Богом». Он говорил,
что
«мой Бог
—
бесконечная
моя
интимность»
и
«беско­
нечность,
в
ко ей
самый
мир
—
ч ас ть »12. Только когда пришло время « пр ил ожи ть ся
к
отцам», уйти «в
м ать- з ем лю », чувство церкви пробудилось.
Он
начинает
говорить,
что
церковь
—
это
«все мы»; церковь
—
«ясовсеми», и «мы
все
с
Богом», что «в
от­
личи е
от
высокомерной
“религиозности”
—
“церковное”
чувство
смиренно,
просто,
народно,
обще че лов е чн о»13.
Розанов
постоянно
отмечает
противоречивость
со циа льног о
в
бытии
человека.
Именно
эта
противоречивость
позволяет
ему
за клю чат ь: «Там,
где
субъект
и
об ъ­
ект
—
одно,
исчезает
непр авд а»14, «Жизнь
—
не
вздо х и,
не
слезы,
а
б о рь ба»15. Таким
образом,
Розанов
«изменяет»
иррационалистическому
осмыслению
бытия
челове­
ка,
как
только
переходит
к
с оциа ль ным
явлениям.
Философ
был
знаком
с
раб от ами
А.
Шопенгауэра
и
Ф.
Ницше,
видел
иррацио­
нализм
их
философии
и
защищал
его
исходные
позиции.
Вместе
с
тем,
его
и рра­
ционализм
постоянно
вы ходил , «вырывался»
на
солнце
бытия
к
«мирнобогому во -
лени ю», которое овладело человечеством,
жажде
всемирного
сострадания.
По этом у
быти е
человека
у
н его
становилось
«своим», «домашним»
или
да же
«народным»
и
«чужим».
Для
него
«свое»
—
это
наш,
ро ссийск ий
народ,
а
«чужое»
—
то,
что
«вне
ег о». Однако отношение к России и русскому народу у Розанова двояко.
С
одной
стороны,
он
говорит,
что
у
русских
нет
осо зн ания
своих
предков
и
св о­
их
потомков,
а
отс юда
наш
нигилизм,
заключающийся
в
утверждении,
что
до
нас
ничего
важного
не
было,
и
этот
нигил из м
рад и ка ле н : «Мы построяем все сначала»;
у
нас
нет
«мечты своей родины», а у других народов
—
ес ть16; «русские напоминают
собою
каких-то
ара бов ,
странствующих
по
своей
зе мл е»17.
С
другой
стороны,
он
утверждал,
ч то,
кроме
рус ски х,
единственно
и
и скл ючи­
тельно
ру сски х,
ему
никто
не
нужен,
не
мил
и
не
инт ер есен 18.
Роз а нов
говорит,
что
«Счастливую и великую родину любить не велика вещь.
Мы
ее
должны
любить
именно
к огда
она
слаба,
м ала,
унижена,
наконец,
глупа,
на­
конец,
даж е
по ро чна »19.
Введение
чувства
«родного дома», «близких по духу лю­
д е й», «домашнего»
в
бытие
человека
делает
это
бытие
на по лне нным
необыкновен­
ным
бл агород ны м
духом,
ве рой
в
человека,
лю бов ь,
дружб у.
А
без
ве ры
нельзя
бы ть
силь ным.
Как
ви дим,
Розанов
преодолевает
пессимизм
Шопенгауэра
и
Ницше.
Он
явно
им
говорит
о
том,
что
«никто не хочет заживо умирать»; «всякий рвется на солн ­
це
бытия», и хотя «свинство
почт и
всегда
торжествует», а в России «один
везет,
а
де вяте ро
лод ырн ич аю т», все же если будут «л юбов ь
и
п ламе нн ос ть », то возможны
преобразования
по
искоренению
порока
и
зла.
Розанов
не
может
не
анализировать
те
со циа ль ные
потрясения,
которые
проис­
ходят
в округ
него.
Он
утв е ржд ает,
что
ре во люции
начинаются
не
тогда,
к огда
на­


К
проблеме
бытия
человека
в
тво рче стве
Розанова
293
роду
тяжело
(тогда он молится), а когда переходит в « обл ег че ние».
В
облегчение
он
преобразуется
из
человека
в
сви нь ю,
и
тогда
«бьет посуду», «гадит хлев», «зажигает
д ом»20.
Это
революция.
Ро з анов
считает,
что
революции
основаны
на
энтузиазме,
а
царства
—
на
т ер пен ии2 1, что революции исходят из молодого «Я», царства
—
из
по­
корности
судьбе,
что
в
ней
нет
ра до сти
и
не
будет,
что
«революция всегда будет с му­
кою
и
будет
надеяться
только
на
“завтра”. ...
И
всякое
завтра
ее
о бман ет
и
пер ей дет
в
“послезавтра”»22.
Отсюда
лю бое
правительство
с
его
реформами
лучше
анархии
и
ниги лиз ма .
При
эт ом
философ
с
грустью
говорит,
что
революция
права
не
и де ологи­
чески,
а
как
на тис к,
как
в оля,
как
отчаяние,
поскольку
все
социал-демократические
теории
св о дятся
к
тезису : «Хочется мне кушать», а этот тезис прав.
Против
не го
«сам Господь Бог ничего не скажет». «Кто д ал мн е ж е луд о к
—
обязан
д ать
и
пищу»23.
С
д ругой
стороны,
Розанов
называет
и
другую
пр ичину
революции:«ВРоссиився
собственность
выр ос ла
из
“выпросил”,
или
“подарил”,
или
кого-нибудь
“обобрал”.
Труда
собственности
оче нь
мало.
И
от
этого
она
не
крепка
и
не
уважается»24. Любо­
пытно,
что
ничего
в
России
со
времен
Розанова
так
и
не
изменилось,
и
его
мысли
не
потеряли
св ою
актуальность
и
до
настоящего
дня.
Вм есте
с
тем,
сравнивая
европейскую
цив ил из ацию
с
Россией,
Розанов
за я вля­
ет,
что
пер вая
погибнет
от
сострадательности.
Ф и лософ
утверждает,
что
«механизм
гибели
европейской
цивилизации
бу дет
заключаться
в
параличе
против
в ся кого
зла,
всякого
негодяйства,
всякого
злодеяния:
и
в
кон це
времен
злодеи
разорвут
мир...
Так
что
собственно
(он погибнет)
не
от
сострадательности,
а
от
лжесострадательности»25.
Он
гов орил,
что
цивилизации
гибнут
именно
от
и зв ращ ения
основных
доброд ет е­
л ей,
на
которых
все
построено,
как
например,
в
Греции
—
это
ум,
в
Риме
—
«господ ­
с тв о», у христиан
—
любовь.
С
э той
точк и
зрения
«гуманность»
общества
воспри­
нимается
философом
как
ледян а я
любовь
(сосулька,
которая
играет
на
со лнц е,
как
алмаз,
но
от
к от орой
гибнет
вс е). В наше время подобные мысли звучат очень совре­
мен но,
особенно
ко гда
мы
видим
насильственное
насаждение
де мокр ати и
в
самых
разных
стра н ах,
политику
двойных
стандартов
и
пр.
Таким
обра зом ,
проблема
бытия
человека
рассматривается
Розановым
на
осно­
ве
самых
различных
методологических
подходов,
кото рые
сближает
обращение
к
иррациональному
и
его
преобразование
в
социопсихологическое
в
бытии
человека.
Св язь
внешнего
и
внутреннего
в
бытии
человека
на
основе
социопсихологи­
ч ес кого
как
индивидуального
и
массового
также
характерна
для
характеристики
Розановым
бытия
человека.
Нами
предпринята
по пыт ка
исследовать
проблему
бы­
тия
человека
в
творчестве
Розанова
только
в
аспекте
выявления
м е тод ологи ческ их
основ
ос нов ных
н аправ лений
в
философских
изысканиях.
Этим,
конечно,
ра сс мо­
трение
проб ле мы
бытия
человека
в
творчестве
Розанова
не
исчерпывается:
сущ е­
ствуют
и
другие
аспекты
ее
анализа.
1 Розанов В.
В.
О павш ие
лист ья .
Короб
первый
// Уединенное .
М., 1990. С. 169.
2 Розанов В.
В.
Соч .
Т. 2. Опавшие листья.
Короб
п ерв ый.
М ., 1990. С. 341.
3 Там же.
С. 342.
4 Тамже.
5 Там же.
С. 346.
6 Там же.
С. 324.
7 Розанов В.
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 66.


294
Н.
И.
Икон н ик ова
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
Там
же.
С. 377.
Там
же.
С. 275.
Розанов
В.
В.
Соч.
Т. 2. Опавшие листья.
Короб
первый.
С. 335.
Розанов
В.
В.
Уединенное.
С. 325.
Там
же.
С. 48.
Розанов
В.
В.
Соч.
Т. 2. Опавшие листья.
Короб
пер в ый.
С. 325.
Там
же.
С. 323.
Там
же.
С. 366.
Розанов
В.
В.
Уединенное.
С. 265.
Там
же.
С. 134.
Там
же.
С.
179.
Там
же.
С. 106.
Там
же.
С. 332.
Там
же.
С. 300.
Там
же.
С. 107.
Там
же.
С. 45.
Там
же.
С. 37.
Там
же.
С.
167.


В.
В.
Аверьянов
(Москва)
Бес принципно е
и
принципиал ьное
в
творчестве
Розанова
В
начале
хотел
бы
о тр еаг ир овать
на
некоторые
из
мыслей,
высказанных
в
дру­
гих
докладах.
Все-таки
трудно
согласиться
с
тем,
что
Роз ано в
был
«ангажирован»
С ув ор иным.
Скорее
ре чь
должна
идти
об
уникальном
случ ае
комплементарности,
органического
взаимопонимания
между
издателем
и
публицистом.
Мне
представ­
л яется,
что
заслу ж ив ают
доверия
слова
о
Суворине,
сказанные
в
ответах
на
анкету
Нижегородской
архивной
комиссии,
в
которых
Роз ан ов
писал,
что
был
очень
мно­
гим
обязан
лич но
издателю
«Нового Времени», ни разу не навязавшему Розанову
ни
од ной
мысли,
ни
шага
не
сделавшему
к
тому,
чтобы
вну шит ь
ему
какую-либо
статью.
Что
касает ся
тем ы
моего
доклада,
то
она
касается
своего
рода
«мифов», которые
зародились
в
отношении
трактовки
розановского
творчества
еще
при
его
жизни.
Во­
круг
име ни
Розанова
складывались
некоторые
штампы,
которые,
хотя
они
и
не
р аз­
деляются
всеми
исследователями
и
критиками,
тем
не
менее,
продолжают
оказывать
вл иян ие
на
литературоведение
до
сих
пор.
К
таким
штам па м
относятся
высказы­
вания
о
«политической беспринципности»
Розанова,
его
«цинизме», «двурушниче­
ст ве », «хамелеонстве», «отсутствии собственного стержня» (П .
Струве,
Б.
Грифцов
и
др.). Надо сказать,
что
анали з
публицистики
Розанова
дае т
не
вполне
о б ычные
ре­
зул ьтаты :
оказывается,
что
и
в
первое
и
во
второе
десятилетие
Роз ан ов
су щест вен но
развивает
и
продолжает
свою
внутренне-консервативную
тр ае кто рию
90-х гг.
Увле­
ч ения
Розанова
и
его
сложное
становление
как
мыслителя
объясняются
не
столько
парадоксальностью
личн ости ,
не
ст ольк о
необъятной
ши ротой
души,
ско ль ко
его
идейной
инаковостью
по
отношению
к
главенствующим
устремлениям
эпохи.
Ро за­
нов
представлял
соб ой
альтернативу
общественно-политическому
со зна нию
своего
в ре мени,
смот ре л
на
него
как
бу дто
со
с тороны .
Он
был
не
«официозным», а сво­
бодным
консерватором,
отстаивающим
сам
дух
ус тоев
рус ског о
бытия
и
р ади
духа
этого
готовый
порой
поддержать
и
самую
желчную
критику
п ове рхнос тн ых
форм,
сковывающих
нац иона льну ю
жизнь.
В
эт ом
свете
прок о мме нт ирую
еще
о дно
прозвучавшее
на
конференции
выска­
зы ва ние
о
Розанове
как
предшественнике
постмодерна.
Думается,
что
здесь
взята
неверная
методологическая
перспектива.
Оппозиция
«модерн/ пос т мо д е рн»
—
это
не
про
Розанова.
Гор аздо
б олее
плодотворной
для
постижения
сущности
его
твор­
чества
должна
была
бы
стать
методология
цивилизационно-культурологическая.
Важное
и
неважное
для
Розанова,
прин ципиа л ьно е
и
не
при нципиа льно е
для
не го
определялось
в
первую
очере дь
в
св язи
с
отношением
рассматриваемых
яв лений
к
нуждам
русской
цив ил из ации.
Пот ому
он
и
позволяет
се бе
писать
в
газетах
проти­
во пол о жных
по
взглядам
партий,
что
деятельность
эт их
партий
на
русс кой
п очве
воспринимает
че рез
призму
гл уб инных
н ужд
нац иона льно го
организма.
Ничуть
не


296
В.
В.
Ав ерь яно
смущаясь
этим,
Розанов
признает
в
«Опавших листьях» (Короб 2- й), что,
бывало,
«писал одновременно “чер ные”
статьи
с
эс -эрн ы ми.
И
в
обеих
был
у бе жден »1.
В
газетах
и
ж урна лах,
кр у пица
за
крупицей,
с лово
за
словом,
он
перерабаты­
вал
тот
же
материал,
кот оры й
закладывался
им
в
основу
всех
его
сборников
и
книг.
И
е сли
в
бол ьш их
книгах
он
сам
искусственно
создавал
«тенденцию», вкладывал
не кий
внешний
замысел,
под чин ял
вол ево му
усилию
естественное
течение
мысли,
то
изо
дня
в
день
в
га зе тах
этого
с делат ь
он
ни как
не
мо г.
Газетная
работа
Роза н о­
ва
—
это
очень
точный
и
очень
объективный
критерий
как
его
таланта,
так
и
его
ду­
х овн ых,
жизне нны х
ценностей.
На
поверку
оказывается,
что
никакого
хамелеонства
в
Розанове
не
было.
Бы ли
темы
главные
—
лейтмотивы
его
творчества,
его
самые
заветные
думы,
—
а
были
более
случайные,
вызванные
моментом
и
ситуацией,
в зя­
тые
в
особых
а спектах .
Собственно
«беспринципное»
в
Розанове,
его
политическое
при спо со бленч ест во ,
в
котором
упрекали
его
К.
И.
Чуковский
и
П.
Б.
Струве,
с вя­
зано
им енно
с
осознанием
им
границы
ме жду
важным,
фундаментальным,
за траги ­
вающим
метафизику
рус с кой
жиз ни
и
культуры,
и
несущественным,
тем,
на
чем
не
стоит
концентрировать
внимание.
В
связи
с
этим
представляет
интерес
напечатанный
в
ноябре-декабре
1910 г.
в
«Новом Времени»
н еб ольшой
цик л
Розанова
«Литературные и политические
аф ор изм ы»2, в котором он разъяснил свою творческую манеру.
Эт от
цик л
был
от­
ветом
одновременно
на
«Открытое письмо В .
В.
Розанову»
Чуковского
и
на
статью
Струве
«Большой писатель с органическим пороком». В нем о н п исал : «Я с разными
го ворю
на
разных
языках:
но
говорю
слова
мо и,
именно
ту
часть
м ош:
сло в,
какая
чу в­
ствуется
и
оказывается
общею
со
слушателем.
В
каждом
издании
я
виден
не
ве сь:
но
в
каждом
издании
вид на
моя
и стин а.,.» Там же
Розанов
обличает
своего
обличите­
ля : «...Способность
“спеться в партию”, или “ с де л ат ь
ис кусн ый
ход
в
парламентской
б ор ьб е”. Все это глупости,
никому
не
нуж ны е.
России
не
нужные.
По это му
дар
песен
и
даж е
дар
чут ко
слуша ть
песню
е сть
ве лик ий
государственный
да р,
и
его
следовало
бы
принимать
во
внимание
при
установке
“прав государственной службы”, “г олос а
при
выборах”
и
проч.»
«Вы с сапогами и “к ад ет ами”
залезли
в
область,
куда
вам
ни­
когда
не
следовало
входить
и
где
нельзя
на
вас
с мотре ть
иначе,
как
на
“иностранца”,
“чужака”...»
Итак,
художественный
д ар,
литературный
да р, «верное служение своему глазу»
ставилось
Розановым
неизмеримо
выше
политики,
литература
ставилась
им
выше
фракционной
борьбы,
в
ко торой
он
прин ципиаль но
не
участвовал.
С уть
вопроса,
однако,
не
исчерпывается
и
этим.
Розанов
не
только
в
литературном
ме т оде,
но
и
в
идейном,
метафизическом
своем
к орне
ост ав ался
верен
себ е
и
«своему Богу», обла­
дал
стержнем,
о
твердости
и
прочности
кот орого
не
подозревал
Струве.
Период
сочувствия
так
называемой
«первой русской революции», резких напа­
док
на
официальную
церковь
и
ее
аскетизм,
симпатий
к
конституционализму
был
во все
не
столь
контрастирующим
с
ранним
и
поз д ним
периодами
творчества
Ва­
сил ия
Васильевича,
как
это
час то
представляют.
Да же
в
1904-1908 гг.
Ро з анов
в
существенных
лейтмотивах
своих
оставался
вер ен
главным
коренным
ценностям:
он
религиозен,
он
болеет
за
православное
христианство,
за
рус ск ую
традиционную
семью,
за
русскую
цив илиз а цию
как
в
ее
крупных,
государственных,
так
и
в
быто­
вых
че рта х,
за
национальную
систему
образования,
за
рус ск ую
литературу,
рус с кую
мысль,
русскую
печать.
Во
в сех
эт их
мотивах
Ро з анов -нов ов рем енец
вовсе
не
от­
ст уп ает
от
об ычн ых
своих
взглядов,
он
последователен,
уп орен ,
може т
быть,
даже
«фанатичен».
Так
же
и
в
1910-е
гг.
он
не
перестает
критиковать
то,
что
критиковал


Б е с при нципное
и
п ринци пиал ьно е
в
тво р чес тве
Розанова
297
ранее:
он
остается
бескомпромиссным
по
отношению
к
административному
произ­
волу
и
равнодушию,
к
церковной
косности
и
фарисейству,
к
п орок ам
существующей
социальной
системы,
никогда
не
путает
чино внич е с тво
и
государственность.
По­
этому
в
отличие
от
конституционных
демократов,
для
кот орых
конституционализм
был
англофильским
идеалом,
выражением
догм ы
о
единонаправленном
прогрессе
политических
сист е м,
для
Розанова
конституционализм
был
способом
трансфор­
мировать
государственность,
сооб щи ть
ей
новые
жиз не нные
импульсы.
В
этом
смысле
конституционная
идея
не
б еско неч на,
не
абсо лю т на,
но
за ви сит
от
того,
кто
наполняет
ее
конкретным
политическим
содержанием.
Обращает
на
се бя
вним а ние
дос тат очн о
стабильное
соотношение
тем
в
газетной
публицистике
Розанова.
Его
вним а ние
к
различным
сторонам
общественной
жизни
России
бы ло
ровным
и
практически
не
ос лаб ева ло:
так,
общественно-политические
статьи
на
протяжении
всего
предреволюционного
десятил е тия
составляли
из
года
в
год
пр име рно
треть
его
публицистики,
религиозным
вопросам
б ыла
посвящена
п очти
к аждая
четвертая
его
с тат ья,
воп рос ам
образования
он
посвящал,
как
пр а­
вило,
каждую
восьмую
ста тью
(в 1908 и 1910 гг.
эта
тема
волновала
его
б ольше ,
чем
о быч но ), теме брачных институтов и половых отношений
—
каждую
десятую.
Лейтмотивы
Розанова
сохраняли
завидную
ус тойч ив ост ь,
а
сам
он
отли чалс я
редкостным
упорством
в
следовании
сво ей
идейной
позиции.
Но
относ и тся
это,
по­
вторюсь,
именно
к
центральным,
заветным
его
темам.
При
э том
особая
проблема
для
исследователей
—
критика
Розановым
Цер к ви,
которая
ино гда ,
особ енн о
в
первое
д есятил ети е
XX в.,
действительно
перехлесты­
ва ла
через
кр ай.
Здесь
очень
ле гко
впасть
в
одн обок ое
вос пр ият ие
про б лемы,
не
по­
чувствовать
в
ней
главного:
тесной
св язи
Розанова
с
православием.
Опять
же
весьма
цене н
в
этом
отношении
анали з
его
газетной
пу бл ицис т ики.
Даже
в
1906-1908 гг.
от рица ние
церковного
христианства,
отрицание
исторически
конкретных
форм
пра ­
вославия,
его
аскетических
трад иц и й, «духовного ведомства», «обер- про ку рат у ры»,
консисторских
злоупотреблений
и
т.
д.
—
не
б ыло
полным
и
радикальным.
Это
был о
отрицание
не
со
стороны
врага,
а
со
с торон ы
с урового
и
жесткого
доброжелателя,
указывающего
на
перерождение
христианского
ми роощу щен и я,
ког да,
по
выраже­
нию
Р оз а нова , «на месте аввы кроткого»
появился
«иуда алчный».
Даже
в
самых
отрицающих,
самых
злых
своих
статьях
Ро з анов
оставался
на
позициях
возмущен­
ного
православного
человека,
а
не
отступника,
он
об лича л
не
православие
как
веру,
но
историческую
беду:
то,
что
язы ки
духовенства
«ометаллились», то,
что
из
хри­
стианства
уходит
жизнь.
Розанов
всегда
был
неп рим ир им
к
тому,
что
он
называл
«центробежными силами»
русского
общества.
Рево лю ци онер ы
в
какой-то
момент
вдохновили
и сти нно
народное,
глубинное
течение
(тогда они были олицетворени­
ем
«трудового муравья»).
Их
цент ро б ежные
устремления
в
какой-то
момент
с по­
со б ство вали
ом ол оже нию
России,
оживотворили
общественность.
Но
это
только
до
определенного
предела,
перейдя
который
они
с ами
пр евр ат ились
в
нечто
огра­
ниченное,
косное
и
с кучное ,
а
затем
и
просто
угрожающее.
Розанов
ни к огда
не
п од­
держивал
«подпольный радикализм», «терроризм», он поощрял революционеров
ровно
настолько,
насколько
они
способствовали
пробуждению
общественного
са­
мосознания.
Сводя
близко
п оняти я
«общества»
вообще
и
«образованного общества», Роза­
нов
неоднократно
в
разные
периоды
своего
творчества
подчеркивал,
что
русс ка я
интеллигенция
в
целом
обладала
достаточно
«поверхностной образованностью»
и
что
пороки
национальной
системы
образования
в
значительной
м ере
определили
и


298
В.
В.
Аверьяно
негативные
че рты
рус с кой
общественности.
В
с пе циа льно
посвященной
э той
теме
статье
«Зависимость духа общества от духа школы»3 Розанов буквально выводит
духовную
и
социальную
не зре лость,
безответственность
русской
общественности
из
ее
«детской», «гимназической»
психологии,
назы в ая
ее
«порочным обществом,
развившимся
из
порочн ого
гимназиста».
Эт о,
пишет
Роз а но в, «’’возмужалое девя ­
тилетнее”
русс кое
общество,
как
буд то
бы
все
зна ющ ее,
в сем
живущее,
но
на
самом
дел е
совершенно
не
раз ви тое
и
живущее
всем,
как
чужим,
как
чем-то
не
собс т вен­
ны м».
Ранее
в
«Сумерках Просвещения»
Розанов
указывал
на
привитое
шк олой
«от­
сутствие
сопротивления,
иммунитета»
к
внешним
влияниям,
которое
вместе
с
из­
лишне
«книжным», абстрагированным взглядом на жизнь приводило к прискорб­
ным
результатам:
ослаблению
в
подростках
гражданственности,
долга,
социальной
о тв етстве нно сти.
«Русские,
—
гов ори т
Розанов
в
др угой
статье,
—
вернулись
из-з а
границы,
из
Фр анции
и
Ге рм ании,
“пересмешниками”
с
маленькой
детской
мыс лью ,
которая
принялась
осмеивать
все
р одн ое,
забыв
вел ик ий
тр уд
12- го
года,
не
вспом­
нив
и
не
задумавшись:
да
чем
же
Россия
победила
в
12-м
году ?»4.
Очень
часто
слов а
«общество», «печать»
у
него
пиш ут ся
рядом,
че рез
за п ятую.
Ключевой
ф иг урой
в
формировании
идейного
и
литературного
«общественного»
направления
Розанов
счи тал
А.
И.
Герцена.
В
одн ой
из
стат ей
о
Гер цен е
Розанов
пи шет : «От Герцена пошла русская “о бщ е с т ве нно с ть”...
Пошло
шу мно е,
д ея тельн ое
начало,
немного
“ветреное”
начало...
И
“общественное начало”
у
нас
гов ори ло
и
го­
во ри ло.
Говорило
сочно,
сл адко ,
“заслушиваясь себя”. .. с у спе хо м,
ка кой
всег да
имел
и
Герцен»5.
В
этой
же
ста тье
уст ами
И.
В.
Киреевского,
кото рого
Ро з анов
обратил
в
своего
персонажа,
он
обвиняет
Герц ена
и
вообще
ге рце нс кое
«общественное»
на­
правление
в
бесконечном
дилетантизме,
ли шен ности
«настоящего содержания».
Критика
общественности
как
бе здуши я,
беспочвенности,
бессодержательности
ст анет
о дним
из
лейтмотивов
позднего
Розанова.
Пр инципы
пол ит изи ро ван ной
об­
щ ест вен ной
деятельности,
в
отсутствии
которых
его
упрекали,
бы ли
органически
чужды
Розанову.
В
этом
смысле
он
о ст авался
одн им
из
немногих
публицистов,
пи­
шу щих
на
политические
темы
и
при
этом
не
ангажированных
во
внутреннем,
гл у­
бинно м
су щ естве
своего
творческого
«я».
Основную
тен де нцию ,
характерную
для
общественного
мнения
Ро ссии
в
пер ­
вые
д есят илет ия
века,
Розанов
художественно
определил
как
«просачивание каба­
ка»
повсюду.
В
современном
обществе
все
про пи то
и
все
подло,
само
же
общество
безумствует
и
з аним ает ся
самоубийственным
разрушением
Р осс ии : «Цари наши
XIX века повторяли работу московских первых царей
—
в
не воз м ожных
условиях
хо ть
п острои ть
что- ни буд ь,
хо ть
сохранить
и
сбер еч ь
что-н и буд ь.
В
“невозможных
условиях”: т.
к.
когда
общество
ничего
не
делает
и
находит
в
том
свою
гордость.
Безумие,
безумие
и
безу мие;
безумное
общество»6.
Что
касается
пр инципиал ьно с ти
Розанова
в
области
его
духовных
исканий,
то
есть
его
метафизических
пр инципов
—
то
здесь
перед
исследователями
раскрыва­
е тся
непаханая
целина
смыслов.
Вообще
по
отношению
к
Розанову
как
мыслителю
штампы
р едко
ср абатыв ают.
Розанов
требует
во
многом
н ового
категориального
язы ка7.
Это
тем
бол ее
так,
что
Розанов
не
с толь ко
рационально
выводил
св ои
принципы
из
метафизического
мировоззрения,
сколько
инт у итивн о
нащупывал
эти
принци­
пы,
а
затем
уже
оформлял
их
в
б олее
или
менее
р ациональ но й
форме,
так
и
не
вер­
нувшись
к
систематичности.
Одну
из
фунд ам ентал ь ных
для
себя
метафизических


Б е спр инципн ое
и
пр инципи аль ное
в
тво р чес тве
Розанова
299
истин
Розанов
вы раз ил
в
«Новых эмбрионах», в которых писал: «Весь мир есть игра
потенций;
я
хочу
сказать
—
игра
некоторых
эмбрионов,
духовных
или
физических,
ме ртв ых
или
живых.
<...>
Всяк ая
вещь
есть
часть
бесчисленных
др угих
вещей,
их
эмбрион,
по тен ция
их
образования
<.„> Все и всякие науки суть только ветви неко­
тор ой
космической
эм б риол ог ии»8.
В
этом
«эмбрионе»
Розанова
изложена
в кра тце
идея
его
замысла
—
труда
«О потенциальности», которым он хотел продолжить и за­
вершить
де ло,
начатое
книгой
«О понимании» . Так им обр азо м,
эссеистика
Розанова
вырастает
как
п рин цип
о тча сти
из
его
фило со фск ой
и
н ауч ной
тяги
к
ох ва ты ванию
всего
мироздания
в
переливах
и
градациях
«космической эмбриологии», «хорового
партеногенезиса»
ж изни.
Не
создав
систематического
тр уда
по
метафизике,
Роза­
нов,
тем
не
м енее,
постоянно
создавал
новые
и
новые
его
фрагменты
в
пу б лицис ти­
ке,
эссеистике,
сборниках
и
монографических
раб от ах
—
то
есть
в
весьма
с во еобра з­
ных
и
не пр ивыч ных
для
м ета физи ки
жан рах.
1 Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М.; Л.
1990. С. 4 19.
2 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Загадки
русской
пров ока ции .
М ., 2005. С. 412-423.
3 Новое Время. 1912. 4 июля.
4 1812-14
годы
и
их
возмож ное
ид е йное
зн ачени е
// Новое Время. 1912. 4 с е нт ябр я.
5 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
Легенда
о
Великом
инкв и зиторе
Ф.
М.
Дос тоевс ко го.
М ., 1996. С. 565.
6 Розанов В.
В.
О
се бе
и
жизни
своей.
С. 574.
7 Более подробно о метафизических принципах Розанова и о началах его « п р ин ц и п иа ль н о сти»
см.:
Аверьянов
В.
Метафизика
родополового
н ачала
В.
В.
Розанова.
М., 2002. С.
170-181.
8 Розанов В .
В.
Религия.
Фило со фия.
Культура.
М., 1992. С. 227.


А.
В.
Водолагин
(Москва)
Любовь
и
смерть
в
понимании
Роз анов а
Историко-философский
анал из
ра бот
Розанова
позволяет
установить,
что
эт от
«в высшей степени оригинальный мыслитель и наблюдатель жизни»1 при всей его
кажущейся
«беспринципности»2 на протяжении всей своей духовной эволюции
оставался
верен
той
ис ходн ой
интуиции,
которая
бы ла
сформулирована
им
в
книге
«О понимании» (1886).
Упуская
из
виду
эту
первичную
инту ицию
Розанова,
мы
могли
бы
сог лас и ться
с
тем,
что
он
исповедовал
некий
«биоцентризм» (В .
В.
Зень-
ковский)
и,
не
сопротивляясь
никаким
своим
биологическим
процессам,
лиш ь
переносил
на
бумагу
«жизненный поток» (Н.
А.
Бе рд яев), «выговаривал все,
что
ощущал» (3.
Н.
Гиппиус).
В
таком
случае
Розанова
действительно
следовало
бы
признать
соз да телем
русской
версии
«философии жизни», представителем «ф и л о­
софского
импрессионизма».
Оценки
та кого
тип а
представляются
мне
поверхностными.
Принимая
их,
мы
упускаем
из
ви ду
гла вн ое
—
так
называемые розановские
«вопросы» (Гиппиус), одна
только
постановка
ко торы х
прев рат ил а
вопрошавшего
в
редчайшее,
самодельное
яв­
ление
в
истории
рус ской
мысли.
Для
тех,
кто
не
пролистывал,
а
погружался
в
тексты
Розанова,
очевидно,
что
их
автор
не
о гр анич ивался
фиксацией
впеч ат лений
дня ,
описанием
так
называемого
«потока сознания» .
Вдумчивое
чтение
Библии
научи­
ло
его
видеть
в
вещах
прир од ных
и
человеческих,
как
и
в
событиях
собственной
психической
жизни,
знаки
высш ей,
космической
или
даже
божественной
целесоо ­
бр азно ст и.
Философская
рефлексия
Розанова
б ыла
нап рав лена
не
на
впечатления
(элементы обыденного сознания), а на смыслы ( являющ ие ся
до ст оя нием
соз нан ия
эз оте рич еск ого). В этом плане он работал в традиции платонизма,
о
чем,
в
частности,
свидетельствует
его
преданность
Ар исто телю .
Преподававший
вместе
с
Розановым
в
Е ле цкой
гимназии
П.
Д.
Первов
вспоминал
об
их
совместной,
каждодневной
в
те­
че ние
год а
«работе на высотах мышления»
над
переводом
«Метафизики»
Аристоте­
ля
как
о
лу чшем
времени
жизни.
Роз ано в
был
«глубоким и проницательным толко­
ват е лем
подлинника», проникавшего втонкости «наивысшей
отвлеченной
мысли
в
точном
соответствии
с
по д линник о м»3.
Именно
аристотелевская
«Метафизика»
способствовала
философскому
про­
бу ж дению
Розанова
и
в
значительной
степени
повлияла
на
категориальное
оф орм­
ление
его
первопрозрения
в
кн иге
«О понимании».
Речь
и дет
об
инт уиц ии
зерна-
семени,
соответствующей
аристотелевским
категориям
«сущего в возможности» (в
отличие
от
«сущего в действительности»), «способности действовать и претерпе­
вать»
и
«энтелехии»4.
«А когда та или другая вещь есть в возможности и когда нет,
—
это
надо
вы­
яснить:
ве дь
не
в
любое
время
она
в
возможности,
—
рассуждал
А ри стот ель.
—
На­
пример,
ест ь
ли
земля
человек
в
возможности
или
нет,
а
ско р ее,
к огда
она
уже
ст ала


Любовь
и
сме рть
в
понимании
Розанова
301
семенем?»Семя,
по
Аристотелю,
—
пример
«начала возникновения», которое нахо ­
дится
в
са мом
возникающем
и
«становится сущим в действительности через себя»5.
Пример,
видимо,
зап авш ий
в
сознание
Розанова,
для
которого,
по
верному
наблю­
дению
Зеньковского,
образ
сем ени
навсегда
остался
ос нов ны м6.
Из
этого
превооб-
раза
Розанов
и
раз вер т ывает
позднее
св ою
эротическую
ут оп и ю 7, «скандальную»
метафизику
пола,
в
кот орой ,
например,
Н.
К.
Мих айло вск ий
ус м отрел
лишь
«фило­
софическую
порнографию», а Д.
С.
Мережковский
—
«половое сумасшествие» .
Согласно
А рис тот елю , «всякая возможность чего- то
ест ь
в
одно
и
то
же
вре­
мя
возможность
его
пр от ив опо ло жно сти»8.
Конкретизация
э той
мысли
на
примере
семени
ве дет
к
толкованию
последнего
в
качестве
зародыша
космической
це лесо ­
образности,
осуществленного
«муже-женского
слаг ани я
Кос м ос а»9.
Более
того:
Ро­
з а новым
взят
«теизм семени,
кот орое
клубится
чувством
Б ога »10.
В
семен и
пред-
задано
единство
про т ивопо ло жност ей
мужского
и
женского,
как
и
космическое
перводеление
этого
психофизического
единства
полов.
«Итак,
пол
е сть
мировой
феномен;
—
утверждает
Розанов,
—
какой-то
мировой,
межзвездный
и
вместе
ми­
кроскопический
све т.
Кон еч но,
—
это
отнюдь
не
орган
и
не
фу нк ция,
а
что-то
ду­
ховное
и
одновременно
ф и зич еск ое»11.
Пол
в
его
осуществленности
—
это
любовь
му жчин ы
и
же нщ ины,
которая
и
по
происхождению
сво ему ,
и
по
смыслу
космична
и
божественна.
«Указав пол,
—
говорит
Розанов,
—
я
указал
душу
и
жизнь,
родник
ду хов ного
и
физического;
указал
вместе
родник
вообще
тв орч еск ого...»12.
Роз ано в,
таким
об разом ,
пробивался
к
по нима нию
религиозного
смысла
се кс уальнос ти .
Ре­
лигия
для
нег о
—
не
иллюзия
или
форма
су бл имации,
как
у
3.
Фрейда,
и
не
ма­
скировка
инстинкта,
как
у
Ф.
Ницше,
а
бытийная,
кровная
и
вместе
с
тем
духов­
ная
св язь
чел ов ека
с
Богом ,
пер ежив аем ая
в
акте
любви,
в
эмоционально-волевом
единении
противоположных
полов. «Да,
мы
верим
—
Бог
ест ь
Любовь», —
говорил
он13.M.
М.
П риш вин,
испытав ши й
на
себе
сильнейшее
духовное
вл ия ние
со
с торо­
ны
Розанова,
вид ел
в
своем
бывшем
уч ите ле
географии
человека
озарений,
вспышек,
создателя
рел иг ии
«человеческих зародышей,
р ел игии
св ято го
сем ени» 14.
Зд есь
перед
нами ,
конечно
же,
не
импрессионизм,
а
самая
настоящая
метафи­
зика,
обращенная
к
сфере
фу нд амен таль ных
возможностей
бытия,
сфере
ноуме­
нального
(любимый термин Розанова)
и
поэт ом у
не
сводимая
к
философии
жизни.
«В Розанове сильно мистическое чутье,
чут ье
ноуменального,
потусветного,
—
от­
мечал
Волжский
(А.
С.
Глинка), —
он
живо,
почти
осязательно
испытывает
кровное
“касание мирам иным”»15.
Ж изнь
как
конечное,
человеческое
бытие
ме жду
рождением
и
сме рть ю
инте­
ресовала
Розанова
в
св язи
с
бытием-до-рождения
и
бытием-после-смерти,
то
есть
в
боле е
ши роко й,
религиозно-мифологической
перспективе:«...
близость
к
смерти
как-то
совпадает
в
трансцендентном
з нач ении
св оем
и
влиянии
на
человеческую
пс их ику
с
близостью
еще
не
отодвинувшегося
вдаль
рождения»16.
Размышляя
о
своеобразии
индивидуальной
религиозности
Розанова,
Пр ишви н
отмечал,
что
«“мо­
лит ва”
Розанова
напр авлена
к
живому
че ловек у
и
тем
самым
священному,
на чин ая
с
жизни
его
в
утроб е
ма те ри.
Этот
живо й
человек
(личность)
в
нем
единственная
и
нез аменим ая
противопоставляется
им
всякой
схеме,
всякому
отвлечению,
и
это
у
него
как
бы
культ
человеческого
эм бр ио на»17.
Каждый
человек,
по
мыс ли
Розанова,
обязан
п роче сть
«внутренние письмена»
своей
жи зни,
дарованной
ему
Богом.
Личная
жиз нь
—
«единственный новый факт»,
который
ч ело век
пр ино сит
с
собой
на
Зе млю, «одна книга,
к оторую
чел ов ек
об я­
зан
внимательно
проч ит ат ь», которая « од на
ему
открыта
вполне,
и
—
ему
одному».


302
А.
В.
Водолагин
Все
прочее
—
не
существенно18.
Прочтение-дешифровка
основных
событий
личной
жизни
—
рождения,
влюбленности
и
бр ака,
сме рти
—
совершается
путем
их
мыс­
ленного
помещения
в
контекст
ве лик ой
духовной
т рад иции.
Без
эт ого
у
нас
вместо
понимания
скрытой
целесообразности
про жива е мой
жи зни
бу дет
преобладать
со­
знание
ее
«непонятности»
или
даже
отчаяние.
Размышляя
о
рок е
и
фатуме
в
любви,
Розанов
писал : «Любовь
—
всегда
предустановлена.
Всегда
это
именно
вс тр еча
двух,
из
которых
о дин
уже
давно
в зят
“от ребра другого” .
Встречаясь
в
любви,
мы
опя ть
встречаемся,
ибо
и
древле
когда-то
знали
другу
друга.
Тут
что-то
ветхое
прои с ходи т,
мирозданное»19.
Мы
видим
здесь ,
что
пон иман ие
бытия,
толкуемое
Розановым
как
акт
т ворчес т ва,
тр ансфо р мир уе тся
в
мифотворчество.
Ф и лософ
впо лне
осознан­
но
созидал
миф
собственной
жизни,
совершал
творческое
бытие-в-мифеTM. «Все его
кни ги
точно
дневник», —
отме ча л
Г.
Ф лоровск ий 2 1.
«Не будь это чувство космическим,
—
го во рил
Розанов,
миф олог и зи руя
с вой
духовно-эротический
опыт,
—
оно
было
бы
присуще
не ко торы м,
но,
сос тавля я
са­
мую
с уть
жизни,
оно
обще
всему
живущему.
П е реход
любви
в
ро жд ение
есть
как
бы
земная
эманация,
на
зе млю
пролияние
существенно
неземного,
потустороннего
нач ала:
из
нег о
рожденный
берет
в
себя
потусветную
искру,
но
уже
в
меру
это­
го
родивший
лишается
ее.
“Не рождая”,
в
буд ущем
веке
человек
весь
перейдет
в
ощущение
переполненного
существования,
любовь
и
нежность,
которая
уже
не
истощается.
Это
буде т
вечная
влюбленность
без
обладания,
без
разрешения,
тот
ни мб
непорочнейшего
с иян ия,
к оим
на
земле
она
начинается
и
часто
оче нь
до лго
дл итс я»22.
Развертываясь
из
зерна-семени,
человек-растение,
умирая,
также
превращается
в
неч то
подобное
окрыленному
сем ени,
ст анов ит ся
зрячим
зернышком
Бога,
средо­
точием
вселенской
памяти.
Проникая
в
эзотерический
смысл
египетской
«Книги
ме рт в ых», Розанов обращал внимание на то,
что
у
ег иптя н
«не было слова смерти,
не
был о
словооборота,
кои м
они
могли
бы
в ы р ази т ь', “человек умер”, “я
умер”.
Чу в­
ствуя
не которое
“бессилие назвать смерть”,
они
гов орили
вместо
этого
о
“выходе
из
дня”,
об
отправлении
умершего
в
путешествие.
То
бы ла
какая-то
захватываю­
щая
игр а
в
с ме рть ». «И вот еще наблюдение:
все
совершенно
бесспорно
умирающие
вовсе
не
чувствуют,
что
они
умирают,
—
от меч ал
Розанов,
—
т.
е.
зн ают
и
вид ят
до
очевидности
каким-то
вну тренни м
ощущением,
что
не
умирают
и
жизнь
перед
ними...
без
к он ц а!»23.
Розанов,
как
известно,
высоко
цен ил
художественный
анализ
переживания
сме рти
как
процесса
(бытия -к-с ме рт и), данный Л.
Н.
То лст ым
в
по­
вести
«Смерть Ивана Ильича».
Но
в
св оем
мифологизировании
на
эту
тему
он
по­
шел
еще
дал ь ше,
преодолевая
по-толстовски
патологический
страх
см ер т и: «Теперь,
насколько
в
нас
струится
жизнь,
мы
—
муже-женски,
и
это
не
ес ть
феномен
нашего
здеш нег о
бытия,
но
ноумен
тамошнего...
Феномен
исчез
(смерть): что же осталось?
Но у мен,
т.
е.
о дин
по л,
податель
жизни,
родник
на
зем ле
жиз ни,
“который не при ­
нимает
в
себя
начала
(принципа)
прот иво пол ожно го
се б е” (Платон)
и
е сть
в
смерт­
ном
начало
бессмертное.
Когда
так
—
все
п онят но:
смерть
есть
закрытие
орган ов
ощущения,
земных
очей,
земного
уха ,
земного
обоняния,
земного
о сяза ния
ect., т.
е.
в
рождающем
все
это
поле,
вечные
оч и,
вечное
осязание,
вечный
слух,
—
фундамент
земн ых
ф ен ом ен ов ...»24.
Смерть
зде сь
мы слит ся
как
прорыв
сбрасывающего
плотную,
земную
об олочк у
психофизического
начала
в
ноуменальную
сферу:
прошедшая
фено менал ьные
ис­
пытания
рождения,
брака
и
смерти
космическая
сущность,
эн телех ия
(«зерно -о ко »)
возвращается
в
свое
космическое
лоно.
Это
—
пе ре ход
в
инобытие,
соп ря женны й


Любовь
и
смерть
в
понимании
Розанова
303
с
целым
рядом
н ов ых , «неземных»
прозрений,
о
кот оры х
пов е ств ует
ег и петская
«Книга мертвых».
Р азмы шл яя,
между
п рочим ,
о
су дьбе
по эта
Алек с ея
Кольцова,
Розанов
воп ро­
шал : «...
Не
отклонился
ли
он
от
“святой”
вол и
“зернышка”,
к оторое
ему
пр ед ше­
ствовало,
при
жизни
стояло
над
ним
“оком”
и
теперь
уже
в
новой
и
ок онч ател ьн ой
могиле,
будет
судить
е го»25.
Мысль
об
он толо ги чес кой
н еоб ходи мос ти
су да
и
неиз­
бежности
наказания
бы ла
усвоена
Розановым
задолго
до
его
обращения
к
символике
ро жд ения
и
смерти
в
культах
Древнего
Вос ток а
—
при
чтении
романа
Ф.
М.
Досто­
ев ск ого
«Преступление и наказание», в котором,
по
его
мн ению,
писатель
не
в пол­
не
осознанно
воплотил
ветхозаветное
поним а ние
бытия.
Нередко
он
обращается
к
разным
вариациям
продуманного
Достоевским
экзистенциального
доказательства
бытия
Божия.
«Человек и не знал бы вовсе Бога,
не
томился
бы
о
не м,
ес ли
бы
он
не
начинался
и
не
кончался.
Кон еч ное
и щет
бесконечного
—
вот
родник
ре лиги й!»26
Как
заметил
Г.
П.
Федотов,
Розанов
«мучается временностью человека,
категорией
времени,
но
не
хочет
отказаться
ни
от
че го,
что
во
времени,
ибо
сюда
он
из лил
всю
свою
любо вь
без
остатка»27.
Временное,
конечное
бытие
человека,
по
мысли
Розанова,
таково,
что
оно
по
са­
мой
своей
мет афи зи ческ ой
пр иро де
всегда
с
не обход им ост ью
продуцирует
религи­
озность.
Вклад
Розанова
в
формирование
«нового религиозного сознания»
в
России
был
связан
с
выявлением
онтологических
предпосылок
религиозности,
проявляю­
щейся
уже
в
се мье
как
«священном явлении»28.
Хо тя
в
гла зах
представителей
цер­
ковной
иерархии
того
времени
Розанов
был
опасным
еретиком,
сам о
его
«еретиче ­
ство»
проистекало,
по
наблюдению
Ги ппиу с, «из его религиозной любви к Божьему
миру,
из
религиозного
его
вкуса
к
миру,
ко
всей
пло т и»29.
С
1910 г.
(в связи с тяжелым заболеванием жены)
те ма
смерти
выходит
для
Ро­
занова
на
пер вый
пл ан: «Я говорил о браке,
браке,
браке...
а
ко
мне
все
шла
смерть,
смерть,
см ерт ь». По воспоминаниям Гиппиус,
ощуще ни е
сме рти
всег да
ж ило
в
нем,«а
тут
оно
вы пл ыло
из
глуби н
наверх,
расширилось,
покрыло
все
другие
ощуще н ия »30.
Апокалиптические
настроения
становятся
для
нег о
определяющими.
По раз ив шая
его
ранее
при
чтении
Апокалипсиса
мысль
о
божественности,
благодатности
и
правде
смерти
(а не пустоте,
хол оде
и
у жасе)
развертывается
в
контексте
уже
по-
новому
понимаемого
и
переживаемого
христианства:
через
болезни,
страдания
и
смерть
отпавшее
от
Бо га
человеческое
«Я»
возвращается
к
священному
перв ои с-
то ку
своего
бытия.
«Это влечение к несбывшейся отчизне звучало в предсмертном
Ро зан ове
как
лейтмотив,
как
доминанта,
—
вспоминал
Э.
Ф.
Г олл ерб ах.
—
Судьба
не
палкой
заг нал а
его
в
сад
смерти,
а
увлекла
любо вн о
и
нежно.
И
разве
с траш ен
этот
са д? ...
Не
страшна
смерть,
но
страшно
предсмертное
томление»31.
Нужно
отм ети ть,
что
в
своих
поисках
«эссенциальности»
человека,
проявляю­
щейся
в
опытах
переживания
непонятного
в
любви
и
умирании,
Розанов
за острял
внима ни е
на
страдательных
со ст оян иях
человеческой
индивидуальности,
которая
еще
не
заявила
о
св оей
в оле
(эмбрион,
м лад енец)
или
уже
отказалась
от
нее,
выбр ав
безволие.
Розанов
признавался
в
«потере своей воли над собою»32 с 7-9
ле т,
при­
пис ыва л
с ебе
некое
специфич еск ое
безволие,
отсутствие
«воли к бытию», то есть
существенный
изъян
«первозданной человеческой природы».
Не
эта
ли
патологи­
ческая
слабость
воли
обнаружилась
в
его
слепоте
по
отношение
к
христианскому
«волению свободы», в превратном толковании христианства как религии смерти?
Возможно,
в
иерархии
ступеней
бытия
с уще ст вуют
такие
уров ни ,
кот оры е
не
улав­
ливаются
безвольным
созерцанием
(эстетически), но доступны лишь волевой ин ­


304
А.
В.
Водолагин
туиции,
во д ящему
интеллекту,
прак т ичес к ому
разуму.
Теоретически
Роз ано в
при­
знавал
возможность
такого
духовно-практического
по ст ижения
бытия,
но
в
сво ем
т во рчеств е
он
р еал из овал
преимущественно
эстетическую
установку
на
безвольное
созерцание
заданных
неведомой
«всемирной Волей»
эйдосов.
Открывающийся
же
в
волевом,
тв орче ском
активизме
смысл
бытия
ост ав ался
для
него,
как
для
эстета,
недоступным.
Отсюда
—
преобладание
в
его
раб ота х
трагического
сознания
абсурд­
ности
человеческой
ж изни
и
мировой
истории
в
целом.
Косм ос
так
и
не
стал
для
не го
Царствием
Небесным,
кот орое
«силою берется».
1 См.: Лосский Н.
О.
Ист о рия
русской
философии.
М ., 1991. С. 396.
2 Лосский Н.
О.
Ис то рия
русской
философии.
С.
398; Бердяев Н .
А.
Судьба
Рос с ии.
М. , 1990.
С . 37; Зеньковский В .
В.
Ист о рия
русской
фило софи и. T. I. Paris, 1989. С . 4 59.
3В.
В.
Ро з ан ов : pro et contra. Антология.
Кн.
1. СПб., 1995. С. 97, 98.
4 Аристотель .
Соч.: В4
т.
М., 1975. Т. 1. С.
182, 235, 246.
5 Тамже.
С . 243, 245.
6 См.: Зеньковский В.
В.
Указ .
соч.
С. 467.
7 См.: Matich О.
Erotic utopia: the decadent imagination in Russia’s fin de siecle. The University of
Wisconsin Press, 2005. S. 236 -273.
8 Аристотель.
Указ.
со ч.
С. 247.
9 Тамже.
С. 70.
10 См.: Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Во
дворе
язычников.
М., 1999. С. 70, 98.
11 Тамже.
С. 216.
12 Тамже .
13 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
О коло
церковных
стен.
М., 1995. С. 14.
14 В.
В.
Ро зан о в: pro et contra. Кн.
1. С.
128, 116.
15 Там же.
С. 423.
16 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
Около
церковных
ст ен.
С.
11.
17 В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн.
1. С.
131.
18 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Сахарна.
М., 2001. С. 25.
19 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Во
дворе
язычников.
С.
136.
20 См.: Водолагин А.
В.
Онтология
поли ти ческо й
воли.
Тверь, 1992. С. 20-23.
21 В.
В.
Р оз а но в: pro et contra. Кн. 2. СПб., 1995. С. 397.
22 Розанов В .
В.
С обр.
соч.
Во
дворе
язычников.
С. 46.
23 Тамже.
С. 36,43.
24 Тамже.
С. 46.
25 Там же.
С. 29.
26 Там же.
С. 232.
27 В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 2. С. 394.
28 Розанов В.
В.
Во
дворе
язычников.
С.
138.
29 В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн.
1. С. 152.
30 Тамже.
С.
171.
31 В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 2. С. 310.
32 Розанов В .
В.
Соч.
Т. 2. С. 249.232.


П.
Е.
Фок ин
(Москва)
Мет аф изика
интимного
Розанов
ос тро
чувствовал
но виз ну
и
оригинальность
своего
мировоззрения.
С
детским
простодушием
писал
в
«Уединенном»: «...там,
может
быть,
я
и
“дурак”
(есть слухи), может быть,
и
“плут” (поговаривают); но только той широты мыс ­
ли,
неизмеримости
“открывающихся горизонтов”
ни
у
кого
до
меня,
как
у
меня,
не
было.
И
“все самому пришло на ум”
—
без
заимствования
даже
йоты.
Удивитель­
но.
Я
прямо
удивительный
чел о в ек»1.
Последнее
утверждение
звучит
нем но го
по-
хлестаковски.
Должно
быть,
не
без
ум ы сла.
Так
уж
пр иня то
«в приличном обще­
ст ве»
—
о
своих
достижениях
говорить
с
некоторой
дол ей
ирон ии ,
ш уткой
снижая
пафос
вы ск азыв ания .
Только
уж
совсем
наедине
с
собой,
в
ощущении
полного,
до­
ходя щ его
до
о тчаяни я
одиночества
можно
записать
в
дневник:«Сегодняя
—
гений»
(А.
Блок).
А
если
х оть
шаг
в
с торону,
в
письме,
пусть
хоть
и
к
близкому
дру гу,
то
сразу:«АйдаПушкин,
ай
да
сукин
сын!».
Тем
бол ее,
когда
в
печать.
Достоевский
в
«Дневнике писателя»
все
время
оговаривается,
как
только
скажет
что-нибудь
завет­
ное
—
«это шутка,
г ос пода,
не
бо йтесь ».
Ро зан ов
тож е
пустил
св ое
«Уединенное»
в
печ ат ь,
вот
и
гримасничает
—
сму ще н.
Даже
поч ти
шутовской
комментарий
в
к онце
приладил,
в
с ко бках : «на подошве туфли;
купанье»2.
Но
что
это
такое
—
«на подошве туфли»? Не в том смысле,
почему
вдруг
такая
эксцентричная
форма
записи,
тут
по нят но
—
ку пал ся
че лов ек,
не
было
под
рукой
л истка
бум аг и,
зап ис ал
на
первом
попавшемся
ровном
месте.
(Но,
ме жду
пр оч им,
почему
бы
тогд а
не
на
стене
или
еще
где?
И,
кстати
уж,
бумаги
не
было,
а
ручка-
карандаш,
пожалуйста,
всегда
с
со бой
что
ли,
даж е
в
ку п аль н е?) Тут нечто другое.
Мысль
ведь,
формулировка
ее,
тоже
скажем,
не
до
такой
степени
исключительны,
чтобы
не
потерпеть
пяти
—
десяти
минут
и
спокойно,
уже
вымывшись,
записать:
в
блокнот
ли,
на
па пир ос ной
ли
коробке...
Конечно,
конечно!
Да
так
оно ,
ск орее
всего,
на
самом
де ле
и
было
(впрочем,
не
докажешь
—
где
та
«туфля»?).
Но
«подошва туфли»
—
место
с амое
униженное,
са­
мое
презренное,
вечно
в
п рах
погруженное,
всегда
в
пыли,
а
то
и
—
в
грязи.
Что
только
на
под ошв у
не
пристанет!
Обычно
—
всякий
сор.
Вот
и
эта
мысль,
эта
за­
пи сь
—
как
бы
со р. «На подошве туфли»
—
не
без
иронии
ска зано .
А
с
другой
с торо­
ны,
подошва
—
это
то,
на
чем
человек
стоит,
чем
обычно
и
ча ще
всего
контактирует
с
окружающим
его
миром,
что
отделяет-соединяет
его
с
полом,
улицей,
с
поч вой .
И
именно
подошва
оставляет
следы
(привет Шерлоку Холмсу и Пинкертону,
ко­
торы х
любил
тайком
почитывать). Так что
«на подошве туфли», если задуматься
—
«вполне метафизично»
в ы ходит.
Еще
бол ее
«метафизична»
вторая
час ть
п ри меч ан ия : «купанье».
Здесь
т акой
о бъем
смыслов,
что
впору
ут онут ь.
И
омовение,
и
крещение.
Да
мало
ли!
Но
важ нее
всего,
по-розановски,
во т:
голым
перед
вами
стою,
в
чем
мать
родила,
как
на
Страш-


306
П.
Е.
Фокин
ном
Суд е , «без заимствования даже йоты».
Такой
обнаженности
р у сская
ли тера ту­
ра
до
Розанова
не
зн ала.
Читатели-современники
бы ли
уязвлены
предложенной
Роз ано вым
поэтикой
интимного
—
всеми
этим и
«на праве рукописи»
записочками
и
листочками,
э тими
п ри зн ан и ям и : «в постели ночью»3, «на Загородном пр. ,
в еч.;
круго м
проститутки»4,
«на обороте полученного письма»5, «собираясь на именины» 6, «за чаем вспомнил» 7,
«за набивкой табаку»8, «за истреблением комаров»9 и даже
—
«в ват<е рк ло зе те>»10
(В одном варианте даже
—
«в кабинете уединения».
Поистине
—
«уединенное»!);
в семи
этими
бесконечными
скобками
и
кавычками,
сокращениями
и
обрывами,
общей
бесцеремонностью
т он а : «не буду ни плакать,
ни
сердиться,
е сли
читатель,
ош и бкой
к упив ший
книгу,
бросит
ее
в
корзину
(выгоднее,
не
разрезая
и
ознакомив­
шись,
лишь
отогнув
листы,
про да ть
со
скидкой
50 % букинисту)»11.
Улица
тотчас
зав ела
про
«эпатаж», более чуткие
—
осторожно
п риг ля д ывались,
родственные
ду ши
встретили
Розанова
ликованием.
Но
интимность
Розанова,
его
задушевность
—
не
художественный
прием,
не
для
красного
словца
выдуманы.
Они
б ыли
свойственны
вс ей
личности
Васил ия
Васи­
льевича.
Ме муа ри сты
почт и
в
оди н
голос,
кто
с
ум иление м ,
кто
—
раздраженно,
ра с­
сказывают
об
особой
интимности
Розанова
в
общении,
о
его
почти
нашептывании
на
ухо
собеседнику
своих
мыслей,
о
манере
бра ть
под
руку
во
время
ра згов ора ,
об
особой
ласковости
и
нежности
в
тоне.
Поэтика
инт имно го
бы ла
ф ормой ,
об личие м
в сей
системы
розановского
поведения,
его
мировоззрения,
кот орое
можн о
назвать
метафизикой
ин тимно г о : «Каждому своя душа открыта,
и
о
своей
д уше
я
знаю ,
как
она
ласкает,
и
бе реже т
(главное!), и хочет унежить и у - ин т ими т ь
(сделать интим­
ною )
душ у
читателя.
«Интимное,
инт имно е
берегите:
всех
сокровищ
мира
дороже
интимность
вашей
души!
—
то,
чего
о
душе
вашей
ник то
не
у зн ает!»12. Т ак воск л ицал
Розанов
в
последней
своей
книге
«Апокалипсис нашего времени» (Вып. 6-7).
Индивидуальные
особе н нос ти
личности
и
судьбы
Розанова
определили
глав но е
направление
его
мыс ли,
кото рое
Зи на ида
Гиппиус
в
очерке
«Два завета»
сформули­
ровала
та к: «Он наново поставил,
по-новому
осветил
вопросы,
л ежащ ие
в
круге
трех
вопросов,
—
главных,
ко торы ми
дер жит ся
мир .
Они
гл а вные
потому,
что
касаются
реши тельн о
в сех
и
решительно
всегда.
Это
конечно,
Бог,
Любовь,
Смерть»13.
Эти
веч ные
в опрос ы
Розанов
постигал
своим,
оригинальным
путем,
чуждым
европей­
ско й
традиции,
основанной
на
абстрагировании
и
интеллектуальных
спекуляциях.
Ей
он
отд ал
дан ь
в
своем
первом
труде
«О понимании»
и,
кажется,
зар ек ся
впредь
идт и
путем
Пла то на
и
Аристотеля,
Канта
и
Г еге ля.
В
том
же
очерке
Гиппиус
вос кли ­
ца ет : «Мыслитель!
Как
нейдет
к
Роз ано ву
это
слово!
И
во обще -то
оно
узкое,
а
уж
Розанов
—
он
скорее
пы та тель,
расследователь,
одержимый,
гениальный
догадчик,
то
видящий
на
три
аршина
под
землю,
то
вдруг
ничего
не
ви д ящ ий.. .»14.
Новаторство
Ро зан ова
в
том,
что
он
посмотрел
на
мир
в
упор,
с
максимальным
приближением,
близоруким
взглядом
р ассмат рив ая
Бога
в
мелочах.
И
чем
ближе
склонялся
Розанов
к
плоти
мира,
тем
отчетливее
различал
и
иные
формы
ее
прояв­
ления
—
тепло,
волнение,
запах.
Многолетнее
непрерывное
вглядывание,
осязание,
«вынюхивание»
и
«лизание»
легло
в
основу
розановской
гносеологии.
Она
насквозь
физ иол ог ична
и
интимна.
Буд учи
д ушев но
чутким,
с
детства
отличаясь
повышенной
эмоциональностью
и
вп е чатли тельн ост ью,
Розанов
сделал
это
свойство
своей
натуры
основным
сред­
ством
по зна ния
мир а.
Критерием
ис тинно с ти
высказывания
Роз ан ов
поставил
не
ф орма льн о-лог иче с кую
доказательность
его,
а
степень
соответствия
высказывания


Ме таф изик а
ин тимно го
307
том у
чув ств у,
ко торо е
возникает
у
мыслителя
в
проц е ссе
душевного
контакта
с
объ­
ектом,
на
который
направлено
интеллектуальное
усилие.
Возможные
противоречия
и
парадоксы,
проистекающие
от
р азн онап равл енно сти
человеческих
влечений
и
по­
буждений,
сим пат ий
и
ант ипа т ий,
не
только
не
расстраивают
общей
картины,
но
придают
ей
многомерность
и
содержательную
полноту.
«Истина
—
в
противоречи­
ях,
—
з аписы вает
Розанов
10 марта 1916. —
Истины
нет
в
тезисах ,
даже
есл и
бы
для
со став ления
их
собрать
всех
мудрецов
<...>»15.
И
д а лее: «При этом противоречия не
нуж но
п рим иря ть:
а
оставлять
именно
противоречиями,
во
вс ем
их
пла м ени
и
ку-
с ат ельн ос ти . <...> Противоречия,
пл амен ь
и
го р ение.
И
не
на до
гасить.
Погасишь
—
мир
погаснет.
Поэтому,
мудрый:
никогда
не
св оди
к
единству
и
“умозаключению”
сво их
сочинений,
оставляй
их
в
хаосе,
в
брожении,
в
безобразии.
Пусть.
Всё
—
пусть.
Пусть
“да”
лезут
на
“нет”
и
“нет”
вы верт ыв ает ся
из-под
нег о
и
бор ет
“подножку”.
Пусть
бор ют ся,
страдают
и
кипят.
Как
в едь
и
бедная
д уша
тв оя,
муд рый
человек,
кипела
и
страдала.
Ду ша
твоя
не
меньше
мира.
И
е сли
ты
терпел,
пусть
и
мир
по­
тер пит.
Не чего
ему
морд у
мазать
сметаной
(вотяки)»16.
Люб ое
пра в ило
и
канон,
по
Розанову,
губительны
для
познания.
Даже
диалекти­
че ског о
под хода
к
предмету
н едос та точн о,
чтобы
по лучи ть
н еобход им ое
представ­
ле ние
о
нем.
Требуется
полное
сочувствие
ем у,
в сем
его
де таля м
и
частностям,
даж е
самым
«неуместным»
и
избыточным.
В
идеале
—
слияние,
как
оно
описано
в
записи
к
«Апокалипсису нашего времени»
от
6 июля 1917 («Апокалипсис»):
«В имении Рачинского,
Татево
(Смоленск,
губ.,
Бельского
уезда)
было
огром­
ное
озеро,
выкопанное
крестьянами
крепостного
права;
это
был
именно
не
пруд,
а
озеро,
и
шло
оно
изгибистою
пл еть ю,
со
всем
уз ором
бережков,
углу бле н ий
и
за­
ливов
—
в
заливах.
Как
прир од ное
озеро.
И
обсажено
оно
бы ло
вековым
парком,
разросшимся
как
лес
и
на
«парк», т.
е.
искусственный,
вовсе
не
походил.
Садил
же
все
это
дед
или
п ра дед,
великий
иск у сник
и
сад ов од.
И
вот
—
все
за рос ло
и
б ыло
п ре­
красно.
Бы ло
древне
и
прекрасно.
И
дерева
виделись
в
л оне
в од,
а
в
деревах...
ведь
и
они
видели
лон о
вод.
Моя
д уша
всегда
была
такая.
Созерцательная,
ленивая,
поч­
ти
недвижущаяся.
Никуда
не
шл а,
не
торопилась.
И
“поспешность”
—
я
не
при
ней
родился.
И
вот
всегда
это
было ,
что
я
“сижу на озере и все в нем замечаю”,
и
вместе
“не смотрю на озеро и ничего в нем не замечаю”... “ Зна ние”
и
“незнание”: каким -то
о браз ом
таин ст вен но
во
мне
с м еши в алос ь; “видение”
и
“невидение” .
Но
когда
пр и­
ходила
минута
“очнуться”,
опо мнит ьс я,
“снять себя с ручки”,
—
оказывалось,
что
я
“бездну знал”,
о
чем
думал,
что
“вовсе не знал”.
И
как
пол за ют
жучки
на
дереве,
и
какая
птичка
про лет ела,
и
какой
цвет
темно-синих
сосен.
“Вода все видела”,
думая,
что
”не видит”. ..»17.
Розанов
такой
дзен-буддист-самородок.
Но
и
не
совсем
так.
В
его
созерцатель­
ности
нет
т аинст венно й
отрешенности
восточных
медитаций.
Розанов
переживал
свои
мысли
с
интенсивностью
эротического
возбуждения,
всю
жизнь
горел
мыслью,
всегда
был
опьянен
ею.
Верил,
если
д ушу
охватывает
дрожь,
е сли
внутри
звенит
струна
и
льется
музыка,
ес ли
кружится
голов а
и
захватывает
дых ан ие,
зна чи т,
—
на
пр авил ьн ом
пу ти,
напротив,
ес ли
все
раб отае т,
как
механизм,
а
тезы
и
ант ит езы,
как
шестеренки
и
приводные
ремни,
катят
па ро воз
рассуждений
точн о
по
рельсам,
с лед ует
опасаться
ложног о
умозаключения
и
конечного
мыс лит ел ьно го
п ораж е­
ния.
Поэтому
иронизировал
и
удивлялся,
чит ая
«Оправдание добра»
В.
Соловьёва:
«Точно это был “з ве рь”,
ко торого
ни как
не
мог
изловить
фи лос оф;
бродил
за
н им,
как
за
би зо ном
в
пр ери ях
или
за
черно-бурой
л исицей
в
тайге; “не дается в руки”...


308
IL E.
Фокин
Явно,
не
было
нюха,
осязания;
никакого
не
б ыло
вкуса
к
добру,
ко торое
открывается
так
просто,
как
запах
ро зы,
и
б лизк о,
как
поцелуй
в оз любл енн о й»18.
Задумываясь
о
Боге,
Ро з анов
прежде
всего
з аду мался
о
земном,
оставив
ум­
ствования
о
догм ат ах
церкви
профессорам-богословам.
Он
догадался,
что
Вечность
можно
понять
через
повседневное,
что
в
будничном
и
обыденном
мире
скрыты-
явлены
следы
горнего,
что
св ет
Божественной
истины
исходит
от
каждой
тра ви нки
и
мушки.
«Смысл
—
не
в
Вечном;
смы сл
—
в
М г но в ени ях »19. Бог предстает перед че­
лов е ком
в
каждой
части
Своего
Творения,
и
в
самой
малой
Он
явлен
с
той
же
исчер­
панно ст ью,
что
и
в
целом
в сего
универсума.
Не
метонимически,
а
во
в сей
полноте.
Рационально
познать
Бога
невозможно.
Разу м
постоянно
у пир ается
в
нер аз ре­
шимы е
прот ив ор ечи я.
Зато
Бога
можно
почувствовать,
попро б ова ть
на
язык,
вдох­
нуть
полной
гр удью .
Вовсе
не
юмористически
предлагает
Розанов
в
ответ
на
вопрос
«Что делать?» собирать ягоды и варить варенье.
(Летом).
И
пить
с
ним
ч ай.
(Зи­
мо й).
Органы
чувс т в:
нос,
глаза,
уши ,
язык,
кожный
покров
—
с уть
те
о кна
и
двери
плоти,
через
кот орые
происходит
непрерывный
контакт
человека
с
окружающим
миром.
И
не
только
человека.
Все
жи вые
существа,
бол ее
тог о,
минеральный
мир
также,
находятся
в
плот но й,
п орой
неуловимой
физ ич еск ой
взаимосвязи,
испуская
зву ки,
отр аж ая
свет,
источая
ароматы.
И
с
ни ми
Бог .
К
пахучести
м ира
Розанов
относился
с
ос обым
трепетом:
«Весь мир связан обоняниями,
и
без
обоняния
он
рассы пался
бы.
Нет
вещи,
к ото рая
бы
не
воняла.
И
это
суть
ее.
<...>
По
запаху
лю ди
узнают
эссенциальность
ве щей.
И
тряпки,
и
до броде тели .
Всякий
д оброд ете лен
в
меру
того,
насколько
он
пахнет.
И
что
воис т ину
добро­
детельно,
до
святости
—
то
благоухает.
И
в
поздних
церквах
ваших
люди
бу дут
входить
в
це рко в ь: “она особенно хорошо
благоух ае т”.
Ибо
в
ней
много
и
хорошего
мир а.
И
о
мощах:
Какое
благоухание!”»20.
Единство
мира
достигается
в
процессе
пос тоя нно го
взаимообмена,
взаимопро­
никновения,
взаимообогащения
его
час тей ,
непрерывного
спл ет ения
и
переп лет е­
ния
нитей
мировой
материи,
слияния
и
замеса
токов
бытия.
Мир
есть
действие,
направленное
к
умножению
сущностей,
их
качественному
обновлению,
преображе­
нию
и
измене.
Мир
—
это
непрекращающийся
ни
на
миг
Акт
Творения,
век ов еч­
ное
совокупление
божественной
плоти.
Роз ано в
отвергает
естественнонаучный
де­
терминизм
соития,
вызванного
якобы
инстинктом
про д ол жения
рода.
Смысл
его,
по
Розанову,
не
в
результате,
а
в
самом
пр оц ессе.
А
сам
про це сс
е сть
выражение
не насытно й
и
неутолимой
Любви
Б ожь ей , «...никем
вовсе
не
замечается,
никому
неведомо,
—
записывает
Роз ано в
5 июля 1917 г.,
—
что
совокупление
вовсе
не
не­
обходимо,
не
физ иол огич но,
а
—
метафизично
и
мистично.
Что
оно
не
по
“нужно”,
а
“по очарованию”
и
“можем”.
И
без
очарования
хоть
тож е
е сть
и
возможно,
но
это
“случается”,
ест ь
“редкий случай”. Но всегда ему предшествует туман,
влю бл ен ие »21.
И
е сли
можно
гов ори ть
о
каком-то
инстинкте,
то
эт о,
по
Розанову,
инст инк т
люб ви
и
созидания,
инстинкт
в дохн ов е нного
творчества-совокупления.
В
1917 г.,
в
Сергиевом
По саде,
размышляя
(вместе с Флоренским и Каптере -
вым)
о
смысле
жизни
насеко м ых ,
у
кот оры х
даже
рта
нет,
но
ес ть
половые
органы,
Роз ан ов
прозревает
с уть
во лнова вше й
его
всю
жизнь
м етаф изик и
интимного:«Есть
“мухи-поденки”.
Но,
во
всяком
случ ае
—
они,
и
уже
бесспорно
вс е,
—
совокупля­
ютс я.
Значит,
“мир будущего века”,
по
преимуществу,
определяется
как
“совоку ­
п ле н и е”: и тогда проливается свет на его неодолимость,
на
его
—
ненасытимость
и,
“увы”
или
“не увы”
—
на
его
“священство”,
что
оно
—
“таинство” (таинство
—
брака).


Метафизика
интимного
309
Открытий
—
чем
да льше,
тем
—
бо ль ше.
Но
явно,
что
у
н асеко мых ,
коров,
везде,
—
в
животном
и
растительном
мир е,
а
вовсе
не
у
человека
одного
—
оно
ест ь
“таинство,
небесное
и
св ятое ”.
И
именно
в
центральной
его
точк е
—
в
совокуплении.
Тогда
по­
нят на
“застенчивость половых органов”: это
—
“жизнь будущего века”,
входим
через
это
“в загробную жизнь”, “ в
жизнь
будущего
ве ка”»22.
Ку ль ми нацие й,
апофеозом
мира,
по
Розанову,
идущему
вслед
и
на встр ечу
ар­
хаическим
культам
Египта
и
Израиля,
являе тс я
миг
з ач ати я. «Сущность пролияния
семени
и
восприятия
его
не
пред ст авл яет
ли
чуда ?
Да
еще
какого!!»23.
Центр
миро­
здания
Ро з анов
находит
в
зерне,
в
сем ени,
в
том
ма лом
сгуст ке
материи,
из
которого
возникает
вселенная.
И
е сли
Бог
воплощен
в
Св оем
Творении,
то
Бог
жив
в
семени,
в
зачатии
торжествуя
Св ою
Лит урги ю: «Самое Бытие Божие и заключается в веч­
ном
и
непрерывном
миллионы
лет
ни
на
се кун ды
не
останавливающемся
сем яиз ­
лия ни и,
и
“радость Бога”
ест ь
и
наша
же
радость
с емя и зли ян и я»24. И потому зачатие
для
Розанова
свято:«Пр<оститу>ция
ужас,
совокупление
—
всегда
светло.
Вокруг
него
образуется
семья,
растут
д ети.
Песни.
Бы т.
И
больше
всего
этого
—
религия.
Мать
ведет
в
церковь
детей
с во их»25. Эту мысль Розанов варьирует сотни раз,
воспе­
вая
мину ту
исхода
семени
в
лон о
мир а.
На
ней
выстраивает
всю
сво ю
космогонию.
Ею
оправдывает
св ою
метафизику,
св ою
этику
и
эстетику,
и ст орию
и
этнографию,
с оци ологи ю
и
поли тологи ю.
Обнародуя
свою
метафизику
интимного
—
не
только
в
«Уединенном»
и
«Опав­
ших
лис т ьях », но во всех без исключения,
с
раннего
трактата
«О понимании»
на­
чиная,
со ч ине ниях,
Розанов
проявил
невиданное
мужество
и
дерзость.
До
ко нца
дн ей
не
мог
прийти
в
себ я: «Мне 62 года и ноги трясутся.
Я
ничт о.
И
меж ду
тем
я
говорю
это :
неужели
же
МНЕ
открылась
ис тин а.
Мыши.
Господи,
как
страшно,
когда
мышь
схватила
причастие.
Но
с хв ати ла»26.
Говоря
о
предметах
сам ых
табуи­
рованных
в
общественном
сознании,
Роз ано в
сумел
не
только
избежать
пошлости
тона,
но
и
под ня ть
с аму
тему
разговора
из
сферы
сального
анекдота
до
высоты
та­
инства.
Осознав
инт имно е
как
сакральное,
он
попытался
реабилитировать
религию
пола,
восстановить
истину
первородного
мир а
и
оправдать
человека
пр ед
«темным
ликом»
Судии
наступающего
Апокалипсиса.
«“Нет греха”
ни
в
ка ком
вообще
ед и­
нен ии,
плотском
и
духовном,
ибо
оба
ед и нения
—
с уть
именно
“единения”,
бл иже
ду ши
и
ближе
те ла,
больш е
лю бви
и
б ольше
огня.
А
“огонь“ “с пл авл я ет
д уш и“. <...>
О,
в
плотском
единении,
ни
в
ка ком
—
нет
никакого
греха.
Любовь
плотская
пре ­
восходит
еще
всякую
духовную,
“где только разговоры”: она
—
ми сти чнее,
гл убже ,
таинственнее,
свя щеннее»27.
Со
страстью
ветхозаветного
про рок а
возносил
св ои
глаго лы
Розанов,
их
гулкое
эхо
наполняет
наш
мир
дод несь .
«Тайна,
как
я
сказал,
что
“сочинения мои замешаны на семени” .
Это
глубокая
и
истинная
пр авда .
В
каждый
от р ывок
вошла
концентрация
моей
души.
Не
то,
что
душа
“пролетела”
и
“сказала”,
а
“сгустилась”
и
упала
“каплей”.
И
капли
эти
густые,
смолистые,
в
кот оры х
“вязнешь”,
как
муха,
попавшая
на
“клей
из
вишневого
дерева”.
И
все
это
слишком
густо,
и
все
это
слишком
в язко
и
неудобно
для
чи тат еля.
Это
я
и
сам
чув ств ую . <...>
Но
что
же
делать?
А
ничего
не
де лать.
Вишня
пусть
ка па ет.
А
м ухи
—
пусть
вдых ают ,
а
не
“садятся на клей” .
Кто
же
купается
в
с емени .
Семя
вд ыха ю т»28.


310
П.
Е.
Фокин
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Розанов
В.
В.
Уединенное
// Розанов В.
В.
Соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 254.
Там
же.
Там
же.
С. 223.
Там
же.
С. 229.
Там
же.
С. 254.
Розанов
В.
В.
О па вшие
листья
// Розанов В .
В.
Соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 283.
Там
же.
С. 291.
Там
же.
С. 305.
Там
же.
С. 327.
Там
же.
С
327.
Роза н ов
В.
В.
Уединенное.
С. 195.
Розанов
В.
В.
Собр.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
М., 2000. С. 43-44.
Гиппиус
3.
Н.
Два
завета
// Гиппиус 3 .
Н.
Чего
не
бы ло
и
что
было.
Неизвестная
проза
(1926 -1930 гг .). С Пб ., 2002. С. 391.
Там
же.
С. 391.
Розанов
В.
В.
Собр.
соч.
Последние
листья.
М ., 2000. С. 56.
Там
же.
С. 58.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2000. С. 75.
Роза нов
В.
В.
Соб р.
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М., 1995. С. 555.
Он
же.
Опа в шие
листья.
С. 628.
Он
же.
Последние
листь я .
С.
197-198.
Он
же.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 70.
Там
же.
С . 52-53.
Там
же.
С. 111.
Роза нов
В.
В.
Последние
листья.
С. 204.
Там
же.
С. 199.
Розанов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С.
111.
Там
же.
С. 75.
Роза нов
В.
В.
Последние
листья.
С.
199.


И.
С.
Андреева
(Москва)
Проблема
семьи
в
философии
Розанова
Распространенное
ны не
мнение
гласит:
р усск ая
само бы тна я
философия
литературоцентрична,
и
Розанов
—
не
философ,
а
филосфствующий
писатель
(впрочем,
даж е
и
не
пи сате л ь)1.
Межд у
тем,
фило соф ия,
обращенная
к
конечным
вопросам
мировидения
и
миропознания
человечества,
подобно
мир ов ой
лите­
ратуре,
существует
в
многообразных
ф ормах
в
соответствии
с
историческими
различиями
национальных
и
кул ьтурн ы х
стереотипов.
Русская
самобытная
фи­
лософия,
как
и
западноевропейская,
возникшая
на
поч ве
христианства,
унасле­
довав
античное
духовное
богатство,
пр иня ла
его
от
Ви зантии ,
непосредственно
развивавшей
греческий
пла тон изм
и
неоплатонизм,
в
то
время
как
в
Западной
римской
империи
после
ее
п аде ния
была
освоена
римская
версия
христианства,
особенностью
которой
стала
опора
на
лог и ческ ие
тр а ктаты
Аристотеля
и
норма­
тивную
римскую
этику;
в
первом
случае
сохранялись
убеждение
во
всеединстве
всех
уровн ей
бытия,
права
интуиции
и
созе рца ни я,
во
втором
—
опора
гл а вным
образом
на
рассудочную
познавательную
способность,
средством
которой
бы ла
логика.
В
России
развилась
свободная
форма
философствования,
выражением
которой
стала ,
в
том
ч исле,
и
ФИЛОСОФОЦЕНТРИЧНАЯ
художественная
ли­
тература.
Наиболее
ярким
выразителем
самобытности
русской
философии
был
Роз а нов2.
Розанов
начал
свою
на учн ую
деятельность
как
фило с оф.
Его
первый
труд
«О понимании .
О пыт
и сслед ов ания
п рирод ы,
границ
и
внутреннего
стремления
науки
как
цельного
зна ни я» (1886) —
философский
тра кта т,
продолживший
тем у,
поднятую
В.
С.
Сол овь ёв ым
в
его
раб от ах
о
кризисе
позитивизма
в
западной
фило­
софии,
об
обосновании
це льн ого
знания
с
критикой
отвлеченных
начал.
Опираясь
на
философскую
традицию,
Ро з анов
защищает
цел ос тный
подход
к
миру
и
цел ь ное
знание,
важным
компонентом
ко торого
является
не
объяснение,
а
понимание
—
бо­
лее
зн ачим ый
для
философии
жизни
показатель
достоверности
знания.
Ро за нов
многое
предвосхищал.
В
1916 г.
он
пи сал : «Мы ничего бы не знали .
Если
бы
все
не
предчувствовали
(Моя теория “позн а ни я”)»3.
Он
с тал
предшественником
совре­
менной
герменевтики,
интерес
к
к от орой
пробудился
в
1950 г.
публикацией
кни ги
К.-Г.
Гадамера
«Истина и метод». «Если бы мы вчитались в Розанова раньше,
—
за­
мечает
В.
В.
Би би хин,
—
он
бы
давно
ввел
нас
в
сут ь
вопросов,
к
которы м
мы
только
приобщаемся,
читая
экзотическое
чужое»4.
При
вс ей
асистематичности,
неупорядоченности,
спонтанности
в
его
в згля дах
со хр аня ется
большая
стабильность
и
устойчивость3. До конца жизни
Розанов
при­
держивался
концептов,
разработанных
в
начале
пути.
(Речь идет также о проблеме
по те нциа льно ст и,
значимой
для
Ари с тоте ля,
труд ы
которого
он
переводил
и
ком­
ментировал).


312
И.
С.
Андреева
Философские
ко нце пции
хранят
в
себе
с ил ьное
личностное
начало.
И.
Фихте
ут в ержда л,
что
философские
учения
автобиографичны.
Ро з анов
пол ожи л
семью
в
основу
своей
персоналистской
философии.
Зд есь
категория
семьи
занимает
осо бое
место.
С емья
—
высшая
ценность
ж из н и: «Нет высшей красоты религии,
нежели
ре ли гия
семьи»6.
В
семье
Ро зан ов
укрывался
от
одиночества,
ощущение
кот орого
ост ава лось
с
ним
всегда
(частые упоминания о грусти и печали). Бы л о в р емя,
когда
он
казался
пот е рян ным
для
жиз ни
—
до
того,
как
попал
в
семью
дв ух
прекрасных
женщин
Ва рв ары
Дмитриевны
Бутягиной
и
Александры
Андриановны
Рудневой.
Позади
бы ли
несчастное
детство
в
бедности
и
сиротстве,
мучительный
бр ак
и
ра з­
рыв
с
А.
П.
Сус ловой ,
провал
к ниги
«О понимании», в повседневности он
—
в
ма­
ле нь ком
провинциальном
городке,
нелюбимый
учитель
по
прозвищу
Козел,
живо
описанный
М.
М.
Пр ишв ин ы м7. С ним оставалось вечное недовольство своей внеш­
ностью,
невозможность
вступить
в
брак
с
любимой
женщиной
(Суслова не давала
развода)
и
да ть
отчество
собственным
детям.
Он
утешался
мыслью
и
чувством
о
то м,
что
его
новая
семья
стал а
для
нег о
нравственной
родиной.
Особому
смыслу
се­
мьи
посвящены
лучшие
лирические
строки
в
записях,
статьях
и
книгах
мыслителя
о
его
одиночестве
в
детстве
и
взрослой
жи зни
вплоть
до
радостного
существова­
ния
в
семье,
сча стье
в
кот орой
строилось
на
взаимной
супружеской
и
родительской
любв и 8.
Проб ле ма
семь и
и
по ла
имеет
у
Розанова
также
определенный
полемический
кон те кст
в
свя зи
с
поисками
модернистского
«нового религиозного сознания»
Сер е­
брян ого
века,
ран няя
заря
кот орого
за нял ась
в
начале
90-х гг. XIX в.
Ключ
к
пон има ­
нию
его
заключается
в
идее
Нового
христианства,
в
«хотении Бога ради оправдания
пола».
Освя щ ает ся
ли
пол
чере з
Бога
или
Бог
через
пол?
Сек суал ьна я
озабочен­
ность
а вт оров
н овой
«церкви»
—
«христианства третьего завета»
—
в
лице
Д.
Ме­
режковского, 3.
Г иппиус,
Д.
Философова
и
др.
з а явила
о
се бе
не
только
как
о
первой
общ ине
христиан
«крови и плоти», но и о ее претензии на аналогию с Божествен ­
ной
Троицей.
Розанов
отвергал
модернистские
претензии
заместить
ос вя щ енные
веками
духов н ые
основы
семьи
лукавыми
телесными
потребностями9.
Источником
культа
стало
мистико-романтическое
учение
Соловьёва
о
по лов ой
любви
как
пути
к
с пасению,
к
воссоединению
с
Богом:
п лато нич еск ая
любовь
и
влюбленность
выше
и
чуж да
моногамному
бра ку,
кончающемуся
ли бо
разрывом,
либо
периодическими
изменами
«священному союзу».
В
э той
св язи
Розанов
представляет
семью
как
ин­
ститут
дорогой
и
священный:
вне
семьи
—
«метафизическая пустота ...»10.
Однажды
Роз ан ов
осуще ств и л
своего
рода
«перформанс», прохаживаясь среди соответствую ­
щей
публики
с
ребенком
на
руках.
Но
ник то
не
оценил
его
вызов.
Форсированная
апел ля ция
к
религиозной
сущн ос ти
именно
семьи
и
критика
некоторых
христиан­
ских
догматов
также
таила
в
себе
полемический
заряд.
Но
важнее
всего,
что
философское
рассмотрение
семьи
Розанов
считал
острой
потребностью
в ре мени.
Он
чувствовал
приближение
системного
кр изи са
страны,
а
кризис
семьи
был
оч ев иден.
Судьба
родины
и
судьба
семьи
б ыли
для
его
мыс­
ли
равновеликими11.
Семья
для
нег о
остается
идеалом,
—
нужно,
чт обы
она
во
что
бы
то
ни
стало
был а
сохранена
в
чис тоте ,
в
целомудрии,
в
святости,
а
потому
ее
опа сно
поколебать,
даже
с
лучшей
цель ю.
Задача
Розанова
—
укрепить
институт
бра ка
и
семь и.
«Фундаментом семьи не служит красота,
ни
ее
часть
—
мол одос ть;
не
служит
также
и
св язь
умов,
тонкая
и
о духоторе н на я...
Фундамент
ее,
бу дучи
животно-плотским,
мистичен
и
религиозен».
Нужно,
чт обы
«каждый муж ощущал
бы
в
же не
своей
начало
религиозного
чего-то...
и
же на
ощущала
в
муже
своем
нач а­


Проблема
семьи
в
философии
Розанова
313
ло...
религиозного»12, когда
—
и
в
болезни
не
оставляй
и
в
безобразии
сохрани
—
они
свет ят ся
друг
для
друга.
Сквозные
тем ы
в
к о нцепции
Роз ан ов а: 1) утверждение са­
кральной
ценности
семьи
(метафизческое значение пола и в связи с этим святость
брака
и
деторождения,
получающая
свое
высшее
выражение
в
любв и ); 2) критика
христианского
аскетизма
в
нормировании
семейной
жизни
принятием
пос тула та
о
гре хов нос ти
тела
и
пола;
раскрытие
«неразгаданной тайны»
Евангелия,
обл екш его
в
«смертные пелены и погребальные основы весь мир»; 3) борьба против ущемления
семьи
в
семейно-брачном
законодательстве
и
в
церковных
установлениях.
Многие
работы
Розанова
были
посвящены
пр обле ме
се мь и13.
Практическое
решение
зада­
чи
оздоровления
с емьи
потребовало
религиозного,
метафизического
и
социального
рассмотрения.
Определяя
фундаментальное
м есто
семьи
в
жи зни
человека,
Розанов
полагал,
что
для
человека
семья
«исход [ в
рождении]
и
венец
[в смерти]».
Придерживаясь
положения
о
единстве
всего
многообразия
мира
(«все есть во всем»), он полагал
семью
человека
в
ед инс тве
с
природой,
в
к отор ой
пол
есть
пульсация,
древнейший
в
п риро де
ритм,
аналогичный
сол н ечн ом у: «Мы все дети солнца»14.
Особый
признак
п ри роды
состоит
в
воспроизводстве
жив ых
организмов
поло вы м
путем;
человек,
подчиняясь
пр иро дно му
единству,
являет
себя
таким
особым
единст в ом ,
в
котором
семя
его
свято
в
воспроизводстве
рода,
в
совокупном
д виж ении
человечества
к
до­
бру,
бл агу
и
мудрости.
З ащи щая
семью
как
ступень
поднятия
к
Богу,
в
м ного образи и
е дино го
живого
м ира
Розанов
отводил
Богу,
человеку
и
его
житейскому
ус трой ст ву
в
семь е
особое
место.
Бог
везде
жи в ет: «...
Бог
моя
жизнь.
Я
только
живу
для
него,
через
не го.
Вне
Бо га
—
ме ня
не т...
Бог
—
моя
вечная
грусть
и
радость...
бесконечная
моя
и нти м н ость...
и
бесконечность,
в
коей
самый
мир
—
часть»15.
Розанов
б ыл,
п ожа луй,
первым
в
XX в.,
кто
попытался
реабилитировать
теле­
сность
не
как
самоцель,
а
как
нравственную
основу
семь и.
Поскольку
в
христи­
анской
се мье
из
слов
Спасителя
(«и будут два в ПЛОТЬ едину,
что
Бог
сочетал,
человек,
да
не
разлучает» (Матф.
14), выпало главное
—
плоть,
ж е нщина
пр изна ­
е тся
п рич иной
гре ха
человеческого,
ее
обольстительность
недоброкачественна,
де ти
осуждены,
а
ч у вст венная
любо вь
в
се мье
как
любование,
как
привет
и
лас ка
рож ден ья,
обои х
согревающая
—
гр ех.
О стается
всего
ли шь
«одно-фамильность,
одно-имущественность,
общ е-ю ридичн ос т ь»'6.
В
проклятии
плот и
—
«роднике жиз­
ни»
—
он
усм атр ивал
дохристианскую
мысль
манихеизма,
где
возникают
два
Бога
—
«духа»
и
«плоти».
Как
св язать
эти
свойства
в
их
р осте
и
д виже нии,
раскрывающемся
в
жи зни
ор­
ганизмов,
занимающих
особое
мест о
в
порядке
бытия?
Для
Роз анов а
пантеизм
—
не
просто
непо ст ижимая
встроенность
ч еловек а
в
природу,
но
и
с п особн ость
ее
созер­
ца ния
человеком
как
божественного
творения:
все
бл аго
и
свято,
куд а
ни
обратишь
взор : «В семье,
в
супружестве
льется
бытие
ми ра,
ибо
тут
все
inactu,... и речь добро­
го
священника
разве
не
звучит
здесь
гимном?»17.
Телесность
семьи
погружена
во
тьму,
она
трансцендентна.
Однако
в
эт ом
тем­
ном
свете
ноуменов,
не
подвластном
р ацио наль но му
познанию,
зачинаются
проб ле ­
ски
религии,
вид ит ся
ино й
мир ,
ист ина
кот орого
усматривается
внерациональными
способами
—
«тайными касаниями», выражением лиц («душа есть жизнь лица», а
любовь
как
п олово е
чувство
«начинается со взгляда на лицо», выражающего « ж из нь
яй ца
и
семени»).
В
мастерстве
руки
музыканта
и
худож ни ка ,
в
провидческих
стихах
русских
поэтов
(особенно М.
Ю.
Лермонтова)
Розанов
подслушивает
пожелания
мира,
идеалы
и
вздохи
мира,
на
дне
кот оры х
«молитва», как «ж из не б ыт ие
че ло­


314
И.
С.
Андреева
века».
Такого
род а
вдохновение
обнаружится
и
в
его
собственных
записях,
когд а
«тело начнет “ го вор ит ь”
об
истинном
зн ачении
“родников бытия”,
где
цар ит
“вечная
гармония,
когда
звезда
с
зв ез дою
говорит”»18.
Семья
в
эт ой
связи
являет
со бой
особую
гр ан ицу
между
философией
и
религи­
ей:
нет
п рек расн ого
без
Бога,
и
сем ья
должна
нести
в
себ е
эт от
д ар,
в
первую
о чере дь
касающийся
ее
ядр а
—
по лов ой
любви.
Но
хр ист ианск ая
«звезда» 2000 лет разо­
шл ась
со
«звездой»
п яти
тысяч
лет
до
н.
э.:
наст аив ая
на
первородном
грехе,
когда
живое
одухот вор ен ное
действо
язычников
вид ит ся
как
животное,
а
в
се мье
—
как
«проституционное» .
Розанов
хочет
вернуть
в
семь ю
эстетическое
от нош ение
к
пол у,
свойственное
язычеству,
когд а
человек
в
его
природной
наготе
представал
в
нер аст­
ленной
кр асо те.
Поэтому
выявление
отношения
христианства
к
м етаф изике
язы­
чества
полу ча ет
практическое
значение.
Отсюда
—
экскурсы
в
библейские
времена
с
их
святостью
семейного
очага,
утверждения,
что
идеей
сотворения
египтяне
от­
кры ли
семью,
в
любв и
устремленную
в
вечность
и
в
будущее.
Он
восхищается
кра­
сотой
настенной
жив опис и
египетских
храмов
(«Религия жизнетворчества», «Дети
солнца...
как
они
были
прекрасны»).
Для
него
прим ер
—
талмудическая
ли тера ту­
ра
древности
с
радостным
при ят ием
рождения,
пестованием
роженицы,
почетом,
оказываемым
жениху,
муж у
роже ниц ы
и
др19.
В
семье
пол
получает
пол ожит е льно е
знач ение: «Семья
—
е сть
са мая
аристократическая
форма
жи зни »20. У нее своя цель
и
права,
идущие
от
Бога:
суп руги
и
их
жизнь,
дети
и
их
воспитание.
Она
—
автоке­
фаль но е,
самовозглавленное
явл ени е,
первая
Богу
церковь
на
Зем ле
со
множеством
земных
функций.
Розанов
отдает
главенствующую
ро ль
в
се мье
супругу,
осуществляющему
св о­
им
с емене м
таинство
ж изн етво р ен ия2 1, только поэтому способному к житейскому
и
жизненному
самоутверждению.
Особую,
очень
важную
ро ль
он
отдает
женщине,
обеспечивающей
гармонию
в
семье.
Супруга
—
существо
воспринимающее:
Жен­
щина
не
творит,
но
сотворена;
рожающее,
пассивно
женственное,
поддерживающее
и
в осп рои звод ящ е е: «Нет выше счастья,
как
бы ть
матерью...
Материнство
ест ь
веч ­
ная
р ел иги я»22.
В
то
же
вре мя
он
пр из нает
с ок рытую
великую
сил у
же нщ ины
—
ее
«обыкновенный путь состоит в том,
что
же нщин а
...
с
умом
вы равн ивает
кривизны
мужа,
незаметно
ведет
его
в
супружестве
к
и деа лу,
к
лучшему
в
могущественных
говорах
и
ласках
ночью...»23
В
сем ье
дв ое
как
единая
пло ть
служат
тайным
основанием
любви,
которая
труд­
но
о пр еделим а:
любовь
—
корень
жизни,
она
древнее
закона
брачного;
в
ее
признаки
включается
неизбывная
б оль
за
др угого
и
нежность.
«Любить можно то или того,
о
ком
сердце
болит...
Кто
не
болит
(о другом), тот и не любит (др у г о го)»24.
С
ее
по­
мощью
окормляется
святость
телесности,
п орожд аю щего
начала
семьи,
котор ое
способно
обеспечить
идеал
земной
крото сти .
В
ее
теизме
и
вечной
гармонии,
ко гда
муж
в
ж ене
и
же на
в
м уже
ощущают
начало
религиозное
и
в
семейном
человеке
распознается
«образ божий», семья предстает как дом Божий,
когда
в
морщинах
и
многоплодии
с упр уги
ра дуют ся
д руг
другу.
Это
—
«непорочная семья», главным
ус лов ием
к оторой
с тало
очеловечение
природы.
И
тогда
смерти
не т,
потому
что
мы
жив ы
в
моли тв е
близ к их
и
«в этом младенце».
Цельность
же
человека
семейного
реа лиз уе тся
в
отграничении
от
разврата,
в
целомудрии
не
как
«качестве ума,
о со­
бенно ст и
сердца,
либ о
принадлежности
х ара кте ра;
это
—
уважение
в
своему
полу,
бережное
отношение
к
нему,
как
“ненарушимо -свя т ом у
в
себе”.
Это
—
черта
дея ­
тельного,
а
не
мо лчащ его
пол а.
И
т огда
акт
ест ь
“именно акт не разрушения,
а
при­
обре тен ия
цело м уд рия ”»25.


Проблема
семьи
в
философии
Розанова
315
Отрицательно-грязные
я вле ния
пол а,
какими
изобилует
жизнь,
и
примеры
в
те кс тах
Розанова
возникают
не
на
почве
утвердительного
к
нему
отношения,
но
имен но
отрицательно-ослабленного.
Невозможно
г лубже
оскорбить
женщину,
чем
относясь
к
сближению
с
ней,
как
к
н ечи стот е,
загрязнению
себя .
Что
касается
ак­
тивно с ти
развращенной
женщины,
то
в
своем
пад е нии
она
большею
частью
давила
своего
мнимого
победителя.
Важный
аспект
с емьи
заключается
также
в
«Вифлеемской»
сторо не
нашег о
бы­
тия,
в
ее
родниках
раскрывается
детство
и
от роче ст во
всего
человечества.
Детс тв о
и
ди тя
обняли
ми р,
поглотили
мир .
Для
Розанова
высшая
ценность
—
всемирное
род ит ельств о,
продление
рода
че лове че ск ого
в
«яслях», когда дитя повязано род ­
ными
кровными
узами,
а
рядом
богоматерь,
ж ен щи на, «всеобщая мать»
—
вечная
«клуша»
Долли,
Нат аша
с
пеленками,
а
не
бездетной
«Татьяны милый идеал», у
к оторой
детей
—
н е т, «супружество
—
п рогор клое,
внуков
—
не
будет,
гибельнейшая
иллюстрация
нашей
гиб н ущей
се м ьи»26. Женщина призвана рожать именно в семье
и
тогд а
семья
—
держатель
фун дам ен та
р елиг ии
пе ред
рождением,
и
после
смерти
—
залог
устойчивости
человека
в
земной
жизни.
Розанов
отмечает
отсутствие
в
о фици аль ных
и
нео фициаль ных
суждениях
о
се­
мье
самой
налич но ст и
семьи
как
нравственной
и
авторитетной
си лы.
Его
возмущает
темный
фанатизм
общества,
напр авл енны й
против
несчастных
семей,
в
кот орых
по­
коле блен
брак,
разрушена
семья.
В
центре
внимания
Розанова
бра ки,
заключенные
без
любви,
насильственно,
развратные
с упруги ,
родители,
рождатели,
заброшен­
ные
и
да же
уб ие нные
д ети.
Речь
идет
о
социальной
смерти
семьи.
Ст атус
семьи,
инс т итуц иона ль но
закрепленный
церковью
и
государством,
и
порожденные
ими
п робле мы
положили
начало
созданию
Розановым
своего
рода
библиотеки
о
бра ­
ке
и
семь е,
в
которой
до
конца
дней
своих
он
рассматривал,
защищал
несчастных,
добивался
справедливости,
обвинял
и
возмущался
отсутствием
законодательной
помощи
семье.
Его
беспокоило
на с илие
в
семье
(особенно направленнное против
женщин
и
детей).
Он
сетует
на
безответственность
отц ов
в
семье
и
за
ее
предела­
ми,
на
их
непросвещенность
и
грубость.
Усматривая
в
нигилизме
безотцовщину,
он
представлял
себе,
что
нигилизм
можно
поб еди ть
чере з
ребенка
и
на
почве
отцовства
как
ростка
богоотношения.
Много
сил
Розанов
потратил
на
то,
чтоб ы
убр ать
с
пут и
бра ка
и
с емьи
церковные
и
юридические
нормы:
охрана
таинства
брака
должна
быт ь
не
юридической,
а
нравственной;
между
тем
рус ск ую
семь ю
загнали
в
конс исто р ию,
а
з атем
в
ок ру жные
су ды
и
пр.
Спасение
вид ит
Розанов
в
разрешении
р азво да.
Любое
выступление
Розанова
со
ста тьей ,
с
книгой
ли
вызывало
бурн ую
полеми­
ку,
которая
затем
р ассмат рив алась
в
его
последующих
работах.
Его
попытка
со здать
нов ую
концепцию
культурных
по те нций
общества,
его
выпады
против
христиан­
ско й
трактовки
семьи
и
пол а
в ызв али
резкий
отп ор
со
с торон ы
о фициа л ьной
церк­
ви,
хот я
Розанов
оставался
в
своей
в ере
православным
до
мозга
к ост ей.
Негодуя
прот ив
элиминации
п ола
в
христианских
канонах,
он
вместе
с
тем
признавал,
что
пол
как
со став ная
часть
семьи
не
исключается
из
христианства.
Ро дны е,
кров н ые
узы
не
пр от ивны
Х рис ту.
Вне
семьи
человек
с
его
плотскими
страстями
и
разнуз­
данностью
—
«трава сельская,
днесь
е сть
и
наз авт ра
нет
ее ».
Вне
семьи
—
пре кр аще­
ние
род а
че лов е ческ ого.
Она
«Дом божий»
возле
всяких,
в
том
числе
«вифлеемских
яс ле й».
Итак,
ид еал
Розанова
—
семья
на
все
год ы
и
бурные
вр ем ена,
член ы
которой
любили
бы
друг
друга.
Его
отличала
жажда
видеть
идеальное,
правдивое
и
вечное
в
челов е ке,
он
считал
эт от
поры в
ли шь
во лей
к
мечте.
Но
обос тре н ие
боле з ни
«дру ­


316
И.
С.
Андреева
г а », предчувствие,
а
затем
и
р еальн ая
катастрофа
стра н ы,
угасание
зова
пло ти
на­
с тро или
Розанова
на
новый
лад.
Он
понял,
что
«погибла жизнь.
Погиб
самый
смысл
ее», и теперь «в
христианском
ми ре
воз м ожна
лиш ь
нр авст венная
любовь...
Тел е­
сная
осталась
для
улицы»27.
Раньше
он
в
силе-ст раст и
видел
поэзию.
Теперь
поэзия
угасла,
и
Розанов
ед ва
ли
не
первый
в
русской
литературе
вынес
на
пу б личнй
суд
«мужской»
сленг ,
унижающий
«святость»
женщ ины
и
акт а,
которые
так
страстно
защищал.
(Знал бы он,
как
это т
язык
через
десятилетия
усвоят
же нщ ины
и
станут
ли хо
унижать
му ж чин.)
Он
предчувствовал
дальнейшую
деградацию
семь и.
По­
лиандрия
—
архаичная
форма
семь и,
—
о сно ванная
не
на
инст инк те
женщин,
а
на
странном
вкусе
мужей,
теперь
виделась
ему
заменой
мужской
полигамии.
Он
пред­
чувствовал
жиз нь
к оммун ой
и
коммунальность
брака
вне
сем ьи,
а
в
многоженстве
как
ветхозаветном
факте
видел
завтрашний
де нь
Европы
и
XXI в.,
причем
предпо­
лагал,
что
и
со
с то роны
церкви
не
бу дет
во зр аж ен ий28.
Но
в
то
же
время
Розанов
хоте л
от
жи зни
уступчивости
и
прим ире нно ст и.
Еще
в
1911 г.
он
бросился
в
цер ко вь : «одно в мире теплое,
последнее
теплое
на
зе мле.. .»29.
Он
хотел
бы,
что бы
гармония
вернулась
в
с е мь ю: «Проституция
—
уж ас.
Совоку­
пле ние
—
всегда
светло.
Вокруг
нег о
образуется
семья,
растут
дет и.
Песни.
Быт .
И
больше
всего
этого
—
ре л игия». «Мать ведет в
церковь
детей
с во их»30.
Но
после
О ктябр я
в
л ихое
врем я
—
ничего
этого
нет.
«Тело солнца есть .
А
свет
солнца
по гас ...
пла чьт е
нар о ды,
лю ди .. .»31.
И
все
же
надежда
не
покидала
его . «П осм от рите,
что
будет
лет
через
25-35 после
моей
с мер ти.
Жениться
будут
больше
(главное и единственное) ...
начнется
“семей­
ное
тече н ие
в
Ро сс ии ”. Декамерона не будут читать.
Анекдотов
о
семье
не
станут
слу­
шать.
Жи вот
беременной
женщины
будут
хо лить ,
целовать...
беременность
войдет
в
славу....
Древ о
жизни
станет
приносить
плоды
по
12развгод(Апокалипсис)»32.
Ч тобы
древо
жиз ни
не
высохло,
Розанов
при зы вал
женщин
беречь
семя
мужское:
«Девушки,
женщины
—
вы
должны
“елико возможно”
и
всеми
способами...
сбе речь
семя
кажд ог о
поколения...
И
вырастить
из
нег о
чудных
детей...
Л юбите .
Нежьте
мужчин
(пусть они болва­
ны)...
Без
этого
вашего
долга
все
погибнет...»33.
И,
наконец,
в
«Апокалипсисе»
Розанов
д ает
совет
юношеству
помнить,
что...
жиз нь
есть
дом.
А
дом
должен
бы ть
тепел,
удобен
и
к ругл.
Работай
над
“круг ­
лым
домом”,
и
Бог
тебя
не
ост ави т
на
небесах.
Он
не
забудет
пт ичк и,
которая
в ьет
ГНЕЗДО.
У
него
уже
дома
не
было,
семья
угас ала .
В
1918 г.
умер
сын.
5 февраля 1919 г.
в
Сергиевом
Посаде
скончался
Василий
Васильевич
Розанов.
Следом
уш ли
из
жиз ­
ни
доч ь
Вера
и
В арв ара
Дмитриевна,
Варя
пог иб ла
во
врем я
войны
от
дистрофии.
Татьяна
(умерлав 1975 г.) пережила арест,
но
сумела
написать
воспоминания
и
со­
хра ни ть
а рхив
отца.
Род
Розанова
пресекся.
Мог ила
мыслителя
была
уничтожена.
Но
в
п роща льн ом
письме
дру гу
были
сл ова
«... прощай былая Русь,
не
забывай
себя .
Помни
о
се бе .. .»34.
Наконец-то
мы
получили
право
пом нить
и
вспоминать
своих
п рор оков
и
учите­
лей,
но
до ма
у
нас
нет
как
н ет.
Современное
сост оя ние
семьи
и
брака
вну ша ет
боль­
шую
тре вог у:
в
начале
XXI в.
настоящее
и
буд уще е
се мьи
парадоксальным
обра зо м
предстает
одинаково
катастрофичным
не
только
в
на шей
стране,
но
и
в
странах
За­
па да.
В
России
семья
находится
в
глу бок ом
коллапсе.
Ре чь
идет
в
первую
оче ред ь
о
демографической
катастрофе.
Нак о нец-то
власть
предержащие
ее
заметили.
Но
призрак
смерти
русс кого
народа
стоит
у
дверей.
Голос
те х,
кто
вид ит
внутреннюю


Проблема
семьи
в
философии
Розанова
317
дезорганизацию
и
деградацию
семьи,
чреватые
ее
окончательной
гибелью,
остается
гласом
вопиющих
в
пу ст ыне 35.
Две
ми ро вые
войны,
во йна
гражданская,
военное
прис ут ст вие
в
«горячих точ­
ках », коллективизация и террор прошлись по России,
не
з ная
пощады.
Уцелевшим
мужчинам
не
дано
бы ло
содержать
семью,
потребовалось
равноправное
включение
женщин
в
производство
—
великое
завоевание,
увековеченное
частушкой:«Яибаба,
и
мужик,
я
и
л ош адь,
я
и
б ык .. .» Шуточная самохарактеристика указывает на корен­
ное
изменение
гендерной
роли
же нщины
не
только
в
семье;
по
крайней
мере
три
по­
ко ле ния
женщин
тян ут
на
се бе
семейные
и
иные
невзгоды.
Оставшийся
в
меньшин­
стве,
л иш енный
самостоянья
мужчина
уходит
от
ответственности;
в
н еп олной
семье
или
при
властной
матери
де ти
ущербны:
мальчи к,
выросший
у
ее
юбки,
—
веч ный
инфа нт ил,
девочка
же
развивается
по
маску л инно му
типу.
Ре з ультат :
воспроизвод­
ст во
несчастливых
сем ей,
девиантное
поведение,
нетрадиционная
ориентация.
Не­
сч астны
ВСЕ.
К
тому
же
великое
до с тиже ние
западного
и
родн ого
уще рбн ого
потребительско­
го
общества
—
сек су аль ная
революция
(явившая себя во всей красе в 50-е
гг.
XX в.
к ульт ом
с ек са ), за ширмой которой стоят претензии женщины на равное с мужчи ­
ной
право
наслаждаться
актом,
похоже,
окончательно
до бьет
му жч ин.
Ре чь
и дет
о
неравенстве
возможностей
—
не на сыт ных
у
женщин
и
ограниченных
—
у
муж ч ин.
Геноцид
СМИ ,
моды,
гламурных
изданий
побеждает
си льны й
пол
в
чрез ме рн ом
и
напрасном
напряжении.
Он
выбирает
пассивный
вариант,
потому
что
его
собствен­
ное
сексуальное
поведение
на
фоне
этого
беснования
кажется
бледным
и
не привле ­
кательным.
Еще
в
конце
60- х
гг.
на
За паде
появились
первые
весточки
о
поражении
мужчины
в
э том
состязании,
выражаемом
в
бессилии,
и,
как
сл едс твие,
в
алкоголиз­
ме,
самоубийствах,
на сил ии
в
семь е
и
т.
д.
Но
и
победа
же нщ ины
оказывается
пи рров ой:
многие
ученые
усматривают
в
бра ке
буд ущ его
гинекоцентристскую
картину
мир а,
где
именно
женщина
будет
играть
главную
роль.
Такой
взгляд
базируется
на
пр из нании
боль ше й
универсаль­
ности
женщины,
способной
войти
в
любую
роль
и
владеющей
ис кус ств ом
учиться,
что
требуется
особе н но
теперь
в
св язи
с
э рой
динамично
развивающихся
в ысо ких
т ехн ологий .
Природный
атавизм,
благодаря
к ото рому
она
бол ее
гибка
и
устойчива
перед
давлением
отчуждающих
факторов,
пом ога ет
ей
об лада ть
бол ее
в ыс окой
сте­
пен ью
св обо ды.
Что
же
останется
мужчинам?
Ныне
не
только
радикальные
фем и­
нистки
предрекают
им
смерть
и
в
нашей
прессе
подсчитывают
даты,
когда
мужчина
исчезнет
с
лица
земли.
Похоже,
усилия
генетиков
и
н а нот ехн ологов
не
пропадут
даром,
когда,
как
они
с ч итают,
научатся
клонировать
рабочую
си лу
и
терминаторов.
Что
будут
тогд а
делать
женщины,
где
бу дут
их
дети
и
ком у
они
будут
нужны?
Но
п ока
ор иент ация
на
семью
велика,
и
она
у
нас
значительно
си льн ее
выражена
у
жен­
щин.
И
призыв
Розанова
беречь
мужское
се мя
(пока еще окончательно не победили
пробирки)
должен
стать
для
нее
важным
уроком.
Русская
ж енщ ина
(быть может,
не
отдавая
с ебе
отчета)
до
поел еднх
вр емен
б ыла
одарена
прекрасной
сп ос обнос тью
к
жалости
/жалению(любви-агапэ), кото­
рой
теперь
надо
сно ва
учи тьс я,
ес ли
хочешь
выжить.
Лет
с орок
назад
известный
у
нас
демограф
Д.
У рл анис
в
«Литературной газете»
выступил
с
призывом
пожалеть
мужчин.
Был
б ольшой
ж енск ий
крик : «А нас кто пожалеет?» Да никто!
И
сейч ас
особенно:
нет
ни
педагогических
разработок,
ни
развитой
службы
помощи
женщи­
нам,
ни
зрелого
по ним ания
ими,
как
они
призваны
х ра нить
мир
семьи.
Совет
Роза­
нова,
обращенный
к
мудрости
женщины,
—
бы ть
в
сем ье
шеей,
ко тора я
поворачи­


318
И.
С.
Андреева
в ает
мужскую
голову
в
нужном
направлении,
может
бы ть
взя т
на
вооружение.
Но
только:
направление-то
каково?
Самое
муд рое
и
естественное,
если
белая
раса
хоче т
выжить
под
натиском
Юг а,
нуж но
срочн о
о тказ ать ся
от
культа
потребления,
и
в
се­
мье
тоже.
И
пусть
мать
ведет
своих
де тей
в
церковь,
пока
единственную
защитницу
внутренней
цельности
семьи.
Розанов
предвосхищал
беды,
сто
лет
спустя
приведшие
к
к о ллапсу
семь и,
ли­
шенной
минима ль ной
социальной
и
духовной
опоры.
Но
в
бор ьбе
за
радостный
телесный
союз
любящих,
защищая
женщ ину
и
ук азы вая
на
ее
стаблизирующую
роль
в
семье,
осуждая
отрицательно-грязные
проявления
пол а,
упрекая
м ужч ину
за
безответственность,
а
г осуда рст во
в
попустительстве
упадку
семьи,
прославлением
особого
ее
места
в
ми ре
он
зажег
свет
в
конце
туннеля.
1 См.,
например:
Галковский
Д.
Сч аст ливы й
Р оз анов
/ Литературная газета .
М. , 2006.
No
16;
19-25
ап р.
С.
И.
2 Обэтомсм., например:
Ванчугов
В.
Очерк
исто рии
философии
«самобытно русской» .
М ., 1994;
Гулы га
А.
В.
Р усск ая
идея
и
ее
творцы.
М. , 1995.
3 Розанов В .
В.
Последние
листья.
М., 2000. С. 24.
4 Бибихин В.
В.
К
метафизике
другого
// Начала.
М., 1992. No 3. С. 56.
5 Розанов задумал нечто вроде «О па вших
листьев»
еще
в
1894 г . : «У меня фетишизм мелочей.
Мелочи
су ть
мои
“боги”...» (Розанов В.
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 198).
6 Розанов В.
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 452.
7 Пришвин М .
М.
Собр.
соч.
М., 1982. Т. 2. С. 87.
8 «20 лет живу в непрерывной поэзии. ..
В
друге
мне
была
да на
пу тевод ная
звезда...
Су дьба
с
“дру ­
гом”
от крыл а
мне
б ес кон еч но ст ь ...» (Уединенное .
С . 46, 60, 90). Он называл свою жену и тещу
«родителями»
его
ду ши
(Уединенное.
С . 297).
9 Не принимал Розанов и учение о вечной женственности и о Софии
—
п ре мудрост и
Б о жьей,
которая
у
Соловьёва
вторглась
в
Божественную
троицу
как
бы
четвертой
ипостасью.
В
«Семей ­
ном
вопросе
в
России»
он
адресуется
к
дре вне й
молитве,
по свя щенн ой
тр оичност и
Божества,
в
которой
«единосущный Отцу Сын
—
единосущный
нам
по
человечности
... от Святые Девы
Марии
воспринял
н аше
совершенное
человеческое
естество,
то
есть
душу
словесную
и
разу­
мн ую
и
т е ло . . .». Розанову важно было показать,
что
Богородица,
к от орая
делит
вторую
ипостась
с
Сыном,
не
вторгается,
как
мудра я
София,
в
третью
ипостась
—
Д уха
Святого.
Обратившись
к
второипостасному
(евангельскому)
по клон ению
в
православии,
Ро занов
сожалеет,
что
в
нем
утрачены
м ногие
б иблей ск ие
темы,
от но сящ иеся
к
се мье
(См.: Семейный вопрос в России.
М.,
2004. С . 4 2-44).
10 Розанов В.
В.
Уединенное.
С. 209.
11 «Счастливую и великую родину любить не велика вещь .
Мы
ее
должны
любить
име нно
тогда,
ко гда
она
слаба,
мала,
у ниже на,
на ко нец,
глупа,
н аконец
да же
порочна.
Им е нно,
име нно
когда
НАШ А
“МАТЬ” (курсив
—
а в т.) пьяна,
лжет
и
вся
з апу талась
в
грехе
—
мы
и
не
должны
отхо­
дит ь
от
нее...
Так
да
бу де т» (Розанов В.
В.
Уе динен ное .
С. 106).
12 Розанов В.
В.
Уединенное.
С. 447.
13Встатье«Семья
как
ре лиг ия » (1897) и др. (сборник « Ре ли гия
и
к уль т ура », 1899) были постав­
ле ны
семейно-родовые
проблемы
пола
и
определены
метафизические
ценности
се мьи,
уходя­
щие
в
тр а нсце нде нтные
гл у бины
быт ия.
Компле кс ное
рассмотрение
(философское,
соц ио лог и­
ческое,
публицистическое
и
п р.) семьи представлено в «М и ре
неясного
и
нерешенного»(1901)
и
«Семейный вопрос в России» (1903).
О
се мье
иде т
речь
в
«Около церковных стен» (1905).
В
записях
«Уединенного» (1912), «Мимолетного» (1915), «Опавших листьев» (1913,1915) тема
се мьи
обрастает
подробностями,
добавлениями,
про зрени ям и.
В
«Последних листьях» (1916,
1917)ив«Апокалипсисе
нашего
в р е м ен и» (1917-1918) Розанов предстает как человек отча­
явшийся,
теряющий
собственные
си лы
и
энергию,
прощающийся
не
только
с
идеалами,
но
и
с
сам ой
жизнью,
о днако
остающийся
с
семьей
и
в
семье
и
не
предающий
веры
в
ее
бу дущ ее.


Пр об лема
семьи
в
философии
Розанова
319
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
Ро занов
В.
В.
Семейн ы й
вопрос
в
России.
С. 260.
Ро занов
В.
В.
Уе дине нно е.
С. 48.
Ро занов
В.
В.
Семейн ы й
вопрос
в
Рос с ии.
С.
И.
Р озан ов
В.
В.
В
ми ре
неясного
и
нерешенного.
С . 224 (прим. 3).
Там
же.
С. 28,29,36.
Р озан ов
В.
В.
Семейный
вопрос
в
России.
С.
17-18.
Р озан ов
В.
В.
Уе дине нно е.
С. 60.
«Сочинения мои замешаны на семени» (Последние листья .
С.
198).
Ро зан ов
В.
В.
Семейный
вопрос
в
Рос с ии.
С. 19,317.
Там
же.
С. 19.
Розан ов
В.
В.
Уединенное.
С. 94,107.
Розан ов
В.
В.
В
ми ре
неясного
и
нерешенного.
С. 77.
Розан ов
В.
В.
Семейный
вопрос
в
России.
С. 8.
Роз анов
В.
В.
Оп авш ие
листья.
С . 322, 323.
Роз анов
В.
В.
Последние
листья.
См.
об
этом:
С.
103-111.
Розан ов
В.
В.
У дин енно е.
С. 79.
Розан ов
В.
В.
Последние
листья.
С. 111.
Там
же.
Там
же.
С.
100.
Там
же.
С. 200-201.
Роз анов
В.
В.
Мысли
о
литературе.
М ., 1989. С. 528.
С м.,
например:
Антонов
А.
И.
Семья
—
какая
она
и
ку да
движется.
Современная
семья:
два
взгл яда
на
о дну
пробл е му
// Семья в России.
М., 1999. No
1-2. С. 31; Медведева Н., Шишова Т.
Де ти
нашего
времени.
М ., 2003; Базарный В.
А
где
же
мальч ик ?
// Литературная газета. 20 04 .
20-26
октября.
С.
И.


С.
В.
Пи шун
(Уссурийск)
П анс ексуал изм
в
философии
Роз ан ова
Трудно
найти
в
ис то рии
рус с кой
философии
и
литературы
автора,
ст оль
«мно­
голикого»
по
жанру
и
самому
содержанию
своих
пр оиз ве де ний,
как
Розанов.
Но
при
в сем
разнообразии
тематики
розановских
текстов
у
него
очевидно
доминирует
сфера
брака,
семьи,
сводимая
в
конечном
смысле
к
мистически
интерпретируемой
проблематике
Пола.
Человек
ест ь
лиш ь
трансформация
Пола.
«Я»
существует
только
в
тотальности
Древа
Жиз ни.
В
э том
«укоренении в семени»
и
заключается
бессмертие
«Я».
Ро­
зановский
пансексуализм
есть
своеобразная
модификация
богоматериализма,
ибо
речь
и дет
о
том,
что
Бог
Роз ано ва
впо лне
реален
и
ес ть
семя ,
порождающее
жизнь.
Поэтому
рождение
заключает
в
себе
вечно
произносимое
Богом
слово
истины
суще­
ствования
в
посюстороннем
быти и.
Человеческое
«Я»
в
понимании
Роз ано ва
представляет
собой
соединение
и
одновременно
б орьбу
двух
разных
н ачал
—
мужского
и
же н ского.
Эта
бор ь ба,
стол ­
кновение
п орождаю т
жизненную
энергию.
Пог лощен и е
одного
начала
другим
ведет
ли бо
к
ск опч ест ву
и
аскетизму,
либо
к
эротомании
и
разврату.
По л,
буд учи
всеоб­
щим ,
охватывает
все
живое
и
даже
всю
природу,
все
целостности,
влияет
на
хара к­
тер
народов.
При
этом
противопоставление
м ужс кого
начала
женскому
достаточно
ус ловн о.
Розанов
задается
во про со м: «Подлинно ли мужчина есть мужчина и женщина
—
же нщ ина ?»1.
Он
полагает,
что
стремление
мужчины
к
обладанию
же нщи ной
и
на­
оборот
ест ь
попытка
обре ст и
свое
родственное,
реализация
требования
возврата
себе
сво ей
собственности.
Поло в ое
удовлетворение
есть
обретение
на
мгновение
чув ств а
п ол ноты
от
соединения
своей
д уши
и
его
(ее)
тела.
Раз ноп олы е
существа
всегда
желают
«разменяться».
Собственность
приобретает
статус
объекта
си лы,
на­
пря же ния
по
сближению
по ло в2. Таким образом,
ядром
с а мости
«Я»
в
розановской
метафизике
становится
половой
компонент
(«самочность»).
При
под обно й
интерпретации
самости
брак
е сть
не
просто
«союз душ», а союз
«отелесненных душ»
или ,
что
о дно
и
то
же , «союз одушевленных тел», то есть он
представляет
духовно-телесную
«о-с ою зн ен н ост ь» (символом этого является коль­
цо)
человека.
По
мыс ли
Розанова,
же нщина
и
м ужч ина
выросли
«из одного корня
жизни»
и
«трансцендентно»
вкраплены
друг
в
друга.
Новое
мир опо нима ние
должно
вести,
как
считал
Розанов,
к
нов ой
метафизике,
основанной
на
к ульте
«семени» .
Познание
реальности
для
ч еловек а
—
не
объясне­
ние
ми ра
через
разу м,
а
«продолжение»
ми ра
через
собственное
«семя» .
Гл ав ной
ценностью
для
Розанова
остается
Вечное
Рождение.
Все
в
при роде ,
не
исключая
и
само го
челов ек а,
подчинено
в
конечном
итоге
задаче
самовоспроизвод-
ства.
Через
Пол
соединяется
все
жив ое
в
природе.
При
э том
«Пол»
—
не
«животное»


Пансексуализм
в
философии
Розанова
321
в
человеке,
а,
наоборот,
—
человеческое
начало
в
животном,
которое
ес ть,
по
мысли
Р оза но ва , «странное физиолого -м ист ич еск о е
я вл ение ». Пол возводится Розановым
в
ра нг
закона.
Философ
признает
существование
закономерности
в
природе,
исх одя
тольк о
из
представлений
о
п олов ой
жизни
как
я влени и,
кот орое
связано
со
все­
мирной
гармонией.
Пол
есть
«закон законов», «цветок бытия человеческого» .
Этот
«цветок»
может
благоухать
лишь
в
атмосфере
шалости,
улыбки.
Обязательный
эле ­
ме нт
здесь
—
нал ич ие
удовольствия
от
этой
игры,
влекущего
за
собо й
потребность
в
не й.
Удовольствие
—
зн ак
с илы
Великого
П ана.
Эрос
связан
с
наслаждением,
и
в
этом
его
могущество.
Жизнь
человечества
п редст авл яет ся
Розановым
в
образе
дер ева,
ко рни
и
крона
которого
символизируют
определенную
с тр укт уру,
иерархию
бытия,
где
в
основе
находится
Абс ол ютн ое,
то
е сть
Бог
как
единое
живое
с емя
мир а.
Вершиной,
смыс­
лом
существования
в сего
живого
является
акт
рождения.
Первый
круг
бытия
ми ра
составляют
«начала родства,
кров и
и
семени», здесь
царствует
трансмировое
сущее,
универсальность,
где
каждый
связан
с
друг им
через
Пол-Абсолют.
Индивидуальное
сущее
и
ми ров ое
бытие
также
родственны
именно
через
кровь,
се мя.
Второй
круг
род с тва
составляет,
согласно
Р оза н ову , «всемирное родительство»;
отцовство
и
материнство
сут ь
порождение
«всемирного родительства»
и
в
конечном
итоге
они
ес ть
отражение
«Отчей Ипостаси».
Следовательно,
подчеркивает
Роза­
но в,
слова
«материнское»
и
«отчее»
имеют
значение
по
преимуществу
метафизиче­
ское
и
религиозное.
Дети,
бу дучи
генетически
и
духовно
соединены
с
род ит елям и,
связаны
также
с
животными
общн ост ью
душ и.
Третий
круг
составляют
пол ов ые
отношения
мужчины
и
женщины,
че рез
семью
даю щие
родительство.
Общечеловек
здесь
«разлагается»
в
жену
и
мужа.
Их
соеди­
нение
дает
самую
«горячую»
сцепленность, «мистически-духовный
свет».
Жизнь
обогащается
особыми
ритмами
брака,
что
возвращает
людей
к
«древним основани ­
ям
бытия
своего,
небесной
своей
ро ди ны»3.
Тем
самым
религия
становится
«пуль ­
сом
жизни », при этом « ж изне т вор ение»
здесь
—
основа
самого
в ыс окого
идеал изм а,
от кры в шего
м елоди ю
молитвы.
Возвышение
брака
влекло
за
собой
и
воз выш ение
семь и,
кот ора я
явл яется
животно-религиозным
со юзо м.
Розановский
паф ос
жизни,
апо ло гия
«беременного живота»
и мели
обратную
сторону,
заключавшуюся
в
критике
исторического
христианства.
Философ
находит
патологическое
об ъя снение
гипертрофированной
д ухов нос ти.
Касаясь
существа
по­
лов ых
аномалий,
Ро з анов
указывал,
что
гермафродитизм
и
андрогинизм
породили
аскетов,
ставших,
как
ему
представлялось,
по д линным
бедствием
для
современного
о бщест ва.
Как
пол а гал
Р оза н ов , «историческое христианство», порвав полностью
с
язычеством,
перешло
в
«евангелизм», жизнетворчество язычников сменилось
«идейностью»
христианства.
Вос торг
слияния
с
природой
сменился
плачем
о
грехе,
ожиданием
«Страшного суда».
Ро зан ов
п олага л,
что
конечным
итогом
этого
с тала
умерщвленная
духов но ст ь,
обращение
в
«потусторонний»
мир.
Метафизической
аксиомой
христианства,
и
православия
в
частности,
стала
«мертвенность всего живого» .
Отсюда
все
подвижничество,
коренящееся
в
стрем­
лении
отд ать
жизнь
свою,
всег о
се бя
на
алт арь
высшей
идеи.
Россия,
по
словам
фи­
л ософа ,
облеклась
в
«черные ризы»
аскетизма,
отрекшись
от
всего
земного,
устре­
мив ши сь
к
Небесному.
П рав осл авие
всегда
хранит
з авет
о
смерти
Хр ист а,
помнит
о
Голгофе.
По это му
для
Русской
церкви
траур
длится
непрерывно.
Смерть
Христа


322
С.
В.
Пишун
для
России
не
просто
событие,
а
факт,
наличествующий
именно
се годн я,
сей ча с.
Об раз
гонимого,
но
воскресающего
Хри ста
позволяет
рус с кому
человеку
познать
вел ику ю
тайную
красоту
особого
свойства, «не от мира сего».
Целью
жизни
стан о­
вится
не
обретение
семейного
достатка
и
бл а го получ ия,
а
покорное
ожидание
«ра­
дости»
с корой
см ерт и.
Для
восстановления
утраченной
полноты
христианства
необходимо
обраще­
ние
к
Богу-Отцу
как
с имво лу
ве чног о
родительства.
Ро з анов
указывает
на
«живот­
ность»
Бог а- Отц а,
всячески
подчеркивает
«отцовство»
Живого
Бога,
пор ожда юще е
бытие,
са му
жизнь .
Определенную
надежду
на
восстановление
нерва
«жизненности»
в
христиан­
ст ве
Розанов
высказывает,
име я
в
виду
присутствие
в
новозаветной
р ел игии
«бого­
ро д ич ног о » («рожающего») элемента .
Но
Розанов
ставит
египетскую
Изиду
выше
Мар ии,
сохранившей
при
рождении
И исуса
девственность.
Роз ано ву
сама
незапят­
нанная
девственность
новозаветной
Богородицы
пр ед став лял ась
подтверждением
«бледности»
христианства.
Напротив,
Изид а
способна
превращаться
в
красивую
деву шку ,
но
предпочитает
девственности
материнство
как
обретение
под линной
женственности.
Одновременно
вечная
способность
обращения
в
девушку
представ­
ляется
подтверждением
возвышенной
молодости
Изиды,
ее
способности
рожать
вно вь
и
вновь.
Розанов
обоготворяет
беременность
Изиды.
Изображения
беремен­
ных
женщин
на
древнеегипетских
рисунках
приводят
пи сат еля
в
восторг.
Б рак
без
деторождения
немыслим.
Розанов
по з ицио ниро вал
себя
как
резкий
про т ивник
абортов,
до ста точн о
хот я
бы
вс помнит ь
его
с татью
«Назад!»4.
Реформатор
в
сфере
религии,
Розанов
ок аз ыв ается
вместе
с
тем
ап олог ет ом
ар­
хаичного
ми фа,
хтонической
религиозности.
Церковная
обрядность
в
розановской
«религии жизни»
заменяется
функциональными
ритуалами,
в
испо лн ении
к ото рых
л юди
будут
воспроизводить
действия
персонажей
ми фов
(например,
философ
обра­
щ ает
внимание
на
«священную проституцию»
вавилонян
и
ассири йцев ).
И менно
в
восстановлении
древних
ритуалов
произойдет
окончательная
победа
фалли ческ о й
боговдохновенности,
чувственности
над
«монастырем».
При
эт ом
Ро з анов
смеши­
в ает
ми фы,
опьяняя,
зав ор ажи вая
читателя
прич уд ливо й
картиной
происхождения
космоса.
Буд учи
правоверным
христианином,
страстно
ве ривш им
в
Хр иста,
он
посте­
пен но
пришел
к
мысли,
что
Новый
Завет
выражает
дух
Гол г офы,
р е лигии
смерти
и
стра дан и я.
Под обн ое
заключение
по род ило
в
нем
вну т ре нний
кризис,
сходный
с
личным
потрясением.
Этот
кризис
Ро зан ов
так
и
не
с мог
до
ко нца
п реод олет ь.
1 Отдел рукописей РГБ.
Ф. 249. К. 5. Ед.
хр. 24.
2 Розанов В .
В.
Люди
лун ного
света.
М. , 1990. С. 31.
3 Розанов В .
В.
Р ел игия
и
культура.
С Пб ., 1901. С. 212.
4 См.: Новое Время.
1914. 23 февр.; Розанов В.
В.
Собр.
соч.
На
фундаменте
прошлого.
М.; СПб.,
2007.


А.
И.
Павленко
(Уссурийск)
Философия
и
педагогика
семьи
у
Розанова
«...и
метафизические,
и
этические
сооб­
р ажения
тв ердо
устанавливают
священность
с емьи; <...>
но
ес ть
ве лик ие
затруднения
вы­
разить
эти
мет афиз ич еск ие
и
этические
сооб­
ражен ия
в
слове...»
В.
В.
Розанов, 1898г.1
Вряд
ли
возможно
изложить
взгляды
Розанова
на
семью
и
брак
как
закон­
ченную
философскую
к онце пцию ,
тем
более
—
те ори ю.
Т емати ка
семьи
и
бра ка
буквально
пронизывает
творчество
Роз ано ва,
которое
настолько
разнообразно,
что
свест и
это
содержательное
и
хронологическое
разнообразие
к
теоретической
строгости
значит
вольно
или
нево л ьно
исказить,
прежде
всего,
искренность
ро­
зановской
мыс ли.
Необходимы
методологические
оговорки
и
некие
бесспорные
ориентиры,
из
которых
самый
понятный
—
пер и оди зац ия,
позволяющая
хотя
бы
условно
очертить
круг
текстов,
из
содержания
которых
будет
вычленяться
иско­
мая
теория.
Гл ав ное
внимание
следует
сосредоточить
на
1898-1905 гг . ,
когд а
бы ли
на пис а­
ны
основные
работы
Розанова,
затрагивающие
семейную
тему2.
Однако,
уч итыва я
особенности
формирования
философско-педагогической
ид еи
семьи
у
Розанова,
а
также
наличие
у
него
работ
соответствующей
направленности,
написанных
в
на­
ча ле
1990-х
гг .,
каж етс я
справ едл ивы м
несколько
отодвинуть
нижнюю
границу
ук аз анно го
периода.
Что
же
к асает ся
«верхнего»
временного
ограничения
(1905),
то
с
ним ,
безусловно,
следует
согласиться
хо тя
бы
потому,
что
в
более
поздних
ра­
бот ах
(«Итальянские впечатления», 1909, «Метафизика христианства», 1911, «Уе­
ди не н но е», 1912, «Опавшие листья», 1913, 1915, «Апокалипсис нашего времени»,
1917-1918) семейная тематика присутствует достаточно специфично ( в
силу
их
устройства)
и
скорее
как
отражение
ранее
(т.
е.
в
1898-1905) определенной пози­
ции.
Сказанное
не
означает
игнорирования
перечисленных
работ,
и
апелля ци и
к
ним,
конечно
же,
предполагаются,
но
больше
в
иллюстративных,
чем
в
анал ит ич е­
ских
целях.
Некоторых
огов ор ок
тре б ует
и
собственно
комплекс
розановских
текстов,
от­
носящихся
к
1898-1905 гг . ,
кот оры е
самим
Розановым
б ыли
объединены
в
с бор­
ники
«Литературные очерки» (1899), «Сумерки просвещения» (1899), «Религия и
к ульту ра» (1899), «Природа и история» (1900), «В мире неясного и нерешенного»
(1901), «Семейный вопрос в России» (1903), «Около церковных стен» (1906). Х р о­
нологическая
и
ид е йная
близость
между
э тими
работами3
позволяет
рассматривать


324
А.
И.
Павленко
их
сов оку пно ,
в
не кой
целостности,
и
потому
основное
предварительное
условие
—
отделить
искомый
философско-педагогический
аспект
«семейной»
тем ы
от
других
уже
на
уровне
общего
вз гл яда.
О
понимании
«Семейного вопроса».
Сам
Розанов
неоднократно
писал
об
осо­
знанности,
неслучайности
своего
в ним ания
к
семейной
те ории ,
даже
специально
подчеркивал,
что
с
самого
начала
«мысль»
его
о
семь е
б ыла
«научна», хотя и произ ­
водна
от
борьбы
за
собственную
се м ью4. Апофеозом
это й
борьбы,
как
принято
счи ­
та ть,
ст ал
двухтомник
«Семейного вопроса в России», который,
главным
обра зом ,
и
о беспе чи вает
репутацию
Розанова
как
специалиста,
исследовавшего
проблему
«ши ­
ро ко
и
всесторонне,
как
никто
до
него
в
России»5.
Одна ко,
рассуждая
формально,
в
«Семейном вопросе .. .»
внимание
Розанова
со­
средоточено
скорее
на
правовых
вопросах,
чем
на
педагогических.
Во
всяком
слу ч ае,
последние
в
разделах
книги
никак
не
обозначены
(разве что подразумеваются), тогда
как
юридический
аспект
нал ицо : «Дети и родители.
Мужья
и
жен ы.
Развод
и
понятие
незаконнорожденности.
Х ол остой
быт
и
проституция.
Жен ски й
труд.
За кон
и
рели­
ги я». Да и построен
«Семейный вопрос»
отнюдь
не
как
философское
исследование.
Более
половины
его
объема
со ст авл яет
массив
документально-фактологических
ма тери а лов
(в частности,
ст атист ик и), подбор которых и составление примечаний
сам
Розанов
оценивал
как
«изнурительный труд»
его
«литературных “р у дн ик ов”»,
которые
он
прошел,
чтобы
помочь
с ем ье6.
«Помочь семье», судя по «С е м е йному
воп росу», Розанов хотел,
прежде
все­
го,
практически
продемонстрировав,
что
неблагополучие
в
сем ье
есть
факт
зако­
нод ате льн о
обусловленного
неправильного,
порочного
отношения
к
ней
церкви
и
государства.
Основной
сюжет
книги
—
координация
права
и
религии
—
св язан
не
с тольк о
с
духовными
поисками
Розанова,
ско ль ко
с
тем,
чт о,
согласно
законам
Российской
империи,
д ела
семьи
находились
в
ведомстве
церкви
и
рассматрива­
лис ь
по
Уставу
Духовных
консисторий7.
Такой
подход,
предполагающий
акцент
на
религиозно-правовом
рег ул ир о вании
семейных
отношений,
имеет
в
б ольше й
сте п ени
прикладное,
чем
философско-педагогическое
значение.
Поэтому
искать
последнее
именно
в
«Семейном вопросе», то есть воспроизводя розановскую логи­
ку,
кажется
неправил ьн ым
в
с илу
невозможности
уверенно
различать
в
э том
сл у­
чае
фил о софск о -педаг о гич еск ий
аспект
и
аспекты
«юридический»
и
«церковно ­
религиозный».
Вместе
с
тем
как
раз
в
гла вн ом
сво ем
труде
по
семейному
во прос у
Роз ан ов
кос­
венно
у каза л,
где
искать
философско-педагогический
сюжет
этого
вопроса.
Уже
на
первых
стр аниц ах ,
в
рамках
традиционной
для
себя
проблемы
ответственности
ли­
тературы
перед
жиз нь ю,
Розанов
замечает,
что
«семья никогда не делалась у нас
предметом
философского
исследования,
оставаясь
темой
богат ого
художественного
воспроизведения,
поэтического
восхищения,
даже
шуток»
и
именно
отсюда
выво­
дит
«муки и страдальчество»
реальной
семьи.
Все
фил ос офс кие
о бобщ ения ,
которые
делает
Роз ано в
в
«Семейном вопросе», непосредственно связаны с литературно­
критическими
рас сужде ни ям и
по
поводу
изображения
семь и
в
художественных
п ро­
изведениях. (Например,
его
вывод
о
том,
что
«“Татьяны милый идеал”
—
о дин
из
вели­
чайших
ложных
шагов
на
пути
развития
и
с трои тельст в а
ру сско й
с емь и»8. Это сказано
в
во зраж е ние
одному
из
т езисо в
знаменитой
Пушкинской
р ечи
Достоевского,
то
есть
Ро занов
ука зыв ает
не
на
нед ост ат ок
произведения,
а
на
ошибку
в
его
прочтении,
ис­
то л ков ании ). Чрезвычайно показательно,
что
и
задача,
которую
можно
оп реде л ить
как


Ф илос офия
и
педагогика
семьи
у
Розанова
325
фи л ос офс ко-п е дагоги ческ ую
—
восстановление
цел ост но й,
прочной,
чистой
семьи;
се­
мьи
как
нравственной
основы
общества
—
ф орм ули руе тся
Розановым
не
на
основе
анализа
церковных
за кон ов
о
бр аке
и
раз во де
и
не
как
р езюме
читательских
пис ем
(их в книге,
как
обычно
у
Розанова,
и зоб или е), а как итог прочтения «д ву х
в елич ай­
ших
произведений
благородной
лит ера туры
р усс кой
—
“Евгения Онегина”
и
“Анны
Карениной”»9.
Учит ы вая
своеобразную
генетическую
укорененность
философско-педагоги­
че ской
идеологии
Розанова
в
его
литературной
критике,
оправдано
и
логи чно
осо­
бое
исследовательское
внима ни е
прежде
в сего
к
ней,
а
не
к
«Семейному вопросу в
Р ос си и », хотя именно эта книга считается наиболее полно отражающей розанов ­
ский
взгляд
на
семью.
Соответственно
и
те
сюжеты
розановской
публицистики,
где
разбираются
проблемы
отношения
к
се мье
государства
и
церкви,
пре дп ола гае тся
рассматривать
без
претензий
на
компетентность
в
правовых
или
религиозных
во­
просах10, в той лишь мере,
насколько
наш е
обращение
к
ним
способно
прояснить
философско-педагогические
взгляды
Розанова.
Ф илос оф ско -п ед агоги ческ ая
идея
Семьи.
Резюмируя
отношение
современни­
ков
к
«Сумеркам просвещения», их проблематике и языку,
к ажет ся
правомерным
предположить,
что
в
отрыве
от
литературной
публицистики
Розанова,
вне
контек­
ста
его
творчества
в
целом,
эти
ранние
статьи
не
могли
не
во спр инимат ь ся
лиш ь
как
один
из
вариантов
(помимо «славянофилов», В.
Г.
Белинского,
Н.
Г.
Черны­
шевского,
Л.
Н.
Толстого
и
др .) «философии просвещения» .
Однако
е сли
вест и
отсчет
просветительства
Розанова
от
его
литературной
критики,
по нима я
послед­
нюю
как
наиболее
адекватную
форму
розановской
философско-педагогической
идеологии,
то
соответствующая
ква лифик аци я
розановского
наследия
может
быт ь
существенно
иной.
В
этом
условном
ракурсе
в
творчестве
Розанова
философско-
пед аг ог ич еская
ид ея
слова
как
универсальной
воспитывающей
«потенциальности»
оказывается
обеспечивающей
связность
и
длительность
русской
ис тори и,
когда
«слово»
вы сту пает
в
качестве
«культуропроизводной»
по
отношению
к
цер кв и,
семье
и
школе11.
Подтверждением
эт ому
тезису
слу жит
оце нк а,
которую
дал
Розанову
О.
Э.
Ман­
дельштам
в
статье
1922 г.
«О природе слова»12.
Мандельштам,
сам
отличавшийся
историософским
и
м етафиз ич еск им
складом
ума,
в
своем
блестящем
по
прозорли­
во сти
в згл яде
на
розановское
творчество
не
случайно
отказывал
Розанову
в
статусе
«литературного критика», который «до лжен
уме ть
проглатывать
томы,
отыскивая
ну жно е,
делая
обобще ни я;
Розанов
же
увязнет
с
голов ой
в
строч ке
любого
рус ск о­
го
поэта...».
Розанов,
по
Ма нд ельшт аму, «просто разговорщик или ворчун», «слу­
чайный
ч ит ат ель », «представитель домашнего юродствующего и нищенствующего
эл лини зм а»
и
вместе
с
тем
борец
«за сохранение связи со словом», тот,
кто
«живее
всех»
почувствовал
опасность
крушения
русской
ис то рии
«в нигилизм,
то
ест ь
в
от­
лучение
от
слова», кто «всю
жиз нь
шари л
в
мягкой
пустоте,
стараясь
нащупать,
где
же
стены
русской
ку ль ту ры», и этот беспрестанный поиск исторической определен ­
но сти
(подобно П.
Я.
Чаадаеву,
К.
Н.
Леонтьеву,
М.
О.
Г ерше нз он у) «окончательно
снимает
с
не го
обвинение
в
беспринципности
и
анарх ич но ст и» 13.
Церковь
и
Семья,
как
отмечает
в
своем
парадоксальном
стиле
Мандел ь шт ам,
по ним ались
и
в ыд елял ись
Розановым
именно
как
фрагменты
«исторического су­
ще ст во вания », как воплощение жизни «ф ило лог иче с к ой
культур ы,
ко тора я
твердо
стои т
на
фундаменте
эл линич еск ой
природы
русской
р ечи».
В
трактовке
Мандель­


326
А.
И.
Павленко
ш тама
Розанов
—
просветитель
«от филологии», что кажется безусловно правиль ­
ным
в
смысле
у казан ия
на
первичность
для
нег о
именно
литературного, «филоло­
гического»
материала
по
отношению
ко
всему
остальному14.
Вот
как
Мандельштам
выстраивает
розановскую
координацию
между
«литературой», «филологией»
и
«семьей»: «Отношение Розанова к русской литературе самое что ни на есть нели­
тературное.
Литература
явление
общественное,
филология
явление
домашнее...
Филология
—
это
семья,
потому
что
всякая
семья
держится
на
инт о нации
и
на
ци­
тате,
на
кав ыч ках.
Самое
л ениво
сказанное
слов о
в
семье
имеет
св ой
отте нок .
И
бес­
конечная,
своеобразная,
чисто
филологическая
сло весн ая
нюансировка
составляет
фон
семейной
жизни.
Вот
почему
тяготение
Розанова
к
домашности,
столь
мощно
определившее
вес ь
уклад
его
литературной
деятельности,
я
вы вожу
из
филологиче­
ской
пр ирод ы
его
д уши . ..». В свою очередь,
темы
семьи
и
церкви,
к
которым
Розанов
при ходи т
от
литературы,
рассматриваются
им
как
изначально
литературные
и
по­
тому
—
«филологические» («Церковь Розанов полюбил за ту же самую филологию,
что
и
се мью . .. »)15.
Следовательно,
только
литературно-критический
анализ
о казы в ается
для
Ро­
занова
наиболее
адекватным
способом
сужд ений
о
семье
и
браке,
и
потому
подоб­
ные
суждения
у
нег о
сопровождаются
апелляциями
к
религиозным
и
церковным
сюжетам.
Ес ли
же
отвлечься
от
розановской
литературной
критики
и
попытаться
о це­
ни ть
философско-педагогическую
идеологию
его
тв ор ч ества
в
целом,
то
окаж ет­
ся
возможным
разбить
соответствующие
ид еи
Розанова
на
вполне
о пред ел енные
пар ы
опп оз иц и и: «История»
—
«Литература»
и
«Семья
—
Церковь».
Очевидна
свя зь
между
эти ми
парами
—
и
«История»
и
«Литература»
проявляют
свой
вос­
пита те ль ный
потенциал
только
в
тес но м,
эмоционально
окрашенном,
межчело­
веч еско м
общении,
а
наиболее
ад ек ват ные
формы
такого
общения
—
«Семья»
и
«Церковь».
Две
последние
структуры
Розанов
во
многих
своих
раб ота х
тщательно
анали­
зирует
как
в
теоретическом
аспекте,
так
и
в
прикладном
значении,
зачастую
жестко
критикуя
сложившуюся
в
России
семейную
и
церковную
пра ктик у16.
Розановскую
критику
семьи
и
церкви,
тем
боле е
данную
совокупно
(как,
например,
в
с та тьях,
со­
ставивших
выш едшу ю
в
1901 г.
книгу
«В мире неясного и нерешенного»), однако,
неправильно
понимать
как
претензии
к
самим
этим
институтам
—
они,
по
Розанову,
в
основе
св оей,
в
сущности,
неизменны
«от века»
и
иными
бы ть
не
могут.
Розанов,
по
сути,
выступает
против
представления
о
семье
и
церкви
как
исключительно
ис­
кусственных
образованиях,
деятельность
которых
регулируется
лишь
чел о в ечески­
ми
желаниями
и
намерениями.
На
самом
же
дел е,
как
показывает
Розанов,
семья
—
естественная
форма
культурного
существования,
воспитание
в
ко то рой
про ис хо дит
как
«окультуривание»
независимо
от
ее
устройства
и
установок
составляющих
ее
л ю де й. «Любящая семья»
—
вот ,
по
Розанову,
г л авная
во спит ат ель ная
и
со зид ател ь­
ная
сила
для
России.
В
та кой
семье
по-другому
уст рое ны
отношения
родителей
и
детей,
и
не
случайно
Розанов,
говоря
о
таланте
своего
м лад шего
друга
Ф.
Шпер-
ка,
приводил
в
подтверждение
такие
слова
по сл еднег о : «Житейское правило,
что
де ти
должны
уважать
родит е лей,
а
род ите ли
должны
люби ть
детей,
нужно
читать
наоборот:
род ит ели
именно
должны
уважать
детей,
—
уважать
их
своеобразный
м ирок
и
их
пыл ку ю,
готовую
оскорбиться
каждую
минуту
н атуру;
а
дети
должны
тольк о
любить
род ит елей ,
—
и
уже
непременно
они
буд ут
любить
их,
раз
поч у вст ву­
ют
это
уважение
к
себ е»17.


Философия
и
педагогика
семь и
у
Розанова
327
Вместе
с
тем,
семейное
вос пит а ние
как
гармония
люб ви
и
до лга
осуществимо
лишь
тогда,
ког да
«лицом»
к
семье
обратится
Це рков ь,
д олг
которой,
как
считал
Розанов,
на
деле,
а
не
на
словах
«освятить»
семью.
При
вс ех
своих
претензиях
к
христианству
и
православию,
при
вс ех
упр ек ах
религии
по
поводу
излишней
«рас­
су дочн ост и»
в
практических
делах,
Ро зан ов
все
же
не
был
ни
еретиком,
ни
«обнов ­
ленцем». И в Церкви,
пр ид ер жив аясь
классического
определения
ее
как
«тела Хри ­
ст ов а», он ценил прежде всего «теп л о
Дома », «дух семейственности», видя именно
в
этих
чертах
фу нд амент
церковного
во с пита ния. «Освятить»
семь ю
и
легализовать
«семейственность»
в
Церкви
—
во т,
по
Розанову,
обязательные
ус л овия
по ложи ­
те льн ого
на циона л ьно го
восп ит ания
и
образования.
Изучение
взглядов
Розанова
на
п роблем ы
семьи
и
семейного
воспитания
по­
зволяет
утверждать,
что
он
первым
в
России
показал
семью
как
глобальную
социо­
культурную
проблему,
фактически
«замкнув»
на
нее
прошлое,
настоящее
и
буду­
щее
цивил из ации .
Противоречивость
Розанова,
акси ом ати чная
для
розановедения,
приме ните ль­
но
к
семье
оказывается
ф икц ией
—
здесь,
в
культе
семьи
и
деторождения,
он
от
на­
ча ла
и
до
к онца
последователен,
какие
бы
соблазнительные
перспективы
ему
не
обещались18.
Гораздо
боле е
масштабные
и
изящные,
по
сравнению
с
розановской,
теоретические
конструкции
многих
знаменитых
современников
Розанова
не
име­
ют
п одоб ной
определенности
по
отношению
к
семье,
поддерживая
духовно
скорее
«анти-», чем «про-»семейную
идеологию19.
Еще
в
90- х
гг.
XIX в.
Роз ано в
увидел
опасность
подобной
неопределенности,
считая
ее
источником
в
том
чи сле
и
иллюзии
возможности
формирования
в
рам ­
ках
семьи
и
шк олы
н ек оего
«гомункулуса»
с
заранее
заданными
параметрами
об­
разованности
и
воспитанности
кем-то
«государственно мыслящим».
Поэтому
тя га
Роз ано ва
к
семье
как
идеальному
«Дому»
не
только
отражала
пробуждающуюся
в
европейской
и
русской
культуре
жизнеутверждающую
тен де нцию ,
но
и
сопрово­
ждалась
попытками
«ухватить»
неразличимый
в
своей
метафизической
прир о де
«воспитательный потенциал семьи» .
Относительно
последней
задачи
(особенно
если
сравнивать
розановский
подход
с
современными
научными
из ыск аниям и)
Ро­
занов,
безусловно,
должен
быть
признан
одним
из
ос нов опо ло жнико в
национально
ориентированной
семейной
педагогики
в
Рос си и.
Вот
как
можно
резюмировать
генезис
и
содержание
розан овск ой
философии
и
пе­
дагогики
семьи.
1.
Ме сто
и
значение
семейной
темы
в
творчестве
Розанова
определяется
не
столько
его
биографией
и
психологией,
сколько
логикой
его
философского
поис­
ка.
Философско-педагогическая
ид ея
семьи
прои зво д на
от
интереса
Розанова
к
культуре
как
фено м ену
и
выступает
неотъемлемой
ча стью
розановской
идеологии
«нерепрессивной культуры».
Проявление
и
развитие
философско-педагогической
идеи
семьи
в
публицистике
Розанова
опосредуется
его
исследованием
и
философ­
ским
осмыслением
литературы
как
фор мы
общественного
сознания.
Поэтому
име н­
но
литературная
критика,
понимаемая
как
педагогическая
де яте льн ост ь,
выступает
в
творчестве
Розанова
наиболее
адекватным
средством
ан али за
проблем
семь и
и
семейного
воспитания,
позволяющим
непротиворечиво
координировать
в
общих
рамках
р ассу жд ения
социально-философский
и
религиозно-метафизический
под ­
ход ы.
2.
Сем ейная
те ма
в
публицистике
Розанова
развивается
как
философско-
педагогическая,
литературная
публицистика
выступает
как
корректирующая
и


328
А.
И.
Павленко
уточ няю ща я
публицистику
педагогическую,
и
в
эт ом
проявляется
характерное
для
Розанова
стремление
говорить
о
проблемах
семьи
на
языке
родной
культуры
и
тем
самым
«разрешить»
их,
дистанцируясь
как
от
бы тово го
прим ит ивиз ма ,
так
и
от
вы­
сокопарного
теоретизирования.
В
публицистике
Розанова
р у сская
классическая
л итер ату ра,
а
прежде
всего,
творчество
Ф.
М.
Достоевского
и
Л.
Н.
Т олст ого,
вы­
сту пает
выражением
религиозно-философского
поиска
семейного
идеала,
и
в
ре ф­
лексии
по
поводу
э того
поиска
развивается
собственно
розановская
философско-
педагогическая
идея
семьи.
3.
Философско-педагогическая
иде я
семьи
в
творчестве
Розанова
в
своей
эво­
люции
в
основном
соответствует
динамике
его
ду ховных
поисков
от
«философии
понимания»
к
«философии жизни»
и
от
последней
к
мифологии
«Уединенного»
и
«Опавших листьев».
Специф ич еск им
в
развитии
розановского
взгляда
на
семью,
яв ляет ся
соединение
социологии
и
метафизики.
Это
вы раз ил ось
в
первой
по ло вине
1890- х
гг.
в
трактовке
се мьи
как
со циа льно го
института,
опирающегося
на
мистиче­
ски е
осн ов ани я.
Литературную
критику
и
п е дагоги че скую
публицистику
Розанова
1891-1895 гг .
можно
представить
как
последовательное
вы яснение
недостаточно­
сти
социально-педагогического
п одх ода
к
семье,
служащего
фак т иче ски
оправда­
нием
подчинения
се мьи
государственным
интересам.
Понимание
государством
и
обществом
семьи
как
исключительно
со циа льно го
института
наряду
со
школой
и
церковью
неизбежно,
сог ласн о
трактовке
Розанова,
ведет
к
тому,
что
семья
ут ра чи­
ва ет
воспитательные
фу нк ции,
поскольку
люб овь
(внутренняя,
мистическая
тайна
семьи)
подменяется
общественным
до лгом
репродукции.
Выход
из
по ло жения
Ро­
зан ов
усматривает
в
изменении
образовательной
по лит ики,
которая
дол жна
учи ­
тывать
особое
место
семь и
в
с оциа ль ной
стр уктуре ,
ее
естественное
ст рем л ение
к
автономии.
4.
Во
второй
половине
1890- х
—
начале
1900- х
гг.
социально-педагогический
подход
Розанова
к
семье
сменяется
религиозно-философским
поиском
в
обла­
сти
мистических
оснований
семь и,
что
пр ивод ит
в
и тоге
к
ко нце пции
«семейной
метафизики».
В
публицистике
эт ого
периода
семейный
вопрос
выступает
у
Ро­
занова
как
синоним
вопроса
женского,
от
э того
особое
значение
для
философско-
педагогической
идеи
семь и
приобретает
проблематика
брака
и
пола.
В
розановских
декларациях
«семьи как религии», «семьи как ступеньки поднятия к Богу»
социаль­
ная
стор она
семьи
откровенно
игнорируется,
репродуктивная
функция
к ва лифици­
руется
как
воспитательная,
мистика
семьи
оказывается
пер вич ной
по
отношению
к
мистике
цер кви.
5.
Философский
поиск
Роз ано ва
в
обла с ти
семьи
и
семейного
воспитания
при­
вел
его
в
итоге
к
иде е
семьи
как
краеугольного
кам ня
мироздания,
у нив ерсал ьн ой
формы,
где
«окультуривается пол»
и,
тем
самым,
ок аз ыв ается
воз мо жным
первич­
ное
религ иоз н ое
нравственное
в ос пит ание
человека.
Оригинальность
это й
идеи ,
по
ср авне нию
с
характерными
для
конца
XIX в.
естественно-научными
и
религиозно­
философскими
(в духе христианской антропологии)
ко нце пция ми,
обусловливает­
ся
те м,
что
в
публицистике
Розанова
се мья
рассматривалась,
во-первых,
как
с
точк и
зрения
проблем
воспитания,
так
и
с
по зи ций
проблематики
брака/пола,
во-вторых,
как
частное
де ло,
а вто ном ная
самодостаточная
и
сам о раз вив ающ аяся
во спит ываю ­
щая
сист ема,
первичная
культурно-образовательная
среда.
6.
Философско-педагогическая
идея
семьи
в
публицистике
Розанова
выступа­
ет
как
идеал
родственных
отношений,
к отор ые
держатся
мистикой
тайны
любв и
и
потребностью
общего
созидательного
труда.
Кул ьт
люб ви
и
до лг
т р уд а, «органи­


Ф илос офия
и
педагогика
семьи
у
Розанова
329
зуя»
се мью
как
внутренне
мистическую
и
внешне
социальную
форм у
человеческой
жизнедеятельности,
одновременно
являются
главными
факторами
религиозно­
нравственного
воспитания
и
со ци ализ ации
р ебен ка.
Естественным
союзником
се­
мьи
в
деле
воспитания
де тей
Розанов
считал
церковь,
а
обязательное
усло ви е
такого
союза,
гарантирующего
в
се мье
гармонию
любви
и
долга,
видел
в
необходимости
«освящения»
семьи
и
легализации
«семейственности»
в
це ркв и.
1 Розанов В.
В.
Брак
и
христианство
(Из переписки с православным священником) // Роза­
нов
В.
В.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
Из
восточных
мотивов.
М., 1995. С. 107.
2 Ср.: «С 1898г.
он
<Розанов>
весьма
акт ивн о
будоражил
общественное
мнение
проблемами
рус­
ской
семьи,
но
в
1905 г.
заяв ил
о
полн ой
неу да че
э той
своей
деятельности.
И
хо тя
он
до
конца
жизни
не
оставлял
темы
семьи,
на
страницах
периодики
она
поч ти
сошла
на
нет » (Сукач В.
Г.
Комментарии
// Розанов В.
В.
О
себ е
и
жизни
сво ей.
М. , 1990. С. 713).
3 Исследователи объединяют эти сборники и говорят об их « к о м пл е к тно ст и», выявившей Роза­
нова
как
«известного и сложившегося феномена» (Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Легенда
о
Великом
инквизиторе
Ф.
М.
Достоевского.
М ., 1996. С. 647).
4 См.
документальные
св иде те л ьс тв а: «Прошение Антонию,
митрополиту
Санкт-Петербургскому
и
Ладожскому»
и
«Ответы В .
В.
Р озан ова
на
анк ету
Нижегородской
губернской
ученой
архив­
ной
комис с ии» (Розанов В .
В.
О
себе
и
жизни
своей.
С . 700-701, 709-710).
5 Николюкин А.
Н.
В.
В.
Р озан ов
и
его
мир осозерцан ие
// Розанов В .
В.
Уединенное.
М. , 1990.
С.
15.
6 Розанов В.
В.
О пав шие
листья
// Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
С. 193.
7 Юридический аспект проблемы см .:
Пишу н
С.
В.,
Пишун
В.
К.
«Религия жизни»
В.
Розанова.
Вл а див о с то к, 1994. С. 29-30, 172-173,181-183 .
8 Розанов В.
В.
Семейный
вопрос
в
России.
СПб., 1903. Т. 2. С. 98.
9 Цит.
по:
Роз анов
В.
В.
Семья
—
сам ая
аристократическая
форма
жизни
// Семья .
Книга
для
чте ния .
К н. 2. М., 1991. С. 236.
10 Ср. : «Рассмотрение религиозных взглядов
—
малоблагодарный
труд
на
ниве
Розанова». (Су­
кач
В.
Г.
Загадки
личн ости
В.
В.
Р озан ова
// Розанов В .
В.
О
себ е
и
жи зни
сво ей.
С. 19).
11 Ср .: «Не такова ли логика розановского “А п ок алип сиса”: литература
—
церковь
—
семья
—
ца р­
ст во ?» (Чернов А.
В.
К
типологии
русского
к он серват из ма
(В.
В.
Роза нов
и
М.
Л.
Магницкий)//
Розановские
чтения.
Елец, 1993. С.
16).
12 Об отношении Мандельштама к Розанову см .: Га лк ов с кий Д.
Е.
Бесконечный
ту пик.
Исходный
текст.
Континент.
1994.
No
81.
С.
302-305; Сендерович С .
Мандельштам
и
Розанов
// Новое
литературное
обозрение.
1995. No
16. С . 98—104; Кацис Л .
Ф. «Се черно-желтый
свет,
се
р ад ость
Иу де и!» (иудейские источники и подтексты в творчестве Осипа Мандельштама) // Новое лите­
ратурное
обозрение. 1996. No 21. С. 152-181.
13 Мандельштам О.
Э.
О
п рироде
сло ва
// Мандельштам О.
Э.
Собр.
соч.
М., 1991. Т .
2.
С.
248,
250, 252.
14 ВписьмекА.
С.
Сув орин у
в
мае
1904 г.
Ро занов
пишет
о
своей
«вере»
в
литературу
как
окон­
чательном
выборе
по
сравнению
с
пре ды дущими
попытками
верить
«то в государство,
то
в
цер­
к ов ь». (Розанов В.
В.
Мысли
о
литературе.
М ., 1989. С. 510).
15 См.: Мандельштам О.
Э.
Указ.
соч.
С . 248-250.
16 О типичности на рубеже XIX-XX
вв.
сюжета
к оорд ина ции
семьи
и
цер кв и,
а
также
о
месте
Ро­
занова
в
тогдашних
спорах
подр о бно
пише т
Н.
Ми нск ий
(В.
В.
Р о за нов : pro et contra. СПб., 1995.
Кн.
1. С. 388-399).
17 Розанов В.
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 72.
18 Вроде тех,
что
рисо вал
Д.
С.
Мережковский
в
письме
к
Розанову
в
1901 г . : «Какую бы неодоли­
мую
си лу
п ри обрели
В аши
слова,
если
бы
Вы
порв а ли
навсегда
последнюю
связь
с
этим
косми­
ческим
началом
всякого
ме ща нст ва,
всякой
середины
—
с
Сем ьею ». (Письма Д.
С.
Мережков­
ского
к
В.
В.
Ро зано ву
(1899-1908) // Российский литературоведческий журнал.
1994. No 5-6.
С . 239).


330
А.
И.
Павленко
19 Достаточно вспомнить Толстого с его так и не решенной дилеммой « ч ад ор од и е
или
а ске ти зм»,
или
В.
С.
Соловьёва,
противопоставлявшего
в
«Смысле любви»
истинной
духовности
идеальной
личности
именно
семью,
а
в
частном
письме
однаж ды
заметившего:«По-моему
это
очень
гадко
и меть
жену
и
четверых
детей,
но
что
же
д ел а ть?» (Цит.
по:
Соловьёв
В.
С.
Сп ор
о
сп равед ли во­
сти.
М., Харьков, 1999. С.
12).


О.
А.
Доль ская
(Харьков,
Украина)
Домострой
Розанова:
э т ико -м ет афизич еские
пои ски
Любая
философская
рефлексия
происходит
с
оп орой
на
парадигмальную
при­
зму
или
линию,
с
п омощ ью
ко то рой
исследователь
совершает
ее
экс пли кацию .
В
этом
случае
мы
гов ор им
о
необходимости
введения
определенного
языка
—
ме та­
языка
описания
культуры.
Изучая
историю
человечества,
мы
встречаемся
со
мн оги­
ми
опр ед елени ям и
человека,
ставшими
уже,
скажем
так,
о бих о дным и: homo sapiens,
homo simbolik, homo religiosis, homo ludens и т.
п.
А
е сли
опираться
на
творчество
Розанова,
то
современный
ему
человек
(человек XX
в.)
ест ь
homo oikos —
человек
домашний.
Не мно гие
м ыслит ели
выс тра ива ют
св ои
размышления
о
мире,
соизме­
ряя
культуру
с
домом.
Их
немного,
но
—
это
ярчайшие
умы,
ориг ина ль ные
и
лучшие
представители
своего
времени.
Он
с тал
тем
из
немногих,
кто
прочувствовал
одну
из
гл а вных
особенностей
уход яще го
и
вновь
п рише дшег о
веков:
человек
чащ е
всего
стремится
к
упорядочиванию
ок руж ающе го
мир а
по
пр инципу
дома,
пы тае тся
со­
размерять
событийные
ситуации,
пользуясь
масштабом
oikos’a, прислушиваться к
бытию
не
как
к
«среде обитания», а как к своему истинному дому.
Как
показало
время,
практически
все
проблемные
в оп росы
глобализма
XX-XXI
вв.
св яза ны
на­
прямую
с
проблемой
осознания
чело в еком
себя
как
жителя
единого
общего
дом а
под
названием
Земля.
Современный
философский
дискурс
все
чаще
с тал
обращ ат ься
к
понятию,
обра зу,
миф оло геме ,
знаку-коду,
символу,
мет аф оре
дома.
Па ралл ельн о
наблюдается
стойкий
интерес
к
домостроительному
аспекту
развития
европейской
культуры
в
рамках
ее
христианского
по нима ния .
Это
свидетельствует
о
то м,
что
сре ди
приоритетов
современного
цивилизационного
процесса
на
первый
план
вы­
двигаются
антропологические
про бле мы
с
ак т уа лиз ацией
идеи
дома.
Мо жно
гово­
рит ь
о
том,
что
дом
ст ано вит ся
тем
центральным
понятием,
к оторое
не
только
ото­
бражает
спе циф ику
св язей
человека
с
миром,
но
и
отображает
глуб окие
изменения
в
духо вн ом
наследии
челов е чес тв а.
Тема
до ма
—
вечная
те ма
человечества.
Начи на я
с
литературных
памятников
древнейших
цивилизаций,
свя щенных
религиозных
книг,
символ
дом а
всегда
на­
ходился
в
центре
внимания
как
осевая
па ради гм а.
В
Б ибл ии,
в
частности,
говорится
о
построении
дома
на
камн е,
а
не
на
песк е,
а
вот
мотив
негативных
человеческих
устремлений
свя зыв аетс я
со
строениями
типа
Вавилонской
б ашни.
Уместно
также
напомнить,
что
в
такой
з нач имой
для
человечества
идее,
как
идеи
«ойкумены», ко ­
торая
указывает
на
чувство
единения,
христианство
черпало
свои
силы
в
дел е
по­
строения
но вого
обу ст рое нн ого
мир а.
Идея
же
«переделывания»
мира,
приведения
его
к
гармонии
на
практике
ве ла
к
задаче
обустроенности
человечества:
улучшен ия
духов н ого
состояния
людей
и
повседневной
жиз ни
с
учетом,
прежде
всег о,
домо­
с троит ел ьного
аспекта.
В
богословии
е сть
особая
обла с ть
—
икономия,
что
означа­
ет
домостроительство,
или
упр авл ен ие
домами.
Всякое
Божье
творение
призвано


332
О.
А.
До льска я
к
совершенному
соединению
с
Богом,
котор ое
совершается
«синергией»
или
взаи­
модействием
воли
тва р ных
с ущест в
с
идеей-волением
Божественного.
Бог
непре­
ст анно
сходит
в
мир
че рез
св ою
икономию,
а
сам о
спасение
человечества
Гр игорий
Нисский
называл
домостроительством1.
Именно
удержание
культуры
с
опорой
на
до мо стро ите льны й
аспект
характерно
для
европейской
культуры
в
целом,
а
оп ыт
до ма
может
выступать
п ар ад игмой
для
толкования
жиз нен но
значимых
явлений
культуры.
К
мыслителям,
к оторы е
выстраивают
свои
размышления
о
ми ре,
соизмеряя
к ульт уру
с
домом,
мы
с
полным
основанием
отн ос им
В.
В.
Розанова.
Дом
и
семья
—
это
«...тем а ве чна я.
Те ма
<...>
колебания
—
всей
на шей
цив илиз ации ,» —
писал
Ро­
занов
в
статье
«Семья как религия»2.
И
действительно,
тема
до ма
для
н его
стала
одной
из
центральных
не
только
в
тв орче ско й,
но
и
в
его
«бытийственной»
жиз ­
ни.
Удивительный
человек,
необычный
мыс лит ел ь,
замечательный
отец
семейства,
в
котором,
как
он
с
гордостью
отмечал,
кормятся
четырнадцать
человек,
—
таким
предстает
пер ед
нами
о дин
из
гл а вных
апологетов
дома
и
семьи
к онца
XIX и начала
XX столетия .
Се мья
и
дом
в
по нима нии
рус ск ого
философа
сливаются
в
одно
целое,
о
чем
он
пишет,
перефраз ир уя
библейскую
идею
о
единстве
бо жье го
мир а,
д ома
и
сем ь и: «Се­
мья
—
да
буде т
дом
Божий»3. Дом
—
это
якорь,
то,
на
чем
стоит
че л ов ек: «Человек
сто ит
на
дв ух
якорях,
род ит ели,
их
“дом”,
его
младенчество
—
это
один
я корь»4.
Ис­
т оки
его
миросозерцания
восходят
к
утверждению
темы
семейной
жизни
как
глав­
ной
в
жиз ни
общества,
к оторую
он
пр ов одит
через
всю
культуру
человечества
как
своеобразный
знак-код.
Он
даже
пы тал ся
соз д ать
свою
интерпретацию
куль туры ,
придав
ей
новое
понимание,
основываясь
на
стремлении
освещать
отраженные
в
ли­
тературе
темы
семьи ,
дома
и
бр ака.
Пожалуй,
наиболее
сильная
морально-этическая
оп по зици я,
за ни мающ ая
его
мысли,
представлена
п арой
этический
нигилизм
/апо­
логия
«круглого Дома» .
Он
пишет,
что
в
до ме
«Бог ютится.
В
гне зд ышк е.
Потому
что
гнездышко
—
оно
такое
священно,
кот орого
ищет
и
сам
Бог.
Не
спорю:
е сть
Бог
Универзуса.
Но
мне
как-то
боле е
нравится
“Бог гнездышка”»5.
Категория
дома
приобретает
универсальное
значение,
так
как
жизненный
опыт
нач инаетс я,
продолжается
и
зака нч ив ает ся
в
доме,
как
считает
Розанов.
Пытаясь
понять
метафизическое
че рез
индивидуально-ответственное,
он
характеризует
ин­
дивидуальное
как
следствие
внутренних
свойств
человека,
предопределяющих
его
бытийственный
опыт,
что ,
по
его
мн ению ,
и
е сть
ж из нь: «жизнь есть дом»6.
По­
вседневность
дом а
у
Розанова,
философа
эк з истен циаль но го
умонастроения,
с та­
новится
существенным
проявлением
смысла
бытия,
философской
категорией,
с
помощью
к оторой
оказывается
возможным
разрешение
гл а вной
гносеологической
проблемы
—
проблемы
онтологии
челов е ка.
Благодаря
анал из у
аполо гии
дома
нам
предоставляется
возможность
глубже
понять
ду хо вный
мир
Розанова.
Если
исходить
из
метафизики
до ма,
то
он
е сть
порог,
граница,
оформляющая
как
пространственный,
так
и
антропологический
образ.
За мы кая
пространство
во­
круг
себя,
челов е к
орга ни з ует
вертикально-горизонтальные
рит мы
бытийственного
существования
и
приобретает
такое
важное
ощущение,
как
«у себя», что становится
указанием
на
исключительность
места
человека
в
мире.
Это
часть
и
одновременно
цело е
в
жизни
каждого,
точе чное
реальное
присутствие
в
противоположность
аб­
стракциям.
Любая
такая
целостность
обладает
особой
характеристикой
—
доверием.
Та
ос но ва,
что
св яз ана
с
материнским
и
отцовскими
началами,
стан ов ит ся
«родной»,
«отчей», «моей»
и
способна
давать
содержание
сознания,
ко торое
станет
точкой
от­


Домострой
Розанова:
этико-метафизические
поиски
333
счета,
способной
включать
в
себя
начало
самого
по ня тия
«начала».
Пл ат он,
считая
дом
одн ой
из
гл а вных
витальных
ценн осте й,
тем
са мым
отводил
ему
роль
цел и
и
усл ов ия
ж из н и: «Первая и самая большая потребность
—
это
доб ыча
пищи, <...>
вторая
потребность
—
жи ль е»7.
Самому
Роз ано ву
именно
время
д ало
возможность
п онят ь,
что
есть
домашний
очаг.
Ж изнь
в
родительском
дом е
не
приносила
ра дос ти,
была
окра ше на
в
мр ач ные
то на:
тяжелый
труд,
не по нима ние
окружающих,
работа
в
гимназии,
не
приносящая
м ора ль ного
удовлетворения.
Смысл
времени
был
раскрыт
и
оценен
Розановым
тольк о
п осле
второй
женитьбы.
И
этот
смы сл
раскрылся
ему
во
взаимоотношениях,
в
общении,
в
открытости
другому.
Время,
а
через
нег о
сама
жиз нь
превратились
в
счастливый
миг
настоящего
времени,
проживаемого
в
доме.
Можн о
даже
п редп оло­
жить,
что
до
женитьбы
на
Варваре
Дм ит рие вне
автор
книги
«О понимании»
был
в
полном
смысле
слова
бездомным,
не
поня ты м
ни
полубезумной
матерью,
ни
пьяни­
цей
отцом,
ни
коллегами
по
гимназиям.
Ж изнь
в
провинциальном
городке,
неуют­
ная
и
жал к ая,
с
немощеными,
грязными
улицами,
способствовала
формированию
на туры
бунтовщика,
с
од ной
стороны,
а
с
друг ой
—
появлению
еще
одного
россий­
ского
б ез дом ного
мыслителя.
Недаром
у
Д.
Дарского
в
книге
«Розанов»
неоднократ­
но
присутствуют
такие
характеристики
Розанова,
как
«нравственный скиталец»,
«философический бродяга». Од на к о м ы смеем п ред п олож ит ь,
что
уже
в
юно шески е
год ы
по
своему
внутреннему
н а строю
Ро з анов
был
не
просто
бездомным
и
странни­
ком ,
но
го с те пр иимным
бездомным
того
времени
и
ник ак
не
а полог етом
до маш ней
жизни :
слишком
тяж ела
была
ноша.
Апо логет ик а
дома
как
бы
вызревала
на
основе
вот
э той
самой
гостеприимности,
что
за тем
и
н ашло
сво е
завершение
в
его
творче­
стве.
«Четырнадцать человек кормится у меня» .
В
эт ой
фразе
гордость
и
см ир ение
одн оврем е нн о.
Гостеприимство
философа
так
или
иначе
должно
бы ло
о бна ру жить
себя
в
чем-то
невыдуманном,
п ростом
и
д олж ном
одновременно.
Оно
и
нашло
себя
в
ид еали зац ии
домашней
теп ло ты,
прос т ой
обыденной
до машн ей
мудрости,
в
уме­
нии
уч ит ься
и
жить
домостроем,
без
патетики,
но
с
любовью.
Несмотря
на
его
по­
ст о янные
маятникообразные
раскачивания
по
все м
жизне нно
важным
про б лемам,
эта
черта
и
предопределила
именно
та кое
розановское
понимание
дома,
а
не
друг ое.
Любой
воп рос
в
его
инт ерпр ет ации
мог
стать
про блемн ы м
в
силу
непредсказуемо­
сти
отношения
к
не му
Розанова.
Этого
нельзя
сказать
о
теме
дома.
Пой ди
пойм и
этого
Розанова,
ск ажет
нач ина ю щий
читатель.
А
вот
те ма
дома
и
поможет
рас кры ть
суть
душевного
и
духовного
в
нем .
Мо жет,
не
до
конца,
но
частично,
так
это
точно.
Если
же
говорить
об
актуальности
творчества
Розанова,
то
она
проявляется
еще
и
в
т ом,
что
именно
тем ы
дома,
бездомности,
гостеприимства
станут
значимыми
для
философии
XX в., а развитие они получают уже в XXI
в.
По
Розанову,
дом
—
это
не
столько
ст ены,
сколько
люд и.
Все,
что
вн утри
до ма
связ ыв ало сь
им
с
до бром
и
любовью,
все,
что
за
его
стенами
—
со
злом: «Несхо­
ди
с
л ест ницы
своего
до ма
—
там
зло .
Дальше
дом а
зло
уже
потому,
что
дальше
ра в нод уш ие»8. «Крепко
затворяй
дверь
дома,
чтобы
не
н аду ло.
Не
отв оря й
ее
ча­
сто,» —
писал
он
в
«Опавших листьях»9. «М не нет д ела д о то го,
что
вне
дома,
но
до
того,
что
внут ри
до ма,
мне
е сть
г оряч ее
д ел о»10.
Дом
окутан
«особым»
све то м:
он
предстает
как
точк а
личн ост ного
восприятия
Б ога
и
мир а,
как
начало
нач ал.
У
Розанова
мир
—
это
единое
Божье
творение,
пр е­
красный
хр ам,
а
до м,
приобретая
ис т инные
черты
Б ожь его
дома,
становится
самим
быт ием.
Ес ли
«вы поставили образ Божий около дома;
естественно,
что
дом
наш
и
не
светится
им.
Внесите
это т
об раз
в
дом
—
и
он
станет
храм,
“домом молитвы наречет­


334
О.
А.
Дольская
с я”.
Но
“дом”
бы тия
нашего
—
на
дне
б рач ного
завитка:
если
там
Бог
—
мир
хр а м»11.
Роз ан ов
старается
познать
дом
через
религиозное,
для
писат еля
он
стано вит ся
ка­
тегорией
по в седнев но сти,
с
помощью
ко торой
оказывается
возможным
разрешение
гл авн ой
гнос е оло гич ес кой
проблемы,
а
именно
—
по зна ние
бытия.
Такая
гносеологическая
направленность
творческого
по тенциала
отражает
его
духовную
и
содержательную
близость
с
современностью.
Выд ел яя
дом
в
отд ел ьную ,
с ам ост оятельн о
значимую
ка те горию ,
Роз ано в
тем
самым
ст авит
акцент
на
индиви­
дуальном
и
личном
в
человеке.
Дом
характеризуется
устойчивостью,
опорой,
под­
держивающей
и
заряжающей
энергией
своего
хозяина.
Зд есь
субъект
Я
выступает
в
такой
ситуации
относительно
дома,
как
Я-с ам
у
себя,
в
своей
внутренней
присущ­
ности
ми кром и ру.
Дом
напрямую
указывает
на
присутствие
в
нем
неких
близких
моему
Я
людей,
неких
других.
Определяя
дом
как
актуальную
точку
сосредоточе­
ния
отношения
Я
—
другой
(ведь для него дом и семья
—
это
о дно
ц е ло е), Розанов,
не
заявляя
пр ямо
об
этом,
уже
как
бы
указал
на
не об ходи мос ть
раздвигать
границы
дома
шире,
чем
они
у ст анав ливаю тся
метафизикой
дома.
События
XX в.,
а
именно
мировые
во йны,
з аст авили
многих
осознать,
о пир аясь
на
Э.
Левинаса,
что
в сякий
человек
ест ь
онтол оги я.
Ес ли
б рать
это
за
о снов у,
то
субъект
напо л ня ется
онтологи­
ч еским
содержанием,
а
поним а ние
бытия
может
бы ть
почерпнуто
из
че лове че ск ого
пов ед ения ,
так
как
ка ждое
Я
содержит
в
себ е
он тологи че ску ю
причастность
к
бытию.
Но
где
же,
е сли
не
в
доме,
пр оис хо дит
непосредственная
св язь
Я
с
другим?
Здесь,
в
доме,
прои с ходит
ак т уал ьный
в ыход
человека
из
себя
во
вне ш ний
мир
в
виде
взаи­
мо дейс тв ия
с
дру г им.
Столкновение
субъекта
Я
и
субъекта
не -Я
пр оис х одит
там,
где
их
отношения
наиболее
обнажены.
Дом
как
образ,
моделирующий
реальность,
с та­
новится
условием
их
непосредственной
встречи
и
должен
ле чь
в
основу
построения
отношений
их
миров,
находящихся
в
непосредственном
контакте.
Об
этом
начинал
задумываться
на
рубеже
XIXиXX
вв.
Розанов,
и
только
с
высоты
XXI в.,
с
высо­
ты
опре де ленн ой
временной
поз иции
мы
начинаем
понимать
всю
актуальность
его
апологетического
отношения
к
дому.
Центром
до ма
он
называл
д ет скую
колыбель
—
координационную
точ ку
иного
мир а
как
символа
физического
и
духов н ого
рождения.
Своим
присутствием
ребе­
нок
озаряет
дом
светом
и
вносит
в
него
космическую
гармонию,
а
обще ни е
с
ним
становится
порогом,
уровневым
разрывом,
благодаря
ко торо му
чел ов ек
приобща­
ет ся
к
бытийственным
космическим
тайнам.
Сме рть
же
остается
ни
с
чем,
так
как
быт ие
ускользает
от
нее
через
рождение
младенца.
С
точки
зр ения
проблемы
по­
рядок
(космос)
—
х аос
и
жиз нь
—
смерть
дом,
по
Розанову,
пред ст авля ет
соб ой
за­
рождение
нов ой
жизни
в
ли це
младенца,
в
ко тором
сох ран яет ся
и
материнское
и
отцовское. «Дом без детей
—
темен
(морально), с детьми
—
с ве тел»12, поэтому центр
до ма
—
это
детская
колыбель
как
«начало иного мира»13.
Рус ского
философа
всегда
волновала
тема
человеческой
индивидуальности,
ко тора я
трактуется
им
как
следствие
внутренних,
из начал ь ных
характеристик
и
св о йств
воспринимающего
человека,
предшествующих
и
предопределяющих
лю­
бой
о пыт
его
пребывания
в
мире.
А
дом
и
семья
и
есть
тот
из нач аль ный
опыт,
вы­
ступающий
осн овой
развития
человеческого
мира.
Эта
идея ,
пус ть
да же
в
скрытом,
зашифрованном
виде,
присутствует
п очти
во
всех
его
произведениях.
Определив
же
тему
дом а
как
кра еу голь ную
и
основную,
он
дал
нам
возможность
обнаружить
единую
аксиологическо-семантическую
первооснову
и
проблематику,
на
к от орой
выстраивались
решаемые
им
вопросы.
Можно
говорить,
что
полифоническое
звуч а­
ние
всей
его
философии
от т алк ивало сь
от
темы
д ома
и
семь и.
Не
было
бы
интереса


Домострой
Розанова:
э тик о-ме тафиз иче ск ие
поиски
335
к
дому
и
семье,
не
был
бы
проделан
онтологический
ан ализ
по ня тия
«пол», высту­
пающ ег о
как
исто ч ник
движения
и
развития
восприятия
ми ра.
Не
ставился
бы
ак­
це нт
на
индивидуальном
и
лич ном ,
не
бы ло
бы
«уединенности»
как
су бъектив но сти
существования,
не
активизировалась
бы
экзистенциальная
линия
че лов еч еско го
пр исут ст вия
в
ми ре.
Онтологичность
оказалась
описанной
у
него
по все дн евн ыми
средствами.
Тем
самым
он
предложил
решать
сло жн ей шую
п робле му
—
про бле му
познания
бытия
—
вне
рациональных
с пос обов
исто л к ования
мира.
Индивидуальная
жизнь,
каждый
чел о век
—
это
божественный
до м,
это
сим ­
вол
б о жеств енног о
бытия.
Он
продолжил
сакральную
тр ад ицию,
напол нив
ее
но­
вым
экзистенциональным
содержанием.
Для
нег о
важно й
стан о ви тся
параллель
Бог-творец
—
человек-творец.
Как
Бог
осознавал
радость
творца
мира,
так
и
чел о­
век,
помн я,
что
«всякий дом и каждая высь вырастает в храм,
в
“ветхую”
скинию
древнейшего
по ко ле ния»14, должен осознавать и чувствовать подобную радость,
р абот ая
над
«домоустроением»
гнезда-дома,
разрушение
кот орог о
«приводит к
собственному
нищанию»15.
Эта
тема
стан ов и тся
основой
его
методологии,
путем
п одх ода
к
решению
философских,
религиозных
и
литературоведческих
пр о блем.
Сравнивая
дом
с
ветхой
ск инией, «...к оторую
около
себя
каждый
носит,
испо л­
няя
некоторый
ветхий
з а ве т»16, Розанов выдвигал радикально жесткие требова­
ния
в
вопросе
уст роен ия
себя
как
лич нос т и: «...надо перемениться физически или
уме реть »17.
Ро з анов
с чит ал,
что
устроение
жилища
«удивительно связано с нашей психо­
логией.
Оно
и
вытекает
из
не е,
а
раз
уже
остановилось
и
окреп л о,
в
св ою
очередь,
вл ияет
на
нее
обратно»18.
Посетив
И тал ию,
Розанов
отме ти л
на лич ие
вну т р енней
связи
между
жи лищ ем
человека
и
устроением
его
д у ши: «Человек всегда несколько
пох ож
на
свой
дом.
По
крайне
мере,
это
столько
же
верно,
как
и
то,
что
дом
человека
пох ож
на
своего
хозяина»,19—
писал
он.
Автор
«Итальянских впечатлений»
про вел
параллель
между
масштабностью
европейской
архитектуры
и
«массивностью», «тя­
жестью»
хр ист ианск ой
ду ши,
опираясь
при
эт ом
на
библейскую
ле ген ду
о
строите­
ле
пе рво го
город а
—
Каине,
который
п осле
убийства
своего
бра та
Авеля
был
пр и­
говорен
Бого м
к
изгнанничеству
и
ски та ни ю : «Душа стала массивною,
т яж елою
у
христиан.
Я
думаю,
К аин,
уби в
Авеля,
т оже
почувствовал
нужду
ст рои ть
каме нные
д о ма»20.
Характеристика
д ома
у
Розанова
никогда
не
выходит
из
а нтро пологи че ской
сфе ры
ни
в
социально-политических
вопросах,
когда
по ли ция
вторгается
в
частный
дом,
ни
в
вопросах
этико-эстетического
нигилизма,
когда,
по
мнению
философа,
смех
и
мистически
мертвые
литературные
обра зы
способствовали
гибели
России.
В
пол е мике
с
нигилистами,
разрушающими
дом-Россию,
он
дал
сов ет
юнош ест ву
задуматься
об
отечестве
и
всеми
силами
способствовать
его
устроению,
как
своего
собственного
д о ма: «...дом должен быть тепел,
у ютен
и
кругл.
Работай
над
“круглым
домом”,
и
Бог
тебя
не
оставит
на
небесах»21.
Потеря
человеком
жизне нно й
устойчи­
вости
и
опоры
приравнивалась
фил осо фом
к
пот ер е,
прежде
все го,
домашнего
мир а:
«С лязгом,
скрипом,
визгом
опускается
над
Русскою
Историею
железный
занавес.
—
Представление
окончилось.
Публика
встала.
—
По ра
одевать
шу бы
и
возвращаться
домой.
Оглянулись.
Но
ни
ш уб,
ни
домов
не
оказалось»22.
Мир
разрушился
с
ис­
чезновением
дома.
Следовательно,
по нима ние
бытия
не
поддается
каким-то
ч етким
фик сац иям ,
не
укладывается
в
логически
рациональные
схемы.
Познать
подлин­
ность
бытия
—
это
значит
приобщиться
к
повседневности,
проникнуться
ею, «по­
чувствовать»
ее
тайну
и
вс ем
своим
поведением,
то
ес ть
жизнью
приобщиться
к
ней.


336
О.
А.
Дольская
Без
осознания
этого
человеческая
жиз нь
превращается
в
«механистическое»
суще­
ст во ва ние,
не
дающее
отв еты
на
самые
гла вные
во пр ос ы: «Зачем я живу?», «В чем
смы сл
моего
присутствия
в
э том
мире?».
1 Лосский Вл .
Очерк
мистического
бог ос ловия
Восточной
ц еркви
// Мистическое богословие .
Кие в, 1991. С . 194.
2 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
М ., 1995. С. 71.
3 Тамже.
С. 75.
4 Розанов В .
В.
Соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 250.
5 Розанов В .
В.
Мимолетное.
М ., 1994. С. 438.
6 Тамже.
С.410.
7 Платон .
Соч.: В3
т.
М.,1971.Т.3.Ч.1.С.45.
8 Розанов В .
В.
Соч.: В2
т.
Т. 2. С. 524.
9 Тамже.
10 Розанов В .
В.
Мимолетное.
С.
103.
11 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
В
мире
неясного
и
нерешенного.
М., 1995. С . 75.
12 Тамже.
С. 78.
13 Тамже.
С. 71.
14 Тамже.
С. 448.
15 Там же.
С. 60.
16 Тамже.
С. 70.
17 Тамже.
18 Розанов В .
В.
Среди
художников.
С.
100.
19 Тамже.
20 Там же.
С. 103.
21 Розанов В.
В.
Соч.: В2
т.
Т. 2. С. 470.
22 Розанов В.
В.
Мимолетное.
С. 454.


В.
В.
Варава
(Воронеж)
Таинство
де тст ва
в
философии
Р оз анова
«Мир не хочет быть плоским и ясным . . . »
Философы,
зани м аясь
вопросами
выявления
с ути
мироздания,
как
правило,
иг­
н ори руют
те му
детства.
Но
если
вглядеться
попр ис та льне е
в
смысл
и
н азн ачени е
фил ос о фии,
то
нахождение
пе рвопричин ы
суще го ,
то
есть
уяснение
в опро са
о
Бытии
в
его
Тайне,
е сть
и
остается
гла вны м
философским
вопросом.
Детство
—
это
пер вая
встреча
человека
с
миром
(и самим собой), это вообще
первая
р еак ция
на
Бытие.
Что
может
бы ть
б олее
интересным
для
философского
на­
блюдения,
чем
эта
первая
реакция!
И
не
толь ко
педагогика
и
психология
должны
изучать
де тс тво,
но
философия,
с тремящаяс я
к
духовному
раскрытию
детства,
то
есть
к
метафизике
детства.
X через детство и вообще к метафизике человека и уже
к
метафизике
самого
Бытия.
Тема
детства,
нашедшая
отражение
в
творчестве
В.
В.
Розанова,
столь
ориги­
нальна,
столь
евангельски
искренна,
с толь
необычна
для
«взрослого»
сознания,
что
п ро ник нове ние
в
ее
с уть
реально
меняет
на шу
опти ку
миров осприя т ия.
Философ
весь
противится
том у
«плоскому»
образу
мысли,
который
с тал
определяющим
для
человека
современной
эпохи,
утратившей
чудный
дар
видеть
мир
неестественным
и
незакономерным.
Важ но
видеть
за
чрезвычайным
многообразием
тем
преданность
самому
гла вн о­
му,
единому,
высшему,
тому,
что
оплодотворяет,
наполняет
с м ыслом
все
розанов­
ско е
творчество.
«Лишь чадородие,
то
есть
материнство,
т.
е.
жалостная,
кормя ща я
лю бов ь,
его
вдохновляет»1—
очень
точн о
гов ори т
о
Розанове
Г.
П.
Федотов.
И
даж е
прот.
Георгий
Флоровский,
д авая
резко
негативную
(и совершенно несправедли ­
вую)
оценку
Розанову,
вынужден
все-таки
отметить
у
него
са мое
гл авн ое
—
«ясно­
видение
плоти
и
пола,
которым
Ро з анов
был
несомненно
одарен»2.
Вот
именно
с
такой
«чадородной оптикой», с оптикой,
которая
избавилась
от
гн ет ущих
идолов
позитивизма,
на
все
смотрящего
«естественно»
и
«натуралистич ­
но », и нужно подходить к ребенку,
к
тайне
детской
душ и.
«Выявленная мысль Божия»
«Почему я люблю так детство?
Я
безумно
люб лю
его,
мое
стра дал ьче ское
детство»3—
раздается
время
от
времени
восторженное
восклицание
Розанова.
Фи­
лософ
буквально
заворожен
детством.
Здесь
корень
всех
его
метафизических
п ри­
страстий,
исток
вс ех
его
необычайных
философем.
М ета физи ка
пола,
так
глубоко
развитая
фило со фо м,
ск рещ ив ается
с
детством
как
п родук том
и
самой
глав н ой
тай­
ной
этой
метафизики.


338
В.
В.
Варава
Розанов
в
статье
«Семя и жизнь»
о пред ел яет
младенца
как
«выявленную
мысль
Божию,
мы сль
—
в
пла не
создания
своего,
в
улыбке,
невинности
и
чудной
б ез гре шност и»4. Эти характеристики
—
улыбка,
невинность
и
безгрешность
—
и
ес ть
полноценная
духовность,
дух овн ос ть,
явленная
в
пол ной
мер е
в
столь
немощном
и
беспомощном
теле.
Ибо
улыбка
—
странное
и
непонятное,
не лог ичн ое
явление
в
столь
«неразвитом»
существе.
Она
как
послание
света
в
мир
тьмы,
это
ее
«функция»,
ее
«назначение» . Д ух в улыб к е
—
наиболее
полн о
явлен,
здесь
всяческое
отсутствие
«физиологии», только теплота человеческих чувств .
И
«матерняя улыбка матери
над
м ладенц ем», замечает Розанов в письме Толстому,
и
ес ть
«чистая духовность».
Розанов
еще
к
это му
добавляет,
что
«живое человеческое дитя»
лучше,
чем
мо­
литва
и
гений,
ибо
это
«непосредственная и реально выраженная мысль Божия,
так
яс но
н есуща я
в
не винно й
св оей
улыбке,
в
безгрешных
глазах
с лед
только
что
им
оставленных
“миров”»5. «Оставленные миры»
—
это
предмет
трансцендентной
тя ги
человека,
это
то,
что
вообще
человека
дел ает
человеком.
Здесь
—
корень
философии,
религии,
иск ус ств а,
всякого
творчества
во о бще.
Только
эт их
мир ов
всегда
и щет
че­
ловек.
А
здесь,
в
младенце,
они
даны
«задаром», и простой взгляд на него дарует че­
ловеку
эту
бесценную
духовность
оставленных
миров.
И
вдохновляется
ч ело век
на
д альн ей шую
жизнь
и
тв орче ств о.
И
не
просто
вдохновляет,
но
и
поучает.
Розанов-
пед аг ог
это
замечает
в
«Сумерках просвещения»: «<...> сво ею не в ин н ост ью,
весело ­
стью,
игр ами ,
забавами
и,
наконец,
зарождающимися
пороками
он
его
воспитывает,
а
в
по сл еднем
—
и
угрожает.
Все
полн о
мысли,
выразительности,
тревог
и
страха,
все
пол но
содержания,
одухотворенности»6.
Говоря
о
смысле
це лому дри я,
Роз ано в
р аск рывает
это
понятие
исключительно
в
духовном
аспек те : «Ибо это (и
именуемое
у
людей
«целомудрием», «целостью»
до
возраста)
ест ь
тот
лич ный
тво й
и
особенный,
даваемый
с
рождением
каждому
мла­
денцу,
Ангел,
к оторы й
сохранит
тебя
на
вс ех
путях,
на
про т я жении
це лой
жизни,
если
ты
сам
его
не
оттолкнешь
и
не
о ск о рб иш ь»7. Тем самым духоносность младенца
ест ь
его
природно-онтологическое
свойство,
дарованное
в
качестве
залога,
сохране­
ния
и
обетования.
Бытие
уже
потому
не
аб солютн ое
зло,
в
противоположность
тому,
что
утвержда­
ет
буддизм,
потому
что
в
нем
е сть
свет
млад ен ца.
Младенец
светит
светом
Бо жьи м,
и
это
и
ест ь
благословение
Божье.
И
поэтому
бытие
е сть
все
же
благобытие
в
своем
он тол оги чес ком
корне,
н ес мотря
на
его
«испорченность»
смертью.
Розанов
д ает
нам
по нима ние
по дл инной
метафизики
детства,
которая
раскры­
в ает
эт от
период
не
в
эволюционной
парадигме
количественно-качественного
на­
растания
и
усложнений
психофизиологических
функ ци й,
но
как
совершенно
са­
мостоятельный
и,
что
особенно
важно,
полноценный
(!) период в жизни человека .
Иными
словами,
младенец
являет
собой
чистую
духовность:
при
мин иму ме
теле ­
сности
—
максимум
духовн ост и.
«Кардинальная тайна мира»
Духов н ое
понимание
детства
выражено
Розановым
впо лне
в
«Новых эмбрио ­
н ах »: «Аскет никогда не носил младенца на руках;
он
не
держал
потной
рук и
роже­
ниц ы
в
руке
своей
и,
дрожа
сам
в
страхе,
не
удерживал
ее
от
боязни;
в
утешение,
в
усп окоен и е
он
не
читал
около
ее
по ду шки : «Живый в помощи Вышняго. . . »
Не
слы­
шал
утреннего
пробуждения
своих
малюток,
к огда
они
путаются
со
своими
чулоч­
ками
и
б ашм ачк ами.
Не
томился
над
умирающим
ребенком.
О
чем
же
он
суд ит ?»8.


Таинство
д етст ва
в
философии
Розанова
339
Аскет
в
данном
слу чае
может
пониматься
не
только
в
сугубо
ре лиги озн ом
смы сле;
аскет
тот ,
кто
игнорирует
таинственную
и по стась
детства.
П роходя
м имо
детства,
он
(аскет)
проходит
мимо
самого
бытия.
Говоря
о
поле
как
о
«странном
физиолого-мистическом»
я вл ении,
философ
пиш ет : «<...> нет области,
менее
осве­
щенной
и
даже
ед ва
ли
осветимой
в
глубине:
эпитет
тайны
—
о со бенно
приложим
сюд а.
Не исс ле дим ое , «непознаваемое»
или,
по
крайней
мере,
с
ве лик ими
усилиями
и
очень
малыми
дозами
познаваемое»9.
Т айна
—
не
случайное
слово,
но
са ма
сут ь
процесса
«зарождения», «происхожде ­
ния»
жиз ни.
Роз ан ов
дел ает
интереснейшее
наблюдение
относительно
невозможно­
сти
для
человека
проникнуть
в
самое
сокровенное,
сам ое
интимное
и
потаенное
—
м еха нику
появления
нового.
Он
пиш ет : «Эмбриологи замечают,
что
в
важнейшие
секунды
процесса
разв ити я
живого
существа
и
в
важнейших
точках,
где
сосредото­
ч ено
это
развитие,
про ис ход ит
помутнение:
процесс
д виг ался
расчлененно,
прозрач­
но;
он
бу дет
далее
двигаться
столь
же
прозрачно
и
расчлененно,
но
на
критической
точке,
в
критическом
переломе
вд руг
п о явл яется
мутность,
и
все
си лы
микроскопа
и
ост рота
скальпеля
или
иголки
оказываются
неприменимы
<...>»10.
Это
наблюде­
ние
р аскр ыв ает
тщетность
технократических
претензий
науки,
являющихся
в
с ущ­
но сти
технократическими
утопиями,
понять
и
объяснить
в есь
пр о цесс
зарождения,
рождения
и
развития
жизни.
М ного
интересного,
связанного
с
поя вл ением
жизни,
подмечает
Розанов.
«Ча­
д орожд ен и е», по мысли философа,
и
свято
и
спасительно.
Он
обращает
внимание
на
то,
с
каким
священным
трепетом
люди
всегда
относятся
к
«имущей во чреве».
Беременная
женщ ина
—
существо
особого
рода.
В
ее
«недрах»
св ерша етс я
таин­
ственный
процесс
зарождения,
соз р евания
и
появления
но вог о,
ран ее
не
бы вше го.
Претворение,
переход,
с кач ок,
рывок
ничто
в
нечто
—
вот
непостижимый
принцип
образования
сущего
как
та ков ого.
Здесь
Ро з анов
делает
принципиа ль не йше е
раз-
ведение
дв ух
т ипов
мировоззрения,
по-разному
смотрящих
на
единый
процесс
по­
явления
жиз ни.
Он
пишет : «<...> стоя перед этим явлением,
должны
или
вдат ь ся
в
плос кую
пустынность
Геккелева-Дарвинова
соз ерц ания ,
о
коем
читается
в
неделю
Пра во с ла вия: “мир мниша быти без Бога
—
ан аф ема”; или сейчас и здесь,
с тоя
лицом
пере д
кардинальною
тайной
ми ра,
пе ред
труднейшей
его
задачей
и
вместе
—
зада чей
самой
высокой
по
предмету
сю да
замешанному
(человек), мы будем « мнит ь
мир
с
Богом», но с «Богом»
именно
отсюда
начиная,
здесь
и
впервые
Его
непосредствен­
но,
субъективно,
в
таинственном
материнстве
о щу щ ая»11.
На
таинственный
характер
младенчества
восторженно
и
вдохновенно
указывает
Августин
с
первых
ст ра ниц
«Исповеди». Августин ясно говорит о том,
что
невозмож­
но
постичь
с ущност ь
младенчества
непосредственно,
здесь
нет
ни
опыта,
ни
п амят и.
Для
окру жа ющи х
—
младенец,
как
и
умерший,
абс олю тно
герметичная
сущность.
Это
далеко
не
случайно;
в
э том
одн а
из
особ енн ос тей
детства,
его
глубочайшая
че рта
—
зак рыт ос ть
от
мира
взрослых.
Не
только
отдаленность
со быт ий,
не
только
слабое
«развитие»
псих ик и
и
сознания
являются
препятствиями
при
изучении
дет­
ства,
но
именно
его
недоступность
взгляду
в з росл ого.
«Единственная и бесспорная безгрешность»
П о лно ценная
духовность
младенца
р аск ры вается
еще
в
такой
его
черте
как
не­
винность.
Это,
естественно,
не
только
Ро з анов
заметил,
но
он
сказал
об
этом
удиви­
тельно.
Н евинно сть
особо
невероятное
свойство
челов е че с кого
существа,
ибо
чело­


340
В.
В.
Варава
век
всегда
в
чем-то
виновен.
Обвинить
человека
хоче тс я
в сяк ому,
и
действительно
про цес с
протекающей
ж изни
изначально
отмечен
неистребимой
пе чатью
ви ны.
«Все за всех виноваты»
—
так
у
Дос тоев ск ого.
Вот
почему
невинность
поражает
и
пот ряс ает .
Розанов
пишет : «Передо мною
младенец...
Пр оходи т
час,
ид ут
ч асы,
и,
не
отрываясь,
я
пр ониз ыва ю
его
вз гляд ом:
это
—
не
только
сияние
жизни,
в
той
свежести
и
чис тоте ,
ко торую
мы
утратил
“под
затемняющими
ветром
и
ст ихиям и ”,
но
и
совершенно
ясно,
что
это
—
бе згр ешнос ть,
и
с о бств енно
—
это
единственная
и
бесспорная
бе зг решн ость,
ка кую
на
земле
знает
и
испытывает
ч ел овек »12.
Вдохновенный
взгляд
философа
ухватывает
абсолютное
в
младенце,
то,
чему
нет
на
земле
аналога,
—
«единственная и бесспорная безгрешность».
Это
свойство
не
может
не
т рон уть
сердце
греш н ого
человека,
для
котор ого
грех
—
короста,
тя­
жесть,
бремя
з ла.
Безгрешность
уже
переходит
в
святость,
причем
в
святость
о со­
бо го
ро да
—
не
за служе н ную,
а
дарованную.
Дет ск ая
святость
—
это
святость
особой
благодати
Божией.
Ро з анов
п род олжа ет : «’’Невинность”
—
мы
гов ори м
о
мл аден це;
но
только
ли
это
одно?
Не
виновен
ни
в
чем
и
кам ень ,
и
ес ть
р аз ница
в
содержании
этих
пре дик ат ов
у
него
и
у
мл аден ца:
младенец
имеет
положительное
в
себе,
т.
е.
в
нем
ест ь
не
тольк о
отс утс тв ие
греха,
но
и
присутствие
св ятос ти»13.
Это
«присутствие святости»
освящает
все
вокруг
себ я.
И
аскеты
Фи ва иды
(по
язвительному,
но,
ско рее
всего,
справедливому
замечанию
философа)
не
достига­
ют
того
ур овня
святости,
кот оры й
дарован
младенцу.
Осв ящ ает
младенец,
прежде
всего,
до м,
в
котором
он
пребывает.
Чуткий
взгляд
Розанова
отмечает: «<...>
дом
потому
светится
детьми,
что
в
сущности
он
ими
освящается,
санкционируется
в
бы­
тии
своем,
в
труд е
своем,
в
своих
заботах.
Эт от
возящийся
ок оло
ящи ка
с
игрушка­
ми
мир,
двух-
и
трехгодовалый
мир,
ест ь
уже
осуществленное
«Царство Небесное».
Около
него,
как
земля
и
по дно жие,
раск и ды вает ся
вся
остальная
жизнь»14.
И,
как
педагог,
Розанов
точн о
ула в лив а е т: «Семья <...>
перестала
согреваться,
ибо
<...>
дет и- то
и
согревают
семью.
Пос мо три те,
как
скучно
и
безуютно
в
бездетных
семьях
<...> Семья согреется и просветлеет детьми <...>»15.
Невинность,
б ез греш нос ть,
св ятос ть,
все
эти
так
называемые,
по
Розанову, «пре­
дикаты
м л аде нца», служат духовной цели
—
преображению
и
спасению
человека.
Никакой
человек
не
мож ет
не
умилиться
при
ви де
младенца,
наиболее
жестокие
и
з лые
се рдца
посещает
ра дос ть
и
теплота.
Роза нов ,
вслед
за
Достоевским,
замечает,
что
«для понимающего человеческую
природу
нельзя
без
с лез
смотреть
на
мла ден ц а». «Откуда это,
тож е
пожалуй,
транс­
цендентное
волнение
в
нас?
Ибо
что
нам
ребенок?
Чужой?
Беспомощный?
Но
ка к-
то,
глядя
на
него,
мы
и
в
себ е
проб ужд ае м
как
буд то
видение
“миров иных”,
только-
чт о-т ольк о
оставленных
эти м
малюткой....
Младенец
и
в
нас
пробуждает
чув ст во
этих
тол ько
что
им
оставленных
миров,
ко их
свежесть,
яркость,
а
также
и
святость
он
н есет
на
губках
своих,
на
безлукавых
глазах;
и,
бросая
всякое
дело,
мы
к
нем у
б рос ае мся»16. «Трансцендентное волнение»
—
очень
точ ное
и
глубок ое
определение
чувства
соприкосновения
с
мирами
иными
чере з
младенца.
И
трансцендентное
вол­
нени е
уже
пе реходи т
в
волнение
житейское,
до сти гающ ее
по
поводу
де тей
наиболь­
шей
силы.
Св ятос ть
ребенка
в
конечном
сч ете
в
том ,
что
ему
неведома
смерть.
Неведома
ни
как
по ня тие,
ни
как
реальность.
Неведома
в
том
с мысл е,
что
у
взрослого
мысль
о
конц е
вызывает
жгучи й
ужас,
панику
и
капитуляцию
духа.
У
ребенка
этого
нет.
Его
душ а
защищена
от
губ ит ельн ого
действа
смертоносного
я да,
его
сознание
тан а-


Таинство
д етств а
в
философии
Розанова
341
тогерметично.
Дет ская
дар ов анн ая
святость
просвечивает
смерть
до
уничтожения
смерти,
ибо
в
эдемском
сознании
младенца
нет
зла,
ибо
нет
его
и
в
самом
Эдеме.
В
своих
наиболее
глубоких
наблюдениях
и
прозрениях
розановское
понимание
де тств а
созвучно
Ф.
М.
Дос то ев с кому.
А
у
Достоевского
дети
имеют
иной
он толо ­
гический
статус,
чем
взрослые,
они
«страшно отстоят от людей,
совсем
будто
другое
существо
и
с
друг ой
при ро до й”»17.
По
словам
старца
Зосимы,
который
и
сам
(как и
любой
стар ец)
я влял
об раз
детской
крот ост и,
д ети
«живут для умиления нашего,
для
оч ище ния
сердец
наших,
и
как
некое
указание
нам »18.
Таково
по нима ние
детства
как
таинства,
при с ущее
дв ум
наиболее
одухотв оре н­
ным
русским
философам.
1 Федотов Г .
П.
В.
Роза нов. «Опавшие листья» // В.
В.
Ро з а нов : pro et contra. СПб., 1995. Кн. 2.
С. 395.
2 Флоровский Г .
В.
В.
В.
Ро зано в
//Тамже.
С. 399.
3 Розанов В.
В.
Мимолетное.
1914 год //
Роз анов
В.
В.
Листва
(Из рукописного наследия).
М., 2001. С .
128.
4 Розанов В .
В.
Семя
и
жизнь
// Розанов В .
В.
Ре лиг ия
и
культура.
М., 1990. Т. 1. С. 215.
5 Розанов В .
В.
Смысл
аскет изм а
//Там же.
С. 222.
6 Розанов В .
В.
Сумерки
просвещения.
М ., 1990. С. 220.
7 Розанов В .
В.
Сахарна
// Розанов В.
В.
Листва
(Из рукописного наследия) . М . , 2001. С. 39.
8 Розанов В .
В.
Новые
Эмб рион ы
// Розанов В .
В.
Р ел игия
и
культура.
М., 1990. Т.
1. С. 302.
9 Тамже.
С. 306.
10 Там же.
11 Розанов В .
В.
С емя
и
жи знь.
С. 211.
12 Розанов В .
В.
Там
же.
С. 209.
13 Там же.
14 Там же.
С. 2 09-210 .
15 Розанов В .
В.
Сумерки
просвещения.
С . 220, 222.
16 Розанов В .
В.
Се мя
и
жизнь.
С. 215.
17 Достоевский Ф.
М.
Собр.
соч.: В15
т.
Л., 1991. Т. 9. С. 267.
18 Тамже.
С. 358.


И.
С.
Ши лки на
(Москва)
Нравственные
иск ани я
Роз анов а
История
этической
мысли
знает
множество
достойных
име н,
перевернувших
нравственное
мироощущение
той
или
иной
исторической
эп охи
и
вне с ших
нео це­
нимый
вклад
в
концептуальное
обоснование
природы
добра
и
зл а,
осн ов
теорети­
ческого
моралеведения.
История
отечественной
этики
занимает
не
м енее
важное
место
в
этом
про це ссе,
ибо
проблема
духовности,
где
мораль
з ани мает
высшую
с тупе нь
в
духовной
иерархии
лич нос ти,
всегда
являлась
цент рал ьно й
для
рус с кой
философии.
И сти нный
философ
не
может
обойти
моральную
проблематику
сторо­
но й,
тем
бо лее
ре лиг иоз ный
мыс лит ель ,
что
вообще
характерно
для
отечественной
тр адици и.
Одной
из
интереснейших
страниц
русской
философской
мы сли
явились
нравственные
воззрения
Василия
Васильевича
Розанова.
Тема
мора ли
возникает
у
Розанова
в
специфической,
оригинальной
для
мысли­
теля
форм е
—
фор ме
коротких
записей,
мимолетных
размышлений,
фразеологизмов
и
т.
д.
Розанов
создает
специфическую
нравственную
ко нце птос фер у,
что
тре буе т
сп ец иаль ного
лингвистического
анализа.
Ибо
язык,
на
к отором
гов ор ит
Ро з анов
о
мор али,
имеет
колоссальные
п одте кс ты.
Од ни
только
лексемы,
по-разному
со че­
тающиеся,
позволяют
во
многом
раскрыть
глубину
нравственного
миро ощу ще ния
фил ос офа
(пошлость -безд у ми е,
страдание-терновый
ве нец,
душа-сердце
и
т.
д. ).
Д анная
специфика
позволяет
рассматривать
тему
морали
в
творчестве
Роз а­
но ва
с
различных
сторон.
Заслуживают
о тде льно го
внимания
нравственные
кол­
ли зии
литературного
поведения
Розанова.
В
качестве
журналиста
он
позволял
се бе
я вно
про тив оре чи вые
публикации
в
различных
оппо з ицио нных
др уг
другу
г азет ах
и
ж урна лах.
Современников
уд и вляли
и
насто р аживал и
его
достаточно
резкие
выск азы ван ия
в
адр ес
п риз нан ных
д ух овных
кумиров
интеллигенции
того
времени
(Л.
Т олстой ,
Н.
Гоголь
В.
Соловьёв
и
д р.).
Неоднозначны
и
общественно-
политические
взгляды
мыслителя
(возьмем,
к
примеру,
де ло
Бейлиса). П.
Б.
Струве
назвал
Розанова
«морально невменяемым»1. Д а и сам о н,
кого- то
пр оцит иро вав ,
за­
п ис а л: «Со времени “Уе д.”
окончательно
ут вер д илась
мысль,
что
я
—
Передонов,
или
—
См е рдяк ов. Merci»2.
Есть
и
совсем
другой
Розанов.
Розанов-моралист.
Нравственный
апологет
се­
мьи .
Все,
что
связано
с
семьей
и
продолжением
род а,
св ято,
высокоморально
и
бо­
ж ест венно .
Любая
критика
института
семьи
аморальна
по
св оей
сути.
Но
е сть
Розанов
и
«нравственный провокатор».
Он
посягает
на
сакральность,
святость
слова,
термина,
понятия
«нравственность». « Даж е
не
знаю ,
че рез
“Ъ”
или
“е”
пишется
“нравственность”.
И
кто
у
нее
папаша
был
—
не
знаю,
и
кто
ма маша ,
и
б ыли
ли
деточки,
и
где
адрес
ее
—
ничегошеньки
не
знаю»3.
Розанов
провоцирует
мораль
уже
не
поведенчески,
а
в
те ории ,
в
исходных
мыслительных
установках.
Он
«бунтует»
прот ив
нравственности
как
фило со ф.
Точ не е,
не
против
нравственности


Нравственные
искания
Розанова
343
как
та к овой
(упреки Розанова в аморализме несправедливы и бездоказательны по
су ти), а против понимания,
толкования
этого
феномена.
Истории
культуры
знако­
мы
подобные
прецеденты.
Бунт
Ф.
Ницше
против
морали
был
заразителен.
Даж е
богоискательная
р усск ая
моралистика
в
л ице
х отя
бы
Вл.
Соловьёва
пр оя вила
яв­
ное
по нима ние
нравственных
коллизий
немецкого
мыс лит еля: «Одно и то же слово
совмещает
в
себ е
и
ло жь,
и
правду
эт ой
удивительной
доктрины»4.
К.
М.
Милора­
дович
подтвердит,
что
«у нас ценили Ницше за его вражду к современной морали»5.
Д.
С.
Мережковский
назовет
Розанова
«русским Ницше». Но сравнивать Розанова с
Ниц ше
—
явно
упрощать
с уть
проблемы.
Да
и
сам
Розанов
был,
пожалуй,
несколько
«равнодушен»
к
своему
великому
«предшественнику», проявляя по отношению к
нему
известную
до лю
и рони и : «Был Ницше:
и
“Антихрист”
его
заговорил
т ыся чею
лош ад иных
ч е лю с т ей»6. А в своих записях заметил: «Ницше почтили потому,
что
он
был
н емец,
и
притом
—
ст рад ающ ий
(болезнь). Но если бы русский и от себя загово­
рил
в
д ухе : “Падающего еще толкни”, —
его
бы
наз вал и
мерзавцем
и
вовсе
не
стали
бы
читать»7.
Впрочем,
Ро з анов
и
сам
дал
однозначную
оценку
своего
отн ошен ия
к
Ниц ше: «С Ницше . ..
никакого
сход ств а!»8.
Да
и
стоит
ли
сравнивать
с
Ницше.
Не­
мецкий
философ
боролся
с
моралью
без
Бога,
для
Розанова
же
Бог
всегда
ос та вался
охра нн ой
гра м отой
м ора ли.
Вообще
исторические
сравнения
и
параллели
тр ебу ют
п ре дельн ой
ост орож но ст и.
Конечно, «бунт»
против
морали
не
мог
бы ть
«придуман»
ни
Ницше,
ни
Р оз а новым,
да
и
такие
исторические
совпадения
неубедительны.
В
самом
реальном
общественном
бытии
морали
уже
давно
намечалась
«червоточи­
на»
фальши
и
л ицемер ия .
История
ждала
нравственного
протеста,
так
называемого
бун та
иммо рал из ма.
Н рав ственн ый
тезаурус
бога т
различными
терминами,
отте н яющи ми
мо раль
с
различных
сторон.
В
э том
ря ду
определенное
мест о
занимает
те рмин
«имморализм»
(лат.
—
не
мо р а ль ный ), подразумевающий отрицание обязательности принципов и
предписаний
морали
определенной
культурно-исторической
среды,
при
этом
не
разрушая
нравственных
осн ов
бытия
в
целом.
Пр а вда,
под
маской
и ммора ли зма
скрывались
многие
апологеты
«бесовства» .
Тем
не
мене е
«не моральный»
не
ест ь
«аморальный». Имморалист не разрушает древа познания добра и зла.
А
лиш ь
пол ь­
зуется
его
зап рет ны ми
плодами.
Пожалуй,
именно
Розанов
становится
о дним
из
ярчайших
представителей
бунта
имморализма
в
Рос сии .
Бу нта
созидательной
мо­
р али.
Однако
тяж ко
бремя
бунтовщиков
м ора ли.
Не
по нима ли
и
Розанова. «Между
тем
все
статьи
обо
мне
начинаются
определениями: “демонизм в Р.”
И
ищут,
ищу т.
Я
читаю:
прос то
—
ничего
не
понимаю.
“Это
—
не
я”»9.
«Возможно,
что
“имморализм”
е сть
вообще
единственный
способ
избежать
ме­
таморфоз
интеллигентского
чистоплюйства.
Поскольку
он
устр аняет
сам у
мотива­
цию ,
лежащую
в
основе
об оих
вариантов
выбо ра: “имморалист”
не
стремится
во
что
бы
то
ни
стало
чувствовать
се бя
“хорошим”»10. «Х орош им»
не
стремился
быт ь
ни
Ниц ше,
ни
Розанов.
В
этом,
пожалуй,
их
несомненное
сходство.
Итак,
имморалист
Василий
Васильевич
Розанов
как
бы
«между прочим»
по­
зволяет
себе
порассуждать
о
мо рали .
Вообще
для
русс кого
самосознания
всегда
была
характерна
прямолинейность
этических
решений.
«Черно-б е л ый
сх ем ат изм»
в
нравственных
оценках
—
явление
исторически
древнее.
Русское
национальное
са­
мосознание
предельно
четко
чувствовало
«неправых». Для российской ментально­
сти
мораль
всегда
бы ла
выше
закона.
И
де ло
не
в
иерархии
э тих
понятий,
а
в
мор ал ь­
ной
эк с панс ии,
делающей
любой
д ругой
суд
неправомерным.
Моральный
ри гори зм
оч ень
характерен
как
для
отечественной
литературно-художественной
критики,
так


344
И.
С.
Шилкина
и
для
фил о софск их
воззрений.
Поз во лю
предположить,
что
в
Р оссии
складывалось
особое,
исключительное
отношение
к
Морали
с
большой
буквы.
Не
мораль
для
че­
ловека,
а
че лове к
для
Мор али.
Мораль
приобретает
статус
некого
табу:
э того
нельзя
делать
никогда,
потому
что
нельзя
делать
ни когда .
Мораль
нельзя
подвергать
к ри­
тике.
Ценность
художественного
произведения
начинает
определяться
ценностью
моральных
выводов,
четких
и
безапелляционных.
М.
Ю.
Лермонтов,
лю б имый
Ро­
зановым
п оэт,
в
предисловии
к
«Герою нашего времени»
з а м ети л: «Наша публика
так
еще
мо лода
и
прос тодуш на ,
что
не
понимает
ба сни,
е сли
в
конце
ее
не
находит
н рав оучен ия.
Она
не
угадывает
шу тки,
не
чувствует
иронии;
она
просто
дурно
в ос­
питана.
<...> Самая волшебная из волшебных
сказок
у
нас
едва
ли
избегнет
упрека
в
покушении
на
оскорбление
л ич н о сти!»11.
С.
Л.
Франк
в
своей
статье
«Этика ни­
г ил изм а», опубликованной в «В ех ах», очень верно охарактеризовал нравственное
мироощущение
русск ой
инт е лл иге нции.
«Это умонастроение,
в
к отором
мораль
не
только
занимает
глав н ое
место,
но
и
обладает
безграничной
и
самодержавной
в ла­
стью
над
сознанием,
лишенным
веры
в
абсолютные
ценности,
можно
наз ват ь
мора­
л измо м,
и
именно
такой
ниг или стич еск ий
морализм
и
образует
существо
мировоз­
зрения
русского
интеллигента»12.
Против
власти
Морали
и
восстал
Василий
Розанов.
Думается,
понятно,
что
бунт
этот
не
мог
быть
вторичным
(после Ницше), это был типично русский бунт про­
тив
типично
рус с кого
пони мани я
Мор али ,
характерного
для
данной
эпохи.
Это
был
бу нт
против
«непротиворечивости»
нравственных
нор м,
характерной
для
XIX в.
Право
быть
«противоречивым»
даст
Розанову
Суворин,
его
«Новое Время». Но э то
исторический
фак т
розановской
биографии.
Чувство
прот иво ре чивос ти,
историче­
ского
чу тья
к
общественной
фальши
и
лжи
у
Розанова
«закопано»
глубже.
И
это
уже
фил осо фски й
фак т
биографии
мыслителя.
Попытка
пос ти гн уть
основы
бытия,
в
том
числе
и
основы
бытия
морали,
г ов орит
уже
в
польз у
Ро зан ов а-фило софа.
Умение
в
«вещи- для - на с», пользуясь кантовски­
ми
категориями,
разглядеть
«вещь- в -се бе »
говорит
в
пользу
Розанова-психолога.
Рассуждения
Роз ано ва
о
морали
ра цио на льно
не
аргументированы,
но
иррацио­
нал ьно
п рочув ств ов а ны . «Я не враждебен нравственности,
а
просто
“не приходит на
ум ”.
Или
отлипается,
ког да
(подчьим-нибудь
тр еб ов анием)
ставлю
те мою . “Прави­
ла
пове д е ния”
не
имеют
химического
сродства
с
моею
душою;
и
тут
ничего
нельзя
сделать.
Далее,
люди
“с правилами поведения”
всегда
бы ли
мне
противны:
как
де­
л анные,
как
неу мные,
и
в
к оторы х
вообще
нечего
рассматривать...»13.
Л юди
«с правилами поведения»
—
правильные
люди.
Но
откуда
берется
к ри­
тери й
их
пр ав ильно с ти?
Где
те
основания,
позволяющие
возвышаться
над
«непра ­
в и льн ыми »? Правила не противоречивы,
тождественны
самим
себе.
А
исключения,
как
известно,
лишь
подтверждают
правила.
Но
жизнь
ши ре
правила,
неправиль­
ность
жиз ни
ест ь
т оже
од но
из
правил.
Мораль
—
условие
жи зни
и
ее
отражение.
Она
в би рает
в
себя
все
жизненные
коллизии.
Одна
из
них
—
колли зи я
добра
и
зл а.
Откуда
правильные
люди
знают,
как
ее
разрешить?
Где
исто ч ник
их
нра вст ве нно го
высокомерия?«Жизньпроисходитот “неустойчивых
р авно весий, ”
—
скажет
Роза ­
нов.
—
Ес ли
бы
равновесия
везде
бы ли
устойчивы,
не
было
бы
жиз ни. ..»14.
Розанов
не
полемизирует
с
людь ми
«с правилами поведения», ибо в них «в о общ е
нечего
рас­
сматривать».
Он
инту ит ивн о
их
отвергает.
Отвержение
лю дей
«с правилами»
не
есть,
в
сво ю
очередь,
акт
розановского
высокомерия.
В
«Новом Времени»
он
за я вит : «Я отказываюсь от препирательств» .
Ра ди
сохранения
ду хов ного
равновесия
Ро з анов
уклоняется
от
бесконечных
споров


Нравственные
искания
Розанова
345
и
доказательств.
В
э том
заключался
своеобразный
почерк
его
«литературного пове ­
ден ия», его поведения в творчестве .
Можно
предположить,
что
для
Розанова
истина
не
рождается
в
споре.
Истина
постигается
че рез
понимание.
При
это м
понимание
у
мыслителя
не
герменевтический
акт,
а
акт
глубок о
интимный,
религиозный,
в
чем-
то
мистический.
Перефразируя
известное,
можно
ск аз ать,
что
для
Розанова
«пони­
маю
—
следовательно,
су щ еству ю».
Понимание
у
Розанова
не
тол ько
философская
ка тегор ия,
не
только
название
одноименного
философского
произведения,
имевше­
го
печальную
судьбу,
но
прежде
в сего
экзистенциальное
понятие.
Акт
понимания
алоги чен
по
сути.
При
это м
Роз ан ов
не
проповедник.
И
для
него
это
важно
как
для
ф илос офа.
В
рецензии
на
книгу
Н.
А.
Бердяева
«Смысл творчества.
О пыт
оправдания
че лове ­
ка»
Ро з анов
упрекает
авт о ра: «Автор высказывает,
а
не
доказывает.
Слы шим
пропо­
в едни ка,
но
не
вид им
фи ло софа »15.
Читая
в
«Последних листьях»
позитивные
рас ­
суждения
о
добре,
мы
не
встречаем
назиданий,
велеречивых
поучений.
Автор
как
бы
делится
своими
размышлениями
о
возможности
и
н еоб ходи мос ти
нравственно­
го
выбора
в
с торон у
добра.
При
это м
характерно,
что
Ро зан ов
пре дл агае т
читателю
постичь
доб ро
именно
через
выбор:
«Есть мировое добро .
Это
—
благость,
это
мудрость.
Нежность,
внимание.
И
е сть
мировое
зл о:
ненависть,
завидование.
Ты
можешь
с тать
и
на
од ну
сторону,
и
на
другую.
Быть
б елым
или
че рны м.
Только
знай:
хочешь
или
не
хо че шь,
ты
будешь
работать
в
белу ю
или
в
черную
сторону.
Анг ел
или
диавол.
Рыцарь
белый
или
рыцарь
черн ый .
Мир
кончится.
И
легко
ли
тебе
будет,
ес ли
он
бу дет
кончаться
в
черную
с то­
рону.
Итак,
добрый
дру г:
соработай
до бру »16.
Комментируя
эти
размышления
философа,
хоч етс я
обратить
в нима ние
на
вы­
бор
лек сем ,
характеризующих
доб ро
и
зл о.
Мировое
добро
—
это,
пр ежде
всего,
благостность,
нечто
приятное,
умиротворяющее,
приносящее
благо.
Мудрость
—
не
только
глу б окий
ум,
опирающийся
на
жиз нен ный
опыт,
а
понимание.
Нежность
—
про я вле ние
люб ви
в
ласке.
Наконец,
вним а ние
—
умение
чувствовать
мгновение,
мимолетное,
опять
же
таки
понимание.
Область
зла
сужается
Розановым
до
двух
по­
нятий,
предельно
точн о
очерчивающих
границы
дьявольской
сти хи и,
—
ненависть
и
завидование.
Обратим
внимание,
что
Розанов
употребляет
не
короткое,
жесткое
слово
«зависть», а «за в ид ов ан ие»
—
терм и н,
указывающий
на
не кую
процессуаль-
ност ь
действия,
бесконечно
изматывающую
пролонгированность
отри ца те льного
бытия
личности.
Наконец,
последний
призыв
Роз ан ов а : «Соработай добру» . Д обр о
нельзя
просто
пр инят ь,
вз ять.
Это
очень
хорошо
чувствовал
фил ос оф.
Добро
—
это
сложная
кропотливая
деятельность
ду ши,
работа
в
известном
смысл е.
Исслед ование
нравственной
философии
Розанова
обычно
заканчивается
анали ­
зом
его
литературно-журналистских
статей
и
эссе.
Однако
Розанов
как
эт ик
форми­
руетс я
за долго
до
тог о,
как
выйдут
его
первые
литературные
публикации.
Розанов­
ск ое
этическое
наследие
—
это
не
только
остроу мн ы е,
подчас
желчные
рассуждения
о
морали
и
нравственности
(«Я еще не такой подлец,
ч тобы
думать
о
м ор али»17). Ро ­
занов
пытается
пос ти чь
философско-психологические
основания
морали.
И
этому
посвящены
отдельные
главы
его
ра боты
«О понимании»18, работы забытой,
не вни­


346
И.
С.
Шилкина
мательно
прочитанной
современниками.
А
именно
в
этой
ра боте
молод ой
Ро з анов
(1886 г.) заявляет себя как мыслитель.
Проблеме
морали
посвящена
XVII глава книги,
которая
о заг лав лена
предель­
но
п ро ст о: «Учение о мире человеческом:
о
добр е
и
зле ».
Характерно,
что
Розанов
пытается
п ости чь
онтопсихологические
основания
добра
и
зла.
При
э том
он
ищет
в
само м
челов е ке
прежде
всего
психологические
основания
природы
добра
и
зла .
Очевидно
(и Розанов это убедительно доказывает), что определяя основные нрав­
ств ен ные
че рты
личности,
не обход им о
учитывать
ее
психологические
характери­
стики.
Психическая
жиз нь
личности
—
это
не
только
хранилище
алгоритмов
чело ­
веч еског о
раз ум а,
усвоенных
нор м,
но
и
п оле
иррациональных
влечений.
С
одной
стороны
—
это
скопище
низменных
желани й
(свободное изъявление которых часто
приводит
человека
в
состояние
ненависти,
агрессии
и
т.
д.), с другой стороны
—
про­
явле ние
высших
мистических
переживаний,
поис к
трансцендентных
ос но ваний
бытия.
Вол ев ые
акты
личности
отнюдь
не
всегда
м огут
спр ави ть ся
с
«бунтом»
бес­
сознательного.
Со циаль ная
аскеза
отнюдь
не
всегда
убедительна
для
наших
вн у­
тренних
же ла ний
и
чувств,
впрочем,
иногда
она
остается
неубедительной
даже
для
разума.
Поэтому
Ро зан ов
в
самой
психике
личности
пытается
отыскать
основания
для
по нима ния
при род ы
добра
и
зл а.
Изначально
Роз ано в
пытается
да ть
предварительное
определение
добра
и
зла,
опи ра ясь
на
субъективные
ощ ущ ения
и
характеристики
человека.
«Под злом будем
раз ум еть
вс е,
что
явно
или
скрыто
заключает
в
себе
страдание,
а
под
доб ром
—
про­
тивоположное
ему
—
что
исключает
собо ю
с трада н ие,
и
как
действительное,
и
как
в оз можн ое »19. Он выделяет две сферы,
два
пол я
проявления
добра
и
зл а:
физическое
з ло,
обнаруживающееся
че рез
стр ад ания
те ла,
и
психическое,
обнаруживающееся
через
страдания
духа.
Физи ч еско е
зло
(слабость,
болезнь
и
смерть)
ест ь
результат
отделения
фор мы
(духа)
от
материи
(тела) .
В
эт их
р ассужд ени ях
очень
четк о
про­
слеживаются
и деи
Ар ис тотеля ,
переводчиком
и
к омме н тат ором
ко торого
был
Ро­
занов.
Розанов
под черк и вае т,
что
ж изнь
сообразно
с
при род ою
—
е сть
жизн ь
в
согла­
сии
со
сво ею
природою,
но
не
с
при род ою
чего-либо
другого,
например,
жи в отн ого.
Поэтому
духу
должно
бы ть
предоставлено
духовн ое,
а
телу
—
физическое.
Ни
те ло
не
должн о
вмешиваться
в
жиз нь
духа,
ни
дух
в
тело,
иначе
это
скаж ется
болезнью.
Физическое
добр о
—
безболезненная
жизнь.
Так ая
жиз нь
возможна
лиш ь
в
том
случае,
ког да
орган и зм
не
выходит
за
пределы
условий
физической
п рирод ы.
Т ак,
люди,
живущие
духом
и
в
духе,
не
возбуждают
тело
воображением
и
мы сл ью,
а
пре­
д ост ав ляют
его
своим
естественным
нуждам
и
влеч е ниям.
Эти
лю ди,
по
Розанову,
ближе
к
при ро де,
чем
живу щие
среди
природы.
Сле дует
об рати ть
внимание,
что
уже
в
эт их
первых,
казалось
бы,
на ивных
р ассу­
ждениях
Роз а нов
прослеживает
неразрывную
свя зь
добра
со
злом , «связь высочай ­
ше го
д обра
с
ве л ичайш им
злом,
невозможность
для
пе рв ого
возникнуть
без
второго,
я вл яется
х отя
неп оня тным
по
своей
цел и,
но
несомненным
зак о но м»20.
Именно
эта
иде я
п ройде т
лейтмотивом
че рез
все
розановское
повествование,
что
также
придаст
своеобразие
его
нрав ствен но-ф ил осо фск о й
концепции.
Не
пос тиг нув
дихотомию
добра
и
зла,
невозможно
понять
природу
м ора ли.
(Известно,
что
Владимир
Соло­
вьев,
например,
стоял
на
пря мо
пр от иво поло жной
позиции).
Каждый
психологи­
ч еск ий,
а
также
со циа ль ный
источник
зла
может
порождать
как
доброе,
так
и
злое.
Указывая
на
бе днос ть
как
на
основной
источник
и
результат
физического
страда­
ния ,
Розанов
подчеркивает,
что
в
то
же
время
этим
видом
зла
производится
и
добро,


Нравственные
искания
Розанова
347
за ключа ющее с я
в
возможности
нравственного
возвышения
человека,
как
самого
страдающего,
так
и
наблюдающего
за
страданиями
другого.
Розанов
считает
бе днос ть
не
столько
одн им
из
существенных
социальных
корней
зла ,
сколько
нравственно-психологическим.
«Бедность есть источник худ­
ше го
из
видов
рабства
—
нравственного,
того,
к оторое
полн о
бывает
у ниж ения
и
не на вист и»21.
Б едн ость
приводит
либ о
к
постоянному
физическому
труду,
либо
к
праздности,
что
лиш ает
человека
дос уга
и
желания
приобретать
знания.
Бедная
часть
народа
является
как
бы
хранилищем
всевозможных
заблуждений,
историче­
ск их
и
национальных.
Бедность
разрушает
нравственный
психический
строй
наро­
да.
Бедностью
порождается,
по
Розанову,
и
религиозное
зло,
потому
что
она
пр идает
религиозному
чувству
некоторый
болезненный
оттенок.
Розанов
обращает
внимание
еще
на
оди н
«источник великого зла и постоянного
самообмана
чел ов ек а»22.
Зло
час то
является
под
лич ино й
п оложи тельн ого,
психо­
логически
и
физически
приятного,
например,
насл ажд ени я
и
других
чувственных
удовольствий.
В
э том
Роз ано в
вид ит
естественную
причину,
в
силу
кот орой
человек
склоняется
в
с торон у
зл а.
Чувственные
насл ажд ения
являются
для
Роз ано ва
несомненным
ис точн ик ом
зла.
Однако
не
с ама
ф изи чес кая
природа
наслаждений
порождает
зло,
а
их
психи­
ческое
следствие:
чувственность
осложнена
воображением.
Вооб раж ени е
как
бы
тер ебит
чувственную
память.
«Участием здесь воображения объясняется и то по­
разительное
историческое
явление,
что
са мое
высокое
тв орит ся
человеком
од но­
временно
с
самым
низким
и
са мое
омерзительное
—
наряду
с
самым
прекрасным»23.
Однако
воображение
—
также
источник
воздержания,
целомудрия
и
аскетизма.
По­
с ле днее
Роз ано в
относит
к
психическому
добр у,
замечая
при
эт ом,
что
нравственен
аскетизм
как
идеал ,
а
не
как
послушание,
н ала га емое
религиозной
догмой.
Истин­
ный
аскетизм
есть
чистая
од ухотво рен н ость,
лиш енн ая
напряженности
в
борьбе
с
телом.
«Кто знаком с высокими радостями внутренней жизни,
тот
не
будет
и скать
внешних
уд овол ьс твий,
всегда
минутных,
всегда
зав исящи х
от
другого,
которыми
только
заглушается
жажд а
ни
в
чем
не
находимой
радости»24.
К
злу
в
об лас ти
чув ств а,
по
Розанову,
нельзя
относить
и
немощь
человеческой
природы.
Чу вст венно е
зло
—
испорченность
э той
при роды.
К
злу
в
обл асти
чувства
мыслитель
от но сит
прежде
всего
чув с тво
зависти
и
недоверия,
а
также
на стр о ение
ироническое
или,
по
его
с лов ам,
наг ло е.
Однако
не
каждому
свойственны
эти
ч ув­
ства.
«Между извне влияющим и извнутри воспринимающим влияние есть неко ­
торое
внут ре нне е
сродс тв о,
вследствие
которог о
одно
как
бы
вт яг ивается
душою,
а
другое
как
бы
отпадает
от
нее ,
как
различное
от
ра з ли чног о»25.
Ины ми
словами,
Ро­
занов
гов ор ит
о
некой
предрасположенности
в
душ е
к
вос пр ият ию
ра з личных
явл е­
ний
жизни,
порождающей
чувства
зависти,
недоверия
или
ирон ии .
Действительно,
говоря
языком
современной
науки,
суще с тв ует
некая
нравственно-психологическая
установка,
которая
«конструирует»
предрасположенность
человека
к
восприятию
определенных
социальных
феноменов
и
является
основой
д ейст вия
по
отношению
к
ним.
В
доказательство
этой
идеи
Ро з анов
приводит
рассуждение
о
том,
чт о,
на при­
ме р,
Вол ьт ер,
воспитанный
в
условиях
Руссо,
нико гд а
бы
не
см ог
стат ь
посл ед ни м.
У
Воль тера
была
другая
предначертанность
бытия.
Он
ско рее
ста л
бы
поэтом.
Так
же
и
Руссо,
воспитанный
в
условиях
Вольтера,
не
сделался
бы
Вольтером.
Он
ск о­
рее
бы
ст ал
проповедником.
Зло
в
области
чувства
может
проявляться
в
виде
двух
ф орм
—
лжи
и
ненав ист и .
В
основе
эт их
я влени й,
по
Розанову,
лежит
страх.
При
этом
ст рах
—
пе рв оист очн ик


348
И.
С.
Шил к ина
нравственного
зла.
Он
«зарождается из самой природы психических существ,
пе р­
возданной
и
чис той
от
внешних
искажающих
влияний»26.
Противоположны
этом у
чувству
чувства
любв и
и
правдивости.
Эти
чувства
также
являю тс я
вро ж де нными
у
че лов ека.
Но
под
влиянием
жизни,
переполненной
страданиями
и
страхом,
они
перерождаются
в
сво ю
противоположность.
Следуя
иде е
дихотомии
добра
и
зл а,
Роз ан ов
вместе
с
тем
отмечает,
чт о,
когд а
в
жиз ни
все
проникнуто
ложь ю
и
ненави­
стью,
в
человеке
вновь
пробуждается
любовь.
Но
в
иной
форме,
более
высшей
—
как
сострадание.
Вс лед
за
состраданием
является
и
правдивость
как
болезненное
отвра­
ще ние
ко
л жи.
В
эт ом
проявляется
закон
природы,
неизменный
и
необходимый.
Роз а нов
стремится
исследовать
зло
и
доб ро
в
области
справедливости.
Он
по д­
че рки вает ,
что
это
чувство
может
заглушаться
от
частых
оскорблений
и
у нижений
и
возрождаться
вновь,
когда
оскорбления
чрезмерны.
Роз ано в
верно
замечает,
что
справедливость
—
не
с тольк о
нравственное
понятие,
сколько
правовое.
Однако
при­
м ен ите льно
к
мора ли
по нят ие
справедливости,
по
Розанову,
вп исывает ся
в
некий
за кон
нравственной
причинности.
По это му
несправедливость
—
незаслуженное
воз даян ие ,
нарушение
нравственной
причинности,
происходящей
от
вмешатель­
ства
какой-то
непостижимой
целесообразности.
П ри роду
умственного,
психического
зла
с лед ует
искать
в
самом
духе.
Этот
вид
зла
выступает
в
трех
фор м ах : «незнания,
ложн ого
знания
и
задерживания
в
стремле­
нии
к
з на нию»27. Здесь Розанов как бы вторит Сократу,
что
добродетель
есть
знание.
Он
замечает,
что
нез на ние
унижает
человека,
а
равнодушное
отношение
к
неизвест­
ном у
есть
вид
идиотизма.
Но
в
от лич ие
от
античного
мудреца,
Розанов
утверждает,
что
добродетель
не
ест ь
прос то
знание,
как
се бя
вести.
Для
Розанова
интеллект
как
бы
провоцирует
моральность
поведения.
Розанова
упрекали
современники
за
по пытк у
объяснить
природу
зла
только
из
оснований
человеческой
п рирод ы.
Бердяев,
в
ча стн ост и,
обвинял
философа
за
неспособность
увидеть
двойственность
человеческой
при роды ,
заключающуюся
в
вечном
боре ни и
между
«потенцией абсолютной жизни и относительностью здеш­
ней
жиз ни
человека,
ограниченностью
в сех
здешних
осуществлений»28.
Думается,
что
не
с тоит
ст оль
строго
судить
Розанова
за
то,
что
он
не
смог
увидеть.
Заслуга
мыслителя
состояла
в
то м,
что
Розанов
разглядел
основания
морали
в
самой
жиз­
ни,
в
недр ах
он толог иче ског о
бытия
самого
челов ек а.
И
в
этом
его
непревзойденная
ценность.
1 Струве П.
Б.
Б о льшой
писатель
с
органическим
пороком
// В.
В.
Розанов:proetcontra.
СПб.,
1995. Кн. 1.С. 386.
2 Розанов В .
В.
О павш ие
листья
// Уединенное .
М., 1990. С.
165.
3 Розанов В.
В.
Там
же.
С. 55.
4 Соловьев В .
С.
Ид ея
сверхчеловека
// Ницше: pro et contra. СПб., 2001. С. 296.
5 Милорадович К .
М.
«Вехи».
Сб орн ик
статей
о
русской
интеллигенции
// Вехи: pro et contra.
СПб ., 1998. С. 405.
6 Розанов В .
В.
О павши е
листья.
С.
124.
7 Розанов В .
В.
Уединенное.
Указ .
соч.
С. 49.
8 Розанов В .
В.
О пав шие
листья.
С. 237.
9 Розанов В .
В.
Там
же.
С. 237.
10 Серегин Л.
Философия
выпоротого
человека
// Новое литературное обозрение .
1999.
No
5.
С. 361.


Нравственные
искан ия
Розанова
349
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
Лер монт ов
М.
Ю.
Герой
нашего
вр ем ени
// Лермонтов М.
Ю. Со бр.
соч.: В4
т.
М.; Л., 1948. Т. 4.
С. 7.
Франк
С.
Л.
Этика
нигилизма
// Вехи.
Из
г лу бины.
М ., 1991. С.
174.
Роза но в
В.
В.
О пав шие
листья.
С.
128.
Роза нов
В.
В.
О
себе
и
жизни
своей.
М., 1990. С.
190.
Роза нов
В.
В.
Нова я
религиозно-философская
концепция
// Бердяев Н. A.: pro et contra. Кн. 1.
СП б., 1994. С. 262.
Розан ов
В.
В.
Собр.
соч.
Пос ле дние
листья.
М., 2000. С. 172.
Розан ов
В.
В.
Уединенное.
С. 55.
Розан ов
В.
В.
О
пон има нии:
Опыт
и сследо вани я
природы,
границ
и
внутреннего
строения
науки
как
цельного
знания.
М ., 1995.
Там
же.
С. 522.
Там
же.
С. 537.
Там
же.
С. 527.
Там
же.
С. 526.
Там
же.
С. 531.
Там
же.
С. 533.
Там
же.
С. 535.
Там
же.
С. 536.
Там
же.
С. 533.
Б ердя ев
Н.
А.
Христос
и
мир.
Ответ
В.
В.
Ро занову
// В.
В.
Розанов:proetcontra.
С Пб., 1995.
Кн. 2. С. 35.


Г.
В.
Якушева
(Москва)
Естественный
человек
у
Роз анов а
Казалось,
Василий
Розанов
с
изобретательностью
(или одержимостью?) Протея
пос тоян но
менял
св ои
ориентиры
и
приоритеты:
то
он
нар од ник
и
либерал,
атеист,
социалист
и
позитивист,
то
государственник-охранитель,
то
критик
православия,
то
ортод окс альн ый
сл авя но фил,
то
противник
христианской
ас кез ы,
то
апологет
хри­
стианского
смирения.
Однако
на
самом
де ле
он,
бе зуслов н о,
един
в
гла вной
те ме
своей
ж изни:
защите
и
да же
возвеличивании
«естественного человека» .
Тог о
ес те­
ственного
человека,
по нят ие
к оторо го
бы ло
вполне
осмыслено
и
сформулировано
просветительским
XVIII в. ,
и
кот орое
к
концу
XIX столетия приобрело острый и
дискуссионный
хара кте р,
пр ово цир уя
и
рождение
иде а лов
народопоклонничества
и
богоискательства,
сакрализирующих
«массу», и культ биологизированной « с иль ­
ной
ли чнос ти », и социальные проекты,
направленные
на
изменение
ми ра
«извне»,
и
душеспасительные
теории,
призывающие
с
п омощ ью
р елиг ии
(богоискательство)
или
без
нее
к
воспитанию
и
исправлению
«внутреннего»
человека
как
решающего
условия
всеобщего
благоденствия.
В
русле
под обно го
противоборства
мнений
Роз ано в
как
будто
опробовал
все
возможные
спо со бы
«улучшения»
м ира
—
но
при
этом
неизменно
руководствуясь
заботой
о
«естественном человеке»
как
о
человеке
обычном,
ряд ов ом, «среднем»,
в
чем
обнаруживается,
при
в сей
видимой
антипросветительской
направленности
ре лиги озн ого
философа
(по определению признающего высшее,
Божественное
на­
чал о
в
человеческом
б ыт и и), прямая связь его с основополагающим тезисом эпохи
Просвещения
(а через него
—
с
«антропофильскими»
импульсами
Возрождения,
Античности,
ветхозаветных
и
древнеязыческих
вр ем е н): «Все люди рождены сво ­
бодными
и
равными
в
своем
праве
на
счастье...»
Прав д а,
для
Розанова
(имеющего понятные разноречия с просветителями,
и
не
тольк о
с
ними ,
по
поводу
того,
что
подразумевать
под
«свободой»
и
«счастьем») в
этой
известной
фо рм уле
акцент
делается
на
первой
части:
все
люди...
И
в
э том
роза­
новском,
с
самых
ранних
произведений
начала
1890-х гг.
прокламируемом
вни мании
ко
всем
люд ям
видится
также
и
про до лже ние
с толь
характерной
для
русской
лите­
ратуры
(хотя,
ко неч но,
и
не
толь ко
для
нее)
темы
«маленького человека». С т ем ,
од­
нако,
существенным
раз ли чи ем,
что
в
русской
литературной
истории
этого
малень­
к ого
человека
Розанов
реш ит ельн о
не
принимает
«гоголевского», «отрицательного»
направления,
высмеивающего,
по
мнению
Розанова,
слабость,
ограниченность,
ни­
чтожность
интересов
подобного
(т.
е.,
по
сути,
самого
распространенного, «массо­
во г о») человеческого типа1, дающего в его художественном портрете фактически
образ
«мертвой»
души
—
и
в
э том
пла не
противопоставляя
Н.
В.
Гоголю
(по Роза ­
нову,
родоначальнику
рус ск ого
нигил из м а), А.
Н.
Островскому, M.
Е.
Салтыкову-
Щедрину
и
прочим
обличителям
ис т инных
«душеведов»: Л.
Н.
Т олстого,
Ф.
М.
До­


Е стеств енный
человек
у
Розанова
351
стоевского,
И.
С.
Тургенева
(по странной иронии судьбы,
ве лик им
со в ре менни кам,
весьма
сложно,
а
за час тую
непр ияз ненно
относившихся
д руг
к
другу)2.
Отдельный
вопрос
—
исходная
по з ицио нная
погре ш ност ь
Розанова-
литературоведа,
не
учитывающего
специфику
художественной
манеры
Гог оля
и
не
оценивающего
в
соответствующем
ключе
заостренность,
карикатурность, «шар­
жевую»
ма со чн ость
гоголевских
образов,
св ойст ве нные
сатире
как
оп ред еле нн ому
спо со бу
эстетического
освоения
действительности
(примеры чему можно найти во
всей
ми ро вой
литературе
от
Ф.
Рабле
и
Дж.
Свифта
до
Э.
Т.
А.
Гофмана
и
А.
Франса
и
далее
—
до
Дж.
Оруэлла
и
наш его
М.
А.
Булгакова,
вплоть
до
постмодернистских
сатирико-трагических
коллажей
П.
З юск ин да ). Особая тема
—
и
явные
натяжки
Ро­
зано ва,
под
пе ром
кот орого
даже
Чичиков
с
его
«копеечным»
подходом
к
жиз ни
ока­
зывается
у
Гоголя
представительным
русским
х ара ктеро м,
од ной
из
реп резе н тац ий
«маленького человека»
в
России,
а
не
пугающе-провидческим
героем
наступающей
всемирной
эры
безыдеального
прагматизма.
Розанов
же
пр из ывает
к
«маленькому», обычному человеку,
к оторы й
для
не го
и
ест ь
тот
самый
«краеугольный»
образ
человека
естественного,
на
котором
д ер­
жится
мир ,
относиться
серьезно,
у важит ель но
и
внимательно,
отыскивая
величие
(Божественное начало)
в
кажд ом ,
даже
самом
нелепом,
незначительном
или
не­
приятном
лице.
Эта
тотальная
терпимость,
трактуемая
Розановым
в
рус ле
ис тинн о
религиозного
«отечественного»
жизнеприятия
и
христианской
люб ви
к
ближнему,
заставляет,
одн ако ,
вспомнить
и
толерантных,
мягко-ироничных
западноевропей­
ских
просветителей:
Генри
Филдинга
с
его
«Историей Тома Джонса,
найдены­
ш а», Лоренса Стерна с « Се нтим ент а л ьным
путешествием».
Более
национальный,
«православный»
характер,
как
утверждает
сам
писатель,
носит
обоснованный
им
в
статье
«Легенда о Великом инквизиторе»
и
явн о
корр ес п онд ир ующий
с
призывом
Достоевского
«Смирись,
горд ый
че лове к!» принцип человеческого самоограниче­
ния
и
«смирения», противопоставляемый просветительскому принципу свободы
воли
(предполагающему,
согла с но
И.
Канту,
возможность
и
с п особн ость
челов ек а
управлять
своими
желаниями
и
дей стви ям и
в
соответствии
с
собственным
и
в
то
же
время
адекватным
потребностям
ок ружа ющего
абсолютно-всеобщим
нравствен­
ным
законом
—
«категорическим императивом») —
св обо ды,
нарушающей,
по
мне­
нию
Розанова,
естественную,
установленную
изначально
самой
при род ой
(Богом),
гармонию
в
отношениях
между
людьми
и
мешающей
и ск омой
человеческой
комму­
никации.
Однако
и
здесь
нельзя
не
вспомнить
не
только
о
страстно-сочувственном
обращении
самого
Розанова
к
первому
западному
протестанту
—
Мартину
Лют еру ,
в
ко тором
р усск ий
мыслитель
подчеркивает
демонстративно
противопоставляемое
«учености» « ч ес тно е
с ер дце », но и о концептуальной близости Розанова к Руссо
с
его
непр ият ием
цивилизации
(как началу,
ра зру шающе му
«органику»
р аннег о
ч елов еч ес кого
общежития
с
его
естественным
и
справедливым
равенством)3, и к
первому
и де ологу
«Бури и натиска», учителю И .
Г.
Гер дер а
Иоганну
Георгу
Гам ану ,
утверждавшему
единственно
спасительную
для
человека
не обход им ос ть
непосред­
ственного,
те пл ого,
личностного
«живого общения»
с
Богом
и
почти
теми
же
сло ­
вами,
что
и
Розанов,
упрекающему
человеческий
разум,
от но сит ель ный
и
субъек­
тивный,
в
претензии
на
«автономность», объективность и достижение абсолютной
ис т ины,
доступной
только
Всевышнему4.
С
благородной
по з иции
поиска
человеческой
коммуникации
Розанов
вы сту пает
одновременно
и
хр ис тиа нином ,
и
«виталистом», —
одн им
из
представителей
«фи ­
л ософи и
жизн и», в решительном отличии от родоначальника которой Ф.
Ницше


352
Г.
В.
Як уш ева
с
его
иерархией
ценности
различных
человеческих
жизней
и
в
предвосхищающем
согласии
с
гуманистической
«философией жизни»
европейских
экзистенциалистов
се реди ны
XX в.
полагающим,
что
поскольку
само
земное
бытие
является
первой
и
конечной
целью
челов е че с кого
существования,
последнее
в
любом
с лучае
не
может
быть
ни
второстепенным,
ни
мелким
или
незначительным,
ни
подчиненным,
в
с илу
б иолог ичес кой
«неполноценности», другому .
В
своем
оправдании
человеческой
натуры
Розанов
доходит
до
ап оло гии
сексу­
а льнос ти
(и связанной с нею плодовитости)
и
по ла
как
важнейшей,
даже
определя­
ющей
характеристики
(функции)
ч ел ов ек а5. Полемизируя,
в
оп оре
на
Ветхий
Завет
(кстати,
мотив
эт и ческ ого
превосходства
ветхозаветных
заповедей
и
стиля
жиз ни
древних
иудеев
над
современным
христианским
миром
звучит
у
Розанова,
несмотря
на
постыдно-националистическую
и
справедливо
отклоненную
им
впоследствии
по­
зицию
в
де ле
М.
Бейлиса,
нач иная
с
середины
1890- х
гг.
впло ть
до
последних
выпу­
ско в
«Апокалипсиса нашего времени»), с христианской аскезой,
противопоставляя
«солнечному миру»
открытой
и
я ркой
чувственности
иудейской
Библии
(а также
мус ульм ан ск ого
К ор а на )6 «лунный», «темный», «ночной»
лик
Нового
Завета
с
его
апологией
бес п олости
как
высшего
состояния
человека,
Роз ано в
утверждает
проти­
во ест ест ве нно ст ь , «противобожие»
пос ле дне го
(и в этом также солидаризируясь с
И.
Г.
Гаманом,
говорившим
о
не об ходи мос ти
и
религиозной
оправданности
се ксу­
альн ой
жизни
—
пра вда,
в
от ли чие
от
Розанова,
выстраивая
«христоцентричную»
вертикаль:
жен щи на,
чья
утрата
девственности
трактуется
как
самопожертвование,
родственное
самозакланию
Х р иста,
—
ее
супруг
—
Христос;
вертикаль,
в
кот орой
каждое
из
звеньев
выказывает
св ою
преданность
д ругому,
и
все
люд и
по
этой
в ер­
тикали
—
Христу).
«Философия жизни»
Розанова,
бе зу слов но,
имеет
гуманистический
характер,
ее
би ологиз м
не
противоречит
сострадательности,
а
постоянное
присутствие
в
рассу­
ждениях
писат еля -мысл ит ел я
в ысшей ,
надбытовой,
Божественной
«точки отсчета»
реши тельн о
отделяет
ч еловек а
от
«зверя»; более того,
утверждение
ант игу ма нного
хара к тера
современной
цивил изац ии,
исчисляющей
люд ей
тысячами
и
миллиона­
ми
и
равнодушной
к
страданиям
«единственного», сближают Розанова и с состра­
дательностью
Достое вс кого,
и
с
человеколюбием
просветителя
Гё те
(вспомним
гневный
упрек
Фау ста
Мефистофелю,
который
предлагал
не
беспокоиться
о
судьбе
приговоренной
к
казни
Маргариты
под
тем
пре дл огом,
что
это
«участь миллионов»:
«Чудовище,
зверь!
Только
дьявол
мог
сказать
тако е.
Меня
в олн уют
ст рад ания
эт ой
единственной,
а
он
говорит
о
миллионах»)7.
Однако
ест ь
п роти в оречи е,
до
к онца
не
разрешенное
Розановым
в
его
защите
«естественного»
человека,
противоречие,
обусловившее
его
мет ания
от
радикализ­
ма
к
«охранительности»
и
от
ветхозаветности
к
православию.
Признавая
естествен­
ным и
чувства
человека,
мы
признаем
естественными
и
те
пор оки,
к отор ые
порожде­
ны
ими:
зависть,
ревность,
гн ев,
мстительность,
горды ню
и
т.
п.8
Призывы
сми ри ть
себя
в
рамках
при зн ания
естественности
человеческих
чувств
не
да ют
ре зу льта та.
Призывы
п реод олет ь
естественные
человеческие
стр емл ения
кажутся
невыполни­
м ыми. ..
Но
вед ь
именно
к
этому
призывал
о дин
из
антагонистов
Розанова
в
период
Сер ебр яног о
века
Владимир
Соловьёв
с
его
концепцией
«вечно- жен с тв ен н ого»
как
освобожденного
от
сексуальности
возвышающего
нач ала
мироздания
—
и
именно
это
вслед
за
Соловьёвым
считал
«оправданием добра»
в
человеке
Сергей
Булгаков,
упрекающий
Розанова
в
сакрализации
пола,
в
пр еув ели чени и
им
(как и Львом Тол­
ст ым
—
пусть
и,
в
отличие
от
классика
с
его
«Крейцеровой сонатой»
и
«Дьяволом»,


Ес тест венны й
челов ек
у
Розанова
353
со
знаком
плюс,
а
не
минус)
роли
сексуального
инстинкта
в
человеческой
жиз ни9 .
Был
ли
ид еалист ич но -наивен
эт от
приз ыв ?
Тут
следует
вс пом нить
еще
об
одн ом
великом
современнике
Розанова,
Нико­
лае
Федорове
с
его
теорией
н аучн ого
воскрешения
всего
че лов ече ск ого
рода
по
его
генетическому
ко ду
и
убежденностью,
что
именно
тогда,
ког да
че лове к
сумеет
вы­
рваться
из
природного
круга,
—
круга
рождений
и
смертей,
болез не й
и
страстей,
диктуемых
материальным
быт ие м,
—
он
начнет
жить
иной,
прекрасной,
чис той
и
свободной
«космической»
жизнью
(что было,
по
мнению
Федорова,
пр едв осх ищ ено
коллективным
бессознательным
—
образами
ан ге лов
в
иуд ей ск ой,
христианской
и
мусульманской
ре лиг иях )10.
Гуманизм
Розанова
при
в сей
своей
тя ге
к
социальной
экстраполяции
требовал
культа
индивидуальности
и
личностного
характера
спасения
—
даже
при
с ам ореа­
лизации
в
стихии
пола.
«Уединенное»11 оказывалось самым существенным и сущ­
ностным
в
человеке,
и
это
неизбежно
образовывало
пропасть
между
людьми,
запро­
граммированное
неравенство
их
судеб.
Гуманизм
Федорова
ис ход ил
из
презумпции
человеческого
коллективизма,
и зн ачаль ной
соц и а льн ос ти , «общинного»
инстинкта
в
человеке,
про яв ле нию
котор ого
как
раз
мешает
человеческая
«животность»; из
той
«соборности», которая была близка и Владимиру Соловьеву с его проповедью
изб ав ления
материального
ми ра
от
разрушительного
воздействия
времени
и
п ро­
странства
(т.
е.
его
материальности)
с
помощью
совершенной,
выходящей
за
ра м­
ки
физиологии
поло во й
любви,
—
проповедью,
развивающей
пла тон овс кую
иде ю
эроти че ск ого
восхождения,
в
которой
гл а вным
оказывалось
не
воспроизведение
с ебе
подобн ых
(как у Розанова), а совершенствование себя,
возможное
лиш ь
при
отказе
естественного
человека
от
культа
собственного
пло тс кого
наслаждения
и
неи збежно
связанного
с
ним
эгоизма
и
самоудовлетворения,
дающих
человечеству
бес кон еч­
ную
«горизонталь»
вечных
по вто ре ний
своих
о шибо к,
а
не
«вертикаль»
трудного
пут и
вверх.
Понял
ли
это
в
конце
жи зни
апологет
«естественного»
бытия,
религиозный
неопросветитель,
вы вод ивш ий
в
конечном
с чете
права
человека
из
его
природы,
стремившийся
к
цельности
восприятия
ми ра
и
гармонии
«плоти»
и
«духа»
Василий
Розанов,
устрашившийся
в
1917-1918 гг.
нат иск а
агрессивного
коллективизма,
в
котором
все
же
главное
зло
б ыло
не
в
«коммунности», а в отсутствии единственно
результативного
условия
ее
осуществления:
всеобщей
любви,
время
которой
(со­
гласно
историческим
фактам
и
Николаю
Федорову)
еще
не
пришло.
1 Интересно сопоставить эти положения Розанова со взглядами политического мыслителя -
эмигранта
Ивана
Лукьяновича
С ол оневи ча
(1891-1953), утверждавшего («Народная монар ­
х ия»
и
др .), что именно русская литература,
представившая
миру
искаженный
образ
типичного
русского
человека
как
существа
слабовольного,
покорного,
рефлексирующего
и
лише нн ого
при ­
сущих
ей
в
р еаль ной
и ст ории
энергии
и
мощного
инстинкта
государственности,
спровоцирова­
ла
поход
на
Россию
и
Наполеона,
и
Ги тле ра,
соблазненных
мнимо й
легкостью
победы
над
э той
страной.
Пра в да,
в
отличие
от
Розанова,
считавшего,
чт о,
помимо
названных
им
с
одо бр ение м,
и
П ушк ину
вполне
уда лос ь
вы раз ить
жизнь
«естественно», «целостно»
национально
и
полю­
бить
личность
в
любом
человеке,
Солоневич
не
делает
ис кл юче ний
ни
для
ко го,
на зы вая
в
своем
обви ни тель ном
перечне
и
Пушкина
с
его
«Станционным смотрителем», и Л .
Толстого,
и
До­
стоевского,
и
Тургенева.
В
развитие
данного
мотива
незадолго
до
смерти
Р оза нов
п исал: «После
того,
как
б ыли
прокляты
поме щики
у
Гоголя
и
Гончарова
(«Обломов»), администрация у Ще ­


354
Г.
В.
Якушева
дрина
(«Господа Головлевы»
и
«История одного города»), купцы у Островского,
духовенство
у
Леск ова
(«Мелочи архиерейской жизни») и <...> самая семья у Тургенева,
русскому
человеку
не
остается
ничего
л юбить,
кроме
песенок,
приб а уток
и
сказочек»(РозановВ.
В.
Таинственные
соотношения
// Книжный уголок.
1918. No 4. С. 7).
2 Примечательно,
что
Дост оевск ий
также
выступил
в
1861 г.
прот ив
господства
одностороннего
«отрицательного»
нап равле ни я
в
литературе,
в клю чая
в
ч исло
его
представителей,
о днако ,
и
Тургенева,
и
Толстого
(Достоевский Ф.
М.
По ли.
собр.
соч.: В30
т.
Л., 1972. Т. 18. С.
102).
3 Сказанное не противоречит резко отрицательному отношению Розанова к Руссо как к « м е чт ат е­
лю»
и
максималисту,
не
понимающему
и
не
при нима юще му
де йс т в ите л ь ност ь: «Мечтательное
начало
с
тем
вместе
есть
и
жестокое:
в едь
сентиментализм
Руссо
п ородил
фур ий
террора,
как
был
сентиментален
и
Робеспьер...
В
мечтах
род и тся
идеал:
а
идеал
всегда
бывает
и
особенно
ощ у­
щае т
себя
оскорбленным
действительностью.
Идеал
и
“луна”
не
знают
ко мпр ом исс о в. ..» (Роза­
нов
В.
В.
Люд и
л унног о
све та.
Метафизика
христианства.
СП б ., 1913.2-е
из д.: репринт.
М. , 1990.
С.
10).
4 Омиро-
и
Боговосприятии
Гамана
см.
в
к н.:
Гильманов
В.X.И.
Г.
Гаман
и
ли тер атур а
П ро све­
щения.
К ал инингр а д, 2003.
5 Впервые проблема пола была поставлена Розановым в работе «В
мире
неясного
и
нерешенного»
(1896).
Б ольшой
резонанс
и
противоречивые
отк ли ки
вы з вала
ро зан овск ая
книга
«Семейный
вопрос
в
России»(т.
1-2, 1903), пересматривающая христианские воззрения на сексуальные и
семейные
отношения.
Наиболее
яркими
т руда ми
в
этом
плане
яви ли сь : «Темный Лик:
М ета фи­
зика
христианства»(1910)и«Люди
л унног о
свет а:
Метафизика
христианства»(1911). В 1913г.
Розанов
пис ал: «Снять нарекание с оплодотворения человеческого
—
на
это
ул ож ена
У2
мо ей
ли т.
деятельности»(Цит.
по:
Сук ач
В.
Г.
Ро зан ов
В.
В . // Русские писатели 20
век а:
Биогр.
сло­
варь
под
ре д.
П.
А.
Николаева.
М., 2000. С. 596).
6 В«Людях
л унн ого
св ета»
Р озан ов
г оворит
о
«человеколюбивом Талмуде,
по
одному
из
правил
коего
ес ли
у
от ца
е сть
доч ь
особенно
непривлекательная,
то
отец
все-таки
обязан,
хоть
за
деньги,
ей
приобрести
временного
м ужа...
Заметим,
что
великая
есть
доблесть,
велик ое
служ ени е
Бо гу
<...> в женитьбе на тех <...> женских существах,
которые
“никому не понадобились”, “н ик ому
не
н ра вя тся ” <...> можно надеяться на охотную женитьбу на таких лишь при многоженстве,
ко­
торое
да
будет
благословенно
между
прочим
именн о
и
за
это,
что
при
многоженстве
возможно
брать
нек ра сив ых,
космических
“сирот”<...> Уверен,
что
до ля
избранничества
Богом
Магомета
объясняется
любовью
и
верностью
его,
еще
в
17 лет,
к
40-летней
м илой
Ха дидже
<...>» Все это,
по
словам
Розанова,
п род укт ивно
противоречит
«нашей цивилизации старых дев и беспутных
холостяков»(РозановВ.
В.
Лю ди
л унног о
света.
С. 17). Также в «возрождающемся
Ег ипт е»
с
его
«религией плодородия»
видел
Ро занов
на дежду
на
с охра не ние
гибнущей,
вялой
христ ианск ой
ц ивил изаци и
(кн.
«Из восточных мотивов», 1916-1917).
Восхваление
язычески-чувственной
культуры
звучит
и
в
одной
из
ра нних
работ
писа те ля
—
«О древне- ег ипет ской
кра с от е» (1899).
7 См.: Гёте И.
Фауст
/ Пер.
Б.
Л.
П аст ернак а
//ГётеИ.
Страдания
юно го
Ве ртер а.
Фауст.
М. , 2000.
С. 31 1 -312 («Стыдись,
чу д овищ е!.. Меня убивают страдания этой единственной,
а
его
успокаи­
вае т
то,
что
Это
участь
милли онов»).
8 Любому,
знакомому
с
ветхозаветными
текстами
(история Исаака и Исава,
Ио сифа
и
его
бр а­
т ьев,
Лии
и
Р а хили,
И ова
и
мн.
д р.), очевидна ошибочность утверждения Розанова о том,
что
в
Вет хом
Завет е
нет
культа
«недостатков,
бедствий,
озло бле ния», и только в Новом Завете люди
стали
«изъязвлять себя»
и
«испытывать сладкую муку язв» (Розанов В.
В.
Люди
л унног о
свет а.
С.
14).
9 См.: Булгаков С.
Человекобог
и
человекозверь:
По
поводу
посмертных
произведений
Л.
Н.
Т ол­
стого
«Дьявол»
и
«Отец Сергий» (публичная лекция,
прочитанная
в
Москве
в
1912 г .) // Лики
культуры.
М ., 2003.
С.
276-320 .
Бул гак ов
п рон ицат ельн о
видит
в
Толст ом
и
в
его
взг ля де
на
че ло ве к а, «неповрежденного в своей основе и извращенного лишь ложным воспитанием
—
“со ­
блазнами
и
об манами ” <...> Отсюда понятна и естественна его ожесточенная вражда к тому,
что
составляет
самую
основу
жизни
ц ер ков н ой ...» (Указ.
соч.
С. 290).
10 Нечто похожее,
но
с
апелляцией
не
к
естественнонаучному
з на нию,
а
к
«новому религиозно­
му
сознанию»
п рок лами рует
в
своей
трилогии
«Христос и Антихрист»
Д.
С.
Мережковский,
обещая
в
«последнем откровении Третьего Завета»
окончательное
решение
муч ите ль ной
а нти­
ном ии
«личности и общества,
анархизма
и
со ци ализ ма
<...> совершенный синтез безгранично
свободной
личн ос ти
и
б е згра нично
свободной
общественности».


Е стеств енн ый
челов ек
у
Розанова
355
11 Название книги Розанова,
изд ан ной
в
1912 г.
и
вызвавшей
острое
неприятие
и
вчерашних
е ди­
номышленников
(3.
Н.
Г иппиу с ), и идейных противников (М.
Горький)
своей
горестной,
раз­
очарованной
и
отчаянной
исповедальностью,
снижающей
через
обнажение
собственного
«я»
об­
раз
«маленького человека», некогда полного у Розанова внутреннего достоинства и уверенности
в
пра вомочн ос ти
своего
существования,
а
ны не
«изломанного»
и
тяго те юще го
к
карамазовщине
(Горький).
Здесь
же
—
фактическое
признание
того,
что
бы вший
для
Ро занова
противоядием,
антиподом
«лунного»
одиночества
(«монашества») секс (с у пр у же ст во,
совокупление, «солн­
це ») не спасает от бремени «у е дин енно сти» .


В.
Н.
Жуков
(Москва)
П р авос озна ние
Роз анова
В
отечественной
юр ис пруд енци и
(дореволюционной,
советской,
современной)
под
правосознанием
понимается
рациональное
ос м ыс ление
политико-правовой
ре­
альности
(правовая идеология)
и
эмоциональное
отношение
к
ней
(правовая психо ­
логия).
Е сли
идеологический
компонент
правосознания
рационален,
то
психо л ог и­
ческ ий
—
по
больше й
части
ирра цио нал е н.
Представляется,
что
правовая
идеология
в
значительной
мер е
есть
результат
рационализации
э мо цио нал ьной
сферы
су бъ ек­
та,
его
подсознания.
Основ ываясь
на
та ком
по нима нии
структуры
правосознания,
можно
ска зат ь,
что
пол ити ко -пр аво вые
взгляды
того
или
иного
автора
не
тожде­
ств енны
его
правосознанию.
Например,
политические
взгляды
Ф.
М.
Достоевско­
го,
изложенные
в
«Дневнике писателя», есть лишь манифестация его позиции,
есть
социальный
поступок,
осознанный
и
в
известном
смы сле
ра с с чита нный.
Глубин­
ный,
подсознательный
сре з
политических
взглядов
писателя
можно
обнаружить
по
преимуществу
в
его
художественном
творчестве,
где
его
подсознание
обнажено,
но
теор ети ческ и
не
сформулировано.
Именно
в
художественных
соч инени ях
Досто­
евский
обнаруживает
свои
фундаментальные
ценностные
установки
в
отношении
политико-правовой
реальности.
Одно
дело,
что
он
гов ори т
о
политике,
гос ударс тв е
и
праве,
другое
—
его
реа льн ое
отношение
к
пол итик о -пр авов ым
феноменам
на
уровне
подсознания.
На
уровне
своего
«ratio» Достоевский
—
защ итн ик
«унижен­
ных
и
ос кор бле нн ых» (он в это искренне верит), в подсознании
—
час то
преступник,
же лаю щий
совершить
насилие.
Опираясь
на
приведенное
те орет ич еск ое
отс туп лен ие,
сле дуе т
п одче ркн уть,
что
правосознание
Розанова
—
это
не
просто
набо р
его
рациональных
представлений
о
политико-правовой
ре ально сти ,
это
показатель
глубинной
структуры
его
личности.
Лу чше
друг их
пра во соз на ние
Розанова
поня л
Н.
А.
Бердяев,
давший
ему
ра з­
вернутую
характеристику
в
ста тье
«О вечно бабьем в русской душе»1.
Он
пишет:
«Розановское отношение к государственной власти есть отношение безгосудар-
ст вен ног о,
женственного
наро д а,
для
кот орого
эта
власть
есть
всегда
начало
вне
его
и
над
ним
находящееся,
инородное
ему
<...> Что-т о
ра бье
ест ь
в
словах
Розанова
о
государственности,
какая-то
век о вая
отчужденность
от
мужественной
власти.
Это
какое-то
мл ен ие,
н ед остой ное
н аро да,
приз ва нно го
к
существованию
совершенно­
летнему,
мужественно-зрелому»2.
И
да ле е: «Великая беда русской души в том же,
в
чем
беда
самого
Розанова,
—
в
женственной
пассивности,
переходящей
в
“бабье”,
в
нед ос тат ке
мужественности,
в
склонности
к
бра ку
с
чужим
и
чуждым
мужем.
Рус ­
ск ий
нар од
слишком
живе т
в
национально-стихийном
коллективизме,
и
в
нем
не
окре пло
еще
сознание
личности,
ее
достоинства
и
ее
прав .
Этим
об ъясн яет ся
то,
что
рус ска я
госуд арс тв ен нос ть
была
так
пропитана
не ме тчи ной
и
ча сто
пр ед ста вля лась
инородным
владычеством.
“Розановское”,
бабь е
и
рабье,
национально-языческое,


Правосознание
Розанова
357
дохристианское
все
еще
очен ь
сильно
в
рус ск ой
народной
стихии.
“Розановщина”
губ ит
Россию,
тян ет
ее
вниз,
засасывает,
и
освобождение
от
нее
ест ь
сп ас ение
для
России.
По
крылатому
слову
Розанова,
“русская душа испугана грехом”,
и
я
бы
при­
бавил,
что
она
им
ушиблена
и
придавлена.
Этот
первородный
испуг
ме шает
муже­
ственно
творить
жизнь,
овладеть
своей
землей
и
национальной
стихией»3.
Следует
согласиться
с
Бердяевым
в
том,
что
Розанов
постоянно
позиционирует
свой
консерватизм,
не
мы слит
се бя
вне
власти
и
без
в ласт и.
При
известном
эпатаже
своего
поведения
(вызывающий антисемитизм,
открытый
п роте ст
против
отде ль­
ных
нор м
канонического
права)
Розанов
—
всегда
законопослушный
обыватель,
считающий
своим
д олгом
подчиняться
власти.
Иногда
может
возникнуть
в пе чат­
ление,
что
Розанов
в
св оем
от нош ении
к
власти
намеренно
театрален,
как
бы
игр ает
ро ль
патриотически
настроенного
и
ве рн ого
государству
по дданно го .
Но
м но гозн ач­
ная
ироничность
Розанова
не
должна
вводить
в
заблуждение:
его
гл уб инная
мир о­
воззренческая
установка
—
ид ти
за
властью,
потому
что
она
—
сил а.
П си холог иче­
ски
Ро зан ов
объясняет
это
т а к: «Чувства преступности (к ак
у
Дос то ев ск ого)
у
ме ня
никогда
не
было:
но
всегда
бы ло
чувство
бесконечной
св оей
слабости...
Слабым
я
стал
д елать ся
с
7-8
лет...
Это
странная
потеря
своей
во ли
над
собою
—
над
своими
поступками,
“выбором деятельности”, “д о лж н ос ти” .
Например,
на
факультет
я
по­
ступил
потому,
что
старший
б рат
был
“на таком факультете”,
без
всякой
умственной
и
вообще
без
всякой
(тогда)
связ и
с
брат о м.
Я
всегда
шел
“в отворенную дверь”,
и
мне
б ыло
все
равно,
“которая дверь отворилась”.
Никогда
в
жиз ни
я
не
делал
вы­
бора,
ник ог да
в
этом
смы сле
не
колебался.
Это
бы ло
странное
безволие
и
странная
бе з уча с тн ос ть...»4. Представляется,
что
Розанов
здесь
не
кокетничает,
а
пишет
о
с ебе
самое
сокровенное.
Тянуться
к
с иле
—
характерная
черта
слабого
человека.
Вместе
с
тем
«слабость»
Розанова
не
следует
понимать
бук в ально :
его
творческий
г ений
безусловно
силен.
Ре чь
идет
о
с иле
и
слаб ос ти
в
с оциа льно м
и
п олит иче ском
из­
мерении.
Сила,
исходящая
от
вла сти ,
да ет
Розанову
о щущен ие
п рочност и
бытия,
обеспечивает
ему
комфорт
существования,
возможность
заниматься
творчеством.
От сюда
—
поддержка
институтов
государственной
власти
(полиции,
армии)
и
нена­
висть
к
революции
и
революционерам.
Розанов
ст авит
себе
в
заслугу
свое
законопослушание,
очень
дов олен
им:«СРо­
зановым
хорош о
жи ть.
Выпуская
детс тво ,
—
за
40 лет я никого не согнул,
не
пригнул
к
земле
<...> Для кого же вред от Розанова?
Ни
для
кого
<...> Царя чтил.
Отечество
любил.
Бывало,
мимо
церкви
еду ,
всегда
перекрещусь
на
крест.
Чего
же
требовать?
Обыватель
во
в есь
рос т
и
все
пуговицы
застегнуты»5.
Роз ан ов
весьма
позитивно
оценивает
власть
как
и нс тит ут: «Каков бы ни был
по п,
пьяный
или
трезвый,
—
а
он
ме ня
кр естил .
Вот
основание
ко
“всякой сущей вла ­
сти"
относиться
все-таки
с
уважением.
Не
кричать
на
нее,
не
хули ган и ть
с
н ей,
не
подкапываться
под
не е.
Ибо
она
бы ла
до
меня,
в
ее
гимна з ии
я
выучился,
да...
вероят­
но
она
ме ня
и
“похоронит”. Мы слишком “п ро ме жу то чные”»6.
Нач иная
с
революции
1905 г.
Розанов
периодически
говорит
о
дефиците
власти
в
русс ком
обществе,
за­
хлестываемом
скрытой
гражданской
войной
и
анархией.
В
октябре
1905г.
он
пи шет:
«Среди еще невиданной анархии мы,
очевидно,
должны
пол учи ть,
дол жны
иска ть
гром ад ную
в ласт ь,
громадный
авт о ри те т»7. «Дайте власти
—
страшной,
большой,
ве­
ру емой,
св ято й»8. «Сущность задачи
—
власть.
Власть
не
юридическая,
не
оружия:
власть
доверия,
уверенности,
субъективной
у
каждо г о.
По
эти м
качествам
“искомой
в ла сти”
она
должна
бы ть
н ар одн ою»9. Основная опасность Февральской революции
1917 г., по Розанову,
—
возможность
погрузиться
в
анархию.
Отсюда
—
его
постоян­


358
В.
Н.
Жуков
но
повторяющееся
требование
власти,
дисц ипл ины
и
да же
д ик та туры : «После ночи
а нарх ии
—
два
святых
шага
впер ед.
Од ин
—
решение
низвергнуть
власть
и
риск
го­
ловой.
Д ругой
шаг
—
диктатура
Временного
правительства.
Вот
что
нужно
было
сделать.
Моментально
нужно
бы ло
предупредить
двоевластие
или
многовластие»10.
Временное
пра вите ль ст во
должно
было,
по
Р оз а но в у, «прежде всего,
люте е
всег о
—
беречь
власть.
Не
для
себя,
а
для
России.
Отдавшись
в
диктатуру
генерала
Алексее­
ва,
оно
могло
уже
все
творить
его
им енем ,
оставив
ему
тоже
продолжение
ведения
войны,
но
за то
пол учив
в
св ои
руки
(от него)
железную
гражданскую
власть:
желез­
ную
власть
суда,
железную
власть
наказания»11.
Розанов
дает
разнообразную
характеристику
государства
как
по
существу,
так
и
в
его
функ цио на льно м
пр оя вл ении.
Г осудар ств о
в
своей
основе
для
Розанова
это
способность
принуждать
и
п ов е лев ать : «Государство ломает кости тому,
кто
перед
ним
не
сгибается
или
не
встречает
его
с
любовью,
как
невеста
же н иха.
Гос ударс тв о
ест ь
сила.
Это
—
его
главное.
По этому
ед инст венная
порочность
государства
—
это
его
слабость.
“Слабое государство”
—
contradictio in adjecto.
Поэтому
“слабое госу­
дарство”
не
ест ь
уже
государство,
а
прос то
н ет»12. Сила,
по,
Розанову,
является
ф ун­
дамент о м
г осуд арс тв ен ного
с уве ре нит ет а: «Но во главе всего этого и до известной
степени
впереди
этого
мы
считаем
с воб оду
и
независимость
государства,
или,
что
то
же,
—
родины,
ибо
это
ест ь
условие
все х
прочих
благ.
Государство,
ко торо е
пер ест а­
ло
независимо
сущ е ств ова ть,
—
о
ф инансах
так ого
государства
уже
не
прих о д ится
говорить.
Их
просто
не т.
Нет
независимости
государства
—
и
тог да
нет
его
самого;
оно
просто
умерло,
как
умир а ет
отдельный
человек
<...>
Но
что
обеспечивает
не­
зависимость
гос ударс тв а?
Сила,
хорошая
вооруженность,
а
внутри
—
патриотизм.
Закованное
в
железо
и
с
хорошо
бьющимся
сердцем
—
оно
не поб е д имо»13.
Ро з анов
прочно
связывает
госуд арс тв о
с
порядком
и
д ис циплино й: «Нет государственно ­
сти
—
нет
дисциплины.
А
без
дисцип лин ы
нельзя
ни
выиграть
Бородинской
би твы,
ни
провести
парламентской
сесси и.
Без
ди сципл ины
нельзя
да же
построить
обык­
новенного
до ма »14.
Розанов
пытается
сформулировать
критерии
если
не
ид еальн ого,
то
близкого
к
идеальному
государства,
каковым,
по
его
м нени ю,
я вляе тся
распространенное
в
раз­
витых
с тран ах
Западной
Европы
«культурное»
государство,
обеспечивающее
себ е
и
сво им
гражданам
«достойное существование»: «“Достойное существование”
для
государства
просто
потому,
что
оно
просто
само:
это
—
справедливое
существование,
это
—
спокойное
существование,
это
—
независимое
существование
и,
наконец,
—
возможно
к омфо ртн ое
существование
в
смысле
суммы
удобс тв
и
вообще
хороших
вещей,
предоставленных
в
распоряжение
каждого,
т.
е.
сработанных
гос ударс тв ом
и
отданных
им
в
по льз о вание
нар ода ,
населения,
общества.
Все
эти
цели
осо бой
вы­
спренностью
не
отли чаю тс я,
но
они
очень
существенны,
и
население
ждет
от
госу­
д арст ва
имен но
этого,
и
ропщет
и
жалуется,
ко гда
э того
нет .
Высшие
культурные
государства
Европы,
как
Германия
и
Ан гли я,
именно
к
это му
и
ст ремя тся ,
этого
и
достигли,
и
по
удаче
их
в
эт их
простых
де лах
они
и
получили
наименование
“куль­
турных”,
т.
е. “достойных”
в
высшей
ст епе ни.
Мы,
конечно,
того
же
желаем
и
нашему
отечеству.
Это
—
справедливый
и
скорый
су д,
о дно
из
непременных
уд обс тв
ст ра ны;
прекращение
смуты;
преуспеяние
всего
материального
состояния
страны,
на ч иная
с
дорог
и
финансов,
находящихся
в
руках
го сударс тв а,
и
кончая
благосостоянием,
за жи точн ос тью
или
по
крайней
мер е
не
н ище тою
всег о
трудящегося
на селен и я»15.
Иначе
говоря,
Розанов
высказывает
симпатии
(довольно осторожные)
к
правово­
му
социально
ор иен тир ова нно му
буржуазному
госуда рств у,
предоставляющему
че­


Правосознание
Розанова
359
ловеку
традиционный
набо р
пр ав,
свобод
и
гарантированных
материальных
благ.
В
дух е
консервативного
либерализма
конца
XIX —
начал а
XX в.
Розанов
подчерки­
вает,
что
государство
—
надклассовый
институт,
служащий
всему
обществу,
вс ей
на­
ции,
всему
народу.
Он
постоянно
гов ори т
о
раз руша юще м
влиянии
кла ссов ой
розни
на
все
институты
государства
(парламент,
армия,
полиция
и
т.
д. ).
В
конечном
счете,
Ро з анов
з ани мает
поз ицию
патриота-державника,
для
кото­
рого
государство
—
одна
из
высших
ценно стей: «“Обществу нужно одно,
а
государ­
ству
—
совсем
д ру гое ", “приятное для общества
—
разру ш ительно
ддя
госуда рств а”.
Общество
по
существу
своему
е сть
анархическая
сил а
—
анархизм
кот орой
нич ему
не
грозит
единственно
потому,
что
оно
плавает
поверх
наро д а,
как
сливки,
что
оно
сыто,
обеспечено
и
вообще
не
движется
никакой
горьк ой
нуждою.
Но
распростра­
н ите
нравы
общественной
жизни,
эти
св об одн ые,
распущенные,
сладкие
нравы,
на
народную
жизнь,
где
живе т
нужда,
гор е,
—
и
вы
немедленно
п олучи те
восстание,
взрывы,
ре в ол юцио нное
клокотание,
увидите
кровь,
насилие,
истребление
чужой
жиз ни
и
чуж ого
и му щ ест ва»16.
Ценность
государства
ос обен но
проявляется,
по
Ро­
занову,
в
во йне : «Вот это ощущение Государства есть вещь,
ни чем
не
заменимая
в
смысле
обучения.
В
год
войны
мы
мн ого му
научимся,
—
прямо
пер ед
нами
многое
новое
и
неожиданное
раскроется,
—
и
в
нов ую
Думу
соб ерут ся
люди
с
зап а сом
со­
в сем
иных
чувств
и
иного
сознания
в
груди.
“Научиться Государству”
—
нельзя
из
лекций
и
из
книг ,
а
газеты
и
вообще
печатная
“обывательщина”,
—
газеты,
беллетри­
ст ика,
театр
—
только
“разучивают Государству”,
закрывая
и
затягивая
его
все
бы­
том
и
бытом,
все
жит ейск им и
и
ж ит ейск ими
“язвительностями”. Все это имеет свою
цену
и
хо рошую
цену;
но,
одна ко,
все
это
совершенно
закрывает
от
нас
о дну
вел ику ю
драгоценность
—
вооруженное,
м огуче е
От ече ств о,
готовое
пойти
на
врага.
В
’’быту”
мы
вс е,
естественно,
слишком
раздробились
и
только
в
войне
чувствуем
себя
“все
вместе”.
Это
несравненный
опыт.
Это
то
политическое
воспитание,
которого
вовс е
не
да ют
нам
юридические
факультеты,
к оторы е
су ть
какое-то
“книжничество и фа­
рисейство
го с уд ар с т венно с т и”. Скелет и душа государственности,
т.
е.
ее
“твердое”
и
вместе
ее
“одушевление”,
ест ь
действительно
воинство
на
полях
б итв »17.
В
госуд арс тв е,
так им
образом,
аккумулируются,
по
Розанову,
сила,
энергия,
лучшие
нравственные
качества
нар о да.
Государство
как
бы
поднимает
че лов ека
на
новую
нравственную
высоту,
де лая
его
настоящим
гражданином.
В
эт ой
связи
представляет
интерес
тема
«государство и личность», которую Розанов периодиче­
ски
затрагивает.
Вот
характерная
ц ит ат а: «Иногда мы жалуемся,
что
у
нас
нет
“та­
кого
совершенного
правительства,
как
английское”,
кот орое
д ало
даж е
гр аж данам
“Habeas Corpus”, по которому полиция не может входить в дом частного человека
etc.
Но
какой
же
русский
человек
—
“частный человек”? Полиция (наш а)
и
не
в хо­
дит
в
крестьянские
изб ы,
в
поповские
до ма
и
вообще
туда,
где
ест ь
“частный быт”,
ж ивут
“частные люди”.
Она
входит
“к нам”,
интеллигентам
и
горожанам,
которые
и
за
40 лет живем, “к ак
студенты”,
читаем
“Что делать?” и не прочь начинить бомбоч ­
ку,
к ото рою
может
прошибить
стену
и
убить
и
соседа»18.
Не
будучи
безусловным
противником
прав
и
свобод
человека,
Розанов,
тем
не
менее,
понимает
их
весьма
ограничительно,
как
составную
часть
российского
абсолютизма.
Государство
и
ли ч­
ность,
по
Розанову,
е сть
органическое
цел ое,
не
зн ающее
противоречий.
По дданный
Ро ссийск ой
Империи
може т
об рес ти
по д линную
с воб оду
только
в
рамках
служ ени я
и
поддержки
монархии,
на
п ути
сохранения
и
укрепления
державных
т р адиций.
В
эт ом
смысле
Роз ан ов
отмечает,
что
«политическая свобода и гражданское досто­
инство
есть
име нно
у
консерваторов,
а
у
“оппозиции”
ест ь
только
лакейская
оз ло­


360
В.
Н.
Жуко в
бленность
и
мук а
“о своем ужасном положении”»19.
Конфликт
между
личностью
и
государством,
как
полагает
Розанов,
наблюдается
только
в
«болезненной»
интел­
ли ген тс кой
среде,
представители
которой ,
страдая
кр а йним
инди виду ализ м ом
и
эгоцентризмом,
ступили
на
пу ть
б орьбы
с
законной
властью.
Гу бит ельн ое
влияние
интеллигенции
проявилось,
в
частности,
в
том ,
что
в
России
государственная
д ея­
тельность
ст ала
восприниматься
как
не что
в торос теп ен н ое: «Серьезнее серьезного,
что
в
государстве
и
даже
до
некоторой
степени
мировой
державе
государственные
л юди
были
бо льшие
любители
литературы,
газе т,
журналов,
вп роче м,
б ольше
—
по­
в естей
и
стихов;
а
государственными
делами
занимались,
о
них
д умали ,
о
них
в
са­
мом
де ле
болели
умом
и
сер дце м,
наконец,
из-за
них
ссорились
и
н енавид ели
д руг
друга
фельетонисты
и
журналисты.
Причем
и
они-то
зан им али сь
эт им
к
большому
не удов ольс тв ию
“настоящих государственных людей”,
которые
в
их
ст оро ну
гово­
рили: “Э,
бросьте...
Мы
сами
не
занимаемся,
чего
вы
л езет е?
Пишите
стихи,
да
хо­
рош о
пишит е,
чтобы
мы
в
старости
видели,
что
муза
Пушкина
на
замол кл а
и
слава
российская
не
у в ядает”»20.
По
Розанову,
в
Ро ссии
государственная
деят ел ьно сть
бы ла
заменена
деятельностью
литературной,
что
и
погубило
страну.
Понимание
Розановым
права
—
типично
русское.
Он
писал
о
се бе: «Законов,
правда,
никаких
не
почитал.
Но
их
и
никто
в
России
не
почитает.
Не
м од а»21. Данную
фразу
не
сл едует
воспринимать
прямолинейно.
Розанов
—
отнюдь
не
правовой
ниги­
лист,
отрицающий
по до бно
коммунистам
или
анархистам
пра во
как
изживший
се бя
буржуа зн ый
институт.
Розанов
—
законопослушный
скептик,
стремящийся
кр и тич­
но
и
всесторонне
оценить
феномен
прав а,
а
гов оря
более
конкретно
—
российское
за кон ода тел ьст во
в
его
различных
проявлениях.
Для
Розанова
очевидно,
что
за ко­
нодательство
—
это
не
просто
юридическая
фор ма
и
догма,
опирающаяся
на
силу
влас т и,
оно
—
часть
национальной
куль туры ,
базирующаяся
на
традициях
и
вековых
психологических
сте реоти па х
и
ц ен нос тях.
Он
не
выступает
пр инципиа ль ным
про­
тивником
правовой
регламентации,
он
лишь
хочет
ска зать,
что
российская
правовая
сис т ема
ест ь
во
многом
результат
вн ешн ей,
по
преимуществу
насильственной
юри-
дизации
народной
жизни.
«“Закон”,
—
пишет
он,
—
всег да
у
нас
был
“приказанием” .
Проходил
ли
он
через
Государственный
Совет,
и сход ил
ли
от
Коми те та
Ми ни ст ров,
проявлялся
ли
в
виде
указа,
был
ли
п рост ым
распорядительным
ак том
губернато­
ра,
испр авн ика,
консистории,
земского
начальника
—
все
равно,
всегда
и
везде,
в
дробя х
и
в
целом,
блистательно
и
п одп ольно
(“конфиденциальные”
циркуляры)
он
был
приказанием
и
только
приказанием.
И
Ро ссия
б ыла
“приказною страною”
по
этому
характеру
своего
упр а вле ния
и
происхождению
законодательства»22.
Как
и
славянофил
К.
С.
Аксаков,
Розанов
констатирует
известный
пар алл елиз м
политико­
правовой
жизни
о фициа льно й
чиновничьей
России
и
жиз ни
народа.
Российское
за­
конодательство,
не
затрагивая
интересов
подавляющего
большинства
населения,
как
бы
п ов исает
в
воздухе,
дает
хол осты е
обороты,
оставляя
в
стороне
жив ущ ий
по
своим
за кон ам
на род.
Параллелизм
официальных
и
не о фициа л ьных
(стихийно созданных
народом)
законов,
полагает
философ,
чреват
революционными
потрясениями.
Оф и­
циальное
законодательство,
воспринимаемое
м ног омилл ионным
крестьянством
как
«дело антихриста», как « печ ат ь
с ат аны», вызывает ненависть и желание разрушать.
От меч ая
недостатки
законодательства
и
критикуя
вла сть,
Ро з анов
вместе
с
тем
видит
органические
недостатки
в
правосознании,
пра во вой
культуре
рус с кого
на­
р од а: «Под влиянием наказания,
не
с тольк о
пугающего,
сколько
заманивающего,
в
населении
образовались
мил ые
п огов орки ,
в роде
“плохо не клади,
во ра
в
гр ех
не
вводи”,
“что с возу упало,
то
пропало”.
Поговорки
эти
показывают,
что
уже
д авно


Правосознание
Розанова
361
в
населении
утвердился
некоторый
ес ли
не
воровской,
то
вороватый
дух
и
что
он
посел ился
у
нас
если
не
как
хозяин,
то
как
милый
гость,
как
по чти
симпатичное
сущ ест в о»23.
По вто рим
вслед
за
Бердяевым:
Розанов
в
своем
правосознании
—
х ар актер ный
наци ональ ный
тип,
отличающийся
деф ицито м
мужественности
и
во ли,
скл о нный
к
анархии
и
боящийся
власти.
В
данном
с лучае
речь
идет
не
о
рус ск ом
дворянстве,
а
именно
о
русском
мужике,
который
и
создавал
русс кую
ис торию
и
низовую
на­
родн ую
культуру.
Близок
к
эт ой
мыс ли
и
евразиец
H.
Н.
А лек сеев: «Снимая таким
об ра зом
с
русской
ис то рии
романтический
флер ,
мы
должны
ска зать,
что
опреде­
ляющими
силами
ее
были,
с
од ной
с торон ы,
си лы,
организующие
государство,
сил ы
порядка,
с
дру гой,
—
с илы
дезорганизующие,
анархические,
внешне
выражающиеся
в
различных
проявлениях
русской
смуты.
Особенностью
русской
и ст ории
яв ля ет­
ся
то,
что
смута
эта
не
бы ла
попыт к ой
организации
во ль ницы
в
пределах
государ­
ственного
порядка,
но
представляла
собо ю
вечный
в ыход
ее
из
гос ударс тв а
в
дикое
по ле
и
в
темные
л еса.
Уход
от
государства
есть
пе рв ост е пенный
фа кт
русской
исто­
р ии,
который
ф изи чес кое
св ое
воплощение
на шел
в
казачестве
и
свое
нр авств енно е
оправдание
—
в
различных
политических
воззрениях,
оправдывающих
бегство
от
организованных
политических
фо рм
общественной
ж изн и»24.
Анархизм
р ус ской
крестьянской
массы
можно
бы ло
подчинить
началу
ди с циплины
то лько
с
помощью
деспотической
власти.
И
чем
с ил ьнее
анархизм
и
деструктивность
про я вля лись
в
характере
рус с кого
на ро да,
тем
жестче
должна
бы ла
вести
себя
российская
вла ст ь.
1 Впервые опубликована в «Би рж евы х
Ведомостях»
в
январе
1915 г.,
поз днее
вошла
в
книгу
«Судьба России».
2 Бердяев Н.
А.
Судьба
Рос с ии.
М ., 1990. С. 42.
3 Там же.
С. 47.
4 Розанов В.
В.
Со ч.
М., 1990. Т. 2. С. 249.
5 Онже.
Собр.
с оч.
Ког да
начальство
уш ло...
М., 1997. С. 595.
6 Онже.
Собр.
соч.
Мимолетное.
М ., 1994. С. 330.
7 Онже.
Когда
начальство
ушло...
С. 63.
8 Тамже.
9 Там же.
С. 64.
10 Розанов В.
В.
Мимолетное.
С. 397.
11 Тамже .
С. 399.
12 Розанов В.
В.
Соч.
Т. 2. С. 381.
13 Он же.
Собр.
соч.
В
нашей
смуте
(Статьи 1908 г .
Письма
к
Э.
Ф.
Голлербаху). М., 2004. С.
170—
171.
14 Там же.
С. 312.
15 Тамже.
С. 170.
16 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Т.
15.
Р усск ая
государственность
и
общество
(Статьи 1906-1907 гг. ) .
М., 2003. С. 480.
17 Он же.
Собр.
соч.
Пос ле дние
листья.
М., 2000. С. 268.
18 Онже.
Когда
начальство
ушл о...
С. 453.
19 Онже .
С ОЧ .Т.2.С .515.
20 Онже.
Когда
начальство
уш ло...
С. 76.
21 Там же.
С. 595.
22 Там же.
С. 62.
23 Розанов В .
В.
В
наше й
сму те.
С.
165.
24 Алексеев H . Н.
Р усск ий
народ
и
государство.
М. , 1998. С. 75.


А.
В.
Зябликов
(Кострома)
«Праведное»
государство
по
Роз анов у
Для
российской
художественной
эл иты
девятнадцатое
столетие
бы ло
эп охой
создания
различных
историософских
и
государственно-политических
моделей,
те­
оретизирования
и
прогнозирования,
накопления
интеллектуального
баг аж а.
Рубеж
XIXиXX
вв.
с
его
эстетическим,
умственным,
религиозным
плюрализмом,
с
его
со­
циальными
ожиданиями
и
предчувствиями
стал
временем
соотнесения
эт их
моде­
лей
с
российской
действительностью.
В
какой
же
м ере
розановские
представления
о
существе
«праведного»
государства,
сформулированные
в
трактате
«О понимании»
(1886 г. ), тождественны живой исторической фактуре?
Полное
розановское
определение
государства
звучит
т ак : «Государство есть
це л есооб разн о
расположенная
система
психических
со с тоя ний,
соотносительных
и
неприродных,
отражающаяся
в
деятельности
целесообразным
проц ес со м,
в
ко­
тором
господствующий
и
направляющий
чл ен
ест ь
б л аго»1.
Иде я
общественного
бла га
многослойна,
она
распадается
на
отдельные
виды,
или,
как
го во рит
Розанов,
«термины»: безопасность,
п орядок ,
д оста ток,
справедливость
и
прочее.
В
соответ­
ствии
с
этим
разделением
расчленяется
и
госуд арств о,
выделяя
из
с ебя
«органы»,
отвечающие
за
осуществление
того
или
ин ого
вид а
блага.
Степенью
«разложения»
ид еи
блага
на
отдельные
элементы
и
способностью
государственных
«органов»
до­
биваться
реализации
различных
вид ов
бл ага
опр еделя ется
ур ове нь
развития
го­
су д арс тва.
Например,
М.
О.
Меньшиков
в
п ору
своего
сотрудничества
в
«Неделе»
считал,
что
единственная
це ль
государства
—
обеспечение
внутреннего
и
внешнего
мира:
госу да рст во
ест ь
«механизм,
который
гасит
общественный
раздор»2.
Роз ан ов
исходит
из
и деи
многофункциональности
госуд арс тв а,
ибо
не
существует
одно го
и
ед ино го
для
в сех
сп ос оба
до сти жения
большой
цел и,
например,
об р етения
обще­
ственного
мира.
Причем
г осуда рств о
должно
бы ть
ориентировано
в
своей
деятель­
ности
не
тольк о
на
бл аго
реализованное,
но
и
на
благо,
пока
не
достигнутое
и
даже
во все
недостижимое.
Из
девя ти
предложенных
Розановым
мод ус ов
«идеального»
государства
рассмотрим
три .
1. «Орган,
способствующий
уменьшению
естественного
зла,
лежащего
в
физиче­
ск ой
природе
человека
—
болезни,
сл аб ости
и
смерти,
че рез
предупреждение
первой,
чер ез
отдаление
третьей,
чере з
облегчение
второй»3.
Реализации
эти х
цел ей
о тве­
ча ет
развитие
частной
и
общественной
благотворительности,
патронируемых
госу­
дарством.
Речь
в
да нном
случае
идет
о
создании
целой
системы
фор м
социальной
опеки:
пен сий,
приютов,
интернатов,
детских
учреждений,
до мов
престарелых.
Го­
сударство
должно
заботиться
о
те х,
кто
не
в
состоянии
в
си лу
болезни,
малолетства
или
преклонных
лет
позаботиться
о
себе.
Розанов
замечает,
что
в
реализации
за­
дач
благотворительности
и
со циа л ьной
опеки
Россия
имеет
ряд
преимуществ
перед
другими
странами,
поскольку
рус с кое
сострадание
всегда
превышает
должное,
об я­


«Праведное»
государство
по
Р оз анову
363
за те льн ое,
а
нем илос ер д ное
отношение
к
слаб ом у
и
неимущему
здесь
почитается
грехом.
На
рубеже
XIXиXX
вв.
общественное
призрение
в
России
все
более
лиш а­
л ось
привкуса
филантропической
затеи.
В
1895 г.
создание
дом ов
трудолюбия
с тало
частью
государственной
пр огр ам мы4.
На
1 января 1899 г.
в
Российской
Им­
перии
насчитывалось
817 домов трудолюбия,
а
капиталы
все х
благотворительных
учреждений
(вместе с недвижимостью)
исч исля ли сь
суммой
в
404 843 798 рублей5.
В
1899-1904 гг.
регулярно
собирается
Комитет
попечительства
о
домах
труд ол ю­
бия
и
работных
до мах
под
председательством
импе р ат рицы
Александры
Федоров­
ны.
Начата
во йна
с
детской
беспризорностью.
Усилиями
А.
С.
Эйсмонт
24 марта
1901 г.
в
Пе те рбу рге
был
открыт
Первый
ночлежно-работный
дом
для
б еспр ию тных
детей
и
подростков
с
последующим
устройством
их
«в мастерство»6.
За
по след нее
30- ле тие
XIX в.
число
инв алид ных
и
сиротских
домов,
богад ел ен
ув елич илось
в
5 раз,
б оль ниц
—
в
3 раза7 .
К
началу
1910 г.
в
России
существовало
4762 благотво­
рительных
общества
и
6278 благотворительных заведений8 . Ли шь 25 % их бюджета
приходилось
на
средства
казны
земств
и
го р одо в, 75 % составляли частные добро­
вольные
пожертвования9.
Активно
изучался
европейский
опы т
оказания
трудовой
и
социальной
помощи
нуждающимся.
Однако
социальной
опеке
яв но
недоставало
масштаба
общегосударственного
д ела.
Отчасти
это
объяснялось
сомнениями
в
час ти
того,
не
приведет
ли
обязатель­
ное
государственное
призрение
к
опасному
крену
в сей
общественной
системы.
Так,
В.
И.
Герье
в
З аписк е,
подготовленной
по
п росьб е
министерства
вн утре н них
дел,
о ст ер ег ал : «Провозглашение призрения бедных обязанностью государства может
быт ь
признано
теоретически
ве рным
лиш ь
на
почве
социализма,
который,
пе ре­
давая
государству
и
государственному
управлению
всю
земл ю,
все
ка пи талы
и
все
производительные
с илы
нар о да,
превращая
всякого
гражданина
в
работника
на
го­
суд арс тв о,
вправе
тр ебов а ть,
ч тобы
государство
вс ем
давало
раб оту
и
призревало
всех,
не
имеющих
работы
и
не
способных
к
ней »10.
Меньшиков
считал,
что
п ере рас­
пределение
и нициа тив ы
и
ответственности
в
пользу
государства
приведет
к
превра­
щению
общества
в
недееспособную
«минеральную массу»
и,
как
сл едст в ие,
к
торже­
ств у
социалистического
«рабства»: «Когда от человека отойдет забота о самом себе,
когда
установится
земное
про виде ние
в
ви де
выборного
или
иного
Олимпа
земны х
бог ов,
то гда
ч ело век
окончательно
пр евр ати тся
в
м аш ину »11.
Большинство
сходи­
л ось
во
мнении,
что
государственному
призрению
должны
подлежать
де ти -си роты
и
нетрудоспособные
лица.
Остальное
—
забота
час тн ой
бл аготв ори тель ност и.
Проблема
координации
благотворительных
усилий
м огла
бы
решиться
путем
создания
центрального
статистического
бюро,
в
ко тором
должны
накапливаться
сведения
о
нуждающемся
населении.
Для
эт их
целей
некоторые
даж е
пр едл аг али
учредить
департамент
благотворительности12.
Княгиня
M.
Н.
Ще рбат ова ,
вдохно­
ви тел ьни ца
так
называемого
Этического
о бще ства,
объединявшего
многих
предста­
вителей
интеллигенции,
выдвинула
идею
государственного
страхования
нар одн ой
жизни,
к от орое
к
1902 г.
даже
зав зяты м
скептикам
уже
не
казалось
утопическим
прожектом13.
В
янв аре
1904 г.
в
Пе те рбурге
усилиями
инте лл иге нции
был
создан
«Союз борьбы с детской смертностью»14.
В
отдельную
фу нк цию
государства
выделена
Розановым
забота
о
народном
здравоохранении.
В
Ро ссии
с
ее
огромн ой
территорией
и
п лохи ми
коммуникация­
ми
необходимо
д ея тельн ое
участие
государства
в
распределении
врачебной
помощи
(она должна быть доступна всем,
независимо
от
ма тери а льн ого
достатка), в деле


364
А.
В.
Зябликов
подготовки
медицинских
кадр о в,
устройстве
здравниц,
оздоровлении
местности,
например,
через
осушение
б олот
или
посадку
деревьев.
Орган,
ведающий
сферой
з дра в оохран ен ия,
должен
обладать
самыми
широкими
по лномо чия ми:
издавать
за­
коны,
регла м ен ти рующи е
работу
на
вредных
производствах,
стимулировать
разви­
тие
медицинской
науки,
проводить
профилактические
мероприятия,
контролиро­
вать
со блю дение
с анит а рных
н орм
при
выборе
ме ста
застройки
и
т.
д.
Одной
из
ме р,
с по собных
с низ ить
заболеваемость
и
смертность
в
сельской
местности,
м огло
бы
стать
учре жде н ие
института
деревенских
сестер
ми л осе рди я15.
Многие,
например
Мен ьши ков ,
выск аз ывал ись
в
пользу
создания
мини стер ств а
народного
здоровья16. В
1902 г.
профессор
Н.
А.
Ве лья мино в
по
поручению
Д.
С.
Си-
пягина
п одгот ови л
Записку
об
упорядочении
народного
здравоохранения,
однако
смерть
минис т ра
в нут ре нних
дел
помешала
осуществлению
сан ит арно й
реф орм ы.
В
марте
1903 г.
Розанов
с
горечью
писал
о
рок ов ом
отчуждении
ме диц ины
и
ре­
лигии,
им еющем
самые
негативные
по след ств ия
для
народного
з драв оохран ен ия 17.
Писатель,
не
б оясь
об вине ний
в
кощун ст ве ,
обращал
вним а ние
на
такие
факты,
как
заражение
ма л оле тних
де тей
сиф или сом
во
вр емя
таинства
крещения
чер ез
храмо­
вую
куп ель ,
распространение
зар аз ных
болезней
чер ез
ложечку
при
совершении
таинства
причащения18.
Осо бый
пу нкт
розановских
размышлений
—
борьба
с
пья нс тв ом,
пр ичин ы
которого
св яз ыв ались
писателем
не
только
с
со циа льны ми,
но
и
с
культурно­
религиозными
проблемами.
2. «Орган,
спо соб ству ющ ий
увеличению
в
государстве
средств
к
жизни
и
более
правильному
рас преде лен ию
их между
живущими
в
нем »TM. Розанов ведет речь о выде­
лении
двух
ведомств:
о дно
из
них
должно
всецело
ведать
вопросами
экономическо­
го
развития
и
гос удар ств ен но го
у прав лени я,
дру гое
—
решать
проблему
распределе­
ния
б лаг.
В
России,
по
мнению
писателя,
есть
некое
п одоби е
п ерв ого
и
полностью
отсут ст вует
второе.
Ве роятн о,
под
первым
ведомством
Роз ано в
р азу меет
систему
государственной
экономии,
планирования
и
про гноз ир ова ния :
распы ление
фун к­
ций
(пути сообщения,
промышленность
и
торговля)
видит ся
мыслителю
мало­
продуктивным.
Особо
отмечено,
что
регулирующие
и
координирующие
функции
государства
не
должны
негативно
ска зы вать ся
на
ча стн ом
предпринимательстве.
Боле е
того,
гос уда рст во
должно
защищать
м е лкого
про из во дит еля
от
вы теснени я
и
п оглощен ия
крупным
промышленным
производством.
Мера м и,
обеспечивающими
эту
защиту,
могло
бы
стат ь
поддерживаемое
госу дарс тв ом
кус тарн ое,
це хов ое
про­
изво дст во ,
развитие
семейных
ар тел ей 20, самобытных территориальных промыслов .
Однако
наряду
с
э тими
здравыми
и
острозлободневными
для
рубежа
XIXиXX
вв.
проектами
мыслитель
предлагает
ряд
сомнительных
запретительных
мер,
в
ч аст­
ности,
воспрещение
то рг овли
предметами,
традиционно
изготовлявшимися
т ру­
дом
семьи.
Заме ти м,
что
одним
из
самых
масштабных
государственных
проектов
конца
XIX в.
с тал
железнодорожный
Сибирский
п уть
и
связ анн ое
с
его
строитель­
ством
переселенческое
дв ижен ие
на
восток
страны,
наз ва нное
«Новым Временем»
«национально- гос уда рс тв ен н ы м
под виго м»21.
Меха ни зм
распределения
бл аг
Розановым
разработан
не
был.
При
этом
писатель
называет
равномерное
распределение
бо г атств
одним
из
древнейших
общественных
идеалов
и
хорошо
понимает,
чем
грозит
грубое
отступление
от
него.
Экономически
бедственное
положение
народа
искажает
представление
о
свободе,
явл яет ся
пита­
тель но й
почвой
для
появления
изуверских
ре жи мов
и
«великих инквизиторов» .
В
1894 г.
Розанов
писал: «Уже теперь крайние демократы становятся индифферент ­


«Праведное»
го суд ар ство
по
Розанову
365
ны
к
заветам
политической
и
общественной
св обо ды
(конституционализму), а рав ­
но
и
к
усп еха м
н аук
и
просвещения,
готовые
безразлично
соединиться
и
с
во енным
деспотизмом,
и
с
торж е ств ом
Церкви
над
государством,
л ишь
бы
сила,
военная
ли,
церковная
ли
—
для
них
все
равно,
—
разрешила
экономический
воп рос ,
“накормила
всех ”»22.
Признаем,
что
гл авны й
соперник
Розанова
в
журналистском
ми ре
Мен ь­
шиков
вглядывался
в
эту
п робле му
бол ее
пристально:
он
считал
борьбу
с
нищетой
п рос тон ар одья
гл авно й
национальной
задач ей ,
стоящей
перед
Россией
нового
ве ка23.
Еще
один
«нововременец»
С.
Н.
Сыромятников
в
ию ле
1901 г.
ту
же
мысль
формули­
ровал
та к:
национальная
ид ея
ест ь
укрепление
богатства
с т раны,
что
применительно
к
слов ам
Меньшикова
можно
счи та ть
эвфемизмом24.
Од ной
из
мер
прав ит ель ств а,
призванных
решить
п робле мы
земледельческой
России,
стало
уч режде ни е
23 янва­
ря
1902 г.
Осо бо го
Совещания
о
нуждах
сельскохозяйственной
промышленности.
Важным
компонентом
российской
жиз ни
Ро з анов
считал
земство.
Любое
го­
сударственное
начинание,
по
мысли
писателя,
предполагает
взаимодействие
д вух
и деал о в: «государственного» (формального,
офи циал ьно го,
бюр ократ ичес к ого)
и
«земского» (интимного,
с
элем е нтом
«покаяния», более подвижного и приспосо­
б ляемого
к
запросам
ж изн и).
Второе
не
должно
заслоняться
или
покрываться
п ер­
вым,
иначе
з емск ая
жизнь
начинает
обюрокрачиваться,
и
про ис ходи т
«неуловимо ­
тонкое
отнятие»
у
люд ей
«’’гражданства”
в
его
св яты х,
се рьез ны х,
ответственных
ч ерт ах»25.
По
словам
В.
Д.
Кузьмина-Караваева,
именно
1899-1904 гг .
обозначили
кульми­
на цио нный
моме нт
столкновения
«земской»
и
«приказной»
идей26. С января
1899 г.
земские
у чр ежд ения
бы ли
освобождены
от
некоторых
р ас ходов
на
общегосудар­
ственные
нуж ды
(содержания канцелярий губернских присутствий,
уплаты
казне
квартирных
окладов
полицейских
чинов,
выплат
пособий
на
содержание
гимназий
и
прочее)27.
К
1900 г.
земские
расходы
на
начальное
образование
уве личил ись
в
10 раз (по
отношению
к
1881 г.) и составили457 000рублей28. Однако идея низового
самоуправления
тормозилась
из-за
пр одол жающ ег ося
бюр ократ ич ес кого
произво­
ла,
правовой
и
финансовой
неупорядоченности.
В
ав гус те
1902 г.
Николай
II, проез ­
жая
на
б ольши е
маневры,
обратился
к
пред став ителя м
курс ко го
земства
со
сл ов ами:
«Земское дело
—
де ло
первейшей
важности.
<...> .
Помните,
что
призвание
ваше
—
местное
устроительство
в
об лас ти
хозяйственных
н уж д»29.
Пр инципиа ль ным
ша­
гом
власти
стал
Высочайший
м анифест
26 февраля 1903 г. , в
котором,
в
частности,
высказывалось
намерение
преобразовать
губе рн ское
и
уезд ное
управление
«для
усиления
земской
жизни»30.
Многие
сочли
это т
маниф ест
обращенным
в
прошлое,
поскольку
в
нем
утверждалась
неприкосновенность
общинного
ст роя
и
укре п лен ие
пом е ст ного
дворянства.
Однако
следующие
решения
власти
подтвердили
ее
жела­
ние
реформировать
систему
местного
самоуправления.
8 января 1904 г .
министр
вну тр енних
дел
В.
К.
фон
Плеве
издал
ука з,
дававший
право
дворянским
собраниям
рекомендовать
губернаторам
кандидатуры
членов
губернских
совещаний.
Но ябр ь­
ски е
земские
со вещ ания
и
п рави тель ст венный
указ
от
12 декабря 1904 г .
«О пред ­
начертаниях
к
усовершенствованию
госу дарс тв е н ного
п оря дк а», предоставлявший
бо лее
шир ок ие
полномочия
земствам,
свидетельствовали
о
победе
«земской»
иде и,
которую
окончательно
закрепил
м аниф ест
17 октября 1905 г . 31
Розанов
не
раз
защищал
зе мств о
от
нападок
ультраправых,
считавших
земс кие
институты
извращением
коренных,
самодержавных
на чал
рус ск ой
ж изн и32.
3. «Ор ган,
охраняющий
чис тот у
нравственной
жизни»".
Писатель
был
убежден,
что
забота
о
нравственном
здоровье
нации
должна
стать
самостоятельной
частью


366
А.
В.
Зябликов
государственной
политики.
К
развращающим
началам
российской
жиз ни,
нужд а ю­
щимся
в
санкциях
со
ст орон ы
государства,
Розанов
отн ос ил,
в
частности,
приме­
нение
на
фабриках
и
заводах
детского
тр уд а, «распущенность мысли и чувства в
лит ера тур е»34, а также,
гов оря
современным
языком,
агрессивное
воздействие
м ас­
совой
кул ьтуры,
соблазняющей
человека
проп ов е дью
праздности.
В оис тину
в
р аз­
мышлениях
о
данной
функции
государства
реализуется
именно
художнический
взг ля д:
логика
розановских
предложений
позволяет
с озд ать
нов ое
ведомство,
ск а­
жем,
путем
слияния
фабричной
инспекции
и
цензурного
комитета.
Лю бо пытно ,
что
в
трактате
«О понимании»
в
перечне
вопиющих
пр оя в лений
общественной
безнравственности
отсутствует
уп ом ина ние
о
проституции.
Это
яв­
ление
в
разных
его
ипостасях,
начиная
с
1890-х
гг.
ст анов ит ся
по с то янным
пред­
мет ом
глубок их
авторских
раздумий
—
факт,
способный
подтолкнуть
к
неправиль­
но му
выводу
о
в
целом
лояльном
отношении
писат еля
к
древнейшей
профессии.
Путаница
отча ст и
была
порождена
той
непреднамеренной
под м еной
поня тий,
ко­
тор ая
отличает
это т
розановский
ди ск урс.
Соитие
как
э лемен т
жре че с кого
служе­
ния ,
как
ча сть
священного
ритуала
архаичных
культ ур,
приковывавшее
к
себе
вос­
хи щен ный
взгляд
Розанова,
не
может
быть
названо
проституцией.
Торговля
те лом
с
целью
получения
бар ыша ,
яв л яюща яся
приметой
город ск ой
цив или зац ии,
ес ть
про­
ституция,
и
отношение
к
ней
Роз ано ва
определенно
отрицательное.
«Проституция
ест ь
боле зн ь
в
обществе,
—
писал
Розанов
в
фев рале
1903 г., —
болезнь
народная,
бо­
лез нь
страшная,
подтачивающая
в
кор не
жиз нь
и
бытие
н ац и и...»35. Бороться с этим
с оци альн ым
з лом
только
медицинскими
и
пол ицейск ими
мет одам и
бе сп олезн о,
так
как
первопричина
недуга
коренится
в
неустроенности,
извращенности
существую­
щих
семейных
отношений.
Церковные
правила
о
бра ке
и
разводе,
по
мы сли
пи са­
тел я,
способствовали
появлению
целого
с онма
«принудительно холостых людей»
(например, «соломенных вдовцов»), у которых искусственно отнято право создать
новую
семь ю
на
законных
основаниях.
Спасение
Розанов
видел
в
п ере ходе
брачно­
сем ей ных
отн ошени й
из-под
опеки
Церкви
под
попечительство
государства: «Госу­
дар ств у
почему-то
предоставлено
только
валанд ат ься
с
прос тит у цией,
а
священный
институт
семьи
у
него
и зъ ят ...»36
Политические
идеи
Розанова
достаточно
конструктивны
и
прагматичны.
Роза­
новская
концепция
госу дарс тв а
впитала
в
себя
и
консервативные
и
либеральные
представления.
Она
вполне
соотносима
с
российской
действительностью
рубежа
XIXиXX
в в., когда власть и общество обнаружили готовность и способность к об­
новлению
хозяйственной,
политической
и
духовно-нравственной
жизни.
«Терми­
ны»
роз ан овс кого
государства
к
началу
XX в.
обретают
впо лне
раз л ич имые
конту­
ры:
например,
в
феврале
1905 г.
после
боле е
чем
20- лет него
«простоя»
воссоздается
Совет
министров,
напо лня ет ся
новым
содержанием
деятельность
Гос уда рств ен н ого
совета.
1 Розанов В.
В.
О
по ним а нии.
Опыт
исследован ия
природы
гр аниц
и
внутреннего
строения
науки
как
цельного
знания.
М ., 1995. С. 567.
2 Меньшиков М .
О.
Отклики
// Неделя.
1900. 19 марта.
Спустя
несколько
лет
пи сатель
будет
проповедовать
идеи
гиперпатернализма.
В
1902 г.
он
выступит
с
проектом
ре ф ормы
«жилищ и
печ ек », целью которой должно стать превращение « де р е в янно й»
Руси
в
«глинобитную», а так­
же
с
пла на ми
топливной
реформы,
национализации
леса
и
недр,
введения
казенной
мон ополии


«Праведное»
государство
по
Розанову
367
3
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
на
табак,
сахар
и
не кот орые
другие
продукты,
привлечения
преступников
на
тя же лые
обще­
ственные
р аб от ы . «Вмешиваясь не только в политические законы,
—
писал
Меньшиков,
—
но
и
в
домашнюю
жизнь
страны
—
в
народный
кр едит,
переселение,
страхование,
промышленность,
торговлю,
продовольствие,
зем лев лад ение
и
землепользование,
государство
проникает
как
вла­
га
в
по чву
—
во
все
по ры
народной
жизни,
и
худ о
это
или
хо рошо ,
делается
все
более
и
бо лее
земным
промы с лом
на р од ным ». (Меньшиков М.
О.
Письма
к
ближ н им
// Новое Время .
1902.
26 ноября.) За исключением слова «пр о мы сел»
этот
пассаж
вполне
органичен
риторик е
«руко ­
в одя щих
документов»
советской
эпохи.
Розан ов
В.
В.
О
п он иман ии.
С. 572.
Горовцев
А.
Це ль
и
на зна че ние
домов
тру долю бия
// Вестник Европы. 1900. No 6. С . 498.
Ру сск ий
В е стник.
1901. No 7. С. 278, 281.
Еленич
И.
О
погибающих
детях
// Новое Время . 1901. 25 мая .
Ру сск ий
Вестник.
1899. No 1. С.
142.
Евстратова
А.
И.
Деятельность
женских
бла го тво рите л ьных
обществ
в
ко нце
XIX —
начале
XX века //
Инте лли ген ци я
современной
России:
духовные
процессы,
исторические
традиции
и
идеалы
/ Тезисы докладов XIII
ме ждун а род ной
научно-теоретической
конференции
26-28
се н­
тября
2002 г.
Иваново, 2002. С.
171.
В
1899 г.
самые
кр упны е
п ож ерт вован ия
в
поль зу
н аселения
Самарской
губернии,
пострадав­
шей
от
неурожая,
б ыли
сделаны
писателями
Л.
Н.
Тол ст ым
(6639 руб.) и М.
О.
Меньшиковым
(4500руб.) (Жизнь. 1899. T. VI. С. 456).
Ру сск ий
Вестник. 1899. No 1. С.
150.
Меньшиков
М.
О.
Выше
свободы.
Статьи
о
России.
М ., 1998. С. 42.
Соколовский
М.
К
вопросу
о
б лаг от вори тель ност и
// Новое Время . 1 899.19 ноября .
С.
Н.
Сыро­
мятников
считал,
что
одна
из
писательских
задач
состоит
в
популяризации
благотворительных
нач ин аний
и
самих
бла гот вори те ле й. (Сыромятников С.
Н.
Для
бедных
детей
// Новое Время .
1901. 20 декабря.)
Меньшиков
М.
О.
Письма
к
ближним
// Новое Время. 1902. 10 мар т а.
Напротив,
П.
Н.
Обнинский
в ыск азы вал
претензии
к
«досужей»
русской
интеллигенции
в
то м,
что
она
устраняется
от
забот
благотворительности.
(Обнинский П .
Н.
Чег о
недостает
н ашей
благ от вори тел ьно сти
// Русская Мысль.
1899. No 1. С.
107.)
Райский
Д.
П.
Болез ненн ост ь
и
смертность
русского
народа
// Наблюдатель. 1 899. No 10 .
Пи сат ель
считал,
что
санитарно-врачебное
дело
поставлено
в
Р оссии
из
рук
вон
плохо:
только
последняя
эпидемия
холеры
(1892-1896) унесла жизни 227 тыс.
человек;
с
1902 по 1906г.
пере­
болело
опасными
заразными
заболеваниями
более
10 млн.
человек,
при
эт ом
умерли
505 чело ­
век
из
каждых
ста
тысяч
—
это т
пок азат ель
в
7-8
раз
превосходил
средний
по
Евро пе. (Мень­
ши ков
М.
О.
М ин ист ерство
народного
зд оровь я
// Новое Время .
1910. 7 августа.)
По
данным
В.
Е.
Игнатьева,
только
в
Москве
убытки
от
болезней
людей
сост авл яли
около
8 млн.
рублей
в
го д . (Игнатьев В.
Е.
Общественное
здоровье
по
данным
сани тар ной
статистики
// Вестник Ев­
ропы. 1901. No 7. С. 305.)
Р озан ов
В.
В.
О
ме дик ах
и
медицине
// Новое Время. 1903. 25 март а.
Он
же.
Соб р.
соч.
Около
н а родной
души.
М ., 2003. С. 231-232.
Он
же.
О
п онима нии .
С. 574.
В
декабре
1898 г.
в
Петербурге
возн ик ло
общество
содействия
русской
а рт ели,
целью
которого
мы сли лось
способствование
у величен ию
п роизв оди тел ьнос ти
народного
труда
и
«улучшению
эконо миче с ког о
положения
т рудя щ егося
на с е ле ния ». (Новое Время.
1899. 2 января.) «Русский
Вестник»
ир онично
замечал,
что
для
оздоровления
экономической
жизни
совершенно
не
обя ­
зательно
учреждение
«министерства частной инициативы», достаточно упростить процедуру
созд ани я
арт елей
и
сельск охозя й ст венн ы х
о бщ ес тв. (Русский Вестник.
1901. No 2. С. 550.)
Но вое
Время. 1899.8 марта.
Р озан ов
В.
В.
Несовместимые
контрасты
жития.
М ., 1990. С.
134.
Меньшиков
М.
О.
Письма
к
бли жним.
Сыромятников
С.
Н.
Дома
// Новое Время.
1901. 28 июля.
Р озан ов
В.
В.
Из
прошлого
нашей
общественной
м ысли
// Новое Время. 1904. 25 н о ябр я.
Кузьмин-Караваев
В.
Д.
Оппозиция
и
партийность
в
земстве
// Вестник Европы.
1909. No
5.
С. 209.
Наблюдатель.
1899. No 3. С. 45.


368
А.
В.
Зябликов
28 Народное Образование. 1901. No 1 0. С . 2 30 .
29 Вестник Европы . 1902. No 10. С . 746-747.
30 Новое Время . 1903. 27 февраля .
31 К сожалению,
ре ф орма
местного
сам оуп равл ени я
не
бы ла
закончена:
начало
XX в.
так
и
ост а­
лось
ее
«кануном». ( С м.: Куз ьми н- К ара ваев
В.
Д.
Канун
земской
реф ормы
// Вестник Европы.
1909. No 7.)
32 Розанов признавал,
что
россий ск ие
государи
и мели
в
себ е
«бездну“земского
на чал а”». (Розанов
В.
В.
Из
прошлого
нашей
общественной
мы сли
// Новое Время.
1904. 25 ноября.) Против тре­
тирования
земств
выступал
А. С.
Суворин,
замечавший,
что
име нно
этот
институт
является
луч­
шим
приложением
самодержавной
ид еи
к
рус ск ой
поч ве. (См.: Суворин А.
С.
Письмо
CDLV //
Новое
В ре мя . 1903. 8 ноября.)
33 Розанов В .
В.
О
п онима ни и.
С. 575.
34 Там же.
С. 576.
35 Розанов В .
В.
С обр.
соч.
Во
дворе
язычников.
М., 1999. С. 244.
36 Там же.
С. 246.


И.
Дец
(Польша)
Р оза нов
как
политический
мыслитель
Политические
ид еи
Васил ия
Розанова,
разбросанные
по
многочисленным
с очи­
нениям
этого
оригинального
фил осо фа,
писат еля
и
публициста,
не
прин ял и
харак­
тер
стройной
системы;
интеллектуальной
структуры
вроде
«доктрины Розанова»
на
самом
деле
не
существует.
Кро ме
того,
тон
розановских
высказываний
на
политиче­
ски е
тем ы
м еняет ся
с
течением
времени.
П рич исл ение
Розанова
в
ранний
период
его
деятельности
к
консервативному,
славянофильскому
или
даже
реакционному
ла герю
свойственно
многим
коммен­
т ат орам
розановского
н ас леди я1.
В
это
вр емя
в
ка чес тве
постоянного
сотр удн ик а
мыслитель
был
связан
с
суворинской
газетой
«Новое Время», его статьи регулярно
печатались
в
«Русском Вестнике»
и
в
«Русском Обозрении».
Его
трудная
жизненная
ситуация,
необходимость
стабильного
дохода,
с
одной
стороны,
и
личная
дружба
с
выдающимся
защитником
рус с кого
традиционализма
H.
Н.
Страховым,
с
дру гой,
в
какой-то
степени
объясняют
консервативные
взгля­
ды
Розанова
в
90- е
гг.
XIX и в начале XX
в.
Мыслитель
критикует
не
т олько
со­
циалистические
устремления,
подчеркивая
их
жестокость
и
нереалистичность,
но
и
проводимые
правящим
лаге ре м
реформы,
в
том
числе
существующего
в
России
земского
самоуправления2.
Следующий
период
розановской
мыс ли
имеет
св ои
корн и
в
революции
1905 г. ,
когда
в
«Русском Слове»
п ояв л яются
насыщенные
революционными
идеями
статьи,
опубликованные
под
псевдонимом
В.
Варварин.
Еще
сильнее
революционные
с им­
патии
отражает
к нига
«Когда начальство ушло .. .», напечатанная в 1910 г.
Од но вре­
ме нно
под
своей
фамилией
он
без
внутреннего
с опр от ивле ния
публикует
консерва­
тивные
тексты
в
«Новом Времени», а также откровенно выступает против Бейлиса
в
кн иге
«Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови» (1914), которая
стала
самой
ск анд аль ной
антисемитской
книгой
в
дореволюционной
Р осс ии.
В
пос ле дние
г оды
жиз ни,
особенно
с
1917 г. ,
Ро з анов
переосмысливает
св ое
от­
ношение
к
политическим
явлениям
того
времени.
Он
откровенно
декларирует
по­
литическую
беспринципность
и,
как
считает
А.
Н.
Ни ко лю к ин, «берется обосновать
св ое
отрицание
политики,
или,
как
мы
сказал и
бы
теперь,
безбрежный
п люр али зм»3.
В
указанный
период
появляются
к ат астр оф ическ ие
мотивы
—
мо тив
конца,
рассы­
па нн ого
царства
(особеннов «Апокалипсисе
нашего
времени»).
Популярное
суждение
об
абсолютной
аполитичности
автора
«Мимолетного»
имеет
серьезные
основания,
однако
в
политических
вы ск азы вания х
Роз а нова
от­
сутствует
встречаемый
у
многих
авторов
того
времени
иде йный
дадаизм
или
безот­
ветственное
бунтарство.
Н а оборот,
его
противоречивые
взгляды
отражают
ос обую
ло гик у,
и ли,
скоре е,
особую
эквивалентность
реальному
политическому
и
социаль­
но му
миру.


370
Й.Дец
Тематика
политических
текстов
Розанова
разнообразна:
м ысли тель
пишет
о
мех аниз ме
выборов,
о
студенческих
беспорядках,
о
конституции
Финляндии,
о
по­
роках
чиновничества,
о
проблеме
еврейства,
об
опоздавшем
парл амен тари зм е
и
пар ­
тийности.
Хотя
при
таком
скоплении
идей
и
про бле м
не ле гко
найти
главную
тем у
или
доминирующий
ориентир,
возможно,
во-первых,
выделить
мнение
Розанова
насч ет
«методологии»
политических
действий,
а
во-вторых,
личные,
ид е йные
пред­
пос ылк и
его
политических
высказываний.
Очень
важно
то,
что
политическая
методология
Розанова
касается
только
госу­
дарс тва ,
которое
мыслитель
резко
противопоставляет
общ еств у.
«Государство
—
это
ме хан ика,
общество
—
это
поэзия»4.
Наблюдение
за
изменениями
в
государствен­
ном
строе
России
в
конце
XIX и начале XX
в.
бессознательно
воспитало
опытного
поли ти ческ ого
ком м ен татора .
Он
понимал,
что
практическая
сторона
жизни
в
Ро с­
сийско й
империи
течет
по
параллельному
идеологии
пути.
Проблема
механизма
политических
действий
(хотя в процессе чтения розановских статей это на первый
взгляд
не ощути м о)
разработана
в
них
на
основе
оппо з иции
реакции
и
революции,
которым
уделяется
особое
внимание.
С
логи че ской
точк и
зрения,
р ев олюцио нное
дв ижение
появ л яетс я
на
п олит и­
ческой
сце не
р ань ше,
чем
реакция.
Э тот
пр инцип
от раж ается
на
интеллектуальном
пути
Розанова.
О
социалистическом
движении
и
революционной
действительности
мыслитель
пишет
уже
в
90-е гг., а в конце последнего сборника цикла «Ап ока ли пс ис
нашег о
времени»
мы
на ходи м
слов а: «Из отрицания
—
А в рора,
Аврора
с
золотыми
п ерс та ми»5.
Революция
имеет
св ои
пра ва
и
огр а ниче ния.
Она
оправдана
ст ра да­
нием
го лод н ых : «она права <...>
как
натиск,
как
воля,
как
отчаян ие », но не идео­
логи чес ки 6.
Ре волю ция
это
не
идея ,
в
от лич ие
от
с таро го
с троя.
Прос то
«крепкие
силы »
противопоставлены
«дряхлости».
Иначе
гов оря,
она
вместе
с
реакцией
при ­
надлежит
не
идейн ом у,
а
ме тод олог иче ск ому
миру.
Ни
революция,
ни
демократия
не
имеют
права
на
человеческую
душу,
хо тя,
парадоксально,
но
движение,
в
основе
которого
лежит
прин цип
удовлетворения
элементарной
телесной
нужды,
тре буе т
и дейн ых
деклараций7.
Споря
с
враждебным
отношением
П.
А.
Сто л ыпина
к
конституционной
«при ­
в ивк е », Розанов оправдывает ее,
п ола гая,
что
стр ада ющи е
ма ссы,
ожидая
облегче­
ния
жизни,
неизмеримо
б лаго дарн ы
в сему , «что им облегчает их положение,
их
со­
стояние,
откуда
бы
это
об легч ен ие
ни
шл о,
от
еврея,
грека,
р им ля нина,
кельта
или
германца,
и
как
бы
оно
ни
бы ло
сдел ано ,
в
какой
форме
и
с
каким
именем»8.
Самого
се бя
Роз ано в
называет
р еа ли стом.
Он
замечает,
что
дело
не
в
содер­
жании
философии
его
ве ка,
а
в
методике.
Таким
обра зом ,
ре в олю ция,
как
чистый
ме хан изм,
не
имеет
ничего
общего
с
человеческой
личн ость ю: «между револю ­
ционерами
нет
др узе й,
а
есть
единомышленники»9.
П оэ тому
Е.
Ф.
Азеф,
ли чно сть
которого
никто
по-настоящему
не
изучал,
мог
без
всяких
трудностей
обманывать
кружок
старых
революционеров.
Р евол ю цио нное
поколение
своим
антиспиритуа­
лизмом,
механическим
подходом
к
общественной
действительности,
х охотом
над
ценностями
пар ализ о выв ало
само
себя:
элементарность
была
м е тодом
рус ск ого
ра­
дикализма10.
Революционное,
социалистическое
движение
играет
в
истории
Ро ссии
еще
одну,
на
э тот
раз
отрицательную
роль:
оно
является
оружием
в
руках
Германии,
ко­
тор ая
«будет работать 10 часов в сутки,
а
вы
работайте
по
8- ми.
Больше
ничего
не
нужно,
чтобы
германский
раб очий
был
вечно
сыт,
а
мы
или
перемерли
с
голоду,
или,
во
всяком
сл у чае,
очистили
с вои
земли
Германии
и
передали
св ои
богатства


Роз анов
как
пол итиче с кий
мыс лите ль
371
е й»11. Ф.
Лассаль,
К.
Маркс
и
друг ие
не ме цкие
социалисты
допустили
пр инят ь
себя
на
службу
вторично-римской,
космополитической
государственности,
котор ая
п ро­
глот ит
русскую
зе млю12 .
Противоположностью
революции
в
методологии
действий
явл яет ся
р еакц ия.
Х отя
в
общественном
мнении,
а
также
в
со чин ени ях
самих
кон се рв а торов
су ть
дела
—
в
самодержавии
и
традиции,
особенно
православной,
для
Розанова
мето­
дологическим
корнем
реак ци и
являе тс я
бюрократия.
Еще
в
консервативный
пе­
ри од
1890-х
гг.
Розанов
обращает
внима ни е
на
тот
факт,
что
это
я вле ние
пр ини­
м ает
самые
неожиданные
формы.
Критикуя,
как
настоящий
реакционер,
зем ск ую
реформу,
он
замечает,
что
российское
самоуправление
«есть только второй штат
чиновничества,
с
большими
правами,
с
меньшею
ответственностью,
без
ка кой -ли бо
оригинальности
в
духе,
в
строе,
в
принципа х ,
и,
в
сущности
без
какой-либо
связи
со
специфически-местным»13.
Поэ том у
самой
существенной
проблемой
им пер ии
кажется
необходимость
не
допустить
до
само власт ия
чино вник ов ,
в
том
чи сле
до
своеволия
земства.
Ро з анов
—
это
консерватор
скорее
слав яно фил ьск ог о,
чем
петербургского
типа.
В
так
называемой
«революционной»
книге
«Когда начальство ушло»
мы
находим
драматическую
за метку :
«Сколько терпения...
Бож е,
сколько
терпел
русский
народ,
безг ла сн о,
глух о,
с
за­
жатым
ртом,
перехваченным
горлом!
И
перехваченным
не
каким-нибудь
верстовым
с толб ом
государственной
администрации,
а
всяким
—
по
терминологии
Гоголя
—
“повытчиком кувшинное рыло”,
который
где-нибудь
в
уезд е,
в
селе,
да
иной
раз
и
в
столичном
департаменте
вершил
дел а
по-своему,
разорял,
теснил
л юдей,
грози л
им
через
с п особы
ад м инист рат ивно й
и
суд ебн ой
кляузы,
ему
одному
понятные
и
у
не го
одного
в
руках
с осред оточен ны е .
Сколько
было
в
России
столоначальников,
столь­
ко
бы ло
маленьких
царьков
в
ней
—
это
по
выражению
могущественного
государя
Николая
I. Столько было маленьких деспотов,
азиатских
ханов
над
бедным
ра бским
населением
Ро ссии
—
пер ефр ази ру ем
мы
изречение
государя.
Вот
где
был о
настоя­
щее
ограничение
гос уда рев а
лица,
гос уда рев ой
воли,
госуд аре в ой
вл аст и.
И
только,
прикрывая,
маскируя
это
уже
совершившееся,
фактическое
огра ни чен ие
самодер­
жавного
гос уд аря
“мертвые души”
нашей
истории
кри ча ли: “Не созывай,
царь,
на­
рода
к
себе,
он
те бя
ограничит”»14.
Розанов-традиционалист
не
связывает
ч инов нич ества
с
самодержавием.
Наоб о­
р от,
он
показывает,
что
они
мог ут
противоречить
друг
другу.
Межд у
монархией
и
республикой
нет
существенных
различий,
да же
революция
принима е т
б юрократ и ­
ческую
форму.
Дел о
в
принципе,
в
методе
управления,
в
системе
за к онов
и
при н­
ципах
их
применения.
Российское
законодательство
бы ло
всегда
«приказанием»,
а
Р оссия
—
приказною
стр аной ,
вне
зав исим ост и
от
т ого,
какой
орган
готовил
но­
вый
закон
(Государственный совет,
Комитет
министров
или
губернаторская
кан­
целярия).
В
новую
эпоху,
однако,
Ро ссии
необходимо
перейти
к
системе
конт р акт а,
договора,
соглашения
между
двумя
сторонами
«с тою страшною строгостью,
вз ы­
скательностью
за
неисполнение
ег о,
какая
вообще
пр ису ща
всяким
“контрактам”,
“договорам”, “с о гл а шен иям”»15.
Для
этого
Государственная
дума
должна
при обре ­
сти
народный,
м ак сим ально
демократический
ха ракт ер.
Дух
законодательства
с та рого
порядка,
кот орое
поддерживалось
деятелями
ре­
ак цио нног о
лаг еря,
отра ж ен
также
в
системе
российских
институтов.
Розанов
их
де­
лит
на
два
типа.
Первый
тип
составляют
обширные
учреждения,
либо
не
имею щие
никакой
за дач и,
л ибо
имеющие
задачу
совершенно
второстепенную.
Они
обычно


372
Й.Дец
носят
«высочайшие титулы,
а
между
тем
они
б ыли
<„> для выставки иностранцам;
и
чтобы
у
себя
дома,
по
уе здам ,
уте шал ись: “вот какое величие и значительность”,
“первая держава в мире”»16.
Другой
тип
составляют
учреждения
цепкие,
деятельные
и
зоркие,
но
построен­
ные
для
того,
чтобы
отр иц ать,
мешать
и
держать,
гов оря
коротко
—
осуществлять
противоположность
творчества.
Главной
обязанностью
Министерства
вну т ре нних
дел,
полагает
Розанов,
было
сохранение
и
водворение
п ол ицейск ой
тиш ины
в
го­
сударстве,
а
министр,
до
своего
наз наче ния
на
эту
должность,
был
директором
Де­
па рта ме нта
полиции.
Дело
в
том,
что
чиновник
с
менталитетом
полицейского
не
с пос обен
ввести
какие-нибудь
положительные
реформы.
Таким
обра зом ,
министр
занимался
пр ежде
всег о
ловлей
студентов,
а
в
государстве
«никаких крупных за­
дач
принципиа ль но
не
ставилось,
и
в
общем
итоге:
Россия
прос то
остановилась
и
заминерализовалась»17.
Бюрократия
ведет
госуд арс тв о
в
тупик.
Центральная
власть
беззащитна
перед
вполне
оправданной
критикой
социалистов
и
конвульсивно
хватается
за
последнюю
надежду
и
соз да ет
следующее
учреждение.
В
нем
про ис хо дит
то
же,
что
с
остальны­
ми
святынями
чиновничества:
новые
чиновники
«раскрывают рты и начинают есть
на родн ый
хлеб»18.
Деятельность
широко
понимаемой
р еакц ии
вызывает
пр от ивопо л ожный
эф­
фект.
По
мнению
мыслителя,
Министерство
народного
просвещения
скорее
пр е­
пятствует
просвещению,
чем
его
обеспечивает.
Если
бы
не
б ыло
в
России
Мини­
стерства
просвещения,
то , «по крайней мере,
так
же,
как
и
в
Японии
40 лет назад
<...>
бы ли
бы
все
гр а мо тны»19.
Духовенство
объюродивело,
защищая
цер к овным
ав т орите том
консервативный
лагерь ,
дворянство
бежит
из
губерний
в
столицу,
ку­
печество
надевает
мундир.
Все
вырождается
и
приобретает
карикатурную
форму.
Парадоксальность
характеризует
также
другую
с тор ону
политических
размыш­
лений
Розанова
—
его
идейную
диалектику.
Подобно
методологической
сфере
его
работ,
мы
можем
выделить
в
идеологическом
пла не
два
гла в ных
аспекта:
во-первых,
пр обл ему
политических
явл ени й
как
элементов
определенной
культуры,
и,
во-
вт оры х,
с ильн ое
с т рем ление
к
реальной
жи зни,
нужда
пра ктициз ма .
Уже
в
1895 г.
мыслитель
замечает,
что
ист инная
сущность
бор ьбы
века
л ежит
в
каких-то
боковых
ус ловия х,
в
невысказанных
словах.
Социализм,
ко то рый
тогда
казался
ему
глав н ой
угро зой
для
благополучного
развития
России,
может
разви­
ваться
толь ко
в
определенных
усло в иях: «ни в крепко связанной семье,
ни
в
хорошо
сплоченных
сословиях
<...> чувство социалистичности не возможно»20.
Осно в ное
недоразумение
смутного
времени
последних
Романовых
выражает
ме­
тафора
те ат ра,
в
кот ором
зрители
партера
—
это
свободные
л юди,
не
специалисты,
хо­
рошо
понимающие
Шекспира.
В
«ложе террористов»
—
все
по-другому.
Специали­
сты
нич его
не
понимают,
они
полн ост ью
отд еле ны
от
лю дей,
их
забот21.
В
конце
века
встретились
две
культуры:
культура
свободных
лю дей
и
культура
специалистов.
Социализм,
о дна ко,
это
не
просто
политическая
доктрина,
которая
неожиданно
поя вила сь
в
какой-то
момент
в
России.
В
XIX столетии вся Россия со своей лите­
ратурой
была
рев олюци он но й.
Мона рх ия
падала
весь
век,
все
только
завершилось
в
1917 г.
С
этого
моме н та
начинается
новый
процесс
постепенной
смерти
победив­
ше го
социализма.
Он
будет
умирать
«столь же неодолимо,
как
доселе
неодолимо
р о с»22.
Социализм
—
это
п лод
мечтаний
ц елой
эпохи.
История
—
не
царство
ratio, она
держится
суевериями.
Со циал-д ем ок р атия
—
это
результат
мечты
ве ка.
«В каждом


Розанов
как
пол итичес к ий
мыслитель
373
век е
мечта
есть
м ол одос ть.
Соци ализ м
бесспорно
“молодил”
людей
XIX в.
В
утопию
можно
не
верить:
но
вот
при
установлении
парлам ент а
и
конституции
не
благ отв ор­
но
ли
воспользоваться
этою
его
психологическою
с т ор оною ?»23 Аналогом идейного
социализма
является
монархия
как
икона,
при
кот орой
все
государственные
зако­
ны
—
п устяки 2 4.
В торой
аспект
розановских
высказываний
насчет
политических
идей
—
пробле­
ма
политического
реализма
или,
ско р ее,
практицизма
—
бол ее
сложен.
Для
мысли­
те ля
иде йный
спор
имеет
второстепенное
значение.
Он
декларирует
согласие
с
то­
ном
и
пра вы х,
и
левых.
Партии,
полагает
Розанов,
исчезнут,
а
с
ними
практика
спора
и
вражды.
Останется
только
«управление»
в
эмпирическом
значении
без
переходов
в
те ори ю25.
Мы слит ель
яв но
декларирует:
«Я перестал размышлять и о Прудоне,
и
о
Лассале,
а
стал
присматриваться,
как
“по мелочам”
складывается
жиз нь
и
как
где
людям
живется
<...>.
И
вот
за
<...> со­
рок
лет
наблюдения,
ви жу
и
видаю:<...>
в сякая
д анная
местность
живет
худ о
или
хорошо
от
прих од а
в
эту
местность
или
от
з аро жд ения
в
этой
местности
людей
с
инициативой,
соображением
<...> .
Мы,
ленив ые
и
не дога длив ы е,
ко
в сему
пр им­
кнем.
<...>
Но
у
нас
нет
смекалки,
нет
собственно
—
воображения.
Нет
и
смел ой
предприимчивости.
Нет
вот
эти х
собственно
практических
даров,
хотя
теоретиче­
ские
да ры
может
бы ть
и
б ольше »26.
Розановские
тезисы
насчет
практицизма
логически
соотносятся
с
парадоксаль­
ностью
и
противоречивостью
в
мире
его
бесчисленных
высказываний.
Мы слит ель
путем
эмпирического
наблюдения
замечает,
что
в
ист о рии
возникают
поп ы тки
на й­
ти
абсолютную
социальную
ис ти ну.
Они
являются
примером
макрополитического
определения
социального
мира,
ко торое
он
сравнивает
с
коперниковской
ист ин ой
далекой
перспективы
—
астрономической
истиной.
Ей
противопоставлена
планет­
ная
ист ина
—
соответствующая
перспективе
живого
человека,
д ер жащего ся
земли
и
в ыт ека ющего
из
этой
перспективы
несовершенного
опыт а.
Практическое
вопло­
щ ение
он
у смат ри вает
в
конфликте
социализма
и
буржуазного
строя.
С
«астроно­
мической»
точки
зрения
капиталистический
порядок
не
вполне
оправдан.
Однако
в
историческом
пла не
он
имеет
прагматический
см ысл.
Альте рн ати в ой
буржуазной
реальности
может
стать
уничтожение
исторической
точки
зрения
—
«разбитие всей
и ст ории
в
мусор
и
дребезги»27.
Поэтому
мыслитель
не
советует
сист емати зи ро ват ь
политическую
ист ину .
Па­
радоксально,
но
путь
к
истине
ч ерез
анекдоты
на
са мом
дел е
ведет
к
более
бла гоп о­
л уч ному
результату,
чем
решение
тотального
характера
в
ситуации
свободы
мысли,
которое
ведет
к
голоду,
мукам
и
см ерти .
Розановские
размышления
об
угроз е
отвлеченной
тотальности
не
ограничива­
ются
со циал исти ческ им
экстремизмом.
В
аналогичной
степени
мыслитель
направ­
л яет
с вою
критику
на
отвлеченность
реакции.
Деятельность
государственных
нота ­
блей,
вроде
В.
Д.
Толстого
и
К.
П.
Победоносцева,
не
только
ограничивала
развитие
ст р аны.
Она,
прежде
всего,
не
имел а
ничего
общего
с
чувством
реальности.
Автор
«Московского Сборника»
стал
«правительствующим Гамлетом», потеряв чувство
реа льн ой
оценки
сит у ации.
Личная
мел анх о лия
привела
его
к
оши бочн ом у
понима­
нию
западных
демократий
и
состояния
ду ха
их
граждан:
«Парламентаризм и тому подобные “н ен уж ны е
вещи”
суще ств уют
не
для
того,
как
уч ит
К.П.П., чтобы “рассеивать
безнадежный
п ессимиз м ”<...>, парламентаризм
имее т
более
простые
и
совершенно
достижимые
и
необычайно
нужные
задачи:
на­


374
Й.Дец
прим ер ,
спросить,
как
израсходованы
б ыли
такие-то
ден ьги .
<...>
У
нас
не
песси­
мизм,
а
на стоя щее
гор е.
Хлеба
нет,
денег
не т,
заработков
нет. <...>
Художественные
натуры
уд ивите ль но
бывают
склонны
к
жестокости.
В
э том
смы сле
о
Гамле т е
го во­
рит
и
Турге н ев »28.
Читатель
политических
текстов
Розанова
замечает
на
поверхности
его
ра з­
мышлений
б орьбу
арг уме нт ов
в
защиту
са мо д ержавия
или
республики,
а
с
др угой
сто ро ны
—
в ыст уп ления
прот ив
анархии.
По
мнению
некоторых
исследователей,
мыслитель
в
большинстве
своих
сочинений
ск ры вает
свои
симпатии
к
автокра­
тии29.
Монархия
имеет
важное
преимущество
—
пер спек т ива
монарха
всегда
ши­
рока:«царь(и
это
ест ь
ч удо
истории)
никогда
не
может
бы ть
за
низкое,
мелочное,
не бла городн ое »30.
Поэт ому
О.
Бисмарк
был
не
прав,
приписывая
самому
себе
гораз­
до
больше,
чем
Вильгельму.
Канцлер
не
ошибался,
как
не
ошибается
удачный
купец
или
ремесленник,
но
не
за м ечал,
что
его
ж еле зная
империя
никому
не
нужна.
То
же
самое
касается
На пол еон а,
ко то рый
на
пол век а
ис пор тил
л ицо
с таро го
континента.
А.
Ришелье,
Д.
Мазарини
и
Ж.
Кол ьб ер,
с
наследством
ко то рых
А.
Токвиль
и
И.
Тен
связывали
французскую
революцию,
играли
роль
«короля без порфиры, <...>
но
в
них
не
был о
ве ли кого
царственного
д ух а»31.
Их
задачей
бы ло
сд ела ть
королевскую
власть
б ез гра ни чно й. «Они сожрали Францию,
чтоб ы
у
короля
было
больш ое
брю ­
хо », которое лопнуло во время революции32.
По
аналогии
с
размышлениями
Токвиля,
Розанов
показал,
что
монархический
централизм
в едет
к
ослаблению
главного
при нци па
монархии:
бескорыстной
оцен­
ки
ситуации
и
власти
чин овн ичест ва
и,
в
рез ульт ате ,
к
ослаблению
идейного
фети­
ша.
Мон архи я,
самая
дре в няя
ико на
российской
государственности,
п они мает ся
в
розановских
текстах
по-славянофильски.
Она
имеет
смысл,
если
опирается
на
на­
род,
а
не
на
защитников
в
мундирах,
если
гос уда рь
в
духе
Земского
с обора
вслуши­
вается
в
голос
народа33.
Тем
не
менее
Розанов
констатирует
тот
факт,
что
Россия
стала
чиновнической
ст ран ой,
что
ведет
к
ослаблению
фетиша
сам од ер жавия
и
возникновению
но вог о.
В
действительности
революции
левые
побеждают
центр
и
пра вы х,
как
христанство
победило
д ре вний
Рим .
Т еп ерь,
одн ако ,
христианство
уже
не
удовлетворяет
нужды
граждан.
Чел о век
возлюбил
науку,
как
раньше
—
храмы.
Революция
приобрела
на­
учный
вид
и
таким
образ ом
ст ала
каким-то
непобедимым
с уррог ат ом
религии34.
Республика,
по
сравнению
с
монархией,
—
это
иной
тип
ид е и35. В отличие от мо­
нар х ии,
она
воплощение
детства
и
н ев и н н ост и. «Она только до тех пор сохраняется,
пока
(почти физиологически)
невинна,
чи ста,
свежа,
бла город на .
Как
эти
мораль­
ные
качества
исчезают
из
не е,
она
не в идимо
превращается
в
монархию
—
все
равно
сохраняется
ли
республиканская
фор ма
или
не т »36.
Возможен
также
ин ой
вид
структурной
трансформации,
вопл ощ ен ный
в
исто­
рии
Соединенных
Шт атов ,
к оторы е
б ыли
республикой
при
пуританах
и
Д.
Вашинг­
то не,
а
потом
превратились
в
Торгов ую
компанию,
со юз
т оргу ющих
ед иниц
—
на
сам ом
деле
в
«политическое и духовное и всяческое культурное “ нич то”»37.
Роз ано в
понимает,
что
революция,
которая
привела
к
своеобразной
респу­
блике
—
это
исторический
факт,
с
которым
на до
примириться.
В
смутное
время
господствует
принцип
анархии.
Рево лю цию
нельзя
н а ча ть, «не совершив анар ­
хи че ского
ша га »38.
Одн ако
революция
мо жет
бы ть
удачной
только
в
том
случ ае ,
е сли
она
в
определенный
момент
введет
с т рогую
дисциплину.
Принцип
анархии
осу щ еств ляет ся
только
при
условии,
что
анархический
акт
не
повторяется.
Прав
ли
П.
Б.
Ст рув е,
ид ейны й
проти в ник
Розанова,
пол агая,
что
автор
«Черного огня»


Роз ан ов
как
полит ичес к ий
мыслитель
375
в
собственном
лагере
поднял
зн амя
в осс тания ,
вз ор вав
«цитадель реакционного
м иров оззре н ия»39?
Точный
анал из
текстов
мы слит еля
разрушает
два
стереотипа:
стереотип
кон­
серватора,
хотя
Ро зан ов
сам
себя
считал
консерватором,
и
образ
публициста,
гото­
вог о
декларировать
любые
взг ля ды.
Главный
пр инцип
его
политического
мышле­
ния
сводится
к
жизненной
прагматике,
к
обеспечению
семейного
и
народного
бы та.
Консерватизм
в
такой
перспективе
сильнее
ре в олюции
только
с
точк и
зрения
по­
литической
эр гоно ми и.
1 См.
Николюкин
А.
Н.
В.
В.
Розан ов
—
литературный
критик
// Розанов В .
В.
Мысли
о
литерату­
ре.
М ., 1989. С . 5; Stammler Н. Wesenmerkmale und Stil des proteischen Menschen // Розанов В.
В.
Из б р анно е . München, 1970. С. III.
2 Розанов В .
В.
Гордиев
узе л
// Русский Вестник.
1895. Декабрь.
С . 196-210 .
3 Николюкин А .
Н.
Указ.
соч.
С. 7; См.
та кже : Stammler Н. Op. cit. С. II.
4 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Когда
начальство
у шло...
М., 2005. С. 38.
5 Онже.
Пи сьма
к
Э.
Голлербаху
// Розанов В .
В.
Избранное.
С. 564.
6 Тамже.
С. 33.
7 Там же.
С. 239.
8 Розанов В .
В.
Черный
огон ь. Paris, 1991. С . 35.
9 Там же.
С. 44.
10 Там же.
С. 5 6-57.
11 Тамже.
С.
190.
12 Там же.
С. 232-233.
13 Розанов В .
В.
Гордиев
узел.
С. 197.
14 Онже.
Когда
начальство
у шло ...
С . 49-50.
15 Тамже.
С. 62.
16 Тамже.
С. 77.
17 Там же.
С. 77 -78.
18 Розанов В .
В.
М.
П.
Сол овьё в
и
К.
П.
Победоносцев
о
бюрокра ти и
// Розанов В .
В.
Загадки
рус ­
ской
п ровок а ции.
М., 2005. С.
13-14.
19 Он же.
Когда
начальство
уш ло...
С. 79.
20 Он же.
Где
истинный
источник
«борьбы века»//Русский Вестник. 1895. Авгус т .
С. 276.
21 Онже.
Черн ый
огонь.
С. 52.
22 Там же.
С. 160.
23 Розанов В .
В.
Когда
н ачальст во
у шло...
С.
116.
24 Там же.
С.
149.
25 Розанов В .
В.
О па вшие
листья
// Розанов В .
В.
Избранное.
С. 231.
26 Он же.
Чер ный
огонь.
С. 206-207.
27 Там же.
С.
189.
28 Розанов В.
В.
Когда
начальство
уш ло...
С. 72.
29 См. : Fijalkowska-Janiak I. U scian cerkiewnych. О twôrczoéci filozoficzno-religijnej Wasyla Rozano-
wa. Gdansk, 1992. C. 49.
30 Розанов В .
В.
Черный
огонь.
С. 88.
31 Там же.
С. 89.
32 Тамже .
33 Розанов В .
В.
Ко гда
начальство
ушло...С. 37.
34 Тамже. С. 1 4 5,154,157.
35 Розанов В.
В.
Черный
огонь.
С . 172-173.
36 Там же.
С. 172.
37 Тамже. С. 173.
38 Там же.
С. 210.
39 Струве П.
Романтика
пр отив
казенщины
// В.
В.
Розанов: Proetcontra.
С Пб ., 1995.
Кн.
1.
С. 361.


А.
В.
Са вка
(Москва)
Россия
в
философии
Роз анов а
Философско-исторические
взгляды
В.
В.
Розанова
тесно
св яза ны
с
изучением
Библии,
ре лиг ий
дре в него
Востока,
а
также
социокультурных
проц ес сов .
Би бл ия,
по
своему
содержанию,
охватывает
всю
историю
человеческого
р ода
в
концентри­
рова нн ом
виде
—
это
ве сь
мир ,
притом
мир ,
взяты й
в
его
временной
протяженности,
от
с от воре ния
и
до
конца
света.
Еврейский
народ
как
идеальный
народ,
как
стер ­
же нь
человечества
в
Ветхом
Завете
демонстрирует
нам
историю
человеческого
род а
вообще
—
до
Х р иста,
до
Боговоплощения,
до
сошествия
Сына-Бога
на
землю.
Анализируя
и
размышляя
над
судьбами
израильского
на рода,
который
так
долго
был
избранным
и
в
к онце
был
отвергнут,
Розанов
приходит
к
выводу,
что:
«Здесь было наказание не за частные грехи отдельных людей,
но
за
грех
общий
все­
му
Израилю
—
за
грех
его
перед
другими
народами,
о
которых
он
забыл,
которых
он
не
хоте л
приобщить
к
своему
избранию.
В
Библии
народ
Божий
нередко
срав­
нивается
с
виноградной
лозою:
эта
лоз а
все
бол ее
и
более
засыхала
в
своем
отчуж­
де нии
и
эгоизме.
Нап расн о
восставали
среди
евреев
пророки,
напр асно
величай­
ший
из
них,
Исаия,
с
неизъяснимой
сил ой
говорил,
что
все
народы
земные
должны
собраться
к
Сиону.
Их
преследовали
и
убивали.
Из ра иль
не
хотел
заботиться
о
приве д е нии
н ар одов
к
Си ону;
как
и
для
Ездры,
эти
народы
—
бесч исл енные
мил ­
лио ны
человеческих
душ
—
бы ли
для
н его
лишь
ненужными
кап л ями,
каплющими
из
со суд а,
и
что
они
бесплодно
терялись
и
засыхали
в
земле
—
об
эт ом
нечего
бы ло
заботиться.
Эта
безжалостность
к
Божию
творению,
это
не вним а ние
к
человеческой
ду ше
и
был о
наказано,
к огда
“исполнились времена и сроки”,
—
отвержением
еврейского
народа.
Нов ое
и
выс шее
Откровение,
котор ое
да но
бы ло
людя м,
совершилось
через
Израиля,
но
уже
не
для
него.
Как
будто
все
си лы
засыхающей
лоз ы,
оста вл яя
омерт­
велыми
другие
час ти
ее,
собрались
в
одном
месте
и
произвели
последнее
и
чудн ое
я вл ение
израильской
ис т ории
и
жи зни
—
Св.
Д еву
Марию.
Чер ез
нее
совершилось
вочеловечение
сына
Божия;
Он
не
был
пр из нан
Израилем,
но
Откровение,
им
при­
н есенно е
на
землю ,
бы ло
принято
другими
народами,
и
именно
арийскими»1.
В
то
вре мя
как
на
Западе
не нуж но
передвигались
легионы,
пр ои зн осил ись
пу­
стые
речи
и
писались
бессильные
законы
—
в
Вифлееме
и
Иерусалиме
решались
судьбы
Вост ока
и
Запада.
«Там перемещалось всемирно- ис т ор иче с к ое
значение
се­
митических
и
арийских
народов,
упразднялся
Рим
и
з ал ожена
был а
нова я
ист о рия
и
новая
цивилизация
—
та,
в
к оторо й
живем,
думаем
и
стремимся
мы»2.
В
философии
ист о рии
Розанова
б ольш ое
значение
играют
народы
Вос ток а,
для
него
ев реи
—
это
ед инств енн ый
древний
народ,
который
сохранился
до
наш их
дне й,
не
потеряв
своего
Бога ,
ни
своего
т ы сяч елет него
уклада,
не
потеряв
своего
лица.
Евр еи,
по
Розанову,
сберегли
себя,
несмотря
на
диаспору,
сберегли
культ
Бог а-


Россия
в
философии
Розанова
377
Отца,
претворенный
в
быт,
в
сем ейст венно сть
отношений.
Потому
евреи
и
подда­
ли сь
—
временно
—
мним ым
чарам
социализма.
Социализм
—
это
мнимое
братство,
искусственное,
насильственное
братство,
эта
иллюзия
прой д ет,
но
мечта
о
п од лин­
ном
братстве,
о
семье
народов
жи ва
в
д уше
еврея.
Потому,
по
сравнению
с
Евро­
по й,
еврейство
—
это
начатки
и
продолжение
подлинной
цивилизации
и
культуры.
По
Розанову,
ев рей ство
и
Древний
Израи ль
—
это
не
какой-то
са мосто яте льн ый ,
замкнутый
в
се бе
ми р,
но
у венч ание
и
квинтэссенция
вс его
древнего,
языческого
мира.
Между
Др евни м
Изр аи лем
и
другими
великими
религиями
В осток а
—
Ва­
вил о на,
Ассирии,
Персии,
Египта
—
нет
непроходимой
границы,
Изр аи ль
впитал
в
себя
и
донес
до
нас
эти
восточные
культы
в
честь
Б о га-От ца.
В
к ниге
«Из восточ­
ных
м от ив ов », которую Розанов начал издавать в 1916 г .,
но
так
и
не
закончил,
он
высказывает
мнение,
что
Др евни й
Из раи ль
с
Ветхим
Заветом
—
это
только
отсвет
еще
боле е
д р евней
и
еще
боле е
высокой
культуры
—
египетской.
«...
Более
всег о
я
лю блю
египтян...
Никогда
греки
и
римляне
меня
не
притягивали,
а
евреи
пр итяг и­
вали
лишь
временно,
—
и,
как
я
п отом
догадался,
они
притягивали
ме ня
отсветом,
как ой
на
них
упа л
от
Египта.
Корень
всего
—
Египет.
Он
дал
человечеству
первую
естественную
р е лигию
Отчества,
религию
От ца
мир ов
и
Матери
миров...
научил
человечество
мол итве ,
—
сообщил
всем
людям
тайну
“молитвы ”,
т айну
псалма...
Основные
и
первые
религиозные
представления
—
ф ун дамент
ре л игии,
с толбы
ре­
лиг ии
—
сл о жены
был и
в
Египте.
О,
это
гораздо
выше
пирамид,
крепче
пир ам ид,
вечнее
п ира м ид...
Начала
цивилизации
на
самом
де ле
б ыли
пол оже ны
не
греками
и
не
евреями.
Авраам,
первенец
от
иуд еев,
пришел
в
Египет,
когд а
он
уже
сиял
всеми
огнями.
Ав­
раам
лепетал,
когд а
Египет
гов ори л
пол ным
голос ом
взрослого
мужчины.
Все
народы
—
де ти
пе ред
египтянами,
а
следовательно
и
вся
история
—
е гип ет­
с кое
ди тя» 3.
В
дру гих
же
случаях
самым
религиозным
и
святым
народом
Древнего
Ми ра
и,
кон е чно,
современности
Ро з анов
называет
Израиль,
а
не
Египет.
Но
эти
ра з­
личия
для
нег о
не
пр инципиа л ь ны.
Ибо
для
Розанова
все
р ел игии
Древнего
Ми ра
в
основе
своей
едины.
Это
единый
теизм
с
почитанием
Бога-Отца
и
Богини-Матери
во
гла ве
угла,
с
почитанием
рода
и
пола.
У
разных
н аро дов
древности
не
разные
ре­
лигии
и
не
раз ные
боги:
различаются
в
основном
лиш ь
имена
богов
и
др угие
в торо­
степенные
де та ли,
а
божественная,
религиозная
с уть
примерно
од на
и
та
же.
У
всех
народов
единый
символ
вер ы,
который
сохранился
и
в
зачине
нашего,
христиан­
ского
«Символа Веры»: «Верую во единого Бога Отца,
Вседержителя,
Творца
небу
и
земли,
в ид имым
же
все м
и
невидимым».
Но
христианство
подменило
Бога-Отца
Христом,
и
поэ то му
д ре вний
мир
был
так
упо рен
и
един
в
неприятии
х р истиа нства.
И
такое
же
упорс тв о,
основанное
на
религ иоз но м
по нима нии
рода,
проявляют
се й­
час
иудеи,
отвергая
Христа.
В
развитии
исторической
магистрали
России
Ро з анов
четко
выделяет
две
Рос­
сии
—
од на
—
«Святая Русь», «матушка - Р ус ь», которой законов никто не знает,
с
неясными
формами,
неопределенными
те ч е ниями,
конец
к оторых
не пр едвидим ,
начало
бе звестн о:
Россия
с уществ енн осте й,
ж ивой
кров и,
непочатой
веры,
где
каж­
дый
факт
держится
не
искусственным
сцеплением
с
други м ,
но
силой
собственного
бытия,
в
нег о
вложенного,
силой
куль туры .
Для
нег о
культура
—
это
историческая
целостность,
исторический
организм,
ко то рый
налагает
на
индивида
определенные
черты
ха ракт ера .
Ссы лаяс ь
на
ра боту
В.
О.
Ключ ев ск ого
«Добрые люди Древней
Рус и», Розанов выделяет основные черты древне - ру с с ко го
общества,
сформиро­
вавшиеся
под
влиянием
церкви.
Это
и с пол нение
заповеди
люб ви
к
бли жнему ,
а


378
А.
В.
Савка
ее
первым
требованием
пр из навал и
личную
милостыню.
Ид ея
мил ост ыни
пола­
галась
в
основание
практического
нравоучения,
потребность
в
этом
п одв иге
под­
держивалась
всеми
тогдашними
средствами
духовно-нравственной
педагогики.
Любить
ближнего
—
это
пре жде
всег о
накормить
голодного,
напоить
жа жд ущ его,
посетить
заключенного
в
темнице.
Человеколюбие
на
деле
зн ачил о
нищелюбие.
Бла го тво рит ель нос ть
была
не
столько
вспомогательным
средством
общественного
благоустройства,
сколько
необходимым
условием
ли чно го
нравственного
зд оров ья:
она
больше
ну жна
б ыла
самому
нищелюбцу,
чем
нищ ему .
Цел ител ь ная
сил а
ми­
лостыни
пола га ла сь
не
столько
в
том,
чтобы
уте рет ь
слезы
страждущему,
уделяя
ему
часть
своего
имущества,
сколько
в
том,
чтобы,
смотря
на
его
слезы
и
страдания,
самому
п остра да ть
с
н им,
пережить
то
чувство,
которое
наз ыв ается
человеколюби­
ем.
Древнерусский
бл агот в ори те ль, «христолюбец», менее помышлял о том,
ч тобы
добрым
делом
поднять
уровень
общественного
благосостояния,
чем
о
том,
чтоб ы
возвысить
уровень
собственного
духовного
совершенствования.
Когд а
встречались
две
древнерусские
рук и,
одна
с
п рос ьбой
Христа
р ади,
другая
с
подаянием
во
имя
Христово,
трудно
был о
сказать,
которая
из
них
больше
подавала
милостыни
другой:
нужда
одной
и
помощь
другой
слив ал ись
во
вз аим о дейст вии
братской
любви
обеих.
Вот
почему
Др ев няя
Рус ь
по ним ала
и
це нила
только
ли чн ую,
непосредственную
благот вор ите льност ь,
милостыню,
подаваемую
из
руки
в
руку,
притом
«отай», тай­
ко м,
не
только
от
с торон н его
глаза,
но
и
от
собственной
«шуйцы» .
Нищ ий
был
для
бла гот вори те ля
лучший
богомолец,
мо ли тве нный
ходатай,
душевный
благодетель.
«В рай входят святой милостыней», —
говорили
в
с тари ну.
«Нищий богатым пита­
ется,
а
богатый
нищего
мол ит вой
спасается».
Благотворителю
нужно
б ыло
воочию
видеть
людскую
нужду,
кото рую
он
об лег чал,
ч тобы
пол учит ь
душевную
пользу;
н ужд ающий ся
должен
был
видеть
своего
милостивца,
ч тобы
знать,
за
кого
молиться.
«В силу того же взгляда на значение благотворительного дела нищенство считалось
в
Древней
Руси
не
экономическим
бременем
для
на ро да,
не
язвой
общественного
порядка,
а
одним
из
главных
средств
нра вст ве нно го
во спи тан ия
народа,
состоящим
при
церкви
практическим
институтом
общественного
благонравия.
Как
в
клинике
нео бхо дим
больной,
чтобы
научиться
лечить
болезни,
так
в
древнерусском
обществе
необходим
был
сирый
и
убоги й,
чтобы
воспитать
умение
и
навык
любить
челов ек а.
Милостыня
б ыла
дополнительным
актом
церковного
богослужения,
практическим
требованием
правила,
что
вера
без
дел
мертва»4.
М ежду
древнерусским
барином
и
его
холоп ом
лежала
глубокая
юридическая
и
нравственная
пропасть,
последний
был
для
п е рвого
по
закону
не
лицом,
а
про­
стой
вещью.
Следуя
исконному
туземному
о быч аю,
а
может
быть,
и
греко-римскому
праву,
не
вменявшему
в
преступление
смерти
раба
от
поб оев
гос под ин а,
рус ск ое
законодательство
еще
в
XIV в.
п ров оз гла шало,
что,
если
гос под ин
огрешится,
не­
у дач ным
уда ром
убь ет
своего
холопа
или
холоп ку,
за
это
его
не
подвергать
суд у
и
ответственности.
Церковь
долго
и
напрасно
вопияла
против
такого
отношения
к
кре пос тн ым
людям.
Десятками
наполняя
дворы
зажиточных
землевладельцев,
че­
ля дь
со став лял а
то лпу
домашних
нищих,
боле е
жалких
ср авн итель но
с
вольными
публичными
нищими.
Д рев нер усск ая
церковная
проповедь
так
и
указывала
на
них
господам,
как
на
ближайший
предмет
их
сострадания,
при зы вая
их
позаботиться
о
своих
челядинцах,
прежде
чем
протягивать
руку
с
благотворительной
копейкой
нищему,
с тоя щему
на
церковной
па перти .
Древнерусские
цари
накануне
боль ши х
праздников,
ра но
по
утрам,
делал и
т ай­
ные
вых оды
в
тюрьмы
и
богадельни,
где
из
собственных
рук
раздавали
милосты­


Россия
в
философии
Розанова
379
ню
арестантам
и
приз р е вае мым,
а
также
посещали
отдельно
живших
убогих
людей.
И
Розанов
делает
важнейший
в ыво д, «что Древняя Русь была “богом ольн а
и
мило­
с ти в а”; но недоставало формулы,
сжатых
и
точных
обр азов ,
котор ые
со брали
бы
и
отвердили
эти
смутные
представления».
Смена
исторических
эпох
св язан а
со
сменой
це нно стей,
с
изменением
зада ч
ист о рии,
и
Розанов
отдает
с ебе
отч ет
в
том,
что
это
сложный,
противоречивый
п ро­
цесс,
в
связи
с
этим
он
пишет : «Если мы обратим внимание только на то,
что
н ово­
го
приобрел
в
э том
превращении
чел ов ек,
мы,
без
сомнения,
поймем
его
как
успех,
как
шаг
в пер ед,
как
улучше ни е ;
но
наше
отношение
к
этом у
превращению
станет
по
кра йн ей
мере
с ом ните льным ,
ес ли,
смотря
на
при обр етен н ое,
мы
не
за буде м
и
о
по­
терянном.
Это
п отер ян н ое...
имеет
гора зд о
более
абс олю тную
цену,
нежели
то,
что
заместило
ег о;
в неш няя
сила,
успех
всякого
предприятия,
конечно,
ценны;
ценно,
что,
вечно
побеждаемые,
мы
ст али
наконец
по беждать ;
что
стали
ум елы
уже
во
мно ­
гих
делах,
и
уси лив аемся,
и
надеемся
стать
когда-нибудь
умелыми
во
всем.
В
эт ом
им енно
н апра влен ии
движется
наш
прогресс:
нам
все
еще
кажется,
что
наши
ру жья
недостаточно
с коро
стреляют,
поезда
железных
дор ог
недостаточно
быстро
движут­
ся,
что
е сть
народы,
к оторы е
не
менее
нас
сильны.
Но
на ши
ли
это
ид еа лы?
вечны
ли
о ни?
м огут
ли
они
насытить
сколько-нибудь
наш е
сердце?»5.
Розанов
разъ ясня ет
смысл
древней
рус с кой
жиз ни,
кот оры й
ест ь
узе л
взаим­
но
переплетенных
понятий
и
чув с тв,
взглянув
на
кото рые
мы
тот час
пон имаем ,
что
из о лир ованно
одн о
от
другого
они
не
могли
бы
суще ств ов ат ь,
что
они
суть
части
живого
исторического
организма
и
должны
б ыли
уме ре ть
тотчас,
как
только
пере­
менилась
его
структура
—
то
целое,
в
чем
они
составляли
часть.
Древнерусская
жизнь
глубок о
нравственна.
С
одн ой
ст ороны ,
она
направлена
на
формирование
«внутреннего домостроительства», с другой стороны,
на
фор мир ов ание
человеко­
любивых
отношений,
все
это
вырастало
из
почвы,
которая
ест ь
«Внешний покой,
обращение
внимания
куда-то
внут рь
—
к
своей
душе,
к
кругу
своей
семь и
и
к
тем,
кто
к
ней
приближается
со
ст ороны ,
отсутствие
какой-либо
смятенности
в
жизни
и
в
совести»6.
Другая
Россия
—
Россия
видимостей,
гром а да
внешних
фо рм
с
правильными
очертаниями,
ласкающими
глаз;
с
событиями,
определенно
начавшимися,
опреде­
ленно
оканчивающимися,
—
«Империя», историю которой «и зоб ра жал»
Карамзин,
«разрабатывал»
Соловьёв,
законы
которой
кодифицировал
Сперанский.
Важный
этап
истории
России
—
это
ре фо рмы
Петра,
но
Ро з анов
счи тае т,
что
из
все го
Петром
Великим
созданного
живуча
и
прекрасна,
деятел ь на
и
нар од на
выш ла
только
арм ия:
дух,
который
он
в
нее
вд охн ул,
не
уме р
в
дв ух
веках.
На
гла вный
мотив
реф ормы
России
—
мотив
самосохранения
—
эта
рефо рм а
и
ответила
твердым,
умелым
«да».
Все
остальное
в
его
реформе
уже
не
творилось
с
тем
же
сознанием
нужды,
с
той
же
живостью,
надеждами,
страхом,
поэзией
личных
усилий
и
ожид а ний
народных,
—
не
ковалось
в
труд ах
и
несчастьях
Великой
северной
войны.
И
все
остальное
—
большей
час тью
п лод
подражательности
—
вяло,
не
имеет
цены,
не
имеет
завитого
в
себе
живого
а кта,
остальное
—
не
главное
в
его
деле,
и
оно
подвергалось,
тотчас
по
его
смерти,
бесчисленным
переделкам,
в
ко торы х
н арод
не
приним ал
никакого
уч ас тия.
Сперанский,
др угой
реформатор,
его
Розанов
называет
«довершителем», ко­
торый,
как
и
Петр,
трудился
над
организацией
внешних
фо рм
бытия.
Во
вр е мена
Сперанского
Россия
обставилась
департаментами
и
канцеляриями
—
не
как
нео бхо ­
димой
записной
книжк о й,
к уда
жив ой
д еят ель
внос ит
с вои
предложения,
реш ения ,


380
А.
В.
Са вка
расчеты,
но
именно
как
самим
деятелем,
ре ши те лем,
творцом.
С
тех
пор
фабрики
не
успевают
приготовлять
чер нил а
и
бумагу;
мы
улучшаем
п ером
земледелие,
пером
со здаем
промыслы,
вводим
в
отечество
«расцвет образованности», на деле не имея
нич его
этого
и
всему,
что
в
этой
сфере
готово
бы
само
начаться,
чр ез вы чайно
мешая;
мы
теоретизируем,
планируем
—
так
же
легко
и,
по- в идим ому,
правильно,
как
16-
ле тний
семинарист,
к огда
он
сидит
над
темой
о
свойствах
бытия
Божия.
«Россия
закрылась
канцелярскими
формами
и
ст ала
в
них
непроницаема
для
истины,
неуяз­
вима
для
суждения,
беспомощна
в
р абот е,
изящ на
и
с окруше на,
как
Парис,
вздумав­
ший
одн аж ды
надеть
дос п ехи
Г е ктора»7.
Не
он
один,
но
он
во
главе
многих
таких
же
ли ц,
почти
неизвестных
или
полу-
изв ест н ых,
и
кот оры е
по
самому
существу
своему
никогда
не
мо гли
ст ать
славны­
ми,
любимыми,
народными,
кото рые
никогда
не
были
людьми
воинс т ве нно го
п оля,
народной-народной,
но
только
всегда
мужа ми
«чернильницы»
и
«отношения»
—
он
и
все
эти
люди
как
бы
произвели
некоторый
скопческий
акт
над
Россией.
Под
влия­
ние м
нового
их
метода
жиз нь
скрылась
из
России.
И
Ро з анов
за ключае т: «Формы
замкнулись
от
России,
з ат аились
в
своей
деятельности
от
ее
гл аза:
они
ей
не
дов е­
ряют,
ее
не
любят,
—
и
они
иссякли
в
духе.
Ро ссия
изуродовалась,
“завертелась”,
не
име я
достойных
ф орм
для
св оего
ду ха »8.
К
важнейшим
явлениям
петровских
реформ
прин адл ежит
раскол
и
его
две
шк о­
л ы : «буквенники», охранители « др е в ле го»
благочестия,
в осст ано вител и
целостной
«старины»
—
школа
консервативная,
и
искатели
новой
с вя то с ти, «духоборцы»
—
шко ла
существенным
об разом
творческая,
движущаяся.
К
первой
при над леж ат
два
обширных
тол ка, «поповщинский»
и
«беспоповщинский», с Рогожским и Преоб ­
раженским
кладбищами
во
главе;
их
центр
—
в
М о скве;
требования
и
п роте сты
их
выражены
в
обши рн ой
литературе;
они
п очти
не
таятся
в
ср еде
народной,
в
составе
государственном.
Численностью
в
50- х
гг.
XIX в.
они
достигали
по
о фици аль ным
сведениям
министерства
внутренних
дел
(Липранди.
Краткое
обозрение
существу­
ющих
в
России
ересей
и
раск олов .
1853) —
дев яти
мил лио нов.
В торую
школу
обра­
зу ют
бесчисленные
мелкие
секты
—
молоканы,
б егу ны,
хлы ст ы,
монт ан ы
и
другие.
Они
не
имеют
с толь
сосредоточенных
центров;
численность
их
гора зд о
менее
значи­
т ель на,
литер ат ур а
ме нее
об ильн а,
и
тем
отличается
от
«староверческой», что менее
критикует
чужое,
бо лее
утверждает
свое;
все
они
таятся,
и
не кот оры е,
как
хлысты,
запрещают
вовсе
излагать
письменно
учение
свое,
между
проч им
по
соображению,
что
закрепленное
буквой
становится
ме нее
живо
(«буква мертвит»).
Все
эти
се к­
ты
образовались
из
беспоповщины,
именно
потому,
что,
лиш е нные
«попов», имея
т олько
«наставников», они вообще лишены были твердого,
опре дел ен ного,
канони­
ческого
руководства
и
уже
естественно
оторвались
от
П рав осл авия
в
безбрежную
да ль
отрицаний
и
нового
созидания.
«Раскол . . .
ст арооб ряд чес тв а,
—
считает
Роза­
нов,
—
ест ь
не
только
не
менее ,
но
и
гора зд о
более
значительное
явление,
чем
подня­
тая
Л ютер ом
Ре фор ма ция », и далее: «Насколько народное глубже общественного,
созидание
выш е
разрушения,
вера
пр очне е
скепсиса,
настолько
движение
нашего
ра с кола
глубже,
во
всяком
слу ч ае,
серьезнее
Реформации»9.
Все
в
этом
дви жении
замечательно,
и
да же
то,
что
оно
началось
«с мелочей»: раскол старообрядчества
обнимает
собой
л юдей,
не
им е ющих
никакого
со мне ния
в
ис тинн ос ти
в сей
полно­
ты
христианства
и
всего
переданного
церковью;
для
них
бессмертие
души,
бытие
Божие
—
не
«отвлеченные вопросы», как для множества из нас:
для
них
это
вечные
решения,
в
тре пе те
выслушанные,
с
трепетом
принятые.
Можно
сказать,
расколь­
ни ки
—
это
последние
верующие
на
земле,
это
—
самые
непоколебимые,
самые
пол­


Россия
в
философии
Розанова
381
ные
из
верующих.
Для
них
вопрос
может
бы ть
о
том
т ол ько,
писать
ли
имя
Христа:
«Исус»
или
«Иисус», ходить ли около престола вправо или влево,
слагая
кре ст
—
знаменовать
ли
Троицу
или
две
ипостаси
в
Спасителе.
Ос но вную
пр ич ину
спора
между
расколом
и
господствующей
церковью
Роза­
нов
вид ит
в
ме тод ах
умствования.
Как
и
вс якая
це рков ь,
всякое
учение
христиан­
ское,
православие
и
раскол
имеют
ра вно
задачей
своей
спасение
души,
угождение
Богу.
Но
в
то
время
как
церковь
ищет
правил
спасения,
раскол
ищет
типа
спасени я.
Первая
анализирует,
размышляет,
учит,
выводит,
умозаключает.
Она,
таким
обр а­
зом,
отделяет
частное,
личн ое ;
отбрасывает
п одробн ос ти,
к
своему
времени
отн о­
сившиеся,
и
оставляет
в
составе
своего
уч ения
и
своих
требований
от
христианина
одно
общее;
как
средства
спасения
она
предлагает
посты,
молитвы,
канонически
пр а виль ные
книги,
и
прит ом
лучшей
редакции,
критически
проверенные.
Раскол,
который
нередко,
как
считает
Розанов,
представляется
последней
сте­
пенью
«невежества», действует по закону художественного суждения:
к
чудному,
святому
ак ту
спасения,
к
этом у
акту,
в
кот ором
мы
так
ма ло
пон имаем ,
которое
устраивает
Бог,
акт
этот
был
дан
святым,
об
э том
свидетельствуют
их
мощи,
и
чу­
де са,
и
видения,
—
как
подойти
с
умс т ве нным
анализом?
Раскольники
не
отделяют
святости
от
святого
челов ек а;
они
как
бы
снимают
маску
с
драгоценных
его
мощей,
со
в сей
его
живо й
личности,
во
в сей
пол нот е
его
деятельности
и
мышления,
в
его
мо­
литвах
по
определенным
книгам,
в
его
пощении,
в
его
хождении,
в
манере
говорить,
думать,
поучать.
Вся
жизнь
человека
направлена
на
укрепление
его
души.
Тип ик он
спасения
—
вот
тайна
раскола,
не рв
его
жизни,
его
мучительная
жажда,
в
отли чи е
от
summa regulorum, которою руководится наша,
да
и
всякая,
впрочем,
церковь.
Раск ол
п олон
жи в ого,
личн ого,
художес тв ен н ого;
он
пол он
обра за
Ал ексея
Божия
человека,
а
не
размышлений
о
поведении
и
спосо б е,
какими
спасся
Алексей
Б ожий
челов ек ;
его
основное
чувство
—
восхищение,
любование,
так
сказать,
мотив
зрительный
и
нисколько
не
теоретически
выведенный.
Отсюда
кажущаяся
столь
«тупой»
забота
раск о ла
о
«подробностях»; вечное его усилие
—
повторить,
воспро­
изв ест и;
требование
удержать
ран ее
быв шее;
его
поиски
букв,
способов
движения,
символов,
знаков;
обо бщен ия ;
забота
спасти
неразрушенным
обра з
с вя того
жития,
уже
человеком
испытанный
и
Богом
благословенный.
Мало-помалу
раскол
дошел
до
величайших
отрицаний,
до
о тв ержен ия
священства,
таинств,
полн ой
н ет ов щины,
и
это
в
вечных
усилиях
найти
древнее,
правильное,
ц елост ное
христианство,
ч ув­
ст во
це льн ос ти,
образности
в
высшей
степени
присутствовало
при
бурных
взрывах,
кот орые
лежали
в
основе
раскольничьих
трансформаций10.
В.
В.
Розанов
дет аль но
анализирует
особенности
ветвей
раскола,
в
первую
очередь,
христовщины,
в
пр ост ореч ии
называемой
«хлыстовщиною»,
которое
есть
своего
род а
сочетание
об о рва нных
кусков
П рав осл авия
с
потоком
религиоз­
ног о
конвульсионерства,
не
имеющего
ничего
общего
ни
с
одной
христианской
церковью,
—
эту
память,
которая
л еп ится
к
своему
прошлому,
историческому,
и,
очевидно,
не
в
силах
б ыла
про т ивосто я ть
новым
порывам.
В
д лин ных
и
шир о ких
белых
рубашках
—
символ
«убеленных»
одежд,
о
к оторы х
говорится
в
XIV главе
Апокалипсиса,
—
они
прыгают,
трясутся,
кружатся
(неизменно « по со лонь», как в
до-Никоновской
цер к ви), кружатся то в одиночку,
то
«всем кораблем», то образуя
фигу ру
круга,
то
—
креста,
до
изнеможения,
до
п олн ого
упадка
сил.
Духооборчество
р ассм атр ивает ся
Розановым
как
яв лен ие
ск орее
психи ческ о е,
нежели
собственно
церковное.
И
здесь
ест ь
ис целе н ие.
«Духоборчество есть сим­
птом,
показующий
и
от рица ющ ий
ве лик ую
пассивность
всех
наших
духовн ы х
со­


382
А.
В.
Са вка
стояний
—
пассивность,
достигшую
выс о кой
степени
уже
к
концу
московского
пе­
ри ода
наш ей
истории,
но
с
тех
пор
все
увеличивающуюся.
Не
вы нос ит
эт ого
д уша
человеческая»11.
В
условиях
поляризации
общественных
с ил,
когда
на
од ном
полюсе
объедини­
лись
«прогрессивность», социально -по л ити ческ и й
радикализм
и
антипатриотизм,
а
на
другом
—
консервативность,
славянофильство
и
державность
—
Ро з анов
являет
нам
новый
тип
мыслителя
с
тревожным
ха ракт ером ,
порою
мятущимся,
бросаю­
щийся
решать
какие-то
крайние
и
последние
вопросы
быт ия.
Это
во
многом
связано
с
духов н ым
климатом
эпохи,
с
усилением
со з нания
кризиса
всей
ми ро вой
культу­
ры,
кризиса
в
самой
Р осс ии,
и
с
наступлением
какого-то
рокового
п ере хода
из
од ной
эпохи
в
другую.
Эти
настроения
и
чувства
Розанова
нашли
отражение
в
анализ е
ре­
во лю ции,
ее
сути,
ее
трагедии,
именно
с
этих
по зи ций
он
дает
оценку
и
свое
видение
ценностям
западно-европейской
цивилизации.
Розанов
проанализировал
с уть
революции,
показав,
что
она
имеет
два
изм ер е­
ния
—
длину
и
ширину;
но
не
имеет
третьего
—
глубину,
она,
по
его
выражению,
ни­
ког да
не
бу дет
иметь
спелого,
вкусного
плода;
никогда
не
«завершится» ...
Рево лю ция
бу дет
все
рас ти
в
раздражение,
но
нико гд а
не
настанет
в
ней
того
окончательного,
ког да
че лове к
го вор ит : «Довольно!
Я
—
счастлив!
Се г одня
так
хорошо,
что
не
надо
з а втр а»...
Революция
всегда
бу дет
с
м укою
и
бу дет
надеяться
только
на
«завтра» . . .
И
всякое
«завтра»
ее
об ман ет
и
перейдет
в
«послезавтра», и не от бесконечности
—
ку да!
—
а
именно
от
кор откос ти .
В
революции
нет
радости,
не
будет.
Радость
—
слиш­
ком
царственное
чувство,
и
никогда
не
попадет
в
объятия
этого
лакея.
Рево лю ция
ниж е
че лов ечес кого
достоинства,
она
механична,
она
материалистична.
Но
это
—
не
слу ч ай,
не
простая
связь
с
«теориями нашего времени»; это
—
судьба
и
вечность.
Революция
сл оже на
из
двух
пла сти н ок:
нижняя
—
это
ее
го ре чь,
злоба,
нужда,
зависть,
отчаяние.
Это
—
чернота,
демократия.
Верхняя
пластинка
—
з олота я:
это
—
сибариты,
обеспеченные
и
не
делающие;
гуляющие;
не
служащие.
Но
они
чем-нибудь
«на прогулках»
б ыли
уязвлены,
или
—
просто
слишком
добры,
мягки ,
уступчивы,
конфетны.
Переходя
же
в
демократию,
они
тотчас
становятся
первые
среди
равных.
Демократия
умеет
«целовать в плечико», ухаживать,
льс ти ть:
хотя
для
«искренно ­
сти
и
пра в доп одоб ия»
обходится
грубовато,
спорит,
нападает,
подшучивает
над
ари­
с токра том
и
его
вчерашним
аристократизмом12.
Русская
ре вол юция
имеет
св ою
специфику,
у
Розанова
это
русс ко е
хвастовство,
прикинувшееся
доб род ете лью ,
и
русская
лень,
соб р авш аяся
«перевернуть мир»13...
Он
у бежден
в
то м,
что
революции
«происходят не тогда,
когда
народу
тяжело.
Тогда
он
молится.
А
ко гда
он
переходит
«в облегчение» . . .
В
«облегчении»
он
преобразует­
ся
из
человека
в
св инь ю,
и
тогд а
«бьет посуду», «гадит хлев», «зажигает дом»14.
Роз а нов
считает,
что
государство
превратило
революцию
в
полицейскую
рево­
люцию,
в
сво е
явление,
положило
ее
в
карман
и
выбросило
за
забор...
Вся
«история»
ее
от
Г ер цена
до
«Московского вооруженного восстания», где уже было больше по ­
лицейских,
чем
рев олюци он еров ,
и
где
полицейские
рядились
в
ра бочи е
блузы,
а
ре­
волюционеры
рядились
в
полицейские
мундиры
(взрыв дачи Столыпина,
убийство
С ипяг ина ), Розанов охарактеризовал как « ряж ен ую
рев олюци ю»
и
только
с
окон­
чанием
революции,
чистосердечным
и
всеобщим
с
нею
распрощанием,
—
можн о
по­
думать
о
прогрессе,
о
здоровье,
о
работе
«вперед»15.
Ве ли чай шая
фигу ра
в
истории
России
—
это
П.
А.
Столыпин,
убийство
которо го
п отря сло
Розанова.
В
с татье
«Террор против русского национализма»
он
утвержда­
ет,
что
Столыпин
положи л
«национальную идею в зерно политики», что он боролся


Рос сия
в
философии
Розанова
383
с
революцией
как
государственный
че лов ек,
а
не
как
глав а
полиции,
что
он
понял,
что
космополитизм
и
родил
революцию.
В
ста тье
«Историческая роль Столыпина»
Розанов
пишет,
что
в
нем
ценили...
«не программу,
а
человека...
Рев ол юция
при
нем
стала
одолеваться
морально
в
мне­
нии
и
сознании
всег о
общества...
Сто лы пин
показал
единственный
возможный
в
России
п уть
парламентаризма.
Он
указал,
что
«если парламентаризм будет у нас
выражением
н арод ного
д уха
и
н арод ного
о бр аза,
то
против
него
не
найдется
силь­
но го
пр о теста,
и
да же
он
станет
многим
и
наконец
всем
дорог.
Это
—
первое
условие:
народность
его.
Второе:
парламентаризм
должен
вести
постоянно
вперед,
он
должен
быть
постоянным
улучшением
страны
и
всех
дел
в
н ей»16.
«Апокалипсис нашего времени»
В.
В.
Розанова,
в
от лич ие
от
«Опавших ли­
с тье в», был задуман как книга историческая,
подводящая
и тоги
всечеловеческой
цивилизации
и
истории
всех
религий.
Инт имно -б ыт ов ой,
биографический
матери­
ал
зде сь
не
играет
важной
рол и.
Это
не
биография
Розанова,
а
кр атк ая
биография
всех
времен
и
народов.
Розанов
здесь
соотносит
к ру пным
планом
ве сь
Древний
Мир
с
его
язычеством,
в есь
иудаизм,
все
христианство
и
всю
европейскую
цивилизацию,
кот орая
для
него
завершается
в
эти
дни
революцией,
переживаемой
как
конец,
как
завершение
всемирной
истории,
как
«Апокалипсис».
Революция
—
это
последний
отрицательный
итог,
в
свете
к оторого
рассматриваются
все
крупнейшие
институты
прошлого
и
современности.
В
такой
укрупненно-исторической
п остан ов ке
вопро­
са
Хр ис тос
и
христианство
оказываются
вино вник ам и
нынешней
всемирной
ката­
строфы,
виновниками
революции.
П оэт ому
Роз а нов
здесь
вдвойне
обрушивается
на
хрис ти ан ств о.
Не
только
как
лич но
ему,
Розанову,
чуждую
и
враждебную
религию,
но
и
как
на
религию,
исторически
скомпрометированную
и
повинную
во
всех
ужа ­
сах
нынешнего
дн я,
повинную
в
рев олюц ии ,
повинную
в
смерти
всего
человечества.
Поэтому
розановский
«Апокалипсис нашего времени»
—
это
его
самая
ант их рис ти­
анская
книга.
Для
того
чтобы
понять
эту
л оги ку,
не обход им о
п осм от реть
на
мир
глазами
Ро­
занова
и
прежде
всего
посмотреть
на
революцию
так,
как
он
ее
ув идал .
Революция
была
для
н его
не
по бедой
каких-то
новых
сил ,
пускай
неизвестных
и
враждебных.
Революция
была
для
нег о
провалом,
позорным
провалом
в сех
старых
сил
России ,
которые
оказались
с лабы ми
и
ненадежными.
На
первых
же
страницах
розановского
«Апокалипсиса»
мы
читаем
о
только
что
происшедшей
революции
в
Ро ссии: «Русь
слиня ла
в
два
дн я.
Самое
б ольшее
—
в
три.
Даже
«Новое Время»
нельзя
был о
за кры ть
так
скоро,
как
закрылась
Русь.
Поразительно,
что
она
раз ом
рассыпалась
вс я,
до
по д­
р обно ст ей,
до
частностей.
И,
со бстве нно ,
подобного
по т ря сения
никогда
не
быва­
ло,
не
исключая
«Великого переселения народов».
Там
бы ла
—
э по ха, «два или три
ве ка ». Здесь
—
три
дн я,
кажется,
да же
два .
Не
осталось
Царства,
не
осталось
Цер к ви,
не
осталось
вой ск а,
и
не
осталось
ра боче го
кл асса .
Что
же
ост алос ь- то?
Странным
образом
—
буквально
нич е го »17...
И
царство
оказалось
гн ил ым,
и
ц ерк овь
оказалась
гни ло й,
и
все
традиционные
сословия
великой
Российской
Империи.
И
русс ки й
народ-богоносец,
воспетый
Толстым
и
Достоевским,
в
о дин
миг
оказался
т олпой
ху­
ли ган ов
и
безбожников.
Розанов
ссылается
на
сл ова
одного
старика-крестьянина,
при том
серьезного,
положительного
крестьянина,
ко торы й
спокойно
выразился,
что
с
быв шег о
царя
теперь
н адо
ко жу
срезать
по
одному
ремню
—
медленн о,
мучительно,
лен то чка
за
ленточкой.
Вот
вам
и
на род- богон ос ец
—
гов орит
Розанов.
В
философско-исторической
схе ме
Розанова
дается
сво е
видение
и
понимание
европейской
цивил из ации ,
которая,
как
он
сч итал ,
погибнет
от
сострадательности,


384
А.
В.
Са вка
точнее
от
лж ес остр ад ат ельн ос ти...
Цивилизации
гибнут
от
извращения
основных
до бр одет ел ей,
ст ерж не вы х, «на роду написанных», на которых « вс е
те сто
в зош ло »...
Механизм
гибели
европейской
цивилизации
буд ет
заключаться
в
пар а личе
против
вс якого
зла,
вс яко го
негодяйства,
всякого
злодеяния:
и
в
кон це
времен
злодеи
р азо­
рв ут
мир.
Уже
теперь
теснится,
осмеивается,
пренебрежительно
оскорбляется
все
доброе,
простое,
с пок ойн ое,
попросту
д оброд ете льн ое.
И
Роз ано в
заключает,
что
гу­
ман но сть
та кого
общества
ест ь
«ледяная любовь . .. » .
Вся
цив ил из ация
XIX в.
ест ь
ме дле нн ое,
не од оли мое
и,
наконец,
вост о ржест в о­
вав шее
просачивание
всюду
кабака:
кабак
просочился
в
политику
—
это
«европей­
ские
(не английский)
па рлам ен ты »; кабак прошел в книгопечатание.
Ведь
до
XIX в.
газ ет
почти
не
было,
бы ла
только
литература,
к
концу
XIX в.
газеты
заняли
го с под­
ст ву ющее
положение
в
печ ат и,
а
литература
—
п очти
исчезла;
кабак
просочился
в
«милое хозяйство», в «с вое
угодье», это
—
бан к,
м инистер ст во
фин ансо в
и
социа­
лизм ;
кабак
про со чи лся
в
тру д:
это
фаб ри ка
и
техника.
Демократия
имеет
под
собою
одно
право...
хотя,
п ра вда,
оно
очень
огромно...
про ­
ист е кающ ее
из
голода...
это
такое
чудовищное
право:
из
него
проистекает
убийство,
гра б еж,
воп ль
к
неб у
и
ко
вс ем
концам
зе мли.
Оно
может
и
вправе
потрясти
даже
рели ги ям и . «Голодного»
нельзя
вообще
судить;
голодн ого
нельзя
осудить,
когд а
он
у
вас
отнял
кош ел ек.
Вот
«преисподний»
фунд ам ент
революции.
Роз ано в
делает
св ой
выво д,
что
ни
революция,
ни
демократия,
кроме
это го,
не
имеют
ник ак их
пр ав.
Едва
демократия
нач ина ет
морализировать
и
ф илосо фств ов ат ь,
как
она
обращается
в
мошенничество,
тут-то
и
положен
для
нее
исторический
пределTM.
Прогресс,
как
считает
Розанов,
технически
нео бх од им,
но
для
д уши
он
вовсе
не
необходим.
Нужн о
«усовершенствованное ружье», рантовые сапоги,
печи,
ч тобы
не
дымили,
но
ду ша
в
нем
не
растет.
И
д уша
ск орее
далее
малится
в
нем.
Это
тот
«печ ­
ной
го рш ок », без которого неудобно жить и ради которого мы так часто малим и
даж е
вовсе
ра зрушае м
душу.
И
бо рьба
меж ду
«прогрессистами»
и
людьми
«домаш­
него
стр оя»
оч ень
часто
есть
борьб а
за
ду шу
или
за
«обед с каперцами», в котором
«каперцы», конечно,
по бежда ют.
Не
случайно
социализм
по
Роз ано ву
—
это
дисгармония,
а
всякая
дисгармония
пройдет,
социализм
это
б уря,
дождь,
ветер...
Взойдет
солнышко
и
осушит
все.
И
бу­
дут
говорить,
как
о
вы с охшей
р ос е: «Неужели он (со циал изм,
б ыл?» «И барабанил
в
окна
град:
братство,
ра ве нс тво,
св обод а?»
-
О,
да!
И
еще
скольких
этот
гр ад
побил!
Розанов
поэт ом у
критически
относит­
ся
к
«Солнечному городу»
Т.
Кампанеллы
и
«Утопии»
Т.
Мора,
наз ыв ая
их
чепу ­
х о й, «суть коих вечное счастье»19.
Идеальная
религия,
идеальный
хр ам
и,
соответственно,
идеальное
об щес тво
мыслилось
Розановым
наподобие
дома,
который
охватывает
все
общ еств о,
в есь
на­
род,
где
прос тей шей
и
главнейшей
ячейкой
является
семья.
Дома,
где
господствуют
От ец
и
Мать,
где
копошатся
дети
и
к уда
входят
даже
животные,
поскольку
хле в
либо
непосредственно
примыкает
к
дому,
либ о
животные
находятся
в
одн ом
поме­
щении
с
л юдьм и,
как
это
бы ло
на
Руси,
в
мужицких
изб ах,
и
как
это
б ыло
в
Древнем
Египте.
Для
Розанова
чрезвычайно
важно
вот
это
тепло
до ма
и
хлева,
взаимное
теп ­
ло,
осн ов ан ное
на
родственных
началах,
с
неугасимой
лампадой
в
центре,
в
самой
глубине,
—
во
сла ву
Бога-Отца.
В
своих
социальных
идеалах
Розанов
тяготеет
к
патриархально-родовому
или
патриархально-общинному
строю.
По это му
неправильно
считать
Розанова
против­
нико м
социализма
воо б ще.
Ро з анов
противник
социализма
в
его
ныне шних
гос у-


Россия
в
философии
Розанова
385
дарственных
и
пр ину д итель ных
форм а х.
Но
идеальное
ч елов ече ское
общежитие,
как
оно
мыслится
Розановым,
по
с ути
социалистично.
Только
это
«социализм», по­
строенный
на
рел игио зн ых
основах
и
на
родственных
отношениях
между
людьми.
Люди
должны
жить
«миром», как говорили в старину,
общиной,
коммуной,
семьей.
И
зде сь
у
Розанова
два
образца
на
примете,
к оторы е
неожиданно
сближаются
—
это
еврейская
община
«кагал»
и
древнерусский
«Домострой». «Домострой»
—
это
книга,
руководство,
составленное
на
Рус и
в
XVI в.,
на
тему
организации
семейно­
го
уклада
и
домашнего
быта,
книг а,
п ро низ анная
суровыми
религиозными
пред­
писаниями.
«Однаидея “Домостроя”,
Д омо- Ст роя,
ест ь
уже
великая,
священная.
С амо
слово
как
прекрасно
по
изобретательности,
по
тому,
как
“составилось в уме”
и,
составившись,
выг ово рило сь
филологически.
Несомненно,
самый
ве лик ий
“До ­
мострой”
дан
Мо исеем .. .
и
продолжен
в
Талмуде,
и
затем
фактически
вы раж ен
и
пе ре веден
в
жиз нь
в
кагал е .
Талмуд...
и
кагал
—
две
ве щи,
совершенно
непонятные
в
Европе
и
европейцам.
Кагал
ест ь
вел ик олеп ная
“city”, “la cite”, “коммуна”,
где
люд и
живут
ряд ышк ом,
в
теплоте
и
тесноте,
помогая
др уг
другу,
друг
о
друге
за бот ясь
“как один человек”
и,
поистине,
—
од на
святыня.
Это
—
та
естественная
и
необхо­
димая
со циал из ация ,
которую
потеряв
человечество
вернулось
к
искусственному,
дрянному,
враждебному
и
враждующему
со
всеми
“социализму” .
Социализм
е сть
пр одукт
исчезновения
Домостроя
и
кагала.
Невозможно
человеку
жи ть
“одному”,
он
погибнет;
или
он
може т
погибнуть,
или
испытать
страх
погибнуть».
В
п осл еднем
«Совете юношеству», которым заканчивается публикация «А п ока ли п сис а
нашего
вр ем ени », он пишет: «И помни:
жи знь
есть
до м.
А
дом
должен
бы ть
тепел,
удобен
и
кругл.
Работай
над
“круглым домом”
и
Бог
тебя
не
оставит
на
небесах.
Он
не
забу дет
пт ич ки,
которая
в ьет
гне з до»20.
Ес ли
го вор ить
о
социально-политических
взглядах
Розанова,
то
следует
ска­
зат ь,
что
он
был
сторонником
наследственной
са мо дер жав ной
монархии
и
пр о­
т ивник ом
пар лам ента рны х,
демократических
фо рм
правления.
Хотя
в
то
же
время
видел
органичность
русской
рев ол юции
и
допускал
за
ней
известную
правоту
—
голода
и
стихийных
массо вы х
проявлений,
а
не
борьбы
партий
и
фракций.
По че­
му
же
его
привлекало
самодержавие
и
отталк и вали
применительно
к
России
за­
падные ,
более
цивилизованные
и
более
законные
государственные
порядки?
Да
потому,
что
Ца рь
—
это
для
него
п ро до лжение
каких-то
родственных,
семе йных ,
домашних
отношений
между
л юдьми .
Монарх
для
Розанова
—
это
оте ц
в
своей
се­
мье,
пра вящи й
по
образу
Б о га -Отца.
Это
Домострой
в
государстве.
Х отя
Розанов
с
грус ть ю
замечал,
что
если
даже
сам
царь
у
нас
не
верит
в
то,
что
он
помазанник
Б ожий,
то,
значит,
с
мо нарх ией
дело
п лохо
и
она
идет
к
своему
концу.
А
демо­
кратические
и
парламентские
отношения
в
обществе
—
это
рацио нал истич еск ие
и
формализованные
отношения,
холодные,
исключающие
интимность
и
семей­
ственность.
Это
вообще
в
натуре
русского
человека
—
известное
предпочтение
не
пра во вым
н орма м,
а
родственным,
не
закону,
а
милос т и.
Вот
и
Розанов
предпо­
читает
подобного
рода
семейно-домостроевские
начал а
в
обществе.
Поэтому
он
и
выступает
с
отрицанием
политики,
с
отрицанием
партийной
б орьбы
и
ид еологи й
ра ди
инт ересо в
Рос с ии.
В.
В.
Розанов
—
вел ик ий
па тр иот
Рос си и,
хотя
он
руг ал
«порядки отечества»,
он
гов ори л,
что
«настоящий патриот вечно недоволен». Но п ат ри от н ик огда не в ы ­
разится,
даже
в
обмолвке,
против
«русской земли», против « ру сско г о
д уха ». «При
грубости,
нервности,
п орой
при
ругани
“русских порядков”
в
душ е
горит
вечный
(никому не заметный)
огонь
любви,
и
бесконечной
лю бви
к
“русскому”
в
ц елом »21.


386
А.
В.
Савка
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
Розанов
В.
В.
Религ и я.
Фил осо фия.
Культура.
М., 1992. С. 21 .
Там
же.
С. 22.
Розанов
В.
В.
Из
восточных
мотивов.
Пг ., 1916. С. 7.
Розанов
В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
М ., 1992. С. 62-63.
Там
же.
С. 64.
Там
же.
Там
же.
С. 58.
Там
же.
С. 57.
Там
же.
С. 34.
Там
же.
С. 37.
Там
же.
С. 55.
Роза н ов
В.
В.
Опавшие
лис тья
// Метафизика христианства .
М ., 2000. С. 473.
Там
же.
С. 637.
Там
же.
С. 715.
Там
же.
С. 603.
Розанов
В.
В.
И ст ор ическая
роль
Столыпина
// Новое Время. 7 .Х.1911.
Роза нов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
Сергиев
П ос ад, 1917-1918. С . 69.
Розанов
В.
В.
О па вшие
листья.
С. 591-592.
Там
же.
С. 4 69-470.
Розанов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С.
138-139, 148.
Розанов
В.
В.
Литературные
заметки
// Новое Время. 2 5.Х .1909.


С.
Б.
Джи мбино в
(Москва)
Мировоззрение
Ро зан ова
в
контексте
русской
философии
Р у сская
философия
с
первых
своих
шагов
имела
своеобразные,
отли чав ши е
ее
от
европейской,
традиции
и
черты.
Первые
св ои
умозрения
русский
народ
выразил
в
красках
иконы.
В
«Троице»
Рублева
дана
не
только
идеальная
модель
космоса,
мироустройства,
но
и
чел ове че ск ого
общежития.
Согласие,
мир,
гармония,
трое
как
одн о
—
в
э том
уже
зачаток
буд уще й
хомяковской
«соборности» .
Собственно
философия
началась
в
России
не
с
трактатов,
а
с
произведений
не­
академической
формы
—
с
диалогов
Г.
Сковороды
и
с
дружеских
пис ем
П.
Чаадаева
(к Екатерине Пановой обращено знаменитое первое « Фил о софич еск о е
пис ьм о»),
И.
Киреевского
(в виде письма к Егору Комаровскому написан один из манифестов
славянофильства
—
«О характере просвещения Европы и о его отношении к про­
свещению
России»)и А.
Хомякова
(свои главные философские идеи он изложил
в
дв ух
пис ьм ах
к
др угу
Юри ю
Самарину
—
«О современных явлениях в области
фил ос о фии.
Письмо
к
Ю.
Ф.
Самарину»).
Что
скрывается
за
этой,
казалось
бы,
внешней
жанровой
особ ен но стью ?
Же­
лание
даже
об
отвлеченных
предметах
гов ори ть
по-домашнему,
по-родственному.
Жанр
дружеского
письма
в
пуш кинс к ую
эп оху
достиг
высокого
совершенства,
и
неудивительно,
что
первые
русские
философы
—
и
западники
(Чаадаев), и славя­
но филы
(Киреевский и Хомяков)
—
использовали
эту
форм у
для
изложения
фило­
софских
ид ей.
Для
русской
философии
изначально
характерно
некоторое
недоверие
к
абстрак­
циям
и,
возмужав,
во
второй
половине
XIXв.
она
стала
гов ори ть
о
конкретной
мета­
физике
и
о
цельном
знании.
Кто
сказал,
что
философствовать
можно
только
так,
как
немцы,
то
ест ь
путем
системосозидательства,
как
И.
Кант
и
Г.
Геге ль.
В
русс к ой
философии
довольно
долго
не
бы ло
теории
поз нани я
(гносеологии), потому что гораздо важнее была
философия
истории,
необходимо
было
прежде
все го
понять,
кто
мы,
и
определить
мес то
России
между
Евро п ой
и
Азие й,
между
Римом
и
Византией.
Для
верующего
православного
человека
построение
своей
ли чн ой,
индивиду­
альной
философской
системы
вообще
бы ло
бы
смертным
грехом,
грехом
гордыни.
Ру сск ая
философия
в
л ице
лучших
ее
представителей
главной
задачей
с тав ила
оправдание
и
ос мыс ле ние
ве ры
отцов.
И
наоборот,
материалистическая
и
атеисти­
ческая
линия
на
пр от я жении
двух
столетий
доказала
св ою
полн ую
тв орче ск ую
бе с­
плодность,
а
п осле
прихода
к
власти
в
1917 г.
пришла
к
полному
вырождению.
Правда,
нуж но
учитывать
и
то,
что
впло ть
до
о ктябр я
1905 г.
(манифест о сво­
б оде
печати)
развитие
философии
в
России
встречалось
с
не малы ми
цензурными
трудностями.
В
1850 г.
б ыли
вне за пно
ликвидированы
все
кафедры
философии
в
университетах
как
ненужные
и
да же
вредные
рассадники
ер есей.
Вновь
разрешены


388
С.
Б.
Джимбинов
они
были
только
че рез
13 лет,
в
1863 г.
Первый
русский
славянофильский
журнал
с
характерным
названием
«Европеец»
был
закрыт
п осле
выхода
пе рв ого
номера.
Основные
философские
произведения
Чаадаева,
Киреевского,
Хомякова
либо
во­
обще
не
были
опубликованы
при
их
жизни,
либо
изданы
только
за
границей
(напри­
ме р,
основные
богословские
ра боты
Хомякова).
По
существу,
свободно
р усск ая
философия
мо гла
развиваться
очен ь
недо лг о,
всего
каких-нибудь
дв ена д цать
лет
(с 1906 по 1917 гг.) .
Но
ско ль ко
же
непреходя­
щих
ценностей
б ыло
соз дан о
за
эти
немногие
годы!
Невольно
думаешь,
что
е сли
бы
не
Октябрьский
переворот
1917 г .,
Россия
в
своей
философии
дал а
бы
мир у
дар
столь
же
значительный,
как
ру сск ая
литература
и
русская
музыка.
Назову
только
несколько
книг,
поя вив ш ихся
в
течение
последних
пяти
лет
перед
гиб ел ью
истори­
ческой
России.
1914 г.
—
«Столп и утверждение истины»
П.
Флоренского.
1915 г.
—
«Предмет знания»
С.
Ф ранк а.
1916 г.
—
«Смысл творчества»
Н.
Бердяева.
1917 г.
—
«Свет невечерний»
С.
Бу лг а ко ва , «Об общественном Идеале»
П.
Н ов­
горо дц е ва.
1918г.
—
«Смысл жизни»
Е.
Т руб ец кого, «Апокалипсис нашего времени»
В.
Ро­
занова.
Только
представим
на
минуту,
что
Р оссии
б ыло
бы
даровано
еще
10 или 15 таких
лет .
Как ие
ценности
мо гли
бы
быть
созданы
за
эти
годы!
Высылка
1922 г., хотя и со­
хран и ла
жизнь
большинству
русских
фил ос офо в,
все-таки
нарушила
ход
развития
философии.
Тех
немногих,
кто
ост алс я,
ждали
впереди
только
ко нцен траци онный
лагерь
или
ссылка
(П.
Флоренский,
С.
Аскольдов,
А.
Ло сев
—
впло ть
до
Даниила
Анд р еев а).
Феномен
Розанова
пора жае т
своей
причудливостью
и
не разг адан н остью .
В
сущ­
ности,
подлинного
ключа
к
его
удивительной
личности
ник то
до
сих
пор
не
нашел .
Фамилия
Розанов,
которую
сам
Василий
Васильевич
почему-то
не
любил,
с ви­
детельствует
о
духовном
происхождении
рода
писателя.
В
рус ск ой
ду ховно й
среде
о чень
люби ли
«цветочные»
фа мил ии:
Цветаев
(отец поэтессы М.
Цветаевой), Ги­
ацинтов
(отец жены П .
Флоренского), Флоренский (от
л ат.
florens —
цве т ущ ий).
Пр авд а,
оте ц
Розанова
ушел
из
духовного
сословия,
но
все-таки
Василий
Васил ье­
вич,
как
и
В.
Соловьёв,
был
внуком
священника,
и
иер ейск ая
кровь
многое
объясня­
ет
в
его
мировоззрении.
Розанов
начал
очень
ст ран но
и
необычно
—
огром н ой
книгой
в
738 страниц
под
названием
«О понимании .
Оп ыт
исследования
п рирод ы,
границ
и
внутреннего
строения
на уки
как
цельного
зн ания » (1886 г. ).
Ос но вная
идея
книг и:
в
разуме
заложены
сх емы
или
семена
понятий
(сущность,
причинность,
сущ ест в ов а ни е), с помощью которых знания обретают смысл.
По­
ск ольку
раз ум
в
потенции
содержит
все
науки,
уже
теперь
из
рассмотрения
разума
и
его
способностей
мож но
составить
представление
обо
в сем
объеме
существую­
щих
и
будущих
наук .
Люб опы тн о,
что
в
центре
у
Розанова
не
объективное
знание
(познание), а скорее субъективное понимание .
В
европейской
философии
наука
о
понимании
—
герменевтика
—
сложилась
гораз до
позже,
уже
в
XX в.
(В.
Дильтей,
М.
Хайдеггер,
Г.
Гадамер ).
Книга
не
тольк о
б ыла
не
п онята ,
она
была
осмеяна,
и
от
напи сания
в торого
тома
—
«О потенциальности и роли ее в мире физическом и человеческом»
—
Роза­
нов
о тка залс я.


М ировоз зре н ие
Розанова
в
контексте
русск о й
философии
389
Самый
свободный
и
нефо р мал ьный
из
русских
философов
на чал
с
г ромоз дк о­
го
на учн ого
трактата
и
до лго
не
мог
п оня ть,
почему
никто
его
не
покупает
(потом
п ри шлось
самому
час ть
тиража
прод а ть
на
вес
как
м а кулат уру.
Сейчас
это
о дна
из
самых
редких
розановских
книг).
Сам
Ро з анов
позже
так
сформулировал
основы
своего
мировоззрения,
прибег­
нув
к
знакомому
с
гимназических
лет
л ати нск ому
языку:
Sunt destinationes rerum,
Sunt metae rerum.
Primae sunt divinae,
Secundae sunt humanae{.
To есть:
Ес ть
предназначения
вещей,
Ес ть
це ли
вещей.
Первые
божественны,
Вторые
с уть
ч ело веч ес кие.
«Отсюда до сих пор (57 лет)
сложилось
в
сущности
все
мое
миросозерцание:
я
б еск онеч но
отдался
destinationes, “как Бог хочет”, “ к ак
из
нас
растет”,
“как в нас
заложено" (идея “зерна”,
руководящий
пр инцип
всего
“О понимании”) и лично­
враждебно
взглянул,
на
metae, “мечущееся”, “ слу чай но е”,
что
“блудный сын
—
чело­
век
себе
выду м ыв ает ” <...>»2.
Гов оря
другими
словами,
Ро зан ов
различает
природное
(божественное)
и
ис­
кусственное
(придуманное,
умышленное).
В
результате
возникает
своеобразная
биологическая
логи к а,
философия
организма
в
противовес
механизму
(уже эта чер­
та
сбл ижает
Розанова
с
К.
Леонтьевым,
да
и
с
немецкой
«философией жизни»
—
Le­
bensphilosophie).
Первым
философским
учителем
и
наставником
Роз ано ва
был
Н.
Страхов,
через
к оторо го
Розанов
мог
ощутить
живую
св язь
с
русским
славянофильством,
в
ча ст­
ности,
с
А.
Гр игорье вы м,
издателем
сочинений
которо го
был
Страхов.
Не
менее
значительным
было
и
влияние
Леонтьева,
хот я
лич но
они
так
никог­
да
и
не
встретились,
а
переписка
продолжалась
всего
полго да
(с апреля по октябрь
1891 г.,
в
ноябре
Леонтьев
уме р). «Нам
не
н адо
б ыло
сговариваться,
договаривать
до
конца
своих
мыслей:
все
б ыло
с
полуслова
и
до
ко нца,
до
глуб ин ы
понятно
друг
в
др уг е»3.
Сближал
их
не
только
политический
консерватизм,
но
и
духовный
ар и­
стократизм
(несмотря на весьма скромное происхождение Розанова в отличие от
калужского
помещика
Л еон ть ева), а также противостояние уравнительным,
эга­
литарным
процессам,
к оторы е
захлестнули
Россию
к
концу
века.
Оба
мыслителя
впоследствии
получили
титул
«русских Ницше».
Впрочем,
у
Розанова
этот
тит ул
связан
с
его
глу бок ой
и
оче нь
своеобразной
критикой
христианства.
Критика
эта
была
не
умозрительной
и
не
чисто
б огослов ск ой ,
а
е сли
угодно,
экзистенциальной,
так
как
вытекала
из
основной
д рамы
семейной
жизни
Розанова.
В
1891 г .,
не
расторгнув
п ерв ого
брака
с
возлюбленной
Дос тоев ск ого
Ап олли ­
нарией
Сусловой,
которая
б ыла
его
ст арше
на
14 лет,
Розанов
неофициально,
по­
луподпольно
вступил
во
вт орой
бра к
с
Варварой
Дмитриевной
Бутягиной.
Все
его
де ти
официально
считались
нез а к онными,
получали
фамилии
и
отче ств а
кр ест ных


390
С.
Б.
Джимбинов
отцов,
и
для
Розанова,
боготворившего
семью,
все
это
составляло
смертную
муку.
Так
началась
его
тяжба
с
каноническим
правом
и
хрис тиа нс тв ом.
В
э той
тя жбе
был и
периоды
при лив а
и
отл ив а,
Ро з анов
то
приближался
к
Христу
(в частности,
в
«Опавших листьях»), то снова удалялся от него (о с об е нно
в
«Темном лике»
и
в
«Апокалипсисе нашего времени»).
Не
им ея
возможности
развивать
эту
серьезную
и
гл уб окую
тему,
скажем
кратко:
тайная,
по дспу дна я
цел ь
фи ло софии
Розанова
—
софиологическое
оправдание
и
бл а­
го сл ов ение
п лоти
мира.
Отсюда
и
его
спо р
с
христианством
и
тяготение
к
иудаизму.
Розанов
в есь
в
прозрениях,
то
ест ь
внер ацио наль ных
вчувствованиях
в
по л,
в
Россию,
в
христианство,
в
иудаизм
и
т.
д.
Н.
Бердяев
в
ст атье
1915 г.
«О вечно бабьем в русской душе»
так
назвал
Розано­
ва,
с тара ясь
его
принизить
и
ограничить
его
влияние
—
«гениальная русская баба,
мистическая
ба ба»4. Если о профессиональном философе,
окончившем
Московский
университет
и
выпустившем
в
30 лет огромный философский трактат,
гов орят,
что
он
всего
лишь
«гениальная русская баба», то это что- нибу д ь
да
значит.
О
ком
еще
из
рус ск их
философов
можно
сказать
что-нибудь
подобное?
Разумеется,
ни
о
ком,
близко
да же
никому
не
подходит.
Задумаемся
над
смыслом
с лов
рассерженного
Бердяева.
Значат
они
ли шь
то,
что
в
ли це
Розанова
философствует
са ма
на родн ая
русская
(в особенности женская)
ст и­
х ия.
Ч тобы
стало
понятнее,
представим
себ е,
что
известная
каждому
из
нас
с
детства
ня ня
Пушкина
Арина
Родионовна
п ошла
бы
в
м олодос ти
в
Московский
университет,
окон чи ла
историко-филологический
факультет
(где изучалась философия), стала
писат ь
и
печататься,
но
сохранила
бы
совершенно
незамутненным
хрусталик
своего
народного
взгляда
на
вещи,
и
тогда
мы
п олуч им
по зднег о
Розанова,
его
поразитель­
ный
по
естественности,
н а туральн ос ти
стиль,
его
бесчисленные
кавычки
и
курсивы,
которые
стремятся
интонировать
нем ую
печатную
ре чь,
то
ест ь
сделать
ее
изустной
и
живой.
Таким
образом,
хул а
Бердяева
обора чив а е тся
величайшей
похвалой.
П озв олю
себе
одну
д линну ю
цитату
в
в иду
ее
исключительной
важности
и
почти
п олной
неизвестности
(одно из тех удивительных «п риме ча ни й»
к
письмам
Страхова,
где
Розанов
выразил
себя
с
предельной
по лнот ой): «Где же однако,
хоть
приблизительно,
эт от
“выход”
из
рационализма,
из
логики
Аристотеля
и
наукосло-
вия
Бэкона
Ве рула м с кого?
—
В
бесконечностях
религии.
Мир
создан
не
только
“ра ­
цио нал ьно”,
но
и
“священно”,
столько
же
“по-Аристотелю”,
сколько
“по- Б иб лии”,
сто ль ко
же
“для науки”,
как
и
“для молитв”.
—
Хо зя йст во.
Хоз яй ка
пече т
пироги.
Но
е сли
бы
кто
подумал,
что
это
ест ь
сумма
“пекущей печи +
необходимости
еды”,
тот
ош ибся
бы
глубочайшим
образом,
ибо
хо­
зяйка
разбила
бы
формы
го рш ков,
пос уд ы,
не
“ожидай она к обеду любимого мужа”
и
не
пеки
она
пироги
“с молитвою”.
В
центре
всего
ле жит
молитва
и
любовь.
Так
ве сь
мир
—
э тих
животных,
этих
р аст ений,
—
согревается
и
связывается
тоже
любовью
и
нам
непостижимою
верою.
Частицу
этой
ве ры
мы
находим
даже
в
том,
что
“растения
не
растут
дерево
к
дереву”,
как
стоят
“солдат к солдату в шеренге роты”,
—
в
то м,
что
ес ть
“ландшафт”, “п о ля”
и
“лес”, “н ив а”
и
“колокольчики”
—
что
не
улавливается
уже
никакою
бот анико ю
и
против
че го
Аристотель
о днако
не
спорит.
Это
уже
входит
не
в
его
“Естественную историю”,
а
в
его
“Риторику”
и
“Поэтику” .
В
мире
проглядыва­
ет
лицо
человеческое,
даж е
Лицо
Человеческое
—
в
кор ова х,
лесах,
колокольчиках.
И
мы
не
только
умом
постигаем
мир,
но
и
трепещем
сердцем
к
миру.
Тут
брезжится
вдали
Ег ипет
с
его
священным
“поклонением животным”
...
Священные
т оки
п рохо­
дили
через
мир
животный
и
ч ело в еч еский,
растительный
и
животный
(Древо жизни),


Миров озз рен ие
Розанова
в
контексте
русской
философии
391
не
появлялось
еще
красивеньких
маленьких
с кульп тур
(греки), но весь Мир,
целый
Универсус
был
О бра зом
Поклоняемым,
в
котором
лоб за ли
не
истуканов
сделанных,
а
Живы е
Существа.
Было
питание
взаимное
к аждым
существом
все х
и
всеми
существа­
ми
каждого,
—
от
которого
мал ым
остатком
со хран яетс я
наш а
“еда”,
символ
древнего
питания
“от сложения мира”. Все всем было родное;
все
во
всех
было
еди но е.
Чел ов ек
был
главою
организма
ж ивых
существ,
от
них
не
отделимою,
а
не
медною
“короною”
на
мир,
в
су щно сти
с
ним
не
слитою
(теперь) .
Элевзинские
т аинст ва,
Озир иан ские
таинства
в
Египте
—
бы ли
“последним”,
уже
утаиваемым
остатком
это го
древнейшего
еди нства
мира,
равно-божественного
и
равно-животного,
равно-человеческого
и
равно­
растительного,
—
где
(в таинствах)
поклонялись
“прорастающим семенам”
каких-то
быстро
прорастающих
(в одну ночь)
рас т ений,
да
“ячменному зерну”,
да
прочим
“ме ­
лочам ”. “Этого никому не надо открывать”,
это
—
древнее,
че го
со вр еме нники
уже
не
поймут
или
ху до
перетолкуют
на
языке
ули ц
и
грязного
своего
воображения»5.
Вот
мы
получили
на
двух
страницах
как
бы
«Розанова в миниатюре» .
Нача в
с
кр ити ки
аристотелевского
рационализма
и
бэконовского
эмпиризма,
он
кончил
осторожным
приоткрытием
свя щен ных
элевзинских
и
озирисовских
таинств.
И
все
это
говорится
со
страстностью
челов ек а,
который
задыхается
от
переполняющей
его
и
открывшейся
только
ему
тайны.
По пут но
встречаем
сов ерше н но
удивительный
взгляд
на
н ашу
презренную
еду
как
на
ос та ток
священного
уро д нения
и
взаимопи-
т ания
в сего
в
мир е.
По пут но
дается
зам еч ат ельная
формулировка
«эстетического
а ргум ен та»
в
пользу
Творца
и
творения
в
противовес
механическим
теориям
с лу­
чай н ого
и
б ес хозн ого
происхождения
мир а.
Розанов
забывается
и
в
экс таз е
пишет,
что
в
природе
проглядывает
не
только
лицо
ч елов еч еск ое,
но
и
Лиц о
Чел ове ч еское ,
то
есть
Лик
Сына
Человеческого,
Лик
Христа,
забыв
на
мгновение
о
своем
антихри­
стианстве
(одна эта невольная оговорка,
невольное
проговаривание,
пока зывает ,
как
осторожно
должны
мы
относиться
к
ант их рист ианск им
выпадам
Розанова). Но
гла в ное
—
чи тая
эти
стр оки ,
чувствуешь,
что
еще
немного
—
и
откр оются
все
т айны
мира,
станет
понятна
общая
основа
и
единство
всех
древних
рели ги й,
ты
стоишь
на
пороге
тайны,
тебя
уже
впу стили
за
скрывавшую
ее
дверь.
Конечно,
после
Розанова
нет
дороги
назад,
к
пошлостям
и
плоскостям
Писарева
и
Чернышевского.
Он
наш
лучший
цел ит ель
от
материализма
и
позитивизма.
Когда-то
Н.
Винер
выдвинул
нелепую
(ибо механическую)
идею,
что
человек
может
быть
представлен
в
виде
очен ь
большого,
но
конечного
числа
си гна лов
(не­
сколько
миллиардов)
и,
следовательно,
его
можно
передать
по
радио
или
т еле гр афу.
Если
бы
на
основании
словесных
сигналов
можно
б ыло
бы
собра ть
душ у
чело ве ка,
то
д ушу
Розанова
мы,
обраб ота в
и
передав
по
тел егр афу
его
сочинения,
соб рали
бы
с
такой
полнотой
и
неущемленностью,
как
вряд
ли
какого
д ругог о
писателя
и
тем
бо­
лее
философа.
Ро з анов
сказался
в
своих
писаниях
с
небывалой
досе ле
полнотой.
Он
естественный
патрон
и
ангел
хранитель
вс ех
пишущих,
всех
кла дущи х
душу
свою
и
мозг
свой
на
бум агу .
У
вас
не
идет
работа,
мысль
не
пош ла
в
слова
—
просите
по­
мощи
у
Розанова.
Со
временем
он
станет
народным
и
на цио нал ьным
п исат ел ем.
Со
временем
откроет
его
и
Запад
и
удивится,
что
так
д олго
мог
не
замечать
его.
Зап ад
т оже
по-своему
«ленив и нелюбопытен», хотя «У ед ин ен ное»
и
«Опавшие листья»
б ыли
переведены
на
английский
язык
еще
в
20- е
гг.
п рошлого
века,
и
такой
писа­
тель,
как
Д.
Г.
Лоуренс,
сразу
же
заметил
их.
Подведем
некоторые
итоги.
Один
ру сск ий
ч ело век
на
пороге
XX в.
и
первые
два
его
десятилетия
посмел
рас­
крыться,
раскрыть
себя
полностью.
Зрелище
оказалось
захватывающим.
Конечно,
и


392
С.
Б.
Джимбинов
смех
бы л,
и
свист
б ыл,
и
да же
у люлюка н ье.
Но
все-таки
почти
все,
даже
пр от ивник и,
за гов ор или
о
бесспорной
гениальности.
Способность
понимания
и
в чу вст во вания
безграничная
(от русской литературы до мистерий Египта и тайн иудаизма).
Сло­
весная
выразительность,
словесная
пластика,
способность
передать
сво ю
мысль
и
чув ств а
—
беспредельные.
Но
в
основе
всего,
даже
по нима ния,
—
любовь
и
жалость
ко
всему
на
свете.
Да же
при ход
к
жанр у
«Уединенного»
и
«Опавших листьев»
Розанов
объяснял...
жалостью...
к
книге!
Да,
жал о стью:
ведь
все
самое
будничное,
самое
обыкновенное,
само е
интимное
и
само е
доро гое
как-то
не
находило
дороги
к
книге,
его
не
впускали
туда,
как
не
впускают
в
бога ты й
дом
бедных
родственников.
И
книга
усы ха ла,
томи­
лась,
а
Розанову
захотелось
впустить
все
и
ничего
не
оставить
не поце л ова нным.
За­
хотелось
сказать
«великое спасибо миру»6 и страницы книги переложить «ле с ны ми
маргаритками»7.
Если
бы
уда лось
ввести
такой
необычный
и
странный
критерий
оценки
пи са­
теля,
как
«коэффициент сказуемости», то есть коэффициент полноты воплощения
лич нос ти
пишущего
в
написанном
им,
то
Розанов,
несомненно,
ок азал ся
бы
на
пер­
вом
месте,
аб солютн ым
чемпионом.
В
мае
1992 г.
произошло
важное
для
вс ех
«розановцев»
событие:
обретение
его
могилы.
Уже
к
середине
1920-х
гг.
она
был а
разрушена,
и
е сли
бы
не
точная
запись
в
дневнике
М.
Пришвина,
сейчас
трудно
б ыло
бы
ее
найти.
На по мню
основные
фак ты.
Летом
1917 г.
петербуржец
Роз ано в
вд руг
решает
покинуть
ст олиц у,
где
прожил
четверть
век а,
и
переселиться
да же
не
в
Мос кв у,
а
в
са мое
сердце
рус ск ого
православия
—
в
Сергиев
Пос ад.
Полтора
года,
к отор ые
он
про жил
вблизи
Тро ице -
Сергиевской
Лавры
—
бесспорное
«акме»
всег о
его
творческого
бытия.
Зд есь
были
написаны
50выпусков «Апокалипсиса
нашего
вр ем ен и» (они полностью опубли ­
кованы
только
в
2000 г.,
раньше
печатались
лишь
первые
десять).
Зд есь
написана
и
основная
часть
гениальных
писем
к
Э.
Г олле рба ху
и
много
других
замечательных
т ек стов
(например,
статья
«С вершины тысячелетней пирамиды ( Ра з мыш ле н и я
о
х оде
русс кой
лит ер ату ры )», опубликованная только в 1990 г. ).
И
все
это
со зда ва­
ло сь
в
с амых
неблагоприятных
внешних
условиях,
среди
холод а
и
голода.
5 февраля 1919 г .
Розанов
скончался
и
решено
бы ло
по хо ро нить
его
в
Черни­
говском
скиту,
в
тре х
километрах
от
Троице-Сергиевской
Лавр ы,
рядом
с
одинокой
могилой
другого
«задумчивого странника»
русской
философии
—
Леонтьева.
Так
и
лежат
два
«русских Ницше»
рядом ,
в
дв ух
шаг ах
дру г
от
друга,
за
монастырской
оградой
Черниговского
ски та.
Трудно
не
увидеть
во
в сем
эт ом
не
только
нечто
си м­
во ли че ское,
но
и
провиденциальное.
Так
сама
ма терь
церковь
при ня ла
их
и
прими­
рил а.
Так
кончаются
бу нты
на
Руси.
1 Розанов В .
Литературные
изгнанники.
СПб., 1913.T.1. С. 342.
2 Тамже.
С. 343.
3 Розанов В .
Из
переписки
К.
Н.
Леон тье ва
// Русский Вестник. 1903. No 4. С. 633.
4 Бердяев Н.
Судьба
Рос с ии.
М., 1918. С . 32.
5 Розанов В .
Литературные
изгнанники.
С . 2 48-249.
6 Розанов В .
В.
Мимолетное
// Контекст-1989. М. , 1990. С . 209.
7 Там же.


Л.
Е.
Шапошников
(Нижний Новгород)
Соб орн ост ь
в
творчестве
Розанова
Идейное
наследие
Розанова
не
содержит
с пе циа льных
работ,
посвященных
ана ­
ли зу
с оборн ос ти,
да
и
сам
эт от
термин
он
употребляет
до стат очн о
редко.
Од нако
из
э того
не
следует,
что
соб орн ос ть
не
входит
в
число
интересующих
его
тем.
Он
принима е т
в
целом
тезис
А.
С.
Хомякова
о
том ,
что
с оборн ос ть
—
это
«единство
во
м но жест ве »1, позволяющее и соединить общие ценности,
значимые
для
людей,
и
сохранить
при
э том
их
индивидуальное
своеобразие.
Но
ес ли
для
славянофилов
со­
борн ость
—
это ,
прежде
всего,
свойство
Церкви,
то
для
Ро з анова
историческая
цер ­
ковь
с
ее
аск етич еск ими
установками,
отвергающими
плоть,
отодвигается
на
второй
план.
Ему
близко
православие
как
о браз
ж изни
с
заметным
привкусом
языческой
ст их ии.
Ос но вой
соб орн ост и
и
у
славянофилов,
и
у
Розанова
выступает
любовь.
Но
возникает
вопрос
о
ее
источниках.
У
славянофилов
—
это
православная
вер а
и
свя­
занная
с
ней
церковность,
а
семейные,
общинные
и
да же
национальные
образова­
ния,
опирающиеся
на
соборные
принципы,
про изв од ны
от
них .
С
подобной
иерархией
сакральных
и
природных
ценностей
Розанов
не
с огла­
сен .
Господь
уст ро ил
л юдей,
по
мнению
мыслителя,
так,
что
им
невозможно
жить
поодиночке,
поо д иноч ке
они
погибнут.
От сюда
понятен
его
призыв
«будь верен
человеку»2.
Это
означает
необходимость
для
инд ивид а
любить
жену,
детей,
род ­
ственников,
то
е сть
то,
что
зовется
«моя семья», «мой дом».
Поэтому
«идея “До ­
м о стр оя ”», ... есть уже великая,
священная»
ид ея 3, она выражает потребность в есте­
ственной
и
необходимой
социализации
индивида.
В
тесном
взаимодействии
между
собой
л юди
в
доме,
в
общине
«живут рядышком,
в
теплоте
и
тесноте,
помогая
д руг
другу,
д руг
о
друге
заботясь
“как один человек,
и
поистине
—
одн а
свят ы н я»4.
Кр о­
шечные
общинки
объединяют
вна ча ле
н е большое
количество
люд ей,
они
«малень­
кие
и
уз ень к ие»5, и лишь затем по мере своего количественного и географического
расширения
они
становятся
обширнее.
Но
Розанов
специально
подчеркивает:«Все-
мирность»
—
решительно
чепуха,
всемирность
—
зло.
Это
пом есь
властолюбия
од­
них
и
рабства
других6.
Итак,
в
основе
развития
с оборн ых
нач ал,
по
Розанову,
л ежит
семья,
именно
она
—
фун д амент
социальной
связанности
индивидов,
все
проистекает
из
семе йн ой
сфе ры.
Да же
св ое
собственное
творчество
философ
оценивает
с
позиций
сем ейно й
соборности.
Оказывается,
лучшим
в
его
мн оголе тн ей
литературной
деятельности
было
то,
что
«десять человек кормилось около нее.
Это
опре деле н ное
и
твердое.
А
мысли?
...
Что
же
такое
мысли...
Мысли
бывают
разные»7.
И
пусть
в
этом
тезисе
есть
опр ед еленн ая
поза,
все-таки
нельзя
не
признать
особую
углубленность
Розано­
ва
в
се ме йный
быт .
Семейная
соб орн ос ть
выступает
для
Роз ано ва
критерием
оценки
вс ех
других
социальных
институтов
и
явл ен ий
общественной
жизни.
В
св язи
с
этим
становят­


394
Л.
Е.
Шапошников
ся
понятными
его
сложные
взаимоотношения
с
це рковь ю,
от
кот орой
он
«действи ­
тельно
не
мог
оторваться»8.
Рассматривая
особенности
русс к ого
православия,
Роз ано в
подчеркивает
нераз­
рывную
связь
национального
и
религиозного
н ачал
в
истории
России.
С
его
точки
зр ен ия , «церковь есть не только корень русской культуры < ...>
—
но
она
ес ть
и
ве р­
шина
к уль туры »9.
Понять
п рошлое
и
настоящее
Ро ссии
без
учета
ее
православной
основы
невозможно,
так
как
«народ и его церковь
—
одно.
И
только
у
русских
это
—
о дн о»10.
Поэтому
именно
анал из
отличий
в ос точно го
х рист иан ства
от
западных
ве­
роисповеданий
и
поможет
выявить
соотношение
между
общ им
и
е д иничным,
то
есть
Европой
и
Россией.
Роз а нов
соглашается
со
славянофилами,
что
меж ду
православием
и
католициз­
мом
су щ еству ют
принц ипиа льн ые
различия,
пр о яв ляющ иеся
не
только
в
догматике
и
культе,
но
и
в
обра зе
жи зни
народов,
их
исповедующих.
Он
отмечает,
что
ду ша
и
вера
православная
расходятся
с
душой
и
верой
католической,
боле е
того, «это со­
в сем
разные
ре лиг ии
—
православие
и
католичество»11.
Однако
если
для
славяно­
филов
главным
в
католицизме
явл яет ся
авторитаризм
Пап ы,
подавляющий
всякую
индивидуальную
религиозность,
всякое
проявление
с воб оды
в
церкви,
то
для
Роза­
нов а
поко рнос ть
не
явля етс я
сущн остью
католического
духовенства.
Г лав ное
для
не го
—
это
то,
что
клир
и
рядовые
верующие
в
католицизме
составляют
два
разных
мира.
Между
ними
с ущест ву ют
«вражда и разделение».
Розанов
очень
обра з но
передает
эту
разделенность
мирян
и
священнослужите­
лей.
Однажды
на
богослужении
во
Флоренции
он
был
в
храме,
в
ко торо м
не
было
рядовых
верующих,
а
на
скамьях
сидело
«едва ли менее 80
п ате ров », слушающих
молитвы,
к оторы е
читались
звонким
голосом.
«И это их равнодушие к тому,
что
в
церкви
никого
нет ,
и
гром ки й
голос,
как
бы
счастливый
одиночеством,
как
бы
гово­
р я щий: “И никого не надо,
одн и
пр ож ивем ”,
—
по
во спо мин ани ям
Розанова,
-почти
исп уг ал
меня
и
смутил».
Но
в
католицизме
нет
не
только
внутреннего
единства,
католицизм
и
единство
христианских
конфессий
понимает
лиш ь
как
под чине ние
все х
римскому
п ре столу.
Поэтому
прежде
чем
вы
скажете
первую
фразу
о
«соединении церквей», предста­
вители
клира
«сшибут вас с ног ...
перейдут
через
вас,
и
пойдут
к
своим
целям...
без
воспоминания
о
вас,
без
со жал ения
в ас»12.
Поскольку
в
основу
развития
западной
церкви
бы ла
положена
идея
«владычества над миром», то по мере падения ее силы
в
европейском
обществе
XVII-XIX
вв.
созрело
«решение окончательно устроиться
на
земле
без
Бо га
и
против
Бо г а »13. Таинственные пророчества Христа,
вроде:«Яне
мир
пр инес,
но
вражду
и
разделение,
—
как
считает
Розанов,
—
во
в сей
пол нот е
сво­
ей
осуществились
в
западной
ветви
Им
основанной
ц еркв и »14.
Итак,
в
католицизме
нет
единства
«верующих в любви», свобода принадлежит
ли шь
посвященным,
то
есть
священнослужителям,
и
то
только
в
строго
ограничен­
ных
рамках
подвига
во
бла го
церкви.
Р азд ел ение
произошло
также
между
реальной
и
церковной
жизнью,
по
мере
ра зви тия
западноевропейской
цивилизации
эти
две
сферы
все
бо лее
об ос обляютс я
др уг
от
друга.
В
э той
связи
соборность
не
реализова­
на
в
католицизме,
хо тя
в
нем
был и
предпосылки
создания
«единства во множестве»,
прежде
всег о
в
с илу
тог о,
что
духовенство
пропагандировало
активную
веру
и
рва ­
лось
«к делу,
движению».
Ана л изир уя
особенности
церковной
жизни
в
православии,
философ
приходит
к
двум
глав ны м
выводам.
Во-первых,
со ед ине нно сть
духовенства
и
верующих
по­
рожда ет
особое
чувство
церкви.
Она
в осп рин имает ся
не
как
внешнее
учреждение,


Соборность
в
творчестве
Розанова
395
не
как
соци аль ный
институт,
а
как
часть
собственной
жизни,
протекающей
совмест­
но
с
другими
верующими.
Уже
пе рев од
символа
в еры
на
сл авя нск ий
язык,
в
ре­
зультате
которого
при
характеристике
церкви
п о явл яется
слово
соборный,
в ключа ­
ет
мыс ль
«о постоянном внутреннем совете Церкви как способе ее существования и
жиз ни»15.
Церковные
реформы
Петра
I нанесли удар по духу соборности,
так
как
Сино д
превратился
в
чисто
бюрократическое
учреждение.
И
все
попытки
представить
его
как
скрытое
«соборное начало,
в
к ото рое
мы
“веруем”
по
С им в олу», оказались несо­
стоятельными.
Восстановлению
соборных
начал
во
вс ей
п олн оте
церковной
жизни
мешает
«обилие чиновников в Синоде», боящихся потерять свою власть над ней .
Однако
в
церковной
массе
соборн ы е
п ринци пы
сохр ани ли сь.
У
русских: «Цер­
ковь
—
это
“все мы”; церковь
—
“я со всеми”. И “мы
все
с
Бо г ом ”»16.
Во- в торы х,
православие
не
замыкается
ли шь
в
церковных
стенах,
оно
обн имае т
ве сь
м ир.
«Сумма учений Церкви»
неизмерима
ни
с
философскими,
ни
с
нау ч ными
системами.
Университеты
и
науки,
в
них
из учае м ые,
по
мнению
мы сли те ля,
лишь
«трава в мире (к ос м ос).
Мир
—
Церковь»17.
Православный
космизм
порождает
осо­
бое
от ноше ние
к
окружающей
чело века
при роде ,
к
бы тов ой
сф ере
его
существо­
вания,
ибо
сред а
обитания
также
ст ано вится
одухот во рен ной .
В
силу
этого
меж ду
человеком
и
миром
существует
единство,
трудно
выра з имое
в
рациональных
кате­
гориях.
Для
Розанова
важность
п ри родн ого
начала
определяется
не
то лько
те м,
что
оно
входит
в
жизнь
л юдей,
но
и
тем,
что
оно
подчеркивает
единство
ч ело веч ест ва.
У
ка жд ого
индивида
есть
тело,
плоть,
органы
чув ств ,
именно
бл агода ря
это му
«я
в сем
принадлежу,
и
все
п ринад л ежат
м не »18. В то же время природные задатки у лю­
дей
различны
и
от
них
во
многом
зав исит
своеобразие
облика
того
или
иного
чело­
века.
Православный
космизм,
объединяя
человеческое
и
природное,
подчеркивает
при
это м
не
только
единство
человеческого
рода,
но
и
своеобразие
входящих
в
нег о
индивидов,
следовательно,
он
не
чу жд
иде и
соборности.
Соборные
на чала,
по
м нени ю,
Розанова,
проявляются
не
толь ко
в
семье,
в
Церк­
ви,
но
и
в
обществе.
Хотя
мыслитель
при
анал из е
со циа ль ной
проблематики
и
не
употребляет
понятие
соборности,
но
фактически
в опр осы
рассматриваются
сквозь
призму
установок
«единства во множестве».
Прежде
всего,
философа
интересуют
движущие
си лы
общественного
разви­
ти я,
поис к
имп ульс ов ,
приводящих
в
д виж ение
нар о ды.
Уже
в
сво ей
первой
работе
«О понимании»
он
пр иход ит
к
выводу
о
том ,
что
ответ
на
эт от
вопрос
предполагает
проникновение
в
специфику
народного
духа.
Данная
задача
очень
сложна,
так
как
исследователь
«должен быть столь же богат духом,
как
и
народ,
к
котор ому
принад­
л ежит
он;
и,
вы раз ит ель
э того
д уха
...
должен
стоять
не
ниж е,
чем
вся
ма сса
это го
народа»19. Итак,
не
рассмотрение
роли
вел ик их
личностей
в
истории
решает
пробле­
му
причин
социального
д виж ения,
а
пони ма ние
мот ив ов
поведения
на родн ых
масс ,
их
соб орного
устремления
на
те
или
иные
цели.
Вообще
к
вели к им
личностям
Розанов
от но сился
негативно,
в
свойственной
ему
гиперкритической
манере
он
утверждал,
что
«всем великим людям я бы отку ­
сил
голову».
Подобную
позицию
мыслитель
об у слав ливал
тем,
что
«от великих лю ­
дей
стан овит ся
потно,
нудно,
шумливо,
тесно,
во
всех
от нош е ниях
несно сно ».
Они
думают,
что
творят
ис торию ,
реально
же
«великие люди пылят в истории»20.
Исторический
п ро цесс,
с
точки
зрения
фил о софа,
прежде
все го,
предопределя­
ют
духовные
факторы,
воздействующие
на
в нут ре нний
мир
человека,
на
его
волю
и
стремления.
Для
Розанова
«власть идей»
проявляется
в
той
ст епен и,
в
какой
они


396
Л.
Е.
Шапошников
«укоренены в народе».
Ин ыми
словами,
народное,
с оборн ое
начало
является
реша­
ющим
моментом
в
историческом
процессе.
Анализируя
п роблем ы
социального
развития,
он
приходит
к
вы в оду,
что
«одна
из
са мых
всеобщих
и
самых
непобедимых
тенденций
наш ей
эпохи
ес ть
тенденция
к
демократизации»21.
К ор пор а тивное
устройство
общества,
сословное
дел ение
все
более
и
более
усту паю т
место
новому
общественному
порядку,
подчеркивающему
равенство
людей.
Мыслитель
в
ц елом
к
демократическому
прогрессу
относился
от­
рицательно,
признавая
одн ако ,
что
он
имеет
под
собой
«глубочайшее основание»,
которое
выражено
в
библейских
с ло вах : «не хорошо быть человеку одному».
Э тот
тезис,
как
считает
Розанов,
выражает
закон,
ко торы й
«освящает вечное стремление
человека
к
че лов еку,
вечное
слияние
их,
вечную
и
священную
дем ократ ию »22.
Вообще
жиз нь
человека
антиномична,
она
вбирает
в
с ебя
два
принципа: «еди­
н ое»
и
«многое», притом эти установки коренятся не только в душе индивида, «они
проникают
весь
космос».
Демократия
опирается
на
«единое», на тенденцию к «с о­
биранию»
людей.
Однако
этот
процесс
содержит
и
ряд
отрицательных
черт,
и,
пре­
жде
всего,
опа сно сть
«усредненности человека».
Ф и лософ
не
раз
отмечал,
что
его
охватывал
«ужас ввиду всеобщих культурно -ра зр уши тел ь ны х
тенденций
нашего
времени...»
«Все бы
—
нивелировать...
Од на
—
пу ст ыня »23.
Под
лозунгами
«равен­
ства
и
братства»
из
жиз ни
из го ня ется
«все оригинальное», несогласное с « ид ея ми
прогресса».
Русский
мыслитель
был
убежден
в
необходимости
технического
п рогре сса ,
но
он
отмечал,
что
«душа в нем не растет», более того,
научные
и
технические
дости­
жения
часто
и
«вовсе разрушают душу» .
Для
того
ч тобы
сгладить
эти
нег а тивные
тенденции,
необходима
«крепость традиции», «здоровые консервативные начала» .
Розанов
сч ит ает,
что
«консерватизм,
истинный,
а
не
поддельный,
кричащий,
улич­
ный,
хулиганский,
не
ес ть
отрицание
будущего,
динамики,
жиз ни,
возможности
из­
ме нений,
а
признание
необходимости,
а
потому
и
разумности,
момента»24.
И ными
словами,
консерватизм
признает
«право каждого исторического момента на суще­
ст в о ва ние», он выступает за многообразие истории,
за
своеобразие
того
или
иного
общества.
Итак,
п рогрес с
«нивелирует», делает всех людей «н а
одн о
л иц о», консер ­
ватизм
сохраняет
множественность,
непохожесть
д руг
на
друга.
Приверженность
русс кого
народа
вер е
«в своего Бога», то есть православию,
и
ос обенн о сти
«народной психологии», то,
что
н азы вается
русским
характером,
сохра­
няют
его
своеобразие.
В
сво ей
с татье
«Возле “ рус с кой
и деи ”» Розанов отмечает одну
из
сам ых
ярких
че рт
русской
нации,
выраженной
в
гос п одст ве
женского
начала,
для
которого
характерна
«уступчивость,
мя гкос ть ».
Подобная
характеристика
не
была
ориги н альн ой ,
пос ле
В.
Солов ьёв а ,
она
ст ано вится
общи м
местом
в
рассуждениях
о
судьбе
России.
Но
Розанов
придает
трактовке
эт ой
особенности
рус ск ого
народа
св ое образ ное
звучание.
Исто р ия
Отечества
подтверждает,
что
нос ит ели
«мужского
н ачал а»
стремятся
«овладеть Россией», обрекая ее на «п еч альн ую
ро ль
подчинен­
ности
и
да же
р абства ». Однако «от да в аяс ь
ч ужим
в ли яни ям », русские при этом «с о­
хра ня ют
св ою
душу,
усва ивая
лиш ь
тело,
фор мы
другого».
Напротив,
обр усе в шие
европейцы
«отрекаются от самой сущности европейского начала»25.
В
р езу ль тате
слабость
оборачивалась
«устойчивостью и неистребляемостью»
и
р усск ая
сти хия
ос тае тся
«поверх всего».
Другой
особ енн ос тью
русских
является
то,
что
они
«духовная нация. . . », «во пло ­
ти
чуть-чуть».
Под обн ое
качество
не
дает
возможности
сформироваться
«историче ­
ском у
со зна нию ».
Из
этого,
по
мнению
Розанова,
и
проистекает
наш
нигилизм:«До


Соборн ос ть
в
тв ор чес тве
Розанова
397
нас
ничего
важного
не
был о»; и нигилизм наш постоянно радикален: «Мы построим
все
с н ачал а»26.
В
силу
эт ой
особенности
на
русской
почве
приобрел
популярность
социализм,
обе щавши й
построить
совершенно
нов ое
общество,
сделать
всех
людей
счастливы­
ми.
В место
того
чтобы
«трудолюбиво жить в русской действительности»
и
шаг
за
шагом
улучшать
ее,
отечественная
и нт елли генц ия
решила
путем
революции
разре­
шит ь
все
п роб лемы
сразу.
Отсутствие
реальных
програ м м
улучшения
общ ест ва
и
«загроможденность русской души теориями»
приводят
к
тому,
что
Россия
«запута­
лас ь
в
громадных
построениях,
рассчитанных
на
века
и
даже
на
вечн ост ь ».
Учение
социализма
обращается
к
ма ссам,
оно
призывает:
про лета ри и
вс ех
стран
—
соединяйтесь.
Но
для
че го?
По
Розанову
—
это
объединение
пр есл едуе т
ли шь
од ну
цель,
ч тобы
«погромом идти на Отечество». Социализм объединяет лю­
дей,
но
он
не
имеет
ничего
общего
с
с оборн ым
сознанием,
так
как
нивелирует
л ич­
ность,
делает
ее
«придатком массы».
Неслучайно
философ
писал,
что
ког да
в
тексте
ему
попадаются
слова
«демократические идеи», «коллективизм»
и
дру г ие,
он
содро­
г ает ся,
будт о
«прикоснувшись к гаду».
Наиболее
ярко
и
полн о
с уть
с оциа лис ти че­
ского
«равенства и братства»
выр а зил,
по
мысли
Розанова,
Ф.
Достоевский
в
своем
письме
к
Н.
Страхову.
Великий
русский
писатель
рисовал
следующую
картину:«И
вот,
в
XXI столетии,
при
всеобщем
рев е
ликующей
тол пы,
блудник
с
сапожным
но­
жом
в
руке
поднимается
по
л естн ице
к
чудному
Лику
Сикстинской
Ма до нны:
и
раз ­
дерет
это т
Лик
во
имя
всеобщего
равенства
и
бр атс т ва»... «Не
над о
г ениев ,
ибо
это
ар и сто кр а ти я»27. Сам Достоевский сочувствовал «ун и же н н ым
и
оскорбленным»,но
в
этих
словах,
по
убеждению
Розанова,
он
«сказал за век или за два “отход ную”
бу­
дущему
торжеству
э того
ст р оя»28.
Да,
русский
социализм
имеет
св ою
основу
в
соборных
принципах,
в
сострадании
к
«несчастным,
бед ным,
неимущим», он просто «расширение
русс кой
жалости».
Но
под
в ли янием
Запада
эта
основа
деформируется,
так
как
марксизм
ест ь
«европейская
и
притом
очень
жесткая,
денежная
и
р асч ет ливая
и д ея »29. Расчет марксизма направ­
лен,
пре жде
всего,
на
завоевание
трудящихся
и
для
этих
целей
он
стремится
разру­
шит ь
традицию,
стремится
«расчистить место для эксперимента».
И
есл и
соборное
сознание
строится
на
преемственности,
то
социализм
не
обращает
внимания
«на
веко в ой
быт
нар о да,
тысячелетнюю
и сто рию
е го », в результате получается «р а зр ыв
ис тории ,
ее
ун ич тож ен и е». Под лозунгом борьбы за власть,
соответствующую
«нуж ­
дам
н ар ода», социал-д ем ок р ат ия
начинает
манипулировать
м ассам и,
смотря
«на на­
ро д,
как
на
дикаря,
как
на
пассивный
этнографический
материал
в
своих
руках,
для
проведения
в
нем
пла на
новых
теоретических
построений»30.
Поэтому
социализм
в
су щно сти
своей
антинароден,
он
е сть
«одно из интеллигентских течений» . И нт елл и­
г енция ,
по
Розанову,
представляет
из
се бя
«своеобразный класс»
и
е сли
допустить,
чтобы
од но
из
«умственных течений»
овладело
Россией,
то
тем
самым
«значит стать
в
рабство»
той
группе
интеллигентского
кл асса,
кот ора я
под
лозунгами
социализма
«узурпирует себе власть над всею Россиею,
не
спросясь
Ро с сии»31. Торжество рево­
лю ции,
как
считает
мы сли те ль,
есть,
в
сущности,
торжество
нигилизма,
не
нужно
ст ало
царства,
армии,
порядка
и
даже
Бога.
Эти м
и
объясняется,
почему
у
мужиков
и
солдат
так
легко
совершился
«переход в социализм,
а
значит
в
полный
атеизм».
В
кон ечн ом
итоге,
интеллигентский
радикализм,
направленный
на
«отрицание всех
и
вс я », захватил и народные массы,
и
они
потеряли
ориентацию
на
со зидание.
Резко
негативно
относясь
к
социалистическим
преобразованиям,
Розанов
отри­
цательно
оценивал
и
буржуазную
цивилизацию.
Для
нег о
не
вызывает
сомнения,


398
Л.
Е.
Шапошников
что
Соединенные
штаты
Америки
явл яют ся
«отвратительными», они «да же
не
го­
су дарст в о,
а
уродство».
Франция
также
«порочна,
г руба
и
глупа.
Она
“доживает”,
у
нее
нет
будущн ос ти »32. То же самое можно сказать и о других ведущих государствах,
которые
существуют
«по инерции».
Социальный
ид еал
мыслителя
носит
религиозный
харак те р,
он
находится
там ,
где
«Небо и Земля встретятся» .
И
тог да
буд ет
все
в
обществе
преобразовано
так,
что
«ничего не узнаешь».
В
эт ом
нов ом
социальном
устройстве
«Будут дети око­
ло
матерей...
и
буд ут
родители
с
детьми
...
и
будет
хоз я йс тво», имущество станет
«слабо,
нетвердо,
о б щее», наконец между людьми начнет господствовать « ра ве н­
ст во
—
пр ав едных »
и
ис т инное
братство.
Розанов
задает
во пр о с: «Революция ли
это?
—
О
нет .
Или
тут
—
нет
революции...
—
о
—
есть»33. Эта антиномия объясняется
пр ос то,
отвергается
р ев ол юцио нное
на с илие
в
экономической,
политической
и
ду­
ховной
сфер ах ,
и
признаются
радикальные
преобразования
в
области
духа,
к отор ые
могут
опираться
л ишь
на
религиозную,
церковную,
соборную
основу.
Поэт ому
и
ре­
волюции
и
революционеры
все
п ре ходя щи, «лет на 300
хватит,
но
не
б ольше
—
п ара,
пыла,
см ысла» .
Церк ов ь
и
Евангелие
бе сс рочн ы,
так
как
строят
«в жизни вечную
п рав ду»34.
Итак,
во
взглядах
Розанова,
несмотря
на
их
г лубокую
противоречивость,
все-
так и
дос таточн о
че тко
пр осл ежив ается
положительное
от ноше ние
к
пр инципа м
со­
борности.
С
его
точк и
зрения,
они
«укорены»
в
семейном
быте,
в
церковном
и
наци­
он альн ом
самосознании,
в
социальной
сфере.
Соб орн ост ь
ест ь
о дно
из
проявлений
жизненного
здоровья
семьи,
церкви,
нации,
о бще ства,
ее
наличие
свидетельствует
о
н орм альн ом
состоянии
тех
или
иных
социальных
групп.
В
то
же
время,
для
Роза­
нова
очевидно,
что
«жизнь,
ставши
без образ ною ,
умрет
в
самом
коллективе
св оем,
в
сам ой
целостности
сво ей.
Это
уже
хуж е
индивидуальной
смерти,
это
—
народная
см ер ть»35. Оригинальность позиции мыслителя как раз и состоит в придании собор­
ности
не
только
и де альны х,
но
и
натуралистических
черт,
связанных
с
природным
быти ем
человека.
1 Хомяков А.
С.
Соч.: В2
т.
Т. 2. М., 1994. С. 242.
2 Розанов В .
В.
Соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 372.
3 Розанов В.
В.
Мимолетное.
М., 1994. С. 465.
4 Там же.
С. 466.
5 Там же.
6 Тамже.
С . 466-467.
7 Розанов В .
В.
Соч.
Т. 2. С. 501.
8 Зеньковский В.
В.
История
русской
философии.
Л ., 1991. Т. 1.4. 2. С. 270.
9 Розанов В .
В.
Соч.
Т. 2. С. 396.
10 Там же.
С. 256.
11 Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
Сре ди
художников.
М ., 1994. С. 27.
12 Тамже.
С. 114.
13 Розанов В .
В.
Соч. T. 1. С. 93.
14 Тамже.
15 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
О коло
церковных
стен .
М ., 1995. С. 366.
16 Розанов В .
В.
Соч.
Т. 2. С. 573.
17 Там же.
С. 574.
18 Там же.
С. 578.
19 Розанов В .
В.
О
пон иман ии.
СП б ., 1994. С. 496.


Соборн ос ть
в
тв ор ч естве
Розанова
399
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
Розан ов
В.
В.
Мимолетное.
С. 80.
Розан ов
В.
В.
Сре ди
художников.
С. 161.
Там
же.
С.
162.
Розан ов
В.
В.
Соч.
Т. 2. С. 434.
Розан ов
В.
В.
Мимолетное.
С. 258.
Розан ов
В.
В.
Среди
художников.
С. 355.
Ро зан ов
В.
В.
Соч .
Т. 2. С. 575.
Ро зан ов
В.
В.
Соч .
Т. 2. С. 429.
Там
же.
Ро зан ов
В.
В.
Среди
художников.
С. 356.
Розан ов
В.
В.
Мимолетное.
С. 347.
Там
же.
С. 360.
Там
же.
С. 376.
Там
же.
С. 216.
Роз анов
В.
В.
Соч .
Т. 2. С. 611.
Ро занов
В.
В.
Мимолетное.
С. 398.


С.
М.
Ус ма нов
(Иваново)
Розан ов
о
«конце истории»
В
1930 г.
Георгий
Петрович
Федотов,
р еценз ир уя
в
жур нал е
«Числа»
только
что
переизданную
издательством
«Руссика»
книгу
Розанова
«Опавшие листья», при­
шел
к
следующим
в ыво дам: «<...>
в
нем
(Розанове.
—
С.
У .) умирающая
Росси я
на­
ходит
своего
плакальщика.
Плач
о
России,
предчувствие
ее
гибели
—
од на
из
самых
жгучих
тем
“Опавших листьев” .
Здесь
Ро з анов
возвышается
до
жутких
про роче ст в
<...>»1.
Вслед
за
Федотовым
исследователи
наш его
времени
подчас
в идят
в
«осен­
ней
жатве
его
жизни»
пре жде
всег о
«плач о России», в том числе,
конечно,
в
«Апока­
липсисе
наш его
времени». Очень
показательна
здесь
точка
зрения
С.
Р.
Федякина:
«“Апокалипсис нашего времени”
может
бы ть
прочитан
как
новый
“христоборче-
ски й”
порыв
Розанова,
новая
атака
на
христианство.
Но
в
бо льшей
ме ре
это
все
же ...
отчаянный
(“с руганью”) плач по родине с ее “хож де н ие м
по
мукам”»2.
Друг ие
же,
напротив,
именно
анти христ ианск ие
тенденции
розановского
«Апо ­
калипсиса»
считают
на и более
существенными,
а
потому
жестко
порицают
своих
оппонентов.
«Адепты умиротворенного христианского Розанова,
—
писал
Л.
Ф.
Ка-
цис,
—
с
упорством,
достойным
л учше го
прим е нения ,
забот ят ся
о
нравственной
чи­
стоте
своего
ку мир а.
Особенно
пре ус пел
С.
Федякин ,
чь ими
статьями
сопровожда­
ются
тома
“Египта”
и
“Апокалипсиса”»3.
Да,
в
«Апокалипсисе нашего времени»
сказано
много
жестоких
с лов
и
о
Хр ист е,
и
о
христианстве.
В
том
числе
в
не
опубликованной
при
жизни
Розанова
части
кни­
ги,
кот орая
б ыла
напечатана
лишь
со всем
недав но .
Однако
стоило
бы
поразмыслить
о
том ,
откуд а
у
м ысли теля
э тот
всплеск
страстей.
Сам
Розанов
оче нь
я сно
это
обо­
зн ача ет
в
обращении
«К читателю»
своей
книги
«Апокалипсис нашего времени»:
«Нет сомнения,
что
глубокий
фундамент
всег о
теперь
про ис ход яще го
заключается
в
том,
что
в
европейском
(всем,
и
в
том
числе
русском)
человечестве
образовались
ко лосса льны е
п уст оты
от
былого
х р исти анства
и
в
эти
пус тоты
про вал ивается
в се:
троны,
кл ассы,
сос лови я,
труд,
богатства.
Все
потрясены.
Все
гибнут,
все
гибнет.
Но
все
это
проваливается
в
пус то ту
ду ши,
которая
лишилась
древнего
со д ерж ания »4.
Такое
понимание
«глубокого фундамента»
бы ло
для
мыслителя
все-таки
чем-то
о чень
труд ны м
и
болезненным.
Ведь
за
два-три
го да
до
этого
Розанов
мог
весьма
до бро ду шно
иронизировать
над
полученной
им
из
Ташкента
книгой
об
антихристе
некоего
А.
М.
Г аври ло ва.
Тогда
Ро зан ов
писа л,
что
и
в
Туркестане
русские
«устрои­
ли
“свое милое отечество”,
завели
и
все
праздничное,
к
Пасхе
—
куличи
и
яйца
не
хуже
московских,
и
в
свободную
минуту
(это “лишнее”
—
нико гд а
не
“лишнее”) по­
вели
беседы
“от сотворения мира”
и
“о сотворении мира”,
почему
одно
—
“худо”,
а
другое
—
“добро”,
принялись
за
чте ние,
изучение
и,
наконец
—
печатание
творений
Федорова
<Н.
Ф.
Ф ед ор о ва>, и наконец,
са ми
начали
и
в
сти хах
и
в
про зе
“петь хва­
лу
Богу”
и
“отделять добро от зла”. Ну как таких человеков не похвалить и с такими


Роз ано в
о
«конце истории»
401
че лов ек ами
не
надеяться
на
б уд ущее »5.
Характерно
так ое
благодушное
наст р оен ие
Розанова,
а
ведь
уже
шла
1-я
мир о вая
война,
на
фр онт ах
кот орой
л илась
кровь.
Да
и
положение
Росси и
бы ло
уже
весьма
тревожным.
Но
вот
грянул
1917 год .
И
тут
душевное
равновесие
Розанова
был о
подорвано
уже
всерьез.
Он
вд руг
увидел
стр ашную
картину
исчезновения
самог о
русского
на­
рода,
что
тут
же
обнародовал
в
своем
«Апокалипсисе»: Россия опустела
—
вот
в
чем
ужас. «Ибо“мужик-социалист”
и
“солдат -соц иали ст ” ,
конечно,
не
есть
более
ни
“му­
жи к”,
ни
“солдат”
на с тоя щий.
Все
как
бы
“обратилось в татар”,
и
“раскрестилось” .
Самое
ужасное,
что
я
скажу
и
что
очевидно,
—
это
исчезновение
самого
р усског о
на ро­
да
(Курсив наш .
—
С.
У), русского человека,
рус ск ого
существа.
Вовсе,
глядя
в ок руг,
не
вид ишь
России
и
русских»6.
Потрясение
от
случившегося
бы ло
у
Розанова
так
в ели ко,
что
брос ило
для
не го
темный
отсвет
и
на
всю
предшествующую
рус ск ую
историю,
прежде
не
каза вшу юс я
Роз а нову
столь
уж
фатальной.
Но
в
1918 г.
в
не
опубликованной
тогд а
статье
«С вер­
ш ины
тысячелетней
пирамиды»
бы ло
заяв лен о
о
не до ст аточн ой
будто
бы
укоренен­
ности
русских
в
земле,
о
доминировании
в
России
«ватажного», артельного начала:
«Славяне не жили родовою жизнью,
вот
в
чем
дело;
и
они
не
так
глубоко
в рас тали
в
земл ю,
гне з дил ись
в
земле.
Эта
пт ица
не
вь ет
такого
большого
гнезда,
эта
пти ца
—
по­
меньше
будет.
Вот,
пожалуй,
печальные
предвестники
и
к онца
и ст ории
<...>»7.
Трудно
сказать,
осознал
ли
тогд а
сам
автор
нелепость
своего
предположения
о
том,
что
Русь
—
«птица поменьше», которая будто бы плохо «угне здил а сь»
в
земле.
Все-таки
с
«вершины»
тысячелетней
пира м иды
заметно,
что
ее
никто
никуда
сдви­
нут ь
не
сумел.
Во
всяком
случае,
в
«Апокалипсисе нашего времени»
Роз а нов
хотя
и
связывает
пря мо
«исчезновение русского народа»
и
приближающийся
«конец исто­
ри и », все же стремится найти этому более глубокое обоснование.
А
потому
р ечь
у
Розанова
идет
о
«былом»
христианстве.
В
номере
втором
«Апо­
калипсиса
наш его
времени»
он
прямо
о бъ ясняет
российскую
катастрофу
«бессили­
ем»
христианства.
Так
он
«прочитывает»
последнюю
книгу
Священного
Писания
—
«Апокалипсис Иоанна Богослова». « Ник а к ог о не т с ом не н ия,
что
Апокалипсис
—
не
христианская
книга,
а
про т иво-Х рис т иа нск а я». «Если же окинуть всю вообще ком­
поновку
Апокалипсиса
и
спросить
се бя
—
да
в
чем
же
дело,
какая
тайна
суда
над
церквами,
откуда
гнев,
я рос ть,
пря мо
рев
Апокалипсиса
(ибо это книга ревущая и
с т ону ща я ), то мы как раз уткнемся в наши времена:
да
—
в
бессилии
Христианства
устроить
жиз нь
че лове ческ ую ,
—
дать
“земскую жизнь”,
именно
—
земную,
тяже­
л ую,
скорбную.
Что
и
выразилось
к
нашей
минуте,
—
именно
к
наш ей,
теперешней...
в
ко торую
“Христос не проводит хлеба,
а
—
железные
дороги”,
выразимся
уже
мы
цинично
и
груб о.
Христианство
вдруг
все
позабыли,
в
один
мо мент ,
—
мужики,
с ол­
даты,
—
потому
что
оно
не
вспомоществует;
что
оно
не
предупредило
ни
войны,
ни
бесхлебицы»8.
Хоро шо
з навш ий
Розанова
священ ни к
Павел
Флоренский
весьма
е дко
коммен­
тир ова л
эти
н аст ро ения
после
его
переезда
в
Се ргиев
Посад,
нашедшие
свое
отра­
жение
в
«Апокалипсисе нашего времени»: «... ес ли
бы
его
при юти л
какой-либо
мо­
настырь,
д авал
бы
ему
вволю
ма хорки ,
сливок,
сахару
и
пр., и
пр.,
и,
гл авно е,
щедро
топил
бы
печи,
то
я
у ве ряю,
В<а сил ий>
В<асильевич>
с
детской
живостью
ст ал
бы
восхвалять
не
это т
мо на сты рь,
а
по
свойственной
ему
необузданности
обобщений,
чисто
дет ск их
индукций
ab exemplo ad omnia (от частного к общему.
—
С.
У.) все мо­
на сты ри
во общ е,
их
доброту,
их
челов еч ност ь,
христианский
аскетизм
и
т.
д.
И
воис­
тину,
он
воспел
бы
хр ист ианст ву
г имн,
ка кого
не
слыхивали
по
проникновенности


402
С.
М.
Ус ман ов
лирики.
Пр ав да,
э тот
гимн,
ес ли
бы
внимательно
вслушаться
в
него,
оказался
бы
восхвалением
христианства
не
за
христианственность,
а
за
некоторые
нейтральные
черты
в
нем,
но
он
был
бы
сладостно
действен,
общественно
(т.
е.
для
дура ко в,
кои
не
умеют
разбираться
в
су ти
де ла)
бо лее
полезен,
нежели
все
говоримые
проповеди,
вмест е
взятые»9.
Это
меткое
н а блюде ние
от ца
П авла
не
сп и шешь
на
«клерикализм» .
Тем
более
что
оно
поя вилос ь
еще
до
т ого,
как
Розанов
в
последние
месяцы
жизни
принес
св ое
покаяние
и
вернулся
в
Церковь.
В
э той
св язи
очень
показательны
свид ет ель ства
до­
чери
Розанова
Татьяны,
которая
сообщала
о
том,
что
Розанов
п осле
гибели
своего
сы на
и
случившегося
с
ним
удара
несколько
раз
испо вед ов ался
у
о тца
Александра
Гиацинтова,
причащался.
А
также
его
собор ов ал
священник
Павел
Милославин.
Тем
не
мен ее
и
от
сво ей
органики
Роз ано в
не
отрекается,
о
чем
также
ест ь
свиде­
тел ьс тво
в
воспоминаниях
Татьяны
Розановой: «Как-то
я
его
спросила: “Папа,
ты
отказался
бы
от
своих
к ниг
“Темный Лик”
и
“Люди лунного света”? Но он ответил,
что
нет,
он
счи тает ,
что
что- то
в
эт их
книгах
есть
ве рн ое...»10.
Итак,
уже
наступают
«последние времена», что мыслитель и устанавливает,
о писыв ает ,
ужасается.
Приучает
се бя
и
ч и тателя
к
тому,
что
впереди
—
конец
этому
миру.
Ничего
не
по дел аеш ь.
Но,
парадоксальным
обра зом ,
как
это
и
бывает
у
Роз а­
нова,
его
«Апокалипсис»
завершается
ина че,
совершенно
на
ин ой
ноте.
Последней
из
напечатанных
оказалась
глава
под
названием
«Совет юношеству». З де сь
мы
об­
на ружи в аем
своего
р ода
завещание
автора
своим,
гла вн ым
обра зом ,
м о лодым
чи та­
телям.
Завещание
весьма
неожиданное,
пр иним ая
во
вним а ние
характер
всей
книги.
«Помни,
—
пишет
Розанов
юношеству,
—
Небо
как
и
земля.
И
открытое
Небу
—
открывается
“в шепотах”
и
земле.
В
шепотах,
снов ид ения х
и
предчувствиях». И еще:
«И помни:
жиз нь
есть
дом.
А
дом
должен
бы ть
тепел,
удобен
и
кругл.
Р або тай
над
“круглым домом”,
и
Бог
тебя
не
оставит
на
неб есах .
Он
не
забудет
пт ичк и,
которая
вь ет
гн ез до»11.
Что
же,
и
в
эт ой
апокалиптической
—
ст рашн ой
и
необъятной
—
тем е
Розанов
ос тае тся
верным
се бе.
Он
люби т
сво ю
Род ин у,
он
тяготеет
к
своей
земле,
он
вос ­
певает
родной
дом,
родное
«гнездо».
В
это м
—
глубокий
подтекст
последней
книги
м ы слит еля.
П о дтекст,
по
нашему
м нен ию,
отнюдь
не
л ожный,
имеющий
о прав д ания
даже
и
«с точки зрения вечности».
Ведь
и
в
самые
лучшие
времена
«святой Руси»,
п ери оды
духовных
дерзновений
и
державного
строительства,
не
теряла
значения
вековая
на родн ая
му д ро ст ь : «Завтра помираешь,
а
сегодня
—
сей!»
1 Федотов Г .
П.
В.
Розанов.
О павш ие
листья
// В.
В.
Розанов:proetcontra.
С Пб ., 1995.
Кн.
2.
С. 396.
2 См.: Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
Апок али пси с
нашего
времени.
М., 2000. С. 384.
3 Кацис Л.
Кастраторский
комплекс
публ ика т оров ,
или
Р озан ов
в
меняющемся
супере
// Новое
литературное
обозрение. 2003. No 61.
4 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени
// Розанов В .
В.
Уединенное.
М. , 1990. С. 392.
5 Онже.
Туркестанские
п рои зрас та ния
// Новое Время. 1915. 29 ноября;
Ро занов
В.
В.
Соб р.
соч.
На
фу нда м енте
прошлого.
М., 2007. С. 557.
6 Онже.
Собр .
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 313.
7 Онже.
С
вершины
ты ся челетн ей
пира м иды
(Размышления о ходе русской литературы) // Ро ­
занов
В.
В.
Соч.
М., 1990. С. 451.
8 Онже.
Апо кал ипс ис
нашего
времени
// Розанов В .
В.
Уединенное.
С. 398.


Р оза нов
о
«конце истории»
403
9 Флоренский П .
А.
О
В.
В.
Ро занов е
(письмо М .
И.
Лутохину)//В.
В.
Розанов:proetcontra.
Кн. 2. С. 317.
10 Розанова Т .
В.
Воспоминания
об
о тце
//В.
В.
Розанов:proetcontra. Кн. 1. С. 81.
11 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени
// Розанов В .
В.
Уединенное.
С. 440.


В.
Л.
Курабцев
(Москва)
Бог
и
человек
в
«Уединенном»
и
«Опавших листьях»
Нер едко ,
читая
мысли
религиозных
философов
о
Боге,
воспринимаешь
их
как
нечто
книжное
и
искусственное.
У
Розанова
все
ин аче
—
живо,
исповедально,
тр е­
петно.
Глубокое
«чувство присутствия около себя Его»1, чувство живой мистично ­
сти,
тем
бо лее
удивительное,
что
оно
постоянное.
Эта
жи вая
религиозность,
возмож­
но,
оправдывает
все
его
парадоксальные
и
самопротиворечивые
к он фессио наль ные
повороты,
все
его
церковноборчество
(о котором он после сожалел)
и
хрис то борче -
ств о.
У
русского
и,
так
ска за ть,
генетически
православного
человека
—
и
такие
боре­
ния,
и
неожиданные
предпочтения.
Почему
и
откуда
эта
даровитая
личность,
при­
знающаяся
в
серьезных
нравственных
и
метафизических
расхождениях
с
христи­
анст во м
и
открывающая
«правду»
и
«родную кровь»
только
в
Ветхом
Завете?
Не
явл яет
ли
Розанов
некую
новую
грань
той
самой
«русской души»? Но не простой,
простонародной,
а
талантливой,
мы слящ ей
и
свободной?
И
первое
(изначальное), что может осознать читатель в религиозно-фил о соф ск о м
мировоззрении
Розанова:
без
Бога
—
не быт ие.
Не
б ыло
бы
и
самого
Розанова
—
в едь
«Б.»
пос лал
его
на
Землю
«увидеть»; не было бы и «д р уг а»
—
же ны
(эта связь про­
вид ен циаль на )
и
самой
его
жи зни
(«весь в Провидении»). Без Бо г а
—
нет
жизни,
нет
смысла,
нет
любви,
нет
рождающих
глуб ин
человека
и
Земли,
нет
за чати я
и
рожде­
ния.
«Осмысленностьрожденного слишком твердо говорит о мысли в зачатии', но не
наше й
мысли,
а
такой,
для
ко торой
тела
наш и
с уть
орудия...».
Н.
А.
Бердяев
по
этому
поводу
говорил:
у
Розанова
—
«апофеоз рождающей
ж изн и», и он хочет освятить плоть и пол «та ки м и,
каковы
они
ес т ь»2.
То
ес ть
гре ­
ховными
и
скорее
оторванными
от
Бога.
Православие,
конечно,
освя щает
пло ть
и
пол
—
иначе
не
было
бы
обряда
венчания,
православного
брака
и
деторождения.
Но
и
не
освящает,
в
от лич ие
от
философа
Розанова,
—
иначе
пришлось
бы
ос вя­
ти ть
и
блу д,
и
бе зд ухов ное
с ладост раст ие ,
и
по выс ить
ценность
сексуальности
и
т.
д.
Н.
О.
Лосский
по
этому
пов оду
даже
предположил:
Ро з анов
—
«личность во многих
о тн ошени ях
бы ла
п ат олог иче с кой », например,
в
с илу
н ез доров ого
интереса
к
полу.
«Он мог бы стать персонажем одного из романов Достоевского»3.
Ве роят но,
ре чь
о
по доб ии
следующим
героям
Достоевского
—
Федору
и
Д мит рию
Карамазовым,
Свидригайлову,
Лужину
и
другим.
А
Бе рдяев ,
в
связи
с,
так
с каз ать, «сексоцентричностью»
Розанова,
к
том у
же
замечает:
у
Розанова
«слабое чувство и сознание личности»4.
И
эта
мы сль
пред­
ставляется
ско рее
справедливой:
ко неч но , «чувство и сознание личности»
серьезно
реализуются
также
в
сексуальной
жизни,
но
лич но сть
нез ави сима
от
сек суаль но ­
сти,
больше
сексуальности,
ш ире
и
глубже.
А
у
Розанова,
и з-за
ак цент а
на
жизни,
на
по ле
(связанном с Богом), все остальное личностное так или иначе принижается,


Бог
и
чело ве к
в
«Уединенном»
и
«Опавшихлистьях»
405
ум аляе тс я,
затушевывается.
Родовая
жизнь
все-таки
первенствует
над
ли чнос тн ой
и
весьма
обширной
жизнью.
Родовая
жизнь
способна
да же
пог лотит ь
едва
ли
не
все
духовные
сферы
сознания
и
жизнедеятельности.
С вязь
п ола
с
Богом,
со г ласно
Розанову,
бол ьш е,
чем
св язь
ума,
с ове сти
с
Богом .
Это
как
раз
то,
что
Г.
В.
Ф лоров -
ск ий
назвал
загипнотизированностью
п лотью
и
«болезненным ясновидением плоти
и
пола».
В
э том
в идит ся
своеобразная
«неправда»
и
ч аст ичн ость
Розанова.
Однако
ясна
также
и
очевидная
духовность
писателя,
которая
у
него
проявляет­
ся
всег да
и
повсюду
—
Бог
оказывается
в
центре
души
и
жиз ни
человека.
Без
Бога
—
нет
опоры
для
человеческого
бессилия,
нет
преодоления
своей
огра ни че нно сти
и
«не могу». Нет облегчения « ве лик ой
тоске»
ч елов еч ест ва.
Сама
религия
понимается
Розановым
как
следствие
могущества
«боли жизни». И поэтому религия признается
гораздо
бол ее
значимой,
чем
философия,
которая
всег о
л ишь
интересуется
жизнью.
«В “облегчи!
изб ави !
спаси!” —
в
муке
человечества
есть
что- то
бо лее
важное,
чер­
ное,
глубокое,
м.
б ., и страшное,
и
зловещее,
но,
несомненно,
и
более
глубокое,
чем
во
в сех
радостях»5.
Без
Бога
(и без головы и разума), говорит Розанов,
п адают
деревни
и
города,
выхолащиваются
лю ди
(история приказчика и его жены,
котор ые
подвергли
себ я
стерилизации
из
нежелания
заботиться
о
де т ях ); грядет Апокалипсис.
Уже
сущ ­
ность
девятнадцатого
ве ка,
с огласн о
Роз а нов у , «заключается в оставлении Богом
ч ел ов ека». А значит,
бл и зится
неч то
с трашн ое
и
разрушительное
—
гибель
империй
и
«похолодевшая Земля» .
Личную
небытийственность
(без Бога)
Розанов
осознает
особенно
пронзитель­
но
и
предельно
исповедально:«Ямогбыотказатьсяотдаров,
от
ли тера туры ...
Но
от
Бога
я
никогда
не
мог
бы
от к аз ать ся . <...> Я только живу для Него,
че рез
Него.
Вне
Бога
—
ме ня
нет»6.
Но
Бог,
вероятно,
был
с
ним
всегда
и
не
позволял
от пр ав лять­
ся
иными
дор огам и: «...B
душе
моей
вечно
стоял
монастырь».
Кроме
тог о,
рядом
б ыли
люди,
постоянно
пребывавшие
с
Богом,
—
и
«я ...
тож е
угвоздился
к
Богу».
Конечно,
прав ослав ный
чи тател ь
мог
бы
спросить
Розанова:
к
какому
Богу?
Вряд
ли
это
был
Иисус
Христос.
И
какой
«монастырь»? Вряд ли это был православный
мо насты рь .
Второе,
что
можно
понять
в
духовных
прозрениях
Розанова,
—
это
то,
что
с
Бо­
гом
и
благодаря
Б огу
ве щи,
мир,
человек
стан ов ят ся
чем-то
высшим
и
«самым выс­
шим ».
От
Бога
—
Красота
и
Истина.
Особое
«художество»
гри ба
(«как растет»),
другое
«художество»
бе резы,
еще
другое
—
ели
на
косогоре.
От
Бога
(«оттуда- т о»)
нечто
вдруг
поражающее,
мысль
или
предмет.
Как
бы
брошенный
«оттуда»
свет .
«В отношении к предметам,
мыслям
и
“ommyda-w” у меня была зачарованность»7.
От
Бога
—
Добро.
Великолепный
нравственный
человек
«от Бога», «от родите­
лей»
и
«вечности», не понимающий своей нравственности,
не
знающий
двоящихся
и
задних
мы с лей,
ник ог да
не
име вш ий
злых
мыс лей.
От
Бога
—
Судьба,
кото р ая
п осы лает
любовь
и
«друга», и «бесконечность
т ем», и пылающий личный интерес,
и
печ али.
И
«там мы ничего не сделаем», а « чулок
своей
жизни»
можем
сильно
ис­
портить.
Розанов
близок
к
религиозному
фатализму,
предопределенности
именно
важнейшего,
с удьбон ос ного
в
жиз ни
человека.
Тр еть е,
что
к ажет ся
оче нь
важным
в
понимании
религиозности
Розанова,
—
это
непростые
отношения
Бога
с
челов е ком .
«Если у Б.
б оль
по
человеку?»—
спраши­
вае т
Розанов.
И
не
з нает
ответа.
Люд и
дру г
с
д ругом
«церемонятся», а Бог не це ­
ремонится
с
человеком.
По че му?
—
тож е
нет
ответа.
Бог
дал
мн е,
пишет
фи лос оф,
«много печали». Даже может показаться,
что
Бог
относится
к
чел ове ку,
как
гладиль­


406
В.
Л.
Курабцев
щик
к
ра зглаж ив а ем ом у: «Тяжелым утюгом гладит человека Б . < ...> И ра спр ав л яет
душевные
морщ и ны . <...> Вот откуда говорят:
бойся
Бога
и
не
гр еши в.
При чем , «разглаживая»
Розанова
и
ему
под обн ых
(даже держа «м ен я
щипца­
ми »), «Господь надымил мною в мире»9.
То
ест ь
снова
на лиц о,
с
поз иции
православия,
религиозная
субъективность
фи­
лософа
и
христианская
слепота.
Но
и
прос т ите ль ное
всечеловеческое
не зна ние
Бога,
Его
Воли ,
Мудрости,
Тайн.
Теодицея
сущ ес тв ует
для
Розанова
где-то
в
сто ро не,
а
он
сам,
предельно
субъективно,
пытается
разобраться
в
отношении
Бога
к
человеку.
У
Бо га
Розанова
—
не
столько
люб овь
и
милость
к
человеку,
сколько
бесцеремон­
ность,
вероятная
безжалостность,
тяж елая
«глажка»
душ и.
И
эта
как
бы
«злая»
сто ­
рон а
Бога
просто
«фиксируется»
философом
и
Бог
не
осуждается,
не
«клеймится»
(как в творчестве Д .
де
Сада)
в
качестве
безжалостного
и
ра вн од ушного .
Четвертая
с торо на
этого
вопр оса
—
тайна
и
мощь
религиозного
чувства,
веры.
Бог
«тянет душою,
а
не
мудростью»10.
А
«душа
—
обворожительна».
То
есть,
если
нал ицо
«разумный»
или
«мудрый»
разговор
о
Боге,
пони ма ние
Бога,
то,
скорее
в се­
го,
нет
религиозного
чувства,
нет
настоящей
веры.
Только
через
обворожительное
чувство
обворожительной
ду ши
происходит
касание
Божественных
т айн.
По-другому
—
че рез
зачарованность
чем-то,
освещенным
светом
«оттуда».
Или
через
желание
человеческой
д уши
«бросить свет» « о т ту да»
—
на
мы сль
или
пред­
мет.
Или
еще
инач е,
и
уже
в
трепетном
духе
христианском: «И только слезам Он
открыт.
Кто
никогда
не
плачет
—
нико гд а
не
увидит
Христа.
А
кто
плачет
—
увидит
Его
непременно»11.
Таким
образом,
для
Розанова
живо е
религиозное
чув ств о,
живая
ве ра
—
зна­
комая
и
очень
важная
реальность.
О
кот орой
он
гов ор ит
как
художник
и
поэт,
но
не
как
разумный
и
холод ны й
мыслитель:
душевное
и
обворожительное
чув ств о,
за­
чаро ван н ость
светом
«оттуда», навернувшиеся на глаза слезы и так далее.
И
реаль­
ность
его
ре лиг иоз ной
вер ы
очевидна
—
не
см ог
бы
мало
ве рую щий
написать
о
50-м
Псалме
следующим
обр аз ом
(правда,
сравнивая
Псалом
с
«чистящим от грехов»
стихом
Пу шк ина
—
«когда для смертного умолкнет шумный день») — « ве ли к о,
оглу­
шительно
и
религиозно.
Такая
же
п ра в да »'2 (Курсив мой.
—
В.
К.).
Но
Бог
и
человек
в
творчестве
Розанова
ост ают ся
также
и
разъединенными.
Об
этом
г овор или
многие
исследователи
его
творчества
—
и
частично
Бердяев,
и
Э.
Гол-
лерб ах
(Розанов превращает религию в « с е кс у а ль ный
па нте из м»), и Флоровский
(Розанов
—
почитатель
ст ихи й,
рождающих
сил ,
до х рист ианск их
ценно стей;
его
в оз­
в рат
к
религиозным
темам,
к
вер е,
как
и
у
других
русских
инт е ллиге нт ов,
сплетался
«в какой- то
дремучий
л ес»13). А Лосский даже говорит о вероятном демонизме писа­
теля.
После
изд ан ия
«Апокалипсиса нашего времени»
к
Розанову
в
Сергиевом
По­
саде
при шли
возмущенные
х улой
на
христианство
Флоренский,
Ф.
А ндр еев
и
еще
один
священник.
И
Розанов
с каз ал : «Не трогайте Розанова;
для
вас
буд ет
х уже »14
(как будто возле него,
пишет
Лосский,
б ыла
некая
демоническая
сила).
В
следую­
щем
г оду
всех
посетителей
постигло
серьезное
несчастье.
Но
человек,
живой
человек
с лаб.
И
г р ешен.
И
не
всегда
на ход ит
то,
что
ищет,
тем
бо лее
с амое
главное.
И
п оэтом у
по нят ны
и
его
слова
о
люб ви
к
Богу
и
«Господь
со
м но ю», и это странное,
тем
более
у
обладавшего
живым
мистическим
опытом
рел иги озн ого
писателя:
умру
«в полном религиозном недоумении» .


Бог
и
чело ве к
в
«Уединенном»
и
«Опавшихлистьях»
407
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
Роза нов
В.
В.
Соч .
Уединенное.
М., 1990. Т. 2. С. 571.
Бердяев
Н.
А.
Русская
ид ея ... // О России и русской философской культуре.
М., 1990. С. 243.
Лос ски й
Н.
О.
История
русской
филос офии.
М., 1991. С. 436.
Бердяев
Н.
А.
Ру сск ая
и дея ...
С. 234.
Роз анов
В.
В.
У едине нно е.
С. 439.
Там
же.
С. 229.
Там
же.
С. 360.
Там
же.
С. 305.
Там
же.
С. 349.
Там
же.
С. 354.
Там
же.
С. 439.
Там
же.
С. 432.
Флоровский
Г.
В.
Пут и
русского
богословия. Paris,1983. С. 462.
Ло сск ий
Н.
О.
Истор и я
русской
философии.
С. 437.


H. В.
Солнцев
(Москва)
Апокалипсис
в
толковании
Роз анов а
В
истории
р усс кой
фил о софи и,
сре ди
своих
современников
Роз ано в
стоит
особ­
няком.
Он
не
как
вс е.
Он
не
просто
оригинален.
Он
нетипичен
во
всем.
У
нег о
нет
прямых
учи те лей.
Он
не
считает
себя
последователем
кого-то,
полностью
незави­
сим
от
авторитетов,
и
у
него
самого
нет
бл изк их
учеников
и
последовательных
ед и­
номышленников.
Вз гляды ,
суждения
его
не
укладываются
в
одн о
логически
цель­
ное
у ч ение.
У
него
так ого
учения
не т.
Он
противоречив.
Говоря
так,
не
с леду ет
его
упрекать.
Наоборот,
он
во
вс ем
улавливает
(переживает)
т айну
бытия,
подмечает
то,
че го
другие
не
видят
или
видят
как
профаны.
Он
не
подгоняет
факты,
соб ыти я,
я влен ия
под
привычные
схемы.
Во
всем
е сть
ч аст ица
иррационального,
все
содер­
жит
глубокий,
непостижимый
для
человеческого
разума
первоначальный
смысл .
Так
он
по до шел
и
к
осмыслению
рус ск ого
апокалипсиса.
Мы сли
и
чувства
апокалипсического
свойства
преследовали
Розанова
постоян­
но.
До
поры
до
времени
они
оставались
втуне.
Революция
1917 г.
буквально
вытол­
кнула
их
на
поверхность.
Окт ябр ь ские
события
он
принял
как
страшный,
по тр яса­
ющий
удар,
как
начало
конца.
«С лязгом,
скрипом,
визгом
опускается
над
Русскою
Историею
железный
з ан авес»,1 —
писал
он
в
«Апокалипсисе нашего времени».
Однако
Розанов
во сприня л
революцию
и
ее
ближайшие
последствия
(он умер в
1919 г.) не как случайные,
спорадические
явл ени я,
а
как
неизбежный
эт ап
развития
ру сс кой
истории.
В
пог ибе ли
России
он
обвинял
и
др е вних
славян,
позвавших
«варяг из-з а
м оря»
управлять
своей
«обширною и богатою землею», и национальную литературу в лице
Н.
В.
Гог оля ,
М.
Е.
Салтыкова-Щедрина,
А.
И.
Герцена,
Н.
А.
Некрасова
и
некото­
рых
других,
и
«неприятного Ленина», и евреев за их связи с революцией .
Но
за
все
грехи,
бе ды
и
страдания
народа
в
р ев олюции
писатель
налагал
ответственность
на
христианство,
православную
церковь.
Остановимся
на
эти х
по ло жения х
боле е
или
мен ее
подробно.
О
«варягах»
написано
и
сказано
у
нас
п ре доста точн о,
однако
Ро з анов
подметил
в
этой
сугубо
нашей
проблематике
нечто
незамеченное,
о
чем
ни
историки,
ни
сл а­
вя но филы
не
догадались:
Русь
не
умела
жи ть
властью.
Она
исторически
была
р ас­
положена
жи ть
улицей,
околот очко м,
общ ин но.
В
этом
заключается
ее
естест вен ­
ный
пу ть.
Ее
природную
«неумелость власти», «недаровитость к ней»
писатель
рассматривал
как
прекрасный
естественный
да р.
Отход
от
этого
предначертанного
свыше
самобытного
п ути
сыграл
в
нашей
истории,
по
мнению
писателя,
роков ую
роль.
Заимствованные
фор мы
—
полиция,
деп ар там ент ы,
министерства
—
были
у
нас
всегда
скверны
и
глупы.
Они
не
то ль­
ко
по
форме,
но
и
внутренне
не
соответствовали
нацио наль но му
д уху
и
исконным
тра ди ц иям . «Ведь ни один русский душою в немца не переделался...»2 Это глубокое


Апокалипсис
в
тол к овании
Розанова
409
противоречие,
к оторое
постепенно
зак р епил ось
в
общественно-политическое
и
фи­
лософ ск ое
течение
в
виде
з апад нич ества
и
славянофильства,
во
многих
отн ошен и ях
п ред опре д елило
с удьбу
России.
За
то,
что
произошел
тако й
перелом,
более
того
—
«пришла смерть,
могила
для
У6
части
земной
суши»3—
львиную
д олю
в ины
должна
брать
на
себя
и
ру с­
ско й
литература,
ее
писат ели .
После
Ф.
М.
Достоевского
и
Л.
Н.
Толстого
так ое
обвинение
ка жетс я
невероятным
и
неправдоподобным.
Однако
послушаем
само­
го
Розанова.
Он
согласен,
что
писал и
хорошо,
к р асиво
пис али,
но
о
чем
писали
и
что
писал и
—
до
эт ого
никому
дел а
не
бы ло.
«По содержанию литература русская
есть
такая
мерзость,
—
такая
мерзость
бесстыдства
и
наглости,
—
как
ни
единая
литература»4.
В
са мом
д еле,
разве
Розанов
не
пра в,
когд а
он
упрекает
наших
всемирно
извест­
н ых,
поистине
гениальных
на циона ль ных
писателей
в
оторванности
от
житейских
интересов
и
н ужд
п рост ого
че лов е ка? ! «Народ рос совершенно первобытно с Петра
В елико г о», а литература восторгалась только тем,
как
мы
«умеем любить»
и
краси­
во,
салонно
«разговаривать».
И
это
в
то
время,
когд а
мы
не
умели
не
то лько
из
мор­
ск их
т рав
извлекать
йоду,
но
даже
не
знали,
как
«выковать гвоздь»
или
сдела ть
косу,
которую
вывозили
из
Австрии5.
Литература
да же
не
думала
направлять
мысли
и
дела
народа
в
с торон у
раз ви тия
его
естественных
задатков.
Более
того,
она
постоян­
но,
навязчиво
и
талантливо
внушала
ему
«неуважения себя» . « Мы н е ува ж ал и себя.
Сут ь
Руси,
что
она
не
уважает
себя .
Это
пон ятн о.
Можн о
уважать
т руд
и
п от,
а
мы
не
потели
и
не
трудились.
И
то,
что
мы
не
трудились
и
не
по тел и,
и
ест ь
источник,
что
земля
сбросила
нас
с
себя ,
планета
сбросила»6.
Розанов
д алек
от
тог о,
чтоб ы
считать
эти
пороки
народа
врожденными.
Наобо­
рот ,
от
п рир оды
русский
н арод
способный,
трудолюбивый,
смышленый.
Однако
эти
замечательные
достоинства
б ыли
за глуше н ы,
и
не
без
у част ия
собственной
литера­
туры.
Мы
сделались
не нужны ми
на
Земле.
Литература,
сама
того
не
сознавая,
с де­
лала
из
нас
нигилистов.
Постепенно,
из
поколения
в
пок олен и е,
под
воздействием
л ит ера туры
нигилизм
стал
неотъемлемой
ч асть ю,
атрибутом
нашего
мировоззре­
ния,
чертой
национальной
психологии.
Не
потому
ли,
спрашивает
автор
«Апока­
л и п си са », русский мужик и солдат так легко,
так
п росто
«перешел в социализм».
Размышления
Розанова
о
рус с ком
нигилизме
относятся
не
только
к
о ценке
и
осмыслению
разрушительных
событий
революции
1917 года.
Н игили зм
имее т
для
нас
пр инципи ально е
значение.
У
ка ждог о
народа
е сть
св ои,
свойственные
только
ему
проблемы.
Они
сильно
влияют
на
его
судьбу.
У
рус ског о
народа
они
т оже
есть.
Одна
из
них
—
это
п роб ле­
ма
отношения
к
своему
прошлому.
Да вно
замечено
—
Россия
больна
нигилизмом.
Больна
хронически.
Нигилизм
укоренился
в
на циона ль ном
сознании
в
форме
от­
рица ния
своей
истории.
Пр огрес с
в осп риним ает ся
не
как
преемственность
насле­
дия,
а
как
разрыв
со
своим
прошлы м .
Это
ст ран но
и
неразумно,
но
это
так.
Наша
история
четко
демонстрирует
тот
факт,
что
разрушение
наследственных
ценностей
и
традиций
выступает
как
жизненное
ус ло вие
созидания.
Мы
не
умеем
с охран ять
и
умн ож ать
св ои
п рир одны е,
материальные
и
духовные
приобретения.
Да льше
про­
стого
воспроизводства
мы
не
пош ли
ни
в
какой
области.
Нам
незнакомы
законы
накопления.
Причина
нашей
извечной
бедности
не
в
отсутствии
сп особн ос тей
и
не
в
неумении
трудиться.
Слава
Богу,
это
у
нас
есть.
Де ло
в
другом:
мы
не
научились
создавать
богат ств о.
Богатство
нев оз мо жно
без
разумного
нак опл ения
материаль­
ных
и
д ух овных
ценностей
поколений
в
форм е
наследия.


410
H. В.
Солнцев
Наследие
подчиняется
закону
накопления.
Все
его
три
форм ы
—
природная
(естественная), материальная и духовная ( кул ьтурна я)
—
в
усл ови ях
нормального
развития
приумножаются.
Каждое
уходящ е е
поколение
до
к онца
не
умирает.
Оно
пр о до лжает
быть
в
ре зул ьтат ах
своей
деятельности.
В
это м
один
из
смыслов
бес­
смертия.
Живые
должн ы
чти ть
уш едших .
Ушедшие
необходимы
так
же,
как
живые.
Человечество
сос тоит
из
тре х
частей
—
ж ивущ их
ныне,
тех,
кто
придет
потом,
и
ушед­
ших
навсегда.
Каждая
из
них
ли шь
часть
целого.
Отбрасывая
часть,
мы
разрушаем
целостность.
Буду щее
за
теми
на ро дами,
котор ые
осознают
ра зум ом
и
чувствуют
сердцем
свое
органическое
единство
с
предками.
Такова
заповедь
великих
религий.
История
—
это
наследие.
Обращаясь
к
истории,
мы
общаемся
с
предками.
Исто­
рия
России
—
это
история
б орьбы
с
собственной
историей.
На и бо льшее
влияние
на
с удьбу
государства
и
общества
имели
четыре
пе р иода
бол ьш их
отрицаний.
Первый
относится
к
Древней
Рус и
X-XVI
вв.
—
это
полоса
последовательного
и
упорного
вытеснения
языческой
культуры
и
насаждения
православия.
Вековые
традиции,
обычаи
и
верования,
выражающие
дух
древних
славян,
в
основе
своей
был и
иско р енены .
Исторически
пер вый
пласт
духовной
культуры
не
был
сохранен.
Он
не
стал
наследственным
достоянием
пос ле ду ющих
пок ол ений.
Таково
бы ло
первое
отчуждение
от
своего
прошлого.
В
хр ист ианск ий
мир
Русь
вступила
без
пре­
емственности
со
своей
исторической
к ульту рой .
Второй
пе риод
—
эпо ха
петровских
и
непосредственно
послепетровских
ре­
форм.
Гл авно е
в
преобразованиях
Петра
—
их
ц ели
и
их
методы.
Преобразования
Петра,
исторически
назревшие
и
необходимые,
с
одн ой
с тороны ,
открывали
п уть
к
западному
просвещению
и
цивил из ации ,
а
с
д ругой
—
прервали
органическое
раз­
витие,
подавили
исконно
национальное.
Ре фо рмы
проводились
путем
грубого
и
беспощадного
вытеснения,
критики
и
осмеяния
старой
Руси,
а
не редк о
—
уничто­
жения
стар ин ы
вообще.
«Реформа Петра,
—
писал
Н.
А.
Бердяев,
—
бы ла
неиз беж ­
на,
но
он
совершил
ее
путем
стр ашного
насилия
над
народной
ду шой
и
народными
ве р ова ния ми»7.
Третий
пе риод
—
советский.
Советский
тип
отрицания
п рошлого
существенно
от ли чае тся
от
предыдущих
ф орм
рус ск ого
нигилизма.
Подлежали
устранению
не
т олько
духовные,
нравственные
и
интеллектуальные
ценности
д ор е волю ционной
Ро сси и,
но
что
чудовищно
—
их
носители.
Фи зиче ско е
устранение
культурного
слоя
общества
ста ло
дел ом
государственной
и
партийной
политики.
Фран ц узская
рево­
л юцио нная
гиль от ина
отсекала
голов ы
поштучно.
В
траншеях
ГУЛА Га
их
склады­
в али
шта белям и .
Сб ыл ось
с трашн ое
предсказание
М.
Ю.
Лермонтова,
высказанное
в
1830 г. : «Настанет год .
России
черный
год,
Ко гда
ца рей
корона
у па дет;
Забудет
чернь
к
ним
прежнюю
любовь,
и
пища
многих
буд ет
смерть
и
кровь»8.
Советская
идеология
разделила
историю
России
на
две
совершенно
противопо­
ложные
части:
доре в олюц и онн ую, «ненастоящую», доисторическую и на советскую
социалистическую,
по д линно
и стори че ск ую.
Сис те ма
привела
к
по лному
разрыву
с
историей.
Нигилизм,
прежде
всего
свойственный
интеллигенции,
перешел
в
народные
сл ои,
ста л
частью
со з нания
и
поведения
масс.
Сформировался
тип
нового
нигили­
ста,
враждебного
и
подозрительного
ко
всему
не п роле тар ск ому,
несоветскому.
О тр ицание
своего
прошло го
и
чужого
вообще
приняло
форму
жестокого
и
то­
тального
насилия.
На си лие
оправдывалось
как
неизбежное
следствие
революции.
Насилие,
первоначально
направленное
против
классового
врага,
к апит алист ов
и
по­


Апокалипсис
в
т олк ован ии
Розанова
411
мещик о в,
обернулось
против
собственного
народа.
Народ
стал
объ ек том
насилия.
Революция
пожирала
собственных
тв орцо в.
Партия
диктатуры
п роле тари ата ,
пр и­
менявшая
крайне
деспотические
и
бюрократические
формы
«борьбы с врагом», без­
раз де льно
господствовала
и
над
гос уда рст во м,
и
над
всей
жиз нью
народа.
Наконец,
четвертый
—
постсоветский
период.
Постсоветские
реформы
прово­
дятся
тр а дицио нно
русским
методом:
не
преемственностью,
а
отрицанием
п рошло­
го.
Перестройка
по
опре д еле нию
предполагает
об но вле ние
всег о
сущ еств ующ его ,
устранение
устаревшего
и
сохранение
всег о
ес тес тве н ного.
На
де ле
произошла
не
перестройка,
а
разрушение
экономической
и
социально-политической
ст руктуры
СССР.
Стих ия
разрушения
с
идеологии
перекинулась
на
другие
сферы
жизни.
Все
советское
(как в свое время все буржуазное), от марксистской философии до хозяй­
ственного
опыта,
б ыло
осуждено
и
о тв ергн уто.
Реформаторы
не
сумели
использо­
вать
советское
наследие,
как
большевики
—
наследие
Р осс ии.
Однако
наследие
Советской
России
уникально
и
чрезвычайно
бог ато .
В
нем
много
негативного,
социально
и
морально
неприемлемого.
Но
при
всех
от рица ­
те льн ых
сторонах
—
это
опы т
рус с кой
истории.
В
нем
много
общего
с
прошлым
и
настоящим.
О пыт
должен
быть
востребован
в
двух
отношениях:
как
исторический
урок
и
как
способ
решения
конкретных
вопросов.
Он
неприемлем
в
цел ом,
но
не­
обходим
—
в
час тн ос тях.
«Большевизм,
—
пишет
В.
И.
Жуков,
—
идейно-теоретическое
течение,
а
затем
и
как
реальная
пр актик а
продемонстрировал
в ыб орочн ое
отношение
к
на цион ал ь­
ным
традициям.
Определив,
от
какого
наследства
он
отказывается,
большевизм
на
деле
показал,
что
р епресси ями
или
избирательским
отношением
к
и стори че ском у
прошлому
оказывает
разрушительное
воздействие
на
формирование
исторического
сознания»9.
Таким
обра зом ,
ниги лиз м
по
отношению
к
своей
истории
стал
для
нас
частью
народного
менталитета.
Он
принял
тотальный
хара кте р,
превратился
в
традицию.
Но
выход
из
пороч ног о
круга
есть.
Таким
вы ход ом
является
развитие
демокра­
т ии.
Опять - та ки
развитие
с
учетом
собственных
исторических
фор м
либерально­
демократических
нач ал.
По
существу,
сложился
новый
тип
сознания,
о рие нт ирова нно го
на
сугубо
авто­
номное,
из ол иро ванн ое
от
вс его
«чужого», замкнутое саморазвитие.
Он
фо рм иро­
вался
на
почв е
сознательного
иг нор ир о вания
как
своего
многонационального
ку ль­
турного
наследия,
так
и
запасов
мировой,
общечеловеческой
к ультуры .
Именно
так
возникло
разорванное
и
ущербное
сознание.
Разо рван ное
сознание
—
это
сознание
без
преемственности,
половинчатое
со­
з нание .
У
нег о
нет
необходимой
исторической
части,
внут ре нне й
связи
с
п ред ше­
ствующими
этапами
собственного
развития.
Оно
без
своего
прошлого.
Разорванное
сознание
отражает
перерывы,
про ва лы
в
общественном
развитии.
Искусственные
разрывы
в
экономической,
социальной
и
культурной
преемственности
обус лов и ли
формирование
такого
сознания.
Мы
лишились
многих
исторических
и
нар одных
традиций,
подорвали
св язи
поколений.
Истоки
многих
сегодняшних
аморальных
явлений
обнаруживаются
и
в
ни х.
Ущербным
я
называю
интеллектуально
и
творчески
обе дне нн ое
созн ание.
Многолетняя
пр ак тика
из г нания
из
общественной
жи зни
всег о
непролетарского,
небедняцкого
в
нацио наль ной
и
мир ово й
культуре
не
могла
не
наложить
глубокий
отпечаток
на
духовный
мир
советского
человека.
Пласты
тысячелетней
отечествен­
ной
культуры,
достижения
научной
и
философской
мысли,
накопленный
века ми


412
H. В.
Солнцев
о пыт
русского
земледелия
и
традиции
общ ин ы,
народные
обычаи
и
символы,
ху­
дожественные
и
архитектурные
ценности
русской
православной
церкви,
уходящие
корнями
в
древнюю
византийскую
ку льтур у,
—
все
эти
исторические
духовные
цен­
ности
бы ли
от торгн уты
из
об лас ти
формирования
интеллекта
и
нравственности
со­
ветских
людей.
Многие
т алан тли вые
писатели,
де ятел и
науки
и
искусства,
имевшие
за метно е
влияние
на
духов н ое
развитие
зарубежных
на родов,
б ыли
запрещены
для
своего
народа.
Горько
сознавать,
что
все
это
не
прини ма ло
ни
малейшего
уч аст ия
в
формировании
нескольких
поколений
советских
людей.
Возможно,
и
наши
промышленность
и
с ель ское
хозяйство
не
оказались
бы
в
столь
тру дн ом
положении,
е сли
бы
мы
ориентировались
на
лучшие
образцы
капи­
т али сти чес кого
хо зя йс т вов ания , «черпали бы оттуда обеими руками» (В.
И.
Ленин)
все
передовое
и
перспективное.
Да
и
Вел ик ая
О теч ест венная
война
не
нос ила
бы,
вероятно,
ст оль
катастрофический
характер
и
не
стоила
бы
народу
таких
колос­
сальных
жертв,
если
бы
в
св ое
время
уделялось
вним а ние
сохранению
и
изучению
бое во го
опыта
армий
капиталистических
стран
и
боле е
чем
двухсотлетнего
опы та
рег улярн ой
рус с кой
армии.
Мы
не
только
не
уч или сь
у
д руги х,
а
н ере дко
даже
по­
явле ние
такого
жел ания
р асценив ал и
как
оскорбление
всег о
с ове тск ого,
как
престу­
пление
пер ед
на родом
и
госуд арств ом .
Примеров
том у
немало.
Достаточно
вс пом­
нит ь
ра згром н ую
кампанию
против
космополитизма
в
1950-х
гг.
Все
это
гов ори т
о
том ,
что
мы
не
хот ели
и
не
с умели
воспользоваться
в
строи­
тельстве
социализма
ни
наследием
национальной
куль туры ,
ни
достижениями
ми­
ровой
цивилиз а ции.
Име нно
в
эт ом
кроется
одна
из
существенных
исторических
причин
наш его
всеобщего
отставания
и
г лубок ого
кризиса.
Фундаментальные
ко рни
апокалипсического
кр изи са
Розанов
видел
также
в
то м,
что
в
мире,
прежде
всего,
в
европейском
и
русском
о бще ств е, «образовались ко ­
лоссальные
пустоты
от
бы лого
христианства». Почему же возникли эти «пустоты»?
Оттого
ли,
что
в
революцию
многие
от ошли
от
ве ры,
от
Церкви,
стали
атеистами?
Ведь
для
п одобн ых
социальных
пот р ясе ний
это
вообще-то
«нормальное»
явление.
Та кое
п роис ходил о,
по
существу,
и
пр еж де.
По
мнению
м ыс лите л я, «пустоты от христианства»
образовались
по
другой,
бо­
лее
глуб окой
причине.
Христианство,
утверждает
он,
не
на уч ило
человека
трудить­
ся,
бор отьс я
за
сво е
существование,
жит ь
в
реальной
среде.
Оно
не
предупредило
ни
войны,
ни
ре в олюци и,
ни
голода.
Из
тек ста
Е ванг елия
вытекает
только
мо на сты рь,
то
есть
аскетизм,
д ру гими
словами
—
отказ
от
живо й
человеческой
жизни.
Полемика
писателя
с
христианством
п рин яла
чрезвычайно
острый
и
неприми­
римый
характер
в
1917-1919 гг .
Многие
страницы
его
пос ле дне го
труда
нап олне ны
гневом,
открытым
и
резким
непр ият ием
христианских
догматов.
Критика
переходит
в
христоборство.
Христос,
утверждает
Розанов,
невыносимо
отяготил
человеческую
жизнь,
усеял
ее
тернами
и
венцами
колючек,
че го -то
ры хлого,
че го-т о
н е сбы точн ого.
Вместе
с
Х рис том
пришла
«цивилизация со стоном», забыли о человеке,
а
он
все
стонет
и
стонет10.
Верно,
Розанов
всю
жиз нь
жил
с
Богом
(В.
В.
Зеньковский)11, но не с тем,
кото­
рый
ест ь
в
христианстве.
Его
Бог
космоцентрический,
софиологический.
Вопрос
о
Боге,
по
Розанову,
имеет
право
на
существование
только
в
том
сл у чае,
е сли
он
рас­
сматривается
в
св язи
с
миром.
Бог
существует
ра ди
мир а,
а
не
мир
во
имя
Бо га.
Про­
блем ы
мирские,
житейские,
под час
просто
бытовые
не
менее
важны,
существенны,
чем
вопрос
о
Бог е.
К
сожалению,
христианство
оказалось
бессильным,
немощным
в
решении
со циал ьных
трудн ос те й.


А пок алипс ис
в
толковании
Розанова
413
Р озан ов
обвиняет
христианство
и
в
то м,
что
оно
повс ю ду
противопоставляет
«дела духа» « де л ам
пло ти ».
Оно
возвышает
дух
до
святости,
а
пло ть
объявляет
чем-то
грешным.
Тогда
как
это
гре ш ное
—
телесное,
физическое,
материальное
—
суть
земной
жизни
человека,
основы
жизни,
и
без
них
человечество
просто
умер­
ло
бы.
В
оценках
и
критике
хр ист ианст ва
Розанов,
как
и
во
всем,
показал
с ебя
тонким
и
проницательным
мыс лит е лем.
Он
пошел
да льше
и
гл убже
известных
в згляд ов
на
сущность
и
п роб лемы
христианства.
Писатель
убедительно
подчеркивает
огра ни ­
ч енн ость
христианства,
его
пре д елы
и
возможности.
Например,
он
сравнивает
силу
Христа
с
энергией
Солнца:
Хрис т ос
дал
хлеба,
накормил
несколько
тыс яч,
но
Солн­
це
кормит
не
5000, а тьмы и тьмы народа.
Не
все
в
это м
мире
можно
объяснить
Богом,
его
ав тори тетом .
В
мире,
раз мы ш­
ляет
фило со ф,
есть
какое-то
недоразумение,
что-то
неожиданное,
н еясн ое
и
для
са­
мого
Бога.
Это
нек ая
иррациональность,
м исти ческ ая
с ила.
Ее
не
понимает
ни
Бог,
ни
Человек.
Божественное
смешалось
с
чем-то
иным .
Достаточно
нап ом нить :
на
этой
планете
с иль нее
всего,
аб солютн о
всего,
сме рт ь.
Христианство,
возможно,
и
суще с тв ует
лишь
для
облегчения
жизни,
а
не
для
разрешения
ее
проблем?!
Как
видим,
русский
апок ал ипсис
подготавливался
(неумолимо,
как
рок)
всей
наш ей
историей,
но
его
взрыв
во
мн огом
был
об услов лен ,
считает
Роза но в,
то гд аш­
ней
внутренней
и
в не шней
обстановкой,
в
час тнос ти ,
активным
участием
евреев
в
организации
и
пров е де нии
революции,
большевизмом
и
личностью
Ленина,
м иро­
вой
войной.
Как
и зв е ст но, «еврейский вопрос»
волновал
Розанова
всегда.
В
пе репи ске
с
М.
О.
Г ершен зон ом
он
писа л: «“спор”
евреев
и
русских
или
“дружба”
евр еев
и
рус­
с ких
—
вещь
неоконченная
и,
я
думаю,
—
б еск онеч ная »12.
Размышляя
о
событиях,
свя з анных
с
Октябрьской
революцией,
исследуя
их
при чин ы,
он
буквально
обрушивается
на
евр еев.
Почти
на
каждой
странице
«Апо­
калипсиса
нашего
времени»
он
суро во
осуждает
их
за
раз вал
Рос сии .
Приведу
здесь
только
одн у
ц ита ту. «Евреи...
Их
св язь
с
революцией
я
ненавижу,
но
эта
связь,
с
д ру­
гой
с торон ы
—
и
хо ро ша:
ибо
и з-за
св язи
и
даж е
из -за
поглощения
е в реями
почти
всей
революции
—
она
и
слиняет,
окончится
погромами
и
вообще
окончится
ничем:
с ли шком
явно,
что
“не служить же русскому солдату и мужику евреям”»13.
Кто
постарается
вник ну ть
в
су ть
дела,
глубж е
разобраться
в
содержании
событий
тех
лет,
тот
пой м ет,
что
эти
сл ова
ник ак
не
определяли
миро воз з ре ние
писателя.
Об
антисемитизме
Розанова
наговорено
м ного
несправедливого,
надуманного,
п ов ерх­
ностного.
В
этом
щекотливом
вопросе,
как
и
во
вс ем
другом,
он
не
подхалимничал,
не
лебезил,
оберегал
сво е
достоинство
и
честь.
Как
бы
ни
было,
он
говорил
правду,
свою
п рав ду,
т ак,
как
он
видел
и
п оним ал
ее.
В
одн ом
из
писем
(No И)
Гершензо­
ну
он
об
этом
сказал
впол не
определенно
и
яс но : «Антисемитизмом я,
батюшка,
не
страдаю:
но
мне
час то
ст анов ит ся
жа ль
рус ск их,
—
как
жалеют
и
дет ей
ма лень ки х,
—
бе зв ольны х,
бесхарактерных,
милохвастливых,
впечатлительных,
ве лико ду шны х,
л енивых
и
“горбатых на отца”»14.
Ро з анов
был
не
только
проницательным
свидетелем
и
честным
летописцем
Ве­
лик ой
катастрофы,
ко торую
ср авнивал
с
христианским
вселенским
апокалипсисом,
он
вскрыл
ее
исторические
и
национальные
корни.
Его
мы сли
об
этом,
высказанные
почти
век
то му
н азад,
поражают
своей
г лу биной
и
воспринимаются
нами,
в
начале
трет ьего
тысячелетия,
как
гениальное
п ророчес тв о.


414
Н.
В.
С олнц ев
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
Розанов
В.
В.
Собр .
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
М. , 2000. С. 45.
Там
же.
С. 28.
Там
же.
С. 8.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 89.
Бердяев
Н.
А.
Истоки
и
смысл
русского
коммунизма .
М. , 1990. С.
12.
Лермонтов
М.
Ю.
Избр.
соч.
М ., 1983. С. 47.
Жуков
В.
И.
Университетское
образование:
история,
социология,
политика.
М., 2003. С. 354.
Розанов
В.
В.
Апо ка л ипсис
нашего
времени.
С. 51.
Зеньк ов ский
В.
В.
История
русской
философии.
М., 2001. С. 444-445.
Проскурина
В.
Те мный
лик
В.
В.
Розан ова
// Новый мир.
1993. No 3. С. 250.
Розанов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 34.
Проскурина
В.
Темный
лик
В.
В.
Розанова.
С. 250.


И.
Я.
Лев яш
(Минск,
Белоруссия)
Концептосфера
Р оз ан о ва: «преждевременные мысли»
Почему
розановская
концептосфера?
Концепт
—
ключевое,
смыслообразующее
понятие,
котор ое
предшествует
концепции
—
зрелой
ступени
рационального
зна­
ния
—
в
форме
«идеи»
или
входит
в
состав
ее
сферы
как
целостной
структуры.
Мо ж­
но
ли
в
таком
контексте
идентифицировать
Розанова
как
носителя
рационального
ти па
мышления?
Был
ли
он
современным,
ес ли
исходить
не
из
темпорального,
а
из
сущностного
п они мания
современности?
Многоликий
Розанов
живо
на пом ина ет
мног оме рног о
человека
Леон а рдо
да
Винчи:
ведущий
и
ведомый,
в ласт ит ель
дум
и
конформист;
консерватор
и
радикал;
а пол огет
пр аво славия
и
язычник,
глашатай
анти хр ист ианст ва
и
рели ги озн ого
об­
новления;
декадент
и
радикал;
пансексуалист
и
«домостроеевец»; персоналист и
«соборник»; «почвенник»
и
«отщепенец»; шовинист и всечеловек.
«Лица необщее выраженье»
розановского
времени
в
России
формировалось
в
обстановке
соц иально -п олити ческ их
потрясений
и
страстей.
Ро ссия
ра с колола сь
на
«красную»
и
«белую», а они,
в
сво ю
очередь,
на
политические
и
иные
партии
с
их,
по
Дост оев ск ом у, «засилием всякой сволочи».
Каждая
partia, т .
е.
по
латыни
«часть»,
выдавала
себя
за
целое,
претендовала
бы ть
«умом,
честью
и
совестью
эпохи», не го­
воря
уже
о
ст р ане.
На
этом
фо не
Ро з анов
становится
«по ту сторону»
партикулярных
стр астей
и
выражает
неизвестные
узкому
и
ситуационному
партийному
интеллекту
глуби н ­
ные
осн ов ания
общ ен ацион альн ы х
интересов,
ценностей
и
смыслов.
Отвечая
своим
критикам,
он
п ишет : «Есть вещи,
в
себе
диалектические,
высвечивающие
(сами)
и
одн им
светом
и
други м ,
кажущиеся
с
од ной
с торон ы
так,
а
с
др угой
иначе...
И
при­
ход ит ся
говорить
—
“синее,
белое,
к расно е”. Ибо все
—
“есть”»1.
Такая
оптика
объясняет
многое
в
отношении
Розанова
не
только
к
социально-
политическому
состоянию
с ов ременн ост и,
но
и
к
глубинному,
захватившему
и
Рос ­
сию,
общеевропейскому
духовному
декадансу.
Он
не
сводим
к
св оей
линейно
деструк­
тивной
этимологии
(фр . decadence —
упадок,
р азл оже ни е). Д екаданс
—
это
деградация
традиционных
ку льтурн ых
ценностей
и
смыслов,
их
сист емное
несоответствие
изме­
н ивш ейся
с оци оку льтурн ой
реальности
и
вместе
с
тем
глубокая
и
плодотворная
реф ­
лек сия
смысла
и
р оли
ценностей
культуры/цивилизации,
по иск
их
альтернатив.
П ри­
бегая
к
би бле йс кой
метафоре,
это
семя,
к оторое ,
умирая,
дает
во ск ре сение
и
жизнь.
Отношение
Розанова
к
декадансу
претерпело
заметную
эволюцию.
Он
писал,
что
декаданс,
с
одной
стороны,
преемственно
связан
с
Возрождением
и
Гёте,
их
к ультом
«я».
Но
он
исчерпал
себя,
и
«в decadance мы видим стремительное низ­
вержение
пустой
оболочки
этого
я».
Мысл ит ель
полагал,
что
«великий материк
истории,
материк
реальных
д ел,
практических
потребностей...
—
вот
на
берег
че го
никогда
не
сможет
выползти
это
смрадное
чуд ови щ е ...»2.


416
И.
Я.
Ле вяш
Вместе
с
тем
Роз а нов
во
многом
не
был
«по ту сторону»
декаданса.
В
духе
дек а­
данса
и
исповедальное
замечание
Розанова,
что
он
«вечный странник и везде только
с т ранник »3.
И
тем
не
менее,
иной
раз
н азы вая
се бя
даже
«иностранцем», «как вели ­
чайшее
осуждение
себе,
как
ве лича йш ую
груст ь
о
себе,
в
с еб е»4, он заключает: «М.б.
я
всю
жиз нь
пр ожил
“без Руси” (“идейные скитания”), но хочу умереть с Русью и
быть
погребенным
с
русскими»5.
Розанов
ед ва
допускает, «что ему “современнича-
ют”
другие
люди», пишет о своих «преждевременных
мыслях».
Его
«уединенный»
в ыв о д: «живи и трудись как бы никого не было,
как
бы
не
было
у
тебя
вовсе
“современ­
ник о в” ... “правда светлее солнца”.
И
ж иви
для
нее:
а
люди
пусть
идут
к уда
знают»6.
Св ою
«правду»
Розанов
выверяет
вопросом
о
вечном
смысле
своих
«книжек».
Он
думает,
что
«смысл книг,
—
как
и
растений,
и
цив ил из аций,
и
к аж дого
из
нас,
смерт­
ных ,
уясняется
окончательно
лиш ь
тогда,
ко гда
мы
или
вот
к ниги
—
умрем»7.
Уже
современники
Ро з анова
по-разному
во сприним али
его
«книжки».
Многие
из
них
он
отверг
сам
—
не
его
«мимолетные», а из тех,
что
«можно рукопись про ­
дать».
Но
смысл
его
«преждевременных мыслей»
ок азался
непреходящим.
Дух
его
с
нам и
—
дух
энциклопедического
и
вдохновенного
мет апо веств ов ания
Ма сте ра,
ценностно-смыслового
к арк аса
его
Сло ва
—
интегративной
концептосферы.
Розанов
исходил
из
тог о,
что
«человек метафизичен по существу своему»8 и
испытывает
непреходящую
потребность
в
постижении
гл уб инной
св язи
между
су­
ществованием
повседневности
и
сущно сть ю
бытия.
«Человек беспределен.
Самая
сут ь
его
—
бе сп ред ельн ость,
и
выраженьем
э того
и
слу жит
мета фи зи ка»9.
Но
это
не
платоновская
м етаф изика
вечных
идей, «праматерей».
Мир
и
жизнь
—
Гер акл и­
тов
поток.
Но
это
не
означает
их
бессмыслицы
или
обретения
за
пределами
жизни
тран с цен де нтн ого
смысла
бытия. «Смысл
—
не
в
ве чно м;
смысл
—
в
Мгновениях»10.
«Вечное именно
—
не
ве ка,
не
времена,
не
общее,
а
“сейчас”»11.
В
этом
исходном
пункте
Розанов
не
во
в сем
адекватно
был
понят
со врем ен­
ник ами.
Бердяев
верно
подчеркнул
его
«имманентное отношение к этому миру и
радостям
этой
жи зн и », но явно преувеличил,
что
«вражда к трансцендентному»
соединяет
его
с
социализмом
и
даже
с
п оз ити ви змо м12. Действительное отношение
Розанова
к
позитивизму,
как
одн ой
из
ипостасей
рационализма,
б ыло
на
порядок
сложнее.
Розанов
пишет ,
почему
он
«враждует с рационализмом» .
С
его
по з иций
«при ­
р ода
становится
глубок о
рациональною,
но
и
глуб око
отвратительною...
Нет,
при­
рода
не
рацион ал ьн а.
В
ней
есть
рациональное,
но
это
—
бок
ее,
а
—
не
она
вся ,
не
брюхо
ее»13.
Все
же
рац ион ализ м
и
его
ветвь
—
позитивизм
не
просто
«чепуха» .
Он
«истинен,
нужен
и
да же
вечен...
суть
же
не
в
“позитивизме”,
а
в
“позитивисте”; чело ­
век
и
здесь,
как
в езде
—
раньше
т е ори и. ..»14.
В
этом
нет
ничего
специфически
«розановского».
Гё те
п ола гал,
что
«теория
суха,
но
вечно
древо
жиз ни
зеленеет». И
Розанову
«нужен метод души,
а
не...
(ума)
убеждения...
Я
ненавижу
только
правильное,
корректное,
монотонное,
“как все” ...» .
Лишь
«то знание ценно,
которое
острой
иголкой
прочертило
по
ду ше.
Вялые
зна­
ния
—
бесценны»15.
Казалось
бы,
это
приговор
аристотелевскому
ра цио на лизм у.
Но
в
контексте
ро­
зановских
труд ов
предстает
вовсе
не
«враг» ratio.
Их
автор
пишет
в
духе
Еккл еси а­
ста: «О,
мои
грустные
“опыты” .. .
И
зачем
я
захотел
все
зн ать»16.
Согласно
аристо­
телевской
Форме - деми ург у,
он
определяет
«грань»
как
«не только символ жизни,
но
и
зиждитель
ее;
неопределенность,
неограниченность
—
это
эмблема
смерти
и
ее
источник».
Розанов
высоко
оценил
достоинства
метода
К.
Леонтьева,
к отор ый


Концептосфера
Р оза нов а : «преждевременные мысли»
417
позволял
объективно
наблюдать
признаки
р а звит ия 17. Размышляя над своей преем­
ственностью
по
отношению
к
Достоевскому
и
Леонтьеву,
он
заключает: «я все-таки
более
их
мы сл и тел ь»18.
Вообще
рефлексия
синтеза
рационального
(«арийского», аристотелевского)
и
иррационального
(«семитического», платоновского)
постоянно
прив лек а ет
Ро за­
нова.
Он
усматривает
в
этом
великую
европейскую
традицию,
имя
к оторой
—
«...
христианская
цивилизация.
Под
эт им
выражением
мы
ра зу меем
полное
слия ние. . .
элементов
семитического
духа
с
элементами
духа
арий ск ог о»19. Интегральный плод
такого
слияния
—
способность
к
р еко нстр ук ции
человека,
его
д ина мич ной
ист ор ии,
как
метаповествования,
в
к ото ром
«между разумом человека,
с
одной
ст ор оны,
и
между
истиной,
как
вечно
постигаемым
объектом
—
с
д ругой
—
существует...
со­
отношение...
Истина
б ез от но ситель на»20.
И
хот я
ист ина
по
с ути
имеет
с убъек тно­
объектный
характер
и
по эт ому
столь
же
объективна/абсолютна
по
содержанию,
с коль
относительна/субъективна
по
форме,
мы сль
Розанова
ясна .
В
его
интерпре­
тации
ист ина
настолько
объектна,
что
единый
«план истории. ..
уже
су ществ уе т
в
ней»21.
Для
Розанова
смысл
и
центральный
вопрос
истории
и
ее
перспективы
—
это
проблема
не
тр ансцен дент ная
и
теологическая,
а
имманентная
и
ан т ропоце н три­
ческая.
Для
нег о
истина,
добр о
и
с в обода
человека
—
неотделимы.
Розанов
понял,
что
абстрактный
гуманизм
—
это
«“холод и пустота”,
...
л едяна я
любов ь»22.
Напро­
ти в, «истина,
добро
и
с вобо да
сут ь
главные
и
пос то янные
идеалы,
к
осуществлению
которы х
направляется
человеческая
природа
в
гл а вных
элементах
своих
—
разум е,
чувстве
и
воле»23.
Самоценность
человека
в
мире
«вещей»
и
его
драму
Роз а нов
выра з ил
на
языке
к ул ьту рных
универсалий
по
основным
смысловым
векторам
—
Чело век
и
Б ог,
Эрос
и
Танатос,
сущ но сть
Апокалипсиса
XX в.
Розанов,
как
немногие
из
его
современников,
глубо ко
постиг
и
неподражаемым
Словом
выр аз ил
не
только
извечную
потребность
человека
в
sacrum, но и его на ­
зревшие
противоречия
в
условиях
декаданса,
новые
альтернативы
сакрального.
До­
стоевский,
пишет
Роз а но в, «берет самое важное
—
отношение
человека
к
Б огу .. .»24.
Такая
см ысло вая
субординация
опорных
понятий
«Человек»
и
«Бог»
далеко
не
случайна.
Речь
ид ет
не
о
Боге,
как
онтологической
духо вн ой
п ерв оре альнос ти,
а
о
человеческом
отношении
к
нему,
его
искании.
И
Розанов
даже
в
свой
ортод ок са льн о
ре лиг иоз ный
период
пишет
не
о
Боге,
а
о
том,
что
чувство
Бога
е сть
самое
трансцен­
дентное
в
человеке.
Как
известно,
мистическое
чувство
трансцензуса
не
нуждается
в
ра циона ль ном
оправдании
(«Верую,
ибо
абс ур д», по Аквинату). Что же это чувство
озн ача ет
для
мы с лит ел я? «Прежде всего неясное. . .
мистическое
не
столько
ест ь
в
природе,
сколько
заключается
в
человеке...
Но,
годы
думая,
можно
кое-что
понять
в
логике,
смысле,
в
мотиве
странного
явле ни я».
Это
классический
рациональный
довод.
И
вовсе
д алек
от
ми стик и
инв ариан тный
розановский
«узел мира», кото­
рый , «бесспорно,
скрыт
в
4-5 sexual’Hbix аномалиях и по ним только может быть
про чит а н»25.
Этот
жизнетворный
«узел»
—
исходная
точка
и
perpetuum mobile его
концептосферы.
Для
Розанова
Бог
—
не
быт ие.
Не
всемогущество.
Бог
—
«первое веяние», «утро» .
Из
к отор ого
все
—
потом.
Бог
Розанова
—
имманентный.
Он
—
не
гне тущ ая
необхо­
димость,
а
п лод
св об одного
выбо ра.
«Авраама призвал Бог:
а
я
сам
пр изв ал
Бога...
Вот
вся
раз ни ца ...
Мой
Бог
—
особенный.
Это
только
мой
Бо г;
и
еще
ничей»26.
От
лично
изб р ан ного
Бога
Розанов
эволюционирует
к
сомнениям
в
ду хе
Ио ва
и,
на­


418
И.
Я.
Ле вяш
конец,
уже
в
1911 г.
мыслитель
з ая вля ет : «Народы,
хотите
ли
я
вам
скажу
гром ов ую
ист ину ,
какой
вам
не
гов ор ил
ни
оди н
из
пророков...
ч аст ная
жиз нь
выше
всего...
Все
религии
пройдут,
а
это
ост анет ся »27.
Ст ано вит ся
понятной
не
трансцендентная,
а
культуротворческая
ид ея
розановского
Б ог а: «Благословенен труд,
заб ота ,
береж­
лив ос ть
—
но
боле е
благословенен
тот
неясный,
безотчетный
восторг,
рад и
кот орого
челов ек
говорит: “Живу и хочу еще жить”.
Здесь,
именно
в
этой...
ид ее
—
семена
жи зни;
и
как
всю
жиз нь
мы
с чит аем
Божьей
—
идеи...
наиболее
животворящие,
мы
вправе
назвать
любимыми
идеями
Б ожь ими.
Тут
—
sacrum sanctum истории,
—
то,
че го
касаться
человеку
не
следует
и
только
беречь,
ле ле ять »28.
Какая
же
из
исторически
сло жив ших ся
фо рм
sacrum более приемлема для Ро­
занова?
Он
определяет
основные
ступени
своей
духовной
эво люции
в
отношении
к
религии
как
«пробуждение внимания к юдаизму,
интерес
к
язычеству,
кр ити ка
хрис ти ан ств а...»29.
Интерес
к
язычеству
был
выз ван
тем,
что
м ысли тель
считал
его
сквозной
проб лем ой
как
иудаизма,
так
и
христианства.
Критерием
такого
п од хода
может
бы ть
инт ер пр ет ация
Розановым
знаменитого
суждения
Д ос то ев ско г о : «Бог взял семена из миров иных и посеял на землю...
Но
все
на
земле
живет
через
таинственное
к асан ие
ми рам
ины м».
Эта
фраза,
пишет
Роза ­
но в,
с тоит
«“всего язычника”
Гёте...
Тут
—
все
язычество
у же»30.
Поскольку
Бог
—
в
нас,
и
Розанов
«сам выбрал»
его ,
вся
биог р афия
мыслителя
свидетельствует
о
его
вн а чале
при кр ове нно й,
а
затем
и
откровенной
приверженно­
сти
яз ыче ск ому
мировидению.
В
так ом
полуязыческом,
полуатеистическом
ко н тек­
сте
понятно
отношение
Розанова
к
с мыс лам
Ветхого
и
Нового
заветов,
его
п оздн ее
тя готен ие
к
иудаизму
и,
в
конечном
счете,
отторжение
христианства.
Если
к
своему
«или -и ли»
—
Ветхому
или
Новому
завету
—
Розанов
пришел
не
сразу
и,
в
конечном
счете,
избрал
первый,
то
к рит ерий
та кого
выбора
оди н
и
тот
же
—
их
отношение
к
яз ыче ств у,
по
су ти
—
к
и мма не н тной , «семенной»
жизни
«здесь и сейчас» .
По
Розанову,
Римская
Церковь
—
это
«христианское семя,
выросшее
на
почве
древнего
я з ыч ества»31.
Здесь
«Бог
—
забыт.
Это
—
именно
Навуходоносор»32.
Св ои
парадоксы
«кажимости»
и
с ути
—
в
пр ав осл авии.
«Самое существо “в ер ы
русской”
(так называют иногда православие;
но
“вера русская”,
очевидно,
ши ре
этого
цер ­
ковного
термина)»33.
Коре нь
ее
веры
—
сплав
христианства
и
язы чес тв а,
которое
не
исчезло
с
принятием
христианства,
а
существенно
воздействует
на
него.
«Язы ­
чество
—
утро,
христианство
—
ве чер.
Н еужел и
не
настанет
утро,
неужели
это
по­
следний
веч ер?.. Боль мира победила радость мира
—
вот
христианство.
И
мечтается
вернуться
к
радости.
Вот
тревоги
язы ч ес т ва»34.
Мережковский
заметил,
что
право­
славие
—
это
язычество,
притворившееся
христианством,
как
у
Толстого,
в
от лич ие
от
христианства,
притворившегося
язычеством,
как
у
Ницше.
Недвусмысленно
обвинение
Розанова
в
ан тиг ум ан изме
христианства.
«Че­
ловека
задавило...
Забыли
о
человеке...
Странная,
стонущая
цивил из а ция ...
во
вс ем
христианстве,
в
христианской
истории...
лежит
какое-то
з ло »35.
В
мировидении
Ро­
занова
«христианство теперь разрушено», потому что оно «н еи с ти нн о,
не
мочно...
И
обр аз
Христа...
не
являе т
ничего,
кроме
не мощ и,
изнеможения...
Христос...
“без
зерна
мира”,
без
—
ядер...
небытийственность
—
с ущно сть
Е го »36.
Розанов
признает,
что
поняв
эту
страшую
и сти ну,
он
за тем
«уже только хитрил,
хитрил
много,
рад и
цен зу ры
и
глупых
чи тат еле й.
Но
во
мне
самом
оно
бы ло
совершенно
ра зру шен о,
до
основания,
до
пе с чинк и»37.
Розанов
констатировал
наступление
иостихристианского
«заката Европы».
Но
мыслитель
верил,
что
«...человечество переживет
“свое христианство”
и
будет
еще


Концептосфера
Р оза но в а: «преждевременные мысли»
419
долго
после
н его
жит ь»38. Бердяев был прав,
ког да
писал,
что
в
своем
язычестве
«про­
тивление
Розанова
х рист ианст ву
может
б ыть
сопоставлено
л ишь
с
противлением
Ниц ше,
но
с
той
разницей,
что
в
глубине
своего
духа
Ницш е
ближе
к
Христу,
чем
Розанов»39.
Жизнетворчество
—
по
сут и
таково
ценностно-смысловое
ядро
роз ан овск ой
концептосферы.
Сосредоточенный
на
постижении
«последних оснований»
жизни,
мыс лите ль
неизменно
и
ос тро
сознавал,
говоря
словами
предисловия
к
мюнхенско­
му
изданию
его
«Избранного», что «Че лов ек ...
единый
плод,
надв ое
расколотый...
Пе снь
о
потере
нашей
целостности,
это
Розанов...
Как
были
ко гда -то
умиравшие
за
Дух,
он
умирает
за
Землю...
Дымком
по т яг ивает
от
Розанова,
но
ды мок
эт от
от
свя­
тог о
духа»40.
Розановский
«святой дух»
—
опре д е ленно
имма не нтный
—
это
«Бог живых,
а
не
Бог
мертвых»41.
Это
не
«бытовое»
забвение
п роб лемы
Эрос а
и
Танатоса,
а
не­
устанная
рефлексия
над
жизнью,
которая
ест ь
«вековечные “о тч ал ы”
и
“причалы”»42.
Языческая
ориентация
Розанова
в
человеческой
оди ссее
между
ними
вполне
оп ре­
дел енна.
«Нехристианские исторические субъекты», как определяет Розанов субъ ­
ектов
античной
к ультур ы,
—
«жизнетворцы ...
в
са мом
нерве
бытия
исключили
ид ею
сме рт и,
“не принимают идеи небытия”»43. Человек этого времени озабочен не смер­
тью,
а
жизнью.
Однако
Розанов
—
не
эпигон
античного
к ано на.
Его
бол ее
привлекает
ветхо­
заветное
жизнеутверждающее
отношение
к
быт ию.
«Поглощена смерть победою.
Смерть!
где
тв ое
жало?
ад!
где
твоя
п обе да? ..» (1 Кор 15: 54, 55).
И
для
Розанова
небытие ,
смерть
не
може т
бы ть
ме рил ом
о ц енки.
«Не верь,
о,
не
верь
небыт и ю,
и
ник ог да
не
ве рь.
Верь
именно
в
быт ие,
только
в
бытие,
в
о дно
бы т ие». Жизнь самодостаточна и самоценна,
и
посему
«живи каждый день так,
как
бы
ты
жил
всю
жизнь
именно
для
этого
дн я». Живи
по
«оси мира», как мыслитель
определял
Эрос
и
его
жизнетворное
воплощение
—
любовь.
Она
—
д обро
истины.
«Всякая любовь прекрасна.
И
только
она
одн а
и
прекрасна.
Потому
что
на
земле
единственное
“в себе самом истинное”
—
это
любовь...
Г аснет
любовь
—
и
гаснет
ис ти на». «Но
любовь
—
это
“опять рожу”,
и
стану
для
детей
“пристанью отчала” .
Поэтому
“истинствовать на земле”
значит
постоянно
и
истинно
любить»44.
Жиз нь
и
см ер ть,
по
Розанову,
отделяются
п одоб но
библейским
плевелам
и
зер­
ну.
Концептуальное
и
моральное
«зерно»
мыслителя
в
том,
что
бессмертие
че лов ека
наступает
не
в
трансцендентом
мир е,
а
всякий
раз
в
смыслоемких
«здесь и сейчас».
«Все прожитое
—
вечно.
А
продуманное
про шл о»45.
Это
идея
деятельной
и
тв орч е­
ски
«прожитой», а не рассудочно « прод ум ан но й»
жизни.
Таков
ее
вечный
смысл
«по
оси
мира»
—
тр иед инст ва
истины,
добра
и
св обо ды.
Жить
—
не
значит
умирать.
Формула
—
жиз нь
contra смерти
—
казалась
Бе р­
дяеву
не
г лубоко й,
и
он
упрекал
Розанова
в
том,
что
его
оппонент
о
смерти
даж е
не
уд о суж ился
подумать,
так
как
исключительно
был
занят
рождением,
проблемой
пола.
Бердяева,
Розанов,
видевший,
п одоб но
Д остоев с ко м у, «свет во тьме», увидел
сияющий
свет
во
«тьме»
пол а.
«Связь пола с Богом
—
б ольша я,
чем
связь
ума
с
Бо­
го м,
да же
чем
св язь
совести
с
Богом...»46. «В
поле
—
си ла,
—
писал
он,
—
пол
есть
с ил а». Тело начинается с гениталий,
но
далеко
не
сводится
к
ним,
потому
что
«тело
ест ь
начало
духа.
Корень
духа.
А
дух
есть
запах
т ел а»47.
Ро з анов
впе рв ые
в
ис то рии
философской
рефлексии
извечных
антропологи­
ческих
ант ино мий
«плоть- ду ш а-ду х »
предстал
как
теоретик
«культуры пола»48.
В
противовес
«тьме»
современной
семь и,
Розанов
создал
ее
под линны й
культ
как


420
И.
Я.
Лев яш
исходного
и
н еп ре ходяще го
жизнетворческого
«зерна»49.
На
семье
у
него
«все по ­
строено».
По
Розанову,
это
«самая аристократическая форма жизни»50.
Ее
воз­
вышенный
характер
обосновывается
сакр ал ьны ми
соображениями.
«Брак есть не
только
таинство,
но
и
величайшее
из
таинств:
рождаясь,
умирая
и,
наконец,
вступая
в
брачную,
т.
е.
г лубочай шую
св язь
с
человеком
и
чел ов ече ст вом,
каждый
из
нас
по дх одит
к
кра ю
индивидуального
бытия
св оег о,
он
стоит
на
бере гу
неиследимых
оснований
ли чн ого
своего
сущ ест во вания» 51.
Та кая
синергия
самоутверждения
род а
и
индивидов
может
быть
обеспечена
только
в
неразрывном
единстве,
совокупной
жиз ненн ой
силе
полов.
«Океан
—
же н­
щина.
Материк
—
му жчина »52. Обе ст их ии спе цифич ны,
но
не
сводимы
к
своим
п ри­
ро дным
основаниям.
Ме жду
ними
не
должно
бы ть
субординации.
Роз ано в
—
у беж­
денный
про тив ник
тог о,
что
му жчин а
погрузился
в
св ои
«гражданские скорби», и
«культура наша,
цивил из аци я,
подчиняясь
му жск им
инстинктам,
пошла
по
ук ло­
ну
специфически
мужс к их
путей
—
высокого
развития
“гражданства”,
в осп ит ания
“ума”,... низкого “у до в о л ьс твия” ... Мы можем представить себе,
н аобо рот,
культуру
п ола »53.
В
русск ой
антропологической
классике
нет
анало га
розановскому
гимну
в
честь
ж енщи ны.
Она
для
него
и
мат ь
—
дарящая
жиз нь
Ев а,
и
«высокая жена» . Мысл ит ел ь
возражает
прот ив
представлений
о
том,
что
«женщина
—
исподнее
существо.
Дого­
варивают: “и
—
преисподнее”. —
Нет,
она
небесное
существо»54.
Розановская
р еаб или тация
и
апология
Ма тери
и
«высокой жены»
—
это
прелю­
дия
к
иннова цио нной
рефлексии
восхождения
от
феминизма
к
гендеру.
Мыслитель
приветствовал
феминистское
движение,
ставящее
це лью
гражданское
равенство
мужчины
и
женщины,
но
не
удовлетворялся
им55.
Неизвестно,
был
ли
ему
знаком
смыслоемкий
афоризм
Симоны
де
Бов уар : «Женщиной не рождаются . . .
Ею
стан о­
вятся
в
контексте
циви лиз а ции», но Розанов ясно пишет,
что
«есть женский вопрос,
идущий
из
тенденции
не
“сравняться”
с
мужчиной,
но
из
тенденции...
поставить
им енно
свое
женственное
и
особливое
“я”,
и
п отре бов ать,
чтобы
цивилизация,
гр у­
бая
и
с лиш ком
“обще” - чел ов ече ск ая...
задумалась,
прежде
чем
сл ом ить
и
оконча­
тель но
загрязнить
это
хруп кое
и
нежное
“я”»56.
Роз ан ов
с
«великими надеждами на будущее»
вид ит
«великую задачу»
женщи­
ны
в
то м,
чтобы
«...переработать нашу цивилизацию,
приблизить
ее
к
своему
типу...
женщина
ест ь
символ
единства
род а
че лов ечес ког о,
его
связности...
Как
цементи­
рующая
глина,
она
слила
в
себ е
оба
рода,
сливает
залоги
б удущ его
с
хла де ющи ми
останками
прошлого...
Какова
женщина,
такова
есть
или
очен ь
скоро
станет
вся
к уль тура »57.
В
та кой
оптике
логос
розановской
концептосферы
выводит
ее
творца
на
мет а­
повествование
о
три аде
«культура
—
цивилизация
—
варваризация»
и
особенно
—
маркирующий
разлом
между
ними
«рев Апокалипсиса»58. Пре жд е в сег о мыс лит е ль
четко
различает
субъектов
культуры
и
цивилизации
по
критерию
отношения
к
творчеству.
«Есть горные люди,
ест ь
д ол инные
л ю д и»59. «Коре нь»
цивилизации
—
«не на улицах», а в сердце .
По этом у
«мастер выше мастерства
...
и
самая
техника
стату и
гораздо
меньше
стоит,
чем
ду ша
т во рца »60.
В идени е
Розановым
ди але кт ики
культуры
и
цивилизации
предстает
как
исто­
ри ософ ск ое
осмысление
динамики
органических,
рождающихся
(восходящих)
и
«падающих»
эп ох.
Органические
эпохи,
по
Розанову,
обусловлены
слабым
разделе­
нием
общественного
тр уда
по-своему
«цельного»
человека
в
условиях
традицион­
ног о
общества.
У
мы сли теля
это
вызывало
ассоциации
со
своеобразным
новым
«зо ­


Концептосфера
Р оза но в а: «преждевременные мысли»
421
лотым
в ек ом». «Существование
всякого
б ыло
це ль нее,
сосредоточеннее;
его
тру д
ему
понятен
и
ну же н»61. Таков и идеальный тип
«святой Руси».
Однако
Розанова
боле е
привлекают
восходящие, «утренние»
эпохи, «века По­
р ыва», становления и реализации всемирного космогенического закона « иг ры
по­
те нц и й », воплощения универсальной «к о с мич е ск о й
эмб р иона л ьно с ти», от которой
исходит
жи зн ь62.
В
к ачеств е
модели
такой
эпохи
предстает
петровская
реформа­
ция63.
В
конечном
с чете
восходящие
эп охи
исчерпывают
потенциал
своего
жизне­
тв орче с кого
см ысла
и
«гибнут от извращения основных добродетелей,
стержневых,
на
роду
написанных», на которых «тесто
взо шл о»...
В
Гре ции
это
был
у м, sofia, в
Ри ме
volo, господствую .
И
у
христиан
—
лю бов ь.
«“Гуманность”...
и
ест ь
ле дян ая
люб овь »64. «П а да ю щ ие», «ночные»
эпохи
приходят
на
волне
разочарования
в
куль­
туре,
когд а
ее
содержательные
ценности
и
смыслы
формализуются,
достигают
эсте­
тической
зрелости,
изощренности
стиля.
«Совершенство формы,
—
отмечает
Ро за­
нов,
—
е сть
преимущество
па дающи х
эпох.
К огда
на род
умирает,
он
оставляет
одни
формы:
это
—
скелет
его
ду ха,
его
творчества...
формальная
сторона
всех
им
созда­
ваемых
вещей
приближается
к
своему
завершению»65.
«Ночные», падающие эпохи
—
это
время
декаданса.
Как
отм е чалос ь
вы ше,
у
Ро­
занова
б ыло
дифференцированное
представление
об
этом
феномене.
По
сути,
он
солидаризовался
с
Ницш е
в
том,
что
е сть
декаданс
«слабости»
и
«силы» .
Во
вт о­
рой
ипостаси
—
декаданса
«силы», интенции к обновлению и возрождению, «ночь
темна,
т.
е.
она
таинственна,
но
не
грязна
...
и
замечательно
—
но чь
дей ств и тельн о
великая
сеятельница...
Вот
причина,
почему
как
только...
утончается
и
углу бляе тс я
ц ив и лиза ци я», наступает «в ре мя
ду хов ного
и
также
и
живого
п осе ва »66.
В
современной
цивилизации
Ро зан ов
усматривал
глуб око
противоречивый
сим ­
б иоз
си лы
и
слабости
декаданса.
У
Розанова
п орой
—
громы
и
молнии
против
циви­
лизации,
под обн о
проклятиям
древнего
Из ра иля
Вавилону.
Но
в
целом
мыслитель
признает
с оциа ль ные
и
технические
заслуги
цивилизации
в
об устр ойст ве
внешнего
ми ра
ч е ло в ека67. Для мыслителя очевидны пределы цивилизации.
Для
не го
«вздох»
богаче
царства,
бога че
Ротшильда
даже
деньгами:
из
«вздоха»
потекут
зо лотые
реки,
и
трон,
и
ц арс тво,
и
вс е...
Вздох
—
«всемирная история,
начало
ее»68.
Техника
да ла
человеку
всемогущество.
Но
она
же
его
и
раздавила.
Поэтому
«прогресс технически
нео бх о дим,
для
ду ши
он
вовсе
не
необходим...
душа
в
нем
не
раст ет .
И
ду ша
скорее
даже
мал и тся
в
нем...
Верьте,
лю ди,
в
нежные
идеи...
Истинное,
что
н ик огда
не
р аз­
руши тс я,
о дно
благородное»69.
Розанов
ви дит
в
либерализме
«некоторые удобства. ..
Л иб ерал
красивее
издаст
“Войну и мир”.
Но
либ ер ал
никогда
не
напишет
“Войны и мира”: и здесь его грани ­
ца ».
В
нем
Розанову
не
им понир уе т
«...ужасный алгебраизм,
ко тором у
новое
время
подчинило
историю
и
даже
б иогр афи ю,
под чи нило
самый
п ортр ет »70, рационализм
с
его
«мерой и числом».
А
мир
«не хочет быть плоским и ясным,
как
доска...
как
би ржа »71.
Вопреки
бердяевским
подозрениям
в
увлечении
Розанова
позитивизмом,
он
не
приемлет
его
основное
кредо
—
«пользу», «успех». «С уть наш ег о в р еме ни,
—
пише т
мыслитель,
—
что
оно
все
обращает
в
ша бло н,
схему
и
фразу...
Из
о глобле й
никак
не
выскочишь.
—
Вы
хоти те
усп е ха?
—
Да.
—
Сейчас.
Мы
вам
изготовим
шаблон.
—
Да
я
хо тел
сердца.
Я
о
ду ше
думал.
—
Извините,
ничего,
кром е
ша блон а»72.
Заме­
чательное
воз р ажени е
Розанова
—
с
по з иций
культуротворческого
успеха,
а
не
его
ц ивили зац ион ног о
суррогата:«Делоимелоуспех,
когда
было
про цессо м,
и
ум е рло,


422
И.
Я.
Левяш
как
тол ько
с тало
ф ор мо й»73.
А
в
культуре
самоценны
«успех в доброте и доброта в
успехе...»74.
В
«суете сует»
лич нос ть
уступает
место
вездесущему
т оварн ому
фетишизму.
Вся
цивил из ация
—
это
медленное,
неодолимое
и,
наконец,
восторжествовавшее
«просачивание всюду кабака. . . » « Б ог а в ообще в “ каба ке”
не т »75. Розанова возмущает
«торг,
везде
т орг,
в
литературе,
в
политике
—
т орг
о
славе,
т орг
о
деньгах...», и осо­
бе нно
печать
как
«пулемет:
из
ко торого
стреляет
идиотический
унтер.
И
скольких
Дон-Кихотов
он
перестреляет,
пока
они
доберутся
до
не го»76.
Какова
же
т рае кт ория
этих
п роц ес сов ? «Уже теперь можно предви­
деть,
—
пишет
мыслитель,
—
что...
соц иаль ный
кризис
встанет
перед
диаметрально­
противоположными
лозунгами
убрать
неспособных,
спрятать,
свести
на
нет,
по­
работить...
Философия
Ницше,
на
наших
гла зах
получающая
расп ро ст ранени е
в
Европе,
ест ь
ра ннее,
но
очень
уже
смелое
выр ажение
первого
лозунга»77.
В
э поху
торжества
среднего
буржуа
торжествуют
«...д ве
фило со фии:
философии
человека,
которому
почему-то
хочетс я
кого- то
вы порот ь;
и
философия
выпоротого
человека...
Но
е сли
бы
русский...
заговорил
в
дух е: “падающего еще толкни”,
—
его
бы
назвали
мерзавцем»78.
Непреходящий
смысл
жизни
в
том ,
что
«...благоденствие самого развивающегося
существа
е сть
цель...
но
это
л ишь
в
идее,
в
иллюзии:
в
действительности
он
ест ь
средство,
а
цель
—
это
учреждения,
сложность
общественных
отношений,
цвет
наук
и
искусств,
мощь
пр омыш ле ннос ти
и
торговли...
И
народы
стелются
пе ред
нею;
за­
давив
м илл ионы
у
себя,
колесница
уже
переходит
в
другие
ст р аны»79.
Касаясь
сюжета
цивилизационной
эк с панс ии,
мыслитель
во
мн огом
пр ед восх и­
тил
современный
гл оба ли зм . Volo мондиалистской цивилизации настолько неукро­
тимо,
что
она,
по до бно
Тимуру
и
Чингиз-хану,
но
теперь
уже
реа льн о,
претендует
на
«всемирность соединения людей», всевластие Кесаря
—
Ве лик ого
инквизитора
и
тем
сам ым
—
наступление
«всемирного покоя»80, как сказал бы Ф.
Фу ку яма , «конца
истории».
Вердикт
Розанова
адекватен
критерию
практического
гуманизма,
который
с фо рмули ров ан
Достоевским
в
афоризме
о
«слезе ребенка».
Он
пиш ет,
что
«...в о
вс ей
наш ей
цивилизации
нет
ни
одн ой
капельки
любви,
нет
ни
од ной
ка пе льк и...
безбрежного
уважения
к
человеку»81.
Его
«пробрал прямо ужас ввиду всеобщих
культурно-разрушительных
тенденций
нашего
времени...»
«Все бы
—
нивелиро­
вать...
Одн а
—
пу стыня »82. «Самая
почва
“нашего времени”
и сп орчен а,
отравлена.
И
всякий
дурн ой
коре нь
она
жадно
хватает
и
произращает
из
него
обильнейшие
плоды.
А
добрый
корень
умерщвляет»83.
Это
уже
не
крове-творная,
а
«венозная
цивилизация»84, или «падающая
э по х а», «ночная»
эпоха.
Однако
историософски
умудренный
Розанов
постиг,
что
«зерно не оживет,
пока
не
умрет».
Современность
для
нег о
—
это
не
только
«рев Апокалипсиса», но и его
альтернативная
су ть: «Вообще
—
“все новое”.. .
сотворяет
новое,
как
утешение,
как
“утертые слезы”
и
“облечение в белые одежды”. ..
Апо к алипс ис
т реб ует,
зовет
и
ве­
лит
нов ую
религию...
люди,
нар о ды,
человечество
—
переживают
апо кал ип сич ески й
кр изис ». «В ек Р аз ума» (мещанская добродетель)
опять
переходит
в
героический
и
святой
«Век Порыва»85.
Почти
с тол етие
прошло
с
тех
п ор,
как
Розанов,
под
несомненным
вл ия нием
российской
Катастрофы
1917 года,
в
«Апокалипсисе нашего времени»
выдвинул
«преждевременную»
ид ею
новой
эпохи
—
«Века Порыва» .
Российский
ве ктор
этого
нового
Екклесиаста
з амечател ен ,
и
необходимо
вычленить
его
типолог и­


Концептосфера
Р оза нов а : «преждевременные мысли»
423
ческую
суть.
Во
главу
у гла
Роз а нов
ставит
проблему
де ф ицита
«русской идеи»,
«мечты своей родины» .
Между
тем
она
ест ь
у
греков,
евреев,
французов,
нем цев ,
и
«только у прошедшего русскую гимназию и университет
—
“проклятая Рос­
си я”»86.
Что
же
означает
для
мыслителя
р усс кая
идея,
да же
—
с
со знан ием
бе з­
бреж н ости
искомого
смысла
—
«часть ее»87? Розанов был не одиноким в таких
поисках,
но
одним
из
немногих
ру сск их
мыслителей,
основательнее
подготов­
ленных
к
ним.
Его
глаз оме р
устремлялся
выш е
и
дальше
«красной», «белой»
и
и ных
партикулярных
символов
России,
поднимаясь
до
ее
целостного,
общен а ­
ционального
самопонимания.
Розанов
—
«по ту сторону»
спекулятивных
концепций.
За
его
«плечами»
уже
были
историософские
сх емы
Н.
Данилевского
и
К.
Леонтьева,
ког да
он
п огрузи л­
ся
в
смысл
«вопроса об “е дин осу щии”
или
и о дин ак овост и"»^ не только триадичного
Бога,
но
вопроса
о
месте
и
роли
Росси и
в
структуре
и
динамике
к ульт уры
и
ц иви­
лизации.
Мы слит ель
постигал
это т
смы сл
в
контексте
«великого Гердера»: «каждое
время
и
каждое
м есто
жив ет
для
себя
самого».
Эта
формула
п ом огла
ему
по-новому
взглянуть
на
и сто р и ю , «указав на мир индивидуального и своеобразного,
который
должен
бы ть
познан
в
не й»89.
По
сути,
Ро з анов
исходил
из
двуединства
Ро ссии
как
звена
мировой
и
ос обе н­
но
—
европейской
цивилизации
и
куль туры ,
но
вместе
с
тем
—
ее
уникальности
и
самоценности,
а
не
средства
или
«материала».
Это
означало
его
при с тальн ое
вни­
мание
к
«русской душе»
—
специфическому
архетипу
народа
как
ре зу льта ту
взаи­
модействия
уникального
субъекта
и
обстоятельств
его
жизнедеятельности.
Такой
архетип
накладывает
существенный
отпечаток
на
хар ак тер
рус ск ой
культ уры
и
из­
меняется
вместе
с
ней.
Русский
дух
далеко
не
сводим
к
своим
вне шним
и
пре ходящи м
со циал ь ным
формам,
поскольку
«народное глубже общественного».
Мыслитель
напо мин ает ,
что
нико гд а
не
следует
с мотре ть
на
народ
как
«на ребенка,
или
даже
как
на
ма ло­
летнего.
Народная
стихия
по лна
серьезности,
полна
с одерж ат ельн ости .
Народ
пер е­
жил
и
переживает
в
с ебе
глубочайшие
душевные
драм ы;
он
чут ко
набл юдат елен;
он
упорно
р азмы ш ляет»90.
По
Розанову,
для
рус ск ого
д уха
характерно
не
рассудочное,
а
«...огромное углубление
ч ел ов ека»91 «...
в
свой
внут р е нний
мир,
в
с вою
совесть...
Русский,
кроме
того
что
прямо
говорит
или
дел ает,
вечно
что-т о
еще
окол о
эт ого
думает»92.«Это
—
народ,
вечно
оглядывающийся
на
себя ,
смотрящий
“вслед себя”. . .
народ
—
мистик
со
в сяки ми
душевными
сквернами,
но
также
и
со
способностью
к
большой
выс о т е»93.
Двуполюсный
характер
русской
души,
жесткое
про тив опос та вле ние
дв ух
Гр а­
дов
—
земного
и
небе сно го ,
неприятие
«срединного»
характера
связей
и
переходов
между
ними,
—
это
фундаментальная
и
«сквозная»
ре ально сть ,
задающая
алгоритм
вид ения
мира
и
практических
действий.
По
Р оза н ов у, «есть две России:
одн а
—
Рос­
сия
видимостей,
г рома да
внешних
ф орм
с
пра в ильны ми
очертаниями...
—
“Импе­
р ия ”...
И
ес ть
другая
—
“Святая Русь”, “мату ш ка- Ру сь”,
кот орой
за ко нов
никто
не
знает,
с
нея сным и
формами,
неопределенными
те ч ения ми,
конец
которы х
н еп ред­
види м,
начало
безв ес тно :
Россия
существенностей...»^.
Россия
«видимостей»
и
«существенностей»
—
каждая
на
свой
лад
—
осущест­
вля ет
самопознание,
самоидентификацию,
разные,
но
взаимосвязанные
ипостаси
рус ск ой
идеи.
Но
она
—
не
данность,
а
по сто я нная
зад ач а,
и
ее
выпо лне ние
напрямую
з ависит
от
степени
зрелости
народа
и
власт ит елей
его
дум .
Как
мыслитель
Р оза нов
оценивает
Россию
по
к рит ерию
рацион альн ос т и,
или
существенности.
Понятно,
что


424
И.
Я.
Лев яш
официальная
Р оссия
«видимостей», «в пустых фасадах»
—
всегда
под
розановским
критическим
оком.
Но
он
н елиц епри ят ен
и
в
критике
народа95.
И
вместе
с
тем
его
программный
п рин ц ип : «Уста бранятся,
а
сердце
любит»96.
«Сам я,
—
писал
он,
—
пос т оянно
ругаю
рус ск их.
Д аже
п очти
только
и
делаю,
что
ру­
гаю
и х. “Пренесносный Щедрин”. Но почему же я ненавижу всякого,
кто
т оже
их
ру­
га ет?... кто русских ненавидит и особенно презирает»97.
Рассу дк у
зап исных
патрио­
тов
не
дан о
по нят ь,
что
перед
нами
фе номе н
отнюдь
не
«расщепленной», а цельной
личности,
ее
ос трой
бол и
о
России.
Розанову
были
близки
сло ва
Моисея,
ск аз анные
Богу,
готовому
проклясть
неверный
Завету
на р од: «Господи,
ес ли
их
проклянешь,
и
меня
прокляни,
ибо
не
хочу
разделяться
с
н ар одом
мои м»98.
Но
мыслитель
не
хотел
растворяться
и
«в официально-торжественном,
в
принудительном
“патриотизме”».
В
его
представлении
«чувство Родины
—
должно
б ыть
строго,
сдержано
в
словах...
не
болтливо,
не
“размахивая руками”
и
не
выбегая
вперед
(чтобы показаться). Чу в­
ст во
Родины
должно
бы ть
в елик им
горячим
молчанием»99.
Это
ве лик ое
и
парадоксально
красноречивое
«молчание»
о
том ,
что
«дана нам
кра с ота
невиданная
и
богатство
неслыханное.
Это
—
Россия.
Но
глупые
дети
все
растратили.
Это
—
русские...
Зе мля
е сть
Каинов а
и
земля
е сть
Авелева.
И
твоя,
ру с­
ский,
земля
ест ь
Каинова.
Ты
проклял
сво ю
землю
и
земл я
п рок ляла
тебя...
С уть
Рос сии ,
что
она
не
уважает
с ебя.
Это
понятно.
И
то,
что
мы
не
трудились
и
не
пот е­
ли,
и
ест ь
источник,
что
земля
сбросила
нас
с
себ я,
планета
сбросила.
По
заслугам?
Слишком»100.
И та к, «проклятая Россия,
благословенная
Рос с ия»101.
Такой
пат риот изм
с
трудом
под да ется
определению.
Он
одновременно
рационален
и
иррационален,
в
нем
сплавлены
остро
критическая
(самокритическая!) рефлексия и «п очв е н на я»
страсть.
В
современной
России
востребован
Ро з анов
«Апокалипсиса» « в
своей
пол­
ной
ис тине », который уже пишет о любви к ней всех
—
от
Гоголя
и
Щедрина
до
Лун а чарс кого,
рус ски х, «инородцев»
и
«иностранцев»102.
Теперь
он
соз на ет,
что
сущность
эт нона циона ль ног о
эгоцентризма
—
это
«неблагородство в человеке. . .
от­
равленность
мысли
его
с о бой »103 и объясняет,
что
«любовь к почве,
к
зем ле
своей
и
н ек оторое
апр иор ное
от рица ние
всех
иных
земель
и
языков
до
знакомства
с
ними
так
же
коренится
в...
нужных
и нсти нкт ах
человека,
как
удивление
и
культ
при
позд­
ней шей
встрече
с
тем
или
иным
конкретным
фактом
чужой
жиз ни
коренится
в
его
разумности
и
доб рых
свойствах
его
сер дца ».
Эти
«факты»
—
те
самые
«инородцы»,
которые
«возделывали нашу почву,
не
ища
в
ней
для
се бя
никакого
клада.
Как
же
перед
этим
высоким
подвигом
—
и
уже
без
всякой
мысли,
что
они
копали
именно
нашу
почву,
—
не
преклониться
всякому
русскому...?»104.
Отныне
Розанов
полага­
ет,
что
«уроднение с чужими идеями есть великодушие», видит достоинство в том,
«русские,
как
известно,
во
все
умеют
во п ло щ ать ся»105, что и позитивно оценивает
их
сп осо бно сть
«иметь себя другом всех и иметь себе другом целый мир»TM6.
Такой
рецепт
исцеления
от
виру са
этнонационализма
можн о
с мело
прописать
«буйным
головушкам»
в
России
наших
дней.
Размышляя
о
перспективах
утилитарно-социальной
утопии
социализма,
Ро­
зано в
видит
альтернативу
в
том,
что
росийскому
обществу
в
ц елом
«необходимо
воссоздаться...
как
орга ни зм у;
безродные
должны
получить
родство,
бескровные
духовно
—
кровь,
безотечественные
—
отечество
не
в
смысле
территориальном,
и
социализма
бол ее
не
бу д ет »107.
Решить
такую
обще н ацион альн у ю
сверхзадачу
б ыло
возможно
то лько
при
ус ло вии
отказа
от
радикального
принципа: «Мы построяем
все
сна ча ла», и на путях Возрождения синтеза архетипа и творческого потенциала


Концептосфера
Р оза но в а: «преждевременные мысли»
425
ст р аны.
Поразительно,
как
рефлексия
мыслителя
над
последствиями
прошедших
в
России
революций
оказалась
провидчески
«преждевременными мыслями»
о
ее
со­
циали стич еск их
реалиях.
Россия
конца
XX—
начала
XXI в.
узнает
себя
в
так ом
пасса же: «“Конец венчает
дел о” ...
по к аз ывает
его
силу,
—
писал
Розанов
о
реформах
1905-1907 гг.
—
Боже ,
неужели
догов ори ть: “и показывает его правду”? ...
Что
же
стало
с
“русской рефор­
м ацией”?!! Один купил яхту,
друг ой
у шел
в
нумизматику,
третий
“разлетается по
заг р ани цам” ...
Бож е,
что
же
это
такое?
...
Или
сказать
с
Тургеневым:
—
“Так конча ­
ется
все
р у сск ое”»108.
В
пр от ивове с
эт ому
—
«Что делать?» по- ро за но вс ки .
Мыслитель
писал,
что
«...
мы
поймем
в
целом
реформу,
нам
пр едс тоящ ую:
ожить
древним
духом
—
тем
пре ­
красным
духом,
прот о тип
кот орого
д ала
нам
еще
Киевская
Рус ь.
Возможно
сд елат ь
это
при
сохранении
всей
той
крепости
сил ,
какую
сумела
с оз дать
М о сква,
и
не
от­
казываясь
нисколько
от
пр а виль ных
сторон
просвещения,
ко торое
любить
з авещ ал
Великий
Петр.
Все
это
можно
с оеди ни ть;
все
—
слить
в
новую
гармонию,
чрез
жи­
вой
акт
душ и»109.
Однако,
с
горечью
резюмирует
он
уже
в
1918 г ., «в сущности,
мы
знаем
слова
о
Возрождении,
а
не
видим
Возрождение
в
нас
(в самих нас)
им енно
б урь
Возрождения,
а
в
бурях-mo
Возрождения
кон еч но
и
лежит
вся
тайна
ег о»110.
В
итог е
Россия ,
как
девушка,
которая
не
выхо ди т
заму ж : «цветет,
а
зав яз ат ься
плоду
не
дают »111.
Кто
же
зав яже т
плод
российского
Возрождения?
Если
национальная
ц ель
определена,
де ло
за
в ы бором
путей
и
технологий
ее
достижения.
И
Розанов
пи шет:
«“люди идут к целям”: но я знаю,
что
всякое
“идут”
обусловлено
дорогой,
а
не
тем,
кто
“идут”»112. «Д а,
устроить...
по-своему
отечество
—
мечта
их,
но
ког да
до
дела ”
до­
ходит
—
ни чего
бо лее
сложного,
чем
прорезать
билеты
в
ва го нах,
не
уме ют»113.
«Весь вопрос,
—
писал
Розанов,
—
в
деятельных
людях», в культурно- по­
литической
элите
—
идейно
зрелых,
пассио нар ных
и
пат р иот иче ски
ориентирован­
ных
государственных
деятелях.
«Зажечь...
деятельностью»
е сть
в
св оем
роде
пу шки нс кий
дар ,
лермонтовский
дар...
Жи знь
играет
и
будет
век
играть,
мо­
жет
века
играть
—
есл и
лю ди
«живы,
дея т ель ны,
пре д пр иимч ивы,
ск ром ны
и
трудолюбивы»114.
Р азг адка
«последних оснований»
такой
творческой
способности
венчает
«моно -
гамичную»
розановскую
концептосферу.
К.
Леонтьев
завершил
с вою
духовную
би о­
графию
«смесительной»
перспективой
ассимиляции
России
Е вро пой
и
завоевания
кит а йца ми,
и
позднее
В.
Соловьёв
—
концом
всемирной
ис т ории
и
пр иш еств ием
Антихриста.
На
этих
п ророче ст вах ,
пишет
Розанов,
л ежит
печать
безнадежности.
«Но вот что следовало бы заметить обоим мыслителям:
в
противовес
“опустившим ­
ся
рукам”
у
них
обоих,
какая
эн ерг ия
предприимчивости
у
“мечтателей”
—
Достое в ­
ского,
Т ол ст ог о!»115.
И
Ро з анов
«во дни сомнений и тягостных раздумий»
сурового
1918г.
парадоксально
и
потрясающе
для
мучимого
голодом
человека
пишет:«Устал.
Не
могу.
2-3
горс ти
муки, 2-3
гор ст ки
крупы,
пять...
яиц
может
часто
спасти
де нь
мой.
Что-то
золотое
брезжется
мне
в
буд ущей
России.
Какой-то
в
сво ем
р оде
“апо ­
кал ипт ич ески й
пер ево ро т”
уже
в
воззрениях
исторических
не
одной
России,
но
и
Европы»116.
Аквинат
верил
в
Бога,
ибо
абсурд.
Ро зан ов
верил
в
Ро ссию,
как
в
Бог а,
вопреки
аб сур ду
и
опираясь
на
«последние основания»
созданной
им
ин тег рати вн ой
концептосферы.


426
И.
Я.
Левяш
1 Розанов В .
В.
Избранное.
Мюнхен, 1970. С. 21.
2 Розанов В .
В.
О
легенде
«Великий инквизитор» // О великом инквизиторе.
Дос то евск ий
и
по­
с лед ующие .
М., 1991. С.
125,131,132,135.
3 Розанов В .
В.
Избранное.
С. 58.
4 Там же.
С. 75.
5 Тамже .
С. 188.
6 Тамже.
С . 61,64, 66-67,175.
7 Розанов В .
В.
Религ ия .
Философия.
Культура.
М., 1992. С. 391.
8 Там же.
С. 308.
9 Розанов В .
В.
Избранное.
С . 430-431.
10 Тамже.
С. 424.
11 Розанов В .
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 336.
12 Бердяев Н .
А.
Христос
и
мир.
Ответ
В.
Ро зан ову
// Бердяев Н.
А.
Философия
творчества,
куль­
ту ры
и
и ску сс тва:
В
2т.
М., 1994. T. 1. С. 286.
13 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 331.
14 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 35.
15 Там же.
С. 220, 433.
16 Тамже.
С. 47.
17 Розанов В .
В.
Эстетическое
понимание
и стори и
// Леонтьев К .
Н. : pro et contra.
СП б ., 1995.
Кн.
1. С. 286.
18 Розанов В .
В.
Избранное.
С. 530.
19 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 30.
20 Розанов В.
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С . 1 66 -167.
21 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С.
13.
22 Розанов В.
В.
Избранное.
С.
177,361.
23 Розанов В.
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С . 1 69.
24 Тамже .
С.
165.
25 Розанов В .
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С . 227-228, 240.
26 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 36,37,39,478.
27 Там же.
С. 41,44.
28 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 57-58 .
29 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 389.
30 Там же.
С. 505.
31 Розанов В .
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С.
155.
32 Розанов В.
В.
Религ ия .
Философия.
Культура.
С . 248-249.
33 Тамже.
С. 294.
34 Розанов В.
В.
Избранное.
С . 120, 170.
35 Там же.
С . 499-500 .
36 Тамже.
С . 534, 456.
37 Тамже.
С. 548.
38 Там же.
С. 455.
39 Бердяев Н .
А.
Хрис то с
и
мир.
Ответ
В.
Розанову.
Т. 2. С. 299.
40 Розанов В .
В.
Избранное.
С. XXXIX, XL, XLI.
41 Розанов В .
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С.
167.
42 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 56.
43 Розанов В .
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 223.
44 Розанов В.
В.
Избранное.
С.
10, 56, 58, 59, 563.
45 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 336-337.
46 Розанов В .
В.
Избранное.
С. 50.
47 Тамже .
С. 190.
48 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С.
188.
49 Там же.
С . 1 81-186.
50 Розанов В .
В.
Избранное.
С. 51.
51 Розанов В.
В.
Религ ия .
Философия.
Культура.
С. 45.
52 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 418.


Концептосфера
Ро зано в а: «преждевременные мысли»
427
53 Розанов В .
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С.
188.
54 Розанов В .
В.
И збра нное .
С.
163,398.
55 См.: Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С . 10 1-107.
56 Тамже. С.
177-178.
57 Розанов В.
В.
Избра нн ое .
С.
105,178.
58 См.: Левяш И.
Я.
Культурология.
Изд. 5. М., 2004. Гл. 3,12.
59 Розанов В.
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 276.
60 Розанов В.
В.
Изб ра нное .
С.
189, 554. .
61 Розанов В .
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С.
120.
62 Тамже.
С. 227.
63 См.: Там же.
С . 226-227.
64 Розанов В.
В.
Избра нн ое .
С.
176-177.
65 Розанов В.
В.
Религия.
Фило со фия.
Культура.
С. 225.
66 Тамже.
С. 164.
67 См.: Там же.
С . 251-252.
68 Розанов В .
В.
Из бра нное .
С. 418.
69 Тамже .
С . 30,125,145,244.
70 Там же.
С.
199, 548.
71 Розанов В.
В.
Религия.
Филос оф ия.
Культура.
С.
166.
72 Розанов В.
В.
Избранное.
С . 125-126.
73 Розанов В.
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 59.
74 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 300.
75 Там же.
С. 227.
76 Там же.
С. 74,79.
77 Розанов В .
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С .
145.
78 Розанов В .
В.
Избранное.
С. 38.
79 Розанов В .
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С . 95.
80 Там же.
С.
156.
81 Розанов В.
В.
И збра нн ое.
С. 330.
82 Тамже .
С. 219.
83 Тамже.
С. 230.
84 Розанов В.
В.
Религия.
Филос оф ия.
Культура.
С. 238.
85 Розанов В.
В.
И збра нн ое.
С . 296, 454.
86 Там же.
С. 296.
87 Розанов В.
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 349.
88 Там же.
С.
143.
89 Розанов В.
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С .
177.
90 Розанов В .
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С . 34,116.
91 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 31.
92 Розанов В .
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 64.
93 Тамже.
С.
108.
94 Тамже.
С. 33.
95 См.: Розанов В.
В.
Избранное.
С.
111, 370.
96 Там же.
С. 435.
97 Там же.
С. 37, 58.
98 Розанов В .
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 38.
99 Розанов В .
В.
И збран ное .
С . 328-329.
100 Там же.
С. 43 6,449-450 .
101 Тамже.
С. 563.
102 Там же.
103 Розанов В .
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 76.
104 Там же.
С. 81.
105 Розанов В .
В.
И збран ное .
С. 46.
106Тамже.
С. 61.
107 Розанов В .
В.
Религия.
Фил осо фия.
Культура.
С. 121.
108 Розанов В .
В.
Избранное.
С. 7.


428
И.
Я.
Ле вяш
109 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 60.
110 Розанов В.
В.
Избранное.
С. 556.
111 Там же.
С. 263.
112 Там же.
С. 79.
113 Розанов В.
В.
Религия.
Философия.
Культура.
С. 344.
114 Тамже.
С . 362-363.
115 Розанов В.
В.
О
легенде
«Великий инквизитор». С .
191.
116 Розанов В.
В.
Из бра нно е.
С. 493.


И.
М.
Меликов
(Москва)
Пр облем а
свободы
в
работе
Р озанов а
«Легенда о Великом инквизиторе»
Ф.
М.
Достоевского
Известно,
что
отношение
Розанова
к
христианству
б ыло
неоднозначным.
Од­
нако
в
эт ом
п лане
его
работа
«Легенда о Великом инквизиторе»
составляет
исклю­
чени е,
поскольку
в
ней
его
от нош ение
к
христианству
однозначно
положительное.
В
ней
он
выступает
как
пок ло нник ом
самого
православия,
так
и
единомышленни­
ком
Ф.
М.
Достоевского,
ко торы й
является
проповедником
православия
во
всем
сво ем
творчестве
и
особенно
в
«Легенде».
Ключевое
отношение
к
проблеме
св обо ды
Розанов
высказывает
в
следующих
сл о в ах : «Свобода есть внешняя деятельность,
соответствующая
внутренней,
и
она
яв­
ляется
осуществленною
впо л не,
ког да
первая
без
ос татк а
ест ь
следствие
вт орой .
Ясно,
чт о,
ес ли
бы
че лов ек
мог
быть
разобщенным
с
прошедшим
и
окружающим,
его
вне ш­
няя
де яте льн ос ть,
которая,
однако,
до лжна
иметь
с вою
при чин у,
могла
бы
иметь
ее
только
во
внутренней
психической
деятельности,
т.
е.
его
во ля
вне
посторонних
влия­
ний
безусловно
свободна.
В
действительности
же,
когда
он
сое динен
с
прошедшим
и
окружающим,
его
вне шня я
деятельность
пер естает
гармонировать
с
внутреннею,
и
притом
всег да
в
той
мере,
с
ка кой
си лой
действует
на
него
вн ешнос ть .
Это
значит,
что
ум ален ие
человеческой
свободы,
ее
п ода вле нн ость
или
из вр ащ ение,
идет
не
извнутри
его
природы,
но
извне.
С тр адание ,
которое
всег да
сопровождает
это
чувство
подавлен­
ности,
и
зде сь
указывает
на
ис тинны й
ха ракт ер
эт ой
с торон ы
че лов еч еско го
духа.
Истина,
добро,
и
свобода
сут ь
г ла вные
и
пос т оя нные
идеалы,
к
осуществлению
к ото рых
направляется
человеческая
природа
в
гл а вных
элементах
своих
—
разу ме ,
чувстве
и
воле . <...> И так как идеалы эти ни в каком случае не могут быть признаны
дурными,
то
и
природа
чел овечес к ая
в
своей
первон ачальной
основе
должна
бы ть
при­
знана
до бротою ,
бл аго ю»
Исходя
из
этого,
в
рассу жд ения х
Розанова
можно
выд е лить
три
составляющие
св обо ды,
ко то рые
лежат
в
основе
религиозно-философской
к онце пции
с вобо ды.
В
качестве
первого
обязательного
с лага ем ого
свобода
предусматривает
обре те­
ние
незав исим ости
по
отношению
к
внешнему
ми ру
и
внешней
воле .
Св об ода
—
это
полная
независимость
от
чего
бы
то
ни
было ,
это
полное
отсутствие
ограничений.
О гр ани чения
соз да ют
зависимость,
с в обода
же
—
это
отсутствие
ограничений.
С во­
бо да
в
этом
смысле
означает
независимость
от
внешнего
объективного
мира.
Как
г овор ит
Н.
А.
Б ер д я ев, «свобода есть самоопределение изнутри,
из
г лу бины,
и
про­
т иво поло жна
она
всякому
определению
извне,
ко торое
е сть
н еоб ходим ос ть»2.
Сво­
бо да
—
это
независимость
от
при ро ды
и
социума,
возможность
совершать
поступки,
сообразуясь
только
с
собственными
нам ерен иями
и
ре ш ения ми.
Независимость
предполагает
отсутствие
всякого
при нужд ения
и
нас ил ия.


430
И.
М.
Ме лик ов
Втора я
составляющая
с в ободы
предполагает
пог ру ж ение
в
св ой
внутренний
м ир,
в
собственную
во лю
и
детерминированность
ею.
Каждый
ч ело век
является
св обо дным
суверенным
су ще ство м,
поскольку
его
во ля,
как
говорил
И.
Кант,
яв­
ляется
автономной.
Ина че
говоря,
вол я
человека
определяется
не
внешними
пр и­
чинами
—
бу дь
то
природная
необходимость
или
даже
божественная
воля,
—
а
тем
и ск лючит ель но
внутренним
законом,
который
он
сам
ставит
над
собой,
признавая
его
высши м.
Св обод а
—
это
быт ие,
определяемое
только
своим
собственным
н езав и­
сим ым
вол е изъ явле ние м.
Св об ода
связана
с
волей,
оз на ча ющей
в
об ычн ом
смысле
«поступать,
как
хо чу». Свобода в данном аспекте
—
это
ни чем
не
о г ранич енная
воля.
Зависимость,
н еоб ходи мос ть
е сть
ограничение
св обод ы
воли,
и
они
застав ляют
по­
сту пать
че лове ка
не
так,
как
он
хочет,
а
т ак,
как
сложатся
обстоятельства,
как ие
в оз­
мож нос ти
представятся.
Св обода
же
предполагает
неограниченные
возможности.
Св о бода
здесь
тождественна
во льнос ти .
В
это м
смы сле
с во бода
означает
произвол,
св ое волие
и
предполагает
нал ич ие
выбо ра .
Вол я
—
с пос обн ость
ч еловек а
делать
со­
знательный
вы бор
в
своих
действиях
в
соответствии
с
по ставленн ыми
це лям и.
Воля
озн ачае т
внутренне
стремление
человека
к
чему-либо,
его
интенцию,
ориентир
и
на­
правление
его
активности.
В оля
представляет
соб ой
непосредственную
основу
человеческой
жизни.
Фак ­
ти ческ и
че лове к
в
течение
своей
жизни
осуществляет
только
свою
волю.
Жизнь
че­
ловека
ест ь
осуществление
его
воли.
Воля
всегда
предшествует
и
мышлению,
и
ре­
альным
поступкам
челов ек а.
Человек
всегда
вначале
же ла ет,
хочет,
а
затем
мыслит
и
поступает
тем
или
ин ым
образом.
Человек
потому
и
действует
и
мыслит,
что
хочет
выразить
и
осуществить
в
своих
поступках
с вое
желание.
Вол я,
таким
образом,
об­
разует
содержание
вс ех
поступков
и
в сей
жизни
человека
в
целом.
Человеческая
деятельность
начинается
с
во ли,
а
са ма
пр ед ставл яет
соб ой
осуществление
воли.
Он
ник ог да
не
бу дет
ни
мыслить,
ни
делать
нич ег о,
если
он
этого
не
пожелает.
По этом у
в
эт ом
плане
человек
—
с ущест во
св обо дно е.
Он
обладает
св обод ой
во ли
и
соответ­
ствен но
ему
да на
возможность
захотеть
или
не
захотеть
что
угодно.
В
сфере
сво ей
вол и
человек
абсолютно
сво боден.
И
это
касается
исключительно
во ли
человека
и
не
распространяется
на
другие
сферы
его
бытия.
Если
человеку
и
ведомо
качество
абсолютности,
то
оно
при с уще
только
его
воле.
Воля,
присущая
человеку,
дает
возможность
про изв оль ног о
отношения
к
жизни
и
событиям
и
реалиям
существующего
мира.
Человек
—
существо
«относящееся», то
есть
жи в ущее
не
с то лько
материально-объективной
стороной
ж изни,
сколько
сво ­
им
отношением
к
жизни.
Именно
категория
отношения
определяет,
прежде
всего,
специфику
человеческой
жизни.
Для
человека
важны
не
са ми
жиз н енные
события,
а
отношение
к
ним.
Однако
человек
существо
не
абсолютное,
а
огран и че н ное.
Он
не
только
духов­
н ое,
хотя
д ухов ное
явля етс я
сущностным
в
его
с трук туре,
но
и
телесное
и
душевное
явление.
Дух
человека,
тождественный
Абсолютному
Дух у
в
нем,
непосредствен­
но
связан
и
воплощен
в
его
ду ше
и
те ле,
к отор ые
в
силу
ограниченной
приро д ы
в
значительной
степени
сковывают
его
самого
и
его
проявления.
Пот ому
в
с илу
по­
рочной
н атуры
человека
св обод а
в
его
жизни
дол жна
конкретизироваться.
И з-за
греховности
человека
его
возможности
как
бо гопод об ного
существа,
как
Абсолюта,
проявляются
л ишь
в
ограниченной
мере.
Ограничена
его
воля
и
возможность
сво­
бодного
волеизъявления,
то
ест ь
св обод а
его
воли.
Ибо
возможности
с воб оды
его
в оли
означают
в
этом
слу чае
с в ободу
и
его
п орочн ой
воли,
что
противоречит
самой
сущности
свободы,
так
как
с в обода
порока
ведет
не
к
д ейст вит ельн ой
св обо де,
а,


«Легенда о Великом инквизиторе»
431
наоборот,
к
зависимости
и
несво боде.
Именно
в
э том
смысле
Исаак
Сирин
гово ри т,
что
всегда
следует
«остерегаться собственной своей свободы»3.
Фак т ич ески
с ама
вол я
человека
оказывается
в
плену
необходимости.
Но
по д линная
св обод а
в оли
че­
ловека
проявляется
по
ме ре
его
освобождения
от
по ро ка.
Собственно
сво бо да,
та­
ким
образом,
зав и сит
от
св обод ы
от
порока.
Насколько
человек
освобождается
от
по ро ка,
настолько
он
с во боден
в
собственном
смысле
этого
слова.
Свободе
противостоит
порок
и
гр ех.
Именно
грех
ест ь
пре град а
и
ограничитель
быт ия
и
проявления
сво боды.
Человек
не
свободен.
Из
тре х
уро вн ей
его
сущ е ств ова­
ния
—
божественного
Духа,
души
и
тела,
пороку
подвержены
д ва:
душа
и
тело.
И
по­
этому
в
их
бытии
человек
боле е
всего
несв обо ден.
Тел есн ое
бытие
и
душ а
человека
сам и
по
себе
не
свободны,
и
поэтому
их
бытие
сам о
по
себ е
не
мо жет
быт ь
бытием
сво бо ды
для
человека.
Следовать
пороку
человек
может
ли шь
на
уровне
своего
теле­
сног о
и
душевного
существования.
Но
греш ит ь
на
уровне
своей
сути,
сущности
он
не
может.
Ибо
чтобы
греши ть
в
э той
области,
он
должен
пр инципиа ль но
изм енить
с вою
суть.
Но
это
не
в
его
сил е.
Все
имеющееся
зло
в
человеке
не
переходит
на
уро ­
вен ь
его
Духа,
сущности,
и
поэтому
Дух
его
остается
непорочным.
Человек
может
злоупотреблять
сво ей
д ухов ной
сутью,
то
е сть
применять
эту
св ою
духовную
с ущ­
ность
в
н ед обрых
целях,
но
са му
сущн ость
изменить
не
может.
Божественный
дух
в
человеке
остается
неоскверненным.
П оэтом у
только
сфера
Духа
яв л яется
для
че ло­
века
сферой
бытия
св обо ды.
Исключительно
в
сф ере
Духа
для
чел ове ка
с охра няет ся
полная
и
абсолютная
свобода.
Зд есь
он
а бсо лютно
свободен
от
че го
бы
то
ни
бы ло.
Исходя
из
этого,
можно
сказать,
что
н а личие
только
первых
двух
со ста вляющи х
св ободы
—
независимости
и
во ли
—
это
предпосылка,
хотя
и
не обходи м ая,
сво бод ы,
но
не
сама
свобода.
Ограничение
свободы
только
ими
чревато
волюнтаризмом.
Для
волюнтаризма
ес ть
только
воля
и
ничего,
кр оме
не е.
Она
с ама
себе
основа
и
ни
от
че го
не
зависит:
воля
сама
есть
онтологическое
основание
человеческой
жизн и,
у
нее
же
самой
онтологической
основы
нет .
И
волюнтаризм
фактически
от ожд ест­
вляет
с во боду
с
во лей
и
фак т ич ески
проповедует
произвол.
Как
гов ори т
Бердяев:
«Свобода воли имеет в себе добро и зло,
любовь
и
гнев,
она
имеет
также
в
себе
свет
и
т ьму »4. Проблема заключается в том,
что
воля
человека
может
бы ть
зл ой.
Отождест­
вл енная
с
во лей
с во бода
сод ерж ит,
по
словам
Дос тоев ск ого,
семя
смерти.
Исходя
из
этого,
Ро з анов
говорит,
что
«свободная воля человека выставляется как главное
п репя т ствие
к
окончательному
устроению
человеческих
су деб
на
зем ле;
но,
в
силу
этого,
от ри цает ся
только
необходимость
и
возможность
подобного
уст роен ия ,
а
сама
с в обода
оставляется
человеку,
как
его
драгоценнейшая
черта»5.
Обладая
независимостью
своей
воли,
че лов ек,
в
силу
э той
самой
не завис имо сти,
абсолютно
свободно
может
делать
выбор
в
сторону
не сво боды,
в
пользу
необходи­
мости,
и
тогда
жиз нь
его
ду ши
и
тела
соответственно
и
томится
в
своей
собственной
несвободе
и
погрязает
в
ней.
Свободу
человек
может
стремиться
найти
там,
где
ее
нет
—
в
рамках
несвободы
души
и
тела,
принимая
отдельные
фраг ме нты
их
бы тия
за
свободу.
Св об одой
для
нег о
тогд а
выступает
иллюзия
сво бо ды.
Возникающие
ил­
люзии
имеют
свойство
рано
или
поздно
рассеиваться
и
в
конечном
счете
приводят
к
чувству
безысходности.
Не
находя
свободу,
человек
устает
искать
ее
и
перестает
стремиться
к
ней.
А
вслед
за
э тим
он
вообще
отказывается
от
ид еи
свободы
и
с
го­
ловой
погружается
в
мир
зависимости
и
н есво бо ды,
в
к ото ром
господствуют
одни
мучения
и
страдания.
Жиз нь
превращается
в
п рост ой
прим ит ивны й
придаток
теле­
сного
существования,
для
кото рого
остается
недосягаемой
его
подлинная
суть,
вы­
раженная
в
сво боде .


432
И.
М.
Меликов
Ис ходя
из
это го,
в
структуре
религиозно-философской
к он цепции
с во боды
в
качестве
тре тьег о
н еобходи м ого
с лаг ае мого
следует
выделять
не
только
волю
че­
л ов ека,
которая
относительна,
но
и
аб сол ют ное
начало
воли.
Розанов
подчеркивает
значимость
духовн ого
смысла
свободы,
который
выражен
в
«Легенде», —
как
«сво­
б оды
от
себ я,
от
низкого
в
при род е
своей,
во
имя
высшего
и
с вятого ,
что
почув­
ствовал
и
признал
своею
лучше ю
сто роною
вне
себя ». «На эту свободу указывается
здес ь
в
противоположность
груб ом у
ее
пониманию:
как
независимости
ни зк ого
в
себе
от
руководства
ли,
или
под ч ине ния
какому-нибудь
высшему,
вне
лежащему,
началу»6.
Без
а бсо лютн ого
начала
воля
превращается
в
произвол
в
худш ем
смыс­
ле
этого
слова,
которы й,
в
конце
концов,
только
усугубляет
зависимость.
Св об ода
толь ко
тог да
может
реализоваться,
к огда
вол я
человека
буде т
соответствовать
э тому
абсолютному
нач ал у.
Относительная
во ля
дол жна
совпасть
с
а бсолютн ой.
Поэтому
тре тьей
не обход им ой
и
сущностной
составляющей
с воб оды
является
обнаружение
абсолютного
начала
в
самой
воле.
Для
св обод ы
не обх одим а
не
только
воля,
но
и
до­
бр ая
воля.
Собственно
говоря,
это
и
ест ь
са ма
свобода
воли.
Св об ода
на
самом
де ле
совпадает
с
доброй
волей.
Человеческая
с во бода
предполагает
и
а бс олютн ое
нач ало ,
и
в олю
человека.
Но
сущность
религиозной
свободы
образует
их
синтез,
то
е сть
с во боду
воли.
Свобо­
да
—
это
доб ров ольн ое
следование
духу
св обо ды.
Это
означает,
что
свобода
имеет
сво им
основанием
а бс олютное
на ча ло,
а бс олют ное
д обро
и
абсолютную
волю.
Сво­
бода,
так им
образом,
выражается
в
воле
к
добру,
до лжно й
сущности
самой
во ли.
Свобода
—
это
д ухов ное
предназначение
челов ек а,
не
данность,
а
то,
что
человек
должен
осуществить
в
своей
жизни.
Поэтому,
как
го вор ил
Достоевский,
св обод а
пр едст ает
перед
человеком
как
б ремя
сво бо ды.
Очен ь
точн о
об
это м
сказал
и
Бер­
д яе в: «Свобода совсем не есть легкость,
св обод а
трудна
и
тяжела.
Свобода
ес ть
не
право,
а
обязанность»7.
Вся
загадка
св о боды
во ли
в
том-то
и
заключается,
что
человек
сохраняет
св ою
способность
независимо
и
самостоятельно
хотеть
и
стремиться
к
чему-либо,
толь­
ко
тогда,
когда
исходит
из
абсолютной
воли.
По
с ути
дела
получается,
что
человек
с вою
волю,
в
кон е чном
счете,
мож ет
напр авл ят ь
и
нацели ват ь
только
на
а бс олютн ое
начало.
И
это
действительно
так,
ибо
Абсолют
—
это
и
ес ть
то,
к
чем у
онтологически
стремится
бытие.
Абсолютный
Дух
—
это
то,
чего
д ейст вит ель но
не
хватает
чел о­
в еку
и
в
чем
он
на
са мом
деле
н ужд ает ся.
Поэт ому
Абсолют
—
это
высший
объект
воли
человека.
Высшее
пр оя вл ение
во ли
человека
—
это
абсолютная
в оля,
то
есть
в оля
к
абсолютному
нач алу .
Человек
всегда
хочет
того,
чего
ему
не
х ва тает,
а
самый
высший
недостаток
в
его
жиз ни
—
это
недостаток
абсолютных
кач еств.
Свобода
в оли
—
это
оборотная
ст орон а
с в ободы
Духа,
ибо
св обод а
есть
атрибут
именно
Духа
и
именно
Дух
вносит
свободу
в
мир ,
в
том
числе
и
в
саму
в олю
челов е ка.
Если
в оля
человека
имеет
земную
п рирод у,
то
свобода
—
это
то,
что
связыва­
ет
человека
с
иным ,
трансцендентным
миром,
обнажает
сопричастность
земного
ко
всему
неб есно му.
Розанов
пр ивод ит
слова
Достоевского
из
«Легенды», которые тот
вкладывает
в
уст а
старцу
Зос им е: «Многое на земле от нас скрыто,
но
взамен
того
даровано
нам
тайное
сокровенное
о щущен ие
живо й
св язи
нашей
с
миро м
ин ым,
с
миром
горним
и
высоким,
да
и
корни
наших мыслей
и
чувств
не
здесь,
а
в
мирах
иных.
Вот
почему
и
сущности
вещей
нельзя
постичь
на
земле.
Бог
взял
с емена
из
миров
иных
и
по сеял
на
сей
земле
и
взрас т ил
сад
Свой,
и
взошло
все,
что
могло
взойти,
но
взр ощ енное
живет
и
живо
лиш ь
чувством
соприкосновения
свое го
с
таинственным
миром
и ным ', если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство,
то
умирает
и


«Легенда о Великом инквизиторе»
433
взращенное
в
тебе.
Тог да
станешь
к
жизни
равнодушен
и
даже
возненавидишь
ее»8.
Св о бода,
таким
образом,
раскрывает
пол нот у
жизни
человека.
Не
только
несвобо­
да,
но
и
простая
независимость
и
с воб ода
во ли
еще
не
м огут
обеспечить
богатство
жизни.
Последняя
в
них
предстает
в
ограниченном
и
урезанном
виде,
как
проявле­
ние
исключительно
одно й
необходимости.
Не об ходи мос ть
есть
тем
самым
принцип
изолированности
з емн ого
от
с ак ральн ого,
св обод а
же
—
принцип
единства
земно­
го
и
духовн ого.
Исходя
из
это го,
можно
да же
сказать,
что
именно
свобода
обр азу ет
подлинную
сущн ос ть
бытия.
Свобода
человека,
таким
образом,
непосредственно
связана
с
духовным
бытием.
Кро ме
тог о,
именно
в
духовной
жи зни
прежде
всего
реал из у ется
собственная
сущ ­
нос ть
человека.
Человек
—
это
прежде
всего
д ухов ное
су щест во
и
со отв етств ен но
его
свобода
детерминируется
качеством
именно
его
духовной
жизни.
Насколько
реал из у ется
с во бода
человека
в
его
духовной
жизни,
настолько
она
может
осуще­
ствиться
вообще
в
жи зни
человека.
Духовная
жизнь
олицетворяет
собой
верхний
предел
в сей
возможной
св ободы
человека.
От сюда
вытекает
значение
ре лиг ии
в
жизни
человека.
Р е лигию
Роз а нов
ставит
выше
вс ех
других
сфер
духовной
жизни
и,
прежде
всего,
нау ки,
поскольку
только
она
може т
пос т игну ть
сокровенную
с ущно сть
че ло в ек а: «Человек в цельности своей
п ри роды
е сть
существо
иррациональное;
п оэт ому
как
полное
его
объяснение
недо ­
ступно
для
разу ма ,
так
недостижимо
для
нег о
—
его
удовлетворение.
Как
бы
ни
была
упорна
работа
мысли,
она
никогда
не
пок рое т
в сей
действительности,
бу дет
отв е­
ч ать
мни мому
человеку,
а
не
действительному.
В
человеке
скрыт
акт
т ворче ст ва,
и
он-то
именно
привнес
в
н его
жизнь,
наградил
его
страданиями
и
радостями,
ни
по­
нять,
ни
переделать
которых
не
дано
раз ум у.
Иное,
чем
рациональное
—
ест ь
мисти­
ч ес кое.
И
недоступное
для
пр ик осн ов ения
и
мощи
науки
—
может
быть
еще
достиг­
нуто
религиею»9. Кроме того,
человек
«носит отблеск Творца своего,
в
нем
ест ь
Лик
Божий,
не
померкающий,
не
преклоняющийся,
но
драгоценный
и
оберегаемый»10.
Поэто му
«...только в религии открывается значение человеческой личности»".
С
точки
зрения
Розанова
«“Легенду об Инквизиторе”
до
известной
ст епен и
можно
рассматривать
как
идею
окончательного
уст ро ения
су деб
челов ек а»
—
зд есь
говорится
об
«устроении религиозном,
исходящем
из
глубоча йше го
проникновения
в
пс ихиче ский
строй
че лов ек а»12.
Го воря
о
религии,
Розанов
имеет
в
виду,
безуслов­
но,
православие.
«Как Католицизм есть романское понимание Христианства,
и
п ро­
тестантизм
—
германское,
так
Православие
ес ть
его
славянское
по нима ние »13. « И,
о днако ,
о дно
Евангелие
и
о дин
дух
светится
в
не м.
Если
мы
захотим
се бе
да ть
отчет,
который
же
из
тре х
типов
жизни
соответствует
ему ,
мы
непреодолимо
и
нев оль но
должны
бу дем
сказать,
что
это
—
дух
Пра восл а вия »14.
«Стремление к универсальному составляет самую общую и самую постоянную
черту
Католической
Церкви
как
стремление
к
индивидуальному,
особенному
—
коренную
черту
Протестантизма»15.
Но
только
православие
ест ь
р е лигия
свободы.
Христос
в
нем
—
это
не
только
воплощенное
Слово
Божье,
но
и
олицетворение
и
иде­
ал
свободы.
«Легенда о Великом Инквизиторе»
Дост оев ског о,
кот ора я
и
в ысту пает
объектом
анализа
Розанова,
е сть
обнажение
противоречий
между
православием
и
католичеством.
Католичество,
от
имени
которог о
и
выступает
Великий
Ин кви зи­
то р,
ф акт ич ески
предало
идею
сво бо ды,
коренным
обр аз ом
исказило
христианство.
Инк ви зит ор
обвиняет
Христа
за
то,
что
тот
отверг
соблазны
Сатаны,
с
помощью
кот оры х
можно
б ыло
бы
п обороть
св об оду
и
устроить
челов е чес кое
общество
на
принц ипа х
согласия,
пусть
даже
ес ли
это
с огласи е
муравейника.
Сатана
предложил


434
И.
М.
Меликов
Христу
три
больших
соблазна:
превратить
камни
в
хл ебы,
дать
власть
над
миро м
и
возможность
осуществлять
ч уд еса.
И
обладая
этими
тремя
инс тру ме нта ми,
он
имел
бы
большую
с илу
воздействия
на
людей.
Но
эт им
он
ущемил
бы
их
св обо ду.
И
по­
этому
Христос
отв ер гает
их.
В
ответ
на
соблазн
превратить
камни
в
хл ебы
Х ри стос
в о скли цает : «Не хлебом единым жив человек», то есть человек живет не только в
ми ре
нео бхо димо ст и,
но
и
в
ми ре
Духа,
в
мире
сво бо ды.
Формальной
власти
над
эт им
миром,
ко торую
предлагает
Сатана,
Хр ис тос
про­
тивопоставил
св ою
дух ов ную
власть
сво бо ды.
«Мое царство не от мира сего», —
го­
ворит
Христос.
А
в
э том
ми ре,
к оторы й
утратил
свои
д ух овные
основы,
он
отвергает
всякую
ф орма льну ю
власть.
Здесь
даж е,
наоборот,
он
сам
моет
но ги
своим
учени­
к ам.
Чудесам
он
противопоставляет
свою
человеческую
судьбу.
Он
пр иним ает
чело­
в еческу ю
см ерт ь,
чтобы
сохранить
духов ну ю
св об оду.
Он
свободно
выбирает
во
имя
духовного
бытия
телесную
смерть.
Именно
во
имя
св обод ы
Христос
выбрал
Крест
и
Гол гофу.
Хри стос - личн ос ть
как
носитель
с в ободы
во
имя
ее
сохранения,
ненару-
шения
ее,
отвергает
все
искушения
Сатаны.
Хо тя
приняв
их,
он
имел
бы
б ольше
своих
последователей.
Х рис тос
сам
сво боде н,
он
ес ть
само
вопл ощ е ние
свободы,
и
он
нес ет
людям
свободу.
И
это
предполагает
именно
свободный
выбор
самой
свобо­
ды.
Есл и
человек
выбирает
насильственно,
по
необходимости,
даже,
несмотря
на
то,
что
он
выбирает
саму
св ободу
и
д ухов н ость,
то
ценность
та кой
духовности
и
та кой
свободы
утрачивается.
Для
сво бо ды
важно
ненарушение
принц ипов
самой
сво бо ды.
«Христос оставил
человечеству
образ
Свой,
к отором у
оно
мо гло
бы
следовать
свободным
сердцем,
как
ид еалу ,
с оотв етс тв ующем у
его
(скрыто божественной)
природе,
отвечающему
его
смутным
влечениям.
Следование
это
должно
бы ть
свободно,
в
этом
именно
состоит
его
нравственное
достоинство»16, —
говорит
Розанов.
Для
св обод ы
важно
все:
и
то,
что
дост ига етс я,
и
то,
каким
способом
это
делается.
Однако
с во бода
—
дело
тяжелое,
слишком
сильна
власть
н еобходи м ост и.
Для
человека
«хлеб насущный»
ча ще
ва ж­
нее
свободы.
Для
большинства
важнее
выжить,
прокормиться,
чем
обре ст и
свободу.
Именно
это
обстоятельство
не
уче л
Христос
с
то чки
зрения
Инквизитора,
и
потому
его
учение
о
св об оде
обречен о
на
неудачу.
«Но Ты не захотел лишить человека сво­
бод ы
и
отверг
предложение,
—
гов ори т
Христу
Великий
Инквизитор,
—
ибо
как ая
же
свобода,
ра ссуди л
Ты,
е сли
послушание
куплено
хлебами?
Но
Ты
возразил,
что
челов ек
жив
не
единым
хлебом,
но
знаешь
ли,
что
во
имя
этого
самого
хлеб а
зе м ного
и
восстанет
на
Тебя
дух
земли,
и
сраз ит ся
с
Тобою,
и
по бе дит
Тебя,
и
все
пойдут
за
н им,
в оск ли ца я: “Кто подобен зверю сему,
он
дал
нам
огонь
с
небеси!” ЗнаешьлиТы,
что
п ройд ут
века,
и
человечество
провозгласит
устами
своей
премудрости
и
науки,
что
преступления
не т,
а
стало
быть,
нет
и
греха,
а
есть
только
голодные.
“Накорми,
тогда
и
спрашивай
с
них
добродетели!” —
вот
что
напишут
на
з на мени,
ко торое
воз­
двигнут
против
Тебя
и
к ото рым
разрушится
хр ам
Твой.
На
месте
храма
Твоего
воз­
двигнется
новое
здание,
воздвигнется
вновь
страшная
Вавил онск ая
башня,
и
хотя
и
эта
не
дос трои тс я,
как
и
пре жня я,
но
все
же
Ты
бы
мог
избежать
эт ой
новой
башни
и
на
тысячу
лет
сократить
стр ад ания
людей,
ибо
к
нам
же
придут
он и,
помучавшись
ты сячу
лет
со
сво ей
ба шн ей !»17 По мнению Инквизитора,
Христос
слишком
высоко
думал
о
люд ях
и
переоценил
с илы
человека,
когда
призвал
его
добровольно
следо­
ва ть
за
ним
по
п ути
под л инной
сво бо ды,
несущей
вместе
с
самопожертвованием
и
страданиями
настоящую
любовь
и
ис т инное
достоинство.
П оэ тому
свобода
обора­
чивается
брем ен ем,
от
кот орого
человек
предпочтет
избавиться. «Вместо того чтобы


«Легенда о Великом инквизиторе»
435
овладеть
людс к ою
свободой,
Ты
у мно жил
ее
и
обременил
ее
мучениями
ду шев ное
царство
человека
вовеки,
—
у пр екает
Инквизитор
Христа.
—
Ты
возжелал
свобод­
ной
любви
челов е ка,
чтобы
св обод но
поше л
он
за
Тобою,
прельщенный
и
пленен­
ный
Тобою.
Вместо
тв е рдого
древнего
закона,
—
свободным
сердцем
должен
был
человек
решать
впредь
сам,
что
добро,
и
что
зло,
имея
лишь
в
руководстве
Т вой
об­
раз
пред
собою,
но
неужели
Ты
не
подумал,
что
он
отвергнет
же
наконец
и
оспорит
да же
и
Тво й
образ
и
Тв ою
пр ав ду,
е сли
его
угнетут
таким
страшным
бременем,
как
с во бода
выбора?
Они
воскликнут,
наконец,
что
правда
не
в
Тебе,
—
ибо
невозможно
бы ло
оставить
их
в
смятении
и
м уче нии
более,
чем
сделал
Ты,
оста ви в
им
сто ль ко
забот
и
неразрешимых
задач .
Таким
образом,
сам
Ты
и
по ло жил
основание
к
разру­
шению
своего
же
царства,
и
не
вини
никого
в
э том
более»18.
Это
рассуждения
и
упреки
мир а
необходимости,
к оторы й
в
«Легенде»
пре д­
став ляе т
католичество,
мир у
сво боды.
Но
ми ру
не обх одим ос ти
не
дан о
понять
мир
св обо ды,
в
кот орой
таится
сокровенная
суть
человека.
Инквизитор
смот ри т
на
мир
с
точки
зрения
н еоб ходим ос ти,
Христос
исходит
из
сво бо ды.
Следуя
необходимости,
человек
не
мож ет
об рес ти
свободу,
но,
следуя
свободе,
он
может
решить
пр о блемы
необходимости.
Свобода
не
просто
отрицание
необходимости,
а
ее
преобразование.
Если
необходимость
противостоит
св обо де,
то
свобода
не
проти в ост оит ,
а,
напро­
тив,
с во бода
—
разрешение
не обход им ос ти.
Забота
о
хле бе
земном
еще
не
дает
хлеба
небесного,
но
забота
о
хле бе
небесном
дает
хл еб
земной.
Как
говорил
Христос,
ищи ­
те
царствие
Бож ье,
а
остальное
приложится.
1 Розанов В .
В.
О
легенде
«Великий инквизитор» // О великом инквизиторе:
Достоевский
и
по­
следующие.
М ., 1992. С. 169.
2 Бердяев Н .
А.
Философия
св о бодно го
дух а.
М ., 1994. С. 90.
3 Цит.
по:
Флоровский
Г.
В.
Восточные
Отцы
V-VIII
веков.
М ., 1992. С. 187.
4 Бердяев Н.
А.
Царство
Д уха
и
царство
Кесаря.
М ., 1995. С. 218.
5 Розанов В .
В.
Указ.
с оч.
С. 139.
6 Тамже .
С.
153.
7 Бердяев Н.
А.
Царство
Духа
и
царство
Кес ар я.
С. 325.
8 Розанов В.
В.
Указ.
соч.
С.
110.
9 Тамже.
С . 97-98.
10 Там же.
С.
100.
11 Тамже .
12 Тамже .С.
139-140.
13 Там же.
С.
179.
14 Там же.
С.
180.
15 Тамже.
С.
173.
16 Тамже .С.
137.
17 Достоевский Ф.
М.
Две
главы
из
романа
«Братья Карамазовы» (Бунт.
Ве лик ий
Инквизитор)//
О
вел ик ом
инквизиторе...
С. 30.
18 Тамже.
С. 32.


И.
Н.
Афанасьев
(Гомель,
Бе ло рус сия)
Эпоха
катастроф
у
Розан ова
Вряд
ли
ког о-н и будь
нужно
убеждать
в
том ,
что
Роз ано в
дает
пов од
поговорить
обо
всем.
Куда
бол ее
важным,
пр инци пиаль ным
обстоятельством
является
то,
како­
вы
мы
сами
в
этом
размышлении,
насколько
вообще
сп особ ны
на
вразумительный
диалог
с
ним.
Розанов
вездесу щ, «присутственен»
в
каждом
человеке,
переменчивость
ко­
торого
предназначена
таинствами
ро жд ения
и
смерти.
Блажен
ли
был
Ва с илий
Васильевич,
по се тив
сей
мир
в
его
минуты
роковые?
Или
бла ж ил,
по дчи няя
себ е
пространство,
пус тота
к оторого
всег да
—
«смерть»1? Гений времени и места,
он
за­
полнял
пространство
гибнущего
Отечества
собой,
чрезвычайно
прибывая
в
разме­
рах ,
пропитывая
собой
все
п оры
исторической,
общественной,
творческой
жиз ни
рубежной
эпохи.
«Амальгама»
Розанов
(говоря его же словами из «К ул ьт у рно й
Ок еа н ии »), соотношения которой позволяли ему превзойти себя и,
словно
ба рон
Мюнх г аузе н,
вытя нут ь
из
боло та
гибельной
опасности
за
волосы,
затевает
в
«Апо ­
калипсисе
нашего
времени»
онтологический
диспут
с
сыно м: «Нет ли такого,
что
был о
бы
больше
самого
се бя?».
Есть,
отвечает
Розанов,
потому
что
«г/
мен я
—
ты,
да
дома
три
дочери ,
с
которы­
ми
ты
все
сс ориш ьс я,
да
Вер а
—
в
мон а сты ре.
Все х
вас
бы
не
б ыло
без
м еня ', между
тем
вп ят ером
вы
боль ше
мен я»2.
Есть,
потому
что
и
сам
«Апокалипсис» (не розановский,
а
тот,
к оторы й
зан о­
во
п рочита н
им)
—
не
Слово,
а
Событие3.
Как
и
вообще
литература,
деятел ьн о­
событийная,
по винна я
в
бедах
российских,
на кли кав шая
революцию,
из-за
кот орой
впечатления
от
еды
становятся
главными.
А
пот о му : «Радуйся,
р усск ая
литература.
И
ржаная
м ука
уже
350 р.
п уд»4. И этот аппетит истории,
у вы,
одним
Розановым
уже
не
у дов лет вори ть.
Потребуется
еще
«новая проза»
В.
Т.
Шаламова,
упрежденная
Розановым
в
то м,
что
Шаламов
сформулирует
как
«окрашенный душой и кровью
мемуарный
документ»5.
Потребуется
жестокий
расчет
со
всей
литературной
уч и-
т ель но ст ью, «толстовцами»
и
«вегетарианцами», которые у Шаламова станут пер­
в ыми
террористами
под
очевидно
розановским
«христианским небом»
—
учитель­
ным,
которое
«без мира и вообще акосмическое»6.
Сноровка
немецкого
барона
на
полях
былых
российских
побед
окажется
не
так
уж
нелепа.
Наоборот,
притяжение
противоположностей
как
раз
и
приведет
нас
к
тождеству
фор м
в
полюсах
м и ра, «божественной и демонической пирами ­
д е», всю разницу между которыми Розанову открывало «я»
в
его
отношении
к
«другому», «кому - ниб уд ь» .
В
«Литературных изгнанниках»
он
договаривал
это
В.
Соловьёву,
обделенному,
по
убеждению
Розанова,
чувством
другого7, сам бу­
д учи
воплощенным
перв ым
и
вторым,
инобытийным
и
инакомыслящим
по
от­
ношению
к
себе.


Эпоха
катастроф
у
Розанова
437
Воистину,
Розанов
не
подлежит
обобщению
и,
говоря
об
эпохе
катастроф
у
нег о,
мы
допускаем
вынужденную
н еточ нос ть,
под
груз ом
собственных
неурядиц
рас с чи­
тывая
на
м удр ость
и
сноровку
тог о,
кому
выпало
бы ть
свидетелем
и
учас тн ик ом
иных
потрясений,
чтобы
в
конце
концов
найти
убе жи ще
от
них
в
укромных
угол ках
бессмертной
человеческой
душ и.
В
са мом
деле:
ужас
войны
(новой Отечественной,
затем
первой
мировой
и
империалистической)
для
нег о
ни как
не
катастрофа,
а
«при ­
лив
мол од о с ти»8, «великое воспитание»9, «целительница-во йн а»'0. «Об он яте льн ое и
осязательное»
отношение
Розанова
к
м иру
принуждает
теряться
в
догадках,
что
ес ть
сос тав
катастрофы
в
резком
а рома те
«Сахарны»: сам автор или событийный повод
к
ее
написанию?
Однако
даже
неу ло вимо е
розановским
обонянием
запросто
может
стать
катастрофой
для
нас,
как
практически
не
замеченная
Розановым
Б елорус си я,
котора я,
впрочем,
ответила
ему
взаимностью,
по
существу
Розанова
не
прочи тав
и
не
услышав,
а
только...
повторив.
Не
тогда,
когд а
Розанов
в
патриотическом
возбуждении
слави л
Государя
за
то,
что
тот
«дал мысль войне»
и
фунд ам ент
бы ть
ей
историческою,
озаботившись
«це -
лизной»
Польши
под
Ру сск им
скипетром
после
двух
восстаний,
также
белорусских11.
Но
тогда,
ко гда
са ма
Белоруссия
на
пороге
XX в.
усилием
литературы
вытаскивала
се бя
из
болота
исторического
забвенья
—
за
волосы,
с
криком
и
крестьянским
пр и­
четом
в
национальной
поэзии
страдания.
Литературный
оп ыт
из
ничего,
из
п робу­
дившегося
поэтического
«я»
фор ми ро вал
образованную
элиту,
порождал
ее
тв орч е­
ски м
упражнением
—
фактически
во сст анав лив ал
с оциа ль ную
структуру
общества,
бол ее
чем
на
два
столетия
утра че нн ую
в
эпоху
«потопа» (1654-1667) и последующей
демографической
катастрофы.
А
главное,
убедительно
подтверждал
розановскую
аксио му :
с
литературы
за
многое
спросится,
но
ей
же
за
многое
в озд астс я.
Вслед
за
Розановым
п одн а торев
в
удальстве
смекалистого
барона,
современная
б елор ус­
ская
словесность
смело
п роб ует
се бя
в
онтологической
эксцентрике
и,
например,
никак
не
стесняется
попотчевать
чит аю щую
пуб лик у
«Дулшай ад Барадулша» (от
народного
поэта
Бела р уси
Рыгора
Бородулина)
с
рос сып ью
раскрепощенных
э ссе
о
то м,
как
бе лорус ы: «паганства шльнуюцца» (язычества придерживаются), «гасьцей
прымаюць
i у госьщ ходзяць», «адпачываюць» (отдыхают), «ракау ловяць»
и
«сэк-
сам
займаюцца».
Т р ансценд ент ная
повседневность
оч ень
по-розановски
у беждает
нас
в
том ,
что
слово
«секс»
приш ло
из
книжек,
а
живу ч ая
интуиция
не
нуждается
в
эвфемизмах,
ибо : «Кожнае дыханьне любщь пашханьне»12.
Для
Розанова
это
дыхание
п лоти
—
великое
САМ
(«сам знаю», «никто не учил»)
и
СЕЙЧАС
(«которое проглотило весь мир. ..
Муж
проглотил
жену,
проглотившую
м ужа »)13.
Они
подвигают
со бир ат еля
«Последних листьев»
на
откровенное
призна­
н ие: «Разврат есть сущность мира»14 и требуют от самого жертвы невиданной: «Гру ­
стящая
проститутка»
—
о
себе.
И
с
раздражением,
доказательно,
в
р емар ке: «Как
это
м.
б.?
не
“может”,
а
“вышло”»15.
Вышло,
потому
что
«мир
—
один.
От
жу ка
до
В иф лее ма»16 и навозный Скарабей может быть Богом Вселенной .
Потому
что
Сол н­
це
б ольше
Е ванг елия
и
верой
стан ов ит ся
стр асть .
Из
записей
1916 г. : «Господи,
я
ничего
так
не
хочу ,
как
Тебя.
Но
я
Тебя
не
з наю »17.
Избежав
исторических
обобще н ий
у
Розанова,
угодно
ли
нам
пр иня ть
это?
Впрочем,
катастрофы
ушедшего
века
не
очень
щедр ы
по
части
нашего
выбора.
На­
блюдая
вместе
с
автором
«Чернобыльской молитвы»
за
Вселенной,
которая
свора­
ч ивается
в
рулон
снятого
радиоактивного
грунта
с
зеленым
ковром
травы
и
всякой
тварью
Божией,
в
ней
обитающей,
мы
обнаруживаем
в
э том
и сходе
жизни
не
тольк о
свидетельство
розановского
ед инст ва
мира,
но
и
про тиво поло жнос ть
его
спаситель­


438
И.
Н.
Афанасьев
ным
координатам:
точке,
из
к ото рой
Вселенная
расширяется;
кругу,
вытянутому
в
эллипс,
превращенному
у
«египтянина»
Розанова
в
престол
проповедника18, в пре­
стол
А пок ал ип си с а, «посреди коего сидят животные»19.
Смирившись
с
этим,
мы
упорствуем
в
другом:
признавая
розановское
САМ
и
не
отказываясь
от
его
же
СЕЙЧАС,
отвергаем
толкование.
Но
парадоксальным
об­
разом
именно
в
это м
протесте
твари,
признающей
Творца,
против
самого
порядка
творения
мы
ощущаем
Розанова
в
се бе 20.
Вместе
с
ним
ок аз ы ваемся
на
порубежье
природы
и
истории,
кот орое
соединяет,
скрепляет
все
элементы
розановской
мозаи­
ки,
начиная
с
«Легенды о Великом инквизиторе Ф.
М.
Дос тое в с кого», где речь идет
о
ра з витии
идеи,
действительности
в
ее
пределе,
и
закан чи ва я
«Апокалипсисом на­
шего
в р еме ни», этой смертной тоской Розанова по древности,
которая
«дышала
ра ем »21, проникнутая идеей « ц ел о сти,
неразрушенности,
единства», когда «зерно
—
од но» . «Зер но.
Семя.
Чистая
кр о вь»22.
В
работе
«Легенда о Великом инквизиторе Ф .
М.
Дос то ев ск ого»
Ро з анов
писа л:
«... в
норм а льн ом
п роце ссе
всякого
развития
благоденствие
самого
раз вива ющег ося
существа
ес ть
цель;
так,
дерево
растет,
чт обы
осуществлять
пол ноту
своих
ф орм,
—
и
то
же
можно
сказать
о
всем
другом.
Из
всех
процессов,
кот оры е
мы
наблюдаем
в
природе,
ест ь
только
один,
в
ко тором
этот
закон
н а рушен
—
это
процесс
истории.
Человек
ест ь
развивающееся
в
нем,
и
следовательно,
он
есть
цель;
но
это
лиш ь
в
иде е,
в
иллюзии:
в
действительности
он
е сть
средство,
а
цель
—
это
учреждения,
сложность
общественных
отношений,
цвет
наук
и
и скусств ,
мощь
промышленности
и
торговли.
Все
это
неудержимо
растет,
и
никогда
не
придет
на
мысль
бедному
че­
ловеку
хоть
когда-нибудь
не
дать
переступить
че рез
се бя
всему
этому,
не
ле чь
пер ед
торжествующей
колесницей
Ва ала
и
не
обрызгать
коле с
ее
кр ов ью »23.
Поиск
«естественной и необходимой социализации»24, в которой осуществля­
лас ь
бы
п олн ота
человеческих
форм,
приведет
Розанова
туда,
где
есть
и
элли н,
и
иудей.
Оберегаемый
п рав осл авно -религ ио зн ым
сознанием,
он
еще
не
вступает
на
троп у
во йны
в
«Легенде о Великом инквизиторе», но явственно обозревает ее,
ра з­
мышляя
о
славянской,
ге рма н ской
и
романской
расах .
Он
еще
трепещет
пе ред
«ве­
личайшим
обобщением
фактов»
в
б иб лейск их
образах,
но
уже
гениально
угадывает
кон кре тн ые
обстоятельства,
в
кот оры х
фор ми ру ется
германский
дух
и
вызревают
бу ду щие
политические
решения,
так
з ани мавш ие
Розанова
в
го ды
войны
(и впрямь,
герм а нск ие
впечатления
Ро зан ова
тех
лет
—
од ни
из
важнейших
и
самых
принципи­
а льны х). Причем эти впечатления на десятилетия переживут его самого.
Когда
Розанов
от нос ит
на
с чет
традиций
германца
«домашний быт взамен по ­
лит ич ес ких
столкновений,
созерцание
глубин
собственного
я
вместо
познания
мира»25, он,
по
сут и,
формулирует
выбор
Германии
1933 г.,
ко то рый
кр упн ей ший
исследователь
истории
Третьего
рейха
профессор
И.
Фе ст
об ъ яснил
внезапным
переходом
немецкого
обывателя
из
«бидермейера» (т .
е.
п рос тодушн ого
мир осо ­
зерцания)
в
модерн.
Именно
т огда
растерянность
пер ед
новым,
чужим
ми ром
при­
звала
в
поводыри
«пророков озлобленной традиции»26, на которой паразитировал
национал-социализм,
преумножая
апол итич ный
эстетизм
немецкого
нацио нал ьно ­
го
сознания,
потакая
проснувшимся
надеждам
бю рге ра
на
обретение
Востока,
нов ой
к ульту ре
которого
якобы
надлежит
соединить
германскую
технику
и
старогрече­
ский
дух.
Роз а нов
безоглядно
противостоит
это му
европейскому
р ис ку, «искусственно ­
му,
дрянному,
враждебному
и
враждующему
со
всеми
“социализму”»27.
Он
пре­
исполнен
во од уше вле ния
войной,
которая
наконец-то
дает
ис к омое
ощущение


Эпоха
катастроф
у
Розанова
439
полн от ы
форм ,
являясь
для
него
не
во енно -пол ит ич еск им
событием,
а
«расовой и
культурной
бо рьбой »
двух
миров28.
В
свою
очередь,
фор мы
«социализации»
приоб­
ретают
у
Розанова
нес о мне нные
че рты
языческого
поклонения.
Такое
вхождение
«в историческую годину»29 все более истощает розановское христианство,
подго­
тавливая
антихристианский
бун т
«Апокалипсиса». Но пока еще велики надежды на
Россию-жизнь:«единую,
целую,
племенную,
вечную
и
об ес пе чен н ую»30.
Еще
«все
чу дно
сп лет ает ся
в
это й
войне...»31Еще«будем
все
как
од ин
ч е лове к »32, кажется,
не
отвергнутый
более
в
пределе
своей
ид еи,
своей
действительности.
И
все-таки
по­
бежденный...
Любопытно,
однако,
что
не годую щи й
рык
«Апокалипсиса»
не
помешает
Роз ано ­
ву
пре к лон ить
голову
пе ред
победителем,
кот оры й
превозмог
противника,
не
усту­
пив
ему
в
выборе
ор ужия .
«Против нас,
русских,
—
это
во
всяком
случае
преступле­
ние
(о “как
бы
тай но м”
национальном
со гла ш ении
нем цев,
готов ых
на
подчинение
и
пок орн ос ть
ради
общего
дел а.
—
И.
А .).
Но
здесь
на циона л ьный
эгои зм
выразился
в
та кой
исключительной
форме,
таким
исключительным
способом
и
самопожерт­
вованием,
какой
напоминает
самые
патетические
минуты
Рим а
и
Гр еции» 33.
А
нам
навевает
во спо минани я
о
псевдоантичной
эстетике
нацистской
Ге рм ании,
пути
ко­
торой
пересекутся
с
грез а ми
Розанова
о
Вос токе
в
«Апокалипсисе»: «Насколько
Евангелие
ес ть
т ипич но
евр опейск ая
книг а,
настолько
Апокалипсис
е сть
азиатская
книга»34.
Роз ано в
предчувствует
Ге рма нию
будущего
(и,
кста ти,
не
только
он:
по
словам
Феста,
после
войны
«редкая эпоха ощущала так отчетливо свою собственную ги ­
бе ль.. .
Впервые
Европа
получила
представление
о
том ,
как
будет
выглядеть
буд ущ ая
жиз нь »35), однако утешает себя надеждой дать ей пророков и
—
попытаться
—
дат ь
по нят ие
о
св ято сти3 6.
Его
разочарование
в
«богочеловеческом процессе»
и
«союзе»37
еще
не
допускает
кощунственного
сарказма
по
поводу
«доброго человека,
собезья-
нившего
бога -отц а», из мистически- эк з ал ь ти ро ванно й
эклектики
«Майн Кампф»,
но
все
более
откровенно
п ер екли кает ся
с
давней
розановской
шутк ой
о
Дарвине,
к оторы й
произошел
от
умн ой
обезьяны.
Вторая
послевоенная
эпоха,
по жина я
чудо ­
вищные
плод ы
нацистской
чумы,
язвительно,
сквозь
слезы,
усмехнется
обломкам
мракобесия
и
словами
англ ийск ой
пословицы,
процитированными
А.
Адам ов ич ем
в
главе
о
Ги тл ере
из
повести
«Каратели», восстановит пошатнувшуюся пирамиду ми­
р озд ан ия : «Чем выше обезьяна взбирается по дереву,
тем
лу чше
виден
ее
з ад »38.
Ви­
димо,
совсем
не
случайно
то,
что
уже
б ыло
названо
риском
европейской
и ст ории
и
к ультуры ,
вдруг
открывает
так
много
розановского
в
документально-философском
исследовании
Адамовича.
И
в
первую
оч ере дь
—
в
прит че вой
глав е
«Разговор умер­
шего
Бога
с
проституткой».
Русск ий
ницшеанец,
каковым
Розанов
имел
основания
себя
считать
и
да же
про­
тивопоставлял
себя
немцу
по
интенсивности,
гл уб ине
размышления,
от кры то
ж аж­
дал
борьб ы
с
«ницшеанским “свер х -чел ов ек ом”»39, предстает на страницах повести
в
различных
ипостасях.
Гре шниц а,
блудница,
от
болезни
кот орой
обезумел
то т,
кто
первым
возвестил
к онч ину
Бога,
ище т
покаяния,
но
совсем
по-розановски
не
на­
ходит...
даже
осуждения.
Цел уя
бл уд ницу
в
губы,
Бог
восстанавливает
«богочелове ­
ческий
с ою з », скрепленный мученичеством сына,
к отор ый
«против меня поставил
мою
же
з апо вед ь »40, и собственным,
теперь
уже
смертельным,
недугом,
ибо
«янеиз
гли ны
создал
вас
—
из
вд о хно ве ния !»41.
Едва
ли
не
по-розановски
зв учи т,
если
един­
ственная
божественная
печаль
—
о
по лно те
человеческих
фор м: «Я лишь сосуд из­
ваял
—
особенный,
не
могу
не
горди ться !
—
и
вручил
ва м.
С ами
собой
на пол няй тесь .


440
И.
Н.
Афанасьев
В сем,
что
накопили,
накопите.
Друг
д ругом
наполняйте
себя.
Собою
—
других.
Род
ваш
н еделим .
В
тебе
—
вс е,
и
в
каждом
—
ты.
Сами
себя
делающие,
творящие
—
вот
кто
такие
люди!»42.
«“Блуд”
—
“Ложь”,
а
вовсе
не
“блуд полового соединения”,
как
пер евр ала
церковь,
обвинив
“блудом”
самого
Бога,
повелевшего
всем
существам
множиться.
“Блуд по­
ловой”
почище
ваших
митр,
господа...»43 -огрызался
Розанов,
раз г ады вая
ви дения
А по кал ипси са.
«Дела плоти»
для
н его
—
«суть космогония»44.
Его
RELIGIO —
рост,
в оз ра стание, «больше».
Мир
из
«отцовской точки», который сам себя вытаскивает
из
трясины
бл уда -лж и.
Все
и
задышало,
ког да
поя вил ос ь.
Бог
—
не
бытие
и
всемогу­
щество,
а
вздох,
первое
веяние,
утро,
из
к оторо го
«все
—
“потом”»45.
Вря д
ли
из
контекста
розановского
размышления
бы ли
бы
безоговорочно
из­
гнан ы
сентенции
учителей
«новой»
Германии
о
природе,
которая
«не любит помеси
р ас »; об институте брака,
который
нужно
поднять
на
новую
высоту;
об
армии,
ко­
то рая
б ыла
луч шей
школо й
нации
(а у Розанова в «А пок ал ип си с е», заметим,
об­
разовала
«отборную часть населения»46), об арийском происхождении богов ( Пр о ­
метея
—
у
германцев,
Христа
—
у
Розанова,
у
Горького
же
и
вовсе
объявленного
воп лоще ни ем
Прометея).
Скорее,
возник
бы
вопрос
о
величинах
истинных
и
мни ­
мых.
Символично,
что
переосмыслить
его
пришлось
бывшему
розановскому
гимна­
зисту
М.
М.
Пришвину,
ко торы й
знавал
и
заступничество
своего
учителя,
и
пла ту
за
эту
добр оде те ль
о бидо й,
нанесенной
ему.
В
романе-сказке
«Осударева дорога»
о
строительстве
Беломорканала
При­
швин,
зн ающи й
наверняка,
что
«самое грубое и необходимое дело в природе есть
уби й ст во »47, пытался примирить долг и свободу, «хочу»
и
«надо», дать путь к ком ­
му ни зму,
но
не
то т,
каким
«дают его доктринеры»48.
И ной
п уть
неизбежно
предпо­
лага л
поиск
таких
ф орм
естественной
соци ализ ации
(по Розанову), в которых си ­
луш ка
хоть
и
«грешна», но каждая тварь в ее желании быть
—
права,
хо тя
же ла ние
ее
оправдает
на си лие
—
начальную
мыс ль
«Осударевой дороги», в которой призна ­
ет ся
Пришвин,
оставив
в
душе
своей
неразрешимый
вопрос
«о нравственном зна ­
чени и
Петровой
дубинки,
образующей
охрану
души
ч ело век а»49.
Его
строительные
лес а
к
роману,
составленные
из
писательских
дневников
вдовой
В.
Д.
Пришвиной,
впечатляют
п очти
готи чес кой ,
не ум олимо й
суров ост ью
—
до
тех
п ор,
пок а
из
этой
конструкции
не
извлечешь
маленькую
скрепу-вопрос
1952 г .: «В большом есть и то,
что
содержится
и
в
малом,
но
в
малом,
—
есть
ли
в
малом
бо л ьш ое?., в малом цветке
содержится
со л нце,
в
капле
росы
—
вселенная.
Даже
в
злом
ко маре
можно
видеть
“героизм”,
когда
он
впивается
в
человека.
...
Но
е сть
человек
самый
страшный,
и
такого
существа
нет
в
пр ирод е.
В
нем
б ольшое
не
отражается,
и
он
о
вс ем
м ире
су­
дит
по
се бе.
Сам
же
се бя
он
называет
простым
челов е ком ,
и
это
был
и
е сть
“герой”
текущего
в ре мени. . .»56
Розанов
называл
таких
«убогонькими в истории»51, лишенными моцартианско ­
го
самоощущения,
из
кот орого
мир
(«в вечном зерне
—
Моца р т») цветет и счастлив .
При
безобразии
«я», о чем и напоминал Розанов,
все
трюк и
за ба вн ого,
очарователь­
ног о
германского
ловкача
превзойти
се бя
самого
—
бессмысленны
и
безнадежны:
доверившись
классическим
законам
физики,
барону
лучше
испытать
себя
в
поле та х
на
пушечном
я дре.
Однако
б ат алии
XX в.,
не
в
пример
военному
политесу
минув­
ших
сто л етий,
да же
розановскому
уб огон ьк ому
позволяют
осуществиться
в
его
пр е­
де ле . «Простой человек»
в
полноте
своих
фор м
—
это
«толстовец»
и
«вегетарианец»
по
Шаламову,
к оторы м
всегда
найдется
дело,
е сли
гл а вный
воп рос
нашего
времени
и
нашей
м орали
—
«уничтожение человека с помощью государства»52.
Печально,
но


Эпоха
катастроф
у
Розанова
441
гуманист-созерцатель
здесь
п очти
неотличим
от
юродствующего
во
злобе.
И
когда
изгнанник
Л.
Фейхтвангер
в
первых
же
строчках
«Москвы 1937», восславившей,
по
его
выражению,
государство
диктатуры
«на базисе разума», говорит о том,
что
ми­
ровая
ист ор ия
всегда
пред ст авл яла сь
ему
«великой длительной борьбой,
которую
в едет
разумное
меньшинство
с
большинством
гл упцо в»53, он едва ли не дословно
повторяет
юд оф оба
Гитлера,
упоенного
«железным законом природы»: «В извеч­
ной
бо рьбе
человечество
выр ос ло
—
в
вечном
ми ре
оно
погибнет»54. А значит,
зав е­
домо
противится
розановскому
благ ослов ен и ю,
искреннему
на с тольк о,
на скол ько
это
во з можно
в
последнем
откровении,
в
чем
«Апокалипсис»
Розанова
так
созвучен
ка нон иче ско м у: «Живите,
евреи.
Я
благословляю
вас
во
вс ем. ..
в
вас...
ест ь
такое
“зернышко”
мира,
к оторое
—
“мы сохранили одни”.
Им
живите».
Живите
«Домо ­
строем», —
напутствует
Розанов,
—
в
гне зды ш ке,
где
«бедный человек»
греется
и
Бог
ют ит ся.
Гнездышка
ищет
«сам Бог»55.
Опрощение
мироздания
доводит
идею
зернышка
до
Вселенского
абсолюта,
во­
площая
толстовца
—
в
Толстом.
В
его
гне зд ыш ке,
яснополянской
усадьбе,
п роходят
для
Розанова
гр а ницы
х рист ианст ва
и
гра ницы
язычества.
Он
уход ит
из
Ясной
По­
ля ны
—
«от слабости в силу». Он уходит из христианства,
в
кот орое
во шли
все
и
оно
«исчезло,
как
чи сто е », но уходит,
чтобы
христианство
вернуть.
Уходи т
«в настоя­
щий
и
подлинный,
вну тр е нний
авт о рит ет »56, в полноту форм и предел своего осу­
ществления,
ко то рыми
Ро з анов
пр они к ается
«перед гробом Толстого»: «...“я вле ние
Толс того
в
Р ос с ии ”... походило
на
какой-то
миф.
...Великий старец был “ч ел ов ек”...
предпочитая
оставаться
прос то
“русским человеком”,
без
определений,
без
границ,
без
мундира
и
сословности,
без
фор мы
и
р емесл а.. ..
Мир
ок оло
не г о!. .»57.
Толстовская
простота
исчерпывает
са мое
форму.
Продолженный
Розановым
поиск
ее
(после Толстого), ощущение Государства как «ве щ и,
ничем
не
заменимой
в
смысле
обуч ен и я», «одушевление»
гос у д а рс тве нно с ти58 в грядущей истории XX
в.
жестоко
обозначит
рубеж
варварства
и
ми ра
как
религии.
Его
нигилистическим
(почти в розановском понимании), нулевым воплощением как раз и станет озло ­
б л енный
«вегетарианец», все -та к и
добившийся
предела
в
осуществлении
сво ей
ме­
тафизической
пус тоты ,
зам ест ивш ий
соб ой
эфемерность
радикальной
германской
мечты
1930-х
гг.
Мифологизированный
аноним,
сформированный
в
об ст анов ке
мужского
общежития
—
без
розановского
«гнездышка». « Че лов е к из
народа», «не­
известный
фронтовик
Первой
мировой
в ойн ы», избранный Провидением «ч ел ов ек
без
и мени»59 в обрамлении дешевых театральных эффектов.
Собирательный
ти п,
падкий
на
пышные
пр ед став лени я
и
в
си лу
эт ой
собирательности,
абс тра гиро ва н-
н ости
от
ж ив ого,
человеческого,
считающий
себя
вправе
апелл иро ват ь
к
Судьбе.
«В
известном
отношении
Гитлер
просто
не
че лов ек,
он
не
достижим,
до
него
не
дотя­
нешься», —
цит иру ет
Фе ст
Ма гду
Ге ббел ь с60.
То лсто й
и
Гитлер
на
од ном
рубеже
противостояния
—
безумная
ф антази я
эпо ­
хи.
Но
разве
в
самом
Роз ано ве
не
укореняется
эта
неразличимость
божественного
и
демонического?
Он
чувствует
«свое Государство»
и
ра дует ся,
что
обыватель
скры­
вается
в
«строгих и ответственных чертах»
гр а жд а нина61.
Он
восторгается
рус ск им
н арод ом
—
не
прос то
государственным,
но
«глубоко и обширно»
госуд арст в енн ы м62.
Однако,
повторяя
с лова
знакомой
рус с кой
ба рыни
о
немца х,
н ег одует
в
их
адрес:
«Их церковь
—
не
в
кирке,
а
воз ле
пам ятни ка
Бисмарку,
против
рейхстага...
Государ­
ственная
религия,
—
и
дру гой
немцы
не
имеют.
Они
молятся
молитвами
королев­
ской
Пруссии
и
императорской
Гер ма нии. . .»63. То,
что
немцу
—
«смерть», становится
рус с кому
—
благо...
И
только
розановское
«я», всеобъемлющее,
одолевающее
пор ог


442
И.
Н.
Афанасьев
древних
ре лиг ий
в
благоговейном
трепете
за
«другого», взламывает тождество форм
бо жеств енно г о
и
демонического
и
вых од ит
за
грань
кос м и ческ ого.
Солнцепоклон­
ник
Розанов
ище т
спасения
в
рел игии
египтян
и,
переступив
грань
человеческого
рода,
вступает
в
«бесконечность целого мира»м,
ед ин ого
от
египетского
Скарабея
до
хрис ти анс ког о
Вифлеема.
Роз а нов
—
светотень
эпохи.
Но
и
ее
животворящий,
космогонический
си нте з,
вне
которого
являе т
себя
будущий
розановский
визави,
чтобы
вооружить
древний
со ляр ный
з нак
варварскими
мот ыг ами
и
погрузить
Германию
во
тьм у
на циона л-
социализма,
преуспев
в
официальных
ночных
церемониях
смерти65.
Неспособ­
ный
от кры ть
солнце
(«Египет»), потому что
—
предупреждал
Розанов
—
для
э то­
го
нужно
был о
«собственно в себе открыть семью»66, улыбнуться миру « улы бк ой
истории»67и,
соз дав
семью,
произвести
все
прочие
идеи:
провидения,
за гро бн ого
су да,
греха,
царства,
воин ов68.
Ро зан ов
бо го твор ит
иде ю
СО ТВО РЕНИ Я,
которая
не
знает
п ре дела,
спустя
год ы
положенного
самой
истории
в
застывшей
эстетике
«тысячелетнего рейха» .
Именно
проблематика
предела
во
многом
буд ет
характери­
зовать
у
Э.
Фромма
концепцию
биофилии
как
«страстной любви к жизни и ко всему
ж ив ому »69, неоставленности мира за гранью человеческого « я», спасения мира от
сиротства,
которое
грозит
ему
в
добровольном
заточении
тотально
одинокой
нар -
циссической
личности,
где
мир
фантазии
бол ее
ре але н,
чем
реальность,
и
для
самой
реа льн ос ти
—
разрушителен.
Фромм
уже
мог
диагностировать
некрофилию
в
по­
ст у пках
исторических
персон
(Гитлер для него
—
«клинический случай»70).
Однако
и
он
вряд
ли
превосходит
ту
м еру
определенности
в
суждении
о
фундаментальном
конфликте
при род ы
и
с оци ума
э похи
ка тас т роф,
к ото рую
задает
Ро зан ов
в
с татье
«О самоубийствах»
из
цикла
1911 г.
Его
вывод
—
о дно
из
немногих
у
Розанова
окон­
ча тельн ых
обо бщен ий : «Самоубийство всегда есть катастрофа . . . »1'.
Кат астр о фа
би ологи чес ка я;
личности
и
биографии.
К атаст ро фа
экономическая.
Наконец,
ката­
строфа
«воли как жизненного напряжения,
жиз ненно й
эне р гии»72. «В глубо чай ше м
зер не
св оем
самоубийство
всегда
есть
клевета...
—
итожит
Розанов.
—
Метафизиче­
ская
клевета.
В
самоубийстве
ес ть
н ечто
демоническое.
В
самом
деле
злое...
Пусть
в
то
же
время
и
несчастное»73.
Сказанное
испо лн ится
в
европейской
истории
как
п ророче ст во.
Германия
2-й
мировой
вой ны
вновь
удивит
мир
тем,
что ,
по
сог лас н ому
мнению
западных
истори­
ков,
станет
после
самоубийства
«вождя»
единственной
побежденной
ст ра ной
Евро­
пы,
не
п ороди в шей
никакого
движения
Сопротивления74. Не потому ли,
чт о,
с
точки
зрения
Розанова,
какое-то
особ ен ное
право
на
те ло
са м оуб ийцы
имеют
толпа
в
ее
обезличенном
значении
и
«чужие»75, а равнодушные
—
не
сопротивляются.
Розанов
вновь,
в
перспективе
исторической
оце нк и,
ок аз ыв ается
больше
самого
се бя,
жизне­
утвердительно
прирастает
в
том ,
что
само
по
себе
достойно
по рица ния,
как
его
экс­
та ти чес кое
самоуничижение
перед
организованной
армейской
мощью,
вызванное
случа йн ой
встречей
с
ко ннице й
«лет одиннадцать тому назад»
—
от
год а
1914-г о.
«Задумчивый странник», каким вспоминает 3.
Гиппиус
Розанова
и
эту
встречу,
родившую
не
мысль,
а
«непременно»
физическое,
телесное
ощ ущ е ние76, переживает
восторг
п ер ев опл ощен и я, «...преувеличенная мужественность того,
что
был о
пере­
до
мною,
—
признается
Розанов,
—
как
бы
изм енил о
структуру
м оей
о рг аниз ации
и
отбросило,
о прок ину ло
эту
организацию
—
в
женскую»77.
Им енно
зов
по ла
оправ­
дывает
не избыв ную ,
генетическую
антиномичность
Розанова,
па в шего
ниц
пер ед
«колоссом физиологии,
ко лосс ом
ж и зн и », приравнявшего суть армии к « ве лик ой
с ам одов ле ем ост и»78.
Му жс кое
и
женское
начала
в
их
неодновременности,
не об хо­


Эпоха
катастроф
у
Розанова
443
димой
разности
для
продолжения
рода,
за
обретение
к оторы х
Розанов
боготворил
Е ги пет 79, его самого превращают в зернышко мира,
в
се мя,
плоть.
Корень
мира.
«Муж проглотил жену,
про гл отивш ую
мужа».
Но
о
третьем
—
ребеночке
—
«поду ­
мал
од ин
Б о г»80...
Розанов
целовал
мир
в
уста.
Чтобы
вд охну ть
в
него
жизнь.
И
пер ебо леть
его
болезнями.
1 Розанов В.
В.
Лучшая
книга
по
ср ед не ве ковой
ист ори и
(К воспоминаниям о M . М .
Стасюлеви­
че) // Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Т еррор
против
русского
на ци она лизма . (Статьи и очерки 1911 г.)
М., 2005. С. 25.
2 Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
Апок а липс ис
наше го
времени.
М., 2000. С. 303.
3 Там же.
С. 14.
4 Там же.
С. 33.
5 Шаламов В .
Т.
О
моей
прозе
// Собр .
соч.: В4
т.
М., 1998. Т. 4. С. 376.
6 Розанов В.
В.
Апокалипсис
наше го
времени.
С. 79.
7 См.: Розанов В.
В.
Литературные
изгнанники.
Воспоминания.
Письм а.
М ., 2000. С. 104.
8 Розанов В .
В.
Война
1914 года и русское возрождение //
Роз анов
В.
В.
Собр.
соч.
Последние
листья.
М., 2000. С. 255.
9 Там же.
С. 266.
10 Там же.
С. 326.
11 См.: там же.
С . 290-291.
12 Дулша ад Барадулша. ( Б1бл1 ят э к а
С в аб о д ы. XXI стагодзьдзе). Радые Свабодная Эуропа /
Радые
Свабода, 2004. С.
178.
13 Розанов В .
В.
Последние
листья.
1916 год //
Ро зано в
В.
В.
Собр.
соч.
Последние
листья.
М.,
2000. С. 15-16.
14 Тамже.
С.
14.
15 Тамже.
С.
124.
16 Тамже.
С. 225.
17 Там же.
С.
14.
18 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 270.
19 Розанов В .
В.
Последние
листья.
С. 24.
20 См.: Розанов В.
В.
Легенда
о
Великом
инквизиторе
// О великом инквизиторе:
Достоевский
и
последующие.
М ., 1992. С. 118.
21 Розанов В .
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 251.
22 Там же.
С. 248-249.
23 Розанов В .
В.
Лег енд а
о
Великом
инквизиторе.
С. 95.
24 См.: Розанов В.
В.
Апокалипсис
наше го
времени.
С. 57.
25 Розанов В.
В.
Легенда
о
Великом
инквизиторе.
С. 175.
26 Фест И.
Г итлер .
Биография.
Путь
наверх.
М. , 2006. С.
156-157.
27 Розанов В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 57.
28 Розанов В .
В.
Во йна
1914 года и русское возрождение .
С. 266.
29 Там же.
С. 256.
30 Там же.
С. 302.
31 Там же.
С. 327.
32 Там же.
С. 256.
33 Розанов В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 260.
34 Там же.
С. 78.
35 Фест И.
Указ.
соч.
С . 150-151.
36 См.: Розанов В.
В.
Апокалипсис
наше го
времени.
С. 28.
37 Там же.
С.
14.
38 Адамович А .
Каратели.
Радость
ножа,
или
Ж изнео пис ания
гипербореев
// Адамович А.
Хат ын­
ск ая
повесть;
Каратели.
Радость
но жа,
или
Жиз не описа ния
гипербореев.
Мин ск., 1987. С . 377.


444
И.
Н.
Афанасьев
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
Розанов
В.
В.
Война
1914 года и русское возрождение .
С. 308.
Адамович
А.
Каратели.
С. 324.
Там
же.
С. 322.
Там
же.
С. 325.
Розанов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 74.
Там
же.
С. 22.
См.: там же.
С . 31-32.
Розанов
В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С.
И.
Пришвин
М.
М.
Дневники
// Собр.
соч.: В8
т.
М., 1986. Т. 8. С. 437.
С м .: Из русской думы:
В
2т.
М., 1995. Т. 2. С. 180.
Там
же.
С. 185.
Там
же.
С.
192.
Розанов
В.
В.
Убо г о нькие
в
ист ори и
// Розанов В .
В.
Террор
прот ив
русского
национализма
(Статьииочерки 1911 г.) М., 2005. С. 353.
Шаламов
В.
Т.
О
прозе
// Собр .
соч.
Т. 4. С. 370.
Фейхтвангер
Л.
Москва
1937. М., 2001. С. 7.
Цит .
по:
Фе ст
И.
Гитл ер.
Биография:
Путь
наверх.
С. 343.
С м .: Розанов В.
В.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 56-58 .
С м .: Розанов В.
В.
Язычество
и
христианство
в
Ясн ой
Поляне
(КуходуЛ.
Н.
Толстого)//Роза­
нов
В.
В.
Загадки
русской
пров ока ции . (Статьи и очерки 1910 г.). М., 2005. С. 386-387.
Розанов
В.
В.
Пер ед
гробом
Толс тог о
// Розанов В.
В.
Загадки
русской
прово ка ции.
С.
394-
395.
Розанов
В.
В.
Война
1914 года и русское возрождение .
С. 268.
Цит .
по:
Фест
И.
Указ.
соч.
С. 217.
Там
же.
С. 221.
Розанов
В.
В.
Война
1914 года и русское возрождение .
С. 267.
Там
же.
С. 303.
Там
же.
С. 308.
Розанов
В.
В.
Последние
листья.
С. 227.
См .: Фест И.
Ука з.
соч.
С . 203-206.
Розанов
В.
В.
Последние
листья.
С
.229.
Там
же.
С. 230.
См.: там же.
С. 228.
Фром м
Э.
Некрофилы
и
Адо льф
Гитлер
// Вопросы философии . 1991. No 9 . С.
103.
Там
же.
С. 106.
Розанов
В.
В.
О
самоубийствах
// Розанов В.
В.
Те ррор
против
русского
н ацион ализма.
С. 336.
Там
же.
С. 341.
Там
же.
С. 343.
См .: Фест И.
Указ.
соч.
С. 595.
Розанов
В.
В.
О
самоубийствах.
С. 337.
Гиппиус
3. Н.
Заду мч ивы й
странник
// В.
В.
Розанов:proetcontra. СПб., 1995. Кн.
1. С. 172.
Розанов
В.
В.
Во йна
1914 года и русское возрождение .
С. 339.
Там
же.
С. 340.
См .: Розанов В.
В.
Последние
лис ть я.
С. 227.
Там
же.
С. 15.


A. H. Паршин ( Мо сква)
Роз анов
и
на ука
Розанов
и
наука.
«Какая наука?» —
спр ос им
не до ум е н но. «Неужели science, та са­
мая
то чна я,
на
кот орой
весь
двадцатый
век
основан?»
Да,
име нно
о на,
но
и
не
только
он а.
Мир
Розанова
велик
и
многообразен.
Первая
его
книга
«О понимании» (1886) —
это
философский
трактат,
удовлетворяющий
в сем
требованиям
нау чн ой
фи лос офи и.
Предельная
сист емат ичн ост ь
исследования,
много­
численные
разделы,
рубрики
и
пар аг раф ы.
Четкое
изложение
исходных
прин ципо в
и
выт екающ их
из
них
сле дст в ий.
Кто
держал
его
в
руках,
не
забу дет
диаграммы,
при ­
ложенные
к
этому
со чин ению ,
с
классификацией,
доходящей
аж
до
семи
уровней
глу ­
бины.
Судьба
книги
тридцатилетнего
автора
известна
и
печальна.
Затем
последовал
пе­
ре вод
части
«Метафизики»
Аристотеля,
также
не
привлекший
никакого
вн им ан ия1.
О
чем
же
эта
книга?
О
том,
что
есть
знание
и
ест ь
понимание.
Когда
мы
говорим,
что
«явление теплоты сопровождается расширением тел», это
—
знание,
а
когда,
что
«теплота,
с
увеличением
которой
т ела
расширяются,
е сть
молекулярное
движ ени е,
происходящее
в
тел ах »2, это
—
пони мание.
Так
начинается
розановский
трактат,
и
любой
со вр еме нный
физ ик
под
э тим
полностью
под пиш ет ся. «Науку образуют не зна­
ния,
но
понимание»
—
вот
исх о дный
принцип
Роза но ва,
наука
ищет
ноумены,
ле жа­
щие
за
видимыми
явлениями.
Мет од
Розанова
состоит
в
в ыделени и
общих
принципов
и
их
дальнейшей
спецификации.
Понимание
есть
функция
разума,
выступающего
как
потенция
познания.
Схемы
разума
определяют
то,
что
может
в оз никну ть
в
процессе
познания.
Таких
схем
или
идей
—
семь,
су щест во вания ,
сущности,
свойств,
происхо­
жде ния
(причины), следствия (це ли), сходства/р аз лич ия,
числа.
Второй
потенцией
познания
являются
стороны
бытия.
Мир
д ели тся
на
Космос
и
Мир
человеческий.
Уч е­
ние
о
них
рассматривается
в
связи
с
идеями
р азу ма.
Каждой
из
них
от в едена
глава
трактата
с
дальнейшими
подразделениями
и
ут очн ения ми.
В
главе
о
существовании
Ко см оса
мы
увидим
вес ь
набо р
пре дст авле ний
н атурф и­
ло со фии, (мир непротяженный и протяженный,
который
р аспад ает ся
на
элементы
и
со един ения ,
а
те,
в
с вою
очередь,
на
мин ер алы
и
организмы,
и
по сле дние
на
ра стения
и
живо т ных)
иду щей
от
античности,
вплоть
до
середины
XIX в.
Еще
недавно
Карус
или
Лоренц
Окен
пр едава ли сь
подобным
изысканиям.
Научная
биология
в
л ице
дар­
винизма
смела
во
второй
половине
XIX в.
всю
натурфилософию.
Так
что
современный
биолог
под
построениями
Розанова
уж
точно
не
подпишется.
Но
не
будем
спе шить .
От­
метим
по ка
то,
как
Розанов
очарован
Аристотелем.
Именно
он
вс пом инает ся
прежде
всего,
когда
мы
даже
не
читаем,
а
лиш ь
ли ст аем
розановское
сочинение.
Се мь
схем
раз ­
ума
нем едлен но
в зыва ют
к
к ат егори ям
Аристотеля.
Огромное
мест о
в
книг е
зан имае т
идея
потенции,
потенциальной
ф ормы
бытия,
данная
к
тому
же
на
лю бим ых
приме­
рах
Стагирита,
примерах
из
биологии.
Кто
из
современных
фил ос офо в,
изучая
Ари­


446
A. H. Паршин
стотеля,
всер ье з
принимает
его
б иол огиче ск ие
сочинения?
А
Розанов
принял
всер ье з:
«Растения проходят все три формы существования:
потенциальное,
обр азу юще еся
и
реальное.
В
семени
они
су щест ву ют
по т енциал ь но,
через
рост
—
образуются,
и
с
пр е­
кращением
рос та
су ществ у ют
ре а ль но»3.
О
цел ево й
причине,
изгнанной
со
свистом
на шей
н а ук ой : «Органу присуща цель,
вы раж енная
в
его
строении,
а
организму
присуща
целесообразность,
выраженная
в
со­
ответственном
сое дине нии
ч аст ей,
из
ко то рых
он
с ос т оит»4.
Найдем
мы
тут
и
размышления
о
времени
и
аристотелевском
«теперь»
—
загадке,
волнующей
ф илосо фов
до
сих
пор.
Я
думаю,
что
п еред
нами
у ника ль ный
эксперимент
понимающей,
а
не
форм а льной
фи лологи и,
когда
античное
наследие
изучается
не
как
те кст,
а
исходя
из
содержащегося
в
нем
смысла,
и
пр ед при нимает ся
попы тк а
развить
его
дальше5.
Как
же
сам
Ро зано в,
полностью
изменившись,
создав
«розановский стиль», оце ­
нивал
сво й
ф ило со фский
оп ы т? «Чрезвычайно дурна,
тяжелым
языком
написана ,
мне
чуж да» (письмо К.
Л еонт ьев у), позднее: «встреть книга какой - н иб удь
привет
—
я
бы
на
всю
жизнь
остался
“философом”», но в 1913 г .
П.
А.
Флоренскому: «еслибы
Вы
знали,
сколько
в ост оргов
я
пе ре жил
с
не ю.
Какие
безумия,
непроспанные
(за
писанием)
кругом
ночи,
до
утреннего
са м ова ра, <...>
там
и
до
сих
пор
гл.
“О целе­
сообразности”
мне
нравится,
—
и
ве сь
дух ,
полет,
име нно
—
целесообразный:
точ но
я
“летел к Богу”
в
каком-то
ве лик о ле пном,
дивном
полете
м ысли» 6.
И
задуманная
книга
«О потенциальности и ее роли в мире физическом и чело­
веч еском »
осталась
ненаписанной.
Но
мы сль
не
пр оп ала
и
по зд нее.
Новый
Розанов
так
написал
об
э том : «Весь мир есть игра потенций,
я
хочу
сказать
игра
некоторых
эмбрионов,
духовных
или
физических,
живых
или
мертвых.
Треугольник
ест ь
половина
квадрата,
известным
образом
р ас черче нн ого,
и
на
этом
основаны
его
свойства,
измеримость,
отношения
к
разным
фигурам;
Земля
есть
“Сатурново кольцо”,
оторвавшееся
от
Солнца,
разорвавшееся,
склубившееся,
и
поэтому
она
тяготеет
к
Солнцу;
и
всякая
в ещь
ест ь
час ть
бесчисленных
других
вещей,
их
эмбрион,
потенция
их
образования
и
п оэт ому
только
он
входит
в
соот­
нош ени е
с
этим и
другими
в ещам и,
св язы вает ся
с
ним и,
а
от
други х,
наоборот,
от­
талкивается.
Поэтому,
говорю
я,
жиз нь
при ро ды
е сть
жи знь
эмбрионов;
ее
законы
суть
за­
ко ны
эмбриональности;
и
вся
наука,
т.
е.
все
и
всякие
науки,
суть
только
ве тви
не­
которой
космической
эм б риол ог ии»7.
Розанову
не
дано
б ыло
уз на ть,
что
эмбриология
(в биологии)
в
XX в.
вся
шла
под
знаком
иде и
потенциальности:
представление
о
полипотентности
клеток
на
ранних
стадиях
морфогенеза,
поня т ие
п оля,
теория
организаторов
и
про ч ее.
Но,
что
уж
сов сем
предсказать
б ыло
н ел ьзя,
—
физика
открыла,
что
бытие
воз ­
можное,
меональное,
более
фунда м ент аль но,
чем
бытие
актуальное.
Пр ед ста вле­
ние
о
потенции,
заложенное
в
основном
понятии
со вре ме нной
квантовой
физики
«волновой»
функции,
или
векторе
состояния,
предельно
точн о
реализует
эту
идею.
Ку льтурны е
физ ик и,
такие
как
В.
Гейзе нбер г ,
это
отчетливо
сознавали.
Только
ссы ­
лали сь
они
на
А ри стоте ля,
а
не
на
Розанова.
Тираж-то
розановский
поше л
на
оберт­
ки
для
магазинов.
Роз ано в
вдохновлялся
не
только
Аристотелем.
Морфология
Гёт е,
его
пре д­
ставления
о
перворастении,
метаморфозе
орга нов ,
позвоночная
те ория
черепа
—
вот
то,
что
б ыло
прекрасно
и зве стно
Розанову
и
оп л одотв орял о
его
мысль.
Для
Розанова
Гё те
—
«великое и благородное явление», помимо которого у немцев


Р оза нов
и
на ука
447
ничего
и
нет
(сказано в 1914 г. ).
Морфологические
мысли
и
идеи
мы
встречаем
рассыпанными
по
книгам
и
ста тьям
Розанова,
вплоть
до
знаменитого
м еста
из
«Апокалипсиса»:
«“Бабочка”
ес ть
на
с амом
деле,
та йно
и
метафизически,
д уша
или
энтелехия
гу­
сеницы
и
куколки.
Так
произошло
это ,
космогонически
потрясающее,
открытие.
Мы,
можно
сказать,
втроем
открыли
д ушу
насекомых,
ран ьш е,
чем
о ткр ыли
и
до­
казали
ее
—
у
ч ело век а»8.
Сам а
же
ид ея
формы,
морфологического
типа,
идущая
от
Гёте,
и
расцветшая
в
так
называемой
идеалистической
морфологии
и
св язанн ой
с
упоминавшейся
нами
натурфилософией,
не
стала
центральной
в
последующем
развитии
биоло­
ги и.
В
фил ос офии
ею
активно
пользовались
у
нас
Страхов
и
Д анил евск ий,
на
За­
паде
—
Ш пенгл ер,
позднее
—
Юнгер ,
а
в
науке
сн ачал а
концепция
эволюции,
а
затем
представления
генетики
изничтожили
их
п олн ость ю.
Хотя
и
были
люди,
пытавшиеся
что-то
де лать
в
это м
направлении
и
в
XX в.
У
нас
это
Б ерг,
Любищев,
Мейен.
Не
удивительно,
что
Розанов
не
лю бил
Д ар вина.
В
«Природе и истории», его
ранней
книг е,
Роз ано в
сразился
и
с
В.
С.
Соловьёвым,
благого ве й ны м
поклонни­
ком
Дарвина,
написал
и
о
са мом
Дарвине,
о
его
жизненном
обл и ке,
связав
ли чнос ть
натуралиста
с
построенной
им
те ори ей.
Вот
бол ее
поздние
слова
из
«Апокалипси­
са» (от24
августа
1918 г.): «Ну как можно было восторжествовать великим торже­
ством
уму
гениальному
при
замечательных
découvertes Чарльза Дарвина,
по
ко ему
в
при род е
вообще
нет
“смысла”, “р азу ма”.
Плакать
бы
нужно;
зал ить ся
горькими
слезами.
Но
для
слез
никакой
п рич ины
не
было:
мир
с
первого
же
раза,
с
перв ог о
же
глаза,
представляет
собой
такую
красоту,
такую
глуб ок ую
целесообразность,
он
так
п олон
мыс лью
от
былинки
до
звезды,
что
можно
с каз ать,
от
“теории Дарвина”
остается
оди н
“переплет”
и
мог
бы ть
вопрос
о
том,
“в какой переплет”
переплетать
эту
пошлость,
а
не
о
том,
чтоб ы
читать
их,
разжевывать
и
пережевывать.
Их
просто
“нет”,
—
эти х
кн иг
без
НО УМ ЕНА.
Человек
ни чего
здесь
не
узнал,
ни
до
чег о
здесь
не
дополз»9.
У вы,
Ва с илий
Васильевич, «узнал»
и
«дополз» .
Дарвинизм
проник
всюду
в
на­
уку,
и
не
только
в
не е.
Все
торжество
современного
с в обод ного
р ынка,
ве сь
с оц иал-
дарвинизм
ныне ш них
либералов
идет
от
него.
От
биологии
обратимся
к
математике,
о
кот орой
Розанов
вроде
бы
никак
не
вы­
сказывался.
В
одн ом
из
том ов
Собрания
сочинений
в
заметке
«Вероисповедный во ­
прос
в
Р о с с и и » (1909) можно наткнуться на такое: «Но миром правят,
в
сам ом
деле,
не
языч е ские
ясные
истины,
а
христианские
запутанности:
никак
не
уда етс я
никому
доказать,
что
мир
держи т ся
на
истине,
в роде
“дважды два
—
ч еты ре”.
В
основе
мира,
в
запутанности
мира,
в
“пупе”
мира,
—
ес ли
назвать
так
ту
темную
бездну,
из
кото­
рой
рождаются
все
ве щи
и
выкидывается
целая
всемирная
история,
—
лежит
скорее
какая-то
“мнимая величина”, ^2, ^-2, около которого можно что -т о
делать,
можно
его
обдумывать,
можно
его
комбинировать,
можно
“принимать во внимание”,
наконец,
можно
с трои ть
около
него
фик ции,
символы,
до полне ния ».
Занятный
образ,
в
дух е
немецкой
романтики,
не
более
того,
и
вдруг
как
небо
раз­
верзлось:«нотолько“решить”-то его,
“сделать задачу”,
не
тольк о
теперь
невозможно,
но
и
ни ког да
вообще
нев озмо ж но
ее
разрешить.
И
та
“точная наука”,
котора я
ника к
разрешить
этой
задачи
не
может,
совершенно
точно
доказывает
ту
пл ач евнейшу ю
ис­
тину,
что
задача
эта
и
вообще
неразрешима
до
скончания
веков
и
даж е
по
ту
сторону
окончания
“веков”,
неразрешима
в
с ебе
самой
и
по
су ществу ».


448
A.H. Паршин
Это
1909 год,
все
открытия
нер азр еш имо сти
в
ма те матике
впереди,
Д.
Гильберт
еще
и
не
знает,
что
через
двадцать
лет
бу дет
доказывать
«разрешимость»
всей
матема­
тики,
а
К.
Гёдель
ему
и
всем
докажет,
что
это
доказать
н ельз я!
Если
мы
гов ори м
о
нау ке,
то
обойти
тему
«Флоренский
—
Ро зан ов»
невозмож­
но
даже
в
кратком
из ло же нии.
Они
переписывались,
начиная
с
1903 г.
вплоть
до
пе реез да
Роз ано ва
в
Сергиев
Посад
в
1917 г.
Са мое
первое
письмо
от
двадцати­
ле тн его
студента
Московского
у ниве рс ит е та : «Мой голос раздается из чуждых для
Вас
сфе р,
чуждых
по
существу,
из
сфер
математики
(не прав Флоренский,
как
мы
сейч ас
ви дели!
—
А.
П.) и других областей,
в
которых
приходится
иметь
дело
с
ор­
ганизующим
и
оформляющим,
с
образом
по
пре и муще ств у;
из
тех
сф ер,
где
способ
мыш ления
—
рассмотрение
ф орм,
проникающих,
упорядочивающих
и
делающих
ст рой ным
космос,
одним
слов ом ,
где
Логос-устроитель
является
преимуществен­
ным
чаянием».
«Что представляют Ваши сочинения,
ес ли
подходить
к
ним
со
школьными
мерками
и
требованиями:
да
обыкновенные
заметки
на
раз ные
темы
религиозно­
го
характера,
довольно
бессвязные,
часто
неуклюжие;
логичности
в
них
часто
нет.
Но
я
отдаюсь
Вашим
методам,
стараюсь
забыть
о
всех
др угих .
Тут
пол у чает ся
не­
что
неожиданное.
Если
это
обыкновенное
газетное
писание,
то
почему
зарницами
вспыхивают
Ва ши
мысли,
почему
заинтересовывает,
захватывает
то,
что
никогда
ра нее
не
интересовало,
почему
з ам ирает
сердце
и
слабость
восторга
вместе
с
неизъ­
я с нимой
слад остью
проникновения
в
сущность
ох ват ывае т
все
существо?
Почему
все
другое
кажется
п осле
этого
пустым,
поверхностным,
представляется
пережевы­
ван ием
и зб ит ого?»
«Мне кажется,
что
Вы
не
философ,
ибо
философия
ес ть
система
и
фор ма
прежде
всего.
Однако
для
меня
нет
сомнений,
что
новые
данные,
открытые
Вами
в
тайниках
быта
и
духа ,
найдет
своего
формовщика;
не
знаю
че рез
50, через 100 лет,
но
это
слу­
чит ся
рано
или
поздно,
под обн о
тому,
как
Беме
истолкован
Ше л линго м,
Баадером
и
отчасти
Г ег елем
в
системе.
Пока
э того
не
будет,
Вы,
в
своем
су щ естве,
не
будет е
вполне
понятны
п очти
нико м у;
рассуждать
с
Вами
нельзя,
т.
к.
Вас
мож но
и
до лжно
слушать
только;
те
же,
кот оры е
рас суж да ют,
ухватывают
вне шн ий
о блик
и
г ово рят
не
о
Вашем,
как
таковом,
а
о
случайной
форм е
писаний;
собственного
образа
у
пи­
саний
Ваших,
нет,
они
безобразны,
как
и
то,
что
они
выражают.
Но
под
разрознен­
ны ми
за мет ками
скрывается
громадный
материал,
запас
новых,
непосредственных
данных
для
выработки
мировоззрения,
данных,
имеющих
нисколько
не
меньшее
зна чение,
чем
вновь
открываемые
факты
в
области
естествознания».
Это
слова
студента-математика.
И
здесь
нужно
сказать
несколько
с лов
об
ас и-
стемности
Розанова,
которая
часто
выставляется
как
характерная
черта
рус ск ой
мысли,
и
да же
как
ее
пр инципиа л ьно е
достоинство.
Сколько
можно
об
эт ом
гов о­
рить
в
стране,
давшей
мир у
ве лик ие
системы
—
периодическую
систему
Менделеева
и
классификацию
кр ист алл ическ их
структур
Федорова.
Но,
у вы,
не
давш у ю,
может
быт ь
пока,
та кую
же
систему
для
мир а
жив ых
организмов
—
достойное
завершение
той
идеалистической
морфологии,
о
к оторо й
мы
говорили
вы ше.
А
был о
так
близ­
ко!
Так
что
бывают
системы,
и
системы!
Среди
многих
соединявших
Флоренского
и
Розанова
интересов
есть
од на
тема,
не
замеченная
исследователями.
Ее
можно
отнести
к
философской
антропологии.
Флоренский
написал
в
1907 г.
работу
«Пределы гносеологии», где дал математи­
ческую
модель
познавательного
про це сса,
по ло жив
в
основу
представление
о
р еф­
лек сии.
В
да льн ей шем
в
1917 г.
в
«Водоразделах мысли»
он
связал
эту
мод ель
с


Розанов
и
на ука
449
антропологией,
строением
тела
челов ек а.
Ос обую
ро ль
в
теории
Флоренского
играет
поверхность
тела,
то
е сть
к ожа
человека.
Когд а
о.
Павлом
писалась
эта
ч асть
«Водоразделов», Розанов,
с
ко торы м
он,
видимо,
обсуждал
эти
вопросы,
уже
жил
в
Сергиевом
По са де.
В
недавно
опубликованной
книге
Розанова
«Возрождающийся
Е ги пет », написанной в том же 1917 г.,
о
кож е
написано
т ак : «Кожа разделяет,
а
не
сое ди н яет.
Она
есть
г ра ница
между
субъектом
и
объектом.
Она
говорит
каждому
“я”
о
том,
что
ес ть
“не - я”,
о
том ,
где
“я”
кон чи лос ь.
Конец
я
—
ест ь
“кожа”,
поверхность
те ла.
<...>
Как
же
вы
говорите,
что
“кожа ничего не содержит в себе” .
Она
имен но
“слишком много содержит в себе” .
Содержит,
как
я
ду маю,
—
душу»10.
Эти
мысли
совсем
близко
перекликаются
с
идеями
о.
Па в ла1 1. Мы начали с физи­
ки,
ею
же
и
закончим.
В
1903 г.
Роз ано в
опубликовал
св ою
переписку
с
Леонтьевым
со
св оими
комментариями.
В
них
мы
ч ит ае м: «... астрономия,
ге оме три я,
“звездочет -
ство”
и
измерение
“градуса меридиана”
входило
в
др е вние
ре лиг ии
“волхования”
и
не
входит
в
ре л игию
только
сей час ,
у
нас.
Наша
р елиг ия
—
“скорбей сердца”
и
“утешения”
для
“плачущих”, “ алч ущ их”
и
“гонимых” .
Что
им
даст
“звездочетство” .
Просто
—
оно
им
не
нужно.
Но
только
им.
Нами
и
нашим
душеустроением
не
исчер­
пывается
религия,
не
к онча етс я;
и,
о со бенно,
не
б ыла
начата
в
истории.
А
“творение
миров”,
а
идея
и
фа кт
“Творца миров” .
Он
зовет
ас троном а ,
напр авля ет
трубу
его
телескопа.
И
алгебра,
и
механика
здесь
у
м ест а»12.
Прошло
двадцать
лет,
и
в
кос молог ии
появились
нестационарные
модели
рас­
ширяющейся
Вс елен ной ,
приведшие
к
известной
теперь
вс ем
теории
Боль шо го
Взрыва.
У
Космоса
появилось
начало
во
времени.
Насколько
это
про ти во речи ло
в сем
установившимся
взглядам,
видно
из
реакции
А.
Эйнштейна
на
первую
работу
А.
А.
Фридмана,
на шедше го
та кое
решение
у р авнений
общей
тео рии
относитель­
ности.
Эйнштейн
обнаружил
в
ней
«ошибку», и чтобы убедить его,
что
в
работе
все
верно,
пришлось
к олле ге
Фридмана
физику
Ю.
А.
Круткову
отправиться
в
Берлин
и
об ъя снит ься
с
ним .
По
обстоятельствам
времени
(начало 1920-х
гг.) это было не­
просто.
Конечно
же,
Ро з анов
не
об лад ал
никакими
поз нан иями
для
п одобн ых
предска­
заний.
Откуда
оно
в зял ось,
как
и
математическое
выше,
понять
невозможно.
Оста­
е тся
лишь
повторить
изб ит ые
сл ова
о
ге ниа ль ной
интуиции.
Жизнь
Розанова
кончилась
трагично
и
после
кончины
трагедия
продолжилась.
Сем ья,
вокруг
к оторо й
вращалась
его
мысль,
не
стала
тем
древом
жизни,
о
котором
столько
он
писал,
род
его
пресекся.
Страна,
о
которой
они
с
о.
Павлом
ли ли
слезы
в
Сергиевом
Пос аде
в
го ды
революции,
получила
в
XX в.
страшную
судьбу.
Слова
ег о,
наконец,
при дя
к
читателю,
являют,
как
правило,
повод
для
эстетиче­
ского
любования,
бой ко го
использования
в
качестве
цитаты,
или,
в
лучшем
с луча е,
дотошного
изучения
и ст ориков .
До
мыслей
дело,
у вы,
не
дошло.
У
ка ж дого
из
нас
е сть
свой
Розанов.
Мой
Ро зан ов
—
это
та
нау ка,
кот орая
у
нас
будет.
1 Уже после конференции,
наконец,
появилось
первое
за
сто
с
лишним
лет
переиздание
этого
перевода
(первых пяти книг «М ет афизи ки»
с
комментариями
Ро занова) .
2 Розанов В.
В.
О
по нима нии.
СПб., 1994. С.
14-15 .
3 Тамже .
С. 143.
4 Тамже .
С. 215.


450
A. H. Паршин
5 Такой взгляд на тексты древних начинает пробивать себе дорогу и в научных кругах.
Т ак,
в
недавнем
изд а нии
английского
перевода
ком мент ари я
Фомы
к
«Метафизике»
ч ита ем: «Ком­
ментарий
Фо мы
принадлежит
великой
трад иции ,
ко тора я
б ыла
нарушена
—
будем
надеяться
временно
—
возник но вен ие м
филологии,
которую
один
циник
(по -ви дим ому,
Ницше.
—
А.
П.)
охарактеризовал
как
науку,
пытающуюся
изу ча ть
текст,
не
по ним ая
его
см ысл » (St. Thomas
Aquinas. Commentary on Aristotle’s Metaphysics. Notre Dame: Dumbarton Ox Books, 1995).
6 Переписка П.
А.
Флоренского
и
В.
В.
Розанова.
Архив
свящ.
П авла
Флоренского.
7 Розанов В .
В.
Релипя
и
культура.
С Пб ., 1899. С. 241.
8 Розанов В.
В.
С обр.
соч.
Мимолетное.
М., 1994. С. 461.
9 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2000. С. 170-171.
10 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Старая
и
молодая
Россия.
М., 2004. С.
170-171.
11 Переписка П.
А.
Флоренского
и
В.
В.
Розанова.
Архив
св ящ.
П авла
Флоренского.
12 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Возрождающийся
Египет.
М., 2002. С. 255.
13 См.:
Паршин
А.
Н.
Лестница
отражений
(от гносеологии к антропологии) // Историко-фил о­
софский
е ж ег одн ик-2005. М., 2006. С. 269-286.
14 Розанов В.
В.
Собр .
соч.
Литературные
изгнанники.
H.
Н.
Страхов,
К.
Н.
Леонтьев.
М., 2001.
С. 370-371.


Я.
В.
Са ры чев
(Липецк)
«Синтез будущего»: полемика 1894 года
В
«Эстетическом понимании истории» (1892), обширной работе,
посвященной
наследию
К.
Н.
Ле онть е ва,
Розанов,
существенно
не
п огре шая
против
своих
унив ер ­
салистских
исканий
1880-х
гг.
(«О понимании»), прельстится квазимодернистской
тенденцией
Леонтьева:
необходимо
новое
тв орче ств о.
И
даже
по-своему,
бо лее
рез ­
ко,
м аниф ест иру ет
леонтьевскую
мы сль : «...жадное стремление,
ов лад ев
событиями,
направить
их
—
вот
что
сделается
предметом
нашей
глав н ой
забот ы.
Политика...
в
смысле
проникновения
в
ход
истории
и
влияния
на
него,
и
философия», а также ре­
лигия ,
которая
«в момент высшего расцвета . ..
соединяется
со
всеми
фор мами
твор­
чества
и
проникает
все
черты
быт а»
—
«такова цель. ..
которую
мы
должны
на кон ец
прояснить
сознанием»1.
Потребность
в
«новом творчестве»
постоянна
и
непреходя­
ща
у
Розанова;
устойчивой
величиной
предстает
и
его
идейный
«конструктивизм»,
ощут имы й
«стиль модерн»
мысли
и
фа нта зии
—
слишком
уж
многим
пре дпо лага­
ет ся
«овладеть»
и
во
многое
«проникнуть». « Но
вот,
—
продолжает
Розанов
д алее
углубляться
в
решение
проблемы
творческого
синтеза,
переводя
его
в
плос кос ть
те­
кущ ей
истории,
—
это
богатство
тв орч ест ва,
видимо,
исся к ает
<...> Веселость и кра­
с ота
двухвекового
кар нав ала
прошла...
и
безобразно-уродливые
маски,
разбросан­
ные
там
и
здесь ,
не
мог ут
быть
ни
для
кого
привлекательны...
В
подобном
положении
стоит
на ше
общество
теперь
—
очевидно,
на
рубеже
дв ух
цикл ов
своей
истории,
из
которых
од ин
уже
зак анч ивает ся ,
а
д ругой
еще
не
наступил».
В
своей
критической
час ти
эт от
«манифест»
п очти
буквально
совпадает
по
мысли
с
финал ом
статьи
Ле­
онт ь ева
«Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения», но совсем
не
то
видим
у
Розанова
в
прогностической
части
его
выступления,
в
его
подходе
к
проблеме
«синтеза будущего»: здесь достается не только славянофилам, «чаяния»
которых
оставлены
без
вним ания ,
но
и
с амому
Ле онт ье ву,
у
кот орого
Розанов
видит
«недостаточность,
необоснованность
в
синтетическом
построении
будущего»2.«Да,
умственные
д ела
нашего
времени...
п ре дмет
нескончаемой
печали,
—
писал
Ро за нов
Страхову
в
ф евр але
1892 г.,
сразу
по
завершении
ра боты
о
Л еонт ьев е.
—
Что
Вы
с
э тим
сделаете,
кто
может
что
сдела ть ,
если
л юди
разучились
думать,
не
умеют
оце ­
нивать...
Древнего
ого ньк а
бы
нужно...
—
разжечь,
п одп али ть...»3.
Не
рефо р ма
даж е,
но
едва
ли
не
революция
в
сознании,
во
всяком
случае,
суще­
ственная
и
д еятел ь ная
трансформация
на лич ного
общ еств е н ного
сознания
в
Рос­
сии
осознается
Розановым
как
насущная
задача
современности.
Только
при
подоб­
ной
постановке
«дела»
возможно
д ей ствит ел ьно
новое
тв орче с тво
во
вс ех
сферах
жизни
—
и
в
религиозной,
и
в
гос ударс тв ен но й,
и
в
искусстве,
и
в
быто в ой
нацио­
нальной
среде,
и
в
области
«понимания». Но до т ого,
до
желаемых
перемен
в
налич­
ном
национальном
сознании,
необходима
инт енсивн ая
предварительная
работа
по
обеспечению
такого
поворота
и
—
охранение
существующих
основ
и
опор
русского


452
Я.
В.
Сарычев
н ац ио нальн ого
типа,
уже
гарантировавших
ему
уникальное
историческое
бытие.
Без
этих
дв ух
ус ло вий
невозможно
никакое
тв орч еств о,
а
буде т
лишь
«смешение»
и
«разложение», предуказанное Леонтьевым .
Отдавать
на
откуп
«индивидуальному
творчеству»
современности,
сложившемуся
и
возросшему
на
пагубных
принципах
эпохи
«двухвекового карнавала», судьбу новой «фа зы»
развития
России, «синте­
тическое»
ее
будущее,
Розанов
ни
малейше
не
нам ер ен.
И
потому
по
своему
вну­
треннему
смыслу
затеян н ая
Розановым
«творческая революция»
имеет
специфи­
че ский
об лик
—
это
консервативная
революция,
предполагающая
торжество
новой
и
притом
рус ск ой
цивил из а ции.
Вот
квинтэссенция
розановского
мировоззрения
на чала
—
середины
1890-х
г г ., возраставшего и на леонтьевском идейном субстрате.
Вдо баво к
к
тому,
Розанов,
искавший
в
первой
по ло вине
90-х мощные
мировоззрен­
ческие
опоры
именно
в
христианстве,
просто
не
мог
не
сомкнуться,
хотя
бы
на
не­
прод олжи те льн ое
время,
с
«церковной»
методологией
Леонтьева,
также
доведя
ее
в
итоге
до
возможного
саморазрушительного
предела.
В
данном
смысле
наиболее
выразительной
по
своим
идейно-творческим
«по­
следствиям»
об ъе к тивно
предстает
по лемик а
1894 г.
с
Вл.
С.
Со ло вьё вым
и
Л.
А.
Ти­
хом иров ым
о
«свободе и вере».
Ею
Розанов
открывал
наряду
с
предшествовавшей
полемикой
о
«наследстве 60- х год ов», своеобразный крестовый поход против своего
ве ка
и
его
«хаотических»
верований
и
вея ний
—
во
имя
все
того
же
торжества
г ря­
ду щей
русс кой
циви ли за ции.
«Леонтьевская коллизия» (диалектика религиозного творчества и ортодок ­
сальной
веры,
помноженная
на
методологию
о рган и ческ ого,
т.
е.
в
существе
своем
кон се рв ати в ного,
р азв и тия), опредметившаяся в творческом сознании Розанова и
ищущая
своего
разрешения
в
плоскости
социально-исторического
и
религиозно­
общественного
«действия», становится определяющей и для «в е роис п ов едн ого»
розановского
манифеста
—
с татьи
«Свобода и вера (П о
поводу
рел игио зн ых
толков
наше го
в ре ме ни )»: «...принудительность
внутреннего,
исполненного
ве ры
в
себя ,
развития
е сть
пер во е,
в
отношении
чего ,
как
вт орое
дополнительное
условие,
может
требоваться
ему
отв е ча ющая
свобода.
Только
поверив,
я
мо гу
требовать
некоторой
свободы;
и
для
века,
в
сущес тв е
своем
не
име ющег о
никакой
вер ы,
не
должно
бы
по
справедливости
бы ть
и
никакой
свободы»4.
Вопрос
о
«свободе и вере»
был
пост ав ­
лен
весьма
н е ли це пр ият но: «...все перепуталось
в
наш
путаный
век ,
и
вот,
гнойный
с ифилит ик,
только
и
знавший,
что
бр оди ть
из
блудилища
в
блудилище,
спр аши ва­
ет:
каковы
законы
ра зум а,
для
че го
они?<...>
В
э том
и
ни
в
чем
другом,
весь
смысл
религиозных
д виже ний
за
последний
век. . .»5.
Ответственным
за
наци онал ьн о-р елигио з ный
«блуд»
в
России
«сифилитиком»
будет
признан
Вл.
Со лов ьёв
вкупе
с
подпевающими
ему
«мародерами»
либерально­
го
«индифферентизма».
Эт от
«сифилис»
русской
религиозно-общественной
жиз ни
и
вызвался
вылечить
Розанов.
Не
следует,
впрочем,
спешить
с
обобщениями
относительно
полемического
«достоинства»
данного
события
или
стыдливо
закрывать
глаза
на
фа кт
п одобн ого
рода
полемики
в
творческом
наследии
Розанова.
Полемика
1894 г.
была
отнюдь
не
странной
и
забавной
словесной
пер епа л кой
двух
м ысли телей
(«великого»
и
«не -
уста нов и в шегося »
ещ е), не только любопытным казусом идейной борьбы эпохи
—
то
был
наипринципиальнейший
момент
в
идейно-творческом
ст анов лении
Р озан о­
ва
и
не
мене е
пр инци пиал ь ная
сшибка
дв ух
разнородных
и деоло гий ,
двух
проектов,
отм еч енных
между
тем
общностью
р е лигио зн о- мод е р нис тс ко го , «преобразователь ­
ного»
субстрата.
О
том
свидетельствует
даже
формальная
«хронология»
спора6:не­


«Синтез будущего»: полемика 1894 года
453
трудно
заметить,
что
Розанов
(его фигура и проблематика)
постепенно
и
неуклонно
«вытесняет»
имм ане нт ную
данность
полемики
Соловьёва
и
Т ихо мир ова
с
ее
четко
оч ер че нным
пре д метом
(проблема религиозной свободы и веротерпимости в свете
традиционных
либеральных
и
консервативных
идей).
Разумеется,
нельзя
утверж­
дать,
чт обы
контроверза
Розанова
и
Соловьёва
(о позиции Тихомирова много гово ­
ри ть
не
приходится,
ибо
она
всецело
сводилась
к
прославянофильской,
церковно­
апологетической
и
государственно-националистической
линиям
миросозерцания
и
критики)
определяла
и
уж
тем
боле е
предопределяла
последующую
расстановку
«сил»
и
«фигур»
на
пол е
русск ого
модернизма
—
религиозного
и
художественного,
но
то,
что
она
имела
какое-то
влияние
на
это т
проц е сс
(или,
скажем
так, «имелапо­
следствия»), —
несомненно.
Религиозно-философская
пр огра мма
Соловьёва
80- х
—
начала
90-х
гг.
XIX в.
(«La Russie et l’Eglise Universelle», «Национальный вопрос в России»
и
тек ущая
пу­
блицистика,
венчаемая
«Историческим сфинксом», —
непосредственным
п ово дом
к
рассматриваемой
полемике)
—
известна.
От те ним
л ишь
необходимые
в
плане
ис­
сл ед ован ия
ню ансы.
Соловьёв
ставит
задачу реализовать
«истину богочеловека и богочеловечества»
«в практической жизни»
христианского
общества,
в
чем
видит
смы сл
сво ей
«хри­
стианской
политики», ибо прежнее «христианское
человечество
оказалось
несо ­
стоятельным»
в
«пересоздании...
жизни
общества
сообразно
истине
Хри с тов ой»7.
Предлагается
впол не
реальное
историческое
де ло:
объединение
ка толич ес кой
и
православной
церквей
во
«вселенской церкви»: «Если история сделала нас про­
тивниками,
то...
мы
ис пр ав ляем
ис тор ию
христианскою
идеею,
ко тора я
выше,
чем
история»8.
З адачи
«христианской политики»
предполагали
и
не
менее
радикальный
шаг
—
«нравственный акт самоотречения лиц и народов»9.
Мысль
о
национальном
сам о­
отречении
ст анов ит ся
краеугольным
камнем
«Национального вопроса в России»:
п од обно
тому,
как
Соловьёв
вознамерился
«исправлять»
ис тори ю
«христианскою
идеею», онрешил и нацию,
нацио наль ный
тип
«исправить» «х рис ти анс ко ю
ид еею» .
Соловьёв
пр из нает
национальное
начало
и
фактически
существующие
нации
толь­
ко
в зяты ми
в
аспекте
своего
действительного
перерождения
во
всечеловеческое
(богочеловеческое)
единство
и
не
желает
признавать
«языческую»
данность
ф ак­
та
—
национальную
неизменяемость
и
са м одоста точн ос ть.
Наконец,
полемическая
необходимость
вы нужд ала
Соловьёва
переосмыслить
в
либеральном
дух е
насл едие
славянофильства
посредством
указания
на
его
якобы
«вырождение»
в
сугубо
на­
ционалистическую
идеологию.
Все
это
построение
в
своей
совокупности
и
вызвало
особое
раздражение
Роз а но­
ва,
посл уж ив
по вор от ным
пунктом
из м енения
его
отношения
к
Соловьёву10.
Види­
мым
образом
Розанов
двигался
в
фар ват ере
консервативной
публицистики
80-х
—
90- х
гг.,
оппонировавшей
Соловьёву
(И.
С.
Аксако в,
Д.
Ф.
Самарин,
К.
Н.
Ярош,
А.
А.
Ки рее в,
П.
Е.
Астафьев,
К.
Н.
Леонтьев, H.
Н.
Страхов,
Л.
А.
Тихомиров), но
он
едва
ли
не
первый
в
кру гу
консервативных
«единомышленников»
ул овил
гла в­
ный
не рв
соловьевской
критики:
отказ
во
имя
универсальных
«всечеловеческих»
и
христианских
начал
не
только
от
национальной
исключительности
и
теории
культурно-исторических
типов,
но
вместе
с
тем
и
от
самого
принципиального
для
Розанова
—
возможности
новой
русской
христианской
ци вилиз а ции.
А
«разло ­
жение»
Соловьёвым
славянофильства
(как методологической основы грядущего
«строительства»
этой
цивилизации)
содержало
трудноопровержимое
указание
на


454
Я.
В.
С ар ычев
н еори ги наль ност ь
русской
мысли
и
куль туры ,
развивающихся
по
«всечеловеческо ­
м у » (= западному)
шаблону.
Иначе,
как
верно
пон ял
Розанов,
н адо
бы
произвести,
явить
то
(в сфере мысли,
культуры
и
жи зни ), что бы принципиально отличалось от
«начал»
западной
цив илиз а ции,
но
не
на
словах,
а
на
д еле.
Данным
моментом
и
бы ла
обусловлена
как
формальная
(скандально-кон ф рон ­
т а ци он н ая ), так и содержательная часть полемических выступлений Розанова про ­
тив
Соловьёва:
их
цел ева я
установка
заключалась
в
действенном
уничтожении
«соловьевства», а не «п ол ем и ке»
с
ним
как
таковой.
Если
гов ор ить
предметнее,
то
дебатируемый
Розановым
вопрос
о
«свободе и вере»
е сть
по
существу
своему
во­
п рос
религиозного
строительства.
Как
по мни м,
Соловьёв
выво дил
сп ор
о
рел иги и
и
«общественности»
из
сферы
отв л ечен ного
умозрения
и
п рин ципи аль но
ставил
воп рос
о
действенности
хри­
стианства
на
путях
соли да рн ого
религиозного
творчества.
Однако
тут
же
это
гло­
баль но е
«действие»
ограничивалось
этической
сферой
—
этическое
у р авнивал ось
с
практическим.
«Христианская нравственность», следование ей во всем,
нев зир ая
ни
на
какие
реалии
жизни,
и
ест ь
действенное
выражение
«христианской политики» .
Закономерно
поэтому,
что
все
соловьевское
«действие»
свелось
в
итог е
к
пропаган­
де
свободы
полемики
по
религиозным
и
общественным
вопросам
и
сво бо ды
совести
как
свободы
религиозного
прозелитизма.
«Ответ»
Розанова
звучал
так:
раз
взялся
действовать
—
действуй,
а
не
морал изир уй ,
развращая
и
дезориентируя
соблазни­
тельн ым и
проповедями
сознание
те х,
кто
хоч ет
и
может
действовать.
Отстаивай
в
эт ом
действии
св ою
пр ав ду,
св ою
ве ру,
но
знай,
что
на
тв ое
действие
обязательно
бу­
дет
мое
противодействие,
поскольку
я
движим
иной
правдой,
иной
верой.
В ера
об­
ре тает ся
в
действии
верных,
борю щи хся
за
нее
и
утверждающих
ее
в семи
возможны­
ми
способами
над
про чи ми
вер ами .
И
«вера», показавшая свою преимущественную
жизне нно сть ,
ест ь
единственная
ист инная
и
животворящая
—
это
столп
грядущей
цивилизации.
Затем,
именно
в
«Свободе и вере»
впервые
был
отчетливо
поставлен
во пр ос,
центральный
и
для
последующего
идейно-творческого
разв ити я
Розанова: «Вэтот
х аос
разрушенного,
изолированного,
с лабого
что
может
пр ивнест и
силу ?»11.
В
со­
временной
ц ивил из ации
объективно
не
присутствует
ничего
сильного,
принципи­
ального
для
саморазвития
жизни,
что
обусловлено
«особенным», «не творящим»
ха ра кте ром
ведущих
«идей века», либеральной идеи прежде всего.
П оэ тому
«все,
что
прочно
е ще,
только
прочн о
сохраняется;
и
вс е,
что
воз ни кает
вновь,
осыпает­
ся,
исчезает
за в тра», «не имеет силы сложиться во что- н и бу дь...»12.
Под
покровом
позиции
воинствующей
ортодоксии
и
религиозной
нетерпимости
Ро з анов
завел
речь
о
силе
—
творческой
с иле
—
с реди
поразившего
пребывающий
в
«хаосе»
мир
идейного
и
бытийного
безволия,
бессилия.
Ил и,
иным и
словами,
о
том
творчестве
жизни,
что
сп особн о
придать
ходу
«истории»
не
только
новую
динамику,
но
и
не кую
вечную,
постоянно
самовоспроизводящуюся,
бурлящую
и
кипящую
жиз н енно сть
и
действенность.
С илу
да ет
вера.
Ве ра
же
для
Розанова
—
при нци п
(«творческий,
устрояющий
ха ос
принцип»
и
«творческий родник сил»
в
человеке); вера как духовно прину­
дительное
начало
ест ь
то,
что
не
позво ляе т
че лов еку,
обществу,
ре лигии,
вообще
любому
«содержанию»
гнить,
а
ли шь
развиваться.
Здесь
вера
вид имым
об раз ом
отождествляется
с
некой
(опять же!) жизнетворящей и жизнетворческой энергией,
притом
не
чи сто
спиритуального
характера
(энергией религиозного визионерства,
н ап рим ер ), но затрагивающей всего человека,
предполагающей
«общность,
однород­


«Синтез будущего»: полемика 1894 года
455
ность
в
целом
психическом
строе...
в
неразорванной
на
элеме нт ы
п ри род е»13. Мысль
эта
в
розановской
«транскрипции»
действительно
оригинальна,
да же
революци­
онна:
ве рой
объединяется
не
«коллектив»
верующих
в
общие
постулаты,
но
с ама
вера
как
бы
продуцирует
из
себя,
порождает
вокруг
себя
ед ва
ли
не
новую
поро ду
людей,
в
самом
«психическом строе»
орга ни зован н ых
по
единому
принципу
своей,
неотчуждаемой
веры.
Розанов,
собственно,
задается
воп рос ом
о
том,
какова
мисти­
ческая
онтология
веры,
как
все
это
почувствовать,
вос пр инят ь
в
себя.
О ттого- то
и
был
поставлен
Тих ом иро вым,
а
затем
с тал
активно
обс уж да ться
в
консервативной
печати
вопрос
о
том ,
насколько
христианин
Ро зан ов
в
утверждаемой
им
своеобыч­
ной
«вере».
И
в п рямь,
конечным
«назначением»
розановской
«веры»
п риз на ется
новотворение
—
пока
лишь
«русской цивилизации», но уже в таком качестве,
что
упреждает
в
пр инципе
всякую
возможность
«разложения» .
Ч то,
одн ак о, «против принципа (sic!) творческой свободы нашлись возразить
защ итн ики
св об оды
ха от ич е с ко й»? Собственно говоря,
ничего.
С олов ьёв
в
отклике-
пам флет е
«Порфирий Головлев о свободе и вере»
вообще
проигнорировал
у
Ро за­
нова
все,
что
напрямую
не
ка са лось
суждений
по
вероисповедному
вопросу,
ото­
ждествив
с
«елейно-бесстыдным
пустословием»
Иудушки
и
признав,
к
тому
же,
розановские
дов оды
в
защиту
«веры»
не
х рист иан ск ими, «законом жизни живот­
н ой».
Тихомиров
парадоксально
сбл изи л
и
практически
отождествил
антагонистич­
ные
по з иции
Розанова
и
Со ловь ёв а: «Разница между “р еак ци ей”
и
“прогрессом”
не­
редко
состоит
только
в
различном
устройстве
казематов,
для
нас
приготовляемых»,
а
«религиозную нетерпимость»
Розанова
осудил
как
логический
вывод
отдалив­
шейся
от
церковной
мудр ос ти
автономной
мы сл и1 4, в последующих же возражениях
с тал
высчитывать
пункты
розановского
неправославия.
В
известном
смысле
Роза­
нов
просто
не
ожидал,
в
каком
именно
русле
пойдет
полемика
с
ним,
и
это
так же
предопределило
насыщенно-эмоциональный
характер
его
ответных
полемических
жестов.
На
соловьевскую
«отповедь»
воспоследовал
скандальный
«Ответ г .
Владимиру
Соловьёву»; образу «Иудушки»
противостал
не
менее
колоритный
образ
псевдо-
«вдохновенного»
религиозного
лжепророка
в
сугубо
розановском
его
начертании.
Соловьёв
«при молчаливом терпении всех. ..
являе т
неслыханный
пример
кощун­
ства
над
Евангелием...
нев ид анн ый
ник ог да
об ра зец
религиозной
тупости».«Нена­
ви стни к
св оей
род ин ы,
презирающий
церковь,
чт о,
наконец,
он
люби т?
...как тать,
прокравшийся
в
церковь
и
там
пойманный,
машет
священными
пр едмет ами,
за­
х ва че нными
с
жертвенника
и
пре стол а.
Не
для
того
эти
пре дмет ы,
святотатец...»
«И никогда,
никогда
пра вдив ое
зеркало
не
показало
ему
истину...
Бедный
танцор
из
корд еба лет а,
пытающийся
взойти
на
пылающий
огнем
Синай...
человек
тысячи
крошечных
способностей
без
всякой
че рты
в
себе
гения...
и
он
—
в
роли
вождя
на­
рода,
с
бесстыдными
словами,
какими-то
з а кл ина ниями. ..». Соловьёва и
иже
с
ним
«обманул двухвековой карнавал нашей истории;
настал
его
последний
день
и
они
тре буют
весель я
н ес терп им ого,
огней,
ви на,
наконец,
блуда,
и,
если
возможно,
в
не­
слыханных
формах».
Беспочвенный
религиозный
о тще пенец,
ренегат,
переметнув­
шийся
от
славянофилов
к
западникам,
духовный
«паралитик», «мертвый человек,
захотевший
вынуть
душу
из
своего
нар о да», «бесстыдная и лукавая красавица,
все
имеющая
“кроме чести” .. .», —
Соловьёв
не
может
претендовать
на
ка кую- ли бо
роль
в
национально-культурном
и
религиозном
строительстве.
Так ую
благую
часть
Ро­
занов
отводит
исключительно
себ е: «Новая эпоха,
н овая
эра
наш ей
истории,
о,
если


456
Я.
В.
С ар ычев
бы
скорее
она
наступила...
сгинула
с
глаз
эта
улица,
эти
маски,
вино ,
красавицы
<...>
Голос
мой
слаб,
и
вре мя
для
нег о
еще
не
на ступ ил о;
и
не
делаю
я
то,
что
буд ет
сде­
лано,
что
мож ет
быт ь
сделано
за в тра.
<...> Там,
куда
я
иду,
он
никогда
не
будет
вы­
слушан;
там,
ку да
он
идет,
я
не
хочу
бы ть
высл уш анны м» 15.
На
литературной
«невменяемости»
Розанова
вновь
удачно
сыграл
С оло­
вь ёв
(«Конец спора»), едко высмеяв эмоционально-сл о вес ну ю
и
стилистико­
грамматическую
несуразицу
направленных
против
нег о
пассажей.
С
легкой
руки
Соловьёва,
с пе циа льно
оттенившего
все
розановские
пер лы,
определился
и
пре­
имущественный
подход
рус ск ой
пе чати
к
«антиобщественному»
выс т упл ению
Ро­
з анов а,
усмотревшей
здесь
симптом
общественного
помешательства
—
ни
б ольше
ни
меньше.
Бессмысленно
от рица ть
ирр ацио наль ный
момент
в
это м
«споре»; Ро ­
занов
в
самом
де ле
и
«дошел», и « пе реп ек ся»; «парализация мозга»16 —
определен­
ны е,
невооруженным
гла зом
заметные
мутации,
т ран сф ормации
с ознания
—
нали­
цо.
Потому-то
и
«запели в унисон»
против
Розанова
«либералы»
и
«консерваторы»
—
н оси тели
традиционного
сознания.
Но
важно
оттенить
и
иной
момент:
Соловьёв
уклонился
от
существа
спо р а, «постеснялся»
отм ес ти
вздорные,
казалось
бы,
ин­
синуации
в
св ой
адр ес
—
о б винения
в
национальном
и
религиозном
ниги лиз ме .
Ска зат ь
же,
что
Соловьёв
не
понимает
с ути
утверждаемых
Розановым
тенденций
в
мысли
и
жизни,
—
значило
бы
сказать
глупость.
На
это,
кс тати ,
сразу
обратил
вни­
ман ие
Л.
Тихомиров,
высказавшись
в
том
смысле,
что
Соловьёв,
не
будучи
в
со­
ст ояни и
воспользоваться
п лод ами
сво ей
проповеди
в
с илу
ее
«беспоследственной
субъ е кти вн ост и», «таскает каштаны для других». « Об ра з чик» «в ред ного»
соловьев­
ского
влияния
Тихо мир ов
усматривает
в
Розанове,
которого,
между
п рочим ,
С оло­
вьё в
«ничем. ..
не
подорвал...
не
по бедил ». «Об
идеях
г.
Розанова
ест ь
что
сказать»,
и
ес ли
С оловьё в
демонстрирует
в
отношении
них
«какое - то
не леп ое
презрение»,
«то лишь по причине предполагаемой им практической их опасности»
—
«фило­
со фия
г.
Розанова
может
послужить
центром
группировки
движения
нетерпимо­
ст и», «легко найдутся люди,
энергические
темпераменты
и
бойкие
перья,
к отор ые
могут
это
сдел ат ь », тем более ввиду начавшегося уже процесса «р а зд е лк и
веры»17.
Тихомиров,
сын
своего
века,
конечно,
не
угадывает
магистральной
тенденции
даль­
нейш ег о
философско-творческого
развития
Розанова,
но
воспоследовавшая
вскоре
«шутейная», однако довольно напряженная полемика Соловьёва с «д ек ад ен та ми»
подтверждает
известную
пра в оту
его
замечаний.
Как
бы
то
ни
было ,
но
на
весьма
скандальной
и
«религиозно нетерпимой»
ноте
Роз ан ов
разрывал
не
только
с
«маркизами Позами и Гамлетами нашего времени»
Солов ьё в ым
и
Тихомировым
(«И вот,
не
жи вой
консерватизм
протягивает
руку
мертвому
л иб ера л из му»)18, но и вообще с современностью
—
во
имя
грядущих
далей,
манящих
перспектив
новотворения.
Так
выходил
он
за
рамки
традиционных
«на ­
правлений»
русс кой
мысли
и
вообще
тр а диц ионно го
философско-общественного
и
кул ьтурно го
сознания.
И
это
розановское
«великое отречение», не уступавшее со ­
ловьевскому,
также
принимало
поистине
апокалиптический
р азм ах:
в
подводящем
окон чат ельн ый
«итог»
совокупной
мыс ли
Розанова
фрагменте
его
последней
статьи
уже
зримо
вырисовывается
образ
апостола
нов ой
веры,
обн им а ющего
собой,
в
св оем
я
«род людской»
и
всю
стенающую
и
на деющую ся
земную
т в арь, «несущего в себе»
и
«чувствующего в костях своих»
эту
мировую
космическую
плоть,
подлежащую
подлинному,
а
не
«хаотическому», освобождению на путях « вер ы»19. Маг и стр а ль на я
тенденция
мощно
становящейся
в
сознании
Розанова
«веры»
понятна:
со
в торой
половины
90- х
гг.
бродящая
в
сознании
Розанова
метафизика
пола
все
сильнее
на­


«Синтез будущего»: полемика 1894 года
457
чинает
заявлять
о
себе,
сначала
спорадически,
а
затем
целенаправленно
организо­
ванной
струей
пр ор ыва ясь
н а ружу, «в печать»
и
в
умы
современников.
Такое
своеобразное
завершение
имела
эта
полемика,
косвенные
рецидивы
ко то­
рой
обнаруживаются
вплоть
до
конца
ве к а20.
Усилиями
Розанова,
пон ач алу
совер­
шенно
не про из во ль ными,
она
бы стро
скорректировала
св ой
настоящий
предмет:
от
традиционных
«толков»
о
веротерпимости
между
«либералами»
христианства
и
его
«охранителями»
сместилась
в
ст орон у
бескомпромиссного
сп ора
о
существе
и
принципах
христианской
вер ы.
И
в
пол ной
свя зи
с
эти м
—
о
путях
и
способах
соеди­
нения
веры
с
жизнью.
В
рассмотренной
полемике
мы
имеем,
в
сущности,
первый
в
России
оп ыт
нетрадиционного
догматического
спора,
в
рамках
которого
затрону­
то
то,
что
прежде
для
всех
пол ем из иро вавш их
по
догматическим
проблемам
б ыло
несомненно
—
христианство
{«метафизика христианства») и принцип веры.
В
из­
вестном
смысле
Ро з анов
перехватывал
религиозно-философскую
«инициативу»
у
Соловьёва
и,
ставя
модернистское
п оним ание
«веры»
на
ины е,
не
соловьевские
рельсы,
во
мн огом
непреднамеренно
—
одними
«внутренними потенциями»
своего
со зн ания
—
пе р е фо рм а тир ова л , «перелопачивал»
христианское
сознание
на
более
г лу бинных
ур овня х,
нежели
Соловьёв
и
вообще
пре жние
наши
«искатели» .
Знаме­
нательно
в
данной
связи,
что
в се,
в
той
или
иной
степени
«подключившиеся»
к
пол е­
мике
с
Розановым
и
поставленной
в
розановском
ракурсе
проблематикой,
нач ина ют
путаться
и
пут ат ь,
а
прежде
твердые
ре лиг иоз ные
по зиции
сп орщи ков
в
глазах
стороннего
наблюдателя
расшатываются
и
размываются.
Де йст в ит ельн о, «религи ­
оз но
не т е рпимый»
и
«гиперправославный»
Ро з анов
уличается
в
неправильном,
не­
христианском
понимании
«свободы и веры»
и
чуть
ли
не
в
ер еси
равно
Соловьёвым
и
Тихомировым
—
н епри мир имым и
антагонистами,
од ин
из
кот оры х
(Соловьёв)
уж
точн о
«еретик»
в
с трогом
церковном
по нима нии
слова.
Розанов
же
и зо бли чает
их
обои х
в
том
же
само м,
в
чем
и
они
его,
также
име я
на
то
достаточные
основания.
Тихомиров
со
с корб ью
православного
человека
гов ори т
о
начавшемся
п ро цессе
«разделки веры», но доверия к словам прежнего « ди ков руще го
шестидесятника»
(характеристика Розанова)
ник то
особо
не
испытывает.
В
глазах
иного
ревнителя
«буквы»
церковного
«благочестия», Н.
П.
Акс ако ва,
и
Тихомиров
ере т ик,
причем
не
меньший,
чем
Розанов.
Наконец,
под
занавес
XIX в.
и
собственной
жи зни
«еретик»
Соловьёв
изобличает
тож е
уже
откровенного
еретика
—
«метафизика пола»
Розано­
ва
с
поз иц ий
православного
аскетического
идеала
(и даже словами самого Христа);
при
это м
мистико-гностическая
проблематика
«Смысла любви»
почти
до
нераз л и­
чимости
сливается
и
отождествляется
с
но рмой
христианского
аскезиса
и
богомыс-
лия.
Кто
прав,
кто
виноват,
кто
«православен», а кто нет в этой лихо завертевшейся
иде йно й
к ат авасии
—
п оди
разбери
со
стороны.
Ясно
лиш ь
одно:
началось
необра­
тимое
«движение»
в
самой
сф ере
сознания
(христианского сознания в том числе), а
не
только
лишь
в
сфере
идей ,
как
то
по
преимуществу
бы ло
прежде.
1 Розанов В .
В.
Эстетическое
понимание
ис т ории
// К.
Н.
Ле о нтье в: pro et contra: Личность и
творче с тво
Константина
Леонтьева
в
оценке
русских
мыслителей
и
исследователей.
1891-
1917 гг.: Антология.
С Пб ., 1995. Кн.
1. С. 34, 45.
2 Тамже. С.
111-112, 106.
3 Розанов В .
В.
Собр.
со ч.: Литературные изгнанники: H.
Н.
Страхов,
К.
Н.
Ле онтьев .
М., 2001.
С. 282.


458
Я.
В.
С ары чев
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
Розанов
В.
Свобода
и
в ера. (По поводу религиозных толков нашего времени) // Русский Вест­
ник. 1894. No
1.С. 269.
Там
же.
С. 274.
I. Соловьёв В.
С.
Вопрос
о
«самочинном умствовании». Л.
Ти хомиро в .
Духо ве нс тво
и
общество
в
современном
ре лиг иозном
движении.
М. , 1892 // Вестник Европы. 1892. No 1 2; Соловьёв В.
С.
Исторический
сфинкс
// Вестник Европы. 1893. No 6; Тихомиров Л.
Искания
свободы;
К
вопро­
су
о
терпимости
// Русское Обозрение.
1893. No 3, 7.
II. Розанов В.
Св о бода
и
вера;
Соловьёв
В.
С.
Порфирий
Головлев
о
свободе
и
ве ре.
Заметка
//
Вестник
Европы. 1894. No 2.
III. Соловьёв В.
С.
Спор
о
справедливости
// Вестник Европы.
1894. No 4; Розанов В.
Ответ
г.
Владимиру
Соловьёву
// Русский Вестник. 1894. No 4; Тихомиров Л .
Существует
ли
свобода?//
Русское
обозрение. 1894. No 4;ТихомировЛ.
Два
объяснения
// Русское Обозрение . 1894. No 5.
IV. Розанов В.
Что
против
принципа
творческой
свободы
нашлись
возразить
защитники
с вобо­
ды
х а от ич ес ко й? // Русский Вестник. 1 894. No 7; Соловьёв В.
С.
Конец
с пора
// Вестник Евро ­
п ы. 1894. No 7; Тихомиров Л .
В
чем
конец
спора
// Русское Обозрение .
1894. No 8; Тихомиров Л.
В
чем
ошибка
г.
Ро зано ва?
// Русское Обозрение .
1894. No 9.
Соловьёв
В.
С.
Со ч ине ния:
В
2т.
М., 1989. T. I. С.
167, 99.
Там
же.
С. 164.
Там
же.
С.
106-107.
См.
одно
характерное
в
этом
смысле
пис ьмо
Розанова
H.
Н.
Ст рахов у
1888 г.:
Ро зано в
В.
В.
Собр.
соч .: Литературные изгнанники: H. Н.
Страхов,
К.
Н.
Леонтьев.
С . 1 67-169.
Розанов
В.
Свобода
и
в ера.
С.
268.
Ср.
с
названием
не
м енее
принципиальной
для
Розанова
«новопутейской»
с тать и:
Розан ов
В.
Вопрос
о
си ле
среди
б есси лия
// Новый Путь . 1903. No 9.
Розанов
В.
Свобода
и
вера.
С . 267-268.
Розанов
В.
Что
против
принципа
творческой
свободы
на шлис ь
возразить
защитники
свободы
хаотической?
С. 210, 221.
С м .: Соловьёв В.
С.
Со чинения :
В
2 т. T. II. С. 498, 502; Тихомиров Л.
Существует
ли
свобода?
С . 899-900, 910.
Розанов
В.
От вет
г.
Владимиру
Соловьёву.
С.
194-195, 203-204, 206, 208, 210-211.
Закавыченные
слова
представляют
собой
характеристики
В.
П.
Буренина;
с м .: Буренин В.
Кри­
тические
очерки.
Но ги
в
перчатках,
желудки,
цепляющиеся
за
маски
и
п роч. // Новое Время.
1894. 29 июля.
No 6614. С. 2.
Тихомиров
Л.
В
чем
коне ц
спора.
С . 845-846.
Роза нов
В.
Что
против
принципа
творческой
свободы
нашлись
возразить
защитники
свободы
хаотической?
С.
198, 218.
Там
же.
С . 234-235.
Имеем
в
виду: 1) подключившегося со следующего года к полемике с идеями Розанова и Тихо ­
мирова
Н.
П.
Аксакова,
см .: Аксаков Н.
Свобода,
любовь
и
вера .
По
поводу
толков
о
терпимости
и
нетерпимости
// Русская Беседа. 1 895. No
1-3, 7-8 (имя Розанова затрагивается в январской,
июль ск ой
и
августовской
книжках
«Русской Беседы», No 2
и
3 целиком посвящены критике Ти ­
хомирова);2)статьюРозанова«Христианство
пассивно
или
а к т ивно?», содержавшую не толь ­
ко
«эстетические», но и «до гм а тич е ские»
во зраж ен ия
Соловьёву,
а
также
косвенные
—
Аксако­
ву,
о
чем
свидетельствует
хотя
бы
отклик
последнего:
Акс ак ов
Н.
П.
Христианство
«пассивное»
и
«активное» (По поводу фельетона В .
В.
Р оз ан ов а) // Русский Труд.
1898. 3 янв.
No
1. Особ,
прилож.
к
No
1; 3) статью Вл.
Соловьёва:
Соловь ё в
В.
По
поводу
статьи
г.
Розанова
«Мысли о
б рак е» // Гражданин . 1900. 9 ян в.
No
2.


А.
Юр
(Великобритания)
Розанов,
христианство
и
Египе т
Слово
«наследие»
предполагает,
что
мы
можем
установить
отношение
ме жду
нашем
временем
и
некой
эпохой
ист ор ии.
Кроме
т о го , «наследие»
содержит
в
себе
некое
толкование
ист ор ии,
в
соответствии
с
которым
наш а
цивилизация
явл яет ся
плодом
подвигов
наших
пр ед ко в1. Следовательно,
мы
не
мож ем
разрешить
наши
со­
циа льн ые
и
духовные
про бле мы
путем
отрицания
исто р ии.
В
этом
контексте
при
рассмотрении
тво рч ес тво
Василия
Роз а нова
слово
«на­
сл еди е»
играет
очень
важную
роль.
Как
заметил
Нико л ай
Бердяев,
рус ска я
филос о­
фия
определяется
своим
историческим
ас пе кт ом2. Петр Чаадаев приписал народный
духовный
кризис
отсутствию
ис т ории
в
России.
Ру сск ий
на род
не
мог
сфо рм ули­
ровать
ис т инное
отношение
к
своему
нас ле дию,
которое
Чаа д аев
усм атри в ал
в
классической
культуре.
После
Чаадаева
чуть
ли
не
все
русские
философы
стр е­
мились
найти
ход
истории,
который
объяснял
бы
прошлое
народа
и
который
по­
зво лил
бы
русским
реализовать
на
земле
идеальное
будущее.
Современники
Розанова
думали,
что
человеческая
история
мож ет
воплотить­
ся
только
чере з
христианство.
Федор
Достоевский
вер ил,
что
русс к ий
наро д
может
выпо лнит ь
св ою
историческую
миссию
только
посредством
испо лнен ия
рел иги ­
оз ных
зав ето в.
В
гла зах
Владимира
Соловьёва
христианство
—
идеа ль ный
синт ез
вс ех
прежних
фо рм
ре лиги оз ного
пов едени я .
Эти
мыслители
увидели
связь
между
развитием
народа
и
развитием
личности.
Ключевым
принципом
христианства
является
то,
что
личность
совершается
через
Воп лощени е
Хри ста.
Без
Хрис та ,
по
утверждению
и
Церкви
и
Мы слит ел ей-
Богоискателей,
человек
остается
без
личности
и
впад ает
в
грубое
арианство
или
в
пантеизм.
Определение
нас ле дия
занимает
важное
мес то
в
мысли
Розанова,
но
он
от­
личается
от
своих
современников
тем,
что
не
и щет
этого
наследия
в
рамках
хри­
стианства.
Многие
из
его
современников,
например,
Николай
Страхов,
Дмитрий
Мережковский
и
Дмитр и й
Философов,
обвиняли
Розанова
в
том,
что
у
него
не
б ыло
никакого
по няти я
личности,
потому,
что
у
н его
не
был о
на стоя ще го
отношения
к
Хр ист у.
Однако
Розанов
считал
В опл ощ ение
Христа
прерыванием
в
развитии
че­
ловечества,
следствием
ко торого
б удет
разложение
индивидуума
и
народа.
Он
ви­
дел
в
х рист ианст ве
невозможность
примирить
духовные
и
материальные
обязан­
ности
человека.
Это
следует
из
т ого,
что
Христос
не
впо лне
воплотился3.
Роза но в
обосновывает
оппо зиц ию
меж ду
Воплощением
Христа
и
Сотворением
мира.
Он
и щет
осно вания
человеческой
личности
и
человеческой
цивили зац ии
в
язычестве,
а
именно
в
египетской
религии.
Роз а нов
интересуется
Ег ип том
из-за
мифов
об
Ози рисе.
Так
же
как
и
его
с ов рем е нники,
которые
обсуждали
в оп росы
ис т ории
и
времени
на
крайне
суб ъ ек­


460
А.
Юр
тивном
уровне,
Розанов
был
вынужден
ра ссматр и вать
св ое
отношение
к
вре м ени
и,
конечно,
к
см ерт и.
Роз ан ов
был
философом
жизни,
ко то рый
боролся
с
концепцией
смерти.
Его
привлекала
ег ип етска я
религия,
потому
что
она
давала
более
оп ти мист ичес кую
интерпретацию
отношения
Бога
к
человеку
и
его
мистическим
началам.
Розанов
верил,
что
человек
всю
свою
жизнь
обязан
постоянно
содержать
те с ную,
физи­
ческую
связь
с
Богом.
Розанов
подчеркивает
Сотворение
мира
как
самое
г лав ное
со быт ие
в
истории
человека.
Бог
сотворит
ч еловек а
ex nihilo, а Розанов описывает
наше
создание
м ира
как
рождение.
Бог
рождает
космос
и
человека.
Это
очень
близ­
ко,
к онеч но,
к
египетскому
поня т ию
Сотворения,
когда
Озирис
рождает
Мир
своим
семенем.
Человек
со хр аняет
соединение
с
Богом ,
придавая
большое
знач е ние
ро ж­
ден ию
и
воскресению.
Таки е
религиозные
действия
основываются
на
семье
как
«ступени к Богу» .
Мифы
и
ритуалы
тож е
исходят
из
семейной
жизни:
значение
этого
заключается
в
том,
что
человек
эти ми
ритуалами
повторяет
Создание
мира.
Мир
святой
непосредственно
через
плодородные
процессы
Первой
Ипостаси.
Как
писал
Розанов:«Мир
—
святой
во
плоти,
но
святой
—
не
во
пло ти
Сы на,
а
святой
по
исхождению
из
плоти
Отца»4.
Ког да
Роз анов
говорит
о
плоти
От ца,
он
не
полагается
на
«грубый ан­
т ро по мор физ м». «Плоть
От ца»
не
отн оси тся
к
буквально
физическому
те лу,
а
к
пр оце ссам ,
по
к оторы м
Ид еи
Божьи
стан о вятся
реальными
на
Земле.
Розанова
вдохновляло
творчество
Ф.
Достоевского,
и
особенно
сцена
из
романа
«Братья Ка­
ра м азов ы », в которой старец Зосима говорит,
что
«Бог взял семена из миров иных
и
посеял
на
сей
земле
и
в зра стил
сад
св ой »5.
Че лове к
обязан
объединить
Небо
и
Землю
повторением
работы
Божьей;
как
и
Бог,
человек
должен
воплотить
идеал
ч ерез
сво е
тел о
и
его
плодо родн ые
функ ции.
Утверждая
эту
версию
imitatio Dei, Розанов подчеркивает противоречие между
И ис усом
и
миром.
Оба
—
де ти
Божьи,
п отому
что
они
рождаются
прямо
от
О тца.
Но
Христос,
не
вполне
воплотившись,
не
з аним ает ся
плодородными
процессами
мира.
Розанов
час то
обращается
к
«бессеменности»
Христа.
Человек
не
находит
ис­
ку пле ния
в
Воп лощен ии
—
наоборот,
Воплощение
отвлекает
человека
от
дел
мира
и
прерывает
путь
к
Богу.
Миф
Озириса
очень
близок
Розанову,
так
как
мы
п олучае м
бе ссм ерт ие
че рез
египетского
бо га.
Розанов
пишет,
что
у
египтян
не
б ыло
см ер ти.
Когд а
они
умирали,
они
п олуча ли
новую
форму
бытия.
Хотя
Розанову
б ыло
нелегко
обсуждать
смерть,
он
очень
ценил
еги п етск ую
интерпретацию.
В
христианской
версии
смерть
—
рас­
торжение
духа
и
плот и
сла дч айши м
Иисусом.
В
Египте
смер ть
—
ф орма
воскресе­
ния,
ког да
человек
ст ано вит ся
Богом .
Конечно,
это
особенное
розановское
фор му­
лирование
вы ражен ия
Афанасия
В елик ого
и
центральной
доктрины
Православия:
«Бог стал человеком,
чтобы
человек
мог
стать
Богом ».
Но
это
обожествление
зави­
сит
не
от
Воп лощен и я,
а
от
Сотворения.
Я
гов ори л
о
наследии
в
контексте
поис к ов
идеальных
элементов
человеческой
истории,
которые
Розанов
хоче т
воскресить,
чт обы
восстановить
отношение
к
Богу.
А
как
мы
се годня
можем
относиться
к
наследию
философии
Розанова?
Как
мы
должны
относиться
к
аспектам
египетской
ре лигии,
которые
кажутся
поте­
рянн ы ми
в
современной
цивилизации?
Роз ан ов
нам
говорит,
что
человечество
имеет
боле е
фун д аме нт альн ое,
первобыт­
ное
отн ошен ие
к
Богу
и
к
миру.
Это
от ноше ние
существовало
задолго
до
явл ени я
Христа
на
земле,
и
хр ист ианств о
не
может
его
объяснить.
Как
писал
американский


Розанов,
христианство
и
Египет
461
академ и к
Tom Hare, мы часто забываем,
что
источники
нашей
культуры
—
с олне ч­
ный
календарь,
система
исч ислени я,
даже
история
Воскресения
Бога
—
находятся
в
Е г ипте,
а
не
в
классической
культуре6.
А
человечество
не
интересуется
эти м
насле­
дием ,
даже
хоч ет
его
уничтожить.
Для
Розанова
Т ело
Бога
з амен ило сь
его
Logos- ом.
Духовность
победила
жизнь.
Христос
разделил
т ело
и
разум.
Роза н ов
не
хочет
истребить
христианство.
Он
хочет,
чт обы
православная
церковь
вв ела
в
себя
радостные
фор мы
религиозного
поведения,
ко то рые
в
течение
многих
ст олет ий
она
стремилась
уничтожить.
Фило­
софия
Розанова
меня ет
христианские
интерпретации
на ших
связей
с
материей
и
с
энергиями
Б ожи ими.
Она
обра ща ет
наше
вним а ние
на
с вои
мистические
начала
и
возможностями
возрождения.
Спасение
лич но сти
и
человечества
находится
толь ко
в
от р ицании
Сладчайшего
Иису са
и
в
возращении
к
Отцу.
1 Hare Т.
ReMembering Osiris: Number, Gender and the Word in Ancient Egyptian Representational
Systems. Stanford, 1999. P. 12-14.
2 Бердяев H. Русская идея:
Ос новн ые
проблемы
русской
мыс ли
XIX века и начала XX
века.
Па­
риж, 1971. С. 213.
3 Я благодарен Анне Лизе Крон за это замечание .
Из
частной
пер е писк и.
4 Розанов В .
В.
О
сладчайшем
Иисусе
и
горьких
плодах
мира
// Около церковных стен.
М. , 1994.
С. 422.
5 Достоевский Ф.
М.
Поли.
соб р.
соч.
Л., 1976. Т .
14. С. 291.
6 Hare Т. Op. cit. Р. 12-14.


T. В.
Воронцова
(Москва)
Розанов
и
полемика
о
«Дарвинизме»
Н.
Я.
Данилевского
В
1885 г.
в
Санкт-Петербурге
вышла
в
свет
раб ота
Н.
Я.
Данилевского
«Дар ­
в инизм.
Критическое
исследование».
Это
бы ли
крупноформатные
толстые
книги
(одна
—
объемом
в
519, другая
—
в
678 страниц).
Они
составили
первый
том
заду­
манного
а вт ором
труда,
посвященного
анал из у
учения
Ч.
Дарвина,
прежде
всего,
его
книги
«Происхождение видов путем естественного отбора».
Накануне
выхода
кн иг
из
типографии
Д анил евск ий
скоропостижно
скончался,
оставив
рукопись
в торого
тома
своего
антидарвиновского
исследования
незавершенной.
Ос но вная
полемика
вокруг
книги
Д анилевск ог о
развернулась
между
д ругом
автора, H.
Н.
Страховым,
л итер атур ным
критиком
и
публицистом,
специалистом
по
ис тори и
и
философии
науки,
сторонником
идеалистической
метафизики
немец­
к ого
обра зц а
и
широ ко
известным
бор цом
с
идеологией
нигилиз м а,
и
знаменитым
ученым-биологом
К.
А.
Тимирязевым,
одним
из
первых
пропагандистов
дарвинов­
ского
учения
в
России
(назовем прежде всего его книгу 1865 г .
«Краткий очерк тео ­
рии
Дарвина»).
На чалос ь
с
тог о,
что
Ст ра хов
опубликовал
в
январском
номере
«Русского Вест­
ника»
за
1887 г.
с татью
под
яв но
провокативным
названием
«Полное опроверже ­
ние
дарвинизма».
Она
содержала
развернутый
об зор
книги
Данилевского.
Автор
рассматривал
стать ю
как
нек р олог
ученому
и
д ругу
и
считал
(как писал позднее)
сво ей
«главной заботой»
добиться,
ч тобы
ра боту
Данилевского
читали
и
«вникли в
то,
что
ею
вносится
в
н ау ку»1.
При
эт ом
С тра хов
назвал
дарвинизм
миражом,
идею
естественного
отбора
—
«одним из самых больших заблуждений нашего столетия»,
м оног рафи ю
же
Данилевского
—
одним
из
редких
исследований,
кото рое
дол го
не
устареет.
Тимирязев
воспринял
это
как
вызов
и
22 апреля ответил яркой публичной
лек ц ией
в
Политехническом
музее
(она «продолжалась
два
час а,
с
перерывом»
и
«кончилась неистовым восторгом слушателей»2), затем переработал ее в статью
«Опровергнут ли дарвинизм?» и опубликовал в «Р ус с к ой
Мы сли» (1887.
No
5, 6).
Свое
д ву хлетн ее
молчание
после
выхода
книги
Данилевского
Ти мир язев
о бъ яснял
дилетантизмом
ее
авт о ра: «Стоит ли отвлекаться от исследования новых фактов,
от
изучения
старых
м ысле й,
к оторы х
на
свете
так
много
и
таких
хороших,
для
тог о,
чтоб
изобличить
ме лку ю,
изворотливую
софистику
дилетанта,
ослепленного
пред­
взятою
иде ей
и
за да вшег ося,
очев ид но,
непосильною
целью
—
остановить
одн о
из
могучих
те чен ий
современной
н ауч ной
м ысли?»3
Вопрос
бы л,
кон еч но,
не
в
ди л етант изме
Данилевского
(который являлся од ­
ним
из
ведущих
российских
специалистов
в
прикладной
биологии:
занимался
про блем ами
рыбоводства,
виноградарства
и
охраны
прир од ы,
участвовал
в
ряде
экспедиций,
директором
Никитского
ботанического
са да,
име л
награды
на уч ных


Розанов
и
полемика
о
«Дарвинизме»
Н.
Я.
Данилевского
463
соо бще с тв,
выступал
консультантом
при
подготовке
законов
о
рыболовстве
в
во­
дах
Европейской
России)
и
не
в
большом
объеме
его
кн иги
(Тимирязев говорит
об
этом
как
о
«коренном недостатке»4)-
Дело
было
в
различии
идеологических
платформ.
Тимирязев
п иш е т: «Для Данилевского гармония природы нечто уже
законченное,
установившееся,
даже
предустановленное:
это
—
sein», а « для
дар ­
винизма
эта
гармония
нечто
текучее,
вечно
нарождающееся,
это
—
werden; ее со ­
в ерш ен ства
—
это
успехи
исторического
процесса,
ее
недочеты
—
только
буду щ ие
его
задачи»5.
Ответом
на
выступление
Тими р язев а
в
ноябрьском
и
декабрьском
номерах
«Русского Вестника»
явилась
статья
Страхова
«Всегдашняя ошибка дарвинистов» .
В
ней
он
формулирует
сущность
разногласий
та к: «Дарвинисты в своей псевдотеле­
ологии
стремятся
соединить
две
в ещи
совершенно
непримиримые:
они
хотя т
прич и­
ны
явлений
приписывать
лишь
слепой
п рирод е,
но
в
то
же
время
хотят
видеть
в
ней
такой
способ
действия,
по
кот орому
она
вполне
заслуживала
бы
названия
Мирового
Ра зу ма.
По
их
м нени ю,
орг а низмы
с уть
лиш ь
неопределенно
изменчивые,
пластиче­
ские
существа,
фор мы
и
свойства
к отор ых
вполне
зав и сят
от
тех
случайных
впад ин
и
выпуклостей,
ко торы е
пр ед ставл яет
окружающая
их
природа.
Но
если
это
так,
то
этой
внешней
природе
необходимо
буд ет
приписать
в ели чай шую
целесообразность
в
ее
дей ств иях
на
организмы.
В есь
спор
собственно
к
этому
и
сводится:
где
сле ду ет
искать
целесообразности,
в
организмах
или
вне
их ?»6.
По
мнению
Страхова,
е сли
приро д а
не
освещена
божественным
промыслом,
то
«предположение целесообраз ­
ности
в
слепой
п рир оде
то чно
так
же
невероятно,
как
и
п ред положе н ие,
что
Э неида
составилась
из
бу кв,
раскинутых
н ау дач у»7.
Объектом
критики
в
статье
стано вит ся
и
сам
«чистый дарвинист»
Тимирязев
как
представитель
«патентованной науки», «типичный профессор»
из
числа
уче­
ны х, «наиболее слепо преданных своим авторитетам и менее всего способных отка ­
заться
от
св оих
предвзятых
м ы сл ей »: «Только религиозные фанатики превосходят
их
в
закостенелом
предубеждении
и
отвращении
ко
всему,
что
противоречит
их
мн ениям »8.
В
заключительной
части
статьи
Стр ахо в
пис ал: «Наша патентованная
наука
и
наша
присяжная
литература
еще
очень
сла бы
и
необширны,
так
что
едв а
ли
они
м огут
вполне
выражать
собо ю
движение
рус ск ой
мысли
и
учености.
Вд али
от
столиц,
в
уединении
деревни
или
гл ухого
города,
встречаются
у
нас
люди,
которые
гора зд о
серьезнее
мыслят,
гора зд о
усе рдне е
и
глубж е
и зуч ают
любимый
предмет,
чем
иные
ученые
и
писатели,
ко торы е
у
всех
на
виду
и
считаются
представителями
науки
и
литературы.
Не
раз
мне
приводилось
удивляться
и
радоваться
вс тр ече
с
такими
уе д инен ными
лю дь ми»9.
К
таким
«уединенным»
людям
Ст рах ов
причислял
и
Данилевского
—
при
всей
широт е
его
научной
и
общественной
деятельности.
И
он
опасался
забвения
«луч ­
шей
доли
чувств
и
м ы сл ей10 этих людей,
относя
к
ним
и
себя.
Декабрьский
выпуск
«Русского Вестника»
был
разослан
подписчикам
в
начале
ян вар я.
Меньше,
чем
че рез
три
н едел и, 22 января 1888 г.,
С тра хов
получил
пись мо
из
г.
Ельца
Орловской
губернии
от
учителя
ме ст ной
гимназии
Василия
Роз ано ва.
В
письме
гов ори л ось: «Многоуважаемый Николай Николаевич!
Несколько
раз
я
уже
собирался
писать
Ва м,
но
в сякий
раз
письма
мои
оставались
недописанными,
час то
по
неуверенности,
что
они
дойдут
к
Ва м,
ча сто
от
сомнения:
что
из
этого
вы­
йдет,
и
до
пи сем
ли
посторонних
л юдей
В а м. <...> теперь,
прочтя
В аши
возражения
Тимирязеву,
и
именно
В аши
заключительные
слова
в
этой
статье,
я
р еша юсь
писат ь
Вам,
х отя
и
не
знаю
Вас
лично.


464
T. В.
Воронцова
Ест ь
бес кон еч но
много
вопросов,
о
кот оры х
мне
хот ело сь
бы
слышать
Ваше
с ло­
во,
но
из
них
г ла вный
—
о
прич инно с ти
и
целесообразности,
как
в
их
применении
к
орган ич ес ком у
мир у,
так
и
в
прим е не нии
в торого
вопроса
(о целесообразности)
к
жизни
самого
ч ело в ека»11.
В
своем
письме
Розанов
позиционировал
себя
как
давнего
тайного
ученика
Страхова,
решившегося
наконец
выйт и
из
т ени: «Я хотел сказать Вам,
что
все
Ваши
мысли
считаю
истинными,
В аше
душевное
настроение
ес ть
и
мое
душевное
настро­
ение,
Ваше
отн оше ние
к
окруж а ющей
жизни,
к
нашей
науке
и
литературе
мне
до­
рого
и
бл изко »12.
На до
сказат ь ,
что
Розанов
в
1886 г.
(за два года до письма Страхову)
выпу с тил
в
Москве
оставшееся
никем
не
замеченным
монографическое
исследование
«О по­
ним ани и.
О пыт
исследования
при роды,
границ
и
внутреннего
состояния
науки
как
цельного
з на ния ». Это было систематическое исследование в традициях идеалисти­
ческой
натурфилософии
(в этой же традиции работали Данилевский и Страхов),
которую
дарвинизм
с
его
механистически-материалистическим
воззрением
опро­
вер га л.
В
планах
Роз ано ва
было
и
написание
другого
—
так ого
же
масштабного
—
труда
«О потенциальности и роли ее в мире физическом и человеческом», книги,
по сле
которой,
как
писа л
он
сам
в
1913 г. , «нужно поставить “то чку”
всякой
фи ло­
софии
и
п очти
всяким
кни га м »13 (идея,
от
кот орой
он
потом
о тка зал ся).
Завязалась
переписка.
С тра хов
приветствовал
исповедуемое
Розановым
«ре­
лигиозное
отн ошен ие
к
истине
и
ее
и с ка нию », но отмечал несистематичность,
раз ­
бро санно ст ь, «прерывистость»
розановского
чтения
и
писания.
Ученик
со г ласил ся
с
э тим
замечанием,
а
п оздн ее
вывел
из
нег о
для
се бя
м ак си м у: «Я чувствую,
что
во
вс ех
вещ ах
д ел ания
и
пи сан ия
я
был
всегда
в
сущности
“не подготовленный”»14.
В
сво ем
первом
письме
Розанов
чистосердечно
за явл ял
Стра хо в у : «Разница
между
нами
та,
что
Вы
уже
на
краю
могилы,
а
я
еще
молод.
И
я
хоте л
сказать
В ам,
что
с колько
бы
я
ни
жил
и
что
бы
ни
сделал,
я
всегда
буд у
делать
то,
что
вы
одо­
бри ли
б ы»15, а уже в следующем году он выступил как молодой соратник Страхова
в
борьбе
с
дарвинизмом.
В
1889 г.
Розанов
опубликовал
две
ста тьи ,
на пря мую
св язанн ые
с
темой
да рви­
низма .
В
ма й ском
номере
жур на ла
«Русский Вестник»
появилась
его
рецензия
на
второй
том
книги
Данилевского,
а
21октябрявгазете«Московские
Ведо мо сти»
—
статья
«Отречение дарвиниста», продолжающая полемику Страхова с Тимирязе­
вым,
котор ый
к
том у
времени
разразился
пространной
статьей
прот ив
Страхова
«Бессильная злоба антидарвиниста»16.
Одновременно
с
п од готов кой
полемических
статей
Розанов
работал
над
раз­
вернутой
статьей
философского
характера
«Органический процесс и механическая
причинность»17.
Эта
работа
б ыла
посвящена
проблемам
эв олю ционног о
развития,
однако
прямых
у пом ина ний
о
Дарвине
в
ней
не
было.
В
статье
содержится
квинтэс­
сенция
розановских
представлений
о
том,
что
та кое
наука
и
на учн ое
исследование.
Розанов
утв е рждае т,
что
«органический мир в каждой его части и во всем целом»
движет
и
напр авля ет
внутренняя
целесообразность18.
И
это
—
единственный
воз ­
мо жный
спо соб
развития
мир а.
Наука,
не
признающая
этого,
не
наука,
а,
как
пишет
Р оза нов
в
одном
из
писем, «лишь совокупность истинных знаний»19.
Эту
же
мысль
Розанов
проводит
и
в
антидарвинистских
ста тьях.
Розанов
отмечает
глав ную
слабость
дарвинизма
—
его
механическую
ориента­
цию,
способную
да ть
ли шь
«внешние», причинные объяснения тем или иным яв ­
лениям,
тогда
как
реальное
поним а ние
динам ик и
ж ивой
природы
возможно
только


Ро за нов
и
полемика
о
«Дарвинизме»
Н.
Я.
Данилевского
465
через
обнаружение
внутренней
целесообразности.
Розанов
повторил
тезис
Стра­
хо ва
о
том,
что
теория
естественного
отбора
об ъяс няет
причины
сохранения
суще­
ств ующи х
форм ,
но
не
появления
новых.
В
этом,
по
Розанову,
при
всей
к р опо тливо­
сти
Дарвина
прояв л яется
его
п ове рхн ост нос ть: «Ничего не говоря о мироздании и
строго
воздерживаясь
от
философских
соображений,
он
об ъяс нил
о дну
ча сть
в
нем
и
вы пол нил
это
с
по мощ ью
простых
и
я сных
приемов,
установившихся
в
е сте ств оз­
нании.
Он
подметил
некоторые
процессы,
имевшие
мес то
в
природе,
со здал
н ек ото­
рые
предположения,
не
имеющие
в
с ебе
ни чего
н ев е роятн ого,
и,
ис кус но
дополнив
первые
вторыми,
дал
объяснение
происхождению
и
устройству
орган иче ск ого
мира,
и ск лючающе е
целесообразность»20.
По
мнению
Розанова,
мир
без
органической
це­
лесообразности
—
это
«одномоментный»
механический
мир,
л ише нный
пер ехо да
из
потенциальности
в
реальность
и
наоборот.
Стра хов
о доб рил
р ец ензию: «Истинное свойство Дарвинова учения тут выстав ­
лен о
верно,
ясно;
в зята
самая
глубо ка я
че рта »21.
Сам
Розанов
в
1913 г. ,
комментируя
мнение
учителя,
писал: «Я тоже думаю,
что
как
ни
кратка
эта
рецензия,
она
ула в лива­
ла
существо
де ла,
и
б ила
в
самый
це нтр
системы
(дарвинизма). В се факт о р ы,
указан­
ные
Дарвином,
—
не
живы е,
а
мер т вые,
мех ан ич еские:
и
хот я
че рез
них
происходили
и
п рои сх одят
перемены
у
ж ивот ных
и
растений,
но
именно
—
у
ни х,
а
не
в
них .
Не
могло
че рез
них
выйти
рождения
и
перерождения,
а
Дарвин
говорит
о
нем »22.
Впрочем,
в
1880-1890- х
гг.
розановские
соображения
остались
незамеченны­
ми
—
никто
из
оппонентов
книги
Данилевского
не
удос то ил
его
аргументацию
уп о­
м ина ния.
Последнее
с лово
в
дискуссии
о
дарвинизме
ос та лось
не
за
Страховым
и
тем
бо лее
—
не
за
Р оз а новым.
Заключительная
работа
Роз ано ва
по
дарвинизму
—
статья
«Теория Чарльза
Дарвина,
объясняемая
из
личности
а в тора », опубликованная в 1896 г .
в
«Новом
Времени».
В
э той
ст атье
Розанов
г ов орил
о
душевной
пассивности
английского
ис­
следователя
как
об
основном
источнике
его
идей: «В лепке форм нет живого уча­
ст ия
са мой
природы;
она
не
ес ть
субъективное,
самосозидающееся
“я”; нет в ней
вообще
субъективного,
внутреннего
—
вот
коренная
мыс ль
дарвинизма
и
главная
че рта
Дарвина.
<...>
В
его
бесстрастном
темпераменте
ни
разу
не
з аро ди лось
даж е
каприза,
нетерпеливо
ищущего
выразиться;
и
сколько
он
ни
слуш ал
глухою
душой
своею
л оно
п ри роды
—
он
там
не
открыл
ник ак их
горячи х,
живы х
токов»23.
Розанова
же
всегда
зан им ает
инд ивид уа л ьный,
творческий
мир,
освещенный
не
научными
идеями,
а
религиозным
устремлением
и
художественным
творчеством.
Субъективное
для
нег о
выступает
сино нимо м
нравственного,
поскольку
личност­
ное,
независимое
от
внешнего,
по
определению
осв еще но
божественным
светом.
И
это
—
неи зм енн ая
установка
Розанова.
Име нно
с
этой
позиции
он
может
посме­
ятьс я
в
ко робе
втором
«Опавших листьев»
над
Дарвином,
определившим
за
чело­
века
его
пу ть: «Все мы выражаем в сочинениях субъективную уверенность .
Но
—
об общая
и
повелительно.
Что
же
де лать,
е сли
Дарвин
“субъективно чувствовал”
проис х ож де ние
свое
от
шимпанзе:
он
так
и
писал»24.
Идею
о
п уст оте
механической
пр ичинно с ти
и
наполненности
ми ра
органиче­
с кой
целесообразностью,
идею,
прозвучавшую
еще
в
первом
письме
к
Страхову
и
изл оже нну ю
в
первых
опубликованных
под
страховским
покровительством
статьях,
Розанов
пронес
чере з
всю
жизнь.
В
«Апокалипсисе нашего времени»
есть
запись
от
24 августа 1918 г. : «’’Кажется”,
что
науки
ес ть
и
образованность
тож е
есть:
а
“на
само м
деле”
наук
и
образованности
вовсе
нет .
Они
только
“кажутся” . “Ви ди м ость”,
“феномен”
их
—
ес ть;
подлинного
ни чего
нет .
Ну,
как
можно
бы ло
восторжествовать


466
T. В.
Воронцова
великим
т орже ств ом
уму
гениальному
при
замечательных
découvertes Чарльза
Дарвина,
по
коему
в
при род е
вообще
нет
“смысла”, “раз ума”.
Плакать
бы
нужно;
за­
литься
горькими
слезами.
Но
для
с лез
никакой
пр ичин ы
не
было:
мир
с
пе рв ого
же
раза,
с
первого
же
глаза,
пред ст авля ет
со бою
такую
красоту,
так ую
глу бок ую
целе­
сообразность
<...>
Их
просто
“нет”,
—
эти х
книг
без
НО УМ ЕНА.
Человек
ничего
здесь
не
узнал,
ни
до
че го
здесь
не
допо л з» 25.
1 Русский Вестник . 18 87. No
12. С. 66.
2 Тамже.
С. 67.
3 Русская Мысль. 1887. No 5. С. 148.
4 Тамже.
С.
150.
5 Русская Мысль. 1887. No 6. Отд.
П.
С.
10.
6 Русский Вестник. 1887. No 12. С. 123.
7 Тамже.
С.
124.
8 Там же.
С. 67.
9 Там же.
С.
127.
10 Там же.
С. 129.
11 Розанов В.
В.
Собр.
со ч.
Литературные
изгнанники.
М., 2001. С.
144.
12 Тамже.
С. 146.
13 Тамже.
С. 7.
14 Тамже.
С. 8.
15 Тамже.
С.
146.
16 См.: Русская Мысль.
1889. No 5-7.
17 Опубл.: Журнал Министерства Народного Просвещения (Ж М НП). 1889. No 5. С. 1-22.
18 ЖМНП. 1889. No5. С. 22.
19 Розанов В .
В.
Литературные
изгнанники.
С.
148.
20 Русский Вестник. 1889. No 5. С. 312.
21 Розанов В.
В.
Литературные
изгнанники.
С. 34.
22 Тамже.
23 Новое Время . 1896. 29 октября.
24 Розанов В .
В.
О
себ е
и
о
жизни
своей.
М ., 1990. С. 361.
25 Розанов В .
В.
Соб р.
с оч.
А пока липс ис
нашего
времени.
М ., 2000. С. 170-171.


А.
Г.
Гачева
(Москва)
«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью»
(Розанов и Н.
Ф.
Федоров)
Розанов
и
Ф ед оров ...
На
первый,
скользящий
в зг ляд,
далеки,
мало
сопоставимы.
«Волна и камень, / Стихи и проза,
лед
и
пла ме нь
/ Не столь различны меж собой».
Один
—
аскет,
девственник,
пр опо ве дник
«положительного целомудрия». Др угой
—
в есь
в
стихии
пола:
его
обожествляет,
пе ред
ним
преклоняется,
ему
возносит
мо­
литвы.
Один
—
целен,
со бра н,
сер ьез ен 1, каждая строчка,
так
или
иначе,
касается
гл авно г о: «всеобщее воскрешение»
здесь
—
«не только альфа и омега,
но
и
вита
и
все
другие
буквы
алфавит а,
словом
—
в сё!»2 Другой
—
бу рлящ,
порывист,
н еп ред­
сказуем,
готов
смот ре ть
на
пре дм ет
со
взаимоисключающих
точек
зрения
и
каждую
отстаивать
искренне
и
горячо.
Но
стоит
вглядеться
пристальнее
—
и
станет
яс но:
противополагать
две
в
выс­
шей
степени
самобытные
фигу ры
русской
культуры
—
значит
заведомо
упрощать
дело.
В
универсуме
религиозно-философской
мысли
конца
XIX —
начала
XX вв.
Розанов
и
Федоров
взаимодействуют.
Да,
подчас
это
вза им оде йс твие
по до бно
во л­
не,
бьющей
о
камень
и
взрывающейся
тысячью
брызг,
но
оно
бывает
и
таким,
как
в
белом
стихе
или
ритмической
прозе,
где
объединяются
в
высшем
синтезе
э лем енты
поэтической
и
прозаической
речи.
И
не
след ует
забывать,
что
лед
и
пл амень ,
вечно
враждующие,
несовместимые
д руг
с
д ругом
сти хии ,
в
равной
степени
обжигающи,
а
не
равнодушно
теплы.
Вн утр ен нюю
св язь
между
Федоровым
и
Розановым,
возникающее
меж ду
ними
высокое
напряжение
—
духовные
схождения
и
о тт ал ки вания,
идейные
созвучия
и
диссонансы
—
хорош о
чувствовал
Н.
А.
Бердяев.
В
своих
л екц иях
по
рус ск ой
фило­
софии
и
общественной
мыс ли
—
«Русские духовные течения.
(История нашего ре­
ли гио зно го
и
национального
сознания)» —
он
постоянно
объединял
фи гуры
дву х
мыслителей
в
одной
лекции,
причем,
и злаг ая
систему
Розанова,
фактически
ра зби рал
ее
с
по з иций
федоровской
«Философии общего дела» 3.
Розановско-федоровский
микросюжет
Бер дяев
включил
в
книгу
«О назначении человека.
Опыт
па ра док­
сальной
э ти ки»4.
Соотнесенность
Федорова
и
Розанова
д руг
с
другом,
равно
как
и
с
тре тьи м
их
современником
—
В.
С.
Соловьёвым
он
отмечал
и
в
«Русской идее»5.
Взгляда
Бердяева
на
тем у
«Розанов и Федоров»
я
еще
б уду
касаться
по
ходу
ст а­
тьи.
Пока
же
начну
с
внешнего,
биографического
совпадения.
Оба
служат
в
у ездных
училищах
препо д ават ел ями
ис то рии
и
ге ограф ии .
Федоров
—
четырнадцать
(с 1854
по
1868 г.), Розанов
—
двенадцать
лет
(с 1882 по 1893 г. ).
Впрочем,
сразу
выявляет­
ся
и
различие.
Федоров
относится
к
учительству
как
к
делу
священному.
Он,
уже
обретший
«высшую идею существования»6, стремится одушевить ею каждый свой
жизненный
ша г. «География говорит нам о земле как о жилище;
история
же
—
о
ней


468
А.
Г.
Гаче ва
же
как
о
кладбище»?—
вот
как
видит
он
смы сл
пре под а вае мых
им
предметов.
Для
Розанова,
на ход ящего ся
в
поло же нии
«юноши,
обдумывающего
житие»
и
п ока
не
наш едшег о
свою
тем у,
служба
учителем
—
тяжкие,
опостылевшие
вериги.
Федоров
придает
особое
значение
преподаванию
в
начальной
шко ле:
в
детском,
доверчиво­
любовном
отношении
к
бытию
вид ит
он
образ
того
чае м ого
родства,
кото рое
до лж­
но
побороть
неродственность
и
роз нь
мира
сего .
Розанов
тяготится
службой
в
про­
гимназии
и
ходатайствует
о
пе рев оде
в
полную
гимназию,
туда,
где
де ти
постарше,
а
значит
бли же
и
по нят нее
съ евши м
я блоко
взрослым
с
их
антиномизмом
и
диа ле к­
тикой.
Но
помимо
совпадения
в
начальной
профессии
ес ть
и
боле е
гл убок ое,
ес ли
не
сказать
коренное
их
совпадение.
Самый
исток
философствования,
тот
первотолчок
к
рождению
мысли,
ко торы й
в
сфере
духа
отча с ти
по до бен
первому,
Божественно­
му
п ерв отол чку,
создавшему
небо,
землю
и
вс е,
что
в
них,
у
Федорова
и
Розанова
был
один.
Он
шел
от
жиз ни
и
меньше
в сего
был
пот ребн ос тью
ра сс удочн ого
ума,
желающего
на
досуге
поразмять
свои
члены.
Федоров,
пронзенный
«от детских
лет»
переживанием
человеческого
небратства
(когда не только «ест ь
и
неродные,
и
чужие», но и «сами
родные
—
не
р од ные,
а
ч ужие »8), создает проект восстанов­
л ения
всемирного
родства.
Розанов,
заброшенный
в
Брянскую
глушь,
страдающий
от
одиночества,
пишет
книгу
«О понимании» .
Федоров
творит
св ою
фил осо фию
воскрешения,
будучи
потрясен
с м ертью
близкого
человека
—
дяд и,
Константина
Ивановича
Гаг ари на 9.
Философия
п ола
и
семьи
у
Ро з анова
вырастает
из
его
лично­
го,
домашнего
сюж ет а,
питается
инт имным
переживанием
тайны
любовно-брачного
со еди нен ия.
У
обо их
—
мысль
рожденная,
а
не
с очине нна я,
не
праздно-растлевающая,
а
не­
обходимая,
как
«хлеб наш насущный». Теоретический и практический разум слиты
в
ней
воедино.
Не
делал
ли
Розанов,
автор
«Уединенного», «Мимолетного», «Опав­
ших
листьев», в которых «просто
—
ду ша
ж ив е т»10, первый шаг к федоровской пси -
хократии,
где
душ и
уже
не
б удут
потемками,
где
дов ери е,
по нима ние
и
любовь
не
оставят
мест а
бентамовской
утилитарности,
хол одн ому
юридизму?
Бросая
вызов
придирчивой
и
избирательной
культурной
памяти,
п ола гающе й
достойным
увеко­
вечения
тольк о
великое,
не
стремился
ли
он
в
своих
лис т ьях
запечатлевать
самые
простые,
сам ые
неприметные
соб ыт ия
жизни,
те,
что
обыкновенно
пе рв ыми
про­
валиваются
«в пропасть забвенья», не созидал ли он свой священный Музей,
таща
на
стр ани цы
малых
и
б ольши х
сочинений
обрывки
разговоров,
портреты
лиц
«с
у ли цы», образы своих милых домашних,
ст ар аясь
д ать
им
хо ть
тако е,
слов е сное ,
но
все
же
бессмертие?11
Не
полагал
ли
в
пр им ечания х
к
своим
«Литературным изгнан ­
н икам», как писал о том друг Федорова В.
А.
Кожевников,
начало
другой,
подлин­
ной
«критике», которая не отчуждается от предмета исследования,
а
органически
сродняется
с
ним,
стремится
«другого понять как родного,
как
“своего”» и в конце
концов
из
«силы казнящей»
ст ано вит ся
«силою воскрешающею», задача которой
«не “разносить”,
а
оживлять,
животворить»?12
Знали
ли
они
друг
о
друге
и
ес ли
знали,
то
что?
В
круг
чтения
Федорова
в
1890- е
—
начале
1900-х гг.
входили
основные
издания,
в
которых
печат ался
Розанов:
«Русский Вестник», «Русское Обозрение», «Новое Время», «Новый Путь». Ф ед ор ов
прямо
упоминает
о
Розанове
в
статье
«Религиозно -эт ич еск ий
кал енд ар ь» 13 и письме
Кожевникову
от
1 июля 1903 г.14 Сам же мыслитель выступал в печати редко,
а
ес ли
и
выступал,
то
всегда
анонимно
или
под
псевдонимами,
и
с
его
трудами
Розанов
мог
познакомиться
лиш ь
пос ле
его
кончины,
к огда
В.
А.
Кожевников
и
Н.
П.
П ете рсон


«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью» (Розанов и Н .
Ф.
Федоров) 469
выпу с тили
в
свет
в
1907-1913 гг. 15 два тома сочинений Федорова под общим назва­
нием
«Философия общего дела».
Го ворю
«мог», потому что остается только гадать:
прочел
ли
Розанов
эти
тома,
доставленные
ему
учениками
философа,
или
не т.
Первый
том,
содержавший
основные
сочинения
Федорова,
был
очень
вну ши­
телен
—
крупный
ф орма т , 731 страница текста.
Когда
полковник
С.
М.
Северов
в
редакции
«Нового Времени»
передавал
экземпляр
публицисту
М.
О.
Меньшикову,
то т,
принимая
книгу,
во с клик ну л: «Но ведь ее прочесть. . .
разве
только
если
посадят
в
Петропавловскую
к ре по с ть ! ?..»16Впрочем,
первая
книга
Розанова
«О понимании»
тоже
насчи ты вал а
700 страниц,
другое
дел о,
что
ее
автор,
от
года
к
году,
начинал
все
больше
ценить
ма лые
формы,
уве р енно
продвигаясь
к
заветному
жанру
«опавших
листьев».
Розанов
с
его
ма н ерой
чтения
кн иг
с
того
места,
на
котором
ра с кроет ся,
скорее
всего,
и
с
«Философией общего дела»
обошелся
именно
так.
Мог
рас к рыть
в
се­
ред ине ,
в
на чал е,
в
конце,
мог
простоять
с
книгой
«не отходя от полки и не дойдя
до
с тула»17 час или два .
О
том,
что
все-таки
раскрывал,
косвенно
свидетельствует
бл аг ода рнос ть,
кот орую
он
вы ра жал
Кожевникову
«именно за ознакомление его с
Федоровым»18.
Чи тал
Розанов
и
те
фрагменты
из
сочинений
Федорова,
которые
выписывал
или
прилагал
к
своим
пи с ьмам
к
нему
Н.
П.
Петерсон19.
А
кроме
того,
о днажд ы
и
лич но
беседовал
с
ним
о
Федорове,
когда
Петерсон
в
на чале
1913 г.
пр и­
езжал
в
Пе терб ург
и
посетил
семью
Розановых.
Результат
этого
посещения
был
неожиданным
для
Петерсона,
к оторы й
стре­
мился
заинтересовать
Федоровым
именно
Розанова,
н аде ясь,
что
тот
напишет
от­
де льную
ста тью
о
мыслителе.
Расск аз
Ни кола я
Павловича
о
св оем
п окой ном
друге
и
уч ит еле
произвел
впечатление
на
падчерицу
Розанова
А.
М.
Бутягину.
Весной
1913 г.
Кожевников,
по
п росьб е
П.
А.
Флоренского,
послал
писателю
и
его
падче­
р ице
IIтом «Философии
общего
де ла»
и
свою
книгу
о
Федорове.
А
уже
24 апреля
(7мая) 1913 г.
в
«Новом Времени»
под
псевдонимом
«Креславский»
появилась
ста­
тья
Бутягиной
«Один из обойденных героев мысли».
Одушевленно
и
г орячо
писала
Бутягина
о
личности
знаменитого
библиотекаря
Румянцевского
музея.
Говорила
о
п отря сающе м
впечатлении,
ко торое
в
век
«беглой поверхностной текучести»
произ­
водит
его
«Философия общего дела» « с
ее
величавым
слогом,
с
ее
мыс л ями
и
ч ая­
ниями,
ищ ущ ими
во
вс ем
утверждения,
жиз ни,
“бытия”,
мысли,
не
принимающей
“бывания”»20, указывала на значение идей Федорова,
призывающих
«к жизни,
ее
строительству
и
творчеству»
«в наше время самоубийств,
обесценивания
и
попира­
ния
жи зни,
разрозненности
с
семьей,
с
обществом,
с
ис то рие й»21.
Можно
предположить,
что
Розанов
как-то
содействовал
поя вл ению
с татьи
Бу­
тягиной
в
«Новом Времени». Сам же он на настойчивые просьбы Петерсона специ­
а льно
написать
о
«Философии общего дела», содержавшиеся в его письмах 1906,
1913—1915 гг., не откликался.
Впрочем,
имя
философа
«всеобщего дела»
несколько
раз
печатно
все-таки
по мян ул.
В
книге
«Мимолетное .
1914 год»
противопоставил
идеализму
В.
Г.
Белинского,
который
«не был достаточно глубок и надежен», по­
следовательный
идеализм
славянофилов
и
Федорова:
ни
оди н
из
них
«никогда бы
<...> не сблизился “в
целях
своей
жизни"
ни
с
охранкою,
ни
с
банкиром»22. А в статье
«Туркестанские произрастания» («Новое Время» . 29 ноября 1915.
No
14269), раз ­
мышляя
о
духовном
значении
пр ови нции
в
суд ьбах
рус ск ой
к ультуры ,
указал
на
то,
что
даже
начало
знакомства
современников
с
«творениями московского философа
Фе дор ов а», имя которого ныне уже значительно распространено и « ут в ерж д ен о»,
был о
по ложе но
на
окраине
государства,
в
г.
Верном.
(Замечу в скобках,
что
про ­


470
А.
Г.
Гачева
вин ц иальн ая
тем а
у
Розанова
тож е
сб л ижает
его
с
Федоровым,
ак т ивно
не
любив­
шим
горд ели вое
противопоставление
центра
окраинам
и
много
писавшим
о
задачах
м естно й
истории,
не
ме нее
важной,
чем
ист ор ия
национальная
и
да же
всемирная,
ибо
всемирная
ист ор ия
—
не
отвлеченность,
а
конкретное
множество,
в
которое
органично
в ключ ены
не
только
большие
истории
госу да рст в
и
с толи ц,
но
и
малы е
и ст ории
не больши х
городов,
сел,
де рев е нь...)
Думается,
отношение
Розанова
к
Федорову
было
от ча сти
под обно
отношению
к
нем у
Л.
Н.
Толстого.
Тот
преклонялся
перед
личностью
философа-подвижника,
для
которого
«Исполнять!
—
Это
само
собой
р а зум еет ся»23, но его воскресительных
иде й
не
разделял.
Розанов,
в
приведенной
выше
цитате,
указывал
на
чистоту
и
бес­
компромиссность
нравственной
по з иции
Федорова,
которая
вид имо
ему
импони­
ровала.
На
волну
по чти те льн ого
отношения
к
личности
философа
всеобщего
д ела
настраивал
Роз ано ва
и
Кожевников,
пис а вший
ему
о
своей
работе
по
под гото вк е
к
печ ати
переписки
Фе д орова : «В письмах человек встает как живой,
а
это
—
особен­
но
важно
по
отношению
к
тому,
кого
как
мыслителя
могут
пр из нать
“своим”
лиш ь
нем ног ие,
но
к оторы й,
как
личность,
не
может
не
импонировать
в сяком у »24. Что же
ка сае тся
т ого,
чтобы
признать
Федорова
своим,
то
здесь
все
бы ло
совсем
не
так
про­
сто.
Само
мол чан ие
Роз ано ва
о
Федорове
не
как
челов ек е,
но
как
мыслителе
бы ло
вполне
гов орящ им ,
свидетельствуя
об
отчетливой
дис т а нции,
кот орую
он
н асто й­
чив о
стремился
держ ат ь.
К
сожалению,
письма
Розанова
Кожевникову
и
П ете рсон у,
которые
м огли
бы
п роли ть
свет
на
вопрос
о
степени
его
знакомства
со
взглядами
Федорова
и
об
от­
ношении
к
ним,
не
сохранились,
они
по ги бли
вместе
с
а рх ивом
Кожевникова
в
1930- е
гг.
Некоторые
косвенные,
оче нь
обрывочные
свидетельства
можно
извлечь
из
ответных
писем
Петерсона
и
Кожевникова
к
Розанову,
из
переписки
Кож евни ­
ков а
и
П етер со на,
писем
Петерсону
С.
М.
Северова
и
др.
Вот,
к
примеру,
ответ
Пе­
те рсон а
на
письмо
Розанова
от
середины
ию ня
1914 г . : «Вы пишете,
что
в
идее
Фе­
доров а
Вам
все
представляется
слишком
машинным,
внешним.
Но
для
Федорова
ничего
не
бы ло
противнее
машинного,
лаб ора тор ног о,
фабричного,
ни чего
не
бы ло
противнее
“гомункулюса”.
И
ес ли
Вам
пр едст ав ляет ся
идея
Федорова
машинною,
то
только
потому,
что
Вы
не
ознакомились
с
нею.
Вы
гов орит е,
что
ме тод
сл ишк ом
застарел
в
безбожии;
—
однако
только
идея
Федорова
меня,
безбожника
и
револю­
ц ион ера,
—
обратила
к
Богу,
о свежила
мое
сердце»25.
Ка за лось
бы,
эти
осколки
розановского
слова
однозначно
свидетельствуют
об
от т алкиван ии
мыслителя
от
своего
собрата
по
философскому
цеху.
Но
повторю,
все
обс тоит
не
так
про ст о.
У
Розанова,
мыслителя
глубоко
экзистенциального,
мы
встречаем
в
высшей
ст е­
п ени
серьезное
отношение
к
факту
человеческой
смертности.
В
свое
вр емя
Федоров
возмущался
к орот кой
п амят ью
цивил изац ии,
что
жи вет
языческим
carpe diem, ста­
р атель но
делая
ви д,
буд то
сме рти
вовсе
не
существует,
что
это
та к,
до сад ная
случай­
ность
на
ли кую щем
празднике
жизни.
Та кая
цивилизация
более
всего
боится
нару­
шения
своего
уютно-животного
комфорта,
она
вся ческ и
ст арае тся
скрыть
старость
и
смерть,
белит
и
румянит
умерших,
даб ы
не
см ут или
они
своим
б ессл ав ным
и
без ­
об раз ным
видом
живущих;
вы тес няя
мысль
о
неизбежном
конце,
выно с ит
кл адби­
ща
на
окраины
го род а.
Розанов
в
автобиографическом
фрагменте
«Мечта в щелку»
не
менее
в п еча тляюще
рисует
то
небрежение,
кот орому
подвергается
существо
со­
знаю щее
п осле
кончины.
Тон ом
под пол ьног о
парадоксалиста,
в
своем
тягательстве
с
каменной
стеной
не
признающего
ник ак их
сдержек,
г ерой
го во рит
о
том,
о
чем


«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью» (Розанов и Н .
Ф.
Федоров) M1
живые
по
не писа нным
приличиям
не
гово рят.
Рассказывает,
как
снимают
с
ум ер ше­
го
нательный
крест
и
надевают
дешевый
«из лавки», как «на
третий
де нь
с
надле­
жащими
словами
и
п ро ч., провожатыми и каретами»
относят
«куда-то»
и
опу ска ют
в
могилу.
Д емо нстр ир ует
л ицеме рие
«похоронной толпы», всех этих «а ха ю щ и х»
и
соб оле зн ующи х
л юдей,
что
прикрывают
своими
ст енания ми
прозаическое
желание
как-нибудь,
и
по
возможности
поскорее,
отделаться
от
покойника.
П рой дет
го д,
«окончательно “п о мяну т”
и
скажут
“а ну его к черту,
д ово льно
возились
и,
кажется,
все
прилично”»26.
И
наконец,
вз р ыва ется
негодованием:«Это
—
возмутительно,
что
мы
отдаем
тела
родных
микробам
и
че рв ям;
гов ори м
над
ними
прелестные
слова
по
смысл у ,
а
затем
опускаем
их
в
какие-то
“почвенные воды”,
в
гниль,
холод
и
мразь...
Возмутительно.
И
этого
возмутительного
я
не
хочу »27.
Впрочем,
ге рой
Розанова,
протестующий
против
н евним ания
живущих
к
уме р­
шим,
не
д ерз ает
ме чта ть
о
бессмертии.
Его
же ла ние
—
в се го-то
навсего
«похоро-
ниться
вновь
по
св оей
мучительной
и
одинокой
ф ан таз ии »28. Так,
чтобы
и
в
смерти
чувствовать
се бя
ли чн ос тью,
не
смешиваясь
с
«людьми - ц и фра м и», чтобы не было
черв ей
и
гнили,
а
был
мавзолей,
прочн ы й,
благословенный
каме нь ,
полагающий
за­
слон
тлению;
а
главное
—
чтобы
никакого
кир пичн ого
п отолка ,
но
неб о
и
солнце
над
г олов ой,
и
ноги
«повернуты к востоку», и каждое утро говорить солнцу «здр ав­
ствуй».
Это
п ока
игра,
и
игра,
не
лишенная
характерного
розановского
эпатажа.
Но
вспомним
рассуждение
о
смерти
в
«Уединенном», запись от 14
декабря
1911 г.
За
спиной
Розанова
—
у дар,
постигший
его
жен у,
В.
Д.
Бу тяг ину: «друг», «мамочка»
надломилась,
а
вместе
с
ней
треснула,
з аш атал ась
семья,
главная
опора
его
в
бытии;
двумя
неделями
раньше
умерла
мать
жены
А.
А.
Руднева,
к
кот орой
Розанов
был
очень
привязан;
и
все
неотвратимее,
все
настойчивее
стучится
в
се рдце
пережива­
ние
хрупкости
человеческой
жизни:
«Могила . ..
знаете
ли
вы,
что
смысл
ее
по бе дит
ц елую
цивилизацию.
Т.
е.
вот
рав н ин а...
поле...
ни чего
нет,
никого
нет.
И
эт от
горбик
земли,
под
кото­
рым
зарыт
человек.
И
эти
два
сл ов а: “зарыт человек”, “че л ов ек
умер”
своим
потря­
сающим
смыслом,
своим
великим
смыслом,
стонающим...
преодолевают
всю
плане­
ту,
—
и
важнее
“Иловайского с Аттилами”.
Те
все
т опт али сь...
Но
человек
“умер”,
и
мы
да же
не
знаем
—
кто\
это
до
тог о
ужасно
слезно,
отчаянно...
что
вся
цивилизация
в
уме
точн о
перевертывается,
и
мы
не
хот им
“Атиллы и Иловайского”,
а
только
се сть
на
горб ик
и
выть
на
нем
униже н­
но,
собакою...
О,
вот
где
гордость
проходит.
Проклятое
свойство.
Недаром
я
всегда
так
ненавидел
теб я»29.
Смерть
рождает
в
Роз ано ве
тот
же
«арзамасский ужас», который накатывал на
Льва
Толст ого,
теснил
его
в
черный
ту пик
бессмыслицы,
зас тав лял
видеть
во
вс ех
д елах
человеческих,
в
том
числе
и
в
литературном
труде,
мишурную,
пустую
затею,
ко тора я
ничего
и
никого
не
сп асает .
И
как
у
Толс т ого
«арзамасский ужас»
был
од­
ним
из
толчков
к
созданию
его
религиозной
этики,
так
и
Ро з анов
настойчиво
ис­
кал
тот
за слон ,
который
мог
бы
затормозить
не умол имое
приб ли жен ие
стару х и
с
косой.
Эт им
заслоном,
спасительным
камнем,
о
ко торы й,
е сли
не
ломается,
то,
по
край­
ней
мер е,
т упи тся
коса
смерти,
ст ала
созидаемая
им
со
вт орой
половины
1890-х
гг.
философия
пола.
Пол
и
рождение
—
начало
ж изни,
сопротивляющееся
небытию,


472
А.
Г.
Гачева
залог
нет,
не
личн ого,
но
хотя
бы
род овог о
бессмертия.
Вот
характерный
фраг мен т
выс тупл ения
Розанова
на
Санкт-Петербургских
религиозно-философских
собра­
ниях
во
вре мя
прений
по
вопросу
о
б ра ке : «С момента грехопадения семя жены
попирает
“главу змия”,
то
е сть
“имущего державу смерти” .
Чрез
рождение
смерть
делается
“только личною”.
Но
со хр аня ется
“общее Адамово,
или
всег о
род а
челове­
ческого
бессмертие”. <...>
Ведь
не
отвергает
же
церковь,
что
грех
и
дьявол
принес­
ли
смерть
именно,
смертность,
и
что
эта
смертность
человеческого
род а
встречает
препятствие
себ е
в
рождаемости.
“Смерть,
где
твое
жало?” —
может
воскликнуть
ро жен ица,
под ним ая
на
руках
младенца
и
испу ск ая
дух
с ама.
Рождение
свято,
да же
святейший
на
зе мле
акт
как
вечная
победа
над
пе рво ро дным
гре хом »30.
На
страницы
писаний
Розанова
выплескивается
во ст орг
пе ред
мощью
природ­
ной
жизни,
пер ед
тем
ва лом
рождений,
который
катится,
наб ир ая
обороты,
по
про­
странству
земли.
Он
сл авит
Солн ц е,
изливающее
свои
лучи
на
весь
мир .
Он
готов
пет ь
гимны
В ели кой
матери
людей
и
б огов.
От
юности
приверженец
Д ост оев с кого,
в
зре лос ти
он
настойчиво
стремится
уй ти
от
проклятых
вопросов
его
героев,
для
которых
человек
с
его
рефлектирующим,
личным
сознанием
—
не
может
вписат ь ся
в
бессознательную
при род ную
жизнь,
чувствует
се бя
выкидышем
из
общей
гармо­
нии.
Как
Лев
Толстой
хо чет
делать
п рост ое
дело
жи зни
—
пахать,
с еять,
тачать
сапо­
ги
и
эти м
необходимым,
насущным
д елом
тушит
в
себе
разъедающую
работу
созна­
ния ,
так
и
Розанов
хочет
делать
простое,
неотменимое
де ло
жизни
—
погружаться
в
тепло е
лон о
женщины,
изливать
туд а
семя,
зачи ная
новую
жизнь,
чем
хоть
на
малую
толику
п риу мно жить
силу
и
крепость
общего
существования.
Розанову
свойственно
плотяное,
о рг анич еск и-интим но е
чувство
жизни ,
теплой
животности
(«бездонность разумной и провидящей животности», как выразится он
в
автобиографическом
«Мечта в щелку»31).
И
потому
ему
до роги
языческие
рели­
гии
и
вообще
в сякий
сообразный
природе
патриархальный
уклад,
где
человек
с лит
с
миром,
соединен
с
ним
одн ой
кровеносной
сетью,
где
животные
близки
и
родны
человеку,
непосредственно
соприкасаются
с
ним
в
культе
и
в
быте.
И
пото му
так
подозрителен
он
к
христианству,
кото рое
ставит
ид ею
небесного
родства
выше
ес те­
ственного
земного,
кот орое
тер пит
—
только
лишь
терпит
—
п ол,
полагая
венец
дев ­
ства
выш е
венца
с упруж еск ого.
У
Федорова
—
др угой
фок ус
видения,
неразрывно
связанный
с
христианским
пониманием
мир а.
Наличное
бы тие
ес ть
больн ое
бытие,
бытие
в
состоянии
распа де ­
ния .
Смерть
пронизывает
это
бытие
на
вс ех
его
уровнях,
неразрывно
сплет ена
с
са­
мим
началом
жизни,
с
рожд ени ем :
явление
в
мир
новых
суще с тв
означает
умаление
сил
тех ,
кто
рождает,
вытеснение
их
из
жизни.
«Извращенная природа под видом
бра ка
и
рождения
скрывает
с ме рт ь»32.
Ту
же
св язь
п олов ого
рождения
со
с ме ртью
отмечает
В.
С.
Соловьёв,
мыс лит ел ь,
Федорову
оче нь
близкий,
пересекающийся
с
ним
в
трактовке
стержневых
религиозно-философских
во пр о со в: «Пока человек
размножается
как
животное,
он
и
у мир ает
как
животное»; «Пребывать на пути по­
лов ой
раз д ельн ости
значит
пребывать
на
п ути
см ер ти,
а
кто
не
хочет
или
не
мож ет
сойти
с
этого
пути,
должен
по
естественной
не об ходи мос ти
пройти
его
до
конца»33.
С
точки
зрения
Федорова,
патетическое
восклицание
«Смерть,
где
тв ое
жал о,
ад,
где
твоя
по беда?», влагаемое Розановым в уста роженицы,
так
и
остается
пате­
тическим
восклицанием.
Ибо
вс якая
рожденная
жизнь
—
зы бка
и
конечна.
Попыт­
ка
заслониться
религией
рода
от
факта
всеобщей
смертности
не
удается.
Ибо
ес ли
даж е
поверить
в
родов ое
бессмертие,
все-таки
никуда
не
скрыться
от
по нима ния ,
что
это
бессм ерти е
относительно
не
только
для
индивида,
но
и
для
рода.
В
перспективе


«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью» (Розанов и Н.
Ф.
Федоров) 473
космических
ка тас т роф,
б удуще й
тепловой
смерти
Вселенной
(когда,
как
говорит
герой
Дос тое вс ког о, «земля обратится < .. .>
в
л едяно й
камень
и
буде т
летать
в
без­
воз душн ом
пространстве
с
бесконечным
множеством
таких
же
ледяных
к ам н ей»34)
бытие
че лове че ск ого
рода,
дл ящеес я
миллионы
лет,
обессмысливается
столь
же
то­
таль н о,
сколь
и
короткодыханное
бытие
индивида.
Преодолеть
смерть
прир од ным
рожденьем
—
а
именно
таково
религиозное
зада­
ние
Розанова,
—
по
Федорову,
нельзя.
Это
преодоление
возможно
лишь
на
дру ги х,
с вер хпр иро дных
п утях.
И
именно
такие
пу ти
открывает
человечеству
христианство.
Федоров
тож е
вс пом ина ет
слова
«Смерть,
где
твое
жа ло?
Ад,
где
твоя
победа?», но,
в
от личие
от
Розанова,
прямо
соотносит
их
с
источником
—
проповедью
свт.
Ио­
анна
Златоуста
на
«Великий и светоносный день Воскресения».
Ци тата,
которую
Розанов
применяет
ко
всякой
роженице,
у
Златоуста
отнесена
к
Хр ист у: «Воскресе
Христос,
и
п али
демоны,
Вос кре се
Хр исто с,
и
радуются
ан гели ,
Воскресе
Христос,
и
жиз нь
ца рс тв ует!
Воск рес е
Хри ст ос,
и
нет
мертвых
во
г роб е!» Воскресение Христо­
во
—
торжество
вечности
над
временем,
св обод ы
над
естественной
необходимостью,
утверждение
нового
зако на
—
закона
бессмертной,
н ев етш ающей
жизни.
Ра спр о­
странить
эт от
закон
на
все
бытие
через
труд
воскрешения,
ч ерез
одухотворяющую
регуляцию
—
такова
религиозная
задача
человечества,
вос ходящ е го
к
богочелове-
честву.
Воскресительный
импу ль с
Федоров
полагает
в
начало
человечества
и
в
начало
к ультуры .
В
самих
языческих
религиях
вид ит
он
не
только
культ
рождения,
но
и
к ульт
предков.
И
ес ли
сравнить
писан ия
Федорова
и
Розанова
о
Египте
(а Федоров
интересовался
Егип т ом
не
менее,
чем
младший
его
с ов ре ме нник ), то при сходстве
эмоций
(восторг и преклонение перед египетской цивилизацией как перед корнем
человечества)
станут
видны
разные
смысловые
ак це нт ы', если Розанов превозносит
благоговение
египтян
перед
бр ачн ой
тайной,
тайной
совокупления
и
рождения,
то
Федоров
це нит
Египет
прежде
всего
за
его
погребальный
культ
и
ри туа л.
Вот
ха­
рактерное
м есто
из
«Вопроса о братстве. . . »: «Сцены обыденной жизни,
изображен­
ные
в
египетских
могилах,
п рин имали сь
или
за
биографические
картины,
или
же
за
изображение
того
блаженства,
коим
наслаждались
уме рши е
в
загробной
жизни.
Су дя
по
се бе
(и это неотъемлемая,
характеристическая
черта
нашего
времени), ду­
мали,
что
и
египтяне
также
заботились
о
существовании
в
памяти,
о
номинальном
существовании,
бы ли
также
тщеславны,
также
желали
только
казаться,
а
не
бы ть;
но
тщательное
изу че ние
не
подтвердило
такого
толкования:
на
все
эти
изображения
египтяне
смотрели
как
на
действительное
средство,
п рипи сывал и
им
действитель­
ную
силу
поддерживать
жизнь
умерших
в
загробном
мире.
Такая
забота
о
пре дках
была
принадлежностью
всех
пе рв об ытных
н аро дов
и
сохра н ила сь,
бол ее
или
менее,
да же
до
настоящего
вре м ени
у
вс ех
земледельческих
народов:
самая
евхаристия
в
на родн ом
понимании
есть
по ми нал ьная
трапеза,
которая
имеет
действительную
силу
облегчать
умерших
или
же,
как
прежде
д умал и,
питать
их»35.
В
1930-е
гг.
Н.
А.
Бердяев
в
Париже
в
Религиозно-философской
академии
дваж­
ды
читал
лекцию
«В.
Розанов
и
религия
пола.
Н.
Федоров
и
р ели гия
воскрешения»
(14 марта 1930 и 19 марта 1935 гг.)36. В самом ее названии обозначил он то направле­
ние,
в
к ото ром
вел
сопоставление
дв ух
фиг ур
русской
мы сли
как
в
этой
лекции,
так
и
в
других
своих
сочинениях.
Розанов,
подчеркивал
Бердяев,
стремится
победить
смерть
рож де н ие м , «спасается от ужаса смерти в стихии пола,
в
ее
жизненной
на­
пряженности.
Но
падший
пол
и
е сть
источник
смерти
в
мир е,
и
не
ему
д ано
поб е­
дить
см е рт ь»37.
В
от л ичие
от
Розанова,
Федоров
вид ит
окон ча тельн ую
победу
над


474
А.
Г.
Гачева
смертью
«не в рождении новой жизни»38, а в воскрешении,
изымающем
жа ло
смерти
из
самой
пло ти
ми ра,
приводящем
все
бытие
из
состояния
распад ен ия
и
вражды
в
соборное
цел ое,
центр
к оторо го
—
Бо г.
Впр о чем,
те ма
«Розанов и Федоров»
выв одит
не
только
к
проблеме
пол а.
В
ра в­
ной
ст епен и,
е сли
не
в
первую
очередь,
она
в ывод ит
к
в оп росу
о
сущности
христиан­
ства,
о
его
задачах
в
бытии
и
истории,
то
е сть
к
т ому
самому
вопросу,
который
был
к рае угольны м
камнем
рус ског о
религиозно-философского
возрождения,
—
возрож­
дения,
под готов лен ног о
Достоевским,
Федоровым,
Соловьёвым
и
включившего
в
себя
как
о дну
из
важнейших
фиг ур
самого
Василия
Розанова.
Достоевский,
Федоров,
Соловьёв,
а
в след
за
ними
Мережковский,
Бердяев,
Б ул­
гаков,
определявшие
в
начале
XX в.
ли цо
русской
религиозно-философской
мысли,
видели
в
христианстве
религию,
зов ущу ю
человека
к
творчеству,
к
созиданию
Цар­
ства
Христова,
и
это
активное,
миропреображающее
христианство
противопостав­
л яли
тому
крену
в
аскетизм
и
пессимизм,
который
был
свойственен
историческому
хри ст иа нст ву.
Розанов,
в
от л ичие
от
них,
склонялся
к
тому,
чт обы
объявить
ми ро­
от риц ающи й
уклон
в
христианстве
его
подлинной
сущностью.
Христианство,
по
Розанову,
ненавидит
свет,
радость
и
жизнь.
Его
метаф и зик а
«лежит в гробе,
смер­
ти
и
монашестве»39.
Парадоксальным
о браз ом
позиция
Розанова,
жиз не лю бив ого
«язычника», как он сам себя называл,
оказывалась
близка
позиции
«отшельника»
Константина
Леонтьева.
Только
если
последний
пол а гал
заслуги
х рист иан ства
в
том ,
что
оно
с
миром
не
смешивается,
мир а
не
любит,
мир а
бе жит,
то
Розанов
видел
в
эт ом
ахи лле со ву
пят у
х рист ианст ва
и
рок
мира,
над
которым
нав исл а
религия
лун­
ног о
света,
оттеснив
горячее,
солнечное
язычество.
Розанов
не
раз
стал кив ал
на
ст рани цах
своих
кн иг
и
статей
язы чес тво
и
хри­
стианство,
б ольше й
частью
не
в
пользу
последнего.
Так,
в
статье
«Эллинизм», на ­
пра в ле нной
против
классического
образования
в
дореволюционной
России,
он
за­
являл:
эллинизм
и
христианство
—
религии-антиподы,
одушевляющие
два
разных,
а
то
и
противоположных
духовно-культурных
мир а: «Эллинизм есть поклонение
плоти,
христианство
—
духу»40.
А
значит
к лассич еско е
образование
в
рамках
хри­
стианской
цивилизации
не
более
чем
профанация,
ибо
ист инно е
возрождение
эл­
ли н изма
возможно
ли шь
на
почве
отречения
от
христианства.
Федоров
был
знаком
с
э той
ста тье й.
И
в
работе
«Религиозно - эти че ски й
календарь», посвященной ис­
то лко ва нию
христианского
календаря
в
духе
учения
всеобщего
дел а,
так
проком­
ме нт иров ал
по зици ю
Р оза н ов а: «Но разве Василий Великий и Григорий Богослов,
учас ь
в
Афинс к их
школах,
мен ьше
понимали
Эллинизм,
чем
В.
Розанов,
а
не
от­
рекались
от
христианства»41.
П р ед ставл ение
об
оптимизме
эллинского
мироощу­
щения
оче нь
п ов е рхн остн о: «Древний грек вовсе не был таким жизнерадостным,
как
ве лик ий
псевдоязычник»
Гёт е,
к
авторитету
к от орого
апеллирует
Р озан ов 42.
В
античном
ми ре
мы
встречаем
не
только
бьющую
через
край
пол нот у
бы тия,
но
и
тоску
смертности,
жа жду
воскресения,
иск ани е
истинного
Бога .
Что
же
касается
христианства,
то
оно
вовсе
не
е сть
односторонний
спиритуализм,
попирающий
ма­
терию,
подо бно
буддизму,
но
рел иги я,
утверждающая
преображенную,
бессмерт­
ную
материальность.
Христианство
не
от ри цает
эллинизма,
а
синтетически
вби­
рает
его
в
се бя,
уточня я
и
у глуб ляя
родившееся
в
нем
миросознание.
Эллинизм,
обожествляющий
плоть ,
какова
она
есть
(ее юность хрупка и недолговечна,
отсту­
па ет
перед
болезнью,
страданием,
с ме р ть ю), представляет собой как бы «ве т хи й
за­
вет
для
Х рист ианст ва»43, где плоть одухотворяется,
получает
обетование
об о жения
и
жизни
бесконечной.


«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью» (Розанов и Н .
Ф.
Федоров) 475
Ту
же
точку
зрения
поз дн ее
выр а жал
в
пи с ьмах
Розанову
и
Н.
П.
Пет ерсо н: «Вы
говорите,
что
Христос
основал
царство
вне
крови
и
племени,
что
самая
коренная
и
самая
индивидуально-характеризующая
особенность
церкви
лежит
в
бескровности
и
в
бесплотности.
—
И
это
Вы
гов ори те
о
Том,
Кто
сказал
—
“Если не будете есть
п лоти
Сын а
Человеческого
(т.
е.
Его,
Христа,
плоти)
и
пить
Кров и
Его,
не
будете
иметь
в
себ е
жиз ни” (Иоанн.
IV, 53 и послед .); Вы говорите это о христианстве,
ве­
лич ай шее
таинство
кот орого
ес ть
таинство
т ела
и
крови.
А
та инст во
тела
и
крови
ест ь
восстановление
родс тв а,
о
котором,
бу дучи
родными,
мы
з аб ыли;
в
словах
же:
“кто не возненавидит отца и мать свою"
—
осуждается
лишь
исключительная
привя­
занность
к
своим,
к
своему
роду
и
пле ме ни
<...>. Между христианством и язычеством
нет
противоположности,
христианство
е сть
прим ире ни е
в сех
и
всего,
примирение
всех
антагонизмов,
противоречий;
язычество
(язык-н арод)
е сть
народная
религия,
а
христианство
—
всенародная,
всеязычество.
Пресвятая
Троица
—
не
догмат,
а
за­
поведь,
заповедь
о
родстве,
о
восстановлении
родства
по
образу
и
по до бию
Божию;
чел ов ек
в
отдельности
не
может
б ыть
об раз ом
и
подобием
Бож и им,
таким
он
ста­
новится
лишь
в
совокупности
всего
рода,
когд а
весь
род
объединится
по
образу
и
подобию
Пресвятой
Троицы,
нераздельной
и
н если янн о й»44.
Однако
в
чем
смы сл
розановской
атаки
на
христианство,
каков
па фос
его
об­
винений
Христу
за
прог ор кш ий
в
Нем
мир?
Еще
в
статье
«Христианство пассивно
или
активно?», вошедшей в сборник «Религия
и
ку льтур а» (1899), он вопрошает
о
месте
хр ист ианст ва
в
истории,
предчувствуя,
что
«в грядущей дали веков»
вы­
несенный
в
заг лав ие
его
статьи
воп рос
«так же заволнует и соберет около себя хри­
стианское
челов е чес тв о,
как
в
первые
века
его
эры
оно
мучи тель но
волновалось
и
собиралось
о коло
вопр оса
о
“единосущии”
или
только
“одинаковости” <...>
Отца
и
С ына »45. «Идея пассивного
христианства»
обледенила
мир ,
внесла
в
него
«чудо­
вищный
э гои зм », обесценила жизнь,
землю,
п рирод у,
обескровила
и
обессилила
че­
л ов ека,
угашая
в
нем
страсти,
которы е,
да,
могут
бы ть
разрушительны
и
животны,
но
одновременно
спасают
от
ра вно душ ия,
возжигают
в
душ е
огонь
творческого,
бл а­
гого
дерзания.
Здесь
и
во
многих
дру гих
местах
своих
сочинений
Розанов
бунтует,
но,
как
и
у
герое в
Дос тое в с кого,
это
бун т
не
против
Бога,
а
во
имя
Бога.
Восставая
на
Хри ста,
он
восстает
не
на
Богочеловека,
милостиво
и
любов н о
об ерн утого
к
бытию,
несущ ег о
ему
весть
о
преображении,
а
на
того
Иисуса,
за
кот оры м
не
видят
ничего,
кроме
бесстрастия
и
пот ус торон н ос ти.
«Христос не посадил дерева,
не
вырастил
из
се бя
травки;
и
вообще
он
“без зерна мира”,
без
—
яде р,
без
—
икр ы', не травянист,
не
животен;
в
сущности
—
не
бытие,
а
п очти
призрак
и
тень;
каким-то
чудом
пронесша­
яся
по
земле.
<...> Христианство не
кос м ологичн о,
“на нем трава не растет”.
И
ско т
от
нег о
не
множится,
не
плодится»,«само в себе и одно
—
христианство
провалива­
ется,
“не есть”,
гнило,
глодает,
ж ажд ет»46.
Эти
сло ва
из
«Апокалипсиса нашего вре ­
мени»
рождены
болью
за
землю,
за
живую
плоть
мира,
за
страдание
твари,
м ука
ко­
торой
ощущалась
Розановым
как
мука
собственного
смертного
т ела
(вспомним,
его
д ет ское
переживание
о
коровке
—
«Кормила
—
и
зар е зал и»47).
В
них
—
взыскание
под линн ого
христианства,
кото рое
сочетало
бы
правду
не ба
и
правду
зем ли, «дела
духа»
и
«дела плоти», тоска по христианству Алеши Карамазова и старца Зосимы с
его
ненасытимой
любов ью
к
земле
и
ко
«всякому созданию Божию», требованием
рад остн ого
христианского
дел а,
а
не
одного
только
плача
о
грехах.
Именно
о
таком
христианстве
гов ори л
Федоров
в
своей
«Философии общего
де ла».
Именно
такое
христианство
утверждал
в
«Философии хозяйства»
С.
Н.
Бул­
гаков.
Как
бы
предваряя
упреки
Розанова,
он
подчеркивал
кос м ологиз м
нов оз а­


476
А.
Г.
Гачева
ветной
веры,
писал
о
религиозном
смысле
хозяйственной
деятельности
человече­
ства,
возводя
ее
к
библейской
заповеди
об
обладании
землей.
Человек
—
хозяин,
кос ми з атор
тво ре ния,
разумно-творческий
у прав ит ель
мира,
любовно
вверенного
ему
Бессмертным
Отцом.
Он
—
соработник
Творца
в
деле
преображения
бытия
в
благобытие,
земли
—
в
Царствие
Божие,
кот орое
должно
бы ть
не
только
внутри
на с,
но
и
вовне.
Сопоставляя
тексты
Розанова
и
Федорова,
начинаешь
замечать,
что
многие
больные,
круцификсные
воп рос ы
п ерв ого
по-своему
поставлены
и
разрешены
в
пи­
саниях
второго.
Вспомним
вопль
«Христос
—
мя са!», несущийся со страниц «А п ока ­
липсиса
нашего
вр е м ен и», этот вопль нутра жизни,
стоящей
перед
лицом
ре ал ьн ого,
непридуманного
конца.
Но,
ув ы,
при родн ое,
живо т ное
«мясо»
подкрепляет
л ишь
на
кра ткое
время,
оно
не
дарует
бессмертия,
не
ес ть
вод а
живая,
текущая
в
жизнь
вечную.
Розанову
кажется,
что
солнце
накормит
л юдей
лучше
Христа,
и
не
пять
ты­
сяч,
а
именно
всех,
что
«солнце не потухнет,
если
христианство
и
кончится»48. Для
Федорова
это
сов сем
не
аксиома.
Если
христианство
кончится,
то
ес ть
если
прейдет
в
человечестве
мысль
о
возможности
всецелой,
а
не
частичной
по беды
над
силами
рас па да
и
тл ен ия,
тог да
и
солнце
в
конце
концов
перестанет
светить,
ибо
ест ест вен ­
ная
эне рги я
его
не
бесконечна.
Христианство
для
Федорова
—
эволюционно,
оно
—
двигатель
не
только
истории,
но
и
п рирод ы,
средоточие
Бо жест венно й
эктропии,
противостоящей
энт р опийн ым
процессам
падшей
Вселенной.
Розанов,
п одобно
Ив ану
Карамазову,
выставляет
сч ет
Творцу
за
то,
что
Тот
ви­
дит
в
челов ек е
только
ж алк ого,
презираемого
раба,
брос ает
его
одного
в
бытии,
не
по­
м огая
в
бур ях , «голодовках»
и
морах,
не
избавляя
от
ст рад ания
и
болезни.
Федоров
призывает
обратить
подобные
упреки
не
к
Творцу,
а
к
себе,
к
самому
человеческому
род у,
к
«блудным сынам», пребывающим в состоянии розни,
забывшим
св ой
д олг
пер ед
умершими,
пе ред
вс ей
ст раж ду щей
твар ь ю,
что
«стенает и мучится доныне»
и
«с надеждою ожидает откровения славы сынов Божиих» (Рим.
8:19, 22): «Лучше
был о
бы
философии
сознаться
в
собственной
ограниченности,
чем
Бо гу
приписы­
ват ь
мысль
создать
ограниченные
существа,
подчинить
существа
разумные
слепой
силе,
существа
чувствующие
отд ать
на
жертву
бесчувственному!
Лучше
бы
сознать­
ся
человеку,
что
он
ограничен
по
своей
в ине,
по
недеятельности,
по
несогласию
меж ­
ду
собою,
чем
приписывать
Богу
мысль
держать
нас
в
вечной
огр а ниче ннос т и!»49.
А
теперь
—
главное.
В
лучши е,
высшие
свои
минуты
Ро з анов
преодолевает
не­
пр ияз нь
к
христианству,
нач иная
различать
в
нем
те
миропреображающие
потен­
ции,
которы е
были
внятны
Федорову,
Со ловьё в у,
Бердяеву,
Булгакову.
Вот
он
об­
ращае тся
мыслью
и
с ерд цем
к
празднику
Рождества
Христова,
празднику
в
высшей
ст е пени
к ос мологи че ск ому
(Слово,
сотворшее
мир ,
Само
облекается
в
плоть,
дабы
от кры ть
ей
двери
спасен ия )
и
так
передает
его
гла в ный
см ы сл . «Вифлеем
—
ку со чек,
ос тров ок
пр и р о ды», благодаря Боговоплощению,
освящается
все
бытие,
освещается
тайна
рождения.
Вифлеем
—
«праздник природы и человека»50.
Но
особ енн о
ярко
и
сильно
понимание
того,
что
христианство
не
исчерпывается
гробом
и
монастырем,
п риход ит
к
Розанову
в
светлые
пасхальные
дни.
В
с та тьях,
посвященных
пр аздно в а­
нию
Пасхи
Христовой,
к оторы е
м ысли тель
по чти
еж егодн о
пишет
для
пасхальных
номеров
«Нового времени», он называет идею Воскресения сердцевиной проповеди
Сп а сит еля.
В
восклицании
«Христос воскрес!», звучащем все дни Светлого празд­
ника
и
отзывающемся
радостной
надеждой
в
сердцах,
—
вся
су ть
христианства.
Оно
е сть
Пасхальная
радость,
а
не
ско р бь.
Историческое
христианство
и ска зило
смысл
благой
вести,
об оготв ори ло
смерть,
гроб ,
поставило
Велик ий
Пято к
выше
Пасхи.


«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью» (Розанов и Н .
Ф.
Федоров) 477
(Позднее на этот смертобожнический уклон в христианстве будут,
уже
в
1920- е
гг .,
указывать
последователи
ид ей
Федорова
философы
А.
К.
Гор с кий
и
Н.
А.
С ет ниц-
ки й51). «Упразднение
из
цивилизации
мо мен та
и
ид еи
“Воскресения”»52 —
прямая
пр ичина
тог о,
что
христианство
безнадежно
проигрывает
в
истории.
Розанов
пр и­
зывает
раскрыть
пасхальный,
жизнетворческий
смысл
хри с ти ан ст в а, «осветить его
иным
светом,
не
черным,
а
бе лы м», понять его как религию радости, «повернуть
все
христианство
от
пят н ицы
к
в оск рес енью »: «Пусть этот пасхальный клик они
разольют
на
в есь
год,
на
всю
ц ерков ь,
в есь
стр ой
ее,
на
ее
уставы,
нап евы,
живопись,
ико ны,
все,
вс е »53.
Эт от
об раз
нового,
пасхального
христианства,
в
конечном
итоге,
и
сближает
Ро­
занова
с
Федоровым,
несмотря
на
все
расхождение
их
в
трактовке
проблемы
пола.
Но,
что
самое
интересное,
в
те
моменты,
к огда
Ро з анов
начинает
понимать,
что
хри­
стианство
—
это
не
только
мр ач ный
мо на сты рь,
что
оно
не
враждует
с
жизнью,
а
связано
с
ней
какой-то
глубинной
и
очен ь
существенной
связью,
у
него
появляются
новые,
я
бы
сказала,
федоровские
акценты
и
в
отношении
к
«рождению»: «Как ни
велика
загадка
рождения,
и
вся
сла до сть
его ,
восторг:
но
к огда
я
увидел
бы
человека
в
раке,
а
с
друг ой
с торон ы
—
“счастливую”
мать,
к ормящ ую
р ебен ка,
со
все ми
ее
на­
деждами,
—
я
кинулся
бы
к
больному.
Нет ,
иначе :
ста рец
в
р аке,
а
хуже
—
стар у ха
в
раке,
а
по
д ругую
сторону
—
рож да ющая
девица.
И
вдруг
бы
выб ор:
ей
—
не
род ить,
а
той
—
выздороветь,
или
эт ой
—
роди ть,
зато
уж
той
—
ум ер еть ', и всемирное чело­
веческое
чувство
воскликнет:
лу чше
п огоди ть
роди ть,
лиш ь
бы
выздоровела
она .
Вот
победа
хр ист ианств а»54. О бр аз но,
но
очень
точ но
обозначает
здесь
Розанов
высший,
с ве рхприродн ы й
выбор,
который
составляет
с уть
христианства,
с уть
вообще
челове­
ческого
в
его
отличии
от
инс тинк т ивно-ж иво тно го', любовь и сострадание к слабею­
щим,
у мира ющи м,
тем,
что ,
с
точки
зрения
интересов
рода,
уже
отслужили
сво е
и
должны
очистить
место
мла дом у,
незнакомому
племени.
У
Федорова
мы
вст ре чаем
б л изкий
и
не
менее
впечатляющий
образ:«Возьмем “сынов
человеческих”
и
пос та­
вим
их
между
умир а ющим и
отцами
и
расцветающими
“дщерями человеческими”,
а
потом
можно
поставить
“дщерей человеческих”
также
между
умирающими
от­
цам и
и
расцветающими
сынами.
Откуда
берет
начало
идеализм:
от
увлечения
ли
расцветающими
и
забвен ия
умирающих
или
же
от
сл ужен ия
умирающим
не
увле­
кающихся
м инут ным
цветением,
так
как
любить
на
время
не
стоит,
х отя
бы
плато­
нически.
Что
идеальнее:
плато нич еск ая
ли
люб овь
или
же
любовь,
к отора я,
несмо­
тря
на
смрад
гние ния ,
несмотря
на
разрушение,
по-видимому,
пол но е,
уп отре бляе т
все
с илы
на
то,
чтобы
день,
в
ко то рый
отц ы
перестали
говорить
“я”,
не
был
ве чным?
Сл ужит ь
ли
отцам
и
потому
оставаться
братьями
или
же
служить
женам
и
забыт ь
о
бр ат ст ве?»55.
Ро з анов
не
мог
знать
этого
федоровского
фрагмента
—
он
был
опубликован
л ишь
в
наши
дни.
Но
созвучие
дв ух
текстов
несомненно
и
не
сл учай но.
Они
со зд аны
в
одн ом
духовном
пол е,
в
одн ой
ценностной
системе
коорд ин ат .
Да,
Розанов
вклю­
чал ся
в
нее
лишь
моментами,
но
показательно
са мо
наличие
этих
моментов...
С б лижает
двух
м ысли телей
и
другая
круцификсная
те ма,
имеющая
пря мое
от­
ноше н ие
к
спору
о
христианстве,
—
те ма
ада
и
адских
мук.
Розанов
последовательно
отрицает
идею
ада : «Каким образом из уст кроткого Иисуса вышли впервые слова
об
огн ен ном
на каз ан ии,
о
мук е
ве чно й,
об
аде.
Конечно,
е сли
это
пустое
слово
—
то
не
страшно:
а
ес ли
подлинная
истина
буд ущей
жиз ни,
то
от
ст раха
теперь
же
мож ­
но
поседеть»56.
В
кострах
инк в из ици и, «тюрьмах кесаря,
казнях
королей»57 он ви­
дит
своего
рода
проекцию
а дс кого
пламени
в
земное
бытие
человека,
обнажающую


478
А.
Г.
Гачева
жесткий,
немилосердный
настрой
«христианских»
се рдец.
Дамоклов
меч
«страшно ­
го
суда»
висит
над
миром,
вгоняя
в
отчаяние
бедн ог о
человека,
и
в
этом
еще
оди н
упрек
Розанова
историческому
Христу.
Федоров,
убежденный
сторонник
апокатастасиса,
прощения
всех,
впло ть
до
Каина
и
Иу ды,
был
не
ме нее
последователен
в
своем
от ри цании
ада .
Пророчества
о
страшном
суде
и
ф инальн ом
разделении
человечества
на
г орс тку
спасенных
и
тьм у
вечно
проклятых
он
называл
ус ло вными,
сравнивая
их
с
прор очес тво м ,
изр е че нным
Господом
на
град
Н ине вию
и
снятым
п осле
покаяния
его
жителей.
Именно
от
«сы ­
нов
чел ове чес ки х», от их благой воли,
от
того,
придут
ли
они
«в разум истины»,
став
соработниками
Творца
в
де ле
«преображения мира в то благолепие нетления,
каким
он
был
до
пад ени я»58, или же окончательно отвернутся от Бога и Его закона,
зависит
исход
истории
и
объ ем
спасения.
В
такой
«активно -т вор ч ес к ой
эсхатоло­
ги и», как назовет федоровскую эсхатологическую концепцию Бердяев,
нет
ник ак ой
фатальности
(за что упрекал Христа Розанов
—
не
из ба вил
Он
детей
своих
«ни от
му ки
небесно й,
ни
от
м уки
з ем но й»59), но нет и расслабляющего « все
равно
Господь
простит,
так
чег о
же
ст ара тьс я».
Напротив,
на
человека
воз л агает ся
вся
пол нот а
от­
ветственности
за
гря дущи е
суд ьбы
мира,
за
суд ьбы
его
б рат ьев
во
Христе,
умерших
и
т олько
гря дущих
в
мир ,
за
все
создание
Божие.
Ка ков
же
вывод
из
всего
сказанного?
И
Розанов,
поэ т
бытия
во
в сем
его
цвет у­
щем
мн огообраз ии ,
и
Федоров,
жаждущий
исцелить
это
бытие
от
закона
«смерти
и
в ре менно сти», выражают разные грани одной целостной правды.
Ро з анов
реаби­
лит ируе т
землю ,
п лоть
мир а,
ту
материю,
которая
в
Боговоплощении
оказалась
до­
стой н ой
принять
в
себя
Божество.
Природу
он
видит
в
луча х
ее
первоначального,
райского
состояния,
и
ник ак
не
желает
смириться
с
тем,
что
ныне
она
повреждена
и
нуждается
в
исцелении,
хот я
п орой
и
не до у м ева ет: «Мир гармоничен <.. .>
Мудр,
благ
и
красота,
и
это
—
Божие.
Но
“хищные питаются травоядными”
—
и
это
уже
не
Божие.
Сов а
пожирает
зайчонка
—
тут
нет
Бога.
Бога
гармонии
и
до б ра »60. Федоров,
сознавая
все
недостоинство
па дшег о
состояния
с
его
законом
по жир ан ия, «взаим ­
но го
стеснения
и
вы те снения »61, зовет к преображению бытия в благобытие.
Про­
тей
Розанов,
непредсказуемый,
гибкий,
недогматичный,
демонстрирует
бо г атство ,
глубину,
неисчерпаемость
мира,
абсолютность
ка ж дого
мо ме нта
существования.
Рыцарь
воскресительной
идеи
Федоров
(«Он имел одно виденье, / Непостижное
ум у») утверждает значение верховного смысла,
необходимого
для
жиз ни,
коль
ск о­
ро
не
хочет
она
распасться
на
разрозненные,
осколочные
фра гме нт ы,
ни
оди н
из
которых
не
спо со бен
дать
цельной
картины,
ц ельн ого
о бр аза.
И
оба
стремятся
«по­
вернуть
христианство
от
пя т ницы
к
вос кре с енью », внести его в жизнь,
сделать
так,
чтобы
пасхальная
рад ост ь
о зар яла
каждый
шаг
человека
на
эт ой
земле.
1 «У Федорова была не наша серьезность.
У
него
фр аз
не
было», —
говорил
о
нем
H. Н.
Черно-
губов.
Цит
по:
О с т ромиров
А. [А.
К.
Г ор ск и й]. Николай Федорович Федоров.
1828-1903-1928.
Биог рафи я.
Харбин, 1928. С.
17.
2 Федоров Н.
Ф.
Собр .
соч.: В4
т.
М., 1995. Т. 2. С. 73.
3 Бердяев Н .
А.
Русские
духовные
течен ия
(История нашего религиозного и национального со­
зна ния) // РГАЛИ.
Ф.
1496. On. 1 .
Ед.
хр.
81.
Л.
41 43; вариант конспекта:
РГАЛИ.
Ф.
1496.
On. 1. Ед.
хр . 81. Л. 43 об.-45
об.
4 Бердяев Н .
А.
О
назначении
человека.
М., 1993. С. 224.
5 Бердяев Н .
А.
Русская
ид ея.
Основные
проблемы
русской
мы сли
XIX века и начала XX
века
//


«Повернуть все христианство от пятницы к воскресенью» (Розанов и Н.
Ф.
Федоров) 479
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
О
Росси и
и
р усск ой
философской
культуре.
Философы
русского
послеоктябрьского
зарубежья.
М., 1990. С. 233-234.
Достоевский
Ф.
М.
Поли.
соб р.
соч.: В30
т.
Л., 1982. Т. 24. С. 50.
Ф едоро в
Н.
Ф.
Соб р.
соч.
Т. 2. С. 212.
Фе д оров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
М., 1999. Т. 4. С.
161.
С м.: Семенова С.
Г.
Фил ос оф
будущего
ве ка
—
Николай
Федоров.
М., 2004. С. 29-30.
Роза нов
В.
В.
У ед ине нное
// Розанов В.
В.
Соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С.
195.
Именно
такой
смысл
ви дит
в
писаниях
Розан ова
«обо всем мимолетном,
самом
незаметном
и
невидном»
В.
Г.
Сукач:«Многиестрокииз “опавших
листьев”
Роза нов
посвятил
жен е,
де тям
и
“бабушке”
с
цел ью
“оставить их имена в истории” (Они “ без
голос а,
без
языка”).<...> Он был из­
вестным
человеком,
ост авл явш им
“путь в истории”,
в
памяти
людей,
ее
же,
Варю,
пос ле
смерти
ожидает
забвение.
И
вот
он
хотел
ее
“озвучить”» (Сукач В.
Г.<Предисловие и комментарий> //
Роз анов
В.
В.
Смертное.
М ., 2004. С. 6. 105-106).
В.
А.
Кож евни ков
—
В.
В.
Роза нов у, 30 октября 1913 // РГАЛИ.
Ф. 419.On.1. Ед.
хр. 494. Л. 5.
Фе д оров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
М., 1997. Т. 3. С. 431-432.
Там
же.
С . 480-482.
На
титульном
л исте
I тома,
изда нног о
в
г.
Верном,
стоял
1906 год,
однак о
реально
книга
выш ла
в
свет
в
апреле
1907 г.
С.
М.
Северов
—
Н.
П.
Петерсону, 6 мая1908//НИОРРГБ.
Ф. 657. К. 5. Ед.
хр. 43.
Роза но в
В.
В.
Собр.
соч.
Литературные
изгнанники.
H.
Н.
Страхов.
К.
Н.
Ле онтьев .
М ., 2001.
С.
10.
В.
А.
Коже вн ик ов
—
Н.
П.
Пете р со ну, 10 октября 1913 // НИОР РГБ.
Ф. 657.
К. 6.
Ед.
хр. 43.
Л. 50 об.
Письма
Н.
П.
Петерсона
В.
В.
Розанову
за
1906, 1913 1916 гг.
см .:
РГАЛИ.
Ф.
419, On. 1.
Ед.
хр. 4 69.
К ресла вский
M. [А.
М.
Бут я ги на]. Один из обойденных героев мысли //
Новое
Вр емя . 1913. 24
апр. (7 мая). No 13331.
Там
же.
Роза нов
В.
В.
Собр.
соч.
Когда
начальство
ушл о.. .
М., 1997. С. 556.
Толстой
Л.
Н.
Поли.
соб р.
соч.: В90т.
Т. 49. С. 58.
В.
А.
Кож евни ков
—
В.
В.
Розанову, 12 ноября1916//РГАЛИ.
Ф. 419.On.1. Ед.
хр. 494. Л. 20.
Н.
П.
Петерсон
—
В.
В.
Розано ву
// РГАЛИ.
Ф. 419. On. 1. Ед.
хр. 569. Л. 17об.
Роза нов
В.
В.
Сочинения.
М., 1990. С.
106.
Там
же.
С.
107.
Там
же.
С.
106.
Роза нов
В.
В.
Уединенное
// Розанов В .
В.
Соч.
Т. 2. С. 270.
Роза нов
В.
В.
О
некоторых
подробностях
церковного
воз зрен ия
на
бра к
// Записки Петербург­
ск их
религиозно-философских
соб раний
1901-1903. М., 2005. С. 265.
Роза нов
В.
В.
Сочинения.
С.
104.
Фе д оров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
М., 1995. T. 1. С. 300.
Соловьёв
В.
С.
Смысл
любви
// Соловьев В.
С.
Соч.: В2
т.
М., 1988. Т. 2. С. 522.
До ст оевс кий
Ф.
М.
Поли.
Собр.
соч. T.1. С.
184.
Фе д оров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
М., 1995. T. 1. С. 184.
Рус с кое
зарубежье.
Хроники
научной,
культурной
и
общественной
жизни.
1920-1940. Т. 2 . М. ,
1995. С. 34; Т. 3. М., 1996. С. 45.
Берд я ев
Н.
А.
О
н азнач ении
человека.
С. 224.
Там
же.
Розан ов
В.
В.
Собр.
соч.
Около
церковных
ст ен.
М., 1995. С. 492.
Роза но в
В.
В.
Эллинизм
// Новое Время.
11(24) июля 1901. No 9105.
Фе дор ов
Н.
Ф.
Собр.
соч.
Т. 3. С. 431.
Там
же.
Там
же.
Н.
П.
Петерсон
—
В.
В.
Розанову.
19 февраля 1906 // РГАЛИ.
Ф.
419. On. 1.
Ед.
хр.
569.
Л. 3 об.-4.
Роза но в
В.
В.
Соч.: В2
т.
М., 1990.T.1. С.
186.
Роза но в
В.
В.
Собр.
со ч.
Апок а липс ис
нашего
времени.
М. , 2000. С.
15.


480
А.
Г.
Гачева
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
Розанов
В.
В.
Письма
к
Э.
Ф.
Голлербаху
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
В
нашей
сму те.
М ., 2004.
С. 367.
Розанов
В.
В.
Собр .
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
С.
15.
Федоров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
Т.
1. С. 96-97.
Розанов
В.
В.
Собр .
соч.
О коло
церковных
сте н.
М ., 2003. С. 280, 282.
Горский
А.
К ., Сетницкий Н.
А.
Смертобожничество
// Горский А.
К ., Сетницкий Н.
А.
Соч .
М.,
1995. С.
19-96.
Розанов
В.
В.
Между
скорбью
и
радостью
// Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Старая
и
м олода я
Россия.
М ., 2004. С.
117.
Розанов
В.
В.
Бело е
христианство
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
О коло
н ар одной
души.
С.
104.
Розанов
В.
В.
О павши е
лис ть я.
Короб
второй
// Розанов В.
В.
Соч.
Т. 2. С. 439.
Федоров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
Т. 3. С. 529.
Розанов
В.
В.
Собр.
соч.
С тарая
и
молод а я
Россия.
С. 379.
Там
же.
Федоров
Н.
Ф.
Собр.
соч.
Т.
1. С. 401.
Розанов
В.
В.
Соб р.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
С. 30.
Там
же.
С.
17.
Федоров
Н.
Ф.
Соб р.
соч.
Т.2.С.46.


T. В.
Савина
(Новосибирск)
Роз анов
и
Ф.
Шперк
Исто р ия
личных
взаимоотношений
Розанова
и
Федора
Эдуардовича
Шпер-
ка
пр едстав ляе тся
достаточно
краткой.
Знакомство,
сначала
заочное,
н ача лось
в
1890 г., когда Шперк,
студент
Пе те рбу ргс кого
университета,
п рочел
работу
«Место
христианства
в
истории»
и
на пис ал
ее
автору
пис ь м о1. Знакомство,
позже
перешед­
шее
в
д ружбу,
продолжалось
вс его
сем ь
лет,
вплоть
до
смерти
Шперка
в
1897 г.
в
во зра сте
25 лет.
Ш перк
не
успел
состояться
в
качестве
литературного
критика
и
философа
и
из­
вестен
в
ис то рии
литературы
только
лишь
в
качестве
«младшего друга»
Розанова.
Частое
у пом ина ние
его
имени
в
«Уединенном», «Опавших листьях», «Литератур­
ных
из гна нник а х», «Сахарне»
позволяет
судить
о
той
степени
духовной
близости
Розанова
и
Шперка,
которая
бы ла
воз мо жна
между
единомышленниками.
Вы ск азы вания
Розанова
содержат
крайне
вы с окую
оценку
Шперка
как
крити­
ка
и
мы с лите л я: «гениальный Шперк», «мальчишка -г ен ий », «проницательный до
ге ни а льн ос ти », «только одно он давал впечатление:
сила,
сила
идет ».
Но
с
другой
стороны,
многие
с ов рем е нники,
знав ш ие
Шперка
в
одн о
время
с
Розановым,
с
со­
мнением
относились
к
такому
«восхвалению». Ср еди н их
—
П.
П.
Перцов,
кото р ый
не
видел
в
Шперке
ничего,
кроме
«вдумчивого и осторожного»2 критика,
а
после
одной
из
рецензий
в
«Новом Времени»
и
вовсе
порвал
с
ним
отношения,
так
же
как
и
критик
Аким
Волынский.
С
явной
неприязнью
писал
о
Шперке
Э.
Ф.
Голлербах3.
Скандальные
рецензии
на
к ниги
Вл.
С.
Солов ьё ва ,
А.
Волынского
и
Я.
Надсона
прине с ли
Шперку
репутацию
«наглого»
и
«самоуверенного»
критика.
Сам
же
Ро­
занов
при
жизни
Шперка
ни
разу
в
своих
публичных
оценках
не
поднялся
выше
просто
доброжелательной
рецензии.
В
личных
отношениях
и
переписке
Ро з анов
также
не
был
щедр
на
комплименты,
скоре е
напротив.
Время
от
времени
он
напоминал
Шперку
«о необходимой скром­
ности»
с
его
стороны,
о
своем
энтузиазме
по
отношению
к
Ш пе рку, «который может
выдохнуться»4.
Шп ерк
постоянно
обращался
к
Розанову
с
просьбами
свести
его
с
ну жны ми
людьми:
издателями,
журналистами,
литераторами.
Розанов
пре дст ав ил
Шперка
H. Н.
С тра хову,
В.
П.
Буренину,
писал
рекомендательные
письма
редактору
жу рна ла
«Русское Обозрение»
А.
А.
А лек сан дров у,
свел
Шперка
с
А.
С.
Сувориным.
При
это м
очень
ча сто
письма
Шперка
звучали
не
в
том
тоне,
кот орого
требовали
отношения
уже
известного
литератора
и
начинающего
критика.
Более
того,
одн а
из
настойчи­
вых
п росьб
Шперка
(вторично написать рекомендательное письмо к А .
А.
Алексан­
др ову)
повлекла
за
с обой
ссору.
Шперк
на пис ал
Розанову
резкое
пись мо,
объявив
дальнейшее
знакомство
невозможным: «К Вамянеприду,
пока
Вы
...
не
отрезви­
тесь...
Над о
же,
помимо
любви
к
человеку,
иметь
к
не му
хоть
каплю
ув а же ния»5.


482
T. В.
Савина
В
литературных
полемиках
Розанов
нередко
выступал
против
Шперка,
как,
на­
пример,
в
дискуссии
о
книге
Соловьёва
«Оправдание добра»
и
в
полемике
вокруг
книги
Волы н ск ого
«Русские критики».
Репутацию
«наглого»
и
«самоуверенного»
кр итик а
подкрепляли
кр а йние
и
несправедливые
оценки,
ко торы е
на пра во
и
налево
раздавал
Шпер к : «Бросьте Вашего патологически- д обр ог о
Леонтьева», —
писал
он
в
одном
из
писем
Розанову.
Там
же,
в
письмах,
можно
найти
«тупого немца»
Г.
Геге­
л я , «банального и циничного»
Д ост оевс ког о, «изящные грубости»
Тургенева.
И
со­
всем
не
цер е мо нился
Шперк
с
современными
ему
литераторами.
В
его
литературно­
критических
статьях
появляются
«тщеславный и мелочный»
Я.
Колубовский,
«иезуитизм в философских одеждах»
Со лов ьё в а, «мнимо-фил осо фск о е
фигляр­
ст во»
Н.
Минского,
прип исы вае мые
Волынскому
требования
«с ножом к горлу»
ко
«всем русским критикам...
перемены
р усс кого
паспорта
на
евр ей ский »6.
Таким
образом,
р еаль ная
фигура
Шперка
не
совсем
соотносится
с
тем
образом,
которы й
возникает
на
страницах
«Уединенного»
и
«Литературных изгнанников» .
Но
речь
здес ь
может
ид ти
не
о
том ,
что
Розанов
заблуждался
относительно
ума
и
дарования
Шп ерка ,
а
скорее
о
том ,
чт о,
сочетая
реальные
факты
и
свое
су б ъе ктив­
ное
их
восприятие,
спустя
полтора
деся ти ле тия
после
смерти
своего
младшего
др у­
га,
он
создал
сквозной
образ,
персонаж
е ди ного
художественного
текста,
в
ко тором
Шперк
существует
как
нек ий
знак,
обозначающий
своим
присутствием
звучание
определенных
«розановских»
т ем:
литературное
«изгнанничество», смерть и бес­
сме рт ие,
и
вообще
жизнь,
которая
«в миниатюрных и будничных чертах не беднее,
в
сущности,
и
во все
не
хуже
самого
высокого
художества»7. Тот «синтез
мысли,
ф акта
и
о б р аза», на котором,
по
мнению
В.
А.
Фатеева,
основывается
созданный
Роза но ­
вым
«полухудожественный жанр интимной афористической прозы»8, определил
основной
механизм
создания
«мифа о Шперке».
Закономерно
то,
что
Розанов
воссоздает
фигуру
Шперка,
делая
уп ор
только
на
те
черты
и
качества,
котор ые
б ыли
важны
для
него
само го .
Реаль ные
факты
биогра­
фии
Шперка
под
рукой
Роз ано ва
превращаются
в
определенные
элементы,
сост ав­
ляющи е
личн ос ть,
характерную
для
литературной
среды
конца
XIX в.:
фил осо ф-
самоучка
как
представитель
н еоф ициал ьн ой
ветви
русской
фил о софии ,
кот орой,
по
убеждению
Роз ан ов а , «принадлежит жизненное значение»; литератор -р а з ноч ине ц,
не
приемлющий
устоявшихся
оценок
и
шаблона;
по ст оя нная
рефлексия
даже
в
бы­
товых
мел очах ;
мыслитель,
ищущий
новых
п утей
самовыражения.
О
тех
фа ктах ,
кот оры е
противоречили
создаваемому
образу,
Розанов
прос то
не
упоминает.
Например,
Ро зан ов
явно
вид ит
Шперка
разночинцем.
Однако
совер­
шенно
точн о
из вестн о,
что
Шперк
был
дворянином,
при
рождении
по луч ил
имя
Фридрих,
был
лютеранином,
воспитывавшимся
в
духе
протестантизма,
ок о нчил
не­
мецку ю
гимназию.
На
этот
сч ет
у
Розанова
ест ь
только
од на
оговорка
—
«человек не
русского
покроя»9.
Шперк
практически
лишен
реальной
б иог раф ии,
но
при
э том
некоторые
собы­
тия
его
жиз ни
имеют,
в
интерпретации
Розанова,
важнейшее
значение:
Шперк
не
окон чил
университет,
женился
прот ив
воли
родителей,
перед
с амой
с ме ртью
пере­
шел
в
православие.
Кроме
чи сто
биографических
данных,
Розанов
так
же
мифологизирует
или
о пу­
скает
определенные
моменты
творческой
биографии
Шперка.
Например,
Шперк
не
мог
говорить
о
себе: «Я,
бат ен ька,
дек ад ент »10, поскольку постоянно и принципи­
ально
выступал
против
декадентской
ли те рат уры : «Декадентские произведения
—
это
эстетические
ассоциации
бессвязных
душевных
впечатлений,
разложение
вме ­


Розанов
и
Ф.
Ш перк
483
сто
развития,
осколки
вместо
образов,
творческий
про из вол
вм есто
творческой
с воб од ы»11.
Его
рецензии
на
к нигу
Волынского
«Русские критики», а также на ста­
тьи
о
Лескове,
помещенные
в
«Северном Вестнике», были тоже направлены пре­
имущественно
против
метода
«декадентской»
к ри т и к и : «Сочинения Лескова,
пере-
фантазированные
г.
Волынским
на
декадентский
л а д»12.
С
другой
стороны,
Шперк
с
симпатией
принял
художественное
новаторство
Ф.
К.
Сологуба,
приветствуя
его
общую
психологическую
направленность13.
В
глазах
Ро зан ова
это
интуитивное
ощущение
становилось
знаком
принадлежности
к
том у
процессу
«огромного углу­
б лен ия », которое он чувствовал в русской литературе конца века .
Др угое
выск аз ыв ание
Шперка,
ко торое
час то
цитирует
Розанов,
касается
лич­
ности
Сол овь ёв а: «Соловьёв в высшей степени эстетическая (т .
е.
все
в
нем
кра­
сиво)
нату р а,
но
совершенно
не
этическая».
Розанов
соглашается
с
та кой
о ценко й
Сол овь ёв а,
сопровождая
ее
одобрительным
комментарием14.
Именно
поэтому
п ред­
с тав ляется
дос тат очн о
странной
р еакц ия
Розанова
на
рецензию
Шперка
на
книг у
Соловьёва
«Оправдание добра».
Розанов
негодовал
на
Шперка,
ус тро ил
ем у,
по
свидетельству
Э.
Гол л ерб ах а, «экзекуцию», высказывался в том смысле,
что
«не
только
я,
но
вся
моя
семья
раз р аз илась
негодованием
на
Шперка,
изумляясь
непо­
ст ижим ой
и
неожиданной
его
вых од к е»15.
Между
тем
ничего
неожиданного
для
Розанова
в
рецензии
Шперка
быт ь
не
могло,
поскольку
вся
она
бы ла
л ишь
развернутым
комментарием
к
высказыванию
о
Солов ьё ве ,
как
явлении
«эстетическом»: «Когда мы доказываем геометрические
теоремы,
мы
ище м
дов од ов
у
воображения
и
ума,
а
не
у
с ерд ца;
но
ког да
мы
хотим
доказать
правоту
добра
в
жизни...
мы
должны
обращаться
к
сер д цу,
а
не
уму»16.
Бо­
лее
того,
эта
ре пли ка
в
с торон у
Соловьёва
была
нап ря мую
св яза на
с
ид еей
Шпе р­
ка
о
«христианском стиле»
русской
литературы,
сформулированной
в
его
статьях,
о
чертах
сходства
и
различия
в
творчестве
Пушкина
и
Лермонтова17.
Вспоминая
в
«Уединенном», «Опавших листьях», «Литературных изгнанниках»
своего
м ладше ­
го
друга,
Розанов
нигде
не
упоминает
о
взглядах
Шперка
на
это т
ж ив от репе щущий
вопрос
литературной
кр и тики
конца
века.
Очевидно,
что
Розанов,
спустя
полтора
десятилетия
п осле
см ерти
Федора
Шперка,
не
и нт ересо вался
ни
подробностями
литературных
полемик,
ни
д ет алями
жизнеописания.
Из
отры в очны х,
кра тк их,
но
связанных
глубинной
связью
реплик
Шперка
вы рисо выв ает ся
образ
собственно
самого
Розанова
в
процессе
его
развития
и
из менения
с
1890-х
гг.
до
начала
сле дую щ его
века
(примечателен в этом отноше­
нии
пассаж
Розанова
о
«психопатах»
и
«декадентах»18).
Практически
все
высказывания
Шперка,
при вод имы е
Розановым,
представля­
ют
соб ой
его
оценку
тех
или
иных
раб от
Розанова
или
его
ли чн ости : «Шперк мне
сказал
одн а жды », «сравнительно с
...
Шперком
как
обши рн о
развернулась
моя
ли­
тературная
д еятел ьн о сть »19, «Шперк,
впрочем,
ее
то же
не
люби л
(книгу Розанова
«О понимании».
—
T.
С .)», «едва ли Шперк не сказал мне однажды о ней ( ста тье
«Красота в природе и ее смысл».
—
Т.
С . )»20.
В
результате
Розанов
добивается
ощу­
щения
определенной
объективности
в
оценке
собственного
места
в
литературе
—
не
«Розанов о Розанове», а некий взгляд со стороны,
независимое
суждение
Шперка
(причем временная дистанция в пятнадцать лет придает этому суждению устойчи­
в ос ть).
Инт ер есн о,
что
другая
с торо на
э того
процесса
—
«Шперк глазами Розанова»
—
получила
для
Розанова
совершенно
друг ое
значение.
Розанов
не
упоминает
ни
одн ой
статьи
Шперка,
не
дает
никаких
оценок,
к роме
«проницательный»
и
«гениальный»,


484
T. В.
Савина
что
в
кон т екст е,
н ап рим е р, «Уединенного», оценкой считать нельзя.
Да
и
тот
факт,
что
Шперк
был
философом
и
литературным
критиком,
не
имеет
для
Розанова
осо­
бенного
значения:
обра з
Шперка
ок азался
несущей
конструкцией
м ощн ого
потока
рефлексии
на
тему
бессмертия.
Для
Розанова
Шперк
важен
и
зна ч ите лен,
прежде
всего,
именно
тем,
что
практически
«не был», ни в чем не состоялся:
литературный
неуспех,
короткая
жизнь,
стремительное
забвение.
Но
тем
не
м енее
бессмертие
Шперка
для
Розанова
несомненно.
Причем
б ессм ер­
тие
не
в
отношении
его
литературного
или
духовного
наследия,
а
как
обыкновенно­
го
чел о века.
Роз а нов
буквально
«воскрешает»
Шперка,
насыщая
текст
подробным
описанием
его
внешности
(«бороденка рыжая», «дырочка в сапоге»), вспоминая имя
его
жен ы
(Анна Лавровна)
и
фа м илию
дру га
(Бызов), которого никогда в жизни не
ви де л2 1, брата Шперка,
сыр ую
квартиру,
в
кот орой
тот
жил,
и
квартирного
х о зяи на22.
Все
эти
ме ло чи,
не
существенные
для
официальной
б иог ра фии,
соз дают
абсолют­
но
реа льн ый
и
живой
образ,
с
помощью
к оторо го
Розанов
пытается,
по
выражению
А.
Си ня в ского, «защитить человека,
мир
и
Самого
Бога
от
небы тия »23.
1 Письма Ф.
Э.
Шперка
к
В.
В.
Розанову.
РГАЛ И.
Ф. 419. On. 1. Ед.
хр. 709. Л. 1.
2 Перцов П.
П.
Литературные
вос п оми на ния . 1890-1902. М., 2002. С.
161-162 .
3 Голлербах Э .
В.
В.
Розанов.
Жизнь
и
творчество.
М. , 1991. С . 26-27.
4 Письма Ф.
Э.
Шперка
к
В.
В.
Розанову.
Ф. 419.On.1. Ед.
хр. 709. Там же.
Л. 38.
5 Там же.
Л. 42.
6 ШперкФ.
Э
Литературная
критика
/Сост.
Т.
В.
Савина.
Н овос ибирс к , 2001.
7 Розанов В.
В.
Ф.
Э.
Шперк
// Соч.
М., 1990. С. 229.
8 Фатеев В.
А.
Публицист
с
душой
метафизика
и
мистика
//В.
В.
Ро з а но в : pro et contra. Личность
и
творчество
Ва с илия
Р озан ова
в
оценке
рус с ких
мы слит елей
и
исследователей.
Ант ол о гия.
Кн.
1.СП 6., 1995. С .
15.
9 Розанов В.
В.
Ф.
Э.
Шперк
// Исторический Вестник. 1897. No 12.
10 Розанов В.
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 43.
11 ШперкФ.
Э.
Ли терату рна я
критика.
С. 51.
12 Там же.
С. 94.
13 Там же.
С . 38-39.
14 Розанов В.
В.
Литературные
изгнанники.
Воспоминания.
П исьм а.
М., 2000. С. 102.
15 Из старых писем.
Пи сьма
Влад .
Серг.
С оловь ёва
// Василий Розанов .
Русская
мысль.
М . 2006.
С. 477.
16 ШперкФ.
Э.
Литературная
крит ик а.
Составитель
Т.
В.
Савина.
Н овос иби рс к. 2001. С. 90.
17 Тамже. С. 10 3-121 .
18 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С . 43.
19 Тамже.
С. 57, 71.
20 Розанов В .
В.
Литературные
изгнанники.
С. 93,102.
21 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 136, 365.
22 Розанов В .
В.
С. 245.
23 Синявский А .
Д.
С
носовым
платком
в
Царствие
Небесное
// В.
В.
Розанов:proetcontra. Анто­
логия.
Кн. 2. СПб., 1995. С. 454.


A.H. Степанов (Москва)
Два
«антихриста»: Розанов и В.
С.
Соловьёв
В
1900 г.
в
зале
петербургской
Думы
на
публичной
лекции
Соловьёв
позна­
комил
русск ое
общество
со
сво ей
нов ой
книгой
«Три разговора».
Лекци я
вызва­
ла
самы е
разные
отклики.
Одн им
из
первых
на
нее
отреагировал
Розанов.
Его
отклик
стоял
в
одном
ряду
с
первыми
ироничными
отзывами
на
про чит а нную
повесть:
обзор
Андр е еви ча
(Е.
А.
Сол овьё ва ) «Очерки текущей русской литера­
туры»(глава«Об
антихристе
и
других
странн ы х
вещах
и
между
прочим
об
“исто­
рии
новейшей
русс кой
литературы”
А.
М.
Скабичевского»1, статья М.
Чуносова
«Новорожденный антихрист» (Ежемесячные сочинения .
1900.
А пр ель.
No
2/3.
С.
195-207)2.
Более
того,
Розанов
во
время
чтения
лекции
демонстративно
(?)
упал
со
стула.
В
письме
в
р едакц ию
га зеты
«Новое Время»
он
объяснил
свое
па­
ден ие
скучностью
лекции
ф ило софа : «Было также обыкновенно,
буднично
и
не
н ово,
как
в
отделе
всякой
газеты
под
рубрикою
“среди газет и журналов”».
С
та­
кой
же
иронией
Розанов
говорит
об
одном
из
центральных
образов
(старец Ио­
анн)
соловьёвской
п ове с т и: «Он же знаменитый Федор Кузьмич и Александр I
луб очн ых
брошюр»3.
Чем
же
были
выз ва ны
столь
критические
з амеч ания
Розанова?
К.
Мочульский
в
книге
«Литературные знакомства»
делает
следующий
вывод:
«Розанов даже видел во Вл .
Соловьёве
че рты
антихриста,
причем
небезынтересно,
что
прозвище
“антихрист”
дали
именно
Розанову
некоторые
критики.
Из
рассужде­
ний
В.
Розанова,
кот ором у,
кстати
сказать,
лекция
В.
Соловьёва
об
антихристе
п ро­
сто
по к аз алась
скучной
и
наводящей
сон,
вытекает,
что
сам
он
видел
в
себ е
так
на­
зываемого
антихриста,
а
во
В.
Соловьёве
—
антихриста
“настоящего”»4.
Со гл асимся
с
э тим
отча с ти.
На
наш
вз гля д,
Ро з анову
не
понравился
литератур­
ный
стил ь
л ек ции,
в
которой
ест ь
ч ерты
газ етн ого
языка,
особе н но
в
ее
нач але.
Для
него
Соловьёв
всегда
ост авал ся
скорее
пи сат елем ,
чем
филос о фом,
и
больше
по э­
том,
чем
прозаиком.
По это му
ос обен но
интересны
его
замечания
об
особенностях
литературного
языка
В.
Со лов ьёв а. «Мне не нравится эта напряженность языка,
эта
торопливость,» —
писал
он
К.
Лео нт ь еву 5. «Какой же
это
фил осо ф?
Он
был
писа­
те ль
—
с
огромным
вливом
литературных
волнений
своих,
литературного
темпера­
мента
в
фило со фию .
<...>
Обмывал
“философские темы”
литературным
языком
и
литературною
душ ою ». «Проза
ег о,
я
думаю,
вся
пройдет.
Просто
он
не
бу дет
чи­
таться
иначе
как
для
темы
“самому написать диссертацию о Соловьёве”». « Ме ж ду
прочим
как
он
не
бла город е н
и
немудр
в
прозе,
—
в
стихах
он
и
бл агор оде н
и
м удр»6.
Вместе
с
тем
Ро з анов
отдает
до лжн ое
Соловьёву
как
п о ле ми сту : «В литературе,
я
знаю,
что
он
все
“плел слова”, “с шива л
из
страницы
стать и”,
“силлогизировал”, “д е ­
лал
выво д ы”: но не помню,
чтобы
раскричался
в
литературе,
разгневался,
нагрубил,
наговорил
резкостей
и
не го до ва ний»7.


486
A. H.
Степанов
Сразу
после
публикации
«Трех разговоров»
в
журнале
«Мир Искусства»
выш ла
ста тья
Розанова
«К лекции г.
Вл.
Соловьёва
об
а нт их ри ст е». «Неправдоподобно»,
«неостроумно», «не была гениальна», «бульварно прочитанная лекция»
—
такими
эпитетами
Розанов
над еляет
повесть
Соловьёва,
но
о
недостатках
ее
гов ор ит
уже
бо лее
обст ояте льн о.
Он
не
видит
в
повести
различий
между
Христом
и
ан тихри ­
стом.
«Крайняя недостаточность»
этого
про из вед ения
заключается
в
том,
что
«“ан ­
тихрист”
подражает
Христу,
коп ируе т,
и
даже
в
мелочах»8. Но,
продолжает
Розанов,
все
христиане
делают
то
же
самое.
По это му
«непонятно,
где
же
они
разделятся
и
почему
р а з де ля т ьс я». Какие же тогда черты антихриста,
отличающие
его
от
Христа,
не
показал
С олов ьёв
в
св оей
пове ст и?
Для
Розанова
вся
евр опей ская
поэзия
и
жи­
вопись
«есть Анти-Христова
песнь», и об этом мог «богато
выразить
и
орнаменти­
ровать
Вл.
Соловьёв,
раз
уж
он
в зялся
за
эту
т ему »9.
Кон ец
всемирной
истории,
непротивление
злу
силой,
прогресс,
объединение
хри сти ан
и
др угие
вопросы,
от раж е нные
в
книге
и
в
приложениях,
—
все
это
прошло
ми мо
Розанова.
Не
оценил
(или не был заинтересован настолько,
чт обы
оценить)
Розанов
и
композиционную
ос обен н ость
как
«Повести об антихристе», так и «Т рех
разговоров»
в
цело м.
Скорее
всего,
и
то
и
другое.
О
н ек оторой
небрежности
Розанова
по
отношению
к
философии
Соловьё­
ва
косвенно
можно
судить
по
тако й,
казалось
бы,
незначительной
детали.
В
книге
Е.
Н.
Трубецкого
«Миросозерцание В .
С.
Соловьёва»
Роз ано в
даже
«берег день­
ги», «сунув ее “куда-нибудь”
на
полку
“без присмотра”,
и
только
по мня
заг лав ие
и
“200-ю
ст ра ни цу ”»10.
В
то
же
время
в
книге
«Опавшие листья»
Ро з анов
писа л: «Не
понимаю,
почему
я
особенно
не
люблю
То лстог о,
Соловьёва
и
Рачинского.
Не
лю­
блю
их
мысл и,
не
лю блю
самой
ду ши »11.
Ответить
на
этот
вопрос
в
свое
время
попытался
А.
Ф.
Лосев.
В
к ниге
«Влади­
мир
С олов ьёв
и
его
время»
анализ
«Трех разговоров»
философа
строится
на
срав­
нени и
иде й
Леонтьева,
Розанова
и
Ф.
Ницше
с
образом
анти хр иста
у
Соловьёва.
Именно
это
литературно-философское
окружение,
помимо
Л.
Н.
Т олст ого,
с
точк и
зрения
Лосева,
обусловило
идейное
содержание
«Трех разговоров» .
Лосев
формулирует
четыре
основных
положения
учений
современников
и
«по­
следователей»
Соловьёва:
1) Нет никаких нравственных абсолютов.
Есть
только
внут ре нне е
состояние
че­
ло век а;
2) Поэтому человек,
я вля ясь
существом
природным,
бо жеств ен;
3) Красота и сила находятся вне морали;
4) Воровство может быть поэтичным и красивым .
Автор
отмечает,
что
эти
п ринци пы
прямо
противоречат
этике
Соло вь ёв а.
Од­
новременное
приз на ние
Бога
и
стремление
з анять
его
место
—
это
оправдание
з ла.
Поэтому
«Ницше,
Леонтьев
и
Розанов
—
проповедники
сатанизма»12.
Рассмотрев
эти
че тыре
п ринципа
философии
ницшеанства,
Лосев
непосредственно
приступает
к
анализу
книг и.
Именно
в
ней,
по
его
мнен ию,
можно
найти
кр и тику
это й
эстетики
зла .
Таким
обр азо м,
Лосев
зачи сляет
в
антихристы
не
только
Ницше
и
Леонтьева,
но
и
Розанова.
Впрочем,
ест ь
точ ка
зрения,
согласно
кот орой
между
двумя
мыс л ител ями
б ыла
гл убока я
духовная
связь.
Как
писал
Мо чульс ки й : «Как ни противоположны по духу
Сол ов ьёв
и
Розанов,
в
э том
эсхатологическом
предчувствии
они
близки
д руг
другу.
Толь ко
Розанов
на дее тся
ещ е,
что
“черное православие”
спасет
мир ,
а
Соловьёв
в
глубине
душ и
верит
только
в
страшный
суд
и
грядущего
антихриста».«Предсмерт­


Два
«антихриста»: Розанов и В .
С.
Соловьёв
487
ные
со чи нения
д вух
“братьев”
—
“Повесть об антихристе”
Соловьёва
и
“Апокалипсис
нашего
времени”
Розанова
—
закрепляет
их
духов н ую
свя зь
на
пороге
вечности»13.
Нам
трудно
согласиться,
что
именно
это
закрепляет
ду ховн ую
связь
дв ух
фило­
софов.
В
к онце
XIX —
начале
XX в.
эсхатологическими
предчувствиями
б ыли
охв а­
че ны
многие.
Это
свидетельствует
только
о
том ,
что
Соловьёв
и
Розанов
жили
в
одно
время.
На
самом
деле
между
ними
была
огромная
духовная
пропасть.
В
статье
«Вечная
т ема»
Розанов
писа л
о
важнейшем
христианском
догм ат е
Воскресения
Христа
та к,
как
об
э том
ник ог да
бы
не
на пис ал
Соловьёв.
«Преждевсего “воскресение
Христа”
ни чего
не
об еща ет
нам.
Он
—
Бог,
мы
—
люди:
из
“воскресения”
Бога
ничего
не
вы­
текает
для
человека.
Бог
мог
воскреснуть,
а
че лов ек,
может
быть,
и
не
может
вос­
креснуть?
Не
знаю.
Меня
“воскресение Христово”
не
у бежда ет,
что
я
воскресну...
В
идеях
гг.
Эрна,
Вл.
Солов ьёв а ,
Мережковского,
Тернавцева,
к оторы е
все
указыва­
ют
на
“Воскресение Христово”,
говоря,
что
там
содержится
некое
обещание
к
нам,
я
не
нахожу
с вязн ос ти »14.
Для
Соловьёва
же
без
Воскресения
Христа
мир
бессмыслен
и
представляет
со­
бой
царство
зла
и
смерти,
где
пр иро да
является
только
совокупностью
веч но
умира­
ющ их
и
рождающихся
веще й.
Смысл
победы
жиз ни
над
с ме ртью
только
в
Воск ре­
сении
Христа.
Именно
э то,
как
буд ет
показано
ниже,
является
центральной
темой
«Трех разговоров».
Но
тем
значимей
критика
Розанова
для
по ним ания
Солов ьё ва.
Кр итик а
Розано­
ва
—
это,
в
первую
очередь,
субъективный
взгляд
на
самого
человека,
а
уже
потом
—
на
поэта,
писателя,
философа.
В
«Уединенном»
Розанов
писал:«ВС<оловь>ёве
то
только
ин те ресн ое,
что
“бесенок сидел у него на плече” (в Балтийском море).
Об
этом
стоило
п огов ори ть.
Загадочна
и
глубока
его
тоска;
то,
о
чем
он
молчал.
К
сло ­
ва,
на писа н ное
—
все
самая
обыкновенная
журналистика
(“бранделясы”).
Он
нес
пе ред
собой
св ою
гордость.
И
она
б ыла
—
ничто.
Лучшее
в
се бе,
гр ус ть,
—
он
о
ней
промолчал»15.
В
оценке
творчества
Соловьёва
Розанов
доверял
больш е
сво ей
ин­
туиции,
чем
какому-либо
анализу.
Он
ог ран ич ивал ся
лишь
инт уит ивным и
заме­
чаниями,
ко то рые
могли
меняться
по
мере
того,
как
менялось
настроение
самого
мыслителя.
Именно
здесь ,
как
нам
кажется,
проходит
гр а ница
душевной
бли зо сти
меж ду
двумя
философами.
Не
случа йн о,
что
Соловьёв
Розанову,
прежде
всего,
инт ер есен
как
человек.
Общее
в
них
был о,
как
ни
странно,
именно
юродство
как
особая
форм а
поведения
в
жизни
и
в
творчестве
(тот самый «бе с енок»), сквозь которую,
по
словам
Моч ульс ко го,
у
Розанова
«пробивается пророческое предчувствие»16.
Эти
слова,
на
наш
в згля д,
можно
отнести
и
к
С олов ьёв у.
Известны
письма
Со­
ловьёва
к
Е.
К.
Се л евино й,
его
первой
любви.
Философ
б ол ьшое
значение
придавал
эти м
юношеским
письмам
и
спрашивал,
це лы
ли
он и.
В
одн ом
из
них
(датируется
1873 г. ) о н так пиш ет о се бе: «Пока буду удивлять добрых людей своим юродством .
Уже
теперь
возбуждаю
недо ум ение :
од ни
ме ня
считают
за
нигилиста,
други е
—
за
религиозного
фанатика,
третьи
—
просто
за
су м асшедше г о.
Н аде юсь
впоследствии
и
еще
бо лее
недоумений
во з бу дит ь »17. Несмотря на то что написаны они в юношеском
воз раст е,
их
можно
назвать
программными
для
в сей
жиз ни
философа.
В
э том
контексте
совсем
по-другому
может
быть
понят
характер
поле ми ки
между
ними.
Возможно,
Роз ано в
подсознательно
чувствовал
это
юродивое
родство,
и
отсюда
подмеченные
им
у
Соловьёва
«грусть»
и
«гордость», «арлекинада публи­
циста»
и
предвзятое
отношение
к
юмору
Солов ьё ва : «не был даже остроумным».


488
A.H.
Степанов
«Владимир Соловьёв
—
какой-то
недостойный
ёр ни к»18.
Все
это ,
с
одн ой
ст ороны ,
от
острого
чувства
родства
душ ,
а
с
другой
—
от
не
менее
ост рого
чувства
соперни­
чества.
Не
с лучай но
Розанов
—
оди н
из
первых
и
немногих,
кто
почувствовал
из ме не­
ния,
произошедшие
в
Соловьёве
в
последний
год
жизни.
В
статье
«На панихиде по
Вл.
С.
Сол ов ьё ву»
Розанов
п исал : «Заметно,
как
обра з
его
улучшается,
очищается
по сле
смерти;
как
и
перед
сам ою
см е ртью
он
быстро
становился
лучше,
как
будто
име нно
приуготовлялся
к
см ерти .
Разумеем
здесь
его
отречение
от
горячих
и
непод­
готовленных
поп ыт ок
к
церковному
“синтезу”
и
вообще
б ыс трую
его
национализа­
цию .
Вн ук
деда-священника
вд руг
ста л
быстро
скидывать
с
с ебя
мантию
фил о софа,
арле ки н аду
публициста.
“Схиму,
скорее
схиму!” —
как
будт о
только
не
успел
до­
говорить
он,
по
при ме ру
старорусских
л юдей,
московский
лю дей.
И
хорошо,
что
он
ум ер
около
М о сквы,
москвичом»19.
Недалеко
от
Москвы
ум ер
и
Розанов.
Смерть
и
два
пр аво славных
монастыря
примирили
двух
«антихристов», «юродивых»
русской
фил ософ ии.
1 Жизнь. 1900. Т. 3. С. 302-311.
2 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Во
дворе
язычников.
М., 1999. С. 415.
3 Там же.
С.
100.
4 Мочульский К.
В.
Литературные
зн аком ст ва
// Мочульский К.
В.
Го голь ,
Соловьёв,
До ст оев­
ский.
М ., 1995. С. 507.
5 Розанов.
В.
В.
Соч.
М ., 1990. С. 475.
6 Розанов В.В.
Соб р.
соч.
Мимолетное.
М., 1994. С. 223-224.
7 Там же.
С. 226.
8 Розанов В.
В.
Во
дворе
я зы чник ов.
С.
101.
9 Там же.
С.
104.
10 Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
Когда
начальство
уш ло ...
М ., 1997. С. 501.
11 Розанов В.
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 93.
12 Лосев А.
Ф.
Владимир
Соловьёв
и
его
время.
М ., 1990. С. 532.
13 Мочульский К .
В.
Указ.
соч.
С.
183.
14 Розанов В .
В.
Во
дворе
язычников.
С. 360.
15 Розанов В .
В.
Уединенное.
С. 72.
16 Мочульский К.
В.
Указ.
соч.
С.
183.
17 Соловьёв В .
С.
Собр.
со ч.
Письма
и
приложе н ие. Bruxelles — Belgique, 1970. T. 3. С . 91.
18 Розанов В.
В.
Мимолетное.
С.
189.
19 Розанов В .
В.
Соб р.
с оч.
О коло
церковных
стен.
М. , 1995. С.
134.


А.
В.
Знатнов
(Москва)
Роз ан ов
и
епископ
Михаил
в
Петербургских
религ иоз н о­
ф ил ософских
собраниях
и
вне
их
Среди
незаслуженно
забытых
имен
Серебряного
века
русской
к ультур ы
ярк им
самоцветом
сверкает
имя
епископа
Михаила
Семенова.
Его
самобытный
талант
мн огог ран ен
и
бле стящ:
богослов,
канонист,
проповедник,
оратор,
публицист,
п ро­
заик,
драматург,
полиглот:
он
знал
древнегреческий,
древнееврейский,
латинский,
фран цуз ск ий,
немецкий,
анг ли йск ий
и
чувашский
языки.
И
при
этом
аскет,
дев­
ственник,
молитвенник,
созерцатель,
мыслитель
и
не ут омим ый
труженик,
не
знав­
ший
ни
праздности,
ни
отдыха.
К руг
его
знакомств
огромен.
Среди
знаменитостей,
ко торы е
о
нем
писали,
б ыли
с
ним
знакомы
или
поддерживали
отн оше н ия,
мы
вс тре чаем
Л ьва
Толсто­
го,
Ве ру
Комиссаржевскую,
Станиславского,
Немировича-Данченко,
Короленко,
Мейерхольда,
Брюсо ва ,
Максимилиана
Волошина,
Мих аила
Нестерова,
Мак сим а
Горького,
Алексея
Суворина,
Мережковского,
Зинаиду
Ги ппиус,
Дмитрия
Фило­
соф ова,
К арт ашов а,
Андрея
Бе лог о,
Сергея
Булгакова,
Ульянова-Ленина,
Мих аи ла
Меньшикова,
Победоносцева,
о.
Гр иго рия
Петрова,
митр.
Антония
Храповицкого,
митр.
Сергия
Ст рагород ског о,
Пришвина,
К лю ева,
Мариэтту
Ша гин ян
и,
конечно
же,
Васил ия
Васильевича
Розанова,
с
которым
он
познакомился
на
Петербургских
религиозно-философских
соб ра ни ях.
Но
если
все
перечисленные
име на
знакомы
ши рок ому
ч итател ю,
то
личность
самого
влад ык и
Ми х аила
мало
из вест на
да же
тем
авторам,
кот оры е
о
нем
писали.
Объясняется
это
про ст о:
как
только
профессор
П ете рб ургск ой
ду хов ной
академ ии
архимандрит
Михаил
пр исое ди нился
к
старообрядческой
Церкви
Христовой,
он
тут
же
оказался
вычеркнут
из
официальной
истории
как
Русской
Церкви,
так
и
р ус­
с кой
мысли,
ибо
она
писалась
и
продолжает
писаться
по
синодально-семинарским
прописям.
Ес ли
бы
он
не
сделал
в
1907 г.
э того
вы бор а,
то
до
сих
пор
продолжал
бы
оставаться
са мым
печатаемым
церковным
писателем,
б огос лов ом
и
кан он истом
XX столетия.
Будущий
епископ
Михаил
ро дил ся
в
Симбирской
губернии
в
1874 г.
на
празд­
ник
святых
апостолов
Петра
и
Павла,
в
честь
одного
из
к ото рых
и
был
наречен.
Павел
Васильевич
Семенов
(таково мирское имя владыки)
вырос
в
православной
семье.
Его
оте ц
был
крещенным
ев ре ем,
с
детства
отданным
в
кантонисты,
а
мать
русской
крестьянкой.
Воспитанный
родителями
в
духе
строгого
христианского
бла гоче сти я,
он
р ано
выбрал
духовную
ст езю.
Окончил
Симбирское
духо вн ое
училище
и
Симбирскую
духов н ую
семинарию,
к
эт ому
же
времени
относятся
его
первые
литературные
опы­
ты
в
«Симбирских губернских ведомостях».
Как
лучший
ученик
за
казенный
сче т


490
А.
В.
З натно е
был
послан
в
Московскую
д уховн ую
академию.
Вслед
за
переведенным
из
Сергиева
По сада
в
Казань
бывшим
ре кт ором
МДА
архимандритом
Антонием
Храповицким,
ставшим
ре кт ором
Казанской
д ух овной
академии,
перешел
туда
же.
В
1899 г.
окон­
чил
ее
со
степен ью
кандидата
и
был
оставлен
в
академии
п ро фессо рск им
стипе нд иа­
том
при
кафедре
канонического
права.
Пострижен
в
монашество
епископом
Уфимским
Антонием
Храповицким
с
име­
нем
Михаил,
данным
в
память
о
епископе
Мих а иле
Грибановском.
В
1900 г.
руко­
положен
во
иеродиакона
и
в
и ером он аха.
Весной
того
же
года
пе рвый
раз
команди­
рован
в
Кон ст ан ти ноп оль,
Афины
и
Аф он
для
ознакомления
с
первоисточниками
для
магистерской
диссертации.
По
возвращении
через
п олгод а
из
заг р аничн ой
ко­
мандировки
назначен
преподавателем
догматического,
нра вст ве нно го
и
основного
бого слов и я
Во роне ж ской
духовной
семинарии.
18 декабря 1901 г.
блестяще
защитил
в
Казанской
духовной
академии
маги­
стерскую
диссертацию
«Законодательство римско -ви зан ти йск их
императоров
о
вн ешн их
правах
и
преимуществах
церкви.
(От 313 до 565
год а)».
При
защите
его
оппонент,
ор д инарны й
профессор
по
кафедре
канонического
права
И.
С.
Бердников
указал
на
чрезвычайное
тру дол юб ие
магистранта,
—
доходившее
до
тог о,
что
посл ед­
ний,
еще
будучи
студентом,
в
пы лу
увлечения
наукой
часто
по
несколько
дне й
забы­
вал
утоли ть
сво й
голод,
и
при
э том
умел
ориентироваться
в
массе
сы рого
мат ери ала ,
проявил
способность
к
самостоятельной
р або те,
к
собственным
оригинальным
суж­
дения м.
Моно гр а фия
диспутанта,
по
отзыву
профессора,
явилась
очень
уд ач ным
и
полезным
опы том
по
законоведению.
Признав
защиту
удовлетворительной,
Совет
академии
постановил
ходатайствовать
перед
Синодом
об
у тв ержд ении
иеромонаха
Михаила
в
искомой
им
ученой
степени
магистра
бо г о сл о вия1. Его магистерская дис­
сертация,
изданная
в
том
же
г оду
в
Казани,
пред ст авля ет
с обой
весьма
объемный
труд:
вместе
с
дополнительными
статьями,
опубликованными
в
церковной
перио­
дике,
она
насчитывает
п очти
1000 книжных страниц обычного формата .
Всесильный
Победоносцев
сразу
заметил
в осхо дя щую
звезду
подающего
боль­
шие
н адеж ды
молодого
канониста
и
богослова,
благодаря
чему
в
1902 г.
препода­
в атель
Ворон еж ско й
духовной
семинарии
иеромонах
Михаил
Се мен ов
был
пере­
веден
из
провинциального
учебного
заведения
в
столичную
духовную
академию
и
назначен
доц ен том
по
кафедре
церковного
пр ава2.
Так
жизненный
п уть
будущего
святителя
пролег
чере з
три
духовные
академии
Росси йск ой
империи:
Моск ов скую ,
Казанскую
и
Петер бу рг ску ю.
Оказавшись
в
Петербурге,
иеромонах
Михаил
не
разочаровал
покровитель­
ствовавшего
ему
попервоначалу
обер-прокурора
сино да:
он
проч ит ал
в
академии
несколько
интереснейших
лекций
по
церковному
праву3, в ноябре-декабре
1902 г.
провел
несколько
учено-богословских
и
рел игио з но -пуб л ицист ическ их
чтений
для
образованных
слушателей
в
большой
аудитории
П ед агоги чес кого
музея
в
Соляном
городке,
которые
привлекли
массу
публики
и
многочисленные
отзывы
печ ат и.
Но
больше
все го
внимания,
толков
и
откликов
вызвал
его
ошеломительный
доклад
«О браке», с которого неожиданно для всех прежних участников знаменитых Петер ­
бур г ских
религиозно-философских
собраний
начался
новый
сезон
1902-1903 гг .
Свое
церковно-общественное
с луже ние
владыка
Миха ил
на чал
замечательным
выступлением
на
Религиозно-философских
собраниях.
И
именно
Религиозно­
философское
общество
посвятило
одно
из
последних
заседаний
16 декабря 1916 г .
памяти
же с токо
уби того
ло мо выми
извозчиками
27 октября 1916 г.
святителя
Хри ­
стова.


Розанов
и
епископ
Михаил
в
Петербургских
религиозно-философских
с обра ниях
и
вне
их
491
Вспоминая
о
той
поре,
к огда
все
только
начиналось,
ехидная
Зинаида
Гиппиус
писа ла: «...K
сентябрю
1902 г.
был
вызван
из
Казани
ректор
тамошней
Академии,
арх.
М и х аи л»4. Обращаю внимание на то,
что
ест ь
ошибки,
ко торы е
ценнее
налично­
го
факта.
Михаил
Семенов
в
то
время
был
«всего лишь»
иеромонах
и
уж
тем
б олее
не
ректор
Казанской
духовной
академии.
И
«вызван»
он
был
не
из
университетско-
академической
Казани,
а
из
провинциально-дремотного
Воронежа.
И
вновь
проци­
ти рую
ворчание
Зинаиды
Николаевны: «Незнаю,
ко му
принадлежала
мысль
вы­
звать,
—
для
подк р еплен ия
церковной
стороны,
казанского
иеромонаха
Мих аила.
Ие р.
Мих аил
сл ыл
«ученым богословом», и богословом особого рода:
не
духовного
происхождения
(он по рождению был еврей), не из духовной школы вышедший,
—
и мел
он,
как
дума ли,
помимо
богосл ов ской ,
и
«светскую»
образов а нн ост ь:
знаком­
ство
с
современной
литературой,
поэзией
и
т.
д.
На
него,
известного
при
том
своей
благонадежностью,
и
пал
выбор.
Соб р ания
осенью
1902 года прямо начались с его
до к лада»5.
Вот
как
она
описывает
внешнее
впечатление
от
личности
своего
нового
оп по­
н ент а: «Рядом с еп.
Се рги ем
сидит
докладчик,
казанский
иеромонах
Мих аи л.
Он
маленький,
черный,
но
уже
нач ина ющ ий
лы сет ь,
с
по рыв ис тыми
дв иже ния ми
и
необыкновенно
блестящими
черными
глаз ам и.
<„.>
Каким
обр аз ом
я вил ась
эта
тема
у
иер.
Михаила
для
первого
его
вы сту пл ения
—
догадаться
нетрудно.
Он
был
наслышан,
кон ечн о,
что
писатель
Розанов,
специально
занимающийся
«брачным
вопросом», —
са мый
с тр опт ивый
из
членов
Собраний.
Обви ня ет
«монашествую ­
щих»
и
са мую
церковь,
что
приверженность
к
аскетизму
заставила
их
«косо смо­
тре ть»
на
брак
и
на
семью...
Иер.
Ми ха илу,
должно
быть,
и
подумалось,
что
надо
начать
прямо
с
розановской
темы,
показав,
кс тати ,
пе те рб ургс ким
писателям
с вою
литературную
начитанность.
Нашей
группе
заг лав ие
док лада ,
с
кот орым
выступил
пр иез жий
монах,
было
безразлично. (Ну-ну,
так
мы
вам
и
поверили,
Зинаида
Нико­
лаевна.
—
А. 3.)
Никто
не
сомневался,
что
т ема,
как
будт о
ли шь
розановская,
узкая,
немедленно
расширится
до
коренных
тем
собраний:
до
вопроса,
как
приемлется,
—
и
пр ием лется
ли,
—
церковным
христианством
жиз нь
и
плоть
мир а »6.
Ревнивая
язвительность
литературной
пр има д онны
вполне
понятна,
но
вот
только
избр ан ная
тема
для
иеромонаха
Мих аил а
б ыла
отнюдь
не
случайна:
он
всег­
да
обращался
к
собеседнику,
к
аудитории
со
встречной
мыс ль ю.
Именно
к
той
пор е,
к
его
триумфальному
столичному
дебюту
относится
начало
раб оты
церковного
пи­
сат еля
и
канониста
над
докторской
диссертацией
«Брачное право русской церкви
и
его
возможная
ре фо рма».
К
сож ален и ю,
этот
уникальный
труд
вместе
с
другой
его
крупной
работой
«Катехизис разумной веры», иконами и редкими книгами
погиб
в
пожаре
1910 г .,
когд а
нен айд е нные
преступники
дотла
с ожгли
его
дачу
в
Белоострове.
В
дальнейшем
из-под
пера
отц а
Михаи ла
вышло
множество
статей,
а
также
несколько
кни г
по
вопросам
брака,
семь и,
материнства,
детства
и
сир от ст ва.
Наз о вем
осн ов ны е: «В поисках Лика Христова» (СПб ., 1903), «Где жизнь?» (СПб. ,
1903), «Дети лишние,
бр ошен ны е,
несчастные,
п рес туп н ые » (СПб ., 1903), «Женщи­
на
накануне
ее
ос во бо жд е ния» (СПб ., 1906), «“Законный”
брак.
Проблемы
брака,
материнства,
шк олы » (СПб.
[1908]), «Как спастись в миру» (Уральск, 1909), «Оби ­
женные
де ти » (Казань, 1902), «Стон детей» (СПб ., 1906), «Сумасшествие,
как
по вод
к
раз в од у» (СПб . , 1906), «Церковь и евангельские лилии» (СПб., 1903).
В
1906 г.
доклад
иеромонаха
Мих аила
«О браке»7 в сильно сокращенном виде
был
опубликован
в
«Записках петербургских религиозно -фи лосо фск их
с обр аний»,
представляющих
собой
их
избранные
стенограммы.
Спустя
год ы
скаредный
на
по­


492
А.
В.
Знатно е
хвалы
ре лиг иоз ный
философ
проше дшег о
столетия
протоиерей
Георгий
Флоров-
ский
так
оценил
эту
к н иг у: «Несмотря на цензурную обработку,
эти
«Записки»
остаются
историческим
док уме нто м
редкой
важности.
По
ним
можно
восстановить
об ст ан овку
и
стиль
с обран ий ...»8 Следует добавить,
что
кром е
собственно
цензуры
стенограммы
собраний
под ве рг лись
самой
тщательной
«обработке»
со
с тороны
Д.
С.
Мережковского
и
Розанова.
В
этом
всякий
може т
удостовериться,
ознакомив­
ши сь
с
архивными
подлинниками
стенограмм,
к оторы е
буквально
испещрены
их
пр ав ками,
п орой
весьма
пристрастными
по
отношению
к
о ппоне нта м
и
комплимен­
тарными
к
своим
речам.
Когда
я
исследовал
в
свое
время
творчество
святителя
Михаила
и
вним ател ьно
шт уди ровал
в
библиотеке
затрепанный
томик
«Записок», мне вдруг и не единожды
п ришло сь
столкнулся
с
од ной
закавыкой.
В
тексте
обсуждения
выступления
иеро­
монаха
М иха ила
«О браке»
у
других
выступающих
находились
так ие
под робн ост и,
каких
не
обр ета лось
ни
в
публикации
доклада
в
жу рна ле
«Новый Путь», ни в отдель­
ном
издании
«Записок». Что за незадача?
Неужели
я
оказался
столь
не вним ате ле н,
что
что- то
пропустил?
Мне
пришлось
перелистать
книгу
назад
и
вно вь
перечитать
до кла д,
но
критикуемых
с лов
и
выражений
обнаружить
так
и
не
уда лос ь.
Странное
де ло
получается:
доклад
критикуют
за
то,
че го
в
нем
нет.
Ли бо
цензура
вычеркнула,
но
ничего
крамольного
мысли
от ца
Мих аила
не
содержали,
либо
же
сами
издатели
сократили
реч ь
своего
оппонента!?
Эта
догадка
привела
ме ня
к
главному
и
неожи­
дан ном у
открытию:
все
тексты
стенограмм
Петербургских
религиозно-философских
со бр аний,
кроме
цензурной
обр абот ки ,
под ве рг лись
самой
тщательной,
а
иной
раз
даж е
беспощадной
редактуре
новопутейцами,
все м
известный
изданный
текст
сте­
ног р амм
сокращен
боле е
чем
наполовину,
а
доклад
иеромонаха
Михаила
в
два
с
по­
ловиной
раза.
Видимо,
поэтому
издатели
и
оз аг лави ли
свой
том
име нно
«Записки»,
а
не
стенограммы
собраний.
Таким
образом,
можно
утверждать
решительно:
с те­
нограммы
петербургских
религиозно-философских
собраний
полностью
в
на у чный
оборот
не
введены
до
сих
пор.
Любопытны
сегодняшние
оценки
собраний,
которые
да ют
современные
моло­
дые
ученые.
Н а при м ер: «Десятое и одиннадцатое заседания были посвящены теме
Дух а
и
плоти,
ил и,
и наче,
п роб леме
отношения
между
христианским
аскетизмом
и
культурой.
Эта
тема
затрагивалась
и
на
следующих
пят и
заседаниях,
на
кот оры х
выяснялась
религиозная
ценность
брака
в
сравнении
с
девством.
Наиболее
значи­
те ль ной
фиг ур ой
при
обсуждении
данных
вопросов
был
В.
В.
Ро зан о в»9.
Вот
неле­
пость:
его
фигура
на
соб ран и ях,
обсуждающих
доклад
о тца
Михаила,
физически
от­
сутствовала,
сам
же
зачинщик
длит ель ны х
дискуссий
не
упоминается
вовсе.
Другой
молодой
философ
обратил
внима ни е
на
су ще с тве нн ое: «С докладом,
по ло живш им
начало
длительным
спо р ам,
впе рв ые
(и единственный раз)
выст у пило
духовное
лицо
—
иеромонах
Ми ха и л...»10. От себя добавлю,
что
единственным
высту пл ением
в
религиозно-философских
собраниях,
к ото рое
обсуждалось
на
пят и
заседаниях,
был
докла д
иеромонаха
Мих аила
«О браке» .
Его
по лный
текст
был
впервые
опублико­
ван
в
ноябре
1902 г.
в
жур нал е
«Миссионерское обозрение»
и
неоднократно
вклю­
чался
в
сборники
ста тей
с вя тите ля1 1. Ни до ни после этого ни одна тема не вызывала
столь
дл ит ель ной
и
бурной
полемики
в
религиозно-философских
собраниях.
Фиксируя
16 ноября 1902 г.
в
дневнике
накал
ст рас тей
вокруг
доклада
иеромо­
нах а
Михаила,
Ва ле рий
Брюсов
писал: «Был янаXIII
Религиозно-философском
со бр ании.
Отношение
яв но
изменилось.
Как
и
должно
быть,
между
церковью
и
светскими
явился
рас кол.
Шла
речь
о
браке .
Доклад
Розанова
(прочитанный,
сам


Розанов
и
епископ
Михаил
в
Петербургских
религиозно-философских
собраниях
и
вне
их
493
он
не
бы л,
ибо
у
нег о
была
больна
жена)
произвел
бу рю.
Отец
Ми хаи л,
не
разобрав,
зая ви л,
что
с
критикой
Розанова
согласен.
Ми ролюбо в
заметил,
что
зат о
Р оза нов
с
Мережковским
наверняка
не
согласен.
Мережковский
вскочил
и
к рича л,
что
он
с
Розановым
не
согласен,
но
что
Розанов
бл иже
ему
и
бол ее
верующий,
чем
церковни­
ки.
Заговорили
о
романсе
«Жил на свете рыцарь бедный» .
Мережковский
говорил,
что
это
идеал
святости,
Ми ха ил,
что
это
содомский
грех
и
что
М-кий
п ропов еду­
ет
идеалы
Ставрогина.
М-к ий
опять
вскакивал
и
кри чал,
что
«позвольте,
это
уже
ложь!
на
живого
так
нельзя
гово рить », вообще почти готов был заняться скандал.
Скворцов,
Антонин
и
др.
дополняли
картину.
Минск ий
тщетн о
звонил
в
пр едсе­
д ат ельск ий
колокольчик»12.
А,
како во !
По
ходу
прений
стала
явно
проглядываться
определенная
закономерность:
сре ди
академиков,
профессоров,
доцентов
и
«просто
богос лов ов »
у
синодалов
не
оказалось
нико г о,
кто
мог
бы
на
равных
дебатировать
с
блестящим
триумвиратом
Р оз ано в-Мер ежк о вски й-о тец
Ми ха ил.
Рокот
их
мощно­
го
триалога
заглушал
прочие
го л оса,
кот оры м
не
всегда
хва т ало
с ил,
таланта
и
опыта
встать
с
ним и
вровень
или
высказаться
так,
чтобы
хот я
бы
привлечь
к
себе
вни ­
м ание.
Но
отношения
внутри
этого
религиозно-философского
треугольника
был и
ос тры
и
даже
колки.
Вот
свидетельство
Андрея
Белого:
«С легкостью,
уподобляясь
прашинке,
“знаменитый”
писатель
(читай
—
Мереж­
к о вск ий), слетевши с кресла,
пройдясь
по
ковру,
с тал
на
ковре,
заложивши
ручонку
за
спину,
и
вдруг
с
грацией
выгнулся:
в
сторону
Гиппиус:
-
Зина,
—
картавым,
раскатистым
рыком,
точн о
с
эс тра ды
в
партере,
—
о,
как
я
ненавижу!
И
из
папиросного
дыма
лениво,
вр аст яг
ра зд ал ось:
-
«Ну уж я не поверю:
ког о
можешь
ты
ненавидеть?»
-
«О,
—
хлопнувши
веком,
точ но
над
бе зд ной
партерных
г олов,
—
ненавижу
его,
Ми хаи ла!»
Ка кого ?
Викария,
оппонента
религиозно-философских
собраний.
Нет,
почему
«Михаил»
эт от
выскочил
здесь!
-
Я
его
ненавижу,
—
повторил
Мережковский
и
в ыпуч ил
т ем ные,
кори чнев а тые
губы...»13
Отношения
же
между
Василием
Розановым
и
иеромонахом
Михаилом
б ыли
не
столь
театрально-драматичны,
как
чувства
Мережковского.
Полемизируя
др уг
с
д ругом
на
ст раницах
«Нового Пути»
и
«Миссионерского Обозрения», они несколь­
ко
лет
поддерживали
друг
с
другом
лич ные
контакты.
Личность
и
жизнь
девствен­
ник а
Михаила
манила
и
магнетизировала
сексофила
Розанова.
Однажды
В асилию
Васильевичу
удалось
проникнуть
в
его
профессорскую
квартиру
из
девяти
комнат,
двери
семи
из
которых
тот
запер
на
клю ч
и
сократил
св ое
жилище
до
дв ух
комнат,
распустив
всех
своих
служащих.
Тщательно
обследовав
в
течение
часа
всю
обста­
новку,
разбросанные
повсюду
книги,
Розанов
ринулся
к
п ост ели
монаха.
Вот
как
он
описывает
свои
мысли
и
ощущения
в
великолепном
оче рке
«Архимандрит Ми ­
хаил »:
«Под подушкой была заткнута книга.
Около
кровати
—
с тул
и
на
нем
загашен­
ная
в
ночь
свеча
и
кни ги
же;
ок оло
кровати
—
книги.
Одеяло
не
было
задернуто:
оно,
вместе
с
простынею,
являло
до
того
искомканный,
какой-то
“истертый”
и
“про ­
тер ты й”
вид,
то чно
тут,
говоря
по-простонародному,
“черти в свайку играли”. “ А х,
хозяйки
нет
у
проф е сс ора:
высек л а
бы
она
его
за
проказы,
высекла
да
и
при ла с кала
по том”. Я был в академии,
уче ном
учреждении,
и
в
квартире
профессора,
со
сле дам и


494
А.
В.
З на тное
везде
именно
профессуры,
и
чут ь-чуть ,
кра е шком
ума,
помнил,
что
он
вместе
с
тем
и
монах.
Эти м
объ ясня ет ся
ход
мое й
мысли.
Но
в
эт ой
комнате
я
ярче ,
нежели
когда-
нибудь,
почув с тв ова л,
до
чего
ненормально,
до
че го
неэстетично
р азд ел ение
полов
в
жизни ,
в
быту,
в
каждой
биографии,
в
каждом
доме.
И
я
донесу
до
слуха
чит ат еля
од ну
мысль ,
совершенно
прос то
и
серьезно
сказанную,
ка кую
с
удивлением
выслу­
шал
от
одного
епископа,
при том
(кажется)
совершенно
чи ст ого
по
этой
ч асти,
но
без
pruderie:
-
Монаху
без
бабы
никак
не льз я.
Кажется,
он
хоте л
сказать
об
экономке,
о
бонне,
о
чистоте
и
приветливости
всего
вида
монашеского
житья;
он
не
хотел
не
обвинять,
ни
клеветать,
ни
соб ла з­
нять.
Просто
он
сказал
ф акт]
просто
он
вздохнул,
но
вслух;
а
я
подслушал
вздох,
и
не
пе ред ал
бы
его
читателям,
если
бы
глубочайше
не
сочувствовал
эт им
слов ам .
Этот
“жованный”
вид
постели
о.
Михаила,
это
“свинство”
около
стол а,
все
говори­
ло,
шептало,
кричало
о
тех
еписк оп ск их
с лова х,
чуть
вн ятно
выг ово ре нных.
И
для
меня ,
для
к оторог о
“безбрачие по обету”
есть
только
религиозное
преступление,
борющееся
про тив
божественного
з а пов е да ния : “плодитесь,
множитесь”,
для
меня
эти
слова
епископские
есть
только
возврат
к
на ивно й
и
детской
покорности
во ле
Бож и ей.
Все
эти
соображения
я
пр иво жу
для
оправдания
себя
в
том
простом
и
сер деч­
ном
согласии,
каким
внутренне
ответил
на
п рив ед енные
выш е
епископские
сл ова,
о
которых,
позднее
р асспр аш ив ая,
я
узнал,
что
это
обычный
в
мужских
монасты­
рях
афоризм.
“Зачем здесь нет женщины”,
—
думал
я,
оглядывая
квартиру
про­
фесс ор а.
Но
от.
Михаил
—
он
монах
“по зову Господню”.
Хотя
он
мн ого
писал
и
публично
го во рил
о
таинстве
брак а,
говорил
с
глубоким
со чу вст вием
к
семейной
жиз ни
и
по нима ние м
ее
и
отнюдь
без
монашеских
тенденций,
но
говорил
он
это
со
стороны,
как
“пастырь добрый,
полагающий
ду шу
за
овц ы”.
Сам
лично
он
монах
по
психологии
и,
може т
быть,
монах
по
физиологии:
живой,
как
огонек
в
но чи,
он
то
мигает,
то
тлеет ,
то
яр ко
вспыхивает
пламенем
“церковным,
святоотеческим,
вселенско-соборным”,
без
всяких
перекраиваний
церкви,
выступая
на
лекциях
и
в
печати
ревностнейшим
апологетом
“свято -о т еческ о го
строя”
церкви
византий­
ск ой.
Исключение
его
из
ак ад емии
и
высылка
из
Петербурга
есть
поэтому
недораз­
умение
приблизительно
такое
же,
как
если
бы
Кронштадт
изгнал
от
себя
о.
Иоанна
Кронштадского»14.
Когда
архимандрит
Михаил
ушел
в
старообрядчество,
дистанция
между
ним
и
Розановым
увеличилась,
но
отношений
они
не
прервали.
Позже
Розанов,
углу­
бленно
размышляя
о
п олов ом
вопросе
в
книге
«Люди лунного света:
М етаф из ика
хри с тиа нс тв а», в свойственной ему парадоксальной манере вспомнил инока Миха­
ил а: «Нельзя не поблагодарить доброго,
патетического
и
честного
архим.
Мих аила
(ныне старообрядческого епископа), —
единственного
мон ах а,
который
по
переводе
из
Казани
в
Петербург,
начав
рассуждать
в
печати
о
бр аке,
сказ ал
громко: “половое
с ли яние
все
и
до
дна
чисто". За это дети,
нынешние
и
бу ду щие,
должны
воспеть
ему
хвалу.
Он
—
не
в
де тоуби йц ах,
хот я
и
мо нах ”15.
Теп ло
вс по миная
начало
Религиозно-философских
собраний
и
цит ир уя
по
па­
мят и
кн игу
Мережковского
«Не мир,
но
м еч »16, старообрядческий епископ Миха­
ил
писал
в
1908 г.: «Лет 5
назад
в
Пет ерб урге
на
Шпалерной
у.,
в
четвертом
эта ­
же
огромного
до ма
—
в
квартире
В.
В.
Розанова
—
между
Леонардовской
Ледой
и
еги пе тс кой
Изидой
с
одн ой
стороны
—
и
не из менно
тепл ящ ейся
в
углу
пе ред
ст а­


Розанов
и
епископ
Михаил
в
Петербургских
религиозно-философских
собраниях
и
вне
их
495
ринным
об раз ом
лампадкой
зеленого
стекла
—
с
другой,
устраивались
странные
по
сос тав у
собрания.
Священники,
монахи,
Мережковский,
Гиппиус,
редак торы
из
«Гражданина»
—
анархисты-декаденты
и
т.
д.
Это
б ыли
религиозно-философские
собрания,
позднее
переселившиеся
в
зал
Г еогра фи чес кого
общества.
Значение
собраний
б ыло
огромное:
они
дали
толчок
радикальному
пересмо­
тру
религиозного
сознания
—
и
обещали,
може т
быть,
—
«новое религиозное дей­
ствие»
—
н о...
огромн ы е
вол ны
политического
движения
на
время
сд ви нули
ре лиги­
озный
интерес
—
и
самые
собрания»17.
Тогд а
же,
выст уп ая
15 октября 1907 г .
на
заседании
вновь
созданного
Петер­
бу ргског о
религиозно-философского
общества,
архимандрит
Михаил
подхватил
жестокий
у прек
Розанова
о
ло жной
иконе
Константина
Великого:«ЗдесьВ.
В.
упо­
мина л
о
с тарушк е,
которая
стоит
перед
лживой
иконой
Константина
Великого,
и
г о во ри л: “Я чувствую,
что
это
ложь,
ложь,
л ожь,
хотя
сам
иногда
при хожу
и
мо­
лю сь
перед
эти м
самым
Константином
Великим”.
Зд есь
г о во р ят : “Какая маленькая
мысль!
ка кой
маленький
бу нт
и з-за
эт ой
иконы
Константина
Великого”.
Конечно,
это
не
главное,
это
не
суще ств ен ное ,
это
оче нь
ма лен ькое ,
—
но
не
совсем
та кое
ма­
лен ьк ое,
как
кажется.
Я
хочу
это т
же
самый
пример
В.
В.
чуть -чут ь
умножить
фа кта­
ми
совершенно
того
же
свойства,
но
б ольше й
ц ен нос ти . <...> Я дам несколько исто­
рических
справок.
<...> Два века тому
назад
ист ор ия
дала
нам
Никона.
—
Это
был
че лов ек,
который
не
почитал
с таро го
кло бука ,
а
почитал
новый
клобук
—
греческий,
и
вот
во
имя
этого
нов ого
клобука
совершились
вел ики е
церковные
реформы. <.„>
А,
ко гда
против
э того
протестовали,
когда
на род
к ри чал,
что
он
хочет
иметь
место
в
церкви,
он
ответил
целым
рядом
казней
и
пыток.
Мы
зна ем,
что
на
некоторых
ар­
хиерейских
дворах
стояли
целые
аллеи
старообрядцев,
к ото рые
б ыли
о бра щены
в
ледяные
ст ат уи. <...>
Нужно
было
бороться
с
тем
же
религиозно
взбунтовавшимся
народом.
И
вот
делает ся
р аспор я жение
составить
со чине ние
против
ста рооб рядц ев
и
припис а ть
его
«на Димитрия с братией», т .
е.
составляется
под лог
прот ив
с та рооб­
р ядц ев . <...> А когда против него протестовали
—
первым
протестовал
диакон
Алек­
сандр
—
то
его
обезглавили,
а
т ело
его
сож гли .
Я
иду
чут ь- чуть
даль ше .
Явл яет ся
нужда
определить
отношение
церкви
к
этим
старообрядцам.
Появляется
кн ига
«Ка ­
мень
ве р ы», которая была повторена вторым изданием 50 лет тому назад .
И
в
этой
книге
став ится
вопрос
—
можно
ли
убивать
еретиков?
Решается
этот
вопрос
просто:
убивать
их
нужно.
Для
них
это
самое
полезное,
потому
что
для
еретиков
не
мож ет
бы ть
“иного врачевания,
пач е
см ерти ”.
Вот
две
книги
—
вторая
и
третья
“иконы”
Конс т ант ина
В ел ик ог о!»18.
Из
в сего
сказанного
ст ано вит ся
п онят но,
почему
св ой
религиозный
императив
св ятител ь
Миха ил
впе р вые
вы раз ил
на
XII заседании Религиозно -фи ло софск их
со­
браний
замечательным
де в из ом : «Конечно,
я
вер ю,
что
в
христианстве
возможно
это
с остоя ни е:
ты
долж е н,
значит
можешь».
1 Магистерские коллоквиумы //
Православный
со бес едник. 1902. Ч.
1. С. 151-154. Без указ.
а вт.
2 Журналы заседаний совета С. - Пет е рбу ргс к ой
духовной
академии
за
1902/3 год (в
извлечении).
СПб., 1903. С. 67.
3 Отчетосостоянии С.-Петербургской
духов ной
академии
за
1902 г.
// Христианское чтение.
1903. Ма рт .
С . 490-491, 507. Без указ.
ав т.


496
А.
В.
З натно е
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
Цит.
по:
Гиппиус
3. Н.
Воспоминания
о
религиозно-философских
собраниях
// Наше наследие.
1990. No IV (16). С. 73.
Там
же.
С. 73.
Там
же.
С . 73-74.
Иером.
Мих аил.
О
б ра ке . (Психология таинства)( в
сокращении)//НовыйПуть.
1903.
И юнь
(No6). С. 248-256. То же (в
с ок ра ще нии ): О браке ( д ок лад). Записки Петербургских Религиозно-
Философских
Соб ра ний
(1902-1903 гг .). С Пб ., 1906. С. 24 8 -256.
Ф ло ров ский
Г ., прот.
Пути
русского
богословия.
Па р иж, 1937. С. 471.
Белова
Т.
П.
Петербургские
религиозно-философские
собрани я
1901-1903 гг .
как
первый
опыт
открытого
диалога
светской
интеллигенции
и
духовенства
в
Ро ссии
// Проблемы теории и исто­
рии
изучения
интеллигенции:
поис к
новых
подходов.
Межвузовский
сб орн ик
н а учных
трудов.
Иваново, 1994. С. 42-53.
Шиманская
О.
К.
С оц иаль ная
проблематика
в
Петербургских
религиозно-философских
со­
браниях
1901-1903 годов и современное православное богословие /
Диссертация
на
соискан ие
зван ия
кандидата
философ,
на ук.
Н.
Новгород:
Новг.
гос.
лингвист,
ун- т
им.
Н.
А.
Добролюбова,
1995. С. 30. (На правах рукописи).
Иеромонах
Михаил.
Пс их ология
та инств : (Этюды) .
Этюд
1- й.
«О браке» // Миссионерское
Обозрение. 1902. Нояб.
С. 559-579; Он же.
Вопросы
веры
и
жизни.
СПб., 1904. С. 68-99;Онже.
Перед
сте но й.
Перед
тайной.
М ., 1905. С.
177-218.
Брюсов
В.
Я.
Д не вни ки: 1891-1910. М . , 1927. С.
124.
Белый
А.
Начало
век а.
М.
1990. С . 194-195.
Розанов
В.
В.
Архимандрит
Михаил
// Русское Слово .
1907.6 и30
янв .
Розанов
В.
В.
Люди
л унног о
свет а:
Метафизика
христианства.
Изд. 2-е.
СПб., 1913. С.
147-148 .
Мережковский
Д.
С.
Рево люц ия
и
религия
//Мережковский Д.
С.
Не
мир,
но
ме ч:
К
будущей
кр ити ке
христианства.
СПб., 1908. С.
112.
Арх .
Михаил.
Рели г и озн о- фило софск ое
дви жен ие
последнего
года
и
ближайшего
будущего
//
Красный
зв он . 1908. Февраль.
С.
1 (второго счета страниц).
Михаил,
а рх им . <Выступление на заседании С.-Петербургского
религиозно-философского
об­
щества
15октября1907г.>//ЗапискиС.-Петербургского
религиозно-философского
общества.
Вы п.
1. СПб., 1908. С. 45-47.


В.
А.
Скрип кин а
(Москва)
Р оза нов
и
С.
М.
Соловьёв-младшии
Сведений
о
полемическом
диалоге
Розанова
с
Соловьёвым-младшим
(поэтом,
фило лог ом ,
священником)
не
так
много.
Розанов,
по
на шим
сведениям,
дважды
по­
зитивно
высказался
по
поводу
С.
М.
Солов ьёв а .
В
1905 г.
в
связи
с
публикацией
в
8-м
номере
«Вопросов Жизни» « От вет а
Г.
Чулкову
по
поводу
его
статьи
“Поэзия
Вл.
С о л о вь ёв а”» Розанов весьма мягко отвечает на упреки в свой адрес,
помещен­
ные
в
письме-статье
С.
М.
Соловьёва
(как их определяет мыслитель «о
любви
и
п оле »): «Покрывала Изиды не надо открывать,
т.
е.
подымать
его
пер ед
мир ом, <...>,
делать
находящееся
под
ним
базарным
не
надо,
ибо
тогда
тотча с
“Изида и боже­
ство”
превратилась
бы
в
ничто,
персь,
может
быть,
—
гниль,
зловоние
<...>; но само­
му
и
уединенно,
ночью,
крадучись,
можно
и
нуж но
“войти под покров Изиды”, “ч т об ы
научиться
всякой
мудрости”» (цитатыизегостатьи«Зачарованный
л ес» // Весы.
1905. No 2).
Роз ано в
называет
С.
М.
Соловьёва
«молодой и прекрасной (е с ли
не
об­
манет)»надеждой«нашей
литературы»1.
Еще
од ин
печатный
отзыв
с тарше го
о
м лад шем
относится
к
1916г. (статья Роза­
н ова
в
«Голосе Руси» « Вл а д имир
Соловьёв.
С ти х от во рен и я », обширное биографи­
ческое
предисловие
к
это му
изданию
напис а но
пле мя нник ом
поэта
и
философа). Ро­
занов
п одче ркн ул,
что
«Сергей Соловьёв,
хотя
находится
в
бол ьш ом
богословском
споре
с
знаменитым
дя дею,
тем
не
менее
в
общем
является
н аи более
полным
и
на и­
более
правоспособным
преемником,
толкователем,
возражателем
и
проч.
Владими­
ра
Солов ь ёв а,
а
через
это
—
и
на илу чшим
и
самым
естественным
его
и зд ат еле м»2..
Роз ан ов
назвал
С.
М.
Соловьёва
«поэтом»«очень
вы ра з ит ельн ы м», рвущимся «в
философские
и
в
богословские
в ыс и»3.
Сравнивая
Соловьёва-младшего
с
В.
С.
Со­
ловьёвым,
Роз ано в
о тмеч ал : «Сергей есть прямо русский человек и просто русский
ч е лове к »4. Розанов с воодушевлением отозвался о его статье «И д ея
церкви
в
поэзии
Владимира
Соловьёва», опубликованной в «Богословском
вестнике»
в
1915 г.5 Кро­
ме
т ого,
критику
импонир ов ало ,
что
«человек светского образования и выдающийся
поэт,
—
к
то му
же
со вер ше нно
счастливый
семьянин,
Сергей
Соловьёв
порывает­
ся
всеми
сил ами
принять
свя щ еннич еск ий
сан
и
стать
ря до вым
иереем»6.
Он
был
возмущен,
что
п одоб ные
намерения
встречены
были
очен ь
осторожно
главой
церк­
ви
(А.
Д.
Сам арин ым).
Позднее,
пе ред
смертью,
Розанов
встречался
и
беседо вал
с
С.
М.
Соловьёвым
в
Сергиевом
По саде,
где
тот
жил
(с 1916 г.), учась в Московской
духовной
ак адем ии7 .
С.
М.
Соловьёв
вы ск азы вал
св ое
отношение
к
взглядам
и
личности
Розанова
не одно кра тн о.
В
1900-е
гг.
су жд ения
его
о
п оз иции
мыслителя
по
вопросам
бр ака
и
пола
звучат
в
переписке
с
А.
Блоком
и
А.
Белым.
Исток
негативных
оценок
—
во
взглядах
Соловьёва
той
пор ы.
В
1920-е гг.
в
вос п ом инания х
он
сформулировал
свою
позицию
так:«Обамы<с “петербургским
мистиком”
графом
А.
И.
Розвадовским>


498
В.
А.
Скрипкина
были
настроены
крайне
ортодоксально
и
враждебно
к
новому
религиозному
движе­
нию ,
которое
возглавлялось
тогда
Розановым
и
М ережк о вск им »8.1 сентября 1903 г.
С.
М.
Со лов ьёв
писал
Бло ку: «Сейчас я прочел статью Минского “о
двух
путях
до­
бра”,
напечатанную
в
“Северных цветах”,
во
многом
с
Минск и м
согласен.
Розанова
он
разбивает
совершенно
и
впо лне
справедливо
говорит,
что
идеал
целомудрия
тре­
бу ется
не
современной
церковью,
а
современной
инт ел ли генцией
в
ли це
лучших
ее
представителей.
А
Розанов,
к роме
всего,
пошляк
и
не веж а,
когда,
например,
сожале­
ет,
что
в
чи не
венчания
не
говорится
о
звездах,
цветах
и
поц е луях.
Согласно
рецепту
“цинического мистика” (Так назван В.
В.
Роз ано в
в
симфонии
А.
Белого)
велик ий
об ряд
венчания,
ве сь
про ник ну тый
прозрением
мистического
смысла
бра ка, <...>
следует
за м енить
символами
Ми рры
Л ох вицк ой,
или
кого-нибудь
из
ко м пании»9.
По
этому
же
поводу
С.
М.
Соловьёв
писал
20 сентября 1903 г .
Бе лом у: «...ярость
к
Розанову
все
в озра ста ет.
Впрочем,
в
“Новом Времени”
появилась
недавно
весьма
не дурн ая
его
статья
о
Тургеневе.
В
“Новом Времени”
он,
видимо,
под т я гивает ся
и
не
да ет
прос тору
астартическим
кликушествам,
за то
не
так
ярок
и
силен
<...>
Мне
на­
чинает
казаться,
впрочем,
что
успех
его
в
значительной
степени
есть
недоразумение
<...>, грязные,
п севд оф илосо фск ие
размышления
<...>. Алексей Сергеевич Петров­
ски й
со
мн ой
не
согла сен
и
на ход ит
в
Розанове
“белость”»10.
В
1905 г.
С.
Соловьёв
пе реж ил
искушение
«святой плотью», проповедовал «ре лиги ю
святого
сл адо стр а­
стия», но Розанов ему по-прежнему
«враг заклятый»11.
О б ъяснен ие
такой
по зиц ии
в
ответе
Чулкову,
где
м олодо й
критик
писал : «Последовательным врагом христиан­
ства
и
церкви
являе тся
В.
Р оза нов »12.
В
1916-1917 гг .
С.
М.
Солов ьёв ,
уже
священник,
на пис ал
об ъе мный
тр уд
«Опыт
ап ологи и
хри ст иа нс тв а» (Против Гёте,
Ницше,
Розанова,
Мережковского,
Б рю­
сова,
Ф.
Зелинского,
Вя ч.
Иванова,
Р.
Ш т ейнер а), так и не опубликованный.
Це­
лый
раздел
посвящен
анал из у
ант их ри сти анск их
ос нов
раб от
Розанова
разных
ле т.
Розанов,
по
мысли
С.
М.
Солов ьёв а ,
ве рит
в
«святую реакцию»; его соединяет с
Д.
С.
Мережковским
«общая вражда к аскетизму и стремление построить антиаске-
ти чес кое
христианство»13.
Соловьёв
п исал : «Розанов в своих первых книгах < ...>
еще
не
пр от ивник
христианства», «он отделял “историческое”
аскетическое
хр и­
стианство
от
христианства
при родн ого,
близкого
к
рел иг иям
Вавилона
и
Е ги пта,
и
дух у
Возрождения»14.
В
полемике
с
Мережковским
Соловьёв
уточнял,
что
«Роза­
нов
не
противополагал
ар ийст ва
семитству;
он
противополагал
до-христианский,
иу дейский ,
эллинский
и
египетский
мир
—
миру
хр и сти ан ско м у »15. Как священник,
С.
М.
Солов ьёв
не
принимал
одн ой
из
главных
идей
Розанова:«голоспола
—
голос
Божий»16.
Соловьёв,
с
то чки
зрения
«святоотеческой аскетики», по которой гор ­
дость
и
сла дос тра с тие
одинаково
отчуждают
человека
от
Бога,
рассмотрел
позицию
Розанова,
высказанную
в
его
ст ат ьях
о
Ф.
М.
Достоевском,
где
«половое,
смирен­
ное»
противопоставляется
«головному,
гордому»17.
Указ ыв ая
на
это
отступление
Розанова
от
учения
Святых
отцов,
Соловьёв
обмолвился,
что
мыслитель
«не считал
с ебя
христианином,
ко гда
писал
о
До ст ое вск о м »18. Завершил свою статью Соловьёв
горьким
выводом,
что
не
«ползучим сладострастием»
Розанова
можно
спастись
от
соблазна
гордости,
так
как
розановское
смирение
—
«есть уже гниение души», «от
него
ис ходи т
запах
тле ни я »19.
Еще
один
аспект
высказываний
С.
М.
Соловьёва
о
Розанове
связ ан
с
его
ра бот ой
над
наследием
В.
С.
С олов ьё ва.
В
статье
«(Из частной переписки .
Ответ
Г.
Чулкову
по
поводу
его
статьи
“Поэзия Вл .
Со л ов ь ёва”» молодой исследователь так опреде ­
лил
при роду
расхождений
дв ух
ф ило со фо в: «И Соловьёв,
и
Роз ано в
страстно
лю­


Розанов
и
С.
М.
Соловьёв-младший
499
бят
еврейство.
Но,
любя
в
нем
одн у
и
ту
же
мощь
чувственной
жиз ни
и
не пос ред­
ственность
мистического
восприятия,
они
направляются
в
разные
стороны.
Розанов
стремится
к
автономности
эт ой
мо щи,
к
разнузданной
чувственности,
к
возвраще­
нию
в
др евн ий
ха ос.
Соловьёв
направил
ее
к
богоделанию,
к
созиданию
полной
дей­
ствительности.
Христианство
глубоко
прикреплено
корнями
к
еврейству,
но
оно
возвышается
над
ним,
п од обно
стройному
ц ве тку,
кот оры й
претворяет
зловоние
и
урод ст во
вскормившего
его
навоза
в
аромат
и
белизну
цветочной
пыл и,
зыблемой
на
зе ле ном
ст ебле .
Розанов
не
хочет
чистого
цве тка,
не п орочно й
Дев ы
Марии,
расцвет­
шей
из
черных
не др
иудейства.
Он
хоче т
лиш ь
самой
навозной
жирн ой
по чвы .. .»20
Позднее
в
докладе
«Идея церкви в поэзии Вл .
Со ловьё в а » (1913) (опубликован
как
статья
в
1915,1916 гг.); в биографических статьях,
предварявших
сборники
сти­
хов
п оэ та-фил ософа,
издававшихся
С.
М.
Соловьёвым
(1915, 1921), и,
н ак онец,
в
монографии
1923г. «Владимир Соловьёв:
жиз нь
и
творческая
эволюция»
Соловьёв-
младший
стремился
объективно
отразить
истоки
и
характер
поле мик и
между
Ро за­
новым
и
В.
С.
Соловьёвым.
«Розанов явился противником В .
Соловьёва
в
дв ух
ло­
ги че ски
связанных
между
соб ой
периодах
своей
деятельности.
Сначала
В.
Сол ов ьёв
ст алк ивае тся
с
Розановым
как
одним
из
национальных
эпигонов
славянофильства.
З атем
Ро з анов
является
одним
из
первых
на
Рус и
“оргиастов”, “ ди онис и йцев” (Вяч .
Иванов,
спе циал и ст
по
дио нис из му,
то гда
еще
п очти
не
выс ту па л).
Начав
полеми­
ку
с
Розановым
на
почве
национализма
(“Порфирий Головлев о свободе и вере”),
В.
Соловьёв
продолжает
ее
на
почве
“оргиазма”»21.
С.
М.
Соловьёв
неоднократно
подчеркивал,
чт о,
несмотря
на
ос троту
отдельных
выс к а зыва ний,
сохранялся
не­
изменно
дружелюбный
и
уважительный
характер
личн ого
отношения
В.
С.
Со­
л овь ёва
к
Розанову.
Подобного,
к
с ожале ни ю,
он
не
мог
сказать
о
его
оппоненте.
Так,
С.
М.
Соловьёв
вспоминал,
что
во
время
публичного
чтения
В.
С.
Соловьёвым
«Трех разговоров» « Роз ано в
демонстративно
свалился
со
сту ла»22. «Пос ле
смерти
Соловьёва
Ро з анов
не
уставал
ему
мстить,
всячески
пр инижая
его
значение
и
ума ­
ляя
его
личность.
Он
усм ат ри вал
в
Соловьёве
че рты
“антихриста”,
говорил,
что
луч­
шее
в
нем
была
та
“грусть”,
к оторую
он
скрывал,
неся
пер ед
собой
свою
гордость.
За
несколько
месяцев
до
св оей
сме рти
Ро з анов
гов ор ил
мне: “Зачем мы ссорились с Вл .
Соловьёвым?
Ведь
оба
мы
б ыли
пророки”»23.
О
частных
от но шени ях
Розанова
и
Соловьёва-младшего
нам
известно
немного.
В
своих
«Воспоминаниях о Блоке»
Белый
обмолвился,
что
Розанов
бы вал
в
доме
М.
С.
и
О.
М.
Соловьёвых
в
Москве.
Сам
С.
М.
Соловьёв
об
э том
факте
в
«Воспоми­
нания х»
не
упоминал.
Можно
предположить,
что
Роз ано в
и
Соловьёв
встречались
и
беседовали
уже
в
1905-1907 гг., когда одновременно публиковались в одних и тех
же
жур нал ах
(«Вопросы Жизни», «Золотое Руно», «Весы»).
В
середине
и
конце
1910-х
гг.
оба
поддерживали
дружеские
отношения
с
П.
А.
Флоренским
и
М.
В.
Не­
стеровым.
Наконец,
в
последние
годы
жи зни
Розанова
они
оба
жили
в
Сергиевом
Пос аде.
Думается,
даже
те
немногие
сведения,
кот оры е
уда лос ь
собрать,
с ост авляю т
интересную
страницу
истории
отечественной
литературы
и
ку льту ры
в
целом.
1 Письма Вл.
С.
Соловьёва
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Легенда
о
Великом
инквизиторе.
М. , 1996.
С. 489.
2 Там же.
С. 622.
3 Там же.
С. 623.


500
В.
А.
Скрипкина
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
Там
же.
Соловьёв
С ерге й.
Идея
церкви
в
поэзии
В ладим ира
Солов ьё ва
// Богословский вестник.
1915.
Январь.
С . 59-86. Февраль.
С . 261-293.
Письма
Вл.
С.
Соловьёва.
С. 623.
Соловьёв
С.
М.
Владимир
Соловьёв.
Жизнь
и
творческая
э волюци я.
М. , 1997. С. 299.
Соловьёв
С.
М.
Воспоминания
об
Александре
Блоке
// Воспоминания об Александре Блоке.
Соч.: В2
т. T. 1.М., 1980. С. 115.
Переписка
Блок а
с
С.
М.
Соловьёвым
// Александр Блок.
Новые
мат ериалы
и
исследования.
Литературное
наследство.
М, 1980. Т. 92. Кн. 1. С. 339.
ОР
РГ Б.
Ф. 25. К. 26. Ед.
хр. 3. Л. 18 об.-19об.
Переписка
Бло ка
с
С.
М.
Соловьёвым
С. 394.
Соловьёв
С.
Из
частной
пе р епис ки.
Ответ
Г.
Чулкову
по
поводу
его
статьи
«Поэзия Вл .
Соло­
в ьёва» // Вопросы Жизни. 1905. No 8. С. 285.
ОР
РГБ.Ф. 696. К. 2. Ед.
хр.
14. 1 об.
Там
же.
Там
же.
Л. 20.
Там
же.
Л. 59.
Там
же.
Л. 107.
Там
же.
Л. 107об.
Там
же.
Л. 108 об.
Соловьёв
С.
Из
частной
пе р епис ки.
Ответ
Г.
Чулкову
по
поводу
его
статьи
«Поэзия Вл .
Со ло­
вьёва». С. 285.
Соловьёв
С.
М.
Би огра фия
Вл.
С оловь ёва
// Стихотворения Вл .
Соловьёва.
М, 1921. С. 43.
Соловьёв
С.
М.
Вл а димир
Соловьёв.
Жи знь
и
тво рческая
эволюц ия.
С. 369.
Там
же.
С. 299.


Б.
Н.
Тарасов
(Москва)
Роз анов
и
Б.
Пас кал ь
Ди на мичн ая
и
эклектичная
мысль
Розанова,
не
только
изменяющаяся
во
вр е­
мени,
но
и
стр емящаяс я
уловить
живу ю
и
моментальную
антиномичность
со быт ий
и
яв лений,
не
поддается
прив ычн ой
классификации,
а
место
и
значение
в
ней
т вор­
ч ества
Паскаля
трудно
однозначно
оп ред ели ть.
Тем
более,
чт о,
считая
с илу
по ла
основным
законом
бытия
и
первоисточником
духовной
жиз ни,
Ро зан ов
абсолюти­
зирует
в
своей
отдельности,
односторонности
и
исключительности
пус ть
один
из
ва жн е йших,
но
не
единственный
пр инцип,
стан ов ящ ийся ,
по
заключению
Э.
Г ол-
л ербах а,
на
ме сто
«положительного всеединства»
и
способствующий
превращению
рели ги и
в
«сексуальный пантеизм».
В
пределах
религиозно-натуралистического
мон и зма
и
рождающего,
но
не
преображенного
бл аго дат ью
и
не
нуждающегося
в
спасении
м ира
духовный
аскетизм
Па скал я
естественно
должен
был
восприни­
маться
Розановым
не
по ло жите л ьно,
а
отрицательно,
не
как
ос трое
переживание
гре хов нос ти
здешнего
бытия
при
вид ении
небесной
правды
и
кра сот ы,
а
как
его
отвержение
и
презрение
к
плот и.
Тогда
и
Г олгоф а
ст анов ит ся
сгущением
«темно­
го
лика»
и
ок азы вает ся
гольбейновским
«Мертвым Христом», а не спасительным
светом
благодатного
преображения
и
воскресения
взыскующей
совершенства
ли ч­
ности.
Тем
не
м енее
«разноцветная душа»
Розанова,
как
ее
определил
М.
Горький,
ис­
пыт ыва ла
своеобразное
влечение
к
личности
и
мысли
Паскаля.
В
архиве
русского
фил осо фа
в
РГА ЛИ
хранится
че р новик
не
законченной
им
статьи
в
1889 г.
под
на­
званием
«Паскаль (стр ан иц а
из
истории
европейского
пр ос ве щ ения )». Автору было
важно
подчеркнуть
вну тр енне е
движение
в
судьбе
Па скал я
от
науки
к
религии,
как
бы
перечащее
всеобщей
устремленности
в
про тив опо ложно м
направлении,
а
также
привлечь
вни ма ние
к
фигуре
французского
учен ого
и
мыслителя,
теряющейся
на
фо не
излишнего
внимания
к
ме нее
достойным
лицам.
Розанов
приходит
к
вывод у,
что
в
истории,
как
и
в
жиз ни,
великое
и
малое
зачастую
рассматриваются
лишь
с
точки
зрения
занимательности
(например,
в
мельчайших
подробностях
рассказы­
ваются
различные
пош лос ти
из
жи зни
Вольтера
или
Д.
Ба йро на).
Поэтому-то
«не
было
достаточно
м алой
сплетни
в
истории
салонов
XVIII века,
на
распутывание
ко­
торой
они
не
положили
бы
своих
ус илий,
а
тихая
жизнь
ученых
отшельников
Порт-
Рояля
едва
вызвала
несколько
л енивы х
похвал»1.
Судя
по
тексту
статьи,
Роз ано в
н аме рен
размышлять
о
Паскале
в
контексте
не­
повторимого
своеобразия
(оно,
по
его
мн ени ю,
остается
совершенно
не
оцененным)
XVII в.
между
предшествующим
и
п осл едующ им
столетиями,
ко торы м
придается
неоправданно
большое
значение.
Особенно
XIX веку,
ко торы й
рассматривается
как
в енец
истории.
На
самом
же
де ле,
иронически
подчеркивает
мыслитель,
пар
и
элек­
тричество
решительно
з атм или
со бою
все
прежде
б ывш ее,
а
че лов ек,
изобретший


502
Б.
Н.
Тарасов
огромные
и
изумительные
машины,
неожиданно
превратился
лишь
в
их
нез на ча­
щий
придаток,
видя
в
э том
почему-то
все
достоинство...
Когда
Розанов
выступал
с
критикой
д уха
и
смысла
Нового
Завета,
П аск аль
до л­
жен
был
казаться
ему
человеком
«лунного света», ярким представителем « тем но г о
лика»
христианства.
Однако
в
опубликованных
им
работах
имя
Па скал я
упоми­
нается
не
в
таком
кон те кст е,
а
в
сопоставлении
р елиг ии
и
науки,
объемного
миро-
видения
и
плос кого
расс удочн ого
позитивизма,
что
отчетливо
заметно
в
опо рны х
пун кта х
незаконченной
работы
о
французском
мыслителе.
В
1891 г.
в
«Московских
Ведомостях»
появляются
важные
для
Розанова
статьи
«Почему мы отказываемся
от
“наследства 60 -70- х
год ов ”?», «В чем главный недостаток “на с ле дс т ва 60 -70- х
г о дов ”?» и ряд других,
в
ко торы х
раск р ыв ается
суженный
ид е йный
горизонт
«ше­
сти де сятн и ков », искусственное сложение и переложение жизни по материальным
п отре бнос тям
как
п рос той
суммы
измеряемых
и
исч исл яем ых
отношений,
непо лно ­
та
знания
о
человеке
при
верности
подробностей
и
отсутствии
в
нем
самых
глав н ых
и
глуб оки х
смысловых
ча ст ей.
Иронизируя
позднее
над
позитивистским
мировоз­
зре нием ,
Розанов
писа л: «А в самом деле,
не
в
эт ом
ли
окончательная
трагическая
мудрость,
ч тобы
сказать
Паскалю
—
“убирайся к черту”
и
посадить
в
“мудрецы”
Гер­
бер та
Спенсера.
—
“Кому сидеть старцем?"
—
Ко му
ис пов е дать,
собирать
грехи.
Советовать?
Давать
душ е
покой?
—
Герберту
Спенсеру,
—
во ет
миллионная
толпа.
Не
заключается
ли
окончательная
муд рос ть
в
то м,
чт обы
ска за ть:
—
Да
бу дет
Герб.
Спенсер!»2
Розанов
не
раз
сокрушается,
что
в
ходе
ис т ории
«глупые» (например,
Спенсер
или
Бокль)
од оле ли
Паскаля,
а
«пошлый Шелгунов с Благосветловым
—
т он кого
Страхова».
Он
язвительно
сравнивает
позитивизм
с
«ослиной мордой», прилагае­
мой
«ко всякой действительности»
и
цар я щей
в
современную
эпоху
во
всем
мир е,
в
рез уль та те
чего
наука,
философия
и
университеты,
под ч ине нные
Дар в ину
и
Че р­
нышевскому,
производят
«щель с тараканами» .
Позитивизм
для
нег о
—
это
гл аз
без
в зг ля да: «Никуда не смотрит.
Некуда
смотреть.
Но
все
видит...
Нет,
“отражает в
себе”,
“фиксирует” .
Одно...
другое...
третье...
де сято е.
Голубо е. ..
черное...
белое
<...>
“Смотрели”
Нь юто н,
Коперник,
Паскаль.
Но
Гербер т
Спенсер
и
Д.
С.
Милль
научи­
ли,
что
“глаз”
е сть
“выпуклая стекловидная масса,
отражающая
в
себе
предметы” ...
—
“Отражающая”
...
Идиот:
да
зачем
т ебе
“отражать” -т о,
когд а
ты
безнадежно
глуп...
Ухмыляется»3.
Пот еря
«паскалевской»
живо й
полн оты
и
сложной
противоречивости
в
вос­
при ят ии
непосредственного
человеческого
существования,
в
осознании
смысл а
его
поя вле ния
на
св ет
пер ед
л ицом
неизбежной
сме рти
является
для
Розанова
несо­
мнен ным
признаком
умственного
оскудения
поколения
60-70- х
г г. : «Понять это
особенное
существо,
и
притом
буду чи
им
самим,
так
плоско
и
бедно,
как
понят
был
человек
людьми
нашего
с та ршего
пок ол е ния,
—
это
е сть
одн о
из
самых
удивитель­
ных
явлений
ис тори и.
Как
будт о
люди
эти
никогда
не
задумывались
ни
над
мыс­
лью
своею,
ни
над
дви жения ми
св оего
с ер дца,
ни,
наконец,
над
св оим
рождением
и
ожидавшею
их
смерт ь ю.
Это
были
д ети,
которые ,
найдя
в
п оле
яблоко,
поняли
тольк о
то,
что
его
можно
съесть:
какие-то
трудолюбивые
муравьи,
кот орые ,
со
все х
сторон
та ща
к
себе
былинки
и
все,
что
облетало
с
прир од ы
и
был о
еще
прекрасно,
знали
только
одно,
что
из
всего
э того
можно
построить
их
муравейник.
Страшная


Розанов
и
Б.
Паскаль
503
бедно ст ь
мысли,
отсутствие
какой
бы
то
ни
б ыло
вдумчивости
—
вот
что
сил ьн ее
всего
поражает
нас
в
это м
поколении,
одн ом
из
самых
жалких
и
скудно
о дар енных
в
истории...
Им
все
ка за лось,
что
они
луч ше
вс ех
других
узнали
челов еч еск ую
приро­
ду,
хот я
в
действительности
они
только
бедн ее
всех
ее
поняли.
Они
в зяли
minimum
человеческих
потребностей
и
по
этом у
minimum’y, с ним сообразуясь,
стали
возво­
ди ть
здание,
к ото рое
для
них
самих
б ыло
бы
тесно
и
узко
(если б им пришлось в нем
пожить
подольше)
и
куда
они
хотели
бы
навеки
заключить
все
человечество»4.
Встречая
XX в.,
Роз ано в
оце ни вал
его
в
дух е
К.
Н.
Лео нт ьева
как
глупое
время
всеобщего
смешения
и
упрощения,
как
наступление
«всемирной скуки»
п ром ыш­
лен ного
направления
умов,
как
умирание
в сех
принципов,
понижение
идеалов,
опошл ен ие
творчества,
узаконение
мещанства
и
противопоставлял
ему
«цветущую
сл ож нос ть»
во
времена
феодализма
и
рыцарства,
абсолютизма
и
ре лиг иоз ных
вой н,
кл ассициз ма
и
ба рок ко.
И
в
таком
противопоставлении
час то
встречается
имя
Па­
скаля
как
знаковой
фигуры.
«Ни Декарт,
ни
К орн ель,
ни
Боссюэт
или
Паскаль
“не
вообразимы”.
Ни
—
Риш елье
или
Мазарини.
Ни
—
Фронда,
Гиз ы,
Колиньи.
Ни
—
гугеноты.
Орет
свои
р ечи
Жорес,
не
замечая,
что
в
нем
два
вершка
росту,
и
ему
отвечает
Клемансо,
радуясь
и
пыжась,
что
в
нем
рост у
2 3/4 вершка .
И
“наш Кон-
дурушкин”
пишет
об
об оих
радостный
отч ет
в
’’Русские Ведомости”»5.
С ож алея
о
живучести
«культа Революции»
во
Франции
XIX века,
потребовавшего
отречения
не
только
от
Людовиков
XVI, XV и XIV, но и от творческой силы этих эпох,
Р оза­
нов
показывает
ее
перерождение
из
Фран ц ии
с
Кондорсе,
Тюрго,
Вольтером,
Руссо,
Дидро,
энциклопедистами,
с
Дантоном,
Сен-Жюстом
и
Робеспьером,
с
гил ьот ин ой
и
марсельезами
во
Францию
буржуазии,
меркантилизма,
банкирских
бирж
и
серой
золо той
середины.
По
его
убеж ден ию ,
Франция
после
королей
и
революции
1789 г.
потеряла
д ушу
и
историю.
«А до смерти Людовика XVI не было века,
полу ве ка
и
даже
цельного
четверть
века,
когд а
бы
не
в спых ивал а
новая
мы сль
и
не
загорал­
ся
но вый
светоч
над
гениальною
и
благор одн ою
с тран ою
Гуго
Капета,
В аль д енсов,
Провансаля,
Раймунда
Тул узс ко го,
Жан ны
д'Арк,
Корн е ля,
Расина,
Мольера,
Порт-
Рояля,
Паскаля...»6.
И
ко гда
Роз ано в
противопоставляет
«здоровому»
и
бесплодному
в
творческом
отношении
современному
состоянию
сознания
«больное»
и
трепетное
восприятие
жиз ни
м инувш их
эпох,
здесь
снова
возникает
фигура
Паскаля.
«Нет,
в едь
хрупко
тольк о
ге ни альн ое.
В
самом
де ле,
наблю дение :
гений
в
здоровьи
своем,
в
на строе ни и
своем,
в
созданиях
своих
дрожит
как
слеза
на
р е снице
Божией;
он
вечно
между
“есть”
и
“нет”.
Паск аль
и
Нь ютон
были
вечно
бол ь ны;
Собакевич
был
постоянно
з до ров.
И
в
творчестве
их
есть,
правда,
что-то
дрожащее:
тусклое
вп е чатлен ьи це,
которое
никого
бы
не
трон уло,
гения
заста вл яет
извергать
сн опы
хар ак терн о
нового
тв ор че­
ства.
Попробуйте
вы
изменить
Собакевича.
До
революции
и
п осле
революции
он
ел
бы
все
одного
и
того
же
осет р а:
до
революции
с
хвоста,
п осле
революции
—
с
го ловы.
Он
живу ч
как
бацилла,
—
или,
пожалуй,
как
живуче
и
устойчиво
все
с ере н ькое»7.
Контекст
паск ал евск их
размышлений
возникает
и
тогда,
когда,
например,
в
ста­
тье
«Декаденты»
Розанов,
рассуждая
о
Ф.
Ницш е
и
Г.
Мопа сс ан е,
предсказывает
нигилистические
п осл ед ствия
рассмотренного
французским
фил осо фом
ку льта
ч елов еч ес кого
«Я»: «На этом новом в своем роде nisus Formativs’e человеческой
куль туры
мы
должны
ожидать
увидеть
в елик ие
странности,
ве лик ое
уродство,
быть
может,
вел ик ие
бедствия
и
оп ас но с ти»8. Или когда он,
анализируя
современную
мо­
дификацию
акцентированной
Паск алем
категории
“счастья”,
пишет
о
то м,
что
сча­
ст ье
и
довольство,
провозглашенные
утилитаризмом
как
цель
жизни,
оскотинивают


504
Б.
Н.
Та расов
че лов ека.
В
письме
к
К.
Н.
Лео нт ьеву
Ро з анов
п од черки в а ет: «В одном месте,
где -то
Вы
ска зали : “Самое лучшее в добром деле
—
это
то,
что
оно
остается
неи звест н о”;
у
Вас
лучше
это
сказано,
изящнее.
Я
чуть
не
заплакал,
прочитав
эти
слова:
в
них
со знан
центр
душевного
це лому дри я,
самое
лучшее,
дра гоце н ное,
к
чему
мы
с по­
собны.
Мы,
пиш ущ ие,
вечно
оскверняем
этот
центр.
По это му
ест ь
нечто
развратное
в
писа тел ь ст ве;
я
это
вечно
чувствую,
и
к огда
вижу
свои
мысли
напе ча т анным и,
у
меня
пробуждается
чувство
мучительного
неудовлетворения»9.
В
представлении
Розанова
Паскаль,
бе зус ловн о,
принадлежал
к
лучшим
людям
с
предельно
о соз нан­
ным
центр о м
душевного
ц ел омудри я.
И
когда
он
думает
об
ос обо
одаренных
лично­
ст ях,
способных
видет ь ,
чувствовать
и
осознавать
жиз нь
не
только
в
утилитарных,
прагматических
и
ра цио нал ьных
ка те гори ях,
то,
конечно
же,
в
первую
оче ред ь
всп о­
минает
французского
мыс ли те ля : «Чувство Бога есть самое трансцендентное в че­
л ов еке,
наиболее
от
него
да лек ое,
труднее
вс его
дос яга ем ое:
только
самые
богатые,
мощны е
души,
и
лишь
че рез
ис пыт а ния,
горести,
страдания,
и
более
в сего
чере з
гре х,
часто
под
с та рость
только
лет ,
досягают
этих
высот,
—
чуточку
и
л ишь
краем
своего
развития,
одною
веточкой,
касаются
“мирам иным”; прочие лишь посредственно
—
при
условии
чи с тоты
душевной
—
досягают
второй
зон ы:
это
—
Церковь.
К осну в­
шиеся
“мирам иным”,
от цы
ми ра
христианского
—
оставили
слова
об
э том
касании;
они
сложились
в
обряд,
рит уал,
требования;
выросли
как
о быч ай,
как
учреждения;
окр еп
канон,
создалась
литургия;
пос трое н
х рам.
Создалась
масса
материальной
святыни,
уловимой
фо рм ами
времени
и
пространства,
и
здесь
почил
Свет
Божий,
как
праведник
почивает
в
своих
мощах.
Касание
сюда
уже
для
всякого
доступно;
это
—
ср едство
спасения,
в сем
пре длож ен но е.
Да
не
касаются
же
руки
человеческие
эт ой
высочайшей
святыни
всего
человече­
ства.
Что-нибудь
п око леба ть
здесь ,
сместить,
усилиться
поправить,
даже
ул учш ить
(без знания “м и ров
иных”) —
боле е
п рес тупн о,
б олее
ужа сн о,
чем
выз ват ь
крово­
пролитнейшую
войну,
заключить
позорнейший
мир ,
предательством
отд ать
про­
винции
врагу.
В вести
неудачную
п рогра мму
в
семинариях,
удалить
чин
дьяконский
из
богослужения
—
хуже,
чем
неудачно
воевать
под
Севастополем,
чем
заключить
Парижский
трактат
и
да же
чем
“восстановить Польшу” .
Ох,
уж
эти
починщики
таинственной
и
жив ой
ист о ри и!»10.
Так
или
иначе
Розанов
сам
принадлежал
порою
к
починщикам
жив ой
истории,
я вл яясь
тем
не
менее
ее
ярким
выразителем,
сохранявшим
в
своей
душе
касание
«миров иных»
и
никогда
не
перестававшим
ценить
значение
этого
к асани я
в
твор­
честве
Паскаля.
1 РГАЛИ .
Ф. 412. Ед.
хр. 42.
2 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Когда
начальство
ушло...
М ., 1997. С. 297.
3 Тамже.
С . 376-377.
4 Онже.
Соч.
М ., 1990. С.
140-141.
5 Онже.
Когда
начальство
ушло...
С. 249.
6 Онже.
С обр.
со ч.
Мимолетное.
М., 1994. С. 376.
7 Онже.
Когда
начальство
ушло...
С.
12.
8 Онже.
Д екаде нты.
СПб., 1994. С. 23.
9 Онже.
Собр.
соч.
Литературные
изгнанники.
М ., 2001. С. 401.
10 Тамже.
С . 252-253.


Ю.
И.
Архипов
(Москва)
Германские
впечатления
Розанова
Слово
«впечатление»
—
к люче вое
применительно
к
Розанову.
Один
из
участ­
ни ков
к о нфер енции
назвал
свой
доклад
«Философский импрессионизм»
Роза­
нова.
Казалось
бы,
неподъемные
понятийные
блоки
с
окончаниями
на
«изм»
или
«София»
слишком
неуклюжи,
чтоб ы
сколько-нибудь
впопад
приладить
их
к
так ой
изменчивой,
переливчатой
плазме,
как
сознание
Розанова.
Ведь
после
Пу шк ина
у
нас
не
бы ло
в т орого
та кого
Пр оте я.
Тем
не
менее ,
указатель
направления,
думается,
поставлен
тут
верный.
Розанов,
собственно
—
если
отвлечься
от
несколько
особня­
ком
ст ояще го
дебюта
—
во
всю
последующую
жи знь
ни
о
чем
ином
не
пис ал,
как
именно
о
своих
впе ча тл е ниях.
В
такой
степени
подверженных
его
настроениям,
что
мышлению,
педантично
выве ре нно му
логикой,
трудно
бывает
свести
концы
с
кон­
цами,
когд а
оно
со при касает ся
со
спонтанной
с т ихией
п ись ма.
Однако
же
изда лека,
en gros глядя,
нащупываешь
и
константы
—
всегда,
впрочем,
слишком
противоречи­
вые,
сложные,
чтобы
запросто
н аниз ать
их
на
как о й-л ибо
незыблемый
«изм» .
Сказанное
справедливо
и
по
отношению
к
германским
впечатлениям
Розано­
ва.
Они
вбирают
в
себя
рецепцию
как
п рочи та нн ого,
так
и
увиденного
—
сн ачала
в
немецкой
среде
Прибалтики,
затем
непосредственно
в
Вене,
Берлине,
Мюнхене,
Франкфурте,
Дрездене.
Известная
к нига
путевых
очерков
Ро зан ова
«Итальянские
впечатления»
завершается
гла вой
«По Германии».
Есть
у
н его
и
отдельный
очерк
1910 г.
«В домике Гёте»
—
нав еянны й
посещением
родн ого
род ит ельс ког о
до ма
о лим пийца
во
Франкфурте-на-Майне.
Однако
и
в
ц елом
Германия,
немецкая
культура
—
постоянный
фон
всех
раз ­
думий
Розанова
на
протяжении
всей
его
жизни.
Ни
об
одн ом
на роде
в
Европе
не
размышляет
он
с только ,
сколько
о
нем цах ,
—
кроме,
раз уме етс я,
русск их
и
е врее в.
Это
и
есть
три ,
по
Розанову,
судьбоносных
на ро да,
более
др угих
определяющие
ход
новейшей
истории.
В
таком
взгляде
на
них
ск аз алась
очевидная
прозорливость
пи са теля:
ве дь
узло­
в ые,
ре ша ющие
для
XX в.
события
определили,
как
известно,
две
революции
—
ле­
вая
в
России,
в
ко торо й
неразрывно
сл ил ись
воедино
русский
хилиазм
с
хилиазмом
еврейским,
в
к от орой
русский
безбрежный
б унт
был
вобран
в
железные
рамки
н еу­
коснительного
рационализма
(покрывшего огромную страну колючей сетью ГУЛА­
Г а), и правая,
нацио нал исти ческ ая
революция
в
Герман ии.
«Брел наугад,
ни чего
не
искал,
ничего
мне
не
бы ло
нужно»1 —
э тот
реф рен
и
тон
путевых
заметок
Розанова,
конечно,
лукавый.
Такая
зоркость
не
дается
нич его
не
ищущему,
равнодушному
взору.
Но
его
пристальное
всматривание
в
чужую,
не­
мецк ую
жи знь
рождено
не
одним
любопытством
путешественника.
Глав н ая- то
дум а
Розанова
всегда
—
о
России.
Гла вны й
его
интерес
за
рубе жом
—
сопоставление
со
своим,
родным
и
привычным.
И
тут
уж
Ро з анов
всегда
равен
себе,
то
есть
не
сводим


506
Ю.
И.
А рхип ов
ни
к
какому
единому
выводу.
То
—
куды
уж
нам,
сиволапым,
до
них,
у
них
вон
и
улицы
мо щеные,
и
п олы
ме т еные,
и
вообще
всякие
Бисмарки
с
Моммзенами.
То
тупы
и
скучны
они
против
на с,
таких
всегда
—
при
вс ем
лукавстве
натуры
—
ярко
та­
лантливых.
То
«никогда я так внутренно не плакал над несчастным русским харак ­
тером,
как
здесь,
сре ди
этого
довольства
и
благоустройства»2.
То
«нигде я так ярко
не
чувствовал,
до
чего,
при
всем
безобразии,
русские
—
духовнее,
талантливее,
да же
ис торич ес ки
как-то
развитее
и
зрелее
добрых
своих
соседей-буршей»3.
Один
и
тот
же
мюнхенский
собор
предстает
ему
то
как
«казарма Сатаны», то как шедевр стиля,
от
которого
«душа моя стонала и ликовала»4. То раз д р ажает е го «уж ас но
надоевшее
ихнее
п ой ло»5, то восхищает чистота и приветливый уют услужливых рестораций.
И
так
во
все м,
и
в
облас ти
культурной,
духовной
тоже.
То
—
ах,
Кант,
то
«этот
уродец
Кант».
И
самый
протестантизм
их
в
глазах
Розанова
—
то
простоватый, «му­
жи цк ий », то разумный и здравый.
То
выс о ча йшие
научные
авторитеты
о ни,
и
нам
бы
дружить
с
ни ми
да
бра ть
с
них
пример,
то
—
дураки
дураками
и
что
же
нам
с
ними
делать,
как
не
закидывать
шапками.
Мир
перед
глазами
Розанова
верт ит ся
как
ртут­
ный
шарик,
непрерывно
являясь
ему
ра з ными
с торон ам и.
Как
бы
там
ни
было,
но
частотность
у по мин ания
немецких
имен
в
текстах
Роза­
но ва
намного
превосходит
частотность
у пом ина ний
всех
других
народов.
Раз ве
что
Шекспир
мелькает
в
его
сочинениях
так
же
часто,
как
Шиллер,
Гегель
или
Шопен­
гауэр
с
Ницше.
Но
лидеры
—
не
они.
Десятки
немецких
им ен
упоминаются
сот ни
ра з.
Ча ще
всех
—
Лютер,
Г ёте
и
Кант.
Соответственно
—
122, 109 и 83
р аза.
За
ними
сл едую т
Шиллер
(67), Ницше (63) и Гегель (52) (подсчитано по вышедшим из пе­
ч ати
томам
Собрания
сочинений
Розанова
под
редакций
А.
Н.
Нико л юкин а).
До­
статочно
часто
упо мина ют ся
также
Шоп е нг ауэр,
Гейне,
Ше л линг,
Бисмарк,
кайзер
Вильгельм.
Дв ое
последних
—
в
св язи
с
тем,
что
Ро з анов
в
одном
из
так
и
названных
эссе
пророчит
Г ер мании
роль
«гегемона Европы».
В
какой-то
момент
истории
чуть
был о
не
оправдалось
—
хо тя
вовсе
не
так,
как
пред ст авля ло сь
п ророку,
к оторы й
у тве рждал ,
что
владычество
немцев
бу дет
для
других
на родов
необременительным,
безо бидным.
Расходится
Розанов
с
местными
авторитетами
и
в
оценке
этнической
психограммы.
Ему
не мцы
—
в
о тлич ие
от
русских
—
представляются
«самым не не­
рвическим»
народом
Европы.
В
связи
с
эт им
вспоминается,
к
примеру,
Ге ссе,
кото­
рый
—
в
статье
о
Достоевском
—
утверждал
прямо
противоположное:
что
у
немцев
сам ые
плохие
нервы
в
Европе,
правда
приз на ва л,
что
еще
хуж е
нервы
у
рус ск их.
Вообще
наблюдения
Розанова
в
основном
уличные,
чт о,
видимо,
соответствует
его
представлению
о
том ,
что
«пыль важнее звезд» .
В
то
же
время
стоит
пожалеть
о
то м,
что
«звездный»
с лой
немецкого
культурного
общества
остался
ему
н еведо м.
А
вед ь
знакомство
с
одн ой
из
мегазвезд
немецкой
культуры
того
времени
б ыло
так
возможно:
как
известно,
на
ра боту
в
«Новое Время»
просился
интересовавшийся
Розановым
и
собиравшийся
его
переводить
Райнер
Мария
Рильке;
и
е сли
б
ведал
Суворин,
каку ю
совершает
промашку,
отказывая
в
это й
прос ьбе
ведущему
европей­
ско му
поэту
XX в.!
Выделенная
Розановым
триада
в
немецкой
культуре
словно
иллюстрирует
основополагающее
положение
ге геле вс кой
диалектики.
Тезис
—
простонародный
и
п ростов а тый
Лютер;
антитезис
—
высокоумный,
но
отрешенный
от
жи зни
ка бин ет­
ный
затворник
Кант;
синтез
—
Гёт е.
Причем
синтез
абсолютный,
равно
значимый
для
всего
человечества.
Гёте
в
глазах
Розанова
—
несомненная
вершина
миро в ой
л ите рат уры.
Сам
Розанов
пишет
об
эт ом
т ак : «Можно Лютера “ не
уважать”: он был
с лишк ом
очевидно
негениален.


Ге рм ански е
впечатления
Розанова
507
Можно
“пренебречь”
Кантом:
что-то
длинное,
сухое,
своеобразное,
узкое,
ис­
ключи тельн ое .
Если
и
“гений”,
то
“урод”.
Но
Гёте?
Вся кая
критика
остановится,
и
не
найдется
для
него
“презрительного
Терсида”,
который
бы
оха ял,
злобствуя
и
плюясь.
Гё те
—
гармония.
Гёт е
—
разум.
Гёт е
—
мудрость.
В ыше
всего
в
нем,
—
что
он
вес ь
гармоничен,
развит равносторонне
в
разные
с то­
ро н ы...
Что
он
ест ь
цветок,
у
которо го
не
недостает
ни
одного
лепе стк а.
Вот
эта
жи­
вая
органиче ская
его
цельность,
полнота
способностей
и
направлений
в
нем
и
есть
самая
главная,
ему
исключительно
присущая...
Мил ьто н
был
правдолюбец
и
поэт,
Шек сп ир
—
вел ик ий
сер дцев ед,
поэ т
и
живо-
писатель
нра в ов,
Пушкин
—
“эхо”
всех
звуков,
красок
и
цветов,
Толстой
—
живопи-
сател ь
людей
и
вечно
че го- то
ищущий
и
ненаходящий,
—
но
Гё те ...
Одним
уже
спокойствием
ума
своего
он
как
бы
подн ялс я
над
в семи
ими»6.
Сам-то
Г ёте,
помнится,
выше
вс ех
писателей
мир а
ставил
Шекспира.
Розанов,
увлекаясь,
оспаривает
эту
точку
зрения.
Оспар ив ает
эмоционально,
не
сл ишк ом
усердствуя
в
логи к е,
ве дь
его
мышление
—
по
преимуществу
—
«художественное».
Ну,
вот
так
ем у,
импрессионисту,
в
данный
момент
пом с тилос ь.
«Выньте “Г ёте”
из
“Германии,”
—
пише т
он,
—
одного
чело века
из
целой
стр аны.
—
И
она
вдруг
потеря­
ет
значительную
часть
своего
с иян ия.
Дело
в
том,
что
ок оло
Шекспира
Англия
име­
ла
еще
несколько
таких
же
колоссальных
личностей,
с
гением
равным,
с
натурою
столь
же
неутомимою,
пылкою,
творческою,
низвергающею
миры
и
со зидаю щею
из
себ я
миры:
Бэ кона ,
Мильтона,
Бай рона ...
“Личность”
английского
народа
поэтому
не
укоротилась
бы
и
не
сузилась
бы
из -за
отсутствия
Шекспира.
Совсем
на прот ив
—
Гер мания .
Все
ее
раз ви тие
б ыло
несравненно
уже
и
беднее,
чем
английской
нации.
В
волевом
отношении
она
выдвинула,
правда,
двух
к олос сов
—
Лютера
и
Бисмарка;
но
второй
был
“правительственное лицо”,
а
пер вый
был
реформатор
ве ры,
—
и
как
одно,
так
и
другое
слишком
сп ец иаль но
и
не
да ет
из
себя
сияния
на
целую
культуру.
Не
говоря
ничего
об
уме
и
гении
общества
и
п ле ме ни»7.
Не
только
какой-нибудь
педант,
но
и
просто
л юбой
здравомыслящий
знаток
вопроса
ска жет,
что
Розановым
н агор оже но
здесь
много
чепухи.
А
уж
какой-нибудь,
по
его
с ло ву , «Терсид»
и
вовсе
отметит,
что
в
голов е
у
автора
к аша.
Во- пе рв ых,
мог
бы
упомянуть
среди
англичан
еще
Свифта,
Стерна,
Блейка,
Донна,
Диккенса,
к отор ые
ничем
не
уступают
упо мя ну тым
Мильтону
и
Байро­
ну,
—
и
все
равно
никого
из
них
невозможно
признать
гением, «равным»
Шекспиру.
Во-вторых,
при
чем
здесь
Бэкон?
Те
же
Кант,
Ше ллинг ,
Гегель
уж
ник ак
не
менее
«сиятельны»
в
мировой
культуре.
А
Шил ле р,
Гельдерлин,
Кле й ст,
Гофман
значат
не
мен ее
Байрона.
И
откуда
вд руг
врываются
в
это т
набор
и мен
Лю тер
с
Би см ар­
ко м?
В
чем
смысл
таких
«отсебятинных»
сопоставлений?
А
смысл
их,
как
у
всяко­
го
художн и ка ,
в
глубине
и
страстности
переживаний.
Пренебрегающих
иной
раз
и
очевидным
—
рад и
своей
правды
данной
минуты.
Ро з анов
то
ли
не
зна ет,
то
ли
не
пом нит ,
то
ли
отказывается
приним а ть
в
расчет,
например,
что,
по
мень ш ей
мере,
че тве рть
написанного
Г ёте
давно
и
безнадежно
увя ло,
а,
с кажем,
у
Пуш к ина
каждая
с трочк а
по-прежнему
свежа
и
нетленна.
Или
что
мы
имели
бы
от
Гёт е,
ес ли
бы
он
оставил
сей
мир ,
как
Пушкин,
в
тридцать
с емь
лет?
Тоненький
сборник
ли рик и,
«Геца»
и
«Вертера» .
И
котировался
бы
он
сейчас
ник ак
не
в ыше,
положим,
Кл ей ста
или
Бюхнера.
Розанову
и
Гёте,
и
Пушкин
нуж ны
л ишь
для
того,
чтобы
спонтанно
и


508
Ю.
И.
Ар хип ов
страстно
«вышептать»
миру,
как
гов ори л
о
нем
Андрей
Белый,
св ою
сокровенную
мысль.
Экая
важность,
точн ы
ли
примеры.
Сопоставление
Гёте
с
Пушкиным
—
как
всегда
стремительное,
б е гл ое, «импрессионистическое»
—
выглядит
у
нег о
та к:
«Пушкинв “Отрывке
из
Фауста”
как
бы
дал
“суть всего”. ..
Но
вышло
именно
тольк о
“как бы”... “Суть” “ Фа ус т а”
именно
в
под робн ост ях,
в
тенях,
в
переливах,
в
нежности,
деликатности;
эта
с уть
в
“нерешительности”.
И
кто
“решительно”
извлек
“зерно всего”,
тот
и
разрушил
“суть”
э того
единственного
в
мировой
литературе
про изв ед е ния... »8
Трудно
увидеть
в
э том
пассаже
сколько-нибудь
оправданный
упрек
Пу шки ну.
Зато
непререкаемо
высказанное
в
нем
наз ид ание
вылущивателям
смыслов
—
ак аде­
мическим
литературоведам.
О
чем
бы
ни
писал
Розанов,
он
пишет
только
о
своих
впечатлениях,
о
себе.
Стро­
ить
поэтому
на
нем
сво е
мировоззрение
значит
отрекаться
от
себя.
Но
учиться
у
нег о
ли чн ому
переживанию
ми ров ой
культуры
не
только
можно,
но
русскому
человеку
совершенно
необходимо.
Чтобы
не
потерять
себя ,
сво ю
русскость
в
наседающем
со
всех
сторон
абстрактном
глоб ализ м е.
Гер мани я
Роз анов а
—
это
его
Германия,
Гёт е
—
его
Гёт е.
Вот
что
ему,
именно
е му,
важнее
всего
в
Веймарском
олимпийце:
«“Церкви европейские”
в
том
от но шении
м огут
“точить зуб”
на
Гёте,
что
е сли
бы
п орока ми
и
злоупотреблениями
своего
духовенства
они
окончательно
отшатнули
от
себя
людей,
то
для
этих
последних
мир
Гё те
представил
бы
что-то
вро де
еди нст вен ­
ной
религии,
куд а
переход
был
бы
невозможен...
Вот
это
отсутствие
отчаяния,
от
которого
спасает
Гёте,
—
и
е сть
пр ич ина
ненавид ен ия
его
ортодоксами,
желавшими
бы
поставить
человечество
перед
выбором:
-
Или
мы,
неч е са ные,
пьяные,
с
насекомыми...
-
Или
—
отчаяние,
тьма,
пропасть.
Гё те
дал
мост ик
“между”. . .»9
Всякий
заметит,
как
м ало
тут
сказано
о
Гёте.
И
как
много
—
о
самом
Розанове.
Это
он
всю
жизнь
иск ал
мостик
«между» .
И
в
Германии
тоже.
1 Розанов В.
В.
Собр .
соч.
Среди
художников.
М., 1994. С.
130.
2 Там же.
С.
153.
3 Там же.
4 Там же.
С.
130.
5 Тамже.
С.
129-130.
6 Розанов В .
В.
Собр .
соч.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С. 449-450.
7 Там же.
С . 44 8-449.
8 Тамже.
С. 450.
9 Там же.
С. 452.


В.
В.
Кравченко
(Москва)
Р оза нов
о
филос офс ко м
творчестве
женщин
(о М.
В.
Безобразовой)
В
своих
философских
и
публицистических
ра бота х
Розанов
уделял
специаль­
ное
внимание
философскому
творчеству
женщин.
Он
высказывал
дов ольно
же ст­
кие
суждения,
но
уже
сам
ф акт
его
обращения
к
этой
проблеме
в
России
того
вр е­
мени,
к огда
же нщ ины
только
добились
возможности
п олуча ть
высш ее
образование,
факт
знаменательный.
Исследуя
психофизиологический
и
религиозно-философский
аспекты
п робле ­
мы
пол а,
Роз ан ов
явн о
находится
под
определенным
вл иян ием
идей
Вл.
С.
Соло­
вьёва
о
восходящей
и
нисходящей
составляющих
человеческой
люб ви
(из знамени­
той
статьи
«Смысл любви»), а также о Вечно -Ж е нс тве нно й
с торон е
божественного
единства.
Ро з анов
предельно
упрощает
христианско-онтологическую
проблему
Бога
и
оп ирает ся
на
апок р ифич еск ое
поним ани е
происхождения
человека.
Бог
един,
но
он
из нач ал ьно
дв уп ол,
с
точки
зрения
философа,
потому,
замечает
он,
ев­
реи
обр аща ютс я
к
богу
во
множественном
числе
(«Эло-г им», а не «Эл о- ах»). «Пора
оставлять
эту
навеянную
нам
богословским
недомыслием
ошибку», —
убеж ден
он.
«Два Бога
—
м ужск ая
сторона
Его ,
и
с т орона
—
женская.
Эта
последняя
ест ь
та
“Веч ­
ная
Женственность”,
мировая
женст венно сть »1.
И
л юдей
создал
Бог
одновременно
двоих
—
п ерв ого
му жч ину
и
первую
женщину.
Роз ано в
обращается
к
том у
месту
в
«Смысле любви»
Сол овьё в а,
где
тот
цитир у­
ет
Священное
Писание:«Вдень,
когда
Бог
сотворил
человека,
по
образу
Божию
со­
творил
его ,
му жа
и
жену
сотворил
и х», «Как Бог относится к своему творению,
как
Христос
от но сится
к
своей
Церкви,
так
муж
должен
относиться
к
ж ен е»2.
Розанов
также
считает,
что
Бог
создал
представителей
обои х
п олов
сразу,
одновременно,
от­
разив
таким
обра зо м
две
с тор оны
своего
собственного
единства.
Розанов
трансформирует
соловьёвское
представление
о
в ос ходяще й
жен ск ой
и
нисходящей
мужской
составляющих
человеческой
люб ви
в
лучших
традициях
позитивизма.
Он
создает
не кую
шкалу
«восходящих и нисходящих величин»
силы
и
напряжения
пол а
(см. ,
например,
в
«Людях лунного света»
подглавку
«Пол как
прогрессия
восходящих
и
нисходящих
величин»)3.
Наг ляд но
представляет
ее
как
ряд
натуральных
чисел
в
части
уменьшения
по ло жит ель ных
величин,
прохож д ен ия
ч ерез
0 и дальнейшего уменьшения величин отрицательных.
Фактически
Розанов
намеревался
измерить
не кую
общую
для
п олов
«силу полового напряжения», о ко ­
тор ой
можно
сказать
только
то,
что
у
разных
людей
она
разная.
Розанов
заземляет
образы
«Творца мира»
и
«Вечной Женственности»
в
противоположности
че л овеческ их
полов.
Изучая
срез
пола ,
он
пытался
в есь
историко-культурный
п ро цесс
раскрыть
и
объяснить
через
по лов ую
сферу.
По-


510
В.
В.
Кравченко
ляр изу я
два
пола,
она
останавливается
на
хара ктерн ы х
чертах
«типичного самца»
и
«типичной самки».
У
русского
философа
проявляется
столь
распространенный
на
рубе же
XIX и
XX вв.
«комплекс», навеянный фрейдизмом и физиологизмом,
—
рассмотрение
не­
исследованных
явлений
сквозь
призму
па тологи й,
а
затем
перенесение
подобных
рас суж ден ий
в
сферу
с оц иа льных
и
историко-культурных
процессов.
Розанов
ищет
в
иссл еду емо м
феномене
болезненные
признаки,
про из вол ьно
у стан авливает
нор­
мы
т ам,
где
нормирование
едва
ли
возможно,
и
в
таких
единицах
измерения,
ко­
торые
сами
нуж да ются
в
дополнительном
обосновании.
(Так,
в
этот
же
период
Ч.
Лом брозо
рассматривал
п ро яв ление
творческих
способностей
как
вид
душевного
заболевания4).
Постановка
п робле мы
по ла
в
ра боте
Розанова
«Люди лунного света»
во
многом
апеллирует
к
работе
О.
Ве йнинг е ра
«Пол и характер». Розанов использует идею Вей-
н ин гера
о
многообразии
пр оя в лений
пол а,
о
некоем
промежутке
между
абсолютны­
ми
значениями
полов,
на
кото ром
реально
с ущес тв уют
только
д р обные
величины.
Однако
розановское
введение
шкалы
полового
«напряжения», его представление о
«нормальных»
мужчинах
и
женщинах,
наряду
с
«содомитами» (с противополож­
ной
половой
направленностью)
и
«урнингами» (с нулевым половым напряжением),
на
сам ом
де ле
рез ко
расходится
с
воззрениями
Вейнингера.
Австрийский
философ
в
действительности
вообще
отрицает
существование
в
реальности
«нормальных»
стопроцентных
мужчин
и
женщин,
подчеркивая
пос т оя нное
«осциллирование», ко ­
лебание
пола
в
реальной
человеческой
лич нос ти,
отстаивая
пр инцип
п оло вых
«про­
межуточных
форм».
При
э том
он
высказывает
мысль,
что
«идеальная женщина»,
как
воплощение
«абсолютного женского начала», есть неограниченная,
неоформ­
лен ная ,
неинд ивид у али зи ро ванная
сущность.
В
отличие
от
мужчины,
она
—
не
«мо­
нада»,и «она
претворяется
в
действительность
потому,
что
женщ ина
является
пред­
ставительницей
п олного
ничто
материи,
которая
всячески
и
непрестанно
стремится
привести
себя
в
св язь
с
формой»5.
От сюда ,
по
Вейнингеру,
творчество
женщин
воз­
можно
постольку,
поскольку
мужской
элемент
наличествует
в
женском
существе
и
всегда
«наиболее высоко стоящая женщина все же стоит бесконечно ниже самого
н из кого
из
мужч ин »6.
Розанов,
с
легким
презрением
констатируя
очевидную
«содомию»
Вейнингера,
всю
его
книгу
расценивал
как
«антиженскую»: «Ревнование (му ж чин)
к
женщинам
заставило
его
ненавидеть
“соперниц”.
С
тем
вместе
он
п олон
глуб оча йше й
нрав­
ственной
тоски:
и
в
ней
раскрыл
г лубок ую
нравственность
женщин,
—
которую
в
ревности
отрицает»7.
Действительно
замечательным
у
Розанова
является
тот
факт,
что
он
вид ит
пол
не
как
«постоянную величину», «цельную единицу», а как « в еч но
текущий»
п ок аза­
тель,
включающий
и
«дроби»
ве лич ин
д ругого
пола.
Розанов
говорит
о
многознач­
ности
про яв ле ний
пол а
и
очевидных
пересечениях
и
взаимодействиях
п олов
в
от­
дельном
человеке.
Как
за мет ил
Розанов
(а в наши дни доказали физиологи и генетики), в человеке
заложена
естественная
половая
двойственность,
при
кот орой
оди н
из
п олов
суще­
ствует
в
явной
форме,
а
др угой
—
в
ск р ытом
виде.
В
уранидах
Розанова
(кроме яв­
ных
п ат олог ий)
наблюдается
равновесие
п олов
в
одной
личности
(устойчивое или
не т,
но
природное,
врожденное).
Это
исключительное
природное
явление
отражает
на
уровне
физиологии
пр инципиа ль ну ю
черту
особых
человеческих
состояний
—
снятие
стихии
пола,
беспо ло сть ,
с ам одос таточ ност ь.


Р оз анов
о
философском
тво р чес тве
ж енщин
(о М.
В.
Б ез образ овой)
511
Не
вызывает
с омне ний
в
р ассужд ени ях
Розанова
то,
что
ест ь
некая
«мера пола»,
кото рая
относительно
своей
противоположности
может
быть
определена
в
харак­
терн ых
чертах.
Эти
черты,
п ра вда,
исторически
изменчивы
(Розанов исходит из
незыблемости
половой
«нормы»), они могут распространяться как на отдельные
личности,
так
и
на
це лые
народы
(Розанов говорит,
например,
о
«женственности»
евреев)
или
даже
целые
культурные
эпохи.
Так,
вся
европейская
христианская
куль­
тура,
по
Розанову,
к ажет ся
озаренной
светом
«вечной женственности», но он видит
на
ней
отпечаток
б есп оло сти
иночества.
Сущность
христианства,
по
Роза н ову,
вы­
ражена
в
монашестве,
схимничестве,
намеренном
отказе
от
п олов ой
жизни,
превоз­
несении
«чистоты»
и
не по рочн ости .
Ро зан ов
видит
в
э том
е два
ли
не
античеловеч­
ность.
Но
тут
же
отмечает,
что
все
высшие
д ост ижения
человеческой
цивил иза ции
бы ли
свя заны
с
самоотрицанием
по ла,
с
людьми,
кото рых
он
называет
«духовными
содомитами»(«муже-девами»
или
«дево - му жа ми») и «урн ин га ми» (у которых по­
лов ое
притяжение
остается
«на нуле»).
Розанов
не
р азде ляет
увлечений
других
русских
философов
(Н.
А.
Бердяева,
Б.
П.
Вышеславцева
и
др .)
идеями
бисексуальности,
андрогинизма.
Целью
н ор­
м аль ного
человека,
по
Розанову,
является
неукоснительное
следование
изначаль­
ному
призванию
своего
пола.
Женщина,
по
глу бок ому
убеждению
Розанова,
в
пер­
вую
очере дь
«самка», «жена», ее насущная историческая задача
—
возвратить
семье
св ет
и
святость,
обратить
семью
в
храм,
как
это
бы ло
у
д ре вних
израильтян.
Имен­
но
усилиями
женщины,
считал
русский
фил ос оф,
необходимо
«переработать нашу
цивилизацию,
приблизить
ее
к
своему
т ипу »8. «Отклонения пола»
из
женской
«са -
мочности»
в
мужскую,
пр оя влен ие
«мужского в женском»
яв ляетс я,
по
его
мнению,
источником
вл ечен ия
же нщин
не
к
противоположному
полу,
а
к
политике,
нау ке
и
ф ило с офии.
Ита к,
именно
из
невозможности
осуществления
пол ов ого
чувства
к
своему
же
полу
Ро з анов
выв од ил
исток
женской
тяги
к
фил осо фии . «Слезы,
тоска,
мечты.
Гр е­
зы.
Стихи,
много
стихов.
Философия,
—
длинная
философия!
Кстати,
и
некоторое
призвание
к
н е й . “Вахмистр в юбке”
усваи вае т
легко
и
Ма ркс а,
и
Куно-Фишера,
—
и
вообще
умственно,
духо вно,
иде йно ,
словесно,
рабо че
ку да
выш е
“слабого пола”»9.
Розанов
подчеркивал
принципиальную
неспособность
женщин
к
уч ению,
нау­
ке,
творчеству.
Д аже
появление
Высших
женск их
курсов,
как
и
все
образователь­
ное
движение
женщ ин
он
объяснял
не
ис тин ным
стремлением
к
учебе,
а
все
тем
же
«рефлексом покорности»
женщ ины
в
условиях,
когд а
мужчина,
не
сохранив
«коренных черт своей природы», бездумно « о тдал
же нщ ине
сво е
прав о;
и
она
была
так
робка,
так
зас тен чи в а,...
что
не
о смел илас ь
выго во рит ь
простое: “это
—
не
мое
п рав о ”»10.
Не
обвиняя
женщин,
как
это
делал
Л.
Н.
Толс той ,
Розанов
пытался
«повернуть»
женский
вопрос
в
религиозное
русло,
проло же нное
Вл.
Соловьевым.
Отмечая
рез­
кое
сн иже ние
значения
по ла
в
современной
культ уре,
он
объяснял
это
одн обо ким
развитием
европейской,
а
за
ней
и
рус с кой
к ультуры .
С
о бес п окое нн остью
он
писал:
«Культура наша,
цивилизация,
под ч иняя сь
мужским
инстинктам,
пошла
по
укло­
ну
специ фич еск и
мужских
путей
—
высокого
развития
“гражданства”,
воспитания
“ума”,
с
забвением
и
пренебрежением
как
незначущего
или
ни зк ого
“удовольствия”
все го
полового,
т.
е.
самых
родников,
источников
с ем ьи ...»11.
Поразительно,
что
Розанов
в
его
несколько
отталкивающих
своим
физ иол огиз -
мом
расс ужд ения х
о
проявлении
женского
в
мужском
и
мужского
в
женском
приво ­
дит
к
ряду
бесспорно
верных
наблюдений.


512
В.
В.
Кравченко
Для
становления
под ли нн ого
женского
творчества
должно
быть
действительно
просвещенное
общество,
и
то гда
из
э того
творчества
уйд ут
изли ш няя
сентименталь­
ность,
романтизм
и
мистицизм,
как
отражение,
в
первую
очередь,
внутренней
траге­
дии
нереализованности
или
в
творческой,
или
в
по лов ой
сфере.
Речь
не
идет
о
соз ­
дании
каких-то
особых
условий
для
женщин,
а
о
п рин ципиаль но
иных
основаниях
функционирования
культ уры ,
когда
буд ет
пол ное
осознание
того
факта,
что
как
для
женщины
яв ляе тся
трагедией
отказ
от
семьи
ради
творчества,
так
и
для
общества
оборачивается
трагедией
то,
что
талантливая
ж енщ ина
вынуждена
отказываться
от
творчества
р ади
своей
семьи.
Сам
творческий
пр о цесс,
в
сущности
своей
и
с
точки
зрения
до сти жения
высо­
ких
духовных
результатов
имеющий
общечеловеческий
см ысл,
в
своих
субъективно­
ли чн остн ых
че ртах
н е обходим о
определяется
пол овой
принадлежностью
созидате­
ля.
В
духовном
творчестве
от лич ие
женского
от
мужского
проявляется,
в
первую
очередь,
в
переживании
тв орче с кого
процесса.
Самоотверженность
же нщ ины
во
имя
творчества,
иногда
до
самоотречения,
иная
по
с иле
чувс тв ,
по
накалу
стр ас ти,
другая,
нежели
рассудочно-мужской
анализ
конкретной
проблемы,
час то
а бстр акт­
ны й,
спортивно-игровой.
Жен щин а
живет
своей
и деей,
вс ец ело
подчиняя
ей
с вою
жизнь.
Мужчина
может
существовать
рядом
со
своей
идеей,
живя
одновременно
на
разных
уров н ях,
попеременно
занимающих
его
внимание.
Женщина,
ск орее
все­
го,
не
сп осо бна
на
логико-дискурсивное,
схоластическое
мышление.
Она
творит
конкретно,
ин ту итив но
схватывая
тот
не пос т ижимый
для
си льн ого
по ла
момент
единства
материального
и
духовного,
целостности
и
нерасчлененности
вселенского
быт ия.
Именно
поэтому
она,
по
словам
Бердяева,
человек
«одного дела», «одной
мыс ли» .
Но
это
глубок о
проживаемое
де ло
ес ть,
как
правило,
болевая
точка
обще­
ственной
жизни,
та
культурная
задач а,
которая
должна
быть
сейчас
разрешена
для
дальнейшего
развития,
та
новая
реа льн ос ть,
которая
расш ир яет
горизонты
челове­
че ской
культуры.
Примечательно,
что
несмотря
на
сво е
в
целом
подозрительное
от нош ение
к
женскому
творчеству,
Розанов,
вслед
за
Соловьёвым,
одним
из
первых
при зна л
философские
поиски
Безобразовой.
И
е сли
для
Соловьёва
творчество
Безобразо­
вой
представляется
яв лением
исключительным,
то
для
Розанова
ее
фе номе н
—
за­
кономерен.
Х отя
эта
закономерность,
в
первую
очередь,
есть
впол не
д опу ст имое
от­
клонение
в
поло во й
сфер е.
В
своей
книге
«Люди лунного света»
Роз ано в
помещает
автобиографию
Безобразовой
«Розовое и черное из моей жизни»
в
свои
обширные
«Приложения для медиков и юристов», как один из примеров формирования и раз­
вит ия
уче ной
женщины
—
«урнинга» (то есть женщины,
у
кот орой
почт и
п олно стью
отс утств уе т
п олов ое
влечение).
Но,
относя
тв орчес тв о
Безобразовой
в
об лас ть
физиологической
аномалии,
Ро­
занов
не
вкладывает
в
этот
акт
исключительно
о тр ицат ель ный
см ысл.
Самое
непри­
ем лемо е
для
него
—
это
отказ
от
семьи
и
материнства,
к отор ые
являю тс я
нормой
жиз ни
с лабо го
пола.
Но
ставя
женщину-философа
как
бы
за
пределы
обои х
п олов
(«+0»поего «самочной
шкале»), определяя ее в некий «третий
по л», он одновре­
менно
«обрекает»
ее
на
творчество,
причем
высокого
дух овн ого
накала,
в
«девон ­
скую
формацию», в «дополовую
э по ху », даже глубже в века
—
в
состояние
«полно­
го », целостного Адама,
из
кот орого
еще
не
выш ла
Ева .
Если
отрешиться
от
медико-психиатрической
терминологии
и
пр ин ять
во
вни­
ма ние
розановские
рассуждения
о
зыбкости
пол ов ой
сферы
и
необходимости
ис­
ключений
как
показателя
жизнеспособности
любого
явления,
—
с
учетом
всего
этого


Р озан ов
о
философском
т вор че стве
женщин
(оМ.
В.
Б ез образов ой)
513
открывается
глубина
его
проникновения
в
проблему,
тонкие
и
верные
предчувствия
и
предугадывания.
Розанов
не
употребляет
фрейдовского
понятия
«сублимация»,
когда
энер гия
п ола
пер еп лав ляе тся
в
духо вн ое
творчество;
он
как
бы
на хо дится
в
неведении
относительно
закона
«перехода энергии»
и
пытается
явления
«кинети ­
че ски е»
объяснить
в
терминах
«потенциальных».
Физиологизм
Розанова
в
его
подходе
к
творчеству
явно
проигрывает
в
сравне­
нии
с
псих оаналит ическ ими
эт юдам и
3.
Фрейда,
который
че тко
ограничил
саму
возможность
подобн ого
исследования.
У
Фрейда
«склонность к вытеснению»
и
д альн ейш ая
су блим аци я
относится
к
«органическим основам характера», то есть
лежит
уже
всецело
в
об лас ти
биологии.
Видя
в
художественном
творчестве
высшую
сферу
человеческой
деятельности,
основной
целью
психоанализа
он
считал
«на­
хожд ен ие
св язи
между
вне шним и
п ереж ивани ями
и
реакцией
на
них
личности
с
ее
влечениями»12.
Розанов
же
напрямую
связывает
сферы
п ола
и
творчества,
до
пре де­
ла
биологизируя
сам
творческий
пр о цесс,
вид я
в
нем
не
специфическую
че лове че­
скую
деятельность,
социально
необходимую
и
неизбежную
в
развитии
культуры,
а
ненормальное
или
даже
социально
в ре дное
расходование
«полового напряжения»,
«самочности»
индивида.
Многие
высказывания
Безобразовой
о
то м,
что
она
принадлежит
к
«странным
лю дям », ее неуверенность в том,
действительно
ли
нужно
то,
что
она
делает
и
про­
ч ее,
Розанов
трактует
как
подтверждение
своей
те ории .
Но
все
это
легко
можно
объ­
яснить
жестким
приобретенным
комплексом
у
женщины,
кото рой
все
и
всю
жиз нь
говорили
о
том,
что
она
з ан имает ся
«не своим делом» .
Как
и
вообще
в сех
«ученых женщин», Розанов не пытается обвинить Безобра­
зову
в
ее
«ненормальном»
стремлении
к
философскому
тв орчес тв у,
объясняя
это
«отклонениями»
внутри
самой
«мужской»
к ультур ы,
в
к оторо й
мужчины
не
с охра­
нили
своей
мужественности.
Более
тог о,
в
его
заметках
о
личности
Без обра зов ой
пр оск аль з ывает
участие
и
даже
жа лость.
Самое
же
глав н ое
—
Розанов
невольно
под ­
держивал
Безобразову
в
ее
т руд ной
борьбе
за
самоутверждение.
Именно
к
нем у
она
об ра щал ась
за
рецензиями
к
своим
книг ам ,
находила
в
нем
единомышленника
по
многим
на учны м
и
общественным
вопросам.
И
судя
по
всему ,
у
Розанова
не
был о
никаких
предубеждений
против
ее
творческой
деятельности.
Более
того,
будучи
сам
невероятно
одаренным,
он
по
достоинству
мог
оценить
подлинный
талант,
бу дь
то
м ужч ина
или
женщина.
Т ак,
с
восхищением
он
отнесся
к
ра бота м
А.
С.
Голубкиной:
«Ну,
Го лу бкина :
из
деревянного
поле на
вы
сделали
то,
че го
не
смогли
сдела ть
из
мрамора,
брон зы ,
серебра...
худ ожн и ца,
хочется
сказать
—
в ели кая
худож ни ц а!»13
Но
такое
невольное
признание
одного
Розанова
не
могло
удовлетворить
Без ­
образову,
потому
что
не
находили
раз р ешен ия
основные
проб лем ы
ее
профессио­
нальной
и
творческой
деятельности:
публикации,
преподавание,
естественное
и
по­
стоянное
на учн ое
о бщен ие.
Как
известно,
сам
творческий
процесс
из нут ри
чреват
драматическими
коллизиями
и
неизбежными
внут р е нними
противоречиями.
На
женщину-философа
ложился
д во йной
гне т
со циа ль ных
несправедливостей:
и
как
в
отношении
женщины,
зан ято й
«не своим делом», и как в отношении самостоятель­
но
мыслящего
философа,
вынужденного
противостоять
сил ьне йше му
обществен­
но му
и
«внутрицеховому»
противодействию.
Таким
образом,
подняв
чрезвычайно
актуальную
вплоть
до
сегодняшнего
дня
про бле му
специфики
человеческого
творчества,
обусловленной
дифференциацией
полов,
Розанов
пытается
ее
абсолютизировать,
как
бы
изначально
совмещая
с вою
шкалу
«полового напряжения»
с
градацией
уровней
творческих
способностей.
Для


514
В.
В.
Кравченко
него
изначально
са ма
с пос обн ость
к
творчеству
и
т алант
находятся
в
«положитель­
но й», мужской области,
потому
п ро я вление
женских
способностей
возможно
толь ко
в
связи
с
о тка зом
от
ее
«отрицательной», женской сущности.
Нар аст ани е
женского
таланта
п олуча ет ся
об усл ов ле нным
неизбежной
п оте рей
самой
«женственности»
и
при обрет ен ие м
болезненной
«мужественности». Только «ур ни нг и», с «ну лев ы м
по­
лов ым
н а пр яж ен и ем », как Безобразова,
с оглас но
розановской
концепции
п олучают
шанс
тв ори ть
безотносительно
пол а.
Можно
и
нужно
критиковать
Розанова
за
прим ит ивно ст ь
приведенной
схемы
распределения
творческих
способностей
в
з ависимо сти
о
«напряжения»
п олов ой
принадлежности.
Но
поразительная
догадка
философа
о
з нач ении
«нулевого поло­
вог о
напряжения»
для
творчества
искупает
все
его
досужие
рассуждения.
Половые
различия,
как
и
иные
биологические
различия
—
цвет
волос,
рост,
воз­
раст,
этническая
принадлежность
и
т.
д.,
определяют
только
специфику,
а
не
уро­
в ень
тв орчес ки х
дан ных.
Но
сами
различия,
в
их
бесконечном
разнообразии,
позво­
ля ют
охв ат ыв ать
все
больше
обла с тей
в
бесконечном
пространстве
человеческого
Творчества.
1 Розанов В.
В.
Л юди
л унн ого
све та.
СПб., 1913. С. 31.
2 Соловьёв В.
С.
Смысл
лю бви
// Соловьёв В .
С.
Соч.: В2
т.
М., 1990. Т. 2. С. 529.
3 Розанов В .
В.
Метафизика
христианства.
М ., 2001. С. 274 идалее.
4 Ломброзо Ч.
Гениальность
и
помешательство.
СПб., 1892.
5 Вейнингер О .
Пол
и
характер,
М ., 1992. С. 327.
6 Тамже.
С. 333.
7 Розанов В.
В.
Опавшие
лист ья .
Короб
первый
// Розанов В .
В.
Уединенное.
М. , 1990.
Т.
2.
С. 290.
8 Розанов В.
В.
Женщина
перед
великою
задачею
// Розанов В .
В.
Со ч.
М., 1990.T.1. С. 243.
9 Розанов В.
В.
Люди
лунн ого
све та.
С. 53.
10 Розанов В .
В.
Ж енск ое
образовательное
движение
60- х
год ов
// Розанов В .
В.
Соч. T. 1. С.
139.
11 Розанов В .
В.
Женщина
перед
великою
задачею.
С. 242.
12 См.: Фрейд 3. Леонардо да Винчи.
Воспоминание
детства.
Ростов-на/Д., 1990. С. 48.
13 Розанов В .
В.
Работы
Голубкиной
// Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Среди
художников.
М ., 1994.
С. 338.


E. A. Тахо-Г од и
(Москва)
О
розановских
материалах
в
а рхиве
А.
Ф.
Лосева
Рецепция
н аслед ия
Васил ия
Васильевича
Розанова
его
м ла дшим
современни­
ком
Алексеем
Федоровичем
Лосевым
—
тема
и
интересная,
и
сложная.
Отношение
Л осева
к
Розанову
не
б ыло
однозначным
приятием
или
неприятием.
Можно
ска­
зать,
что
противоречивая
натура
самого
Васил ия
Васильевича
порождала
и
ло сев­
ско е
противоречивое
отношение
к
его
наследию.
Несмотря
на
то
что
Лосеву
был о
26 лет,
ко гда
Розанова
не
стало,
он,
насколько
известно,
самого
Розанова
нико г да
не
видел
и
лич но
знаком
не
был,
хотя
в
это
время
был
знаком
с
л юдьм и,
Розанову
близкими,
например,
с
отц ом
Пав лом
Флоренским.
Так
что
лосевское
восприятие
Розанова
не
связано,
по-видимому,
ни
с
какими
личными
«приятиями»
или
«непри­
ят ия ми», это отношение читателя к автору,
одного
мыслителя
к
другому.
Роза нов ,
несомненно,
пр ивл ек ает
Лосева
как
блестящий
стилист.
Недаром
покойный
Сергей
Сергеевич
Аверинцев
говори л ,
что
некоторые
пассажи
из
лосевской
«Диалектики
мифа» 1930г.
впо лне
сопоставимы
с
розановскими,
хо тя
читателя
Лосев
эпатирует
с
и ных,
нежели
Василий
Васильевич
позиций,
советскому
атеистически
настроен­
ному
читателю
он
открывает
свои
и нтим ные
религиозные
п ереживани я
церковной
жизни.
В
э том
смысле
«Диалектика мифа», может быть,
самая
розановская
книг а
Лосева.
Не
пот ому
т олько,
что
в
ней
есть
пря мые
ссылки
на
Василия
Васильеви­
ча,
а
по
сво ему,
так
сказать,
внутреннему
духу
—
независимому
от
общественного
мнения
и
официально
з ак реп ленных
правил
поведения.
Может
быть,
поэ том у
эта
написанная
с
минимальной
внутренней
цензурой,
наиболее
откровенная
лосевская
книга
и
привела
автора
на
Беломорско-Балтийский
кан ал.
Гов оря
о
Лосеве
и
Розанове,
можно
анализировать
розановский
сл ой
в
«Диалек­
ти ке
м и фа », сопоставлять розановское юродство и игру с лосевскими,
можно
ис кать
розановские
сле ды
и
в
лосевской
прозе,
где
очевиднее
отношение
Лосева
к
пр обле ­
ме
любви
и
пола,
где
о
Василии
Васильевиче
напоминают
некоторые
размышления
о
з нач ении
семьи
и
женщины,
как
например,
в
рассказе
«Мне было 19 лет», выявляя
почему,
где
и
до
какой
степени
расходятся
точк и
зрения
на
эти
п робле мы
обоих
мыслителей.
Предметом
ан ал иза
могли
бы
стат ь
и
вы ск аз ывания
о
Розанове
Лосева
в
его
бес еда х
с
Бибихиным
или
Вик.
Ерофеевым
или
его
интерес
к
работе
В.
Сукача
и
написанная
в
св язи
с
эт ой
раб отой
небольшая
заметка-предисловие
о
Розанове.
Однако
я
не
буду
сейчас
касаться
всех
эти х
аспектов.
Лосевские
книги
и
б еседы
—
материал
вполне
доступный
и
осмыслить
его
может
любой
желающий.
В
сегодняш­
нем
выступлении
я
хотела
бы
познакомить
присутствующих
с
те ми
материалами
лосевского
архи в а,
о
кот оры х
знает
весьма
ограниченное
число
л иц,
хот ела
бы
оста­
но вит ься
не
ст оль ко
на
отношении
Лосева
к
Розанову,
сколько
обратить
внимание
на
такой
м ало из вестны й
факт,
как
знакомство
Лосева
с
дочерь ю
Розанова
Та тьян ой
Васильевной.


516
E. A.
Тахо-Годи
Это
знакомство
началось,
на
первый
взгляд,
случайно
и
прозаично.
У
Татьяны
Васильевны,
и
Лосева
о казал ась
общая
машинистка.
Ма шин ист ка
перепечатыва­
ла
для
Розановой
материалы
из
лич ног о
архива
отца,
а
для
Ло сева
—
его
на уч ные
работы,
в
том
числе
рукопись
к ниги
«Гомер», вышедшей в 1960 г .
Однажды
она
решила
не
только
самовольно
передать
Лосеву
к опии
писем
уми ра ющего
от
голо­
да
Розанова
к
Гип пиу с,
ко то рые
п ерепеч ат ывал а
для
Татьяны
Васильевны,
но
и
свести
обе
с торон ы
вм ест е.
Все
это
бы ло
бы
достаточно
прозаично,
если
бы
не
тот
факт,
что
машинистка,
Люд ми ла
Николаевна
Мундт,
была
пот омк ом
декабриста
По джи о,
а
также
д оброй
знакомой
Ма рии
Алексеевны
Бобринской,
урожденной
Челищевой,
ее
муж а
Ни кола я
Николаевича
Бобринского
и
их
невестки,
Софь и
Владимировны
Комаровской
(Самариной), с которой поддерживала отношения и
Татьяна
Васильевна.
Причем
и
Софья
Владимировна
долгое
время
сама
жила
в
Сергиевом
По саде .
В
архиве
Лосева
сохранилось
2 письма Татьяны Васильевны, 1962 и 1963 гг.
Су дя
по
эт им
письмам,
знакомство
началось
с
желания
Татьяны
Васильевны
иметь
кни гу
Лосева
о
Гомере,
с
п ере дачи
чере з
Людмилу
Николаевну
э той
книги
Р озан о­
во й,
а
вместе
с
тем
и
существенной
для
Татьяны
Васильевны
денежной
суммы
(надо
сказат ь ,
что
Лосев
помогал
Татьяне
Васильевне
потом
денежно
не
од ин
р аз,
но
Ло­
сев
помогал
материально
в
эти
го ды
не
только
ей,
но,
например,
Анне
Иван овне
Хо­
дасевич,
ее
сестр е
Любови
Ивановне
Рыбаковой,
Надежде
Григорьевне
Чулковой).
Вот
что
писала
в
Благовещенье
7 апреля 1962 г .
са ма
Татьяна
Васильевна,
об ра­
щаясь
к
Лосеву
и
Азе
Алибековне
Та хо -Го ди: «Простите меня за мое невежество,
что
я
до
сего
времени
не
поблагодарила
Вас
обои х
за
чудесный
подарок,
за
книгу
Ал ексея
Федоровича
(которую мне так хотелось иметь)
и
за
бо льшую
материаль­
ную
помощь.
Все
вместе
так
ме ня
т рон уло,
что
я
чут ь
не
расплакалась.
Спасибо
и
Люд м иле
Николаевне,
она
так
много
для
ме ня
сделала
своей
пер епис к ой
на
машин­
ке
из
архива
моего
отца.
Поистине
откуда
не
ждешь,
бы вае т,
и
по мо щь,
и
теплое
утешение!
Спасибо
Вам
обоим
за
все
до бро
и
за
Ва ше
уч аст ливо е
внимание.
Книгу
Алексея
Федоровича
я
до
сег о
вр емен и
не
читала,
так
как
пло хо
со
здоровьем
и
не
м огу
приня т ь­
ся
за
чтение
серьезной
книги,
а
только
держу
ее
в
руках
и
на
нее
л юбу юсь».
Второе
письмо
Та тьян ы
Васильевны,
помеченное
Средой
Страстной
седмицы,
4/17апреля 1963г., также связано с лосевской книгой о Гомере,
кот ор ую
она
по
своему
нездоровью
смогла
прочесть
лишь
к
этому
времени.
Вот
как
она
пишет
об
этом
сама
(цитирую с небольшими сокращениями):
«Год тому назад Вы прислали мне в подарок,
че рез
Людмилу
Николаевну,
Ва шу
книгу
“Гомер”. Я все болела и никак не могла ее прочесть,
и
очень
эт им
огорчалась.
Но,
как
вз я лась
чи тать,
так
и
не
оторв ала сь,
—
читала
запо ем,
как
самый
увлек а ­
те льны й
роман!
Все
в
э той
книге
глуб око
разобрано:
о
род ов ом
и
индивидуальном
нач але
в
поэмах
Го ме ра,
но
особ ен но
ме ня
заинтересовали
Ваши
мыс ли
и
дога дк и
о
плоскостном
изображении
событий
в
некоторых
частях
поэм
Гомера,
о
том,
что
это
при су ще
древнему
миру,
как
де тс кому
во с прия тию
и
отсюда
его
кажущееся
противо­
реч ие
во
в ре мени.
Чудесно
разобрано
единство
художественного
стиля
Гомера
(что
по л езно
знать
о
стиле
художникам
нашей
э пох и). Интересны Ваши наблюдения над
Гомером
в
его
любовании
мелочами
быта,
о
четкости
и
числовом
определении
Го ме­
ровс ки х
изображений
(интересныВашисхемы). <...> Заставляют задуматься Ваши
дом ысл ы
о
взаимосвязи
судьбы
и
Во ли
богов
в
античном
миро ощуще н ии ,
о
намеках
на
магию
в
поэмах
Го ме ра.


О
розановских
материалах
в
ар хиве
А.
Ф.
Лосева
517
В аша
книга
так
по л езна
и
ну жна
на м!
Мне
интересно,
как
встретила
ее
обществен­
ность?
Б ыли
ли
отзывы
в
печати?
Так
заинт е ресо вана
Вашей
работой,
что
на деюс ь
до­
стать
и
другие
книги.
Я
всюду
говорю
о
Вашей
кн иге,
о
пользе
ее
в
наш
особо
легкомысленный
в ек!
Спа­
си бо
вам ,
Алексей
Федорович
за
чудесную
книгу
<...> .
P. S. В настоящее время Вам будет труднее работать в связи с общим положением на
культурном
фронте,
но
то,
что
Вы
просвещаете
молодежь
в
области
древнего
мира,
уже
должно
приносить
плоды!
Будем
надеяться,
что
Ваш е
имя
не
забудется
и
волье т ся
в
общую
сокровищницу
культурной
мы сли
русского
общества»1.
Д ело
не
ограничилось
посылкой
писе м.
Татьяна
Ва сил ье вна
не
раз
приезжала
к
Лос еву
в
Москву
из
Загорска,
приносила
этюды
своей
сестры
Надежды
Васи­
льевны
Верещагиной
на
библейские
сюжеты,
э тюды
ее
мужа,
художника
Соколова.
Отношения
Лосев а
с
Татьяной
Васильевной
не
осл аб ли
п осле
знакомства,
она
не
вызвала
у
нег о
какого-либо
неп р ияти я.
Любопытно
в
этом
пла не
сравнить
отно­
шение
к
Та тьян е
В асиль евне
Лосева
и
М.
М.
Приш вина .
Для
Пришвина,
человека
в
20-е
гг.
достаточно
далекого
от
живой
церковной
жи зни,
дочь
бывшего
учите­
ля
Елецкой
гим на зии,
сыгравшего
в
его
жизни
весьма
неприятную
роль,
Татьяна
Васил ьевн а
—
женщина
умная,
но
излишне
«запостившаяся», «замыслившаяся» .
Недаром
первоначальная
пришвинская
вл ю бленн ость
в
нее
в
ито ге
оборачивается
почт и
неприязнью
и
раздражением.
Очень
хорошо
история
знакомства
Пришвина
и
Та ть яны
В асиль евны
передана
в
книг е
А.
Варламова
«Пришвин»
в
серии
«Жизнь
зам ечат ель ны х
лю дей »2.
Валерия
Дмитриевна
Пришвина,
к
с лову
с ка зать,
л осев­
ская
ученица
по
Институту
слова
20- х
гг. ,
сблизившаяся
с
Л о севым
о со бенно
как
раз
в
60-70-е
гг.,
не
смогла
исправить
эту
ситуацию
и
после
сме рти
М ихаила
Ми­
хайловича.
Что
к асает ся
Лосева
и
Тат ьян ы
Васильевны,
то,
тут,
напротив,
имен­
но
духовные
устремления
дочери
Розанова,
стремившейся
как
бы
подсознательно
навер стат ь
упущенное
отц ом
и ли,
может
быть,
даже
замолить
то,
что
бы ло
в
его
жизни
гре хов н ого,
могли
способствовать
ее
с
Л о севым
взаимопониманию.
Неда­
ром
она
перед ал а
Лосеву
м аш ино писный
экземпляр
своих
воспоминаний
об
от це.
Над
ними
Та тьян а
Васильевна
р абот ала
долго,
но,
как
она
с ама
признавалась
за
4 года до смерти в «П осл еслов ии»
к
к ниге
1971 г .,
форма
ее
мемуаров
сложилась
лиш ь
в
1969 г.
Эти
воспоминания
Аза
Алибековна
читала
Л осеву
вслух,
он
слушал
их
с
интересом
и
удовольствием.
Ныне,
к
сожалению,
после
вс ех
перемещений
ло­
севской
библиотеки
во
время
капитального
ремонта
конца
90-х
гг.
эт от
экземпляр
м аш ино писи
со
вложенными
в
него
ко п иями
писем
Розанова
1919 г.
обнаружить
не
уд ало сь.
Кром е
в ос по мина ний,
Татьяна
Васильевна
преподнесла
Лосеву
в
дар
несколько
работ
отца.
Надо
ск аз ать,
что
собрание
Розанова
в
лосевской
к нижной
коллекции
достаточно
обширное.
Прежде
чем
говорить
о
д аре
Татьяны
Васильевны,
мне
х оте­
лос ь
бы
обратить
вним ание
л ишь
на
две
книги.
Это
первый
выпуск
«Апокалипсиса
нашего
времени»
с
лосевским
рос черк ом ,
показывающим,
что
книжка
была
куплена
самим
Лосевым,
причем
или
вскоре
после
выхода
в
свет,
или
в
20-е
гг.
Позже
Л осев
уже
таких
росчерков
на
своих
книгах
делать
не
будет.
Другая
книга
—
это
пришед­
шее
из
букинистического
магазина
собрание
писем
Суво р ина
к
Розанову,
изданная
в
Пе терб ург е
в
1913 г.,
но
с
дарственной
надписью
Васил ия
Васильевича,
пом е чен­
ной
уже
Москвой
и
1918 годом .
Имя
адресата,
старательно
подчищенное
бритвой,
даже
до
дыр
(в таком виде книга и пришла от букинистов), с долей сомнения,
п ро­


518
E.A.
Тахо-Годи
читать
так
«Георгию Николаевичу Полякову [П им ено ву
-?].
В.
Розанов.
Письма
прекрасного
и
бл аг ородн ого
дру га
своего.
Мос ква .
1918 — 12
мая»3.
Что
касается
да ра
Татьяны
Васильевны,
то,
несомненно,
он
был
с
ее
с торон ы
очень
значимым
жестом
друж бы
и
доверия.
Она
передала
Л осеву
не
только
розанов­
с кие
«Литературные очерки» 1899 г., но и сшитые обычной суровой нитью вручную
в
о дну
цел ую
книжку
три
розановские
брош ю ры
1914 г .: «Европа и евреи», «“Ангел
Ие г овы”
у
евреев
(истоки Израиля)» и « В
соседстве
Со дома
(истоки Израиля)». На
первой
и
тре тье й
брошюре
две
одинаковые
дарственные
надписи
Розанова: «Сво­
ей
дочери
Верочке».
На
каждой
из
брошюр
красными
ч ерн илами
рос пи сь
др угой
дочери
Розанова,
Надежды
Васильевны
Верещагиной.
Другой
раз
передала
Лосеву
Татьяна
Васильевна
и
три
оттиска
статей
от ца,
подаренных
ее
матери,
Варваре
Дми­
триевне
Бут яги ной .
То,
что
Розанов
дарил
Бутягиной
свои
работы,
факт
изве с тны й.
Пришедшие
в
лосевскую
библиотеку
от
Татьяны
Васильевны
оттиски
интересны
и
тем,
что
на
каждо м
из
них
ест ь
д ар ств енная
надпись
Розанова,
и
тем,
что
на
двух
из
них
ест ь
карандашные
пометки
их
первой
читательницы
—
Варвары
Дмитриевны.
Т ак,
на
от­
тис ке
с татьи
«Заметки о важнейших течениях русской философской мысли в связи
с
нашей
переводной
литературой
по
фил осо фии »
Ро з анов
пиш ет : «Дорогому другу
мо ему
Ва рв аре
Дмитриевне
Бутягиной
В.
Розанов.
Ел<ец> 90-май
17.
В
эт ом
от­
тиске
карандашом
Варварой
Дмитриевной
сделаны
пометки
на
ст ран ицах
И, 12,
20, 21, 22, 30, 32.
На
оттиске
статьи
«По поводу одной тревоги гр.
Л.
Н.
То лстого»
н а дпи с ь: «Дорогому и верному другу Варе .
В.
Розанов».
Помет
Бутягиной
тут
не т.
На
отт ис ке
«О борьбе с западом,
в
св язи
с
литературной
деятельностью
одного
из
славянофилов»(оH. Н.
Страхове)
Розанов
сделал
следующую
на дпись : «Дорогому
другу
моему
Ва рв аре
Дм ит рие вне
Бутягиной
на
п ам ять.
В.
Розанов».
На
этом
от­
тис ке
больше
все го
помет
Бу т ягино й.
На
первой
странице
оттиска
внизу
кар анда­
шом
бы ла
сд елан а
приписка,
теперь
почт и
незаметная, «Заметки на полях сделаны
В.
Д.
Бутягиной,
впоследствии
женой
В.
Р оза н ов а», поверх этой карандашной при ­
писки,
ви димо ,
рукой
Татьяны
Васильевны,
сделана
др угая,
уже
чернилами,
при­
мерно
тог о
же
содержания
«Заметки на полях В .
Д.
Бутягиной».
Последний
оттиск
интересен
тем,
что
пометки
Варвары
Дм ит р иевны
тут
не
только
в
виде
о тчер ки ва­
ний,
но
и
текстовые,
отра жа ющи е
прямо
ее
отношение
к
раб оте
му жа.
Оттиск,
за­
нимавший
в
жу рна ле
более
30 страниц,
с
28 по 64, испещрен сплошными пометками
со
страницы
29 по 49, свободны от помет только первые страницы 27-28 и заключи ­
тельные
страницы
с
50 по 64, исключая 53 и 57.
Надо
сказать,
что
у
Бутягиной
разработана
целая
система
пометок:
то
это
сплош­
ная
линия,
подчеркивающая
текст;
то
это
линия ,
тянущаяся
вд оль
строк
сверху
вниз
стр аницы ;
то
это
отчеркивание
фрагмента
с
дв ух
сторон,
справа
и
слев а,
кол онк ой;
то
отчеркивание
сбоку
с
пунк т ирным
подчеркиванием
печатного
т екст а;
то
отчерки­
вание
с
двух
сторон,
колонкой
с
с очета ни ем
пунктирного
и
волнистого
жирного
под­
черкивания
строк;
то
отчеркивание
со
сплошным
подчеркиванием
срок;
то
крест
в
к онце
абзаца;
то
в олн ообра зн ое
подчеркивание
стр о ки,
с
мног ок ра тным
подчеркива­
нием
какого-нибудь
сло ва.
Со
с . 36 начинаются словесные пометы.
На
эт ой
странице
н ап ротив
рассуждений
Розанова
о
типе
«скорее ищущих,
нежели
нашедших
л ю дей»,
к
которым
Василий
Васильевич
отн ос ит
и
Страхова,
Варвара
Дмитриевна
делает
по­
мет ку
«Очень очень хорошо» . На с . 39, там,
где
Розанов
в едет
ре чь
о
страховском
сбор­
нике
«Борьба с Западом», на полях приписано « До р о го й
В<асилий>В<асильевич>.
Очень
хор ош о», но чуть дальше,
на
с. 40, там,
где
Розанов
от
имени
чи тател я
вопр о­


О
розановских
материалах
в
архиве
А.
Ф.
Лосева
519
шает
Стра хова ,
действительно
ли
ему
близка
жиз нь
русс кого
народа
и
правильно
ли
он
сам
определил
направление
своей
деятельности,
приписка
такая
«Превосходно,
но
р езко ».
Пометка
«Превосходно»
стоит
и
на
с.
41 напротив цитаты из Страхова,
где
тот
рассуждает
о
напрасных
попытках
в
путешествии
спрятаться
от
терзающих
д ушу
дум.
«Превосходно и очень верно»
на
с.
42 напротив цитаты из Страхова о
том ,
что
русский
образованный
че лове к
в
итоге
своих
духовных
блужданий
начина­
ет
напоминать
ста рик а,
для
которого
«все сливается в поток вечности». На с. 46, там,
где
Розанов
говорит
о
зле
науки
и
цивилизации,
о
том ,
что
«что- т о
невознаградимо­
дорогое,
без
чего
и
невозможно
жи ть,
европейское
человечество
утратило,
соз идая
сво ю
цивил из ацию », Бутягина замечает на полях: «Хороша мысль но мне непонятно
истории
незна ю» (так в тексте .
—
Е.
T.- Г.).
На
с . 48, напротив фрагмента о путях на ­
родов
к
ц ивил изац ии,
также
п ом е та : «Очень хорошо».
К
пометам
Бутягиной
на
эт ом
оттиске
Розанова
можно
отнестись
и
несколько
иначе,
не
прос то
как
свидетельству
внимания
к
розановскому
творчеству
или
ди а­
ло га
с
Розановым
по
поводу
написанного.
Обращает
на
себя
в нима ние
то,
что
Ва р­
ва ра
Дмитриевна
отчеркивает,
помимо
прочего,
и
те
фразы,
в
кот оры х
так
или
иначе
пр осл еживает ся
мысль
о
страдании
и
счастье.
На
с.
45, там,
где
Розанов
говорил
о
небывалом
развитии
науки
в
19-м
столетии
и
писал ,
чт о,
н ес мотря
на
это,
народы
не
обр ели
счастья,
Бут яги на
не
только
с
двух
сто рон
отчеркивает
это т
фрагмент,
но
и
волнообразно
подчеркивает
фразу
«А счастливы ли эти народы?
Кто
кроме
дур ных
подходит
к
этим
наслаждениям?
Не
ищу т
ли
лучшие
скорее
какого
то
страдания
<...>» и помечает на полях « Оч ен ь
х о р ош о». На с. 48 Розанов пишетоцивилизации,
но
его
рассу жд ен ия
можно
проч ест ь
и
«женскими»
глазами,
как
некий
автобиогра­
фический
фрагмент,
как
рассказ
не
о
нар ода х,
а
о
них
двоих
—
Варв а ре
Дмитри­
ев не
и
Васи лии
Ва си льев и че: «В неустанной борьбе силы их укрепились и ум их
изощрился,
все
ши ре
становилась
их
деятельность;
жел ая
прежде
избежать
только
не выно с имых
страданий,
они
стали,
наконец,
думать
о
том,
чтобы
не
переносить
бо­
лее
легк их .
От
бо рьбы
против
частного,
что
губ ило
их,
от
стремления
к
еди нич ным
целям,
они
ст али
переходить
к
заботам
боле е
о бщ им».
Недаром
на
с.
57 Варвара
Дмитриевна,
делая
последнюю
свою
п оме тку,
особо
жирно
подчеркивает
фразу:
«Перенесенное страдание,
как
и
ис пыт а нное
сч аст ие,
всегда
явля етс я
источником
заветного
и
непреклонного
в
наших
уб еж д ени ях», особо,
тройным
подчеркиванием,
выделяя
слова
«заветного»
и
«непреклонного».
Глядя
на
эти
пом е тки
и
отчеркива­
ния
любящей
женщины,
как
не
вспомнить
о
женском
подх о де
к
ч т ению,
который
так
замечательно
запеч ат лел
в
«Жизни Арсеньева»
Бунин.
Я
имею
в
виду
ту
сцену,
когда
Арсеньев
находит
на
ночном
столике
в
спальне
«Семейное счастье»
Толстого
с
пометками
св оей
подруги,
го во рив шими
не
об
удачах
Толстого-писателя,
а
о
со­
звучности
пе ре да нных
им
чувств
ее
собственной
душ е
(Кн.
5, гл.
XXIV).
Только
если
пометки
бунинской
героини
говорят
о
ее
одиночестве
и
раз очар ова нн ост и,
то
пометки
Бутягиной
—
о
твердости
и
надежде
вы йти
победителями
из
с ложн ой
жи з­
ненной
драмы,
по лной
страданий.
Так,
говоря
словами
Розанова
из
того
же
очерка
о
Страхове,
мы
открываем
«идеи,
к оторы е,
не
б удучи
центром
в сех
его
мыслей,
стоят
наиболее
близко
к
нему;
самого
же
цент ра
он
никогда
п очти
не
касается
словом;
о
чем
он
постоянно
думает,
он
не
говорит
совсем».
На до
сказать,
что
эти
слова,
также
отчеркнутые
Бутягиной,
с тали
своего
ро да
прол огом
к
творческой
эв ол юции
зр ело го
Розанова,
его
уб еж де­
нием:
не
скр ывать
«заветного», непреклонно говорить именно о том,
о
чем
постоян­
но
думаешь,
всегда
касаться
словом
этого
самого
интимного
и
дорогого.


520
E. A. Тахо-Го ди
1 Теперь оба письма Т .
В.
Роза ново й
оп ублик ованы
полностью
в
книге:
Алексей
Федорович
Ло­
с ев:
Из
творческого
наследия.
С овремен н ики
о
мыслителе.
М. , 2007. С. 655-656. См .
также
пр и­
мечания
к
письмам:
С. 751-752.
2 Варламов А.
Пр ишв ин.
М ., 2006.
3 Здесь и далее все инскрипты приводятся по книгам из личного книжного собрания А.
Ф.
Лосева,
хранящегося
у
его
наследников.
Страницы
указываются
в
текс те.


Кул ь тура
и
общество


И.
А.
Едошина
(Кострома)
Роз ано в
в
контексте
русской
культуры
Василий
Васильевич
Розанов
умер
23 января по старому (5 февраля по но ­
вому)
стил ю
1919 г.
в
Сергиевом
Посаде
в
доме
священника
Беля ев а
на
Поле­
вой
улице.
Его
смерть
(по-св оему
провиденциально)
совпала
с
гиб е лью
России,
рухнувшей,
под о бно
ри мск им
Помпеям,
под
тяже ст ью
собственных
грехов.
Из­
вержение
вул ка на
в
одном
случае
и
«пожар»
революций
в
другом
—
всего
лиш ь
внешние
формы
п ро явле ния
спровоцированных
человеческой
д еят ельн ост ью
стр атег ий.
Напомню
ставшие
уже
к л ассическ и ми
строки
из
«Апокалипсиса нашего време­
ни»
Розанова:
С
ляз гом,
скрипом,
визгом
опускается
над
Русскою
Историею
железный
за­
навес.
-
Представление
ок онч илос ь.
Пуб лика
в стал а.
-
Пора
одевать
шу бы
и
возвращаться
домой.
Оглянулись.
Но
ни
ш уб,
ни
д омов
не
оказалось1.
Розанов
назвал
это т
текст
«La Divina Comedia», что одновременно репрезенти ­
рует
име на
Данте,
Боккаччо,
Бальзака,
а
также
—
драму
как
род
художественной
деятельности
человека
и
некоторые
эпизоды
из
ис то рии
ее
прои с хожд ени я.
Пр ямая
отсылка
к
поэме
Данте
ес ть
обозначение
того
п рост ран ств а,
в
котором
в
результате
окажется
«публика»: Ад с Люцифером как его средоточием с той разни­
цей,
что
героям
Данте
удастся
покинуть
мир
сатаны
че рез
известный
«кувырок», а
б езы мян ным
персонажам
Розанова
еще
предстоит
пройти
по
кр угам
ад а.
Они
слов­
но
застывают
в
классической
«немой сцене»
русской
лит ера ту ры: «...
вся
груп п а,
вд руг
переменивши
положение,
остается
в
окаменении
<...>
З анавес
оп ус ка ет ся»2.
Известное
определение
Боккаччо
поэмы
Данте
—
«обожественная»
—
в
об озн ачен ­
ном
контексте
приобретает
зловещий
о ттено к.
Менее
явственно
по
сравнению
с
прямой
ссылкой
на
Данте
прос туп аю т
контуры
«Человеческой комедии»
Бальзака.
И
все-таки.
Наказание
в
романах
французского
пи сат еля
неумолимо
наступает
уже
(или еще)
при
жи зни
его
многочисленных
геро­
ев,
что
в
сочетании
с
огромным
количеством
людей,
казнящихся
в
аду,
со здае т
им­
плицитный
образ
огромн ой
страны
и
способствует
пониманию
подлинного
смысла
п роис ход яще го:
всегда
наступает
время
«собирать камни», и опущенный «ж еле з ­
ный
занавес»
тому
наглядное
свидетельство.
Наконец,
са мо
слово
«комедия»
не
только
драматизирует
события,
но
ге не ти­
чески
отсылает
к
нар од ным
м ассам ,
находящимся
в
состоянии
рад ост ного
опьяне­
ния,
прин ося щим
дары
в
честь
бога
Диониса.
По
аналогии,
герои
Розанова
сут ь
со­


524
И.
А.
Ед оши на
участники
зрелища,
а
потому
падение
«железного занавеса»
со
всеми
вытекающими
последствиями
—
итог
давних
прельщений.
В
ре зу льта те
я вс твенны е
очертания
российского
госуд арс тв а,
с
одн ой
стороны,
органично
вписываются
в
европейский
контекст,
а
с
д ругой ,
не ожид а нно
оборачи­
ваются
не
мыслимым,
а
вполне
реальным
небытием.
«Русь слиняла в два дня.
Са­
мое
бол ь шее
—
в
тр и», как напишет Розанов в первом выпуске « Апо к ал ипс ис а»3.
Русь,
д ей ст ви те льн о, «слиняла», но только процесс этот был длительным.
В
кач е­
стве
одной
из
з на чимых
причин
«исчезновения»
Ру си
следует
назвать
спор
за вол ж­
ских
старцев
(во главе с Нилом Сорским)
с
Иосифом
Волоцким.
Победа
пос лед не го
п ос т епенно
пр иве ла
церковь
в
л оно
государственной
власти,
сделав
ее
сл ужи тел ей
своеобразными
чиновниками
по
духовному
ве дом ств у.
Отдельные
исключения
об­
щей
ситуации
не
мен яли .
Вера
свелась
к
ставшему
пр ивыч ным
обряду4.
Потому
об­
разованные
люд и
покинули
ц ерков ь,
но
не
уш ли
от
религиозных
о сно ваний
русской
ментальности
и
госуд арс тв енн ос ти.
Так
родились
пок л онен ие
народу,
готовность
к
жертве,
борьба
за
н арод ное
осв об ожде ни е.
Лик
Бога
о казал ся
под
слоями
записей,
но
невидимо
ни ког да
не
покидал
пределов
российской
к ультур ы.
За то
эти
«записи»
насыщали
ис торию
России
апокалиптикой
нестроений.
Оказавшись
в
сам ом
средоточии
русской
религиозной
жизни
—
в
Сергиевом
Посаде,
Розанов,
всю
жиз нь
задававший
церкви
«неприятные»
вопросы,
пола гал,
что
здесь
он
спасется
физически
и
найдет
все
ответы.
Поиск
привел
его
к
«Апока­
липсису
нашего
времени».
Эт от
текст
писался
Розановым
почти
накануне
с мер ти,
самая
мысль
о
к оторой
всегда
рождала
в
нем
острое
неприятие.
Потому
за
«желез­
ным
занавесом»
скрывается
глу бок о
личный
мотив:
свидетельство
жесткой
неумо­
лимости
близящегося
конца.
Сл едуе т
заметить,
что
понятие
«железный занавес», почерпнутое Розановым из
современной
ему
театральной
жизни,
мне
встретилось
еще
в
двух
источниках,
и
в
о боих
упоминанию
о
«железном занавесе»
сопутствовал
мотив
смерти.
Так ,
книгу
воспоминаний
«Театральная улица»
Т.
П.
Карсави на
завершила
в
1929 г.
30 августа и в этот же день узнала о смерти С .
П.
Дягилева,
о
чем
нап иса­
ла
в
предисловии.
В
горестном
смятении
та нцо вщ ицы
навсегда
з апеч ат л елась
бо ль
утраты,
п ам ятью
о
ко торой
окрашивается
и
вся
книга.
Между
тем,
на
страницах
вос ­
по ми наний,
рассказывая
о
нравах
и
обычаях
театральной
жиз ни,
б алерин а
зам еч ает:
«Даже после того как пустели первые ряды партера и гасили люстры в зале,
галерка
еще
долго
неистовствовала.
Уже
опускали
жел ез ный
занавес,
приносили
чехлы,
а
г алерк а
все
продолжала
кр ич а ть»5.
В
1966 г.
незадолго
до
смерти
А.
А.
Ахматова
п ишет : «А у меня вовсе нет конца
—
а
за пре щен ие
спектакля
и
жел ез ный
з анав ес»6.
Если
в
пе рвом
случае
опущ е нный
«железный занавес»
сви дет ель ст вовал
о
за­
вершении
действия,
что
выз ыва ло
в
демократической
публике
ярк о
выраженное
неудовольствие,
то
во
втором
—
«железный занавес»
надежно
скр ыв ал
само
дей­
ствие,
к оторое
таким
обр аз ом
вопреки
в сем
запретам
про дол ж ало
бытийствовать.
«Железный занавес»
—
не
только
свидетельство
о
фина ле ,
но
и
об
укрытии,
пр авда ,
с
привкусом
горечи.
Приведенные
эпи зо ды
относятся
к
случаям
из
частной
жиз ни,
пус ть
известных,
даж е
очень
известных
людей.
Ро з анов
в
св оей
«La Divina Comedia» выходит дале­
ко
за
пределы
л ичной
судьбы.
Пот ому
смерть
России
п ред ст авлена
им
как
исто ­
рич еск ий
спектакль
с
неожиданным
для
зрителей
(читай:
участников)
фарсовым
финалом,
к оторы й
на п рямую
отсылает
к
самой
прир од е
комического:«шелвком­


Розанов
в
контексте
русск ой
культуры
525
нату
—
попал
в
другую».
Спектакль
обернулся
не пр игл яд ной,
но
закономерной
ре­
альностью:
игр а
в
идеи
завершилась
их
персо нифик аци ей
—
революцией.
Конечно,
Розанов
не
был
единственным
ч елов еко м,
кто
уж
тогда
и
ранее
(«в те
баснословные
года ») понимал весь трагизм сложившейся исторической коллизии .
Но
уж
точн о
был
наследником
те х,
кто
предсказывал
возможность
гиб ели
России
и
пыт ал ся
предостеречь
от
игр
в
ре во лю ционн ый
радикализм,
нигилизм,
взывая
к
духовным
ценностям
русской
жизни,
их
укреплению.
Так
в
Розанове
провиден­
циа ль но
связывались
многие
уз лы
русской
истории
во
вс ей
их
п ротив ореч ив ости ,
слож н ост и,
драматизме.
Он
справедливо
подмечает
значимость
веры
в
на род ной
жиз ни
и
тут
же
ука­
зывает
на
отсутствие
в
церкви
живого
религиозного
чувства.
Его
«догадки»
подсо­
знательно
выверяются
собственной
драматической
к ол лизие й,
что
придает
те кст ам
Розанова
исповедальный
отт ен ок.
Роз ано в
чутко
улавливает
ве дущ ую
роль
прави­
тельства
и
свя щ енст ва
в
процессе
секуляризации
русской
культуры
при
вн ешнем
сохранении
в сех
атрибутов
ортодоксии.
В
результате
догмат
утрачивает
св ою
жи­
вую
сущность.
Как
писал
Р оза н ов , «бывает,
что
много
фасадов,
а
теп лоты
н ет.
И
мо­
жет
случиться,
что
в есь
дом
в
фа са дах,
а
жит ь
не где »7.
В
историческом
контексте
«фасадов»
Ро ссии
ч аст ная
человеческая
жиз нь
почти
не
в идна.
А
ч ело веч еская
личность
всегда
бы ла
незначительна,
всегда
забы вал ась ,
всегда
п рин осил ась
в
же ртв у.
Отсюда
известная
пословица,
рожденная
народной
му др ос ть ю: «Лес рубят
—
щепки
лет ят ».
По добн ое
небрежение
к
отдельному
человеку
Розанову
абсолютно
чуждо.
На­
оборот,
в
его
произведениях
мир
стянут
к
ли чн ости : «Но дайте мне довидеть мои
золотые
сны
—
гре зу
че ло ве че с т ва»8. Он избирает крайнюю форму проявления лич­
ности
—
юродство,
к от орое
всегда
так
или
иначе
проглядывало
в
самом
писателе.
Например,
в
манере
общения,
к огда
он
предельно
сокращал
расстояние
между
со­
бой
и
собеседником,
нашепт ывая
св ои
мысли
в
лицо
д ругому
человеку;
в
на рочи ­
той
э патажн ости
выск аз ывани й
в
«Уединенном»: «Если кто будет говорить мне по­
хвальное
слово
“над раскрытою могилою”,
то
я
вылезу
из
гроба
и
дам
пощечину.
(28 декабря 1911 г .)» или «Ро з ано в
с
удовольствием
поставит
калоши
на
трон
Го-
генцоллернов,
и,
сплюнув
на
сторону
горностаеву
м ант ию,
все
п окро ет
своим
хала­
том».
В
Сергиевом
Посаде
накануне
смерти
он
не
расстается
с
привычной
формой
публичного
су щ ест вов ания
личности.
Так,
одно
из
пос ле дних
пи сем
подписывает
«Розанов Васька дурак», взывает о «тв оро жке»
как
а бсолютн ой
ценности
жизни.
Юродство
в
России
бы ло
всегда
единственной
возможностью
официа л ьно го
п ро­
яв лен ия
личностного
н а чала.
Роз ано в
—
ча с тный
случай
его
бытийствования,
но
касающийся
г луб инных
основ
уст ро йст ва
Рос си и.
Сосредоточенность
Розанова
на
лич но сти
давала
огромные
возможности
для
на блюден ий ,
всматривания
в
жизнь,
рождала
и нт ерес
к
малому,
к
мелочам.
Ма­
лое
всегда
тепл е е,
бли же,
чувственнее.
Подобно
А.
М.
Ремизову,
Роз а нов
в идел
мир
«подстриженными глазами», предельно приближаясь к предметам и людям,
обнюхивая
и
ощупывая,
не
до вер яя
никаким
теориям.
Его
единственный
инстру­
ментарий
—
человек,
называемый
«Розанов».
С
помощью
этого
«инструмента»
он
постигал
мир,
который
распахивался
перед
ним
в
своей,
во
всяком
сл у чае,
так
пре д­
ставлялось
писателю,
под линно й
сут и.
А
сут ь
заключалась
и
заключается
в
утверж­
дении,
что
в
мгновенности
мимолетного,
в
бытовых
подробностях
повседневности
таится
ист ина
бытия
всего
космоса.
О
вс тр ечи
мужчины
и
женщины,
в
зачатии
и
рожд е нии
ребенка
вечно
повторяется
процесс
творения
мир а.
Таковы
незыблемые


526
И.
А.
Е доши на
основы
быт ия.
Однако
люди
их
воспринимают
не
как
чуд о,
не
как
откровение,
а
как
некую
будничную
подробность,
былая
ос тро та
кот орой
незаметно
утрачивается
в
каждодневной
суете.
И
только
мимолетному,
мгновенному
да но
запечатлеть
и
со­
хра ни ть
непосредственность
человеческих
чувств.
«Розанов»
писателя
—
это
то т,
ком у
дорого
мгновенное,
кто
це нит
само
рожде­
ние
мы сли,
а
не
только
ее
сод ерж ани е . «Розанов»
как
герой
«опавших листьев»
мало
похож
на
реального
Ва сил ия
Васильевича
Розанова,
человека
достаточно
прагма­
тичного,
знающего
себ е
цену ,
умеющего
как
впи сыв аться
в
ну жный
контекст,
так
и
вовремя
покидать
его
пр едел ы,
в
принципе
уст рои вш его
своей
семье
(и себе)
впол не
приличную
и
без бе дную
жизнь.
Он
мн ого
и
успешно
трудился.
Не
зна я
черновиков,
к
каждому
написанному
тексту
относился
серьезно,
собирал
статьи
в
книги,
отдель­
ные
мысли
в
«короба» «оп ав ш и х
листьев».
Пожалуй,
писатель
и
его
герой
совпадали
в
одном
—
особом,
чувственном
вос­
прия ти и
соб ыт ий.
Из
одного
основания
частично
рождался
розановский
«диалог»
с
миром,
обра с тая
под ро бнос т ями
внешней
жизни,
как
лич но й,
так
и
об ществ е н ной.
Наиболее
явственно
под робн ост и
закреплялись
в
«ремарках»
—
уточнениях
в
скоб­
ках
после
текста:«(читаю “утро
Р осси и”)» или «(конец июля 1917) (22 часа 3 -г о дн я
не
спал)
(не знаю,
что
делать
от
б е з ра б о тицы)» или «(потом)». Такого рода «р е ма р­
ки»
совсем
исчезнут
из
текста
«Апокалипсиса нашего времени»: в разверзнувшейся
п ропа сти
конца
мира
подробностям
прос то
нет
мест а.
Е д инст венная
оп ора
и
надеж­
да
—
человек,
кот орого
зовут
«Розанов»
и
в
котором,
кажется,
сосредоточился
ве сь
русский
мир.
Потому,
даже
уми ра я,
Ро зан ов
не
може т
расстаться
с
привычкой
смотреть
на
мир
сквозь
«Розанова», через «Ро з а нова»
и
задается
отнюдь
не
риторическим
во­
про сом : «Что такое сейчас Розанов?»9.
Он
отв еча ет
на
воп рос
сугубо
по-розановски:
чере з
телесную
тка нь.
Но
ткань
умирающую,
мерзнущую,
пропитанную
мертвой
водой.
Кажется,
что
все
костром­
ские
до жди
из
«Русского Нила»
слились
воедино,
образовав
«черные воды Стикса».
Отс юда
—
искреннее
признание
Ро за нов а : «Воистину узнаю их образ»10.
Однако
ес ли
мы
сегодня,
в
начале
XXI в., з ад ад им ся воп рос ом, «что такое сейчас
(курсив мой.
—
И.
Е.)
Розанов», то,
как
мне
представляется,
ответ
можно
найти
в
о дной
из
его
последних
ст ат ей.
В
данном
с лучае
ре чь
ид ет
о
статье
1918 г. «С верши­
ны
тысячелетней
пирамиды
(Размышление о ходе русской литературы)», увидев­
шей
с вет
то лько
в
1990 году11.
На
само м
д еле
в
эт ой
статье
Розанов
пишет
не
столько
«о ходе русской ли­
т е рат у р ы», сколько о ее роли в русской истории .
Там,
где
литература
«вторит»
государственно-общественному
«ладу», она сама органично облекается в соответ­
ств у ющий
исторический
«наряд». «Б у к ва ль но,
р усск ая
литература
нач инается
из
с толь
же
безвестных
источников,
как
и
н аша
история:
также
ночь,
сумерки
ранне­
го
утра ,
и
вот
—
солнышко
нач ина ет
прорезывать
тьму»12.
Или
«...
кре щен ие
Рус и ...
Литература
вся
стала
церковная...
Все
залилось
переводами
с
золотого
гре чес ког о
слова,
золот ого
и
по
форме,
и
по
чекану :
золотого
и
по
содержанию,
по
духу»13.
Но
при
всей
«слиянности»
с
государственной
историей
литература
не
мысли­
ла
вторжения
в
устройство
государственно-общественной
жиз ни,
а
уж
тем
более
не
призывала
к
его
радикальным
пер ем енам .
Все
изменилось
в
эп оху
Пе тра,
ког да
н а чатое
еще
во
времена
Ивана
Грозного
уничтожение
сословий
(дворянского,
прежде
всего)
завершилось
рождением
специ ­
фи чес кого
общества,
именуемого
инт е ллиге нцие й. «Интеллигенция,
в
муке
на
дво­


Р оза нов
в
контексте
р усск ой
к ул ьтуры
527
рянство,
в
злобе
“почему оно
—
не
дворянин”,
рвала
последние
клоки
его,
вырывала
“свиным рылом”
последние
корни
того
дуба,
к оторы й
начала
шатать
царская
вла ст ь.
А
когда,
в
одиночку
и
в
борьбе,
встретился
“интеллигент и царь”,
то
ин те ллиген т
сбросил
царя
с
перил
моста...
Но
все
это
настало
п отом
и
к
нашим
вр еме нам.
Все
это
уже
открылось
к
“вершине пирамиды”,
которая
“разрушалась”»14.
Чит аеш ь
эти
строки
Розанова
и
вспоминаешь
родн ую
историю:
го р аздо
рань­
ше
царей
«сбрасывали»
именно
дворяне
(читай:
тогдашняя
интеллигенция), они же
мечтали
ликвидировать
са мо
пон ят ие
«царь», а царскую семью физически истре­
бит ь
на
корн ю
(отсылаю к идеям П .
И.
Пе ст еля,
стоявшего
во
главе
южного
обще­
ст ва
декабристов).
Сравните
с
народными
во лнен иям и:
так,
Пугачев,
например,
даже
не
помыш­
лял
о
под обном
радикализме,
п рос тодушн о
присвоив
с ебе
высшие
тит ул ы.
Дв ор яне
же
изо
в сех
сил
заигрывали
с
революционерами
в сех
ма ст ей,
сел или
в
своих
до­
мах ,
прятали,
помо га ли
беж ат ь,
снаб жали
деньгами
и
т.
д.
Мне
дум ае тся,
прав
был
А.
Ф.
Писемский,
дав
убийственные
характеристики
тем
и
друг им
в
романе
«Взба­
ламученное
мо р е» (1863).
Но
ес ть
в
словах
Розанова
и
та
пр ав да,
мимо
к ото рой
нельзя
пройти
и
о
которой,
кстати,
сама
же
интеллигенция
возвестила
в
сборнике
«Вехи» (1909), обозначив эту
правду
как
«кризис интеллигенции» (Н.
А.
Бердяев).
Главные
составляющие
кри­
з иса
содержатся
в
отчужденности
и
враждебности
к
государству
(П.
Б.
Струве)
и
утрате
религиозного
чувства
(С.
Н.
Булгаков).
Эм о цио наль ная
окрашенность
«портрета»
отечественной
интеллигенции,
с оз­
да н ного
Розановым,
свидетельствует
не
только
о
совпадении
с
общ им
настроением
«Вех», но и о тесной (по ч ти
что
нутряной)
св язи
самого
Розанова
с
российской
го­
с ударс тв ен нос тью.
В
качестве
гла в ного
обвинения
в
ад рес
рус с кой
литературы
Ро­
занов
указывает
на
ее
роль
в
уни чт о жении
российского
государства.
«Еще никогда не бывало случая, “с у дьб ы”, “ро ка”,
чтобы
“литература сломила
наконец
царство”,
“разнесла жизнь народа по косточкам”,
по
“лепесткам”,
чтобы
она
“разорвала труд народный”,
переделала
“делание”
в
“неделание”
—
завертела,
закру­
жила
все
и
пер ед елал а
всю
жизнь...
в
сюжет
одн ой
из
повестей
г ен иа льного
своего
п ис а те ля: “Записки сумасшедшего”.
“Литература”
в
каждой
истории
есть
“явление”,
не
суть.
У
нас
же
она
стала
су­
тью .
Войны
совершались,
что бы
беллетристы
их
описы вали
<...> и
преобразования
т оже
совершались,
но
—
зачем?
Чтобы
жур нал ист ы
бы ли
несколько
тоже
удовлет­
ворены.
Если
“освободили крестьян”
—
то
это
Тургенев
и
его
“Записки охотника”,
а
если
купечество
оставили
в
презрении
—
то
потому
... что там было
“Темное цар­
ство”
Островского
<...>
Цари
как-то
п ошли
на
выставку
к
Пушкину,
Лермонтову
и
Жуковскому
или
попали
под
презрение
Максима
Горького
и
Л еони да
А ндр еева
<...>
Наконец,
даже
святые
и
праведники
церкви
рассортировались
в
старцев
Зо-
сим
и
Ферапонтов
Достоевского
<...>
Это
так
делалось
напряжено
пар ам и,
лите­
ратура
до
того
напр я гл ась
парами,
чт о,
наконец,
к огда
послышалась
ломка
целого
корабля
—
все
бы ло
уже
поздно
<...>
Россию
ра зо рв ало,
разорвала
ее
литература.
И
когд а
еще
не
пр оиз несл ись
вык р ики,
испуги
—
на
месте
чего-то,
что
“было”,
—
за­
пла ва ли
осколки
досок,
з авер т елись
труп ы,
кровь,
все
захлебнулось
в
пене,
буре,
зловонии
и
сме р ти»15.
Розанов
исторически
верно
указывает
на
особую
значимость
слова
в
русской
куль туре,
силу
его
воздействия
на
у мы,
что
всегда
влечет
и
особую
ответственность
пишущего
и
гов орящ е го.
Че рез
с лово
и
в
слове
соединяются
в
единый
тек ст
р аз­


528
И.
А.
Едошина
ные
пласты
кул ьтуры :
библейское
«в начале было Слово»
—
«Слово о полку Иго­
реве»
—
«Слово о Законе и Благодати»
—
«Слово о погибели земли русской»
и
т.
д.
Во
всяком
случае,
в
русской
средневековой
культуре
Слово
соединяло
человека
с
обществом
и
Богом.
С
при ходом
к
власти
семьи
Романовых
секуляризация
созна­
ния
(при соблюдении внешних атрибутов ортодоксии)
оказалась
главным
д елом
царствующей
ф ам илии.
А
слово,
сохранив
т ра д иционную
значимость,
досталось
св етс кой
ли тера туре .
Когда
же
революция
предстала
перед
правительством
и
литературой,
прави­
тельс тв о
сл ож ило
с
себя
бре мя
всякой
ответственности
за
гос ударс тв о,
а
литература
милостиво
приняла
новую
власть.
«Как же “шл а”
она
и
как
“пришла”.
Потому
что
уже
Венгеров
ск аз ал,
при
в ст рече
с
возвратившимися
эмигрантами,
что
“не литера­
тур а
должна
приветствовать
торжество
революции,
а
революция
должна
на об орот
сказать
спасибо
литературе,
которая
все
время,
целых
полвека
и
более,
призывала
—
рев олю ци ю ”»16. А далее случилась очередная « не за да ча», и литература оказалась во
власти
государства.
Так им
обр азо м,
в
творчестве
Розанова
затрагиваются
важнейшие
вопросы
рус­
ско й
жизни,
обращенные
к
власти,
церкви,
литературе,
лич нос ти.
Именно
в
про­
странстве
отв е тов
на
эти
вопросы
располагаются
п од линные
ценности
бытия
Рос­
си и,
а
не
в
надуманных
«кто виноват?» и « чт о
де лать ?».
Ес ли
эти
названия
оставить
без
знаков
вопросов,
получим
и
отв еты.
Для
писавшего
«кто виноват»
виноватый
уже
имелся
—
это,
конечно,
были
люди
родовитые
и
бо га тые,
в
сре де
которых
ав тор
всегда
был
только
б аст ард
(прежде всего,
в
собственном
восприятии), хотя и обла­
сканный
ро дите лем .
Бывший
семинарист,
уйдя
от
Бога,
мог
дать
только
о дин
ответ
на
вопрос
«что делать»
—
покинуть
Бо га
и
стать
свободным
разрушителем
обще­
ственного
устройства
бытия.
Но
жизн ь
в
России,
как,
впрочем,
и
во
всяком
другом
государстве,
не
сводится
ни
к
проб лем е
незаконнорожденных
детей,
ни
к
проблеме
добровольно
утративших
веру.
Жи знь
всегда
больше
и
значительнее
всякой
идеи,
тем
более
оби ды
(афак­
тиче с ки
почти
все
отечественные
ре вол юцио нер ы
—
люди
неп ре ме нно
с
об идой
на
что-нибудь).
Розановское
же
поним ан ие
жизни
всегда
согре то
изнутри
непосред­
ственностью
ее
вос пр ият ия: «Болит душа,
бо лит
душа,
б олит
душа...
И
что
делать
с
этой
болью
—
я
не
знаю.
Но
только
при
боли
я
и
со гласе н
жить...
Это
самое
до рогое
мне
во
мне
(глубокой ночью)»17.
1 Розанов В.
В.
С обр.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
М ., 2000. С. 45.
2 Гоголь Н.
В.
Соб р.
соч.: В9
т.
М ., 1994. Т. 3-4. С. 283.
3 Розанов В .
В.
Апокалипсис
н ашего
времени.
С. 6.
4 См.: Федоров
В.
А.
Русск ая
п рав ославная
це рков ь
и
государство.
Синодальный
период.
1700—
1917.
М ., 2003; Алексеева С.
И.
Святейший
Си нод
в
системе
высших
и
центральных
государ­
ств е нных
учреждений
поре ф орме нной
России
1856-1904. СП б ., 2003.
5 Карсавина Т.
П.
Теат р альн ая
улица.
Воспоминания.
М., 2004. С. 137.
6 Цит.
по
к н.: Хейт А.
Анна
Ахматова.
Поэт иче с кое
странствие.
Дневники,
восп ом инан ия ,
пис ьма
А.
Ах мат ов ой.
М ., 1991. С. 262.
7 Розанов В .
В.
Указ.
соч.
С. 169.
8 Тамже.
С. 232.
9 Цит.
по
к н.: Розано ва Т.
В.
Будьте
светлы
д ухом ...
М ., 1999. С. 97.
10 Там же.
С. 98.


Р озан ов
в
контексте
р усской
культуры
529
11 Розанов В .
В.
Соч.
М ., 1990. С. 448-464.
12 Там же.
С. 449.
13 Там же.
С . 450-451.
14 Там же.
С. 454.
15 Тамже.
С. 456.
16 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Апокалипсис
нашего
времени.
С.
124.
17 Розанов В .
В.
Уединенное.
М ., 1990. С. 76.


Л.
А.
Смирнова
(Москва)
Роз анов
о
вечном
в
русском
иск усст ве
В
статье,
написанной
в
св язи
со
столетием
А.
С.
Пушкина,
Ро зан ов
определил
г лав ные,
с
его
точки
зр е ния,
завоевания
русс к ого
ге ния: «...идеал его дремал на каж­
дом
ли ст очке
Бож ье го
творения;
в
каждом
человеке,
поискав,
он
мог
ил и,
по
край­
ней
мере,
готов
был
его
найти »; «он пришел на землю не чтобы нести,
но
чтобы
по­
любить:
полюбить
эту
прекрасную
з ем л ю », «скорее вознести ее к небу»1.
Так
б ыло
утв ерж ден о
всев р еменн о е,
вечное
значение
великого
Поэта.
И
хотя
сам
Розанов
от­
крывал
нетленные
ценности
на
совершенно
ин ом
пути,
страстный
почитатель
Пуш­
кина
тоже
звал
—
«полюбить прекрасную землю», «скорее вознести ее к небу».
Необходимость
избранного
п од хода
к
искусству
Розанов
о бъ яснял
тотальным
опустошением
мира
на
рубеже
XIX-XX
вв .: «...мы стоим дикие,
наги е, <...> анархи­
че ские
не
внешней
анархией,
а
вн утре нн ею »; « Все старое точно умерло или опозо ­
рено,
а
н овог о,
достойно
поклоняемого
и
вечного
—
нет
ничего»2. Жажда «вечного»
обус лов и ла
притяжение
Розанова
к
онтологическим
проб лем ам ,
в
том
числе
—
к
связям
творческой
деятельности
с
религиозным
сознанием
своих
талантливых
со­
о теч ественн ико в.
В
пос т ижени и
с толь
с ло жных
процессов
вз ыск ат ельн ый
критик
опирался
на
собственное,
самобытное
восприятие
христианского
вероучения.
В
работе
1901 г.
«Вопросы церковной живописи»
Розанов
твердо
высказал
с вои
рели гио зн ые
убеждения,
рожденные
испытующей
мыслью
и
глубоким
чувс тв ом.
С
волнением
писал
он
о
своем
пережи вании
молитвы:«...
трепетание
во
мне
моего
русского
сердца,
мо ей
русс к ой
горд ости
не
закрывает
от
ме ня
вопроса
об
абсолют­
ном;
молиться
я
хочу
не
как
русский,
а
как
смертная
тварь
—
Б есс ме ртн ому,
как
конечный
и
ограниченный
дух
—
Бесконечному
и
Совершенному
Существу»3.
И
се­
товал,
что
представления
о
Его
Совершенстве
обеднены
в
«религиозном научении»
ч е лов е ка : «... в церковь я иду за Божескою наукой,
за
идеалом,
за
путем
жизни,
за
об­
ра зц ом.
И
как
семьянин
ничего
не
нахожу,
совершенно
нич е го!!!»4 В ходе таких при­
знаний
бы ли
сде лан ы
далеко
идущие
выводы
—
о
религиозной
атмосфере
в
Рос си и:
«Это
—
отречение
от
мира»;«Но “тако
возлюбил
Бог
ми р,
что
Сына
Своего
Едино­
родного
пр едал
за мир"'»;«Вотэту-то
ши рокую
с толбов ую
д орогу
религии,
—
жертвы
миру,
жертвы
для
мир а,
жертвы
в
пользу
м ира
для
исцел ени я
его
земных
мук,
—
на
эту
главную
мировую
д орогу
рус с кое
религиозное
сознание
еще
и
не
всту пил о»5.
По до бные
мучительные
для
автора
статьи
размышления
очень
скоро,
как
из­
вестно,
пр иве ли
его
к
резкой
критике
православных
постулатов
и
канонов,
бо лее
того,
к
их
недопустимой
коррекции
с
по зиц ий
дохристианского
вероучения.
Такие
выступления
вы з ывали
справедливое
возмущение
многих
деятел ей
отечественной
церкви
и
кул ьтуры .
Однако
отстаиваемое
Розановым
в
начале
1900-х
гг.
иное,
по
сравнению
с
традиционным,
истолкование
Жертвы
Христа
—
«в пользу мира для
исцеления
его
земных
му к»
—
бы ло
перспективным
для
понимания
всепр оник аю ­


Р озан ов
о
вечном
в
русском
искусстве
531
щей ,
поис т ине
спасительной
Мил ост и
Божией.
Розанов
обосновал
свой
взгляд
на
абсолютное
Совершенство
Создателя.
С
высоты
такой
в еры
б ыли
определены
кр и­
терии
в
оценке
церковной
живописи.
Наиболее
полно
критический
подход
Розанова
к
этом у
пласту
изобразитель­
но го
искусства
проявился
в
характеристике
(1906) «Явления Христа народу»
А.
А.
Иванова.
Знаменитую
картину
Розанов
отнес
к
нарождавшемуся
в
1840- е
гг.
воплощению
«естественного,
живого
и
де йс т вите л ьно го»^, назвав ее автора « зам е­
чательнейшим
из
наших
живописцев».
Но
гл а вный
обра з
на
этом
полот не
вызвал
откровенное
п ори ца ни е : «Христос почти и не нарисован», «Его нет,
по чти
не т»7.
Печальный
сей
«казус»
осмыслен
в
свете
убеждений
Розанова: «Фигура очень ма­
лен ька я.. .
Для
смирения?<...>
Да,
“смирение”
очевидно
занимало
Иванова»8.
Еще
ос трее
пр оз ву чало
другое
з а ме чан и е: «Явление Христа народу»
ест ь
существенно
не
этнографический
факт,
а
душевный,
то гда
как
Иванов
до
очевидности
ри со вал
эт но гр афию »9.
Неприятие
картины
б ыло
вы зв ано
отсутствием
«внутреннего дей­
ст вия
Христа
на
душу»
челов ече скую ,
что
увенчалось
горьк ой
сент енц ией: «Только
в
одн ой
р елиг ии
мы
обязаны
бы ли
гре зи ть,
мечтать,
но
не
видеть
и
не
с мотре ть»10.
Действительно,
в
облике
С ына
Божия,
изображенного
Ивановым,
нет
и
малой
толи­
ки
от
идеала
Спасителя,
а
в
лицах,
на
Него
взирающих,
—
даже
следа
сокровенных
переживаний.
Потому
будто
бы
крас очн ое, «многонаселенное»
полотно
производит
впечатление
статичности.
Роз ано в
напр я женно
искал
средств
прио б ще ния
сирых,
заблудших
лю дей
к
небесной
гармонии.
И
приходил
к
кра моль ны м,
с
точки
зрения
церковных
тради­
ционалистов,
суждениям.
Опираясь
на
библейское
Сл ово
о
сотворении
челов ек а
«по образу и по подобию Божьему», Розанов утверждал: «Раз человек
—
небесно­
образен,
то
и
Небо
—
че лов ек о- об раз н о»; «<...> отчего- то
с
невероятным
упорством
отвергаем
мысль,
ч тобы
Существо
Божие
«имело все наше», —
и
ли шь
лучше
и
со­
вершеннее,
как
присуще
вообще
прототипу
и
и деа л у». Равнодушие к этим вопросам
воспринималось
с тра дал ьчес ки : «Или навсегда мы должны признать человека кам­
нем,
п рахом
из
прахов,
без
с вязей
с
Небом
<...>»и.
С
друг ой
стороны,
Роз а нов
смело
раздвигал
границы
св язей
между
вероучением
и
духовным
опытом
верующих:«Ре­
лигия
не
непременно
должна
бы ть
чем-то
су ровы м,
специальным
и
отрешенным
от
обыденных
событий
нашей
жизни;
не
непременно
должна
чуждаться
судьбы
это го
Иван а
и
той
Марьи.
Она
может,
напротив,
именно
захватить
в
се бя
индивидуаль­
ную
судь бу,
если
она
почему-либо
замечательна
<...>»12.
На
почве
эт их
и
схо д ных
с
ними
размышлений
о пред елил ись
воззрения
Розанова
на
до с т ижения
изобрази­
тельного
искусства.
В
эпоху
1900 —
начала
1910-х
гг .,
ко гда
всемерно
насаждалась
прим итивн о­
социологическая
трактовка
художественного
тв орче ств а,
Розанов
отстаивал
прин ­
ципы
по сти жения
внутренней
сущности
я влени й.
Причем
он
прозорливо
нах одил
ее
даже
в
будт о
бы
чис то
бытовых
композициях.
Убедительно
писал
критик
о
«Ба ­
бах»
Ф.
А.
Ма ля вина : «Три бабы < ...>
выражают
Рус ь
не
ко торого- н ибуд ь
века,
а
всех
веков,
—
но
выражают
ее
не
картинно,
для
сл ожен ия
“былины”,
а
бу днично ,
на
улице,
на
дворе,
у
к олод ца,
на
баз ар е,
где
у го д но»13.
Спустя
десять
лет
по сле
этой
статьи
(1903), ее автор,
познакомившись
с
этюд ам и
к
«Бабам», веско дополнил свою
характеристику:
художник
работал
«над действительно великой темой
—
предста­
вить,
выразить
и
понять
русское
женское
сущ ест во »', «“Бабы”
—
это
вечная
сут ь
ру сск ог о»14.
В
отзыве
отнюдь
не
бы ла
ид еали зи ро вана
эта
суть,
но
дон есено
ее
зна­
чен ие
как
одн ого
из
ист ок ов
судьбы
России.


532
Л.
А.
Смирнова
Оригинальные
раздумья
выз ыв али
у
Розанова
многие
от еч ес тв енные
художни­
ки:
М.
А.
Врубель,
В.
А.
Серов,
К.
А.
Сомов,
Н.
К.
Ре рих,
А.
С.
Гол убк ин а.
В
«Вечере»
Сомова
критик
увидел
э поху
конца
XVIII —
начала
XIX в ., «тихоходящую», но спо ­
собную
«овладеть природою,
обольстить
природу,
почти
сделав
ее
продолжением
своего
к ос тюм а!»15.
О
Вру беле
сказано
необычно:
он
д ает
«демона»
и
«демониче­
ское»
как
проступающую
в
при род е
че лове чн ос ть, «человекообразность»16.
Странным
могут
показаться
соединения:
в ечн ого
—
с
с ию ми н утн ым, «буднич­
н ым » (Малявин); эпохального,
то
ест ь
конкретно-временного,
с
прир од ным
(Со­
мо в); фантасмагорического
—
с
человеческим
(Врубель).
Роз ано в
сам
объяснил
(1907) возможность подобных параллелей: «Религия должна все обнимать,
она
—
universus духовный:
ибо
ведь
она
относится
к
Богу,
Зиждителю
Universus-a
веще­
ст ве нног о,
вид имо го »17.
Допускалось,
следовательно,
прозрение
каких-то
граней
Бож е ств енн ого
ми ра
с
проникновением
в
вещественный,
видимый;
а
плодотвор­
нее
—
сре дст ва ми
соотнесения
трудно
уловимого
в ечн ого
и
зримого,
текущего
бы­
тия,
ибо
в езде
проявлен
Про мыс л
Божий.
На
такой
основе
Ро з анов
построил
д ву­
направленные
заключения.
Пер во е: «Религия выше человеческого,
—
а
потому
все
человеческое
она
не
может
к ло нить
долу ,
а
только
поднимать
к
небу».
В торое
б ыло
обращено
к
неизвестному,
но
ж е лан н ому : «А если и утро принадлежит Богу,
как
и
вечер,
то
есть
какая-то
и
рел иги я
м олодос ти ,
юн ост и,
детства,
св еж ест и»18.
Набл ю­
дения
и
уп ова ния
Розанова
обусловили
его
подход
к
жи вопис и.
Разве р ну то
он
был
выражен
при
характеристике
творчества
М.
В.
Нестерова.
«Великим»
назвал
Ро зан ов
этого
художника,
запечатлевшего
Русь
монастыр­
скую,
це рков ную ,
се ль ску ю19.
Но
не
без
горе чи
з а м е тил : «Везде он изобразил ду­
шевн ую
боль
как
источник
религии
и
религиозности»20.
И
тут
же
критик
обнару­
жил
в
акварельном
эскизе
Нест еро ва
совершенно
другой
м о тив : «Два дружных или
люб ящ их
существа»
—
«полетели по природе с криками: “Ладно!
Все
ладно!
Все
связано
в
этом
мире!
Мир
—
великая
гармония!”»21.
Радостное
душевное
со стоя­
ние,
а нти номично е
сердечным
мукам,
бы ло
воспринято
как
вечное
начало
жиз ни.
А
лик ующ ее
ощуще ни е
земной
красоты
осмысливается
как
не
менее
свя щ енное
переживание,
чем
очистительные
ст рад ания ,
поскольку
оно
б ыло
обращено
к
Бо­
гом
созданному
«Universus-y в е ще ств е н ному,
в и ди мому», исполненному « ве лик ой
гармонии».
Острый
интерес
Ро зан ова
возбудила
картина
Нестерова
«Святая Русь».
В
по­
священной
ей
статье
1907 г.
будт о
пов то рена
негат ивн ая
оценка
образа
Спасителя
в
«Явлении Христа народу»
Иванова.
Однако
теперь
сразу
был
взят
курс
на
проник­
новение
в
глуб ин ы
авторского
миропостижения,
отразившегося
на
по лотн е
«Святая
Русь».
Розанов
увидел
в
нем
подтверждение
своего
неоднократно
высказываемого
в зг ляда
на
«русскую потребность молиться,
во
всей
бесконечности
ее
м от иво в»22.
Ка рти на
Нестерова
вызвала
продолжение
раздумий
на
ту
же
тему.
З десь
следует
выделить
ряд
п ол ож ен ий : «Православие,
этот
с ложны й
и
огромный
культурный
фено мен,
вз ят
Нес тер ов ым
в
м оли тв е»; «молитва вырывается на Руси и у русского
челов ек а
в
общ ей
гармонии
с
духом»;художник«вынул
из
сердца
русс к ого
чело­
ве ка
эту
молитву»
и
«облек ее в краски исторические»23.
Показательно
раскрыта
двунаправленность
духов н ого
состояния
лич нос ти,
порождающего
молит ве нно е
обращение
к
Богу.
Оно
созревает
в
про тив опо ло жных
обстоятельствах
—
«или тра­
гических,
или
особенно
высо ко го , «небесного»
счаст ья »24.
Потребность
молиться
проистекает
не
только
от
переживаемого
мрака,
но
—
от
света,
венчается
не
то ль­
ко
утолением
страданий,
но
—
прославлением
радости
бытия.
По
сл ову
Розанова,


Ро з анов
о
вечном
в
русском
искусстве
533
в
молитве
«отдыхает душа», «облегчается грусть,
гор е»: «вот православие,
тихое,
милое,
без
Монбланов,
без
бурь»25.
Вместе
с
тем
в
картине
Нестерова
взволнованно
воспринят
священный
взлет
лик о вания : «как звонкая песня жаворонка из голубо­
го
жаркого
неба,
раздалась
музыка
и
му зы ка льн ос ть...
К
не бу!
К
неб у!»26.
Впо лн е,
дум а ется,
можно
утверждать,
что
Ро з анов
обрел
«религию молодости,
свежести»
в
святоотеческих
традициях.
«Вечное»
осмыслено
Розановым
не
как
н ечто
единообразное,
застыв ше е,
повто­
ряющееся,
а
как
предопределенная
свыше
—
Богом ,
но
развивающаяся
субстанция,
наделенная,
тоже
свыше,
потенцией
к
подъему
духовного
нач ала ,
прорастающему,
однако,
на
с ложно м,
про тив ор еч ивом
пути.
По
мнению
Розанова,
М.
В.
Нестеров
и
В.
М.
Васнецов
обладали
редким
да ром
воплощения
«вечного»
в
живых
кра с ках
и
композициях.
Потому
эти
художники
взорвали
«тишину», «эпичность»
религиоз­
ной
жи вопис и,
внеся
в
ее
од нол ине йное
течение
«струю музыки,
лирики»27.
Талантливое
з апеч атлен ие
п ро тив опол ожно го
процесса
—
р аст очен ия,
искаже­
ния
душевной
активности
—
Ро з анов
нашел
в
картине
И.
Е.
Репина
«17-е октя бря».
Она
была
рассмотрена
как
выражение
трагедии
неопытной
юно ст и,
затянутой
в
страшную,
безумную
стихию
бунта.
Об
одн ой
жертве
Розанов
писал
(1913): «Де ­
в очка
совсем
“закружилась” <...>
В
сущности,
она
“закружилась”
своими
17- ю
го­
д ами,
но
это
“закружение”
возраста
слилось
у
нее
с
пе те рб ургс ким
ви хре м »28. Богом
данная
человеку
душевная
эне рг ия
оказалась
под
гнетом
конкретно-временного
все
разрушительного
д виж ения,
и
цветение
юности
померкло,
ус т упив
место
разнуздан­
ному
своеволию,
миражу
вседозволенности.
Розанов
назвал
создателя
«17-г о
о ктя­
бря »
вел ик им
художником
и
«великим “щупальщиком”
существа
че ло ве чес кого »29.
Так ое
определение
и
по
сей
день
ак т ивно
противостоит
дежурной
квалификации
Репи на
как
представителя
«реализма», в примитивном смысле этого термина
—
«от ­
ра же ния»
социальной
действительности.
Во
в сех
раб от ах
Розанова
зримо
проявилась
его
предельная,
мужественная
ис­
кренность,
а
в
ряде
нестандартных
утверждений
—
немалая
доля
дер зос ти.
В озм ож­
но,
по
эт ой
прич ине
вним а ние
«оппонентов»
б ыло
с осре доточен о
лишь
на
«крамоль­
ны х»
суждениях
талантливого
мыс лит е ля:
его
целостная
философско-эстетическая
концепция
не
за меча ла сь.
Ре зко
нег а тивные
отзывы
вы зы вали
взгляды
Розанова
на
историческое
христианство.
В
1902 г.
он
ук азал
на
исток
своего
критического
отн о­
шения
к
не му
—
«новейший европейский аскезис,
который
внес
суровые,
страдаль­
ч ески е,
в
средние
века
даже
кровавые,
н оты
в
христианство»30.
З атем
уточнил
это
положение,
обратившись
к
«обществу», которое «на п рас н о
физический
и
физио­
логический
мир
удалило
от
Бога,
выв ело
за
стан
религиозных
состояний,
где
они
и
погибают
<...>»31 В течение долгих лет Розанов искал путь «об но вле ни я»
хр и­
стианской
антропологии,
опи рая сь
на
св ое
во спр ият ие
неуемно
идеализированных
ант иаск етич еск их
постулатов
и
ритуалов
древних
ве роуче н ий.
Именно
это
русло
размышлений
ложно
толковалось
как
главный,
е сли
не
единственный
смысл
все й
деятельности
Розанова.
Самый
печальный
фа кт
сос то ит
в
том,
что
спустя
годы
после
кон чин ы
Васи­
лия
Васильевича
несправедливое
отношение
к
нему
не
изменилось.
Н.
О.
Лосский
в
«Истории русской философии» (1951) допустил откровенное искажение пози­
ции
п и с ат еля: «Розанов хочет светлой религии,
но
ему
совсем
неизвестна
духов­
ная
радость,
потому
что
он
вовсе
не
знает
хр ист ианст ва
как
ре лиг ии
света;
он
хочет
языческой,
чувственной
радости»32.
Еще
рез че
вы ск аз ался
Э.
Голлербах:
Розанов
«превращает религию в сексуальный пантеизм»33. А в с овр ем ен н о й «В се ми рн ой
эн­


534
Л.
А.
Смирнова
ци клоп е ди и» (том «Х рис т иа нс т во») скупо и неумно сказано о Розанове: «Он высту­
пал
в
защиту
натуралистической
рел игии
секса
и
про из вед ения
потомства»34.
Всюду
ошибочные
выводы
сделаны
вне
освоения
сочинений
Розанова
и
без
уче ­
та
глубок их
суждений
о
нем
его
современников.
В
с татье
1906 г.
Д.
В.
Философова,
отнюдь
не
только
к о мплиме нт а рной,
насыщенной
целым
рядом
ос тро
критических
наб людений ,
был
раскрыт
феномен
личности
и
творчества
э того
ор игина льно го
чело ве ка: «Его громадный опыт должен послужить всем идущим по пути искания
ве чных
ц енн остей .
Ср еди
срывов
его
мистики
и
под линн ых
религиозных
подъемов
л юди
нового
религиозного
соз нания
должны
увидеть
верную,
но
тяжелую
тропу
во сх о ждени я. . . » 35 Наследие Розанова,
в
том
чис ле
не бол ьшое
звено
работ,
о
к оторы х
шла
речь
выше,
убеждает
в
его
глубоких
прозрениях
граней
духов н ого
бытия.
1 Розанов В .
В.
Среди
художников.
СПб., 1914. С.
12, 17.
2 Тамже.
С. 167.
3 Там же.
С. 47.
4 Там же.
С. 49.
5 Тамже.
С. 50.
6 Тамже .
С. 151.
7 Тамже .
С. 154.
8 Тамже.
9 Тамже .
С. 155.
10 Там же.
С. 156.
11 Тамже .
С. 85.
12 Там же.
С. 92.
13 Тамже.
С. 98.
14 Тамже.
С. 103.
15 Тамже.
С. 105.
16 Там же.
С. 107.
17 Тамже.С . 171.
18 Тамже.С . 173.
19 Тамже.
С. 158.
20 Тамже.
С. 159.
21 Тамже.С. 162.
22 Там же.
С. 48.
23 Там же.
С. 176.
24 Тамже. С . 177.
25 Тамже.
С.
184.
26 Тамже.
С.
185.
27 Там же.
С.
183.
28 Там же.
С. 456.
29 Там же.
С. 460.
30 Там же.
С. 87.
31 Тамже.
С. 94-95.
32 Лосский Н .
О.
История
русской
фило софи и.
М ., 1991. С. 398.
33 Голлербах Э .
В.
В.
Розанов.
СПб ., 1922. С. 46.
34 Всемирная энциклопедия .
Христианство.
Ми нск, 2004. С. 611.
35 Философов Д .
В.
Загадки
русской
культуры.
М., 2004. С. 143.


Л.
Э.
За в арзина
(Воронеж)
П еда гог ич еские
взг ляд ы
Розанова
В
воззрениях
по
про бле мам
во спит ания
и
образования
Роз ано ва
отличает
про­
фессио нал ьный
в згл яд : 12 лет он учительствовал в гимназиях Брянска,
Ельца,
Бе­
лого
Смоленской
губернии.
С
января
1893 г.
в
«Русском Вестнике» (No 1-3, 6) и в
«Русском Обозрении» (1893, No 5; 1894, No 10-12) публикуется целый ряд его ста ­
тей
на
педагогические
темы
(«Сумерки просвещения», «Педагогические трафарет ­
ки», «О гимназической реформе 70-х г о д ов », «Город и школа», «Семья как истинная
шк ол а», «Беспочвенность русской школы» «Т ри
главные
пр инципа
образования»,
«Афоризмы и наблюдения»
и
др. ), которые были изданы П.
П.
Перцовым
отдельной
к ниг ой: «Сумерки просвещения .
Сборник
статей
по
вопросам
образования»(СПб.,
1899).
Среди
рецензий,
появившихся
на
это
издание,
вы д еля ется
отзыв
П.
Б.
Струве
«Романтика против казенщины», в котором книга Розанова называется замеча­
тельной
и
рекомендуется
для
внимательного
чтения,
ибо
читатель
найдет
в
ней
«в
редком
обилии
мысль,
сильную
оригинальностью
и
глубиной,
облеченную
всегда
в
оригинальную
и
нередко
—
в
блестящую
форму»1.
Одна
из
ос нов ных
работ
Розанова,
посвященных
проблемам
шк олы
и
о бра зо­
вания,
не
зря
наз вана
автором
«Сумерки просвещения», по его мнению, «школа
—
важнейший
институт,
концентрирующий
в
с е бе, <...> все общественные проблемы,
п оэтом у
«Каждое время имеет,
в
сущности,
ту
школу,
которую
оно
заслуживает.
Идеи
в
устроении
ее
так
точно
отвечают
главному
в
на с,
что
каковы
мы
—
так
и
учи м
и
воспитываем
детей.
Школа
—
эт о,
скорее
всего,
си мпто м,
показатель
нашего
внут ре нне го
“я” . Это
—
пульс,
который
бьется
тревожно,
и
мы
его
ясн о
н ащу пываем ,
когда
болезнь
схоронена
еще
глу бок о
внутри
организма»2.
Анализируя
современное
образование,
Роз ано в
в ыясн яет
причины,
по
которым
«не давая ни совершенной тени,
ни
совершенного
света,
оно
порождает
томитель­
ные
су мер к и»3. «Практические люди и теоретики»
давно
поняли,
что
в
образовании
«лежит ключ ко всякому прочному успеху»4.
Но
государство,
господствующее
над
всеми
сторонами
народной
жи зн и , «получило в свое обладание этот ключ»5.
Це р­
ковь,
семья,
др у ги е, «столь же живые и конкретные силы истории», устранены от
во с пита ния.
Для
государства,
установившего
коллективное
обучение,
важна
тольк о
«строгая внешняя абстрактная форма», которая « не
вид ит
лиц,
не
знает
их
имен,
их
прошедшего,
их
надежд
на
б уд ущее »6.
Результатом
такого
о браз ов ания
являе тс я
бескультурная
шко ла.
Пр ичи на
бес -
куль турн ос ти ,
по
мнению
Розанова,
заключается
в
том ,
что
сп ос обы
образования
отвечают
в
ней
требованиям
бюрократического
удобства.
Совершенно
не
уч иты ва­
ется,
что
министерство
народного
просвещения
«имеет своею сферою область духа,
трудится
над
умс т ве нной
и
нравственной
с тор оною
человека»7.
Во
главе
минис т ер­


536
Л.
Э.
Заварзина
с тва
просвещения
«стояли люди только средних способностей <...>, без гения и
вдохновения,
без
энтузиазма,
без
сколько-нибудь
засвидетельствованной
горя чей
л юбви
к
рус с кой
земле,
к
русской
истории,
к
русскому
д уху
и
б ыт у»8.
Ро зан ов
у ве­
р ен,
что
«Судьба школы,
гимназии,
учителя
гимназии
б ыла
бы
совершенно
друга я,
если
бы
<...> на пост министра просвещения
был
позван
з нам енит ый
пе да гог
<...>
Н.
И.
Пи рог ов »9.
Каждый
новый
мин ист р
просвещения
стремился
преобразовать
школу.
Однако,
не
имея
никакой
пе даго гич еск ой
ид еи
в
голове,
он
под пис ыва л
такой
законопроект,
кот орый
«ничьей души <.. .> н е ра дует,
и
ров но
никто
ничего
от
нег о
не
о ж ида ет»10.
В
результате
чего
об щест во
имело
следующую
карт ин у:
«’’Хороший классицизм”,
—
решила
шк ола
Ув аров а.
“Несколько классицизма и несколько естественных наук”,
—
гов ор ила
система
Головина.
“Исключительно один классицизм”,
—
приказал
Толс той .
“Послабее,
не
так
горячо”,
—
смягчил
Делянов.
“Вовсе не надо классицизма”,
—
скомандовал
Ванновский.
“Классицизм можно оставить в виде крох
—
а
главное,
новые
языки,
приклад­
ные
знания,
практические
сведения,
и
как
можно
бо ль ше,
гор ою!
Да
сдобрить
все
патриотизмом
и
сердечностью”,
—
говорили
последующие.
Поезд
«училищ»
пошел
очень
быстро
и
все
сильнее
раскачиваясь,
почт и
до
к ру­
шен ия.
Тут
был
приз ва н
Шварц,
который
сказал
всеобщее:
-
Тпррру...
Вся
страна
тоскливо
заворочала
глаз ам и.
«Господи,
хоть
бы
ре фор м а»...
И
опять
«комиссия», и вот « реф орма»...»11.
Розанов
вид ит
в
шко ле
к анцеля р ию
или,
ско рее, «ультраканцелярию между все ­
ми
с уще ств ую щи ми» 12 в которой каждый в форме и на своем месте:
учитель
—
это
чиновник
в
вицмундире,
а
пер ед
ним
ученики
в
мундирчиках,
сидящие
навытяжку
4-5
ча с ов, «ничего не думая и ничего не слушая»13.
По
мнению
Розанова,
корень
наших
государственных
и
общественных
бед
лежит
в
«несчастнейшей русской школе,
э том
плачевнейшем
порождении
чиновнического
шаб ло на,
литературно-журнального
евр о пейнич анья
и
общественного
космополи­
тизма
и
индифферентизма»14.
Ученик
в
ш коле
«устал»
от
от упе н и я; «он истощен
телом,
он
нервирован
—
заботою,
опасением,
что
вот -во т
его
вызовут
отвечать
урок ;
он
“утомлен”
вы уч кой
вот
э той
с тра н иц ы », которую с трудом понимает,
потому
что
не
чит ал
пр еды дущ ей.
Дома
стр ах
перед
школой
продолжается:
в
долгие
ос енние ,
зим ние ,
весенние
вечера
ученик
попадает
под
власть
безостановочно
ползущей
ча­
совой
стрелки,
стремясь
успеть
подготовить
на
завтра
все
5, а иногда 6
предметов.
В
итоге
гимназист
имеет
«Десять разнородных интересов за день;
десять
пережитых
впечатлений
ме жду
собо ю
не
свя з анных
и
не
связ у емы х »15.
В
такой
организации
уче бног о
процесса
Р.
вид ит
«корень опустошительного
действия
новой
шко л ы»16.
Современное
об учен ие
не
поддается
логическому
объ яс­
нению,
ибо
ка кой
же
«нужен индифферентизм души,
чтобы,
равнодушно
покидая
один
предмет,
бесстрастно
пе реход ит ь
к
другому,
но
и
на
нем
<...>
не
держаться
вниманием»
более
урока 17 .
Такое
положение
вещей
позволило
Розанову
сравнить
учеников
с
актерами,
потому
что
они
так
же
мало
привязаны
«к сменяющимся перед ними впечатлени­


Пе даго гич еские
вз гл яды
Розанова
537
ям,
как
ма ло
привязан
актер
к
надеваемым
и
сбрасываемым
им
мантиям,
коронам,
пар ик ам »18. Отсюда следует,
что
трудность
школы
«есть трудность без заключенной
в
ней
мысли,
только
вне ш ним
обра зом
и сто щ аю щая »19 учащихся.
Иначе
и
не
может
быть
в
школе,
к отора я,
требуя
только
видимости
умственного
тр у да, «без развития,
без
возрастания,
без
озарения,
без
п р о св ет л ени я»20, настаивает на том,
ч тобы
внима­
ние
ученика
в
течение
всех
8 лет гимназического обучения было точно распределе ­
но
в
определенной
пр опо рции
по
уче бн ым
дисциплинам.
Таким
требованием
школа
создает
огро мны е
препятствия
талантливым,
даро­
витым
нату ра м: «кто хоть чуть-чут ь,
начав
увлекаться
каким-нибудь
предметом,
со­
скользнет
с
которого-нибудь
из
растягивающих
его
мысль
штифтиков,
тот
по сле
не кот орой ,
но
непродолжительной
возни
с
ним
уже
насильственно
сбрасывается
и
со
всех
остальных
“по § 34”, “как неспособный к прохождению университетского
ку р са ”»21. Двери
же
университета
распахнутся
пе ред
якобы
преуспевающими
и
со­
зревшими
потому
именно,
что
они
имели
одну
сп особ нос ть
в
течение
школьного
курс а
«ничем не заинтересоваться,
ко
всему
остаться
равнодушными
и,
следова­
тельно,
остаться
вяло-покорными
<...>»22.
Ро з анов
ср авнив ает
отечественную
школу
с
«интенсивно работающей фа­
брикой
под
наблюдением
государственных
инспекторов
и
с
государственными
ра б о чим и»23, занятыми производством « челов е кообр аз ны х,
но
без
живой
души »24,
поэтому
в
ней
нет
места
активным,
даровитым
личностям,
ко торы е
в
большинстве
(до 90%) выбрасываются за борт.
Нет
сомнения,
полагал
Розанов,
что
А.
С.
Пуш­
кин
и
сам
бы
прекратил
уч ит ься
в
такой
гимназии,
где
господствует
«не ученье,
а
баллопромышленничество»25.
По
мнению
Розанова,
великое
зло
нашей
школы
заключается
также
в
том,
что
«предъявляя требования лишь к уму,
она
не
предъявляет
их
к
нравственной
с то­
ро не
ду ш и»26.
Школа
не
стремится
выработать
в
подрастающих
поколениях
како й-
нибудь
к ульт,
то
есть
преданность,
любовь,
верность.
Душевное
богатство
человека:
деликатность,
истинная
доброта
и
великодушие
—
не
декларируются
шк олой
как
ис т инные
ценности.
Отсутствие
развивающих,
воспитывающих
на чал
в
обу ч ении
свя з ано
с
тем,
что
каждое
новое
сведение
«сообщает лишь факт и действует на одну
с торон у
д уши
—
всегда
на
рассудок»27.
Знани е,
особе н но
математическое,
голо, «об­
нажено
от
всяких
сопровождающих
его
идей,
желаний,
ч увс т в»28.
Поэтому
«душа,
возросшая
л ишь
на
у сло вии
подобных
знаний,
как
бы
ни
б ыла
переполнена
ими,
остается
в
сущности
не
пробуждена
в
самых
лучших
глуб ок их
своих
частях.
Да же
умс тв енно
она
остается
не
р азв ита»29.
Пр ич ина
неразвитости
ду ши
учащихся
кроется
в
том,
что
гуманитарные
зна­
ния
не
я вляю тся
приоритетными.
Они
почт и
отсутствуют
в
уче бном
плане
школы.
Т ак,
к урс
русской
истории,
по
подсчетам
В.
В.
Р оз а но ва , «составляет х/TM долю все ­
го
воспринимаемого
учеником
материала
и,
следовательно,
занимает
У320 долю его
цельного
вн има ни я»30 именно в том самом восприимчивом и чутком возрасте,
когда
формируется
его
личность.
Не
удивительно,
что
«на«нет»
сводится
рол ь
историче­
ского
во спо минан ия
в
душе
поч ти
ка ж дого
образованного
рус ск ого»31, следствием
чего
является
«слабость национального самосознания» .
Не
лучше
дело
обстоит
и
с
русской
словесностью.
При
составлении
програм­
мы
по
этому
предмету
мин ист ер ство
народного
просвещения
руководствовалось
реакционными
рас суж де н иями
M.
Н.
Каткова,
духовного
руководителя
кл асси ­
ческой
реформы,
который,
по
справедливому
указанию
Розанова,
не
учитывал
специфику
ра з вития
нашей
страны,
ибо
«особенность нашего исторического по ­


538
Л.
Э.
Заварзина
л ож ения
после
Пет р а»32 такова,
чт о, «чтобы хоть сколько -н иб уд ь
засыпать
про ­
пасть
между
старым
и
новым,
нельзя
обежать
и зучен ия
древней
словесности
всяким
юношею,
который
хочет
стать
просвещенным,
хочет
служить
Ро с сии,
а
не
моменту
в
России»33.
Кроме
того,
уделяя
значительное
внима ние
с лов е сно ст и, «мы подражаем в этом
са мим
грекам
и
римлянам,
юноше ств о
кот оры х
также
образовывалось
на
родных
л ит ера тура х»34.
Эта
же
мысль
подчеркнута
Розановым
еще
рел ьефн ее
в
«Опавших
л и сть я х »: «Вся Греция и Рим питались только литературою:
школ,
в
нашем
см ысле ,
вовсе
не
было!
И
как
в озро сли.
Литература,
собственно,
есть
единственная
школа
народа,
и
она
может
бы ть
единственною
и
достаточною
школою...»35.
Р еф орми ро­
ва ние
ш колы
ч аще
всего
сос то ит
в
переработке
гимназических
програ м м.
Однако
«и после всех «п ер ед ело к», удлинений,
укорачиваний
п рограм м ы,
начи нк и
то
к лас­
сици змо м,
то
реализмом
—
она
ост ае тся
все
ме ртв ою
школою,
скомпилированною,
сколоченною,
выкроенною
—
а
не
живой,
не
творческой,
не
одушевленной»36.
Обучение
не
происходит
без
учебника
и
без
учителя.
Они,
справедливо
замечает
м ыс л ите л ь, «составляют <. ..>
единственно
жив у ю, <...>
единственно
чувствуемую
учеником,
с тор ону
пе дагоги че ск ого
дела»37.
Потребность
в
б ольшом
количестве
учебников
(ответ на изменения в учебных планах)
породила
эру
педагогической
пром ы ш лен н ости , «промышленности через учебники,
че рез
составление
и х»38.
Составленный
по
программе
и
«“Одобренный”
учебник
—
это
обеспеченность
на
старо сть
<...>; при < ...>
скудости
учительского
пол о жения
это
<...>
взбудоражило
худшими
чувствами
в есь
личный
персонал:
можно
х удо
учит ь,
но
нужно
составить
«хороший»
у ч еб ник »39. Таким является быстро раскупаемый учебник,
т от, «при ко­
тором
учит елю
не
нужно
бы
много
объ ясня ть
и
по
которому
ученику
легко
было
бы
готовить
уроки»40.
Авторы
учебников,
ве рно
подмечает
Розанов,
в
первую
оч ер едь
думали
не
о
предмете,
а
об
ученике
и
у чит еле, «применяясь к лени их и неспособ­
ности,
отч асти
к
действительному
н ед ос угу»41.
Критерием
качества
учебника
стала
обывательская
точка
з ре ния : «’’чтобы удоб ­
но
было
проходить”; чтобы он ’’проскальзывал”
не
зацепляясь
за
вним а ние
ученика,
не
останавливая
его ,
не
зад ер ж ив ая»42.
Учебники
по
так
наз ыв ае мым
литературным
предметам
(география,
история)
ст али
«переходить в тип компендиума,
конспек­
та,
в
“опись”
предметов
и
их
отношений»43, в которых «живые
лица
стали
только
большими
и
малыми
име на ми»44; например, «у Иловайского [ уч еб ник и
истории]
нет
образов,
фигур,
героев
и
ве лик их
событий.
Есть
только
на зван ия
всего
эт ого»45.
Друг ая
полов и на
учебн и ков ,
где
требуется
усилие
пон има ния ,
п ре дставл яла
собой
замаскированные
под строч ни ки .
«Лишь учебники математики,
отмечает
Розанов,
не
допустили
п орчи
себ я »46.
Ав торы
учебников,
ко торы х
трудно
назвать
высоко­
культурными
людьми,
совершенно
не
заботились
об
их
образовательном
и
воспи­
т ат ельном
значении,
они
не
хотели
понимать,
что
«В неуловимом складе языка,
в
там
и
здесь
брошенном
замечании
книг а,
по
ко торой
совершается
учен ие ,
налагает
неизгладимую
печать
на
душу
(не ум только)
учащегося»47.
Значительную
роль
в
деятельности
школы,
по
мнению
Розанова,
играет
дирек­
тор.
Мыслитель
с
иронией
заме ча ет: «У нас директор
—
это
какой-то
монах
в
ис­
по ведал ьн е,
се рдц ев едец,
наставитель,
с
вечным
причитаньем: «дажитие тихоеи
бе змо лв ное
поживем»48.
Между
тем
директор
—
«это бытовая фигура,
он
—
в
толпе,
он
—
для
мног их ,
для
всех:
инд ивид у ализ м
скорее
требуется
учителю,
воспитате­
лю,
он
нужен
в
няньке
од ног о,
а
не
управителе
многи х»49.
Директором
должен
бы ть
у мный,
доброс ов естн ый ,
обладающий
большой
свободой
рук о водит е ль,
для
которо­


П еда гоги ческие
в зг ляды
Розанова
539
го
«самонужнейшая функция»
—
«Создать дух учебного заведения», а не занимать­
ся
отправкой
бесчисленных
о тчето в
в
округ.
Он
должен
заботиться
о
то м , «чтобы
гимна з ия
б ыла
подвижна,
г ибка,
приспособляема
к
разнообразию
волнующейся
около
нее
жизни»50.
Р озан ов
выступал
против
того,
чт обы
гимназия
сама
себя
контролировала,
ибо
такой
процесс
будет
направлен
«на качество отчета перед округом,
а
не
на
де йс тви­
тельные
учебные
качества
ученика»51. Только «Университет
оди н
компетентен
су­
дить,
к акие
слушатели
ему
пр и г о дны »52, потому что на нем лежит ответственность
за
профессиональную
подготовку
с пециали ста ,
а
«если ему не дано даже взглянуть
на
к ач ества
подготовки
сл уш ат елей,
которые
вводятся
в
его
стены,
то,
естественно,
он
пер ест ан ет
быть
ответствен
и
за
весь
ход
з аня тий
их
у
себя»53.
Не
случайно
Ро­
занов
считает,
что
«высшим учебным учреждениям в государстве»
должна
быть
предоставлена
фу нкция
надзора
«за средним,
подготовляющим
о б раз о ванием »54.
Ро з анов
ратует
за
маленькие
шк олы,
поскольку
огромная,
в
2-3
этажа
педа­
гоги ческ ая
махина
со
мн оги ми
сотнями
учащихся,
десятками
учителей
подавляет
ученика,
лишает
его
индивидуальности.
Такие
шк олы
«отнимут у вас драгоценней­
шее
[вашу индивидуальность], чем то,
что
вы
полу чите
от
н их »55.
Розанов
на дее т­
ся,
что
«маленькие школки будут культурны по методам усвоения:
индивидуализм
отношений,
не
ст оль
то ро пливо
сменяющиеся
впечатления
—
это
бу дет
здесь
само
собою
с облюд е но»56.
Кроме
того,
в
маленькой
школе
«всякий недостаток ученика
ра но
ви ден,
вовр е мя
може т
бы ть
попр а вле н»57. Любая
ма ть
может
запросто
прийти
сюд а,
потому
что
здесь
«возможно общение,
кот орое
в
сущн ости
невозможно
меж ду
сем ьею
—
слишком
ма лым
миром
и
гимназией
—
миром
слишком
бол ьшим
и
слож­
ным,
“высокоумным”»58.
Роз ано в
неоднократно
высказывался
в
пользу
частной
школы,
а
не
госуд арс тв ен­
ной.
В
качестве
прим ер а
он
н аз ывал
«пансион проф .
П авло ва
в
40-х
годах,
школу
Л.
П о лив анова
—
кла сс иче с кую,
с
ее
четырьмя
пансионами,
умн о
задуманными;
на род­
ную
школу
п роф.
Рачинского,
с
ее
долголетним
опытом
и
ра й оном
ш кол
—
«детей»,
окол о
нее
и
из
нее
выросших;
раньше
мы
уже
упомянули
о
трудах
Ил ьм инск ог о»59.
Непременным
условием
хорош ей
школ ы
яв ляет ся
ее
«местный» (курсив Розано ­
ва.
—
Л.
3.)
хара кт ер,
ко то рый
«должен быть в высшей степени наблюден в школе,
ее
быте,
в
зависимости,
в
сос тав е
не
только
учащихся,
но,
по
ме ре
возможности,
и
уча щи х»60, не говоря уже о воспитывающих.
Неважно,
что
школа
«серенькая,
маленькая,
бе дн ая», важно,
что
она
оцени­
вает
«человека в целом», оценивает «е го
в
буд уще м»61.
И
е сли
она
«делает это,
она
буд ет
воспитательна,
она
бу дет
художественно
обра зующей
школой,
нако­
нец
—
школой
наци она ль но й»62.
Такую
школу
Розанов
называет
к ультур ной,
это
«честная,
трудящаяся
школа,
школа
суровая,
вот
идеал...
взамен
шк олы
слащавой,
д ипл ом ат из иру ю щей»63. Культурная школа та,
где
все
пронизано
любовью.
Розанов
считает,
что
«в школе главное
—
ее
личные
беседы
с
учениками
и
ученицами,
и
та кт
воздействий,
пе ре рабат ываю щих
хар акт ер
и
его
д еф екты. . .»^.
Невозможно
пр ед став ить
школу
без
учителя,
поскольку
школа,
подчеркива­
ет
Р о зан ов , «это только и всецело учитель:
учитель
—
во-первых,
учитель
—
во-
вт орых,
учитель
—
в-т ре ть их,
и
только
в-четвертых
еще
что-нибудь»65.
И
вот
ко гда
«учитель и его лицо были пренебрежены»66, потому что распространилось мнение,
что
«всякий занумерованный чиновник, “ неп ь ющи й”,
ес ть
достаточный
учи те ль»,
ибо
его
точное
де ло
е сть
«стоять»
около
программы
и
«отмечать»
в
«классном жур ­
нале»
«успехи», с которыми ученики «в б ира ют
ее
в
се бя»67, «в вопросе об учебнике


540
Л.
Э.
Заварзина
все
б ыло
пр ед о ставл ено
личности,
“предусмотрительно”
п еред ано
в
руки
алчной
конкуренции»68.
П ед агогиче ск ое
поприще
настолько
с пе цифич но,
что
учителя
имеют
мало
об­
ще го
с
представителями
других
разновидностей
умс тв е нного
труда.
Проработав
на
педагогическом
п оп рище
около
15 лет,
учителя
ощуща ют
у ст алос ть,
по ст оя нную
нар аст ающ ую
невротичность,
иногда
стан ов ят ся
инва лид а ми,
словом,
нуждаются
скор ее
в
заботах
о
с ебе,
нежели
бывают
сп особ ны
«оказывать беспрерывное,
ежеми­
нутное
и
са мое
утон че н ное
вним а ние
к
нуж дам
сотен
и
со тен
образующихся
ю ных
существ»69.
Наблюдая
быт
учителей,
их
о браз
мыслей,
особенности
характеров,
специфику
их
деятельности,
Розанов
точно,
остро
и,
к
сожалению,
актуально
о тмеч ал : «Учи­
тель
для
в сех
стр анен,
всегда
и
для
всех
чужд.
Живой,
беззаботный
см ех
—
вот
чего
ни когд а
<...> вы не услышите от учителя;
сильное
движение,
энергическое
усилие
—
вот
чего
нельзя
ожидать
от
него.
Он
все
может
изложить,
но
ник ог да
—
рассказать
анекдот.
Ни ко гда
и
никого
он
не
заразит
весельем
и
даже
не
оживит,
разве
—
займет
не с коль ко»70.
Разговор,
особенно
в
обществе,
пуга ет
ег о.
По-видимому,
резюми­
ру ет
Розанов,
учитель
«может только научать или выслушивать,
и
все
остальные
его
способности,
умения
атрофированы.
И
вовсе
не
атрофированы,
од на ко,
другие
стремления,
вку сы,
п оз ыв ы»71, потому что учителя « в
огро м ном
большинстве
люди
с
чрезвычайно
тонким
душевным
развитием,
с
задатками,
с
позывами
к
научному
мыш л ению
и
изучению
и,
что
несравненно
важнее
этого,
—
душевно
ч истые.
Вы
здес ь
на йд ете
истинное
уважение
к
бедности,
истинное
презрение
ко
всякому
виду
шалопайства,
физического
или
духовного;
из
представителей
всех
остальных
про­
фессий
университет
здесь
теплее
и
ярче
всего
всп ом инает ся»72. «В случайном,
уеди­
ненном
разговоре,
с
глазу
на
глаз,
вы
встретите
у
учителя
нередко
та кую
бездну
еще
не
замершего
интереса
к
жизни,
да леко й,
чужой,
ему
ненужной
жизни;
иногда
от
постороннего
челов ек а,
спустя
много
времени
п осле
самого
факта,
узнаете
о
так ом
нежном
отношении
к
человеку
(одевание за свой счет какого - нибу д ь
нищего
уч е­
ника
или
чуть
не
кормление
его
буквально
голод но й
семь и )»73. «И
вот
эти
л юди,
таковые
порознь
внутри
себя,
в
своей
деятельности
совокупной
яв ляю тся
в
таких
чертах,
что
ненавидимы
учениками,
не на вид имы
городом;
вредны
семье,
церкви;
антисозидательны
в
и стори и;
и
хорош о
ещ е,
ес ли
бы
только
ненавидимы:
но
более,
нежели
ненавидимы,
—
презираемы
всюду
и
всегда,
и
это
знают»74.
При чи на
этого
пора зи те льн ого
явления
к рое тся
в
специфике
педагогического
труда.
«Труд учителя
—
ум ствен ный,
нер вн ый;
он
и
воспитательный,
он
и
уче бн о­
у ч ены й»75.
Р оза нов
считает
деятельность
учителя
более
утонченной,
деликатной,
чем
деяте л ьн ость
пр офе ссора
или
другого
к ак ого-ли бо
ученого.
Пр офе ссор
неответ­
ственен
за
то,
как
усвоится
лек ци я . «Учитель за все ответствует;
он
творит
не
тольк о
“урок”,
но
—
по
вс еобщем у
ожиданию
и
по
своей
справедливой
и
бескорыстной
ве ре
—
творит
и
обяз уетс я
сотв орит ь
и
“душу ученика”,
сам ое
восприятие,
само е
усвое­
ни е.
Это
—
страшно
тонко,
одухотворенно,
за бот ли в о»76.
Учи тель
долж ен
не
только
изложить
у ч ебный
материал,
но
и
суметь
заинтересовать
им,
направить
внимание
у чен иков
на
важную
ин фо рм ацию , «а в случае неспособности,
ра сс еянн ос ти,
ты сячи
недостатков
со
стороны
слушающих
—
отв е тить
на
каждый
из
этих
не дос тат ков
с оот­
ветствующим
способом
в озд ей ст ви я»77. Передавая из года в год одни и те же сведения,
учитель
должен
каждый
раз
находить
новую
мане ру ,
новый
спо соб
изложения,
чтобы
его
с
интересом
воспринимали
учащиеся,
чтобы
не
показаться
см ешны м
или
неумест­
ны м,
ему
необходимо
приспосабливаться
к
ним,
знать
их
возрастные
особенности.


Педагогические
взгляды
Розанова
541
Вместе
с
тем
учи те ль,
по
мнению
философа,
это
«ремесленник на ремесле»78,
потому
что
труд
его
одн ооб разе н,
вставлен
в
рамку
дня,
с остоя щего
из
5-6
уроков,
обеда,
двух
ч аепит ий
и
чтения
от
40до60
тек стов , «невообразимо перевранных,
но
совершенно
тождественных
по
смыслу,
словам,
конструкции...»79.
У
учителя
бес­
конечное
множество
забот
и
обязанностей,
ко торы е
так
расшатывают
его
нер в ную
систему,
что
он
бывает
то
снисходителен,
то
безумен
от
гнева,
то
чрезвычайно
рас ­
сеян.
Не
приходится
удивляться
тому,
что
в
учителе
уживаются
противоположные
кач ест в а: «Жестокий,
глупы й,
несправедливый,
он
же
и
умный,
изболевший
в
серд­
це
человек
—
вот
учитель»,80 —
заключает
Розанов.
Формирует
учителя,
спр авед лив о
от меч ал
Розанов,
вся
система
обра зов ан ия,
действующая
в
Р ос си и: «Человек и без того очень общего образования,
долгого
учения
и,
следовательно,
оче нь
отвлеченных
интересов,
он
обычно
рожде н
в
одном
го род е,
гимназию
прошел
в
другом,
у нив ерси тет
—
в
тре тьем
и
службу
проходит
в
четвертом,
пятом,
шест ом .
Он
—
человек
без
корней,
в
сущности,
у
него
нет
родины
и,
следовательно,
родного^.
У
нег о
есть
только
отношения
временного
товарище­
ства
со
своими
коллегами.
Уч ит еля
редко
решаются
обзаводиться
семье й,
холостых
с реди
них
—
до
50%, и это,
по
мнению
Р оза н ов а , «есть самый важный показатель
неустроенности
их
б ыт а»82.
«Учитель стал почти синонимом неврастеника,
и
это
около
учеников-детей,
на
к оторы х
его
нервность
о т раж ается
п очти
заражающим
о бра з ом»83.
Это
происходит
потому,
что
нет
государственной
заботы
об
учителе,
недальновидность
власти
п ро­
явл яет ся
в
непонимании
того,
что
в
основе
прогрессивного
развития
страны
«лежит
<...>
свет
з на ни я»84.
Общество,
по
мнению
Розанова,
недооценивало
деятельность
учителя.
Консер ват ивный
характер
реформы
образования
70-х
гг.
XIX в.,
считал
Ро за­
нов,
привел
к
тому,
что
уч ите ль
стал
чино вник ом,
ст рого
выполня ю щим
все
п ред­
п исани я
и
инструкции.
Он
не
может
«Ни ступить в сторону,
ни
ст упи ть
впер ед
или
назад»85.
При
такой
ор гани зац ии
образования
учителя
«через 5 -8
лет
службы
ста­
новились
мум иями» .
Этому,
по
мнению
Розанова,
способствовало
также
то,
что
«в
уч ит еле
не
признавалась
лично ст ь,
свой
ха ракт ер,
некоторое
своеобразие
взглядов,
приемов,
убеждений,
ма не р»86.
Иллюстрацией
являе тс я
характерная
для
реф ормы
выписка
учителей
и з-за
границы
(преимущественно из Австро- Ве нг рии ) . Та ки е к а­
чества
учителя,
как
такт
или
бестактность
в
обращении
с
уча щи ми ся,
талант
или
неспособность
к
преподаванию,
не
являю тся
ва жны ми
для
учителей-чиновников,
потому
что
они
«не выбираются,
а
назначаются;
они
назначаются
по
диплому;
они
нигде
и
никогда
к
преподаванию
не
гот о вилис ь
и
их
преподавательских
сп особ но­
стей,
ранее
назначения,
никто
не
испыт ыв ал»87.
Г осуд арс тво
и
общество
долж н ы,
наконец,
п он ять,
что
нельзя
пренебрегать
ли ч­
ностью
учителя,
потому
что
«он- то
и
есть
центр
и
душа
школы,
единственный
ее
реальный
и
значащий
тво ре ц»88. «Бедные труженики:
ведь
сколько
они
дают
наши м
детям!
—
в оск л ицает
Василий
Васильевич.
—
Сколько
мы
сами,
родители,
—
не
ум е­
ем
дать»89.
В
«Русском Ниле»
Розанов
п одче ркн ул,
какую
гром адн ую
ро ль
в
становлении
юно й
лич но сти
играет
учитель.
Он
рассказал
о
влиянии,
кот орое
оказал
на
него,
ученика
Симбирской
гимназии,
Н.
А.
Николаев.
Преж де
всего
учитель
«сам весь
свет ился
л юбов ью
к
знанию
и
непрестанно
много
ч ит ал»90. Методика Николаева со­
стояла
в
том,
что
он
«никогда ничего не навязывал и не “р у ко в о ди л”
ни
в
че м»91.
Но
«эта его благороднейшая черта была и педагогичнейшею»92.
Воспитание
же
состоя­


542
Л.
Э.
Заварзина
ло
в
то м,
что
«около» (разбивка Розанова .
— Л. 3.) ученика «был
у мный
и
ласковый,
<...> любивший человек,
тож е
смотревший
всегда
сам
в
к ниг у»93.
Госу дарс тв у
н еобх оди мо
создать
лучшие
усл ов ия
для
су щест во ван ия
учите­
ля,
низкая
заработная
пла та
отгоняет
от
шко л
активных,
сил ьны х
людей
к
др угим
ведо мс тва м, «свободнее поставленным и лучше обеспечивающим». « По ра
нашему
про св еще нию
снять
“зрак раба”,
который
оно
нос ит
на
с е бе »94. Необходимо потребо­
ват ь
«у администраторов учебного ведомства самого тщательного и (г л авн о е)
само­
го
реального
вним ан ия
к
учительскому
труду,
к
облег че ни ю
е го»95.
Кроме
матери­
ального
улучшения
ра боты
уч ит е ля , «должен быть поднят и нравственно в смысле
возвращения
ему
с луже бн ого
пиетета»96.
Наз нач ение
учителей,
перевод
их
на
нов ое
мест о
службы,
проведение
проверок
—
все
это
нуждается
«в соблюдении большей
деликатности
в
отношении
к
человеческой
личности,
б ольше й
служебной
осторож­
ности,
большей,
наконец,
товарищеской
и
начальственной
справ едл иво ст и» 97.
Роз а­
нов
напоминает,
что
учителя-энтузиасты,
раб от ающи е
в
просвещении,
особ енн о
в
сельских
шко л ах,
не
вечны.
Н ужно
сд ела ть
все
для
тог о,
чтобы
«воскресить учителя
в
школе», иэто будет «альфой
воск р есения
самой
школы»98.
Ч тобы
учебн ый
процесс
был
эффективным,
не
тягостным,
его
на до
с троит ь,
по
мн ению
Розанова,
с
уче том
тре х
гл а вных
принципо в
образования.
Прин цип
инд ивид уальн ост и
«требует,
чтобы
как
в
обра з уем ом
(ученик), так и
в
образующем
(учебный материал)
б ыла
по
возможности
сохранена
индивидуаль­
ность,
это
драгоценнейшее
в
человеке
и
в
его
тв орч ест ве.
Где
она
не
сохра не на ,
пода­
влена
или
в
пренебрежении,
там
образован ия
совершенно
не
происходит...
только
как
личность,
как
этот
определенный
человек,
а
не
“человек вообще”,
я
м огу
бы ть
наибо­
лее
изобретателен
в
м ы слях,
своих
чу вс тво ва ниях,
уп орен ,
тверд
в
стремлениях»99.
Лучше
всего
э тот
п ринцип
реализуется
в
маленькой
школе,
где
учителя
и
адми ни­
страция
знают
каж дого
ученика
в
лицо.
Что
касается
образующего,
то
ест ь
учебного
мат ер иал а,
то
лучше
усвоить
одну
тему
досконально,
со
вс ех
сторон,
чем
хватать
кус ки
из
каждой
темы.
Читая
уч е бник
истории,
ученик
должен
знать,
что
это
«мои
предки
умирали
на
Куликовом
пол е,
что
это
не
был и
ни
Греки,
ни
Рим л яне,
ни
Пер ­
сы,
ни
Ф р ан цуз ы.. .»100.
Пр инцип
индивидуальности
должен
бы ть
выражен
по
в сем
линиям
обра зую щ ей
системы,
он
не
должен
быт ь
случайным
явлением.
Прин цип
целости
«требует,
чтобы
всякое
входящее
в
ду шу
впечатление
не
пр е­
ры в алось
до
тех
пор
др угим
впечатлением,
по ка
оно
не
в недр ил о сь »101: только неза­
нятый
ум
может
воспринимать
новые
впечатления,
раздробленные
знания
не
им еют
культурного,
образующего,
воспитывающего
значения.
Ро зан ов
подчеркивает,
что
нужно
долгое,
вдумчивое
к
чему-нибудь
одному
отн ошен ие, «чтобы это одно стало
нам
д орог о,
что бы
оно
овладело
н ами
пос ле
то го,
как
мы
им
ов л аде ли »102.
Пр инцип
целости
выступает
против
множественности
предметов
изучения,
против
чрезмер­
ной
краткости
уроков,
против
их
обилия
в
один
день.
«Лучшая школа. ..
ес ть
не
та,
ко торая
расширяет
го риз о нта льно
кур сы,
прибавляя
к
одним
предметам
новые;
луч шая
та,
кот ора я
их
суживает
и
в
то
же
время
углубляет.
Идеал
образования
на
этих
двух
ступенях
ест ь
minimum изучаемых отраслей знания,
но
изучаемых
очень
внимательно,
очень
ст р ого»103.
П рин цип
единства
ти па
состоит
в
требовании,
ч тобы
все
образующие
впечат­
ления,
па дающ ие
на
ка жд ого
ученика,
или ,
что
то
же,
исходящие
из
как о й-л ибо
ко нк рет ной
школы,
бы ли
непременно
одного
тип а,
а
не
разнородные
или
противо­
положные.
С ло во м: «они должны идти из источника одной какой-ниб уд ь
истори­
ческой
кул ьтуры ,
где
они
все
развились
(как факты,
сведения,
воззрения
и
т.
д.) друг


Пед аго ги ческ ие
взгляды
Розанова
543
из
друга,
а
не
друг
против
друга
или
подле
друга,
как
это
бы ло
в
смежных,
сменяв­
ши хся
во
времени
цив или з ация х.
Н ужно
оставить
попытки
соединить
христиан­
ство
с
классическою
древностью,
или
жития
святых
с
а лге брой ...»104.
Не льзя
смешивать
три
типа
образования:
античную
классику,
христианство
и
позитивную
науку.
Эти
т ипы
знания
ра зн ородн ы:
в
их
основе
лежат
различные
ми­
ровоззрения.
Педагогические
взгляды
Роз ано ва
звучали
в
унисон
позициям,
к оторы е
отста­
ивали
прогрессивные
пе да гоги
второй
по лов ины
XIX —
начала
XX вв.
Так,
идеи
П.
Ф.
Каптерева,
учен ого- п ед агога ,
кот орого
современники
называли
«одним из
лучших
у
нас
знатоков
своего
пред м ет а»105, тождественны педагогическим взглядам
Розанова,
о
чем
свидетельствуют
и
наши
на блюд ен ия106.
Сов рем енная
педагогическая
наука
и
практика,
считающая
главной
целью
обра­
з о вания
развитие
личностных
качеств
и
свойств
ученика,
подтверждает
п лодотв ор­
но сть
педагогических
идей
Розанова.
1 Струве П.
Б.
Романтика
против
казенщины
// В.
В.
Розанов:proetcontra.
СПб ., 1995.
Ч.
1.
С. 377.
2 Розанов В.
В.
С умерк и
просвещения.
М., 1990. С. 168.
3 Тамже.
С. 27.
4 Тамже.
С. 5.
5 Тамже.
6 Там же.
С. 20.
7 Там же.
С.
170-171.
8 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Загадки
русской
прово ка ции. (Статьи очерки 1909 г.). М., 2005. С. 329.
9 Розанов В .
В.
Соб р.
со ч.
Старая
и
молода я
Ро с сия . (Статьи очерки 1909г.). М., 2004. С. 28.
10 Розанов В .
В.
Загадки
русской
п ровок аци и.
С. 330.
11 Тамже .
12 Розанов В .
В.
Сум ерки
просвещения.
С.
174.
13 Там же.
14 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Русская
государственность
и
общество.
(Статьи 1906-1907 гг .) .
М.,
2003. С. 3 89-390.
15 Розанов В.
В.
Сум ерки
просвещения.
С.
179.
16 Там же.
17 Тамже .
18 Тамже .
19 Тамже.
С. 173.
20 Тамже.
С.
171.
21 Тамже .
С.
178.
22 Тамже .
23 Тамже .
С.
180.
24 Тамже .
25 Розанов В .
В.
Уе дине нно е.
М., 1990. С. 221.
26 Розанов В .
В.
Сум ерки
просвещения.
С. 56.
27 Там же.
С. 60.
28 Тамже.
С. 63.
29 Тамже.
С . 63-64.
30 Там же.
С. 237.
31 Тамже.
32 Тамже.
С. 204.
33 Тамже.
34 Тамже.


544
Л.
Э.
Заварзина
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
Розанов
В.
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 210.
Розанов
В.
В.
Загадки
русской
провокации.
С. 329.
Роза н ов
В.
В.
Суме рки
просвещения.
С. 185.
Там
же.
С.
184.
Там
же.
С.
185.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 8.
Розанов
В.
В.
Р усская
государственность
и
общество.
С. 390.
Розанов
В.
В.
Суме рки
просвещения.
С. 8.
Там
же.
С. 35.
Розанов
В.
В.
Старая
и
молодая
Рос с ия.
С. 36.
Там
же.
Розанов
В.
В.
С уме рки
просвещения.
С. 225.
Там
же.
С. 187.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С. 72.
Там
же.
С. 93.
Там
же.
С. 50.
Там
же.
С. 227.
Там
же.
Там
же.
С. 218.
Там
же.
С. 109.
Там
же.
С. 108.
Там
же.
Там
же.
С. 106.
Розанов
В.
В.
Заг адк и
русской
про вока ции.
С. 336.
Розанов
В.
В.
Суме рки
просвещения.
С. 217.
Там
же.
Там
же.
С. 205.
Там
же.
С. 185.
Там
же.
С. 148.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
Там
же.
С.
149.
Там
же.
Розанов
В.
В.
Русская
государственность
и
общество.
С. 209.
Там
же.
Розанов
В.
В.
Сумерки
просвещения.
С. 149.
Там
же.
С. 184.
Там
же.
С.
15.
Там
же.
С.
151.
Там
же.
С . 109-110.
Там
же.
С. 110.
Там
же.
С. 236.
Там
же.
С. 234.
Розанов
В.
В.
Р усская
государственность
и
общество.
С.
118.
Там
же.
Розанов
В.
В.
Суме рки
просвещения.
С.
183.
Там
же.
С. 202.
Розанов
В.
В.
Ру сск ая
государственность
и
общество.
С. 206.
Розанов
В.
В.
С уме рки
просвещения.
С. 555.


Педагогические
взгляды
Розанова
545
91 Тамже.
С. 564.
92 Тамже .
93 Тамже .
94 Тамже.
С. 235.
95 Розанов В.
В.
Русская
государственность
и
общество.
С. 254.
96 Розанов В .
В.
Старая
и
молода я
Р оссия .
С. 282.
97 Тамже.
98 Розанов В .
В.
С умерк и
просвещения.
С. 254.
99 Тамже.
С. 92.
100Тамже.
С. 95.
101 Там же.
С. 96.
102 Там же.
С. 97.
103 Тамже.
С. 98.
104 Тамже.
С.
100.
105 Вахтеров В .
Каптерев
П.
Нов ая
русск ая
педа го гия,
ее
г лав нейш ие
идеи,
н аправлени я
и
деяте­
ли
//Образование. 1899. No 1. С. 78.
106 Заварзина Л .
Э.
П.
Ф.
Каптерев
и
В.
В.
Розанов:
думы
об
об ра зова нии
// Педагогика. 2006. No 2.


Г.
В.
Зорина
(Кострома)
«Кризис российской школы»
в
педагогических
работах
Ро зан ова
Целую
группу
труд ов
Розанова
объединяют
ид еи
во спит ания
и
просвещения.
Короткие
заметки
раскрывают
удивительную
педагогическую
мудрость
мыслителя,
и
се го дня
уже
никто
не
может
отрицать
его
вклада
в
философию
о браз ов ания
и
вос­
пит ания .
При
чтении
его
работ,
отражающих
конкретное
состояние
дел
российского
просвещения,
с
одн ой
стороны,
поражает
глу бина
анализа
В.
Розанова,
а
с
другой
—
не
покидает
чувство
постоянных
аналогий
с
современностью.
Свои
педагогические
ид еи
мыслитель
аккумулирует
в
фундаментальном
т руде
«Сумерки просвещения», в котором Розанов предстает в двух ипостасях:
как
учи ­
тель,
раб отав ший
в
про винциа л ьн ых
гимназиях
(Брянской,
Елецкой,
Бельской), он
тщательно
анал из иру ет
учебно-воспитательный
п роце сс
как
бы
изнутри,
пыта яс ь
на йти
доступные
ре шен ия,
к оторы е
бы
излечили
«наболевшие язвы»
на
теле
об­
разовательных
учреждений
России
конца
XIX —
начала
XX в.;
как
любящий
оте ц
многодетной
семьи
(сына и четырех дочерей), в «С у ме рк а х
просвещения»
ав тор
особо
п одче ркн ул
сво ю
всепоглощающую
любо вь
к
детям.
Изнурительным
трудом
за
подбором
материала,
по
мысли
философа,
был и
пройдены
«литературные рудни­
ки»
с
единственной
целью
—
помочь
де тя м , «сколько в каждой странице любви», —
писа л
Розанов,
—
«самая причина сказать: “он ничего не чувствует,
ничего
ему
не
н ужн о”»1.
П ед агогик а
Розанова
в
высшей
степени
гуманна,
обращена
к
личности
ре бенка,
чего,
по
определению,
не
хватает
современной
автору
системы
образования.
Отсу т­
ствие
индивидуального
подхода
к
уче н ику, «сухость»
и
эклектичность
преподавае­
мых
зн ан и й, «освобожденных от всяких порождающих их идей,
желаний,
чувств»2,
отс утств ие
опоры
на
местный
материал
ведут
к
тому,
что
«обучение не волнует и
не
п робуж дае т
челов ече ску ю
душ у». «Было
что-то,
что
я
знаю ,
но
зачем
узнал
не
знаю »3.
Это
печальная
особенность
современного
философу
процесса
образования,
в
котором
воспитуемые
«воспринимают лишь схемы всего действительного,
ни
о
чем
действительном
не
име я
п он яти я»4.
Наиболее
ярко
данную
мысль
иллюстрируют
воспоминания
Роз ано ва
о
его
дет ств е,
приведенные
в
«Опавших листьх»: «Я учил­
ся
в
Костромской
гимназии
и
в
первом
классе
знал,
что
я
человек,
хотя
и
малень­
кий,
но
у
меня
32зубаи24
ребра
и
лиш ь
доучившись
до
четв е ртого,
я
бы
узнал,
что
был
И ван
Сусанин
(стихи о котором я пел еще до поступления в гимназию) .
И
сердце
замирало
от
в ос торга
о
Сусанине,
умирающем
среди
поляков.
Пот ом
была
Симбирская
гимназия,
в
к оторой
я
ни чего
не
узнал
о
Симбирске,
о
Волге,
о
пр е­
ле стн ой
ме ст ной
речк е
Свияге.
П отом
Ниж его р одск ая
гимназия.
Там
мне
стави­
ли
двойки
по
латыни,
а
я
увлекался
Боклем
и
до
т ош ноты
ненавидел
Ми нина
и
Пожарского.
П отом
университет.
“У них была реформация,
а
у
нас
нечесаный
поп


«Кризис российской школы»
в
педагогических
работах
Розанова
547
Аввакум”.
Как
не
в зять
бомбу;
как
не
примкнуть
к
партии
ниспровержения
суще­
ств ую щего
строя»5.
Продолжая
свои
школьные
вос по мина ния ,
Розанов
задается
мучительным
во­
пр осо м: «Каким образом после восьми лет обучения библейской и евангельской
истории,
до гм ату
и
богослужению
мы
оканчивали
курс
сознательными
ат еист ами;
почему
ус воив
учебники,
в
патриотическом
духе
составленные,
мы
не
тольк о
пре­
зирали
прошлое
своего
на ро да,
но
и
ненавидели
настоящее?»6.
Н рав ственн ые
нормы,
котор ые
транслируются
ребенку
в
пр оц ессе
получе н ия
им
классического
образования,
ложатся
лиш ь
голы ми
знан иям и
и
не
сопровожда­
ются
да же
малейшими
движениями
ду ши.
Так им
образом,
з ная
ф орм улы,
оды
и
трактаты,
мы
нико гд а
не
по ймем ,
откуда
у
Ломоносова
возникло
непреодолимое
же ла ние
бежать
учиться
в
М оск ву.
Од ной
из
наиболее
серьезных
педагогических
проблем,
по
мнению
Роз ано ва,
является
отсутствие
в
педагогической
практике
индивидуального
подхода
к
лич­
нос ти
р ебенка .
Школа
не
признает
человека
как
личность,
то
ес ть
«лицо определенное» . « Пу ш ­
к ин,
—
пишет
ав тор,
—
был
органически
не
способен
к
математике,
да же
в
тех
эле ­
ментарных
сведениях,
к отор ые
в
то
время
у сваи вал ись
в
школе;
о
школьных
годах
Шиллера
мы
знае м,
что
од на жды
он
без
поз во л ения
и
тайно
уе хал
в
соседний
город,
чтоб ы
н аслад ит ься
каким-то
театральным
представлением.
В
наш ей
действитель­
ности,
—
с
горечью
от меч ает
мы сли те ль,
—
они
б ыли
бы
изгнаны,
о дин
как
н еус пе­
в ающ ий,
другой
как
неодобрительно
в ед ущий
себ я»7.
Учебные
з авед ения
современной
Роз ано ву
России
направлены
на
поощрение
учеников,
усваивающих
на
определенном
уровне
все
предполагаемые
у ч ебным
пла­
ном
дисциплины.
П оэ тому
натуры
односторонние
в
своих
способностях
и
«неуго­
монные
в
своих
порывах»
ис пыт ываю т
известные
тр удн ости ,
так
как
не
им еют
с оот­
ветствующих
ус ло вий
для
дальнейшего
развития
своих
спо со бн о стей.
Эту
ситуацию
усугубляет
другая
осмысленная
и
представленная
ав тором
п ро­
блема
—
эклектичность
содержания
и
сложность
образовательной
программы.
Человек
по
своей
сущности
монотеист
и
нез а вис имо
от
его
личных
предпочтений
не
может
не сти
в
себе
боле е
одн ой
культ уры .
П оэ тому
многие
впечатления,
поп а­
дающие
в
душу
ребенка,
не
им ея
в
качестве
св оего
источника
одн у
и
ту
же
куль­
туру,
сильно
противоречат
друг
другу,
не
способствуя
формированию
внутреннего
стержня,
состоящего
из
веры
в
Бо га,
личных
убеждений,
нравственных
при нципо в.
В
юно й
д уше
не воз мо жно
соединить
христианство
с
а лгебро й
с
такой
же
легкостью,
как
несколько
учебников
п омещ аютс я
в
шк ольн ом
портфеле.
«Ребенок не знает
прекрасных
замыслов,
с
которыми
составлялись
для
него
“учебные планы”; не зна ­
ет
предусмотрительных
к
ним
“объяснительных записок”.
Все
это
—
у
нас
наверху,
для
рад ос ти
наших
глаз;
там
же,
у
него,
вниз у
—
только
керосиновая
лампа,
све т лое
пятно
под
зеленым
абажуром
и
в
фон е
его
—
вереницы,
вереницы
сл ов,
в
кот орых
на
завтра
он
должен
дать
отче т
нелюбимому
и
его
не
любящему,
не
знающему
учителю.
Пос ле
кое-как
ос ил енных
уроко в,
ученик
сбрасывает
с
себя
платье
и
засыпает
—
без
грез,
без
смешливого
воспоминания
за
день ,
без
молитвы,
со
стучащими
в
голове
консулами
и
бочками,
и
парасангами
Клеарха»8.
Подобный
ритм
образовательного
процесса
вряд
ли
буде т
способствовать
формированию
целостной,
га р мо нично
р азв иваю щ ейся
личности
ре бенка,
ус угу­
бит
эту
разрушающую
тенденцию
и
отсутствие
в
образовательных
про грам м ах
так
называемого
ме стн ого
компонента.
А
име нно
«местный характер», по мнению Po-


548
Г.
В.
Зор ина
зан ов а,
должен
быть
в
высшей
степени
соблюден
в
школе,
в
ее
бы те,
в
составе
не
то лько
уча щихс я,
но
и
уча щ их.
Иначе
человек
вырастет
без
корней,
без
ощущения
Род ин ы,
ро дных ,
близких
(так обычно случается,
когд а
человек
рожден
в
одн ом
гор оде ,
гимназию
прошел
в
другом,
университет
—
в
третьем
и
службу
проходит
в
четвертом,
пятом,
шестом).
Следовательно,
он
не
имеет
ничего
пос то янног о,
все
окруж ающие
лиш ь
приходящие
тени,
цепляющиеся
др уг
за
друга
только
времен­
ной
нуждой.
Такой
че лов ек
«становится сух,
эгоистичен,
часто
не
решается
обзавестись
се­
мь ей
(ссылаясь на финансовое неблагополучие), он угрюмо кладет деньги в банк,
болезненно
привязываясь
мечтою,
что
когд а- то
обеспечит
с ебя,
станет
свободным
и
нез авис имым ;
спустя
несколько
лет
отложенное
берется
обра тн о
и
переносится
к
докторам,
сиделкам,
компрессам
и
скл ян кам
с
микстурой,
к оторы е
еще
д олго
б удут
облегчать
его
стр ад ания»9.
Переставление
местами
предметов,
уче бны х
планов
и
другие
подобные
«рефор ­
мы»
в
облас ти
образования
не
из ме нят
сло живш ейся
ситуации.
По
мнению
ав то ра,
в озрос ла
не обход им ос ть
повышения
роли
семьи
и
церкви
в
восп ит ании
ребенка,
по­
тому
что
«по самой своей природе семья и церковь индивидуальны в способах свое­
го
воздействия,
в
своем
воззрении
на
человека,
на
то,
как
относятся
к
нему »10.
Р еб енок
должен
бо льше
учиться
дома,
а
гимназия
дол жна
помогать
семье
в
этом
о т но шении.
«Это и есть,
—
пишет
Розанов,
—
попытка
культурной
работы
в
сфере
школьного
вопроса.
Школа
вобрала
в
себя
возраст
ребенка
с
7-8 до 17 -18 лет,
сем ье
оставлен
тольк о
труд
родить
и
да ть
реб ен ку
“первое молочко”
и
кой-какого
науче­
ния ,
но
быстро
обрываемого;
от
9 лет она уже дает своему ребенку только ночлег,
на
веч ер
комнату
и
керосиновую
лампу,
по утру
—
чай
и
еду
—
в
3 часа»11.
Таким
обра зом ,
семья
пр евр ащен а
в
«квартиросодержание»
собственного
сына
или
дочери,
где
пра ва
«квартиросодержащих»
оборваны
и
вообще
отступают
пе­
ред
требованием
шк олы.
Семья
опустела
и
запустела;
она
не мн ого
р азв ра тил ась,
с тала
бессодержательна
и
даже
глупа.
Неу ло вим о,
но
р еб енок
так же
воспитыва­
ет
вз росл ого,
как
и
воспитывается
им , «и все здесь полно мысли,
вы ра зи тельно ­
сти,
содержания,
оду хо т вор енн ост и»12.
Т еперь
все
это
вз яла
школа,
о став ив
сем ье
механическую
часть
воспитания:
вов рем я
накормить,
вовремя
разбудить
поутру,
по
осени
купить
учебники...
А
ведь
рождение,
об оюдн ос ть
общения
с
первых
ме­
сяцев
жизни
—
это
факт,
положительное
з нач ение
к от орого
неизгладимо.
«Все
з десь
теплее,
интимнее,
правдивее,
—
отмечает
мы слит ель,
—
и
поэт о му
гор аз до
во спит ател ьн ее»13.
Всякий
непосредственно
близкий
реб енк у
человек
—
бессознательный
ху­
дож ни к,
воспитатель,
способный
создать
из
него
личность
как
нечто
целое.
«Но
кто
же
оц ен ил,
—
с
возмущением
замечает
мыслитель
—
те
непередаваемые,
часто
безмолвные
и
неизгладимые
впечатления,
которые
проходят
здесь
между
мате ­
рью
и
сыном,
сестрой
и
брат ом,
неуж ели
более
значит
хронология
Пел оп онес ско й
в ой н ы?»14.
Конечно,
с емья
не
может
пр ивит ь
патриотизм
или
религиозность
более,
чем
школа,
но
она
дает
теплую
ср еду
для
зарождения
и
восп ит ания
всег о
этого.
Именно
тогда
в
де тст ве
ре бе нок
приобретет
здоровые
и
честные
навыки,
в
отро чес т ве
в
нем
будет
возбужден
ум,
возбуждено
сер дце ,
а
в
высшей
шк оле
сформируется
вк ус
к
том у,
чем
истинно
человек
может
быть
насыщ ен.
Педагогические
заметки
Розанова,
насыщенные
ярки ми
запоминающимися
пр имер ам и,
бес сп орно
актуальны
для
современности,
ко гда
падает
авторитет
и
зна­


«Кризис российской школы »
в
педагогических
работах
Розанова
549
чение
семьи
как
главного
зв ена
в
во с пита нии
ребенка.
В ыяв ле нные
мыслителем
«недостатки обучения»
с
течением
времени
лиш ь
видоизменились
и,
к
со жа лению,
не
преодолены
в
образовательной
системе
XXI в.
1 Розанов В.
В.
О
себе
и
жизни
своей.
М., 1990. С. 193.
2 Розанов В.
В.
С умерк и
просвещения.
М ., 1990. С. 63.
3 Там же.
С.
17
4 Там же.
5 Розанов В .
В.
Опавшие
листья
// О себе и жизни своей.
С. 423.
6 Розанов В .
В.
С умерк и
просвещения.
С. 83.
7 Тамже .
С.
105.
8 Тамже .
С.
120.
9 Там же.
С.
110.
10 Там же.
С. 93.
11 Там же.
С. 221.
12 Тамже .
13 Там же.
С. 222.
14 Розанов В .
В.
О
се бе
и
жиз ни
своей.
С. 193


И.
Д.
Ци рков а
(Мелеуз,
Башкирия)
Пе д аго гика
и
литература
в
книгах
Р оза нова
Многих
жизнь
связывает
с
нау к ой,
философией,
культурой.
Та ким
образом
про ис ход ит
проникновение
в
историю
через
неиссякаемые
источники,
с озда н­
ные
мировыми
светилами,
од ним
из
которых
по
пра ву
является
Розанов.
Он
во­
шел
в
науку,
литературу
как
философ,
создатель
выдающегося
нау чно го
тра кта та
«О понимании».
Книга
бы ла
совершенно
не
воспринята
со вр еменник ам и: «Для
нас
это т
“полный орган разума”,
вы д уман ный
г.
Роз ано вы м,
остается
неразреши­
мою
загадкою.
По нима ние ,
как
нечто
независимое
от
науки
и
фи лос офи и,
стоящее
вне
и
выше
их,
б олее
несомненное
и
обширное,
чем
они,
—
это
просто
логический
абсурд»1.
До
сих
пор
не
разработаны
и
не
ис пол ьз ов аны,
и
не
изучены
до
ко нца
к онце пции
книг и
Розанова.
Что
может
человеческий
раз ум,
границы
его ,
как
и
что
приво д ит
к
по ним ани ю,
как
инт енси фициро ват ь
деятельность
человека
по
преобразованию
ми ра
природы,
что
и
как
сле дуе т
развивать,
воспитывать
в
себе?
Как,
че рез
какие
кри те рии
усил ивает ся
ответственность
и
гуманистическая
склонность
в
обществе
лю дей?
Читая
и
вникая
в
философию
Розанова,
наполняешься
его
энергией,
которая,
соприкасаясь
с
нами,
приводит
к
новому
поз н анию
истин
в
различных
сф ерах
жизни.
Его
интуиции
была
представлена
система
ми розда ни я,
которую
он
из­
ложил
в
к ниге
«О понимании» .
Его
труд
представляет
собой
рукоп ис ь
из
трех
книг:
Книга
I. «Определение науки»
Книга
II. «Строение науки»
Книга
III. «О соотношении между наукой,
природой
человека
и
его
жизнью»
В
книге
I читаем: «Цель образования есть усовершенствовать духовную при ­
роду
человека
и
п одгот ов ить
к
жиз ни
л юдей,
способных
понимать
ее
и
правильно
относиться
к
ней»2.
Розанов
ставит
вопрос
о
возможности
в
педагогической
работе
создать
ту
си­
ст ему
взаимоотношений,
где
реализуются
творческие
и
логические
задачи.
Схе мы
познавания,
представленные
Розановым,
реализуются
в
педагогике
через
логико­
смысловые
мо дел и,
разработанные
профессором
В.
Э.
Штейнбергом.
Логико­
смысловая
модель
знания
(семантический фрактал)
пр ед став ляет
собой
радиально­
концентрический,
координатно-матричный
кар кас;
смысловой
(или семантический)
компонент
знания
имеет
ключевые
слова,
размещенные
на
логическом
каркасе
и
образующие
семантически
связанную
сист ем у.
Ист оки
солярной
графики
кроются
в
морфологических
особенностях
мозга,
ко­
торый
и меет
радиально-концентрическую
с трук туру ,
и
в
пр ед став лени ях
человека
об
окружающем
мире.


Педагогика
и
литература
в
книгах
Розанова
551
К
логико-историческим
истокам
дидактических
многомерных
инстр у менто в
относятся
культовые
знак и
и
символы
с
двумя
повторяющимися
графическими
элементами:
р ади аль ным
и
круговым.
К роме
радиально-круговых
графических
элементов,
в
семантических
фракталах
имеется
сло весн ый
компонент.
Он
имеет
свернутый,
концентрированный
характер;
это
различные
знаково-символические
элементы,
опорные
сигналы,
понятийные,
гр афич еск ие
и
сим во ли ческ ие
обозначения.
В есь
м ат ериал
изо б р ажается
на
восьмикоординатной
матричной
основе.
Такая
ск онц ент ри ро ванная
мод ель
помогает
соз да ть
тв орче ски е,
экспериментальные
ме­
ха низ мы
деятельности,
введет
к
самостоятельному
поиску
и
самосовершенствова­
нию.
Система
о бобще нн ого
отображения
изучаемого
объекта
(явления)
позволя­
ет
синхронизировать
психические
процессы,
быстро
и
точ но
ориентироваться
в
мног омер ном
смысловом
пространстве,
вести
логический
и
эвристический
пои ск
в
условиях
неопределенности,
недостатка
инф ор ма ции
и
т.
д.
Например,
проблема
эффективности
управления
учебным
процессом
на
зан яти ях
св яза на
со
сп особн о­
ст ью
пр епод ав ателя
«видеть»
смысловые
сгустки
инфор ма ции,
устанавливать
ло­
гические
с вязи
между
ним и.
Но
да же
для
преподавателя
литературы
(с развитым
дискурсивном
мыш л ением)
эт от
проц е сс
являе тс я
затруднительным,
поскольку,
следуя
конспекту
зан яти я,
он
подвержен
м он ологи чно сти , «увязает»
в
частных
во­
про сах ,
теряет
тем п
и
логику
изложения
м атериала
или
его
анализа.
Постепенное
изменение
пре жних
стереотипов,
переход
от
последовательного
и
детального
вербального
изложения
к
изложению
с
оп орой
на
рад иаль но- кр угов ую
организацию
ф и зиче ских
и
семантических
пространств
не
только
позволяют
систе­
матизировать
уче бн ые
материалы,
но
и
повыс ит ь
скорость
психических
процессов
и
преподавателя,
и
студента,
парал лель но
создавая
пс ихо сб ерега ю щие
модели
через
структуру
по нима ния.
Именно
тщательный
от бор
выработанного
в
с ло жных
поисках
действенного
по­
зитивного
по ним ания
челов ек а,
изменений
самих
знаний
о
нем
открывает
возмож­
ности
для
дальнейшего
пр од в ижения
в
раскрытии
сущн ос ти
человека
и
как
носите­
ля
развития,
и
как
орг ан и зую щего
начала
в
э том
развитии.
Что
може т
человек?
Как
интенсифицировать
его
деятельность
по
преобразова­
нию
мир а
прир од ы
(в новом его понимании)
и
по
преобразованию
общественных
отношений,
как
усилить
его
гуманистическую
направленность,
челов ече ск ую
ответ­
ственность?
И
как
выявить
и
расширить
возможности
само раз вит ия
человека?
В
нашей
системе
образования
процесс
понимания
не
разработан
до
конца.
В
к ниге
Розанова
ч ит аем : «1) В недостаточности умственного и нравственного
развития
во сп итыва ющ их,
вследствие
чего
способные
обучить,
они
не
способны
п овл ия т ь; 2) в отсутствии в них самих соответствующих убеждений,
так
что
не
в
чем
убеждать
им
или
если
е сть
в
чем,
то
это
не
то,
в
чем
следовало
бы
убеждаться
в ос пит ыв а ющи мс я ; 3) в формации отношений между воспитывающими и воспи­
т ыва е мыми,
в
отсутствии
близости,
доверчивости
и
постоянного
общения
между
ними,
вследствие
ч его
невозможно
благотворного
влияния
первых
и
тогда,
когда
оно
мо гло
иметь
место».
«Второй недостаток состоит в следующем:
воспитываемые
в
наших
школах
не
только
не
имеют
необходимых
умственных
нравственных
склонностей,
как
направ­
лений,
как
симпатий;
они
вооб ще
умственно
и
нравственно
не
во спи т аны,
но
только
обучены
и
ди сц иплин иро ван ы.
Это
происходит
отт ого ,
что
в
том
м атер иал е,
который


552
И.
Д.
Ци рк ова
с лужит
орудием
психического
образования
в
наших
школах,
заключено
в
достаточ­
ной
степени
элементов,
совершенствующих
проц ес с
мышления,
делающих
это
мыш­
ле ние
отч етли вы м
и
правильным;
но
очень
мало
того,
что
питало
бы
ум
высокими
мыслями
и
чис ты ми
чувствами,
ч то,
совершенствуя,
воспитывало
бы
ду шу »3.
Мы
не
воспитываем
в
м оло дом
поколении
способность
критически
мыслить,
пытливость
ума,
бескорыстность.
Неумение
кр ит ическ и
мысл ит ь
з ат ор мажив ает
творческий,
а
зн ачит
и
исследовательский
процесс.
К
эт ому
приводит
противо­
речивая
информационная
ситуация:
с
од ной
ст ороны ,
ежедневно
обрушивается
огромный
пот ок
информации,
с
друг ой
—
полное
отсутствие
способности
к
транс­
формированию
полученной
и нфо рм ации
в
си с тему
взглядов.
Снижается
средний
уровень
интеллекта,
причем
снижаются
не
только
его
количественные
показатели,
прои сход ит
и
качественная
деградация.
Все
больше
п ояв ляетс я
цинизма,
лживости,
пренебрежения
ко
всему,
ис ход яще му
из
друг их
источников.
Не
оттого
ль
мы
теряем
способность
рождать
идеи?
Мы
не
видим,
не
слышим
пос ле д оват ельн ой
це п очки
мыслей,
отвечаем
ч аще
в сего
готовыми
фразами,
з на­
ниями,
своего
обоснования
уверенного
и
сильного
п очти
нет.
Готов а я
выдаваемая
инфор ма ция
низкого
содержательного
качества.
Отсутствие
импровизации,
ори ­
гинальных
умозаключений
вырабатывает
стереотипы,
стан д арты ,
шаблоны,
схемы.
И
как
предупреждение
звучат
слова
Р оз ан ов а : «Заметьте,
что
уже
теперь
теснится,
осмеивается,
пренебрежительно
оскорбляется
все
до бро е,
простое,
спокойное,
по­
просту
д оброде тельн ое »4.
Розанов
вошел
в
ис тори ю
как
философ,
писатель.
Живое
с лово
в
литературе
—
это
огромный
т руд . «Не литература,
а
литературность
ужасна;
литературность
души,
литературность
жизни.
То,
что
всякое
переживание
ум е рло,
нет
его...»5.
Литературу
XX в.
и
будущее
ее
он
оценивал
скорее
пессимистично.
Видя
нарас­
тающую
прогрессивность
ц ивилиз аци и,
Розанов
об ра щал
вним а ние
на
«бездушие
в
л и тера туре».
Уп рощ ае тся
дух
живо т во рящ ий,
упрощается
живо е
ре гу лиров а ние,
усм и ряет ся,
обезличивается
все :
появилась
техническая
душа
с
механизмом
твор­
чества,
но
без
вдохновения.
Наша
литература
началась
с
сатиры
(Кантемир)
и
затем
весь
XVIII в.
был
д ово льно
сатиричен.
П ол овина
XIX в.
была
патетична.
И
затем,
с
60-х
гг .,
сатира
опять
первенствовала.
Но
никогда
не
б ыла
так
исключительна,
как
в
XVIII в .
П ов орот
в
литературе
XX в.
в
напр авлени и
на
искренность
и
правдивость
без
обольщения
был
рожден
«рукотворной душой»
Розанова.
Свои ми
мыслями,
суж ­
дениями
он
побуждал
к
самостоятельному
поиску
истины,
погружая
в
глубинный
мир
идей.
«...
Если,
тем
не
менее,
в
большинстве
(даже всегда,
мне
ка же тся)
писал
искрен­
не,
то
это
не
по
люб ви
к
пр ав де,
к оторо й
у
меня
не
только
не
было,
но
и
представить
се бе
не
мог
...
И
я
просто
кл ал
на
бумагу,
что
е сть:
что
и
образует
всю
мою
правди­
вость
...»6.
Он
б оролся
с
самообольщением
и
самолюбованием
в
литературе,
в ыс казыв аясь
порой
очень
резко.
«Литература вся празднословие.
П очти
вся...
иск лю чений
убийственно
мало.
...
Чему
я,
со бст венно ,
враждебен
в
литературе?
Тому
же,
ч ему
враждебен
в
че­
ло век е:
самодовольству.
Кажется,
что
существо
л итер ату ры
е сть
ложное;
не
то
чтоб ы
“теперь”
и
“эти ли­
тераторы”
дур ны,
но
вся
эта
обла с ть
дурна,
и
притом
по
существу
своему,
от
зерна,
из
которого
выросла.
—
Дай -ка
я
напишу,
а
все
пр оч ту т»7.


Педагогика
и
литература
в
книгах
Розанова
553
Розановский
метод
в ыг овар ив ания
напоминает
сократовский.
Сход ств о
пораз­
и тельн о.
Ницше
писал
о
С о кр ате: «Кто хоть раз наглядно представит себе,
как
после
Сокр ата ,
этого
ми ст агога
науки,
од на
философская
шк ола
сменяет
д руг ую,
как
вол­
на
волну;
как
неведомая
дотоле
универсальность
жажды
з на ния,
охватив
широкие
круги
образованного
обще с тва
и
сделав
науку
основной
задачей
для
в с якого
од а­
ренного
человека,
вывела
ее
в
открытое
море,
откуда
она
с
тех
пор
никогда
не
могла
бы ть
впол не
изгнана;
как
эта
универсальность
впервые
покрыла
всеохватывающей
сетью
в есь
земной
шар
и
даже
открывала
перспективы
на
закономерность
цел ой
Солнечной
системы;
—
кто
представит
с ебе
все
эт о,
а
вместе
с
тем
и
удивительную
в
св оем
вел ич ии
пирамиду
современного
зна н ия,
тот
принужден
бу дет
увидеть
в
Со­
кра те
одн у
из
поворотных
точек
и
осей
так
называемой
всемирной
ис то ри и»8.
О
писателях
и
своих
современниках
Розанов
высказывается
порой
резко,
ос уж­
дая
их.
«Перестаешь верить действительности,
чита я
Гоголя».
«“Сегодня”
—
не
бы ло
вовсе
у
Дос тое в ск ого».
По
словам
Розанова,
литература
должна
бы ть
без
самоизощрения
и
самолюбо­
вания.
«Но ведь суть литературы не в вымысле,
а
в
потребности
сказать
сердцем».
Но
и
о
се бе
он
говорил
в се гд а : «Я пишу не на гербовой бумаге».
Время
показало
обратное.
В.
В.
Розанов
открыл
в
литературе
но вый
жанр:
«Я ввел в литературу самое мелочное,
ми моле тн ое,
нев ид имые
движения
ду ши,
“паутинки быта”».
Немногие
сегодня
мо гут
сказать,
что
читают
Гог оля ,
Достое вс кого,
Толстого.
Пр аздны й
образ
жизни
нечитающих
приводит
в
тупик.
О став ленно е
философом
состоит
из
50 томов книг и статей,
ра скры в ающи х,
ка­
ких
границ
и
как их
це лей
еще
не
достиг
человек,
и
что
предстоит
выполнить
ему.
Он
предлагает
путь,
при
следовании
которым
происходит
высвечивание
ист ин
и
их
осуществление.
Предложенная
150 лет тому назад его концепция нашла свой
отклик
в
сердцах
со врем енник о в.
Однако
его
пр о из ведения
издаются
немногочис­
л енным и
тиражами,
хранятся
до
сих
пор
в
ар хиве
неизданными.
Ви димо,
н еоб хо­
ди мо
еще
какое-то
время,
чт обы
человечество
осознало
его
идеи.
И,
может,
через
100летизтакихже«паутинок
быт а», сотканных литературным сердцем,
будут
чи­
тать
потомки
о
нашей
жизни
сегодня.
Современное
состояние
педагогической
науки
характеризуется
эмп и ри змом
и
низкой
технологичностью.
Дополнительные
трудности
возникают
также
из-за
недостаточно
формируемой
в
процессе
обучения
познавательной
культуры
сту­
де нтов ,
из- за
того,
что
не
учитываются
изменения,
ко то рые
произошли
в
научном
знании
под
влиянием
научно-технической,
управленческой,
информационной
ре­
волюции.
С
учетом
изменений,
которые
проявляются
во
вс ех
об ласт ях
жизне­
деятельности
л юдей,
возникает
перед
человеком
огром н ое
число
про б лем,
вызывая
интеллектуальное,
эмоциональное,
физическое
напряжение.
Изменения
произош­
ли
и
происходят
в
экономической,
культурной,
социальной
сферах
современного
общества,
раз ру ш ения
образа
жизни,
того
мир а,
в
кот ором
мы
жил и
совсем
нед авн о.
Изменение
происходит
в
самой
прир од е
человека,
переходящего
на
нов ый
виток
интеллектуального
ра з вития.
С в ид етельств о
этого
—
сегодняшний
форум ,
посвя­
щенный
жизни
и
творчеству
выдающегося
мыслителя
Розанова,
не
воспринятого
м ног ими
его
современниками.


554
И.
Д.
Ц ирк ова
О ст рая,
проблемная
ситуация,
в
кот орой
находятся
сейчас
психологическая
и
педагогическая
науки,
т реб ует
разработки
новых
теоретических
концепций,
ра с­
ши рен ия
исследований
закономерности
пс ихи че ског о,
психофизического,
социаль­
ного,
личностного
развития
человека
в
условиях
реального
выхода
его
в
открытое
всемирное
п рос тран ст во,
в
том
числе
и
че рез
Интернет,
что
изм ен яет
характер
об­
щения
и
деятельности.
1 Розанов В .
В.
О
по ним ании.
О пыт
исследования
природы,
границ
и
внутреннего
стр оен ия
науки
как
цельного
зна ния .
М. , 1886; СПб., 1994.
2 Розанов В .
В.
О
п оним а нии.
СПб., 1994. С. 69.
3 Там же.
С.
173.
4 Розанов В .
В.
Уединенное.
СП б., 1916. С. 167.
5 Там же.
С. 92.
6 Там же.
С. 62.
7 Там же.
С. 144.
8 Ницше Ф.
Соч.: В2
т.
Т.
1. М . , 1990. 114-115.


И.
Л.
Беленький
(Москва)
Образ
университета
у
Ро зано ва
У нивер ситет ск ом у
вопросу
в
России,
положению
дел
в
российских
униве р с ите­
тах
в
последнюю
четверть
XIX —
начале
XX в., судьбам Московского университета,
наконец,
самой
идее
Университета
как
одн ого
из
основоположений
культуры,
его
симв олич еск им
см ысл ам
посвящены
многие
тексты
В.
В.
Розанова
—
мыслителя,
писателя,
пуб лицис та ,
мемуариста,
историка
современности,
выпускника
Москов­
ского
университета.
Размышления
на
эти
темы
—
при
всей
ситуативной
про т иворе ч ивос ти
отд ель­
ных
суждений
—
сохраняли
внутреннюю
ц елост нос ть,
органическое
единство
на
про т яж ении
вс ех
трансформаций
иде йно й
эво лю ции
Роз ано ва
п ете рбург ск ого
пе­
риода.
О смысл ение
мучительной
диа ле кти ки
реально-эмпирического
и
желаемого,
должного
в
жиз ни,
самом
существовании
отечественных
униве р сите то в
—
чре з вы­
ча йно
значимый
момент
духовной
биографии
Розанова,
неотрывной
от
в сей
систе­
мы
его
религиозно-философских,
исторических
/ историко - ку ль тур ных,
пол ит иче­
ских ,
педагогических
воззрений,
от
его
ве чн ого
стремления
к
це лос тном у
ви дению
мир а.
Наблю дени я
и
об общен и я,
касающиеся
истории
российских
университетов
в
пореформенную
э поху
и
их
смыслополагания
в
культурно-историческом
бытии
России
—
опирающиеся
и
на
редкостное
«осязательное»
восприятие
действитель­
нос ти
Розановым,
и
на
его
лич нос т ный,
эк з ист енциа ль ный
опыт
—
очерчивают
еще
одн у
грань
бесконечно
сложного
духовного
облика
автора
«Сумерек просвещения»,
«Когда начальство ушло», «Опавших листьев».
Как
и
во
вс ех
других
случаях,
Розанов,
обращаясь
к
университетской
проблеме,
неизбежно
выходил
за
п ред елы,
границы
ее
как
таковой.
Разговор
об
«Универси­
тете»
неизбежно
возвращал
п исат еля
к
кругу
постоянных
тем
его
мыс ли,
связан­
ных
с
судьбами
Рос с ии , «истории человеческой личности», истории « ч ел ов еч еско г о
лица»
в
России.
Прочтение
и
комментирование
розановских
статей
и
высказываний
об
универ­
ситетском
воп рос е,
мемуарных
фр агм ент ов
о
Московском
университете
предпо­
ла гает ,
в
частности,
их
рассмотрение
в
контексте
в сей
полифонии
мнений
по
этим
про бле мам,
представленных
в
ру сск ой
печати
1880-х
—
1910-х
гг.
(в официальных
документах,
в
публицистике,
в
работах
науковедческого,
историко-научного
и
пе­
дагогического
характера,
мемуаристике).
Но
это
—
дело
буд ущи х
исследований.
Отметим
лишь
одн о
значимое
обстоятельство.
Пристальное
внимание
Ро з анова
бы ло
обращено
именно
к
тем
аспек т ам
бытия
университетов,
ко то рые
неизменно
нахо д ил ись
в
фокусе
внимания
русской
университетской
и
академической
науки
и
русской
общественности:
культурообразующий
смысл
самой
идеи
Университета;
Московский
И мпера торски й
университет
и
его
традиции;
университеты
и
госу­
дарство
(трансформации курса университетской политики правительства,
уставы


556
И.
Л.
Беленький
1863 и 1884 гг . , «Временные правила. ..» 1905 г. ,
кризис
1911 г. ); университеты и
общество;
идея
автономии
университетов
и
проблема
«академических свобод»;
образ
профессора
в
русской
культуре
(идеальное и реальное,
индивидуальное
и
ти п и че ское ); университет как органон науки (у н ив ер си тет
и
судьбы
науки
в
Ро с­
с ии:
ее
становление
и
р а зви тие); подготовка специалистов высшей квалификации
для
н ужд
государства
и
других
сф ер
общества;
университет
и
духовное
развитие
личности;
строение
университета
и
его
повседневная
деятельность;
институт
ат­
тестации,
студенческая
корпорация:
умонастроения,
культура,
быт,
психология;
студенческое
д вижение
и
общественно-политическая
жизнь
страны;
география
университетов
и
пер спек ти вы
ее
расш ир ения;
университет
и
высшее
женск о е
об­
разование.
Общность
предмета
ана л иза
задана
самой
прир од ой
ве щей,
самим
состоянием
ун ив е рси тетс кого
образования
в
кон це
XIX —
начале
XX в.
Совмещение
аполо­
гии
и деи
Университета
и
критики
пол ож ения
дел
в
отечественных
университетах
и
их
взаимоотношений
с
государством
и
обществом
характерно
бы ло
для
многих
авторов
—
современников
Розанова,
пишущих
по
этим
проблемам
(H.
М.
Бубнова,
В.
Ф.
Булгак ов а ,
С.
Н.
Булгакова,
В.
И.
Вернадского,
П.
И.
Георгиевского,
Э.
Д.
Гри ­
ма,
А.
М.
Евлахова,
В.
Н.
Ивановского,
А.
С.
Изгоева,
Н.
И.
Каре е ва,
Н.
К.
Коль­
цова,
Л.
И.
П ет ражи ц кого,
М.
М.
Покровского,
А.
В.
Ро ман ови ча-Сл ават ин ск ог о,
Д.
Я.
Самохвалова,
В.
И.
Се ргее ви ча,
Г.
Ф.
Симоненко,
Н.
В.
Сперанского,
М.
А.
Та­
у бе,
С.
Н.
Т рубец кого,
В.
М.
Хвостова,
Б.
Н.
Чичерина
и
др.).
Тексты
Розанова
рез ко
от ли чают
не ожид а нные
совмещения,
каз ало сь
бы,
совер­
шенно
противоположных,
несовмещаемых
смыслов,
диктуемые
самим
экзистенци­
альным
строем
его
мышления
и
пи сь ма.
Его
беспокойное,
страстное
«Я»
пронизыва­
ет
все
страницы,
посвященные
университетскому
вопросу.
Воистину:«Всевомнеи
я
во
вс ем ». Создаваемый им эскиз интеллектуальной и социально-п сих оло гич е ск о й
и стор ии
русских
университетов
многомерен,
целостен
по
своей
органической
сути,
но
не
однороден
по
форме
(публицистические тексты,
автокомментарии,
мемуар­
ные
фрагменты
в
«Листьях», эпистолярия)
*.
В
эт ом
эскизе
глубина
философской
рефлексии
ок азы ва ется
сопряженной
с
жестким,
да же
безжалостным
реализмом
«историка современности», высокая па ­
тетика
(в текстах,
свя з ывающ их
тем у
Университета
с
«поэтикой государства») —
с
неизбежной
для
мемуариста
мифологизацией
про шлого
Московского
универси­
тета,
аналитика
реального
состояния
университетского
де ла
в
России
(аналитика
точная
и
художественно
выразительная)
—
с
суждениями
о
«должном,
но
не
сбыв­
шемся»
в
жизни
русских
у нив ерсит ет ов
в
конце
XIX —
начале
XX в.
В
суждени­
ях
подобного
р ода
неизбежны
эл емент ы
своего
рода
умозрительной
утопичности.
Природу
их
наиболее
точ но
определил
В.
Г.
Сук ач: «По существу,
Розанов
в есь
уш ел
в
ме ч ту»1.
Университет
как
так ов ой,
Университет
в
его
пот е нциал ьно м,
символическом
содержании
всег да
по ним ался
Розановым
как
о дно
из
совершеннейших
тво ре ний
культуры,
орг ан он
науки
и
ее
развития.
Достаточно
нескольких
цитат:
* Предметом специального исследования могло бы стать сопоставление мыслимого Розановым
идеала
по длин ного
Университета
и
его
критики
действительного
состояния
русских
университе­
тов
с
тра к тов кой
тем ы
Университета
в
европейской
м ысли
XIX —
начала
XXв. (от В.
Гумбольдта
и
Г.
Гельмгольца
до
М.
Веб ера,
М.
Шелера
и
Г.
Гес се)
в
контексте
сравнит ельн ого
анализа
развития
университетского
образования
в
России,
Германии,
Великобритании,
Франции.


Об раз
уни вер ситета
у
Розанова
557
Университеты
—
«высшие продукты,
в
каких
нова я
культура
...
выразила
с вои
самые
идеальные,
чистые
черты;
познание
мы
считаем
главною
и
характерною
осо­
бенностью
новых
веков,
в ысшею
их
задачею»2.
«Universitas omnium litterarum» —
круг
вс ех
наук»
и
е сть
видимое,
осязательное
сре до точи е
этих
идеальных
стремлений,
эт их
новых
порывов
че лов ече ск ого
дух а
ввыс ь»3.
Университет,
освобожденный
от
политики,
должен
бы ть
неким
монастырем
на уки , «научных занятий,
научно
способных
и
научно
устремленных
людей »4.
В
том
идеальном
Университете,
о браз
к оторого
возникает
в
розановских
тек­
ст ах,
в
частности,
и
как
отрицание
с мыс лов
его
реального
существования
в
эпоху,
современную
Розанову,
духовный
рост
личности,
сохранение
и
развитие
человече­
ск ой
индивидуальности
м ысл ится
как
одн а
из
важнейших
задач.
В
реальном
же
университете
он
вид ит
д ру гое : «Гимназии и университет кладут
на
нас
неизгладимое
влияние...
Но
какое?
Вл иян ие
выв их а,
бездарности
и
уродства.
Они
надевают
на
нас
не
лицо,
а
рожу.
И
вот
от
э той
“рожи”
отделайся-ка.
И
ходим.
И
ненавидим
себ я.
И
ненавидим
Россию»5.
Кризисные
явления
в
университетском
образовании
1880-х
—
1910-х гг., воспри­
яти е
и
пережитые
им,
как
всегда,
в
глубо ко
личностном,
экзистенциальном
ключе,
запечатлены
в
его
соч инени ях
как
фундаментальный
инс тит уцио нал ьн ый
и
интел­
лектуальный,
д ух овный
кризис
русских
университетов
(деформация органических
связей
университета
с
гос ударс тв ом ,
изменения
интеллектуальной
атмосферы
в
профессорско-преподавательской
среде,
сдвиги
в
характере
мотивации
юношества
при
поступлении
в
у нивер сит ет
и
выбора
факультета,
деструктивные
про цес сы
в
студенческой
среде,
деформация
от нош ений
между
профессурой
и
студенчеством,
политизация
университетов,
падение
статуса
науки
в
них
и
т.
п.
и
т.
д.
—
и
в
итоге:
ду ховн ое
ум ерт вл ение
Университета,
окончательная
утеря
им
«идеальных устрем ­
ле н и й », предполагаемых самой его смысловой онтологией.
Все
это
эмблематично
выражено
са мим
названием
сборника
статей
о
проблемах
ш колы
и
университета
1899 г.
—
«Сумерки просвещения».
Фрагментарная,
но
очень
вы раз ит ель ная
картина
исторически
развивающегося
кризиса
русских
университетов
пореформенного
пер иода,
воссозданная
почти
ис­
ключительно
на
материале
судеб
Московского
Императорского университета
(статьи
из
цикла
«Старое и новое», «Сумерки просвещения», «Литературно -обще ств ен н ый
к ри зи с», «Подготовка к профессуре в России», «Опавшие листья»
и
другие
тексты
Роз анов а), по сути,
является
опять-таки
фрагментарной,
но
столь
же
выразитель­
ной,
картиной
смены
культурно-исторических
эпох
в
России
этого
времени6.
Критика
Университета
у
Розанова
оказывается
прежде
всего
критикой
состоя­
ния
науки
в
р оссийск их
университетах,
перерастая
в
ря де
случа ев
в
критику
состоя­
ния
российской
науки
в
целом.
Его
неоднократные
высказывания
о
падении
статуса
науки
в
университетах
не
согласуются
с
представлениями,
с уще ст вующ ими
в
отечественной
историографии
науки
и
сложившимися
еще
в
начале
XXв., согласно которым бытие науки в России
на чин ая
с
последней
трети
XIX в., —
это
процесс
все
боле е
и
более
ук реп ля ющегос я
развития,
выв ед ший
ряд
областей
научного
знания
на
самые
передовые
рубежи
на
гра ни
столетий
(математика,
языкознание,
медиевистика,
востоковедение,
славяно­
ведение
и
др .).
Безусловно
признавая
эту
несогласованность,
необходимо
учи ты ва ть,
что
Ро­
занов
все
же
име л
в
ви ду
не
саму
многосложную
и
многосоставную
систему
науч­


558
И.
Л.
Бел еньки й
ных
исследований
в
стенах
университетов
(хотя он говорил и об этом,
отмечая
не­
дост ат очн ост ь
представления
в
со ста ве
факультетов
складывающейся
в
его
время
стру ктуры
н аучн ого
зн ан ия), а их общий дух,
их
еще
не
сф ор ми ро ванный
универ­
ситетской
и
академической
наукой
—
не
освободившейся
от
идей
позитивизма
в
его
ра нней
форм е
—
философский
см ысл.
Де сятил ети я
спустя
под обн ое
же
критическое
отношение
к
университетскому
позитивизму
отразилось
в
мемуарах
А.
Бе лого.
Представления
о
науке,
определяющие
сам
с трой
научных
исследований
в
уни­
вер сит ет ах;
гов оря
современным
языком,
метанаучная
эпо хи
(в той мере и степени,
в
кот орых
она
на ход ил ась
в
пол е
его
зрения)
—
совершенно
не
отвечали
его
тра ктов­
ке
проблем
сущности,
предмета,
з адач,
содержания
и
строения
наук и
в
раннем
труде
«О понимании» .
О
том ,
чем
был а
для
нег о
эта
к нига
в
год ы
ее
создания
(первая половина
1880-х г г .), Розанов позднее писал: «Книга “О
понимании”,
ве зде
излагая,
подспудно
везде
полемизирует;
это
—
на
737 страницах сделанная полемика “ про ти в
Москов­
ского
университета”,
то
е сть
того
осязательного,
что
я
перед
собой
име л
4 года.
И
мне
над о
б ыло
вышибить
из
ру к,
из
речи,
из
“умозаключений”
своих
противников
те
арг у мент ы,
которыми
они
фехтовали.
Отсюда
—
элементарность,
плоскость
суж­
де ний,
до ка за те ль ств . “Надо было полемизировать не с Парменидом,
а
с
Михайлов­
ским”.
Конечно,
—
это
слабая
с торон а
кн иги»7.
В
«Мимолетном» 1915 г.
Роз а нов
так
писа л
о
замысле
(1882) и смысле книги:
«-
О,
не
над о
ВАС
... К ЧЕРТУ...
Сановники,
а
не
мыслители.
У
вас
нет
самого
плана
“науки”
и
план а
того
самого
“университета” (universitas omnium litterarum), то есть
всех
в
слове
вы ра жен ных
на ук), в котором вы читаете лекции,
не
зн ая
“почему”,
не
зна я
“что”.. .
-
Я
вам
дам
Universitas litterarum...
п лан
наук
не
только
сущ их,
но
и
вс ех
буду­
щи х,
само й
возможности
науки,
всех
возможных
н аук,
—
выве дя
“возможность”
и
“возможные”
из
потенциальности
ра зум а,
но
потенциальности
не
“какой-ни бу дь”,
но
—
оп ред елен ной
и
жив о й»*.
Представляется
все
же
загадкой
явная
д ист анцир ов анност ь
философско-
на уч ных
размышлений
Розанова,
постулировавшего
в
«О понимании»
необходи­
мость
изучения
«мирового целого»
и
разработавшего
целую
п рогр амму
э того
из уче­
ния ,
от
«философии всеединства»
В.
С.
Соловьёва
и
его
первых
последователей.
Более
объяснима
его
дистанцированность
от
глуб ок о
фундированных
историо­
графических
штудий
(историко-философских
и
историко-научных)
рубежа
столе­
тий,
реконструировавших
процесс
развития
философской
и
научной
мысли
в
Ро с­
сии
XVIII —
первой
половины
XIX в.
За
оче нь
немногими
исключениями
(прежде
всего,
это
работы
В.
И.
В ерн адс ко го), все они были проникнуты духом позитивизма
и
эмпиризма,
с толь
ч ужд ого
Розанову.
Известная
пр от ивор ечи вос ть
отличает
отдельные
высказывания
Розанова
о
ха­
рактере
генезиса
и
развития
русской
науки
в
XVIII-XIX
вв.
и
М.
В.
Ломоносове
как
об
одном
из
основоположников
ее
бытия
на
раннем
эт апе.
Прав д а,
ча ще
всего
противоречивость
эта
носила
скорее
внешний,
а
не
сущност­
ный
характер,
у сил ивая
экспрессию
фор м
выражения
обуревавших
его
идей
и
на­
строений,
подчеркивая
принци пиа л ьну ю
антиномичность
его
мышления.
Хорошо
известны
и
часто
цитируются
в
литературе
его
с ло ва: «На предмет надо
имет ь
именно
1000 точек зрения .
Не
две
и
не
три:
а
—
тысячу.
Это
—
“координаты
действительности”.
И
действительность
только
чер ез
1000 точек на нее зрения и
оп ред еляе тс я»9.


Об раз
уни вер ситета
у
Розанова
559
Ант иноми чнос т ь
эт у,
художественно
закрепленную
прекрасным
обр аз ом
«рай»
и
«ад», «сжатые в одной ладони», мы встречаем в комментариях Розанова к письму
H.
Н.
Страхова
от
20 февраля 1892 г., содержащих двойственную оценку наших за­
нятий
«поэзиею,
искусством
и
науками»
в
послепетровскую
эпоху
и
отношений
к
эти х
«занятиям»
государства
и
общества10.
А
вот
два
уже
сущностно
противоположные
мне ния
о
Ломоносове.
1911 г. : «На Западе в эпоху схоластики <. ..>
были
“Пушкины мысли”, “ Го го ли
мысли”,
—
че го
у
нас
решительно
никогда
не
было.
У
нас
были
высокие
таланты,
но
со бс т венно
всеосвещающего
гения
в
науке
не
было
ни
одного,
—
включая
даж е
и
Ло­
моносова
сюда.
И
выключая
ед инс тве нно го
Ло б ачевск о го »11.
1915 г .: «Без теорий,
без
ид еологи и,
а
по
сему
самому
без
крайностей
и
ош ибок
Ломоносов
более
нежели
за
сто
лет
предварил
то
умственное
и
волевое
дви ж ение,
кот орое
по луч ило
во
вт орой
пол овине
XIXвекаимя “позитивизма”
и
г ос подс тва
“реальных наук и естествознания”. М ечты Ге рм ан ии 6 0 -х
гг.
для
нас
были
воспоми­
нанием
столетней
давности.
В
самом
дел е,
в
д ухе
Ломоносова
и
совокупности
дел
его
содержался
целый
метод,
хот я
он
и
не
упоминал
его ,
не
возводил
в
теорию
и
не
навязывал
как
теорию
ни ко му »12.
Отмечая
неп олнот у
в
целом
пр ед ставл ения
структуры
н аучн ого
знания
в
стр ое­
нии
факультетов
русских
университетов,
Розанов
по-разному
относился
к
общему
состоянию
наук
историко-филологического
цикла
и
юридических
н аук
в
России
и
их
университетского
пре под ав а ния.
«“Батюшки”
е сть
в
рус ск ой
истории
и
фил олог ии:
о бщее
—
в
рус изме,
рус ско й
этнографии.
Сл ава
Богу,
х оть
“Россию”- т о
русские
“обдумали”. Т ут на м “ не
у
нем­
цев
учи ться ” ...
От
Кар амз ина
до
Ключевского,
от
Киреевского
до
Ламанского
мы
имеем
де сятк и
светлых
умов,
в
вековой
преемственности
об дума вши х
“русскую эт­
нографию”. —
“Тут нам Иеринга не надо”»13*.
Он
чрезвычайно
высоко
оценивал
научные
труды,
пе даго ги чес кую
деятель­
ность,
духовный
облик
р яда
профессоров
историко-филологического
факультета
Московского
университета:
В.
И.
Герье,
Ф.
Е.
Корша,
С.
М.
Сол овьё в а,
Н.
И.
Сторо­
женко, H.
С.
Тихонравова;
буквально
благоговел
пер ед
В.
О.
Ключевским
и
пам я­
тью
о
Ф.
И.
Бу слаев е
и
T. Н.
Грановском.
Совершенно
по-иному
относился
Ро зан ов
к
профессорам
юридических
фа­
культетов
Московского
и
Санкт-Петербургского
университетов.
Для
него , «поэта»
и
«мифолога»
государства,
монархии
бы ло
неприемлемо
состояние
н аук
о
праве,
государствоведения
в
Рос си и.
«Все русские ученые работают “по
Иерингу”,
как
до
него
применяли
“социоло­
гический
метод
Спен сера”»14.
«Профессора совершенно не понимают,
что
такое
государство.
И
именно
—
п ро­
фессор а
государственного
пра ва.
Что
такое
цар ство .
“Наша Россия”». «Суть дела и
* Продолжение цитируемого фрагмента статьи возвращает нас к теме видения Розановым общего
ду ха
и
смысла
рус с кой
на уки,
русской
мы сли
в
цело м: «Все эти “б атюш ки”,
однако,
—
втор ого
по­
р яд ка : “отцы семейств”,
но
не
“родоначальники племен”
и
не
основатели
“великих городов”... Такие
“деды науки”
—
Аристотель,
Платон,
Декарт,
Ньюто н,
Бэкон,
Ге ге ль.
Они
уже
не
рождают
из
себя
какую-нибудь
одну
науку,
а
рождают
циклы
наук,
оказывают
д авлен ие
или
одушевление
на
весь
круг
своего
времени,
с
возможностью
даже
нов ых
наук
потом
и
за
ними,
но
вследствие
их...
Такая
ума
ни
одного
не
дала
Р ос с ии» (Розанов В.
В.
Ес ть
ли
«наука в России?» // Розанов В .
В.
Террор
против
русского
н ацион ализм а.
М ., 2005. С.
184). Еще раз видно,
что
наука,
в
ее
высшем
смы сле,
для
Ро зан ова
неотделима
от
фило софии .


560
И.
Л.
Беленький
сут ь
царства
и
государства
с уть
некоторый
ноумен
во
времени
(терминология Кан­
та)
совершенно
непознаваемый
и
о
ко тором
все
науки
юридического
факультета
—
мелочь,
вздор»15.
***
Т ема
«Образ университета у Розанова», освещенная в этих заметках лишь пун­
ктирно
и
очень
фрагментарно,
требует,
конечно,
более
подробного
и
систематическо­
го
изучения,
пре дпола гающ ег о
нео бх од имо сть
герменевтики
(прочтения)
вс его
на­
писан но го
им
об
ид ее
Университета
и
несовершенном
оп ыте
воплощения
ее
в
России
как
ед иног о
текста.
Только
в
этом
случае
может
быть
возможно
какое-то
приближение
к
по дл инно му
пониманию
(«пониманию»
именно
в
розановском
смысле
этого
слова)
тог о,
что
сказал
и
хотел
сказать
Ва си лий
Васильевич
Роз а нов
об
Университете.
Романтико-утопическая
мечта
об
«идеальном Университете»
—
«монастыре
нау к и», опыт реконструкции смысловых оснований развития русской науки,
миф
о
судьбах
Московского
унив ерсит ета
(вспомним определение А.
Ф.
Лосева:«Миф
есть
развернутое
магическое
им я»16), жесточайшая аналитика « н а ли ч н ого
бытия»
росс ий ск их
унив е рсит е тов
в
розановскую
эпоху
—
это
все го
лишь
н аши
проекции
его
мыс ли.
Покойный
В.
В.
Бибихин
писал
в
начале
«возвращения»
В.
В.
Розанова
в
нашу
культуру:«Там,
где,
мы
ду мае м,
мы
уже
читаем
и
понимаем
Розанова,
перед
нами
в
зе рка ле
п ока
еще
наш
портрет»17.
Н аписано
это
был о
в
1992 г.
Сегодня,
в
каких-то
отношениях,
ситуация
изменилась
принципиа л ьно.
Вопрос,
одн ако ,
в
том,
в
какой
мер е
она
изменилась
в
целом?
1 Сукач В.
Г.
Загадка
личности
Ро зано ва
// Розанов В.
В.
О
себе
и
ж изни
своей.
М ., 1990. С.
15.
2 Розанов В.
В.
Сумерки
просвещения.
М ., 1990. С. 68.
3 Тамже.
С. 70.
4 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
В
наш ей
см уте.
М ., 2004. С. 240.
5 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
Мимолетное.
М ., 1994. С. 237.
6 Не вдаваясь в достаточно обширную историографию последней темы,
отметим
лиш ь
значи­
мост ь
акцентов,
расставленных
в
характ ери стик е
эпохи
Александра
III в статье М.
К.
Поливано­
ва
«Очерк биографии Г .
Г.
Шпета»(Лица.
С Пб .; М., 1992. T. 1. С. 7-43).
7 Розанов В.
В.
Примечание
к
письм у
H. Н.
Страхова
В.
В.
Р озан ову
от
9 января 1888
г. [1913г.]//
Розанов
В.
В.
С обр.
соч.
Литературные
изгнанники.
М ., 2000. С. 19.
8 Розанов В.
В.
Мимолетное.
М ., 1994. С.
116.
9 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Ко гда
начальство
ушл о...
М ., 1997. С. 527.
10 Розанов В.
В.
Примечания
к
пис ьму
H. Н.
Страхова
В.
В.
Р озан ова
20 февр .
1892 г. (1913 г. ) //
Розанов
В.
В.
Литературные
изгнанники.
М. , 2001. С.
102-103.
11 Розанов В.
В.
Еще
о
«научном состоянии»
Росси и
// Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
Т еррор
против
русского
национализма.
М ., 2005. С. 196.
12 Розанов В .
В.
Ломоносов.
Его
ли чност ь
и
судьба
// Розанов В .
В.
Собр.
соч.
О
п исат ельстве
и
писателях.
М., 1995. С. 610.
13 Розанов В .
В.
Е сть
ли
«наука в России?» // Розанов В .
В.
Т еррор
против
русского
национализ­
ма.
С. 184.
14 Розанов В .
В.
Еще
о
«научном состоянии»
России
// Розанов В .
В.
Т еррор
прот ив
русского
на­
циона лиз ма .
С. 195.
15 Розанов В .
В.
Мимо л етно е.
1914 год //
Ро занов
В.
В.
Когда
начальство
у шло...
С. 364, 367.
16 Лосев А.
Ф.
—
разв е рн утое
магическое
имя
// Символ .
Париж, 1992. No 28.
17 Бибихин В .В .
Ка м енный
Роза нов
// Бибихин В .
В.
Д ругое
начало.
СПб., 1993. С. 261.


Г.
П.
Отюцкий
(Москва)
Проблема
вза имо связи
русской
и
еврейск ой
к уль тур
в
переписке
Роз анова
с
М.
О.
Гершензоном
«М.
б., я свою жизнь прожил “ бе з
Рус и” (“идейные скитания”), но хочу умереть
с
Русью
и
бы ть
погребенным
с
русскими.
Кром е
русс ких,
единственно
и
исклю­
чительно
русс ки х,
мне
в ообще
никто
не
нужен,
не
мил
и
не
интересен»1, —
пиш ет
Розанов
в
«Уединенном» .
В
известном
смы сле
Василий
Васильевич
лука ви т,
ибо
есть,
как
минимум,
еще
од ин
народ,
который
ему
постоянно
интересен,
и
об
эт ом
он
также,
и
не од нок рат но,
пишет
в
той
же
к ниг е: «Вопрос “о б
еврее”
б еск оне чен:
о
нем
можно
гов орит ь
и
написать
бол ьш е,
чем
об
Удельно-вечевом
пе ри оде
русской
ист ор ии»2.
И
тому
доказательство
—
посл ед няя
книг а
Розанова
—
«Апокалипсис нашего
в рем ен и», в которой не менее десяти главок в той или иной мере касаются вопроса
«об еврее».
Уже
в
третьем
выпуске
книг и
этой
п робл еме
посвящена
специальная
главка
—
«Об одном народце» .
Более
то го,
самая
объемная
главка
в
книге
—
«По­
че му
на
самом
де ле
евреям
нельзя
устраивать
погромов?»—
затрагивает
и
в
извест­
ной
мере
обобщает
широкий
к руг
проблем,
рассматривавшийся
Розановым
в
его
пре ж них
работах.
В
ц елом
ее
можно
рассматривать
как
завершающее
свидетельство
эв ол юции
розановских
взглядов
на
п роб лемы
еврейства.
Некоторые
прежние
сво и
мне ния
о
евреях
Ро з анов
здесь
охарактеризовал
как
«безумное оклеветание в душе
моей »3.
Уже
на
первой
странице
«Апокалипсиса . . . »
он
пишет
о
священниках,
которые
«подскочили ...
под
жи да», и в примечании поясняет читателю,
что
употребляет
это
слово
«без порицании и иронии,
а
лишь
в
том
оттенении,
что
для
духовенства
и
в
его
словооборотах
они
всегда
бы ли
в
уничтожительно-презренном
смысле
“жидами”»4.
Однако
в
дальнейшем
изложении
книги
«жид», «жидок», «жидовка»
ст ано вят ся
терминами
самого
Розанова,
по
крайней
мере,
не
менее
частыми,
чем
«еврей». Пр ит­
ча
«Об одном народце»
вообще
обхо ди тся
без
наименования
этого
«народца» (не
на рода!). Но Розанова как раз и интересует (во прек и
пре жним
его
заявлениям)«что
же
с лу чило сь » (вопрос проходит рефреном практически в каждом абзаце этой прит ­
чи)
с
эт им
народом,
имя
кото рого
«было священно,
как
и
с удьбы
его
—
священны»5.
(Заметим в скобках,
что
В.
В.
Зеньковский
не
посчитал
нужным
рассматривать
эт от
круг
розановских
воззрений
и
лишь
один
р аз,
и
то
в
примечании,
упоминает
о
его
«острых высказываниях по еврейскому вопросу»
как
прич ине
ис к люч ения
Розано­
ва
из
Религиозно-философского
общества
в
Петербурге).
Известный
исследователь
творчества
Розанова
Николюкин
подчеркивает:
«Розанов никогда не уставал говорить и писать о евреях,
и
в сякий
раз
иначе,
чем
прежде»6.
Сужд е ния
Розанова
о
евреях
были
достаточно
прот ивор е чивыми
на
всех


562
Г. IL
Отюцкий
этапах
его
писательской
судьбы,
и
поэтому
для
нас
интересно
любое
существующее
обоснование
той
или
ин ой
конкретной
п оз иции
рус ск ого
философа.
В
этом
смысле
серьезный
интерес
представляет
впе р вые
опубликованная
в
1991 г.
переписка
Розанова
с
Миха ил ом
О си повиче м
Г ерш ен зо ном 7, инициатором
сборника
«Вехи», талантливым историком славянофильства в России .
Оба
собесед­
ни ка
в
письмах
за част ую
выговаривали
гора здо
бо льше
тог о,
что
публиковалось
в
их
литературных
текстах.
В
их
п ис ьмах
речь
и дет
о
многих
вопросах,
однако
прак­
ти чес ки
с разу
с
началом
переписки
в
1909 г.
определилась
и
стала
«сквозной»
тема
судеб
еврейства
в
России
и
суд ьбы
самой
России,
их
со пост авл ения
и
противопо­
ставления.
Н е лишне
о тмети ть,
что
многие
ныне шние
исследователи
русской
философии,
объективистски
опис ыва я
(и чуть ли не канонизируя)
теоретические
воззрения
ее
представителей,
не
позволяют
себе
критических
замечаний
по
их
адр ес у.
Тем
бол ее
важны
нелицеприятные
отзывы
современников
эт их
ф ило со фов.
Мнени я
Ге ршен­
зон а
о
колебаниях
Розанова
от
«юдофильства»
к
«юдофобству»
тем
интересны
со­
временному
читателю,
что
они
вы ск аз ывались
Розанову
в
отк ры тую
и
были
непо­
средственной
реакцией
на
отв еты
самого
Василия
Васильевича.
К
то му
же
это
не
мнения
злопыхателя:
лич ное
отношение
Ге ршенз он а
к
Роз ано ву
осталось
до
конца
ува ж ите льны м.
Есть
свидетельства
о
том,
что
в
1918 г.
Гершензон
оказывал
Р оза но­
ву
материальную
помощь,
а
после
смерти
писателя
—
его
семье8.
Гершензон
считал,
что
«когда будут перечислять те 8
или
10 русских книг,
в
которых
в ыр аз илась
са­
мая
сущность
русс кого
духа,
не
миновать
буд ет
назвать
“Опавшие листья”
вместе
с
“Уединенным”»9 (письмо от 12
апреля
1913 г.). Язык же
Розанова
Гершензон
срав­
нивает
с
языком
писе м
Пуш к ин а : «чистый расплавленный сверкающий металл без
всякой
пр им еси.
Только
что
у
Пушкина
он
б олее
упруг,
у
Вас
же
льется
жи же»10
(8 мая 1909 г .).
С
другой
стороны,
отношение
Розанова
к
своему
корреспонденту
дос таточн о
противоречиво.
В
записке,
п ред в аряющей
па чку
пис ем
Гер шензо на,
Розанов
пишет
о
нем
как
о
лучшем
историке
рус ск ой
литературы
за
1903-1916 гг.
И
вместе
с
тем
п ро­
до лжа е т: «он слишком великолепен,
чтобы
чуть
не
было
чего-то
подозрительного...
У
н его
“все на месте”. И эт о п одоз рите льн о.
Я
думаю,
он
“хорошо застегнутый человек”,
но
нехороший
человек»11.
Представляется,
что
текст
это й
записки
в
известной
мер е
объясняет
отношение
Розанова
к
критическим
замечаниям
своего
корреспондента.
Впрочем,
как
и
в
большинстве
те кс тов
Розанова,
в
записке
—
лиш ь
одн а
из
его
т очек
зрения
на
Гершензона,
и
сов сем
не
факт,
что
—
единственная
точ ка
зрения.
Нередко
по ле мика
двух
мыслителей
достигала
предельно
критического
по
от­
но шен ию
друг
к
д ругу
накала.
«Но опять спор,
а
убедить
др уг
друга
мы
ведь
не
мо­
жем», —
пиш ет
Гершензон
14 января 1913 г . 12
В
другом
письме
он
в
от ч аянии
пишет
такое:«...но наш спор ни к чему.
Вы
не
хотите
или
не
можете
с лушать ,
Вы
н а глухо
заперлись
в
сво ей
фант аст ик е
от
здравого
смысл а,
от
человечного
чувства,
от
всего,
что
может
внести
св ет
в
ее
ть му »13 (6 января 1913 г. ).
С
д ругой
стороны,
и
Розанов
пр изна етс я: «я думал
—
вы
уже
не
напишете
и
вообще
—
“разрыв”»14 (январь 1913 г. ),
а
через
несколько
месяцев
п одче рки ва е т: «Я радуюсь,
что
при
всех
поводах
к
раздо­
ру
(у меня
—
об
евр еях )
мы
п род олжа ем
друж и ть »15 (ок.
12 апреля 1913 г .) .
Тем
не
менее,
вплоть
до
прекращения
эпистолярных
отношений
в
1913 г.
(ско ­
рее
всего,
в
связи
с
процессом
Бейлиса,
активизировавшим
розановскую
юдофо­
би ю), участники переписки в известной мере пытались понять друг друга и самих
себя,
о бо сно вать
собс тв ен ную
позицию,
высказать
д ругому
обоснованное
суждение


Переписка
Розанова
с
М.
О.
Г ершен зоно м
563
о
своих
и
его
иде ях : «Мы с Вами стали нигилисты
—
пол ожил и
«прощать друг дру­
гу», —
констатирует
Ро з анов
10 сентября 1909 г.16.
Чер ез
три
года
он
продолжает
под черк и ват ь: «Вообще я всегда от Вас жду всякой правды,
и
чем
она
суровее
бу­
дет
—
тем
сла ще
мне,
т.
е.
сла ще
как
килька
“с перцем и уксусом”»17. «К ак
Вы
мне
хорошо
объяснили
меня
с ебе
самому», —
заявляет
он
Гершензону
23 янв.
1912 г. 18
В
свою
очередь,
Гершензон
пишет : «Ежели бы не Вы,
а
кто-нибудь
друго й
пр и­
писал
мне
та кой
образ
мыслей,
какой
Вы
пр иписал и
м не,
я
бы
просто
не
ответил.
Но
Вы
особенный
человек:
в
В ас,
в
ваших
п исаниях
так
перемешаны
чистое
золото
сердца
с
шлаком
самой
наружной,
самой
материальной
периферии
человеческого
существа,
как
ни
в
ком
др у г о м»19 (18 января 1912 г.).
Именно
бл аго даря
этому
«чи­
сто му
золоту
сер дц а»
Гершензон
и
продолжал
переписку
с
Розановым.
«Но Вы не
как
все,
Вы
д ейст вит ель но
имеете
право
бы ть
совсем
самим
собою,
—
пишет
он
в
письме
от
8 марта 1912 г.,
—
и
пото му
“прощая”,
ес ли
можно
сказать
тут
это
с лово,
Вам
Ваши
дурные
для
ме ня
пис а ния
просто
не
вменял:
стихия,
а
закон
стихий
—
беззаконие»20.
Ро зан ов
в
письмах
к
Гершензону
опровергает
собственную
мысль
о
том,
что
ему ,
кром е
русских,
никто
не
и нте ре се н: «Не думая ничего о немцах,
французах
и
англичанах,
пит ая
п очти
гадливость
к
“полячишкам”,
я
как-то
и
почему-то
“жида
в
пейсах”
и
физиологически
(почти половым образом)
и
художественно
люблю
и,
в тай не,
в
обще ств е
всегда
за
ними
подглядываю
и
любуюсь».
И
далее
он
стремится
объяснить
прич ины
так ого
ин тер ес а: «Это вытекает из большой моей ГаН’и чн о с ти,
т.
е.
интереса
к
п олу
и
отчасти
восторга
к
полу:
—
в
отношении
с ильн ого
самочного
пл ем е ни»21 (ок.
10 сентября 1909 г .) .
Роз ано в
в
це лом
ряде
писем
объясняет,
почему
ему
интересны
и
кон кре тн ые
евреи,
прежде
всего
сам
Герш ензо н: «Как хорошо Вы пишете»22 (начало мая 1909);
«я всегда верил в Вашу любовь к русским»23 (23 января 1912 г .); «работы Ваши пре ­
восходны:
...
к акая
“мера вещей”,
к
том у
же
всегда
благородная
и
справедливая»24
(7 сентября 1909 г.) .
В
це лом
ряде
писем
к
Ге рше нзон у
п роход ит
фигура
еще
одного
еврея
—
Бориса
Григорьевича
Столпнера,
к оторого
Ро з анов
«не только уважал,
но
полюбил»:«Он
вполне
еврей
и
только
еврей.
Он
не
примазывается
к
рус ск ой
образованности...
и
общечеловеческим
сочувствием
и
не
мур мол ьным
сочувствием
полюбил
р ус ских
крестьян,
и
р усс кую
книгу,
русский
журн а л».
И
далее
Ро з анов
п риз на ет ся: «Раз­
рыв
со
Столпнером
у
меня
чрезвычайно
болит
в
ду ш е»25 (январь 1913 г .) .
В
пись ме
конца
1912 г.
он
пишет
об
«удивительном по тонкости,
деликатности»
отн ош ении
А.
В.
Руманова26, вписьмеот 14
января
1913 г.
фиг ур иру ют
«милый»
И.
И.
Левитан,
«чудные»
Ше йн
и
Гинзбург27.
Однако
п одоб ное
от нош ение
к
у пом яну тым
людям
не
мешает
Розанову
стран­
ным
об раз ом
отделять
конкретных
евреев
от
еврейства
вообще: «Я о Вас часто
думаю,
и
ког да
п ишу
дурно
об
е вре ях:
всегда
я
б ольно
думаю
—
“это будет больно
Г ер шен зон у ”»28 (ок. 26декабря 1912 г.).
Во
многом
содержание
переписки
двух
мысл ит елей
оп реде лен о
содержанием
центрального
розановского
м ифа
—
мифа
о
ро ли
Пола,
с
к оторы м
связано
острое
чувство
рода,
нации.
Ви димо ,
во
многом
с
таким
подходом
и
связан
ин те рес
Розано­
ва
к
евреям,
когд а
он
восхищается
их
культом
плоти,
ее
сак р ал из ацией
в
религиоз­
ных
воззрениях
евр еев .
В
то
же
время
Роз ано в
сч итае т,
что
обе
нации
—
рус ск ая
и
евр ейск ая
—
носительницы
женского
начала,
поэтому
две
нац ии-ж е нщин ы
находят­
ся
в
пос т оянно м
соперничестве
дру г
с
другом:
он
рисует
обра з
«русской бабищи»


564
Г.
П.
Отюцкий
с
ее
вечным
«задеря подол», а рядом с ней
—
семитка
с
ее
«смуглыми ручками», у
которой
«лежат красиво чалмы»29 (23 января 1912 г . ).
Герш ензо н
практически
сразу
увидел
один
из
источников
отношения
Роз ано ва
к
евр ея м,
его
«страх перед пейсами»: «Дело не в еврействе;
тяжело
мне
видеть
в
Вас,
что
Вы
чувствуете
национальность,
что
я
считаю
звериным
чу вс тво м»30 (7 сентября
1909 г .).
Гер ше нзо ну
приходится
читать
разные
мнения
своего
корреспондента
о
е вре ях.
«Анти-семитизмом
я,
батюшка,
не
страдаю...
Мне
все
евреи
и
евр ейк и
инстинктивно
ми лы »31 (ок.
10сентября 1909 г.). Тем не менее,
такая
«милота»
избирательна:«Зна­
ете
ли,
я
лю блю
“гетто жидовское”,
их
вечный
гам ,
с утолоку ,
руготню...
и
немножко
не
люблю
писателей-евреев,
очень
не
люблю
адвокатов-евреев,
но
уже
оче нь
ц еню
и
уважаю
врачей-евреев,
аптекарей-евреев...
Ясное
уже
для
зе мли
и
для
нас,
что
“до ­
брее
и
ясн ее”
жиденка
нет
никого
на
свете,
что
это
—
самая
на
свете
ч ел ов ечная
на­
ция ,
с
сер дце м,
открытым
всякому
добр у,
с
сер дцем ,
“запрещенным”
ко
всякому
з лу »32 (ок.
14 января 1913 г .) .
В
ин ой
ситуации
Розанов,
тем
не
м енее,
формулирует
др угую
позицию:«Да,
ев­
реи
теперь
—
хо лодн ы
мне...
Страшны
их
колоссальные
исторические
и
социальные
добродетели...
Евреи
—
выживут,
а
русский
народ
погибнет
—
в
пьянстве,
распут­
стве,
св о днич естве ,
малолетнем
грехе.
Вы
с каж ет е: “пьяному и развратному туда и
дор ога”. Вы так скажете
—
о
чужом.
А
“родному”
и
пьяный
сын
д ор о г», и подчеркива­
ет
—
«вот что мне жжет душу»33 (конец 1912 г .) .
Наконец,
н аи более
радикальную
по зици ю
формулирует
Розанов
после
убийства
П.
А.
Стол ы пи на : «Я настроен против евреев (у би л и
—
все
равно
Сто л ыпина
или
нет ,
—
но
по чув с твова ли
себя
вправе
убивать
«здорово живешь»
русс ки х:
и
у
меня
(простите)
то
же
чувс тв о,
как
у
Моисея,
увидевшего,
как
египт я нин
уб ил
евр ея)»34
(январь 1912 г .) .
Более
тог о,
в
э том
же
письме
Розанов
пытается
сконструировать
психологическое
самоощущение
самого
Гер шен зон а: «Да.
Я
евр ей. ..
И
вы,
чер ви
ру сск ие,
антисемиты,
Балашовы
и
Розановы,
ничего
не
поделаете
с
тем
фактом,
что
я
буду
о
вас
и
вашей
ис т ории
писать
так
хорошо,
как
вы
са ми
не
сумеете...
и
этим
“хорошо”
я ...
привью
к
великорусской
ду ше
такую
закваску
обрезания,
что
вы
все
не
отмоетесь
и
не
сбросите.
Я
отлучился,
но
ч тобы
через
50 лет вы пожидовели .
Не­
уже ли
нет
это й
мысли?»—
спрашивает
Розанов
у
Г ершен зон а
и
продолжает
о
се бе:
«Она у меня всегда,
когда
думаю
о
В ас »35 (январь 1912 г.) .
Безусловно,
Гершензон
вынужден
характеризовать
такую
«реконструкцию»
как
«Ваши дурные для меня
писания»
и
заявить,
что
никому
д руго му
после
этого
он
не
ответил
бы.
Очевидно,
след ует
согласиться
с
мнением
В.
Проскуриной
о
том ,
что
«образ Гер­
ш ензо на
как
си льн ого
соперника
утверждается
и
развивается
в
письмах
Розанова
параллельно
с
образ ом
г розн ой
соперницы
—
еврейской
нации,
“вытесняющей”
сла­
бых
рус ск их
из
правительства,
общественности,
литературы
и
—
даже!
—
из
“союза
русского
народа” (см.
письмо
от
середины
августа
1909 г .)»36.
Герш ензо н
неоднократно
констатирует
мифологическую
основу
розановских
представлений
о
евреях.
Та к,
комментируя
одно
из
по лу че нных
от
Розанова
писем,
он
п одче рки в ает,
что
слышит
«необманный голос», но тут же «вс е
звериные
голо­
с а», и вдобавок «н еле по сти,
ни
дать
ни
в зять
как
те
утверждения
Гри н гмута 37, что
ру сск ую
революцию
делали
масоны
или
евреи
на
японские
деньги»38(18января
1912 г .).
Наиболее
обстоятельный
разбор
ис ходн ых
поз иций
Розанова,
формирующих
его
пре дст ав лен ие
о
е вре ях,
Гершензон
дает
в
письме
от
26 декабря 1912 г ., п ожа луй,


Переписка
Розанова
с
М.
О.
Гер шензон ом
565
наиболее
горьк ом
письме
во
всей
опубликованной
их
переписке.
Здесь
он
фор му­
лирует
вывод,
общий
для
целого
ряда
его
п и с е м : «Ваши писания о евреях делают
мне
оче нь
больно.
И
главное
—
их
тон.
Вы
ме ня
простите:
я
не
вер ю
в
В ашу
искрен­
ность
здесь ,
в
эт ом
п унк т е»39.
А
далее
он
пишет
для
Розанова
«азбучные истины»,
для
самого
Ге ршен зон а
«совершенно подлинные».
В
письме
Гершензон
ста рае тся
рассуждать
логич но,
но
глубокая
эмо цио наль ная
обида
постоянно
прорывается
че­
рез
текс т.
Могут
бы ть
выд е лены
некоторые
тезисы
этого
пись ма ,
с
которыми,
х отя
бы
част ичн о,
нельзя
не
согласиться.
«Я думаю,
что
евр еи,
вся
масса
ныне ш них
русских
евреев,
для
Вас
просто
не
существует...
Вы
ее
не
видели,
Вы
знал и
только
несколько
челов е к,
по
которым
не
мо гли
судить
—
и
так
дурн о
—
о
целой
р ас е»40. (Подчеркнем в связи с этим,
что
сам
Ро зан ов
писал
Гер ше нзо ну : «Лично я от евреев только прекрасное видел»41 (конец
1912 г.).
«Вы не видели также ее эксплуатации,
конечно...
тогд а
Вы
бы
стали
с
равным
озлоблением
нападать
и
на
полицию,
которая
в зяткам и
высасывает
народ,
и
т.
д., —
а
главное
на
в одочн ую
монополию,
которая
в едь
—
этого
не
будет
отрицать
самый
заяд лы й
юдофоб
—
есть
гла в ный
эксплуататор
русс кого
народа...
Значит
и
не
эк с­
плу ат ация
Вас
во сстано вл яет
против
евреев»42.
«Я думаю,
что...
д ело
в
каком-то
невесомом
элементе
еврейского
духа,
который
Вам
глуб око
претит
и
за став ляе т
ненавидеть
весь
эт от
дух...
Но
тогда
—
будьте
же
последовательны:
такое
чувство
дает
Вам
право
гов ори ть
только
о
психическом
вр е­
де
еврейства,
а
не
о
еврейском
засилии
или
эк сп лу ат аци и»43.
«Как может отдельный человек своим рассудочным мышлением судить о полез­
нос ти
или
вредности
ц елого
душевного
организма,
как
дух
расы?
Тут
все
значит
—
цел ое,
а
выделять
элемент
из
такого
целого
и
оце нива ть
э тот
эле ме нт
в
от дельн о­
сти
—
ведь
груб ее
нет
о шиб к и»44.
«В огромный котел сложнейшего химического состава
—
в
психику
русского
народа
—
вливается
струя
другого,
не
менее
с ложн ого
состава
—
ев ре йск ая;
како й
разумный
ч ело век
решится
сказать,
что
получится
в
результате
этой
бе зум но
слож­
ной
химической
реакции?
Неп ри ятн ая
вам
че рта
еврейства
—
это
о дин
элемент,
в
отдельности
притом
и
не
существующий;
да же
об
э том
одном
элеме нт е
разве
Бог
о дин
мож ет
суд ит ь,
вре дн ую
или
полезную
реакцию
он
произведет
в
русском
на­
роде;
а
о
д ейст вии
в сего
в лияния
—
кто
может
су д ит ь?»45.
Итог
пись ма
Гершензон
формулирует
с ледую щим
образом: «Такчтоядумаю
1) что Вы только по заблуждению пишете о засилии евреев:
оно
для
Вас
безраз­
личн о,
Вы
его
не
знаете
и
пр.; а суть
—
в
Ва шем
отвращении
к
каким-то
чертам
ев­
рейского
д ух а ; 2) об этих чертах Вы можете сказать только,
что
они
Вам
противны,
но
ни как
не
впра ве
утверждать,
что
они
искажают
русский
народный
дух:
этого
Вы
просто
не
можете
знат ь »46. И вновь Гершензон обращается к тону писаний Розанова:
«И от этого недоразумения и непоследовательности Вашей происходит то,
что
тон
Ваш
в
Ваших
еврейских
статьях
—
не хороши й,
фа льш ивый,
мелочно-злой.
Не
го­
ворю
уже
о
бесчеловечности
этой
травли;
масса
еврейская
живет
в
такой
страшной
нужде,
в
таких
нечеловеческих
страданиях,
что
травить
на
нее
правительство
еще
и
еще
—
большой
грех;
но
это
Вас
не
может
трогать,
раз
Вы
чувством
не
люби те
евр еев
и
физически
не
осязаете
их
присутствия,
а
только
присутствие
их
пс их ики»47.
Обращаясь
к
Розанову,
Гершензон
осознает
бесполезность
своих
сет о ваний:
«без всякой мысли об этих вещах завтра возьмете перо и по привычке напишете
дурную
(потому что не обдуманную и не прочувствованную)
статью
о
вреде
евре­


566
Г.
П.
Отюцкий
ев». Тем не менее,
ему
кажется,
что
рецепт
избегания
бед
весьма
п ро ст : «Вам стоило
бы
минуту
остро
подумать,
и
Вы
навсегда
отказались
бы
писать
об
еврейском
вреде;
но
Вы
не
дает е
себе
тру да
п оду мат ь»48. К этой идее,
и
бо лее
реалистично,
он
обраща­
ет ся
и
в
другом
п исьм е: «Ваши рассуждения о евреях так нереальны,
что
для
ме ня
и
на
минуту
не
возникает
сомнения:
пр ужина
Вашего
поведения
—
не
в
вашей
логи ке ,
а
в
чем-то
п си хологи чес ком .
И
е сли
бы
Вы
д али
себе
труд
углубиться,
—
Вы
бы
на ш­
ли
этот
психологический
узел,
и
тогд а
все
Ваше
отношение
к
евреям
распуталось
бы;
я
не
говорю
—
улучшилось
бы,
—
этого
я
не
могу
знать,
—
но
уяснилось
бы »49
(6 января 1913 г .) .
Тем
не
менее,
несомненно,
были
близки
Гершензону
многие
тезисы
розановских
пи се м: «Вообще в юдаизме,
в
его
гордом
и
неколеблющемся
“я”,
есть
общечелове­
ч еское
достоинство,
общечеловеческая
истина, <...>
в
еврействе
ест ь
2-3 -4
вещи
универсально
нужных,
о
кои х
“скажет мир”»50 (января 1913 г. ).
И
конечно,
читая
таки е
строки,
Гершензон
не
мог
не
упрекать
Розанова
в
том,
что
современные
ис­
следователи
называют
«амбивалентностью»
Розанова.
Он
отмечает,
что
в
письмах
Р оза нов
пишет
о
евреях
«много верного и глубокого, ..
—
во
всяком
случ ае
все
раз­
ум но,
все
человечно.
Отчего
же
вы
этого
не
печатаете,
а
печатаете
прямо
противо­
положное», —
огорч ае тся
Гершензон
и
цитирует
то,
о
чем
пишет
Розанов,
—
«о том
очевидном
для
вс ех
вреде,
какой
они
—
евреи
—
наносят
Ро ссии
и
русским
своим
жадным
стремлением
захватить
все
в
руки
свои».
И
далее
с
отчаянием
вопрошает:
«Это о мышах и крысах
—
или
о
л юд ях?»51 (14 января 1913 г .) .
Роз ан ов
сето ва л,
что
его
«разлюбил»
уже
упо м инавш ий ся
Столпнер,
и
счи тал,
что
ра зл юбил
«по глупостям,
—
как
всегда
у
р ус с к их »52(началомая 1909 г.). Однако,
по
справедливому
замечанию
публикатора
рассматриваемых
пи сем
В.
Проскури­
ной,
Столпнер
осуд ил
Розанова
не
«за глупость», а за « д вуру шнич е ст во»53.
И
хотя
Гершензон
в
о дном
пи сем
соо бщает ,
что
он
осуждал
Столпнера
за
его
«отстранение»
от
Розанова
ради
«морали»54 (8 марта 1912 г.), сам Гершензон,
п одобн о
Сто лпн е ру,
ро зан ов ское
«двурушничество» («амбивалентность») тяжело переживал и осуждал .
(Отметим,
что
и
Ва с.
Зеньковский
по
отношению
к
Розанову
пишет
о
«нередко про ­
я вля вш ейся
у
него
б е спр инципн ос т и»55).
И
вместе
с
тем
Гер шензо н
вновь
и
вновь
пы тался
найти
источники
такой
амби­
валентности.
Счи та я,
что
ценность
«Опавших листьев»
и
«Уединенного»
—
в
«тех
крупицах
подлинного,
что
в
них
е с т ь», Гершензон отмечает,
что
в
них
«есть и не­
подлинные
ча сти ц ы», и размышляет над возможными причинами: «игра с собою,
соблазн
эксцентричного
или
что
—
другое...»TM(12апреля1913г.).
Однако ,
как
кажется,
не
только
Розанов
зачастую
не
слышал
Гер шен зо на,
но
и
Гершензон
не
все
прочитывал
у
Розанова.
Т ак,
отвечая
на
критику
Гер ш ензон а,
Василий
Васильевич
писал
по
отн ошен ию
к
собственным
с татьям : «Знаю,
что
не
по
внеш но ст и,
а
внутренно
эти
статьи
бесконечно
литературно
роняют
меня:
но
че­
лов ек
кричит
из
п исател я»57 (конец 1912 г. ).
Как
раз
это
—
«но человек кричит из
писателя»
—
в
письмах
Гершензона
ник ак
не
комментируется.
Тем
не
менее,
справедлив
пророческий
тезис
Розанова: «Вообще “спор”
евре­
ев
и
русск и х
или
“дружба”
евреев
и
русских
—
вещь
неконченная
и,
я
думаю,
—
бе ско не чн ая»58 (ок.
14 января 1913 г.) .
Очевидно,
что
«бесконечная»
—
и
с
точк и
зрения
осмысления
этой
проблемы
крупнейшими
российскими
мыслителями.
Это
п ророчес тв о
Роз ано ва
на ход ит
подтверждение,
в
част нос ти ,
в
недавней
книге
А.
И.
Солженицына
о
двухсотлетней
совместной
истории
русских
и
ев рее в59.
Подобно
Розанову,
Александр
Исаевич
отдал
размышлениям
над
эт ой
проблемой


Переписка
Розанова
с
М.
О.
Гершен зоно м
567
многие
годы
св оей
жизни:
деся ть
лет
работы
за
письменным
столом
и
еще
до брых
сорок
лет
потрачено
на
с бор
мат ер иала
и
дотошный
сравнительный
анализ
вс ех
ко­
чующих
по
историческим
публикациям
сведений.
1 Розанов В .
В.
Уе динен ное .
М ., 1990. С.
179.
2 Там же.
С.
124.
3 Там же.
С. 420.
4 Тамже.
С. 393.
5 Тамже.
С. 404.
6 Николюкин А .
Н.
В.
В.
Ро занов
и
его
ми ровоз зрени е
// Розанов В .
В.
Уединенное.
С.
17.
7 Переписка В .
В.
Розанова
и
М.
О.
Гер ш енз о на . 1909-1918. Вступительная статья,
пуб лика ци и
и
ком мент арии
В.
Проскуриной
// Новый мир. 1991. No 3. С. 215-242.
8 Там же.
С. 242.
9 Там же.
С. 240.
10 Тамже.
С. 221.
11 Там же.
С. 219.
12 Там же.
С. 239.
13 Там же.
С. 235.
14 Тамже .
15 Там же.
С. 240.
16 Там же.
С. 225.
17 Там же.
С. 234.
18 Тамже.
С. 229.
19 Там же.
С. 228.
20 Тамже .
С. 231.
21 Там же.
С. 225.
22 Тамже .
С. 219.
23 Там же.
С. 229.
24 Тамже.
С. 224.
25 Тамже.
С. 236.
26 Тамже.
С. 234.
27 Там же.
С. 238.
28 Там же.
С. 232
29 Там же.
С. 229.
30 Тамже.
С. 224.
31 Там же.
С. 225.
32 Там же.
С. 238.
33 Там же.
С. 234.
34 Там же.
С. 227.
35 Тамже .
36 Тамже.
С . 218. Упомянутое в цитате письмо
—
на
с. 223.
37 Грингмут В .
А.
—
публицист,
основатель
Русской
мона рхи че ск ой
партии.
38 Переписка В .
В.
Розанова
и
М.
О.
Гершензона.
С. 228.
39 Там же.
С. 232.
40 Там же.
41 Там же.
С. 234.
42 Там же.
С. 232.
43 Тамже.
44 Тамже .
45 Там же.
С. 233.
46 Тамже .
47 Там же.
48 Там же.


568
Г.
П.
Отюцкий
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
Там
же.
С. 235.
Там
же.
С. 2 36 -237.
Там
же.
С. 239.
Там
же.
С. 220.
См.
пр им е чание
публикатора
к
письму
от
начала
мая
1909 г.: Новый мир. 1991. С. 218.
Там
же.
С. 231.
Зен ь ковск ий
В.
В.
Ис то рия
русской
философии.
Л., 1990. Т. 1.4. 2. С. 268.
Новый
мир. 1991. No 3. С. 240.
Там
же.
С. 234.
Там
же.
С. 238.
Солженицын
А.
И.
Двести
лет
вмест е:
В
2 книгах .
М. , 2006.


А.
В.
Ломоносов
(Москва)
Политические
ориентиры
Роз анова
... болит душа за Россию.
... болит за ее нигилизм.
(Розанов В .
В.
Мимолетное.
1915 год)
Розанов
пр инад л ежал
к
числу
наиболее
ярки х
выразителей
иде й
рус ского
на­
ционального
сам осо з нания
в
плеяде
консервативных
мыслителей
рубежа
XIX и
XX в.
Для
современной
жизни
имеют
бо льшое
значение
проблемы
поиска
новой
объединяющей
национально-государственной
идеи,
новые
подходы
к
освещению
отечественных
опытов
парламентской
демократии
в
Рос сии ,
исследование
истоков
пол итич ес к ого
те ррора.
Творческое
наследие
Роз анов а
является
незаменимым
ис­
точником
для
поиска
ответов
на
эти
злободневные
вопросы.
Оценка
политических
ориентиров
мыслителя
предполагает
о черти ть
роль
идейных
предшественников
Роз ано ва
в
формировании
политических
в зг лядов
Ро з ано ва-пу блиц ист а
и
рассмотреть
процессы
их
эволюции.
Часть
современников
писат еля
(3.
Н.
Ги ппиу с,
П.
А.
Флоренский
и
M.
М.
Спа-
с ов с кий), подчеркивая неординарность таланта Розанова,
как
правило,
от риц али
возможность
какого-либо
влияния
на
взгляды
писателя.
Если
говорить
о
первосте­
пенных
для
п исат еля
вопросах
и
творческой
уникальной
манере
пись ма,
то
с
эт им
мож но
согласиться.
Но
в
отношении
по лит ич еских
взглядов
Розанова
эта
позиция
пред ст авля ет ся
сп орн ой.
На
Розанова
всю
жиз нь
постоянно
сыпался
шквал
упре­
ков
в
политическом
дилетантизме
со
сто рон ы
сотрудников
либеральных
издан ий.
Это
С.
Н.
Трубецкой,
Волжский
(А.
С.
Глинка), Н.
А.
Бердяев,
К.
И.
Чуковский,
В.
П.
Полонский,
А.
В.
Карташев,
П.
Б.
Струв е,
А.
В.
Пешехонов
и
многие
другие.
В
то
же
время,
молод ые
публицисты-соратники
из
консервативного
лагеря
пр ич ис­
лял и
п исат еля
к
м ыслит ел ям
тр а д иционно го
направления
общественной
мысли
в
России
(Ф.
Э.
Шпер к
и
В.
Ф.
Эрн ).
По
сей
день
практически
никем
не
учитывался
в
комплексе
обширный
пласт
га­
зетной
публицистики
Розанова
1905-1917 гг., недавно введенный в научный оборот
с
в ыхо дом
в
свет
очередных
том ов
собрания
его
сочинений.
Этот
ис т очник
в
зна ­
чительной
мере
помогает
проследить
ве сь
пут ь
эво лю ции
политических
взглядов
Розанова
на
Первую
ре волю цию
и
парламент
в
России.
Современные
исслед ов ания
восп ол няю т
пробел
в
воп рос е
об
истоках
полити­
ческих
идей
писателя.
Оче рче н
к руг
наиболее
значимых
лиц
из
сфе ры
обществен­
ной
мыс ли
конца
XIX в.,
сыгравших
существенную
роль
в
формировании
базовых
эле мент ов
мировоззренческой
поз ици и
писателя.
Взгляды
Розанова
80-х-90-х
гг.
XIX в.
можно
отн ес ти
к
мировоззрению,
близкому
поздним
славянофилам.
Мы с-


570
А.
В.
Ломоносов
литель
пр инял
активное
участие
в
дискуссии
о
существовании
позднего
с лавян о­
фильства.
Он
выделял
неоднородность
сл авя но фил ьст ва;
органичность
в
развитии
и
постоянный
преемственный
рост.
Писатель
указал
на
политически
возрастающее
значение
славянофильских
иде й
как
и де ологи и,
умиротворяющей
со циа ль ные
экс­
цессы.
Вместе
с
тем,
Розанов
вы д елял
ряд
недостатков
славянофильства:
неумение
д он ести
сво и
и деи
до
массового
сознания,
а
также
активное
использование
их
ло­
зунгов
для
прикрытия
ретроградной
практики.
Из
других
мысл ит елей
наибольшее
з нач ение
для
Розанова
имели
идеи
Ф.
М.
Дос тоев с кого, H.
Н.
Страхова
и
иных
представителей
консервативной
мы с­
ли
(Н.
Я.
Дан илевск ий,
К.
Н.
Леонтьев,
С.
А.
Рач инск ий ,
И.
Ф.
Романов-Рцы,
Ф.
Э.
Шпе рк ).
От
Достоевского
Розанов
наследовал
интерес
к
мо тива м
физиологических
про­
цессо в
в
соц и альн ых
отношениях.
Вос хожд ени е
от
н езн ачит ель ных
явл ен ий
быта
к
вер ш инам
об обще ния
на
уровне
че лов еч ес кого
бытия,
творческое
раскрытие
фут у­
ристических
п рогн озов
развития
революционного
процесса
в
Рос си и,
критику
ли­
беральных
и
социалистических
ут опи й.
Р оль
Страхова,
по
бо льше й
ч асти,
свелась
к
рол и
ме то доло га
в
полемических
ра­
ботах
Розанова
1890-х
гг.
Он
корректировал
взгляды
Розанова
на
демократический
лагерь,
по дал
пример
отношения
к
политической
жиз ни
в
целом.
С
подачи
Страхова
Розанов
выступил
в
защиту
актуальности
славянофильства,
в
ходе
к от орой
исполь­
зов ал
элементы
теории
Данилевского
о
культурно-исторических
типах.
Ученый
и
педаг о г
С.
А.
Рач инск ий
помог
Ро з анову
сориентироваться
в
слож­
ных
взаимоотношениях
внутри
лаг еря
консервативной
печати
и
оказал
посильное
покровительство
в
вы явл ении
его
дара
публициста
для
реализации
идеалов
тради­
ционализма.
Он
первым
указал
Розанову
будущую
ст езю
его
общественной
значи­
мости:
а
им енно ,
газетная
публицистика
на
страницах
«Нового Времени» .
С.
А.
Ра­
чин ск ий
дал
писателю
ряд
наставлений
в
д ухе
монархических
идей.
Роз ан ов
развил
и деи
Константина
Леонтьева
о
прогрессе,
дополнив
их
и деей
потенциальности
в
социальном
ми ре,
а
также
иници ир ов ал
создание
«леонтьевской
школы»
в
рус ск ой
публицистике.
Анализ
негативных
механизмов
бюрократической
системы,
данный
Рцы
(И.
Ф.
Р о ма н ов ым), расширил взгляды Розанова и на охранительные тенденции
консерваторов.
Весной
1897 г.
Розанов
широко
за явил
о
св оем
выходе
из
лаг еря
консерватив­
ной
журналистики
в
си лу
па рт ийной
узос ти
взглядов
консерваторов
на
социальную
жизнь.
До
наст о ящ его
времени
п ракт ичес ки
не
использовалось
системного
подхода
к
библиографии
периодических
стат ей
Розанова
(за исключением исследования
Н.
Ю.
Казаковой,
которое
ограничено
только
кругом
газеты
«Новое Время»1).
Используя
архивные
материалы
п очи та теля
творч еств а
Розанова
С.
А.
Цветко­
ва,
собравшего
библиографию
ст атей
пи са теля
в
периодических
изданиях
1897-
1919 гг.
(См .:
НИОР
РГ Б.
Ф.
249.
К.
И.
Ед.
хр.
5-14; К.
12.
Ед.
хр.
1), а также
собственные
уточнения
указанной
библиографии,
м ожно
вест и
речь
о
некоторой
доле
политической
ангажированности
общественной
позиции
Розанова,
нашед­
шей
свое
наибольшее
отражение
им енно
на
страницах
«Нового Времени» .
В
1906-1912 гг.
Розановбыл
штатным
хроникером
«Нового Времени», освещав­
шим
деятельность
Государственной
думы
трех
созывов.
За
период
1905-1912 гг .
га зета
напечатала
280 его передовых и редакционных статей без подписи,
отражав­


Политические
ориентиры
Розанова
571
ших
политический
курс
изд ани я
по
ключевым
вопросам
думской
деятельности.
Это
составляет
более
половины
всех
редакционных
статей
Розанова
за
30 лет со­
трудничества
в
отечественной
периодике.
За
тот
же
период
времени
Розанов
опу­
блик о вал
270 статей по общественно -по лит ич еск о й
проблематике,
что
составля­
ет
60 % от всех статей по этим вопросам .
Число
выст упл ений
Розанова
от
им ени
редакции
«Нового Времени»
и
его
пр о из ведений
по
политической
проблематике
близко
по
количественным
показателям.
И
речь,
в
данном
случа е,
ид ет
об
одних
и
тех
же
произведениях.
Эт о,
по
нашему
убеждению,
вполне
может
слу жит ь
о дним
из
доказательств
в
деле
определения
политической
поз иц ии
Розанова,
поскольку
указывает
на
совершенно
определенное
доверие
к
нему
со
стороны
рук оводс т ва
га­
зеты
в
процессе
отражения
ее
политического
курса
в
самые
ответственные
год ы
государственной
жизни
России.
После
призыва
в
1910 г.
со
стороны
П.
Б.
Струве
не
пускать
Розанова
в
«про­
грессивную»
пе чат ь,
и
во обще
не
предоставлять
места
«его произведениям
...
на
своих
стр ани цах »2, изменилось количественное соотношение розановских редак ­
ционных
статей
(без подписи)
и
его
подписанных
работ
на
политические
темы.
С
выявлением
ид е йных
ориентиров
в
изменившейся
политической
ситуации
и
об­
ретением
бо лее
четких
очертаний
в
политических
приоритетах
самого
публициста,
со
в торог о
десятилетия
XXв.
Розанов
все
меньше
оставлял
неподписанными
своих
статей
по
острым
проблемам
политической
жиз ни.
В
1905-1909 гг.
на
253 его ре­
дакц ио нн ых
статьи
приш л ось
208 работ по политической тематике,
а
в
период
с
1910 по 1912 на 62 политических статьи пришлось только 27 неподписанных пере ­
довиц.
Соотношение
приведенных
в ыше
цифр
указывает
на
то,
что
в
большинстве
по­
литич е ских
статей
Р озан ова
в
той
или
ин ой
мере
отражался
единый
курс
редак­
ции
«Нового Времени»
по
самым
живот репе щущи м
вопросам
внутренней
полит ики
России.
Исследователи
уделяют
крайне
м ало
внимания
парламентской
пуб лицист и­
ке
Розанова,
ведущего
жур на лис та
г азеты
«Новое Время» .
Более
глубокое
изу­
чение
этого
воп роса
показывает,
что
Ро за нов
до
1910- х
гг.
в
большинстве
своих
политических
выс ту плений
им ел
согласованную
позицию
с
общими
представле­
ниями
А.
С.
Суворина.
Проведенные
статистические
исследования
библиогра­
фии
писателя
указывают
на
то,
что
в
большинстве
политических
с татей
Розано­
ва
отражался
единый
курс
редакции
«Нового Времени».
Этот
вывод
позволил
с дел ать
раскрытие
имени
Розанова
в
большом
корпусе
редакционных
статей
без
подписи,
отражавших
политический
курс
изд а ния
по
ключевым
политиче­
ским
вопросам.
Об
этом
свидетельствуют
многие
фа кты,
подтверждающие,
что
А.
С.
С увори н
лич но
пос вяща л
Розанова
в
отдельные
детали
п оли тич еской
кух­
ни
издания.
Анализ
идейных
ориентиров
думских
реп ор т ажей
Розанова
1906-1912 гг .
по­
казал,
что
он
вы сту пал
в
большинстве
своих
политических
статей
указанного
пе­
риода
как
умеренный
националист,
вы раж авш ий
ос но вные
программные
идеи
пар ­
тий
Всеро ссийск ий
национальный
союз
(с1908г.) и «Союз 17
октября»(до1909).
Об
этом
свидетельствуют
оценки
писателем
в ажнейш их
внутриполитических
со­
бытий,
а
также
его
о писание
мех аник и
политического
террора
в
России.
Но
при
этом
был
собственный
ракурс
обзора
этих
соб ыт ий:
на
первом
месте
для
Розанова
стоял
поис к
социально-возрастных
и
псих ол ог ич еских
оснований
революционных
потрясений.


572
А.
В.
Ломоносов
В
качестве
специфи к и
российской
революции
писатель
вы вод ил
свя зь
интелли­
ге нции
с
уголовными
элементами,
возникшую
в
результате
нарастающей
духовной
пустоты
в
о бщест ве,
неизбежно
рождающей
политическую
провокацию.
Б ольшую
ро ль
в
процессе
стабилизации
р оссий ско й
политики
писат ель
отво­
дил
до
1-й
м иро вой
войны
системе
думского
представительства.
Работа
двух
пе р­
вых
Дум
неизменно
осуждалась
Розановым
за
политическую
незрелость
и
пота­
кание
ре во лю ционно му
экстремизму.
Привлечение
малоизученной
публицистики
писателя
впе рвые
позволило
сделать
вывод,
что
активно
критиковать
революци­
онное
и
л ево либер альн ое
нап рав ление
общественной
мы сли
в
XX в.
Розанов
начал
с
марта
1906 г. ,
то
ес ть
с
мом е нта
подготовки
Государственной
Думы
к
пр ак тиче­
ск ой
работе.
Провал
конструктивной
ра боты
парламентариев
став ил ся
Розановым
в
вину
партии
кад етов
за
потакание
радикальным
настроениям.
Именно
Розанову
пр ин ад­
ле жит
приоритетная
заслуга
широкой
постановки
п роб лемы
в
публицистике
рубе­
жа
1910- х
гг.
про в оци рую щей
ро ли
отдельных
напр авлен ий
русской
литературы
и
прямого
влияния
духо вн ой
жи зни
чело века
на
возможность
использования
его
в
ц елях
политической
провокации.
Отношения
столыпинского
правительства
с
3-й
Думой
встречали
одобрение
со
стороны
писат еля .
Твердость
ка би нета
П.
А.
Столыпина
в
проведении
курса
конституционных
реформ
должна
бы ла,
по
мнению
Розанова,
о б еспечи ть
реаль­
ную
политику
верховной
власти.
Со хр анени е
общенационального
единства
и
па­
триотические
чувства
б ыли
для
Розанова
индикатором
политического
п рогре сс а.
Основные
условия
сохранения
и
успешной
работы
парламентской
формы
п ра вле­
ния
в
Ро ссии
Розанов
видел
в
ее
народ нос ти
и
поступательности
раз в ития,
в
та­
лантливости
и
в ыс окой
куль ту ре
депутатского
корпуса.
Отсутствие
эт их
качеств
в
конечном
и тоге
привело
мы сли теля
после
1912 г.
к
разочарованию
в
думской
ф орме
пр авл ения.
Трагическая
кончина
Столыпина
яв илас ь
для
писателя
значимым
рубежом
в
общем
в осп рия тии
политической
ситуации
в
России,
повл ия в
на
радикализацию
по з иции
Розанова
в
национальном
вопросе.
Розан о в
был
близок
внепартийному
умеренному
(или,
как
его
ин огда
на зываю т,
культурному)
национализму.
Почти
половина
всех
ст атей
по
национальному
вопросу
бы ла
с оздан а
мыслителем
в
пе­
ри од
1911-1917 гг .
Содержание
их
отли ча ет
гораздо
больший
эмоциональный
накал,
в
сравнении
с
предшествующим
временем.
Политическое
кредо
писателя
1910-х
гг.
можно
наз ват ь
активной
позицией
п атри ота
в
суровые
г оды
жизни
св о­
ей
родины.
Осмысление
политических
пристрастий
п исат еля
позволяет
сделать
вывод
о
преемственности
общественно-политических
ид ей
Розанова
в
развивающейся
си­
сте ме
традиционалистской
общественной
мы сли:
славянофильства,
почвенничества
и
дру гих
направлений.
Оно
указывают
на
существенную
значимость
для
политиче­
ски х
взглядов
Розанова
сотрудничества
в
«Новом Времени»
и
личных
отношений
с
Сувориным.
Анализ
политической
публицистики
п исат еля
позволяет
установить
привер­
жен н ость
Розанова
в
большинстве
выступлений
по зи ции
н ацион аль но
ори енти ро ­
ванного
политического
центризма.
Но
загнать
гениального
мыслителя
в
шо ры
партийно-политической
системы
—
значило
бы
поставить
кре ст
на
неисчерпаемом
многообразии
и
разноцветьи
души
русского
гения.
Гений
писателя
и
мыслителя
Розанова
лежал
прежде
вс его
в
с фере


Политические
ориентиры
Розанова
573
постановки
насущных
жиз нен ных
проблем
как
в
сфер е
социума,
так
и
во
вс ех
др у­
гих
областях
бытия.
Бе ззав етн ая
любовь
Розанова
к
России,
постоянное
ос трое
пер еж ив ание
всех
ее
горестей
и
забот,
бо ль
за
суд ьбу
своего
народа
и
постоянное
стремление
лучше
об у­
ст рои ть
Ру сски й
Дом
на
долгие
годы
м огут
слу жит ь
достойным
примером
в ыс окой
гражданственности
писат еля
и
мыслителя.
1 Казакова Н.
Ю.
Философия
и гры.
В.
В.
Р озан ов
—
журналист
и
лит ерат урны й
кр итик .
М.,
2001.
2 Струве П.
Б.
Больш ой
писатель
с
органическим
пороком
// В.
В.
Розанов:proetcontra.
СП б.,
1995. К н.
1. С. 386.


Д.
А.
За вел ьск ая
(Москва)
Книга
Розан ова
«Когда начальство ушло...»
и
мифология
Первой
русской
революции
В
1910 г.
выш ла
к нига
В.
В.
Розанова
«Когда начальство ушло. . .».
Обычно
ком­
ментаторы
и
исследователи
творчества
Розанова
характеризуют
эту
к нигу
как
сбор­
ник
ст ат ей,
пос вя щенн ых
Ре волю ции
1905 года.
Отчасти
это
т ак,
и
ос но вная
тема­
тика
книги
—
революционные
события
в
«человеческом материале».
Тем
не
менее,
в
книгу
входят
статьи,
нап иса нны е
и
изданные
(или написанные,
но
не
изданные)
задолго
до
1905 г.
Из
авторской
рубрикации
следует,
что
статьи
он
располагал
именно
в
порядке
написания
их
по
годам
с
1901 по 1910 гг.
Впрочем,
последние
две
реплики
книги,
размещенные
каждая
на
отдельной
странице
(«Увы...
Что
же
сл уч ило сь?»), нельзя
назвать
ста тьям и,
и
хронологическая
соотнесенность
их
ст ано вится
боле е
понятной
пос ле
определения
основного
пр инципа
композиции
книги.
Действительно,
диа­
хронический
принцип
имеет
смысл
не
только
в
плане
внешнего
упорядочивания,
но
напрямую
соотносится
со
внут ре нне й
динамикой
авторской
мысли.
То
ест ь
в
после­
довательности
запечатленных
исторических
событий
раз во р ачи вается
и
«история»
розановской
рефлексии,
в
которой ,
как
всегда
у
этого
автора,
рассуждения
культу­
рол оги че ск ого
и
философско-житейского
характера
неотделимы
от
субъективных
переживаний.
Так
что
последние
реплики
кни ги
—
итог
всей
это й
цепи.
Реакцией
на
книгу
Роз ано ва
стали
многочисленные
статьи
в
журналах
и
газе­
тах ,
самыми
показательными
и
интересными
стоит
считать
две,
опубликованные
в
одно м
номере
жур на ла
«Русская Мысль» (ноябрь 1910 г .) .
О дна,
пр инад лежащ ая
пер у
П.
Б.
Струве,
—
резко
негативного
харак те ра,
и,
наоборот,
д руга я,
написанная
Анд р еем
Белым,
—
весьма
сочувственная.
Хот я
непр аво ме рно
говорить
о
полеми­
ке
в
этих
стать ях ,
пос коль ку,
как
это
ни
странно,
оба
автора
сходятся
в
одном
—
признании
глубок ой
поэтичности
и
эмоциональности
книги.
Вот
только
Белый
принимает
эту
поэтичность
б ез огов орочно,
как
выражение
сокровенного
смысла
революционных
собы тий ,
Струве
же
ви нит
Розанова
в
глубокой
непорядочности,
обусловленной,
на
его
в згляд ,
именно
субъективностью
и
стихийностью
натуры
по­
следнего.
Собственно
говоря,
Струве
упр ек ал
Роз ано ва
не
за
книгу
«Когда началь­
ство
ушло...», а за ряд статей в «Новом
Вр ем е ни», вышедших в том же 1910 г.,
где
тот
«вместо любовного оправдания революции,
с
невероятной
злобой
<...> обличал
русскую
революцию»1.
Тем
интересней
утверждение
Струве,
что
«...
в
отличие
от
блещущего
талантом,
художественного
оправдания
революции,
нове йш ие
об л иче­
ния
ее
у
Розанова
вымучены
и
п очти
б ез дар ны ...»2.
Вообще
поле мик а
Струве
и
Розанова
—
отдельная,
инт ересна я
сама
по
себе
исто­
рия ,
ра ск рыта я,
например,
в
стат ье
О.
Г.
Простакова
«П.
Б.
Струве
и
В.
В.
Ро з ано в»3.


Книга
Розанова
«Когда начальство ушло...» и мифология Первой русской революции
575
Здесь
же
стоит
обратить
вним а ние
на
выражение
«художественное оправдание ре ­
волюции».
Собственно
гов оря,
Ро зан ов
не
оправдывает
революцию,
а
безусловно
приним а ет
ее
как
онтологически
значимое
событие
в
общем
п отоке
жизни
и
ис то­
ри и.
Причем
име нно
ре во люци онных
событий
в
книге
показано
не
так
много,
хотя
в
предисловии,
написанном
к
изданию,
е сть
посвящение:«...
могилам...
Не
те м,
кто
в
1905 г.
ду м ал : “от колокольни до колокольни
—
не
дальше”.
Тем ,
кто ,
по
моему
убе жден ию ,
и
были
одн и
“гражданами будущего века”. . .»4.
То
е сть
имеются
в
ви ду
именно
революционеры,
принимавшие
участие
в
самых
гор ячи х
с обы тиях,
демон­
страциях,
у лич ных
боях.
«Граждане будущего века»
—
одн а
из
смысловых
доминант
книги,
причем
о
них
писатель
начинает
говори ть
еще
в
с та тьях
1901 г.
И
здесь
важно
вернуться
к
ком по­
з иции
книги
—
размещению
ста тей
в
пор яд ке
именно
написания,
то
есть
воспроиз­
водящих
це пь
впечатлений
и
размышлений
автора
«в развертке», начиная со статьи
«Всемирная скука».
В
эт ой
с татье
помимо
скуки
есть
уже
тоска
о
героях,
о щущ ение
не хв атки
их,
то
ест ь
не
просто
пустота,
но
образ
того,
кого
не
хва та е т: «Вот этого тем­
бра
голоса,
этого
тона,
этого
сурового
закаленного
лица,
которое
завтра
пой дет
в
би т­
вы
за
“правую веру”,
—
нет
теперь
ни гд е»5.
Причем
о
битвах
«за правую веру»
ре чь
идет
не
только
за долго
до
революционных
со быт ий,
но
и
до
русско-японской
войны.
И
вот
в
следующей
ста тье
эти
«Новые люди»
уже
появляются,
разн очи нн ые
интеллигенты-демократы,
многие
из
которы х
п ошли
в
революцию
и
погибали
на
ба р­
рикадах.
Име нно
в
них
Розанов
видит
воплощение
своих
чаяний
о
чистоте, «истин­
ной
с е м ье », благородном стихийном братстве,
их
он
называет
«Адамами».
Рабочих,
примкнувших
к
революционному
движению
—
«“магами”
в
рабочих
блузах
и
пиджа­
ках».
И
во
в сех
последующих
с тат ьях
автор
рисует
этих
людей
без
един ой
ноты
разо­
чаро ван и я.
Более
того
—
представляет
их
живой
реализацией
извечных
мифологи­
ческих
представлений.
И
с
ними
связывает
другую
смысловую
доминанту
—
«пожар
Фе н и кс а», то есть обновление старого мира,
зараженного
скукой
бездеятельности,
и
потому
обреченного
на
гибель.
Причем
главный
смысл
этого
проц ес са
Розанов
види т
в
«высвобождении»
от
традиционности,
которую
в
данном
сл учае
н ис колько
не
по­
этизирует,
не
связывает
с
ней
понятие
вечных
ценно ст ей,
но
сводит
к
обезличенной
привычке,
механистическому
следованию
отработанным
жизненным
стереотипам.
В
противоположность
такой
ме ртв ой
традиционности
«новые люди», по Роза­
н ову,
несут
истинность
подлинного
предназначения
человека,
что
и
под к реп ляе тся
мифологическими
представлениями,
просвечивающими
сквозь
п ортре ты
увид е н­
ных
ж ивых
л юдей.
Это
пр ивод ит
в
в ос торг
Андрея
Бе ло го,
что
не уди в ите льно,
есл и
помнить
симво ли стск ие
концепции
о
пр о яв лении
и ст инной
м иро вой
истории
в
яв­
лениях
бытия
как
в
«знаках» .
Белый
пишет
о
Розанове: «В углублении любой жи­
тейской
мелоч и
видит
он
св ою
миссию
<...> в ме льча йш ем
крупнейшее,
в
конкрет­
нейшем
абстрактнейшее»6.
И
как
раз
диахронический
принцип
построения
книги
явл яет ся
для
Белого
очередным
подтверждением
проро ческ ого
ее
значения. «Книга
Розанова
—
живая
запись
истории;
это
документ;
и
вместе
с
тем
это
—
характери­
стика
событий
1905-1906 гг .
с
исключительно
редкой
точки
зрения».
И
далее: «В
событиях
недавнего
п рошл ого
Розанову
открылся
прежде
неведомый
ре лиг иоз ный
пафос
неведомой
прежде
ре лиг и и»7.
В
этой
«новой религии»
одно
из
важных
ме ст
занимает
понятие
Власти,
выра­
женное
че рез
антиномию
Государства
и
О бщ е ств а : «Государство
—
это
ме ха ника,
общество
—
это
по э зия »8. «Общество столько же есть демон,
как
и
ангел;
тогд а
как
в
госуд арс тв е
—
ни
демо н а,
ни
ангела»9.


576
Д.
А.
Зав ель ская
Ре лиг иоз ный
пафос,
котор ого
в
книге
«Когда начальство ушло .. . »
и
впрямь
предостаточно,
обуславливается
во
мн огом
поэтичностью
и
субъективистской
без­
оговорочностью
стиля.
И
как
раз
субъективизм
Розанова
представляет
здесь
наи­
боль ши й
инт ер ес.
Хотя,
казалось
бы,
заяв л яем ый
им
сам им,
он
уже
стал
аксиомой
в
оп ред елен ии
сути
розановского
тв орч ест ва.
Однако,
прим е ните ль но
к
данной
книге
в
связи
с
эти м
встает
ряд
вопросов.
Прежде
всего,
перед
нами
д ейст вит ель но
до­
кумент
эпохи,
и
хронологическая
последовательность
раз м ещ ения
статей
в
о пред е­
лен ном
смысле
объективирует
субъективный
подход.
Вот
только
что
им енно
объективируется
в
книге?
Ре чь
в едь
ид ет
не
то лько
о
то ч­
но
по дмеч енных
порт ретн ы х
чертах
персонажей,
но
и
о
тех
особых
свойствах
и
ос о­
бой
миссии,
которыми
они
наделяются.
Например,
в
митинге
ра бочи х
Розанов
видит
некое
под о бие
средневекового
турнира,
опи са нн ого
В.
С коттом
в
романе
«Айвенго».
И
су ть
не
просто
в
ко лорит но й
пестр о те
и
динамической
насыщенности
мо мент а,
но
и
в
реальности
некого
мифологического
представления,
где
экспрессия
напрямую
со­
относится
с
вневременной
универсальностью.
Еще
показательней
увиденные
в
к он­
кр етны х
женщинах
воплощения
любви
«земной»
и
«небесной», или девушка из рево­
люционной
среды,
представшая
пер ед
а вт ором
земной
богиней
Афиной
Палладой.
Разумеется,
с
метафизической
точки
зрения
здесь
н ика ких
вопросов
возникнуть
не
может,
но
исследователю,
п одх одяще му
к
лит ер ату ре
с
по з иций
мате ри ал и сти­
ческ и х,
не
стоит
оставлять
возможности
внимательно
рассмотреть
данный
фено­
мен.
И
здесь
важно
не
упустить
то,
что
«новая религия»
Роз ано ва
применительно
к
и ст ории
Первой
рус с кой
революции
находит
множество
соответствий
в
осмыс­
ле нии
этого
же
процесса
культурой
Серебряного
ве ка,
включая
и
модернистскую
и
п ролет арск ую
ли те рат уру.
Мот ив
очистительного
пожара
и
«новых людей», облеченных особой миссией,
наделение
их
орео лом
святости,
онтологической,
мистической
исключительности
ест ь
и
в
«Песнях мстителя»
Бальмонта,
и
в
его
же
стихотворении
«Русскому рабо ­
че му »; в таких,
например,
стихотворениях
Соло губа
как
«Великого смятения на ­
стал
заветный
час...» и«День
безумный,
де нь
кро в ав ый. . .», у пролетарских поэтов А.
Г мыр ева
и
Е.
Тарасова.
«В гневном пламени проклятья
У ми рает
старый
м ир.
Славьте,
д руги,
славьте,
бр ать я,
Р аз рушен ья
вольный
п ир!»TM -
Это
Ф.
Сологуб.
А
вот
строки
Е.
Тарасова:
«...Близок судный час
На
неслыханном
пож арищ е
Мы
по мя нем
вас»".
Слова
другого
стихотворения
Тарасова
«Дерзости слава»
практически
п овторя­
ют
о дну
из
мыслей
Розанова:
«Только то,
что
силой
вз ято,
Буд ет
живо,
будет
свято,
Б удет
взя то
навсегда»TM.


Книга
Розанова
«Когда начальство ушло...» и мифология Первой русской революции
577
Розанов
пише т : «...
все ,
что
творится
среди
беды,
волнения,
опасности
—
вы хо­
дит
жи в уче,
крепко»13.
Подобных
параллелей
можно
было
бы
найти
на
целую
книгу,
поэтому
здес ь
можно
ограничиться
несколькими
приме р ами.
Разу м еется ,
сегодня
подобные
ана ­
логии
смо тр ятся
уже
заезженными
кли ше,
многократно
прим е не нными
к
тематике
Первой
русской
ре волю ции,
тем
важнее
посмотреть
синх р онич еск ий
с рез,
увидеть,
насколько
единодушно
воспроизводились
в
то
врем я
перечисленные
мифоло­
гемы.
В ряд
ли
пра воме р но
здесь
говорить
о
взаимовлиянии
разных
авторов,
посколь­
ку
в
п одоб ном
слу чае
пришлось
бы
изыскивать
прио рит ет ное
право
кого- либ о
на
целую
идею,
что
бесперспективно
в
с толь
плотном
и
шир оком
п отоке
разн огол ос ых
выражений
одного
мифа.
Тем
не
менее,
взаимовлияние,
разумеется,
н аход ит
место
и
в
эт ом
случае,
но
тут
стоит
говорить
о
поддержании
представления,
настроения
времени
как
о
процессе
вс еоб щем
и
неизбежном.
«Текст В.
В.
Розанова
по
с ути
мифологичен,
естественно
мифологичен,
т.
е.
миф
В.
В.
Розанова
не
является
“новым”...»14, —
пишет
Е.
В.
Белоскокова.
Есть
разные
воззрения
на
природу
мифа
как
так ово го,
но
в
любом
слу чае
миф
—
представление,
им еющ ее
массовое
бытование,
а
быт ова ние
в
массах
возможно
только
в
ви де
ко н­
кретных
образных
и
сюжетных
ф орм,
иначе
просто
невозможно
ни
выражение,
ни
поддержание
его.
В
таком
случае
л юбой
м иф,
сколь
бы
он
ни
был
«нов», должен вы­
ражат ь ся
в
уже
известных,
укорененных
культурной
традицией
формах.
В
э том
смы сле
книга
Розанова
—
замечательный
пример
произведения,
насы­
щенного,
с
од ной
с тороны ,
многочисленными
аллюзиями
и
реминисценциями,
с
друг ой
—
житейскими
наблюдениями.
То
есть,
выступая
в
роли
оче рки ста ,
Ро за нов
действительно
описывает
увиденное,
но
с
по з иции
своего
крайнего
субъективизма
вид ит
именно
то,
что
укладывается
в
систему
значимых
для
него
обр азо в.
Вот
за­
меченная
им
на
мит инге
сцена
встречи
курсистки
и
рабочего:
женского
и
мужс к о­
го
на чал а.
В
облике
рабо чего
он
выд еля ет
силу,
спокойную,
уверенную
простоту,
в
облике
курсистки
—
доверчивую,
просветленную
хруп кос ть.
Прои с ход ит
«вос­
становление»
объекта
по
существенным
атри бута м ,
выбор
которых,
фокусировка
свидетельствуют
о
выборе
художника.
Что
п роис ходи т,
естественно,
в
ключе
его
воззрений
и
устремлений.
Вообще
в
с та тьях,
составляющих
книгу
«Когда начальство ушло. . .», весьма ярко
пр осл еживает ся
спектр
идей,
вол нова вш их
Розанова.
Прич ем
здесь
они
на ходя т
са­
мое
идеальное
свое
во площен и е.
В
ре во лю ционно й
среде,
по
мнению
автора,
же н­
щ ина
являет
св ою
высшую
миссию
душевности,
жертвенности,
истинного
союза
с
мужчиной,
ведет
и
вдохновляет,
как
светоч
и
как
выражение
иррациональной
оч и­
стительной
ре во люц ионно й
стих и и: «Нужна истории сила,
нужна
будущему
страсть.
С
п одругою
своею
мы
многое
приобретем.
Без
нее
много
потеряем»15.
Еврейский
вопрос
уничтожается
всеобщим
брат ств ом .
Оп ять
же
—
истинным,
общественным:
«...душевное растворение еврейского духа,
еврейской
плоти
—
в
русской
ст ихи и»16.
То
есть
писатель
над еляет
революционеров
иде а ль ными
че рт ами
и
д еле гир ует
им
и сп ол нение
своих
чаяний
в
са мом
высшем
и
гло баль но м
масш т абе.
И
в
э том
он
объективно
солидарен
с
огр омны м
числом
современников,
что
никак
не
опровергает
субъективизма
поз ици и
Розанова.
Поскольку
именно
субъективизм
в
сочетании
с
иррациональными
устремлениями
позволяет
чув с твова ть
настроения
общества,
тем
более
импульсивные
и
бессознательные,
к оторы е
и щут
своего
выра­
жения
в
поэзии
и
м ифо лог ии.
Природу
этих
импу ль сов
и
устремлений
рассматри­


578
Д.
А.
Зав ел ьская
ва ть
здес ь
нет
см ысл а,
поскольку
это
уже
про фессион альн ая
сфер а
других
нау к.
Но
литературный
текст
—
важное
свидетельство
бытования
эт их
п роце сс ов,
их
вполне
конкретной,
маркированной
культурологической
составляющей.
1 Струве П.
Б.
Б ольш ой
писатель
с
органическим
пороком
// Русская Мысль. 1910. No 11. С.
139.
2 Тамже.С.
142.
3 Простаков О.
Г.
Струве
П.
Б.
и
Ро зано в
В.
В . // Мир источниковедения.
М. , 1994.
4 Розанов В .
В.
С обр.
соч.
Когда
начальство
ушло...
М ., 1997. С. 10.
5 Тамже .
С.
И.
6 Русская Мысль .
No
11. 1910. С . 374.
7 Там же.
С. 376.
8 Розанов В.
В.
Когда
начальство
уш ло ...
С. 38.
9 Там же.
10 Сологуб Ф .
Звезда
Майр.
М., 1998. С.
172.
11 Русская литература XX
в.
Дооктябрьский
период.
М ., 1987. С. 90.
12 Там же.
С. 89.
13 Розанов В .
В.
Когда
начальство
ушл о...
С. 116.
14 Белоскокова Е .
В.
Яз ык
и
куль т ура
в
работах
В.
В.
Розанова.
Историко-философский
анал из.
М., 1996. С. 12.
15 Розанов В.
В.
Когда
начальство
уш ло ...
С. 49.
16 Тамже.
С. 186.


О.
В.
Цыбенко
(Москва)
Роз ано в
о
поляках
и
Польше
Книги,
с татьи ,
п ереписк а
Розанова
показывают
хороше е
знакомство
писателя
с
историей
русско-польских
отношений,
интерес
к
острому
на
рубеже
XIX-XX
вв.
«польскому»
вопросу,
ко
всем
его
аспектам
—
поли тич е с ким,
религиозным,
нрав­
ственным,
культурным.
Личные
впеч ат ления
от
знакомства
с
поляками
Розанов
вынес
с
детских
лет
(заметки автобиографического характера в «М им ол ет но м.
1915 год», «Сахарне», «Опавших листьях»). В Н иже го ро д с к ой г имна зии у ег о одн о­
кл ассни ка
Ста нис лав а
Неловицкого
была
сестра
Зося,
лет
9.
Однажды
увидев
ее
в
гостях
на
ел ке,
он
ею
залюбовался:«Зосястояла,
опершись
локтем
на
стол.
Я
смо­
тре л
на
нее:
и
мне
каз ало сь
такой
то че ной
кра со ты
(“как из слоновой кости”) я и
п отом
никогда
не
видал.
От
нее
я
у слы хал
1-е
польское
слово:
...почтовего»1.
Неиз­
вес т но,
насколько
Розанов
зн ал
пол ьск ий
язык,
отдельные
выражения
он
использо­
вал
н еод нок ратн о: «не позволям», «падам до ног»
и
др.
От
эт ого
св ет лого
во сп омина ния,
какой-то
даже
зачарованности
«польским»
рез­
ко
о тли ча ются
за метк и
о
бо л езнен но
ранивших
подростка
отношениях
с
учителем-
п оляк ом
Радзевичем
в
Н и же городс кой
г им назии,
о
его
бессмысленной
придирчи­
вости,
желании
выслужиться
пер ед
начальством,
а
гла в ное
—
о
несправедливости:
«Бесцеремонно он всем полякам ставил не менее 3 -х (да ж е
Горскому,
к оторы й
ниче­
го
не
знал
и
нагло
манкировал);намже,
русским,
почти
сплошь
ставил
двойки»2.
Розанов
ча сто
пи сал
о
своей
нелюбви
к
полякам,
но
бы ли
и
исключения.
Об
одном
знакомстве,
состоявшемся
в
1903г.
во
вре мя
посещения
Розановым
Л.
Н.
То л стого
в
Ясно й
По ля не,
он
пишет
в
статье
«Л.
Н.
Толстой»(НовоеВремя.
1908.28 авг .): «При
нем
жил
доктор
—
пол як
без
Польши
и
п ол ьск ого;
по
пр ав де,
единственный
поляк,
который
мне
за
всю
жиз нь
по нр авил ся
<...>
при
поездке
на
прогулку
п осле
обеда
он
мне
такое
сказал,
уже
от
себя
и
свое,
что
я
его
до
могилы
не
з абуду ,
как
натуру
истинно-прекрасную
и
благодарную,
вне
всякого
толстовства
и
вне
зависимости
от
Толстого»3.
Реагируя
на
катастрофическое
развитие
событий
в
России
в
предреволюцион­
ные
годы,
Розанов
вид ел
разрушительное
влияние
на
рус ск ую
жиз нь
н екот орых
инородцев,
в
том
ч исле
поляков.
Об
э том
две
его
записи
в
«Мимолетном, 1915 год»:
«От этого отсутствия собственного содержания в “ об ще ст ве нн ос ти
у
русских”
их
и
нач иняю т
своим
уже
настоящим
политическим
содержанием
инородцы,
а
че рез
них
и
иностранцы.
Ну,
здесь
уже
ест ь
аппетит
Польши,
аппетит
е вре ев,
нужда
Г ер мании
и
Австрии
ослабить
с ос едку
че рез
возбуждение
внутреннего
разложения,
внутреннего
г ние ния
(антагонизм классов,
социал-демократия)»4.
Схожее
содержание
—
в
запи­
си
«С поляками и евреями надо так говорить. . .»5. И уж е п осл е фе вра ля 1917 г .
положе­
ние
в
России
выз вало
у
Розанова
аналогию
с
трагическим
падением
Польш и
в
кон це
XVIII в .
З акл ючая
сво ю
заметку
«Что говорят англичане о русской революции и


580
О.
В.
Цыбенко
ру сс ком
с ою з е» (Новое Время.
1917. 10 июня), он писал: «Мы ничего не можем сде­
ла ть
с
Берлином
на
своих
ул ица х,
как
с
ним
ничего
не
могл и
сделать
в
Варшаве
перед
первым
ра зд елом
Польши
В
Польше
тож е
из
ка ждо го
угла,
у лицы
и
дом а
кр ич али
изме нник и: “Не позволям”.
И
на ша
теперешняя
сво бо да
и
теперешние
уличные
ми­
тин ги
похожи
на
погубившее
польскую
“Речь Посполитую” liberum veto.
Не уж ели
Ро ссия
перелицовывается
в
Польшу
последних
лет
ее
ис то рии
и
судь­
бы.
Где
же
рус ск ий
человек?
Где
же
русский
д у х?»6.
В
переписке
с
H. Н.
Страховым,
в оше дшей
в
книгу
«Литературные изгнанники»
(СПб., 1913), Розанов излагал свои соображения,
связанные
с
пу б ли кацией
статьи
Страхова
«Роковой вопрос»
в
апреле
1863г., из-за
к оторой
был
закрыт
журнал
«Вре­
мя»
Ф.
М.
До сто евск ог о.
Восхищаясь
философом
К.
Н.
Леонтьевым,
малоизвестным
в
начале
1890-х
гг.,
Розанов
высоко
оценивал
его
«эстетические воззрения на историю». П ри м еча тел ь­
но,
что
Розанов,
неоднократно
обращаясь
к
«окраинному вопросу», к политике
русификации
поляков
и
других
народностей,
во
мн огом
опир ает ся
на
взгляды,
вы­
раженные
К.
Н.
Леонтьевым,
в
частности
отмечая
узость
программы
«Московских
ведомостей». Леонтьев и в работе «Православие
и
католицизм
в
П ольше » (1882), и в
письме
к
Розанову
отм е чал
раз ни цу
между
«православными поляками»
и
«обрусе­
лы ми
ка то л ика м и»: «первое
—
созидание,
вт орое
—
р аз р уш е ние»7; ^Руссификация
окраин
ест ь
не
что
иное,
как
д емокр атиче ск ая
евр опе изаци я
их »8.
В
очерке
«С юга» (Новое Время 1898. 14
июл я)
Розанов
пишет:«Есть “обрусе­
ние ”
и
“обрусение”.. .
Политика
того
“обрусения”,
про гра мму
коего
впе р вые
фор­
мули ров а ли
“Московские Ведомости”,
в
сущности
ес ть
политика
национального
обезличения,
денационализации
племен».
По л ь ша, «которая всегда была полна на­
циональною
и
религиозною
обостренностью,
так
и
раскололась
и
пала,
не
усп ев
ст е­
сат ь
и
притупить
режущих
др уг
др уга
вну т ре нних
но ж ей ». Программу M.
Н.
Катко­
ва
Роз ан ов
в
своем
оче рке
пр ирав нивает
к
«программе покойной Речи Посполитой,
ко торая
уд алас ь
в
Литве
и
не
удалась
в
Ма ло росс ии ». Розанов призывает различать
две
«истины»
—
политическую
и
мо ра льну ю:
П ольша
существовала
политически,
и
политически
она
с ама
разрушилась.
«Лишь политический щебень ее взяли себе со ­
с еди,
и
в зяли
просто
как
не удобн ую
в
соседстве
руину
<...> .
Вот
рус ск ая
полов и на
истины,
за
коею
нач инает ся ,
однако,
истина
краковяков,
Ма зур ов,
по зна нцев .
Ни ко гда
и
ни
в
како м
договоре
не
б ыло
написано,
подписано
и
скреплено,
что
эти
Стаси
и
Зоей
должн ы
ста ть
Лиза ми
и
Иванами:
здесь
начинается
ист ина
быта,
языка,
вер ы
(“обличье”), <...>
отстаивая
которые,
поляки
чувствуют,
что
они
отстаивают
“свое”,
не которы й
о стат ок
“есть”
в
себе,
не ко торое
св ое
“право” <...> Я упомянул о Польше;
это,
конечно,
наиболее
т ру дный
уго лок
нашего
политического
бытия,
вс его
боль­
нее
ре жущ ее
«долото»
в
нашем
желудке
<...>
Все
ло жно
в
политической
ст ороне
имеющихся
у
нас
пяти-шести
окраинных
“возрождений”; и совершенно истинно все
в
этих
“возрождениях”
бытовое,
своеобычное,
св оев ерн ое.
И
не
только
ист инно:
все
должно
быть
для
нас
радостно»9.
Схожие
мысли
об
«окраинном вопросе», в том числе и польском,
Розанов
вы­
сказывал
и
позже
—
в
стать ях
«Национальное назначение»
и
«Сила националь­
но с ти » (Новое Время.
1908. 4, 7 июля).
В
последней
он
пишет
так же
о
«раство ­
ряющ ей
с иле
с л ав янст в а», которая дает отпор германизации,
но
предупреждает,
о д нак о: «<...>
мы
все
стоим,
все
славянские
народы
стоят
перед
эп охою
энергич­
ного
дви ж ения
вперед,
с амой
де ятел ьн ой
ра боты .
Без
этого
мы
сгибнем,
нас
за­
дав ят
и
съ едя т»10.


Розанов
о
поля ках
и
Польше
581
В
статье
«Инородческие языки в школе» (Новое Время .
1908. 14
июля)
Ро за­
нов
выступил
про тив
насильственного
введения
русс к ого
языка
в
польские
и
дру­
гие
инородческие
школы.
Писатель
видит
на циона ль ное
оскорбление
в
«приказной
шк оле
на
русском
языке».
Так
можно
только
выз ва ть
ненависть
к
нему.
Поляки
мог ли
бы
сами
захотеть
име ть
некоторые
предметы
на
русском
я зыке,
есл и
бы
их
не
пр и ну ж дали11.
В
публикации
«Смешанные браки» (Новое Время.
1908. 3
ав г.)
он
о тстаив ал
правомерность
и
даже
желательность
браков
православных
с
иноверцами,
прежде
всего
—
католиками,
приводя
в
пример
трогательную
историю
люб ви
по льки
к
р ус­
с кому
офице р у,
не
мол од ому
и
не
красавцу,
завершившуюся
переходом
ее
в
право­
слав и е.
«В его добром простом характере открылось для нее точно новое небо»12.
Отстаи ва я
то,
что
может
реально
способствовать
смягчению
рус ско- п ольск их
отношений,
Розанов
резко
критиковал
проявление
со
с торон ы
поляков
религиоз­
но й,
наци онал ьн ой
нетерпимости.
Телеграмма
из
Гродно
о
притеснении
белорусов
вызвала
статью
Розанова
«Берегите Западную Русь» (Новое Время .
1906. 3
де к.):
«Белорус и поляк!. .
В
одном
все
дышит
самоуверенностью,
переходящею
в
хв а­
стовство,
в
кичливость,
—
все
дышит
высокомерием,
надм ен но стью ,
презрением
к
другим
людям ;
в
д ругом
все
говорит
о
великом
терпении,
скромности,
самоограни­
чении.
Нет
м атер иала
луч шег о
для
управления,
чем
белорусы,
но
позорная
распу­
щенность
русской
администрации,
верхоглядство
из
Пе те рб урга
<...> допустили же
вечно
гот ов ых
на
укус
и
лукавство
поляков
стать
на
горл о
и
придушить
эт их
заби­
тых
наших
братьев
<...> По л якам
—
польские
права,
но
то лько
в
По ль ше;
в
Ро ссии,
с реди
великорусов
и
совершенно
на
тождественных
ус ловия х,
среди
б ел орусов
—
полякам
только
русские
обязанности,
т.
е.
обязанности
перед
русскими,
обязанно­
сти
деликатности,
осторожности,
междуплеменной
и
междуверной
ве жлив ос т и»13.
Той
же
те ме
посвящена
статья
Розанова
«Осторожнее,
пол яки ! ..» (Новое Время.
1907. 7 янв . ), вызванная известием о том,
что
«толпа католиков,
ок оло
1000 человек,
в
мес те чке
Зель не
Волковышского
уезда
н апала
на
возчиков,
доставивших
камень
для
постройки
православного
хра м а...»14.
Роз а нов
с
интересом
откликался
на
обновленческие
течения
в
польском
католи­
цизме
—
мариавитство
и
мла дока толи чес тво ,
ис ходя
из
государственных
интересов
Рос сии ,
а
также
из
своих
симпатий
ко
в сему
молодому,
п олном у
э нту зиазм а.
В
статье
«Движение в русско- по льс ко м
католицизме»(НовоеВремя.
1906.16 февр.) о н пис ал:
«Из Варашавы,
из
Плоцка
<...>
ид ут
вести
о
любоп ы тн ом
дв ижен ии
“мариавитов”,
новой
се кты,
которая
отрицает
папство
<...>
Мариавиты,
каковы
бы
они
ни
были,
с уть
поляки,
т.
е.
славяне,
и
притом
только
слав ян е
и
поляки,
без
всякой
тевтон­
ско й,
и спанск ой
или
ита ль янс кой
примеси.
Это
сл авянск о е
ре лиг иоз ное
движение.
Что
бы
из
этого
ни
выш ло
—
более
враждебного,
чем
католицизм,
для
нас
ничего
не
выйдет»15.
Кро ме
«движения мариавитов,
народного
и
страстного», по мнению Ро­
з ано ва,
началось
в
П ольше
движение,
сто яще е
«совершенно вне мариавитов», также
сближающееся
или
«по крайней мере не враждебное русским течениям», —
пишет
публицист
в
статье
«Младокатолическое движение» (Новое Время.
1906.27 авг.). Во
главе
его
ст о ит , «ведя за собою значительную массу польской интеллигенции,
мо­
лодой
25- ле тний
ксендз
Эдуа рд
Ми лков ск и й». «Известная
польская
писательница
Э.
Оржешко
<Ожешко>
первоначально
относилась
н е друж елюбно
к
начатому
ксенд­
зом
Милковскому
д в иж е ни ю. “Не рано ли начинать протест?
—
писала
она.
Стоит
ли
эт от
убогий,
слепой
и
нагой
еще
польский
на род
отрывать
от
хол одны х
пл ит
костела,
к
кот оры м
он
до
сих
пор
скл он яет
свое
страдальческое
чело,
в
надежде
найти
там


582
О.
В.
Цыбенко
душевный
по ко й”.
Она
боялась
смуты
без
всякого
положительного
результата
<...>
Узн ав
дв иж ение
ближе,
та
же
Э.
Оржешко
писал а
издателю
“Protest”: “Работайте,
Бог
вам
в
п ом ощ ь!”» Розанов утверждает в заключение,
что
дв ижен ие
Милковского
«народно,
а
не
археологично.
Оно
—
молодо.
И
оно,
ка же тся,
не
заглохнет»16.
В
статье
«об административном выделении Холмщины» (Новое Время .
1906.
23нояб.) Розанов с болью пишет «о 300 000
русских
и
православных
людей,
н ас еля­
ющих
Холмщину
и
к оторы е
т ают
с
каждым
дн ем
под
на по ром
польско-католической
пр оп аг анды».
Он
считает
необходимым
выделение
«некоторых русских уездов,
с
русским
и
православным
населением,
Люблинской
и
Седлецкой
губерний
(так на­
зываемая
Холмс к ая
Ру с ь), в самостоятельную административную единицу,
кото­
рая
присоединилась
бы
к
рядовым
губерниям
и мпе ри и », что исправило бы давнюю
ошибку.
«Русское общество не может смотреть без самой острой сердечной боли на
положение
русск их
л юдей
в
этом
кр ае,
очутившихся
теперь
именно,
ко гда
“гонор”
так
под нялс я,
в
поло ж ении
русских
и
хохлов
в
авс три йск ой
Галиции,
так
же
тесни­
мых ,
униженных
и
угнетенных
<...>
По ляк и,
не
наученные
историейю
или
нау ч ен­
ные
ею
от ри ца тельн о,
не
знают
ник ак ой
меры
в
своих
пылких
наци онали сти ческ их
стремлениях»17.
Статья
Розанова
«Привислинские публицисты у московского “кн я зя”
в
гос тях»
(Новое Время.
1907. 9
о к т. ), являясь полемикой с выступлениями проф .
Мариан­
на
Здз ехо вс кого
и
сотрудника
варшавской
газеты
«Слово»
Людвига
Страшевича
в
«Московском Еженедельнике»
князя
E.
Н.
Тр убе цк ого,
нач инается
с
размышлений
автора
о
положении
России
и
Польши
в
с ла вян с т ве: «Тяжкий молот исторических
обс тояте льс тв
раздробил
Польшу
и
укрепил
Русь.
Не
говоря
о
других,
ра но
и
пр е­
ждевременно
задавленных
сл авян ски х
народностях,
ру сск ая
и
польская
народности
могли
бы
сделаться
центрами
славянского
объединения
<...>
Совершенно
мирно
могли
бы
существовать
од на
пар аллел ь но
другой,
как
нет
и
нико гд а
не
было
ни
за ве­
ст и,
ни
злобы,
ни
соперничества
между
южнославянскими
народностями
и
русскою.
Но
Бог
су дил
иначе.
Польша
погналась
за
блестками
западной
цивилизации.
В
про­
тивоположность
глубок ом у
демократизму
вс ех
славянских
племен,
вс его
сл авя н­
ского
духа,
Польша
и
поляки
всегда
бы ли
“ясновельможны”; и “ясн о ве ль м о ж еств о”
всегда
б ыло
для
них
каким-то
“царством небесным”,
за
кото рое
они
про мен ивал и
самостоятельность,
независимость,
труд,
благосостояние
и
т.
п.
“малоценности”
де­
м окра ти чес кого
м асшт аба
<...> более всего через принятие католичества,
но
также
и
через
все
др угие
под роб ност и
св оей
ис т ории
и
жиз ни
поляки
никогда
не
сознавали
глубокой
и
самостоятельной
ценности
сл авянск о го
в
себ е
зе рна»18.
«Инородцы все у нас пригреты,
—
продолжает
Розанов.
—
Из
мордвы
был
зна ­
менит ый
па три арх
Никон,
а
Го дун ов
был
потомком
казанских
кн язей
<...> э то <. ..>
блестящая
параллель
том у
потоку
истребления,
каким
в
пору
силы
у стр емил ись
“ясновельможные”
на
Литву,
на
не сча стн ую
Б елор усс ию,
на
давших
им
хороши й
отпор
хо хлов.
Лучшие
по беды
Россия
одержала
д оброт ою
и
широтою,
как
Польша
все
про игра ла
“ясновельможностью”,
кичливостью,
нервностью,
незнанием
ни
в
чем
меры,
—
поведением
легкомысленным
и
жестоким».
Розанова
оскорбили
высказы­
вания
п ольс ких
авторов,
которые
отказывают
русским
в
праве
быть
патр ио там и
и
вид ят
см ысл
духов ног о
развития
России
в
бор ьбе
с
«хамством,
зверопоклонством,
благонамеренностью»: «Ну,
уже
именно,
откуда
же
бедным
русским
и
уз нав ать
о
“смысле своей духовной истории”,
как
не
с
бере гов
Вислы»19.
Освещая
деятельность
Государственной
Думы,
Роз ано в
неоднократно
обращал­
ся
к
позиции
депутатов-поляков.
Одобрение
этой
по зи ции
выражено
в
заметке
«По ­


Розанов
о
поляках
и
Польше
583
ляки
в
Дум е» (Новое Время .
1906. 9
июл я): «Поляки все сплошь высказались за
стойкое
удержание
порядка
в
стране,
тишины,
как
и
самое
предположение
об
эт ом
изошло
от
поляка
же
п роф.
Петражицкого
<...>
До
сих
пор
Польский
кр ай
ведет
с ебя
несравненно
спокойнее
и
благоразумнее,
нежели
Эстоно-Латышский
край
<...>
Поляки
последние
сорок
лет
н апря же нно
учились.
Школы
в
Привислинском
крае
неизмеримо
лу чше
поставлены,
чем
во
внутренней
Им пер ии
<...>
Словом,
там
—
ку льту ра,
у
нас
школьная
ле нь
и
обща я
дикость».
В
заключение
Розанов
пишет:
«С 1863 года,
когд а
их
восстание
очень
п оход ило
на
н аши
теперешние
революцион­
ные
движения,
они
неизмеримо
выросли
и
созрели,
у к репи лись
и
посолиднели.
Это
уже
не
крикуны
старых
сеймиков;
это
л юди,
умеющие
молч ать
и
бы ть
с кро м ными,
выжидать
и
ра бота ть.
Каковы
бы
ни
б ыли
их
чувства
к
нам
(хотя почему же они
должны
быть
<...>
всегда
только
вреждебны?), мы не забудем,
что
они
—
сл авя не,
и
порадуемся
упорядоченности
и
д исци пли не
одн ого
из
важнейших
славянских
на ро до в»20.
Розанов
считал,
что
«многого можно ожидать и от пробуждения в по­
л яках
общеславянских
чув ст в,
общеславянской
заинтересованности».«Русским,
—
решительно
утверждает
Розанов,
—
нет
никакой
нужды
угнетать
поляков
как
народ­
ност ь;
как
народность,
поляки
во
всяком
с лучае
не
менее
д ороги
русским,
чем
че хи
и
сербы»21.
Ро з анов
откликался
на
о живи вш иеся
в
начале
XX в.
ид еи
славянского
с б лиже­
ния,
его
радовала
возможность
смягчения
т руд ных
русско-польских
о т нош ений,
появившаяся
надежда
на
хотя
бы
отдаленное
решение
э того
во про са
в
новых
усло­
виях.
В
статье
«Пестрые темы» (Русское Слово .
1908. 22,25 мая)
он
пожелал
успеха
побывавшей
9-17
мая
1908 г.
в
Пе те рбу рге
групп е
лидеров
славянского
движения
западных
славян.
Делегация
обсудила
с
русскими
государственными
и
общ ес тв ен­
ными
деят еля ми
во пр осы
общеславянского
единства
и
сближения,
предполагаемое
пр ове де ние
в
Праге
Всеславянского
съезда
и
славянской
выставки.
Статья
Розанова
«Белоруссия,
Лит ва
и
Польша
в
окраинном
вопросе
Р осс ии»
(Новое Время .
1909. 18, 22, 27 сент ., 4 окт .)
обоб щ ает
и
уточняет
мысл и,
высказан­
ные
им
ранее
об
этой
проблеме.
В
чет ы рех
номерах
газеты
дан
развернутый
ответ
на
напечатанную
в
Варшаве
б рошю ру
«Русская политика в Польше»
Эраз ма
Пильца,
«вождя “пр имир ите ль ной”
или
“угодовой”
партии
в
Польше
—
25 лет издававшего
в
Пе те рбурге
газету
“Kraj”».
Розанов
отвергает
са мый
тон
обращ ен ия
к
русским
и
практически
все
утверждения
Пильца,
признает
тольк о
наличие
предубежденности
по
отношению
к
п оляка м.
Она,
по
мнению
писателя,
вызвана
т ем,
что
«поляки страш ­
но
узкая
националистическая
на ция
<...>
мы
можем
сказать
по ля кам
только
одно:
бу дьте
универсальнее,
стремитесь
к
общечеловеческому,
и
вы
достигнете
через
это
и
нацио наль но го »22.
Отметим,
что
в
э тих
рассуждениях
Розанова
ест ь
сходное
с
на­
циональной
самокритикой
многих
польс ки х
де яте лей
и
писателей
XIXиXX
в.
—
от
Ц.
К.
Но рви да
до
В.
Гомбровича,
С.
Мрожека,
Т.
Конвицкого,
Э.
Редлиньского.
За­
мечательны
и
справедливы
мысли
Розанова
о
том,
что
политик
не
видит
«частного
л ица»: «Между тем частное лицо господствует в человеке,
и
особенно
в
даровитом
и
та ла нтливо м
че ло веке,
над
“национальными чертами”»23.
Вот
почему,
в
том
числе,
многие
поляки
обрусели,
что
отрицает
Пильц.
На
возможность
коренного
перелома
в
и стор ии
Польши
в
связи
с
Первой
м ир овой
вой ной
Розанов
обр ати л
внимание
в
книге
«Война 1914 года и русское возрождение».
Одному
из
ее
раз делов
—
«Судьба Польши и слово Верховного Главнокомандующе­
го»
пре дп осл ан
исторический
документ,
само
«Обращение Верховного Главнокоман­
дующего
о
Польше
и
о
Червонной
Ру си». Розанов отмечает,
что
«слова <...> Велико­


584
О.
В.
Цыбенко
го
Князя
Нико ла я
Николаевича,
обращенные
к
полякам,
—
о
воссоединении
в сех
тр ех
частей
разорванной
Польши
под
скипетром
Ру сск их
Царей,
с
твердым
тоном
о
даровании
полякам
вероисповедной,
шк ольн ой,
вообще
всяческой
бытовой
сам о­
стоя тельн ост и,
—
дабы
цел
был
и
сохранялся
впредь
польский
народ,
как
единый
из
славянства,
необыкновенно
ва жны»24.
Коложский
в
газете
«Колокол»
в
пуб л ик ации
«“Опавшие листья”
В.
Розанова
и
польский
вопрос» (1916.9
февр.)
критически
комментирует
с татью
«Два полю ­
са
русского
мессианства
в
Р ос си и », появившуюся в издаваемой поляками газете
«Dziennik Petrogradzki». Газ ет а ув иде ла в выс ок ой
оценке
Розанова
монархической
идеи
не
тол ько
его
мыс ли
и
чувства,
а
мысли
и
чувства,
свойственным
многим
в
Р ос­
сии,
сред и
этих
многих
находились
и
поляки,
побратавшиеся
с
русскими
в
общей
борьбе
с
вра г ом . «“Dziennik Petrogradzki” проявляет нескрываемый страх перед руси -
фикациею
поль ской
ду ши
выражающеюся
в
пр он ик нов ении
в
по льс кую
печать
и
в
польское
общество
монархических
ид ей», —
пишет
Коложский.
Польская
газета
называет
Розанова
«верным учеником и последователем Леонтьева». О на оп и ра е т ся
не
только
на
высказывания
п исат еля
во
втором
коро бе
«Опавших листьев», но и на
книг у
«Война 1914 года и русское возрождение». По ль ск ий орган по л аг ает,
что
«та­
ког о
преклонения
пер ед
государством,
как
перед
мистическим
фактором
и стори и,
до
сих
пор
не
был о
в
рус ск ой
литературе
и
никогда
чувство
это
не
проявлялось
в
пламени
такого
восторга,
как
теперь,
под
впечатлением
войны
и,
кажется,
Ро з анов
н иког да
не
высказывал
его
с
так ою
силою,
как
в
словах,
на
ко торы е
вд о хно вило
его
воззвание
Ве ли кого
Князя
Николая
Николаевича
к
полякам».
Польскую
кн и жн ость,
культуру
Роз ано в
оце нива л
высоко,
он
неоднократно
упоминал
Н.
Коперника,
восхищался
поэзией
А.
Мицкевича,
в
особенности
«Па ­
ном
Та деуш ом », отвергая другую поэму
—
«Конрад Валленрод», написал рецензию
на
«Заупокойную мессу»
С.
Пшибышевского.
В
«Мимолетном.
1915 год»
Розанов
ссылается
на
эпиз од
из
романа
польского
писат ел я
Ст ефана
Жеромского
«История
гр е ха », героиня которого Ева Побратынская убивает своего незаконнорожденного
ре бе нк а25.
Розанов
познакомился
с
польской
певицей
(колоратурное сопрано)
Марчеллой
Земб ри х
(1858-1953), которая гастролировала в России в 1880-1898 гг.
и
приехала
вновь
в
1909 г.
В
книге
«Среди художников»
Ро з анов
воспроизводит
ее
порт ре т
с
дарственной
на дп исью
ему : «Многоуважаемому Пану Розанову,
глуб окому
фило­
с офу,
который
под
впечатлением
“bel canto italiano” высказал в высшей степени
эстетические
взгляды
в
области
искусства
—
музыки.
Марчелла
Зембрих.
Пете р­
б у рг , 8/21 апреля 1909» (пер .
с
польского).
З аметк а
Розанова
«Марчелла Зембрих»
(Новое Время .
1909. 7 апр.) вызвана впечатлением от ее выступлений в
П ет ербурге
в
1909 г .: «...
лишиться
на
десять
лет
такой
певицы,
как
Зембрих,
—
это
не
то ль­
ко
музыкальный
траур,
но
до
некоторой
степени
это
и
маленький
нацио наль ный
траур,
—
сетует
Розанов,
—
<...>
голос
Зембрих
“небо”, “воздух”, “утренняя
заря”.
Земб ри х
—
«глубоко цивилизованная певица, <...> Э т о
—
бриллиант,
который
до лго
шли фов али . <...> Какой-т о
световой
звук,
что-то
удивительно
воздушное,
благород­
ное,
чис тое »26. Дл я
Розанова
искусство
пе вицы
«дороже,
лучше,
небеснее»
поли ти ­
ки,
министров,
депутатов
Думы.
М ицкев ич
не
со еди нил
нас
с
поляками,
считал
Ро зано в,
несмо тр я
на
дружеские
в
России
св яз и, «ибо ушел под конец в национальную хвастливость, “ м есси ан изм”
То-
в ян ского
и
св ой», утверждает писатель в статье « О
бла г од ушии
Н екр асо ва» (1903).
В
ней
идет
речь
о
своеобразии
Музы
Некрасова,
страдальческий
характер
кот орой


Розанов
о
пол як ах
и
Поль ше
585
Ро з анов
целиком
объясняет
влиянием
ма т ер и- поль к и, «заморенной русским само­
дуром.
Это
е сть
дорогое
пол ьск ое
имя
в
ру сс кой
ис то рии»27.
Отношение
Розанова
к
Поль ше
и
полякам
однозначным
назвать
трудно.
Он
с то­
ял
на
позициях
государственника
и
осуждал
по пытк и
некоторых
польских
сил
вм е­
сте
с
русскими
революционерами
расшатать
Империю,
ос ужд ал
узкий
национализм
польских
политиков
и
публицистов,
вс ту пил
с
н ими
в
полемику.
Далеко
не
все
че р­
ты
национального
характера
поляков,
как
его
видел
Розанов,
бы ли
ему
симпатичны.
Вместе
с
тем
он
не
одобрял
безнравственных
действий
русского
правительства
по
русификации
Польши,
в ыс тупил
за
реа льн ое
и
искреннее
сближение
дв ух
сл ав ян­
ских
на родов .
Также
для
Розанова
ха рак терн о
внимание
к
частному
лицу ,
которое
он
не
оценивал
предвзято.
Писатели,
музыканты,
просто
знакомые
поляки
—
для
не го
прежде
всего
личности.
Чем
кр упне е
талант,
тем,
по
мнению
Розанова,
он
универ­
сальнее,
лишен
национальной
ограниченности.
1 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Мимолетное.
М., 1994. С. 64.
2 Розанов В .
В.
О
себе
и
жизни
своей.
М., 1990. С. 534.
3 Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писателях.
М ., 1995. С. 305.
4 Розанов В .
В.
Мимолетное.
С. 81.
5 Там же.
С.
12.
6 Там же.
С. 372.
7 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Лит ерат урны е
изгна н ники.
М., 2001. С. 357.
8 Леонтьев К.
Н.
Восток.
Россия
и
славянство.
М ., 1996. С. 342.
9 Розанов В.
В.
Ина я
земля,
и ное
небо...
М ., 1994. С.
10-15.
10 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Около
народной
души.
М ., 2003. С. 324.
11 Розанов В .
В.
Собр.
соч.
В
на шей
смуте.
М., 2004. С. 210-212.
12 Там же.
С. 230.
13 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Русская
государственность
и
общество.
М., 2003. С. 209-210.
14 Там же.
С. 249.
15 Там же.
С . 33-34.
16 Тамже .
С.
144-147.
17 Там же.
С . 193-194.
18 Розанов .
В.
В.
Около
н а родной
души.
С . 233-234.
19 Там же.
С . 234, 236.
20 Розанов В.
В.
Русская
государственность
и
общество.
С . 101-102.
21 Розанов В.
В.
В
нашей
смуте.
С. 297-298.
22 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Старая
и
молодая
Россия.
С . 296-297.
23 Тамже.
С. 293.
24 Розанов В.
В.
Собр .
соч.
Последние
лист ья .
М., 2000. С. 290.
25 Розанов В.
В.
Мимолетное.
С. 85.
26 Розанов В.
В.
Собр.
соч.
Среди
художников.
М ., 1994. С. 318-319.
27 Розанов В .
В.
О
писательстве
и
писа тел ях .
С . 136-137.


О.
В.
Быстрова
(Москва)
Опыт
комментирования
Роз анов а
(по материалам статей о старообрядчестве 1905 г.)
В
1994 г.
вышел
первый
том
собрания
сочинений
Розанова
«Среди художни ­
ко в».
В
процессе
п од готов ки
и
изда ни я
бы ли
выработаны
пр инципы
публ ик ац ии
сам их
статей
и
комментария
к
ним.
Авторами
комментировались
прежде
все го
со­
бытия,
цитаты
(как точные,
так
и
п р ибл изи т ель н ые), географические и иные реа­
лии;
имена
собственные
выносились
в
ука за те ль.
Книги,
ориентированные
на
широкий
к руг
читателей,
думается,
лишены
того
самого
отражения
э похи
(несмотря на то,
что
сами
ст атьи
и
книги
являю т ся
отра­
жением
в р ем е ни !), в которую создавались.
Что
имеется
в
вид у?
—
От су тст вие
по­
лемики
с
Розановым-публицистом,
а
также
авторитетных
мнений,
пусть
даже
про­
тивоположных
(в области философии,
истории,
культуры,
литературы
и
проч.), к
которым
автор
нередко
ап елли руе т.
В
процессе
под готов ки
к
из д анию
то ма
статей
Розанова
периода
1905 г.
я,
как
комментатор,
столкнулась
с
ситуацией,
разрешение
кот орой
видит ся
в
обяза тел ь­
ном
добавлении
к
комментариям
такого
мат ер иал а.
Статьи
1905 г.
посвящены
са­
мым
различным
пр об лем ам,
в
которые
Розанов
в
полном
смысле
слова
«окунулся
с
го ловой »: от реформы средней и высшей школы до проблем духовного развития
общества.
И
сре ди
этих
последних
выделяются,
несомненно,
ст ать и,
посвященные
проблеме
раскола,
вопросам
старообрядчества.
В
этом
томе
таких
стат ей
в осем ь,
все
они
опубликованы
в
«Новом времени»:
«К вопросу о старообрядцах» (27 января), «О массовых правоограничениях .
По
поводу
с тарооб рядц ев » (3 февраля), «О староверии и староверах» (10 февраля),
«Один мало заметный закон.
(К вопросу о староверии)» (17 февраля), «Первые
плоды
ве роте рпи м ости » (5 мая), «Старообрядчество,
предание
мертвое
и
предание
ж иво е» (23 августа), «Русское сектантство как три колорита русской церковности»
(30 августа), «Законные пожелания единоверцев» (22 сентября).
В
ря де
статей,
помимо
прос тог о
сострадания
к
людям,
оказавшимся
вне
пра­
вил
жизни
общества,
Розанова
и нтер есо вала
проблема
старообрядчества1, и через
это
—
вызывала
интерес
(не могла не вызвать!) фигура человека,
с
именем
к отор ого
связывали
само
поня т ие
«Раскол», патриарха Никона .
Каким
же
этот
человек
видится
Розанову?
Оце нива я
складывающуюся
политическую
ситуацию
в
духовном
ведомстве
Рос сии,
автор
ср авни ва ет
ее
с
далекой
никоновской
историей
—
«Но уж если даже
Никон,
единственное
в
нашей
истории
лиц о
по
силе
энергии,
по
страстности
и
вла­
столюбию,
не
мог
удержаться
против
“тишайшего”
Алексея
Михайловича,
при­
том
до
суе в ернос ти
набожного,
—
то,
значит,
в
самых
элементах
духовной
иерар­


О пыт
комментирования
Роз анов а(по
ма териа лам
статей
о
старообрядчестве
1905г.) 587
хии
нисколько
не
сод ер жит ся
начал,
м огущи х
сопротивляться
громаде
царского
авторитета»2. «У
нас
раскол
(всего населения!
Недр
н ар одн ы х!) совершился из- за
типографских
разночтений...
Ни
д уши
тут
нет,
ни
спасения,
ни
“святости” “г ре ха”.
Прос то
—
ни чего
нет,
од на
корректура.
Беспримерное
в
ис т ории
яв лен ие
по
отс ут­
ствию
в
нем
мысли,
души.
Но
старообрядцы,
оскорбленные
высокомерием
Нико ­
на...
ст али
вд руг
на
опаснейшую
для
церкви
поз ицию»3.
Эти
цитаты,
взятые
из
на пис анных
в
одном
году
статей ,
вызывают
определенное
недоумение:
в
чем
состоит
вина
Нико н а?
Или
она
сос то ит
в
том,
что
он,
как
«че ­
столюбивый
п а три а рх», соперничал с царем?4
Тог да
причем
здесь
Р аск ол?
Ро зан ов
как
буд то
сомневается
в
его
праве
на
существование
как
явления
русской
духовной
ж изни
—
«Наш обрядовый раскол,
с
точки
зрения
религиозной
содержательности,
ес ть
явл ен ие
беспримерное
во
всемирной
истории.
Б ыло
и долоп оклон ст в о.
Но
там
все-таки
поклонялись
веществу
и
форме.
Н аст ало
время,
оно
настало
на
Рус и,
когда
поклонились
<...> типографическим ошибкам!»5.
Или
есть
другая
при чин а
вины
патриарха
—
в
исправлении
богослужебных
книг?
Тогда
причем
здесь
«высокомерие», так обидевшее старообрядцев?..
Так
какой
же
на
самом
деле
была
эта
история?
Каким
был
на
самом
деле
Никон?
И
как
далеко
зашел
Розанов
в
своем
намеренном
столкновении
противоборствую­
щих
мнений
об
э том
человеке
и
об
эт ом
событии?
В
мае
2005 г.
отмечался
400-л ет ний
юби лей
со
дня
рождения
святейшего
па­
триарха
Никона,
благодаря
которому
об раз
шестого
па три арха ,
представлявшего
по
с ути
своей
огро мн ое
«белое пятно», осветился иным светом и выявил многие неточ ­
ности
и
откровенные
несур аз ност и 6.
Никита
Мини н
—
будущий
патриарх
Никон
—
родился
в
1605 г.
в
се ле
Вельде-
маново
под
Нижним
Н ов городом .
Мал ьч ик
ра но
выу чи лся
гра мот е
и
именно
чтение
влекло
его
к
аскетической
жизни.
В
1625 г.
Никита
женился.
Через
десять
ле т,
п оте­
ряв
детей,
он,
уже
будуч и
священником,
у г овар ивает ся
с
женой
удалиться
от
мира.
Она
постриглась
в
мо на хини
в
одн ом
из
московских
монастырей,
он
же
удалился
на
Б елое
м оре
в
Анзерский
ски т,
где
постригся
в
монахи
с
именем
Никона.
Несколь­
ко
позже
он
уше л
в
Кожеезерский
монастырь,
где
был
избран
игуменом
в
1643 г.
В
1646 г.
он
приезжает
в
Моск в у,
здесь
он,
по
обычаю
времени,
был
представлен
царю,
к оторог о
поразили
его
вел ичест венная
нар ужно с ть
и
си ль ная
речь.
По
жела­
нию
царя
Алексея
Мих айло вич а
игумен
Никон
был
определен
а рхи ман д ритом
Но­
воспасского
монастыря,
где
находилась
родовая
у сыпал ьн ица
Ром а нов ых,
и
таким
образом
Нико н
остался
в
Мос кв е.
Еще
через
два
го да,
в
1648 г .,
он
был
посвящен
в
сан
митрополита
Но вг ородск ого; 25 июля 1652 г .
он
принял
патриаршество
все я
Рус и.
А
далее
наступило
то
самое
время
—
«время управления Никоном русской
церковью
ознаменовалось
возникновением
р аск ола,
прич иной
которого
считается
предпринятое
Никоном
исправл ение
церковных
кн иг»7.
Раскол
принято
относить
ко
второй
пол овине
XVII в.
Непосредственным
по­
вод ом
для
Раскола
послужила
так
наз ыв аемая
«Книжная Справа»
—
пр о цесс
ис­
правления
(точнее,
редактирования)
богослужебных
книг .
Но
так
ли
виноват
в
эт ом
Ник о н?..
В
ноябре
1616 г.
царским
указом
архимандриту
Сергиевской
лавры
Дионисию,
свящ ен ни ку
села
Климентьевское
Ив ану
Наседке
и
канонархисту
лавры
старц у
Ар­
сению
Глухому
б ыло
пору чен о
за нять ся
исправлением
Требника.
Справщики
(это
особое
звание,
введенное
патриархом
Гермогеном
для
раб оты
в
т ипо гр афии)
кни­
гу
исправили,
но
Соб ор
1618 г.
огласил
их
еретиками,
архимандрита
держали
под


588
О.
В.
Быстрова
с траж ей
вплоть
до
1626 г.,
пока
Патриарх
Филарет
не
получил
пис ь ме нный
отз ыв
восточных
первосвятителей
в
защиту
исправлений,
кото рые
б ыли
проведены
авто­
рами.
В
мае
1649 г.
цар ь
Алексей
Мих а йлов ич
и
патриарх
Иосиф
благословляют
ке ларя
Ар се ния
Суханова
ех ать
на
Вос ток
за
достоверными
списками
книг.
Собор
1551 г., с оз ва нный по инициат иве ц ар я Ио анн а IV, среди прочих вопросов
ставил
вопрос
и
о
церковных
книгах.
Их
переписывание
неподготовленными
пи с­
цами,
которые
допускали
ошибки
и
ис ка же ния,
ве ло
к
порче
тек стов .
В
ра ссу жден и­
ях
(деяниях)
Собора,
поделенных
на
сто
гл ав
(отсюда и пошло название Стоглав),
записаны
не
только
горьк ие
сетования
на
неисправность
богослужебных
книг,
но
и
обязанность
пр отопоп ов
и
благочинных
исп р ав лять
их
по
хорош им
спискам.
После
Стогла ва
до
50- х
гг.
XVII в.
книги
п рави лись
по
славянским
др е вним
спискам
и,
разумеется,
несли
в
себе
все
их
неисправности.
Им енно
это
обстоятельство
послу­
ж ило
то му,
что
была
доказана
необходимость
сверки
не
по
сл а вянск им
спискам,
а
по
греческим
оригиналам.
На
пос ле ду ющих
дв ух
Соб орах
(в 1654 и 1656 гг.), ко­
торые
созывались
уже
по
иниц иа ти ве
патриарха
Никона,
бы ли
од обр ены
«новоис -
пр ав ленн ые»
книги
и
повсеместно
был о
велено
все м
цер к вам
вводить
их,
а
старые
собирать
и
сжигать.
Так им
образом,
можно
с
уверенностью
утверждать:
в есь
проц ес с
исп рав ления
происходил
в
полном
соответствии
с
многовековой
церковной
традицией,
более
того,
на
Соб оре
1656 г.
присутствовали
два
патриарха
Антиохийский
Мак ар ий
и
Серб ски й
Г авр иил,
котор ые
также
одобрили
это
решение.
Однако
с ледуе т
от мети ть
следующий
факт:
в
июле
1653 г.
Никон
созвал
Со­
бор,
на
котором
слушалась
от писк а
муро мск ого
воеводы
на
протопопа
муромского
Логг ин а8.
Здесь
произошло
первое
и
отк ры тое
столкновение
Никона
с
его
против­
ником,
протоп оп ом
Московского
Казанского
с обора
Нероновым;
позже
Не р онов
до несе т
царю
на
Никона,
будто
бы
тот
на
Соб оре
говорил
про
ца ря
непр ил ичн ые
слова.
И
ср еди
в сех
«укоризн», высказанных протопопом Нероновым Никону, «нет
ни
одного
слова
против
испр авл ения
им
церковных
об рядов ,
к от орое
уже
на чин а­
лось
тогда ;
не
видно
и
тени
какой-либо
при вя з анно сти
к
старым
об ряд ам,
на
кото­
рые
будт о
бы
посягнул
Никон.
Во
в сем
вид на
одна
лишь
личная
вражда,
ненависть,
озлоб лен и е
Неронова
и
его
друзей
против
Никона
за
то,
что
он
из м енил
им,
ли­
шил
их
прежней
власти,
стал
их
врагом,
преследует
их.
Этою- т о
ненавистью
боле е
вс его
руководились
они
и
впоследствии,
ког да
начали
ратовать
б удто
бы
за
старые
обиды»9. Но позже эти « с тар ы е
обид ы»
выльются
в
ру сск ий
Раскол.
Протопопа
Неронова
за
дерзкое
пор ица ние
патриарха
в
глаза,
а
также
хуле ни е
вс его
Собора,
на
основании
55-г о
правила
святых
апостолов
Святой
Соб ор
о пред е­
лил
по сл ать
на
смирение
в
монастырь.
Поз же
три
друг их
протопопа
—
Дани ил,
Л ог-
гин,
Авва к ум,
пострадали
точ но
так
же
за
то,
что
«дерзнули устроять самочинное
сб ори ще»
не
в
храме,
а
в
сушиле10.
Именно
с
э того
времени
(ноникакнес 1656 г.)
появились
в
ср еде
духовенства
х улит ели
Никоновских
«новшеств» .
Ца рю
подавались
челобитные,
умоляющие
его
защитить
Православную
Церковь.
Но
стоит
задать
вопрос:
от
че го?
Нико н
10 июля
1658 г.
ос тав ил
патриаршую
ка ф едру,
удалившись
в
Воскресенский
монастырь,
и
его
деятельность
по
исправлению
церковных
к ниг
и
об ря дов
навсегда
окончилась.
Да
и
бы ла
ли
она
в
том
виде,
как
ее
принято
представлять?
Вот
мнение
авторитетнейшего
исследователя
и
историка
Русской
Церкви
ми­
трополита
Макария
(М.
П.
Б ул г ако ва): «Никон не затевал ничего нового,
когд а
ре­
шился
приступить
к
исправлению
наших
церковных
книг;
испр авл ение
этих
книг


О пыт
комментирования
Роз ан ова(по
м атери ала м
статей
о
старообрядчестве
1905 г. ) 589
совершалось
у
нас
и
прежде,
во
время
печатания
их,
при
каждом
из
бывших
патри­
архов.
Нико н
хоте л
только
исправить
книг и
лучше,
чем
исправлялись
они
прежде.
Никон
пожелал
и справит ь
на ши
церковные
к ниги
не
по
одним
славянским,
но
и
по
греческим
сп ис кам»11.
Тем
не
мене е,
в
конце
1666 г.
под
председательством
дв ух
патриархов
—
Анти­
охийского
и
Александрийского,
в
присутствии
десяти
митрополитов,
восьми
архи­
епископов
и
п яти
епископов,
а
также
сон ма
духовенства
черн ого
и
бе лого
состоялся
со бо рный
суд
над
первосвятителем.
Он
был
лишен
патриаршего
сана
и
простым
мон а хом
отправлен
на
покаяние
в
Ферапонтов-Белозерский
монастырь...
Сре ди
об­
винит елей
были
патриархи
Макарий
Антиохийский
и
Паисий
Александрийский,
са ми
низ л ожен ные
со
своих
п рес толов ,
но
тщательно
скрывавшие
это.
А
главный
устроитель
суд ебн ой
расправы
Газский
м итр опо лит
Паисий
Лигарид
вообще
с тоял
под
запрещением.
Гла в ной
прич иной
происшедшего
с ледуе т
все-таки
считать
отнюдь
не
«исправ­
ле ние
богослужебных
к ни г» (а именно на это ориентировал Розанов своего читате­
ля1 2), а именно конфликт между государем и патриархом13.
За
царем
стояла
враж­
дебная
патриарху
боярская
партия,
кото рая,
сумев
вовлечь
царя
в
св ои
пла ны,
четко
заявляла
о
своих
намерен иях
у сили ть
влияние
светской
власти
в
Церкви
и,
од но­
временно,
значительно
сократить
влияние
церковной
власти
на
государственную.
Никон,
как
никто
другой ,
хорош о
пони ма л
губ ит ельн ос ть
подобн ого
и
в
то
же
время
ясно
осознавал,
что
открытое
противостояние
выз ове т
в
стране
очередную
смуту14.
Со бор
1666 г.
выявил
наметившуюся
тенденцию
в
развитии
русской
государ­
ственности:
нарушение
гармоничного
сочетания
власти
гос уд аря
и
власти
Свя т ей­
шего
Патриарха.
Это,
кс та ти,
оче нь
четко
осознавал
сам
Р о зан о в15, упоминая всегда
в
св язке
двух
монархов:
от ца
Алексея
Мих айл ович а
и
с ына
Петра
I. Отец начал дело,
сын
закончил
с
успехом.
В
1723 г.
пр аво слав ная
церковь
была
встроена
в
государ­
ственный
аппарат
и
стал а
одним
из
мног оч исл е нных
департаментов;
причем
на
это
ре ш ение
государя
б ыло
прислано
письменное
благословение
Константинопольско­
го
и
Антиохийского
патриархов.
В
1681 г.
царь
Федор
возвращает
Никона
в
Воскресенский
монастырь,
что
в
Но­
вом
Иерусалиме,
вопреки
же ла нию
действующего
патриарха
Иоакима.
Но
по
до­
роге
в
обитель
Нико н
скончался
и
юный
царь
Фео дор
Алексеевич
лич но
хоронит
его
под
Святой
Голгоф ой
Новоиерусалимского
монастыря.
В
1682 г.
в
Москву
пр и­
везли
гра м оты
Вселенских
патриархов
о
восстановлении
схимника
Никона
в
пат ри­
аршем
достоинстве.
У
этой
истории
е сть
продолжение.
В
декабре
1882 г.
богом ольц у
из
города
Крас­
ноуфимска
Пермской
гу б ернии
сем ид еся тил етнем у
старцу
Емельяну
Иванову,
ко то рый
был
на
б огомо лье
в
Новом
Иерусалиме,
бы ло
ви дение: «вдруг вижу духа
наяву,
облаченного
во
святительские
о деж ды,
и д ущего
ко
мне
навстречу.
Я
и
го­
во рю
ему: «Что ты,
ба тю шко
мо й,
архи ер ею
Божий
Димитрие,
затрудняешь
се бя
вс тре чею
мен я,
н е дос той но го?». Явившийся же святитель говорит мне: «Я не Дими­
трий ,
я
патриарх
Никон.
Вчинен
в
с оборе
преподобных,
от
Бога
оправдан,
а
людьми
окле в е та н ». Тем видение и кончилось»16.
У
этой
же
истории
ес ть
и
др угое
продолжение:
В
1917 г.
участники
Московского
Церковного
Собора,
восстановившие
патриаршество
на
Руси,
предприняли
па лом­
ничество
в
Новый
Иерусалим.
Это
паломничество
можно
сравнить
только
с
п одхв а­
ченным
знаменем,
вы па вшим
из
Царских
рук.
В
стенах
Вос крес ен ск ого
монастыря
члены
Поме с тног о
Собора
молились
об
избрании
П а три арха.
Патриаршество
было


590
О.
В.
Быстрова
восстановлено,
причем
для
интронизации
бы ли
использованы
клобук ,
мантия
и
ми­
тра
Патриарха
Никона.
Ка залос ь
бы,
вот
—
история,
уз ак о ненная
временем.
Но
не
все
так
просто.
В
церковной
и
общественной
историографии
б ыло
и
ес ть
друг ое
мне ние,
кото­
рое
с
течением
времени
нисколько
(ни на йоту!) не изменилось: «Характера Никон
был
жестокого
и
уп рям ого.
Один
из
иностранцев,
приехавших
в
Россию
при
Ни ко­
не,
свидетельствует,
что
как
только
он
по лу чил
п ат ри аршую
в ласт ь,
все
испу га лис ь
ег о.
Он
держал
се бя
гордо
и
недоступно.
К
архиереям
относился
надменно,
не
хо тел
называть
их
своими
бр ат ьями.
Страшно
унижал
и
преследовал
остальное
духовен­
ств о,
все
тюрьмы
наполнены
б ыли
священными
лицами,
чем-либо
провинившими­
ся
пере д
гн ев ным
и
с уров ым
патриархом.
Все
страшились
и
трепетали
перед
Ни­
коном.
Он
истязал
да же
духовного
своего
отца:
держал
его
в
под ва ле
закованным
в
цепи,
мучил
его
голодом
и
п обоям и.
В
народе
называли
Никона
волком
и
лютым
звер ем.
Сам
же
Никон
величал
себя,
п одоб но
римским
папа м,
“крайним святите­
лем”
и
“отцом отцов”. Титуловался даже “ ве лик им
Гос уд аре м ”: стремился захватить
в
с вои
руки
государственную
в л асть »17.
Это
одн а
их
цитат
“Краткой истории древ -
леправославной
(старообрядческой)
церкви”.
Старообрядческая
цер к овь
и
поныне
винит
Никона
во
вс ех
своих
бедах.
В
памяти
старообрядцев
сохранились
многочис­
ленные
л еген ды
о
Никоне
как
антихристе,
или ,
по
крайней
мере,
как
его
предтече.
«Эти легенды возникли уже в конце XVII
в.,
р асцвечи вая
фантастикой
ре альн ую
би ограф ию
главного
вр ага
“ревнителей старой веры”.
В
первой
четверти
XVIII в.
вес ь
леген да рн ый
материал
был
объединен
в
старообрядческой
“Повести о рожде­
нии
и
воспитании
и
о
житии
и
к о нчине
Ник он а,
б ыв шего
патриарха
московского
и
вс ея
Ро ссии ”,
которая
должна
б ыла
опровергнуть
“Житие Святейшего патриарха
Никона”,
написанное
его
клириком
Иваном
Шу шер ины м »18, и таких примеров до­
статочно.
Возвращаясь
к
изданию
текстов
Розанова,
вопрос
задается
тот
же
—
как
б ыть
и
что
де лать
при
комментировании
такого
род а
статей?
Несомненно,
Вы соча йш ий
Указ
о
религиозной
веротерпимости
от
17 апреля
1905 г.
и
последовавший
зат ем
законопроект
о
старообрядческих
общинах
вызвал
на
страницах
периодической
печати
дискуссию
о
Расколе.
Несомненно
и
дру гое :
Розанов
не
мог
пройти
мимо
не е,
у
нег о
была
своя
точк а
зрения
на
эти
с обы ти я19.
Но
тв орче ск ое
наследие
Роз ано ва
за ста вл яет
его
читателей
интересоваться
пост у­
пательным
движением
мысли
философа,
которая
охватывает
ве сь
спектр
мне ний
и
на
основе
их
выдает
св ой
рецепт
из м енения
ситуации
в
обществе.
Именно
здесь
за­
ключается
сложность
комментирования
ста тей
—
в
попыт ке
хотя
бы
очертить
круг
полемики,
в
которой
приним ал
участие
Розанов.
Кстати,
это
особенно
ва жно
в
свете
предстоящего
П олно го
собрания
сочинений
творческого
насл едия
писателя!
Э ру диция
Розанова
позволяет
предположить
с
определенной
степенью
уверен­
ности,
что
со
многими
работа м и,
посвященными
эти м
вопросам,
он
был
знаком.
Х отя
бы
по
той
пр ич ине,
что
они
б ыли
не
ст оль
многочисленны
и
все
заста вл ял и
говорить
о
се бе
именно
по
пр ичине
важности
з ая вленно й
т емы.
Тем
более
что
в
оценке
деятельности
патриарха
Никона
оче нь
долгое
время
при д ержи вал ись
т очки
зре н ия,
за лож енн ой
сочинением
Паис ия
Лигарида,
которая
затем
б ыла
повторена
в
«Истории России с древнейших времен»
С.
М.
Солов ьёв а .
В
определенной
кон­
фронтации
с
ней
находится
иная
тенденция,
з ал оженна я
«Известием о рождении и
воспитании,
и
о
жи тии
святейшего
Никона,
патриарха
Московского
и
всея
России,
написанное
клириком
его
Ио анно м
Шу ш ер иным »20.


О пыт
к ом мен тиров ания
Роз ан ова(по
м ате риал ам
статей
о
старообрядчестве
1905г.) 591
Да же
п рос тое
перечисление
к ниг
по
этой
теме21
представляет
собой
грани
отн о­
ше ния
к
патриарху
Ник он у:
Ща пов
А.
П.
Русский
раскол
ста рообря дств а,
рассма­
триваемый
в
св язи
с
вну тр е нним
состоянием
рус ск ой
Церкви
и
гражданственности
в
XVII веке и в первой половине XVIII (Казань, 1859)22; Митрополит Макарий.
Па­
триарх
Никон
в
де ле
исправления
церковных
к ниг
и
об рядов
(М . , 1881); Николаев­
ск ий
П.
Ф. 23 Жизнь патриарха Никона в ссылке и заключении после осуждения его
на
Московском
Соб оре
1666 года:
Историческое
исследование
по
неизданным
доку­
ментам
подлинного
следственного
дела
Патриарха
Никона
(СПб ., 1886); Каптерев
Н.
Ф.
Патр иар х
Нико н
и
его
противники
в
деле
испр авлен ия
церковных
обрядов
(М., 1887)24, Голубинский Е .
К.
К
нашей
полемике
со
старообрядцами
(М., 1905) и
др.
Н емал ов ажным
фактом
являе тс я
и
выход
в
1903 г.
в
московском
издательстве
к ниги
«Ставропигиальный Воскресенский, “Н ов ый
Иерусалим”
именуемый
мона­
стырь:
историческое
описание»
с
присовокуплением
чт ений
в
Обществе
ис тори и
и
р оссийск их
древностей
«Дела святейшего Никона патриарха,
пач е
же
рещи
чудеса
в ра чеб н ая» [впервые опубликованных в 1887 г . ].
Под в одя
итоги,
с лед ует
ск аз ать,
что
при
комментировании
недостаточно
крат­
ких
сведений.
Намеренное
столкновение
Розановым
в
своих
статьях
позиций,
бы­
тующи х
и
противостоящих
в
рус ск ом
обществе,
заставляет,
в
св ою
очередь,
стал­
кивать
и
в
комментарии
по з иции
противоборствующих
сторон.
И
в
данном
случае
очерчивание
круг а
п роблем
хотя
бы
библиографическими
ссылками
на
по л емики,
дискуссии,
обмен
мнениями
в
периодике
или
на
диспутах
буде т
одн им
из
вариатив­
ных
в ыход ов
в
сл ожи вшейся
ситуации.
Такой
тип
комментирования
п омож ет
воссоздать
п олную
картину
и
очертить
круг
в сех
(или почти всех!) авторов,
кот оры е
вовлекаются
в
разрешение
той
или
иной
проблемы.
И
с
д ругой
с тороны ,
именно
эти
библиографические
указания
ст а­
нут
фундаментальной
основой
истории
не
только
творческого
наследия
Розанова,
но
и
той
истории,
ко торую
он
тв ор ил.
1 Рассматривая старообрядчество как раскол в истории русской церкви,
тем
не
менее,
в
ряд е
ра­
бот
Ро зан ов
соот нос ит
старообрядчество
с
сектой
(напр. «Русское сектантство как три колорита
русской
ц ерк овн ост и»), что является весьма спорной точкой зрения.
2 Розанов В .
В.
Чиновники
в
духовном
ведомстве
// Новое Время. 1905. 19 марта .
No
10430. С . 3.
3 Розанов В .
В.
Старообрядчество,
пр еда ние
мертвое
и
предание
жи вое
// Новое Время .
1905.
23 августа .
No
10587. С. 4.
4 Об этом см.:
Роз анов
В.
В.
Русская
церковь
// Розанов В.
В.
Соб р.
соч.
В
темных
р ел игио зных
лучах.
М ., 1994. С.
18-19.
5 Розанов В.
В.
Первые
плоды
веротерпимости
// Новое Время . 1905. 5 мая .
No
10477. С. 3 .
6 Подробнее об этом см.:
Быстрова
О.
В.
Патриарх
Никон
—
ра зруше ние
мифов.
К
400- летн ему
юбил ею
Святейшего
п атри арха
Московского
и
всея
Рус и
Никона
// Россия. 2005. No 27 (929).
С.
13.
7 Полный Православный богословский энциклопедический словарь.
[Б.м.] . [Б .г .].
Т.
2.
Стлб.
1660.
8 Подробнее об этом см .:
Макарий,
митрополит
Мос ковс к ий
и
Коломенский.
И сто рия
Русской
Церкви.
Период
самост оят ельн ост и
Ру сск ой
Церкви
(1589-1881).
Патриаршество
в
России
(1589-1720). М ., 1996. Кн. 7. С. 75-77.
9 Там же.
С. 77.
10 Там же.
С . 78-79.
11 Тамже .
С.
117.


592
О.
В.
Быстрова
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
С м .: «“Вероучение”
старообрядцев...
все
д ейст вит ель но
вращается
в
старой
греко-русской,
мо­
сковской
письменности,
и
к
нему
просто
теряется
всякий
интерес,
а
оно
у т рач ивает
какое-либо
значение,
как
только
человек
касается
перв оист очни к а
р елиг ии
—
Сло ва
Бож ия » («Первые пло ­
ды
веротерпимости»).
Кстати,
в
реальной
жизни
патриарха
Ник о на,
много
разм ыш ляв шего
о
себе
как
о
патриархе,
о
своих
отношениях
с
царем,
п ри влек али
те
предстоятели
Русско й
Церкви,
кто
отличался
из­
вестной
независимостью
в
отношениях
со
свет ски ми
пр ави теля ми;
это
тем
более
важно,
если
учес ть ,
что
пр инцип
«симфонии властей»
все
же
не
являлся
процессом
ус т упок
то лько
со
сторо­
ны
церкви.
Кст ат и,
здесь
уместно
вспомнить
о
патриарших
стрельцах.
В
случае
войны
Патриарх
мог
выста­
в ить
десять
тыс яч
ратников,
к
которым,
несомненно,
при соед и нил ись
бы
и
другие,
выс тавл я е­
мые
монастырями.
Обвинение
Патриарха
во
вла с толю бии
как-то
само
собой
при
упоминании
этого
факта
отпа да ет;
если
бы
он
д ейст вит ельн о
был
властолюбив,
то,
думается,
на шел
бы
п ри­
менение
такой
арм ии. ..
С р. : «Успокоенное староверие фатально вынуждено будет обратиться к самоанализу . ..
Доселе
оно
было
нервно-политическим
явлением,
более
чем
дог мат иче с ки м» («Первые плоды веротер ­
пимо с ти»).
Крестный
путь
Патриарха
Никона.
М., 2000. С. 4.
Мельников
Ф.
Е.
Краткая
ис тор ия
д ревлеп равос лавно й
(старообрядческой)
цер к ви.
Барнаул,
1999. С. 21.
Ис т ория
русской
литературы.
Литература
1560-1690 гг .
М.; Л., 1948. T. II. Ч. 2. С. 328.
См.
об
этом
соответствующие
статьи
«Никон», «Раскол», «Старообрядчество»
в
«Розановской
энцик ло пе дии ».
Эта
работа
наиболее
ра зв е рнуто
представлена
в
исследовании
Зы зы кина
М.
В . «Патриарх Ни­
кон:
Его
государственные
и
канонические
ид еи » (Варшава . 1931-1939).
Ис т ориог рафи и
работ
о
патриархе
Никоне
посвящена
статья
Иконникова
В.
С.
«Новые мате ­
риа лы
и
труды
о
Патриархе
Нико не » (Университетские известия.
Казань. 1888. No 6).
Эта
книга
п оложи ла
начало
демократическому
направ лен ию
в
оценке
раскола.
Однако
под
влия ние м
критических
замечаний
в
1862 г.
он
опу бли ковал
трехтомное
сочинение
«Земство и
рас к ол», где уточнил и конкретизировал свою позицию.
Эт им
автором
бы ли
на писа ны
также
ра бо ты: «Обстоятельства и причины удаления патриарха
Н и кон а» (СПб., 1883), «Новые данные для истории грамоты Константинопольского патриарха
Паисия
к
Московскому
па триа рху
Н икон у» (Христианское чтение . 18 81 . No
11-12)и «Обстоя­
тельства
и
пр ичины
удаления
патриарха
Никона
с
пр ест о ла» (СПб ., 1883).
На
резкую
ре це нзию
на
св ою
книгу
Каптерев
ответил
статьей
«Оправдания на несправедли ­
вые
о бв инения:
От вет
проф.
Субботину
на
его
критическую
статью
на
книгу
автора
“Патриарх
Ни кон
и
его
противники
в
де ле
испр авле ния
церковных
о б ря до в”». (Православное Обозрение.
1888.
No
8).
В
1912 г.
Каптеревым
была
опубликована
монография
«Патриарх Никон и царь
Алексей
М их айл о ви ч» (Сергиев Посад, 1909-1912).


В.
А.
Емельянов
(Астрахань)
Творч е с тво
Роз анова
в
во сп рият ии
совр ем енн ой
молодежи
Последняя
книга
Розанова
«Апокалипсис нашего времени»
заканчивается
фраг­
ментом,
озаглавленным
«Совет юношеству». Р оза н ов лю би л это т воз ра с т , «метафизи­
ч еск ий», как он говорил,
лет
до
24, полный «интереса
и
з на ч ите льно ст и». Возраст,
ко гда
человеку
еще
не
все
«понятно», когда он не так «ра ци он ален», не занят с утра
до
вечера
«работой», «службой».
Писатель,
всю
жиз нь
отстаивающий
традицион­
ные
семейные
ценно с ти,
верность
государству
и
царю,
советовал
мо ло дым
людям
«никогда не лгать», «не быть хулиганом», не соглашаться на « р азбо й
и
плутовство»
и
помнить,
что
«жизнь есть дом .
А
дом
должен
быть
тепел,
удобен
и
кругл.
Рабо т ай
над
“круглым домом, ”
—
наставлял
он
молодого
читателя,
—
и
Бог
т ебя
не
оставит
на
небесах.
Он
не
забудет
пт ичк и,
которая
вь ет
гн ездо »1.
В
публикуемых
ни же
ма тери а лах
со бран ы
высказывания
о
Розанове,
о
его
«со­
ветах»
и
«канонах», студентов филологического факультета Астраханского государ­
ственного
университета,
сделанные
в
проц ес се
изучения
спецкурса
«Другая литера ­
тура»
В.
Розанова»
в
период
с
2000 по 2006 г.
Студентам
бы ло
предложено,
по
хо ду
спецкурса,
записывать
свои
непосред­
ственные
впечатления
от
«Уединенного»
и
«Опавших листьев»
и
таким
обр азом
создать
что-то
в роде
сво их
«опавших листьев»
об
«опавших листьях»
писателя.
Многие
ст удент ы,
по
их
пр изна нию ,
н иког да
раньше
Розанова
не
чит а ли,
неко­
торые
даже
не
слы ша ли
его
имени.
Отс юда
—
пе рв она чальн ое
недо верие
к
предмету
разговора,
нежелание
принимать
его
всерьез,
иногда
—
п лохо
скр ываем о е
ра вн оду­
шие.
Одна
студентка
так
прямо
и
сказ ала : «Если он такой знаменитый и гениальный,
то
почему
мы
его
до
сих
пор
не
зна л и?»2.
А
действительно,
поч е му?
Ссылка
на
то,
что
пос ле
революции
его
имя
было
запрещено
в
Советской
России,
не
очень
убедительна.
Запр ещ али
и
Д.
Мережков­
ского,
и
И.
Шмелева,
и
В.
Набокова,
запрещали
почти
всех,
кто
был
в
эмиграции,
а
также
тех,
кто
не
принял
новую
власть
внутри
страны,
но
это
не
помешало
им
в
кон­
це
концов
об ре сти
в сео бщее
приз на ние
на
р оди не,
быть
включенными
в
вузовские
и
ш кольн ые
программы.
А
Роз ан ов
как
был
неизвестен
ши роком у
кругу
ч ит ате лей,
так
и
остается,
по
большому
счету,
в
так ом
положении
до
сих
пор.
И
неда внее
высказыва­
ние
Д.
Е.
Галковского
о
то м,
что
в
1990- е
гг.
«Розановым увлеклись широкие читаю­
щие
м ассы», в том числе и “с туд е нты”,
представляется
излишне
оптимистич­
ны м3.
Складывается
мнение ,
что
существуют
какие-то
д ру г ие, «не политические»,
причины
его
малоизвестности,
например,
эстетические.
Большинство
студенческих
отзывов
об
«Уединенном»
и
«Опавших листья»
на­
чинается
примерно
такими
с ло вам и: «Никогда не читала ничего подобного ...»
(Самаева Н . ).
Причем
вызывает
удивление
как
форма
организации
мат ери ала,
так
и
сам
материал: «Некоторые “полумысли”
Розанова
шокируют
своей
дерзо­


594
В.
А.
Емельянов
ст ью : “никому,
кроме
самих
русских
неи н тер есн а ” (о русской литературе); “в
су ществ о
актера ,
писателя,
адвоката...
входит
психология
проститутки”.
Неуже­
ли
это
действительно
так?» (Бем А.) .
Студенты,
изучающие
творчество
Розанова,
делятся
в
ос нов ном
на
три
груп­
пы.
Первую
составляют
те,
которые,
как
говорится,
не
полюбили
Розанова
«с
п ер вого
взгляда».
Для
них
он
ч ужой
писатель.
Они
прив ык ли
к
п рои зв еден иям
«с
развернутым
сюжетом,
с
о предел енно й
т е мой » (Благова М.).
Им
не
нравится,
что:
«писатель излагает мысли непоследовательно», что в его сочинениях «отс утст ву ет
определенная
оформленность
мыслей», что он «начинает
предложение
на
ру сско м,
а
заканчивает
на
иностранном», что в его записях «много
сокращений,
пишет
аб за­
цами,
меняет
шрифт,
что
только
затрудняет
ч тение » (Кунанкулова Ш.) . Со з д ан ный
Розановым
образ
автора,
который,
как
правило,
отождествляется
с
самим
писа тел ем,
также
вызывает
у
таких
читателей
непр ия з нь . «Розанов слишком большого мнения
о
себе,
—
пишет,
например,
Болдырева
Т.
—
Критикует
великих
писат ел ей ,
а
его
произведения
можно
только
«сдавать в букинист».
Все
«плачет», что у него плохая
фамилия,
что
не
сможет
понравиться
женщинам,
наверное,
тре б ует
к
себе
жалости.
И
вообщ е ,
мне
не
понравились
его
произведения.
Посл е
них...
По
мнению
Розанова,
мы
живе м
толь ко
для
того,
чтобы
думать
о
смерти».
Таких
записей,
к
сожалению
(или,
к
сч аст ью ), не очень много.
Как,
впрочем,
и
т ех,
в
которых
высказывается
противоположная
точка
зрения.
Например,
такая:
«Открыла “ Опа в шие
листья”
и
ср азу
п оня ла : “Это мое!”.
Мне
точно
понравится.
И,
как
оказ ал ось,
не
оши бл ас ь » (Алисова В.).
Основная
часть
молодых
чи т ате­
лей
Розанова
(самая многочисленная)
воспринимает
его
сочинения
не
ст оль
одн о­
знач но
и
категорично,
хотя
и
здесь
не
обходится
без
«внутреннего сопротивления» .
«Первое впечатление от прочитанных отрывков,
—
пишет
Степанова
Н., —
противо­
борствующее.
Я
почему-то
ни
с
чем
не
б ыла
согласна,
а
некоторые
высказывания
у
меня
вызывали
даже
возмущение.
Но
п отом
я
ст ала
понимать,
что
все-таки
е сть
в
них
бо лее
глуб оки й,
скрытый
смысл,
что
не
над о
воспринимать
Розанова
сли шком
буквально».
Р оза нов
как-то
за метил ,
что
к
чтению
его
произведений
над о
п одходит ь
ос то рож­
но:
слишком
высокая
концентрация
мыслей
и
чувств
в
каждом
отрывке.
На
это
обратили
внимание
и
студенты.
«Розанова нельзя читать много и сразу.
В з рыва­
ется
мозг
<...>
Сн а чала
обращаешь
внимание
на
каждую
ск об очку,
дефис,
кавычку,
а
уже
позднее
п рояв ляетс я
единое
полотно,
где
важна
мысль
и
душа,
а
“кавычке”
нет
места .
Для
м еня
он
таков:
от
детали
к
цело му.
А
целое,
между
тем,
Вселенная»
(Патрикеева П .).
Другая
студентка,
начитавшись
Розанова,
призналась: «Онначи­
нает
истреблять
меня,
поедать
“изнутри”.
Я
столь к о
лет
пыталась
приглушить
эту
муз ы ку.
Творческим
людям
сложнее
жит ь
в
э том
ми ре,
и
в
то
же
время
л е гче» (Ка-
замбаева
С .).
Молодые
читатели
Роз а нова
с
уд ивл ение м
отмечают,
что
многие
их
мысли
и
переживания
со з вучны
тем
«полумыслям»
и
«получувствам», из которых,
в
сущ­
ности,
и
сос тоит
«Уединенное». «К ак - то
странно
читать
о
том,
о
чем
сама
все
время
задумывалась,
—
пишет
Самаева
Н.
—
Складывается
ощущен и е
неприкрытости,
не защищ енн ости ,
наготы...
То,
что
бы ло
внутри
те бя,
стало
вс еобщи м.
Конечно,
Розанов
говорит
об
этом
красивее,
лаконичнее,
но
именно
так,
как
и
у
меня
вну­
три ».
Сре ди
отличительных
особенностей
прозы
Розанова
студенты
вы де ляют
ее
способность
вызывать
на
размышления,
ставить
вопросы,
затрагивающие
вс ех
чит а­


Творчество
Розанова
в
во сп рия тии
современной
м ол одежи
595
телей,
и
молодых,
и
старых.
«Розанов один из немногих писателей,
—
отмечает
Быч­
ков
Д.,
—
который
сам
задает
в опро сов
чит ат елю
больше,
чем
отвечает
на
них.
Этот
писатель
зо вет
своего
читателя
к
размышлениям,
за ста вл яет
его
думать,
а
не
с лепо
следовать
за
авторской
мыслью.
Поэто му
читать
Розанова
“с ряду”, “ с
ходу”
про сто
невозможно.
Он
тре буе т
раз думи й,
остановок
на
каждой
фразе.
Розанов
—
писатель
мысли.
Он
сам
писал
о
се бе: “Я задыхаюсь в мысли” .
И
тут
же
продолжал: “И как
мне
п рия тно
жить
в
таком
задыхании”.
Мысль
Розанова
всегда
парадоксальна,
остра,
нова
и
неожиданна.
А
еще
мыс ль
Розанова
будоражит
мыс ль
чит ат еля.
Какой-то
диалог
настраивается
между
чи тат елем
и
пис ател ем.
Но
не
всегда
разговор
по
душам,
иногда
и
полемика».
Больше
всего
студентам
нравится
фраз а
из
«Уединенного»: «Живи каждый день
так,
как
бы
ты
жил
всю
жи знь
именно
для
эт ого
дня»4. «Возьму на заметку,
—
напи­
сала
после
этих
сл ов
од на
из
читательниц.
—
Напишу
большими
буквами
и
повешу
у
се бя
в
комнате
в
рам очк е.
Только
в
дверях,
возвращаясь
домой,
можно
придумать
такое.
Видимо,
автор
возвращался
по здн о» (Казамбаева С . ).
Су дя
по
этой
записи ,
студентке
понятен
и
смысл
розановской
фразы,
и
то,
почему
она
«прозвучала»
име н­
но
«в дверях», при возвращении домой.
Такое
ощущение,
что
сов реме нн ая
девуш­
ка
и
«несовременный»
писатель
гов орят
на
одном
язы ке
и
по ни мают
друг
друга
с
п олу слов а.
Розанов
люби л
по в тор я ть: «Литература
—
помощница
жизн и»5.
Просмотр
сту­
денческих
записей
убеждает
в
том ,
что
его
книги
выпо лняю т
эту
функцию
и
сегодня.
«Наконец,
я
нашла
что- то
сво е,
—
сообщает
Овечкина
О.,
—
и
помог
мне
в
этом
Ро­
занов.
Ч итая
его
произведения,
я
поняла,
что
не
стоит
бояться
сво их
чу вс тв,
мыс ­
л ей.
Пусть
боятся
другие,
а
я
п ока
п рочту
еще
страничку
“Уединенного”».
Кому-то
Роза но в
помог
пережить
стресс,
на пря же ние
теку щ ей
жизни
(«Сложно бывает
расслабиться,
учась
на
филфаке.
Библиотеки,
очереди,
те кст ы,
журналы,
а уди то­
рии...
В
“Уединенном”
я
раст во ря ю сь ...».
—
Овечкина
О .), кого-т о
пробудил
от
ме­
ханического
перелистывания
«обязательных» (и очень многочисленных)
книж ных
страниц
(«Для меня он открыл маленькое окошко к себе .
За
5 лет обучения мне
казало сь ,
я
потеряла
сп осо бно сть
подходить
тв орчес ки
к
тому
или
иному
произведе­
ни ю.
А
“Уединенное”. . .
ес ть
возм ож нос ть
самостоятельного
по ис ка»
—
Ахмедова
Аде ля), кого- то
«научил мыслить проще» (Урюпина П. ).
Для
многих
Р оза нов
стал
тем
человеком,
писа тел ем,
к оторы й
помог
«открыть окошко к себе», «увидеть себя
по-настоящему».
Показательна
в
этом
пла не
запись
Али ев ой
Ю . : «Гадалка сказала:
“Ты не любишь свою специальность,
зач ем
ты
п ошла
на
этот
факультет?”. Зачем?
Да
за тем ...
Да
для
того,
чтобы
познакомиться
именно
с
этими
людьми,
а
не
с
др уг ими,
ехать
по
э тим
дорогам,
а
не
по
другим...
Для
т ого,
чтобы
моими
подругами
стали
Вика
и
Ма ша,
а
не
какие-нибудь
Ира
или
Та ня ...
Для
того,
чтоб ы
со
мн ой
б ыло
именно
то,
что
было.
Да,
в
конце
концов,
для
того,
чтобы
проч ита ть
“Опавшие
листья”
и
попытаться
что- то
понять
в
себе
благодаря
им,
привести
в
порядок,
си­
стематизировать
сво и
мысл и
и
ж ела ния,
чтобы
под
воздействием
этой
книг и
написать
то,
что
написал а
с е й ч ас : (18.05.2005)».
Одно
из
заданий,
предложенных
студ ент ам
в
хо де
с пецкур са,
называлось:
«“Опавшие листья”
как
вид
словесного
тв о р чест ва» (формулировку придумали
са ми
студенты).
Надо
было
подумать
о
том,
какие
возможности
открывает
это т
вид
работы
пер ед
тем
или
и ным
автором
(будь то Розанов или никому не известный сту­
д е нт), каковы его достоинства и недостатки,
в
общем,
по раз мы шлять
над
собствен­
ным
тв орче ств ом
и
над
жанровой
с пе цифик ой
«Уединенного» .
Вот
что
написал
по


596
В.
А.
Емельянов
этому
поводу
Бычков
Д. : «Написание собственных “оп а в ш и х
ли стьев ”
—
задание
не
такое
легкое,
как
может
по ка зать ся
на
пер вый
взгляд.
Казалось
бы,
что
здесь
та кого
сложного?
Небольшие
по
объему
запи си- ра зм ы шлен ия,
обо
всем,
что
при­
дет
в
голову,
что
замечаешь
вокруг
себя.
Вот
и
все.
Так
может
показаться
человеку,
не
и скуш енно му
в
литературе,
не
ощущавшему
н ик огда
прекрасных
и
горьк их
одновре­
менно
мук
творчества.
За
ка ждой
фразой,
за
каждым
предложением
и
словом
должна
стоять
мысль.
Мы сль
парадоксальная,
неординарная.
Так ая
мысль,
к отор ая
б удор а­
жит
со знан ие
читателя
и
твое
собственное.
Потому
что
“опавшие листья”
—
это
не
за­
пись
сложившейся
в
уме
мы сли,
которую
ты
вынашивал
в
се бе,
обдумывал
и,
нак онец,
решил
записа ть .
Это
сов сем
д руго е.
“Опавшие листья”
можно
сравнить
с
пото ком
авторского
сознания.
Когда
в
голове
целый
рой
мыслей.
Но
необходимо
огово­
риться:
любая
ли
мысль
может
бы ть
воплощена
в
форм е
“опавших листьев”? Нет .
Толь ко
такие
размышления
могут
быт ь
названы
“опавшими листьями”,
где
в
мелкой
детали
сквозит
бездна
смысла.
За
малым
стоит
большое,
значительное,
важное».
И
еще
одн о
замечание
этого
автора: «В чем разницамеждудневникоми “опав­
шими
л ист ьям и ”? Наверное,
в
том,
что
в
дневнике
записано
будничное,
о быденн ое ,
а
“опавшие листья»
—
размышления
о
бытийном.
Вы ход ишь
за
какие-то
рамки,
под­
нимаешься
до
чего-то
и
что- то
постигаешь».
На
вопрос
о
новизне
сюжетной
форм ы
«Уединенного»
одна
ст уден тк а,
в
ча ст­
ности,
о т вет ил а: «Такое ощущение,
что
ничего
нового,
все
настолько
близкое,
по­
нят но е,
даже
привычное,
как
буд то
существовало
в се гда » (Бубенщикова О . ).
Эта
же,
в
сущности,
мысль
п розв у чала
в
другой
з аписи: «Потрясло то,
что
все
знакомо,
но
в
голову
не
приходило
анализировать,
усматривать
смысл.
В
это м
пла не
“Уеди ­
ненное”
для
ме ня
—
отк ры ти е » (Казамбаева С.).
Вспоминаются
в
этой
св язи
слова
Розанова
о
том,
что
«Опав,
ли ст ья» (...)
есть
самая
п роста я
и
естественная
форма.
“Проще чего”
нельзя
выдумать.
“Форма Адама”»6.
Как
ит ог
эт ой
переклички
мне­
ний
звучит
такая,
например,
студенческая
з апис ь: «До Розанова казалось,
что
такой
лит ерату ры
не
может
быть.
Но
после
“встречи”
с
ним
я
поняла,
что
такая
л итерат у ра
есть
и
ее
не
может
не
б ыт ь » (Овечкина О.).
Найденная
Розановым
литературная
фо рма
привлекает
начинающих
мо ло­
дых
авторов
п рос тотой
и
естественностью.
Она
«зажигает»
в
них,
гов оря
их
словами,
«желание написать о своих переживаниях» (Самаева Н .) .
В
то
же
в ремя,
эта
фор­
ма
дается
далек о
не
вс ем
и
не
сразу,
час то
оставаясь
нед ос тиж имым
об разц ом
с тил истиче ск ой
ясности
и
сюжетной
занимательности. «Читаешь его “Уединен­
ное”
и
думаешь,
как
легк о
он
пишет,
—
от меча ет
Самаева
Н.
—
Пробуешь
тоже
и
понимаешь,
что
тебе
до
эт ого
в
лучшем
с лучае
дал еко ».
Роза но ва
быстрее
понимают
те,
к то,
как
и
он,
жив ут
напряженной
душевной
жизнью,
склонны
к
саморефлексии
и
для
кого
«писательство»
явл яется
таким
же
л юб имым
и
н еобх о димым
занятием
в
жизни .
Од на
такая
род ст ве нная
душа
призна­
лась:«Я,
должно
быть,
в
прошлой
жиз ни
была
Вами.
Те
же
комплексы
и
пер е жи­
в ан ия» (Казамбаева С. ).
Читая
«Опавшие листья»
Розанова,
ст уден ты
стараются
не
только
разо­
браться
в
сложном
и
подчас
противоречивом
движении
авторской
мысли,
но
и
в
«механизме»
их
со здания .
«Мне долго не удавалось понять,
что
же
это
такое: “опав­
шие
лис т ья”
как
вид
работ ы,
—
пише т
Каз амб аев а
С.,
—
поскольку
не
существует
ка к их- либо
пра вил
и
инструкций
по
их
составлению.
Осознание
того,
что
ты
р або таешь
именно
в
э том
стиле,
приходит
по здн ее,
ког да
п одб ерешь
какой-нибудь
сорвавшийся
“листок”. Не нужно входить в поток своего сознания,
достаточно
об­


Творчество
Розанова
в
вос пр иятии
современной
молодежи
597
ратить
вним ани е
на
что-то
милое
и
при ятн ое.
Любая
бы тов ая
картинка
способна
пород ит
образ.
Например,
стул.
Кто
знает,
есть
ли
у
него
память,
болеет
ли
он,
дума­
ет
ли
о
чем,
х орошо
ли
ему
на
это м
месте
и
пр.
Д алее
мысль
углуб ляетс я,
развивается
и
“опадает” .
Причиной
создания
“листа”
также
могут
послужить
собственные
пер е жива ния
и
ум оза ключе ни я».
При
написании
своих
«опавших листьев»
студенты
с толкн ули сь
с
определен­
ными
трудностями.
«Сложность состояла в том,
—
отмечает
Казамбаева
С., —
что
не
всегда
б ыла
возможность
зафиксировать
“опадающий лист”,
запечатлеть
его
на
A4. Поэтому много “ ли сть ев”
уте ря но».
Одна
из
проблем,
во зни каю щих
при
написании
«опавших листьев», заключа ­
лась,
в
том ,
ч то,
как
заметил
сам
Розанов,
не
всегда
удавалось
записать
на
бу­
м аге
именно
те
мы сл и, «с какими ходил по комнате»; записывались почему -т о
«совсем другие мысли на новую тему»1.
Ст уде нты
на
со бств енно м
опыт е
убедились
в
верности
этого
на блю д ен ия: «Я тоже так думаю,
—
согласилась
с
писателем
Ка­
замбаева
С:
—
как
ни
сяду
писать
одно,
напишу
со всем
дру гое ».
Но
основная
труд но сть
все-таки
касалась
другого,
того,
что
сам
Розанов
назыв ал
«правдой»
в
сво их
сочинениях
и
че му
не
раз
пос в ящал
св ои
запи си,
догадываясь,
ве роятно,
что
это
один
из
самых
уязвимых
аспектов
его
творчества.
«Трудность
для
меня
заключается
даж е
не
в
то м,
что
св ои
мысли
нужн о
р ас сказа ть
незнакомому
человеку,
—
призналась
Садомцева
Е.,
-
а
в
том,
что
когд а
пишешь
о
самом
со­
кровенном,
очень
трудно
не
солгать...
Я
думаю,
Розанов
позволял
с ебе
маленькую
лож ь;
кому
не
хочется
казать с я
лу чше
(хоть немного), чем ты есть на самом деле» .
Об
эт ом
же
написала
и
Алиева
Ю. : «А интересно,
сл едо вал
ли
Роза нов
в
своих
произведениях
правде?
Не
привирал
ли
где?
Когда
я
пишу
свои
“опавшие ли­
стья”,
то
замечаю,
что
кое-где
да
привру,
слукавлю
—
не
из
какого-то
тайного
умысла,
корысти,
а
просто
так
получается
само
собой .
Может,
хочется
показаться
перед
другими
чуточку
получше?
Если
те
же
мы сли
были
и
у
Розанова,
то
почему
же
он
не
хочет,
чтобы
его
хвалили?
Наверное,
т оже
лукавит».
Проблема
искренности,
по
мнению
некоторых
студентов,
яв ляе тся
основным
вопросом
при
напи сании
св оих
«опавших листьев». «Главный недостаток интимной
п розы
Роз а нова
в
то м,
—
заметила
Бем
А.,
—
что
он
зн а л: “листья”
напечатают,
хо тя
и
пи сал
“без читателя”. Когда я писала свое “ Полусо нн о е”,
я
знала,
что
его
прочи­
т ает
хотя
бы
оди н
че лов ек
—
преподаватель.
И
следовательно,
отбирала
те
мы сли,
которые
можно
писать
и
читать.
Как
там
у
Ос те ра : “Если захотите выкинуть что -то
из
гол ов ы,
огля нит есь
—
нет
ли
ря дом
маленьких
детей”. Дело,
конечно,
не
в
ма лень ­
ких
детях,
а
в
“оглядке”».
Ряд
студенческих
записей
посвящен
жанровой
специфике
«Уединенного». «Ч у­
десный
жанр.
Пишу,
пишу ,
не
могу
остановиться.
А
вдохновляет
Розанов.
И
в едь
не
ну жно
бы ть
де м иур гом,
чтобы
творить
“это”» (Патрикеева П .) . « Л е гк о,
интересно,
увлекательно
<...> «Опавшие листья»? А почему бы и нет!
Все
так
устали
от
рома­
но в,
эпопей
и
т.
п.
Хочется
легк ого,
теп лог о,
домашнего...
“Опавшие листья”
—
это
“дневники настроений”,
по эт ому
так
ле гко
их
п исать » (Овечкина О. ).
Сре ди
отличительных
особенностей
розановского
жанра
с туден ты
о соб енно
о тме чали
его
доступность,
д е мокра ти чн ост ь. «Мне кажется,
что
“опавшие листья”
—
универсальная
форма.
Здесь
поме ща е тся
все:
мысли
и
чу вст ва,
смех
и
слезы,
горе
и
ра до с т ь» (Овечкина О.). «Опавшие листья»
оче нь
удобный,
“уютный”
стиль
ра­
боты.
Не
нужно
думать
о
поэтике,
об
уместности
употребления
окказионализмов
и
т.
д.
“Опавшие листья”
—
это ,
своего
рода,
прозаическая
поэзия
(не лирическая


598
В.
А.
Емельянов
проз а); это переменные единицы сознания .
Я
назв ала
св ои
“листья” “хо ло д айнам и”
именно
по
это й
при чин е.
Это
не
дневниковые
записи,
как
мне
поначалу
казалось.
Это
пляски
и
стоны
чел ове чес кой
души.
Данный
вид
работы
открыт
для
всех.
В
этом
его
основная
ценно ст ь.
Кроме
тог о,
писать
“опавшими листьями”
инт ер есно :
прочи­
тыва еш ь
написанное
и
не
веришь,
что
п одоб ное
м огло
выйти
из-под
твоего
пера»
(Казамбаева С.) .
«Опавшие листья», по наблюдениям студентов,
интересны
еще
и
те м,
что
откры­
вают
большие
возможности
для
самопознания
и
с ам овыр аж е ния . «Так много можно
узнать
про
с ебя,
к огда
пишешь
свои
“листья”.
П рост о,
когд а
мысли
пролетают
и
не
фиксируются,
ты
долго
на
них
не
задерживаешься.
А
здесь
можно
ч ита ть,
переч ит ы­
ва ть,
ос мы слять
и
понимать
себя
еще
больше...
С
помощью
этого
жанр а
я
научилась
себе
удивляться.
Не
знала,
что
в
мое й
гол ове
может
с озре ть
по до бно е» (Патрике­
ева
П. ).
«Работавстиле“опавших
листьев”
не
только
доставила
мне
удовольствие,
—
на­
писала
Казамбаева
С.,
—
но
открыла
нов ую
форму
самовыражения.
Хотелось
бы
взять
в
привычку
писать
“опавшими листьями”.
Мен я
в
это м
виде
привлекла
пре­
жде
всего
лак они чнос ть.
Сложно
бы ло
принять
“опавшие листья”
как
вид
работы,
войт и
в
него
оказалось
легко.
Ва жно
сконцентрироваться
и
поймать
“опадаю­
щий
лист”.
Поскольку
в
“павших листьях”
присутствует
л и ричес кое
на чал о,
они
никогда
не
повторяются.
Человек
фиксирует
то,
что
волнует
его
в
данный
мо ме нт.
Это
творческая
су щн ость
“листьев”».
В
с вое
вр емя
А.
Цветаева
написала,
прочтя
«Уединенное»: «Читаю,
точн о
свое.
Так
зн а ком о!..»8. Это было сказано в
1914 г., и А.
Цв етаево й
было
тогда
19 лет.
Со­
временная
молодежь
(те,
кто
прочитал
и
хоть
немного
подумал
об
«уединенной
л ите ратуре »
Розанова)
также
отм еч ает
актуальность
и
востребованность
творческо­
го
наследия
писателя
в
наши
дни...
«Розанов интересен своей спорностью,
—
пи­
шет
Бычков
Д.
—
Молодежь
хвастается
своей
н еорд ин арн остью .
Мне
кажется,
они
по до шли
бы
др уг
другу.
Розанов
заставил
бы
их
задуматься
об
окружающем
мире
и
о
себе.
Научил
бы
их
самостоятельности
суждений
и
убе жде ни й.
Не
всех
молодых,
ко­
нечно,
и
не
сразу.
Но
чтобы
молодежь
увлеклась
Розановым,
он
должен
ст ать
популярнее».
Отв е чая
на
воп р ос : «Интересно ли творчество Розанова современной молоде ­
ж и?», студентка Урюпина И.
з амети ла: «Чтобы ответить на этот вопрос,
надо
понять,
что
вообще
привлекает
современную
молодежь.
А
она
любит
все
недо ска­
занное,
загадочное,
обры в истое ,
интимное,
то,
что
сп особ но
удивить,
увлечь,
воз­
будить...
Современная
м олоде жь
лю бит
все
“не причесанное”
и
“без кальсон”.
А
это
все
можно
выразить
одним
словом
—
В.
Роз ано в.
Значит,
его
творчество
актуально,
интересно
и
читаемо
в
наш и
дни ».
«Современная молодежь ничем не отличается от несовременной,
—
кате­
го ри чно
заяв ил а
Патрикеева
П.
—
Лю ди
не
меняются
из
поколения
в
поколение.
В
тв орчес тв е
Роз ано ва
пр ивл ек ает
его
фрагментарность.
Это
необычно,
интересно,
увле ка тель но.
Кром е
того,
это
муд рый
и
думающий
жанр».
Но
есть
и
другие
м нен ия.
«Розанов всегда будет недоступен широким массам
и
тем
более
н ед оступ ен
многим
молодым
людям,
—
написала
СадомцеваЕ.
—
Мы
только
благодаря
выбранной
профессии
узнали
о
нем.
Розанова-человека
тем
бол ее
трудно
понять,
тре буе тся
время,
оп ыт
и
особый
склад
души.
Интерес
к
проблемам,
кот ор ые
зат раги в ал
Розанов,
проявляется
далеко
не
у
каждого.
М олодого
человека
сейчас
интересует,
как
выжить
и
не
потерять
се бя
в
современной
действительно ­


Тв ор честв о
Розанова
в
в ос при ятии
современной
молодежи
599
сти.
К
счастью,
мне
п очти
удалось
понять
Розанова,
но
многие
так
и
не
узнают
тайну
его
“ночной”
души».
Мысль
о
то м,
что
пон ять,
и
тем
более
полюбить,
Розанова
да но
не
каждому,
по лучил а
сво е
развитие
в
размышлениях
другого
молодого
а вт ор а: «Зная,
что
такое
“опавшие листья”,
чув с тву ешь
себя
словно
посвященным
в
ка к ую-то
Великую
Т ай­
ну,
избранным,
и
от
этого
—
иным
с реди
всех.
Это
п уть
к
са мому
себе.
Он
очень
длинный
(точнее,
бесконечный)
и
трудный.
Дошел
ли
кто
до
конца?
Часто
говорят:
чужая
душа
—
потемки,
а
для
ме ня
своя
порой
темна,
как
безлунная
н о ч ь. “Опавшие
листья”
помогают
задуматься
о
ней
(и о ночи,
и
о
душе).
Ты
и
Твое
Вос при яти е
действительности
становится
главным
условием
этого
творчества.
Я
часто
сл ышу
в
сво ем
окружении:«А, “Опавшие
ли стья ”! Не понимаю,
как
вы
их
пишете?
У
ме ня
не
получается...».
Поч ему?
Для
мен я
это
ста ло
таким
же
естественным
процессом,
как
д ыха ние
или
ходьба...
Я
где-то
чита л а,
что
ес ли
нет
ощущения
дисгармонии,
а
есть
легкость,
и
все
получается,
то
значит,
нашел
сво е
место
в
жизни,
за ня тие
по
душе.
Это
и
про
“опавшие листья”
тож е» (Алисова В .) .
Х орошо
сказ ал а
об
актуальности
Розанова
в
на ши
дни ,
а
также
—
о
неослабеваю­
щем
интересе
к
его
тв орче с тву
читателей
вот
уже
нескольких
пок о лений
Овечкина
О .: «Розанова легко читать сейчас,
по
проше с твии
п очти
ста
лет.
Легко
его
бу дет
читать
и
по
прошествии
еще
ста
лет .
Потому
что
это
интересно
да же
не
стол ько
с
по зици и
читательской,
сколько
с
позиции
ч ело веч еско й.
Людей
всегда
интересова­
ли
и
буду т
интересовать
дела
душевные».
В
др угой
интонации
и
други м и
словами
высказалась
по
этому
вопросу
Садомце-
ва
Е.: «Несомненно,
тв орчес тв о
Розанова
в
сов ремен н ом
мире
является
ос обен но
актуальным.
В
н аше
время,
наполненное
постоянной
тревогой
и
чувством
не опр е­
деленности,
“Уединенное”
заиграло
новы ми
красками.
Жиз нь
и
смерть
человека
сегодня
ст оят
на
одной
ступени,
и
человеческая
жизнь
является
пустым
местом
не
только
для
окружающих,
но
и
для
самого
человека.
Розанов
ценил
свою
жизнь,
дорожил
каждой
минутой,
проведенной
со
своими
дет ьми
и
лю бим ым
“другом”,
несмотря
на
непонимание
современников
и
конфликтное
на с тро ение
своей
эпохи.
Розанов
бо ялся
“апокалипсиса своего времени”,
как
и
мы
боимся
кон ца
света,
природного
или
от
руки
человека.
Но
многие
из
нас
продолжают
ж ить
и
бороться
за
собственную
правду,
как
и
это т
необыкновенный
человек».
Ср а внение
Роз ано ва
с
его
литературными
предшественниками
не
всегда
ока ­
зывалось
в
п ользу
по сл едних .
«Нас со школы старательно приучали читать “ п ри ­
глаженную”
лите ра т уру
классиков,
—
написала
Мухлаева
В.,
—
где ,
я
думаю,
за
чрезмерной
художественностью
теряется
идейное
зерно.
У
Роз а нова
все
иначе.
Его
це ль
не
литература
как
таковая,
а
ее
смысл.
Не
форма,
а
со держ ан ие.
Хотя
форма
сама
по
себе
пр ивл ек ает
своей
новизной,
неординарностью.
Человек
—
эгоист
по
своей
природе,
и
ему
нам но го
важней
во
все
вр е мена
поплакать
о
с ебе,
чем
о
геро­
ях
избитого
временем
ром ан а.
По эт ому
достоинства
“мимолетного”
тво рче с тва
Роза нов а
трудно
переоценить».
Одним
из
пут ей
популяризации
Роз ано ва
сре ди
«широких читающих масс»
мо­
жет
стать
изучение
его
произведений
в
шко ле.
Вот
что
думают
по
этому
поводу
сту­
денты.
«Поскольку школа
—
это
место,
где
человек
не
то лько
при обре та ет
у че бные
на­
вык и,
развивает
свои
способности
и
таланты,
но
и
впервые
начинает
постигать
сво ю
сущность,
нач инает
задумываться
о
смысле
жиз ни,
читать
прозу
Розанова
необходимо.
В
п ользу
изучения
творчества
Розанова
в
школе
можно
выдвинуть
еле-


600
В.
А.
Емельянов
дующие
аргументы:
а)
косвенно
п рис утс тв ующий
нравственный
аспект;
б)
развитие
тв орче ски х
сп ос обнос те й:
дет и
начнут
создавать
свои
“опавшие листья”; в)
психо­
логический
аспект :
внутренняя
свобода,
преодоление
боязни
бы ть
“человеком за за­
навеской”,
акцент
на
индивидуальность;
г)
ши рок ий
диапазон
те м,
их
актуальность
и
“свежее”
п реп одн ес ен и е» (Казамбаева С.).
«Розанова нужно и можно включать в школьные уроки литературы .
Напри­
мер ,
у
него
е сть
задорное
и
полемическое
высказывание
об
А.
С.
Грибо е до ве
и
герое
его
комедии
“Горе от ума”
Чацком.
Можно
попросить
учащихся
пр о­
комментировать
эту
мысль
Розанова
(довольно - та к и
спорную).
А
учитель
кратко
ос ве тит
взгляды
Розанова
на
русскую
литературу,
и
ученики
9 класса,
мож ет
быть ,
впервые
услышат
имя
эт ого
писателя.
Безусловно,
талантливый
словесник
найдет
и
другие
пут и
знакомства
своих
подопечных
с
творчеством
этого
автора»
(Бычков Д. ).
«Я считаю,
что
В.
В.
Розанова
нужно
включить
в
школьную
прог рам м у.
В
нем
нет
банальности,
он
не
вызывает
скуку
и
не
раз вр аща ет
детский
ум.
Наоборот,
он
заражает
нео б ык новенно й
энергетикой
творчества
и
самопознания.
Все
необык­
новенное,
парадоксальное
невероятно
интересно»(ШояА.).
«Я думаю,
стоит
изучать
В.
Розанова
в
школе ,
потому
что
до
него,
да
и
после,
никто
не
п исал
в
таком
жанре.
Изучать
е го,
конечно,
над о
не
всего,
но
знать
“Уединен­
ное”
и
“Опавшие листья”
должны
образованные
люди.
Узнать
о
нем
должны
уч ени­
ки
10 или 11
класса,
не
раньше:
в
этом
возрасте
они
уже
сп ос обны
п он ять,
воспринять
и
почувствовать
В.
Розанова.
К
том у
же
ма лые
по
объему
фрагменты,
естественно,
привлекут
учеников.
К
со жа лен ию,
читать
сейчас
п очти
никто
не
любит.
Более
подробно
его
стоит
изучать
в
ун и в ерси те те» (Самаева Н.).
«Сейчас,
когда
я
сам а
хоть
не мно го
нач инаю
пон им ать
Розанова,
я
несомнен­
но
хотела
бы,
чтобы
о
нем
узнали
вс е.
Но
я
не
смогу
д ать
положительного
ответа
на
по ставл ен ный
воп рос .
По-моему,
в
шк оле
Розанов
останется
недопонятым.
Л ич­
ность
человека
в
этом
возрасте
не
до
конца
сформирована,
и
его
мировоззрение
не
о дин
раз
еще
может
п оме н ять с я. “Опавшие листья”
Розанова
даже
для
ме ня
ост ают ­
ся
произведением
вр ем ени.
Нужно
немало
дней,
а
может,
и
лет,
чт обы
понять
“ноч­
ную”
д ушу
этого
человека.
В
десятом-одиннадцатом
кл ас се,
по-моему,
у
людей
этого
вр ем ени
н е т» (Садомцева Е.) .
«Розанова,
конечно,
оче нь
интересно
познавать,
но
не
все м
это
по
силам.
Как
мне
кажется,
все
же
лучше
прочесть
“Уединенное”
и
“Опавшие листья”
человеку,
уже
состоявшемуся
как
личность.
Важно,
чтобы
читатель
Розанова
был
человеком,
уже
хоть
в
какой-то
ме ре
знакомым
с
жизнью
и
ее
сложными
ст орон ами .
Чтобы
глуб ок о
проникнуться
философией
душ и
Розанова,
нужно
созреть.
Роза но в
обнажает
дей­
ствительность
во
всей
ее
уродливости
и
пр елест и.
Думаю,
что
такое
понимание
жиз ни
приходит
к
каждому,
но
в
раз ное
время.
Поэтому
трудно
гов ори ть
о
том,
ко гда
уже
мо жно
чи тать
тек сты
Розанова,
а
к огда
—
н ет » (Мухлаева В. ).
«Ответ прост
—
да,
нужно.
Почему?
А
почему
мы
изучаем
Пушкина,
Г ог оля,
Лермонтова,
Б рюсов а
и
др .?
Потому
что
они
отк рыли
новые
направления,
ст или,
жанры.
Их
темы
вечны
и
акту аль ны .
По
этой
же
при чи не
нуж но
изучать
и
творчество
В.
Розанова.
Он
открыл
новый
род
литературы.
Его
мы сли
(“О .
л.”) —
это
мы с­
ли
поч ти
каждого
человека,
только
не
высказанные,
не
обра бота нн ы е.
Это
сама
жизнь
человека
во
в сех
своих
пр оя вления х » (Урюпина И.).
Высказывания
студентов
об
из уч ении
Розанова
в
школе
хотелось
бы
завершить
такой
за п ис ью : «Не обязательно изучать Розанова ученику,
но
обязательно
изучать


Тв ор че ство
Розанова
в
в ос прия тии
современной
м ол одежи
601
его
учителю,
чтобы
тот
понимал,
что
на
одни
и
те
же
вещи
м огут
существовать
раз ­
ные
вз гл яд ы» (Шуматова Н.).
Спецкурс,
в
рамках
кот орого
на пис аны
все
эти
заметки,
с ост оит
из
дв ух
ч аст ей.
Пе рвая,
как
уже
говорилось,
называется
«“Другая литература”
В.
Р оза нов а». Она
полностью
сосредоточена
на
рассмотрении
идеологии
и
п оэти ки
«Уединенного»
и
«Опавших листьев».
Вторая,
к ото рая
читается
в
следующем
семест ре ,
оза глав лен а
«“Другая литература”
В.
Розанова
и
нова я
русс ка я
проза
XX века».
У
студентов
ес ть
возможность,
по
прошествии
времени,
вернуться
к
прочитанным
ранее
те к­
стам ,
посмотреть
на
них
другими
глазами,
и,
уже
на
новом
временном
отрезке,
со­
гласиться
со
своими
пре жним и
наблюдениями
и
впечатлениями
или,
напротив,
усо­
мниться
в
ни х.
«Прочитав свои “л ист ь я”
заново,
—
написал а
пол года
спустя
Сидорова
Т.,
—
а
также
обратившись
к
ори гин ал у,
зам ечаю ,
что
фигура
Розанова
для
меня
ста но в ится
более
пон ятн ой
и,
следовательно,
менее
отталкивающей.
Литературная
личность
писателя
словно
пер е жива ет
второе
рождение
—
теперь
я
вижу
не
просто
а втора ,
создателя
“другой литературы”,
а
человека,
к оторы й
дели т ся
своим
непростым
жиз ­
ненным
опытом,
челов е ка,
ко то рый
может
дат ь
совет.
Как-то
за
ут ре нним
ч аем
Розанов
на писал : “Самые счастливые минуты в жиз ­
ни
мне
припоминаются
те,
когда
я
видел
(слушал)
людей
счастливыми
<... >
Из
этого
я
заключаю,
что
я
был
рожден
с озер ц ателе м,
а
не
действователем”. Позже
он
до б авит : “Всегда в мире был наблюдателем,
а
не
участником”.
В
этих
ст рока х
про ­
сматривается,
с
од ной
с торон ы,
пассивность
и
отчужденность,
а
с
другой,
—
неко­
торое
в севеде ние,
знание
ито га
жизни,
ее
неизбежных
результатов.
Подобная
“все -
о св едо м л енн о сть” (причем пессимистическая)
была
поводом
к
ХОЛОДНОМУ
ОТНОШЕНИЮ
в
сторону
писателя.
Процитирую
св ой
первый
“лист”: “Читая
произведения
В.
В.
Розанова,
осо зна ю,
что
прийти
к
его
тв орче с тву
можно
не
в
20, а
в
40лет(не
рань ш е).
Розановская
система
способна
травмировать
мое
восприятие
мира,
заразить
его
безысходностью,
а
так
хоче тся
верить
в
смысл
жизненного
пути,
так
хочется
просто
верить
( 11.05.05; после прочтения розановской фразы о том,
что
“позитивизм
—
философский
мавзолей
над
умирающим
человечеством.
Не
хочу!
Не
хочу!
Презираю,
ненавижу,
бо юс ь!”).
Сегодня
я
м огу
написат ь
о
необходимости
чтения
Розанова
в
м ол одости ,
так
его
советы
п росты
и
уникальны.
Только
нуж но
учиться
абстрагироваться;
читателю
нужно
самому
стать
на блюдате лем ,
для
бол ее
пол н ого
понима ния
роза новс ки х
идей.
Этого
писателя
правильнее
чит ать
не
мозгом,
а
все-таки
с ерд цем.
Вспомним
его
с ло­
в а : “Я только смеюсь или плачу .
Размышляю
ли
в
собственном
см ы сле?
Никогда! ”».
И
еще
одна
запись,
сдел ан ная
студенткой
эт ой
же
г ру ппы : «Перечитала запи ­
си
о
“другой литературе”
Ро з анова
на пис а нные
несколько
месяцев
назад.
Пожалуй,
сегодня
написала
бы
эти
же
с лова.
Може т
быть,
чуть
меньше
экс пр ес сии,
меньше
категоричности,
меньше
оскорблений
бы ло
бы
в
мо ей
сегодняшней
работе.
И
это,
на
мой
вз гля д,
вполне
естественно,
поскольку
с
подобной
ли те ратурой
я
столкнулась
впервые.
Она
у
мен я
в
тот
момент
вы зв ала
неприятие,
хотя
и
сейчас
я
от
тв орен ий
Роз ано ва
не
в
восторге.
Но
только
сейчас
я
уже
могу
анализировать
эти
прои з ве де­
ния
относительно
объективно.
И
перелистывая
с егодн я
“Уединенное”
и
“Опавшие листья”,
взгляд
вновь
“заце­
пляется”
за
отдельные
слова,
фразы,
“листья”.. .
и
нач инается
р абот а.
Мысл и,
рож ­
денные
тем
или
иным
“листом”,
барахтаются,
путаются,
то лка ют
друг
друга,
пытаясь
за яви ть
о
себе,
вылезти
вперед...
И
не
всегда
этот
рой
мыслей
выстраивается,
офо рм­


602
В.
А.
Емельянов
ляется
в
определенную
сист ем у.
А
зна ч ит,
над о
читать,
впит ыв ать ,
ощущать
вно вь
и
вновь...
И
такой
толчок
к
процессу
мышления,
мыслеобразования,
мыслетворчества
дают
“листья”
В.
В.
Роза н ова » (Кайбалдиева А.) .
Закончить
обз ор
студенческих
отк лик ов
об
«уединенной литературе»
Ро з ано­
ва
хотелось
бы
фрагментом,
в
котором
видится
гла в ный
результат
вс ей
этой
работы
по
пробуждению
интереса
к
личности
и
твор че ству
этого
писателя,
по
активиза­
ции
творческих
способностей
современной
вузовской
молодежи.
Его
ав тор
—
ничем
не
примечательная
дев у шка,
ув ле ка юща яся,
как
выяснилось,
рисованием,
живопи­
сью.
Вот
что
она
написала
в
своих
замет ках :
«В последнее время стала замечать за собой,
что
мне
просто
нравится
ли стать
“Опавшие листья”,
бегло
просматривать
знакомые
строчки,
ост анавл иват ься
на
л юби мых
“листах”.
Иногда
мне
кажется,
что
в
книгах
Розанова
можно
на йти
ответы
на
все
вопросы.
Нужно
то лько
отк ры ть
нужную
страницу.
Раньше
я
все
свои
чувства
пер екл ады вал а
на
лист
б ум аги,
кисти
и
краски.
По­
сле
“встречи”
с
Розановым
я
поняла,
что
хочу
п ис ат ь» (Овечкина О. ).
1 Розанов В .
В.
Уединенное.
М., 1990. С. 440.
2 Высказывания студентов о Розанове взяты из личного архива автора статьи .
3 Галковский Д .
Сч аст ливы й
Розанов
// Литературная газета . 2 0 0 6 .19-25
апр.
No
16.
С.
11.
4 Розанов В .
В.
Уеди нен ное.
С. 28.
5 Онже.
Собр.
соч.
Мимолетное.
М., 1994. С. 289.
6 Онже.
Собр.
соч.
В
нашей
смуте .
М., 2004. С. 362.
7 Онже.
Уединенное.
С. 23.
8В.
В.
Роз анов: pro et contra. СПб., 1995. Кн . 1. С. 222.


Л.
А.
Зав орот н ая
(Москва)
Ис т ория
нумизматической
коллекции
Розанова
Ро з анов
был
страстным
коллекционером
д ре вних
монет.
Целенаправленно
со­
бирать
сво ю
нумизматическую
коллекцию
он
начал
со
2-й
половины
1890-х
гг .,
но
интерес
к
ан тич ной
нумизматике
возник
у
нег о
в
студенческие
год ы,
когда
Розанов
учился
в
Московском
у нив ерсит ете
(1878-1882). Он часто бывал в университетской
библиотеке,
где
с
интересом
изучал
стоявшие
на
полках
книг и
к онца
XVIII —
нача­
ла
XIX в.
З десь
профессор
К.
К.
Гёрц
читал
лекции
по
вавилонской
и
египетской
архитектуре.
Он
был
заведующим
Кабинетом
изящных
искусств
и
хра н ит елем
ну­
мизматической
коллекции
университета
(1860-1882), которая находилась в одном
из
з алов
биб лиот ек и.
На
своих
лекциях
профессор
не
только
знакомил
студентов
с
памятниками
искусства
Древнего
мира,
но
показывал
монеты.
В
то
в ремя
в
Москве
на
з на ме нитой
«толкучке»
у
Сухаревой
башни
(рядом нахо­
дился
дом,
где
Розанов
снимал
комнату)
можно
был о
купить,
иногда
за
бесценок,
р ед­
кие
мо нет ы.
В
1880 г.
Розанов
вместе
со
своим
приятелем
по
университету
А.
К.
Бел­
киным
побывал
у
А.
В.
Орешникова,
который
собирал
античные
моне ты1.
Одну
из
своих
бронзовых
монет
—
сестерций
Септимия
Севера
—
Орешников
п одари л
(или
продал)
Розанову.
Пис ате ль
всегда
носил
ее
при
с ебе,
время
от
времени
вынимал
и
любовался
ею.
Изображение
на
монете
отличалось
живостью
и
натуральностью.
В
последующие
годы,
став
преподавателем
в
гимназии,
Розанов
не
раз
показы­
вал
свои
монеты
ученикам.
Он
был
убежден,
что
горсть
римских
республиканских
денариев
расскажет
намного
б ольше
о
древнем
ми ре, «чем мертвые рисуночки,
п ро­
дукт
НА ШЕЙ
ТЕХНИКИ», приложенные к 75-копеечным
учебникам2.
Оди н
из
учеников
Бельской
гим наз ии
под а рил
Розанову
арабскую
мо нету ,
принесенную
из
дома.
Позд н ее
сотрудник
Эрмитажа
А.
К.
Марков3
определил
ее
как
дирхем
Гаруна
Аль -Ра шида4, отчеканенный на мало известном монетном дворе.
Подобных
мо нет
не
бы ло
в
эрм итаж ной
коллекции,
и
Розанов
передал
ее
в
Эрмитаж.
П исатель
вспоминал,
что
в
гимна з ия х,
где
ему
довелось
работать,
он
н ик огда
не
видел
в
библиотеке
ни
одного
сочинения
по
нумизматике.
«Россия была ГЛУХА,
абсолютно
глуха
к
миру
др е вних
монет».
Роз ано в
счи тал,
что
в
э том
бы ли
повинны
и
некоторые
историки.
Об
одном
из
них
он
пишет,
что
«“наш классик”
Д.
А.
Тол­
стой5
едва
ли
знал,
что
в
Рим е
были
“динарии”. “Толстой вероятно предполагал,
что
в
Рим е
р аспл ачи вались
“рублями”
и
“копейками”»6. Далее Розанов приводит выска­
зывание
о
нумизматике
философа
Владимира
Сол ов ьёв а : «... бывают всякие науки,
в
том
ч исле
и
смехотворные:
ест ь
на приме р
наука
—
НУМИЗМАТИКА
или
еще
преподается
в
училищах
государственного
коннозаводства
наука
о
копыте
кавале­
рийской
лоша ди...»7.
В
первые
го ды
пр еб ывани я
в
Пе те рбурге,
испыт ывая
материальные
трудности,
Ро з анов
не
раз
просил
друзей
подарить
ему
м он еты.
Он
писал
С.
А.
Рачинскому,
ко­


604
Л.
А.
За во ротная
торый
жил
в
своем
родов ом
име нии
Татево
Бельского
уезда:«ПерваяуменякВам
вещественная
просьба:
я
безумно
влюбился
в
нумизматику:
чеканные
портретные
изображения
на
мо не тах
“древних героев”
неиз ъясн имо
в олн уют
мою
душу.
Собрал
23 монеты.
Ср еди
культурных
сокровищ
Татева,
бы ть
может,
е сть
несколько
заваля-
щихся
монет,
кото рые
и
не
во шли
в
реес тры
его
бо г атств.
Они
у
Вас
“так себе”, “ни
к
чему ”,
и
вот,
если
вы
принесете
такую
“лепту”
древности
мне
в
дар,
Вы
доставите
не­
сколько
дней
чи сто
де тс кого
во сторга
В.
В.
Розанову.
Покупать
их
ст рашн о
дорого,
а
при
болящих
моих
детях
и
пр есту пн о.
Я
решил
—
excusez du peu8 — “ кл ян чить
при
дороге
к ульт урн ой
м илос т ыню ”»9.
По
поводу
монет
Розанов
консультировался
со
мног ими
известными
учеными-
нумизматами:
А.
В.
Орешниковым, X.X.
Г иле м10, О.
Ф.
Ретовским11, А.
К.
Марко­
вым.
Розанов
счи тал,
что
именно
Марков
ввел
его
в
поз на ние
нумизматики,
и
он
ст ал
со бир ать
монеты
как
ча сть
дре в него
«веще-почитания».
Друг
Розанова
по
жу рнал у
«Мир Искусства»
П.
П.
Перцов
под а рил
писателю
привезенные
из
Казани
серебряные
греческие
драхмы
и
оболы,
а
также
римские
мо­
неты
императорского
периода
—
всего
ок оло
150 штук .
По
э тому
поводу
Розанов
поделился
с
С.
А.
Рачинским
в
своем
письме
в
де каб ре
1898 г: «Недавно получил
(осенью)
под арок
из
прекрасных
греческих
и
римских
монет;
римские
—
им пер а­
торов,
но
ос обе нно
прекрасны
греческие
—
5-4, а одна 6-го
века
до
P. X.
До
то го
удивительно
видеть
Аполлона,
Па ллад у,
Зевса,
Химеру,
Пегаса
на
изображениях
монетных,
к отор ые
бы ли
нарисованы
людьми,
для
к оих
все
это
б ыло
живо,
как
для
нас
“Николай П”, “А л< екс анд р> III”! Как это все возможно?»12. П о с ло вам пи с ат еля,
эта
горсть
мон ет
и
сделала
его
страстным
нумизматом.
Писатель
обменивался
моне та ми
с
гра фом
И.
И.
Толс ты м.
Он
гов орил,
что
гра ф
Иван
Иванович
Толстой
как
нумизмат
и
ученый
—
в
высшей
степени
интересен.
Великий
князь
Сергей
Александрович
приглашал
Розанова
к
себе
пос м отре ть
ну­
мизматическую
коллекцию,
и
писатель
с
рад ость ю
отм ети л,
что
его
собственная
коллекция
древних
монет
б ольше
и
лучше.
Дочь
Т ать яна
вспоминает,
что
о тец
сад ился
за
письменный
с тол
часов
в
12 ночи,
когда
уже
все
спали,
и
на ч инал
разбирать
монеты,
любовался
им и,
р ассмат ри вал
в
луп у
отд ельн ые
де та ли,
свер ял
монеты
по
каталогу,
запи сыв ал
этикетки,
кот оры е
вкладывал
в
картонные
к ороб очки ,
оклеенные
зеленой
бу ма гой
по
размеру
монет.
Ра бот ал
Розанов
до
4-5
часо в
утра 13.
По
совету
Павл а
Флоренского,
который
тож е
увлекался
нумизматикой,
Розанов
стал
опис ыва ть
и
систематизировать
колле к ци ю.
Павел
Флоренский
во
время
своих
приездов
в
Пе терб ург
охотн о
п ом огал
ему
в
этой
ра б оте . «Вместе с Павлом Александровичем Флоренским мы
—
заяд лы е
любовники
монет.
В
письмах
мы
то
любимся,
то
ссоримся,
спорим
о
земле
и
о
не бе;
но
ког­
да
глаза
наши
устремлены
по
од ной
оси
и
пер ед
нами
лежит
греческая
мо н ета,
то
мы
тол ько
пот рагие в аем
за
рук у
друг
д руга
и
уже
не
можем
ничего
гов ори ть.
Мир
умолкнул,
толп ы
нет:
на
нас
глянула
жизнь
из- за
двух
тысяч
л ет,
и,
завороженные
ею,
мы
нич его
не
видим
и
не
слышим
в
“юдоли здешней”.. .»14. С нек о то рых на и бол ее
любимых
мон ет
Розанов
делал
рисунки,
и
в
э том
ему
помогала
художница
Татьяна
Николаевна
Гиппиу с,
с естра
Зинаиды
Г иппиу с.
Несколько
своих
ра бот
Роз а нов
посв ят ил
нумизматике,
среди
них
«Археоло­
гия
древних
м ин и атю р» (1906), «Об античных монетах» (1916), а также некоторые
р аздел ы
«за нумизматикой»
в
книгах
«Уединенное» (1912) и «О па вш ие
лист ь я»
(1912).
Он
писал : «Отчего нумизматика пробуждает столько мыслей?
Своей
бе з­
думностью.
И
“думки”
летят,
как
птицы,
когда
глаз
рассматривает
и
вооб ще
око ло


Ис тори я
нумизматической
коллекции
Розанова
605
монет
“копаешься” .
Душа
т огда
свободна,
высвобождается»15.
Писатель,
перебирая
монеты
и
занимаясь
их
к лассифик а цией,
концентрировал
свои
мысли,
ра зм ы шлял,
спорил
со
своими
оппонентами:
определение,
классификация
и
описание
античных
монет
требует
чрезвычайного
вн имания
глаза,
рассм ат ривани я
и
работы
памя ти,
припо мина ни я.
Абзацы
с
пометками
«за нумизматикой»
не
всегда
бы ли
посвящены
монетам.
Роз ан ов
писал
о
русской
литературе
XVIII-XIX
вв., размышлял о гении Пушкина,
своеобразии
прозы
Салтыкова-Щедрина,
о
поэзии
Некрасова.
Многие
выс к аз ыва­
ния
—
меткие
и
точные
—
характеризовали
его
современников,
коллег
по
перу.
Ро з анов
часто
бывал
в
Эрмитаже,
восторгаясь
к рас отой
росписи
гробниц.
Изу ­
че ние
большого
количества
памятников
искусства
Древнего
Египта
привело
его
к
выводу
о
жизнеутверждающем
смысле
религии.
Ро з анов
писал,
что
именно
Египет
нау чил
человечество
молитве.
В
египетском
мировоззрении
его
больше
всего
инте­
ресовала
иде я
бессмертия,
материнства
и
рождения.
Роз ано в
писал
книгу
о
Египте.
По
словам
Зинаиды
Гип пиу с,
он
готовил
ее
очень
долго,
но
она
о стал ась
незакон­
чен но й.
Однажды
Розанов
увидел
на
столе
в
дом е
Мережковских
скарабея,
котор о­
го
привезла
из
Египта
приятельница
Гипп иу с,
англичанка.
Он
пришел
в
страстный
во ст ор г . «Подарите мне!
Мне
очень
нужно.
Вам
на
чт о?
А
я
книгу
об
Египте
напишу.
У
мен я
и
все
монеты
—
ег ипет ск ие»16. Розанов очень обрадовался подарку.
С
1899 г.
писатель
с тал
регулярно
печататься
в
газете
«Новое Время» .
По зднее
он
оставил
службу
в
Государственном
контроле
и
с тал
постоянным
с отрудни ком
газеты.
Его
материальное
пол оже ние
значительно
улучшилось
и
семья
переехала
в
п рос торн ую
пятикомнатную
квартиру
(Шпалерная улица,
дом
No
39).
По
воскресе­
ньям
у
Розанова
собирались
писатели,
поэты,
фило с офы,
худ ожн ик и.
Поэт
Влади­
мир
Пяст,
ко то рый
часто
бывал
у
Розанова,
вспоминал,
как
тот
вел
св оих
гостей
в
про ст орны й
кабинет,
где
бы ло
м ного
стек л ян ных
ящиков
с
аккуратно
разложенны­
ми
монетами.
Ро з анов
вын има л
какую-нибудь
монету
и
начинал
объяснять
особен­
ности
чеканки,
затем
переходил
к
другим
витринам
и
таким
об разом
«за ушко как
бы
выт я гивал
на
свет
целый
кусочек
эпохи.
Воз м ожно,
он
фантазировал
немного,
но,
во
всяком
сл учае ,
п очти
всег да
очень
талантливо»17.
M.
М.
Спасовский
писал,
что
в
ли це
древней
монеты
Розанов
видел
«не метал­
лический
кружок
с
как и м-то
изображением
и
с
какой-то
датой,
а
как
бы
окно,
чер ез
кото рое
он
смотрит
на
а нти чный
мир ,
тут
же
сейчас
в
жив ой
действительности,
раз ­
вертывающийся
пе ред
ним
в
об раз ах
и
событиях»18.
В
1901 г.
Розанов
едет
в
Италию.
Его
взгляд
на
эту
страну
был
о соб е нным.
Он
обра ща л
вни ма ние
на
лица
людей,
и
особенно
п ре лат ов. «В противоположность сла­
щавой
к расиво сти
и таль янц ев
вообще,
прелаты
поч ти
без
исключения
все
бы ли
без­
обра зн ы,
безобразны
—
даже
средних
лет,
да же
молодые.
Но
с
ка жд ого
л ица
можно
бы ло
снять
портрет
и
поместить
его
в
кн игу,
в
“Histoire de la civilisation”, в “Histoire
de l’église”, в “Histoire des guerres universelles”19. Бож е ,
как
я
узнавал
в
них
столь
зна­
комые
мне
по
нумизматике
портреты
Тивериев,
Веспасианов,
Антонинов,
Аврели­
ев,
Нерон ов ,
Августов,
Цезарей
(не преувеличиваю), Помпеев,
Гра к хов.
Коротко
о стр ижен ная
голов а
и
бритый
подбородок,
да ющие
ра с смотре ть
все
строение
черепа
и
лица,
не
оставляли
сомнения.
Я
по мню
эти
самые
ли ца
на
монетах,
мною
собран­
ных,
мне
в
мельчайших
чертах
знакомых.
—
“Фу,
дьяволы,
точ но
во с кр ес ли!”»20.
В
Италии
он
н адеял ся
купить
монеты,
но,
по
его
словам,
они
б ыли
страшно
до­
роги.
Зато
намного
дешевле
можно
было
приобрести
те
же
монеты
в
Петербурге.
Он
покупал
их
у
известного
торговца
Нурри -б ея2 1, а также в меняльных лавках на Нев­


606
Л.
А.
Зав оро тна я
ском,
Гороховой
и
Садовой.
Среди
прио бр е те нных
б ыли
бронзовые
монеты
Птоле­
меев,
Малой
Аз ии
и
царей
Виф ин ии
и
Сирии.
Коллекция
Розанова
быстро
росла.
Есл и
в
1906 г.
его
нумизматическое
собра­
ние
насчитывало
3500 монет,
то
в
1911 г.
у
нег о
бы ло
4500 греческих и 1300 римских
монет.
Как
отм еча л
писатель,
у
нег о
ан тич ных
монет
больше,
чем
есть
в
Мос ко в ском
университете.
Ва с илий
Васильевич
Розанов
в
переписке
с
И.
В.
Цветаевым
вы ск аз ывал
сво е
стр астно е
желание,
чтобы
Муз ей
изящных
искусств
получил
возможность
ежегод­
но
по ку пать
монеты
на
пять-семь
тысяч
рублей
и
выставлять
их
в
витринах.
По­
с ети тели
музея,
по
словам
Розанова,
смогли
бы
заглядеться
и
на
портрет
Юл ия
Це­
заря,
и
на
изумительный
п ортре т
нумидийского
ца ря
Юбы
в
его
выс о кой
шапке
и
с
ха рак терн ой
бородой.
Зритель
увидел
бы
не
только
«портретную галерею всех древ ­
них
царей
и
полководцев,
выпо лне нных
с
изумительным
мастерством
порт ре тн ого
сх од ст ва », но и древние языческие храмы,
сцены
цирк о вой
бор ь бы,
величавых
богов
и
красавиц-богинь.
«Все есть на монетах в золоте,
с ере бре
и
бронзе», —
восклицал
Розанов
и
наз ыва л
нумизматику
«дивной школой древней истории»22.
С
1912 г.
материальное
пол оже ние
Розанова
стало
ухуд ша тьс я.
Ум ер
его
ли­
тер атурн ый
покровитель
А.
С.
Суворин,
и
статьи
Розанова
перестали
печатать
в
газете
«Новое Время» .
В
1914 г.
Розанов
был
исключен
из
рядов
Петербургского
религиозно-философского
общества,
пов одом
к
этом у
послужили
его
статьи
в
пр а­
вых
газетах
по
«делу Бейлиса» (1913-1914).
Писатель
очень
переживал
свое
ис­
ключение.
Впоследствии
Зи на ида
Ги пп иус
писа ла: «Сколько несправедливых слов
был о
с казан о,
несправедливых
и
бесцельных,
—
и
как
я
о
них
теперь
жа ле ю!»23.
Летом
1916г.
во
время
переезда
семьи
Розанова
на
новую
квартиру
(Шпалерная
улица,
дом
44-6) шкаф с нумизматической коллекцией поместили на хранение на
склад.
Вскоре
ст арша я
дочь
Татьяна
уговорила
отца
в зять
отту да
золотые
мо нет ы.
Однако
дом а
хра ни ть
ценности
становилось
о пасно ,
и
Ро з анов
поме с тил
золотые
монеты
в
сейф
Главного
Гос уда рст ве н ного
банка,
взя в
с
собой
лиш ь
несколько
эк­
земпляров,
на иб олее
любимых.
Ост альн ые
серебряные
и
медные
монеты
остались
на
складе.
Когда
их
решили
перевезти
на
новую
квартиру,
обнаружилось,
что
из-за
пе ре пада
температуры
в
помещении
па зы
шкафа
разбухли,
коробочки
сместились
и
мо неты
перемешались.
Огромная
кропотливая
работа
по
описанию
и
системати­
зации
нумизматической
коллекции,
к ото рой
Ро з анов
занимался
в
течение
многих
лет,
погибла.
В
се нт ябре
1917 г., опасаясь
возможного
н асту пл ения
германских
войск
на
Пе­
троград,
семья
Розановых
решила
по кину ть
горо д.
Писателю
казалось,
что
ле гче
будет
пережить
тяжелые
го ды
вдали
от
столицы,
в
тихом,
спокойном
месте,
каким
представлялся
Сергиев
Посад,
в
кр угу
бл изки х
по
д уху
лю дей.
Роз ан ов
написал
пись мо
Пав лу
Флоренскому
с
п рос ьбой
подыскать
квартиру
в
Сергиевом
Посаде
и,
когда
пришел
положительный
ответ,
семья
срочн о
стала
собираться
в
дорогу.
Пер ед
отъ ездо м
в
Москву
Розанов
сда л
часть
архива
(в основном письма к нему
писателей)
в
Публичную
библиотеку
в
П ет рограде .
Серебряные
и
бронзовые
мо­
нет ы,
а
также
огромную
библиотеку
и
рукописи
из -за
трудности
переезда
ре шили
оставить
в
городе:
часть
вещей
находилась
в
старой
квартире
на
Шпалерной
улице,
другую
часть
пе реда ли
на
хранение
профессору
Петербургской
Духовной
академии
С.
М.
Зори ну .
В
Сергиевом
Посаде
се мья
Розанова
поселилась
в
дачном
дом е
ректора
Москов­
ско й
семинарии
свящ енник а
А.
Д.
Б еляе ва
на
По ле вой
улице.
Позднее
Татьяне
уда­


Ис тория
нумизматической
коллекции
Розанова
607
лось
перевезти
из
Петрограда
в
Сергиев
Посад
нумизматическую
коллекцию
(сере­
бряные
и
бронзовые
м о неты)
вместе
с
библиотекой
и
архивом
отц а 24.
Часть
вещей
бы ла
передана
на
хр ане ние
в
Тр оиц е-Серг иеву
Лавру.
Однако
большевики
в
Лав ре
стали
подозревать
«контрреволюционный за ­
го во р », и монастырь в скором времени закрыли.
Розанову
грозил
обы ск
и
арест.
По это му
многие
вещи
он
спр ята л
у
др узей .
Неопубликованные
записи
«Опавших
ли с ть е в» 1913-1918 гг.,
кот оры е
Роз ано в
наз ыв ал
своей
«душой»
и
вел
до
ко нца
жиз ни,
по
совету
С.
Н.
Дурылина
были
переданы
на
хранение
сотруднику
Музея
изящных
искусств,
искусствоведу
Алексею
Алексеевичу
Сидорову25.
Ра змы шляя
о
России,
о
ее
судьбе,
Роз ано в
стал
писать
книгу
«Апокалипсис на­
шего
в рем е ни », которая выходила отдельными выпусками и финансировалась вла­
дельцем
частного
магазина
в
Сергиевом
Посаде
M.
С.
Еловым.
Писатель
час то
ездил
в
Москву
к
своим
д руз ьям:
к
С.
Н.
Бу лгак ов у,
Н.
А.
Б ер­
дяеву,
М.
О.
Гер шенз он у,
к
книгоиздателю
Г.
А.
Лема ну,
слушал
лек ции
Павла
Фл о­
ренского
в
Московском
религиозно-философском
обществе
памяти
Владимира
Со­
ловьёва.
С
до черью
Татьяной
он
не
раз
бывал
в
Музее
изящных
искусств
и
всегда
с
ра дос тью
шел
в
лю б имый
им
Египетский
за л26.
Во
время
одной
из
таких
п оез док
в
Москву
на
вокзале
он
потерял
(или у него украли)
три
зо ло тые
античные
монеты,
с
которыми
он
ник ог да
не
расставался.
Жизнь
в
Сергиевом
Посаде
становилась
все
труднее.
Чтобы
п рок орми ть
семью,
Ро з анов
вынуж д ен
был
расстаться
со
многими
вещами
и
книгами
из
сво ей
б иб лио­
теки,
кот оры е
продавал
через
магазин
M.
С.
Елова.
Г олод,
нужда,
болезни
и
смерть
близких
люде й
преследовали
семь ю
Розанова.
В
ноябре
1918 г.
писателя
разбил
паралич.
Последние
месяцы
он
уже
не
вставал.
Многие
друзья
старались
помогать
деньгами.
Литераторы
А.
А.
Измайлов
и
Н.
А.
Котляревский
вых лопо та ли
для
него
пособие
в
100 рублей от Российской Академии наук.
Но
эти х
сред ств
явно
не
хвата­
л о. 5 февраля (23 января по ст.
ст.)1919г.
Розанова
не
стало27.
Пос ле
смерти
писа тел я
из -за
тяжелой
болезни
жены
Ва рв ары
Дм итрие вны
пр а­
во
распоряжаться
литературным
наследием
Розанова
б ыло
предоставлено
его
дет ям
в
порядке
их
старшинства.
Нумизматическая
коллекция
бы ла
разделена
ме жду
до­
черьми.
В
1919 г. 28 Татьяна Васильевна продала около 1500 монет и книги по нумиз ­
матике
в
Муз ей- инст ит ут
Классического
Востока,
который
в
то
время
располагался
в
помещении
Исторического
музея.
Как
она
вспоминает,
эти х
денег
х ва тило
на
2кг
с ливо чно го
масла
и
оплату
квартиры.
По
словам
Татьяны
Васильевны,
в
д аль ней­
шем
се стры
не
раз
предлагали
музеям
приобрести
оставшуюся
ча сть
нумизматиче­
ской
коллекции
отца,
но
получали
отка з.
Государственный
банк,
в
кото рый
Розанов
в
1917 г.
поместил
на
хранение
золотые
м он еты,
был
эвакуирован
в
Н ижний
Новго­
род,
и
с удьба
монет
оставалась
неизвестной.
В
1920- е
гг.
Т ать яна
Васильевна
обра­
щалась
в
Наркомпрос
к
заведующей
Отделом
по
делам
музеев
Н.
И.
Троц к ой
с
те м,
чтоб ы
золотые
монеты
отц а
не
пер еплавл ял и,
а
безвозмездно
отдали
в
какой-нибудь
му зей.
Но
ей
отвечали,
что
монеты
не
найдены.
В
1924 г.
Музей-институт
Классического
Вос ток а
был
расформирован,
и
его
со­
брание
в ошло
в
состав
Музея
изящных
искусств
вместе
с
нумизматической
литера­
турой
и
коллекцией
Розанова.
Книги
и
архив
отц а
Татьяна
Васильевна
передавала
по
частям
В.
Д.
Бон ч-Бруе ви чу
в
Государственный
Литературный
му зей.
В
1937 г.
младшая
до чь
писат еля
Надежда
Васильевна
переехала
жить
в
Ленин­
град,
забрав
с
собой
оставшуюся
ча сть
нумизматической
коллекции,
а
также
кн иги
и
архив
Розанова29.
В
мае
1939 г.
она
предложила
Му зею
изобразительных
искусств


608
Л.
А.
Зав оро тная
имени
А.
С.
Пуш к ина
приобрести
монеты
от ца.
Заведующий
отделом
нумизмати­
ки
Л.
П.
Харко30
в
качестве
эксперта
в
июне
выехал
в
Ле нингр а д.
Составленное
им
экспертное
заключение
содержит
краткую
характеристику
предлагаемой
к
закупке
колл ек ци и,
к отор ая
в
1939 году насчитывала 3470 монет .
Харко
подчеркивал,
что
коллекция
отличалась
б ольши м
разнообразием,
включая
редкие
экземпляры,
от­
сутствующие
в
музее.
Однако
эта
ча сть
коллекции
Розанова
не
бы ла
приоб р ет ена
ГМИИ.
В
июне
1941 г.
Надежда
Васильевна
приехала
в
отпуск
в
Мос кв у,
а
че рез
два
дня
на чал ась
во йна.
В
Ленинграде
осталась
нумизматическая
коллекция
отца,
его
книги
и
рукописи;
золотые
монеты
Надежда
Васильевна
взяла
с
собой.
В
март е
1943 г.
она
предложила
ГМИ И
купить
девять
из
двенадцати
рим с ких
золотых
моне т
и мпер а­
торского
периода,
кото рые
зн ачи лись
в
списке
1939 г. ,
составленном
Харко.
Чер ез
год
мо неты
бы ли
приобретены
м уз еем.
Во
время
войны
в
пустующий
дом
в
Л енингр ад е
попала
бомба,
но
монеты
и
ар­
хив
Розанова
не
пострадали.
В
1947 г.
Надежда
Васильевна
перевезла
из
Ленингра­
да
сохранившуюся
ча сть
нумизматической
коллекции
и
архив
отца
в
Моск в у,
где
постоянно
жила.
Она
очень
нуждалась
в
день г ах,
поэт ому
в
1947 г.
продала
нумиз­
матическую
коллекцию
в
частные
руки.
Вместе
с
сестрой
Татьяной
Васильевной
оставшийся
а рхив
они
передали
в
Отдел
рукописей
Ро ссийск о й
государственной
библиотеки,
а
книги
—
в
Государственный
литературный
музей.
Розанов
и
дочери
писателя
вынуждены
был и
продавать
монеты
и
кни ги
из
сво­
ей
би бли от еки
в
самые
трудные
годы
жизни.
Несмотря
на
то
что
большая
часть
ну­
мизматической
коллекции
Розанова
попала
в
частные
руки,
около
1500 монет со­
хранились
вместе
с
небольшим
количеством
к ниг
по
нумизматике.
Бо лее
80 лет они
находятся
в
Гос ударс тв ен ном
музее
изобразительных
искусств
им.
А.
С.
Пушкина.
В
дни
юбилея
Розанова
—
150-ле ти я
со
дня
рождения,
в
музее
прош ла
выставка
«В.
В.
Розанов
—
к ол ле к цион е р-ну миз м ат », на которой были представлены наибо­
лее
интересные
и
редкие
памятники
нумизматики
из
собрания
писателя.
1 Орешников Алексей Васильевич (1855-1933) —
историк,
археолог,
ученый-нумизмат.
В
1885 г.
был
приглашен
И.
Е.
Забелиным
в
Исторический
музей,
в
котором
прора бот а л
около
50 лет,
вначале
хранителем,
затем
заведующим
отделом
нумизматики.
В
1875 г. ,
путешествуя
за
г ра­
ни цей,
Орешников
у влек ся
ан ти чной
нумизматикой
и
собрал
небольшую
коллекцию
античных
монет.
В
Москве
он
дополнил
ее
ко ллек ци ей
известного
собирателя-нумизмата
и
ан ти ква­
ра
А.
И.
Бутковского-Глинки.
Постепенно
собрание
Ор ешн ик ова
уве личи лось
до
1000 монет .
По здне е,
сосредоточив
свои
интересы
на
русской
нумизма тик е ,
он
п ода рил
греческие
монеты
Московскому
университету,
а
римс к ие
—
Румянцевскому
му зею.
2 Розанов В .
В.
Об
а нти чных
м оне тах
// Спасовский М .
М.
Ро зано в
в
последние
го ды
своей
ж из­
ни.
Нью-Йо р к, 1968. С. 94.
3 Марков Алексей Константинович (1858-1920) —
сп еци алист
по
восточной
и
запад но евр опей ­
с кой
ну миз ма тике,
с
1900 по 1920 г.
—
заведующий
Монетным
отделением
Эрмитажа.
4 Гарун (786-809) —
знам ени ты й
калиф,
п розван ны й
Аль-Рашид
(т.
е.
спр аведли вы й) .
5 Толстой Дмитрий Андреевич (1823-1889) —
государственный
деятель,
историк.
В
1865-
1880 гг.
—
обер-прокурор
Синода,
в
1866-1880
—
министр
народного
просвещения.
С
1882
года
—
м инис тр
внутренних
дел
и
пре зиде нт
Санкт-Петербургской
Академии
на ук.
6 Розанов В .
В.
Об
а нти чных
монетах.
С . 95-96.
7 Розанов В .
В.
Указ.
со ч.
С. 96.
8 Не взыщите ( ф р.).


Ис тория
нумизматической
коллекции
Розанова
609
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
Цит.
по
кн .: Фатеев В.
Жизнеописание
В аси лия
Розанова.
С Пб .; Кострома, 2002. С. 222.
Ги ль
Христиан
Хри сти анови ч
(1837-1908) —
известный
петербургский
коллекционер,
который
охотно
помогал
советами
молодым
нумизма та м
в
по полнени и
их
собраний.
Он
ф ормирова л
ну­
мизматические
коллекции
графов
Д.
И.
и
И.
И.
Толстых,
вели кого
княз я
Георгия
Михайловича.
Гиль
был
о дним
из
авторов
Корпус а
рус с ких
монет
императорского
периода,
изданного
в ели­
ким
князем
Ге орг ием
Михайловичем.
Ретовский
От то
Фердинандович
(1849-1925) —
храни тель
Монетного
отделения
Эрмитажа,
специалист
по
в ос точной
и
византийской
нумизма тик е .
Ци т.
по
к н.: Фатеев В.
Ука з.
соч.
С. 222.
Розанова
Т.
В.
Будьте
светлы
духом.
М., 1999. С.
112.
Розан ов
В.
В.
Об
античных
мо н етах.
С. 91.
Розан ов
В.
В.
Указ .
соч.
С. 299.
Г иппиу с
3. Живые лица.
Воспоминания.
Тб илис и, 1991. Т. 2. С.
120.
Пяст
В.
Встречи.
М., 1997. С. 83.
Сп асовски й
M. М.
Ро зан ов
в
последние
год ы
своей
жи зни.
Нь ю-Й орк, 1968. С. 118.
«История цивилизаций», «История церкви», «История всеобщих войн» (фр.).
Розан ов
В.
В.
Итальянские
впеч ат ления
// Розанов В.
В.
Сре ди
художников.
М ., 1994. С. 22.
В
своей
статье
«Археология древних миниатюр»
Розан ов
п ис ал: «В настоящее время знамени ­
тейшим
поставщиком
во
все
музеи
Европы,
—
в
наш
Эрмитаж,
в
Британский,
Бер лин ски й
и
Па­
рижский
музей,
—
является
турок
Осм ан
Ну рри- бей.
Он
имее т
своих
аге нтов ,
разыскивающих
для
н его
монеты
при
раскопках,
во
в сех
древни х
городах
Малой
Аз ии,
Турции,
Персии,
Греции
и
Северной
Африки.
Ежег о дно
он
пр иезжает
со
своими
“новостями”
в
Петербург
и
в
Мос к ву,
в
марте
или
апреле
ме сяце » (Цит.
по:
Р озан ов
В.
В.
Среди
художников.
М ., 1994. С. 238).
Ро зан ов
В.
В.
Цветаев
создает
Музей
// Памяти Ивана Владимировича Цветаева .
М. , 1993.
С. 348.
Гиппиус
3. Указ .
соч.
Т.2.С.
120.
По
некоторым
сведениям,
п ривод имым
современными
и сследоват ел ями
коллекция
Роза н ова
бы ла
перевезена
из
Пе тр огра да
в
Сергиев
Посад
поздней
осенью
1917 г., по воспоминаниям до­
чери
Розанова
Татьяны
Васильевны
—
это
п роизош ло
в
1918 г. (См.:
Роз ано ва
Т.
В.
Указ.
соч.
С . 112).
Сидоров
Але кс ей
Алексеевич
(1891-1978) —
искусствовед,
профессор
Московского
государ­
ственного
университета,
ч лен - корр еспондент
Академии
наук
СССР
с
1946 г.
Работал
в
Музее
изящных
искусств
—
ГМ ИИ
с
перерывами:
с
1914 по 1921 ис 1927 по 1936 гг .
—
заведующий
Гравюрным
кабинет ом .
Николюкин
А.
Роза нов .
М ., 2001. С. 465.
По
словам
С.
Дуры лина ,
когда
умер
Розанов,
по тре б овали сь
пятаки,
чтобы
прикрыть
глаза.
Но
в
доме
был и
только
бум аж ные
пятачки
Керенского.
Поэт ому
приш лос ь
взять
из
к оллек ции
Ро­
зан ова
две
египетские
монеты
с
изображением
Осириса
и
Аписа
и
прикрыть
ими
глаза,
которые
еще
не да вно
с
восторгом
рассм атри вали
эти
м он еты . (Фатеев В.
Указ.
с оч.
С. 6 14).
Ро занов
В.
В.
Материалы
к
биографии
// Российский архив .
В ып.
1. М., 1991. С. 261.
В ере щаг ин а- Розан ова
Надеж да
Ва с илье вна
(1900-1956) в 1922 году вышла замуж за А.
С.
Ве­
рещагина.
В
1929-1931 гг .
учи лась
в
Москве
в
изотехникуме,
затем
работала
х удо ж ником
в
мос ковс ких
театрах,
а
с
1933 г.
—
на
студии
«Союзмультфильм». В
1937 г.
она
разошлась
с
му­
жем
и
уехала
жить
в
Ленинград.
Накануне
вой ны
вер нула сь
в
Москву.
Из вест на
как
художник-
график,
иллюстратор
к ниг
Ч.
Диккенса,
А.
С.
Пу шкина ,
Ф.
М.
Достоевского,
А.
Н.
Островского
и
др.
После
смерти
художницы,
в
период
«оттепели»
в
Москве
состоялось
несколько
выставок
ее
работ.
Харко
Лев
Петрович
(1899-1961) —
искусствовед,
арх еолог ,
историограф,
нумизмат,
один
из
первых
храни телей
н умизм ати чес кой
коллекции
Музея
изящных
искусств
(с 1924 г.), заведую­
щий
отделом
нумизматики
Г МИИ
имени
А.
С.
Пушкина.


В.
П.
Горлов
(Елец)
Роз анов
в
Ельце
2 мая 2006 г.
в
Ельце,
на
здании
бывшей
муж с кой
гимназии,
открыта
памятная
доска,
пос вящ е нная
150-л ет ию
со
дня
рождения
В.
В.
Роз ано ва
(1856-1919).
Нравственной
род ин ой
называл
Розанов
Елец
—
оди н
из
красивейших
про­
винциальных
городов
Рос сии .
Он
прожил
зде сь
ровно
четыре
года
с
августа
1887 г.
по
август
1891 г., учительствуя в
Елецкой
мужской
гимназии.
«Очень милый,
в
об­
щ ем,
—
с
прелестными
е динич ными
людьми
и
благородными
нравами...»
—
так
ото­
звался
Розанов
о
городе
в
«Литературных изгнанниках»
и
меч тал
бы ть
пох ор оне н­
ным
у
стен
еле ц кой
церкви
Введения.
Зде сь
встретил
он
Ва рв ару
Дмитриевну
Бутягину,
урожденную
Рудневу,
ста в­
шую
на
всю
жизнь
его
нравственной
опорой,
ж ен ой , «другом», «мамочкой».
Здесь
он
начал
свою
литературную
и
публицистическую
деятельность
и
мог
бы
с
не
мень­
шим
основанием
назвать
Елец
своей
литературной
родиной.
Пер еех ав
в
Елец
из
Брянска,
Роз а нов
п осел ился
в
дом е
Рогачевой
Пелагеи
Пе­
тровны.
Куп чи ха
жила
в
Черной
слободе,
у
Ельч ик а,
содержала
общественную
б аню
и
сд ав ала
в
наем
кв ар тиры
в
своем
доме
и
флигеле,
а
также
х оз я йст венные
построй­
ки
дв ора
под
традиционное
в
Черной
с лобод е
кожевенное
производство.
Розанов
нанимал
у
вдовы
Рогачевой
квартиру
с
питанием,
и
потому
по
местным
об ыча ям
считался
не
квартирантом,
а
нахлебником.
Воспоминания
писателя,
архивные
и
литературные
источники
позволили
краеве­
дам
определить
мест а
в
Ельце,
связанные
с
именем
Розанова.
Изучение
старых
пл а­
нов
национализированных
ку пе ческ их
имений
вдоль
Ельчика
дают
основания
у ве­
ренно
предположить,
что
речь
иде т
о
до ме
No
54 по нынешней улице Маяковского1.
Не
меньший
интерес
представляет
дом
Рудневых
«подле церкви Введения», из
которого
Розанов
взял
с ебе
жену,
и
где
прожил
последние
месяцы
пе ред
отъ е здом
в
город
Белый.
Это
дом
No
12 (ранее 10) по улице Введенской (П рофс ою зн о й)2 тоже
сохра ни лс я.
Здесь
сомневаться
не
приходится.
Коренной
ельчанин
Кондаков
В.
А.
опубликовал
в
1881 г. ,
в
«Русской Старине», No 12, статью «И нно к ент ий
Борисов,
Ар хи епис коп
Херсонский
и
Таврический
в
п ис ьмах
его
1822-1855 гг .».
В
статье
—
точн ая
топография
и
замечательные
в лад ельцы .
В
те
го ды
Ел ец
—
богатый
уездный
гор од
Орловской
губ ерн ии
с
населением
56 ты­
сяч
жителей
(1896), в центре черноземного края .
Его
украшали
два
м он асты ря,
три
де ся тка
православных
хра мо в,
польский
костел,
немецкая
кирха,
еврейская
синагога.
Четкий
ритм
куполов
и
колоколен
еще
и
теперь
оп ре де ляет
силуэт
старого
г ород а.
Розанов
уже
два
года
преподавал
в
Елецкой
гимназии,
когда
в
1889 г.
на
Крас­
ной
пл ощ ади
города
был
ос в ящен
к ру пне йший
Вознесенский
собор.
Проект
собора,
как
и
мос ков ск ого
Храма
Христа
Спасителя,
разработал
знаменитый
российский
а рхите кто р
Кон ст ант ин
Андреевич
Тон
(1794-1881).
Над
левым
иконостасом
собо­


Розанов
в
Ельце
611
ра
роспись
«Божия Матерь Елецкая» .
Богородица
с
небесным
воинством
преграж­
дает
путь
нашествию
Тамерлана
в
1395 г.
История
р одн ого
города,
упомянутого
в
лет о писи
на
год
ран ьше
Москвы
(1146),
всегда
во лно вала
ельчан.
«Самый город тоже гордился своей древностью и имел на
то
право:
он
и
впрямь
был
одним
из
самых
древних
городов,
лежащих
среди
в елик их
черноземных
поле й
Под ст еп ья,
на
той
рок о вой
черте,
за
ко торой
не когда
простира­
лись
“земли дикие,
нез наемы е ”,
а
во
вр еме на
княжеств
Суздальского
и
Рязанского
прин ад лежал
к
тем
важнейшим
оплотам
Руси,
чт о,
по
сл ову
летописцев,
пе рв ыми
вд ыха ли
бурю,
пыл ь
и
хлад
из-под
гроз ны х
азиатских
туч ,
то
и
д ело
заходивших
над
нею ,
пе рв ыми
видели
зарева
страшных
ночных
и
д не вных
пожарищ,
ими
за па ляе-
мых,
пе р выми
давали
знать
Москве
о
гря ду щей
беде
и
пе рв ыми
л ожили сь
ко сть ми
за
нее...»3, —
писал
И.
А.
Бунин.
С
середины
XVII в.
Елец
развивается
как
город
ремесленников
и
торговцев.
Скупка
ско та,
кожевенные
промыслы,
торговля
хлебом,
мукой
и
кру пча ткой ,
знаме­
нитые
елец к ие
кр у жева
сделали
город
процветающим,
принесли
ему
и зв естно сть.
Документы
о
службе
Розанова
в
Ельц е
хранит
Государственный
ар хив
Липецкой
области
(ГАЛО)
в
фонде
119 Елецкой мужской гимназии (ЕМГ).
Здесь
переписка
гимназии
с
Харьковским,
а
затем
с
Московским
учебными
округами,
отчеты
о
со­
стоянии
Елецкой
мужской
гимназии,
журналы
педагогического
сов ет а,
списки
лиц,
служащих
в
гимназии,
требовательные
ведомости
на
выдачу
им
жалования.
Среди
документов
ГА ЛО
формулярные
списки
преподавателей,
в
том
чи сле
форм уляры :
директора
ЕМГ
Закса
Н.
А.,
законоучителя,
протоиерея
Бутягина
П.
Н.,
учи т еля
рус с кого
и
древних
языков
Пе рв ова
П.
Д.
Здесь
хранится
из вест ная
докладная
Ро­
занов
о
поступке
отбившегося
от
рук
16-л ет нег о
второгодника
Мих а ила
Пришвина,
по
кот орой
буд ущи й
писатель
в
1889 г.
был
исключен
из
Еле цк ой
м ужс кой
гимна­
зии
с
«волчьим билетом», без права поступления в другое учебное заведение4.
В
составе
фонда
широко
известная
«Историческая книга воспитанников Елец­
кой
гимна з ии»
с
автографом
Ивана
Б унин а,
зап исям и
об
уч ебе
Сергея
Булга ков а,
Ни кола я
Семашко,
Михаила
Пришвина,
Ни кол ая
Розанова
м лад шег о5.
Здесь
же
и
формуляр
Васили я
Васильевича
Розанова,
присланный
из
Брянской
пр огим на зии.
Документ
составлен
30 июня 1887 г.
в
Б рян ске
и
отос ла н
в
Ел ецк ую
муж ск ую
гимна з ию
по
новому
месту
службы
Розанова.
Он
отражает
прохождение
службы
Роз ано вым
в
1882-87 гг .
«Состоящий в VIII
классе6
уч ите ль
истории
и
географии
Брянской
четырехлет­
ней
про гим наз ии
Ва си лий
Васильевич
Розанов,
православного
вероисповедания,
имеет
орд ен
Св.
Ст ан исл ава
3-й
степени,
жалования
за
12 уроков 750 рублей,
за
8 уроков латинского языка 500 рублей и за должность классного наставника 160 ру ­
бле й,
всего
1410 рублей в год .
По
окончании
в
1882 г.
п олн ого
курса
в
Императорском
Московском
универси­
тет е
по
историко-филологическому
факультету
со
степенью
кандидата
предложе­
нием
го с подина
управляющего
Московским
учебным
округ ом
от
5 августа 1882 года
No
(неразб)
определен
исправ ля ющ им
должность
учителя
истории
и
геогра фи и
в
Бря нской
прогимназии
с
тысяча
восемьсот
восемьдесят
второго
года
августа.
Женат
на
дочери
ку пца
Аполлинарии
Прокофьевне
Сусловой.
Жен а
пра во сла в­
ного
вероисповедания.
Предписанием
господина
управляющего
Московским
уче бны м
округом
от
25 сентября 1882 года допущен к преподаванию латинского языка с 17
августа
1882 года.


612
В.
П.
Горлов
По
удостоению
Коми т ета
г.г.
министров
в
31 день января 1887 года Всемило ­
стиве йше
награжден
за
отли чн ую
ус ердн ую
службу
о рде ном
Св.
Ста нислава
3-й
степени.
Предложением
госп од ина
управляющего
Московским
учебным
округ ом
от
24 июля 1887 года за No 6826 перемещен согласно прошению на должность учителя
ис тор ии
и
ге огра фии
в
Еле ц кую
гимназию
с
1 августа 1887 года»7.
Уже
2 сентября 1887 г .
Розанов
впервые
присутствует
на
заседании
педсовета
ЕМГ,
как
его
пол ноп ра вный
чл ен,
среди
9 других преподавателей гимназии.
Ч ле­
нами
педагогического
совета
был а
л ишь
ча сть
преподавателей.
З десь
пер вая
по д­
пись
Розанов
в
журнале
педсо вет а .
Далее
автографы
Розанов
стоят
в
жу рнал е
за
18и22
се нт ября, 6 октября8 ...
Сохранились
переводные
списки
учеников
с
опреде­
лением
педсовета
ЕМГ.
В
числе
других
под
н ими
стоит
подпись
Розанова9.
Учени­
ков
в
Елецкой
гимназии
бы ло
окол о
трехсот
челов ек .
В
1887/1888 учебном году
—
295 учащихся10.
Б ольш ой
интерес
представляет
докладная
зап ис ка
Розанова
директору
гимна­
зии
Заксу
Н.
А.
о
поведении
гимназиста
Пр и шви на11.
Попытки
биографов
Миха ила
Пришвина
приписать
исключение
из
Елецкой
гимна з ии
б удуще го
п исат еля
злой
воле
Розанова
необоснованны.
Учился
гимназист
П риш вин
оче нь
слабо.
За
шесть
лет
он
дошел
только
до
чет­
вертого
к ласса.
И
в
нем
снова
должен
был
с тать
второгодником.
В
э том
легко
уб е­
диться,
ес ли
взглянуть
на
его
успеваемость
за
три
четверти
в
последний
год
пр е­
бывания
в
Елецкой
гимназии.
Из
семи
пр едм етов ,
внесенных
в
ведомость,
лиш ь
по
одному,
Закону
Божию,
он
успевал
за
три
четверти.
По
другим
—
двойки
перемежа­
лис ь
с
тройками.
А
по
географии
и
по
французскому
языку
—
одни
«неуды»12.
В
1889 г.
16-ле тн ий
гимназист
оскорбил
своего
учителя.
И
Розанов,
как
сделал
бы
и
всякий
другой
преподаватель,
сооб щил
об
эт ом
ди ре ктор у.
В
письме
пи сат елю
H.
Н.
Страхову
от
21 марта 1889 г .
Розанов
по
свежим
в пе­
чатлениям
рассказывает
историю
исключения
16- летне г о
гимназиста: «3-го
дня
и
со
мно й
случился
казус,
поставил
я
ученику
4-г о
кла сс а,
не
умевшему
показать
на
кар те
о.
Цейлон,
двойку.
Он
пошел
на
место,
сел,
а
пото м
встал
и
говорит: «Если
меня
из-за
географии
оставят
на
2-й
год,
я
все
равно
не
останусь
в
гимназии
и
тогда
с
Вами
расквитаюсь...
Т огда
ме ня
в
гимназии
не
буде т
и
Вас
не
будет...
У
э того
у че­
ни ка
бо лее
1 500 000 капитала и он любимец матери. . .
Се год ня
на
вт ором
уроке
на­
пи сал
директору
докладную
з апи ску
о
случившемся,
в
б ольшую
перемену
собрался
совет,
и
все
у чит еля
единогласно
постановили
ув оли ть.
Зав тра
ему
объявят
об
этом,
а
я
сегодня
после
уроков
к упил
трость,
в
виду
вероятной
необходимости
защи щать ­
ся
от
юного
б ар ича»13.
Среди
елец к их
а вт огра фов
Розанова,
хранящихся
в
ГА ЛО,
рапорты
директо­
ру
о
бо лезн и,
прошения
о
выдаче
от пу ск а: «Имею честь покорнейше просить Ваше
Превосходительство
с делат ь
надлежащее
распо р яжение
о
выдаче
мне
отпуска
на
каникулярное
время
сего
года
в
город
Москву
и
друг ие
г орода
Росси йск ой
импе­
ри и.
г.
Елец, 8 июня1891-го
год а.
Преподаватель
истории
и
ге ог рафии
Василий
Розанов»14.
Во
время
этого
отп ус ка
Розанов
офо рм ил
перевод
в
г.
Белый.
Елецкая
гимназия
открыта
20 сентября 1871 г.15 Это небольшое по современным
меркам,
но
очень
доб ротное
школ ьн ое
здание,
свя з анное
с
име нам и
Васили я
Роза­
нова,
Ивана
Бунина,
Сергея
Булгакова,
М ихаила
Пришвина,
Андрея
Шингарева,
Николая
Се машко ,
—
один
из
архитектурных
памятников
Ельца.


Розанов
в
Ель це
613
Директором
Елецкой
мужской
гимназии
в
год ы
службы
в
ней
Розанова
был
За кс
Николай
Александрович
—
1842 года рождения,
статский
советник.
Его
фор­
мулярный
список,
хранящийся
в
ГАЛО,
составлен
2 февраля 1882 г .16
«Статский советник Николай Александрович Закс,
директор
Еле цк ой
г имн азии,
40 лет,
православного
вероисповедания,
кавалер
орд ен ов
Св.
Анны
2 ст.,
Св.
Ста­
нисл ава
3 ст.
и
2 ст.
с
императорскою
короною.
Жалованья
получает
1200 руб .
и
столовых
800руб., всего 2000руб.
при
казен но й
квартире.
Из
мещан,
имения
нет».
За
время
службы
в
Ел ьце
Закс
награжден
орд ен ом
Св.
Владимира
4 ст.
и
полу­
чил
чин
действительного
статского
советника,
равный
званию
генерал-майора.
Его
заместителем,
как
говорят
се годн я,
завучем
(он назывался тогда «и нс пек ­
тирующим»)былС.
П.
Федюшин.
Закон
Божий
преподавал
про тои ер ей
Г.
Н.
Се-
лехов.
Законоучитель
был
третьим
лицо м
в
гимназии.
Преп од ав а тели
М.
В.
Дес-
ницк ий,
А.
К.
Кедринский,
П.
Д.
Первое,
В.
В.
К луши н,
В.
В.
Берг,
Л.
Ф.
Моррисон,
М.
А.
Смирнов,
И.
Л.
Демидов,
И.
И.
Тарановский,
Г.
А.
Фишер,
И.
Ф.
Петропавлов­
ский
входили
в
состав
п ед агоги че ского
совета.
В
его
сос тав
был
в веден
и
Розанов.
Михаил
Пр иш вин
в
своих
д невник ов ых
биографических
заметках
вспоминает
директора
гимназии:
«1885.
Влияние
с трогого
беспощадно
и
справедливого
директора
Закса.
Он
о бра щает
на
ме ня
вни мание
исключительное,
я
учусь
хорош о
и
перехожу
в
третий
класс.
1886.
Опять
лень.
Закс
бросает
меня.
Я
остаюсь
в
т ре тьем
кла ссе,
и
б рат
Сережа
до­
гоняет
м е ня»17.
M.
М.
Пришвин
в
«Кощеевой цепи»
не
пожалел
те мных
красок
для
характери­
стики
Елецкой
мужской
гимназии
и
ее
преподавателей.
«Коровья Смерть», «Обе­
з ь ян », «Заяц», «Козел»
—
вот
клички
учителей,
бытовавшие
на
задней
парте
среди
его
друзей-второгодников.
Особенно
досталось
Ва сили ю
Васильевичу
Розанову,
по
докладной
котор ого
Пришвин
был
исключен.
Гимназист
показывает
матери
днев­
ни к,
в
кот ором
«единицы стояли,
как
руж ья»:
«—
Что
же
это
такое?
—
Я
не
виноват,
—
ска зал
Куры м ушка,
—
учителя
несправедливые»18.
В
своей
автобиографической
повести
Михаил
Мих ай ло вич
забыл
упомянуть,
что
его
старший
брат
Александр,
ок о нчив
Елецкую
гимназию,
успешно
поступил
в
Императорский
Московский
у нивер сит ет
и
стал
врачом.
И
младший,
Сергей,
до­
гн ав ший
и
перегнавший
Мих аила
уже
в
тр ет ьем
кл ассе,
прошел
той
же
дорогой.
Их
тоже
уч ил
истории,
географии
и
ва жно му
для
бу дущи х
л екар ей
латинскому
языку
«Козел»
Розанов.
Кс тати ,
Василий
Васильевич
преподавал
Сергею
Булгак ов у,
Пав­
лу
Бутягину,
Ан дрею
Шинга р еву ,
Николаю
Семашко.
Дв ое
последних
ст али
мин и­
страми:
Андрей
Иван ов ич
—
Временного,
Николай
Александрович
—
Советского
правительств.
А
представитель
р ода
Бутягиных
—
Алексей
Сергеевич,
учившийся
в
Елецкой
гимназии
у
Розанова
до
1891 г. , в 1934-1943 гг .
был
рек тор ом
Московского
университета.
На
э том
фо не
пр иш винск ие
характеристики
порядков
в
гимназии
и
«несправедливых»
учителей
вызывают
невольное
сомнение.
Интересный
объективный
анализ
качества
преподавания
в
Елецкой
муж ­
ской
гимназии
за
1881-1916 гг.
содержится
в
работе
«Елецкий интеллектуальный
феномен»19.
Иссл ед овав
д ела
выпускников
Московского
университета
—
воспитан­
ник ов
Елецкой
гим на зии,
ее
авторы
пришли
к
таким
в ыво дам.


614
В.
П.
Горлов
«Подсчет количества будущих студентов,
получивших
ср едне е
образование
в
различных
городах
России,
позволяет
уста нов и ть,
что
Орловская
губерния
занимает
по
этому
по ка зате лю
второе
место
сре ди
всех
реги он ов
Российской
имп ер ии
(1063
ч ело ве ка), а Елец с большим отрывом выходит на первое место среди всех уездных
городов.
Деятельность
Елецкой
гимназии,
открытой
в
1871 году,
обеспечила
под­
готовку
337 выпускников старейшего и крупнейшего вуза России,
что
составило
32 % от всех уроженцев Орловской губернии. . .
Размеры
Елецкого
землячества
пре­
выш али
таковые
большинства
российских
губерний.
(Например,
П енз енск ая
губер­
ния
да ла
323 выпускника,
а
Курская
278). Для сравнения укажем ближайших
«кон ­
курентов»
Елецкой
гимназии
ср еди
уездных
уче бн ых
заведений:
Вяземская
земская
гимназия
—
296 человек,
Ш уйс кая
гимназия
Владимирской
губернии
—
228, Рыбин ­
ска я
гимназия
Ярославской
губе рни и
—
198». И это из 124
пр овин циа л ьных
уче бн ых
завед ений, «пополнявших своими питомцами элиту национального интеллекта»!
Лишь
по
одному
п ока за телю
Елецкая
гимназия
отставала
от
други х
—
по
коли­
чес тву
медал исто в.
Только
19 ельчан,
выпус к ник ов
университета,
имели
за
успехи
в
учебе
гимназические
медали
(5,6 %), это заметно ниже,
чем
по
другим
регионам
(око­
ло
10%). «П ред ста вляе тся,
—
делают
вывод
ис след ова тели ,
—
что
это т
ф акт
гов ори т
не
о
плохой
подготовке
елецких
гимназистов,
а
как
раз,
н аоб орот
—
о
высоких
требо­
ваниях
и
уровне
гимназического
о бра зов а н ия ». И с ними трудно не согласиться.
Первый
год
службы
Роз ано ва
в
Елецкой
гимна з ии
был
самым
мало
оплачивае­
мым.
Вот
зап ись,
относящаяся
к
1887 г . : «Розанов Василий Васильевич,
состоящий
в
VIII классе, 31 год,
учитель
Елецкой
гимназии
с
15 августа,
жалов анье
750 рублей
в
г од »20.
Жал овань е
—
самое
низкое
сред и
преподавателей
гимназии.
В
гимназии
оно
кол е бал ось
от
750 до 2000 рублей,
в
зависимости
от
час ов ой
нагрузки.
В
отчете
о
состоянии
Ел ец кой
муж с кой
гимназии
за
1887 г.
приводится
нагрузка
препо д ава­
телей:
Кедринский
—
839 часов,
Б ерг
—
805 часов,
Первое
—
785, Закс
—
392, Роза ­
нов
—
362 часа в году21 .
Но
уже
в
следующем
году
пол оже ние
решительно
меняется.
В
гимназии
по
списку
309 учеников .
Ро з анов
преподает
историю
и
географию
в
1,2,3, 4,7 и 8
классах
и
латинский
яз ык
в
3,4,5,6,7 и8
клас са х.
Ча сова я
нагрузка
и
жалование
увеличиваются
вдвое.
Жалование:
За
уроки
За
долж ност ь
к лассн ого
наставника
Всего
1500 руб .
160 руб .
1660 руб.22
Учитель
гимна з ии
п олуч ает
1660 рублей жалования в год,
или
около
140 ру­
бл ей
в
меся ц.
А
как
сравнить
уровень
м атериал ьн ой
обеспеченности
препо д ават еля
тогда
и
се годн я?
Известно,
например,
что
приятель
Розанова,
учитель
приготови­
тельного
класса
Иван
Феоктистович
Петропавловский,
живший
на
тех
же
услови­
ях
в
доме
Бутягиных-Рудневых,
платил
за
две
комнаты
и
стол
29 рублей в месяц .
Прямого
пересчета
цен
конца
XIX в.
и
нынешних
не
найти.
Об
их
соотношениях
можно
судить
по
косвенным
данным.
Вот
материал
о
ценах
в
конце
позапрошлого
века
на
со седнем
Липецком
кур орте,
где
Розанов
ле чил ся
на
ми нерал ьны х
во дах
в
июне
1888 г . : «Жизненные продукты не дороги:
го вя дина
8-10 копеек фунт,
филей­
ная
ч асть
30-40 коп .
фун т,
баранина
8-12
коп .
фунт,
телят ин а
8-10 к.
ф.,
курица
20-40 коп.
штука,
цыпл я та
пара
15-25 коп., индейка
—
1 рубль 40 к.
шт., молоко 6-
7 коп.
ш тоф
(1,23 литра
—
В.
Г .), масло 25-30-40 коп.
фунт».
Напомним
ч ит ате лям,
что
русский
фунт
был
равен
ныне ш ним
0,4 килограмма.
И
тогда,
из
ра счет а
за
пр ивычны й
сегодня
килограмм,
цены
на
продукты
можно


Розанов
в
Ельце
615
ощутить
так:
говядина,
баранина,
телятина
—
25 копеек,
вырезка
—
1 рубль,
кури ца
—
30 коп.
за
штуку,
индейка
—
руб ль
сорок,
литр
молока
—
5 копеек23.
Это
примерно
в
300 раз дешевле нынешних.
И
розановские
140 рублей в месяц с коэффициентом
300 можно оценить как 40 тысяч сегодняшних рублей .
А
29 рублей за квартиру и
сто л
превращаются
сего дн я
в
9 тысяч в месяц.
Цены
в
богат ом
ку пе чес ком
городе
дешевле,
чем
в
курортных
городах,
губернских
центрах
и
сто лица х,
и
учи те ль
не
ис­
пытывает
особ ых
материальных
затруднений.
До
приезда
в
Елец
за
плечами
у
Ва си лия
Васильевича
уже
был
б ольш ой
фило­
софс ки й
тр уд
«О понимании»
—
книги
в
738 страниц,
которую
он
н ачал
писать
ср азу
п осле
окончания
университета.
В
Ельц е
он
убед ил
П.
Д.
Первова,
е лецк ого
учи теля
гре чес кого
языка,
интересовавшегося
фил о со фией,
приняться
за
пе ре вод
классиче­
ского
философского
труда
«Метафизики»
Аристотеля,
и
тот
с
удовольствием
со­
гласился.
О
Пе р вове
Розанов
пишет ,
что
это
был
очень
хоро ший
человек,
ч ест ный,
серьезный
и
деятельный.
В
начале
1890 г.
«Журнал Министерства народного про­
свещения»
начал
публикацию
перевода
«Метафизики»
А ри стоте ля.
Отдельное
из­
да ние
первых
пяти
книг
«Метафизики»
выш ло
в
1895 г.
В
1888 г.
в
России
шир око
отмечалось
900-летие
крещения
рус ског о
народа.
1 октября в Елецкой гимназии состоялся торжественный публичный акт,
на
кото­
ром
Роз ано в
выс т упил
с
блестящей
речью
«Место христианства в истории».
Реч ь
произвела
впечатление,
была
опубликована
как
статья
в
«Русском Вестнике»
в
ян­
варе
1890 г.
и
неоднократно
переиздавалась.
«Эта статья одна и сразу дала мне имя
и
положение...», —
отм еча л
впоследствии
ее
автор.
Последний
год
службы
Розанова
в
Елецкой
гимна з ии
ознаменован
началом
его
активной
литературной
и
публицистической
деятельности.
В
январе
—
апреле
«Русский Вестник»
печатает
его
«Легенду о Великом инквизиторе Ф .
М.
Дос тоев ­
с к ог о », ставшей первой литературной книгой писателя,
а
7июляв «Московских
Ведомостях»
п оявл яется
его
программная
статья
«Почему мы отказываемся от на ­
следства
60-70 годов».
Розанов
знакомится
и
переписывается
с
писателем
H.
Н.
Стр ах о вым,
начинает
переписку
с
известным
славянофилом
К.
Н.
Леонтьевым24.
В
письме
к
писателю
К.
Н.
Леонтьеву
Розанов
пишет
о
Ел ь це: «Кстати:
что
для
Вас
—
Оптина
Пустынь,
то
для
меня
—
здесь
церковь
Введения
и
одн а
семья
духов­
ная
(или вернее
—
род), в котором вот уже 3-й
год
я
исключительно
п ровож у
сво­
б одное
время.
Зна е те:
что
такое
по нят ие
законности,
долга,
ответственности, (вну­
тренней)
я
выне с
из
семьи
этой,
б ольше
всего
от
старой
диаконицы
—
вдовы,
внучки
Инн о кен тия
Херсонского,
к отора я,
едва
умея
писать ,
до лгими
разговорами
со
мной,
и,
конечно,
непреднамеренно,
науч ил а
ме ня
впе р вые
это му
всему,
хотя
я
кончил
университет
и
изучал
рим с кую
ис то ри ю»25.
В лия ние
Ельца
на
жиз нь
и
в зг ляды
Ро­
занова
трудно
переоценить.
«Моя же новая “фило с офи я”
жизни
началась
не
с
вопроса,
а
ск орее
с
зрения
и
удивления:
как
мож ет
бы ть
жизнь
б лагор одн а
и
в
зависимости
от
одного
эт ого
—
счастлива;
как
люд и
мо гут
во
вс ем
нуждаться,
“в судаке к обеду”, “ в
дров ах
к
1-му
ч исл у ”: и жить благородно и счастливо,
ж ить
с
тяжелыми,
грустными,
без
кон ца
грустными
вос по мина ниям и:
и
б ыть
счастливыми
по
то му
одному,
что
они
ни
про­
тив
кого
не
грешат
(не завидуют)
и
ни
против
ког о
не
виновны.
Ни
внучка
7-м и
лет ,
“Санюша”,
ни
молодая
же нщина
27 лет,
ее
мать,
ни
мать
ее
—
бабушка,
лет
55.
И
я
все
полюбил.
Устал
пис ать.
Но
с
этого
и
началась
моя
новая
жиз нь »26.


616
В.
П.
Горлов
Первая
жена,
ушед ша я
от
нег о
в
Брянске,
не
давала
ра зво да.
И
брак
его
с
тайным
в енч анием
с
ельча нк ой
Ва рв арой
Дмитриевной
Бутягиной
(Рудневой)
сч ит ался
не­
з акон ным,
и
их
де ти
—
незаконнорожденными.
Это
выну д ило
м олодую
семью
уе хать
из
Ельца.
Л ишь
в
конце
жиз ни
Розанов
сумел
записать
детей
на
сво ю
ф ам илию.
Вар­
ва ру
Дмитриевну
(жена, «друг», «мамочка») Василий Васильевич увековечил в сво ­
их
книг ах
этими
те плы ми
словами.
И
Ел ец
в
его
гла зах
ст ал
нравственной
родиной.
И
еще
од ин
раз
Розанов
побывал
в
Ельце.
В
июле-августе
1890 г.
Васил ий
Васи­
льевич
ездил
к
старшему
бра ту
Николаю
в
город
Белый
Смо ленск о й
губернии,
где
последний
в
то
время
был
директором
ме стн ой
VI классной прогимназии.
Одной
из
причин
пое зд ки
была
необходимость
продолжить
образование
пл емянн и ка
Нико­
ла я,
окончившего
в
том
год у
курс
во зг л авля емой
отц ом
прогимназии.
Договорились
з аб рать
Николая-младшего
на
уче бу
в
Еле ц.
В
«Исторической книге воспитанников Елецкой гимназии»
имеется
з апис ь:
«Розанов Николай,
сын
статского
советника
Н ик олая
Розанова,
родился
25 декабря
1873 года в Нижнем Новгороде,
из
обер-офицерских
сем ей,
по ст упил
в
VII класс
в
августе
1890 года по свидетельству Бельской шестиклассной прогимназии.
6 де­
ка бря
1891 года,
выбыл
из
VII класса по прошению отца.
Увольнительное
свиде­
тельство
и
прочие
документы
Розанова
Н ик олая
от осл аны
г.
директору
Вяземской
гимназии
27 февраля 1891 года за No 154»27.
Преподаватели
гимназии
числились
на
гражданской
с лужб е.
Их
поло же ние
оп ред елял
Табель
о
рангах.
По
окончании
курса
в
Московском
университете
со
ст епень ю
кандидата
Роз а нов
получил
чин
10 класса,
коллежского
секретаря.
Право
на
это т
чин
давала
ученая
степень
кандидата.
В
Брян ск ой
прогимназии
Ро з анов
за
пят ь
лет
дослужился
до
чина
8 класса,
коллежского
ас ессор а,
что
соответствовало
воинскому
званию
штабс-капитана
и
давало
право
на
лич ное
дворянство.
Здесь
же
Розанов
«по удостоению Комитета г .г .
министров
в
31 день января 1887 года Все­
милостивейше
награжден
за
от лич ную
усердную
службу
орд ен ом
Св.
С тан ислава
3-й
степени»28.
Вопреки
расхожему
мне нию ,
учитель
истории
и
гео гра фи и,
препо­
даватель
латинского
языка
добросовестно
и
успешно
исп ол нял
свои
служебные
пе­
дагоги чес ки е
обязанности.
За
четыре
го да
службы
в
Ел ьце
Розанов
также
весьма
быстро
по д нимал ся
по
ступеням
Табеля
о
р анг ах.
В
списке
лиц,
участвующих
в
преподавании
и
состоящих
на
сл ужбе
в
1890/91 учебном году в Елецкой гимназии,
составленном
17 января
1891 г.,
преподаватель
ис то рии
и
географии
Василий
Васильевич
Ро з анов
назван
надворным
советником29.
А
несколько
позже
список
служащих
в
Елецких
му ж­
ско й
и
женской
гимназиях
в
1891 г.
называет
Розанова
уже
коллежским
со ве тни­
ком30.
Это
был
гражданский
чин
шестого
класса,
соответствующий
под полк ов нику .
С
эти м
чин ом
Московский
учебный
округ
намечал
переместить
Розанова
в
Рязань
ин сп ек тором
прогимназии.
В
чи не
коллежского
советника
16 марта 1893 г .
Розанов
из
Бельской
прогимна­
зии
был
перемещен
по
службе
ч ино вник ом
особых
пор уч ений
в
Государственный
кон троль
в
Петербурге.
21 июня 1891 г.
попечитель
Московского
уче бн ого
округа
при сылает
директору
Елецкой
гимназии
следующее
уведомление:«Перемещаяс1
июл я
сег о
г ода
г.
пре­
подавателей
Еле цк ой
гимназии
Василия
Розанова
и
Бельской
VI классной прогим ­
назии
Константина
Воз не сен с кого
сог ласн о
их
прош е ний
одного
на
место
другого,
честь
имею
уведомить
об
эт ом
Ваше
Превосходительство
для
надлежащего
рас пор я­
жения
и
покорнейше
прошу
отослать
формулярный
список
о
службе
г.
Розанова
к


Розанов
в
Ельце
617
директору
Бельской
VI классной прогимназии,
предложить
Розанову
своевременно
отправиться
к
новому
месту
служения»31.
Формулярный
список
о
службе
Розанова
в
Елецкой
мужской
гимназии
пока
не
найден .
Его
с лед ует
искать
в
архивных
дел ах
Бельской
прогимназии.
Формуляр
должен
отражать
прохождение
с лужбы
Роз а но­
вым
в
Ель це
в
1887-1891 гг .
После
ликвидации
Елецкой
гим наз ии
в
1918 г.
в
ее
здании
рас п ола гала сь
со­
вет ска я
школа
второй
ступени,
где
М.
Пришвин
в
1919 г.
преподавал
литературу
и
географию.
Сейчас
здесь
сре дняя
школа
No
1 им.
Михаила
Пр ишв ина
(Советская,
121).
1 Архив Елецкого БТИ.
Дом
54 по ул.
Маяковского.
2 Архив Елецкого БТИ.
Дом
12 по ул.
Профсоюзной.
3 Бунин И.
А.
Собр.
соч.: В4
т.
М., 1988. Т. 3. С. 314.
4 ГАЛО.
Ф. 119. On. 1. Д. 225. Л. 28.
5 Тамже.Д. 16.
6 Коллежский асессор в Табели о рангах
—
чин,
д авав ший
право
на
личн ое
дворянство.
7 ГАЛО.
Ф.
119. On. 1. Д. 200. Ед.
хр. 70.
8 Журнал педагогического совета Елецкой гимназии.
ГАЛ О.
Ф. 119. On. 1. Д.
195. Л. 67.
9 Тамже.
Д. 214.
10 Там же.
Д. 209. Л. 5.
11 Там же.
Д. 225. Л. 28.
12 Тамже.
Л. 29.
13 Фонд H. Н.
С тр ахова
в
Государственной
публичной
биб лиот ек е
Акад емии
наук
в
Киеве.
Ед.
хр.
17 949. Ц ити ру ется по:
Александр
Николюкин.
Роза нов .
ЖЗЛ .
М., 2001, С. 417-418.
14 ГАЛО.
Ф.
119. On. 1. Д. 244. Л.
б /н.
15 Там же.
Д. 9.
16 Там же.
Ед.
хр . 664.
17 Пришвин M. М .
Дневники.
1918 — 1919. М., 1994, С. 365-366.
18 Пришвин M. М .
Соб р.
соч.: В8
т.
М., 1982. Т. 2. С. 65.
19 Пушков В.
П., Пушков Л.
В ., Завьялов С.
М.
Елецкий
интеллектуальный
феномен
(Воспитан­
ники
Елецкой
гимназии
—
вы пуск н ики
Московского
у ни в ер с ите т а, 1881-1916 гг. // Елецкий
государственный
уни вер сит ет
имени
И.
А.
Бунина.
История
и
современность.
Елец , 2004.
20 ГАЛО.Ф. 119. Оп.1. Д. 200. Л.
133.
21 Тамже.
Д.
198.
22 Тамже.
Д. 209. Л. 69.
23 Спутник пассажира по Юго-В ос точны м
железн ы м
дорогам.
В ып. 3. 1899.
24 Известно девять писем Розанова,
направленных
Леонтьеву
из
Ель ца.
Мо гила
В.
В.
Роз ано ва
в
Черниговском
скиту
Сергиева
Посада
рядом
с
могилой
его
любимого
пис ателя
К.
Н.
Л еон­
тьева.
25 Розанов В .
В.
Соб р.
соч.
Литературные
изг на нни ки: H.
Н.
Страхов,
К.
Н.
Леонтьев.
М., 2001.
С. 399.
26 Розанов В .
В.
О
себ е
и
жизни
своей.
М., 1990. С. 242-243.
27 ГАЛО.Ф. 119. Оп.1. Д. 16. Л. 232 об.
28 Тамже.
Д. 200. Ед.
хр. 70.
29 Там же.
Ф. 119. On. 1. Д. 229.
30 Там же.
Д. 244. Л. 79 об.
31 Там же.
Л.
б/ н.


T. В.
Смирнова
(Москва)
Семья
Розан ова
в
Сергиевом
Посад е
В
1917-18 гг .
в
Се ргиев
Посад
приехали
из
столиц
и
из
про ви нции
несколько
интеллигентных
семейств.
Вы бор
этого
г орода
был,
в
первую
очередь,
обусловлен
близостью
Троице-Сергиевой
лавры,
а
также
родственными
и
дружескими
связя­
ми.
Среди
приезжих
можно
назвать
графов
Олсуфьевых,
Мансуровых,
Хвостовых,
князей
Урусовых,
Шиков,
Фаворских,
Роз ано вых
и
др.
В сем
им,
особ ен но
в
первое
время,
при шлос ь
нел егко .
Каково
же
б ыло
пол оже ние
семьи
Розанова?
Он
поселился
в
Посаде
лет ом
1917 г.
и
пе ре вез
из
П е трогра да
все
вещ и,
даже
мебел ь.
Это
в
дальнейшем
сил ьно
пом о гло.
Его
дочь
Т.
В.
Розанова
писа ла: «Жили продажей вещей,
мебели,
книг.
<...>
Мы
сменяли
б ольш ой
буфет
оре ховог о
дерева
на
шесть
пудов
рж и,
а
дубовый
стол
—
на
картошку.
П осуду
всю
меняли
на
яблоки,
то
на
м оло ко.
Кое-какую
одеж­
ду,
бол ее
нарядную,
тоже
меня ли
на
продукты
в
дер ев ню.
Был
такой
старичок,
кото­
рый
этим
занимался
<...>, он хорошо к нам относился и с риском для себя привозил
нам
продукты,
в едь
везде
стояли
заградительные
отряды
и
меня ть
то же
не
очен ь- то
давали»1.
Квартиру
Розановым
заранее
подыскал
о.
Павел
Флоренский
—
х ороши й
новый
двухэтажный
дом
А.
Беляева
на
Красюковке.
Сравним
положение
Розановых
с
поло ж ение м
одной
из
приехавших
в
это
вре­
мя
в
Пос ад
семе й
—
семь и
княгини
Нат аль и
Владимировны
Урус ов ой,
урожденной
Ист о мино й.
Она
приехала
из
Ярославля
летом
1918 г.,
потеряв
все
имущество,
все
вещи
во
время
белогвардейского
мятежа.
С
величайшими
трудностями
перебралась
в
Посад.
Вскоре
два
старших
сына
у ех али:
оди н
ср ажался
на
ст орон е
белых ,
дру­
гой
каким-то
образом
оказался
за
границей.
Урусова
осталась
в
Посаде
с
пятерыми
детьм и
от
шес тна дц ати
до
тре х
лет
без
всяких
с ред ств
к
существованию
и
без
жилья .
Недели
две
они
жил и
на
крытом
балконе
какой-то
брошенной
да чи,
где
бы ло
грязно
и
сыро,
ни
у
к ого
не
б ыло
ничего
теплого
—
все
сгорело.
Так
жи ли, «пока не взял нас
на
время
к
себе
о дин
добрый
человек
—
поэт
Александров,
з навш ий
и
у важавш ий
моего
покойного
отц а », вспоминала Урусова2. Зд есь н адо ск а зать ,
что
и
Розанов
был
знаком
с
А.
А.
Александровым.
В
одном
из
пи сем
дочери
Татьяне,
жившей
ле том
1913 г.
на
дач е
под
Сергиевым
По садо м,
Розанов
писал : «С Александровыми будьте
похолоднее
и
держитесь
подальше.
Они
очень
на вяз ч ивы,
везде
и
ко
в сем
ле зут,
но
это
страшно
фальшивые
л юди.
И
маме,
и
па пе
вашим
они
в
старые
годы
причинили
много
го ря,
—
не
уплачивая
денег
за
с т ат ьи»3. Трудно сказать,
насколько
обоснованы
б ыли
претензии
Розанова
к
издателю
и
редактору
жур нал а
«Русское Обозрение».
Но
когда
после
пе реез да
Розановых
в
Се ргиев
Посад
возникла
необходимость
при­
вез ти
библиотеку
и
рукописи
Розанова,
оставленные
в
Петрограде,
то
именно
Алек­
сандр ов ы
да ли
взаймы
для
этой
цели
200 рублей .
И
жена
Александрова
Евдокия
Тарасовна
научила
Татьяну
Васильевну
Розанову,
как
организовать
перевозку4.


Семья
Розанова
в
Сергиевом
Посаде
619
Кто-то
ви дит
в ину
дочерей
Розанова
в
том,
что
они
из
гордо ст и
не
х отели
ни­
кого
просить
о
помощи,
чтобы
спасти
отца.
Примечательно,
на
мой
вз гля д,
другое:
дочери
Розанова,
взрослые
девушки,
и
не
помышляли
о
том,
ч тобы
най ти
какой-то
заработок.
Только
благодаря
П.
А.
Флоренскому,
Ю.
А.
Олсуфьеву
и
С.
П.
Мансу­
ро ву
Татьяна
В асиль евна
Розанова
получила
работу
машинистки
в
Комиссии
по
охране
па мятни ко в
искусства
и
старины
Т ро ице-Сер гиев ой
лавры.
Это,
конечно,
б ыло
сд ел ано
с
ед инст венно й
ц елью
—
помочь
Розанову.
Вед ь
эта
ос оба
не
умела
печатать
на
машинке
и
вообще,
по
ее
собственному
признанию,
бы ла
бестолковым
человеком5.
Сказывалось
во спит ание
в
семье.
Дочери
были
не
готов ы
к
жизни,
не
привыкли
серьезно
относиться
к
какому
бы
то
ни
б ыло
труд у,
не
сознавали,
что
у
каждого
человека,
кроме
же ла ний,
существуют
обязанности.
По-видимому,
Р оза­
нов
считал,
что
они
д ол жны,
ког да
вырастут,
просто
вы йти
замуж.
По
во с пом инани­
ям
Надежды
Васильевны
Ро за но вой,
ее
оте ц
го вор ил
т а к: «Болваны!
И
чему
тол ько
уча т
вас
в
ваших
знам ен ит ых
гим на зи ях !» И далее: «Дома папа при каждом случае
обр у ши вается
на
п р офе сс ор ов: “Эти пошлые бездарные профессора”, “ эти
д ура ки-
ученые”.
И
вообще,
кажется,
все
ученые
и
про фессо ра
у
папы
“тупые и безмозглые
дураки”».
Надо
ли
удивляться,
что
пребывание
девочки
в
гимназии
«сводилось к
одной
цели:
не
слушать
того,
что
го во рит
учитель
(исключение
—
ист о рия
и
ли те­
р ат ур а), добиться,
чтобы
голос
уч ител я
превратился
<...> в какой-то
не яс ный
гул
и
не
мешал
бы
<...> свободно предаваться размышлениям,
в ер нее,
мечтательности»6.
Дочери
Розанова
не
умели
и
не
хотели
заниматься
быт ом.
Надежда
Васильевна
Розанова
писала
о
своей
сес т ре : «Монастырь,
ку да
поступила
Вера,
был
строгого
устава.
<...>
Если
принять
во
внимание,
чт о,
живя
в
сем ье,
Вера
никогда
не
мыла
даже
чайной
п осу ды,
то
можно
представить,
как
трудно
ей
пришлось,
и
какой
не­
опытной
должна
она
бы ла
себя
чувствовать
среди...
п рос тых
деревенских
д еву шек,
привыкших
всю
жизнь
проводить
в
физическом
тру де.
Ма ма
говорила
со
взд охом :
“Как -т о
она
с пра вляет ся
там!
Ве дь
она
не
знает,
куда
угли
в
самовар-то
кладу т ,
пар
от
дыма
не
отл ичит”»7.
Известно,
как
трагически
кончилась
жи знь
Ве ры
Васильев­
ны
Роз ано во й.
Флоренский,
видя,
насколько
оторваны
де ти
Роз ано ва
от
жизни,
пытался
по­
мочь
Т.
В.
Роз а но вой.
Она
в сп ом и н ала: «Он чувствовал,
что
я
слишком
отвлечен­
ная,
что
ме ня
необходимо
поставить
на
землю,
стар ался
пр ивит ь
мне
какие-то
прак­
тические
на вык и,
обращал
мое
вним а ние
на
бы тов ую
с торон у
жизни,
которую
я
в
то
время
(1915-1916 гг.
—
T.
С.)
совершенно
презирала
и
не
выр аж ала
совершенно
никакого
к
ней
интереса.
Тут
он
высказывал
вообще
свой
взгляд
на
жизнь,
гов ори л,
что
нельзя
сосредотачиваться
только
на
одной
духовной
с торон е
жизни,
считал
это
даже
г рехо м»8.
Но,
по-видимому,
бы ло
уже
по здно .
Очень
характерно,
например,
и
то,
что
обм ен
вещей
на
продукты
делал
для
Розановых,
как
сказано
вы ш е, «один
с та ри чок », и делал это с большим риском,
а
не
они
сами.
Но
вернемся
к
сем ье
Урусовых.
Жить
бы ло
нечем.
И
кн яги ня
ст ала
шит ь
те­
п лую
обувь,
вроде
боти ков ,
из
большого
ковра,
под ар енн ого
ей
приятельницей
из
Мос кв ы.
Эту
обувь
Урусова
сама
возила
в
деревни
продавать
или
менять
на
про­
дукты.
Ездила
на
товарных
поездах
—
друг их
не
был о,
и
ходили
поезда
без
распи­
сания.
Од ин
раз
ей
н адо
был о
зимой
пройти
верст
во семь.
Поднялась
метель.
Через
какое-то
время
она
упала
в
снег
и
стала
замерзать.
Сил
встать
уже
не
было.
«И вот
свершилось
нео б ык нове нное
и
чудесное,
—
вспоминала
она .
—
Над
сам ой,
как
мне
показалось,
голов ой
моей
удар
церковного
ко локо ла.
Это
было
избавлением
не
только
мне,
но
и
детям
моим,
к отор ые
оставались
бы
совершенно
беспомощными


620
T. В.
Смирнова
и
осиротелыми.
Как
бывает
в
такие
минуты,
ко
мне
вернулись
си лы,
что б
встать».
Ря дом
оказалась
церковная
стор ожка ,
ст авш ая
спасением9.
А
вот
что
пис ала
Урусова
о
своей
до ч ер и: «Старшая дочь моя,
которой
бы ло
17 лет,
была
во
все м
мне
помощницей
и
утешительницей.
Будучи
всегда
здоровой
и
крепкого
сложения,
она
простудилась
в
очен ь
морозный
день,
когда
в
одн ой
вя­
зан ой
коф точ ке
п ошла
на
к олод ец
за
водой.
Пальто
не
бы ло
никакого:
все
с горело
в
Я рос лав ле,
и
купить
не
на
что
было.
Она
слегла
в
тя жело м
воспалении
легких
и
нико г да
уже
не
м огла
поправиться
за
те
10 лет,
что
прожила
после
э того
на
свете,
получив
туберкулез»10.
На до
ли
напоминать,
что
Розанов
вынужден
был
пом ога ть
сво им
д оче рям
качать
во ду
в
колодце,
ви дя,
как
они
буд то
бы
«надрываются»?
Теперь
стои т
сказать
о
том ,
ка кую
помощь
получали
две
эти
семь и.
Роз ано вым
помогали
графы
Ол су фьевы
и
о.
Павел
Флоренский.
И
да же
какой-то
неизвестный
им
железнодорожник
Новиков
прислал
целый
воз
березовых
д ров1 1. Один из старых
друзе й
Розанова
привозил
ему
деньги
от
Гер шенз она,
при сыл али
деньги
протоие­
рей
Устьинский,
Мережковские,
Максим
Гор ьк ий1 2.
Судя
по
про ща л ьным
пи с ьмам
Розанова,
список
л иц,
помогавших
ему,
может
бы ть
значительно
расширен.
М ате­
ри альн ое
положение
семьи
Розанова
вр яд
ли
можно
назвать
уж
очен ь
тяжелым.
Сам
он
во
время
последней
болезни
мог
пользоваться
услугами
частного
вр ача
и
ма ссажис тки,
не
отказывался
от
папирос
и
п р.13.
Конечно,
как
и
каждый
человек,
он
испытывал
ст рах
смерти
и
стра дал,
но,
не
прил ожи в
стараний,
чтобы
помочь
своей
семье,
с
ле гкос тью
переложил
заботы
о
ней
на
других:
на
Флоренского,
Мокринско-
го,
Фуделя,
Олсу фь ев а,
Дурылина,
Пешкова14.
И
даже
о
п охорон ах
Розанова
при ­
шлось
хло пота ть
С.
В.
Ол су ф ь ев о й15. В дальнейшем она еще много сделала для этой
семьи,
как
и
о.
Павел
Флоренский,
а
когда
тяжело
заболела
вдова
Розанова
Варвара
Дмитриевна,
—
С.
П.
Мансуров.
Ха рак те рно,
что
она ,
находясь
в
больнице,
пр ос ила
п оз вать
Мансурова,
и
он
час то
к
ней
приходил.
Ее,
видимо,
не
беспокоило
то,
какое
расстояние
должен
был
пройти
пешком
этот
слабый
физически,
больной
туберку­
лез ом
человек,
по
непролазной
грязи,
в
больн иц у,
находившуюся
на
краю
города.
Мансуров
помогал
и
в
п охорон ах
В.
Д.
Роза нов ой 16.
Вернемся
теперь
к
княгине
Урусовой.
Жили
они
в
по дв аль ном
этаже,
сы ром
и
полутемном.
«В поте лица,
—
вспоминает
она ,
—
добывала
я
с
пом ощ ью
старшей
дочери
Ирочки
только
самое
необходимое,
скудное
пропитание.
Иногда
не
б ыло
ничего,
кроме
овса;
его
парили
в
печке,
пропускали
ч ерез
котлетную
машинку,
раз­
водили
водой
и
делали
кис ел ь,
которым
питались,
иногда
без
хлеба,
по
нескольку
дней.
Познакомилась
я
в
По сад е,
с
семьей
графа
Ю.
А.
Олсуфьева,
принявшей
в
нас
сердечное
участие,
но
они
бы ли
совсем
раз орен ы,
и,
хоть
очень
хотели
бы,
но
мало
чем
могли
п омочь»17.
Да,
се мья
Урусовых
не
получала
большой
пом ощи
от
окру­
жающих.
Но
заметьте,
как
деликатно
она
пишет :
ни
малейшего
упрека
Ол су фье ву,
который,
очевидно,
пом ог
незначительно.
И
она
воспринимает
не
как
должное,
а
как
Божье
чу до
всякую
ма лую
помощь.
Именно
так
она
отнеслась
к
то му
сл у чаю,
когда
какой-то
монах
дал
ей
два
гребешка,
столь
необходимые,
потому
что
доч ери
ее
обовшивели.
Ю.
П.
И васк
заметил,
что
Розанов
«был счастлив,
ког да
мечтал
и
писал»18.
А
в
трудн ос тях
жиз ни
Розанов
винил
Бога,
Церковь,
народ,
р усс кую
литературу.
Он
хо­
тел
быт ь
счастливым
до
конца:
не
заботясь
о
близких,
не
стремясь
найти
св ое
место
в
новых
жизненных
усло в иях,
наконец,
не
пытаясь
кому-то
помочь.
Н ет,
он
на
йо ту
не
хотел
отой ти
от
привычного
образа
жизни:
курить
и
лакомиться
вареньем,
пи­
с ать
и
печататься.
Желание
писать
и
печататься
превратилось
в
сверхценную
идею.


Семья
Розанова
в
С ергиев ом
Посад е
621
Он
воспринял
как
д ол жное
то,
что
книгоиздатель
Елов
на
св ои
деньги
издал
«Апо­
к ал ипсис
наш его
в ре ме ни », который остался непроданным .
И
даже
в
прощальных
письмах
не
п оду мал
поблагодарить
этого
человека.
Нельзя
не
согласиться
с
тем,
что
писал
о
Розанове
о.
Павел
Флоренский: «...
он
не
приемлет
ни
страданий,
ни
греха,
ни
лиш ений,
ни
смерти
<...>
ес ли
бы
его
прию т ил
какой-либо
монастырь,
давал
бы
ему
вволю
ма хорк и,
сливок,
са хару
и
пр., и пр., и,
главное,
щед ро
топил
бы
печ и,
то,
я
уверяю
В<а с илий>
В<асильевич>
с
детской
на ивно ст ью
стал
бы
восхвалять
не
этот
мон а сты рь,
а
<...> все монастыри
вообще,
их
доб роту,
их
человечность,
христианский
аскетизм
и
т.
д.
И
воистину
он
воспел
бы
христианству
ги мн,
какого
не
слыхивали
по
проникновенности
ли­
рик и.
<...>
Вот
пр иех ал
В<асилий>
В<асильевич>
в
По сад.
Его
монастырь
даже
не
заметил,
—
конечно!
—
в
Посаде
выпали
на
долю
В<а с илия>
В<асильевича>
все
те
бедствия,
которые
в
гораздо
большей
степени
в
это
же
время
выпали
бы
в
СП б ., в Москве и всюду.
Нах о лодав ш ись
и
наголодавшись,
не
ум ея
распорядиться
ни
деньгами,
ни
пр ов из ией,
ни
временем,
этот
зверек-хорек,
что
ли,
или
кунич-
ка,
или
ласка,
душащая
кур ,
но
мнящая
с ебя
львом
или
ти гром ,
все
с вои
бедствия
отнес
к
в ине
Лавры,
Церкви,
христианства
и
т.
д.,
включительно
до
И<исуса>
Х<риста>»19.
В
эп охи
перемен
можно
наблюдать
три
т ипа
поведения
л юдей:
о дни
стремятся
изменить
обстоятельства
своей
жиз ни,
другие
воспринимают
произошедшее
как
данность
и
стараются
на йти
с вое
место
в
но вых
условиях,
сохранить
св ою
жизнь
и
жизнь
близких,
а
тре тьи ,
не
сми ряяс ь
с
произошедшим,
не
предпринимают
ни
того,
ни
друго го,
а
жалу ют ся
и
возмущаются.
Сре ди
пр иех а вших
в
Посад
после
рево­
лю ции
бы ли
люди
всех
тре х
т ипов
поведения.
Лю ди
пе рв ого
типа,
в
осн ов ном
мо­
лодые
мужчины,
уходили
в
Белую
а рмию
или
у езж али
за
границу.
Бо л ьшая
часть
пр иез жих
не
имела
такой
возможности
или
жел ания.
Они
занялись
самыми
раз­
личными
видами
труда:
преподавали,
работали
в
Комиссии
по
охране
памятников
искусства
и
ст ар ины
Троице-Сергиевой
лавры,
просто
ст ар ались
выжить,
напри­
мер,
заведя
корову
или
вып ек ая
лепеш к и
для
продажи
на
рынке.
Все
эти
люди
в
прошлом
имели
прислугу.
Тем
не
менее,
оказалось,
что
они
могут
научиться
жить,
самостоятельно
себя
обслуживая
и,
видимо,
не
считая
это
чем-то
сверх
меры
тяже­
лым.
Они
не
обвиняли
в
перемене
своей
су дьбы
Бо га.
Это
был и
настоящие
аристо­
краты
духа20.
А
к
третьему
типу
поведения
в
экстремальных
условиях
из
всех
известных
мне
семей
мо жно
о тнест и
только
семью
Розановых.
Скорее
вс его
на
хар ак тер
Розанова
повлияло
его
тяжелое,
голодное
детство,
оче нь
отличное
от
дет ст ва
аристократов,
испытывавших
не
м еньш ие
трудности
в
послереволюционные
годы.
Бедность
и
отсутствие
признания
в
то
время,
когда
Розанов
был
учителем,
несч аст ная
семей­
ная
жи знь
также,
вид им о,
наложили
свой
отпечаток
на
личность
э того
человека.
Потеря
бл аг,
которые
он
приобрел,
р або тая
в
«Новом Времени», и которые он
весь ма
ценил,
стала
для
не го
трагедией.
Перемены
всего
строя
жи зни
как
бы
во з­
вр ащал и
Розанова
в
те,
уже
д алек ие,
времена,
которые,
как
он
с чи тал,
остались
позади.
И
он
не
мог
с
эт им
смириться.
Не
мог
и
отказ ать с я
от
того
единственного
способа
заработка,
который
когда-то
позволил
ему
вырваться
из
тисков
ни щеты
и
без в естно ст и.
Уверенность
в
стабильности
своего
положения
(до революции),
положения
своей
семьи
при в ела
к
том у,
что
дети
его
не
бы ли
приучены
трудиться,
в
результате
ч его
им
и
пришлось
ст олк нуть ся
с
большими
проблемами
в
дальней­
шей
жиз ни.


622
Т.
В.
Смирнова
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
И
12
13
14
15
16
17
18
19
20
Розанова
Т.
Будьте
светлы
ду хом.
М., 1999. С. 88.
Урусова
Н.
В.
Материнский
пла ч
катакомбной
Святой
Ру си
// Русский Паломник (жу рнал
Ва­
лаамского
общества
А ме рики). 2003. No 27. С. 58.
Розанова
Н.
В.
Из
моих
воспоминаний
//Литературоведческий журнал .
No
13/14. Ч. 2. С.
107.
Роза нов а
Т.
Указ.
со ч.
С . 80-81.
Там
же.
С. 82.
Розанова
Н.
В.
Из
моих
в ос п омина ний.
С . 121, 177.
Там
же.
С . 166 -167.
Роза н ова
Т.
Указ.
соч.
С. 71.
Урусова
Н.
В.
Указ.
со ч.
С. 60.
Там
же.
Розанова
Т.
Указ.
соч.
С. 88.
Там
же.
С. 91-92.
Там
же.
С. 92,102.
Там
же.
С. 94.
Там
же.
С. 101.
Там
же.
С . 115,127-128.
Урусова
Н.
В.
Указ.
соч.
С. 61.
Иваск
Ю.
Пи сьма
А.
Н.
Богословскому
//Литературоведческий журнал .
No
13/14. Ч. 2. С. 194.
Фл оренски й
П.
А.
О
В.
В.
Р озан ове
(Письмо М .
И.
Лутохину)<5-6
сентября
1918 г.
С ер гиев
Посад>//В.
В.
Р оз а но в : pro et contra. Антология.
С Пб ., 1995. Кн. 2. С. 316-317.
Смирнова
Т.
В.
Се р гиев
По сад. 1920- е г оды.
Судьбы
«бывших» // Исторический музей
—
энци­
клопедия
отечественной
ис т ории
и
культуры.
Т руды
ГИМ.
М., 2003. Вып. 136. С. 422-444.


Н.
В.
Костылева
(Москва)
Розановский
фо нд
в
Госуд арст венн ом
архиве
Брянской
области
(ГАБО)
В
архиве
хранятся
документы,
связанные
со
с луж бой
Роз ано ва
в
г.
Брянске
(1882-1887): в мужской ( ф.
304) и женской ( ф.
204) прогимназиях (в
по сл едней
Роз ано в
преподавал
как
«почасовик»).
В
Брянск
Розанов
был
направлен
по
окончании
Московского
университета
(ди­
п лом
о
его
окончании
хранится
в
Г АБО).
В
личном
де ле
Розанова,
находящемся
в
архи ве ,
име ет ся
копия
метрического
свидетельства
о
рожд е нии
и
крещении,
свидетельство
о
браке
с
А.
Г.
Сусловой,
фор­
мулярные
списки,
документы,
с в яза н ны е: 1) с назначением Розанова на должность
учителя
истории
и
географии
в
Брянской
муж с кой
и
женской
прогимназиях,
ла­
тинского
языка
—
в
мужской
п ро гимн а зи и; 2) с переводом Розанова на службу в
Еле ц кую
гимназию;
также
и меют ся
несколько
прошений
Розанова
ра зли чн ого
со­
держания:
о
выдаче
отпуска
на
время
летни х
и
рождественских
каникул
«для про ­
езда
в
Москву
и
другие
горо да
Р оссийск о й
им п ерии »; о получении жалования.
Свидетельство
о
бра ке
с
А.
П.
Сусловой
под
н оме ром
494 и с подписью священ­
ник а
4-го
Гре н ад ерск ого
Несвижского
полка
представляет
собой
следующий
текс т:
«Означенный в сем свидетельстве студент Василий Васильев Розанов, 1880 года
Ноября
12 дня,
в
полковой
Церкви,
повенчан,
с
дом ашн ею
учительницею
дочерью
ку пца
Владимирской
Г уберн ии
Г орба тов с кого
у езда,
девицею
Аполлинариею
Пр о­
ко фье вою
Сусловою,
оба
первым
бр аком ;
в
чем
с
приложением
казенной
церковной
печ ати,
удостоверено.
Москва
1880 года Ноября 12
дн я»1.
Из
«Именного списка лиц,
состоящих
на
службе
как
в
шта тны х
дол жнос тях,
так
и
исполняющих
оныя
из
платы
по
найму
в
Брянской
муж ск ой
прогимназии»
можн о
уз на ть,
что
Роз ано в
п олуч ал
в
год
750 рублей жалования, 160 рублей за до ­
полнительные
урок и.
У
не го
б ыло
само е
бо льш ое
количество
уро ков
из
все х
препо­
давателей
—
20 (история в 3
и
4 классах,
география
в
1-4
классах,
латинский
я зык
в
1 классе). В должности учителя Брянской женской прогимназии Розанов состоял с
25 августа 1882 г.: там он преподавал географию в 1-3
классах
и
и стори ю
в
3 классе;
за
8 уроков он получал жалования 200 рублей.
В
архиве
имеется
ряд
документов,
осв е ща ющих
личность
Розанова
как
педа­
гог а,
заинтересованного
в
своей
деятельности.
Например,
в
док уме нт ах
Брянской
мужской
прогимназии
содержится
кондуит
ученика
пр огим наз ии
Семена
Аля сов а.
Роз ано в
да ет
следующую
характеристику
этому
учен ик у:
«Отличительною чертою в характере ученика Алясова является живость,
из
ко­
торой
одинаково
вы тек ает
как
ду рное ,
так
и
хорошее
в
нем.
Он
постоянно
шалов-


624
H. В.
Костылева
лив ,
и
не
редко
с лучалос ь,
что
бу дучи
сильно
н ак азан
—
за быв ал
о
наказании
или
тольк о
что
перенесенном,
или
еще
готовящемся
для
него,
и
дел ал
новую
ша лос ть,
—
что
отнюдь
не
об ъяс няется
его
равнодушием
к
наказанию.
Его
шалости
от ли чаю тся
не ск олько
своеобразным
ха ракт ером :
чащ е
всего
приходилось
н аб люда ть,
что
он
придумает
для
себя
какое-нибудь
занятие
(напр.
Выделывает
при
п омощи
перо­
чин но го
ножа
деревянную
пушку)
и,
отдавшись
ему,
заб ы вает
одинаково
и
о
тов а­
рищах,
и
о
преподавателях;
при
этом
следует
заметить,
что
заставить
его
отказаться
от
та кого
зан яти я
до во льно
трудно
—
он
почти
всегда
про д ол жает
его.
В
тех
же
сл у­
чая х,
когда
он
не
зан ят
од ин
каким-нибудь
своим
делом
(шалостью,
им
придуман­
ною
и
им
приводимою
в
исполнение)
и
прин имает
участие
в
жизни
в сего
кла сс а,
в
нем
замечается
склонность
к
смешливости
—
не
в
смысле
желания
надсмеяться
над
че м-ли бо
(именно этого,
насмешливости
и
злости,
я
никогда
не
наблюдал
в
нем ), но в смысле удовольствия видеть что либо забавное,
веселое.
Его
шалости
во­
общ е
не
от лича ю тся
шумливостью;
так
он
не
столько
любит
смешить
других
свои­
ми
шалостями,
сколько
смо трет ь
на
ч ужие
шалости
и
смеяться
им.
Я
также
никог­
да
не
за ме чал
в
нем
склонности
к
каким-либо
особенным
проделкам,
и
не
к
тому,
чтобы
с тать
коноводом
нескольких
шалящих
учеников.
И
в
это м,
как
и
во
многом
другом,
я
всегда
видел
некоторую
как
бы
сосредоточенность
его
характера
в
себе
самом,
субъективность.
Вообще
я
нахожу
это го
ученика
очень
впеч ат лит ель ным ,
ни
м ало
не
испорченным,
способным
поддаться
влиянию
примера
и
искреннего
убеждения
—
равно
хорошего,
как
и
ду рного,
и,
что
к асает ся
до
у мст венных
способ­
ностей
—
очень
даровитый»2.
Как
внимательного
учителя
характеризует
Розанова
и
нижеприведенный
до­
кумент,
составленный
инспектором
Брян ск ой
мужской
прогимназии
10 октября
1884 г.
и
обращенный
к
п оп ечи телю
Московского
уче бно го
округа:
«Классный Наставник 1 -г о
класса
вве ре нной
мне
прогимназии
Василий
Роза­
нов
доложил
мне ,
что
отец
у чени ка
его
класса
Алек се я
Лямина
уезжая
по
торго в ым
делам
своим
на
неделю,
на
д ве,
на
три,
а
иногда
даже
и
на
месяц,
ост авля ет
сына
своего
без
всякого
п рис м отра,
по руч ая
его
только
од ной
прислуге.
Находя
условия
жизни
уч ен ика
Л ям ина,
в
отс утс тв ие
его
отца,
крайне
неудобными
в
воспитатель­
ном
отношении, 19-го
сего
Октября
я
пригласил
к
себе
от ца
Лямина
и
настоятельно
предложил
ем у,
в
виду
выш е изло же нных
обстоятельств,
поместить
сына
на
кв ар ти­
ре
одного
из
указанных
мно ю
лиц
<...>»3.
Как
преподаватель
Розанов
был
оз аб очен
наличием
в
р аспо р яжении
учащихся
более
п одходящ и х
и
дос туп н ых,
на
его
счет,
учебн ы х
пособий.
18 июля 1885 г.
он
пишет
инспектору
пр огим наз ии
И.
И.
Пенкину:
«Желая заменить при прохождении курса географии в 1 -м
к лассе
учебник
Корнеля
учебником
Янч ина,
и мею
честь
д овест и
до
свед ени я
В ашего
Высокоро­
дия,
что
побуждением
для
этого
служит
следующее:
сверх
всех
удобств,
которыми
облад ае т
руководство
Корнеля,
руководство
Янчина
от л ичается
еще
ясностью
и
простотою
изложения,
и
целесообразною
группировкою
матерьяла,
что
не
везде
соблюдено
в
руководстве
Кор не ля.
Сверх
т ого
предлагаемый
мн ою
у чебн ик
о до­
б рен
как
«руководство», а заменяемый как «п особ ие»
в
«каталоге руководств и
по со бий,
одобряемых
для
преподавания
в
гимназиях
и
прогимназиях
Ведомства
Министерства
Народного
про свещ ения », приложенном к «Ж ур н ал у
Министер­
ства
Наро дн ого
просвещения»
за
Август
1885 г.
И
нак о нец
считаю
нужн ым
присо­
вок упи ть,
что
по
цене
своей
учебник
Янчина
(45 коп.) значительно дешевле учеб­
ника
Корнеля
(1 р. 25 к.) и следовательно доступнее для недостаточных учеников;


Розановский
фонд
в
Государственном
архиве
Бря нс кой
области
(ГАБО)
625
так
что
са мая
замена
одного
из
них
другим
не
только
не
будет
обременительна
для
учащихся
в
материальном
отношении,
но
напр от ив
буд ет
еще
сл ужи ть
знач ит е ль­
ным
облегчением»4.
Пожалуй,
самой
интересной
груп п ой
документов,
связанной
с
именем
Розано­
ва,
являются
свидетельства
конфликта,
возникшего
между
служащим
Бря нс кого
Арсе на ла
титулярным
советником
Федором
Иткиным
и
Розановым
—
кла сс ным
наставником
его
сы на.
Материалы,
относящиеся
к
это му
делу,
представляют
собой
про ше ния
Ф.
Н.
Иткина
к
попечителю
Московского
учебн ого
округ а
и
к
инспектору
Б рян ской
про гимна з ии, «Объяснения»
Розанова
на
се ми
лис тах,
рап орт ы
свидете­
лей
конфликта,
заявления
инспектора
прогимназии
и
некоторые
други е
до ку мент ы.
П ов одом
к
конфликту
по слу жила
единица,
поставленная
Розановым
с
припиской
«написано с обманом»
сыну
Иткина
Василию
за
классную
письменную
работу
по
латыни
—
ученик
перед
письменной
раб ото й
вырезал
окончание
склонений
на
парте.
Об
ис пор че нной
п арте
Ро з анов
доложил
инспектору,
который
велел
ученику
парту
исправить.
Оте ц
об винил
Розанова
в
притеснении
сына,
Розанов
не
сдержался
и
от­
ветил
резко.
По
словам
и н сп е кт ора , «это было не объяснение родителя с классным
наставником,
а
скорее
нападение
дикого
звер я
на
безоружного
пу тника,
которы й
для
своей
защиты
бессознательно
искал
какого
бы
то
ни
бы ло
средст ва» .
Иткин
подал
жалобу
на
Розанова
поп е чи телю
Московского
учебного
ок руг а,
где,
среди
прочего,
говорил
об
оскорблении,
нанесенном
ему
учителем,
и
да же
о
по­
ругании
Розановым
носимого
Итки ны м
о р дена.
Розанов
напис а л
о бъ ясн ите льную
з аписк у
на
15 страницах,
в
которой
гов ори тся,
что
Иткин
пришел
в
ка нц е лярию
прогимназии
в
неприсутственный
день,
застал
там
Розанова
и
«злобно глядя на
меня,
с каз ал : «Вы врете на моего сына,
он
ничего
не
делал...»
—
и
дал ее
я
ничего
не
пом ню,
что
я
от ве чал
ему,
вероятно,
очень
бессвязно,
потому
что
все,
мною
вы­
слушиваемое,
б ыло
совершенно
неожиданно...
Одн о,
что
я
ощуща л
в
эту
минуту
б ыло
чу вс тво
глубо кого
никогда
не
ис пыт анно го
ун ижен ия,
—
все
имело
тот
вид,
что
меня,
классного
наставника,
тол ьк о,
что
называется, «отделали»
и
выгоняют
из
ка нце ля рии...
Я
сказал,
не
помню
т очно
формы
—
«с такими ли дураками прихо ­
дится
иметь
дело»
или
«и приходится терпеть от всякого дурака», или еще как-т о
инач е,
не
помню
в
точности.
Что
же
касается
неприличных
слов ,
будто
бы
мн ою
сказанных
относительно
о р дена,
им
носимого,
то
сч итаю
до лгом
объяснить
В ашему
Высокородию
следующее.
Слова
мои
могли
бы ть
не пра виль но
расслышаны
госпо­
дином
титулярным
советником
Иткиным.
Не
об
о р дене,
им
но сим ым,
выразился
я
неуважительно,
так
как
служу
сам
государству,
не
мо гу
не
понимать
его
высокое
значение,
но
об
нем
самом ,
который
носит
это т
орден
и
своим
поведением
не бл аго­
родным
ун ижает
его
до ст ои нст в о...».
В
заключительной
записке,
написанной
попечителю
Моск ов ск ого
учебного
округа
инспектором
прогимназии,
Роз ано в
был
приз на н
невиновным,
а
инспектор
просил
защиты
«от невызванных оскорблений,
нанесенных
мне
и
всему
учебному
заведению
титулярным
советником
И тки ны м»5.
В
июле
1887 г.
Ро з анов
наряду
с
учителем
В.
Н.
Николаевым
был
наг р ажден
ор­
деном
Св.
С тан исл ава
III степени за «а кк ура тн ое
ис полне ние
в сех
лежащих
на
них
обязанностей
по
должности
преподавателей,
а
г.
Розанова
сверх
того
по
д олжн ости
классного
наставника...»6
В
Брян ске
Розанов
прослужил
пят ь
лет
—
с
1 августа 1882 г .
по
1 август 1887 г.
Для
переезда
на
нов ое
место
службы
в
г.
Еле ц
у
нег о
не
буд ет
средств,
поэтому
он
подает
такое
прошение
инспектору
Брянской
прогимназии:


626
H. В.
Костылева
«Получая небольшое содержание и затрудняясь вследствие этого переехать сво ­
ими
средствами
на
место
нового
сл ужен ия
в
г.
Ел ец,
честь
имею
по ко рне йше
про­
сит ь
Ва ше
В ыс окороди е
выдать
мне
для
переезда
какое-нибудь
пособие»7.
1Д. 46.Л.
15.
В
свя зи
с
чем
венчание
произошл о
име нно
в
эт ой
церкви,
остается
неясным.
Из­
в ест но,
что
4-й
Гренадерский
Несвижский
пол к,
сформ иро ванн ы й
17 мая 1797 г.
под
наи мено ­
ванием
2-й
Егерский
полк,
постоянно
дислоцировался
в
Мос кве .
К
моменту
венч ани я
Розано­
ва
(с 1864
г.)
полк
и мено вался
4-й
Гренадерский
Несви ж ск ий
Ге нера л-Ф ель дм арша ла
кня зя
Барклая -де- Т олл и.
Полковым
командиром
в
1880 г.
был
О.
М.
Кислинский.
2 Д. 86. Л. 19-20
об.
3 Д. 79. Л. 27-27 об.
4Д.88.Л.20.
5 Документы по конфликту с Иткиным цитируются из Ф . 3 0 4 . On. 1. Д. 64.
6 «Наградной список по Брянской прогимназии ведомства Министерства Народного Просвеще ­
н ия», 5 июля 1887 г.
—
Д. 94. Л.
17 об.
7Д.46.Л.74.


Указатель
имен’
Абрамова-Калицкая
В.
П.
• 100
Аввакум
Петрович,
протопоп
• 547, 588
Авгу ст
Октавиан
• 606
Ав гус тин
Бла женн ый
• 245, 339
Ав ель
• 335, 424
Аверинцев
С.
С.
• 48, 248, 515
Аверьянов
В.
В.
• 295, 299
Ав кс ен тьев
Н.
Д.
• 165
Авр аам
• 165,246,377,417
Агамемнон
• 288
Аг еева
Е.
А.
• 122
Адам
• 18, 27, 262, 472, 575, 596
Адамович
А.
Ф.
• 439, 443, 444
Адамович
Г.
В.
• 164, 241-243
Азеф
Е.
Ф.
• 370
А кс аков
И.
С.
• 52-54, 57, 58, 453
А кс аков
К.
С.
• 58, 360
А кс аков
Н.
П.
• 457, 458
Аксаковы
• 52, 55, 57, 202
Александр
I•485
Александр
II•12,30
Александр
III • 560, 604
Александр,
диакон
• 495
Александра
Федоровна,
и мп.
• 363
Александров
А.
А.
• 481, 620
Александрова
E. Т.
• 620
Алексеев
М.
В.
• 358
Алексеев
H. Н.
• 361
Алексеева
С.
И.
• 528
Алексей
Михайлович,
ца рь
• 586-589, 592
Алексей,
Божи й
человек
*381
Алиева
Ю.
• 595, 597
Алисова
В.
• 594, 599
Алясов
С.
• 625
Амвросий
Оптинский
*143
Амфитеатров
А.
В.
• 99, 223, 227, 229, 230,
231
Андреев
В.
В.
• 194
Андреев
Д.
Л.
• 388
Андреев
Л.
Н.
• 99, 202, 527
Ан др еев
Ф.
К.
• 56, 406
Андреева
И.
С.
• 224, 231, 311
Андреевич
—
см.
Соловьёв
Е.
А.
Андрей
Рублев
• 387
Аничков
Е.
В.
• 97, 100
Анне нск ий
И.
Ф.
• 78-80, 94, 280
Ант о ний
Храповицкий,
ми тро поли т
• 329,
489, 490
Анто нин
• 493, 605
Антонов
А.
И.
• 319
Антонов
К.
• 223
Апис
• 610
Аполлон
• 156, 605
Апресян
Ю.
Д.
• 122
Арина
Р оди оно вна
—
см.
Я ко влева
А.
Р.
Аристотель
• 248,300,301,304,306,311,346,
390,416, 445, 446, 559,615
А рс ений
Глухой,
старец
• 587
Арх ипов
Ю.
И.
• 505
Арцыбашев
М.
П.
*
202, 261
Аскольдов
С.
А.
• 388
Ас таф ьев
П.
Е.
• 453
Аттила
*471
Афанасий
Великий
• 460
Афанасьев
И.
Н.
• 436
Афин а
• 576, 605
Афродита
*163
Ахилл
• 288
Ахматова
А.
А.
• 45, 85, 86, 89, 215, 221, 524,
528
Ахмедова
А.
• 595
Ахун з янов а
Ф.
Т.
• 101
Баад ер
Ф.
• 448
Бабель
И.
Э.
• 263
Базарный
В.
• 319
Байрон
Дж.
Г.
• 37,108,132, 501, 507
Б акст
Л.
С.
• 173
Б акун ин
М.
А.
• 30,47
Б ала шов
П.
Н.
• 564
Б альз ак
О.
• 81, 523
Бальмонт
К.
Д.
• 77, 84, 576
Баран
X.•230
Барятинский
В.
В.
• 178-182
Баткин
Л.
М.
•94
Батюшков
К.
Н.
•42
Бахтин
М.
М.
• 31, 39, 65, 71, 90, 91, 244, 253,
258, 274, 284
Безобразова
М.
В.
• 509, 512, 513
Бейлис
М.
М.
• 83, 157, 165, 166, 226, 280,
342, 352, 562, 607
Бек
А.
• 274
Бекетов
А.
Н.
• 184
Беленсон
А.
Э.
• 207-209, 214
Беленький
И.
Л.
• 555
Белинский
В.
Г.
• 28, 30, 47, 50, 54, 109, 112,
133,135,138,152, 325,469
Белкин
А.
К.
• 603
* Составитель А.
Е.
Махов.


628
Указатель
и мен
Белова
Т.
П.
• 496
Белоскокова
Е.
В.
• 577, 578
Белый
А.
• 82-86, 91, 93, 122, 186-191, 242,
489,493,496,498, 508, 558, 574, 575
Беляев
А.
-2 1 2, 523, 606,618
Беляев
С.
А.
• 183
Бем
А.
• 594, 597
Беме
Я.
• 448
Бенуа
А.
Н.
• 82, 163, 169, 173, 175, 176
Берг
В.
В.
• 613, 614
Берг
Л.
В.
• 447
Бердников
И.
С.
• 490
Бердяев
Н.
А.
• 14,21,22,56,58,60,61,64,69,
149, 152-154, 158, 199, 200, 204, 205, 244,
246-248, 259, 271, 300, 304, 345,'348, 349,
356, 357, 361, 388, 390, 392, 404, 406, 407,
410, 414, 416, 419, 421, 426, 429, 431, 432,
435, 459, 461, 467, 473, 474, 476, 478, 479,
511,512, 527,569, 607
Б ибих ин
В.
В.
• 311, 318, 515, 560, 561
Б исма рк
О.
• 374,441, 506, 507
Би тов
А.
Г.
• 244
Блаватская
(Blavatskaja) Е.
П.
• 191
Благова
М.
• 594
Благосветлов
Г.
Е.
• 502
Бле йк
У.
• 507
Бл ок
А.
А.
• И, 69, 77, 83-86, 162, 183-185,
197, 207, 228, 230, 231, 283, 305, 497-500
Бл юм
(Bloom) X. • 251, 252
Блю м
Л.
• 165
Бо бр инс кая
М.
А.
• 516
Бо бр инс кий
H. Н.
• 516
Бовуар
С.
де
• 420
Богданова
О.
А.
• 140
Богомолов
Н.
А.
•80
Богословский
А.
Н.
• 622
Боккаччо
Дж.
*316, 523
Бокль
Г.
Т.
• 50, 56, 502, 547
Болдырева
Т.
• 594
Бондарчук
С.
Ф.
• 254
Бонч-Бруевич
В.
Д.
• 607
Борис
Годунов
• 582
Боровиковский
А.
Л.
• 172
Бородулин
Р.
• 437
Боссюэ
(Боссюэт)
Ж.
Б.
• 212, 503
Бочарова
И.
А.
• 201
Бр ик
Л.
Ю.
• 220
БруккерЯ.
•18
Брыль
Я.
• 253, 255-258
Брю сов
В.
Я.
• 76, 77, 80, 82-84, 90, 91, 94,
111, 162, 180, 206, 217, 489, 492, 496, 498,
600
Бубенщикова
О.
• 596
Бубн ов
H. М.
• 556
Буд да
*146
Бу лгак ов
В.
Ф.
• 556
Булга к ов
М.
А.
• 131, 351
Булга к ов
С.
Н.
• 56, 59, 147, 202-205, 244,
248, 352, 354, 388, 474, 475, 489, 527, 556,
607,611,613
Бул гари н
Ф.
В.
• 248
Бунин
И.
А.
• 12, 76, 94, 165, 181, 182, 193,
243, 263,519,611,613,617
Бурдина
И.
Ю.
• 144
Буре ни н
В.
П.
• 228, 248, 458, 481
Бурж е
П.
• 140
Бурлюк
Д.
Д.
• 207
Бурнакин
А.
А.
• 207
Бу рык ин
А.
А.
• 101, 106
Буслаев
Ф.
И.
• 559
Бутковский-Глинка
А.
И.
• 608
Бутягин
П.
Н.
• 611, 613
Бутягина
А.
М.
• 469, 479
Бутягина
В.
Д.
—
см.
Р озан ова
(Бутягина)
В.
Д.
Бутягины
*614
Бызов,
др уг
Ф.
Э.
Шперка
• 484
Быстрова
О.
В.
• 587, 591
Быч ков
Д.
• 595, 596, 598, 600
Бье рнс он
Б.
• 140
Б экон
Ф.
• 390, 507, 559
Бюхнер
Г.
• 507
Ваал
• 438
Ванновский
П.
С.
• 536
Ван ч угов
В.
• 318
Варава
В.
В.
• 337
Варламов
А.
• 517, 520
Василевский
В.
• 288
Василевский
И.
В.
•71
Василевский
И.
М.
• 207, 214
Василий
Великий
• 474
Вас ил ьев
А.
В.
•52
Васнецов
В.
М.
• 533
Вах тер ов
В.
• 545
Ва шингто н
Дж.
*374
Вебер
М.
• 556
Вейнбер г
П.
И.
• 162
Вей нин гер
О.
• 27, 164, 234, 238, 262, 510,
514
Вельяминов
Н.
А.
• 364
Венгерова
3. А.
• 180
Венгеров
С.
А.
• 73, 80, 100,178, 528
Вергилий
• 463
Вересаев
В.
В.
• 180
Ве реща гин
А.
С.
• 609


Указатель
име н
629
Ве р ещ агина
Н.
В.
-
см.
Розанова
Н.
В.
Вер лен
П.
• 180
Вернадский
В.
И.
• 556, 558
Ве спа сиан
• 605
Виардо
П.
• 45,49
Вико
Дж.
• 274
Вила нд
X.•25
Виль ге ль м,
кайзер
• 506
В ильк ина
Л.
Н.
• 178
Винер
Н.
• 391
Вино гр адо в
В.
В.
• 89, 114,116,195, 199
Вишняк
М.
В.
• 165
Владимир
Святой
(Красное Солнышко) •
194
Водолагин
А.
В.
• 300, 304
Волгин
И.
Л.
• 61, 70-72
Волжский
—
см.
Глинка-Волжский
А.
С.
Волошин
М.
А.
• 91, 489
Волынский
А.
Л.
• 39, 71, 481-483
Вольтер
• 68, 212, 347, 501, 503
Воронцова
Т.
В.
• 462
Врубель
М.
А.
• 85, 532
Вундт
В.
•26
Высоцкий
В.
С.
• 287
Вышеславцев
Б.
П.
• 151, 152, 154, 511
ГаазФ.П.
• 141, 143
Гавриил,
патриарх
Сербский
• 588
Гаврилов
А.
М.
• 400
Гаг ари н
К.
И.
• 468
Гаг арин
Ю.
А.
• 130
ГадамерХ.
Г.
• 274,311,388
Газ да нов
Г.
И.
• 239-243
Гал ко в ский
Д.
Е.
• 63, 318, 329, 593, 602
Г алу шкин
А.
Ю.
• 236, 238
Гаман
И.
Г.
• 351,352,354
Гамсун
К.
• 211
Гарет то
Э.
• 231
Гарин-Михайловский
Н.
Г.
• 180
Гарн ет т
Э.
• 261
Г арун
Аль- Рашид
• 603, 608
Гац ак
В.
М.
• 199
Гачев
Г.
Д.
• 285
Гачева
А.
Г.
• 467
Г еббельс
М.
• 441
Гегель
Г.
В.
Ф.
• 18, 26, 31, 53, 306, 387, 448,
482, 506, 507, 559
Гёдель
К.
• 448
Гейзенберг
В.
• 446
Гейне
Г.
• 108, 506
Г екке ль
Э.
Ф.
• 339
Гектор
• 380
Г еллер
М.
• 232
Гельдерлин
Ф.
• 507
Гельмгольц
Г.
• 556
Генисаретский
О.
И.
• 199, 200
Георгиевский
П.
И.
• 556
Георгий
Михайлович,
вел.
кн.
• 610
Гердер
И.
Г.
• 351, 423
Гермоген,
патриарх
• 587
Гёрц
К.
К.
• 603
Герце н
А.
И.
• 54, 112,152, 239, 298, 408
Гершензон
М.
О.
• 263, 279, 325, 413, 562-
567, 607, 620
Герье
В.
И.
• 363, 559
Гес се
Г.
• 556
Гёт е
И.
В.
• 25,37,108, 215,352,354,415,416,
418, 446, 474, 498, 505-508
Г иацинто в
А.
• 402
Г иацинто в
М.
• 388
Ги з,
герцог
• 503
Гиль
X.X. • 604,609
Гильберт
Д.
• 448
Гильманов
В.X.•354
Гильфердинг
А.
Ф.
• 194
Гиля ров - Плат онов
Н.
П.
•52
Гиляровский
В.
А.
• 179
Гинзбург
• 563
Гиппиус
3.
Н.
• И, 14, 64, 67, 70, 85, 157,
161-170, 172, 175-177, 202, 205, 206, 209,
214, 241, 243, 300, 303, 306, 310, 312, 355,
442, 444, 489, 491, 493, 495, 496, 516, 569,
604-606, 609
Гиппиус
T. Н.
• 170, 604
Гитлер
А.
• 353, 439,441-444
Глин ка -Во лжс кий
А.
С.
• 301, 569
Гл ухо ва
Е.
В.
• 169
Гмырев
А.
• 576
Гне дич
Н.
• 176
Говоруха-Отрок
Ю.
Н.
•58
Гогенцоллерны
• 525
Гоголь
Н.
В.
*11, 21, 28, 30,34-37,43,44,48,
49, 52, 62, 82, 91, 97, 107-109, 111, 130-
136, 138, 150, 171, 195, 214, 239, 241, 269,
289, 342, 350, 351, 353, 371, 408, 424, 488,
528, 553, 559, 600
Голлербах
Э.
Ф.
• 35, 39, 48, 64, 70, 84, 209,
259, 264, 303, 361, 375, 392, 406, 480, 481,
483, 484,501 ,533, 534
Головин
А.
В.
• 536
Голубинский
Е.
К.
• 591
Голубкина
А.
С.
• 513, 514, 532
Голубкова
А.
А.
• 132
Гомбрович
В.
• 583
Гомер
• 516
Гончаров
И.
А.
• 45, 49, 79, 132, 263,353


630
Указатель
имен
Гордо
С.
С.
• 248
Горин-Горяинов
Б.
А.
• 179
Горлов
В.
П.
• 611
Горовцев
А.
• 367
Горский
А.
К.
• 477,478,480, 579
Горький
(Пешков)
А.
М.
• И, 13, 14, 99, 110,
ИЗ , 166, 174, 175, 177, 180, 182, 184, 196,
201-205, 210, 248, 261, 274, 275, 280, 283,
355,489, 501,527,620
Гофман
Э.
Т.
А.
• 351, 507
Гракхи
• 606
Гр ан овск ий
T. Н.
• 30, 47, 53, 59, 559
Гр ау
Р.
Ф.
• 26,32
Гребенников
С.
Т.
• 131
Гребцов,
автор
п исьма
•65
Греч
Н.
И.
• 248
Грибоедов
А.
С.
• 600
Григ ори й
Богослов
• 474
Григ ори й
Нисский
• 332
Григ орови ч
Д.
В.
• 180
Григ орье в
А.
А.
• 41,48, 389
Григорьев,
сокурсник
Ф.
Сологуба
•96
Гридина
Т.
А.
• 122
Грим
Э.
Д.
• 556
Грин гм ут
В.
А.
• 568
Гри фц ов
Б.
А.
• 223-225, 230, 231, 276, 283,
295
Громов
M. Н.
• 269
Грюбель
(Grübel) Р .
• 25, 32, 273
Гуг о
Капет
• 503
Гудко в а
А.
А.
• 137,139
Гулыга
А.
В.
• 318
Гумб ольд т
В.
• 556
Гуми ле в
H. С.
• 63,76
Гуревич
Л.
Я.
•96
Гусман
Б.
• 209, 211
Гутенберг
(Гуттенберг)
И.
• 213, 271
Гюго
В.
• 109
Давид
•44
Далматов
В.
П.
• 179
Даль
В.
И.
• 279
Дане л ия
Г.
Н.
• 254, 258
Да ниил ,
протопоп
• 588
Данилевский
А.
А.
• 223, 230
Данилевский
Н.
Я.
• 51, 58, 423, 447, 462-
465, 570
Данте
• 160,163, 264, 523
Дантон
Ж.
Ж.
• 503
Дарвин
Ч.
• 38, 195, 339, 439, 447, 462-466,
502
Да р ский
Д.
С.
• 333
Декарт
Р.
• 287, 503, 559
Делянов
И.
Д.
• 536
Деметра
*211
Демидов
И.
Л.
• 613
Державин
Г.
Р.
• 149
Десницкий
М.
В.
• 98, 613
Дец
И.
• 369
Джимбинов
С.
Б.
• 387
Джойс
Дж.
*110
Джонс
Э.
• 220
Диан а
*135
Дидро
Д.
• 503
Диккенс
Ч.
• 507, 609
Дильтей
В.
• 90, 388
Ди онис
• 155,156, 523
Дионисий,
архимандрит
• 587
Добролюбов
Н.
А.
• 28,50,56
Доб рон рав ов
H. Н.
• 131
Добужинский
М.
В.
• 176
Дольская
О.
А.
• 331
Донн
Дж.
• 507
Достоевский
Ф.
М.
• 9, 21, 28, 32, 34-37, 39,
44, 45, 48, 49, 51, 59, 61-72, 78, 79, 83, 85,
91-93, 97, 108-110, 112, 130-133, 135,
138, 147-155, 159-161, 171, 182, 187, 195,
197, 203, 208, 242, 258-260, 263, 269, 271,
272, 276, 283, 289, 299, 303, 305, 324, 328,
329, 340, 341, 350-354, 356, 357, 383, 389,
397, 404, 409, 415, 417-419, 422, 425, 426,
429, 431-433, 435, 438, 443, 459, 460, 461,
472-475, 479, 482, 488, 498, 506, 527, 553,
570, 580, 609,615
Дрейфус
А.
• 179
Дружинин
Н.
• 176
Д убе льт
Л.
В.
• 131
Д ур ылин
С.
Н.
• 56, 607, 609, 620
Дымов
О.
• 227, 228, 230, 231
Дягилев
С.
П.
• 82, 163,169,170, 173, 524
Дядичев
В.
Н.
• 206
Ева
•18
Евлахов
А.
М.
• 556
Евреинов
H. Н.
• 207
Евстратова
А.
И.
• 367
Ед о шина
И.
А.
• 101,106, 523
Ездра
• 102,376
Екатерина
II•51
Еленич
И.
• 367
Елизавета
Феодоровна,
вел.
кн., велик ом уч е­
н ица
•45
Елов
M. С.
• 210-212, 608, 623
Е ме льян
Иванов,
старец
• 589
Емельянов
В.
А.
• 593
Ерёмина
H. Н.
• 145


Указатель
им ен
631
Еромолов а
М.
Н.
• 179
Ерофеев
Вен.
В.
• 244, 245, 247-252
Ерофеев
Вик.
В.
• 130, 515
Есе нин
С.
А.
• 199
Жанна
(Иоанна)
д’ Арк • 143, 503
Жел удков,
учит ель
•98
Желябов
А.
И.
• 239
Жеромский
С.
• 584
Жорес
Ж.
• 503
Жуков
В.
И.
• 411,414
Жуков
В.
Н.
• 356
Жуковский
В.
А.
• 42,131, 527
За бел ин
И.
Е.
• 608
З авар зина
Л.
Э.
• 535, 545
Завельская
Д.
А.
• 575
Заворотная
Л.
А.
• 603
Завьялов
С.
М.
• 617
Зайцев
А.
И.
• 284
З акс
Н.
А.
• 611-613
З а мятин
Е.
И.
•76
З асла вск ий
Д.
• 209,214
Зд зех овск ий
М.
• 582
Зевс
• 604
Зеленин
Д.
К.
• 195,199
Зел инский
Ф.
Ф.
• 274, 280,498
Зембрих
М.
• 584
Зеньковский
В.
В.
• 92, 94, 241, 300, 301, 304,
398,412,414, 561,566, 568
Зернов
Р.
• 266
З итар ук
(Zytaruk) Дж.
• 265, 266
З натно е
А.
В.
• 489
Зол я
Э.
• 140
Зорин
С.
М.
• 606
Зорина
Г.
В.
• 546
Зы зы кин
М.
В.
• 592
Зюск инд
П.
• 351
Зябликов
А.
В.
• 362
Иако в
*21
Ибсен
Г.
• 164
Ива н
(Иоанн) IV Грозный • 526, 588
Ива н
Н ас едка,
св ящ.
• 587
Иванов
А.
А.
• 82, 85, 531, 532
Иванов
В яч.
И.
• 74, 76, 77, 80, 83, 85-89,
91-94, 202, 263,498, 499
Иванов
Е.
П.
•86
Ива нов а
Е.
В.
• 69,95
Иванов-Разумник
• 58,60
Ив ановск ий
В.
Н.
• 556
И васк
Ю.
П.
• И, 150,154, 620, 622
Игнатьев
В.
Е.
• 367
Иеринг
Р.
фон
• 559
Изгоев
А.
С.
• 556
Изида
• 211,322,494,497
Измайлов
А.
А.
• 77, 206, 227, 231, 607
Ии сус
Христос
• 21, 26, 43, 44, 46, 48, 66, 82,
92, 103, 106, 133, 152, 156, 158, 159, 161,
163, 164, 238, 241, 246, 265, 271, 281-283,
313, 315, 321, 322, 327, 349, 352, 354,376-
378, 381, 383, 390, 391, 400, 405, 413, 418,
426, 433-435, 440, 453, 457, 459, 460, 461,
473-478, 486, 487, 490, 491, 501, 509, 530,
531,621
Иконников
В.
С.
• 592
Иконникова
Н.
И.
• 289
Иллюс тро в
И.
И.
• 194
Ил овай ски й
Д.
И.
• 471, 538
Ильин
И.
А.
•94
И льин
И.
П.
• 122
Ильминский
Н.
И.
• 539
Инн ок ент ий
(Борисов), архиепископ Хер­
с он ский
и
Таврический
• 610, 615
Иоаким,
патриарх
• 589
Иоа нн
Богослов
• 211,401
Иоа нн
Дамаскин
•43
Иоанн
Златоуст
*473
Иоанн
Кронштадский
• 184,494
Иоанн
Шушерин,
клирик
• 590
Иов
• 160, 354
Иосиф
Волоцкий
• 524
Иос иф,
патриарх
• 354, 588
Исаак
Сирин
• 47,431
Исаак,
патриарх
• 354
Исав
• 354
Исаия
(Исайя), пророк • 44,376
Искржицкая
И.
Ю.
•90
Иткин
Ф.
Н.
• 625
Иуда
• 47,478
Йованович
М.
•70
Каблуков
С.
П.
• 175
Каб ыш
И.
А.* 70
Казакова
Н.
Ю.
• 81, 570, 573
Казамбаева
С.
• 594-598, 600
Казимирчак-Полонская
Е.
И.
•45
Казнина
О.
А.
• 259
Ка ин
• 184, 335,424,478
Кайбалдиева
А.
• 602
Каменский
В.
В.
• 207, 209
Кампанелла
Т.
• 384
Кант
И.
• 203, 287, 290, 306, 387, 430, 506,
507
Кантемир
А.
Д.
• 30, 552


632
Указатель
и мен
Ка прио ли
Н.
•69
Каптерев
Н.
Ф.
• 591, 592
Каптерев
П.
Н.
• 308
Каптерев
П.
Ф.
• 543, 545
Карамзин
H. М.
• 379, 559
Кара-Мурза
С.
• 131
Кареев
Н.
И.
• 556
Карлейль
Т.
•32
Ка рс авина
Т.
П.
• 85, 524, 528
Карташев
(Карташов)
А.
В.
• 209,489, 569
Карташова
Е.
П.
• 117,122
К арус
К.
Г.
• 445
Кассандра
*22
Кат аев
В.
Б.
•80
Катков
M. Н.
• 248, 537, 580
Кау тский
К.
•57
Каухчашвили
Н.
•71
Кацис
Л.
Ф.
• 221,329,400, 402
Ка шинце ва
М.
• 233
Кед ринский
А.
К.
• 613, 614
Келды ш
В.
А.
•73
Керенский
А.
Ф.
• 165, 610
Ки реев
А.
А.
• 453
Кирее вс кие
• 52, 57, 202
Кир еев ский
И.
В.
• 47,52,56-58 ,60,298,387,
388,559
Кир еев ск ий
П.
В.
•60
Кис линск ий
О.
М.
• 626
Кит с
Дж.
•91
Кл еарх
• 547
Клейст
Г.
• 507
К лем ансо
Ж.
• 503
Климова
С.
М.
• 253, 258
Клушин
В.
В.
• 614
Клюев
Н.
А.
• 85,489
Кл юс
Э.
• 244
Ключевский
В.
О.
• 179,377, 559
Коган
Н.
А.
• 184
Коган
П.
•80
Кожевников
В.
А.
• 468-470,479
Кожин
А.
Н.
• 114
Козьменко
М.
• 223, 230
К олесо в
В.
В.
•89
Ко линьи
Г.
• 503
Ко лоб аева
Л.
А.
*107
Коложский,
журналист
• 584
Колубовский
Я.
• 482
Кольбер
Ж.
• 374
Кольцов
А.
В.
• 130,303
Ко ль цов
Н.
К.
• 556
Коляда
Е.
Г.
•80
Комаровская
(Самарина)
С.
В.
• 516
Комаровский
Е.
• 387
Комиссаржевская
В.
Ф.
• 179,489
Конвицкий
Т.
• 583
Кондаков
В.
А.
• 611
Кондорсе
М.
Ж.
• 503
К онду рушки н
С.
С.
• 503
Константин
Великий
• 495
Коперник
Н.
• 27, 502, 584
Коптелова
Н.
Г.
• 223, 230
Корецкая
Н.
В.
• 176
К орне ль
П.
• 109, 503
Корнель,
автор
уче бни ка
географии
• 624,
625
Корниенко
Н.
В.
• 232, 238
Королев
С.
П.
• 130
Королёва
Н.
В.
• 162
Короленко
В.
Г.
• 489
Ко рш
А.
Ф.
• 179
Ко рш
Ф.
Е.
• 559
Костылева
Н.
В.
• 625
Котелянский
(Koteliansky) С.
С.
• 259, 260,
262, 265, 266
Котляревский
Н.
А.
• 607
Котрелёв
Н.
В.
• 80, 231
К оял ович
М.
• 229
Кравцов
Н.
И.
• 193,199
Кравченко
В.
В.
• 509
Кранихфельд
В.
П.
• 97,100
Красавченко
T. Н.
• 239
Кр он
А.
Л.
• 461
Кроненберг
С.
Л.
•66
К ропот кин
П.
А.
• 30,47
Крупп,
с емья
предпринимателей
• 203
Крутков
Ю.
А.
• 449
Крученых
А.
Е.
• 207
Крючков
Д.
А.
• 194
Кузмин
М.
А.
• 207, 221
Кузнецов
Ю.
П.
• 130
Кузьмина-Караваева
Е.
Ю.
•45
Кузьмин-Караваев
В.
Д.
• 365,367, 368
Кульбин
Н.
• 207
К ун ан кулова
Ш.
• 594
К уприн
А.
И.
• 12,179, 202, 229, 230
Курабцев
В.
Л.
• 404
Курганов
Е.
•32
Курдюмов
М. (Ка ллаш М.
А.) *241,243
Кутузов
М.
И.
• 121,135
Кущевский
И.
А.
•71
Кю ттне р
К.
А.
•25
Лаврин
(Lavrin) Я .
• 262, 266
Лавров
А.
В.
• 230
Лавров
П.
Л.
•50
Ламанский
В.
И.
• 559


Указатель
им ен
633
Лаппо-Данилевская
Н.
А.
• 206
Лапшина
Н.
• 176
Л ассал ь
Ф.
• 371,373
Лебедева
М.
Л.
• 253
Л еви нас
Э.
• 334
Левитан
И.
И.
• 563
Левяш
И.
Я.
• 415,427
Лейкин
Н.
А.
•31
Леман
Г.
А.
• 607
Лен ин
В.
И.
• 110,412,489
Леонардо
да
В инчи
• 94,415,494, 514
Леонтьев
К.
Н.
• 21, 28, 51, 52, 55, 58, 74, 75,
78,80,123,225,226,248,270,279,289,325,
389, 392, 416, 423, 425, 426, 446, 449-453,
458, 474, 479, 482, 485, 486, 503, 504, 570,
580, 584, 585,615,617
Лепешко
Б.
М.
• 257, 258
Лепсиус
К.
Р.
• 160
Ле рмо нтов
М.
Ю.
• И, 21,28,34,36,42,43,
46, 48, 49, 77, 91, 107, 132-139, 171, 187,
313,344, 349,410,414,483, 527, 600
Лесков
H. С.
• 180, 354, 483
Лесневский
С.
С.
• 183
Лившиц
Б.
К.
• 207
Липранди
И.
П.
• 380
Лихачев
Д.
С.
• 253, 258
Лия
• 354
Лобачевский
Н.
И.
• 559
Логгин,
протопоп
• 588
Лом бро зо
Ч.
• 510, 514
Ломоносов
А.
В.
• 14, 30, 32, 176, 177, 230,
547, 558, 559, 560, 569
Лосев
А.
Ф.
• 45, 47, 85, 246, 286, 388, 486,
488,515-518,520, 560, 561
Лосский
Вл.
• 336
Л осск ий
Н.
О.
• 304,404,406,407, 533, 534
Лотман
Ю.
М.
• 41,47, 83, 85, 253, 258
Лоу ре нс
(Lawrence) Д .
Г.
• 259-266, 391
Лугов ой
А.
А.
• 180
Луначарский
А.
В.
• 424
Лундберг
Е.
• 160
Лу то хин
М.
И.
• 403
Львов-Рогачевский
В.
Л.
• 213
Льюис
•56
Любищев
А.
А.
• 447
Лю бош иц
(Любош)
С.
Б.
• 208, 214
Людо вик
XVI • 503
Лют ер
М.
• 351,380,506,507
Лямин
А.
• 626
Магницкий
М.
Л.
• 329
Ма гом ет
• 354
Мазарини
Д.
• 374, 503
Макаренко
А.
С.
• 175
Макарий,
ми трополит
• 588, 591
Макарий,
патриарх
Антиохийский
•
588,
589
Маковицкий
Д.
•62
М а лларме
С.
• 180
Маля ви н
Ф.
А.
• 531, 532
Мандельштам
О.
Э.
• 85, 90, 244, 252, 273,
276, 278-280, 282, 284,325,329
Ма не фон
*188
Мансуров
С.
П.
• 619, 620
Мансуровы
*618
Маресьев
А.
П.
• 248
Мария,
Богоматерь
• 271,318,322, 376,499
Мария,
упоминаемая
в
Евангелии
•92
Марк
Аврелий
• 605
Марков
А.
К.
• 603, 604, 608
Маркс
К.
• 147,371,511
Марсель
Г.
• 290
Мартин
Милостивый,
св.
•49
Мартишина
H. Е.
• 123
Марфа,
упоминаемая
в
Евангелии
•92
Ма тич
О.
• 159, 161
Махлин
В.
Л.
• 273
Маяковский
В.
В.
• 69,72,207-209,213-222,
237
Ме дв едев
А.
А.
•40
Медведева
Н.
• 319
Ме йен
С.
В.
• 447
Мейерхольд
В.
Э.
• 179,489
Ме йс тер
Л.
•25
Меликов
И.
М.
• 429
Мельников
Ф.
Е.
• 592
Менделеев
Д.
И.
*131,448
Меньшиков
М.
О.
• 141-144, 362-367, 469,
489
Мережковские
• 52,82-84,132,157,169,172,
174, 176, 185, 606, 622
Мережковский
Д.
С.
• 49, 69, 75, 79, 82-85,
91,93,94,111,155-161,163,169,170,172,
174-176, 178, 180, 209, 228, 230, 241, 248,
261, 280-282, 301, 312, 329, 343, 354, 418,
459,474,487, 489,492-496,498, 593
Мессорош
П.
И.
• 176
Метерлинк
М.
*171
Метнер
Э.
К.
• 189,191
Микеланджело
*163
Милковский
Э.
• 581, 582
Милли он щи ко ва
T. М.
• 147
Ми лль
Д.
С.
• 502
Милорадович
К.
М.
• 343, 348
Милославин
П., свящ.
• 402
М ил ьтон
Дж.
• 507


634
Указатель
и мен
Милюков
П.
Н.
• 53,55
Минаев
Д.
Д.
•67
Минин
К.
• 55,546
М инские
• 178, 182
Минский
H. М.
• 172,174, 178, 180,181, 228,
329,482,493, 498
Миролюбов
• 493
Михаил
(Семенов П.
В .), архимандрит
•
489-496
Михаил
Грибановский,
е писко п
• 490
Михайлов
П.
-
см.
Розенблат
Г.
Я.
Михайлова
М.
В.
• 230
Михайловский
Н.
К.
• 56, 227,301,558
Мицкевич
А.
• 584
Моисей
• 102, 385,424, 564
Мо кр ин ский
Г.X.•620
Мольер
• 288, 503
Мо мм зен
Т.
• 506
Мондри
Г.
• 27,32
Мопассан
Г.
де
• 81,140, 503
Мор
Т.
• 384
Мордовцев
Д.
Л.
• 180
М оро зов
П.
Т.
• 250
Моррисон
Л.
Ф.
• 614
Московская
Д.
• 232, 238
Моцарт
В.
А.
• 440
Мочульский
К.
В.
• 485-488
Мрожек
С.
• 583
Му ндт
Л.
Н.
• 516
Мурахина
Л.
А.
•72
Мухлаева
В.
• 599, 600
На бо ков
В.
В.
• 130, 239, 242, 243, 593
Набоков
В.
Д.
• 130
На дсон
Я.
• 481
Найман
А.
•49
Найман
Э.
• 232
Н ал епин
А.
Л.
• 105,106,193,199, 200
Наполеон
Бонапарт
• 160,353,374
Нарочницкая
Н.
• 131
Небольсин
С.
А.
• 129
Некр ас ов
Н.
А.
• 30, 32, 47, 48, 53, 135, 138,
150,408, 584, 606
Неловицкая
3.•579
Неловицкий
С.
• 579
Немирович-Данченко
Вл.
И.
• 489
Неро н
• 606
Не рон ов,
протопоп
• 588
Нестер ов
М.
В.
• 49, 489, 499, 532,533
Николаев
В.
Н.
• 625
Николаев
Н.
• 284
Николаев
Н.
А.
• 541
Николаев
П.
А.
• 354
Николаевский
П.
Ф.
• 591
Ник ол ай
I•371
Ни к олай
II•604
Ни к олай
Ни кола еви ч,
вел.
кн.
• 584
Николюкин
А.
Н.
• И, 28,32,39,69,122,137,
139, 152, 154, 221, 243, 329, 369, 375, 506,
561, 567,609,617
Никон,
патриарх
• 495, 582, 586-592
Нил
Сорский
• 524
Ницше
Ф . • 15,26,30,33,69,83,155,156,158,
159, 164, 171, 178, 263, 272-274, 280, 282,
283, 292, 301, 343, 344, 348, 351, 389, 392,
418, 419, 421, 422, 450, 486, 498, 503, 506,
553, 554
Новгородцев
П.
• 388
Н овик ов
Л.
А.
• 122
Новиков,
железнодорожник
• 622
Н орвид
Ц.
К.
• 583
Носов
С.
•32
Н увель
В.
Ф.
• 173
Нурок
В.
Ф.
• 170, 173
Нуррибей,
торговец
• 605
Ньютон
И.
• 502,503, 559
Обнинский
П.
Н.
• 367
Обольянинов
В.
В.
•97
Овечкина
О.
• 595-597, 599, 602
Ожешко
(Оржешко)
Э.
• 581, 582
Озирис
(Осирис) • 459, 460, 609
Окен
Л.
• 445
О лсуфьев
Ю.
А.
• 619, 620
О лсуфь ева
С.
В.
• 620
Олсуфьевы
*619, 620
О нчук ов
H. Е.
• 194
Орешников
А.
В.
• 603, 604, 608
Ор уэлл
Дж.
*351
Оствальд
В.
• 203
Остер
Г.
Б.
• 597
Островский
А.
Н.
• 45,132,179,350,354,527,
609
Ос троми ров
А.
-
см.
Горский
А.
К.
О тюцк ий
Г.
П.
• 562
Павел,
апо ст ол
• 160, 489
Пав ле нко
А.
И.
• 323
Павлов,
проф.
• 539
Павлова
M. М.
• 100
Павлович
Н.
А.
•45
Паисий
Александрийский,
па триа рх
• 589,
593
Паисий
Ли гар ид,
Га зский
митрополит
• 589,
590
Панова
Е.
• 387
Паперный
В.
•80
Парис
• 380


Указатель
и мен
635
Парменид
• 558
Паршин
А.
Н.
• 445,450
Паскаль
Б.
• 287, 501-504
Пастернак
Б.
Л.
• 246,354
Патрикеева
П.
• 594, 597, 598
Пахмутова
А.
Н.
• 131
Пенкин
И.
И.
• 98, 624
Первое
П.
Д.
• 100, 300, 611, 613-615
Перистиани
И.
Н.
• 179
Персефона
*211
Перцов
П.
П.
• 79,155,161,167,169,170,176,
223, 228,481,484, 535, 604
Пестель
П.
И.
• 121, 527
Петерсон
Н.
П.
• 468, 469,470,475,479
Петр
I • 29, 43, 152, 179, 202, 241, 379, 380,
409,410,425, 526, 538, 589
Петр,
апо с тол
*489
Петражицкий
Л.
И.
• 556, 583
Петрарка
Ф.
• 214
Петр ов
Г.
С.
• 489
Петровская
Н.
И.
•83
Петровский
А.
С.
• 189,192,498
Петропавловский
И.
Ф.
• 613, 614
Пешехонов
А.
В.
• 569
П ильх
Е.
•72
Пильц
Э.
• 583
Пим ено в
-
см.
Поляк ов
Г.
Н.
Пиро го в
Н.
И.
• 536
Пис а рев
Д.
И.
• 13, 27, 28, 55, 56,391
Писемский
А.
Ф.
• 527
Пи шун
В.
К.
• 329
Пишун
С.
В.
• 320, 329
Платон
• 44, 47, 48, 215, 239, 287, 306, 336,
353, 559
Платонов
А.
П.
• 131, 232-238
Плеве
В.
К.
фон
• 364
Плесснер
X.•274
Плеханов
Г.
В.
• 174
Плещеев
А.
Н.
• 73,162
Победоносцев
К.
П.
• 30, 248, 373, 375, 489,
490
Поджио,
декабрист
*516
П одж иоли
(Poggioli) Р.
• 263, 264, 266
Пожарский
Д.
М.
• 55, 546
Покровский
М.
М.
• 556
Поли вано в
Л.
• 539
Поливанов
М.
К.
• 560
Поло нс кий
В.
В.
• 155
Полонский
В.
П.
• 53, 67, 71, 569
П олонс кий
Я.
П.
• 162
Поля ков
(Пименов?) Г .
Н.
• 518
Помпей
• 606
Понтий
Пила т
• 44, 238
Пришвин
А.
М.
• 613
Приш в ин
М.
М.
• И, 12,76,97,100,184,244,
273, 280-284, 301, 312, 318, 392, 440, 444,
489,517, 520,611,612,613,617
Приш в ин
С.
М.
• 614
При шв ина
В.
Д.
• 282,440, 517
Прометей
• 250,440
Проппер
С.
М.
• 208
Прос кури на
В.
Ю.
• 414, 564, 566, 567
Простаков
О.
Г.
• 574, 578
Прудон
П.
Ж.
• 373
Пруст
М.
• 110
Пуанкаре
А.
• 165
Пу гач ев
Е.
И.
• 527
Пушкин
А.
С.
• И, 17,21,28,31,32,34,36,
40-43, 46-49, 56, 65, 82, 91, 100, 107, 109,
111,112,114,129-133,135-138,148-150,
171, 174, 177, 179, 180, 197, 237, 238, 244,
289, 305, 324, 325, 353, 360, 390, 406, 483,
505, 507, 508, 527, 530, 537, 547, 559, 563,
600, 605, 608, 609
Пушков
В.
П.
• 617
Пушков
Л.
В.
• 617
Пшибышевский
С.
• 584
Пяст
В.
• 605, 609
Рабле
Ф.
• 351
Радзевич,
учитель
• 579
Радин
H. М.
• 179
Раймунд
Тулузский
• 503
Райск ий
Д.
П.
• 3,67
Расин
Ж.
• 109, 503
Рафаэль
*111
Рахиль
• 354
Рачинский
С.
А.
• 52, 59, 307, 486, 570, 603,
604
Ревякина
И.
А.
• 205
Р едли ньск ий
Э.
• 583
Рейтлингер
Ю.
Н.
•45
Ре миз ов
А.
М.
• 94, 110, ИЗ, 193, 207, 223,
230, 241,525
Ре нан
Э.
• 26, 27, 248
Репин
И.
Е.
• 533
Ре рих
Н.
К.
• 532
Ретовский
О.
Ф.
• 604, 609
Рибб е нтр оп
И.
фон
• 250
Ридель
(Riedel) М .
• 274, 283
Рильке
P. М.
• 506
Риппелино
А.-М.
*71
Ри ше
Ш.
• 142,144
Риш е лье
А.
• 374, 503
Робеспьер
М.
• 354, 503
Рогачева
П.
П.
• 611
Рог-Рогачевский
(Львов -
Ро гачевс ки й)
В.
Л.
• 207


636
Указатель
и мен
Розанов
В.
В
(сын писателя) *167
Розанов
Н.
В.
• 612, 617
Розанов
H. Н.
• 617
Розанова
(Бутягина)
В.
Д.
• 102, 104, 271,
290, 303, 312, 316, 333, 389, 471, 518, 519,
608,611 ,617,622
Розанова
Вар ва ра
В.
• 316
Розанова
Вер а
В.
• 206,316, 621
Розанова
Н.
В.
• 175, 183, 184, 206, 213, 517,
518, 608-610, 621,624
Розанова
Т.
В.
• 170, 176, 316, 402, 403, SIS­
SIS, 520, 528, 604, 606, 607, 609, 618, 619,
622
Розановы
• 620
Розвадовский
А.
И.
• 497
Р озен бер г,
попечитель
учи лища
•96
Розенблат
Г.
Я.
(М.
П уст ын ин) *214
Романов
И.
Ф. (Рцы) • 58, 570
Романович-Славатинский
А.
В.
• 556
Романовы,
династия
• 588
Ромул
*211
Ротшильд
*421
Рубцов
H. М.
• 131
Руднева
А.
А.
• 312,471
Рудневы
• 610, 614
Руманов
А.
В.
• 563
Руссо
Ж.
Ж.
• 68,347,354,503
Рцы
—
см.
• Романов И.
Ф.
Рыбакова
Л.
И.
• 516
Рылеев
К.
Ф.
• 32,52
Савина
Т.
В.
• 481,484
Сав ка
А.
В.
• 376
Саводник
В.
• 221
СадД.
А. Ф.
• 406
Садовской
Б.
А.
• 224
Садомцева
Е.
• 597-600
Салтыков-Щедрин
M.
Е.
• 13, 30, 47, 179,
350,353,354,408,424, 607
Самаева
Н.
• 593, 594, 596, 600
Самарин
А.
Д.
• 497
Сам ари н
Д.
Ф.
• 453
Сам ари н
Ю.
Ф.
• 55, 57,387
Сам ох ва лов
Д.
Я.
• 556
Сарнов
Б.
М.
•70
Сар тр
Ж. -П.
• 290
Сарычев
Я.
В.
• 451
Свифт
Дж.
* 351, 507
Святополк-Мирский
Д.
П.
• 241, 259, 260,
265, 266
С еверо в
С.
М.
• 469,470,479
С еле вина
Е.
К.
• 487
С ел ехов
Г.
Н.
• 613
Се маш ко
Н.
А.
• 611,613
Семенова
С.
Г.
• 232,479
Сендерович
С.
Я.
• 329
Сен-Жюст
Л.
• 503
Септимий
Север
• 603
Сера
Ж.
• 270
Серафим
Саровский
• 43,48
Сергеевич
В.
И.
• 556
Сергеев-Ценский
С.
Н.
•76
Сергей
Александрович,
вел.
кн.
• 604
Сергий
(Страгородский И.
Н .),
ми тро поли т
• 489
Се ргий ,
еп.
*491
Се р егин
Л.
• 348
Серов
В.
А.
• 532
Сетницкий
Н.
А.
• 477,480
Сидоров
А.
А.
• 607, 609
Сидорова
Т.
*601
Сильвестр
А.
• 179
Симоненко
Г.
Ф.
• 556
Синявский
А.
Д.
• 71, 72, 76, 80, 85, 137, 139,
244-248, 251,252,484
Сипягин
Д.
С.
• 364, 382
Скабичевский
А.
М.
• 65,485
Скворцов
В.
М.
• 493
С кв орцов
Л.
В.
• 15,19
Сковорода
Г.
• 387
Скотт
В.
• 576
Скрипкина
В.
А.
• 497
Слоним
М.
• 165
С м ирнов
М.
А.
• 614
Смирнова
Л.
А.
• 530
Смирнова
Т.
В.
• 618, 622
Смирнов-Кутачевский
А.
М.
• 194,197
Соболев
А.
Л.
• 100, 176
С околов а
Н.
• 176
Соколовский
М.
• 367
Сократ
• 48, 248, 348, 553
Солженицын
А.
И.
• 566, 568
Сол нц ев
Н.
В.
• 408
Соловьёв
Вл.
С.
• 20, 27, 29, 32, 53, 56, 58, 59,
66, 69, 74, 75, 82, 133, 138, 141, 142, 144,
159, 160, 164, 171, 196, 209, 231, 246, 275,
283, 289, 307, 311, 330, 342, 343, 346, 348,
353, 388, 396, 425, 447, 452-459, 467, 472,
474, 479, 481-488, 497-500, 509, 511, 512,
514,558, 603, 607
Соловьёв
Вс.
С.
• 62,65
Соловьёв
Е.
А.
• 485
Соловьёв
М.
П.
• 211, 375
Соловьёв
M. С.
• 499
Соловьёв
П.
М.
• 499
Соловьёв
С.
М . (историк) • 379, 559, 590
Соловьёв
С.
М . (поэт) • 497-500


Указатель
имен
637
Сологуб
Ф.
• 95, 97, 99, 100, 162, 202, 207,
208, 242, 483, 576, 578
Соломон
• 248
Солоневич
И.
Л.
• 353
Сомов
К.
А.
• 532
С офро ний
(Сахаров), архим.
•47
Спасовский
М.
М.
• 60, 214, 569, 605, 608,
610
Спендель
де
Варда
Дж.
•34
С пенс ер
Г.
• 195, 207, 502, 559
Сперанский
М.
М.
• 379
Сперанского
Н.
В.
• 556
Станиславский
К.
С.
• 489
Станкевич
Н.
В.
• 30,47
Стасюлевич
М.
М.
• 443
Степанов
А.
Н.
• 485
Степанова
Н.
• 594
Степун
Ф.
А.
• 148,153
Сте рн
Л.
• 351, 507
Стернин
Г.
Ю.
• 176
Стивенс
У.
•13
Столпнер
Б.
Г.
• 226, 563, 566
Столыпин
П.
А.
• 84, 370, 382, 383, 386, 564,
572
Стороженко
Н.
И.
• 559
Стравинский
И.
Ф.
•85
Страхов
H.
Н.
• 52, 54, 58, 96, 100, 264, 369,
389, 390, 397, 447, 451, 453,458, 459, 462-
465, 479, 481, 502, 518, 519, 559, 560, 570,
580,612,615,617
Страшевич
Л.
• 582
Стриндберг
Ю.
• 140
Струве
П.
Б.
• 12, 13, 51, 156, 165, 167, 179,
295, 296, 342, 348, 374, 375, 527, 535, 543,
569,571,573,574,578
Су ббот ин,
проф.
• 592
Суворин
А.
С.
• 81, 179, 227, 229, 248, 270,
295, 329, 344, 368, 369, 481, 489, 506, 517,
571,573, 606
Су вчи нс кий
П.
П.
• 241
Сук ач
В.
Г.
• 20, 329,354,479, 515, 556, 560
Сумароков
А.
П.
•30
Су риков
В.
И.
• 269
Сусанин
И.
О.
• 52, 546
Суслова
А.
П.
• 61, 69, 98, 228, 242, 271, 312,
389,611,623
Суханов
А., келарь • 589
Сыромятников
С.
Н.
• 365,367
Сытин
И.
Д.
• 229
Талин
В.
И.
• 165
Тамерлан
*611
Тарановский
И.
И.
• 614
Тарасов
Б.
Н.
• 501
Тарасов
Е.
• 576
Тартаковер
М.
• 206
Таубе
М.
А.
• 556
Тахо-Годи
А.
А.
• 516, 517
Тахо-Годи
Е.
А.
• 515
Телешов
Н.
Д.
• 181
Тен
И.
• 374
Терёхина
В.
Н.
• 215
Тернавцев
• 487
Терц
А.
-
см.
Син явск ий
А.
Д.
Тиверий
• 606
Тивертон
(Tiverton) У .
• 262,266
Тимирязев
К.
А.
• 462-464
Тимур
• 422
Тихом иров
Л.
А.
• 452,453,455-458
Тихонра в ов
H. С.
• 559
Ток ви ль
А.
• 30, 374
Толстая
(Толстая -Се гал )
Е.
• 230-232
Толс той
А.
К.
• 43,45
То лст ой
А.
Н.
• 76, 223, 226, 230, 231
Толс т ой
В.
Д.
• 373
Толс той
Д.
А.
• 536, 603, 608
Толс той
Д.
И.
• 610
Тол стой
И.
И.
• 243, 604, 609
Т олст ой
Л.
Л.
• 142,143
Т олст ой
Л.
Н.
• 28, 34-39, 41, 44, 45, 47-49,
62, 66, 69, 70, 73, 78, 79, 83, 91, 107-109,
112, 132, 135, 138, 140-146, 155, 156, 161,
162, 164, 171, 172, 174, 178, 180, 181, 227,
230, 239, 241, 242, 260, 263, 287, 289, 302,
325, 328, 330, 338, 342, 350, 352-354, 367,
383, 409, 418, 421, 425, 441, 444, 470, 471,
472, 479, 486, 489, 507, 511, 518, 519, 553,
579
Томашевский
Б.
В.
• 223, 230
Тон
К.
А.
• 612
Троцкая
Н.
И.
• 608
Троцкий
Л.
Д.
• И, 67, 71, 236, 238
Трубецкой
E. Н.
• 202, 388,486, 582
Т рубец кой
H. С.
• 123
Т рубец кой
С.
Н.
• 55, 229, 556, 569
Т урбин
В.
Н.
• 274, 283
Тургенев
И.
С.
• 28, 45, 47, 49, 79, 132, 135,
138, 150, 263, 351, 353, 354, 374, 482, 498,
527
Тэффи
Н.
А.
• 179
Тюрго
А.
Р.
Ж.
• 503
Тютчев
Ф.
И.
• 21,57,58
Уайльд
(Wilde) О О .
• 266
Уваров
С.
С.
• 536
Удон ов а
3. В.
• 100
Ула новс ка я
Б.
Ю.
• 100
Урла ни с
Д.
• 317


638
Указатель
и мен
Урусова
И.
• 620
Урусова
Н.
В.
• 618-620, 622
У ру совы
• 620, 621
Урюпина
И.
• 598, 600
У р юпина
П.
• 595
У сман ов
С.
М.
• 400
У с тьинск ий
А.
П.
• 620
Фаворские
• 620
Фатеев
В.
А.
• 32, 51, 100, 254, 258, 482, 484,
609
Фаулз
Дж.
*72
Ф един
К.
А.
• 274, 283
Федоров
В.
А.
• 528
Федоров
E. С.
• 448
Федоров
Н.
Ф.
• 159, 220, 353, 400, 467-470,
472-480
Федотов
Г.
П.
• 48, 50, 71, 153, 241, 303, 337,
341,400,402
Фе д юшин
С.
П.
• 613
Федякин
С.
Р.
• 191,400
Фейхтвангер
Л.
• 441,444
Феодор
А лексе евич ,
ца рь
• 589
Феофан
Полтавский
*105
Фест
И.
• 438,439,443,444
Фигнер
В.
Н.
• 249
Фи дий
(Фидиас) • 37,133
Филарет,
патр иар х
• 589
Филд ин г
Г.
• 351
Фили ппо в
Т.
И.
•52
Ф илос офов
Д.
В.
• 83,169-177, 206,209,312,
459,489, 534
Философова
А.
П.
• 174,175,177
Фишер
Г.
А.
• 613
Фишер
К.
• 511
Флейшман
Л.
С.
• 183
Флобер
Г.
•49
Флоре нс кий
П.
А.
• И, 22,56,58,60,89,
123, 202, 270, 308, 388, 401, 403, 406, 446,
448-450,469,499, 569, 605, 607, 608, 620-
624
Флоровский
Г.
В.
• 271, 302, 337, 341, 405-
407,435,492,496
Ф окин
П.
Е.
• 305
Ф олкне р
У.
• 13,14
Ф ома
А квинс кий
(Аквинат) • 417,450
Фомин
А.
И.
• 87,89
Фоминых
T. Н.
• 223
Фонвизин
Д.
И
•30
Фонвизина
Н.
Д.
•44
Фо хт
К.
•55
Франк
С.
Л.
• 344,349, 388
Франс
А.
• 351
Франц-Фердинанд,
эрцгерцог
*251
Фрей д
3. • 95, 143, 250, 264, 272, 301, 513,
514
Фри д ман
А.
А.
• 449
Фромм
Э.
• 442,444
Фуд ель
И.
И.
• 620
Х а диджа
• 354
Хадонова
Ф.
• 242
Хайд еггер
М.
• 273, 282, 290, 388
Харко
Л.
П.
• 608, 609
Хв ос тов
В.
М.
• 556
Хвостовы
*618
Хейзинга
И.
• 118
Хей т
А.
• 528
Хлебников
В.
• 85, 207
Ховин
В.
В.
• 72, 209, 210, 213-215, 221, 222
Ходасевич
А.
И.
• 516
Хомяков
А.
С.
• 51-53,55,57,58,60,202,387,
388,393,398
Хоружий
С.
С.
• 284
Хрисеида
• 288
Цветаев
И.
В.
• 388, 606, 609
Цветаева
А.
И.
• 598
Цветаева
М.
И.
• И, 85, 259, 266, 388
Цветков
С.
А.
• 56, 570
Цезарь
Гай
Юлий
• 605, 606
Церера
*163
Циркова
И.
Д.
• 550
Ц ыб енко
О.
В.
• 579
Чаадаев
П.
Я.
• 66, 279, 325, 387, 388, 459
Чеботаревская
А.
Н.
• 227, 231
Черниченко
Л.
Л.
• 178, 182
Чернов
А.
В.
• 329
Черногубов
H. Н.
• 478
Черный
Са ша
• 179
Чернышевский
Н.
Г.
• 13, 27, 148, 159, 325,
391, 502
Че хов
А.
П.
• 69, 73, 74, 78-80, 90, 135, 138,
162,180,182, 241, 242, 259, 261, 263, 270
Чингиз-хан
• 422
Чистов
К.
В.
• 196, 199
Чич ери н
Б.
Н.
• 556
Чуковский
К.
И.
• 84, 156, 179, 206, 215, 221,
296, 569
Чулков
Г.
И.
• 223, 229-231, 498, 500
Чулкова
Н.
Г.
• 516
Чунос ов
М.
• 485
Чюмина
О.
Н.
• 179
Шагинян
M. С.
• 489
Шаламов
В.
Т.
• 436,440,443, 444
Шалыгина
О.
В.
• 186


Указатель
имен
639
Шаляпин
Ф.
И.
• 131
Юрьев
Ю.
М.
• 179
Шамполион
(Шамполлион)
Ж.
Ф.
• 160
Шапошников
Л.
Е.
• 393
Ющ инс кий
А.
• 157,165
Шва рц
А.
Н.
• 536
Яб лок ов
Е.
• 232
Ше йн
П.
В.
• 563
Яворская,
актриса
*181
Шекспир
У.
• 36, 179, 372, 506, 507
Языков
H. М.
•42
Шелгунов
Н.
В.
• 502
Яко бсо н
Р.
О.
• 218, 222
Шелер
М.
• 556
Яковлева
А.
Р.
• 390
Шелли нг
Ф.
В.
Й.
• 26,448, 506, 507
Якушева
Г.
В.
• 350
Шершеневич
Т.
Ф.
• 176
Янгфельдт
Б.
• 222
Шестаков
Д.
П.
• 223
Ян ков ский
Ф.
М.
• 253-255, 258
Шестов
Л.
• 32, 76, 171, 230, 244, 248, 259
Янчин
И.
В.
• 98, 624, 625
Шики ,
род
*618
Яр ош
К.
Н.
• 453
Шилк ина
И.
С.
• 342
Ясперс
К.
• 273
Шиллер
Ф.
• 37,108, 506, 507, 547
Шиманская
О.
К.
• 496
Aldington R. • 266
Шин гар ев
А.
И.
• 613
Шишова
Т.
*319
Шкловский
В.
Б.
• 39, 72, 75, 80, 85, 226,
Brucker J. • 19
231-233,236-238,244,273-278, 280,282, Cantana L. • 19
283
Cristian P. • 191
Шлегель
А.
В.
•25
Шмелев
И.
С.
• 76, 94, 193, 593
Fijalkowska-Janiak L • 375
Шмидт
Э.
• 191
Шоп ен
Ф.
• 142
Fridlender G. N. • 39
Шоп енг ауе р
А.
• 27,32, 146, 248, 292, 506
Шоя
А.
• 600
Gründer К .
•32
Шпенглер
О.
• 32,447
Шперк
А.
Л.
• 484
Hare T. • 461
Шперк
Ф.
Э.
• 82,176,211,326,481-484,569,
IsaaksJ. • 266
570
Шп ет
Г.
Г.
• 560
Levin V. • 80
Штаммлер
(Stammler) Г .
• 264-266, 270, 375
Штейнберг
В.
Э.
• 550
Matich O. • 304
Штейнер
Р.
• 498
Шуматова
Н.
• 601
McDonald E. D. • 266
Pachmuss T. • 176
Щапов
А.
П.
• 592
Pirandello L. • 266
Щепкина-Куперник
Т.
Л.
• 180
Щербатова
М.
Н.
• 363
Ripellino A. M . • 39
Ritter J. • 32
Эд ип
• 250
Rose W. • 266
Эйнштейн
А.
• 449
Э йс монт
А.
С.
• 363
Rücker H. • 32
Эрн
В.
Ф.
• 56,90, 202, 203,487, 569
Schuré E. • 191
Эртель
А.
И.
•29
Smirnov I. • 32
Smith G. S. • 266
Юба ,
нумидийский
царь
• 606
StephensJ. • 266
Юдина
М.
В.
•45
Юлиан
Ми лос ти вый
•49
Юнг
К.
•39
Widmer K. • 265
Ю нгер
Э.
• 447
Юр
А.
• 459
Юровский
Я.
М.
•68


Научное
издание
Наследие
В.
В.
Розанова
и
современность:
Материалы
Международной
научной
конференции
Редак т ор
И.
Н.
Дорфман
Художественный
редактор
А.
К.
С орок ин
Художественное
оформление
А.
Ю.
Никулин
Т ех ни ческий
редактор
M. М.
Ветрова
Выпускающий
редактор
И.
В.
Киселева
Компьютерная
верстка
А.
А.
Морозова
Корректор
К.
М.
Корепанова
Мла дший
редактор
М.
А.
Гурова
ЛР
No
066009 от 22.07.1998. П одп ис а но в пе ча ть 1 8 .02 .2009.
Формат
70х100
у 1б.
Печать
офсетная.
Усл.-печ.
л. 40. Тир аж
1000 экз.
Заказ
1699
Издательство
«Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН)
117393, Москва,
ул.
Профсоюзная,
д. 82.
Те л.: 334-81-87 (дирекция),
Те л ./ фак с: 334-82 -42 (отдел реализации)
Отпечатано
с
готовых
файло в
заказчика
в
ОАО
«ИПК
«Ульяновский Дом печати» . 432980, г .
Ульяновск,
ул.
Гончарова, 14