Автор: Чудинов А.В. Бовыкин Д.Ю.
Теги: всеобщая история история история средних веков история франции великая французская революция
Год: 2020
Текст
Дмитрий Бовыкин • Александр Чудинов
Дмитрий Бовыкин • Александр Чудинов
ФРАНЦУЗСКАЯ
РЕВОЛЮЦИЯ
п
AN*
АЛЬПИНА НОН-ФИКШН
Москва
2020
УДК 94(44)" 1789/99”
ББК 63.3(44)521.1
Б72
Исследование выполнено при финансовой поддержке
Российского научного фонда, проект № 18-18-002.16.
Государственный академический университет
гуманитарных наук.
Главный редактор серии Ивар Максутов
Редактор Андрей Захаров
Бовыкин Д. Ю.
Б72 Французская революция / Дмитрий Бовыкин, Александр Чудинов. — М. :
Альпина нон-фикшн : ПостНаука, 2020. — 468 с. : ил. — (Серия «Библиотека
ПостНауки»).
ISBN 978 5-91671-975-8
Французская революция XVIII века уникальна тем, что ее опыт востребован
и актуален вот уже более двух столетий. Она — точка отсчета и матрица для всех
последующих революций, участники которых равнялись на нее, подражая ей или пыта¬
ясь ее превзойти. Неудивительно, что и в наши дни историки и социологи видят в ней
идеальную модель для изучения динамики революций в целом и выявления их общих
закономерностей, обращаются к ее опыту вновь и вновь, пытаясь понять, как проис¬
ходят и как развиваются революции. Жившие два с лишним века тому назад люди
в напудренных париках и камзолах были не так далеки от нас, как это может показаться
на первый взгляд...
УДК 94(44)^789/99
ББК 63.3(44)511.1
Все права защищены. Никакая часть зтой книги
не может быть воспроизведена в какой бы то ни было
форме и какими бы то ни было средствами, включая раз¬
мещение в сети интернет и в корпоративных сетях,
а также запись в память ЭВМ для частного или пуб¬
личного использования, без письменного разрешения вла¬
дельца авторских прав По вопросу организации доступа
к злектронной библиотеке издательства обращайтесь
по адресу mylib@alpina.ru
ISBN 978-5-91671-131-8 (Библиотека «ПостНауки»)
ISBN 978-5-91671-975-8 (Альпина нон-фикшн)
ISBN 978-5-6044729-0-3 (ПостНаука)
© Бовыкин Д. Ю., Чудинов А. В., 2020
© Ассоциация «ИД «ПостНаука», 2020
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2020
Оглавление
Введение 5
Глава I Причины п
Глава 1 Предреволюция 17
Глава з Учредительное собрание 48
Глава 4 Конец монархии 99
Глава $ Жирондисты и монтаньяры 132
Глава 6 Диктатура монтаньяров 183
Глава 7 Термидор 228
Глава 8 Революция продолжается 289
Глава 9 Крах режима Директории 348
Глава ю Наследие Французской революции 415
Заключение 459
Список литературы 463
Введение
То, что вчера еще было жизнью, сегодня уже история, а завтра —
легенда. Легенды занимают, развлекают, пугают или восхищают,
но их герои неминуемо бесплотны как абстрактные образы
и зачастую лишены реальных черт живых людей — людей, ко¬
торым мы могли бы сочувствовать и сопереживать. Что значат
для нас сегодня, скажем, легендарные триста спартанцев? Пожа¬
луй, лишь абстрактное олицетворение идеи самопожертвования.
Но как люди — каждый единственный и неповторимый, — хо¬
дившие по этой земле, любившие, страдавшие и до срока расстав¬
шиеся с жизнью в расцвете лет, они для нас сейчас, увы, не более
реальны, чем герои античных мифов Геракл или Тезей. Таковы,
хотим мы того или нет, законы коллективной памяти человече¬
ства. Большинству событий прошлого и участникам их уготована
именно такая судьба. Большинству, но не всем. Есть события, ко¬
торые упорно сопротивляются переходу в область легенд и сохра¬
няют злободневность для разных поколений, каждое из которых
тем или иным образом вновь и вновь переживает их в вообра¬
жении или в реальности, а их действующих лиц воспринимает
едва ли не как своих современников. К таким немногочислен¬
ным, но вечно актуальным событиям мировой истории относится
Французская революция XVIII века.
В мае 1976 года знаменитый советский историк Альберт За¬
харович Манфред, выступая на международном коллоквиуме,
размышлял над удивительным феноменом непреходящей акту¬
альности опыта этой Революции. Умудренный долгой жизнью че¬
ловек, видевший две мировые и гражданскую войны, побывавший
и в сталинской тюрьме, и на вершинах научной славы, он многие
годы посвятил изучению Французской революции. И в его словах
5
Французская революция
звучало нескрываемое изумление и восхищение от того, что дела
столь давно минувших дней по-прежнему живо волнуют его со¬
временников, вызывая их острые дискуссии, будто все произо¬
шло только вчера: «Казалось бы, о чем еще спорить? Что еще из¬
учать? Страсти, когда-то волновавшие и разделявшие участников
революционных событий, а позже их сторонников и противни¬
ков, давным-давно перегорели и остыли; от них остался лишь
пепел. За минувшие два столетия мир подвергся таким величай¬
шим изменениям во всех сферах, что ныне время двуконных поч¬
товых дилижансов, гусиных перьев и измеряемого мощью голоса
ораторского дара Мирабо представляется нам — людям конца
XX века — почти такой же седой стариной, как далекие эпохи
античной Греции или Древнего Рима». Тем не менее, констати¬
ровал ученый, история Французской революции все еще не стала
сугубо академическим предметом, свободным от злободневности.
Со времени того выступления прошло без малого полвека.
Нам, живущим в эпоху интернета, искусственного интеллекта, мо¬
бильной связи и персональных компьютеров, 70-е годы XX столе¬
тия сегодня тоже кажутся глубокой древностью, когда люди по ве¬
черам смотрели черно-белые пузатые телевизоры, звонили за две
копейки из стоявших на улице телефонных автоматов, а ламповые
ЭВМ, мигая и щелкая, играли в шахматы на уровне перворазряд¬
ника. Однако и для нынешних поколений Французская револю¬
ция остается столь же актуальной, как и для тех, кто жил за пять¬
десят, сто и сто пятьдесят лет до нас.
Достаточно посетить любую протестную манифестацию в сего¬
дняшней Франции, чтобы своими глазами увидеть, сколь широко
востребованы там образы, символы и лозунги Французской рево¬
люции. В колоннах демонстрантов красные фригийские колпаки
якобинцев нередко соседствуют с белоснежными вандейскими зна¬
менами, на которых кроваво алеет Святое Сердце Иисуса. Срав¬
нение незадачливых правителей с Людовиком XVI давно стало
общим местом, а чучело президента Пятой республики недавно
даже гильотинировали — в предостережение, чтобы не упорство¬
вал в своей непопулярной политике. Для перечисления других
примеров заимствований образов и символов Франции конца
6
Введение
Людовик XVI. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
XVIII столетия самыми разными странами, переживающими
в наши дни радикальные перемены, не хватит и книги.
Однако столь устойчивая востребованность опыта Француз¬
ской революции в последующие два с лишним века не должна
удивлять: из ее колыбели вышло все современное западное обще¬
ство. Да и остальной мир в той или иной степени до сих пор про¬
должает испытывать ее влияние. Взять хотя бы привычную ме¬
трическую систему мер — ее нам подарила именно Французская
революция. Она же породила такие основополагающие полити¬
ческие понятия наших дней, как «конституция» и «права чело¬
века», «левые» и «правые», «всеобщее избирательное право»,
«политика террора», — из-за этого ее нередко называют матерью
политической культуры современности. А еще в ходе Француз¬
ской революции пресса впервые выступила в качестве «четвертой
7
Французская революция
власти», социальные же сети — да-да социальные сети! — пока¬
зали себя эффективным средством политической мобилизации.
Эти люди в напудренных париках и камзолах на самом деле были
не так далеки от нас, как может показаться на первый взгляд...
И наконец, благодаря именно этому событию в международ¬
ном лексиконе закрепилось само понятие «революция», исполь¬
зуемое ныне для обозначения радикальной смены политического
и общественного строя неправовым путем. До того понятие «ре¬
волюция» использовалось в самом широком, почти беспредель¬
ном смысле, включая в себя не только ниспровержение прави¬
тельств, но и смену династий, дворцовые перевороты и даже
вращение светил.
Более того, Французская революция стала своего рода точ¬
кой отсчета и матрицей для всех последующих революций, участ¬
ники которых непременно равнялись на нее, самую первую, подра¬
жая ей, либо пытаясь ее превзойти. Неудивительно, что историки
и социологи видят во французских событиях конца XVIII века
идеальную модель для изучения динамики революций в целом
и выводят из исследования ее конкретных фактов общие законо¬
мерности, проявляющиеся во всех остальных социальных потря¬
сениях подобного рода.
История Французской революции на самом деле о нас, о воз¬
никновении современного общества со всеми его достоинствами
и недостатками. Прошлое посылает нам сигналы, которые нужно
услышать и разобрать, чтобы лучше понять настоящее. Но именно
в случае с Французской революцией сделать это крайне трудно
из-за сопутствующих фоновых «шумов». На протяжении боль¬
шей части из двух с лишним столетий, что прошли после этой
революции, ее история активно мифологизировалась в полити¬
ческих целях. Да, собственно, они и породили ее историографию
в ю-е годы XIX века. В то время люди, пережившие Французскую
революцию, хранили о ней самые тягостные воспоминания: она
ассоциировалась у них с лишениями, террором и войной. Однако
следующее за ними новое поколение не имело личного опыта
жизни в эпоху перемен. Чтобы обеспечить поддержку «прин¬
ципам 1789 года» со стороны молодежи, либеральные историки
8
Введение
эпохи Реставрации, очень талантливые и тоже молодые, скон¬
струировали апологетический образ Революции, который должен
был вытеснить негативные воспоминания о ней из исторической
памяти нации. Это им удалось. Их интерпретация определила
видение Французской революции более чем на полтора столетия.
В России же XIX века апологетика Французской революции
и вовсе приобрела среди либеральной интеллигенции такой мас¬
штаб, что превратилась, говоря словами русского писателя и ре¬
волюционера Александра Ивановича Герцена, в настоящий культ.
Во французских событиях оппозиционно настроенные российские
интеллектуалы хотели видеть предсказание будущего своей страны.
Этот квазирелигиозный культ проявился и в том, что только в Рос¬
сии — и больше нигде, даже во Франции! — Революцию XVIII века
стали называть Великой. Формулировка оказалась настолько живу¬
чей, что и сегодня у нас в стране слабо знакомые с исторической
литературой люди все еще оперируют причудливым словосочета¬
нием «Великая французская революция».
Только во второй половине XX века английские и француз¬
ские историки «критического» направления показали мифиче¬
скую основу апологетической трактовки Революции. На то, чтобы
научное знание смогло потеснить (но, увы, не вытеснить!) миф,
ушло еще несколько десятилетий. В результате новейших изыска¬
ний, проводившихся учеными из разных стран, мы имеем сего¬
дня совершенно иное видение Французской революции, чем то,
что предлагалось ее классическими историями XIX-XX веков.
И если те до сих пор сохраняют свою привлекательность в качестве
шедевров изящной словесности, то свое былое значение в качестве
исторических трудов они уже во многом утратили.
Авторы этой книги, опираясь на собственные исследования
и на знание современной научной литературы, постараются позна¬
комить читателя с той картиной Французской революции, какой
она сегодня видится изучающим эту тему историкам.
ГЛАВА I
Причины
«Классическая» интерпретация
Почему произошла Французская революция? Для тех, кто изучает
ее, — это вопрос вопросов, как, впрочем, и производные от него:
была ли Революция неизбежна? Была ли она необходима?
Существовавшая с XIX века «классическая» трактовка Фран¬
цузской революции объясняла, что та была неизбежна и необхо¬
дима для ликвидации Старого порядка. Он, мол, находился в глу¬
боком кризисе, реформированию не подлежал и только мешал
дальнейшему развитию страны. В XX веке доминирующее поло¬
жение в освещении истории Французской революции заняли ис¬
следователи, разделявшие философские воззрения немецкого мыс¬
лителя и революционера Карла Маркса. Они считали стержнем
мировой истории процесс последовательного чередования обще¬
ственно-экономических формаций, которые сменяют одна другую
посредством социальных революций. Когда та или иная формация
утрачивает свою прогрессивность и становится тормозом для раз¬
вития человечества, происходит революция, в результате кото¬
рой на смену старой формации приходит новая. Так будет до тех
пор, пока не утвердится формация коммунистическая, а с нею
не наступит и конец истории. Позаимствовав у французских либе¬
ральных историков эпохи Реставрации их «классическую» трак¬
товку Революции XVIII века и дополнив ее, марксисты объявили
Французская революция
эту революцию буржуазной, то есть такой, в результате которой
капиталистическая формация сменила феодальную. Разумеется,
при подобном объяснении уже не только Французская, но и все
остальные революции в мировой истории оказывались необхо¬
димыми и неизбежными. Такую трактовку событий во Франции
исповедовала на протяжении всего прошлого столетия мировая
«классическая» историография, и в частности советская исто¬
рическая наука. Да и сейчас у подобной интерпретации еще хва¬
тает приверженцев среди французских историков левых взглядов.
Системный кризис, которого не было
Если в СССР никакая иная точка зрения на революции, кроме
«классической», не допускалась, в других странах все же суще¬
ствовали историки не только «классического» направления,
но и сторонники иных методологических подходов. Проводив¬
шееся во второй половине XX века изучение экономической ис¬
тории Франции такими исследователями убедительно показало,
что говорить о системном кризисе общества Старого порядка нет
никаких оснований.
Франция XVIII века была богатой, быстро развивавшейся стра¬
ной с мощной экономикой, которая с 1720-х по 1780-е годы пе¬
реживала продолжительный и устойчивый рост. Особенно бы¬
стро развивались сектора, связанные с колониальной торговлей.
Сотни французских судов курсировали в «атлантическом тре¬
угольнике»: из Франции они везли в Африку ром и ткани, там на¬
полняли трюмы чернокожими рабами для плантаций Вест-Индии,
а оттуда возвращались в Европу, груженые сахаром-сырцом, кофе,
индиго и хлопком. Колониальное сырье перерабатывалось на мно¬
гочисленных предприятиях близ морских портов, после чего го¬
товые продукты частично потреблялись в самой стране, частично
продавались за рубеж. Атлантическая торговля стимулировала
развитие судостроения, текстильной и пищевой промышленно¬
сти. В этом секторе экономики еще задолго до Революции шел
бурный рост капиталистических отношений, предполагавших
12
глава j. Причины
использование наемного труда для получения прибавочной стои¬
мости.
По общему объему атлантической торговли, выросшему за этот
период в четыре раза, Франция вышла на второе место в мире
после Англии. Причем разрыв между двумя странами быстро со¬
кращался, поскольку французская внешняя торговля росла более
высокими темпами. К середине XVIII века французы уже практи¬
чески догнали своего конкурента, но обойти его им помешала по¬
литика. В результате неудачной для себя Семилетней войны 1756¬
1763 годов Франция потеряла колонии в Северной Америке, Индии
и Африке, сохранив лишь несколько островов в Вест-Индии.
Тем не менее, интенсивно развивая хозяйство в оставшихся у нее
заморских владениях, она вновь принялась наращивать темпы
колониальной торговли и к концу 1780-х годов опять уже почти
настигла Англию. Полностью догнать и перегнать своего посто¬
янного конкурента французам не позволила их собственная Ре¬
волюция.
Больших успехов в XVIII веке добилась и тяжелая промыш¬
ленность Франции. Богатые дворянские семьи охотно вкладывали
в нее средства. В 1780-е годы более 50% металлургических пред¬
приятий в стране принадлежали дворянам, более 9% — церкви.
Именно в этот период дворянская семья Вандель основала знаме¬
нитый металлургический завод в Крезо. Там в 1787 году произо¬
шла первая во Франции плавка чугуна с использованием кокса.
В 1780-е годы началось применение и первых паровых машин.
Столь высокий уровень технологического развития в тот момент
имели только Англия и Франция, далеко обогнавшие все осталь¬
ные страны Старого и Нового Света.
Впрочем, при всей важности торговли и промышленности
главной отраслью экономики во Франции того времени остава¬
лось аграрное производство. Известно, сколь медленно прони¬
кают обычно в эту сферу технологические новшества. Столь мед¬
ленно, что, по словам замечательного французского историка Жака
Ле Гоффа, сельский мир Европы вплоть до XIX столетия можно
считать пребывавшим в «долгом Средневековье». Тем не менее
во Франции Старого порядка и в сельском хозяйстве наблюдался
В
Французская революция
значительный прогресс. Просветительские сельскохозяйственные
общества при активной поддержке властей вели активную пропа¬
ганду новейших методов агрикультуры. Со временем их усилия
стали приносить обильные плоды. Передовые достижения агро¬
номической науки постепенно осваивались крестьянами, находя
все более широкое применение. Особенно же восприимчивыми
к новшествам оказались ориентированные на рынок крупные дво¬
рянские и фермерские хозяйства, ставшие своего рода матрицей
капитализма. В целом рост валового продукта сельского хозяйства
с 1709-го по 1780 год составил до 40%. Интенсивное строитель¬
ство государством дорог, мостов и каналов способствовало расши¬
рению внутренней торговли и специализации различных регио¬
нов на производстве определенных видов продукции для рынка.
Об экономическом процветании страны свидетельствует
и пришедшийся на XVIII век настоящий демографический бум.
Со своими почти 30 млн жителей Франция стала самой густона¬
селенной страной Западной Европы, а в целом по континенту за¬
нимала второе место, лишь немногим уступая России. Из-за бур¬
ного роста населения историки иногда называют Францию того
времени «европейским Китаем». Именно за счет своих богатых
человеческих ресурсов она и смогла в период Революционных
и Наполеоновских войн сражаться без малого четверть века фак¬
тически против всей Европы.
Бедное государство в богатой стране
У столь богатой страны, какой была Франция в XVIII веке, имелась
одна большая проблема — относительная бедность государства.
Правда, такая проблема стояла не только перед ней, но и перед
другими абсолютными монархиями Европы. Происшедшая в XV¬
XVI веках «военная революция», вызванная распространением
огнестрельного оружия и, соответственно, новых способов ве¬
дения боевых действий, вынудила государства обзавестись по¬
стоянными профессиональными армиями. Это было дорогое
удовольствие. Пришлось ввести постоянные налоги и создать
14
глава!. Причины
централизованный аппарат управления, который мог бы обес¬
печить регулярное поступление средств в казну. Необходимость
в новом, принципиально более высоком уровне концентрации вла¬
сти, собственно, и породила такой тип государства, как европей¬
ские абсолютные монархии раннего Нового времени. Те страны,
которые не смогли перестроиться, просто прекратили свое суще¬
ствование, как, например, Речь Посполитая, разделенная между
соседними державами. Но удовлетворять эти возросшие финансо¬
вые потребности государства должна была старая, унаследованная
еще от Средневековья система сбора налогов. Она же с этой зада¬
чей должным образом не справлялась: организм вырос, а крове¬
носная система осталась прежней. Отсюда и парадокс существова¬
ния бедного государства в богатой стране, и постоянный дефицит
средств у всех абсолютных монархий Старого порядка.
Главным недостатком фискальной системы Франции было
непропорциональное распределение налогового бремени. На¬
селение страны делилось на три сословия: первое — духовен¬
ство, второе — дворянство, третье — все остальные. Первые два
имели существенные налоговые привилегии. Это, впрочем, не зна¬
чит, что они совсем ничего не платили. Дворяне, как и все пред¬
ставители третьего сословия (ротюрье), выплачивали подушный
налог и косвенные налоги, а духовенство ежегодно вносило в казну
огромную сумму — «дар» церкви. Однако поземельный налог
(талья), являвшийся основным источником государственных до¬
ходов, не выплачивался с дворянских и церковных земель. Серь¬
езным недостатком тальи было то, что при покупке дворянином
крестьянской земли приобретенный участок также освобождался
от ее уплаты. А поскольку расширение подобным способом дво¬
рянских владений носило в XVII-XVIII веках массовый харак¬
тер, база налогообложения сокращалась, что отягощало налоговое
бремя для тех, кто привилегий не имел.
Помимо сословных привилегий, избавлявших от уплаты этого
налога, серьезным недостатком французской фискальной системы
было и то, что за долгую историю существования тальи монархи
даровали и продали слишком много частных освобождений
от нее. Особенно активно это делалось в периоды гражданских
15
Французская революция
смут XVI-XVII веков, когда короли, чтобы привлечь на свою сто¬
рону тот или иной город, могли освободить его от тальи навечно.
В результате подобного сокращения налогооблагаемой базы уве¬
личивалось бремя, лежавшее на оставшихся плательщиках, ибо
общая сумма налога при таких изъятиях не сокращалась.
Попытка реформы Машо д’Арнувиля
С похожими проблемами сталкивались государи и в других аб¬
солютных монархиях Европы, причем каждый решал их по-сво¬
ему. Например, императрица Мария-Терезия в своем государстве
австрийских Габсбургов воспользовалась ситуацией, сложив¬
шейся после войны за Австрийское наследство 1740-1748 годов.
Австрийцы тогда потеряли Силезию и готовы были на любые
жертвы ради ее возвращения — на волне таких настроений им¬
ператрица и провела реформу налоговой системы, фактически
отменив фискальный иммунитет привилегированных сословий.
К той же цели стремились в XVIII веке и министры француз¬
ских королей. В мае 1749 года министр Людовика XV Жан-Батист
де Машо дАрнувиль, умный и жесткий администратор, отменил
десятину — временный прямой налог на доходы, действовав¬
ший во время войны за Австрийское наследство. Вместо него
Машо убедил короля ввести налог размером поменьше, но зато
постоянный — двадцатину, которая должна была идти на пога¬
шение государственного долга. В преамбуле соответствующего
закона особо подчеркивалось, что налог носит всесословный ха¬
рактер: «Ничто не может быть более правильным и справед¬
ливым, чем распределение его между всеми французами в зави¬
симости от их возможностей и размеров доходов». Основная
тяжесть двадцатины ложилась на имущие слои, так как обложе¬
нию подлежали лишь доходы от земельной собственности, тор¬
говли, промышленности, движимого имущества и должностей,
но не заработная плата наемных работников. Неудивительно,
что реформы Машо вызвали ожесточенное сопротивление при¬
вилегированных сословий.
16
глава i. Причины
Жан-Батист де Маню д’Арнувиль. Гравюра с портрета кисти Ж. Ланфана
Главной ударной силой аристократической оппозиции высту¬
пили высшие судебные органы, называвшиеся во Франции того
времени суверенными судами. В число таковых входили 13 пар¬
ламентов и 4 аналогичных им по своим полномочиям верховных
суда, 15 счетных палат и го палат косвенных сборов. Места в таких
судах покупались у государства за немалые суммы, и снять чело¬
века с должности можно было, только вернув ему уплаченные
за нее деньги. Поскольку число советников в каждом из подобных
органов превышало несколько сотен, а свободных средств в казне
никогда не было, эта судейская аристократия — дворянство ман¬
тии — вела себя достаточно независимо по отношению к монарху.
Особенно это касалось парламентов, считавшихся своего рода
17
Французская революция
вершиной судейской пирамиды и часто конфликтовавших с ми¬
нистрами. В середине XVII века они даже развязали гражданскую
войну против правительства, известную как Фронда.
В обычной же практике, для того чтобы помешать каким-либо
министерским мерам, судейские пользовались своим правом
на регистрацию нормативных актов. Согласно традиционно уста¬
новленному порядку, любой такой акт вступал в действие на той
или иной территории только после того, как регистрировался
парламентом, в округ которого эта территория входила. Если же
парламент считал, что документ не соответствует «конституции
королевства», то возвращал его обратно с письменным мотиви¬
рованным протестом (ремонстрацией). Поскольку под конститу¬
цией королевства понимали некую совокупность норм обычного
(неписаного) права, хранителем которой традиционно считались
всё те же парламенты, фактически судейские имели возможность
опротестовать при желании любое решение правительства.
Конечно, король мог прибегнуть к крайнему средству — лично
прийти на заседание Парижского парламента, самого влиятель¬
ного в стране, и в присутствии монарха закон подлежал регистра¬
ции без прений. В провинциальных парламентах тем же правом
обладали представители короля — интенданты. Однако судейские
могли внесением поправок в уже зарегистрированный документ
или принятием инструкций по его применению фактически уто¬
пить тот в бесконечной волоките. И король ничего не мог с этим
поделать. Власть абсолютного монарха во Франции на деле отнюдь
не была абсолютной.
В случае с реформами Машо оппозиция парламентов получила
поддержку со стороны церкви, которой тоже не хотелось лишаться
иммунитета от налогов. После трех лет препирательств правитель¬
ство вынуждено было пойти на уступки духовенству и в 1751 году
подтвердило его привилегии в налоговой сфере. Таким образом,
хотя Машо все же добился введения двадцатины^ его успех был
во многом обесценен тем, что налог лишился своего принципиаль¬
ного преимущества — всесословности. В 1754 году король под дав¬
лением оппозиции и вовсе отстранил Машо от руководства фи¬
нансами, после чего этот налог, задуманный как принципиально
18
глава i. Причины
новый и справедливый, был дополнен всевозможными изъятиями
для привилегированных, что во многом лишило его изначального
смысла.
«Революция Мопу»
Не считая более Революцию неизбежной и предопределенной, ис¬
торики сегодня тщательно анализируют путь, которым Франция
пришла к ней, обращая особое внимание на те «развилки», где
страна могла выбрать иную дорогу и тем самым избежать ожидав¬
ших ее страшных потрясений. Одной из таких важнейших «раз¬
вилок» считается судебная реформа, проведенная канцлером Рене
Николя де Мопу в 1770-1774 годах.
Устав от бесплодных попыток преодолеть обычным путем
упорное сопротивление парламентов и провести перераспреде¬
ление налогового бремени, Людовик XV и его министры решили
устранить сам корень проблемы — ликвидировать парламенты.
Возглавлявший французскую юстицию канцлер Мопу в глубоком
секрете подготовил и в 1770 году стремительно осуществил ре¬
форму по замене этих опостылевших короне учреждений новыми
судами, члены которых получали свои должности посредством
назначения, а не покупки. Вместо существовавшей в парламен¬
тах практики поборов с участников процессов новые судьи дол¬
жны были получать постоянное жалование. Реформа Мопу, или,
как ее называли за радикальность, «революция Мопу», считается
образцовой по четкости и быстроте проведения. Одним ударом
прежняя судейская аристократия была лишена прежних полномо¬
чий. Ей не оставалось ничего иного, как исходить желчью, чем она
и занялась, развернув ожесточенную памфлетную кампанию про¬
тив правительства. Но у короля и министров хватило выдержки
не реагировать на волну пасквилей, поднятую бывшими советни¬
ками парламентов, и она постепенно стала сходить на нет. Реформа
Мопу избавила центральную власть от наиболее сильного против¬
ника любых нововведений. Ожидалось, что теперь необходимые
налоговые реформы пройдут беспрепятственно, так как главная
19
Французская революция
Рене Николя де Мопу. Гравюра XVIII в.
препона с их пути устранена, но... ю мая 1774 года Людовик XV
скоропостижно скончался от оспы.
Взошедший на трон внук покойного короля, io-летний Лю¬
довик XVI не имел ни малейшего представления о том, как вести
государственные дела, поскольку дед его к ним не допускал. Од¬
нако молодому королю очень хотелось заслужить любовь под¬
данных, а потому, прослышав, что канцлера Мопу и его реформу
очень ругают, он немедленно эту реформу отменил, а канцлера
отправил в отставку. Тому ничего не оставалось, как заметить:
«Я выиграл для короля процесс, продолжавшийся триста лет.
Но если он хочет его проиграть, это его право». Одним росчер¬
ком пера юный монарх вернул на политическую арену самого
опасного и могущественного противника модернизации госу¬
дарственного строя.
20
глава i. Причины
Цена независимости США
Очень скоро Людовику пришлось пожалеть о своем безрассудном
альтруизме. В последующие полтора десятилетия его министры
Анн Робер Жак Тюрго, Шарль-Александр де Калонн и Этьен-
Шарль Ломени де Бриенн с большей или меньшей степенью ра¬
дикальности пытались обновить финансовую систему и ликвиди¬
ровать налоговые привилегии двух первых сословий. Однако все
их попытки модернизировать фискальную политику государства
наталкивались на упорное сопротивление привилегированных
сословий, которое возглавляли восстановленные королем парла¬
менты.
Между тем к концу 8о-х годов XVIII века ситуация в сфере
государственных финансов из хронически трудной преврати¬
лась в критическую. И причиной тому была вовсе не чрезмерная
роскошь нарядов королевы Марии-Антуанетты, в чем пытались
убедить публику многочисленные пасквили, инспирированные
аристократической оппозицией, а серьезные деформации в кре¬
дитной политике, допущенные швейцарским банкиром Жаком
Неккером, которому в 1777-1781 годах было доверено руковод¬
ство французскими финансами. В эти годы Французское коро¬
левство участвовало в войне против Великобритании на стороне
ее североамериканских колоний, боровшихся за свою независи¬
мость. Для покрытия военных расходов, которые достигли ги¬
гантской цифры в I млрд ливров, Неккер использовал принци¬
пиально новую, не применявшуюся до него в столь широком
масштабе схему. Чувствительный, пожалуй, как никто другой
из министров, к реакции общественного мнения, он старался
изыскивать средства на ведение войны, не повышая налогов —
исключительно за счет займов. Новизна его курса состояла в том,
что главными кредиторами государства, в отличие от предшеству¬
ющих периодов, были не французские финансисты, а швейцарские
и голландские банкиры. Столь радикальное изменение основных
источников кредитования имело для французской монархии да¬
леко идущие негативные последствия. Раньше — в 1601-1602,
1605-1607, 1623, 1661 и 1716 годах — традиционным способом
21
Французская революция
преодоления послевоенных финансовых трудностей для Франции
было так называемое «выжимание губок», то есть расследование
совершенных финансистами злоупотреблений и последующая
конфискация части неправедно нажитых ими средств, что всякий
раз позволяло существенно снизить государственный долг. Но те¬
перь подобные методы оказались неприменимы, поскольку креди¬
торами были в основном иностранцы. И хотя за время своего ми¬
нистерства Неккер приобрел таким образом репутацию человека,
способного доставать деньги из воздуха, он оставил своим пре¬
емникам гигантский государственный долг, поставивший страну
на грань банкротства. В 1787 году на обслуживание этого долга
шло до 50% всего бюджета. Для сравнения заметим, что военные
расходы забирали 26%, а затраты на содержание двора — любимая
тема оппозиционной печати — вместе с пенсиями (в том числе
ветеранам) составляли лишь 8%.
В подобной ситуации альтернативы финансовой реформе
уже не оставалось. Но такая реформа по-прежнему наталкива¬
лась на ожесточенное сопротивление со стороны прежних элит,
не желавших расставаться с привилегиями. Более того, к концу
1780-х годов экономическая ситуация в стране осложнилась в силу
ряда факторов — как долгосрочных, так и ситуативных.
Социальный резонанс
В функционировании экономики Старого порядка существо¬
вала объективная цикличность: многолетние периоды роста
цен на зерно сменялись столь же продолжительными периодами
их снижения. Первая из этих тенденций была выгодной для про¬
изводителей сельскохозяйственной продукции и способствовала
расширению их экономической деятельности. Вторая, напротив,
вела к сокращению их доходов и оказывала сдерживающее влия¬
ние на развитие аграрного сектора, да и всей экономики в целом,
поскольку именно он составлял ее основу.
На протяжении большей части XVIII века цены на зерно по¬
степенно росли, с чем в немалой степени и был связан отмеченный
22
глава i. Причины
выше рост французской экономики. В 1776 году эта фаза цикла
закончилась, и цены на зерно пошли вниз. Вскоре стали падать
и цены на вино, важнейший продукт французского экспорта.
Снижение доходов производителей сопровождалось сокраще¬
нием найма рабочей силы и, соответственно, ростом безработицы
в сельской местности. Дабы поднять спрос на сельскохозяйствен¬
ную продукцию и стимулировать ее производство, правительство
предприняло ряд мер, направленных на расширение экспорта.
В 1786 году оно заключило торговый договор с Англией, который
открывал британский рынок для французских вин. Взамен фран¬
цузский рынок открывался для продукции английских мануфак¬
тур. В 1787 году был разрешен свободный вывоз зерна за рубеж
и заключен торговый договор с Россией, также предусматривав¬
ший выгодные условия для экспорта французских вин. Однако
в том же году началась русско-турецкая война, и путь из Франции
в Россию через Черное море оказался заблокированным. На Бал¬
тике же французы не могли конкурировать с давно обосновав¬
шимися там англичанами и голландцами. Остальные из перечис¬
ленных мер, в принципе вполне логичных, на практике не только
не улучшили ситуацию, но, напротив, еще больше ее обострили.
Разрешение экспортировать пшеницу привело к тому, что зна¬
чительная часть запасов зерна ушла за рубеж. Между тем лето
1788 года выдалось неурожайным. В некоторых областях из-за до¬
ждей и страшных бурь погибло до четверти урожая. Цены на вну¬
тренних рынках подскочили. Стали распространяться панические
настроения: люди боялись голода.
Торговый договор с Англией сулил французским земледельцам
в перспективе немалую выгоду, однако гораздо быстрее промыш¬
ленники Франции ощутили на себе его издержки. Английские
текстильные мануфактуры, имевшие лучшее техническое осна¬
щение, заполнили французский рынок более дешевой продук¬
цией, вытесняя с него местных производителей. Вдобавок, у тех
возникли серьезные проблемы с сырьем. В 1787 году сбор шелка-
сырца из-за неблагоприятных погодных условий оказался крайне
низким, что поставило в сложное положение шелкоткацкую от¬
расль. Неурожай 1788 года спровоцировал массовый забой овец
2.3
Французская революция
и, соответственно, резкое сокращение их поголовья, что вызвало
еще и дефицит шерсти. Все это вместе взятое привело к острому
кризису французской текстильной промышленности: сотни пред¬
приятий закрылись, тысячи работников оказались на улице.
Ни один из названных факторов не являлся беспрецедентным
для французской истории. И в предшествующие периоды негатив¬
ное воздействие на экономику каждого из них время от времени
имело место. Но уникальность ситуации 1780-х годов состояла
в том, что на сей раз все эти факторы совпали, наложившись друг
на друга, что сделало экономический кризис особенно глубоким
и тяжелым. В итоге королевскому правительству приходилось
продавливать финансовые реформы в крайне сложных экономи¬
ческих условиях, одновременно преодолевая ожесточенное со¬
противление прежних элит, крепко державшихся за привилегии.
Причем если в прежние годы широкие слои общества наблюдали
за борьбой правительства и аристократической оппозиции в ос¬
новном со стороны, то во второй половине 1780-х, когда ухудше¬
ние условий жизни из-за экономического кризиса вызвало резкий
всплеск активности людей, ранее безразличных к политике, ситуа¬
ция резко изменилась в худшую для властей сторону. Экономи¬
ческий спад обострил социальное недовольство низов и сделал
их весьма восприимчивыми к демагогическим лозунгам антипра¬
вительственной оппозиции. Напротив, правительство, пытав¬
шееся проводить преобразования, не пользовалось в обществе
ни авторитетом, ни доверием, а слабый и нерешительный король
по своим личным качествам совершенно не отвечал тем требова¬
ниям, которые предъявлялись к главе государства в столь крити¬
ческой ситуации.
Финансовый дефицит, падение цен, неурожаи, фронда знати
и парламентов, голодные бунты, слабость центральной власти —
все это бывало в истории Франции и раньше, но в разные периоды.
Одновременное же действие всех этих негативных факторов вы¬
звало тот социальный резонанс, который и привел к краху Старого
порядка. Впрочем, для того чтобы кризис превратился в револю¬
цию, ведущую к смене правящих элит, нужна была та самая новая
элита, которая могла бы заменить прежние.
2-4
глава i. Причины
Просвещенная элита
Долгое время в апологетической историографии Революции доми¬
нировала точка зрения, согласно которой революционное движе¬
ние против монархии Старого порядка возглавляла предпринима¬
тельская буржуазия, якобы стремившаяся отстранить дворянство
от власти. Однако проведенные во второй половине XX века ис¬
следования по социальной и экономической истории показали,
что лица, занимавшиеся во Франции XVIII века капиталисти¬
ческим предпринимательством, не представляли собой сколько-
нибудь целостной социальной группы с общими и тем более осо¬
знанными интересами. Различными видами предпринимательства
занимался тогда широкий круг людей из самых разных сословий.
Выше уже отмечалось, что в металлургической промышленности
доминировал дворянский капитал, да и духовенство контролиро¬
вало там довольно существенный сектор. Дворяне активно участ¬
вовали также в трансатлантической торговле и финансовых опе¬
рациях. С другой стороны, те представители третьего сословия,
кто достигал в предпринимательстве определенного успеха, ста¬
рались конвертировать заработанные деньги в дворянский титул,
приобретая земельные владения или должности, дающие на него
право.
Учитывая подобную пестроту социального состава француз¬
ских предпринимателей, не трудно понять, почему в ходе Револю¬
ции они не продемонстрировали сколько-нибудь единой, более
или менее четкой политической позиции. Представителей пред¬
принимательской буржуазии можно было встретить как среди
сторонников революционных преобразований, так и среди
их противников, хотя ни в том ни в другом случае они не играли
первых ролей. Владельцу капитала высовываться ни к чему. Если
какая-либо социальная группа и может претендовать на звание ли¬
дера Революции, то уж явно не предприниматели, идеологически
крайне разрозненные и политически весьма пассивные.
Новейшие исследования социокультурной истории XVIII века
показывают, что общим знаменателем, позволяющим рассматри¬
вать лидеров революционного движения в качестве некой единой
2-5
Французская революция
группы, выступал не их экономический или социальный статус,
а единство идейных установок — приверженность принципам
философии Просвещения. Соответственно в современной исто¬
рической литературе их и обозначают термином «просвещенная
элита».
Это внесословное и политически активное меньшинство сфор¬
мировалось во второй половине XVIII века, когда вся Франция
мало-помалу покрылась густой сетью разнообразных обществен¬
ных объединений — естественно-научных, философских и агро¬
номических кружков, провинциальных академий, библиотек, ма¬
сонских лож, музеев, литературных салонов и т. п., имевших целью
распространение культурных ценностей Просвещения. В отличие
от традиционных для Старого порядка объединений, эти ассо¬
циации имели внесословный характер и демократическую орга¬
низацию. В них участвовали и дворяне, и священнослужители,
и чиновники, и представители образованной верхушки третьего
сословия. Должностные лица таких обществ, как правило, изби¬
рались голосованием на конкурсной основе. Просветительские
ассоциации разных городов поддерживали друг с другом интен¬
сивную связь посредством переписки, образуя тем самым единую
социальную сеть. В этой социокультурной среде и сформировалась
просвещенная элита — сообщество представителей всех сосло¬
вий, объединенных приверженностью идеологии Просвещения,
включая принципы народного суверенитета, прав человека, веро¬
терпимости и т. д.
Просвещенная элита с осени 1788 года и стала основной дви¬
жущей силой общенационального движения во Франции за ре¬
шительные изменения в общественном и государственном строе.
Перехватив у правительства инициативу в осуществлении преоб¬
разований, она придала им такой размах и радикализм, при кото¬
рых конечной целью перемен становилось уже не обновление Ста¬
рого порядка, а его полная ликвидация и замена Новым.
ГЛАВА 2
Предреволюция
Попытка Калонна
Франция втягивалась в Революцию постепенно. Бурным событиям
1789 года предшествовали три года упорных попыток монархии
сломить сопротивление привилегированных сословий и провести
реформы, необходимые для преодоления финансового кризиса.
В историографии этот период определяется как Предреволюция.
Некоторые же исследователи и вовсе включают его в рамки самой
Революции, называя «революцией аристократии». Да-да, именно
аристократия, светская и духовная, начала раскачивать политиче¬
скую ситуацию в своих сугубо корыстных целях и делала это до тех
пор, пока в поток антиправительственного движения не включи¬
лись другие слои населения — и он не смыл ее саму.
Точкой отсчета тут можно считать август 1786 года, когда воз¬
главлявший правительство Шарль-Александр де Калонн познако¬
мил короля с планом реформы, предполагавшей распространение
поземельного налога на привилегированные сословия. Потом¬
ственный дворянин мантии, Калонн прекрасно проявил себя
на различных административных постах, благодаря чему и полу¬
чил в 1783 году должность генерального контролера финансов —
высшую в министерской иерархии того времени. Первое время он,
стараясь не раздражать короля, шел по протоптанной Неккером
дорожке и покрывал дефицит финансов за счет государственных
займов. Людовик XVI, вялый, апатичный и тяготившийся любыми
2.7
Французская революция
Шарль-Александр де Калонн. Эстамп с портрета кисти Э. Виже-Лебрен
мало-мальски конфликтными ситуациями, опасался резких дей¬
ствий после того, как в 1774-1776 годах финансовые реформы его
министра Тюрго вызвали активное сопротивление аристократии
с Парижским парламентом во главе. Однако зияющая дыра в бюд¬
жете вынуждала Калонна идти на решительные шаги, даже рискуя
навлечь на себя ненависть привилегированных сословий.
Калонн предложил Людовику XVI ввести вместо двадцатпины
бессословный и бессрочный поземельный налог. Согласно его
замыслу, со всех возделываемых земель, независимо от статуса
их владельцев, следовало ежегодно взимать в пользу государства
от 1 до 5% урожая в натуральной форме: с более плодородных
больше, с менее плодородных меньше. Чтобы подсластить эту пи¬
люлю дворянам, их освобождали от подушного налога.
Разумеется, не было и речи о том, чтобы провести подобный
закон через Парижский парламент и 12 местных парламентов,
а без регистрации в них ни один нормативный акт, как мы помним,
не мог вступить в действие. Однако в богатой правовой практике
Старого порядка Калонн нашел способ обойтись без их одобре¬
ния. Он посоветовал королю созвать собрание нотаблей, то есть
28
ГЛАВА 1. Предреволюция
наиболее влиятельных лиц из всех трех сословий. Этот государ¬
ственный институт являл собой уменьшенное подобие Генераль¬
ных штатов — высшего органа сословного представительства
в период Средних веков и раннего Нового времени. Однако, в от¬
личие от избираемых депутатов Генеральных штатов, члены со¬
брания нотаблей назначались королем, что теоретически должно
было бы сделать их более сговорчивыми. Правда, исторический
опыт показывал: когда речь заходит о необходимости поступиться
собственной выгодой, воспротивиться могут даже назначенные
королем лица. В 162,7 году собрание нотаблей не захотело принять
план финансовой реформы, внесенный всесильным кардиналом
Ришелье, и с тех пор больше не созывалось. Но выбор у Калонна
был невелик: либо продираться сквозь процедурные тернии парла¬
ментской регистрации, либо попытаться обеспечить максимально
лояльный состав собрания нотаблей и договариваться уже с ними.
Отбор нотаблей велся тщательно. Однако, поскольку в такое
собрание традиционно привлекали наиболее богатых и влия¬
тельных людей каждого из трех сословий, туда вошли как раз те,
кому предстояло больше остальных пострадать от ликвидации
налоговых привилегий. От первого сословия пригласили выс¬
ших иерархов церкви, от второго — членов наиболее родовитых
фамилий, от третьего — верхушку судейской аристократии. Не¬
удивительно, что открывшееся 21 февраля 1787 года в Версале
собрание нотаблей встретило план Калонна в штыки. Правда,
времена по сравнению с периодом реформы Машо дАрнувиля
изменились, и открыто защищать привилегии теперь уже никто
не решался, учитывая негативное отношение к ним общественного
мнения. Не оспаривая сам принцип фискального равенства, участ¬
ники собрания возражали против нового налога из-за того, что его
предлагалось взимать в натуральной форме. А еще они требовали
финансового отчета правительства и созыва Генеральных штатов.
День шел за днем, а нотабли, вместо того чтобы утвердить ре¬
форму, для чего их, собственно, и собрали, проводили время в не¬
престанных спорах друг с другом и с правительством. Чтобы пре¬
одолеть столь откровенный саботаж, Калонн решил заручиться
поддержкой общественного мнения, напрямую обратившись
2-9
Французская революция
к населению. ?о марта королевская типография напечатала от¬
дельной брошюрой его план реформ с комментарием, в котором
говорилось о необходимости покончить с фискальными привиле¬
гиями, дабы облегчить налоговое бремя народа. Текст подлежал
всенародному оглашению принятым тогда способом: приходские
кюре во всех церквях Франции должны были зачитать его после
проповеди.
Действия Калонна вызвали взрыв возмущения нотаблей. Вы¬
неся внутренний раздор в верхах на суд широкой общественно¬
сти, министр нарушил устоявшийся порядок взаимоотношений
между правительством и аристократией, все конфликты между
которыми традиционно считались своего рода «семейными ссо¬
рами» и решались в узком кругу избранных. Даже популярный
среди просвещенной элиты маркиз Лафайет, ранее воевавший доб¬
ровольцем на стороне американских колонистов против англичан,
осудил действия Калонна как подстрекательство. Под давлением
придворных кругов Людовик XVI счел за благо отправить 8 апреля
1787 года Калонна в отставку.
Попытка Ломени де Бриенна
Вместо Калонна король поставил во главе правительства одного
из главных его критиков — председателя собрания нотаблей, архи¬
епископа Тулузы Этьена Шарля де Ломени де Бриенна. Выхо¬
дец из старинного дворянского рода, Ломени де Бриенн избрал
в юности духовную карьеру и теперь, в свои шестьдесят лет, при¬
надлежал к числу высших иерархов католической церкви Фран¬
ции. Это, впрочем, ничуть не мешало ему дружить с философами
Просвещения и быть сторонником веротерпимости. Не прини¬
мая предложенный Калонном план преобразований, Ломени
де Бриенн тем не менее прекрасно понимал, что фискальная си¬
стема государства нуждается в серьезной модернизации. Отка¬
завшись от идеи натурального налога, вызывавшей наибольшую
критику, он предложил собранию нотаблей одобрить всесослов¬
ный поземельный налог в денежной форме. Нотабли новый налог
30
ГЛАВА 2. Предреволюция
Этьен Шарль де Ломени де Бриенн. Портрет кисти Ж.Б. Депа
не приняли, сослались на свою некомпетентность и посоветовали
королю созвать Генеральные штаты, после чего и были распущены.
Ломени де Бриенну не оставалось ничего иного, как идти
со своим реформаторским проектом в Парижский парламент.
Тот, разумеется, отклонил закон о едином поземельном налоге,
предполагавший ликвидацию фискальных привилегий первых
двух сословий, и тоже посоветовал монарху созвать Генеральные
штаты. Чтобы сломить сопротивление судейской аристократии,
правительство назначило на 6 августа 1787 года заседание парла¬
мента с участием Людовика XVI. В присутствии короля, как мы
знаем, любой акт подлежал регистрации без возражений. В ответ
парламент принял постановление, которым заранее дезавуиро¬
вал всякую регистрацию, произведенную под давлением. Его
поддержали провинциальные парламенты и прочие суды раз¬
ных инстанций.
Ломени де Бриенн вынужден был прибегнуть к жесткому
и ранее не раз опробованному средству, которое прежде позво¬
ляло преодолеть сопротивление судейских. В ночь с 14 на 15
31
Французская революция
августа Парижский парламент был сослан в Труа. Прежде такое
помогало. Лишившись в глуши привычной обстановки своих рос¬
кошных особняков и столичных развлечений, советники парла¬
мента, тяготясь скромностью провинциального быта, быстро впа¬
дали в тоску. Продолжительная ссылка обычно делала их более
покладистыми. Увы, теперь власть не могла ждать, так как на нее
неумолимо надвигался финансовый кризис. Ссыльные же члены
парламента, ощущая мощную поддержку со стороны обществен¬
ного мнения, превозносившего их как «борцов против тирании
министров», проявляли чудеса стойкости. В результате месяц
спустя Ломени де Бриенн вынужден был вернуть парламент в сто¬
лицу, получив от него в обмен ряд уступок по частным вопросам.
От закона о всесословном поземельном налоге правительству при¬
шлось отказаться.
Реформа Ламуаньона
Это был тупик. Спасти монархию от надвигающегося банкротства
могла только реформа по перераспределению налогов. Однако
в рамках существующей правовой процедуры не имелось никакой
возможности провести такую реформу без согласия парламентов.
Людовику XVI оставалось только сожалеть о своем безрассудном
отказе от плодов «революции Мопу» и об опрометчивом восста¬
новлении парламентов. Это побудило короля попытаться второй
раз войти в ту же реку. По его распоряжению Кретьен-Франсуа
де Ламуаньон, отвечавший в правительстве за вопросы юстиции,
начал подготовку реформы, способной подорвать позиции пар¬
ламентов.
8 мая 1788 года Парижский парламент в присутствии короля,
то есть без возражений, вынужден был зарегистрировать подго¬
товленные Ламуаньоном законы, согласно которым деятельность
всех парламентов приостанавливалась на неопределенное время,
их состав сокращался, а большая часть полномочий передавалась
47 новым окружным судам. Право регистрации отныне получал
только вновь учреждаемый Пленарный суд, куда вошли наиболее
32.
ГЛАВА 1. Предреволюция
сговорчивые советники Парижского парламента, верхушка ари¬
стократии и высшие церковные иерархи.
Если в Париже регистрация законов Ламуаньона прошла относи¬
тельно гладко, то в провинции они встретили ожесточенное сопро¬
тивление. Между тем законы могли вступить в силу только после ре¬
гистрации их во всех 11 провинциальных парламентах. А вот с этим
вышла незадача. Парламенты не только отказывались регистрировать
эти акты и засыпали короля протестами, но и провоцировали анти¬
правительственные выступления, инициаторами которых, как пра¬
вило, выступали служащие судов. Во многих местах оппозиционное
движение активно поддерживалось дворянством, которое было раз¬
дражено тем, что реформа ограничила юрисдикцию сеньориальных
трибуналов. В Бретани солидарность с парламентом выразило также
и духовенство. Ситуацию усугублял экономический кризис, который
подогревал социальную напряженность и тем самым способствовал
вовлечению в протесты все более широких слоев населения.
«День черепиц»
Наиболее драматичный оборот события приняли в Гренобле.
Служащие парламента Дофинэ (советники, адвокаты, прокуроры,
клерки, секретари, писцы и прочие), а также члены их семей со¬
ставляли в этом городе значительную часть его хо-тысячного на¬
селения. Остальные горожане зарабатывали себе на хлеб, обслу¬
живая самих судейских и участников тяжб, приезжавших сюда
со всей провинции. Неудивительно, что законы Ламуаньона, ко¬
торые местный парламент все же зарегистрировал под угрозой
применения к нему военной силы, вызвали в Гренобле широкое
недовольство. Прекращение работы парламента означало исчез¬
новение источника доходов для слишком многих семей, ix мая
муниципалитет Гренобля осудил использование военной силы
против судейских, а хо мая городские власти и советники парла¬
мента выступили с совместным заявлением о незаконности про¬
изошедшего. Узнав о протесте, Ломени де Бриенн распорядился
сослать непокорных судейских в их сельские имения.
33
Французская революция
7 июня начались первые высылки. Была суббота, рыночный
день. Вышедший за покупками народ заполнил узкие улочки
города, стесненного кольцом крепостных стен. Недовольство
горожан уже было изрядно подогрето ходившей по рукам ан¬
типравительственной брошюрой, которую накануне анонимно
выпустил молодой адвокат парламента Антуан Барнав. Изве¬
стие же о высылке членов парламента и вовсе стало той искрой,
что вызвала взрыв. Лавки немедленно закрылись. Возбужденные
жители блокировали городские ворота, чтобы не позволить су¬
дейским уехать. Тех советников парламента, кто уже сел в кареты,
горожане заставили вернуться домой, внесли следом их вещи
и распрягли лошадей. Женщины ударили в набат. Не понимая,
что случилось, крестьяне из соседних деревень поспешили по сиг¬
налу бедствия в город, где влились в толпу, охваченную мятеж¬
ными настроениями. Группа восставших попыталась прорваться
во дворец губернатора. В стычке с охранявшими здание солда¬
тами одного из мятежников ранили штыком. Вид крови разъярил
бунтовщиков, которые принялась забрасывать солдат камнями
и черепицей с крыш, из-за чего эти события и вошли в историю
как «День черепиц». Атаке также подверглись находившиеся
в городе военные патрули. Многие из солдат получили серьез¬
ные ранения, в том числе сержант Жан-Батист Бернадот, будущий
наполеоновский маршал и король Швеции. Защищаясь, военные
открыли огонь, убив и ранив нескольких бунтовщиков. Видя,
что дело зашло слишком далеко, представители городской вла¬
сти попытались успокоить толпу, но сами подверглись побоям
и оскорблениям.
Опасаясь дальнейшего обострения ситуации, командующий
гарнизоном отвел солдат в казармы и отложил высылку судей¬
ских. Ликующие горожане силой препроводили последних в зда¬
ние парламента, заставив облачиться там в мантии и занять свои
привычные места. После этого на рыночной площади начался сти¬
хийный народный праздник. Ярость сменилась буйным весельем.
Жители Гренобля пустились в пляс, распевая: «Да здравствует
наш дорогой парламент! Боже, храни короля! Черт побери Бри-
енна и Ламуаньона!»
34
глава z. Предреволюция
Пять дней спустя опальные судейские все же потихоньку сами
покинули город и добровольно отправились к месту ссылки —
в свои загородные дома. Однако уже zi июля представители всех
трех сословий Дофинэ, по инициативе молодых адвокатов Жана
Жозефа Мунье и все того же неугомонного Барнава, собрались
неподалеку от Гренобля в замке Визиль. Там они объявили о вос¬
становлении давно закрытых Штатов провинции Дофинэ — ста¬
рого сословно-представительного органа, который, однако, теперь
должен был строиться на принципиально иной основе, чем ранее.
Третье сословие отныне получало право иметь там столько же де¬
путатов, сколько первые два вместе взятые. Голосование решено
было производить индивидуально: один человек — один голос.
Поражение министров-реформаторов
Хотя в других городах до таких эксцессов, как гренобльский
«День черепиц», дело не дошло, судейские везде так или иначе
оказывали сопротивление правительственным инициативам.
Акты неповиновения центральным властям стали повседневно¬
стью. Ломени де Бриенн попытался сбить волну оппозиционных
настроений, призвав всех желающих открыто высказывать свои
соображения относительно будущего созыва Генеральных штатов.
Это, по сути, означало признание свободы слова. Однако анти¬
правительственные волнения продолжались по всей стране. Бро¬
жение проникло даже в армию.
Министрам пришлось признать свое поражение. 8 августа ре¬
форму Ламуаньона отменили. Было объявлено, что i мая 1789 года
соберутся Генеральные штаты, созыва которых требовали и собра¬
ние нотаблей, и парламенты, и пресса. Вместе с тем, поскольку
решение финансового вопроса так и не было найдено, монархия
15 августа приостановила платежи по государственному долгу.
Сегодня такой шаг назвали бы техническим дефолтом. Расписав¬
шись в неспособности исправить ситуацию, Ломени де Бриенн
Z5 августа ушел в отставку, а 14 сентября его примеру последовал
Ламуаньон.
35
Французская революция
Прислушиваясь к общественному мнению, Людовик XVI на¬
значил популярного Неккера новым главой правительства. Ши¬
рокая публика, и особенно держатели государственных ценных
бумаг, с одобрением восприняли возвращение во власть «финан¬
сового гения», не подозревая, что на самом деле бюджетный кри¬
зис во многом был делом именно его рук.
Спор об организации Генеральных штатов
Впрочем, общественное мнение уже мало интересовалось че¬
хардой министров: оно переключилось на предстоявший созыв
Генеральных штатов. Вопрос о порядке их работы расколол ан¬
типравительственную оппозицию. Парижский парламент, восста¬
новивший в сентябре 1788 года свои позиции, заявил, что органи¬
зация Генеральных штатов должна быть такой же, как в 1614 году,
когда их созывали в последний раз. Тогда все сословия имели по¬
ровну депутатов, а голосование проходило по принципу «одно
сословие — один голос». Другие парламенты поддержали точку
зрения Парижского, так же поступило и большинство дворян.
Тем самым лидеры аристократической оппозиции открыто при¬
знали, что пытались ограничить власть монарха исключительно
ради усиления собственного влияния и упрочения своих привиле¬
гий. Эгоистические устремления аристократии вошли в противо¬
речие с популярной в обществе идеей удвоить число представи¬
телей третьего сословия по сравнению с двумя первыми и ввести
индивидуальное голосование, как было сделано в недавно вос¬
становленных Штатах Дофинэ. Удвоить число депутатов третьего
сословия предлагал и Неккер.
Парламенты и лидеры аристократической оппозиции, высту¬
пив за традиционную форму деятельности Генеральных штатов,
в одночасье утратили былую популярность. С осени 1788 года ли¬
дерство в оппозиционном движении перешло к просвещенной
элите. Это внесословное, политически активное меньшинство
исповедовало идеалы Просвещения — принципы народного су¬
веренитета, естественных прав человека, ответственности властей
Зб
ГЛАВА 2. ПРЕДРЕВОЛЮЦИЯ
Жак Неккер. Гравюра с портрета кисти Ж. Дюплесси
перед народом, установления политических и гражданских сво¬
бод, секуляризации общественной жизни и т. д. Именно просве¬
щенная элита и дала Революции ее главных лидеров.
Эта новая оппозиция, отличная от прежней, аристократической,
получила у современников название «патриотической партии».
Ее неформальным координирующим центром стал так называе¬
мый Комитет тридцати, куда вошла целая плеяда ярких лично¬
стей, которые сыграют в Революции ведущие роли. «Герой Старого
и Нового света», маркиз Лафайет, как уже отмечалось, завоевал
огромную популярность, сражаясь добровольцем на стороне аме¬
риканских колонистов против Англии. Аббат Эммануэль Жозеф
Сийес к тому времени уже проявил себя способным публицистом.
37
Французская революция
Бонвиван и любимец либеральных салонов, епископ города Отён
Шарль Морис Талейран был хорошо известен в свете как вольноду¬
мец и тонкий политик. Советник Парижского парламента Адриен
Дюпор проявил себя одним из наиболее активных противников
правительства в борьбе судейской корпорации против министров.
Однако даже в столь ярком созвездии талантов фигура Оноре
Габриэля Рикетти, графа де Мирабо, выделялась своей неорди¬
нарностью и скандальной репутацией. Сын известного философа
Просвещения, маркиза де Мирабо, молодой граф по воле отца
был отправлен в тюрьму за безнравственное поведение. Однако
в заключении он соблазнил жену коменданта замка, в котором
был заточен, и бежал с ней за границу. Схваченный полицейскими
агентами и возвращенный во Францию, Мирабо был приговорен
к смерти «за похищение чужой супруги». Впрочем, до казни дело
не дошло, и граф отделался тремя с лишним годами тюремного
заключения. За это время он написал ряд сочинений — политиче¬
ских, художественных и эротических. Выйдя на свободу, Мирабо
провел ряд громких судебных процессов против аристократиче¬
ского семейства своей жены, продемонстрировав в ходе них вели¬
колепный дар оратора. Затем, по заданию французского прави¬
тельства, он выполнял секретную миссию в Пруссии. И, наконец,
проявив себя талантливым и плодовитым публицистом, Мирабо
оказался одним из немногих, кто еще в 1786 году осмелился пойти
против течения и подверг критике финансовую политику Неккера,
находившегося тогда на пике популярности.
Каждый из членов Комитета тридцати был плотно интегри¬
рован в те или иные социальные сети — литературные, акаде¬
мические, масонские, светские, которые пронизывали общество
Старого порядка и объединяли приверженцев новых, просвети¬
тельских ценностей. Комитет использовал все эти связи для того,
чтобы развернуть агитацию в поддержку требования удвоить
представительство третьего сословия и ввести индивидуальное
голосование депутатов.
Активную роль в организации этой памфлетной кампании иг¬
рало также окружение герцога Филиппа Орлеанского. Этот принц
крови имел одно из самых больших состояний во Франции. Принад-
38
ГЛАВА 2. Предреволюция
Герцог Орлеанский. Гравюра Ш.М. Жофруа
лежность к правящей династии и богатство обеспечивали ему до¬
статочно высокую степень независимости, чем он и пользовался, от¬
крыто фрондируя по отношению к короне. При Людовике XV герцог
вслух порицал «революцию Мопу», за что был сослан в свое поме¬
стье. При Людовике XVI он в собрании нотаблей обрушился с крити¬
кой на Калонна и ратовал за созыв Генеральных штатов, за что опять
отправился в ссылку. С 1771 года Филипп Орлеанский возглавлял
«Великий Восток» — конфедерацию масонских лож Франции.
Кроме того, вокруг него всегда в поисках заработка крутились мно¬
гочисленные журналисты и памфлетисты. Через масонские ложи
и прессу он мог исподволь оказывать серьезное влияние на обще¬
ственное мнение. Осенью 1788 года «Орлеанская клика», как не¬
други обычно называли его окружение, активно агитировала в пользу
организации Генеральных штатов на новых принципах.
Для решения вопроса о порядке работы Генеральных штатов
король в ноябре 1788 года вновь созвал собрание нотаблей. На сей
39
Французская революция
раз их поведение диаметральным образом отличалось от того,
что имело место полутора годами ранее. Некогда смелые критики
правительства теперь приутихли, почувствовав реальную угрозу
своему прежнему привилегированному положению. В конце кон¬
цов, подавляющее большинство участников собрания смиренно
попросило монарха сохранить сословные привилегии и традици¬
онную форму организации Штатов.
Тем не менее Людовик XVI поддался уговорам Неккера и согла¬
сился пойти навстречу общественному мнению, которое активно
подогревалось агитацией «патриотической партии». 17 декабря
1788 года было объявлено, что третье сословие в Генеральных шта¬
тах получит двойное представительство. Однако, сказав «а», ко¬
роль не решился сказать «б», а именно сразу же оговорить и по¬
рядок голосования в Генеральных штатах. В итоге непроясненным
остался важнейший вопрос о том, останется ли все как раньше
(«одно сословие — один голос»), или же восторжествуют новые
веяния («один депутат — один голос»). Выбранный монархом тре¬
тий вариант оказался наихудшим из возможных: Людовик вообще
никак не оговорил будущий порядок голосования, оставив приня¬
тие этого решения на потом. Тем самым он, сам того не ведая, зало¬
жил мину замедленного действия под весь институт Генеральных
штатов — мину, взрыв которой позже приведет не только к их ли¬
квидации, но и к множеству других далеко идущих и заранее никем
не предвиденных последствий.
«День лямок»
Избирательная кампания в январе — апреле 1789 года прохо¬
дила в беспокойной обстановке. Низы города и деревни, страдая
от экономического кризиса и растущей дороговизны, находились
в возбужденном состоянии. В разных местах то и дело вспыхи¬
вали голодные бунты. При этом беднякам, плохо разбиравшимся
в сути разногласий между «аристократами» (сторонниками Ста¬
рого порядка) и «патриотами» (приверженцами реформ), доста¬
точно было любого малозначительного повода, чтобы выплеснуть
40
ГЛАВА 1. Предревол юция
недовольство на представителей верхов вне зависимости от того,
к какой «партии» те принадлежали. Враждующие же элиты ста¬
рались (тогда еще только эпизодически) направить гнев низов
на своих политических противников. В данном отношении весьма
показательны события в Бретани конца января 1789 года.
16 января в Ренне, столице провинции, состоялась манифеста¬
ция наемных работников, занятых физическим трудом, — слуг,
носильщиков портшезов*, водоносов, грузчиков и других. Многие
из них, работая, использовали для переноски тяжестей широкие
кожаные ремни, из-за чего последующие события были названы
потом «Днем лямок». Причиной протеста стала растущая доро¬
говизна хлеба — основной пищи бедняков. Перед собравшимися
выступил некий консьерж, заявивший, что снизить цены мешает
конфликт в провинциальных Штатах между депутатами от дво¬
рянства, коих поддерживает парламент, и депутатами от третьего
сословия, на чьей стороне муниципалитет. С криками «Да здрав¬
ствует дворянство!» манифестанты направилась к парламенту,
чтобы выразить ему свою поддержку. Сидевшие в близлежащем
кафе студенты-юристы, сторонники «патриотической партии»,
враждебно встретили протестующих, полагая (возможно, небезос¬
новательно), что на тех повлияли дворяне-«аристократы». Ссора
переросла в стычку, и мускулистые работяги намяли бока задири¬
стым школярам. На другой день те, взяв сабли и пистолеты, собра¬
лись вновь, вынашивая планы отмщения. От намерений молодые
«патриоты» быстро перешли к действиям, после того как к ним
прибежал окровавленный ремесленник-красильщик, тоже «па¬
триот», крича, что его пырнул ножом в руку лакей дворянина.
Главный студенческий заводила Жан-Виктор Моро повел школя¬
ров разбираться с дворянами. Моро уже восьмой год никак не мог
закончить образование, но во всем, что не касалось учебы, поль¬
зовался большим авторитетом среди студентов. В будущем Рево¬
люция сделает из него знаменитого генерала.
Портшез — средство передвижения в виде укрепленного на длинных шестах
кузова с креслом, переносимого носильщиками.
41
Французская революция
К возбужденным школярам по пути примкнули и другие горо¬
жане: кто-то из них симпатизировал «патриотической партии»,
кто-то просто не любил дворян с их привилегиями. Когда Моро
постучался в двери монастыря кордельеров, за которой заседали
депутаты провинциальных Штатов от дворянства, позади него
уже теснилась толпа в несколько сот человек. Ничего хорошего
дворянам этот визит не сулил, но у них тоже имелось оружие.
Как только дверь открылась, с обеих сторон грянули выстрелы.
Сомкнув ряды, дворяне, возглавляемые маркизом де ла Руёри, бое¬
вым офицером и героем войны в Северной Америке, со шпагами
в руках ринулись сквозь толпу. В их числе был и Франсуа-Рене де
Шатобриан, в будущем знаменитый писатель и политик, а тогда
еще совсем молодой человек. В позднейших мемуарах он весьма
красочно опишет этот отчаянный прорыв: «Народ встретил нас
улюлюканьем, градом камней, ударами железных палок и писто¬
летными выстрелами. Мы пробились сквозь окружавшую нас че¬
ловеческую массу. Нескольких дворян ранили, их хватали, рвали,
награждали синяками и ушибами». В свалке погибли два дворя¬
нина и молодой мясник. Тем не менее прорыв увенчался успехом.
На другой день стычки возобновились. Военный комендант го¬
рода тщетно призывал враждующие стороны сложить оружие. Од¬
нако, когда в город прибыли четыре сотни студентов из Нанта, чья
репутация была еще хуже, чем у их реннских собратьев, дворяне
почли за благо замириться. Вместе с тем они поклялись, что не от¬
правят своих депутатов в Генеральные штаты до тех пор, пока те
не будут организованы традиционным образом. Это была полити¬
ческая ошибка. Дворянство Бретани, таким образом, оставалось
без депутатов в общенациональном представительном органе, доб¬
ровольно уступив парламентскую трибуну своим противникам.
«Аристократический заговор»
«Патриотическая партия» тоже пыталась сыграть на социаль¬
ном недовольстве и направить его против правительства и ста¬
рых элит. В январе 1789 года вышел в свет и немедленно получил
42.
ГЛАВА z. Предреволюция
Эммануэль-Жозеф Сийес. Портрет кисти Ж.Л. Давида
широчайшую известность памфлет члена Комитета тридцати, аб¬
бата Сийеса, «Что такое третье сословие?». На вынесенный в за¬
головок вопрос автор отвечал: «Всё!» — и далее продолжал:
«А чем оно до сих пор было? — Ничем! — А чего оно требует? —
Стать хоть чем-то». Несмотря на, казалось бы, скромные претен¬
зии, Сийес фактически противопоставил дворян всей остальной
нации, отказав им в праве считаться ее частью. Подхватив и раз¬
вив эту идею, публицистика «патриотов» принялась формиро¬
вать в общественном сознании образ врага — аристократии, якобы
виновной во всех бедах народа и плетущей против него заговор.
Идея «аристократического заговора» витала над избиратель¬
ными собраниями третьего сословия. Она служила универсальным
43
Французская революция
объяснением для всего чего угодно: дороговизны («аристократы
морят народ голодом»), выступлений крестьян и плебса против
имущей части третьего же сословия («аристократы натравливают
народ на патриотов»), нерешительности короля в проведении
реформ («аристократы морочат ему голову») и т.д. и т.п. Идея
заговора не требовала доказательств и воспринималась как само¬
очевидная. Вот, к примеру, зарисовка с избирательного собрания
в парижском дистрикте Сен-Рок, сделанная современником —
Жаком Демишелем, служившим тогда гувернером у юного барона
Григория Строганова: «Один из собравшихся заявил, что он уве¬
рен в существовании заговора, участники которого намерены до¬
биться отставки Неккера, и предложил вынести постановление
от имени коммуны Парижа, умоляя короля сохранить столь доро¬
гого нации министра. Он предложил также сообщить об этом по¬
становлении всем дистриктам города. Об этом заговоре известили
депутацию от дворянства, так же как и о вынесенном по данному
поводу постановлении». Характерно, что никто даже не попро¬
сил у гражданина каких-либо доказательств, — одного только «он
уверен» оказалось достаточно, чтобы перейти к практическим
действиям.
Благодаря точно такой же уверенности провинциальный ад¬
вокат Максимилиан Робеспьер выиграл выборы в городе Аррасе
и стал депутатом Генеральных штатов. До того времени он являлся
достаточно ординарным представителем просвещенной элиты,
который, как все, читал модных философов, обсуждал с друзьями
их идеи, а порой и сам выносил свои сочинения на суд местного
литературного общества. От многих других его отличало, пожа¬
луй, только гипертрофированное честолюбие — ощущение себя
непризнанным гением. Ухаживая за женщинами, он отправлял
им в любовных письмах тексты своих многословных и тяжело¬
весных выступлений в суде, очевидно полагая подобную демон¬
страцию собственных достоинств наиболее надежным средством
завоевать сердце дамы. И это в галантный век, высоко ценивший
искусство легкой и остроумной светской беседы! Надо ли удив¬
ляться, что с женщинами ему не везло? Не удалось ему снискать
и литературных лавров. Да и в профессии адвоката он проявил
44
ГЛАВА 2. Предреволюция
себя не более чем крепким середняком. Следуй Робеспьер и далее
своим обычным путем, ему, конечно, не достался бы первый приз
в том состязании честолюбий, в которое вылились многоступен¬
чатые выборы в Генеральные штаты. На всех промежуточных
финишах он находился лишь в середине проходившей на следу¬
ющий уровень группы. Однако перед решающим этапом Робес¬
пьер объявил в печати о существовании антинародного заговора,
с которым, дескать, только он и знает, как справиться. Сработало.
Робеспьер получил «первый приз» — депутатский мандат —
и отправился в столицу бороться с «заговором» в масштабах
всей страны.
«Дело Ревельона»
Чем дальше страна погружалась в эпоху перемен, тем больше на¬
растали экономические трудности. Множество одновременных
локальных конфликтов политического характера серьезно осла¬
били государство, и оно уже не могло выполнять свои социальные
и регулирующие функции как прежде. В условиях экономического
кризиса это особенно болезненно сказывалось на малоимущих.
В марте голодные бунты произошли в Реймсе, Марселе и Эксе.
Однако апогеем подобных выступлений в период Предреволю-
ции стали парижские события 27-19 апреля 1789 года, известные
как «дело Ревельона».
Жан-Батист Ревельон владел обойной мануфактурой в Сент-
Антуанском предместье. Успешный предприниматель, он исполь¬
зовал новые технологии, дружил с изобретателями и учеными.
Из произведенной на его предприятии бумаги братья Монгольфье
склеили свой первый воздушный шар и в благодарность позднее
назвали «Ревельоном» монгольфьер, предназначенный для пер¬
вого пилотируемого полета. За успешную работу мануфактуре
Ревельона присвоили статус королевской, наградив целым рядом
сопутствующих привилегий. Благодаря им, он смог установить
рабочим достаточно высокое жалование, компенсировать за свой
счет их вынужденные из-за кризиса простои и платить их семьям
45
Французская революция
пособия по утрате кормильца. Неудивительно, что столь прогрес¬
сивного во всех отношениях человека избиратели от третьего со¬
словия сделали одним из 300 парижских выборщиков, которым
предстояло избрать в столице ю депутатов Генеральных штатов.
С этого-то и начались его злоключения.
Порядок выборов каждая из французских провинций опре¬
деляла самостоятельно. В Париже правом голоса обладали муж¬
чины не моложе 25 лет, имевшие здесь постоянное место жительства
и платившие в год не менее 6 ливров подушного налога. А значит,
огромное множество безработных, наводнивших парижские пред¬
местья в поисках заработка, осталось вне избирательного процесса.
По свидетельству современников, они толпились у церквей, где шло
голосование, и спрашивали у выходящих: «Занимаются ли нами?
Думают ли о том, чтобы понизить цену на хлеб? Мы голодаем».
Их беды и в самом деле не остались без внимания. Прогрес¬
сивный предприниматель и филантроп Ревельон 23 апреля заявил
на собрании выборщиков своего дистрикта, что при такой доро¬
говизне рабочему невозможно прожить на дневной заработок
в 15 су. Его возмущение разделил еще один прогрессивный пред¬
приниматель и филантроп — владелец фабрики по производству
селитры Анрио. Лучше бы они этого не делали.
Дневной заработок в 15 су считался нищенским. При доро¬
говизне тех дней прожить на него действительно было невоз¬
можно. Своим рабочим Ревельон, несмотря на кризис, платил
в три с лишним раза больше. Однако кто-то что-то не расслышал
или не понял. Возможно, стоявшим у дверей церкви вообще было
плохо слышно то, что говорится внутри. Но в тот же день по Па¬
рижу пополз слух, что донельзя обнаглевшие богачи Ревельон
и Анрио предлагают снизить заработки рабочих до 15 су в день.
Два дня ушло на то, чтобы это известие из уст в уста разо¬
шлось по рабочим предместьям и те хорошенько «прогрелись».
27 апреля возмущение выплеснулось на улицы. Собравшаяся
у Бастилии трехтысячная толпа (позднее следствие установило,
что в ней не было ни одного рабочего с фабрики самого Ревель-
она) направилась к Ратуше с возгласами: «Смерть богачам! Смерть
аристократам! Смерть спекулянтам! Утопить чертовых попов!»
46
ГЛАВА z. Предревол юция
Собственно, к Ревельону и Анрио можно было отнести лишь
первое требование. Хлебом ни тот ни другой не спекулировали.
«Аристократы» же и «чертовы попы» для них обоих, принад¬
лежавших по своим взглядам скорее к «патриотической партии»,
и вовсе являлись политическими оппонентами. Однако беднота
в нюансах политической жизни не разбиралась. На Королевской
площади манифестанты зачитали «приговор», осудив «именем
третьего сословия» Ревельона и Анрио на смерть. На Гревской
площади чучела обоих были вздернуты на виселицы. Вернувшись
в Сент-Антуанское предместье, толпа направилась к дому Ревель¬
она. Встретив здесь солдат, она повернула к особняку Анрио, ко¬
торый разгромила самым беспощадным образом. Вся внутрен¬
няя обстановка была выброшена из окон и сожжена. Сам Анрио
остался жив только потому, что бежал с семьей в Венсенский замок
и укрылся в его донжоне.
Утром 18 апреля бунт возобновился. На сей раз дом Ревельона
не спасли даже защищавшие его солдаты. Этот особняк тоже под¬
вергся тотальному разгрому с сожжением или разграблением всего
имущества. Фабриканту и его семье пришлось укрыться в Басти¬
лии. Для усмирения разбушевавшейся не на шутку толпы власти
направили войска, которым восставшие оказали ожесточенное
сопротивление. Двенадцать солдат были убиты, несколько десят¬
ков ранены. Точное число убитых мятежников установить не уда¬
лось: по разным оценкам, оно колебалось от нескольких десятков
до нескольких сотен. 19 апреля были осуждены и повешены два
бунтовщика, найденные мертвецки пьяными в разоренном доме
Ревельона. Власти объявили их зачинщиками беспорядков.
Бунт в Сент-Антуанском предместье, случившийся всего за не¬
делю до открытия Генеральных штатов, стал своего рода предосте¬
режением для элит, занятых борьбой друг с другом и не слишком об¬
ращавших внимание на происходившее в низах. Между тем «дело
Ревельона» показало, что суровые мужчины в длинных брюках
и темных блузах из грубой ткани — так выглядел тогда городской
плебс — имели свою собственную повестку дня, далекую от той,
которую ему предлагали просвещенные «патриоты» в шелковых
чулках и бархатных камзолах. Однако этот сигнал услышан не был.
47
ГЛАВА 3
Учредительное
собрание
От Генеральных штатов
к Национальному собранию
Генеральные штаты начали свою работу в Версале 5 мая 1789 года.
В общей сложности в них входило 1165 депутатов. Благодаря ре¬
шению короля удвоить число представителей третьего сосло¬
вия, последнее имело половину мест, а два привилегированных
сословия — только по четверти. Тем не менее даже после этого
Генеральные штаты оставались органом не общенационального,
а сословного представительства, что и определяло их весьма спе¬
цифический состав.
Хотя общее число священнослужителей во Франции не пре¬
вышало 0,5% населения, в Генеральных штатах их представители
занимали 15% мест. Еще большую долю депутатского корпуса со¬
ставляли дворяне, причем их оказалось довольно много и среди
представителей третьего сословия. К примеру, граф Мирабо, не до¬
бившись депутатского мандата от дворянства своей провинции,
стал депутатом от третьего сословия. Если в целом по Франции
дворяне составляли менее z% ее жителей, то в Генеральных шта¬
тах им принадлежала треть мест. В третьем сословии, да и в насе¬
лении Франции вообще, подавляющее большинство приходилось
на долю крестьян. Однако их среди депутатов не было. Половину
48
глава 3. Учредительное собрание
Граф де Мирабо. Гравюра с портрета кисти Ж. Бозе
мест представителей третьего сословия занимали владельцы долж¬
ностей в судебных и финансовых учреждениях и чуть больше чет¬
верти — близкие к ним по своему статусу и интересам лица сво¬
бодных профессий, в основном адвокаты.
Больше всего впечатляет диспропорция в представительстве
между обитателями города и деревни. В сельской местности про¬
живало 81-85% всех французов, однако 75% депутатов являлись
горожанами. Иначе говоря, состав Генеральных штатов никоим
образом не отражал реальную структуру французского общества.
Это было собрание представителей городских элит страны. Од¬
нако именно ему предстояло принимать решения, обязательные
для всех французов. Указанное обстоятельство таило в себе потен¬
циальную опасность того, что политически активное меньшин¬
ство, представленное в органах власти, будет навязывать непред¬
ставленному в них большинству наиболее оптимальную для себя
модель общественного переустройства.
Впрочем, внутри самих Генеральных штатов также имелось
политически активное меньшинство. «Патриотическая партия»
приняла в выборах самое деятельное участие. Комитет тридцати
49
Французская революция
и аналогичные ассоциации в провинции энергично помогали своим
единомышленникам, издавали памфлеты в их поддержку, разраба¬
тывали образцы наказов, принимавшихся затем на собраниях изби¬
рателей. В результате практически все ведущие деятели антиправи¬
тельственной оппозиции получили депутатские мандаты.
В самом начале работы Генеральных штатов большинство де¬
путатов не помышляло о конфронтации с правительством и было
настроено на конструктивное взаимодействие с ним, тем более
что наказы избирателей не требовали от созванного органа слиш¬
ком радикальных мер. Однако нерешенность вопроса о порядке го¬
лосования сразу же напомнила о себе, едва лишь речь зашла о том,
как проверять полномочия депутатов. Представители третьего со¬
словия потребовали, чтобы это происходило на общем заседании,
что исключало деление на палаты по сословиям и предполагало
индивидуальное голосование. Представители же привилегиро¬
ванных сословий, напротив, настаивали на проведении этой про¬
цедуры раздельно, по палатам, что было бы равносильно возвра¬
щению к традиционному порядку голосования по сословиям.
Ни одна из сторон не хотела уступать, и споры по сугубо техни¬
ческому, казалось бы, вопросу — как именно проверять полномочия
депутатов — растянулись более чем на месяц. Вот тут бы и сказать
свое веское слово главе государства, чтобы немедленно, раз и навсе¬
гда разрешить спор, но Людовик XVI не умел ставить государствен¬
ные интересы выше личных чувств, как делали по-настоящему ве¬
ликие монархи. Так, его теща, императрица Мария-Терезия, рожая
будущую королеву Франции Марию-Антуанетту, продолжала рабо¬
тать с документами даже после начала схваток и прервалась лишь
на полчаса, чтобы произвести дочь на свет. Людовик XVI был бес¬
конечно далек от подобного самоотречения и не умел отвлекаться
от семейных забот ради государственных проблем. После откры¬
тия Генеральных штатов он пустил все дела на самотек и занимался
только своим старшим сыном, безнадежно больным и угасавшим
буквально на глазах. Когда 4 июня ребенок умер, Людовик и вовсе
впал в глубокую депрессию. Его не интересовал разгоравшийся
в Генеральных штатах конфликт между сословиями, а тот между
тем приобретал все большую остроту.
50
глава з- Учредительное собрание
Среди депутатов третьего сословия тон задавали две регио¬
нальные группы, которые, исходя из своего локального опыта,
предложили два принципиально разных подхода к решению воз¬
никшей проблемы. Представители провинции Дофине, где все
три сословия ранее сумели договориться в замке Визиль о вос¬
становлении провинциальных штатов на новой основе, ратовали
за поиск компромисса. Напротив, представители Бретани, где
ранее борьба между дворянством и третьим сословием вылилась
в вооруженное противоборство, предлагали наиболее решитель¬
ный способ действий и в Генеральных штатах: они советовали
объявить депутатов третьего сословия единственно легитимными
представителями нации. Тем самым духовенство и дворянство во¬
обще оказались бы отстранены от принятия решений.
Невмешательство короля и бескомпромиссная позиция при¬
вилегированных сословий привели к тому, что среди депутатов
от третьего сословия возобладала точка зрения бретонцев. Боль¬
шое значение имело и то, что радикально настроенные депутаты
из Бретани были хорошо организованы. Прибыв в Версаль, они
еще за неделю до начала работы Генеральных штатов создали Бре¬
тонский клуб, на заседаниях которого договаривались о своих
дальнейших действиях и согласовывали их с теми депутатами, ко¬
торые пользовались наибольшим влиянием среди представителей
третьего сословия. В первые недели заседаний таковыми стали
люди, уже проявившие себя в период Предреволюции: адвокаты
из Гренобля Мунье и Барнав, аббат Сийес и, конечно же, граф Ми¬
рабо, который, благодаря своему мощному голосу и выдающемуся
ораторскому дару, задавал тон дискуссиям.
Основную массу депутатов третьего сословия составляли
люди, не чуждые идеям Просвещения, критически относившиеся
к отдельным аспектам Старого порядка и выражавшие эмоцио¬
нальную поддержку переменам, не вникая глубоко в суть поли¬
тических проблем. Большинство из них охотно шло за теми лиде¬
рами, которые от имени «патриотической партии» определяли
практическую повестку дня. Механизм манипулирования аморф¬
ной депутатской массой описал в своих мемуарах видный дея¬
тель Революции аббат Анри Жан-Батист Грегуар, рассказывая
Si
Французская революция
о заседании Бретонского клуба накануне одного из важных го¬
лосований: «“Каким образом, — спросил кто-то, — желание
12-15 лиц может определить поведение двенадцати сотен депута¬
тов?” Ему ответили, что безличные обороты обладают магической
силой. Мы скажем: “Вот что должен сделать двор, а среди патрио¬
тов у жеусловлено принять такие-то меры”.. Условлено может пред¬
полагать и четыреста человек, и десять. Уловка удалась». Перед
каждым из решающих заседаний лидеры третьего сословия про¬
водили подобную «сверку часов», определяя цели, к которым
необходимо вести пассивное большинство, абстрактно желавшее
перемен.
ю июня депутаты третьего сословия заявили, что поскольку
они представляют всю нацию, то готовы начать проверку полно¬
мочий самостоятельно. День спустя к ним присоединились трое
священников, а потом и еще полтора десятка. Приходские кюре
обычно являлись выходцами из третьего сословия, хорошо знали
нужды рядовых прихожан и были достаточно восприимчивыми
к оппозиционным настроениям.
17 июня палата третьего сословия провозгласила себя На¬
циональным собранием, то есть представительным органом всей
нации. Многим депутатам столь радикальное решение далось
нелегко. Однако, как свидетельствует Мунье, в ходе заседания
члены Бретонского клуба циркулировали по залу, оказывая дав¬
ление на колеблющихся. Немаловажное значение имело и влия¬
ние зрителей. На заседания Генеральных штатов допускали всех
желающих, и трибуны были заполнены публикой, настроенной,
как правило, довольно радикально. К ней-то и апеллировало
«патриотическое» меньшинство, побуждая оскорблять и запу¬
гивать сторонников компромисса с двумя первыми сословиями.
Еще одной формой морального давления стало распространение
накануне решающего голосования списков «плохих депутатов».
Найдя себя в таком списке, человек не слишком решительный
предпочитал присоединиться к большинству, доказывая, что он
совсем даже не «плохой». Все эти способы манипуляции и устра¬
шения, считает Мунье, собственно, и привели к тому, что число
депутатов, выступавших вместе с ним против провозглашения
5^
глава з. Учредительное собрание
себя Национальным собранием, таяло буквально на глазах: если
16 июня таковых насчитывалось две сотни, то на момент голосо¬
вания — не более 90.
Решение объявить о создании Национального собрания при¬
нималось прежде всего из тактических соображений — чтобы
оказать давление на депутатов первых двух сословий. Однако оно
неожиданно для самих инициаторов этого шага вызвало гораздо
более серьезные последствия, нежели изначально предполагалось.
Провозглашение нации носителем верховного суверенитета подо¬
рвало правовые основы абсолютной монархии, где высшей вла¬
стью — суверенитетом — мог обладать только король.
Появление Учредительного собрания
Первое время после провозглашения Национального собрания
казалось, что третье сословие добилось именно той цели, ради ко¬
торой и предпринимались столь решительные действия. Не желая
противопоставлять себя нации в лице новообразованного Собра¬
ния, большинство депутатов от духовенства решили присоеди¬
ниться к нему. Того же потребовали в своей палате и либерально
настроенные дворяне, составлявшие примерно треть представи¬
телей второго сословия. Однако большинство дворян и верхушка
духовенства не хотели уступать и обратились к королю с просьбой
вмешаться и разрешить спор. Людовик XVI, подавленный смер¬
тью сына, вяло согласился. Однако те меры, на которые удалось
его подвигнуть, не только не исправили ситуацию, но и невольно
способствовали дальнейшей эскалации событий.
Для разрешения конфликта между сословиями было решено
провести королевское заседание — то есть заседание с участием
Людовика XVI. Как уже отмечалось, правовая традиция Старого
порядка предполагала, что воля монарха, оглашенная в его при¬
сутствии, подлежит безоговорочному исполнению. Для подго¬
товки к столь торжественному событию зал Собрания временно
закрыли, но предупредить об этом представителей третьего со¬
словия не сочли нужным. В результате те, придя утром 20 июня
53
Французская революция
Клятва в зале для игры в мяч. Рисунок Ж.Л. Давида
на «место работы», нашли двери запертыми. Не понимая сути
происходящего, они сразу же подумали о худшем, увидев в этом
первый шаг к разгону Собрания. Идея «аристократического заго¬
вора», возникшая еще в ходе избирательной кампании, продол¬
жала витать в воздухе.
Пошел дождь. Промокшие и раздраженные «представители
нации» побрели искать укрытие, достаточно просторное для того,
чтобы вместить несколько сотен человек. Таковым стал располо¬
женный неподалеку зал для игры в мяч. Там-то они и дали торже¬
ственную клятву на случай возможной попытки своего роспуска:
ни за что не расходиться до тех пор, пока не установят правильную
конституцию (устройство) государства, закрепленную соответству¬
ющим законом. Таким образом, накануне важнейшего для себя со¬
бытия власть неосторожными действиями не только вызвала у де¬
путатов подозрения относительно своих намерений, но и невольно
подтолкнула их к символическому акту, упрочившему узы корпора¬
тивной солидарности и решимость к сопротивлению.
54
глава у. Учредительное собрание
13 июня состоялось королевское заседание. На нем Людовик
XVI огласил программу реформ. Он высказался за ликвидацию на¬
логовых привилегий первых двух сословий, чего министры короля
упорно добивались еще со времен Машо д’Арнувиля, признал
право Генеральных штатов на утверждение налогов и подтвер¬
дил свободу слова, которая де-факто уже была дарована в августе
1788 года. Одновременно монарх в ультимативном тоне велел де¬
путатам заседать по сословиям и пригрозил им в случае непови¬
новения роспуском.
В момент открытия Генеральных штатов такую программу пре¬
образований, скорее всего, встретили бы на ура, а установление
королем традиционного порядка голосования едва ли столкну¬
лось бы с серьезным сопротивлением тогда еще разрозненных
и почти не знакомых друг с другом представителей третьего сосло¬
вия. Однако теперь, когда последние за полтора месяца дебатов
достаточно хорошо узнали друг друга, обрели лидеров и успели
оценить эффективность поддержки со стороны трибун, одного
лишь брошенного мимоходом королевского распоряжения было
явно недостаточно для того, чтобы самопровозглашенное Нацио¬
нальное собрание безропотно ему подчинилось. Поэтому после
ухода Людовика XVI депутаты третьего сословия просто проиг¬
норировали его приказ.
Столкнувшись с актом открытого неповиновения, монарх был
обязан предпринять какие-то решительные действия, дабы пока¬
зать, что произнесенные им слова не пустой звук. Но Людовик
XVI вновь погрузился в апатию и не ответил на брошенный ему
вызов, тем самым по умолчанию приняв свое поражение. Власть,
как вода, утекала у него сквозь пальцы. На другой день к треть¬
ему сословию присоединилось духовенство, затем — либеральные
дворяне с герцогом Орлеанским во главе. И, наконец, Людовик
XVI сам попросил оставшихся ему верными депутатов последо¬
вать за остальными. Вобрав в себя весь депутатский корпус Гене¬
ральных штатов, Национальное собрание 9 июля объявило себя
Учредительным, то есть учреждающим конституцию.
Как видим, превращение традиционного института Генераль¬
ных штатов в Учредительное собрание носило сугубо ситуативный
55
Французская революция
характер. Депутаты от третьего сословия руководствовались не ка¬
ким-либо заранее продуманным планом и тем более не философ¬
ской концепцией, а исключительно логикой текущей политиче¬
ской борьбы с представителями привилегированных сословий.
Двигаясь шаг за шагом, они пытались нащупать для себя пределы
возможного, пока, наконец, не обнаружили, что правительство
пребывает в параличе, а потому можно безнаказанно присвоить
себе его полномочия.
Бунт 14 июля
И все же, в отличие от монарха, его окружение так легко сдаваться
не собиралось: оно предприняло новую попытку подтолкнуть
короля к решительным действиям, чтобы переломить неуклонно
ухудшавшуюся ситуацию, и июля под нажимом королевы и своих
братьев Людовик XVI уволил Неккера как виновника всех про¬
блем, возникших после созыва Генеральных штатов.
12 июля об отставке Неккера узнали в Париже. Обычно замена
одного министра другим проходила достаточно рутинно. По¬
добная прерогатива безоговорочно принадлежала королю, и тот
за время своего правления неоднократно пользовался ею. Однако
на сей раз такой шаг был предпринят в слишком неблагоприят¬
ной ситуации, а потому повлек за собой тяжкие и непредвиден¬
ные последствия. В обществе Неккер пользовался — не слиш¬
ком, правда, заслуженно, как мы знаем, — репутацией настоящего
финансового гения, и отстранение его не понравилось держате¬
лям государственных ценных бумаг. Городские верхи испугались,
что приближается банкротство монархии, и заволновались. Им
было что терять.
У городских низов имелся собственный повод для недоволь¬
ства. Зерно, собранное в предыдущем, и так весьма неблагопри¬
ятном, году, подходило к концу и цены на хлеб в преддверии но¬
вого урожая неуклонно росли. В те дни юный русский граф Павел
Строганов писал отцу из Парижа: «Мы здесь имеем весьма дожд¬
ливое время, что заставляет опасаться великого голода, который
56
глава з. Учредительное собрание
уже причинил во многих городах бунты. Теперь в Париже премно¬
жество войск собраны, чтобы от возмущения удерживать народ,
который везде ужасно беден».
Впрочем, общественное мнение самого Парижа связывало по¬
явление войск в столице и ее окрестностях не столько с угрозой
голодного бунта, сколько с возможным роспуском Националь¬
ного собрания. По городу ходили самые фантастические слухи
об аристократическом заговоре против «патриотов» и о наме¬
рении двора уморить столицу голодом.
Настоящей фабрикой слухов стал сад Пале-Рояль, примыкав¬
ший к одноименному дворцу герцога Орлеанского. Сюда, на част¬
ную территорию, вход полиции был воспрещен, и самозваные ора¬
торы беспрепятственно могли здесь с утра до вечера разогревать
публику зажигательными речами в нескольких кафе. Около полу¬
дня 11 июля один из них, тогда еще никому не известный журна¬
лист Камил Демулен, призвал народ вооружаться. Стихийные ма¬
нифестации буржуа дефилировали по улицам с бюстами Неккера
и герцога Орлеанского. Последний и был одним из вдохновите¬
лей той подстрекательской агитации, что велась в его саду с его же
ведома и одобрения.
Ни король, ни новое правительство никак не реагировали
на происходившее в столице, и военный комендант Иль-де-Франса
и Парижа барон Безанваль на свой страх и риск приказал Коро¬
левскому полку немецкой кавалерии выдвинуться на площадь Лю¬
довика XV (ныне площадь Согласия). Выбор пал именно на ино¬
странный полк, поскольку дисциплина во французской гвардии
находилась к тому моменту на крайне низком уровне: попавшие
под влияние антиправительственной агитации солдаты уже не раз
отказывались повиноваться офицерам. Это очень возмущало на¬
ходившегося тогда в Париже 18-летнего князя Дмитрия Голи¬
цына, который писал об одном из таких случаев своему гувернеру:
«Солдаты разных полков отказались выступить, заявив, что они
пошли в армию, чтобы сражаться против противника, а не про¬
тив сограждан. Поэтому я думаю, что, окажись там случайно ко¬
роль, они с подобным прекраснодушием бросили бы его в опас¬
ности. Я уверяю вас, что они должны почитать себя счастливыми,
57
Французская революция
что я не являюсь их полковником здесь, поскольку я истребил бы
свой полк, если бы он не повиновался мне, и я сказал бы солдатам:
вы пришли в армию, чтобы делать то, что вам прикажут, а не рас¬
суждать. Я слишком разгорячился, но я говорю как военный и,
возможно, как иностранец».
Однако отправка Безанвалем в центр Парижа немецкой кава¬
лерии без четкой постановки задачи, а только в качестве демон¬
страции силы, оказалась далеко не лучшей идеей и лишь при¬
вела публику в раздражение, которое выплеснулось на ничем
еще не успевших провиниться солдат. С террасы сада Тюильри
их принялись оскорблять и забрасывать различными предметами.
Командовавший полком принц Ламбеск, утратив терпение, при¬
казал подчиненным разогнать толпу в Тюильри, нанося саблями
удары плашмя. Приказ был выполнен, в результате чего несколько
человек оказались помяты, в том числе почтенный старик, ока¬
завшийся на пути коня самого Ламбеска. Молва, однако, тут же
объявила, что принц лично зарубил саблей несчастного. К вечеру
Безанвалю пришлось отозвать с площади Людовика XV немецкую
кавалерию, которую к тому времени стали обстреливать еще и сол¬
даты французской гвардии, покинувшие свои казармы.
Продемонстрированная властями беспомощность и преуве¬
личенные слухи о якобы произошедшем в ходе инцидента в саду
Тюильри кровопролитии подтолкнули бунтовщиков к более ради¬
кальным действиям. В ночь на 13 июля были сожжены таможенные
заставы на въездах в Париж и разграблен монастырь Сен-Лазар.
Анархия все больше охватывала столицу. Усиливались панические
настроения: горожане боялись и введения в город войск, и бес¬
чинства маргинальных элементов. Утром в Ратуше собрались вы¬
борщики (избиратели второй ступени) во главе с Жаком Флес-
селем, купеческим прево Парижа (аналог должности мэра). Они
постановили учредить фактически новый муниципалитет — По¬
стоянный комитет — и городскую милицию (ополчение), чтобы
поддерживать порядок на улицах, а в случае необходимости —
защитить парижан от королевской армии.
Милиция нуждалась в оружии, и вечером делегация Посто¬
янного комитета посетила Дом инвалидов, попросив коменданта
58
глава 5. Учредительное собрание
замка — а им был маркиз де Сомбрёй — выдать ружья и пушки.
Старый служака, участвовавший еще мальчишкой в войне за Ав¬
стрийское наследство, ответил именно так, как ответил бы на его
месте любой кадровый офицер любой армии — отказал. Если
военные начнут раздавать оружие всем желающим по первому
требованию, ни армия, ни государство долго не просуществуют.
Однако правительство в течение всего этого дня и последу¬
ющей ночи никак не обозначило своего отношения к происхо¬
дившему в Париже. Размещенные на Марсовом поле войска так
и не дождались из Версаля приказов ни от короля, ни от военного
министра — 70-летнего герцога де Брольи — и чувствовали себя
покинутыми. Фактически вся ответственность за принятие реше¬
ний легла на плечи барона Безанваля, который менее всего был
готов к такой ноше. Боевой офицер в далекой молодости, он давно
уже превратился в утомленного жизнью куртизана, озабоченного
лишь поиском благоволения монаршей четы. К тому же, нахо¬
дясь последнее время в немилости у королевы, он избегал каких-
либо резких действий, способных осложнить его положение
при дворе. Между тем сложившаяся в Париже ситуация требо¬
вала от него таких же решительных шагов, которые в схожих об¬
стоятельствах шесть лет спустя предпримет генерал Бонапарт, рас¬
стреляв повстанцев картечью. Но Безанваль не был Бонапартом.
Утром 14 июля, когда толпы парижан, требуя оружия, окружили
Дом инвалидов, он не только не пришел на помощь его гарнизону,
но и увел свои войска из Парижа, бросив на произвол судьбы
солдат, охранявших расположенные в городе военные объекты.
Не получив поддержки, гарнизон Дома инвалидов не стал со¬
противляться и позволил осаждавшим захватить 40 тысяч ружей
и го пушек. Однако пороха не хватало, и повстанцы отправились
за ним в Бастилию.
Построенная в XIV веке, крепость Бастилия составляла когда-
то важную часть укреплений Парижа, а затем использовалась
как политическая тюрьма. Но к 1789 году она лишилась обеих этих
функций. Пятью годами ранее правительство даже приняло реше¬
ние о ее сносе, но в казне не нашлось на это денег. Теперь там на¬
ходился небольшой гарнизон из 81 ветеранов и 32 швейцарских
59
Французская революция
Взятие Бастилии. Раскрашенная гравюра XVIII в.
гвардейцев, охранявших военные склады и 7 узников, осужденных
по уголовным статьям. Во главе гарнизона стоял маркиз Делонэ.
Человек сугубо мирный, он всю жизнь занимал лишь администра¬
тивные посты и не имел боевого опыта. Тем не менее, выбирая
между капитуляцией и долгом, он выбрал второе. Любезно при¬
няв делегацию из Ратуши, Делонэ отказался отдать порох, обещав,
однако, не стрелять в вооруженную толпу, окружившую Бастилию.
Действительно, если бы пушки крепости открыли огонь, они бы
напрочь смели не только нестройные ряды мятежников, но и доб¬
рую половину Сент-Антуанского предместья.
Последующие делегации Постоянного комитета получили
столь же вежливый, но твердый отказ. Долгие переговоры исто¬
щили терпение осаждавших. Наиболее предприимчивые из них
разбили цепи, удерживавшие подъемный мост, он опустился,
и толпа по нему хлынула во внешний двор крепости. Солдаты
гарнизона отреагировали именно так, как уставы всех армий мира
6о
глава j. Учредительное собрание
предписывают реагировать в случае несанкционированного про¬
никновения на охраняемый объект: сделали предупреждение и от¬
крыли огонь. Около ста человек погибли, несколько десятков по¬
лучили ранения.
Начался так называемый штурм Бастилии, выражавшийся
в беспорядочном обстреле ее каменных стен из ружей. Только
с прибытием солдат французской гвардии и пяти пушек из Дома
инвалидов действия повстанцев приобрели более или менее ор¬
ганизованный характер.
Штурм Бастилии в общей сложности длился около шести
часов. Все это время комендант тщетно ждал от правительства
подкреплений или хотя бы приказа о том, что делать дальше:
сдаться или оказать полноценное сопротивление. Избегая боль¬
шего кровопролития, Делонэ так и не применил артиллерию. На¬
конец, в 17 часов он согласился сложить оружие в обмен на обеща¬
ние осаждавших сохранить жизнь защитникам Бастилии. Однако,
как только толпа ворвалась в крепость, шестерых ветеранов линче¬
вали на месте. Коменданта повели было в Ратушу, но, так и не до¬
ведя туда, зарезали по пути. Голову его надели на пику и стали
носить по городу. На другой пике подняли голову купеческого
прево Флесселя, которого убили, обнаружив у Делонэ его записку
с просьбой продержаться до вечера в надежде на подход подкреп¬
лений.
В самом по себе взятии Бастилии не было ничего экстраорди¬
нарного. Парижане и раньше, восстав против властей — во вре¬
мена Католической лиги 1589 года и Фронды 1649 года, захва¬
тывали Бастилию, когда она действительно была укрепленным
замком и политической тюрьмой. Беспрецедентной оказалась ре¬
акция властей на то, что произошло 14 июля 1789 года. Людовик
XVI не только отозвал войска из окрестностей столицы и вернул
Неккера в правительство, но и три дня спустя посетил парижскую
Ратушу. Считается, что именно там он принял от членов Посто¬
янного комитета красно-голубую кокарду — символ восставшего
Парижа, добавив к ней белый цвет Бурбонов, — так появилось
трехцветное знамя Французской революции. Этим, казалось бы,
примирительным жестом король фактически санкционировал
61
Французская революция
убийство людей, единственная вина которых состояла в исполне¬
нии своего государственного и воинского долга. Отныне никто
из государственных служащих не мог быть уверен в своей без¬
опасности. Продемонстрировав полную неспособность сохранить
общественный порядок, монархия вступила в период неуклонно
ускорявшегося распада.
Так достаточно локальное по своему значению событие — за¬
хват толпой, искавшей порох, старого замка, гарнизон которого
толком не сопротивлялся, — оказалось тем камушком, что повлек
за собой неудержимую лавину. Просвещенная элита тут же поста¬
ралась использовать падение Бастилии в своих целях, придав ему
символический смысл. Стихийный бунт городского плебса, возбу¬
жденного дороговизной и пугающими слухами, стал трактоваться
как осознанный порыв французского народа, который якобы во имя
обещанной Учредительным собранием свободы взял штурмом не¬
навистную политическую темницу и твердыню деспотизма. До сих
пор в официальном дискурсе Французской республики все тогда
произошедшее объясняется именно подобным образом.
История Фулона и Бертье
События 14 июля положили начало «муниципальной револю¬
ции» — повсеместной смене старых городских властей новыми.
Прежних магистратов изгоняли, а на их место приходили револю¬
ционные активисты-«патриоты». Пример подал Париж. Создан¬
ный в Ратуше комитет выборщиков провозгласил себя коммуной
(муниципалитетом). Мэром избрали ученого-астронома, одного
из лидеров «патриотов» в Национальном собрании, Жана Силь¬
вена Байи, а командующим национальной гвардией (городским
ополчением) — маркиза Лафайета. Вслед за столицей революци¬
онные муниципалитеты и национальная гвардия появились также
в других городах.
Но действительно ли просвещенная элита, неожиданно
для себя оказавшаяся у власти (пока только в локальном мас¬
штабе), пользовалась осознанной поддержкой низов и направляла
61
глава з- Учредительное собрание
Жан Сильвен Байи. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
их действия? Или, повышая ставки в своей партии против элит
Старого порядка, она лишь успешно делала вид, что возглавляет
движение народа?
В данном отношении весьма показательна история бывшего
министра Жозефа Франсуа Фулона и его зятя, высокопоставлен¬
ного администратора Бертье де Савиньи. В течение нескольких
дней Фулон входил в новое правительство, назначенное коро¬
лем после отставки Неккера. Когда последний был восстановлен
в должности, Фулон уехал в свое загородное поместье. Но вскоре
туда добрался слух, запущенный в окружении герцога Орлеан¬
ского, о якобы брошенной Фулоном фразе: «Если у народа нет
хлеба, пусть ест сено». Либеральный герцог не стеснялся в сред¬
ствах, стремясь скомпрометировать прежнюю администрацию
и расчистить своим людям путь к власти. Однако в наэлектризо¬
ванной атмосфере тех дней слова убивали не хуже пуль.
63
Французская революция
zz июля крестьяне и слуги «арестовали» 74-летнего Фулона
в его доме и босого потащили в Париж на веревке. По пути его
заставляли жевать сено, стегали по лицу крапивой. Стояла жара.
Страдавшего от жажды Фулона напоили уксусом. В столице из¬
мученного старика без суда вздернули на фонарь в присутствии
высших должностных лиц города — Байи и Лафайета. Веревка
оборвалась, и тогда Фулону просто отрезали голову. Затем настала
очередь Бертье де Савиньи, которого тоже притащили в Париж
из его загородного поместья. Ему фабрика слухов Пале-Рояля
приписала намерение помешать поставкам хлеба и уморить Париж
голодом. Повесили и его, после чего толпа еще долго развлекалась,
изощренно глумясь над телами обоих.
О том, сколь ужасным было это зрелище, мы можем судить
по письму из Парижа гувернера Мишеля Оливье графине Голи¬
цыной:
Одна новость весьма огорчит Вас, мадам. Речь идет о смерти
госпожи де Фонтет, которая была похоронена три или четыре
дня назад. Говорят, что, оправившись после родов, она пошла
к своей модистке, но, выходя от нее и собираясь сесть в ка¬
рету, увидела изуродованный труп господина Фулона, который
чернь волочила по улицам. Она была так напугана, что, вернув¬
шись домой, слегла и с того времени все чахла, пока не умерла.
Можно только догадываться, с какими чувствами взирали
на этот народный «суд» Байи и Лафайет, люди просвещенные и,
как тогда было принято говорить, цивилизованные. Они не хо¬
тели смерти тех, с кем не раз встречались в светских салонах и кто,
как они прекрасно понимали, стал жертвой политической кле¬
веты. Но ни тот ни другой не смогли помешать народной сти¬
хии. Узнав о пролитой в Париже крови, депутаты Учредительного
собрания тоже содрогнулись, и лишь Барнав попытался сделать
хорошую мину при плохой игре, высокомерно бросив коллегам:
«А так ли была чиста эта кровь?»
Не решилась привлечь убийц к ответу и центральная власть,
хотя жертвой расправы стали два представителя высшего эшелона
64
глава j. Учредительное собрание
администрации, один из которых всего неделю назад входил в пра¬
вительство. Но после того, как король несколькими днями ранее
фактически капитулировал перед мятежным Парижем, на смерть
еще двух человек предпочли просто закрыть глаза.
Известия о случившемся разошлись далеко за пределы Фран¬
ции. Находившийся тогда в Швейцарии Николай Карамзин рас¬
сказывает в «Письмах русского путешественника»: «Я завтракал
ныне у г. Левада с двумя французскими маркизами, приехавшими
из Парижа. Они сообщили мне весьма худое понятие о парижских
дамах, сказав, что некоторые из них, видя нагой труп несчастного
дю Фулона, терзаемый на улице бешеным народом, восклицали:
“Как же он был нежен и бел!” И маркизы рассказывали об этом
с таким чистосердечным смехом!!! У меня сердце поворотилось».
Кровавые эксцессы 14 июля и последующих дней остались безна¬
казанными, что свидетельствовало о деградации и бессилии власти.
Русский посланник Иван Симолин, докладывая в Петербург о про¬
исходившем тогда в Париже, вынес французской монархии печаль¬
ный диагноз: «Надо рассматривать Францию при решении стоя¬
щих перед нами в данный момент вопросов как несуществующую».
Новая «жакерия»
В самой Франции весть о парижских событиях и о том, что преж¬
ней власти фактически больше нет и теперь «все можно», побу¬
дила низы, страдавшие от безработицы и дороговизны, к попыткам
улучшить свое положение за счет более обеспеченных сограждан.
В ряде провинций прокатилась волна разграблений крестьянами
замков и поместий. Такой поворот событий воспринимался совре¬
менниками как нечто совершенно из ряда вон выходящее. Ничего
подобного Франция не знала со времен средневековой «жакерии».
Разумеется, между дворянами-землевладельцами и крестья¬
нами существовало немало противоречий. За свои земельные дер¬
жания крестьяне вносили владельцу земли — сеньору — опре¬
деленные платежи и исполняли некоторые повинности. Все
это в совокупности составляло так называемый сеньориальный
65
Французская революция
комплекс. Однако к концу XVIII века сеньориальные платежи
во многих местах уже фактически превратились в обычную земель¬
ную ренту. Общий их объем, как правило, составлял от го до io%
чистого (за вычетом производственных издержек) дохода. Есте¬
ственно, в такого рода рентных отношениях арендатор всегда за¬
интересован понизить плату, арендодатель, напротив, стремится
ее повысить, что создает почву для противоречий между ними.
Тем не менее во Франции Старого порядка с ее развитой право¬
вой культурой подобные конфликты между крестьянами и сень¬
орами решались обычно в судах.
Гораздо большее недовольство у селян вызывали различного
рода традиционные сеньориальные привилегии, экономически
не столь значимые, но психологически весьма раздражающие.
К их числу, например, относились имевшиеся у дворян привиле¬
гии держать крольчатник и голубятню, а также исключительное
право охотиться в лесах. Крестьяне же не могли убивать дичь,
принадлежавшую исключительно сеньору, — кроликов, голубей
и оленей, даже если та приходила кормиться на их поля.
Раздражали также те повинности, что напоминали о когда-
то существовавшей личной зависимости части крестьян от сень¬
оров. Так, согласно праву «мертвой руки», дети умершего се¬
лянина для вступления в наследство должны были сделать
определенный — порой вполне реальный, порой чисто симво¬
лический — взнос в пользу сеньора. Сохранение этих и других
подобных повинностей создавало известную напряженность в от¬
ношениях между крестьянами и дворянами — напряженность
не настолько значительную, чтобы вылиться в какие-либо на¬
сильственные акты при обычном порядке вещей, но все же до¬
статочно ощутимую, чтобы подвигнуть крестьян на применение
силы в ситуации вакуума власти, порождавшего ощущение без¬
наказанности. А поскольку в июле 1789 года сложилась именно
такая обстановка, погромы замков приобрели массовый харак¬
тер. Непременным атрибутом подобных нападений стало уни¬
чтожение сеньориальных архивов, в которых хранились доку¬
менты о крестьянских повинностях. В ряде случаев пострадали
и сами сеньоры.
66
глава 3. Учредительное собрание
Показательно, что крестьяне громили дворянские имения,
не считаясь с политическими симпатиями их владельцев. «Па¬
триоты » страдали от рук бунтовщиков так же, как « аристократы »,
поскольку неграмотные селяне не вникали в идеологические раз¬
ногласия между элитами. Неудивительно, что в подавлении этих
выступлений наряду с правительственными войсками участвовала
и национальная гвардия «патриотических» муниципалитетов.
«Великий страх»
Вспыхнувшая во Франции новая «жакерия» оказалась для
XVIII столетия чем-то настолько необычным, что и объяснения
ей давались не менее экзотические. По провинциям, как огонь
по сухой траве, побежали слухи о появившихся неизвестно откуда
огромных шайках разбойников. Известия о них провоцировали
массовую панику, доводя до коллективного психоза целые деревни
и города даже там, куда «жакерия» не добралась. В приграничных
районах опасались вдобавок нападения неприятеля из-за рубежа:
в Бретани ждали атаки англичан с моря, в Дофине — вторжения
пьемонтских войск, а в прилегающих к Пиренеям районах — на¬
падения испанской армии. Конкретные поводы для страха могли
быть разными, но он неизменно был массовым. В немалой сте¬
пени подобному эффекту способствовало распространявшееся
повсюду ощущение безвластия: старых муниципалитетов уже
не было, а новые еще только формировались. Люди чувствовали
себя беззащитными. В конце июля этот «Великий страх», как на¬
зовут его позднее историки, охватил большую часть страны. Вот
что, к примеру, рассказывал в письме другу о событиях 30-31 июля
1789 года в городке Риом местный почтмейстер Габриэль Дюбрёль:
Около пяти часов [вечера] прибыл нарочный от мэра и кюре
города Монтэгю с предупреждением, что по соседству с Мон-
люсоном появился значительный отряд разбойников, что отряд
этот произвел погром в городе Гере, а перед тем разрушил город
Сутрени. <...> Известие это моментально распространилось
67
Французская революция
и повергло в страшную тревогу всех наших сограждан. По ули¬
цам забегали люди, женщины подняли плач. И вот уже слы¬
шится голос, что этот отряд состоит из i$ тысяч человек. <...>
Испуг возрастает; с городской башни и с церкви св. Амабля
раздается набат. Люди вооружаются чем попало и спешат в ра¬
тушу. На Вербную площадь привезены семь пушек, и уже все
готово, чтобы палить из них. <...> Отдано распоряжение, чтобы
в каждом окне горел свет и чтобы все неизвестные были аресто¬
ваны. Жители баррикадируются у себя в домах. Наступившая
ночь усиливает волнения и тревогу. <...> Утром, около четы¬
рех часов, несколько человек, взобравшись на башню Борегар,
приняли встающий над землей туман за облако пыли, поднятой
передвижением разбойников, и начали кричать, что вот они
уже тут, явились. Набат гудит, и никто не сомневается, что дей¬
ствительно пришли разбойники. Те, кто было лег в постель,
вскакивают; к Львиному фонтану тащат пушки; вооруженные
люди толпами устремляются к предместью Айа, готовясь к стой¬
кой защите. <...> К вечеру страхи улеглись. Население убеди¬
лось, что тревога не имела других оснований, кроме появления
в наших краях нескольких человек, убежавших из тюрем Парижа
и Лиона и других мест.
Аналогичные пароксизмы массовой паники, граничившей
с безумием, пережили и многие другие городки и деревни Фран¬
ции. Люди ощущали, что старый, привычный, мир рушится, буду¬
щее же пугало неизвестностью.
«Ночь ЧУДЕС»
Сведения о «жакерии» и о «великом страхе» стекались в Учре¬
дительное собрание со всех концов Франции. Депутаты, про¬
возгласившие себя новой властью, должны были реагировать.
3 августа на заседании Бретонского клуба герцог д’Эгийон, про¬
свещенный аристократ двадцати семи лет, предложил умиротво¬
рить мятежных селян путем отказа дворян от сеньориальных прав.
68
глава з. Учредительное собрание
Если учесть, что такую мысль высказал один из крупнейших зем¬
левладельцев и сеньоров королевства, то прозвучала она весьма
весомо и нашла поддержку у лидеров «патриотической партии».
День спустя почин в реализации этой идеи положил еще один
член Бретонского клуба — виконт де Ноай, тридцати трех лет.
Молодые легче расставались с прошлым. Опыт жизни при Ста¬
ром порядке был у них относительно невелик, и они не так остро
испытывали эмоциональную связь с ним, как люди старшего воз¬
раста. Вечером 4 августа де Ноай поднялся на трибуну Учреди¬
тельного собрания и предложил для успокоения бунтовщиков ли¬
квидировать сословные привилегии. Следом выступил д’Эгийон,
призвав ввести равное для всех налогообложение и отменить —
за выкуп — сеньориальные права. Затем к трибуне потянулись
и другие представители светской и духовной аристократии. В по¬
рыве великодушия они отказывались от исключительного права
на охоту, сеньориальных судов, церковной десятины, провинци¬
альных и муниципальных привилегий и т. д. Это удивительное
заседание, вошедшее в историю как «Ночь чудес», закончилось
под утро присвоением Людовику XVI титула «Восстановитель
французской свободы».
Единственным оратором, чьи слова тем вечером прозвучали
диссонансом общему настроению, оказался известный философ,
журналист и экономист эпохи Просвещения, 50-летний Дюпон
де Немур. Неоднократно выступая до Революции с критикой
прежней, несправедливой системы налогообложения, он на сей
раз, однако, заявил, что с мятежами лучше бороться не уступками,
а строгим применением власти. Впрочем, его призыв не встретил
понимания у коллег.
Следующая неделя, с 5 по п августа, ушла на то, чтобы отлить
декларативные призывы «Ночи чудес» в четкую форму норма¬
тивных актов. Согласно принятым в те дни декретам, сеньориаль¬
ные повинности, которые являлись наследием личной зависимо¬
сти — барщина и право «мертвой руки», а также исключительные
права охоты и содержания голубятен, отменялись безвозмездно.
Остальные повинности ликвидировались за выкуп. Также от¬
мене подлежали все сословные и местные привилегии, продажа
69
Французская революция
должностей, сословные ограничения на доступ к военной и гра¬
жданской службе. Комплекс всех этих мер подорвал социальную
основу Старого порядка.
Декларация прав
ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
Подведя таким образом итог «Ночи чудес», депутаты Учреди¬
тельного собрания переключились на составление программного
документа, который должен был предварять будущую консти¬
туцию и содержать те основополагающие принципы, на кото¬
рых ее предстояло построить. Принять подобный акт Мунье
предложил еще в начале июля. По аналогии с американской Де¬
кларацией независимости этот текст тоже решено было назвать
декларацией — Декларацией прав человека и гражданина. Не¬
удивительно, что первым свой проект такого документа подго¬
товил Лафайет, хорошо знакомый с американским опытом. Од¬
нако затем июльские события отвлекли Учредительное собрание
от подготовки Декларации, и только iz августа оно вновь верну¬
лось к ней, сформировав специальный комитет для выработки
окончательного текста на основе всех поступивших к тому вре¬
мени проектов.
С zo по z6 августа Собрание статью за статьей — всего 17 —
приняло Декларацию прав человека и гражданина, которая про¬
возглашала верховный суверенитет нации, естественные и не¬
отъемлемые права каждого на личную свободу, собственность,
безопасность и сопротивление гнету, утверждала презумпцию не¬
виновности, свободу слова и совести. Декларацией также устанав¬
ливалось равенство граждан перед законом и объявлялось о ли¬
квидации всех наследственных и сословных отличий, дворянских
титулов, цехов и корпораций, торговли должностями.
Принятием Декларации прав человека и гражданина Учреди¬
тельное собрание закрепило ликвидацию социального базиса Ста¬
рого порядка, начатую декретами 5-11 августа 1789 года. Неудиви¬
тельно, что король отказался ее санкционировать, как, впрочем,
и августовские декреты.
7°
глава з. Учредительное собрание
Маркиз де Лафайет. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
«Левые» и «правые»
Отказ короля утвердить решения Учредительного собрания по¬
будил депутатов задуматься над тем, какие пределы королевской
прерогативы следует установить в будущей конституции. Ста¬
нет ли королевское вето означать абсолютный запрет на приня¬
тый Национальным собранием закон или только отсрочку на его
вступление в действие? Между депутатами развернулись острые
дебаты на сей счет. К числу сторонников абсолютного вето при¬
надлежали даже некоторые влиятельные фигуры «патриоти¬
ческой партии», например Мунье. Тем не менее большинство
пошло за сторонниками отлагательного вето, которое и было
закреплено за королем.
71
Французская революция
Жан Жозеф Мунье. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Вместе с тем данная дискуссия имела еще одно последствие.
Именно в ходе нее возникла та пара понятий, что обозначают се¬
годня противоположные края политического спектра и состав¬
ляют неотъемлемую часть политического лексикона наших дней,
а именно «левые» и «правые». При обсуждении вопроса о вето
короля постепенно произошло пространственное разделение де¬
путатов по политическим пристрастиям: сторонники Деклара¬
ции прав и отлагательного вето стали садиться по левую сторону
от председателя, а их оппоненты и, соответственно, сторонники
абсолютного вето — по правую.
У историков нет однозначного объяснения того, почему сло¬
жилось именно так. Возможно, это произошло потому, что пра¬
вую сторону традиционно занимало духовенство, значительная
часть которого, включая высших иерархов церкви, принадлежала
к числу сторонников короля. Позднее некоторые из депутатов,
составлявших в Собрании правое меньшинство, вспоминали,
7*
глава з. Учредительное собрание
что они старались держаться ближе друг к другу, чтобы избежать
психологического давления со стороны революционно настроен¬
ного большинства, которому они подвергались, находясь в окру¬
жении своих политических противников.
В сентябре 1789 года деление Собрания на два крыла оконча¬
тельно оформилось, после чего уже и пресса стала использовать
понятия «правая сторона» и «левая сторона» как собирательные
названия двух противоборствующих политических «партий».
В декабре же эти понятия — «правая» и «левая» — и вовсе при¬
обрели то обобщенное значение, в котором их до сих пор приме¬
няют во Франции без связи с местоположением в зале заседаний.
Поход ПАРИЖАН НА ВЕРСАЛЬ
Пока в Собрании спорили о принципах и правах, парижан го¬
раздо больше занимал вопрос хлеба насущного. Пока на рынок
не поступило зерно нового урожая, цены на хлеб достигли мак¬
симальных величин. В обычные времена власть, стремясь не допу¬
скать чрезмерного роста дороговизны, проводила политику сдер¬
живания роста цен и при дефиците товара выбрасывала на рынок
зерно из государственных запасов. Но теперь правительство, очу¬
тившееся на грани банкротства и почти парализованное нарастав¬
шим хаосом, не имело ни средств, ни возможностей для эффек¬
тивного вмешательства в экономику. Объявленный Неккером
государственный заем фактически провалился: вместо заплани¬
рованных 30 млн ливров в казну поступило лишь 2,5 млн. В ре¬
зультате не сдерживаемые ничем цены на хлеб достигли к началу
октября запредельных величин.
К тому же резко выросла безработица. Июльские события на¬
пугали аристократов, и многие из них отправились за границу.
Пример подал младший брат короля, граф д’Артуа, эмигрировав¬
ший одним из первых. В результате оттока из страны аристокра¬
тии спрос на предметы роскоши катастрофически упал. Владель¬
цам ремесленных мастерских пришлось увольнять работников,
семьи которых в условиях дороговизны оказались на грани голода.
73
Французская революция
Плохо скрываемое недовольство клокотало в очередях бедноты
у продовольственных лавок.
Это недовольство усердно подогревала «патриотическая пар¬
тия», используя различные каналы воздействия на общественное
мнение. Отняв во время июльского хаоса у короля долю власти,
«патриоты» надеялись в условиях новой нестабильности забрать
оставшееся. Фабрика слухов Пале-Рояля с завидной регулярно¬
стью производила на свет «новости», одна страшнее другой: гря¬
дет переворот; Собрание будет распущено; аристократы уморят
народ голодом и т. д. и т. п. Окружение герцога Орлеанского рас¬
пространяло подобные «сведения» через торговок «чрева Па¬
рижа» — гигантского продовольственного рынка в центре сто¬
лицы. Те, в свою очередь, охотно делились пугающими слухами
со своими покупателями.
Другим инструментом воздействия на умы стала в те дни осво¬
божденная от цензуры пресса. Недостатка в кадрах для нее не было.
Задолго до начала Революции множество молодых людей со всей
Франции, умевших более или менее складно излагать свои мысли
на бумаге и мечтавших посвятить себя литературе, ехали в Париж
искать себе место под солнцем. Их вдохновлял пример великих фи¬
лософов Просвещения, которым литературные таланты позволили
подняться по социальной лестнице настолько высоко, что даже ко¬
ронованные особы считали для себя честью переписываться с этими
сыновьями ремесленников и мелких чиновников. Однако неофитов,
как правило, ожидало горькое разочарование: книжный рынок был
недостаточно развит, чтобы обеспечить новым авторам хотя бы про¬
житочный минимум, а меценатов и мест в академиях на всех не хва¬
тало. Неудачники пополняли собой литературное дно. Вольтер в свое
время писал о них: «Число тех, кого погубила эта страсть [к литера¬
турной карьере], чудовищно. Они становятся неспособны к любому
полезному труду. <...> Они живут рифмами и надеждами и умирают
в нищете».
Эта маргинальная среда, представителей которой современ¬
ники называли собирательным именем «руссо сточных канав»
(les rousseau des ruisseaux)y дышала завистью к преуспевшим кол¬
легам, ненавистью к существовавшим общественным порядкам
74
глава j. Учредительное собрание
Жан-Поль Марат. Гравюра неизвестного автора
и злобой на весь мир. Они выживали, продавая свое перо всем
желающим, сочиняли политические пасквили, порнографию, уто¬
пические прожекты, а нередко и доносы на своих собратьев по ре¬
меслу. Дарованная в 1788 году свобода прессы открыла перед ними
безграничное поле деятельности. Многие «руссо сточных канав»
нашли свое призвание в революционной журналистике.
Так, Элизе Лустало, несостоявшийся адвокат, ранее зарабаты¬
вавший на хлеб литературной поденщиной, начал в июле 1789 года
издавать еженедельник «Революции Парижа», тираж которого
быстро достиг гигантских размеров в zoo тысяч экземпляров,
а Жак-Пьер Бриссо, талантливый публицист и незадачливый пред¬
приниматель, полицейский информатор и секретарь герцога Орле¬
анского, основал летом 1789 года газету «Французский патриот»,
которая тоже быстро завоевала широкую популярность.
Однако даже среди всех тех экстравагантных персонажей,
что составили цвет революционной журналистики, своей особенно
75
Французская революция
причудливой биографией выделялся Жан-Поль Марат. Выходец
из Швейцарии, он разнообразными уловками пытался добиться
признания среди французских ученых, не останавливаясь перед
фальсификацией результатов физических опытов, но в конце кон¬
цов был решительно отвергнут научным сообществом Франции.
Не удалось ему отличиться и на философском поприще. Хотя
его сочинение «О человеке», вышедшее в 1776 году, и обратило
на себя внимание Вольтера и Дидро, первый, однако, назвал ав¬
тора сего труда арлекином, второй — чудаком. К началу Револю¬
ции Марат прочно обосновался на литературном дне Парижа,
сочиняя памфлеты и подрабатывая врачебной практикой. Нахо¬
дясь, как и другие «руссо сточных канав», под негласным над¬
зором полиции, он заслужил в полицейском досье следующую
характеристику: «Смелый шарлатан. <...> У него умерли многие
больные, но он имеет докторский диплом, который ему купили».
Революция принесла ему желанную славу: в сентябре 1789 года
Марат основал газету «Друг народа», которая быстро снискала
себе известность свирепым радикализмом и жесткой критикой
всех институтов власти, включая новый муниципалитет Парижа
и само Учредительное собрание.
В течение всего сентября революционные газеты нагнетали
страхи, муссируя тему «аристократического заговора». А уже
в первые дни октября революционные журналисты как большую
сенсацию преподнесли «известие» о том, что офицеры прибыв¬
шего охранять Версаль Фландрского полка на своем банкете якобы
демонстративно топтали трехцветные кокарды. Эта, как сегодня
известно, чистой воды выдумка была рассчитана на то, чтобы
возбудить средние слои, читавшие прессу и симпатизировавшие
Учредительному собранию. Малограмотным же беднякам пред¬
лагалась иная, более актуальная для них мотивация к действию:
с августа в парижских низах начали обсуждать идею о том, чтобы
идти в Версаль и добиться от короля снижения цен. Сегодня по¬
добное предложение выглядит странным: как монарх мог повли¬
ять на цены, определявшиеся законом спроса и предложения?
Однако в то время оно таковым отнюдь не казалось. Мировос¬
приятие низов общества, даже в городах, тогда еще во многом
76
глава з. Учредительное собрание
Поход парижанок на Версаль 5-6 октября 1789 года. Раскрашенная гравюра XVIIIв.
определялось традиционным сознанием с его верой в чудесное
и магическое. Относительно незадолго до описываемых собы¬
тий, в 1775 году, во время массовых беспорядков, тоже вызванных
дороговизной и получивших название «мучной войны», город¬
ской плебс, желая снизить цены на хлеб, изымал из пекарен муку
и... бросал ее в реку. Теперь они столь же «логично» полагали,
что король по своему желанию способен мановением руки пони¬
зить цены.
Многие современники, а следом за ними многие историки счи¬
тали, что начавшиеся 5 октября события целенаправленно гото¬
вились революционными элитами, которые исподволь «разогре¬
вали» массы. Однако неопровержимых доказательств тому никто
не привел. Если такая подготовка втайне и велась, то она не оста¬
вила после себя каких-либо материальных следов. Как по образу¬
ющейся на поверхности воды пене мы можем догадываться о су¬
ществовании глубинного течения, так и тут: нарастающая волна
слухов и нагнетание истерии в революционной печати позволяют
предполагать наличие осознанных действий со стороны опреде¬
ленных политических сил, заинтересованных в дестабилизации
обстановки. Но лишь предполагатъХ
77
Французская революция
Утром 5 октября сотни женщин из Сент-Антуанского пред¬
местья и «чрева Парижа» отправились в Версаль жаловаться ко¬
ролю на дороговизну. Есть свидетельства современников о том,
что в толпе якобы видели и переодетых в женское платье муж¬
чин из окружения герцога Орлеанского, однако ни подтвердить,
ни опровергнуть это утверждение сегодня, увы, невозможно.
В Париже после ухода женщин ударил набат, извещая о сборе
национальной гвардии. Ее составляли преимущественно люди
среднего класса, на которых и были рассчитаны сочинения рево¬
люционных журналистов. Национальные гвардейцы потребовали
у своего командующего Лафайета тоже вести их на Версаль, чтобы
прояснить ситуацию с Фландрским полком, допустившим оскорб¬
ление революционных символов. Не имея возможности удержать
своих подчиненных, Лафайет отправился в Версаль с 15 тысячами
национальных гвардейцев, вооруженных ружьями и пушками.
Их сопровождала толпа гражданских лиц.
Тем временем женщины добрались до королевской резиден¬
ции. Только что вернувшийся с охоты Людовик XVI доброжела¬
тельно принял их представительниц, высказал им утешительные
слова и обещал скорое снижение цен. Действительно, новый уро¬
жай был уже на подходе. После посещения монарха часть про¬
сительниц сразу же отправилась обратно. Однако большинство
осталось в Версале. Возможно, кто-то посоветовал им поступить
именно так.
Следом за женщинами к королю пришла делегация Учреди¬
тельного собрания с Мунье во главе. Депутаты принялись объяс¬
нять Людовику, что на самом деле народ недоволен его отказом
санкционировать августовские декреты и Декларацию прав чело¬
века и гражданина. Король поверил им и утвердил все эти акты.
Похоже, больше всего ему хотелось, чтобы толпа незваных гостей
как можно скорее покинула его резиденцию.
Между тем к ночи в Версаль подтянулась и национальная
гвардия Лафайета. Прибывшие с нею представители париж¬
ского муниципалитета потребовали у короля покинуть Вер¬
саль и перебраться с семьей в Париж. Ставки, таким образом,
поднимались. Людовик обещал дать ответ на следующий день.
78
глава 3. Учредительное собрание
В ожидании этого вся масса народа — женщины, национальные
гвардейцы, сопровождавшая их толпа — расположилась табо¬
ром у стен дворца.
Ночью какие-то люди из вновь прибывших проникли внутрь
дворца (говорили, что кто-то из придворных открыл им дверь),
прошли к спальне Марии-Антуанетты и попытались ворваться
туда. Два дворянина, дежурившие у дверей, встретили нападав¬
ших со шпагами в руках и ценой своих жизней задержали, позво¬
лив королеве спастись бегством.
Утром 6 октября, когда невыспавшийся король с супругой
и сыном вышли в сопровождении Лафайета на балкон, то увидели
на пиках головы двух защитников королевы. Сама же толпа уг¬
рюмо рокотала: «В Париж! В Париж!» И Людовик опять сдался.
Предпочитая плыть по течению и не осмеливаясь искать защиты
у верных ему войск, он со всей семьей под конвоем национальной
гвардии и в окружении многотысячной толпы покинул Версаль.
Вернуться туда ему уже не удастся.
События 5-6 октября положили конец сосуществованию двух
суверенных центров власти — абсолютного монарха и Учреди¬
тельного собрания. Формально король по-прежнему считался пер¬
вым должностным лицом государства, но фактически он отныне
стал пленником Собрания.
Впрочем, парижские бедняки, женщины и мужчины, состав¬
лявшие значительную часть сопровождавшей короля процессии,
не думали о столь высоких материях, а рассматривали происходив¬
шее исключительно в свете своей борьбы за хлеб насущный. «Мы
везем пекаря, пекариху и пекаренка», — радостно восклицали они.
«Партии»
Вслед за королем Учредительное собрание тоже переехало
в Париж, где разместилось поблизости от новой королевской ре¬
зиденции. Людовик с семьей поселился во дворце Тюильри, а Со¬
брание заняло Манеж в примыкавшем к дворцу парке Тюильри.
Там депутаты и продолжили свою работу над конституцией.
79
Французская революция
Жан-Сифрен Мори. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Именно их деятельность и определяла суть революционных
перемен во Франции. Революция — это ведь не спонтанные
или даже организованные вспышки насилия, которые можно
определить как бунт. Революция представляет собой смену не¬
правовым путем одного политического или социального строя
другим. Иначе говоря, подобная смена всегда происходит в на¬
рушение существующих на данный момент норм права. Однако
парадокс любой революции состоит в том, что, попирая преж¬
ние правовые институты, она должна немедленно создать новые,
чтобы обеспечить сохранность и функционирование установлен¬
ного в результате нее нового строя. Как раз этим и занимались
в последующие два года депутаты Учредительного собрания.
Хотя аграрные волнения и городские беспорядки продолжали
время от времени вспыхивать в разных частях страны, они
8о
глава J. Учредительное собрание
Жак Антуан Мари Казал ес. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
не оказывали определяющего влияния на деятельность новых
законотворцев, сосредоточивших осенью 1789 года в своих руках
всю государственную власть.
К тому моменту в Собрании уже достаточно четко обозначи¬
лось деление депутатов на ряд политических групп («партий»).
Роялистами называли тех, кто противился какому бы
то ни было ограничению королевских прерогатив. Удивительно,
но самыми активными защитниками трона оказались не предста¬
вители родовой аристократии, а люди не слишком высокого про¬
исхождения. Пожалуй, лучшим оратором «правой» стал аббат
Жан-Сифрен Мори, сын бедного сапожника, сделавший успеш¬
ную карьеру в церкви благодаря незаурядным интеллектуальным
способностям и литературному таланту. Другой блестящий ора¬
тор роялистов, кавалерийский офицер Жак Антуан Мари Казалес,
81
Французская революция
Антуан Барнав. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
хотя и принадлежал к дворянам, не имел древней родословной:
титул получил только его дед. Служа до Революции в провин¬
циальном гарнизоне, Казалес не мог похвастаться ничем, кроме
репутации картежника и записного волокиты. Однако в Учреди¬
тельном собрании его дремавшие таланты раскрылись в полной
мере, и он проявил себя великолепным полемистом. Впрочем,
даже будучи депутатом, он оставался офицером, готовым сра¬
жаться за короля не только словом, но и оружием. Трижды его
парламентские перепалки с лидерами «патриотов» выливались
в дуэли — с д’Эгийоном, Александром Ламетом и Барнавом, и все
три раза Казалес был ранен. Но это не охладило его пыл. «Благо¬
разумие и умеренность — удел посредственностей», — бросил
он как-то мадам де Сталь, дочери Неккера.
8z
глава з. Учредительное собрание
Монархисты^ самым ярким из которых был уже не раз упо¬
минавшийся Мунье, еще весной и летом 1789 года принадлежали
к числу сторонников реформ и добивались ограничения королев¬
ской власти. Они поддержали декреты 5-11 августа и Декларацию
прав человека и гражданина, однако в ходе дальнейшей работы
над конституцией выступили за абсолютное вето короля и двух¬
палатный парламент по образцу английского. В результате и они
оказались на правом фланге депутатского корпуса. Однако рояли¬
сты доверия к ним не испытывали, а многие бывшие соратники
по антиправительственной оппозиции и вовсе презирали. В среде
депутатов Учредительного собрания монархистов называли уни¬
чижительным неологизмом «монаршьены» (monarchiens\ состав¬
ленным из слов monarch (монарх) и chiens (собаки). События 5-6
октября стали для этой «партии» моментом истины. Еще вече¬
ром 5 октября Мунье во главе делегации депутатов убеждал испу¬
ганного короля санкционировать августовские декреты и Декла¬
рацию прав, а уже поутру, узнав о ночном нападении на королеву
и убийстве ее защитников, он проникся таким отвращением к про¬
исходящему, что вскоре покинул не только Собрание, но и страну,
влившись в неуклонно расширявшиеся ряды эмиграции. Осталь¬
ные монархисты, оставшиеся в Собрании, сблизились с рояли¬
стами.
Конституционалисты — таким достаточно условным тер¬
мином обозначали всех сторонников конституции, призванной
обеспечить радикальный разрыв со Старым порядком и форми¬
рование нового, основанного на ценностях Просвещения. Сами
они продолжали называть себя «патриотами». Конституцио¬
налисты составляли в Учредительном собрании большинство.
Их бесспорным лидером был харизматичный Мирабо. Его высо¬
чайший авторитет и популярность вызывали плохо скрываемую
ревность у Лафайета, Талейрана, Сийеса и других видных деятелей
«левой». Триумвират же молодых политиков в составе Варнава,
Дюпора и Шарля Ламета (в Собрании также заседали его братья
Александр и Теодор) и вовсе пытался превзойти по своему влия¬
нию Мирабо за счет радикализма выдвигаемых ими требований.
83
Французская революция
На самом же левом фланге Собрания находился адвокат из Ар¬
раса Максимилиан Робеспьер. Он был единственным из всех де¬
путатов, кто не вошел ни в один из парламентских комитетов, где
велась практическая работа над конституцией и новым законо¬
дательством. Таким образом он обеспечил себе абсолютную сво¬
боду для критики «несовершенства» всего того, что делалось его
коллегами. Правда, в самом Собрании к нему мало прислушива¬
лись, а точнее, зачастую просто не слышали: акустика в Манеже
оставляла желать лучшего, и тихий голос Робеспьера обычно тонул
в шуме зала. Времена, когда его появление на трибуне будет встре¬
чать мертвая тишина, придут позднее.
«Левое» большинство, как правило, более или менее консо¬
лидированно голосовало за реформы, предлагаемые его лидерами.
Однако между ключевыми фигурами конституционалистов посто¬
янно шла скрытая борьба за влияние. Мирабо и Лафайет, каждый
из которых имел свою клиентелу среди депутатов, активно интриго¬
вали друг против друга. Триумвират боролся против обоих. Робес¬
пьер же критиковал едва ли не все меры, принимавшиеся его либе¬
ральными коллегами, что порой сближало его с крайне «правыми».
Эта борьба честолюбий осложняла реформаторские усилия
конституционалистов, а порой побуждала их принимать меры,
имевшие роковые последствия. Так, когда возникла реальная воз¬
можность назначения Мирабо министром, что, объективно го¬
воря, существенно облегчило бы проведение либеральных преоб¬
разований, другие «левые» лидеры взревновали и, демагогически
взывая к бескорыстию, провели декрет о запрете депутатам вхо¬
дить в правительство. Мирабо ничего не оставалось, как попы¬
таться неформальным образом влиять на политику исполнитель¬
ной власти. Он вступил в тайную переписку с королем, которая
продолжалась до самой смерти Мирабо, скоропостижно скончав¬
шегося от перитонита z апреля 1791 года.
Политическая деятельность депутатов не ограничивалась сте¬
нами Собрания. Значительную часть свободного от заседаний вре¬
мени они проводили в светских салонах и политических клубах,
где в кругу единомышленников обсуждали вопросы политики
и определяли парламентскую стратегию.
84
глава Учредительное собрание
Зал Учредительного собрания. Гравюра
После переезда Учредительного собрания в Париж «Бретон¬
ский клуб» закрылся. На смену ему пришло «Общество друзей
конституции», имевшее гораздо более открытый характер и при¬
нимавшее в свои ряды уже не одних только депутатов, но и всех
желающих. Этот политический клуб разместился на улице
Сент-Оноре в бывшем монастыре св. Якова, отчего и стал назы¬
ваться Якобинским.
Секуляризация
ЦЕРКОВНЫХ ИМУЩЕСТВ
Между тем финансовый кризис не только никуда не исчез,
но и продолжал углубляться, поскольку, пользуясь неразберихой
в государственном управлении, значительная часть населения про¬
сто перестала платить налоги. Доходы государства катастрофиче¬
ски падали. Держатели же ценных бумаг, среди которых немалую
долю составляли представители новой, революционной элиты,
не собирались расставаться с вложенными средствами.
85
Французская революция
Шарль Морис де Талейран-Перигор. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
г ноября 1789 года по предложению Талейрана Учредитель¬
ное собрание передало все церковные земли в распоряжение го¬
сударства, то есть фактически национализировало их. Эти «на¬
циональные имущества» были выставлены на продажу и стали
обеспечением новых бумажных денег — ассигнатов, выпущенных
в оборот для покрытия государственных расходов. Подобные
меры, как и вышедший 13 февраля 1790 года декрет о роспуске
религиозных орденов, не связанных с образованием и благотво¬
рительностью, вполне вписывались в характерную для эпохи Про¬
свещения тенденцию ограничить социальную роль церкви и не яв¬
ляли собой чего-то экстраординарного.
К тому времени аналогичные реформы в рамках политики
просвещенного абсолютизма уже провели в своих государствах
86
глава з. Учредительное собрание
австрийский император Иосиф II и российская императрица Ека¬
терина II. Однако и первый, и особенно вторая делали это крайне
осторожно, что позволило им избежать широкого общественного
недовольства. Во Франции же, страдавшей от кризиса государ¬
ственных финансов и от последствий неблагоприятной экономи¬
ческой конъюнктуры, эти поспешные преобразования в религи¬
озной сфере оказались довольно болезненными. Они подорвали
систему церковной благотворительности в тот самый момент,
когда в ней нуждалась значительная часть населения. Впрочем,
общественное недовольство пока еще только копилось и не выпле¬
скивалось наружу. Своего апогея противоречия между революци¬
онным государством и церковью достигнут чуть позже.
Новый ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК
Решив посредством национализации церковных земель проблему
финансового кризиса или, по крайней мере, убедив себя и согра¬
ждан в том, что теперь она непременно будет решена, Учреди¬
тельное собрание вплотную приступило к разработке нового го¬
сударственного устройства Франции. В его основу был положен
принцип разделения властей: законодательная власть закрепля¬
лась за Национальным собранием, исполнительная — за монар¬
хом. Король больше не мог объявлять войну и заключать мир,
но сохранял за собой право назначать министров и послов, коман¬
довать армией, руководить администрацией.
Хотя все граждане провозглашались равными перед законом, не¬
зависимо от происхождения и вероисповедания, они на основании
имущественного ценза делились на активных и пассивных. Актив¬
ные — мужчины от 15 лет и старше, которые платили прямой налог
в размере трехдневной заработной платы и не находились в услуже¬
нии, — получали право избирать должностных лиц и служить в на¬
циональной гвардии. Пассивные теоретически могли избираться
в органы власти, но иными политическими правами не обладали.
Отменялись все формы государственной регламентации в эко¬
номике — цеха, корпорации, монополии и т. д. Ликвидировались
87
Французская революция
Праздник Федерации 14 июля 1790 года. Гравюра И.С. Элмана с рисунка Ш. Монне
таможни на границах различных областей внутри страны. Вместо
многочисленных прежних налогов вводились три новых: на зе¬
мельную собственность, движимое имущество и торгово-промыш¬
ленную деятельность.
Новое административное деление страны упростило и уни¬
фицировало систему местной администрации. Вместо прежних
провинций с различными нормами обычного права и истори¬
чески сложившимися административными институтами были
созданы 8? департамента, примерно равных по численности на¬
селения. Размеры департамента определялись таким образом,
чтобы из любого его конца гражданин в течение дня мог пеш¬
ком дойти до административного центра. Все власти, кроме выс¬
шего должностного лица в государстве — короля, становились
выборными.
14 июля 1790 года в Париже на Марсовом поле состоялся гран¬
диозный праздник Федерации. Депутации национальных гвар¬
дейцев — а стало быть, активных граждан от всех департамен¬
тов — принесли торжественную клятву верности «нации, закону
88
глава Учредительное собрание
и королю». Тем самым все провинции Французского королевства,
объединенные в разное время и разными путями, весьма несхожие
между собой по истории и культуре, символически подтверждали
свою добровольную принадлежность к единой и неделимой нации.
Впрочем, очень скоро энтузиазм праздника Федерации сме¬
нился многочисленными политическими и социальными кон¬
фликтами. Семена одного из наиболее опасных Учредительное
собрание посеяло еще за месяц до клятвы на Марсовом поле. Всхо¬
дов пришлось ждать недолго.
Переустройство церкви
12 июня 1790 года Национальное собрание приняло декрет о гра¬
жданском устройстве церкви. Прежняя иерархия духовенства
упразднялась, сохранялись только должности приходских кюре
и епископов, которые впредь должны были получать за исполне¬
ние своих обязанностей плату от государства. Более того, те и дру¬
гие отныне должны были избираться гражданами всех вероиспо¬
веданий, то есть не только католиками, но также протестантами,
иудеями и даже атеистами! Новый порядок назначения священно¬
служителей нарушал условия конкордата 1516 года между папой
и королем Франции, а потому не был принят ни римским перво¬
священником, ни большинством епископата.
Недовольство многих рядовых прихожан вызвало сокращение
числа диоцезов и собственно приходов. Количество диоцезов от¬
ныне должно было совпадать с числом департаментов, приходы
укрупнялись. Однако логичная на словах рационализация оказа¬
лась весьма болезненной на практике. Наличие в городе епископ¬
ской кафедры повышало его статус и служило предметом гордости
жителей, закрытие же ее било по их самолюбию. Еще негативнее
воспринималась паствой ликвидация сотен приходских церквей
в сельской местности, где они обычно являлись центрами при¬
тяжения, вокруг которых вращался весь деревенский мир. Более
того, из-за увеличения размеров приходов стали множиться случаи
опоздания кюре со святыми дарами к умирающим, а уход в мир
89
Французская революция
иной без последнего причастия лишал надежды на посмертное
спасение души и потому считался огромной бедой.
Однако главным камнем преткновения в преобразовании цер¬
кви стало введение для священнослужителей обязанности при¬
носить гражданскую присягу после избрания на должность. Это
требование входило в непримиримое противоречие с представ¬
лениями значительной части духовенства об апостольском служе¬
нии, согласно которым в вопросах веры и совести священнослу¬
житель ответственен только перед Церковью и Богом.
Разумеется, папа не одобрил новое устройство церкви во Фран¬
ции. Принятие в подобной ситуации гражданской присяги озна¬
чало, что священнослужитель делает выбор в пользу светской
власти перед духовной. К примеру, сельский кюре Жозеф Эрбер
из деревушки Майе на предъявленное ему требование принести
гражданскую присягу с достоинством ответил: «Я как гражда¬
нин государства всегда отдавал кесарю то, что принадлежит ке¬
сарю, но я не откажу Богу в том, что принадлежит Богу». И таких,
как он, не пожелавших подчиниться, насчитывались тысячи. В пер¬
вые месяцы 1791 года французское духовенство раскололось прак¬
тически пополам — на согласившихся присягнуть и отказавшихся
от присяги. Если в городах и центральных регионах страны пре¬
обладали первые, то в регионах доминирования традиционной
культуры число неприсягнувших порой превышало 90%. На смену
им были выбраны под контролем властей 8о новых епископов
и го тысяч кюре.
Хотя декрет Учредительного собрания от 7 мая 1791 года пред¬
писывал терпимо относиться к неприсягнувшим кюре и не вос¬
прещал им отправлять свои обязанности в специально отведенных
для этого храмах, местные администрации по своей инициативе
развернули агрессивную кампанию по изгнанию таковых из при¬
ходов. Ускоренная замена неприсягнувших присягнувшими спро¬
воцировала многочисленные волнения крестьян, выступавших
в защиту прежних священников. Дело доходило до стычек с на¬
циональной гвардией, которая состояла из горожан и приходила
для утверждения новых порядков в сельскую местность, как на ок¬
купированную территорию, сея произвол и насилие.
90
глава з. Учредительное собрание
Конфликт вокруг гражданской присяги духовенства дал выход
спровоцированному реформами церкви общественному недоволь¬
ству там, где его потенциал был особенно силен. В сельской глу¬
бинке, к примеру, на западе Франции крестьяне сплошь и рядом
враждебно относились к конституционным кюре, называя их чу¬
жаками. Такому священнику нередко приходилось служить мессу
в пустой церкви, его сад разоряли, собаку убивали, а в двери дома
стреляли из ружья.
Напротив, авторитет неприсягнувшего духовенства неуклонно
рос по мере того, как оно подвергалось ограничениям, а затем
и преследованиям со стороны властей. Действие вызвало проти¬
водействие, и чем сильнее власти давили на сельский мир, пыта¬
ясь утвердить конституционное духовенство, тем более упорным
оказывалось сопротивление крестьян.
Кипящий КОТЕЛ
Противоречия религиозные накладывались на противоречия со¬
циальные, постепенно образуя гремучую смесь. Со второй поло¬
вины 1790 года экономическая ситуация стала ухудшаться еще бы¬
стрее. Чрезмерный выпуск ассигнатов спровоцировал всплеск
инфляции, а рост дороговизны еще больше возбуждал сельские
и городские низы.
Помимо того, у крестьян имелся собственный повод для недо¬
вольства. Хотя августовские декреты 1789 года предусматривали от¬
мену части сеньориальных повинностей за выкуп, крестьяне почти
повсеместно перестали платить сеньорам вообще. Попытки же по¬
следних принудительно взимать недоимки провоцировали новые
вспышки «жакерии». Крестьяне жгли замки и возводили в дерев¬
нях виселицы, угрожая вздернуть на них тех, кто станет платить
ренты. На подавление подобных выступлений революционные
власти направляли войска и национальную гвардию из близлежа¬
щих городов. Восставшие оказывали им упорное сопротивление.
В декабре 1790 года крестьяне графства Керси, собрав 4-тысячную
«армию», даже захватили город Гур дон, где разграбили монастырь
91
Французская революция
и дома многих буржуа. В январе 1791 года солдаты и национальные
гвардейцы Бретани несколько раз открывали ружейный и артил¬
лерийский огонь по толпам бунтующих селян. В августе 1791 года
до пяти тысяч вооруженных крестьян четыре часа штурмовали
город Сутеррен в Центральном массиве, пока не были разбиты
силами его национальной гвардии. Подобные очаги гражданской
войны то и дело возникали в разных частях страны.
Любопытно, что и месяцы спустя после начала Революции на¬
падавшие на замки крестьяне по-прежнему не обращали внимания
на политические пристрастия их владельцев. Они явно нс видели
или не считали существенными различия между приверженцами
Старого порядка и теми, кто провозгласил себя «защитниками
народа». Это наглядно показывало, что революционная элита
настолько далека от реального народа, что ей не остается ничего
иного, как винить во всем «аристократов» с их мнимыми проис¬
ками. Так, zz февраля 1790 года Робеспьер говорил в Учредительном
собрании: «В Аженуа подожгли замки, принадлежащие господам
д’Эгийону и Шарлю де Ламету. Достаточно назвать два этих имени,
чтобы догадаться, кто ввел народ в заблуждение и направил его фа¬
келы против имений его самых горячих защитников». Ответ напра¬
шивался сам собой: разумеется, виноваты были «аристократы».
Интригами «аристократов» революционная элита объясняла
также и растущую социальную активность городских низов. Объ¬
единенные в компаньонажи подмастерья все более настойчиво
требовали у своих хозяев повышения жалования, а у муниципаль¬
ных администраций — мер против торговцев, задирающих цены
на хлеб. В ответ хозяева мастерских призывали новые власти про¬
явить строгость по отношению к «бандитам» (brigands), смею¬
щим выдвигать такие требования. Парижский муниципалитет
откликнулся на их призыв и 4 мая 1791 года запретил все собра¬
ния рабочих.
Пожелания плебса не находили понимания и в Учредительном
собрании. Конституционалистское большинство разделяло либе¬
ральные идеи физиократов эпохи Просвещения и предпочитало,
чтобы экономика управлялась исключительно законами рынка.
14 июня 1791 года оно приняло «закон Ле Шапелье», названный
91
глава j. Учредительное собрание
по имени его автора и запрещавший как стачки, так и профессио¬
нальные объединения.
За стенами Учредительного собрания это недовольство плебса
активно пыталась использовать радикальная часть революцион¬
ной элиты. Новые политические лидеры, выдвинувшиеся в ходе
Революции и не представленные в депутатском корпусе, резко
критиковали его за недостаточную решительность и провозгла¬
шали радикальные, порой откровенно популистские лозунги,
стремясь заручиться поддержкой масс. В Париже центром при¬
тяжения для такого рода деятелей стал Клуб кордельеров, воз¬
никший в Латинском квартале. Его членами были «левые» жур¬
налисты Марат, Демулен, Жак-Рене Эбер, молодой адвокат Жорж
Дантон и другие революционные активисты локального масштаба.
Бегство короля
Людовик XVI, формально считавшийся главой исполнительной
власти, жил в Тюильри фактически на положении пленника. 17
апреля 1791 года, когда он с семьей собрался по своему обыкнове¬
нию уехать на пасху в пригородный дворец Сен-Клу, у Тюильри
немедленно образовалась толпа народа, не позволившая ему это
сделать. Короля заподозрили в желании сбежать, и даже Лафайет
с мэром Байи не смогли убедить собравшихся в обратном. Людо¬
вику не оставалось ничего иного, как подчиниться, что он и сде¬
лал, печально заметив: «Удивительно, что, дав нации свободу,
я теперь сам не свободен».
Пока был жив Мирабо, король еще мог питать какие-то на¬
дежды на скорое изменение ситуации, которая его совершенно
не устраивала. Мирабо, как уже говорилось, поддерживал с ним
тайную переписку и пытался упрочить конституционную монар¬
хию. Однако после скоропостижной смерти трибуна надеяться
королю было уже не на что. И Людовик решился, наконец, вы¬
рваться из потока увлекавших его за собой событий, дав согла¬
сие на побег, подготовленный верными ему людьми. Предпо¬
лагалось, что, тайно покинув Париж, он с семьей переберется
93
Французская революция
в приграничную крепость Монмеди под защиту преданных трону
войск, возглавляемых маркизом де Буйе. Для этого путешествия
заранее была изготовлена большая удобная карета и получены пас¬
порта на имя русской подданной баронессы Корф с сопровожда¬
ющими лицами. Роль баронессы играла воспитательница королев¬
ских детей маркиза де Турзель. Король же числился интендантом
баронессы, а королева — гувернанткой ее детей.
20 июня около полуночи, когда закончилась предусмотрен¬
ная дворцовым этикетом церемония отхода монарха ко сну,
Людовик XVI, Мария-Антуанетта, сестра короля Елизавета,
королевские дети и их воспитательница тайно покинули дворец
и в скромном городском экипаже, которым управляли верные им
люди, выбрались из столицы. Там они пересели в большую карету
и продолжили путь уже со всеми удобствами.
Утром и июня исчезновение королевской семьи было обнару¬
жено. Хотя Людовик оставил в своих покоях рукописную декла¬
рацию, где объяснял отъезд правом конституционного монарха
на свободное перемещение по стране, депутаты Учредительного
собрания скрыли этот документ от широкой общественности
и объявили, что король похищен. Власти разослали во все сто¬
роны курьеров с приказом задержать его, если он где-либо вдруг
объявится.
В тот же день, и июня, около ю часов Жан-Батист Друэ, почт¬
мейстер городка Сен-Мену, опознал короля в пассажире проез¬
жавшей кареты и по приказу своего муниципалитета поскакал
в местечко Варенн, расположенное далее по дороге, чтобы там ор¬
ганизовать задержание венценосных беглецов.
Королевская карета по пути сломалась, из-за чего прибыла
в Варенн с большим опозданием. К своему удивлению, Людовик
не обнаружил на месте кавалерийского отряда, который ему дол¬
жен был прислать маркиз де Буйе. Незадолго до прибытия кареты
командир этих кавалеристов, прождавший впустую несколько
часов, увел их, решив, что замысел потерпел неудачу. Путешествен¬
ники остановились в Варение на несколько минут, пытаясь выяс¬
нить у местного сеньора, куда делись военные, и промедление это
оказалось роковым. Примчавшийся следом Друэ поднял местные
94
глава Учредительное собрание
Hr.'iOUK ПК V.XHESNES AjUlIVKK ПК I.OIIS М. IZK л Paris .
1<* ^.1 .hun <"<11
Возвращение короля из Варенна. Гравюра Ж. Дюплесси-Берто с рисунка Ж.Л. Приёра
власти. Ударили в набат. Национальная гвардия перекрыла дорогу.
Беглецов вынудили покинуть карету и пройти в бакалейную лавку.
В Париж отправили гонца с известием о том, что король задержан.
Однако, прежде чем из столицы пришло распоряжение
о дальнейших действиях, zz июня около 6 утра в Варенн прибыл
еще один отряд гусар, отправленный маркизом де Буйе. Коман¬
дир попросил у короля разрешения атаковать толпу, чтобы рас¬
чистить беглецам путь. Людовик отказался, в очередной раз убо¬
явшись предпринять решительный шаг. Драгоценное время было
упущено. Два часа спустя из Парижа приехали представители ре¬
волюционных властей и повезли королевское семейство под кон¬
воем обратно в столицу. На протяжении всего пути кавалькаду
95
Французская революция
молча провожали взглядами тысячи крестьян и горожан, вышед¬
ших к дороге посмотреть на плененного монарха.
Брат короля, граф Прованский, оказался более удачливым.
Он в тот же день, что и Людовик XVI, бежал из Парижа по дру¬
гой дороге и без приключений добрался до границы Австрийских
Нидерландов.
Вареннский кризис
Известие о бегстве Людовика XVI вызвало всплеск антимонархи¬
ческих настроений в «левой» части политического спектра Фран¬
ции. Если до того ни один сколько-нибудь влиятельный политик
не считал возможным высказываться в пользу республики, то те¬
перь «левая» печать стала активно муссировать эту тему. Клуб
кордельеров и вовсе потребовал отдать короля под суд.
Однако в Учредительном собрании депутаты-конституциона¬
листы взяли короля под защиту, заявив, что он был похищен. Они
не хотели углублять кризис и ставить под угрозу плоды своей ра¬
боты над конституцией. Такая позиция привела к расколу Якобин¬
ского клуба. Если изначально тон в нем задавали именно депутаты,
то со временем благодаря тому, что членом клуба мог стать прак¬
тически любой «патриот», заручившийся соответствующими
рекомендациями, среди якобинцев выдвинулись новые лидеры,
значительно более радикальные, чем парламентарии. Политиче¬
ские настроения большинства членов клуба, не принадлежавших
к депутатскому корпусу, оказались значительно «левее», чем у за¬
конодателей. Вареннский кризис высветил кардинальные проти¬
воречия между теми и другими. В результате умеренные политики
покинули Якобинский клуб, чтобы образовать новый — в бывшем
монастыре фельянов. Соответственно их впредь стали называть
фельянами. Однако, как показали дальнейшие события, своим ис¬
ходом из Якобинского клуба умеренные совершили крупную по¬
литическую ошибку. Они тем самым добровольно уступили своим
оппонентам узнаваемый политический бренд и замкнутую на Яко¬
бинский клуб сеть филиалов — провинциальных революционных
96
глава j. Учредительное собрание
обществ, ранее объявивших себя братскими по отношению к яко¬
бинцам. Получив в свои руки столь мощное оружие, новоявлен¬
ные республиканцы использовали его для формирования обще¬
ственного мнения по всей стране в выгодном для себя ключе.
Клуб же фельянов так и останется всего лишь кружком едино¬
мышленников.
После того, как Учредительное собрание 15 июля объявило
монарха невиновным в побеге и возложило всю ответственность
за происшедшее на его окружение, Клуб кордельеров призвал гра¬
ждан провести 17 июля на Марсовом поле сбор подписей под пе¬
тицией с требованием об отречении короля. Городские власти ма¬
нифестацию запретили. Тем не менее в назначенный день на поле
собралась возбужденная толпа. Правда, лидеров самих кордель¬
еров в ней не было: спровоцировав массовое выступление, они
предпочли держаться от него на безопасном расстоянии.
Случайно под трибунами, построенными для праздника Фе¬
дерации, кто-то заметил двух бродяг. Их сочли агентами пресло¬
вутого «аристократического заговора» и линчевали на месте.
Узнав о пролившейся на Марсовом поле крови, туда направился
мэр Парижа Байи в сопровождении генерала Лафайета с отря¬
дом национальной гвардии. Мэр нес развернутый красный флаг,
что означало провозглашение военного положения и готовность
к применению чрезвычайных мер. Однако в ответ на требование
разойтись из толпы полетели камни. Национальные гвардейцы
открыли беспорядочный огонь, убив, по разным сведениям, от 12
до 50 человек. Собравшиеся на поле бросились врассыпную.
Вслед за этим власти произвели аресты некоторых «левых» ак¬
тивистов и запретили ряд наиболее радикальных газет. Клуб кор¬
дельеров временно закрыли. Марат и Дантон бежали в Англию.
Конец Учредительного собрания
Избавившись от «левой» внепарламентской оппозиции, Учре¬
дительное собрание поспешило закончить работу над конститу¬
цией и з сентября 1791 года наконец утвердило ее полный текст.
97
Французская революция
14 сентября король одобрил основной закон и присягнул на вер¬
ность ему. В тот же день Учредительное собрание приняло декрет
о политической амнистии, провозгласив Революцию завершенной.
30 сентября Собрание закрылось.
Однако объявить об окончании Революции оказалось гораздо
легче, чем действительно положить ей конец. Тем более что ав¬
торы конституции сами лишили себя наиболее эффективной воз¬
можности обеспечить сохранение установленного ими порядка.
За четыре месяца до своего роспуска они, поддавшись на дема¬
гогический призыв Робеспьера продемонстрировать бескоры¬
стие, постановили, что ни один из них не будет избран в следу¬
ющее Национальное собрание — Законодательное. В результате
ни для кого из новой генерации депутатов конституция не явля¬
лась собственноручным творением, результатом двух лет упор¬
ного труда. Напротив, большинству из них она будет казаться
лишь досадной помехой в перекройке страны по своему разуме¬
нию — конечно же, более высокому, чем у предшественников.
А это означало, что спрос на революционные методы преобразо¬
ваний никуда не исчез.
ГЛАВА 4
Конец монархии
Законодательное собрание
I октября 1791 года Законодательное собрание приступило к ра¬
боте.
В отличие от Генеральных штатов, ставших Учредительным
собранием и вобравших в себя наиболее ярких представителей
элит Старого порядка — как традиционной, так и новой, про¬
свещенной, в Законодательном собрании заметных фигур ока¬
залось крайне мало. Среди немногих исключений можно выде¬
лить маркиза Николя де Кондорсе. Знаменитый своими трудами
по математике и биографиями исторических деятелей, он к началу
Революции занимал одновременно посты секретаря в Академии
наук и во Французской академии. Друг великих философов Про¬
свещения — Вольтера и Даламбера, Кондорсе в 1774-1776 годах
активно помогал Тюрго в его реформаторской политике. Револю¬
цию он сразу поддержал: в июле 1789 года вошел в состав париж¬
ского муниципалитета, а в дни Вареннского кризиса решительно
высказался за переход к республиканской форме правления. Не¬
удивительно, что в Законодательном собрании он сразу же при¬
обрел весомый авторитет.
Однако подавляющее большинство членов нового депутатского
корпуса не обладало опытом законотворчества и государствен¬
ной деятельности. Это были в основном местные политические
99
Французская революция
Маркиз де Кондорсе. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
активисты, проявившие себя уже в ходе Революции деятельным
участием в разрушении Старого порядка.
Всего избрали 745 депутатов. Правое крыло Собрания соста¬
вили фельяны. Их насчитывалось до гбо. Будучи сторонниками
конституционной монархии, они, как и бывшие депутаты Учре¬
дительного собрания, полагали, что с принятием Конституции
1791 года Революция должна закончиться.
На левом фланге Собрания расположились депутаты-респуб¬
ликанцы, число которых первое время не превышало 130. Многие
из них состояли в Якобинском клубе. В их рядах очень быстро вы¬
делились две группы. Лидером первой, более многочисленной, стал
парижский журналист Бриссо. Сын трактирщика, он за свои 37 лет
испробовал разные способы пробиться наверх. С карьерой юри¬
ста у него не заладилось, с изучением естественных наук — тоже,
и тогда Бриссо решил испытать себя на литературном поприще.
юо
глава 4. Конец монархии
У него оказалось легкое перо, и его первые сочинения привлекли
к себе благосклонное внимание Вольтера и Даламбера. Однако
в конечном счете избранная Бриссо стезя привела его не к богат¬
ству, а на литературное дно Парижа, в круг таких же невезучих,
как и он, «руссо сточных канав». Тем не менее рук он не опускал,
брался за любую работу. Не брезговал, кстати, и сочинением па¬
сквилей, из-за чего четыре месяца провел в Бастилии. В связи с раз¬
ными оказиями Бриссо побывал в Англии, Швейцарии и даже
в Северной Америке, а во Франции постепенно обзавелся широ¬
кими и полезными связями. Год 1789-й он встретил в должности
секретаря герцога Орлеанского. Уже в первые месяцы Революции
Бриссо приобрел широкую известность как издатель радикаль¬
ной газеты «Французский патриот». В дни Вареннского кризиса
он одним из первых развернул агитацию за установление респуб¬
лики и стал автором той самой декларации с требованием об отре¬
чении короля, подписание которой вызвало кровавый инцидент
на Марсовом поле 17 июля 1791 года. В Законодательном собрании
Бриссо стал центром притяжения для провинциальных республи¬
канцев, образовавших вокруг него группу бриссотинцев. Среди
них особой активностью выделялись депутаты из богатого торго¬
вого города Бордо — центра департамента Жиронда, из-за чего
группу бриссотинцев позднее стали также называть жирондистами.
Эта «партия» включала в себя целое созвездие блестящих ора¬
торов, наиболее видными из которых стали бордоские адвокаты
Пьер Виктюрньен Верньо и Маргерит-Эли Гаде. Вне стен собрания
жирондисты получили поддержку со стороны коммуны Парижа,
после того как в ноябре 1791 года выборы мэра выиграл адвокат
Жером Петион, бывший депутат Учредительного собрания и друг
Бриссо, с большим преимуществом победивший Лафайета.
Вторая, гораздо меньшая по численности группа республикан¬
цев, не примкнувших к жирондистам, заняла в амфитеатре Собра¬
ния самые верхние скамьи на левой стороне — «Гору», из-за чего
получила прозвище «монтаньяры» (горцы). Именно с Горы исхо¬
дили наиболее радикальные предложения, с которыми чаще дру¬
гих выступали три провинциальных депутата: бывший бургунд¬
ский архивист Клод Базир, монах-расстрига из Блуа Франсуа Шабо
IOI
Французская революция
Жак-Пьер Бриссо. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
и бывший адвокат из Меца Антуан Мерлен (его называли Мерле¬
ном из Тионвиля, чтобы не путать с Мерленом из Дуэ, депутатом
Учредительного собрания). Прибыв в Париж, все трое записались
в Клуб кордельеров и выступали в Собрании его рупором.
К «левому» крылу принадлежали также еще несколько депу¬
татов, державшихся в стороне и от жирондистов, и от кордельер-
ского трио. Среди них отметим Лазара Карно и Жоржа Кутона.
Карно, военный инженер, служа в Аррасе, входил в местную про¬
свещенную элиту, центром притяжения для которой было лите¬
ратурное общество «Розати», где оттачивал свое перо и Мак¬
симилиан Робеспьер. Активно поддержав Революцию с первых
ее дней, Карно на выборах в Законодательное собрание получил
от земляков депутатский мандат.
История Кутона более трагична. Потомственный юрист, он
работал в Клермон-Ферране адвокатом и занимал видный пост
102
глава 4. Конец монархии
Жорж Ку тон. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
в масонской ложе. С началом Революции он выступил одним
из инициаторов создания «патриотического» клуба и вошел
в состав муниципалитета города. Однако с молодых лет Кутон
страдал хроническим заболеванием (предположительно тубер¬
кулезом костей), из-за чего у него к 1790 году начали отниматься
ноги. Обладая железной волей и недюжинной энергией, он про¬
должил свою политическую карьеру, невзирая на болезнь. Однако,
когда его избрали депутатом Законодательного собрания, Кутон
уже едва передвигался на костылях.
Подавляющее большинство членов Собрания не примыкало
на постоянной основе ни к одной из «партий». Они составляли
центр, который одни уважительно называли «Равниной», проти¬
вопоставляя эксцентричной Горе, а другие презрительно имено¬
вали «Болотом» из-за неопределенности политической позиции:
сидевшие здесь депутаты поддерживали то одно крыло, то другое.
103
Французская революция
Восстание рабов в Сан-Доминго
Едва приступив к работе, Законодательное собрание столкнулось
с множеством трудностей, часть из которых имела одну и ту же
общую причину — восстание чернокожих рабов в Сан-Доминго.
К началу Революции французская колония Сан-Доминго на ост¬
рове Эспаньола (ныне Гаити) в Карибском море считалась «всемир¬
ной сахарницей» — главным производителем сахара и кофе в мире.
Именно она составляла одну из вершин того «атлантического тре¬
угольника», торговля в котором быстро преумножала богатство
Французского королевства. В основе этого богатства лежал рабский
труд. Более полумиллиона чернокожих невольников, число кото¬
рых ежегодно росло за счет новых многотысячных поступлений
из Африки, трудились на плантациях, не обладая ни малейшими
правами и считаясь движимой собственностью своих хозяев. Рабы
подвергались безудержной эксплуатации, а любое их неповинове¬
ние жестоко подавлялось: например, хищение или порча рабом хо¬
зяйского имущества карались смертью.
Естественно, что отношения между черными невольниками
и их хозяевами были весьма напряженными. Однако, помимо
этого основного конфликта, колониальное общество было про¬
низано и другими противоречиями. Местное белое население —
креолы — очень хотело избавиться от опеки присылаемой из ме¬
трополии администрации и самостоятельно управлять колонией.
Впрочем, и само сообщество белых островитян не отличалось
единством, а делилось на «больших белых» (богатые плантаторы
и негоцианты) и «малых белых» (наемные работники), где бога¬
тые презирали бедных, которые, в свою очередь, богатым зави¬
довали и от души их ненавидели. Свободные же негры и мулаты
не любили как белых, так и друг друга, а к рабам относились свы¬
сока. Для того чтобы взорвать всю эту гремучую смесь взаимной
ненависти и недовольства, требовалась только искра.
В начале Революции «большие белые», опираясь на приня¬
тый 8 марта 1790 года по предложению Барнава декрет Учреди¬
тельного собрания о самоуправлении колоний, попытались уста¬
новить в Сан-Доминго свою власть, автономную от метрополии.
104
глава 4. Конец монархии
Восстание чернокожих рабов в Сан-Доминго. Гравюра XIXв.
Для этого они избрали местное законодательное Собрание, ко¬
торое приняло конституцию колонии. Однако черные и цвет¬
ные свободные граждане политических прав не получили, а по¬
тому поддержали королевскую администрацию Сан-Доминго в ее
борьбе с белыми сторонниками Собрания. Разгоравшееся про¬
тивоборство постепенно становилось все более кровавым, време¬
нами оборачиваясь настоящими вспышками гражданской войны.
15 мая 1791 года Учредительное собрание в Париже поста¬
новило, что цветные свободные граждане, родившиеся от сво¬
бодных же родителей, имеют равные права с белыми. Однако
белые колонисты Сан-Доминго отказались выполнять этот декрет.
В ответ свободные черные и мулаты, стремясь защитить предо¬
ставленные им права, взялись за оружие.
Пока свободные граждане всех цветов кожи спорили о воз¬
можности равноправия цветных, в движение пришла ранее инерт¬
ная масса рабов. 14 августа 1791 года они во множестве собрались
на тайную церемонию культа вуду в лесу Кайман. Жрец Дутти
105
Французская революция
Букман, могучий негр, работавший кучером у одного из планта¬
торов, обратился к участникам собрания с призывом к восстанию.
Те ответили согласием и в знак верности общему делу причасти¬
лись кровью забитой там же черной свиньи.
В ночь на 23 августа взбунтовались рабы сразу пяти планта¬
ций. Они перебили семьи своих хозяев и сожгли их дома. В по¬
следующие две недели огню были преданы уже сотни планта¬
ций, а больше тысячи белых, включая стариков и детей, встретили
страшную смерть: бывшие рабы сажали их на кол, прибивали гвоз¬
дями к дверям, пилили заживо, а белых женщин перед убийством
подвергали изощренному насилию.
Против восставших выступили все свободные колонисты, не¬
зависимо от цвета кожи. Освободившиеся рабы не имели ни ма¬
лейших навыков военного дела и сначала постоянно терпели не¬
удачи, но быстро учились, — и на их стороне было огромное
численное преимущество. Хотя вождь инсургентов Букман погиб
в одном из первых же боев, его место заняли другие чернокожие
предводители. Восстание продолжалось, захватывая все новые
территории. В итоге оно выльется в кровавую войну всех против
всех, в которой белые, цветные, свободные чернокожие и быв¬
шие рабы будут 13 лет сражаться друг против друга, пока, нако¬
нец, белое и цветное население Сан-Доминго не будет вырезано
практически полностью. Тогда-то на месте прежде процветавшей
колонии освободившиеся рабы и учредят собственное государ¬
ство Гаити, до сих пор остающееся одним из самых бедных и не¬
благополучных в мире.
Бурная осень
Осенью 1791 года события в далеком, казалось бы, Сан-Доминго
болезненно отозвались во Франции, вызвав нехватку колони¬
альных продуктов, входивших в рацион многих горожан. Цены
на сахар и кофе, производимые в этой колонии и оказавшиеся
теперь в дефиците, резко пошли вверх, потянув за собой и цены
на другие продовольственные товары. В городах вновь то и дело
юб
глава 4. Конец монархии
стали вспыхивать голодные бунты плебса, недовольного дорого¬
визной.
Трудности со снабжением городов усугубила новая волна «жа¬
керии», накрывшая сельские районы Франции. Движение нача¬
лось еще летом 1791 года, однако после того, как Законодательное
собрание подтвердило обязанность крестьян платить выкуп сень¬
орам за отмену поземельных повинностей, масштаб беспорядков
многократно увеличился. Недовольные селяне разоряли замки,
а порой расправлялись и с их хозяевами. Особенно громкую
огласку получил инцидент с сеньором Полеймьё в департаменте
Эн. Взбунтовавшиеся крестьяне не только разгромили его замок,
но и убили самого сеньора. Его тело бросили в огонь, а затем... ча¬
стично съели. Узнав об этом, депутаты Законодательного собрания
уже привычно ужаснулись, но никого не наказали, так как убийцы
попали под ранее объявленную амнистию. Марат же и вовсе по¬
хвалил в своей газете крестьян-каннибалов: мол, поделом сеньору.
«Другу народа», похоже, вообще нравилось все то, что у других
вызывало ужас и отвращение, — например, жестокие расправы
восставших рабов Сан-Доминго над белыми колонистами.
Помимо общенациональных причин, массовые волнения в раз¬
ных частях страны имели еще и свои, сугубо локальные. Так, в за¬
падных департаментах и на юге, в Севеннах, где позиции тра¬
диционной культуры были особенно сильны, крестьяне активно
выступали против церковной реформы и гонений на неприсяг¬
нувших священников.
Наиболее же мощный резонанс осенью 1791 года получили
трагические события в Авиньоне. Ранее эта область принадле¬
жала римскому папе, хотя и была окружена со всех сторон фран¬
цузской территорией. 18 августа 1791 года собрание местных «па¬
триотов» проголосовало за присоединение Авиньона к Франции.
Участников собрания никто не выбирал, и они никого, кроме себя,
не представляли, однако вооруженное и хорошо организованное
меньшинство способно навязать свою волю безоружному и аморф¬
ному большинству. 11 августа «патриоты» силой изгнали преж¬
ний муниципалитет и учредили свой, революционный. Новые
власти назначили военным комендантом Матьё Жува Журдана,
107
Французская революция
личность весьма примечательную. Сын парижского ремесленника,
он за свои 45 лет побывал и мясником, и солдатом, и бандитом,
получил до Революции смертный приговор за уголовные преступ¬
ления, но сумел выкрутиться. В июле 1789 года он стал «героем
взятия Бастилии». Лично отрезав голову коменданту крепости,
маркизу Делоне, Журдан заслужил прозвище Головорез и с гор¬
достью его носил. Участвовал он и в кровавом инциденте в Вер¬
сале ночью с 5 на 6 октября 1789 года, после чего покинул Париж
и перебрался в Авиньон.
14 сентября, перед самым своим роспуском, Учредительное
собрание приняло решение об аннексии Авиньона в соответ¬
ствии с «желанием его народа». Впрочем, муниципалитет го¬
рода не стал дожидаться прибытия из Парижа представителей
центральной власти и по своей инициативе приступил к «ре¬
волюционным» мерам, а именно к изъятию ценностей из цер¬
квей. Это очень не понравилось населению. Оно отличалось боль¬
шой набожностью, что для бывших подданных папы было совсем
не удивительно. По городу поползли зловещие слухи о творимых
революционерами святотатствах. 16 октября в Авиньоне нача¬
лись массовые волнения. Пытавшийся успокоить горожан чинов¬
ник революционного муниципалитета Лекюйе был растерзан тол¬
пой. Журдан-Головорез прибыл с отрядом национальной гвардии
на место преступления, когда собравшиеся уже почти рассеялись.
Похватав без разбора тех, кого он счел виновным в смерти Лекюйе,
в том числе женщин и стариков, Журдан отправил их в тюрьму
папского дворца. Этим же вечером задержанных отдали на рас¬
праву молодым «патриотам» — 16-летнему сыну Лекюйе и его
друзьям. Те всю ночь напролет, подкрепляя свои силы алкоголем,
мучили и убивали пленников в башне Гласьер, выбрасывая трупы
в ров. Заодно они прикончили и тех арестантов, которые находи¬
лись в камерах по другим делам. Всего погибли 61 человека.
Известие о резне в Гласьер наделало много шума в Париже.
Законодательное собрание ее осудило и постановило прове¬
сти расследование. Марат же, напротив, и на этот раз с востор¬
гом приветствовал «акт правосудия, который пришлось совер¬
шить авиньонским патриотам». В ходе расследования некоторых
ю8
глава 4. Конец монархии
«Журдан-Головорез указывает соучастникам своих преступлений
на их жертвы». Гуашь Ж.Б. Лезюра (ок. 1793/4)
из убийц задержали, и какое-то время они провели под арестом,
но уже в марте 1792 года их всех освободили от ответственности
по очередной амнистии.
Эмиграция и контрреволюция
С первых же дней Революции те, кто не смог ее принять, начали
покидать страну. Считается, что всего за революционное деся¬
тилетие за границу выехали около миллиона человек. Несмотря
на то что революционная пропаганда неизменно изображала эми¬
грантов как дворян, готовых с оружием в руках сражаться за Ста¬
рый порядок, или как бежавшее из страны неприсягнувшее духо¬
венство, это было совершенно не так.
Значительная часть выехавших в те годы за рубеж спасалась
от экономических неурядиц и страха перед революционным
109
Французская революция
насилием. Они не собирались ни с кем сражаться, а лишь пыта¬
лись обеспечить себе средства к существованию. Какая-то часть
отправилась за океан — в Соединенные Штаты и Канаду, но боль¬
шинство разъехалось по странам Европы, включая Россию. Позд¬
нее многие из них вернутся во Францию: кто-то еще во время
Революции, кто-то уже при Наполеоне, а кто-то и вовсе после
Реставрации. Подавляющее большинство эмигрантов принадле¬
жало к третьему сословию, 25% — к духовенству и лишь 17% —
к дворянству. Правда, в их числе оказались самые знатные семьи
королевства, включая принцев крови. Поначалу отъезд за рубеж
не представлял каких-либо сложностей: до второй половины
1791 года во Франции еще сохранялась свобода передвижения,
а преступлением выезд за границу стали считать только в 1792 году.
Вместе с тем определенная часть эмигрантов все же не про¬
сто негативно относилась к Революции, но и готова была сра¬
жаться против нее с оружием в руках. Самой большой сложно¬
стью для ее противников как внутри страны, так и за рубежом
было отсутствие единого лидера. Очень быстро стало понятно,
что сам Людовик XVI сопротивление революционным преобра¬
зованиям не возглавит. Во-первых, король не подходил для этого
по характеру: он не был харизматической личностью, способной
быстро реагировать на вызовы времени и находить нестандарт¬
ные решения. Во-вторых, он старался избегать прямых конфлик¬
тов со своими подданными, предпочитая компромиссы. К этому
его побуждала история Английской революции, которую Людо¬
вик XVI хорошо знал. «Я не хочу, чтобы из-за меня погиб хотя бы
один человек», — сказал он в июле 1789 года.
Такая позиция короля представляла для роялистов огром¬
ную проблему. Подписывая один за другим декреты Учредитель¬
ного собрания, Людовик XVI за два года разрушил тот фунда¬
мент, на котором покоилась тысячелетняя французская монархия.
Из короля Франции и Наварры он превратился в короля францу¬
зов, причем не только по воле Бога, но и в силу принятых Учре¬
дительным собранием законов. Конституция 1791 года, призна¬
вая его особу священной и неприкосновенной, предусматривала
возможность отречения короля от престола и замену наследника
по
глава 4. Конец монархии
Граф д’Артуа, брат Людовика XVI. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
трона. Складывалась совершенно беспрецедентная ситуация: мо¬
нарх раз за разом покорно соглашался с нарушением «неруши¬
мых» законов французской монархии.
Неудивительно, что очень быстро противники Революции на¬
чали возлагать свои надежды на других лидеров роялистского дви¬
жения. В ночь на 17 июля 1789 года, всего через несколько дней
после взятия Бастилии, в эмиграцию отправился младший брат
короля — Шарль-Филипп, граф д’Артуа. Он имел репутацию че¬
ловека поверхностного и беззаботного, не пользовался популяр¬
ностью в народе и никогда особенно не интересовался политикой.
Накануне Революции он поддерживал реформаторский курс Ка-
лонна, но твердо стоял на том, что все должно ограничиться только
реформой финансовой сферы. Его негативное отношение к Нек-
керу и нежелание согласиться с притязаниями третьего сословия
hi
Французская революция
в Генеральных штатах снискали ему славу консерватора и верного
сторонника Старого порядка.
Граф д’Артуа нашел убежище у родителей жены в Турине.
Именно его двор был в 1789-1791 годах центром контрреволюции.
С ним находились в постоянном контакте другие выехавшие за гра¬
ницу принцы крови, а роль министра здесь с 1790 года исполнял
Калонн, который пользовался у графа д’Артуа большим уважением.
Однако объединившимся вокруг младшего брата короля эмигран¬
там не хватало ни авторитета, ни средств, ни политической воли:
Людовик XVI отказывался дать им какие-либо официальные полно¬
мочия и крайне скептически воспринимал их деятельность, которая
навлекала подозрения революционных властей и на него самого,
ухудшая его и без того непростое положение в столице.
Именно здесь коренилась одна из причин того, почему
ни на одном из направлений политическая деятельность графа
д’Артуа и его окружения не увенчалась успехом. Роялисты предпри¬
нимали самые активные усилия, желая вернуть Людовику XVI сво¬
боду. Было составлено немало проектов того, как королевской семье
покинуть Париж. Однако король выбрал другой план, закончив¬
шийся Варенном. Пытались роялисты и взбунтовать провинции.
В 1790 году вспыхивали мятежи в Ниме, Монтобане, Тулузе — тех
городах, где сохранялось противостояние протестантов и католи¬
ков. Бунтовал Лион и другие города в долине Роны. В Пуату, Эльзасе,
Франш-Конте, Провансе — везде действовали роялистские агенты.
Был разработан план по организации в декабре 1790 года всеобщего
восстания с центром в Лионе, куда прибыли бы и принцы, и Лю¬
довик XVI, но король не поддержал его, сочтя слишком опасным.
Когда граф д’Артуа, решив обойтись без согласия брата, собрался
сам отправиться на территорию Франции, Людовик XVI обратился
к королю Сардинии с просьбой не позволить принцам совершить
такую ошибку и удержать их — если придется, даже силой. А после
принятия Конституции 1791 года Людовик XVI и вовсе повелел
всем эмигрантам вернуться на родину.
Поссорившись с сардинским двором, граф д’Артуа и его окруже¬
ние перебрались в Швейцарию, но и власти кантонов не захотели
видеть их на своих землях. В конце концов к середине 1791 года двор
112
глава 4. Конец монархии
Граф Прованский, брат Людовика XVI. Гравюра с портрета работы Дж. Джонса
младшего брата короля обосновался на территории южной Герма¬
нии, в городке Кобленц, где сливаются Рейн и Мозель.
Состоявшийся в июне 1791 года отъезд за границу второго
брата Людовика XVI, графа Прованского, придал новые силы
противникам Революции. Воссоединившись с младшим братом,
принц поселился в замке под Кобленцем, ю сентября 1791 года
оба публично обратились к Людовику XVI с просьбой не под¬
писывать новую конституцию, «которую отвергает его сердце,
которая идет вразрез с его собственными интересами и интере¬
сами его народа, а также с обязанностями короля», п сентября
к этому посланию присоединились другие принцы крови: принц
Конде, герцог де Бурбон и герцог Энгиенский. Людовик XVI
п3
Французская революция
ответил столь же публично: по его словам, народ терпел лише¬
ния лишь в ожидании конституции, и ее едва ли уместно менять
сразу после принятия.
И сам монарх, и его братья вели при этом двойную игру. Людо¬
вик XVI стремился заверить революционеров в своей лояльности:
на людях и он, и королева не раз обвиняли графа Прованского
и графа д’Артуа в предательстве и самоуправстве. В то же время
и король, и королева не меньше принцев мечтали о том, чтобы
вмешательство иностранных держав положило конец Революции
и восстановило власть французского монарха в полном объеме.
Все это происходило на первом и втором плане. Но был еще тре¬
тий план. Людовик XVI опасался, что братья смогут развить за грани¬
цей такую бурную деятельность, которая вызовет со стороны рево¬
люционеров непредсказуемую реакцию, — что, собственно, вскоре
и произошло. Братья же чувствовали себя связанными по рукам
и ногам, поскольку король не объявил никого из них ни регентом,
ни наместником королевства — такой титул в прошлом иногда да¬
вался одному из членов королевской семьи вместе с властью, прак¬
тически равной королевской. Есть, правда, версия, согласно которой
Людовик XVI все же переправил братьям документ, наделявший
их соответствующими полномочиями, но те сами не пускали его
в ход, опасаясь за жизнь короля. Как бы то ни было, в глазах евро¬
пейских государей братья французского короля не представляли
никого, кроме самих себя, тем более что революционеры лишили
графа Прованского права на потенциальное регентство, поскольку
тот отказался вернуться в страну.
«Армия» эмигрантов
К осени 1791 года на восточной границе Франции были сформиро¬
ваны несколько вооруженных соединений из покинувших Фран¬
цию дворян, многие из которых служили до Революции в коро¬
левской армии и имели опыт участия в боевых действиях. Из них
самым известным, хотя изначально и не самым многочисленным,
была так называемая армия Конде.
114
глава 4. Конец монархии
Возглавлял ее престарелый Луи-Жозеф де Бурбон, восьмой
принц Конде. Один из самых знатных аристократов страны, по¬
томок Людовика Святого и Великого Конде, знаменитого полко¬
водца Людовика XIV, крестник короля и королевы Франции, он
с трех с половиной лет занимал должность Главного распоряди¬
теля королевского двора — одну из самых важных придворных
должностей. Прославившись отвагой на полях сражений Семилет¬
ней войны, Конде лучше, чем кто бы то ни было, подходил на роль
предводителя вооруженных отрядов эмигрантов.
Однако его армию счесть таковой можно было лишь с очень
большой натяжкой. Она не имела в достаточном количестве ни ору¬
жия, ни снаряжения и на деле не представляла собой сколько-
нибудь реальной военной силы. Шатобриан впоследствии вспоминал:
Армия принцев состояла из дворян, поделенных по провин¬
циям и служивших в качестве простых солдат: дворянство воз¬
вращалось к своим истокам и к истокам монархии в то самое
время, когда близился конец и этого дворянства, и этой монар¬
хии, так старик возвращается в детство. <...> Армия обычно
состоит из солдат примерно одинакового возраста, одного
роста и схожей силы. Наша была совсем иной, беспорядоч¬
ным объединением людей зрелых, стариков и спустившихся
с голубятни детей, говоривших на нормандском, бретонском,
пикардийском, овернском, гасконском, провансальском, лан¬
гедокском наречиях. Отец служил рядом с сыном, тесть —
с зятем, дядя — с племянником, брат — с братом, кузен — с ку¬
зеном. В этом ополчении, каким бы смешным оно ни казалось,
было нечто трогательное и достойное уважения, поскольку
люди руководствовались искренними убеждениями; оно вы¬
глядело так же, как древняя монархия, и давало возможность
в последний раз взглянуть на тот мир, которого уж более нет.
Я видел старых дворян, с суровыми лицами, седых, в потре¬
панной одежде, с мешком за спиной, с ружьем над плечом,
еле идущих, опираясь на палку, а под руку их поддерживал
один из их сыновей. <...> Все это бедное войско, не получавшее
ни су от принцев, воевало за свой счет, в то время как декреты
Французская революция
продолжали его разорять и отправлять в застенки наших жен
и матерей...
Подобное военное соединение играло в основном чисто сим¬
волическую роль, олицетворяя собою идеал «истинно коро¬
левской» армии, альтернативной той, что осталась во Франции
и «предала» своего короля. Точно так же эмигрантский двор
графа Прованского символизировал альтернативу находивше¬
муся «в плену» двору Людовика XVI. Однако, несмотря на свой
во многом символический характер, исходящая из Кобленца
«угроза» дала повод для воинственной революционной рито¬
рики, приведшей в конце концов к настоящей войне.
Европа и Революция
Осенью 1791 года международная обстановка стала быстро ухуд¬
шаться. В первые два года Французской революции иностранные
государи относились к ней достаточно безразлично: никто в Ев¬
ропе, включая родственника Людовика XVI Карла IV Испанского
и братьев Марии-Антуанетты императоров Священной Римской
империи Иосифа II (правил до февраля 1790) и Леопольда II (пра¬
вил до марта 1791), даже не задумывался о том, чтобы воевать ради
короля и королевы Франции. Значение Революции видели лишь
в том, что из-за нее ослабленная внутренними неурядицами страна
надолго выбыла из числа ведущих участников европейской поли¬
тики. Русский посол во Франции граф Иван Симолин писал в ноя¬
бре 1789 года из Парижа: «Возможно, что в течение нескольких
лет Франция не будет иметь никакого значения в политическом
равновесии Европы». Сделанное и мая 1790 года торжествен¬
ное заявление Учредительного собрания о том, что «француз¬
ская нация отказывается от ведения каких-либо завоевательных
войн и не станет обращать свои вооруженные силы против сво¬
боды какого-либо народа», казалось, убедительно свидетельство¬
вало о превращении бывшей великой державы в статиста миро¬
вой политики.
116
глава 4. Конец монархии
Особенно этому радовались правящие круги Великобритании:
не приложив ни малейших усилий, они избавлялись от своего глав¬
ного конкурента в колониальной экспансии. И хотя в 1790 году
опытный английский политик и мыслитель Эдмунд Бёрк в пам¬
флете «Размышления о революции во Франции», ставшем клас¬
сикой идеологии консерватизма, предупредил, что развернувшиеся
по другую сторону Ла-Манша события касаются всех стран и по¬
следствия их придется расхлебывать всем миром, к нему в тот мо¬
мент не прислушались. Пруссию ослабление Франции, являвшейся
союзницей Австрии, вполне устраивало. Что касается самой Ав¬
стрии, то хотя она и обещала, что в случае агрессии Франция полу¬
чит отпор от коалиции «государей, объединенных ради поддержа¬
ния общественного спокойствия, безопасности и чести их корон»,
но на деле и она в бой не рвалась: война обошлась бы дорого, а вы¬
годы сулила незначительные. И если Леопольд II в июне 1791 г.
обратился к Марии-Антуанетте с многообещающим заявлением:
«Что же касается ваших дел, я могу лишь повторить вам то, что уже
писал королю: все, что мне принадлежит, ваше: деньги, войска —
словом, все», то лишь потому, что получил ошибочные сведения
об успешном бегстве королевской четы из Парижа.
И только осенью 1791 года в европейских столицах забеспо¬
коились. Аннексия Авиньона показала, что, хотя революцион¬
ная Франция на словах отказалась от завоеваний, на деле для ее
интервенции в любую соседнюю страну вполне достаточно того,
чтобы какая-то часть населения таковой обратилась к французам
за помощью.
Кроме того, у австрийского монарха, являвшегося также импе¬
ратором Священной Римской империи, имелся отдельный повод
для недовольства. В свое время Эльзас вошел в состав Франции
на том условии, что на его территорию по-прежнему будет рас¬
пространяться юрисдикция имперского права. Это условие было
прописано в международных договорах, заключенных Францией.
Однако Учредительное собрание его нарушило, распространив
действие декретов от 5-11 августа 1789 года на владения немецких
князей в Эльзасе, что не могло не вызвать напряженности в отно¬
шениях с императором.
П7
Французская революция
И, наконец, царствующих особ крайне возмутило то, что в ходе
Вареннского кризиса с королем и членами его семьи обходились
как с пленниками. Промолчать они уже не могли, и 25 августа
1791 года император Леопольд II и прусский король Фридрих-Виль¬
гельм II встретились в саксонском замке Пильниц, чтобы обсудить
сложившуюся ситуацию. Сам по себе факт подобной встречи стал
наглядным свидетельством того, что Французская революция по¬
влекла за собой радикальные сдвиги в системе международных от¬
ношений. На протяжении всего XVIII столетия Австрия и Прус¬
сия находились в непримиримом соперничестве и всего лишь двумя
годами ранее едва не оказались вовлечены в очередной конфликт.
В новой же политической реальности, созданной французскими
событиями, былым противникам пришлось пойти на сближение.
В конференции королей также приняли участие лидеры француз¬
ской роялистской эмиграции: младший брат короля граф дАртуа,
бывший министр Калонн и бывший командующий армией маркиз
Буйе. 27 августа два монарха подписали Пильницкую декларацию,
где подчеркнули, что положение, в которое поставлен король Фран¬
ции, касается всех государей Европы. Исходя из этого, они при¬
звали остальных монархов применить все необходимые средства
для упрочения власти Людовика XVI и ради «блага французов».
В завершение декларации сообщалось, что войска обоих государей
получили приказ быть готовыми к действию.
Крайне туманный текст Пильницкого заявления не предпола¬
гал никаких конкретных обязательств и представлял собой скорее
декларацию о намерениях. Вместе с тем угрожающий тон доку¬
мента позволил французской революционной пропаганде исполь¬
зовать его для нагнетания военной истерии. Другим подобным
жупелом была уже упомянутая «армия» Конде.
Революция продолжается
В отличие от своих предшественников — депутатов Учреди¬
тельного собрания, которые полагали, что Революция закон¬
чена, члены Законодательного собрания так не считали и уже
п8
глава 4. Конец монархии
на первых заседаниях, посвященных процедурным вопросам, про¬
демонстрировали конфронтационный настрой. Кутон, к примеру,
предложил упростить порядок приветствия короля: по его мне¬
нию, при появлении монарха депутатам следовало встать и снять
шляпы, но затем они могли сесть, как и он. Обращаться к монарху
надо было не «сир» и не «ваше величество», а просто — «ко¬
роль французов»
Главными объектами нападок «левых» депутатов стали не¬
присягнувшие священники, эмигранты и монархи соседних го¬
сударств. Республиканцы усердно раздували тему «аристокра¬
тического заговора». Его, утверждали они, плетут эмигранты
при поддержке иностранных деспотов, а их агентом внутри Фран¬
ции выступает неконституционное духовенство. Нагнетая па¬
нические настроения, республиканское меньшинство Собрания
сумело заручиться поддержкой аморфного большинства депута¬
тов Болота.
7 октября 1791 года Кутон потребовал принять меры против
неприсягнувших священников. 9 октября бордоский адвокат и жи¬
рондист Арман Жансоне обвинил их в подстрекательстве кре¬
стьян запада Франции к волнениям, го октября Бриссо обрушился
с нападками на эмигрантов и приютивших их немецких князей.
9 ноября Собрание по предложению Бриссо приняло закон,
угрожавший конфискацией имущества тем эмигрантам, кто в те¬
чение двух месяцев не вернется на родину. 29 ноября был принят
другой закон, запретивший неприсягнувшим кюре вести церков¬
ные службы. Согласно этому акту, любой такой священник, ока¬
завшийся на территории, охваченной массовыми беспорядками,
мог получить, даже лично не участвуя в них, два года тюрьмы.
Людовик XVI воспользовался своим конституционным правом
вето и отклонил оба акта, вызвав бурю возмущения со стороны
«левых» депутатов и прессы.
Впрочем, позиция короля не стала для «левых» неожидан¬
ностью. Возглавляемые Бриссо республиканцы для того и начали
кампанию против неконституционного духовенства и эмигрантов,
чтобы спровоцировать конфликт Собрания с королем, вынуждая
монарха публично показать, что на самом деле он не примирился
119
Французская революция
с Революцией. Той же цели служили и воинственные речи Бриссо
с угрозами соседним государям. Лидер жирондистов полагал,
что король не захочет воевать с ними и в какой-то момент от¬
крыто выступит против войны, еще больше скомпрометиро¬
вав себя. Целью Бриссо и жирондистов было прежде всего уста¬
новление республики. Провозглашаемая ими опасность войны,
в реальность которой они, судя по их частной переписке, сами
не слишком верили, позволяла дискредитировать монарха в гла¬
зах общественного мнения, выставив его «предателем нации». 30
декабря 1791 года, выступая в Якобинском клубе, Бриссо откро¬
венно заявил: «Признаюсь, господа, я опасаюсь лишь одного —
что нас не предадут. Нам нужны великие измены!»
Именно в ожидании «великих измен» жирондисты месяцем
раньше, 27 ноября, побудили Собрание предъявить немецким
князьям, и прежде всего курфюрсту Трира, ультиматум с требо¬
ванием рассеять «сборища» французских эмигрантов, обосно¬
вавшихся на их территории. Очевидно, Бриссо и его сторонники
рассчитывали, что король наложит на это решение вето и раскроет
тем самым свою «предательскую» сущность.
Однако все пошло совсем не так, как планировали бриссо-
тинцы. Людовик XVI не попался в расставленную ловушку паци¬
физма и утвердил ультиматум 14 декабря. Король и его окружение
тоже сделали выбор в пользу войны, рассчитывая, что иностран¬
ные войска помогут им подавить революционное движение и вос¬
становить абсолютную монархию. Поддержал курс на войну и ге¬
нерал Лафайет, хотя совсем по другим причинам. Он рассчитывал,
что, возглавив армию, сможет защитить конституционную монар¬
хию от посягательств республиканцев. Результатом его времен¬
ного союза с роялистами стало назначение в декабре 1791 года
графа Нарбонна, близкого к Лафайету, на пост военного мини¬
стра. Нарбонн немедленно начал подготовку к войне, сформиро¬
вав на границах три армии для вторжения на территорию буду¬
щего неприятеля.
В отличие от Лафайета и его сторонников, большинство фель-
янов выступало против войны, опасаясь, что она дестабилизи¬
рует общество и тем самым погубит с таким трудом созданную
но
глава 4. Конец монархии
Максимилиан Робеспьер. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
конституцию. Однако раскол в рядах «партии», вызванный дей¬
ствиями Лафайета, практически парализовал активность фель-
янов. Ни в Собрании, ни за его стенами они не смогли оказать
сколько-нибудь убедительного сопротивления сползанию страны
к войне.
Среди «левых» также не было единства мнений. Робеспьер
и Марат выражали несогласие с Бриссо, предлагая сосредото¬
читься на борьбе с внутренним, а не внешним врагом. Война, счи¬
тали они, повысит в обществе роль военных и создаст условия
для того, чтобы один из завоевавших популярность генералов
узурпировал власть. Зимой 1791-1791 годов продолжительные
перепалки между Робеспьером и Бриссо не раз сотрясали стены
Якобинского клуба. В конечном счете Бриссо своими призывами
к «крестовому походу во имя свободы» сумел увлечь за собой
in
Французская революция
большинство якобинцев, чем вызвал к себе глубочайшую нена¬
висть оставшегося в меньшинстве Робеспьера.
Противники войны могли еще надеяться на то, что осторож¬
ность и благоразумие императора Леопольда II все же не позво¬
лят довести дело до открытого столкновения. Опасаясь за жизнь
своей сестры, французской королевы Марии-Антуанетты, импе¬
ратор не хотел обострять ситуацию и рекомендовал курфюрсту
Трира выполнить требования, предъявленные ему Законодатель¬
ным собранием. Дипломатической нотой от 21 декабря Леопольд
II известил французскую сторону о согласии распустить «сбо¬
рища» эмигрантов. Казалось бы, столь явная уступка лишила
Собрание какого бы то ни было предлога для дальнейшего обост¬
рения ситуации, но «левые» решили поднять ставки еще выше.
25 января 1792 года по их инициативе Собрание предложило ко¬
ролю потребовать у императора формального отказа от Пильниц-
кой декларации.
Однако своими дерзкими демаршами французские револю¬
ционеры добились лишь того, что император ускорил заключение
военного союза с Пруссией. Впервые после войны за Испанское
наследство Франция столкнулась с единым фронтом враждебных
ей германских государств. А вскоре сменился и сам император:
I марта 1792 года Леопольд II скоропостижно скончался, и на пре¬
стол взошел его сын Франц II, гораздо менее склонный к компро¬
миссам. На все французские дипломатические ноты последовал
решительный отказ.
Между тем и во французском правительстве произошли пере¬
мены. 8 марта был отправлен в отставку Нарбонн, попытавшийся
было учить короля, кого тот еще должен включить в кабинет ми¬
нистров. Вслед за ним под давлением Собрания сложили свои
полномочия и другие министры, не столь воинственные, как он.
На их место король назначил сторонников жирондистов — на¬
стоящий «кабинет войны».
Министром внутренних дел стал Жан-Мари Ролан де Ла Пла-
тьер, опытный экономист, ранее служивший инспектором ману¬
фактур в Лионе. Искренний республиканец и член Клуба яко¬
бинцев, он был человеком не слишком далеким и не слишком
122
глава 4. Конец монархии
Шарль Франсуа Дюмурье. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
инициативным, находясь под сильным влиянием своей жены,
умной и обаятельной Манон Ролан, которую просто обожал. Она
держала популярный светский салон, где депутаты-жирондисты
обычно и обсуждали свои политические планы, в чем мадам Ролан
принимала самое деятельное участие.
Пост министра финансов занял пожилой женевский эмигрант
Этьен Клавьер. Покинув десятью годами ранее свою родину по по¬
литическим мотивам как сторонник демократической партии, он за¬
работал во Франции солидное состояние, играя на бирже. Еще до Ре¬
волюции он оказывал покровительство Бриссо, привлекая того
к участию в своих операциях. Теперь же Бриссо ответил ему взаим¬
ностью, поддержав кандидатуру Клавьера на министерский пост.
123
Французская революция
Наиболее колоритной личностью в новом кабинете, бес¬
спорно, оказался Шарль Франсуа Дюмурье, занявший кресло ми¬
нистра иностранных дел. За свои 53 года жизни он многое успел,
идя рискованной стезей записного авантюриста, коими столь из¬
обиловал век Просвещения. Внук актера из труппы Мольера и сын
военного, Дюмурье в юности избрал военную карьеру и хорошо
проявил себя в годы Семилетней войны, заслужив высшую госу¬
дарственную награду Франции эпохи Старого порядка — крест
Святого Людовика. Оставшись после войны не у дел, Дюмурье
принялся ловить удачу в хитросплетениях международной поли¬
тики, поочередно предлагая и оказывая услуги правительствам
разных стран. И все-таки война его привлекала гораздо больше.
Дюмурье успешно участвовал в покорении Францией Корсики,
а затем, отправленный с секретной миссией в Польшу как воен¬
ный советник Барской конфедерации, сошелся в бою с самим
Суворовым, потерпев в результате сокрушительное поражение.
После этого Дюмурье выполнял новые секретные задания в Ев¬
ропе, которые привели его... в Бастилию за растрату казенных
средств. Впрочем, ловкач сумел выпутаться и на этот раз. Рево¬
люцию он встретил уже на посту коменданта замка в городе Кан.
Когда в июле 1789 года жители Кана, прослышав о взятии пари¬
жанами Бастилии, решили взять штурмом замок и у себя в городе,
Дюмурье не стал подражать маркизу Делоне, а нацепил трехцвет¬
ную кокарду и объявил себя «патриотом». Затем он и вовсе пере¬
брался в Париж, где обзавелся полезными связями в революцион¬
ных кругах. Это в конечном счете и принесло ему министерский
пост в том самом правительстве, которому, во исполнение надежд
короля, предстояло начать войну.
Людовик XVI и его окружение хотели войны по-настоящему,
в отличие от «левых», которые первое время скорее спекулиро¬
вали на военной угрозе, нежели собирались воевать наделе. Новые
министры должны были помочь королю эту войну развязать.
Тем самым он смог бы переложить на «левых» ответственность
за ее начало. Задача эта была не из сложных: стоявшие за спи¬
ной только что назначенного правительства депутаты-жиронди¬
сты ранее сделали столько воинственных заявлений, что, получив
124
глава 4. Конец монархии
отпор со стороны неуступчивого Франца II, уже не могли отсту¬
пить без ущерба для своей революционной репутации.
io апреля 1792 года Законодательное собрание подавляющим
большинством голосов проголосовало за объявление войны
Францу II. Несогласие высказали только Базир, Мерлен из Тион-
виля и два депутата-фельяна.
Кризис нарастает
На первый взгляд, у французов к началу военных действий на руках
имелись все козыри. Три подготовленные Нарбонном армии об¬
ладали по меньшей мере двукратным численным превосходством
над противостоявшими им силами австрийцев и возглавлялись
опытными военачальниками.
Командующий Северной армией, маршал Франции Рошамбо,
имел славу победителя англичан в Войне за независимость севе¬
роамериканских колоний. Именно его экспедиционный корпус
при содействии отрядов Джорджа Вашингтона заставил капи¬
тулировать английскую армию в Йорктауне, решив тем самым
исход войны.
Во главе Рейнской армии стоял Николя Люкнер. Уроженец
Баварии, он за свои 70 лет успел послужить не только родине,
но также Соединенным провинциям и Ганноверу. Прославился же
он как прекрасный военачальник на Семилетней войне в составе
прусских войск Фридриха II. Однако сразу после той войны он пе¬
решел на французскую службу и безупречно нес ее в течение почти
тридцати лет, за что и удостоился маршальского звания. Именно
ему Руже де Лиль посвятил свою «Песню Рейнской армии», ко¬
торая вошла в историю под именем «Марсельезы».
Командование Центральной армией доверили генералу Ла¬
файету.
Впрочем, объявить войну оказалось проще, чем ее вести. Рево¬
люция разложила французскую армию. Солдаты не доверяли офи¬
церам и генералам. Субординация соблюдалась из рук вон плохо:
командиры не имели никакой уверенности в том, что подчиненные
125
Французская революция
выполнят их приказы. Боевой дух и моральное состояние фран¬
цузских войск находились в плачевном состоянии. И все же Дю¬
мурье, игравший в правительстве главную роль, требовал немед¬
ленного наступления, полагая, что, как только французские войска
вступят на территорию Австрийских Нидерландов (Бельгии),
местные жители немедленно восстанут против императора.
Планы эти оказались утопией. Проблемы начались с первых же
дней. Уже 28 апреля, когда дивизия генерала Бирона, тоже героя
войны в Северной Америке, наткнулась под Монсом на передо¬
вые австрийские части, французские солдаты при первых же вы¬
стрелах бросились наутек с криком «Нас предали!» и бежали
без остановки до Валансьена. На следующий день под Турне си¬
туация повторилась с еще более тяжкими последствиями. Войска
генерала Диллона, еще одного героя войны с Англией, при встрече
с австрийцами не только побежали до самого Лилля, крича о пре¬
дательстве, но и по пути ранили своего генерала. В Лилле они
выместили страх и ярость на встретившемся им полковнике ин¬
женерных войск. Его повесили на стене, а затем разрубили тело
на части. Прибывшего следом раненного Диллона солдаты зако¬
лоли штыками, после чего бросили в костер.
Военные неудачи усилили разброд и шатание во француз¬
ском обществе. Законодательное собрание постановило наказать
убийц генерала Диллона, но Робеспьер и кордельеры потребовали
их оправдания. Командующие армиями и Дюмурье так и не смогли
договориться между собой относительно военных планов, и в мае
1792 года Рошамбо сложил свои полномочия. На фронте наступ¬
ление французов заглохло, практически не начавшись. Австрийцы
и пришедшие к ним на помощь пруссаки беспрепятственно нара¬
щивали силы, готовясь перехватить военную инициативу. Бель¬
гийцы же так и не восстали, обманув надежды французских рево¬
люционеров.
Чтобы отвлечь внимание общества от плачевной ситуации
на фронте, революционеры вновь начали охоту на внутренних
врагов. 27 мая 1792 года Законодательное собрание по предло¬
жению министра Ролана, поддержанного жирондистами, при¬
няло новый закон против неприсягнувших священников. Отныне
126
глава 4. Конец монархии
их предписывалось высылать в Гвиану — южноамериканскую
колонию Франции, которую за губительный климат называли
«сухой гильотиной», — или сажать в тюрьму, если того потре¬
буют двадцать активных граждан. А уже 8 июня Собрание поста¬
новило создать под Парижем лагерь для го тысяч федератов —
национальных гвардейцев из разных департаментов, которые
должны были прибыть в столицу для празднования годовщины
14 июля. Жирондисты планировали использовать их как военную
силу в борьбе против монархии. Король наложил вето на оба за¬
кона и отправил жирондистское правительство в отставку, назна¬
чив новыми министрами фельянов.
i8 июня в Собрании было зачитано присланное из армии
письмо Лафайета, в котором тот приветствовал отставку ми¬
нистров и обрушился с нападками на воцарившуюся в Париже
«власть клубов», подменивших собою закон. Он призвал также
к укреплению конституционного порядка и, соответственно, вла¬
сти конституционного монарха. Выступление Лафайета вызвало
взрыв негодования у республиканцев всех мастей, развернувших
в печати кампанию с обвинением его в подготовке военного пе¬
реворота.
го июня революционные активисты парижских секций (рай¬
онов) организовали манифестацию в честь годовщины Клятвы
в зале для игры в мяч. Вывести на улицы им удалось немногих:
восемь тысяч для более чем полумиллионного Парижа были кап¬
лей в море. Однако в ограниченном пространстве они созда¬
вали ощущение огромной толпы. Таким пространством сначала
стало Законодательное собрание, заседавшее в Манеже Тюильри,
после посещения которого манифестация направилась в королев¬
скую резиденцию Тюильри. Охрана сопротивления не оказала,
и толпа ворвалась во дворец. Людовик XVI вышел к манифестан¬
там, чтобы предотвратить эксцессы, и оказался в их плотном окру¬
жении. Они несколько часов удерживали его, в грубой форме тре¬
буя вернуть к власти жирондистов и снять вето с законов. Обычно
робкий и неуверенный, когда речь шла о принятии решений, ко¬
роль умел проявить упорство, когда его пытались к чему-либо
принудить вопреки его воле. За эти несколько часов он позволил,
12.7
Французская революция
чтобы парижанки надели ему на голову красный фригийский кол¬
пак, ставший во время Революции символом свободы, и выпил
с ними вина за благополучие нации, но отказа от вето им у него
вырвать так и не удалось. Наконец прибывший в Тюильри мэр
Парижа Петион сумел вызволить монарха из рук его не слишком
любезных подданных.
Конец монархии
Пока король препирался с Собранием, а командующие армиями
Лафайет и Люкнер пытались договориться со сменявшими друг
друга военными министрами о плане дальнейших действий, Ав¬
стрия и Пруссия завершили подготовку кампании, сосредоточив
у границ Франции силы, которые не уступали по численности
французским, но значительно превосходили их по своим боевым
качествам и моральному настрою.
Во главе союзной армии встал герцог Брауншвейгский, счи¬
тавшийся тогда одним из лучших полководцев Западной Европы.
Еще молодым человеком он снискал себе громкую славу в годы
Семилетней войны, сражаясь в рядах прусской армии. В 1787 году
он командовал прусскими войсками, вторгшимися в Соединенные
провинции, где провел молниеносную и, по мнению современни¬
ков, образцовую кампанию. Его репутация была столь высока, что,
готовясь к войне с Австрией, военный министр Нарбонн тайно
направил к нему генерала Кюстина, чтобы уговорить знаменитого
военачальника возглавить французскую армию, но герцог не со¬
гласился. Теперь же именно ему и предстояло руководить втор¬
жением во Францию.
Между тем в Париже «партии» продолжали борьбу за власть.
18 июня в столицу из армии примчался генерал Лафайет. Он вы¬
ступил в Собрании, потребовав привлечь к ответственности тех,
кто го июня ворвался в королевскую резиденцию, а также их вдох¬
новителей — клубистов-якобинцев. Фельяны и Равнина встретили
речь знаменитого генерала аплодисментами, а попытка жирон¬
дистов вынести ему порицание провалилась. Однако каких-либо
128
глава 4. Конец монархии
реальных последствий этот демарш не имел, так как Лафайету
пришлось вернуться к своим войскам, после чего его противники
«слева» снова перехватили инициативу. Более того, столь впечат¬
ляющее появление Лафайета в столице побудило два соперничав¬
ших крыла Якобинского клуба — приверженцев Бриссо и Робес¬
пьера — объединиться против той общей угрозы, которую для них
представляли сторонники конституционной монархии, стоявшие
во главе армии.
С начала июля объединившиеся якобинцы взяли уверенный
курс на свержение королевской власти. Идеологическое обосно¬
вание их действий в Собрании обеспечили ораторы-жирондисты
Бриссо и Верньо, обвинявшие короля в измене и призывавшие
«нанести удар по Тюильри». У якобинцев о том же говорил Ро¬
беспьер, у кордельеров — кордельерское трио.
и июля Собрание заявило о том, что «Отечество в опасно¬
сти». Это означало, что в национальную гвардию призываются
все мужчины, способные держать в руках оружие. Если раньше
служба там была уделом лишь активных граждан, имевших по¬
стоянное занятие и способных обеспечить себя формой и огне¬
стрельным оружием, то теперь ряды национальной гвардии оказа¬
лись открыты для всех без исключения. Тем, у кого не было денег
на ружья, выдавались пики.
В обход королевского запрета Собрание пригласило нацио¬
нальных гвардейцев из провинции прибыть со своим оружием
в столицу для празднования дня Федерации 14 июля. Со всей
Франции в Париж двинулись отряды федератов. После праздника
им было предложено отправиться на фронт, однако они не торо¬
пились это делать, требуя сначала низложить короля. К тому же
призывали и активисты наиболее радикально настроенных сек¬
ций Парижа. 19 июля в Якобинском клубе Робеспьер тоже заявил
о необходимости свергнуть монарха и созвать Национальный кон¬
вент для пересмотра Конституции.
Тем временем герцог Брауншвейгский перед началом наступ¬
ления союзных армий обратился 15 июля к парижанам с манифе¬
стом, выдержанном в резком и угрожающем тоне. Он обещал раз¬
рушить французскую столицу и покарать ее жителей, если королю
129
Французская революция
будет причинен вред. Однако его угрозы вызвали именно те по¬
следствия, которые должны были предотвратить.
О манифесте герцога Брауншвейгского в Париже узнали 3 ав¬
густа. В тот же вечер представители столичных секций приняли
решение о низложении короля. В ночь с 9 на ю августа уполномо¬
ченные от ряда секций Парижа собрались в Ратуше и, отстранив
законно избранный муниципалитет, создали самозваную повстан¬
ческую Коммуну. Мэр Петион сообщил Собранию, что «народ
теперь сам осуществляет свой суверенитет», и фактически сложил
с себя ответственность за происходящее. В полночь ударил набат,
подав сигнал к началу восстания.
Королевскую резиденцию Тюильри охраняли около тысячи
швейцарских гвардейцев, примерно три сотни дворян-добро¬
вольцев и несколько рот национальной гвардии. Руководил
всеми командующий национальной гвардией Парижа маркиз
Антуан Галио Манда. Бывший офицер, почти сорок лет прослу¬
живший в гвардии короля, он и на новом посту сохранил предан¬
ность государю и готов был защищать его до последней капли
крови. Получив ночью вызов из мэрии и еще не зная, что власть
там теперь принадлежит инсургентам, маркиз отправился
в Ратушу, где был убит мятежной толпой. Защитники Тюильри
остались без предводителя. Новым командующим националь¬
ной гвардией Коммуна назначила предпринимателя-пивовара
Антуана Жозефа Сантера, сторонника восстания.
В 5 часов утра Людовик XVI провел смотр своих войск. Резуль¬
таты не обнадеживали. Если швейцарцы и дворяне приветствовали
его возгласами «Да здравствует король!», то многие из националь¬
ных гвардейцев предпочли выкрикнуть «Да здравствует нация!»
и даже «Долой предателя!». Сразу после смотра часть националь¬
ных гвардейцев покинула Тюильри и присоединилась к мятежу.
Приближенные короля предложили ему не рисковать собой
и пройти с семьей через сад в Манеж Тюильри, где заседало За¬
конодательное собрание. Людовик XVI, немного поколебавшись,
последовал этому совету, хотя Мария-Антуанетта убеждала мужа
остаться с защитниками дворца. В Собрании король попросил
убежища для себя и своей семьи.
130
глава 4. Конец монархии
Осада Тюильри ю августа 1791 года.
Гравюра И. С. Элмана с рисунка Ш. Монне (1793)
Рано утром повстанцы — национальная гвардия и федераты —
пошли на штурм королевской резиденции, но были с большими
потерями отброшены огнем ее защитников. Депутаты Собрания
предложили Людовику отдать приказ гарнизону Тюильри сложить
оружие. Король написал соответствующую записку, ее передали
защитникам дворца, и они подчинились. После этого большин¬
ство находившихся в Тюильри людей, включая слуг, были растер¬
заны ворвавшимися во дворец повстанцами, обозленными крово¬
пролитной осадой.
После победы восстания Коммуна принудила Законодатель¬
ное собрание объявить Людовика XVI отстраненным от власти
и принять и августа закон о выборах в Национальный конвент —
представительный орган, созываемый для принятия новой кон¬
ституции.
ГЛАВА 5
Жирондисты
и МОНТАНЬЯРЫ
Эхо СОБЫТИЙ IO АВГУСТА
Восстание ю августа 1792 года покончило с монархией,
но не с двоевластием. Однако если ранее имело место соперни¬
чество конституционных властей — законодательной (Собрание)
и исполнительной (король), то теперь ему на смену пришло уже
не регулируемое никакими законами состязание между центрами
реальной силы. На обломках порушенной го августа Конститу¬
ции в Париже утвердилась власть самозваной Коммуны. Причем
последняя, опираясь на вооруженную силу, отнюдь не ограничи¬
валась управлением одной лишь столицей, а весьма активно вме¬
шивалась в юрисдикцию еще недавно почти всемогущего Законо¬
дательного собрания, производя, не считаясь с ним, аресты тех,
кого комитет надзора Коммуны счел подозрительными, закрывая
по своему усмотрению газеты и производя набор в армию.
Законодательное собрание сопротивлялось претензиям Ком¬
муны присвоить себе фактически диктаторские полномочия и в ка¬
честве противовеса ей назначило Исполнительный совет — новое
правительство, куда вошли те самые, близкие к жирондистам ми¬
нистры, которых король 13 июня отправил в отставку. Среди них
не было разве что Дюмурье, который сменил во главе Северной
В 2.
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
армии снятого с этого поста Лафайета. К прежним министрам
добавили новых. В частности, одного из наиболее влиятельных
деятелей Коммуны, бывшего адвоката Жоржа Дантона, поставили
руководить юстицией. Этот революционный активист Латин¬
ского квартала и член Клуба кордельеров в предшествующие ме¬
сяцы проявил себя не только блестящим оратором, но и прекрас¬
ным организатором, умевшим подчинять себе людей. На сцену
национальной политики выходили, таким образом, новые дей¬
ствующие лица.
Напротив, многих ведущих деятелей начального периода Рево¬
люции события ю августа от нее оттолкнули. Покинули Францию
автор церковной реформы Талейран, инициатор «ночи чудес»
д’Эгийон, лидеры монархистов Жерар Лалли-Толандаль и Пьер-
Виктор Малуэ, а также целый ряд других «людей 1789 года». Ока¬
зался под арестом, но все же сумел выскользнуть из страны быв¬
ший член триумвирата конституционалистов Шарль Ламет. А вот
его брату Александру и отстраненному от командования армией
Лафайету не удалось добраться до Англии: по пути они угодили
в плен к австрийцам и следующие пять лет провели в их тюрьмах.
Еще один лидер монархистов, граф Клермон-Тоннер, и вовсе был
убит ю августа мятежниками.
Впрочем, если, эмигрируя, «отцы» Революции выражали пас¬
сивное несогласие с состоявшимся ю августа попранием Консти¬
туции, то среди простого люда — того самого народа, от имени
которого просвещенная элита и вершила революционные преоб¬
разования, — нашлись весьма активные защитники свергнутой
монархии. 15 августа в местечке Сент-Уан-де-Туа бывшей провин¬
ции Мэн крестьяне во время рекрутского набора в революцион¬
ную армию взбунтовались, заявив: «Мы готовы сражаться только
за короля и папу». Восставших возглавил бывший контрабан¬
дист Жан Котро, известный как Жан Шуан (chouan — «сова»
на местном диалекте). Обратив в бегство отряд местных «патрио¬
тов», бунтовщики ушли в леса, откуда развернули настоящую
партизанскую войну против революционных властей. Прозвище
«шуан» вскоре станет общим названием для партизан-рояли¬
стов не только Мэна, но и Бретани, Нормандии и Окситании,
ВЗ
Французская революция
где в те же августовские дни антиправительственное народное
движение также начиналось с ряда стихийных и разрозненных
выступлений.
Аналогичные события происходили и в бывшей провинции
Пуату. 19 августа 1792 года в местечке Монкутан крестьяне раз¬
громили дом члена местной администрации. Историки спорят
об их мотивах, поскольку сами бунтовщики в тот момент свои на¬
мерения не прояснили. Однако, согласно позднейшим свидетель¬
ствам современников, копившееся с начала церковной реформы
недовольство выплеснулось наружу именно после получения из¬
вестий о событиях ю августа в Париже. Причем заметим, что гнев
крестьян был тогда направлен скорее против материальных симво¬
лов власти, чем против людей, с нею связанных. Ни один из «па¬
триотов» в ходе беспорядков физически не пострадал.
Ощущая недостаточность своих организационных навыков,
бунтовщики обратились к местному сеньору-дворянину, попро¬
сив его возглавить движение. Уже под его началом они совершили
21 августа новый набег на Монкутан, где еще раз разгромили дом
все того же члена администрации, а также жилища других револю¬
ционных активистов. 22 августа восстание приобрело еще более
широкий размах. По набату в местечко Серизе пришли более
шести тысяч селян из сорока окрестных приходов. Они напра¬
вились в Шатийон, административный центр дистрикта, и раз¬
громили там государственные учреждения, выбросив на улицу
и спалив всю официальную переписку. Потом крестьянская армия
двинулась к укрепленному городку Брессюир, в котором распо¬
лагался небольшой гарнизон регулярных войск. Солдаты отбро¬
сили повстанцев ружейным и артиллерийским огнем, нанеся им
значительные потери. Предпринятая крестьянами на другой день
попытка нового штурма также не увенчалась успехом. 24 августа
на помощь гарнизону Брессюира подтянулись отряды националь¬
ной гвардии из соседних городов. Слабо вооруженные и недо¬
статочно организованные крестьяне, несмотря на отчаянное со¬
противление, были разбиты и разбежались по своим деревням.
Преследуя их, «патриоты» устроили настоящую бойню. Убивали
не только бунтовщиков, но даже женщин и детей. Национальные
В4
глава $. Жирондисты и монтаньяры
гвардейцы отрезали жертвам уши и носы, а затем носили эти «тро¬
феи» вместо кокард. Известия о случившемся под Брессюиром
распространялись из уст в уста по округе, обрастая все новыми
пугающими подробностями. Шок от этой расправы станет одной
из причин того, почему вспыхнувшее в том же регионе полгода
спустя Вандейское восстание сразу же приобретет крайне оже¬
сточенный характер.
В Сан-Доминго, охваченном гражданской войной, защитни¬
ками короля тоже провозгласили себя самые обездоленные —
бывшие чернокожие рабы.
Сентябрьские убийства
Между тем армия герцога Брауншвейгского 19 августа перешла
границу и двинулась к французской столице, 21 августа пруссаки
подошли к крепости Лонгви. Хорошо вооруженный гарнизон
не испытывал недостатка в припасах, для того чтобы выдержать
долгую осаду. Однако жители города не захотели подвергаться ее
превратностям. После нескольких часов беспорядочной бомбар¬
дировки крепости, в ходе которой погибли 14 горожан и были
разрушены два дома и сарай с сеном, население в ультимативной
форме потребовало у коменданта капитуляции. Перед угрозой
бунта ему не оставалось ничего другого, как подчиниться и 23 ав¬
густа сложить оружие.
В тот же день австрийцы осадили Тионвиль. Помощи городу
ждать было неоткуда, и казалось, он падет со дня на день. Правда,
гарнизон во главе с генералом Феликсом Вимпфеном так не счи¬
тал и оказал неприятелю упорное сопротивление. Вимпфену было
не впервой попадать в опасные передряги. Участвуя в военных кам¬
паниях на Корсике и в Войне за независимость североамериканских
колоний, он бывал в разных переделках, но выходил из них с досто¬
инством — и теперь духом тоже не падал. Когда вражеское командо¬
вание предложило ему миллион франков за сдачу крепости, Вимпфен
с издевкой ответил: «Не забудьте только зарегистрировать эту дар¬
ственную у нотариуса». В Тионвиле же он организовал чрезвычайно
Н5
Французская революция
активную оборону, следуя принципу «лучшая защита — нападе¬
ние» и выматывая противника постоянными вылазками.
Продолжая свой марш на Париж, герцог Брауншвейгский
?о августа осадил крепость Верден, последнюю на дороге к фран¬
цузской столице, от которой пруссаков отделяло теперь лишь чуть
более zoo километров.
Стекавшиеся со всех концов в Париж известия о продвижении
неприятеля и о роялистских восстаниях в провинции порождали
в городе панические настроения, которые активно подогревались
революционной прессой. Марат в те одни обращался к читателям:
Славный день ю августа 1791 года может стать решающим
для триумфа свободы, если вы сумеете использовать свои пре¬
имущества. <...> Трепещите поддаться голосу ложного состра¬
дания, после того как вы пролили свою кровь, чтобы спасти
отечество от пропасти, трепещите стать жертвами тайных проис¬
ков врагов, трепещите, чтобы в ночной тиши жестокие солдаты
не схватили вас с вашего ложа и не бросили в темницы, где вы
будете предаваться отчаянию, пока вас не уничтожат на эшафоте.
Я повторяю вам: бойтесь реакции, ваши враги вас не пощадят,
если козыри окажутся у них. Никакого отдыха! Вы безнадежно
погибли, если не поторопитесь уничтожить развращенных чле¬
нов муниципалитета, департамента, всех мировых судей-анти¬
патриотов и наиболее зараженных членов Национального со¬
брания. <...> Никто не питает большего омерзения к пролитию
крови, чем я, но, чтобы помешать пролитию потоков, я настаи¬
ваю на пролитии нескольких ее капель. Чтобы привести в соот¬
ветствие человеческие обязанности с заботой об обществен¬
ной безопасности, я предлагаю вам казнить каждого десятого
из контрреволюционных мировых судей, членов муниципали¬
тета, департамента и Национального собрания. Если вы отсту¬
пите, подумайте, что кровь, пролитая сегодня, окажется беспо¬
лезной и что вы ничего не совершили для свободы.
Активно циркулировали слухи о предательстве и об ари¬
стократическом заговоре. И хотя, как правило, такие сведения
136
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Жорж Жак Дантон. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
оказывались ложными, это отнюдь не означало, что никаких заго¬
воров вообще не существовало, z сентября к министру юстиции
Дантону пришел врач Валантен Шевтель, член Клуба кордель¬
еров. Он сообщил о создании на западе Франции разветвлен¬
ной подпольной организации дворян-роялистов «Бретонская
ассоциация». Ее сформировал знаменитый герой войны против
англичан в Северной Америке маркиз де ла Руёри, проявивший
как мы видели, завидное хладнокровие еще в ходе январских
событий 1789 года в Ренне, названных «Днем лямок». В сентя¬
бре 179Z года положение революционного правительства было
настолько шатким, что Дантон даже не решился дать ход полу¬
ченным от Шевтеля сведениям и ограничился отправкой с ним
секретного письма к Руёри, просто предложив тому поддержать
новую власть.
В7
Французская революция
Впрочем, сам Дантон паническим настроениям не поддавался
и решительно воспротивился предложению министра внутренних
дел Ролана эвакуировать правительство и Собрание из Парижа —
подальше от наступающих неприятельских войск и... от повстан¬
ческой Коммуны. В этом Дантона поддержали Петион, Верньо
и Кондорсе (о чем, вероятно, в дальнейшем не раз пожалели).
Однако они сделали это отнюдь не потому, что согласились с пре¬
тензиями самопровозглашенной Коммуны на абсолютную власть,
а потому, что намеревались нейтрализовать ее более радикальным
способом. 30 августа в Ратуше узнали, что Собрание готовит де¬
крет о роспуске Коммуны.
31 августа и i сентября с протестами против этого шага высту¬
пили такие влиятельные члены Коммуны, как Робеспьер, памфле¬
тист Пьер-Луи Манюэль и журналист Жан-Ламбер Тальен. Рост
напряженности в отношениях между конкурирующими центрами
революционной власти еще больше усиливал тревожные предчув¬
ствия, царившие в городе.
z сентября в Париж пришла весть о начавшейся осаде Вер¬
дена. Принесший это известие гонец также сообщил, что кре¬
пость вряд ли продержится более двух дней. Других укрепленных
пунктов на пути герцога Брауншвейгского к французской столице
не было. Коммуна приказала бить в набат и выпустила обращение
«К оружию, граждане, враг у ворот!». Дантон, выступая в Зако¬
нодательном собрании, призвал к чрезвычайным мерам по моби¬
лизации общества на отпор врагу, закончив свою речь призывом:
«Смелость! Только смелость! Ничего, кроме смелости!» Город
охватило лихорадочное возбуждение. Перспектива скорого ухода
мужчин на фронт обострила коллективные страхи, активно подо¬
греваемые революционной прессой. Она пророчествовала, что,
едва лишь парижане отправятся сражаться с врагом, как сотни
арестованных Коммуной контрреволюционеров выйдут из тюрем
и перережут семьи «патриотов». В накаленной обстановке тех
дней достаточно было самого незначительного повода, чтобы вы¬
зывать вспышку массового психоза и неконтролируемой агрессии.
z сентября около 14 часов конвой федератов вез в каретах через
Латинский квартал группу арестантов, направляясь в тюрьму
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
Убийство заключенных в тюрьме Шатле z сентября 1792 года.
Эстамп неизвестного художника (1792)
Аббатства. Это были 2.4 неприсягнувших священника — малая
толика из нескольких сотен представителей неконституционного
духовенства, которых после ю августа принялись хватать по всей
стране и без предъявления обвинений свозить в Париж. В тот
день конвоиры и враждебно настроенные прохожие подвергали
задержанных словесным и физическим оскорблениям. Защищаясь,
один кюре нечаянно ударил обидчика тростью. Этого оказалось
И9
Французская революция
достаточно, чтобы по прибытии в Аббатство конвоиры потре¬
бовали у руководства той секции, где располагалась тюрьма, не¬
медленно предать арестованных суду. Тут же был создан импро¬
визированный трибунал. Он вынес девятнадцати священникам
смертные приговоры, сразу приведенные в исполнение.
Почувствовав вкус крови, толпа двинулась к монастырю карме¬
литов, где под арестом находились десятки представителей непри¬
сягнувшего духовенства. Здесь самозваный трибунал приговорил
к смерти I т5 человек, которых затем убили пиками и саблями в мо¬
настырском саду. Далее настал черед тюрем Консьержери и Гран
Шатле. Там расправа над заключенными продолжалась всю ночь,
причем некоторых из них перед смертью подвергали изощренным
пыткам. Убивали не только тех, кто был задержан как политиче¬
ски подозрительный, но зачастую и тех, кто оказался в тюрьме
за бытовые преступления и даже за долги. К примеру, девушка-
цветочница из Пале-Рояля, до смерти замученная в Консьержери
пришедшими туда с толпой женщинами, находилась под арестом
за то, что из ревности порезала лицо своему любовнику — нацио¬
нальному гвардейцу. Перебили в тюрьмах и тех солдат-швейцар¬
цев, кому удалось выжить во время резни, последовавшей за паде¬
нием Тюильри ю августа.
Под утро } сентября добровольные палачи перешли в тюрьму
Ла Форс, где бойня продолжилась с не меньшей интенсивностью.
Особенно современников потрясла смерть подруги королевы,
принцессы Ламбаль, подвергнутой жесточайшему сексуальному
надругательству, которое продолжалось и после того, как женщина
уже была мертва. Голову принцессы, надетую на пику, убийцы
отнесли в замок Тампль, чтобы показать заточенной там Марии-
Антуанетте.
Далее волна расправ над заключенными покатилась по дру¬
гим тюрьмам Парижа. В первой половине дня 5 сентября она
вернулась туда, откуда началась, — в тюрьму Аббатства. Теперь
перед самозваным трибуналом предстали и остальные узники
темницы. «Разбирательство» с ними длилось несколько часов
в присутствии многочисленных зрителей. Жители близлежа¬
щих домов принесли скамейки, вино и закуски, чтобы наблюдать
140
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
за «представлением» со всеми удобствами. Признанных ви¬
новными убивали на месте. Некоторые из заключенных — те,
кто чем-либо понравился толпе, — были «оправданы» и отпу¬
щены. Позднее рассказывали, что юная дочь маркиза де Сомбрёй,
бывшего коменданта Дома инвалидов, спасла жизнь отцу, выпив
по требованию зрителей стакан человеческой крови.
4 сентября, когда тюрьмы были опустошены, несколько сот
тех, кто еще не насытился убийствами, ворвались в приют Саль-
петриер, куда, помимо прочих, отправляли на исправление про¬
ституток. Этих женщин убийцы подвергли изощренному наси¬
лию, после чего умертвили.
Всего в Париже нашли свою погибель более 1300 заключен¬
ных. Резня разворачивалась при откровенном попустительстве
Коммуны и полной неспособности Законодательного собрания
помешать происходящему. Вслед за Парижем такие же массовые
расправы прокатились и по ряду других городов.
Национальный Конвент
День z сентября 1792 года был отмечен во Франции началом
не только сентябрьских убийств, но и выборов в Национальный
Конвент, которые продолжались до 19 сентября. Правом голоса
обладали все французы мужского пола, достигшие 21 года, отве¬
чавшие годичному цензу оседлости и обеспечивавшие себя своим
трудом. Впрочем, слуги голосовать не могли ни при каких усло¬
виях, то есть говорить о всеобщих выборах отнюдь не приходится.
Однако даже из тех, кто имел право голоса, воспользовались им
менее 12%.
В Париже выборы осуществлялись открытым голосованием
и под строгим контролем Якобинского клуба. Надо ли удивляться,
что первым в депутаты здесь избрали Робеспьера, вторым — Дан¬
тона. Остальные представители столицы также имели весьма
радикальные взгляды. В провинции голосование тоже нередко
носило открытый характер и производилось под надзором рево¬
люционных обществ, которые по своему произволу немедленно
141
Французская революция
отстраняли от выборов тех, кого сочли подозрительными. Рабо¬
чие, ремесленники и крестьяне в большинстве своем воздержались
от участия в голосовании, а наибольшую активность проявили го¬
рожане среднего и высокого достатка.
Неудивительно, что по своему социальному составу новый де¬
путатский корпус оказался преимущественно буржуазным — в том
смысле, какой в это слово вкладывали во Франции XVIII века, —
иначе говоря, он состоял из представителей верхов городского
населения. Из 749 его членов 500 являлись юристами, лицами
свободных профессий и государственными служащими. Рабочих
среди депутатов было только двое. Треть избранных представи¬
телей уже имела опыт работы в Учредительном и Законодатель¬
ном собраниях.
Свои заседания в бывшей королевской резиденции Тюильри
Национальный Конвент открыл 20 сентября 1792 года. Ведущая
роль в нем принадлежала республиканцам. Однако они были
далеко не монолитны, а делились на группировки («партии»),
между которыми развернулась острая борьба практически по всем
вопросам внутренней и внешней политики.
Жирондисты (примерно 140 человек), составлявшие «левую»
в Законодательном собрании, вынужденно уступили в Конвенте
эту сторону своим более радикальным оппонентам, переместив¬
шись на места справа и приняв на себя все сопутствующие негатив¬
ные коннотации. В их рядах находились такие крупные политиче¬
ские фигуры, как Бриссо, Верньо, Гаде, Петион, Жансоне, Кондорсе
и другие. Они в значительной степени опирались на провинциаль¬
ные элиты больших торговых городов Юга, которые были недо¬
вольны диктатом Парижа и влиянием его Коммуны на общего¬
сударственные дела. Считая, что с провозглашением Республики
миссия Революции выполнена, жирондисты выступали за строгое
соблюдение правовых норм, отвергали чрезвычайные меры, моти¬
вируемые «революционной необходимостью», и резко осуждали
сентябрьские убийства, требуя привлечь виновных к ответу.
Их оппоненты — «партия» монтаньяров — сначала насчиты¬
вали в своих рядах чуть более по человек, но со временем увели¬
чили свою численность примерно до 150. Они-то и заняли левую
142
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
сторону зала. Монтаньяры представляли собой пестрый конгло¬
мерат людей с разными социальными и экономическими взгля¬
дами, объединенных, однако, приверженностью к радикальным
политическим методам. Ничем не отличаясь по социальному со¬
ставу от жирондистов, они тем не менее в борьбе с оппонентами
охотно апеллировали к плебсу и в случае необходимости искали
поддержки у Коммуны.
Важным инструментом влияния на общественное мнение мон¬
таньярам служил Якобинский клуб, куда входили многие из них.
За три года, прошедшие после его основания, он не только со¬
хранил, но и расширил связи с аналогичными «народными об¬
ществами» в других городах, образовавшими социальную сеть,
по которой революционные импульсы из Парижа достаточно
быстро распространялись во все концы страны.
Лидерами монтаньяров были Робеспьер, Дантон и Марат.
Кроме того, в эту группу входили такие уже известные к тому вре¬
мени деятели Революции, как Демулен, Кутон, Шабо, Базир, оба
Мерлена — из Дуэ и Тионвиля, бывший герцог Орлеанский, взяв¬
ший себе имя Филипп Эгалите \egalite— «равенство»), и другие.
Очень быстро на первый план в этой «партии» выдвинулся и мо¬
лодой юрист из Пикардии Луи-Антуан Сен-Жюст.
Между двумя враждующими группами располагалось Болото,
или Равнина, — более или менее пассивное большинство при¬
мерно из 500 депутатов, поддерживавшее то монтаньяров, то жи¬
рондистов.
«Канонада при Вальми»
В тот же самый день, 20 сентября 1792 года, когда начал свою ра¬
боту Конвент, на фронте произошли важные перемены.
Добившись z сентября капитуляции Вердена, герцог Браун¬
швейгский двинулся напрямую к Парижу. Однако по пути ему
предстояло форсировать теснины Аргонского плато — цепи хол¬
мов, покрытых густым лесом. Здесь заняла оборону Северная
армия Дюмурье, прикрывшая проход к французской столице.
ИЗ
Французская революция
Не надеясь противостоять неприятелю в одиночку, Дюмурье при¬
звал к себе на подмогу Рейнскую армию, которой после отстране¬
ния Люкнера командовал генерал Франсуа-Кристоф Келлерман.
Этот 57-летний военачальник имел большой боевой опыт, кото¬
рый приобрел участвуя еще юношей в Семилетней войне, а затем
воюя против русских войск в Польше на стороне Барской кон¬
федерации. Получив депешу от Дюмурье, Келлерман двинулся
к нему на помощь и прибыл к самому началу решающего сражения.
Герцог Брауншвейгский, найдя незащищенный проход через
лес, обошел Дюмурье с севера, но возле деревни Вальми прусский
авангард рано утром го сентября натолкнулся на части Келлер¬
мана, успевшие занять здесь оборону. Началась артиллерийская
перестрелка. К удивлению немцев, французы, в отличие от пре¬
дыдущих боев кампании, проявили стойкость и не побежали,
как обычно делали, с первыми же выстрелами. Келлерман под ар¬
тиллерийским огнем лично воодушевлял солдат, а они, подбад¬
ривая себя криком «Да здравствует нация!», изо всех сил ста¬
рались держать строй, несмотря на потери от вражеских ядер.
Пруссаки же, построившись в штурмовые колонны, весь день ма¬
неврировали, но до атаки дело у них не дошло.
Вечером, так и не начав наступления, герцог Брауншвейгский
отвел свои войска. Мотивы его решения до сих пор неясны. Со¬
гласно одной из версий, его подкупил Дантон, передав герцогу
драгоценности французской королевы, несколькими днями ранее
пропавшие из Парижа. По другой версии, Келлерману удалось
повлиять на герцога через свои масонские связи. Предлагались
и другие объяснения неожиданного отхода пруссаков, но ни одно
из них не признано бесспорным. Несмотря на скромный воен¬
ный итог (французы потеряли 300 человек, пруссаки — 180), «ка¬
нонада при Вальми» получила большое политическое значение
как первая в этой войне победа войск революционной Франции.
Более того, простояв неделю после сражения в укрепленном
лагере, герцог Брауншвейгский вынужден был отдать приказ
о стратегическом отступлении, поскольку его войска стали еже¬
дневно нести тяжелые потери от вспыхнувшей дизентерии. Бо¬
лезнь выполнила за французских генералов их работу.
144
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Битвы в Конвенте
и сентября Конвент упразднил монархию, а 2.2. сентября провоз¬
гласил Республику. То и другое жирондисты и монтаньяры сделали
в полном единодушии. Однако идиллия продолжалась не более
трех дней. После того как в Париж пришло известие о победе
при Вальми и об отступлении армии герцога Брауншвейгского,
борьба с внешней угрозой отошла на второй план, и «партии»
сцепились в схватке за власть.
Изначально позиции жирондистов выглядели предпочти¬
тельнее. Правительство перешло под их полный контроль, когда
Дантон, избранный депутатом, сложил с себя министерские пол¬
номочия. Жирондистам удалось также поставить своих людей
на ключевые позиции в парламентских комитетах. Имена их ли¬
деров, целый год игравших ведущие роли в Законодательном со¬
брании, были на слуху у прибывших из регионов депутатов. И,
напротив, большинство провинциалов негативно относились
к чрезмерным амбициям Коммуны Парижа и к связанным с нею
представителям столицы, составлявшим ядро «партии» мон¬
таньяров.
2.3 сентября жирондисты развернули наступление против своих
оппонентов. День за днем в течение полутора месяцев их блиста¬
тельные ораторы требовали привлечь к ответственности Робес¬
пьера и Марата за стремление к диктатуре, Дантона — за растрату
средств на посту министра юстиции, комитет надзора Коммуны —
за поощрение сентябрьских убийств. Монтаньяры оправдывались,
время от времени огрызаясь встречными обвинениями. Поскольку
в конечном счете они сумели достаточно убедительно опроверг¬
нуть практически все из того, что им инкриминировалось, к ноя¬
брю симпатии большинства депутатов уже не столь безраздельно
принадлежали жирондистам, как в самом начале работы Конвента.
Неудачно для жирондистов складывались дела и вне парла¬
мента. К октябрю они проиграли борьбу за Якобинский клуб
и вынуждены были покинуть его. Тем самым они, как и фельяны
годом ранее, уступили конкурентам мощнейший инструмент воз¬
действия на общественное мнение. Салон мадам Ролан, где они
US
Французская революция
впредь предпочитали обсуждать свои планы, конечно же, не мог
сравниться по влиянию со знаменитым на всю страну политиче¬
ским клубом, опиравшимся на сеть аффилированных с ним рево¬
люционных обществ.
Не оправдались и надежды жирондистов на прошедшие в ок¬
тябре и ноябре перевыборы Коммуны Парижа. Ее новый состав
по своему радикализму практически не уступал предыдущему.
Победная осень
Пока «партии» выясняли между собой отношения в Конвенте,
солдаты, офицеры и генералы новорожденной Республики, вооду¬
шевленные нечаянным успехом при Вальми, продолжали выпол¬
нять свою работу на фронтах. Причем делали они это все более
эффективно.
В сентябре 1792 года, понадеявшись на скорую победу Ав¬
стрии и Пруссии, в войну вступил король Сардинии (Пьемонта).
И, как выяснилось, напрасно. Пьемонтская армия оказалась со¬
вершенно не готова к военным действиям, и части генерала Анн-
Пьера де Монтескью к 23 сентября без единого выстрела пол¬
ностью оккупировали Савойю. 29 сентября столь же бескровно
была захвачена Ницца, после того как французская Средиземно¬
морская эскадра встала на рейде, угрожая бомбардировкой го¬
рода. Теперь уже пьемонтские войска бежали при одном только
приближении неприятеля, как весной того же года поступали
французы.
В те же дни на самом севере австрийская армия, наступавшая
из Австрийских Нидерландов, осадила Лилль. Силы неприя¬
теля были недостаточны для того, чтобы штурмом взять мощную
Лилльскую цитадель, возведенную почти за сто лет до того гением
военной инженерии Себастьяном де Вобаном. Не хватило сол¬
дат у них и для полной блокады крепости. Поэтому австрийский
командующий решил принудить гарнизон к капитуляции путем
массированной бомбардировки. Она началась 29 сентября и ве¬
лась денно и нощно на протяжении семи суток. Всего по крепости
146
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
было выпущено более юо тысяч бомб и ядер, но ее защитники
не сдали своих позиций. Ничего не добившись, неприятель 8 ок¬
тября вынужден был снять осаду, что стало еще одной важной
победой французов.
Отступление герцога Брауншвейгского спасло от осады и гар¬
низон Тионвиля, отбивавшийся от австрийцев с конца августа.
Под командованием генерала Вимпфена защитники города сво¬
ими неожиданными и дерзкими вылазками постоянно держали
неприятеля в напряжении, так и не позволив ему подготовиться
к штурму. Узнав об отходе основных сил пруссаков на восток, ав¬
стрийцы 16 октября сняли осаду.
Преследуя отступающих пруссаков, генерал Келлерман i6 ок¬
тября вступил в Верден, а и октября — в Лонгви. В тот же день
войска Рейнской армии, которыми командовал Адам-Филипп Кю-
стин, герой Семилетней войны и войны в Северной Америке, с на¬
скока взяли одну из сильнейших крепостей Германии — Майнц.
Похоже, поймав удачу при Вальми, французы уже не хотели ее от¬
пускать. И той осенью это им удавалось в полной мере.
Апофеозом кампании стало сражение близ бельгийской дере¬
вушки Жемапп. Его дал австрийцам Дюмурье, который, отпра¬
вив Келлермана преследовать герцога Брауншвейгского, решил
воспользоваться благоприятным моментом для вторжения в Ав¬
стрийские Нидерланды. 6 ноября 179Z года его войска натолкну¬
лись на австрийский корпус эрцгерцога Альберта Саксен-Тешен-
ского. Австрийцы имели в три раза меньше людей и в два раза
меньше орудий, чем французы, но занимали хорошо укрепленные
позиции на холмистой гряде возле деревни Жемапп. Слабо дис¬
циплинированная и плохо обученная, но исполненная револю¬
ционного энтузиазма, французская армия весь день атаковала ав¬
стрийцев по всему фронту, неся большие потери. В конце концов
исход сражения подтвердил хорошо известное в ту эпоху правило:
«Бог на стороне больших батальонов». Подавляющее численное
преимущество французов сыграло решающую роль, и выбитые
со своих позиций австрийцы были вынуждены отступить. Резуль¬
татом этой победы стал захват 7 ноября Монса, 14 ноября — Брюс¬
селя, а там и всех Австрийских Нидерландов.
U7
Французская революция
Суд над королем
Гром побед революционного оружия прозвучал для французского
короля погребальным звоном. Вопрос о дальнейшей судьбе Людо¬
вика время от времени поднимался с самого начала работы Кон¬
вента, но так и не переходил в практическую плоскость, отчасти
из-за опасения ответной реакции европейских монархов, отчасти
из-за того, что жаждавшие крови короля монтаньяры сами были
вынуждены отбиваться от нападок политических оппонентов.
С переходом французских армий в наступление по всем фронтам
возможная реакция других монархов на репрессии по отношению
к свергнутому королю уже не казалась столь пугающей, как в момент
приближения герцога Брауншвейгского к Парижу. Да и монтаньяры
к началу ноября успешно отразили многочисленные выпады жирон¬
дистов и приготовились к контратаке. Она началась с постановки
в повестку дня Конвента вопроса о судьбе короля.
7 ноября 1792 года бывший тулузский адвокат, затем депутат За¬
конодательного собрания, а теперь и Конвента, Жан-Батист Майль
выступил по поручению комитета по законодательству с докладом
о правовой стороне возможного суда над Людовиком XVI. Вопрос
этот был отнюдь не прост, так как по Конституции 1791 года, кото¬
рая считалась действующей до принятия новой, личность короля
оставалась неприкосновенной. Чтобы все-таки доказать его под¬
судность, докладчику пришлось прибегнуть к самой изощренной
казуистике. По его утверждению, нация — единственный облада¬
тель суверенитета — ю августа вернула себе права на верховную
власть, отменив ею же принятую ранее Конституцию. Таким обра¬
зом, докладчик разрешил сложную юридическую коллизию посред¬
ством весьма смелого допущения: произошедшее ю августа дела¬
лось по воле всей нации. Дальнейшие выводы напрашивались сами
собой: раз нация отменила Конституцию, то король утрачивает
неприкосновенность и теперь подсуден, как и любой другой гра¬
жданин. Тем не менее он хоть и бывший, но все же король, а потому
судить его может не какой-либо трибунал, но только вся нация це¬
ликом. Полномочным же представителем нации является Конвент,
стало быть, ему и судить короля.
148
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
13 ноября депутаты начали прения по этому вопросу. Лидеры
жирондистов воздержались от непосредственного участия в дис¬
куссии, но близкие к ним депутаты доказывали, что при отсут¬
ствии соответствующего закона никакой процесс над свергну¬
тым монархом не будет легитимным с правовой точки зрения;
политически же такой суд вообще нецелесообразен и даже опа¬
сен для Революции.
Однако все эти аргументы были опрокинуты энергичным вы¬
ступлением тогда еще почти никому не известного 15-летнего пи¬
кардийского депутата Луи-Антуана Сен-Жюста. Несмотря на свой
юный возраст, молодой человек имел довольно богатое прошлое.
В 19 лет он за кражу из материнского дома оказался в исправи¬
тельном заведении, где провел полгода. В ю лет дебютировал
на литературном поприще, опубликовав порнографическую поэму.
149
Французская революция
С началом Революции он стал ее горячим приверженцем и поли¬
тическим активистом, что в 1791 году позволило ему избраться
депутатом Конвента. Там Сен-Жюст проявил себя способным
оратором. Весьма начитанный, он легко оперировал отсылками
к трудам философов Просвещения, что придавало его парламент¬
ским речам доктринальную фундаментальность. Вот и в своем
первом выступлении он уверенно опроверг аргумент, касавшийся
нелегитимности возможного суда над королем, заявив, что, по¬
скольку Людовик XVI является врагом нации, с ним надо просто
расправиться по законам военного времени.
Впрочем, выступившему затем Франсуа Бюзо удалось увести
Конвент в сторону от столь соблазнительного в своей простоте
решения. В Учредительном собрании Бюзо, вместе с Петионом
и Робеспьером, принадлежал к числу наиболее радикальных де¬
путатов. Теперь же он сидел на скамьях жирондистов и вместе
с ними пытался воспрепятствовать началу процесса, который не¬
избежно привел бы к осуждению короля и последующему об¬
острению внутри- и внешнеполитического положения Респуб¬
лики. Чтобы охладить пыл монтаньяров, Бюзо предложил отдать
под суд не только Людовика, но и всех Бурбонов скопом. А это
уже был камень в огород Филиппа Эгалите, бывшего герцога Ор¬
леанского, примкнувшего в Конвенте к монтаньярам. Дискуссия
вспыхнула с новой силой.
Но уже день ю ноября оказался решающим в споре о том, су¬
дить ли низвергнутого монарха или же нет. К министру внутрен¬
них дел Ролану пришел его друг, архитектор Эртье, и сообщил,
что накануне некий слесарь Гамен рассказал ему о существова¬
нии в Тюильри потайного сейфа, который полугодом ранее этот
Гамен собственноручно установил по заказу Людовика XVI. Пря¬
модушный, но не слишком дальновидный Ролан немедленно по¬
спешил с обоими информаторами во дворец, где достал из ука¬
занного тайника груду бумаг и передал их в Конвент. Это был
весьма опрометчивый шаг. Осуществив изъятие без соблюдения
процессуальных норм, Ролан дал своим политическим оппонен¬
там повод обвинить его в том, что он якобы перед сдачей находки
в Конвент изъял из конфискованного неудобные для себя и своих
150
глава $. Жирондисты и монтаньяры
единомышленников документы. Впрочем, и переданных им бумаг
оказалось более чем достаточно, чтобы погубить все усилия его
друзей-жирондистов по недопущению процесса. В тайнике, в част¬
ности, находилась переписка Людовика с деятелями роялистской
эмиграции, что позволяло говорить о королевской измене. Суд
над монархом стал неизбежностью.
3 декабря депутаты большинством голосов постановили пре¬
дать короля суду, хотя Робеспьер и уговаривал их сразу казнить
бывшего монарха в качестве «акта общественного спасения». Роль
трибунала взял на себя сам Конвент. 6 декабря депутаты, по пред¬
ложению Марата, приняли решение о том, что голосование на про¬
цессе будет открытым и поименным.
ю декабря начался суд над Людовиком XVI, или, как называли
его в официальных документах процесса, Луи Капетом. На следу¬
ющий день с перечнем предъявляемых королю обвинений высту¬
пил председатель Конвента (обладатель этой должности сменялся
каждые пятнадцать дней), депутат от Тулузы Бертран Барер. Опыт¬
ный и хорошо эрудированный адвокат, обладавший изысканными
манерами и отточенным еще до Революции красноречием, он уже
успел побывать депутатом Учредительного собрания, где поддер¬
живал добрые отношения со всеми лидерами «патриотической
партии». Состоял Барер и в Якобинском клубе, откуда, правда,
в 1791 году перешел к фельянам, хотя вскоре передумал и вер¬
нулся к якобинцам. В Конвенте он сидел на Равнине, поддерживая
при голосовании то жирондистов, то монтаньяров. Оглашенные
им обвинения звучали не слишком оригинально. Королю инкри¬
минировали все те вето, которые тот накладывал на декреты Учре¬
дительного и Законодательного собраний (как будто это не было
его конституционным правом); попытку разогнать Учредительное
собрание го июня 1789 года (в тот день, когда состоялась Клятва
в зале для игры в мяч); секретную переписку с Мирабо, которую
обнаружили в тайнике и сочли доказательством подкупа трибуна;
отъезд из Парижа в июне 1791 года, как если бы речь шла о бег¬
стве из тюрьмы; приказ о расстреле толпы на Марсовом поле 17
июля 1791 года, как будто после возвращения из Варенна король
еще мог кому-то что-то приказывать; молчаливое (!) одобрение
Французская революция
Пильницкой декларации и т. д. и т. п. — всего 33 пункта. Наиболее
пугающим выглядело обвинение в связях во время войны с враже¬
скими державами через посредничество эмигрантов.
Впрочем, у короля была прекрасная защита. Его адвокатами
на суде согласились стать едва ли не лучшие юристы Франции.
Старик Ламуаньон де Мальзерб был личностью в высшей степени
незаурядной. Он ранее отличился не только на ниве правоведения
как председатель одного из главных судов Парижа — Палаты кос¬
венных сборов, но также на политическом поприще — как один
из лидеров парламентской оппозиции реформе Мопу — и на науч¬
ном — как выдающийся ботаник, принятый за свои исследования
в Академию наук. Адвокаты Франсуа Дени Тронше и Ромэн Десез
тоже были не только эрудированными правоведами, но и очень
смелыми людьми, ибо понимали, что их согласие защищать короля
бросит тень политических подозрений и на них самих.
Эта троица опытных юристов и одновременно отчаянных
храбрецов камня на камне не оставила от выдвинутых против
короля обвинений. Они доказали, что все, сделанное Людови¬
ком XVI до принятия Конституции, полностью соответствовало
существовавшим тогда правовым нормам. За вменяемые же ему
в вину деяния, совершенные после утверждения Конституции,
ответственность по закону должны нести министры. Что касается
предполагаемых сношений короля во время войны с вражескими
державами, то никаких убедительных доказательств тому обвине¬
ние не представило. Более того, защита подсудимого отметила,
что сам по себе процесс совершенно незаконен, поскольку Кон¬
вент выступает одновременно и обвинителем, и судьей, что про¬
тиворечит всем принципам правосудия.
Однако даже эта блестяще выстроенная линия защиты не могла
ничего изменить в изначально принятом депутатами решении осу¬
дить монарха. Оправдать его они не могли, потому что если король
невиновен, то в таком случае восстание ю августа оказывалось
антиконституционным бунтом, а его участники преступниками.
Более того, созванный в результате этого восстания Конвент ав¬
томатически становился нелегитимным. Поэтому об оправдании
Людовика не заговаривали даже жирондисты, не желавшие его
152-
глава $. Жирондисты и монтаньяры
смерти. Не ставя под сомнение «вину» монарха, они лишь изы¬
скивали способы спасти ему жизнь.
Бриссо акцентировал внимание на тех негативных внешне¬
политических последствиях, которые навлечет на Францию воз¬
можная казнь короля. Верньо призвал вынести решение о судьбе
Людовика на всенародный плебисцит. Учитывая распространен¬
ное в обществе уважение к монархии — никакого другого госу¬
дарственного устройства французы до тех пор просто не знали, —
подобный шаг мог бы спасти королю жизнь.
28 декабря Робеспьер выступил с большой речью, решительно
возражая против обращения к народу. В качестве аргумента он,
в частности, высказал важную мысль, которая во многом объ¬
ясняет мироощущение и мотивацию действий просвещенной
элиты в целом. Говоря о добродетели, под которой Робеспьер
понимал набор нравственных качеств и мировоззренческих прин¬
ципов, присущих истинным революционерам, к коим, конечно,
в первую очередь относил себя, он заявил: «Добродетель всегда
была в меньшинстве на земле. Не будь этого, земля не была бы
заселена тиранами и рабами». Иными словами, лидер монтань¬
яров открыто признавал, что такие «борцы за народ», как он
сам и его сподвижники, составляют в обществе явное меньшин¬
ство, а их взгляды этим самым народом отнюдь не разделяются.
Потому-то Робеспьер и считал недопустимым выносить решение
судьбы короля на всенародное голосование.
4 января 1793 года против обращения к народу вдруг выска¬
зался и Барер. Его пространное выступление произвело боль¬
шое впечатление на значительную часть депутатов Болота. Если
Робеспьер представлялся им опасным радикалом, то Барер был
для них своим.
15 января 1793 года началось поименное голосование депута¬
тов по двум вопросам: «Виновен ли Луи Капет в заговоре про¬
тив общественной свободы и покушениях на общую безопасность
государства, да или нет?» и «Должен ли приговор Конвента Луи
Капету ратифицироваться народом, да или нет?». Голосование
происходило под жесточайшим психологическим давлением
со стороны трибун. От несогласных с тем, что процесс принял
15?
Французская революция
явно обвинительный уклон, требовалось немалое мужество, чтобы
вслух высказать свою позицию. Таких, однако, среди депутатов
нашлось немало, хотя они и не составляли большинства.
По первому вопросу существенных разногласий не было.
Из 718 присутствовавших 673 просто сказали «да», ю воздер¬
жались, з не ответили на поставленный вопрос, а 32 вместо четкого
ответа сделали разного рода заявления. Бывший корсиканский
адвокат Кристоф Саличети высказался так: «Как гражданин я го¬
ворю да, как судья — нет». Схожим способом выразили свое несо¬
гласие с большинством и некоторые другие депутаты. Например,
конституционный епископ Клод Фоше, близкий к жирондистам,
заявил: «Как гражданин и законодатель я говорю да, а как судья
я ничего не скажу, ибо некомпетентен».
По второму вопросу расхождений оказалось больше. Из 721
присутствовавших 286 человек проголосовало за обращение
к народу, 423 против этого, 12 воздержались. Хотя большинство
жирондистов и сказали «да», некоторые из их «партии», ви¬
димо, все же дрогнули и проголосовали вместе с монтаньярами —
«нет», как, например, Кондорсе.
На следующий день, 16 января, депутатам предстояло ответить
на один-единственный вопрос: «Какому наказанию следует под¬
вергнуть Луи?» Однако после голосования первого же депутата во¬
просов стало два. Тот самый Майль, доклад которого, собственно,
и положил начало всей судебной эпопее, заявил: «В соответствии
со своим предыдущим голосованием я высказываюсь за смертную
казнь для Луи. Но хочу сделать одно замечание. Если большинство
тоже выберет смерть, то, считаю, Национальному Конвенту следо¬
вало бы подумать над тем, что с точки зрения политики более вы¬
годно и полезно: ускорить или отсрочить момент казни?» В ходе
заседания еще ряд депутатов поддержал предложенную Майлем
оговорку. Так в повестке появился еще один вопрос, по которому
членам Конвента предстояло выразить свое мнение: «Следует ли
отложить приведение в исполнение приговора Луи Капету?»
При голосовании о том, какого наказания достоин свергну¬
тый король, из 726 присутствовавших 361 четко и ясно высказался
за смертную казнь, в том числе несколько жирондистов. 26, включая
154
глава $. Жирондисты и монтаньяры
самого Майля, сделали это с озвученной им оговоркой, в том числе
жирондисты Верньо, Бюзо, Гаде и Петион. 44 хотя и высказались
за смертную казнь, но подчеркнули необходимость ее отсрочки,
как это сделал, скажем, Бриссо, рекомендовавший отложить казнь
до тех пор, пока Конституция не будет принята и ратифициро¬
вана народом, s человек воздержались. 190 предложили другие
виды наказания. Например, Кондорсе потребовал для Людовика
«самой суровой кары, какая только есть в уголовном кодексе, по¬
мимо смертной казни». Бывший член повстанческой Коммуны Па¬
рижа Манюэль и вовсе предложил отправить короля в «заключение
где-то вне Парижа, а затем выслать из страны», после чего покинул
Конвент, прислав на следующий день извещение о своей отставке.
Очевидно, что исход голосования во многом был предопреде¬
лен теми условиями, в которых оно проходило. Можно с большой
долей вероятности предположить, что при тайном голосовании
все те, кто не поддерживал однозначно смертную казнь, скорее
всего, проголосовали бы против нее.
И, наконец, 19 января депутаты выразили свое мнение о воз¬
можности отсрочки. Из 702 присутствовавших 510 поддержали
это предложение, 380 отклонили, ю воздержались, z проголосо¬
вали с условиями.
В отличие от жирондистов, мнения которых постоянно рас¬
ходились, монтаньяры, включая Филиппа Эгалите, кровного
родственника короля, дружно проголосовали за смертную казнь
без обращения к народу и отсрочки.
На другой день, 20 января, депутат-монтаньяр Луи-Мишель
Лепелетье де Сен-Фаржо, представитель влиятельной фамилии
судейской аристократии, зашел после заседания в один из ресто¬
ранов Пале-Рояля поужинать. К нему приблизился незнакомец
и спросил: «Ты ли тот негодяй Лепелетье, что голосовал за смерть
короля?» — «Я поступил по совести, а твое какое дело?» — отве¬
тил депутат. «Получи награду», — с этими словами незнакомец
пронзил монтаньяра саблей. Бывший гвардеец короля Парис (так
звали незнакомца), горя местью, искал в тот день кого-то из «ца¬
реубийц», проголосовавших за смерть монарха, и Лепелетье про¬
сто не повезло попасться ему на глаза.
155
Французская революция
Казнь Людовика XVI. Гравюра неизвестного художника (1793)
Тем же вечером в последний раз отужинал и приговоренный
к смерти Людовик XVI. Перед тем как забыться коротким сном,
он навсегда простился с семьей. Утром и января 1793 года король
взошел на эшафот, установленный на площади Революции. Роб¬
кий, слабовольный и нерешительный на протяжении всей своей
жизни, он встретил смерть с большим мужеством и достоинством.
Перед казнью Людовик обратился к народу: «Я умираю невинов¬
ным во всех тех преступлениях, что мне приписали. Я прощаю
своих убийц. Молю Бога, чтобы кровь, которую вы сейчас про¬
льете, никогда не пала на Францию». Ударили барабаны, и после¬
дующие его слова уже никто не расслышал.
В го часов 12 минуты нож гильотины отсек королю голову.
«Король умер, да здравствует Король!»
Казнь Людовика XVI потрясла роялистов, грезивших о восста¬
новлении монархии. Перед смертью король написал:
156
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Я завещаю своему сыну, если его постигнет несчастье стать ко¬
ролем, подумать о том, что он должен посвятить всего себя сча¬
стью всех своих сограждан, что он должен забыть о ненависти
и злобе, а в особенности обо всем, что имеет отношение к не¬
счастью и страданиям, которые я претерпеваю; что он сможет
принести счастье народу лишь тогда, когда он будет править
согласно законам; но в то же время [не стоит забывать], что ко¬
роль лишь тогда может заставить их уважать и творить добро,
когда и то и другое он хранит в своем сердце.
У роялистов не возникало вопроса, кто должен стать следу¬
ющим королем: согласно фундаментальным законам французской
монархии, престол передавался по праву первородства и по муж¬
ской линии. Таким образом, хотя в стране с сентября 179г года су¬
ществовала Республика, с точки зрения роялистов королем стано¬
вился сын Людовика XVI — Луи-Шарль, родившийся в 178$ году.
Ребенок отличался живым воображением, рос очень впечат¬
лительным и нервным. После свержения монархии его вместе
с отцом, матерью, тетей (сестрой короля Елизаветой) и старшей се¬
строй Марией-Терезой поместили в замок Тампль, находившийся
в старом парижском квартале Марэ. Заключенных тщательно охра¬
няли, Коммуна Парижа назначила 144 комиссара, которые дол¬
жны были дежурить в Тампле по четыре человека 24 часа в сутки.
В этих условиях провозглашение Луи-Шарля Людовиком XVII
в значительной степени было и оставалось формальностью. Од¬
нако роялисты так не считали. Принц Конде, объявляя о его во¬
царении, использовал традиционную формулу: «Король умер,
да здравствует Король!» Позднее имя нового короля появится
на роялистских знаменах и монетах, в документах и проклама¬
циях. Это заставляло депутатов Конвента постоянно помнить
о судьбе королевской семьи. В марте 1793 года Робеспьер предло¬
жил отдать Марию-Антуанетту под суд, ее сына оставить в тюрьме,
а всех остальных родственников короля выслать из Франции,
но депутаты его не поддержали.
Безусловно, находясь в тюрьме, Людовик XVII мог быть
лишь символом роялистского сопротивления, что ставило
157
Французская революция
вопрос о регенте, который координировал бы действия рояли¬
стов внутри страны и за ее пределами. Эту роль сразу же взял
на себя граф Прованский. Уже 18 января 1793 года он опублико¬
вал декларацию, известив о вступлении на престол своего пле¬
мянника, Людовика XVII, и объявив себя регентом по праву
рождения и в соответствии с фундаментальными законами ко¬
ролевства. Королеву же он назвал царственной матерью и опе¬
куншей. Граф д’Артуа был провозглашен наместником королев¬
ства. Беря на себя обязательство способствовать освобождению
членов королевской семьи, граф Прованский обещал «восста¬
новление французов всех сословий в их законных правах, равно
как и в правах пользования их захваченной и узурпированной
собственностью; суровое и показательное наказание преступле¬
ний; восстановление законов и мира».
Впрочем, реальных возможностей выполнить все эти обеща¬
ния у него в тот момент не было. Оставалось только надеяться
на помощь других европейских держав, которые Французская
республика одну за другой успешно превращала в своих врагов.
Первая антифранцузская коалиция
Казнь Людовика XVI вызвала широчайший резонанс во всем мире
и резко обострила отношения революционной Франции с по¬
давляющим большинством европейских государств. Это, впро¬
чем, не значит, что до того такие отношения отличались безмя¬
тежностью. Соседей Франции уже не один месяц тревожила ее
агрессивная политика. Торжественно провозглашенный Учреди¬
тельным собранием отказ от завоеваний на деле обернулся аннек¬
сией Авиньона, который то же самое Собрание и осуществило.
А Конвент даже на словах не обещал соседям мира и спокойствия.
Эйфория от побед осени 1792 года побудила депутатов принять
ряд решений, которые не могли не напугать соседей Республики.
16 ноября 1792 года правительство Франции заявило об от¬
крытии коммерческого судоходства по реке Шельда, запрещен¬
ного еще Вестфальским миром 1648 года. Тем самым молодая
iS8
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
Республика наглядно продемонстрировала, что не считает себя
связанной нормами международного права, которых ранее при¬
держивалась монархия.
19 ноября был принят довольно краткий по содержанию,
но чрезвычайно важный по последствиям декрет, в котором го¬
ворилось: «Национальный Конвент от имени французской нации
объявляет, что обеспечит братское отношение и помощь всем на¬
родам, которые захотят обрести свободу, и поручает исполнитель¬
ной власти дать приказ всем генералам оказывать этим народам
помощь и защищать граждан, которые пострадали или могут по¬
страдать за дело свободы». Поскольку декрет был принят в ответ
на просьбу о помощи со стороны революционеров из нейтраль¬
ного Цвайбрюккенского герцогства, механизм его применения был
вполне очевиден. Теперь достаточно было какой-нибудь группе
революционных активистов «от имени народа» той или иной
страны обратиться к Французской республике за содействием
в «обретении свободы», чтобы за этим последовало француз¬
ское военное вторжение.
27 ноября 1792 года Конвент принял решение об аннексии
Савойи «по желанию» ее жителей. Тем, кого смущало столь от¬
кровенное нарушение принятых норм международного права,
угрожавшее сделать войну бесконечной, представивший декрет
депутат Грегуар доходчиво объяснил, что прежние правила на ре¬
волюционную Францию не распространяются: «Жребий брошен,
мы отдались на волю судьбы, все правительства — наши враги, все
народы — наши друзья».
15 декабря 1792 года Конвент принял декрет «О действиях
французских генералов в странах, оккупированных армиями Рес¬
публики». Военачальникам предписывалось ликвидировать на по¬
добных территориях все местные органы власти и действующие
институты права, сеньориальные повинности и прежние налоги.
Политическими правами в зоне оккупации следовало наделять
только тех граждан, кто присягнул «свободе и равенству» и от¬
казался от своих былых «привилегий и прерогатив». Собствен¬
ность прежних правителей и их приближенных секвестрировалась.
Вместо старых властей учреждалась временная администрация
159
Французская революция
из местных жителей, для братания с которой Конвент обязался
немедленно прислать своих комиссаров. Им, помимо братания,
поручалось также изыскивать в оккупированных областях ресурсы
для содержания французских армий. В перспективе временную
администрацию оккупированной страны предполагалось заме¬
нить «свободным и народным» правительством, но задача тако¬
вого не менялась: ему предстояло содействовать комиссарам Кон¬
вента в поиске и в изъятии необходимых французам ресурсов. Те
народы, которых такие «свобода и равенство» не привлекали,
декрет предлагал считать врагами французской нации.
Если отвлечься от декларативного флера декрета, то без труда
обнаруживается его суть: стратегической целью Французской
республики провозглашался повсеместный экспорт революции
вооруженным путем. Причем новые порядки в соседних стра¬
нах предполагалось устанавливать не ради блага их жителей, мне¬
ния которых никто и не спрашивал — «или ты это принимаешь,
или ты враг», — а чтобы облегчить Франции выкачивание ресур¬
сов с оккупированных территорий.
Неудивительно, что претензии Французской республики
на подобное «освобождение» других народов не нашли у тех
понимания и благодарности. Безоговорочную поддержку фран¬
цузским войскам и оккупационным властям оказывал лишь узкий
слой городского населения, занятого преимущественно интел¬
лектуальной деятельностью и зачарованного абстрактными идеа¬
лами Просвещения, то есть фактически та же самая просвещенная
элита. Именно из ее числа набирался персонал марионеточных
органов власти, служивших ширмой для деятельности прислан¬
ных Конвентом комиссаров.
Народ же как таковой — крестьяне и городской плебс —
в большинстве своем воспринимал оккупантов враждебно, z дека¬
бря 179Z года жители занятого французами Франкфурта-на-Майне
принялись активно помогать штурмовавшим город войскам гер¬
цога Брауншвейгского, чтобы поскорее изгнать непрошенных
«освободителей». В Ницце против французов развернулось на¬
стоящее партизанское движение, большинство участников кото¬
рого — их называли «барбе» — составляли крестьяне. В декабре
160
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
1792 года антифранцузские манифестации прокатились по Бель¬
гии. В Риме 13 января 1793 года в ходе волнений городского плебса
был убит дипломатический представитель Франции.
Впрочем, несмотря на подобное сопротивление, Конвент про¬
должал твердо придерживаться принятой им внешнеполитиче¬
ской линии. 31 января 1793 года он утвердил декрет об аннексии
Ниццы.
Всех этих действий Республики было более чем достаточно,
для того чтобы настроить против нее другие европейские государ¬
ства. Казнь же короля оттолкнула от нее даже тех, кто еще наде¬
ялся вернуть Францию в рамки международного права. Правитель¬
ства, при которых еще оставались французские дипломатические
представители (в Санкт-Петербурге, к примеру, такового уже год
как не было), выдали им паспорта на выезд. Сначала это сделали
в Лондоне, где раньше других узнали о смерти Людовика XVI.
В ответ Конвент i февраля 1793 года объявил войну Великобрита¬
нии и Соединенным провинциям Нидерландов. А после высылки
французского поверенного из Мадрида члены Конвента 7 марта
проголосовали и за объявление войны Испании. «Одним врагом
для Франции больше — одной победой больше для свободы», —
самоуверенно заявил Барер, представляя коллегам проект соот¬
ветствующего декрета.
Противникам Французской республики не пришлось при¬
лагать больших усилий для формирования между собой альянса.
Она сама загоняла другие страны в антифранцузскую коалицию —
первую из семи, с которыми ей придется иметь дело на протяже¬
нии ближайших двадцати двух лет.
За что воевали державы коалиции?
Одобрение Людовиком XVI Конституции 1791 года открывало
простор для различных политических комбинаций, абсолютно
немыслимых при Старом порядке. Прежде всего это был шанс по¬
садить на французский престол не законного короля, а либо либе¬
рального французского принца (например, герцога Орлеанского),
161
Французская революция
либо принца иностранного, обеспечив тем самым влияние дер¬
жав коалиции на будущую политику Франции. Назывались и кон¬
кретные кандидаты, в частности второй сын Георга III Фридрих
Август, герцог Йоркский — полководец, сражавшийся с фран¬
цузами во Фландрии. Его восхождение на французский престол
в теории могло бы разрушить Первую антифранцузскую коали¬
цию, сделав союзниками Франции Англию, Голландию и ряд гер¬
манских государств. Другим кандидатом был Фридрих Генрих
Людвиг Гогенцоллерн — младший брат Фридриха II, также из¬
вестный полководец, симпатизировавший Франции и француз¬
скому образу жизни.
Другим вариантом стало изменение формы правления.
Премьер-министр Великобритании Уильям Питт-младший одна¬
жды даже заявил, что война ведется вовсе не для того, чтобы навя¬
зать французскому народу монархию. Англичане прямо выступали
за то, чтобы полномочия французского короля были ограничены.
Более того, они настаивали на том, чтобы суть этих ограничений
определял не только сам монарх, но и собранные в той или иной
форме представители народа.
Французская революция создала для европейских держав
и другие возможности, которыми они не замедлили воспользо¬
ваться. Когда еще в 1790 году посланец графа д’Артуа беседовал
с герцогом Брауншвейгским, тот сказал, что «за определенные
уступки на границах Франции он немедленно придет на помощь
королю». Когда Людовик XVI стал вести в начале 1791 года пере¬
говоры о вооруженном вмешательстве Пруссии во французские
дела, Фридрих-Вильгельм II сразу же заявил, что хочет в качестве
компенсации герцогства Юлих и Берг, владельцу которых пред¬
полагалось выделить возмещение за счет Эльзаса.
На Эльзас заглядывалась и Австрия, причем у нее был для этого
даже законный повод. Те дворяне, чьи сеньориальные права были
отменены в Эльзасе и Лотарингии, наотрез отказывались договари¬
ваться с Францией и принимать от нее материальную компенсацию,
заявляя, что, поскольку их права были гарантированы договорами,
подписанными императором и ратифицированными имперским
Рейхстагом, то с ними и нужно обсуждать отмену этих прав.
162
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Хотя, по сути, как считали эти дворяне, грубейшее нарушение упо¬
мянутых договоров лишило Францию прав на эти территории.
И это были не просто разговоры и планы. Когда австрий¬
ские войска войдут в Эльзас, их командующий выпустит прокла¬
мацию, содержащую следующие слова: «Посмотрите на другие
народы Германии, и вы увидите, сколь рады они снова назвать
вас братьями. Воссоединитесь же с ними. Среди вас нет никого,
я уверен, кто откажется от счастья быть немцем». Из различных
свидетельств современников видно, что австрийцы поглядывали
также на Лотарингию, Франш-Конте, отдельные города Фландрии,
тем более что Франция фактически сама создала прецедент, при¬
соединив к себе Авиньон и ряд других территорий.
У Великобритании не было с Францией общих границ, но ан¬
гличане всячески намекали, что тоже ожидают компенсации
за неспровоцированную агрессию — на сей раз в колониях. Им
к тому же хотелось, чтобы те огромные деньги, которые они тра¬
тили на поддержку роялистского движения, позволили бы поста¬
вить точку в долгом морском соперничестве обеих держав.
В таком ракурсе становится более понятным весьма странное,
на первый взгляд, отношение союзников к армиям эмигрантов.
Противники Республики недоумевали, отчего державы коалиции
даже не пытаются объединить с ними свои усилия. Как писал со¬
временник, солдатам армии Конде — «элите нации» — созда¬
вали «тысячи препятствий, запретили им даже малейшую де¬
монстрацию вооруженной силы, парализовали все их действия,
и ответ на все их послания, призывающие поторопиться, был один
и тот же: “Погодите, выждите”».
Вандейская весна
Республике с возникновением новых фронтов потребовались
новые войска, поскольку уже имевшиеся быстро сокращались
из-за потерь, массового дезертирства и оттока добровольцев,
которые, отслужив одну кампанию, сочли свой долг исполнен¬
ным и покинули ряды армии. В результате 23 февраля 1793 года
163
Французская революция
Конвенту пришлось объявить о дополнительном наборе на во¬
инскую службу 300 тысяч человек. Власти устанавливали цифры
призыва для каждой административной единицы, после чего все
проживавшие на ее территории холостые и вдовые бездетные муж¬
чины от 18 до 40 лет выбирали или определяли жребием, кому
идти служить. Люди имущие могли нанять себе заместителей.
Принудительный набор в армию вызвал всплеск недовольства
среди крестьян, особенно в тех регионах, где ситуация в предше¬
ствующие месяцы и без того была накалена конфликтами вокруг
церковной реформы и репрессиями против неприсягнувших свя¬
щенников. Разрозненные крестьянские бунты вспыхивали в Бре¬
тани, Нормандии, Французской Фландрии, Эльзасе. Однако по¬
всюду они были быстро и жестоко подавлены размещенными в тех
областях многочисленными воинскими контингентами. Эльзас
и Фландрия фактически являлись прифронтовой зоной, а в Нор¬
мандии и Бретани находились войска, защищавшие побережье
от возможной английской высадки.
Иначе дела обстояли в Пуату и Анжу, где вооруженные силы
Республики были представлены лишь национальной гвардией
больших и малых городов. Здесь разрозненные и стихийные на¬
родные бунты, не встречая серьезного сопротивления, вылились
во всеобщее восстание, которое затем, по мере ужесточения ре¬
прессий со стороны центральных властей, превратилось в насто¬
ящую гражданскую войну. Название департамента Вандея, ока¬
завшегося в центре этих событий, прогремело на всю Францию
и стало именем нарицательным. Именно здесь развернулось самое
массовое и долгосрочное народное движение периода Француз¬
ской революции — направленное, однако, против Революции.
Первые искры вспыхнули с началом призыва. 3-4 марта
1793 года крестьянская молодежь устроила волнения в Шоле,
шумно выражая нежелание служить. Появившийся военный па¬
труль разоружили, а двух офицеров в стычке ранили. В ответ город¬
ская национальная гвардия, привыкшая не церемониться с «де¬
ревенщиной», открыла по толпе огонь на поражение. С десяток
человек были убиты и ранены, остальные разбежались по дерев¬
ням, где начали активно вооружаться, отбирая оружие у местных
164
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
Жак К ате л и но. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
«патриотов». Департамент забурлил. Власти то и дело получали
известия о все новых мятежных «сборищах», возникавших в раз¬
ных местах.
На 11 марта в местечке Сен-Флорантен была назначена же¬
ребьевка для призывников из одноименного дистрикта. Городок
заполнили до шестисот крестьян, вооруженных чем попало. Они
потребовали у местных властей отменить жеребьевку и выдать
им полноценное оружие. Администрация отказалась и уже при¬
вычно бросила против селян национальных гвардейцев. Тех было
вчетверо меньше, но они имели две пушки. Словесная перепалка
между противоборствующими сторонами вылилась в беспорядоч¬
ный обмен выстрелами. Появились первые убитые. Комендант
приказал стрелять в бунтовщиков из орудий. Это было уже слиш¬
ком. Взревев от ярости, толпа ринулась вперед и смяла городских,
165
Французская революция
обратив их в бегство. Одержав первую победу, мятежники разгро¬
мили административные здания, спалили архивы, разграбили дома
«патриотов» и устроили праздник. Лафеты захваченных пушек
сожгли. Никто не собирался воевать всерьез.
13 марта крестьяне попросили возглавить их каретника Жака
Кателино, человека весьма уважаемого в округе за довольно хо¬
рошее для сельского жителя образование, полученное у при¬
ходского священника, и за набожность. Сам Кателино призыву
в армию не подлежал, так как имел пятерых детей, однако согла¬
сился на просьбу земляков. При этом он, по свидетельству одного
из современников, сразу же сказал бунтовщикам: «Мы пропали,
если останемся здесь. Республика опустошит наш край. Нет та¬
кого возмездия, которое она не обрушила бы на нас из-за про¬
исшедшего. Надо подниматься и сегодня же начинать войну».
Не теряя времени, Кателино повел крестьян на штурм соседнего
замка Жаллэ, занятого солдатами. Стремительной атакой замок
был захвачен. Найденную там пушку Кателино не дал уничтожить,
а, назвав ее «Миссионер», предложил использовать самим. Слу¬
чай для этого подвернулся в тот же день, когда отряд Кателино
столкнулся в местечке Шемийе с двумя сотнями национальных
гвардейцев. В кровопролитном бою Кателино получил ранение
в голову, но опять одержал победу. Тем временем другой отряд
крестьян, которым командовал бывший солдат и лесничий Жан-
Николя Стоффле, выбил республиканцев из соседнего Везена.
Бунт, как лесной пожар, перекидывался с одной деревни
на другую. 14 марта повстанцев насчитывалось уже несколько
тысяч, когда они под командой Кателино, Стоффле и других
крестьянских вожаков двинулись на Шоле. Местный комендант,
маркиз де Бове, аристократ на службе Революции, самонадеянно
решил, что нескольких залпов, как обычно, окажется достаточно,
чтобы бунтовщики разбежались, и вывел навстречу противнику
свой отряд солдат и национальных гвардейцев. Однако у восстав¬
ших теперь тоже была артиллерия. Под ее огнем ряды «синих»,
как в просторечии называли республиканские войска, смешались,
а переход вооруженных пиками и косами крестьян в рукопашную
довершил разгром.
166
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
19 марта отправленная из Ла-Рошели карательная экспедиция
в составе zzoo военнослужащих линейных войск и националь¬
ной гвардии попала в окружение у Пон-Шаро и была полностью
разгромлена.
С расширением движения крестьяне обратились к местным
дворянам за помощью, предлагая им обратить свои военные по¬
знания на пользу народу и принять командование над отрядами
повстанцев. Так во главе бунтовщиков встали дворянин Морис
Жозеф д’Эльбе, имевший опыт службы в саксонской и француз¬
ской армиях, маркиз Шарль де Боншан, ранее участвовавший
в Войне за независимость североамериканских колоний, маркиз
де Лескюр, окончивший в свое время знаменитую Военную школу
Парижа, и граф Анри Ларошжаклен, успевший, несмотря на свой
юный — zo-летний — возраст, послужить в кавалерии. На западе
«военной Вандеи», как стали называть охваченный восстанием
регион, безоговорочным авторитетом среди повстанцев пользо¬
вался бывший морской офицер Франсуа Атанас Шарет де ла Кон¬
три, получивший большой боевой опыт за годы службы на флоте.
Этим вандейским генералам и их офицерам пришлось немало по¬
работать над превращением многотысячных крестьянских толп
в более или менее организованную военную силу. Число дворян
в рядах повстанцев постепенно росло. В Вандею, чтобы сражаться
с республиканцами, ехали участники бывшей «Бретонской ассо¬
циации» маркиза де ла Руёри (сам он, скрываясь от республикан¬
цев, в январе 1793 года простудился и умер) и даже эмигранты
из-за границы.
С первых же дней Вандейское восстание приняло характер ре¬
лигиозной войны. Символом движения в целом и персональным
талисманом каждого повстанца стало красное Сердце Иисуса.
Неприсягнувшие кюре служили молебны перед каждым сраже¬
нием, а если оно заканчивалось победой, то и после него. Нередко
священники шли в атаку вместе со своей паствой. Вандейцы от¬
личались в бою храбростью и презрением к смерти. Вместе с тем,
не имея военной выучки и навыков дисциплины, они могли
легко впасть в замешательство, а порой и в панику. Чтобы нахо¬
диться в постоянном контакте с подчиненными и таким образом
167
Французская революция
сохранять их управляемость, предводителям повстанцев прихо¬
дилось быть в первых рядах, чем и были обусловлены большие
потери командного состава инсургентов.
Кроме того, крестьяне не любили удаляться от родных де¬
ревень, а когда им это приходилось делать, спешили вернуться
обратно. Порой после захвата у республиканцев какого-либо
города, офицеры-дворяне несколько дней спустя обнаруживали,
что, кроме них самих, в гарнизоне никого не осталось: в отсут¬
ствие неприятеля личный состав просто разошелся по своим
деревням.
Из-за отсутствия дисциплины победа порой могла обер¬
нуться поражением. Так, 13 марта на западе Вандеи крестьяне
смелой атакой захватили город Порник. Они прекрасно про¬
вели этот бой и вечером принялись праздновать победу. Од¬
нако ночью небольшой отряд республиканцев снял часовых и во¬
рвался в город, выбив оттуда захваченных врасплох инсургентов
с большими потерями. Кроме того, в плену оказалось от zoo
до 300 крестьян, которые на другой день были расстреляны рес¬
публиканцами.
Этот случай получил трагическое продолжение. Узнав
об устроенной в Порнике расправе, повстанцы учредили в го¬
родке Машкуль некое подобие трибунала с бывшим чиновником
Рене Сушу во главе. В последующие три недели по приговорам
Сушу были казнены до 150 «патриотов» — должностных лиц
местной администрации, политических активистов, националь¬
ных гвардейцев и членов их семей. Когда «синие» в конце ап¬
реля 1793 года отбили Машкуль, республиканская пропаганда,
многократно приумножив число погибших, активно использо¬
вала этот эпизод для компрометации восстания в глазах обще¬
ственного мнения.
Начатое в апреле по приказу Конвента наступление «синих»
привело к новой череде поражений республиканских армий и от¬
ступлению их за пределы «военной Вандеи». Неудачи регуляр¬
ной армии Республики, не сумевшей справиться с восставшими
крестьянами, вызвали в Париже настоящий шок и еще больше
обострили политическую борьбу между «партиями».
168
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Контрреволюция и антиреволюция
Восстание в Вандее поставило перед современниками и до сих пор
ставит перед историками чрезвычайно важный и сложный вопрос:
почему народ, от имени которого вершилась Революция, выступил
против нее с оружием в руках? От того, как на него ответить, на¬
прямую зависит и понимание сути самой Французской революции.
Впрочем, республиканцам некогда было задумываться — им
приходилось действовать, и действовать быстро. Поэтому они
определили вандейское движение как контрреволюцию: мол, дво¬
ряне и неприсягнувшие священники, мечтающие о восстанов¬
лении Старого порядка, обманули темных и доверчивых селян,
заставив их действовать вопреки собственным интересам. В тот
момент подобного объяснения оказалось вполне достаточно
для обоснования жестких репрессивных мер против повстанцев.
Однако сегодняшних историков такая трактовка никоим образом
не устраивает, поскольку само определение «контрреволюция»
сейчас не выглядит столь очевидным, каким его представляла ре¬
волюционная пропаганда.
«Контрреволюция» — слово очень молодое. Оно появилось
во французском языке только в 1790 году и сразу же приобрело
широкое распространение, хотя было и оставалось чрезвычайно
многозначным. Контрреволюционер — это человек, который вы¬
ступает против Революции. Но что понимать под Революцией?
В 1891 году известный французский политик Жорж Клемансо,
считавший себя наследником революционных идеалов XVIII века,
произнес звонкую фразу, с тех пор часто цитируемую, но, увы, ни¬
чего не объясняющую: «Революция — это единый блок, от ко¬
торого ничего нельзя отнять». Для того, кто знаком с фактиче¬
ским материалом, очевидно, что в действительности дело обстояло
гораздо сложнее. Различные социальные группы — крестьяне,
буржуа, городской плебс, либеральные и консервативные дво¬
ряне, церковные иерархи и приходские кюре — стремились в ходе
Французской революции к разным целям, причем у каждой поли¬
тической группировки имелось свое, более или менее отчетливое,
видение будущего.
169
Французская революция
К тому же сами современники, в отличие от Клемансо, не рас¬
сматривали череду событий революционного десятилетия как еди¬
ное целое. Для них это, скорее, была цепь революций: револю¬
ция 1789 года разрушила Старый порядок, революция ю августа
1792 года покончила с монархией, революция 31 мая 1793 года при¬
вела к власти монтаньяров, и т.д. и т.п. Причем каждую из этих
«революций» совершали преимущественно уже не те люди,
что предыдущую. Между депутатами-конституционалистами
Учредительного собрания и монтаньярами в Конвенте общего
было немного. Зачастую те, кто устраивал очередную «револю¬
цию», ставили своей целью отстранение от власти тех, кто совер¬
шал предыдущую.
По мере углубления Революции многие из тех, кто стоял у ее
истоков и способствовал превращению Франции в конституцион¬
ную монархию, перешли в оппозицию и покинули страну, а порой
и лишились жизни. Революционера образца 1789 года в 1792 году
уже легко могли счесть контрреволюционером. Скажем, Мунье,
один из лидеров монаршьенов, 5 октября 1789 года убедил Лю¬
довика XVI подписать Декларацию прав человека и гражданина,
а уже 6 октября при виде кровавого продолжения событий раз¬
очаровался в Революции и уехал за границу, ничуть не изменив
при этом своим взглядам. Считать ли его контрреволюционе¬
ром? Или, например, был ли таковым его соратник граф Клер-
мон-Тоннера, один из «отцов» Конституции 1791 года, который
пытался затем спасти Людовика XVI и был убит толпой ю авгу¬
ста 1792 года?
В годы Революции ярлык контрреволюционера навешивали
чрезвычайно легко, постоянно используя его в политической
борьбе. Даже всех тех, кто свергал монархию, голосовал за казнь
короля, сражался на фронтах с врагами Республики, при случае
могли обвинить в контрреволюции и желании восстановить мо¬
нархию. Но становились ли они от этого контрреволюционерами?
Трудно назвать таковым, к примеру, Филиппа Эгалите, бывшего
герцога Орлеанского, голосовавшего вместе с монтаньярами в Кон¬
венте за казнь Людовика XVI и тем не менее обвиненного позднее
в «заговоре против единства и неделимости Республики».
170
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Во время Революции не верили никому: иностранных шпио¬
нов искали даже среди депутатов и высших должностных лиц госу¬
дарства. В речах законодателей, прессе и приговорах судов посто¬
янно муссировалась тема контрреволюционных заговоров. И это
была не просто всеобщая паранойя, страх перед внутренними
и внешними врагами. Политические пристрастия быстро меня¬
лись: революционеры легко превращались в контрреволюционе¬
ров, а отдельные депутаты Национального Конвента и республи¬
канские генералы, задумываясь о своем будущем, подчас вступали
в переговоры с роялистами о восстановлении королевской власти
и о своей награде за содействие этому.
К концу революционного десятилетия термин «контрреволю¬
ция», казалось, устоялся. В 1798 году Луи-Себастьян Мерсье, из¬
вестный литератор и бывший депутат Национального Конвента,
писал: «“Контрреволюция”. Новое слово, появившееся сразу же
за словом “революция”. Оно означает переворот, который, если
удастся, возродит прах последнего из наших тиранов, того фе¬
никса, что назвали бы “королем”». Иными словами, контррево¬
люцией было предложено считать возвращение к монархии.
Однако устроит ли нас сегодня такое объяснение? Можно ли
просто сказать, что контрреволюционером следует назвать того,
кто боролся за короля? Едва ли, учитывая, сколь непоследова¬
тельной и неопределенной была позиция самого монарха в ходе
революционных событий. Как мы помним, Людовик XVI, надев
трехцветную кокарду, простил убийц, проливших кровь государ¬
ственных людей в июле 1789 года, а в сентябре 1791 года принес
клятву верности Конституции, то есть вел себя как настоящий сто¬
ронник Революции. Парадокс ситуации состоял в том, что до са¬
мого свержения монархии за сохранение королевской власти вы¬
ступали как революционеры, так и контрреволюционеры.
Впрочем, даже если сузить круг контрреволюционеров до тех,
кто стремился к восстановлению королевской власти после ее
свержения, все равно придется иметь дело с огромным разнооб¬
разием людей, мнений и явлений. Революция длилась десять лет,
и с каждым годом нарастала усталость от непрестанных эконо¬
мических трудностей, политических кризисов, войн и репрессий.
171
Французская революция
Росла инфляция, разваливались промышленность и торговля,
в городах не хватало продовольствия. «Мы без правительства,
без религии, без доверия, без финансов, без наук, без талантов,
без сельского хозяйства, без торговли, без промышленности; мы
без хлеба», — писал один из современников.
Все это вызывало разочарование не только у широких слоев на¬
селения Франции, но и у тех, кто находился у власти. Многие же¬
лали скорейшего окончания Революции, а поскольку Республика
не приносила желанных мира и стабильности, начинали мечтать
о восстановлении монархии. Возникала иллюзия, что при коро¬
левской власти все если и не были счастливы, то по крайней мере
оставались живы и сыты. Однако, оценивая раздававшиеся на па¬
рижских улицах возгласы «Да здравствует король!» или «Дайте
нам короля и кусок хлеба!», никак нельзя утверждать, что они
принадлежали убежденным сторонникам монархии, ясно пони¬
мавшим, что именно им принесет возвращение короля.
Возвращаясь к вандейским крестьянам, мы никоим образом
не можем сказать, что они хотели восстановления Старого порядка
как такового. Повстанцы не предлагали, к примеру, вернуть преж¬
ние сеньориальные повинности. Их приверженность монархии
также нуждается в оговорках. Да, они назвались Католической и ко¬
ролевской армией, но заметим, что детонатором восстания стало
отнюдь не известие о казни Людовика XVI, а рекрутский набор,
разрушавший привычный для них жизненный уклад, и без того уже
ранее жестоко пострадавший из-за церковной реформы. Именно
восстановления своего традиционного образа жизни восставшие
крестьяне желали в первую очередь. А поскольку в предложенной
революционерами дихотомии — Революция (=Республика) против
контрреволюции (—монархии) — третьего не было дано, крестьяне,
боровшиеся против изменений, привнесенных в их жизнь Револю¬
цией, вынужденно становились сторонниками монархии. По сви¬
детельству генерала Жан-Батиста Клебера, воевавшего против ван¬
дейцев, некоторые из них даже говорили ему: «Верните нам наших
добрых священников, и мы вам оставим короля».
Практически в каждом департаменте Франции имелась своя
маленькая «вандея», ибо крестьяне повсюду бунтовали против
172
глава $. Жирондисты и монтаньяры
нарушения революционными властями их традиционного уклада
жизни, хотя в большинстве регионов такие выступления жестоко
подавлялись уже в зародыше. В современной мировой историо¬
графии для таких сугубо народных движений предложено исполь¬
зовать термин «антиреволюция». Тем самым их отделяют от дея¬
тельности прежних элит, направленной на восстановление в том
или ином виде Старого порядка, то есть от собственно контрре¬
волюции. Однако деление это условно, поскольку разные против¬
ники революционных властей нередко объединяли свои усилия
в борьбе против них, независимо от того, какими именно целями
в этой борьбе руководствовались.
Измены и поражения
Весной 1793 года ухудшилось положение и на внешних фронтах.
Всего за несколько недель Республика утратила большую часть до¬
стижений предшествующей победоносной осени. Впрочем, изна¬
чально ничто, казалось бы, не предвещало неприятностей, и Кон¬
вент продолжал придерживаться той же политической линии,
что и в предыдущие месяцы.
I марта 1793 года депутаты приняли решение об аннексии
Бельгии. Население этой страны не желало поглощения ее Фран¬
цией, а потому оккупационные власти не решились созвать там
какой-либо общенациональный представительный орган, пусть
даже под своим контролем, а ограничились проведением ряда ло¬
кальных собраний «патриотов», где были приняты соответству¬
ющие обращения к французскому правительству. 17 марта с прось¬
бой о присоединении к Франции обратились местные якобинцы
немецкого города Майнц, занятого армией Кюстина. 13 марта,
по просьбе местных же революционных активистов, швейцарская
область Порантрю была включена в состав Французской респуб¬
лики как департамент Мон-Террибль.
Однако вся эта череда аннексий носила во многом инерци¬
онный характер и отражала желание депутатов Конвента поско¬
рее «переварить» плоды осенних побед, пока военная ситуация
173
Французская революция
не изменилась в худшую сторону. Основания ждать подобного раз¬
вития событий у французских властей имелись. Массовый отток
добровольцев из рядов армии, о котором уже упоминалось ранее,
привел вместе с потерями и дезертирством к ее сокращению нака¬
нуне весенней кампании почти вдвое.
Впрочем, с возобновлением военных действий французские
генералы попытались удержать инициативу. После объявления
Францией войны Соединенным Провинциям Дюмурье с левым
крылом Северной армии 16 февраля перешел границу между Бель¬
гией и Голландией и начал продвигаться вглубь голландской тер¬
ритории. Южнее войска генерала Франсиско Миранды, извест¬
ного к тому времени уже всей Европе борца за независимость
Испанской Америки, поступившего на французскую службу, оса¬
дили 11 февраля Маастрихт. Первые три недели французское на¬
ступление успешно развивалось. Дюмурье захватил за это время
голландские крепости: Бреду, Грейтреденберг и форт Клюндерт.
От Роттердама его отделяло менее 40 километров.
Французские генералы действовали так уверенно и самона¬
деянно, как будто другого противника, чем тот, что укрывается
за крепостными стенами, у них и не было. Но он был. На пра¬
вом берегу реки Рур, западнее Кёльна, сосредоточилась австрий¬
ская армия под командованием опытного военачальника принца
Кобурга. Получив боевое крещение еще во время Семилетней
войны, принц в дальнейшем прославился громкими победами
над турками, которые одержал вместе с Суворовым. Теперь ему
предстояло применить свой богатый боевой опыт в войне с фран¬
цузами.
I марта 1793 года австрийцы форсировали Рур и на левом бе¬
регу, под Альденхофеном, нанесли жестокое поражение француз¬
ским частям, прикрывавшим с востока войска Миранды под Ма¬
астрихтом. Решающую кавалерийскую атаку в этом сражении
возглавил 22-летний брат императора, эрцгерцог Карл. Удар Ко¬
бурга смешал французам все карты. Миранде пришлось снять
осаду с Маастрихта и отступить. Дюмурье остановил свое про¬
движение в Голландии и, оставив находившиеся там части, по¬
мчался на юг, чтобы собрать разбросанные по Бельгии войска
174
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
и попытаться переломить ситуацию генеральным сражением. Его
не слишком дисциплинированная и слабо обученная армия могла
надеяться на удачу только в атаке, когда всплеск энтузиазма иногда
способен решить исход боя. Продолжительного же отступления
в поисках наилучшей позиции для битвы войска Дюмурье просто
не выдержали бы. Кроме того, быстрый успех нужен был этому
генералу и по сугубо политическим соображениям. У победы
множество отцов, а поражение — всегда сирота. В Конвенте все
громче звучали голоса тех, кто хотел свалить вину за поражение
под Альденхофеном исключительно на Дюмурье. Тот, в свою оче¬
редь, написал iz марта дерзкое письмо Конвенту, объявив винов¬
никами неудачи парламентские комитеты, занятые военными де¬
лами. Письмо вызвало у депутатов взрыв негодования. Барер даже
потребовал отдать главнокомандующего под суд. Чтобы сохранить
голову, Дюмурье надо было только побеждать, и как можно скорее.
Решающее сражение состоялось 18 марта под Неервинденом.
Дюмурье предпринял наступление восемью колоннами по всему
фронту. Правое крыло и центр французской армии, атакуя позиции
австрийцев в лоб, ничего не добились. Небольшого численного
преимущества французов оказалось недостаточно для того, чтобы
повторить успех Жемаппа, где оно было многократным. Но здесь
части Дюмурье хотя бы сохранили свои позиции. На левом же
фланге войска Миранды, тоже утомленные бесплодными атаками,
были неожиданно контратакованы и обращены в паническое бег¬
ство кавалерией эрцгерцога Карла. Узнав об этом, Дюмурье при¬
казал своей армии отступать.
Отведя войска к Брюсселю, он z? марта вступил в тайные пе¬
реговоры с Кобургом, сообщив ему, что хочет повернуть армию
против Конвента и восстановить монархию. В подтверждение
искренности своих намерений он приказал сдать неприятелю
Бреду, Грейтреденберг и Антверпен. 30 марта к Дюмурье при¬
были четыре комиссара Конвента и военный министр Пьер Риэль
де Бёрнонвиль, боевой генерал, ранее участвовавший в сражениях
при Вальми и Жемаппе. Они привезли приказ об отрешении глав¬
нокомандующего от должности и его аресте. Однако Дюмурье сам
арестовал всех пятерых и i апреля передал австрийцам. После
175
Французская революция
этого он попытался поднять армию против революционного пра¬
вительства, но солдаты и офицеры не поддержали его. Потер¬
пев неудачу в задуманном, Дюмурье бежал к австрийцам вместе
со своим ближайшим окружением, включая герцога Шартрского,
сына Филиппа Эгалите.
Измена главнокомандующего деморализовала французские
войска, и под возобновившимся натиском австрийцев они оста¬
вили Бельгию, утратив все завоевания осени 1792 года. В сто¬
лице же весть о предательстве Дюмурье прозвучала гонгом к началу
решающего раунда борьбы между жирондистами и монтаньярами.
Падение жирондистов
Еще до того, как тревожные известия с внешних фронтов и из Ван¬
деи достигли Парижа, в столице Франции уже было неспокойно.
Революция вызвала затяжной кризис в экономике. Производство
падало. Безработица росла. Ассигнаты быстро обесценивались.
Цены ползли верх. Городские низы оказались на грани голода.
Работники физического труда — суровые мужчины в коротких
куртках-карманьолах и длинных брюках, из-за чего их называли
санкюлотами, то есть «не имеющими culotte», поскольку в отли¬
чие от буржуа они не носили чулки и короткие панталоны, назы¬
ваемые этим именем, — всё внимательнее начинали прислуши¬
ваться к радикальным агитаторам, прозванным «бешеными».
Так именовали ряд маргинальных представителей просвещенной
элиты, пытавшихся говорить от имени плебса. Конституционный
священник Жак Ру, его соратники Жан Франсуа Варле, Теофил
Леклерк, Клэр Лакомб были выходцами из средних слоев города.
Однако, ссылаясь на интересы бедноты, они отчасти предлагали
вернуться к государственному регулированию торговли, приме¬
нявшемуся при Старом порядке для предотвращения слишком
больших перепадов цен, отчасти шли еще дальше, предлагая ре¬
прессировать спекулянтов, а заодно и всех подозрительных.
24-26 февраля 1793 года в Париже произошли массовые бес¬
порядки. Толпы бедняков громили и грабили бакалейные лавки,
176
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
вынуждая торговцев продавать товары первой необходимости
по фиксированным и доступным для народа ценам. Считается,
что немаловажным фактором, побудившим плебс к подобного
рода действиям, стала агитация «бешеных».
Пришедшие в начале марта новости о наступлении принца
Кобурга заставили вспомнить о летних страхах предыдущего
года, когда Париж, обмирая от ужаса, ждал прихода герцога
Брауншвейгского. Революционные активисты поспешили вос¬
пользоваться смятением горожан и 9-10 марта попытались под¬
нять их на восстание, призывая расправиться с «торговцами-
спекулянтами» и теми депутатами, кто во время суда хотел
спасти короля от казни. Однако ни большинство секций Парижа,
ни влиятельный Якобинский клуб этого призыва не поддер¬
жали. Зачинщикам удалось собрать лишь три сотни сторонни¬
ков, из-за чего все ограничилось лишь разгромом редакций двух
жирондистских газет.
Однако подобное движение оживило воспоминания о том
всплеске ярости низов, что полугодом ранее вылился в сентябрь¬
ские убийства. Чтобы предотвратить повторение чего-то подоб¬
ного, депутаты поспешили утвердить монополию государства
на применение насилия к политическим противникам, ю марта
1793 года, по предложению Дантона, Конвент учредил чрезвычай¬
ный уголовный суд для рассмотрения дел такого рода в рамках
ускоренной процедуры. В дальнейшем этот суд получит название
Революционного трибунала.
Шедшие в те дни чередой известия о поражениях армий Рес¬
публики в Бельгии, на Рейне и в Вандее способствовали дальней¬
шему нагнетанию обстановки. Новость же об измене Дюмурье
и вовсе произвела эффект разорвавшейся бомбы. Жирондисты
и монтаньяры принялись наперебой обвинять друг друга в пота¬
кании генералу-предателю. Сторонникам Горы это удалось лучше,
и они смогли несколько ослабить позиции своих оппонентов.
Когда 5 апреля 1793 года Конвент по инициативе Барера учредил
Комитет общественного спасения — орган управления внешней
и внутренней политикой в сложившейся чрезвычайной ситуа¬
ции, в его составе не оказалось ни одного жирондиста. Из девяти
177
Французская революция
членов Комитета двое (Дантон и Жан-Франсуа Делакруа) принад¬
лежали к монтаньярам, семеро — к Равнине.
Правда, жирондисты сумели отыграться на другом направле¬
нии. После бегства герцога Шартрского вместе с Дюмурье к ав¬
стрийцам Конвент 7 апреля принял декрет об аресте остававшихся
на свободе членов семьи Бурбонов, включая Филиппа Эгалите.
На сей раз монтаньяры не стали защищать своего коллегу, чтобы
вместе с ним не скомпрометировать и себя самих.
Развивая этот успех, жирондисты и апреля провели декрет
о предании суду Революционного трибунала самого Марата. Не¬
делей ранее этот лидер монтаньяров, председательствуя в Якобин¬
ском клубе, подписал призыв якобинцев к аффилированным об¬
ществам добиваться в первичных собраниях избирателей отзыва
«апеллянтов» — депутатов, призывавших в ходе суда над коро¬
лем апеллировать к мнению народа и таким образом пытавшихся
спасти жизнь Людовику. В ходе поименного голосования иб депу¬
татов поддержали обвинение против Марата, 93 высказались про¬
тив, 47 воздержались. Неблагоприятный для монтаньяров исход
голосования отчасти стал результатом того, что многие депутаты
этой «партии» ранее отбыли в миссии для проведения на местах
набора в армию 300 тысяч рекрутов.
Оказавшись под столь мощным прессом оппонентов, монтань¬
яры обратились за помощью к своим союзникам «слева» — Ком¬
муне Парижа и секционным активистам. 15 апреля представители
секций и муниципалитета подали петицию с критикой и веду¬
щих жирондистов. Петиционеры предложили Конвенту довести
их мнение до сведения избирателей в провинции, чтобы те сами
отозвали «недостойных» представителей.
В действительности же жирондисты с их курсом на стабили¬
зацию обстановки имели на местах достаточно широкую под¬
держку. Радикальные элементы, на которые стремилась опираться
Гора, составляли повсюду относительно небольшое меньшинство.
Однако это меньшинство было чрезвычайно активным и умело
действовать консолидированно. В столице же оно и вовсе дер¬
жало в своих руках основные рычаги управления: Коммуну, на¬
циональную гвардию, руководство секциями и... Революционный
178
глава $. Жирондисты и монтаньяры
трибунал. Последнее выяснилось 14 апреля, когда трибунал после
сугубо формального допроса полностью оправдал Марата. Толпа
с триумфом внесла трибуна на руках обратно в Конвент.
Пытаясь успокоить санкюлотов, чья протестная активность
во многом провоцировалась неуклонным ухудшением экономиче¬
ской ситуации и непрестанным ростом дороговизны, Конвент 4 мая
принял декрет о максимуме — ограничении цен на хлеб. Тем самым
было выполнено одно из главных требований «бешеных».
Во второй половине мая жирондисты развернули наступле¬
ние на Коммуну, стремясь лишить Гору ее наиболее сильного со¬
юзника. 18 мая Гаде при поддержке коллег по «партии» убедил
Конвент создать комиссию для расследования действий Коммуны,
направленных против общественного спокойствия. Новый орган
получил название «Комиссия двенадцати». В ее состав вошли
только жирондисты и умеренные депутаты.
Уже 24 мая Комиссия двенадцати постановила арестовать
за подстрекательские призывы журналиста Жака Рене Эбера,
являвшегося также заместителем прокурора Коммуны. Это был
весьма примечательный персонаж. Сын ювелира, он предпочел от¬
цовскому ремеслу изучение юриспруденции, но затем бросил и ее,
пустившись в погоню за призрачной славой литератора. Перед Ре¬
волюцией Эбер в полной мере вкусил все «прелести» пребыва¬
ния на литературном дне, пока, наконец, не получил место контро¬
лера контрамарок в театре. Революция открыла для него поприще
политической журналистики, на котором он быстро преуспел. Его
газета «Папаша Дюшен», обсуждавшая политические проблемы
псевдонародным, грубым языком, приобрела большую популяр¬
ность. Именно за статьи в ней Комиссия двенадцати и постано¬
вила арестовать автора. Тем же вечером аналогичное решение
приняли и в отношении Варле, одного из лидеров «бешеных».
25 мая Коммуна выразила Конвенту протест и потребовала
освобождения Эбера. Председателем в Конвенте в тот день был
Максимен Инар, провансальский предприниматель, один из наи¬
более активных жирондистов. В ответ на ремонстрацию Коммуны
он не нашел ничего лучшего, как угрожающе заявить, что если
та попробует покуситься на национальное представительство,
179
Французская революция
Жак-Рене Эбер. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
то Париж будет уничтожен без следа. А ведь не прошло еще и года
с тех пор, как аналогичная угроза со стороны герцога Брауншвейг¬
ского привела к самым трагическим последствиям. Таковых и те¬
перь не пришлось долго ждать.
Слова Инара вызвали широчайшее возмущение парижан.
16 мая прошла уличная манифестация в защиту Эбера. 27 мая
Марат потребовал в Конвенте упразднить Комиссию двенадцати
как врага свободы. Заседание, вылившееся в шумное и скандальное
выяснение отношений между «партиями», затянулось. Уже глу¬
бокой ночью, когда уставшие жирондисты разошлись по домам,
монтаньяры убедили Равнину проголосовать за предложенный
Делакруа декрет: Комиссия двенадцати ликвидировалась, аресто¬
ванные ею активисты освобождались.
На следующий день, 28 мая, жирондисты потребовали от¬
мены незаконного, по их мнению, декрета о роспуске Комиссии
180
глава $. Жирондисты и монтаньяры
двенадцати. Им удалось добиться постановки вопроса на поимен¬
ное голосование, в результате которого комиссия была восстанов¬
лена. В тот же день секции при поддержке монтаньяров начали
готовить восстание. 30 мая появился руководящий центр движе¬
ния — Комитет девяти, куда вошли секционные активисты. Наи¬
более известным из них был все тот же Варле.
31 мая парижане проснулись от звуков набата в половине
четвертого утра. Плохо соображая спросонья, люди высыпали
из домов. Назначенный Комитетом девяти новый главнокоман¬
дующий национальной гвардии, бывший налоговый клерк Фран¬
суа Анрио, приказал барабанщикам бить сбор. Видя десятки тысяч
национальных гвардейцев, заполнивших улицы города, к руко¬
водству восстанием присоединилась и Коммуна. В конце концов
отряды национальной гвардии окружили Конвент и направили
на него орудия. Представители Коммуны потребовали роспу¬
ска Комиссии двенадцати и предания суду 22 жирондистов. Од¬
нако депутатам удалось успокоить народ, основная масса которого
плохо понимала причину всего этого переполоха, и дело ограни¬
чилось ликвидацией Комиссии двенадцати.
Гора родила мышь. Разочарование в таком исходе восстания
испытывали и монтаньяры, и Коммуна, и секционные активисты.
Весь день i июня столичные власти продолжали держать нацио¬
нальную гвардию под ружьем, пока вожди движения договарива¬
лись между собой о дальнейших действиях. К вечеру повстанче¬
ский комитет приказал арестовать Клавьера и Ролана. Последнего
дома не оказалось, поэтому арестовали его жену. Анрио получил
от комитета задание опять выводить поутру батальоны нацио¬
нальной гвардии.
2 июня все повторилось. Барабаны ударили сбор, колонны
национальной гвардии проторенной дорогой двинулись к Кон¬
венту и опять осадили его, взяв национальное представительство
под прицел артиллерийских орудий. Петиционеры Коммуны по¬
требовали арестовать депутатов-жирондистов. Толпа, заполнив¬
шая зал заседаний, оказывала давление на депутатов, выступавших
в прениях. Национальные гвардейцы блокировали выходы. Де¬
путаты возмутились: «Конвент несвободен!» Барер предложил
181
Французская революция
коллегам выйти на улицу, дабы убедиться, что никто не хочет чи¬
нить насилие над национальным представительством. Но дальше
сада народных представителей не выпустили. Анрио отдал при¬
каз: «Канониры, к орудиям!» Члены Конвента, опустив головы
и пряча друг от друга глаза, чувствуя свою беспомощность перед
столь откровенным насилием, поплелись обратно в зал. Кутон
не покидал своего места, так как к этому времени ноги у него уже
окончательно отнялись из-за болезни и ходить он просто не мог.
Однако, когда вернувшиеся депутаты расселись по местам, он
с язвительной улыбкой нанес решающий удар: «Теперь же, когда
вы признаете, что свободны в принятии решений, я требую уже
не просто обвинительного акта против и изобличенных депута¬
тов, но, учитывая, что общественное мнение решительно высказа¬
лось против них, я предлагаю арестовать их...» Верньо в сердцах
воскликнул: «Кутон жаждет, дайте ему стакан крови!» Но воля
депутатов Болота уже была сломлена, и они покорно проголосо¬
вали вместе с Горой за декрет об аресте 29 жирондистов. Власть
в Конвенте перешла к монтаньярам.
ГЛАВА 6
Диктатура
монтаньяров
«Федералистский мятеж»
Приняв под внешним нажимом решение об аресте жиронди¬
стов, Конвент не слишком заботился о его строгом выполнении.
Изгнанные депутаты отправились по домам, каждый в сопро¬
вождении всего одного жандарма. Охраняли их под домашним
арестом чисто символически, и уже на другой день двенадцать
из них покинули в Париж, отправившись в департаменты искать
защиты у избирателей. В последующие дни еще восемь изгнанни¬
ков из Конвента последовали подобному примеру. 6 июня с про¬
тестом против посягательства на права национального предста¬
вительства, которое произошло 31 мая — 1 июня, выступили 75
из остававшихся в Конвенте депутатов. Вслед за тем некоторые
из них тоже покинули Париж и поехали в провинцию жаловаться
избирателям.
И жалобы эти были услышаны. Весть о том, что избранные
в департаментах представители народа лишились в столице де¬
путатских мандатов только потому, что того захотела парижская
толпа, вызвала у провинциальных элит взрыв негодования. При¬
быв на места, изгнанные из Конвента депутаты своими рассказами
еще больше подлили масла в огонь. После того как Бюзо приехал
к себе в департамент Эр (Нормандия) и сообщил о произошедшем
183
Французская революция
в Париже, местные власти уже 7 июня постановили начать форми¬
рование вооруженных отрядов для борьбы со столичными ради¬
калами. Два дня спустя такое же решение принял соседний депар¬
тамент Кальвадос. Находившихся там двух комиссаров Конвента
арестовали. В последующие дни к восстанию присоединились
и бретонские департаменты. И вот уже в Кане началось формиро¬
вание объединенной армии для похода на Париж и восстановле¬
ния попранных прав национального представительства. Во главе
нее встал герой обороны Тионвиля генерал Вимпфен, а должность
начальника штаба занял генерал Жозеф-Женевьев граф де Пюизе,
потомственный военный, в недавнем прошлом депутат-конститу¬
ционалист Учредительного собрания.
На юге против Парижа 7 июня восстал Бордо, столица Жи¬
ронды, что, впрочем, было неудивительно, так как представляв¬
шие этот департамент депутаты оказались в числе изгнанных.
Здесь также принялись создавать вооруженные отряды для от¬
пора столичным радикалам. Комиссаров Конвента, приехавших
из столицы с разъяснениями, развернули и отправили обратно.
В последующие недели восстание перекинулось и на другие депар¬
таменты юга. В июле в нем уже участвовали такие крупные города,
как Марсель, Тулуза, Ним и Тулон.
Лион, второй по величине город Франции, не протестовал
против изгнания депутатов-жирондистов лишь потому, что к тому
моменту он уже и так находился в конфронтации с революцион¬
ными радикалами. Местные якобинцы, возглавляемые бывшим
купеческим приказчиком Мари Жозефом Шалье, ранее явочным
порядком захватили контроль над муниципалитетом и так изму¬
чили лионцев своим произволом, что те 29 мая 1793 года подняли
бунт и свергли узурпаторов. Новые органы городского управления
дали в Париж знать, что не хотят ссориться с Конвентом, но под¬
чинившие себе Конвент монтаньяры, заступившись за Шалье,
предпочли добрую ссору с Лионом худому миру. Пришлось тогда
и лионцам собирать войска для защиты себя от столицы. Обо¬
рону города возглавил опытный боевой офицер Луи Франсуа Пер¬
рен де Преси, еще юношей сражавшийся в Семилетней войне,
а позднее участвовавший в кампании по завоеванию Корсики. Его
184
глава 6. Диктатура монтаньяров
роялистские взгляды, правда, шли вразрез с республиканскими
убеждениями мятежных городских властей, но у тех особого вы¬
бора не было.
Хотя поднявшееся в провинции протестное движение было
направлено не против Конвента как такового, а против наруше¬
ния его же прав парижскими активистами, захватившие власть
монтаньяры поспешили обвинить инсургентов в посягатель¬
стве на «единство и неделимость Республики». Официальная
пропаганда назвала все происходившее «федералистским мяте¬
жом». Позднее это не слишком точное определение перекоче¬
вало в историографию. По традиции историки используют его
и теперь — надо же как-то называть эти события, — отмечая, од¬
нако, что и монтаньяры, и их оппоненты едва ли не в равной сте¬
пени настаивали на централизации власти.
Упрочение позиций монтаньяров
Власть, полученную фактически в результате государственного
переворота, монтаньяры старались закрепить за собой посред¬
ством ряда популярных мер. Уже 3 июня Конвент принял декрет
о распродаже конфискованных у эмигрантов земель небольшими
участками с рассрочкой на десять лет, что открывало путь к при¬
обретению национальных имуществ даже не слишком богатым
людям — тем, кто не имел свободных средств для покупки круп¬
ных владений. Декретом от 8 июня увеличивались оклады государ¬
ственных служащих, что должно было обеспечить новым лидерам
Конвента их поддержку, ю июня депутаты проголосовали за де¬
крет о равном разделе общинных земель между членами общин.
И наконец, декрет от 17 июля окончательно похоронил сеньори¬
альный комплекс, объявив о полной и безвозмездной отмене всех
сеньориальных повинностей.
Возглавляемый монтаньярами Конвент не стал тянуть и с под¬
готовкой новой конституции, ради чего он, собственно, и был со¬
зван. Если над предыдущей Конституцией 1791 года Учредитель¬
ное собрание коллективно работало в течение двух лет, то новую
185
Французская революция
конституцию молодой адвокат Мари-Жан Эро де Сешель написал
с посильной помощью нескольких коллег примерно за десять дней.
Выходец из влиятельного рода судейской аристократии, он с пер¬
вых дней поддержал Революцию и даже числился среди участни¬
ков штурма Бастилии. В Законодательном собрании он проявил
себя республиканцем, а в Конвенте примкнул к монтаньярам, до¬
верившим ему столь ответственную миссию. И он с ней успешно
справился, уже го июня представив проект основного закона кол¬
легам. Две недели ушли на обсуждение и доработку, и 14 июня
Конституция 1793 года была принята в окончательном виде.
Согласно ей, республикой должно было управлять однопалат¬
ное собрание, избираемое прямым голосованием всех граждан
мужского пола, достигших и года. Наряду с учреждением предста¬
вительного органа предполагалось введение элементов прямой де¬
мократии: любой принятый Собранием законодательный акт под¬
лежал утверждению еще и всенародным голосованием, если того
потребует i/io избирательных собраний более чем в половине
департаментов. Подобная процедура участия каждого гражда¬
нина в законотворчестве должна была понравиться массам своим
демократизмом, но едва ли была применима на практике, учиты¬
вая несовершенство существовавших тогда средств сообщения.
Самая демократичная конституция той эпохи утвержда¬
лась также наиболее демократичным путем — на референдуме.
За ее принятие высказались чуть более 1,8 миллиона избирателей
из 7 миллионов, против — чуть менее 18 тысяч. Остальные воз¬
держались от участия в голосовании, а стало быть, и в этом случае
последнее слово оказалось за активным меньшинством. Впрочем,
монтаньяры — творцы Конституции — отнюдь не собирались
сразу же вводить ее в действие, поскольку в таком случае Конвент
подлежал немедленному роспуску. Они объявили, что введение
основного закона откладывается до «мирного времени».
Принятие демократической конституции представляло собой
всего лишь показной жест. На деле монтаньяры укрепляли чрез¬
вычайные органы власти и усиливали репрессивное законодатель¬
ство. Летом 1793 года состав Комитета общественного спасения
обновился. Дантон его покинул, зато 5 июня туда на постоянной
186
глава 6. Диктатура монтаньяров
основе вошли близкие друзья и верные сподвижники Робес¬
пьера — Сен-Жюст и Кутон. 13 июля к ним присоединился и сам
Робеспьер. Этот «робеспьеристский триумвират» и будет играть
ведущую роль в управлении Республикой на протяжении после¬
дующего года.
Становление режима революционного правления, который
советские историки назовут «якобинской диктатурой», проис¬
ходило не по какому-то плану, а во многом спонтанно — под влия¬
нием сиюминутных обстоятельств и внешних факторов. Одним
из важнейших среди них было давление плебса, материальное
положение которого по-прежнему оставалось трудным. Так, вве¬
денные 27 июля 1793 года жесткие меры против скупщиков и спе¬
кулянтов, включая применение к ним смертной казни, стали отве¬
том на требования все тех же «бешеных».
Слезы «федералистов»
Лето 1793 года выдалось для Республики крайне сложным: ей
пришлось одновременно иметь дело и с «федералистским мяте¬
жом», и с роялистскими восстаниями, и с наступлением коалиции
на внешних фронтах. Проще всего оказалось справиться с проте¬
стами, поднявшимися в департаментах из-за лишения жиронди¬
стов депутатских мандатов. Ранее уже отмечалось, что Конвент,
хотя и назывался «национальным», в действительности пред¬
ставлял лишь крошечное меньшинство французской нации. Это
определялось и крайне малым числом избирателей, принимавших
участие в выборах, и его сугубо буржуазным (в понимании того
времени) составом. По сути, этот орган был представителем лишь
узкого слоя просвещенной элиты. Именно ее в основном и взбу¬
доражило нарушение прав Конвента парижскими активистами.
Но эти имущие и просвещенные люди больше предпочитали гово¬
рить, чем действовать, протестовать, чем воевать. Соответственно,
и число тех из них, кто готов был лично идти в Париж восстанав¬
ливать справедливость с оружием в руках, оказалось до смеш¬
ного мало: даже в больших городах и целых департаментах оно
187
Французская революция
составляло от нескольких сотен до полутора тысяч. Централизо¬
ванному государству с армией в полмиллиона человек не пред¬
ставляло большого труда справиться с ними.
По всей Нормандии и Бретани генералу Вимпфену, при его
невероятной энергии, не удалось наскрести больше трех тысяч
человек. Сыновья обеспеченных горожан были прекрасно экипи¬
рованы, но не обстреляны и не обучены. Эта «армия» и высту¬
пила на Париж под командованием графа де Пюизе. 13 июля отряд
остановился в нормандском замке Брекур. В то время как коман¬
дир расположился по соседству в собственном поместье, в замке
новоиспеченные солдаты взяли штурмом винный погреб, сломили
сопротивление пробок и нанесли содержимому бутылок непо¬
правимый урон. Их приятное времяпровождение нарушил гром
пушечного выстрела: отряд национальной гвардии из соседнего
городка Вернон вступил с ними в бой. Впрочем, едва начавшись,
бой тут же и закончился, так как отряд де Пюизе пустился в пани¬
ческое бегство. Современники назовут это происшествие «битвой
без слез», ибо ни один человек в ней не погиб. Зато «федералист¬
ский мятеж» в северных департаментах после этого стал быстро
сходить на нет. Республиканцы, практически не встречая сопро¬
тивления, восстановили контроль над ними. Генерал Вимпфен
ушел в подполье и вернулся на военную службу лишь при Напо¬
леоне. Граф де Пюизе бежал в Бретань и стал одним из наиболее
активных вождей движения шуанов.
И все же в результате похода бретонско-нормандских «федера¬
листов» на столицу один человек 13 июля действительно расстался
с жизнью. Правда, произошло это в самом Париже. Когда нака¬
нуне выступления отряда графа де Пюизе в поход на столицу ге¬
нерал Вимпфен и приехавшие в город Кан депутаты-жирондисты
проводили смотр новобранцев, среди зрителей находилась юная
девушка, которую увиденное погрузило в глубокую печаль. Она
понимала, что безусые юнцы в военной форме, собравшиеся вое¬
вать с правительством, обречены. А поскольку она была прапра¬
внучкой великого поэта и драматурга Пьера Корнеля и воспиты¬
валась на республиканских традициях античности, то решила ради
спасения этих молодых парней пожертвовать собой — и ценой
188
глава 6. Диктатура монтаньяров
Шарлотта Корде. Гравюра с портрета работы Ж. Ж. Оэра (1793)
собственной жизни уничтожить главного зачинщика граждан¬
ской войны, каковым считала Марата. Девушку звали Мария Ан¬
на-Шарлотта де Корде д’Армон. Пока воинство графа де Пюизе
маршировало к столице, Шарлотта Корде добралась до Парижа
дилижансом и 13 июля ножом заколола Марата в его собственном
доме. Своей жизнью она действительно пожертвовала, взойдя
через четыре дня на эшафот, но гражданскую войну не остановила.
Напротив, узнав, что она прибыла из Кана, где в тот момент нахо¬
дились несколько влиятельных жирондистов, монтаньяры обви¬
нили изгнанных депутатов в заговоре и постановили арестовать
тех из них, кто еще оставался на свободе. По странному совпаде¬
нию, в тот же самый день, 17 июля, когда умерла Шарлотта Корде,
скатилась с плеч и голова «лионского Марата» Шалье, которого
лионский суд приговорил к смерти. Революционная пропаганда
189
Французская революция
причислит его вместе с Лепелетье де Сен-Фаржо и собственно
Маратом к лику «мучеников за свободу».
На юге борцы против нарушений прав Конвента оказали рес¬
публиканской армии не многим более упорное сопротивление,
чем на севере. Войска Жан-Франсуа Карто, солдатского сына,
сделавшего во время Революции головокружительную карьеру,
поднявшую его из нижних чинов до звания генерала, а потому
истово преданного Республике, прошли сквозь мятежные депар¬
таменты, как нож сквозь масло, легко преодолевая сопротивление
инсургентов. 13 июля они вступили в Пон-Сент-Эспри, 15 июля —
в Авиньон, 25 августа — в Марсель. Следующим на очереди был
Тулон, но горожане, не надеясь своими силами противостоять рес¬
публиканской армии, сдали 27 августа город и стоявшую там эска¬
дру англичанам. Подошедшим к Тулону частям Карто не остава¬
лось ничего иного, как начать осаду.
Более стойко держался Лион, ю августа его осадила Альпий¬
ская армия генерала Келлермана, героя Вальми. Регулярные части
республиканцев были усилены батальонами национальной гвар¬
дии из соседних департаментов, благодаря чему их превосходство
в живой силе и артиллерии оказалось неоспоримым. Однако оса¬
жденные под руководством Преси продолжали оказывать прави¬
тельственным войскам самое упорное сопротивление.
Вандейское лето
Гораздо труднее «синим» приходилось в Вандее. Здесь они имели
дело не с несколькими сотнями городских мальчиков из хороших
семей, увлеченных абстрактными идеями Просвещения и записав¬
шихся в отряды «федералистов», а с десятками тысяч суровых,
привыкших к тяготам жизни крестьян, воевавших за свою веру,
семьи и землю. После отражения апрельского наступления рес¬
публиканских войск и фактически полного их изгнания с террито¬
рии «военной Вандеи» предводители восстания реорганизовали
свои силы, которые 30 апреля официально назвали Католической
и королевской армией.
190
глава 6. Диктатура монтаньяров
В мае вандейцы сами перешли в наступление. Захватив Брес-
сюир, они атаковали и вынудили капитулировать в Туаре респуб¬
ликанские войска с генералом Пьером Кетино во главе. Последний,
накануне Революции всего лишь отставной солдат, принадлежал
к той категории военных, кто в революционной армии за считаные
месяцы поднялся по карьерной лестнице с самого низа до генераль¬
ских высот, не успев, однако, обрести сколько-нибудь достаточный
опыт для командования крупными соединениями. В плену он нахо¬
дился недолго: вандейцы отпустили и его самого, и подчиненных
ему солдат под честное слово больше не воевать с ними. Но рево¬
люционные власти оказались не столь снисходительны и отправили
Кетино в тюрьму, едва лишь он появился на их территории.
В ходе дальнейшего наступления вандейцев наглядно прояви¬
лись характерные слабости их армии: чем дальше они уходили
от родных деревень, тем быстрее таяли их ряды, поскольку мно¬
гие крестьяне возвращались домой. Однако когда республиканцы,
отбросив «белых» (так стали называть повстанцев) и преследуя
их, вторгались на территорию «военной Вандеи», то немедленно
получали отпор от вернувшихся под свои знамена крестьян.
9 июня около 30 тысяч вандейцев взяли штурмом Сомюр, боль¬
шой город на Луаре, разгромив войска генералов Жака Франсуа
Мену и Луи Александра Бертье (будущего наполеоновского мар¬
шала). В плен попали п тысяч «синих», которые вновь были от¬
пущены под обещание больше не воевать. Из тюрьмы повстанцы
также освободили невезучего генерала Кетино. Ему предложили
примкнуть к движению, но он вновь предпочел вернуться к своим,
где тут же был повторно арестован, а через девять месяцев казнен.
В Сомюре вожди «белых» выбрали своего главнокомандующего —
генералиссимуса, которым стал выходец из народа Кателино.
Затем основные силы вандейской армии двинулись вдоль
Луары к Нанту, куда с юга должен был подвести свои отряды
и Шарет. Захват этого города позволил бы установить беспре¬
пятственное сообщение между Вандеей и Бретанью, где ширилось
движение шуанов. Внутри города республиканцы были разде¬
лены между собой на враждующие «партии» сторонников жи¬
рондистов и приверженцев монтаньяров, однако с приближением
191
Французская революция
крестьянской армии на время забыли о противоречиях и стали
сообща готовиться к обороне. 28-29 июня «белые» пошли
на штурм. «Синие» отчаянно сопротивлялись, нанося против¬
нику большой урон. В какой-то момент Кателино лично возгла¬
вил атаку, и под его непосредственным командованием повстанцы
ворвались в город, завязав уличные бои. Однако полученное глав¬
нокомандующим смертельное ранение повергло крестьян в смя¬
тение, и они оставили город. Нант устоял.
От повторного штурма «белые» были вынуждены отказаться,
когда узнали, что у них в тылу республиканский отряд генерала
Франсуа-Жозефа Вестермана вторгся на территорию самой Вандеи
и захватил ее временную столицу Шатийон. Бывший кавалерист,
азатем жандарм, Вестерман выдвинулся во время Революции благо¬
даря отчаянной смелости и хладнокровной жестокости. Во время
восстания ю августа 1792 года он одним из первых ворвался в Тю¬
ильри, а затем с упоением участвовал в резне сдавшихся швейцар¬
ских гвардейцев. Находясь при Дюмурье в Северной армии, Вестер¬
ман беззастенчиво грабил бельгийцев, за что получил порицание
даже от Марата. Теперь же он бесчинствовал в Вандее. Вернув¬
шаяся из-под Нанта армия «белых» раздавила отряд Вестермана,
как скорлупу ореха, однако сам генерал на горе вандейцам спасся.
До конца лета бои в Вандее продолжались по прежнему сцена¬
рию: все попытки д’Эльбе, нового генералиссимуса Католической
и королевской армии, повести ее в наступление за пределы про¬
винции влекли за собой быстрое сокращение рядов повстанцев
и неудачи, зато всякое вторжение «синих» в мятежный регион
отражалось с большими потерями для наступающих. Чтобы скло¬
нить чашу весов в ту или иную сторону, требовалось какое-то вме¬
шательство извне. И оно не заставило себя долго ждать.
На внешних фронтах
Лето 1793 года французские армии, воевавшие на внешних фрон¬
тах, встретили в крайне сложном положении. Утратив после пора¬
жения при Неервиндене и предательства Дюмурье всю Бельгию,
192
глава 6. Диктатура монтаньяров
Северная армия Республики вела на бельгийско-французской гра¬
нице оборонительные бои против объединенных сил Австрии,
Великобритании и Ганновера. Рейнская армия под натиском прус¬
саков была вынуждена отступить в Эльзас, после чего неприятель
блокировал и осадил Майнц, обороняемый 24-тысячным фран¬
цузским гарнизоном.
В течение летних месяцев последовали новые неудачи респуб¬
ликанских войск, л июля, после трехмесячной осады, капитулиро¬
вала крепость Конде, сдерживавшая продвижение армии коали¬
ции из Бельгии вглубь Франции. 23 июля сдался и Майнц, правда,
на самых почетных условиях: французские войска получили право
уйти со всем оружием и снаряжением, обещав лишь не воевать
против антифранцузской коалиции в течение года. Два дня спустя
гарнизон в боевом строю и с развернутыми знаменами покинул
крепость, отправившись... в Вандею. Переговорщики от коали¬
ции не учли, что у Французской республики есть еще один опас¬
ный враг — вандейские крестьяне, и не включили в соглашение
о капитуляции условие, запрещавшее сдавшимся воевать и про¬
тив них. Так закаленная в боях Майнцская армия, как стали на¬
зывать бывших защитников крепости, оказалась тем самым внеш¬
ним фактором, который в Вандейской войне склонил чашу весов
в пользу Республики.
Тем временем на восточном фронте французы продолжали
терпеть все новые неудачи. 28 июля, после трехмесячной осады,
капитулировал Валансьен. Гарнизон его проявил за это время чу¬
деса храбрости, однако население города постоянно оказывало
давление на военных, требуя скорейшей его сдачи. Далеко не все
во Франции горели желанием погибать за Республику.
Движение в Париже 4-5 сентября
Впрочем, против Республики летом 1793 года, казалось, была даже
погода. К тем проблемам экономики, что стали за время Револю¬
ции хроническими, добавилась еще и засуха. Стояла такая жара,
что реки обмелели, и многие водяные мельницы остановились
193
Французская революция
из-за нехватки воды. Уже привычный дефицит продовольствия
на рынках усугубился нехваткой муки. В конце августа 1793 года
один из полицейских агентов доносил: «Вместо того чтобы идти
на убыль, трудности с получением хлеба возрастают в такой сте¬
пени, что это вызывает тревогу: некоторые смогли получить хлеб,
только простояв в очереди у булочной семь часов, начиная с четы¬
рех утра».
Рабочие предместья Парижа вновь роптали из-за дороговизны,
которая в августе, накануне нового урожая, стала особенно ощу¬
тимой. Дурные вести с внешних фронтов и из Вандеи усиливали
общую нервозность. Разные «партии» и политические деятели
пытались оседлать нараставшую волну недовольства столичного
плебса и на ней подняться к вершинам власти.
«Бешеные», которые в те месяцы учредили две газеты, едва ли
не ежедневно призывали к истреблению «заговорщиков» и про¬
чих «врагов народа», якобы виновных в страданиях санкюлотов,
к изъятию в пользу народа собственности преступников и уста¬
новлению фиксированных цен на продовольствие. Эти прими¬
тивные, а потому понятные всем лозунги находили отклик в мас¬
сах. В самом деле, если для улучшения жизни надо лишь убить
какое-то количество внутренних «врагов», то почему бы не сде¬
лать это? На четвертом году Революции убийствами уже никого
было не удивить. Ползли слухи о скором повторении прошлогод¬
ней сентябрьской резни.
С «бешеными» за влияние на плебс активно конкурировали
деятели Коммуны. Эбер в своей газете «Папаша Дюшен» тоже
призывал решительно расправиться со скупщиками-спекулян¬
тами, реквизировать продовольствие у производителей и взять
под жесткий контроль его распределение среди нуждающихся.
О том же он говорил в Якобинском клубе и у кордельеров. Вместе
с тем Коммуна охотно использовала имевшийся у нее администра¬
тивный ресурс, чтобы прижать конкурентов. Когда 18 августа одна
из парижских секций выбрала Жака Ру, лидера «бешеных», своим
председателем, его несколько дней спустя арестовали по приказу
Коммуны. Правда, вскоре Ру отпустили, так и не предъявив об¬
винения, — но зато теперь все поняли, кто в столице хозяин.
194
глава 6. Диктатура монтаньяров
Жак Николя Бийо-Варенн. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Одновременно деятели Коммуны критиковали и Конвент —
за недостаточную решительность.
На тех же популярных среди плебса лозунгах расширения ре¬
прессий против «врагов Революции» и вмешательства государ¬
ства в экономическую жизнь пытались играть и «левые» мон¬
таньяры Жак Николя Бийо-Варенн и Жан-Мари Колло д’Эрбуа.
Первый при Старом порядке служил адвокатом в Ла-Рошели,
но с началом Революции обратил на себя внимание как полити¬
ческий публицист, специализировавшийся на борьбе с «аристо¬
кратическими заговорами». Он вошел в повстанческую Ком¬
муну ю августа 1792. года, а в сентябре одобрил резню в тюрьмах.
В Конвенте он также не слезал со своего конька, постоянно при¬
зывая к расправе с врагами Революции. Колло д’Эрбуа, бывший
актер и драматург, тоже попал в Конвент через повстанческую
195
Французская революция
Жан-Мари Колло-д’Эрбуа. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Коммуну и радикализмом своих высказываний не уступал Бийо-
Варенну. Оба они и провели 27 июля через Конвент декрет
о борьбе со «скупщиками», установивший для тех смертную
казнь, а для доносчиков на них — вознаграждение.
Мысль решить экономические и военные проблемы через уси¬
ление репрессий вообще пользовалась в августе 1793 года широ¬
кой популярностью среди революционеров всех оттенков и уров¬
ней. 30 августа Клод Руайе, кюре из Шалона-на-Соне, выступая
в Якобинском клубе, произнес слова, которые у многих верте¬
лись на языке и потому вызвали общее одобрение собравшихся:
«Пусть террор будет поставлен в порядок дня. Это единственное
средство разбудить народ и заставить его спасти самого себя».
Заметим, что в представлении оратора — и тут он отнюдь не был
оригинален — народ выступал прежде всего объектом революци¬
онного действия, а вовсе не его субъектом.
196
глава 6. Диктатура монтаньяров
Лидеры Конвента, и в частности члены Комитета обществен¬
ного спасения, также старались принимать во внимание домини¬
рующие настроения, причем не на словах, а на деле, располагая
для этого необходимыми рычагами власти. 23 августа 1793 года
Конвент принял инициированный Барером декрет, где говори¬
лось о том, что до изгнания врагов за пределы отечества все фран¬
цузы считаются пребывающими на военной службе, а все ресурсы
страны поступают в распоряжение правительства. Благодаря то¬
тальной мобилизации людских и материальных ресурсов револю¬
ционное правительство получило все необходимое для активиза¬
ции военно-организационной работы. В Комитете общественного
спасения ею занимались Карно, Жан-Батист-Робер Ленде и Клод-
Антуан Приёр (из Кот-д’Ор). Именно по их инициативе в корот¬
кий срок были созданы новые мануфактуры для производства
оружия, боеприпасов и снаряжения, что позволило наладить снаб¬
жение войск всем необходимым.
18 августа в жертву принесли первого из «виновников пора¬
жений на фронтах». Сдачу Майнца поставили в вину генералу
Кюстину, которого отправили на эшафот. Впрочем, и после его
смерти дела не пошли на поправку, z сентября в Париже узнали
о том, что жители Тулона сдали город англичанам. К недоволь¬
ству материальными лишениями у санкюлотов добавился страх
перед повсеместной изменой. Эмоции рвались наружу, и секци¬
онные активисты поспешили этим воспользоваться. Рано утром
4 сентября они отправились по мануфактурам и мастерским, при¬
зывая всех прекратить работу и выйти на улицы. Рабочих и подма¬
стерьев не пришлось долго упрашивать. К 14 часам Гревская пло¬
щадь перед Ратушей оказалась заполнена народом. Здесь же была
составлена и подана в Коммуну петиция с требованием обеспечить
нормальное снабжение жителей хлебом. Прокурор Коммуны Пьер
Гаспар Шометт, в прошлом моряк и врач, а во время Революции
член Клуба кордельеров, отправился с этой петицией в Конвент.
Вернувшись, он сообщил, что депутаты обещали принять всеоб¬
щий максимум, то есть ограничить цены на все товары широкого
потребления. Однако толпа продолжала волноваться, и Шометт
обещал на следующий день лично возглавить делегацию в Конвент
197
Французская революция
с требованием создать «революционную армию» — вооружен¬
ные отряды санкюлотов для изъятия у крестьян хлеба по твердой
цене. Это был сильный ход: Коммуна переключила внимание про¬
тестующих с себя на Конвент и, не имея возможности удовлетво¬
рить требования плебса, сама возглавила движение. Эбер добавил,
что Коммуна назавтра подготовит соответствующую петицию.
5 сентября делегация Коммуны в сопровождении относительно
небольшого числа рабочих и нескольких «левых» якобинцев от¬
правилась в Конвент, где потребовала принять меры по преодоле¬
нию продовольственного кризиса. В устном выступлении Шометт
высказался в пользу создания «революционной армии». Взяв¬
ший следом слово Бийо-Варенн, пытаясь истолковать требования
народа на свой лад, заявил о необходимости поставить Комитет
общественного спасения под контроль особой наблюдательной
комиссии и арестовать всех подозрительных. Впрочем, идею учре¬
ждения «революционной армии» он тоже поддержал. Затем Эбер
представил свою петицию от имени Якобинского клуба и «48 сек¬
ций Парижа». Там уже ничего не говорилось о тех требованиях
по продовольственной политике, которые днем ранее, собственно,
так взбудоражили санкюлотов, но зато предлагалось придать отря¬
дам будущей «революционной армии» перевозные гильотины,
поставить террор в порядок дня, провести чистку среди команд¬
ного состава армии и предать суду жирондистов.
После этого настала очередь Конвента по-своему воплотить
в жизнь «требования народа», что он и сделал, декретировав
переход к террору, принятие максимума цен и заработной платы,
создание «революционной армии» и реорганизацию Револю¬
ционного трибунала, позволявшую ускорить его работу. А чтобы
впредь секционные активисты меньше досаждали властям сво¬
ими инициативами, количество заседаний секций, по предложе¬
нию Дантона, ограничили двумя в неделю, установив выплаты
тем, кто их посещает.
Представители просвещенной элиты словно соревновались
между собой в том, кто лучше интерпретирует реальные требо¬
вания плебса в соответствии с собственными политическими
целями. Зато, когда подоспевшая к концу дневного заседания
198
глава 6. Диктатура монтаньяров
объединенная делегация от трех секций Сент-Антуанского пред¬
местья попыталась втолковать уставшим депутатам, что санкю¬
лоты хотели совсем другого, нежели то, что от их имени было
высказано людьми из Коммуны и Якобинского клуба, ее просто
не стали слушать.
Революционное правление
Выступление плебса 4-5 сентября стало последним массовым дви¬
жением в Париже периода диктатуры монтаньяров. Впредь пра¬
вители Республики делали все возможное, чтобы ничего подоб¬
ного не повторялось, ведь как знать, кто именно в следующий раз,
каким образом и с каким результатом возьмется толковать на свой
лад насущные требования плебса? По итогам же произошедшего
Комитет общественного спасения и Конвент приняли целый ряд
важных мер.
6 сентября Конвент включил в состав Комитета общественного
спасения Бийо-Варенна и Колло д’Эрбуа. Члены Комитета пред¬
почли поделиться властью с этими возмутителями спокойствия,
чтобы никто больше не поднимал вопрос о наблюдательной ко¬
миссии, призванной встать над Комитетом. От других желающих
оседлать волну народного протеста Комитет общественного спа¬
сения избавился более радикальным способом: 5 сентября по при¬
казу этого органа лидер «бешеных» Жак Ру был арестован и от¬
правлен в тюрьму, откуда уже не вышел. Варле также подвергся
аресту, а после того, как его некоторое время спустя освободили,
сделал «правильные» выводы и в большую политику уже не лез.
13 сентября Конвент постановил, что состав Комитета общей
безопасности, курировавшего работу полиции и принимавшего
решения об арестах, назначается отныне по представлению Коми¬
тета общественного спасения. То же правило распространялось
и на другие комитеты Конвента. Это был важный шаг по пути
централизации власти: Комитет общественного спасения отныне
превращался в высший исполнительный орган, которому подчи¬
нялись все остальные.
199
Французская революция
17 сентября Конвент принял декрет о «подозрительных»,
по которому лишению свободы на неопределенный срок —
«до заключения мира» — подлежали лица, которым местные
власти отказали в свидетельстве о благонадежности, государствен¬
ные служащие, отрешенные от своих должностей, родственники
эмигрантов и т. д. и т. п. Согласно же уточняющему этот акт поста¬
новлению Коммуны Парижа, подозрительными следовало счи¬
тать тех, кто, «ничего не сделав против свободы, равным обра¬
зом ничего не сделали и в ее пользу». Иначе говоря, наказанию
в виде отправки в тюрьму на неопределенное время подлежали
не преступники, виновные в каких-либо правонарушениях, а лица,
всего лишь вызвавшие сомнения в своей благонадежности у госу¬
дарственных должностных лиц или даже просто у членов мест¬
ных революционных обществ. Такой декрет открывал практиче¬
ски безграничные возможности для произвола: отныне ни один
человек не мог иметь гарантий от зачисления в «подозритель¬
ные». Всего же во Франции за последующие месяцы по этому
закону будут арестованы до полумиллиона человек. Неизбира¬
тельный характер репрессий порождал в стране всеобщее чувство
страха, которое позволяло находившемуся у власти небольшому,
но сплоченному меньшинству управлять отнюдь не дружелюбно
к нему настроенным большинством. Насаждение массового страха
для достижения конкретных политических целей и составляет,
собственно, сущность того явления, которое со времен Француз¬
ской революции носит название «террор» (от франц, la terreur —
«страх, ужас»).
19 сентября депутаты проголосовали за декрет о всеобщем
максимуме, зафиксировавший цены на товары массового спроса
и на жалование наемных работников. Эти меры были призваны
ограничить рост дороговизны и хотя бы на время успокоить го¬
родской плебс, ю октября Конвент, по предложению Сен-Жюста,
принял декрет об установлении революционного правления —
чрезвычайной формы власти, которую Робеспьер позже опреде¬
лит как «деспотизм свободы». Этим актом Конвент оформил
свое право осуществлять исполнительную власть через комитеты.
Хотя министерства сохранялись, за ними были оставлены лишь
200
глава 6. Диктатура монтаньяров
технические функции. Реальным же центром принятия полити¬
ческих решений, то есть подлинным правительством, становился
Комитет общественного спасения. Вторым по значимости оказы¬
вался Комитет общей безопасности, ведавший полицией. На ме¬
стах представителями центральной власти стали депутаты Кон¬
вента, отправленные в различные департаменты и в армии. Эти
«проконсулы» обладали практически неограниченными полно¬
мочиями, подчинялись непосредственно Комитету обществен¬
ного спасения, а по завершении миссии отчитывались перед Кон¬
вентом.
Таким образом, в течение первой половины осени закончилось
юридическое оформление государственных институтов револю¬
ционной диктатуры монтаньяров.
Перелом на фронтах
Война в составе коалиции имеет как преимущества, так и недо¬
статки. Коалиция умножает силы воюющих, но одновременно
множит и центры принятия решений. Если в июне-июле 1793 года
победы антифранцузского альянса были во многом обусловлены
тем, что концентрация его сил на французско-бельгийской гра¬
нице обеспечила войскам союзников значительное численное пре¬
имущество, то в августе, после взятия Валансьена, когда казалось,
что интернациональное воинство вот-вот двинется к Парижу, раз¬
давив по пути остатки Северной армии французов, на первый
план вышли издержки коалиции. Командующий объединенными
силами англичан, гессенцев, ганноверцев и голландцев герцог
Йоркский получил из Лондона приказ осадить и взять Дюнкерк.
Захват порта обеспечил бы английской армии более короткую
линию сообщения с метрополией, да и сам город, до XVII века
принадлежавший Британии, оказался бы для нее совсем не лиш¬
ним и после окончания текущей войны. Принц Кобург с остав¬
шимися у него австрийскими войсками в одиночку уже не мог
наступать на Париж и осадил крепость Ле-Кенуа. В итоге эгоизм
союзников по коалиции спас Французскую республику.
201
Французская революция
п августа Конвент назначил главнокомандующим Северной
армией 54-летнего генерала Жана Николя Ушара, при Старом
порядке отличившегося в кампаниях на Корсике, а с началом ре¬
волюционной войны успевшего повоевать в Мозельской армии
под Майнцем. Комитет общественного спасения, где вопросами
военной стратегии с середины августа стал заниматься профес¬
сионал — военный инженер Карно, приказал Ушару восполь¬
зоваться разделением сил союзников и атаковать герцога Йорка
под Дюнкерком.
6 сентября войска Ушара, имея двукратное численное преиму¬
щество, перешли в наступление под Касселем против расположив¬
шегося здесь гессенско-ганноверского обсервационного корпуса
и отбросили его к деревне Ондскот (Гоондшот), в 24 километрах
от Дюнкерка. 8 сентября состоялось решающее сражение. Фран¬
цузы наступали по открытой, но сильно пересеченной каналами
местности, а союзники упорно сопротивлялись. Когда первый
натиск на деревню Ондскот был отбит, Ушар пал духом и запре¬
тил генералу Жан-Батисту Журдану, командовавшему центром
армии, повторную атаку. Однако комиссар Конвента Пьер Дель¬
брель, бывший прокурор из Монтобана, настоял на отмене этого
запрета и вместе с Журданом повел войска на штурм Ондскота.
Кадровый офицер, 29-летний Журдан еще юношей воевал с ан¬
гличанами в Северной Америке, а затем участвовал в сражениях
при Жемаппе и Неервиндене. Он знал, как увлечь солдат за собой.
Неприятель был опрокинут и в беспорядке отступил. Обрадовав¬
шись нечаянной победе, Ушар все-таки не решился преследовать
врага, и армия герцога Йорка беспрепятственно ушла из-под Дюн¬
керка, бросив лишь тяжелую артиллерию. Тем не менее, несмотря
на свою незавершенность, то была первая за год победа францу¬
зов над войсками коалиции, завершившая долгий период неудач.
Развивая успех, Ушар 12—13 сентября атаковал голландские вой¬
ска под Мененом и также нанес им поражение. Однако уже 24 сен¬
тября он, по инициативе Робеспьера, был отстранен от командо¬
вания и отдан под суд за то, что при Ондскоте слабо использовал
результаты победы. Новым командующим Северной армией на¬
значили Журдана.
202
глава 6. Диктатура монтаньяров
Несмотря на успехи, достигнутые на северо-востоке, говорить
о переходе стратегической инициативы в руки французов пока
еще не приходилось. Войска на Рейне продолжали вести тяжелые
и не слишком удачные бои против пруссаков.
В Вандее повстанцы 19 сентября при Торфу нанесли тяжелое
поражение прославленной Майнцской армии. От полного раз¬
грома «синих» спасли только мужество и хладнокровие их коман¬
дира — генерала Жан-Батиста Клебера. Этот архитектор из Эль¬
заса в молодости прошел курс обучения в военной школе Мюнхена,
затем семь лет служил в австрийской армии и потому знал военное
дело не хуже строительного. При обороне Майнца он проявил
себя отчаянным смельчаком, не раз устраивая со своим отрядом
дерзкие вылазки, а после капитуляции крепости с такой же сме¬
лостью защищал Кюстина в Революционном трибунале. В сраже¬
нии при Торфу Клебер получил ранение, но вместе с арьергардом
сдерживал яростные атаки «белых» ровно столько, сколько по¬
требовалось его потрепанным вандейцами войскам, чтобы выйти
из-под удара.
Зато примерно в те же дни произошел перелом в осаде рес¬
публиканцами мятежного Лиона. Раздраженный затянувши¬
мися там военными действиями, Конвент отправил в Альпий¬
скую армию Кутона. Этот изломанный болезнью калека обладал
стальным характером. По пути он заехал в родной Клермон-Фер¬
ран, провел там мобилизацию национальной гвардии и прибыл
к Лиону во главе многотысячной колонны своих земляков. Те¬
перь у республиканцев имелось достаточно войск, чтобы замкнуть
кольцо окружения и полностью пресечь подвоз продовольствия
осажденным. В городе начался голод. Республиканская артилле¬
рия приступила к бомбардировке жилых кварталов, выпустив
по ним в общей сложности до 18 тысяч бомб. Власти Лиона ре¬
шили вступить с Келлерманом в переговоры о капитуляции, ю ок¬
тября 1793 года город пал. Однако три тысячи его защитников с ко¬
мандующим Преси во главе решили прорываться к швейцарской
границе, не надеясь на милосердие Конвента. Большинство из них
погибло в бою. Оставшиеся рассеялись по лесам, пробираясь к гра¬
нице в одиночку или малыми группами. Крестьяне-ополченцы
203
Французская революция
с вилами, косами и цепами охотились за ними, как за дикими
зверьми, убивая пойманных на месте. До Швейцарии добрались
лишь около восьмидесяти человек, включая самого Преси.
Октябрь 1793 года для Республики выдался весьма удачным
и на других фронтах. 15-16 октября Северная армия Журдана
дала принцу Кобургу сражение при Ваттиньи, ставшее решающим
для этой кампании. После того как в сентябре австрийцы взяли
крепость Ле-Кенуа и осадили Мобёж, Журдан двинулся на вы¬
ручку последнему. Задача считалась столь важной, что в Север¬
ную армию от Конвента приехал сам Карно. Узнав о приближе¬
нии французов, Кобург развернул свои основные силы на плато
Ваттиньи. Хотя австрийцы по численности уступали армии Жур¬
дана почти вдвое, их позиция была хорошо укреплена и насыщена
артиллерией. В первый день, 15 октября, сражение шло с пере¬
менным успехом. На следующий день рано утром французская
пехота и легкая артиллерия подошли под прикрытием утреннего
тумана на максимально близкое расстояние к австрийским по¬
зициям и с первыми лучами солнца начали атаку. Обе стороны
храбро сражались, но к вечеру стало понятно, что «Бог по-преж¬
нему на стороне больших батальонов», и австрийцы потеряли
большинство своих позиций. Кобургу пришлось отступить, сняв
осаду с Мобёжа. Таким образом, кампания на северо-востоке, на¬
чавшаяся с больших неудач, завершилась после сражения при Ват¬
тиньи к выгоде французов.
Два дня спустя, 17 октября 1793 года, республиканские войска
под командованием Клебера в самой крупной битве Вандейской
войны нанесли при Шоле тяжелое поражение Католической и ко¬
ролевской армии. Первый натиск «белых» заставил ряды респуб¬
ликанцев дрогнуть, и кое-где они начали даже отходить. Однако
введенный в действие резерв переломил ситуацию. Позднее Кле¬
бер напишет об этом: «Мятежники сражались, как тигры, а наши
солдаты — как львы». Повстанцы понесли большие потери. Ге¬
нералиссимус д’Эльбе получил тяжелое ранение, а генерал Бон-
шан — смертельное.
19 октября 8о тысяч вандейцев и членов их семей перепра¬
вились в городке Сен-Флоран на правый берег Луары в надежде
204
глава 6. Диктатура монтаньяров
дойти до одного из нормандских портов, захватить его и либо по¬
лучить там помощь от англичан, либо эвакуироваться на их кораб¬
лях из Франции. Перед уходом повстанцам предстояло решить
судьбу пяти тысяч пленных республиканцев. Часть инсургентов
хотела расправиться с ними в отместку за жестокости республи¬
канских войск в отношении мирного населения, однако Боншан,
умирая, настоял на их помиловании. Сам он скончался при пе¬
реправе через Луару. Д’Эльбе нуждался в длительном лечении,
и в походе за Луару Католическую и королевскую армию возгла¬
вил Ларошжаклен.
14 ноября вандейцы попытались взять штурмом нормандский
порт Гранвиль, но после 18 часов сражения вынуждены были от¬
ступить. Вдали от своих домов крестьяне бились уже не с таким
отчаянным упорством, как на родной земле. После неудачи они
выразили недоверие командирам-дворянам и потребовали воз¬
вращения к своим очагам.
Обратный путь для «белых» оказался весьма тернист. Им при¬
ходилось пробиваться к Луаре с тяжелыми боями. По пути они
заняли большой город Ле-Ман, который и декабря окружили
и взяли штурмом войска 24-летнего генерала Франсуа-Северена
Марсо, находившегося на фронтах этой войны с самого ее начала.
Разгром инсургентов вылился в их истребление: погибли от го
до 15 тысяч повстанцев и членов их семей, еще около го тысяч
были захвачены в плен.
Свой последний бой на правом берегу Луары Католическая
и королевская армия дала 22 декабря при Савене войскам гене¬
рала Клебера. Несмотря на то сопротивление, которое «белые»
оказывали с упорством обреченных, они были окончательно раз¬
громлены. Участвовавший в сражении генерал Вестерман, уже по¬
лучивший к тому времени прозвище «вандейский мясник», так
описал происшедшее в своем донесении Конвенту:
Вандеи больше нет... Она умерла от удара нашей сабли свободы
вместе со своими женщинами и детьми. Я похоронил ее в бо¬
лотах Савене. Следуя вашему приказу, я давил их детей копы¬
тами лошадей; я резал их женщин, по меньшей мере для того,
205
Французская революция
чтобы они больше не могли родить бандитов. Меня нельзя
упрекнуть в том, что я взял хоть одного пленного. Я истребил
их всех. Дороги усыпаны трупами. Их так много, что в некото¬
рых местах они высятся пирамидами...
На юге Франции войска Республики под занавес года тоже
добились большого успеха: 19 декабря пал Тулон. При его захвате
особо отличился командующий артиллерией осадной армии капи¬
тан Наполеон Бонапарт, немедленно произведенный за свои за¬
слуги в бригадные генералы. Значительная часть жителей города,
опасаясь мщения со стороны республиканских властей, эвакуиро¬
валась на английских кораблях.
Таким образом, к концу 1793 года все крупнейшие мятежи
на территории Республики были подавлены, а внешний неприя¬
тель оттеснен за ее рубежи практически повсюду.
Начало Террора
Французская революция не только привнесла понятие «террор»
в политический лексикон, но и дала образцово-показательный
пример того, как пришедшее к власти меньшинство может управ¬
лять подавляющим большинством нации при помощи страха.
Именно поэтому период с сентября 1793 по июль 1794 года в ме¬
ждународной историографии определяется как «Террор» с за¬
главной буквы. Систематические репрессии проводились тогда
не только для уничтожения реальных противников, но и для по¬
давления воли к сопротивлению всех недовольных.
Пообещав 5 сентября 1793 года «поставить террор в порядок
дня», монтаньяры не стали долго тянуть с выполнением своего
намерения. 3 октября Бийо-Варенн предложил в Конвенте от¬
дать королеву под суд Революционного трибунала. Два дня спу¬
стя соответствующий декрет был принят. Созданная Коммуной
комиссия не нашла доказательств какой-либо реальной вины Ма¬
рии-Антуанетты, поэтому было решено к обвинениям в излиш¬
них тратах, контактах с враждебными Франции государствами
ю6
глава 6. Диктатура монтаньяров
и пагубном влиянии на мужа добавить обвинение в кровосме¬
сительной связи с собственным сыном. Малолетний Людовик
XVII под давлением тюремщиков дал необходимые показания.
Адвокаты королевы, назначенные судом, получили дело менее
чем за сутки до начала процесса. Слушания начались утром 14 ок¬
тября и продлились два дня. Председательствовал на суде зем¬
ляк и друг Робеспьера, тоже бывший адвокат из Арраса, Марти-
аль Эрман. Показания дали сорок свидетелей, и ни один из них
не сказал ничего такого, что подтверждало хотя бы одно из об¬
винений. Королева, абсолютно седая в свои 37 лет, держалась
с большим достоинством. Когда вызванный в качестве свиде¬
теля Эбер, ссылаясь на опубликованный несколькими годами
ранее пасквиль о ней, поднял тему инцеста, она с возмущением
остановила его возгласом, обращенным к зрительницам: «Я взы¬
ваю ко всем матерям!» Судья, заметив в аудитории сочувствен¬
ный отклик на ее слова, прервал заседание. Когда после допроса
всех свидетелей он спросил, что подсудимая может сказать в свое
оправдание, королева ответила: «Еще вчера я не была знакома
с этими людьми. Я не знала, что они скажут. Но никто из них
не сообщил обо мне никаких конкретных фактов. В заключение
замечу, что я была всего лишь женою Людовика XVI, и мне по¬
лагалось подчиняться его воле». 16 октября рано утром обвини¬
тель произнес свою речь, адвокаты выступили со своими, после
чего присяжные единогласно утвердили вердикт «виновна» —
и в четыре утра процесс завершился. В 12:15 того же дня Мария-
Антуанетта была казнена на площади Республики.
Следом настала очередь жирондистов. Суд над наиболее вид¬
ными из них — на скамье подсудимых оказался сразу 21 человек —
прошел 24-30 октября 1793 года в закрытом режиме: монтаньяры
боялись, что речи блистательных ораторов и к тому же опытных
юристов могут произвести слишком сильное впечатление на пари¬
жан. Их опасения и в самом деле быстро начали оправдываться.
Бриссо, Верньо и другие подсудимые убедительно защищались,
демонстрируя несостоятельность выдвинутых против них обвине¬
ний. Чтобы отнять у них эту возможность, Робеспьер уже во время
процесса провел через Конвент декрет о том, что, если присяжные
207
Французская революция
после трех дней прений получат «достаточное представление
о деле», прения можно прекратить. Их и прекратили. Всех под¬
судимых Эрман и его коллеги приговорили к смерти. Один из осу¬
жденных закололся ножом при выходе из зала, остальным отру¬
били головы 31 октября.
Дальше Революционный трибунал работал без остановки.
1 ноября перед судом предстала революционная писательница
Олимпия де Гуж, боровшаяся за равенство полов, — в наши дни
ее почитают как одну из основоположниц феминизма. Ей поста¬
вили в вину опубликованный весной 1793 года памфлет с предло¬
жением провести референдум, на котором народ Франции сам бы
определил, хочет он республику или конституционную монархию.
За это женщине и вынесли смертный приговор, приведенный в ис¬
полнение з ноября.
С Филиппом Эгалите управились и вовсе за один день. Эр-
ману не было смысла растягивать заседание, так как доказательств
измены подсудимого — а именно она вменялась в вину — все
равно не нашли. 6 ноября бывшего герцога Орлеанского и осу¬
дили, и казнили. Революция убила одного из тех, кто стоял у самых
ее истоков.
8 ноября перед трибуналом предстала Манон Ролан, в свет¬
ском салоне которой так любили собираться жирондисты. Теперь
ей пришлось ответить за своего скрывшегося от ареста мужа, быв¬
шего министра. Этот процесс занял меньше шести часов, а затем
прямо из зала суда мадам Ролан отвезли на гильотину. Узнав через
два дня из газеты о смерти горячо любимой жены, ее муж, прятав¬
шийся у друзей в Руане, вышел на парижскую дорогу и закололся.
Одним приговором революционное правосудие убило обоих су¬
пругов.
9 ноября начался суд над еще одним из «отцов» револю¬
ции, бывшим мэром Парижа, астрономом Байи. Уйдя в 1791 году
из политики, он мирно занимался научными штудиями в Мелене,
но летом 1793 года был арестован и доставлен в Париж. Там его
привлекли в качестве свидетеля к процессу Марии-Антуанетты,
но он не сказал ничего такого, что могло бы ей навредить. Воз¬
можно, именно потому его и решили обвинить в организации
208
глава 6. Диктатура монтаньяров
расстрела 17 июля 1791 года на Марсовом поле. Любопытно,
что по горячим следам той спонтанно происшедшей трагедии
никто даже из самых крайних революционеров не ставил случив¬
шееся в вину мэру. Процесс Байи занял целых два дня, хотя резуль¬
тат оказался тем же. 12 ноября 1793 года его привезли на «место
преступления» — Марсово поле, где уже воздвигли эшафот. За¬
метив, что осужденный, на котором была лишь рубашка, дрожит
под осенним ветром, кто-то из зрителей злорадно воскликнул:
«Байи, ты дрожишь!» Но ученый спокойно ответил: «От хо¬
лода, мой друг, только от холода». Это были его последние слова.
14 ноября 1793 года под ножом гильотины пала голова Ма-
нюэля, бывшего прокурора повстанческой Коммуны ю августа,
который во время суда над королем сложил свои полномочия де¬
путата и ушел из политики. Однако политика сама пришла к нему,
и за желание спасти жизнь монарха он заплатил своей собственной.
17 ноября казнили генерала Ушара, чья победа при Ондскоте
показалась Конвенту недостаточно убедительной. Помимо него,
в те дни лишились голов и еще несколько генералов, потерпевших
неудачи на фронте и заставивших тем самым усомниться в своей
верности Революции.
Z9 ноября пробил последний час еще одного «героя 89 года» —
Барнава. Его письма королю были найдены в Тюильри после ю
августа 1792 года. И хотя это была всего лишь вполне легальная
переписка с конституционным на тот момент монархом, в новой
ситуации ее сочли изменой. В тот же день казнили и бывшего
министра юстиции Дюпор-Дютертра. Его погубило само звание
королевского министра.
А для графини Дюбарри роковым оказался статус бывшей ко¬
ролевской фаворитки. В юности эта красавица скрасила последние
годы жизни Людовика XV. Теперь же она была арестована по пись¬
менному доносу своего чернокожего слуги Замора. Взяв Замора
к себе еще мальчиком, графиня воспитала его и выучила грамоте,
но, как оказалось, на свою же голову. 8 декабря 1793 года обезумев¬
шую от страха пожилую женщину под руки втащили на эшафот.
Наряду с этими знаменитыми людьми в октябре — декабре
1793 года по приговорам Революционного трибунала потеряли
209
Французская революция
свои головы и многие не столь известные граждане — общим чис¬
лом ну человек. Гильотина работала не переставая.
Несколько лет спустя, когда французы зададутся вопросом,
как стал возможен у них в стране феномен государственного тер¬
рора, оставшиеся к тому времени в живых инициаторы и соучаст¬
ники массовых репрессий станут объяснять, что это была выну¬
жденная мера, обусловленная потребностями военного времени.
Их версия событий ляжет в основу «теории обстоятельств», ко¬
торую вплоть до наших дней используют историки апологетиче¬
ского по отношению к Революции направления для оправдания
террора. Однако еще в XIX веке французский историк Эдгар Кине
не оставил от «теории обстоятельств» камня на камне, указав
на то, что ни одна из военных побед Республики не стала пря¬
мым следствием революционных репрессий. Напротив, очеред¬
ная вспышка террора всякий раз имела место лишь после того,
как победа уже была достигнута. Наглядным примером тому слу¬
жит судьба Лиона и Вандеи.
После того как республиканские войска вошли в Лион, Кон¬
вент л октября 1793 года принял после доклада Барера декрет
о наказании мятежного города. Последний подлежал переимено¬
ванию в «Освобожденную коммуну». Все богатые дома предпи¬
сывалось снести, а на их руинах воздвигнуть колонну с надписью
«Лион восстал против Республики, Лиона больше нет». Карать
виновных «по законам военного времени» должны были специ¬
ально созданные трибуналы. Однако Кутон, представлявший Кон¬
вент в Лионе, старался избежать широких репрессий и массового
разрушения домов. По этой причине его отозвали в Париж, при¬
слав на замену Колло д’Эрбуа и Жозефа Фуше, бывшего препо¬
давателя коллежа, ставшего революционным активистом, а затем
и депутатом Конвента. С их прибытием террор в Лионе быстро
набрал обороты. За полтора месяца по приговорам «Военной ко¬
миссии», судившей захваченных с оружием в руках мятежников,
было расстреляно юб человек, по приговорам «Комиссии народ¬
ного правосудия», занимавшейся всеми остальными, было гиль¬
отинировано 79 человек. Впрочем, даже такие темпы не устраи¬
вали Колло и Фуше, и вместо этих двух комиссий они учредили
210
глава 6. Диктатура монтаньяров
Массовые расстрелы в Нанте. С рисунка неизвестного художника (1793)
одну — Чрезвычайную. Ее возглавил генерал Пьер-Матье Парен.
Бывший парижский писец и участник штурма Бастилии, он сде¬
лал во время Революции успешную карьеру на посту председателя
военно-полевого суда (военной революционной комиссии) в Ван¬
дее. Под его руководством Чрезвычайная комиссия в Лионе не¬
медленно развернула такую активную деятельность, что прежних
способов умерщвления приговоренных оказалось недостаточно.
Теперь их стали расстреливать из пушек картечью. Только 4 и 5
декабря таким образом жизни лишились до полутысячи человек.
Всего же по приговорам Чрезвычайной комиссии были казнены
1684 человека.
В «военной Вандее» и граничивших с ней областях волна
террора пошла на подъем после разгрома основных сил Католи¬
ческой и королевской армии. По всей территории, где ранее ве¬
лись военные действия, республиканцы создавали военно-полевые
суды (военные комиссии), десятками и сотнями приговаривавшие
к смерти пленных вандейцев, значительную часть из которых со¬
ставляли женщины.
Особенно широкий масштаб репрессии приобрели в Нанте,
где всеми делами заправлял присланный Конвентом «прокон¬
сул» Жан-Батист Каррье, бывший мелкий судейский чинов¬
ник из Верхней Оверни. После того как он прибыл туда в начале
211
Французская революция
октября, гильотина в Нанте заработала без передышки, отправив
на тот свет 144 человека, заподозренных в поддержке «белых».
После битвы при Савене в город были доставлены около девяти
тысяч пленных вандейцев и членов их семей. Они содержались
на бывших товарных складах и на грузовых судах в условиях край¬
ней антисанитарии, которую местный врач Тома так позднее опи¬
сал следствию:
Получив распоряжение военной комиссии засвидетельствовать
беременность большого количества женщин, содержавшихся
в помещении складов, я обнаружил там множество трупов;
я видел там детей, бьющихся или утопленных в полных экскре¬
ментами лоханях. Я проходил по огромным помещениям; мое
появление заставляло женщин трепетать: они не видели дру¬
гих мужчин, кроме палачей. <...> Я засвидетельствовал бере¬
менность тридцати из них; многие из них были беременны уже
семь или восемь месяцев; через несколько дней я вернулся, чтобы
вновь их осмотреть. <...> Я свидетельствую, и душа моя разрыва¬
ется от горя: эти несчастные женщины были сброшены в реку!
Эти картины мучительны, они поражают человечество; однако
я должен дать суду самый точный отчет о том, что знаю.
Неудивительно, что в таких условиях среди заключенных нача¬
лась эпидемия тифа, унесшая жизни примерно трех тысяч из них.
Остальных по приказу Каррье уничтожили путем массовых утоп¬
лений в Луаре и расстрелов. Всего жертвами террора в Нанте стали
приблизительно — точной статистики не велось — до п тысяч
человек, включая, помимо вандейцев, также пленных шуанов, не¬
присягнувших священников и самих горожан.
Для наказания населения собственно «военной Вандеи»
новый командующий республиканскими войсками в регионе ге¬
нерал Луи-Мари Тюрро в январе 1794 года предложил Конвенту
план превращения ранее мятежной территории в выжженную
землю при помощи двадцати мобильных колонн. Генерал Клебер,
несогласный с планом Тюрро, был отправлен из этой армии на дру¬
гой театр военных действий. От имени Комитета общественного
212
глава 6. Диктатура монтаньяров
спасения Карно одобрил задуманное Тюрро, и тот привел свой
план в исполнение. С января по май 1794 г°Да «адские колонны»,
как назвали их современники, утюжили территорию Вандеи, уни¬
чтожая посевы, скот и целые деревни со всеми их жителями, вклю¬
чая стариков, женщин и детей. Нередко перед смертью людей же¬
стоко пытали. В ряде мест наряду с «подозрительными» заодно
убивали и местных «патриотов», как это, например, произошло
в многострадальном Брессюире. По приблизительным подсчетам
жертвами «адских колонн» стали до 50 тысяч мирных жителей.
Всего же в результате гражданской войны и террора этот регион
потерял от юо до 300 тысяч человек. Причем наибольшие потери
пришлись на период после поражения Католической и королев¬
ской армии.
Противоречия в революционном лагере
По мере ослабления внешней опасности имевшиеся внутри рево¬
люционного лагеря глубокие противоречия становились все более
заметными. Еще в сентябре-октябре 179} года Робеспьер и его сто¬
ронники в полном согласии с «ультралевыми» руководителями
Коммуны — Шометтом и Эбером — устранили с политической
сцены «бешеных». А уже в ноябре робеспьеристы и эбертисты за¬
няли диаметрально противоположные позиции по вопросу о том,
как относиться к католической церкви.
$ октября 1793 года Конвент ввел в действие новый, революци¬
онный календарь вместо прежнего, грегорианского. Этим жестом
лидеры Революции еще раз подчеркнули разрыв с монархическим
прошлым, поскольку за новую точку отсчета дней и лет была взята
дата провозглашения Французской республики. Кроме того, такой
шаг лишал церковь, которая в восприятии просвещенной элиты
неразрывно ассоциировалась со Старым порядком, той функции
хранителя времени, которой она обладала на протяжении столе¬
тий. Из нового календаря исчезли не только все церковные празд¬
ники, но и воскресенье, так как недели были заменены декадами.
Названия же новых месяцев привязали к природным явлениям,
213
Французская революция
причем их отсчет начинался с осени: вандемьер — месяц сбора ви¬
нограда, брюмер — месяц туманов, фример — месяц заморозков,
нивоз — месяц снега, плювиоз — месяц дождя, вантоз — месяц ве¬
тров, жерминаль — месяц прорастания семян, флореаль — месяц
цветения, прериаль — месяц лугов, мессидор — месяц жатвы, тер¬
мидор — месяц жары, фрюктидор — месяц плодов. Каждый месяц
насчитывал ровно тридцать дней. В конце года были предусмо¬
трены пять, а в високосные годы шесть дополнительных дней —
так называемые санкюлотиды.
Принятие нового календаря руководители Коммуны Па¬
рижа и близкие к ним «ультралевые» якобинцы использовали
для начала дехристианизации — широкой кампании, нацелен¬
ной на устранение влияния христианства на общественную жизнь
страны. Активное наступление на церковь и религию «прокон¬
сулы» из числа «ультралевых» развернули и на местах: Андре
Дюмон в департаменте Сомма, Жозеф Лекиньо в департаменте
Шаранта, Фуше в департаменте Ньевр.
Деятельность Фуше получила особенно широкую огласку. Он,
под влиянием прокурора Коммуны Шометта, посетившего сто¬
лицу департамента, город Невер, в сентябре 1793 года, запретил
любую внешнюю демонстрацию приверженности католическому
культу. Он приказал также всем священникам вступить в брак
или взять к себе на содержание ребенка, либо старика. Церемо¬
ния похорон была секуляризована, а на воротах кладбища по¬
мещена надпись: «Смерть — это вечный сон». Отправившись
вместе с Колло д’Эрбуа карать Лион, Фуше и там продолжил по¬
литику вытеснения церкви из общественной жизни. Частью тор¬
жественной церемонии ю ноября в память о «мученике за сво¬
боду» Шалье стало осквернение священных облачений, надетых
на осла, а также богослужебных книг, привязанных к хвосту этого
животного.
17 ноября 1793 года парижские «ультралевые» принудили кон¬
ституционного епископа столицы Жан-Батиста Гобеля отречься
от сана, что он публично и сделал, придя в Конвент в красном кол¬
паке и сложив там свои инсигнии. В тот же день Коммуна объявила
Нотр-Дам «храмом Разума» и устроила там праздник в честь
214
глава 6. Диктатура монтаньяров
этого нового «культа», фактически представлявшего собой апо¬
логию атеизма. В секциях революционные активисты также при¬
нялись закрывать католические храмы, принуждали священников
к отречению от сана и глумились над христианскими святынями.
13 ноября Коммуна по предложению Шометта объявила о закры¬
тии в столице всех католических храмов.
Однако большинство монтаньяров отнеслось к дехристиани¬
зации отрицательно, считая, что она напрасно будоражит рели¬
гиозный в своей массе народ, и ноября, выступая в Якобинском
клубе, Робеспьер призвал положить конец этой кампании. В своих
последующих речах он объявил посягательства на религию про¬
исками контрреволюционеров, асам атеизм — достоянием «ари¬
стократов». В борьбе против «ультралевых» Робеспьера активно
поддержали в Якобинском клубе и Конвенте Дантон, а в печати —
Демулен, только что основавший газету «Старый кордельер».
Вместе они добились осуждения дехристианизации якобинцами,
а уже 6 декабря и Конвент принял декрет, подтвердивший сво¬
боду культов.
Вместе с тем между Робеспьером и Дантоном, этими наибо¬
лее влиятельными лидерами монтаньяров, тоже возникли серь¬
езные разногласия. С начала декабря 1793 года Дантон, Демулен
(в «Старом кордельере»), Делакруа и еще ряд депутатов, полу¬
чивших прозвище «снисходительных», развернули агитацию про¬
тив продолжения террора в условиях победоносного наступления
республиканских армий по всем фронтам. Однако призывы дан-
тонистов к созданию «Комитета милосердия» и освобождению
из тюрем тех, на ком вины нет, встретили жесткий отпор со сто¬
роны робеспьеристов. 15 декабря Робеспьер в Конвенте обрушился
на «два чудовища», угрожавших, по его словам, революционному
правительству: «крайность» (имелась в виду дехристианизация)
и «умеренность». Не называя имен, он приравнял критику «снис¬
ходительными» террора к контрреволюции. Это было предупре¬
ждение. 7 января 1794 года Робеспьер добился от якобинцев осу¬
ждения вышедшего накануне номера «Старого кордельера». Это
уже был предупредительный выстрел. А когда «снисходительные»
не услышали и его, был произведен «выстрел на поражение»: и
2.15
Французская революция
января правительственные Комитеты арестовали друга Дантона,
депутата и драматурга Филипп-Франсуа-Назера Фабр д’Эглантина
за коррупцию, допущенную в ходе ликвидации Французской Ост-
Индской компании. На сей раз дантонисты сделали «правиль¬
ные» выводы, и кампания за прекращение террора, обращенная
изначально к правительственным Комитетам, сменила направление
и вылилась в критику «крайностей» политики «ультралевых».
«Царство Добродетели»
Прекращение террора ни в коей мере не входило в планы Робес¬
пьера. После того как основная угроза существованию Респуб¬
лики со стороны внешних и внутренних врагов была устранена, он
и его окружение, обладая почти неограниченной властью, взяли
курс на реализацию во Франции своих представлений об идеаль¬
ном обществе. Оставалось лишь конкретизировать таковые. 14 де¬
кабря 1793 года Сен-Жюст, находившийся в миссии при армии,
попросил Робеспьера привлечь внимание якобинцев «к фунда¬
ментальным принципам общественного блага», чтобы они поза¬
ботились о способах управления «свободным государством».
О том же думал и сам Робеспьер. В уже упомянутом выступлении
2$ декабря в Конвенте он заявил, что перед нацией стоит задача
«прийти к торжеству принципов, на которых должно покоиться
процветание общества».
5 февраля 1794 года Робеспьер представил Конвенту боль¬
шой доклад, изложив свое видение социального идеала. Резуль¬
татом Революции, считал он, должно стать «царство Доброде¬
тели» — общество нравственно совершенных людей, готовых
безоговорочно жертвовать своими личными интересами ради об¬
щественных. Набор добродетелей «истинного республиканца»
выводился чисто умозрительным путем на основе идеализирован¬
ных представлений об античных государствах Спарты и раннего
Рима. Согласно этой абстрактной модели, совершенный гражда¬
нин не имеет «лишних» потребностей, аскетичен, не обреме¬
нен избытком знаний, не знает жалости ни к себе, ни к врагам,
216
глава 6. Диктатура монтаньяров
презирает чувственные наслаждения и готов безоговорочно жерт¬
вовать личными интересами во имя общественных.
Но кто мог соответствовать подобным требованиям? Чьи инте¬
ресы отражал робеспьеристский проект совершенного обществен¬
ного устройства? Увы, взятый в целом, этот умозрительный идеал
не отвечал чаяниям ни одного значительного слоя французского
общества. В реальной жизни находилось немного желающих сле¬
довать абстрактным нормам «естественной» морали, а потому
едва ли не любое действие реального человека могло быть истол¬
ковано как их нарушение, что было чревато фатальными послед¬
ствиями, ибо проступок в сфере нравственности приравнивался
робеспьеристами к контрреволюционному деянию. «В системе
французской революции то, что является безнравственным и не¬
благоразумным, то, что является развращающим, — все это контр¬
революционно. Слабость, пороки, предрассудки — это путь коро¬
левской власти», — говорил Робеспьер.
Основным средством реализации своей этической утопии Ро¬
беспьер и его сторонники считали террор, при помощи которого
надо очистить общество от всех нежелающих следовать требова¬
ниям добродетели. По убеждению Робеспьера, те, кто не разделял
его стремления к «царству Добродетели», были «нравственно
испорченными», порочными людьми, а значит, «контрреволю¬
ционерами», подлежавшими уничтожению. «Если движущей
силой народного правления в период мира должны быть добро¬
детели, — заявлял он, — то движущей силой народного правления
в революционный период должны быть одновременно и добро¬
детель, и террор».
Подобный подход не оставлял места для компромиссов.
Любые политические расхождения в свете глобального противо¬
стояния добра и зла представали антагонистическими противо¬
речиями, а потому единственным способом их разрешения могло
стать только физическое устранение оппонента. Именно таким
образом и были «сняты» разногласия между робеспьеристами
и эбертистами, робеспьеристами и дантонистами.
Впрочем, первыми в атаку пошли сами «ультралевые» — эбер-
тисты. К концу зимы 1793-1794 годов они оказались в довольно
217
Французская революция
сложном положении. Всеобщий максимум, на принятии кото¬
рого они настаивали полугодом ранее, дал лишь кратковремен¬
ный эффект в снижении дороговизны, зато в долгосрочном плане
оказал крайне негативное влияние на французскую экономику.
Производителям было невыгодно продавать свою продукцию
по фиксированным ценам, получая взамен постоянно дешеве¬
ющие из-за инфляции ассигнаты. В Париже ужесточился дефи¬
цит продовольствия. Недовольство населения нарастало, угрожая
новым социальным взрывом. Политические «партии» пытались
использовать ситуацию, ища поддержки у плебса. «Снисходи¬
тельные» призывали к отмене максимума. Эбертисты настаивали
на жестких мерах в отношении торговцев, которые, мол, и ви¬
новаты в возникших трудностях. Робеспьеристы не принимали
ни ту ни другую сторону, балансируя между противоборствую¬
щими «партиями», но при этом постепенно ограничивая поле
деятельности для обеих. Так, в январе-феврале «ультралевых»
вытеснили из Якобинского клуба: теперь они могли собираться
лишь в Клубе кордельеров. Именно здесь, обсуждая текущую эко¬
номическую и политическую ситуацию, они и говорили о необ¬
ходимости нового народного восстания — вроде того, что про¬
изошло z июня 1793 года.
Наконец, на заседании 4 марта 1794 года, кордельеры перешли
от слов к действию, правда, сугубо символическому — закрыли
траурным покрывалом висевшую на стене Декларацию прав чело¬
века и гражданина, что на языке символов того времени означало:
народ еще не обрел свои права. Единственным же путем к обрете¬
нию прав считалось восстание. Для тех, кто этого не понял, ото¬
званный из Нанта и участвовавший в роковом заседании депутат
Каррье открытым текстом пояснил: необходимо «святое восста¬
ние». Присутствовавшим такие речи понравились. Они на все
лады принялись обсуждать поступившее предложение, а под зана¬
вес уже и сам Эбер повторил тот же призыв. Вдоволь наговорив¬
шись за вечер и решив, что в ближайшее время им непременно
нужно будет восстать, кордельеры разошлись по домам.
На следующий день наслушавшиеся с вечера зажигательных
речей представители секции Марата, где собственно и находился
218
глава 6. Диктатура монтаньяров
Клуб кордельеров, пришли в Коммуну узнать о восстании по¬
точнее. Там им дали строгое указание «не мутить воду» и воз¬
вращаться по домам. Сам прокурор Коммуны Шометт призвал
секции к спокойствию. На этом «восстание» эбертистов и закон¬
чилось, хотя без последствий их демарш, естественно, остаться
не мог.
6 марта Барер от имени Комитета общественного спасения об¬
винил в перебоях с продовольствием тех, кто натравливает народ
на торговцев. Если никаких имен не назвали, то лишь потому,
что Колло д’Эрбуа попросил дать ему шанс помирить «ультра¬
левых», которым он симпатизировал, с Комитетами. Тем же ве¬
чером на заседании Клуба якобинцев Каррье путанно пояснил,
что, говоря давеча у кордельеров о необходимости восстания, он
имел в виду такую ситуацию, когда без восстания просто не обой¬
тись, — но сейчас совсем не тот случай. И вообще сам он отнюдь
не против Комитета общественного спасения.
7 марта Колло с депутацией якобинцев посетил Клуб кордель¬
еров, где присутствовавшие сняли с Декларации прав траурное
покрывало, порвали его и преподнесли гостям в знак примире¬
ния. Однако часть «ультралевых» все же продолжила агитацию
в секциях против правительственных Комитетов. Теперь уже
и Колло с Бийо-Варенном согласились принять меры по отно¬
шению к эбертистам. и марта Комитет общественного спасения
одобрил пункты обвинения, и в ночь на 14 марта Эбер и его сто¬
ронники были арестованы. Каррье, однако, не тронули.
Суд над эбертистами прошел 11-14 марта. Обвинение произ¬
вело «амальгаму» — смешало в одном процессе людей, привле¬
ченных по разным делам. К Эберу и его товарищам добавили жив¬
ших в Париже и ранее арестованных революционных эмигрантов
из других стран, благодаря чему стало возможным инкриминиро¬
вать всем участие в «иностранном заговоре». На четвертый день
процесса присяжные заявили, что им уже все понятно и можно
заканчивать. Судья вынес подсудимым смертные приговоры,
и тем же вечером их отвезли к гильотине на площади Револю¬
ции. Парижане, привыкшие за месяцы Террора к зрелищу смерти,
ходили на казни, как в театр, и, словно игру актеров, оценивали
119
Французская революция
поведение приговоренных в последние минуты их жизни. Эбер
зрителей разочаровал: он плакал, кричал и упирался, из-за чего его
пришлось буквально тащить на эшафот. Для человека, столько раз
за годы Революции требовавшего чужие жизни, такое поведение
сочли недостойным — его освистали.
После устранения эбертистов их главные оппоненты — «снис¬
ходительные» — заметно активизировались. «Старый кор¬
дельер» призвал к скорейшему прекращению войны и террора,
но по приказу Комитетов этот номер газеты был изъят, а ее типо¬
граф арестован. Затем «снисходительные» добились от Конвента
решения об аресте одного из агентов Комитета общественного
спасения, но Робеспьер и Кутон убедили депутатов отменить уже
принятый декрет. Попытку Дантона в кулуарном порядке дого¬
вориться с Робеспьером тот решительно отклонил и поддержал
предложение Бийо-Варенна покончить со знаменитым и популяр¬
ным трибуном. В ночь на 31 марта по приказу правительственных
Комитетов Дантон, Демулен, Делакруа и Пьер Филиппо были аре¬
стованы. Утром близкие к Дантону депутаты попытались убедить
коллег в том, чтобы они заслушали его в Конвенте лично, но этому
помешало решительное вмешательство Робеспьера. А после вы¬
ступления Сен-Жюста с обвинительным докладом возражать уже
никто не посмел.
Процесс дантонистов состоялся 1-5 апреля 1794 года. Обви¬
нение опять прибегло к «амальгаме», и на скамье подсудимых
вместе с Дантоном, Демуленом, Делакруа и Филиппо оказались
проходившие по делу Ост-Индской компании Фабр д’Эглантин
и бывшие члены «кордельерского трио» Базир и Шабо, а также
автор Конституции 1793 года Эро де Сешель, «вандейский мяс¬
ник» Вестерман и еще несколько малоизвестных и сомнитель¬
ных личностей. Им всем инкриминировали «коррупцию» и «из¬
мену». Дантон не только уверенно защищался, но и сам нападал
на обвинителей. Его могучий голос, раздававшийся из открытых
окон трибунала, собрал у здания толпу любопытствующих. Руко¬
водивший процессом Эрман растерялся. И тогда Сен-Жюст убе¬
дил Конвент принять декрет, по которому подсудимые, «оказыва¬
ющие сопротивление или непочтение к правосудию», могут быть
220
глава 6. Диктатура монтаньяров
лишены слова. В соответствии с этим декретом, никому из обви¬
няемых не разрешили выступить. На четвертый день процесса
их приговорили к смерти и отправили на площадь Революции.
На сей раз публика могла быть довольна: Дантон блестяще
играл свою последнюю «роль». Если Демулен перед смертью
плакал и вспоминал молодую жену, то Дантон держался уверенно
и надменно. Проезжая по улице Сент-Оноре мимо дома Робес¬
пьера, он прогремел своим могучим голосом: «Робеспьер, ты —
следующий!» Последние же его слова были обращены к палачу:
«Обязательно покажи мою голову народу, она это заслужила!»
Завершающий же акт этой драмы имел место 13 апреля, когда
по горячим следам после процессов эбертистов и дантонистов
были осуждены и казнены люди, так или иначе с ними связан¬
ные: вдовы Эбера и Демулена, прокурор Коммуны Шометт, от¬
рекшийся от своего сана епископ Гобель и еще несколько человек,
добавленных к ним в порядке «амальгамы».
Этими людьми число казненных той весной на площади Ре¬
волюции отнюдь не ограничивалось. Террор был в самом раз¬
гаре, и гильотина работала непрерывно. В частности, zz апреля
1794 года был казнен вместе со своей дочерью, внучкой, ее мужем
и двумя секретарями друг просветителей, ученый-ботаник и быв¬
ший защитник на процессе короля Ламуаньон де Мальзерб. Под¬
нимаясь на эшафот, он споткнулся, после чего даже пошутил:
«Плохая примета! Римлянин на моем месте вернулся бы домой»
8 мая на том же эшафоте расстался с жизнью великий химик
Антуан Лоран Лавуазье. Рассказывали, что когда его ученик и де¬
путат Конвента Антуан Франсуа де Фуркруа попросил судью
спасти гениального ученого, то услышал в ответ: « Республике уче¬
ные не нужны». Даже если эти слова — легенда, они вполне точно
отражают представления робеспьеристов о вожделенном «цар¬
стве Добродетели», где пользы от ученых не было бы. «Какое
значение имеют для вас, законодатели, различные гипотезы, кото¬
рыми ученые объясняют явления природы? — спрашивал Робес¬
пьер депутатов Конвента. — Вы можете оставить все эти вопросы
их вечным спорам. <...> В глазах законодателя все то, что полезно
людям, и все то, что хорошо на практике, и есть истина».
ZZI
Французская революция
Новые победы
Военная кампания 1794 года началась достаточно поздно — в ап¬
реле. Французские войска быстро достигли преимущества на юго-
востоке, где вторглись в Пьемонт, и на юго-западе, успешно тесня
испанцев в Русильоне. На восточном же фронте, где против не¬
приятеля действовали три французские армии — Северная, Ар¬
деннская и Мозельская, военные действия шли с переменным
успехом.
Лучше других складывались дела у Северной армии, которой
командовал генерал Жан-Шарль Пишегрю. Выходец из кресть¬
янской семьи, он получил хорошее образование в военной школе
и некоторый боевой опыт в войне за независимость североаме¬
риканских колоний Англии. С начала революционной войны он
находился на фронте и сделал успешную карьеру, поднявшись
от командира батальона до командующего армией. У него в Север¬
ной армии были также отличные командиры дивизий — Жозеф
Суам, профессиональный военный, во время Революции до¬
шедший до генеральского звания, и Жан Моро, отличившийся,
как мы видели, еще во время бурных событий 1788 года в Ренне,
а с 1791 года находившийся на военной службе.
Хотя кампания началась для Северной армии не слишком
удачно: австрийцы 30 апреля заняли крепость Ландресси, — уже
18 мая Суам и Моро, в отсутствие главнокомандующего, нанесли
войскам коалиции чувствительное поражение при Туркуэне.
Воспользовавшись тем, что принц Кобург разделил свою армию
на шесть колонн, французские генералы, напротив, сконцентри¬
ровали свои войска и получили в нужном месте решающее чис¬
ленное преимущество. Однако союзники не позволили французам
развить свой успех, и стороны до середины лета вели в основном
бои местного значения.
Находившаяся на южном фланге Мозельская армия, которой
в начале кампании командовал молодой генерал Луи-Лазар Гош,
уже готова была перейти на территорию противника, когда ее глав¬
нокомандующего арестовали по надуманному обвинению и отпра¬
вили в Париж дожидаться приговора Революционного трибунала.
222
глава 6. Диктатура монтаньяров
В результате армия вместо наступления протопталась на месте
всю весну и начало лето, ограничиваясь локальными стычками
с противником.
Наиболее драматичные события происходили на централь¬
ном участке фронта, где располагалась Арденнская армия. Перед
ней стояла задача форсировать Самбру и взять важную австрий¬
скую крепость Шарлеруа. Армией командовал генерал Луи Шар-
бонье, тоже прошедший за время Революции путь от солдата
до генерала, но обладавший весьма скромными способностями
военачальника. Впрочем, командовать ему толком все равно
не приходилось. Принимая во внимание важность стоявшей
перед армией задачи, представителем от Конвента туда прибыл
сам Сен-Жюст. С юношеской самоуверенностью он счел себя
полководцем, фактически отодвинув в сторону Шарбонье. В ре¬
зультате военные действия в мае здесь велись по одной и той же
схеме: республиканские войска форсировали Самбру, пытаясь
осадить Шарлеруа, но уже готовый к этому неприятель неиз¬
менно отбрасывал их с потерями обратно, после чего Сен-Жюст
опять гнал армию форсировать реку.
После трех неудачных попыток Комитет общественного спа¬
сения перебросил сюда войска левого фланга Мозельской армии
и войска правого фланга Северной армии. Мощную группировку,
получившую чуть позже название Самбро-Маасской армии, воз¬
главил победитель при Ваттиньи генерал Журдан. Под его коман¬
дованием французы 12 июня опять форсировали Самбру. Одна
дивизия приступила к осаде Шарлеруа, остальные для прикрытия
расположились на близлежащих высотах дугой, имевшей длину
до 30 километров. i6 июня армия союзников под командованием
принца Оранского четырьмя колоннами атаковала французскую
линию обороны, прорываясь на помощь крепости. Правый фланг
и центр французов были выбиты с их позиций и в беспорядке
отступили обратно за Самбру. Левый фланг под командой Кле¬
бера успешно держался, но затем следом за остальными тоже вер¬
нулся на западный берег. Принц Оранский, одержав уверенную
победу и полагая, что теперь-то французы больше не вернутся,
ушел от стен крепости.
223
Французская революция
Однако на левом берегу отступавшие французские войска
опять встретил Сен-Жюст и приказал им в очередной раз фор¬
сировать реку. Делать было нечего — Журдан 18 июня повторил
прежний маневр: перешел Самбру, осадил Шарлеруа и для при¬
крытия осады развернул армию на высотах возле деревни Флерюс.
1$ июня после интенсивной бомбардировки комендант крепости,
не зная, что к нему на помощь уже подходят основные силы союз¬
ников с самим принцем Кобургом, подписал капитуляцию.
16 июня Кобург прибыл с войсками на поле боя и, хотя они
в полтора раза уступали по численности французам, немед¬
ленно начал концентрическую атаку французской оборонитель¬
ной линии, тараня ее с разных сторон пятью колоннами по на¬
правлению к Шарлеруа. Первым же натиском все пять колонн
сбили французов с занимаемых позиций. Лишь с большим тру¬
дом Журдан сумел нейтрализовать первоначальный успех неприя¬
теля, введя в бой резервы. В частности, левый фланг французов
спасла отправленная туда дивизия Клебера. О том, чем заверши¬
лось бы сражение, продолжай австрийцы наседать, можно лишь
догадываться. Французы держались цепко, но силы их уже исся¬
кали, когда Кобург узнал о состоявшейся ранее капитуляции Шар¬
леруа. Он прекратил наступление и увел войска. Успех в сражении
при Флерюсе, несмотря на его относительность (обе стороны по¬
теряли убитыми и ранеными примерно поровну), будет иметь да¬
леко идущие военно-стратегические и политические последствия.
Преследуя отступающего противника, Северная и Самбро-Маас-
ская армии без боя займут Брюссель, а затем полностью вытеснят
неприятеля из Бельгии и вернут потерянные в 1793 году крепости.
Эта победа даст возможность французам обернуть весь ход кам¬
пании 1794 года в свою пользу.
Крах «царства Добродетели»
Прочное положение на фронтах и устранение политических
конкурентов позволили робеспьеристам активизировать усилия
по созданию совершенного, на их взгляд, общества. Могущество
224
глава 6. Диктатура монтаньяров
триумвирата достигло апогея. После разгрома «ультралевых» ро-
беспьеристы взяли под полный контроль Коммуну Парижа и под¬
чиненную ей национальную гвардию. Созданную весной 1794 года
«общую полицию» поочередно возглавляли члены триумвирата.
Во главе Революционного трибунала и среди присяжных тоже
находились их люди. Казалось, «царство Добродетели» можно
теперь строить беспрепятственно.
Важным шагом на пути к нему должно было стать введение
новой религии — культа Верховного существа. По сути, он пред¬
ставлял собой сакрализацию республиканских добродетелей: обо¬
жествлялись обязанности гражданина перед государством. 7 мая
1794 года Конвент после доклада Робеспьера принял декрет, где
сформулировал принципы новой религии и установил соответ¬
ствующие праздники. Первый из них состоялся на следующий же
день. Главным действующим лицом на нем, своего рода «перво¬
священником», выступил сам Робеспьер, поскольку в тот момент
именно он являлся председателем Конвента. Однако, несмотря
на пышно обставленное празднество, насаждаемая сверху квази¬
религия не нашла отклика в народе.
Другой мерой по реализации робеспьеристского идеала стало
ужесточение террора, ю июня 1794 года (22 прериаля II года Рес¬
публики) Кутон выступил в Конвенте с предложением принять
новый декрет о Революционном трибунале, отменявший защиту
подсудимых и прочие «излишние» формальности. Эта беспреце¬
дентная мера преподносилась как средство очистить Республику
от людей, не способных жить по законам добродетели: «Задержка
в наказании врагов отечества не должна превышать времени, не¬
обходимого для установления их личности. Речь идет не столько
о том, чтобы наказать их, сколько о том, чтобы уничтожить». Дефи¬
ниции «враги отечества» и «враги народа» обозначали не только
политических противников, но имели гораздо более широкое,
этическое толкование. Этот декрет, принятый при энергичной
поддержке Робеспьера, а фактически продавленный им и Куто-
ном, несмотря на сопротивление ряда депутатов, легализовал уже
практиковавшееся привлечение к ответственности за «моральные
преступления». «Врагами народа», подлежавшими смертной
2.2.5
Французская революция
Жан-Ламбер Тальен. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
казни, объявлялись, в частности, те, кто «пытается ввести народ
в заблуждение и воспрепятствовать его просвещению, испортить
нравы и развратить общественное сознание, повредить энергии
и чистоте революционных и республиканских принципов».
Декрет от 22 прериаля открыл период «Великого террора»,
когда в Париже ежедневно гильотинировали от 30 до 6о человек.
Всего же с п июня по 27 июля 1794 года в столице было казнено
1376 человек.
Однако подобная концентрация поистине диктаторской вла¬
сти в руках Робеспьера и его сподвижников вызвала недовольство
у слишком многих. В заговор против триумвирата вошли другие
члены правительственных Комитетов, многие монтаньяры (Фуше,
Тальен, Мерлен из Тионвиля и другие), а также депутаты Равнины.
Робеспьеристы, зная о зреющей оппозиции, готовились нанести
226
глава 6. Диктатура монтаньяров
упреждающий удар. Однако их противники сделали это раньше.
17 июля (9 термидора II года), когда Сен-Жюст собрался высту¬
пить в Конвенте с обвинениями против Бийо-Варенна и Колло
д’Эрбуа, выскочивший на трибуну Тальен не дал ему говорить,
а другие депутаты обвинили робеспьеристов в тирании и приняли
декрет об их аресте. Еще недавно всесильных триумвиров развезли
по тюрьмам. Однако главнокомандующий парижской националь¬
ной гвардией Анрио освободил их и доставил в Ратушу. Здесь ро-
беспьеристы попытались создать центр сопротивления Конвенту,
но секции их не поддержали. Напротив, противники триумвиров
собрали у Конвента национальную гвардию, которая двинулась
на Ратушу и захватила ее. На другой день Робеспьер, Сен-Жюст,
Кутон и их сторонники (всего и человека) были казнены по за¬
кону от zz прериаля, который ранее сами же и провели. Мираж
«царства Добродетели» рассеялся с гибелью его авторов.
ГЛАВА 7
Термидор
Термидор и термидорианцы
Переворот 9 термидора, который впоследствии будет восприни¬
маться многими историками как контрреволюция, важнейший
поворотный момент Французской революции или даже ее финал,
летом 1794 года виделся совершенно иначе. Начать хотя бы с того,
что это событие было принято называть «революцией». «31 мая
революцию совершил народ, 9 термидора свою революцию со¬
вершил Национальный Конвент; Свобода в равной мере апло¬
дирует обеим», — говорилось в обращении Конвента к гражда¬
нам страны.
Депутаты заявляли, что эта благотворная революция спасла
Францию от тирании и деспотизма Робеспьера и его соратников.
По их словам, Робеспьер фактически превратил себя в нового ко¬
роля, сконцентрировав в своих руках всю власть и получив огром¬
ное влияние на народные общества. По Парижу даже намеренно
распускались слухи о том, что Робеспьер сговорился с роялистами:
он, дескать, готовился выпустить из тюрьмы сына Людовика XVI,
жениться на его сестре и взойти на трон. Республиканцам же он
и его соратники якобы готовили новую Варфоломеевскую ночь.
Неожиданно выяснилось, что у Робеспьера, который всего
несколько дней назад казался всемогущим, совсем нет сторонни¬
ков — кроме разве что казненных вместе с ним в следующие дни
228
глава 7. Термидор
Антуан Клер Тибодо. Гравюра неизвестного художника. Напечатана Boussod, Valadon & Cie
после переворота. Те, кто еще вчера его поддерживал, спешили
от него отречься. Марк-Антуан Жюльен, выполнявший секретные
поручения Робеспьера и считавший себя его близким другом, по¬
спешил заявить, что давно уже вынашивал планы заколоть его кин¬
жалом. Когда знаменитому художнику, депутату Конвента и члену
Комитета общей безопасности монтаньяру Жаку-Луи Давиду кол¬
леги напомнили, что тот обещал Робеспьеру в случае необходи¬
мости выпить вместе с ним, как Сократ, чашу цикуты, тот мелан¬
холично заметил: «Я не единственный, кто заблуждался на его
счет; многие граждане, как и я, полагали его добродетельным».
Так поступали далеко не все, но многие. Те, кто еще не¬
давно стремился показать себя большим якобинцем и монтань¬
яром, чем сам Робеспьер, изменили свое поведение буквально
за несколько дней. Депутат Антуан Клер Тибодо до перево¬
рота приходил на заседания в куртке-карманьоле — одежде
229
Французская революция
санкюлотов — и сидел на скамьях Горы; после смены власти он
стал носить за поясом пистолеты и выступать за смертные приго¬
воры бывшим монтаньярам. Едва ли кого-то удивит, что Тибодо,
проживший 89 лет, нашел себе место и при Термидоре (председа¬
тель Конвента, член Комитета общественного спасения и Коми¬
тета общей безопасности), и при Директории (депутат Законода¬
тельного корпуса), и при Наполеоне I (префект и граф Империи),
и при Наполеоне III (сенатор).
Процесс мгновенной смены политических взглядов отнюдь
не ограничивался стенами Конвента. Подобно тому как раньше
на заседаниях зачитывались шедшие со всей страны послания, под¬
держивавшие политику монтаньяров, теперь обращения местных
властей и народных обществ — всего их было получено более семи
сотен — прославляли новую революцию. «Благодаря вам, граждане
представители [народа], поклявшиеся принести смерть тиранам, —
говорилось в одном из них, — благодаря непрестанной бдительно¬
сти отцов отечества, меч закона воздал должное Кромвелю и этим
волкам в овечьей шкуре». Робеспьера называли «тигром, жажду¬
щим крови», мошенником, пигмеем, негодяем и чудовищем; депу¬
татов же именовали спасителями родины. Казалось, 9 термидора
было устранено единственное препятствие на пути к грядущему
царству свободы и теперь в стране наступит мир, а ожесточенная
политическая борьба, не стихавшая с 1789 года, сменится полным
единодушием. Однако все это было лишь иллюзией.
На следующий же день после переворота в Париже начались
«чистки» и казни. Всего ю, п и 12 термидора гильотинировали
около ста человек, включая тех, кто собрался ночью 9 термидора
в Ратуше. Репрессии обрушились на всех, кого посчитали робес-
пьеристами (вскоре их начнут называть «охвостьем Робеспьера»),
включая членов Конвента, Коммуны Парижа и Якобинского
клуба. Впоследствии преследования распространились по всей
стране — их жертвами стали, как тогда говорили, «террористы»,
то есть сторонники Террора. На заседаниях Конвента — с первых
дней после переворота до последних дней его работы — то и дело
слышались обвинения в адрес тех или иных депутатов, которым
приходилось оправдываться, чтобы не быть арестованными.
230
глава 7. Термидор
Бертран Барер. Гравюра Г. Физингера с портрета работы Ж.-У. Герена
Вместо робеспьеристского «триумвирата» к руководству стра¬
ной пришли другие люди. Часть из них и при диктатуре мон¬
таньяров входила в Комитет общественного спасения и Коми¬
тет общей безопасности, но не играла там ведущих ролей, как,
например, Барер. Хотя его обычно упоминают среди организато¬
ров переворота 9 термидора, он поддержал заговорщиков лишь
после того, как стало понятно, что они берут верх; ходили даже
слухи, что он шел на заседание Конвента, заготовив две речи: одну
за Робеспьера, а другую против него. Так или иначе, именно Ба-
рера захотели выслушать депутаты, когда не дали говорить Ро¬
беспьеру, именно ему поручили выступить ю термидора с речью,
подводившей итоги переворота. Барер не стремился упразднять
какие бы то ни было институты власти, созданные во времена
диктатуры монтаньяров, полагая, что их нужно лишь очистить
231
Французская революция
от сторонников Робеспьера и реорганизовать с той «мудростью,
которая улучшает, не ослабляя и не разрушая». Иными словами,
он предполагал использовать их и далее, но уже в интересах тер¬
мидорианцев.
Другим активным участником заговора был Поль Баррас. Ро¬
дившись в семье, принадлежавшей к древнему дворянскому роду,
в 16 лет он поступил на военную службу, которая по большей части
проходила в колониях. Выйдя в отставку в звании лейтенанта,
Баррас приветствовал Революцию, занимал различные должно¬
сти в провинциальной администрации и в 1792 году был избран
в Конвент, где голосовал за казнь короля. Во времена диктатуры
монтаньяров большую часть времени он провел на юге, сражаясь
с контрреволюцией в Марселе и Тулоне; там же он познакомился
с молодым Наполеоном Бонапартом. Вернувшись в Париж в раз¬
гар Террора, Баррас осознал, что и сам попал в ряды подозритель¬
ных. Став одним из организаторов переворота, 9 термидора он
возглавил подчинявшиеся Конвенту вооруженные силы. Несмо¬
тря на неоднократные обвинения в коррупции и казнокрадстве,
при Термидоре Баррас становится членом Комитета общей без¬
опасности, избирается председателем Конвента и возвращается
на военную службу с присвоением звания бригадного генерала.
Эти два примера показывают, сколь разные люди входили
в число тех, кого стало принято называть термидорианцами. Одни,
как Барер, фактически выступали за сохранение диктатуры мон¬
таньяров, но без Робеспьера, другие, как Баррас, давно уже стре¬
мились конвертировать свою власть во что-то более осязаемое и,
главное, долговечное.
Тем не менее, несмотря на все старания историков поделить
термидорианцев на «правых» и «левых», депутаты не состав¬
ляли никаких политических группировок, не входили ни в какие
«партии»: в каждый конкретный момент времени каждый сам
решал, как ему голосовать и какой политической позиции при¬
держиваться. Причем эта позиция могла с течением времени ме¬
няться, и меняться довольно быстро.
Термидорианцев объединяли три вещи. Во-первых, общее
прошлое, которое включало в себя и эйфорию 1789 года, и страх
2-32.
глава 7. Термидор
1793-1794 годов. Депутаты отлично знали: какое бы заворажива¬
ющее действие ни разворачивалось на театральных подмостках,
за кулисами часто льется кровь. Они всегда помнили, что рассчи¬
тывать можно только на самих себя, а друзья способны мгновенно
превратиться во врагов. Многие из них побывали в провинции
и видели, что принесла людям Революция. Во-вторых, инстинк¬
тивное желание выжить, понимание, что в любой момент каж¬
дый из них может быть исключен из Конвента и отдан под суд
Революционного трибунала, что народная любовь недолговечна
и никакие заслуги не спасают от эшафота. Так, Сийес на вопрос
своего друга о том, что он делал при Терроре, ответил: «Я оста¬
вался жив». И наконец, в-третьих, осознание того, что Револю¬
цию, вознесшую их к вершинам власти в стране, так или иначе
нужно заканчивать, поскольку она не гарантирует им ни безопас¬
ности, ни продолжения политической карьеры.
Реорганизация власти
Все термидорианцы считались республиканцами, но придержи¬
вались разных взглядов на дальнейшее развитие Первой респуб¬
лики. Никаких политических планов и проектов у них не было
(да и когда бы они успели их выработать), однако очевидно, что из¬
начально у них не было и намерения что-либо менять в существу¬
ющей политической системе. Национальный Конвент и его ко¬
митеты по-прежнему обладали всей полнотой власти, всё так же
по всей стране действовали многочисленные народные общества,
Конституция 1793 года считалась отложенной до наступления все¬
общего мира — ее никто не оспаривал, но никто и не торопился
побыстрее ввести ее в действие. Члены Комитетов общественного
спасения и общей безопасности продолжали руководить страной,
только без Робеспьера и его соратников, — и их эта ситуация аб¬
солютно устраивала. Когда 24 термидора Барер поставил вопрос
о том, все ли члены Конвента хотят сохранить революционное
правление, то, если верить отчету о заседании, все депутаты в еди¬
ном порыве вскочили с мест, крича: «Да, да!» — и подбрасывая
2-33
Французская революция
в воздух свои шляпы. За этим последовали бурные продолжитель¬
ные аплодисменты.
Тем не менее сохранить структуру управления неизменной
не удалось. Без Робеспьера и его соратников, без поддержки мон¬
таньяров и Коммуны Парижа члены Комитетов не сумели удер¬
жать власть, поскольку их коллеги готовы были пойти на все,
чтобы никто более не смог навязывать свою волю Конвенту. Это
стало понятно, когда и термидора Барер предложил заменить трех
казненных членов Комитета общественного спасения и тем самым
спровоцировал дискуссию, которая, то затухая, то разгораясь, дли¬
лась до 7 фрюктидора (24 августа).
В итоге система революционного правительства была реорга¬
низована. Полномочия комитетов упорядочили. Хотя Комитет
общественного спасения и сохранил свое название (а его предла¬
гали переименовать), его прерогативы, как и Комитета общей без¬
опасности, были существенно сокращены. Отныне все комитеты
Конвента должны были обновляться каждый месяц на четверть
своего состава. При этом в первую очередь предстояло выбы¬
вать тем, кто занимал должность дольше всего, причем выбыв¬
шие члены Комитетов общественного спасения и общей безопас¬
ности не могли вернуться ни в один из них ранее чем через месяц.
Запрещалось также состоять в двух комитетах одновременно.
Важность этого решения трудно переоценить. Не прошло
и месяца после переворота, а на надеждах членов Комитета об¬
щественного спасения остаться у власти был поставлен крест. Пер¬
выми были исключены и, соответственно, лишились влияния те,
кто более всего ассоциировался с диктатурой монтаньяров: Барер,
Бийо-Варенн и Колло д’Эрбуа. В Комитете общей безопасности
к ноябрю и вовсе не осталось никого из тех, кто входил в него
при Робеспьере.
Предотвратить возврат в прошлое
28 фрюктидора II года (14 сентября 1794 года) депутат Эдм Пети,
хирург, некогда близкий к жирондистам и славившийся тем,
234
глава 7. Термидор
что высказывал свои мысли прямо и невзирая на лица, выступил
в Конвенте и поставил перед коллегами следующий вопрос:
Возможно ли, чтобы свободная и щедрая нация, чтобы два¬
дцатишестимиллионный народ, разбивший связывающие его
четырнадцать веков оковы, чтобы народ, чьи таланты и гений
поражали просвещенный им мир, чтобы народ, дерзко поста¬
вивший вопрос о счастье рода человеческого, провозгласив¬
ший Декларацию прав человека <...>, наконец, чтобы народ,
победивший десять наций, сплотившихся против его свободы,
возможно ли, чтобы такой народ при таких обстоятельствах
согнулся бы под ярмом нескольких незначительных разбой¬
ников, которые только и знали, что лгать и душить?
Действительно, желание разобраться в событиях недавнего
прошлого и как-то объяснить их становилось у депутатов все силь¬
нее. Пети, никогда не любивший монтаньяров и чудом избежав¬
ший репрессий за то, что выступил против переворота 31 мая —
1 июня, предлагал «не отделять Робеспьера от его достойных
последователей, без которых этот узколобый негодяй никогда
не стал бы столь ужасен», и напоминал, что немало этих последо¬
вателей состояло в народных обществах, аффилированных с Яко¬
бинским клубом.
Пети был далеко не единственным, кто поднимал подобные
вопросы, но его речь особенно характерна, поскольку в ней обо¬
значены главные пути, которыми шла политическая мысль эпохи
Термидора: чтобы не допустить появления нового Робеспьера,
нужно уничтожить те условия, которые породили «последнего
тирана».
Одним из таких условий термидорианцам виделось неправиль¬
ное понимание народного суверенитета, из-за которого неболь¬
шая часть народа — политические активисты секций или члены
Якобинского клуба — присваивали себе право говорить от имени
всей нации и даже прямо угрожали Национальному Конвенту,
где заседали истинные представители народа. Опасность такого
«народовластия» четко осознавали еще робеспьеристы, которых
235
Французская революция
привело к власти народное восстание. Они начали ограничивать
права Коммуны Парижа, поставив ее под контроль национальных
властей, уже при них Якобинский клуб стал терять свое значение.
Термидорианцы действовали в том же направлении. Прежде всего
ограничили полномочия революционных комитетов, выдавав¬
ших при диктатуре монтаньяров свидетельства о благонадежности
и имевших право производить аресты. Их состав был обновлен,
а это затрагивало десятки тысяч людей по всей стране и нередко
ставило на местах вопрос о личной ответственности за проведе¬
ние политики Террора.
Дошли руки и до столицы. В августе 1794 года Коммуна Парижа
перестала существовать, город перешел под прямое управление на¬
циональных властей. Выдачу пособий, установленных санкюлотам
за посещение заседаний секций, отменили, а сами секции были объ¬
единены по четыре. Таким образом, на весь город осталось только
л революционных комитетов — так фактически появились первые
парижские округа. Якобинский клуб после Термидора подвергся
«чистке», а в ноябре 1794 года его окончательно закрыли. К тому
времени или закрылись, или практически перестали функциониро¬
вать и аффилированные с ним провинциальные клубы.
Завершение политики Террора
Другим фактором, позволявшим Робеспьеру диктовать свою волю
Конвенту, депутаты считали Террор.
Террор был удобным инструментом для удержания власти
(тем более что монтаньяры составляли меньшинство Националь¬
ного Конвента, которое при других условиях едва ли смогло бы
столь успешно манипулировать большинством), но именно он
послужил одной из главных причин переворота 9 термидора. Это
создавало для депутатов непростую проблему. Отказаться от Тер¬
рора? Но как тогда бороться с контрреволюционерами, рояли¬
стами, всеми недовольными политикой Конвента? Сохранить Тер¬
рор? Но как избавиться от страха за собственную жизнь, за жизни
родных и близких?
236
глава 7. Термидор
Не в силах найти ответы на эти вопросы сразу, депутаты пред¬
почли не решать их радикально: продолжать политику Террора,
но пытаться избегать эксцессов и перегибов, а заодно и обеспечить
собственную безопасность. Казни не прекращаются, а Закон о по¬
дозрительных остается в силе. Но одновременно лозунгом терми¬
дорианцев становится: «Поставить правосудие в порядок дня».
В первую очередь это означало освобождение для тех, кого
в новых условиях считали невиновными. 18 термидора (5 авгу¬
ста) Конвент предписал Комитету общей безопасности выпустить
на свободу всех лиц, не подпадающих под действие Закона о по¬
дозрительных — при расплывчатости этого закона декрет фак¬
тически позволял Комитету решать судьбы заключенных по соб¬
ственному усмотрению. Всем заключенным или их родственникам
должны были сообщить причины ареста. В провинции освобожде¬
ния из тюрем отдавались на откуп комиссарам Конвента. «Здесь
нет речи ни об амнистии, ни о милосердии, — пояснил Барер не¬
сколько дней спустя, — речь идет о правосудии, равном для всех
правосудии». За пять дней, с 18 по 13 термидора, Комитет общей
безопасности освободил 478 человек из почти 7000 заключенных
парижских тюрем.
Проблема освобождения из тюрем оказалась очень острой,
и дело не только в том, что противников робеспьеристов или по¬
дозреваемых в недостаточной лояльности монтаньярскому Кон¬
венту нередко сменяли в заключении сторонники Робеспьера
и те, кто наиболее активно проводил в жизнь политику монтань¬
яров. Гораздо опаснее было то, что волна освобождений привела
к резкой поляризации общественного мнения: одни опасались
реванша выпущенных из тюрем «аристократов», другие меч¬
тали о мести тем, кто сажал людей при диктатуре монтаньяров.
Из департаментов в Конвент и Якобинский клуб пошел непре¬
рывный поток петиций. «Патриоты» жаловались на многочис¬
ленные притеснения, а сограждане в ответ именовали их казно¬
крадами и кровопийцами. Как только одни депутаты выступили
за решение публиковать списки освобожденных, другие тут же
провели декрет, требовавший предать гласности и имена отпра¬
вивших их за решетку. Конвенту пришлось отменить оба декрета:
237
Французская революция
депутаты испугались, что их реализация приведет к гражданской
войне.
Освобождение из тюрем, хотели того сами депутаты или нет,
с неизбежностью приводило к осуждению политики Террора
и к постановке вопроса о том, кто несет за него ответственность.
Отсюда оставался всего один шаг до обвинения тех, кто проводил
в жизнь политику монтаньяров. Эти люди, особенно на местах,
нередко воспринимались как виновные лишь потому, что были
во власти. Понемногу процесс начал выходить из-под контроля:
вскоре стало понятно, что полностью сохранить систему Террора,
поставив ее на службу новому составу Комитетов, уже не удастся.
14 термидора (i августа) без всякого обсуждения был отменен
закон от 11 прериаля. Вслед за тем один из депутатов потребовал,
чтобы Антуан Фукье-Тенвиль, общественный обвинитель Рево¬
люционного трибунала, «отправился в ад искупать пролитую им
кровь». Это также не вызвало никаких дискуссий, Фукье был аре¬
стован. На следующий день было принято решение об аресте депу¬
тата Жозефа Лебона, руководившего Террором в Аррасе; коллеги
назвали его «палачом, служившим Робеспьеру». Особенно важ¬
ным им казалось то, что он во всем подражал «триумвирам» —
все делал «как Робеспьер и для Робеспьера». Позднее, в октябре,
по итогам работы специальной комиссии и поименного голосо¬
вания будет отправлен под суд Жан-Батист Каррье, свирепство¬
вавший в Нанте.
Все трое не могли понять, в чем их обвиняют, ведь они вы¬
полняли — и весьма успешно — распоряжения того же самого
Национального Конвента и его комитетов. «Я был орудием ко¬
митетов, я подчинялся, я лишь механизм, который приводили
в действие», — скажет депутатам Фукье-Тенвиль. Суд над ним по¬
казал, что общественный обвинитель, наводивший ужас на своих
жертв, — лишь мелкий бюрократ, изо всех сил стремившийся вы¬
служиться перед теми, кто находился у власти. «Здесь виновно
все, вплоть до колокольчика председателя!» — воскликнет Кар¬
рье, осознав после трехдневных попыток оправдаться, что коллеги
твердо решили принести его в жертву. Все трое были приговорены
к смерти и казнены.
238
глава 7. Термидор
Жан-Батист Каррье. Гравюра Ш. Ф. Г. Леваше с рисунка работы Ж. Дюплесси-Бертоа
Впрочем, проводимые термидорианцами репрессии были не¬
сравнимы с временами «Великого террора»; за исключением
казненных сразу после переворота, на эшафот взошли лишь не¬
сколько депутатов и их единомышленников. Даже те, кто был аре¬
стован, — как Давид, изгнанный из Конвента в один день с Лебо¬
ном, — впоследствии оказались оправданы и вышли на свободу.
Причина была проста: несмотря на постоянные обвинения друг
друга и выяснения, кто больше выслуживался перед Робеспье¬
ром, депутаты Конвента отлично понимали, что, по сути, Каррье
прав: все они несут коллективную ответственность за Террор. Тем,
кто аплодировал робеспьеристам, зверствовал в провинции, го¬
лосовал за казнь короля, отправлял под суд своих коллег, совсем
2-39
Французская революция
не хотелось обсуждать вопрос о личной ответственности за ре¬
прессии. «Количество палачей было практически равно количе¬
ству граждан», — скажет один из депутатов.
Тем не менее отмена закона от zz прериаля подрывала основы
самого существования Революционного трибунала. Его хотели
распустить сразу после переворота, но тогда он был еще нужен,
чтобы судить соратников Робеспьера, п термидора его работу
решено было приостановить. И все же z? термидора (ю августа)
трибунал реорганизовали, его состав сократили, вновь предоста¬
вили обвиняемым право на защиту, полномочия самого трибу¬
нала существенно сузили: отныне его юрисдикции подлежала
лишь большая часть преступлений с контрреволюционными на¬
мерениями. Таким образом, трибунал во многом вернули к тому
положению, в каком он находился до принятия закона от zz пре¬
риаля. 8 нивоза (z8 декабря) Революционный трибунал подвергся
новой реорганизации: в частности, было принято решение каж¬
дые три месяца полностью обновлять его состав. До конца II года
Республики трибунал вынесет 16 смертных приговоров, однако
за тот же период 9Z человека будут им оправданы, iz прериаля
III года Республики (31 мая 1795 года) Революционный трибунал
будет окончательно упразднен — как слишком одиозное учре¬
ждение, а его полномочия будут переданы департаментским уго¬
ловным судам.
Амнистия ИЛИ ПРАВОСУДИЕ?
Прекращение политики Террора и осуждение его крайностей
создавали новые возможности для национального примирения.
Приговор «палачу Нанта» Каррье и арест командовавшего «ад¬
скими колоннами» генерала Тюрро (который, впрочем, будет
полностью оправдан, а впоследствии и удостоится упоминания
на Триумфальной арке в Париже) позволяли и заставляли пере¬
смотреть даже отношение к участникам вандейского мятежа, ко¬
торый, как казалось еще недавно, угрожал самому существованию
Республики. Декрет Конвента от iz фримера III года (z декабря
Z40
глава 7. Термидор
1794 года) обещал всеобщую амнистию тем вандейцам, кто в тече¬
ние месяца сложит оружие и перейдет на сторону республиканцев.
В развитие этого декрета впоследствии было принято решение не¬
медленно освободить всех уже осужденных вандейцев и шуанов.
Эта амнистия имела и конкретные политические последствия:
в феврале-мае 1795 года вандейские военачальники подписали
мир с Республикой.
Зимой 1794-1795 годов в Конвенте раздавались голоса
и в пользу более широкой амнистии, однако дело не двигалось
с места, пока, наконец, Франсуа-Луи Бурдон (из Уазы) — адвокат,
близкий к монтаньярам «цареубийца», а затем активный терми¬
дорианец — не нашел правильные слова:
Настало время выпустить на свободу множество граждан, по¬
страдавших при кровавом режиме... <...> На протяжении пят¬
надцати месяцев мы страдали от тирании, лучше организо¬
ванной и наиболее отвратительной, чем когда бы то ни было.
Нужно, чтобы те, кто еще дышит, те, кого оставил [в живых]
Робеспьер, те, кто смог ускользнуть от разъяренных пресле¬
дователей, предстали перед Комитетом по законодательству,
который дарует им правосудие — при условии, что осужден¬
ные не виновны ни в грабежах, ни в преступлениях, караемых
законом, ни в роялизме.
Его речь была встречена аплодисментами, и Конвент немед¬
ленно принял соответствующий декрет. Очевидно, однако, что это
была амнистия «для своих», намеренно суженная; она способ¬
ствовала восстановлению справедливости, но никак не нацио¬
нальному примирению.
Вместо амнистии участникам Революции решили дать шанс
на непредвзятое разбирательство, и фрюктидора III года (19 авгу¬
ста 1795 года) в Конвенте почти незамеченным прошел декрет, ко¬
торый состоял всего из трех статей и требовал, чтобы все, кто нахо¬
дится в заключении по распоряжению кого бы то ни было, кроме
полицейских чиновников, предстали перед этими чиновниками
для принятия решения об их виновности. Это была попытка
241
Французская революция
перенести все преследования в законную плоскость, отказавшись
от недоказанных обвинений: однако вскоре депутаты поняли,
что декрет позволяет избежать правосудия шуанам и другим вра¬
гам Республики, и сделали из него исключения для арестованных
по решениям Комитетов общественного спасения и общей без¬
опасности, а также комиссаров Конвента.
«Пробуждение народа»
При всей ограниченности этих декретов стало понятно, что воз¬
врата к Террору уже не будет. Постепенно уходил ужас перед не¬
предсказуемыми репрессиями, люди переставали бояться за свою
жизнь и жизни близких. В Конвенте то и дело разворачивались
дискуссии, немыслимые при диктатуре монтаньяров, звучали
слова: «Свобода печати или смерть!» Воцарившаяся свобода пе¬
чати действительно не знала границ, роялистская направленность
ряда изданий была едва завуалирована, несмотря на то что при¬
зывы к реставрации монархии по закону должны были сурово
наказываться.
Уставшее от страха общество наслаждалось свободой. Исчезла
необходимость соблюдать показную бедность и скрывать нажитое
за годы Революции богатство. Появилась «золотая молодежь» —
юноши из семей бывших дворян или верхушки третьего сосло¬
вия, некоторые из которых побывали в тюрьме при монтанья¬
рах или уклонялись от службы в армии. Играя ту же роль, какую
совсем недавно играли санкюлоты предместий, «золотая моло¬
дежь» устанавливала свои порядки на парижских улицах, в кафе
и театральных залах.
Своеобразным гимном эпохи вместо «Карманьолы»
или «Марсельезы» становится повсеместно звучавшая песня
с характерным названием «Пробуждение народа». В ней, в част¬
ности, были такие строфы:
Народ французский, равнодушно
Тебе ли видеть, чтя любовь,
242
глава 7. Термидор
Как, преступлению послушна,
Теперь повсюду льется кровь?
Тебе ли зреть без содроганья,
Как сонм убийц и палачей
Струит тлетворное дыханье
На всех живых в стране твоей!
Зачем же медлишь ты сегодня,
Самовластительный народ?
Низвергни в пекло преисподней
Всех тех, кто кровь людскую пьет.
Жрецам насилья — воздаянье!
Мы истребим их гнусный род.
Дели со мной негодованье,
Злодей пощады не найдет.
Всю ненависть и все презренье
Тому, кто нашей кровью пьян,
Кто носит в душах преступленье,
Кому один закон — тиран!
А вы, невинные, тенями
Сошедшие под вечный свод,
Спокойно спите — пред врагами
Отмщенье ужасом встает*.
Приметой времени стало отторжение диктатуры монтанья¬
ров и всего, что с ней было связано. В Париже устраивали «балы
жертв», на которые собирались родственники казненных: в трауре,
с коротко обрезанными сзади, как у приговоренных к гильоти¬
нированию, волосами, с красными лентами или нитями на шее.
Из Пантеона вынесли тело Марата, его бюсты повсюду разби¬
вали, а в столице дети бросили один из них в сточную канаву —
под аплодисменты местных жителей и с криками: «Марат, вот
твой Пантеон!»
Перевод Вс. Рождественского.
243
Французская революция
Свобода вероисповедания
Религиозная проблема стала еще одной частью непростого на¬
следства, доставшегося термидорианцам от монтаньяров. Вре¬
мена дехристианизации прошли, однако после закрытия множе¬
ства церквей, попыток ввести культ Верховного существа, борьбы
с «фанатизмом» (как нередко называли тогда религию) статус
священников и католической церкви в целом (не говоря уже о дру¬
гих церквях) оставался весьма неопределенным. Члены Конвента
успели себя зарекомендовать как люди, не одобряющие атеизм,
но поддерживающие антиклерикализм. И хотя еще 16 фримера
(6 декабря 1793 года) по предложению Робеспьера был принят
декрет, запрещавший препятствовать свободному отправлению
культа, в условиях диктатуры монтаньяров он не работал: священ¬
ники продолжали восприниматься как люди подозрительные, ка¬
толическая религия казалась плохо совместимой с Республикой.
Год спустя эту тему вновь поднял аббат Грегуар. Известный
в прошлом депутат Учредительного собрания, один из инициато¬
ров присоединения первого сословия к третьему на этапе Клятвы
в зале для игры в мяч, Грегуар принял Гражданское устройство ду¬
ховенства и до избрания в Национальный Конвент успел побывать
епископом. В Конвенте он активно участвовал в работе Комитета
по народному образованию и прославился при Термидоре сво¬
ими докладами о гибельности культурной политики монтаньяров.
I нивоза III года Республики (и декабря 1794 года) в длин¬
ной речи Грегуар призвал ради единства французского народа
начать принимать законы, которые обеспечили бы французам
мирное пользование свободой и закрепили бы равенство. Кон¬
вент аплодировал оратору ровно до тех пор, пока он не перешел
к религиозным вопросам, используя ту же аргументацию, к кото¬
рой прибегал некогда Локк: насилие не может воздействовать
на умы, государство не вправе управлять мыслями. Намеренно
сгущая краски, вспоминая Нерона и Карла IX, депутат призы¬
вал задуматься над тем, что свобода совести есть даже в деспо¬
тической Турции, но отсутствует в просвещенной Франции.
«Народ, у которого нет свободы совести, скоро и вовсе останется
144
глава 7. Термидор
Аббат Анри Грегуар. Гравюра Ле Конта с портрета работы П. Ж. С. Франсуа
без свободы!» — провозгласил он. Однако, как только Грегуар
предложил обсудить, действительно ли, как считают многие, ка¬
толицизм несовместим с Республикой, коллеги начали его пере¬
бивать. Предлагаемый им декрет о свободе совести так и не был
принят, депутаты наотрез отказались обсуждать религиозные во¬
просы. «Быть хорошим мужем, хорошим сыном, хорошим отцом,
хорошим гражданином — вот единственная религия республи¬
канца», — заявил один из них.
Свобода вероисповедания была провозглашена лишь 3 ван¬
тоза (2,1 февраля 1795 года). В этот день Комитеты общественного
спасения, общей безопасности и законодательства предложили
компромисс, который оказался приемлемым для большинства
депутатов. С одной стороны, свободу совести гарантировали
2-45
Французская революция
Конституция и предпосланная ей Декларация прав человека и гра¬
жданина. Хотя Конституция в действие не была введена, ее одоб¬
рил народ, и декрет лишь фиксировал существующее положение
дел. С другой стороны, церковь отделялась от государства: оно
больше не платило жалование священникам, как это предусматри¬
вало Гражданское устройство духовенства в компенсацию за лише¬
ние служителей церкви десятины. Государство не предоставляло
для богослужений никаких помещений; священникам запреща¬
лось отправлять культ вне специально отведенных для этого мест
и появляться в церковном облачении.
Таким образом, декрет фиксировал новое отношение к цер¬
кви: государство отказывалось от вмешательства в вопросы веры,
а религия становилась частным делом граждан.
Экономические проблемы
Хотя историки нередко объясняют нестабильность и непопу¬
лярность режима экономической ситуацией во Франции, отнюдь
не термидорианцы довели страну до катастрофы. Они унасле¬
довали от предшественников пришедшую в упадок торговлю
(особенно международную), инфляцию, разрушение многих хо¬
зяйственных связей, спекуляцию, голод. На момент переворота
9 термидора в обращении находилось семь с половиной милли¬
ардов ассигнатов, и они обменивались на золото по курсу, состав¬
лявшему 31% (то есть за ассигнат в юо франков давали 31 франк),
и на товары — примерно 39%. К концу года ситуация ухудшилась:
в обращении находилось уже восемь миллиардов ассигнатов, курс
которых составлял 24% при обмене на золото и 32% при обмене
на товары. Причем такая ситуация складывалась несмотря на вве¬
денное еще при монтаньярах государственное управление эконо¬
микой и сохранение всеобщего максимума.
В попытке справиться с накопившимися проблемами депутаты
решили вернуться к экономическому либерализму и отказаться
от регулирования экономики. Они надеялись, что благодаря
этому хозяйственные связи начнут восстанавливаться и снабжение
246
глава 7. Термидор
городов улучшится — уже на рыночной основе. В октябре-ноя¬
бре отменили монополию внешней торговли, а 4 нивоза III года
(14 декабря 1794 года) был упразднен и максимум.
В долгосрочной перспективе эти меры были абсолютно пра¬
вильными, разумными и даже неизбежными, однако в краткосроч¬
ной они привели к росту цен и к необходимости для государства
платить за товары (в том числе и при снабжении армий) не по фик¬
сированной, а по рыночной цене. В тяжелой экономической ситуа¬
ции это неотвратимо влекло за собой дополнительную эмиссию.
Курс ассигнатов рухнул до 3-5%. К тому же эти меры запоздали:
поскольку их приняли зимой, они не привели к резкому улучше¬
нию ситуации со снабжением городов продуктами питания. Хотя
пик продовольственного кризиса был пройден в феврале-марте
1794 года, то есть еще при монтаньярах, зима 1794-1795 годов
выдалась для горожан тяжелой. В Париже даже депутаты Кон¬
вента ходили в гости со своим хлебом. Весной очереди в булочные
стояли с раннего утра, а иногда для наведения порядка приходи¬
лось обращаться к военным. Вскоре курс ассигнатов опустился
ниже i%: бумажные деньги окончательно обесценились.
Жерминальское восстание
К весне 1795 года недовольство бедных парижан политикой тер¬
мидорианцев достигло пика. Еще недавно санкюлотам внушали,
что они — «соль земли», именно благодаря им была взята Басти¬
лия, именно они свергли монархию. Они привыкли открыто вы¬
сказывать недовольство, влиять на развитие Революции, диктовать
свою волю национальному представительству. Казни монтанья¬
ров, ликвидация Коммуны Парижа, закрытие Якобинского клуба
убеждали их в том, что былые времена сами по себе не вернутся.
Их раздражали пирующие нувориши, «золотая молодежь», показ¬
ное богатство. Французские армии одерживали победы, а Конститу¬
ция 1793 года так и не была введена в действие. К тому же возникла
угроза исключения из Конвента тех монтаньяров, которые более
всего ассоциировались с политикой Робеспьера, — бывших членов
2 47
Французская революция
Комитета общественного спасения Барера, Бийо-Варенна и Колло
д’Эрбуа, а также одного из самых влиятельных бывших членов Ко¬
митета общей безопасности — Марка-Гийома Вадье. Конвент со¬
здал специальную комиссию для рассмотрения предъявленных им
обвинений, которая iz вантоза III года (г марта 1795 года) признала
их виновными. В результате четыре депутата были отданы под суд.
Покупать хлеб и другие предметы первой необходимости было
все тяжелее. Парижане считали, что урожай 1794 года вполне
хорош, а вот недостаток хлеба в булочных и плохое его каче¬
ство — следствие недальновидной политики отменившего макси¬
мум Конвента, его неспособности наладить снабжение, действий
скупщиков и спекулянтов. Доходило до того, что во всем этом
видели преднамеренные действия контрреволюционеров, выну¬
ждающие народ поддержать противников Республики. В начале
марта санкюлоты пытались донести свои требования до депута¬
тов; на улицах говорили, что им надо бы напомнить слова из Еван¬
гелия: «Если вы настоящие представители народа, скажите, чтобы
камни сии сделались хлебами».
iz жерминаля III года (i апреля 1795 года) санкюлоты пе¬
решли в наступление. Выступая перед Конвентом, делегация
одной из парижских секций обрисовала картину того, что Кон¬
вент еще не сделал:
Не клялись ли вы [Франции] сделать ее свободной, мирной
и счастливой? Выполнили ли вы свои обещания? Вдохнули ли
вы душу и жизнь в республиканскую конституцию? <...> За¬
вершено ли наше гражданское и уголовное законодательство?
Пользуемся ли мы этим кодексом, который ваше усердие наме¬
тило, но ваша мудрость еще не довела до совершенства?
Получалось, что не сделано или не завершено практически
ничего. Атака была поддержана монтаньярами, заявившими,
что правительство финансирует «золотую молодежь», а «пра¬
вительственные комитеты, организовав голод, совершают контр¬
революцию». «Я заявляю всей Франции, что вы тираны!» —
бросил в лицо депутатам один из них.
Z48
глава 7. Термидор
За снабжение Парижа в Комитете общественного спасения
отвечал в то время Франсуа-Антуан Буасси д Англа. Адвокат, про¬
тестант, член Института*, депутат от третьего сословия в Гене¬
ральных штатах, Буасси сначала был роялистом, потом восхвалял
Конституцию 1791 года, а два года спустя льстил Робеспьеру. Ра¬
бота его была столь неэффективна, что народ наградил его про¬
звищем «Буасси-голод» и подозревал в симпатиях к монархии.
Впоследствии он сделает блестящую карьеру: при Наполеоне
станет членом Трибуната и Сената, графом Империи, при Ре¬
ставрации — пэром Франции. Иными словами, это был либе¬
рал, сформировавшийся при Старом порядке, человек Равнины
при Конвенте, сумевший пригодиться всем политическим режи¬
мам реалист и конформист. Его политическая эволюция весьма
характерна для термидорианцев: с начала Революции и до дикта¬
туры монтаньяров «справа налево», а затем — «слева направо».
Поднявшись на трибуну, Буасси попытался доказать, что терми¬
дорианцы поставляют продовольствие в города куда лучше предше¬
ственников, однако договорить ему не дали: санкюлоты ряда париж¬
ских секций ворвались в зал заседаний Национального Конвента
и потребовали наладить снабжение столицы хлебом, освободить
из тюрем «патриотов» и ввести в действие Конституцию 1793 года.
Санкюлоты действовали по привычной схеме. «Вы видите
перед собой людей 14 июля, ю августа, а также 31 мая!» — за¬
явил один из них, не сомневаясь, что и новое восстание будет
успешным. Однако нерешительность монтаньяров дала возмож¬
ность большинству Конвента обратиться за помощью к богатым
секциям, которые подавили мятеж при поддержке «золотой мо¬
лодежи» и небольшого количества военных под командованием
Жана-Шарля Пишегрю. Выходец из крестьянской семьи, участ¬
ник Войны за независимость США, он получил хорошее воен¬
ное образование, дослужился до дивизионного генерала, одер¬
живал победы во главе армий, считался завоевателем Голландии.
Человек, на многое готовый ради удовлетворения своих амбиций,
Национальный институт наук и искусств — организация, созданная при Тер¬
мидоре для замены академий, включая Академию наук.
249
Французская революция
Бывшие депутаты Бийо, Колло и Барер отправляются в изгнание.
Гравюра П. Г Берто с рисунка работы Ж. Дюплесси-Берто
Пишегрю был известным боевым генералом, пользующимся в вой¬
сках популярностью.
Еще не оправившись от пережитого страха, Конвент проголосо¬
вал за депортацию в Гвиану бывших членов «великих комитетов» —
Барера, Бийо-Варенна, Колло д’Эрбуа и Вадье — и за арест восьми
монтаньяров. Несколько тысяч санкюлотов были разоружены, однако
это лишь убедило недовольных, что мятеж нужно лучше готовить.
«Хлеба и демократической Конституции
1793 года!»
Прошло полтора месяца, и i прериаля (го мая) восточные секции
и предместья восстали вновь. На сей раз мятеж был значительно
250
глава 7- Термидор
лучше организован. В выпущенной рано утром прокламации пере¬
числялись претензии восставших: они требовали хлеба, роспуска
временного революционного правительства, введения в действие
Конституции 1793 года, замены и ареста всех членов правитель¬
ственных комитетов как «виновных в оскорблении нации», осво¬
бождения из тюрем всех граждан, требовавших хлеба, созыва в те¬
чение 25 дней первичных собраний для избрания депутатов нового
Законодательного корпуса и передачи Конвентом власти избран¬
ным законодателям к середине июля 1795 года. Основным лозун¬
гом восстания стали слова: «Хлеба и демократической Консти¬
туции 1793 года!»
Тем не менее никакого единого органа для руководства вос¬
станием мятежники создать так и не смогли. Их сил хватило лишь
на то, чтобы захватить Конвент, убить одного из депутатов, пы¬
тавшихся остановить толпу, и насадить его голову на пику. Среди
восставших было много женщин, обвинявших мужчин в трусо¬
сти и призывавших их к более энергичным действиям. Высказы¬
вались всё новые и новые требования: арестовать эмигрантов,
освободить «патриотов», вернуть исключенных депутатов-мон¬
таньяров, создать в Париже орган городского самоуправления,
провести обыски в домах, чтобы изъять спрятанное продоволь¬
ствие, арестовать часть депутатов. Слышались крики «Да здрав¬
ствует Гора! Да здравствуют якобинцы!» и оскорбления в адрес
других депутатов.
О поддержке этих требований заявили и монтаньяры. Они
предложили освободить тех арестованных со времен 9 терми¬
дора, против кого не было выдвинуто обвинений, вернуть оружие
санкюлотам, выпустить депутатов, арестованных после 12 жерми¬
наля, немедленно начать искать по домам муку, отозвать депута¬
тов из миссий, потребовать отчета у правительственных комите¬
тов и полностью их обновить, наложить арест на бумаги Комитета
общей безопасности, отменить смертную казнь для всех, кроме
эмигрантов и фальшивомонетчиков, арестовать журналистов,
«отравляющих общественное мнение». Большинство из этих
мер сразу же было одобрено Конвентом. Также монтаньярам пока¬
залось разумным не ограничиваться только Парижем, а «воззвать
2-51
Французская революция
Восстание i прериаля III года. Гравюра И. С. Эльмана с рисунка работы Ш. Монне
к угнетенным патриотам», разослав соответствующие обращения
по департаментам и армиям.
Но и депутаты Конвента извлекли уроки из предыдущего
восстания: пока толпа выкрикивала лозунги, а монтаньяры го¬
лосовали за декреты, власть успела организовать отпор. Восстав¬
шие были изгнаны из зала заседаний при помощи армии и жите¬
лей богатых западных секций, а предпринятая ими z прериаля
еще одна попытка ворваться в Конвент и добиться своего уже
не удалась.
Прериаль произвел на современников неизгладимое впечатле¬
ние. «Вместо упорядоченной и смышленой толпы перед нашими
глазами предстала жалкая картина воистину народной оргии», —
не без грусти писал впоследствии один из монтаньяров. И это не¬
удивительно. Среди прочего восстание показало, что, как и в сен¬
тябре 1793 гоДа> народ и депутаты говорят на разных языках. Даже
глава 7- Термидор
когда монтаньярам казалось, что они воплощают в жизнь требо¬
вания мятежников, те не давали им говорить, крича: «Мы этого
не хотим! Нам немедленно нужен хлеб! Уходите все прочь, мы
сами создадим Конвент!»
Репрессии оказались куда более жесткими, чем за полтора ме¬
сяца до того: были вынесены 36 смертных приговоров (включая
6 приговоров депутатам-монтаньярам) и п приговоров к депор¬
тации в колонии, окончательно разоружены предместья, реорга¬
низована Национальная гвардия — с исключением из нее самых
бедных.
Смерть Людовика XVII
Несмотря на постоянные контрреволюционные мятежи, к мо¬
менту падения диктатуры монтаньяров перспективы роялист¬
ского движения не были радужными. Надежды противников Ре¬
волюции на успехи антифранцузской коалиции таяли на глазах:
после ряда побед на фронтах Республика перешла в наступле¬
ние. Европейские державы не признавали полномочия принцев
и вели свою игру, не спеша поддерживать восстановление монар¬
хии во Франции.
К тому же роялисты оказались лишены законного ли¬
дера: революционеры не выпускали из рук Людовика XVII.
С начала июля 1793 года Луи-Шарль был разлучен с матерью и за¬
точен в отдельном помещении: власти были чрезвычайно обес¬
покоены многочисленными заговорами, целью которых было
освобождение мальчика из тюрьмы. Коммуна Парижа опреде¬
лила ему в воспитатели сапожника Антуана Симона, который
должен был научить юного короля ненавидеть монархию и быть
правильным якобинцем. Ходили слухи о том, что интерес к ре¬
бенку проявляли и Дантон, и Робеспьер, и те депутаты Конвента,
которые участвовали в тайных переговорах о мире с державами
антифранцузской коалиции. О судьбе родственников мальчик
ничего не знал. Между тем, после того как на эшафот взошла
Мария-Антуанетта, Елизавету Французскую — «сестру тирана»,
2.53
Французская революция
LOUiX XVII,
HOI I». Hl AS СЕ,
,/r faai.r _П7, Ji' /<■ J- Mars »-Л», .Harf Jetl.hai •
Людовик XVII. Гравюра Ж. Д. Э. Каню
как тогда ее называли, — вначале планировали депортировать,
но затем также отдали под суд Революционного трибунала и каз¬
нили ю мая 1794 года.
Сразу же после Термидора Луи-Шарля посетил Баррас: ма¬
лолетний король был слишком важным политическим козырем,
чтобы им пренебречь. Подавив два народных восстания и изба¬
вившись от части монтаньяров, Конвент ликвидировал угрозу
«слева». Однако не меньшую, если не большую, опасность
для него представляла угроза «справа». Кроме конституцион¬
ных монархистов и роялистов, не смирившихся с провозглаше¬
нием Республики, за реставрацию монархии начали выступать
и те, кто видел в возвращении королевской власти залог прекра¬
щения непрерывных пертурбаций, войн, голода, экономического
254
глава 7. Термидор
кризиса. Эти люди стремились к смене режима не столько из-за по¬
литических убеждений, сколько из-за разочарования в Революции.
Малолетство Людовика XVII, оставшегося без родителей, созда¬
вало множество возможностей, в том числе и для организации
регентства из тех политиков, кто был готов гарантировать отказ
от возврата к Старому порядку и сохранение части завоеваний
Революции.
Однако 9 июня 1795 года с трибуны Конвента было объяв¬
лено, что Луи Капет, как официально называли мальчика, нака¬
нуне скончался.
Эта смерть показалась современникам очень подозрительной.
С одной стороны, она ставила крест на планах мирного перехода
власти, с другой — решала множество проблем. В частности, и Ав¬
стрия, и Испания в ходе мирных переговоров требовали передачи
им детей Людовика XVI, ходили слухи о том, что мир с вандей¬
скими генералами был заключен лишь с тем условием, что Людо¬
вика XVII освободят. Наконец, и странно составленное свиде¬
тельство о смерти, и резкие перемены во внешности и поведении
мальчика в последний год заключения, и внезапная гибель не¬
скольких лечивших его врачей вызывали подозрения, что ребе¬
нок в Тампле был подменен. Неслучайно впоследствии появится
несколько десятков самозванцев, выдающих себя за спасшегося
из рук тюремщиков Людовика XVII, а права одного из них даже
будут в XIX веке признаны правительством Нидерландов.
Мир с Европой
Не прошло и двух лет с момента создания Первой антифранцуз-
ской коалиции, как стало понятно, что, несмотря на то что про¬
тив Франции воевала половина Европы, победить Революцию
не удалось. Еще при монтаньярах Республике удалось переломить
ситуацию на фронтах. Кампания 1794 года оказалась для коали¬
ции еще более неудачной: союзники потеряли часть германских
земель, а также Бельгию и Голландию, где была провозглашена
Батавская республика. Перспектива очередного раздела Польши
2-55
Французская революция
вместе с Российской империей отвлекала от войны Пруссию и Ав¬
стрию. Коалиция начала разваливаться.
5 апреля 1795 года в Базеле Пруссия подписала с Республикой
сепаратный мир; граница между ними прошла по Рейну. Одно¬
временно велись переговоры с Австрией, а премьер-министр Ан¬
глии Уильям Питт-младший с трудом противостоял намерениям
парламента навязать аналогичное соглашение Георгу III. 22 июля
в том же Базеле был заключен мир с Испанией: он стал прологом
к подписанному 18 августа 1796 года и направленному против
Англии Сан-Ильдефонскому договору, по которому Франция
и Испания становились союзниками. В ответ Англия согласилась
субсидировать Австрию; обе страны по-прежнему оставались дви¬
жущими силами коалиции.
Как только Первая антифранцузская коалиция стала терпеть
поражения, ее правительства осознали, что Республика представ¬
ляет для них самую непосредственную угрозу, а добиться реста¬
врации монархии можно лишь одним способом: сделав ставку
на победу роялистов внутри страны. В результате отношение
к союзу с роялистами стало меняться — в частности, Англия со¬
гласилась предоставить свои корабли для высадки французского
принца на территории Франции. Но шанс на ведение совместных
действий был уже упущен.
Веронская декларация
Узнав о смерти племянника, граф Прованский, находившийся
тогда в Вероне, немедленно объявил о своем восхождении на пре¬
стол под именем Людовика XVIII и принял специальное обраще¬
ние к своим мятежным подданным, вошедшее в историю под на¬
званием Веронской декларации. Поражения и развал Первой
антифранцузской коалиции, рост промонархических настроений
во Франции, восстания против Конвента — все это приводило
Людовика XVIII к мысли о том, что необходимо в очередной
раз кардинальным образом пересмотреть стратегию контррево¬
люционного движения, главой которого он отныне стал. Ставка
256
глава 7. Термидор
Людовик XVIII. Гравюра Ф. Одине с портрета работы А.-П. Данлу
на интервенцию не сыграла, а это означало, что французы должны
добиться реставрации монархии самостоятельно. Для этого требо¬
валось скоординировать деятельность всех антиреволюционных
сил и привлечь на свою сторону общественное мнение.
Рассматривая Революцию как «поток катастроф», король воз¬
ложил вину за то, что французы, «свергнув алтари бога и трон коро¬
лей, сделались несчастными», на членов Учредительного собрания
(«неверных уполномоченных, предавших ваше доверие»), яко¬
бинцев и монтаньяров («подозрительных и свирепых тиранов»),
а также депутатов Конвента после Термидора («соперничающую
клику, в чьи руки перешел окровавленный скипетр, которая, чтобы
захватить власть и пожать плоды своих преступлений, скрылась
под маской умеренности»). Революция окончится тогда, объявлял
2-57
Французская революция
новый король, когда французы сами «отвергнут господство ковар¬
ных и жестоких узурпаторов, которые сулили счастье, но принесли
лишь голод и смерть»; когда они вернутся к католической религии,
«снискавшей Франции благословение небес»; когда восстановят
ту форму правления, «которая на протяжении четырнадцати веков
составляла славу Франции и отраду французов».
Эта форма правления была обрисована королем весьма расплыв¬
чато: в Декларации упоминалось лишь о фундаментальных зако¬
нах французской монархии, о католической религии, о сословиях.
При этом не было ни слова о парламентах, гарантировалось равен¬
ство всех перед законом, равный доступ к государственным долж¬
ностям. Наконец, провозглашалась и всеобщая амнистия, на кото¬
рую республиканцы все никак не могли решиться. Король писал:
Мы не только не видим преступлений в простых ошибках,
но и сами преступления, вызванные этими ошибками, заслужи¬
вают в наших глазах прощения. Все французы, которые, отверг¬
нув пагубные взгляды, припадут к подножию нашего трона,
будут нами приняты; все французы, единственная вина кото¬
рых состоит в том, что они позволили себя увлечь, найдут в нас
не непоколебимого судию, а полного сочувствия отца.
Единственным исключением были объявлены «царе¬
убийцы» — те, кто голосовал за казнь Людовика XVI. Поскольку
графа Прованского еще до Революции обвиняли в том, что он пы¬
тался подорвать авторитет королевской семьи ради восхождения
на престол, иначе поступить он просто не мог.
Отклики на этот документ, как во Франции, так и за ее пре¬
делами, показали, что Людовик XVIII, ориентируясь на доступ¬
ную ему информацию, серьезно переоценивал степень готовности
своих соотечественников к реставрации монархии. Бесспорно,
многие из них мечтали вернуться в те времена, когда в стране
царило спокойствие и не было ни войн, ни голода. Однако Ре¬
волюция изменила слишком многое как в сознании людей, так
и в их положении в обществе, чтобы они оказались готовы в од¬
ночасье этим пожертвовать.
258
глава 7. Термидор
Первые шаги Людовика XVIII
Заняв трон, Людовик XVIII начал с активизации подрывных дей¬
ствий роялистов во французских провинциях. Особое внимание
он уделял вандейскому мятежу. Назначив Шаретта главнокоман¬
дующим Католической и королевской армией (в которой про¬
должалась борьба за лидерство и которую этот генерал отнюдь
не контролировал целиком), король полагал, что давно заплани¬
рованная высадка французских эмигрантов с английских кораблей
превратит Вандею в тот плацдарм, опираясь на который можно
будет распространить мятеж и на другие западные департаменты.
Однако, хотя Шаретт и разорвал мир с Республикой после смерти
Людовика XVII, высадка на полуострове Киберон провалилась:
войска под командованием генерала Лазара Гоша разбили эми¬
грантов и возглавлявшему их графу д’Артуа даже не удалось вы¬
садиться на континенте. Около 700 дворян, взятых в плен с ору¬
жием в руках, были расстреляны.
Несмотря на это поражение, Людовик XVIII делал все, чтобы
стать настоящим лидером контрреволюционного движения. Он
создал Королевский совет, нашел общий язык с конституцион¬
ными монархистами и надеялся, что теперь-то все препятствия
для того, чтобы просить помощи у других европейских держав,
преодолены: никто из государей его права на престол не оспари¬
вал, впервые с 1789 года законный король Франции был полно¬
стью свободен и никакой ответственности за развязывание войны,
в отличие от Людовика XVI, не нес.
Каково же было его удивление, когда из всех государей только
Екатерина II признала его королем. Французские армии одержи¬
вали одну победу за другой, державы коалиции не хотели закры¬
вать себе дорогу к мирным переговорам или же вновь ссориться
с Францией после заключения мира. Да и сам граф Прованский,
всегда стремившийся проводить самостоятельную политику, вы¬
зывал у других монархов мало симпатии.
Впрочем, Людовик XVIII платил им взаимностью. Особенно
он презирал Карла IV Испанского — Бурбона, как и он сам. Ко¬
роль Испании не признал его официально, но в частных письмах
269
Французская революция
заверял, что не сомневается в его титуле и, как только монархия
будет восстановлена, сразу же объявит о признании и возобно¬
вит Семейный пакт. Людовик XVIII по этому поводу обронил:
«Что же до будущей дружбы, надеюсь, что она мне не понадобится
к тому времени, когда они вознамерятся ее предложить». Эми¬
гранты до последнего надеялись, что Испания не пойдет на мир
с революционной Францией. Как заметил один из них, «редкое
и прекрасное зрелище: внук Людовика XIV клянется в братских
чувствах и достигает согласия с последователями Равальяка, про¬
лившими кровь короля Франции, его сына, жены и сестры».
Возмущали роялистов и территориальные претензии стран
коалиции — в этом плане с начала войны ничего не изменилось.
Де Калонн писал: «Они предвидели, возможно даже с самодо¬
вольством, что ее [Франции] упадок может быть полезен для рас¬
ширения их территории». От постоянных разговоров о «гаран¬
тиях» и «компенсациях», напоминал он, коалиция не замедлила
перейти к делу, захватив Валансьен для Империи и поставив Кор¬
сику под патронаж Великобритании. Людовик XVIII тоже от¬
носился к ведущим войну с Францией европейским державам,
особенно к Австрии, с немалой настороженностью и, как докла¬
дывал английский посланник, воспринимал дом Габсбургов «если
и не как бесспорного врага, то по крайней мере как коварного со¬
юзника».
Справедливости ради нужно заметить, что успехи республикан¬
ских армий заставляли роялистов задумываться над тем, нельзя ли
будет сохранить территориальные приобретения и после реста¬
врации монархии. В определенном смысле во внешней политике
интересы роялистов и республиканцев совпадали: Национальный
Конвент продолжал здесь традиции Людовика XIV, а окружение
Людовика XVIII изыскивало способы не возвращаться к status
quo 1789 года. Английский посланник был шокирован, услышав
от Людовика XVIII, что тот предпочел бы видеть Францию могу¬
щественной республикой, нежели изувеченной монархией.
Все это только усугубляло взаимное недоверие между фран¬
цузскими роялистами и державами коалиции. В 1799 году Людо¬
вик XVIII напишет про английское правительство: «Я полагаю,
260
глава 7- Термидор
что оно поддерживало, а возможно, и оплачивало начало рево¬
люции, но я уверен, что оно в конечном счете почувствовало,
что и само находится в опасности. Но это чувство сопровожда¬
лось двумя другими, которые мешали ходу событий: i) спесь, ко¬
торая убеждала его, что оно может все сделать само; 1) та старая
зависть, которая заставляет его бояться, что монархия унаследует
силы, которые развернула республика».
Проблема легитимности режима
Едва ли не самой важной проблемой, которую пришлось решать
депутатам, стало отсутствие легитимности режима. Те основы,
на которых покоилась законность власти времен Старого порядка,
сохраняли актуальность лишь для роялистов, да и то не для всех
и не в полной мере. Те же принципы, которые вошли в историю
как «принципы 1789 года», — суверенитет народа, естественные
и неотъемлемые права человека, выборность всех должностных
лиц, хотя официально и считались незыблемыми, очень плохо
сопрягались с политической практикой конца XVIII века. Учре¬
дительное собрание пыталось решить эту проблему, разделив гра¬
ждан на активных и пассивных, монтаньяры — оставив за народом
лишь теоретическую возможность влиять на законотворчество.
По Конституции 1793 года, как и по предыдущей Конституции
1791 года, исполнительная власть народом не избиралась, а права
оставались во многом декларативными, и ими легко жертвовали
в пользу революционной необходимости.
Не способствовало легитимности и то, что, провозглашая себя
представителями народа, депутаты позволили себе решать, кому
именно этот народ представлять: часть из них, с одобрения Кон¬
вента, была изгнана, а часть отдана под суд и казнена. Продол¬
жался этот процесс и после Термидора: из Конвента были из¬
гнаны депутаты, в наибольшей степени скомпрометировавшие
себя при Терроре в глазах общественного мнения. При этом вер¬
нулись две большие группы депутатов, исключенных при дикта¬
туре монтаньяров: по меньшей мере 78 человек, которые были
261
Французская революция
реинтегрированы 18 фримера (7 декабря 1794 года), и еще 18 депу¬
татов из числа оставшихся в живых жирондистов, которых при¬
звали обратно 18 вантоза (9 марта 1795 года).
К тому же одобренная на референдуме Конституция 1793 года
так и не была введена в действие, что очень затрудняло ответ на во¬
прос: а по какому, собственно, праву депутаты Конвента управ¬
ляют страной, если после одобрения конституции они должны
были разойтись и объявить новые выборы? Причем парадоксаль¬
ным образом этот текст отнюдь не пребывал в забвении: ковчег
со «скрижалями» Конституции 1793 года был торжественно
установлен в зале заседаний Конвента (злые языки называли его
саркофагом, намекая на то, что конституция там и была похоро¬
нена), изображение этого ковчега оставалось на печатях и моне¬
тах, еще недавно художники и поэты посвящали этой конститу¬
ции свои произведения, текст ее был хорошо известен публике,
а «левые» политические группировки настоятельно требовали
ввести ее в действие.
Разработка новой конституции
14 брюмера III года (14 ноября 1794 года) с речью о Конституции
1793 года неожиданно выступил один из малоизвестных монтань¬
яров, Жан-Пьер Одуэн. Им было предложено не просто ввести
конституцию в действие, но предварительно подготовить внуши¬
тельный комплекс кодексов и законов, которые из нее происте¬
кали, «дабы между отменой революционного правления и уста¬
новлением правительства республиканского не было и малейшего
перерыва». Если бы этот план был принят, Конвент мог бы оста¬
ваться у власти еще не один год. Однако Барер, немедленно под¬
державший Одуэна, скорректировал его идеи: необходимо лишь
принять так называемые «органические законы», дополняющие
конституцию и как бы становящиеся ее частью. Было понятно,
что такие законы помогут не только ввести конституцию в дей¬
ствие, но и изменить те ее положения, которые через год с лиш¬
ним уже казались неприемлемыми.
161
глава 7. Термидор
Обе эти инициативы были отвергнуты под тем предлогом,
что мир еще не наступил и необходимо сосредоточиться на борьбе
с врагами. Депутаты возвращались к этой теме еще несколько раз,
но заняться выработкой органических законов они решились только
весной 1795 года: после восстания в прериале и осознания того,
что возврат к тексту 1793 года грозит непредсказуемыми послед¬
ствиями. 29 жерминаля (18 апреля) для разработки новой конститу¬
ции была создана так называемая Комиссия одиннадцати (по числу
вошедших в нее депутатов). Членами этой комиссии были избраны
политики, пользовавшиеся авторитетом, почти все юристы, в боль¬
шинстве своем имевшие опыт работы в правительственных коми¬
тетах. Ее состав в значительной мере отражал текущую расстановку
сил в Конвенте: «цареубийцы», то есть голосовавшие за казнь Лю¬
довика XVI, и те, кто призывал его пощадить, бывшие жирондисты
и сидевшие на скамьях Равнины, неистовые республиканцы и те,
кого подозревали в тайных симпатиях к монархии.
Отказ от Конституции 1793 года
Комиссия завершила работу к 5 мессидора (23 июня). В тот день
с докладом, представляющим проект, выступил один из его твор¬
цов — Франсуа-Антуан Буасси д’Англа. Современники нередко
связывали новую конституцию (впрочем, не совсем заслуженно)
именно с его именем; остряки называли ее, намекая на заикание
депутата, «конституцией Бабебибобу».
В речи Буасси дАнгла, предварявшей обсуждение проекта,
было немало пышной революционной риторики. Создавалось
впечатление, что законодатели действуют не на национальном
и даже не на наднациональном уровне:
От вас зависит сделать так, чтобы свет пришел наконец на смену
тьме, порядок — хаосу, счастье — мучениям, отдых — волне¬
ниям, справедливость — произволу, свобода — распущенно¬
сти, общественное доверие — недоверию частного интереса,
и все истины общества — катастрофическим химерам анархии.
263
Французская революция
Франсуа-Антуан Буасси д’Англа. Гравюра Ф. Бонвиля
Однако по большей части эта речь была адресована не только
и не столько коллегам, сколько всем французам. Она имела сугубо
практическое назначение: это одна из важнейших программных
речей Термидора, своеобразное подведение итогов, выстраивание
концепций как прошлого, так и будущего.
То, что Конвент работает уже почти три года, а страна все
еще живет без конституции, Буасси объяснял необходимостью
постоянно сражаться, в том числе и с тиранией «децемвиров»
(как, с отсылкой к истории Древнего Рима, называли тогда чле¬
нов робеспьеристского Комитета общественного спасения). Лишь
теперь депутаты получили возможность не быть «гладиаторами
свободы», а стать ее «истинными основателями». Конституция,
как и ранее, виделась способом завершить Революцию, она дол¬
жна была стать последней и окончательной.
264
глава 7. Термидор
Впрочем, в отличие от подобных речей, предварявших консти¬
туционные проекты 1791 и 1793 годов, доклад Буасси был проник¬
нут не оптимизмом и верой в грядущее, а бесконечной усталостью.
Революция у Буасси не праздник и не торжествующее шествие ис¬
тинной Свободы по миру. «Окиньте взглядом бескрайнее поле
нашей Революции, — говорил он, — уже покрытое столькими раз¬
валинами, почти повсюду несущими на себе следы тех разруше¬
ний, которые приносит время; это поле славы и скорби, где смерть
собрала свою жатву и где свобода одержала столько побед».
Самое ценное — это опыт, который позволит избежать ошибок
в будущем. Именно он настоятельно требует отказаться от Кон¬
ституции 1793 года, которая еще несколько месяцев назад казалась
священной и нерушимой. «Наш долг заявить вам, — провозгла¬
сил Буасси, — что эта конституция, задуманная честолюбцами, со¬
ставленная интриганами, продиктованная тиранией и одобренная
страхом, является лишь неоспоримым сохранением всех элементов
хаоса, инструментом, предназначенным для того, чтобы служить
алчным корыстолюбцам, интересам людей суетных, спеси невеж
и амбициям узурпаторов». После свержения тиранов необходимо
«похоронить их одиозное детище в той же могиле, что поглотила
их самих».
Конституция 1793 года не просто не подходит Франции
в 1795 году: из логики доклада следовало, что она вообще не спо¬
собна служить никому, кроме своих творцов, поскольку порочны
сами принципы, на которых она основывается, — те «демагоги¬
ческие принципы», которые, по словам оратора, «стоили нам
столько слез и столько крови». Ныне же необходимо, чтобы «во¬
царились спокойствие без подавления, свобода без волнений, пра¬
восудие без жестокости, человечность без слабости». Таким об¬
разом, новая конституция становилась в определенном смысле
антиподом той, что породила диктатуру монтаньяров. «Вы жа¬
ждете правосудия, — говорил Буасси д’Англа, обращаясь ко всем
французам, — вы желаете отдыха; законы, которые мы вам пред¬
лагаем, будут основываться на первом и гарантируют вам вто¬
рое». Идеология 1795 года — это идеология гармонии: «рес¬
публиканская конституция <...> должна наконец гарантировать
265
Французская революция
собственность богатых, существование бедных, имущество зани¬
мающегося производством, свободу и безопасность каждого».
Так лейтмотивом всей речи Буасси д’Англа стал призыв от¬
казаться от иллюзий и построить новую конституцию на совер¬
шенно иных принципах.
Декларация прав и обязанностей
ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
Значит ли это, что термидорианцы решили поставить крест
на «принципах 1789 года»? На это отважится впоследствии
только Бонапарт. Текст же 1795 года пронизывал дух компро¬
мисса, его создателям нужно было угодить всем — и тем, кто при¬
вык считать себя с начала Революции ее истинными творцами,
и тем, кто верил в идеалы демократии, и тем, кто успел уже понять,
во что выливается народовластие.
Тем не менее отказ от иллюзий неминуемо означал пересмотр
Декларации прав человека и гражданина. Хотя этот документ
носил преимущественно теоретический характер и, как показы¬
вал опыт предыдущих конституций, мыслился скорее как своего
рода руководство для законодателей, именно в нем обозначались
те принципы, которыми должна руководствоваться власть. Кон¬
вент, говорил Буасси, «должен отважно отринуть иллюзорные
принципы абсолютной демократии и безграничного равенства,
которые, без всяких сомнений, являются самыми опасными под¬
водными камнями для истинной свободы». Суть новой редак¬
ции Декларации он сформулировал следующим образом: мы
«заменили ясными определениями расплывчатые, туманные
и вводящие в заблуждения выражения, которые могут лишь сби¬
вать с толку».
Прежде всего здесь имелись в виду «естественные и неотъем¬
лемые права человека», которыми люди пользовались в естествен¬
ном состоянии и которые нужно гарантировать им в современном
обществе. В 1789 году это казалось невероятно актуальным, по¬
скольку было тем идейным фундаментом, который позволял раз¬
рушить Старый порядок: ведь если от природы все люди равны,
166
глава 7. Термидор
Конституция III года Республики. Гравюра Р. Бенарда
то и по конституции они должны быть равны. К 1795 году стало
очевидно, что и равенство, и свободу, и право на сопротивление
угнетению (не говоря уже о праве на восстание, появившемся
в Конституции 1793 года для оправдания переворота 31 мая —
1 июня) все понимают по-разному. Права, данные человеку
267
Французская революция
от природы и столь ценимые просветителями, стали казаться опас¬
ной абстракцией.
«Люди равны, слышим мы, — писал один из публицистов. —
Физически? Великан докажет вам, что он не равен карлику. Мо¬
рально? Сократ будет отрицать, что он равен папаше Дюшену.
<...> В природе? Если бы это было так, то так бы и оставалось».
Вплоть до наших дней, продолжал он, легче «поместить Марата
в Пантеон, чем приставить ему голову Ньютона или Монтескье».
В итоге от провозглашенного в 1789 году принципа: «Люди
рождаются и остаются свободными и равными в правах» — было
решено отказаться. Теперь лишь указывалось, что «правами че¬
ловека в обществе являются свобода, равенство, безопасность,
собственность». Не менее двусмысленной казалась и статья i Де¬
кларации прав 1793 года: «Целью общества является всеобщее
благо», — поскольку, как справедливо указывали депутаты, еди¬
ного определения «всеобщего блага» не существует, так как каж¬
дый понимает под ним нечто свое. В результате этот тезис в новую
редакцию Декларации прав тоже не попал.
Не покушаясь на базовые «принципы 1789 года» — равенство
перед законом, свободу вероисповедания и печати, презумпцию
невиновности, термидорианцы постарались сформулировать Де¬
кларацию прав таким образом, чтобы она не выглядела сборником
философских абстракций, к тому же меняющимся от конституции
к конституции в угоду политической конъюнктуре. В то же время
впервые с начала Революции в Декларацию, помимо прав, были
включены и обязанности, суть которых наиболее четко сформу¬
лирована в двух принципах, изложенных в статье г: «Не делайте
другому того, что вы не хотите, чтобы сделали вам. Постоянно
делайте другим то доброе, что вы бы хотели получить сами».
«Мы ДОЛЖНЫ УПРАВЛЯТЬСЯ ЛУЧШИМИ»
Главным испытанием, которое новая Декларация прав должна была
пройти на практике, стал вопрос о народном суверенитете, по¬
скольку он, с одной стороны, был крайне важен, а с другой — имел
268
глава у. Термидор
совершенно конкретные следствия: кто получит право избирать
и быть избранным и кто будет участвовать в принятии законов.
К началу Французской революции тезис Жан-Жака Руссо
о том, что закон есть выражение общей воли, не подвергался про¬
свещенной элитой сомнению, по крайней мере на теоретическом
уровне. Однако именно этот тезис было совершенно невозможно
реализовать на практике. В 1791 году для устранения — впрочем,
весьма формального — этого противоречия придумали разделе¬
ние граждан на активных и пассивных, а в 1793 году гражданам
дали право отклонять законы, но не составлять и не утверждать
их. Создатели новой конституции в очередной раз попытались
разрубить этот гордиев узел.
Суверенитет, который, согласно Декларации прав, в 1789 году
принадлежал Нации (статья 3), а в 1793 году — народу (статья 25),
теперь стал принадлежать гражданам (статья 17). При этом гра¬
жданин в обязательном порядке должен был быть налогоплатель¬
щиком, поскольку, как заявляли депутаты, уплата налога и есть
показатель заинтересованности в делах общества. Если человек
ничего не платит, странно было бы, чтобы общество имело по от¬
ношению к нему какие-либо обязательства. Хочешь голосовать —
пожалуйста, но прежде начни платить налоги.
В своей речи Буасси д’Англа специально подчеркивал, что «бед¬
ность неимущих должна пользоваться такой же защитой, как и из¬
обилие богатых». Поэтому из числа граждан исключались лишь те,
кто не платил налогов, поскольку «каждый член общества должен
принимать участие в его расходах, сколь бы скромным ни было
его имущественное положение», и те, кто находился в услужении.
«Мы считали, — говорил коллегам Буасси, — что каждый гра¬
жданин должен <...> быть свободным и независимым, в то время
как тот, кто является прислугой, не кажется нам ни первым, ни вто¬
рым: по сути, он утратил свою независимость от природы, он об¬
менял часть своей свободы на жалование».
Эти идеи особенно возмутили избранного депутатом Кон¬
вента американца Томаса Пейна — участника Войны за независи¬
мость США, отсидевшего в тюрьме при диктатуре монтаньяров
и вернувшегося уже при Термидоре. Он обвинил депутатов в том,
269
Французская революция
что они пытаются изменить сам идейный фундамент Революции,
поместив в его основу не принципы, как это было с 1789 года, а об¬
ладание собственностью. Пейн исходил из того, что это народ дол¬
жен учить утратившие здравый смысл элиты тому, как правильно
заниматься политикой, а не наоборот; элиты же не имеют ника¬
кого права отстранять народ от решения политических вопросов
под предлогом его бедности или необразованности.
Тем не менее коллеги Пейна не поддержали и даже внесли
в конституцию положение о том, что через несколько лет от гра¬
ждан потребуется умение читать и писать, а также овладение ка¬
кой-либо профессией. С одной стороны, собственность с самого
начала Революции считалась базовым правом, зафиксированным
в текстах и 1791, и 1793 годов, с другой — собственность виде¬
лась термидорианцам одной из немногих основ устойчивости ре¬
жима: ведь люди небедные, как правило, являлись противниками
дальнейшего перераспределения имуществ, а значит, и продол¬
жения Революции. Термидорианцы не без оснований полагали,
что собственники поддержат только то правительство, которое
гарантирует им стабильность. Они не пойдут ни за монтаньярами
с их эгалитарными тенденциями, ни за сторонниками монархии —
из страха перед возвращением эмигрантов. Следуя той же логике,
предусматривался имущественный ценз для депутатов, но впо¬
следствии было решено сохранить его только для выборщиков,
то есть для тех людей, которые депутатов избирали.
Однако дело было не только в собственности. При Термидоре
была предпринята одна из первых попыток внедрить ту систему,
которая впоследствии, уже ближе к концу XX века, будет имено¬
ваться меритократией (от лат. meritus — «достойный» и греч.
храто; — «власть»), то есть властью достойных. Она не исклю¬
чала ни выборов, ни элементов демократии, но делала ставку
на то, что управлять должны наиболее достойные. «Нами дол¬
жны управлять лучшие», — говорил Буасси д’Англа. И пояснял:
Лучшие более образованны и более заинтересованы в под¬
держании законов; иными словами, за малыми исключе¬
ниями, вы найдете таких людей лишь среди тех, кто, обладая
270
глава 7. Термидор
собственностью, привязан к стране, в которой он ею владеет,
к законам, которые ее защищают, к покою, который ее сохра¬
няет, и кто обязан этой собственности и достатку, который она
обеспечивает, образованию, которое делает их достойными
мудро и резонно обсуждать преимущества и недостатки зако¬
нов, определяющих судьбу их родины.
От принятия законов народ был отстранен: для членов Кон¬
вента было очевидно, что большинство граждан не имеет ни до¬
статочной квалификации, ни свободного времени для того, чтобы
обсуждать каждый законопроект. К тому же значительная часть
населения оставалась неграмотной, и даже текст конституции
в обязательном порядке зачитывался вслух. Вместо этого избира¬
телям предлагалось голосовать за выборщиков, а тем потом пред¬
стояло избирать двухпалатный Законодательный корпус. Совет
пятисот — нижняя палата, куда выбрали граждан, достигших
30 лет, — разрабатывал законы, а Совет старейшин — верхняя
палата, в которую избирали достигших 40 лет и к тому же жена¬
тых или вдовцов, — утверждал их.
Как говорил еще один творец новой конституции, Пьер
Клод Франсуа Дону, день за днем отвечавший на бесконечные
вопросы депутатов по предложенному проекту, «в Совете пя¬
тисот, составленном из молодых людей, обуреваемых желанием
прославиться, будут делать много предложений, часто неосторож¬
ных», в то время как «Совет старейшин, составленный из людей
опытных, более мудрых, станет умерять излишний пыл другого
совета».
Создать две палаты предлагали еще в начале Революции,
но тогда на это не решились, слишком уж было похоже на ан¬
глийскую модель. Однако система, сконструированная в 1795 году,
напоминает скорее американский, нежели английский вариант:
депутаты различных палат в ней не представляют различные со¬
циальные группы, противопоставленные друг другу. Это своего
рода предохранительный клапан, встроенный в политическую ма¬
шину для того, чтобы, с одной стороны, Законодательный корпус
не предавался плохо продуманным экспериментам, какие порой
2.71
Французская революция
Пьер Клод Франсуа Дону. Гравюра Делапорта-сына
случались во времена Конвента, а с другой стороны — чтобы
воспрепятствовать доминированию какой-либо одной полити¬
ческой группировки: воспоминания о диктатуре монтаньяров
были еще очень свежи.
Осудив слишком слабую исполнительную власть в Консти¬
туции 1793 г°да, Комиссия одиннадцати тем не менее не реши¬
лась выступить с предложением учредить пост президента, вверив
управление страной пяти Директорам. Но даже такое решение
потребовало отдельного обоснования:
Вы на нее [исполнительную власть] всегда нападали и ослаб¬
ляли ее, поскольку вы стремились уничтожить грозивший вам
171
глава 7- Термидор
трон. Сегодня же вы должны ее усилить, поскольку перед вами
стоит задача не свергнуть, а укрепить правительство; вы дол¬
жны окружить ее мощью, уважением и блеском; вы должны
удалить от нее как можно больше все, что может ее притеснять
и порабощать, поскольку она также хранительница немалой
части власти народа.
Впрочем, предложить избрание исполнительной власти всем
народом Комиссия также не рискнула, посчитав, что тогда ее ле¬
гитимность будет выше легитимности депутатов, каждого из ко¬
торых избирает лишь департамент: постановили, что избирать ее
будет Законодательный корпус, но далее она будет от него неза¬
висима.
В конце конституции было закреплено несколько положений,
очерчивающих пределы того компромисса, на который был готов
Конвент. Франция должна была жить по новому революцион¬
ному календарю. Всем гражданам гарантировались свобода печати
и свобода совести, неприкосновенность собственности и жилища.
Одновременно фиксировался запрет на возвращение эмигрантов
и гарантии собственникам национальных имуществ. Чтобы но¬
вому Законодательному корпусу не захотелось изменить по сво¬
ему желанию творение термидорианцев, пересмотр конституции
был максимально затруднен: на это требовалось минимум 9 лет.
Проект конституции прошел в Конвенте два чтения и был
принят в окончательном виде 5 фрюктидора (12 августа). Затем,
как и в 1793 году, конституция была вынесена на референдум. A i
вандемьера (23 сентября) об одобрении конституции народом
было торжественно объявлено с трибуны Конвента. Она полу¬
чила название Конституции III года Республики.
«Роялизм ПОДСТУПАЕТ
СО ВСЕХ КОНЦОВ РЕСПУБЛИКИ»
Обсуждение и принятие новой конституции шли на фоне разоча¬
рования в Республике и республиканских ценностях. Еще в начале
года в Париже появились плакаты, на которых было написано:
273
Французская революция
«Сохраните ваши 36 ливров* и верните нам нашего Людовика».
Один из информаторов английского правительства извещал:
«Есть хорошие новости, что Франция дошла до крайней ни¬
щеты, что повсюду устали от Республики и что все согласны при¬
звать короля, не заботясь ни о какой конституции. Говорят только
о короле». Вернувшийся из Парижа франкфуртский купец сооб¬
щал: «Во Франции нет честного человека, который не говорил бы
плохо о революции». Донесения парижской полиции свидетель¬
ствуют, что на улицах то и дело раздавались оскорбления в адрес
Конвента, в разговорах звучала ностальгия по временам Старого
порядка, а завсегдатаи кафе открыто отказывались считать себя
«гражданами» и «добрыми республиканцами». Даже во время
народных восстаний в жерминале и прериале в Париже кричали:
«Дайте нам короля и кусок хлеба!» По сведениям российских
агентов, к концу весны Комитет общественного спасения стал
сомневаться даже в надежности армии, поскольку «склонность
к королевской власти все больше и больше становится всеобщей».
В провинции картина была не лучше. Один из эмигрантов,
вернувшийся в страну после Термидора, писал: «Воззрения чу¬
десным образом поменялись, поскольку у подножия руин зданий,
которые именовали феодальными, крестьяне (а эти руины были
творением их рук) говорили нам: “Когда же прибудет король?”».
Английский агент сообщал, что «мнение народа по всей Фран¬
ции склоняется к контрреволюции».
С первых дней существования Комиссия одиннадцати полу¬
чала письма о том, что ситуация в стране отнюдь не благоприят¬
ствует республиканцам. «Несмотря на намерения Национального
Конвента, со всех сторон взывают к эмигрантам и королевской
власти, — говорилось в одном из них. — Опасность неминуема,
роялизм подступает со всех концов республики». «Комитет один¬
надцати не может не замечать, что роялизм поднимает дерзкую
голову во всех департаментах Запада, — сообщалось в другом по¬
слании. — Они имеют связи почти со всеми другими департамен¬
тами республики; священники, аристократы, знать, магистраты,
Ежедневное жалование депутата Конвента.
2-74
глава 7. Термидор
финансисты, буржуа — все желают королевской власти». Они
представляют ее, «как конец всех зол», как «изобилие необхо¬
димых для жизни вещей».
Подобные послания, предупреждавшие об усилении роялист¬
ской активности, шли не только в Комиссию одиннадцати —
об этом же информировали и другие комитеты Конвента, а также
отдельных депутатов. Так, аноним из Страсбурга предостерегал:
Много слабых людей, множество роялистов и многие заключен¬
ные времен террора таят в своих сердцах лишь желание мести.
Все они занимают общественные должности. <...> Как на под¬
лецов смотрят на тех, кто купил национальные имущества; к ко¬
ролю привязаны в той же мере, в какой сердцу народа близка
мания не принимать никаких денег, кроме экю, отчеканенных
во времена последнего короля Франции и французов.
Зная об этих настроениях, сторонники монархии не могли
не утроить свои усилия. Поскольку к тому времени провалились
и планы иностранной интервенции, и надежды поднять мятежи
внутри страны, роялисты, верившие в скорое возвращение монар¬
хии, могли рассчитывать лишь на победу на грядущих выборах.
На них делали ставку и те, кто ранее предполагал использовать
в своих целях Людовика XVII, и конституционные монархисты.
Малле дю Пан докладывал Венскому двору 6 сентября 1795 года:
«В столице уже ведется работа для того, чтобы предопределить
избрание выборщиков; многие конституционные монархисты
вступили в борьбу, и их активно поддерживает весьма большое
количество граждан».
Роялисты не осмелятся в открытую атаковать Конвент, писали
в начале сентября в одной из газет, однако «они прикрываются
выборами, будучи уверенными, что новая ассамблея также захочет
составить конституцию; и так от конституции к конституции не¬
избежно вернутся к Конституции 1788 года». В этом, несомненно,
проявлялся один из парадоксов той эпохи: сторонники монархии
готовы были поддержать на референдуме республиканскую кон¬
ституцию, чтобы потом воспользоваться ею в своих целях. Однако
275
Французская революция
роялистам мешали и быстрое развитие событий, и то, что Людо¬
вик XVIII, недавно взойдя на престол, еще не завершил работу
по объединению контрреволюционных сил, и удаленность нового
короля от Франции.
«Декреты о двух третях»
Опасаясь, что республиканцы на выборах не победят, Нацио¬
нальный Конвент предпочел сыграть на опережение. Восполь¬
зовавшись тем, что Конституция III года предусматривала еже¬
годное обновление Законодательного корпуса на одну треть,
Комиссия одиннадцати предложила распространить это правило
и на 1795 год, то есть сделать обязательным избрание в Совет пяти¬
сот и Совет старейшин двух третей членов Конвента.
Убедить депутатов в необходимости такой меры Комиссия по¬
ручила Пьеру-Шарлю-Луи Бодену. В Законодательном собрании
он входил в Комитет народного образования, в Конвенте сбли¬
зился с жирондистами, голосовал за то, чтобы сохранить жизнь
Людовику XVI. Вместе с Буасси д’Англа и Дону Боден был одним
из авторов Конституции III года, пользовался большим автори¬
тетом у коллег, и Комиссия одиннадцати не раз доверяла ему вы¬
ступать от ее имени перед депутатами.
Боден высказал три основных тезиса. Первый — только пере¬
избрание части депутатов в будущий Законодательный корпус
позволит сохранить преемственность: «Отставка Учредительного
собрания в достаточной степени научила вас, что полностью об¬
новленный Законодательный корпус, который должен заставить
работать еще неопробованную конституцию, — это верный спо¬
соб с ней покончить». Второй — на кону стоит не только судьба
Конституции III года, но речь идет о судьбах самой Республики:
«Роялизм впервые неожиданно объявил себя ярым защитником
суверенитета того же самого народа, который он хотел порабо¬
тить». И, наконец, третий: «Мы признаемся вам в том, что ваша
Комиссия руководствовалась не жаждой власти, но жаждой вну¬
треннего мира, призыв к которому должен исходить отсюда.
176
глава 7. Термидор
Долгое время мы писали на дверях наших домов слово “Братство”,
которое на деле было братством Каина и Авеля».
Конвент согласился с аргументами Комиссии, и это реше¬
ние было закреплено в двух декретах — от 5 и 13 фрюктидора
(12 и 30 августа 1795 года), вошедших в историю как «декреты
о двух третях».
Хотя на первый взгляд «декреты о двух третях» могут по¬
казаться сугубо техническим решением, не затрагивающим сути
новых выборов, общественным мнением они были восприняты
совсем по-иному (за исключением «левых», в основном декреты
поддержавших). Депутаты Конвента нередко рассматривались в те
дни как люди, засидевшиеся во власти и привыкшие навязывать
свое мнение народу, не считаясь с его истинными нуждами. Если
депутаты настойчиво подчеркивали, что именно они избавили
народ от тирании Робеспьера, то сам народ возлагал на Конвент
ответственность за все непопулярные меры времен диктатуры
монтаньяров, включая экономическое регулирование и террор.
Как отмечали современники, в то время «всеобщим чувством
была ненависть, скорее живая, чем глубокая, к Конвенту и его
депутатам, от которых всеми силами хотели избавиться, — чув¬
ство, в общем-то безразличное к форме правления, ввиду того,
что прекращалось их господство». «Правление Конвента, не под¬
держиваемое более казнями, было низко и достойно лишь пре¬
зрения, — вспоминал впоследствии наполеоновский маршал
Огюст Мармон, — все честные люди желали свержения его».
В докладе, подготовленном для английского правительства, гово¬
рилось: «О Республике, Свободе или Равенстве не говорят иначе
как с весьма выразительными гримасами; о представителях на¬
рода — иначе как с напускным презрением».
После публикации декретов они очень скоро стали мишенью
для насмешек. «Откуда весь этот шум против двух третей^» —
спрашивал журналист одной из газет. И сам же отвечал: «Это
реванш, взятый двумя первыми сословиями против третьего».
Общий настрой народа был, согласно полицейским донесениям,
однозначен: «не переизбирать этих мошенников». В столице де¬
кретам посвящали издевательские песенки.
г77
Французская революция
Хотя депутаты и пытались делать вид, что принятие «декре¬
тов о двух третях» полностью соответствует логике новой кон¬
ституции, причины такой реакции были им, разумеется, понятны:
по сути, одновременно с принятием конституции они совершали
государственный переворот. Впрочем, Конвент нашел красивый
выход: декреты были вынесены на референдум вместе с консти¬
туцией. Однако и недовольные сумели найти «асимметричный
ответ»: во многих первичных собраниях сделали вид, что не по¬
няли, нужно ли за них голосовать; в протоколах таких собраний
декреты попросту игнорировались.
Национальному Конвенту пришлось делать хорошую мину
при плохой игре: было объявлено, что декреты на референдуме одоб¬
рены, хотя за них проголосовали лишь около zoo тысяч человек,
а 19 департаментов и 47 парижских секций из 48 декреты отвергли.
Восстание 13 вандемьера IV года
Республики
На фоне все более углубляющегося продовольственного и фи¬
нансового кризиса, на фоне ожиданий грядущей смены власти
и в столице, и по всей стране все сильнее проявлялась ностальгия
по былым временам, ассоциировавшимся после долгих револю¬
ционных бурь со стабильностью и отсутствием проблем со снаб¬
жением. Немалое число граждан, докладывали агенты полиции,
измученных и уставших от того, что их беспрестанно дура¬
чат и внушают ложные надежды, позволяют себе заявлять,
что при старом порядке хлеба хватало даже после плохих уро¬
жаев, тогда как ныне, при всем изобилии, не хватает всего и вся.
Эти речи сопровождаются жалобами и оскорблениями нынеш¬
него правительства.
Таким образом, ностальгия сопрягалась с возраставшей неприяз¬
нью народа к властям предержащим. Конвент обвиняли в неспособ¬
ности вывести страну из кризиса, его депутатов открыто называли во¬
рами и казнокрадами, им припоминали разгул Террора и покорность
278
глава 7. Термидор
«децемвирам». Парижане отчаянно надеялись, что с роспуском
Конвента ситуация начнет стремительно улучшаться.
В этих условиях активно распространявшиеся слухи о том,
что результаты голосования по «декретам о двух третях» сфальси¬
фицированы, сыграли роль детонатора. Как может быть, спраши¬
вал у Конвента представитель секции Хлебного рынка, что по всей
Франции против декретов проголосовали всего 95 тысяч чело¬
век, если только в отвергшем декреты Париже таковых нашлось
75 тысяч? В столице ходили даже слухи, что декреты не поддер¬
жали три четверти департаментов.
Ситуацию усугубляла сильнейшая поляризация среди пари¬
жан. Одним из лозунгов Национального Конвента были слова:
«Ни короля, ни анархии!», под которой тогда понимали извра¬
щенное народовластие, то есть то, что творилось при монтаньярах.
Обвинения же в роялизме оставались удобным клеймом для всех
недовольных политикой Конвента. Однако к середине 1795 года
стало понятно, что воплощение этого лозунга в жизнь блокирует
любые попытки достичь согласия и закончить Революцию.
Полицейский осведомитель докладывал:
...внутри ряда секций разворачивается возмутительная борьба
между якобинцами и гражданами, которых те преследовали;
они именуют друг друга роялистами и террористами. <...> Это
столкновение мнений порождает ожесточенные споры, пред¬
вещающие и даже провоцирующие гражданскую войну.
К тому же те удары, которые раз за разом Конвент наносил
по санкюлотам, независимо от желаний депутатов лишь усили¬
вали оппозицию его политике со стороны более богатых жителей
столицы, позволяя им задавать тон во все большем количестве
секций. Менее всего они стремились к вооруженному противо¬
стоянию: вплоть до ю вандемьера, когда по закону первичные
собрания должны были избрать выборщиков и разойтись, пред¬
ставители секций раз за разом выражали Конвенту протест про¬
тив «декретов о двух третях» и надеялись с ним договориться.
Но члены Конвента, слишком хорошо помнившие о предыдущих
279
Французская революция
восстаниях, были настроены продемонстрировать максимальную
твердость и поставить секции на место. Депутаты то называли всех
проголосовавших против «декретов о двух третях» роялистами,
то угрожали перенести заседания Конвента в Шалон-на-Марне
и привести в боевую готовность войска в соответствии с законом
от I жерминаля, то нецензурно оскорбляли представителей сек¬
ций, то силой подавляли волнения в ряде коммун парижского ре¬
гиона, состоявших с секциями в переписке. Тогда же в Конвенте
начали говорить о том, что все происходящее — результат развет¬
вленного роялистского заговора, нити которого уходят в Англию.
«Эти вероломные люди хотят, чтобы Париж оказался в Вандее
или же Вандея в Париже», — заявил Тальен.
Терпение у обеих сторон лопнуло п вандемьера. В этот день
парижские выборщики попытались собраться досрочно, а Кон¬
вент им это запретил. Когда же в ответ семь секций объявили себя
восставшими, Конвент принял решение опереться на санкюлотов.
По городу поползли слухи о возвращении Террора и диктатуры
монтаньяров.
До последнего момента депутаты не могли разрешить для себя
сложную проблему: если все, что они делают, направлено на благо
народа, то как объяснить, что народ восстает? В конечном счете
волнения в столице объяснили интригами горстки роялистов-
заговорщиков. В докладе от имени Комитета общественного спа¬
сения, произнесенном Дону п вандемьера, утверждалось, что суть
нынешнего кризиса — в необходимости совершить выбор между
монархией и республикой. Осознавая это, говорил оратор, «вну¬
тренние и внешние враги французской свободы» объединили
свои усилия, чтобы вернуть «наследственный деспотизм». В тоже
время даже в недрах восставших секций «подавляющее большин¬
ство жителей остается не затронутым этим».
11 вандемьера был отменен декрет о разоружении бывших
сторонников Террора и сформированы три батальона, готовых
прийти на помощь Конвенту. В тот же день к восставшим при¬
соединилась Национальная гвардия ряда богатых секций. Вой¬
сками мятежников командовал Луи Мишель Огюст Тевене, бое¬
вой офицер, прошедший за годы Революции путь до бригадного
280
глава 7. Термидор
Окружение секции Лепелетье войсками Конвента. 4 октября 1795 года.
Гравюра по рисунку Ж. Ж. Ф. Ле Барбье
генерала. Ему противостоял командующий Внутренней армией
Жак Франсуа Мену, принадлежавший к одному из древних дво¬
рянских родов, бывший депутат Учредительного собрания. Хотя
формально Мену участвовал в нескольких военных компаниях, его
боевой опыт сводился в основном к одному проигранному сраже¬
нию в Вандее. Неудивительно, что в вандемьере Мену (случайно
или намеренно) действовал столь нерешительно, что Париж едва
не оказался в руках восставших. После этого Мену был заподо¬
зрен в роялизме и смещен со своего поста.
13 вандемьера (5 октября) дело дошло до вооруженного столк¬
новения. Пяти-шести тысячам защитников Конвента противо¬
стояли семь-восемь тысяч мятежников: около 8о% вооруженных
сил секций предпочли оборонять свои кварталы. Вместо Мену
командующим был назначен Баррас. Имея звание бригадного ге¬
нерала, он все же предпочел призвать себе на помощь еще семе¬
рых республиканских генералов, среди которых был и Наполеон
Бонапарт, поручивший кавалеристу Иоахиму Мюрату доставить
для обороны Тюильри, где заседал Конвент, четыре десятка пушек,
чтобы уравновесить преимущество мятежников в живой силе.
281
Французская революция
Ставка на артиллерию оказалась удачной. Бои начались во вто¬
рой половине дня 13 вандемьера, вскоре войскам Конвента удалось
от обороны перейти к наступлению и к утру 14 вандемьера воору¬
женные силы секций были разбиты и рассеяны. Впоследствии
стало принято считать, что депутаты победили благодаря Бона¬
парту: якобы, когда мятежники сконцентрировались для штурма
Конвента у церкви Святого Роха, по ним ударили пушки. Однако
это не более чем легенда: хотя Бонапарт действительно сыграл
важную роль в подавлении восстания и даже удостоился про¬
звища «генерал Вандемьер», тот исторический залп, который
ему приписывают, был физически невозможен из-за расположе¬
ния зданий на близлежащих улицах.
Конвент поспешил сообщить о «блестящей победе, только
что одержанной республикой над объединенными роялизмом
и анархией». Основную вину, однако, депутаты предпочли воз¬
ложить на сторонников восстановления королевской власти, хотя
их участие в восстании отнюдь не было преобладающим и даже
не было толком доказано. В докладе от имени Комитетов обще¬
ственного спасения и общей безопасности упоминалось большое
количество первичных собраний Парижа, «в которых разнуз¬
данные роялисты, священники, не признающие закон и пригово¬
ренные по этой причине к депортации, и даже эмигранты дер¬
зостью и коварством приобрели влияние, ставшее в известном
смысле непреодолимым». «Даже в самом сердце Парижа рояли¬
сты и шуаны развязали гражданскую войну», — сообщал Коми¬
тет общественного спасения представителям народа при армиях
Республики.
Можем ли мы в итоге сказать, что «декреты о двух третях», вы¬
звавшие такое возмущение по всей стране, были оправданными?
На этот вопрос позволяют ответить выборы в Законодательный
корпус, прошедшие в середине октября. Из 750 депутатов опреде¬
лить политическую ориентацию историки берутся далеко не у всех;
к тому же в отсутствие «партий» о ней можно судить лишь очень
осторожно и со множеством оговорок. Однако в республиканских
убеждениях подавляющего большинства избранных заново депу¬
татов Конвента сомневаться не приходится. Совсем иначе дело
282
глава 7- Термидор
обстоит с новой третью, в которой сторонники монархии доми¬
нировали. Таким образом, если бы не «декреты о двух третях»,
победу на выборах 1795 года вполне могли бы одержать роялисты.
Всеобщая амнистия
Символичным жестом, завершившим работу Конвента, стала все¬
общая амнистия.
К разговорам о ней Конвент вернулся вскоре после восстания
13 вандемьера, и это не случайно. Хотя мятеж был подавлен, а мно¬
гие его участники предстали перед судом, депутаты осознавали
двусмысленность происходящего: во-первых, восставшие факти¬
чески отстаивали тот самый народный суверенитет, который Кон¬
вент провозглашал и сам же одновременно и нарушал, а во-вторых,
Конвент теперь решил опереться на людей, которых с таким тру¬
дом разоружил после восстаний в жерминале и прериале. Таким
образом, как только и поддержка диктатуры монтаньяров, и но¬
стальгия по ней перестали восприниматься как преступление,
амнистия вновь стала пугать лишь одним: как бы роялисты не вос¬
пользовались ею, чтобы свергнуть Республику.
Впрочем, «декреты о двух третях» должны были свести эту
возможность к нулю, что и позволило z брюмера (23 октября)
Бодену от имени Комиссии одиннадцати предложить Конвенту
всеобщую амнистию с целью «вычеркнуть из памяти воспомина¬
ния о заблуждениях и ошибках, совершенных во время револю¬
ции». Многие, уверен Боден, мечтали бы, чтобы забыли об их соб¬
ственных ошибках, но оказываются не готовыми закрыть глаза
на ошибки других. Никто не может сказать о себе, что за годы Ре¬
волюции он ни разу не проявил слабость или что его принципы
оставались неизменными и всегда уместными. А если найдутся те,
кто будет на это претендовать, достаточно предложить им вспо¬
мнить, «не они ли вторили здесь кощунственным словам Марата,
когда он требовал двести тысяч голов».
Таким образом, Боден развернул аргументацию, совсем не по¬
хожую на ту, которая звучала в предыдущие месяцы. Если тогда
283
Французская революция
ораторы делили французов на республиканцев и роялистов и боя¬
лись объявить амнистию, чтобы не оставить безнаказанными сто¬
ронников монархии, то Боден, хотя и произносил в адрес рояли¬
стов все полагающиеся слова, весьма образно подводил коллег
к тому, что «истинное положение всех французов» иное:
Нет ни одного человека, который смог бы избавить себя от уча¬
стия в революции; все должны были с первых же ее минут
чувствовать себя на одном корабле и стать по необходимости
матросами, солдатами или по крайней мере пассажирами, а сле¬
довательно, все должны были ради общего блага помогать лави¬
ровать в бури. Все погибли бы, если бы каждый не использовал
против ветров и рифов всю свою силу и всю отвагу, поскольку от¬
ныне было невозможно ни вернуться в исходную точку, ни войти
в какой бы то ни было иной порт, кроме порта свободы.
Не осознавая этого и не желая работать сообща, одни фран¬
цузы оставались равнодушными и безучастными, когда преследо¬
вали не их, а другие пытались остановить ход Революции. Таким
образом, роялисты фактически ставились на одну доску с теми
депутатами Конвента, кто не пытался, как, впрочем, и сам Боден,
остановить Робеспьера и его соратников.
Речь Бодена была построена чрезвычайно искусно. Он предла¬
гал амнистию словно нехотя, будто анализируя иные возможности
и не находя другого выхода, выбирая меньшее из зол. Он осыпал
роялистов проклятиями, но при этом оставался реалистом. Враги
и палачи никуда не делись, они не заслуживают прощения, однако
это ничего не значит, ведь положить конец бедствиям можно, лишь
поставив точку в репрессиях.
Презрение, убеждал коллег Боден, подействует на роялистов
куда лучше преследований. Теперь, когда роялизм разбит 13 ван¬
демьера, можно пойти даже дальше и отменить саму смертную
казнь — пережиток варварства. В поисках аргументов Боден ссы¬
лался на труды философов и примеры других стран. Он призывал
оценить символизм того, что Национальный Конвент начал работу
с отмены королевской власти и закончит ее отменой смертной
284
глава 7. Термидор
казни. Он даже угрожал своим коллегам, напоминая, что «сохра¬
нить эшафоты, пусть даже для одного преступления, — это риск,
что их начнут вскоре использовать и для других преступлений».
В память об отмене смертной казни Боден также предложил про¬
вести торжественную церемонию по переименованию площади
Революции (на которой казнили Людовика XVI, Марию-Антуа¬
нетту, Дантона, Робеспьера и многих других) в площадь Согласия.
Так она называется и по сей день.
Все это были лишь средства, тогда как на протяжении всего
доклада Боден не позволял ни на минуту забыть о цели. В завер¬
шении речи он предложил коллегам «торжественно заявить,
что без амнистии они не считают революцию законченной».
Проект декрета, который зачитал Боден, был составлен весьма
осторожно. В нем аннулировались любые обвинительные заклю¬
чения, связанные с революционными событиями. Исключение
делалось для тех, кто будет мешать ввести в действие Консти¬
туцию III года Республики, участников восстания 13 вандемьера
и неприсягнувших священников. Смертная казнь сохранялась
лишь для эмигрантов.
4 брюмера обсуждение декрета об амнистии началось в то время,
когда Конвент должен был уже завершить свою работу. «Кото¬
рый час?» — спросил один из депутатов. Ему ответили со скамей,
где сидели «левые»: «Час правосудия». Согласно историческому
анекдоту, после этого председатель Конвента даже остановил часы,
чтобы не нарушать заранее установленного регламента.
Несмотря на это, декрет не прошел без обсуждения, и споры
вновь оказались столь ожесточенными, что Боден даже вынужден
был призвать депутатов к порядку: «Граждане коллеги, я предста¬
вил вам декрет о замирении, постарайтесь же вести себя мирно».
В финальном варианте декрет претерпел принципиальные изме¬
нения. Смертная казнь отменялась — но лишь с момента про¬
возглашения всеобщего мира. Фактически же она так и не была
отменена, что позднее позволило Наполеону включить ее в за¬
конодательство Империи. К числу исключенных из амнистии
добавлялись также изготовители фальшивых ассигнатов и фаль¬
шивомонетчики.
285
Французская революция
Таким образом, декрет об амнистии в полной мере отражает
то же противоречие между теорией и практикой, которое было
характерно и для «декретов о двух третях». Амнистия назрела,
к тому же было бы странно, если бы республиканцы, после того
как Людовик XVIII обещал амнистию в Веронской декларации,
остались бы в стороне. Но все же они так и не решились ни сде¬
лать эту амнистию действительно всеобщей, ни ввести в действие
решение об отмене смертной казни.
Декрет об амнистии стал последним в долгой истории работы
Национального Конвента. После его принятия председатель тор¬
жественно объявил, что «единство, дружба, согласие между всеми
французами — вот способ спасти Республику», Конвент же вы¬
полнил свою задачу и его заседания окончены.
В памфлете, озаглавленном «Прощальные слова Националь¬
ного Конвента французскому народу», говорилось:
Пусть опыт Конвента научит вас. Посмотрите, какова была
до сегодняшнего дня цена его долгих и мучительных трудов;
большая часть его членов выбита проскрипциями: одних пре¬
проводили на эшафот, других принудили самим подарить себе
смерть; тех вы видели брошенными в тюрьмы, эти нашли убе¬
жище в мрачных подземных пещерах, иные, более счастливые,
погибли от вражеских пуль в рядах защитников свободы. Какой
батальон когда-либо выходил из битвы столь поредевшим?
Деятельность Конвента была окончена; объявив о самороспу-
ске, он передал власть Директории. Термидорианцы надеялись,
что им удалось то, что не удалось их предшественникам: завер¬
шить Революцию и создать такую государственную машину, кото¬
рая успешно проработает десятилетия.
Итоги Термидора
Термидор — не просто еще один этап Французской революции.
Для многих он стал возвращением к обычному порядку вещей,
286
глава 7. Термидор
возвращением к той Франции, которая была «цивилизованной»,
а не «варварской». То, что происходило во времена диктатуры
монтаньяров, при Термидоре стало принято считать националь¬
ной катастрофой. Депутаты Конвента не жалели эпитетов, сгу¬
щая краски. «Восхитительные места для прогулок, некогда пере¬
полненные людьми, элегантными и радостными, — говорил один
из них, — теперь предлагали взору завсегдатаев окрестностей ка¬
торги в грязной и бедной одежде... По улицам было не пройти
из-за телег, каждый день влекущих жертв на смерть...»
«Революция постарела», — сказал великолепно чувство¬
вавший ту эпоху историк Бронислав Бачко. Быть может. Ей уже
не свойственны были бесстрашие, безграничная вера в будущее,
отсутствие сомнений, представление о том, что достаточно разру¬
шить старый мир, уничтожить врагов, создать нового, «обновлен¬
ного» человека, принять нужные законы, одобрить совершенную
конституцию — и мир изменится, а все народы восхитятся Фран¬
цией и последуют французскому примеру, отправившись по тор¬
ной дороге к грядущей свободе.
Историки нередко пишут, что Термидор — это возврат
в 1789 год. Депутаты отказываются от того, что было сделано
в годы диктатуры монтаньяров и вновь, как с чистого листа, об¬
суждают, на каких принципах должно основываться общество.
Однако это совершенно не так. В 1789 году казалось, что воз¬
можно всё, в 1795-м над французами довлел опыт предыдущих
лет и стремление, опираясь на него, избежать ошибок в будущем.
Буасси д’Англа призывал коллег:
Мы прожили за шесть лет шесть веков, пусть же опыт, сто¬
ивший столь дорого, не будет вами утрачен. Пришло время
извлечь уроки из преступлений монархии, ошибок Учреди¬
тельного собрания, колебаний и отступлений назад Законода¬
тельного собрания, злодеяний тирании децемвиров, бедствий
анархии, бед Конвента, ужасов гражданской войны; лишь раз¬
мышляя над кратким перечнем причин революции, прогрессом
общественного мнения, бурной сменой точек зрения и собы¬
тий, лишь помня об отправной точке, пути, по которому вы
2.87
Французская революция
идете, о том месте, на котором вы находитесь, вы сами можете
выбрать ту цель, которой хотите достичь.
Есть и другая точка зрения: Термидор — резкий разрыв со всей
революционной традицией. Это отказ от «принципов 1789 года»,
воплощенных в Декларации прав человека и гражданина, от де¬
мократии и равенства, попытка построить государство на иных
идеологических основаниях: утилитаризме и индивидуализме.
Но и это совершенно не так. Нет ничего более далекого от духа
и буквы Декларации прав, чем рожденная Революцией — Рево¬
люцией в целом — политическая система с цензовым (каким бы
ни был этот ценз) избирательным правом, недоверием к прямой
демократии, Террором, произвольным исключением из нации от¬
дельных категорий граждан, доминированием ситуативно пони¬
маемого государственного интереса над правами человека, посто¬
янным ограничением и нарушением этих прав. Термидор в этом
плане мало отличался как от конституционной монархии, так
и от диктатуры монтаньяров. На словах все принципы признава¬
лись, в них не переставали верить, на деле же побеждал реализм.
Термидор — время осмысления пройденного пути, подведения
итогов, признания в том, что идеалы просветителей, безусловно,
прекрасны, но не выдерживают проверки реальной жизнью. Это
время прагматизма, который приходит на смену идеализму, ком¬
промиссов, сменяющих непримиримость. Все это имело одну
цель — дать Франции прочный политический режим, который
позволит отдохнуть от постоянных пертурбаций. И закончить,
наконец, Революцию.
ГЛАВА 8
Революция
продолжается
Становление режима Директории
I795-i799 годы, которые ныне принято называть периодом Ди¬
ректории, стали завершающим этапом Французской революции.
Правда, сами современники считали, что Революция должна была
завершиться еще осенью 1795 года — и для этого, как им тогда ка¬
залось, имелись все предпосылки.
Была разработана, принята и одобрена на референдуме новая
конституция, что уже само по себе, в рамках представлений той
эпохи, означало конец Революции. Конституция III года Респуб¬
лики писалась если и не на века, то по крайней мере на долгие
годы. Остававшиеся в новом Законодательном корпусе депутаты
Национального Конвента готовы были обеспечить транзит вла¬
сти. Был положен конец успевшей сложиться традиции народных
восстаний, менявших или пытавшихся менять политические ре¬
жимы. Была практически разгромлена Первая антифранцузская
коалиция.
Тем не менее, как мы знаем, закончить Революцию не уда¬
лось. На протяжении всего периода Директории будет продол¬
жаться борьба между теми же тремя политическими силами,
что и при Термидоре (известный французский историк Франсуа
289
Французская революция
Поль Баррас. Гравюра П.-А. Тардьё с портрета работы И. Ле Дрю
Фюре как-то остроумно и весьма точно назвал их тремя полити¬
ческими «слабостями»): консервативными республиканцами*,
«якобинцами» — теми, кто ранее поддерживал диктатуру мон¬
таньяров и Террор, а теперь выжидал лишь удобного момента
для реванша, и роялистами — сторонниками реставрации монар¬
хии, разочарованными из-за «декретов о двух третях», но не оста¬
вившими надежд вернуть во Францию короля.
В словосочетании republicans conservateurs прилагательное происходит
от глагола conserver — «сохранять». Так во времена Директории называли
республиканцев, которые хотели сохранить и упрочить Республику, оставаясь
приверженцами Конституции III года. Историки же чаще всего называли эту
политическую группировку «термидорианцы», что применительно к эпохе
Директории не вполне корректно.
190
глава 8. Революция продолжается
пкуюл.тну.ч.у.гглих.
l(<7//Z/r f \ (Л/Г<'Л>МГ < '.ITt'ff/f/
Луи-Мари Ларевельер-Лепо. Гравюра Ж.-Б. Компани с портрета работы Ф. Бонвилл
Согласно Конституции III года, пять членов Директории из¬
бирались Советом старейшин из списка, который представлял
Совет пятисот. В 1795 году Директорами стали спасший Конвент
13 вандемьера Поль Баррас, один из творцов конституции и убе¬
жденный республиканец Луи-Мари Ларевельер-Лепо, не поль¬
зовавшийся большой популярностью активный термидорианец
Жан-Франсуа Ребель, военный инженер Этьен-Франсуа Летур-
нёр и член Комитета общественного спасения периода Террора
Лазар Карно (вместо него сначала избрали аббата Сийеса, но тот
отказался от должности). Все пятеро были ранее депутатами Кон¬
вента, все голосовали за казнь Людовика XVI, все считались рес¬
публиканцами. Тем не менее Барраса, Карно и Ребеля подозревали
в симпатиях к роялистам.
291
Французская революция
KKWBEL.
Жан-Франсуа Ребель. Анонимная гравюра XVIII века
Председательствовали Директоры по очереди. Никакого фор¬
мального распределения обязанностей между ними не было, од¬
нако со временем каждый выбрал для себя направление работы
по душе, занимаясь им больше других. Так, Баррас особое вни¬
мание уделял внутренним делам, Карно — военным, Ларевельер
и Ребель — дипломатии.
Не было среди Директоров и единства мнений. Баррас тради¬
ционно блокировался лишь с Ребелем, считая Ларевельера бес¬
помощным фантазером и ревниво относясь к славе Карно. Ларе¬
вельер презирал Барраса как политика, по его мнению, морально
нечистоплотного. Карно же видел в Баррасе термидорианца,
191
глава 8. Революция продолжается
то есть человека, покончившего с тем самым некогда всемогущим
Комитетом общественного спасения, в котором сам Карно, счи¬
тавшийся «организатором победы», играл видную роль. Впро¬
чем, ему Ларевельер тоже не доверял, подозревая в нем тайного
сторонника монархии.
Каждый год по жребию один из членов Директории выбывал,
и Советы избирали на его место другого, однако Баррасу удалось
сохранять свой пост до 1799 года, причем многие подозревали,
что это не просто совпадение. Английский агент рассказывал:
Вот каков был способ, которым члены Директории пользовались
во время ежегодного жребия, чтобы не ошибиться в отношении
того, кто, по предварительным договоренностям, должен был вы¬
быть из Директории. Он был следующим: один из пяти шариков
из слоновой кости погружали в горячую воду; в момент вытя¬
гивания жребия его помещали в урну, и тот, кто выбывал, чув¬
ствуя тепло, не мог ошибиться, вытаскивая черный шар. Вы знаете,
что слоновая кость, долгое время оставаясь в горячей воде, может
сохранять тепло на протяжении нескольких дней. Баррас, когда
приближалось время жребия, всегда объявлял, что свернет шею
тому, кто подстроит его исключение, а другие члены Директории,
ценя все его достоинства, соглашались, что будет правильным
во всех отношениях, чтобы он не выбывал.
Директории подчинялись министры, среди которых тоже
было немало бывших членов Национального Конвента. В январе
1796 года впервые в истории Франции было создано Министер¬
ство общей полиции. С этого времени, собственно, и появилась
французская полиция в современном смысле слова: отвечающая
за порядок, преследующая преступников и надзирающая над ина¬
комыслящими.
Хотя о создании бюрократической машины, подобной той,
что существует сегодня, применительно к концу XVIII века гово¬
рить не приходится, все же количество чиновников существенно
выросло по сравнению с числом должностных лиц при Старом
порядке. Считается, что несколько сотен служащих работали
293
Французская революция
непосредственно на Директорию, около 5 тысяч — на мини¬
стерства и до ю тысяч осуществляли надзор над местными вла¬
стями на уровне департамента и ниже. Зачастую им плохо платили
или выдавали жалование с задержками, что создавало благоприят¬
ную почву для коррупции.
Груз нерешенных проблем
Особых усилий от правительства требовала борьба с преступ¬
ностью, за годы Революции превратившейся в настолько серьез¬
ную проблему, что властям пришлось усилить репрессии. Летом
1796 года был принят закон, карающий за попытку преступления
так же, как за само преступление, а весной следующего года была
введена смертная казнь за кражу.
Отдельной проблемой оставалось то, что тогда именовалось
бандитизмом. В этом явлении, приобретшем массовый характер,
политика — сопротивление Революции — была неразрывно свя¬
зана с откровенной уголовщиной. Бандиты, среди которых было
немало дезертиров, не желавших воевать за Республику, вызывали
всеобщий страх. Они убивали владельцев национальных иму-
ществ, должностных лиц, присягнувших священников, нападали
на жандармов и национальных гвардейцев. Они запросто могли
опустошить и отдельно стоявшую ферму, перебив ее обитателей.
Целые регионы считались опасными — от традиционных обла¬
стей антиреволюционных крестьянских движений, таких как Ван¬
дея и Бретань, до Прованса. Были места, где путешественникам
предлагалось покупать пропуска, выдаваемые главарями банд.
Дилижансы с деньгами захватывали даже в пригородах Парижа.
Не в силах справиться с бандитами, правительство постепенно
ужесточало законодательство, предлагая рассматривать бандитизм
как преступление против рода человеческого. Частично победить
этот феномен удалось только при Консульстве.
Еще одной нерешаемой проблемой стали постоянные финан¬
совые и экономические трудности. В значительной степени Дирек¬
тория была в них не виновата: в результате Революции Франция
294
глава 8. Революция продолжается
впала в глубокую экономическую депрессию, а потому финансы
и производство достались новому руководству уже в плачевном
состоянии. К началу правления Директории в обращении находи¬
лось го миллиардов ассигнатов, которые обменивались на золото
по курсу менее i%. Правительство было вынуждено на время пре¬
кратить продажу национальных имуществ и приостановить работу
Биржи. Вплоть до июля 1796 года зарплата депутатов и министров
была установлена в граммах зерна. Процветала спекуляция. Фи¬
нансовая нестабильность не только порождала бедность, но и вы¬
зывала в обществе ощущение, что в любой момент все может рух¬
нуть. По этой причине все те, у кого имелись средства, спешили
наслаждаться радостями жизни. Мерсье так рассказывал об этом:
Никогда еще не было столько спектаклей, концертов, танцев,
обедов, рестораторов, изготовителей лимонадов, общественных
садов, фейерверков, лицеев, газет и виноторговцев. Своего рода
чудо природы все это разнообразие увеселений в разгар самой
смертоносной войны, после революции, которая должна была
породить лишь самые унылые мысли, вся эта роскошь, которую
выставляют на показ частные лица в разгар невзгод правитель¬
ства, эти беззаботность, мотовство и расточительность, кото¬
рые овладели всеми классами, эти жажда наживы и нежелание
экономить, эта жадность пирата, с которой приобретаются бо¬
гатства, и та экстравагантность, с которой их пускают на ветер.
Состояния создаются в один день, а на следующий их уже нет.
Тот, кто выбрался из своей лачуги, живет несколько месяцев
в великолепном дворце, а потом вынужден вернуться обратно.
Правительство попало в зависимость от банкиров и поставщи¬
ков для армии. Чтобы покрыть долги, на продажу пустили даже
бриллианты короны. В феврале 1796 года объявили о прекраще¬
нии выпуска ассигнатов. Доски, с которых их печатали, были тор¬
жественно сожжены, однако это не решило проблему, поскольку
миллиарды ассигнатов еще находились в обращении и руковод¬
ству страны никак не удавалось их чем-то заменить. Металличе¬
ских же денег критически не хватало. Казна была пуста, налоги
295
Французская революция
собирались из рук вон плохо, и правительство всеми силами ла¬
тало дыры, чтобы найти средства хотя бы на финансирование во¬
енных расходов.
Война или мир?
Заключенные в 1795 году мирные договоры продемонстрировали
способность Республики не только побеждать европейские монар¬
хии, но и договариваться с ними. Они же поставили вопрос о том,
какое завершение Революционных войн было бы для Франции
оптимальным.
Характерное для Французской революции мессианство, жела¬
ние принести «свободу» другим народам, навязать им свои по¬
рядки и республиканское государственное устройство, стремле¬
ние взять реванш за поражения XVIII века и реализовать давние
геополитические мечты привели к тому, что, даже изгнав врага
со своей территории и заключив мир с рядом держав коалиции,
Франция не утратила стремления к экспансии.
Однако среди республиканцев все чаще слышались и другие го¬
лоса: заключение мира — такой же символ окончания Революции,
как и принятие конституции. Пока мир не заключен, Революция
продолжается, а это ставит под угрозу внутреннюю стабильность
страны. К миру подталкивали и финансовые проблемы, и уста¬
лость населения от войн. В Директории за продолжение экспансии
выступал в основном Ребель, остальные, даже «стратег» Карно,
опасались ее последствий.
Другой вопрос — на каких условиях должен быть заключен
всеобщий мир. Здесь тоже не было согласия. Большой популяр¬
ностью пользовалось выражение «славный и длительный мир»,
однако постепенно к политикам приходило понимание того,
что славный мир не будет длительным, а длительный окажется
не столь славным. «Правые», особенно промонархические круги,
напоминали: чем большим будет готова поступиться Республика,
тем более прочным станет мир. Для Франции, полагали они, вы¬
годнее пойти на уступки, чтобы вернуться в европейскую систему
296
глава 8. Революция продолжается
• //,,/ f/.'/w /It ( vfe JtV
Лазар Карно, член исполнительной Директории.
Гравюра Ж.-Б. Компани с портрета работы Ф. Бонвилл
международных отношений, играть в ней роль арбитра, вступать
в союзы, заключать торговые договоры.
Большинству республиканцев эта идея казалась неприемле¬
мой, однако правительство все еще питало надежду найти золо¬
тую середину. В опубликованном письме Директории военному
министру от 31 декабря 1795 года говорилось:
Исполнительная Директория не боится объявить всей Ев¬
ропе, что ее самое пылкое желание — подготовить заключение
мира, основами которого станут не непомерные и гибельные
297
Французская революция
для безопасности других держав претензии, а осознаваемые
интересы этих держав, интересы Французской республики и ее
союзников. В конечном счете заключенный мир должен быть
достоен тех жертв, которые принесли французы для обеспече¬
ния своей независимости.
К 1796 году держав, с которыми оставалось заключить «слав¬
ный» мир, было уже не так много. Россия формально к коалиции
присоединилась, но участия в войне так и не приняла. Сарди¬
ния не представляла реальной угрозы. Основными противни¬
ками Франции на тот момент оставались Англия, с которой про¬
должалось традиционное соперничество за колонии, и Австрия,
с трудом сопротивлявшаяся желанию других государей Священ¬
ной Римской империи примириться с Францией, но продолжав¬
шая борьбу с ней на английские деньги. Однако и в самой Англии
всю первую половину 179$ года премьер-министру Уильяму Питту
пришлось противостоять неоднократным попыткам парламента
навязать королю мирные переговоры с Францией, заверяя, что ре¬
сурсы Республики истощены. А во второй половине года давление
и парламента, и общественного мнения стало настолько сильным,
что Великобритания оказалась вынуждена приступить к зондиро¬
ванию настроений французского правительства. Переменам в ан¬
глийской внешней политике способствовало и то, что 29 октября
карету направлявшегося в парламент Георга III окружила толпа,
кричавшая: «Мир, мир и не надобно короля!»
Первый раунд переговоров проходил в Берне с 29 октября 1795
по 26 марта 1796 года. Франции предлагалось вернуться к грани¬
цам 1789 года. Переговоры, однако, были прерваны, когда Рес¬
публика выдвинула встречное требование вернуть ей все захва¬
ченные колонии и стала настаивать на сохранении «естественных
границ» по Рейну, Пиренеям, Альпам и океану. После перерыва
второй раунд переговоров был начат 18 октября 1796 года в Па¬
риже. К тому времени положение Республики заметно улучши¬
лось, кроме того, Испания объявила войну Англии. Дипломаты
вновь зашли в тупик, и английскому посланнику было предписано
покинуть французскую столицу.
298
глава 8. Революция продолжается
В борьбе с Австрией
План Карно, составленный перед кампанией 1796 года, пред¬
полагал, что основной удар будет нанесен по Австрии. Генерал
Журдан во главе Самбро-Маасской армии и генерал Моро во главе
Рейнско-Мозельской армии (каждая по 8о тысяч человек) должны
были идти к Вене по разным берегам Дуная, каждая из своего рас¬
положения. Двум другим армиям, значительно менее многочис¬
ленным, — Альпийской под командованием генерала Келлермана
и Итальянской — отводилась вспомогательная роль: они должны
были отвлечь на себя силы австрийцев и в идеале отколоть от коа¬
лиции Сардинию, после чего Итальянская армия, если получится,
должна была прибыть под Вену. Генералу Гошу поручалось выса¬
дить десант в Ирландии.
Этому плану не суждено было реализоваться. Плохая погода,
неудачное руководство флотом и недостаточная подготовка фран¬
цузских моряков привели к срыву десанта. Журдан успешно начал
продвижение вглубь немецкой территории и осадил Майнц, од¬
нако отсутствие координации между французскими армиями по¬
зволило австрийскому главнокомандующему эрцгерцогу Карлу
справиться с ними поодиночке. Разбив Журдана 3 сентября
в битве под Вюрцбургом, эрцгерцог Карл заставил его снять осаду
с Майнца и уйти обратно за Рейн. Моро, опасаясь поражения,
к октябрю тоже отвел войска в Эльзас. Единственным достиже¬
нием кампании стало то, что обоим генералам удалось избежать
полного разгрома и сохранить свои армии.
На следующий год Гош был назначен командующим Самбро-
Маасской армией вместо Журдана и сумел одержать несколько
побед подряд, Моро также успешно развивал наступление. Од¬
нако до Вены ни тот ни другой так и не добрались и после заклю¬
чения перемирия с австрийцами остановились на полпути.
Совершенно иначе развивались события на итальянском теа¬
тре военных действий. Генерал Бонапарт, не имевший большого
авторитета, но проявивший себя при подавлении восстания 13
вандемьера и давно уже вынашивавший планы завоевания ре¬
гиона, 1 марта был назначен командующим Итальянской армией.
299
Французская революция
Наполеон Бонапарт. Гравюра Л. Дарси с картины работы Ш. Верне
К
Прибыв к войскам, он столкнулся с немалыми трудностями. Под¬
чиненные относились к нему скептически, передразнивали между
собой его акцент, а один из них, будущий маршал Луи-Габриель
Сюше, заметил:
300
глава 8. Революция продолжается
У этого корсиканца нет другой репутации, кроме репутации
хорошего командира артиллерийского орудия, приобретенной
при осаде Тулона. Как генерала его знают только парижане.
У этого интригана нет поддержки.
Денег в армейской казне было очень мало, снабжение остав¬
ляло желать лучшего. Согласно наполеоновской легенде, армия
была раздетой и голодной, однако историки этого не подтвер¬
ждают. Да и сам Бонапарт докладывал Директории: «С админи¬
стративной точки зрения положение армии трудное, но не безна¬
дежное».
Для итальянского похода Бонапарт смог собрать 38 тысяч
человек, в то время как армия противника насчитывала больше
50 тысяч. В качестве комиссара Директории армию сопровождал
Кристоф Саличети — корсиканец и «цареубийца», который
в бытность комиссаром Национального Конвента помог Бона¬
парту возглавить артиллерию под Тулоном. Потратив несколько
дней на организацию снабжения армии и наведение дисциплины,
командующий в середине апреля вклинился между сардинцами
и австрийцами и разбил их поодиночке. К концу апреля сардинцы
осознали, что помощи от союзников не получат, и заключили пере¬
мирие, а 15 мая в Париже и вовсе подписали мир: Сардиния вышла
из коалиции, уступив Франции Савою и Ниццу. Победы позво¬
лили Бонапарту завоевать безоговорочный авторитет в Итальян¬
ской армии: солдаты поверили в главнокомандующего и в свою
способность брать верх на поле боя.
z6 апреля в обращении к армии Бонапарт заявил:
Солдаты, за пятнадцать дней вы одержали 6 побед, захватили
и знамя, 55 орудий, многие крепости, завоевали самую бога¬
тую часть Пьемонта; вы взяли в плен 15 тысяч человек, убили
или ранили более го тысяч.
До сего дня вы сражались за бесплодные скалы, прослав¬
ленные вашей отвагой, но бесполезные для отечества. Сего¬
дня же по тому, что вы совершили, вы сравнялись с армией
Голландии и Рейна.
301
Французская революция
Лишенные всего, вы всё восполнили. Вы выигрывали
битвы без пушек, форсировали реки без мостов, совершали
марш-броски без сапог, устраивали привалы без водки, а часто
и без хлеба. Лишь республиканские фаланги, лишь солдаты сво¬
боды были способны перенести то, что вы перенесли. Да воз¬
благодарят вас за это, солдаты!
Благодарное отечество обязано вам процветанием...
В том же тексте генерал обращался к итальянцам:
Народы Италии, французская армия пришла, чтобы разорвать
ваши цепи. Французский народ — друг всех народов. Пред¬
станьте же перед ним с доверием; мы будем уважать вашу соб¬
ственность, вашу религию и ваши традиции.
Воспользовавшись тем, что отныне против него были одни
австрийцы, Бонапарт незаметно для них переправился через реку
По и ю мая разбил их в битве при Лоди. В переломный момент
сражения войска пришлось воодушевлять генералам, которые впо¬
следствии станут маршалами, — Александру Бертье, Андре Мас¬
сена, Жану Ланну. Увидев, что атака захлебывается, они с криком
«Да здравствует республика!» повели солдат за собой на мост,
обстреливаемый австрийскими пушками.
На волне этой победы Бонапарт захватил Милан, покорил
Ломбардию и подписал перемирие с герцогами Пармы и Модены,
наложив на них существенные контрибуции. Вскоре заключил
перемирие и Неаполь. Тогда же командующий впервые проявил
неповиновение Директории: она планировала оставить в Пье¬
монте генерала Келлермана, но Бонапарт настоял на сохранении
единоначалия.
В Милане французы поощряли политическую активность узкого
слоя местной просвещенной элиты, стремившейся подражать прак¬
тикам Французской революции: в частности, в городе был создан
клуб «Друзей свободы и равенства». Это не мешало французам
выкачивать из оккупированных итальянских государств средства
на содержание своей армии и поддержку бюджета Директории.
302
глава 8. Революция продолжается
Осада Мантуи и захват
ПАПСКОГО ГОСУДАРСТВА
В конце лета 1796 года борьба развернулась вокруг Мантуи.
70-тысячная австрийская армия под командованием знамени¬
того 71-летнего фельдмаршала Дагоберта-Сигизмунда фон Вурм-
зера пыталась освободить осажденный французами город. В ав¬
густе Бонапарт разгромил Вурмзера, потери которого составили
более ю тысяч человек, в сентябре нанес ему новое поражение,
но судьба Мантуи так и не была решена, поскольку остатки войск
фельдмаршала засели в городе.
Для спасения Мантуи австрийцы смогли собрать новую армию
под командованием проявившего себя в Семилетнюю войну
61-летнего фельдцейхмейстера Иозефа Альвинци, усиленную под¬
разделениями, которые высвободились после неудач Журдана
и Моро. У Бонапарта же подкреплений не было, его войска, от¬
правленные преградить путь Альвинци, откатывались на юг. Ко¬
мандующий докладывал Директории:
Вся армия умирает от усталости, она без обуви, я привел ее
к Вероне, куда она только вошла. Возможно, мы вот-вот поте¬
ряем Италию. Ни одно из ожидаемых подкреплений не подо¬
шло...
Одно из решающих сражений развернулось 15-17 ноября
за мост у деревни Арколе, позволявший выйти в тыл к австрий¬
цам. В первый день сражения повторилась ситуация с мостом
при Лоди, хотя рассказ об этом событии существует в двух вари¬
антах. Обычно историки пишут, что Бонапарт со знаменем в руке
повел солдат за собой, несколько человек из его свиты были ра¬
нены, адъютант убит, а сам командующий чудом остался невре¬
дим. Однако по официальной версии этот подвиг совершил гене¬
рал Пьер Ожеро. Парижанин, выходец из самых низов, он успел
послужить в прусской и неаполитанской армиях. В 1791 году он
вернулся на родину, записался в Национальную гвардию, вступил
в Якобинский клуб. К 1793 году Ожеро уже дивизионный генерал.
303
Французская революция
Впоследствии он пройдет все Наполеоновские войны, станет
маршалом Империи. Считается, что изначально они с Бонапар¬
том плохо ладили, но быстро нашли общий язык. Так или иначе,
на третий день сражения французам удалось закрепить свой успех
и предотвратить снятие осады с Мантуи.
Последнюю попытку прорваться к Мантуе австрийцы пред¬
приняли в начале 1797 года, и вновь под командованием Аль-
винци. Бонапарту не хватало сил преградить путь противнику,
и он расположил войска так, чтобы три части его армии находи¬
лись на расстоянии нескольких переходов друг от друга. Когда
австрийцы атаковали генерала Бартелеми Жубера, тот отступил
к Риволи неподалеку от Вероны, где соединился с Бертье и Бона¬
партом. 13 января французские войска приняли бой, однако через
несколько часов сказались нехватка боеприпасов и превосходство
австрийцев в численности. Положение спас Массена, прошедший
со своими солдатами почти 150 километров за два дня и неожи¬
данно обрушившийся на австрийцев. После этого сражения Бона¬
парт заявил, что Массена — «любимое дитя победы». В 1808 году
император сделает его, в память об этой битве, герцогом Риволи.
Сражение закончилось 15 января разгромом армии Альвинци, а 1
февраля в Мантуе капитулировал Вурмзер.
Параллельно с борьбой против Австрии Итальянская армия
провела маленькую победоносную войну против папского госу¬
дарства. Вторгнувшись в 1796 году в Папскую область, 13 июня
Бонапарт заставил Пия VI заключить в Болонье перемирие,
по которому Святой престол выплачивал огромную контри¬
буцию, соглашался с оккупацией легатств Феррары, Болоньи
и порта Анкона, а также передавал французам многие произведе¬
ния искусства. После того как в начале 1797 года французы вторг¬
лись на земли легатства Романья, у Святого престола не оста¬
лось надежд на спасение, и 19 февраля он подписал с Францией
Толентинский мир, по которому признавал Республику, одоб¬
рял переход к ней Авиньона и графства Венессен и соглашался
с отторжением не только Феррары и Болоньи, но и Романьи.
Однако до самого Рима руки Директории на тот момент еще не
дотянулись.
304
глава 8. Революция продолжается
Под влиянием событий на севере Италии в Риме активизи¬
ровалось республиканское движение. 28 декабря в столкновении
между местными республиканцами и людьми папы был случайно
убит генерал Леонар Дюфо, приближенный посла Франции в Риме
Жозефа Бонапарта. В ответ французские войска в середине фев¬
раля 1797 года оккупировали Рим и провозгласили там респуб¬
лику. Когда Пий VI отказался от сотрудничества, его вывезли
из Рима, а в городе начались гонения на духовенство. Вплоть
до своей смерти в августе 1799 года папа в Рим больше не вер¬
нулся: сначала его держали на территории итальянских государств,
а в апреле 1797 года перевезли во Францию.
Развал Первой антифранцузской
коалиции
После Толентинского мира Бонапарт приступил к исполнению
последней части плана Карно. Тесня войска эрцгерцога Карла,
он начал продвижение к Вене, одержав на этом пути несколько
побед. Командующий, однако, понимал, что генерального сраже¬
ния еще не было, против него воюет лучший полководец империи,
а австрийцы отступают к своим базам снабжения. Он, безусловно,
мечтал захватить Вену, но победа без участия сил Моро и Гоша
представлялась не слишком вероятной. Когда в этих условиях Ав¬
стрия предложила ему заключить перемирие, Бонапарт подписал
его 18 апреля в городе Леобен, а потом потратил еще два месяца
на завоевание Венеции и Генуи.
Окончательно мир был подписан 17 октября 1797 года близ
деревни Кампоформио. Австрия отказывалась от аннексирован¬
ных Францией владений в Нидерландах и по левому берегу Рейна
(частично при условии, если на это согласятся другие государ¬
ства, входившие в Империю). Таким образом, граница Франции
по Рейну практически была установлена. Кроме того, при раз¬
деле с Австрией венецианских владений (сама Венеция отходила
к Габсбургам) к Франции перешли Ионические острова, считав¬
шиеся важной базой для продвижения на Восток. Ломбардия
305
Французская революция
Последняя страница договора, заключенного в Кампоформио
306
глава 8. Революция продолжается
и большинство захваченных территорий в Италии также сохраня¬
лись за французами, Мантуя же возвращалась австрийцам.
Таким образом, оставался неурегулированным лишь вопрос
о германских землях на Рейне. В декабре для его решения был
созван конгресс в Раштатте, который в итоге закончился ничем.
Хотя на конгрессе были одобрены как присоединение к Франции
левого берега Рейна, так и компенсация князьям за счет владений
на правом берегу, обсуждение деталей продолжалось до 1799 года,
когда новые войны сделали эти договоренности неактуальными.
И перемирие, и сам мирный договор продемонстрировали Ди¬
ректории и Законодательному корпусу, что армия, воспринимав¬
шаяся до сих пор исключительно как инструмент революционных
властей, легко может выйти из-под контроля. У генерала Бона¬
парта не было полномочий вести переговоры с Австрией, а заклю¬
ченные им соглашения у многих вызвали негодование. Принци¬
пиальный для правительства вопрос о границе по Рейну не был
окончательно решен. Еще на этапе Леобена Ларевельер-Лепо был
против раздела территории Венеции, а Ребель и вовсе высказы¬
вался против ратификации перемирия. Наследники якобинцев
также были не в восторге от решений Бонапарта: их удручало то,
что Французская республика передавала часть территории, при¬
надлежавшей Венецианской республике, монархии Габсбургов.
Это лишний раз подтверждало, что на деле Франция отнюдь не за¬
ботится об освобождении народов и пренебрегает их суверените¬
том. Лишь стремление избежать политического кризиса, который
при популярности Бонапарта мог иметь непредсказуемые послед¬
ствия, заставило Директорию и проправительственных депутатов
одобрить его решения. Однако на планах реинтеграции Франции
в систему международных отношений был поставлен крест.
Разгром Первой антифранцузской коалиции стал уникальным
явлением в истории европейских войн. Не впервые Европа объ¬
единялась против Франции, но впервые она делала это в таком
масштабе — и впервые терпела столь разгромное поражение.
Ни огромное количество ресурсов вошедших в коалицию стран,
ни экономическое могущество Англии, щедро финансировавшей
союзников, ни ее же преимущество на море, ни участие прусской
307
Французская революция
армии, считавшейся в Европе образцовой, — ничто из этого так
и не позволило одолеть Францию, ослабленную годами экономи¬
ческих неурядиц, финансового дефицита, развалом армии Старого
порядка, истощенную Революцией и гражданской войной. Респуб¬
лике принесли победу и революционный энтузиазм солдат, и вы¬
движение множества талантливых военачальников, но столь же
важными были и другие факторы: способность (не говоря уже
о готовности) пойти ради победы на введение всеобщей воинской
повинности, жесткие меры принуждения по отношению к пассив¬
ному большинству населения, равнодушному к целям Республики,
и государственное регулирование экономики.
Революционные войны
Осмысливая кампанию 1796-1797 годов, историки нередко пишут,
что в ней проявилось изменение характера Революционных войн:
если изначально их целью было принести свободу народам Ев¬
ропы, то к концу 1790-х годов французская экспансия лишь маски¬
ровалась отсылками к «ценностям 1789 года». «Революционная
нация, отказавшись от своих принципов, превратилась в “торговца
народами”», — с горечью напишет известный французский исто¬
рик Альбер Собуль. Однако мы видели, что уже с 179Z года война
использовалась, с одной стороны, для решения внутриполитиче¬
ских проблем и как инструмент в борьбе за власть, а с другой сто¬
роны, уже тогда она была нацелена на реализацию традиционных
для французской монархии геополитических задач. Неслучайно
в годы Французской революции вновь зашел разговор о «есте¬
ственных» границах Франции (то есть предназначенных ей самим
Провидением или самой природой) — а ведь эта концепция воз¬
никла еще в Средние века. Нидерланды, левый берег Рейна, Ита¬
лия — обо всем этом издавна мечтали французские короли, и Ре¬
волюция смогла исполнить их мечту.
Вместе с тем за войнами Французской революции стояло
и то новое, что появилось уже в XVIII веке. Значительную роль сы¬
грала демократизация войн. Не только во Франции, но и в других
308
глава 8. Революция продолжается
странах, особенно в Англии, на дипломатию начинают оказывать
огромное влияние общественное мнение и пресса. Публикации
в газетах, памфлеты, листовки, гравюры, карикатуры — все это те¬
перь используется для того, чтобы влиять на настроения масс, со¬
здавать благоприятный образ собственной страны и неблагоприят¬
ный — стран-соперников. Одновременно космополитизм первых
лет Революции сменяется торжеством национализма. Постоянно
ведутся разговоры о том, что необходимо «национализировать»
войну и армию, пресса в полной мере эксплуатирует националь¬
ные стереотипы, показывает свой народ как лучший в мире, тогда
как противник, именно в силу национального характера, изобра¬
жается достойным лишь презрения. Характерно, что войны спо¬
собствовали подъему национальных чувств не только во Франции,
на волне гордости за победы французского оружия, но и в завое¬
ванных государствах, где национальные идеи помогали мобили¬
зовать народ для сопротивления оккупантам.
В большей степени, нежели ранее, стояли за войной и экономи¬
ческие интересы Франции: так, поступавшие из Италии огромные
средства укрепляли стабильность режима Директории. Исполь¬
зовалась война и как инструмент для экспансии революционных
идей и революционных ценностей, однако эти идеи и ценности
приветствовались лишь узким слоем просвещенной элиты завое¬
ванных стран, в то время как их народы, которым французы су¬
лили освобождение и просвещение, в большинстве своем не под¬
держивали и не принимали те ценности, что несли с собой армии
Французской революции.
Республики-сестры
Одним из итогов военных побед Франции стало создание в эпоху
Директории нескольких, как говорили в ту эпоху, «республик-
сестер», формально независимых, но фактически полностью под¬
чиненных Франции: Цизальпинской, Лигурийской и Римской
в Италии, Батавской в Нидерландах, Цисрейнской на левом бе¬
регу Рейна.
309
Французская революция
Как правило, провозглашение таких республик не было частью
заранее составленного плана. В одних случаях завоеванные терри¬
тории сохраняли пусть формальную, но независимость, а в дру¬
гих — напрямую присоединялись к Франции. Республики создава¬
лись при поддержке или же по инициативе французов при участии
местных жителей, желавших реформ. В их число входили часть
городской верхушки, знати и даже высшего духовенства, иными
словами, определенные слои просвещенной элиты, ориентиро¬
вавшиеся на Революцию.
Со стороны Франции за этим, безусловно, стояли политиче¬
ский расчет и надежда, что такая форма оккупации не будет от¬
торгаться местным населением, создаст меньше проблем и не по¬
мешает использовать ресурсы этих территорий на благо Франции
и ее обороны от внешнего врага.
У этого процесса был и идеологический фундамент. Французы
стремились «революционизировать», как тогда говорили, сосед¬
ние государства, обещая им «свободу». Эта мессианская состав¬
ляющая в эпоху Директории отнюдь не исчезла. Поскольку эти
народы не смогли освободиться самостоятельно, они нуждались
в мудром руководстве со стороны «старшей сестры», способной
обеспечить их прогресс и предотвратить эксцессы. Неслучайно
примерно в эти годы в обиход во Франции входит термин «Ве¬
ликая нация».
Парижское агентство
На фоне поражений армий Первой антифранцузской коалиции
одной из главных и наиболее сложных задач, стоявших перед Лю¬
довиком XVIII, стала необходимость скоординировать деятель¬
ность эмигрантов и приверженцев королевской власти внутри
страны, наладить постоянную связь между ними. Успех в этом
деле позволил бы монарху трезво оценивать силы контрреволю¬
ционного движения, организовывать поддержку армиям коали¬
ции, получать актуальную информацию о происходящем во Фран¬
ции. До того никакой единой системы не существовало: шуаны,
310
глава 8. Революция продолжается
вандейцы и даже роялисты в восточных провинциях чаще вели пе¬
реписку с англичанами, от которых можно было получить помощь
и деньги, а агенты поставляли информацию всякому, кто готов
был за нее платить.
Особое внимание уделялось, разумеется, Парижу, где посте¬
пенно сложилась активно действующая роялистская организация,
получившая название «Парижское агентство», или «Мануфак¬
тура». Она находилась под патронажем человека, в годы Револю¬
ции весьма известного — Луи Эмманюэля Анри Александра де
Лонэ, графа дАнтрэга. Ценитель Руссо и депутат Генеральных шта¬
тов от дворянства, он еще в июле 1790 года отправился в эмигра¬
цию. Находясь за границей, граф смог быстро и весьма успешно
организовать во Франции шпионскую сеть, которой с удоволь¬
ствием пользовались английский, испанский, российский, ав¬
стрийский, португальский и неаполитанский дворы. Работал
дАнтрэг и на графа Прованского, который, хотя его и не любил,
не пренебрегал его услугами. ДАнтрэг считался лучшим из луч¬
ших шпионов и славился тем, что мог получить сведения напря¬
мую из Комитета общественного спасения. Историки до сих пор
спорят о том, насколько правдива поставлявшаяся им информа¬
ция: она была столь уникальна, что значительную ее часть невоз¬
можно перепроверить.
В истории Парижского агентства немало белых пятен. Одни
считают, что его изначально создали испанцы еще в 1789 году,
другие — что оно появилось после свержения Робеспьера. Так
или иначе, его руководителями, судя по всему, были двое: адвокат
Пьер-Жак Лемэтр, чью биографию мы толком не знаем, и аббат
Андре Шарль Бротье. До Революции он был профессором матема¬
тики в Военной школе, известным эллинистом, ботаником, издате¬
лем книг Аристофана, Плутарха и Ларошфуко. После свержения
монархии аббат уехал подальше от Парижа и вернулся в столицу
лишь при Термидоре.
и октября 1795 года Лемэтр был арестован. Его бумаги были
представлены Конвенту в качестве переписки секретаря короля
и дали очередной импульс к поиску роялистов среди самих депута¬
тов. Поскольку в документах встречалось имя Бротье, аббата тоже
Зн
Французская революция
арестовали. Однако если Бротье удалось убедить власти в своей
невиновности, и он был выпущен на свободу, то Лемэтра пригово¬
рили к смерти и казнили. Тем не менее Парижское агентство про¬
должало работать и снабжать короля информацией.
Впрочем, и за пределами Мануфактуры в стране действовали
десятки тайных агентов, находившихся на содержании у принцев
или у держав антифранцузской коалиции. Этих агентов зачастую
было невозможно отличить от искренних революционеров, среди
них попадались и люди весьма влиятельные, такие, например,
как Жан-Батист Досонвиль, неоднократно сидевший в тюрьме
при различных режимах, но при этом сумевший стать столь из¬
вестным и незаменимым в полицейских кругах, что в 1795 году
ему даже якобы предлагали занять должность министра полиции.
С 1791 года он состоял на жаловании у английской разведки и ока¬
зывал услуги принцам, а при Терроре по приказу руководителей
Комитета общей безопасности фабриковал дела на фальшивых
контрреволюционеров и одновременно за деньги помогал ари¬
стократам избежать гильотины.
Планы роялистов
Людовик XVIII быстро учился: получая от своих агентов во Фран¬
ции информацию о том, что Веронская декларация плохо понята
и еще хуже принята, он уже в начале 1796 года скорректировал
как собственные планы, так и роялистскую пропаганду. Отныне
его посланники должны были заверять французов, что «в намере¬
ния короля никогда не входило возвращение подданных к тому,
что называют Старым порядком». Его цель — отнюдь не Старый
порядок, а древняя конституция, основанная на фундаментальных
законах французской монархии, которая «обеспечит им счастье».
После того как роялисты не смогли воспользоваться оконча¬
нием работы Конвента для реализации своих проектов, король стал
планировать нанести удары по Франции одновременно с двух сто¬
рон при поддержке роялистов изнутри. В самом начале 1796 года
он просил Екатерину II убедить Венский и Сент-Джеймский
3*1
глава 8. Революция продолжается
дворы поддержать разработанный им план. В соответствии с ним
армии Конде предстояло при содействии Австрии вторгнуться
на юго-восток Франции, а графу д’Артуа при помощи Англии —
высадиться с ю тысячами солдат на западе. Людовик XVIII также
пытался убедить императрицу направить на помощь коалиции
30 тысяч русских солдат.
В ожидании момента, когда державы коалиции найдут в себе
силы решиться на новую интервенцию, король делал все от него
зависевшее, чтобы установить прочные связи и скоординиро¬
вать усилия с повстанцами в Бретани и Вандее. Убедившись,
что ни Шаретту, ни другим военачальникам не хватает автори¬
тета, чтобы единолично возглавить повстанческое движение, Лю¬
довик XVIII назначил графа де Мустье генеральным комиссаром
короля в Бретани и прилегающих к ней провинциях, поручив ему
подготовить прибытие туда принца крови. Правда, реализовать
эти планы не удалось: регион был истощен, вандейские военачаль¬
ники отказывались согласовывать свои действия друг с другом,
и вторая вандейская война закончилась весной 1796 года победой
республиканских войск. Шаретт и Стоффле, также получивший
от короля генеральский патент, были расстреляны.
Потеря Вандеи оказалась для роялистов весьма болезненной.
Людовик XVIII, находившийся тогда при армии Конде, отслу¬
жил по Шаретту торжественную поминальную службу. По сути,
это были похороны роялистских надежд, связанных с Вандеей,
хотя тогда об этом еще не знали и продолжали по мере сил гото¬
вить почву для нового восстания, складируя в регионе снаряже¬
ние и боеприпасы. Однако, несмотря на все усилия, до 1799 года
Вандея оставалась более или менее замиренной.
На востоке Франции дела обстояли лишь немногим более бла¬
гополучно. Едва объявив о вступлении на престол, Людовик XVIII
принял в Вероне двух лидеров Лионского восстания: графа де
Преси и негоцианта Жака Имбера-Коломе. Если до того пред¬
полагалось, что координацией действий в регионе занимается
принц Конде, то теперь король создал для этого новую струк¬
туру. Она получила название Швабское агентство, поскольку рас¬
полагалась в Швабии, неподалеку от Лотарингии. Тем не менее
ЗВ
Французская революция
без поддержки англичан и особенно австрийцев агентство мало
что могло сделать.
К тому же налаженные связи рвались на глазах: в апреле
1796 года под давлением французского правительства Людо¬
вику XVIII пришлось покинуть Верону. На сей раз он не стал
искать нового убежища, а предпочел тайно пересечь Альпы
и в начале мая неожиданно для всех появился в расположении
армии Конде. Король был преисполнен энтузиазма. «Здесь
<...> я как отец в окружении своих детей, — писал он, — куда
я ни брошу взгляд, везде довольные лица, сердца, которые меня
любят. Наконец-то я себя чувствую во Франции...» Ему казалось,
что стоит лишь обеспечить в восточных провинциях координа¬
цию действий роялистского подполья с австрийцами, как власть
Директории рухнет.
Окружение Людовика XVIII
Распределяя придворные и государственные должности, Лю¬
довику XVIII пришлось демонстрировать куда большее искус¬
ство, чем его предшественникам. Многие дворяне, особенно те,
кто всего лишился в ходе Революции, ожидали от него поддержки,
однако никогда еще сословие не было так расколото, как в эти
годы. Одни на различных этапах поддерживали Революцию, дру¬
гие же ненавидели их за это и винили в том, что случилось со стра¬
ной. Одни были сторонниками традиционной королевской вла¬
сти, другие — конституционными монархистами. Одни остались
во Франции, другие отправились в эмиграцию и рассчитывали
на вознаграждение за верность престолу. К тому же немалое ко¬
личество должностей в королевстве по традиции покупалось: те,
кто занимал их при Старом порядке — ив Доме короля, и в Доме
графа Прованского, и в государственных учреждениях, зачастую
рассчитывали их сохранить. Однако ограниченное количество
средств, имевшихся в распоряжении монарха, даже при желании
не позволяло угодить всем. В этой ситуации королю приходилось
проявлять чудеса политической эквилибристики.
314
глава 8. Революция продолжается
Прежде всего Людовик XVIII оказался вынужден четко раз¬
делять принципы назначения на придворные и на государствен¬
ные должности. Придворные он использовал (впрочем, поневоле
весьма умеренно и осмотрительно) для того, чтобы вознаграждать
своих сторонников и поддерживать сановников прежнего цар¬
ствования, а также тех, кто служил ему еще в бытность его гра¬
фом Прованским. Если он не мог взять их на службу, то старался
при случае помочь деньгами, однако к решению политических во¬
просов никто из них не допускался. Напротив, в ближнем круге,
то есть среди членов Королевского совета, монарх предпочи¬
тал видеть тех, кто имел репутацию хороших администраторов
и людей столь же трезвомыслящих, как и он сам.
Пожалуй, действительно консервативных взглядов в его окру¬
жении придерживался лишь один человек, не входивший в Совет
и приближенный к трону не из-за своего образа мыслей или дело¬
вых качеств. Всегда ощущая дистанцию между королевской семьей
и остальными французами, Людовик сформировался как принц
любезный, но сдержанный, умеющий очаровывать, но не склон¬
ный заводить друзей. Это, однако, не касалось фаворитов: на раз¬
ных этапах своей жизни король выбирал людей, которым полно¬
стью доверял именно наличном уровне. С начала эмиграции таким
человеком стал Антуан-Луи-Франсуа де Безьяд, граф д’Аварэ, про¬
исходивший из небогатой беарнской дворянской семьи и служив¬
ший, как и его отец, еще графу Прованскому. Началом их много¬
летней дружбы стал побег Людовика из столицы летом 1791 года.
С тех пор принц не раз повторял, что своим спасением обязан
именно графу дАварэ, и называл его своим вторым «я».
Став королем, Людовик XVIII назначил дАварэ капитаном
гвардии, присвоил чин полевого маршала, отдал под его начало
шотландскую гвардию. В 1799 году король возведет графство де
л’Иль-Журдэн в ранг герцогства-пэрства дАварэ и передаст его
своему другу. Когда дАварэ находился при короле, именно он рас¬
печатывал все поступающие Людовику XVIII письма и передавал
их монарху вместе с проектами ответов, а перед сном король и при¬
дворный около часа беседовали, обсуждая события прошедшего
дня и строя планы на будущее. При этом граф принципиально
315
Французская революция
не занимал никаких государственных постов, что позволяло ему
играть типичную для фаворитов нового времени роль посредника
между монархом и всеми остальными, находиться над схваткой.
Злые языки считали его человеком мелким и невзрачным, полным
самомнения, недоверчивым и подозрительным, недалеким и кон¬
фликтным на пустом месте. Впрочем, немало было и тех, кто пола¬
гал, что д’Аварэ ведет себя достойно и нередко демонстрирует здра¬
вый смысл. Но все сходились в том, что именно он подпитывает
в принце желание отомстить и ностальгию по Старому порядку.
Члены Королевского совета придерживались значительно
более либеральных взглядов и порой с трудом находили с фаво¬
ритом общий язык. Важную роль в Совете играл барон Жан-
Франсуа-Анри де Флашсланден, происходивший из эльзасского
дворянского рода. После смерти старшего брата, которому была
уготована военная служба, де Флашсланден отказался от духовной
карьеры и нашел свое призвание в армии, участвовал в Семилет¬
ней войне, дослужился до полевого маршала, а перед Революцией
уже командовал расквартированной в Эльзасе пехотной бригадой.
В конце 1780-х годов барон стал участником Ассамблей нотаблей
и депутатом Генеральных штатов от дворянства Кольмара. Рево¬
люцию он не принял, в 1791 году эмигрировал и сражался в армии
принцев, а затем вошел в Совет графа Прованского.
Другим соратником Людовика XVIII был Шарль-Эжен-Габри-
ель де Ла Круа де Кастри. Его род, принадлежавший к старин¬
ному лангедокскому дворянству, восходил к XIV веку. Участник
Семилетней войны, маршал Франции, почетный член Акаде¬
мии наук, при Старом порядке он не раз занимал губернатор¬
ские должности. В 1789 году де Кастри отказался от портфеля
морского министра и эмигрировал. Маршал имел репутацию
либерала, многие не могли простить ему многолетней дружбы
с Неккером, но при этом он считался человеком чести, глубоко
порядочным, знающим и осмотрительным. Считалось, что поли¬
тические взгляды и маршала де Кастри, и барона де Флашсландена
полностью совпадают со взглядами короля.
Добрым знаком для конституционных монархистов стало назна¬
чение в Совет Арная-Франсуа, маркиза де Жокура. До Революции
316
глава 8. Революция продолжается
он долгие годы провел в армии под началом принца Конде, дослу¬
жился до полковника. Перемены маркиз принял с большим энту¬
зиазмом, вступил в Клуб фельянов, занял должность председателя
администрации департамента Сена-и-Марна и был избран от него
в Законодательное собрание. В 1791 году он получил звание по¬
левого маршала, работал в военном комитете Собрания, но вы¬
ступал против начала войны и в июле подал в отставку, а вскоре
и вовсе покинул страну.
Особую роль в окружении короля играл человек максимально
незаметный — его секретарь Жан-Батист Курвуазье. Будучи
в прежние времена адвокатом при парламенте Безансона и одним
из самых блестящих профессоров местного университета, он бла¬
госклонно встретил Революцию, но быстро в ней разочаровался,
хотя прекрасно знал труды просветителей и владел революцион¬
ной риторикой. В 1791 году он отказался принести присягу новой
власти, был уволен и вскоре вместе с сыном отправился в эмигра¬
цию, где стал секретарем Совета графа Прованского.
Отношение к нему у Людовика было сложным. С одной сто¬
роны, у Курвуазье было лишь личное дворянство, что делало про¬
пасть между ним и королем непреодолимой. С другой стороны,
секретарь пользовался у государя огромным уважением, через
него проходили и вся официальная переписка, и королевские де¬
кларации. Он был не только тем, кто предоставлял королю юри¬
дические справки по интересующим его вопросам и обосновывал
те или иные ключевые пункты его позиции, но и во многом тем,
кто эту позицию определял, по крайней мере в теоретическом
плане.
Курвуазье фактически выполнял обязанности канцлера (хотя
и был бесконечно далек от этой должности по своему статусу).
В одном из писем он с гордостью об этом скажет:
Я пользовался безграничным доверием... <...> Часто мне по¬
ручали чрезвычайно важные вещи, и, хотя эта работа про¬
водилась с соблюдением величайшей секретности и нередко
бывала испорчена, когда выходила из моих рук, я находил удо¬
влетворение в том, что не занимался ерундой. Мне дозволялось
317
Французская революция
работать в моей комнате, или же я запирался с г-ном д’Аварэ
в его, и я постоянно встречался с королем.
Одним словом, хотя историки постоянно изображают Лю¬
довика XVIII консерватором, окружавшим себя сторонниками
возвращения к Старому порядку, это было абсолютно не так: ко¬
роля окружали скорее либералы, поддерживавшие его стремле¬
ние к политической гибкости при сохранении незыблемых основ
монархии.
Освобождение «сироты из Тампля»
Несомненной удачей для роялистов стало освобождение
из тюрьмы знаковой для них фигуры — Марии-Терезы, дочери
Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Принцесса одновременно
была символом и преемственности с прежним царствованием,
и тех бед, которые пришлось претерпеть королевской семье. Роя¬
листская пропаганда во Франции и за ее пределами настойчиво
требовала ее освобождения: это был удобный сюжет, позволяв¬
ший в очередной раз осудить зверства Конвента и вызвать сим¬
патии к Бурбонам.
После восхождения на престол у короля возник план выдать
девушку за старшего сына графа д’Артуа герцога Ангулемского,
которому в ту пору было го лет. Эмигрировав в 1789 году вместе
с отцом, он сражался в рядах армии Конде и был почти неизвестен
во Франции, однако этот брак позволил бы укрепить династию,
добавить ей легитимности и уйти от решения ряда сложных во¬
просов. В частности, корона Наварры, в отличие от французской,
по женской линии передавалась. Таким образом, любой другой
супруг Марии-Терезы, кроме французского принца, мог бы поста¬
вить вопрос о том, что Наварра должна перейти к нему. К тому же
герцог неофициально считался следующим королем Франции,
поскольку брату Людовик XVIII был практически ровесником.
11 мессидора III года (30 июня 1795 года) в Национальном Кон¬
венте на фоне начавшейся в прессе кампании за освобождение
318
глава 8. Революция продолжается
Луи-Антуан д’Артуа, герцог Ангулемский. Гравюра Ф. Одине с портрета работы
А. -П. Данлу
принцессы прозвучал доклад от имени Комитета обществен¬
ного спасения и общей безопасности, в котором утверждалось,
что «постоянные триумфы французского народа, мирные дого¬
воры, надежды всех просвещенных людей, наконец, мнение всего
мира санкционировали республику», а потому можно обменять
дочь Людовика XVI на попавших в плен к австрийцам депутатов
и дипломатов. Предложение было одобрено.
Людовик XVIII тут же обратился к императору Францу II
с просьбой передать Марию-Терезу принцу Конде, однако к тому
времени в Вене созрел собственный план — выдать ее замуж
за эрцгерцога Карла, младшего брата Франца II. Это при желании
позволяло реализовать сомнительную с точки зрения законно¬
сти, но очень красивую дипломатическую комбинацию: объявить
519
Французская революция
Мария Тереза Шарлотта Французская, герцогиня Ангулемская.
Гравюра Ф. Одине с портрета работы А.-П. Данлу
принцессу наследницей французской короны, поскольку по Праг¬
матической санкции женщины могли наследовать престол, а оба
брата Людовика XVIII были лишены Учредительным собранием
прав французских принцев. Можно было использовать и то,
что Карл успел зарекомендовать себя в боях с революционерами,
ему симпатизировал ряд эмигрантов из армии Конде. Был у импе¬
раторского двора и еще один стимул попытаться оставить вышед¬
шую на свободу принцессу у себя: девушка оказалась наследницей
драгоценностей короны и тех средств французской монархии, ко¬
торые находились за пределами страны, в частности в Вене.
Узнав об этом, Людовик решил отправить к Марии-Терезе
графа д’Аварэ и принца Конде, однако австрийцы объявили,
320
глава 8. Революция продолжается
что французы к ней допущены не будут. В ночь с 18 на 19 декабря
1795 года принцесса покинула Париж и в январе благополучно до¬
бралась до столицы Империи, где с ней не позволили увидеться
даже послу Людовика XVIII. Тем не менее французскому королю
удалось обыграть Венский двор. Он сумел добиться согласия папы
на брак с герцогом Ангулемским и одновременно уведомить Марию-
Терезу о своих планах. В ответ та объявила, что считает себя фран¬
цузской принцессой и подчиняется воле дяди. О помолвке было
объявлено уже в июне 1796 года, однако свадьба на время откла¬
дывалась.
Переговоры с генералом Пишегрю
В 1795 году произошла важнейшая перемена во французской по¬
литической практике, которую, впрочем, почти не заметили со¬
временники: армия стала активным действующим лицом в жизни
французской Республики. Это проявлялось не только в том,
что она была использована для сохранения термидорианского
Конвента у власти. Армия голосовала за конституцию, а ее гене¬
ралы теперь стали избираться в Законодательный корпус именно
как полководцы, за военные заслуги.
У роялистов же были собственные причины воспользоваться
возросшим значением армии: они никогда не забывали о той роли,
которую некогда сыграл генерал Джордж Монк в конце Англий¬
ской революции. И роль эта казалась им весьма достойной: воз¬
ведя на трон Карла II, Монк стал кавалером Ордена подвязки, гер¬
цогом и пэром, получил значительный пенсион и даже оказался
совладельцем одной из американских колоний.
Окружение Людовика XVIII стало искать «нового Монка»
примерно со второй половины 1795 года, благо роялистские
агенты докладывали королю, что ряд известных республиканских
генералов расположен к монархии и ждет лишь благоприятного
момента, чтобы открыто перейти к нему на службу. На эту роль,
в частности, рассматривался генерал Лазар Гош, но он предпочел
остаться верным властям.
32.1
Французская революция
Жан-Шарль Пишегрю. Гравюра А. Д. Лефевра с портрета работы И. Ле Дрю
В итоге идеальной кандидатурой роялистам показался гене¬
рал Жан-Шарль Пишегрю, успешно командовавший в 1794 году
Северной армией. Подобно тому, как в будущем наполеоновские
маршалы станут символами безграничных возможностей, открыв¬
шихся при Империи, Пишегрю символизировал те пути, кото¬
рые открывала перед людьми из низов Революция. Генерал был
хорошо известен, пользовался любовью солдат. «Про Дюмурье
говорили, что он научил своих солдат сражаться, про Пишегрю —
что тот научил своих побеждать», — напишет один из современ¬
ников. В 1795 году генерал командовал армией на востоке страны,
и, поверни она штыки против Парижа, успех роялистов казался
неизбежным, что к тому же позволяло не просто восстановить
монархию, но и сделать это исключительно руками французов.
322
глава 8. Революция продолжается
Переговоры начались летом 1795 года и проходили под кон¬
тролем Людовика XVIII. Среди прочего Пишегрю был обещан
маршальский жезл, пожизненное пользование замком Шамбор,
zoo тысяч ливров пожизненного пенсиона для него самого, его
жены и детей, особняк в Париже и многое другое, включая захо¬
ронение в одной церкви с королями Франции. Ему предостав¬
лялось даже широчайшее право помилования, которое распро¬
странялось в том числе и на депутатов Конвента. В мае 1796 года
король написал ему лично:
Мне давно уже следовало, сударь, найти возможность выра¬
зить вам те чувства, которые вы у меня издавна вызываете,
и то особенное уважение, которое я к вам испытываю. Од¬
нако, желая избежать даже малейших случайностей, которые
могли бы нарушить вашу спокойную жизнь и скомпрометиро¬
вать те важные цели, которые перед вами поставлены, я откла¬
дывал письмо к вам вплоть до сегодняшнего дня. Теперь же
я уступаю велению своего сердца, дабы поведать вам, что уже
восемнадцать месяцев назад я решил: честь восстановить фран¬
цузскую монархию будет доверена именно вам.
Я не стану рассказывать вам о том восхищении, которое
вызывают у меня ваши таланты и великие свершения. Исто¬
рия уже поставила вас в один ряд с великими полководцами,
а последующие поколения присоединятся к тому суждению,
которое вся Европа уже вынесла о ваших победах и ваших
достоинствах.
Поскольку постоянно общаться напрямую им было затрудни¬
тельно, Людовик XVIII даже вручил своему агенту, отвечавшему
за переговоры, бумагу, напоминающую ту, что кардинал в «Трех
мушкетерах» дает Миледи:
Целиком и полностью доверяю подателю сего. Я загодя
одобряю и подтверждаю все, что он посчитает должным
и нужным сделать, находясь на моей службе и в интересах
Государства.
3^3
Французская революция
К моменту, когда Людовик XVIII оказался в армии Конде, ка¬
залось, что переговоры с Пишегрю близки к завершению и нужно
лишь немного времени, чтобы австрийцы и эмигранты могли
перейти в наступление, поддержанные изнутри страны армией
под командованием доблестного генерала.
И вновь жизнь внесла свои коррективы в планы роялистов.
Сначала австрийское командование едва ли не в ультимативной
форме предложило королю покинуть армию Конде, и у него даже
возникли опасения, что корпус из-за него могут распустить. Это
лучше чего-либо другого показывало, до какой степени Венский
двор готов был помогать Бурбонам. Но вскоре и это утратило ак¬
туальность: в июле 1796 года австрийским войскам пришлось от¬
ступить от Рейна. Стимула оставаться с войсками Конде у Людо¬
вика XVIII больше не было.
Неоякобинцы
После закрытия при Термидоре Якобинского клуба якобинское
движение вынуждено было существенно видоизмениться и приспо¬
собиться к новым условиям. Отныне уже не шла речь ни об опоре
на санкюлотов, ни о требовании ввести в действие Конституцию
1793 года. Термидор показал, что в сторонниках возвращения ко вре¬
менам диктатуры монтаньяров правительство видит не меньшую
угрозу, чем в роялистах. А порой даже большую, поскольку рояли¬
стам поднять восстание в Париже так и не удалось, а вот «левые»
в жерминале и прериале были в шаге от победы.
Якобинцы не смирились и не прекратили политической борьбы,
однако ради выживания им пришлось частично отказаться от былых
идеалов и поддержать Конституцию III года. По этой причине исто¬
рики обычно называют их неоякобинцами. Поначалу правительство
относилось к ним терпимо: вынужденное прибегнуть к помощи
«левых» уже в вандемьере, оно осознавало, что неоякобинцы —
его естественные союзники перед лицом роялистской угрозы.
В Париже штаб-квартирой неоякобинцев стало «Объединение
друзей Республики», заседавшее в помещении бывшего аббатства
324
глава 8. Революция продолжается
Святой Женевьевы и известное как Клуб Пантеона. Его постара¬
лись сделать респектабельным, не для бедняков, к тому же боль¬
шинство амнистированных монтаньяров туда поначалу не при¬
нимали, хотя среди членов клуба и было немало противников
правительства. Так, кресло председателя одно время занимал
Филиппо Буонарроти. Выходец из богатой тосканской семьи, даль¬
ний родственник Микеланджело, он с юности увлекся идеями
Просвещения, а после начала Французской революции приобрел
известность, выпуская антидворянскую и антиклерикальную га¬
зету. В 1793 году он принимает французское гражданство, приез¬
жает в Париж, сближается с наиболее радикальными монтаньярами
и выполняет ряд распоряжений правительства. Попав при Тер¬
мидоре в тюрьму как робеспьерист, он после освобождения с го¬
ловой уходит в политическую борьбу. На этом этапе Буонарроти
позиционирует себя как ярого противника частной собственно¬
сти и видит в некоторых мероприятиях диктатуры монтаньяров
(от максимума до вантозских декретов) первые шаги к ее отмене.
Среди членов клуба были и другие люди, успевшие ярко про¬
явить себя в былые времена: Огюстен Дарте, активно проводивший
в жизнь политику Террора, ближайший соратник «палача Арраса»
Жозефа Ле Бона; «ультралевый» депутат Конвента и Совета пя¬
тисот Жан-Батист Друэ, некогда задержавший королевскую семью
в Варение, поклонник Марата и Робеспьера; Марк-Антуан Жюльен,
друг Робеспьера и агент Комитета общественного спасения; Пьер-
Антуан Антонель, бывший присяжным Революционного трибу¬
нала на процессе Марии-Антуанетты и жирондистов; Марк-Гийом
Вадье и Жан-Пьер-Андре Амар, пожалуй самые влиятельные члены
Комитета общей безопасности. Неудивительно, что критика поли¬
тики Директории, которая звучала в стенах клуба, раздражала вла¬
сти, и в конце февраля 1796 года он был закрыт.
Заговор «равных»
Именно в этой обстановке зародилось первое революционное ком¬
мунистическое движение, во главе которого стоял Франсуа-Ноэль
325
Французская революция
Бабёф, принявший в честь знаменитого римского трибуна имя
Гракх. Землемер и юрист при Старом порядке, он с первых дней
Революции бросил службу, чтобы сделать карьеру профессиональ¬
ного политика. Получив известность как радикальный журналист,
он так и не смог самореализоваться в годы диктатуры монтаньяров,
поскольку находился под стражей по обвинению в подделке фи¬
нансовых документов. Заведя в тюрьме знакомство с другими не¬
довольными, включая Буонарроти, после освобождения по амни¬
стии в конце 1795 года Бабёф начинает издавать газету «Трибун
народа», а также становится центром притяжения для активных
сторонников политики Террора, жаждущих реванша. От критики
Робеспьера он переходит к его апологетике. В числе его привер¬
женцев (которых впоследствии стали называть бабувистами) ока¬
зываются Буонарроти, Дарте, отец и сын Дюпле, в доме которых
жил Робеспьер в Париже, несколько присяжных парижского Рево¬
люционного трибунала. Часть из них была поклонниками уравни¬
тельных коммунистических идей, часть же мечтала о Конституции
1793 года и о возвращении ко временам Конвента.
В марте 1796 года бабувисты делают ставку на вооруженное
восстание и формируют для его подготовки Тайную директорию
общественного спасения. Их глубоко законспирированная орга¬
низация начинает активную антиправительственную пропаганду
(прежде всего в мастерских и военных частях), устанавливает связи
с ушедшими в подполье якобинцами. Заговорщики были наце¬
лены на то, чтобы манипулировать парижанами, не выдавать им
истинные цели восстания, молчать об уравнительных идеях и при¬
зывать лишь к восстановлению Конституции 1793 года, попутно
распуская слухи о том, что правительство планирует реставрацию
монархии и собирается уничтожать «патриотов» под видом эми¬
грантов. Заговор имел также ответвления в провинции.
Впрочем, правительство о готовящемся мятеже знало, в том
числе и от одного из руководителей заговора, и флореаля (го мая)
лидеров движения арестовали. В заключении Бабёф то пытался
делать вид, что не входит в число руководителей, то пугал власти
количеством своих сторонников и предлагал им союз против роя¬
листов. В обществе же сообщение о раскрытии заговора вызвало
316
глава 8. Революция продолжается
Гракх Бабёф. Анонимная гравюра
в основном страх перед якобинским реваншем. В мае 1797 года
Бабёф и Дарте были казнены, семеро их товарищей приговорены
к ссылке, многие за недостатком улик оправданы.
Заговор Бабёфа нередко называют заговором «равных», а его
самого — одним из первых коммунистов. Во главу угла он и его
сторонники действительно ставили полное равенство, не при¬
знающее различий ни в имущественном состоянии, ни в правах,
ни в условиях жизни, ни даже в способностях и личных качествах.
Бабёф исходил из того, что «нет никаких оснований притязать
на вознаграждение, превышающее удовлетворение личных по¬
требностей»*. Это виделось ему особенно важным, так как он
* Тексты Бабёфа и бабувистов даны в переводах Е. В. Рубинина и Э. А. Желубовской.
327
Французская революция
считал, что «добиться обладания излишком можно, только сделав
так, чтобы у других не было достатка». Тем самым любой богатый
человек фактически объявлялся преступником, а взаимоотноше¬
ния в обществе — «актами непрестанного разбоя», поддержи¬
ваемыми законами.
Стремясь вернуться к отвергнутой термидорианцами кон¬
цепции естественного права и исходя из тезиса 1793 года о том,
что цель общества — всеобщее благо, Бабёф приходил к следу¬
ющему выводу:
Общественные учреждения должны вести к тому, чтобы навсе¬
гда отнять у каждого надежду стать более богатым, более влия¬
тельным, превосходящим своими знаниями кого-либо из своих
сограждан. <...>
Единственный способ достигнуть этой цели состоит в том,
чтобы установить общее управление; уничтожить частную соб¬
ственность, прикрепить каждого человека, соответственно его
дарованию, к мастерству, которое он знает; обязать его сдавать
в натуре плоды своего труда на общий склад и создать простую
администрацию распределения, администрацию продоволь¬
ствия, которая, ведя учет всех сограждан и всех изделий, рас¬
пределит последние на основе строжайшего равенства и распо¬
рядится доставить их по месту жительства каждого гражданина.
Иными словами, по мысли Бабёфа, частная собственность дол¬
жна быть отменена и заменена общественной, при этом преду¬
сматривалась всеобщая трудовая повинность. Деньги и торговля
упразднялись. Даже если человек мог и готов был произвести
более других, он не смел претендовать на дополнительное воз¬
награждение.
Для поддержания порядка в этом идеальном государстве бабу-
висты планировали использовать повсеместный контроль и стро¬
гую регламентацию со стороны властей, вплоть до перлюстрации
писем и запрещения свободного передвижения по стране. Людей,
«подающих обществу опасный пример отсутствия гражданских
чувств, праздности, роскоши и распутства», предполагалось
328
глава 8. Революция продолжается
«Изнемогающая и подвергающаяся опасности Свобода опирается
НА СВОЕ ШАТКОЕ ДРЕВО. НАРОД ВОЗВРАЩАЕТ ЕЕ К ЖИЗНИ, НАНОСЯ СМЕРТЕЛЬНЫЙ
удар гидре роялизма». Эстамп П.-Ф. Паллуа
отправлять на принудительные работы, устроив для них специ¬
альные лагеря на островах. Предусматривались срочные меры
для улучшения жизни бедняков, в частности раздача им имуще¬
ства эмигрантов «и других врагов народа». Кроме того,
по окончании восстания неимущие граждане, находящиеся
в настоящее время в плохих жилищных условиях, не вернутся
более в занимаемые ими жилища; они будут немедленно все¬
лены в дома заговорщиков. У вышеназванных богачей будет
изъята мебель, необходимая для того, чтобы с удобством об¬
ставить квартиры санкюлотов.
Члены обоих Советов и Директории объявлялись пригово¬
ренными к смерти за узурпацию народного суверенитета, однако
329
Французская революция
созданная восставшими комиссия имела право кого-то из них по¬
миловать. «Поддерживать спокойствие, защищать республикан¬
цев и благоприятствовать преобразованиям» должны были не¬
сколько размещенных по стране армий, а на переходный период
планировалось установление диктатуры. Однако всем этим пла¬
нам так и не суждено было сбыться.
Изменение тактики роялистов
Покинув летом 1796 года армию Конде, Людовик XVIII нашел
убежище в Бланкенбурге, в землях герцога Брауншвейгского. Все
его планы нуждались в корректировке: австрийцы проигрывали,
и в этих условиях переговоры с Пишегрю теряли актуальность.
К тому же скончалась Екатерина II, обещавшая роялистам воен¬
ную помощь и активно поддерживавшая их деньгами.
В этих условиях и король, и его окружение начали склоняться
к смене тактики и отказу, хотя бы временному, от планов свергнуть
Республику силой. «Я давно уже избавился от надежды, что меня
восстановят на троне иностранные державы», — напишет Людовик
в эти месяцы. Теперь гораздо более реальными казались другие пер¬
спективы: использовать внутреннюю слабость режима и одержать
победу на выборах. Из Парижского агентства королю советовали:
Гражданская война приведет лишь к тому, что королевская власть
станет восприниматься как отвратительная и таящая угрозу. Мо¬
нархов, которые вернутся с ее кровавой помощью, никогда не по¬
любят. Таким образом, нужно перестать делать ставку на все на¬
сильственные способы и довериться царству общественного
мнения, которое само по себе придет к спасительным идеям.
Вскоре все французы в едином порыве призовут бога и короля.
Нужно добиться истинного объединения всех разрозненных роя¬
листов, предоставить военную Вандею ее судьбе и прибегнуть
к более мирным и более последовательным методам. Время роя¬
листов Запада прошло. Следует наконец опереться на роялистов
Парижа, которые всё подготовили к грядущей реставрации.
330
глава 8. Революция продолжается
Под эти планы необходимо было подкорректировать и поли¬
тическую программу, и Людовик XVIII пришел к выводу о том,
что простого возврата к фундаментальным законам француз¬
ской монархии будет уже недостаточно. В составленном в авгу¬
сте в окружении короля проекте говорилось, что Франции необ¬
ходима писанная конституция, и намечались ее основные контуры.
Это была совершенно новая конституция, состоящая из 25 статей,
которые лишь носили название «фундаментальные законы». Они
регламентировали и полномочия короля, и правила созыва Гене¬
ральных штатов, и границы Франции, и многое другое, включая
право на равное для всех налогообложение и равный доступ к го¬
сударственным должностям.
Согласно плану Парижского агентства, для обеспечения успеха
на выборах различные тайные роялистские организации были
слиты в единую структуру, находившуюся под патронажем Лю¬
довика XVIII. Она получила название «Филантропический ин¬
ститут» и имела отделения по всей стране. Институт должен был
объединять тех «честных людей» и «друзей порядка», которые,
придя в первичные собрания, проголосуют за «правильных» кан¬
дидатов и не позволят победить неоякобинцам. Планировалось,
что из них же после победы на выборах будут набираться кадры
новых органов власти. Внутри Филантропического института су¬
ществовала еще более законспирированная организация, назы¬
вавшаяся «Законные дети». Это был боевой отряд роялистов,
ее члены использовались для террористических актов и должны
были в момент реставрации встать во главе армий.
Разгром Парижского агентства
Помешать этим планам Директория была не в состоянии, однако
ей удалось нанести удар по самому Парижскому агентству. В по¬
следний день января 1797 года четверо его членов во главе с абба¬
том Бротье были арестованы, а их бумаги захвачены и преданы
гласности. Арест сотрудников Агентства нанес сильнейший удар
по планам роялистов: их деятельность на значительной части
33*
Французская революция
территории страны за несколько месяцев до выборов оказалась
лишена координаторов, двор практически полностью остался
без разведывательной информации из Парижа.
ю марта Людовик XVIII в связи с арестом своих агентов вы¬
ступил со специальным обращением «К французам». В нем он
заявлял, что публикация бумаг Бротье и его соратников была ис¬
пользована для клеветы на роялистов, и выражал желание объ¬
ясниться с соотечественниками напрямую. В отличие от Верон¬
ской декларации, этот текст был очень лаконичным. В частности,
в нем сообщалось, что король инструктировал своих людей сле¬
дующим образом:
Руководите выбором хороших людей, друзей порядка и мира,
но не способных предать честное имя французов, чьи достоин¬
ства, просвещенность, отвага могли бы помочь нам привести
наш народ к счастью; обеспечьте достойное вознаграждение
за их услуги военным любых чинов, членам всех органов управ¬
ления, которые примут участие в восстановлении религии,
законов и легитимной власти, но воздержитесь от того, чтобы
использовать для их установления жестокие методы, которые
употреблялись, чтобы их свергнуть, дождитесь благоприятного
общественного мнения, которое единственное может сделать
их прочными и долговечными; а если вам придется прибегнуть
к силе оружия, используйте эти жестокие средства лишь в край¬
нем случае, справедливо и не иначе как по необходимости.
Тем самым официально закреплялся поворот в королевской
политике: теперь безусловная ставка делалась на завоевание обще¬
ственного мнения. Одновременно Людовик XVIII давал понять,
что оказанные ему услуги не останутся без награды.
Аббата Бротье и его товарищей поместили в Тампль, где ранее
находилась в заключении королевская семья. Они слишком много
знали, и, хотя казалось, что освободить их невозможно, роялисты
все же попытались это сделать. Для этого был направлен один
из лучших агентов — Жан-Гийом Ид де Невиль. В столице он снял
дом, подвал которого примыкал к стене Тампля, и вселился в него
332.
глава 8. Революция продолжается
вместе с молодой женщиной и ее семилетним сыном. Час за часом
де Невиль долбил киркой стену подвала, а когда из нее вынимали
особенно большой камень и боялись, что он может с грохотом вы¬
пасть, ребенка просили бить в барабан. Приглашали даже камен¬
щика, чтобы он помог определить разницу в уровнях: боялись,
что подкоп войдет не в стену Тампля, а пройдет под ней. Но все
предосторожности оказались тщетными: последний камень вы¬
нули в тот самый момент, когда мимо проходил стражник, и Ид
де Невиль с помощницей едва успели бежать.
6 апреля все четыре агента были приговорены к смертной
казни, но адвокаты сотворили чудо, и она была заменена различ¬
ными сроками заключения. Часть их сообщников и вовсе была
оправдана.
Роялисты ГОТОВЯТСЯ К ВЫБОРАМ
Провал Парижского агентства не смог парализовать подготовку
роялистов к выборам. На английские деньги они расширили сеть
отделений Филантропического института, наняли дилижансы,
чтобы быстрее доставлять газеты роялистского толка из Парижа
в провинцию, несколько неприсягнувших священников ездили
по стране, агитируя паству в пользу монархии. К тому же роялисты
надеялись получить поддержку на выборах со стороны и тех сто¬
ронников возвращения монархии, которые никак не были связаны
ни с Людовиком XVIII, ни с подпольем, ни с эмигрантами. Эта
часть избирателей не разбиралась в политике, но, как и при Тер¬
мидоре, видела в реставрации королевской власти шанс закончить,
наконец, Революцию и вернуться к миру и спокойствию. Таким
образом, агенты Людовика XVIII делали все, чтобы сформировать
перед выборами коалицию, которую один из историков, по ана¬
логии с событиями 1930-х годов, весьма остроумно назвал «нена¬
родным фронтом».
Готовились к выборам и те политики, которые, не порывая
с Республикой, присматривались к монархистам как к той силе,
которая могла бы — с их помощью — объединить нацию, а им
333
Французская революция
самим гарантировать спокойное пользование теми благами, к ко¬
торым они привыкли за годы Революции. Часть из этих людей
готова была рассматривать любые варианты и даже вести пере¬
говоры с Людовиком XVIII. Так, например, в марте на Париж¬
ское агентство вышел Баррас, уверявший, что готов за определен¬
ное вознаграждение восстановить монархию и в этом ему якобы
согласен помочь Карно. И король, и д’Аварэ поверили в его ис¬
кренность, и переговоры тянулись до августа, пока не были пре¬
рваны ответственным за них агентом, решившим, что его водят
за нос.
Другая часть этих политиков предпочитала полагаться на соб¬
ственные силы. Они придерживались различных взглядов на то,
какой именно государственный строй должен быть установлен
в случае победы. В Париже они объединились в Клуб Клиши —
по названию улицы, расположенной в респектабельном в то время
районе города. Организовал его один из депутатов Совета пяти¬
сот, а его завсегдатаями были многие влиятельные депутаты той
эпохи, включая одного из творцов Конституции III года Буасси
д’Англа. В момент расцвета в клуб входило около сотни человек,
поддерживали они отношения и с двумя членами Директории —
Карно и Летурнёром.
Бонапарт впоследствии не без сарказма писал о «членах клуба
Клиши, имевших в своих рядах людей достойных, желающих
добра, но не умеющих его делать, недовольных, враждебных ди¬
ректорам, членам Конвента и революционному правительству»:
Члены клуба Клиши выдавали себя за благоразумных, уме¬
ренных и добрых французов. Но были ли они республикан¬
цами? Нет. Были ли они роялистами? Хотели ли они Кон¬
ституции 1791 года? Нет. Конституции 1793 года? Еще менее.
Конституции 1795 года? И да и нет. Чего же они хотели? Они
сами об этом ничего не знали. Некоторых вещей они хотели
с если, а некоторых с но. Их побуждали действовать руко¬
плескания в салонах, похвалы за их успешные выступления
на трибуне. Они голосовали вместе с тайным комитетом роя¬
листов, не ведая об этом.
334
глава 8. Революция продолжается
Выборы V года
В 179$ Г°ДУ удалось не допустить доминирования в Советах роя¬
листов исключительно благодаря «декретам о двух третях», пред¬
писывавшим переизбрать в новый Законодательный корпус две
трети членов Национального Конвента. Равновесие оказалось от¬
носительно хрупким: хотя из 741 депутата большинство поддержи¬
вали Конституцию III года, среди них также оказалось больше 6о
неоякобинцев и около 160 роялистов различного толка. Однако
треть бывших членов Конвента должна была выбыть по жребию
в 1797 (V) году и последняя треть — в 1798 (VI) году. Надежд
на сохранение власти в своих руках у них не было: даже в 179$ году
выборщики не смогли избрать нужное число депутатов, и Кон¬
венту частично пришлось взять эту работу на себя. Это превра¬
щало выборы V года в событие, которое могло радикальным об¬
разом изменить судьбы Республики.
Первой попыткой повлиять на выборы стал принятый в се¬
редине марта 1797 года декрет, обязавший выборщиков прино¬
сить специальную клятву, аналогичную той, которую должны
были давать государственные служащие, — клятву в ненависти
роялизму и анархии. Эта мера вызвала ожесточенные дискуссии
в Советах, поскольку затрагивала вопросы народного суверени¬
тета и свободного волеизъявления. Потребовалось даже поимен¬
ное голосование, которое обычно устраивалось лишь по самым
важным поводам. Под большим нажимом со стороны пропра¬
вительственных сил решение провели лишь незначительным
большинством голосов, причем сам текст клятвы был изменен:
выборщики должны были лишь декларировать свою привер¬
женность Республике и Конституции III года, обещая защищать
их от роялизма и анархии.
Накануне выборов в департаменты были направлены пред¬
ставители Директории, правительство также попыталось моби¬
лизовать местный административный аппарат. Но все это не при¬
несло успеха. К тому же власти столкнулись с тем, что в первичных
собраниях роялисты не брезговали подкупом избирателей, ра¬
ботали над увеличением явки тех, кто готов был проголосовать
335
Французская революция
«правильным» образом, активно использовали дарованную гра¬
жданам возможность самим выдвигать свои кандидатуры. Счи¬
тается также, что на этих выборах впервые в истории Франции
на избирателей стремились повлиять через прессу, фактически
публикуя политическую рекламу кандидатов. Этим занимались
и республиканские, и роялистские издания.
В ходе выборов, состоявшихся в жерминале V года (марте-
апреле 1797 года) в Законодательный корпус переизбрали всего
п членов Конвента. Но отторжение вызывали не только они: 85%
избранных депутатов были новичками, никогда не входившими
в национальное представительство. Из новых депутатов 180 были
сторонниками монархии в том или ином виде, 45 — консерватив¬
ными республиканцами, 35 принадлежали к «левым».
Ярким свидетельством изменения симпатий избирателей
стали те люди, появление которых в числе законодателей каза¬
лось немыслимым всего несколько лет назад: Шарль-Пьер Кларе
де Флёрью, министр Людовика XVI и воспитатель дофина, Алек¬
сандр-Жюль Бенуа де Боньер, бывший советник графа д’Артуа,
руководители Лионского восстания Жак Имбер-Коломе и Ка¬
миль Журдан, Франсуа-Ксавье Шамбе, агент Людовика XVIII.
Совет старейшин возглавил Франсуа Барбе-Марбуа, бывший вос¬
питатель детей маршала де Кастри и высокопоставленный дипло¬
мат при Людовике XVI. Во главе Совета пятисот встал генерал
Пишегрю.
Иными словами, выборы носили яркий протестный характер,
а их результаты были во многом схожи с результатами свобод¬
ных выборов трети депутатов в IV году Республики. Директория
сделала ставку на то, что разоблачение заговора Бабёфа напугает
«правый» электорат, а заговора Бротье — «левый», однако эта
ставка не сыграла, поскольку в угрозу реставрации монархии изби¬
ратели не поверили. Не осознало правительство и того, что в усло¬
виях экономической нестабильности и продолжающихся воен¬
ных действий выборы едва ли могут привести к благоприятному
для властей результату; в этом плане решение Конвента отложить
введение в действие Конституции 1793 года до наступления все¬
общего мира было абсолютно логичным.
ЗЗб
глава 8. Революция продолжается
Директория же оказалась на грани катастрофы. В новом За¬
конодательном корпусе консервативные республиканцы состав¬
ляли лишь 280 человек, которым противостояли 330 монархистов.
Впрочем, 70 депутатов проякобинской ориентации оставляли ре¬
жиму шанс на выживание. Вопрос был лишь в том, сумеет ли он
этим шансом воспользоваться.
Монархисты во главе Советов
Дрейф Законодательного корпуса вправо начался еще с весны
1796 года, однако после выборов процесс стал пугающим. Был
отменен ряд принципиальных для республиканцев мер, в част¬
ности закон, запрещавший занятие государственных должностей
родственниками эмигрантов, и декреты, обрекавшие на депорта¬
цию или тюремное заключение неприсягнувших священников.
Очередной удар был нанесен и по революционным обществам:
под запретом оказались «частные общества, занимающиеся поли¬
тическими проблемами». В своем докладе один из членов Совета
пятисот назвал их «арсеналами мятежа, мастерскими по изготов¬
лению восстаний», в которых «негодяи посредством эшафотов
стремятся вновь завладеть скипетром террора».
Провозглашенная в финале работы Конвента амнистия была
распространена на участников восстания 13 вандемьера, некото¬
рые из которых были избраны депутатами, однако из нее были
исключены монтаньяры, отправленные в ссылку в жерминале.
Была также предпринята попытка лишить Директорию средств
для проведения внутренней политики, не одобряя ей кредиты.
Тем не менее монархисты, с одной стороны, не обладали абсо¬
лютным большинством, а с другой — придерживались очень раз¬
ных взглядов. В основной массе они отнюдь не были сторонни¬
ками Людовика XVIII, что очень мешало и совместным действиям,
и в принципе осознанию ими своего единства. Неслучайно сего¬
дня историки оценивают успехи приверженцев королевской вла¬
сти на выборах заметно выше, чем делали это сами монархисты
в то время. Не было у них и лидера: генерал Пишегрю, на которого
337
Французская революция
они надеялись, не завершил переговоры с королем и оказался
не готов к решительным действиям. К тому же этот опытный вое¬
начальник был новичком в политике. Не увенчались успехом и по¬
пытки договориться о совместных действиях с республиканцами,
среди которых было немало «цареубийц», опасавшихся мести
роялистов. Очень многое зависело, в частности, от Карно, кото¬
рый до последнего вел переговоры с депутатами, но так и не риск¬
нул с ними скооперироваться.
В итоге основная масса монархистов склонялась к тому,
что не стоит торопиться и тревожить население страны, — лучше
действовать шаг за шагом, постепенно меняя политический режим
и дожидаясь следующих выборов, на которых уже все члены Кон¬
вента, избранные по «декретам о двух третях», вынуждены будут
покинуть Законодательный корпус.
Директория против Советов
Республиканцы, напротив, не знали, что и делать. Бумаги, захва¬
ченные у членов Парижского агентства, показали, что существует
тесная связь между Людовиком XVIII, англичанами и Клубом
Клиши, а выборы продемонстрировали, что тактика роялистов
оказалась успешной. Ребель предложил кассировать выборы и на¬
значить новые, одновременно введя цензуру для прессы и заста¬
вив всех выборщиков поклясться в ненависти королевской вла¬
сти и анархии, однако его предложение не получило большинства
голосов Директоров, что стало свидетельством раскола не только
законодательной, но и исполнительной власти.
Изначально ее члены, хотя и недолюбливали друг друга, ста¬
рались действовать сообща. К 1797 году это осталось в прошлом,
хотя сам расклад изменился незначительно: 7 прериаля V года (26
мая) на место Летурнёра голосами «правых» депутатов был на¬
значен Франсуа Бартелеми — кадровый дипломат, один из глав¬
ных творцов Базельского мира. Хотя никаких доказательств этому
не было и нет, современники не сомневались в его стремлении
вернуть монархию. Ходили также слухи, что новые депутаты
338
глава 8. Революция продолжается
Франсуа Бартелем и. Гравюра Ф. Бонвиля с портрета его же работы
Законодательного корпуса успели договориться с Карно и Ле-
турнёром, а новый Директор присоединится к ним, чтобы обес¬
печить большинство монархистов в Директории, но реализовать
этот план не удалось. К тому же Бартелеми обладал принципи¬
ально иным политическим опытом, не был «цареубийцей» и пре¬
зирал своих новых коллег.
После выборов в Законодательный корпус политические при¬
страстия членов Директории оказались особенно важны. Хотя
Конституция III года не предоставляла им никакой легальной воз¬
можности повлиять на законотворчество или кассировать выборы,
исполнительная власть оставалась единственной силой, способ¬
ной сохранить Республику. Но захочет ли она это сделать? И смо¬
жет ли? Ответы на эти вопросы были отнюдь не очевидны.
339
Французская революция
В ситуации, когда Карно и Летурнёр (а затем Бартелеми) ста¬
рались держаться сообща, а Ребель зачастую следовал за Барра-
сом, позиция Директории начала зависеть от того, чью сторону
примет Ларевельер-Лепо. Поначалу он был солидарен с Карно
и Летурнёром, но примерно с середины июля 1797 года, испу¬
гавшись роялизма Бартелеми, стал поддерживать Барраса и Ре¬
беля. Неоднозначность этого расклада усугублялась еще и тем,
что если для Ларевельера-Лепо выбор союзников был делом и лич¬
ных, и политических пристрастий, то Баррасу и Ребелю пришлось
определяться, что лучше — синица в руках (посты Директоров)
или журавль в небе (посулы роялистов).
Скорее всего, ставка Барраса на республиканцев была след¬
ствием трезвого расчета. Переговоры с Людовиком XVIII
ни к чему не привели. Ходили также слухи, что Директор одно¬
временно торговался с Уильямом Питтом и просил значительную
сумму денег в обмен на лояльность, но премьер-министр Велико¬
британии отказал ему. В Директории Баррас теоретически мог
рассчитывать только на Бартелеми: Ребель в итоге поддержать
роялистов не рискнул, а Карно рассматривал такую возможность,
но только если бы руководил заговором сам, что для Барраса было
неприемлемо. Советы же ждали следующих выборов, теряя время.
К тому же удивительно вовремя в руках у Барраса появился
удобный инструмент: он получил из Италии от Бонапарта пере¬
хваченные тем документы, изобличавшие генерала Пишегрю в тес¬
ных связях со сторонниками монархии. Командующему Италь¬
янской армией они достались, когда, благодаря стремительному
наступлению французов, в Триесте удалось арестовать графа д’Ан-
трэга и захватить его портфель с документами.
Дополнительным аргументом в пользу Республики служила
и позиция армий, опубликовавших по случаю празднования 14
июля ряд прокламаций. Так, в обращении Бонапарта к войскам
говорилось:
Солдаты! Я знаю, что на вас производят глубочайшее впечатле¬
ние те беды, которые угрожают отечеству, но никакие реальные
опасности отечеству не грозят. Те же люди, которые одержали
340
глава 8. Революция продолжается
верх над объединенной Европой, здесь, рядом. Горы отделяют
нас от Франции, если потребуется, вы пересечете их с быстро¬
той орла, чтобы сохранить конституцию, отстоять свободу, за¬
щитить правительство и республиканцев.
Поход ГЕНЕРАЛА ГОША НА ПАРИЖ
Хотя Баррас склонился к тому, чтобы поддержать Республику,
он до последнего оставлял себе возможности для отступления.
Решив форсировать ситуацию, члены Клуба Клиши начали с ним
переговоры, предлагая для начала поменять министерство, чтобы
увеличить число сторонников монархии среди министров. Но,
когда, будучи уверенным в успехе, Карно 18 мессидора (16 июля)
поставил вопрос на голосование, «триумвират» из Барраса, Ла-
ревельера-Лепо и Ребеля раскрыл карты, убрав подозреваемых
в роялизме с министерских постов.
Не успели монархисты в Советах оправиться от поражения,
как им пришлось столкнуться со вторым подготовленным Барра-
сом сюрпризом: в Париже стало известно, что к столице движется
армия под командованием генерала Гоша, только что назначен¬
ного военным министром. План был составлен безупречно: Гош
получил официальное предписание организовать новый десант
в Ирландии и должен был взять с собой несколько тысяч солдат
Самбро-Маасской армии, чтобы погрузиться на корабли в Бре¬
сте. Предполагалось, что по дороге он как бы случайно окажется
под Парижем и поддержит переворот своими войсками. Его на¬
значение министром не имело силы, поскольку Гош не соответ¬
ствовал возрастному цензу для этой должности, однако оно остав¬
ляло на время переворота военное министерство обезглавленным.
Едва ли Баррас предполагал, что что-то может пойти не так,
но Гош сумел его удивить: он взял из Самбро-Маасской армии
не 8-ю, как планировалось, а 16-27 тысяч человек и отправил
вперед комиссаров, которые должны были обеспечить снабже¬
ние и расселение войск. Ошеломленные власти городов, распо¬
ложенных по маршруту их следования, знали, что приближаться
341
Французская революция
Лазар Гош. Гравюра Ф. Бонвилл с портрета его же работы
к Парижу войскам запрещает конституция, и тут же поставили
в известность Советы.
Разразился скандал, оказавшийся особенно бурным из-за того,
что никто не был готов взять на себя ответственность за эскападу
Гоша. Сам генерал утверждал, что выполнял распоряжение мор¬
ского министра, но тот от него открестился. Баррас тоже, есте¬
ственно, промолчал. Судя по всему, именно тогда он ознакомил
своих коллег с письмами из портфеля д’Антрэга, и это позволило
предотвратить обвинения со стороны Карно, убедившегося,
что Советы действительно находятся в шаге от реставрации мо¬
нархии. Впрочем, и они предпочли по итогам расследования ни¬
кого не наказывать: для обвинения Директоров у них не было
341
глава 8. Революция продолжается
достаточных улик, суд над популярным генералом мог вызвать
непредсказуемую реакцию армии, к тому же возник бы вопрос:
отчего депутаты так боятся верных защитников отечества?
Переворот i8 фрюктидора V года
Республики
Баррас осознал, что сделал ставку не на того военачальника
и что лучше было бы попытаться заручиться поддержкой Бона¬
парта. Ларевельер-Лепо отмечал в мемуарах, что принять такое
решение его заставило недовольство Советов слишком самостоя¬
тельным поведением генерала в Италии: Бонапарт опасался об¬
винительного декрета. Карно, Бартелеми и члены Клуба Клиши
предпочли бы заключить мир без столь вызывающих аннексий:
это позволило бы вписать Францию в европейскую систему ме¬
ждународных отношений, вместо того чтобы противопоставлять
ее всей Европе, поощряя создание республик-сестер.
Договорившись с Баррасом, «генерал вандемьер» отказался
явиться в Париж лично: Бонапарт справедливо полагал, что в слу¬
чае успеха аналог 13 вандемьера ничего не добавит к его популярно¬
сти, тогда как провал может оказаться для нее фатальным. Однако
командующий Итальянской армией согласился прислать вместо
себя генерала Ожеро, который в итоге сыграл примерно ту же роль,
что ранее отводилась Гошу, — с той лишь разницей, что Ожеро
прибыл без собственных войск и был назначен командующим
вооруженными силами Парижа. Впрочем, это было не принци¬
пиально, поскольку значительная часть приведенных Гошем сол¬
дат и офицеров оставалась поблизости от столицы, а часть из них
в гражданской одежде и вовсе была размещена в городе.
Теперь «триумвират» ждал лишь окончания полномочий
Карно в качестве председателя Директории. Когда 6 фрюкти¬
дора (23 августа) они истекли и настал черед Бартелеми занять
этот пост, «триумвират» неожиданно потребовал голосования,
по итогам которого победил проголосовавший сам за себя Ларе-
вельер-Лепо. Совет пятисот ответил на это созданием комиссии
343
Французская революция
18 фрюктидора V года Республики. «Нет, мы не уйдем отсюда!»
Анонимная гравюра XVIII века
по расследованию финансовых злоупотреблений Директории. Де¬
путаты знали, что Директория ждет прибытия Ожеро и что гото¬
вятся проскрипционные списки, но в Законодательном корпусе
не оказалось человека, который мог бы организовать противодей¬
ствие планам правительства. Обсуждались прожекты убийства
Барраса и Ребеля, думали, не опереться ли на верные Советам
войска, по Парижу даже ходили слухи, что на 18 фрюктидора (4
сентября) в Совете пятисот назначено выступление с разоблаче¬
нием заговора Директории. Но депутаты опоздали.
«Триумвиры» нанесли удар первыми. 18 фрюктидора, на рас¬
свете, войска заняли залы заседаний Советов, лидеров Законода¬
тельного корпуса и Бартелеми арестовали, Карно удалось бежать.
По Парижу было расклеено обращение к народу с сообщением
об измене Пишегрю и раскрытии широчайшего роялистского
544
глава 8. Революция продолжается
заговора. Оно чрезвычайно напоминало те апокалиптические кар¬
тины, которые Конвент рисовал после 13 вандемьера; все развива¬
лось по уже отработанной схеме:
Большое число эмигрантов, душителей Лиона, бандитов
из Вандеи, привлеченных сюда роялистскими интригами <...>,
атаковали охрану исполнительной Директории, но бдитель¬
ность правительства и командующих вооруженными силами
свела на нет их преступную попытку.
Исполнительная Директория представит на суд Нации под¬
линные свидетельства, касающиеся действий роялизма. Вы со¬
дрогнетесь, Граждане, какие заговоры плелись против безопас¬
ности каждого из вас, против вашей собственности, против
самых дорогих вам прав, против самого святого, чем вы вла¬
деете, и вы сможете оценить размах катастрофы, от которой
отныне вас может спасти лишь сохранение вашей действую¬
щей конституции.
В то же время Директория приняла постановление: «Любой,
кто позволит себе потребовать [восстановления] королевской вла¬
сти, Конституции 1793 года или Орлеанов, будет в соответствии
с законом расстрелян на месте».
19 фрюктидора был одобрен пространный «Закон, касающийся
мер общественного спасения, принятых в связи с роялистским за¬
говором». Целью его было нанесение «правым» такого удара,
от которого они уже не оправились бы. Он аннулировал резуль¬
таты голосований в первичных собраниях и собраниях выборщи¬
ков в 49 департаментах, что означало автоматический отзыв всех
депутатов от этих департаментов и аннулирование полномочий
всех избранных на прошедших выборах местных властей. Возоб¬
новлялось действие закона, касавшегося родственников эмигран¬
тов. Все эмигранты и неприсягнувшие священники, «которые
посягали внутри страны на общественное спокойствие», подле¬
жали депортации. Также высылались из страны и все родствен¬
ники Бурбонов, включая Орлеанов, однако в этом случае преду¬
сматривалось, что Директория сама определит им место ссылки
345
Французская революция
и позаботится выделить им средства к существованию из их соб¬
ственных имуществ. Любой голосующий в первичных собраниях
должен был прежде принести «клятву в ненависти роялизму
и анархии, верности и преданности Республике и Конституции
III года». Принятый незадолго до того закон о запрете частных
обществ отменялся, предполагалось закрытие лишь тех, в которых
будут выступать против Конституции III года. Предписывалось
в течение года проинспектировать все газеты и журналы и прекра¬
тить выпуск тех из них, которые злоупотребляют свободой печати.
Два Директора (Карно и Бартелеми), равно как и $3 депутата
(включая Пишегрю), приговаривались к ссылке с конфискацией
имущества. Такая же участь ждала бывшего министра полиции
Шарля Кошона, участников заговора Бротье и нескольких генера¬
лов. Всего по итогам переворота Законодательный корпус не до¬
считался 197 депутатов.
Через несколько дней два выбывших Директора были заме¬
нены. На место Бартелеми избрали Филиппа-Антуана Мерлена,
которого, чтобы отличать от Мерлена из Тионвиля, обычно на¬
зывают Мерлен из Дуэ. Юрист, депутат от третьего сословия
в Генеральных Штатах, в Конвенте Мерлен сидел на скамьях
Равнины, хотя и голосовал за казнь короля. В основном он работал
в Комитете по законодательству, но после Термидора избирался
и в Комитет общественного спасения. Член Института. Избрание
его Директором было благодарностью за поддержку переворота
в должности министра юстиции.
Место Карно занял человек с куда менее ярким политическим
прошлым — Николя Франсуа де Нёфшато. Юрист, но одновре¬
менно ученый, переводчик, публицист и поэт, чья поэма, напи¬
санная в 13 лет, привлекла внимание Вольтера. Он был избран де¬
путатом Законодательного собрания, а затем и членом Конвента,
однако подал в отставку и тогда же отказался от назначения ми¬
нистром юстиции. Причины этих отставок не очень понятны,
историки полагают, что Франсуа предпочел вернуться к литера¬
турной деятельности. При монтаньярах он провел ю месяцев
в тюрьме за постановку пьесы, которую сочли контрреволюци¬
онной. После Термидора при поддержке Ларевельера-Лепо он
346
глава 8. Революция продолжается
становится членом Института, министром внутренних дел и на¬
конец Директором.
Историки нередко пишут о том, что i?95“I799 годы четко де¬
лятся на две части: до переворота и после. В обиход вошли даже
термины «первая Директория» и «вторая Директория». На пер¬
вый взгляд это действительно так: с 1797 года режим все чаще
прибегает к корректировке выборов. Однако, по сути, в перево¬
роте 18 фрюктидора не было абсолютно ничего нового: сама исто¬
рия Директории началась с нарушения конституции, с «декретов
о двух третях».
Другое дело, что после 1797 года режим все чаще начал приме¬
нять силу: в судах снизилось число оправдательных приговоров,
в 53 городах Республики работали военные комиссии, вынесшие
за два года 289 смертных приговоров и осудившие 91 человека
на высылку из страны. Были высланы и около ю тысяч священни¬
ков (подавляющее большинство — с территории Бельгии), а около
1400 священников были приговорены к депортации в Гвиану.
В ряде регионов для подавления волнений стала использоваться
армия.
Однако самым важным было то, что, несмотря на все усилия
правительства Директории, Революция продолжалась.
ГЛАВА 9
Крах режима
Директории
Религия на службе Республики
После переворота 18 фрюктидора для укрепления Республики
стали активнее использоваться не только политические, но и идео¬
логические инструменты. Одним из них стало внедрение нового
республиканского культа, получившего название «теофилантро-
пия» (от греч. «бог», «любить», «человек»).
Идея теофилантропии принадлежала Жан-Батисту Шмен-
Дюпонте, опубликовавшему в 1796 году «Учебник для поклоня¬
ющихся богу и друзей людей», и его единомышленникам. Среди
догм нового религиозного учения его создатель упоминал «суще¬
ствование бога и бессмертие души». Это была попытка предложить
очередную вариацию «разумной» и «естественной» религии, ко¬
торая могла бы занять место, ранее принадлежавшее Культу разума
и Культу Верховного существа. Обязательства людей друг перед
другом и перед родиной проистекали в новом культе из самой при¬
роды. Благом объявлялось все, что улучшало человека: жены дол¬
жны были почитать своих мужей, дети — родителей.
Едва появившись, теофилантропия быстро стала завоевывать
себе приверженцев. В их число вошли один из создателей Кон¬
ституции III года Дону, художник Давид, поэт и драматург, быв¬
ший депутат Конвента Мари-Жозеф Шенье. После 18 фрюктидора
548
глава 9. Крах режима Директории
теофилантропии начали покровительствовать власти: в частности, ее
горячим приверженцем стал Ларевельер-Лепо, стремившийся сделать
ее государственной религией, которая могла бы объединить респуб¬
ликанцев посредством праздников, и разработавший для этого спе¬
циальную республиканскую литургию. Это вызывало у современ¬
ников множество насмешек. Один из них вспоминал, что остряки
переделали слово «теофилантроп» (theophilanthrope) в «кучу про¬
хиндеев» (filouxen troupe)». Талейран же, выслушав проекты Ларе-
вельера, якобы сказал: «Позволю себе сделать вам одно замечание:
Иисус Христос, чтобы основать свою религию, был распят и вос¬
крес; я полагаю, что вам надобно попытаться сделать то же самое».
Тем не менее теофилантропам был отдан ряд церквей, их тексты рас¬
пространялись по школам. Поддержка нового культа сопровождалась
гонениями на католицизм, историки иногда говорят даже о «второй
дехристианизации». Формально теофилантропия была запрещена
при Консульстве, однако уже с 1798 года, по мере усиления неояко-
бинской угрозы, она стала терять государственную поддержку.
В 1798-1799 годах Мерлен (из Дуэ) и Франсуа де Нёфшато пы¬
тались разрабатывать другой проект, имевший ту же цель: изгнать
католицизм из повседневной жизни французов. Для этого планиро¬
валось глубже внедрять в нее республиканский календарь. 14 жер¬
миналя VI года (3 апреля 1798 года) было принято постановление,
требовавшее следить за тем, чтобы в официальных бумагах, афишах,
газетах не фигурировали даты по старому стилю. Законы от 17 тер¬
мидора и 13 фрюктидора (4 августа и 9 сентября) предписывали всем
официальным лицам и школьникам отдыхать в десятый день недели.
В этот день также запрещалось работать на виду у всех и заключать
юридические сделки. Вместо этого муниципальные власти должны
были организовывать местные республиканские праздники.
На пути к новым выборам
Переворот 18 фрюктидора продемонстрировал депутатам, что из¬
бирательная система несовершенна, поскольку не позволяет вла¬
стям в должной мере контролировать выборы. Изменить ее
349
Французская революция
радикально, не меняя конституции, было невозможно, однако
ничто не мешало принять ряд предосторожностей.
Прежде всего, 9 фримера VI года (19 ноября 1797 года), было
одобрено решение запретить бывшим дворянам участвовать в выбо¬
рах депутатов и занимать общественные должности, если только они
не удовлетворяют тем требованиям, которые Конституция предъ¬
являла к иностранцам. Исключение было сделано для депутатов
прошлых национальных собраний, Директоров (Баррас был ви¬
контом), министров, находящихся на службе военных и ряда дру¬
гих лиц, в том числе тех, кто доказал свою преданность Революции.
и плювиоза VI года (31 января 1798 года) Совет старейшин
утвердил закон, предложенный Советом пятисот, согласно кото¬
рому проверку полномочий вновь избранных депутатов должен
был проводить не новый, а старый состав Законодательного кор¬
пуса. Решение было довольно двусмысленным, поскольку подра¬
зумевало среди прочего, что проигравшие выборы будут опреде¬
лять судьбу своих более удачливых соперников. Тем не менее оно
позволяло в случае неблагоприятного исхода голосования не до¬
пустить повторения ситуации 1797 года и преградить нелояльным
депутатам доступ к власти. Аналогичное решение было принято
и в отношении выборов нового члена Директории: теперь его
предстояло выдвигать и избирать старому составу Советов.
Меж тем все эти меры благоприятствовали попаданию в зако¬
нодательные органы не только правительственных кандидатов,
но и неоякобинцев, которые сразу после переворота воспользова¬
лись разрешением создавать народные общества. По всей стране
стали появляться так называемые конституционные кружки, в ко¬
торых обсуждалась текущая политика. Их члены, как и якобинцы
в свое время, вступали в переписку друг с другом, вели пропаганду
в печати, участвовали в организации революционных праздников,
направляли правительству петиции. Во многих городах бывшие
якобинцы и бабувисты входили в такие кружки наряду с умерен¬
ными республиканцами: ощущение общей угрозы со стороны роя¬
листов заставляло их быть терпимыми друг к другу. Часть таких
кружков впоследствии была закрыта правительством, но часть
просуществовала до самого конца Директории.
350
глава 9. Крах режима Директории
По сравнению с требованиями якобинцев II года лозунги
неоякобинцев были значительно более умеренными. Поскольку
непримиримая критика правительственной политики влекла
за собой репрессии, неоякобинцы довольствовались требова¬
ниями гарантированных политических свобод, справедливого
распределения налогов, начального образования для всех, раздачи
земли защитникам родины.
Одновременно они попытались в своих интересах воздей¬
ствовать на законодательство о выборах, предложив составлять
списки избирателей в такие сроки, чтобы в них могли записы¬
ваться сезонные рабочие, отстранить тех выборщиков, решения
которых в прошлый раз были кассированы, разрешить голосовать
не только платящим налоги, но и тем, кто внес «патриотический
дар» для финансирования высадки в Англии. Эти предложения
Советом старейшин были отклонены, однако насторожили Ди¬
ректорию и консервативных республиканцев: те стали осозна¬
вать, что угроза роялистского реванша на выборах минимальна,
а вот угроза победы «левых» весьма реальна. Так правительство
укрепилось в мысли о том, что выборы нельзя пускать на самотек,
их нужно тщательно подготовить.
Немалую роль в этой подготовке сыграли информаторы Ди¬
ректории, отправленные в большинство департаментов после при¬
нятия в феврале 1798 года закона о строительстве на наиболее
важных дорогах таможен, где должны были взимать плату, иду¬
щую потом на ремонт путей сообщения. Официально эти люди
считались служащими Министерства внутренних дел и должны
были проинспектировать состояние дорог, но всем им также было
поручено представить доклады о состоянии общественного мне¬
ния на местах. Кроме того, им доверили доставить в департаменты
списки правительственных кандидатов и деньги, отпущенные
для обеспечения благоприятных для властей результатов голо¬
сования. Иногда историки пишут, что это были первые выборы
во Франции, которые проходили на деньги налогоплательщиков.
Поступившая в Париж информация лишь подкрепила опасе¬
ния Директории. Всего из нескольких департаментов пришли све¬
дения о роялистском подполье, тогда как о засилье «анархистов»
351
Французская революция
сообщалось отовсюду. Получив 10-16 марта эти сведения, прави¬
тельство было вынуждено действовать очень быстро, поскольку
21 марта уже начинали работать первичные собрания. В провин¬
цию из столицы пошли инструкции и воззвания, был смещен ряд
ненадежных чиновников, закрывали клубы, производили аресты.
Был также запланирован раскол в тех собраниях выборщиков, где
правительству не удастся удержать позиции: в подобных случаях
верным ему людям предписывалось организовывать свое, отдель¬
ное собрание, поставив Законодательный корпус перед необхо¬
димостью решать, какое из двух является легальным. Если ранее
такие спонтанные расколы были сильной головной болью для вла¬
стей, теперь было заранее понятно, кого предпочтет Законодатель¬
ный корпус.
Все это было явным нарушением Конституции III года, по¬
скольку исполнительная власть, которая должна была находиться
в подчинении у законодательной, вместо этого влияла на ее форми¬
рование. В Директории по этому поводу даже едва не произошел
конфликт, однако его удалось предотвратить: Ларевельер-Лепо
присоединился к Мерлену, после того как вновь назначенный ми¬
нистр полиции показал ему материалы о якобы готовящемся поку¬
шении на него, а Ребелю предоставили доказательства вынашивае¬
мых «левыми» планов заговора с участием военных в восточных
департаментах. Таким образом, в отличие от фрюктидора, на сей
раз Директория сохранила единство.
Выборы VI года
В 1798 году выборщикам необходимо было заполнить 437 вакан¬
сий — с учетом депутатов, изгнанных в 1797 году. Переворот 18
фрюктидора недвусмысленно давал понять, что правительство
не потерпит роялистов в Законодательном корпусе; несмотря
на это, в конце марта 1798 года было издано специальное обраще¬
ние к избирателям, в котором прямо говорилось: «Если Законода¬
тельный корпус смог 18 фрюктидора изгнать из своих рядов преда¬
телей, четыре месяца там заседавших, он также сможет отстранить
352.
глава 9. Крах режима Директории
и тех, кто захочет вступить в его ряды». Кроме того, не желая от¬
крыто нападать на «левых», правительство выдвинуло концепцию
«двух роялизмов» — «роялизма с белой кокардой и роялизма
в красном колпаке» — и попыталось запугать состоятельных вы¬
борщиков перспективами такого союза.
Выборы проходили в апреле 1798 года в условиях острой
политической борьбы. В первичных собраниях было зафикси¬
ровано более шестисот расколов, в собраниях выборщиков рас¬
кол произошел в 17 департаментах. Было избрано (с учетом рас¬
колов) 510 депутатов. Консервативных республиканцев среди
них оказалось около 190 человек, неоякобинцев — около 130,
роялистов — не более десятка. Хотя в Советы прошло изряд¬
ное количество «левых», результаты можно было считать благо¬
приятными для власти. Тем не менее Директория стремилась до¬
вести игру до конца и «почистить» будущий Законодательный
корпус.
Для того чтобы оправдать пренебрежение «волей народа»,
использовали заранее заготовленное объяснение. В резолюции
Совета старейшин, принятой на основе доклада Директории,
говорилось о неоспоримых доказательствах того, что во Фран¬
ции сложился заговор с целью упразднить Конституцию III года
и свергнуть Республику: он «был разделен на две ветви и исполь¬
зовал два вида сторонников, которые притворились, что принад¬
лежат к противоположным движениям, но которые на самом деле
стремились к одной цели». И цель эта — восстановление мо¬
нархии, просто в одних первичных собраниях и собраниях вы¬
борщиков роялисты действовали открыто, а в других «роялизм,
разочаровавшись в собственных силах, был замещен кликой, кор¬
румпированным орудием заграницы, врагами любых законов, раз¬
рушителями всякой общественной системы», иными словами,
хотя этот термин и не использовался, «анархистами». При этом
сами собрания, как утверждалось, состояли «по большей части
из граждан, искренне приверженных республике и ее конститу¬
ции». Таким образом, получалось, что большинство граждан го¬
тово было выступить в поддержку существующего строя, мешали
лишь заговорщики и интриганы. Крайне «левые» при таком
353
Французская революция
подходе изображались замаскированными крайне «правыми»,
поскольку те и другие, так или иначе, стремились к реставрации
монархии.
Впрочем, большая часть избирателей, говорилось в резолю¬
ции, смогла устоять и эти интриги разоблачить, лишь в отдель¬
ных собраниях планы заговорщиков удалось реализовать, и теперь
Законодательному корпусу, вскрывшему «истинную» подоплеку
событий, необходимо отобрать у интриганов плоды этой победы.
Депутаты имеют на это полное право, ибо цель заговора — лишить
народ суверенитета, на смену которому должна была прийти либо
«демагогическая тирания», либо «деспотизм одного». Эту про¬
блему и решал закон от и флореаля VI года (п мая 1798 года).
В итоге в одних департаментах выборы были аннулированы,
а в других местным властям было указано, решение каких собра¬
ний выборщиков следует считать законными. Чуть более сотни
депутатов лишились своих мандатов.
Можно ли считать этот закон, как обычно делают историки,
государственным переворотом? Едва ли. В отличие от фрюкти-
дора, в VI году не было ни реальной угрозы стабильности режима,
ни смены власти. С определенной натяжкой можно даже сказать,
что, хотя эти решения и шли вразрез с традициями представитель¬
ной демократии, формально они оставались легальными. Следуя
исключительно букве Конституции, а не ее духу, очень трудно
было бы даже доказать, что она нарушена.
Через несколько дней был избран и новый член Директо¬
рии, призванный сменить выбывшего Франсуа де Нёфшато.
Им стал Жан-Батист Трейяр — опытный политик, сделавший
до Революции блестящую карьеру адвоката и избранный депута¬
том от третьего сословия в Генеральные штаты. Член Конвента
и «цареубийца», он входил в первый состав Комитета обществен¬
ного спасения, а затем трудился в Комитете по законодательству.
При Термидоре он вновь вернулся в Комитет общественного спа¬
сения, затем дважды избирался членом Законодательного корпуса,
провел некоторое время на дипломатической службе. Впослед¬
ствии он поддержит Наполеона, станет графом Империи и даже
удостоится захоронения в Пантеоне.
354
глава 9. Крах режима Директории
М. ГНЕВ,HARD, 4104.47,
Хе сп 1_4 2 a Brivcs eu Has Limnsin Depart, de la Corrcze
1>ергтег>е Paris j j.'Assemplee A'ie/da'aj.e, en 17 8i)
e/ a /a Conue/ition Naltona/г, ph i]i)2 ■
Жан-Батист Трейяр. Анонимная гравюра
«Разгромим Англию»
После Итальянского похода Бонапарта у Франции оставался
лишь один враг — Англия. Положение ее было непростым.
В феврале 1797 года страна пережила финансовый кризис, с ап¬
реля по июнь — волнения моряков. Сент-Джеймскому каби¬
нету пришлось пойти на третий раунд переговоров с Республи¬
кой, на сей раз в Лилле. Основным камнем преткновения вновь
оказались колониальные владения; к тому же Франция, чув¬
ствуя, что может диктовать условия, настаивала, чтобы Георг III
отказался от претензий на французский престол (которые все
еще отражались в его титуле), и потребовала компенсации за ко¬
рабли, утраченные ею в Тулоне. В августе Англию ждал еще один
удар: она представляла на переговорах интересы Португалии,
355
Французская революция
а та, не предупредив ее, подписала с Французской республикой
мир.
После переворота 18 фрюктидора французскую делегацию
в Лилле заменили, а вслед за этим англичанам фактически предъ¬
явили ультиматум: Франция потребовала возвращения себе всех
английских завоеваний. В тот же день, когда английская деле¬
гация покинула Лилль, был подписан Кампоформийский мир.
Не исключено, что правительство выбирало, с кем будет заклю¬
чен мир — с Австрией или Англией, и после переворота выбор
был сделан в пользу австрийцев.
27 вандемьера VI года (18 октября 1797 года) Бонапарт доло¬
жил министру внешних сношений Франции, которым к тому
времени стал Талейран, о заключении мира и обрисовал свое
видение будущего: «Англия возродит новую коалицию. <...>
Нужно, чтобы наше правительство уничтожило английскую мо¬
нархию. <...> Сосредоточим наши усилия на море и разгромим
Англию. После этого вся Европа будет у наших ног». 26 октября
Директория ратифицировала Кампоформийский мирный дого¬
вор и в тот же день назначила Бонапарта командующим Англий¬
ской армией.
В обращении Директории к французскому народу от i фримера
VI года (21 ноября 1797 года) говорилось:
Граждане,
Интересы республики требуют от вас последней блестящей
победы. После бесчисленных битв, из которых вы вышли по¬
бедителями, вам остается одолеть самого главного, самого не¬
сговорчивого, самого коварного из своих врагов.
Исполнительная Директория стремится к всеобщему миру.
Она хочет заключить его и для вас, и для всей Европы. Но вот
уже более года бесстыдный враг суетится, назойливо жужжит
в уши всем правительствам, вслух предлагает мир, а втайне раз¬
жигает войну... <...> Вы знаете этого врага, ваше возмущение
догадывается о том, кто он, и дает ему имя: это Сент-Джейм-
ский кабинет, самое развращающее и самое развращенное пра¬
вительство Европы, это английское правительство.
356
глава 9. Крах режима Директории
Заговор этого правительства направлен не только против
французской свободы, он направлен против всего мира. <...>
Очевидно, что этот кабинет должен желать войны, поскольку
война обогащает.
После триумфального приема в Париже (среди прочего его
избрали членом Института Франции) Бонапарт начал готовиться
к экспедиции через Ла-Манш. Однако уже в феврале 1798 года,
ознакомившись с положением дел, он приходит к выводу, что де¬
сант, будь то в Англию или Ирландию, окажется для Республики
гибельным: у Франции не было достаточного количества ресур¬
сов для осуществления экспедиции. В начале марта, ознакомив¬
шись с докладом Бонапарта, Директория принимает решение
вместо Англии послать войска в Египет, принадлежавший Ос¬
манской империи. Это позволяло поставить под угрозу торговлю
Англии с Востоком и при благоприятном раскладе подготовить
вторжение в Индию. Вместе с армией направлялись и более по¬
лутора сотен ученых различных специальностей, а также люди
искусства.
Египетский поход
Еще во время Итальянской компании Бонапарт вынашивал планы,
касающиеся Средиземноморья. «Французская республика рас¬
сматривает Средиземное море как свое море и стремится там до¬
минировать», — заявил он австрийскому представителю. По всей
видимости, тогда же у командующего Итальянской армией и заро¬
дились планы Египетского похода.
Экспедиция в Египет готовилась в крайне сжатые сроки: уже
19 мая 1798 года эскадра вышла из Тулона, а 9 июня была на рейде
Мальты, которую Бонапарт считал одной из ключевых точек
для контроля над Средиземноморьем. На захват острова потре¬
бовалось всего несколько дней.
11 июня в преддверии прибытия в Египет командующий обра¬
тился к армии с просьбой уважать традиции местного населения:
357
Французская революция
Народы, с которыми вы будете жить, мусульмане. Первая за¬
поведь их веры гласит: “Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухам¬
мед — пророк его” Не спорьте с ними. Поступайте с ними
так, как мы поступали с евреями и с итальянцами. Уважайте
их муфтиев и имамов так, как вы это делали по отношению
к раввинам и к епископам. Проявляйте к церемониям, пред¬
писанным Кораном, и к мечетям ту же толерантность, что вы
проявляли к религиям Моисея и Иисуса Христа.
Отправившаяся в Египетский поход армия была невелика. Из¬
начально в ней состояли 54 тысячи человек, в число которых вхо¬
дили 16 тысяч моряков и з тысячи солдат, оставленных на Мальте.
Французы надеялись, что египтяне встретят их как освободителей.
Обращаясь к местным жителям, командующий заявлял:
Народы Египта, вам скажут, что я пришел, чтобы уничтожить
вашу религию. Не верьте этому, отвечайте, что я пришел, дабы
восстановить ваши права, наказать узурпаторов, и что я буду
более, чем мамелюки, уважать Бога, его пророка и Коран.
1 июля французы высадились на берег рядом с Александрией
и мгновенно захватили город. Разгромив мамелюков и июля
в знаменитой битве у Пирамид, они вступили в Каир. Однако
не прошло и двух недель, как Англия нанесла ответный удар: ко¬
мандовавший английской эскадрой адмирал Горацио Нельсон
не сумел перехватить Бонапарта по пути в Египет, однако пол¬
ностью уничтожил французский флот 1-2 августа у его берегов
в битве при Абукире. Уцелело лишь два судна; армия оказалась
отрезана от метрополии, получение подкреплений из Франции
стало невозможным.
Подчинив большую часть Египта, Бонапарт в конце декабря
узнал, что Османская империя планирует против французов ком¬
бинированное наступление, предусматривавшее вторжение в Еги¬
пет по суше со стороны Сирии и одновременно высадку десанта
на побережье. Французский главнокомандующий принял реше¬
ние лично вести свои войска в Сирию, разгромить турецкие части
358
глава 9. Крах режима Директории
Медаль в честь завоевания Верхнего Египта. Граверы А. Галь и Д. Денон
на ее территории и вернуться в Египет до того времени, как погода
начнет благоприятствовать высадке десанта.
го февраля французские войска захватили форт Эль-Ариш
на сирийско-египетской границе, три дня спустя пала Газа, 7
марта — Яффа. Однако взять Акру французам так и не удалось,
и и мая, понеся значительные потери, они двинулись в обратный
путь. И хотя 25 июля Бонапарт смог разгромить под Абукиром
и сбросить в море высаженный турками десант, перспектива пла¬
чевного исхода экспедиции была для него очевидна.
Французская армия испытывала большие проблемы с финан¬
сированием и снабжением. Заставить население Египта видеть
в европейцах освободителей оказалось невозможно. Слова о том,
что войска Бонапарта лишили власти папу римского и мальтий¬
ских рыцарей, не убеждали мусульман в симпатиях французов
к исламу, а лишь заставляли видеть в них безбожников, тем более
что вопреки всем приказам начальства солдаты Республики
359
Французская революция
не проявляли уважения к местным обычаям. Жестокое обраще¬
ние французов с египтянами, широкое использование ими тер¬
рора, грабительские контрибуции, осквернение мусульманских
святынь — все это побуждало население к вооруженному сопро¬
тивлению оккупантам. Однако восстание жителей Каира в октя¬
бре 1798 года было жестоко подавлено французской армией.
Людовик XVIII ОТПРАВЛЯЕТСЯ в Россию
1797 год, на который роялисты возлагали столько надежд, ока¬
зался для них крайне неудачным. Переворот 18 фрюктидора похо¬
ронил перспективы реставрации монархии парламентским путем.
Отныне стало ясно, что они могут полагаться только на силу.
К тому же Людовику XVIII становилось все сложнее руководить
контрреволюционным движением, поскольку он все больше уда¬
лялся от границ Франции. По требованию французского прави¬
тельства герцог Брауншвейгский вынужден был отказать ему в го¬
степриимстве, а Кампоформийский договор не позволил найти
приют в пределах монархии Габсбургов. После долгих перегово¬
ров единственным местом, где короля оказались готовы принять,
стала Митава в Курляндии, на территории Российской империи. 13
марта 1798 года он добрался до Митавы в надежде, что ему будет
разрешено хотя бы посетить Санкт-Петербург и провести пере¬
говоры с царем, однако в этой просьбе Павел I ему отказал.
Митава (ныне Елгава) была присоединена к Российской им¬
перии лишь за три года до того, после третьего раздела Польши.
Украшение города — выделенный королю красивый и простор¬
ный дворец герцогов Курляндских — был заложен еще при Би¬
роне и построен по проекту знаменитого Бартоломео Растрелли.
Особой честью, оказанной королю, стало данное ему разрешение
взять на службу сотню солдат и офицеров королевской гвардии;
нашлось также место и для свиты. Наконец Людовик XVIII мог
почувствовать себя в безопасности и реализовать свой давний
проект свадьбы Марии-Терезы, дочери Людовика XVI, и герцога
Ангулемского, которая и состоялась ю июня следующего года.
360
глава 9. Крах режима Директории
Расположение Павла I позволило королю решить и еще одну
проблему. После мира между Францией и Австрией оставалась
неясной судьба корпуса принца Конде. Некоторое время жалова¬
ние ему выплачивали англичане, но единственное, что они могли
предложить, — это охрана колоний, от чего Конде с негодова¬
нием отказался. Павел I принял корпус на русскую службу, од¬
нако французы не были ему благодарны. Пребывание в России
стало для многих безрадостным, а переселение туда, пришедшееся
на зимнее время, — непомерно тяжелым. Офицеры выражали не¬
довольство условиями жизни, перлюстрацией своих писем на ро¬
дину и тяготами русской службы. Да и дальнейшая история кор¬
пуса оказалась печальной: использовав его в боях с французами
во второй половине 1799 года, Павел I передал армию Конде на со¬
держание Англии, а вскоре после Люневильского мира между Ав¬
стрией и Францией в июне 1801 года она была распущена.
В новых условиях роялистам опять пришлось менять тактику.
После закона и плювиоза VI года стало понятно, что надеяться
на грядущие выборы отныне бессмысленно, и Людовик XVIII стал
размышлять над тем, как взорвать режим изнутри. Уже в феврале
1798 года он получил информацию о том, что Баррас и Бонапарт
готовят государственный переворот. Все подталкивало короля
к тому, чтобы вновь заняться поисками нового Монка.
Самой подходящей кандидатурой ему казался генерал Луи-
Александр Бертье. Профессиональный военный, участник Войны
за независимость США, он в годы Революции дослужился до бри¬
гадного генерала. Поскольку Бертье был начальником штаба Италь¬
янской армии и даже командовал ею на рубеже 1797-1798 годов,
на него пал отсвет славы Бонапарта. К тому же его мать, Мари-
Франсуаза, много лет назад занимала должность камеристки графа
Прованского, а сам Бертье в первые годы Революции был искрен¬
ним роялистом. К нему был направлен специальный посланник
короля, однако он так и не успел вступить в контакт с генералом
до отбытия того в Египет.
В феврале 1798 года английскую резидентуру в Швейцарии воз¬
главил молодой родственник государственного секретаря по ино¬
странным делам лорда Гренвиля Джеймс Тэлбот. Он решил пойти
361
Французская революция
пик
Луи-Александр Бертье. Гравюра Ф. Бонвиля с портрета его же работы
другим путем и организовать физическое устранение членов Ди¬
ректории, за которым должны были последовать восстания в де¬
партаментах. Были найдены и финансы, и заговорщики, готовые
взяться за реализацию этого плана, однако Тэлбот не получил
одобрения Гренвиля. Министр с отвращением заявил, что по¬
добный заговор «абсолютно несовместим с Честью и гуманиз¬
мом, которые <...> ныне характерны для цивилизованной Нации
и необходимы для соблюдения Законов и правил цивилизован¬
ной войны».
362
глава 9. Крах режима Директории
Франция готовится
к продолжению войны
К 1798 году можно было сказать, что исполнилась давняя мечта
французов: Франция наконец достигла своих «естественных гра¬
ниц». На юге она простиралась до Пиренеев и Средиземного
моря, на западе ее ограничивал океан, на севере после присоеди¬
нения Бельгии она доходила до Северного моря, на западе —
до Рейна и Альп. Эта огромная территория была поделена на 105
департамента — на двадцать больше, чем в 1789 году.
В этих условиях существенно возросла роль армии, которая
и без того в ходе Революционных войн приобрела немалую само¬
стоятельность. Армия стала одним из важных символов дости¬
жений Французской революции и воплощала в себе, в частно¬
сти, безграничные возможности для продвижения по социальной
лестнице. Она лишь до известной степени отражала тот разброс
политических взглядов, который существовал в обществе. Армия
была существенно более республиканской, чем население страны
в целом, и более безразличной к религии — во многом за счет
проводившейся в ней чрезвычайно активной пропаганды. Вой¬
ска привыкали считать себя спасителями отечества — и на полях
сражений, и во внутриполитических баталиях. Солдаты нередко
были преданы популярным генералам, особенно с учетом того,
что их снабжение и вознаграждение зачастую зависели не столько
от Директории, сколько от командующего. Генералы же формально
подчинялись правительству, но в реальности, как показал пример
похода на Париж Гоша и кампаний Бонапарта, обладали немалой
автономией, причем власти предпочитали с полководцами не ссо¬
риться. Да и сами генералы стали со временем превращаться в ди¬
пломатов и политиков, будь то Бонапарт в Австрии или Клебер
в Египте.
По закону от 19 фрюктидора VI года (5 сентября 1798 года),
предложенному генералом Жаном-Батистом Журданом, побе¬
дителем при Флерюсе, и Пьером Дельбрелем, впервые в истории
Франции вводилась всеобщая воинская повинность. Статья i гла¬
сила: «Каждый француз является солдатом и обязан защищать
363
Французская революция
Жан-Батист Журдан. Гравюра Ф. Бонвиля с портрета его же работы
родину». Армия должна была состоять из волонтеров и призыв¬
ников. Призыву подлежали французы от ю до лет в том объеме,
который необходим для вооруженных сил; служба в армии опла¬
чивалась. Таким образом, в войска попадали французы из разных
регионов страны и различных социальных слоев.
Закон Журдана ставил европейские страны, в частности Ан¬
глию, в сложное положение. Переход Франции ко всеобщей во¬
инской повинности в условиях, когда она воевала лишь с Вели¬
кобританией и Османской империей, означал, что Республика
не отказалась от планов экспансии. Отсюда следовал естествен¬
ный вывод: чем раньше по ней будет нанесен удар, тем меньше
времени у нее останется для подготовки к новой войне. К тому же
стало ясно, что Франция не готова ограничиться итогами
364
глава 9. Крах режима Директории
Кампоформийского мира: создание в первой половине 1797 года
Леманской, а затем и Гельветической республики на территории
Швейцарии, оккупация Рима и пленение Пия VI показывали,
что революционеры по-прежнему стремятся к расширению зоны
влияния.
Вторая антифранцузская коалиция
Османской империи не удалось разбить армию Бонапарта
в Египте, однако постепенно у Турции стали появляться союз¬
ники. Неготовность республиканцев пойти на всеобщий мир за¬
ставила Павла I отказаться от роли миротворца, тем более что он,
будучи протектором Мальтийского ордена, очень болезненно вос¬
принял захват острова Бонапартом. В ноябре под давлением Ан¬
глии и на волне недовольства оккупацией Рима войну Франции
объявило Неаполитанское королевство. Оно освободило Рим,
но французы ответили на это завоеванием Пьемонта: сардинского
короля заставили отказаться от остававшихся у него территорий
в Северной Италии и удалиться на Сардинию. Затем французская
армия вновь заняла Рим и погнала неаполитанцев к югу.
Врагам Франции стало понятно, что настало время вновь объ¬
единить усилия. В декабре 1798 года была подписана конвенция
между Российской и Османской империями, позволявшая рус¬
ским судам пройти через проливы в Средиземное море. А не¬
сколько дней спустя оформился союз между Россией, Англией
и Неаполем, имевший целью прежде всего освобождение от фран¬
цузов территорий захваченных итальянских государств. Правда,
Неаполитанское королевство новый альянс от поражения не спас:
союзники не успели прийти ему на помощь. Его войска оказались
разбиты, сам Неаполь был оккупирован, а король бежал на Сици¬
лию. Пьемонт присоединили к Франции, а на территории Южной
Италии, вопреки желанию Директории, которая предпочла бы ис¬
пользовать ее как разменную карту в дипломатической игре, была
создана очередная — Партенопейская — республика, названная
так по древнему наименованию Неаполя.
Французская революция
К началу 1799 года из активных участников Первой коали¬
ции нейтралитет сохранили лишь Пруссия и Австрия. Пруссия
не поддалась на уговоры французов заключить более тесный союз,
но не захотела и участвовать в коалиции. Хотя Англия и Россия
предлагали ей субсидии и 40 тысяч российских солдат, они не до¬
стигли успеха. Отсутствие Пруссии в определенной степени ком¬
пенсировалось стремлением стран коалиции согласовывать свои
действия и тем, что впервые за годы революционных войн россий¬
ская армия под командованием Суворова пришла в Европу. А вот
Австрия своим согласием пропустить русские войска спровоци¬
ровала гнев Франции, и та в марте 1799 года объявила императору
войну. В связи в этим в апреле переговоры в Раштатте были пре¬
рваны, а большинство французских представителей убиты вен¬
герскими гусарами. Вскоре к коалиции присоединился и король
Швеции.
Сердцем Второй антифранцузской коалиции, как и Первой,
стала Англия. Основной вопрос, который стоял перед англича¬
нами: «Мы сделали слишком мало или слишком много?» При¬
вел бы более высокий приоритет войны с Францией к лучшим
результатам или разумнее было беречь ресурсы? Итогом этих об¬
суждений явился разработанный Гренвилем план, согласно ко¬
торому русской армии совместно с английским десантом пред¬
стояло нанести удар по Нидерландам, австрийцы, пройдя через
Германию и Швейцарию, должны были выйти к Рейну, а русским,
австрийцам и туркам предстояло освободить Италию при под¬
держке местного населения: ожидалось, что оно поднимет вос¬
стание против оккупантов. Во Франции рассчитывали на мятеж
роялистов запада и юго-запада и на появление в Провансе гене¬
рала Пишегрю во главе армии, состоящей из русских и эмигран¬
тов. Победа казалась тем более близкой, что Директория не могла
опереться на лучших полководцев: Бонапарт был в Египте, Гош
скончался еще в конце 1797 года, Моро побаивались и сомнева¬
лись в его лояльности.
Война началась для Франции неудачно. Из четырех генералов,
которые должны были действовать против Австрии, только Мас¬
сена, воюя в Швейцарии, добился некоторых успехов. Еще хуже
366
глава 9. Крах режима Директории
Эрцгерцог Карл. Гравюра И. К. Рейха
обстояло дело на Апеннинском полуострове. С декабря 1798 года
в центральной и особенно южной Италии активизировалось
повстанческое движение, отстаивавшее монархические и рели¬
гиозные ценности. Основу его составляли крестьяне и город¬
ской плебс. Народ, который, согласно революционной пропа¬
ганде, должен был поддержать «освобождение от тирании»,
на деле поднялся против захватчиков, создавая партизанские
отряды.
С появлением в северной Италии Суворова совместные дей¬
ствия русско-австрийских войск сделали положение французов
безнадежным. Север был освобожден всего за несколько меся¬
цев: к концу апреля Милан, а к концу мая Турин. В июне рухнула
Партенопейская республика. Армия эрцгерцога Карла угрожала
войскам Массена в Швейцарии.
Директория попыталась переломить ситуацию, отправив в на¬
чале июля в Северную Италию генерала Жубера, однако он задер¬
жался, предоставив Суворову возможность собраться с силами.
В результате 15 августа превосходившая французов по числен¬
ности австро-русская армия разгромила войска Жубера в битве
367
Французская революция
при Нови недалеко от Генуи, в которой 30-летний генерал был
смертельно ранен. В сентябре неаполитанцы и англичане осво¬
бодили Рим.
Спасением для Франции стали разногласия среди союзников.
Австрию не радовали успехи русских войск, Россия же подозре¬
вала, что император стремится в одиночку воспользоваться побе¬
дами Суворова в северной Италии. Приказав эрцгерцогу Карлу
двинуться на Нижний Рейн, австрийцы планировали, что Швей¬
царией займутся размещенные там русские войска, с которыми
соединится Суворов. Однако активность французов на Рейне
заставила Карла выступить, не дожидаясь полного развертыва¬
ния русской армии. 15-16 сентября 1799 года русско-австрийские
войска под командованием генерала Римского-Корсакова были
разбиты в битве при Цюрихе французской армией Массена. Су¬
воров же после знаменитого перехода через Альпы остался с Мас¬
сена один на один и принял решение с боями отходить на восток.
Русско-английский десант в Голландии также потерпел неудачу,
и в октябре Россия вышла из состава коалиции.
Подготовка к новым выборам
«Чистка» Законодательного корпуса, произведенная годом
ранее, избавила режим от реальных или мнимых угроз, но не пред¬
отвратила возникновения в Советах оппозиции из числа неояко¬
бинцев и тех консервативных республиканцев, кто был недо¬
волен вмешательством Директории в выборы. На протяжении
второй половины 1798 — начала 1799 годов они критиковали
власти за коррупцию и неспособность защитить страну от внеш¬
него и внутреннего врага. Совет пятисот был более «левым»,
и временами Совету старейшин приходилось блокировать его
наиболее радикальные решения. Таким образом, правительство
сохраняло устойчивость, но очень многое зависело от новых
выборов. Тем более что с учетом частичной отмены результатов
выборов VI года предстояло избрать 315 депутатов, то есть около
40% Законодательного корпуса.
368
глава 9. Крах режима Директории
Директория делала все, чтобы предотвратить новый успех
«левых». Как считалось, у четырех Директоров из пяти неояко¬
бинцы вызывали немалое раздражение, и лишь Баррас готов был
с ними сотрудничать. В выпущенном 23 плювиоза (п февраля)
обращении Директории к французам народ пугали возвращением
во времена диктатуры монтаньяров:
Если, выбирая, вы собьетесь с пути, будь то из-за апатии, будь
то из-за малодушия, будь то из-за вероломных подсказок, будь
то из-за разгула страстей, тогда вас самих и все общество вновь
ждут большие несчастья, от которых уже страдали все истин¬
ные друзья свободы; они уничтожат и ваши имущества, и вас,
и республику.
Эти чудовища оживут, обретут плоть и бросятся на вас. Не¬
когда их уже породили ваша разобщенность, ваши упущения
во время выборов. Сегодня такие же выборы могут вновь вер¬
нуть их пагубную и жалкую жизнь.
Нет! Да будет прошлое уроком для настоящего. Победители
плетущей заговоры Европы, французы, вам остается лишь по¬
бедить внутренних врагов!
Организуя новые выборы, власти использовали те же инстру¬
менты, что и годом ранее: пропаганду, отправку комиссаров в де¬
партаменты, подготовку расколов первичных собраний и собра¬
ний выборщиков.
Выборы VII года
Сами выборы, состоявшиеся в апреле 1799 года, проходили в не¬
благоприятной для властей обстановке. Страх перед иностран¬
ным нашествием и опасения реставрации монархии привели
к тому, что среди избранных депутатов правительственные кан¬
дидаты составили лишь около трети. Многие выборщики вновь
отдали голоса «левым». К примерно 8о неоякобинцам, уже за¬
седавшим в Советах, добавились 33-70 вновь избранных. Это
369
Французская революция
не обеспечивало им большинства, но позволяло еще более ощу¬
тимо влиять на политику Законодательного корпуса. Неояко¬
бинцы поддерживали сохранение Конституции III года, однако
стремились к демократизации режима. Они выступали за сво¬
боду печати, свободу собраний (под ней понималось право на со¬
здание народных обществ для обсуждения политических во¬
просов) и суверенитет народа (невмешательство правительства
в выборы).
17 флореаля (17 мая) место Ребеля в Директории занял Эм-
манюэль-Жозеф Сийес. Участник Революции с первых ее дней,
он на протяжении всего десятилетия делил свое время между
разработкой политических теорий (которые современники за¬
частую плохо понимали) и практической деятельностью: он не¬
однократно избирался депутатом, не без успеха пробовал себя
на дипломатическом поприще. Сийес имел репутацию ориги¬
нального, хотя и несколько заумного философа и либерала, уча¬
ствовал в обсуждении всех революционных конституций (кроме
Конституции 1793 года). Он считал себя авторитетным мыслите¬
лем и искуснейшим политиком, однако после 1789 года современ¬
ники редко воздавали ему должное в той мере, в какой он об этом
мечтал. Впрочем, это не мешало Сийесу пользоваться немалым
влиянием, несмотря на то что многие подозревали его в тайных
симпатиях к роялистам.
Как показали дальнейшие события, избрание Сийеса оказа¬
лось поворотным моментом в истории Директории. Было из¬
вестно, что Сийес презирает Конституцию III года — не в по¬
следнюю очередь из-за того, что при ее обсуждении к его идеям
не прислушались. Таким образом, у власти оказывался не просто
влиятельный политик, не скрывающий, что мечтает покончить
с существующим режимом, — поданные за него голоса означали,
что занятая им позиция имеет немалую поддержку в Законо¬
дательном корпусе, особенно в Совете старейшин. Неудиви¬
тельно, что в Париже сразу же пошли слухи о близящемся го¬
сударственном перевороте. Из всей Директории сотрудничать
с Сийесом был готов лишь Баррас, который и сам подумывал
о переменах.
370
глава 9. Крах режима Директории
Законодательный корпус против
Директории
Собравшийся ю мая новый состав депутатов потребовал у Ди¬
ректории отчета за многочисленные военные поражения и уни¬
жение Законодательного корпуса. Историки до сих пор спорят,
кто за этим стоял: неоякобинцы, Сийес, Баррас или генералы, ко¬
торые стремились к большей самостоятельности и чьим рупором
в Советах были Люсьен и Жозеф Бонапарты. Дальнейшие собы¬
тия заставляют предположить, что в то время в Законодательном
корпусе сложился кратковременный тактический союз консерва¬
тивных республиканцев, неоякобинцев и тех сторонников Респуб¬
лики, которые стремились к переменам. Все они сходились в том,
что для начала необходимо восстановить баланс властей, заложен¬
ный в Конституции, и обеспечить доминирование законодатель¬
ной власти над исполнительной.
17 прериаля (5 июня) Законодательный корпус принял обра¬
щение к французам, ставшее своеобразной программой нового
блока. В нем депутаты призывали к единству перед лицом внеш¬
ней агрессии и указывали на неуместность политических распрей
в столь опасный момент. Речь, естественно, шла не об объедине¬
нии с монархистами, а о прекращении преследований неояко¬
бинцев. То, что выборы VII года не были кассированы, препод¬
носилось в обращении как свидетельство уважения воли народа.
Упомянув о коррупции и казнокрадстве чиновников, законода¬
тели выражали уверенность, что правительство с ними разберется,
и призывали сохранять четкое разделение властей. Это выглядело
как недвусмысленная угроза в адрес Директории: фактически ее
призывали впредь воздерживаться от одобрения или оспарива¬
ния результатов выборов. В тот же день Директории напомнили,
что Законодательный корпус уже запрашивал у нее отчет о состоя¬
нии дел во внутренней и внешней политике.
На новое противостояние с Советами Директория не реши¬
лась, и депутаты этим воспользовались. Поскольку отчета Дирек¬
тории Советы так и не получили, 18 прериаля (16 июня) они объ¬
явили, что будут заседать непрерывно, пока не добьются своего.
371
Французская революция
М CIEN ItON АРАНТЕ
Люсьен Бонапарт. Гравюра Ф. Бонвиля с портрета его же работы
Однако, как только Директория ответила, что и она, в свою оче¬
редь, будет заседать, пока не подготовит отчет, в Совете пятисот
заговорили о новом 18 фрюктидора и о необходимости провоз¬
гласить «Отечество в опасности».
В ночь на 17 июня Совет старейшин неожиданно объявил не¬
действительными состоявшиеся год назад выборы Трейяра, по¬
скольку, согласно статье 136 Конституции, начиная с V года члены
Законодательного корпуса не могли быть избраны членами Дирек¬
тории в течение года после того, как перестали быть депутатами.
Трейяру, чтобы соответствовать этой норме, не хватало четырех
дней. Тогда на это не обратили внимания, поскольку еще в феврале
1798 года законодатели договорились, что важен не день, когда
происходят выборы, а день, когда человек приступает к своим
обязанностям. Теперь же депутаты, которые уже не раз закрывали
37*
глава 9. Крах режима Директории
Луи-Жером Гойе. Гравюра Л.-Ф. Куше с портрета работы д’Эрвийи
глаза на эту норму Конституции, сделали вид, будто это непозво¬
лительное нарушение. Директория могла бы оказать сопротивле¬
ние, но Баррас и Сийес выразили готовность подчиниться. Таким
образом, Советы застраховали себя от возможного государствен¬
ного переворота, поскольку среди Директоров остались лишь двое
недовольных их политикой Законодательного корпуса.
29 прериаля Советы получили отчет Директории (впрочем,
не слишком конкретный) и избрали на место Трейяра Луи-Жерома
Гойе — бывшего якобинца, депутата Законодательного собрания
и министра юстиции времен Конвента. Любопытно, что из десяти
кандидатов, названных Советом пятисот, пятеро были генера¬
лами, включая Массена, а также Жана-Франсуа Мулена. Выходец
из простонародья, Мулен служил с 16 лет, хотя в основном в инже¬
нерных войсках, выполняя, в частности, обязанности картографа.
373
Французская революция
С началом Революции он записался в Национальную гвардию, сра¬
жался в Вандее, дослужился до дивизионного генерала. При дик¬
татуре монтаньяров Мулен по инициативе Каррье был арестован
и провел несколько месяцев в тюрьме.
30 прериаля вместо обсуждения отчета Директории, депутаты
принялись обвинять Трейяра, Мерлена (из Дуэ) и Ларевельера-
Лепо в поражениях на фронтах, «порабощении Советов» после
18 фрюктидора и подготовке нового государственного перево¬
рота. Баррас и Сийес дали понять Мерлену и Ларевельеру, что им
было бы неплохо самим подать в отставку. К уговорам присоедини¬
лись и представители Советов, убеждая, что это наилучший способ
избежать кровопролития, поскольку и генерал Жубер, командую¬
щий войсками в Париже, настроен против Директоров. Первым
сдался Мерлен, за ним последовал Ларевельер-Лепо. Оба заявили,
что уходят не из страха, а ради блага Республики. Совет пятисот
составил списки кандидатов, в которых доминировали именитые
генералы (включая Массена), однако Совет старейшин предпочел
им не имевших политических амбиций генерала Мулена и Пьера-
Роже Дюко. Адвокат, член Конвента, Дюко сидел на скамьях Рав¬
нины, но голосовал за казнь Людовика XVI. При Директории он
трижды избирался депутатом, однако ему не везло: по различным
причинам два раза выборы были кассированы. Газеты сравнивали
его с Цинциннатом, всегда готовым удалиться из политики. Баррас
предложил его кандидатуру, полагая, что Дюко будет покорно сле¬
довать за ним, однако тот предпочел объединиться с Сийесом.
События 30 прериаля VII года Республики историки также не¬
редко называют государственным переворотом, однако для этого
нет оснований. Формально ни одна из противостоящих сторон
не применяла силу, к тому же смещение и назначение Директоров
по Конституции было прерогативой Законодательного корпуса.
Однако парадоксальным образом больше всех от смены власти
приобрел Сийес, избранный председателем Директории.
Были заменены и многие министры. Часть новых членов пра¬
вительства составили креатуры Сийеса, но и неоякобинцы не чув¬
ствовали себя обделенными. Их явным успехом стало, в частно¬
сти, назначение военным министром дивизионного генерала
574
глава 9. Крах режима Директории
Пьер-Роже Дюко. Гравюра Э. Кендея с портрета его же работы
Жан-Батиста Бернадота, приступившего к исполнению обязан¬
ностей 14 мессидора (г июля). Уроженец Беарна, отправившийся
в армию простым солдатом, храбрец, отличившийся в битве
при Флерюсе, талантливый военачальник, дерзкий, независимый
и не лезущий за словом в карман, Бернадот в Итальянской армии
сумел найти общий язык с Наполеоном, однако соперничество
между двумя генералами ни для кого не было секретом. Ряд ис¬
ториков полагает, что летом 1799 года популярность Бернадота
была выше популярности других генералов, включая Бонапарта.
Для неоякобинцев Бернадот стал символом обновления прави¬
тельства Директории, которое проходило под лозунгом: «Нужно,
чтобы республикой управляли республиканцы».
375
Французская революция
Неоякобинцы переходят в наступление
Успехи настолько воодушевили неоякобинцев, что они рискнули
даже открыть в Париже 18 мессидора VII года (6 июля) новый Яко¬
бинский клуб. Официально он назывался «Объединение друзей
свободы и равенства», а поскольку располагался в Манеже, то его
неофициальным названием стало Клуб Манежа. Место было вы¬
брано знаковое и с немалой претензией: именно там с октября
1789 и до января 1798 года заседали все революционные ассамб¬
леи. Клуб быстро стал очень популярным, в него записались около
3000 человек, среди которых было около 250 депутатов Законода¬
тельного корпуса, в провинции стали открываться ассоциирован¬
ные с ним общества. Среди его председателей были замешанный
в заговоре Бабёфа Друэ и генералы Ожеро и Журдан. В выступ¬
лениях с трибуны клуба звучали слова о необходимости «очи¬
щения» чиновничества, налога на богатых, вооружения народа.
Однако, после того как Директория была существенно ослаб¬
лена, неоякобинцы перестали быть нужны тем силам, которые
планировали смену государственного строя. Газеты оказались
полны нападок на «террористов» и «кровопийц». 26 месси¬
дора (14 июля) Люсьен Бонапарт в своем выступлении в Совете
пятисот отдал должное той победе над «врагами свободы», ко¬
торая была одержана 30 прериаля, но предупредил, что консти¬
туционный баланс сил не должен смещаться и в другую сторону.
Депутаты положили конец вмешательству Директории в их дела
и теперь сами не должны вмешиваться в работу правительства.
В его речи содержалась и критика неоякобинцев: «Мы не хотим
потрясений, не хотим смены строя, не хотим эшафотов, наконец,
мы не хотим <...>, чтобы отвратительный режим 93 года пришел
на смену конституционному». Иными словами, тот блок, кото¬
рый сложился в Законодательном корпусе после выборов, начал
распадаться.
Со своей стороны, и сами неоякобинцы настолько уверовали
в собственные силы, что порвали с Баррасом и попытались прове¬
сти через Советы законы, которые, по их мнению, обеспечили бы
демократизацию и «обновление» системы. Одновременно ими
376
глава 9. Крах режима Директории
планировался ряд чрезвычайных мер для спасения Республики.
Однако в полном объеме ни то ни другое не удалось.
ю мессидора (28 июня) Совет старейшин одобрил закон о при¬
зыве на военную службу всех возрастов, предусмотренных в законе
Журдана — Дельбреля, и о займе в сто миллионов у зажиточных
граждан. Закон от 13 мессидора отменял возможность уклониться
от призыва, выставив вместо себя заместителя, а закон от 14 месси¬
дора объявлял амнистию дезертирам при условии, что они вернутся
под знамена Республики. Все это очень напоминало современникам
атмосферу 1793-1794 годов. Были также приняты меры, сокращаю¬
щие жалование ряда чиновников и траты министров. 24 мессидора
(12 июля) депутаты одобрили так называемый «Закон о заложни¬
ках», разрешавший властям тех департаментов, где происходили
убийства по политическим мотивам или восстания, брать в залож¬
ники родственников эмигрантов и других подозреваемых в соверше¬
нии соответствующих преступлений. На фоне этих преобразований
в столицу пошли многочисленные петиции с обвинениями в адрес
ряда министров и чиновников, гражданских комиссаров при армиях.
Тем не менее «левым» очень быстро пришлось осознать,
что интересы других политических сил не совпадают с их инте¬
ресами. Дискутируя весь июль о свободе печати, неоякобинцы
так и не добились утверждения Советом старейшин их варианта
закона, подтверждающего статью 353 Конституции и ограничи¬
вающего лишь злоупотребления этой свободой. В итоге соответ¬
ствующая статья закона от 19 фрюктидора V года была отменена,
но проблему так и не решили. 27 мессидора (15 июля) неояко¬
бинцы предприняли попытку обвинить четырех бывших Ди¬
ректоров — Мерлена, Ребеля, Трейяра и Ларевельера-Лепо —
и тем самым создать прецедент своего рода ответственности
министров перед парламентом. Обвинения были разнообраз¬
ными, но ни одно из них так и не набрало требуемого количества
голосов. Ничем закончились и споры вокруг свободы собраний,
а также того, как правильно истолковывать статьи 362-364 Кон¬
ституции, ограничивавшие права народных обществ.
Более того, в самый разгар дискуссии непомерные амбиции
Клуба Манежа окончательно испугали и власти, и парижан:
377
Французская революция
вначале его вынудили переехать в другое помещение, а 16 тер¬
мидора (13 августа) и вовсе закрыли по распоряжению министра
полиции. Вслед за ним стали закрываться и конституционные
кружки в провинции. Об обвинениях в адрес бывших Директоров
больше не вспоминали. 18 фрюктидора (14 сентября) не получи¬
лось и объявить «Отечество в опасности», как предлагал Журдан;
в тот же день потерял свой пост Бернадот. Одновременно после¬
довала серия отставок в министерствах, куда «левым» удалось
продвинуть своих людей.
Все это послужило показателем того, что неоякобинцы поте¬
ряли влияние на своих коллег. Тот потенциал «обновления», ко¬
торый был создан 30 прериаля, оказался исчерпан.
Реставрация монархии
КАЖЕТСЯ НЕИЗБЕЖНОЙ
Разработанный лордом Гренвилем план разгрома Франции и ее по¬
ражения на фронтах заставили роялистов удвоить усилия. Окру¬
жению Людовика XVIII реставрация монархии казалась столь
близкой, что в мае-июне 1799 года королем была создана новая
структура — Временный королевский совет, которому предстояло
управлять страной до тех пор, пока один из принцев не прибудет
на французскую землю.
Летом 1799 года выходившая в Англии газета французских
эмигрантов писала о том, что Директория в упадке, слаба, авто¬
ритет ее низок:
Этот момент наиболее важен и для Франции, и для Европы.
Революция превратилась в лабиринт, в котором все ее сторон¬
ники не знают, где искать путеводную нить; Республика скло¬
нится либо к анархии, либо к королевской власти.
Ситуацию еще больше обострили активные действия нео¬
якобинцев, массовый призыв в армию и «Закон о заложниках».
Эти меры вызвали всеобщее недовольство, чем не преминули
378
глава 9. Крах режима Директории
воспользоваться роялисты. В начале августа разразился роялист¬
ский мятеж в Тулузе, провинции юга вспыхивали одна за другой.
Поднялись Бордо, Ланды, Нижние Пиренеи. В середине октя¬
бря полыхнула Вандея, хотя размах военных действий и оказался
там куда скромнее, чем во время первой и второй вандейских войн.
Во многом это было результатом тех усилий, которые предпри¬
нимал Людовик XVIII в предыдущие годы, заботясь о том, чтобы
у роялистского подполья были деньги и оружие. Еще в январе
1796 года он говорил, что «зубы дракона посеяны», — теперь же
они взошли. Казалось, вот-вот восстание станет всеобщим.
В донесениях английских информаторов говорилось, что у Рес¬
публики уже нет сил на то, чтобы подавить мятежи внутри страны:
Франция в настоящий момент устала от славы и нищеты, от сво¬
боды и рабства, она истощена, у нее нет ни торговли, ни денег...
<...> Поражение флота показало ей, что она не непобедима.
Восстание во многих департаментах заставило подозревать,
что цепи свободы могут быть разбиты так же, как и цепи раб¬
ства, она ненавидит своих хозяев, поскольку они не соблю¬
дают даже ту смешную конституцию, которая рассматривалась
как убежище после бури и которая оказалась лишь пропастью,
поглотившей таланты и добродетели.
Роялисты были настроены не упустить свой шанс и одновре¬
менно с подготовкой восстаний и координацией действий со стра¬
нами Второй антифранцузской коалиции пытались договориться
с теми республиканцами, кто мог бы оказать им бесценную под¬
держку. Так, с начала 1799 года велись переговоры с Баррасом, кото¬
рый сам инициировал их, предложив свои услуги в обмен на деньги
и прощение. В июле Людовик XVIII отправил ему патентные
письма, обещавшие прощение и компенсацию — жалование Ди¬
ректора за два года, то есть около и миллионов турских ливров,
включая два миллиона для его соратников. Однако эта интрига так
ничем и не закончилась. Другие планы были связаны с генералом
Пишегрю, хотя в окружении Людовика XVIII и не было единства
по вопросу о том, стоит ли его использовать, и если да, то в каком
379
Французская революция
качестве. Сам король одно время вынашивал планы поставить Пи-
шегрю во главе русских войск, которые бы предоставил Павел I.
С середины 1797 года велись и переговоры с Бонапартом. Пер¬
вый раз на него вышли через окружение его брата Жозефа. Тогда
королю передали, что генерал в принципе согласен перейти на его
сторону, но хотел бы получить соответствующие заверения за подпи¬
сью самого Людовика XVIII. После 18 фрюктидора роялисты были
в недоумении, но снова попытались вступить в контакт с популяр¬
ным генералом — на сей раз через окружение Жозефины Богарне.
Однако время шло, и Наполеон успел отбыть в Египет. Когда же
до Митавы дошли сведения, что он оттуда вернулся, и король хотел
начать новый раунд переговоров, было уже поздно.
«МЫ ЗАСТАВИМ ДАЖЕ САМУ РЕВОЛЮЦИЮ
ПОСЛУЖИТЬ КО ВСЕОБЩЕЙ ПОЛЬЗЕ...»
Происходившее во Франции убеждало Людовика XVIII, что тре¬
буется лишь последнее, решающее усилие — и король с триумфом
вернется в свою страну. Это заставляло не просто обрисовывать
общие контуры будущего политического режима, но и задумы¬
ваться о его конкретных деталях. Так в 1799 году в окружении ко¬
роля и при его непосредственном участии был создан большой
корпус документов, позволяющих нам судить, что принесла бы
Франции реставрация монархии.
Эти многочисленные декларации, проекты, инструкции агентам
и письма свидетельствуют о том, что вопреки распространенной
в исторической литературе точке зрения ни сам Людовик XVIII,
ни его соратники не стремились к возвращению Старого порядка.
И не только потому, что понимали невозможность этого. Революция
разрубила немало гордиевых узлов, которые оказалось не под силу
развязать ни Людовику XIV, ни Людовику XV, ни тем более Людо¬
вику XVI. Один из министров Людовика XVIII писал:
Целых десять лет тревог и потрясений не привели еще к возро¬
ждению этой несчастной страны и тем не менее говорят о том,
380
глава 9. Крах режима Директории
чтобы вернуть все, как было до начала ее упадка! <...> Как бы
то ни было, старая машина уничтожена. Эта услуга была ока¬
зана Франции первым Национальным собранием; не следует
лишать его этой заслуги...
Основные цели королевской власти обозначались в проектах
1799 года весьма лаконично: «Простить, восстановить умеренную
мудростью монархию, исправить злоупотребления и предотвра¬
тить их возвращение». Что именно нужно будет сохранить из по¬
явившихся за революционное десятилетие установлений и инсти¬
тутов, Людовику XVIII было не до конца понятно, и он стремился
избегать конкретики, пока не окажется на территории страны:
Мы внимательно и беспристрастно изучим как древние учре¬
ждения, чтобы отменить те из них, которые оказались пороч¬
ными, так и новые институты, чтобы сохранить те, которые
полезны; и из этого мудро составленного соединения старого
порядка и порядка нового возникнет во всех областях управ¬
ления такое положение вещей, которое, не затрагивая принци¬
пов Монархии, станет наилучшим для блага государства. Так
мы заставим даже саму революцию послужить ко всеобщей
пользе, чтобы она, по крайней мере некоторым образом, ком¬
пенсировала причиненный ею непоправимый вред.
В то же время несколько вещей казались Людовику XVIII яс¬
ными и очевидными. Прежде всего необходимо вернуться к фун¬
даментальным законам французской монархии, которые он,
как и многие другие, полагал аналогом конституции:
Я говорил, что хотел бы восстановить древнюю конституцию,
освобожденную от примешавшихся к ней недостатков. Эта
фраза, не случайно вставленная мною в декларацию 1795 года*,
оставляет мне всю свободу действий, в которой я нуждаюсь.
Речь идет о Веронской декларации.
381
Французская революция
По мысли короля, сделать это было необходимо по двум при¬
чинам. Прежде всего, составление нового текста конституции не¬
минуемо привело бы к спорам и политической борьбе, которые
только усложнили бы реставрацию монархии. И, что не менее
важно, только традиции и именно традиции стояли на пути коро¬
левского произвола, только «древние законы» его и ограничивали:
Если получше изучить сей предмет, то станет очевидно, что,
как только король откажется от древней конституции, ему оста¬
нется сказать лишь одно: «Я буду делать то, что мне захочется».
Именно к этим неподобающим и нелепым словам будут сведены
прекрасные королевские речи, если перевести их на обычный язык.
Возвращение к традициям означало и то, что король не плани¬
ровал отказываться от тех учреждений, благодаря которым монар¬
хия «была ограничена, а не абсолютна», — от Генеральных штатов
и парламентов. С течением времени Людовик XVIII все больше
укреплялся в мысли о том, что Генеральные штаты станут необ¬
ходимым мостиком между новой системой представительства, со¬
зданной Революцией, и прежней — практиковавшейся при Ста¬
ром порядке. В 1798 году он писал: «Нация законным образом
представлена через собрание Генеральных штатов, составленных
из депутатов, свободно избранных по нормам, предписанным
Конституцией». В 1799 году их роль виделась еще более важной:
Мы признаем, что они имеют неотъемлемое право одобрять
законы и устанавливать налоги; что они должны просвещать
нас своими советами в различных областях управления и опре¬
делять в согласии с нами статьи конституционной хартии.
Генеральные штаты должны были также решить вопрос о ком¬
пенсации собственникам национальных имуществ.
Значительно сложнее было с парламентами, поскольку возвра¬
щение их означало бы и возврат ко всем тем проблемам, которые су¬
ществовали до реформы Мопу. Впрочем, этот вопрос король никак
не прояснял, выражая лишь готовность заняться им позднее.
582
глава 9. Крах режима Директории
Из документов, подготовленных Людовиком XVIII и его со¬
ратниками, видно, что они стремились найти такой компромисс,
который примут как французы, пережившие Революцию, так
и эмигранты. Планировалось восстановление сословий, но не сень¬
ориальных прав. Налоговые привилегии также должны были уйти
в прошлое: Людовик XVIII хотел установить такое «равенство,
чтобы бремя расходов государства было в равной мере возложено
на всех, поскольку все в равной мере пользуются предоставляемыми
им благами». Под вопросом оставалось возрождение провинций:
их права и привилегии при Старом порядке часто мешали централь¬
ной власти. Один из королевских министров с восторгом писал:
Отныне во Франции остались только французы! Нет больше
гасконцев, бретонцев, фламандцев, провансальцев! Все в еди¬
ном строю, все следуют одному укладу; законы, налоги, адми¬
нистрация — все скроено по одной мерке, и никаких жалоб
на пристрастность. Сколь же, без сомнения, прекрасным зре¬
лищем станет Франция, управляемая на этой основе монар¬
хически'. Какая сила в единстве! Какое объединение усилий!
Сложным оставался вопрос, касавшийся управления страной:
с одной стороны, в ходе Революции лишились своих должностей
те, кто их купил при Старом порядке, с другой — если объявить
о смещении всей республиканской администрации, то в стране во¬
царится хаос, а должностные лица сделают все, чтобы затруднить
реставрацию. В качестве компромисса было решено, что все гра¬
жданские чины, принесшие присягу на верность монарху, сохранят
свои должности (по крайней мере, на переходный период). Есте¬
ственно, это не касалось центрального правительства и Законо¬
дательного корпуса: «Учреждения, сосредоточивающие в чужих
руках законодательную и исполнительную власть, несовместимы
с монархической формой правления и нашей законной властью».
Не меньшие трудности были связаны и с военными. Фактически
после возвращения в страну у короля оказались бы две армии —
роялистская и республиканская, не раз сходившиеся на поле боя.
Здесь также победило стремление к компромиссу. Ограничения
383
Французская революция
на занятие офицерских должностей не дворянами, введенные еще
Людовиком XVI, отменялись. Напротив, любой, получивший офи¬
церский патент (за исключением ненатурализованных иностранцев),
автоматически становился дворянином с правом передавать дворян¬
ство по наследству Было решено, что «за офицерами, находящимися
в любом звании и выбравшими правильную сторону, сохранятся зва¬
ния и должности», а солдаты, набранные по декрету о всеобщей во¬
инской обязанности, будут распущены по домам.
Наконец, как и в Веронской декларации, предусматривалась
амнистия, однако теперь, четыре года спустя, Людовик XVIII
готов был проявить гибкость. В его письме графу д’Артуа говори¬
лось: «Мои мысли о милосердии хорошо известны: его пределы
обозначены в моей декларации 1795 года. Однако возможно ока¬
зать такие услуги, которые заставят меня закрыть глаза на самые
страшные преступления».
Анализ этих документов показывает, до какой степени неправы
те, кто повторяет расхожую фразу: «Бурбоны ничего не забыли
и ничему не научились». Людовик XVIII, несомненно, ничего
не забыл, но многому научился — с течением времени он избавля¬
ется от иллюзий и демонстрирует все большую склонность к ком¬
промиссу. В 1799 Г°ДУ он Ужс совсем не тот, что за четыре года
до того. Тогда для победы казалось достаточным, чтобы на смену
слабовольному Людовику XVI пришел полный энергии государь,
хорошо знакомый всем европейским дворам, суровый, но справед¬
ливый, новый «отец народа», готовый простить заблуждения,
но покарать преступников. К концу режима Директории стано¬
вится ясно, что корону недостаточно потребовать — ее придется
покупать, завоевывать на свою сторону общественное мнение.
Монархия для Людовика XVIII — это, несомненно, сословное
государство со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая
право сословий быть услышанными. Согласие на созыв Генеральных
штатов кажется королю разумным компромиссом между «деспотиз¬
мом » и парламентаризмом, хотя он пока не определился с тем, какой
объем полномочий следует даровать представителям сословий. Мо¬
нархия — это, безусловно, и «правовое государство», в котором со¬
блюдаются базовые права подданных, включая право собственности.
384
глава 9. Крах режима Директории
К 1799 году также стало понятно, что реставрация монархии
не сможет стать творением одних только роялистов и сражавшихся
с Республикой иностранных армий. А это означало, что Старый
порядок безвозвратно ушел в прошлое вместе с теми временами,
когда короли Франции десятилетиями укрепляли свою власть.
Наставало время поиска компромисса между возможностями мо¬
нарха навязать свою волю народу и возможностями народа навя¬
зать свою волю монарху.
Отказ от Конституции III года
Республики
В 1799 Г°ДУ не только роялисты надеялись, что время Директо¬
рии подходит к концу, и были озабочены разработкой идеального
для новой Франции государственного устройства. Не менее ак¬
тивно трудились над этим и те республиканцы, которые пришли
к выводу, что от Конституции III года придется отказаться.
Правление одного человека, которое всего несколько лет назад
вызывало ужас, поскольку слишком походило на монархию, теперь
начинает восприниматься как один из вариантов (и весьма пред¬
почтительный) спасения Республики. В 1795 году законодательная
власть, представляющая народ, мыслилась сильной, а исполни¬
тельная власть, напоминающая о короле и Робеспьере, напротив,
слабой. К 1799 году оптимальным уже виделось обратное: сильная
исполнительная власть, которая не только назначает всех долж¬
ностных лиц, не только контролирует финансы, но и предлагает
законы, а еще лучше — контролирует законодателей. В обществе
вызревала готовность отказаться от представительной демокра¬
тии ради силы, которая сумеет обеспечить единство и совладать
с борьбой «партий». Среди тех, кто разделял такую точку зрения,
были Сийес и поддерживавший его Роже Дюко, часть депутатов
(в Совете старейшин больше, чем в Совете пятисот), другие влия¬
тельные политики и некоторые банкиры.
Не заставило себя ждать и идеологическое обоснование гряду¬
щих перемен. К примеру, в четвертом номере журнала La Decade
385
Французская революция
philosophique, litteraire et politique, вышедшем ю брюмера VIII года,
была опубликована обширная статья с перечислением недостатков
Конституции. Один из них, по мнению автора, заключался в том,
что Законодательный корпус имеет возможность парализовать дея¬
тельность правительства, просто отказав ему в финансировании,
в то время как депутатом, согласно Конституции, можно избрать
кого угодно, в том числе и человека, не обладающего никакими зна¬
ниями и никаким политическим опытом. Это приводит к тому,
что депутаты порой принимают плохие законы и повторяют ошибки
своих предшественников. Вместо этого в статье предлагалось дове¬
рять руководство страной только профессионалам, которые готовы
доказать, что они овладели наукой политики и управления.
Значение этого, как и аналогичных, текстов заключается в том,
что акцент переносился с представительства на квалификацию.
Важно не то, в какой мере депутат представляет французский
народ в политическом плане, а то, насколько он способен при¬
нимать хорошие законы. Доводя эти рассуждения до логического
конца, можно было сказать, что политическое представительство,
попытка воплотить в Законодательном корпусе весь спектр мне¬
ний, имеющихся в стране, оборачивается лишь нестабильностью
Республики и законодательной чехардой. Идеалом же выступает
Республика, управляемая аполитичными профессионалами.
В ПОИСКАХ «ШПАГИ»
После 30 прериаля VII года Сийес стал одним из самых влиятель¬
ных политиков Франции, несмотря на то что он быстро лишился
поддержки «левых», начавших подозревать его в стремлении
покончить с Республикой. К тому же Сийес испытывал сильную
личную антипатию к Бернадоту, воплощавшему для него самые не¬
приятные черты своих соратников. «Якобинцы прекрасны, когда
нужно вносить разлад и свергать, сегодня же требуется преобразо¬
вывать и восстанавливать, — как-то сказал Сийес. — Бернадот же,
похоже, не понимает этого и смотрит на нас, на всех остальных,
как на шуанов».
386
глава 9. Крах режима Директории
Устойчивость политике Директории придавал союз Сий-
еса с Баррасом: хотя они и не любили друг друга, на том этапе
их цели совпадали. Неоякобинцы в равной мере подозревали
обоих в недостаточном республиканизме, а Бернадот с Журда-
ном даже обсуждали, не стоит ли их арестовать. В ответ охрана
Директоров была усилена. В начавшейся памфлетной войне об¬
щественное мнение оказалось не на стороне Директории. Сийеса
обвиняли в подготовке государственного переворота, стремле¬
нии вернуть Францию к ее былым границам, желании возродить
монархию. Единственной его победой стало то, что 18 фрюкти-
дора (14 сентября) ему удалось уговорить коллег отправить Бер¬
надота в отставку.
Ждать было нечего, противостояние должно было так
или иначе завершиться. Летом 1799 года Сийес начал поиски ге¬
нерала, который смог бы обеспечить смену режима. И не только
как командующий войсками, но и как человек, символизирующий
то едва ли не единственное, чем в 1799 году гордилась вся Фран¬
ция. Считается, что именно тогда Сийес произнес известные
слова: «Мне нужна шпага». Самым подходящим ему казался ге¬
нерал Бартелеми Катрин Жубер, с которым они уже нашли общий
язык 30 прериаля. Он воевал под знаменами Бонапарта в Ита¬
лии, был известен, однако ему критично не хватало той славы, ко¬
торой были овеяны его более именитые коллеги. В связи с этим
было решено назначить его главнокомандующим Итальянской
армией и отправить на театр военных действий. Все эти планы
разрушила случайность: в битве при Нови Жубер был смертельно
ранен и в тот же день скончался.
Подыскать новую кандидатуру на роль «шпаги» так и не уда¬
лось. Искали подход к генералу Журдану, но тот в глазах заговор¬
щиков был все же слишком «левым». Он председательствовал
в Клубе Манежа и на одном из политических банкетов произнес
тост: «За воскрешение пик! Пусть они в руках народа сокрушат
всех ваших врагов!» Будучи депутатом Совета пятисот, Журдан
склонялся к увеличению его роли, а не к усилению исполнитель¬
ной власти. Обращались к генералам Жану-Виктору Моро и Этьену
Макдональду. Оба воевали в Италии, однако аббат Сийес, делавший
387
Французская революция
Бартелеми Катрин Жубер. Анонимная гравюра с картины работы И. Ле Дрю
ставку на Жубера, не был готов одобрить эти кандидатуры. Именно
в те дни он скажет одному из своих друзей: «Мы проиграли».
Впрочем, и после смерти Жубера Сийес и его доверенные лица
постоянно организовывали встречи с теми, кого считали едино¬
мышленниками: с генералом Шарлем Леклерком, женатым на се¬
стре Наполеона, Люсьеном и Жозефом Бонапартами. Так, летом
1799 года стали вырисовываться контуры будущей республики —
с сильной исполнительной властью, но ничем не напоминающей
военную диктатуру. Не хватало лишь подходящей «шпаги»
и, если верить Жозефу, Сийес сделал ставку на Наполеона
Бонапарта, назвав его «самым гражданским из всех военных».
Однако он не сомневался, что его собственные заслуги намного
больше. Когда один из друзей Директора как-то сказал, что
Бонапарт первым превратил французов в великую нацию, Сийес
388
глава 9. Крах режима Директории
тут же парировал: «Да, но до него мы в Учредительном собрании
создали саму нацию».
Впрочем, Наполеона Бонапарта во главе победоносной армии
ждали в столице не раньше следующей весны, и Талейран даже
предложил начать переговоры с Великой Портой, чтобы добиться
возвращения отправленной в Египетский поход армии.
Почему Бонапарт?
В 1795 Г°ДУ ничто не предвещало Наполеону Бонапарту той удиви¬
тельной судьбы, которая его ожидала. Против него играли и корси¬
канское происхождение, и непрезентабельный внешний вид, и ак¬
цент, который казался французам смешным. Герцогиня д’Абрантес,
встречавшая его в то время, рассказывала позднее, что Наполеон тогда
казался человеком, плохо за собой следившим, болезненно худым, со¬
стоявшим из острых углов, с неуклюжей и неуверенной походкой. Во¬
лосы его были «плохо расчесаны, плохо напудрены и делали его вид
неприятным». Они спускались до воротника из-под низко надви¬
нутой шляпы — такую прическу во времена Директории называли
«собачьи уши». Перчатки он не носил, считая излишним тратиться
на них, сапоги были плохо сшиты. Единственными привлекатель¬
ными чертами Бонапарта она тогда сочла взгляд и улыбку.
Всего за четыре года ситуация существенно изменилась. Без¬
условно, Бонапарт был не единственным популярным генералом,
известным всей стране. И не единственным, в чьей приверженности
Республике сомневаться не приходилось: прозвище «генерал ванде¬
мьер» говорило само за себя. Однако уже с Итальянской кампании
он заботился о том, чтобы его победы были широко известны и пра¬
вильно освещались прессой. Бюллетени, публикуемые в Итальян¬
ской армии, положили начало созданию наполеоновской легенды.
В одном из них, в частности, говорилось: «Бонапарт летает и разит
как молния. Он повсюду и все видит: он посланник Великой нации».
Вообще, где бы он ни был, генерал Бонапарт не забывал о про¬
паганде, о журналистах и художниках. Сражение при Лоди, кото¬
рое во многом способствовало зарождению наполеоновского мифа,
589
Французская революция
Бонапарт в битве при Арколе 17 брюмера V года. Гравюра Дж. Лонги с портрета
работы А. Гро
было запечатлено на многочисленных гравюрах. Известный француз¬
ский историк Жюль Мишле писал: «В моем детстве и до 1814 года
на бульварах и на набережных — везде я видел мост Лоди. А на этом
мосту со знаменем в руке — Бонапарта, которого там не было».
После встречи с Наполеоном в Милане Антуан Гро создает свое
знаменитое полотно «Бонапарт на Аркольском мосту». Художнику
блестяще удалось передать образ молодого полководца — с саб¬
лей в одной руке и со знаменем в другой, устремленного вперед,
к победе, и с некоторым укором оглядывающегося на тех, кто не¬
достаточно быстро следует за ним. Портрет был заказан самим Бо¬
напартом, который для него позировал. При этом ситуация с Ар-
кольским мостом во многом напоминает историю с мостом Лоди:
390
глава 9. Крах режима Директории
в том числе и тем, что героем, увлекшим за собой войска, был вовсе
не Бонапарт, а другой человек — генерал Ожеро. И вновь реальный
ход битвы никак не повлиял на складывающуюся иконографиче¬
скую традицию — в глазах французов Бонапарт навсегда останется
отважным генералом, ведущим за собой войска. Точно таким же он
и предстанет на созданной несколько позднее картине Жака Луи
Давида «Бонапарт на перевале Сен-Бернар».
Во время Итальянской кампании впервые появляется и типич¬
ное для наполеоновской пропаганды сравнение Бонапарта с антич¬
ными героями, которое должно было внушить читателям, что он
превосходит даже великих людей прежних эпох. Эпиграфом к пер¬
вому номеру «Газеты Бонапарта и добродетельных людей» стали
слова: «Ганнибал спит в Капуе. Бонапарт не дремлет в Мантуе».
Впрочем, в одной из ведущих парижских газет в начале февраля
1798 года Бонапарта превозносили даже более того: «Генералы
почти все герои, офицеры, солдаты ведут себя как герои. Бона¬
парт — полубог, явившийся, чтобы одержать победу <...> и по¬
казать нам, чего стоит мудрость, соединенная с достоинствами».
Покоряя Италию, Бонапарт постоянно заботился о том, чтобы
Париж мог по праву претендовать на звание культурной столицы
мира. Во Францию отправлялись книги и рукописи, полотна Ти¬
циана и Рубенса, Микеланджело и Леонардо да Винчи. При этом
генерал делал все, чтобы не дать забыть о своих заслугах. В обра¬
щении к войскам после взятия Мантуи ю марта 1797 года, пере¬
печатанном многими французскими газетами, говорилось:
Контрибуции, наложенные на завоеванные вами страны, по¬
зволили кормить, содержать и платить армии на протяжении
всей кампании; кроме того, вы отправили министру финансов
тридцать миллионов, чтобы помочь казначейству. Вы обога¬
тили парижский музей более чем тремя сотнями экспонатов,
шедеврами древней и новой Италии, на изготовление которых
потребовалось тридцать веков.
В результате к 1799 году Бонапарт обладал репутацией побе¬
дителя и человека, который уже не раз спасал Францию.
391
Французская революция
Жан-Батист Клебер. Гравюра с портрета А. Керкадо
Главнокомандующий покидает армию
Со временем Бонапарт осознал, что Египетский поход, который
должен был стать важнейшим этапом его карьеры, не принесет
ему славы. Летом до него стали доходить сведения о поражениях
французских войск в Италии. Пребывание в Египте превратилось
в пустую трату времени, и командующий принял решение бросить
армию и вернуться во Францию с горсткой приближенных офице¬
ров, передав руководство войсками генералу Клеберу, zz августа
Бонапарт, попросив, чтобы несколько дней его отъезд сохраняли
в тайне, сел на корабль. Ряд командиров, включая Клебера, кото¬
рый узнал о своем назначении лишь из письма Бонапарта, были
в шоке, обнаружив, что командующий фактически дезертировал.
Один из генералов несколько месяцев спустя писал Баррасу о том,
в каком состоянии осталась брошенная полководцем армия:
392.
глава 9. Крах режима Директории
Признаюсь, гражданин Директор, я не мог поверить, что Бона¬
парт покинул нас в том положении, в котором мы находимся:
без денег, без пороха, без ядер, а часть солдат и без оружия.
Александрия — это большой укрепленный лагерь, в котором
нет и половины необходимых для его защиты орудий; [форт]
Лесбе, возле Дамьетты, едва прикрыт оградой; часть стен Эль-
Ариша того и гляди сама рухнет, а долги огромны. Более трети
солдат армии вышли из строя в результате чумы, офтальмии
и военных действий. Оставшиеся почти раздеты, выданная
в прошлом году одежда из хлопка в лохмотьях...
Дальнейшая судьба этой армии была печальна. Клебер смог
навести порядок, отразить наступление турок, наладить снабже¬
ние, подавить восстания местного населения и договориться с ан¬
гличанами о том, что оставшиеся в живых будут эвакуированы
во Францию, но пал от руки мусульманского фанатика. Многие
современники полагали, что это убийство было инспирировано
Бонапартом, не желавшим скорого возвращения в страну свиде¬
телей его провала. Тем не менее в августе 1801 года армии все же
пришлось капитулировать перед объединенным натиском англий¬
ских и турецких войск, после чего оставшиеся в живых солдаты
и офицеры отправились на английских кораблях во Францию.
Возвращение Бонапарта
18 сентября Шарль-Фредерик Рейнар, бывший тогда министром
иностранных дел, написал Бонапарту письмо, извещавшее о том,
что Директория поручила ему начать переговоры с Османской им¬
перией. В этом послании, в частности, говорилось, что члены Ди¬
ректории «сожалеют о вашем отсутствии и горячо желают вашего
возвращения». Правительство фактически давало командующему
карт-бланш: «Для того чтобы ускорить и обеспечить ваше возвра¬
щение, вам разрешено использовать все военные и политические
способы, которые подскажут ваши таланты и ход событий». Впро¬
чем, о том, чтобы бросить солдат в Египте, в тексте не было ни слова.
393
Французская революция
Когда в Париже стало известно, что Бонапарт высадился
во Франции, генерал Моро, только вернувшийся из Италии,
на встрече с Сийесом заявил, что этот человек совершит перево¬
рот гораздо лучше, чем он сам. Парадокс заключался в том, что си¬
туация в стране быстро менялась. Оставалось все меньше шан¬
сов выдать Бонапарта за «спасителя», поскольку Францию уже
почти не от чего было спасать. В первой декаде сентября до Па¬
рижа дошли вести о победах в Голландии и успехах Массена в Ита¬
лии. К середине осени стало понятно, что и роялисты упустили
свой шанс: они так и не смогли нанести решающий удар по Рес¬
публике. Людовику XVIII не удалось добиться такой координации
усилий, чтобы восстание произошло одномоментно, — монархи¬
сты в различных регионах страны по большей части действовали
сами по себе. Контрреволюция начала захлебываться.
Утром 16 октября Бонапарт вернулся в Париж. Поначалу хо¬
дили разговоры о том, что его могут арестовать за самовольное
оставление армии, однако, после того как публика встретила гене¬
рала с большим энтузиазмом, на волне которого его брата Люсь¬
ена избрали председателем Совета пятисот, Директоры отказались
от планов ареста. На торжественном заседании председатель Ди¬
ректории Гойе поцеловал его от имени коллег, а генерал в ответ
заверил, что обнажит шпагу лишь ради защиты Республики.
В те дни Бонапарт еще не знал, какую сторону выбрать, и пытался
остаться над политической борьбой. «Я принадлежу нации», —
любил повторять он. Генерал попытался договориться с Баррасом
о том, чтобы войти в Директорию вместо Сийеса, но Гойе и Мулен
побоялись, что они от этого ничего не выиграют. Сближаться
с Сийесом генерал опасался, поскольку понимал, что это повлечет
за собой разрыв с неоякобинцами. Еще не решив, что он будет де¬
лать, Бонапарт стремился заручиться любой поддержкой: он даже
нанес визиты мадам Гельвеций и маркизе де Кондорсе.
ю брюмера (i ноября) на квартире Люсьена Бонапарта На¬
полеон встретился с Сийесом и, видимо, именно тогда и решил
воспользоваться всем, что тот подготовил. Заговорщики рас¬
считывали на Совет старейшин, а в Совете пятисот их должен
был поддержать Люсьен, обещавший помощь инспекторов зала
394
глава 9. Крах режима Директории
заседаний, присматривавших за порядком. На этом и строился
их план: согласно статье юх Конституции, Совет старейшин мог
перенести заседания Законодательного корпуса в другую ком¬
муну, что и решено было сделать под предлогом якобинской
угрозы. Бонапарта должны были назначить командующим вой¬
сками, что обеспечило бы ему независимость от исполнительной
власти. Однако генерал ясно дал понять Сийесу, что затем он рас¬
считывает стать одним из консулов. Из трех Директоров, не уча¬
ствовавших в заговоре, самым опасным представлялся Баррас,
и заговорщики планировали его подкупить. Большинство мини¬
стров еще не решили, чью сторону принять, но можно было рас¬
считывать на их благожелательный нейтралитет.
Впрочем, самым важным оставался Париж. За него отвечал
Пьер-Франсуа Реаль — бывший активный якобинец и член Ком¬
муны Парижа, сблизившийся при Термидоре с Баррасом, а затем
и с Жозефиной Богарне. После 18 фрюктидора он был назначен ко¬
миссаром Директории при департаменте Сена и должен был обеспе¬
чить заговорщикам поддержание порядка в столице. Там в эти дни
собрались едва ли не все популярные в народе военачальники, но да¬
леко не каждый из них готов был поддержать грядущий переворот.
Любопытно, что и неоякобинцы готовы были сделать ставку
на генерала Бонапарта, вручив ему высшую власть. Однако, встре¬
тившись 16 брюмера с Журданом, Наполеон отказался от сотруд¬
ничества с ними, поскольку у неоякобинцев не было большинства
в Советах, — он лишь обещал, что все будет сделано в интересах
Республики.
Переворот i8 брюмера VIII года
Республики
16 и 17 брюмера были сделаны последние приготовления, оконча¬
тельно распределены роли и отпечатаны плакаты с воззваниями.
Сведения о заговоре стали постепенно просачиваться за пределы
узкого круга, нужно было торопиться, тем более что 17-го вечером
Бонапарт был приглашен на ужин к Баррасу. Не желая рисковать,
395
Французская революция
он отправил вместо себя адъютанта. Это могло насторожить опыт¬
ного Директора и показать ему, что на сей раз он не в игре.
18 брюмера (9 ноября) все было разыграно как по нотам. Бона¬
парт с раннего утра собрал у себя верных офицеров. За безопасность
Советов отвечали инспекторы залов заседаний. С пяти до шести
утра депутатов Совета старейшин поднимали с постелей, вручая
им заготовленные инспекторами приглашения на раннее заседа¬
ние. Оно началось в семь утра, и им сообщили, опять же от имени
инспекторов, что заговорщики стекаются в Париж и угрожают на¬
циональному представительству. Ни кто такие эти заговорщики,
ни чего они хотят — об этом не было сказано ни слова; утвержда¬
лось только, что заговор угрожает «свободе» и «отечеству». Впро¬
чем, можно было предположить, что заговор этот неоякобинский.
Инспекторы потребовали от депутатов действовать быстро: «до¬
статочно одной минуты, но, если упустить это мгновение, респуб¬
лика будет существовать и дальше, но ее скелет окажется в лапах
стервятников, дерущихся между собой за ее обглоданные кости».
Совет тут же принял декрет о том, что 19 брюмера Законо¬
дательный корпус должен собраться в Сен-Клу. Ответственным
за его исполнение был назначен Бонапарт, который выступил
перед депутатами с краткой речью. Он обещал арестовать заго¬
ворщиков и ответил на обвинения, которые никто ему не предъ¬
являл: «Пусть не ищут в прошлом примеров, которые могли бы
задержать принятие решения! Ничто в истории не напоминает
конец восемнадцатого века, ничто в конце восемнадцатого века
не напоминает нынешний момент». Далее генерал отверг все па¬
раллели, которые носились в воздухе, — с Брутом, Кромвелем
или Монком, а также с многочисленными переворотами эпохи
самой Французской революции.
Теперь необходимо было быстро разобраться с Директорами.
Гойе был приглашен к Бонапарту на завтрак, но почуял ловушку
и не пошел. Вместо этого он объявил о срочном созыве заседания
Директории. Сийес и Роже Дюко к этому времени уже присоеди¬
нились к Бонапарту. Баррас обещал свою поддержку и отправил
на разведку в Тюильри секретаря, к которому генерал публично
обратился со словами, получившими потом широкую известность:
396
глава 9. Крах режима Директории
Что вы сделали с той Францией, которую я вам оставил столь
блистательной? Я оставил вам мир, а нашел войну, я оставил
вам победы, а нашел неудачи, я оставил вам взятые в Италии
миллионы, а нахожу повсюду грабительские законы и нищету.
Что вы сделали с сотней тысяч французов, которых я знал,
со всеми моими товарищами по славе? Они мертвы.
Так далее не может продолжаться, не пройдет и трех лет,
как это приведет нас к деспотизму. Мы же хотим республику,
республику, основанную на равенстве, нравственности, гра¬
жданской свободе и политической терпимости.
В отсутствие кворума Гойе и Мулен не могли принимать никаких
решений, тем более что командование размещенными в столице вой¬
сками и охраной Законодательного корпуса было поручено Бонапарту.
К часу дня Барраса уговорили подать в отставку, и он под эс¬
кортом драгунов отправился в свое поместье. Поддержал заго¬
ворщиков и министр полиции Фуше. Сийес и Роже Дюко также
подписали заявления об отставке. Теперь у Гойе и Мулена не было
никакой возможности воспротивиться перевороту. Все, что пред¬
седатель Директории смог сделать, — это бросить Бонапарту
в лицо: «Вы высадились, узнав о наших победах. Республика по¬
всюду одерживает победу, и одерживает она ее без вас, а вы при¬
шли, чтобы предложить нам нас спасти!»
Вернувшись в Люксембургский дворец, отведенный Директо¬
рии, Гойе и Мулен увидели, что на его охрану заступили армейские
подразделения под командованием генерала Моро, превративше¬
гося в их тюремщика. Они попытались обратиться с посланием
к Советам, однако письмо было перехвачено заговорщиками.
Завершение переворота
Хотя датой переворота считается 18 брюмера, в тот день, по сути,
никакой смены власти еще не произошло.
19 брюмера Законодательный корпус собрался в Сен-Клу.
На заседании Совета старейшин было зачитано послание Барраса,
397
Французская революция
в котором тот информировал депутатов, что занимал свою долж¬
ность «исключительно из-за горячей любви к свободе», и напо¬
минал им о том, что это он открыл Бонапарту путь к славе. Теперь,
когда угроза свободе ликвидирована, писал Директор, он может
«вернуться в ряды обычных граждан». После этого ряд депутатов
потребовал у инспекторов предъявить доказательства заговора.
Один из них даже напомнил, что прошли времена Комитета обще¬
ственного спасения, когда тот мог заставлять Конвент принимать
декреты под надуманными предлогами. Пока шло обсуждение,
Совет известили, что уже четыре Директора подали в отставку,
а пятый арестован Бонапартом. Иными словами, не добившись от¬
ставки Гойе и Мулена, заговорщики решили обмануть депутатов.
Совет пятисот собрался на полтора часа позднее, и обсужде¬
ние в нем проходило во стократ более бурно. Звучали слова о роя¬
листском заговоре. Председателя Люсьена Бонапарта подвергли
оскорблениям и угрозам. По предложению одного из депутатов
члены Совета стали приносить клятву на верность Конституции.
Все это время участники заговора находились поблизости; сим¬
патизировавшие им депутаты и адъютант Наполеона извещали
Бонапарта, Сийеса, Роже Дюко и других о том, что происходит.
Когда Бонапарт узнал, что Совет пятисот приносит клятву на вер¬
ность Конституции, он воскликнул, обращаясь к Сийесу: «Ну! Вы
видите, что они делают!», на что Сийес спокойно ответил: «При¬
нести клятву верности части Конституции, это еще куда ни шло,
но Конституции в целом — это уже слишком!»
Казалось, все висит на волоске. Когда прошел слух, что насе¬
ление предместий направило людей в столицу, чтобы поддержать
неоякобинцев, Журдан и Ожеро посоветовали Бонапарту отка¬
заться от полномочий, предоставленных ему Советом старейшин.
Вместо этого, почувствовав, что теряет инициативу, генерал лично
явился в зал заседаний Совета старейшин и выступил с речью.
В ней он попытался призвать депутатов действовать быстро («Вы
сидите на вулкане!») и одновременно оправдаться перед ними.
«Говорят о Цезаре, говорят о Кромвеле, говорят о военном пра¬
вительстве, — пытался он изобразить негодование. — О военном
правительстве! Если бы я стремился к нему, разве я поспешил бы
398
глава 9. Крах режима Директории
оказать поддержку национальному представительству?» Напо¬
мнив о том, что у Республики нет более правительства, а Совет
пятисот раздирают противоречия, Бонапарт потребовал от зако¬
нодателей дать ему необходимые распоряжения.
«А как же Конституция?» — перебил его один из депутатов.
«Конституция! — вышел из себя Бонапарт. — Вы сами ее уни¬
чтожили. Вы нарушили ее 18 фрюктидора, вы нарушили ее zz фло-
реаля, вы нарушили ее 30 прериаля. Ее больше никто не уважает!»
Убедить депутатов он не смог, хотя и приоткрыл карты, сообщив,
что заговорщики — это «люди прериаля, которые хотят воздвиг¬
нуть эшафоты и ужасное царство террора на земле свободы». Речь
Бонапарта была выспренной даже по революционным меркам.
«Помните, — объявил он депутатам, — что меня сопровождают
бог войны и бог удачи». Когда же его стали перебивать и требо¬
вать раскрыть подробности заговора против Республики, генерал
смешался, зачем-то начал рассказывать, что Баррас и Мулен «де¬
лали ему предложения», что Совет старейшин должен принять
меры, и покинул зал заседаний, так ничего не объяснив и ничего
не добившись. Депутаты приняли решение о создании комитета
для расследования происходящего.
Тем временем Совет пятисот, узнав об отставке Барраса, при¬
нялся обсуждать список кандидатов на его место. Когда Бонапарт
появился на заседании, его встретили криками: «Долой дикта¬
тора! Долой тирана!» В составленном уже после переворота про¬
токоле этот момент описан довольно драматично:
Раздались крики: «Убей! Убей!» На него кинулись, готовые
причинить ему вред. Одни были вооружены пистолетами
и кинжалами, другие размахивали кулаками. Два гренадера
<...> закрыли его своими телами и защитили от ударов убийц,
которые не скрывали своей ярости и громко выражали свои
сожаления от того, что не могли заколоть его кинжалами.
Солдаты с трудом вырвали генерала из рук законодателей.
«Левые» депутаты предложили объявить его вне закона, Люсьен
этому воспротивился. Когда Бонапарт спустился во двор, из окон
399
Французская революция
Заседание Законодательного корпуса в Оранжерее Сен-Клу.
Гравюра Ш. М. Декурти
Совета пятисот стали кричать: «Долой тирана! Вне закона!»
Люсьен хотел выступить, но ему не дали говорить, и тогда он объ¬
явил о том, что слагает с себя полномочия депутата.
Это был ключевой момент переворота: Наполеон растерялся.
Считается, что идея разогнать депутатов принадлежала не ему,
а Сийесу. Впоследствии рассказывали, что, когда Бонапарт пожа¬
ловался, что его хотят поставить вне закона, и был настолько рас¬
терян, что назвал Директора генералом, тот якобы невозмутимо
ответил: «Что ж, выставьте их из зала». Не рискуя обратиться
к охране Законодательного корпуса и опасаясь, что та может его
арестовать, Наполеон предпочел опереться на солдат, которые
его хорошо знали. К тому же подоспел вызванный им с заседа¬
ния Люсьен, и братья изобразили перед войсками прочный союз
400
глава 9. Крах режима Директории
армии и законодательной власти. По легенде Люсьен даже выхва¬
тил шпагу и воскликнул, направив ее на Наполеона: «Я клянусь
пронзить грудь моего собственного брата, если он когда-нибудь
покусится на свободу французов!»
Так или иначе, присутствие председателя Совета пятисот, за¬
явившего, что подавляющему большинству законодателей угро¬
жают захватившие трибуну «несколько депутатов со стилетами»,
придало происходящему законности. Генерал отдал приказ очи¬
стить зал заседаний. Солдаты двинулись на депутатов тем же
шагом, что ходили в атаку, и члены Совета пятисот поторопились
покинуть палату. Позднее было объявлено, что в зале к тому вре¬
мени остались только «заговорщики» и «убийцы». И что «ге¬
нерал Бонапарт, генералы и армия под его командованием спасли
большинство Законодательного корпуса и Республику, на которую
напало меньшинство, состоявшее из убийц».
После разгона Совета пятисот Люсьен Бонапарт и несколько
депутатов отправились на заседание Совета старейшин. Там один
из членов Совета пятисот высказал свое возмущение вмешатель¬
ством армии и потребовал от верхней палаты принять меры.
Люсьен, напротив, заявил, что «каннибалы заставляли меня объ¬
явить вне закона своего брата».
Пока Совет старейшин ждал, что решит созданная им комис¬
сия, в девять вечера часть депутатов Совета пятисот под предсе¬
дательством Люсьена собралась вновь. Он обратился к своим кол¬
легам с пространной речью, в которой напомнил, что Директории
более не существует, да и сама «Конституция столь же порочна,
сколь священны ее основы». С самого начала ее существования
«демагоги не переставали устраивать против нее заговоры, дабы
заменить ее своим кодексом 93 года». Несколько депутатов, высту¬
павших после него с явно заготовленными заранее речами, поста¬
рались убедить собравшихся, что время полумер прошло, Респуб¬
лику необходимо спасать, а конституцию — менять.
Следуя высказанным предложениям, Совет пятисот принял
решение поблагодарить генерала Бонапарта и его соратников,
исключить из своих рядов шесть десятков депутатов и учредить
Временную консульскую исполнительную комиссию, в которую
401
Французская революция
вошли три консула: бывшие члены Директории Сийес и Роже
Дюко, а также Бонапарт. Предполагалось, что Законодательный
корпус прервет свои заседания до 1 вантоза (20 февраля), а в это
время его будут заменять комиссии, в которые войдут по 25 че¬
ловек от каждой палаты. Им же предлагалось заняться составле¬
нием Гражданского кодекса. Одновременно стиралась грань между
исполнительной и законодательной властью, поскольку депута¬
там рекомендовалось соглашаться на назначение их чиновниками
и дипломатами. Совет пятисот, а за ним и Совет старейшин одоб¬
рили эти декреты практически без обсуждения и избрали соответ¬
ствующие комиссии.
Вслед за этим было принято обращение к французскому на¬
роду, в котором говорилось, что пришла пора положить конец
беспрестанным государственным переворотам и дать «великой
нации» достойное ее правительство, а задачей консулов как раз
и станет реорганизация управления страной. В конце заседаний
консулы были приведены к присяге в обоих Советах.
io брюмера первым председателем временного консульства был
назначен Бонапарт, а 16 фримера (25 декабря) стране была представ¬
лена новая конституция. В обращении к французам, которое ее со¬
провождало, провозглашалось: «Революция зафиксирована на тех
принципах, с которых она началась. Она окончена». Как и мно¬
гое другое, связанное с переворотом 18 брюмера, это было ложью:
принципы, которые лежали в основе Конституции VIII года, почти
ничем не напоминали знаменитые «принципы 1789 года».
Бонапарт или Людовик XVIII?
Никто не мог предугадать, что борьба между роялистами и респуб¬
ликанцами к концу 1799 года выльется в борьбу между Людови¬
ком XVIII и Наполеоном Бонапартом. Сегодня мы знаем, что Бо¬
напарту предстояло продержаться у власти более четырнадцати
лет, завоевать значительную часть Европы, стать императором.
Тогда же превращение революционного генерала в императора
французов показалось бы немыслимым. Отчего же в ситуации,
402
глава 9. Крах режима Директории
когда во Франции было столько сторонников восстановления мо¬
нархии, когда Людовик XVIII публично заявлял, что готов к ком¬
промиссу и не стремится к восстановлению Старого порядка,
когда страна устала от революционных бурь и мечтала о спокой¬
ствии и стабильности, вдруг победил генерал Бонапарт, без устали
напоминавший о своей преданности Республике?
За Людовиком XVIII стояли обаяние древней монархии, ты¬
сячи сторонников, десятки агентов. Его политическому проекту
не хватало четкости, но то, что он обещал Франции, было во мно¬
гом более привлекательно, чем то, что сулил приход к власти его
соперника. За Бонапартом не стояла никакая политическая груп¬
пировка, он почти не имел сподвижников, вернулся в Париж
из Египта, бросив там доверенную ему армию, не обладал поли¬
тическим опытом. Не располагал он и собственным политиче¬
ским проектом, а принятая вскоре после переворота Конститу¬
ция VIII года Республики едва ли могла многих привлечь на его
сторону.
За годы Революции все привыкли к Декларации прав человека
и гражданина — теперь она в конституции отсутствовала. При¬
выкли к незыблемости «принципов 1789 года» — от них не оста¬
лось и следа. Десять лет французов уверяли, что народ — суве¬
рен, только он имеет право избирать депутатов и именно поэтому
самая главная ветвь власти — законодательная. После перево¬
рота 18 брюмера народ фактически перестал избирать своих пред¬
ставителей, а законодательная власть превратилась в бессильный
муляж. И все же Бонапарт смог не только встать во главе Фран¬
ции, но и удержаться у власти, оттеснив от управления страной
тех, кто мечтал быть его кукловодами.
Первая причина победы Бонапарта заключалась в том,
что в 1799 году друг другу противостояли не политические про¬
екты, а образы власти. Через год после переворота Люсьен Бона¬
парт справедливо писал:
О 18 брюмера знало не более одной стотысячной части Фран¬
ции. Ремесленников, бюргеров, сельских жителей мало забо¬
тило, кто правит. Они мечтали о покое, небольших налогах,
403
Французская революция
безопасности — вот что их заботило. Остальное их не волно¬
вало или вскоре было забыто.
Наполеон с 1796 года целенаправленно создавал образ непо¬
бедимого военачальника, спасителя Франции, верного республи¬
канца, способного даровать стране стабильность, мир и покой.
Столь же массированной обработки общественного мнения роя¬
листы организовать не смогли. Республиканская пресса рисовала
Людовика XVIII оторванным от реальности сторонником Ста¬
рого порядка, окруженным отставшими от жизни мелкими лю¬
дишками, наивно мечтающими лишь о том, чтобы утопить Рево¬
люцию в крови. Его идеи были мало известны, к тому же многие
документы планировалось огласить лишь накануне или во время
реставрации. В итоге высокая готовность Людовика XVIII к ком¬
промиссу осталась и неизвестной, и невостребованной.
Второй причиной поражения роялистского движения стала не¬
возможность в полной мере руководить им, находясь за пределами
Франции. Стремительно менявшаяся ситуация в стране требовала
мгновенного принятия решений, использования тех возможно¬
стей, которые открывались порой на несколько дней или недель.
Бонапарт же, даже когда находился в Италии или в Египте, имел
в столице достаточно сторонников, которые могли отстаивать его
интересы или информировать о происходящем.
Третьей причиной стало то, что Французская революция
не только свергла монархию как государственный строй, но и во мно¬
гом уничтожила ее идейный фундамент. Расчистила место, на ко¬
тором смогла возникнуть империя. В Англии этого не произошло,
и Кромвель так и не принял корону. Бонапарту же ничто не поме¬
шало возложить ее на себя. И не только Франция с этим смирилась:
Наполеон был признан европейскими державами.
Однако победу Бонапарта нельзя рассматривать сугубо рацио¬
нально. Если раньше историки нередко подчеркивали, что ре¬
ферендум, состоявшийся в феврале 1800 года и узаконивший
его приход к власти, свидетельствовал о невиданной популяр¬
ности генерала, ныне давно уже известно, что результаты этого
референдума были сфальсифицированы. Дело было в ином.
404
глава 9. Крах режима Директории
Людовик XVIII прилагал огромные усилия, направленные
на победу в масштабах всей страны, тогда как вся история Фран¬
цузской революции показывала, что главное — это взять власть
в столице.
Успех переворота объяснялся и готовностью Бонапарта все
поставить на карту. Точно так же поступали и депутаты Конвента,
принимая «декреты о двух третях», и Баррас, организуя пере¬
ворот 18 фрюктидора. Как и они, Бонапарт оказался способен
действовать здесь и сейчас, при необходимости применить силу,
выйти за рамки возможного. Как якобы сказал Сийес на следу¬
ющий день после 18 брюмера, «мы обрели господина: он все
может, он все знает, он всего хочет».
Про Людовика XVIII можно было бы сказать, что он все
знает, он всего хочет, но далеко не все может. Куда более гибкий,
чем можно было бы ожидать от французского принца, внука, брата
и дяди короля Франции, он готов был превратиться из повелителя
в политика, в полной мере использовать искусство возможного.
Поступившись личными пристрастиями, король во многом сумел
объединить роялистское движение, освоил революционную тер¬
минологию, демонстрировал постоянную готовность к компро¬
миссу. Но время требовало от него большего: умения вызывать лю¬
бовь в сердцах французов, вести за собой в бой армии, оказываться
в нужное время в нужном месте, интуиции, которая заменила бы
информацию, способности рисковать, когда можно все потерять.
Так ли все было плохо?
Принято считать, что режим Директории рухнул, поскольку
к 1799 году показал себя несостоятельным, неспособным решить
те проблемы, которые стояли перед Францией.
Частично это действительно было так. В стране свирепство¬
вали банды, в которые вливались различного рода преступники,
бывшие мятежники, дезертиры. Принятие закона о всеобщей
воинской повинности вызвало массированное сопротивление
в ряде регионов, особенно в Бельгии, где противники режима
40$
Французская революция
объединялись и вооружались, срубали деревья свободы, откры¬
вали церкви, сжигали призывные списки.
Как только к концу 1798 года ухудшилось положение на фрон¬
тах, Франция начала сваливаться в экономический кризис.
По стране прошла волна банкротств, росла безработица, дефи¬
цит бюджета с zoo миллионов в 1797 году увеличился до з$о. Рас¬
ходы примерно втрое превышали доходы, приходилось прибе¬
гать к чрезвычайным мерам. До четверти бюджета приносили
реквизиции в завоеванных или покоренных странах, помогали
продержаться принудительные займы. Однако начатый в июне
1799 года по инициативе неоякобинцев принудительный заем
в юо миллионов напугал многих состоятельных людей. Исследо¬
вание, проведенное правительством в 1800 году, зафиксировало
разруху в приграничных и наиболее пострадавших от гражданской
войны департаментах, плохое состояние дорог, застой в торговле,
критичные сокращения производства в ряде отраслей промыш¬
ленности, нищету.
Однако не стоит забывать, что «черная легенда» Директории,
которая создавалась в 1799-м и последующие годы, рисовала эту
картину только одной краской. Едва ли можно винить Директорию
за те процессы в экономике и финансах, которые шли с первых лет
Революции, за то, что во времена Национального Конвента внеш¬
няя торговля была парализована, интервенты хозяйничали на за¬
паде страны, за экономические последствия гражданской войны
и многочисленных мятежей, включая Вандейское восстание.
Критики Директории также не принимают во внимание то,
что было сделано для улучшения ситуации. В 1797-1798 годах
активно проводились финансовые реформы. Была пересмотрена
налоговая система: хотя большую часть доходов в бюджет при¬
носил земельный налог, новая система косвенных налогов оказа¬
лась весьма успешной. Очень многое удалось сделать в министер¬
ство Франсуа де Нёфшато. Начали выходить журналы в помощь
тем, кто занимался сельским хозяйством, устраивались конкурсы,
поощрялось выращивание картофеля, льна и конопли. Осенью
1798 года на Марсовом поле с большим успехом прошла первая
национальная выставка.
406
глава 9. Крах режима Директории
К тому же одна из основных претензий — поражения на фрон¬
тах, которые сменили победы времен Итальянского похода, —
к осени 1799 года была уже неактуальной. Успехи Массена и победа
над русско-английским десантом в Голландии практически устра¬
нили опасность того, что война перекинется на территорию Рес¬
публики.
Как показала история Консульства, в значительной степени
проблема заключалась не в неспособности правительства навести
порядок и провести реформы, а в политической нестабильности
и отсутствии доверия граждан.
Причины падения режима Директории
Эпоха Директории традиционно привлекает мало внимания ис¬
ториков. Зная, что случится дальше, ее нередко воспринимают
как время между двумя знаменитыми личностями — Робеспье¬
ром и Наполеоном, своеобразную паузу, в которой страна только
и делала, что ждала того, кто придет и спасет ее, подберет власть,
выпавшую из рук великих деятелей Французской революции.
А меж тем это время чрезвычайно важно для понимания и самой
Революции, и причин ее завершения, и ее последствий.
1789-1794 годы были временем реализации различных полити¬
ческих проектов, мечтаний и иллюзий, порожденных XVIII веком
и Просвещением. Конституционная монархия — это попытка
французов разгадать секрет английского успеха. Плод веры в то,
что стоит победить «королевский деспотизм», ограничить королев¬
скую власть, дать королю верных советчиков в лице Законодатель¬
ного корпуса, способного донести до монарха нужды подданных,
обеспечить права граждан — и Франция станет столь же славной
и непобедимой, как Англия. Республика — это попытка возродить
образцы античной славы и доблести и поверить Просветителям,
утверждавшим, что цель общества — всеобщее благо, а народ, хотя
и может заблуждаться, всегда знает, что пойдет ему на пользу.
К 1794 году стало понятно, что обе попытки были утопией,
а их построение обернулось расколом нации, кровью, войнами,
407
Французская революция
голодом, страданиями и не принесло счастья. Термидорианцы
в полной мере это понимали и попытались предложить третью
политическую модель. Не отказываясь от чаяний и наследия Про¬
светителей, они сделали именно то, к чему философы эпохи Про¬
свещения призывали в своих трудах, — попытались поверить
теорию здравым смыслом. И одновременно постарались исполь¬
зовать то лучшее, что было наработано за годы Революции, сделать
выводы из неудач предшественников. Они не отказались от демо¬
кратии, но провозгласили, что право принимать решения имеют
только те, кто смог чего-то добиться в обществе и готов поддер¬
живать его стабильность. Не отказались и от Республики, снаб¬
див ее двухпалатным парламентом, как в Англии. Наконец, не от¬
казались от прав человека, оговорив лишь, что готовы защищать
не абстрактные «естественные права», а права человека в обще¬
стве, которыми являются не только свобода и равенство, но также
безопасность и собственность. Они не стремились к тому, чтобы
их творение пережило века, но постарались придать ему устойчи¬
вость, гарантировав права владельцев национальных имуществ,
заявив о недопустимости возвращения эмигрантов и усложнив
пересмотр Конституции.
К большому разочарованию республиканцев и этот механизм
оказался неработоспособным. Директория так и не смогла дать
французам то, чего от нее ждали более всего, — политической ста¬
бильности. Принято считать, что тому было три основных при¬
чины.
Первая — конституционный баланс властей. Историки не¬
редко пишут о том, что в Конституции III года не было заложено
никакого пути разрешения конфликтов между исполнительной
и законодательной властями. И это правда. Но так получилось
не по недосмотру, а из-за отсутствия, как казалось, необходимости
в этом, поскольку ветви власти не были равноправными. Законо¬
дательный корпус избирал и судил членов Директории, мог при¬
звать их к ответу, запрещал им появляться на своих заседаниях,
они не обладали правом законодательной инициативы, а могли
лишь просить депутатов принять меры по тому или иному во¬
просу. Одним словом, Директория была в значительной степени
408
глава 9. Крах режима Директории
Исполнительная Директория. Гравюра Б. Ж. Ф. Роже по рисунку работы
Ж. К. Нзжеона
подчинена Законодательному корпусу. И конфликты между ними
носили не институциональный, а сугубо политический характер.
Второй причиной нестабильности называют частые выборы,
непрерывно изменявшие баланс сил в Директории и Советах.
Однако и это не было случайностью: еще Буасси д’Англа в своей
речи, предварявшей проект конституции, объяснил, что подобная
мера нужна, дабы «у депутатов не появилась опьяняющая при¬
вычка к власти». Иными словами, обновление Советов виделось
как защита от всевластия отдельных политиков и Законодатель¬
ного корпуса в целом, чтобы он не попытался последовать при¬
меру Национального Конвента. К тому же, в отсутствие социо¬
логических опросов, механизма отзыва депутатов и утверждения
законов народом, частые выборы усиливали демократический
элемент системы. В этом ракурсе проблему следует искать скорее
не в зеркале, а в том, что оно отражало.
409
Французская революция
Третий фактор, который обычно упоминают, объясняя хруп¬
кость режима Директории, вытекает из второго — это постоянные
государственные перевороты, когда удар наносился то по «пра¬
вым», то по «левым». Еще в XIX веке такая практика получила
название политики качелей. Переворотами, как мы видели, кор¬
ректно называть лишь 18 фрюктидора и 18 брюмера, но важно,
конечно, другое: все эти пертурбации были не самостоятельной
причиной, а лишь следствием частых выборов и поляризации об¬
щественного мнения.
Иными словами, все три вроде бы очевидных фактора на деле
представляются весьма сомнительными. Главная причина того,
что Революция так и не была окончена, заключалась в половинча¬
тости и ограниченности компромисса, на который готовы были
пойти термидорианцы. Их лозунг «Ни короля, ни анархии!» был
необходим для удержания власти, но оказался фатальным в долго¬
срочной перспективе.
На протяжении всего существования режима Директории
большинство в Законодательном корпусе принадлежало кон¬
сервативным республиканцам. Ни «левые», ни «правые» даже
на пике своих успехов так и не смогли получить большинство
ни в Советах, ни в Директории. Казалось бы, все, что требова¬
лось от консервативных республиканцев, — это достроить, на¬
конец, здание, фундамент которого был заложен еще в 1791 году.
Термидорианцы сохранили Республику и дали ей конституцию.
Настало время завершить Гражданский кодекс (его разработка
была начата еще Конвентом), создать Уголовный кодекс (кото¬
рый должен был прийти на смену творению 1791 года), прочную
налоговую систему.
Ничего из этого сделано не было, поскольку на протяжении
всех пяти лет существования Директории в Советах шла полити¬
ческая борьба, отражавшая те процессы и тот политический рас¬
клад, который существовал во французском обществе. Некогда
фельяны, к величайшему своему изумлению, увидели, что они ни¬
кого не могут уговорить сплотиться вокруг конституционной мо¬
нархии: якобинцы уже мечтали о республике, а роялисты — о по¬
давлении Революции и освобождении короля из золотой клетки.
410
глава 9. Крах режима Директории
Так и теперь консервативные республиканцы вынуждены были
признаться себе, что события 13 вандемьера не были случайно¬
стью. Выверенная и сбалансированная ими демократическая мо¬
дель не работала и не могла работать, поскольку неоякобинцы
с удовольствием использовали ее для того, чтобы вернуться в те
времена, когда жилось значительно хуже, но цели казались вели¬
кими, а возможности — безграничными, роялисты же с немень¬
шим энтузиазмом использовали ее для безболезненного перехода
к монархии. Именно это препятствовало обретению долгождан¬
ной стабильности.
Парадокс ситуации заключался в том, что реальный противник
у консервативных республиканцев был лишь один: роялисты. На¬
следники якобинцев не имели ни единого руководства, ни общей
программы, ни четкой стратегии. Неоякобинизм нельзя даже на¬
звать системой взглядов. Для него была характерна ностальгия
по диктатуре монтаньяров, вера в благотворность чрезвычайных
мер, стремление к «обновлению» и «демократизации» респуб¬
ликанских институтов. Он медленно эволюционировал в сто¬
рону парламентской партии в современном смысле слова, но так
и не породил никакой теории, способной стать республиканской
альтернативой. Ни на этапе заговора «равных», ни в 1798 году
по большому счету не было никакого настоящего заговора и ника¬
кой реальной опасности. Не случайно, когда Бонапарту в 1800 году
понадобилось нанести удар по «левым», которым он не простил
сопротивления 18 брюмера, в качестве предлога он воспользовался
покушением, организованным не ими, а роялистами.
Правительство отлично все понимало и знало, что «левые» —
это его последний резерв, к которому можно прибегнуть в случае
крайней необходимости (что и произошло 13 вандемьера). Это
лишний раз доказывает несостоятельность теории «политики ка¬
челей». Скорее в определенном смысле неоякобинцы придавали
режиму устойчивости. Однако он не мог на них в полной мере
опереться: «левые» готовы были спасать Республику, но не го¬
товы принять ее в той форме, в которой она существовала. Чтобы
не нервировать состоятельных граждан, являвшихся главной опо¬
рой Директории, их приходилось постоянно держать в узде.
Французская революция
Причиной непрекращающейся политической борьбы, кото¬
рая делала режим столь непрочным (и отражением которой, соб¬
ственно, являлись многочисленные нарушения конституции),
в значительной степени было то, что Конституцию III года пи¬
сали в логике той же «политики исключения», которая была ха¬
рактерна для Французской революции с первых ее дней.
Сувереном провозглашалась французская нация, однако
из этой нации были фактически исключены десятки и сотни тысяч
французов. Прежде всего эмигранты и все те, кто не поддерживал
республиканский политический проект, включая неприсягнувших
священников. Пока сохранялся режим Директории, эмигранты
не могли легально вернуться в страну, а роялисты — изменить
политический режим. Не избирали депутатов и те, кто не обладал
достаточным (относительно небольшим для участия в первичных
собраниях, существенно большим для попадания в списки выбор¬
щиков) количеством собственности. К ним принадлежала значи¬
тельная часть городских низов, включая санкюлотов, и бедней¬
шее крестьянство. Особенно недовольны были бедные парижане,
которые привыкли, что с ними считаются и которых еще недавно
уверяли, будто именно они двигают Революцию вперед и потому
имеют право требовать отчета у представителей народа. Всего
несколько лет назад их превозносили за 14 июля, ю августа и 31
мая, право на восстание даже записали в Конституции 1793 года,
но затем сделали все, чтобы они не могли больше влиять на смену
власти в стране.
Оба этих политических течения — и «правые», и «левые» —
не принимали и не могли принять установившийся после роспуска
Конвента политический режим. Даже если неоякобинцы или сто¬
ронники реставрации монархии отправляли в Париж своих депу¬
татов, пересмотр результатов выборов лишал их представитель¬
ства. К 1799 году и тем и другим стало понятно, что, пока действует
Конституция III года, они никогда не будут услышаны. Все это
значительно сужало социальную базу режима.
Обратной стороной «политики исключения» стало отсутствие
легитимности тех, кто находился у власти. Фактически с 1791 года
во Франции не было легитимного правителя или правительства.
412
глава 9. Крах режима Директории
Конституция 1791 года была принята самопровозглашенным Учре¬
дительным собранием, не имевшим на то никаких полномочий.
За Конституцию 1793 года проголосовали примерно 17% имев¬
ших право голоса, но это происходило в условиях гражданской
войны, зачастую под сильным давлением, к тому же она никогда
не была введена в действие. За Конституцию III года высказалось
примерно 14-17% имевших право голоса, однако в любом слу¬
чае после «декретов о двух третях» и переворота 18 фрюктидора
сложно было говорить о легитимности.
Это отсутствие легитимности отрицалось на публичном
уровне, однако постоянно ощущалось, в том числе и теми, кто дол¬
жен был применять силу ради сохранения существующего положе¬
ния вещей. В 1799 году — точно так же, как в 1791-м или 1794-м —
у режима было немало сторонников, но не оказалось достаточного
количества защитников. К тому же постоянные изменения по¬
литической конъюнктуры научили французов, что тот, кто слу¬
жит излишне верно, при смене власти может оказаться в тюрьме
или взойти на эшафот. В этих условиях переворот 18 брюмера, хотя
и был плохо организован, все же оказался успешным.
Другой причиной того, что Конституция III просущество¬
вала всего пять лет, стал тот опыт, который накопили французы
за революционное десятилетие. Отсутствие привычки к поиску
компромисса, вошедшая в норму политическая нестабильность,
открытое пренебрежение принятыми конституциями, неспо¬
собность сменявших друг друга режимов справиться с эконо¬
мическими трудностями, коррупцией, навести порядок подтал¬
кивали к выводу о том, что, несмотря на все заявления властей,
Революция продолжается. Республика оставалась неустойчи¬
вой, возможность реставрации монархии нельзя было сбрасы¬
вать со счетов.
Это создавало угрозу для тех, кто воспользовался Револю¬
цией, чтобы улучшить свое положение: купить национальные
имущества, получить должность или известность, продвинуться
по службе. Все эти люди при Директории не смогли почувствовать
себя в безопасности и готовы были поддержать любого, кто им
такую безопасность гарантирует.
44
Французская революция
Возможно, все это не было бы фатальным, если бы в политиче¬
ском механизме был предусмотрен предохранительный клапан —
возможность подкорректировать конституцию, не отменяя ее. Од¬
нако депутаты Конвента не видели смысла в таком механизме. То,
что из сегодняшнего дня кажется просчетом, для современников
объяснялось все тем же политическим опытом: две предыдущие
конституции продержались одна меньше года, а другая два года
с небольшим. Для пересмотра хотя бы одной статьи конституции
предполагалась громоздкая и сложная процедура, которая зани¬
мала минимум девять лет. Таким образом, корректировка основ¬
ного закона страны оказывалась практически невозможной, и все
ошибки можно было исправлять лишь силовым путем.
Последней причиной хрупкости режима стало подчинение
исполнительной власти законодательной. То, что Директория
не избирается общим голосованием и не имеет права выступать
от имени народа, в отсутствие общей легитимности режима ока¬
залось несущественным. В то же время именно она обладала пол¬
ной информацией о происходящем в стране, назначала и смещала
министров и генералов, ей подчинялись все чиновники, она распо¬
ряжалась вооруженными силами. Иными словами, реальная сила
находилась именно в руках Директории, она могла действовать
быстро и внезапно, да и договориться пяти ее членам было куда
проще, чем семи с половиной сотням депутатов. К тому же в Ди¬
ректорию входили отнюдь не технические исполнители, а опыт¬
ные политики национального масштаба.
У этих политиков имелся и удобный инструмент для реа¬
лизации своих целей — армия. Оставался лишь последний
шаг — соединить воедино политику и армию, применить армию
для совершения государственного переворота. 31 мая обошлись
Национальной гвардией, при Термидоре на улицы Парижа вышли
регулярные войска, хотя и под полным контролем депутатов.
18 фрюктидора генералы во многом стали соавторами перево¬
рота. Символично и отнюдь не случайно, что члены Конвента
выпустили этого джинна из бутылки, чтобы режим Директории
крепче встал на ноги, но от него же Директория и погибла в ходе
переворота 18 брюмера VIII года Республики.
414
ГЛАВА IO
Наследие
Французской
революции
Когда закончилась
Французская революция?
Вопрос может показаться странным. Большинство историков
Французской революции, включая авторов этих строк, дати¬
руют ее завершение 1799 годом — временем прихода к власти
Наполеона Бонапарта. Однако необходимо принимать во внима¬
ние, что дата эта весьма условна.
Если исходить из того, как понимали значение слова «револю¬
ция» современники, то финалом Французской революции следо¬
вало бы считать тот момент, когда все перемены остались позади
и утвердилась некая новая форма правления, когда воцарились
те самые мир и стабильность, о которых люди мечтали на протя¬
жении всего революционного десятилетия. Но когда же это про¬
изошло?
Едва ли в 1799 году. Хотя одни законы, принятые при Кон¬
сульстве и Империи действительно подводили итог револю¬
ционным преобразованиям, другие, напротив, видоизменяли,
и порой весьма существенно, созданное в годы Революции.
4Ц
Французская революция
Нация оставалась расколотой, политический режим — неста¬
бильным, страна по-прежнему вела войны с половиной Европы,
до обретения долгожданных мира и покоя было еще очень да¬
леко. Да и решались в наполеоновскую эпоху все те же вопросы:
как должен осуществляться народный суверенитет, какой ком¬
промисс может заставить французов прекратить гражданскую
войну, как примирить старые и новые элиты, как выстроить от¬
ношения между вышедшей из Революции Францией и монархи¬
ческой Европой.
Еще более спорной датой завершения Революции выглядит
1794 год, хотя на протяжении десятилетий многие российские
и почти все советские историки связывали окончание Революции
с казнью Робеспьера и его соратников. Однако, как мы видели,
и после термидорианского переворота продолжал действовать
революционный порядок управления, во главе страны по-преж¬
нему стоял Конвент, объединявший в своих руках исполнитель¬
ную и законодательную власть, а Французская республика про¬
должала воевать с соседями.
Важным рубежом в истории Франции стал 1804 год — год
установления империи и принятия Гражданского кодекса. Однако
и тогда Наполеоновские войны были в самом разгаре, а империя
рухнула спустя всего десяток лет.
Казалось бы, в 1814-1815 годах революционные бури оконча¬
тельно улеглись: Наполеон отрекся от престола и во Францию
вернулись Бурбоны. Однако не показала ли Июльская революция,
что прочного компромисса так и не удалось достигнуть? Тогда,
может быть, 1830-й? Но склонный к парадоксам французский исто¬
рик Франсуа Фюре давно уже подметил: ничто так не напоминает
французское общество времен Людовика XVI, как французское
общество в царствование Луи-Филиппа. Сам же Фюре датировал
окончание Революции... 1880 годом! И в этом тоже есть своя ло¬
гика: именно тогда, наконец, утвердился единственный прочный
режим со времен начала Революции — Третья республика. Полу¬
чается, что Французская революция закончилась только в конце
XIX века? Что ж, есть французские историки, которые полагают,
что она не завершилась до сих пор.
416
глава ю. Наследие Французской революции
Почему же тогда мы выбрали 1799 год? Не только потому,
что так делает большинство наших коллег, но и потому, что с этой
даты начинается совсем другая история, хотя и самым тесным об¬
разом с Революцией связанная.
Наследие какой революции?
Мы уже говорили о том, что современники зачастую видели
во Французской революции череду сменявших друг друга «рево¬
люций». Из этого родилось унаследованное многими историками
противопоставление двух «революций» — 1789 и 1793 годов, «ли¬
беральной» и «народной». Однако проводилось оно не по науч¬
ным, а по сугубо идеологическим причинам.
Те, кто испытывал отвращение к Робеспьеру, диктатуре мон¬
таньяров и Террору, писали о том, что настоящая Революция —
это, безусловно, 1789-1793 и 1794-1799 годы. По мнению сторон¬
ников такого подхода, Франция при революционном правлении
была подобна, говоря словами французского философа и историка
Ипполита Тэна, «человеческому существу, которое заставили бы
ходить на голове и думать ногами». Французские историки Фран¬
суа Фюре и Дени Рише назвали это время «заносом» (derapage)'.
Революцию занесло, увело в сторону, но затем она вновь вернулась
на торную дорогу, ведущую к французскому либерализму, парла¬
ментаризму и капитализму XIX века. А 1793-1794 годы, с их точки
зрения, привели лишь к казням и страданиям, оказались бессмыс¬
ленными и ничего позитивного после себя не оставили.
Противоположную позицию занимали историки-социали¬
сты, и в частности марксисты. Уже в труде Луи Блана, напи¬
санном в середине XIX века, можно встретить мысль о том,
что Французская революция распадается на две: совершенную
в 1789 году во имя индивидуализма и в 1793 году — во имя брат¬
ства, плодотворную и неизбежную, хотя и оборвавшуюся 9 тер¬
мидора (после чего наступила контрреволюция). Со временем
под пером исследователей Революция приобретает четко ви¬
димый вектор развития, а различные ее этапы превращаются
4^7
Французская революция
в стадии, которые, сменяя друг друга, как будто бы ведут к некой
предначертанной цели.
В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Карл
Маркс следующим образом формулирует эту идею:
За господством конституционалистов следует господство
жирондистов* за господством жирондистов следует господ¬
ство якобинцев. Каждая из этих партий опирается на более
передовую. Как только данная партия продвинула револю¬
цию настолько, что уже не в состоянии ни следовать за ней,
ни тем более возглавлять ее, — эту партию отстраняет и от¬
правляет на гильотину стоящий за ней более смелый союзник.
Революция движется, таким образом, по восходящей линии.
Аналогичных мыслей, с некоторыми вариациями, придержи¬
вались и советские историки. «Восходящая линия» Революции
шла до 9 термидора, а после него начиналась либо «нисходящая
линия», либо и вовсе контрреволюция.
Это двойственное восприятие Революции чрезвычайно важно
для понимания ее наследия. В XIX веке левые партии и движения
постоянно искали и находили своих предшественников в рядах
революционеров, набирало силу республиканское движение.
Но одновременно закреплялся и раскол французского общества,
в том числе и в символическом плане. Даже в условиях сменявших
друг друга на протяжении всего столетия монархических режимов
республиканцы не находили в себе сил объединиться, оставаясь
разделенными на наследников якобинцев и либералов.
В полной мере это проявилось в первые годы Третьей респуб¬
лики, когда родилась идея выбрать дату для нового — республи¬
канского — национального праздника. Если спросить у францу¬
зов, что они отмечают 14 июля, то большинство из них уверенно
ответит: «Конечно же, день взятия Бастилии!» Однако в законе
о Национальном празднике, принятом 6 июля 1880 года, о взя¬
тии Бастилии нет ни слова. Закон этот состоит из одной статьи:
«Республика провозглашает 14 июля днем ежегодного националь¬
ного праздника». Причина проста: 14 июля 1789 года — не только
418
глава ю. Наследие Французской революции
Памятник Дантону в Париже. Скульптор О. Пари
условная дата начала Революции, но и день, отмеченный бесчин¬
ствами толпы, кровавым торжеством победителей. По этой при¬
чине законодатели специально подчеркивали, что 14 июля — также
и день праздника Федерации 1790 года. «Этому дню, — ска¬
зал депутат, предлагавший закон на утверждение Сената, — вы
не сможете поставить в упрек ни одной пролитой капли крови,
ни малейших разногласий, вызванных в нашей стране. Он стал
подтверждением единства Франции».
Спустя примерно десятилетие, в 1891 году, был воздвигнут
и один из немногих парижских памятников, посвященных участ¬
никам Французской революции, — памятник Дантону. Выпря¬
мившись во весь рост, Дантон обращается к народу с речью, у ног
419
Французская революция
его два юных добровольца — с ружьем и барабаном — с надеждой
заглядывают ему в лицо. На постаменте две цитаты из речей ора¬
тора. Одна: «Чтобы победить врагов Отечества, нам нужна отвага,
еще раз отвага и всегда — отвага!» Другая: «После хлеба главная
потребность народа — это образование». Таким образом, Дан¬
тон символизирует не просто Французскую революцию, а те две
ее ипостаси, которые при Третьей республике казались наиболее
актуальными: защиту родины и народное образование.
И подчеркивалось это отнюдь не случайно, поскольку третья
ипостась Революции, которую мог бы символизировать Дантон, —
это народная стихия, выплеснувшаяся в сентябрьские убийства.
Однако Террор и в принципе насилие — та составляющая Рево¬
люции, о которой Французская республика предпочла бы забыть.
В Париже есть улицы Мирабо, Лафайета, Дантона, Карно и даже
Камила Демулена, но нет ни улицы Робеспьера, ни памятника ему.
После войны, правда, левый муниципалитет переименовал в честь
Робеспьера одну из площадей, но четыре года спустя это решение
было отменено.
Во многом этот идейный водораздел сохраняется и сегодня.
Когда 14 июля 1989 года президента Франции Франсуа Митте¬
рана спросили, достигнут ли наконец консенсус по поводу Рево¬
люции, он ответил:
Очевидно, что нет. В истории народа два века — короткий
срок. И французы сохраняют воспоминания об их былом про¬
тивостоянии. То, что Вандея, которая немало претерпела (даже
если и она причинила немало страданий другим), ощущает себя
в стороне от празднования Двухсотлетия, это неудивительно.
По-прежнему сохраняются разные оценки [этого события]. Од¬
нако подавляющее большинство французов узнают в Револю¬
ции себя, поскольку они узнают себя в Республике, и поскольку
Республика — дитя Революции и тех принципов, которые она
породила: свободы, равенства, братства, суверенитета народа.
Действительно, несмотря на все разногласия, несмотря
на гражданскую войну и деление на либералов и «якобинцев»,
420
глава ю. Наследие Французской революции
на сторонников и противников Революции, уже с конца XVIII
столетия само слово «революция» стало стремительно обретать
важнейший символический смысл, обзавелось длинным шлей¬
фом положительных коннотаций, начало ассоциироваться с «про¬
грессом», «свободой», «счастьем», «общественным благом»,
с исторической миссией французов. Революция превратилась
в своеобразную точку отсчета, в ту грань, по одну сторону кото¬
рой навсегда остался в прошлом Старый порядок, а по другую —
рождался новый.
Начиная с эпохи Реставрации в трудах историков, а с конца
XIX века и благодаря целенаправленным усилиям государства,
включающим пропаганду и преподавание в школе, постепенно
складывался знакомый нам сегодня образ Французской револю¬
ции как события, сопровождавшегося отдельными эксцессами,
но в целом «благотворного» и создавшего Францию такой, какая
она есть. И это во многом действительно так.
Единая страна, единая нация
Революция оказала огромное влияние и на складывание француз¬
ской нации, и на развитие французской национальной идеи.
Считается, что нация во Франции начала формироваться
еще в Средневековье. В отличие от других европейских стран в ос¬
нове ее лежала прежде всего не этническая и даже не культурная,
а политическая общность. В качестве централизующей и унифи¬
цирующей силы, нацеленной на то, чтобы преодолеть местный
партикуляризм и заставить все королевство жить по единым за¬
конам, подчиняться одним властям, исповедовать одну религию,
здесь выступало государство — монархия.
В XVIII веке под влиянием идей Просвещения представление
о нации подверглось значительной корректировке. Популярные
во Франции концепции общественного договора и народного су¬
веренитета заставляли именно в нации видеть источник любой
власти. Это по-прежнему была нация, подчиняющаяся одному
государю, однако теперь нередко писали о том, что именно сама
421
Французская революция
нация некогда выбрала для себя монархию. Подразумевалось,
что это позволяет ей при желании и изменить форму правления.
Революционеры не только унаследовали эти концепции,
но и превратили их из абстрактных теоретических построений
в те аксиомы, на которых должен был строиться новый полити¬
ческий порядок, использовали их для ограничения королевской
власти. Генеральные штаты провозгласили себя Национальным
собранием, по Конституции 1791 года король получал свою власть
от нации. Многое из того, что называлось королевским, стало име¬
новаться национальным. В обиход вошли выражения «националь¬
ная гвардия», «национальные имущества». На смену «оскорб¬
лению величества», которое было самым тяжким преступлением
Старого порядка, пришло «оскорбление нации». В одном из сло¬
варей 1790 года говорилось: «Нация у нас стала означать все —
с той поры, как мы действительно стали нацией». С того же года
складывается триада «Нация, закон, король», в которой монарх
занимал лишь последнее место. Согласно сформировавшейся по¬
литической доктрине, французская нация оказалась неотделима
не только от страны (в географическом понимании этого слова),
но и от государства.
С точки зрения тех, кто начинал Революцию, французская
нация сложилась много веков назад. «Мы отнюдь не дикари, при¬
бывшие обнаженными с берегов Ориноко, чтобы образовать об¬
щество, — говорил граф де Мирабо в сентябре 1789 года. — Мы —
старая нация, и, без сомнений, даже слишком старая для нашей
эпохи». Новым было лишь то, что наконец французская нация,
первая из всех наций в мире, смогла заявить о своих правах.
Новое представление о нации проявилось не только в поли¬
тике, но и в искусстве. Наряду с традиционными образами монарха
и Франции в живописи и скульптуре появились коленопреклонен¬
ная «благодарная нация», «Гений нации», нация в лавровом
венке и с пальмовой ветвью бессмертия в руке. Архитектурным
выражением величия нации стало превращение в 1791 году цер¬
кви Святой Женевьевы в Париже в Пантеон, где отныне должны
были покоиться останки самых славных сынов французского на¬
рода. По этому случаю церковь была перестроена, а на фронтоне
421
глава ю. Наследие Французской революции
Французский народ, или Свобода увенчивает гений Франции.
Скульптура Ж. Шинара
4*3
Французская революция
Алтарь Национального Конвента в Пантеоне. Скульптура Ф.-Л. Сикара
появилась надпись: «Великим людям — благодарное отечество».
Всего в годы Революции там было захоронено шесть человек,
первым из которых стал граф де Мирабо. А позднее, в 1911 году
на месте алтаря был установлен монумент, изначально предназна¬
чавшийся для сада Тюильри, — памятник Конвенту.
Рождается в годы Революции и концепция «национального
достояния». В декабре 1790 года была создана состоявшая из уче¬
ных, эрудитов, библиографов и художников Комиссия по памятни¬
кам, предназначенная для надзора за «сохранением памятников,
церквей и домов, перешедших во владение нации». В сентябре
1790 года принимается декрет об организации Национального ар¬
хива Франции. В августе 1795 года были открыты для посетителей
Лувр и Музей памятников Франции — коллекция произведений
романского и готического искусства.
424
глава ю. Наследие Французской революции
Несмотря на всю популярность слова «нация» в годы Фран¬
цузской революции, само понятие тогда еще не устоялось. Если
доминирующим было представление о нации как о совокупности
всех французов, то существовала и иная точка зрения, согласно
которой под нацией понималась совокупность всех граждан.
Это проявлялось, в частности, в революционных конституциях,
в разделении граждан на активных и пассивных, в предоставле¬
нии права избирать и быть избранным не всем жителям страны,
а только гражданам, не отказываясь при этом от принципа народ¬
ного или национального суверенитета.
Поскольку французская нация рассматривалась прежде всего
как политический организм, было особенно важно, чтобы она
действительно стала единой. Однако этого единства лишь пред¬
стояло достигнуть.
«Политика исключения», о которой уже шла речь, исключала
из нации ее врагов или тех, кто считался таковыми. Гражданское
устройство духовенства, эксцессы дехристианизации, насаждение
культа Верховного существа, теофилантропия уничтожали религи¬
озную базу возможного единства. В этих условиях революционеры
стремились объединить нацию всем, чем только было возможно.
Уже в 1789 году были отменены сословия и сословные приви¬
легии, уничтожены корпорации, цехи, рыцарские ордена. В конце
1789 — начале 1790 годов была создана новая административно¬
территориальная система, при которой конгломерат провинций
со своими обычаями, правами и привилегиями сменился юриди¬
чески равными между собой департаментами. Изначально даже
предполагалось сделать их одинаковыми по размеру — в виде
нарисованных на карте прямоугольников. С тех пор количество
департаментов постоянно менялось, система видоизменялась,
но в общем и целом она существует по сей день.
В последующие годы участники Революции прикладывали не¬
мало усилий для того, чтобы территория страны стала еще более
единой. Строились мосты и каналы, прокладывались и улучша¬
лись дороги. В 1790 году Клод Шапп, бывший священник, увлекав¬
шийся механикой и физикой, приступил к экспериментам по со¬
зданию семафорного телеграфа. В 1793 году вошло в обиход и само
425
Французская революция
слово «телеграф» (от греческих слов «далеко» и «пишу»),
в 1794 году заработала первая телеграфная линия между Пари¬
жем и Лиллем. Текст сначала кодировался, а потом передавался
посредством фигур, которые составляли горизонтальные и верти¬
кальные перекладины. Шапп доказывал, что создание телеграфа —
«лучший ответ тем публицистам, которые полагают, что Франция
слишком велика, чтобы быть республикой».
С того же 1790 года была начата работа над еще одной рефор¬
мой, которая окажется вкладом Французской революции в исто¬
рию всего мира, — реформой мер и весов, в результате которой по¬
явилась сегодняшняя метрическая десятичная система. Метр в ней
был привязан к длине меридиана, литр определялся как объем
кубического дециметра воды, килограмм — как вес литра воды.
До того в стране существовало несколько сотен разнообразных
единиц измерения, которые, даже если и назывались одинаково,
в различных регионах могли иметь разное значение. Ко второй
половине 1795 года метрическая система была окончательно сфор¬
мирована, введена декретом Национального Конвента и стала обя¬
зательной для всей Франции. На эталоне метра был выгравирован
гордый девиз: «На все времена всем народам».
Еще одним способом обеспечить единство нации виделся
французский язык. 8 плювиоза II года (27 января 1794 года) Бер¬
тран Барер, выступая от имени Комитета общественного спасе¬
ния, привлек внимание к тому, что на французском языке гово¬
рит вся Европа, тогда как в самой Франции 400 тысяч человек его
не знают. В результате «законодатель говорит на языке, который
не понимают те, кто должен исполнять [законы] и подчиняться
им». «Язык Свободного Народа должен быть единым и одним
и тем же для всех», — настаивал Барер. И это должен быть фран¬
цузский, «национальный язык» — «самый красивый язык Ев¬
ропы, первый, который открыто увековечил права человека и гра¬
жданина, тот, который должен принести в мир самые возвышенные
идеи свободы и величайшие политические построения». По ито¬
гам его доклада был принят декрет о том, что в каждой коммуне
в тех департаментах, где значительная часть населения говорила
на других языках, должен появиться учитель французского языка.
426
глава ю. Наследие Французской революции
6 прериаля II года (z$ мая 1794 года) Национальный Кон¬
вент принял обращение к французскому народу, в котором го¬
ворилось:
Граждане, вам повезло быть французами и тем не менее многим
из вас не хватает главного умения, чтобы полностью заслуживать
это звание. Одни совсем не знают национальный язык, другие
знают его в недостаточной степени. Есть департаменты, где он
практически никогда не используется в торговле и в жизни об¬
щества. Тем не менее знание и использование исключительно
французского языка тесным образом связано с сохранением сво¬
боды, со славой республики. Иными словами, с вашим благо¬
получием, поскольку их интересы — это ваши интересы. <...>
Язык должен быть единым, как и сама республика.
Национальные чувства, пробудившиеся в ходе Революции
и активно подогреваемые пропагандой, привели к тому, что ха¬
рактерный для XVIII века космополитизм стал быстро отходить
на второй план. Если в 1790 году Дантон говорил: «Патриотизм
должен иметь лишь одну границу — вселенную», если в 1792 году
иностранцев, получивших французское гражданство, избирали
в Конвент, то к концу 1793 года их уже исключали из Конвента
лишь за то, что они не были французами. К 1798 году впервые по¬
явится и слово «национализм». Бывший иезуит Огюстен Бар-
рюэль писал:
Национализм или национальная любовь занял место всеоб¬
щей любви. С разделением земного шара и регионов хорошее
отношение оказалось заперто в границах, которые оно не дол¬
жно пересекать. Добродетелью стало расшириться за счет
тех, кто живет не под нашей властью. И, чтобы достичь этой
цели, стало разрешено презирать иностранцев, обманывать
и оскорблять их. Эта добродетель зовется патриотизмом. И тот
будет назван патриотом, кто справедлив к своим и несправед¬
лив к чужим, кто закрывает глаза на достоинства иностранцев
и считает совершенством пороки родины.
4*7
Французская революция
Принципы 1789 года
и символы Республики
Та сфера, в которой наследие Французской революции сохрани¬
лось и проявилось в полной мере, — это, безусловно, сфера идео¬
логии и политики. Принципы 1789 года — свобода, границы ко¬
торой определены лишь законом, равенство всех перед законом,
гарантии собственности и безопасности, всеобщее и равное на¬
логообложение, равный доступ ко всем общественным должно¬
стям, свобода совести и свобода печати, свобода передвижения
и свобода собраний, презумпция невиновности — стали теми
аксиомами, которые впоследствии будут положены в основу кон¬
ституций западных стран. Сохранится и появившаяся в ходе Ре¬
волюции идея о том, что не только человек должен что-то обще¬
ству, но и общество — человеку, что власть существует для того,
чтобы гарантировать свободу граждан и обеспечивать их счастье,
что она обязана заботиться о народе. Лозунг «Свобода, равен¬
ство, братство» по-прежнему многое определяет в сегодняшней
западной цивилизации — от отношения к эмигрантам до мульти¬
культурализма.
Часть решений, принятых в ходе Революции, была отменена
в последующие годы, однако в течение XIX века французы, так
или иначе, к ним вернулись. На смену обычному праву и фундамен¬
тальным законам монархии пришла писанная конституция, в кото¬
рой были закреплены принципы народовластия и естественного
права. Суверенитет короля сменился суверенитетом нации, прин¬
цип назначаемости должностных лиц — принципом выборности.
Церковь была поставлена под контроль государства. В 1792 году
впервые в Европе гражданский брак стал обязательным для всех,
предусматривался и развод. В 1804 году это было зафиксировано
в Гражданском кодексе Наполеона, причем в данном отношении
Франция долгое время оставалась в Европе исключением.
Декретом Конвента 16 плювиоза II года Республики (4 фев¬
раля 1794 года) была провозглашена отмена рабства негров в коло¬
ниях, все жители которых становились гражданами Франции. Де¬
крет применялся не везде и не сразу, а в 1802 году рабство и вовсе
428
глава ю. Наследие Французской революции
было частично восстановлено и окончательно отменено лишь
в 1848 году.
Историки нередко пишут, что Франция в годы Революции на¬
поминала своеобразную лабораторию, где один за другим прове¬
рялись политические режимы в поисках того, который подходит
ей больше всего. Конституционная монархия, различные формы
республики, империя — и все это меньше, чем за 15 лет.
Многие символы и традиции современной Франции ассо¬
циируются именно с Революцией, в частности трехцветный флаг
и «Марсельеза», ставшая с 1879 года французским гимном. Вплоть
до нашего времени во Франции сажают «деревья свободы» (эта
традиция появилась в первые годы Революции) — именно «дерево
свободы» изображено на монете в i евро. В ряде мест практикуются
так называемые гражданские или республиканские крестины, впер¬
вые введенные законом от 20 прериаля II года (8 июня 1794 года).
Еще одним символом республики стал образ Марианны. Все
началось с популярной в годы Революции песенки «Выздоровле¬
ние Марианны», созданной в 1792 году. Само имя указывало на то,
что это девушка из простонародья, а в тексте рассказывалось, как за¬
болевшей Марианне совсем не помогали те лекарства, который ей
предлагал Людовик, зато «унция равенства и две драхмы свободы»
ее исцелили. В течение XIX века образ становился все более популяр¬
ным, и сегодня Марианна изображается на официальном логотипе
Французской республики, коллекционных монетах и почтовых мар¬
ках, причем каждый новый президент страны выбирает для марок
свой образ Марианны. По традиции в мэриях и общественных
местах устанавливаются бюсты Марианны, прообразом которой
с 1960-х годов выбираются самые известные женщины Франции:
Брижит Бардо, Мирей Матьё, Катрин Денёв, Софи Марсо и другие.
Современная политическая модель
В ходе Французской революции окончательно сформировалась
западная политическая модель, со временем распространив¬
шаяся на многие другие страны и регионы. Сегодня мы редко
429
Французская революция
Брижит Бардо в виде Марианны. Скульптор А. Гурдон
задумываемся о том, почему в большинстве стран есть конститу¬
ция, выборные президент и парламент, на каком основании они
принимают решения от нашего имени. Но для того, чтобы все это
возникло, нужно было, чтобы в принципе появилась современная
концепция демократии.
Само понятие «демократия» возникло еще в Античности,
и до конца XVIII века под ним обычно понимали исключительно
форму власти, некогда существовавшую в тех городах-государ¬
ствах, где все граждане напрямую участвовали в принятии поли¬
тических решений.
Просветители сходились в том, что сегодня такая форма прав¬
ления возможна лишь в очень маленьких государствах. То, что они
обсуждали, мы бы назвали прямой демократией, то есть системой,
430
глава ю. Наследие Французской революции
когда народ — суверен (носитель высшей власти) и сам управляет
страной, избирая лишь должностных лиц. Ее антиподом высту¬
пает представительная демократия, при которой народ сначала
выбирает своих представителей, а потом они, от его имени, при¬
нимают законы.
Некоторые просветители полагали, что такая система является
не более чем обманом народа. Каждый человек — эгоист, который
всегда стремится к тому, что для него хорошо. Однако если свою
волю каждый гражданин высказывает независимо от влияний дру¬
гих, то в таком случае будет одобрено лишь то, что является бла¬
гом для большинства. Любой же отдельно взятый представитель,
сколь бы хорош он ни был, станет в первую очередь стремиться
к собственной выгоде. Жан-Жак Руссо писал:
Суверенитет не может быть представляем по той же причине,
по которой он не может быть отчуждаем. Он заключается, в сущ¬
ности, в общей воле, а воля никак не может быть представляема;
или это она, или это другая воля, среднего не бывает.
Перед самой Революцией, во время выборов в Генеральные
штаты, прозвучали также иные мысли: создание представитель¬
ного органа отнюдь не означает отчуждения суверенитета нации.
Избирая депутатов, народ составляет для них наказы и тем самым
сообщает им о своих нуждах и чаяниях. А никакая прямая демо¬
кратия в большой стране физически невозможна.
По понятным причинам аналогичные идеи доминировали
и в самих Генеральных штатах, провозгласивших себя Нацио¬
нальным собранием. «Левые» депутаты и революционные пуб¬
лицисты доказывали, что именно деятельность Собрания, где
каждый депутат избран народом, служит слиянию множества
частных интересов в единую и неделимую волю нации. Так ро¬
ждалась совершенно новая идея: национальное представитель¬
ство не только не вредит реализации суверенитета народа — на¬
против, оно для него необходимо. Такая трактовка демократии
ляжет в основу Конституций 1791, 1793 и 1795 годов. Депу¬
таты законодательных органов будут восприниматься именно
431
Французская революция
как представители всего французского народа, а не тех департа¬
ментов, от которых они были избраны. Отправляясь в регионы,
депутаты Конвента получат практически неограниченные пол¬
номочия именно как люди, имеющие право говорить от имени
всей Франции.
Вместе с тем на протяжении революционного десятилетия
будут постоянно предприниматься попытки тем или иным об¬
разом совместить представительную демократию с элементами
прямой демократии. К последним, в частности, можно отнести
право на сопротивление угнетению, включенное в Декларацию
прав человека и гражданина в 1789 году, и право на восстание, по¬
явившееся в Декларации прав в 1793 году, принцип утверждения
законов первичными собраниями избирателей, содержавшийся
в конституционном проекте Кондорсе, предусмотренное Консти¬
туцией 1793 года право первичных собраний требовать утвержде¬
ния на референдуме принимаемых законов, и т. д. О праве народа
непосредственно осуществлять свой суверенитет часто упоминали
и монтаньяры, оправдывая насилие парижской толпы по отно¬
шению к Конвенту в ходе восстания 31 мая — z июня 1793 года.
В этой же логике будет превозноситься деятельность многочис¬
ленных народных обществ и клубов, включая Якобинский клуб.
Впоследствии социалист Жан Жорес выведет из этого чеканную
формулу: «Робеспьеризм — это демократия».
В то же время в обществе не прекращались поиски ответа
на более общий вопрос: правильна ли в принципе идея о том,
что суверенитет принадлежит нации? Интересны в этом плане
размышления Луи де Бональда, автора нашумевших политиче¬
ских трактатов. В опубликованном в 1796 году памфлете «Теория
политической и религиозной власти» он утверждал:
Народ никогда не был и никогда не мог бы стать сувереном:
поскольку кто же тогда будут подданные, если народ — суве¬
рен? Если утверждают, что суверенитет зиждется в народе* в том
смысле, что тот имеет право создавать законы, то окажется,
Статья 2.5 Декларации прав человека и гражданина 1793 года.
43*
глава ю. Наследие Французской революции
что нигде народ не создавал законы, что вообще невозможно,
чтобы народ составлял законы, что он никогда этого не делал
и никогда не мог делать ничего иного, кроме как принимать
законы, составленные человеком, именуемым законодателем;
иными словами, принимать законы, составленные другим чело¬
веком, — это подчиняться ему, а подчиняться — означает быть
не сувереном, а подданным, а возможно, и рабом. Если же утвер¬
ждают, что суверенитет зиждется в народе в том смысле, что он
его делегирует, назначая тех, кто выполняет различные функции,
то выяснится, что народ никого не назначает, да и не может на¬
значить кого бы то ни было; вместо этого условленное количе¬
ство индивидуумов, которое договорились называть народом,
само по себе назначает тех, кто ему кажется подходящим.
Однако слова Луи де Бональда и его единомышленников услы¬
шаны не были. Современная концепция демократии унаследует
обе тенденции эпохи Французской революции. Парламенты ста¬
нут отражением представительной демократии, а референдумы,
имеющие приоритет над законами, принятыми парламентами, —
прямой демократии.
Уничтожила ли Революция феодализм
и АБСОЛЮТИЗМ?
Такую точку зрения действительно можно встретить во многих
исторических работах и XIX, и XX века. При советской вла¬
сти долгие годы она оставалась аксиомой. «Французская рево¬
люция сокрушила феодально-абсолютистский строй, — писал
один из лидеров советского франковедения Альберт Захарович
Манфред, — до конца добила феодализм, “исполинской метлой”
вымела из Франции хлам средневековья»*. Меж тем оба поня-
Манфред здесь фактически цитирует Карла Маркса, который писал:
«Исполинская метла французской революции XVIII века смела весь этот
отживший хлам давно минувших веков...»
433
Французская революция
тия — и «феодализм», и «абсолютизм» — в годы Французской
революции еще не существовали, а в наши дни считаются очень
спорными и многозначными.
Даже если оставить в стороне дискуссии о том, существовал ли
в принципе в Европе феодализм (а далеко не все историки разде¬
ляют эту точку зрения), легко заметить, что ныне под ним обычно
понимаются совершенно разные вещи. Одно из возможных его
значений — тот период в развитии страны, когда политическая
система основывается на вассальных отношениях, а суверенитет
разделен между монархом и крупными сеньорами, сохраняющими
значительную политическую, военную, экономическую, судеб¬
ную независимость. Эта система едва ли сохранилась позже XV¬
XVI веков, когда королевская власть стала усиливаться и в конеч¬
ном счете стремиться к тому, чтобы стать «абсолютной». В этом
значении термины «феодализм» и «абсолютизм» являются про¬
тивоположностями.
Другое значение термина «феодализм» — тот комплекс отно¬
шений, который складывался между сеньорами и вассалами и ос¬
новывался, в частности, на земельных пожалованиях. Эта система
действительно дожила до Революции, поскольку фьефы формально
сохранялись и поскольку в нее вписывалась цензива — распростра¬
ненное во Франции земельное владение, которое считалось соб¬
ственностью сеньора, но находилось в распоряжении крестьянина.
Дожил до 1789 года и так называемый «сеньориальный комплекс»,
который историки порой путают с феодализмом, однако исследо¬
вания показывают, что даже в самых отсталых районах доля сеньо¬
риальных повинностей обычно не превышала в доходах сеньоров
40%, а в экономически развитых могла и вовсе составлять 10-15%.
К тому же зачастую в то время сеньориальные платежи являлись,
по сути, рыночным товаром, и владельцы сеньорий перепродавали
их разбогатевшим простолюдинам или пересматривали их размеры
в соответствии с рыночной конъюнктурой. Тем самым сеньория
эволюционировала в сторону капиталистической аренды.
Иными словами, говорить сегодня о «феодализме» как о гос¬
подствующей экономической системе применительно к предрево¬
люционной Франции — это анахронизм. Другое дело, что во время
434
глава ю. Наследие Французской революции
Революции «феодальным» стали называть все, что имело отно¬
шение к Франции Старого порядка — от монархии до церкви,
от дворянства до повинностей. Однако у историков нет ни еди¬
ной причины пользоваться столь двусмысленной терминологией
современников Революции.
Со второй частью выражения «феодально-абсолютистский
строй» дело обстоит значительно проще. Хотя среди специали¬
стов и ведутся дискуссии о том, существовал ли «абсолютизм»
в Европе XVII-XVIII веков или же он был по большей части недо¬
стижимой мечтой монархов и творением юристов-теоретиков, тер¬
мин остается в обиходе. Но что же такое «абсолютистский строй» ?
Часть историков «русской школы» и практически все совет¬
ские специалисты по Французской революции отождествляли
абсолютную монархию Старого порядка с российским самодер¬
жавием. «Король по-прежнему обладал неограниченной, само¬
державной властью», — однозначно утверждал Манфред. На ру¬
беже XIX-XX веков этот прием использовался для того, чтобы
доказать, что революция в России будет столь же «неизбежной»
и «благотворной», как во Франции. Впоследствии же подобные
утверждения о «королевском самодержавии» многие авторы вос¬
производили как аксиомы, не вникая в реальное положение дел
при Старом порядке и не учитывая, что «абсолютная» власть
королей была ограничена фундаментальными законами француз¬
ской монархии, традициями и сложившимися исторически при¬
вилегиями сословий и корпораций.
Покончила ли Революция с абсолютной властью короля в по¬
нимании XVIII века? Несомненно. В 1814-1815 годах монар¬
хия была восстановлена, однако короли никогда более не пре¬
тендовали на обладание той властью, которая была в их руках
до 1789 года, на то, чтобы обходиться без парламента (в совре¬
менном, а не старинном значении этого слова). Неслучайно никто
из них никогда больше не жил в Версале. Однако это утверждение
сразу влечет за собой следующий вопрос: привела ли к ослабле¬
нию роли государства Революция, начатая политическими эли¬
тами под лозунгом ограничения власти монарха, которого тогда
изображали подобным восточному деспоту?
455
Французская революция
События рубежа XVIII-XIX веков показали, что те корпо¬
ративные привилегии и нормы обычного права, к отмене кото¬
рых так стремились революционеры, полагая их пережитками
«феодализма» и признаками косности Старого порядка, на деле
служили препятствием для чрезмерного усиления политической
власти. Когда их отменили, выяснилось, что власть ничто более
не сдерживает, что от имени нации и ради «блага народа» она
имеет право на все. Тот объем полномочий, которым располагал
Комитет общественного спасения, не говоря уже о Наполеоне I,
был несравнимо больше, чем у Людовика XVI и даже у Людовика
XIV. Многие права человека, провозглашенные в 1789 году, вскоре
оказались «временно» отменены.
Вообще, хотя Революция зачастую воспринимается как радикаль¬
ный разрыв с прошлым, она по многим направлениям продолжала,
углубляла и даже усугубляла то, что было характерно для Старого
порядка. Так, например, в ходе Революционных и Наполеоновских
войн зачастую ставились те же внешнеполитические цели и реализо¬
вывались те же планы, которые ранее вынашивали короли Франции.
Сложность ПОДВЕДЕНИЯ
ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИТОГОВ
Вопрос об экономических итогах Французской революции оста¬
ется одним из наиболее сложных, и не только потому, что мы стал¬
киваемся здесь с нехваткой источников, хотя статистика тогда ве¬
лась намного хуже, чем при Старом порядке, да и политические
пертурбации не способствовали сохранности документов и срав¬
нительному анализу.
Первая проблема, которая возникает, — за какой, собственно,
период подводить эти итоги? Едва ли корректно анализировать то,
что происходило с французской экономикой, не учитывая преды¬
дущих десятилетий или даже, как предлагает ряд историков, веков.
Экономическое своеобразие Франции, ее соперничество с Англией
и многие другие факторы, очевидно, появились не в 1789 году.
Не менее спорной выглядит и идея подведения экономических
436
глава ю. Наследие Французской революции
итогов Революции по состоянию на 1799 год: революции и граждан¬
ские войны, как правило, наносят немалый вред экономике, осо¬
бенно если они длятся годами. Однако, чем дальше мы отступаем
от революции в XIX век, тем больше искажается общая картина.
Другая проблема: можно ли подводить экономические итоги
Революции, не учитывая те изменения, которые произошли в пе¬
риод Консульства и Империи? Создание Банка Франции, по¬
явление стабильной денежной единицы, так называемого жер-
минальского франка, просуществовавшего до начала XX века,
Гражданский и Торговый кодексы — все это относится уже ко вре¬
мени правления Наполеона Бонапарта.
Чрезвычайно сложным оказывается и вопрос о том, как пра¬
вильно оценить влияние на экономику Революционных, а затем
и Наполеоновских войн. Они повлекли на собой активизацию
промышленного производства в тех отраслях, которые были свя¬
заны с армией или в наибольшей степени выиграли от торговой
блокады Великобритании, перемещение ценностей и капиталов
из завоеванных стран, отток рабочих рук из деревни в армию и свя¬
занное с этим увеличение заработной платы в городе и на селе, по¬
вышенный спрос на продукцию сельского хозяйства для военных
нужд. Неслучайно историки, которые хотят подчеркнуть быстрое
восстановление французской экономики после Революции, не¬
редко приводят цифры именно для 1805-1809 годов.
Вместе с тем войны означали сокращение населения, повыше¬
ние налогов, упадок Атлантической торговли, дисбаланс из-за раз¬
рыва внешних торговых связей. Один из историков сравнил эф¬
фект от этих войн с туникой Несса.
Способствовала ли Революция
РАЗВИТИЮ КАПИТАЛИЗМА?
Ранее историки (особенно принадлежавшие к марксистской исто¬
риографической традиции) были уверены, что Французская револю¬
ция способствовала развитию капитализма. Никаких специальных
исследований на этот счет, как правило, не проводилось. Исходили
437
Французская революция
из того, что, поскольку Революция, как писал Маркс, обеспечила пе¬
реход от «феодального» к «буржуазному» (то есть к капиталисти¬
ческому) способу производства, то иначе и быть не могло.
На первый взгляд это действительно так. Уже до 1789 года вне¬
дрялась капиталистическая аренда, происходило разрушение сень¬
ории, в нее активно проникали новые капиталистические отноше¬
ния. Хотя революционные преобразования не сотворили в этом
плане ничего нового, они, несомненно, способствовали развитию
этих тенденций, хотя и до определенной степени.
Превращение крестьянских держаний в собственность, ли¬
квидация ряда повинностей и десятины, отмена сеньориальных
пошлин способствовали увеличению доходов крестьян на 10-15%
валового урожая. Раздел общинных земель, покупка националь¬
ных имуществ, приобретение собственности дворян и буржуа по¬
зволили крестьянам значительно увеличить объем находившихся
в их руках земель, укрепили традиционную для Франции мелкую
земельную собственность.
Знаменитый французский историк Жюль Мишле с гордостью
писал в 1846 году:
Земля во Франции принадлежит пятнадцати или двадцати
миллионам крестьян, которые ее обрабатывают. В Англии же
она является собственностью тридцати двух тысяч аристокра¬
тов, которые сдают ее в аренду. Англичане не так укоренились
на своей земле; они эмигрируют туда, где можно вести при¬
быльные дела. У них говорят «наша страна», мы же говорим
«родина». У нас человек и земля связаны воедино и не расста¬
ются; они вступили в законный брак до гробовой доски. Фран¬
цуз и Франция — супруги. Франция — страна справедливости:
земля в ней принадлежит, за немногими исключениями, тем,
кто ее возделывает. <...> Велика собственность или мала — она
возвышает человека в его глазах. Даже тот, кому нечего уважать
себя за личные качества, уважает и ценит себя за то, что у него
есть собственность*.
Перевод В. Г. Дмитриева.
438
глава io. Наследие Французской революции
Впрочем, исследования по экономической истории Револю¬
ции за последние полвека заставляют взглянуть на эту идилли¬
ческую картину совсем иначе. Несмотря на перераспределение
земельной собственности, в списках крупнейших плательщиков
поземельного налога в 1803 году почти во всех департаментах пер¬
вая дюжина состояла преимущественно из старой земельной ари¬
стократии. Значит ли это, что дворянство сохранило свои земли?
В значительной степени. Эмиграция дворянства, вопреки стерео¬
типам, была относительно невелика (по разным подсчетам, от 5%
до 20%), а в большинстве своем второе сословие смогло адапти¬
роваться к Революции и не только сохранить значительную часть
своих земельных владений, но и преумножить их. Особенно в тех
случаях, когда дворяне шли на службу Республике, как это сделал,
к примеру, Поль Баррас.
В то же время основная масса крестьянства по-прежнему ис¬
пытывала большую нехватку земли. Увеличение доходов крестьян
и их земельной собственности (в том числе и мелкой) задержи¬
вало отток населения в города, и тем самым препятствовало раз¬
витию рынка свободной рабочей силы. Вложенные в землю деньги
не шли в промышленность, задерживали аграрную революцию.
Общая численность сельского населения не только не уменьша¬
лась, но, напротив, росла, причем значительная часть крестьян
не могла вырваться из бедности: в середине XIX века 37% кре¬
стьянских дворов были по этой причине освобождены от уплаты
налогов. Сравнение урожайности основных зерновых культур
в 1781-1790 годах с 1815-1824 годами показывает, что она снизи¬
лась примерно на 18% для пшеницы, на 24% для ячменя, на 15%
для ржи.
Еще более печально обстояли дела в промышленности и тор¬
говле. Казалось бы, уничтожены цехи и таможни, отменены мно¬
гие сдерживавшие рост производства регламентации времен
Старого порядка, провозглашена свобода предпринимательства,
формально создан национальный рынок. Отчего же это не при¬
вело к экономическому росту?
Опыт Революции показал, что, хотя институциональ¬
ные и юридические препоны, безусловно, мешают развитию
439
Французская революция
промышленности и торговли, сама по себе их отмена значит не так
много, как нередко думают. Национальный рынок действительно
сложился, но только во второй половине XIX века, в частности
с развитием железных дорог. Революция способствовала обога¬
щению многих людей: «скупщиков» и «спекулянтов», армей¬
ских поставщиков, политиков и генералов. Однако среди них
было мало предпринимателей и еще меньше предпринимателей
капиталистических. В хлопковой промышленности (а это был
один из самых динамично развивавшихся секторов) на 1806 год
среди 148 владельцев предприятий всего 20% выдвинулись в ходе
Революции, а 8о% и до нее были банкирами, промышленниками
или торговцами.
Напротив, люди богатые и предприимчивые пострадали
от Французской революции едва ли не в наибольшей степени —
и от крестьянских и городских волнений, и от принудительных
займов и реквизиций. Особенно тяжело им приходилось в годы
правления монтаньяров. В речах Робеспьера богачи постоянно
именовались «эгоистами» и упоминались в ряду врагов Рево¬
люции и Республики. «Тирания богатых» противопоставлялась
«порабощению бедных». Именно богатые, с его точки зрения,
несли ответственность за страдания простых людей. В декабре
1792 года он говорил: «Священная собственность, собственность
народа, принесена в жертву интересам преступной торговли,
а жизнь людей — роскоши богачей».
За годы Революции промышленное производство сократи¬
лось на 40% (в ряде отраслей — до 50%), пик падения пришелся
на 1795 год. Французская промышленность оказалась в значитель¬
ной степени отрезана от внешних рынков. Политические измене¬
ния вкупе с эмиграцией дворянства привели к падению производ¬
ства предметов роскоши. Инфляция и максимум цен существенно
затрудняли обмен товарами и капиталами. Хотя государствен¬
ный долг к концу Наполеоновских войн был намного меньше,
чем в 1789 году, французы на долгие годы привыкли не доверять
бумажным деньгам, банкам и инструментам кредита.
Начатая в 1792 году война нанесла непоправимый ущерб мор¬
ской торговле, на которой в течение XVIII века в значительной
440
глава ю. Наследие Французской революции
степени основывался рост французской экономики. С 1789
по 181х год количество судов дальнего плавания сократилось в де¬
сять раз. Многие порты пришли в запустение, наиболее крупные —
Бордо, Нант, Марсель — сильно пострадали из-за отчаянных по¬
пыток сопротивления диктатуре монтаньяров и последующих
репрессий. Особенно показателен здесь пример Бордо, населе¬
ние которого за 20 лет сократилось практически вдвое. Начав¬
шееся в 1791 году восстание рабов в Сан-Доминго стоило Фран¬
ции той значительной части ее внешней торговли, которая была
основана на импорте и реэкспорте сахара и кофе. В результате если
в 1789 году объемы французской и английской внешней торговли
были практически равными, то выйти на дореволюционный уро¬
вень французы смогли только к 1825 году, а вновь сравняться с ан¬
гличанами им удалось только к 1980-м годам.
Капитализм, несомненно, продолжал развиваться и после Ре¬
волюции, как, впрочем, он развивался и до нее. Однако современ¬
ные исследования заставляют подозревать, что усиление капи¬
талистических тенденций во французской экономике XIX века
происходило не благодаря, а вопреки событиям 1789-1799 годов.
Развитие науки
Не менее противоречиво и наследие Французской революции
в области науки и культуры.
Развитие культуры в этот период тесно связано с теми процес¬
сами, которые происходили в интеллектуальной жизни Франции
на протяжении всего XVIII века. Расцвет философии, истории,
литературы, политической экономии в век Просвещения, много¬
численные труды французских математиков, физиков, химиков,
астрономов привели к тому, что имена ученых и философов, ак¬
тивно работавших в годы Французской революции, и поныне из¬
вестны всему миру.
«Последним просветителем» нередко называют маркиза Ма-
ри-Жана-Антуана-Николя де Кондорсе — философа и матема¬
тика, непременного секретаря Академии наук, члена Французской
441
Французская революция
академии, тесно общавшегося с Тюрго и Вольтером, прославив¬
шегося своими работами по теории вероятностей и механике
движения комет. Не ограничиваясь чистой наукой, он активно
включился в идейную борьбу, выступал против рабства и в защиту
протестантов. Самый известный его философский труд — «Эскиз
исторической картины прогресса человеческого разума» — был
создан в то время, когда Кондорсе скрывался от властей при дик¬
татуре монтаньяров. Его отличала безграничная вера в прогресс
и неотвратимое торжество человеческого разума, который, благо¬
даря просвещению, положит на всех континентах конец много¬
вековому рабству человечества. Развитием разума Кондорсе объ¬
яснял и поступательное движение истории.
В естественных науках блистал Жозеф Луи Лагранж, автор
многочисленных работ по различным разделам математики.
Оставив должность президента Берлинской академии наук, он
в 1787 году переехал во Францию, где также был избран членом
Академии наук. В годы Революции он создал два своих капиталь¬
ных труда — «Теория аналитических функций» (1797) и «О ре¬
шении численных уравнений» (1798), оказавших значительное
влияние на развитие математики в XIX веке. Лагранж высоко оце¬
нивал другого выдающегося математика, Гаспара Монжа — также
члена Академии наук, создателя начертательной геометрии, зани¬
мавшегося, в частности, исследованиями в области механики твер¬
дого тела, металлургии и воздухоплавания. В 179$ году вышел его
труд «Приложение анализа к геометрии», а в 1799 году — ранее
засекреченная из-за необходимости сохранения военной тайны
«Начертательная геометрия», принесшая ему всемирную славу.
Произошедший в XVIII веке переворот в химии связыва¬
ется с именем Антуана Лорана Лавуазье, в 14 года ставшего чле¬
ном Академии наук. Он открыл закон сохранения вещества, дока¬
зал, что углекислый газ — это соединение кислорода с углеродом,
а вода — соединение кислорода с водородом. Поставленные им
опыты показали, что при дыхании поглощается кислород и выде¬
ляется углекислый газ, что позволило Лавуазье уподобить процесс
дыхания процессу горения. Помимо этого, он ввел понятия «хи¬
мический элемент» и «химическое соединение» и стоял у истоков
442
глава ю. Наследие Французской революции
новой отрасли науки — термохимии. Сотрудничавший с Лавуазье
Клод Луи Бертолле установил состав синильной кислоты и серо¬
водорода, проводил опыты с хлором, в частности разработал новую
методику отбеливания тканей и открыл новое взрывчатое вещество,
которое можно было использовать вместо селитры при изготовле¬
нии пороха, так называемую бертоллетову соль.
Однако развивались не только прикладные науки. Перед ре¬
волюцией широкую известность приобрел Жан Сильвен Байи —
астроном, прославившийся изучением спутников Юпитера
и вычислениями орбиты кометы Галлея, создавший высоко оце¬
ненную Вольтером пятитомную «Историю астрономии». На из¬
учении астрономии специализировался и Пьер-Симон Лаплас.
В 1796 году он опубликовал «Изложение системы мира», в ко¬
тором высказал гипотезу о формировании Солнечной системы
из газовой туманности. С 1798 года выходил его многотомный
труд «Трактат о небесной механике».
443
Французская революция
Несмотря на то что при Старом порядке государство по¬
кровительствовало науке, новым опытам и открытиям, все эти
и многие другие знаменитые французские ученые, будучи уверен¬
ными в необходимости перемен, охотно поддержали Революцию,
ни один из них не оказался в эмиграции. Байи был избран депу¬
татом Генеральных штатов, стал председателем палаты третьего
сословия, а затем и мэром Парижа. В парижском муниципалитете
в то время заседали Кондорсе, Лавуазье, члены Академии наук
геометр Жак-Антуан-Жозеф Кузен и астроном Жан-Доминик
Кассини. Впоследствии Кондорсе, член Академии наук химик
Луи-Бернар Гитон де Морво и член-корреспондент российской
Академии наук математик Луи-Франсуа-Антуан Арбогаст ста¬
нут депутатами Законодательного собрания. Все они были пере¬
избраны в Конвент, депутатом которого стал и член Академии
наук химик Антуан Франсуа де Фуркруа. Помимо этого, Кон¬
дорсе входил в комитет по разработке новой конституции и стал
одним из главных авторов так называемого жирондистского про¬
екта Конституции 1793 года. Ученик Монжа, депутат Конвента
Лазар Карно входил при диктатуре монтаньяров в Комитет об¬
щественного спасения, а впоследствии стал и одним из членов
Директории. После падения монархии Монж получил портфель
морского министра, а в 1799 году пост министра внутренних дел
занял Лаплас.
Разумеется, ученые проявляли себя не только как политики.
В созданной Академией наук по поручению Национального со¬
брания комиссии, призванной разработать единую систему мер
и весов, заседали Кондорсе, Лавуазье, Лагранж, Монж, Лаплас.
Гитон де Морво, Лагранж и Монж участвовали в разработке ре¬
волюционного календаря. Немалую роль в победе французских
войск над армиями коалиции сыграли и исследования в обла¬
сти обороны: внедрение бертоллетовой соли, опыты по усовер¬
шенствованию производства селитры и пороха, открытый Фур¬
круа способ извлечения бронзы из колоколов для переливания
их на пушки. Лавуазье, Монж, Бертолле, Гитон де Морво работали
над усовершенствованием воздушных шаров, которые впервые на¬
чали использоваться для разведки и при осаде городов.
444
глава ю. Наследие Французской революции
Первое заседание Национального Института ц жерминаля IV года
Республики. Гравюра П.-Г. Бертольта по рисунку работы А.-Л. Жирарде
Организация науки претерпела в годы Революции кардиналь¬
ные изменения. 8 августа 1793 года, вскоре после установления дик¬
татуры монтаньяров, Национальный Конвент постановил закрыть
«все академии или литературные общества, зарегистрированные
или финансируемые Нацией», включая Академию наук. До этого
в течение года после свержения монархии сторонники новой вла¬
сти безуспешно пытались лишить членства в Академии эмигрантов
и других «неблагонадежных» ученых, но их коллеги этот порыв
не поддержали. Тем не менее некоторые известные академики (вклю¬
чая Кондорсе и Лавуазье) подверглись репрессиям во время Тер¬
рора. Два года спустя, уже при Термидоре, вместо Академии наук
445
Французская революция
будет создан Национальный институт. В числе первых его членов
окажутся Бертолле, Гитон де Морво, Лагранж, Лаплас, Монж, Фур-
круа. Званием члена Института чрезвычайно гордился и Бонапарт.
Создание «человека обновленного»
С первых дней Французской революции лозунгом времени стано¬
вится «обновление» {la regeneration). Но если поначалу речь шла
об обновлении Франции и монархии, то вскоре начинают говорить
о глобальном обновлении, которое должно затронуть все сферы жизни
общества и в полном соответствии с идеями просветителей сотворить
нового человека — «человека обновленного». Кондорсе писал:
Счастливое событие сразу же открыло широкую дорогу меч¬
там рода человеческого; в один миг возник вековой разрыв
между человеком сегодняшним и человеком завтрашнего дня.
<...> Эта революция сменила не форму правления, она изме¬
нила мысли и желания. Она свергла не трон деспота, а ошибки
и добровольное рабство.
«Людьми завтрашнего дня» должны были стать и взрос¬
лые, и дети. Со взрослыми, безусловно, было сложнее, поскольку
их моральные ориентиры были сформированы еще до Революции
и их требовалось изменить. Для этого использовались все виды ис¬
кусства, которые тем самым становились, по сути, инструментами
пропаганды, и создание новых религиозных культов.
Литература и искусство в годы Революции во многом остава¬
лись в рамках традиций классицизма и одновременно испытывали
на себе влияние свойственного той эпохе увлечения зрелищностью
событий, театральностью поступков, пышностью речей, образ¬
цами, почерпнутыми в Древнем Риме и Древней Греции. «Вло¬
жим новые мысли в античные стихи», — призывал автор извест¬
ных элегий, идиллий и буколик Андре Мари Шенье.
Особая роль отводилась многочисленным революцион¬
ным праздникам, которые должны были, как сказал один
446
глава io. Наследие Французской революции
из современников, «бросить нацию в форму, как тесто». Они
рассматривались и как ритуалы, которые сплачивают людей,
и как своеобразная форма воспитания, которая сопровождает
всю жизнь человека от рождения и до смерти. На праздниках про¬
износились речи, устраивались состязания и раздавались награды,
через образы, символы, аллегории и надписи у граждан формиро¬
валось «правильное» мировоззрение. В организации празднеств
были задействованы многие художники и литераторы того вре¬
мени, такие как депутат Конвента Мари-Жозеф Шенье, который,
помимо од и сатир, стал известен и как создатель различных гим¬
нов и песен для революционных церемоний.
Однако и за пределами праздников значение и популярность
песен в это время сложно переоценить. «Марсельеза», «Кармань¬
ола», «Выздоровление Марианны», «Пробуждение народа»,
о которых уже шла речь, сохраняли свою известность и годы
спустя.
В постановлении Комитета общественного спасения, принятом
сразу после Термидора, «школами для человека уже сформирован¬
ного» именовались и театры. Среди театральных жанров в первые
годы Революции прежде всего приобретает популярность трагедия.
Пьесы нередко были связаны с событиями античной или фран¬
цузской истории — в этом русле написаны драмы Мари-Жозефа
Шенье «Карл IX», «Жан Калас», «Гай Гракх». Театр в это время,
как правило, политизирован: в пьесах ищут отражение злободнев¬
ных мотивов, будь то идеалы борьбы с деспотизмом королей или ти¬
ранией Робеспьера; при диктатуре монтаньяров немало произве¬
дений было запрещено именно по политическим соображениям.
На занавесах театров появляются революционные лозунги, отража¬
ющие дух эпохи: так, в одном из них слова «Свобода или смерть»
были после свержения Робеспьера заменены на слова «Свобода
и гуманность». Перед представлениями или после них актеров
нередко просили исполнить популярные революционные песни.
При Термидоре наряду с трагедиями наступает время комедий, в ко¬
торых едко высмеиваются события недавнего прошлого, те люди,
которые меньше года назад вызывали страх, некомпетентность и не¬
грамотность пришедших во власть санкюлотов.
447
Французская революция
Пропаганде революционных, а затем и республиканских цен¬
ностей должна была служить и живопись. Один из наиболее извест¬
ных художников того времени, депутат Конвента и член Комитета
общей безопасности Жак-Луи Давид, стал первым, кто увековечил
реальное событие эпохи Революции в своей картине «Клятва в зале
для игры в мяч». Впоследствии он создаст целую галерею портретов
революционеров: «ПортретБарера», «Смерть Марата», «Убитый
Лепелетье». Помимо живописных полотен революционное десяти¬
летие нашло отражение и в сотнях имевших большой спрос и широ¬
кое распространение гравюр и карикатур, отображавших или паро¬
дировавших основные события и политических деятелей.
Наконец, немалое внимание уделялось монументальной пропа¬
ганде, хотя большая часть памятников либо так и не была воздвигнута,
либо просуществовала совсем недолго. Вместо королей и полковод¬
цев они должны были увековечивать французский народ и обретен¬
ную им свободу. Эти монументы зачастую сооружались к конкретным
праздникам и нередко были перегружены символикой. Так, к празд¬
нованию падения монархии в августе 1793 года, по замыслу Давида,
на эспланаде Инвалидов был воздвигнут памятник в виде Геракла,
который описывался в проекте следующим образом:
На вершине горы будет находиться колоссальная фигура, изо¬
бражающая Французский народ, твердой рукой собирающий
воедино департаменты; честолюбивый федерализм вылезает
из своего грязного болота, одной рукой отодвигая камыши,
а другой стараясь урвать свою долю. Заметив это, Француз¬
ский народ берет свою палицу, поражает его и загоняет обратно
в стоячие воды, чтобы он никогда более оттуда не вышел.
Реформа образования
Праздники и произведения искусства предназначались для гра¬
ждан всех возрастов, но в большей степени они были, безусловно,
ориентированы на взрослых. Чтобы должным образом воспитать
детей, требовалась кардинальная реформа образования.
448
глава ю. Наследие Французской революции
Конституция 1791 года предусматривала, что
будет обеспечено и организовано народное образование,
общее для всех граждан, бесплатное в части, необходимой
для всех людей; соответствующие учреждения будут распре¬
делены по степеням сообразно административному делению
королевства.
В соответствии с этими замыслами в сентябре того же года Та¬
лейран выступил перед Учредительным собранием с пространным
докладом об организации народного образования. В нем прозву¬
чали многие идеи, которые в большинстве своем с той поры будут
восприниматься как аксиомы — ив годы Революции, и в наше
время. Образование — это возможность для свободных людей
стать еще более свободными, заниматься им должно государство.
Школа должна быть светской, доступной для мужчин и женщин
любого возраста. Начальное образование должно быть бесплат¬
ным. Это был радикальный разрыв с теми принципами, на ко¬
торых основывалась система образования при Старом порядке;
однако Учредительное собрание уже завершало работу, и у него
не было времени заниматься этой реформой.
В Законодательном собрании и Национальном Конвенте были
созданы специальные Комитеты по образованию, их члены не¬
однократно выступали с докладами перед коллегами. В Деклара¬
ции прав 1793 года было записано, что «образование составляет
общую потребность. Общество должно всеми своими средствами
способствовать успехам народного просвещения и делать обра¬
зование достоянием всех граждан». Конституция III года Рес¬
публики требовала от граждан начиная с XII года обязательного
умения читать и писать. Однако, несмотря на то что после про¬
возглашения Республики образование стало мыслиться в качестве
одного из важнейших способов укрепления режима, депутаты
никак не могли определиться с его структурой.
В годы диктатуры монтаньяров предлагалось, в частности, от¬
делять детей с 5 до п-и лет от родителей и воспитывать их со¬
вместно за счет государства на принципах полного равенства
449
Французская революция
и строгой дисциплины. Другой план, созданный в те же годы, су¬
щественно более либеральный, предусматривал, что детей станут
воспитывать проверенные патриоты, от которых, впрочем, не тре¬
бовалось подтверждения каких бы то ни было умений и навыков.
Однако эти попытки поставить на первое место моральные им¬
перативы вместо профессионализма, хотя и были одобрены Кон¬
вентом, так и не реализовались на практике.
К тому же очень быстро выяснилось, что местные власти зача¬
стую не имеют возможности должным образом финансировать
школы, а родители, особенно в крестьянской среде, противятся
отправке в них своих детей. Средних школ было создано не так
много, тогда как ученикам было и сложно, и долго, и дорого каж¬
дый день до них добираться и возвращаться обратно. Постоянно
возникали проблемы с жильем для учителей и с размещением тех
детей, которые были вынуждены жить не дома, а рядом со школой.
Лишь при Термидоре и Директории был найден компромисс
между стремлением создать «человека обновленного», возмож¬
ностями государства и правом родителей самим решать судьбу
своих детей. Образование вновь становилось платным. Началь¬
ная школа, предназначенная для всех, давала лишь базовые зна¬
ния, центральные школы в столицах департаментов предназнача¬
лись для обучения детей из состоятельных семей. Частные школы
не запрещались, но ставились под контроль местных властей.
Эта система позволяла продолжать верить, что дети выра¬
стут добрыми республиканцами, однако на практике работала
не так хорошо, как планировалось в теории. Количество учеников
в государственных школах уменьшилось, часть из них закрылась.
Во многих департаментах доля частных школ доходила до 8о%,
назначенный государством учитель проигрывал конкуренцию
частному. С учетом всех изменений политических режимов, кото¬
рые пережила Франция в XIX веке, окажется, что механизм госу¬
дарственной школы будет отлажен лишь к концу этого столетия.
В то же время если республиканское начальное и среднее обра¬
зование только находилось в процессе становления, то реоргани¬
зация высшего образования, напротив, оказалась очень удачной.
Когда 15 сентября 1795 года Национальный Конвент принял декрет
450
глава ю. Наследие Французской революции
о закрытии всех университетов, планировалось, что на смену им
придут высшие школы. Сама идея была не нова, поскольку выс¬
шие учебные заведения для подготовки специалистов открывались
еще при Старом порядке. Но созданные при Термидоре более де¬
сятка высших школ и ряд специализированных школ станут фун¬
даментом французского профессионального образования. Среди
них, в частности, Высшая нормальная школа для подготовки пе¬
дагогов и Политехническая школа, причем само ее название было
придуманным в 1795 году неологизмом (от греч. ябХи — «много»).
Значение создания новой республиканской системы образова¬
ния выходит далеко за пределы и обучения, и воспитания детей.
Фактически именно благодаря ей возник один из базовых принци¬
пов функционирования Французской республики — позднее его
назовут меритократией. Новая система предполагала, что при по¬
ступлении в высшие школы будут сдаваться экзамены, которые
позволят отбирать самых сильных учеников. Это обеспечивало
равенство возможностей и функционирование социальных лиф¬
тов, но одновременно и не способствовало получению излишнего
образования теми, кого оно могло побудить желать большего, по¬
кинуть свое место в обществе, не имея на то никаких оснований.
По сути, это было решение давать хорошее образование только
избранным, лучшим, наиболее способным. Тем, кто в дальнейшем
станет служить государству. Новой привилегированной элите,
в основе привилегий которой будет лежать лишь талант.
Наука об идеях
Политические изменения, происходившие в годы Революции,
породили немало попыток осмыслить их с философской точки
зрения. Для сторонников Революции это было вдвойне важно,
поскольку позволило бы дать новым воспитательным практикам
рациональное теоретическое обоснование. Дальше всего по этому
пути продвинулась сложившаяся при Директории группировка
политиков и философов, вошедшая в историю под названием
«идеологов».
451
Французская революция
Их неформальным лидером считался Антуан Дестют, граф де
Траси. До Революции богатый дворянин, масон, профессиональ¬
ный военный. Либеральный депутат Учредительного собрания
от дворянства, во время заседаний он знакомится со многими,
кто будет впоследствии входить в кружок «идеологов». Проведя
почти год в тюрьме и выйдя на свободу при Термидоре, во вре¬
мена Директории де Траси становится активным участником Со¬
вета народного образования. Считается, что Бонапарт предлагал
ему вернуться на военную службу и принять участие в Египетском
походе, но философ, после недолгого размышления, отказался,
предпочитая закончить свои научные труды. При Консульстве
он в числе первых станет сенатором, после Реставрации — пэром
Франции и будет гордиться прозвищем, которое ему дадут за твер¬
дость убеждений — «упрямец Траси»*.
Судьба Дестюта де Траси как ученого была весьма необычной.
Благодаря друзьям, в 1796 году он становится членом Института,
хотя к тому времени у него, по сути, не было опубликованных
научных работ. Тем не менее он быстро приобрел известность
как философ, занимающийся проблемами морали, теории позна¬
ния, знаковых систем. Именно ему принадлежит термин «идеоло¬
гия», которую он определял как «науку об идеях», понимаемых
в широком смысле — как феномены, порожденные сознанием.
Вслед за известным просветителем Этьеном Бонно де Кон¬
дильяком де Траси воспринимает чувства как то, что лежит в ос¬
нове человеческого разума. Фактически все, что участвует в про¬
цессе познания, сводится к чувствам. Философ выделяет четыре
базовых характеристики сознания: восприятие, память, суждение
и волю, то есть способность воспринимать чувственным образом
окружающий мир, ощущать память о нем, ощущать связи между
понятиями и ощущать свои желания. Три первых процесса отве¬
чают за познание, четвертый — за деятельность.
Теоретические изыскания, которые вели «идеологи»
(в их число входил и один из создателей Конституции III года Дону),
должны были, по их замыслу, принести и сугубо практическую
«Тёги de Тгасу» — по-французски созвучно его имени Destutt de Tracy.
452-
глава ю. Наследие Французской революции
пользу. Планировалось, что они будут применяться при обуче¬
нии подрастающих поколений, чтобы сформировать людей, мыс¬
лящих системно и «правильно», что позволило бы в дальнейшем
преобразовать общество на рациональных основах. В этом про¬
является своеобразная двойственность проекта «идеологов»:
по своей нацеленности он, несомненно, наследник и идей Про¬
свещения, и стремления Французской революции создать «чело¬
века обновленного», тогда как по своим амбициям это отрицание
того, что было до него, попытка сотворить мир с чистого листа.
Цена революционных преобразований
Говоря о наследии Французской революции, нельзя не задуматься
о цене, которую заплатила за нее страна.
Точное число погибших мы не узнаем никогда: статистика того
времени не позволяет его подсчитать. Потери среди мужского
населения в 1789-1815 годах историки оценивают в диапазоне
от 86о тысяч до полутора миллионов человек, из которых более
двух третей, как они предполагают, приходится на время прав¬
ления Бонапарта. По приговорам революционных судов в годы
Террора было казнено примерно 16 боо человек, с учетом казнен¬
ных без суда общее количество жертв Террора оценивают в 35-4°
тысяч. В эти цифры не входят погибшие в ходе гражданских войн,
в частности в Вандее, не говоря уже о том, что карательные походы
приводили не только к уничтожению людей, но и к тому, что семьи
оставались без крова. В вандейских деревнях было разрушено и со¬
жжено около 20% домов, в некоторых это число доходило до 50%.
Трудно переоценить и тот вред, который Революция нанесла
развитию культуры. Декрет от 14 августа 1792 года о разрушении
памятников, «вызывающих воспоминания о феодализме», тре¬
бовал «не оставлять долее на глазах французского народа памят¬
ники, воздвигнутые гордыней, предрассудками и тиранией»,
чем обрекал на уничтожение бесчисленное количество уникаль¬
ных зданий и предметов искусства. Во времена диктатуры мон¬
таньяров были разрушены многие церкви, уничтожались архивы,
453
Французская революция
Головы ветхозаветных царей с фасада Нотр-Дама. Музей Клюни
памятники, скульптуры, полотна великих художников, бесценные
книги. Были разграблены и пришли в запустение многие знаме¬
нитые дворцы. Нотр-Дам превращен в «храм разума», а затем
в склад; знаменитые статуи ветхозаветных царей уничтожены,
поскольку Коммуна приняла их за изображения французских ко¬
ролей. К власти на местах нередко приходили люди без всякого
образования, ненавидевшие тех, кто его получил. Для ускорения
работы над составлением каталога национализированных книг
предполагалось избавиться от тех творений, которые несли на себе
печать Старого порядка, уничтожив их или продав за границу.
При Терроре в тюрьмы были брошены автор «Марсельезы»
Руже де Лиль, друг многих просветителей философ и востоко¬
вед Константен Франсуа Вольней, член Академии, поэт и мора¬
лист, известный своими афоризмами Себастьен-Рош Николя де
Шамфор, просветитель, литератор и драматург Луи-Себастьян
Мерсье, медицинское светило того времени, «первый хирург
Европы», как называли его современники, Пьер Жозеф Десо.
454
глава io. Наследие Французской революции
Многие ученые и деятели культуры не пережили диктатуры мон¬
таньяров. Весной 1794 года был арестован и умер в тюрьме Кон¬
дорсе, долгое время скрывавшийся от преследователей. В апреле
был гильотинирован бывший президент Академии наук астроном
Жан-Батист-Гаспар Бошар де Сарон, в мае — Лавуазье. За два дня
до падения Робеспьера на эшафот взошел Андре Шенье.
При Термидоре эту политику стали называть вандализмом.
«В течение одного года они едва не уничтожили труды несколь¬
ких веков цивилизации», — скажет о якобинцах современник.
Те решения, которые принимали депутаты при Термидоре и Ди¬
ректории, — от создания Высших школ до распоряжения пере¬
везти в парижские музеи захваченные в Италии полотна и скульп¬
туры — были вызваны, в частности, стремлением компенсировать
тот ущерб, который оказался нанесен французской культуре.
Всемирная революция
Как и многие другие попытки создать с чистого листа новый мир,
Революция не должна была, да и не могла, ограничиваться рам¬
ками одной только Франции. Предполагалось, что она принесет
свободу всем народам мира, просветит их, подарит им счастье.
Один из самых известных космополитов того времени, немецкий
барон Анахарсис Клоотс, призывал:
Пусть лондонский Тауэр рассыплется на части, как парижская
[Бастилия], и не будет более тиранов. Если французский флаг
станет развеваться над Лондоном и Парижем, вскоре он по¬
явится по всему земному шару. <...> Провинции, армии, нации-
завоеватели и завоеванные не будут более существовать. Люди
будут путешествовать из Парижа в Пекин, как из Бордо —
в Страсбург.
Таким образом, окончание Революции мыслилось не только
как обретенная на новом уровне стабильность. Как говорилось
в одном из многочисленных «катехизисов», рассчитанных на то,
455
Французская революция
чтобы донести новые идеи до не очень грамотного населения, «ре¬
волюция не должна иметь иного окончания, кроме как уничтоже¬
ние тиранов и всех пороков — источников тирании».
Эти амбиции так никогда и не реализовались, но их унаследо¬
вали следующие столетия. «Принципы 1789 года» постепенно за¬
воевывали мир и вместе с ними его завоевывал миф о том, что рево¬
люция приносит свободу и счастье, разом решает все накопившиеся
проблемы. Под знаком этой иллюзии прошли и XIX, и XX века.
Французская революция никогда не была прошлым, она всегда
была еще и будущим. 22 сентября 1876 года, в годовщину провоз¬
глашения Первой республики, Виктор Гюго скажет: «Будем же
с гордостью помнить, что она принесла миру свободу. Отмечать
великие годовщины означает готовить великие события».
Для революционеров всех стран Французская революция стала
камертоном, с которым они постоянно сверялись. Симон Боливар,
рассуждая о будущей конституции Венесуэлы, отмечал:
Ныне Англия и Франция привлекают внимание всех народов
и дают им говорящие сами за себя уроки во всех сферах госу¬
дарственного управления. Революции этих двух великих наро¬
дов, подобно ярчайшему метеору, залили весь мир столь ярким
политическим светом, что ныне каждый думающий человек
осознает, каковы права человека и каковы его обязанности,
в чем состоят достоинства правительств, а в чем их пороки.
Более века спустя Фидель Кастро в одном из интервью рас¬
сказывал:
В школе одним из эпизодов истории человечества, о котором мы
читали с наибольшей жадностью, стала Французская революция.
Думаю, также было у всех детей. <...> И в подростковом возрасте
это было событие, которое чрезвычайно нас интересовало.
Он не только выучил французский язык, но и навсегда запо¬
мнил «тот политический девиз, который революционеры пода¬
рили миру: “Свобода, равенство, братство!”».
456
глава io. Наследие Французской революции
Весьма символично, что празднование двухсотлетия Француз¬
ской революции совпало по времени с новой чередой революций,
вызванных крахом социалистической системы. Жак Ланг, бывший
в те дни министром культуры Франции, провозгласил:
1789-й возродился в Праге в 1989-м, в Берлине в 1989-м, в Мо¬
скве в 1989-м, в Будапеште, Софии, Сантьяго-де-Чили, в Пе¬
кине в 1989-м. Кто бы мог подумать, когда в январе мы на¬
чинали празднование двухсотлетия, что в 1989-м мы увидим,
как Революция придет во все уголки земного шара. <...> Этим
вечером мы не заканчиваем праздновать двухсотлетие. Этот
вечер — прелюдия, своеобразное начало третьего века распро¬
странения наших свобод.
Заключение
У жителей нашей страны всегда было свое, особое отноше¬
ние к Французской революции. Весь XIX век и для либералов,
и для радикалов она оставалась заветной мечтой, обещанием того
счастливого будущего, которое, несомненно, наступит и в России.
Александр Иванович Герцен писал:
Существует, однако, чувство, незнакомое парижским абориге¬
нам, им, испытавшим все до утомления, — это чувство, кото¬
рое мы испытывали, вступая в первый раз в Париж. Для нас
с самого детства Париж был нашим Иерусалимом, великим
городом Революции, Парижем Зала для игры в мяч, 89, 93 года.
В начале XX века начало казаться, что эти мечты стали реаль¬
ностью. В 1918 году один из самых известных историков «русской
школы», Николай Иванович Кареев, выпустил книгу с лаконич¬
ным названием «Великая французская революция». В ней пря¬
мым текстом говорилось:
Наша революция 1905 г. была как бы повторением того,
что произошло во Франции за сто шестнадцать лет перед
тем. В 1789 г. французы сбросили с себя иго королевского
самодержавия и сделали попытку замены его конституцион¬
ной монархией с народным представительством. Этот новый
порядок вещей продолжался во Франции только три года.
В 1791 г. во Франции произошла отмена королевской власти
и была провозглашена республика. В России повторилось
то же самое в 1917 г.
459
Французская революция
Большевики постоянно сравнивали себя с якобинцами, про¬
водили параллели между пролетариями и санкюлотами и спорили
о том, наступит ли в нашей стране Термидор, и если наступит,
то когда. Было принято решение установить памятники Робес¬
пьеру, Марату, Дантону. Детей стали называть Маратами и пере¬
именовывать улицы в честь Робеспьера. Вновь появились комис¬
сары и стало популярным словосочетание «враг народа», вновь
начался Террор. И вновь, как и во Франции, через несколько лет
наступило разочарование в Революции.
В 1928 году замечательный советский поэт Павел Антоколь¬
ский в поэме «Робеспьер и Горгона» с горечью писал:
И мы чудес не ждем.
Не ждем событий грозных,
По свету колеся.
И прозеленью бронзы
Покрыта сказка вся.
После смерти Сталина и осуждения Террора Французская ре¬
волюция стала все больше ассоциироваться именно с Террором.
В книге Анатолия Гладилина «Евангелие от Робеспьера», вышед¬
шей в 1970 году в серии «Пламенные революционеры», можно
найти совершенно неуместные для того времени слова: «Мы пони¬
маем, что якобинцы не смогли придумать ничего, кроме террора».
В нашей стране интерес к Французской революции никогда
не был спокойным и отстраненным. Если в XIX веке она была
нашим будущим, то в XXI веке она стала нашим прошлым.
Ни у нас, ни во Франции вплоть до сегодняшнего дня нет согла¬
сия в том, как следует к ней относиться. Чем она была, чем стала?
Кто-то полагает, что это достойная восхищения попытка преобра¬
зований в политической, экономической, социальной и культурной
сферах. Время героев, сильных страстей и ярких событий, отваги
и самопожертвования, готовности умереть за идеалы, безграничной
веры в будущее, ради которого можно поступиться и настоящим,
время политиков, которые не жалели жизни ради своего народа.
Это уничтожение старого мира и создание на его месте нового,
460
Заключение
более разумного, отражающего мечты и чаяния людей. Это очища¬
ющее пламя, через которое должны быть готовы пройти и другие
страны, если они хотят быть свободными и современными.
В 1825 году, когда в активную жизнь вступило первое поколе¬
ние, не заставшее Французскую революцию, Пушкин писал:
Я славил твой священный гром,
Когда он разметал позорную твердыню
И власти древнюю гордыню
Развеял пеплом и стыдом;
Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,
Я слышал братский их обет,
Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ.
Я зрел, как их могущи волны
Всё ниспровергли, увлекли,
И пламенный трибун предрек, восторга полный,
Перерождение земли.
Именно такой Французской революции посвящено бесконеч¬
ное количество стихотворений и романов, картин и скульптур,
театральных пьес и фильмов.
Но есть и другая Французская революция. И о ней Пушкин
сказал так:
Оковы падали. Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
И мы воскликнули: Блаженство!
О горе! о безумный сон!
Где вольность и закон? Над нами
Единый властвует топор.
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!
Эта Революция отбросила Францию на десятилетия назад
в культурном и экономическом плане. Она стала событием,
461
Французская революция
без которого вполне можно было бы обойтись: министры Ста¬
рого порядка отлично понимали, какие требуются реформы, и не¬
однократно пытались провести их в жизнь. Цена революционных
преобразований — слезы и кровь, гражданская война, беззаконие
и Террор, разрушенные семьи, погибшие и искалеченные жен¬
щины и дети, десятки тысяч покинувших свою родину. В Револю¬
цию зачастую выдвигались на первый план далеко не лучшие, и от¬
нюдь не все из них были идеалистами. Наполеону приписывается
характерная фраза: «В революциях участвуют два типа людей: те,
кто их делает, и те, кто извлекает из них выгоду». И Революция,
начинавшаяся с протеста против королевского «деспотизма»,
породила власть, стократ более сильную, бездушную и неограни¬
ченную, чем монархия Старого порядка. Неслучайно со временем
в ней начнут видеть истоки не только либерализма и консерва¬
тизма, но и тоталитаризма.
Французская революция у каждого своя. Для того, чтобы
у наших читателей также появилась своя Революция, мы и напи¬
сали эту книгу.
462
Список ЛИТЕРАТУРЫ
Адо А. В. Крестьяне и Великая французская революция конца
XVIII века, z-e изд. М.» 1987.
Бачко Б. Как выйти из Террора? Термидор и революция. М.,
2006.
Блуменау С. Ф. От социально-экономической истории к про¬
блематике массового сознания: французская историография рево¬
люции конца XVIII в. (1945-1993 гг.). Брянск, 1995.
Блуменау С. Ф. Революционные преобразования Учредитель¬
ного собрания во Франции в 1789-1791 годах. Брянск, гоп.
Блуменау С. Ф.9 Салимой В. Ю. Политические группировки
Учредительного собрания революционной Франции (1789-1791).
Брянск, 2016.
Бовыкин Д. Ю. Король без королевства: Людовик XVIII
и французские роялисты в 1794-1799 гг- М., 2016.
Бовыкин Д. Ю. Революция окончена? Итоги Термидора. М.,
2005.
Генифе П. Политика революционного террора 1789-1794. М.,
2003.
Гордон А. В. Великая Французская революция в советской ис¬
ториографии. М., 2009.
Митрофанов А.А., Промыслов Н.В., Прусская Е.А. Россия
во французской прессе периода Революции и Наполеоновских
войн (1789-1814). М., 2019.
Митрофанов А. А. Французская политическая элита периода
Революции XVIII века о России. М., 2020.
Мягкова Е.М. «Необъяснимая Вандея»: сельский мир на За¬
паде Франции в XVII-XVIII веках. М., 2006.
Озуф М. Революционный праздник 1789-1799. М., 2003.
463
Французская революция
Погосян В. А. Историки Французской революции. М., 2019.
Погосян В. А. Переворот 18 фрюктидора V года во Франции.
Ереван, 2004.
Прусская Е. А. Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.:
взаимное восприятие двух цивилизаций. М., 2016.
ТырсенкоА. В. Фельяны. У истоков французского либерализма.
М., 1999.
Фюре Ф. Постижение французской революции. СПб., 1998.
Чепурина М. Ю. Гракх Бабёф и заговор «равных». М., 2017.
Черкасов П. П. Лафайет. Политическая биография. М., 1991.
Чудинов А. В. Забытая армия. Французы в Египте после Бона¬
парта. 1799-1800. М., 2019.
Чудинов А. В. История Французской революции: пути позна¬
ния. М., 2017.
Чудинов А. В. Старый порядок во Франции и его крушение.
СПб., 2017.
Чудинов А. В. Размышления англичан о Французской револю¬
ции: Э. Бёрк, Дж. Макинтош, У. Годвин. М., 1996.
Чудинов А. В. Утопии века Просвещения. М., 2018.
Чудинов А. В. Французская революция: история и мифы. М.,
2007.
Шартъе Р. Культурные истоки Французской революции. М.,
2OOI.
Aberdam S. Demographes et democrates: 1’ceuvre du comite de
division de la Convention nationale. P., 2004.
Baczko B. Politiques de la Revolution fran^aise. P., 2008.
Belissa M., Bose Y. Le Directoire. La republique sans la democratic.
P., 2018.
Biard M., Bourdin Ph., Marzagalli S. Revolution, Consular,
Empire. 1789-1815. P., 2009.
Biard M., Bourdin Ph. La France en Revolution. P., 2014.
BiardM., Dupuy P. La Revolution franchise: dynamique et ruptures,
1787-1804. P., 2016.
Biard M., Linton M. La Terreur: la Revolution franchise face a ses
demons. Malakoff, 2020.
BlucheF., RialsS., TulardJ. La Revolution fran^aise. 6е ed. P., 2003.
464
Список ЛИТЕРАТУРЫ
Bodinier В., Teyssier Е. Levenement le plus important de la
Revolution: la vente des biens nationaux en France et dans les territoires
annexes: 1789-1867. P., 2000.
Bourdin Ph. L’Europe des patriotes, des annees 1770 a la Revolution
fran^aise. P., 2009.
Bose Y. La terreur des droits de 1’homme. Le republicanisme de
Thomas Peine et le moment thermidorien. P., 2016.
CrouzetF. La guerre economique franco-anglaise au XVIIIe siecle.
P., 2008.
Danton: le mythe et I’histoire/Sous dir. de M. Biard et H. Leuwers.
Р.» 2016.
DaudetE. Histoire de lemigration pendant la Revolution fran^aise.
P., 1904-1907. 3 vols.
Dictionnaire critique de la Revolution francjaise/Sous dir. de
F. Furet et M. Ozouf. 4 vols. Р.» 1992.
Dictionnaire des Legislateurs, 1791-1792/Sous dir. d’E. H. Lemay.
Fernay-Voltaire, 2007. 2 vol.
Dictionnaire historique de la Revolution fran^aise/Sous dir.
d’A. Soboul, J.-R. Suratteau, F. Gendron. 2е ed. P., 200$.
Furet E, Halevi R. La monarchic republicaine: la constitution de
1791. P., 1996.
Furet E La Revolution franchise. P., 2007.
Gainot B. 1799, un nouveau Jacobinisme? P., 2001.
Greer D.M. The incidence of the emigration during the French
Revolution. Cambridge, 1951.
Greer D. M. The incidence of the Terror during the French
Revolution. A Statistical Interpretation. Cambridge, 1935.
Guennifey P Histoires de la Revolution et de 1’Empire. P., 2011.
Kuscinski A. Dictionnaire des conventionnels. Yvelines, 1973.
La Revolution franchise: Une histoire toujours vivante. P., 2010.
Lefebvre G. La France sous le Directoire. P., 1984.
Lemay E. H. Dictionnaire des Constituants. Oxford, 1991. 2 vol.
Leuwers H. La Revolution fran<jaise et 1’Empire. Une France
revolutionnee (1787-181$). P., 2011.
Leuwers H. Maximilien Robespierre: 1’homme derriere les legendes.
P., 2019.
465
Французская революция
Mansel Ph. Louis XVIII. New ed. Stroud, 1999.
Mari, E. de. La mise hors de la loi sous la revolution franchise (19
mars 1793 — an III). Une etude juridictionnelle et institutionnelle.
Issy-les-Moulineaux, 1015.
Martin J-C. Les echos de la Terreur: verites d un mensonge d’Etat,
1794-1001. P., 2019.
Martin J.-C. Nouvelle histoire de la Revolution franchise. P., 2019.
Martin J.-C. La Terreur. P., 2017.
Palmer R. R. The Twelve who ruled. The year of the Terror in the
French Revolution. 3rd ed. Princeton, 1973.
The French Revolution and the creation of modern political
culture. Oxford., 1987-1994. 4 vol.
Proper M. Terminer la Revolution: La Constitution de 1795. P.,
2006.
WoronoffD. Histoire de 1’industrie en France du XVIе siecle a nos
jours. P., 1994.
WoronoffD. La Republique bourgeoise: de Thermidor a Brumaire,
1794-1799. P., 2004.
Van Kley D. K. Les origines religieuses de la Revolution franchise:
1560-1791. P., 2002.
Visages de la Terreur: ^exception politique de Гап II/Sous dir.
de Michel Biard et Herve Leuwers. P., 2014.
Бовыкин Дмитрий Юрьевич,
Чудинов Александр Викторович
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
п
Куратор серии К. Самойленко
Ассоциация «Издательский дом «ПостНаука»
www.postnauka.ru
books@postnauka.ru
АЛЬПИНА НОН ФИКШН
Издатель П. Подкосов
Руководитель проекта А. Тарасова
Корректоры А. Кондратова, Е. Сметанникова
Компьютерная верстка А. Фоминов
Художественное оформление и макет Ю. Буга
В оформлении обложки использован фрагмент гуаши
Жан-Батиста Лезюра «Группа граждан штурмует дворец Тюильри
10августа 1792 г.» (1792).
Все иллюстрации, использованные в книге,
являются общественным достоянием.
Подписано в печать 28.07.2020. Формат 70x100/16.
Бумага офсетная № 1. Печать офсетная.
Объем 29,5 печ. л. Тираж 3000 экз. Заказ № 6148.
ООО «Альпина нон-фикшн»
123007, г. Москва, ул. 4-я Магистральная, д. 5,
строение 1,офис 13
Тел. +7 (495) 980-5354
www.nonfiction.ru
Отпечатано с готовых файлов заказчика
в АО «Первая Образцовая типография»,
филиал «УЛЬЯНОВСКИЙ ДОМ ПЕЧАТИ»
432980, Россия, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14
Знак информационной продукции
(Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)