АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ экономики
1/1 СТОРИ я
русской
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
мысли
'Эпозса империализма и буржуазно-уемократирским революций в J^occuu
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОД РЕДАКЦИЕЙ 4/1 ЕНА-КОРР. АН СССР
с/1 71. бГошкова.
rf4**9>)rCW%
ИЗДАТЕЛЬСТВО «МЫСЛЬ»
МОСКВА • 19 0 0


У
гфд^*
И 90
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1—7—2
34—GG


АВТОРСКИЙ СОСТАВ
Авторами первой части III тома «Истории русской экономической мысли» являются: ПАШКОВ А. И. — член-корреспондент Академии наук СССР; ГУСАКОВ А. Д.— доктор экономических наук; ПОЛЯНСКИЙ Ф. Я. — доктор исторических наук; ЛАВРОВ Е. И., ЛУКЬЯНОВ Б. В., ОРЕШКИН В. В., ПЛИЦЫНА К. Т., ФАЙНБЕРГ Я. А., ФИГУРОВСКАЯ Н. К. — кандидаты экономических наук; КОШЕЛЕВА Е. Ф., ЧИЖОВА Л. Г., ШУХОВ II. С. ^
Главы книги писали:
Глава 1. — (Буржуазная Россия XX в. Основные направления и проблемы русской экономической мысли) — А. И. ПАШКОВ.
Главы 2—5. — (Экономические идеи и программы дворянства) — В. В. ОРЕШКИН.
Главы 6—8. — (Направления и школы буржуазной политической экономии. Трактовка общих законов капитализма) — II. С. ШУХОВ.
Глава 9. — (Буржуазные теории денег, кредита, финансов) — А. Д. ГУСАКОВ.
Главы 10—11.— (Аграрные теории и программы буржуазии. Вопросы промышленного развития страны) — К. Т. ПЛИЦЫНА.
Глава 12. — (Рабочий вопрос в буржуазной литературе) — Б. В. ЛУКЬЯНОВ.
Главы 13—14. — (Буржуазные теории империализма. Концепции социализма) — Н. С. ШУХОВ.
Глава 15. — (Эволюция мелкобуржуазной мысли) — Е. И. ЛАВРОВ, Н. К. ФИГУРОВСКАЯ. (Трактовка экономических законов капитализма) — Н. К. ФИГУРОВСКАЯ.
Глава 16. — (Отношение идеологов мелкой буржуазии к капитализму)— Е. И. ЛАВРОВ, Н. К. ФИГУРОВСКАЯ. (Теория «трудового хозяйства») - Н. К. ФИГУРОВСКАЯ.
Глава 17. — (Аграрные программы мелкобуржуазных партий) — Е. И. ЛАВРОВ.
Глава 18. — (Отношение идеологов мелкой буржуазии к империализму. Мелкобуржуазные теории социализма) —Е. И. ЛАВРОВ, Н. К. ФИГУРОВСКАЯ. (Позиции идеологов мелкой буржуазии после Февральской революции) - Н. К. ФИГУРОВСКАЯ.
1*


Глава 19. — (Экономические требования крестьянства до Февральской революции) — Е. Ф. КОШЕЛЕВА. (Экономические требования крестьянства после Февральской революции) — Л. Г. ЧИЖОВА.
Глава 20. — (Отражение экономических воззрений крестьянства в творчестве Л. Н. Толстого) — Я. А. ФАЙНБЕРГ.
Глава 21. — (Экономические воззрения русского анархизма) — Ф. Я. ПОЛЯНСКИЙ.
В научно-вспомогательной работе по подготовке книги принимали участие: В. С. ВИЛЕНСКАЯ, М. В. КАМУШКИНА, С. М. КОЦ, Л. Г. ВАТОЛИНА-ХАЧАТУРОВА, В. Ф. ХУ ТОРН А.


РАЗДЕЛ VIII
ЭПОХА ИМПЕРИАЛИЗМ А Я БУРЖУАЗНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКИХ РЕВОЛЮЦИИ В РОССИИ
Глава первая
БУРЖУАЗНАЯ РОССИЯ XX в. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ РУССКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ1
ассматриваемый период истории России, по времени весьма краткий, насыщен событиями огромного значения. В области экономической он характеризуется господством в России монополистического капитализма — империализма и вместе с тем сохранением в стране обильных пережитков крепостничества. В области политической это был период буржуазно-демократических революций — первой русской революции и ее поражения, победы Февральской революции и последующего перерастания ее в социалистическую.
Важным сдвигам в экономике страны, исключительной напряженности экономической и политической борьбы классов и партий в России этого периода соответствуют исключительная напряженность, острота идеологической борьбы классов и партий, в том числе в области экономической мысли, экономических теорий. Изучение истории русской экономической мысли рассматриваемого периода имеет поэтому особый интерес и особенно важное историческое и международное значение. Оно необходимо для правильного понимания всей совокупности идейных предпосылок буржуазно-демократических революций в России и Великой Октябрьской социалистической
1 	Третий том «Истории русской экономической мысли», посвященный эпохе империализма и буржуазно-демократических революций в России (1901 — октябрь 1917 г.), издается в двух частях. В первой части освещены экономические идеи и программы дворянства, буржуазии и мелкой буржуазии. Во второй части освещаются экономические идеи и программы революционного пролетариата (произведения В. И. Ленина и других большевиков), даются анализ и критика идей и программ оппортунизма в рабочем движении России.


Глава первая
революции. Относящееся к этому времени великое идейное наследие В. И. Ленина в области экономической науки служит и нынешней практике строительства социализма и коммунизма, практике современного мирового коммунистического и рабочего движения, национально-освободительной борьбы народов.
Экономика царской России XX в.
В XX в. царская Россия продолжала развиваться но пути капитализма. В сельском хозяйстве России — помещичьем и крестьянском — капитализм достиг значительного уровня развития. Об этом свидетельствуют быстрый рост наемного труда, применение машин в помещичьих имениях и крестьянских хозяйствах буржуазного типа, глубокое расслоение крестьянства. Вместе с тем в стране были сильны пережитки крепостничества. Огромная часть земли продолжала оставаться в собственности помещиков, царской семьи, церкви и монастырей. В 1905 г. в 50 губерниях Европейской России 30 тыс. феодальных собственников имели столько же земли, сколько 10,5 млн. хозяйств разоренного крестьянства!. Средневековым было не только помещичье, но и крестьянское надельное землевладение: крестьянин фактически оставался привязанным к помещичьему хозяйству, находился в крепкой кабале у наследственного владельца помещичьего имения — старого «барина».
Широкое распространение отработочной системы в помещичьих имениях и другие пережитки крепостничества, чрезмерное обложение царским правительством крестьянства разными повинностями и налогами — прямыми и косвенными — служили основной причиной крайней нищеты крестьянских масс. Земледельческая техника продолжала оставаться примитивной, преобладали деревянные орудия труда. Периодически повторялись неурожаи и массовые голодовки крестьян. Пережитки крепостничества сдерживали рост внутреннего рынка, индустриальное развитие страны. На паразитическое существование дворян-помещиков отвлекалась значительная часть национального дохода. В результате сильных остатков крепостничества горная промышленность Урала переживала застой.
В. И. Ленин отмечал «противоречие между капитализмом, высоко развитым в нашей промышленности, значительно развитым в нашем земледелии, и землевладением, которое продолжает оставаться средневековым, крепостническим» 1 2.
1 См. В. И. Ленин. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905—1907 годов. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 203.
2 В. И. Ленин. Сущность «аграрного вопроса в России». Поли. собр. соч., т. 21, стр. 309.


Направления и проблемы экономической мысли 7
Интересы прогрессивного развития страны требовали крутой ломки старого, средневекового землевладения. Исключительную актуальность и остроту приобрел крестьянско-аграрный вопрос — борьба крестьянства за землю, за ликвидацию помещичьего землевладения. Как показал В. И. Ленин, ломка старого землевладения могла быть только буржуазной. В капиталистической эволюции сельского хозяйства России четко выявились наличие и борьба двух типов, или двух путей, буржуазной аграрной эволюции: помещичье-буржуазного, так называемого прусского пути и крестьянско-буржуазного, фермерского, так называемого американского пути.
Эволюция сельского хозяйства России и в XX в. продолжала идти в основном по первому, помещичье-капиталистиче- скому пути. Он был предопределен грабительским по отношению к крестьянству характером реформы 1861 г., сохранившим помещичье хозяйство и экономическую зависимость крестьянского хозяйства от помещичьего. Вместе с тем нельзя признать правильным весьма распространенное ныне среди советских историков и экономистов мнение, что второй, крестьянский, фермерский путь буржуазной аграрной эволюции реально в России отсутствовал и должен рассматриваться лишь как объективная возможность развития в будущем и как цель крестьянской борьбы 1.
0 двух путях буржуазного развития сельского хозяйства В. И. Ленин писал как о реальной действительности пореформенной России. «Оба эти пути капиталистического развития вполне ясно обрисовались в России после 1861 года» 2. Земледельческий центр России и ее земледельческие окраины показывали пространственное, или географическое, распределение местностей, в которых преобладает аграрная эволюция того или другого типа; основные черты той и другой эволюции явственно были видны во всех местностях, где существует рядом помещичье и крестьянское хозяйство. «Две струи аграрной эволюции имеются, следовательно, налицо повсюду»3. Помещики при поддержке буржуазии стремились сохранить землю в своих руках и тем обеспечить победу помещичье-бур жуазного типа аграрной эволюции; крестьянство же и рабочий класс боролись за уничтожение помещичьего землевладения и
1 Дискуссию по этому вопросу см. в книге «Особенности аграрного строя России в период империализма». Материалы сессии Научного совета по проблеме «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции» (май 1960 г.). М., 1962.
2 В. И. Ленин. Аграрный вопрос в России к концу XIX века. Поля, собр. соч., т. 17, стр. 130.
8 В. И. Ленин. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905—1907 годов. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 218.


Глава первая
8
тем самым за победу иного, крестьянского, фермерского типа капиталистической эволюции сельского хозяйства.
В деревне были глубокие антагонистические противоречия двоякого рода: 1) между помещиками и крестьянством в целом на почве сохранения в стране феодального землевладения и других пережитков крепостничества; 2) между наемным трудом и капиталом. Первое противоречие служило экономической основой для буржуазно-демократической революции.
Промышленность царской России в XX в. продолжала расти, но темпы этого роста были ниже, чем в 90-е годы прошлого века. Число заведений горнодобывающей и фабрично- заводской обрабатывающей промышленности России с 25,3 тыс. в 1900 г. увеличилось до 29,4 тыс. в 1913 г.; численность рабочих на них возросла соответственно с 2 млн. до 3,1 млн., т. е. в 1,5 раза, а стоимость валовой продукции — с 3,2 млн. до
7,4 	млн. руб., т. е. в 2,3 раза \ В начале века хозяйство России потряс глубокий экономический кризис, который сменился длительным застоем. Новый подъем промышленности начался лишь в 1909 г. и продолжался до конца 1913 г., когда стали обнаруживаться признаки приближения нового кризиса. Развязывание кризиса было приостановлено начавшейся в 1914 г. мировой войной.
Промышленность России развивалась быстрее, чем сельское хозяйство, в результате чего в 1913 г. доля промышленности (без мелкой) в общей сумме продукции составила 42,1%. Подавляющая часть трудоспособного населения России (в 1913 г. — 75%) была занята в сельском хозяйстве2. В 1913 г. в сельском хозяйстве России было произведено 51,4% всего национального дохода страны, в промышленности — 28, в торговле и связи — 8,6, на транспорте — 7,9, в строительстве — 4,1%.
Отрасли тяжелой промышленности росли, как правило, быстрее отраслей легкой промышленности, однако преобладала последняя. Продукция текстильной и пищевой промышленности составила в 1913 г. более 7г всей промышленной продукции страны, а машиностроения и металлообработки — около 11%. Многие важные отрасли тяжелой промышленности были развиты весьма слабо, например машиностроение, химическая промышленность, а некоторые вовсе отсутствовали или были лишь в процессе зарождения, например автомобильная промышленность. Производство средств производства (группа «А»)  * ч.1 См. «Динамика российской и советской промышленности в связи с развитием народного хозяйства за сорок лет (1887—1926 гг.), т. 1,
ч. I. М. —Л., 1929-1930, стр. 96—97; ч. III, стр. 176—177.
а См. «Достижения Советской власти за сорок лет в цифрах». Статистический сборник. М., 1957, стр. 249.


Направления и проблемы экономической мысли
9
составило в 1913 г. 33,3%, а производство предметов потребления (группа «Б») — 66,7% валовой продукции промышленности России. Соответствующие цифры за 1917 г. — 38,1 и 61,9% 1.
Широко распространенная в нашей литературе характеристика царской России XX в. как страны аграрной неточно отражает действительность и противоречит прямым высказываниям В. И. Ленина. История знает разные типы стран в зависимости от уровня экономического развития их: 1) аграрные страны; 2) аграрно-индустриальные; 3) индустриальноаграрные; 4) индустриальные. Учитывая приведенные нами выше показатели о крупной промышленности, предоктябрьскую Россию можно отнести к числу аграрно-индустриальных стран. Россию XX в. В. И. Ленин относил к странам «сравнительно высокого развития» капитализма при наличии «очень высокого развития капитализма во всем мире»2. Капитализм в промышленности России он считал «высокоразвитым», а в земледелии—«значительно развитым». И позже В. И. Ленин возражал против отнесения капитализма предоктябрьской России к числу наиболее слабых народнохозяйственных систем, определив его как «среднеслабый». «Без известной высоты капитализма у нас бы ничего не вышло»3  4, — писал он. По уровню своего экономического развития царская Россия XX в. занимала среднее место между самыми развитыми, индустриальными странами, с одной стороны, и совершенно отсталыми, аграрными странами — с другой.
Россия находилась в большой технико-экономической зависимости от развитых капиталистических стран, особенно Германии. Она ввозила из-за границы 85% потребляемых металлорежущих станков, 80% свинца, 60% уборочных машин, около 20 %i угля и т. д.4 В XX в. отставание России от передовых стран возрастало. Особенно резко выявилось несоответствие темпов промышленного развития России потребностям прогрессивного развития страны, задачам укрепления ее независимости и обороноспособности.
Переход России на монополистическую стадию развития капитализма осуществился одновременно с другими великими державами. Капиталистические монополии росли на базе увеличения промышленного производства и все большей концентрации его на крупных и крупнейших предприятиях. Как известно, уровень концентрации промышленного производства в России был значительно выше, чем в других странах.
1 См. «СССР в цифрах». Статистический сборник. М., 1958, стр. 17.
2 См. В. И. Ленин. Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 20.
3 В. И. Ленин. Замечания на книгу Н. Бухарина «Экономика пере ходного периода». М., 1931, стр. 56.
4 См. «СССР в цифрах», стр. 17.


10
Глава первая
Наиболее распространенной формой монополий в России являлись синдикаты и картели, которых к началу мировой войны было около 150 200 \ В годы перед мировой войной и
во время войны особенно заметно росли объединения более сложного типа - тресты и концерны. Их насчитывалось в Рос сии несколько десятков 1 2. Монополии охватили все важнейшие отрасли промышленности производства России; уровень монополизации особенно высок был в отраслях тяжелой индустрии.
В экономической жизни России большую роль играли банки. В 1900 г. в стране было 39 акционерных коммерческих банков с 242 отделениями, а в 1914 г. — 47 банков с 760 отделениями. Собственные капиталы Государственного банка, акционерных банков, городских банков и обществ взаимного кредита с 479 млн. руб. на 1 января 1900 г. возросли до 1100 млн. руб. на 1 января 1914 г., а вклады за это же время увеличились с 1 560 млн. руб. до 3 568 млн. руб.3 Менее крупные банки поглощались более крупными. Крупные и крупнейшие акционерные коммерческие банки превратились в монополистические предприятия. Происходило слияние монополистических банковских капиталов с монополистическим промышленным капиталом и образование финансового капитала. «...Слияние банкового и промышленного капитала, в связи с образованием капиталистических монополий, сделало и в России громадные шаги вперед» 4, — писал В. И. Ленин. Российская финансовая олигархия загребала прибыли банковских и промышленных объединений, командовала экономической жизнью страны. Заправилы банков участвовали в руководстве промышленных, транспортных, торговых объединений, а руководители этих объединений — в руководстве банками5.
Как и на Западе, в годы первой мировой войны монополистический капитализм России перерастал в государственно- монополистический капитализм. Силы капиталистических монополий все больше соединялись с силой государства в единый механизм в интересах укрепления их господства и обеспечения монопольно высокой прибыли.
Верхушка финансовой олигархии в большинстве своем состояла из представителей родовой знати, высшего дворянства,
1 См. «Об особенностях империализма в России». М., 1963, стр. 202.
2 См. там же, стр. 210—211.
3 См. П. И. Лященко. История народного хозяйства СССР, т. II. М., 1950, стр. 354, 355.
4 В. И. Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. Поли, собр. соч., т. 27, стр. 350.
5 См. Я. И. Лившин, Монополии в экономике России. М., 1961, стр. 109—110,


Направления и проблемы экономической мысли П
сановной бюрократии. Представители финансовой олигархии имели тесную связь с царским правительством. Одни и те же лица нередко состояли в руководстве капиталистическими монополиями и в государственном аппарате. Финансовая олигархия использовала поддержку со стороны правительственных органов для своего обогащения и для борьбы с конкурентами. В годы мировой войны царское правительство вынуждено было осуществлять различные мероприятия по мобилизации хозяйства, учету и распределению сырья, топлива, продовольствия, рабочей силы, регулированию цен, заработной платы и т. д. Военное регулирование хозяйства осуществлялось бюрократическими методами.
Интересы самодержавия и монополий в экономической области, во внешней политике во многом совпадали и переплетались: самодержавие находилось в большой экономической зависимости от буржуазии; в своей деятельности по регулированию хозяйства правительство опиралось на монополии, а последние использовали звенья государственного аппарата для своего обогащения, для еще большего закабаления рабочих, ограбления крестьян, для укрепления своего господства в экономике страны.
Война принесла буржуазии сказочно высокие барыши, регулирование хозяйства осуществлялось с соблюдением ее инте ресов. Была проведена временная национализация (секвестр) ряда крупнейших военно-промышленных предприятий, кото рые оказались обременительными для их владельцев. Имели место принудительное объединение предприятий для организации производства продукции военного назначения и другие мероприятия, характерные для государственно-монополистического капитализма. Мелкие предприятия разорялись, поглощались крупными. Таким образом, за годы войны процесс капиталистического обобществления промышленного производства значительно подвинулся вперед. Крупная промышленность России созрела для освобождения ее от оков капиталистической формы.
Россия XX в., по словам В. И. Ленина, была страной, «в которой новейше-кагшталистический империализм оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических» К В России «самое отсталое землевладение, самая дикая деревня — самый передовой промышленный и финансовый капитализм» 1 2. Это переплетение нового со старым придавало антагонистическим противоречиям в стране особую глубину и остроту.
1 В. И. Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. Поли, собр. соч., т. 27, стр. 378.
2 В. И. Ленин. Политические заметки. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 417.


12 Глава первая
В числе особенностей экономики России XX в. нужно отметить также большую роль иностранного капитала в промышленности и банках страны. Перед мировой войной иностранные капиталы составляли примерно треть капиталов всех акционерных обществ России. Доля иностранного капитала была особенно высока в отраслях тяжелой промышленности. Ввоз иностранного капитала в предпринимательской форме значительно ускорял капиталистическое развитие России. Однако иностранцы, как и отечественные капиталисты, относились к природным богатствам страны, к рабочей силе крайне хищнически. Значительная часть прибылей иностранных капиталистов уплывала за границу. Основной формой притока иностранного капитала в Россию являлись заграничные займы правительству, а они шли на непроизводительные цели, на укрепление самодержавия, удушение революции.
Царская Россия находилась в финансовой зависимости от промышленно развитых стран Европы, Франции и Англии прежде всего. Большая технико-экономическая и финансовая зависимость России от империалистических стран Запада и вытекавшая отсюда некоторая политическая зависимость ее не означали, однако, что дооктябрьская Россия XX в. была вообще полуколонией англо-французского империализма. В советской литературе последних лет показано, что удельный вес иностранных капиталов в промышленности и банках России сам по себе еще недостаточен для уяснения степени и характера зависимости российского капитализма от империалистических стран Запада. Финансовые магнаты России отнюдь не были послушными исполнителями воли иностранных банков, а преследовали свои интересы.
В. И. Ленин считал Россию одной из великих империалистических держав, хотя и не принадлежавшей к числу главных и вполне самостоятельных 1. Царская Россия активно участвовала в борьбе за передел мира, вела политику колониальных захватов в интересах российских помещиков и капиталистов. Россия имела огромные внутренние колонии. Царизм, помещики и буржуазия жестоко эксплуатировали многочисленные нерусские народности, населявшие Среднюю Азию, Сибирь, Кавказ, и вместе с тем активно участвовали в грабеже народов других стран. «И к завоеванию Константинополя, и к завоеванию все большей части Азии, — писал В. И. Ленин, — царизм стремится веками, систематически проводя соответствующую
1 По группировке В. И. Ленина, «главные (вполне самостоятельные) страны» — это Англия, Германия, Соединенные Штаты; Франция, Россия, Япония — это «второстепенные (первоклассные, но не вполне самостоятельные)» страны (см. В. И. Ленин. Тетради по империализму. Поли. собр. соч., т. 28, стр. 178).


Направления и проблемы экономической мысли 13
политику и используя для этого всяческие противоречия и столкновения между великими державами» !.
Россия вывозила капитал в сравнительно небольших масштабах в Китай, Маньчжурию, Персию, Афганистан, Монголию, Турцию и Балканские страны. Вывоз капитала служил целям подчинения этих стран влиянию царской России, получению выгодных концессий и т. д.
В советской литературе последних лет показана ошибочность широко распространенного до недавнего времени среди историков и экономистов мнения, что в отличие от западных стран российский империализм XX в. был якобы не новсйше- капиталистическим, а военно-феодальным империализмом, что «военно-феодальный» империализм составлял будто бы основное содержание и национальную особенность российского империализма XX в.1  2
Царская Россия XX в. была страной монополистического капитализма. Российский империализм вырос на почве господства монополий в промышленности, байковом деле, на транспорте, в торговле. В этом смысле российский империализм принципиально не отличался от империализма других капиталистических стран. Вместе с тем российский империализм как определенная политика имел и некоторые важные черты, обусловленные особенностями экономического развития царской России. В. И. Ленин отмечал наличие и большую роль в России «военно-феодального» империализма3, «военно-абсолю- тистски-феодального», «средневекового, экономически отсталого, военно-бюрократического». «Военно-феодальным» империализмом Ленин называл захватническую, грабительскую политику царизма, диктуемую интересами дворянства. Такой империализм существовал в России задолго до XX в. В XX в. «новейше-капиталистический» империализм и империализм «военно-феодальный» существовали в России в тесном переплетении. В России, указывал Ленин, «горстка крепостников- помещиков, возглавляемая Николаем II, была у власти, в теснейшем союзе с магнатами финансового капитала, которым доставались неслыханные в Европе прибыли и в пользу которых заключались грабительские договоры внешней политики» 4.
1 В. И. Ленин. О сепаратном мире. Поли. собр. соч., т. 30, стр. 186.
2 Развернутая критика этого взгляда содержится в книге «Об осо¬
бенностях империализма в России». М., 1963; см. также К. Н. Тарнов- ский. Советская историография российского империализма. М., 1964.
а См. В. И. Ленин. О двух линиях революции. Поли. собр. соч., т. 27, стр. 81.
4 В. И. Ленин. Классовый сдвиг. Полы. собр. соч., т. 32, стр. 384.


Id Глава первая
Классы и классовая борьба. Революции в России
В царской России XX в. господствующей экономической силой являлась буржуазия, а политическая власть по-прежнему оставалась в руках дворян-помещиков. Министры, губернаторы, исправники в городах, земские начальники, высшие судебные чины, офицеры — все это были дворяне. Царское самодержавие, абсолютизм означали бесправие народа, произвол царских чиновников.
В связи с резким обострением классовой борьбы в России рассматриваемого времени возникли многочисленные политические партии. В практическом поведении, в программах и иных документах партий размежевка общественных сил страны получила особенно яркое выражение.
Помещики делились на наиболее реакционных крепостников — «диких помещиков», с одной стороны, и либеральных помещиков — с другой. Первые объединялись в правые черносотенные партии, такие, например, как «Союз русского народа». Они рьяно защищали царское самодержавие, отстаи вали остатки крепостничества в экономике, выступали решительно против реформ, бешено боролись «за привилегии камарильи, за возможность по-прежнему грабить, насильничать и затыкать рот всей России» 1.
Либеральные помещики — это успевшие обуржуазиться помещики, связанные с промышленной, банковской деятельностью и биржей. Они входили наряду с торгово-промышленной буржуазией в партии другого типа — «Союз 17 октября», конституционно-демократическую партию (кадеты), партию прогрессистов и т. д. Либеральные дворяне были не прочь несколько ограничить самодержавие и допустить буржуазию к власти, принимали некоторые реформы, не затрагивающие коренных интересов дворянства. Политическое господство дворян-помещиков находилось в вопиющем противоречии с буржуазным развитием страны.
Политическая сила и значение российской буржуазии не соответствовали ее руководящей роли в экономике страны. В единую и сознательную политическую силу она начала складываться только во время первой русской революции. Не будучи и раньше революционным классом, русская буржуазия в период буржуазно-демократических революций полностью обнажила свою либерально-монархическую, антинародную сущность. Конечно, царский деспотизм, отсутствие в стране элементарных политических свобод стесняли и буржуазию. Бюрократизм по-
1 В. И. Ленин. Опыт классификации русских политических партий.
Поли. собр. соч., т. 14, стр. 26.


Направления и проблемы экономической мысли 15
лицейского государства в значительной степени тормозил ее хозяйственную деятельность. Буржуазия была заинтересована в том, чтобы лишить дворянство монополии в управлении государством, ограничить самодержавие, добиться своего участия в политической власти, поставить Российское государство целиком на службу своим интересам. Отсюда либерализм буржуазии, оппозиционное отношение ее к самодержавию и наличие у нее некоторых черт демократизма.
Однако революция показала политическую беспомощность буржуазного либерализма в России, слабость и неустойчивость оппозиционности буржуазии, крайнюю узость и ограниченность ее демократизма. В ходе революции она быстро превратилась в контрреволюционную силу. В России особенно ярко проявилась и подтвердилась закономерность, открытая Марксом на опыте буржуазных революций в странах Запада: там, где пролетариат выступает в качестве самостоятельной политической силы, буржуазия не может играть передовой революционной роли и становится на сторону контрреволюции.
В царской России XX в. классовая борьба шла по двум направлениям: 1) трудящиеся — крестьянство, рабочий класс — вели борьбу с помещиками, царской монархией, чиновничеством; это была демократическая борьба за устранение пережитков крепостничества; 2) рабочий класс, пролетарии города и деревни вели борьбу с капиталом за улучшение своего положения, борьбу за подготовку социалистической революции. Эти два вида социальной войны тесно переплетались между собой. Широкая борьба рабочего класса России против капитала, крестьянское движение против помещиков, выступление российского пролетариата в качестве вождя общедемократической борьбы пугали буржуазию. Революционного народа она боялась больше, чем самодержавия и реакции.
Экономически буржуазия была тесно связана с поместным землевладением, их интересы сильно переплетались. Она понимала, что революция нс ограничится разгромом дворянства it уничтожением его привилегий, что вслед за этим встанет вопрос и о привилегиях самой буржуазии. В ходе первой рус ской революции и после нее для совместной борьбы против революционного народа буржуазия вступила в союз с дворянством и монархией. Она нуждалась в сохранении царизма для использования его силы в борьбе против пролетариата; самодержавие в свою очередь нуждалось в поддержке буржуазии для подавления революционных выступлений народа. Русская буржуазия стояла не за революцию, а за реформы, которые не затрагивали бы основ господствующего в стране общественного строя, не за уничтожение царского самодержавия, а лишь за его ограничение; она добивалась не ликвидации


17
Направления и проблемы экономической мысли
организован. Главной движущей силой буржуазной революции в России являлись пролетариат и крестьянство. Рабочий класс выступил гегемоном революции; он выражал и защищал не только свои интересы, но и общедемократические задачи и требования, объективные нужды развития всей страны, интересы всего народа.
Революция 1905—1907 гг., являясь буржуазно-демократической по содержанию, вместе с тем имела черты пролетарской революции; рабочий класс России впервые применил средства борьбы, характерные для пролетарской революции, — массовую политическую стачку. Во многих местах России впервые были созданы Советы рабочих депутатов, Советы солдатских депутатов, крестьянскрте комитеты, явившиеся зародышем новой революционной власти — диктатуры революционных элементов народа.
Выразрыелем и защитником интересов рабочего класса, вдохновителем и организатором его борьбы являлась ленинская партия большевиков. Большевики представляли собой левое, революционное крыло российской социал-демократии. Важнейшими требованиями программы большевиков в буржуазно- демократической революции являлись демократическая республика, конфискация помещичьей и национализация всей земли в стране, 8-часовой рабочий день. Большевики возглавляли борьбу рабочего класса и крестьянства за победу в России буржуазно-демократической революции, которая обеспечила бы наибольшее развитие производительных сил страны, улучшила положение трудящихся масс (насколько это возможно при капитализме) и создала наиболее благоприятные условия для перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую.
Оппортунистическое направление в российском рабочем движении было представлепо «экономизмом», меньшевизмом и ликвидаторским течением внутри российской социал-демократии. Меньшевики представляли собой правое, оппортунистическое крыло российской социал-демократии. «Экономисты», меньшевики, в том числе Троцкий и его единомышленники, ликвидаторы объективно играли роль пособников буржуазии в российском рабочем движении; их деятельность была направлена на превращение рабочего класса России в придаток либеральной буржуазии, в орудие для достижения ею политического господства.
Крестьянство России представляло собой огромную демократическую и революционную силу. Как указывал В. И. Ленин, в русской революции аграрное движение было «несравненно более сильное, определенное, политически сознательное, чем


16 Глава первая
политического господства дворян-помещиков, а лишь своего участия в государственной власти, дележа власти с дворянством.
Вместе с либеральными помещиками крупная торгово-промышленная буржуазия входила в партию октябристов, которая была главной контрреволюционной партией помещиков и капиталистов. Средняя же буржуазия являлась социальной базой партии кадетов, в которую входили также средние помещики и буржуазная интеллигенция.
Партия кадетов, как и прогрессисты, была партией либерально-монархической буржуазии. В отличие от октябристов кадеты и прогрессисты находились в оппозиции к самодержавию. Как и октябристы, они стояли за реформы, рассчитывая ценой «разумных» уступок сохранить монархию и помещичий класс. Будучи на деле предателями демократии, кадеты лицемерно рядились в тогу демократии, что давало им возможность вести за собой часть мелкой буржуазии.
Отношение русской буржуазии и ее политических партий к царскому самодержавию нельзя понять без уяснения того, что, как это показал В. И. Ленин, начиная с реформы 1861 г. феодально-крепостническая, помещичья, царская монархия все больше эволюционизировала в сторону буржуазной монархии. Царизм все более вынужден был считаться с объективными требованиями капиталистического развития страны, с необходимостью развития в России крупной промышленности. «Как ни азиатски-дико наше самодержавие, как ни много в нем допотопного варварства, консервированного в необыкновенно чистом виде в течение веков, а все же самодержавное правительство есть правительство капиталистической страны, связанной тысячами неразрывных нитей с Европой, с международным рынком, *с международным капиталом»1. Царизм содействовал буржуазии путем покровительственных пошлин, казенных заказов и т. д.
Пролетариат России вступил в XX в. как самая передовая сила освободительной борьбы. С середины 90-х годов прошлого века он стал во главе освободительного движения, открыв новый, пролетарский этап этого движения.
В России буржуазно-демократические революции осуществлялись в период высокоразвитого капитализма, вступившего в стадию империализма, что весьма отличает их условия от условий революций на Западе. Рабочий класс России был не только более многочислен, чем пролетариат в буржуазных революциях на Западе, но и более политически сознателен и
1 В. И. Ленин. Первые итоги политической группировки. Поли
собр. соч., т. 12, стр. 10.


18
Глава первая
в предыдущих буржуазных революциях XIX века»1. Раздробленность крестьянского хозяйства, двойственная природа крестьянства (труженик и частный собственник), неустойчивость и промежуточное положение его в капиталистическом обществе объясняют весьма слабую организованность его даже в годы буржуазно-демократической революции, политическую неустойчивость и колебание его в вопросе об отношении к царизму между революционным пролетариатом и либеральной буржуазией. Революционный натиск крестьянства нередко парализовался его монархическими и конституционными иллюзиями, верой в царя, которого они наивно отделяли от помещиков, царской бюрократии и полиции. Монархизм крестьянства В. И. Ленин называл наивным в отличие от корыстного монархизма либеральной буржуазии, которая была монархической по классовому расчету 2.
В борьбе против царизма и помещиков рабочий класс и крестьянство России шли единым фронтом как классовые союзники, принадлежали к одному и тому же лагерю — демократическому.
Основными политическими партиями крестьянства являлись партия социалистов-революционеров (эсеры), народно-социалистическая партия (энесы) и максималисты. Более или менее близко выражая интересы и точку зрения широких масс крестьянства и городской мелкой буржуазии, эти партии свои мелкобуржуазные задачи усердно облекали туманной социалистической фразеологией. В отличие от энесов, выражавших интересы зажиточной, кулацкой части деревни, партия эсеров представляла собой крайне левое крыло буржуазной крестьянской демократии в России. Важнейшими пунктами ее программы были требования республики и социализации земли, уравнительный раздел ее между трудящимися. Претендуя на представительство интересов всех классов и групп трудящихся России, ведя борьбу против российской социал-демократической партии, эти партии принесли много вреда рабочему движению России.
В России рассматриваемого времени существовали и боролись три основные политические силы, политические линии, или, что одно и то же, три основных политических лагеря:
1) крепостники-помещики и абсолютизм, царская бюрократия;
2) либерально-монархическая буржуазия; 3) демократия — буржуазная, крестьянская, и рабочая демократия.
Нельзя согласиться с распространенным среди советских историков утверждением, что в царской России XX в. имелись
1 В. И. Ленин. К оценке русской революции. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 39—40.
2 См. В. И. Ленин. Новая аграрная политика. Поли. собр. соч., т. 10, стр. 425—420.


Направления и проблемы экономической мысли
два политических лагеря. Это утверждение противоречит исторической действительности и прямым высказываниям В. И. Ленина.
Разоблачая антидемократическую направленность либеральной буржуазии, кадетов, В. И. Ленин вместе с тем решительно возражал против отнесения их к черносотенному, правительственному лагерю, против смешения либералов и правых в одно политическое понятие реакционного блока, реакционной массы. «...Буржуазный монархический либерализм, при всей его половинчатости, — писал он, — совсем не то, что крепостническая реакция» ].
Октябристов и кадетов В. И. Ленин считал двумя флан гами буржуазного центра, колеблющегося между правительством и помещиками, с одной стороны, и демократией (рабочими и крестьянами) —с другой2. «В России есть три основные политические силы и, следовательно, политические линии: черносотенцы (классовые интересы крепостников-помещиков) п «бюрократия» рядом с ними и над ними; затем либеральномонархическая буржуазия, «центр» — левый (к.-д.) и правый (октябристы); наконец, демократия буржуазная (трудовики, народники, беспартийные левые) и пролетарская»3.
От вопроса об основных политических силах, политических лагерях в стране следует отличать другой вопрос — об «исторических силах», «исторических тенденциях» прогрессивного развития буржуазной России. В царской России XX в. имелись налицо две «исторические силы», две «исторические тенденции» буржуазно-демократического преобразования страны: 1) «историческая тенденция» буржуазно-демократического преобразования России посредством реформ с сохранением самодержавия и привилегий дворянства; ее отстаивала монархическая буржуазия; 2) демократическая «историческая тенденция» этого развития путем революции, уничтожающей самодержавие и привилегии • помещиков; ее отстаивали рабочий класс и крестьянство.
Две исторические силы России, олицетворявшие две исторические тенденции ее развития, — это те ее силы, которые принимали участие в прогрессивном, поступательном движении общества, его развитии по капиталистическому пути.  * *1 В. И. Ленин. О характере и значении нашей полемики с либералами. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 364.
54 См. В. И. Ленин. Политические партии за пять лет третьей думы. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 170—171.
* В. И. Ленин. Избирательная кампания в IV Государственную думу. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 38; см. также т. 20, стр. 98—99; т. 21, стр. 312-313, 369.


20 Глава первая
Речь идет о социальных силах, «стремящихся к раскрепощению» страны *.
Русская революция 1905—1907 гг. пробила первую брешь в самодержавном строе страны. Революция окончилась поражением, но пролетариат не был разбит. Он добился некоторого улучшения своего положения, крестьянство — отмены выкупных платежей. Эта революция явилась «генеральной репетицией» к Февральской буржуазно-демократической и Октябрьской пролетарской революциям. Она положила начало подъему рабочего движения на Западе, показала, что центр мирового революционного движения переместился на Восток — в Россию. Русская революция вызвала движение во всей Азии, открыв здесь эпоху демократических революций.
Столыпинской реформой помещики и царизм рассчитывали парализовать революционный натиск крестьянства, расколоть его, создать союзника для помещика и новую социальную опору для самодержавия. Объявление конституции и учреждение Государственной думы, создававшее видимость «парламента» с представительством всех классов общества, были рассчитаны также на погашение революции. Система третьеиюнъ- ской монархии закрепила союз царизма, помещиков и верхов буржуазии против народа. Самодержавие встало на путь бонапартизма, лавировало между помещиками и буржуазией, используя уравновешивание сил этих соперничавших классов для усиления своей самостоятельности. После 1905 г. политическая атмосфера в России была отравлена ядом великорусского национализма. Либерализм выродился в национал- либерализм, официальной идеологией кадетов стал панславизм.
В 1912—1914 гг. в стране начался новый революционный подъем, который был прерван мировой войной. Царизм вовлек Россию в войну, имея в виду захватить Галицию, отнять земли у Турции, поработить Персию, Монголию и т. д. Война была нужна царизму и для того, чтобы предотвратить нараставшее революционное движение.
С началом мировой войны большинство социал-демократических партий встало на сторону своих правительств и своей буржуазии, превратилось в социал-шовинистов. II Интернационал потерпел полный крах. В России шовинизмом были захвачены и широкие массы мелкой буржуазии, эсеры, меньшевики. Только партия большевиков осталась верной знамени пролетарского интернационализма. Учитывая сугубо реакционный характер мировой войны, В. И. Ленин провозгласил лозунг превращения империалистической войны в гражданскую.
1 См. В. И. Ленин. О двух путях. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 164.


Направления и проблемы экономической мысли 21
Февральская буржуазно-демократическая революция в России явилась началом такого превращения. Пролетариат и крестьянство России низвергли царскую монархию. Политический кризис был ускорен военными поражениями России, крайней дезорганизацией хозяйства.
Овладев политической властью, российская буржуазия спешила использовать ее в своих узкокорыстных интересах — расчистить поле для максимального своего обогащения. Буржуазным Временным правительством были отменены законы царского времени, затруднявшие создание акционерных обществ, формально запрещавшие образование капиталистических монополий и др. Правительство твердо держалось курса на продолжение участия России в мировой войне, которая и после Февральской революции оставалась со стороны России грабительской, империалистической.
В то же время острейшие нужды и требования рабочих и крестьян не были удовлетворены: крестьяне продолжали оставаться без земли, требование рабочих о 8-часовом рабочем дне законом не было оформлено. Народ не получил долгожданного мира; веками угнетавшиеся царизмом и помещиками многочисленные нерусские народы страны не получили национальной свободы. В городах быстро нарастал голод, усиливалась хозяйственная разруха, нависла угроза хозяйственной катастрофы. Российская буржуазия оказалась совершенно неспособной решить неотложные задачи буржуазно-демократической революции, удовлетворить насущные нужды народа.
Стремясь полностью овладеть политической властью, силой приостановить углубление революции, российская буржуазия становится на путь контрреволюции, открытой и вооруженной борьбы против народа. Главной политической силой буржуазной контрреволюции в России являлись кадеты. Капиталисты намеренно срывали все попытки регулирования производства, контроля над производством и распределением. Устами Рябу- шинского они грозили задавить революцию «костлявой рукой голода».
Участие эсеров и меньшевиков в «коалиционном» Временном правительстве означало переход этих партий на сторону буржуазии. Эти партии служили орудием обмана народных масс буржуазией, ширмой, маскирующей ее антинародную политику. Своим поведением в 1917 г. эсеры и меньшевики окончательно разоблачили себя в глазах народа как пособники буржуазии.
Буржуазия и состоявшие с ней в союзе мелкобуржуазные партии эсеров и меньшевиков завели страну в тупик, оказались банкротами. Спасти страну от гибели мог только революционный пролетариат, возглавляемый ленинской партией


Глава первая
22
большевиков. Большевики взяли курс на переход от буржуазно-демократической революции к революции социалистической.
В написанных после Февральской революции работах «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», «Удержат ли большевики государственную власть?» и других В. И. Ленин выдвинул и научно обосновал смелую программу экономических мероприятий, осуществление которых спасло бы страну от разрухи и надвинувшейся угрозы полного краха, вывело бы ее на путь быстрого прогрессивного развития,, обеспечило бы России экономическую мощь, независимость от империалистических государств и самостоятельность ее внешней политики. Конкретными требованиями программы являлись: 1) конфискация помещичьей и национализация всей земли в стране; 2) объединение всех банков страны в один и превращение его в государственный — национализация банков; 3) принудительное синдицирование промышленных, торговых и других предприятий и национализация крупнейших синдикатов; 4) отмена коммерческой тайны; 5) рабочий контроль над производством и распределением продуктов; 6) введение трудовой повинности для всего трудоспособного населения страны в целях принудительного привлечения богатых к общественному труду; 7) принудительное объединение всего населения в потреби тельные общества в целях контроля над потреблением богатых людей. Предлагались также строгое осуществление хлебной монополии, ограничение выпуска бумажных денег, налаживание правильного обмена хлеба на товары и другие меры.
Осуществление этой программы означало бы решительное обуздание капиталистов, ограничение их неслыханно высоких прибылей и вместе с тем реальное движение России по пути к социализму.
В своих работах 1917 г. В. И. Ленин доказал крайнюю необходимость и реальную возможность осуществления в России социалистической революции. Он исходил из того, что Россия представляла собой тогда неразрывную часть всей мировой системы капитализма, в которой к тому времени уже созрели необходимые материальные предпосылки для социалистической революции, и что социалистическую революцию в России весьма ускорила империалистическая война. «Не будь войны, Россия могла бы прожить годы и даже десятилетия без революции против капиталистов. При войне это объективно невозможно; либо гибель, либо революция против капиталистов. Так стоит вопрос. Так он поставлен жизнью» *, — писал В. И. Ленин в мае 1917 г.
1 	В. И. Ленин. О твердой революционной власти. Поли. собр. соч., т. 32, стр. 31.


Направления и проблемы экономической мысли 23
В 1917 г. в России имелся необходимый минимум объективных материальных условий для победы социалистической революции. Имелись и благоприятные субъективные условия: крайнее обострение классовых противоречий; глубокий и острый революционный кризис; наличие революционного пролетариата, владевшего большим опытом классовой борьбы, и революционного крестьянства, готового поддержать рабочий класс в борьбе за интересы народа; наличие рабочей партии большевиков, способной вести рабочий класс и беднейшее крестьянство на штурм капитализма; гениальное руководство революцией великим вдохновителем ее и вождем трудящихся В. И. Лениным. I
Октябрьскую социалистическую революцию пролетариат России осуществил в союзе с беднейшим крестьянством. Пролетарская революция против буржуазии слилась с крестьянской революцией против помещиков. Борьбу пролетариата за мир активно поддерживало большинство крестьянства России, а борьбу за национальное освобождение нерусских народов активно поддерживали эти народы, составлявшие больше половины всего населения страны. Все эти разные потоки борьбы большевики сумели слить в одно русло, тем самым в огромной степени усилив революционный натиск на основного врага трудящихся — буржуазию.
Октябрьская революция спасла нашу Родину от вплотную нависшей над нею угрозы хозяйственной катастрофы, от реальной угрозы военного разгрома страны немецкой армией, от опасности победы контрреволюции в стране и восстановления монархии или создания кровавой военной диктатуры бонапартистского типа.
Октябрьская революция открыла прямой путь к строительству социалистического общества, к победе социализма в нашей стране. Она открыла собой эру пролетарских революций в разных странах мира, эру национально-освободительных революций в колониальных и зависимых странах Азии, Африки, Латинской Америки.
Направления экономической мысли
В рассматриваемый период русской истории особенно наглядно проявилась роль экономических идей как весьма важного орудия борьбы классов. Экономические проблемы живо обсуждались, горячие дискуссии по экономическим вопросам велись не только в печати, в научных обществах, но и на съездах, совещаниях политических партий, в различных представительных организациях российского дворянства и буржуазии


24
Глава первая
(Совет съездов промышленности и торговли, Совет объединенного дворянства и др.), а также в Государственной думе.
Одним из каналов формирования и выявления взглядов по вопросам экономической жизни страны являлись научные общества экономистов. Старейшим из них было «Императорское Вольное экономическое общество», созданное еще в 1765 г. Оно состояло из представителей и идеологов дворянства и буржуазии, но в XX в. в его работе принимали участие и мелкобуржуазные экономисты народнического направления, меньшевики и даже отдельные большевики \
В первом десятилетии XX в. продолжало свою деятельность научное общество под названием «Собрание экономистов», созданное в Петербурге в 1891 г. Как и Вольное экономическое общество, «Собрание экономистов» систематически обсуждало актуальные вопросы экономической жизни страны, стремясь влиять на общественное мнение, на правительство и Государственную думу 1 2.
В 1910 г. было создано «Общество финансовых реформ», ставившее целью изучение финансов России и других стран, разработку финансовых вопросов, издание соответствующей литературы, организацию публичных лекций и т. д.3 В конце 1911 г. было основано «Общество им. А. И. Чупрова для разработки общественных наук при Московском университете», в числе отделений которого имелось и отделение теоретической экономики4. Были в России и другие научные общества экономистов.
Как и в пореформенный период XIX в., в дооктябрьской России XX в. необходимо различать экономическую мысль дворянства, буржуазии, мелкой буржуазии и пролетариата. Новым для XX в. является членение экономической мысли также и по политическим партиям.
Классовые позиции экономистов России в значительной степени характеризовались их концепцией экономического развития России, т. е. определенным пониманием характера экономики страны, задач и перспектив экономического развития.
1 См. относящиеся к годам этого периода «Труды Вольного экономического общества» и выходившие в годы первой мировой войны «Известия императорского Вольного экономического общества».
2 См. «Вопросы экономической жизни в обсуждении Собрания экономистов». Отчет за 20 лет. 19 февраля 1891 г. —19 февраля 1911 г., т. II. СПб., 1911. В 1912 г. регулярные научные заседания этого общества прекратились и оно превратилось в обычный клуб. См. И. И. Левин. Акционерные коммерческие банки в России, т. 1. Пг., 1917, стр. 89.
3 Официальным органом его являлись «Известия Общества финансовых реформ», выходившие в 1910—1915 гг.
4 Деятельность этого общества освещалась в журнале «Юридический вестник».


Направления и проблемы экономической мысли
25
Реакционным крылом русской экономической мысли являлись воззрения и программы российского дворянства. Идеологи этого класса и в XX в. упорно отстаивали свои привилегии, боролись против всего прогрессивного, передового. Хотя по многим конкретным вопросам экономической политики воззрения либеральных дворян смыкались с буржуазными, в коренном для дворянства вопросе — о судьбах помещичьего землевладения — черносотенные дворяне и либеральные стояли на одной и той же позиции яростной защиты своих узкосословных интересов.
В XX в. — вплоть до Октябрьской революции — в России было немало помещиков, которые открыто восхваляли крепостное право и мечтали о его восстановлении. Крепостнические настроения дворянства ярко выявились в работе учрежденных в начале XX в. по уездам дворянских «комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности» К «Главная причина разорения крестьянского хозяйства, — говорил докладчик в Чистопольском уездном комитете, — заключается в преждевременном освобождении крестьян от крепостной зависимости». Самым радикальным средством устранения существующего в русской деревне зла является «возвращение нашему дворянству того политического значения, какое оно имело при существовании крепостного права... Необходимо восстановить то доброе, что было при крепостном праве» 1 2, — говорил докладчик Мценского уездного комитета С. А. Нилус. Он же предложил и конкретный проект восстановления крепостного права в России. Лучшим средством повышения благосостояния крестьян черносотенные дворяне считали «палку» и «розгу». Крестьянство уподоблялось ими сбродливому и глупому животному, которое нужно посадить «на цепь, чтобы поставить в невозможность вредить»3. Так толковали «нужды деревни» многие русские помещики накануне крестьянской войны. Это была предсмертная агония идеологии русского дворянства.
Другие, либеральные дворяне защиту корыстных интересов своего класса искусно прикрывали благородными словами, маской «культурности», «гуманности», как это ярко показал В. И. Ленин на примере графа Гейдена, до октября 1905 г. выступавшего либералом, а после 17 октября 1905 г. без малейших колебаний перешедшего в лагерь контрреволюции4. Дворяне ожесточенно боролись против крестьянства,
1 См. «Нужды деревни», т. I, II. СПб., 1904.
2 «Нужды деревни», т. I, стр. 94.
3 См. там же, стр. 93, 95.
4 См. В. И. Ленин. Памяти графа Гейдена. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 37—45.


Глава первая
26
выступавшего с требованиями помещичьей земли, и против революционного пролетариата и научного социализма.
По теоретическим вопросам политической экономии дворянские идеологи России стояли на позициях буржуазной вульгарной политической экономии — субъективной теории ценности, теории трех факторов производства и др.
Буржуазная экономическая мысль России достигла в рассматриваемое время зенита своего развития. Вполне сложилась империалистическая идеология русской буржуазии и ее экономистов. Значительная часть буржуазных экономистов перешла к открытому прославлению капиталистических монополий в промышленности (Г. Фармаковский, П. Струве, А. Рафалович и др.). Многие буржуазные экономисты защищали капиталистические монополии более умеренно, в замаскированной форме. Превознося положительные, «светлые» стороны деятельности монополий, они усматривали в них также и отрицательные, «темные» стороны, с которыми призывали бороться; устранение «темных» сторон монополий они считали возможным в рамках буржуазного строя и необходимым для укрепления этого строя (И. Гольдштейн, М. Туган-Барановский и др.).
Было немало и таких экономистов, которые, стоя на позиции признания капитализма, вместе с тем критически относились к монополиям, разоблачали грабительский характер их деятельности, выступали против апологетов монополий. Антимонополистические настроения получили свое выражение, в частности, на страницах журнала «Промышленная Россия», который стал издаваться в 1915 г. как орган защиты интересов средней и мелкой промышленности и торговли.
Различным было отношение буржуазных экономистов Рос сии и к банковским монополиям. Одни из них усердно превоз носили деятельность банков, приписывая им роль главного рычага экономического развития России и капиталистического прогресса. Другие буржуазные экономисты видели в деятельности банков и «темные» стороны, к устранению которых призывали, сея иллюзии, будто при капитализме могут быть банки, не занимающиеся спекуляцией, грюндерством и не ведущие ожесточенной борьбы со своими конкурентами. Наконец, было много экономистов, которые, стоя на буржуазных позициях, вместе с тем относились критически к деятельности банков, разоблачали их спекулятивные устремления (А. И. Шингарев, Е. Агад и др.). Критика банков этими экономистами носила мелкобуржуазный характер.
Империалистическая идеология дворянских и буржуазных экономистов России ярко проявлялась в защите и усердной проповеди политики захватов чужих территорий, внешних рынков. В дворянской и буржуазной печати, в работах дворян¬


Направления и проблемы экономической мысли 27
ских и торгово-промышленных съездов, совещаний политика расширения сферы влияния российского империализма, захвата колоний, новых рынков лицемерно преподносилась как общенациональная задача русского народа, условие существования России в качестве самостоятельной державы и возможности ее дальнейшего экономического, политического и культурного развития. В действительности же политика захвата чужих земель была выгодна только господствующим классам России.
Политика экспансии превозносилась на страницах журналов «Русская мысль», «Новый экономист» и других, в кадетском еженедельнике «Проблемы Великой России», в изданном Рябушинским двухтомном сборнике «Великая Россия», в работах съездов представителей промышленности и торговли России и т. д.
Конечно, далеко не все буржуазные экономисты России были поборниками захватнической политики царизма. В работах некоторых экономистов виден иной подход к проблемам экономических связей России с соседними странами, проводится мысль, что Россия должна помочь отсталым странам развивать их производительные силы и тем содействовать борьбе этих народов за свою национальную и политическую самостоятельность. Такие взгляды находились в противоречии с авантюристической политикой царизма и российской финансовой олигархии.
Империалистической идеологией — идеологией финансового капитала — было проникнуто в разной степени большинство буржуазных экономистов России. Вместе с тем среди буржуазных экономистов рассматриваемого времени было немало и демократически настроенных, например В. В. Святовский, В. Я. Железнов, М. И. Боголепов, К. А. Пажитнов и др. Экономисты этого крыла сочувственно относились к нуждам народа, видели устарелость и вред помещичьего землевладения, засилье капиталистических монополий. Они питали иллюзии, что разрешение всех противоречий возможно в рамках капитализма путем мирных реформ. Таким образом, вся буржуазная экономическая наука России, как и либерально-дворянская, стояла за победу помещичье-буржуазного типа капиталистического развития.
В области теоретической экономии рассматриваемый период характерен повальным переходом буржуазных экономистов России на позиции вульгарной политической экономии. Борьба с научным социализмом, «опровержение» экономической теории Маркса становятся модой. Трудовая теория стоимости, понимание прибыли, процента, земельной ренты как результата неоплаченного труда наемных рабочих, довольно


Глава первая
2S
распространенные среди буржуазных экономистов в XIX в., теперь почти полностью исчезают. Широкое распространение получает вульгарная теория предельной полезности в чистом виде или же в «соединении» ее с трудовой теорией стоимости. Русские буржуазные экономисты берут на вооружение «новейшие» варианты вульгарной теории прибыли и ренты Кларка, Маршалла и других буржуазных экономистов Запада, стараясь внести и свой «вклад» в дело вульгаризации экономической науки.
Как и на Западе, вульгарная политическая экономия России была характерна отсутствием единства, наличием многих школ и направлений. Однако общим для всех школ признаком являлись апологетика капитализма вообще и монополистического в особенности, яростная борьба против марксистской политической экономии и научного социализма.
Широкое распространение в России получили так называемая историческая школа вульгарной политической экономии и субъективная школа, которая, как и на Западе, выделила в своем составе особую ветвь — математическое направление; получило распространение и так называемое социальное направление буржуазной политической экономии.
Как и на Западе, вульгарная буржуазная политическая экономия России ничего не дала для действительного развития науки. Истинное назначение ее состояло в том, чтобы оправ дывать капиталистическую эксплуатацию, доказать «несостоятельность» революционной теории марксизма, «опровергать» научный социализм.
Подчеркивая вульгарный, антинаучный характер воззрений буржуазных экономистов России XX в. в теоретических вопросах политической экономии, следует вместе с тем сказать, что многие работы русских экономистов, посвященные различным конкретным вопросам экономики России и других стран, имели определенное познавательное значение, которое сохраняется и до настоящих дней. Речь идет о работах по аграрному вопросу, по экономике промышленности и других отраслей народного хозяйства России, о капиталистических монополиях и банках. Эти работы привлекались и критически использовались марксистами в подлинно научном анализе экономической жизни, они используются марксистами и теперь в работах историкоэкономического характера.
Мелкобуржуазное направление экономической мысли имело в России широкое распространение и в XX в. Основное содержание экономических воззрений этого направления мало отличалось от взглядов народничества конца XIX в., выражавших интересы мелкого товаропроизводителя. В своих работах экономисты этого направления отражали демократические требо-


Поправления и проблемы экономической мысли 29
вания русского крестьянства, его стремление получить помещичью землю, избавиться от гнета царизма, помещиков и царских чиновников. Как и раньше, эти демократические устремления крестьянства подавались мелкобуржуазными экономистами в претенциозной форме «борьбы за социализм». В действительности же в воззрениях и программах мелкобуржуазных идеологов и партий ничего социалистического не было, а трактовка ими буржуазно-демократических требований крестьянства как социалистических отражала собой смутную, утопическую надежду крестьянских масс освободиться не только от помещичьей кабалы, но и от капиталистической эксплуатации. Необходимость строго различать эти две стороны воззрений, программ мелкой буржуазии, опасность за утопизмом ее социалистических фраз не видеть вполне реальной ее программы буржуазно-демократических требований В. И. Ленин решительно подчеркивал еще в 90-х годах прошлого века. В XX в. это различение приобрело еще большее значение. В. И. Ленин ярко показал, что мелкобуржуазные программы выражали собой борьбу крестьянства России за демократический, фермерский тип развития капитализма в сельском хозяйстве, тем самым за демократический тип всего буржуазного развития страны.
Разделявшаяся мелкобуржуазными идеологами концепция экономического развития России осталась в XX в. по существу той же, что и раньше. Правда, в XX в. отрицать наличие капитализма в России было уже невозможно, и мелкобуржуазные теоретики пишут теперь о капиталистической России. Однако и теперь российский капитализм объявлялся искусственным насаждением, «незаконным дитя истории»; степень развития капитализма в России резко преуменьшалась. Мелкобуржуазные экономисты писали о «слабом развитии» промышленного капитализма в России, о «беспомощности нашего промышленного капитализма», якобы «не имеющего у нас никакого прошлого и очень шаткое настоящее» 1.
Если в XIX в. народники призывали не допустить роста и победы капитализма в России, то теперь эсеры и другие мелкобуржуазные идеологи твердят о необходимости положить конец капитализму в России, немедленно свернуть с пути капитализма на путь строительства социализма.
Хотя своей программой эсеры полнее, чем другие народнические партии, отразили воззрения, чаяния крестьянских масс, все же, как это отмечал В. И. Ленин, между ними нельзя ставить знака равенства. Демократизм и революционность крестьянских масс были глубокими и непосредственными,
1 С. Зак. Промышленный капитализм в России. М., 1908, стр. 168.


30
Глава первая
искренними, тогда как в теориях и программах эсеров было много книжного, надуманного, а их демократизм и революционность не отличались полнотой и последовательностью. Для характеристики экономических воззрений и программ мелкой буржуазии в нашей книге привлекаются и непосредственные требования самих крестьянских масс, как они были выражены в решениях сельских сходов, в обращениях крестьян к царю и правительству, в выступлениях крестьян в Государственной думе и в других документах подобного рода.
Тяжелое положение русского крестьянства в обществе, его демократические устремления, а вместе с тем его забитость, ограниченность яркое отражение получили в литературных произведениях великого писателя Л. Н. Толстого, которого В. И. Ленин считал «зеркалом русской революции». В нашей книге характеристика экономических воззрений русского крестьянства дается также и через творчество Л. Н. Толстого.
Особым течением мелкобуржуазной мысли в России является анархизм в двух его направлениях: анархисты-комму нисты (последователи П. Г. Кропоткина) и анархисты-индивидуалисты. В экономических воззрениях русского анархизма, особенно анархистов-индивидуалистов, получили свое отражение настроения люмпен-пролетариев городов.
Политико-экономические взгляды мелкобуржуазных идеологов России XX в. еще больше, чем в XIX в., характерны отсутствием стройности, цельности. На них сильно отразилось влияние, с одной стороны, марксистской политической экономии, а с другой — буржуазной экономической науки; воззрения эсеров подверглись большому влиянию со стороны западноевропейского социал-демократического ревизионизма и оппортунизма.
Особое направление русской экономической мысли рассматриваемого времени составили экономические теории и программы оппортунистов в рабочем движении России — «экономистов», меньшевиков и их разновидности — троцкистов, ликвидаторов. Полному разрыву оппортунистов с марксистской политикой в вопросах революции соответствовала и полная измена их экономической теории марксизма. В оценке экономики России и перспектив ее развития позиция меньшевиков была близка к буржуазной, а в вопросах политической экономии — смыкалась с позицией ревизионистов и оппортунистов II Интернационала. Воспринимая марксизм догматически, меньшевики не сумели понять экономику дооктябрьской России как сочетание черт, признаков, общих с экономическим строем западных стран и в то же время отличных от последних. Отрицание Г. Плехановым существования феодального способа производства в России до 1861 г., трактовка им эконо


Направления и проблемы экономической мысли 31
мического строя иослереформенной России как якобы разновидности «восточной деспотии», при которой основным производственным отношением является эксплуатация государством крестьян как налогоплательщиков, естественно, привели мень шевиков к недооценке роли помещичьего землевладения и других пережитков крепостничества в экономике страны, к отрицанию революционной настроенности российского крестьянства.
Меньшевики преувеличивали степень капиталистического развития сельского хозяйства России и в то же время сильно преуменьшали степень капиталистического развития страны в целом. Эти ошибки служили теоретической основой оппортунизма меньшевиков в коренных вопросах русской революции — отрицания ими руководящей роли пролетариата в буржуазнодемократической революции и революционной роли крестьянства, что и привело их в 1917 г. в лагерь прямых врагов пролетарской революции.
В теоретических вопросах политической экономии меньшевики (П. Маслов и др.) полностью сошли с позиций марксизма и разработали свои варианты экономических теорий, представляющие собой по существу разновидность теорий буржуазной политической экономии.
В «классических» буржуазных революциях Запада XVII— XVIII вв. передовым классом общества являлась буржуазия. Она наиболее полно и точно выражала общие национальные задачи прогрессивного развития своих стран на том этапе их исторического развития. Буржуазные экономисты Англии, Франции являлись поэтому носителями передовых, прогрессивных идей. Они давали своему классу идейное оружие борьбы против феодальной знати, старались раскрыть объективные законы буржуазной экономики, научно обосновать направления экономической политики буржуазного государства.
В России, где буржуазно-демократическая революция совершалась в эпоху империализма, буржуазия уже не являлась передовым, восходящим революционным классом. Она не могла поэтому и правильно определить, сформулировать объективные нужды страны, выставить, обосновать задачи и лозунги, которые имели бы подлинно общенациональное значение.
Потребности и задачи прогрессивного развития страны, методы решения этих задач в России были поставлены и научно обоснованы идеологами революционного пролетариата — передовой силы современного буржуазного общества. Ведущей роли российского пролетариата в освободительном движении страны соответствует и ведущая роль марксистско- ленинской теории во всей русской общественной, в том числе и экономической, мысли. В великих битвах рассматривае мого времени пролетариат России выступил преемником и


32
Глава первая
продолжателем передовых, революционных традиций как русского, так и всего мирового освободительного движения. Разработанные в рассматриваемый период В. И. Лениным и другими большевиками экономические теории представляют собой прогрессивное, поступательное движение всей русской экономической мысли, огромный скачок в ее развитии, а вместе с тем дальнейшее развитие, скачок в развитии и всей экономической теории марксизма вообще.
Борьба В. И. Ленина и других большевиков против оппортунизма в российском и во всем мировом рабочем движении представляет собой неразрывное звено борьбы двух тенденций в мировом рабочем движении. В. И. Ленин вел непримиримую борьбу с оппортунизмом II Интернационала. Ленинские работы этого периода знаменуют собой дальнейшее развитие всей мировой экономической науки.
В предыдущей книге «Истории русской экономической мысли» (т. II, ч. И) подробно рассмотрены экономические работы В. И. Ленина 90-х годов прошлого века, показано возникновение ленинского этапа в развитии экономической теории марксизма. По своей тематике экономические работы Ленина, относящиеся к дооктябрьскому периоду XX в., представляют собой прямое продолжение ленинских работ 90-х годов. В них раскрывается экономическая основа русской буржуазно-демократической революции. В бурных событиях первой русской революции В. И. Ленин видел проверку, подтверждение правильности того анализа экономики России, ее классовой структуры, тенденций развития страны, который содержится в книге «Развитие капитализма в России» и в его других работах 90-х годов.
В рассматриваемый нами здесь период В. И. Ленин создал научную концепцию экономического развития буржуазной России.
Сущность этой концепции кратко была изложена выше — при освещении вопроса об экономике и политическом состоянии дооктябрьской России XX в. Разработанная Лениным концепция экономического развития буржуазной России XX в. служила прочной теоретической основой политики партии большевиков в коренных вопросах буржуазно-демократических революций в России и в вопросах, связанных с перерастанием русской буржуазно-демократической революции в социалистическую.
Для практики русской революции первостепенное значение имела глубокая разработка и развитие В. И. Лениным аграрной теории марксизма, раскрытие им сущности и роли аграрного вопроса в России и обоснование революционного пути решения этого вопроса.


Направления и проблемы экономической мысли 33
Первая мировая война поставила перед рабочим движением России и всем мировым пролетариатом вопросы огромной важности: о характере войны и отношении пролетариата к ней, о мире, о пролетарской революции. Ответ на эти жгучие вопросы дал В. И. Ленин, впервые разработав марксистскую теорию империализма, отстояв учение марксизма о про летарской революции и блестяще развив его применительно к новым условиям классовой борьбы. Ленинская теория имие риализма представляет собой великий вклад в экономическую науку.
В. И. Ленин отстоял и развил учение марксизма о диктатуре пролетариата как необходимом условии победы социализма. Творчески применяя марксизм, он доказал возможность победы социализма первоначально в одной стране.
Научная разработка вопросов экономики России и экономической теории марксизма содержится также в работах боль- шевиков-ленинцев И. И. Скворцова-Степанова, Я. М. Свердлова, В. В. Воровского, В. А. Карпинского, М. С. Ольминского,
A. Г. Шлихтера, Ф. А. Ротштейна, В. А. Быстрянского и др. В этих работах содержатся защита и развитие аграрной теории марксизма, марксистское освещение аграрного вопроса в России и многих других важных вопросов экономики страны, вопросы теории империализма, буржуазно-демократической н социалистической революций, вопросы экономической истории России.
Победа Великой Октябрьской социалистической революции явилась вместе с тем победой и марксистско-ленинской экономической теории над всеми другими экономическими теориями — дворянскими, буржуазными, мелкобуржуазными, оппортунистическими. В победе Октябрьской революции марксистско- ленинская теория показала всему миру свою правоту и великую силу. Ленинское идейное наследство составляет бесценный вклад в сокровищницу марксизма, в том числе в экономическую теорию марксизма. Экономические работы
B. И. Ленина этого и других периодов истории России принадлежат всему мировому пролетариату, прогрессивному человечеству как гениальное обоснование пролетарской революции и обобщение ее опыта.
Основные проблемы экономической мысли
Круг экономических вопросов, занимавших русскую общественную мысль рассматриваемого времени, был весьма обширен. Одни из них, такие, как аграрный вопрос, проблемы индустриального развития страны, вопросы империализма и
2 История русской экопомичсской мысли, т. ITT, ч. I


34 Глава первая
социализма, все время находились в центре общественного внимания; другие же вопросы, например денежное обращение в стране, таможенные пошлины, то затихали, то вновь приобретали остроту.
По сравнению с предшествующим временем изменились главный теоретический вопрос и главная линия идейной борьбы в освободительном движении России. Как известно, в последние десятилетия XIX в. для русских социалистов главным теоретическим вопросом являлся вопрос о «судьбах капитализма» в России. Он решался в борьбе русских марксистов с народниками, составлявшей тогда главную линию теоретической борьбы в России. К началу XX в. этот вопрос был уже решен. Самой жизнью и работами марксистов было доказано, что Россия является страной капиталистической, что капиталистический способ производства победил здесь и упрочился. В XX в., в период буржуазно-демократической революции, подчеркивал В. И. Ленин, на очередь встал другой, более сложный вопрос, знаменующий более высокую ступень развития общественной жизни и мысли России, — вопрос о том, какой из двух объективно возможных для России того времени типов капитализма — помещичье-буржуазный, черносотеннооктябристский или крестьянски-буржуазный, демократический — возьмет верх, победит и тем самым определит тип буржуазного развития России \
Главная линия теоретической борьбы по этому вопросу проходила между идеологами рабочей и крестьянской демократии, с одной стороны, дворянскими и буржуазными идеологами — с другой.
Наиболее последовательную борьбу за победу крестьянско- буржуазного типа капитализма, против помещичье-буржуаз- ного типа вели идеологи революционного пролетариата России — большевики, причем главный огонь их теоретической борьбы был направлен против либеральной буржуазии. Последние обвиняли русских марксистов и демократов в том, что они будто бы напрасно сосредоточивают основной огонь своей критики на буржуазных либералах, вместо того чтобы направлять его прежде всего и главным образом против черносотенных помещиков и реакции.
Отводя эти обвинения как необоснованные, В. И. Ленин указывал, что борьба марксистов и демократов против буржуазных либералов является вместе с тем и борьбой против монархизма, черносотенных помещиков и реакции, так как буржуазных либералов критикуют именно за их соглашатель-  11 См. В. И. Ленин. Письмо И. И. Скворцову-Степанову от 16 декабря 1909 г. Поли. собр. соч., т. 47, стр. 228.


35
Направления и проблемы экономический мысли
скос отношение к этим враждебным народу силам. Влияние помещиков на народ, указывал Ленин, было не страшно, так как они не могли сколько-нибудь надолго обмануть трудящиеся массы, тогда как влияние буржуазной интеллигенции было весьма опасным — ей удавалось заражать широкие массы буржуазными идеями, выступая под флагом научности и объективности. ««Борьба с либералами» со стороны демократов и марксистов, — писал Ленин, — есть более глубокая, более последовательная, более содержательная, более просвещающая и сплачивающая массы, чем борьба с правыми» 1.
В. И. Ленин и другие большевики настойчиво показывали также непоследовательность эсеров и меньшевиков в вопросах русской буржуазно-демократической революции. Они вели непримиримую борьбу против ревизионизма и оппортунизма как в российском рабочем движении, так и в международном. В. И. Ленин зорко оберегал чистоту марксизма. Особенное внимание он уделял главному в марксизме — учению о диктатуре пролетариата. Линия теоретической борьбы по этому вопросу проходила между революционной ленинской партией большевиков, с одной стороны, и меньшевизмом в России, международным оппортунизмом — с другой. Теоретическая борьба В. И. Ленина с оппортунизмом имела огромное значение для международного рабочего движения.
Вопрос о победе в России одного из двух объективно возможных для нее типов буржуазного развития остался нерешенным. После Февральской революции борьбой пролетариата и беднейшего крестьянства за социалистическую революцию этот вопрос был снят и заменен другим, знаменующим новую, еще более высокую ступень развития общественной жизни и общественной мысли России. Этот новый вопрос стоял так: будет ли Россия и дальше продолжать двигаться по пути капитализма или же в стране осуществится пролетарская революция, которая откроет путь для перехода общества от капитализма к социализму? Борьбу по этому вопросу, после Февральской революции занявшему главное место в освободительном движении страны, большевики вели против буржуазных идеологов и вставших на сторону буржуазии меньшевиков и эсеров. Главная линия теоретической борьбы по этому вопросу шла между большевиками с Лениным во главе, доказывавшими возможность и необходимость победоносной пролетарской революции в России, и буржуазными либералами, меньшевиками и эсерами, боровшимися против пролетарской революции, за сохранение в России капитализма. В октябре 1917 г.  11 В. И. Лепин. О характере и значении нашей полемики *с либера лами. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 362.
2*


бв
Глава псовая
этот вопрос был решен в пользу социализма. Победе Октябрьской революции предшествовала тщательная теоретическая разработка вопросов социалистической революции и социализма в работах В. И. Ленина и других большевиков.
В XX в. аграрный вопрос не был новым для России: он перешел из прошлого века как нерешенная важнейшая проблема экономической жизни страны. Новым явились крайнее обострение этого вопроса и наличие в стране условий для революционного решения его в пользу крестьян.
В понимании сущности аграрного вопроса и пути его решения остро сталкивались интересы различных классов общества. Отношение к помещичьему землевладению, то или иное понимание пути решения аграрного вопроса наряду с отношением к самодержавию определяли место русских экономистов во всей расстановке общественных сил страны, служили критерием для отнесения их к тому или другому политическому лагерю.
Как показал В. И. Ленин, аграрные программы политических партий России делились на две категории: в первую входили программы дворянства и буржуазии, во вторую — крестьянства и рабочего класса. Первые боролись за сохранение помещичьего землевладения в стране, вторые — за его уничтожение.
Реакционные дворяне не только старались преуменьшить значение аграрного вопроса, но и вообще пытались отрицать его наличие в России и представить аграрный вопрос просто «выдумкой» социалистов и других «смутьянов».
«Доводы» дворянских идеологов в защиту помещичьего землевладения в XX в. оставались прежними. Тщательно затушевывая тот факт, что дворянская собственность на землю есть сословная привилегия, оставшаяся от старых времен и представляющая собой глубокий анахронизм в условиях развитого капиталистического общества, они лицемерно старались представить помещичье землевладение как «государственную обязанность», связанную с особой ролью дворянства в стране и особой ответственностью его за судьбы народа. Представители дворянства пугали тем, что ликвидация помещичьего землевладения крайне опасна для народа и государства, неизбежно приведет страну к экономическому краху, а крестьянские массы ввергнет в великую нищету. Дворянские идеологи рисовали помещичье хозяйство как самую прогрессивную форму сельского хозяйства, уверяя, что именно помещики используют землю наиболее культурно и производительно. В действительности же, как это подчеркивал В. И. Ленин, в России XX в. крупным являлось только землевладение помещиков, форма же их хозяйствования оставалась крайне отсталой,


Направления и проблемы экономической мысли 37
средневековой, поскольку обработка помещичьих земель в значительной мере велась на кабальных условиях крестьянами примитивными орудиями труда. Помещичьи хозяйства являлись оплотом самых отсталых форм хозяйства и крестьянской кабалы.
Представители дворянства часто обращались к буржуазии с призывом объединиться для совместной борьбы за частную собственность, указывая на то, что вслед за уничтожением помещичьей собственности неизбежно встанет вопрос о собственности самой буржуазии.
Развернувшаяся в России крестьянская война против помещиков заставила последних искать такие пути развития деревни, которые, не затрагивая интересов помещиков, дали бы возможность более свободно развиваться хозяйствам кулаков. Инициатором и вдохновителем столыпинской реформы было дворянство, а сама реформа явилась ответом дворянства и царского самодержавия на крестьянскую войну против помещиков.
Буржуазные экономисты, признавая наличие в России аграрного вопроса, его остроту, давали вместе с тем либеральное, чисто реформистское толкование его сущности, сводя его к простому малоземелью крестьян. Причину же этого малоземелья многие буржуазные экономисты (П. Струве, С. Булгаков) объясняли в духе реакционного учения Мальтуса — быстрым ростом крестьянского населения после реформы 1861 г. и так называемым законом убывающего плодородия почвы. Помещичье землевладение объявлялось фактом, якобы не имеющим никакого отношения к крестьянскому малоземелью.
Другие буржуазные идеологи (например, А. А. Мануйлов, М. Я. Герценштейн) отмечали большую роль реформы 1861 г. в образовании малоземелья крестьян, признавали наличие в России XX в. обильных пережитков крепостничества. Вообще же характерная для пореформенного периода XIX в. антипо- мещичья направленность буржуазной литературы по аграрному вопросу в XX в. резко падает. Подчеркивая крайне тяжелое положение русского крестьянства, его нищету и разорение, буржуазные экономисты основную причину этого усматривают но столько в малоземелье, сколько в недостатках землеустройства, отсутствии у крестьян сельскохозяйственных знаний, отсутствии агрономической помощи им и т. гх. Многие буржуазные экономисты (А. И. Чупров, М. И. Туган-Баранов- ский и др.) даже не считали нужным скрывать боязнь за судьбы буржуазной собственности.
Заявления кадетской партии о необходимости некоторой «уступки» дворян в пользу крестьянства, сделанные в момент наивысшего подъема крестьянского восстания, являлись прямым обманом. По проекту кадетов предполагалось образование госу¬


38
Глава первая
дарственного земельного фонда, в который вошли бы казенные, удельные, монастырские земли и принудительно отчуждаемая часть помещичьих земель, которая помещиками не обрабатывалась и сдавалась в аренду крестьянам. Эти земли помещиков должны были отчуждаться за «справедливое вознаграждение» — по рыночной цене с выкупом через казну, т. е. фактически с оплатой их теми же крестьянами как налогоплательщиками. Как указывал В. И. Ленин, перед опасностью конфискации всей помещичьей собственности кадеты согласились пожертвовать «диким помещиком», «земельным ростовщиком», с тем чтобы всю основную массу помещиков оставить нетронутой.
Партия октябристов выступила решительно против кадетского пункта о принудительном отчуждении части помещичьих земель за выкуп, а когда революция была подавлена, кадеты и сами поспешили отказаться от него. Русская буржуазия и ее экономисты поддержали аграрную реформу Столыпина, направленную против коренных интересов крестьянства и всего народа, рассчитанную на создание в деревне в лице кулака союзников помещику и новой опоры для самодержавия.
Позиция революционного пролетариата по аграрному вопросу была представлена работами В. И. Ленина и других большевиков. Правильному пониманию сущности аграрного вопроса в России и пути его решения В. И. Ленин придавал огромное значение. Он показал, что главной причиной малоземелья крестьян, их нищеты и придавленности были грабительский характер реформы 1861 г., сохранение помещичьего землевладения, эксплуатация крестьян помещиками, чрезмерное обложение крестьян налогами и другими платежами в пользу казны. В. И. Ленин доказал, что революционная ликвидация помещичьего землевладения и всех остатков крепостничества была бы единственно правильным путем решения аграрного вопроса в России. До 1905 г. большевики ограничивались требованием возврата крестьянам земель, отрезанных у них в 1861 г. в пользу помещиков, а в условиях развернувшейся крестьянской войны выставили радикальное требование конфискации помещичьих и национализации всех земель в стране. В. И. Ленин всесторонне разработал вопрос об экономических и политических условиях, при которых национализация земли может быть осуществлена.
Глубокое изучение Лениным аграрных отношений страны дало ему возможность прийти к исключительно важному выводу, что аграрный вопрос играет роль экономической основы русской буржуазной революции и что первостепенное значение аграрного вопроса составляет национальную особенность этой революции.


Направления и проблемы экономической мысли
39
В работах В. И. Ленина и других большевиков показан классовый смысл столыпинской реформы как стремления помещиков заглушить революцию, решить аграрный вопрос за счет самих крестьян, обеспечить победу помещичье-буржуаз- ного типа капитализма в стране.
После Февральской революции В. И. Ленин, доказывая необходимость неотложного революционного решения аграрного вопроса в пользу крестьян, саму национализацию земли рассматривал уже не как меру буржуазного прогресса, а как один из важных шагов к социализму наряду с национализацией крупной промышленности, банков и другими экономическими мероприятиями.
В теоретических воззрениях мелкобуржуазных экономистов и в программах мелкобуржуазных партий России аграрный вопрос занимал центральное место. Подчеркивание ненужности и вредности помещичьего землевладения, враждебное отношение к нему, стремление решить аграрный вопрос в пользу крестьянства резко отличало мелкобуржуазных идеологов России от дворянских и буржуазных и определило их место в демократическом лагере общественных сил России вместе с большевиками — представителями рабочей демократии. Не различая буржуазно-демократическую и социалистическую революции, эсеры по существу путали и два способа решения аграрного вопроса — «социализацию» и национализацию. Само крестьянство России высказалось за национализацию всей земли, как об этом свидетельствует земельный «проект 104-х», подписанный крестьянскими депутатами в I и II государственных думах. Ленин указывал, что «проект 104-х» верно выражал крестьянские интересы и надежды.
Отказ партии эсеров в 1917 г., после Февральской революции, от проведения своей аграрной программы и враждебное отношение их к пролетарской революции явились причиной гибели эсеров как политической партии.
Меньшевики, исходя из неверного толкования аграрного строя деревни, разработали реформистскую программу решения аграрного вопроса в России, имевшую кадетские тенденции. Аграрная программа меньшевиков была рассчитана на неполное уничтожение остатков крепостничества в деревне. Помещикам оставлялись имения капиталистического типа. Без изменения оставалось крестьянское надельное землевладение, которое по своей форме являлось также пережитком средневековья. Меньшевики допускали компенсацию помещикам за отчуждаемую у них землю. Стремясь руководство революцией передать в руки либеральной буржуазии, ожесточенно борясь против революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, они не проявили понимания единства


40
Глава первая
и неразрывности решения экономической и политической задач русской революции. В годы реакции меньшевики, как и большинство буржуазных экономистов, перешли к восхвалению столыпинской реформы, превратившись, по словам В. И. Ленина, в «столыпинскую рабочую партию», а в 1917 г. они вместе с дворянством и буржуазией упорно боролись против проведения в жизнь крестьянских требований о земле.
В рассматриваемый нами здесь период русской истории огромную остроту приобрел вопрос о судьбах общины. Столыпинская земельная реформа означала коренное изменение отношения дворянства и буржуазии к русской общине, отказ от господствовавшего раньше понимания ее роли как главной опоры всех устоев экономической и политической жизни страны, отдачу общины на разграбление кулачества. От прежнего славословия общины дворянские и буржуазные экономисты перешли теперь к ее бичеванию, объявляя общину чуть ли не причиной всех недостатков и зол деревенской жизни.
Большевики различали в сельской общине России две стороны, отношение к каждой из которых должно быть разным. Одна сторона — это полукрепостная власть общины над мужиком, тормозившая рост производительных сил деревни и всей страны и подлежащая поэтому уничтожению, однако не насильственно, не грубым, разрушением общины вообще, а демократическим преобразованием ее, отменой сословных ограничений прав крестьян. Другая сторона сельской общины — это община как демократическая организация местного управления, товарищеский или соседский союз. В этой своей функции община должна быть сохранена. Русские марксисты требовали отмены всех учреждений, противоречивших демократизации, полного уничтожения сословности крестьянской общины, установления полной свободы передвижения крестьянина, отмены всех законов, стеснявших крестьянина в распоряжении его землей \
* *
*
Как было показано в предыдущих книгах «Истории русской экономической мысли», вопрос о главном направлении хозяйственного развития России — следует ли ей и впредь оставаться земледельческой, аграрной, или же она должна стать промышленно развитой страной — уже давно являлся предметом больших споров. В XVIII—XIX вв. передовые люди России проявляли понимание значения и необходимости создания
1 См. В. И. Ленин. Аграрная программа русской социал-демократии. Полы. собр. соч., т. G, стр. 344 — 346.


41
Направления и проблемы экономической мысли
отечественной промышленности для развития всего народного хозяйства и обеспечения независимости страны, а реакционные идеологи высказывались за оставление России страной аграрной.
В XX в. проблема экономического развития России становится особенно актуальной, что было связано с действием закона неравномерности экономического и политического развития стран в эпоху империализма, острой борьбой империалистических государств за передел мира. Поражение России в войне с Японией, быстро обнаружившаяся слабость ее в мировой войне выдвигали на первый план вопрос о причипах отставания страны и о путях его преодоления. Вопрос этот являлся предметом наибольших разногласий между представителями реакционного дворянства, с одной стороны, и буржуазии — с другой. Он имел огромное значение и для классов трудящихся — пролетариата и крестьянства. Революционные марксисты России — большевики — стояли за ускоренное развитие промышленности, за превращение России в передовую индустриальную страну. В быстром росте отечественной крупной промышленности они видели необходимое условие прогрессивного развития страны, подготовки материальных предпосылок и субъективного фактора будущей социалистической революции.
В. И. Ленин и другие большевики придавали большое значение выявлению действительных причин экономического отставания России от передовых капиталистических стран, уяснению степени этого отставания и путей ликвидации его. В работах Ленина дана глубокая классовая оценка политики царского правительства в вопросах экономического развития страны и позиций господствующих классов России по этим вопросам.
Представители реакционного черносотенного дворянства России и в XX в. выступали решительно за сохранение земледельческого характера страны, против роста крупной капиталистической промышленности; они обвиняли правительство в пристрастии к интересам буржуазии и капиталистической промышленности, в пренебрежении к «нуждам» дворянства и сельского хозяйства. Под «нуждами» же сельского хозяйства дворяне понимали прежде всего и главным образом потребности своего, помещичьего хозяйства.
В сохранении аграрного характера страны эта часть дворянства усматривала главное средство упрочения всех «устоев» царской России, своих привилегий, а в росте капиталистической промышленности — угрозу этим «устоям», подкоп под привилегии дворянства. Представители реакционного дворянства поддерживали развитие только тех отраслей промышлетт


42
Глава первая
ности, которые заняты переработкой сельскохозяйственного сырья, так как развитие этих отраслей обеспечивало помещикам выгодный сбыт их продукции.
Представители либерального дворянства, не отличаясь от реакционных дворян в защите своих сословных привилегий, в вопросе о путях хозяйственного развития России занимали более прогрессивную позицию. Рост крупной промышленности непосредственно отвечал их интересам как владельцам капиталистических предприятий. Высокопоставленные царские чиновники, стоявшие в других вопросах на сугубо реакционных позициях, под влиянием требований жизни все чаще вынуждены были выступать сторонниками индустриализации страны. Царское правительство в XX в. ориентировалось на создание крупной промышленности, которая могла бы обеспечить военную мощь страны, сохранение се экономической и политической самостоятельности.
Буржуазные экономисты России стояли обычно за развитие крупной отечественной промышленности. Защита аграрного типа экономического развития страны составляла среди них исключение (например, М. М. Ковалевский). Однако в понимании причин отсталости страны и путей ее преодоления они обнаружили свою классовую ограниченность. Вопрос о причинах экономического отставания России трактовался ими односторонне. Буржуазные экономисты усматривали ее прежде всего в недостатке свободы предпринимательской деятельности, в чрезмерной регламентации, опеке над нею со стороны царского правительства и чиновников, стеснявших частную инициативу. В предоставлении капиталистам полной свободы хозяйственной деятельности, в отмене мелочной опеки и регламентации со стороны правительства буржуазные экономисты видели главное средство ускорения промышленного развития страны. Они добивались замены существовавшей тогда в России разрешительной системы создания промышленных предприятий, образования акционерных обществ явочной системой, устранения формального запрещения деятельности монополистических объединений капиталистов, отмены других законов, стеснявших свободу предпринимательской деятельности.
Буржуазные экономисты писали об огромной роли крестьянского хозяйства для роста внутреннего рынка, для укрепления финансов Российского государства. Однако сравнительно немногие из них поднялись до понимания того, что помещичье землевладение и все другие пережитки крепостничества являлись тогда главным тормозом на пути промышленного развития страны, и ни один буржуазный экономист не поднялся до признания революционного пути ликвидации помещичьего землевладения.


Направления и проблемы экономической мысли
43
В рассматриваемый период большую актуальность приобрел и вопрос о том, какие отрасли промышленности — тяжелую индустрию или легкую — необходимо развивать в первую очередь. Некоторые из буржуазных ученых (Д. И. Менделеев, И. X. Озеров и др.) первостепенное значение придавали скорейшему созданию в России отраслей тяжелой промышленности. Это была прогрессивная позиция. Другие же, ссылаясь на исторический процесс индустриального развития западных стран, подчеркивали необходимость развития прежде всего и главным образом отраслей легкой промышленности, а развитие отраслей тяжелой промышленности объявляли делом более или менее далекого будущего. Позиция этих экономистов была ошибочной. Тот минимум развития отраслей легкой промышленности, без которого тяжелая промышленность вообще не может развиваться, в царской России XX в. уже имелся, а ключом к скорейшей ликвидации экономической отсталости страны, к ее индустриализации являлось быстрое развитие прежде всего ведущих отраслей тяжелой промышленности — машиностроения, химии, добычи руд, топлива и др.
В вопросах об индустриализации страны весьма важное значение имел вопрос об источниках средств для ее осуществления. Буржуазные экономисты обычно настойчиво подчеркивали бедность России своими капиталами и неизбежность привлечения иностранных капиталов для ускорения промышленного развития страны.
С приближением мировой войны опасность экономической отсталости страны становилась все более явной, а когда война разразилась, угроза военного поражения России встала во всей своей реальности. Верхушка монополистической буржуазии и буржуазные экономисты усиленно ищут пути к скорейшей ликвидации отставания России, составляют проекты «экономического возрождения страны», значительного усиления ее экономической мощи. Возникают разные общества, провозглашающие задачу содействия самостоятельному и быстрому развитию производительных сил страны: общество «Самодеятельная Россия», «Общество 1914 года», «Экономическое возрождение России» и др. В обществе «Экономическое возрождение России» активно участвовали видные представители буржуазной науки И. X. Озеров, И. О. Гольдштейн, В. Ф. Тотомианц и др.
Однако экономического возрождения страны, быстрого развития ее производительных сил буржуазные экономисты надеялись достичь не уничтожением остатков крепостничества (об этом и теперь не было речи), а посредством усиленного ввоза иностранного капитала. Теперь они все больше ориентируются на США, усматривая в этой стране образец хозяйственного развития, достойный подражания. На страницах «Известий


а Рлава перваА
Общества сближения между Россией и Америкой» усердно пропагандировалась мысль о необходимости изучения Америки, использования ее опыта, привлечения в Россию ее капиталов и технических средств для совместной работы по эксплуатации нетронутых недр. Эти экономисты не понимали или не хотели понимать, что столь привлекавшая их «помощь» со стороны США в действительности не могла бы обеспечить независимость России, а неизбежно привела бы к экономической и поли тической зависимости от этой империалистической страны.
Классовая ограниченность предлагавшихся идеологами буржуазии планов «экономического возрождения страны» ярко видна и на примере «Доклада Совета съездов о мерах к развитию производительных сил России» IX съезду представителей промышленности и торговли, состоявшемуся в 1915 г. В этом обширном докладе, подготовленном специальной комиссией, подчеркивается необходимость неотложного осуществления решительных мер, направленных на усиление экономической мощи страны. «Рост производительных сил должен совер^ шаться быстро и в огромных размерах. В течение десяти лет Россия должна или удвоить, утроить свой хозяйственный оборот, или обанкротиться — вот ясная альтернатива» !, — говорится здесь.
В качестве важнейшего условия возможности резкого повышения темпов экономического развития страны провозглашается необходимость предоставления полного простора принципу «частной хозяйственной инициативы и предприимчивости». Подчеркивается первостепенное значение свободы организации отдельных лиц в кооперативы и хозяйственные союзы, а промышленных предприятий — в синдикаты. О том, что важнейшим условием «экономического возрождения страны» должна быть ликвидация помещичьего землевладения, в докладе, конечно, не упоминается. Зато настойчиво проводится мысль, что программа экономического развития и достижения хозяйственной независимости России может быть успешно осуществлена лишь при условии, что вопросы производства, накопления, вопросы усиления производительности народного труда будут поставлены «впереди вопросов распределения народного богатства», что разрешение задачи возможно «не в переделе существующего богатства, а в накоплении нового — в развитии производительных сил» 2.
Верно, конечно, что Россия остро нуждалась в мощном подъеме своих производительных сил, в серьезном повышении производительности общественного труда. Но противопоставле-
1 «Доклад Совета съездов о мерах к развитию производительных сил России». Пг., 1915, стр 7.
%г Там же, стр. 3.


Направления и проблемы экономической мысли do
пне этой задачи другой - изменению в распределении богатства и национального дохода между разными классами общества — характеризует сугубо консервативный характер позиции составителей «Доклада...». Нельзя забывать, что речь шла об эпохе буржуазно-демократической революции, когда требовались серьезные изменения и в распределении доходов и богатства. Для ускорения роста производительных сил страны необходимы были в первую очередь ликвидация паразитического присвоения огромной доли национального дохода и богатства помещиками, значительное повышение доли крестьянства в национальном доходе страны за счет дворянства и уменьшения налогов и платежей в казну, значительное повышение доли рабочего класса в национальном доходе за счет непомерно высоких прибылей буржуазии и налоговых доходов казны.
Русская буржуазия не смогла практически решить сложную задачу индустриализации страны, а ее экономисты не сумели правильно поставить эту проблему, жизненно важную для судеб страны. Порой об этом вынуждены были говорить и сами экономисты. «Признавая, что основой благосостояния всякой страны является широкое использование народного труда и природных богатств, мы все-таки мало подвинулись не только в практическом разрешении этого вопроса*, но даже и в правильном его освещении», — писал В. П. Литвинов-Фалинский в книге «Наше экономическое положение и задачи будущего», вышедшей в 1908 г.
Сложная проблема индустриализации страны была правильно поставлена и успешно решена советским народом в иных исторических условиях, созданных в стране Великой Октябрьской социалистической революцией. Она была решена собственными силами страны, народом, освободившимся не только от пережитков крепостнического гнета, но и от капиталистического рабства.
* *
*
В XX в. огромную актуальность приобрел вопрос о капиталистических монополиях. Литература о них возникает в России одновременно с Западом еще в 80-х годах прошлого века, а в XX в. этот вопрос и в России стал одним из важнейших вопросов практики и теории.
В России, как и на Западе, до появления ленинской книги «Империализм, как высшая стадия капитализма» не было работ, в которых империализм рассматривался бы в целом, в совокупности всех его важнейших признаков. Господствовало одностороннее понимание империализма только как определен¬


46
1'лава первая
ной политики современных капиталистических государств, игнорировалось то, что империализм есть прежде всего особая, высшая стадия капитализма, характеризующаяся новыми явлениями в экономике. Преобладали работы, посвященные рассмотрению какого-либо одного признака империализма, главным образом монополий в промышленности.
Идеологи реакционного дворянства выступали решительно против капиталистических монополий, твердили о необходимости «обуздать» их деятельность полицейскими мерами. Они оперировали при этом «интересами народа», хотя в действительности имели в виду прежде всего и главным образом свои сословные интересы. Либеральные дворяне (Витте и др.), считая капиталистические монополии неизбежным продуктом экономического развития, не были сторонниками запрещения их деятельности; в то же время они признавали необходимым определенное регламентирование деятельности монополий, установление контроля государства над ними. Среди буржуазных экономистов, как говорилось выше, были ярые апологеты монополий, более умеренные защитники их и, наконец, буржуазные критики монополий, разоблачавшие деятельность монополий с позиции признания самих основ капитализма.
В русской буржуазной литературе было немало работ, посвященных анализу сущности капиталистических монополий в промышленности, причин их возникновения и роста, вопросам классификации форм монополистических объединений, показу места и роли монополий в экономической и всей общественной жизни России и других стран.
В своем анализе монополий буржуазные экономисты ограничивались, однако, лишь теми связями, которые лежат близко к поверхности явлений и процессов. Как и их собратья на Западе, они обнаружили неспособность и незаинтересованность в раскрытии глубоких внутренних связей и зависимостей, выявлении закономерностей нового этапа развития капитализма.
Существование и рост акционерных обществ некоторые экономисты России пытались представить как якобы проявление тенденции к «демократизации капитала» (С. П. Фармаков- ский), а деятельность монополистических объединений капиталистов — как движение к «организованному капитализму» (Туган-Барановский, Назаревский и др.).
Апологеты империализма старались доказать преимущества монополии перед свободной конкуренцией. Последняя изображалась как изжившее себя явление и основная причина всех зол и недугов капиталистической системы хозяйства, а монополия — как важнейшее средство их устранения. Ряд буржуазных экономистов, подчеркивая преимущества монополии перед свободной конкуренцией, вместе с тем признавали неизбеж¬


Направления и проблемы экономической мысли
47
ность конкуренции между монополистическими союзами предпринимателей и предприятиями, не входящими в них, между монополистическими объединениями капиталистов, внутри самой монополии.
Сторонников свободной конкуренции в России было много больше, чем сторонников монополий. К первым должны быть отнесены представители и идеологи немонополизированной промышленности и торговли, т. е. значительной части крупной промышленности, а также всей средней и мелкой промышленности. Стоя целиком на почве капиталистической системы хозяйства, они ратовали за свободную конкуренцию, усматривая в последней необходимое условие своего существования. Критика монополий с позиции мелкой и средней буржуазии носила мелкобуржуазный характер.
С этой критикой монополий буржуазными экономистами не следует смешивать критику их мелкобуржуазными экономистами народнического направления, которые критиковали монополии с позиции крестьянской буржуазной демократии. Сугубо критическое отношение экономистов-эсеров к капиталистическим монополиям вытекало из их враждебного отношения к капитализму вообще. Их критика монополий не была научной, скользила по поверхности явлений; мелкобуржуазные экономисты не смогли понять ни причины появлений монополий, ни противоречивой роли их в прогрессивном развитии общества.
Вопросы образования и роли финансового капитала и финансовой олигархии получили сравнительно небольшое отражение в русской литературе дооктябрьского периода. Термин «финансовый капитал» употреблялся обычно для обозначения банковского капитала, возросшего в своем значении. Как и на Западе, буржуазные экономисты России о господстве финансового капитала говорили обычно в смысле господства банковского капитала над промышленным и торговым.
В буржуазной литературе показаны весьма быстрый рост банков и банковского капитала в России XX в., исключительно высокая степень их концентрации в стране, резкое усиление роли банков в деятельности промышленности, торговли, транспорта; выявлен ряд важных новых черт во взаимоотношениях между банками и промышленностью. Вместе с тем буржуазные экономисты России, как и Запада, не сумели раскрыть подлинную сущность финансового капитала, его роль и место в ряду других важнейших экономических признаков империализма.
Вопрос о вывозе капитала из России не получил широкого освещения в русской литературе, что объясняется незнячи тельными размерами самого вывоза,


dS
Глава первая
Политика захвата внешних рынков и чужих территорий пользовалась широкой поддержкой со стороны буржуазных экономистов, многие из которых активно выступали в роли трубадуров российского империализма.
Отношение буржуазных экономистов к государственно- монополистическому капитализму отразило важные особенности экономики царской России XX в. В связи с происходившими изменениями в экономике капитализма в XX в. особенную остроту на Западе приобрел вопрос о роли и пределах вмешательства государства в хозяйственную жизнь страны. Признание за государством права и обязанности определенным образом воздействовать на развитие экономики страны все больше вытесняло собой господствовавшую прежде концепцию экономического либерализма.
В России «экономический либерализм», «экономическая свобода» в смысле полного невмешательства государства в хозяйственную жизнь страны никогда не являлись знаменем буржуазии, и в XX в. се экономистам не было надобности делать крутой поворот в этом вопросе. Российское государство уже задолго до XX в. играло большую роль в хозяйственной жизни страны. Оно являлось собственником огромных пространств земли, значительной части крупной промышленности, железнодорожного транспорта. Военная промышленность почти целиком находилась в руках государства. Государственная власть осуществляла политику таможенного протекционизма, оказывавшую огромное влияние на все народное хозяйство, казенными заказами способствовала росту тяжелой индустрии, а чрезмерным податным обложением трудящихся масс и косвенными налогами подрезала их покупательную способность. Серьезным рычагом воздействия государства на хозяйственную жизнь страны являлся Государственный банк.
Отношение русской буржуазии и ее экономистов к хозяйственным мероприятиям государства определялось простым «принципом»: одобрять все то, что выгодно буржуазии, и отвергать все, что может уменьшить ее прибыли. В толковании буржуазных экономистов политика таможенного протекционизма, весьма удорожавшая товары на внутреннем рынке, посылка полиции и воинских частей на капиталистические предприятия для «усмирения» бастующих рабочих отнюдь не являются нарушениями «экономической свободы». А вырванное борьбой рабочих у правительства фабричное законодательство — ограничение продолжительности рабочего дня, запрещение сверхурочных работ — расценивалось ими как грубое нарушение «свободы труда». «Свобода труда» понималась ими как свобода капиталиста бесконтрольно эксплуатировать рабочих. Лицемерным лозупгом «свобода труда» прикрывалась и


Направления и проблемы экономической мысли 40
борьба предпринимателей, буржуазных экономистов против предоставления рабочим права на стачки, объединения их в профессиональные союзы. Таким образом, буржуазный лозунг «свобода труда» всем своим острием был направлен против рабочих.
В эпоху империализма государственно-капиталистические предприятия России превратились в государственно-монополистические. Казенное предпринимательство встречало со стороны буржуазии враждебное отношение, в особенности в тех случаях, когда оно прямо сужало поле деятельности буржуазии. Буржуазные дельцы и экономисты (И. X. Озеров и др.) резко подчеркивали косность, бюрократизм управления казенным хозяйством, на все лады восхваляли преимущества частнокапиталистических методов хозяйствования. Настойчиво проводилась мысль, что экономическое будущее России зависит прежде всего и главным образом от развития частного капитализма.
Г осударственно-монополистический капитализм представляет собой более высокую форму хозяйства, чем частная монополия капиталистов, поскольку степень обобществления производства здесь выше, чем в частнокапиталистических монополиях. В России вопрос осложнялся тем, что государственная власть, чиновники которой управляли казенными предприятиями, представляла собой монархию полуфеодального типа, совершавшую, но еще далеко не завершившую переход к буржуазной монархии.
Важной частью вопроса о соотношении казенного и частнокапиталистического предпринимательства являлся вопрос о национализации крупной промышленности.
Ряд буржуазных экономистов России, признавая в принципе целесообразность национализации отдельных отраслей крупной промышленности, практическое осуществление ее относили к далекому будущему, ссылаясь на «неподготовленность» ее к национализации, нецелесообразность передачи ее в бюрократические руки чиновников и т. д. Речь Шла, конечно, о буржуазной национализации с выкупом предприятий в казну. Такая мера не затрагивала бы действительных интересов капиталистов и нс меняла бы социальной природы национализированных предприятий.
В годы мировой войны вставал вопрос о национализации некоторых отраслей крупной промышленности, об установлении государственной монополии на производство и продажу отдельных видов продукции в целях ограничения спекулятивных действий частных монополий. Прикрываясь лозунгом «свобода частной инициативы», запугивая опасностью «закрепощения» промышленности бюрократическим государством, крупная буржуазия и се экономисты (ГГ. Струве, И. X. Озеров,


50
Глава первая
А. 	Рафалович и др.) решительно выступили против всякой национализации, против государственной монополии на отдельные продукты.
Задача разработки подлинно научной теории империализма успешно была решена В. И. Лениным. Он раскрыл несостоятельность общепринятого в буржуазной и оппортунистической литературе понимания империализма только как определенной политики современных капиталистических государств. Используя богатейшие данные буржуазной статистики и признания буржуазных экономистов всех стран о капиталистических монополиях, банках, экспорте капитала, о колониальной политике современных капиталистических государств, опираясь на теорию Маркса и мастерски применив диалектико-материалистический метод обработки материалов, В. И. Ленин раскрыл экономическую сущность империализма. Он показал, что основной особенностью новейшего капитализма является смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями, господство монополистических союзов крупнейших предпринимателей, а переход капитализма свободной конкуренции к монополии был обусловлен громадным ростом промышленности и быстрым ростом концентрации производства во все более крупных предприятиях. В. И. Ленин раскрыл важнейшие экономические признаки империализма, глубокую внутреннюю связь их, взаимоотношение.
Все это дало В. И. Ленину возможность определить историческое место империализма, сделать исключительно важные выводы, что империализм есть умирающий капитализм, последняя стадия капитализма, канун пролетарской революции. Ленин разоблачил несостоятельность утверждений оппортунистов II Интернационала, что империализм несет смягчение противоречий капитализма, показал утопизм стремлений повернуть колесо истории назад — к господству свободной конкуренции.
Ленин раскрыл захватнический, разбойничий характер первой мировой войны с обеих сторон, в том числе и со стороны России.
В работах В. И. Ленина дан научный анализ российского империализма, показаны как общие с империализмом других стран черты его, так и специфические черты, обусловленные особенностями экономического и политического развития России.
Научной разработкой вопросов империализма в духе революционного марксизма занимались и другие большевики — И. И. Скворцов-Степанов, Н. М. Лукин, Я. М. Свердлов, А. Трояновский,


Направления и проблемы экономической мысли
51
* *
*
Борьбе рабочего класса России за социализм противостоял единый фронт господствующих классов. Идейная борьба по вопросу о социализме проходит красной нитью через всю историю русской экономической мысли рассматриваемого периода.
Царская власть вела не только полицейскую борьбу против демократии и социализма, стремясь арестами, расстрелами подавить всякое революционное движение. Осуществлялись и мероприятия, направленные на идейную борьбу против социализма, дискредитацию его в глазах народа. С этой целью выпускались брошюры, книги, в которых социализм рисовался в самом отталкивающем виде.
Ожесточенную борьбу против социализма вели идеолог дворянства К. Ф. Головин, ренегат, бывший народоволец Л. А. Тихомиров, князь В. П. Мещерский и др. Их литературные выступления полны ненависти к демократии и социализму, направлены против революции.
Как и на Западе, в России имели хождение идеи «феодального социализма» — реакционная критика буржуазного общества со стороны земельной аристократии под фальшивым флагом защиты интересов пролетариата от капиталистической эксплуатации. Дворянские идеологи нередко яркими красками рисовали картину эксплуатации рабочих капиталистами, противопоставляя ей якобы «отеческое» отношение помещика к крестьянам. Всю вину за разорение деревни, обнищание крестьянства они переносили на буржуазию, упрекая последнюю в том, что она порождает революционный пролетариат. Демагогически выставляя себя «болельщиками» за рабочий класс, те же помещики активно участвовали в насильственных мероприятиях против него.
«Феодальный социализм» выступал в России в форме «полицейского социализма» — зубатовщины. Целью зубатовщины было отвлечь рабочий класс от политической борьбы против самодержавия, вырвать его из-под влияния социал-демократии, ограничить борьбу рабочих чисто экономическими рамками. Мелкими экономическими уступками рабочему классу самодержавие рассчитывало укрепить положение дворянства и буржуазии, отвлечь рабочий класс от идеи завоевания политической власти и разрушения всей системы угнетения.
Рабочие очень быстро раскусили истинный смысл «заботы» полиции о них и отвернулись от зубатовских организаций. Разновидностью «полицейского социализма» являлась и гапоновщина. Расстрел петербургских рабочих 9 января 1905 г. положил конец наивной вере рабочих в царя и тем самым гапоновщине.


52 Глава первая
В борьбе за укрепление своего господствующего положения имущие классы России широко использовали православную церковь. Борьба против социализма, удержание трудящихся от участия в классовой борьбе и революции открыто вменялись духовенству в качестве его первейшей обязанности. В духовных семинариях после первой революции был введен даже особый курс под названием «Обличение социализма», который должен был обучить будущих священников приемам идейной борьбы против социализма. Служители церкви обильно выпускали литературу антисоциалистического содержания. Вопросы борьбы с революцией и социализмом занимали большое место на съездах русского духовенства, миссионерских курсах, в церковных журналах и другой литературе.
В своем грязном опусе «Опыт противосоциалистического катехизиса» и в многочисленных других своих «обличительных» выступлениях против социализма протоиерей И. И. Восторгов, один из главарей черносотенного «Союза русского народа», подвергает «критике» философские, социологические и политико-экономические основы научного социализма. Главным «пороком» научного социализма провозглашается противоречие его христианской религии, несовместимость с идеалами христианства. Философскому и историческому материализму как якобы ошибочному учению черносотенный поп противопоставляет в качестве истины субъективный идеализм, а Марксовой трудовой теории стоимости, теории прибавочной стоимости — буржуазные вульгарные теории предельной полезности и «факторов производства». Социализм клеветнически изображается как грубый материализм, стремление к сытости и физическому довольству при полном пренебрежении к духовной жизни человека.
Лютая ненависть представителей официальной церкви к социализму и революции наглядно демонстрирует истинную роль религии в классовом обществе — оправдывать господство эксплуататоров, призывать трудящихся к смирению, терпению, верой в загробную жизнь отвлекать их от борьбы за свое освобождение на земле. Восторгов не только вел идейную борьбу против социализма, но и призывал к подавлению революции силой, к физической расправе над участниками революции. На все лады он прославлял царскую монархию, вопил о «греховности» посяганий народа на собственность помещиков и капиталистов.
Своеобразной формой борьбы церкви против социализма было течение, известное под именем «христианского социализма». В России это течение не получило значительного распространения. «Христианскими социалистами» называли служителей церкви и верующих людей, которые в обстановке


Направления и проблемы дкокоМическои мысли 6S
буржуазно-демократической революции проявляли недовольство существовавшими в стране порядками, стремление к новым формам жизни, поддерживали демократические требования, в том числе отделение церкви от государства, причем необходимость демократических преобразований мотивировали ссылками на «священное писание». В роли «христианских социалистов» выступали священник Г. Петров (по характеристике В. И. Ленина, «весьма популярный демагог»), профессор Петербургской духовной академии архимандрит Михаил, священник Н. Огнев и др. В годы первой революции в России была предпринята попытка создания особой, так называемой христианско-социалистической партии, основной целью которой была провозглашена организация трудящихся масс для широкой культурной борьбы за осуществление «христианского социализма» па земле.
Появление «христианских социалистов» и «христианских демократов» В. И. Ленин рассматривал как показатель того, что даже такие дружественные по отношению к самодержавию общественные силы, как клерикализм, должны организовываться отчасти против него, ломая или раздвигая рамки полицейского бюрократизма. Это создавало благоприятную почву для агитации за полное отделение церкви от государства, означало рост союзников революции1.
В идейном течении «христианского социализма» ничего социалистического, конечно, не было. С точки зрения борьбы за действительный социализм это течение было реакционным и вредным; оно рассчитывало на религиозные предрассудки людей, идеализировало религию, которая в действительности является самой опасной и вредной формой идейного порабощения трудящихся, разоружающей их перед лицом своих эксплуататоров. «Христианский социализм», писал В. И. Ленин, есть худший вид «социализма» и худшее извращение его2.
Буржуазные экономисты России вели ожесточенную борьбу против научного социализма. «Уничтожение» научного социализма превратилось в основную задачу буржуазной науки, а критика научного социализма стала модой и важнейшим признаком «учености» буржуазных идеологов. Одной из форм борьбы против научного социализма являлась пропаганда идей «буржуазного социализма».
По определению К. Маркса и Ф. Энгельса, «буржуазный социализм» выражал собой желание известной части буржуазии «излечить общественные недуги для того, чтобы упрочить
1 См. В. И. Ленин. Третий съезд. Поли. собр. соч., т. 10, стр. 218.
2 См. В. И. Ленин. Письмо А. М. Горькому. Ноябрь 1913 г. Полы, собр. соч., т. 48, стр. 231.


54
Глава первая
существование буржуазного общества» Сторонники «буржуазного социализма» стремились убедить рабочих, что радикально улучшить свое положение они могут в рамках буржуазного общества без классовой борьбы, без революции.
Формы «буржуазного социализма» в России были разные: «государственный социализм», «этический социализм», «кооперативный социализм», «муниципальный социализм» и др.
Основной идеей «государственного социализма» являлась мысль о возможности и необходимости путем соответствующих реформ, осуществляемых государственной властью, прежде всего фабричным законодательством, сгладить противоречия между трудом и капиталом, установить классовый мир, упрочить капиталистическую систему хозяйства, предупредить пролетарскую революцию. По своему идейному и классовому содержанию «государственный социализм» в России был близок буржуазному течению в Германии, известному под названием «катедер-социализма». К представителям «государственного социализма» в России могут быть отнесены И. И. Япжул, И. И. Ивашоков, И. X. Озеров, П. П. Мигулин и др.
Так называемый этический социализм означал стремление буржуазных идеологов подменить революционную борьбу рабочего класса за социализм как определенный строй общественной жизни, который придет на смену капитализму, разговорами о необходимости нравственного совершенствования людей, стремлением к осуществлению в будущем идеи равноценности человеческой личности. Социализм трактуется как надысторический идеал человечества, не находящийся в связи с формой экономической жизни людей. Сторонники «этического социализма» стремились принизить научный социализм и лживо утверждали, что он ограничивается только экономическими интересами людей и оставляет в стороне высшую, духовную сторону их жизни. Отвергая исторический материализм, они ставят на голову действительную связь различных сторон общественной жизни. Научный социализм, как известно, предполагает не только новый, высший строй экономической жизни людей, но и новую культуру и идеологию их, отражающие собой высший строй всей общественной жизни людей.
Разновидностью «этического социализма» можно считать так называемый религиозный социализм буржуазных мрако- бесов-мистиков (Бердяев, Булгаков и др.)» которые высшей целью человеческой личности провозглашали воспитание ее в соответствии с идеалами христианской религии. В годы реакции тлетворные идеи «религиозного социализма» захватили  11 К. Маркс и Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии. Полы. собр. соч., т. 4, стр. 453.


55
Направления и проблемы экономической мысли
определенную часть буржуазной интеллигенции, затронули даже некоторых интеллигентов-марксистов, вставших на реакционный путь «богоискательства» и «богостроительства».
Буржуазная теория «кооперативного социализма» зиждется на отрицании капиталистической природы кооперации в буржуазном обществе. Кооперация рассматривается как могучий рычаг повышения жизненного уровня трудящихся, смягчения и устранения классовых противоречий буржуазного общества. Значительно меньшим распространением пользовалась в России теория «муниципального социализма» (В. Ф. Тотомианц и некоторые другие).
R И. Ленин уделял много внимания разоблачению и критике «буржуазного социализма», как западноевропейского, так и российского. Он раскрывал антинаучный характер и политическое назначение писаний буржуазных экономистов, намеренно грубое искажение ими научного социализма в целях его «опровержения».
Были в России и такие буржуазные экономисты, которые признавали преимущества социализма перед капитализмом, историческую неизбежность замены капитализма социализмом, по в вопросе о путях перехода общества от капитализма к социализму стояли на обычной позиции буржуазного реформизма. К ним можно отнести А. Исаева, А. Шора, К. Пажитнова и ряд других.
Экономическая отсталость страны, огромный удельный вес мелкого крестьянского хозяйства обусловили то, что в царской России XX в. широкое распространение получили идеи «мелкобуржуазного социализма».
Эсеры рисовали социализм как строй социальной жизни, соответствующий природе человека, представлениям людей о равенстве и общечеловеческой «справедливости». Важнейшим условием перехода общества к социализму они считали не подготовку материальных основ нового строя, а изменение сознания людей — понимание ими преимуществ социализма и наличие воли, готовности перейти к нему. Главной силой движения общества к социализму, наиболее последовательным борцом за социализм эсеры признавали не пролетариат, а крестьянство и интеллигенцию. Они считали мелкое хозяйство «трудовым», стоящим выше капиталистического, приписывали крестьянству социалистические тенденции развития.
Эсеры критиковали капитализм, подчеркивали его противоречия, пороки и язвы. Критическое отношение мелкобуржуазных идеологов к капитализму отражало собой враждебное отношение мелких товаропроизводителей к капиталистической эксплуатации, к крупному капиталу, к капиталистическим монополиям. Однако, критикуя капитализм, они видели в нем


56 Глава первая
лишь силу, мешающую обществу идти к социализму, а сам социализм не связывали с развитием капитализма и его противоречий. Поэтому их критика не была научной.
«Социализм» эсеров был реформистским: они исходили из возможности мирного перерастания капиталистического общества в социалистическое, разделяли буржуазную оппортунистическую теорию «кооперативного социализма». В России XX в. мелкобуржуазный «крестьянский социализм» играл глубоко реакционную роль, так как противопоставлялся пролетарскому социализму, был течением общественной мысли, враждебным научному социализму; он дезориентировал освободительное движение в России.
Бурные события 1917 г. полностью обнаружили действительное лицо эсеров, раскрыли истинный смысл их разговоров о социализме. До 1917 г. эсеры постоянно клялись именем социализма, заявляли, что Россия как можно скорее должна исправить «ошибку» своего развития, свернуть с пути капитализма и встать на путь социализма. Л после Февральской революции, когда вопрос о социализме перешел в плоскость практической борьбы и рабочий класс России, возглавляемый партией большевиков, готовился на штурм капитала, эсеры вместе с буржуазными идеологами, меньшевиками стали усердно твердить, что капитализм в России еще далеко не исчерпал себя, имеет много жизненной силы. Как и меньшевики, эсеры оказались в стане контрреволюции, рядом с буржуазией и помещиками. Таков был бесславный конец мелкобуржуазного социализма в России.
Разновидностью «мелкобуржуазного социализма» в России XX в. являлся так называемый анархический коммунизм П. Кропоткина, после смерти Бакунина игравшего роль корифея и теоретика не только русского, но и всего мирового анархизма.
Представление меньшевиков о социализме по существу не отличалось от взглядов западноевропейских оппортунистических теоретиков II Интернационала. Для них социализм был не борьбой рабочего класса за вполне реальный и по времени близкий строй общественной жизни, а всего лишь благочестивым мечтанием о далеком будущем, своего рода иконой, на которую следует молиться. Меньшевики весьма равнодушно относились к вопросу о диктатуре рабочего класса и отрицали возможность союза рабочего класса с беднейшим крестьянством в социалистической революции. Они не верили в возможность победы социализма в одной стране, не видели в империализме особой, монополистической стадии капитализма, не рассматривали его как канун пролетарской революции. Преуменьшая степень капиталистического развития России и


Направления и проблемы экономической мысли
57
отрицая возможность победы социалистической революции в странах, не являющихся самыми развитыми, меньшевики принижали революционные возможности российского пролетариата, стремились столкнуть его на путь реформ в рамках капиталистического строя. В 1917 г. меньшевики утверждали, что России предстоит долгий путь капиталистического развития. Они яростно боролись против социалистической революции, твердили, что даже передовые страны Запада еще не готовы к ней, а в России всякая попытка рабочего класса овладеть политической властью якобы обречена заведомо на провал и приведет лишь к торжеству реакции. 1917 год был годом полного и окончательного банкротства меньшевиков как политической силы.
В непримиримой борьбе против буржуазных идеологов, ревизионистов и реформистов в России и на международной арене В. И. Ленин отстоял и блестяще развил бессмертное учение марксизма о социализме и коммунизме, о пролетарской революции как важнейшем условии перехода общества от капитализма к социализму. Защита и развитие В. И. Лениным учения марксизма о социалистической революции и диктатуре пролетариата является самым важным, самым ценным в идейном наследстве Ленина. В. И. Ленин отстоял от атак врагов — ревизионистов и оппортунистов — и всесторонне развил учение марксизма по коренным вопросам рабочего движения применительно к новым условиям борьбы классов, наступившим с новой фазой развития самого капитализма. Он обогатил сокровищницу марксизма учением о возможности победы социализма первоначально в одной, отдельно взятой, стране, учением о том, что социалистическая революция может победить не только в капиталистической стране, имеющей наиболее развитые производительные силы, наиболее многочисленный пролетариат, наиболее высокую культуру населения, но и в стране со средним уровнем экономического развития. Ленин исходил из того, что, овладев политической властью, пролетариат такой страны использует ее — в союзе с трудовым крестьянством — для ускоренного создания материальных, экономических и культурных основ социалистического общества.
Раскрыв несостоятельность догмы теоретиков II Интернационала о неизбежности большого разрыва по времени между буржуазной и пролетарской революциями, В. И. Ленин доказал, что буржуазно-демократическая революция в России, осуществляемая в условиях империализма и под руководством рабочего класса, неизбежно и быстро будет перерастать в социалистическую.
Ленин доказал, что в подготовке материальных предпосылок социализма огромное значение имеет превращение


68
Глава первая,
монополистического капитализма в государственно-монополистический капитализм, что мировая империалистическая война, ускорив развитие государственно-монополистического капитализма и до крайности обострив все противоречия капитализма, тем самым приблизила социалистическую революцию, поставив ее в порядок дня международного рабочего движения.
В 1917 г. В. И. Ленин строго научно доказал необходимость пролетарской революции в России, разработал конкретные пути и формы борьбы рабочего класса за политическую власть. Он вооружил партию большевиков и рабочий класс России научно обоснованной программой первых экономических мероприятий пролетарской диктатуры, показав необходимость и решающее значение ликвидации помещичьей и буржуазной собственности на средства производства для победы революции и для строительства социализма.
Разработанная В. И. Лениным экономическая программа большевиков была рассчитана на борьбу с надвинувшейся на страну хозяйственной разрухой, голодом городского населения, а вместе с тем на осуществление первых практических шагов к социализму.
Защита и творческое развитие В. И. Лениным учения марксизма о пролетарской революции, разработка им экономической программы большевиков в пролетарской революции явились одним из важнейших условий победы Великой Октябрьской социалистической революции.
Ленинские работы о пролетарской революции, о формах и методах борьбы за диктатуру пролетариата, ленинская экономическая программа пролетарской революции имеют огромное международное значение: они вооружают коммунистические, марксистские рабочие партии других стран умением бороться за социализм в своих странах с учетом как общих закономерностей социалистической революции, так и особенностей действия их в зависимости от конкретно-исторических условий развития каждой страны.


ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИДЕИ И ПРОГРАММЫ ДВОРЯНСТВА
Глава вторая
ДВОРЯНСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
Политическая экономия либерального дворянства
Шдеологи российского дворянства нс имели своей особой школы политической экономии. И это понятно: политическая экономия как наука была создана идеологами буржуазии для практики буржуазного общества. Представители помещичьего класса уже давно по мере разложения феодально- крепостнических отношений и втягивания помещичьих хозяйств в товарно-денежный оборот проявляли интерес к вопросам политической экономии. Для них проблемы стоимости, цены, денег, капитала, прибыли, земельной ренты и другие не были только теоретическими абстракциями, а выражали реальные хозяйственные отношения с внутренним и мировым рынком, с капиталистическими промышленными предприятиями, банками и т. д.
Идеологи дворянства старались использовать буржуазную политическую экономию для идеологического оправдания сохранения политического господства дворян в условиях капитализма, для удержания за ними земельной собственности. Для этой цели больше всего подходила, конечно, вульгарная политическая экономия с ее отрицанием труда как единственного источника стоимости и прибавочного труда как единственного источника доходов эксплуататорских классов буржуазного общества.
В XIX в. в пореформенной России профессорами высшей школы, авторами курсов политической экономии часто были люди, в конкретно-экономических вопросах стоявшие целиком на позициях защиты интересов дворянства, а в теоретических вопросах политической экономии следовавшие за буржуазной вульгарной политической экономией. Такими были, например, профессора Н. X. Бунге и Д. И. Пихно. В России XX в. официальная политическая экономия находилась целиком в руках


GO
Га а в а вторая
буржуазных ученых. Однако последние не только защищали интересы своего класса — капиталистов, но и охраняли интересы другого класса эксплуататоров — помещиков, используя для этого положения вульгарной политической экономии, «развивая» ее дальше.
В эпоху империализма, когда политическое господство помещичьего класса стало нетерпимым анахронизмом, когда перед Россией встали задачи буржуазно-демократической и социалистической революций, для дворянства на первый план выдвигаются вопросы сохранения земельной собственности помещиков, вопросы о сельской общине, о взаимоотношении сельского хозяйства и промышленности, о денежном обращении.
В конце XIX — начале XX в. в роли ведущего дворянского теоретика выделяется крупный государственный деятель граф С. Ю. Витте К Он был идеологом либерального дворянства России, а вместе с тем видным административным и государственным деятелем, в годы первой русской революции стоявшим во главе царского правительства. В. И. Ленин называл Витте представителем «либеральной бюрократии». Будучи выразителем и усердным защитником интересов дворянства, Витте, как дальновидный и просвещенный деятель, хорошо понимал, что в условиях быстро развивающегося в стране капитализма российское дворянство может сохранить свои политические позиции, только приспосабливаясь к этим новым условиям. В отличие от реакционного дворянства Витте защиту помещичьего землевладения и всех привилегий помещичьего класса совмещал с признанием необходимости быстрого индустриального развития России и всемерного содействия со стороны государственной власти стремлению российской буржуазии к обогащению.
Экономические воззрения Витте получили свое выражение в его книгах pi в докладных записках царю 1 2. Духовным учителем Витте являлся Ф. Лист — один из основателей исторической школы в Германии. В 1889 г. Витте выпустил работу «Национальная экономия и Фридрих Лист»3, посвященную разбору книги Ф. Листа «Национальная система политичеапэй экономии». В своей работе Витте высоко оценивает теоретиче- cKPie взгляды Листа, а его книгу называет целой эпохой «не
1 Витте, Сергей Юльевич (1849—1915)—граф, управляющий юго- западными ж. д. (1886—1889), министр путей сообщения (1892), министр финансов (1892—1903), председатель Комитета министров и Совета министров (1903—1906), член Государственного совета (с 1892 г.).
2 См. библиографию ко второй главе настоящего тома.
8 Она была переиздана в 1912 г. под названием «По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист».


Дворянские концепции политической иконо.нпи 61
только в научной, но и в практической жизни» 1. Он полностью разделяет критику Ф. Листом классиков политической экономии А. Смита и Д. Рикардо за то, что они создали «космополитическую экономию», а не рассматривали законы экономического развития отдельной нации.
В систематическом виде экономические взгляды Витте изложены в его книге «Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве», изданной в 1912 г. и представляющей собой текст лекций, читанных Витте в 1900—1902 гг. брату царя великому князю Михаилу Александровичу Романову. Эта книга состоит из двух частей: «Народное хозяйство» и «Государственное хозяйство». Первая часть представляет собой курс; политической экономии, вторая — учение о финансах. Во второй части автор излагает вопросы государственного бюджета в России, государственный кредит, налоговую систему, акциз, таможенные сборы, пошлины, местные финансы. В период чтения лекций автор был министром финансов России, и потому финансовое хозяйство страны рисуется им в розовом свете.
Политико-экономические воззрения Витте изложены в первой части книги. Вопросы политической экономии излагаются здесь не только в чисто теоретическом плане, но и в их практическом приложении к «национальной экономии» России, связываются с конкретными задачами экономической политики царского правительства. Кроме теории в книге содержится большой описательный и фактический материал по экономике России. В целом же работа Витте представляет собой сочетание политической экономии и конкретных отраслевых экономик.
Выход в свет курса лекций Витте не остался незамеченным в общественных и научных кругах России. М. И. Туган- Барановский откликнулся на книгу Витте большой статьей в газете «Речь», где дал высокую оценку работе и ее автору. В этой книге, писал Туган-Барановский, «собрано столько ценных наблюдений, столько поучительных мыслей и соображений, что появление ее следует приветствовать» 2. Это оценка с позиции буржуазной политической экономии. А. Ю. Финн- Енотаевский, являвшийся тогда марксистом, высказал совсем иное мнение о книге Витте. Не считая последнего серьезным н самостоятельно мыслящим экономистом, он подчеркнул, что курс графа Витте лишь повторяет зады западноевропейских
1 	С. Ю. Витте. Национальная экономия и Фридрих Лист. Киев, 1889, стр. 4.
; 2 М. И. Туган-Барановский. Книга гр. С. Ю. Витте. «Речь», 1(14) января 1912 г.


62
Глава вторая
вульгарных экономистов и является комниляциен из работ его помощников А. Н. Гурьева, И. И. Иванюкова, Б. Ф. Брандта ].
Действительно, в предисловии к своей книге Витте отмечает помощь названных русских буржуазных экономистов в ее подготовке. Однако следует иметь в виду, что к моменту чтения курса лекций по политической экономии сиятельный лектор был уже давно сложившимся мыслителем и деятелем, имевшим свои взгляды и огромный опыт государственно-хозяйственной деятельности. Высокое положение автора книги в иерархии царской бюрократии, на протяжении многих лет непосредственно и активно влиявшего на формирование экономической политики царского правительства и руководившего осуществлением этой политики, придало лекциям Витте особый интерес и особое значение. Они заслуживают поэтому несколько более подробного рассмотрения как выражение экономических воззрений дворянства России конца XIX — начала XX в. Во многом концепции Витте выражают собой воззрения, характерные для всего российского дворянства, а по многим вопросам — воззрения только либеральной части дворянства.
Политико-экономические взгляды Витте не представляли собой чего-либо оригинального. В своих лекциях он воспроизводил идеи вульгарной буржуазной политической экономии, главным образом германской исторической школы в старом ее варианте. Именно эта школа, являвшаяся, по словам К. Маркса, «могилой политической экономии», была более других приспособлена служить тем задачам экономической политики, которых держался Витте, — сохранению господствующего положения дворян-помещиков в условиях, когда в стране победил и упрочился капиталистический способ производства. Вместе с тем напрасно было бы искать в теоретических воззрениях царского сановника какой-то цельности; ее не было и в теоретических конструкциях самой исторической школы. В политико-экономических высказываниях Витте по некоторым отдельным вопросам заметно влияние и английской классической буржуазной политической экономии, которая в XIX в. пользовалась значительным успехом среди русских буржуазных экономистов.
В книге Витте при изложении вопросов теоретической экономии резко преобладает описание автором поверхности явлений хозяйственной жизни, а собственно теоретический анализ сводится по существу к повторению обычных рассуждений вульгарных буржуазных экономистов.  11 См. А. Ю. Финп-Енотаевский. Граф Витте как экономист. «Современный мир», февраль 1912 г.


Дворянские концепции политической экономии
63
Экономические воззрения Витте помогают нам лучше уяснить не только идеологию дворянства России конца XIX — начала XX в., но и принципы экономической политики царизма в тот же период русской истории. Витте рассматривает политическую экономию не как отвлеченную, абстрактную науку, а скорее как своего рода помощника в практической деятельности людей, прежде всего деятельности по руководству государственным хозяйством. Такая направленность автора сказывается в самой структуре книги (первая часть — политическая экономия — служит как бы введением ко второй, практической науке о государственном хозяйстве, финансах), в постоянных экскурсах автора в область конкретной экономики России и в прямых высказываниях о роли политической экономии. «Политическая... экономия, — пишет Витте, — должна принимать идею национальности за точку отправления и поучать, каким образом данная нация при настоящем... может сохранять и улучшать свое экономическое положение» 1.
Высоко оценивая работу А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов», Витте вместе с тем отмечает, что, хотя политическая экономия достигла значительного развития, все же по сравнению с естественными и техническими науками она движется «черепашьим шагом». Причину этого он видит в сложности экономических явлений и многопричин- ности их происхождения. Критерием успешного развития всякой науки, по мнению Витте, является предвидение, а политическая экономия еще далека от этого важного свойства пауки.
Не трудно видеть, что задача, которую Витте ставит перед политической экономией, невыполнима для вульгарной буржуазной политической экономии. Последняя, как известно, не стремилась к раскрытию экономических законов. Да и сам автор не верит в возможность политической экономии служить научному обоснованию экономической политики. Он полагает, что с этой задачей более успешно справится «даровитый, просвещенный и опытный государственный деятель», чем «ученый из ученейших» 2. Витте явно преувеличивает роль и значение государственного деятеля, ответственного за политику царского правительства, и пытается свою позицию представить как надклассовую.
Политическая экономия определяется Витте как «наука о хозяйственных явлениях и законах, управляющих этими явлениями» 3. В другом месте он пишет: «Предметом изучения
1 С. Ю. Витте. Национальная экономия и Фридрих Лист, стр. 35.
2 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве. СПб., 1912, стр. 32.
3 Там же, стр. 31.


64 Глава вторая
политической экономии... служит хозяйственная жизнь народа, или так называемое народное хозяйство» К В русской литературе полная несостоятельность толкования политической экономии как науки о «народном хозяйстве» была раскрыта еще Н. Г. Чернышевским. К. Маркс показал, что политическая экономия изучает общественно-производственные отношения людей, а не хозяйство вообще. Указание Витте на то, что политическая экономия изучает «законы», управляющие хозяйственными явлениями, говорит об известном влиянии на него английской классической школы; известно, что историческая школа никаких объективных законов вообще не признает. Витте подчеркивает исторический характер законов, изучаемых политической экономией. «Основы общественного строя не остаются постоянно одни и те же; они изменяются, — пишет он, — поэтому доктрины общественных наук, равно как и доктрины политической экономии, имеют временный характер, тогда как законы физико-естественных наук до известной степени могут быть названы вечными» 1 2.
Автор книги считает, что политическая экономия не должна ограничиваться «изучением только современного строя культурных народов», ее должна интересовать история «экономического быта народов», так как «в историческом ходе развития народных хозяйств замечается известная правильность, закономерность», позволяющая судить о характере дальнейшего развития народов3. Эти правильные положения Витте отнюдь не означают, что он научно понимал исторический характер политической экономии, действительное значение исторического метода в этой науке.
Для курса Витте характерно намерение растворить политическую экономию в истории народного хозяйства. Как и буржуазные экономисты, Витте не знает понятия «способ производства », « обществ енно-экономическая формация ». Он подменяет их понятиями «ступени развития», «стадии развития». В «истории экономического быта» Витте различает четыре стадии развития: охотничий быт, пастушеский, земледельческий и промышленно-торговый. Последний характеризуется «развитием мануфактур, фабрик, заводов и сильным расширением внутренней и внешней торговли». Правильно указывая, что «экономические исследования только тогда приобретут научное значение, когда направятся на открытие причинной связи между явлениями», сам автор не выдержи¬
1 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 415.
2 Там же, стр. 32.
3 См. там же, стр. 33.


Дворянские концепции политической экономии 65
вает этого принципа. Он не отрицает огромного значения развития орудий производства в деле борьбы человека с силами природы за средства существования, однако движущей силой перехода от одного экономического быта народа к другому признает не развитие орудий производства, а рост плотности населения. «Важнейшей причиной, обусловливающей переход от одной ступени хозяйства к другой, служит возрастающая плотность населения» *, — писал оп. Иначе говоря, движущую силу развития он видел в увеличении населения, а не в объективном процессе развития производительных сил. Такое понимание вопроса является неправильным.
Автор «Конспекта лекций о народном и государственном хозяйстве» выступает как сторонник технического и экономического прогресса. Он пишет о преимуществах (большая напряженность и большая производительность) свободного труда наемных работников перед несвободным трудом раба и крепостного крестьянина, об огромном значении машин для производства, о технических и экономических преимуществах крупного производства перед мелким и постоянном вытеснении второго первым. Витте настойчиво подчеркивает необходимость индустриального развития страны, считает, что для общества тем выгоднее, чем больше людей занято в промышленности, торговле и на транспорте1  2. В этом взгляды Витте выгодно отличаются от позиции представителей реакционной части дворянства, которые промышленное развитие России считали несчастьем и предавали анафеме тех, кто ратовал за индустриализацию страны. В отличие от консервативной части дворян, рассматривавшей рост капиталистической промышленности и капиталистических монополий только в свете своих узкоклассовых интересов как конкурентов дворянских привилегий, Витте ратовал за развитие отечественной крупной промышленности, а возникновение капиталистических монополий оценивал как прогрессивное явление. Появление их и рост он связывал с усилением концентрации производства и капитала, с ростом и объединением уже существующих капиталов. По его мнению, «эти соглашения — тресты, синдикаты, картели и пр.— являются дальнейшим шагом в области концентрации капиталов для лучшего их использования» 3.
Витте пространно рассуждает о великом значении собственности для хозяйственного развития страны, имея при этом в виду частную собственность.
1 	С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 33.
а См. там же, стр. 80, 102, 136.
3 	Там же, стр. 136.
3 История русской экономической мысли, т. III, ч. I


00 Глава вторая
Понятия потребительной и меновой стоимости автор раскрывает попутно с выяснением понятий хозяйственного блага, факторов производства и обмена. Категорию «хозяйственное благо» Витте толкует расширительно, в духе Сэя. Это не только потребительные стоимости, удовлетворяющие материальные или духовные потребности человека, но и услуги, «нереальные блага, таковы — фирма, привилегия, монополии». Как известно, теория услуг Сил была подвергнута уничтожающей критике Марксом !.
Витте указывает, что наряду с природой и капиталом в создании хозяйственных благ важную роль играет труд. «Три элемента, три силы принимают участие в производстве хозяйственных благ — природа, труд и капитал» 1 2, — писал он. А на вопрос, кто же является создателем стоимости (по терминологии Витте — ценности), автор не дает определенного ответа. «С благом, — пишет он, — неразрывно связывается представление о трудности его приобретения, и это представление придает благу новое свойство, называемое ценностью. Раз человек осознал полезность вещи, силы или услуги и трудность ее приобретения, эта вещь, сила или услуга стала в глазах его ценностью»3. Идеолог обуржуазившегося дворянства не мог, естественно, встать на позицию классической школы политической экономии и признать трудовую теорию стоимости. Под «трудностью приобретения» блага, о которой пишет Витте, можно, очевидно, понимать и труд, затраченный на его производство, хотя сам Витте прямо об этом не писал. «Полезность вещи», «трудность ее приобретения» служат у Витте скорее условиями существования стоимости, чем источником ее; стоимостью же (ценностью) является сознание человеком полезности ее и трудности ее приобретения, т. е. психологическая категория.
Известно, что Ф. Лист, Гильдебрант, Рошер, Книсс и другие представители исторической школы считали, что нет объективной основы для определения стоимости блага. Стоимость (ценность) есть субъективное отношение к ней человека, оценка им значения блага. По существу Витте повторил эти положения вульгарной политической экономии. Он отрицает закон стоимости, а уровень и колебание цен на рынке объясняет издержками производства и действием закона спроса и предложения. «Цены всех вообще товаров зависят от отношения
1 См. К. Маркс. Теории прибавочной стоимости. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 413.
2 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. G1.
а Там же, стр. 14Г>.


Дворянские концепции политической, экономии Ш
между спросом и предложением и всегда стремятся при свободном соперничестве к своему естественному уровню — к издержкам производства» К Автор не пытается проникнуть в сущность товарного обмена, а анализирует лишь поверхностные явления, принимая видимость рыночных отношений за сущность.
В своих суждениях о капитале Витте также пользуется в большинстве случаев положениями вульгарной политической экономии. Он рассматривает капитал как один из факторов производства, предлагая подойти к вопросу исторически. Капитал, по его мнению, это вечная категория; капиталом человек пользовался в борьбе с силами природы «с незапамятных времен». Все развитие человеческого общества, начиная с пастушеских племен, заявляет автор, возможно было лишь на базе капитала. «Пастушеский период народного хозяйства становится возможным только при наличии капитала» 1 2. Следовательно, «исторический» подход к выявлению сущности капитала потребовался Витте для того, чтобы показать вечность капитала, внеисторичность его. «Все в природе вечно... — утверждает Витте, — вечен и капитал...» 3.
Пытаясь выявить сущность капитала, Витте определяет его как «накопленный запас продуктов умственного и физического труда, служащий или могущий служить для производственных целей и способствующий как ускорению во времени производственного процесса, так и возрастанию его результатов» 4. Вслед за Ф. Листом в понятие капитала Витте включает «знания и иные невещественные капиталы». Понятие капитала как определенного производственного отношения и потому исторической категории чуждо Витте. Он знает деление капитала на основной и оборотный, но, как и все буржуазные экономисты, умалчивает о делении капитала на постоянный и переменный, игнорирует такое деление, потому что оно служит у Маркса ключом к раскрытию действительного источника и содержания доходов эксплуататорских классов буржуазного общества — прибавочной стоимости, создаваемой неоплаченным трудом наемного рабочего. Зато Витте «открывает» еще несколько категорий капитала — «свободный» и «мертвый», «вещественный» н «невещественный», «частный», «народный» и «мировой». Все эти категории не имеют отношения к характеристике и выявлению сущности капитала. Напротив, в надуманной категории «народного» капитала видно стремление Витте затушевать истинную сущность капитала как отношения
1 	С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 390.
а Там же, стр. 114.
3 	Там же, стр. 127.
i Там же, стр. 117—118.
3


68 Глава вторая
эксплуатации наемного труда. «Кроме капиталов, являющихся народными по самому характеру общественного своего назначения, каковы порты, каналы, пути сообщения, вся система народного образования и пр., народными капиталами следует считать и все частные капиталы, предназначенные для производственных, следовательно, общеполезных целей» *. Если исходить из такого критерия, то «народным» придется, очевидно, признать всякий капитал, употребляемый в капиталистическом производстве. Несостоятельность категории «народный» капитал и его апологетическая сущность очевидны.
В вопросе об источниках капитала у Витте эклектически переплетаются разные точки зрения: с одной стороны, классической школы политэкономии, утверждающей, что источником капитала является труд, а с другой — вульгарной политической экономии, указывающей, что источником капитала является бережливость и воздержание. На вопрос, откуда возникает капитал, автор отвечает: «Прежде всего, конечно, приложенный к разработке природных богатств умственный и физический труд, а затем воздержание и основанное на нем сбережение» 1 2.
Рассматривая вопросы распределения, автор лишь внешне описывает, каким путем распределяются «хозяйственные блага» между разными агентами, участвующими в их создании, — между трудом, владельцами природных условий производства и собственниками капитала. Природа, труд и капитал рассматриваются Витте не только как факторы производства, но и как самостоятельные источники создания стоимости. Отсюда для него вполне правомерно, что носители этих факторов производства — рабочие, капиталисты и землевладельцы — имеют одинаковое основание на получение соответствующего вознаграждения. «Часть дохода, составляющая вознаграждение за труд, называется заработной платой; часть, достающаяся обладателям сил природы, носит название ренты; часть, выпадающая на долю владельцев затраченного в производство капитала, называется прибылью (автор здесь путает прибыль и процент. — Авт.), наконец, часть, которая за выделом всех других участников производства поступает в пользу предпринимателя, составляет предпринимательский барыш»3.
Уровень предпринимательского «барыша» автор связывает с «обширностью предприятия», колебаниями цен и «деловыми способностями предпринимателя». Подчеркивая огромное практическое значение вопроса о распределении народного дохода
1 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 121.
2 Там же, стр. 122.
3 Там же, стр. 380.


Дворянские концепции политической экономии
69
на составные части, Витте не указывает, однако, объективных законов, определяющих это распределение. Он ограничивается лишь указанием, что «этот вопрос разрешается в каждый данный момент жизни народа исторически сложившимися общественными отношениями и хозяйственным строем» *.
Отрыв доходов господствующих классов от эксплуатации наемного труда ярко виден и в рассуждениях Витте о земельной ренте. «Основной характер земельной ренты заключается в том, — пишет он, — что она представляет собой доход от земли, не зависящий непосредственно от труда и капитала, вложенных в эту землю» 1 2. Под рентой автор разумеет плату за пользование годными для хозяйственных целей свойствами земли как «излишек дохода с лучших земель сравнительно с худшими» 3.
Витте не различает двух форм ренты — абсолютной и дифференциальной. По существу он рассматривает лишь последнюю. Условием ее возникновения он считает различие в плодородии почвы, местонахождении земли и ценах на земледельческие продукты. Последнее ошибочно рассматривается им как самостоятельное условие возникновения ренты, в действительности же рыночные цены на сельскохозяйственные продукты находятся в зависимости от воздействия первых двух условий, т. е. от плодородия почвы и от местонахождения участков земли.
Описав составные части дохода и их распределение, Витте отмечает их взаимозависимость. Изменение одного из них вызывает изменение других составных частей дохода. Если рента, утверждает он, вырастает с 10 до 20%, то на долю заработной платы и прибыли достанется вместо 90 только 80%. Отмечая эти противоречия между агентами получения дохода, автор не квалифицирует их как антагонистические противоречия. Он скорее склонен говорить о «солидарности» интересов предпринимателей «с интересами других классов населения» 4.
Умалчивая о противоположности между заработной платой и прибылью, между прибылью и рентой, Витте вместе с тем указывает, что вопрос о пропорциях деления дохода между «участниками» производства не нашел еще определенного разрешения и решается в каждой стране конкретно, в зависимости от сложившихся исторических, экономических и общественных условий. Избегая научной постановки вопроса, он старается его затушевать общими рассуждениями и ничего не
1 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 398.
2 Там же, стр. 388.
а Там же.
4 	Там же, стр. 397.


70 Глава вторая
значащими призы нами к общественным классам воздерживаться от стремления к удовлетворению только своих личных, эгоистических интересов.
Рассматривая вопрос об экономических кризисах, Витте причину их возникновения связывает с распределением. Если, пишет он, распределение доходов вызовет недопотребление у одних общественных групп и капитализацию дохода у других, то это нарушит «равновесие между производством и потреблением», что и служит причиной экономического кризиса. «Так как покупательные средства получаются каждым из общего народного дохода путем распределения, то в условиях распределения и нужно искать основную причину всех общих кризисов»
Как известно, объяснение экономических кризисов несоответствием между производством и потреблением имело место еще у Сисмонди, у которого оно было увязано со всей его мелкобуржуазной концепцией. Наличие такого объяснения у Витте лишний раз свидетельствует об эклектическом характере всей методологии его взглядов на проблемы политической экономии.
Небезынтересно отметить, что в своих лекциях великому князю граф Витте довольно скептически отнесся к теории Мальтуса: «Основная мысль Мальтуса, что физическая природа полагает предел для роста населения и для всего дальнейшего развития, поскольку таковое зависит от большей плотности населения, может быть верна, но она верна лишь для столь отдаленного времени, какое ныне даже и предусмотреть невозможно. Для настоящего времени теория Мальтуса лишена всякого практического значения» 2.
Известно, что реакционная теория Мальтуса о законе народонаселения стремилась обелить капитализм за нищету и страдания широких народных масс. Идеолог обуржуазившегося дворянства России либеральный бюрократ Витте не видел нужды в таком оправдании капитализма и правящих классов России, потому что саму нищету он склонен был видеть только в других странах, а не в России.
Особая глава в книге посвящена критике марксизма. В начале XX в. в России продолжало бурно развиваться рабочее движение, теоретическим фундаментом которого являются диалектический и исторический материализм, марксистская политическая экономия и научный социализм. Распространение марксизма в России вызвало большую тревогу у правящей  11 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 407—408.
s Там же, стр. 405.


71
Дворянские концепции политической экономии
верхушки и идеологов господствующих классов. С «опровержением» марксизма выступали не только идеологи буржуазии, но и представители дворянства.
Витте признает, что в трудах К. Маркса имеется «наиболее полное и прямолинейное теоретическое развитие учения о труде как единственном источнике ценности» 1 и что учение Маркса пользуется большим успехом в России. Он обрушивается на трудовую теорию стоимости и теорию прибавочной стоимости. Как и все «критики» марксизма, он грубо искажает саму экономическую теорию Маркса, а ее «опровержение» сводит к весьма примитивным рассуждениям о якобы «недостаточности» и «противоречивости» этой теории. Подобного рода «критикой» Маркса были заполнены тогда буржуазные учебники политической экономии, и Витте не пришлось самому придумывать здесь что-либо новое и оригинальное.
Витте отрицал научность марксизма, а его успех объяснял лишь игнорированием правящими кругами капиталистических государств взаимоотношений, складывающихся между наемными рабочими и предпринимателями. Теперь, когда государства начинают в законодательном порядке регламентировать отношения предпринимателей и наемных рабочих, высказывает уверенность он, рабочий вопрос потеряет свою остроту и отношения предпринимателей и рабочих выльются в форму мирного сотрудничества.
Витте лживо заявлял, что в России, благодаря тому что государство управляется единой волей царя, «вне борьбы партий и частных интересов», разрешение рабочего вопроса поставлено хорошо1  2. Он обвиняет Маркса и его последователей в том, что они якобы в личных политических интересах преувеличивают «ужасы эксплуатации труда» капиталом и пытаются искусственно «создать рабочее движение» в целях «овладения орудиями труда» и создания «коммунистического строя на началах уничтожения собственности и общественного распределения продуктов производства»3.
Как видим, идейный багаж даже такого просвещенного представителя и выдающегося государственного деятеля российского дворянства, каким являлся граф Витте, был весьма скуден. Даже самые передовые представители этого класса не могли подняться выше уровня вульгарной политической экономии. Продолжая занимать господствующее положение в стране, кичась своей вековой «культурой», российское дво¬
1 С. 10. Витте. Конспект лекций о народном н государственном хозяйстве, стр. 157.
2 См. там же, стр. 166.
3 Там же.


Глава вторая,
П
рянство ничего не дало и не могло дать в области развития общественных наук, в том числе экономических. Своими антинаучными вульгарными «теориями» они только мешали прогрессивному развитию страны.
Теории денег и денежного обращения
Из общих проблем политической экономии капитализма вопрос о деньгах и системе денежного обращения едва ли не больше всех других привлекал внимание дворянских идеологов в рассматриваемое время. И это понятно: вопрос о деньгах неразрывно связан с вопросом о ценах, а цены — с доходами. Какая в стране система денежного обращения, какое влияние оказывает она на доходы помещиков — эти вопросы интересовали идеологов дворянства России на протяжении веков. В конце XIX — начале XX в. эта проблема в связи с денежной реформой, проведенной в России в 1895—1897 гг., приобрела особую остроту. До реформы в России существовала система серебряного монометаллизма и бумажно-денежного обращения с неразменными бумажными знаками. Эта система отличалась большой неустойчивостью рубля, ярко выраженной тенденцией к его обесценению.
Быстро развивавшееся капиталистическое производство нуждалось в устойчивых деньгах. В 1895—1897 гг. в России была введена система золотого монометаллизма, выпущены в обращение золотые монеты, а выпуск кредитных денег был поставлен в строгую зависимость от наличия золотого запаса в казначействе. Денежная реформа имела прогрессивное значение для народного хозяйства России, способствовала его росту, расширению внешних связей страны.
Теоретическую основу реформы составила буржуазная то- варно-металлистическая теория денег, ведущая свое начало от классической школы буржуазной политической экономии и в дальнейшем значительно искаженная вульгарными экономистами. Товарно-металлистическая теория денег исходит из признания, что деньги есть товар, а ценность денег зависит от ценности денежного материала, определяется им.
Взгляды дворянских идеологов на деньги и денежное обращение не были одинаковыми. Представители либерального дворянства, отражавшие интересы обуржуазившейся части помещичьего класса, придерживались товарно-металлистической теории денег, системы золотого монометаллизма.. Предпринимательское дворянство не удовлетворялось только производством и реализацией хлебных продуктов. Его интересы были связаны с винокурением, производством сахара, выработкой


Дворянские концепции политической экономии УЗ
масла, сыра, с производством, продажей и экспортом продуктов переработки сельскохозяйственного сырья. Представители капитализирующейся прослойки дворянства выступали на рынке не только в качестве продавцов своих товаров, но и как покупатели оборудования, машин, химических удобрений, средств транспорта, строительного материала и т. д. Как и промышленную буржуазию, эту часть дворянства более устраивал твердый курс рубля, который обеспечивался обращением золота, т. е. металлической денежной системой.
Денежная реформа 1895—1897 гг. была проведена, когда министром финансов России был граф Витте. Министр Витте был не только идеологом либерального дворянства, но и представителем либеральной бюрократии. В эпоху империализма царское правительство было вынуждено считаться с интересами экономически господствующего класса буржуазии. Взгляды Витте на деньги не отличаются от господствовавших тогда в России взглядов буржуазных экономистов. Общие закономерности развития капитализма как в промышленности, так и в сельском хозяйстве обусловливали родство идейных воззрений у идеологов буржуазии и обуржуазившегося дворянства по целому ряду экономических проблем.
В курсе лекций о народном и государственном хозяйстве вопросам денег, кредита и финансов уделено восемь лекций (XX—XXVII) К Происхождение денег Витте связывает с развитием товарного обмена. «Внутренняя, или меновая, ценность монет, — писал он, — определяется в сущности ценностью заключающегося в них металла»1  2. Основной функцией денег Витте считал «орудие обращения», затем меру стоимости, «орудие сбережений ценностей» и, наконец, платежное средство. В действительности же основной функцией денег является их функция меры стоимости. О функции денег как мировых Витте не упоминает.
Витте твердо стоял за систему золотого монометаллизма. У биметаллической денежной системы, писал он, при всех ее достоинствах есть существенный недостаток — худшие деньги, т. е. серебряные, вытесняют собой лучшие — золотые (закон Грешэма). Это означало бы исчезновение золота из каналов обращения, уход его за границу и наводнение русского денежного хозяйства серебром. Так как стоимость серебра постоянно колеблется, то вся разница падающей в цене серебряной валюты по сравнению с золотом тяжело отзовется на финансах России.
1 См. С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственнодт хозяйстве. СПб., 1912.
2 Там же, стр. 228т


74
Глава вторая
Вптте был решптельным противником бумажно-денежного обращения. Бумажные деньги, указывал он, лишены внутренней стоимости, они не могут служить прочным измерителем «ценности», не могут размениваться на «звонкую монету», имеют принудительный курс и лишь государственным актом обязываются ко всем видам платежа. «Однако никакое правительственное распоряжение не в состоянии создать из ничего реальную экономическую ценность, и бумажные деньги, несмотря на принудительный курс, остаются лишь плохим суррогатом настоящих денег» 1.
Абстрагируясь от основных причин неустойчивости эконо мики России, Витте пытается все свалить на бумажно-денежное обращение. Между тем, как ни велика была роль денег и системы денежного обращения, все же не они служили основной причиной экономических кризисов, постоянных и резких колебаний товарных цеп, неустойчивости внутренней и внешней торговли России. Капиталистическое развитие промышленности, остатки крепостнических отношений в земледелии, техническая отсталость России но сравнению с Западом — вот что было причиной циклического развития экономики, неустойчивости цен и слабой конкурентной способности России на мировом рынке.
Туган-Барановский считал Витте одним из выдающихся государственных деятелей, «которым было суждено творить, прокладывать новые пути, создавать нечто положительно ценное» 2. В вопросах финансовой науки, теории денежного обращения, писал Туган-Барановский, Витте был не только глубоким знатоком, но и теоретиком. Оценка Туган-Барановским Витте как теоретика денег является, конечно, преувеличенной, роль же его г. осуществлении денежно]'! реформы была действительно большой.
В «Воспоминаниях» Витте писал, что против денежной реформы «была почти вся мыслящая Россия» 3. Это заявление далеко ire соответствовало действительности. Против реформы весьма активно выступали идеологи реакционного дворянства. Однако Россия к переходу на металлическое денежное обращение была подготовлена всем ходом капиталистического развития и в ее проведении были заинтересованы экономически мощные круги буржуазии н обуржуазившегося дворянства. В противном случае Витте не удалось бы ее осуществить.
1 С. 10. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 30G.
2 М. И. Туган-Барановский. Книга гр. С. Ю. Витте. «Речь», 1(14) января 1912 г.
С. Ю. Витте. Воспоминания, т. 2. М., 1900, стр. 93.


76
Дворянские концепции политической экономии
Идеологи реакционной части дворянства в понимании денег стояли на позициях номиналистической теории денег и защищали бумажно-денежную систему1.
Против денежной реформы — в процессе ее подготовки, проведения и после — настойчиво выступали С. Ф. Шарапов, А. Г. Щербатов, Н. А. Павлов, А. А. Стахович и др. Они были противниками золотого монометаллизма и защищали бумажноденежную систему с присущей ей инфляцией. Инфляция была выгодна помещикам-экспортерам, получающим вывозные премии. Помещичьи хозяйства пользовались ссудами кредитных учреждений, были отягощены большими долгами ипотечным и частным банкам. Расчеты по долгам помещикам было выгоднее производить в падающей валюте, т. е. в условиях инфляции, ибо номинальное выражение долга оставалось прежним, а реальное содержание долговой суммы уменьшалось в соответствии со степенью обесценения денег. Дворянские идеологи стремились доказать, что для стран, производящих преимущественно сельскохозяйственные продукты и бедных собственными капиталами, золотой монометаллизм является «дорогостоящим и невыгодным обращением». Наиболее выгодной денежной системой для России одни из них считали биметаллизм, другие — серебряный монометаллизм, третьи — бумажно-денежное обращение. Внутренняя (субстанционная) стоимость денег отрицалась; деньги рассматривались как условный знак, лишенный внутреннего содержания. Покупательная сила денег, ио их утверждению, определяется авторитетом государства и корректируется количеством денежных знаков, находящихся в каналах обращения.
В период подготовки денежной реформы с работой «Бумажный рубль» выступил помещик Смоленской губернии С. Ф. Шарапов2. В своей работе он пытался доказать вредность готовившейся реформы и необходимость для России иметь бумажно-денежную систему. Шарапов был воинствующим идеалистом, крайне правым монархистом, ревностным и откровенным защитником классовых интересов дворянства. Он восхвалял царское самодержавие, видя в нем «преимущество» России перед другими странами, на все лады превозносил дворянство, именуя его слоем «лучших людей», «благородных» и «беско¬
1 И на Западе, и в России номиналистическая концепция денег была известна уже давно. В России в начале XVIII в. ее усердно защищал И. Т. Посошков (см. «История русской экономической мысли», т. 1, ч. I. М., 1955, стр. 349—353), в начале XIX в. — Н. М. Карамзин (см. «История русской экономической мысли», т. 1, ч. II. М., 1958, стр. 59—60), а в конце XIX и начале XX в. — С. Ф. Шарапов.
‘ См. Талицкий (Сергей Шарапов). Бумажный рубль. СПб., 1895.


16
Глава вторая
рыстных». Ему присущи идеализация дореформенной России и боязнь победы капитализма в России.
Основной порок теории золотого обращения Шарапов усматривал в том, что она «насквозь материалистична» 1. Придавая большое значение науке о финансах и считая ее «законным дитя политической экономии», Шарапов вместе с тем утверждал, что в русском обществе не имеется никаких установившихся взглядов на финансовые вопросы 2. Западные теории, утверждал он, «потеряли кредит» в русских кругах, а новые веяния в финансовой науке, опирающиеся на золотой монометаллизм, идут вразрез с жизнью и противоречат всем устоям самобытной русской действительности. Единственно кто, по его словам, на Западе имел правильное понимание денег и денежного обращения — это Ротбертус, но и он только наметил истинные законы денежного обращения. Россия, писал Шарапов, должна иметь особую от Запада теорию денег, которую он и пытался обосновать.
Шарапов категорически отрицает связь денег с золотом. «Первым шагом на пути создания истинной финансовой науки, — писал он, — должна быть победа именно над этим золотым предрассудком, полное отрешение от того взгляда, по которому драгоценные металлы отождествляются с деньгами» 3. Объявив товарно-металлистическую теорию денег несостоятельной, он противопоставляет ей свою теорию «абсолютных денег» как якобы единственно правильную для условий России. «Абсолютные деньги» Шарапова — это бумажные деньги, совершенно независимые от благородного металла. Это не реальная стоимость, а отвлеченная величина, условный знак, «идейная единица меры ценностей» 4. Шарапов утверждал, что внутренняя стоимость денег не имеет никакого значения для выполнения ими своих функций. «Идеальная, наилучшая форма денег — абсолютный знак, единица меры отвлеченная, как метр, аршин, ведро» 5. Идея абсолютных денег, по мысли Шарапова, наилуч- шим образом может быть воплощена в бумажной системе, «ни к какому металлу, ни к какой реальной стоимости» не прикрепленной.
Возможность существования в России «абсолютных денег» в виде бумажного рубля, совершенно не связанного с металлом, Шарапов доказывал наличием монархического строя в стране. Внутренняя ценность бумажных денег определяется, по его словам, нравственным авторитетом монархии, доверием
1 Талицкий (Сергей Шарапов). Бумажный рубль, стр. 3.
2 См. там же, стр. VII.
8 Там же, стр. 17.
4 Там же, стр. 31.
6 Там же, стр. 8.


Дворянские концепции политической экономии
77
народа к самодержавному государству, его авторитету и власти. На Западе, считал Шарапов, нет такой формы государственной власти, которая могла бы оперировать с абсолютными деньгами1. Они могут быть только в России. Шарапов утверждал, что возможность существования в России «абсолютных денег» доказана всей историей бумажно-денежной системы в стране. К «абсолютным деньгам» он относил применявшиеся в Древней Руси кожаные деньги — куны, а позже — ассигнации и кредитные билеты. По словам Шарапова, «кредитный билет стал давно абсолютным денежным знаком, искусственной в полном смысле слова единицей, не имеющей никакого отношения ни к какому металлу» 2. В вопиющем противоречии с действительностью он утверждал, что кредитный рубль обладает замечательной внутренней устойчивостью. Россия, писал он, с перерывами, но уже второе столетие пользуется абсолютными деньгами; «золото и серебро давно перестали быть русскими деньгами» 3.
Утверждая, что Россия фактически живет в условиях абсолютных денег, Шарапов требовал, чтобы они были открыто признаны и провозглашены4. Бумажным деньгам Шарапов приписывал чудодейственную силу: способность их обеспечить процветание страны и ее экономическую независимость, ликвидацию государственного долга, уменьшение налогов, бескризисное развитие хозяйства, предотвратить господство банков и биржи, устранить борьбу классов, предотвратить революцию. Все это, конечно, при сохранении господствующего положения помещиков в стране.
Несостоятельность шараповской теории «абсолютных денег» совершенно очевидна, как и всякого другого варианта номиналистической теории денег. Внешне ратуя за «устойчивый» рубль, он фактически добивался сохранения в России падающей валюты, выгодной для значительной части дворянства. Под маской забот о всеобщем благоденствии он защищал корыстные интересы дворянства.
Сторонникам бумажных денег не удалось сорвать проведение денежной реформы на основе золотого монометаллизма, и последняя была осуществлена в России. Денежная реформа 90-х годов определялась в основном интересами и теориями буржуазии, но, как указывалось в советской литературе, дворянские интересы и теории все же отразились на характере этой реформы: помещикам были сделаны уступки в виде зани¬
1 См. Талицкий (Сергей Шарапов). Бумажный рубль, стр. 8.
2 Талицкий (С. Ф. Шарапов). Деревенские мысли о нашем государственном хозяйстве. М., 1886, стр. 137.
3 Талицкий (Сергей Шарапов). Бумажный рубль, стр. 18.
4 См. там же, стр. 22.


Глава второй
7S
женного уровня девальвации рубля, предоставления большой роли серебру и т. д. 1
Борьба против золотого монометаллизма продолжалась и в XX в. Вопрос о денежной системе в стране реакционные дворяне старались превратить в коренной вопрос всей общественной жизни России, а введение золотой валюты объявили основой всех зол в стране и даже главной причиной русской революции.
Введение золотого обращения Шарапов называл «великой драмой, вызвавшей так много напрасных бед и страданий» 2. Он обвинял Витте в том, что реформа вызвала денежный голод, застой в производстве и торговле, аграрные волнения, стремление крестьян к помещичьей земле, за счет которой они полагали поправить свои расстроенные хозяйства 3. «...Ближайшей причиной как нынешнего кризиса экономического, так и политической революции, — писал Шарапов, — явились золотая валюта и подготовительные к ней мероприятия» 4. Системой золотого монометаллизма идеологи дворян объясняли и поражение России в русско-японской войне (она-де ограничивала финансирование войны), и ухудшающееся положение крестьян, наличие безработицы, и все другие беды. Этим они хотели отвлечь внимание трудящихся от действительных причин названных явлений. Денежная система играет, конечно, весьма важную роль в экономической жизни общества, но не она была основной причиной крайнего обострения классовой борьбы, вылившейся в революцию. Этой причиной были обильные пережитки крепостничества в стране, из которых главными являлись помещичье землевладение и царизм, о сохранении которых помещики заботились больше всего.
Отказа от золотой валюты и перехода к инфляционной денежной системе требовали также А. Г. Щербатов5, А. Нечво- лодов, Н. А. Павлов, Г. Бутми и другие дворяне.
Н. А. Павлов, помещик Саратовской губернии, представил I съезду уполномоченных дворянских обществ специальную записку по этому вопросу6. В «кризисных условиях» денежного обращения, утверждал он, «нужен свой знак». «Очевидно, что
1 См. В. Е. Власенко. Теории денег в России. Конец XIX — дооктябрьский период XX в. Киев, 1963, стр. 62.
2 С. Ф. Шарапов. По поводу нового назначения С. Ю. Витте. Соч., вып. 25, т. IX. М., 1904, стр. 58.
1 См. С. Ф. Шарапов. Русская финансовая программа. Соч., вып. 26, т. IX. М., 1905, стр. 6.
4 С. Ф. Шарапов. Земля и воля... без денег. М., 1907, стр. 18.
5 См. А. Г. Щербатов. Преобразование государственного денежного хозяйства. М., 1906, стр. 7, 8.
0 	См. «Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб., 1910.


Цворяпские концепции политической око помин
дворянство иного способа, как выпуск своего знака, не предложит» 1. Он высказывался за создание специального финансового комитета, который должен выработать проект новой реформы денежного хозяйства страны. Многие участники съезда (В. Н. Ознобишин, Н. Ю. Шильдер-Шульднер, Зыбин и др.) присоединились к критической оценке финансовой системы, построенной на золотой валюте.
Противники золотого обращения пытались навязать II Государственной думе свой проект денежной реформы. В проекте, внесенном в Думу 32 правыми депутатами (март 1907 г.), по существу предлагалось отказаться от золотого обращения и эмиссией кредитных билетов, восстановлением обращения вкладных листов (свидетельств о заложенных в банк землях), введением в обращение 4-процентных вкладных билетов (свидетельств о вкладе денег в сберкассу), а также восстановлением серебряного обращения наводнить денежное хозяйство страны бумажными знаками, что, естественно, привело бы страну к инфляции2.
Идея бумажно-денежного обращения не получила широкой поддержки со стороны самого дворянства ни на заседаниях местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности, где обсуждалось письмо С. Ф. Шарапова министру финансов о денежном обращении, ни на губернских съездах дворянства. Третий съезд уполномоченных дворянских обществ большинством голосов отклонил предложение о создании финансового комитета3, внесенное Н. А. Павловым еще на I съезде. Проект новой денежной реформы, внесенный в Думу 32 депутатами, был подвергнут резкой критике на страницах газеты «Россия» как «проект бумажно-денежного ттаводни- тельства». Думой он не обсуждался.
Первая мировая война положила конец практике золотого монометаллизма - во всех странах золотые деньги были изъяты пз обращения н больше уже не возвращались в него. Отказ от золотого обращения, практика бумажно-денежного обращения послужили питательной почвой для расцвета в капиталистических странах номиналистической, количественной и других ненаучных теорий денег.
1 	«Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб., 1910, сгг). 14.
- См. «Объяснительная записка к проекту закона о преобразования денежной системы». ЦГИАЛ, ф. 1278, on. 1, д. 1201, л. 72 (1907).
3 	См. «Труды третьего съезда уполномоченных дворянских обществ»,
СПб., 1907, стр. 120.


Глава третья АГРАРНЫЙ ВОПРОС
Защита помещичьей земельной собственности и отношение к крестьянскому землевладению
ажнейшей задачей идеологов дворянства в рассматриваемый период являлась защита помещичьего землевладения как основы нетрудовых доходов и политического господства дворянства. Нерешенность аграрного вопроса была экономической основой антагонизма помещиков и крестьян, главной причиной ожесточенной борьбы между ними. Помещики предпринимали отчаянные усилия, чтобы сохранить земельные владения. На это же была направлена и политика самодержавия.
Идеологи дворянства отрицали наличие в России причин для крестьянской борьбы против помещичьего землевладения, а аграрный вопрос трактовали как проблему, искусственно созданную либералами и социалистами в пропагандистских целях. «Аграрный вопрос является лишь измышлением революционеров и мечтателей бюрократов» \ — утверждали участники Всероссийского союза землевладельцев в адресе к царю. «Аграрного вопроса в России нет и быть не может» 2, — говорил князь А. П. Мещерский.
Забота о сохранении и упрочении помещичьего землевладения проходила красной нитью через все выступления — устные и печатные — идеологов дворянского класса. Наиболее ярко это отражено в выступлениях участников съездов Всероссийского союза землевладельцев (1906, 1917), уполномоченных дворянских обществ (1906—1915) и Всероссийского союза земельных собственников (1916—1917).
Идеологи дворянства пытались оправдать сохранение феодальной собственности ссылкой на якобы особую важность
1 «Журнал заседании съезда Всероссийского союза землевладелиц
цев». М., 1906, стр. 141.
а Там же, стр. П8,


81
Аграрный вопрос
дворянского класса для Российского государства и его «бескорыстную службу» К Право собственности помещиков на землю они старались представить не как сословную привилегию дворянства, а как якобы «государственную обязанность», связанную с возложением на них определенной моральной и государственной ответственности перед народом. «Владение землей поместного дворянства не столько право, сколько обязанность, и притом обязанность многосложная и чисто государственная» 1 2, — говорил член Мценского комитета о нуждах сельскохозяйственной промышленности С. А. Нилус. В таком же духе высказывался и В. И. Гурко — один из реакционных деятелей царского правительства. Теоретически, писал он, земля «составляет достояние всего человечества», но в высших «интересах народа» ее нужно сохранить в собственности помещичьего класса, ибо только он способен использовать ее наиболее производительно3. Стремление крестьян к разделу помещичьих земель Гурко объявлял крайне опасным для государства и народа в целом. Он не жалел красок на то, чтобы нарисовать те «беды», к которым будто бы приведет ликвидация помещичьего землевладения. «Передача всей земли или хотя бы значительной ее части в крестьянские руки, т. е. раздробление ее на исключительно мелкие владения, не только не повысит благосостояния крестьянской массы, а, наоборот, ввергнет ее в величайшую нищету. Одновременно такая мера приведет к полному экономическому крушению страны... Меру эту требуют в видах общественной пользы, но последствием ее будет общественное бедствие» 4. Идеологи дворянства, маскируясь заботой о народе и государстве, настойчиво проводили мысль, что помещичье землевладение является прочной опорой всего народного хозяйства России, что только оно способно обеспечить наиболее высокую сельскохозяйственную культуру, многоотраслевое производство и наивысшую производительность земледельческого труда.
Представители дворянства умышленно подменяли вопрос о преимуществах крупного производства перед мелким вопросом о преимуществе крупного землевладения. В действительности же это разные вопросы. Помещичьи латифундии не только не содействовали прогрессу сельскохозяйственного производства,
1 См. В. Н. Снежков. Значение дворянства в современной России. М., 1906.
2 См. речь С. А. Нилуса. «Московские ведомости», 14(27) января 1903 г.
а См. В. И. Гурко. Устои народного хозяйства России. СПб., 1902, стр. 47—64.
* В. И. Гурко. Отрывочные мысли по аграрному вопросу. СПб., 1906, стр. 17.


$2 1'лапа третья
а, наоборот, сильно тормозили его. Во многих крупных помещичьих имениях земля фактически обрабатывалась примитивным крестьянским инвентарем и посредством отработочной системы, являвшейся видоизмененной формой барщины. Говорить здесь о «культурном производстве» можно было лишь с целью сознательного искажения истины.
В целях сохранения за дворянами земель, даже в случае банкротства помещиков, крепостники предлагали правительству принять меры, обеспечивающие незыблемость дворянских имений. «Прежде всего необходимо издать законы о неотчуждаемости дворянских земель... о неделимости дворянских имений ниже установленного размера и о майоратном наследовании землею» \ — писал псковский помещик С. Гижицкий.
Русская революция 1905—1907 гг. толкнула помещиков- крепостников на поиск новых способов защиты своей земельной собственности. Первой реакцией дворянства на революционное выступление крестьян в 1905 — 1907 гг. было стремление силой подавить очаги восстаний. Губернские дворянские собрания, съезд Всероссийского союза землевладельцев, съезды уполномоченных дворянских обществ неоднократно обращались к царю с просьбой усилить борьбу с революционным движением крестьян, заставить их нести ответственность за погром помещичьих имений. К этим ходатайствам особенно внимательно отнесся министр внутренних дел П. Н. Дурново. Он обратился в Совет министров со специальной запиской, в которой требовал возмещения убытков помещикам за разгром имений либо за счет крестьянства, либо за счет государственной казны, т. е. опять-таки за счет тех же крестьян как налогоплательщиков. Николай II объявил это корыстное требование «справедливым» 1 2.
Для сохранения господствующего положения помещичьего класса царское правительство прибегало к различным мерам - от лживых обещаний «учесть крестьянскую нужду» до применения военной силы. На предложение либералов попытаться изыскать какие-либо возможности расширить крестьянские земельные наделы дворянская реакция отвечала категорическим отказом. Уже сама мысль о возможности принудительного отчуждения части помещичьих земель вызвала бурю негодования со стороны поместного дворянства. Разработанный в Главном комитете землевладения и землеустройства весьма умеренны]! кадетский проект Кутлера о частичном отчуждении
1 С. Гижицкий. Наше оскудение и дворянский вопрос. «Гражданин» № 10, 1902, стр. 6.
2 Царское правительство удовлетворило требования дворян. Помещики получили от казны в порядке возмещения за разгром их именин около 8 млн. руб. (ЦГИАЛ, ф. 1270, он. 5, д. 184, л. 12),


Аграрный вопрос
S3
частновладельческих земель «но справедливой оценке» крепостники называли «коммунистической программой разорения дворянства», а автора его — «социалистом» 1.
Гурко с ненавистью писал, что «дополнительное наделение землей (крестьян. — А вт.) есть мера юридически незаконная, экономически пагубная, а социально нелепая. Это не что иное, как стрижка всех под одно лекало, уравнение вниз, а не вверх» 2.
Дворяне понимали, что уничтожение помещичьего землевладения приведет к важным изменениям в экономическом строе России и покончит с их политическим господством. Выступая в защиту своей земли, они не могли не заниматься проблемой крестьянской собственности на землю, но подменяли ее проблемой землепользования. До первой русской революции идеологи помещичьего класса отрицали право частной собственности крестьян на землю. Так, один из представителей московского дворянства, Ф. Самарин, написал специальную работу «О мирской надельной земле», в которой решительно выступил против идеи частной крестьянской собственности на землю3.
Итак, позиция дворян в начале XX в. не отличалась от тон, которую они занимали в конце прошлого века. Не внесли они ничего нового и в объяснение нищенского положения деревни. Малоземелье крестьян обычно отрицалось. Разорение же крестьянских хозяйств объяснялось их агрономической и технической отсталостью, а не господством дворянского землевладения. «Отсталость русского крестьянского хозяйства, — писал помещик А. Г. Щербатов, — зависит от некультурности вообще жизненного строя России, а не от формы землевладения...» 4 Царский сановник А. Г. Теплов утверждал, что в России «малоземелья вообще, о котором так кричат наши смутьяны, у крестьян абсолютно нет. Малоземелье крестьян — ложь... Долой «аграрный» вопрос! От имений наших руки прочь!» 5  6.
На съезде Всероссийского союза землевладельцев (1906) граф А. А. Салтыков выступил с докладом, тема которого была сформулирована так: «Легенда общего малоземелья». Вопреки фактам он утверждал, что в России начиная с 1861 г. раз¬
1 См. «Журнал заседаний съезда Всероссийского союза землевладельцев», стр. 26.
2 В. Гурко. Отрывочные мысли по аграрному вопросу, стр. 23.
3 См. Ф. Самарин. О мирской надельной земле. М., 1902, стр. 7—17.
4 А. Г. Щербатов. Упорядочение общинного крестьянского земле¬
владения. М., 1902, стр. 2.
6 	А. Г. Теплов. Ложь, обман и угроза «аграрного» вопроса. «Московские ведомости», 30 января (12 февраля) 1906 г.


Глава третья
U
мер душевого надела у крестьян не только не уменьшился, «а значительно увеличился» В. И. Ленин, давая решительный отпор подобной фальсификации, указывал, что фактическое землепользование надельной и прочей землей для основной массы разоренного, однолошадного крестьянства относительно и абсолютно уменьшается. Рост действительного землепользования за счет увеличения купчей и арендной земли был лишь у кулацкой части деревни, составляющей не более 7б общего числа крестьянских дворов1  2.
Позиция идеологов либерального дворянства отличалась от позиции крепостников тем, что они признавали частично крестьянское малоземелье в отдельных районах России. Главной причиной нищеты крестьянства они также считали некультурность народной массы; отсутствие в ней общих и специальных . сельскохозяйственных знаний. Наиболее полно реакционную дворянскую программу по крестьянскому вопросу до столыпинской реформы сформулировал бывший министр земледелия А. С. Ермолов в работе «Наш земельный вопрос». Основное содержание ее сводилось к защите помещичьего класса от принудительного отчуждения земель, стремлению доказать необходимость сохранения крупных крепостнических латифундий. Вопрос улучшения крестьянского хозяйства, утверждал Ермолов, упирается вовсе не в малоземелье, а в лучшее распределение и использование тех земель, что имеются у крестьян. Главное для крестьян не собственная земля, а наиболее производительное приложение своего труда к земле. Основная задача, по словам Ермолова, заключалась в решении проблемы крестьянского землеустройства, а не в земельной собственности. «Вообще работы по землеустройству, направленные к улучшению крестьянского землепользования, во многих случаях важнее самого расширения крестьянского землевладения» 3, — писал он. Крепостник Ермолов старался отвлечь крестьян от требования уничтожения помещичьего землевладения. Крестьянам, имеющим недостаточное количество надельной земли, он «рекомендовал» купить ее у помещиков или из государственного фонда или же переселиться на свободные земли Сибири и Казахстана.
Крестьянские восстания в первой русской революции привели Ермолова лишь к мысли о необходимости улучшения крестьянского землепользования. Причем это улучшение огра¬
1 См. «Журнал заседаний съезда Всероссийского союза землевладельцев», стр. 86.
2 См. В. И. Ленин. Аграрный вопрос в России к концу XIX века. Поли. собр. соч., т. 17, стр. 63, 80—94.
ь А. С. Ермолов. Наш земельный вопрос. СПб., 1906, стр. 34


Аграрный вопрос
85
ничивалось мерами по уменьшению чересполосицы, длинно- земелья и отчуждением за выкуп тех помещичьих земель, которые нужны крестьянской общине для выпаса скота, проведения дорог и пр. Его план мероприятий по крестьянскому землеустройству исходил из идеи сохранения в неприкосновенности помещичьих хозяйств. Крестьяне не должны претендовать на помещичьи земли — таков смысл программы Ермолова.
Угроза, нависшая над дворянскими имениями во время революции, заставила помещиков активно искать себе союзников в лице других групп частных собственников, прежде всего буржуазии. Они заговорили о необходимости охраны не только имущества и земель помещиков, но и частной собственности вообще. «Всякая собственность должна быть неприкосновенна. Это — основной закон всякого гражданского общества» \ — провозглашали крепостники на страницах «Московских ведомостей». Стремясь привлечь буржуазию на свою сторону, помещики пугали ее тем, что, «где правительство не ограждает право собственности на землю, там ненадежно право собственности и на остальное имущество: если сегодня будут уравнивать владение землей, отнимать у одних и давать другим, завтра придется уравнивать обладание капиталом» 1 2.
Как известно, российская буржуазия боялась революционного движения пролетариата и крестьянства больше, чем произвола царизма, реакции, и призыв крепостников о солидарности их экономических интересов с интересами буржуазии находил у последней полное понимание и поддержку.
Отношение к общине
Вопросы крестьянского землепользования тесно переплетались с проблемой общины и общинного землевладения. Общинная форма крестьянского землевладения поддерживалась помещиками и царским самодержавием вплоть до первой русской революции. С ростом капиталистических отношений в деревне и расслоением крестьянства общинное землевладение было сильно подорвано. Накануне революции проблема сельской общины принимает особенно острый характер и выходит из русла только теоретических споров. Вопрос ставился практически: быть или не быть общине, сохранить ее или упразднить?
1 Разрешение нашего аграрного вопроса. «Московские ведомости», 15 (28) августа 1905 г.
2 «Журнал заседания съезда учредителей Всероссийского союза землевладельцев». М., 1906, стр. 21.


so
Глава третья
Но море роста революционных выступлении крестьян против помещиков идеологи дворянства все чаще рассматривали общину с точки зрения не только экономической, но и политической. Либеральные дворяне пропагандировали идею разрешения крестьянского аграрного вопроса путем постепенной ликвидации общинной формы землевладения и предоставления каждому крестьянину возможности свободно определять свое отношение к земле.
Однако до революции идея сохранения общины и упрочения общинных форм землепользования оставалась среди дворян еще господствующей. Община была одной из ячеек управления пореформенной деревней; она использовалась царским правительством как средство, обеспечивающее выполнение крестьянами всех повинностей — выкупных платежей, податей и других, что обеспечивалось круговой порукой, коллективной ответственностью крестьян перед государством. Общинная форма крестьянской земельной собственности являлась важнейшим условием хозяйничанья большинства помещиков на своей земле, так как для ведения хозяйства на чисто капиталистической основе у них но было необходимых средств. Хищнически используя земельные богатства, ведя паразитический образ жизни, дворянство постепенно разорялось. Об этом свидетельствует огромная задолженность помещиков Дворянскому, Крестьянскому и частным банкам К Поэтому крупные землевладельцы предпочитали сдачу земли в аренду нуждающимся крестьянам, а мелкие вынуждены были довольствоваться отработками. «В общем и целом современное помещичье хозяйство в России, — писал В. И. Ленин в 1906 г., — больше держится крепостнически-кабальной, чем капиталистической системой хозяйства» 1 2.
Многочисленные авторы из среды крепостнического дворянства считали общину основой, на которой построен весь государственный организм. Разрушение общины, по их словам, было бы разрушением основы государства. Сторонники общины активно выступали в печати, широко используя для доказательства своих положений доводы реакционного дворянства последней трети XIX в. «Общинное землевладельческое крестьянство, — писал президент Московского общества сельского хозяйства А. Г. Щербатов, — есть главный устой существующего чисто русского государственного строя» 3. Автор рассмат-
1 В центральных губерниях России были такие уезды, где от 80 до 90% всех помещичьих имений были заложены в банках.
2 В. И. Ленин. Пересмотр аграрной программы рабочей партии. Поли. собр. соч., т. 12, стр. 249.
л А. Г. Щербатов. Упорядочение общинного крестьянского землевладения, стр. 1.


Аграрный вопрос S7
рпвал общину как «исторически развившийся, самобытный, чисто русский ипститут, вполне приспособленный к условиям времени, места и различным видам народной жизни» К Он настойчиво призывал государство всеми мерами содействовать сохранению и упрочению общины.
Понимая, что рост капиталистических отношений в деревне ведет к разрушению общины, помещики-крепостники пытались искусственно задержать этот рост, стремились любыми с редствами продлить существование кабальных условий эксплуатации малоземельных крестьян-общинников. Дворянские мракобесы утверждали, что крестьяне-общинники якобы еще не доросли до самоуправления, нуждаются в государственной опеке и в сильной власти помещиков. «Крестьянству, — писал предводитель губернского дворянства Палтов, — требуется близкая, действительная и ощутительная для него власть», которая должна осуществляться дворянами-помещи- ками 1 2.
В. 	И. Ленин, раскрывая реакционный смысл помещичьей аграрной программы, отмечал, что помещичье «руководство» всегда означало безмерные насилия над крестьянами3. По существу дворяне-крепостники хотели восстановления феодальных прав помещика в общине и сведения ее до вотчины помещика. Этим они надеялись продлить свое паразитическое существование и хищнический способ ведения хозяйства.
Однако поступательное движение общественного развития было сильнее требований крепостнической части дворянства и с этим не считаться было нельзя. Идеолог либерального дворянства С. Ю. Витте еще в лекциях о народном и государственном хозяйстве указывал на отрицательные черты общины: чересполосицу, примитивную обработку земли, принудительный высев земледельческих культур, трехполье, круговую поруку и т. д. Он обращал внимание на то, что «общинное землевладение не обеспечивает всему крестьянскому населению пользование землей», что общинное крестьянство дифференцируется на различные группы4.
В 1904 г. Витте выступил в правительстве с официальной «Запиской по крестьянскому вопросу», в которой он более развернуто изложил свое отношение к общине. Он признавал, что крестьянский вопрос выдвинут самой жизнью, и не мог скрыть
1 А. Г. Щербатов. Упорядоченно общинного крестьянского землевладения, стр. 10.
2 См. В. Палтов. «Взгляд и нечто» о дворянстве. М., 1904, стр. 225, 243.
3 См. В. И. Ленин. Проект речи по аграрному вопросу во второй Государственной думе. Поли. собр. соч., т. 15, стр. 129.
1 См. С. ТО. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 11—12.


88
Глава третья
того факта, что большинство местных комитетов, созданных в 1902 г. царским правительством во всех губерниях России для обсуждения вопросов, связанных с поднятием сельскохозяйственной промышленности, высказалось за переход от общинного к частному крестьянскому землевладению, но без каких-либо принудительных к тому мер *.
Соглашаясь с мнением комитетов, Витте подчеркивал, что община не только не предупреждает крестьян от пролетаризации, но, напротив, ведет к общей пролетаризации населения, к чрезмерному и быстрому дроблению крестьянских владений. Более того, он считал, что «временность владения является неодолимым препятствием для улучшения земельной культуры... воспитывает самые хищнические приемы эксплуатации земли» 1 2. Учитывая реальные процессы, протекавшие внутри общины, Витте констатировал, что уравнительное землепользование не удерживает земельные наделы в руках беднейших крестьян-общинников. «В общинной среде, — указывал он, — происходит дифференциация: большинство беднеет, а самая незначительная часть богатеет путем хищнической эксплуатации земли и своих однообщественников и сосредотачивает в одних руках значительную и лучшую часть надела» 3. Витте еще не предлагал насильственно разрушить общину, как это позже сделал Столыпин, но считал, что община должна быть союзом добровольным, а не принудительным.
«Записка...» Витте выражала не только его личные взгляды. Она отражала мнение большинства дворянских комитетов. Его вывод, что «в настоящее время даже самые убежденные защитники этой (общинной. — Авт.) формы землепользования отказались от мысли, что она составляет нашу национальную особенность»4, является признаком нового отношения дворянства к развитию капитализма в сельском хозяйстве и свидетельствует о поисках новых путей развития помещичьего хозяйства. В «Записке...» Витте откровенно высказал тревогу дворянства за судьбы помещичьего землевладения.
В период революции критика общины проводилась помещиками под флагом защиты интересов крестьян. Существование общины объявлялось главной причиной бедственного положения крестьян. «Весь наш 40-летний строй, воздвигнутый на принципе общинного владения крестьян, был роковой ошибкой, и теперь необходимо его изменить... Главная причина всех крестьянских бед заключается в том, что они до сих пор кре¬
1 См. С. 10. Витте. Записка по крестьянскому делу. СПб., 1904, стр. 33.
2 Там же, стр. 82.
Там же, стр. 8G.
1 Там же, стр. 8Г>,


Аграрный вопрос
89
постные — прикреплены к земле. Община есть та язва, которая делает их положение безвыходным...» 1
Накануне принятия правительством закона о столыпинской реформе В. И. Гурко в качестве мер борьбы с крестьянским малоземельем считал необходимым превратить общинную землю в объект свободной купли и продажи. Фактически он предлагал создать условия, при которых общинная земля была бы сосредоточена в руках кулацкой верхушки деревни. «Таким путем, — писал он, — вопрос о малоземелье падет сам собой, а возникнет лишь вопрос об увеличении в малоземельных обществах участков одной части крестьянства за счет другой, либо наиболее склонной искать счастья в переселении, либо наименее привязанной к земле, наименее способной извлекать из нее те выгоды, которые она в состоянии доставить» 2. Резко ломать общинные порядки Гурко не предлагал; он считал, что свободный выход из общины нужно разрешить лишь тем крестьянам, которые тяготятся ею, и что земля должна переходить в личную собственность постепенно. «Необходимо... лишь снять тот железный обруч, которым наглухо замкнута ныне крестьянская община, и тем дать возможность выйти из-под общинного гнета крестьянам, сознавшим преимущества хуторского хозяйства на неотъемлемой у них по произволу общества земле» 3.
Столыпинская земельная реформа
Пока шли споры, быть или не быть общине, она неуклонно разрушалась. Никакими мерами нельзя было предотвратить расслоение деревни, ибо оно вызывалось не случайными причинами, а всем ходом развития капитализма. Надельная земля в сельской общине лишь формально считалась общинной собственностью. Практически за последние 25 лет до столыпинской реформы в большинстве общин не было передела земли. Сами помещики признавали, что «по отношению к весьма многим обществам общинное землевладение является фикцией, искусственно поддерживаемой законом» 4. Фактическое землепользование в деревне не совпадало с надельным распределением земли: одна группа крестьян имела в хозяйственном обороте количество земли, значительно превышающее наделы, а другая — не использовала даже надельную. Внутри общины
1 	«Журнал заседания съезда учредителей Всероссийского союза землевладельцев», стр. 22—23.
“ В. Гурко. Отрывочные мысли по аграрному вопросу, стр. 38.
3 В. Гурко. Устои народного хозяйства России, стр. 181—182.
4 В. Гурко. Отрывочные мысли по аграрному вопросу, стр. 43.


90 Глава третья
уже давно сложились различные группы хозяйств: бедняцкое, середняцкое и кулацкое. Значительную часть крестьянства составлял сельский пролетариат.
Малоземельное бедняцкое хозяйство не обеспечивало удовлетворения потребностей семьи и выполнения тяжелых налоговых повинностей. Крестьянин-бедняк был вынужден либо арендовать, либо сам сдавать в аренду свою надельную землю. Основным источником существования таких крестьян были заработки на стороне, и надельная земля для них теряла свое прежнее значение. В. И. Ленин так определял значение надельной земли для бедняцкой части деревни: «...крестьянин бежал от своего надела, когда только было куда бежать, даже откупаясь от надела, платя тому, кто соглашался взять надел, платежи с которого превышали его доходность» *. Батрацкая часть крестьян-общинников находилась в особенно бедственном положении: они не могли оставить землю, ибо были связаны круговой порукой.
Надельная земля перестала быть основой хозяйства и богатых крестьян. Фактический размер их хозяйства выходил далеко за пределы надельной земли. Центр хозяйства таких крестьян перемещался на купчую или арендную землю. Все это означало, что общинно-надельная форма землепользования изжила себя и тормозила развитие производительных сил в сельском хозяйстве. «...Ломка старого землевладения, и помещичьего и крестьянского, — писал В. И. Ленин, — стала безусловной экономической необходимостью. Эта ломка абсолютно неизбежна, и никакие силы на земле не помешают ей» 2.
Сохранение прежних отношений между помещиками и крестьянами на базе общинного землевладения и средневековые формы отработочной системы с рутинной техникой обусловили крайнее обострение классовых противоречий в стране. Борьба классов перешла в революцию. В целях сохранения своего господства помещики, а вместе с ними и самодержавие круто изменили отношение к крестьянской общине. Политика поддержки и укрепления старой общины сменилась политикой ускоренного полицейского разрушения и ограбления ее.
Еще до революции помещики под воздействием крестьянских выступлений были вынуждены пойти на кое-какие уступки крестьянству. В марте 1903 г. был издан закон об отмене круговой поруки в общине. Июньский закон 1904 г. расширил возможности крестьян на переселение из центральной части на окраины России. В период подъема революции царь  11 В. И. Ленин. Рабочая партия и крестьянство. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 431.
- В. И. Ленин. Аграрный вопрос в России к концу XIX века. Поли, собр. соч., т. 17, стр. 96—97.


91
Аграрный вопрос
был вынужден издать манифест от 3 ноября 1905 г., но которому уменьшались на половину выкупные платежи, а с 1 января 1907 г. они отменялись совсем. Однако эти меры не могли остановить роста крестьянского движения за радикальное решение аграрного вопроса, за уничтожение всех остатков крепостничества.
Обуржуазившиеся помещики, видя неотвратимость наступления господства буржуазных отношений в сельском хозяйстве, решили сломать старое землевладение, но не дворянское, а крестьянское общинное землевладение. Начиная с середины 1906 г. объединенное дворянство открыто провозгласило курс на насильственный слом общины. Идеологи помещиков теперь воспевают частную собственность. Община, утверждали помещики, внедряет в сознание крестьян необходимость всеобщего уравнительного пользования землей без различия сословий, а подобное представление о землепользовании есть социализм. Община, говорил князь В. М. Урусов, есть начало социализма, она уничтожила понятие собственности; «ноэтому-то нигде мы не видим такого бесцеремонного нарушения собственности, как в России... необходимо упразднить общину и укоренить в народе понятие о собственности» К
Наиболее отчетливо новый курс русских помещиков выразился в позиции представителей правых партий в Государственной думе при обсуждении аграрного вопроса. Граф Бобринский, выступая на одном из заседаний II Государственной думы, указывал на общину как на «типичный пережиток феодального строя», требовал уничтожения общинной формы собственности на землю и установления крестьянской личной собственности, усматривая в ней силу и будущность России1  2.
Это требование закоренелых реакционеров было весьма далеким от защиты крестьянских интересов; как указывал В. И. Ленин, программа помещиков была программой насильственного выживания со света миллионов крестьян3.
Разрушением общины помещики рассчитывали отвлечь крестьян от борьбы за раздел помещичьих земель и направить их в русло рыночных отношений, где земля свободно покупалась бы и продавалась. Самодержавие вынуждено было ориентироваться на буржуазные формы земельной собственности.
Первый съезд уполномоченных дворянских обществ (май 1906 г.) решил отказаться от обанкротившейся политики
1 «Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб., 1906, стр. 29, 30.
8 См. «Государственная дума. Второй созыв». Стенографические отчеты, т. 1. СПб., 1907, стб. 1296, 1299.
3 	См. В. И. Ленин. Политические партии в России. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 279.


92
Глава третья
защиты общины и высказался за ее уничтожение *. Программа объединенного дворянства по аграрному вопросу предусматривала сохранение помещиков как землевладельческого и господствующего класса в России. Осенью 1906 г. царское правительство, возглавляемое Столыпиным, по решению Совета объединенного дворянства, приняло ряд внедумских земельных указов, в том числе Указ от 9 ноября 1906 г., разрешивший выход из общины. В. И. Ленин, давая оценку этим указам, писал, что они «открыли эру этой новой аграрной политики царского правительства» 1 2.
Аграрные указы и законы, изданные царским правительством в период 1906—1916 гг., в литературе получили название столыпинской реформы. Основной смысл ее сводился к установлению личной крестьянской земельной собственности вместо существовавшего общинного землепользования, созданию за счет земли самих крестьян крепкого кулацкого ядра в деревне. Разорить деревню капиталом кулака, разжечь из-за земли внутренний антагонизм между крестьянами, отвести крестьян от захвата дворянских земель — таковы классовые задачи помещиков в столыпинской реформе.
Согласно Указу 9 ноября 1906 г., каждый крестьянин, имевший участок общинной земли, получил право свободного выхода из общины с закреплением за ним этого участка в личную собственность3. Указ 9 ноября 1906 г. В. И. Ленин характеризовал как «последний клапан», который дворяне еще могли открыть для сохранения своего землевладения. Помещичьи земли по-прежнему оставались в их руках, сохранялось и их господство над малоземельным крестьянином, арендующим землю дворян. Предоставление крестьянам права свободного приобретения в личную собственность земель позволяло помещикам варьировать размеры своего хозяйства и через Крестьянский банк выгодно продавать кулаку прежние отрезки, пустоши, выпасы. Операциями банка правительство прежде всего спасало помещиков от разорения.
С решением аграрного вопроса в пользу помещиков была тесно связана и переселенческая политика царского правительства. До первой русской революции защитники дворянства не
1 См. «Труды первого съезда уполномоченных дворянских обществ», 1906, стр. 25—38, 99—101, 105—108; «Труды второго съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб., 1907, стр. 92—96.
2 В. И. Ленин. Новая аграрная политика. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 422.
3 Если в общине за последние 24 года не было всеобщего передела земли, а земельный надел превышал душевую норму, то крестьянину предоставлялось право излишек земли выкупить у общины. Каждый выходящий из общины имел право требовать выдела причитающейся ему земли в одном месте.


Аграрный вопрос
93
поддерживали идею массового переселения крестьян, что объяснялось боязнью помещиков потерять дешевую рабочую силу кабально зависимых крестьян. Однако под воздействием революции взгляды помещиков изменились. Они стали рассматривать переселение малоземельных крестьян как одну из важнейших мер решения аграрного вопроса. «Правительство должно разрешать аграрный вопрос главным образом переселением, и это надо подчеркнуть, а вовсе не говорить, что в этом есть нечто дурное» !, — говорил черносотенец Марков II в Государственной думе. Правительство, уступая требованиям дворян, устранило ограничения для переселения.
Требования дворян о массовом переселении крестьян на окраины России возможно было осуществить лишь при условии разрушения общины и отказа от общинных форм землевладения. Поэтому переселенческую политику царское правительство включило в качестве органической части столыпинской аграрной реформы. В. И. Ленин считал переселенческую политику одним из «козырей» столыпинской реформы 1 2.
Проводить аграрную политику под флагом открытой защиты помещичьего землевладения было невозможно, поэтому мероприятия столыпинской реформы лицемерно толковались идеологами дворянства как акты, направленные на защиту крестьянского землевладения 3.
Защитники столыпинского закона стремились представить его перед общественным мнением как закон, распространявший общегражданские права на крестьянское сословие и предоставлявший крестьянам имущественную самостоятельность, независимость и землю. Даже накануне мировой войны, когда семилетний опыт внедрения столыпинского землеустройства явно свидетельствовал о его крахе, защитники аграрного закона писали, что «новый земельный порядок не нуждается ныне в защите. Его благодетельное значение для всей крестьянской России доказано самой жизнью, опирается на неисчерпаемый опыт сотен тысяч хуторян и отрубников. Землеустройство — дело не только правительства, но и самого трудящегося народа» 4. Лицемерие и фальшь подобных утверждений разоблачаются заявлениями крестьянских депутатов в III Государственной думе, обсуждавших столыпинские законы. Представи-
1 Цит. по: В. Вощинин. Переселенческий вопрос в Государственной думе третьего созыва. СПб., 1912, стр. 28.
2 См. В. И. Ленин. Переселенческий вопрос. Поли. собр. соч., т. 21, стр. 325.
3 См. «Труды пятого съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб., 1909, стр. 135.
4 «Враги землеустройства». «Московские ведомости», 4(17) июня 1914 г.


VI Глава третья
толь крестьянства Пермской губернии Петров называл Указ 9 ноября законом «О грабеже общинной земли», от которого «пахнет кровью» 1. Протестуя против столыпинских аграрных законов, крестьяне нередко уничтожали кулацкие хозяйства хуторян, особенно на Украине, в Белоруссии и на Средней Волге.
Помещики не скрывали, что столыпинские законы были приняты в качестве чрезвычайных мер в борьбе с революцией 1905—1907 гг., что этими законами преследовались не только экономические, но и политические цели. На съезде объединенного дворянства князь Ухтомский цинично заявил: Указом 9 ноября «русская революция будет раздавлена мужицким сапогом, как революция 48-го года» 2 (имеются в виду западноевропейские революции 1848 г. —Авт.).
По своему экономическому содержанию столыпинская земельная политика была буржуазной, способствовавшей развитию капитализма в сельском хозяйстве. Однако буржуазная аграрная программа Столыпина была проведена помещиками. Она превращала в буржуазную собственность крестьянские общинные земли, оставив помещичью собственность неприкосновенной, укрепляла частную земельную собственность зажиточного крестьянства путем разорения многих миллионов малоземельных крестьян. Столыпинский аграрный закон являлся попыткой дворян использовать буржуазные формы развития в своих интересах. Столыпинская аграрная программа была помещичьей программой. Она предполагала развитие капитализма на базе помещичьего хозяйства, и в этом состояла ее реакционная сущность. «Реакционность черносотенной программы состоит не в закреплении каких-либо докапиталистических отношений или порядков... — указывал В. И. Ленин, — а в развитии капитализма по юнкерскому типу для усиления власти и доходов помещика, для подведения нового, более прочного, фундамента под здание самодержавия» 3.
Столыпинская реформа не только не разрешила аграрную проблему в России, но и, напротив, до крайности обострила классовую борьбу в деревне — борьбу малоземельного крестьянства против помещиков, борьбу сельскохозяйственных батраков против сельской буржуазии. Крестьяне видели, что столыпинская реформа имела задачу сохранить помещичьи земли. Количество земли, находившейся в распоряжении крестьян, в результате проведения реформы не увеличивалось. Не способ¬
1 См. «Государственная дума. Третий созыв. Сессия вторая». Стенографические отчеты, ч. I. СПб., 1908, стр. 519.
2 «Труды третьего съезда уполномоченных дворянских обществ». М, 1907, стр. 260.
s В. И. Ленин. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905—1907 годов. Поли. собр. соч., т. 16, стр. 351.


Аграрный вопрос
9о
ствовали улучшению крестьянской жизни и законы о Крестьянском банке, о переселении крестьян, об аренде казенной земли. Крестьяне, купившие землю у Крестьянского банка по спекулятивным ценам, не имели возможности вести хозяйство на надлежащем техническом уровне из-за отсутствия средств. Переселение также не помогало крестьянам. Организация переселенческого дела была поставлена крайне плохо. Большая часть переселявшихся крестьян окончательно разорялась и возвращалась обратно. Аренда казенных земель стоила дорого, и израсходованные на нее деньги исчерпывали возможности крестьян улучшать само хозяйство.
Практика первых же лет столыпинской реформы ярко обнажила грабительскую ее суть; крестьяне убедились, что она не в состоянии решить земельный вопрос в России. Об этом свидетельствует резкое уменьшение количества выделяющихся из общины крестьян. Если за два года (1908—1909) выделилось из общины 1087 тыс. крестьянских дворов, то за последующие два года (1910—1911) — только 481 тыс., а в 1912 г. — всего лишь 121 тыс. дворов
Столыпинская реформа не могла решить поставленной дворянами задачи. Развитие капитализма в сельском хозяйстве срывало их планы. Кулаки не только ломали общину, скупали земли разоряющихся односельчан-общинников, но и добирались до помещичьих земель. За время революции 1905— 1907 гг. Крестьянскому банку помещики предложили скупить земли 7633 дворянских имений, из которых им было закуплено
2,5 	млн. десятин земли1  2. Помещики были перепуганы такой активной деятельностью Крестьянского банка и на III и V съездах уполномоченных дворянских обществ говорили о том, что практическая реализация столыпинских указов идет вразрез с поставленными перед ними задачами. Продолжавшийся распад крепостнического хозяйства, обострение классовых противоречий между помещиками и крестьянами, рост кулацких и пролетарских элементов в сельском хозяйстве свидетельствовали о крахе политики помещиков и самодержавия, пытавшейся спасти помещичье землевладение путем ускоренного развития буржуазных форм крестьянского хозяйства.
Идеологи дворянства вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции упорно отстаивали право помещичьей собственности на землю. Но новые капиталистические условия хозяйствования пришли в острое противоречие с формой зе-
1 См. Дынцов (Н. А. Чердынцев). Земельные дела. «Северная правда», 18 августа 1913 г.
2 См. И. Чернышев. Расслоение современной деревни. «Современный мир», нюнь 1908 г., стр. 47—48.


96
Глава третья
мельной собственности и требовали распределения земли не на феодальном праве собственности, а по силе капитала. Помещики же по-прежнему цеплялись за сохранение своей феодальной собственности, что указывало на глубоко реакционную природу и роль помещичьего класса в целом.
Вместе с тем следует отметить, что в вопросе, каким путем сохранить и упрочить свои феодальные права на землю, представители дворянства не были едины. Сторонники земельных законов Столыпина субъективно стремились к сохранению помещичьего землевладения, но, разрушая общину, объективно способствовали более глубокому и широкому проникновению капиталистических отношений в сельское хозяйство, усилению дифференциации крестьянства, обострению классовых противоречий между землевладельцами и сельскохозяйственным пролетариатом. Разрушение общины вело к увеличению спроса на земледельческие орудия и на наемную рабочую силу в хозяйствах помещиков. Помещичий путь развития капитализма в сельском хозяйстве, безусловно, был мучительным для крестьян, но он все же способствовал росту производительных сил, хотя в гораздо меньшей степени, чем объективно возможный для России другой, крестьянский путь капиталистического развития.
Идеологи помещиков, выступавшие против столыпинской реформы, стояли за сохранение прежних общинных порядков со всеми пережитками крепостничества. Их требования сохранить крестьянскую общину противоречили объективной задаче развития производительных сил страны. Такая позиция была еще более реакционна по сравнению с позицией тех идеологов дворянства, которые, защищая неприкосновенность помещичьего землевладения, вместе с тем стояли за уничтожение общинного строя. Со статьями и книгами против столыпинского земельного законодательства выступили Ф. Самарин, С. Шарапов, К. Пасхалов, А. Щербатов, Д. Хотяинцов и др. В их выступлениях следует различать две стороны: 1) критику порядка проведения реформы, указание на вредное влияние ее на положение крестьянства и 2) отрицательное отношение к самой реформе. Они справедливо отмечали противоречивость самого Указа 9 ноября, обращали внимание на бюрократический и насильственный характер проведения его в жизнь, на жестокость последствий указа для основной массы крестьянства Но это не было действительным проявлением заботы об интересах крестьянства, поскольку подобные «радетели» так же рьяно защищали помещичье землевладение, как и сто-  11 См. К. Пасхалов. Землеустроительное разорение России. М., 1909, стр. 34, 35; Д. Хотяинцов. К дворянству. Письмо V. М., 1909, стр. 5.


Аграрный вопрос
97
ронники столыпинской реформы. Вместе с тем дворянские критики не видели относительно прогрессивного значения реформы.
Князь Щербатов, Шарапов, Самарин и другие писали, что разрушение общины означает разрушение крестьянского сословия и уничтожение государственной охраны крестьянского землевладения. Они затушевывали тот факт, что крестьянский сословный строй приводил только к гражданской неполноправности крестьян, а закон о неотчуждаемости крестьянских надельных земель легко обходился, в результате чего процесс пролетаризации крестьянских масс не мог быть предотвращен. Упрекая правительство в непонимании исторического значения общинного строя для России, Щербатов предлагал сохранить общину, а землю считать в подворном, потомственном пользовании отдельной семьи. Сельское общество по-прежнему должно считаться юридическим собственником земли х.
Крупный помещик С. Шарапов решительно высказывался против Указа 9 ноября и за сохранение общины. «Я против закона 9 ноября... Я против конституции и парламента, против бюрократии, против хуторского и отрубного хозяйства и уж, конечно, по крайней мере для крестьян, против личной земельной собственности...»*  2 Шарапов утверждал, что новый аграрный закон был принят без каких-либо экономических причин, только под воздействием крестьянской революции 1905 г., и что он «имеет чисто политическое значение».
С претензией на «теоретическое» обоснование «беспочвенности» Указа 9 ноября выступил крупный московский дворянин Федор Самарин. Предоставление неограниченных прав крестьянам на земельную собственность, по его мнению, может привести к нежелательным политическим и социальным последствиям. По словам Самарина, сторонники закона 9 ноября* видевшие в нем средство привить крестьянам чувство уважения к собственности помещиков, глубоко ошибаются: нарушение прав собственности общины в пользу отдельных крестьян прямо ведет их к мысли о возможности нарушения дворянских прав на землю в пользу тех же крестьян. «Надо ли пояснять, к каким опасным последствиям могут привести подобные представления, если они проникнут в крестьянскую массу»3  4, — восклицал Ф. Самарин. Это был, по-видимому, наиболее сильный аргумент, которым автор старался доказать необходимость сохранения общины, ибо он касался наиболее чувствительного
* См. А. Щербатов. Обновленная Россия. М., 1908, стр. 73.
2 К. Пасхалов и С. Шарапов. Землеустроение или землеразорение? М., 1909, стр. 44.
3 Ф. Самарин. К чему приведет Указ 9 ноября 1906 г.? М., 1909, стр. 69.
4 	История русской экономической мысли, т. Ill, ч. I


98
Глава третья
места дворян — неприкосновенности помещичьей земельной собственности. В качестве конкретной меры для ослабления «вредных последствий» реформы он предлагал отказаться от закрепления надельной земли за крестьянами в их личную собственность и вместо этого узаконить за каждым крестьянином лишь «идеальное право на определенную неизменную долю общинной земли» — «право» на известное количество земли, не указывая в натуре, какой и где именно 1. Самарин считал необходимым, далее, отменить право крестьян закладывать надельные земли под ссуды банка и восстановить действие закона, запрещавшего отчуждение крестьянских земельных наделов в собственность представителей других классов. Он рекомендовал также разрешить покупку крестьянских земель только лицам, приписанным или приписывающимся к сельским обществам.
Приводимые Самариным доводы в пользу общины и предложения ее «модернизации» были направлены на закрепление средневековых форм землевладения в России. Противники реформы пытались использовать антикрестьянскую сущность закона для мобилизации общественного мнения против него, но отнюдь не в целях подлинного решения аграрного вопроса в интересах крестьян, а в целях сохранения полуфеодальных аграрных отношений в стране. Сторонники общины опасались последствий столыпинских аграрных преобразований. Их пугало сосредоточение земли в руках отдельных зажиточных крестьян и обезземеливание бедняцких слоев крестьянства. Создание сельскохозяйственного пролетариата, рассуждали они, усилит революционно-демократический элемент в деревне, еще больше обострит борьбу крестьян за землю. Стремление сохранить патриархальную крестьянскую общину в капиталистической стране было архиреакционной утопией.
Новая земельная политика царизма представляла собой попытку решить объективно назревшую историческую задачу — разорвать путы, стеснявшие развитие капитализма в сельском хозяйстве. Но она окончилась полным провалом. Развитие капитализма в сельском хозяйстве требовало коренной ломки всех крепостнических форм хозяйства, в первую очередь помещичьего землевладения. Столыпинская же реформа была рассчитана на буржуазную эволюцию помещичьего хозяйства. Однако и после нее крупные помещичьи хозяйства в значительной своей части продолжали оставаться крепостническими латифундиями. Не оправдались и надежды создать в деревне новую классовую основу для самодержавия. Реформа привела
1 См. Ф. Самарин. Каким образом можно было бы ослабить вредные последствия Указа 9 ноября 1906 г.? «Московские ведомости», 15 (26) декабря 1909 г.


Аграрный вопрос
99
к усилению классовых противоречий в деревне. Массовое разорение общинников и хуторян вызвало крайнее обострение нищеты, чрезвычайно сильное озлобление и брожение в крестьянстве.
Перед мировой войной и в годы войны помещики вновь и вновь возвращаются к вопросу о судьбах своего землевладения. Однако они не могли не учитывать новые условия борьбы — военную обстановку, ослабление царизма, наличие огромной армии вооруженных солдат, состоящих из тех же крестьян. Учитывая всю сложность внутренней и международной обстановки, дворянство стремилось объединить вокруг себя все слои частного землевладения, нарочито подчеркивая якобы общность интересов помещиков и крестьян, необходимость совместной защиты частной земельной собственности вообще, дворянской и крестьянской в частности. «Надо... охранять землевладение, как крестьянское, так и дворянское, одинаково» !, — лицемерно писал помещик Преображенский. Граф Бобринский фарисейски утверждал, будто между помещиками и крестьянами по аграрному вопросу никогда не было антагонистических противоречий.
С работами, освещающими положение дворянского землевладения и организацию помещичьего хозяйства, выступал активный деятель Совета объединенного дворянства реакционер Н. А. Павлов1  2. Пытаясь умалить значение помещичьих латифундий и отвести притязания на них крестьян, он заявлял, что «убыль земли (дворянской. — Авт.) и задолженность так велики, что... остается ужаснуться... и трагически произнести приговор — близкого конца дворянских и иных вотчин» 3.
На X съезде объединенного дворянства (1914) обсуждался специальный доклад «О кризисе частного землевладения». Помещик Нейдгарт заявлял, что «вопрос поставлен во всю ширь era громадного значения: быть или не быть на Руси частному землевладению» 4. Конечно, в 1914 г. никакого кризиса частнога землевладения не было, но характерно, что дворяне-землевладельцы угрозу уничтожения помещичьего землевладения толковали как кризис всего частного землевладения, стараясь тем самым привлечь на свою сторону всех частных землевладельцев (крестьян, купцов, мещан). Даже накануне гибели поме- щичье-буржуазного строя в России представители помещичьега
1 Ф. Преображенский. Убыль дворянского землевладения. «Московские ведомости», 3 (16) апреля 1914 г.
2 См. «Доклад члена совета Н. А. Павлова об объединении дворянства на почве экономической». СПб., 1910; Н. А. Павлов. Записки землевладельца, ч. I. Пг., 1915.
8 Н. А. Павлов. Записки землевладельца, стр. 15.
4 	«Труты X съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб.„ 1914, стр. 15.
4*


100
Глава третья
класса упорно отстаивали реакционную идею о якобы передовой роли дворянства, о государственном и культурном значении помещичьего землевладения, причем не только для того времени, но и для будущего России х.
Февральская буржуазно-демократическая революция покончила с политическим господством класса помещиков-землевла- дельцев в России, однако они по-прежнему оставались собственниками огромных пространств земли. Все их усилия были направлены теперь на то, чтобы в новых условиях сохранить за собой землю. Они рассчитывали на участие представителей дворянства во Временном правительстве, на помощь со стороны буржуазии, на неустойчивость и колебания участвующих во Временном правительстве мелкобуржуазных партий.
Помещики принимали меры к организации и укреплению своих сил в новых, изменившихся условиях. В мае 1917 г. в Москве начал функционировать Всероссийский союз земельных собственников1  2. В § 1 Устава цель Всероссийского союза земельных собственников определялась так: объединить земельных собственников для утверждения начал личной земельной собственности и для защиты интересов землевладельцев3. Была создана широкая сеть губернских отделений. Помещики усиленно заманивали в союз кулацкую верхушку деревни, но фактически он объединял лишь дворян-землевладельцев.
Позиция помещиков-крепостников по земельному вопросу в период между Февральской буржуазно-демократической революцией и Великой Октябрьской социалистической революцией выражена в постановлении собравшегося в июле 1917 г. Всероссийского съезда землевладельцев4, представлявшего собой съезд делегатов местных отделов Всероссийского союза земельных собственников. Съезд высказался решительно за сохранение частной собственности на землю, осудив требования социализации и национализации земли.
По вопросу о крестьянском землевладении съезд высказался за продолжение столыпинской политики. Необходимо, указывалось в постановлении, содействие «к расселению крупных
1 См. «Труды X съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 30—31.
2 Формально Всероссийский союз земельных собственников был создан в конце 1916 г., но практически не действовал. Основателями союза были крупнейшие землевладельцы и государственные деятели — бывший министр земледелия А. В. Кривошеин, член Государственного совета Н. Б. Щербатов, члены Государственной думы П. Н. Балашев, помещик В. Н. Снежков, князь Б. А. Голицын, князь К. М. Шаховской и др.
8 ЦГАОР, ф. LXIX, он. 40, д. 228, л. 1-8.
4 См. «Постановления по земельному вопросу Всероссийского съезда землевладельцев». «Московские ведомости», 19 июля (1 августа) 1917 г.


Аграрный вопрос
101
сел на мелкие поселки, а также к устранению чересполосицы и длинноземелья при содействии развитию у нас мелкой крестьянской собственности хуторского и отрубного типа...» Дополнительное же наделение малоземельных крестьян съезд признал возможным осуществить главным образом за счет бывших удельных, кабинетных и государственных земель Средней Азии, Казахстана, Сибири и других окраин России.
В условиях острой борьбы крестьян за землю съезд не мог целиком и открыто отклонить идею отчуждения частновладельческой земли в пользу малоземельных крестьян. Но признание возможности отчуждения было оговорено такими условиями, которые практически сводили ее на нет. В постановлении съезда говорилось, что отчуждение помещичьих земель возможно лишь в исключительных случаях, обязательно за выкуп, и «притом без ущерба для имений, в которых ведется самостоятельное, за счет их владельцев, хозяйство»1  2. Съезд решительно высказался против принудительного отчуждения помещичьих земель, против дробления крупных частновладельческих хозяйств, лицемерно мотивируя это интересами государства и наиболее производительного использования земли. Помещики питали надежду сохранить все по-старому — и размеры землевладения, и методы хозяйствования, и весь хозяйственный строй страны. Крупные землевладельцы решительно отвергали предложения об ограничении размеров землевладения. Земельный проект помещика Боборыкина, ограничивающий помещичье землевладение 109 га, был встречен крепостниками в штыки3.
Различия во взглядах на аграрный вопрос между крепостниками были незначительны и касались лишь частностей. В вопросе же сохранения помещичьего землевладения, частной собственности на землю между крепостниками, представленными в Союзе земельных собственников, и буржуазными либералами, взгляды которых отражала аграрная политика Временного правительства, принципиальных различий не было. Съезд землевладельцев лицемерно заявил, что земельный вопрос должен быть решен в интересах «всех слоев населения». Было заявлено также, что земельный вопрос может быть решен только Учредительным собранием. Помещики хотели этим обмануть крестьян и подготовить победу контрреволюции. Они
1 Постановления по земельному вопросу Всероссийского съезда землевладельцев. «Московские ведомости», 19 июля (1 августа) 1917 г.
2 Там же.
8 ЦГАОР, ф. Ill, оп. 2, д. 78.


102
Глава третья
настойчиво обращались к Временному правительству с требованием оградить помещичьи имения от «произвола» со стороны крестьян.
Расчеты помещиков на помощь со стороны буржуазии и на предательство эсерами и меньшевиками интересов крестьянства полностью оправдались. Временное правительство не только ничего не сделало для решения аграрного вопроса в пользу крестьян, но и встало на путь подавления попыток крестьян самим брать помещичью землю, не дожидаясь Учредительного собрания. Помещичье землевладение было ликвидировано только в результате Великой Октябрьской социалистической революции, осуществленной рабочим классом и беднейшим крестьянством России под руководством ленинской партии большевиков. Помещики вместе с буржуазией составили основные силы контрреволюции в послефевральской России. Они пытались оружием подавить революционное движение рабочих и крестьян, установить военную диктатуру генерала Корнилова. Следует отметить, что дворянско-буржуазные круги, участвовавшие в подготовке заговора против революции, чтобы привлечь на свою сторону солдат, демагогически заявляли, что будет экспроприирована помещичья земля сверх 100 десятин, которая будет роздана прежде всего отличившимся солдатам и семьям погибших на фронте размером от 6 до 12 десятин.
Подлинные намерения русских помещиков между Февральской и Октябрьской революциями получили подтверждение в контрреволюционной практике белогвардейского деникинского правительства на Кубани в 1919 г. Заняв южные районы России, белогвардейцы в марте 1919 г. разработали временный земельный закон и проект постоянного земельного закона, которыми восстанавливались дореволюционные права помещиков па землю. Предусматривалось сохранение помещичьих владений размером от 100 до 600 десятин. Помещик становился по этому закону собственником и всех недр земли х.
В обращении Деникина к восстановленному им в Одессе Союзу земельных собственников говорится: «Многочисленный слой хозяев, крепкий своим правом на землю, будет вернейшим оплотом единства и мощи страны» 2. Имея в виду военную обстановку в стране, Деникин предлагал Совету Всероссийского союза земельных собственников не торопиться с  11 См. М. Малы. Деникинщина и крестьянство. «Пролетарская революция» № 4, 1924, стр. 150.
а Цит. по: М. Малы. Деникинщина и крестьянство. «Пролетарская революция» № 4, 1924, стр. 164


Аграрный вопрос
103
утверждением прав более состоятельных членов союза. «Торжество попранного права, — говорил он, — явится естественным последствием возрождения государства...» 1 Он успокаивал крупных землевладельцев-помещиков, веря в возможность восстановления монархии в России.
Деникинский земельный закон показывает истинные цели помещиков, их надежды на восстановление монархии, былого своего экономического и политического господства в стране.
1 М. Мальт. Деникинщина и крестьянство. «Пролетарская революция» № 4, 1924, стр. 165.


2
^ZL
Глава четвертая
ВОПРОСЫ ПРОМЫШЛЕННОСТИ И ТОРГОВЛИ
Отношение к развитию промышленности
кономическая политика царского правительства, покровительствовавшего промышленности, вызывала беспокойство реакционных кругов помещичьего класса, интересы которых были связаны непосредственно с землевладением. Представители реакционных помещиков в начале XX в. высказывали много упреков в адрес правительства за то, что оно якобы все свое внимание уделяет развитию промышленности в ущерб интересам сельского хозяйства. Помещики-крепостники обвиняли царскую бюрократию, в частности министра финансов, торговли и промышленности С. Ю. Витте, за то, что он «искусственными мерами» насадил в стране «оранжерейную промышленность», а сельское хозяйство разорил1. «Странна разорялась,— писал один из активных публицистов помещичьего класса, К. И. Тур, — а на промышленность лились казенные подряды, поставки, заказы, покровительственные пошлины и уменьшенные тарифы, всяких видов ссуды и воспособления и золотым потоком лился кредит. Творцы и хранители отечественной промышленности не жалели никаких средств» 2. Витте обвинялся в грюндерстве, в строительстве убыточных железных дорог, бесполезных портов и гаваней на Дальнем Востоке, в разорительной реформе денежного обращения, в пособничестве засилью иностранного капитала в России, в несбыточной мечте превратить земледельческую Россию в промышленную.
Идеологи реакционного дворянства не понимали, что экономическая политика, проводимая Витте, была отражением
1 См. «Труды пятого съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 218, 220.
2 К. И. Тур. Дума, голод и народный труд. «Московские ведомости», 17 (30) июля 1908 г.


Промышленность и торговля
105
объективных сил, прочно поставивших Россию в колею капиталистического развития. Курс на промышленное развитие осуществлялся главным образом за счет жестокой эксплуатации крестьянства, прямые и косвенные налоги с которых являлись одним из источников финансирования промышленности К
Идеологи помещичьего класса пытались доказать, что Россия была, есть и будет аграрной, что от уровня и экономического состояния земледелия зависят судьбы России и благополучие ее народа. Преимущество земледельческих отраслей в народном хозяйстве России, писал псковский помещик Гижиц- кий, обусловлено прежде всего природными условиями и историческими причинами. «А потому, как было сотни лет тому назад, так и навсегда в будущем главная масса населения будет жить исключительно земледелием...» 1 2 Подобными рассуждениями представители реакционного дворянства пытались обосновать первенствующую роль и политическое господство помещичьего класса в государстве. Даже в 1909 г., когда в России наблюдался новый подъем в развитии промышленности, помещики на V съезде уполномоченных дворянских обществ по-прежнему говорили, что Россия «должна считаться страной преимущественно земледельческой... поэтому главнейшая задача правительства должна состоять в поддержании сельского хозяйства всеми мерами»3.
Причины враждебного отношения дворян к развитию капиталистической промышленности показал помещик Н. Зворыкин, говоря, что «русское фабрично-заводское производство не только конкурирует... с земледелием, но положительно подавляет его развитие, отвлекая от него лучшие силы сельского населения»4. Стремясь затормозить проникновение капиталистических отношений в сельское хозяйство, Зворыкин призывал помещиков не увлекаться «преобразованиями своих хозяйств по образцу торгово-промышленных предприятий» Запада 5, так как в России для этого не созрели еще экономические условия. Нужно, говорил он, изыскивать такие формы хозяйства, которые требовали бы минимум капитала и максимум труда.
Дворяне-крепостники утверждали, что развитие капиталистической промышленности не приносит пользы государству,
1 См. В. И. Ленин. По поводу государственной росписи. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 258—259.
2 С. Гижицкий. Наше оскудение и дворянский вопрос. «Гражданин» № 10, 1902, стр. 5.
ь «Труды пятого съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 222.
4 Й. Н. Зворыкин. Желательный тип крупного землевладения. М., 1899, стр. 28.
5 См. там же, стр. 31.


106
Глава четвертая
а лишь служит средством обогащения капиталистов1. Критику капитализма со стороны дворянства нельзя рассматривать как объективную оценку капиталистического способа производства, так как она велась с реакционных позиций защиты интересов помещичьего класса. В растущем и крепнущем классе буржуазии дворяне-крепостники видели силу, которая положит конец их господству в стране.
Конечно, дворянство не могло не видеть факт капиталистического развития России и полностью отрицать экономическое значение промышленности для страны. Но идеологи помещиков боролись против признания первенствующего значения капиталистической промышленности в народном хозяйстве России. Они упорно отстаивали консервативную идею, что промышленность имеет подчиненное значение по отношению к земледелию, и высказывались за развитие лишь таких отраслей промышленности, которые занимались бы обслуживанием земледельческого производства и переработкой сельскохозяйственной продукции. К насаждению предприятий сельскохозяйственной промышленности и надлежит всемерно стремиться, писал В. Гурко2.
Обуржуазившаяся часть дворянства, учитывая объективный процесс социально-экономического развития России, пошла в ногу с требованиями времени. Представители либерального дворянства видели, что Россия находится на такой ступени экономического развития, когда ведущей экономической силой становится не только земля, но и капитал. Они усиленно пропагандировали мысль о необходимости интенсивного развития помещичьего хозяйства с применением усовершенствованных земледельческих орудий, наемной рабочей силы и организацией промышленных предприятий. Особенно настойчиво эти требования выдвигались после первой русской революции. Все чаще раздавались призывы делать ставку не на чисто земледельческое хозяйство, а на промышленные предприятия в сельском хозяйстве, основным источником доходов считать не зерновые культуры, а технические. Так, например, помещик Авилов писал, что дворянству необходимо «переходить к промышленным хозяйствам, в которых центр тяжести доходности и операций лежал бы не столько в зерновом хозяйстве, сколько в переработке земледельческого сырья в промышленные продукты» 3.  * 81 	См. А. Зыбин. Письмо русского дворянина к губернским предводителям дворянства. «Гражданин» № 19, 1905, стр. 7.
* См. В. Гурко. Устои народного хозяйства России, стр. 89.
8 Авилов. Возрождение нашей земледельческой промышленности. «Гражданин» № 26, 1902, стр. 5—6.


Промышленность и торговля
107
Помещики-предприниматели убеждали, что развитие земледельческой промышленности благотворно скажется на народном хозяйстве страны: сгладится острота земельного голода у крестьян, так как излишки рабочей силы найдут применение в помещичьих промышленных предприятиях, а за счет требований помещиков на промышленное оборудование расширится объем внутреннего рынка для продукции отечественной промышленности.
В условиях мировой системы капитализма, острейших противоречий между различными странами и группами стран царизм вынужден был принимать меры к повышению промышленного и военного потенциала России, оказывать покровительство капиталистическим предпринимателям. Практически это проявлялось в политике протекционизма, в выдаче казной промышленникам долгосрочных ссуд, в привлечении иностранного капитала для строительства промышленных предприятий.
Министр Витте в докладных записках, написанных царю, «О необходимости установить и затем непреложно придерживаться определенной программы торгово-промышленной политики империи» (февраль 1899 г.) 1 и «О положении нашей промышленности» (1900) доказывал необходимость индустриального развития страны. Он подчеркивал, что «и в промышленном и в торговом отношении Россия очень отстала от главнейших иностранных государств» 2 и что «создание своей собственной промышленности — это и есть та коренная не только экономическая, но и политическая задача, которая составляет краеугольное основание нашей протекционной системы» 3.
Это показывает, что представители «либеральной бюрократии», к числу которых В. И. Ленин относил и Витте, понимали неотвратимость наступления новых экономических условий, при которых землевладельцам уже невозможно осуществлять политическое господство по-старому. Витте пытался использовать экономическую силу буржуазии для поддержки самодержавия и политического господства помещичьего класса. Он указывал, что земледельческая страна без своей собственной промышленности не может достигнуть настоящей экономической независимости, что «в настоящее время более широкое и быстрое развитие промышленности становится первостепенной государственной задачей» 4.
* См. «Материалы по истории СССР», т. VI. М., 1959, стр. 173—195.
* С. Ю. Витте. О положении нашей промышленности. «Историк- марксист» № 2—3, 1935, стр. 132.
3 «Материалы по истории СССР», т. VI, стр. 177.
4 С. Ю. Витте. О положении нашей промышленности. «Историк- марксист» № 2—3, 1935, стр. 133, 138.


108
Глава четвертая
В нашей современной литературе нередко Витте безоговорочно относят к сторонникам буржуазного развития России. Но субъективно Витте вовсе не преследовал цель укрепления экономического положения буржуазии и предоставления ей политического господства. Витте — идеолог дворянства, выразитель интересов помещичьего класса. Об этом достаточно ясно свидетельствует и его выступление по вопросам экономической политики на заключительном заседании Комиссии по упорядочению хлебной торговли. «Основную отрасль народной производительности, — указывал он, — несомненно, составляет у нас сельское хозяйство, и, по моему глубокому убеждению, нет на Руси более важного экономического вопроса... как именно вопрос о коренном улучшении хозяйственного быта нашего сельского населения в широком значении этого слова... Лишь в свете этой национальной общеэкономической задачи получает свой истинный смысл и выступает во весь свой рост идея создания и укрепления отечественной промышленности...» 1 Забота о «широких» слоях сельского населения отмечена явно в демагогических целях; подлинную заботу он проявил об укреплении экономического положения дворянства и его политической власти. Но Витте смотрел дальше, чем другие представители помещичьего класса, и понимал, что в условиях того времени политическая мощь помещичьего государства должна была опираться не только на земледелие, но и на высокоразвитую промышленность2.
Витте называл «тупоумными» тех дворян, которые отвергали промышленно-капиталистический путь развития России. В «Записках» к царю он указывал, что промышленное развитие России необходимо для выполнения «великих политических задач монарха», для сохранения в руках дворянства торгового влияния в ближайших странах Азии и Востока, для удержания господства над колониальными окраинами России. В настоящее время, писал Витте, экономические отношения России с Западом напоминают отношения колониальных стран с метрополиями, поскольку она зависит от ввоза промышленных товаров с Запада. Но Россия «сама хочет быть метрополией», она имеет все условия господствовать в торговом отношении на рынках Азии3. Витте, конечно, умалчивал о том,что к экспансии стремился не народ России, а лишь ее помещичье- буржуазные крути.
Если Россия по-прежнему будет оставаться преимущественно земледельческой страной, писал Витте, то она не в состоянии будет конкурировать с капиталистическим Западом, что
1 	«Материалы по истории СССР», т. VI, стр. 196—197.
а См. там же, стр. 183, 193.
3 	См. там же, стр. 176, 178, 196.


Промышленность и торговля
109
может повлечь не только экономическое, но и политическое поражение. «Современное государство не может быть великим без национальной развитой промышленности»1. В качестве мер, способствующих развитию промышленности России, Витте предлагал продолжать политику протекционизма, всемерно поощрять частные вложения капитала в промышленность, а за отсутствием собственных капиталов обращаться к помощи иностранных займов и инвестиции капитала. Министр финансов России возлагал большие надежды на политику протекционизма. Он считал, что покровительственная система будет «школой» для отечественной промышленности, даст толчок к развитию промышленного производства, сельского хозяйства, увеличит занятость населения, расширит внутренний обмен и укрепит внешнеторговые позиции России2. Политику протекционизма Витте тесно связывал с политикой всемерного содействия ввозу иностранного капитала внутрь страны. «Мое глубокое убеждение, — писал он, — что не следует стеснять притока в страну иностранных капиталистов, а, напротив того, надо широко открыть им двери...»3 Этой же точки зрения придерживался и министр иностранных дел России М. Н. Муравьев. Правда, последний считал, что иностранные капиталы должны вкладываться только в обрабатывающую промышленность, но не в добывающую 4.
Идея Витте заключалась в том, чтобы развитием промышленности укрепить экономические основы самодержавия, использовать буржуазные методы хозяйствования в интересах политического господства землевладельческого дворянства. Но эта идея была внутренне противоречива. Ограниченность дворянского либерала не позволяла ему видеть, что буржуазная экономика не может служить основанием политического господства дворян. Столыпинская игра в «конституцию» показала, что новый экономический строй требует и новой политической надстройки. Витте был в плену противоречий между объективными силами развития страны и субъективными интересами идеологов дворянства. Поэтому у него уживались черты буржуа с остатками феодальных воззрений. Будучи крупным государственным деятелем, он понимал огромное значение развития промышленности для России. Но вместе с тем он не мог преодолеть ограниченности своего дворянского воззрения.
Поражение царизма в русско-японской войне настолько показало отсталость России, что даже такие идеологи реакционного дворянства, как Гурко, стали более решительно
1 С. Ю. Витте. Воспоминания, т. 2, стр. 504.
2 См. «Материалы по истории СССР», т. VI, стр. 177—178.
8 Там же, стр. 202.


110
Глава четвертая
поддерживать идею развития крупной капиталистической промышленности в стране. «Без развития промышленности во всех ее видах, — писал он, — страна наша с ее ежегодно увеличивающимся населением прожить не может» *. На съезде объединенного дворянства Гурко заявил, что «в настоящее время мы должны иметь в виду не только подъем сельского хозяйства, но и соответствующее росту этой основной отрасли нашего народного производства развитие нашей фабрично-заводской промышленности»1  2. Он говорил, что земледелие не может успешно развиваться, если оно не будет обеспечено промышленными товарами отечественного производства и если ему не будет обеспечен емкий внутренний рынок. В глазах обуржуазившегося помещика промышленность должна служить условием сохранения помещичьего хозяйства. «Интересы сельского хозяйства и промышленности не только не противоположны, но однородны» 3, — писал Гурко.
Эту же идею позднее развивал премьер-министр царского правительства В. Н. Коковцев. «Было время, — указывал он на съезде промышленников и торговцев, — когда промышленность и торговля противополагались земледелию, и я думаю, что это время было и быльем поросло. Следует не противополагать эти отрасли, а сочетать их» 4.
Помещики-предприниматели считали, что гармоническое развитие сельского хозяйства и промышленности приведет народное хозяйство России к устойчивости, развитие капиталистической промышленности обеспечит сельских хозяев усовершенствованными орудиями труда, отзовет из деревни часть крестьянского населения, что уменьшит требования крестьян на землю. Рост промышленности и транспорта увеличит численность городского промышленного населения, повысит спрос на сельскохозяйственные продукты и сырье для промышленности, будет способствовать повышению производительности труда, устойчивости цен на товары сельскохозяйственного производства, а также росту доходности помещичьих хозяйств.
Участие России в мировой войне сразу же выявило ее промышленную отсталость. Помещики России мечтали о приобретении новых земель и рынков, а война показала всю бесплодность завоевательной политики царизма. «Россия вдруг и весьма остро почувствовала великую свою промышленную
1 В. Гурко. Наше государственное и народное хозяйство. СПб., 1909, стр. 72.
2 Там же, стр. 78.
3 Там же, стр. 80.
4 Цит. по: Глотов (А. С. Бубнов). Съезд представителей торговли и промышленности. «Поволжская быль» № 5, 1912, стр. 5.


Промышленность и торговля
111
бедность...» — писала газета «Новое время». Немецкие пушки заставили дворян проявить особенный интерес к промышленным вопросам1. Проблемам промышленного развития помещики уделяли большое внимание на XI съезде объединенного дворянства (1915), где с докладом о развитии промышленности выступил помещик С. И. Зубчанинов. Докладчик и ораторы отмечали, что в прошлом дворянство считало недостойным заниматься промышленной деятельностью, высказывало «полное пренебрежение к промышленности». Потребности снабжения фронта изменили их взгляды. Теперь помещики- предприниматели требуют от правительства всяческой помощи фабрикантам и заводчикам промышленными кредитами, устранения всех препятствий для явочного открытия фабрично-заводских предприятий. Помещик В. Д. Мержанов предлагал Постоянному совету съезда объединенного дворянства «разработать доклад о пересмотре целиком всего нашего фабрично- заводского и ремесленного законодательства»2. Но главное внимание помещики уделяли развитию промышленности по переработке сельскохозяйственного сырья. В принятой съездом резолюции говорилось о необходимости создания при содействии государства сельскохозяйственного и промышленного банка, о привлечении коммерческих банков к делу развития сельскохозяйственной и обрабатывающей промышленности в России.
Вопросы торговли и торговой политики
Специальных работ, посвященных вопросам торговли и торговой политики царской России XX в., идеологи помещичьего класса не оставили. Однако эти проблемы не могли не интересовать дворян, так как развитие сельскохозяйственного производства во многом зависело от рынков сбыта русского хлеба и от покупки земледельческих орудий труда для помещичьих хозяйств.
На одном из дворянских съездов помещики прямо указывали, что «вопрос об облегчении сбыта произведений сельского хозяйства является одним из кардинальных вопросов» 3. Помещик С. С. Бехтеев, характеризуя состояние хлебной торговли в стране в пореформенный период, писал, что «вопрос об организации и упорядочении торговли продуктами нашего основного
1 См. К. Луганский. Три промышленные задачи и государство. «Новое время», 9 (22) января 1917 г.
2 «Труды XI съезда уполномоченных дворянских обществ». Пг., 1915, стр. 152.
3 «Труды X съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 36.


112
Глава четвертая
промысла» является задачей «огромной народнохозяйственной и государственной важности» *.
Известно, что царское правительство с последней четверти XIX в. придерживалось поощрительной политики в отношении русской промышленности. Введением в 1891 г. высоких таможенных тарифов на ввоз иностранных товаров в Россию царизм охранял отечественную промышленность от конкуренции высокоразвитых капиталистических стран Запада, способствовал ее укреплению и расширению. «В такой стране, как Россия, — писал министр финансов Витте, — задача торговой политики сводится в настоящее время к настойчивому и последовательному протекционному режиму... Свобода торговли — это пока для России идеал, к которому мы должны идти суровым протекционным режимом» 1 2. Необходимость сохранения политики протекционизма он объяснял: промышленной отсталостью России по сравнению с высокоразвитыми странами Западной Европы. При этом Витте указывал, что протекционизм должен быть лишь временным явлением. С созданием «прочной национальной промышленности, не боящейся иностранной конкуренции... должен наступить конец самому протекционизму. Прямая логика его и заключается в самоупразд- нении» 3.
В эпоху империализма установление высоких таможенных тарифов отвечало интересам главным образом крупного монополистического капитала, поскольку позволяло монополистам удерживать монопольно высокие цены на внутреннем рынке и получать огромные сверхприбыли. Понижение таможенных тарифов привело бы к конкуренции иностранных товаров на внутренних рынках России и падению цен, против чего решительно выступали монополии.
Упрочение позиций буржуазии противоречило интересам помещичьего класса, поэтому в принципе к политике промышленного протекционизма дворянство относилось отрицательно. Об этом свидетельствуют мнения комитетов, созданных в 1902 г. для обсуждения нужд сельскохозяйственной промышленности. Комитеты, в которых за период 1902—1905 гг. участвовало около 11 тыс. сельских хозяев (главным образом помещиков), высказывались за уменьшение или даже отмену пошлин на предметы фабрично-заводской промышленности, ввозимые из-за границы4.
1 С. С. Бехтеев. Хозяйственные итоги истекшего сорокапятилетия, т. 3; «Хлебная торговля и элеваторы». СПб., 1911, стр. I, II.
2 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 191.
3 Там же, стр. 215.
4 См. «Мнения местных комитетов». «Московские ведомости», 31 декабря (13 января 1905 г.) 1904 г.


Промышленность и торговля
113
Помещики утверждали, что от проведения покровительственной политики выгоду имеют только промышленники, а не народное хозяйство и что протекционизм вместо обогащения привел Россию к оскудению. В журнале «Гражданин» говорилось, что торговая политика царизма дважды покровительствует незначительной группе промышленников и вдвойне гнетет громадную массу населения. От пошлин обрабатывающая промышленность выигрывает и тем, что ограждается от внешней конкуренции, и тем, что имеет более дешевые продукты питания, так как вывоз последних искусственно ограничивается. Напротив, сельское хозяйство вдвойне теряет: и тем, что «цены на его продукты искусственно понижаются, и тем, что оно переплачивает на всех приобретаемых им произведениях промышленности» !.
В критике политики протекционизма дворянскими идеологами следует видеть, с одной стороны, реакцию помещиков, экономические интересы которых ущемлялись высокими тарифами, а с другой — определенное выражение общественного мнения на политику протекционизма вообще в эпоху империализма.
Представители той части дворянства, экономические интересы которой были тесно связаны с промышленными монополиями (сахарный синдикат и др.), считали, что нельзя оставлять промышленность совсем без покровительства, «но вместе с тем нельзя поощрять и аппетиты заводчиков. Наши тарифы должны быть урегулированы таким образом, чтобы они имели характер охранительный, а не запретительный» 1 2.
Перед началом мировой войны, когда приближались к концу сроки торговых договоров (1912), борьба между помещиками и капиталистами по вопросу о выработке принципов, которыми надо руководствоваться при заключении новых договоров, разгорелась особенно остро. Вопрос ставился так: чему отдать предпочтение — земле или фабрике, сельскому хозяйству или промышленности? Помещики требовали проведения торговой политики, отвечающей интересам помещичьего хозяйства. Следует, однако, иметь в виду, что интересы отдельных групп внутри помещичьего класса не совпадали. Предпринимательская часть дворянства требовала от правительства освобождения от пошлин ввозимого из-за границы сельскохозяйственного оборудования, уменьшения железнодорожных тарифов на перевозку машин, используемых в сельскохозяйственной промышленности, понижения пошлин на железо, чугун и химические удобрения, уменьшения акциза3.
1 С-ъ. «Кому покровительствовать?» «Гражданин» № 6, 1901, стр. 2.
2 «Труды X съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 56—57.
3 См. В. И. Гурко. Устои народного хозяйства России, стр. 147— 148; «Труды X съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 23.


114
Глава четвертая
Та часть дворянства, которая активно участвовала в вывозе продуктов своего хозяйства, присоединялась к требованиям буржуазии строить внешнеполитические отношения России с учетом торговых интересов господствующих классов. Забота о сохранении и расширении внешнеэкономических связей объявлялась делом государственной важности. Помещик Гурко призывал правительство помочь сельским хозяевам в завоевании внешних рынков. Он говорил о необходимости иметь мощный торговый флот, торговые склады, банки для кредитования внешней торговли, а также торговых эмиссаров и торговые консульства для изучения внешних рынков.
Помещичьи хозяйства были основными поставщиками товарного хлеба; поэтому помещики требовали, чтобы торговая политика ориентировалась на экспорт основного продукта России — хлеба. Торговля хлебом имела важное значение и для государственных финансов России. Результаты внешнеторгового баланса страны во многом зависели от состояния вывоза хлеба. Итало-турецкая, балканская и турецко-греческая войны 1911—1912 гг. приводили часто к закрытию черноморских проливов, что вызвало уменьшение хлебных внешнеторговых операций *. Интересы помещиков требовали, чтобы царизм силой очистил дорогу русскому хлебу на Запад. Это явилось одной из причин участия царской России в мировой войне.
Понимая значимость экспорта русского хлеба, помещики требовали от правительства создания льготных тарифных условий его перевозки по железным дорогам1  2. XI съезд дворян обсудил специальный доклад М. Н. Покровского «Об условиях развития нашего экспорта»3.
Для увеличения торговли хлебом дворяне предлагали улучшить работу железнодорожного транспорта по доставке хлеба к морским портам, увеличить сеть хлебных элеваторов, расширить систему дешевого кредитования денежными ссудами под хлеб. Выдвигался даже план организации продажи помещиками хлеба непосредственно государству. В целях повышения своих доходов от хлебной торговли помещики требовали правительственной защиты от торгового капитала, урывавшего себе часть прибавочной стоимости от посреднических операций по торговле хлебом.
1 «Убытки от закрытия Дарданелл русское министерство финансов исчисляло в 30 млн. руб. в месяц», — писал историк М. Н. Покровский («Как началась война 1914 года?» «Пролетарская революция» № 7, 1924, стр. 9).
2 См. «Труды X съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 54.
8 См. «Труды XI съезда уполномоченных дворянских обществ». Пг., 1915, стр. 82.


Промышленность и торговля
116
Рабочий вопрос
Существование рабочего вопроса в России дворяне долгое время отрицали: признание его означало бы признание господства буржуазных производственных отношений в России.
Развитие капиталистической промышленности и капиталистических отношений в сельском хозяйстве приводило к увеличению численности наемной рабочей силы и росту рабочего класса. К началу XX в. в России насчитывалось примерно 10 млн. рабочих, занятых в промышленности, на железнодорожном транспорте, в кустарном и ремесленном производстве и в сельском хозяйстве. Росло и ширилось революционное движение рабочего класса, пролетариат превращался в главную движущую силу всего революционного движения в России.
Помещичий класс и его черносотенные партии уже не могли больше игнорировать рабочий вопрос. Они теперь не только не отрицали существование рабочего класса, но и пытались использовать его в качестве аргумента, направленного против капиталистического развития России. Напуганные размахом революционного рабочего движения, идеологи дворянства извращали социальный смысл рабочего вопроса. Они отрывали происхождение рабочего вопроса от социальных противоречий, порождаемых капиталистическим развитием России 1. Представители помещичьего класса утверждали, что область отношений хозяев и рабочих не содержит в себе антагонизма их интересов и потому не представляет собой поля классовой борьбы. Издатель газеты «Московские ведомости» В. А. Грингмут писал: «...в отношениях хозяев и рабочих... вовсе нет никакой систематической вражды»2, а «рабочий вопрос, создаваемый развитием крупной промышленности, не заключает в себе ничего революционного» 3.
Идеологи дворянства старались доказать, что постановка и решение «русского рабочего вопроса» отличается от «рабочего вопроса» в Западной Европе, где он имеет сильную политическую окраску и решение его связывается с изменением
1 Например, упоминавшийся уже помещик Зворыкин причину возникновения рабочего вопроса в России видел в падении нравственности фабрично-заводских рабочих. Под «падением нравственности» этот реакционный идеолог понимал революционное требование рабочих о предоставлении политических свобод, о 8-часовом рабочем дне и повышении заработной платы (см. Н. Н. Зворыкин. Желательный тип крупного землевладения, стр. 41—42).
2 «Наши хозяева и рабочий». «Московские ведомости», 27 февраля (12 марта) 1903 г.
6 «Наш рабочий вопрос». «Московские ведомости», 28 февраля (13 марта) 1902 г.


116
Глава четвертая
социального строя1. Западный рабочий — подлинный пролетарий, утверждали помещики, он лишен собственности и брошен правительством, которое ограничено парламентом и потому не имеет возможности активно вмешиваться в отношения между капиталистами и рабочими. Иное дело в России. «Русский рабочий... не бездомный пролетарий Запада, у которого нет ни кола, ни двора, а «собственник», выросший в отцовской родной хате, на собственной земле» 2.
Помещики не меньше буржуазии боялись пролетариата, видя в нем главную революционную силу, и хотели иметь в России таких рабочих, которые были бы заняты в промышленности и наделены клочком земли. Князь Ухтомский на VIII съезде дворян предлагал помещикам путем продажи казенных земель способствовать пролетариату «приобрести какое-нибудь земельное владение» и превратить его в собственника3. Таким путем идеологи дворянства мечтали подорвать революционность рабочего класса.
Содержание рабочего вопроса помещики сводили к проблеме полной занятости рабочих в сельском хозяйстве, а его разрешение — к установлению взаимовыгодных отношений между работниками и работодателями. По словам Зворыкина, в то время как в промышленности отношения между рабочими и фабрикантами нарушались плохим нравственным воспитанием рабочих, в сельском хозяйстве «выработаны и вошли в жизнь такие удобные и полезные для обеих сторон формы отношений между хозяевами и рабочими, которые не оставляют желать ничего лучшего...»4. Глубокие противоречия труда и капитала в сельском хозяйстве он старался затушевать рассуждением об «общности» их интересов.
Обуржуазившаяся часть помещичьего класса стремилась к урегулированию отношений земледельческого, промыслового и всякого другого населения с работодателями, чтобы создать предпринимателям наиболее выгодные условия эксплуатации. Рабочий вопрос, утверждали они, «весь состоит исключительно в том, чтобы, с одной стороны, предохранить рабочую массу от несправедливой эксплуатации работодателей, а с другой — обеспечить работодателю добросовестный труд рабочего»5.
1 См. Я. А. Знаменский. Рабочий вопрос на Западе и в России. «Московские ведомости», 26 марта (8 апреля) 1902 г.
2 Н. А. Знаменский. Рабочий вопрос на Западе и в России. «Московские ведомости», 26 марта (8 апреля) 1902 г. (курсив наш. — А в г.).
3 См. «Труды VIII съезда уполномоченных дворянских обществ».
СПб., 1912, стр. 36—37. w
4 Я. Я. Зворыкин. Желательный тип крупного землевладения, стр. 43.
5 «Наш рабочий вопрос». «Московские ведомости», 28 февраля (13 марта) 1902 г.


Промышленность и торговля
117
Выступавшие на дворянских съездах помещики-предприниматели упрекали правительство в том, что оно не делает никаких «попыток нормировать права работодателей»1. Помещикам мало было того, что при отсутствии законодательства о наемных рабочих в сельском хозяйстве они безнаказанно творили произвол по отношению к сельскому пролетариату. Они требовали законодательным путем установить материальную ответственность рабочих за не удовлетворяющую их работу.
Решение рабочего вопроса помещики предлагали отдать в руки царского правительства, считая, что оно сможет сочетать интересы предпринимателей и рабочих, создаст лучшие условия для «приложения труда в сельском быту», обеспечит развитие охраны труда в промышленности. Обращение помещиков к царю с требованием, чтобы решение рабочего вопроса оно взяло бы в свои руки, объясняется боязнью, что рабочие попадут под влияние социалистов, которые направят рабочее движение против самодержавия, капиталистов и помещиков России.
Идеолог либеральных помещиков Витте состояние «рабочего вопроса» в России считал хорошим, поскольку была «введена фабричная инспекция, допущены и развиваются далее артельное начало, потребительные и иные союзы рабочих; изданы законы, охраняющие труд малолетних и женщин и устанавливающие продолжительность рабочего дня для всех фабричных рабочих» 2.
Каким лицемерием веет от этих утверждений! Лишь под давлением массовых выступлений рабочих царское правительство вынуждено было издать закон (2 июня 1897 г.), ограничивающий рабочий день до 11,5 часа3. Но и он фактически нарушался капиталистами. Изнурительный труд рабочих, женщин, подростков продолжительностью до 12—14 часов в сутки, постоянные штрафы, массовые производственные травмы, произвол администрации — вот подлинная картина положения рабочего класса на капиталистических предприятиях России! Витте же твердил о наличии гармонии интересов рабочих и капиталистов. Рабочий вопрос в России, писал он, можно решить «на единственно верном основании союзной работы труда и капитала для подъема общего благосостояния страны» 4.
1 «Труды X съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 14— 60; «Труды XI съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 59—75.
2 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 166.
я См. В. И. Ленин. Новый фабричный закон. Поли. собр. соч., т 2, стр. 269-270, 273.
4 	С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 167.


118
Глава четвертая
С ненавистью относясь к революционным методам борьбы рабочего класса за улучшение своего положения, помещики призывали к мирному урегулированию «недоразумений» между хозяевами и рабочими путем соглашений *. Особенно в этом усердствовал ренегат Л. А. Тихомиров, бывший народник, закончивший свой жизненный путь махровым реакционером. Он написал специальную работу, где рассматривал историю возникновения и пути решения рабочего вопроса в западноевропейских государствах и Америке 1 2. Касаясь России, Тихомиров писал, что «рабочий вопрос» в ней возник «сравнительно недавно», что русское общество еще не знает, «из каких элементов» слагается он и как его решать.
Под «рабочим вопросом» Тихомиров понимал устройство быта и благосостояния промышленных рабочих, оторванных от земли. Анализируя опыт решения рабочего вопроса социал- демократическими партиями Запада, он утверждал, что «европейские идеалы» в этом вопросе исчерпаны, что социал-демократы ничего не дали рабочему движению, а самих рабочих погружали «в бесправие и нищету», «толкали из революции в революцию». Тихомиров ратовал за отказ рабочих от социалистических идей и заявлял, что стремиться к революционному перевороту для решения рабочего вопроса «и невозможно, и не нужно, и для всех было бы крайне вредно» 3.
Тихомиров договорился до того, что вообще отрицал существование в России рабочего класса. Он утверждал, что в России существует лишь «рабочее сословие», которое, так же как и сословие крестьян, должно быть принято государством под свою опеку, в результате чего оно станет «новой опорой русского национального строя».
До тех пор пока рабочее движение в России носило разрозненный характер, дворянство считало достаточным только силой подавлять очаги революционного движения. Но с начала XX в., когда рабочее движение становилось все более организованным и грозило смести царизм и помещиков, последние стали применять и другие, более гибкие формы борьбы, основной задачей которой являлся раскол единства пролетариата.
С этой целью помещики указывали два пути «решения» рабочего вопроса: создание рабочих организаций и издание правительством ряда фабричных законов. Рабочие выступления против капиталистов и правительства, утверждали они, объясняются главным образом не экономическими причинами, а
1 См. «Наш рабочий вопрос». «Московские ведомости», 26 февраля (И марта) 1902 г.
2 См. Л. А. Тихомиров. Рабочий вопрос. М., 1909.
3 Л. Тихомиров. Рабочий вопрос и русские идеалы. «Московские ведомости», 20 марта (2 апреля) 1902 г.


Промышленность и торговля
119
«подстрекательством социалистов», вследствие того что неорганизованные рабочие массы легко поддаются «социалистической агитации анархических бунтарей». Для ограждения рабочих масс от революционного влияния дворяне предлагали правительству заняться организацией «рабочих обществ» религиозно-нравственного направления. Как известно, попытка подчинить рабочее движение самодержавию была осуществлена царским министром внутренних дел Плеве путем насаждения зубатовщины.
С другой стороны, используя рабочий вопрос в своих противоречиях с капиталистами, помещики предлагали правительству разработать и принять ряд фабричных законов. Хотя идеологи дворянства и утверждали, что «в общем интересы труда и капитала тождественны», они не исключали возможности противоречий частного характера и на этой основе столкнове7 ний рабочих и хозяев. «Борьба рабочих людей с работодателями, — писал издатель «Гражданина» В. П. Мещерский, — не может быть толкуема в виде общего положения, а может иметь лишь частный характер...» 1 Идеологи дворянства стремились свести революционную борьбу пролетариата к деятельности рабочих организаций — касс взаимопомощи, больничных и страховых касс, фабричных комитетов, где бы рассматривались спорные вопросы между фабрикантами и рабочими.
Отступая перед революционными требованиями рабочих и внимая голосу либерального дворянства, царское правительство вынуждено было пойти на создание ряда комиссий по рабочему вопросу и принять некоторые фабричные законы2. Царизм пытался этим вызвать доверие к себе со стороны отсталой части пролетариата, посеять разброд в лагере рабочего класса, ослабить, а может быть, и совсем погасить рабочее движение. Общность интересов помещиков и капиталистов в деле защиты своего господства перед мощным революционным движением приводила к выработке во многом схожей линии поведения и отношения дворян и буржуазии к «рабочему вопросу».
1 Летописец (В. П. Мещерский). Рабочий вопрос. «Гражданин» № 16, 1908, стр. 4.
2 Законы 1903 г. об «ответственности предпринимателей» и «фабричных старостах». Комиссия под руководством сенатора Шидловского (январь 1905 г.), комиссия под председательством министра финансов Коковцева (февраль 1905 г.). Закон о союзах (март 1906 г.), разрешающий легально существовать рабочим обществам и союзам при условии их регистрации; законы о сокращении рабочего дня и воскресном отдыхе приказчиков, конторщиков и ремесленников (15 ноября 1906 г.) и др.


Глава пятая
ВОПРОСЫ ИМПЕРИАЛИЗМА И СОЦИАЛИЗМА
Отношение к монополиям
XX в. царское правительство уже не было органом защиты только дворянских интересов. Правящая верхушка, состоявшая из представителей дворянской аристократии, была тесно связана с верхними слоями финансовой и торгово-промышленной буржуазии. Россия входила в мировую систему капиталистического хозяйства и была тесно связана с международным рынком и международным капиталом. Царское правительство не могло обходиться без банков и кредитной системы. Международное положение России вынуждало царизм оказывать покровительство развитию тяжелой промышленности. Элементами поощрительной экономической политики были: установление высоких таможенных тарифов; предоставление выгодных казенных заказов; установление льготных железнодорожных тарифов, государственные субсидии и кредиты; выдача специальных премий за вывоз товаров отечественной промышленности. Все эти меры способствовали развитию промышленности, концентрации и централизации капитала.
Законодательство Российской империи формально запрещало какие-либо соглашения промышленников или торговцев, преследующие цель повышения цен на товары, но монополистические союзы фактически существовали и развивались, царское правительство не чинило препятствий возникновению монополий, а в некоторых случаях даже толкало промышленников на путь создания монополистических объединений. Например, разрешение на объединение дворян — сахарозаводчиков, керосинозаводчиков, организация особого «Комитета по распределению заказов на рельсы, скрепления и подвижной состав для железных дорог» содействовали появлению монополистических союзов.


Вопросы империализма и социализма
121
Правда, в России монополии долгое время не получали юридического признания и возникали под видом общих контор предпринимателей для совместной продажи своих товаров. Центральные конторы по реализации товаров выступали как акционерные общества. Дворянство выступало противником создания в России капиталистических монополий. Помещики, не понимая сущности новых экономических явлений в России, не понимали и монополистического капитализма как нового этапа в развитии капитализма. Под империализмом идеологи дворянства разумели проведение политики царизма, направленной на захват внешних рынков в Азии и обеспечение активного влияния русских помещиков и капиталистов в турецкой Армении, Галиции и Балканских странах. Империалистическую, грабительскую внешнюю политику царизма и буржуазии русское дворянство всемерно поддерживало. В империалистической России сложился реакционный блок крупной монополистической буржуазии со средневековыми земельными магнатами.
К империалистическим завоеваниям стремились оба господствующих класса России — помещики и буржуазия, хотя и преследовали различные цели. Помещики мечтали о захвате новых земель на Востоке и Балканах. Они питали надежду подавить национально-освободительное движение окраин, направленное против кабального землевладения. Захват и освоение новых земель должны были бы помочь русским помещикам, экспортировавшим сельскохозяйственную продукцию, в борьбе с германскими и австро-венгерскими конкурентами на европейском рынке. Участием в европейской войне российское дворянство надеялось спасти самодержавие и свое собственное политическое господство от нарастающей революции. В этом смысле агрессивный курс внешней политики царизма и империалистической буржуазии удовлетворял захватнические стремления помещиков. Но с другой стороны, усиление внутри страны экономической мощи империалистической буржуазии вызывало опасение дворянства. Муравьев М. Н., приближенный к царю сановник, ведавший иностранными делами России, не отрицая важности промышленного развития страны и ввоза иностранного капитала, вместе с тем обращал внимание на опасность, что капиталисты «при помощи трестов и синдикатов делаются распорядителями природных богатств страны и фактическими собственниками крупных хозяйственных единиц»*. Особенно боялось дворянство усиления экономического влияния монополистического капитала в области землевладения. Промышленные монополии стремились  11 	«Материалы по истории СССР», т. VI, стр. 204.


122
Глава пятая
обзавестись собственными землями, что подрывало помещичье землевладение.
Представители монополистического капитала настойчиво добивались от правительства принятия закона о типовом устройстве акционерных обществ, предусматривающего замену аренды земли приобретением ее в собственность. Преследуя цель сохранить свои преимущественные права на землю, помещики не раз срывали попытки промышленных капиталистов выработать положение о монополистических союзах и старались доказать, что монополии приобретают землю «не в видах земледельческой ее эксплуатации, а для промышленных и даже спекулятивных целей» 1.
Царское правительство, лавируя между дворянами и буржуазией, в 1909, 1912, 1914 гг. обсуждало различные законопроекты легализации монополий в России, но помещики срывали предложения буржуазии. В апреле 1914 г. правительство, испытывая сильное давление со стороны объединенного дворянства, приняло новое положение, согласно которому акционерное землевладение ограничивалось размерами 200 десятин. Но владельцы металлургических заводов, угольных шахт, нефтепромышленники, сахарозаводчики, собственники торфяных болот, собравшись в мае на съезд промышленников, потребовали от царя пересмотреть этот закон, и в июле месяце этого же года он был отменен.
Несмотря на то что помещики нередко правильно указывали на вредные последствия монополистических союзов (сокращение размеров производства для искусственного создания товарного голода, взвинчивание цен и т. д.), их критика монополий носила реакционный характер.
Помещики опасались, что укрепление и расширение деятельности металлургических, угольных, нефтяных и сахарных синдикатов приведет к расширению акционерного землевладения и создаст в сельской местности новую экономическую силу, которая постепенно оттеснит — экономически и политически — помещичий класс на второстепенные позиции. «Непомерное развитие акционерных анонимных компаний, рост синдикатов и трестов, — говорил черносотенный помещик Марков II с трибуны Государственной думы, — породят, несомненно, сперва экономический, а затем и политический захват власти в государстве этими синдикатами и этими трестами» 1 2. Однако, руководствуясь тактическими соображения¬
1 ЦГИАЛ, ф. 1276, он. 10, д. 6, л. 2.
2 «Государственная дума. Четвертый созыв. Сессия первая». Стенографические отчеты, ч. И. СПб., 1913, стр. 1026.


Вопросы империалиама и социализма
123
ми, помещики подвергали критике союзы предпринимателей с позиции «общенародного блага».
Рассматривая синдикатские соглашения как организованные «стачки» промышленников против народа, представители дворянства требовали запретить деятельность монополий. Синдикаты, писала московская газета, «совершенно парализуют экономическую политику правительства: путем протекционизма, так дорого стоящего стране, правительство стремится к развитию и совершенствованию отечественной промышленности; путем же синдикатов, наоборот, задерживается и то и другое» !.
Повышение цен на железо, нефть, земледельческие машины, уголь, потребительские товары ущемляло интересы и помещиков; им приходилось делиться частью земельной ренты с промышленниками и торговцами путем повышенной оплаты по монопольным ценам за покупаемые товары. Как указывал В. И. Ленин, это была «домашняя ссора, ссора двух расхитителей народного достояния» 1 2.
Помещики выражали недовольство расширением сфер влияния монополистического капитала в стране. На одном из дворянских съездов (1913) отмечалось, что Россия вступила в такой период развития, когда начинает господствовать система трестов. Трестирование «назревает в области нефти, в области, может быть, и еще многих производств, может быть, и целого ряда их. Эта организация коснется и области хлебного дела, так что здесь... вопрос о назревающей у нас системе трестов, крайне нежелательной и крайне опасной не только для экономической, но и для государственной жизни... Если мы на этот наклонный путь раз пойдем, то порабощение страны неминуемо» 3.
Разрозненные сельскохозяйственные производители не в состоянии были конкурировать с объединенными в монополии силами промышленников. Идеологи дворянства указывали, что появившиеся «огромные и грозные экономические заговоры, как бы их ни именовали — синдикаты, картели, тресты, союзы, компании... узурпируют в пользу немногих капиталистов выгоды самых распространенных и необходимых производств» 4.
Антисиндикатская позиция крепостнических кругов помещичьего класса была особенно ярко выражена в доку¬
1 «Синдикатная война». «Московские ведомости», 7(20) сентября 1904 г.
2 В. И. Ленин. О «нефтяном голоде». Поли. собр. соч., т. 23, стр. 33. 8 «Труды IX съезда уполномоченных дворянских обществ». Пг.,
1915, стр. 241.
4 М. Меньшиков. Обнищание. «Новое время», 14 (27) января 1917 г.


т
Глава пятая
ментах комиссии сенатора Д. Б. Нейдгарта, обследовавшей в 1911 г. деятельность мостостроительного, вагоностроительного, судостроительного, артиллерийского и других синдикатов. В отличие от ревизоров, сочувствовавших монополиям, помещик Нейдгарт в «Записке о синдикатах» раскрывает спекулятивные операции, приносившие синдикатам миллионы рублей дополнительной прибыли, подкуп ими ответственных правительственных чиновников. «Не приходится более говорить о вреде синдикатов вообще: вред этот слишком очевиден, доказательств этому слишком много» *, — говорится в «Записке...»
Помещики понимали, что господство монополистического капитала может подорвать экономическую основу политического руководства помещичьего класса в России. Газеты московского дворянства открыто обвиняли представителей монополистического капитала в том, что они тянутся к политической власти. «Они (монополисты.—Авт.) претендуют на руководящую политическую роль в государстве, они готовы потребовать для себя всей полноты власти...» 1 2
Резко выраженное враждебное отношение к промышленным и банковским монополиям было характерной чертой русского дворянства. Однако отдельные представители либерального дворянства пытались подойти к монополиям более объективно. Они указывали, что, «к сожалению, синдикаты находятся в глубокой органической связи с современным хозяйством, являются его продуктом» 3.
Связанные с буржуазными формами производства помещики-предприниматели рассматривали возникновение монополий как естественное и положительное явление. «Они (тресты. — Авт.), — указывал Витте, — обусловливают огромные... преимущества сравнительно с мелкой, ремесленной и кустарной промышленностью, вследствие чего последняя в большинстве случаев и вытесняется»4. Витте не одобрял действующего в России законодательства, запрещающего организацию синдикатных союзов. Будучи министром финансов, он способствовал возникновению ряда синдикатов в России, например «Продамета», мостостроительного синдиката и др.
Идеологи либерального дворянства различали в монополиях две стороны их деятельности — положительную и отрицательную. К числу положительных сторон деятельности моно¬
1 ЦГИАЛ, ф. 1333, оп. 2, д. 22, л. 48.
2 «Пора покаяться!» «Московские ведомости», 15(28) октября 1915 г.
8 «Промышленные синдикаты». «Московские ведомости», 13 (26) марта 1913 г.
4 С. Ю. Витте. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, стр. 136.


Вопросы империализма и социализма
125
полий они относили уменьшение издержек обращения, улучшение сбыта, лучшее знание потребностей внутреннего рынка, развитие производительных сил и ускорение темпов экономического развития страны. «Там, где промышленность достигла высокой степени процветания, где капитал в силу... вековой привычки ищет приложения с целью использования сил природы и скрытых в почве богатств, там синдикаты, несмотря на все свои темные отрицательные стороны, приносят и пользу, ибо позволяют устраивать колоссальные предприятия и способствуют ускорению общего темпа экономической жизни» — указывала газета московского дворянства. Так оценивали некоторые идеологи либерального дворянства роль монополий вообще. Что же касается оценки деятельности русских синдицированных промышленных союзов, то даже обуржуазившаяся часть помещичьего класса видела в них своих врагов. Монополистическая буржуазия стремилась к спекуляциям, к наибольшим прибылям, к захвату безграничной власти. Представители торгово-промышленной части помещичьего класса видели в синдикатах конкурентов. Именно в этом они усматривали отрицательную сторону монополий.
Если одна, наиболее реакционная, черносотенная часть дворянства требовала полного запрещения деятельности синдикатов, то другая, обуржуазившаяся — либеральные дворяне — предлагала разработать меры, лишь ограничивающие господство монополий на рынке.
Требования обуржуазившихся помещиков сводились к следующему: 1) правительство должно контролировать уровень монопольных цен, устанавливать максимальный предел доходности синдикатных предприятий, определять максимальный размер монопольных объединений с выпуском продукции не более 40—50% от всей продукции данного вида. Правительство не должно допускать нарушения синдикатами установленных норм; 2) ликвидировать монополию синдикатов конкуренцией иностранных товаров. Для этого необходимо понизить пошлины на товары, поступающие из-за границы. Дворяне особенно требовали уменьшения таможенных тарифов на орудия сельскохозяйственного производства; 3) понизить провозные железнодорожные тарифы с целью большей мобилизации конкурирующих товаров на рынках; 4) создать производственные и потребительские кооперативы, которые будут являться «немалым средством противодействия засилью синдикатов» К  1 21 С. Бельский. На трудном посту. «Московские ведомости», 3 (16) октября 1915 г.
2 В. Крупенин. Синдикаты и борьба с ними. «Московские ведомости», 26 ноября (9 декабря) 1913 г.


126
Глава пятая
«Стоит только затронуть синдикаты по самому чувствительному их месту — по монопольному их положению, и результаты скажутся сами собой, — писал активный публицист газеты московского дворянства В. Крупенин. — Сила синдикатов в монополии, в отсутствии конкуренции. Надо уничтожить первую, создав вторую. Для этого хороший путь — изменение таможенных и тарифных условий... надо понижением пошлин открыть границу» *.
Наряду с выступлениями против промышленных монополий дворянство в целом высказывало опасения и по поводу монополии банков. Оно боялось, что объединение банков создаст в России мощную экономическую силу, способную захватить все руководство финансами страны. «Объединение банков, несомненно, представляет синдикат, который прежде всего старается использовать в своих интересах выгоды монопольного положения... Руководство банковым делом переходит от министерства финансов к синдикату» 1 2. Представители дворянства указывали, что практика вмешательства банков в организацию товарооборота в России не улучшала состояния внутреннего рынка, а, напротив, еще более дезорганизовывала его. Банки скупали в спекулятивных целях товары, умышленно задерживали их поступление на рынок, искусственно создавали «товарный голод», а затем по вздутым ценам продавали, баснословно наживаясь. «Государственные и общественные интересы России обязательно требуют контроля за банками, и, сколько бы банки ни оказывали противодействия, такой контроль будет осуществлен»3, — высказывается требование в газете московского дворянства.
Помещики-предприниматели, сознавая свое бессилие, искали в государственном вмешательстве спасительное противодействие монополиям. На мещански иллюзорный характер этих и подобных надежд указывал В. И. Ленин: «Всякие правила контроля, публикации балансов, выработки определенной схемы для них, учреждения надзора и т. п... не могут тут иметь никакого значения» 4.
Помещики, ограниченные классовыми интересами, не понимали, что царское правительство, опутанное буржуазными отношениями и зависимое от основных отраслей хозяйства,
1 В. Крупенин. Синдикаты и борьба с ними. «Московские ведомости», 26 ноября (9 декабря) 1913 г. 1
2 «Объединение банков». «Московские ведомости», 29 июня (12 июля) 1916 г.
8 «Необходимый контроль». «Московские ведомости», 16 (29) июля 1916 г.
4 В. И. Ленин. Империализм, как высшая стадия капитализма. Поли, собр. соч., т. 27, стр. 348.


Вопросы империализма и социализма
127
находящихся в руках капиталистов, практически не в состоянии было выступать против монополий. Напротив, политическая надстройка самодержавного государства России постепенно приспосабливалась к требованиям монополистического капитала.
Торгово-промышленные монополии оказывали давление и на помещичьи хозяйства. Идеологи дворянства указывали, что на помещика как на главного производителя хлеба давят биржа, хлебные торговцы, коммиссионеры. Помещики жаловались, что они переплачивают большие суммы денег за перевозку хлеба на железных дорогах, за хранение на складах (из-за отсутствия элеваторов), за комиссионное посредничество в торговле при покупке иностранных сельскохозяйственных орудий, из-за высоких таможенных тарифов. «Частное землевладение передает миллионы взяток и комиссионных синдикатам и целой армии ростовщиков...» 1
Конкуренция с капиталистическими предпринимателями вынуждала помещиков к поискам средств, создающих наиболее выгодные условия для борьбы. Вопрос о том, как объединить усилия помещичьего класса против промышленных монополий, обсуждался на VII и VIII съездах дворянства (1911—1912), где основным докладчиком выступал саратовский помещик Н. А. Павлов. Необходимо, утверждал Павлов, объединение дворянства на основаниях кооперативных, сельскохозяйственных и промышленных: именно в этом объединении «лежит вся и всякая сила дворянского и всего частного землевладения России» 2.
Идеологи дворянства указывали, что в России землевладельцы не имеют своей организации, а торговцы и промышленники объединены в различные синдикаты. Еще на I съезде биржевых торговцев и сельских хозяев в 1905 г. помещиками было высказано соображение, что их интересы требуют организации собственных союзов сельских хозяев, независимых от синдикатов биржевых торговцев.
Представители московского дворянства указывали, что корпорации сельских хозяев помогут помещикам избавиться от дорогостоящих посредников в торговле хлебом. Ссылаясь на практику американских фермеров, земледельческих союзов Г ермании, русские помещики приходили к выводу, что «корпоративные организации производителей признаются в настоящее время наиболее целесообразным средством для
1 «Доклад члена Совета Н. А. Павлова об объединении дворянства на почве экономической», стр. 6.
2 Там же, стр. 7, 8.


128
Глава пятая
упорядочения торговли» По их мнению, союзы сельских хозяев1  2 должны изучать состояние внешних и внутренних рынков и движение цен на хлеб; определять рынки и моменты наиболее выгодной продажи хлеба; организовывать оптовую закупку промышленных товаров для помещичьих нужд; создавать из паевых взносов фонд капитала с целью взаимного кредитования, совместного страхования имущества, посевов, складских помещений, финансирования дворянских советов, комиссий, ведающих делами членов союза в банках, кредитных органах, на железных дорогах и правительственных учреждениях.
Сторонники объединения утверждали, что подобные союзы свяжут разрозненные силы землевладельцев и будут способствовать повышению доходности помещичьих хозяйств. Но главную задачу сельскохозяйственных синдикатов они видели в том, чтобы устанавливать наиболее высокие цены на товары помещичьего производства. «Я говорю о синдикатах собственников... — заявил на съезде объединенного дворянства Павлов. — Этот союз в силах будет держать устойчивой цену пищевых продуктов...»3 «Прямая цель сельских хозяев, — писал он, — будет при помощи союза и союзов поднимать цену всякого продукта...» 4
В условиях, когда демократическое движение угрожало политическому господству класса помещиков, «экономическое объединение» дворян рассматривалось ими и как «средство самозащиты». Эту же идею о политическом значении союза землевладельцев для успешной борьбы за сохранение власти в руках дворянства высказывали князь А. П. Урусов, барон Розен и др.5
Несмотря на то что съезд дворян принципиально одобрил идею Павлова об объединении «дворян-помещиков на почве сельскохозяйственных интересов», союз сельских хозяев не был создан. Субъективные намерения представителей дворянства не могли быть практически реализованы, так как для этого не было объективных условий в России. Хотя помещичье хозяйство, втянутое в товарно-денежные отношения, и находилось под влиянием законов свободной конкуренции, но остатки крепостничества не позволяли еще достигнуть такой
1 «Нужды хлебной торговли». «Московские ведомости», 1(14) августа 1907 г.
2 Иногда такие союзы называли сельскохозяйственными синдикатами.
3 «Труды VIII съезда уполномоченных дворянских обществ», стр. 19.
4 Н. А. Павлов. Записки землевладельца, ч. I, стр. 238.
6 См. «Труды VII съезда уполномоченных дворянских обществ». СПб., 1911, стр. 243—252.


Вопросы империализма и социализма
129
степени капиталистической концентрации земельной собственности и капитала, вложенного в землю, какая была необходима для возникновения капиталистических монополий в сельском хозяйстве.
Вопросы социализма
Идеологи дворянства и правящей бюрократии, одобряя по литику царского правительства, подавлявшего силой революционное движение трудящихся масс России, вместе с тем старались найти и пути чисто «теоретического» опровержения идей научного социализма. В походе против научного социализма особенно активно проявили себя ренегат Л. А. Тихомиров, издатель газеты «Московские ведомости» В. А. Грингмут, К. Ф. Головин, один из активнейших организаторов и руководителей черносотенного «Союза русского народа» протоиерей И. И. Восторгов, издатель петербургского журнала «Гражданин» князь В. П. Мещерский, сотрудник полиции жандармский полковник С. В. Зубатов и др. В борьбе против социализма идеологи дворянства широко использовали проповеди церковников и их влияние на забитые и темные массы крестьянства и на наиболее отсталую часть пролетариата. Особенную активность в борьбе против социализма проявили миссионер-проповедник И. И. Восторгов и протоиерей профессор духовной академии Н. Стеллецкий. Восторгов читал специальный цикл лекций против марксизма и социализма на пастырских и миссионерских курсах. Н. Стеллецкий выступал с публичными лекциями в Москве в 1906—1911 гг. Мракобесы в поповской рясе немало излили желчи и ненависти против научного социализма, прикрываясь христианским учением о человеколюбии. Восторгов утверждал, что современный социализм ничего нового не внес по сравнению с социалистами до Маркса и является лишь повторением идей социалистов прошлого. Отождествление идей научного социализма, основывающихся на классовой борьбе трудящихся, с идеями религиозного, рационалистического социализма, возникшими в совершенно иных исторических условиях и являющимися лишь выражением протеста против эксплуатации, а не указанием реальных путей освобождения от нее, было сознательным маневром с целью перечеркнуть значение идей марксистского социализма для революционной борьбы пролетариата.
Дворянские реакционеры и их единомышленники в поповских рясах извращали сущность классовых противоречий и классовой борьбы. Они отрицали деление общества на классы, признавая лишь сословные различия. Тихомиров в старом
б История русской экономической мысли, т. 111, ч. I


Глава пятая
сословном строе искал спасения от классовой борьбы. Он утверждал, что в обществе нет четких классовых граней между людьми, нет чистых капиталистов, рантье и рабочих. «Рабочий... — писал он, — в действительности есть не только рабочий, но и отчасти капиталист; точно так же и капиталист обыкновенно является до известной степени работником, участвуя в производстве не одним капиталом, но и личным трудом»
С попыткой затушевать классовый антагонизм между собственниками средств производства и наемными рабочими несколько ранее выступал и известный идеолог дворянства К. Ф. Головин. Рост акционерных обществ и покупку рабочими акций он старался представить как проявление демократизации капитала и стирания классового антагонизма между капиталистами и рабочими1  2.
Противоречия между капиталистами и рабочими, между крестьянством и помещиками идеологи реакционного дворянства называли «различного рода» недостатками, проистекающими якобы из ошибок «разума» и из «классового эгоизма», исправление которых возможно не путем революции, а путем реформ3. Само слово «революция» вызывало у них величайшую злобу. В своей «святой» ненависти Восторгов доходил до прямого призыва всех черносотенных сил России к вооруженному подавлению революции и физическому истреблению «мятежных руководителей» революционного народа4.
Идеологи дворянства стремились опорочить основные идеи научного социализма о создании общественной собственности на средства производства, о пролетарской революции и установлении диктатуры пролетариата. Л. А. Тихомиров с этой целью выпустил целую серию социально-экономических очерков5. Он подчеркивал, что социализм «угрожает всему миру революциями и переворотами», а потому «критическое отношение к идеям социализма стало настоятельно необходимым» 6.
Дворяне и их единомышленники в церковных рясах прибегали к грубой фальсификации картины будущего социалистического строя, извращали само понятие социализма. Так, помещик К. Ф. Головин в своей работе «Социализм как положительное учение», рассуждая о романе Беллами «Looking
1 Л. А. Тихомиров. Вопросы экономической политики. М., 1900, стр. 35.
2 См. К. Ф. Головин. Социализм как положительное учение. СТТб., 1894, стр. 116.
3 См. Л. А. Тихомиров. Заслуги и ошибки социализма. М., 1908, стр. 4—5.
4 См. И. И. Восторгов. Православно-русское государственное миро¬
воззрение. Поли. собр. соч., вып. 1, т. III, 1915, стр. 21—30.
6 См. библиографию к пятой главе настоящего тома.
9 Л. А. Тихомиров. Заслуги и ошибки социализма, стр. 3, 4.


Вопросы. империализма и социализма 161
backward» («Оглядываясь назад»), грубо исказил марксистское учение о собственности, о характере труда, о распределении и взаимоотношении членов общества при социализме1.
Тихомиров, Восторгов, Стеллецкий старались «опровергнуть» учение марксизма о неизбежности наступления социализма. Современные учения о социализме, утверждали они, и исторические попытки установить «экономический социализм» (производственные ассоциации Р. Оуэна. — Авт.) и «политический социализм» были следствием «буржуазных злоупотреблений», насильственных действий политических партий, а не обусловливались историческими причинами. Основная их задача сводилась к тому, чтобы доказать, что социализм есть будто бы лишь искусственная выдумка марксистов2. «Теорию Маркса нельзя признать действительно научной» 3, — вещал Тихомиров. «Научного социализма, как такового, нет» 4, — вторил черносотенный поп Восторгов.
Представители дворянства и реакционного духовенства отвергали материализм как единственно научное направление в философии, материальное производство — как основу человеческой жизни, дарвинизм — как материалистическое учение о происхождении и развитии видов.
В поисках аргументации против научного социализма идеологи помещичьего класса и церкви большое внимание уделяли вопросу о собственности. Их более всего беспокоили отрицательное отношение марксистов к частной собственности на средства производства и учение марксизма о неизбежности победы общественной собственности. Они стремились доказать вечность существования частной собственности на землю и на другие средства производства, невозможность возникновения общественной собственности.
Клеветнически утверждая, что социалисты якобы стремятся к уничтожению собственности вообще, в том числе и личной, Тихомиров делал отсюда «вывод», что они тем самым обрекают себя на неминуемую гибель5  6. Он приводил распадение общин Фурье, Оуэна и Луи Блана как якобы «истори¬
1 	См. К. Ф. Головин. Социализм как положительное учение, стр. 13, 17, 20, 24, 44, 45, 47, 49, 119, 129—149, 151, 155, 221-223.
а См. Л. А. Тихомиров. Заслуги и ошибки социализма, стр. 9, 12; И. И. Восторгов. Христианство и социализм. Поли. собр. соч., т. V, ч. I. М., 1913, стр. 53; его же. Социализм при свете христианства. Полн. собр. соч., т. V, ч. II. М., 1913, стр. 13, 14, 18.
3 Л. А. Тихомиров. Социализм в государственном и общественном отношении. М., 1907, стр. 33.
4 И. И. Восторгов. Опыт противосоциалистического катехизиса.
Полн. собр. соч., т. V, ч. I, стр. 220.
6 См. Л. А. Тихомиров. Заслуги и ошибки социализма, стр. 19; его же. Социализм в государственном и общественном отношении, стр. 15.
б*


132 Глава пятая
ческое» свидетельство нежизнеспособности коллективного производства, основанного на общественной собственности на средства производства. «Это, конечно, судьба всех социалистических обществ, не только прошлых, но и будущих» *, — утверждал он.
Представители церкви Восторгов и Стеллецкий, ссылаясь на догматы церкви, уверяли, что создание общественного строя, основанного на общественной форме собственности на средства производства, вообще невозможно, а намерения социалистов экспроприировать капиталистическую собственность являются тягчайшим грехом. Апостольское учение, поучал Восторгов, выступает решительно против принудительного изъятия собственности, «тогда как будущий социалистический строй носит на себе черты принудительности, которой обусловливается и его возникновение и поддержание» 1 2. Уничтожение частной собственности, утверждал Восторгов, означало бы движение не вперед, а «назад, к первобытной дикости» 3.
Особенную ярость идеологов реакционного дворянства вызывало учение марксизма о диктатуре пролетариата. Государство диктатуры пролетариата, клеветал Тихомиров, — это «разбойное» государство, создаваемое в интересах только одного самого нищего и неспособного к хозяйственной деятельности класса. Верный оруженосец дворянства рисует монархическое государство царской России как самое «справедливое» и «жизнеспособное». «Именно наше государство, — кощунствовал Тихомиров, — по своей идее и целям есть организация общенациональной, внеклассовой власти, которая обязана блюсти над тем, чтобы никто никого не эксплуатировал и чтобы права всех были одинаково охранены» 4.
Стараясь доказать невозможность осуществления диктатуры пролетариата в России, Тихомиров ссылался на ревизиониста Бернштейна. Следует отметить, что предательская роль Бернштейна была не раз по заслугам оценена представителями русского дворянства, использовавшего антимарксистские идеи Бернштейна в своей борьбе против научного социализма. Называя Бернштейна самым талантливым учеником Маркса, Тихомиров с удовлетворением писал, что он (Бернштейн) «критикует старые воззрения Марксовой теории, откидывает понятие о социалистической революции и диктатуре пролетариата
1 Л. А. Тихомиров. Заслуги и ошибки социализма, стр. 35.
2 И. И. Восторгов. Опыт противосоциалистического катехизиса. Поли, собр. соч., т. V, ч. I, стр. 296—299, 301.
8 И. И. Восторгов. Берегись обманных речей (Против социалистов всех партий). Поли. собр. соч., т. V, ч. I, стр. 20.
4 Л. А. Тихомиров. Социализм в государственном и общественном отношении, стр 17.


Вопросы империализма и социализма
133
и надеется на мирное эволюционное развитие сил рабочего класса» !.
В дворянской и церковной антисоциалистической литературе значительное место уделено искажению марксистского представления о равенстве при социализме. Клеветнически приписывая марксистам намерение уравнять людей во всех отношениях — по имущественному положению, по уму и вкусам, по способностям и талантам, по красоте и физической силе, Восторгов утверждал, что при социализме ни о какой «свободе не может быть речи», что социализм — это «большая казарма, большой пансион, где... все уравняется, сотрутся всякие различия, все будет одинаково, и в этом насильственном уравнении погибнет свобода... погибнет жизнь, и счастье, и радость» 2.
Умышленное извращение научного понятия равенства при социализме, под которым марксизм понимает не «уравнение» людей во всех отношениях, а уничтожение классов, равное освобождение всех трудящихся от эксплуатации, равное право всех на труд и на вознаграждение по труду, равное право на отдых, образование, равное освобождение всех наций, было направлено на то, чтобы опорочить социализм, показать его крайнюю неприглядность, а потому и бесполезность борьбы рабочего класса за новый общественный строй. Противники научного социализма приписывали марксистам отрицание при социализме всякой духовной жизни вообще, проповедь анархии, разрушения семьи.
Идеологи дворянства понимали, что полное пренебрежение к требованиям пролетариата не обеспечит защиту самодержавия и политического господства помещичьего класса. Наряду с мерами насильственного подавления рабочего и крестьянского движения представители дворянства стремились укрепить самодержавие поддержкой кулацкой верхушки деревни и наиболее отсталой части пролетариата. К таким мероприятиям, как известно, в деревне относилась столыпинская реформа, а в городе — попытка осуществить так называемый полицейский социализм. Практическое осуществление «полицейского социализма» в России проходило под руководством полковника охранного отделения московской полиции С. В. Зубатова. Некогда увлекаясь народовольческими идеями, Зубатов проник в революционные кружки г. Шуи, Иваново-Вознесенской области, а затем и ряда других городов, познакомился с программой революционных требований, с методами работы революционных кружков, с их участниками. Испугавшись радикальности  * ч.1 Л. А. Тихомиров. Плоды пролетарской идеи. М., 1907, стр. 25.
~ И. И. Восторгов. Христианство и социализм. Поли. собр. соч., т. V,
ч. I, стр. 110—111.


134 Глава пятая
революционной программы, он предал дело революции и поступил в полицию в качестве агента, где его нашли весьма подходящим деятелем, знающим революционные круги и умеющим тонко их предавать, служа верой и правдой самодержавной монархии.
Идейным вдохновителем «полицейского социализма» был упоминавшийся выше Л. А. Тихомиров. Со стороны государственно-чиновничьей бюрократии идеи «полицейского социализма» поддерживали генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, министр внутренних дел В. К. Плеве и обер-полицмейстер Москвы Д. Ф. Трепов.
Зубатовские рабочие союзы в Москве поддерживал издатель реакционной газеты московского дворянства «Московские ведомости» В. А. Грингмут, а в Петербурге — издатель реакционного журнала «Гражданин» В. П. Мещерский. Активное участие в работе зубатовских организаций принимали священники. Московский митрополит Владимир был почетным членом московского «Общества взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве». Поп Г. Гапон был председателем зубатовских организаций в Петербурге. «Полицейский социализм» представлял собой попытку в условиях бурного развития пролетарского движения защитить изжившее себя самодержавие, политическое господство дворянства путем организованного полицией идейного разложения самого пролетариата.
Передовые рабочие России, воспитываемые революционной частью русской социал-демократии, понимали, что единственным средством борьбы против помещичье-буржуазного режима в России является политическая классовая борьба, революция. Отсталая же часть рабочего класса стремилась только к тому, чтобы улучшить свое бытовое и экономическое положение; она была отзывчива на все обещания, откуда бы они ни шли. На забитость наиболее отсталой части рабочего класса и рассчитывал Зубатов, спекулируя демагогическими обещаниями самодержавного правительства улучшить экономическое положение рабочие. Жандармский полковник и его высокие покровители рассчитывали, что созданием легальных рабочих организаций по профессиям им удастся отвлечь рабочих от революционной социал-демократии, открытым обсуждением в зубатовских союзах условий работы и жизни рабочих показать, что виновником их тяжелого положения является вовсе не правительство и самодержавный строй, а отдельные фабриканты и заводчики и что средством борьбы за улучшение материального положения рабочих является не политическая борьба, а «организованное» предъявление экономических требований предпринимателям. Рабочим обещалась полная поддержка в этом со стороны царского правительства. «Промышленные рабочие, —


Вопросы империализма и социализма
136
писал Зубатов Д. Ф. Трепову, — могут достигнуть тем больших успехов, чем больше цели их будут сообразовываться с целями русского самодержавия» 1.
Вырвать рабочее движение из-под влияния революционной социал-демократии, войти в доверие к рабочим, воспитывать их в религиозно-нравственном направлении, в духе уважения и беспрекословного подчинения самодержавию и попытаться превратить эту основную силу революции в консервативную массу, защищающую царское самодержавие, — таков был основной замысел зубатовщины. Рабочие, писал Зубатов, должны помнить, что «они своими поступками обязаны доказывать ему (самодержавию. — Авт.) постоянно, что они достойны его забот и милости» 2.
Идея «полицейского социализма» не была идеей только Зубатова. Еще в 1899 г. одесский градоначальник граф Шувалов в посланной им правительству «Записке о состоянии рабочего движения на Юго-Западе России» указывал, что для того, чтобы «отнять почву у агитации» среди рабочих, необходимо пойти на ряд экономических уступок им, наладить религиознопросветительную работу среди рабочих, открыть читальни, библиотеки, «сократить рабочее время, обязательно создать выборных от рабочих...»3. Аналогичные мысли были высказаны и министром внутренних дел Сипягиным в докладе Николаю II (1900 г.). Царский министр, немало проливший крови при подавлении народных восстаний, убедился, что одними репрессиями нельзя сломить рабочее движение, что кроме полицейских мер необходимы и положительные меры «вроде дальнейшего развития фабричного законодательства и благожелательной опеки рабочих», насаждения среди рабочих мелкой собственности4.
Программа «полицейского социализма» ставила политические и экономические задачи. В политическом отношении это была программа защиты интересов помещичьего класса и монархического строя в России. Связь рабочего движения с монархической властью, с администрацией предприятий, по идее Зубатова, должна была превратить рабочего человека из индифферентного наймита в «сознательного работника, тесно связанного с духовными и материальными интересами того торгово- промышленного предприятия, к делам которого он прилагает свой труд»5. Реакционные идеологи дворянства стремились внушить пролетариату ложную мысль, что предлагаемые
1 Цит. по: С.Айнзафт. Зубатовщина и гапоновщина. М., 1925, стр. 41.
2 Там же.
3 Там же, стр. 30.
4 См. там же, стр. 31.
5 С. В. Зубатов. Зубатовщина. «Былое» № 4 (26), 1917, стр. 175.


136 Глава пятая
социалистами меры для решения рабочего вопроса якобы противоречат интересам «самого рабочего дела», а меры полицейского надзора над рабочим движением преследуют исключительно «интересы самих рабочих». Позже и сам Зубатов не мог скрыть того факта, что организованные им союзы «в практическом деле борьбы с революционным влиянием в рабочей среде» испробовали «в виде опыта все подходящие средства» и стремились «покончить в первую же голову» со всеми революционными традициями рабочего движения, «раз брались ставить рабочее движение легально» \ Таким образом, цели зубатовщины ничего общего не имели с подлинными задачами рабочего движения, были глубоко враждебны ему.
Участие рабочих в политических забастовках, революционные методы борьбы рабочих за свои требования организаторы «полицейского социализма» объявляли сугубо безнравственными. «Безнравственные способы борьбы за свои интересы не должны быть допускаемы с первого же начала осуществления союзов»1  2, — предупреждал рабочих Трепов. А С. В. Зубатов предлагал «усилить на всех пунктах тесное общение рабочих с церковью», «позаботиться о религиозном образовании рабочих». В толковании Трепова, высокая нравственность рабочих означает «строгую добросовестность и справедливость в отношении хозяев, чтобы рабочий везде привык уважать и чтить всякое право, не только свое, но и чужое» 3. Зубатовские рабочие организации создавались с целью борьбы против революции.
Организаторы «полицейского социализма» не имели цельной экономической программы. Отвергая общественную собственность на средства производства и опасаясь крупной капиталистической собственности, помещики предпочитали насаждать мелкую частную собственность в промышленности и на ее базе — организацию мелкого промышленного производства, кустарного и ремесленного характера. Рабочие таких производств не должны быть оторваны окончательно от сельского хозяйства, а должны оставаться тесно связанными с клочком земли и систематически возвращаться в родное лоно деревни.
План организации будущих «рабочих общин» расплывчато и туманно пытался нарисовать Д. Ф. Трепов в «Записке...» великому князю Сергею Александровичу. Он указывал, что рабочие общины не должны быть каким-то новым общественным образованием, не должны отличаться от сельских общин с их административной и общественной стороной жизни. Они
1 С. В. Зубатов. Зубатовщина. «Былое» № 4(26), 1917, стр. 172, 174.
2 Цит. по: А. Морской. Зубатовщина. М., 1913, стр. 63.
8 Там же, стр. 62—63.


Вопросы империализма и социализма
137
также ничего общего не должны иметь с «коммунистическими общинами», с рабочими ассоциациями типа Оуэна и Фурье. По словам Трепова, русские рабочие общины должны представлять собой органическую часть существующего государства и жить со всеми другими сословиями в дружбе и «во взаимном хозяйственном услужении». «Эта цель (создание общин.— Авт.) не заключает в себе ничего революционного, она не требует какого-либо переворота в России, а только, наоборот, требует достройки» !.
Такую же мысль высказывал и Тихомиров. «...Истинный путь к общественному благу, — писал он, — составляет не революция, а мирное развитие — эволюция» 1 2. Экономическая идея «полицейского социализма» сводилась им к попытке создания рабочих общин по типу сословной крестьянской общины, связанной с мелкой собственностью на орудия ремесленного труда или клочком земли в деревне. Как видим, автор механически переносил на рабочие общины опыт помещичьей опеки над крестьянами через сельскую общину. Рабочий, остающийся мелким собственником, по его замыслу, должен быть тем консервативным членом рабочей общины, который способен стать опорой самодержавного трона.
Основная направленность «полицейского социализма» была не «антикапиталистическая», как это полагали некоторые исследователи3, а антипролетарская, антисоциалистическая. Возражая против наименования зубатовщины «полицейским социализмом», сам Зубатов признавал, что «с социализмом она (зубатовщина.—Авт.) боролась, защищая принципы частной собственности в экономической жизни страны...» 4.
Намерение царской полиции защитой мелких экономических интересов рабочих привязать их к самодержавному правительству было маневром, преследующим цель притупить политическое сознание рабочего класса, растворить политические цели рабочего движения в экономической борьбе. В этом вопросе идеи «полицейского социализма» смыкались с «экономизмом» в рабочем движении. Зубатов использовал оппортунизм «экономистов» для решения своих политических задач, стараясь внедрить в сознание рабочего класса идею бесцельности политической борьбы, революции и диктатуры пролетариата. Это и предопределило крах зубатовщины, банкротство реакционной идеи «полицейского социализма».
1 Цит. по: А. Морской. Зубатовщина, стр. 65.
2 Л. А. Тихомиров. Социализм в государственном и общественном отношении, стр. 53.
3 См. М. Григорьевский. Полицейский социализм в России. СПб., 1906; А. Морской. Зубатовщина. М., 1913.
4 С. В. Зубатов. Зубатовщина. «Былое» № 4(26), 1917, стр. 173.


ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИДЕИ И ПРОГРАММЫ БУРЖУАЗИИ
Глава те стая
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ. ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ
Общая характеристика буржуазной политической экономии России XX в.
роцесс вульгаризации буржуазной политической экономии в России, наметившийся еще в последние десятилетия XIX в., получает дальнейшее развитие и более отчетливое выражение по мере все более глубокого утверждения капиталистического способа производства в экономике России и перерастания его в монополистический капитализм.
Развитие буржуазной политической экономии в России в конце XIX и начале XX в. имело много общих черт с развитием ее в странах Западной Европы и в США. Эта общность, обусловленная одинаковыми социально-экономическими процессами, связанными с утверждением господства монополий и финансовой олигархии, нашла свое выражение в характере и содержании эволюции буржуазной политической экономии, в методах изучения экономической действительности, в более тесном взаимовлиянии экономических идей и теорий идеологов буржуазии разных стран.
Взаимодействие буржуазных экономических идей, теорий разных стран постоянно имело место и на предшествующих этапах развития капитализма, но в период империализма оно приобретает более широкий и систематический характер. В период империализма буржуазные экономисты образовали поистине «масонское братство» как в трактовке общих проблем политической экономии, так и в методах апологии господства монополий и финансовой олигархии.
В этой связи было бы ошибочным рассматривать экономические идеи, теории идеологов российской буржуазии в отрыве от основных направлений буржуазной мысли других стран. В отличие от буржуазных экономистов XIX в. русские экономисты XX в. широко выходят на мировую арену, и не только заимствуют экономические идеи и теории, возникшие на Запа¬


Характеристика буржуазной политической экономии
№
де, но и сами оказывают воздействие на развитие направлений буржуазной политической экономии других стран.
Односторонней и ошибочной является характеристика эволюции буржуазной политической экономии России XX в. как процесса «европеизации» русской экономической науки. «Европеизация» имела место и на предшествующих этапах эволюции буржуазной экономической мысли в России, но не она составляет главное содержание ее эволюции. «Словечко «европеизация», — указывал В. И. Ленин, — оказывается таким общим, что оно служит для запутывания дела, для затемнения насущных вопросов политики» К
Объективная основа эволюции буржуазной политической экономии России в период империализма, общие и особенные черты этой эволюции определялись внутренними социально- экономическими изменениями, происходившими в России. Падение крепостного права, открывшее эпоху капиталистического развития экономики, произошло при таких исторических условиях, которые привели к сохранению значительных остатков крепостничества в системе экономических отношений и феодальной политической надстройки. Тесное переплетение новейших форм капитализма с остатками крепостничества порождало острые противоречия и конфликты, находившие отражение и в эволюции буржуазной политической экономии.
В эпоху домонополистического капитализма буржуазная политическая экономия России не имела ярко выраженного вульгарно-апологетического характера. Вульгарная экономия в этот период была принята на вооружение преимущественно крайне правыми, правительственными профессорами, которые выступали защитниками «просвещенной бюрократии» и оправдывали старые, полукрепостнические порядки. Под этой группой ученых, по словам В. И. Ленина, «разумелись прямо продажные писаки и составители сочинений на заказ» 1 2. Что же касается основной массы буржуазных ученых и публицистов («независимых»), то они в общем и целом не стояли на позициях вульгарно-экономической апологетики. Вульгарный элемент, органически присущий всякой системе буржуазной политической экономии и имевший место в работах русских буржуазных экономистов пореформенного периода, необходимо отличать от вульгарной системы политической экономии.
Элементы научной политической экономии в работах русских буржуазных экономистов периода домонополистического капитализма придавали известную ценность их трудам
1 В. И. Ленин. Возрастающее несоответствие. Поли. собр. соч., т. 22, стр. 371.
2 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 53.


140 ГлЬва шестая
и ставили их выше многих вульгарных экономистов стран Западной Европы и Америки, где вульгарная политическая экономия утвердилась в качестве основного направления в официальной науке еще в первой половине XIX в. В частности, Ф. Энгельс в одном из писем к Е. Паприц отмечал наличие в России пореформенного периода и критической мысли и самоотверженных исканий в области чистой теории, свойственных не только революционным социалистам, но и «исторической и критической школе в русской литературе, которая стоит бесконечно выше всего того, что создано в этом отношении в Германии и Франции официальной исторической наукой» К
Эту оценку Ф. Энгельса можно отнести не только к теоретикам революционной демократии, но и к некоторым предстаг вителям буржуазной политической экономии. Известно, что К. Маркс, Ф. Энгельс, а позднее и В. И. Ленин не раз отмечали ценные идеи, имевшие место в работах русских буржуазных экономистов, особенно их критику пережитков крепостничества. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что основная масса буржуазных ученых России в конце XIX в. признавала элементы научной политической экономии (например, трудовую теорию стоимости), сочувственно относилась к экономической теории марксизма.
Влияние идей буржуазной классической политической экономии на русских экономистов было весьма значительным. Это объясняется не особыми свойствами русских буржуазных экономистов, а специфическими условиями, породившими антикрепостническую направленность буржуазной политической экономии в России. Для критики остатков крепостничества идеологи буржуазии в пореформенный период широко использовали не только идеи буржуазной классической политической экономии, но и многие идеи марксистской политической экономии. В. И. Ленин писал, что «до 1905 года буржуазия не видела другого врага кроме крепостников и «бюрократов»; поэтому и к теории европейского пролетариата она старалась относиться сочувственно, старалась не видеть «врагов слева»»1  2.
В период империализма положение изменяется. Антикрепостническая направленность русской буржуазной политической экономии значительно ослабевает, хотя и не исчезает, поскольку в России новейший финансовый и промышленный капитализм былопутан густой сетью отношений докапиталистических. Наличие существенных пережитков крепостничества в системе экономических отношений не могло не отражаться на содержа¬
1 Ф. Энгельс. Письмо Е. Паприц 26 июня 1884 г. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 36, стр. 147.
2 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 34.


Характеристика буржуазной политической экономии 141
нии буржуазных экономических идей, теорий, экономических программ, но критика крепостнических пережитков отступает на задний план по сравнению с теми новыми задачами, которые встали перед идеологами российской буржуазии в период империализма.
В области экономической мысли господство империализма приводит к значительным изменениям как в самих экономических теориях, так и в методах анализа экономической действительности. Раскрывая основные черты буржуазной политической экономии в период империализма на примере наиболее крупных представителей буржуазной экономической науки в России, В. И. Ленин показал, что буржуазных ученых характеризует барский скептицизм, «отчаяние в возможности научно разбирать настоящее, отказ от науки, стремление наплевать на всякие обобщения, спрятаться от всяких «законов» исторического развития, загородить лес— деревьями»1.
Наиболее существенная черта идеологии империалистической буржуазии — это страх перед революционными выступлениями рабочего класса, боязнь научного анализа действительности, который показывает неизбежность гибели капиталистической системы и замены ее социализмом. Современная буржуазия, писал В. И. Ленин, «так обеспокоена «законами» современной хозяйственной эволюции, слишком очевидными, слишком внушительными, что буржуа и их идеологи готовы выкинуть всех классиков и всякие законы» 2.
Особенно ярко эволюция буржуазной политической экономии в период империализма проявилась в ее отношении к экономическому учению К. Маркса. Если до эпохи империализма многие буржуазные ученые относились к Марксу с «почтением», признавали трудовую теорию стоимости, то в период империализма и особенно после первой русской революции, когда нарождается контрреволюционная либеральномонархическая буржуазия, русская «профессорская либеральная наука, — по словам В. И. Ленина, — нисколько не теряя престижа в «обществе», принимается всерьез уничтожать Маркса» 3.
В период империализма для большинства русских буржуазных экономистов, как и для зарубежных, становится характерным признание «кризиса» в политической экономии. Они пытались представить кризис тех или иных направлений буржуазной экономической мысли кризисом теоретической экономии вообще. Так, буржуазный профессор А. Н. Миклашевский
1 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 44.
“ Там же, стр. 45.
Там же, стр. 34.


J12 Глава шестая,
писал, что «конец XIX и начало XX в. застает политическую экономию в состоянии невообразимого хаоса», что «вся стройность и логичность прежних теоретических построений разрушена» и что «иногда представляется, что само существование политической экономии как теоретической науки более недопустимо» 1. Буржуазный экономист В. С. Войтинский, широко известный ныне в капиталистических странах, писал, что политическая экономия переживает «серьезный кризис» и что «теоретическая часть политической экономии представляет собой массу живописных руин» 2.
Многие буржуазные экономисты, говоря о кризисе теоретической экономии вообще, требовали ее «пересмотра» и «коренного обновления». Так, П. Струве, которого В. И. Ленин называл политическим вождем буржуазного либерализма, еще в 1900 г. в журнале «Жизнь» выступил с программой «критики» основных проблем и положений политической экономии, требуя ее перестройки на основе «эмпиризма» и неокантианства. В статье «Современный кризис в политической экономии»3 Струве призывал отказаться от классической политической экономии, основанной на идее «естественного закона» и принципах «экономического либерализма». По его словам, политическая экономия должна стать «идиографической», т. е. описательной, наукой.
Тезис о наступлении кризиса в теоретической экономии был характерен не только для идеологов российской буржуазии, но и для буржуазных экономистов других стран. Как показал И. Г. Блюмин4, разговоры буржуазных экономистов о «кризисе политической экономии» в зарубежной литературе особенно частыми стали после первой мировой войны, в условиях общего кризиса капитализма, когда обнаружилась вся гнилость капиталистической системы. И. Г. Блюмин писал, что кризис буржуазной политической экономии явился отражением в буржуазном сознании кризиса самой капиталистической системы5  6.
Нам представляется, что такое понимание кризиса требует уточнения. Если под «кризисом» иметь в виду переход от научной к вульгарной политической экономии, то неизбежен вывод, что этот кризис начался еще в первой половине XIX в. Если же его рассматривать как отражение общего кризиса капита-
1 Л. Н. Миклашевский. Обмен и экономическая политика. Юрьев — Дерпт, 1904, стр. 57.
2 В. С. Войтинский. Рынок и цены. СПб., 1906, стр. 3.
3 П. Струве. Современный кризис в политической экономии. «Логос» № 1, 1911.
4 См. И. Г. Блюмин. Кризис современной буржуазной политической
экономии. М., 1959, стр. 58—79.
6 	См. И. Г. Блюмин. О современной буржуазной политической экономии. М., 1958, стр. С.


Характеристика буржуазной политической экономии
ш
лизма, то его начало следует отнести к периоду первой мировой войны и раскола мира на две системы в результате Октябрьской социалистической революции.
В XX в. значительно возросло влияние буржуазии на весь ход преподавания в учебных заведениях и ход научно-исследовательских работ в Российской академии наук. Учебные дисциплины и планы научно-исследовательских работ были приспособлены к разработке и пропаганде тех принципов буржуазной экономической политики, которые не только пропагандировала сама буржуазия, но и во все возрастающей степени проводило царское правительство. Как указывал В. И. Ленин, российские университеты предназначались исключительно для того, чтобы «дурманить молодые головы профессорской кафедральной мудростью и превращать их в покорных слуг буржуазии и царизма» К
В начале XX в. наряду со старыми экономическими дисциплинами — политической экономией, историей политической экономии, экономической статистикой — возникли и новые курсы, отражавшие изменение в самой проблематике буржуазной экономической науки. Так, появляется новый курс— «Синдикаты и тресты», разработанный И. М. Гольдштейном, П. Б. Струве, М. И. Лазаревским, П. И. Фоминым и др. Возникает специальный курс экономической политики, включавший ряд специальных экономических дисциплин: торговую политику, финансовую политику, транспортную политику и т. п. Наиболее концентрированно эти разделы экономической политики нашли отражение в курсе И. М. Гольдштейна «Экономическая политика», в котором центральной проблемой этой науки считались вопросы регулирования деятельности синдикатов и трестов.
Широкое развитие на основе этих разделов курса экономической политики получили буржуазные экономики отдельных отраслей народного хозяйства, а также курс «Государственное хозяйство», включавший вопросы государственного бюджета, ого источников и распределения государственных доходов. Наиболее полно вопросы государственного хозяйства в связи с финансами и общими вопросами политической экономии освещались в специальных курсах Л. В. Ходского, И. X. Озерова, П. II. Мигулина, И. И. Кауфмана и др.
В связи с тем большим значением, которое имел аграрный вопрос для всей общественной жизни России, широкое развитие в XX в. получает буржуазная экономика сельского хозяйства, включавшая такие разделы, как землеустройство, организация сельскохозяйственных предприятий и др. Среди работ по
1 В. И. Ленин. Доклад о революции 1005 года. Поли. собр. гол..
т, 30, стр. 321.


144
Глава шестая
экономике сельского хозяйства особенно выделялись работы А. А. Кауфмана, Б. Д. Бруцкуса, А. В. Чаянова, А. А Мануйлова и др.
С начала века значительно изменяется проблематика буржуазной политической экономии. Такие проблемы, как теория стоимости, теория капитала, прибыли, все больше отодвигались с первого плана конкретными актуальными вопросами экономической политики.
Важное отличие буржуазной политической экономии эпохи империализма от всех ее направлений в XIX в. состоит в том, что буржуазные экономисты все более утрачивают веру в «неодолимые исторические тенденции» и законы, автоматически обеспечивающие равновесие механизма капиталистического производства и непрерывность экономического прогресса на базе действия закона свободной конкуренции. Буржуазная политическая экономия переходит на позиции активной защиты государственного вмешательства с целью взбадривания активности экономической жизни посредством расширения государственного хозяйства, регулирования государственного и частного кредита, организации государственной помощи частным и кооперативным предприятиям и т. п.
Вопрос о вмешательстве государства в экономическую жизнь не являлся новым, поскольку и в XIX в. в России было сильно развито государственное (казенное) хозяйство, а значительная часть частнокапиталистической промышленности находилась в большой зависимости от казенных заказов. В XX в. вопрос о государственном вмешательстве тесно переплетался с вопросом о государственно-монополистическом капитализме.
В период империализма внимание буржуазных экономистов России все больше направлялось в сторону разработки путей и способов обогащения магнатов финансового капитала, обоснования необходимости поддержки трестов и синдикатов со стороны государственной власти, завоевания новых рынков и территорий для прибыльного помещения капитала. Этим задачам были подчинены не только конкретно-хозяйственные, но и общетеоретические работы буржуазных экономистов, их курсы по политической экономии.
Современные буржуазные историки экономической мысли утверждают, что в первые десятилетия XX в. основной проблемой экономической теории была якобы проблема справедливого распределения доходов, а также проблема ценообразования в условиях неограниченной конкуренциих. В действительности же эти проблемы имели подчиненное значение. Вопросы рас-  11 См. Э. Жамс. История экономической мысли XX века. М., 1959, стр. 38—41.


Характеристика буржуазной политической экономии
145
пределеиия доходов, хотя и занимали видное место в работах экономистов-теоретиков, связывались уже с проблемами организации государственных и частных хозяйств, государственного бюджета и тем самым получали весьма очевидную связь с теорией империализма. То же самое следует сказать и об исследованиях проблемы цены и ценообразования. Несмотря на абстрактно-теоретическую и даже математическую форму, в которую облекалось исследование этих проблем, они также были связаны с вопросами монополий и монопольных цен, с оценкой роли монополий и буржуазного государства в изменении характера товарно-денежных отношений.
С начала XX в. в капиталистических странах значительное распространение получает применение математических методов к решению экономических задач. С помощью применения дифференциального и интегрального исчисления, системы дифференциальных уравнений и других методов высшей математики возникают новые вульгарные теории, которые современные буржуазные экономисты называют неоклассическими, — теория предельной производительности капитала, теория предельных издержек производства, теория предельного рабочего и т. п. Особенно широко обсуждаются в буржуазной литературе вопросы формирования спроса, как производительного, так и потребительского, круг мотивов, лежащих в основе экономического поведения, законы формирования рынка и рыночных цен, условия равновесия потребительского бюджета, вопросы эффективности затрат капитала в условиях ограниченных ресурсов, вопросы взаимосвязи отраслей народного хозяйства и т. д. Эти же проблемы получили дальнейшую разработку в эпоху общего кризиса капитализма, особенно в связи с так называемой кейнсианской революцией в политической экономии1.
Буржуазные экономисты России были хорошо осведомлены о тех направлениях экономической мысли, которые имели место в зарубежной буржуазной литературе. Все «новые» и «новейшие» идеи и теории, возникавшие на Западе, получали немедленно отражение в русской буржуазной литературе — теория предельной полезности австрийской школы (К. Менгер, Ф. Визер, Е. Бем-Баверк), идеи экономистов-математиков (Госсеи, Вальрас, Джевонс, Парето), англо-американской школы (А. Маршалл, Д. Б. Кларк), стокгольмской школы (Г. Кассель) и др. В свою очередь русские буржуазные экономисты широко пропагандировали свои идеи и теории в зарубежной  11 Следует отметить, что по всем указанным выше проблемам буржуазные экономисты России в той или иной степени имели свои позиции. Многие из них (А. Д. Билимович, В. С. Войтинский и др.) и позже в эмиграции занимались разработкой этих проблем, являющихся важными разделами современной буржуазной политической экономии.


146
Глава шестая
литературе и тем самым оказывали влияние на развитие буржуазной экономической мысли западных стран.
Современные буржуазные ученые Запада — И. А. Шумпетер, Э. Уиттакер, О. X. Тэйлор, Э. Жамс, А. Крузе и др. — высоко оценивают «заслуги» русских буржуазных экономистов перед современной буржуазной политической экономией. Так, например, еще в 1925 г. приват-доцент Бреславльского университета Ганс Юрген Серафим в своей книге «Новейшие русские теории стоимости и процента на капитал» 1 на все лады расхваливал так называемое киевское направление в русской политической экономии. Он восторгался «глубоким реализмом» и «эмпирико-исторической точкой зрения» таких вульгарных экономистов России, как Н. X. Бунге, Д. И. Пихно, А. Д. Би- лимович. Ряд буржуазных ученых Запада усердно превозносят работы П. Б. Струве, Р. М. Орженцкого, С. Н. Булгакова и других вульгарных экономистов России. Глава современной вульгарной политической экономии Д. М. Кейнс давал высокую оценку работам М. И. Туган-Барановского по вопросам экономических кризисов. Туган-Барановского усиленно расхваливают Э. Хансен, И. А. Шумпетер, Э. Уиттакер и др.
Современные буржуазные историки и экономисты Р. Аллен, Д. Хикс, А. Цауберман и другие высоко оценивают работы русских экономистов-математиков В. К. Дмитриева, В. С. Вой- тинского, Е. Е. Слуцкого.
Цельных работ о русской буржуазной политической экономии XX в. за рубежом не имеется.
В советской литературе также не имеется систематического анализа русской буржуазной политической экономии XX в.
Идейно-политические направления
В период империализма буржуазная теоретическая экономическая мысль России выступает как вульгарная политическая экономия. Последняя определяет содержание теоретических построений буржуазных экономистов, становится общепризнанной официальной наукой. Как указывал В. И. Ленин, старое деление ученых в России на два лагеря — «подлаживающихся к министерству» и «независимых» — в XX в. уже «устарело и должно быть сдано в архив» 2. В XX в. буржуазия России вполне созрела и «даже кое в чем перезрела»; ее ученые «независимы» от правительства, но они «изучают вопросы
1 Hans-Jurgen Seraphim. Neuere russische Wert- und Kapitalzinstheo- rien. Leipzig, 1925.
2 В. И. Лепин. Еще одно уничтожение социализма. ГГолн. собр. сон., Т, 2Г>, стр. 53,


Характеристика буржуазной политической экономии
147
с такой точки зрения и такими методами», которые «совпадают с интересами «вождей» нашей торговли и промышленности» вроде миллионера Рябушинского1.
Господствующее положение вульгарно-экономической апологетики отнюдь не означает, что между буржуазными экономистами в период империализма не было никаких различий. «Масонское братство», которое образуют апологеты империализма в разных странах, вовсе не исключает различий в способах и приемах апологии капитализма, в методах анализа действительности. Это позволяет нам говорить о наличии известных различий в рамках общего единства, создаваемого тем, что большинство буржуазных экономистов стоят на позиции вульгарно-экономической апологетики.
Вопрос о направлениях буржуазной политической экономии имеет большое принципиальное значение. От правильного решения этого вопроса во многом зависит глубина и действенность критики буржуазных экономических теорий. Подход к русской буржуазной экономической мысли как к вполне однородному целому неизбежно приводит к схематизму и вульгарному социологизму.
В этой связи большое значение приобретает вопрос о критериях классификации направлений в рамках буржуазной политической экономии. В основу классификации направлений экономической мысли необходимо положить классово-политический принцип, т. е. определение классового содержания общественных идей, теорий и выяснение их объективной роли в конкретных условиях классовой борьбы. При рассмотрении общественной мысли, указывал В. И. Ленин, «мы должны брать за основу не лица и не группы, а именно анализ классового содержания общественных течений и идейно-политическое исследование их главных, существенных принципов» 2.
В основе определения идейно-политических течений буржуазной экономической мысли России лежат позиции идеологов буржуазии по коренным вопросам общественно-экономической и политической жизни страны, те социально-политические цели, которые преследовали эти идеологи.
Ввиду того что в России XX в. острота классовой борьбы быстро достигла весьма высокой ступени развития, идейно-политическое размежевание в среде российской интеллигенции происходило также весьма интенсивно.
Наиболее сложившимся и ярко выраженным направлением русской буржуазной общественно-политической мысли, в том
1 См. В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 53.
2 В. И. Ленин. Под чужим флагом Поли. собр. соч., т. 26, стр. 151.


14S Глава шестая
числе и экономической, является струвизм. Это было крайне правое крыло буржуазной идеологии. Струвизм, как показал В. И. Ленин, представлял собой не только русское, но и международное течение общественной мысли, «стремление теоретиков буржуазии убить марксизм «посредством мягкости», удушить посредством объятий, путем якобы признания «всех» «истинно научных» сторон и элементов марксизма, кроме «агитаторской», «демагогической», «бланкистски-утопической» стороны его. Другими словами: взять из марксизма все, что приемлемо для либеральной буржуазии, вплоть до борьбы за реформы, вплоть до классовой борьбы (без диктатуры пролетариата), вплоть до «общего» признания «социалистических идеалов» и смены капитализма «новым строем», и отбросить «только» живую душу марксизма, «только» его революционность» 1.
В. И. Ленин установил тождество струвизма в России с такими течениями зарубежной буржуазной мысли, как брента- низм, зомбартизм и т. п. Все эти течения «признавали» в той или иной форме и степени заслуги марксизма в развитии экономической мысли, но в то же время яростно боролись против марксистского учения о социалистической революции и диктатуре пролетариата. Эти течения питали русский и международный оппортунизм в рабочем движении и прямо ставили своей задачей подчинить рабочее движение интересам либеральной буржуазии.
Позиция П. Б. Струве была наиболее характерна для всей массы русской контрреволюционной буржуазии. «Это, — писал В. И. Ленин, — точка зрения контрреволюционного либерала, сторонника религии (и философского идеализма, как вернейшего и «ученейшего» пути к ней), противника демократии. Это — ясная, отчетливая точка зрения, имеющая не личное, а классовое значение, ибо на деле вся масса октябристской и кадетской буржуазии в России в 1907—1914 годы стояла именно на этой точке зрения» 2.
Буржуазно-либеральные идеологи и политики типа Струве выступали инициаторами идеологического перевооружения российской буржуазии на основе «новейших» достижений зарубежной мысли, не гнушаясь самыми реакционными и отсталыми идеями вплоть до откровенной проповеди религии. Для кадетско-веховской идеологии в годы реакции характерна проповедь самых мракобесных теорий, использование всех и всяческих измышлений ради «уничтожения» социализма.
1 В. И. Ленин. Крах II Интернационала. Поли. собр. соч., т. 26, стр. 227.
2 В. И. Ленин. Политические споры среди либералов. Поли. собр. соч., т. 24, стр. 346—347.


Характеристика буржуазной политической экономии ЛО
B. И. Ленин писал, что «веховцы приносят серьезную пользу, служат деловую службу такому классу, который имеет большую силу в народном хозяйстве России, именно землевладельцам и капиталистам. Веховцы помогают этим достопочтенным людям собирать арсенал оружий для идейно-политической борьбы с демократией и социализмом» К
Характеризуя основные идейно-политические течения буржуазной мысли в России, В. И. Ленин указывал на два основных типа буржуазных деятелей, наблюдавшихся во всех капиталистических странах. Первый тип — это наиболее откровенные, циничные идеологи контрреволюционной буржуазии, которые открыто тяготели к союзу с реакцией. Этот тип и был представлен в России струвистами-веховцами П. Б. Струве,
C. Н. Булгаковым, С. Л. Франком, Н. А. Бердяевым и т. п., которые пытались теоретически обосновать пресмыкательскую тактику российских либералов по отношению к консервативным кругам октябристско-кадетской буржуазии, к старой власти, к старой России вообще. К крайне правому течению буржуазной идеологии относились и такие буржуазные экономисты, как П. П. Мигулин, П. И. Георгиевский, И. И. Левин, И. И. Кауфман, А. Д. Билимович и др.
Другой тип — это буржуазные деятели, которые прикрывались демократическими фразами, заигрывали с демократией. В России это идейно-политическое течение буржуазной мысли было представлено «левыми» кадетами во главе с П. Н. Милюковым, которые отдавали себе отчет в том, что им, возможно, придется жить и действовать в условиях, которые могут быть созданы революцией, улицей, рабочими. Они делали вид, что спорят с «Вехами», со Струве, а на деле проводили ту же линию, только в более завуалированной форме. К этому течению относилась основная масса буржуазных экономистов России — А. А. Мануйлов, М. И. Туган-Барановский, Л. В. Ходский, А. Н. Миклашевский и многие другие.
Ко второму типу буржуазных идеологов примыкала и особая группа буржуазных экономистов с народническим уклоном. Это объясняется тем, что заигрывание буржуазных либералов с идеями народничества в России было широко распространено не только в последней четверти XIX в., но и в XX в., поскольку идеи народничества и в этот период играли большую роль в освободительном движении. Отражение народничества в буржуазной литературе было обусловлено также преобладанием в экономике России класса мелкой буржуазии — крестьянства, эволюцией (по мере классового расслоения русской деревни) идеологов народничества вправо, слиянием
1 В. И. Лепин. Наши упраздпители. Поли. собр. соч., т. 20, стр. 117.


Глава шестая
J60
части народничества с либерализмом и образованием на этой основе либерально-народнического направления.
В. И. Ленин указывал, что заигрывание буржуазных либералов с народничеством, их переодевание в костюм народничества были продиктованы их стремлением затушевать различие между «социально-экономическим демократизмом» и «буржуазным реформаторством». «Русская буржуазия, — писал В. И. Ленин, — играет в народничество (и искренно иногда играет) именно потому, что она находится в оппозиции, а не стоит еще у кормила власти» 1.
Это течение буржуазной мысли охватывало широкий круг экономистов — Н. А. Карышев, Н. А. Каблуков, А. А. Исаев,
A. С. Посников, И. И. Иванюков и др. В политической позиции буржуазных экономистов этого направления, как и в трактовке ими вопросов политической экономии, не было тождества, а имелись различные оттенки. Кроме того, в царской России XX в. были экономисты, занимавшие крайне левое крыло буржуазного либерализма. Они искренне сочувствовали трудящимся массам, брали у Маркса некоторые положения политической экономии, выступали против отдельных, наиболее грубых приемов буржуазной апологетики, оставаясь в целом на позиции буржуазного реформизма (В. Я. Железнов,
B. В. Святловский, Л. Б. Кафенгауз, С. И. Солнцев, К. А. Пажитнов и др.). Большая или меньшая общность их классово- политической позиции не исключала большого разнообразия как в методах анализа действительности, так и в оценке ими важнейших явлений и тенденций, наблюдавшихся в экономической и политической жизни страны и всего мира.
Переход экономики России в стадию монополистического капитализма неизбежно породил и размежевку буржуазных экономистов по отношению их к самому главному новому явлению экономической жизни — капиталистическим монополиям. Идеологи российской буржуазии пытались дать свое обоснование происхождения и сущности капиталистических монополий, их роли в народном хозяйстве, значения для судеб капитализма вообще и социальной роли для различных классов русского общества.
В работах теоретиков и практиков российского империализма главный акцент делался на доказательстве «благотворности» предпринимательских союзов всякого рода. Апологеты империализма старались затушевать монополистическую природу предпринимательских соглашений, изображая их сою-
1 В. И. Ленин. Народничествующая буржуазия и растерянное народничество. Поли. собр. соч., т. 8, стр. 80.


Характеристика буржуазной политической экономии
151
зами, преследующими якобы не столько экономические, сколько этические, культурные и другие цели.
Вопросы экономики и политики империализма широко обсуждались на торгово-промышленных съездах, в различных союзах, комитетах, комиссиях, а также на заседаниях Государственной думы. Буржуазные идеологи и политики выступали за организацию синдикатов и трестов, оправдывали их спекулятивную деятельность в глазах общественного мнения, занимались прямой апологией их целей, сущности и задач, старались воздействовать на правительственные органы с целью легализации монополий.
Наиболее откровенными апологетами монополий были сами монополисты — К). П. Гужон, Н. С. Авдаков, А. А. Вольский, Рябушинские, А. И. Коновалов, С. П. Фармаковский и др. На службе империализма в XX в. состояли многие буржуазные ученые и публицисты, принимавшие участие в скрытых от публики совещаниях финансовых тузов — крестовниковых, ря- бушинских, Коноваловых и других, на которых обсуждались планы дальнейшего развития синдикатского движения, разрабатывались планы внешней экспансии. Из среды буржуазных ученых и публицистов откровенными империалистами зарекомендовали себя И. И. Янжул, Б. Ф. Брандт, П. Б. Струве, П. Н. Милюков, А. И. Каминка, П. П. Мигулин, И. X. Озеров, И. И. Левин и ряд других.
Главными проблемами, занимавшими откровенных апологетов империализма, были проблемы легализации и законодательного регулирования предпринимательских союзов, вопрос о сущности и формах монополий, о монопольной прибыли и особенно обоснование и защита грабительской колониальной политики, борьба против требований рабочего класса, подавление национально-освободительного движения.
В отличие от откровенных апологетов империализма многие буржуазные ученые и публицисты России стояли на позиции замаскированной апологетики; они использовали отдельные элементы мелкобуржуазной критики империализма, много и пространно говорили о «злоупотреблениях» синдикатов и трестов, о «темных» сторонах их деятельности, разрабатывали систему мероприятий по борьбе с этими «злоупотреблениями», но в принципиальных вопросах теории и практики империализма открыто становились на позиции его защиты.
В русской буржуазной литературе довольно значительным было и течение, подвергавшее империализм критике с мещанских, народнических позиций. Это течение определилось еще в 80—90-х годах XIX в. Многие из буржуазных экономистов этого периода—А. А. Исаев, А. А. Мануйлов, А. Н. Гурьев и др. — широко использовали идеи мелкобуржуазных


152
Глава шестая
критиков на Западе, в особенности Д. Гобсона, а также идеи участников антитрестовского движения в США и даже решения международных социалистических конгрессов. Так, А. Н. Гурьев в книге «Промышленные синдикаты» для критики политики монополий в области цен, для показа приемов и методов эксплуатации потребителей промышленными синдикатами широко использует высказывания Д. Гобсона, Б. Шен- ланка, резолюции социалистических конгрессов. В этот период даже ярые апологеты монополий в России вроде И. И. Янжула, Б. Ф. Брандта и т. п. ссылались на критиков монополий за рубежом и признавали, что синдикаты имеют все возможности назначать «произвольные цены ко вреду потребителей» 1. Буржуазный экономист А. А. Мануйлов подчеркивал, что интересы союзов предпринимателей «прямо противоположны интересам потребителей» 2.
С начала XX в. многие из русских «критиков» монополий резко изменили свою позицию. Б. Ф. Брандт, А. Н. Гурьев, А. А. Мануйлов зарекомендовали себя усердными апологетами монополий. Но было немало и критиков монополий, например Л. Б. Кафенгауз, В. Я. Железнов, Л. В. Ходский и др. Они отмечали противоречия между производством и потреблением, между ростом богатства финансовой олигархии и жизненными интересами трудящихся классов, осуждали различные проявления господства финансового капитала, империалистическую политику, войны и т. п., но не выходили за рамки буржуазного реформизма. Подобно Д. Гобсону, А. Лансбургу, Л. Эшвеге и другим представителям мелкобуржуазной критики империализма на Западе они приводили факты, показывающие господство финансового капитала, связи банков с правительственными чиновниками и т. п., но в целом их программа по своему содержанию оставалась буржуазной и противоречивой. Проекты социальных реформ, выдвигавшиеся буржуазными критиками империализма, как правило, не затрагивали основ господства финансовой олигархии.
В годы первой мировой войны в России, как и в других странах Европы, образовалась довольно значительная группа национал-либералов, которая встала на путь оправдания империалистической бойни и помогала обоснованию захватнических устремлений буржуазии и царизма. Формально эта партия не была создана, но попытки ее создания имели место. Так, в 1915 г. П. Струве вышел из состава ЦК кадетской партии под предлогом, что она недостаточно решительно проводила нацио¬
1 Б. Ф. Брандт. Союзы предпринимателей в Соединенных Штатах Северной Америки. «Русская мысль» № 6, 1893, стр. 149.
2 А. М. (А. Мануйлов). Синдикаты предпринимателей. «Русские ведомости» № 21, 1895, стр. 3.


Характеристика буржуазной политической экономии
153
нал-шовинистическую линию, и выступил инициатором создания так называемой партии русских народных националистов. В проекте платформы этой партии, подготовленном Струве, главной целью ставилось доведение войны до победного конца и одновременно развивалась контрреволюционная программа по рабочему и аграрному вопросам и по другим проблемам экономической жизни России 1. В. И. Ленин указывал, что шовинистический угар охватил широкие круги либеральной буржуазии. Ее идеологи в защите «Великой России» блокировались с правыми партиями и вели ожесточенную борьбу с демократией.
В 1917 г. с приходом буржуазии к власти ее идеологи не только встали на путь активной поддержки контрреволюционной политики Временного правительства, но и принимали непосредственное участие в ее осуществлении. Профессор П. Н. Милюков стал министром иностранных дел, профессор А. А. Мануйлов — министром просвещения, С. Н. Прокопович — председателем Экономического совета при Временном правительстве, профессор А. С. Посников — председателем Главного земельного комитета, образованного Временным правительством для выработки проекта реформы по аграрному вопросу. В различных комитетах и комиссиях принимали участие многие другие буржуазные экономисты — И. X. Озеров, П. П. Мигулин, П. Б. Струве, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев и т. д. Они защищали политику Временного правительства в военно-промышленных комитетах на так называемом совещании общественных деятелей, на контрреволюционном демократическом совещании в Москве в августе 1917 г., на котором враги демократии обливали потоками грязи и клеветы Советы рабочих и крестьянских депутатов, клеветали на партию большевиков, старались доказать якобы невозможность «социальной революции» в России.
В 1917 г. особенно ярко выявилось классово-политическое лицо русских либеральных экономистов. С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, П. Б. Струве и другие выступали с публичными лекциями, в которых старались опорочить борьбу рабочего класса под руководством большевиков за социалистическую революцию в России, подготавливали «крестовый поход» против сил демократии и социализма. Восхваляя «славную» революцию в феврале 1917 г., они затушевывали истинную природу Временного правительства, изображая его надклассовым органом «демократии», выступали за продолжение грабительской империалистической войны под лозунгом защиты отечества, стремились парализовать революционную энергию народных
1 ЦГАОР, ф. 604 (фонд П. Б. Струве), on. 1, д. 31.


164
Глава шестая
масс. Эти экономисты оказались в стане злейших врагов народа; они активно участвовали в контрреволюционной борьбе против Советской власти; некоторые из них входили в состав белогвардейских правительств Деникина, Врангеля, а после разгрома контрреволюции Красной Армией эмигрировали за границу и там продолжали борьбу против СССР.
Вместе с тем более демократически настроенные и сравнительно прогрессивные буржуазные экономисты после Октября не заняли позиции, враждебные народу, а перешли на сторону Советской власти и верно служили и служат советскому народу. Таковы, например, В. Я. Железнов, В. В. Святловский, С. И. Солнцев, К. А. Пажитнов и многие другие.
Октябрьская революция привела к окончательному банкротству буржуазной политической экономии и к победе марксистско-ленинской экономической науки.


Глава седьмая
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ШКОЛЫ БУРЖУАЗНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
Историко-этическое и социальное направления
озиции идеологов по коренным вопросам обществен- ной жизни страны во многом определяют собой и
Н Щ их общие методологические, теоретические воззре-
И Ю ния, понимание различных проблем политической экономии. Но классово-политические и теоретические направления далеко не всегда тождественны. Поэтому анализ идейно-политических течений должен дополняться анализом методологических и теоретических школ, которые существовали на протяжении рассматриваемого периода.
Некоторые буржуазные экономисты и историки вообще не видели различий теоретических взглядов у разных русских экономистов; единственным направлением русской экономической науки они объявили историческую школу. Эту версию развивал, например, П. Струве; он утверждал, что главным направлением русской экономической науки последней четверти XIX и начала XX в. был «катедер-социализм», зародившийся в Германии1. Буржуазный историк-экономист А. Н. Миклашевский утверждал, что почти все русские буржуазные экономисты были последователями «социал-политиков» и что «по условиям русской жизни далее обыкновенной социальной политики и они не шли» 2.
Действительно, влияние германской исторической школы на буржуазную экономическую мысль России было очень сильным. В XX в. эта школа выступает как историко-этическое направление, сочетающее вульгарный историзм с этическим истолкованием экономических явлений. Этого направления в
1 См. П. Струве. Историческое введение в политическую экономию. СПб., 1913, стр. 5—9.
2 А. Н. Миклашевский. История политической экономии. Юрьев, 1909, стр. 563.


Глава седьмая
156
России придерживались, например, И. И. Иванюков, А. Н. Миклашевский, В. В. Святловский и др. Но это направление буржуазной политической экономии нельзя рассматривать главным или единственным. В русской буржуазной политической экономии XX в. продолжала иметь некоторое влияние английская классическая школа. Вместе с тем в виде самостоятельных направлений выделились психологическая школа и на ее основе — математическое направление, отличительной особенностью которого было использование высшей математики. Среди методологических направлений в русской буржуазной литературе следует отметить также религиозно-этическое и «социальное», идейно связанные с «историко-этической» («реалистической») школой.
Необходимо подчеркнуть, что в трудах русских буржуазных экономистов все эти направления тесно переплетались. Одни из них пытались эклектически примирить классическую политическую экономию с исторической школой, другие — с психологическим направлением. Широким течением в России в конце XIX — начале XX в. было стремление соединить различные направления буржуазной экономической мысли с марксизмом.
Главной заслугой представителей историко-этической школы многие русские буржуазные экономисты (И. И. Иванюков, А. А. Исаев, В. В. Святловский, В. Я. Железнов и др.) считали применение принципа развития к познанию экономических явлений, хотя в действительности так называемый историко-физиологический метод, которым они пользовались, является вульгарно-эмпирическим, совершенно непригодным для анализа диалектически расчлененного целого. Так, И. И. Иванюков всю систему политической экономии пытался построить на принципе эволюции1, а А. Миклашевский даже «школу Маркса» относил к одному из направлений буржуазной «исторической науки», усматривая главное «положительное» значение марксизма в развитии «эволюционного позитивизма».
В общих вопросах методологии политической экономии многие буржуазные экономисты России шли по пути К. Менгера, который проводил различие между «индивидуальными» и «родовыми» экономическими явлениями, выступал за соединение метода индукции и дедукции, акцентировал внимание на психологических предпосылках экономических явлений и хозяйственной деятельности вообще2. В его идеях русские буржуазные экономисты (М. И. Туган-Барановский, А. А. Мануйлов и др.) видели возврат к традициям классической школы с ее
1 См. И. Иванюков. Политическая экономия как учение о процессе развития экономических явлений. СПб., 1885.
2 См. К. Мепгер. Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности. СПб., 1894.


Направления буржуазной политической экономии 157
дедуктивным методом экономического анализа, но в то же время опи старались «примирить» абстрактно-дедуктивный метод классиков с историко-этическим и психологическим направлениями в буржуазной политической экономии.
Некоторые буржуазные экономисты России возводили эклектизм чуть ли не в основной принцип экономической теории. Так, например, в предисловии к русскому изданию перевода книги английского экономиста Д. Н. Кейнса «Предмет и метод политической экономии» А. А. Мануйлов особую ценность этой работы усматривал в том, что Кейнс оправдывал любой метод, ибо «каждый из них имеет свою специальную сферу применения»
Буржуазную политическую экономию России XX в. характеризует отказ от единого, монистического метода, открытый переход на позицию соединения самых разных, в том числе и взаимоисключающих, методов. Характеризуя экономическую концепцию Туган-Барановского, В. И. Ленин писал: «...сей профессор сторонник немножечко марксизма, немножечко народничества, немножечко «теории предельной полезности»...» 1 2 То же можно сказать и о большинстве других русских буржуазных экономистов XX в.
В. В. Святловский большой заслугой исторической школы считал «внедрение идей историзма и релятивизма в изучение общественных явлений» и «окончательное изгнание классической школы с ее человеком без веры, класса, национальности» 3. Введение этических моментов в экономическую теорию Святловский рассматривал как большой шаг вперед, так как это, по его мнению, означало протест против невмешательства государства в экономические отношения и в «рабочий договор». Учение о государственном вмешательстве и «принцип релятивизма», писал Святловский, развязывают руки «социальной политике» 4.
В «Конспекте «Переписки К. Маркса и Ф. Энгельса»» В. И. Ленин особо отметил указание К. Маркса на то, что у представителей исторической школы политическая экономия вырождается в болтовню о правовых понятиях. В. И. Ленин установил связь этой эволюции с новейшими модными течениями социальной философии буржуазии (например, кантианством) 5.
1 См. Предисловие А. Мануйлова к книге Д. Н. Кейнса «Предмет и метод политической экономии». М., 1898, стр. 1.
а В. И. Ленин. Рецензия. Н. А. Рубакин. Среди книг, т. II. М., 1913. Поли. собр. соч., т. 25, стр. ИЗ.
й В. В. Святловский. Очерки по истории политической экономии. СПб., 1910, стр. 470.
4 Там же, стр. 470—471.
5 См. В. И. Ленин. Конспект «Переписки К. Маркса и Ф. Энгельса 1844—1883 гг.» М., 1959, стр. 131-132.


ш
Глава седьмая
Он показал также, что в XX в. подобная замена политической экономии болтовней о правовых понятиях получает иное звучание — становится средством апологии империалистической политики и разнузданного полицейского произвола.
Даже те буржуазные экономисты, которые занимали но ряду проблем более прогрессивные позиции, в вопросах методологии политической экономии стояли на позициях неокантианства и других течений идеалистической философии, пытаясь «соединить» их с отдельными положениями марксистского метода. В неокантианстве буржуазные экономисты видели удобное средство борьбы против учения марксизма о классовом, партийном характере экономической науки. Так, М. И. Туган-Барановский еще в 90-е годы критерием объективности науки объявил общечеловеческую этику, право, нравственность *. Точка зрения этики, по его словам, дает возможность «погасить» различия частных интересов и удовлетворить требование «общеобязательности» выводов, которое предъявляется к любой науке.
Выдавая себя за беспартийных поборников «надклассовой» науки, М. И. Туган-Барановский, А. А. Мануйлов и другие экономисты, которых В. И. Ленин называл «филистерами буржуазной науки», «жалкими рыцарями алтынной науки»1  2, на деле усердно боролись против марксистско-ленинской, пролетарской политической экономии. «Беспартийность в буржуазном обществе, — писал В. И. Ленин, — есть лишь лицемерное, прикрытое, пассивное выражение принадлежности к партии сытых, к партии господствующих, к партии эксплуататоров» 3.
В конце XIX и особенно в XX в. все большее распространение получает так называемое социальное направление (социальная школа) буржуазной политической экономии. На Западе наиболее видными представителями этой школы являются Р. Штольцман, Р. Штаммлер, Ф. Петри, А. Дитцель, А. Аммон и др. Методологической основой этого направления политической экономии является философский идеализм, неокантианское учение Риккерта, Виндельбанта. Акцентируя внимание на социальных явлениях хозяйства, последователи социального направления в политической экономии само «социальное» понимают односторонне, противопоставляют его материальному, объективному, сводят к правовым, имущественным или этическим отношениям людей. Экономические, т. е. общественно¬
1 См. Предисловие М. И. Туган-Барановского к книге Д. Э. Кэрнса «Логический метод политической экономии». М., 1897, стр. X—XIII.
2 В. И. Ленин. Политическая стачка и уличная борьба в Москве. Поли. собр. соч., т. 11, стр. 352.
3 В. И. Ленин. Социалистическая партия и беспартийная революционность. Поли. собр. соч., т. 12, стр. 138.


Направления буржуазной политической экономии 16$
производственные, отношения людей, составляющие подлинный предмет политической экономии, представители этой школы игнорировали и по существу сводили роль политической экономии к изучению только надстроечных отношений. А некоторые западные экономисты (А. Дитцель, А. Вагнер и др.) предлагали вообще отказаться от понятия «политическая экономия» и заменить его термином «социальная экономия». Сущность подобной замены сводилась к тому, чтобы все категории политической экономии превратить в идеальные, этические, лишенные материального содержания. В этом отошении «социальное» направление явилось прямым продолжением «историко-этической» школы в буржуазной политической экономии.
В России «социального» направления политической экономии придерживались С. И. Солнцев, П. Струве, М. И. Туган- Барановский и др. Так, Туган-Барановский «социальные» явления хозяйства сводил к «отношениям социального могущества», Струве —к отношениям «социального неравенства находящихся в общении людей».
Крупнейшим представителем социального направления в России был С. И. Солнцев. Он дал наиболее подробное обоснование «социальной» методологии в русской литературе, эклектически увязывая отдельные положения марксизма с воззрениями представителей «социально-органической» школы — А. Аммона, Р. Штаммлера, Р. Штольцмана и неокантианцев — Виндельбанта, Риккерта и др. Солнцев почти безоговорочно принимал тезис А. Аммона о принципиальном отличии «объекта познания» и «объекта опыта», а также деление наук на «идиографические» и «номографические». Идя на поводу у адептов «социальной» школы, он также пытался разграничить понятия «социального» и «экономического».
Признавая большое научное и методологическое значение введенного Марксом понятия «производственные отношения», Солнцев вместе с тем грубо искажал взгляды Маркса, изображая «социальное» только продуктом новейшей истории. Он считал, что социальные отношения присущи только товарно-капиталистическому обществу. Вместе с тем понятия «хозяйство» и «общество» он объявил методологически несоединимыми.
Струве пошел дальше западноевропейских неокантианцев. Развивая их идеи, он заявлял, что если допустить существование объективных законов в общественной жизни, то не должно быть фактов, несогласных с ними, их нарушающих; поскольку же такие факты имеют место, то о законах не может быть и речи. По словам Струве, в хозяйственной жизни существуют просто факты, подлежащие «идиографическому» изучению и не имеющие внутренней основы в виде «законов».


100
Глава седьмая
Струве приветствовал установленное неокантианцами деление наук на идиографические, т. е. описательные, и номографические, изучающие причины явлений. Все общественные науки он относил к идиографическим наукам. В частности, политическая экономия, по его словам, должна строиться на началах последовательного идиографизма; он утверждал, что нужно освободить эту науку от поисков общих законов, управляющих хозяйственной жизнью, и свести ее к описанию хозяйственной жизни в се конкретных проявлениях, приуроченных к определенному времени и пространству. В хозяйственной жизни, утверждал Струве, господствуют «сингулярные» факты, т. е. факты, не представляющие собой никакой «метафизической» сущности. Не трудно видеть, что в подобных взглядах чувствуется влияние махистской философии.
С особенной яростью Струве нападал на классиков за их идею «естественной» закономерности общественной жизни; он утверждал, что будто бы «эта идея потерпела полное крушение» К Рядясь в тогу противника буржуазной апологетики, он заявлял, что идея «естественного закона» была будто бы «этически дискредитирована» как прием оправдания или увековечения известных, имеющих лишь временное значение социальных отношений и форм, как «буржуазная апологетика» 2.
Вздорность утверждений Струве, будто идея «естественного закона» в политической экономии потерпела крушение, блестяще показал В. И. Ленин. «Употребляя утрированно-«крепкие» словечки («неприлично» говорить о «естественном законе»), г. Струве, — писал он, — тщетно пытается спрятать при помощи их боязнь науки, боязнь научного анализа современного хозяйства, свойственную буржуазии. Барский скептицизм характеризует ее, как и все приходящие в упадок классы, но идея естественного закона в функционировании и развитии общества не приходит в упадок, а крепнет все более и более» 3.
В. И. Ленин показал, что недостатки в трактовке классиками прогрессивной научной идеи «естественного закона» были исправлены историческим материализмом, всесторонне развившим идею объективности экономических законов. «Именно «материалистический историзм», — писал В. И. Ленин, — окончательно обосновал эту идею, очистив ее от метафизических (в марксистском значении этого термина, т. е. антидиалектических) нелепостей и недостатков. Говорить, будто «естественный закон» классиков «этически дискредитирован», как бур-  * 81 27. Струве. Хозяйство и цена, ч. 1. СПб. — М., 1913, стр. 56.
а Там же, стр. 57.
8 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 42.


Направления буржуазной политической экономии
161
жуазная апологетика, значит говорить непереносный вздор, значит извращать и классиков и «материалистический историзм» самым бесшабашным образом. Ибо классики нащупывали и нащупали целый ряд «естественных законов» капитализма, не понимая его преходящего характера, не видя классовой борьбы внутри его. Оба эти недостатка исправлены материалистическим историзмом...» 1
Попытки Струве, Булгакова, Франка и других буржуазных ученых изгнать всякие «законы» из науки, объявить их «фантомом» (т. е. выдумкой) означали прямой отказ от науки и проповедь религии. «Изгнание законов из науки,— писал В. И. Ленин, — есть на деле лишь протаскивание законов религии» 2.
В годы реакции в буржуазной идеологии широкое распространение получило религиозно-мистическое направление. В области политической экономии религиозную мистику особенно усердно насаждал С. Булгаков. В противовес марксизму он пытался построить новую «философию хозяйства», в которой мистические учения тесно переплетались с антинаучными измышлениями философов-идеалистов XIX—XX вв. Главным орудием познания мира этот мракобес провозгласил «божественное провидение» и утверждал, что христианство, не давая конкретных экономических программ, вносит свое содержание во все формы жизни, формирует «нового человека», что проблема «нового человека», очищенного религией от всех материальных, земных потребностей, является той осью, около которой обращается мысль нового времени. «По отношению к этой проблеме, — писал он, — новейшая социальная наука, политическая экономия, государствоведение, есть только техника, на основании изучения социальной материи разрешающая поставляемые ей задачи, но не имеющая самостоятельного идеала, который дается религиозным отношением к личности» 3. «Уничтожив» политическую экономию ради христианской религии, Булгаков строит свою «философию хозяйства», опираясь главным образом на философию Шеллинга, утверждающую тождество субъекта и объекта4.
В противовес философскому материализму марксистской политической экономии Булгаков выдвинул свое идеалистическое учение о «натурфилософских» основах теории хозяйства, претендовавшее на то, чтобы стать универсальным миросозер¬
1 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 42.
- Там же, стр. 48.
3 См. С. Булгаков. О первохристианстве. «Русская мысль» № 6, 1909, стр. 123.
4 См. С. Булгаков. Философия хозяйства. М., 1912, стр. 59.
6 История русской экономической мысли, т. III, ч. I


162
Глава седьмая
цанием, исходным пунктом и содержанием которого явилось бы понимание мира как объекта хозяйства, а жизни — как хозяйственного процесса 1.
Результаты «изысканий» Булгакова на базе «натурфилософии» Шеллинга были настолько тощими и скудными, что могут быть выражены одной фразой: хозяйство есть тождество субъекта и объекта, а «мир как хозяйство» — тоже есть тождество субъекта и объекта. Основные проблемы политической экономии вовсе исчезли из «философии хозяйства» Булгакова. «Основные хозяйственные функции» он свел к потреблению и производству; потребление, например еду, он рассматривает как тождество субъекта и объекта, производство — тоже. В провозглашении этих «истин» и состояла вся «новая философия хозяйства», которая по замыслу этого мракобеса должна заменить политическую экономию как науку.
Возрождение Булгаковым философии Шеллинга в виде «философии хозяйства» имело целью принизить роль науки как орудия изучения экономической действительности.
Психологическая школа и математическое направление
В буржуазной политической экономии России XX в. широкое распространение получила психологическая школа. Все явления экономической жизни эта школа рассматривает как психические процессы, продукт психологии хозяйствующих субъектов, преследующих определенные цели независимо от данной системы производственных отношений.
Следует отметить, что идеи психологического’направления пропагандировались в России еще задолго до эпохи империализма. Первым наиболее видным сторонником теории спроса- предложения, усматривающей основание цены и ценности предметов в потребностях людей, был профессор Киевского университета, махровый реакционер, редактор черносотенного журнала «Киевлянин» Д. И. Пихно. В своей книге «Закон спроса и предложения» (1886) и в курсе «Основания политической экономии» (1890) он старался доказать, что исследование потребностей, лежащих в основе спроса, является основным вопросом «как при изучении цены каждой вещи или услуги, так и при исследовании теории ценности вообще» 2.
1 Sergei Bulgakoff. Die naturphilosophische Grundlagen der Wirt- schaftstheorie. «Archiv flip Sozialwissenscnaft und Sozialpolitik», 36. Bd., H. 1, 1913, S. 359.
2 Д. И. Пихно. Закон спроса и предложения. К теории ценности. Киев, 1886, стр. 13.


Направления буржуазной политической экономии
163
Д. И. Пихно развивал идеи психологической школы вслед за своим учителем профессором Киевского университета, а позднее царским министром Н. X. Бунге, который в своем курсе «Основания политической экономии» (1870) утверждал, что основой ценности является полезность предмета, его «годность» !. Почти одновременно с Бунге мысль о полезности как основе и мериле ценности предметов защищал Б. Н. Чичерин 1 2.
Старая теория субъективной ценности, обанкротившаяся еще в первой половине XIX в., вновь возрождается к концу века, но уже в измененном виде. Против попыток рассматривать полезность как причину и основу меновой стоимости решительно боролись еще классики буржуазной политической экономии, убедительно показавшие, что в экономической жизни сплошь и рядом предметы, обладающие высокой полезностью, могут иметь низкую цену и даже совсем не иметь ее и, наоборот, предметы, имеющие сравнительно меньшую полезность для человека, могут иметь чрезвычайно высокую меновую стоимость.
В конце XIX — начале XX в. представители психологической школы на Западе и в России, пытаясь подправить старую теорию, вводят ряд новых моментов: определение меновой стоимости не полезностью предметов вообще, а их «предельной полезностью»; привлечение фактора редкости предметов как причины возникновения меновой ценности; введение понятий объективной и субъективной хозяйственной ценности; перенесение субъективной оценки из психики одного человека на психологию «коллективности» и появление таких понятий, как «социальные оценки», «общественная предельная полезность» и т. п.
Наиболее видные представители психологической школы в России Р. М. Орженцкий, В. Ф. Залесский, А. Д. Билимович и другие исходили из положения, что поведение человека диктуется стремлением к наилучшему удовлетворению присущих ему потребностей с наименьшими жертвами. Этот так называемый экономический принцип они выводят из опыта внутренних переживаний субъекта, проявляющихся в его поступках.
Некоторые буржуазные экономисты России, например В. С. Войтинский, выступали за соединение психологического направления с историческим. «Примирение историзма с психологизмом, — писал он, — кажется нам чрезвычайно важным,
1 Н. X. Бунге. Основания политической экономии. Киев, 1870, стр. 19—20.
2 См. Б. Н. Чичерин. Немецкие социалисты. К. Маркс. «Сборник государственных знаний». Под ред. В. П. Безобразова, т. VI. СПб., 1878, стр. 4—5.
6*


164
Глава седьмая
так как только историко-психологический метод дает возможность разрешить те теоретические социально-экономические проблемы, над разрешением которых бесплодно бьется экономическая мысль уже второе столетие»1.
Симбиоз психологического и исторического методов, за который выступал Войтинский, на деле означал отказ от научного исследования экономической действительности, ибо, признавая на словах важность изучения закономерностей социальной жизни, он требовал сведения их к индивидуально-психическим процессам, из которых, по его словам, и слагается социальная экономика.
Методология психологической школы образует общую основу и так называемого математического направления буржуазной политической экономии.
Среди русских буржуазных экономистов, применявших математические методы в экономических исследованиях, выделяются В. К. Дмитриев, В. Ф. Арнольд, Е. Е. Слуцкий, Р. М. Орженцкий, В. С. Войтинский, В. В. Самсонов, Н. Н. Шапошников. Несмотря на некоторые различия в трактовке ряда проблем экономической теории, их всех объединяет стремление использовать математические методы не только для иллюстрации тех или иных положений, но и для анализа экономических явлений.
Попытки применения математики к исследованию экономических проблем в буржуазной литературе имеют длительную историю, в которой переплетаются поиски новых методов решения экономических задач и попытки использования математики в целях апологетики капитализма.
В русской литературе интерес к математическому направлению в политической экономии появился еще в 60-е годы XIX в. Так, в 1867 г. в журнале «Отечественные записки» была напечатана заметка, в которой говорилось о плодотворности попыток приложения математического метода к изучению экономических явлений. Автор заметки дал подробное изложение предпосылок и выводов, которые сделал немецкий статистик Энгель посредством математического анализа цены труда2.
Возможность применения математических методов к анализу общественных явлений обосновывалась многими буржуазными экономистами России. Например, Ю. Жуковский пытался посредством этих методов дать анализ теории прибыли и тео¬
1 В. С. Войтинский. К вопросу о методологии политической экономии. Историко-психологический метод в политической экономии. «Рефераты и работы», вып. 1. СПб., 1905, стр. 378.
2 См. А. Ч. Математическое вычисление цены труда. «Отечественные записки», т. CLXXV, № 11, 1867, стр. 20,


Направления буржуазной политической экономии
165
рии ренты Д. Рикардо 1. Анализ работ зарубежных буржуазных экономистов-математиков (А. Курно, Н. Г. Тюнена и др.) был дан в русской литературе уже в конце 70-х годов XIX в. Л. 3. Слонимский посвятил Курно и Тюнену специальную статью, в которой изложил их основные идеи и подчеркнул плодотворность применения математики к решению экономических проблем. «Кто принимает абстрактный анализ, тот должен принимать и все естественные его логические орудия» 2, — писал Слонимский, имея в виду математические методы.
В 1897 г. в журнале «Научное обозрение» была опубликована статья Л. Винярского «Математический метод в политической экономии», в которой он старался не только философски обосновать применимость математики в экономических исследованиях, но и изложить наиболее ценные, с его точки зрения, достижения математической школы. К таким «достижениям» он относил теорию предельной полезности, теорию экономического равновесия и др.3 Идеи теоретиков «экономического равновесия» (Вальраса, Парето и др.) широко пропагандировались в России4.
В конце XIX в. начинают выходить работы русского эконо- миста-математика В. К. Дмитриева. Первый его экономический очерк «Теория ценности Д. Рикардо» с подзаголовком «Опыт органического синтеза трудовой теории ценности и теории предельной полезности» был опубликован в 1898 г. Через несколько лет он был переиздан вместе с двумя другими очерками — «Теорией конкуренции Ог. Курно» и «Теорией предельной полезности» 5.
Наибольший интерес представляет первый очерк Дмитриева, в котором он рассматривает вопросы количественного анализа отношений между ценой и издержками производства с их составными элементами и делает ряд интересных выводов об определении полных затрат труда. Второй очерк был посвящен анализу теории конкуренции О. Курно, которая привлекла к себе особое внимание в связи с проблемой ценообразования в условиях ограниченной конкуренции. В третьем очерке Дмит¬
1 См. Ю. Жуковский. История политической литературы XIX-го столетия, т. 1. СПб., 1871, стр. 328—335.
- Л. Слонимский. Забытые экономисты. Тюнен и Курно. «Вестник Европы», т. V, кн. 9, 1878, стр. И.
3 См. Л. Винярский. Математический метод в политической экономии. «Научное обозрение» № 12, 1897, стр. 1—25.
4 См., например, В. Парето. Чистая экономия. Воронеж, 1912.
5 См. В. К. Дмитриев. Экономические очерки. Серия 1-я: «Опыт органического синтеза трудовой теории ценности и теории предельной полезности». Очерк I: «Теория ценности Д. Рикардо»; очерк II: «Теория конкуренции Ог. Курно (великого «забытого» экономиста)»; очерк III: «Теория предельной полезности». М., 1904,


166
Глава седьмая
риев излагал эволюцию теории предельной полезности, а также пытался дать математический анализ отношений между ценой продукта и спросом на него по работам Вальраса, Джевонса, Лаунгарта, Ауспица и Либена и др. В заключении он подводит итоги своему анализу, указывая, что все его очерки представляют собой органическое целое и, объединенные общим планом, претендуют на то, чтобы представлять «вполне закопченное учение об общих элементах ценности» !.
Главная цель работы Дмитриева — доказать совместимость трудовой теории стоимости и теории предельной полезности. Поэтому в центре его внимания лежит анализ факторов, определяющих конкретную величину цены, начиная от издержек производства и кончая взаимоотношениями между спросом и предложением. Дмитриев не был сторонником трудовой теории стоимости, но полагал, что возражение против этой теории о невозможности исчисления полных затрат труда на производство продукции не выдерживает строгой критики. Ои составил систему линейных уравнений, при помощи которой выразил одновременно произведенные затраты и тем самым впервые в мировой литературе дал способ выражения полных затрат. Дмитриев понимал, что исчисление полных затрат еще пе дает представления об уровне общественно необходимых затрат, и пытался связать анализ этого уровня с вопросом о соотношении спроса и предложения. Он пришел к выводу, что уровень общественно необходимых затрат определяется не при средних, а при наихудших условиях, т. е. на предприятиях с наивысшими издержками, продукция которых необходима для удовлетворения общественного спроса.
Дмитриев, однако, не сделал всех необходимых логических выводов и по существу не дал никакой стройной теории общественно необходимых затрат, так как не придерживался строго трудовой теории стоимости. Введя в анализ вопрос о соотношении спроса и предложения, Дмитриев ограничился лишь внешними, поверхностными явлениями и не показал строгой связи между колебаниями спроса и формированием уровня общественно необходимых затрат. Тем не менее предложенный им способ выражения полных затрат сохраняет важное значение для экономической теории.
Основной недостаток построений Дмитриева — это чрезмерное увлечение психологическими основаниями ценности. В одном месте он прямо берет под защиту психологическое направление, считая безусловно правильными его основные положения вроде того, что предельная полезность потребительских благ при увеличении их запаса уменьшается; что количество  11 В. К. Дмитриев. Экономические очерки, стр. 142.


Направления буржуазной политической экономии
167
продукта можно увеличить до такого размера, когда его предельная полезность обратится в нуль; что величина запаса, которой соответствует предельная полезность, равная нулю, для всех продуктов есть величина конечная и т. д.1 Все эти положения, требующие строгой математической проверки, он принимал без всякой критики. Вместе с ними он принимал и те вульгарные психологические предпосылки, из которых выводились эти положения.
Рассматривая психологические основания теории предельной полезности, Дмитриев считал несостоятельными попытки поставить учение о предельной полезности в связь с психофизиологическим законом Вебера — Фехнера, согласно которому ощущение возрастает медленнее, как логарифм, раздражения. Этот закон, по его словам, относится к изменению «чисто объективного» (без всякой чувственной окраски) ощущения в функции от силы раздражения. Наиболее правильным он считал воззрение на этот закон как на математическое выражение для психологического процесса, имеющего «всеобщее значение» 2. Правда, Дмитриев полагал, что все зависимости между чувством удовольствия или неудовольствия, все «кривые полезности», построенные на базе этих зависимостей, лежат непосредственно за пределами экономической теории, но они, по его словам, существенно влияют на все выводы, к которым мы приходим в учении об установлении рыночной ценности.
Преувеличенная оценка чисто психологических предпосылок экономической теории значительно снижает научное значение его анализа. Но было бы неверным на этом основании пренебрежительно относиться к тем положениям, которые он выводит при анализе соотношения между спросом и предложением, особенно к выдвинутой им идее технологических коэффициентов затрат продукции одной отрасли на производство продукции других отраслей. Эта последняя идея лежит в основе современного метода межотраслевых балансов, в частности метода «затраты — выпуск», развитого американским экономистом В. В. Леонтьевым и прочно вошедшего в современные модели межотраслевых связей. Работа Дмитриева предвосхищает основные идеи такого рода моделей: она является первым опытом выражения полных затрат.
Работы Дмитриева оказали существенное влияние на развитие экономико-математических исследований как в нашей стране, так и за рубежом. Еще в 1913 г. на заседании «Общества им. А. И. Чупрова» Н. Н. Шапошников сделал о работах Дмитриева специальный доклад, в котором подробно излагались
1 См. В. К. Дмитриев. Экономические очерки, стр. 140—141.
2 Там же.


168
Глава седьмая
выводы Дмитриева в теории цены, в теории спроса и т. д.1 Система уравнений Дмитриева для анализа цены использовалась Н. Н. Шапошниковым, Р. М. Орженцким и другими буржуазными экономистами России2.
Работы Дмитриева высоко оценивал известный экономист — математик и статистик Л. Борткевич3. Он использовал системы уравнений Дмитриева для исчисления стоимости и цен и для выяснения условий, при которых обмен совершается пропорционально затратам труда4. Чтобы выяснить значение Дмитриева, Борткевич сравнивал его метод с методом К. Маркса и пытался доказать, что метод Дмитриева якобы выше метода Маркса.
По словам Борткевича, основное различие между методом Маркса и методом Дмитриева состоит, во-первых, в том, что у Дмитриева нет «дихотомии» в исследовании стоимости и цен: не абстрактная стоимость, а цена составляет непосредственный интерес Дмитриева; во-вторых, Дмитриев не следует установленному Марксом делению капитала на постоянный и переменный: прибыль у него есть следствие всего капитала и, наконец, в-третьих, писал Борткевич, различие между методом Маркса и методом Дмитриева есть различие между арифметикой и алгеброй: Маркс пользовался арифметическим, Дмитриев — алгебраическим способом выражения.
Современные буржуазные экономисты присоединяются к той оценке Дмитриева, которую давал Борткевич. Так, А. Ноув и А. Цауберман поддерживают его версию о том, что метод Дмитриева якобы выше метода К. Маркса еще и потому, что Дмитриев отказался от причинно-следственного анализа, заменив его функциональным. Метод Дмитриева, заявляют они, выше еще и потому, что Маркс якобы был слабо подготовлен в области высшей математики 5.
Последнее утверждение является просто неверным. Сохранившиеся в Институте марксизма-ленинизма математические рукописи К. Маркса свидетельствуют о том, что К. Маркс был
1 См. Н. Н. Шапошников. Первый русский экономист-математик Владимир Карпович Дмитриев. М., 1914.
2 См. Н. II. Шапошников. Теория ценности и распределения. М., 1912, стр. 41—42; Р. М. Орженцкий. Политическая экономия. Ярославль, 1909, стр. 12.
8 Л. Борткевич родился и получил воспитание в России. Здесь же были опубликованы и его первые работы по статистике. После перехода на работу в Берлинский университет он поддерживал тесные связи с русскими экономистами.
4 L. Bortkewich. Wertrechnung und Preisrechnung im Marx’schen System. «Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik», Bd. 29, 1907, S. 34-36.
5 Alec Nove and Alfred Zauberman. A resurrected Russian economist of 1900. «Soviet Studies» (Oxford) N 1, 1961, p. 96—101.


Направления буржуазной политической экономии
169
на уровне математической науки своего времени. Но он не следовал буржуазным экономистам типа Маклеода, который элементарные, обыденные представления выражал сначала алгебраическим, а потом геометрическим путем. Дело не в том, какие методы применяются — арифметические, алгебраические или геометрические, а в том, как они применяются и к каким результатам приводит их применение. Тот факт, что современные буржуазные экономисты применяют методы высшей математики, еще не говорит об их заслугах в развитии экономической науки.
Попытки буржуазных экономистов поставить метод Дмитриева выше метода К. Маркса на том основании, что К. Маркс не применял методов высшей математики, проводил различие между стоимостью и ценой, не признавал вульгарной теории «производительности капитала» и т. п., доказывают лишь неспособность их правильно оценить роль Дмитриева в истории экономической мысли. Утверждение А. Ноува и А. Цаубермана, что одно из преимуществ метода Дмитриева якобы состояло в отказе от причинно-следственного анализа и замене его функциональным анализом, свидетельствует о том, что сами они совершенно неправильно понимают роль математики в экономических исследованиях; математика — при правильном ее применении — отнюдь не подрывает детерминированного характера народнохозяйственных связей даже тогда, когда они выражаются в виде функциональных зависимостей.
Для правильной исторической оценки построений Дмитриева необходимо учитывать факт, что его работы появились на рубеже XX в., когда в буржуазной политической экономии России наряду с влиянием классической политической экономии начали завоевывать признание и идеи субъективной школы. Дмитриев пошел по пути многих других буржуазных экономистов, пытавшихся синтезировать идеи классической и психологической школ.
По этому же пути пошли и другие экономисты-математики. Так, например, известный русский математик Н. А. Столяров пытался с помощью дифференциального исчисления доказать правильность предложенной М. И. Туган-Барановским политико-экономической формулы о пропорциональности предельной полезности свободно воспроизводимых хозяйственных благ их трудовым стоимостям1. Столяров считал, что между общественной полезностью благ и затратами труда на их производство существует определенная количественная взаимосвязь,  11 См. Н. А. Столяров. Аналитическое доказательство предложенной г. М. И. Туган-Барановским политико-экономической формулы: предельные полезности свободно произведенных продуктов пропорциональны их трудовым стоимостям. Киев, 1902.


170
Глава седьмая
что при нормальных условиях, т. е. при сбалансировании производства и потребления, всегда между полезностью предметов и, в частности, их дифференциальной полезностью и затратами труда, существует определенная линейная зависимость, которая в некоторых случаях может быть выражена отношениями пропорциональности. Как и Дмитриев, он слишком подчеркивал субъективные основания дифференциальной полезности и не поставил вопроса о ее количественном анализе в общественном масштабе.
Менее строгое математическое доказательство указанной выше теоремы пытался дать Вл. Гиршфельд К Он целиком опирался на психологическую теорию ценности и чисто интуитивно располагал потребности в отдельных долях продукта по их силе (так называемый закон падения ценности), причем главное внимание уделял психологической оценке благ, не видя объективных сторон в этой оценке. Тем самым его доказательства носили скорее априорный характер.
В работах Столярова п Гиршфельда, как и в построениях Дмитриева, упускался основной факт, а именно что в условиях товарно-капиталистического хозяйства оценка благ не может опираться на психологию индивидуумов, а представляет собой объективный результат действия закона стоимости.
В отношении принципиальных проблем экономической методологии математическое направление является преемницей психологической школы, имеющей дело по преимуществу с анализом психологии индивидуумов, ведущих экономическую деятельность. Следы старой психологической школы легко обнаруживаются не только в формулировке мотивов, управляющих действиями хозяйствующих субъектов, но и в самих показателях, призванных служить в качестве измерителей экономических величин.
Психологическое толкование экономических явлений лежит в основе и таких важнейших разделов математической экономии, как теории спроса, экономического роста, экономических циклов и др. Это не значит, что проблематика этих важнейших разделов и сами экономико-математические методы остались неизменными. Речь идет об общих методологических основаниях, на которых покоятся математические теории спроса и другие аналогичные разделы математической экономии в буржуазной литературе.
Основной порок математического направления буржуазной политической экономии состоит прежде всего в попытке дать симбиоз математических методов с психологической теорией  11 	См. В л. Гиршфельд. Теорема о пропорциональности предельпых полезностей благ их трудовым стоимостям. «Вопросы обществоведения», вып. II, 1909,


Направления буржуазной политической экономии
171
цены и ценности, подвести под математический анализ разного рода психические явления.
Математический анализ у буржуазных экономистов приходит в противоречие с психологическими предпосылками их теории; многие из них откровенно признают невозможность измерения субъективных величин и установления определенных количественных соотношений между ними. Так, например, ревностный поклонник математических методов А. Д. Билимо- вич вынужден был признать, что такие категории, как интенсивность потребностей, полезность предметов и их субъективные ценности, «не только практически, но и теоретически неизмеримы. Поэтому не только практика, но и теория не может обращаться с ними, как с величинами измеримыми» К
Билимович дал в русской литературе наиболее подробное освещение всех аргументов за и против применения математических методов с позиций психологической школы. Проникновение математики в экономическую теорию он рассматривал как частный случай обращения к математическому методу различных наук, поскольку: 1) математический язык дает ясную и строгую формулировку исходных положений и служит гарантией правильности научного построения; 2) изложение при употреблении математического языка сжато и точно; 3) математическая формулировка задач дает специальный способ убеждаться в достаточности для решения поставленной задачи данных, равно как позволяет убеждаться в том, что в числе имеющихся данных нет излишних, ненужных для решения задачи; 4) математический метод облегчает изображение взаимной связи, существующей между различными факторами, и способа совместного действия этих факторов и, наконец, 5) математический метод открывает возможность дополнить качественный анализ хозяйственных явлений более точным количественным анализом 2.
Однако сам Билимович отрицал возможность применения математического метода как метода исследования. Он считал возможным пользование математикой лишь как методом изложения, причем преимущественно в виде системы неравенств. Что же касается других групп математических методов (методы больших чисел, методы бесконечно малых величин и т. п.), то их использование, по его словам, наталкивается на психическую природу экономических категорий и потому имеет узкие пределы.
Для всех буржуазных экономистов-математиков характерен разрыв между функциональным анализом и каузальным; сплошь  11 А. Д. Билимович. К вопросу о расценке хозяйственных благ. Киев, 1914, стр. 187.


172
Глава седьмая
и рядом при установлении зависимостей между рыночной ценой и такими «факторами», как «интересы» покупателей и продавцов или «стремления» к равномерному получению наслаждений и выгод, они лишь схематически выражают в виде функций эти зависимости, хотя между ними не существует почти никакой причинно-следственной связи. Чтобы как-то придать видимость объективности своим «законам», они часто ставят вещи на голову, т. е. принимают в качестве аргументов такие явления, которые являются функцией, и наоборот; хотя с математической точки зрения их построения кажутся верными, на деле здесь явная подтасовка.
Буржуазные экономисты России часто использовали математические методы для обоснования заведомо порочных, вульгарных теорий. Так, В. Ф. Арнольд с помощью алгебры пытался обосновать версию о преимуществах мелкого кустарного хозяйства перед капиталистическим 1. А. В. Чаянов с помощью маржинального анализа пытался определить основные черты так называемого трудового крестьянского хозяйства1  2. Эти вульгарные теории даже в их математической форме не имели никакой научной основы. А. В. Чаянов, Л. Н. Юровский и другие экономисты рассматривали математический метод как «метод эмпирического установления ряда «постоянностей» и их последующей рационализации элементарными мотивами хозяйственной деятельности»3. Тем самым математический метод как метод анализа отождествлялся с психологическим методом, поскольку ими допускалась возможность количественной оценки психологических состояний, из которых буржуазные экономисты выводили «законы» экономической жизни.
Математическое направление не получило широкого распространения среди буржуазных экономистов России в начале XX в.; многие из них полагали, что математический метод должен иметь лишь вспомогательное значение в политической экономии. Так, например, статистик К. Воблый считал, что экономисты-математики не сделали сколько-нибудь серьезного вклада в экономическую теорию; единственным приобретением этой школы, по его мнению, было учение о предельной полезности благ, к которой пришли математическим путем Джевонс и Вальрас; но и они оказались не оригинальными, так как эта же теория была открыта теоретиками австрийской школы и без применения математики. Само открытие этой теории Воблый не считал заслугой математической школы, поскольку эта
1 См. В. Ф. Арнольд. Политико-экономические этюды. Одесса, 1904, стр. 82-87, 101—113.
2 См. А. В. Чаянов. Теория трудового хозяйства, ч. I. М., 1912; ч. II. М., 1913.
3 «Юридический вестник», кн. VI (II), 1914. Приложение III, стр. 374.


Направления буржуазной политической экономии
173
теория «не имеет большого научного значения. Она далеко не разрешает вопроса о ценности и только освещает его с одной стороны. Для свыше полувекового существования математической школы — это слишком ничтожный результат» 1. Воблый делал вывод, что бесплодность математической школы является доказательством вообще бесплодности математизации политической экономии; «механическое перенесение математического метода в политическую экономию, — писал он, — является крупной методологической ошибкой»2.
С критикой математической школы выступали многие видные русские экономисты — В. В. Святловский, А. А. Исаев и др. Так, А. А. Исаев утверждал, что «никогда нельзя будет выражать экономических законов точными формулами математики» 3.
Почти все критические замечания в адрес этой школы по существу сводились к указанию на то, что в экономике математические методы могут играть лишь роль иллюстраций, но никак не орудия анализа.
Бесплодность математической школы в буржуазной политической экономии — исторически доказанный факт; но повинны в этом отнюдь не сами математические методы. Буржуазные экономисты-математики извращали природу экономических категорий, абстрагировались от производственных отношений, сводили всю теорию политической экономии к проблеме цены и к анализу внешних связей, проявляющихся в рыночных отношениях. Сводя задачу экономико-математических исследований к изучению проблем рыночного хозяйства, управляемого якобы психологией индивидуумов, они лишали свои исследования реального характера и превращали их в надуманные, оторванные от жизни конструкции.
^Русские экономисты-математики не только были знакомы с экономико-математическими работами на Западе, но и сами давали оригинальные исследования. Так, ученик и последователь В. Парето В. В. Самсонов в исследовании о ренте пытался дать анализ изменений структуры дифференциальных доходов в связи со структурой затрат. В своих построениях он также отдавал дань чисто психологической трактовке оценки хозяйственных благ4.
1 К. Воблый. Вопрос о методе в истории политической экономии. «Журнал министерства народного просвещения» № 12, 1907, стр. 50—51.
* Там же, стр. 49.
3 А. А. Исаев. Начала политической экономии. СПб., 1908, стр. 51.
4 В. Samsonoff. Esquisse d’une theorie generale de la rente, suivie d’une critique des principales opinions cmisses sur la meme sujet. Lausanne, 1912.


174
Глава седьмая
Наиболее крупным экономистом-математиком России, оказавшим огромное влияние на современные экономико-математические исследования, был известный математик и статистик Е. Е. Слуцкий (1880—1948). Помимо чисто математических и статистических исследований, составляющих ценный вклад в математическую и математико-статистическую пауку, Слуцкий написал и ряд выдающихся работ по математической экономике. Среди его работ в этой области следует отметить прежде всего статью «К теории сбалансированного бюджета потребителя», опубликованную в итальянском журнале в 1915 г. и перепечатанную в Москве в 1963 г.1 В этой статье Слуцкий сделал ряд интересных выводов об условиях стабильности потребительского бюджета, показал связь между функцией полезности и движением цен и денежных доходов потребителя. Эта работа считается основополагающей в ряду современных экономико-математических исследований проблемы спроса и взаимосвязи между функцией спроса и движением цен и доходов.
Из других работ Е. Е. Слуцкого следует отметить его анализ циклических колебаний, складывающихся под влиянием случайных причин2. Эта статья, показывающая строго математически взаимосвязь экономических колебаний в длительном разрезе времени с различными нарушениями нормального хода экономического развития, оказала существенное влияние на исследование длительных циклических колебаний. В 1937 г. она была перепечатана в американском журнале «Эконометрика» 3. Кроме того, Слуцкий написал и ряд критических статей в адрес психологической школы, показав, в частности, полную несостоятельность утверждений Бем-Баверка об измеримости субъективной ценности4.
В ряду экономико-математических исследований Слуцкого следует назвать и его доклад «О формально-праксеологическом основании экономики». В этом докладе, опубликованном на украинском и немецком языках, он впервые в мировой литера¬
1 Eugenio Slutsky. Sulla teoria del bilancio del consumatore. «Gior- nale degli economisti e rivista di statistica», Vol. LI, N 1,1915. (E. E. Слуцкий. К теории сбалансированного бюджета потребителя. «Экономикоматематические методы», вып. 1. М., 1963, стр. 241—271).
2 См. Е. Е. Слуцкий. Сложение случайных причин как источник циклических процессов. «Избранные труды. Теория вероятности и математическая статистика». М., 1960.
* Eugen Slutsky. The summation of random causes as the source of cyclic processes. «Econometrica», Vol. 5, N 2, 1937, p. 105—146.
4 	Eugen Slutsky. Zur Kritik des Bohm-Bawerk’schen Wertbegriffs und seiner Lohre von der Messbarkeit des Wertes. «Schmoller’s Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschen Reiche», Jahrgang 51, H. 4, 1927, S. 37-52.


Направления буржуазной политической экономии 175
туре поставил вопрос о необходимости особой науки — праксео- логии, которая разрабатывала бы принципы рационального поведения людей при различных комбинациях условий1. Этот факт отмечают и некоторые современные ученые Польши (Тадеуш Котарбинский и Оскар Ланге), считающие праксеологию особой наукой2.
Зарубежные экономисты высоко оценивают исследования Е. Е. Слуцкого. Еще в 1934 г. Аллен и Хикс, обнаружив статью Слуцкого в итальянском журнале, попытались использовать его идеи для анализа потребительского спроса3. Идеи Слуцкого легли в основу известной книги Хикса «Стоимость и капитал» (1939), в которой он писал, что Слуцкий был первым экономистом, сделавшим значительный шаг вперед по сравнению с «неоклассиками», в особенности по сравнению с Парето; цель своей книги он определял как «первое систематическое исследование той территории, которую открыл Слуцкий» 4.
Об огромном влиянии идей Слуцкого на современную эконометрику, в том числе и его работ по циклическим колебаниям, писал Р. Г. Д. Аллен. В 1950 г. в журнале «Эконометрика» он опубликовал статью под названием «Работа Слуцкого» с портретом и библиографией его работ. Аллен писал, что работы Слуцкого «оказали великое и прочное влияние» на развитие эконометрики в двух важных областях: теории поведения потребителей и анализ временных рядов5. Современная теория поведения потребителей, писал Аллен, развитая Хиксом и его последователями, в сущности является дальнейшим развитием идей Слуцкого. При изложении современной математической теории спроса, основанной на анализе поведения потребителей при заданных ценах и доходе, Аллен также ссылается на работу Слуцкого6.
Идеи Слуцкого со слегка модернизированным математическим аппаратом используют в своих работах Хауттакер, Дебре, Эрроу и другие современные буржуазные экономисты.
1 Проф. Евген Слуцький. Етюд до проблеми будування формально- праксеолоичных засад економши. «Записки сощяльно-еконоьйчнаго вщ- длу», т. IV. Кшв, 1926, стр. 165—175; Eugen Slutsky. Ein Beitrag zur formal-praxeologischen Grundlegung der Oekonomik. «Academie Oukrai- nienne des sciences, Soc. Econ.», Vol. IV, Kiev, 1926, S. 3—12.
2 T. Kotarbinski. Traktat о dobrej rabocie. Ossolineum. Lodz, 1955, s. 19; Oskar Lange. Economia Polityczna, t. I; Zagadnienia ogolne. Warszawa, 1959, s. 167.
8 R. G. D. Allen. Professor Slutsky’s Theorie of consumer’s choise. «The review of economic studies», Vol. Ill, N 2, 1936, p. 120—129.
4 /. R. Hicks. Value and capital. Oxford, 1946, p. 10.
6 R. G. D. Allen. The work of Eugen Slutsky. «Econometrica», Vol. 18, N 3, 1950, p. 209.
8 См. P. Аллен. Математическая экономия. M., 1963, стр. 537,543, 551,


176
Глава седьмая
На известное положительное значение работ Слуцкого по теории потребительского бюджета указывают и многие советские экономисты, специально занимающиеся анализом планирования спроса в социалистическом хозяйстве. Так, академик В. С. Немчинов отмечал важное значение исследований Слуцкого для анализа целевой функции потребления при социализме 1. Советские экономисты-математики В. А. Волконский и
A. А. Конюс, комментируя работу Слуцкого, приходят к выводу, что содержащиеся в ней формулы стали обьгчным рабочим аппаратом для исследования моделей функции полезности и функции спроса, исследований взаимозаменяемости и дополнительности товаров и т. п. Они считают, что работа Слуцкого имеет не только историческое значение или представляет интерес как утверждение приоритета русского ученого, но что она не потеряла своей актуальности до настоящего времени и может быть полезной для экономистов-математиков, углубленно изучающих вопросы народного потребления и платежеспособного спроса 2.
Советские экономисты отмечают важное значение работ и других русских экономистов-математиков, в частности
B. К. Дмитриева. Так, В. С. Немчинов подчеркивал важное значение системы линейных уравнений, предложенной Дмитриевым для выражения одновременно произведенных затрат, и выдвинутой им идеи технологических коэффициентов затрат продукции одной отрасли на производство продукции других отраслей3. Немчинов отмечал также, что Дмитриев оказал большое влияние на формирование межотраслевого метода, в частности метода «затраты — выпуск» В. В. Леонтьева, который, по словам Немчинова, по существу повторяет идеи Дмитриева 4.
Таким образом, в России наблюдались почти все методологические школы и направления, имевшие место в буржуазной литературе конца XIX — начала XX в. Они развивались в тесной связи друг с другом, образуя в совокупности определенную
1 См. В. С. Немчинов. Потребительная стоимость и потребительные оценки. «Экономико-математические методы», вып. 1, стр. 197; В. С. Немчинов. Экономико-математические методы и модели. М., 1962, стр. 13.
2 См. В. А. Волконский, А. А. Конюс. Комментарий к работе Е. Е. Слуцкого «К теории сбалансированного бюджета потребителя». «Экономико-математические методы», вып. 1, стр. 276.
3 См. В. С. Немчинов. Экономико-математические методы и модели, стр. 273.
4 См. там же, стр. 72; см. также А. Г. Аганбегян, В.Д. Белкин и др. Применение математики и электронной техники в планировании. М., 1961, стр. 28—31.


Направления буржуазной политической экономии
177
систему методологических взглядов. Но стройной системы не было ни у одного из русских буржуазных экономистов XX в., ибо в этот период буржуазная политическая экономия все более переживала процесс упадка и разложения. Отдельные положительные моменты, в частности попытка обосновать ряд важных математических приемов экономического анализа, не могут скрыть того, что в целом русская буржуазная политическая экономия XX в. была вульгарной и апологетической.


Глава восьмая
ТРАКТОВКА ОБЩИХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЗАКОНОВ КАПИТАЛИЗМА
Теории ценности, цены и капитала
XX в. в России оставалось сравнительно мало буржуазных экономистов, которые открыто объявляли себя сторонниками трудовой теории стоимости (А. А. Исаев, Н. А. Каблуков и некоторые другие). Большинство же буржуазных экономистов в той или иной степени отдавало дань психологической школе. Одни целиком стояли на позициях этой школы (Р. М. Орженцкий, В. Ф. Залесский, А. Д. Билимович), другие открыто заявляли о необходимости синтеза трудовой теории стоимости и психологической теории ценности (М. И.Ту- ган-Барановский, В. К. Дмитриев, В. Я. Железнов и др.), третьи, не афишируя своей принадлежности к психологической школе, фактически разделяли ее исходные позиции (П. Б. Струве, А. А. Мануйлов, Н. Н. Шапошников и многие другие). Поэтому анализ буржуазных теорий стоимости (ценности, по терминологии буржуазных экономистов) целесообразно начать с представителей этой школы.
Философское обоснование психологической теории ценности впервые пытался дать В. Ф. Залесский. Опираясь на идеи австрийской школы, он построил своеобразную теорию ценности и на ее основе — учение о происхождении прибыли на капитал. Исходным моментом его учения о ценности было изречение Г. Спенсера о том, что состояния нашего сознания суть единственное, что мы можем знать. Никакой объективности вне нашего сознания, вне мыслящего субъекта нет и быть не может, ибо все свойства, качества вещей — «на самом деле вовсе не свойства, а лишь сознаются нами как таковые, будучи до известной степени продуктом нашей психической деятельности» 1.
1 В. Ф. Залесский. Учение о происхождении прибыли на капитал.
Отдел I: «Учение о ценности», вып. 1. Казань, 1893, стр. 1—2.


Общие экономические ааконы капитализма
179
Ценность Залесский определял как свойство, которое приписывается людьми объектам внешнего мира «в силу совмещения в них трех условий: полезности, известности человеку и доступности» 1. Если блага не имеют этих трех условий, то они не имеют ценности. Полезность вещи, ее потребительная ценность при равенстве всех прочих условий определяет, по словам Залесского, величину меновой ценности. Другим условием возникновения меновой ценности является степень доступности благ. Таким образом, меновая ценность есть то свойство, качество, которое приписывается людьми объектам внешнего мира в силу их годности к обмену, т. е. «вследствие обладания ими потребительной ценностью и сравнительной редкости их» 2.
Дополняя учение австрийской школы о субъективной ценности благ, Залесский вводит различие между индивидуальной и социальной потребительной ценностью, между индивидуальной и социальной меновой ценностью. Индивидуальная потребительная ценность, писал он, есть явление чисто субъективного характера, это есть «суждение о полезности блага». Социальная же ценность — это та ценность (потребительная или меновая), которую «благо известного рода имеет для людей вообще в средних условиях их существования» 3.
Социальная потребительная ценность, по словам Залесского, дает возможность соизмерять потребительную ценность различных продуктов и тем самым установить закон колебаний высоты потребительной ценности. Высота меновой ценности, по его словам, включает три определяющих момента: высоту потребительной ценности, степень доступности благ или редкость их, а также издержки производства, состоящие из затрат труда, прибыли на капитал и ренты. Свою теорию ценности Залесский именовал поэтому тройственной теорией (по числу факторов меновой ценности), причем меновую ценность он рассматривал как функцию этих переменных величин. Характер зависимости ее от указанных переменных может быть обозначен, по его словам, как «прямая пропорциональность» 4.
Синтез психологического понимания природы потребительной и меновой ценности с вульгарной теорией издержек производства как некоего подспорья для объяснения величины меновой ценности покоился на полном непонимании объективных закономерностей, регулирующих пропорции обмена, и имел целью устранить само понятие субстанции стоимости. Естественно, что при такой постановке вопроса меновая стоимость
1 В. Ф. Залесский. Учение о происхождении прибыли на капитал. Отдел I: «Учение о ценности», вып. 1, стр. 8.
2 Там же, стр. 12.
,! Там же, стр. 44.
4 	Там же, стр. 41.


180
Глава восьмая
превращалась из объективно данного явления, управляемого законом стоимости, в нечто случайное и произвольное, зависящее лишь от состояния сознания людей, обменивающихся благами.
Вслед за Залесским с обоснованием психологической теории ценности и общих методологических принципов психологической школы выступил Р. М. Орженцкий. В книге «Полезность и цена» (1895), которая, по его словам, призвана была послужить отголоском идей австрийской школы в русской экономической литературе, он подробно излагал теорию Менгера об определении величины ценности предельной полезностью благ, поддерживал нападки теоретиков австрийской школы на трудовую теорию стоимости, и в особенности на теорию стоимости Маркса. Эта критика, не выходя за пределы вульгарных представлений «австрийцев», не носила сколько-нибудь убедительного и даже оригинального характера. Но уже в своей диссертации «Учение о ценности у классиков и канонистов» (1896), сводя историю экономической мысли к истории психологического направления в политической экономии, Орженцкий попытался дать философское и нравственное оправдание психологической теории предельной полезности. В изображении Орженцкого представители психологического направления (Е. Бем-Баверк, Ф. Визер и др.) стояли выше классиков в понимании природы экономических категорий1.
Орженцкий высказался за возможность количественного сопоставления человеческих чувств. Отметив, что критерия их измеримости на практике не существует, он тем не менее допускал возможность построения ряда, в котором чувства располагались бы по их силе. Он не соглашался полностью с законом Вебера — Фехнера, но полагал, что расположение чувств по едва заметным различиям позволило бы дать масштаб для их соизмерения. Единицей масштаба для соизмерения чувств, определяющей в свою очередь степень полезности предметов и уровень их хозяйственной ценности, Орженцкий считал единицу денег. Приравнивая ценность каждой денежной единицы к ценности предельной единицы, он усматривал в количестве денежных единиц, на которые люди согласны обменивать блага, меру субъективной ценности, а следовательно, и чувств, которыми люди руководствуются при выборе хозяйственных благ2.
Ценность благ, по словам Орженцкого, определяется чувством — чувством удовольствия от обладания благом или чув¬
1 См. Р. М. Орженцкий. Учение о ценности у классиков и канонистов. Одесса, 1896.
2 См. Р. М. Орженцкий. Учение об экономическом явлении. Введение в теорию ценности. Одесса, 1903, стр. 301—302, 306—307.


Общие экономические законы капитализма
181
ством страдания от его отсутствия1. Каждое из этих чувств стремится придать ценности свою величину. «Но так как ценность может иметь только одну величину, то между чувствами происходит конфликт. Побеждает... то, которое в данный момент в решающей психике наиболее интенсивно» 2. Мерой же этой интенсивности является цена благ, выраженная в определенном количестве денежных единиц.
Защита и пропаганда психологической теории ценности имела в России более умеренный характер, чем в странах Западной Европы. Большинство русских буржуазных экономистов придерживались той позиции, что психологическая теория ценности должна быть соединена с трудовой теорией стоимости, по крайней мере в том ее варианте, в каком она развивалась Д. Рикардо и его последователями3. Даже В. Ф. Залесский старался доказать, что психологическое учение о ценности, в частности учение Госсена, есть не что иное, как «обращенная трудовая теория» 4.
Первым видным экономистом, выступившим за соединение трудовой теории стоимости и теории предельной полезности, был М. И. Туган-Барановский. Еще в 1890 г. он писал, что до работы Менгера можно было думать, что оценка блага по его хозяйственной полезности не соответствует оценке того же блага по трудовой стоимости последнего. «Теория предельной полезности, — утверждал он, — доказывает, что оба принципа оценки находятся между собой в согласии, которое тем более, чем в большей мере распределение народного труда подчиняется хозяйственному принципу» 5.
Туган-Барановский проводил различие между «историческими» и «логическими» категориями. В числе последних он называл ценность и стоимость как категории, присущие всем формам хозяйства. Под ценностью он понимал получку, под стоимостью — трудовые затраты. Хозяйственная ценность, по его словам, «есть то значение, которое мы придаем данному предмету в силу нашего сознания, что от обладания им зависит большая или меньшая степень нашего благополучия» 6.
1 См. Р. М. Орженцкий. Учение об экономическом явлении. Введение в теорию ценности. Одесса, 1903, стр. 251—253.
2 Там же, стр. 253.
3 См. Л. Федорович, А. И. Алмазов. Отзыв о диссертации Р. Орженц- кого «Учение о ценности у классиков и канонистов». Одесса, 1897, стр. 3.
4 В. Ф. Залесский. Учение о происхождении прибыли на капитал. Отдел I: «Учение о ценности», вып. 2, стр. 120.
5 М. Туган-Барановский. Учение о предельной полезности хозяйственных благ как причине их ценности. «Юридический вестник» № 10, 1890, стр. 228.
0 	М. И. Туган-Барановский. Основы политической экономии. Пг., 1917, стр. 41.


182
Глава восьмая
Туган-Барановский различал «объективную» и «субъективную» хозяйственные ценности, причем первичной, определяющей категорией считал субъективную ценность. Величину субъективной ценности он определял «предельной полезностью» предмета, являющегося хозяйственным благом. Закон определения ценности предмета его предельной полезностью он объявил «всеобщим экономическим законом», действующим во всех формах общества.
В отличие от сторонников австрийской школы Туган-Барановский полностью не отрицал значения трудовой теории стоимости. Определение стоимости «трудовой затратой», по его словам, присуще также всем формам хозяйства, причем этот принцип необходим для выяснения объективных моментов «оценки» хозяйственных благ. Кроме того, Туган-Барановский выдвинул «закон», согласно которому предельные полезности свободно воспроизводимых хозяйственных благ пропорциональны их трудовым стоимостям.
Буржуазные экономисты прибегали к математическому анализу ценности и трудовых затрат, пытаясь доказать, что меновая стоимость лишь при известных ограничениях, налагаемых самим процессом производства, может регулироваться затратами труда.
Трудовую теорию стоимости большинство буржуазных экономистов подменяли вульгарной теорией издержек производства, согласно которой цена продукта регулируется ценами факторов производства. Наиболее подробный анализ теории издержек производства был дан в русской буржуазной литературе В. К. Дмитриевым.
Из всех проблем экономической теории Дмитриева более всего занимала проблема рыночной цены и факторов, ее определяющих. Прослеживая эволюцию теории издержек производства, Дмитриев обратил особое внимание на один из вариантов этой теории в работах Д. Рикардо и сделал попытку посредством математического анализа доказать, что эта теория в основных своих моментах правильна и к ней неприменим упрек в том, что в ней цены определяются через цены.
К теории издержек производства Рикардо Дмитриев подходит, опираясь на А. Смита, ставившего, по словам Дмитриева, задачу выяснить законы, которым, естественно, повинуются люди при обмене товарами. Дмитриев утверждал, что именно Смит поставил вопрос об относительной ценности товаров, устранив вопрос об их внутренней ценности. Дмитриев считал «голословными утверждениями» высказывания представителей классической школы (Петти, Франклина и др.) о том, что ценность товаров определяется количеством труда, затраченного на их производство. Он игнорирует аналогичные поло-


Общие экономические законы капитализма
183
женил у Смита и Рикардо и за основу математического анализа принимает разложение Смитом цены на ее составные элементы: издержки на заработную плату, издержки на возмещение орудий и материалов, а также на сумму прибыли и сумму ренты. Заслугой Смита Дмитриев считает его указания на возможность сведения заработной платы к сумме необходимых жизненных средств и на возможность разложения цены потребленных в производстве орудий и материалов на заработную плату, прибыль и ренту.
Приняв догму Смита, Дмитриев опирается на тот ее вариант, когда цена разлагается только на заработную плату и прибыль (без ренты), и дает математическое выражение зависимости цены от издержек производства:
ХА = (ПАаХа + П1аХа + П2йХа + • • • + ПтаХа) +
+ <УА + У1 +У2 + --- + 0>
где Ха — цена продукта А; Па, щ, гаг,..гат — количество ра- бочих дней, затраченных в производстве; а — количество продукта, например хлеба, потребляемого работником в день; Ха —цена продукта а\ уА, yv у2, ут — прибыли, получаемые как в данном (текущем) производстве, так и при изготовлении орудий и материалов, потребленных в данном процессе производства. Предположив, что
яЛ + л1 + га2+... + гат = ЛГА и г/л + у{ + у2+ ..• + ут = YА, мы получим обобщенное выражение той же зависимости Хл-Л'А+Гд1-
Таким образом, цена представлена Дмитриевым в виде суммы заработной платы и прибыли. Затем он старается свести определение этих составных элементов к чисто техническим условиям производства. Приведенное уравнение может быть решено лишь при условии определения величины заработной платы и прибыли, но не в ценностных величинах (ибо в этом случае цена будет определяться через цену), а в виде функциональных зависимостей от технических условий производства.
Дмитриев, таким образом, подменяет трудовую теорию стоимости вульгарной теорией, согласно которой относительная ценность товаров определяется суммой доходов. Уравнение меновой ценности, предложенное Дмитриевым, игнорирует затраты на постоянный капитал (с) и сводит выражение цены
1 	См. В. Дмитриев. Экономические очерки, стр. 6.


184
Глава восьмая
товара к v + т. Тем самым вульгарный элемент в учении экономистов классической школы разрастается у Дмитриева в «законченное учение о ценности», что в сущности означает замену трудовой теории стоимости вульгарной теорией издержек производства.
Вместе с тем Дмитриев был и теоретиком «предельной полезности». Он признавал, например, «закон падающей полезности», который, по его словам, относится к «чувству удовольствия». Кроме того, Дмитриев признавал так называемый второй закон Госсена, согласно которому максимум удовлетворения достигается при таком потреблении, когда последние доли потребностей во всех благах, удовлетворяемых при помощи одинаковых затрат, будут равной интенсивности. Дмитриев дал подробное математическое обоснование этого принципа «предельной пользы», опираясь на работы Вальраса, Лаунгарта, Ауспица и Либена.
Важное значение в теории Дмитриева имеет, как уже отмечалось, приведенное им уравнение для исчисления полных затрат труда. Оно выражает связь между количеством продукта, выраженным в затратах труда, величиной потребленных капиталов, также выраженных в затратах труда, и количеством труда, затраченного в данном (текущем) производстве:
X — Ti. -f- —■ X -}- — X о — Х3 + ... -\—— X п,
Л m 11 ТУ1 “ туъ а 1 1 rvt m
m
7П,
ГПо
(i)
где X — общее количество труда, затраченного непосредственно и посредственно на производство единицы продукта А,
Па — количество труда, непосредственно затраченного на производство А,
111 1
—Xv —Х2, -Х3, ...,— Хп— количество труда, затраченного
7711 7712 ГП3
на производство— части капиталов К\, #2, #з, ..., Кп (приусло-
вии, что К\ = Х\, #2 = ^2, Кг=Хз, ..., Кп=Хп). Если учесть, что в производстве капиталов К#2, #з, ..Кп в свою очередь участвовали другие капиталы, то задача станет еще сложнее, ибо в приведенном уравнении, даже если предположить (как это делает Дмитриев), что им, ^2, тпп суть величины, данные техническими условиями производства, то все же мы имеем чрезвычайно большое число неизвестных.
Дмитриев предполагает, что число всех капиталов, затраченных как в производстве данного продукта, так и «технических капиталов», израсходованных в производстве их самих и данного продукта, можно считать числом конечным. В ре¬


Общие экономические законы капитализма
185
зультате мы получаем систему уравнений, составленных по типу уравнения (1), и с учетом самого этого уравнения получаем, что число уравнений равно числу неизвестных, т. е. система может быть решена. Для ограниченного числа «технических капиталов» можно привести такой пример:
XN — HN +
£
7Щ
^1 — П1 + ~ Х2 "Ъ ~ X»
ГПо
т*
Х2 = п2 + ^-Х1 + ^~ Х3;
тЛ
т.
Хв — ~Хг-\ Х2 и т. д.
тЛ
тп
В общем виде эта система может быть записана так:
Xi =^].aijXj +
где Xi — количество продукта i-го вида, выраженного в затратах труда; Xj — количество продукта /-го вида (средств производства), также выраженного в затратах труда; atj— технологические коэффициенты затрат; U — текущие затраты труда при производстве продукта il. Здесь мы по существу имеем линейную систему «затраты — выпуск» с определенными технологическими коэффициентами, сведенными к затратам труда как первичному фактору. Основной недостаток системы — ее статичность, отсутствие движения, динамики.
Уравнения Дмитриева, как уже отмечалось, были использованы Р. М. Орженцким, Н. Н. Шапошниковым, Л. Борткевичем. Так, Р. М. Орженцкий разлагал цену на заработную плату рабочих плюс средняя прибыль: р = a\l + а21 + аг1 -f- ... + R, где а\, а2, аз...— число рабочих, занятых как при производстве данного продукта, так и при изготовлении материалов и снашиваемых частей машин и орудий; I — заработная плата; R — средняя прибыль. Здесь, как и в первом уравнении Дмитриева, цена разлагается на доходы2.
Буржуазные экономисты приводили и другие аналитические выражения для структуры цены. Так, В. Ф. Арнольд выражал ее при помощи формулы р = ZQ, где р — цена единицы товара; Z — издержки ее производства; Q — величина, большая единицы во всех случаях, когда продавец не получает убытка3.
1 Аналогичная запись была предложена А. Ноувом и А. Цауберма- ном. «Soviet Studies» (Oxford) N 1, 1961, р. 96—101.
2 Р. М. Орженцкий. Политическая экономия, стр. 55—57.
А В. Ф. Арнольд. Политико-экономические этюды, стр. 7—9.


186
Глава восьмая
Разлагая издержки производства на составные элементы, мы получим более развернутое выражение p<=(c + aw)Q, где с — сумма элементов постоянного капитала, падающая на единицу продукта; а — средняя величина оплаты 1 часа труда; w — количество рабочего времени. В этой формуле хотя и учитывается стоимость постоянного капитала, но она также взвешивается по величине прибыли, т. е. цена и в этом случае разлагается на доходы.
Более глубокий анализ связи между ценой, спросом и функцией полезности пытался дать В. С. Войтинский; он выдвинул свою теорию рыночных цен, в которой главным объектом являются мотивы покупателей и продавцов.
В теории потребления определяющим мотивом Войтинский считал внутреннюю склонность потребителя, его «волевое» стремление получить полезность. Последнее, писал он, «всегда выражается в готовности потребителя принести известные жертвы радп обладания товаром» !. Величина полезности измеряется с этой точки зрения «денежными жертвами» потребителей; она всегда сугубо субъективна, ибо «полезности товаров для разных лиц не являются однородными величинами»2. Математически полезность товара выражается в виде функции его количества u = f(x); значение этой функции меняется от товара к товару, от потребителя к потребителю. Войтинский вводит в эту функцию два переменных параметра: показатель убыли полезностей последовательных единиц товара для потребителя и показатель основной полезности товара; оба эти параметра характеризуют шкалу полезностей данного товара. В результате предельная полезность товара выражается формулой /' (п) = Sri1, а полная полезность — соответственно f(n) = = [Sntdn, где S — показатель основной полезности товаров; п — количество продуктов, входящих в бюджет потребителя; t — показатель убыли полезности товаров.
Тем самым Войтинский вносит ряд существенных изменений в теорию австрийской школы; он вводит закон убыли полезностей последовательных единиц товара, причем не только для однородных и делимых товаров; кроме того, он вводит в эту теорию закон, согласно которому величина полезности определяется не предельной полезностью вообще, а предельной полезностью «по бюджету потребителя».
Наибольшую сумму полезностей, писал Войтинский, потребитель получит по своему бюджету тогда, когда предельные полезности всех товаров по его бюджету будут равны. Мате-  1 21 В. С. Войтинский. Рынок и цены, стр. 81.
2 Там же, стр. 89—90.


Общие экономические законы капитализма
187
матическое доказательство этого принципа равенства предельных полезностей сводится к доказательству равенства приращений функций полезности различных товаров, входящих в бюджет потребителя. Несмотря на правильность математических доказательств, этот принцип не дает научного объяснения закономерностей образования спроса.
Следует отметить, что в русской буржуазной литературе делались попытки освободить теорию спроса и потребления от связи с понятием субъективной ценности. Большинство буржуазных экономистов как в России, так и на Западе полагали, что функция полезности выражает нечто большее, чем определенную систему предпочтения потребителей. Но это представление в значительной степени было поколеблено уже Войтин- ским, который впервые тесно связал анализ функции полезности с потребительским бюджетом; у него эта функция вышла за рамки функции количества благ безотносительно к денежным доходам. Но ни Войтинский, ни его предшественники из экономистов-математиков на Западе (Вальрас, Парето) не смогли связать функцию полезности с движением цен и денежных доходов. Впервые в мировой литературе это было сделано русским экономистом-математиком Е. Е. Слуцким *.
Обоснование принципа равенства предельных полезностей благ по бюджету потребителей составляет самую суть современной буржуазной теории спроса, в основе которой лежит анализ функции полезности как определенной системы предпочтения потребителя. Войтинский сделал первые шаги по классификации мотивов, лежащих в основе поведения покупателей и продавцов. Но он исходил из ненаучной психологической трактовки экономических явлений, связанных с анализом функции спроса.
Новое у Слуцкого состоит в том, что он сделал попытку освободить функцию спроса от чисто субъективной трактовки, поставив более отчетливо вопрос о потребительной стоимости совокупности благ, входящих в бюджет потребителя; тем самым он поставил вопрос не только о возможности определения степени полезности благ (эта проблема неразрешима), но и о возможности сравнения относительных уровней потребительных ценностей различных благ. Тем самым функция полезности становится объективной характеристикой потребительных стоимостей, несмотря на то что Слуцкий не отвергал полностью традиционных представлений о чисто субъективной природе полезности благ; он даже писал, что современная ему  11 См. Е. Е. Слуцкий. К теории сбалансированного бюджета потребителя. «Экономико-математические методы», вып. 1, стр. 241—270.


188
Глава восьмая
теория ценности представляется как бы особым отделом психологии. Но в свете дальнейшей критики психологической теории Бем-Баверка его взгляды на природу потребительной стоимости представляются более объективными. Слуцкий убедительно показал, что утверждение Бем-Баверка об измеримости субъективной ценности покоится на полном непонимании того, что собой представляет ценность, и на непонимании задач математического анализа функции полезности 1.
Слуцкий не обсуждает вопроса о происхождении функции полезности, а исходит из нее. Его интересует поведение этой функции при изменении цен и доходов. Предполагается, что в основе поведения потребителей лежит определенная система предпочтения. При такой постановке вопроса анализ функции полезности сводится не к определению абсолютного значения функции или ее производных, а к анализу изменений поверхности ее уровня, ибо только движение уровней в том или ином направлении позволит учесть реальное экономическое содержание самой функции. В противном случае анализ ее становится фикцией, так как абсолютная величина полезности не поддается количественному измерению. Она может измеряться лишь относительно, через движение поверхностей уровня функции полезности. Численные значения самой функции не отражают не только качественных зависимостей, но и количественных соотношений.
В этом отношении, как видим, Слуцкий пошел значительно дальше не только Вальраса и Парето, но и Войтинского; последний не мог освободиться окончательно от предрассудка сторонников математической школы на Западе, будто решающее значение имеет определение абсолютной величины функции полезности. Даже когда Войтинский давал математическое выражение зависимости между бюджетом потребителя, ценами и полезностью товаров, он стремился к количественному выражению (измерению) этой полезности. Слуцкий отказался от этого порочного круга. Идея Слуцкого, положенная им в основу математического анализа проблемы потребительского спроса, представляется довольно простой: если некоторая функция U (х) есть функция полезности, или функция потребления, т. е. если ее значения возрастают при переходе к более предпочтительной структуре потребления х, то всякая произвольно взятая монотонно возрастающая функция U(x) = G[u(x)] тоже возрастает при переходе к более предпочтительной структуре потребления, т. е. тоже есть функция потребления. Слуцкий
1 	Eugen Slutsky. Zur Kritik des Bohm-Bawerk’schen Wertbegriffs und seiner Lehre von der Mepbarkeit des Wertes. «Schmoller’s Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschen Reiche», Jahrgang 51, 4 Heft, 1927, S. 53-66,


Общие экономические законы капитализма
Щ
сам не сделал такого вывода, но предложенный им способ определения параметров функции полезности через наблюдаемые величины вполне позволяет сделать этот вывод1.
Слуцкий исходил из того, что полезность какого-либо сочетания благ есть величина, которая обладает свойством принимать тем большие значения, чем в большей мере это сочетание оказывается предпочтительным для рассматриваемого индивида2. В соответствии с этим он выражал функцию полезности в следующей форме: U = Ф(Хи Х2, Х3,..., Хп), где Хи Х2, Х3,..., Хп — количества различных благ, потребленных субъектом за данный интервал времени, a U — полезность, полученная самим субъектом при посредстве данного сочетания благ; поэтому предельная полезность какого-либо блага щ выра-
ди
зится в форме первой частной производной , которая
всегда будет положительной.
При анализе бюджета потребителя Слуцкий исходит из следующих предпосылок: 1) предпосылка непрерывности как самой функции полезности, так и ее производных, по крайней мере двух первых порядков; 2) допущение, что тип функции полезности не претерпевает изменений в течение определенного промежутка времени; 3) допущение, что изменение полезности при переходе от одного сочетания благ к другому не
* 91  2  3и д2и
зависит от способа перехода, т. е. что ~~— =*—д-Произ-
ОХ^уХ 2 ОХ^ОХ^
водные второго порядка этой функции показывают зависимость предельной полезности данного блага как от количества его самого, так и от количества какого-либо другого блага.
Основное уравнение, из которого исходит Слуцкий в анализе стабильности потребительского бюджета, имеет следующий вид: р\Х\ + р2х2 + ... + рпхп = S, где S — доход какого- либо индивида; р\, р2,..., рп — цены на п благ, которые он купил; хи х2, ..хп — купленные им количества4. Для равновесия бюджета необходимо, чтобы функция полезности имела наибольшую величину при условии, выраженном в приведенном выше равенстве. Слуцкий выясняет и другие условия, при которых функция полезности достигает своего максимума, и пытается найти способы определения параметров этой функции.
1 См. В. А. Волконский. Об объективной математической характеристике народного потребления. «Экономико-математические методы», вып. 1, стр. 204.
2 См. Е. Е. Слуцкий. К теории сбалансированного бюджета потребителя. «Экономико-математические методы», вып. 1, стр. 243.
3 См. там же, стр. 244.
4 См. там же, стр. 245.


190
Глава восьмая
Математический аппарат Слуцкого был несколько громоздким, но его идея заключалась в том, чтобы найти производные объемов потребляемых благ по ценам и доходу. Задача своди-
дх дх-
лась к тому, чтобы определить и —■, где pi, ..., рп —
цены, а»? - средний доход потребителя. Тем самым достаточно полное описание поведения функции полезности, вернее, ее поверхностей уровня дают, согласно Слуцкому, уже ее первые и вторые производные, что дает при их эмпирическом определении через коэффициенты эластичности спроса возможность предсказывать с достаточно большой степенью приближения изменения самого спроса. С этой целью Слуцкий подробно анализирует поведение функции полезности при изменениях в индивидуальном спросе как функции дохода, зависимость спроса на какое-либо благо от его цены, зависимость спроса на одно благо от цены другого, рассматривает частный случай, когда предельная полезность каждого блага есть лишь функция этого блага и, наконец, специально рассматривает вопрос о возможности с помощью количественных данных, полученных из наблюдений, определения второй производной от функции полезности.
Осповпой вывод Слуцкого в анализе спроса можно изложить в следующей форме. Если через п обозначить количество продуктов, через хг — сумму спроса, через рт — цены (г = 1,...,/г), через М — величину дохода, то при данном направлении изменения цен (dps) для поддержания равновесия компенсирующее изменение дохода (dM) составит dM =
п
= 2 xsdps. В таком случае изменения в спросе для г-го про-
8=1
дукта составят
&хт — 5! dp
A 9PsPs
дхг
дМ
(дх.
dM = 21 (£г + х»7ы)аР»
дх,
В приведенном уравнении отчетливо выражены зависимо- сти колебаний в спросе для компенсирования изменений цены.
(дх дх \
-к-— + xs 3- ) в современной
экономет-
др. ' "* дра
рической литературе принято называть эффектом замещения (субституции) — важным экономическим показателем. По словам Аллена, «эти выражения были впервые установлены Слуцким и анализированы им в терминах функции полезности» 1  *.
1 R. G. D. Allen. The work of Eugen Slutsky. «Econometrica», vol. 18,
N 3, 1950, p. 210.


Общие экономические ааконы капитализма
191
В более компактной матричной форме идеи Слуцкого изложены в статье В. А. Волконского и А. А. Конюса 1. Они также подчеркивают важное значение идей Слуцкого о том, что производные от объемов потребляемых благ по ценам и доходу связаны с коэффициентами эластичности спроса, что позволяет определить параметры функции полезности эмпирически. Кроме того, они подчеркивают важное значение установленных Слуцким соотношений где
i, k= 1,..., п, — соотношений, которые в современной эконометрической литературе называют условиями интегрируемости или просто соотношениями Слуцкого. Эти соотношения вытекают из равенства смешанных производных функции полезности (щк = иК{). Выполнением этпх соотношений можно достичь эмпирической проверки самой функции полезности.
Таким образом, русскими экономистами-математиками были сделаны важные выводы о зависимости целого ряда экономических величин. Синтетический анализ Слуцкого был в этом отношении особенно показательным. Но это не означает, что им удалось подлинно научно решить хотя бы проблему цены или адекватно отразить все факторы, управляющие ее величиной. Разложение цены на составные элементы, как мы видели, не достигало цели, ибо оно не охватывало всей совокупности народнохозяйственных связей и покоилось на порочной догме Смита. То же самое следует сказать и о математическом анализе функции полезности в связи с движением цен и денежных доходов. Ни один из исследователей этой проблемы даже не поставил вопроса о существовании народнохозяйственной функции полезности, или, что то же самое, функции потребления. Это объясняется их непониманием того, что функция полезности в масштабе народного хозяйства может ставиться лишь для социалистической экономики, а не для товарно-капиталистического хозяйства, из которого они исходили в своих построениях.
Проблема цены возводилась русскими буржуазными экономистами в ранг основной проблемы политической экономии. Так, П. Струве, воюя против «метафизики» в политической экономии, заявлял, что эта наука должна просто описывать факты в том виде, как они выступают на поверхности экономической жизни. Поэтому главной, основной категорией экономической науки должна стать категория цены, данной как факт, как видимое явление. Всю свою «теорию» Струве именовал политической экономией, построенной на понятии цены.
1 См. В. А. Волконский и А. А. Конюс. Комментарий к работе Е. Е. Слуцкого «К теории сбалансированного бюджета потребителя». «Экономико-математические методы», вып. 1, стр. 271—276.


192
Глава восьмая
«Цена, — писал он, — и абстрактно есть основная экономическая (междухозяйственная) категория, и конкретно она есть основное данное, из которого строится вся экономическая действительность» К
Все экономические категории Струве делил на хозяйственные и междухозяйственные, с одной стороны, и на те, которые возникают «из социального неравенства находящихся во взаимодействии людей», — с другой. К первой группе категорий у него относились полезность, ценность (субъективная), труд, ко второй — заработная плата, прибыль, рента и другие «распределительные» категории. Смысл этой классификации состоял в настойчивом стремлении отделить от хозяйственноэкономических проблем вопросы, связанные с «социальным неравенством».
Выдвигая цену в качестве основной хозяйственной и между- хозяйственной категории, Струве настойчиво пытался сдать понятие стоимости в архив. «Ценность, — утверждал он, — как нечто отличное от цены, от нее независимое, ее определяющее есть фантом...»; категория объективной ценности есть лишь «метафизическое удвоение категории цены» 1 2. Стоимость, по его мнению, есть лишь норма, идеальное соотношение между благами и никакого отношения к реальным меновым актам не имеет. «Цена есть факт, — писал Струве. — Скажем так: цена есть понятие реального менового отношения между обмениваемыми благами, есть реализованное меновое отношение. Ценность есть норма. Скажем так: ценность есть понятие идеального, или должного соотношения между благами в процессе обмена» 3.
Полная несостоятельность этих утверждений Струве была раскрыта В. И. Лениным. Разоблачая версию Струве о том, что стоимость как «нечто независимое от цены» есть «фантом», В. И. Ленин показал, что нельзя противопоставлять цену стоимости, отрывать их друг от друга. «Цена, — писал В. И. Ленин,— есть проявление закона стоимости. Стоимость есть закон цен, т. е. обобщенное выражение явления цены. О «независимости» здесь говорить можно лишь для издевательства над наукой...» 4
В. И. Ленин показал вздорность утверждения Струве, будто стоимость (ценность) есть нечто идеальное, т. е. субъективное. В действительности стоимость есть устойчивое, прочное,
1 П. Струве. Хозяйство и цена. Критические исследования по теории и истории хозяйственной жизни, ч. И, вып. 1. М., 1916, стр. 70.
2 П. Струве. Хозяйство и цена, ч. I, стр. 96, 97.
8 Там же, стр. 88.
4 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 46.


Общие экономические ааконы капитализма
193
остающееся в бесконечных колебаниях цен. Цена есть нечто единичное и исчезающее, стоимость есть то, что образует внутреннюю основу цен. В этом своем качестве стоимость обладает не менее цены свойством реального бытия. При рассмотрении реальных меновых отношений, писал В. И. Ленин, мы «неизбежно поднимаемся от случайного и единичного к устойчивому и массовому, от цены к стоимости» 1.
Стоимость лишь проявляется в меновых актах, но не образуется в процессе обмена. Струве же, наоборот, пытался доказать, что стоимость (ценность) есть будто бы следствие цены; «никакой общей субстанции и никакого равенства, предсуще- ствующего обмену, — писал он, — нет и быть не может. Совершенно ясно, что с этой точки зрения ценность вовсе не управляет ценами. Образованию цен предшествуют в конечном счете только психические процессы оценки. Ценность же образуется из цен» 2.
Психические акты оценки, по словам Струве, реализуются в ценах, в отдельных меновых актах. Каждый случай цены составляет конкретное и вполне индивидуальное явление эмпирической действительности, которая и слагается из множества таких явлений. Из индивидуальных цен складываются так называемые типические ценности. Под этим понятием Струве имел в виду то, что буржуазные статистики называли субъективной средней. Такая средняя не составляет обработки ряда статистических чисел, как, например, арифметическая средняя; субъективная средняя — это средний, «нормальный» случай величины явления, как он представляется не одному, а многим наблюдателям. «Типическая ценность», поясняет Струве, это относительно наиболее частая, «нормальная» цена, которая «запечатлевается в уме наблюдателя как опытный факт»; она «производится» не с точки зрения потребностей, вкусов, интересов, мнений одного субъекта, а с точки зрения общего мнения; такая оценка, заявлял Струве, должна выражать «всеобщую оценку», а потому она есть «не субъективное суждение, а объективная экспертиза» 3.
Это «дополнение» Струве в психологическую теорию ценности отражало общую тенденцию буржуазных экономистов XX в. в разных странах. Критика односторонности принципа «гедонизма», базирующегося на психологии единичного субъекта, стала своего рода модой.
В этом направлении особенно интенсивно работали русские буржуазные экономисты. Откровенный субъективизм австрий¬
1 В. И. Ленин. Еще одно уничтожение социализма. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 47.
2 П. Струве. Хозяйство и цена, ч. I, стр. 91.
3 Там же, стр. 94.
7 История русской экономической мысли, т. III, ч. I


194
Глава восьмая
ской школы они стремились прикрыть махистским толкованием объективности как якобы «общезначимости», т. е. посредством замены психологии одного субъекта психологией «коллективного опыта» — определенной совокупности людей. Восторгаясь категорией «типическая ценность», буржуазные экономисты объявили ее «объективной» категорией ценности, базирующейся на принципах психологического субъективизма х. Этим они хотели доказать якобы возможность объективного анализа в рамках субъективного направления в политической экономии.
Субъективная ценность благ составляет основу той «лестницы» экономических понятий, которую Струве возводил на базисе цены. Сам Струве заявлял, что в основе его построений лежит «последовательно проводимый психологический функционализм в отличие от материалистического субстанциона- лизма» 1 2. Основная линия признаваемой Струве функционально-психологической связи между категориями заключалась в противопоставлении «лестнице понятий»: «услуга — вещь — доход — капитал» другой лестницы, в основании которой лежат категории «потребление — приобретение». Все виды деятельности, по словам Струве, исчерпываются этими категориями, опосредствуемыми через реализацию ценностных разностей. «Основной функцией хозяйственных благ, — писал он, — является их потребляемость, сообщающая им в условиях ограниченного количества благ ценность и превращающая их в цены» 3. Всякая ценность блага есть в конце концов субъективная ценность потребления для тех лиц, которые нуждаются в этом благе и его спрашивают. Вслед за теоретиками австрийской школы Струве утверждал, что ценность средств производства определяется ценностью предметов потребления.
В оценке капитальных благ Струве, присоединившись к вульгарной теории «лажа», согласно которой разрыв во времени (лаг) обусловливает различную оценку настоящих и будущих благ, видоизменил ее. По его словам, капиталы, идущие в работу, всегда оцениваются не по их настоящей, а по будущей ценности. По целому ряду мотивов будущие блага оцениваются выше, чем блага настоящие. Идея «лажа» на настоящие блага, утверждал Струве, есть идея вознаграждения за воздержание, применяемая в тех случаях, когда хозяйствующий субъект отказывается от немедленного потребления благ
1 См. А. А. Мануйлов. Вопросы экономической теории в новой книге П. Б. Струве. «Вестник Европы» № 10, 1913, стр. 338.
2 П. Струве. Проблема капитала в системе политической экономии, построенной на понятии цепы. «Известия Российской Академии наук» № 16, серия VI, 15 ноября 1917 г., стр. 1403.
3 Там же.


Общие экономические законы капитализма
195
в пользу их позднейшего или отсроченного потребления. Концепция «лажа» поэтому для Струве имеет смысл при объяснении психологии сбережения, когда происходит выбор между двумя возможностями: возможностью немедленно потребить благо или отсрочить его потребление. Но именно психология сбережения, писал Струве, и обусловливает более высокую оценку не настоящих, а будущих благ1.
На таких же вульгарно-апологетических позициях в теории ценности и капитала стояли и другие буржуазные экономисты. Так, А. Мануйлов, который вначале выступал с защитой трудовой теории стоимости, затем целиком перешел на позиции субъективной школы. Политическая экономия, по словам Мануйлова, имеет дело лишь с теми оценками, которые люди используют в процессе хозяйственной деятельности; эти оценки суть явления психические и совершаются лишь в сознании человека. Мануйлов различал индивидуальные и «социальные» оценки, определяя последние как результат «психического общения людей, живущих в обществе», как «равнодействующую психических сил, столкнувшихся при торге»2. Эти «социальные оценки» Мануйлова по существу ничем не отличались ни от «социальной меновой ценности» Залесского, ни от «типической ценности» Струве; все эти категории были направлены на то, чтобы устранить само понятие субстанции стоимости.
Своеобразный синтез вульгарных теорий стоимости пытался дать Н. Н. Шапошников. Он соединял вместе вульгарную теорию издержек производства, теорию спроса и предложения, теорию предельной полезности 3  *. Под ценностью товаров Шапошников понимал их меновую силу, а задачу теории ценности сводил к определению тех пропорций, которые устанавливаются между благами в процессе обмена; категория стоимости превращалась у него в категорию рыночных отношений и сводилась, как и у Струве, к цене, которая рассматривалась как результат субъективных интересов покупателей и продавцов.
Подобные позиции были доминирующими в буржуазной литературе. Сторонники же трудовой теории стоимости (А. А. Исаев, Н. А. Каблуков) тоже пытались свести определение стоимости к субъективным моментам, употребляя такие
1 См. П. Струве. Проблема капитала в системе политической экономии, построенной на понятии цены. «Известия Российской Академии наук» № 16, серия VI, 15 ноября 1917 г., стр. 1411—1412.
2 А. Мануйлов. Пособие к лекциям по политической экономии,
вып. I. М., 1907, стр. 4.
19128 ^ ^ Шапошников, Теория ценности и распределения. Мм
7*


196
Глава восьмая
понятия, как «усилия», «жертвы», вместо ясного и определенного понятия затрат труда. Это объясняется влиянием субъективной школы, которая господствовала в теориях ценности и капитала.
Теории распределения. Заработная плата и прибыль
В трактовке вопросов политической экономии русские буржуазные экономисты, как и вульгарные экономисты на Западе, отдельные моменты капиталистического способа производства — производство, распределение, обмен и потребление — рассматривали изолированно друг от друга, вне их внутренней связи. Этот антинаучный подход отражался и в структуре курсов буржуазных экономистов, в которых в хаотическом беспорядке рассматривались самые различные проблемы экономической теории.
В эпоху империализма перестройка курсов по политической экономии шла по линии все большего отхода от элементов материализма и перехода на позиции субъективной школы. В теории цены и ценности получает полные права гражданства теория предельной полезности, в учении о капитале — теория «лажа», в учении о распределении — фикция «предельного рабочего», введенная американским экономистом Д. Кларком. Но вместе с тем русские буржуазные экономисты не копировали слепо западные теории, а пытались внести в них те или иные видоизменения.
С программой «коренного обновления» политической экономии на основе «эмпиризма» еще в начале XX в. выступил П. Струве. Позднее Струве еще дальше продвинул свою «программу», с тем чтобы окончательно очистить политическую экономию от «фантомов» — законов и закономерностей. Стремясь изгнать всякие следы материализма из политической экономии, Струве даже само понятие «производство» рекомендовал выбросить из политической экономии. Он заявлял, что «единое экономическое понятие «производство» — фантом, за которым напрасно гонялась и гоняется экономическая наука» К Он имел в виду не те ошибочные толкования производства, которые имелись в работах буржуазных экономистов, а само понятие производства вообще.
На место категории «производство» Струве выдвинул особое понятие — «приобретение», связывая последнее с процессом оценки и понятием «ценность». «То, что мы называем производством, — писал Струве, — есть лишь особая форма или  11 	П. Струве. Хозяйство и цена, вып. 1, ч. II, стр. 22.


Общие экономические законы капитализма
197
метода «приобретения», или реализации положительных ценностных разностей»Причем «приобретение» он объявил «верховным экономическим понятием». В рассуждениях Струве материальный процесс производства вообще исчезал из поля зрения политической экономии. Категории общественного производства он заменил категориями бухгалтерии. Даже термин «производительность» казался Струве слишком материалистическим, и он отождествил его с понятием «рентабельность».
Отрицая основные категории политической экономии и сводя ее к проблеме цены, Струве выбрасывал за борт не только проблему производства, но и проблему распределения. Центральное место он отводил проблеме «дифференциального ценностного вменения», понимая под этим отнесение долей продукта, выраженных в ценах, на счет тех или иных «факторов производства». Проблема «вменения» ценностей, выдвинутая ранее теоретиками австрийской школы, сводилась им к проблеме калькуляции 1 2.
В концепции Струве проблема распределения доходов в капиталистическом обществе вовсе исчезла. Само представление о распределении он объявил метафизической фикцией. «Процесс сложения доходов, — писал Струве, — не есть распределение, а есть процесс образования цен, и доходы суть не доли заранее данного целого, а суть образующиеся из цен денежные величины, суммирование которых составляет то, что называется общественным продуктом или общественным доходом» 3. Все виды доходов с этой точки зрения образуются в результате реализации «положительных ценностных разностей».
С особенной яростью Струве выступил против научного положения о связи распределения с классовой структурой общества. Ставя действительность на голову, само понятие социального класса он объявил производным от понятия дохода: «Доход определяет класс, а не класс определяет доход. Рабочий класс есть совокупность получателей заработной платы как определенно понимаемого вида дохода. Не заработная плата характеризуется или определяется общественным делением, а общественное деление, рабочий класс определяются видом общественного дохода»4. В его системе политической экономии, построенной на понятии цены, совершенно исчезает проблема классовой структуры общества, проблема взаимоотношений между классами при капитализме.
1 П. Струве. Хозяйство и цена, вып. 1, ч. И, стр. 28—29.
2 См. там же, стр. 53.
3 Там же, стр. 56.
4 Там же, стр. 60.


198
Глава восьмая
Проблема распределения, являясь проблемой образования доходов из цен, есть, по словам Струве, идиографическая проблема, а не номографическая, она — вопрос факта и подлежит лишь описанию, давая место только эмпирическим обобщениям. Ни из каких отвлеченных положений не может быть выведен ни абсолютный размер, ни определенное соотношение целых групп доходов; нет никакой необходимости в том, писал Струве, чтобы заработная плата устанавливалась на определенном уровне; еще более это явствует из отношений к ренте и прибыли. Все они, согласно Струве, реализуются и получают бытие лишь в результате определенного соотношения цен.
Струве категорически отрицал всякую связь между доходами и структурой затрат на производство продукции. Все различие между категориями доходов он видел в том, что одни из них сводятся «к прямой реализации цен» («прямые доходы»), а другие «образуются путем реализации ценностных разностей» («косвенные доходы»). Группируя доходы по «феноменологическому признаку», т. е. по признаку их отношения к «феномену цены», к первой группе доходов он относил заработную плату и так называемые указные платы (указное жалованье), а ко второй — прибыль, обозначенную термином «предпринимательская рента». В качестве третьей группы доходов Струве выделяет «производные доходы», к которым относил «процент на капитал» и «владельческую ренту» 1. Струве выдвигал и другую классификацию доходов — «по их количественному отношению с потребительными тратами».
Отрицание наличия объективных законов, управляющих величиной доходов в капиталистическом обществе, провозглашение полного произвола в сфере распределения служило у Струве открытой апологии капитала. Рассуждая о прибыли, он писал: «Вопрос о том, откуда получается предпринимательская рента или так называемая прибыль, вопрос, породивший огромную литературу и бесконечные хитроумные споры, может быть, с точки зрения прямого наблюдения над фактами, регистрируемыми бухгалтерией, решен только в одном смысле: прибыль получается благодаря правильному учету и успешной реализации цен предпринимателем...» 2
Проблему распределения сводили к проблеме образования цен также А. Д. Билимович, Н. Н. Шапошников и ряд других буржуазных экономистов. Такое сведение было характерно и для зарубежных экономистов. Например, Г. Кассель прямо утверждал, что не существует никакой особой проблемы рас-  * 31 	П. Струве. Хозяйство и цена, вып, 1, ч, II, стр. 91,
3 TW же, стр, 92—Q3t


Общие экономические законы капитализма
199
иределения, а то, что называется ею, есть только одна сторона общей проблемы образования цены.
В западноевропейской литературе в первое десятилетие XX в. в вопросах распределения господствующее положение занимала «теория производительности» Д. Б. Кларка. Сторонники этой теории имелись и в России, например профессор Н. Н. Шапошников 1. Согласно этой теории, каждый доход представляет собой цену услуг, обусловленную естественными законами, а потому, например, заработная плата определяется предельной производительностью труда, которая совпадает с эффективной производительностью так называемого предельного рабочего.
Теория Д. Б. Кларка использовалась буржуазными экономистами и социалистами-реформистами для борьбы против марксистской теории заработной платы. Но она не считалась достаточно эффективной, так как регулирование, например, величины заработной платы ставилось в зависимость от «естественных» факторов. Кроме того, теория Д. Б. Кларка давала ограниченную возможность фальсификации статистического материала для «опровержения» марксистской теории обнищания рабочего класса. Предпринятая американским экономистом Л. Муром попытка экспериментального подтверждения теории Д. Б. Кларка не увенчалась успехом в силу невозможности проверить «предельную производительность» на основе статистического материала, и Л. Муру пришлось ограничиваться косвенными данными. Убедительную критику этой попытки Л. Мура дал русский экономист С. И. Солнцев 2  *.
Однако следует отметить, что не все буржуазные эконо^ мисты стояли на этой позиции. В XX в. широкое распространение получила и так называемая социальная теория распределения, возникшая в противовес учению марксизма о классовых противоречиях в капиталистическом обществе. Создателем «социальной теории распределения» был Туган-Барановский. Сторонники этой теории, наоборот, противопоставляли проблему распределения проблеме меновой ценности.
М. И. Туган-Барановский построил теорию распределения, независимую от цен и ценности. Истинная теория распределения национального дохода, писал он еще в 1905 г., не может быть следствием какой бы то ни было теории ценности3.
1 См. Н. Шапошников. Теория ценности и распределения. М., 1912.
“ См. С. Солнцев. Профессор Мур о законах заработной платы. «Новые идеи в экономике». Сборник 1: «Учение о распределении обществен¬
ного дохода». СПб., 1913, стр. 41—69.
а См. М. И. Туган-Барановский. Теоретические основы марксизма.
СПб., 1905, стр. 138.


200
Глава восьмая
Теория ценности и цены и теория распределения, но его словам, методологически несоединимы и должны исследоваться «совершенно различными логическими методами» 1. Чтобы понять явления цен и установить законы образования цен, писал Туган-Барановский, приходится применять «индивидуалистическую» точку зрения, поскольку цены, по его мнению, покоятся на индивидуальных оценках и единственно возможный исходный пункт их научной теории может быть только в анализе психических процессов. Напротив, в анализе проблемы распределения, основной задачей которого является выяснение взаимосвязи между различными категориями доходов, индивидуалистическая точка зрения неприменима. Связь различных видов дохода, заявлял он, не покоится на индивидуальных оценках; распределение представляет собой социальный феномен, предполагающий «совместное действие многочисленных социальных групп» 2.
«Социальную точку зрения» Туган-Барановский не ограничивал проблемой распределения. Меновую стоимость он относил к особой сфере «социальных отношений», где значительную роль играют не только трудовые затраты, но и «все многообразные отношения власти и зависимости, которым подчиняется меновой акт» 3. При рассмотрении категории рыночной цены он заявлял, что она «подобно праву и нравам» есть «коллективный результат частью бессознательных социальных процессов» 4.
Социальная природа обмена и «феноменов» распределения, согласно теории Туган-Барановского, принципиально отличны. В обмене, писал он, могут сталкиваться индивидуумы, не обязательно принадлежащие к различным социальным группам, а в актах распределения сталкиваются представители различных социальных интересов и классов. Распределение изображалось Туган-Барановским в виде борьбы различных социальных групп за «дележ» общественного продукта. Размер доли, приходящейся тому или иному классу, определяется с этой точки зрения общим количеством произведенных благ и «социальной силой» данного общественного класса. Отношения производства не оказывают определяющего влияния на характер распределения. Роль производства сводится лишь к приращению массы подлежащей разделу продукции, а потому все классы, участвующие в производстве, оказываются одинаково
1 М. И. Туган-Барановский. Социальная теория распределения. Пг., 1913, стр. 13.
2 Там же.
3 М. И. Туган-Барановский. Основы политической экономии. СПб., 1909, стр. 63.
4 Там же, стр. 224.


Общие экономические законы капитализма
201
заинтересованными в увеличении производительности труда, поскольку от нее зависит и размер доли, приходящейся каждому классу. Несмотря на внешнее подчеркивание антагонизма между классами в области распределения, введение фактора производительности труда служит в этой теории распределения основой для протаскивания идеи «гармонии» социальных интересов.
Наиболее «чистой» распределительной категорией является, по словам Туган-Барановского, категория заработной платы. Величина ее регулируется, с одной стороны, производительностью труда, а с другой — социальной силой рабочего класса. Рост социальной силы рабочих Туган-Барановский вслед за Л. Брентано, В. Зомбартом и ревизионистами типа Э. Бернштейна усматривал в росте профсоюзов, в улучшении фабричного законодательства и т. п. Таким образом, величина заработной платы как доли рабочих в совокупном общественном продукте ставилась в зависимость от своеобразных «монополий» рабочего класса, под которыми имелись в виду рабочие организации. Правда, сам Туган-Барановский не применял термина «монополии», хотя он и употреблялся многими реформистами начала XX в.
Как справедливо отмечал И. Г. Блюмин \ все современные буржуазные теории заработной платы по своему существу приближаются к «социальной теории распределения» М. И. Туган-Барановского, представляя собой ухудшенный вариант ее. Новшество, которое внесли современные буржуазные экономисты, состоит в трактовке взаимоотношений между рабочими и капиталистами как своеобразной двусторонней монополии. Избегая пазывать союзы капиталистов монополиями, они ввели для этой цели понятие «олигополии»; рабочие союзы и организации они охотно называют монополиями. Уровень заработной платы с этой точки зрения есть результат столкновения двух монополий — капиталистов и рабочих.
«Социальная теория распределения» в своих основных чертах служит отправным пунктом анализа у многих современных буржуазных авторов, занимающихся вопросами заработной платы, прибыли, ренты и других форм дохода.
После перевода на немецкий язык брошюры Туган-Барановского «Социальная теория распределения» на нее обратили внимание зарубежные экономисты, которые считаются пионерами в разработке современной теории распределения, в частности Шумпетер. Правда, Шумпетер вначале выступил с критикой этой теории, защищая основные положения теории
1 См. предисловие И. Г. Блюмина к книге Э. Жамса «История эко¬
номической мысли XX века», стр.,14.


202
Глава восьмая
Д. Б. Кларка. Но Туган-Барановский и не отрицал всей «теории производительности» Кларка, а потому их последователи встали на путь соединения идей Кларка с основами «социальной теории распределения» Туган-Барановского.
Так, например, английский экономист Роув в своей книге «Практика и теория заработной платы» (1928) 1 воспроизводит «социальную теорию распределения» Туган-Барановского. Он утверждает, что величина заработной платы регулируется силой рабочего класса при коллективных договорах, но при условии, что количество продукции будет возрастать. Некоторые модификации этой теории посредством введения понятия двусторонней монополии внесли Морис Добб и Цотен. Но главная идея «социальной теории распределения» М. И. Туган- Барановского о соотношении сил рабочих и капиталистов как основном факторе, регулирующем величину заработной платы, охотно поддерживается всеми признанными авторитетами в области современной буржуазной теории распределения, например Д. Р. Хиксом в его книге «Теория заработной платы» (1932) 1 2, выдержавшей много изданий.
Некоторые достижения в области разработки вспомогательного аппарата при анализе спроса и предложения на труд, а также при более общей постановке проблем ценообразования в условиях господства монополий не могут скрыть порочности «социальной теории распределения», в том числе в ее современной, часто строго математической форме.
«Социальную теорию распределения» в России наряду с Туган-Барановским развивали также С. И. Солнцев и В. С. Вой- тинский 3.
В отличие от Туган-Барановского Солнцев не ограничивался указанием на наличие классов как основу для построения социальной теории распределения, но отмечал также и наличие классовой борьбы как общей предпосылки этой теории. Он называл свою теорию долевой, основоположниками которой, по его словам, являются Рикардо, Родбертус и К. Маркс. В качестве основной теоретической предпосылки Солнцев берет «предпосылку абстракции раздела общественного дохода» на две основные доли — капиталистов и рабочих. Основное внимание он уделял вопросу о доле рабочих в общественном доходе, который, по его словам, «раскрывает возможность дать чисто экономическую основу явлениям социального распределения» 4.
1 D. Rowe. Wages in Practice and Theorie. London, 1928.
2 J. R. Hicks. The Theorie of Wages. Macmillan, 1932.
3 См. С. И. Солнцев. Заработная плата как проблема распределения. СПб., 1911; В. С. Войтинский. Заработная плата. СПб., 1910,
4 Там же, стр. 24,


Общие экономические ваконы капитализма
203
Социальный характер проблемы распределения, утверждал Солнцев, «не препятствует ей оставаться экономической проблемой sui generis и приводит к установлению экономических законов социального распределения» К При этом, писал он, «мы имеем дело с абстрактными законами высокой важности и значения», что в равной мере относится как к статическому, так и динамическому решению проблемы. Это замечание было направлено против утверждений Струве, будто проблема распределения вообще не может ставиться в динамическом плане, т. е. что вообще нельзя сделать никаких выводов относительно динамики общественных доходов.
Следует отметить, что в работе Солнцева содержались ценные наблюдения о динамике доходов в капиталистических странах. Постулируя так называемый закон обратной зависимости между прибылью и заработной платой, он на основании статистических данных установил тенденцию доли рабочего класса к снижению, что соответствует марксистскому учению об относительном обнищании рабочего класса при капитализме. Солнцев не сделал всех выводов, вытекавших из рассмотренных им данных, и отрицал закон абсолютного обнищания рабочего класса. Но построенные им кривые распределения доходов на основе закона Лоренца показывали факт все большего разрыва между долей рабочего класса и долей капиталистов.
Выводы Солнцева не признавались большинством русских буржуазных экономистов. Против «закона обратной зависимости» выступил В. К. Дмитриев. Он решительно возражал против включения проблем распределения в область абстрактной теоретической экономии и поддерживал тезис Струве о невозможности построения не только динамической, но и статической теории распределения 1 2.
В рецензии на книгу Туган-Барановского «Основы политической экономии» Дмитриев писал, что, по его глубокому убеждению, «включение социального момента в систему современной абстрактно-дедуктивной теоретической экономии принципиально (по методологическим основаниям) невозможно». Изучение влияния социального фактора на явления народнохозяйственной жизни, по его словам, «может и должно составлять предмет индуктивной социологии, имеющей своей задачей установление эмпирических законов общественных явлений» 3.
1 С. И. Солнцев. Заработная плата как проблема распределения, стр. 32.
- См. В. Дмитриев. Новый опыт «решения» проблемы распределения. «Русская мысль» № 3, 1912, стр. 9—14.
3 	В. Дмитриев. Новый русский трактат по теории политической экономии. «Русская мысль» № И, 1909, стр. 109—110.


204
Глава восьмая
В вопросе о факторах, регулирующих высоту доходов, в частности величину заработной платы, Дмитриев считал правильным утверждение Кларка, что предприниматели будто бы оплачивают последнего, «предельного» рабочего в размере, равном его выработке. «Ведь общий доход (чистый) от предприятия от этого не уменьшится, — писал Дмитриев, — так как он зависит от разницы между выработкой и заработной платой (в общей единице ценности) прочих, «непредельных» рабочих» *. Таким образом, Дмитриев поддерживал вульгарно-апологетическую теорию «предельной производительности» Д. Б. Кларка.
Все другие буржуазные теории распределения, имевшие место в царской России XX в., представляли собой конгломерат из идей «теории производительности» Кларка и «социальной теории распределения» Туган-Барановского.
Теории циклов и кризисов
В русской экономической литературе обсуждение проблем, связанных с кризисами перепроизводства, началось еще во второй половине XIX в. и широкий размах приобрело в конце XIX в. в ходе дискуссии о судьбах капитализма в России. В буржуазной литературе эти проблемы особенно остро встали в связи с кризисом 1900—1903 гг.
Основная тенденция в освещении проблемы капиталистических циклов и кризисов в буржуазной литературе России сложилась под влиянием работ М. И. Туган-Барановского. Его книга «Промышленные кризисы в Англии», опубликованная еще в 1894 г., неоднократно переиздавалась в России. В 1901 г. она была переведена на немецкий язык, а в 1913 г. — на французский. Выдвинутые в ней идеи постепенно стали господствующими в буржуазной экономической мысли.
В русской буржуазной литературе была и другая линия обсуждения проблем экономических кризисов. Наиболее яркими представителями этого направления в вопросах теории кризисов были А. А. Исаев, С. А. Первушин, В. А. Косинский, в значительной мере разделявшие народнические представления о колебаниях «внеземледельческой промышленности» 1 2. Основные причины неустойчивости экономики они усматривали в неуро¬
1 В. Дмитриев. Новый русский трактат по теории политической экономии. «Русская мысль» № 11, 1909, стр. ИЗ.
2 А. А. Исаев. Где лежат главные причины хозяйственных кризисов? «Вестник Европы», кн. 10, 1888; его же. Кризисы в народном хозяйстве. СПб., 1913; С. А. Первушин. Периодические колебания сельскохозяйственной и городской внеземледельческой промышленности. Ярославль, 1913; его же. Теория кризисов М. И. Туган-Барановского. «Юридический вестник», кн. VI (II), 1914, и др.


Общие экономические ааконы капитализма
205
жаях либо в недопотреблении народных масс. Так, А. А. Исаев главной причиной кризисов считал «непараллельное движение производительности труда и распределения общественного дохода» 1. По его словам, происхождение кризисов наилучшим образом объясняет теория недопотребления Сисмонди2. Бедность народа рассматривалась им как главная причина экономических кризисов при капитализме. Маркс и Энгельс, утверждал Исаев, якобы не прибавили ничего нового к учению Сисмонди и Родбертуса о кризисах.
Утверждение, что Маркс и Энгельс в вопросах теории кризисов якобы примыкали к ошибочным взглядам Сисмонди, весьма широко распространенное и в современной буржуазной литературе, представляет собой грубейшее искажение экономического учения К. Маркса. Как известно, теорию «недопотребления» весьма обстоятельно опроверг Ф. Энгельс в «Анти- Дюринге». Теорию Маркса — Энгельса, усматривающую коренную причину кризисов перепроизводства в основном противоречии капитализма — между общественным характером процесса производства и частнокапиталистическим присвоением, нельзя отождествлять с теориями, утверждающими, что коренной причиной кризисов является недостаточное потребление народных масс.
Убедительную критику теории «недопотребления» дал и Туган-Барановский; он писал, что история кризисов противоречит этой доктрине, что если принять эту теорию, то процветание, следующее за депрессией, становится абсолютно непостижимым; если экономическая действительность соответствовала бы этой теории, то бедность народа исключала бы всякую возможность расширения промышленности. Сисмонди, отмечал Туган-Барановский, пытался объяснить безработицу и депрессию, но не представил никакого объяснения капиталистического цикла.
В зарубежной буржуазной литературе до работ Туган- Барановского многие идеи, предвосхищавшие его теорию, были высказаны Жугляром, который рассматривал кризисы как явления дефляции. Жугляр указывал, что после периода расширения кредита, сопровождающегося ростом цен и искусственным увеличением объема рынка, происходит ограничение кредитов, повышается процентная ставка и т. п. Рассматривая движение кредитной системы в виде понижающихся и повышающихся волн, он первым в буржуазной литературе подходил к понятию капиталистического цикла.
1 А. А. Исаев. Начала политической экономии, стр. 710.
2 См. А. Исаев. Кризисы в народном хозяйстве, стр. 91—92.


206
Глава восьмая
Ограниченность теории Жугляра подчеркивал Туган-Бара- новский. Жугляр, по его словам, показал, что денежные затруднения, предвещающие приближение кризиса, суть явления производные, связанные с изменением цен; но у него нет удовлетворительного объяснения фактора, который провозглашается причиной кризисов, — фактора колебаний цен. Вместе с тем именно Жугляр первым в буржуазной литературе старался свести проблему не к кризисам, а к проблеме смены последовательных фаз циклического движения.
Теория Туган-Барановского представляла собой новый этап в развитии буржуазной теории экономических циклов и кризисов. По словам американского экономиста Элвина Хансена, эта теория знаменует собой резкий разрыв с прошлым. Лживо утверждая, что К. Маркс и Ф. Энгельс будто бы «не создали какой-либо особой теории кризисов», Туган-Баранов- ский посеял иллюзию, что его теория и есть вершина экономической науки по вопросам экономических циклов и кризисов, хотя на самом деле никакого переворота в научной теории он не совершал.
Туган-Барановский является основателем современной вульгарной инвестиционной теории экономических циклов, далекой от подлинно научного объяснения капиталистических кризисов. Хотя сама по себе эта теория циклов является в известном смысле комплексной, ее стержнем служит теория «сбережения — инвестиции», т. е. в ней учитывается не только роль кредитно-банковской системы, но и факторы «экономической активности» в различных сферах процесса воспроизводства, в том числе и в области производства.
Туган-Барановский потому и считается создателем современной инвестиционной теории циклов, что он, критикуя ограниченность существовавших до него различных теорий рынка и кризисов, объяснявших кризисы нарушениями либо в сфере денежного и кредитного обращения (теория Сэя), либо в области потребления (теория «недопотребления» Сисмонди и русских народников), либо нарушениями в области производства и т. д., дал синтетическое истолкование этих процессов. За основу он взял идею о связи промышленных колебаний с периодическим созданием нового основного капитала. Именно за использование этой идеи и расхваливает Туган-Барановского современный американский экономист Э. Хансен 1.
В советской литературе уже отмечалось, что Туган-Бара- иовский не является первооткрывателем тесной связи между периодическим характером капиталистического производства и
1 	См. Э. Хансен. Экономические циклы и национальный доход. М., 1959, стр. 301.


Общие экономические законы капитализма
207
процессом обновления основного капитала. Эту идею Туган- Барановский заимствовал у К. Маркса, подвергнув ее вульгаризации, затушевывая, например, внутренние противоречия капиталистического производства в процессе обновления основного капитала, отрицая противоречие между производством и потреблением, между капиталистической формой производства и частнокапиталистическим присвоением.
Именно К. Маркс впервые показал, что в цикле взаимосвязанных оборотов капитала, охватывающих ряд лет, в течение которых капитал закреплен основной своей частью, в силу удлинения жизни промышленного капитала возникает необходимость его постоянного возмещения, что и образует материальную основу периодичности колебаний; причем в ходе цикла промышленная жизнь последовательно переживает периоды ослабления, среднего оживления, стремительного размаха и, наконец, кризиса. Кризис всегда образует исходный пункт для новых вложений капитала, создавая тем самым материальную основу нового цикла оборотов; он является начальным и конечным пунктом всего процесса. Основой циклического характера капиталистического воспроизводства являются, таким образом, внутренние противоречия этого воспроизводства, приводящие к кризису.
Заимствуя этот важный момент теории Маркса, Туган- Барановский подверг ее извращениям, утверждая, в частности, что у Маркса якобы нет вообще теории кризисов, а есть лишь теория рынка, примыкающая к ошибочным взглядам Сисмон- ди1. Эта версия является господствующей и в современной буржуазной литературе 2.
Теория Туган-Барановского дает извращенное представление о внутреннем механизме капиталистического воспроизводства, приводящем к периодическим кризисам. Он заложил основы господствующей в современной буржуазной литературе тенденции подменить теорию кризисов теорией экономических колебаний, своеобразной «теорией ритма» экономического движения, движения «экономических активностей». До него в зарубежной литературе аналогичное стремление характеризует теорию В. Зомбарта, который подменил теорию периодических кризисов теорией конъюнктуры, исключающей кризис в качестве необходимой фазы капиталистического цикла и представляющей процесс экономического движения в виде повышающихся и понижающихся волн. Но Зомбарт не поставил вопроса о характере механизма смены периодов понижательного и повышательного движения, и его теория волн не оказала поэтому
1 См. М. И. Туган-Барановский. Основы политической экономии,
стр. 500. Сноска.
8 См. Э. Жамс. История экономической мысли XX века, стр. 169,


208
Глава восьмая
такого влияния, как теория Туган-Барановского. Влияние Зомбарта ограничилось признанием со стороны последующих теоретиков экономических колебаний такого подчеркивавшегося В. Зомбартом фактора «экономической активности», как «дух предпринимательства».
Туган-Барановский поставил проблему выяснения механизма колебательных процессов на более синтетическую основу. Рассматривая историю промышленных кризисов в Англии, он дал подробное описание процессов, сопровождающих различные по своему характеру волнообразные движения английской промышленности. Он не только учитывал различные отдельные моменты — плавные и резкие колебания в расширении или падении капиталистического кредита (на что обращал главное внимание Жутляр), движение учетной ставки процента, изменение промышленного цикла в зависимости от прилива или отлива денежного материала, но и обратил внимание на общую функциональную взаимозависимость между этими разными моментами, а также между ними и колебаниями в сфере промышленного производства и накопления.
Описание различных сфер, затрагиваемых экономическими колебаниями, позволило Туган-Барановскому во многом предвосхитить кейнсианскую теорию циклов, которая, как известно, опирается на учет многих факторов «экономической активности».
Не ограничиваясь перечислением факторов «экономической активности» (движение цен на средства производства и на предметы потребления, покупательная сила денег, запасы банковских ресурсов, движение ставки процента и т. д.), Туган- Барановский попытался дать представление об общем характере циклических колебаний, обратив внимание на тесную связь между изменением цен на средства производства (капитальные блага, по терминологии современных кейнсианцев) и общим движением аккумулятивного процесса — процесса изменения высвобождающегося капитала в денежной форме, либо идущего на увеличение инвестиций, либо образующего фонд сбережения. Он предвосхитил основную идею кейнсианской теории циклов — идею «сбережения — инвестиции» как главную внутреннюю пружину всего механизма движения «экономических активностей». В «системе» Туган-Барановского накопление ссудного капитала представлено в виде накопления пара в цилиндре: когда оно достигает известной высоты, ссудный капитал выталкивается в сферу действующего капитала; когда же он истощается, промышленность снова возвращается к своему исходному пункту.
Туган-Барановский первым сформулировал основной закон, лежащий в основе инвестиционной теории циклов: фазы про-


209
Общие экономические законы капитализма
мышленного цикла определяются законами инвестирования. Если выразить теорию Туган-Барановского в терминах кейнсианской школы, она примет следующий вид: расширение инвестиций, главным образом в отраслях, производящих «капитальные блага», образует первопричину последующего «возмущающего» движения всех элементов экономической активности, основу так называемого мультипликационного процесса, состоящего во взаимосвязанном росте всех производств и в увеличении общей суммы доходов «со множителем», заключенным опять-таки в чистом приращении инвестиций. Этот же процесс может стать и причиной понижательных движений экономической активности в силу ограниченности инвестиционных возможностей.
Согласно теории Туган-Барановского, исчерпание инвестиционных возможностей создается прежде всего условиями применения ссудного капитала, ограниченностью банковских ресурсов и, самое главное, непропорциональностью в размещении свободных денежных капиталов между различными сферами приложения капитала. Диспропорциональность объявлялась Туган-Барановским главной причиной экономических кризисов, связанной с внутренней природой капиталистического хозяйства как хозяйства анархического. Указание на анархическую природу капитализма еще не делает теорию Туган-Барановского марксистской, как это утверждает Э. Жамс, а, напротив, ставит его еще ближе к современным буржуазным теоретикам экономических колебаний, усматривающим в них хроническое свойство капиталистической системы.
Нарушение ритма экономической активности, приводящее к кризису, вытекает, по словам Туган-Барановского, из отсутствия параллелизма на рынках разных сфер в период бурного процветания экономики, несовпадения между сбережением и инвестированием, из диспропорциональности в движении цен на капитальные блага и потребительские товары, неодинаковости ритма производства средств производства и предметов потребления, из неравномерности в стимулировании инвестиций в эти отрасли и соответственно цен на них, что позднее получило название принципа акселерации (ускорения), создаваемого более быстрым ростом цен на капитальные блага.
Таким образом, в теории Туган-Барановского в зачаточной форме обнаруживаются почти все элементы современной буржуазной инвестиционной теории циклов, ибо главная причина всех экономических колебаний, в том числе и причина кризисов, кроется, по его словам, «в сфере накопления и расходования общественного капитала» 1 при нарушении пропор-
1 М. И. Туган-Барановский. К лучшему будущему. М., 1912, стр. 153.


210
Глава восьмая
циональности в его распределении между различными сферами приложения капитала. При этом вопреки утверждению Э. Жамса Туган-Барановский не только не считал, что кризисы имеют тенденцию становиться все более тяжелыми, но и, наоборот, утверждал, что они могут все более смягчаться в силу внесения синдикатами и трестами планомерности в процесс производства капитала. Более того, Туган-Барановский пришел даже к нелепому выводу, что вообще «кризис не есть необходимый фазис капиталистического цикла» 1. По его словам, в Англии, на примере которой он разрабатывал свою теорию экономических колебаний, уже давно будто бы не было кризисов в собственном смысле слова 2.
О 	влиянии теории Туган-Барановского на буржуазную политическую экономию Запада свидетельствуют, с одной стороны, прямые ссылки на нее со стороны многочисленных авторов в разных странах, а с другой — само содержание их концепций. Так, еще в 1901 г. А. Шпитгоф в докладе в Берлинской ассоциации политических наук, разбирая теорию Туган-Барановского, без оговорок принимал его тезис о первенствующем значении инвестиций в ходе промышленного цикла 3.
А. Шпитгоф полностью воспроизводит основные идеи Тугап- Барановского о диспропорциональности как главной причине циклических колебаний. При этом он обращал основное внимание на диспропорциональность между движением сбережений и инвестиций4. Эту же идею разделяли Эйленбург5, Л. Пооле 6 и др. Точно так же В. Зомбарт на заседании «Союза социальной политики» в 1903 г. заявил, что теория Туган-Барановского является чрезвычайно важным «шагом вперед и, без сомнения, высшей формой теории кризисов» 7. Французский экономист Жан Лескюр полностью присоединился к теории Туган-Барановского, к его идее о том, что причина циклических колебаний «заключается в приливе и отливе сбережений
1 М. И. Туган-Барановский. Основы политической экономии, стр. 521.
2 См. там же, стр. 523.
3 A. Spiethoff. Vorbemerkungen zu einer Theorie der TJberproduktion. «Schmoller’s Jahrbuch fur Gesetzgebung und Verwaltung im Deutschen Reiche». Berlin, 1902.
4 A. Spiethoff. Die Kriesentheorien von Tugan-Baranowsky und Pohle.
«Schmoller’s Jahrbuch fur Gesetzgebung und Verwaltung im Deutschen Reiche». Berlin, 1903; A. Spiethoff. Kriesen. «Handworterbuch des Staats- wissenschaften», Bd. VI, 1909.
6 E. Eulenburg. Die gegenwartige Wirtschaftskriese. «Jahrbuch fur Nationalokonomie und Statistik», XXIV. Berlin, 1902.
e L. Pohle. Bevolkerungsbewegung, Kapitalbildung und periodische Wirtschaftskriesen, 1902.
7 W. Sombart. Versuch einer Kriesensystematik, «Schriften des Ve- reins fur Sozialpolitik», Bd. II, N 3, 1904, S. 130,


Общие экономические ааконы капитализма
211
к промышленности...» К Аналогичные идеи развивал и Альберт Афталион в книге «Периодические кризисы перепроизводства» (1913) 1 2, в которой он, соединяя идеи Туган-Барановского и Шпитгофа, главное внимание уделял проблеме диспропорциональности между расширением производства капитальных благ и производством предметов потребления, приводящей к перенасыщению техникой, являющейся, по его мнению, главной причиной экономических колебаний. Отсюда он даже сделал вывод о неизбежности кризисов и при социализме, где рост техники будет происходить бурными темпами. А. Афталион способствовал утверждению в западной литературе той идеи, которую Туган-Барановский в вульгаризированном виде заимствовал у К. Маркса, — идеи о связи циклического характера капиталистического производства с периодическим обновлением основного капитала.
Идеи, по содержанию очень близкие к теории Туган-Барановского, развивал американский экономист У. К. Митчелл3. Как и Туган-Барановский, он связывал характер экспансионистских процессов с характером накопления в отраслях, производящих капитальные блага, обусловливающих последовательное расширение всех остальных рыночных сфер. Митчелл также способствовал утверждению идеи о первопричине движения ритма экономической активности в виде инвестиций в отрасли, производящие капитальные блага. Правда, Туган- Барановский в этом отношении шел еще дальше: он предполагал возможность создания эффективного спроса на инвестиции посредством одного лишь расширения производительного потребления.
Весьма благосклонно отзывался о теории Туган-Барановского и Д. М. Кейнс. Он принимал все основные положения теории «сбережения — инвестиции», но возражал против одного пункта этой теории — пункта о зависимости темпа экономических колебаний от неравенства в распределении доходов. В этом же упрекает Туган-Барановского и Э. Жамс. Но в действительности эта идея о связи экспансионистских процессов с теорией неравенства в распределении доходов не играет важной роли в существенных моментах теории Туган-Барановского: центральное звено в ней образует идея о возможности безграничного расширения капиталистического производства посредством правильного регулирования инвестиций, хотя бы даже только в отрасли, производящие капитальные блага.
1 Ж. Лескюр. Общие и периодические промышленные кризисы. СПб., 1908, стр. 455.
- A. Aftalion. Les crises periodiques de surproduction. Paris, 1913.
3 W. C. Mitchell. Business Cycles. New York, 1913.


212
Глава восьмая
Туган-Барановский, являясь ревностным защитником вульгарной теории «производительности капитала», одним из первых отстаивал идею о возможности безграничного роста производства посредством регулирования инвестиционного процесса.
В этой связи заслуживает внимания мысль английского буржуазного историка Эдмунда Уиттакера о том, что теория Туган-Барановского находится в известном родстве с теорией Д. С. Милля о важности накоплений в период депрессии для последующего процветания промышленности К Э. Уиттакер справедливо подчеркивает влияние идей Д. С. Милля на формирование современной инвестиционной теории экономических циклов. Туган-Барановский впервые уделил должное внимание теории Милля в одной из своих первых работ1  2. Правда, в дальнейшем он не показал подлинной роли идей Милля в формировании собственной концепции. Но близость тугановской теории «сбережения — инвестиции» с теорией Милля очевидна. Это еще раз показывает несостоятельность господствующей ныпе среди буржуазных экономистов версии о «кейнсианской революции» в экономической теории.
Э. Уиттакер, как и Э. Хансен, отмечает влияние теории Туган-Барановского почти во всех странах: в Германии — через труды А. Шпитгофа и И. А. Шумпетера; во Франции — через труды Ж. Лескюра и А. Афталиона; в Швеции —через труды Г. Касселя 3, К. Викселя, а через них и на последующих теоретиков разных стран — Р. Хоутри, А. Пигу, Д. М. Кейнса, Д. Р. Хикса, Р. Хэррода, А. Мецлера, Э. Хансена и других теоретиков экономических циклов. Определенную роль также сыграли труды русского буржуазного экономиста Н. Д. Кондратьева, являвшегося учеником Туган-Барановского.
И. А. Шумпетер в своей книге «История экономического анализа» (1954) не показывает влияния идей Туган-Барановского на развитие его собственных взглядов. Тем не менее его собственные идеи были во многом навеяны как теорией экономических циклов Туган-Барановского, так и его «социальной теорией распределения». В отличие от других буржуазных уче¬
1 Е. Wittaker. Scools and Streams in economic thought. London, 1961.
2 См. M. И. Туган-Барановский. Д. С. Милль, его жизнь и учено-литературная деятельность. СПб., 1892.
3 Теория Г. Касселя почти во всех своих частях сложилась под непосредственным влиянием идей Туган-Барановского. Это отмечают и Э. Хансен и Э. Уиттакер. В нашей литературе, в частности в работах И. Г. Блюмина, не ставился вопрос об идейном влиянии Туган-Барановского на теорию Г. Касселя, Ф. Опенгеймера, И. Шумпетера, Ф. Петри, К. Викселя и др.


Общие экономические законы капитализма
213
ных Шумпетер отмечает важность и таких работ Туган-Барановского, как «Русская фабрика» и «Современный социализм в своем историческом развитии», оказавших значительное влияние на западноевропейскую буржуазную экономическую мысль 1. Шумпетер дает весьма хвалебную характеристику работе Туган-Барановского по истории и теории экономических кризисов. Нам представляется, что именно эта работа оказала сильное влияние на первый опыт построени�