И. 'MAPHC





е. энгельс


П. М. Керженцев


ИСТОРИЯ
ПАРИЖСКОЙ
КОММУНЫ
1871


ИЗДАТЕЛЬСТВО
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ


МОСКВА 1959

издание второе

Суперобложка и титул худ. В. Носкова.
Переплет, заставки. инициальные буквы и концовки
худ. А. Соколова.



ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Книга П. М. Керженцева, изданная в 1940 году, является одной из наиболее крупных марксистских научно-исследовательских работ по . истории Парижской коммуны 187i года.
Несмотря на. большой срок, отделяющий нас от времени выхода в свет первого издания, труд П. М. Керженцева до настоящего времени не потерял своего большого научно-познавательного значения.
Монография представляет собой ценное пособие для историков и всех желающих глубоко изучить историю Парижской коммуны— славной предвестницы Великой Октябрьской социалистической революции.
Идя навстречу пожеланиям научной общественности, Издательство социально-экономической литературы приняло решение переиз-дать «Историю Парижской коммуны».
В текст внесены некоторые уточнения и редакционные изменения. В конце книги помещен список литературы о Парижской коммуне, вышедшей после 1940 года.
В подготовке к переизданию данной книги принимал участие доктор исторических наук, профессор А. И. Молок.





ПРЕ ДИСЛОВИ,Е




п
арижская коммуна была первой, славной, героической
попыткой пролетариата повернуть историю против капитализма. В новой исторической обстановке народы России под руко-
водством Коммунистической партии совершили величайшую в мире Октябрьскую социалистическую революцию. В жестокой борьбе с классовыми врагами они уничтожили власть эксплуататоров и построили социализм. На основе учения марксизма-ленинизма партия большевиков учла опыт Парижской коммуны и использовала его. Диктатура пролетариата победоносно утвердилась и укрепилась на '/, части земного шара и нанесла тяжелый удар всей мировой системе капитализма. Советский народ под руководством Коммунистической партии вышел победителем из всех трудностей и вступил в новую полосу, в полосу завершения строительства социалистического общества и постепенного перехода к коммунистическому обществу.
В течение десятилетий враги Парижской коммуны пытались опозорить, исказить, фальсифицировать историю первой диктатуры пролетариата. Этим занимались буржуазные историки и мемуаристы и не меньше их — «социалисты» Il Интернационала, начиная с Бернштейна и Каутского. Недаром Ленин так клеймил Каутского за жульническое извращение истории Парижской коммуны.
Характерно, что после победы Великой Октябрьской социалистической революции яростная клевета против Парижской коммуны еще более усилилась. Ведь «историкам» надо было доказать невозможность и гибельность всякой пролетарской диктатуры.
"Надо отметить также «заговор молчания», который применяет буржуазная историография. «Великой» буржуазной французской революции посвящены специальные журналы, бесконечные сборники, монографии, статьи и т. д., а историей Парижской коммуны никто специально не занимается. За последние двадцать лет в Европе появились всего каких-нибудь 3 — 4 книги, целиком посвященные Парижской коммуне. Зато в одной Франции ежегодно публикуются новые монографии, посвященные Тьеру.
Громадные архивные материалы, касающиеся Парижской коммуны, усиленно скрывались от историков. Только в 1924 г. французский историк проф. Ж. Буржен в сотрудничестве с Г. Анрио опубли-


Предисловие
ковал первый том «Протоколов» Коммуны, но на второй том так и не нашлось издателя '.
Все буржуазные историки пытались замолчать и исказить историю рабочей диктатуры, тем более что ее опыт был использован в Советском Союзе.
Всякого рода фальсификаторы на историческом фронте особое внимание уделяли Парижской коммуне в целях опорочения и искажения ее сущности.
..Так, были созданы «теории» о том, что Парижская коммуна вовсе не была диктатурой пролетариата, что парижские рабочие не создали никакой новой государственной формы власти, что рабочие оказались неспособными к управлению государством, что Коммуна стала «превращаться» в диктатуру пролетариата только в мае и т. д.
Наряду с этим были пущены в ход «теорпи» о том, что руководящей силой в Коммуне был вовсе не рабочий класс, а «мещанство», что ЦК национальной гвардии действительно был органом рабочей власти, а Парижская коммуна рабочей властью не была и осуществляла социально-экономические мероприятия только «под давлением» рабочих масс. '
Некоторые «историки» сочиняли троцкистские «теории» о том, что диктатура пролетариата есть диктатура рабочих над крестьянством.
Другие фальсификаторы пытались игнорировать роль средних слоев, оспаривать демократизм Коммуны и пр. и пр.
Между тем в работах Маркса, Энгельса, Ленина дана блестящая, ясная и точная концепция Парижской коммуны. Даже отдельные замечания классиков марксизма, их оценка фактов, роли участников и врагов Коммуны и т. д. дают богатейший материал для дальнейшей работы. Работы классиков марксизма-ленинизма дают возможность историку четко осознать роль первого опыта пролетарской диктатуры во всех его существенных чертах и особенностях.
Настоящая работа, основанная на первоисточниках и литературе, имеет задачей дать общий очерк истории Парижской коммуны в ее основных этапах и элементах. При этом автор более подробно останавливается на менее освещенных (или вовсе не освещенных) вопросах или сторонах Коммуны и более сжато характеризует те проблемы, о которых уже имеются новые советские работы (например, о германской интервенции, о Французском банке, об искусстве, о школе и пр.).
Отметим некоторые проблемы. В настоящей работе подробно охарактеризована роль пролетариата в период до и во время Коммуны, в частности роль различных возникших в то время массовых организаций пролетариата (ЦК 20 округов, комитеты бдительности, Федерация национальной гвардии, ее ЦК и т. д.), выявлена работа клубов и народных собраний и другие формы активности рабочего класса, роль Интернационала, тесная связь Коммуны с рабочей массой и т. д. Дается характеристика социалистических течений и отдельных работ, опубликованных в то время (Вермореля, Мильера и др.).
' В И45 г. нод редакцией Ж. Буржена и Г. Анрие был издан второй том
«Протоколов» Коммуны. (От редакции.)


Пред и ел ови е
Подробно развернута характеристика всего периода накануне Коммуны, когда пролетариат, захватив сперва ружья, а позднее и артиллерию, выработал свои требования (в значительной мере осуществленные затем Коммуной) и сделал две попытки захватить власть. В настоящей книге этн вопросы подробно освещены на основе печати того времени, мемуаров и других малоизвестных материалов.
В эти же месяцы, равно как и в период Коммуны, выявилось полное банкротство социалистических течений, существовавших во Франции (прудонизм, бланкизм). Интересно отметить, как рабочий класс и его вожди под давлением исторической обстановки освобождаются от теорий, носивших название «социалистических», и действуют не по доктринам, а так, как им подсказывает классовое чутье. «Революционный инстинкт рабочего класса прорывается вопреки ошибочным теориям» '.
Уделено также особое внимание разрушению бюрократическовоенной государственной машины, формам государства нового типа, формам пролетарской диктатуры, в частности освещен вопрос о том, как Коммуна сумела соединить воедино органы государственной власти с муниципалитетами, т. е. именно то, что в широком масштабе выполнило впоследствии Советское государство.
' Социалистические тенденции Парижской коммуны обосновываются в разделах о социально-экономических мероприятиях Коммуны. В частности, автор считает необходимым существенно изменить оценку политики Парижской коммуны в области заработной платы. До сих пор считалось, что сущность мероприятий Коммуны сводилась, с одной стороны, к установлению максимального оклада жалованья (не выше 500 франков в месяц), а с другой — к введению минимума заработной платы. Надо добавить еще новый характерный признак — резкое подтягивание заработной платы низкооплачиваемых рабочих и служащих (без всякой уравниловки). °
Настоящая работа более подробно освещает военную борьбу Коммуны, чем это обычно делается, в частности, указывает на технические военные средства (роль артиллерии, новых изобретений и пр.), отмечает роль версальского шпионажа.
Партийный состав Коммуны, взаимоотношения и роль ЦК национальной гвардии и Коммуны, подготовку 18 марта и ряд других вопросов автор освещает на основе материалов иначе, чем это обычно делалось. Охарактеризована роль движения в провинции, а также в Алжире.
Широко освещена роль печати Коммуны и различные теории о роли Парижской коммуны. В частности, отмечены некоторые малоизвестные оценки Парижской коммуны в прессе Англии и Соединенных Штатов Америки.
Наконец, автор считал необходимым, кроме статистического анализа, характеризующего классовый характер участников Коммуны, дать несколько десятков, хотя бы очень сжатых, характеристик вождей Коммуны, рядовых ее участников, ее врагов и мнимых друзей.
В основе работы лежит изучение первоисточников. Из них на первом месте — официальные документы: «Actes du gouvernement' de la defense nationale», ч. 1 — VII (сокращенно называются в настоящей
1 В. И. Ленин, Соч„т. 8, стр. 181.


Предисловие
книге «Actes»), «Enquete yarlementaire sur 1'insurrection du 18 mars», v. 1 — III, «Протоколы Коммуны», «Journal officiel» (Коммуны), все архивные материалы, опубликованные в отдельных работах (Добана, Ларонза, Лорана и др.), и т. д. Широко использована пресса Коммуны (на основе богатейшего собрания газет той эпохи, имеющихся в ИМЛ), а также ряд газет и журналов, выходивших в других странах. Привлечены все важнейшие мемуары (врагов и участников) и исторические работы той эпохи. И, конечно, использована ведущая историческая литература. (Историография Парижской коммуны и библиография указаны в конце книги.)
Автор опирался в своей работе на все важнейшие работы Маркса, Энгельса, Ленина, касающиеся Парижской коммуны. Особенно широко использованы варианты и материалы Маркса к его работе «Гражданская война во Франции».
Московские библиотеки, в первую очередь библиотека ИМЛ, которая исключительно много помогла автору, дают полную возможность работать над темами о Парижской коммуне.
Можно только пожалеть, что все еще не опубликованы материалы, связанные с Парижской коммуной, находящиеся в Москве: протоколы Генерального совета Интернационала в период 1870 — 1871 гг., выписки Маркса из газет, посвященных Коммуне, письма членов и участников Коммуны и другие материалы. '
При полной недоступности для исследователей архивов Парижской коммуны, имеющихся во Франции, публикация в Советском Союзе новых материалов о Парижской коммуне имеет международное значение.
Хронологические рамки настоящей работы определяются датами: 4 сентября 1870 г.— день свержения империи и создания республики (затем ее станут называть «Третьей республикой») — и 28 мая 1871 г.— последний героический день борьбы Парижской коммуны.
Этот период, охватывающий почти девять месяцев (267 дней), отмечен небывалой активностью парижского пролетариата и созданием первой пролетарской диктатуры. Он, естественно, разделяется на два отрезка времени: первые шесть с половиной месяцев (195 дней) — период организации и мобилизации рабочей массы (главы II — Ч1) — и период Парижской коммуны — без малого два с половиной месяца (72 дня) (главы VII — XIX).
Вступительная глава дает очень сжатую, суммарную характеристику .периода империи накануне франко-прусской войны, главным образом с точки зрения роли Интернационала, существовавших социалистических течений, роста рабочего движения.
Период с 4 сентября 1870 г. по 18 марта 1871 г. резко разделяется на две части: до 28 января, т. е. до дня капитуляции Парижа, и после нее. Период до капитуляции (пять месяцев — 147 дней) характеризуется тем, что у власти, по выражению Ленина, были «либеральные пройдохи», которые делают вид, будто хотят защищаться от пруссаков, а на самом деле спешно готовят сдачу Парижа, заключение мира и
1 Впоследствии часть этих материалов была опубликована в книге «Первый
Интернационал в дни Парижской коммуны. Документы и материалы». М.— 1941.



Предисловие
разгром пролетарских организаций. В военном отношении правительство «национальной измены» терпит одно поражение за другим (падение Меца, неудачи на юге и под стенами Парижа). В самом Париже — небывалая активность рабочих масс: рабочие вооружаются, создаются всевозможные массовые организации (Центральный комитет 20 округов, комитеты бдительности и пр.), развертывается работа клубов, народных собраний. Лозунг создания Коммуны становится широко популярным. Два раза рабочий класс пытается захватить власть и свергнуть правительство (31 октября и 22 января), На несколько часов 31 октября создается в Париже Коммуна.
Краткий период, с 28 января по 18 марта (48 дней), отмечен другими чертами: страна выходит из войны, буржуазия поспешно заключает позорный мир; во главе правительства — реакционеры, монархисты — Национальное собрание и правительство Тьера. Правительство ведет провокационную политику и готовится разоружить рабочий класс — на это обращено все внимание господствующих классов. А парижские массы в это время захватывают в свои руки артиллерию и создают в рабочих кварталах укрепленные цитадели. Они создают военную организацию — ЦК и Федерацию национальной гвардии — и готовятся к новому приступу против правительства. Мелкая буржуазия столицы, шедшая рядом с рабочими в период осады, еще более тесно смыкается с пролетариатом.
Наконец, период Коммуны можно разделить на три части. Первый — «мирный» период (16 дней), когда ЦК национальной гвардии и Коммуна заняты делами внутренней организации. Идет разрушение бюрократической государственной машины и создание основ нового государства, осуществляются первые политические и социально-экономические мероприятия. В это же время развертывается революционная борьба в провинции. Второй период — с начала апреля, с первых военных столкновений с Версалем, и до мая — до момента острого ухудшения военного положения, ареста Клюзере, создания Комитета общественного спасения. В это время проводится ряд крупных социально-экономических мероприятий, идет упорная военная борьба. Третий период — май — характеризуется исключительной активностью рабочей массы, осуществлением ряда социально-экономических мероприятий, дальнейшим ухудшением военного положения (потерей двух важнейших фортов), расколом между «большинством» и «меньшинством». В это же время (10 мая) окончательно был подписан мир с Пруссией и оформлены условия активной прусской интервенции для подавления рабочей диктатуры Парижа. Последние дни майского периода (21— 28 мая) — трагический эпилог Коммуны, когда версальские войска уже ворвались в столицу.
Книга излагает события в хронологическом порядке, но некоторые главы и отделы носят сводный, обобщающий характер.
Март, 1ИО год.







ВТОРАЯ ИМПЕРИЯ
g 1. Империя Наполеона Ш ыступление парижских рабочих в 1848 г. со своими требованиями вызвало бешеное сопротивление господствующих классов. В течение четырех дней сражались пролетарии Парижа на июньских баррикадах, но восстание было подавлено. Буржуазия жестоко и кроваво отомстила рабочим за попытку выступить в качестве самостоятельной политической силы в государстве.
После июньского поражения рабочий класс былнадолго отодвинут на задний план. Однако и объединение господствующих классов Франции во имя подавления движения рабочих было недолговечным. Противоречия между промышленной буржуазией и рабочим классом, между помещиками и крестьянством и боязнь нового рабочего восстания делали положение страны крайне неустойчивым. Между политическими партиями (монархистами разных оттенков — легитимистами и орлеанистами; буржуазными республиканцами и др.) шла острая борьба.
Пользуясь этими разногласиями и противоречиями, авантюрист Луи Бонапарт, избранный президентом республики (10 декабря 1848 г.), опираясь на худшие элементы армии, на полицию и деклассированные слои общества, захватил в свои руки военно-бюрократический аппарат государства, ограничил права парламента, а затем провозгласил себя императором.
Политическая система, получившая название бонапартизма (по имени обоих Наполеонов — первого и третьего), характеризуется, как указывали Маркс и Ленин, тем, что правительство Франции использовало разногласия между существующими классами, более или менее уравновешивавшими тогда друг друга. Опираясь на военщину, полицию и подонки общества, правительство лавировало, сохраняя власть в своих руках, старалось казаться непартийным, обманывало рабочих обещаниями, а на деле служило эксплуататорским классам. Луи Бонапарт и его клика ловко использовали создавшееся положение и, проводя на деле жесткую диктатуру в интересах верхушки буржуазии, демагогически разглагольствовали о «равенстве», о «свободе», о «великой революции» и т. д.


Глава 1
«В действительности империя,— указывал Маркс,— была единственно возможной формой правления в такое время, когда буржуазия уже потеряла способность управлять нацией, а рабочий класс еще не приобрел этой способности» '.
Политическая роль буржуазии была ослаблена, но зато ей были предоставлены широкие возможности эксплуатировать рабочих и крестьян и вволю обогащаться.
В это время — 50 — 60-е годы — мировое хозяйство быстро развивалось, особенно в связи с бурным промышленным ростом Соединенных Штатов Америки, открытием золотых россыпей в Калифорнии, усиленной эксплуатацией Австралии и т. д.
Во Франции в период Второй империи мы также видим необыкновенно быстрый рост промышленности и торговли, бурное развитие банковского дела, сопровождающиеся жестокой эксплуатацией рабочих и крестьян.
В эти годы делает успехи новая промышленная техника. Французские металлургические заводы переходят с дровяного топлива на минеральное, вводится новая обработка стали (пудлингованиеи бессемерование). Изобретаются анилиновые краски, вводится изготовление бумаги из древесины. Увеличивается в 4 раза мощность паровых двигателей (с 216 тыс. л. с. в 1852 г. до 878 тыс. в 1869 г.). Бурно развивается железнодорожный транспорт (с 4 тыс. км в 1852 г. сеть выросла до 25,5 тыс. км в 1869 г.). Количество паровозов и пароходов увеличивается в 20 раз. С 1852 по 1869 г. добыча угля вырастает почти в 3 раза (с 4904 тыс. т до 13 464 тыс.), выплавка чугуна — больше чем в 2,5 раза (с 523 тыс. т до 1381 тыс,). Удваивается потребление хлопка и широко развивается применение механических станков.
Обороты внешней торговли увеличиваются в 3 раза — до 6,25 млрд. франков. Именно в эти годы создается ряд крупнейших банковских предприятий. Как грибы, растут акционерные общества. При помощи банковского капитала крепнут крупные промышленные предприятия за счет дальнейшего разорения мелких заведений и усиления эксплуатации рабочих. В эти же годы возникают первые в истории торговли универсальные магазины («Лувр», «О-Бон-Марше»).
Все эти промышленные предприятия, железные дороги, пароходства, крупные магазины и т. д. были в руках акционерных обществ, имевших капитал в 20 млрд. франков. Фактически этими предприятиями распоряжались 183 крупных финансиста. Банкиры братья Перейра, создавшие свое благосостояние под покровительством императора, ,держали в своих руках 37 акционерных компаний, банкир Ротшильд— 27, банкир Мале — 22 и т. д.
Банковский капитал начинает играть ведущую роль. Операции французских банков вырастают в 5 раз. Бешено растут барыши всевозможных частных банковских компаний, количество бумаг, котировав- шихся на французской бирже, вырастает в 3 раза (до 33 млрд. франков). Франция начинает широко финансировать другие страны, получая ростовщические проценты.
Этот бурный рост капитализма сопровождался дикой спекуляцией, мошенничеством, безграничной эксплуатацией трудящихся страны. Маркс писал: «Вся мерзость капиталистического строя, внутренним
~ Ii. Ларкс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. 11, стр. 312.


Вторая империя
тенденциям которого был дан полный простор, прорвалась наружу с необузданной силой. И в то же самое время — оргия распутства, утопающего в роскоши, блеск разврата, бесовский шабаш всех низких страстей высших классов» '.
Крупная промышленная и финансовая буржуазия получала всякую поддержку и покровительство у правительства, ей были предоставлены неограниченные возможности для эксплуатации. Ей давались разные концессии. Она наживалась на государственных займах, на крупных строительных работах, проводимых правительством в Париже, Марселе, Гавре и других центрах. Банкам оказывалась широкая государственная помощь. Императорский двор получал от всех этих денежных афер соответствующий процент.
Виктор Гюго писал в эти годы:
«Ну, живо! Плут, бандит, кретин, лакей, мошенник,—
Садитесь вкруг стола, толпитесь возле денег!
Всем будет место здесь.
Торгуйте всей страной, лес и часы срезайте,
Сосите родники, цистерны осушайте:
Настал желанный срок!»
Мелкая городская буржуазия разорялась во времена империи.
Еще хуже было положение крестьянства. Около 70 со населения страны жило в деревне. С земледелием была связана ббльшая часть населения страны — 19,5 млн. человек. Значительнейшая часть крестьянства имела жалкие участки земли, которые не обеспечивали даже существования. Три четверти всех крестьян имели участки до 10 гектаров. Средних крестьянских хозяйств было около 20'4~, крупных, кулацких,— около 5 о4.
С каждым годом земельные участки все мельчали. В деревнях насчитывалось до 3 млн. сельских рабочих и поденщиков, вовсе не имевших земли. Свыше 1 млн. бедняков было вынуждено идти на заработки и поденщину, потому что земля их не кормила.
Шла широкая эксплуатация крестьянства при помощи помещиков и кулаков, ростовщиков и банковских контор. Из 714 млн. франков, помещенных в организациях поземельного кредита за 1852 — 1864 гг., около половины всей суммы было направлено на переустройство Парижа и только 57 млн. пошло на ссуду сельскохозяйственным предприятиям.
Крупные помещики широко скупали крестьянскую землю: только за 1862 г. было продано крестьянских участков на 2 млрд. франков.
Крестьянство подвергалось эксплуатации и со стороны государства (через налоги и пр.) и со стороны буржуазии и помещиков (через систему земельного кредита, ростовщичество, через скупку за бесценок земель и продуктов сельского хозяйства и т. д.). Деревня находилась в тяжелых материальных и культурных условиях (среди мужчин было к концу 60-х годов 26 4е неграмотных, среди женщин — 40'4).
Еще хуже было положение городского пролетариата. Число рабочихвоФранции тогда превышало 3 млн. Из них текстильщиков было сзьппе 800 тыс., занятых в производстве одежды — 700 тыс., строительных рабочих — свыше 500 тыс., в шахтах и рудниках — 122 тыс. и т. д,
Рабочий день продолжался 12 часов и больше. Денежная заработная плата за время империи выросла на 10 — 40'/о, но реальная заработ-
' «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), М. 1934, стр. 421.


12
Глава 1


ная плата уменьшилась вследствие большого роста дороговизны жизни. Квартирная плата в городах выросла за эти годы на 70'~о, стоимость продуктов сельского хозяйства (в городах) — на 67 «4~ и т. д.
К концу 60-х годов Париж был не только столицей, но и крупнейшим промышленным центром. Здесь было 450 тыс. рабочих, из них 177 тыс. изготовляли одежду, 50 тыс. работали на крупных предприятиях и 90 тыс. были заняты на стройках. Количественно преобладал ремесленный пролетариат. Из 101 тыс. парижских предприятий только 7,5 тыс. имели каждое более 10 рабочих и 3,5 тыс. промышленных заведений имели от 2 до 10 рабочих. В 62 тыс. мастерских работали сами хозяева и числился только один рабочий.
Наполеон Ш правил страной при помощи полицейско-бюрократического аппарата. Парламент (Законодательный корпус и Сенат) был пустой ширмой. На местах всю власть осуществляли назначенные сверху префекты и мэры. Постоянная армия и полицейский аппарат были могущественным средством для обуздания эксплуатируемых классов. Чиновничество всех рангов, судейские всех ступеней были крепкой опорой империи. Высшее чиновничество имело бешеные оклады и пользовалось всякого рода привилегиями.
Католическое духовенство, получавшее жалованье от государства, держало народные массы в темноте. Четвертая часть всех школ была в руках духовенства. В остальных учебных заведениях церковь играла крупнейшую роль. Росло число монастырей.
Наполеон П1 всячески пытался создать внешний блеск своей.империи. Были возобновлены пышные дворцовые церемонии, созданы разные придворные должности, вновь образована императорская гвардия и т. д.
Своей внешней политикой Наполеон Ш добивался ведущей роли в Европе, но эти надежды слабо осуществлялись. Крымская война, хотя и считалась победоносной, потребовала от Франции величайших жертв людьми и материальными средствами. Итальянская война (1859 г.) дала Франции Савойю и Ниццу, но двусмысленное поведение императора в Италии вызвало острое недовольство внутри страны, Колониальные войны и экспедиции то и дело сопровождались рядом неудач (крах мексиканской экспедиции и др.) и требовали колоссальных расходов.
В стране росло недовольство. Депутаты «левой» — республиканцы Жюль Фавр, Эмиль Оливье, Эрнест Пикар и др. пользовались случаем для борьбы против правительства. При выборах в парламент 1863 г. против империи объединились и клерикальные элементы, и монархисты, и республиканцы. В середине 60-х годов быстро растет рабочее движение, происходят многочисленные стачки, создаются первые секции Интернационала во Франции, растет революционность интеллигенции.
Правительство пытается всячески заискивать перед рабочими. Император выдает деньги на поездки рабочих делегаций на Лондонскую международную выставку, издаются официальные брошюры о рабочем вопросе, ослабляются законы против стачек и коалиций, разрешаются (в 1868 г.) публичные собрания (конечно, под контролем полициии с запрещением политических тем) и т. д. Вторая империя пытается быть «либеральной», «демократической».
Республиканец Оливье, уже давно связавшийся с императором, открыто переходит на сторону двора и в начале 1870 г. становится во


Вторая империя
главе министерства. Но все эти попытки укрепить империю были запоздалыми. Крах империи был уже недалек. Полицейско-бюрократическая машина, опутывавшая всю страну, не могла долго продержаться.
Маркс говорил о положении господствующих классов при империи, что, «лишив их политических прав, вторая империя была оргией, при которой все экономические и социальные гнусности их режима получили полный простор. Средняя буржуазия и мелкая буржуазия в силу своего экономического положения были неспособны начать новую революцию и им оставалось итти либо за господствующими классами, либо за рабочим классом. Крестьяне были пассивной экономической основой второй империи, этого последнего торжества государства, оторванного от общества и независимого от него. Одни лишь пролетарии, воодушевленные новой социальной задачей, которую им предстоит выполнить в интересах всего общества,— задачей уничтожения всех классов и классового господства, — были способны сломать орудие этого классового господства — государство, т. е. централизованную и организованную правительственную власть, ставшую хозяином общества вместо того, чтобы быть его слугой» '.
Рабочий класс Франции готовил себе пути освобождения. Именно активность рабочего класса (особенно в Париже) была той силой, которая нанесла смертельный удар империи и подготовила Коммуну.
g 2. Прудонизм и бланкизм
В 60-х годах во Франции социалистические идеи проникали в массу обычно в форме учений прудонистов и бланкистов.
Прудонизм был типично мелкобуржуазной доктриной. Заветной мечтой Прудона было примирение пролетариата с буржуазией, союз труда с капиталом.
Прудон и не думал посягать на частную собственность. Он не хотел считаться с успехами техники, с ростом крупного производства, с заменой человеческого труда машинами. Он мечтал об укреплении мелкого индивидуального хозяйства, где каждый рабочий сам себе хозяин.
Энгельс иронически писал: «Мелкий буржуа Прудон стремится к такому миру, в котором каждый изготовляет особый самостоятельный продукт, уже пригодный к потреблению и к обмену на рынке; если же при этом каждому возмещается полная стоимость продукта его труда в виде другого продукта, то удовлетворена «вечная справедливость», и на земле установлен лучший из миров» '.
Если человек в какой-либо мере подчинен обществу или государству, то, по мнению Прудона, создается гибельная «авторитарная и коммунистическая организация».
Так, исходя из интересов мелких производителей, Прудон создавал свое учение о «мютюэлизме» — о «взаимности услуг» и пр.
Мютюэлизм — это «система равновесия между свободными силами, где каждой силе обеспечены одинаковые права при условии выполнения таких же обязанностей, где каждой силе дана возможность обмениваться услугами за соответствующие услуги». «Услуга за услугу, продукт за продукт, ссуда за ссуду, страхование за страхование, кредит
1 «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 325 — 327.
' .К, Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 12.


14
Глава I
за кредит, обеспечение за обеспечение, гарантия за гарантию и т. д.— таков закон» (мютюэлизма.— П. К.) '. На основе обмена услуг, по мнению Прудона, создается новое общество, которое сможет обойтись без всякого государственного вмешательства, без всякого принуждения или репрессий. В таком обществе «работник уже не будет рабом государства, поглощенным в океане общества; это будет свободный человек, настоящий господин, действующий по своей собственной инициативе и за свою личную ответственность; уверенный в том, что за свой продукт и за свои услуги он получает справедливую цену, достаточно его компенсирующую» '.
Обмен представлялся Прудону самой важной экономической категорией, а кредит — самым существенным элементом для организации правильного обмена. Поэтому у Прудона родилась мысль о «народном банке», который за самые ничтожные проценты будет кредитовать рабочих, крестьян, мелких хозяйчиков.
Таким путем индивидуализм мелкого производителя должен был получить свое полное завершение. Производительные ассоциации, по мысли Прудона, имели целью не коллективность действий, а укрепление прав отдельного рабочего или кустаря.
Как правило, прудонисты возражали против всяких коллективных действий, например против стачек.
Наибольшую ненависть прудонизм питал ко всяким проявлениям государственной власти. Свою ненависть к бюрократическо-полицейской государственной машине империи Прудон переносил на всякие формы государственности. Поэтому он возражал против законодательного ограничения рабочего дня, видя в этом посягательство государства на права индивидуума. Прудонизм игнорировал и считал вредным политическую борьбу рабочего класса, полагая, что рабочие могут обеспечить свое положение только через экономические' мероприятия вроде организации кредита и т. д. Таким образом, прудонизм заражал рабочий класс губительными идеями о том, что пролетариат не должен добиваться захвата власти или строить свое собственное рабочее государство.
Прудон с точки зрения анархизма отвергал всякое государство. Как отмечал Ленин, «Маркс сходится с Прудоном в том, что они оба стоят за «разбитие» современной государственной машины» '.
Прудон выдвигал идею федерации~ Федерализм~ Прудона резко расходился с мнением Маркса о федерализме. Для Прудона уничтожение буржуазной машины означало также уничтожение централизма, ликвидацию центральной, общенациональной власти.,Маркс и Ленин указывали, что пролетарское государство признает демократический централизм с центральной властью, объединяющей всю страну, всю нацию.
По мысли Прудона, федерация должна состоять из совокупности самостоятельных территориальных единиц, связанных между собой какими-то договорами. «Всякая группа населения, имеющая свби особенности, всякая раса, всякая национальность — сама является хозяином на своей территории; всякий город, на основе гарантий своих соседей,
' Р. Proudhon, De 1а capacite polilique des classes ouvrieres. Oeuvres сошрletes, ~. 111, Р. 1924, р. 124 — 125.
' 1ЬЫеп1, р. 125.
в В. И, Ленин, Соч., т. 25, стр. 401.


Вторая имяерия
является господином в кругу, который он охватывает своими лучами. Единство отмечается не законами, а лишь обещаниями, которые взаимно дают различные автономные группы» '. Так, принцип мютюэлизмаприменяется и к государству.
Отвергая центральную власть с какими-либо правами над общинами, Прудон особенно подробно останавливался на характеристике коммунального устройства. Исходя из практики бонапартистской империи, он утверждал, что «муниципальная свобода по своему существу несовместима с государственным единством».
По мысли Прудона, всякая коммуна должна быть суверенной. Поэтому «коммуна имеет право на самоуправление, на администрирование, на сбор налогов, на распоряжение своей собственностью и своими налогами. Она имеет право создавать школы для своей молодежи, назначать учителей, иметь свою полицию, жандармерию и национальную гвардию; назначать судей, иметь газеты, собрания, частные общества, предприятия, банки и т. д.». Она имеет право издавать законы и даже иметь «свою религию» (!) и «своих святых» (!!) '.
Таким образом, коммуна мыслилась Прудоном в мелкобуржуазном, мещанском обличии, оторванной от всего государственного целого и от всей нации, замкнутой в своем собственном существовании. Но, по мысли Прудона, через свою собственную полицию и национальную гвардию коммуна получала возможность устранить давление государственной машины.
Мелкобуржуазные идеи Прудона становились еще более реакционными, когда дело доходило до вопросов семьи, отношения к женщине и пр. Как истый мелкий буржуа и хозяин он смотрел на женщину, как на предмет домашнего очага. Он, например, подробно устанавливал, в каких случаях муж имеет право... убить жену (в том числе за пьянство, за измену и т. п.).
Неудивительно, что Прудон, «социалист мелких крестьян и ремесленников» ', как защитник частной собственности, семьи и яростный враг коммунизма стал одним из идеологов буржуазии. Французская буржуазия в 1911 г. воздвигла памятник Прудону на его родине. На торжественном открытии памятника присутствовал президент республики, а речь произносил прожженный парламентский делец, бывший социалист, министр труда Вивиани.
Последователи Прудона в дальнейшем резко разошлись по своим политическим взглядам. Некоторые из ярых прудонистов стали на сторону буржуазного правительства, против рабочего класса, например, Шодэ, один из участников расстрела восставшего народа 22 января 1871 г. перед ратушей (он был расстрелян Коммуной), Толен, член Интернационала, перешедший на сторону Версаля и яростно боровшийся против Коммуны (Интернационал изгнал его из своей среды). К правым прудонистам принадлежали Фрибур (автор книги об Интернационале), публицист Ж. Дюшен, Ш.Мюра. В Коммуне участвовала большая группа левых прудонистов: Варлен, Малон, Тейс, Авриаль, Верморель и др. Их имена еще не один раз встретятся на страницах данной книги.
' Р. РгоидИоп, ор. ciI,, р. 198.
' Ibidem, I». 285.
» К. Маркс и Ф. Энгеяьс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 91.


Глава 1
Надо отметить, что ряд прудонистов (например, Варлен, Малон) во многих вопросах еще до Коммуны отходили от правоверного прудонизма, например активно организовывали стачки, стояли за политическую борьбу и захват власти рабочими и т. д. В этом отношении они подходили к позициям научного социализма Маркса и Энгельса.
Другим учением, имевшим влияние на рабочих, был бланкизм. Бланки, по словам Ленина, был «...несомненный революционер и горячий сторонник социализма...» ' Отмечая ошибки бланкистов, Маркс указывал вместе с тем, что они представляют самую революционную партию во Франции. Энгельс писал в августе 1870 г., что Бланки «един-ственно пригодный» ' для руководства революционным движением в Париже.
Бланкисты в отличие от прудонистов были горячими сторонниками коммунизма. Но, защищая идеи социализма, бланкисты довольно смутно представляли себе социалистический строй и, главное, экономические условия, которые обеспечивают победу рабочего класса над капитализмом. Плохо разбираясь в экономических отношениях, блан- кисты в очень наивной форме представляли себе победу социализма. По их мнению, историю определяет «роль сознания», «мысли людей». Распространение образования может привести к коммунизму. Бланки делал такое парадоксальное заявление: если бы все французы имели образование академиков, никто не позволил бы себя эксплуатировать.
Главной задачей бланкисты считали захват рабочими политической власти. В резком отличии от прудонистов бланкисты считали политическую борьбу основной.
Для захвата власти нужна была, по их мнению, не подготовка рабочих масс, а лишь создание небольшой, но крепко сплоченной заговорщической организации. Эта строго законспирированная организация, построенная по военному образцу, должна в подходящий день захватить власть и создать диктатуру. «Воспитанные в школе заговорщичества, спаянные соответственной строгой дисциплиной, они полагали,— писал Энгельс, — что сравнительно небольшое число решительных, хорошо организованных людей может в благоприятный момент не только захватить власть, но, действуя с чрезвычайной энергией, удержать ее в своих руках, пока не удастся вовлечь народ в революцию и сгруппировать его вокруг небольшой кучки руководителей. Для этого прежде всего необходима была строжайшая диктаторская централизация всей власти в руках нового революционного правительства» '.
Надо напомнить здесь, что ревизионисты, боровшиеся против марксизма, неоднократно старались доказать, что всякая подготовка восстания есть бланкизм. Известно, например, систематическое исполь-' зование этого термина меньшевиками в их борьбе против Ленина и большевистской партии. Ленин дал яркую характеристику отношения марксизма к восстанию по сравнению с позицией бланкистов. В предоктябрьские дни он писал: «Восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это во-первых. Восстание должно опираться на революционный подьем народа. Это во-вторых. Восстание должно опираться на такой перелам-
В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 437.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 384.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 92.


Вторая империя


ный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции. Это в-третьих. Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании и отличается марксизм от бланкизма» '.
Намечая (незадолго до Коммуны) план действий для победившей революции, Бланки указывал ряд совершенно правильных мер для разрушения буржуазного государства и создания элементов нового строя. Он предлагал следующие мероприятия: «Упразднить постоянную армию и магистратуру. Немедленно отозвать высших и низших -чиновников... Полное изгнание черной армии, мужской и женской (т. е. духовенства и монашества.— П. К.). Передача государству всего движимого и недвижимого имущества церквей, конгрегаций, братств обоих полов... Упразднение уголовного кодекса и магистратуры. Установление арбитров для гражданских дел, присяжных — для уголовных... Создание национальной местной армии (т. е. национальной гвардии.— П. E.)... Всеобщее вооружение рабочих и республиканских сил... Никакой свободы для врагов» '.
Политическая власть должна носить характер диктатуры. Бланки категорически возражал против проведения каких-либо выборов на другой день после революции. Сознательное меньшинство само должно осуществить преобразование общества в эти первые месяцы революции. Больше того, Бланки считал, что для успеха революции должна быть осуществлена «диктатура Парижа».
Бланки особенно подчеркивал необходимость террора против имущих классов. Известна его знаменитая фраза: «В тот день, когда будет вынут кляп изо рта рабочих, его вставят в рот капиталистов. Один год парижской диктатуры в 1848 г. избавил бы от гнета на четверть века Францию и историю. Если бы потребовалось даже десять лет (диктатуры) — не надо колебаться» з.
В области экономических мероприятий Бланки на другой день после революции намечал, однако, лишь самые неопределенные меры. Он предлагал промышленникам и торговцам «временно сохранить статус-кво в их предприятиях, в смысле персональном и в условиях заработной платы», предлагал созвать совещания для разрешения вопроса о таможнях, рудниках и крупных промышленных и кредитных компаниях, созвать совещания по вопросу рабочих ассоциаций. Иначе говаря, Бланки не намечал никаких конкретных мер в деле экспроприации или ограничения имущих классов. Он обращал внимание только на политическую сторону дела. Недаром и во время Коммуны бланкисты ничем не проявили себя в социально-экономической области.
В области финансовой предложения Бланки были очень лаконичны: нужна ликвидация книги государственных долгов и замена всех налогов прямыми, прогрессивными.
Само социальное переустройство общества, по мнению Бланки, возможно лишь через постепенный рост просвещения — через введение ооразования всех трех ступеней. Он писал: «Нападение на принцип собственности было бы бесполезным и даже опасным. Коммунизм нельзя ввести через декреты, он может прийти только на основе добровольно
' В. И. Ленин, Соч., т. 26, стр. 4 — 5.
' Auguste Blanqui, Critique sociale, v. I, Р. 1885, р. 205 — 206.
' Ihidem, р. 208.
и История Парижской коммуны


Глава 1
принятых решений самой страны; а эти решения могут создаться только на основе широкого распространения просвещения» '.
Бланки давал подробную программу в области школы. Он требовал светского бесплатного и обязательного обучения, профессионального образования и т. д. На основе развития просвещения будет развиваться, по его мнению, и деятельность рабочих ассоциаций.
Бланки не предлагал ни экспроприации буржуазии, ни каких-либо других решительных мер для перестройки основ капиталистического общества.
Бланки отмечал трудности привлечения крестьянства на сторону революции. Он тонко подмечал, что «коммунизм» представляется крестьянству в виде «дележа», но это не значит, что слово «коммунизм» должно быть вычеркнуто из политического словаря. Напротив, «надо приучить крестьян слышать это слово не как угрозу, а как надежду». И Бланки правильно писал: «Надо открыто объявить, что никто со своим участком не будет насильственно включен в ассоциацию; если он войдет в нее, то только по своему полному и свободному согласию».'. В деревне надо прежде всего освободиться от аристократии и попов.
Поскольку Бланки рассчитывал на захват власти через немногочисленную заговорщическую организацию, бланкисты мало занимались массовой работой среди пролетариата. Сам Бланки считал также, что та часть интеллигенции, которая находится на грани нищеты, будет ферментом массового революционного брожения. Бланки считал, что революцию может начать в любой момент заговорщическая организация, раз только она сама готова.
Энгельс писал: «Бланки по существу — политический революционер; социалист он толькопо чувству, из сочувствия к страданиям народа, но у него нет ни социалистической теории, ни определенных практических предложений социального переустройства. В своей политической деятельности он был по преимуществу «человеком дела», верившим, что небольшое, хорошо организованное меньшинство выступив в надлежащий момент с попыткой революционного переворота, может первыми несколькими успехами увлечь за собой народную массу и совершить таким образом победоносную революцию» 3.
В конце 60-х годов в Париже действовала подпольная бланкистская организация. Один из участников этой организации, Шарль Да Коста, рассказывает, что в это время в Париже часть студенчества «левого берега» стала сближаться с рабочими. По субботам и понедельникам рабочие приходили в студенческие кафе и там поддерживали дружеские связи. В другие дни студенты направлялись в рабочие предместья к своим товарищам рабочим. Это товарищеское сближение студенческой радикальной интеллигенции (в частности, бланкистов) с рабочими приводило нередко к тесной дружбе. Бланкисты сплачивали таким путем свою революционную организацию '.
Среди бланкистов в конце 60-х годов были известны Тридон, Эд, Вайян, Гранже, Риго, братья Да Коста и братья Вильнев, Прото, Эмбер, Левро, Жаклар, Казимир Буи, Курие, Ферре и др.
Auguste Blahqui, Critique sociaIe, v. I, Р. 1885, р. 109
' Ibidem, р. 210 — 211.
в К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 225.
' Ch. Da Costa, Les blanquistes, Р. 1912, р. 15.


Вторал иипериз
Все они стали затем активными участниками Коммуны. «Блан- кисты,— указывал Энгельс, — были тогда социалистами большей часТью лишь по революционному пролетарскому инстинкту; только немногие из них поднялись до более ясного понимания принципиальных положений благодаря Вайяну, который был знаком с немецким научным социализмом» '.
Третьим течением, имевшим некоторое влияние в рабочем классе Франции, был бакунизм. Бакунисты, каки прудонисты, возражали против участия рабочих в политической борьбе, полагая, что нужно участвовать только в социалистической революции. Бакунисты были врагами диктатуры пролетариата, они хотели опереться не на рабочий класс, а на мелкую буржуазию и деклассированные элементы. Они особенно добивались уничтожения всякого государства и отвергали необходимость рабочего государства. Бакунизм имел в те годы во Франции, в частности в Париже, очень немногих последователей. На юге за Бакуниным шли некоторые члены Интернационала — А. Ришар, Оори. Непосредственное участие самого Бакунина в революционном движении в Лионе (сентябрь 1870 г.) имело самые жалкие последствия.
Идеи о социальной революции, о захвате власти, о новом строе глубоко волновали французских рабочих в эти годы.
Как раз накануне Коммуны появился ряд книг и статей о задачах социалистов, о путях революции, о формах государственного устройства ит. д.
Остановимся сначала на книге прудониста Вермореля «Социалистическая партия» — «Le parti socialiste» (предисловпе к этой книге было помечено 10 марта 1870 г.). Верморель дает развернутую программу для социалистической партии. Он исходит из традиционных лозунгов свободы и равенства, но пытается связать их с условиями труда, положить в основу социальных отношений труд: «Труд — господин мира. Он был создателем общества и должен стать для него верховным регулятором... Важно, чтобы именно через организацию труда была реализована свобода и равенство, так как организация труда — фундамент самого общества... Нужно, чтобы всякий человек трудился. Тогда всякий будет работать на себя, и взаимный обмен продуктов труда освятит социальное равенство» '.
Подчеркивая важность труда, не зависимого от профессии и характера работы, Верморель писал: «Труд одного человека стоит столько же, сколько и труд другого; нет рабских профессий и нет либеральных профессий; именно в труде люди должны быть равны; час работы каменщика стоит столько же, сколько и час труда архитектора; час труда ремесленника стоит столько же, сколько час труда врача или адвоката» ~.
Этим утверждением Верморель, видимо, хотел подчеркнуть важность труда работников даже самых низших профессий, но в известной мере он выдвигал своеобразный принцип «уравниловки».
Любопытно, что, провозглашая принцип труда для всех, Верморель не ставил перед собой задачу решительного слома существовавшей экономической системы. Больше того, он просто требовал равен-
' R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 91.
' А. Verraorel, Le parti socialist,е, Р. 1870, р. 220 — 224.
з Ibidem, р. 224 — 225.


Глава I


ства (!) между трудом и капиталом («il faut mettre le travail sur un pied d'egalite complete vis-а-vis du capital») '.
Поэтому Верморель представлял себе экономическую систему общества в духе чистого прудонизма. Все обязаны трудиться и получать полный продукт своего труда. Все будут иметь нужные им предметы путем непосредственного обмена друг с другом. «Обмен является отправным пунктом всех социальных отношений». (Всемогущий закон обмена!)
Для укрепления системы обмена Верморель предлагал создать страховые кассы на случай болезни и инвалидности, сберегательные кассы, ввести особые налоги и т. д. Одним словом, он продолжал защищать старые рецепты Прудона и не думал о какой-либо решительной ломке капиталистических отношений.
Критикуя существующую государственную систему, Верморель особенно нападал на централизм и на три основные силы империи— магистратуру, церковь и постоянную армию, «эти три опоры современного деспотизма».
Он особенно отмечал пагубную роль постоянной армии: «Постоянные армии всегда были орудием деспотизма; их существование несовместимо с подлинным либеральным режимом»».
Верморель метко отмечал сущность бюрократии: «Чиновники, вместо того чтобы нести ответственность вместе с центральной властью, которая их выделила, образуют (как и теперешняя судебная магистратура) безответственную и консервативную корпорацию и, подобно магистратуре, поддерживают всякое правительство без всякого исключения; они будут самыми яростными врагами всяких политических свобод»».
Государственный строй мыслился Верморелем как федерация коммун, основанная на договоре. Центральная власть родится из коммун. «Коммуна станет школой общественной жизни» '.
В этой программе Вермореля надо отметить несколько характерных черт.
Во-первых, он говорит о социализме, как о силе, которая родится сама собой, без классовой борьбы, рядом с капитализмом. Никакой социалистической революции и разрушения капиталистического строя он не предполагает.
Во-вторых, хотя книга называется «Социалистическая партия», Верморель о партии как определенной организации рабочего класса ничего не говорит. Мысль о важности политической партии пролетариата была чужда большей части теоретиков и практиков французского социализма.
Наконец, надо отметить, что Верморель ни одного слова не говорит о тактике рабочего класса, о путях осуществления социализма, о ближайших задачах движения.
Развернутую программу будущей революции дал другой видный публицист, тоже испытавший влияние Прудона,— Мильер, активный участник революции 1848 г., один из главных сотрудников газеты «Marseillaise» («Марсельеза»). Эта газета, начавшая выходить 19 декабря
' А. Vermorel, Ье parti sociaiiste, Р. 1870, р. 228.
' Ibidem, р. 216.
з Ibidem, р. 161.
4 Ibidem р 193


Вторая империя
1869 г. под редакцией Анри Рошфора, приобрела в короткий срок исключительное влияние. В газете участвовал рядвиднейших социалистов и левых республиканцев — Валлес, А. Арну, Флуранс, П. Груссе, Риго, Вермерш и др. Здесь поместила ряд статей по ирландским делам Женин Маркс (под псевдонимом «Вильямс»). Газета уделяла целые столбцы рабочему движению, секциям Интернационала, стачкам, сборам в пользу бастующих и т. д.
В этой газете, начиная с первого номера, Мильер поместил ряд статей о задачах революции (обычно под заголовком «Социальный вопрос»). Первая статья Мильера называлась «Социальная революция». В ней говорилось: «Пролетариат, который теперь ничего не имеет, хочет со своей стороны стать всем». Цель революции в том, чтобы «устра-' нить злоупотребления капитала и поставить его на службу труду. Таким образом, исчезнут причины ненависти и разделения, существующие сейчас между людьми, революция объединит буржуазию и пролетариат в единый народ» 1.
.Конечно, и Мильер повторял старые лозунги: «свобода, равенство и братство», но он упорно подчеркивал, что основная задача газеты— защита прав рабочих и установление через революцию власти пролетариата.
Мильер, защищая суверенность народа, указывал, что «революция неизбежно будет диктатурой» '. Характеризуя формы государ-. ственной власти после провозглашения республики, Мильер опубликовал такой декрет: «91. Парижский народ, представляющий всю Францию, будет иметь непосредственную диктаторскую власть, никому не передоверяемую... ~2. Исполнение декретов народа-диктатора поручается комиссии, которая будет заседать в Париже непрерывно и публично». Эта комиссия, однако, не имеет непосредственной власти; она не обсуждает законы, а лишь исполняет законы народа-диктатора.
Вся подготовка, обсуждение и утверждение законов возлагаются непосредственно на народные собрания, организуемые в каждом квартале. Там ежевечерне обсуждаются и голосуются декреты. Центральная комиссия только устанавливает порядок дня этих собраний и формулирует декреты, обсужденные и принятые низовыми народными собраниями.
Военной основой республики будет национальная гвардия. Проект декрета, опубликованный Мильером, предвосхищал будущий закон Коммуны. Он гласил: «91. Постоянная армия упраздняется. 92. Рекрутский набор и набор для флота отменяются. 93. Немедля организуется национальная гвардия»».
В качестве экономических мер Мильер, кроме упразднения октруа, косвенных налогов и пр., предлагал экспроприировать предприятия, где хозяева будут срывать производство или где мастерские будут бездействовать. Все эти предприятия будут передаваться рабочим ассоциациям. Таким образом, Мильер предуказывал одну из мер, которые затем применила Коммуна. Мильер подчеркивал также необходимость проведения крупных общественных работ по постройке дорог, осушению
ooJIQT и т. п.'
" «AIarseillaise» № 1, 19/XII 1869,
' Ibidem, № 21, 8/I 1870.
' Ibidem, № 32, И/I 1870.
' Ibidem, № 30, 17/I 1870.


22
Глава 1
Защищая интересы квартиронанимателей, Мильер указывал, что после свержения империи роскошные палаты будут переданы рабочим.
Мильер подробно говорил о характере будущей Коммуны, где женщины получат полные права, о постановке образования и т. д. Коммуны будут автономны, но с тем, чтобы полностью сохранилось государственное и национальное единство.
Интересно, наконец, отметить, что Мильер развивал план образования Соединенных штатов Европы, которые создадутся на основе имеющихся в Европе республик. Идеи интернационализма Мильер также формулировал в виде декрета, гласившего: «~1. Французский народ предлагает всем народам свою братскую дружбу. ~2. Французская республика предлагает мир всем народам. Она не начнет никакой войны в завоевательных целях» '. Республика будет поддерживать и охранять независимость и свободу других народов.
Мильер, как видим, шел гораздо дальше Вермореля. В его концепциях звучат известные бланкистские нотки. Он ярко подчеркивал будущую роль пролетариата, значение экономических мер против капиталистов, роль диктатуры народа, единство государственной власти и т. д. Эти статьи Мильера и статьи некоторых других сотрудников «Marseillaise» ' получили широкую популярность, в частности, в рабочей массе Парижа. Статьи подобного рода идейно подготавливали будущие декреты Коммуны.
Из несоциалистических течений того времени надо отметить неоякобинство. Под этим словом обычно разумеется радикально-республиканское течение, которое во время Второй империи боролось за республику, за демократические свободы (за свободу печати особенно), за светскую школу и т. д. Неоякобинцы были противниками социализма. Если прудонисты и бланкисты опирались на рабочие массы, ремесленников и в известной мере на мелкую буржуазию и интеллигенцию, то якобинцы не имели никаких корней в рабочем классе, а выражали интересы городской мелкой и отчасти средней буржуазии, интеллигенции и т. д.
Из крупных фигур этого течения можно назвать Делеклюза, Ф. Пиа, Гамбона и др.
Неоякобинство повторяло старые лозунги французской революции: «свобода, равенство и братство». Оно считало необходимым довести до конца революции 1789 — 1793 гг. Неоякобинцы выдвигали чисто политические лозунги. В их представлении все еще жило «третье сословие», объединяющее в одно и капиталистов, и рабочих, и крестьян. Конечно, учитывая рост рабочего движения и влияние социалистических идей, кое-кто из неоякобинцев на словах признавал важность социализма. Но они разумели под этим республику, демократию и т. д. Делеклюз писал: «Социализм — не что иное, как республика в действии».
Ко всяким предложениям о переустройстве экономической системы капитализма они относились резко враждебно. Ни о какой экспроприации, конечно, не было и речи.
Надо попутно отметить, что не только неоякобинцы, но и прудонисты и бланкисты находились под большим влиянием буржуазной французской революции и в частности якобинства.
' «marseillaise» М 31, 18/1 1870. ' Интересны, например, статьи Вердюра, предлагавшего начать широкую
пропаганду идей социализма в деревне.


Вторая пмперия
Один из видных бланкистов, Тридон, в своих книгах и статьях резко критиковал жирондистов и воспевал эбертистов, цитировал «Pere Duchene», восхвалял насилие, которое «только и создаст право» '.
Бланкисты Вермерш, Эмбер и Вийом еще накануне 18 марта основали газету под названием «Pere Duchene».
Прудонист Верморель выпустил под своей редакцией ряд книг, посвященных деятелям французской революции. Он опубликовал речи Робеспьера, Дантона, Верньо и предпринял издание трудов Марата, перед которым особенно преклонялся.
Прудонистов и бланкистов привлекали в прежних якобинцах их революционная смелость, близость к массам, героическая оборона страны против внешних врагов.
Но культивирование этих традиций прошлого приводило часто к близорукому анализу новых социальных отношений. Новые якобинцы жили старыми формулами, не учитывая, что Франция 1870 г. была уже не Франция 1792 — 1793 гг., в частности они забывали о росте капитализма и о бурном пролетарском движении.
«Мертвое хватало живое». Только с большими трудностями освобождались прудонисты и бланкисты от пут давно отошедших теорий. И лишь очень немногие из них сумели подойти к идеям научного социализма Маркса — Энгельса.
Неоякобинцы, как и прудонисты, не были организованы в политическую партию. Обычным ведущим центром этих групп была редакция какой-нибудь газеты. Отсутствие свободы печати и всякие ограничения бонапартистского режима, конечно, не позволяли организовать более устойчивые печатные органы левых течений. Поэтому сплошь да рядом левые газеты (например, «Marseillaise») объединяли на своих столбцах и бланкистов, и прудонистов, и неоякобинцев.
Да и самые политические течения еще не успели как следует дифференцироваться. В частности, в рабочем классе еще не было ясной мысли о рабочей партии. В 60-х годах шло активное собирание сил рабочего класса через профсоюзы, кооперацию, секции Интернационала.
ф 3. Интернационал
В 60-х годах во Франции начало заметно расти рабочее движение. В 1862 г. в связи со всемирной выставкой в Лондоне ряд делегаций парижских рабочих посетил Англию, ознакомился с тред-юнионами и установил связь с английскими рабочими. После этого сношения французских рабочих с английскими уже не прерывались.
В 1864 г. рабочие Парижа выдвигают свою собственную кандидатуру в парламент. Правда, кандидат рабочих Толен получил только 495 голосов, но участие рабочих в выборах со своей, рабочей кандидатурой и оживленная избирательная кампания (тайные собрания, организация комитетов в округах) помогли сплочению руководящих сил парижского пролетариата. В сентябре 1864 г. Париж послал трех делегатов в Лондон для укрепления связей с английскими рабочими. В конце сентября 1864 г. было положено начало 1 Интернационалу В Париже была создана организация Интернационала. Секретарями-
' G. Tridon, Oeuvres diverses, P. 1891.


Глав а I


корреспондентами организации были Толен (резчик), Фрибур (гравер) и Лимузен (накладчик).
В январе 1865 г. открылось бюро Интернационала на улице Гравилье, 44. Был разослан в разные города статут организации и началась вербовка членов.
Бюро Интернационала помещалось в маленьком флигеле во дворе,— это была комната 4 метра на 3. Здесь стояли простой стол, две табуретки, четыре стула и чугунная поломанная печка.
Призыв к организации Интернационала нашел отклик в рабочей среде. К Интернационалу потянулась также радикальная и социалистическая интеллигенция левого берега (Лонге, Пьер Дени и др.) и даже буржуазные республиканцы вроде Жюля Симона (позднее министра правительства национальной обороны), Анри Мартена (известного историка), Шодэ, Белэ и др. Конечно, ббльшая часть таких «попутчиков» быстро отошла от рабочих. Надо сказать, что первые организаторы- Интернационала — Толен, Фрибур и др.— вообще мечтали не столько о рабочей организации, сколько о том, чтобы включить в состав Интернационала возможно более широкие круги. Фрибур, например, особенно был доволен, что «врачи, публицисты, промышленники, чиновники военного ведомства помогали работе» ' Интернационала.
Чтобы расширить число членов из рабочих, делались индивидуальные приглашения, происходили отдельные беседы, которые часто приводили к зачислению нового члена в организацию.
В состав первого парижского бюро вошли, кроме указанных.секретарей, Варлен, Малон, Дебок, Бурдон, Элигои, Камелина, Гайар, Мюра, Шемале и др. Через семь месяцев в организации было уже 500 членов. «Гравильерка» стала местом, куда сходились парижские, рабочие, чтобы обсудить все свои вопросы — о стачках, кооперативах, кредите, кассах взаимопомощи и т. д.
Большая часть руководителей парижской секции Интернационала находилась под влиянием Прудона. Поэтому на международных конгрессах и совещаниях Интернационала, они не раз выступали против научного социализма Маркса — Энгельса. Например, на конференции в Лондоне 1865 г. французские делегаты решительно защищали прудоновскую идею, что место женщины — у домашнего очага. Они возражали также против того, чтобы польский вопрос был поставлен в порядок дня конгресса Интернационала.
На первом конгрессе Интернационала (Женева, сентябрь 1866 г.) французская делегация представила меморандум в прудоновском духе. В нем говорилось, что «нации трудящихся будут обмениваться между собою на основе взаимности и по справедливости»; нужна «свобода организовать равный обмен между производителями, — услуга за услугу, работа за работу, кредит за кредит» '.
Французские делегаты предложили также создать под именем Интернационала универсальное кооперативное общество, которое будет давать работу своим членам, откроет свои магазины, международные конторы для продажи продуктов и т. д.
После этого конгресса французская секция выработала план: каждый член Интернационала платит по 20 сантимов в месяц, и на эти средства какая-либо ассоциация рабочих получит орудия труда и бу-
' Е. Fribourg, L'Association Internationale des travailleurs,.Р-.-4871, р. 29-30.
' Congres de Geneve, Memoire des delegues franglais, I3rux. 1866, р. 28. *


Вторая империя
дет иметь возможность бороться против конкуренции капиталистов.. Как только ассоциация эта станет на ноги, Интернационал будет оказывать поддержку другой ассоциации. Когда во всех профессиях соз-- дадутся такие ассоциации, будет создан магазин для обмена продуктов, введены свои деньги и т. д.
Словом, французские секции выдвигали прудонистские положения, согласно которым без всякой классовой борьбы, на основе организации производственных кооперативов будет создан обмен услуг и продуктов, избавляющий рабочих от гнета капитала.
На Женевском конгрессе французская делегация защищала и ряд других реакционных предложений. Она утверждала, что образование- должно находиться не в руках государства, а в руках семьи, она заявляла, что «вне семьи у женщины нет никакого смысла для существования» («sans famille la femme n'а sur terre aucune raison d' etre»). «Если для мужчины преданность общественным делам и забота о коллектив-- ных интересах являются достоинством, то по отношению к женщинам эти качества являются только извращенностью» (!) 1.
Только Варлен и Бурдон (из французских делегатов) восстали про-- тив реакционных взглядов на женщину.
Надо отметить, что на этом конгрессе участвовали некоторые блан- кисты (вопреки директиве Бланки), например Прото и Эмбер.
На Лозаннском конгрессе (1867 г.) французские делегаты снова оказались на мелкобуржуазных позициях и, в частности, возражали против принципа-коллективной собственности на землю. Они полагали,, что индивидуальная собственность на землю — неизбежное условие- всякого строя, а коллективная собственность на землю «приведет к роковому пути — к авторитарному и полному коммунизму».
На этом конгрессе былопринято требование о светском, основан-- ном на науке, образовании, профессиональном и общеобязательном.. Рекомендовалась организация «школ-мастерских». Эти требования легли в основу дальнейшей борьбы за реформу образования.
На дальнейших конгрессах (Брюссель, 1868 г., Базель, 1869 г.) французская делегация с трудом выпутывалась пз прудонистскихсетей. На Базельском конгрессе только четыре человека защищали принцип индивидуальной собственности на землю. И эти четыре делегата были парижские прудонисты: Мюра, Толен, Ланглуа, Лонге. Ряд французских делегатов воздержался от голосования по этому вопросу.
Практические требования рабочего движения вынуждали прудонистов отказываться от многих положений своего учителя. В первые годы своей работы парижские секции Интернационала уклонялись от руководства стачками и старались во что бы то ни стало найти компромисс между хозяевами и рабочими. Но скоро дело существенно видоизме-- нилось. Именно члены Интернационала {в частности Варлен, Малон) вопреки всем прудонистским теориям стали активными организаторами стачечного движения.
Уже в 1865 — 1866 гг. стачечное движение заметно расширилось. Члены Интернационала активно руководили большинством стачек.
1867 год был отмечен рядом крупнейших стачек в Париже, Марселе, Амьене и волнениями в Рубэ. Во всех этих городах активно работали члены Интернационала. Интернационал, руководя стачками, органи-- ' Congres de Geneve, Memoire des delegues franglais, Brux. 1866, р. 13.


Глава 7
зовал стачечные комитеты и стачечные фонды, расширял связи с рабочими массами. Одновременно Интернационал начинал оказывать помощь стачкам рабочих других стран. В 1868 г., например, шли сборы средств для помощи базельским забастовщикам. В том же году Варлен обращался к рабочим Берлина и Брюсселя, чтобы там собрать деньги на стачки во Франции, 8 октября 1869 г. Варлен, посылая Обри деньги на помощь стачечникам юга Франции, добавлял: «Парижские организации почти совсем исчерпали свои средства из-за многочисленных стачек, которые они провели и которые еще предстоит поддерживать» '.
Члены Интернационала были застрельщиками и создателями других рабочих организаций — синдикальных камер, кооперативов, касс взаимопомощи и т. д. Например, Варлен в письме к Обри (24 октября 1869 г.) писал, что после проведения стачки прядильщиков надо создать профессиональную организацию. Сам Варлен организовал, кроме союза переплетчиков, ряд других союзов в Париже. Он же создал кооперативные столовые «Котел» («Магш1Се»).
По совету Варлена члены Интернационала организовали синдикальную камеру булочников. Толчком этому послужило обращение булочников к Интернационалу с просьбой добиться отмены ночной работы.
В дальнейшем, в 1869 г. по инициативе Интернационала профессиональные союзы и другие организации объединились в Федеральную камеру рабочих обществ (Chambre federale des societes ouvriers). В 1870 г. в парижскую федерацию входило 40 — 50 обществ, каждое посылало по 1 — 3 делегата в федеральную камеру. Федеральная камера была тесно связана с Интернационалом и находилась в том- же помещении.
На первых порах Интернационал имел весьма пеструю систему организации. Часть членов входила в секции индивидуально, часть— через какие-либо организации. Так, например, было Общество объединенных рабочих (travailleurs unis) из 74 членов, которые являлись ячейкой Интернационала. Ряд профессиональных организаций целиком присоединился к Интернационалу, например Общество переплетчиков, Общество солидарности литографов и др.
Затем парижские секции Интернационала были реорганизованы по территориальному принципу, по кварталам города. Оппортунисты Интернационала (вроде Толена) возражали против новой формы организации главным образом потому, что она придавала Интернационалу более политический характер.
К 1867 — 1868 гг. первые руководители французской секции Интернационала — Толен, Фрибур, Лимузен, Мюра, Элигон,— занимавшие оппортунистические позиции (например, против стачек, против политической борьбы), были оттеснены более левыми членами вроде Варлена, Малона, Бурдона и др. В связи с этим усилилась активность Интернационала в стачечной борьбе. Начинаются политические выступления рабочих. Например, в ноябре 1867 г. группа рабочих под руководством Интернационала (в связи с решением Лозаннского конгресса) провела уличную демонстрацию против второй римской экспедиции Наполеона I I I.
Когда в 1868 г., наконец, были разрешены публичные собрания, члены Интернационала активно выступали на них, защищая идеи со-
' «Troisieme proces de РAssociation Internationale des travailleurs а Рапз»,
Р. 1870, р. 24,


27
Вторая империя
циализма. По полицейским правилам не разрешались доклады по вопросам политики и религии, но докладчики ухитрялись под разными названиями (вроде «роль банков», «роль женщин в обществе», «справедливое распределение налогов» и пр.) развивать революционные и социалистические теории. Целый ряд будущих участников Коммуны стал известен в Париже именно по этим народным собраниям.
На собраниях шла борьба среди различных социалистических течений. Фрибур рассказывал, что в 1869 г. он, Толен и другие их сторонники (т. е. оппортунисты) не могли даже появляться на рабочих собраниях Бельвиля, так как вся аудитория решительно стояла против них и защищала идеи бланкистов. Там популярными ораторами были Ранвье, Мильер и др.
Политическая активность Интернационала вызвала репрессии со стороны правительства империи. 6 марта 1868 г. руководящие члены Интерйационала предстали перед судом по обвинению в организации тайного общества. Были привлечены Шемале, Толен, Элигон, Мюра, Камелина, Э. Жерарден и др. На суде Толен заявил, что Интернационал «никогда и нигде» не обсуждал политических вопросов: «мы всегда воздерживались от политики» '.
Суд распустил ассоциацию и оштрафовал всех обвиняемых. На апелляционном суде было установлено, что министерство внутренних дел соглашалось допустить распространение одного из документов Интернационала при условии, чтобы в него была внесена «благодарность по адресу императора, который так много сделал для рабочего класса»».
Так как после ареста руководящего бюро было немедленно избрано другое, то правительство решило немедля привлечь к суду участников и нового бюро.
Был организован второй процесс. К ответственности привлекли Варлена, Малона, Бурдона, Комбо, Эмбера и др. Варлен произнес речь о роли и работе Интернационала во Франции. Он отметил, например, что уже к концу 1865 г. Интернационал имел бюро в Лионе, Марселе, Руане, Каене, Нанте, Эльбефе, Лизисе, Нефшато.
Суд приговорил каждого обвиняемого к трем месяцам тюрьмы и к 100 фр. штрафа. В апелляционном суде от имени обвиняемых выступил Комбо, заявивший, что все обвиняемые — социалисты и горды этим, что рабочие «хотели создать общество, где только труд будет источником богатств».
Полицейские преследования только увеличивали престиж Интернационала. Варлен писал: «После нашего осуждения значительное число рабочих, которые до сих пор совсем не интересовались Интернационалом, стали приходить к нам и запрашивать, можно ли еще присоединиться к нашей организации. Мысль о том, что парижская ассоциация продолжает существовать, была общераспространенной и жила как в рабочих массах, так и среди напуганной буржуазии» '.
Чтобы восстановить и расширить организацию, члены Интернационала начали под разными предлогами создавать всякого рода общества, примыкавшие затем к ассоциации. Уже существовавшие кооперативные,
' «Proces de 1'Association Internationale des travailleurs», 2 ed., P. 1870,
р. 22 — 23.
' Ibidem, р. 74.
' «Troisieme proces...», р. 16.


28
Глава 1


общественные и прочие организации также начали теснее связываться с Интернационалом.
После первых процессов более левые члены Интернационала стали играть заметно ббльшую роль. Среди них уже обсуждался вопрос о новой революции.
1 октября 1869 г. Бастелика писал Ришару из Марселя: «Накануне социальной революции и тем более накануне политической революции нужно установить лояльный союз (особеино в области практических мероприятий) между социалистами Лиона, Парижа, Руанаи Марселя, чтобы не вверяться наобум происходящим событиям: нам нужно возможно скорее выработать и установить план действия для французской революции».
Почти одновременно на эту же тему писал Варлен к Обри (25 декабря 1869 г.). Обсуждая план использования газеты «Marseillaise», Варлен сообщал, что члены Интернационала и руководители газеты хотят связаться и с другими странами, чтобы «подготовить социальную революцию в Европе».
Варлен признавал, что в данный момент рабочие еще не готовы к революции, но все же видел ее в самом близком будущем: «На наших собраниях мы почти единодушно признаем, что мы еще не готовы к революции, что нам нужно еще один-два года для активной пропаганды через газету, через публичные и закрытые собрания, через организации рабочих обществ,— и только тогда мы станем хозяевами положения и будем уверены, что революция будет в наших руках и не попадет в руки республиканцев, не социалистов». И Варлен добавлял: «самыми серьезными нашими врагами являются умеренные республиканцы, либералы всяких сортов».
Варлен и его друзья намечали очень разумный план подготовки массы для революции. Но ни Варлен, ни другие члены Интернационала еще не думали об основном условии успеха революции — об организации революционной рабочей партии. Им казалось, что Интернационал и рабочие общества всякого рода явятся достаточной организационной опорой для революционной борьбы.
Варлен очень правильно указывал на необходимость борьбы против буржуазных республиканцев, которые пытались использовать рабочее движение для своих политических целей.
Варлен в другом письме (к Обри от 19 января 1870 г.) особо отмечал, что «многоцветные буржуазные партии» не хотят революции. «Они боятся социализма, который укрепился на их глазах...,они, конечно, будут рады неудавшемуся восстанию, так как это даст им повод. для гонений против нас; но мы будем тем более осторожны, что мы одни. Мы должны с одного удара отрубить все головы этой гидры; но мы должны не ошибаться,— вот потому-то мы и колеблемся».
По вопросу о том, что важнее, политическая революция или социальная, Варлен писал: «Для нас политическая революция тесно сплетена с социальными реформами, и они не могут быть отделены друг от друга. Одна политическая революция недостаточна; но мы прекрасно сознаем, что проведение социальной революции будет невозможно до тех пор, покуда мы живем под властью такого самодержавного правительства; как наше». А через несколько недель Варлен снова писал Обри: «Вы ошибаетесь, если думаете, что я хотя бы на минуту забываю социалистическое движение в ущерб политическому... Но мы ничего не


Вторая имяерия
сможем сделать в области социальных реформ, покуда не будет уничтожено (aneanti) старое государство» '.
Так у передовых рабочих Франции назревала мысль о революции. Одни из них мыслили ее как социальную революцию, другиекак политическую революцию, т. е. свержение империи и установление республики (в Париже эта позиция преобладала).
По мысли левого крыла Интернационала, в ожидавшейся революции ведущая роль должна была принадлежать рабочему классу. Варлен особенно боялся, как бы власть не попала снова в руки буржуазных республиканцев, врагов социализма. По мнению левого крыла, политическая революция должна была быть тесно связана с осуществлением ряда социальных мероприятий.
Таким образом, вопреки прудонистским теориям, рабочие типа Варлена инстинктивно подходили к идеям научного социализма Маркса — Энгельса. Конечно, не существовало никакой связной концепции грядущей революции, но некоторые ее элементы уже вошли в сознание передовых рабочих Франции.
Надо указать, что влияние идей Маркса — Энгельса сказывалось также в том, что революция во Франции мыслилась как часть общего рабочего восстания в странах Европы. Эта идея стала одной из ведущих в Коммуне.
Несмотря на внутренние идейные противоречия в среде французских секций Интернационала и его организационную слабость, эта молодая организация стала центром притяжения всех передовых рабочих страны. И невзирая на полицейские преследования, секции Интернационала (особенно в Париже) росли и крепли, внося идеи социализма в рабочую массу, организационно сплачивая пролетариат, подготовляя рабочих — организаторов и вождей.
ф 4. 1870 год
Наступил 1870 год. Империя Наполеона III приходила к своему жалкому концу. Выборы 1869 г. показали резкое усиление оппозиционных настроений: правительство получило 4,5 млн. голосов, а оппозиция — 3,5 млн. Особенно резко была выражена ненависть к империи в городах, где преобладало рабочее население. В Париже, например, правительство собрало за себя только 77 тыс. голосов против 234 тыс., голосовавших за республику.
Недовольство политикой империи усиливалось в рабочем классе среди мелкой городской буржуазии и части крестьянства.
Рабочие получали низкую зарплату; дороговизна всех продуктов и тяжесть квартирной платы особенно чувствовались рабочим классом; полицейский произвол и гонения точно так же обрушивались в первую очередь на пролетариат.
Крестьянство и городская мелкая буржуазия страдали от тяжких налогов, эксплуатировались крупными помещиками и предпринимателями, ростовщическим капиталом и банковской системой.
Вакханалия императорского двора, хищные спекуляции банкирских фирм и дельцов всякого масштаба вызывали широкое возмущение даже у части буржуазии.
' «Troisieme proces...»,р. 23 — 24, 35 — 36, 40, 22, 52.


Глава 1
Дикий полицейско-бюрократический режим подавлял все живые силы страны. Подкуп и репрессии, заигрывание с массами и грубый произвол, внешний блеск и внутренняя гнилось режима показывали, что дело идет к печальной развязке.
Рост революционных выступлений рабочих и части мелкой буржуазии давал себя чувствовать.
В январе 1870 г. разыгрался небольшой эпизод — возникло дело Нуара,— который сразу выявил бурно революционное настроение парижской массы. Один из родственников Наполеона III, принц Пьер Бонапарт, придравшись к статьям в газете «Marseillaise», вызвал на дуэль Рошфора. Одновременно сотрудник «Marseillaise» Паскаль Груссе послал вызов Пьеру Бонапарту. Когда к принцу на квартиру пришли секунданты Груссе, он выстрелил в них и одного из них, журналиста Виктора Нуара, убил (секунданты Рошфора подошли к дому, когда Нуар был уже убит). В следующем номере газеты Рошфор писал о «бандите» Бонапарте и о всей семье Бонапартов: «Уже восемнадцать лет, как Франция находится в окровавленных руках этих разбойников. Французский народ, разве не находишь ты, что пора положить этому конец?»
В день похорон Нуара (12 января) в Нейи (в окрестностях Парижа) собралась громадная демонстрация. Тысячи полицейских и солдат оцепили центр города, чтобы не допустить похоронную процессию и демонстрантов к кладбищу Пер-Лашез, т. е. не позволить демонстрации пройти через весь город. Целый день Париж кипел, как в котле. По словам Варлена, все члены Интернационала и рабочих обществ участвовали в демонстрации,— если бы был дан сигнал, толпа ринулась бы в центр города, хотя и была безоружна. Но народ не был подготовлен, и ни одна из парижских организаций не имела плана действий.
Варлен писал 19 января 1870 г. в письме к Обри: «Мы решили, что впредь будем внимательно следить за политическими событиями и во всех случаях будем совещаться о том, что нам нужно будет предпринять. Народ возбужден; революция приближается» '.
В этот же самый день Варлен, Малон и Комбо от имени Интернационала в письме в «Marseillaise» заявляли: «Революция сама изберет свой час».
В первые месяцы 1870 г. произошли две крупные стачки в Крезо (в январе и марте), которые всколыхнули все рабочие организации Франции. По всей стране среди рабочих шли сборы на эти стачки. Стачки носили политический характер. Рабочие кричали: «Да здравствует республика!»
В Париже и других крупных центрах чувствовалось оживление работы Интернационала и рабочих обществ. В Париже Интернационал насчитывал 25 секций и отделов, федеральная камера объединяла 40 обществ (а по другим сведениям — до 50 обществ) и федеральная касса (взаимопомощи) имела 20 организаций.
В мае правительство решило провести плебисцит о новой конституции, чтобы попытаться сплотить своих сторонников и укрепить императорский престиж. Интернационал повел энергичную борьбу против плебисцита и рекомендовал при голосовании подавать пустые бюллетени. Манифест против плебисцита широко обсуждался в рабочих соб-
' «Troisieme proces...>, р. 40.


Вторая империя
раниях и был опубликован от имени Интернационала и федеральных камер рабочих обществ. В письме к Обри от 20 апреля Варлен передавал дух манифеста в таких словах: «Мы протестуем против империи... Мы требуем полной суверенности народа, непосредственного управления через народ. Мы требуем всеобщей социальной республики» '.
Манифест давал программу рабочих требований. Он провозглашал «демократическую и социальную республику», в основе которой будет лежать труд как база общества. Он требовал уничтожения постоянной армии, передачи имуществ церкви и на общественные нужды, требовал решительного пересмотра системы налогов, реорганизации крупных предприятий (банки, рудники, железные дороги) и т. д.2
Манифест говорил о новом типе республики, где рабочие будут играть ведущую роль, о республике, основанной на принципе труда. Уничтожение постоянного войска означало всеобщее вооружение народа, т. е. удар по главному устою бюрократического, классового государства. Экономические требования манифеста были неопределенны— реорганизация крупных предприятий в известной мере отражала прудонистскую ненависть к крупным капиталистическим предприятиям.
Но главной задачей манифеста было не развертывание экономических требований, а именно атака на империю.
Надо особо отметить призыв к крестьянству, содержавшийся в манифесте: «Труженики деревень! Как и ваши братья в городах, вы несете на себе тяжкое ярмо существующей социальной системы: вы трудитесь без отдыха, и вы всегда нуждаетесь в самом необходимом, в то время как казна, ростовщики и помещики жиреют за ваш счет. Империя не только душит вас налогами, но и отнимает у вас сыновей, вашу единственную опору, чтобы сделать из них солдат для папы или оставить их трупами, разбросанными по глухим углам Сирии, Кохинхины и Мексики» '.
Рабочие Франции искали путей к укреплению связей с угнетенным крестьянством. Именно в это время в борьбе против империи члены Интернационала особенно внимательно присматривались к крестьянству, ища там союзников. Бастелика, побывавший в крестьянских районах около Тулона, писал, что при правильной постановке пропаганды «мы привлечем к себе массы крестьян». Крестьяне будут врагами социализма, пока консерваторы будут им твердить, что социализм — это дележ (раздел). На основе своей агитации в деревне Бастелика приходил к выводу, что «крестьяне стремятся принять участие в социальном движении» '. Он полагал даже, что крестьяне готовы к восстанию.
Малон, участвуя в организации стачки в Крезо, писал Комбо: «Вопреки вашим предубеждениям против крестьян, я заверяю тебя, что эта центральная провинция в известной мере готова для социальной революции» '.
Газета «Egalite» (которая в это время редактировалась Утиным, т. е. была за линию Генерального совета Интернационала) в номере от 28 мая 1870 г. указывала (подводя итоги плебисцита) на необходимость.
' «Troisieme proces...», р. 63.
' О. Testut, L'Internationale et le jacobinisme au ban de ГEurope, ч. I, Р
1872, р. 79.
» Ibidem, р. 75.
4 Ibidem, р. 119 — 120.
' «Troisieme proces...», р. 82.


Гла ва I
широкой постановки пропаганды в деревне: «Понесем наше интернациональное знамя в деревни». Как же надо поставить пропаганду? Надо сказать крестьянам: «Пусть каждый человек пользуется плодами своего труда; земля не является частной собственностью и принадлежит только тому, кто ее обрабатывает». Интернационал «провозглашает, что ни земля, ни фабрики не могут принадлежать отдельным лицам, а должны находиться в коллективной собственности всех трудящихся, в противном случае мелкие хозяева, имеющие крохотные клочки земли, не -смогут выдержать конкуренции крупных каниталистов» '.
Но надо сказать, что эти обращения рабочих к крестьянам были единичны. Французские секции Интернационала. не имели настоящих -связей с крестьянством. Они только поставили вопрос о пропаганде и агитации в деревне.
Итоги плебисцита показали, что в деревне еще очень сильны тра.диции империи. Плебисцит дал такие результаты: против — 1572 тыс. голосов, воздержались — 1899 тыс. и за — 7359 тыс. голосов. Таким образом, почти 3,5 млн. голосовавших были против империи.
Активная борьба французских секций Интернационала против им,перии и рост рабочего движения вызвали новые гонения на рабочие организации. Еще до плебисцита начались аресты членов Интернационала по всей стране. Империя поспешила провести в Париже громкий процесс против Интернационала (третий процесс, 22 июня — 8 июля). Было привлечено к суду 38 обвиняемых. Этот процесс приобрел особенную популярность в рабочей массе. В ряде речей члены Интернационала изложили свою программу и использовали процесс для 'пропаганды .своих социалистических взглядов.
Коллективную защитительную речь прочел Шален — молодой рабочий (25 лет), токарь про профессии. Шален говорил, что «рабочий класс на своем собственном опыте убедился, что он может рассчитывать .только на свои собственные силы: в этом главная идея (1'Ыее-mere) Интернационала».
Программу Интернационала Шален определял так: «Народ прежде всего хочет управлять сам, без всяких посредников и без всяких «спасителей»; он хочет полной свободы. Нужно отменить ростовщичество, монополии, систему наемного труда, постоянные армии, нужно всестороннее (интегральное) образование... Мы остаемся верными и преданными членами Интернационала». Шален кончил свою речь лозунгом: «Да здравствует всемирная социальная республика!»
И этот лозунг стал скоро лозунгом рабочих масс Парижа.
Рабочий механик Авриаль, будущий видный член Коммуны, заявил, что он гордится тем, что является членом Интернационала, и -жалел, что еще мало для него сделал. Он говорил судьям: «Не думайте, что Интернационал — это какая-то небольшая кучка, Интернационал — это громадная рабочая масса, которая требует своих прав».
Асси, один из организаторов знаменитых стачек в Крезо, гордо сказал: «Я не член Интернационала, но после суда я присоединюсь к нему».
Другой будущий крупный участник Коммуны, Тейс, говорил: «Ваша экономическая и промышленная система приводит к одному неизбежному, роковому результату — число наемных рабочих растет, и
О. Testut, ор. cit., v. I, р. 388.


Вторая империя
рабочие становятся все более зависимыми от капиталистов, и в то же самое время вы заверяете, что базой общественной организации является политическое равенство на основе всеобщего избирательного права... Несчастные эксплуатируемые видят перед своими глазами богатство и мотовство, так резко противоречащие их собственной нищете; одни умирают от голода, тогда как другие умирают от несварения желудка».
Франкель, будущий министр труда (делегат) в Коммуне, заявил, что цель Интернационала — «полное уничтожение системы наемного труда (salariat)... Союз пролетариев всех стран фактически создан; никакая сила не сможет их разделить» '.
Суд приговорил к году тюрьмы Варлена (он не был на суде, ибо скрылся до ареста), Малона, Мюра, Жоаннара, Пенди, Комбо и Элигона; другие получили меньшие наказания.
Этот процесс был сигналом, свидетельствовавшим о скором приближении революционных событий.
В эти же месяцы правительство создало большой политический процесс 72 революционеров (так называемый «процесс в Блуа»). Их обвиняли в покушении на императора и в попытке государственного переворота.
А тем временем империя лихорадочно подготавливала военное наступление против Пруссии. Прогнившая система, возглавляемая «маленьким Наполеоном», нуждалась во внешнем блеске, но ее внешняя политика приводила только к печальным неудачам, за которые народ платил своей кровью и своим имуществом.
После успешной войны против Австрии Пруссия добивалась объединения Германии под своей гегемонией. Одновременно она стремилась ослабить Францию и, в частности, добивалась аннексии Эльзаса и части Лотарингии, имевших крупное промышленное значение. Луи Наполеон делал ряд попыток подорвать возрастающее могущество Северогерманского союза, изолировать его от южногерманских государств. Луи Наполеон решил воспользоваться первым случаем для войны против Пруссии.
Война с Пруссией была последней картой авантюриста. В то время как Пруссия серьезно готовилась к войне против Франции, императорская Франция пошла на войну не готовой ни дипломатически, ни политически, ни в чисто военном отношении.
Энгельс в статье «Роль насилия в истории» дает такую характеристику дипломатической подготовки Франции и Пруссии:
«Обе стороны заблаговременно позаботились о союзниках. Луп Наполеон был уверен в Австрии и Дании и — до некоторой степени — в Италии. На стороне Бисмарка стояла Россия. Но Австрия была, по обыкновению, не готова, не могла активно выступить ранее 2 сентября,— а 2 сентября Луи Наполеон был уже германским военнопленным; к тому же Россия уведомила Австрию, что она нападет на нее, как только Австрия нападет на Пруссию. В Италии же Луи Наполеону приходилось поплатиться за свою двуличную политику: он хотел поднять национально-объединительное движение итальянцев, но в то же время охранить папу от этого национального единства; Рим был занят его войсками, которые были ему теперь нужны дома, но которых он не мог убрать, не обязав предварительно Италию соблюдать суверенные
1 «Troisieme proces...», р. 100 — 106, 140, 142, 188 — 189, 221.
8 История Парижской коммуны


Глава I


права Рима и папы, а это, в свою очередь, помешало Италии притти к нему на помощь. Наконец, Дания получила от России приказ сидеть смирно» '.
С обычным апломбом и самонадеянностью 19 июля 1870 г. правительство Наполеона Ш объявило войну Пруссии. Когда в палате спросили военного министра, есть ли у офицеров географические карты, он торжественно показал на эфессвоей шпаги и заявил: «Вот моя карта!» Он добавил, что французские офицеры имеют «самые лучшие карты», но забыл упомянуть, что генеральный штаб снабдил офицеров картами Германии, но не Франции, а война развернулась именно на французской территории.
Известие о войне вызвало возмущение в рабочей среде. Парижские секции Интернационала обратились с манифестом «К рабочим всех наций». Там говорилось: «Соединим свои голоса в один общий крик возмущения против войны... Война из-за вопроса о преобладании или война в интересах какой-нибудь династии не может в глазах рабочих быть чемнибудь иным, кроме преступного безумия». Манифест призывал к «неразрывной солидарности» рабочих всех стран. Аналогичные обращения сделали и другие французские секции Интернационала. Германские рабочие в ряде собраний также присоединились к парижскому манифесту и протянули руку французскому народу.
В манифесте Генерального совета Интернационала от 23 июля 1870 г. Маркс пророчески писал: «Чем бы ни кончилась война Луи Бонапарта с Пруссией,— похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже. Вторая империя кончится тем же, чем началась: жалкой пародией» '.
В короткий срок прусские войска наводнили Францию. Пруссия выставила до 450 тыс. человек против 250 тыс. французов. Бездарность и продажность чиновников и генералов, мошенничество всяких военных поставщиков, полная военная неподготовленность, гнилость всей империи, которая управлялась бандой проходимцев и их подручных, сразу дали себя знать.
С первых же дней войны французская армия, несмотря на храбрость солдат, терпела поражение за поражением. И всего в пять недель пышная империя Наполеона III рассыпалась, как гнилая труха.
Ь". Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 484 — 485.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. Xlll, ч. 11, стр. 7.







огглнизхция плгижсвих млсс
g 1. Крах империи торого сентября 1870 г. сдался Седан. Французская армия вместе с авантюристом-императором попала в плен. Дорога прусским войскам к столице была открыта. Жалкое восемнадцатилетнее царствование Наполеона Ш закончилось позорным крахом. Днем 3 сентября пришло в Париж официальное сообщение о Седане. Вечером на улицах столицы толпился народ с криками: «Долой империю!» Руководители партий наспех сочиняли проекты создания правительства. Ходил слух, что генерал Паликао готовит государственный переворот. Тьеру с двух сторон предлагали стать во главе министерства — и от имени императрицы и от имени оппозиции.
Ночью с 3 на 4 сентября Законодательный корпус после двадцатиминутного заседания перенес обсуждение вопроса об образовании правительства на 12 часов дня 4 сентября. В этот день с утра совет министров подготовлял создание совета регентства с генералом Паликао во главе. После протестов слово «регентство» заменили словом «правительство». Комиссия Законодательного корпуса, выбранная накануне, тоже сочиняет план формирования правительства. В этом плане предусматривается созыв Национального собрания, «когда позволят обстоятельства». Этому Национальному собранию поручается «определить форму правления»,— иначе говоря, вопрос о республике был поставлен под сомнение.
Все партии хотят столковаться между собой, лишь бы не допустить народ к власти и сохранить буржуазную государственную машину в неприкосновенности.
Но политические дельцы решали без хозяина. С утра 4 сентября толпы народа, демонстрировавшие накануне, заполнили центральные улицы столицы. Граф Дарю в официальном докладе о Правительстве национальной обороны с сарказмом говорил об этих днях: «Известно, с какой быстротой распространяются лозунги среди рабочих — это дело руководящих ими организаций. В несколько часов 3*






Гл.аea II массы могут быть приведены в движение и собраны в любой назначенный пункт» '. » г»«ф ',%', . — ]' а . 'Ф« Хотя вожди парижского народа были в это время в тюрьме или в изгнании, а рабочие организации ~1 и революционные кружки в состоянии разброда и развала, революционные массы столицы были полны решимости. .'4' Как писал Поль-Луи, «...в собы- ,Г, тиях, завершившихся 4 сентября, пролетариат играл самую важную Y роль, так как численность его была уже так велика, что он в известные дви совершенно наводнял бульвары своими густыми массами, оглашая воздух шумом революции» '.
Парижские пролетарии инстинкнильгельм l и Иаполеон III тивно ДогаДывались о паРламент-
ских махинациях наполеоновских геНаполеон 1П, сдаваясь в плен, передает своЮ шпагу Вильгельму 1 — «Вот шпага НеРаЛОВ И МИНИСТРОВ, 0 ВСЯКИХ ПО- моего дяди, ты можешь повесить ее себе'. ПЫТКаХ ВОССТаНОВЛОНИя ИМПерИИ Под
другим флагом.
Пролетарская масса добивалась в первую очередь свержения ненавистной империи со всем ее механизмом угнетения. Народ добивался республики.
Рабочие, национальные гвардейцы, студенты, мелкая буржуазия окружили правительственные здания и прежде всего Бурбонский дворец. Народ стал пробираться в помещение дворца. Помещение палаты скоро заполняется толпой. Сперва народ пробирается на трибуны для публики, затем в самую залу на места депутатов и даже на места президиума. Раздаются крики: «Долой империю.' Да здравствует республика!»
Депутаты растерянно прячутся в соседние комнаты. В дверях слышен стук прикладов. Председатель палаты, известный промышленник Шнейдер (владелец заводов Крезо), сходит с места председателя. Его хватают за шиворот, выталкивают вон. Ему кричат вдогонку: «Долой! Вот убийца наших братьев в Крезо».
На председательское место садится кто-то из толпы. Толпа провозглашает свержение династии и утверждение республики. В это время в зале остается всего полтора десятка депутатов, вся зала заполнена народом.
Представители оппозиции — Фавр, Гамбетта — пытаются тоже выступать. Фавр заявляет, что формальноепровозглашение республики должно быть сделано не в палате, а в ратуше. Он хотел под любым предлогом увести толпу и освободить членов Законодательного корпуса. Фавр позднее указывал и на другой мотив своего поведения: он опасался, что народ, завладевший помещением палаты, может начать писать декреты. Ведь в президиуме сидели уже люди из народа. ' «Actes du gouvernement de la defense nationale», ч. I, р. 1876, р. 177. ' Поль-Луи, История социализма во Франции, 1906, рус. пер., стр. 234.




Организация парижских,иасс Революция 4 сентября 1870 г. Народные массы Парижа захватывают здание
Законодательного корпуса и провозглашают свержение империи
Народ, еще не организованный, направился к ратуше. Там снова провозглашается республика и наспех организуется правительство. В него попадают депутаты Парижа — члены прежней оппозиции: Фавр, Ферри, Симон, Эм. Араго и др. Рошфор, только что освобожденный из тюрьмы, тоже входит в состав правительства. Чтобы привлечь к себе


Глава II
генералитет, включают в министерство генерала Трошю. При этом Рошфор, которого все считают крайним революционером, тут же обнаруживает свое благоразумие и голосует за Трошю. Эм. Араго бросает своему дяде Этьену трехцветный шарф и назначает его мэром Парижа.
В ратуше были некоторые из революционеров-якобинцев — Делеклюз, Пиа и др. Фавр и его приверженцы под тем предлогом, что в правительство должны войти только депутаты, отвели все левые кандидатуры. Так, например, Гамбетта публично заявил, что он не войдет в правительство, если будет введен кто-либо не из состава депутатов (шла речь о Пиа).
Законодательный корпус собрался еще раз днем и послал делегацию в ратушу, но правительство уже было организовано. К вечеру были опубликованы первые декреты — о роспуске Законодательного корпуса и Сената.
Так парижский пролетариат вопреки намерениям политических заправил сверг империю и провозгласил республику. Энгельс писал впоследствии, что парижские рабочие «смели в сентябре 1870 г. изжившую себя империю, к которой буржуазные радикалы не имели смелости и прикоснуться» '. По словам Маркса, «правительство обороны было принято лишь как правительство на худой конеп, в первую минуту неожиданности, как военная необходимость. Истинным ответом парижского народа на Вторую империю, империю лжи, была Коммуна» '.
Рабочий класс не был достаточно организован, для того чтобы 4 сентября 1870 г. создать свое собственное правительство. Энгельс объясняет положение таким образом:
«...За поражениями в июне 1848 г. и в декабре 1851 г. последовало восемнадцать лет бонапартистской империи, в течение которых печать была скована, право собраний и союзов придавлено, а рабочий класс тем самым был лишен всяких средств взаимной связи и организации. Необходимым результатом было то, что когда в сентябре 1870 г. пришла революция, рабочие не могли выдвинуть никого другого, кроме тех буржуазных радикалов, которые при империи составляли официальную парламентскую оппозицию и которые, само собою разумеется, предали их и их страну» '.
Итак, создалось новое правительство с пышным названием — «Правительство национальной обороны». Как формулировал Ленин в своем «Плане чтения о Коммуне», «либеральные пройдохи захватывают власть»'. Или, как говорил Энгельс, «такой сволочи еще не бывало» '.
Главой правительства был генерал Трошю. Это был один из типичных бездарных генералов Второй империи. Он не отличался никакими военными доблестями, но умел ловко интриговать, прилаживаться к вкусам двора, водить за нос и друзей и врагов. Это был яростный монархист, ханжа-католик, реакционер до мозга костей. Он был неумен, но маскировался хитростью. Он не отличался никакими деловыми качествами.
Наполеон III назначил его губернатором Парижа в начале войны по особой рекомендации Мак-Магона, который считал, что только Тро-
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 402.
' «Архив Маркса и Энгельса», т. Ill (VIII), стр. 317.
г К. Марке и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 403.
«В. И. Ленин, Соч., т. 8, стр. 180.
'" R Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 391.


Органигацин парижских масс
ппо сумеет подавить революционное брожение в Париже. Для выполнения этой жандармской роли Трошю прежде всего потребовал возвращения в столицу 19 батальонов совершенно разложившихся бретонских мобилей. Трошю сам был бретонец, и он хотел иметь под рукой свою собственную гвардию, к тому же неизбежно изолированную от парижского населения из-за незнания языка (большинство бретонцев не говорило и не понимало по-французски).
Утром 4 сентября Трошю торжественно обещал императрице защищать ее и династию, клялся в верности «как христианин и как бретонец» и твердил, что скорее умрет, чем сдаст Тюильри. А к вечеру Трошю уже вошел в состав нового, республиканского правительства. По словам Фавра, Трошю согласился войти в правительство только при условии, что он будет поставлен во главе его и что будут сохранены в неприкосновенности три принципа — бог, семья и собственность.
Для нового правительства Трошю был представителем командного состава армии. Главное, он был нужен для целей правительства — для обуздания революционных масс Парижа и для прекращения войны. Еще до 4 сентября в комитете обороны Трошю заявлял о полной безнадежности военного сопротивления пруссакам. И один из офицеров прямо сказал ему тогда: «Вы председатель не комитета обороны, а комитета слабости». Генерал, который хотел поскорее покончить с войной, был самым подходящим военным кандидатом для либеральных проходимцев.
Жюль Фавр в качестве министра иностранных дел играл ведущую политическую роль в правительстве. Этот, по словам Маркса, «известный негодяй и июньский деятель» 1, был «одним из наиболее известных орудий того господства террора, которое было установлено генералом Кавеньяком после Июньского восстания». Фавр был автором позорного декрета, в силу которого тысячи рабочих, арестованных после июньского восстания, были сосланы в Алжир. «Он поддерживал все бесстыдные законы, проведенные тогда в целях подавления права собраний, союзов и свободы печати» '.
Фавр поддерживал в свое время экспедицию Наполеона III против Римской республики. При помощи подлогов он приобрел себе большое состояние. Будучи адвокатом, он отличался крикливым красноречием, но -проигрывал все процессы. Во время переговоров Фавра о мире с пруссаками Бисмарк играл с ним, как кот с мышью.
Эрнест Пикар, этот Фальстаф Правительства национальной обороны, был министром финансов. Умный и ловкий, он занимался спекуляцией, особенно при содействии своего братца Артюра, выгнанного из парижской биржи за мошенничество и наживавшего себе барыши при всяком поражении французской армии.
Жюль Симон, министр народного просвещения, по словам одного современнйка, был «поп, пустившийся в политику». Он был автором многочисленных книг, заполненных греческими и латинскими цитатами по всем вопросам морали («Долг», «Свобода», «Естественная религия» и т. д.), но его выводы всегда сводились к тому, чтобы превозносить существующий порядок как наилучший и призывать рабочих к покорности хозяевам и т. д.
' R. ЛХаркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXTV, стр. 394.
Я. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 86.



Глава II
Жюль Ферри отличался тем, что во время осады Парижа, будучи (после 1 ноября) мэром города, нажил себе состояние за счет голодающего населения столицы.
Гамбетта, министр внутренних дел (скоро перебравшийся из Парижа в Тур и возглавлявший там группу членов правительства), был шумливый адвокат, ненавидевший рабочих и социализм. Но он был, вероятно, единственным членом правительства, который действительно добивался организации военной борьбы против пруссаков.
Рошфор был включен в состав кабинета, чтобы придать правительству некоторую видимость внешней революционности. Рошфор в этот момент имел репутацию радикала-революционера, чуть не социалиста. Его газета «Lanterne» («Фонарь») в период империи сыграла большую революционную роль своими разоблачениями гнилого императорского режима. Газета «Marseillaise» приобрела тоже очень большое влияние. Это был наиболее яркий период деятельности Рошфора. Рошфор был темпераментный и остроумный журналист, никогда не имевший твердых принципов и ясных политических позиций. В правительстве 4 сентября он играл жалкую роль прихлебателя, который, сидя рядом с господами, хочет показать свое уменье хорошо держаться за столом. Недаром Фавр говорил, что поведение Рошфора в правительстве «было совершенно приличным» («parfaitement convenable») и что к Трошю Рошфор питал «почтительное доверие». И позднее Рошфор много раз в своей жизни выполнял такую же лакейскую роль.
Хотя Тьер формально не входил в состав правительства, но он был активным его участником и вдохновителем. Он представлял Правительство национальной обороны во всех королевских и императорских дворцах от Лондона до Петербурга и добивался прекращения войны.
Энгельс очень скептически оценивал новое правительство. Он писал Марксу 7 сентября: «Вся эта республика, как и ее мирное рождение, до настоящей минуты представляет собою чистейший фарс. Как я полагал уже две недели тому назад, орлеанисты хотят временной республики, которая заключила бы позорный мир, чтобы ответственность не падала на орлеанскую династию, которую они потом реставрируют. Орлеанисты владеют реальной силой. Трошю держит в своих руках военное командование, а Кератри — полицию, господа же слева имеют только посты для болтовни» '.
Было совершенно очевидно, что монархические силы не настаивали на регентстве не только из-за давления парижской массы, но и потому, что предпочитали выждать, свалить тяжесть мира на республиканское правительство и затем готовить реставрацию.
Правительство национальной обороны на словах заявляло о своей решимости вести борьбу против пруссаков. В первой же прокламации правительство подчеркивало, что оно — «прежде всего правительство национальной обороны». Фавр заявлял, что он не уступит «ни одной пяди земли, ни одного камня наших крепостей». Трошю печатал в своих афишах, что «губернатор Парижа никогда не капитулирует».
В действительности же первой задачей правительства было скорейшее прекращение войны и заключение мира любой ценой. Уже 4 сентября вечером генерал Трошю на вопрос своих коллег по кабинету, имеет ли Париж какие-либо шансы выдержать осаду прусской армии, ответил
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 395.


Организация парижских масс
отрицательно. Он добавил, что «при настоящем положении вещей пытаться выдержать в Париже осаду против прусской армии было бы безумием. Конечно ... это было бы героическим безумием, но не более того...»1
Один из членов правительства, Гарнье-Пажес, сообщал впоследствии, что Трошю с первых же дней сентября неустанно говорил о безнадежности обороны: «Мы не можем сопротивляться: нет снарядов для оруднй; пушки не смонтированы; нет упряжек для лафетов; нет ничего; укрепления не обеспечены вооружением» '.
Пикар рассказывал, что Трошю всегда говорил, что нет никаких сил для обороны ни внутри столицы, ни вне ее, и «не давал никакой надежды... Он не верил в успех» г.
Такова была общая позиция Правительства национальной обороны. Знаменитый «план Трошю», о котором говорили и писали газеты, состоял только в том, чтобы скорее сдаться на волю победителя.
Основной целью правительства была борьба против парижских рабочих. Жюль Фавр прямо заявлял, что правительство собирается защищаться вовсе не от пруссаков, а от рабочих Парижа. Все мероприятия правительства «национальной измены» и заключались главным образом в этой борьбе против парижского пролетариата с целью разгрома его организаций и обуздания его требований.
Маркс, оценивая итоги осады, писал 4 февраля 187i г. Кугельману, что Трошю всегда уклонялся от активного наступления и «отвечал постоянно, что тогда возьмет верх парижская демагогия». «Трошю считал гораздо более важным держать в подчинении красных в Париже, чем побеждать пруссаков. Вот в чем настоящий секрет поражений не только в Париже, но и везде во Франции! Повсюду буржуазия — в согласии с большинством местных властей — действовала по этому же самому принципу» «.
Французские господствующие классы — буржуазия в первую очередь — опасались активности рабочих и городских масс. Они готовы были протянуть руку врагам, вторгнувшимся на их территорию, лишь бы держать в рабском подчинении эксплуатируемые классы страны, ли;шь бы сохранить в полной неприкосновенности существующую экономическую систе1!«у.
ф 2. Позиция Маркса и Энгельса
К моменту краха империи рабочие организации, в первую очередь секции Интернационала, оказались в состоянии развала. На это влияли три причины: во-первых, безработица, особенно сказавшаяся в Париже; во-вторых, мобилизация в армию, в национальную гвардию, в мобильную гвардию, которая дезорганизовала наиболее активные группы Интернационала; в-третьих, преследования полиции (ряд руководителей Интернационала, революционных деятелей, был в тюрьме или в эмиграции).
' См. «Архив Маркса и Энгельса», т. Ш (ЧШ), стр. 101.
' Enquete parlementaire sur les actes du gouvernement de la defense nationale», 1872, ч. I, р. 445.
г Ibidem, р. 478 — 479.
«Е Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 90.


Глава II


Серрайе, направленный в Париж по директиве Генерального совета Интернационала, нарисовал на заседании 28 февраля 1871 г. такую картину положения дел в Париже:
«По приезде в Париж я был проведен в мэрию одним делегатом. Я спросил, где я могу найти Товарищество, и мне сказали, что нет ни секций, ни Федерального совета, что все члены были в тюрьме, а теперь разбросаны по разным полкам, некоторые в регулярной армии, другие— в национальной гвардии, некоторые в мобильной гвардии, что Товарищество разрушено» '.
Маркс и Энгельс тщательно следили за развернувшимися событиями и уже в первые дни после 4 сентября дали отчетливую директиву пролетарским организациям Парижа.
Направляя в Париж Серрайе для налаживания дела с парижскими секциями, Маркс выражал опасение (в письме к Энгельсу от 6 сентября), как бы лондонская «французская секция», где играли роль господа вроде Пиа, не стала выступать отимени Интернационала: ««Они» хотят свергнуть временное правительство, учредить Commune de Paris (Парижскую коммуну), назначить Пиа французским посланником в Лондоне и т. п.»'
Одновременно Маркс и Энгельс опасались необдуманных решений парижских секций Интернационала. Они имели основания к беспокойству, так как первый же манифест парижских секций носил шовинистический характер: он выдвигал лозунг войны до последней крайности (а outrance). Обращаясь к немецкому рабочему, манифест говорил: «Республиканская Франция приглашает тебя во имя справедливости отозвать свои войска; в противном случае мы будем драться до последнего человека и прольем потоки твоей и своей крови». Манифест заявлял, что Франция не заключит мира с врагом, пока он будет находиться на ее территории. Манифест предлагал пруссакам уйти за Рейн и приглашал организовать Соединенные штаты Европы, провозглашал лозунг «мировой республики»: «социалисты-демократы Германии... социалисты-демократы Франции уверены, что вы будете работать вместе во имя исчезновения ненависти между народами, во имя всеобщего разоружения и экономической гармонии» '.
Тут был и шовинизм, и наивный пацифизм, и прудоновские лозунги о гармонии экономических интересов.
В письме к Марксу от 7 сентября 1870 г. Энгельс писал об этой прокламации как показателе того, что «вся публика еще целиком во власти фразы». Он писал Марксу, что Эжена Дюпона, члена Генерального совета и секретаря-корреспондента для Франции, эта прокламация привела в ярость. «Его взгляды по поводу случившегося,— добавлял в том же письме Энгельс,— совершенно ясны и правильны; он предлагает использовать вынужденно-дарованную республикой свободу для организации партии во Франции, выступить, если представится случай, после создания организации, Интернационалу держаться осторожной политики во Франции вплоть до заключения мира» '.
И Маркс отвечал (в письме от 10 сентября): «Скажи Дюпону, что я совершенно согласен с его взглядами...» '
' «Первый Интернационал в днн Парижской коммуны. Документы и материалы», М. 1942, стр. 4 — 5.
R Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 393.
г «Murailles politiques franqaises», P 1874, v. I, р. 6.
R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 395, 396.
' Там же, стр. 398.


Органигация парижских масс


А в письме к Марксу Энгельс (12 сентября), уточняя позицию, указывал, что «следовало бы помешать выступлению рабочих до заключе-
ния мира... Каков бы ни оказался мир, он должен быть заключен, прежде чем рабочие смогут что-либо делать. Стоит им теперь победить — служа делу национальной обороны,— как им придется взять на себя наследство Бонапарта и нынешней паршивой республики; они будут бесполезно раздавлены немецкими армиями и снова отброшены на двадцать лет назад. Они сами ничего не могут потерять от выжидания. Возможные видоизменения границ носят лишь временный характер и будут снова опрокинуты. Сражаться ради буржуазии с Пруссией было бы безумием»'.
Утверждая, что после мира шансы раоочих будут гораздо более благоприятны, Энгельс выражал опасение, как бы рабочие под давлением чужеземного нападения не провозгласили социальную республику накануне штурма столицы. «Было бы ужасно, если бы немецким армиям в виде последнего акта войны пришлось выдержать баррикадную борьбу против парижских рабочих»'.
Второе воззвание Генерального совета о франко-прусской войне (от '
9 сентября), написанное Марксом, давало развернутые директивы сек-,
циям Интернационала. В области внешней политики Генеральный совет призывал рабочий класс вести борьбу за признание Французской республики и борьбу против захвата Эльзас-Лотарингии.
По поводу тактики французских рабочих воззвание говорило: «Всякая попытка ниспровергнуть новое правительство, тогда как неприятель уже почти сту ются в ворота Парижа, была бы отчаянным безумием. Французские рабочие должны исполнить свой гражданский долг, но они не должны позволить увлечь себя национальными традициями 1792 г., как французские крестьяне дали обмануть себя национальными традиииями Первой империи. Им нужно не повторять прошлое, а построить будущее. Пусть они спокойно и решительно пользуются всеми средствами, которые дает им республиканская свобода, чтобы основательнее укрепить организацию своего собственного класса» '.
Таким образом, Маркс и Энгельс в эти первые же дни республики дали развернутую оценку положения во Франции и конкретные тактические указания.
Первое, на что обращали внимание Маркс и Энгельс,— это самостоятельность рабочего класса, решительное отмежевание пролетариата от всяких попыток объединения с господствующими классами, от всякого создания единого фронта с буржуазией, например во имя обороны страны.
В это время лозунг о «единении классов» повторялся неоднократно, в том числе и видными участниками парижских секций Интернационала. Поэтому особенно важным было указание Маркса и Энгельса об организации рабочего класса, о создании пролетарской партии.
Секции Интернационала были сильно ослаблены и немногочисленны. Их влияние было скорее идейным, чем организационным. Даже в Париже Интернационал не был массовой организацией. Два социалистических течения претендовали на руководство: прудонизм и бланкизм. Прудонисты фактически не имели партийной организации в смысле руководящего центра, формальной организации, установленной
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч. т. XXIV, стр. 399.
' Там же, стр. 399 — 400.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. 11, стр. 99.


Глава П
программы и т. д. Бланкисты имели заговорщическую организацию. По явно преувеличенным данным, в Париже насчитывалось до 2 тыс. бланкистов. Бланкистская организация носила военный характер, во главе ее стоял Бланки как единоличный диктатор. Низовые ячейки— тоже военного типа — не были друг с другом связаны. Это была, таким образом, не массовая организация. Даже ее собственные члены были изолированы друг от друга.
В. И. Ленин дал исчерпывающую характеристику роли партии рабочего класса. Исходя из ленинских указаний, И. В. Сталин писал: «Партия должна быть, прежде всего, передовым отрядом рабочего класса. Партия должна вобрать в себя все лучшие элементы рабочего класса, их опыт, их революционность, их беззаветную преданность делу пролетариата. Но, чтобы быть действительно передовым отрядом, партия должна быть вооружена революционной теорией, знанием законов движения, знанием законов революции. Без этого она не в силах руководить борьбой пролетариата, вести за собой пролетариат» '.
Парижские рабочие в 1870 — 1871 гг. не имели такой партии. Не были выработаны даже основы для научно обоснованной программы. В рабочем классе был полный идейный разброд. Надо было создать массовую пролетарскую организацию, нужно было иметь руководящий центр организации со своим органом печати. Но ничего этого не было и в помине. У рабочих масс еще не было ясного сознания необходимости политической партии.
Инстинктивное тяготение масс к организации после 4 сентября выразилось в создании разных революционных комитетов, но это стихийное движение не было проникнуто сознательностью и мало подвинуло вперед дело создания рабочей партии. Отсутствие единой революционной рабочей партии послужило одной из важнейших причин гибели Коммуны.
Установление республики, по мысли Маркса, могло бы укрепить организацию рабочего класса. Республика могла бы значительно ослабить полицейский режим, она дала бы возможность на основе мощного массового движения пролетариата развернуть и укрепить пролетарские организации (секции Интернационала, профсоюзы, клубы), она открыла бы возможность широкого использования права собраний, использования печати и т. д., иначе говоря, освободила бы рабочих от многих тяжких уз.
Призывая к использованию всех этих буржуазных свобод, Маркс отмечал необходимость помнить основные задачи движения — «будущее», т. е. социализм. Но и это указание Маркса о борьбе за социализм еще не дошло до рабочей массы, потому что научный социализм почти не был известен во Франции и социалистические идеи обычно выражались в прудонистской, мелкобуржуазной форме.
Во внешней политике рабочего класса Маркс в первую очередь выдвигал идею солидарности трудящихся и приветствовал всякие дружеские выступления германских и французских рабочих. При этом он давал отчетливый анализ положения, указывая, что после Седана война Пруссии с Францией стала завоевательной. Маркс энергично восставал против захвата Эльзас-Лотарингии.
' И. В. Сталин, Соч., т. 6, стр. 170 — 17i.


Органигацик парижских масс
Укрепление республики во Франции Маркс считал особенно важной задачей. 10 сентября Маркс писал Энгельсу: «Я привел здесь все в движение, чтобы рабочие (в понедельник открывается ряд митингов) прищудили свое правительство признать французскую республику» 1. А 12,сентября он писал Бизли, что «признание Анаяией Французской республики... это сейчас самое важное для Франции... Французская республика не будет существовать официально до тех пор, пока британское правительство ее не признает. Но нельзя терять времени» '.
Маркс проводил энергичную борьбу и в Англии и в других странах для признания Французской республики.
Он резко критиковал временное правительство Франции, но предостерегал рабочих от свержения его, так как это означало бы захват власти пролетариатом, а к этому рабочие еще не были готовы. Свержение правительства в тот момент могло быть на руку только сторонникам монархии.
Исходя из неподготовленности пролетариата к выступлению, Маркс решительно возражал против немедленного восстания и предлагал главное внимание уделить организации рабочего класса, созданию партии. Но Маркс не исключал возможности, что после заключения мира при благоприятных условиях рабочие должны будут выступить. Он опасался бланкистских неподготовленных восстаний и готовил рабочий класс к организованному и массовому движению, чтобы на этой основе смело наступать на эксплуататорские классы.
Эта правильная оценка положения и продуманная программа действий Маркса и Энгельса, к сожалению, имели мало сторонников среди руководителей пролетариата Парижа.
ф 3. Центральный комитет 20 округов и комитеты бдительности
Вечером 4 сентября на улице Кордери, где помещался Интернационал, ',собрались на совещание руководители секций Интернационала, синдикальных камер (профсоюзов), видные работники революционных клубов, чтобы наметить линию поведения. Первой заботой собрания было создание организации, которая бы охватила широкие массы Парижа. Учитывая слабость секций Интернационала, профсоюзов и кооперативов, собравшиеся сразу поставили вопрос о создании новой организации, связанной с округами и имеющей свой руководящий центр.
Один из участников совещания, Лефрансэ, писал сейчас же после 4 сентября: «Когда паника улеглась, стали обсуждать вопрос о способах создания революционной силы, которая бы толкнула на настоящий республиканский путь это правительство мошенников, несомненно, способных на всякого рода подлости, если за ними не будет серьезного надзора. Pemeao было предложить каждому из 20 округов Парижа образовать комитет бдительности для проверки действий новых муниципалитетов, бесстыдно навязанных ратушей (т. е. правительством национальной обороны.— П. -E.)» '.
1 R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 393.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 73 — 74.
' G. Lefrangais, Souvenirs d'un revolutionnaire,Brux. 1903, р. 396.


Глава П
Эти комитеты бдительности выделили по 4 человека в Центральный комитет, который получил известность под названием Центрального комитета 20 округов.
На этом же собрании была принята резолюция об основных задачах момента. Прежде всего она устанавливала свое отношение к правительству: «Временное правительство не будет подвергаться нападениям (ne sera pas attaque) ввиду наличия войны и ввиду недостаточной подготовленности народных масс, еще плохо организованных».
Таким образом, сторонники «оборонческой» позиции соглашались на известную поддержку правительства.
Учитывая слабую организованность масс, собравшиеся на совещание выдвигали ряд требований, которые бы обеспечивали условия для дальнейшего сплочения масс. Эти требования были таковы: «Полное упразднение полицейской префектуры и организация муниципальной полиции, немедленное отозвание всех чиновников судебного ведомства (magistrats '), отмена всех законов, ограничивающих право ассоциаций, право собраний, свободу печати. Выборы парижских муниципалитетов. Аннулирование (а не амнистия) всех осуждений и преследований по так называемым политическим преступлениям и проступкам, относящимся к народным движениям эпохи империи» '.
Делегация с этой резолюцией не смогла пройти в ратушу ночью с 4 на 5 сентября и была принята правительством на следующий день.
Итак, в какой мере эта первоначальная программа действий расходилась или сближалась с позицией Генерального совета?
Программа выдвигала мысль о скорейшей организации масс не в виде рабочей партии, а в форме своеобразной организации, объединяющей пролетариат и революционную мелкую буржуазию. Она не предлагала свергать правительство, а обещала ему некоторую поддержку. В обеспечение укрепления республики и укрепления политических союзов рабочих намечался ряд мер вроде свободы печати, собраний и т. д.
Важно отметить, что уже тогда были выдвинуты меры для разрушения некоторых существенных элементов буржуазного государства— ликвидация полицейской префектуры, т. е. передача полиции из ведения государства в руки муниципалитетов, смена судебных чиновников (видимо, подразумевалась выборность их).
По вопросу об оборончестве собравшиеся имели одинаковое мнение.
Таким образом, первые решения совещания на улице Кордери были половинчаты. Совещание расходилось с Марксом, так как было в плену «патриотических» иллюзий, половинчато намечало решение по организации пролетарских масс, обещало правительству поддержку. Главную роль в этом совещании, видимо, играли прудонисты.
А как формулировали свою позицию бланкисты? В своем первом номере (7 сентября) бланкистская газета «Ьа patrie en danger» («Отечество в опасности») поместила за коллективной подписью сотрудников газеты такого рода декларацию:
«Перед лицом врага — никаких партий, никаких оттенков мнений... в интересах общего спасения всякая оппозиция, всякие возражения должны исчезнуть. Нет никакого другого врага, кроме пруссаков и их
' Под словом «magistrats» разумеются также руководящие чиновники полиции и другие чиновники с административными функциями.
' «Actes», ч. 1, р. 193.


Организация парижских масс


сообщников, защитников свергнутой династии... Ни;кеподписавшиеся, оставляя в стороне свои личные взгляды, предлагают временному правительству самую энергичную и самую полную поддержку без всяких оговорок и условий и готовы поддерживать республику во что бы то ни стало и скорее погибнуть под обломками Парижа, чем подписать позорный мир или расчленение Франции».
Под этим обращением стояли имена всех виднейших бланкистовБланки, Эда, Гранже, Тридона и др.
Ленин писал, что Бланки «несомненный ревочюпионер и горячий сторонник социализма, для своей газеты не нашел более подходящего названия, как буржуазный вопль: «Отечество в onacnocmu!»» '
Все коллективное обращение бланкистов носило такой же характер буржуазного вопля. Бланкисты шли еще дальше в своем «оборончестве», чем прудонисты. Они обязывались стать верными слугами временного правительства. Кроме обороны, они сперва ни о чем не говорили. Все первые статьи Бланки касались чисто военных мероприятий.
На первом заседании бланкистского клуба «Отечество в опасности» Бланки говорил тоже только о военных мерах — о массовом наборе с 16 до 60 лет, о выборе офицеров в мобильной гвардии. о посылке безработных на рытье окопов и изготовление орудий и т. д.'
И характерно, что в эти первые дни, когда нужно было определить позицию, революционные лозунги-выставила не бланкистская газета, а рядовые участники бланкистского клуба.
Уже на первых двух заседаниях клуба» присутствовавшие выдвинули ряд революционных требований: арест всех чинов полиции, занятие пустующих квартир и конфискация имущества бежавших из столицы, использование церквей для нужд обороны, посылка попов в действующую армию и т. д.
Когда один из ораторов заговорил о безоговорочной поддержке правительства («мы должны питать к нему полное доверие»), раздались протесты. Другой оратор попытался сгладить это выступление, выдвинув другую формулировку: «надо заставить правительство сделаться революционным».
Участники бланкистского клуба занимали гораздо более левую позицию, чем газета. В дальнейшем, как мы увидим, под давлением масс газета бланкистов сильно изменила позицию.
Как реагировало на события другое, чисто мелкобуржуазное течение — якобинство? Лозунги якобинцев сводились в эти первые дни сентября--к полной поддержке правительства, к единению всех классов, к оборончеству во что бы то ни стало.
Но инициативность и активность парижских масс существенным образом изменили первоначальные лозунги и социалистических и якобинских группировок.
Ленин говорил по поводу Коммуны, что Маркс «выше всего ставит то, что рабочий класс геройски, самоотверженно, инициативно творит мировую историю» «.
И действительно. уже в сентябре рабочие ~:ассы Парижа показали образцы исключительной активности.
' В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 437.
' «Patrie en danger» № 2, 8,'1Х 1870.
г См. отчеты в «Patrie en danger» № 2 и 3, 8)1Х и 9/1Х 1870.
4 В. И. Ленин, Соч., т. 12, стр. 90.


Гла ва II
Вечером 4 сентября было решено организовать Центральный комитет 20 округов и комитеты бдительности. К 11сентября уже были выбраны делегаты 15 округов, и Центральный комитет 20 округов начал формально действовать.
По словам Лефрансэ, функции Центрального комитета и его местных органов (комитетов бдительности) представлялись в таком виде:
«Эти 20 комитетов бдительности станут своего рода революционными муниципалитетами, которые будут собирать все возможные сведения о действиях официальных властей и сигнализировать о настоящем характере их деятельности Центральному комитету, составленному из делегатов от комитетов бдительности. Со своей стороны Центральный комитет будет уполномочен координировать все действия, имеющие своей задачей борьбу против реакционных махинаций ратуши (т. е. правительства), или обличать их перед парижским населением» '.
Название Центрального комитета 20 округов и характер его организации вызвали у историков большую путаницу. Первый крупный документ Центрального комитета — его развернутая программа — носил заголовок: «Республиканский Центральный комитет национальной обороны 20 округов Парижа» («Comite Central Bepublicain de defense пас1оnale des vingt arrondissements de Paris», см., например, «Patrie en danger», номер от 17 сентября 1870 г.).
Таково было расширенное название. В обиходе Центральный комитет назывался просто Центральный комитет 20 округов.
Но в документах этой организации мы встречаем различные названия. Писалось, например, Центральный комитет делегации 20 округов (Comite Central de 1а delegation des vingt arrondissements) или Центральный комитет делегатов 20 округов (des delegues). Воззвание ЦК от 9 октября о муниципальных выборах было подписано «от имени делегации Центрального комитета 20 округов» («par la delegation du С. C.», см. «Combat» № 24). «Красная афиша» 6 января 1871 г. была подписана от имени Делегации 20 округов.
После 18 марта Центральный комитет национальной гвардии во избежание путаницы предлагал, чтобы название Центральный комитет 20 округов больше не появлялось и чтобы название Центральный комитет (национальной гвардии) было сохранено лишь для этой организации, так как «недавнпе события освятили этот титул, отныне получивший историческое значение».
Центральный комитет национальной гвардии утверждал, что первоначальное название Центрального комитета 20 округов было именно Коммунальная делегация 20 округов. Это заявление не соответствовало действительности, но такое название тоже фигурировало '.
Профессор Ж. Буржен считал, что надо различать Центральный комитет 20 округов и Делегацию 20 округов, так как это разные организации. О. Вайнштейн, напротив, категорически утверждал, что Центральный комитет 20 округов и Делегация — совершенно одно и то же. Действительно, современники часто употребляли и то и другое название (Центральный комитет и Делегация) одинаково. Ведь члены Центрального комитета избирались по округам и поэтому были своего рода деле-
1 G. Lefranrais, ор. cit., р. 397.
» «EnqUete», v. Ш, р. 255.


Организация парижских масс
гатами округов. Понятно поэтому название Центральный комитет делегатов или Центральный комитет делегации.
Мы знаем, что в Центральный комитет избиралось по 4 человека от округа (всего 80 человек). По-видимому, в ряде случаев на расширенные заседания (на своего рода «актив») приглашались дополнительные делегаты — до 100 человек,— и тогда Центральный комитет вместе с этими дополнительными делегатами назывался Делегацией (иногда «делегатами» или «делегацией» назывались этп дополнительные представители округов, собиравшиеся на заседания Центрального комитета, поэтому говорилось Центральный комитет и Делегация).
Новый революционный орган парижских масс — Центральный комитет 20 округов — в течение шести бурных месяцев являлся главнейшим руководителем народного движения вплоть до того момента, как организовался (в конце февраля и начале марта) Центральный комитет национальной гвардии. Да и позднее, при Коммуне, Центральный комитет 20 округов продолжал играть некоторую политическую роль.
Дюбрейль дает удачную картину деятельности этой организации, заседавшей на улице Кордери: «Делегаты 20 округов (т. е. Центральный комитет.— П. К.) ежедневно собирались там после полудня в своих мундирах национальных гвардейцев, пехотных полков или артиллерии. Они приносили сюда сведения из своей среды, ооменивались или сговаривались и принимали определенные решения; затем вечером они возвращались в свои округа, в места заседаний местных комитетов, в клубы квартала и передавали здесь общие сведения, почерпнутые из верного источника, знакомили своих доверителей с потайными пружинами событий и сообщали им принятые решения» 1.
В середине сентября Центральный комитет 20 округов обсудил и 17 сентября опубликовал свою программу об организации Центрального комитета и его местных органов в округах — комитетов обороны и бдительности. Программа выставляла свои треоования в области общественной безопасности, продовольственного дела, обороны Парижа и провинции и др.
Первое требование сводилось к упразднению полиции, которая «при всех монархических правительствах служила делу порабощения граждан, а не делу их защиты». Предлагалось распустить полицию всех видов, передать ее функции в ведение муниципалитетов и возложить исполнение полицейских обязанностей на национальную гвардию и ветеранов.
К чиновникам предлагалось применять требование выборности и ответственности. Программа требовала упразднения всех ограничительных законов против свободы печати, собраний и ассоциаций.
Программа предлагала экспроприировать в интересах общественного блага все продовольственные товары и предметы первой необходимости, находящиеся в розничных и оптовых магазинах Парижа, уплатив торговцам после войны. На каждой улице или в квартале предлагалось создать комиссии для учета предметов питания и распределить прод укты питания между всем населением при помощи системы бон. Муниципалитеты должны были обеспечить всех жителей жильем.
В области обороны предлагалось провести выборы для всего командного состава, быстро вооружить всех граждан, установить народный кон-
' Л. Дюбрейяь, Коммуна 1871 г., М. 1920, стр. 12.
4 История Парижсиой коммуны


Глава П
троль над всеми мерами по защите Парижа, подготовить меры к внутренней защите города, провести во всех департаментах всеобщий набор (levee en masse) и общую реквизицию всего нужного для обороны.
Эта афиша была подписана от «имени Центрального комитета и делегации окружных комитетов».
Здесь впервые появился список членов Центрального комитета- 20 округов. Среди 46 человек, подписавших документ, мы видим 11 будущих членов Коммуны — Вайяна, Малона, Лонге, Ранвье, Валлеса, Клюзере, Демэ, Жоаннара, Лефрансэ, Уде, Пенди — и ряд будущих участников борьбы Коммуны — Гайара, Мильера и др.1
Сейчас же после опубликования программы, 20 сентября, по инициативе Центрального комитета было созвано специальное собрание 230 делегатов в зале Альказар (председатель — Лефрансэ), на котором был принят ряд требований к правительству в духе указанной программы Центрального комитета 20 округов. Собрание заявило, что республика не будет вести переговоров с врагами, пока ее территория будет оккупирована. Оно требовало в первую очередь массового набора, массовых реквизиций в интересах обороны, уничтожения полиции, образования муниципальной полиции и немедленных (к 24 — 25 сентября) выборов Коммуны (т. е. парижского муниципалитета) в числе 200 человек (по 10 человек от округа) '.
Эти резолюции были представлены правительству. В делегации к правительству участвовали представители собрания и делегаты национальной гвардии.
Таким образом, Центральный комитет 20 окрутов прежде всего добивался упразднения наиболее ненавистной силы господствующего режима — полиции — и проведения ряда мероприятий, обеспечивающих свободу печати, собраний, ассоциаций, выборности судебных чиновников.
Его требования сводились к непосредственному улучшению продовольственного и жилищного положения наиболее нуждающегося населения путем массовых реквизиций, установления картОчной системы и пр.
Намечались также решительные меры к улучшению обороны Парижа.
Как видим, Центральный комитет 20 округов намечал довольно скромный план действий, но и в этой форме он был неприемлем ни для правительства, ни для господствующих классов вообще. Правительство и не думало упразднять полицию, а, наоборот, укрепляло ее в значительной мере за счет старой бонапартистской полиции. Оно не собиралось проводить никаких мер, обеспечивающих права граждан. Оно не- хотело никаких реквизиций продовольствця в интересах рабочего класса и не собиралось покушаться на право собственности. Оно, конечно, не хотело принимать никаких решительных мер для ведения войны, а думало о скорейшем мире.
Однако в эти первые недели после 4 сентября Центральный комитет 20 округов и парижские рабочие все еще надеялись на правительство.
Перейдем теперь к характеристике низовых организаций Центрального комитета 20 округов — к окружным комитетам обороны и бдитель-
1 «Murailles politiques franraises», v. I, р. 9О — 91.
з «Patrie en danger» Л1 15, 21/IX 1870.


Органигация парижспих л«асс
ности, чаще называвшимся просто комитетами бдительности (vigilance). Иногда их называли наблюдательными комитетами или комитетами надзора (surveillance), комитетами обороны, республиканскими комитетами бдительности и т. п.
Комитеты бдительности выбирались непосредственно на народных собраниях в округах прямым голосованием. Число участников комитетов было обычно 25 — 30 человек, но иногда и больше, например в конце октября переизбранный Республиканский комитет бдительности ХУШ округа (т. е. Монмартра) состоял из 44 человек.
По общему правилу комитеты бдительности помещались в зданиях мэрий соответствующих окрутов. Только про II OIcpvr (самый реакционный) известно, что Комитет бдительности не находился в мэрии Наряду с официальными лицами, возглавлявшими муниципалитеты округов, создалась, таким образом, революционная муниципальная власть. По czosa»« «Enquete» («Парламентское расследование по делу о восстании 18 марта»), это были «нелегальные муниципалитеты, которые контролировали, а то и диктовали действия мэров и их заместителей» '.
В докладе графа Дарю (о Правительстве национальной обороны) работа комитетов бдительности определялась так: «Они присвоили себе право оказывать давление на решения мэров, подменяли их функции (leur action), отдавали приказы, осматривали дома, производили аресты и обыски, особенно под предлогом шпионажа» '.
Официально функции комитетов были значительно более скромными. По словам Араго, бывшего в то время мэром, комитеты «руководили в округах делом вооружения, экипировкой, социальной помощью». Это были, по его словам, «очаги революционной активности». Комитеты либо оказывали давление на мэров, либо просто сами выполняли их функции.
Комитет бдительности Х округа, например, ставил себе три основные задачи — вооружение, продовольствие и реорганизация полиции, т. е. создание своей муниципальной полиции '.
Другой комитет провел обыск у угольного торговца и заставил его пустить в продажу спрятанные запасы угля.
Можно сказать, что деятельность комитетов бдительности охватывала без исключения все отрасли работы муниципалитетов.
Само собой понятно, что мэры упорно воевали против комитетов бдительности, пытались, например, не давать им помещения в мэриях. Уже на заседании правительства 15 сентября высказывалось опасение, что эти комитеты являются «опасными».
Один из мэров, Корбон, рассказывал, как происходило дело в его мэрии. Комитет бдительности его округа в количестве 12 человек явился к нему и заявил, что комитет хочет поместиться в мэрии и будет работать вместе с ним. Мэр Парижа Араго на запрос Корбона сообщил, что комитет ни на что не уполномочен и что Корбон «может, если захочет, вышвырнуть комитет за окно». Но Корбон не решился на это. Он поместил комитет в мэрии. По его словам, в составе комитета было 5 — бчеловек из секции Интернационала. По рассказу Корбона, члены комитета «выполняли для меня некоторые поручения... ббльшая их часть
' «Enquete parlementaire sur!'insurrection du 18 mars», v. I, р. 43.
г «Actes», ч. I, р. 193.
' «Patrie en danger» K 33, 13/Х 1870.


Глава П


действовала с достаточным рвением; они проявили себя подходящими и честными людьми» '.
Другой мэр, небезызвестный историк Анри Мартен, дает такую характеристику: «Комитет вооружения (й'armement), созданный непосредственно нами, был серьезной организацией. Комитет бдительности не был серьезным: его члены были только простыми исполнителями мэрии, вроде служащих»'. Можно думать, что в более буржуазных мэриях комитеты бдительности действительно использовались мэрами для своих нужд и целей, яо в рабочих кварталах дело принимало совсем иной оборот, и комитеты фактически заставляли мэров действовать по их указанию.
По словам Шоппена, «в округах с революционной закваской мэры подчинялись влиянию комитетов». Но так или иначе, борьба между этими организациями — «законной» и революционной — не прекращалась.
Наиболее влиятельны были комитеты в округах XI, ХШ и XVIII.
Луиза Мишель так пишет в своих воспоминаниях о комитетах: «В наблюдательных комитетах собирались люди, безусловно преданные ре.волюции, как будто заранее приговоренные к смерти... Все приходили к 5 или 6 часам, резюмировали работу, сделанную за день, обсуждали, что надо сделать завтра; разговаривали, оттягивая время до последней минуты; каждый в 8 часов уходил в свой клуб»».
В комитетах бдительности собрались наиболее активные члены революционных организаций — работники секций Интернационала, бланкисты и т. д.
Ряд комитетов бдительности созывал регулярные народные собрания и таким образом опирался на широкие массы. Например, из газеты «Patrie en danger» мы узнаем, что Республиканский комитет бдительности Х округа каждый день в 3 часа созывал публичные собрания в зале кафе-концерт на улице Шато д'О. Комитет бдительности XVIII округа каждый вечер в 8часов устраивал собрания в клубе Монмартра. .Республиканский комитет ХШ округа тоже созывал ежедневные собрания и т. д.
Из рабочих районов Парижа особенной активностью отличался Монмартр. Здесь, например, был создан специальный Комитет бдительности гражданок при активном участии Л. Мишель, Пуарье и др. Этот комитет организовал, например, специальную кооперативную мастерскую, где работало 80 — 100 человек. «Расследование о восстании 18 марта», говоря об участницах Коммуны, прямо заявляет, что «все эти женщины были завербованы так называемыми комитетами бдительности» 4
Мы знаем случай, когда Комитет бдительности Х округа разбирал вопрос о неправильных действиях капитана батальона национальной гвардии, который разоружил национального гвардейца '.
Таким образом, комитеты бдительности были в округах центрами революционной деятельности парижских масс.
' «Actes», v. VI, р. 444.
' Et. Arago, L'Hotel-de-ville de Paris au 4 septembre et pendant le siege,
р. 186.
' L. Mi«hei,La Commune, P. 1921, р 91 — 92.
«Enquete», v. Ш, р. 311.
' «Patrie en danger» № 27, 7/Х 1870.


Организаиия парижспих .ипсс




Как Центральный комитет 20 округов, так и комитеты бдительности опирались прежде всего на рабочие массы Парижа, но в эти организации входила и революционная мелкая буржуазия (торговцы, хозяева мелких мастерских, интеллигенция и т. д.).
В эти же первые недели сентября начинает развертываться активность женщин-пролетарок Парижа. В № 6 «Patrie en danger» (13 сентября) мы находим воззвание женщин за подписями Луизы Мишель, Дерер, Тардиф, Марии Руилье, Перроне, Эж. Туссон. В нем говорилось: «Мы хотим европейской республики! Подымемся всей массой, будем выступать, агитировать среди мужей...Если они республиканцы, воодушевим их. Если у них нет определенных мнений (к сожалению, таких много), надо внушить им определенные взгляды, даже помимо их С. Дерер самих. Если они монархисты, о, тогда будем против них бороться... всемирная республика... даст мир, прочный, вечный мир».
В № 8 той же газеты (15 сентября) было помещено письмо Делавье: «Женщина из народа! В час опасности твоя роль увелпчивается!.. Женщины Парижа, не покидайте своих очагов, не бегите из города, который является колыбелью революции».
В сентябре и октябре были созданы некоторые женские организации, например Женский комитет на улице Аррас, 3.
Здесь (в начале октября) был принят ряд решений об организации общественных мастерских для женщин и выдвинуто требованпе о замене в санитарных отрядах мужчин женщинами. Было намечено создание женского батальона. Была организована женская группа для наблюдения за пожарами, во главе которой стала известная артистка из Французской комедии Агар, которая во время Коммуны приобрела популярность своими выступлениями на концертах 1.
В конце сентября 300 женщин во главе с Луизой Мишель демонстрировали перед ратушей, требуя отправки их на боевые посты.
В комитетах бдительности тоже активно участвовали женщины. Так уже в то время пролетарские женщины проявляли политическую актпвность, которая особенно ярко выявилась через несколько месяцев, в дни Коммуны.
ф 4. Вооружение рабочих масс
Рабочий класс, опираясь на мелкую буржуазию, быстро создал свою революционную организацию.
Одновременно, с первых же дней республики, рабочие стали добывать себе оружие. Лозунг «вооружение» имел двоякое значение. Рабочие
1 «СошЬаС» № 17, 2/Х 1870.


Глава II
хотели иметь оружие, чтобы защищать свои социальные требования и не допустить разгрома рабочего класса, подобно июньскому (1848 г.). Они хотели также реально защитить республику против всяких монархических махинаций. Парижские рабочие создали республиканское правительство, чтобы покончить с империей.
Но рабочие добивались оружия также и в целях обороны страны против пруссаков. «Оборончество» было сильно в рабочем классе.
«Восставший против старого режима пролетариат, — указывал Ленин,— взял на себя две задачи — общенациональную и классовую: освобождение Франции от нашествия Германии и социалистическое освобождение рабочих от капитализма...
В соединении противоречивых задач — патриотизма и социализма— была роковая ошибка французских социалистов» '.
Так или иначе, вопрос о вооружении стал для рабочих Парижа первоочередным.
Надо отметить, что некоторые члены Правительства национальной обороны, например Гамбетта, готовы были идти на вооружение пролетариата в расчете использовать эту силу в борьбе с пруссаками. Однако даже Гамбетта не предполагал, что массовое вооружение пролетариата примет в Париже такой грандиозный размах.
Стихийное тяготение рабочих к оружию было подкреплено всеми революционными организациями, начавшими после 4 сентября восстанавливать свою деятельность.
Члены Интернационала — прудонисты, бланкисты и в известной мере якобинцы — поддерживали требование массового вооружения рабочих.
5 сентября в «Journal officiel» Гамбетта заявил, что «национальная гвардия Парижа включает в свой состав всех граждан, входящих в избирательные списки», и одновременно предложил 6 сентября провести выборы офицеров и унтер-офицеров национальной гвардии. 6 сентября по циркуляру министерства внутренних дел было предложено в дополнение к прежним 60 батальонам национальной гвардии в 48 часов создать 60 новых батальонов по 1500 человек каждый.
Однако вместо предложенных правительством 60 новых батальонов через три недели рабочие создали 194 батальона, т..е. в 3 раза больше.
30 сентября Гамбетта предложил прекратить создание новых батальонов, но к этому моменту все основное рабочее население Парижа уже было завербовано. Но и в дальнейшем оставалась возможность увеличения вооруженных кадров, потому что никто не исполнял приказа о численности батальонов до 1500 человек. Правда, были в это время и малочисленные, неукомплектованные батальоны, до 350 человек, но были и батальоны в 2500 — 2600 человек. Как правило, рабочие батальоны были более многочисленны, чем буржуазные (новые батальоны в среднем имели по 1200 — 2000 человек). К моменту революции численность «старых», «хороших» 60 батальонов в среднем не превышала 1000 — 1200 человек, т. е. все они не были укомплектованы (должны были иметь по 1500 человек). Их общая численность равнялась 60 — 80 тыс., а по другим сведениям была еще меньше.
Характерно и распределение числа батальонов по округам: в буржуазных центральных округах было в среднем 8 — 10 батальонов, в рабочих округах их число доходило до двух десятков: в XI округе (Попен-
1 В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 437.


Организация парижских масс


кур) — 25 батальонов, в XVIII (Монмартр) — 21, в Х (Сен-Лоран)— 18, в ХХ (Менильмонтан) — 17 батальонов и т. д.
В шести ведущих буржуазных округах (Лувр, Биржа, Пасси и др.) было в среднем по 8 батальонов (в том числе в Пасси только 2), а в каждом из шести ведущих пролетарских округов было в среднем больше 18 батальонов. По отношению к численности населения в этих буржуазных округах приходилось по 8тыс. жителей на батальон, в шести пролетарских — по 6 тыс. на батальон. Существенно и то, что старые 60 батальонов были организованы главным образом в буржуазных кварталах и имели буржуазный и мелкобуржуазный состав. Новые батальоны были главным образом завербованы из рабочих, в рабочих предместьях. Да и в буржуазных кварталах процент рабочих в эти недели значительно вырос.
С первых же дней наметилось классовое разделение батальонов. Стали отделять «хорошие», буржуазные батальоны от «плохих», рабочих. Прежние батальоны, созданные до 4 сентября, были в основном «хорошие», новые батальоны были «плохие». Основой «плохих»'батальонов было рабочее население Парижа — ведь все рабочие (по показанию Толена, например) вошли в состав национальной гвардии.
По показанию Корбона, «подавляющее большинство людей, получивших оружие в сентябре и октябре, принадлежало к рабочим, и все они были безработными» '.
По словам Фавра, во время франко-прусской войны солидные люди (т. е. буржуазия) «не хотели сражаться, если рабочий класс будет вооружен и если он имеет шансы превалировать» '.
Но рабочая масса заставила буржуазию подчиниться и овладела оружием.
Новые рабочие батальоны, по показаниям объективных свидетелей (например, Лавиня, одного из военных инструкторов национальной гвардии), быстро проходили военное обучение. Лавинь говорит: «Я всегда находил, что новые батальоны (т. е. рабочие.— П. К.) было легче организовать и они были более дисциплинированные, чем старые (т. е. буржуазные.— П. К.), которые всегда занимались оспариванием приказов». Через 15 дней новые батальоны (например, в 33-м полку) делали самые сложные маневры. По словам Лавиня, если бы у национальной гвардии были хорошие офицеры, «национальная гвардия очень быстро сделалась бы мощной военной силой»'. Лавинь добавлял, что новые батальоны были очень храбры в бою.
Один из участников обороны Парижа отмечал, что буржуазная национальная гвардия пользовалась всякими льготами: буржуазным национальным гвардейцам возили ранцы на повозках, им посылали в укрепления вино, мясо и т. д. «Батальоны рабочих округов хуже снабжались и держали себя более степенно. Для них укрепления не были местом для кутежей; они исполняли свои обязанности серьезно, хотя часто оставались без ужина, не имели на ночь одеял» '.
Рабочие вооружались с чрезвычайной быстротой. В конце сентября среди новых батальонов национальной гвардии уже было распределено 280 737 ружей. В этом месяце почти все рабочее население получило
' «Enquete», ч. II, р. 610.
' Ihidem, р. 43.
г Ibidem, р. 465.
' 6. Gulllaume, Souvenirs d'un franc-tireur, Р. 1871, р. 24.


Глава II


оружие. В октябре число выданных ружей достигло 313 тыс., а затем дошло до 335 — 340 тыс. (показания полковника Бодуэн-МортеМара).
В сентябре оружие раздавалось очень широко, без особого контроля и учета. В первые дни выдавали по 2 — 3 ружья на человека. Некоторые приходили получать ружья по нескольку раз.
Ружья были самых различных систем (до 11 типов). Очень мало было ружей усовершенствованного типа, т. е. «шаспо», преобладали ружья «a tabatiere» (заряжавшиеся с казенной части), пистонные (заряжавшиеся с дула), мушкетоны, карабины и т. п.
Не прекращались споры национальных гвардейцев с правительством и с мэрами (через которых обычно шло обмундирование национальной гвардии) о лучшем вооружении. Одна из первых демонстраций против правительства под руководством Флуранса (5 октября) требовала вооружения национальной гвардии.
В Париже было создано несколько мастерских по изготовлению бомб для рабочих батальонов. Одна из таких мастерских, организованная бланкистами, взорвалась. В начале февраля 1871 г. полиция доносила, что у батальонов национальной гвардии было захвачено 600 заряженных бомб, а позднее — еще несколько тысяч. Этот вид оружия был, очевидно, заготовлен революционерами для нужд гражданской войны. Правительство совсем не собиралось снабжать национальную гвардию таким оружием.
Национальная гвардия вначале экипировалась сама, и, конечно, довольно пестро: часто национальные гвардейцы из всей обмундировки. имели лишь форменные кепи или штаны с красными лампасами. В дальнейшем национальная гвардия стала получать полную казенную экипировку от кепи до башмаков.
По официальным данным, к 22 октября было выдано национальным гвардейцам (для новых батальонов) 172 тыс. блуз, 158 тыс. панталон, 210 тыс. капи, 158 тыс. одеял, 137 тыс. пар обуви.
Поскольку большая часть рабочего населения Парижа вошла в состав национальной гвардии и, кроме того, значительная часть рабочих находилась без работы, очень быстро встал вопрос о жалованье национальным гвардейцам. Под давлением рабочих уже 12 сентября был издан декрет, установивший размер жалованья национальным гвардейцам в 1,5 франка в день (для тех, кто этого просил). Скоро установился порядок, при котором все национальные гвардейцы стали получать жалованье. С конца ноября в связи с ростом дороговизны было введено пособие женам национальных гвардейцев в 75 сантимов в день. При этих выплатах постоянно происходили столкновения, ввиду того что мэрии категорически отказывались платить пособия «незаконным», незарегистрированным женам.
Установление жалованья национальным гвардейцам (так называемое «solde») вызывало яростную ненависть буржуазии, причем, однако, зажиточные буржуа не считали для себя зазорным аккуратно получать свои полтора франка.
Взяточник Фавр выразил всю свою ненависть к национальной гвардии, говоря, что пять месяцев «рабочий класс был на жалованье у зажиточных классов». Надо добавить, что нередки были злоупотребления среди офицеров при выдаче жалованья — многие офицеры систематически крали в свою пользу остатки невыплаченных по жалованью сумм.


Организация парижских ласс
Размер жалованья национальной гвардии вообще был значительно- ниже, чем обычная заработная плата рабочих. Так, например, газета «Combat» (от 25 декабря 1870 г.) указывала, что рабочие зарабатывали в среднем 2,5 — 3,5 франка, а женщины 1,25 — 2 франка в день. «Solde», таким образом, было в 2 — 3 раза ниже заработной платы.
Жалованье в 1,5 франка обеспечивало рабочему только полуголодное существование. Буржуазия это прекрасно знала. Но борьба буржуазии против «solde» была по существу борьбой против рабочего класса вообще. Поэтому так остро ставило правительство все вопросы, связанные с ограничением материальных средств национальной гвардии.
Новые батальоны национальной гвардии сразу же добились права избрания своего командного состава. Это было существенным преимуществом, обеспечивавшим рабочим батальонам командные кадры, наиболее тесно связанные с массой.
Выборы командного состава в национальной гвардии были установлены еще декретом от 12 августа 1870 г., но только для новых девяти батальонов, которыми была доукомплектована национальная гвардия. департамента Сены. Старый командный состав существовавших 51 батальона сам подал в отставку. Таким образом, все офицеры национальной гвардии должны были переизбираться. 17 сентября даже в мобильной гвардии была введена выборность офицеров. Довольно часто в качестве офицеров национальной гвардии избирались бывшие унтер-офицеры и сержанты.
Бланкисты и члены Интернационала добивались того, чтобы в командный состав были избраны их сторонники. Ряд крупных работников. этих организаций занимал командные посты национальной гвардии уже с сентября 1870 г. Из членов Интернационала можно назвать, например, Варлена, Малона, Асси, из бланкистов — Бланки, Флуранса, Гранже, Ранвье, Жаклара, Эда, Касса, Курне, Левро и др.
Своеобразной чертой организации национальной гвардии было наличие «внутренних советов» («Conseils de 1amille»; в нашей литературе они обычно называются «семейными советами»). В какой-то своеобразной форме они существовали и в старой национальной гвардии (например,по закону 1851 г.). После 4 сентября эти организации существенно- видоизменились. Сперва «внутренние советы» существовали только в ротах, затем стали организовываться и в батальонах. Закон 19 октября утвердил эту реорганизацию.
Первое время «внутренние советы» занимались только проверкой физического состояния волонтеров маршевых рот, вопросами жалованья, списков и т. п. Затем они превратились в своеобразные органы, частью помогающие командирам национальной гвардии, а частью контролирующие деятельность офицеров. Некоторые наблюдатели прямо определяли роль «внутренних советов» так: «Они имели целью следить за офицерским составом» ' (показания Дюбайя).
Кроме «внутренних советов», батальонами и ротами выбирались особые делегаты для помощи офицерам, например при выплате жалованья, и тоже известным образом контролировали офицеров. Делегаты выполняли и другие, чисто политические функции. Например, перед ноябрьскими муниципальными выборами батальоны выделили делегатов, которые обсуждали кандидатов в муниципалитеты. В некоторых
' «Enquete», v. II, р. 353.


Глава П
случаях эти делегаты становились участниками местных комитетов бдительности. По словам Дюбайя, делегаты «являлись правящей силой национальной гвардии; они фактически не были на действительной службе и часто находились в борьбе против командного состава национальной ,гвардии» '.
По-видимому, в ряде случаев делегаты избирались более демократическим образом, чем офицерский состав, и поэтому представляли более .левые элементы национальной гвардии, чем командиры.
«Внутренние советы» и делегаты были как бы новой властью в нацио.нальной гвардии рядом с избираемыми командирами.
Таким образом, в сентябре рабочие имели не только новую своеобразную политическую организацию (Центральный комитет 20 округов и ,комитеты бдительности), но и военную организацию. Надо сказать, что Центральный комитет и комитеты бдительности были самым тесным образом связаны с национальной гвардией. Руководители Центрального комитета и комитетов бдительности были в значительной части командирами или рядовыми национальной гвардии.
g 5. Клубы и народные собрания
Созданием рабочих батальонов и организацией Центрального коми-тета 20 округов и комитетов бдительности далеко не ограничилась активность парижских масс. Быстро возникла сеть политических клубов. Ежедневно начали созываться народные собрания.
Современники (Молинари, Сарсе и др.) обычно определяли число парижских клубов в период первой осады Парижа в 15 — 17. Проведенное мною изучение печати того времени показывает, что число клубов достигало 40. Конечно, не все они существовали весь период осады. Одни возникали, другие исчезали, около половины действовало почти во все время осады.
Наиболее влиятельными были клубы на рабочих окраинах. Единичные клубы буржуазного характера отличались худосочием и обычно погибали.
Полицейский Шапер, например, сообщал, что умеренных, «благоразумных» клубов фактически не было. Один такой клуб существовал только с 17 октября по 5 ноября в театре «Порт-Сен-Мартен», но закрылся из-за отсутствия ораторов. Этот клуб пытался возродиться в середине ноября в зале «Валентино», но не дожил до конца осады. Так же быстро развалился буржуазный клуб «Освобождение» «из-за недостатка вопросов и ораторов» (Сарсе).
Таким образом, парижские клубы были политическим орудием пролетарских и мелкобуржуазных масс Парижа. Некоторые клубы были фактически в руках членов Интернационала, другие — в руках бланкистов (например, клуб «Patrie en danger») и т. п. Как правило, клубами руководили наиболее левые элементы парижского населения.
Клубы были не просто публичными собраниями. Они имели своего рода политическую программу и выбирали постоянное бюро сроком на один месяц (обычно в составе председателя, двух заместителей, а иногда и секретаря). Существовала еще должность «комиссаров зала»—
' «Enquete», ~. II, р. 353.


Органиэация парижских масс


своего рода комендантов, следивших за общим порядком в зале, (В клубе бланкистов было четыре таких комиссара.) Бюро намечало повестку очередного собрания (темы докладов) и список ораторов. Оно не допускало выступлений ораторов, которые пытались идти против обычно принятой клубом программы. Демократический клуб Батиньоля, например, определил свою программу в словах: оборона, укрепление республики, борьба с реакцией. Клуб «Революции» (в Клиньянкуре) требовал от своих членов быть республиканцами, социалистами, революционерами.
В клубе бланкистов 1 октября произошел характерный инцидент. Кто-то из присутствовавших потребовал в начале собрания выбора нового бюро. Председатель разъяснил, что бюро в клубе (в отличие от публичных собраний) избирается на месяц и оно ведет собрание. Часть протестовавших окружила президиум и решительно требовала проведения выборов, но председатель, надев шляпу, закрыл собрание. Затем со брание снова возобновилось.
Клубы находились обычно в разных общественных помещениях— в кафе-концертах, залах для танцев, театральных, школьных зданиях и т. п. Популярный клуб в зале «Марсельеза» представлял собой простой большой сарай из плохо обтесанных бревен, с земляным полом. Скамьи были деревянные из нестроганных досок. Помещения для танцев и кафе-концертов были более уютны — здесь были люстры, зеркала и пр. (например, зал «Фавье»). На помосте ставился обыкновенный стол, за которым сидел президиум (бюро). За вход брали 10 — 15 сантимов (а в буржуазных клубах — 50 сантимов).
Большое значение приобрела широко развернутая работа по проведению народных собраний. По моим подсчетам, в это время в Париже было свыше 20 помещений, где происходили регулярные публичные собрания.
Клубы и народные собрания были очень близки друг другу по характеру. Ведь в клуб мог прийти всякий гражданин, только уплатив входную плату. Правда, в клубе было постоянное бюро, собрания в клубах были более организованными. Иногда клубы устраивали закрытые заседания по особым приглашениям. Народные собрания, как правило, были тесно связаны с той или иной организацией (с Интернационалом, с бланкистами, с видными клубами, с комитетами бдительности своего района и т. п.). Обычно бюро этих собраний выбиралось из членов, руководящих клуба»ш.
В ряде случаев такие собрания созывались гражданами той или иной провинции или города (например, были собрания марсельцев, жителей Па-де-Кале и т. д.). Некоторые собрания такого рода превратились затем в клубы. Так образовались Демократический клуб бургундцев, Клуб артезианцев, Республиканский клуб лионцев и т. д.
Интересно, что уже в сентябре возникла мысль о своеобразном объединении публичных собраний. На заседании бланкистского клуба «Patrie en danger» 9 сентября по предложению Тридона была выделена специальная комиссия в составе видных бланкистов — Тридона (председатель), Эда, Гранже и др.— с целью посещения других народных собраний и их объединения, чтобы «связать их в один пучок» («pour faire un faisceau»).
На многолюдном собрании в Бельвиле 9 октября, где присутствовало до 2 тыс. человек, снова был поднят вопрос об объединении деятельности публичных собраний, с тем чтобы резолюции, принятые на


Глава 11
одном собрании, обсуждались и голосовались и на других. Таким образом, предполагалось объединение решений отдельных собраний. Для этих целей собрание избрало комиссию из семи человек (Ранвье, Валлес, Уде, Гайар, Везинье и др.). Собрание предложило, чтобы все другие собрания тоже выделили по семь человек, а затем соединились для создания Центрального совета '.
Через несколько дней в газете «Patrie en danger» (в номере от 16 октября) мы находим объявление под заголовком «Международная ассоциация рабочих» (т. е. Интернационал) о первом собрании Центрального комитета публичных собраний на улице Аррас. Таким образом, члены Интернационала, видимо, были активными организаторами этого нового объединения. Но в дальнейшем мы не находим сведений, в какой мере развернулось это начавшееся объединение народных собраний.
Сообщения о заседаниях клубов и о народных собраниях Парижа периода немецкой осады дают нам исключительный материал для уяснения пролетарских надежд и требований. Большинство историков (в том числе и советских) освещало деятельность парижских клубов этого времени только по книжке Молинари».
Этот бойкий журналист, изображавший себя «экономистом», был яростным врагом пролетариата и, давая отчеты о клубных собраниях в газете «Journal des D ebats», параллельно действовал как полицейский шпион. Его главной задачей было высмеять и опозорить пролетарское революционное движение. Известный театральный критик Сарсе, враг Коммуны, так и говорил об отчетах Молинари: «Париж хохотал, читая эти отчеты, полные комизма и остроумия» а.
Из этого мутного источника все историки и черпали свои сведения о клубах. Революционная печать той эпохи дает нам, однако, подлинный яркий материал о парижских клубах (газеты «Patrie en danger», «Combat» и др.). Особенно подробно освещается работа клубов и народных собраний газетами в период сентября и октября; слабее известен период декабря и января. К тому же бланкистская газета «Patrie en danger» в начале декабря перестала существовать. Газета «СошЬа1,»после двадцатых чисел декабря почти прекратила отчеты о клубах и народных собраниях.
Если учесть известную активность секций Интернационала и синдикальных камер, наличие левой печати (например, бланкистской «Patrie en danger», якобинских «Combat» и «Reveil»), то можно заключить, что начиная с сентября 1870 г. активность парижских масс была исключительно велика.
ф 6. Политические деятели
После 4 сентября в Париж вернулись из ссылки эмигранты, а из тюрем вышли многие видные политические деятели, преследовавшиеся бонапартистским режимом. Из крупных работников Интернационала в Париж прибыли Варлен, Серрайе, из бланкистов — Бланки, Тридон, Эд, Флуранс, из якобинцев — Пиа, Делеклюз и др.
Одним из виднейших организаторов и руководителей Интернационала был Луи-Эжен Варлен (1839 — 1871). Отец его был крестьянин-бедняк. Мальчиком Варлен был послан в Париж на учебу в переплетную ма-
' «Patrie en danger» № 34, 14/Х 1870.
2 G. de Molinari, Les clubs rouges pendant le siege de Paris, P. 1871.
в Сарсе, Франко-прусская война. Осада Парижа, рус. пер., стр. 197.




Организация парижспих иасс стерскую; впоследствии он стал искусным мастером своего дела. Одновременно Варлен настойчиво учился, много читал и путем самообразования достиг больших знаний. Еще будучи 18-летним юношей, он организовал профсоюз переплетчиков и был активным руководителем нескольких стачек. В 1865 г. Варлен вступилв парижскую организацию Интернационала и скоро стал одним из виднейших ее деятелей. В том же году он участвовал в Лондонской конференции Интернационала и познакомился с Марксом. После возвращения из Лондона Варлен проявлял особенную активность. Как говорит его биограф (Домманже), «в эту эпоху Варлен один привлек в парижские секции Интернационала три четверти его членов» '.
На первом (Женевском) конгрессе Интернационала (1866 г.) Вар- Л. Варлен лен был в числе делегатов. "Как и большинство членов парижских секций, Варлен был прудонистом с известной склонностью к бакунизму. На этом' конгрессе Варлен и его друг Бурдон резко разошлись с французской делегацией по вопросу о женском труде. Они были против запрещения женского труда в производстве.
Варлен участвовал и в Базельском конгрессе Интернационала (1869 г.), поддерживая бакунинский лозунг об отмене права наследования. В конце 60-х годов наряду с активной работой в Интернационале Варлен продолжал работу по созданию профсоюзов и руководил рядом стачек. Он организовал в это же время в Париже кооперативные столовые «Котел» («Marmite»).
Варлен был в двух составах исполнительных комиссий Интернационала в Париже (первой и третьей). В 1868 г. он был участником судебного процесса Интернационала, где произнес известную речь о задачах рабочего класса. В 1869 — 1870 гг. Варлен был наиболее активным руководителем парижского рабочего движения. В это же время он выезжал и в другие города Франции в интересах создания и укрепления секций Интернационала {в Лион, Крезо, Лилль и т. д.).
В Париже Варлен добивался объединения различных революционных ячеек в единые окружные секции. Весной 1870 г. он председательствовал на первом обдцем собрании членов парижских секций, где был принят статут федерации. Через несколько дней после этого собрания произошли аресты среди членов Интернационала, и Варлену пришлось скрываться. На третьем процессе Интернационала (июль 1870 г.) его заочно приговорили к году тюрьмы. Варлен поселился в Бельгии и жил там до 4 сентября.
1 ЛХ. Домманже, Коммунар Варлен, «Прибой», Л. 1927, стр. 31.


Глава II
62
О позиции Варлена накануне франко-прусской войны говорит его письмо к Обри от 8 марта 1870 r. «Вы хотите, чтобы я стал менее революционным, хотя положение дел ухудшается со дня на день... Вы глубоко ошибаетесь, что я пренебрегаю социальным движением во имя политического. Нет, я ставлю революционные задачи именноссоциалистической точки зрения. Но вы должны понять, что мы ничего не достигнем в области социальной реформы, пока не будет уничтожено старое государство («vieil Etat politique»)» '.
В эти месяцы Варлен предсказывал близкую революцию и активно
к ней готовился.
Надо отметить, что Варлен исподволь освобождался от левого пру-
донизма и в известной мере испытывал влияние Маркса. Он всегда был близок с рабочими массами и умел учиться у них. Характерно, что он
всегда был активным, руководящим членом всех массовых революционных арганизаций этого периода. И именно благодаря Варлену Интернационал оказывал влияние, например, на Центральный комитет национальной гвардии (в марте 1871 г.).
'И враги и друзья отмечают, что Варлен был обаятельным человеком и пользовался в рабочих кругах Парижа исключительной популярностью. Он был преимущественно организатором. Это был человек сдержанный, уравновешенный, вдумчивый, хорошо образованный. Он говорил просто, ясно и убедительно, без всяких пышных ораторских приемов. Он влиял своей убежденностью и твердостью. Он редко смеялся, был скрытен.
Клюзере, военный делегат Коммуны, познакомившийся с Варленом в 1868 г. в тюрьме Сен-Пелажи, дает такой его портрет: «Он был высокого роста, тонкий, с черными, поседевшими волосами, густыми и немного курчавыми... Его лоб, не очень большой, был прекрасно обрисован и пропорционален, но особенно поражали в Варлене его глаза. В своей жизни я не видел таких глаз. Они не были очень большими, но сверкали такими огнями, что Варлен сразу привлекал к себе внимание и скоро приобретал уважение и привязанность»».
После приезда в Париж, в начале сентября, Варлен сразу занял одно из видных мест в движении. Он был выбран в Центральный комитет 20 округов, в сентябре — октябре был командиром батальона национальной гвардии, в марте — членом Центрального комитета национальной гвардии. И по-прежнему он активно работал в секциях Интернационала.
Совсем иным человеком был другой участник парижских секций периода осады и Коммуны, Огюст Серрайе (родился в 1840 г.), рабочий по выработке обувных колодок, человек среднего роста, худощавый, с or-
пенно-рыжими волосами. Он родился и воспитывался в Англии (его отец был политическим эмигрантом). Серрайе был активным членом Интернационала и одно время корреспондентом Генерального совета для Франции, а в начале 1870 г. секретарем для Бельгии. Его взгляды складывались под большим влиянием Маркса. Он был в этом отношении одним из немногих французских рабочих, прошедших школу научного социализма.
В начале сентября Серрайе был направлен в Париж в качестве полномочного представителя Генерального совета. Маркс писал Бизли
' О. Testut, Internationale et le jacobinisme, Р. 1872, т. I, р. 65.
' General Cluseret, Memoires, Р. 1887, v. Ш, 232 — 233.


Организация парижских масс
(12 сентября) о Серрайе: «Он счел своим долгом остаться там не толькодля того, чтобы принять участие в обороне, но и для того, чтобы оказывать влияние на наш Парижский федеральный совет; это действительно. человек весьма высоких умственных способностей» '.
Серрайе проявил исключительную активность в период осады- в борьбе за правильную линию в парижских секциях Интернационала. Он упорно защищал позицию Генерального совета и проводил директивы Маркса. Его деятельность вызвала, в частности, клеветнические выпады со стороны Ф. Пиа, Везинье и др. После капитуляции Парижа Серрайе ездил в Лондон для доклада Генеральному совету, а после 18 марта снова был направлен в Париж.
Серрайе выделялся своей настойчивостью, энергией и красноречи-- ем. Он, конечно, не имел такой популярности в Париже, как Варлен, поскольку мало жил во Франции, и не имел таких больших связей, но в период осады Парижа и во время Коммуны он довольно быстро приоб-- рел влияние в рабочих кругах.
Маркс, перечисляя участников Парижской коммуны, обычно начинал список именно с Серрайе. Он был наиболее надежным помощником Маркса и Энгельса в Париже в этот период.
Близким человеком Серрайе был другой член Интернационала, левый прудонист Лео Франкель (1844 — 1896), рабочий-ювелир, уроже-- нец Венгрии, австрийский подданный. Франкель был участником гари-- бальдийского движения. Он был членом секций Интернационала в Германии. Покинув Германию, он переехал во Францию, где продолжал активно работать в Интернационале (в Лионе, Париже). Был привлечен к третьему процессу Интернационала. Франкель был довольно хорошо образован. Во время осады он был одним из популярных ораторов клубов {в частности, клуба«Белой королевы»), участником движений 31 октября и 22 января, позднее — членом Центрального комитета национальной гвардии.
Одно время Маркс и Энгельс относились к Франкелю несколько иронически. Энгельс писал в 1870 г., что Франкель «выучил в Париже «la formule» и поставляет хороший товар». Маркс писал, что после третьего процесса Интернационала (в 1870 г.) Франкель «завоевал себе лавры» *. Но активность Франкеля и его преданность делу пролетариата, особенно в период Коммуны, побудили Маркса и Энгельса изменить свою оценку. Несомненно, что наряду с Серрайе Франкель в период осады и позднее был одним из людей, наиболее близко подходивших к позициям Генерального совета. После Коммуны он защищал в своей деятельности линию Маркса.
К левым прудонистам принадлежал Бенуа Малон (1841 — 1893), часто занимавший половинчатую, соглашательскую позицию. Малон,. рабочий-красильщик, был одним из организаторов секций Интернационала в Париже и в ряде других городов на севере Франции. Он был при-. влечен ко всем трем процессам Интернационала. Активно работал по организации профессиональных союзов, проводил немало стачек. Много писал в левой прессе. Во время осады он был членом Центрального комитета 20 округов, затем Центрального комитета национальной гвардии и членом Коммуны. Впоследствии он вел борьбу против Маркса и
1 R Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 73.
г Л'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 319, 353,




Глава П марксизма и погряз в самом настоящем оппортунистическом болоте. ,.е»."''; Позднее Маркс писал о нем, как об
авторе «плоских книг» ', »» Из прудонистов, не входивших в Интернационал, надо отметить талантливого журналиста Вермореля Р,
(1841 — 1871). В период империи ВерВ морель организовал ряд изданий, в частности «Courrier 1гапса1з» (1865 г.), одно время объединявший социалистические журналистские силы Франции.
Верморель своеи резкои критикой приобрел немало врагов, в частности Рошфора (последний бросил против Вермореля обвинение в шпионаже, но затем публично от него отказался). Верморель не раз сидел в тюрьме и был освобожден после свержения монархии. Это был один из Л. Франкень немногих журналистов, упорно боровшихся за социалистические идеи, хотя и в своеобразном, прудонистском преломлении.
Он был неважный оратор и вообще производил впечатление робкого, неловкого человека. Это был человек высокого роста, с круглои головой, маленькими глазами. Верморель подвергался многим клеветническим нападкам, но он честно шел с рабочим классом и отдал за Коммуну свою жизнь. Он был, несомненно, одним из самых боевых и убежденных журналистов этой эпохи.
К оппортунистическому крылу парижских секций Интернационала принадлежали прудонист Толен (1828 — 1897), выступавший на ° всех конгрессах Интернационала с наиболее реакционных позиций; Мюра, о котором Серрайе говорил как о стороннике буржуазии; Комбо (родился в 1837 г.), рабочий-ювелир, член Центрального комитета 20 округов; Жоаннар (1843 — 1888), член Центрального комитета 20 округов и Центрального комитета национальной гвардии.
Огромную роль в революционном движении сыграл вождь бланкистов Огюст Бланки (1805 — 1881). Бланки, носивший в своей среде кличку «генерал» или «старик», пользовался непререкаемым авторитетом и безграничной любовью своих сторонников. Революционная деятельность его началась в 1827 г. В революции 1830 г. Бланки был активным участником баррикадных боев в рабочих кварталах. С тех пор он продолжал активную революционную борьбу, то и дело пресекавшуюся полицейскими гонениями: 37 лет он провел в тюрьмах при всех французских режимах — при монархиях и при республиках.
В дни молодости Бланки находился под влиянием бабувизма и пришел к социалистическим позициям. В 1837 г. он организовал тайное
1 К. ЛХаркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 488.




66
Организация парижских масс «Общество времен года» с задачей уничтожения финансовой и промышленной аристократии. В мае 1839 г. Бланки организовал восстание в Парз«же. Его немногочисленные сто-
Ъ, 'ф ронннки захватили оружие, заняли
1 ратушу, провозгласили временное правительство и сочинили несколько
к декретов и прокламаций. Восставшие, избравшие Бланки главнокомандующим, пытались занять мэрии и полицейские участки, но население не поддержало восстания, и назавтра оно было подавлено. После девятилетнего пребывания в тюрьме Бланки вернулся в Париж, но провел в революционной борьбе только несколько месяцев (1848 г.) и снова был приговорен к десяти годам заключения. После освобождения Бланки че-
О. Бланки рез короткий промежуток времени был снова посажен в тюрьму (1861 г.). В этой парижской тюрьме (Сен-Пелажи) было много политических заключенных — рабочих, студентов, журналистов. Между ними шли оживленные политические споры, и Бланки приобрел себе нескольких верных сторонников. Бежав из тюремной больницы, Бланки поселился в Бельгии и оттуда время от времени приезжал в Париж нелегально и руководил своей организацией. Он делал ей смотр в определенный день на разных перекрестках улиц (по бланкистскому правилу эти ячейки не должны были знать друг друга, п каждый десяток знал только своих членов).
В период франко-прусской войны бланкисты сперва предполагали захватить Венсенский замок, где был склад оружия. Позднее, в августе 1870 г., бланкисты организовали выступление на бульваре Ла-Виллет. Там участвовало 100 человек; была сделана попытка захватить оружие у пожарной команды. Дело окончилось ничем. Два арестованных участника выступления — Эд и Бридо — были приговорены к казни (освобождены 4 сентября).
К моменту свержения империи Бланки было 65 лет. Он продолжал защищать свои теории о политической революции, о восстании при помощи Крепко сплоченной тайной организации и т. д. В эти годы Бланки внимательно следил за работами Маркса и Энгельса. В 1869 г. Лафарг писал Марксу по поводу «Нищеты философии»: «Blanqui en а un exemplaire et le prete а tous ses amis. Ainsi Tridon Га lu et а ete heureux de voir de quelle fanon il Мого а roule Proudhon. Blanqui а la plus grande estime pour vous.. м («У Бланки есть один экземпляр, и он дает его читать всем своим друзьям. Тридон также читал его и очень радовался тому, как Мавр расправился ' с Прудоном. Бланки питает к вам величайшее уважение...») '
1 См. Ь'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 166 — 166, 167. 5 История Парижской коммуны


Глава JI
Со своей стороны и Маркс и Энгельс признавали всю революционную отвагу и честность Бланки, хотя и резко критиковали его взгляды. В своем письме к жене Маркса от 15 августа 1870 г. Энгельс писал: «Хуже всего то, что в случае действительно революционного движения в Париже некому стать во главе его. Рошфор наиболее популярен, а единственно пригодный — Бланки — кажется забыт» '.
Бланки был человек сосредоточенный, замкнутый, с железным характером. Он пользовался большим влиянием среди рабочих Парижа, но не мог дать им ни ясной программы, ни правильной тактики. В статье «Ленин, как организатор и вождь РКП» Сталин писал: «История знает пролетарских вождей, вождей бурного времени, вождей-практиков, самоотверженных и смелых, но слабых в теории. Массы нескоро забывают имена таких вождей. Таковы, например, Лассаль в Германии, Бланки во Франции. Но движение в целом не может жить одними лишь воспоминаниями: ему нужны ясная цель (программа), твердая линия (тактика)»».
Выступления Бланки были полны сарказма, злой иронии, язвительного остроумия. Один из очевидцев говорил: «Это красноречие, холодное, как лезвие шпаги, было, как сталь, режущим и опасным».
Бланки был небольшого роста, с седой головой, бритым (в эти годы) лицом, орлиным носом, с черными пронизывающими насквозь глазами.
Ближайшим соратником Бланки был Тридон (1841 — 1871)'. Тридон был выходцем из зажиточной семьи. Он приобрел известность как журналист, пылко полемизировавший против сторонников империи. Его брошюра «Эбертисты» живо обсуждалась в революционных кругах Парижа. Энгельс писал по поводу этой брошюры (в письме к Марксу от 6 июля 1869 г.): «В первой же части большая путаница, особенно по вопросу о централизации и децентрализации... Смешна мысль, что диктатура Парижа над Францией, погубившая первую революцию, могла бы теперь быть попросту повторена, но с иным результатом» '.
Тридон основал газету «Candide», где активно участвовал и Бланки (под псевдонимом «Suzamel»). Газета имела большой успех (до 11 тыс. тиража). За нее Тридон получил шесть месяцев тюрьмы. Тридон был членом Интернационала и участником Женевского конгресса. После дела «Кафе Ренессанс» (бланкистского собрания, арестованного полицией) Тридон был судим (приговорен к 15 месяцам тюрьмы) и затем эмигрировал в Бельгию.
После 4 сентября Тридон был правой рукой Бланки в газете «Раьг1е en danger», членом Центрального комитета 20 округов.
Это был талантливый журналист, один из самых видных бланкистов. После ареста Бланки (в марте 1871 г.) Тридон фактически возглавлял бланкистскую организацию в Париже. Он был слабым, болезненным человеком и умер тридцати лет, вскоре после поражения Коммуны.
Популярной фигурой в Париже был другой бланкист — Флуранс (1838 — 1871). Его отец был непременным секретарем французской Академии наук. По словам Маркса, этот довольно известный ученый «...âñåгда стоял за существующее правительство и попеременно был бонапар-
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 384.
' И. В. Стпалин, Соч., т. 4, стр. 314.
г К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 211.




Ореаниеацил парижски с масс тистом, легитимистом, орлеанпстом и опять бонапартистом. В последние Соды своей жизни, — добавлял Марис,— онеще обратил на себя внимание своей фанатической ненавистью к Дарвину» '.
с - ...Ф Молодой Флуранс сперва занял- ..«. Ф 9-~.;
~,е ' ся научной работой. К 25 годам он 1. заменил своего отца в «Коллеж де Франс». Его вступительная лекция («История человека») сразу дала ему « известность в ученом мире, Он высту-
] пал также как журналист и писатель (философский роман «ОШгЫ»). Из-за политических преследований Флуранс, скоро оставил свою научную карьеру и увлекся революционной деятельностью. Преследуемый во = .:~~„,', ': .:ь. Франции, он направился на Крит (1866 г.) и около года активно участ- ","' ' ' ' '".' +4;;. '. „".å „ вовал в критском восстании. В ка- '.-, ';- '',":.:~ф честве председателя критской делега-
Г. Флуранс ции поехал в Афины, но там был арестован и выслан на родину. Однако он:немедля снова вернулся в Грецию, а затем уехал в Италию, продолжая защиту интересов жителей Крита. В 1869 г. Флуранс приезжает в Париж и здесь активно участвует в революционной борьбе против империи. Он был одним из руководителей демонстрации на похоронах Нуара, одним из видных сотрудников и основателей газеты «Kfarseillaise».
В феврале 1870 г. он сделал попытку организации восстания, иронически описанную Энгельсом. После нее Флуранс бежал в Англию, где общался с Марксом. В ряде писем к Энгельсу Маркс дает о Флурансе хорошие отзывы. 19 апреля 1870 г. Маркс писал Энгельсу: «Бакунину -мы зйкроем доступ в «Marseillaise» при помощи Флурапса, который вступил a«French Branch» («французскую секцию») и вполне присоединился к нам. Не is а man of very great resolution. Learned. Too sanguine (Он человек весьма решительный. Ученый. Слишком большой сангвиник)»». А через несколько дней (28 апреля 1870 г.) Маркс добавлял: «Флуранс был уже несколько раз у меня. Он очень милый парень; его отличительным качеством является audacity (смелость). Он обладает, однако, и значительным естественно-научным образованием. В течение года он читал в Парижском университете лекции по этнологии, побывал везде в Южной Европе, Турции, Asia minor (Малой Азии) и т. п. Полон иллюзий и революционного нетерпения, but а very jolly 1е11ои with all that, (все же весьма славный парень), не из школы «сурьезных» мужей, Он предложен как член нашего Совета, на заседаниях которого два раза присутствовал в качестве гостя. Было бы очень хорошо, если бы он остался здесь подольше. Его стоило бы обработать» '. 1 К. Маркс и Ф. Эиеельс, Соч., т. XXIV, стр. 286. ' Там же, стр. 322. ' Там же, стр. 325.


Глава II




После 4 сентября Флуранс — член Центрального комитета 20 округов, руководитель пяти батальонов бельвильских стрелков. Флуранс поль~»;, зовался исключительной любовью и преданностью со стороны своих батальонов и популярностью в рабочих :- 'М предместьях. Не было фразой, когда *' он говорил на собрании: «Я вполне готов отдать свою жизнь на благо других... Я полностью принес в жертву самого себя, чтобы идти к святой цели — к благу человечества».
О нем говорили как о «Дон-Кихоте революции», как о человеке восторженном, пылком, глубоко честном, жившем одной мыслью — революцией, освобождением человечества. Революционная пылкость сочеталась у него с мечтательностью, смелостьс несколько наивной верой в людей. Он предъявлял к себе суровые требования и был так же требователен к другим. Но вместе с тем он часто действовал самостоятельно, не считаясь со своей партией. Он был высокого роста, с высоким лбом, живыми синими глазами, белокурой бородой.
Флуранс был одним пз тех революционеров, которых особенно травила буржуазная печать и Правительство национальной обороны.
Среди новоякобинцев руководящее место занимали два редактора
газет — Делеклюз (редактор газеты «Reveil») и Феликс Пиа (редактор газеты «Cornbat»).
Луи-Шарль Делеклюз (1809 — 1871) начал участвовать в революционном движении в 30-х годах. Подвергался преследованиям, был в эмиграции. Во время революции 1848 г. был комиссаром республики в департаменте Севера. Выступал как журналист. Во время империи участвовал в разных тайных обществах — «Республиканская солидарность», «Молодая гора», «Марианна», за что получил четыре года тюрьмы и затем ссылался в различные места, включая Кайенну. По возвращении из ссылки после амнистии 1859 г. он на некоторое время отошел от политики. В 1868 г. основал газету «Reveil» («Пробуждение»). В 1868— 1870 гг. подвергался преследованиям империи за свою республиканскую активность. В феврале 1870 г. получил 13 месяцев тюрьмы. К моменту осады Делеклюзу было уже больше 60 лет.
Делеклюз был в течение ряда лет верным сторонником Ледрю-Роллена. Маркс в начале франко-прусской войны давал Делеклюзу такую характеристику: «Хотя он и в оппозиции к правительству, но полнейшее воплощение шовинизма, car la France est le seul pays de 1'idee [ибо Франция — единственная страна идеи] (именно идеи, которую она имеет о сеое самой). Эти республиканские шовинисты сердятся лишь за то, что реальное выражение их идола — Л[уи] Бонапарт с длинным носом и биржевая спекуляция — не соответствует их идеалам» '.
1 Л'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 355.


Организация парижских масс
Это была не личная характеристика, а скорее оценка Марксом новых якобинцев, которые в своих постоянных колебаниях то собирались ближе подойти к рабочему классу, то кидались в объятия господствующей буржуазии.
Надо отметить, что в критические месяцы Коммуны Делеклюз сумел приобрести большое влияние своей преданностью делу, мужеством, уменьем стать выше личных дрязг.
Разновидностью другого типа якобинцев был Феликс Пиа (1810— ' 1889). Этот шестидесятилетний старик щеголял своей пышной шевелюрой, звучным голосом, широкими. актерскими жестами и был олицетворением фиглярства. Его бесчисленные крикливые и пустые статьи невыносимы. Марксдавал Пиа самые убийственные характеристики. Он называл его «застольным оратором», «человеком-актером», «крикуном» и т. д.
Особенно возмущали Маркса интриги Пиа против Интернационала и его клеветнические заявления, будто Интернационал работает под диктовку Луи Бонапарта. Пиа вел борьбу против Серрайе и других членов Интернационала. Находясь в Лондоне в последние годы перед падением империи, Пиа в своих речах провокационно предлагал организовать убийство Наполеона 111. Таким выступлением Пиа давал почву для обвинений против Интернационала. Пиа изображал., по словам Маркса, «Брута на безопасной дистанции». В черновом письме к Франкелю от 26 апреля 1871 г. Маркс, опровергая гнусную клевету Пиа на Серрайе, писал: «Злоба этого человека вытекает из единственного источника: его ненависти к Интернационалу... Поэтому Генеральный совет был вынужден публично дезавуировать этого низкого интригана» '.
Пиа был известен как журналист и автор ряда пьес. Он участвовал в революции 1848 г., был членом Учредительного и Законодательного собраний, был комиссаром республики в департаменте Шер. После преследований эмигрировал в Бельгию п затем в Англию. В Лондоне был одним из организаторов «французской секции» Интернационала. Здесь совместно с беспринципным журналистом Везинье вел яростную кампанию против Маркса и Генерального совета. В 1869 г. вернулся в Париж. По процессу в Блуа (август 1870 г.) осужден на пять лет тюрьмы, эмигрировал и вернулся во Францию к 4 сентября.
В Коммуне Пиа сыграл жалкую роль.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. ХХ\ 1, стр. 112.







БОРЬБА ЗА БОММУНУ
ф 1. Осада Парижа осле сдачи Седана III и IV прусские армии двинулись к столице. 18 сентября началась осада Парижа. К моменту осады в столице насчитывалось около 125 тыс. человек регулярных войск (13-й и 14-'й корпуса пехоты плюс моряки и артиллеристы), 115 тыс'. мобильной гвардии, 20 тыс. жандармов, таможенной стражи, инженерных войск и т. п. Число батальонов национальной гвардии к концу сентября достигло 254, т. е. под ружьем было 250 — 300 тыс. национальных гвардейцев. Таким образом, для обороны Парижа к концу сентября можно было использовать около 500 тыс. человек.
С точки зрения военной эти силы были очень разнородны. Из регулярных войск 35-й и 42-й полки состояли из малообученных солдат разных департаментов, недоверчиво относившихся к парижанам и не скрывавших своего враждебного отношения к национальной гвардии. Наиболее надежными частями для правительства'были моряки (15 тыс.) и артиллеристы.
Мобили, находившиеся в Париже, были по большей части крестьяне п виноградари, наспех отправленные в столицу, из разных департаментов. Они явнлпсь в своих блузах и сабо. Это были люди крепкие, широкоплечие, тяжелые на подъем. Они были малограмотны, терялись среди парижской толпы и не имели никакого представления о жизни города — о рабочих организациях, о происходившей борьбе под лозунгами Коммуны, против правительства.
Париж имел крупные и сложные укрепления. Вокруг города шел укрепленный вал длиной в 34 км с 94 бастионами. Этот крепостной вал в 6 м толщиной имел эскарпы в 10 м высотой. Вокруг вала шел ров в 15 м шириной. Бастионы, как и часть вала, были обложены камнем. Внутри этого кольца шла военная дорога в 7 м шириной. Кроме того, внутри крепостного вала весь город окружала железная дорога.
Вне Парижа, в 1,5 — 5 кл~ от крепостного вала, было размещено 15 фортов (считая Венсенский замок — j16). Главная их масса была расположена с востока и с юга. К северу',, западнее от Сен-Дени, фортов не было. На западе находился один крупный форт — Мон-Валерьен.


Борьба за Кол~луну
Каждая сторона форта имела по i80 — 35Î м. Ь каждом форту были помещения для солдат, склады для снарядов и продовольствия, разного рода подземные сооружения и т. д. Между фортами были расположены редуты и другие укрепления.
Анализируя систему парижских фортов, Бланки отмечал, что они были построены не ради войны с чужеземцами, а для подавления гражданской войны. Он указывал, что особенно сильно укреплены многочисленные форты на востоке и северо-востоке, где они располагаются рядом с рабочими кварталами. Единственный западный форт — Мон-Валерьен, по его мнению, был базой для обстрела рабочих районов.
Бланки считал, что форты могут быть разрушены осадной артиллерией. Он предлагал использовать опыт севастопольских укреплений и тактику русских войск во время Севастопольской кампании.
В целом, конечно, система парижских укреплений давала большие шансы для обороны при правильной активной тактике.
Энгельс в своих «Заметках о войне» (XVI) отзывался очень хорошо о системе укреплений Парижа: «Укрепления сами по себе являются образцовыми» т.
Надо добавить, однако, что целый ряд дополнительных оборонных работ не был выполнен. Эти работы передавались подрядчикам, которые на этом хорошо наживались, но строили укрепления спустя рукава. Организатор этих работ — военное министерство — не интересовался делом, офицеры и инженеры там никогда не появлялись. Видимо, строили эти дополнительные укрепления больше для успокоения населения.
Всякого рода вооружения в Париже было совершенно достаточно. В некоторых фортах были поставлены морские орудия, стрелявшие на 4 — 8 км. Впрочем, целый ряд орудий крупного калибра не использовался почти до самого конца осады.
По инициативе рабочих был начат сбор денег на отливку пушек для национальной гвардии и для укреплений. В начале осады у Парижа были только полевые пушки регулярных полков, а уже в битве при Шампинье (2 декабря) были пущены в дело сотни пушек, в том числе и пушки нового типа. Сбор денег на пушки (главным образом в рабочих кварталах) был произведен буквально в несколько недель (стоимость пушки была около 5 тыс. фр.). Отливка пушек выполнялась несколькими частными заводами.
На складах военного ведомства имелось достаточно ружей, правда, различных систем. Не было недостатка ни в патронах, ни в снарядах, так как в городе были свои пороховые заводы и мастерские для изготовления снарядов и патронов.
Отсутствовало главное — руководители Правительства национальной обороны не хотели сражаться и не собирались по-настоящему вести войну.
Энгельс указывал, каким образом можно было с успехом вести оборону столицы: «...Активная защита такой большой крепости, как Париж, требует маневрирования большими силами в открытом поле, правильных боев на известном расстоянии впереди прикрывающих фортов и попыток прорваться через линию обложения или воспрепятствовать ее замыканию» '.
1 R Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 84.
' Там же, стр. 86.


Глава III
г2
Энгельс поэтому указывал, что войска надо держать не внутри города, а вне крепостной стены. Надо сказать, что в первые недели осады цепь прусских войск была очень слаба, и вокруг столицы было вряд ли больше i00 — 120 тыс. неприятельских солдат. Даже в начале января, когда пруссаки имели под Парижем около 220 тыс. человек, Энгельс указывал, что активная оборона вполне возможна, что удобный момент для вылазок налицо.
Бланки в своей газете «Patrie en danger» тоже защищал идею активной обороны. Он предлагал, например, разместить войска перед фортами в укрепленных лагерях. Бланки, подчеркивая значение артиллерии, говорил, что пруссаки в первую очередь смогут бомбардировать левый берег Сены (что в действительности и произошло).
Бланки предлагал также совершенно иначе организовать национальную гвардию: теперь она не военная сила, а «иррегулярное войско», «это не армия, а процессия».
Бланки предлагал создать компактные батальоны в 500 человек (из восьми рот). «Два-три батальона составляют полк, два полка— бригаду, две бригады — когорту, две когорты — дивизию» 1. Это было, конечно, вполне разумное предложение.
При наличии отличных укреплений и военного вооружения, а также полумиллиона вооруженных парижан Париж при умелой организации, конечно, мог бы вполне успешно вести оборону и имел шансы закончить войну более или менее благоприятным образом.
Но Правительство национальной обороны менее всего интересовала оборона Парижа и война вообще. Оно собиралось под любым предлогом быстро заключить мир с пруссаками, чтобы обрушиться на рабочих. Неофициальный член правительства монархист Тьер с первых чисел сентября был послан с дипломатическим поручением к правительствам Лондона, Вены, Петербурга и в другие столицы для подготовки мира.
Уже 5 сентября правительство на своем заседании обсуждало вопрос о подготовке страны к заключению мира. 8 сентября кабинет снова обсуждал условия мира.
Через несколько дней после начала осады Парижа министр иностранных дел Фавр встретился с Бисмарком в окрестностях столицы для переговоров о мире, но ничего не достиг.
В течение всей осады активность Фавра, Тьера, Трошю и других была прежде всего направлена к прекращению военных действий любой ценой. Для прикрытия этих мирных переговоров был пущен в ход так называемый «план Трошю». Буржуазная печать стала рекламировать какой-то, только самому Трошю известный, «план» защиты Парижа и победы над пруссаками.
Маркс в письме к Кугельману от 4 февраля 187k г, писал о «плане Трошю», что господа из Правительства национальной обороны «...äàën возможность этому «sabre ortodox, cretin militaire» [солдафону и идиоту], как Бланки верно охарактеризовал Трошю, осуществить его «план». А план этот состоит просто в том, чтобы протянуть пассивное сопротивление Парижа до крайности, т. е. до starvation-point [когда голод заставит сдаться], наступательную же борьбу ограничить, напротив, притворными маневрами, «des sorties p[atoniques» [платоническими вылазками)» ~.
' «Patrie ел danger» М 4, 10/IX 1870
» Л'. ЛХаркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 90.


Борьба за Ломмуну
На заседаниях правительства Трошю то и дело выступал против всякой активной обороны. 24 сентября он заявлял, что попытка национальной гвардии сделать вылазку — «дикое сумасшествие». 22 декабря он возражал против изготовления пушек: «сумасшествие с вылазками сменяется сумасшествием с пушками», пушек-де достаточно, а не хватает артиллеристов. 12 ноября Трошю «напоминал, что он с самого начала характеризовал сопротивление Парижа без наличия вспомогательных армий как героическое безумие» '. И так изо дня в день Трошю дезорганизовывал оборону.
В своей книге он заявляет: «Когда я после 4 сентября взял в свои руки дело героической обороны, я знал, что оно безнадежно и в военном отношении и в политическом» ~.
Заявления Трошю выражали общее (скрытое или явное) мнение всех видных членов правительства «национальной измены» (кроме Гамбетты, но его скоро отправили из Парижа на юг).
Эта разлагающая работа Трошю и его соратников имела основной задачей добиться капитуляции Парижа и мира и затем приступить к расправе с народными массами Парижа.
Энгельс в своих «Заметках о войне» (XXXVIII) указывал: «Мы не должны забывать, что Трошю орлеанист и как таковой боится, как огня, Ля Виллета, Бельвиля и других «революционных» кварталов Парижа. Он боится их больше, чем пруссаков» з.
Сатирическая песенка о «плане Трошю», распевавшаяся в Париже, заканчивалась припевом как бы от имени Трошю: «Богачи, буржуа, ничего не опасайтесь! Поверьте мне, все идет хорошо».
Правительство «национальной измены» добивалось срыва всех мероприятий по вооружению Парижа, развала организации продовольствия и снабжения. Оно старалось максимально охранить права и привилегии имущих классов: возражало против карточной системы и реквизиции продовольствия, занятия пустующих квартир и т. д.
Чувствуя свою слабость, Правительство национальной обороны с самых первых дней своего существования опасалось создания какой- либо власти в столице, опирающейся на массовые выборы. На заседании правительства 7 сентября была единодушно отвергнута мысль о выборности мэров в округах Парижа.
На заседании правительства 15 сентября была отмечена опасность возникавших в это время комитетов бдительности при окружных мэриях. Тут же было подтверждено решение никоим образом не допускать выборов в муниципальные советы (центральный и окружные). Мнение правительства было мотивировано в речи Ферри тем, что, «как только этп муниципальные советы будут избраны, они могут оказаться в оппозиции к правительству, так как они получат от населения более новые полномочия»4
Особенно боялось правительство Центрального муниципального совета. «Это будет источником конфликтов с правительством, вредным
' См. записи заседаний Правительства национальной обороны в указанные
даты в «Aetes», v. I.
' Gdmral Trochu, Oeuvres posthumes, Tours 1896, к. 1, р. 332.
' Б. Маркс и Ф Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 257.
' «Actes», v. 1, р. 67.


Г л а в а III
для дела обороны» '. Конечно, дело шло не об обороне, а об охране привилегированного положения правительства.
Та часть правительства, котораябыла выбрана в особую делегацию на юге Франции («Турская делегация»), точно так же отменила всякие муниципальные выборы в стране.
Зато правительство усиленно занималось укреплением полицейских сил в столице. После 4 сентября полиция попряталась (к тому моменту было 11 тыс. полицейских в форме и, вероятно, почти столько же секретных агентов). По словам Трошю, чтобы «спасти их жизнь», полицейских удалили из Парижа и создали из них военный отряд. Часть этих неожиданных «солдат» была затем использована в борьбе против Коммуны.
Трошю вздыхал, что это исчезновение старой полиции поставило столицу в большую опасность: «Улицы оказались в руках толпы, суды не функционировали, все учреждения, ведавшие общественным порядком, нравами, здравоохранением, почти бездействовали» '.
Трошю подчеркивал, что его беспокоила именно эта активность толпы, которая могла теперь организовывать свою жизнь, как хотела. Свидетели единодушно отмечают, что во время осады (как это было затем и при Коммуне) резко уменьшилась преступность. По словам мэра Х округа Дюбайя, «во время осады фактически не было нужды в полиции, не было нп крупных краж, ни покушений на жизнь и собственность». Свидетель добавлял, что все «беспорядки» неизбежно сводились к нападениям в целях забрать оружие. «Префектура была совершенно беспомощна, полицейские комиссары сидели смирно и опасались, как бы их не схватили»з. В рабочих кварталах столицы полиция совсем не играла никакой роли.
Полиция не только боялась появляться (в форме) в рабочих кварталах, но на ряде улиц она могла ходить только по одной стороне и на другую сторону опасалась переходить, потому что там был другой округ, где мэрии организовали свою полицию. Даже в ратуше под давлением национальной гвардии были сняты полицейские посты и установлены посты национальной гвардии.
Вместо прежних полицейских правительство под руководством префекта полиции Кератри организовало новую полицию («gardiens de la paix»). Но этих полицейских к середине ноября приняли только пять округов Парижа, остальные их не допустили.
Сами организаторы новой полиции признавали, что эти полицейские «представляли собой меланхолические фигуры» (Шоппен). Один остроумный очевидец рассказывает, что во многих случаях это были все те же старые бонапартистские полицейские, но сбрившие усы п бороды, в нескладных кепи. Они ходили по улицам с грустным видом, точно они сами больше всего боялись и воров и прохожих. Они сразу убегали, как только видели возбужденную толпу, драку или что-либо подобное. «Они могли довольно спокойно прогуливаться в благоразумных (т. е. буржуазных. — П. К.) кварталах, но в рабочих кварталах их даже не виделиони опасались там появляться, потому что их бы там освистали, выгнали вон и, может быть, даже прикончили»'.
' «Actes», v. I, р. 67.
' «Actes du gouvernernent» de la defense nationale», Vers. 1872, v. I, р. 289 (показания свидетелей).
«Enquete», ч. II, р. 350 — 351 (яоказаиия Дюбайя).
' «Journal de Fidus», Р. 1889, v. I, р. 126, 164, 205.


Борьба an Коим«нц
Рабочее население и некоторые мэрии под давлением комитетов бдительности сами организовали контроль за порядком в своих округах.
18 сентября генеральный секретарь полиции Дюбуа докладывал правительству, что в городе происходят многочисленные аресты и обыски, проводимые «не уполномоченными на то лицами». Растерявшийся префект полиции Кератри начал даже предлагать ликвидацию префектуры полиции «как аморальную и опасную» и беспрестанно подавал в отставку.
На заседании правительства 11 октября (вскоре после первых демонстраций) произошли бурные дебаты о бессилии полиции. Кератри, предлагавший арестовать Бланки и Флуранса, констатировал, что полицейские агенты отказались идти в Бельвиль, опасаясь национальных гвардейцев Флуранса. Кератри был заменен Аданом.
Адан начинает с того, что восстанавливает политическую полицию (т. е. набирает на работу бывших агентов империи). 600 бывших полицейских, посланных в армию, возвращаются (в новых костюмах) на полицейскую работу. Адан взял на работу охранников из специальной охраны Наполеона III.
Но через три недели, после восстания 31 октября, вместо Адана появился новый префект полиции, Крессон (полицейская чехарда продолжалась и дальше: Крессона заменил 11 февраля 'Шоппен, а 16 марта — Валантэн). Правительство все время искало для борьбы против революционного движения человека понадежнее. Крессон потребовал, во-первых, принять на службу 1200 старых сержантов и, во-вторых, иметь на случай восстания не только все военные силы, но и артиллерию. Этот французский Трепов готовился к борьбе против рабочих в большом масштабе. Трошю одобрил оба условия.
Крессон принялся вплотную за реставрацию императорской полиции, включая и секретную агентуру. 22 комиссара полиции были назначены из старых кадров. Крессон жаловался впоследствии, что ему было очень трудно арестовывать людей в раоочпх кварталах, где народ сам хватал и арестовывал полицейских. Здесь полицейские, даже в переодетом виде, боялись появляться, так как их физиономии изучались и за их появлением все наблюдали.
Борьба за сильную и прежде всего старую, бонапартистскую полицию была одной из основных забот правительства «национальной измены». Произошло то, что повторилось в 1917 г. при Временном правительстве. Ленин писал тогда в третьем «Письме из далека»: «Какая полиция нужна им, Гучковым и Милюковым, помещикам и капиталистам? Такая же, какая была при царской монархии. Все буржуазные и буржуазно- демократические республики в мире завели у себя или восстановили у себя, после самых коротких революционных периодов, именно такую полицию, особую организацию отделенных от народа и противопоставленных ему вооруженных людей, подчиненных, так или иначе, буржуазии»'.
Правительство национальной обороны, создавая «план Трошю» и свои другие планы, мобилизовало силы для разгрома рабочих масс Парижа. Чтобы прикрыть эти свои планы, оно говорило об обороне, республике, о правах народа и т. д. Проходимцы из правительства «национальной измены» вели самую демагогическую кампанию против рабочих организаций. И скоро конфликт стал неизбежным.
' В. ХХ. Ленин, Соч., т, 23, стр. 319.


Глава III


ф 2. Массы против правительства
Решающей силой столицы была в это время национальная гвардия.
Рабочая масса Парижа, вооруженная и одетая в мундиры национальной гвардии, с самых первых дней республики выставила ряд своих требований. Она в своем большинстве стояла на позициях обороны. Ее лозунгом было: «война до истощения». Она не хотела никаких компромиссов с пруссаками, а желала упорно бороться против иноземного нашествия.
В то время как мобили за время осады совершенно разложились, а регулярная армия пришла в состояние морального упадка, только национальная гвардия упорно продолжала добиваться победы. По словам Корбона, «национальная гвардия верила в возможность счастливого конца обороны и до последнего дня не теряла этой уверенности» '.
Самые разнородные показания отмечают, что рабочие батальоны были дисциплинированы и хорошо дрались в бою. Энгельс в своих «Заметках о войне» правильно подметил (6 октября 1870 г.), что «батальоны из предместий, состоящие из рабочих, будут охотно и достаточно решительно сражаться; они будут повиноваться и проявят своего рода инстинктивную дисциплину, если только ими будут руководить люди, пользующиеся лично и политически их доверием».
Относительно батальонов национальной гвардии, состоявших «из буржуазии, преимущественно из мелких лавочников», Энгельс писал в той же статье, что «эти люди принципиально не хотят воевать. Когда они вооружены, то считают своей обязанностью караулить свои лавки и дома; если же их дома и лавки подвергнутся обстрелу со стороны неприятеля, стреляющего с дальних расстояний, то их воинственный пыл, по всей вероятности, очень быстро угаснет. К тому же они представляют собой силу, организованную для борьбы не столько с внешним врагом, сколько с внутренним. Все их прошлые традиции говорят об этом, и девять десятых из них убеждены, что такой внутренний враг именно в данный момент скрывается в самом сердце Парижа и ждет только удобного случая, чтобы напасть на них»».
Один из руководителей национальной гвардии в рабочем округе Бельвилле, Флуранс, давал такую характеристику национальной гвардии: «Они проявляли такое старание, такую сообразительность в изучении военных приемов и обращения с оружием! В три дня они изучали столько, сколько не могли выучить новобранцы в три месяца» '.
Историк Анри Мартен, мэр одного из округов, заявлял, что «маршевые батальоны были превосходны»'.
Даже враги должны были признать, что рабочие батальоны дрались отлично. Так заявляли, например, вице-адмирал Потюо, генерал Тома (в протоколах заседаний Правительства национальной оброны), даже генерал Трошю (поведение национальной гвардии в бою, по его словам, «было энергично и удивительно»). Генерал Ле-Фло выражал впоследствии изумление, почему национальная гвардия не была как следует использована в военных действиях против пруссаков. По его
' «Actes», v. VI, р. 438.
Л". Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. Х111, ч. 11, стр. 127.,
Flourens, Paris livre, P. 1871, р. 102.
4 «Actes», v. Ч1, р. 454.


Борьба за Ко,мщну
словам, Трошю категорически отказывался использовать национальную гвардию против пруссаков.
Но надо сказать, что этп лестные заявленпя врагов по адресу национальной гвардии были сделаны главным образом в тесном кругу, а в широкой прессе и в публичных собраниях те же самые генералы всячески поносили национальную гвардию за ее якобы трусость, шарлатанство и т. д.
Фавр язвпл, что рабочие, одевшись в мундиры национальной гвардии, жили-де за чужой счет, без всякого дела и «получали детское и нездоровое удовлетворение в военных упражнениях» '.
Понятно, что генералы и Правительство национальной обороны с ненавистью относились к пролетарским батальонам национальной гвардии и к национальной гвардии в целом. Они готовы были на всякие меры и на любые провокации, чтобы ее обесславить и опозорить.
Генерал Тома на заседании правительства (26 декабря) заявлял, что «некоторые генералы оставляют национальную гвардию без всяких приказов или обращаются с ней крайне плохо». А через несколько дней (10 января) Тома утверждал, что у национальной гвардии, узнавшей о намерении пустить ее в дело, «энтузиазм сильно понизился». Трошю тоже твердил о «плохих элементах» национальной гвардии. Трошю (вместе с другими «вождями» национальной гвардии вроде Тамизье, Мортемара) вообще заявлял, что в состав национальной гвардии вошли 30 тыс. освобожденных амнистией преступников — воров, убийц и т. п. Эта клеветническая басня была создана в связи с тем, что в составе национальной гвардии было 4 — 5 тыс. человек, обвинявшихся при империи по политическим делам и амнистированных после 4 сентября. Никакой амнистии для воров и убийц не было. Мэр Корбон в своих показаниях иронически рассказывает, какие фантастические заявления по этому поводу делали Трошю и Ко. На заседании 10 января Трошю говорил: «Неизвестно еще, что собой представляет национальная гвардия в военном отношении». И цинично добавлял, что, «если в большом сражении у стен Парижа будет убито 20 — 25 тыс. человек, Париж капитулирует» '.
Генерал Винуа, заменивший Трошю в качестве губернатора Парижа, заявлял, что он «не имел доверия к национальной гвардии». Вообще все «генералы, воспитанные в военных и политических традициях империи, относились с величайшим презрением к национальной гвардии»».
Национальные гвардейцы понимали, что «генералы ненавидят национальную гвардию». По словам реакционера Дю Кана, «недоверие между генералами и национальной гвардией было исключительное». Поражение армии вызывало в национальной гвардии самое величайшее недоверие к военным; их подозревали в измене и предательстве, обвиняли в бездарности. А генералы и высшие офицеры, которые должны были обучать национальную гвардию, «не имели в нее никакой веры», «ненавидели ее», считали всех национальных гвардейцев «никчемными солдатами» '.
' «Enquete», ч. II, р. 43.
' «Actes», v. I, р. 84, 87 — 88.
' «Actes», ч. VI, р. 71.
' Ри Сатр, Les convulsions йе Paris, v. I, 1878, р. 11 — 12.


Г л а «а III


Классовое расслоение и политические расхождения тут были отчетливо выражены.
Генералитет и правительство «национальной измены», вынужденные пойти на вооружение рабочих Парижа, всячески добивались ослабления и разложения национальной гвардии. Чтобы не допустить превращения рабочих батальонов в серьезную военную силу, генералы в согласии с правительством не допускали национальную гвардию к боевым действиям, не организовывали настоящего военного обучения, не снабжали национальную гвардию приличным оружием. А если под давлением масс генералам приходилось пускать в бой национальную гвардию, ее оставляли без руководства, подставляли под огонь пруссаков. Генералы шли на прямую измену и предательство. А после этих испытаний они позорили национальную гвардию, заявляя, что она растерялась под пулями, «струсила» и т. д.
Свою политическую позицию национальная гвардия выявляла главным образом в клубах и народных собраниях. Преобладающее большинство участников этих собраний состояло из национальных гвардейцев.
Обсуждение вопросов, связанных с обороной страны, вызывало оживленные прения.
Лозунг «борьбы до истощения» был очень популярен. Клубы критиковали правительство за слабость и нерешительность правительственных мероприятий в деле обороны.
Синдикальная камера шапочников говорила в своем воззвании: «В настоящий момент мы должны быть воодушевлены только одним желанием, одной целью — освобождением родины, прекращением вторжения». И дальше: когда страна будет освобождена, «мы пойдем к своей основной цели — к освобождению рабочих руками самих рабочих... уничтожению (abolition) пролетариата (т. е. наемного труда.— П. Л".)» '.
Воззвание бронзовщиков повторяло такой лозунг: «Спасти Париж, прогнать врагов со своей территории и в то же самое время охранить все свои права»2.
Поголовное вооружение всего взрослого населения Парижа под давлением рабочих масс было быстро проведено. Но требования оружия и лучшего вооружения не прекращались. Например, 28 сентября в клубе «Patrie en danger» Эмбер, позднее один из соредакторов газеты «Pere Duchene», говорил о снабжении оружием той части населения, которая еще не вооружена: «Мы требуем хлеба и ружей» '.
Мысль об изготовлении пушек для национальной гвардии и вообще для обороны Парижа также, как мы указывали, зародилась на одном рабочем собрании в Бельвиле. Инициатором являлся рабочий, который тут же и сделал первый взнос, выделенный из его скудного заработка. На собрании был произведен массовый сбор на отливку пушек. В комиссию по этому вопросу было включено несколько будущих членов Коммуны — Алликс, Ранвье, Везинье и др.'
В эти же дни на собрании XIX округа было решено агитировать за переливку на пушки всех церковных колоколов, Вандомской
1 «Patrie en danger» № 29, 9/Х 1870.
' «РаСпе en danger» № 23, З~Х 1870.
» «Patrie en danger» № 50, 30/Х 1870.
' «Cornbat» № 39, 24/Х 1870.


Борьба за Коммуну
79


колонны, статуй королей и т. п.' То же требование раздавалось на собрании Ш округа, в клубе Бурдон и др.' Муниципалитет предместья Сен-Дени тоже требовал переливки колоколов на пушки.
Сбор средств на пушки, начатый рабочими Бельвпля, скоро стал общим лозунгом Парижа. Позднее из-за этих пушек, купленных народом, и возник острый конфликт с правительством, приведший к событиям 18 марта.
Пушки рассматривались народом не только как военное средство в борьбе против пруссаков, но и как средство революционной борьбы. Интересно в этом отношении стихотворение канонира Эмиля Леро в М 75 (25 ноября) газеты «Patrie en danger».
Любовно называя свою пушку «Марианной», он пишет:
Моя Марианна родилась на окраине,
Ее отлили руки народа,
Она никогда не будет стрелять
Против плебеев.
И если возродится какой-нибудь Кавеньяк
Со своими коварными планами,
Марианна будет стрелять
Против всех убийц свободы.
В стихах повторялся лозунг:
Пушки республики
Сметут с лица земли всех королей.
Кроме отливки пушек, народные собрания требовали установить морскую артиллерию на фортах Парпжа (что потом использовал Тьер. против коммунаров при осаде Парижа). Народ внимательно обдумывал и обсуждал вопрос о всяких новых средствах обороны. В клубах то и дело появлялись изобретатели разных новых бомб, «греческого огня», механизмов для взрывов и т. п.
Лозунг «общий набор» («levee en masse») всех мужчин от 16 до 60 лет был единодушно принят во всех клубах и собраниях. Шла речь не только о Париже, но и обо всей Франции, причем предлагали послать в департаменты особых комиссаров для проведения массового набора з.
Народные собрания упорно добивались, чтобы правительство взяло в армию всех взрослых мужчин независимо от профессий, особенно попов, монахов, семинаристов и т. д. В газете «Patrie en danger» (М 19 от 26 сентября) появилось письмо о том. что в Париже не меньше 2 — 3 тыс. булочников 20 — 30 лет, не находящихся на военной службе; газета предлагала всех их включить в армию.
Заботясь об обороне города, парижские рабочие связывали с ней ряд мероприятий, направленных против буржуазии; среди них особенно популярными были лозунги конфискации имущества граждан, покинувших Париж, передача мастерских и фабрик рабочим ассоциациям, реквизиция продовольственных запасов, введение пайков (рационов) и т п.
Вопрос об экспроприации имущих классов обычно сводился к тому, что надо конфисковать имущество буржуазии, покинувшей
' «Combat»»й 24, 25/Х 1870.
' «Patrie en danger»»й 46, 56 и др.
' «Patrie en danger»»й 2, 4, 23 и др.


80
Глава III


П ариж, а также провести конфискацию имущества агентов реакции, членов Законодательного корпуса, Сената, бывших министров империи, что даст 2 млрд. на войну (собрание в Медицинскойшколе 28ноября, заседание в клубе Элизе-Монмартр в конце декабря, в клубе «FolieBergere» 22 сентября и т. д.). Иногда ораторы шли и дальше и прямо требовали «конфискации имущества богачей для распределения между бедными» (выступление Монтеля на собрании на улице Лиона).
Собрание в зале «Pre aux clercs» требовало упразднения «Credit foncier» и «Credit mobilier», аннулирования займов города Парижа, передачи железных дорог государству.
Громкое дело возникло в связи с требованиями народных собраний о конфискации имущества фабриканта Годийо. Годийо был крупнейшим фабрикантом Парижа по изготовлению всякого рода военной амуниции (одежды, обуви и т. д.) и основательно нажился во время войны. Почти вся французская армия была снабжена «обувью Годийо», и во время кровавой недели (май 1871 г.) всех арестованных, носивших обувь Годийо, безжалостно расстреливали, обвиняя в дезертирстве из действующей армии.
На народном собрании в Бельвиле 26 сентября вопрос о Годийо был подробно обсужден. Годийо был обвинен ораторами в государственной измене, ибо, во-первых, он не разрешает своим рабочим исполнять обязанности национальных гвардейцев, во-вторых, он создает свой собственный наемный вооруженный отряд, где он сам и командует, в-третьих, он создает «такой вид беззастенчивой эксплуатации и угнетения, который довел его рабочих до состояния рабства, нищеты и невежества».
Собрание постановило арестовать Годийо «при помощи граждан» и национальной гвардии, а затем разрешить его судьбу по указанию «компетентной власти» (не правительства, конечно).
Собрание заявило, что «все мастерские, машины, товары и все материалы, принадлежащие господину Годийо, подлежат экспроприации в интересах нации во имя общественного блага и со справедливым возмещением». Фабрика немедля передается производственному рабочему кооперативу, причем в первую очередь в его состав войдут сами рабочие фабрики Годийо. До тех пор на народном собрании будет выделен временный директорат. Все решения, связанные с осуществлением этих мероприятий, будут приниматься на собраниях населения и национальной гвардии и будут осуществляться именем народа как закон '.
Это решение вызвало большой шум в Париже. Писательница Андре Лео указывала, как эксплуатирует Годийо женщин, отмечая, что он дает работу по шитью на дом через своих агентов по нищенской оплате '.
Правительство было весьма обеспокоено этим делом. На заседании правительства 28 сентября было решено привлечь к ответственности виновных, возбудивших дело о конфискации имущества Годийо. Правительство предполагало арестовать и преследовать авторов резо-
1
люции против Годийо. Суд оставил их на свободе. Резолюция о конфискации не была осуществлена, но и правительство не осуществило своих угроз.
' «Combat» № f4, 29/IX 1870.
' «Combat» № 21, 6/X 1870.


81
Борьба за Коммуну
Но вопрос о мастерских Годийо был не единичным. Клубы и народные собрания постоянно ставили вопрос о конфискации фабрик и мастерских. Например, 13 октября на народном собрании Ш округа была принята резолюция (в виде декрета) такого характера:
«f 1. Мастерские, фабрики и все другие предприятия, которые могут быть использованы для изготовления оружия или снарядов, или материалов для этой цели, подлежат экспроприации во имя общественной пользы». После войны собственники получат вознаграждение, исходя из продукции за три довоенных года. «9 4. После мира эти предприятия могут быть переданы рабочим ассоциациям, которые будут их использовать за свой счет». Владельцам будет уплачена известная доля реализуемой продукции '.
Воззвание типографских рабочих предполагало немедленное закрытие всех мастерских и магазинов, не обслуживающих оборону 2. Клуб в Медицинской школе требовал реквизиции всех мастерских, пригодных для изготовления оружия, с тем чтобы после экспроприации «передать их целиком рабочим соответствующей отрасли промышленности» з. Общее собрание рабочих-механиков требовало 6 ноября реквизиции всех мастерских, изготовляющих или ремонтирующих ружья, и передачи их рабочим с финансовой помощью государства «. Выдвигалось требование о передаче крупнейших заводов Крезо в казну для изготовления оружия'.
Поскольку правительство упорно отклоняло все эти требования, были сделаны попытки создать специальные рабочие ассоциации для изготовления оружия. Мы упоминали о мастерских бомб. При активном участии Авриаля в декабре была организована рабочая ассоциация механиков для изготовления и починки оружия. Министр общественных работ Дориан и мэр Моттю помогали ей деньгами и заказами. Но в январе мастерская была все же в затруднительном положении'.
Народные собрания выдвигали и другие требования об ограничении прав буржуазии. Например, в клубе «Patrie en йапцег» было принято решение, чтобы все пустующие квартиры (если жильцы в три дня не явятся) опечатать и конфисковать в пользу государства (включая мебель и имущество) '. Это был первый сигнал о захвате буржуазных квартир, впоследствии проведенном решением Коммуны.
На собрании в зале «Фавье» оратор Ланье предлагал передать 70 тыс. пустующих квартир и других помещений для солдат, устроить в пустующих магазинах лазареты, реквизировать экипажи буржуазии '. Комитет бдительности XVIII округа требовал «реквизиции пустующих квартир для размещения бездомных граждан» '.
Народное собрание в зале «Алигр» требовало реквизиции всей пустующей земли под Парижем и на окраинах для разведения огород
' «Patrie en danger» ¹ 36, 16/Х 1870 и «Combat» № 32, 17/Х 1870.
' «Combat» ¹ 24, 9/Х 1870.
' «Combat» № 44, 29/Х 1870.
4 «Combat» ¹ 55, 9/XI 1870
' «Patrie en danger» № 4, 10/1X 1870.
' «Combat» ¹ 125, 18/I 1870
' «Patrie en danger»¹ 2, 8/IX 1870.
' «Patrie en danger» № 11, 18/1Х 1870.
' «Patrie en danger» № 71, 20/Х1 1870.
" «Combat» № 16, 1/Х 1870.
6 История Парижской коммуны


Гл а«а III
Вопрос о правильном распределении продовольствия был одним из самых жгучих. Еще 19 сентября, например, командиры рабочих батальонов и представители организаций, находившихся на улице Кордери (где помещались и Интернационал, и Центральный комитет 20 округов, и другие рабочие организации), явились в ратушу и предложили принять специальные меры, именно: «экспроприировать в общественную пользу все съестные припасы, находящиеся в данное время в частных помещениях и на государственных складах;. избрать в каждом участке комиссию, которой было бы поручено произвести опись... распределить экспроприированные таким образом припасы между всеми жителями по мере нуждаемости» и т. д. На это требование Ферри иронически ответил: «Распределять? Что именно? Не далее чем через 2 недели парижанам нечего будет есть... повторяю, не пройдет и двух недель, как Парижу придется сдаться, если он не захочет умереть с голоду» '.
Ферри совсем в духе Трошю всячески дискредитировал даже самую мысль о возможности обороны.
Но массы продолжали требовать изменения продовольственной политики в интересах народа. Упорно повторялись требования реквизиции продовольственных запасов и топлива у буржуазии. На ряде собраний было принято решение добиться проведения закона первой революции от 16 нивоза II года, согласно которому в осажденных городах «товары и продовольствие всякого рода, равным образом одежда и экипировка становятся общим достоянием, оплачиваются за счет республики и бесплатно распределяются среди граждан согласно их потребностям» '.
На заседаниях клубов то и дело сообщались факты сокрытия продовольственных ресурсов, злоупотребления продажей по повышенным ценам и в снабжении национальной гвардии и населения. Лозунг реквизиции всегда связывался с требованием введения «рационов», т. е. выдачи всему населению продовольствия по определенным пайкам и частью бесплатно.
Уже в сентябре раздаются требования об отмене платежей за квартиры: народное собрание в XI округе требовало декрета, воспрещающего преследовать и описывать имущество за неуплату квартплаты».
Затем это требование стало формулироваться как полная отсрочка квартплаты на все время войны.
Тридон (будущий коммунар) в «Patrie en danger» от 4 октября (№ 24) предлагал отсрочить платежи квартплаты до конца осады; «общественное благо, — писал он,— требует, чтобы солдат-рабочий, единственная надежда родины, имел жилище, питание и одежду, равно как и его домашние».
В газете «Combat» Белэ (тоже будущий член Коммуны) предлагал декрет об отсрочке квартплаты мелким квартиронанимателям, а трехмесячную квартплату в тысячу франков и выше вносить в половинном размере, причем не домохозяевам, а муниципалитетам 4.
' G. Lefranrais, ор. cit., р. 404.
' «Patrie en danger» № 23, 3/Х 1870.
» «Reveil», 27/IX 1870.
' «Combat» ¹ 96, И/XII 1870.




Борьба за Коммуну
Собрание в рабочем квартале
После перемирия требования отмены квартплаты и отсрочки ее стали еще более решительными. В марте, накануне Коммуны, газета «Cri йп pertple» из номера в номер печатала отдел «Трибуна квартиронанимателей». Газета добивалась закона об отсрочке и отмене квартплаты.
Первый номер газеты «Pere Duchy«e», вышедпшй в марте, предлагал не вносить квартплаты за три терма: «Этп трн терма угрожают нам, т. е. 1900 тыс. человек, как нож трех разбойников».
Один замечательный плакат периода осады выразительно рисует положение парижских пролетариев. Плакат называется «Оставьте мои тюфяки» и составлен в виде письма Жана-парижанина к Жаку-боному (т. е. рабочего к крестьянину). Описывая страдания рабочих во время осады от холода и голода, Жан пишет: «Ты знаешь мою жену, Жак. Ну вот, она шесть часов стояла в очереди к мясной лавке и смогла купить только две соленые селедки — это было все наше пропитание на три дня на четырех человек... А теперь с нас, еще больше обнищавших, сидящих в опустошенных комнатах, требуют платеж за квартиру. И это ты, Жак, требуешь, чтобы мы немедля уплатили свои долги и немедля уплатили квартплату» '. В современной песенке на ту же тему говорилось: Когда сильные дерутся, Тумаки всегда достаются рабочему классу. Если мы заплатим квартплату, Мы дважды окажемся жертвами войны. ' F. ~arllara, Les publicatiotts de la rue, P. 1874, р. 85 — 87.


Г л а в а III
И песенка предлагала такой декрет:
Принимая во внимание,
Что граждане не имеют средств заплатить за квартиру,
Пусть домовладельцы пошарят в своих карманах,
Но никто им не заплатит квартплату '.
Афиша того же времени «Об отмене квартплаты» давала иронически составленный счет «господина Икса, бонапартиста и домовладельца», к своему жильцу. Здесь перечислялись убытки, понесенные жильцом из-за бонапартистского плебисцита (8 мая 1870 г.), из-за трусости домовладельца, который прятался во время осады за занавесками, и т. д.
Тяжелое положение пролетарского населения Парижа во время войны вызвало большой приток закладов в ломбардах. Уже в сентябре мы слышим на народных собраниях требования о бесплатном возврате заложенных вещей, т. е. то самое требование, которое затем начала осуществлять Коммуна.
В конце сентября на собрании XI округа был предложен декрет: «Все предметы, за исключением драгоценностей, заложенные в ломбардах, подлежат возвращению владельцам без всякого возмещения» '.
В разной форме это требование повторялось и на других собраниях, например в клубе на улице Омер требовали бесплатной выдачи заложенной в ломбардах одежды з.
Один из ораторов в зале «1001 игры» предлагал даже уничтожить большую книгу государственных долгов.
Какой-то анонимный «истинный республиканец» в афише, расклеенной в Париже, предлагал также «сделать в подвалах банков заем в 100 млн. В этом все спасение. Этот государственный заем будет сделан совершенно открыто... При этом условии наши войска будут иметь пушки, а Париж — хлеб»«.
Наряду с вопросами об экономическом положении трудящихся и ограничении прав буржуазии оживленно обсуждались и другие, например вопрос о церкви, о народном образовании. Оба вопроса были тесно связаны друг с другом — речь шла о ликвидации одного из орудий буржуазного государства, о духовном освобождении трудящихся.
Велика была ненависть парижских рабочих к попам, монахам, к церкви вообще. Самым популярным лозунгом народных собраний было забрать на военную службу всех попов, монахов, семинаристов. Это требование повторялось изо дня в день. Народ требовал отправки попов в маршевые роты.
Бланкист Бальсанк требовал в клубе «Patrie en danger», чтобы «церкви были использованы для дела обороны, попы должны подставить свою грудь под пули врагов, а монахинь надо использовать в лазаретах»'.
Один из ораторов в клубе на улице Аррас говорил: «Если откажутся посылать попов и монахов на фронт, мы сами их арестуем и, подталкивая прикладами, в одних рубашках пошлем на укрепления».
1 F. Maillard, 1.es publications de la гпе, р. 169.
' «Reveil», 28/1Х 1870.
» «Patrie en danger» № 72, 21/XI 1870.
' «Murailles politiques franraises», v. 1, р. 231.
' «Patrie en danger» № 3, 9/IX 1870.


Борьба за Ком.iu/»n/
8б


Ненависть к духовенству относилась и к монахиням. Выразительно, например, письмо вдовы Эрве в Х 25 от 5 октября газеты«Par,- rie en danger», которая, призывая к организации лазаретов, требовала, чтобы в лазареты не допускались монахини, которые «не знают об обязанностях женщины». Клуб Медицинской школы требовал уничтожения иезуитского ордена и высылки всех его членов и всех представителей других орденов. Клуб требовал отставки всех чиновников, принадлежащих к духовным орденам 1.
Другой оратор в клубе «Patrie en danger» выражал опасение, что в Лионе много иезуитов и они, несомненно, сдадут город пруссакам «. Ораторы не раз говорили о привилегиях духовенства, например о всяких поблажках для попов при распределении мяса.
Стал очень популярным лозунг отмены государственного субсидирования церкви.
В клубе «А la Maison-Dieu» оратор Дерер требовал ликвидации бюджета церкви и говорил: «Позорно для республики, что она продолжает платить попам, которые ничего не делают, в то время как безработный рабочий получает только 30 су в день».
Собрание приняло резолюцию об упразднении бюджета культов, о полном запрещении духовных конгрегаций, института монахинь, о введении светского обучения и пр.»
В клубе «Patrie en danger» требовали полного отделения церкви от государства и распределения средств бюджета культов среди тех, кто сражается 4.
Ненависть к церкви выразилась в речи бланкиста Реньяра в клубе «Фавье»: «Граждане не будут по-настоящему свободны, покуда последний поп не отправится в могилу к последнему королю. Мы освободились от тирана, но не от его свиты» '.
Бланкистская газета «Patrie en danger» требовала полного отделения церкви от государства '.
О самих церквах и попах делались самые разноооразные предложения. Одни требовали заменить серебро и золото в предметах культа другими металлами, другие предлагали резко уменьшить оклады жалованья попов и епископов, с тем чтобы они получали не больше 2400 франков в год (а епископы получали до 100 тыс. франков) '. Выносились предложения исполнять в церквах вместо религиозных песнопений патриотические и боевые гимны '.
Ораторы клубов предлагали использовать церкви для нужд обороны, для народных собраний, для собраний национальной гвардии и т. д. Пусть утром попы молятся, а вечером в церквах надо организовать собрания. «Добрый боженька, кому так много молились, нам кажется совершенно бесполезным» '.
В клубе Элизе-Монмартр некто Тюрпен говорил: «Церкви принадлежат нам, так как они построены на народные деньги. Используем
' «Combat» № 44, 29/Х 1870.
' «Patrie en danger» № 4, 10/IX '1870.
' «Actes», v. VII, р. 150.
' «Patrie en danger» № 23, 3/Х 1870.
» «Patrie en danger» № 12, 19/IX 1870.
' «Patrie en danger» № 49, 29/Х 1870.
' «Combat» № 36, 21/Х 1870.
«Patrie en danger» № 2, 8/IX 1870.
' «Patrie en danger» ¹ 4, 16/IX 1870.


Глава ЛХ
церкви для своих нужд, Это будет первый случай, когда они на что-либо пригодятся». Один гражданин в письме в «Patrie en danger» (¹ 31 от 11 октября) предлагал разместить по церквам национальную гвардию и созывать там собрания. Эта мысль об использовании церквей под клубы и народные собрания была затем осуществлена Коммуной.
Борьба против церкви была тесно связана с борьбой за свободную светскую школу. Еще накануне войны (в июне 1870 г.) в зале «Марсельеза» было проведено большое собрание о значении светского обучения. Среди организаторов этого собрания были Реньяр, Ранвье, Луиза Мишель, Верле, Жоаннар и др. Были выработаны новые программы для школы.
На народных собраниях периода осады подробно обсуждались планы реорганизации школы.
Один округ за другим требовал немедленной организации светской школы. Такое решение приняло собрание 17 октября в XIII округе и в тот же день в Ш округе. Собрание республиканского комитета Х округа (в Шато д'0) присоединилось к резолюции XI округа о светском обучении, и гражданам было предложено немедля забрать своих детей из церковных школ '. Собрание в Ш округе предлагало ввести бесплатное питание школьников *.
В № 50 от 30 октября газеты «Patrie en danger» письмо республиканского комитета III округа к мэру Бонвале требовало виедении светского обучения.
Клуб «Maison-Dieu» (14 декабря) требовал «светского бесплатного и обязательного обучения, питания детей в школе, повышения жалованья учителям»».
Под давлением народа муниципалитеты начали явочным поряд-. ком преобразовывать школу в светскую. Муниципалитет Сен-Дени (под Парижем) постановил ввести светское бесплатное обязательное обучение «. Мэр XI округа Моттю закрыл духовные школы, велел вынести из школ все церковные изображения — кресты и т. п.~»'Когда правительство, недовольное этими мероприятиями, отозвало Моттю, народное собрание громко протестовало против решеиия правительства.
Другой мэр, Бонвале (III округ), тоже начал проводить светское обучение и был энергично поддержан народными собраниями.
Муниципалитеты IV и XIV округов присоединились к этим решениям о светской школе '. Муниципалитет XVII округа (Батиньоль) создал комиссию по реформе школы '.
С начала октября были организованы регулярные совещания «друзей народного просвещения». Они собирались по два раза в неделю в школе Тюрго. Там обсуждались все вопросы, связанные с проведением светского обучения, вырабатывались учебные программы. Один оратор указывал, например, что «католическая религия своей системой образования особенно стремится унизить человеческое достоинство».
' «Patrie en danger» № 25, 5/Х 1870.
' «Patrie en danger» № 46, 25/Х 1870.
' «Ас1,ея», ~. VII, р. 150.
4 «Combat» № 37, 22/Х 1870.
» «Combat» ¹ 31, 16/X 1870.
' «Patrie en danger» ¹ 31, 11/Х 1870.
' «СошЬаС» № 76, ЗО~XI 1870.


Борьба за Коммуну


Другой оратор указывал, что в церковных школах в 12 раз больше всякого рода проступков школьников, чем в светских школах '.
В ноябре на Монмартре была открыта первая бесплатная профессиональная школа; председателем ее была Луиза Мишель, членами комитета — Колле, Адель Эскирос, Андре Лео и др.
Одна из мер, направленных против существующего государства, — ликвидация полицейской префектуры — была особенно популярна в народе. Уже на самых первых заседаниях клубов и на народных собраниях народ требовал полного упразднения префектуры и ареста полицеиских (см., например, заседания в клубе «Patrie en danger» ' или на собрании в «Жимназ Трпа») '. Народные собрания требовали передачи полицейских функций муниципалитету, а порой сами выбирали полицейских комиссаров на народных собраниях. Так, например, публичное собрание XV округа (2 тыс. человек) 8 сентября само назначило полицейских комиссаров (!!!алена, Верле, Брейе и Гранже) и сообщило об этом решении префекту полиции Кератрии мэру округа Кор ону4.
27 сентября народное собрание в зале «Алигр» (Х округа) требовало упразднения полицейской префектуры, снятия с должности префекта Кератри, подчинения полиции муниципалитетам, выборности полицейских. На этом же собрании решено было добиваться выборности судей. Вообще лозунг выборности и ответственности чиновников был чрезвычайно популярен '.
Позднейший декрет Коммуны об установлении жалованья чиновникам не больше 500 франков в месяц тоже намечался в эти месяцы осады. Например, воззвание типографских рабочих предлагало установление заработной платы чиновникам в том же размере, как и солдатам '. В газете «Combat» (М 27 от 12 октября) повторялось требование установить для всех чиновников жалованье национальных гвардейцев (т. е. 1,5 франка в день).
Само собой по нятно, что народные собрания особо недоверчиво и враждебно относились вообще ко всем чиновникам бывшей империи и ко всем бывшим агентам Бонапарта от жандармов до генералов и принцев. Клуб на бульваре Шаронн требовал расстрелять жандармов, организовать революционный трибунал, чтобы судить там всех бонапартйстоз и всех врагов республики. Клуб Медицинской школы требовал (17 октября) предания суду экс-императора и его сообщников и конфискации их имущества, ареста принцев Орлеанских и других претендентов на власть '.
Народные собрания и клубы ставили и ряд других вопросов, часть которых позднее смогла осуществить только Парижская коммуна. Ораторы клуба «Patrie en danger» требовали изгнания проституток из Парижа». Комитет бдительности XVIII округа требовал полной ликвидации в своем округе «монастырских рукоделен и домов терпимости»'..
' « 'ombat» зЧ» 74, 28/XI 1870.
- '«Patrie en danger» М 2, 8/IX 1870.
' «Combat» K 21, 6/Х 1870.
4 «Patrie en danger» «»» 3, 9/1Х 1870.
» «Combat» М 16, 1/Х 1870.
««Combat» K' 24, 9/Х 1870.
7 «(,ombat» K» 36, 21/Х 1870.
' «Patrie en danger» М 3, 9/JX 1870.
«Patrie en danger» X 71, 20/Х! 1870.


Глава III


В сентябре возник вопрос о свержении Вандомской колонны. Художник Курбе в обращении к муниципалитету Парижа и к редакциям газет писал: «Вандомская колонна является монументом, лишенным какой-либо художественной ценности и имеющим своей задачей увековечить идею войны и завоеваний, свойственную императорской династии и ненавистную чувствам республиканской нации... Этот монумент тем самым антипатичен духу современной цивилизации и братскому всемирному союзу, который должен отныне восторжествовать среди народов... Он задевает законные чувства народов и делает Францию смешной и ненавистной в глазах европейской демократии». Курбе поэтому предлагал свергнуть Вандомскую колонну.
Поддерживая предложение Курбе, Анри Бриссак (будущий секретарь Комитета общественного спасения при Коммуне) писал: «Мы всегда разделяли это пожелание. Этот большой бронзовый столб, грубый и тупой, изображает эпопею резни и увенчан статуей, олицетворяющей неприятельское вторжение. Это восхваление современного Тамерлана» '.
Призыв Курбе встретил поддержку в клубах и народных собраниях (например, в клубе Батиньоля и других). Идея братского единства народов, мысль о всемирной республике были чрезвычайно популярны в народе и в революционной печати.
16 сентября на собрании по организации республиканского комитета в Х округе Гайар громким голосом прочел манифест немецких социал-демократов. Его приветствовали аплодисментами и криками: «Да здравствует всемирная республика!» 2 В клубах то и дело собравшиеся провозглашали: «Да здравствует Коммуна! Да здравствует всемирная республика!» ' Обращение Центрального комитета 20 округов (опубликованное в «Combat» № 37 от 22 октября) заканчивалось лозунгом: «Да здравствует мировая республика!» Эта же газета в статье Одилона Делималя заявляла: «После победы (над пруссаками.— II. К.) настанет уничтожение границ, всемирная республика» 4.
В клубе «А la Maison-Dieu» оратор говорил'. после победы над пруссаками «надо будет создать Соединенные штаты Европы». Он добавлял, что в случае поражения на войне «мы пойдем искать клочок земли, где воздвигнем красное знамя — подлинное знамя Франции» '.
Надо сказать, что идея социализма и мысль об уничтожении эксплуатации трудящихся не была достаточно ясно выражена в клубах и народных собраниях. Обычно требования собравшихся касались лишь отдельных сторон капиталистической эксплуатации. Но в ряде случаев выдвигались более развернутые формулировки о свержении эксплуататоров. Программа клуба Батиньоля (пролетарского по составу) говорила: «Революция — это война против роялистов, прусских или французских, война против эксплуататоров человека». Членам клуба предлагалось бороться, покуда народ не прогонит Вильгельма, покуда «учреждения, орудия угнетения и опоры существующего общества, не будут перемещены, религия и теология упразднены, судебные учреждения преобразованы, секретная полиция истреблена...
' «Combat» № 15, 30>'Х 1870.
' «Patrie en danger» № 12, 19!1Х 1870.
» «Combat» № 23, 8/Х 1870.
' «Combat» № 18, 3/Х 1870.
' «Асеев>, v. VII, р. 149.



Борьба за Комлцн1/
89
покуда труд не станет единственным законным и легальным средством
существования» '.
Центральный клуб, организованный в декабре по инициативе
Центрального комитета 20 округов, также подчеркивал социалисти-
ческий характер своей программы и требовал, чтобы члены этого клуба
были социалистами и революционерами 2.
Интересна современная афиша в стихах (Пуарсона-отца, бывшего
офицера корпуса вольных стрелков) с заголовком «Народы станут
господами и братьями в социалистической республике»:
Когда народы, наконец, договорятся друг с другом,
Они смогут защищаться без солдат;
Не будет нужды в этих старых сенаторах,
Так жирно оплачиваемых за свои убогие труды;
Монахов и монахинь заставят трудиться,
А их богатства продадут для бедняков'.
Таким образом, народные массы Парижа уже в сентябре и октябре развернули целую программу требований, которые в значительной л1ере подготовили будущие декреты и решения Коммуны.
g 3. Борьба за Коммуну
' «Patrie en danger» X 32, 12/Х 1870.
' «РаЫе en danger» М 75, 29/XI и N 88, 12/XII 1870.
» IVlaiillard, Les publications de la rue, р. 123.
Самым популярным лозунгом клубов и народных собраний был лозунг о создании Парижской коммуны.
Надо сказать, что этот лозунг понимался самым различным образом и толковался отдельными группами и партиями по-разному. Некоторые сторонники Коммуны подразумевали под этим лозунгом лишь обычного типа муниципалитет — заурядное городское самоуправление. Иначе говоря, они хотели просто иметь общегородской муниципальный совет, выбранный населением, с мэром во главе и окружные советы. Ведь империя ликвидировала даже такую форму самоуправления.
Новоякобинцы мечтали возродить Колгмуну 1792 — 1793 гг. с ее революционными традициями. При этом особенно подчеркивались военная роль Коммуны периода революции и ее блестящие успехи в борьбе против иноземного нашествия.
Наконец, пролетарские элементы столицы, социалистические группы, сторонники бланкизма и т. п. мечтали о Парижской коммуне как о народной революционной власти, которая не только освободит страну от пруссаков, но и будет защищать права народа против монархистов, подрывающих республику, и против эксплуататоров, угнетающих рабочий класс. Поэтому Парижская коммуна, но мнению рабочих масс, должна была явиться орудием пролетарского господства в целях социального переустройства общества.
Надо сказать также, что и у отдельных групп и партий характер будущей Коммуны был установлен далеко не сразу. Например, даже в пролетарских кругах сперва мыслили Коммуну как общегородскую избранную народом власть, помогающую правительству в деле обороны


Глава 1П
столицы. Только позднее Коммуна стала рассматриваться как общегосударственная власть и противопоставляться правительству.
Мысль о Коммуне зародилась в революционных кругах Парижа сразу же после переворота 4 сентября. Один из видных участников революционного движения этого времени, Лефрансэ, писал в своих записях от 6 сентября: «Революционеры собираются создать Коммуну, которая будет управлять городом и подготовит его к обороне»'.
В конце сентября лозунг Коммуны начинает быстро распространяться, тем более что правительство упорно отклоняло всякие предложения о выборе парижского муниципалитета; На многочисленном собрании в Бельвиле (3 тыс. человек) среди ряда других революционных требований (уничтожение полицейской префектуры, выборность офицеров в регулярной армии, арест бонапартистов, зачисление попов в действующую армию и т. п.) крупное место занял и лозунг Коммуны: «Немедленное назначение членов революционной Коммуны через граждан 20 округов». Газета «Combat», сообщавшая об этом собрании, поместила ряд статей на эту тему. Статья известного прудониста ДЮ- шена была озаглавлена «Парижская коммуна». Она требовала от правительства немедленных муниципальных выборов и кончалась словами: «Парижская коммуна! Если вы ее не дадите, мы сами ее возьмем»».
Другая статья (Везинье) гласила: «Граждане члены временного правительства, вы боитесь Парижской коммуны? Поэтому-то вы и откладываете муниципальные выборы?»
Когда Правительство национальной обороны сделало заявление о созыве в октябре Национального собрания (Учредительного собрания), клубы по инициативе бланкистской газеты начали борьбу против этого решения. Бланкистская газета заявляла, что выборы в Учредительное собрание при настоящих обстоятельствах будут в интересах бонапартистов и «настоящим покушением на права народа», что крестьяне пойдут против нас, за Бонапарта, и пр.' В клубе«Ра1г1е en danger» 21 сентября ораторы говорили о том, что «выборы в Национальное соорание будут прусскими выборами (т. е. в интересах пруссаков).
Зато бланкисты добивались, чтобы выборы в местные- коммуны были ускорены.
Клуб «Patrie en danger» 25 сентября требовал немедленных выборов в Коммуну, считая, что можно отложить общие выборы (в Учредительное собрание), но не выборы в Коммуну. Бланкистская газета в статье Брейе высказывалась против созыва Учредительного собра-. ния, так как этот созыв поставит под вопрос республику. Вместо Этого автор статьи предлагал создать коммуны во всех городах с демократическими традициями. Каждая коммуна пошлет делегатов в Парижскую коммуну. Таким образом, создастся общегосударственный орган, который будет издавать законы и пр. Парижская коммуна совместно с делегатами городов и будет своеобразным учредительным собранием «.
Некоторые ораторы бланкистского клуба выражали опасения, что «муниципальные выборы ослабят многие революционные комитеты»».
' G. Lefrangais, Souvenirs d'un revolutionnaire, Brux 1903, р. 397.
' «Combat» № 11, 21/IX 1870.
' «Patrie en danger» ¹ 12, 19/IX, № 14, 20/IK, № 20, 27/1Х 1870 и др.
' «Patrie en danger» № 11, 18/IX 1870.
' «Patrie ев danger» № 17, 24/IX 1870.


Борьба за Л"о члун1/
Другие ораторы (Реньяр, Пейр) высказывалпсь против выборов в провинции, но считали нужным провести в Париже выборы в муниципалитет '.
В начале октября лозунг Коммуны стал особенно популярным. Например, в R 27 от 7 октября газеты «Patrie en danger» мы находим целый ряд объявлений о заседаниях, посвященных вопросу о Парижской коммуне и муниципальных выборах. Собрание Комитета бдительности XVIII округа посвящает все свои вечера Парижской коммуне. На ту же тему идут обсуждения в обществе «Зашита прав человека», на общем собрании комитета женшин на улице Аррас, в зале «Павильона», в зале на улице Деше и др. В конце сентября и в октябре о Коммуне говорили все газеты и многочисленные афиши. О ней спорили на бульварах и в кафе.
Поскольку правительство оттягивало даже муниципальные выборы, возникло мощное движение в пользу организации Коммуны явочным порядком, без всякой правительственной санкции.
Ораторы на собрании на улице Аррас 24 сентября говорили: «Мы выберем Парижскую коммуну и создадим ее вопреки правительству... Чтобы спасти родину и республику, народу осталось только одно средство — выбрать Парижскую коммуну». Собрание постановило избрать Коммуну в определенный срок и не обычным путем выборов, а прямо на народных собраниях, «par acclamation» (без голосования) ~.
В номере газеты «Combat» от 28 сентября мы читаем сообщение об общем собрании представителей 20 комитетов бдительности, где была принята резолюция протеста против отсрочки выборов в Коммуну. Резолюция приглашала население «приступить самому к выборам в Коммуну в кратчайший срок». Комиссии, выделенной собранием, было предложено ознакомить с этим решением собрание командиров батальонов национальной гвардии. Это собрание командиров обратилось к правительству с требованием скорейших выборов. На следующем собрании командиров национальной гвардии (выделившпх бюро в составе Бланки, 3Ê. Валлеса и Латапи) было решено в полном составе явиться в ратушу и потребовать скорейших выборов, а равно посылки делегатов в провинцию для агитации за массовый набор.
УШ округ создал инициативный комитет для организации Парижской коммуны, объявивший, что «Коммуна свободна управлять своими делами» и может сама себя конституировать. Комитет предлагал не только создать Коммуну, но и выбрать своих людей на все должности вместо чиновников '.
29 сентября народное собрание Х округа заявило, что, если правительство в три дня не проведет муниципальные выборы, округ сам выберет окружной муниципалитет и Коммуну 4.
Клуб в Батиньоле 4 октября заявил об организации Коммуны явочным порядком. Собрание приветствовало работу специальной комиссии мэрии XVII округа, которая уже приготовила избирательные списки. Собрание требовало проведения выборов 8 октября. «Если Правительство национальной обороны откажется от этого предложения,
' «Patrie en danger» ¹ 21, 28/IX 1870.
' «Combat» № 12, 27/IX 1870.
» «Combat» № 15, 30/IX 1870.
' «Combat» № 17, 2/X 1870.


92
Глава III
XV I I округ выберет муниципалитет через голову правительства» '. Такое же решение принял Республиканский комитет Х округа и другие собрания.
Острый конфликт по вопросу о явочном характере создания Коммуны произошел на собрании Республиканского комитета Х округа (7 октября). Председатель собрания Телидон стоял на позиции, что только правительство имеет право созвать Коммуну и что нельзя действовать без его санкции. Заместитель Телидона по бюро, Клари, резко «восстал против подобной ереси»: «Единственная и реальная санкция (при создании Коммуны.— П. Л.) находится в руках суверенногонарода, который может и должен свергнуть правительство, как только оно перестает понимать свои обязанности» '.
Когда на том же собрании некто Поль стал говорить, что создавать Коммуну во время войны значит «призывать к гражданской войне», присутствующие решительно восстали против этого: «Собрание энергично протестует против такой теории».
Революционные газеты защищали требование создания Коммуны явочным порядком. Об этом писали Тридон в «Patrie en danger» (Xo 29 от 9 октября), Делеклюз в «Reveil» (27 октября) и др.
В первых числах октября Центральный комитет 20 округов начал проводить разные мероприятия по подготовке выборов в Коммуну.
В ~î 20 «Combat» от 5 октября мы находим воззвание Центрального комитета 20 округов к гражданам Парижа о создании Коммуны с призывом: «Сами подготовьте создание вашего муниципалитета... На ваших публичных собраниях, в ваших окружных комитетах, в батальонах национальной гвардии немедленно избирайте людей, которых вы считаете наиболее достойными вашими представителями в ратуше... Долг и обязанность парижского народа самому с величайшим напряжением руководить освобождением родины от чужеземного нашествия и защитой республики против всякой опасности со стороны реакции».
В Л«24 той же газеты от 9 октября, в воззвании Центрального комитета 20 округов (от имени делегации Центрального комитета 20 округов, председатель — Пенди), подробно указывались задачи Коммуны: «Парижская коммуна (как и другие коммуны) должна оставаться в тесных границах своей автономии. Она не должна претендовать на осуществление контроля над решениями и действиями общенациональной власти, временной или постоянной, законодательной или исполнительной». Государство или нация — не что иное, как обьединение коммун Франции: «В самые ближайшие дни Париж должен получить суверенное и законно конституированное муниципальное представительство».
Центральный комитет предложил выбрать «людей, знающих нужды народа и несправедливости, которым его и подвергают, людей, которые, как и сам народ, боролись, жили и страдали вместе с ним».
На этом этапе Центральный комитет 20 округов подчеркивал, что речь идет только о своеобразной муниципальной власти внутри Парижа, и поэтому отмечал, что никаких притязаний на государствен-
' «Patrie en danger» 5« 22, 7/Х 1870. ' «Patrie en danger» М 31, 11/X 1870.


Борьба аа Коммуну
ную власть Коммуна иметь не будет. Таким образом, Коммуна должна была быть только одним из элементов общегосударственной системы при наличии существующего республиканского правительства.
В этом же номере газеты был опубликован наказ избирателям '. Центральный комитет 20 округов предлагал выдать императивный мандат избираемым членам Коммуны с такой программой: 1) защита и поддержка принципа полной автономии Коммуны; 2) право отзыва, персональная и прямая ответственность; 3) равное и бесплатное распределение продовольствия по пайкам среди населения во время войны; отмена октруа; 4) суровая ответственность всех лиц, замешанных во всяких незаконных действиях во время империи, преследование дезертиров, приостановка всех преследований по коммерческим и гражданским делам за все время войны и за три месяца после ее окончания, отмена с 1 октября до конца войны всей квартирной платы без процентов; 5) ликвидация полицейской префектуры и передача полицейских функций муниципалитетам, опубликоваш~е секретных документов империи, установление личных удостоверений для всех граждан («carte civile»); 6) установление светского, интегрального (т. е. всестороннего), бесплатного и обязательного обучения; 7) «социальная реформа полная отмена всех монополий и привилегий».
На этот раз программа Центрального комитета 20 округов является гораздо более политически заостренной, чем это было в сентябрьском манифесте. Прежде всего обращает на себя внимание главный лозунг — создание Коммуны.
В первой программе Центрального комитета о Коммуне не говорилось. В обращении делегатов Центрального комитета 20 округов к правительсту 20 сентября этот лозунг был назван в конце. Сейчас он стал ведущим, центральным.
Характерно появление новых лозунгов, которые позднее превратились в декреты Коммуны: отмена квартирной платы, установление удостоверений личности, проведение светского образования, льготы по коммерческим делам.
Наконец, появляется и намек на социалистические требования: отмена монополий и привилегий. Это еще очень глухая формулировка социального вопроса, но во всяком случае она свидетельствует об усилении социалистических тенденций в делегации 20 округов.
Несомненно, что требования масс, выявлявшиеся в клубах, народных собраниях и т. д., оказали влияние и на лозунги Центрального комитета 20 округов.
Мысль о Парижской коммуне только как о муниципалитете была сильна в разных кругах Парижа в первые недели после 4 сентября. Поскольку бёздарное и лживое правительство неудачно вело оборону и упорно сопротивлялось муниципальным выборам, все более усиливалось стремление к расширению полномочий Коммуны. Мысль о том, что Коммуна не сможет замкнуться в чисто муниципальные вопросы и должна поставить политические задачи, становится широко популярной (например, в клубе Фоли Бержер 1 ноября).
В первую очередь инициаторы Коммуны думают об ее роли в борьбе против пруссаков. Так, в статье Брейе ' задача Коммуны прежде
' «Patrie en danger» K 31, 11/Х 1870.
» «Patrie en danger» K» 29, 9(X 1870.


Г.ливи III
всего определялась так: «энергично защищаться и разгромить пруссаков».
Клубы твердили ежедневно, что только Коммуна может спасти республику и освободить страну от иноземного вторжения. «Пусть скорее придет Парижская коммуна, иначе мы задохнемся» ', — говорила бланкистская газета.
Мысль о Коммуне 1792 — 1793 гг. была популярна в широких кругах парижского населения. О ней охотно говорили даже самые умеренные республиканцы, например, Ледрю-Роллен, будущий яростный враг Парижской коммуны. В пышной речи в конце сентября он говорил, напоминая пример революции конца XVIII в.: «Коммуна, избранная и провозглашенная, через 24 часа заставит затрепетать неприятеля, и Франция будет спасена» '.
В январе газета «Reveil» предается воспоминаниям о Коммуне 1792 — 1793 гг. и повторяет, что Коммуна могла бы спасти страну от иноземного вторжения: «При наличии Коммуны империя не могла бы двадцать лет давить на Францию. Если бы с середины сентября Париж имел свое законное представительство, он не испытывал бы ужасов осады и голода и был бы освобожден» з. При этом умеренные республиканцы старались опровергнуть мысль, будто Коммуна «внесет политику в городское самоуправление и установит в ратуше революционную диктатуру».
Но подавляющее большинство бланкистов и других левых группировок (некоторых прудонистов и других) в октябре выдвигало перед Коммуной гораздо более широкую программу.
Бланкистская газета, считая, что революционная Коммуна спасет родину, предлагала Коммуне такую программу: изготовление оружия и энергичная оборона, проведение системы рационов (пайков), конфискация имущества всех покинувших Париж, немедленная ликвидация полицейской префектуры, отставка и арест агентов Бонапарта, введение светского обязательного и бесплатного образования, преследование всех изменников и трусов 4.
В другой статье программа Коммуны формулировалась так: освобождение страны от пруссаков, спасение республики, освобождение рабочих от гнета капитала'. В № 32 от 12 октября газета повторяла лозунги Коммуны: она быстро победит пруссаков, вооружит республиканцев, беспощадно будет преследовать предателей и трусов, она будет одевать и кормить защитников Парижа и их семьи.
На собрании Республиканского комитета Х округа (12 октября) один из ораторов говорил, что Коммуна проведет всеобщий набор и всех спасет. Когда кто-то начал выражать сомнения в необходимости Коммуны, собрание не дало ему договорить. Зато собравшиеся внимательно выслушали речь оратора (Леви) о задачах и программе Коммуны: «Коммуна издаст декрет о массовом наборе, об установлении пайков, о всеобщем светском обучении; она даст мощный толчок обороне Парижа, реорганизует наши финансы, она перервет глотки мо-
' «РаЫе en danger» ¹ 36, 16,'Х 1870.
' «Patrie en danger» № 29, 9/Х 1870.
' «Reveil», 5/I 1871.
4 «Patrie en danger» ¹ 29, 9/Х 1870.
' «Patrie en danger» № 30, 10/Х 1870.


Борьба за FCo.«.n//i0/
шенникам, которые двадцать лет грабили Францию, и заткнет рот грязным крикунам, которые бранят и оскороляют настоящих патриотов, подобных Бланки, Ппа, Делеклюзу, Ледрю-Роллену» '.
Собрание национальных гвардейцев Х1 округа выдвинуло еще более развернутый план деятельности Коммуны и наметило текст се декретов. На этот раз дело не ограничивалось только предложениями, касающимися общего положения страны, речь шла о вопросах международных, о создании всемирной республики. Собрание заявляло: «Французская республика объявляет войну королям, но не народам; пусть Америка, Италия, Польша, Венгрия, Испания, Дания восстанут против своих тиранов и придут к нам на помощь; мы провозглашаем всемирную республику. Долой постоянную армию, она будет заменена национальной гвардией... Отмена бюджета церкви. Светское бесплатное обязательное обучение. Максимальные оклады жалованья — 8 тыс. франков, минимальные — 2400 франков; никакого совместительства, никаких синекур. Единый налог, прогрессивный подоходный налог. Арест и суд над всеми, кто участвовал в правительстве бесчестного Бонапарта... Конфискация имущества граждан, бежавших от врага и покинувших Париж». Резолюция заканчивалась лозунгом: «Да здравствует навеки всемирная, демократическая и социальная республика» '.
Здесь мы уже слышим те требования, которые позднее могла осуществить только Коммуна: уменьшение окладов, отмена постоянного войска, отделение церкви от государства, отмена совместительства и синекур и т. д.
Подобные ирограммы показывали, что во многих случаях под Коммуной -действительно понимался не муниципалитет, а орган общегосударственной власти, который в случае чего заменит правитель ство. Характерно, например, заявление Мюра на собрании Республиканского комитета Х округа: если-де правительство покажет свою несостоятельность, «Коммуна, которую все требуют, сама продиктует правительству законы»з.
Коммуна, таким образом, рассматривалась как революционная власть, необходимая для страны. Вот что писал, например, бланкист Тридон: «Есть коммуна и коммуна — вещь вещи рознь. Революционная коммуна, которая спасла Францию через восстание 10 августа основала и в сентябре республику, не была основана на регулярном избрании и не была создана при помощи буржуазного стада, направившегося к урнам. Она была порождена величайшей конвульсией, как лава, вытекающая из вулкана. Коммуна 92 года была сама верхом незаконности, поскольку сам закон был несправедлив. Она имела силу и смелость, потому что она имела права». Тридон сопоставляет эту революционную коммуну с «легальной», жирондистской коммуной с Петионом во главе. Революционная коммуна, которая выкинула за окно своих предшественников в ратуше, была создана «бурно, насильственно, революционным меньшинством против эгоистического и ретроградного большинства». И Тридон заканчивал статью вопросом: «Чего вы хотите: Петиона или Марата? Мунцппалитет или Коммуну?» '
' «Patrie en danger» № 36, 16/Х 1870.
' «Combat» № 42, 27/Х 1870.
' «Patrie en danger» № 34, 14/Х 1870.
4 «Patrie en danger» № 28, 8/Х 1870.


Глава 1II
Не муниципалитета, а Коммуны требовали прежде всего рабочие. В клубе Элизе-Монмартр один оратор говорил: «Нам нужна Коммуна, представленная пролетариями... будемте готовы каждую минуту к наступлению и особенно не забудем ружья» '.
При обсуждении кандидатов в Коммуну пролетарские клубы требовали прежде всего выбирать рабочих. На собрании в Шато д'О один из ораторов предлагал выбрать Гюго, Луи Блана, Пиа и др. Другой оратор, Левердье, не отрицая того, что это люди почтенные, предлагал другой принцип для избрания в Коммуну: «Избранники в Парижскую коммуну должны прежде всего исходить из самых недр народа. Довольно нам адвокатов, журналистов, поэтов и мечтателей. Раз навсегда нам нужно, чтобы в Коммуну вошли рабочие, которые изведали в жизни все страдания и всю нищету; они знают нужды народа, и только они смогут добиться прав для труда. В 1789 г. восстала буржуазия, теперь пришел черед народа» «.
Газета «Combat» предлагала выбирать в Коммуну молодежь «и главным образом рабочих»'.
В феврале и марте при выборах в Центральный комитет национальной гвардии, а затем при выборах в Коммуну именно этот лозунг об избрании рабочих станет очень популярным. Пролетарские массы хотели избрать в свои органы людей, тесно связанных с рабочим классом.
11 октября газета «Patrie en danger» обращалась к парижским рабочим с такими словами: «Рабочие, вы требуете Коммуны. Возьмитесь за штыки.'»4
Народные собрания, считая, что Коммуна обеспечит республику, честное правительство и т. д., не забывали о положении и нуждах рабочего класса. Они надеялись, что Коммуна «даст возможность рабочему жить своим трудом без лишений и без эксплуатации»5 (собрание в Элизе-Монмартр).
В начале октября народное собрание в Бельвиле требовало создания Коммуны из 200 человек не путем выборов, а «par acclamation», при этом настаивало, чтобы список кандидатов в Коммуну «был составлен исключительно из революционных республиканцев и испытанных социалистов» ' (предложение Гайара-отца). Это требование было поддержано в ряде других собраний (например, на собрании на авеню' Клиши)'.
Мы знаем, что в эти дни октября на собраниях и в клубах действительно обсуждались кандидатуры в Коммуну и готовились списки будущих членов Коммуны.
В документах комиссии, обследовавшей деятельность Правительства национальной обороны, приведен список членов Коммуны, заготовленный к 31 октября, почти в 150 человек. В этом списке мы насчитали свыше 40 будущих членов Коммуны и ее активных участников.
' «Aetes», v. VII, р. 155.
' «Patrie en danger» № 28, 8/Х 1870.
» «Combat» №24, 9/Х 1870.
' «Patrie en danger» № 31, 11/Х 1870.
' «Actes», v. VII, р. 152.
' «Combat» № 27, 12/Х 1870.
' «Patrie ед danger» № 36, 16/Х 1870.


97
Борьба аа Коммтнт/
Успехи революционеров при выборах Парижской коммуны в значительной мере были подготовлены уже в период осады. Кандидатуры в члены Коммуны были тщательно обсуждены на народных собраниях и в клубах. Народ изучал своих будущих избранников.
В первые недели осады, покуда еще вера в Правительство национальной обороны не была подорвана, довольно часто делались заявления, что Коммуна явится поддержкой для самого правительства. Например, якобинская газета «Rappel» в номере от 29 сентября заявляла о выборах Коммуны: «Правительство не увидит в ней никакой угрозы, а, напротив, найдет в ней средство выйти из тупика, в который оно так неудачно попало».
Режер говорил в бланкистском клубе 28 сентября: «Коммуна должна поддержать правительство и, если понадобится, заменить тех его членов, которые окажутся неспособными» '.
На собрании Республиканского комитета Х округа Телидон заявлял, что правительству не надо опасаться Коммуны, — она будет его помощницей. Левердей тоже заверял, что не будет никакого конфликта между правительством и Коммуной. Коммуна-де будет заниматься вопросами питания, полиции, образования. «Коммуна будет посредником между государственной властью и народом». Однако он полагал, что близко время, когда «разочарованный народ сам создаст свою революционную Коммуну»'.
В октябре недовольство правительством все увеличивается. Парижская коммуна представляется уже как власть, не зависимая от правительства. Коммуна должна стать органом революционной власти не только Парижа, но и всей Франции. Она должна смести и заменить Правительство национальной обороны.
Правительство национальной обороны не скрывало своей ненависти и страха перед Коммуной даже в виде простого муниципалитета. Оно боялось всякого выявления воли массы, опасалось, что выбранная Парижем новая власть будет гораздо более авторитетной, чем само правительство, которое никем не было выорапо.
В протоколах заседаний Правительства национальной обороны мы не раз встречаем упоминание о страхе перед Коммуной. Когда на заседании 29 октября Араго и Рошфор наивно заявили, что «сейчас никто больше не мечтает о Коммуне», генерал Трошю, говоря о перевыборах начальников национальной гвардии, уверял, что даже этп выборы приведут к созданию Коммуны.
Мошенники из правительства «национальной измены» трепетали перед мыслью о создании Коммуны, потому что они ясно понимали, что против них не только народные массы, но отчасти и войско.
g 4. Обострение борьбы против правительства
В первые недели сентября правительство как будто имело поддержку в широких массах, но уже и тогда на народных собраниях раздавались критические и скептические голоса по адресу новой власти. К концу сентября критика правительственной деятельности стала
1 «Patrie en danger» _#_ 23, 3/Х 1870.
' «Patrie en danger» Х 32, 12/Х 1870.
7 История Парижской коммуны


98
Глава III


очень острой. В октябре развернулась широкая борьба за свержение правительства и создание новой власти — Парижской коммуны. Эта быстрая перемена произошла потому, что с самого начала скрытые планы правительства резко расходились с планами и намерениями парижской массы. С каждым днем расхождение все увеличивалось. А вожди массового движения под давлением обстоятельств и требований пролетарских масс сильно подвинулись влево.
Чрезвычайно показательна позиция Бланки, одного из самых влиятельных революционеров этой эпохи.
В своем клубе Бланки выступает главным образом по вопросам обороны. Например, 10 сентября он отмечает всю важность артиллерии. «Эта война — война артиллерии, поэтому нам нужна грозная артиллерия». У ораторов бланкистского клуба, несмотря на известное недоверие по адресу правительства, преобладают примирительные ноты. Лавиоллет, например, говорит: «Надо не порицать членов правительства, а подгонять их» («правильно! правильно!») '.
15 сентября в зале Фавье Бланки и Валлес выступают уже с выражением некоторого недоверия правительству. Затем Бланки начинает критиковать правительство в газете и в своих речах: правительство «больше боится революции, чем пруссаков; оно принимает меры предосторожности против Парижа, вместо того чтобы принимать мерь1 против Вильгельма» (19 сентября). Через несколько дней Бланки nucaJf: «После 4 сентября так называемое правительство национальной обороны имело только одну мысль — мир; не победоносный мир и даже не почетный мир, но мир любой ценой. Это его мечта, idee йхе. Оно не думает о сопротивлении... Правительство национальной обороны не хочет обороняться» (22 сентября). Правительство «неискренне», оно «увиливает» от запросов населения, писал Бланки. Бланки начинает борьбу против «диктатора Трошю». «Правительство национальной обороны — только видимость. Генерал Трошю — реальность. Растерявшиеся адвокаты не знают, куда ткнуться, цепляются за генерала, выдвинутого случайными обстоятельствами». Критикуя систему обороны, Бланки спрашивает, почему не используют 250-тысячную национальную гвардию. «Потому что ее боятся, ее считают не опорой, а опасностью, ведь реакционеры больше боятся революции, чем Вильгельма или Бисмарка». И Бланки добавляет: «250 тысяч национальнь1х гвардейцев предместий могут стать революционной армией — вот почему их не хотят превратить в армию... Если они уничтожат пруссаков, они создадут республику. И реакционеры кричат в глубине души: лучше пусть погибнет Франция»».
Подводя итоги первому месяцу деятельности Правительства национальной обороны, бланкистская газета заявляла, что она лишает правительство своего доверия. Правительство действовало «по-буржуазному», а не по-революционному и довело до краха и Францию и республику. Бланки писал в передовой: «Наибольшим препятствием для обороны является само правительство... Оно нас губит, а нам кричат «поддерживайте его»; оно ведет нас в пропасть, а нам кричат «следуйте за ним». Первый шаг к обороне состоит в том, чтобы удалить тех, кто делает оборону невозможной» '.
' «Patrie en danger» М 4, 14/IX 1870.
«Patrie en danger» Ми 24, 4/Х 1870.
' «Patiie en dangers_#_~ 25, 5/Х 1870..



Борьба»а Ком.чун»
Таким образом, Бланки очень быстро понял основную сущность политики правительства как правительства, имеющего своей целью поскорее заключить мир, чтобы расправиться с рабочими. Иллюзии о каком-то едином фронте с правительством быстро исчезли.
В октябре Бланки, его газета и клуб ведут ожесточенную борьбу против правительства, намечая ряд революционных мероприятий, в том числе план осуществления Коммуны. Бланкистская газета писала: «Мы дорого платим за нашу глупость», допустив к власти такое правительство. «Тьер интригует перед европейскими монархами; Гамбетта пишет смешные прокламации к пруссакам и преступные воззвания к департаментам; Жюль Фавр истекает слезами в передней у Бисмарка, а Трошю нами руководит, подстегивая нас диктаторской плеткой, сплетенной сынами святого Игнация и освященной его преподобием архиепископом Дарбуа» '.
Резкая переоценка ценностей по отношению к Правительству национальной обороны, сделанная в короткое время Бланки, была типична и для других сторонников революции. В сентябре всевозможные делегации от организаций национальной гвардии, клубов, собраний терпеливо посещали ратушу и преподносили правительству разные советы, пожелания, решения, требования. Адвокаты ратуши жали руки делегатам, говорили успокоительные слова, кричали: «Да здравствует Франция!» Но эти театральные представления мало- помалу прекращаются. Полная бесплодность обращений всяких депутаций к правительству стала всем ясна. В конце сентября и начале октября народные массы уже не посылают делегаций в ратушу, а начинают организовывать массовые демонстрации против правительства, в защиту своих требований.
Первая крупная демонстрация была организована 5 октября Флурансом, который руководил пятью рабочими батальонами в Бельвиле (батальоны 63, 172, 173, 174 и 243-й). В эти же дни Центральный комитет 20 округов намечал свою демонстрацию, но Флуранс (со своей обычной экспансивностью и склонностью к партизанским действиям) сам поспешил повести свои отряды к рат'уше. До 10 тыс. национальных гвардейцев собралось на площади перед ратушей. Делегация, руководимая Флурансом, выставила такие требования перед правительством: вооружение национальной гвардии ружьями «шаспо», решительная перемена установившейся («императорской») тактики, при которой одного француза выставляют против трех пруссаков, поголовный набор во всей стране, обращение к республикам Европы во имя проведения революции во всех странах, приглашение Гарибальди, немедленные муниципальные выборы, удаление с политических и административных постов всех подозрительных, приведение в порядок (через Коммуну) всех ресурсов и продовольственных запасов *.
Правительство ответило на эти требования категорическим отказом, и Флуранс тут же сложил свои полномочия командира. Переговоры делегации с правительством закончились при криках бельвильских стрелков: «Бельвиль умирает с голода! Коммуна! Мы требуем Коммуны!»
1 «Patrie en danger», №49, 29/Х 1870; «Сыны святого Игнация» — иеоуиты.
' «Patrie en danger» № 27, 7/Х1870.


Глава III
Отряды бельвильцев разошлись по домам страшно возбужденные. Эта демонстрация еще раз показала упорное нежелание правительства пойти навстречу парижской массе, даже хотя бы в одном вопросе.
К этому моменту Центральный комитет 20 округов уже активно проводил свои мероприятия по организации выборов в Коммуну.
8 октября Центральный комитет 20 округов организовал большую манифестацию перед ратушей. На площадь собралось несколько десятков тысяч национальных гвардейцев и граждан. Толпа кричала: «Коммуна! Да здравствует Коммуна! Мы хотим Коммуны!»
Члены правительства попрятались. От имени правительства Ферри заявил, что никаких депутаций он не примет. Шумная манифестация перед ратушей продолжалась. В конце концов Ферри принял делегацию из трех членов Центрального комитета 20 округов. Она выдвинула только одно народное требование — немедленные выборы Парижской коммуны. Ферри не хотел об этом и слышать. При уходе делегации префект полиции Кератри пытался арестовать одного из участников делегации, но национальные гвардейцы не допустили этого.
Пока толпа демонстрировала перед ратушей, в аристократических кварталах били сбор и пытались организовать контрдемонстрацию. На улицах появились буржуазные батальоны, вызванные командующим национальной гвардией. По словам Варлена, некоторые из этих отрядов были созваны к paryme под предлогом,-что их направляют на фронт. Но, когда эти батальоны увидали, что на площади толпа требует созыва Коммуны, они подняли приклады вверх. Кое-кто даже отвечал возгласом: «Да здравствует Коммуна!» Варлен указывал, что нельзя было все этп буржуазные батальоны, посланные правительством, считать поголовно реакционными. Варлен иронически добавлял: «К сожалению, многие граждане еще верят, что стоит только направить к правительству требования, ежевечерне принимаемые на народных собраниях, и правительство тотчас же поспешит их исполнить» 1.
Первая попытка правительства противопоставить буржуазные батальоны пролетарским не удалась. Даже буржуазные батальоны не собирались демонстрировать в честь правительства. Лозунг «Коммуны» захватывал и мелкую буржуазию.
Демонстрации не дали результатов, но они очень обеспокоили правительство. Правительство издало приказ о воспрещении всяких демонстраций. Охрана ратуши была поручена, вместо национальных гвардейцев, бретонским мобилям Трошю. Многие парижские буржуа, в том числе мэры и пх помощники, стали ходить с револьверами — не против пруссаков, конечно, а против рабочих. Буржуазная пресса усилила травлю рабочих и стала называть революционеров «прусскими агентами».
Неудача демонстраций подкрепила мнение о важности создания Парижской коммуны явочным порядком. Росла мысль о необходимости свержения правительства. Все левые газеты, все народные собрания и клубы в октябре говорят главным образом о создании Парижской коммуны.
Быстрый рост революционного движения в Париже весьма беспокоил не только Правительство национальной обороны, но и пруссаков.
' «Patrie en danger» № 32, 12/Х 1870.


ZO1
Борьба аа Комл~уну
Версальская газета «Nouvelliste de Versaille», издававшаяся пруссаками, очень резко критиковала Правительство национальной обороны за бессилие в борьбе против революционного движения. В М 7 от 21 октября газета писала: «Клубы уже претендуют на то, чтобы управлять именем Парижской коммуны. Красные афиши с таким подзаголовком расклеены по городу и призывают национальных гвардейцев выбирать членов парижского муниципалитета. Когда эти выборы произойдут, вы увидите вооруженную демонстрацию, которая создаст Парижскую коммуну, т. е. террор».
Немцы пугали правительство Трошю восстанием рабочих и красным террором и усиленно рекомендовали французскому правительству решительные меры. «Чем смелее становится террористская партия, тем больше слабости проявляет правительство; если оно не предпримет быстрых и энергичных мер, оно будет смято и истреблено этими дикими скотами... Если генерал Трошю не будет действовать решительно и без промедления, в Париже быстро укрепится террор».
В середине октября Центральный комитет 20 округов снова обратился с воззванием к населению'. Это воззвание повторяло оборонческие лозунги — в этом смысле позиция всех революционных организаций оставалась неизменной. В воззвании говорилось: «Перед лицом двойной опасности — чужеземного вторжения и внутренней реакции — война должна вестись без пощады, без передышки, без слабости. Никакого перемирия, никакого дипломатического вмешательства... никакого мира с врагами, покуда они находятся на нашей священной земле». Воззвание просило помощи у республик всех стран мира и у братьев по ту сторону Рейна — у немецких пролетариев.
«Вставайте все, кто трудится, борется и страдает ради справедливости, вставайте все угнетенные! — говорилось в воззвании.— Пришел час великого боя, который рассудит народы и королей,— сверхчеловеческий поединок двух принципов».
Авторы воззвания обращались к крупным городам — Лиону, Марселю и др.— с предложением, чтобы они направили в Париж революционные армии, объединенные в «интернациональную армию революции под командованием Гарибальди». Воззвание заканчивалось лозунгом: «Да здравствует всемирная республика!»
Правительство, обеспокоенное ростом революционного движения, начало применять новые приемы борьбы против революции. В конце сентября при помощи полицейской префектуры правительство начало клеветническую кампанию против Центрального комитета 20 округов. Был пущен слух, будто некоторые члены Центрального комитета были бонапартистскими агентами. Двое членов Центрального комитета Белэ и Вайян — потребовали от префектуры официального опровержения этих слухов. Префектура была вынуждена сообщить, что таких данных у нее нет. Председатель комиссии, рассматривавший бумаги Тюильрийского дворца, точно так же заявил, что никаких документов против членов Центрального комитета обнаружено не было. Но клеветническая кампания против организаций рабочего класса продолжалась. Одновременно правительство начало пускать в ход репрессии.
1 «Patrie en danger» № 41, 21/Х 1870.


Глава III


Правительство сняло с должности мэра Моттю, которыи начал явочным порядком осуществлять светское обучение в своем округе. Оно подняло дело против популярного руководителя национальной гвардии Сапиа и арестовало его. Оно добилось отрешения от должности некоторых революционных командиров национальной гвардии.
Но народ продолжал борьбу. Как раз в это время начался сбор денег на приобретение пушек для национальной гвардии. Флуранс, против которого выставлено обвинение в попытке свержения правительства, единодушно снова избирается командиром батальонов (хотя все-таки не принимает избрания). Сапиа оправдан судом вопреки махинациям правительства.
Революционные организации лихорадочно подготавливают выступления против правительства. Париж кипит. В это время происходит и ряд событий на фронтах, резко обостривших внутреннее положение страны и столицы.
Парижские пролетарии делают первую попытку свергнуть правительство и создать свою Коммуну.










ПЕРВАЯ IIOIIEiITII~A. СОЗДАТЬ КОММУНУ.
31 ОКТЯБРЯ
ф 1. Подготовка восстания аселение Парижа в конце октября проявляло острое недовольство. Оборона столицы шла плохо. Военные действия в стране приносили французским армиям только неудачи. Рабочее население страдало от дороговизны, от недостатка продовольствия и топлива.
27 октября Ф. Пиа напечатал в своей газете сообщение о капитуляции Меца, полученное им через Флуранса от члена правительства Рошфора '.
Генерал Базен, имевший в Меце и окрестностях около 170 тыс. солдат, добивался скорейшей капитуляции. Этот заядлый монархист сейчас же после 4 сентября пустился в переговоры с пруссаками. Он демонстративно не признавал Правительства национальной обороны, не приводил солдат к присяге новому правительству, не давал в Париж о себе никаких сведений. Зато через всяких посредников начал переговоры с Бисмарком и с эксимператрицей Евгенией (находившейся в это время в Лондоне). Уже 29 сентября Базен заявил пруссакам, что он готов на капитуляцию «с военными почестями». Бисмарк соглашался на это при условии, чтобы мирный договор был подписан императрицей. Бисмарк рассчитывал, что французская армия, освобожденная из Меца, поможет восстановить прежнее правительство (т. е. империю), созвать Законодательный корпус и пр. Базен целиком принимал эти условия и клялся, что армия не признала временного правительства и верна императрице.
Но переговоры с императрицей агента Базена (отправленного из Меца в Лондон при помощи пруссаков) не увенчались успехом. Евгения хитрила, понимая, что, во-первых, ее подпись уже не будет иметь веса, а во-вторых, она знала, что Бисмарк требует отторжения французских территорий, и поэтому гораздо выгоднее тяжесть позорного мира возложить на республиканцев, а не на империю.
' «Combat» № 42, 27/Х 1870.


Глава IV
Тогда 10 октября Базен решил сдаться на волю победителя и начал формальные переговоры об этом. Базен проводил по отношению к армии и населению Меца ту же тактику, какую применял в эти месяцы и генерал Трошю. Как правильно замечал позднее Флуранс, эта базеновская тактика сводилась к тому, чтобы «держать всю армию в стенах города, чтобы скорее истратить все продовольствие, утомлять бесполезными вылазками, обескураживать гражданское население, ослабить его путем сознательно организованного голода» и т. д.'
Эта тактика завершилась полной капитуляцией перед пруссаками.
Одним словом, Трошю, Базен и многие другие руководители французской армии и правительства проводили такую же предательскую тактику, которая в 1917 г. была применена русской буржуазией и генералитетом в борьбе против большевиков.
Сообщение Пиа о сдаче Меца вызвало бурю негодования в Париже. Предательство Базена было для всех очевидным. Народ понимал, что капитуляция Меца предрешала поражение Парижа: ведь сдача Меца освобождала 120-тысячную прусскую армию.
Правительство национальной обороны прежде всего попыталось нагло обмануть население, заявив, что сообщение Пиа ложно. А одновременно оно послало Тьера в прусскую штаб-квартиру для переговоров о перемирии и мире. 28 октября Тьер перешел прусские линии и явился в Версаль. 30-го утром он появился в Париже и подтвердил сообщение о капитуляции Меца, а затем 31-ro вернулся к Бисмарку для продолжения переговоров.
Правительству пришлось признать сообщение о падении Меца. Одновременно оно радостно сообщало о переговорах о перемирии, начатых по инициативе нейтральных держав.
Оба сообщения вызвали бурное негодование в народе. Предательство Базена напоминало парижскому населению махинации Правительства национальной обороны в столице. Перемирие рассматривалось населением как величайшая измена родине и полная капитуляция.
Надо добавить, что позднее Тьер, Фавр и другие господа из Правительства национальной обороны пытались доказать, что, не будь восстания 31 октября, перемирие и мир могли бы быть осуществлены уже в начале ноября. Они выдумывали, будто Бисмарк стал неуступчив из-за революционного движения в Париже. Это было просто ложью. Неуступчивость Бисмарка была вызвана совсем другой и весьма существенной причиной — сдачей Меца, что давало пруссакам исключительно большое военное преимущество. Имея перед собой трусливых господ из временного правительства, Бисмарк искусно шантажировал их, широко используя их неосведомленность о положении страны.
«Нужна была,— указывал Энгельс (в замечании к странице «Истории Коммуны» Лиссагарэ),— вся тупость и все лицемерие людей 4 сентября, чтобы назвать весть об этом перемирии «доброй вестью». Весть действительно добрая... для пруссаков». Энгельс писал, что «это был момент не для заключения перемирий, а для того, чтобы сделать наивысшее военное усилие. На это оставалось всего лишь пятнадцать дней; но это были пятнадцать драгоценнейших дней, это был критический период войны» '. До прибытия новых прусских войск из-под
1 FIourens. Paris livre, р. 98.
г К. Маркс и ч. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 360.


1OS-
Первая попытка создать Коммуну. 81 октября
Меца к Парижу оставалось около 15 дней. Если бы к Парижу подошла в то время хоть малообученная армия в 50 тыс., она застигла бы пруссаков врасплох, и блокада Парижа могла бы быть прорвана.
Таким образом, возмущение населения против планов перемирия было вполне обоснованно и с военной точки зрения.
В эти же критические дни произошло неудачное для французов сражение у Ле-Бурже, под Парижем; 28 октября французы взяли ЛеБурже атакой. 29-го бои продолжались, но, как полагается, Трошю не дал вовремя подкреплений, хотя они были под рукой. Три батальона французов 48 часов отчаянно отбивались от пруссаков. Пруссаки подвезли артиллерию и свежие силы и, подавив своей численностью, захватили Ле-Бурже обратно. Народ обвинял Трошю, что командование сознательно не подвезло ни пушек, ни людей, чтобы подорвать дух войска.
30 и 31 октября сообщения о падении Меца, о перемирии, о поражении при Ле-Бурже обрушились на голову населения.
Негодование было всеобщим. После получения правительственного сообщения в мэрии V оOк~р~у~гrаa, , нHаarпrрpиHмMеeр~, был создан особый комитет из четырех начальников батальонов, пяти членов комитета бдительности и пяти членов комитета вооружений. Вновь созданный комитет опубликовал специальную афишу с требованием отставки Трошю, с требованием не заключать мира и не вести переговоров о перемирии, так как всякое перемирие — измена родине ~.
30 октября в половине двенадцатого ночи Мильер выступал на открытом митинге у театра «Жимназ», где присутствовало 1500 человек, и призывал к свержению правительства и созданию Коммуны. Национальные гвардейцы не позволили полиции арестовать оратора.
31 октября рано утром в «Кордери» было созвано собрание делегатов 20 округов (300 — 400 человек), где выступали Лефрансэ, Мильер и др. Было решено свергнуть правительство и создать комиссию для образования Коммуны.
Какую роль играли в развернувшемся движении секции Интернационала?
Некоторые современники пытались доказать, что Федеральный совет Интернационала имел 31 октября ведущее значение. Так, например, бакунистская газета «La Solidarite» (орган романской секции Интернационала в Невшателе, а затем в Женеве, где главную роль играл бакунист Гийом) писала, что движение 31 октября не было вызвано бланкистами; «это была поистине народная революция, в которой Интернационал сыграл большую роль» 2. Префект полиции Крессон (заменивший Адана после 31 октября) говорил: «Сейчас рабочими руководит Интернационал», и на всех заседаниях кабинета он повторял, что ведущей силой революции является Интернационал. Большинство членов правительства не верило этим заявлениям, и им «эти страхи казались преувеличенными». Автор доклада о Правительстве национальной обороны, характеризуя эти заявления, давал такую формулировку: «Действительно, некоторые вожди Интернационала были во' главе этого движения» '.
' «Actes», р. 211.
' «1.а Solidarite» № 1, 28.111.1871.
» «Actes», v. I, р. 224.




Глава IU
Все авторитетные свидетельства подтверждают, что ведущей роли в движении 31 октября Федеральный совет Интернационала не играл. Больше того, в эти месяцы парижские секции еще очень недоверчиво относились к массовому движению, бурно проявлявшемуся в Париже.
Лефрансэ рассказывает в своей книге («Etude sur le mouvement communaliste а Paris en 1871»), что 8 октября на совещании в «Кордери» он тщетно доказывал, что «только Интернационал и рабочая федерация (профессиональных союзов.— П. R.) смогут осуществить соци- 1' альную революцию, сигнал для которой даст Коммуна, ожидаемая со дня на день». Это мнение было отвергнуто большинством присутствую- 71~. Мильер щих. Большинство выступавших на
собрании утверждало, что «лля Интернационала и синдикальных рабочих камер нет оснований непосредственно вмешиваться .в события, которые достаточно еще не определились и могут скомпрометировать даже самое существование этих организаций; что эти организации должны заниматься только экономическими, социальными реформами, что организации Интернационала и федерация должны тщательно уклоняться от всякого вмешательства в чисто политическую борьбу. Конечно, всякий член этих организаций в индивидуальном порядке имеет право участвовать в мероприятиях, которые он считает для себя подходящими».
Таким образом, старая прудонистская закваска членов Интернационала, пуще огня боявшихся всякой политической борьбы, тут сказалась в полной мере.
Характеризуя восстание 31 октября, Лефрансэ говорит: «Хотя Центральный комитет 20 округов, игравший роль в этот день, имел в своем составе большое число социалистов и членов Интернационала, но эта последняя организация, равно как и рабочие синдпкальные камеры как особые организации были совершенно непричастны... ко всем событиям, происходившим между 4 сентября и 31 октября. С момента образования комитетов бдительности и Центрального комитета 20 округов Интернационал и рабочая федерация предоставили свое помещение в распоряжение комитетов, но объявили, что они хотят остаться в стороне от всяких действий, исходящих из комитетов» ~.
То же самое подтверждает и другой активный член Интернационала, Серрайе. Он говорит в своем отчете, что 8 октября члены Интернационала не участвовали в демонстрации перед ратушей. Накануне 31 октября бланкисты настаивали на выступлении, но Интерна-
' G. Lefrnngais, Etude sur le mouvement communaliste а Paris en 1871, Neuchatel 1872, р. 90 — 91.


107
Первая попытка создать Кол~.иупу. 81 октября
ционал как организация отказался участвовать. В событиях 8 и 31 октября приняли участие лишь отдельные члены Интернационала. Больше того, парижские секции Интернационала заявили, что «они не могут связывать политику с Интернационалом». Варлен тоже подтвердил, что «Интернационал не может вести политическую борьбу такими способами (разумея, по-видимому, свержение правительства.— П. E.) и что при всякой новой попытке подобного рода мы только потеряем время».
Наконец, третий деятель Интернационала, правый прудонист Фрибур, тоже подтверждает, что «Интернационал не играл никакой роли»' («п'est pour rien») 31 октября; все сделала «бланкистская партия».
Под давлением прудонистов, определявших линию Интернационала, он уклонился от активной роли в восстании 31 октября. Да и отдельные деятели Интернационала не играли сколько-нибудь заметной роли. Варлен был короткое время на Грэвской площади со своим батальоном, но не был в ратуше. Другие члены Интернационала (Лефрансэ, например) тоже ничем себя не проявили. Они, видимо, выжидали.
Гораздо более активную роль сыграли бланкисты, в частности Бланки, Флуранс, Эд и др. Серрайе писал: «Бланки был единственным человеком, который оставался на своем посту до конца, все прочие великие персоны смылись».
Таким образом, в восстании 31 октября ведущую роль сыграл Центральный комитет 20 округов с активным участием бланкистов.
ф 2. 31 октября
С утра 31 октября по решению Центрального комитета 20 округов началась подготовка к массовой демонстрации перед ратушей. Правительство было захвачено врасплох. Префект полиции Адан (столь же бездарный, как и Кератри) накануне заверял министров, что «не приходится бояться никакой серьезной опасности». В ратуше уже привыкли к депутациям, демонстрациям, посещениям национальных гвардейцев и т. д. Когда мэр Парижа Араго просил префекта полиции Адана дать ему для охраны два батальона национальных гвардейцев, тот отвечал: «Уверяю вас, все обойдется».
Утром 31 октября на площади перед ратушей начинают собираться первые группы граждан. В 10 часов утра появилась первая делегация офицеров батальона из округа Вожирар. У офицеров происходит бурная беседа с Ферри и Пельтаном. К 11 часам, несмотря на дождь, собираются многочисленные группы, преимущественно состоящие из национальных гвардейцев. Они без оружия. Слышатся крики: «Всеобщий набор! Никакого перемирия! Выборы в Коммуну!»
Правительство вводит в ратушу отряд бретонских мобилей, а вокруг здания размещает два верных батальона национальных гвардейцев. Толпа все прибывает. Народ теснится перед зданием ратуши. Трясут решетку ограды. Кое-кто пробирается в сад и затем в нижний этаж здания.
Ферри, уже успевший сбегать к Фавру в министерство иностранных дел, возвращается в ратушу и по телеграфу немедленно созывает
' «Enguete», v. II, р. 570 (показания Фрибура).


Глава Л'
108
всех членов правительства на собрание (в ратуше была своя телеграфная аппаратная).
Было около 11 часов утра. Трошю дал приказ послать 16 — 18 «хороших» батальонов к ратуше, а часть, в качестве резерва, к Вандомской площади. Трошю полагал, что рискованно созывать «верные» батальоны обычным путем, т. е. с барабанным боем по улицам (национальные гвардейцы жили разбросанно, по своим квартирам, и их созывали поэтому барабанным боем). Трошю понимал, что такой порядок созыва создаст лишнюю тревогу в городе и только поможет мобилизации рабочих батальонов. Поэтому он вызвал батальоны без обычного сигнала.
Араго, пытаясь удалить из помещения ратуши толпу, которая уже начала наполнять нижние залы, дает собравшимся всякие обещания. Он согласен и на всеобщий набор, и на выборы Коммуны, и на все другое. Народ аплодирует этим заявлениям, но не уходит.
Прибывают новые группы национальных гвардейцев и граждан. Идет слух, что подходят отряды бельвильцев и что «хорошие» батальоны братаются с народом.
Когда на площади появляется Трошю верхом на коне, толпа кричит: «Долой перемирие! Общий набор! Оружия! Война до конца!»
Возгласы о Коммуне слышатся еще редко. Толпа не ведет себя угрожающе.
Между часом и двумя в ратушу собираются члены правительства. Идет беспорядочное заседание. Залы, дворы, коридоры ратуши все более и более заполняются национальными гвардейцами и гражданами.
Члены правительства говорят с разными делегациями и пытаются выступить перед собравшимися. В одном зале Трошю, встав на стул, хочет говорить, но его сразу обрывают криками: «Долой перемирие! Да здравствует Коммуна!» Трошю исчезает. За ним пытается говорить Симон, но его тоже не хотят слушать, и он скрывается под охраной. бретонских мобилей.
Рошфор собирается что-то сказать, но ему кричат: «Твой фонарь потух! Иди спать!» (намек на его газету «Фонарь»).
Члены правительства сидят в угловой комнате, ближе к Сене, не зная, что предпринять. Вокруг, в коридорах, в залах,— густая толпа. Тут и там слышится стук прикладов национальных гвардейцев, и тогда двери открываются и новые толпы входят в залы.
Трошю так описывал состояние толпы: «Национальная гвардия, ненадежная и мало осведомленная, колебалась и не хотела идти за правительством, мои коллеги были очень взволнованы. Я их уверял, что национальная гвардия имела основания быть недовольной ходом военных действий , но что сознание общей опасности скоро даст себя знать, и национальная гвардия придет к нам всей своей массой» '. Но, несмотря на такие заверения, сам Трошю рассчитывал не на эти массы, а на своих бретонских мобилей.
В 3 часа дня комендант ратуши полковник ШевриандоложилТрошю, что он уже не в силах охранять правительство от толпы, которая угрожает захватить все помещение. В ратуше находилось уже до 7 тыс. человек.
' «Actes du gouvernemens de la defense nationale», v. 1, р. 293.


Первая попытка создать Коммуну. 81 октября


К этому моменту (между 2 и 3 часами) в ратушу приходит ряд чле нов Центрального комитета 20 округов и Интернационала — Лефрансэ, Левро, Верморель, Шассен, Жоли, а также Делеклюз, Пиа, Моттю и др.
С утра мэр Араго имел несколько бесед с окружными мэрами. Среди дня на своей половине здания, на противоположной части от правительственного крыла (на углу улицы Риволи), Араго вел совещание с мэрами. Когда правительство собралось, Араго, видя возбужденное настроение толпы, убедил членов правительства объявить народу решение о проведении муниципальных выборов.
Араго со своими помощниками с трудом пробирается сквозь толпу и сообщает собравшимся на лестнице решение правительства о муниципальных выборах. Помахивая листком бумаги, он кричит толпе сквозь окно Тронного зала о выборах, но толпа отвечает на это лозунгом «Коммуна!» Араго твердит, что речь идет «не о Коммуне, а о муниципальных выборах», но толпа требует Коммуны. Кто-то срывает с Араго шарф мэра, его листок разрывают на части. Покуда бледный, перетрусивший Араго бежит в зал правительства с воплем «Мы погибли!», его кабинет и прилегающие комнаты уже захвачены толпой.
К ратуше подходят новые батальоны: 118 (Пантеон), 186 (Бельвиль), 83, 178, 249-й и др. Одни батальоны с оружием, другие без него, Происходят мелкие стычки с бретонскими мобилями. Толпа на площади все пребывает. Идет мелкий дождь.
Правительство находится в положении пленников. Руководители движения обсуждают, что делать дальше. Якобинцы занимают неопределенную позицию. Делеклюз стоит за проведение выборов в Коммуну, но против случайного создания нового правительства «раг acclamation». Пиа твердит, что не нужна ни диктатура мэров, ни диктатура правительства.
Но народ уже требует не только Коммуны, а и свержения правительства. Наспех составляется список членов комиссии по проведению выборов в Коммуну и организации правительства. В список (по словам Лефрансэ) входят Луи Блан, Бланки, Дориан, Ф. Пиа, Гамбон, Деле- клюз, Ледрю-Роллен, Мильер. По другим сведениям, в списке были также Бонвале, Шельшер, Вердюр, Жаклар, Греппо и Мартен-Бернар,
Как видим, этот список был составлен с явным перевесом умеренных республиканцев (Ледрю-Роллен, Луи Блан) и якобинцев.
Но в других залах составляются другие списки. При этом одни полагают, что это имена членов нового правительства, другие — что это список членов временной комиссии. Видимо, обсуждались и составлялись самые разнообразные списки,— ведь толпа в ратуше была разбросана в десятках мест.
Тем временем к дверям желтого салона, где находилось правительство, подошли национальные гвардейцы с криками: «Долой правительство!», «Они отсюда не выйдут», «Их надо держать под арестом, пока не будет провозглашена Коммуна».
Толпа с участием некоторых видных революционеров заполняет желтый салон. Сообщают правительству об его смещении. Лефрансэ читает список нового правительства. Предлагают министру Дориану стать во главе правительства, но тот отказывается. Ему объясняют, что это временное правительство, только до момента выборов Коммуны, Гарнье-Пажес пытается напомнить, что он не только член правитель-


Глава IV
ства, но и участник трех революций, но какой-то мальчишка выкрикивает по его адресу ядовитую реплику, оратор замолкает, изумленный такой непочтительностью, и слезает с трибуны, т. е. со стола. Ферри в свою очередь поднимается на стол, требует тишины, но не может произнести ни одного слова: перед восставшим народом он безмолвен. Правительство в состоянии полного маразма.
В 4 часа дня подходит к ратуше Флуранс с небольшим отрядом в 400 человек (он так и не принял командования своими пятью батальонами).
Флуранс провозглашает перед толпой образование Комитета общественного спасения. По его предложению в ряде зал голосуется список участников этого комитета. Намечают Дориана, Бланки, Флуранса, Моттю, В. Гюго, Луи Блана, Делеклюза, Авриалй, Распайля, Ледрю-Роллена, Ф. Пиа, Мильера, Ранвье, Рошфора.
В этом списке снова преобладают умеренные политические деятели (Гюго, Распайль, Ледрю-Роллен и др.), но включена и группа бланкистов.
Проголосовав свой список, Флуранс с небольшим отрядом входит в салон, где находится арестованное правительство. Флуранс влезает на стол и оглашает свой список, по его словам, одобренный толпой в ратуше и на площади.
В 6 часов приходит в ратушу Бланки, которому сообщили, ч~го он выбран в правительство. Бланки в этом самом здании тридцать с небольШим лет тому назад (1839) уже был несколько часов вождем кратковременного восстания и издавал декреты. Теперь Бланки снова начал отдавать распоряжения. Он подписал около 20 приказов. Он дал директивы, чтобы помешать пруссакам узнать, что происходит в городе, направил ряд батальонов на охрану ратуши, велел прогнать 106-й («хороший») батальон из помещения, занять префектуру, мэрии и т. д.
Затем Бланки вместе с Флурансом, Делеклюзо»«, Мильером и Ранвье обсуждал вопрос об очередных мероприятиях. Бланки настаивал на том, чтобы во главе движения остался Комитет об1цественного спасения. Делеклюз, поддержанный большинством, предлагал скорейшее проведение выборов в Коммуну, т. е. переход к парламентским формам.
В это же время Дориан, Шельшер, Араго (чтобы «спасти правительство», как объяснял Араго) отправил в типографию афишу с объявлением о назначении муниципальных выборов на 1 ноября и перевыборов правительства на 2 ноября.
Как указывал Маркс (в «Гражданской войне во Франции»), правительство «...торжественно обещало Бланки, Флурансу и другим представителям рабочих передать захваченную им власть в руки свободно избранной Парижской коммуны» '.
Пока Бланки и другие составляли свои декреты, в помещении ратуши все больше увеличивалось число гвардейцев из «хороших» батальонов.
Командир 34-го батальона Вабр, получив пропуск за подписью Бланки, принимает меры, чтобы ввести в помещение ратуши свои, верные правительству, части. Командир Ибос тоже пробирается со своим 106-м батальоном к салону, где находится правительство.
Л". Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 305.




И
с5
Ф
4
Ф
О
н
о
О,
4
ФО
М с
ф 00
О тл
д
Ф
н
»~
О
с6
ООм
Р
Щ
!RI
~т о
О О
д Ф
Н
)g Ф
О Д,
Щ
О
Isl
tf
а5
й


Глава IV
Революционеры даже не подозревают, что они уже находятся в ловушке, среди врагов.
В то самое время, как рабочие батальоны, успокоенные сообщениями о том, что Коммуна завтра будет избрана и правительство смещено, начинают расходиться по домам, «хорошие» батальоны подходят к ратуше и все больше и больше заполняют помещение. В желтый салон пробрались десятки «хороших» национальных гвардейцев. Какой-то гвардеец, пользуясь суматохой, выносит Трошю из комнаты чуть ли не на руках, завернув его плащом и нахлобучив на него кепку национального гвардейца. Трошю уходит из ратуши. Затем незаметно исчезают Ферри и Араго.
8 часов вечера. Правительство еще арестовано. Комитет общественного спасения дает приказ Эду занять ратушу, а Риго — захватить префектуру полиции. Составляют список временной муниципальной комиссии в 120 человек (в заготовленном списке значилось около 150 имен, в том числе 40 — 50 будущих активных участников Парижской коммуны). Намечают состав Чрезвычайной комиссии в 20 человек и Комитет общественного спасения в составе Делеклюза, Бланки, Мильера, Ранвье и Флуранса (здесь уже преобладают бланкисты).
Тем временем Трошю, Пикар, Ферри и другие членыправительства, бывшие на свободе, усиленно мобилизовывали свои силы. Генерал Дюкро занял войсками Елисейские поля и уже направлялся к ратуше. Движение войск было остановлено Трошю, так как он намеревался захватить ратушу с помощью бретонцев и некоторых «хороших» батальонов. Вабр, Ибос и другие занимали комнату за комнатой; рабочие батальоны вытеснялись, а частью сами уходили. Эта переброска сил облегчалась тем, что трудно было разобрать, какие национальные гвардейцы на стороне правительства, какие — против.
По мере того как рабочие батальоны уходили с площади, подходили верные правительству отряды. Ни Бланки, ни Флуранс, ни другие революционеры не представляли себе ясно, каковы же их вооруженные силы. Флуранс так и не знал, например, что на площади находились рабочие батальоны, на которые можно было, положиться. Эти батальоны ушли, считая, что дело сделано и правительство свергнуто.
Около полуночи, когда правительственные силы были уже достаточно сконцентрированы, в ратушу ворвались подземным ходом (связанным с соседней казармой) бретонские мобили и начали разоружать национальных гвардейцев.
Еще несколько часов шли столкновения, переговоры, совещания и т. д. Но Бланки, Флурансу и другим было ясно, что в ратуше перевес сил уже на стороне правительства, а кругом здания остались главным образом «хорошие» батальоны. В плену было уже не Правительство национальной обороны, а Комитет общественного спасения и сторонники Коммуны.
Только что возникшей революционной власти пришлось заключить соглашение с правительством о перемирии и получить право свободного ухода из помещения.
К 4 часам утра ратуша была полностью в руках правительства 1.
' О 31 октября см. «Actes», v. 1, газеты «Patrie en danger», «Combat», воспоми.нания Бланки, Тлураыса, Лефраысэ, Лраго, Фавра, Трошю, Симона и др.


Первая попытка создать Кол~мтну. 81 октября
В этот вечер и ночью были попытки захвата разных пунктов города. Так, Моттю в XI округе (смененный правительством, а 31 октября восстановленный в правах Бланки) с группой вооруженных людей занял мэрию от имени Коммуны. Валлес и Уде захватили мэрию в XIX округе. Несколько часов эти здания были в руках повстанцев.
Один из очевидцев дает такую картину Парижа в этот день: «Это было больше, чем восстание: все население без исключения высыпало на улицу, все лавки были закрыты, барабаны били тревогу, женщины, стоя у дверей, призывали вооруженных и одетых в форму граждан» '.
Даже в буржуазных кварталах, вроде Сен-Жерменского, чувствовалась нерешительность, так как и здесь многие граждане были сторонниками Коммуны.
ф 3. Поражение
С утра 1 ноября правительство приняло свои меры. На утреннем заседании правительства (в половине девятого утра) прежде всего обсуждался вопрос о репрессиях за «преступления минувшей ночи». Решительно стояли за репрессии Фавр, Пикар, Ферри и др. Рошфор говорил, что покушение на ратушу — «величайшее преступление», и требовал немедленных репрессий — никакие наказания-де не будут слишком суровы.
В то утро правительство еще не решалось на аресты, но через день оно дало приказ о задержании 24 человек начиная с Бланки, Флуранса и др.
Уже 1 ноября правительство аннулировало объявление о выборах в Коммуну и назначило на 6 ноября только выборы мэров. Чтобы укрепить свое положение, оно срочно провело (3 ноября) плебисцит о доверии правительству. Плебисцит с обычнымп махинациями, применявшимися и при империи, дал правительству вотум доверия — 558 тыс. «за» и 62,5 тыс. «против». Правительство получило «...фиктивную санкцию посредством плебисцита чисто бонапартистского образца...» '
По-видимому, в Центральном комитете 20 округов было какое-то колебание по вопросу о плебисците. В М 54 от 3 ноября «Patrie ejI danger» от имени Центрального комитета 20 округов за подписью Белэ, Гарнье, Режера, Шателена предлагалось голосовать «за» (т. е. выразить доверие правительству). В следующем номере газета поместила призыв Центрального комитета 20 округов с предложением голосовать против правительства (подписи комиссии Центрального комитета 20 округов— Арно, Гарнье, Пенди, Режер и бюро — Белэ, Шателен).
В чем было значение восстания 31 октября?
Характеризуя период сентября — октября 1870 г., Энгельс во введении к «Гражданской войне во Франции» писал: «Но уже вскоре проявилось противоречие между правительством, состоявшим почти поголовно из буржуа, и вооруженным пролетариатом. 31 октября рабочие батальоны взяли штурмом ратушу и арестовали нескольких членов правительства. Измена, прямое нарушение правительством данного им слова и вмешательство нескольких мелкобуржуазных батальонов привели к освобождению арестованных; но, чтобы не дать
' «Journal de Fidus», р. 233.
» «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 315.
8 История Парижской коымукы


Глава IV
разгореться гражданской войне в осажденном вражеской силой городе, прежнее правительство было оставлено у власти» '.
В своем первом наброске «Гражданской войны во Франции»Маркс дал такую оценку 31 октября: «Различные движения в Париже в начале октября ставили себе целью учреждение Коммуны как средства защиты против иноземного нашествия, как осуществление задач восстания 4 сентября. Движение 31 октября не закончилось учреждением Коммуны только потому, что Бланки, Флуранс и другие тогдашние лидеры движения поверили людям слова, давшим честпное слово отказаться от власти и уступить место Коммуне, свободно выбранной всеми округами Парижа. Движение 31 октября не удалось потому, что его вожди спасли жизнь этих людей, жаждавших убить своих спасителей»'.
Маркс считал, что успешный ход событий 31 октября привел бы к решительному перелому не только в характере войны, но и в дальнейших успехах социальной революции. «Победоносное учреждение Коммуны в Париже в начале ноября 1870 г. (когда ей уже было положено начало в других больших городах [страны], примеру которых наверно последовала бы вся Франция) не только вырвало бы дело обороны из рук изменников и наложило бы на нее печать энтузиазма, как показывает нынешняя героическая борьба Парижа, но и совершенно изменило бы весь характер войны. Она превратилась бы в войну республиканской Франции, поднимающей знамя социальной революции XIX века, против Пруссии, этого знаменосца завоевания и контрреволюции... Коммуна наэлектризовала бы трудящиеся массы Старого и Нового света. Мошенническим срывом Коммуны 31 октября Жюль Фавр и К' обеспечили капитуляцию Франции перед Пруссией и на-. чали нынешнюю гражданскую войну» '.
В чем были причины неудачи движения 31 октября? Первая и основная причина — отсутствие единой рабочей социалистической партии, отсутствие единой организации рабочего класса, единой политической платформы или программы и ясно определившейся тактики.
Прудонистские группы, имевшие некоторое влияние на рабочих и особенно на секции Интернационала, уклонились от активного участия в движении 31 октября, так как отрицали значение политической борьбы.
Бланкисты, гораздо менее связанные с секциями Интернационала и рабочими синдикатами, чем прудонисты, в связи с характером своей заговорщической организации, не имели достаточно широких корней в рабочем классе. Известное влияние имели главным образом те блан- кисты (как, например, Флуранс), которые активно работали в рядах национальной гвардии.
В движении, как и в самом Центральном комитете 20 округов, играло значительную роль мелкобуржуазное население Парижа. Рабочие были определяющей и руководящей силой, но мелкая буржуазия была тоже глубоко захвачена борьбой. Тысячи мелких торговцев, предприниматели карликовых мастерских, разные категории служащих, журналисты, студенты и интеллигенция различных специальностей шли вместе с рабочим классом.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 87.
' «Архив Маркса и Энгельса», т. Ш (VIII), стр. 313.
' Там же, стр. 315.


Первая попытка создать Ко.ггагуггу, о1 октября


Часть этой мелкой буржуазии да'ке была затронута социалистическими идеями. Но вожди якобинцев были враждебны социализму (как Делеклюз) или в пышных фразах о социальном переустройстве скрывали свою верность буржуазии (как Пиа).
Поэтому среди руководителей движения 31 октября, появивпшхся в ратуше, были большие расхождения, вызывавшиеся различным пониманием ближайших задач. Неудивительно, что якобинцы с такой опаской отнеслись к вхождению Бланки в состав нового правительства.
Классовая разнородность толпы, окружавшей и заполнявшей ратушу, и расхождения среди ее руководителей сказались и на ближайших целях движения.
Уже с утра 31 октября совещание делегатов в Центральном комитете 20 округов выдвинуло лозунг свержения правительства, но ни у делегаций, появившихся с утра в ратуше, ни в толпе на площади примерно до 3 часов дня никаких требований о свержении правительства не выдвигалось. Лозунги Центрального комитета 20 округов еще не дошли до масс.
Только среди дня, когда в ратуше появилось несколько членов Центрального комитета 20 округов, стал вопрос о перевыборах или о свержении правительства.
Да и сам арест правительства был не столько актом чьей-то сознательной воли, а скорее последствием внезапного вторжения народных масс s помещение ратуши.
Члены правительства сидели в желтом салоне, окруженные враждебной толпой, но никто и не пытался формально арестовать их, увести в другое помещение, изолировать друг от друга, окружить стражей и т. д.
Члены правительства дискутировали с толпой, делали заявления и говорили речи, иногда обсуждали между собой разные вопросы, поддерживали связь со своими сторонниками и вне и внутри ратуши, давали им приказы и поручения и т. д.
Больше того, правительство до 8 часов 30 минут вечера имело в своем распоряжении телеграфную аппаратную, находившуюся в соседней комнате, и могло регулярно сноситься с Генеральным штабом, со всеми казармами и правительственными учреждениями.
Действительно, это был довольно странный способ свержения правительства. По-видимому, никакого решения об аресте правительства у руководителей движения не оыло. Вероятно, они вспоминали, как два месяца назад такая же толпа без выстрела и без всяких арестов смела правительство империи и образовала новое, республиканское правительство. Поэтому они полагали, что и на этот раз новая власть будет создана таким же образом.
Правительство национальной обороны 31 октября было беспомощно и изолированно. Нужно было создать новую власть, но в этом вопросе, видимо, не было ясной договоренности. Одни предлагали избрать только Коммуну, другие — временную комиссию для проведения выборов в Коммуну и выборов нового правительства, третьи (как Бланки) стояли за Комитет общественного спасения, т. е. за революционную диктатуру, опирающуюся на Коммуну. Большинство под давлением якобинцев склонялось к формальным выборам нового правительства всеобщим голосованием и с одновременным созданием Коммуны. В этом случае Коммуна приобрела бы характер обычного муниципального органа.


Глава Л'
11б
Видимо, не был заблаговременно обсужден и заготовлен список нового правительства. Казалось бы, что организатор движения — Центральный комитет 20 округов — без труда мог бы выдвинуть список членов правительства из своей среды. На самом деле списки, голосовавшиеся и принимавшиеся в залах ратуши, преимущественно включали умеренных республиканцев и всякого рода «почтенных» людей, или, как тогда говорили, «бороды», хотя многие из них фактически почти никак себя не проявляли в это время (например, Луи Блан, В. Гюго и др.).
Бланкисты выдвинули в состав нового правительства несколько человек. Руководители Интернационала вовсе не. фигурировали в списках намечавшегося правительства. Так случайно создавалась новая власть.
Все движение 31 октября происходило очень неорганизованно. Ведь рабочие батальоны имели десятки тысяч вооруженных людей, но не было и мысли о том, что нужно было назначить главнокомандующего, наметить военную диспозицию, занять национальной гвардией правительственные здания и в первую очередь ратушу и т. д. Видимо, никакого плана военных действий не было. Батальоны шли на демонстрацию, а не для военного наступления. Батальоны приходили и уходили, кричали: «Долой правительство!», «Да здравствует Коммуна!», и, считая, что все достигнуто, расходились. Единственным человеком, хоть несколько распоряжавшимся военными силами, был Флуранс, но у него было только 400 стрелков, а с остальными батальонами он не был связан. И в то время, как правительство постепенно мобилизовывало и объединяло свои силы, и прежде всего «хорошие» батальоны национальной гвардии и мобилей, вожди восстания спокойно отпускали свои батальоны по домам.
Таким образом, весь план свержения Правительства национальной обороны, по-видимому, сводился главным образом к проведению военной демонстрации, а не к захвату всего правительственного механизма. Как указывал Энгельс, вожди движения опасались того, как бы не разгорелась гражданская война в осажденном неприятелем городе. Они думали, что под напором масс правительство уйдет в отставку и можно будет провести выборы в Коммуну и создать новую власть.
Народ, как всегда, великодушный и доверчивый, полагал, что после отказа от власти правительство действительно выполнит свое обещание. Но оно вероломно обмануло народ и изменило своему слову.
Первая попытка создания Парижской коммуны не удалась. Но народ не отказался от своей мечты. И в следующие месяцы лозунг борьбы за Парижскую коммуну остается самым любимым и популярным.
g 4. Революционное движение в провинции
Сведения о Седане всколыхнули и провинцию, прежде всего крупные промышленные города.
В Лионе — самом крупном городе после Парижа — под влиянием местной секции Интернационала 4 сентября был создан Комитет общественного спасения, который еще до получения парижских сообщений объявил о свержении империи и провозгласил республику.


Первая попытка создать Коммуну. 81 октября
Вечером того же дня толпы рабочих из пролетарских кварталов Гийотьер и Сен-Жюст вошли в центральные кварталы и захватили все склады оружия. Была организована национальная гвардия. Все национальчые гвардейцы сразу получили ружья; кое-кому досталось по 2 — 3 ружья.
Комитет общественного спасения создал три комиссии — военную, финансовую и общественных нужд.
Так создалось революционное правительство — Коммуна, — которое, по словам Маркса, состояло «...частью из рабочих, принадлежавших к Интернационалу, частью из буржуазных республиканцев- радикалов» 1.
Комитет общественного спасения сместил крупных чиновников, назначил своего префекта, мэров и т. п. Октруа (ввозные пошлины) были уничтожены. Школу сделали светской. Монахов послали на военную службу в общем порядке. Создали свою полицию в ряде округов города. Были созданы революционные комитеты, в частности в рабочих кварталах. Все реакционеры присмирели.
Комитет общественного спасения провел 16 сентября выборы в совет муниципалитета.
Как писал Маркс, «сначала все шло прекрасно... Но ослы — Бакунин и Клюзере — приехали в Лион и испортили все» '.
28 сентября произошла демонстрация национальной гвардии и рабочих. Ратуша была захвачена, и муниципалитет был разогнан. Создана была революционная комиссия. Клюзере был назначен начальником национальной гвардии.
Под влиянием Бакунина были «...изданы самые нелепые декреты об уничтожении государства и тому подобной чепухе». Клюзере действовал «как дурак и как трус»».
Бакунистское руководство привело к быстрому краху восстания. Бакунин и Клюзере позорно скрылись.
Лионское движение начала сентября отразилось на некоторых городах, в частности на Марселе, Тулузе, Руане, где тоже были влиятельные секции Интернационала.
Всюду ведущую роль играли рабочие и частично республиканцы- демократы. Были организованы отряды национальной гвардии. Рабочие вооружались. Были намечены выборы в Коммуну. Провозглашались лозунги об устранении чиновников империи, реквизиции продовольственных запасов, светском обучении и т. п.
После парижских событий 31 октября в Марселе была провозглашена Революционная Коммуна. В обращении Коммуны ко всем «гражданам юга» говорилось в основном о спасении республики. И здесь появился Клюзере. Он объявлял о создании «республиканской армии» и как истый фанфарон обращался к своим «старым сотоварищам, с которыми вместе воевал в Африке, Крыму, Италии, Америке».
Провозглашенная Коммуна, не выставившая сколько-нибудь ясHbIx и понятных для рабочих задач и проявввшая полную пассивность, быстро распалась.
' К. Маркс и ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 78.
» Там же.
в Там же.


Глава TV
118
Движение в Тулузе, Сент-Этьене, Руане и других городах тоже быстро выдохлось, тем оолее что стала известна неудача парижского восстания.
Известную активность проявили и чисто республиканские организации. Так, в связи с предполагавшимися сперва в октябре выбо.- рами в Учредительное собрание в юго-западных департаментах Франции возникла специальная республиканская организация — Лига юго-запада (Ligue du Sud-Ouest). Она возникла в департаменте Верхней Гаронны, затем к ней примкнули республиканцы других департаментов (в нее должно было войти 11 департаментов). Был создан Комитет общественного спасения. Программа лиги, одобренная 7 октября, ,требовала защиты республики, обороны страны, объявления вне закона всех претендентов на престол, отделения церкви от государства; В программу был внесен и такой пункт: «Обсудить и разрешить социальные вопросы в интересах рабочего класса» '.
Затем аналогичные республиканские лиги стали возникать и в других частях страны: были организованы Лига юга и Лига востока; намечалось создание лиг центра, севера и пр.
Лига юго-запада имела свой центр в Тулузе. Здесь в конце ноября состоялся конгресс, имевший четыре заседания. На конгрессе была уточнена программа. В основном главными задачами оставались борьба за республику и оборона страны. Лига требовала упразднения октруа и косвенных налогов, чистки префектур, увольнения чиновников, особо связанных с династией, и пр.
В некоторых случаях эти лиги связывались с рабочими, пытались влиять на рабочие массы.
Подводя итоги движению в провинции, Маркс (в письме к Бизли от 19 октября 1870 г.) отмечал, что «...áóðæóàçèÿ в целом предпочитает прусское завоевание победе республики с социалистическими тенденциями» '.
Особо надо рассмотреть движение в Алжире — основной колонии Франции. В i860 г. его площадь достигала 60 млн. гектаров с населением в 2 912 630 человек, из них 226 тыс. европейцев (122 тыс. французов). К концу 60-х годов внешняя торговля Алжира достигала почти 300 млн. франков, а в 30-х годах она не превышала 2 — 3 млн. франков. Алжир был местом крупнейших торговых спекуляций всех авантюристов французской буржуазии. Здесь же императорские генералы завоевывали себе чины и ордена, эксплуатируя туземное население и организуя военные набеги на жителей, «усмирения» и пр. Управление Алжира находилось в руках военных. С середины 60-х годов генерал-губернатором Алжира был Мак-Магон, установивший здесь деспотический режим по всем правилам империи: зажим печати, бюрократическую вакханалию чиновничества, необузданное своевластие и пр. Императорские генералы заигрывали с вождями местных племен и всячески поощряли феодальную эксплуатацию населения. Они помогали этим вождям укреплять свою власть и в то же время всячески третировали их.
Европейское население было очень пестрого состава. Здесь были всякого рода авантюристы и спекулянты, которые мечтали сделать
' «Actes», ~ I, р. 110 — 111.
' Ь'. Ларкс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 78 — 79.


Первая попытка создать Коммуну. 31 октября
быструю карьеру либо в бюрократической иерархии, либо в торговых и других делах. Тут были офицеры, искавшие авантюр и дешевых побед над мирным населением. Были рабочие, искавшие заработка, были всякие деклассированные элементы, обанкротившиеся у себя на родине. Здесь же было довольно много политических ссыльных.
Европейцы оттесняли туземцев на юг, отнимали их земли. Конец 60-х годов был отмечен сельскох озяйственным кризисом, голодом, эпидемиями. С 1866 до 1872 г. умерло 500 тыс. человек, т. е. почти 20 е населения.
В то время как среди части европейского населения бродили мысли о независимости Алжира, коренное население (кабилы и арабы) думало об освобождении страны от завоевателей-французов.
В связи с франко-прусской войной значительная часть войск была отправлена из Алжира во Францию. Поражения французов в войне давали туземному населению надежду на освобождение страны. Европейская часть населения мечтала о ликвидации военного режима.
После 4 сентября создался Республиканский комитет, опиравшийся на существовавшую Республиканскую ассоциацию Алжира. В эту ассоциацию входили и рабочие (типографщики и другие). Развернулась работа клубов. Был создан Комитет обороны. Оживилась работа муниципалитетов.
Все эти организации требовали от правительства назначения гражданского губернатора. Одновременно создалась национальная гвардия.
В течение всей зимы шла губернаторская чехарда. Правительство смещало то одного, то другого военного губернатора, то посылало, то увольняло назначаемых гражданских губернаторов.
В конце октября, после бурной демонстрации, Комитет обороны и республиканские организации потребовали отъезда очередного временного генерал-губернатора Эстергази, и он был вынужден уехать. Фактически явочным порядком Алжир стал управляться новой гражданской властью — Комитетом обороны и муниципалитетами. Комитет обороны имел свои комитеты и в других городах Алжира. Шла агитация за создание коммуны.
Комитет обороны и Муниципальный совет города Алжира требовали от правительства назначения комиссаром колонии республиканца адвоката Вилермоза, мэра города Алжира. Правительство отказало и послало своего кандидата.
Муниципалитет Алжира проводил разные демократические мероприятия — в ноябре 1870 г. он прекратил финансирование церкви и ее служителей и провел светское образование. С 1 января попы и монахи были изгнаны из школ.
Упорно добивался муниципалитет подчинения национальной гвардии ему, а не префекту. В январе правительство распустило муниципальный совет города Алжира.
Во время франко-прусской войны начались отдельные восстания кабилов и арабов против французского господства. В период Парижской коммуны они превратились во всеобщее восстание ~.
Движение в провинции (Лионе, Марселе и др.) и в Алжире свидетельствовало о напряженном внутреннем положении страны и недоверии
~ См., например, «Actes», v. III; Claude Матйп, La Commune d'Alger (1870—
1871), Р. 1938; 1.оии Rinn, Histoire de 1'insurrection de 1871 en Algerie, Alger 1890.



Глава IV


к Правительству национальной обороны, но оно не приобрело большого значения, так как было разрозненно, неорганизованно, шло под неопределенными лозунгами. Крестьянская масса хотела мира во что бы то ни стало. В городах (в частности, среди рабочего класса) была сильна мысль о необходимости упорной обороны страны. Слабость рабочих организаций в провинции и значительное влияние мелкой буржуазии в национальной гвардии давали возможность республиканской буржуазии играть ведущую роль. Правительству легко удавалось ликвидировать очаги восстания.
Надо также учесть активность Турской делегации, в частности Гамбетты, в провинции. Эта делегация (особенно на юге страны) имела гораздо больше значения, чем официальное правительство, сидевшее в Париже. Ее шумливая активность под лозунгом войны до конца встречала определенное сочувствие в разных слоях мелкой буржуазии городов и даже в рабочем классе. К тому же она активно выступала против бонапартистских мэров и префектов, более энергично назначала на ответственные посты республиканцев. Это содействовало известной популярности Турской делегации в широких городских массах, чего никак нельзя сказать о парижском правительстве. Эта республиканская деятельность Турской делегации в известной мере отвлекала народные массы от революционных лозунгов.
Париж находился совсем в других условиях, чем провинция. Столица шла своими путями.










ПРОДОЛЖЕНИЕ БОРЬБЫ С ПРАВИТЕЛЬСТВОМ
~Вой~~~
g 1. Тяготы осады первые дни после 31 октября у некоторых членов Правительства национальной обороны были еще коекакие колебания — применять ли репрессии и удобно ли аннулировать подписанный договор о выборах правительства и Коммуны. Но колебания быстро исчезли. Только один Тамизье (главнокомандующий национальной гвардией) счел для себя неудобным изменить слову и был заменен генералом Клеман Тома.
Матерый предатель Жюль Фавр устно и печатно заявлял, что никакого согласия на опубликование афиши о выборах никто не давал и будто бы «преступная рука использовала подписи на афише» '. А на самом деле члены правительства сооственпоручно подписали текст афиши и сами послали ее в печать.
Так прожженные специалисты по подлогам, хорошо изучившие это дело еще в бонапартистских судебных учреждениях, нагло обманули народ, извратив суть состоявшегося соглашения с вождями рабочих. Чтобы сразу парализовать деятельность тех, кто накануне доверился правительству, заправилы национальной обороны дали приказ об арестах. Первый список подлежавших аресту включал 24 фамилии. Кое-кто успел скрыться (Бланки, Валлес, Мильер и др.). Большинство из вождей движения 31 октября было арестовано — Ранвье, Тридон, Пиа, Жаклар, Верморель, Гупиль, Лефрансэ и др.
В течение последующих месяцев некоторые из арестованных были выпущены. Когда дело дошло до суда (он состоялся только 28 февраля, в период бурных народных демонстраций), то все были оправданы, один Валлес получил 6 месяцев тюрьмы.
Новый полицейский префект (как и его предшественник) заявлял, что он бессилен арестовать Бланки, Флуранса и других, которые продолжают скрываться и ежедневно пишут в газетах.
Правительство начало осуществлять и другие репрессивные меры. Было введено постановление, грозившее командирам, участвующим
' J. Favre, Gouvernement de la defense nationale, рагуне 2, Р. 1871, р. 5, 10.


Глава V
в вооруженных демонстрациях, военным судом, а батальонам — роспуском и разоружением.
Были созданы пять военных судов, главным образом направленных против национальной гвардии. Позднее Трошю сожалел, что правительство было так неавторитетно, что не могло добиться осуждения «преступников» ни в военном, ни в гражданском суде.
Чтобы обуздать национальную гвардию, правительство сместило с должности командиров ряд революционеров — Флуранса, Ранвье, Жаклара, Мильера и др.
Используя неустойчивость мелкой буржуазии, испугавшейся рабочего восстания, правительство начало обработку общественного мнения. Газеты вели провокационную кампанию против рабочихвождей и национальной гвардии. Однажды на стенах города были расклеены афиши правительственного образца с телеграммой Турской делегации о крупных успехах на фронте, хотя никаких официальных сообщений такого рода правительство не имело. Это было явным трюком.
Чтобы подорвать лозунг Коммуны и вместе с тем дать хоть какую- нибудь видимость самоуправления, 5 ноября были проведены выборы мэров и их заместителей (до тех пор назначаемых правительством).
Конечно, никакого муниципального совета, т. е. выборного органа, правительство не могло допустить. Как правильно указывал Вашеро, «правительство понимало, что подобное собрание будет суверенным уже по самому факту избрания, что оно выступит в качестве политического органа, что оно будет узурпировать политические права. Правительство, не опиравшееся на выборы, ясно себе представляло эту опасность и имело основания возражать против этого проекта» '.
Надо также учесть, что революционные организации уже провели большую подготовку к выборам в Коммуну, составили списки кандидатов, обсудили их и т. д., а правительство ничего не подготовило и не имело даже списков кандидатов.
Поэтому правительство спешило провести вместо выборов муниципального совета только выборы окружных мэров.
В прокламации министерства внутренних дел накануне выборов мэров особо подчеркивалось, что эти выборы — «отрицание Коммуны». Там говорилось: «Выборы мэров и их помощников в 20 округах ничем не похожи на Коммуну. Они отрицают Коммуну. Правительство настойчиво возражает против создания Коммуны, которая явится только источником конфликтов и соперничества между органами власти» '.
Итоги выборов мэров и их помощников (в каждом округе были избраны мэры и по три помощника) показали явное расхождение взглядов между сторонниками правительства и рабочими массами. В буржуазных кварталах были выбраны большей частью те же самые мэры и помощники, какие были назначены правительством в сентябре. Например, остались те же мэры в I, II, VI, VIII, XVI округах. В буржуазных округах были выбраны во многих случаях и прежние помощники мэров.
В рабочих кварталах были, как правило, избраны совсем новые люди, в том числе социалисты. В Менильмонтане (ХХ округ) был из-
' «Actes», v. VI, р. 457.
' .7. Faire, ор. cit., partie 2, р. 16 — 17.



Продолжение борьбы с правительством
Картофель
(ea меру)
яица
(aa штуку)

масло
(аа фунт)

Птица
1,8
(за дюжину)
1
2
3,5

1 октября .
5 ноября
3 декабря .
В начале января
5,5
18
25
35 — 40
4
28
35

15 — 18 25 35
В начале ноября из мясных лавок исчезла говядина. Конское мясо в начале декабря продавалось по 15 франков за фунт. В декабре были распроданы из зоологического сада на мясо слоны, медведи и т. п. В декабре и январе на рынках продавались кошки (по 12 — 15 франков за штуку), собаки (по 3 — 3,5 франка за фунт), крысы (по 75 сантимов за штуку), жаворонки, голуби, вороны и т. п.
По воспоминаниям очевидцев, мясо этих животных стоило затем еще дороже: кошки к концу осады стоили по 20 франков,
' См. газету «Siege 4е Paris» в соответствующие дви.
бран мэром-бланкист Ранвье, а помощником — бланкист Флуранс и прудонисты Мильер и Лефрансэ, в округе Бют-Шоыон (XIX ) мэром был избран Делеклюз, а его помощниками — якобинец Мио и бланкист Уде, в Монмартре (XVIII) — радикал Клемансо, а его помощникамибланкисты Дерер п Жаклар, в Батиньоле (XVII) помощниками были выбраны прудонист Малон и бланкист Вильнев, в Попенкуре (XI)— популярный левый республиканец Моттю, а помощниками — прудонист Толен и т. д.
По словам Малона, было выбрано всего 11 социалистов. Но часть этих новых выбранных была вынуждена скрываться от полиции из-за участия в событиях 31 октября.
Мэры и их помощники в период осады приобрели некоторое общественное и политическое значение. Мэрии, кроме прежних мелких функций вроде записей браков, благотворительности и т. д., теперь занимались вооружением, экипировкой национальных гвардейцев, размещением их по квартирам, снабжением населения продовольствием, топливом и т. п. Они ведали вопросами социального обеспечения. Вокруг мэрий существовали разные комитеты и бюро.
С ноября начал устанавливаться порядок созыва мэров и их помощников в ратуше у нового мэра Ферри. Позднее начал иногда созывать мэров и Фавр (главным образом подготавливая капитуляцию Парижа). Эти совещания никакой существенной политической роли не играли, но в известной мере помогали правительству в его борьбе против рабочего движения. Здесь намечалась линия «соглашательства», выявившаяся еще более ярко при Коммуне.
Наиболее недовольные правительством мэры и помощники собирались в мэрии III округа (мэр Бонвале). Сюда приходило около половины мэров и три четверти помощников. Но эти совещания скорее были местом бесплодной болтовни.
А тем временем продовольственное положение города все ухудшалось. Спекуляция процветала вовсю. Цены продуктов росли изо дня в день, что видно из следующей таблицы ' (в франках):


Глава V
124
собачье мясо — по 4 франка, крыса — 3 франка, ворона — 5 франков ит. д.
Около ратуши создался своеобразный рынок крыс, продававшихся на выбор в больших клетках.
Конечно, эта дороговизна тяжело отражалась главным образом на рабочем населении: буржуазия имела достаточные запасы. Некий ресторатор Бребан даже получил от сытых буржуа специальную золотую медаль, за то что они «ни разу не почувствовали, что они обедали в осажденном городе с 2 млн. жителей». Среди этих обжиравшихся за счет рабочих буржуа, подписавших свои имена на медали, были небезызвестные писатели и ученые Э. Ренан, Гонкур, Теофиль Готье, Бертело.
Дороговизна и недостаток продовольствия привели к спекуляции, против которой правительство ничего не предпринимало. Все, кому не лень, пустились в торговлю продовольствием. Как только пришла весть о перемирии, в Париже сразу оказалось множество запасов продовольствия, до сих пор припрятанных. Один торговец, например, имел 60 тыс. килограммов каштанов. Газеты писали, что «в витринах некоторых кафе, в магазинах парикмахеров, ювелиров появились разнообразные сыры, прекрасные фрукты, свежая и консервированная рыба и т. д.» '
При распределении продовольственных ресурсов правительство часто делило их так, что буржуазные районы получали больше, чем рабочие. Когда были введены карточки на мясо (по 300 граммов конского мяса), малоимущее население, нуждаясь в деньгах, было вынуждено продавать их. Буржуазия и богатые рестораны широко скупали эти карточки.
Характерно, что склады продовольствия на рабочих окраинах совсем не охранялись и там никогда не было краж (показания мэра Корбона).
Чрезвычайно страдал народ от холодов, тем более что зима 1870/71 г. была очень морозная. Дрова и уголь продавались по бешеной цене. Население было вынуждено пилить деревья, ломать заборы и т. д; Полицейские протоколы то и дело сообщали: там спилены деревья на бульваре, тут сломан забор у пустырей, здесь унесен лес со строек. Дети, женщины, взрослые уносили дрова со складов. Полицейские акты повторяли: «похищение дров не прекращается». Клубы требовали, чтобы были забраны для топки церковные скамьи '.
Рубили деревья Булонского и Венсенского парков и Елисейских полей, но этого топлива не хватало.
Почти с самого начала осады прекратилась добыча газа. Уличные фонари были заменены керосиновыми, но и их было мало, улицы не освещались. Из окон домов редко был виден огонек. Исчезли фиакры и омнибусы, так как лошади были съедены.
Смертность в Париже равнялась 1500 человек в неделю в октябре и достигла 4,5 тыс. в январе (а до войны цифра смертности равнялась 750).
Борьба против продовольственной политики правительства шла в клубах с самого начала осады. Она особенно обострилась после 31 октября.
' «Gaulois», 27/1 1871.
' «Actes», v. Ш, р. 145 — 146.


Продолжение борьбы с правительством
125


Центральный комитет 20 округов и бланкистская газета все время требовали реквизиции продовольственных запасов и введения рационов (т. е. карточной системы). Якооинская печать («Combat» и «Hevie1») присоединилась к этим требованиям, хотя и с разными оговорками. Конечно, бланкисты считали реквизицию и рационы одним из методов дальнейшей борьбы против эксплуататорских классов, а якобинцы считали их лишь временными мероприятиями.
Правительство упорно не шло ни на какие уступки, Его целью было вовсе не улучшение продовольственного положения в столице, а именно обострение его, чтобы тем самым скорее подготовить население к сдаче города.
Тем временем военное положение страны все ухудшалось. Пруссаки все расширяли районы военной оккупации. В декабре потерпела поражение луарская армия. В конце декабря пруссаки начали обстрел Парижа из тяжелых орудий.
Часть правительства, так называемая Турская делегация (во главе с Гамбеттой), пыталась вести активную борьбу против пруссаков, производила новые наборы, даже собиралась сделать государственный заем в интересах обороны. Правительство национальной обороны совсем не намеревалось поддерживать эту политику и всячески пыталось обуздать Турскую делегацию. Когда зашла речь о займе, намеченном Турской делегацией, Пикар, например, предлагал официально дезавуировать делегацию.
Со своей стороны Турская делегация игнорировала правительство, упорно ничего не сообщала о своих действиях и намерениях, хотя голуби с почтой прилетали в Париж ежедневно. Больше того, были случаи, когда Турская делегация грозила уполномоченному Правительства национальной обороны расстрелом за переписку с правительством в Париже.
Весь декабрь правительство только и думало о том, как бы скорее капитулировать. На заседании 6 декабря Пикар считал, что капитуляция Парижа предрешена. Фавр предлагал для скорейшего заключения мира созыв Национального собрания. Трошю, как полагалось, говорил, что оборона Парижа — безумие, отмечал, что офицеры в этом случае расходятся во взглядах с солдатами. Он признавал, что «улица будет требовать войны, только в салонах требуют мира». Трошю разъяснял, что немедленная капитуляция поставит правительство в положение Базена, которого прославили как предателя. Поэтому правительство решило подготовить капитуляцию постепенно '. Чтобы добиться мира, Фавр на одном из следующих заседаний правительства предлагал заявить населению, что моральное состояние армии плохо и что надо приостановить военные действия. Иначе говоря, он пытался внести разложение в армию и тем сорвать оборону страны.
Большинство генералов считало борьбу с пруссаками бесплодной.
31 декабря на военном совете с участием правительства генерал Дюкро, руководитель обороны Парижа, заявил, что он всегда считал безнадежной попыткой прорвать прусские линии. На запрос Фавра, как думают остальные, все промолчали. Было ясно из отдельных замечаний, что генералитет мечтает только о мире, что армия пойдет, куда ее пошлют, но «без всякой надежды».


Глава V
8 2. Новый штурм правительства
Ораторы народных собраний и клубов и бланкистская газета все более и более резко выступали против правительства. Бланки писал: «Среди ужасного кризиса Париж выбрал и поддерживает против всякого здравого смысла слабоумное, а может быть предательское правительство». Оно «отброспло в сторону все, что могло помочь войне, и создало только беспорядок, путаницу, анархию и хаос» '.
О Трошю Бланки писал, что он «идиот», «кретин», если не предатель '. «План Трошю» Бланки характеризовал так: «Он состоит в том, чтобы забавлять Париж видимостью обороны и, переходя от одного надувательства к другому, довести дело до того, чтобы Париж из-за голода согласился отказаться от борьбы и сдался» '.
Бланкисты продолжали борьбу под лозунгом свержения правительства и создания Коммуны.
Якобинцы, также твердя о Коммуне (особенно в крикливых и пустозвонных статьях Пиа), по-прежнему рассматривали Коммуну-не как новую власть вместо существующего правительства, а только как муниципалитет, помогающий Правительству национальной обороны. Якобинцы боялись нового восстания и призывали к тому, чтобы любой ценой избежать массового движения. Пиа говорил, что 31 октября его «силком» привели в ратушу. Пиа старался всячески растолковать, что у якобинцев ничего нет общего с бланкистами. В то время как бланкисты резко отмежевывались от правительства, якобинг(ы искали всяких путей к соглашению с ним.
Но рабочая масса в этом случае шла не с якобинцами, а скорее с бланкистами.
В ноябре, как и в следующие месяцы, лозунг революционной Коммуны продолжал быть самым популярным в парижской массе. Клубы требовали свержения правптельства и создания новой власти.
30 ноября в клубе Медицинской школы ораторы говорили об измене Трошю, Тьера и других членов правительства. В клубе бульвара Шаронн призывали к захвату ратуши. 17 декабря в клубе Медицинской школы ораторы (Шардон, Леви) говорили: «Правительство не проявляет никакой энергии и ничего не делает... Если через неделю оно ни на что не решится, мы будем действовать помимо него». Собравшиеся предлагали создать новое правительство — «парижское соорание». В зале «1001 игра» 22 декабря ораторы говорили: «С подобным правительством нам нет спасения: мы накануне капитуляции или голода». В зале «Фавье» заявляли: у правительства нет революционного духа, чтобы прогнать пруссаков, Трошю ни к чему не способен и не внушает доверия, Клеман Тома — «человек июньских дней, руки которого покрыты кровью» 4. 23 декабря собрание в Медицинской школе предлагало «вышвырнуть правительство за окно». Резолюция собрания требовала создания специального совета трехсот для контроля над правительством.
На собрании «Рге аих с)егсз» 25 декабря ораторы (Риго, Сапиа, Брион, . Шален и др.), резко критикуя правительство, предлагали
' «Patrie en danger» № 65, 14/IX 1870.
' «Patrie en danger» № 67, 16/XI 1870.
» «Patrie en danger» № 69, 18/Х! 1870.
» «Actes», v. VII, р. 151, 152, etc.


Продолжение борьбы с правительством





Митинг в одном из женских клубов Парижа
в дни Коммуны
выбрать момент, чтобы пойти на ратушу и провозгласить правительство народа. В зале «1001 игра» один из ораторов говорил: «Эти буржуа хотят нас извести голодом, а затем заставят нас платить за квартиры или вышвырнут нас вон и отберут нашу мебель. Не ожидая этого, пойдем на ратушу, начнем войну внутри, а уже после будем вести войну внешнюю» 1.
Этот же лозунг о свержении правительства раздавался на собрании на улице Лиона: «Проведем внутреннюю войну, а потом займемся внетпней войной». Собрание на улице Аррас ЗО декабря требовало ареста Трошю и заявляло, что ряч клубов уже потребовал такого же решения.
И несомненно, что газета «Beveil» (в Л" 1 от 1 января 1871 г.~ только резюмировала решения клубов и народных собраний, когда начала нападать на правительство. Она так и говорила, что выражает мнение «всех добрых граждан». Газета требовала отставки генералов Трошю, Клемана Тома и Лео-Фло, обновления всех генеральных штабов, мобилизации всей национальной гвардии и т. д.
' «Actes», v. VII, р. 152.


Глава V
Лозунг «Коммуна» раздавался ежедневно в клубах и народных собраниях. В любопытном докладе полицейской префектуры от 28 ноября мы находим такое сообщение: «Большинство типографских рабочих, печатающих газеты, являются (как говорят) сторонниками Коммуны или революционной диктатуры» '.
Клуб монтаньяров 3 ноября требовал Коммуны. «Если ее нам не дадут — возьмем ее сами». В клубе «Белой королевы» 4 ноября говорили: «Если будете иметь Коммуну, сможете действовать революционно». В клубе «Фавье» (Бельвиль) 6 ноября заявляли: «Мы добьемся своей Коммуны, нашей великой демократической и социальной Коммуны... Свет снизойдет с холмов Бельвиля и Менильмонтана и рассеет мрак ратуши. Мы выметем реакцию, как привратник выметает по субботам помещение» '.
В конце декабря в клубе Монмартра Саина говорил: «Коммуна уже фактически организовалась в VIII и XVIII округах, надо создать ее повсюду».
В клубе «Фавье» (19 декабря) настойчиво требуют создания Коммуны: Коммуна «принесет нам 93 год, а 93 год даст победу». Клуб предлагает не выбирать Коммуну голосованием,— это приведет к случайностям и даст правительству возможность арестовать членов Коммуны. Поэтому намечали избрать Коммуну в 180 человек прямо от клубов, революционным путем.
Народные собрания и заседания клубов в декабре и январе обязательно заканчивались возгласами: «Да здравствует Коммуна!»
На заседании правительства 3 января Трошю, говоря о муниципальных выборах, снова выражал опасение, как бы «не возродились идеи Коммуны». 2 февраля министр Пикар поднял вопрос о проведении голосования в Париже, чтобы получить одобрение действий правительства по перемирию с пруссаками. Араго считал это дело опасным. Фавр полагал, что это может вызвать создание Коммуны: «Что случится, если будет создана Коммуна и она непосредственно свяжется с г. Бисмарком? Что произойдет с Парижем? И разве не понятно, что армия не будет защищать правительства»».
В конце ноября и в декабре, судя по газетам того времени, оживляется деятельность Интернационала. То и дело мы видим сообщения о новых секциях, о заседаниях, собраниях и т. д. Возникают новые общественные организации.
В ¹ 71 «Patrie en danger» от 20 ноября появилось объявление о Республиканской лиге обороны до последней крайности (Ligue герпЪ- licaine de la defense а outrance). Лига выдвигала лозунг республики 1792 — 1793 гг.: «Республика или смерть!» Она требовала борьбы против пруссаков и против врагов республики. Инициаторами были Белэ, Вайян, Констан-Мартен, Гарнье, Левердэ, Шателен, Напиа-Пике и др.
На заседании 21 ноября Центральный комитет 20 округов заслушал проект Шателена об этой лиге, утвердил его и принял на себя руководство ею. Председателем был Гарнье, секретарем — Шателен. Эта лига обратилась с приглашением организовать пятерки и десятки и выбирать себе руководителей.
1 «Actes», v. VII, р. 142.
' Г,. de 3folinari, Les Clubs rouges, р. 68.
» «Actes, v. I, р. 73, 86, 100.


Продолжение борьбы с лраеительстеом
У нас нет сведений, чем проявила себя новая организация,.
Буквально в эти же днп вознпкаег и другая организация, Республиканский союз (Union republicaine). В нем участвуют и прудонисты (Белэ и др.) и якобинцы (Гамбон и др.). Этот союз выдвигал такую программу: созыв Национального собрания, создание муниципальных советов во всех коммунах, выборность судей, отделение церкви от государства, светское, бесплатное, всеобщее обучение и т. д. Это были обычные лозунги республиканцев. Чтобы удовлетворить запросы рабочих, программа вставила неопределенный пункт «о социальных реформах, имеющих задачу постепенного ооеспечения рабочих полным продуктом их труда» '. В январе этот союз предложил создать специальный городской совет в 50 человек для руководства делом обороны и для ведения городских дел.
В это же время появилось первое объявление о Центральном комитете делегатов национальной гвардии, которое приглашало на собрание представителей национальной гвардии для обсуждения проекта о федерации национальной гвардии. Этаиницпатива в то время не дала результатов.
Тогда же начало организовываться и объединение парижских клубов. Еще в конце октября родилась мысль о создании Лиги клубов, или Центрального клуба. В газете «Combat» от 28 октября республи-' канские социалистические клубы приглашались на собрание для организации этого объединения. Инициатива принадлежала Центральному комитету 20 округов.
В номере «Patrie en danger» от 28 ноября сообщалось об организации «Центрального клуба Республиканского социалистического комитета 20 округов» (это было первое указание на новый термин — социалистический Центральный комитет 20 округов).
Во главе Центрального клуба должен был стать комитет из 160 человек (по 8 делегатов от округа). Членами клуба могли быть члены республиканских социалистических комитетов 20 округов, делегаты республиканских социалистических клубов Парижа, делегаты таких же клубов из провинциалов, живущих в Париже, делегаты рабочих обществ, делегаты французских и иностранных легионов, созданных в защиту республиканских, социалистических принципов, делегаты разных социалистических, республиканских групп и т. п.
Собрания клуба намечались трех родов: собрание делегатов (т. е.
160 человек), общее собрание всех членов клуба и собрание членов клуба вместе с публикой (подобного рода собрания должны были происходить ежедневно).
От имени Центрального комитета 20 округов это объявление подписали председатели Пенди и Напиа-Пике, секретарь Шателен и члены Белэ, Гайар-отец и др. Как видим, здесь участвовал ряд видных работников Интернационала (Пенди, Белэ и др.).
К сожалению, у нас нет сведений о том, как развернулась организация этого клуба и вообще объединение клубов. Современная печать и мемуаристы об этом ничего не сообщают. Но, по-видимому, эта организация должна была объединить наиболее революционные элементы Парижа и дать Центральному комитету 20 округов дополйительную массовую организацию. Видимо, хотели опереться главным
' «Combat» № 68, 22/XI 1870.
9 История Парижской коммуны


Глава V
образом на рабочих. Клубом руководили социалисты. Республиканская же лига, тоже находившаяся в системе Центрального комитета 20 округов, объединяла мелкобуржуазные, не социалистические элементы, готовые, однако, идти вместе с Центральным комитетом 20 округов в борьбе против правительства, за Коммуну.
У нас нет сведений об отношениях Республиканского союза к Центральному комитету 20 округов. Третья организация — Республиканский альянс (Alliance republicaine), тоже возникший вовремя осады,— возражала против всяких социалистических тенденций. В альянсе руководящую роль играли Ледрю-Роллен, Делеклюз, Лефевр, Лафон, Тюрпен, Майар, Ламарк, Разуа, Мюра, А. Арну, Дюмениль и др.
На заседании 12 декабря, например, Ледрю-Роллен резко обрушился против социалистических взглядов некоторых членов альянса и добился их выхода. Он призывал всех членов бороться против идей мютюэлизма и коллективизма.
Эти республиканцы больше всего боялись рабочей массы и понимали, что они на нее не могут опереться. Ледрю-Роллен на одном из следующих заседаний прямо говорил, что правительство собирается капитулировать, но их обращение к народу безнадежно: «Народ за нами не пойдет... национальная гвардия будет против нас. Можно опереться лишь на мэров» '.
И только в последний момент, почти накануне капитуляции, альянс призывал в 48 часов провести выборы в муниципальный совет 200 человек для управления городом и его защиты «.
В конце ноября и начале декабря определенное оживление было заметно и в секциях Интернационала. 26 ноября члены Интернационала вместе с рабочими обществами опубликовали большое воззвание.
Основной лозунг воззвания — «война до последней крайности+ и защита республики. Надо отказаться от всякого перемирия и мира, иначе грозит крах республики и гибель всех требований пролетариата. В защиту республики воззвание предлагало такие меры: торжественное заявление, что республика — единственная форма правления, отмена выборов в национальные собрания, отставка чиповников империи. Кроме того, воззвание выдвигало ряд требований по обеспечению республиканских свобод — создание муниципального совета, ответственность чиновников, право отзыва всех выборных должностных лиц, отмена бюджета культа, передача полиции муниципалитетам, выборность судей и т. д. В области военной воззвание т~ребовало беспощадной борьбы до конца, всеобщего набора, реквизиции материалов, нужных для обороны, экспроприации всех продовольственных запасов, одежды, топлива, установления рационов, отсрочки квартплаты до конца войны и т. д.
Таким образом, воззвание подробно формулировало те требования, которые не один раз выставлялись в клубах и на народных собраниях, в печати и в декларациях различных делегаций.
Наиболее интересной частью воззвания было обращение к «труженикам городов и деревень». До сих пор ни в клубах, ни в печати не говорилось о крестьянстве. Воззвание, обращаясь к рабочим и крестьянам, которые «больше всего испытывают тяжесть от налога крови
' «Enquete», v. III, р. 25.
' «Combat» № 130, 22/I 1871.


Продолжение борьбы с правительством
и ирма хозяина», призывало создать «республику рабочих и крестьян». Напрасно будут сеять семена вражды между рабочими и крестьянами, «мы заявляем, что отныне наши интересы тожественны. Мы все хотим, чтобы всякая Коммуна в свободной Франции получила свою муниципальную независимость и сама управлялась. Мы требуем, наконец; земля — крестьянам, которые ее обрабатывают, шахты — шахтерам, которые в них работают, мастерские — рабочим, которые их создают».
В этом обращении к крестьянам довольно глухо были формулированы конкретные требования. Был назван только один лозунг: «Земля — крестьянам», но все же это было характерным призывом рабочих к крестьянской массе.
Воззвание кончалось лозунгом: «Да здравствует всемирная демократическая и социальная республика!» '
От имени Интернационала воззвание подписали Бестетти, Фраикель, Франкен, Аме, Малон, Толен; от имени Федеральной камеры рабочих обществ — Леви (Лазар), Мине, Пенди, Потье, Рувейроль, Тейс.
Воззвание Интернационала и рабочих обществ давало чрезвычайно подробную программу, но она, к сожалению, не указывала, с чего надо начать, Это была программа на длительный период, но она не давала даже намека на то, что же является самым решающим звеном. В частности, она оставляла в стороне наиболее острый вопрос — выступает ли Интернационал против правительства, за создание новой власти или нет. Она оставляла без ответа требование о создании Парижской коммуны как нового революционного органа власти.
Таким образом, это было скорее академическое обращение о желательной программе действия, чем революционное воззвание с определенными лозунгами, обращенное к самим массам, По существу все эти требования были как бы адресованы к правительству. Но ведь было известно, что эти требования правительство не один раз отвергало. Поэтому такое воззвание получало характер чисто платонический. А между тем массы требовали действий, они собирались сами разрешить те вопросы, которые не осуществляло правительство. Прудонисты, руководившие Интернационалом, не были готовы к активным выступлениям и не хотели поставить перед собой задачу свержения правительства и захвата власти.
Более активно проявлял себя Центральный комитет 20 окру- ' гов. Продолжая развертывать новые массовые организации и проводя борьбу против правительства (и, в частности, за освобождение арестованных по делу 31 октября), Центральный комитет 20 округов снова начал подготовлять свержение правительства.
Большое революционное значение имела знаменитая «Красная афиша» 6 января 187i г.
Эта афиша (за подписью 130 членов делегации Центрального комитета 20 округов) давала резкую оценку деятельности правительства. «Правительство не провело общего набора, оно оставило на месте бонапартистов и посадило в тюрьму республиканцев... Своей медлительностью, своей нерешительностью, своей инертностью оно довело нас. до пропасти». Члены правительства «не умели ни администрировать, ни сражаться... Они не смогли понять, что в осажденном городе всякий, кто борется для спасения своей родины, имеет равное право
' «Patrie en danger» М 77, 26/Х! 1870.


Г л а'в а V
получить себе пропитание; они не сумели ничего предвидеть: там, где могло бы быть изобилие продуктов, они создали нищету; народ умирает от холода и почти что от голода; женщины страдают, дети чахнут и умирают... Руководство военным делом еще более плачевно~ бессмысленные вылазки, безрезультатные кровавые стычки, бесконечные неудачи, которые лишают мужества даже самых храбрых».
Свою программу афиша формулировала так: «Единственное спасение народа и единственное средство против гибели — создание му.ниципалитета, или Коммуны, каким бы именем его ни называли». Афиша требовала: «общую реквизицию, бесплатное снабжение пайками, массовые выступления... Место народу, место-Коммуне!»'
Это воззвание приобрело большую популярность. Правительство устами своего председателя генерала Трошю заявило, что не -примет требований, выставленных афишей.
В своем ответе Трошю Центральный комитет 20 округов выразил «презрение тем, кто четыре месяца обманывает, губит и мистифицирует . Париж».
Таким образом, основной лозунг «Красной афиши» сводился к созданию Коммуны, которая должна заменить Правительство национальной обороны и по-революционному провести все меры. нужные для борьбы против осаждавшего столицу неприятеля. На этот .раз (в отличие от ноябрьского воззвания Интернационала) Центральный комитет 20 округов (с делегатами) не предлагал подробного списка требований и пожеланий. Центральный комитет 20 округов настаивал на созыве Коммуны, и ближайшими требованиями были реквизиция продовольствия, бесплатное снабжение населения по рационам и массовое выступление.
По существу был поставлен вопрос о новой власти, о свержении правительства и замене его Коммуной.
Подготавливалось новое 31 октября.
g 3. Капитуляция
«Красная афиша» была вызовом парижских масс, направленным против правительства. Среди 130 подписей «Красной афиши» мы видим подписи ряда руководящих деятелей Интернационала, прудонистов и бланкистов, и ряда левых республиканцев.
Из видных членов Интернационала (главным образом прудонистов) под афишей подписались: Белэ, Малон, Тейс, Лафарг, Жерарден, -Буайе, Шарбоно, Жио, Гранжан, Пенди (не было подписи Варлена); из бланкистов — Тридон, Ферре, Казимир Буи, Бридо, Пьер Малле, Виар, Вайян; из левых республиканцев — д-р Тони Муален.
Разумеется, якобинцы типа Делеклюза, Пиа и пр. воздержались от участия в этом выступлении. Но рабочие и значительная часть мелкобуржуазной массы довольно сплоченно подготавливали новое наступление на правительство.
Правительство знало, что оно потеряло всякий авторитет. Видя, что рабочие снова готовятся к выступлению, правительство цинично , намечало вылазку, которая бы обескровила национальную гвардию
' «Мага111ее politiques franqaises», v. 1, р. 496 — 491.


Продолжение борьбы с праеительс~пеом


и побудила население к капитуляции. На заседании кабинета 10 января Фавр в. этих целях требовал крупного военного наступления. Ферри озабоченно спрашивал, приведет ли разгром военного наступления к капитуляции Парижа. А Трошю поставил точку над «1»: «Если в большом бою под Парижем погибнет 20 — 25 тыс. человек, Париж капитулирует». Клеман Тома тоже утверждал, что стоит пустить в дело национальную гвардию, и она сразу потеряет свой боевой пыл '.
План правительства сводился поэтому к организации неудачной кровопролитной вылазки и к проведению всяких мер для подрыва настроений в пользу обороны. Одновременно правительство искало путей, как бы сложить ответственность за капитуляцию со своей головы на мэров или на какую-нибудь особую комиссию и т. д.
Под руководством Трошю 19 — 20 января произошло последнее крупное сражение под Парижем при Бюзенвале. Оно было провока-. ционно организовано с той целью, чтобы показать неспособность национальной гвардии к -сопротивлению. Надо было продемонстрировать, что всякие попытки снятия осады бесполезны.
Весь ход военной операции был подготовлен Трошю самым циничным и предательским образом. Сперва французское наступление было удачно. Но затем бы~~о сделано все, чтобы вызвать поражение: оставили наступавшие части без резервов и без артиллерии, дали пруссакам возможность подвести подкрепления и артиллерию. Сообщая о неудаче сражения, Трошю послал паническую телеграмму о колоссальных потерях, заявляя, что надо просить у пруссаков перемирия на два дня, чтобы можно было убрать трупы, требовал громадного. количества повозок для раненых и т. д. (а потом все трупы убрали за два часа). Все эти наглые сообщения имели одну задачу— запугать национальную гвардию и поставить Париж перед фактом капитуляции.
Один из сподвижников генерала Дюкро должен был признать, что Париж после дела при Бюзенвале мог ответить генералам. «вы предатели», а военным — «вы трусы».
Осуществив бессмысленное кровопролитие, намеченное Трошю, правительство решило скорее провести сдачу столицы пруссакам. Первой мыслью правительства было свалить капитуляцию на мэров.
В январе, пытаясь опереться на мэров, правительство кокетничало с ними. Начали созывать их то в ратуше у мэра Парижа Ферри, то в министерстве внутренних дел у Фавра. У Ферри обсуждали муниципальные вопросы, у Фавра касались и некоторых политических тем. На совещаниях в министерстве внутренних дел иногда присутствовали и члены правительства. При этом у Фавра обычно не допускали на совещания помощников мэров или допускали их с ограничениями (помощники мэров занимали более радикальные позиции, чем сами мэры).
Видя общее возбуждение в рабочих кварталах, мэры делали некоторые предложения для усиления обороны. Один раз, например, было предложено создать «наблюдательный совет» для фактического контроля над действиями Трошю. Другой раз мэры предлагали ряду генералов стать во главе обороны (вместо Трошю}, но все они ответили, что не верят в возможность успешной обороны '.
' «Actes», v. I, р. 87 — 88.
* «Actes», v. VI, р. 456 (показания Анри Мартеяа).


Глава


Правительство пыталось предложить мэрам взять на себя переговоры с пруссаками о капитуляции, но те, конечно, отклонили эту миссию. Тогда Фавр решил сместить Трошю, чтобы тем самым свалить на него ответственность за неудачу осады и изобразить его главным виновником капитуляции.
После Бюзенваля, 20 января, на собрании мэров и Фавр и Трошю распоясались. Трошю подробно доказывал, что он всегда считал оборону безумием, и намекал, что сами мэры должны понять, что один выход из положения — это капитуляция. 21-ro, на новом совещании мэров, Трошю говорил длинные речи о безнадежности положения столицы. Он заявлял, что он «не застрелится и не капитулирует. И тем более не подаст в отставку». Этот тупой болтун в ту же ночь был заменен в должности губернатора генералом Вину», но оставлен все же в должности главы правительства.
Бюзенвальская операция вызвала всеобщее возбуждение. Ненависть к правительству, резкое ухудшение продовольственного положения города (частично вызванное провокационными мерами правительства), холод, непрерывная бомбардировка города — все это усиливало негодование населения. Вечером 20 и 21 января в клубах и на народных собраниях говорились резки~ речи и выносились резолюции против правительства.
В клубе «Белой королевы» (Монмартр, на бульваре Клиши) 21 января состоялось совещание с участием делегатов комитетов бдительности, клубов и т. д. Было решено организовать демонстрацию перед ратушей 22-го в 12 часов дня (журналист-шпион Молинари хвастал впоследствии, что это он сообщил правительству о совещании в клубе «Белой королевы» и своевременно его предупредил).
Лозунгом демонстрации было свержение правительства.
Ночью с 21 на 22 января группа национальных гвардейцев под руководством Чиприани ворвалась в тюрьму Мазас и освободила Флуранса и других арестованных по делу 31 октября.
Утром 22 января на Грэвской площади (перед ратушей) было еще пустынно. После полудня начали подходить батальоны нациоиальной гвардии. Батальоны из Батиньоля шли на площадь с улицы Риволи, батальоны Х округа — с улицы дю-Тампль, 101-й батальон (XIII округ) шел под руководством бланкиста Дюваля через Арколь= ский мост, Сапиа шел во главе батальонов XIX округа (Вожирар) и т. д. Среди руководителей батальонов были Лео Мелье, Алликс и др.
Тем временем Винуа, оставив окопы, уже вводил войска в город. В ратуше командовал пронырливый полковник Вабр, отличившийся 31 октября, а впоследствии выполнявший функции палача Коммуны. Ратуша была укреплена, окна были заставлены мешками с песком. Внутри были размещены бретонские мобили: без них не обходились, когда дело шло о расстреле рабочих демонстраций.
Как полагается, сперва в ратушу входят делегации. Их встречает Шодэ, правый прудонист, помощник мэра Парижа Ферри. Вместе с Вабром они — главные руководители намеченного расстрела собравшейся толпы.
Бланки находился в это время на улице Риволи, в кафе «де Газ». Якобинец Пиа сидел в фиакре, чтобы быть готовым либо удрать, либо появиться в зале, где будет создаано новое правительство.




1
5i5Pj"Ю, 4)%))%' .
', ', ~ ~ '~
3
~,
Ф Н
~» 3е Фв
о
CC Ре
2
14~
о
Гч ~ Qe
Щ
~4 С 4
М
Isl Ра CI$
И
l3i
й
Щ CJ
о CQ





Глава V


Когда подошли основные силы национальной гвардии, Бланки пришел на площадь. По-видимому, Бланки не сделал никакого распоряжения о нападении на ратушу. Но правительство само спешило скорее начать расправу. Раздаются провокационные выстрелы из ратуши, затем бретонцы начинают обстрел из окон. Национальная гвардия отвечает. Стрельба продолжалась минут 15. Затем толпа рассеялась.
Бретонцы, стреляя из окон, убили и ранили до 50 человек (был тяжело ранен и скоро умер Сапиа, были убиты Шатеньо, Фонтень, все трое — члены Интернационала). В ратуше никто не пострадал. Позднее прибыли войска Винуа и заняли Грэвскую площадь, соседние улицы, набережные и т. д.
Мэр Жюль Ферри появился в ратуше, когда все было кончено, и нагло сочинил и пустил в ход лживое сообщение о том, что национальная гвардия сама напала на ратушу, бросала бомбы(!), пустила в ход разрывные пули и т. д.
Сейчас же начались аресты участников. Правительство дало распоряжение о закрытии всех клубов Парижа и воспрещении народных собраний и закрыло газеты «Combat» и «Reveil».
Подавив революционное движение при помощи террора, Правительство национальной обороны немедля начало подготовку капитуляции столицы. Уже 22 января вечером Фавр испросил у Бисмарка пропуск и на следующей день выехал в Версаль, чтобы в роли агента Бисмарка договориться о продаже родины. И в этот же день правительство «национальной измены», оповещая о движении 22 января, говорило, что это дело «кучки людей, которая служит йностранцам».
Выступление 22 января было менее подготовлено, чем выступление 31 октября. Главную роль снова играли Центральный комитет 20 округов и делегаты местных комитетов и клубов. На этот раз ряд членов Интернационала участвовал в движении. Бланкисты и, в частности, сам Бланки были довольно активны. Но движение снова не было достаточно подготовленным. Как только выяснилась неудача с, захватом ратуши, движение сразу оборвалось. Никаких попыток захватить какие-либо другие правительственные здания не было сделано. Позднее опыт 31 октября и 22 января был учтен: национальная гвардия 18, марта подходила к ратуше, захватив сперва важнейшие правительственные здания, казармы, мэрии и т. д.
Правительство тоже учло опыт 31 октября и провело наступление против революции гораздо более подготовленно. Ратуша была превращена в крепость. Передвигая войска от укреплений к центру города, генерал Винуа рассчитывал поймать в западню национальную гвардию, собравшуюся на Грэвской площади. Он направил туда даже артиллерию. Если бы Винуа подошел к ратуше немного раньше, он устроил бы там настоящую бойню.
Результат переговоров Бисмарка с Фавром о мире был предрешен. Фавр, произносивший трескучие речи и источавший обильные слезы, самым жалким и униженным образом раболепствовал перед прусским юнкером Бисмарком.
В гневных строках в письме к Кугельману (от 4 февраля 1871 г.) Маркс обрушивался на правительство национальной измены и, в частности, на Фавра:
«...Жюль Фавр не довольствуется тем, что подписывает формальную капитуляцию. Объявляя себя самого, своих сотоварищей по пра-


Продолжение борьбы с праеительстеом


вительству и Париж военнопленными прусского короля, он имеет наглость выступать от имени всей Франции. Что знал он о положении, Франции за исключением Парижа'. Абсолютно ничего, кроме того, что ему соблагоизволил сообщить Бисмарк.
Более того. Этп господа пленники прусского короля идут дальше и заявляют, что часть французского правительства, оставшаяся на свободе в Бордо, лишилась своих полномочий и имеет право действовать лишь в согласии с ними, военнопленными прусского короля. Но так как они сами, как военнопленные, могут действовать лишь по приказу своего военачальника, то они тем самым провозгласили прусского короля фактически высшей влисп»ью во Франции.
Даже Луи Наполеон, когда он сдался и был взят в плен при Седане, был менее: бесстыден» '.
В несколько. дней Фавр с согласия Правительства национальной обороны принял прусские условия капитуляции. Чтобы ускорить договор предательства, Фавр время от времени сообщал правительству, со слов Мольтке или Бисмарка, о катастрофическом положении- в стране. Так, например, он сообщал, со слов Мольтке, что пруссаки заняли почти половину Франции и т. д.
Фавр принял прусские предложения о разоружении парижской- армии и мобилей, о передаче фортов, артиллерии и снаряжения. Он принял предложение о скорейшем назначении выборов в Национальное собрание (на 8 февраля). Тут же Фавр совершил предательство по отношению к восточной армии. В договоре о перемирии был оставлен открытым вопрос о трех департаментах — Кот д'Ор, Ду и Юра. При посылке сообщения о перемирии в Бордо, где находилась в это время Турская делегация, ничего не было сказано о восточной армии. Позднее Фавр, выкручиваясь из обвинений в предательстве, заявлял, что он считал восточную армию в победоносном положении и поэтому не хотел ей мешать (!). Но никакой точной информации об этой армии, как известно, он не имел и питался только сообщениями от Бисмарка. В результате этого предательства восточная армия (88 тыс. человек) была окружена немцами и 1 февраля была вынуждена перейти на швейцарскую территорию.
Вместе с Бисмарком Фавр обсуждал вопрос о мерах разоружения национальной гвардии. Этим было озабочено и все правительство. Трошю на заседании кабинета 25 января чрезвычайно сожалел, что в свое время не требовал роспуска и реорганизации национальной гвардии, с тем чтобы изгнать из ее рядов все революционные элементы. Он заявлял, что «никакое правительство невозможно при наличии вооруженной национальной гвардии» '.
Хотя кабинет министров и не согласился с такой оценкой Трояно, но на деле он тоже искал всяких путей, чтобы разоружить национальную гвардию. Трошю еще в конце января заявил о своем твердом убеждении в том, что национальную гвардию возможно разоружить только при помощи пруссаков. Это предложение он настойчиво защищал. В эти же дни (после 22 января) префект полиции Крессон и адмирал Потюо предлагали разоружить «плохие» (т. е. рабочие) батальоны при помощи солдат и мобилей. Но правительство еще не рисковало пойти на такое обострение отношений с рабочей массой.
Л'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 90 — 91.
' «Actes», v. 1, р. 95..


Глава Г
Мольтке предлагал отобрать все оружие у национальной гвардии и оставить его только регулярной армии. Бисмарк сделал Фавру предложение сохранить оружие только 60 старым батальонам (т. е, буржуазным по составу), а у остальных оружие отобрать. Бисмарк предлагал Фавру также и такой план: усилить продовольственную блокаду Парижа и затем предложить национальной гвардии обменивать оружие на хлеб. Таким путем-де без всяких усилий можно отобрать оружие у рабочих.
Фавр отвечал, что национальная гвардия действительно имеет в своем составе весьма плохие элементы, но он бессилен разоружить рабочих, и предлагал Бисмарку: «Войдите в Париж и попытайтесь сами ее разоружить» '.
Другой министр правительства, Ферри, заявлял: «Если бы мы захотели предпринять разоружение (национальной гвардии), будьте уверены, мы бы взлетели на воздух».
В конце концов правительство не решилось пойти на разоружение национальной гвардии.
28 января перемирие с пруссаками было подписано.
Слухи о перемирии волновали Париж. 26 января на заседании правительства Трошю сообщил, что моряки (а их было около 15 тыс.) заявили, что они фортов не оставят. Ферри и Симон изумлялись, что армия, которая, по их мнению, жаждала мира, сейчас хочет сражаться.
На следующий день в ряде кварталов били в набат и звали организовать вылазку в помощь морякам. В Бельвиле Брюнель и Пиацца собрали несколько сот человек для такого выступления. Но правительство арестовало руководителей и разогнало собравшихся.
После подписания капитуляции правительство сейчас же передало пруссакам ббльшую часть фортов (кроме южных и Мон-Валерьена), начало разоружать армию и мобилей и передавать пруссакам оружие из фортов и укреплений. Были переданы 602 полевые пушки, 1326 пушек с упряжкой, 177 тыс. ружей, в том числе 150 тыс. «шаспо», 3,5 млн. патронов, 200 тыс. орудийных зарядов, 100 тыс. снарядов и т. д.
Трусливые вожди из «национальной обороны» до такой степени спешили разоружиться, что передали пруссакам больше оружия, чем полагалось по перемирию,— «по ошибке» передали на 12 тыс. ружей больше.
По словам Винуа, на следующий день после капитуляции общее чувство в армии можно охарактеризовать так: «Глубокая усталость и полное уныние», офицеры «чувствовали свое бессилие»».
В короткий срок столица заполнилась обезоруженными солдатами и мобилями, которых размещали главным образом на рабочих окраинах, в частных домах. Единственной организованной воинской силой оставалась национальная гвардия.
Энгельс писал: «Париж капитулировал, уплатив 200 миллионов контрибуции; его форты были переданы пруссакам; гарнизон сложил оружие к ногам победителей и выдал свои полевые орудия; пушки парижских укреплений были сняты с лафетов; все средства сопротивления, принадлежавшие государству, были выданы одно за другим.
' «Actes», v. V, р. 156.
' Gen. Vinoy, L'Armistice et la Commune, Р. 1872, р. 109 — ИО.


Глава V




защиту». Фавр опасался воз-
ъ, никновения Коммуны. Он то,> .. ' ' . же признавал, что «армия
больше не защищает праг4 ' >
вительство». ~ »7
Основная тема избирав
тельной кампании в Нацио-
'-';-,~,'-~~А; ' .'" нальное собрание сводилась 'т=.- 7, 'Д ... к вопросу о мире. Кандидатов спрашивали не об их политических платформах, а только о том, стоят ли они за продолжение войны или -Ф:'-,
за мир. ;!„ Лафарг был прав (в пись-
ме к Марксу от 9 февраля ( 187i г.), говоря, что «орлеа-
> ,1, нисты одержали победу только потому, что провозглаша- Ю ли себя сторонниками мира, в то же время других они назы- "~, ' '.' ' Г ' > вали сторонниками войны»а
Как отмечал Кларети, '1 > многие легитимисты были избраны только потому, что они протестовали против лозунга «война до последней «Тьер и республика» (карикатура) краиности», хотя избиратели ° Французская республика у тьера — «сапожника». на его быливраждебнылегитимиствитрине — справа наверху — надписи: «тьер. винит, ским идеям. «Крестьяне, как реставрирует. Всем безработным претендентам меняет старые сапоги на новые за доступную пену>). т ь е р правило, голосовали без ко(з стоРонУ): Я так ей починю эту обУвь, что она не лебания сможет больше ходить... которые, по их мнению, принесут им мир» в. Тьер был избран в 20 округах именно как сторонник мира. Большой разнобой в избирательных списках сказался и в Париже. Было выдвинуто несколько десятков списков. Среди секций Интернационала были выставлены два списка, отражавшие разногласия между правыми (т. е. правыми прудонистами) и левыми (стоящими ближе к Марксу). В списке, выдвинутом большинством («старым руководством»), фигурировали в большом количестве буржуазно-демократические кандидаты из различных республиканских организаций, зато не было имени Бланки.
Руководитель левого течения Серрайе добивался сперва единого списка, но с исключением оттуда буржуазных кандидатов вроде Гамбетты, Клемансо, Рошфора и пр. Затем левые выставили свой список от имени секций Интернационала, Федеральной палаты рабочих обществ и делегации 20 округов. В этом списке фигурировали 1 «Actes», v. 1, р. 100. ' «Письма деятелей 1 Интернационал в дии Коммуны 1871 г.», М. 1933, стр. 1З.
з Jules С1агеие, Histoire 4е 1а revolution de 1870 — 1871, v. I V, р. 58.




Продолжение борьбы с праеип~ельсюсо.ч
Митинг во время выборов в Нациоааяьвое собрание «революционно-социалистические» кандидаты, — там было 19 рабочих (из 43), но включено было и несколько якобинцев (Пиа и др.). Платформа этих объединенных групп говорила о необходимости широкой политической борьбы для рабочих, предлагала «организацию республики, которая передаст рабочим орудия труда, подобно тому как республика 1792 — 1793 гг. передала крестьянам землю, и должна реализовать политическую свободу, через установление социалистического равенства».
Платформа официального руководства Интернационала говорила совсем о другом — о войне до конца, об отказе от обсуждения условий мира, призывала к единению всех классов для спасения страны и т. д. Это была типичная оборонческая, шовинистическая платформа.
В Париже больше всего голосов получили Луи Блан (216 тыс.), В, Гюго (214 тыс.), Гамбетта (202 тыс.), Гарибальди (200тыс.); из якобинцев были выбраны Делеклюз (154 тыс.), Пиа (145 тыс.), Гамбон (136 тыс.); из членов Интернационала — Малон (117 тыс.), Толен (89 тыс.). Редакторы реакционных газет «Debats», «Opinion nationale» и др. были забаллотированы. Из членов Правительства национальной обороны были выбраны только Дориан и Фавр. Не получили большинства бланкисты: Бланки (52 тыс.), Тридон (65 тыс.), Флуранс (43 тыс.). Из членов Интернационала не были избраны Варлен (58 тыс.), Тейс (49 тыс.) и др.
В общем в Национальном собрании на 630 членов оказалось (с округлением) 200 республиканцев, 200 орлеанистов, 200 легитимистов, 30 бонапартистов. Таким образом, две трети собрания состояли из монархистов, реакционеров. На первом же заседании Национального собрания, 12 февраля, Гастон Кремье бросил собранию ядовитую


742
Глава




реплику. «Вы — деревенское больши нство» («ruraux»). Этот лозунг «деревенщина» так и остался для характеристики нового собрания. Кремье участвовал в марсельском движении и был затем приговорен к смерти а а вал ы"' Р как «коммунар» и расстрелян.
Для местопребывания Нацио-
«а.. ' '„: '- --' - нального собрания был избран про- Ь' '.,и ~ ~1 / ": ' вивдиальиый город Бордо; вдоль было мало пролетариата, и поэтому этот тихий, захолустный город был особенно любезен Правительству напиональной обороны, Большинство Национального собрания состояло из г помещиков, провинциальных чиновников и рантье, зажиточных кулаков и торговцев деревень. Они отражали не новую Франци«о, а Францию прошлого; они казались какими-то фантома, м . 0H были напуганы, вс.гревожены, обеспокоены: перед их глазами стоял призрак революционного Парижа. Они ещь не пришли в себя после краха империи и вторжения неприятеля. Это деревенское большинство думало только об одном: как бы скорее любой ценой добиться мира, чтобы восстановить режим, напоминающий империю, и обуздать бурное движение пролетарских городов, особенно Парижа.
Во главе этой перепуганной «деревенщины» стояли Тьер и монархисты всяких сортов.
12 февраля произошло открытие Национального собрания. В первый же день реакционное большинство продемонстрировало свою ненависть к Парижу и к революции. Депутат-легитимист Френо выразил свое негодование против парижских депутатов, «покрытых кровью гражданской войны». Другой демонстрацией Национального собрания было оскорбление, нанесенное Гарибальди. Итальянский революционер, сражавшийся во Франции против пруссаков, был избран депутатом, но подал заявление об отказе от полномочий. Собрание демонстративно не дало Гарибальди слова и встретило его диким воем. Он в тот же день уехал из Франции. Гарибальди для Национального собрания был олицетворением революции, республики, борьбы с папой, олицетворением военной борьбы против пруссаков." Он был ненавистен всем защитникам реакции, монархии и католической церкви.
В этот же день Фавр от имени Правительства национальной обороны со своими обычными ужимками сложил полномочия. Закончилось жалкое существование проходимцев, пять с половиной месяцев
а позоривших страну.
Смысл существования этого правительства был сформулирован самим Фавром: «Самой главной задачей моей и моих коллег была только одна мысль: отразить анархию, помешать позорному мятежу в столице». И с обычной истеричной крикливостью он добавлял: «Наше




Продолжение борьбы с правительством
Франция, держа в руках Тьера
«И вот эту жабу меня хотят
заставить признать»

» «Actes», v. V, р. 152.
' «Вее-hive» (орган английских тред-юнионов, кооперативных обществ, рабочих клубов) № 503, 3/VI 1871.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 296.
«Там же, стр. 299 — 300.
полоягени было таково, что мы . -.: «.,~,.—,— — — -„—.—:„-,,-,;- --,—;--, -,-'.—.:.,р -- ~ утром не были уверены, уцелеют ли к вечеру наши головы» '.
Да, борьба против «мятежа», против революционных рабочих
Ф была единственной задачей этого правительства. Объективный на-
У блюдатель, английский профессор Бизли (близко связанный с Мар- ф»... ксом), давал такую характеристи- ~ ".п ку Правительству национальной, " '~ -. ')@~; обороны: «Рабочие Парижа не верили ни в честность их республиканизма, ни в их решимость защи-
,4 щать Францию, но с фатальной снисходительностью приняли их, чтобы не создавать обострения с буржуазией в этот момент» (т. е. после 4 сентября). Бездарный генерал Трошю, «подобно всем другим своим коллегам, больше боялся рабочих, чем пруссаков» '.
17 февраля Национальное собрание избрало Тьера главой правительства. Зловещий карлик стал во главе всех реакционных сил страны. Маркс дал уничтожающую характеристику этому выродку: «Тьер, этот карлик-чудовище, в течение более чем полустолетия очаровывал французскую буржуазию, потому что он представлял собою самое совершенное идейное выражение ее классовой испорченности. Прежде чем он стал государственным мужем, он уже обнаружил свои таланты лжеца в качестве историка. Летопись его общественной деятельности есть история бедствий Франции» '. «Мастер мелких государственных плутней, виртуоз в вероломстве и предательстве, набивший руку в банальных подвохах, низких уловках и гнусном коварстве парламентской борьбы партий; не останавливающийся перед тем„ чтобы раздуть революцию, как только слетит с занимаемого места, и затопить ее в крови, как только захватит власть в свои руки; напичканный классовыми предрассудками вместо идей, вместо сердца наделенный тщеславием, такой же грязный в частной жизни, как гнусный в жизни общественной, даже и теперь, разыгрывая роль французского Суллы, Тьер не может удержаться, чтобы не подчеркнуть мерзости своих деяний своим смешным чванством» 4.
Тьер за время своей политической деятельности плел бесчисленные интриги в целях угнетения народа, толкался в передних Луи Филиппа и Луи-Бонапарта, защищая монархию, помогал Луи Бонапарту во всех его грязных махинациях во внешней политике. Лживый историк, презренный интриган, спекуляциями и кражами сколотивший себе капиталец, Тьер основной целью своей политики всегда ставил борьбу против трудящихся во имя укрепления власти капитала.


Глава V
И4
Этот делец и интриган стал во главе страны. Он получил звание главы республики, но его первой заботой было восстановление монархии.
В своей беседе с монархистом графом Фаллу о путях воссоздания монархии Тьер сказал, что у него нет разногласий по этому вопросу, но «на это нужно время»'.
В письме монархисту графу де Монталиве от 13 февраля 1871 г. Тьер писал: «Очевидно, что для монархии еще не пришло удобное время» '.
Сами монархисты всех оттенков, от бонапартистов до легитимистов, понимали, что монархию нужно будет восстанавливать не сразу. Ведь было выгоднее возложить на республику тяжесть позорного мира, уплату контрибуции, отдачу французской территории, введе. ние новых налогов на рабочих и крестьян и т. д.
Тьер вел свою игру именно в этом духе. По обычаю, лавируя, он вел двойственную политику. Он созывал совещания с республиканцами и клялся им в верности республике (на время!), собирал монархистов и говорил им: «Мы создадим . объединенную монархию» («Nous ferons la njonarchie unie»).
Объединенная монархия в перспективе обозначала прежде всего объединение двух королевских линий, представленных графом Шамбором (так называемым Генрихом V), а с другой стороны — принцами Орлеанскими. Монархические фракции поспешно сколачивали,это единство. В конце концов (в середине марта) было договорено, что претендентом на престол будет выдвинут граф Шамбор, а принцы Орлеанские станут наследниками престола. Дом Бурбонов должен быть восстановлен.
В этом же духе восстановления монархии действовал и Тьер. В его министерстве большинство принадлежало к правому крылу На.ционального собрания. Из членов Правительства национальной обороны вошли Жюль Фавр, Ж. Симон и Ле-Фло.
Одновременно Тьер назначил послами ярых монархистов: герцога де Бройля — в Лондон (по иронии судеб он стал позднее одним из главных заправил свержения Тьера), маркиза Бонневиль — в Вену, герцога де Ноайль — в Петербург, маркиза де Вогюэ — в Константинополь, маркиза де Буйэ — в Мадрид, графа д'Аркур — в Ватикан, маркиза де Габрпак — в Берлин и т. д.
Таким образом, в своем кабинете Тьер отвел республиканцам маленький уголок, а во внешней политике он целиком опирался на монархистов. У Тьера был и другой расчет. Для него была выгодна республика с его неограниченной властью, а поэтому он направил видных монархистов за пределы Франции. Это тоже была двойная игра.
Что Тьер поставил себе задачей восстановление монархии, в этом не сомневались. Отсюда симпатии к Тьеру со стороны монархистов. .Канцлер Горчаков 25 февраля передал французскому послу такое заявление: «Хотя император решил признать всякое правительство, которое будет порождено национальной волей во Франции, он делает это
1 Comte Не Falloux, Memoires, Р. 1926, р. 201.
' D. Halevy, Ье courrier de М. Thiers, Р. 1921.— Здесь опубликован ряд доку.ментов той эпохи.




Продолжение борьбы с прави>пельс>пвом с тем большим удовольствием, что теперь облекается властью г. Тьер» '.
Укрепив монархические позиции своими первыми назначениями, Тьер в тот же день (17 февраля) выехал в Версаль для заключения мира, Он изо всех сил торопился с миром, чтобы скорее развязать себе руки и приняться за восставшую столицу. После пятидневных переговоров, 26 февраля, прелиминарный мир был подписан. К 28 февраля он был представлен Национальному собранию и 1 марта утвержден (точнее, проштемпелеван) 546 голосами против 107.
Мир означал передачу Пруссии Эльзаса и Лотарингии, выплату 5 млрд. контрибуции, длительную оккупацию ряда территорий (по мере выплаты контрибуции), занятие ряда кварталов Парижа до формального вручения Бисмарку текста договора с утверждением Национального собрания.
Этот последний пункт был наглой выходкой прусской военщины для вящего унижения Парижа.
Тьеру этот пункт договора о Париже доставлял особое злорадное удовольствие: ему хотелось еще больше посрамить революционную столицу, за то что она осмеливалась так упорно сопротивляться.
Подписав мир, правительство Тьера мобилизовало все силы против революционного Парижа. А тем временем в столице созревали крупные события.
1 «Царская дипломатия и Парижская коммуна», Сборник Центрархива, М. 1933, стр. 5i. 1 О История Парижской коммуны


КАНУН БОМ%ХНЫ



ф 1. Рост революционного движения орок восемь дней — 7 недель — между днем капитуляции Парижа (28 января) и 18 марта были бурными днями для революционной столицы. Правительство национальной обороны доживало свои последние дни. После 12 февраля. т. е. после 'начала работы Национального собрания, правительства в столице больше не было. Городом ведал командующий армией генерал Винуа, по совместительству получивший и должность главнокомандующего национальной гвардией (Клеман Тома 12 февраля подал в отставку). Другим представителем власти был префект полиции Шоппен (префект Крессон 11 февраля тоже ушел в отставку).
В столице был полный разброд: во главе стояли какие-то малоизвестные люди, недавно назначенные, «исполняющие обязанности», «совмещающие» в т. п. В середине марта правительство начало назначать новых людей на полицейские и военные должности, но им удалось побыть на своих постах всего несколько дней (до18 марта). Правительственный аппарат столицы был в состоянии развала.
В самом составе населения произошли в это время заметные перемены. Еще до начала осады значительная часть буржуазии уехала из столицы. После перемирия от 60 до 100 тыс. граждан покинуло Париж; это были главным образом представители зажиточных слоев. В частности, поредели на несколько десятков тысяч буржуазные батальоны национальной гвардии.
Положение рабочих оставалось неприглядным. Безработица не прекращалась. Предприятия не работали. Снабжение продовольствием и топливом все еще хромало. Только 13 — 14 февраля прибыли первые транспорты с продовольствием и только к началу марта были восстановлены железнодорожные пути, и подвоз к столице стал более или менее налаживаться.
Национальная гвардия, т. е. все рабочие и почти все мелкобуржуазное население столицы, жила только на свое жалованье. В середине февраля правительство приняло первые серьезные решения, имевшие задачей обуздать национальную гвардию. Было предложено,


147
Канун Коммуны
чтобы национальные гвардейцы, желающие получить жалованье, подали письменное заявление о нуждаемости и доказали, что они не имеют заработка и средств для существования (приложив к этому всякого рода справки и т. д.). Одновременно вся выдача жалованья была передана из рук офицеров национальной гвардии в ведение гражданских чиновников государственного казначейства.
Это еще более обострило отношение рабочих батальонов с правительством. Происходили всякие издевательства при уплате жалованья национальной гвардии, например чиновники требовали от больных жен национальных гвардейцев под угрозой прекращения пособия личного прихода.
Большие осложнения имело правительство с демобилизованными солдатами и мобилями. Большая часть этих солдат жила на частных квартирах и общалась с рабочей массой. Солдаты ходили на митинги и в клубы, а частью слонялись по городу, останавливая движение, не подчиняясь полиции, издеваясь над офицерами.
Мобили собирались перед домами, где жили их командиры, грозили их убить, требовали отправки домой, жгли свои бараки и т. д.
Тут и там на площадях и улицах собирались кучки солдат и шла азартная карточная игра. Мэр Корбон рисует такую выразительную картину: «На площадях и пустырях кварталов, отдаленных от центра, солдаты, мобили, национальные гвардейцы собирались в кружок, в 3 — 4 ряда, и вели всякого рода азартные игры. Почти всегда заправилами или банкометами были зуавы». Корбон обращался к полиции, к префекту, к генералу округа с просьбой прекратить эту азартную игру,— никто ничего не мог поделать, а генерал просто сказал, что «не следует принимать близко к сердцу такой способ солдат убивать свое время» '. Надо сказать, что Центральный комитет национальной гвардии после 18 марта своим приказом моментально прекратил азартную игру на улицах.
Правительство и полиция предпочитали азартную игру, отвлекавшую солдат от политики, митингам, собраниям и демонстрациям. По-настоящему правительство испугалось, когда увидело, что солдаты и мобили после 24 февраля смешались с национальной гвардией и с толпой на площади Бастилии и демонстрировали с лозунгом «3а республику». Это было действительно, по словам Винуа, «угрожающим симптомом».
Правительство начало тогда спешить с отправкой из столицы демобилизованных. Сперва отправили из столицы мобилей. Первой партии в 25 тыс. человек дали жалованье и пищу на четыре дня и выпроводили из столицы. К 15 марта отправили по домам последних мобилей. Эвакуация регулярных частей шла очень медленно. К середине марта в Париже все еще оставалось 120 тыс. солдат. Так как не было возможности послать их по железной дороге, их направили маршевым порядком в три колонны. Только 15 марта эвакуация была, наконец, закончена. К этому моменту в столице оставалось только 12 тыс. солдат (дивизия Фарона) да еще 3 тыс. жандармов (вооруженных ружьями).
До середины марта в столице наряду с 250 — 300 тыс. национальных гвардейцев было почти 250 тыс. разоруженных солдат (к моменту
' Показания Корбона в «Enquete», v. II, р. 614.
10+


Глава VI
148
сдачи Парижа насчитывалось 130 тыс. солдат регулярной армии, 14 тыс. моряков, 105 тыс. мобилей, считая с командным составом; кроме того, было около 40 тыс. раненых и больных из регулярной армии, мобилей и др.).
Таким образом, в столице скопилось в эти недели свыше полумиллиона человек, частью вооруженных, частью только что обезоруженных, переживших тяготы войны и осады, возмущенных против правительства и своих генералов. Одни из них мечтали скорее вернуться на родину, другие желали жить по-новому.
Понятно, что в этой обстановке, обостренной вызывающим поведением реакционного Национального собрания, позорным миром, разрухой, безработицей и т, п., быстро росли революционные настроения.
В феврале и марте революционные организации развернули большую активность. Центральный комитет 20 округов в начале февраля активно участвовал в выборах в Национальное собрание.
19 февраля Центральный комитет 20 округов опубликовал декларацию принципов, подчеркивая ее социалистический характер. Он призывал к переизбранию комитетов бдительности, опять-таки с целью включения в их состав социалистов. Мы знаем, что в самом начале создания Центрального комитета 20 округов и комитетов бдительности социалисты играли в них видную роль, но впервые Центральный комитет 20 округов с такой ясностью формулировал свои социалистические идеи. Декларация гласила: «Все члены Комитетов бдительности должны заявить, что они принадлежат к партии революционных социалистов, что они требуют и добиваются всеми возможными средствами отмены привилегий буржуазии, свержения ее как господствующей касты и прихода к политической власти трудящихся, одним словом, — социального равенства. Не будет больше хозяев, пролетариев, классов. Они признают труд единственной социальной базой общества, труд, весь продукт которого принадлежит рабочему».
Учитывая итоги выборов в Национальное собрание, где реакционеры получили большинство, воззвание резко критиковало право большинства, если оно ставит под удар республику. Члены комитетов «не признают права большинства, отвергают принпип суверенитета народа, путем ли прямого плебисцита, либо при посредстве собрания, созданного большинством. Если понадобится, они будут силой препятствовать созыву всякого учредительного собрания или другого национального собрания с такими же претензиями, прежде чем основы настоящего общества не будут изменены путем революционной политической и социальной ликвидации» (под прудонистским термином «социальной ликвидации» в эту эпоху разумелось коренное переустройство общества).
Воззвание приглашало признавать в Париже лишь власть революционной Коммуны. На основе подобных революционных коммун создастся и общегосударственная власть. Воззвание предлагало вести пропаганду в пользу Интернационала '.
Это обращение было весьма знаменательно. Центральный комитет 20 округов, до сих пор руководивший парижской массой, опирался и на пролетарские и на мелкобуржуазные слои Парижа. Поэтому до сих пор он выставлял главным образом чисто демократиче-
' «Enquete», v. Ш, р. 253.


Канун Коммуны


ские лозунги. Сейчас, видимо, пролетарские элементы организации получили больше влияния, да и мелкобуржуазная масса (по указанным выше причинам) полевела. Центральный комитет 20 округов в первую очередь говорит о социалистических, пролетарских задачах. Правда, эти требования продолжают облекаться в туманную, полупрудонистскую оболочку («полный продукт труда» рабочим, «социальная ликвидация» и пр ). Но в воззвании слышатся и не прудонистские ноты, например отчетливо говорится о свержении политической власти буржуазии, о захвате власти рабочим классом. В нем слышится бланкистское недоверие ко всеобщему избирательному праву. И снова повторялся лозунг «создание Коммуны».
Это была очень сжатая, но достаточно четкая программа: захват власти рабочим классом через Коммуну и «социальная ликвидация» капиталистической системы.
20 и 23 февраля происходили делегатские собрания членов комитетов бдительности, где обсуждались вопросы о реорганизации комитетов, об отстранении элементов, недостаточно революционных и не проникнутых социалистическим духом. Декларацию принципов, опубликованную Центральным комитетом 20 округов, должны были под,писать все члены комитетов.
Были приняты также и чисто организационные решения: создать регулярные бюро комитетов с постоянным дежурством («permanence») и регулярной отчетностью, получить в Центральном комитете все данные о членах комитетов, их адреса, часы приема, фамилии секретарей, установить членские взносы (по 50 сантимов в месяц), заслушивать ежемесячный финансовый отчет и пр. При каждом комитете создавалась группа сочувствующих (тоже с членскими взносами).
Комитетам предлагалось объединить в каждом округе все группы революционных социалистов. Таким образом, и в этом отношении организация существенно преобразовывалась, делалась более четкой, идейно сплоченной.
По-видимому, эта реорганизация не была полностью проведена, так как в это же самое время пролетарские массы были заняты организацией федерации национальных гвардейцев и созданием нового центрального комитета — Центрального комитета национальной гвардии. Эта новая организация быстро приобрела большое значение и уже спустя три недели после создания стала во главе революции. В марте Центральный комитет 20 округов отошел на второй план.
История Центрального комитета 20 округов еще не написана Историки обычно весьма мало интересовались этой организацией. Центральный комитет национальной гвардии привлек гораздо большее внимание. Но бесспорно, что до начала марта Центральный комитет 20 округов играл ведущую роль в организации и руководства массами Парижа. Пролетарская (и частью мелкобуржуазная) масса имела в его лице подлинную массовую организацию, тесно связанную со всеми округами и с национальной гвардией, с секциями Интернационала, с рабочими обществами и т. д. Центральный комитет 20 округов и комитеты бдительности не были, конечно, органами власти, но они подготавливали (хотя и бессознательно) завоевание власти рабочим классом. Создавая систему контроля над муниципалитетами и правительственными чиновниками и внимательно следя за всей правительственной работой в округах, они вырабатывали


Глава 1~1
своеобразную форму общественного контроля и нередко явочным порядком выполняли функции власти или заставляли мэров действовать по своей указке. Тесно связанные с клубами и общественными собраниями, они проводили ежедневную, ежевечернюю пропаганду идей, которыми жили революционные, социалистические организации Парижа. Центральный комитет 20 округов фактически руководил национальной гвардией и, когда дело доходило до активных действий (демонстрации, захвата ратуши и пр.), играл ведущую роль.
Поскольку Центральный комитет 20 округов и комитеты бдительности имели очень пестрый состав и отражали различные, социалистические и революционно-демократические, тенденции, конечно, формулировки их требований носили часто характер компромисса.
Но крупного революционного значения Центрального комитета 20 округов и комитетов бдительности нельзя преуменьшать. Почему же Центральный комитет 20 округов за две-три недели марта быстро потерял свое значение и больше уже не смог его вернуть? Потому, что боевые задачи, стоявшие перед парижским пролетариатом в то время, требовали прежде всего военной организации и еще более массовой организации для решительных действий. Наиболее активные члены Центрального комитета 20 округов и комитетов бдительности входили в национальную гвардию. И когда рядом с Центральным комитетом 20 округов возник новый центр, еще более тесно связанный с вооруженной массой, и когда перед рабочими стали задачи захвата пушек и борьбы против правительства с оружием в руках и т. д., новый военный центр, естественно, стал более влиятельным, Стал решающим.
ф 2. Создание федерации национальной гвардии
Мысль об организации национальной гвардии в виде особой федерации со своим центром родилась еще в сентябре 1870 г. С одной стороны, были попытки организации командного состава национальной гвардии, с другой стороны, время от времени созывались делегатские собрания представителей национальной гвардии, обычно для специальных случаев.
В конце сентября, по инициативе Бланки, было созвано совещание всех 250 командиров национальной гвардии, а 26 сентября 140 начальников батальонов явились в ратушу с требованием немедленных муниципальных выборов. Надо добавить, что группа офицеров в это же время на своем тайном собрании обратилась с письмом к генералу Трошю с доносом о готовящейся демонстрации. Уже тогда ясно выявлялось расслоение в командном составе.
30 или 31 октября в анонимной афише «Во имя общественного спасения» все офицеры национальной гвардии созывались па собра.ние, чтобы «принять важнейшее решение» '.
Первую официальную попытку создания Центрального комитета национальной гвардии мы находим в объявлении в Л 72 газеты «Combat» от 26 ноября. Здесь мы читаем: «Центральный комитет делегатов национальной гвардии местного гарнизона и вспомогательных рот (инженерных войск, артиллерии и др.) приглашает каждый <внут-
1 «Murailles politiques franqaises», ~. 1, р. 303.


Канун Коммуны
151


ренний совет» батальона избрать по одному делегату в «центральную делегацию», которая соберется 28 ноября». В порядке дня была выработка проекта устава федерации батальонов. Эта попытка организации Центрального комитета не имела тогда последствий.
8 декабря, после неудачной битвы при Шампиньи, когда парижане опасались, что Парижу подготовят участь Меца, т. е. позорную сдачу, снова возникла идея создания Федерации национальной гвардии в целях организации обороны столицы. На стенах столицы появились объявления об организации Центрального комитета республиканской Федерации национальной гвардии. Но это все были чисто словесные заявления — действительной организации еще не было.
После перемирия, 30 января, офицеры 145-го батальона (Леметр, Маротель и др.) предложили в целях сохранения «единства действий национальной гвардии» поставить генералов во главе округов, с тем чтобы генералы затем выбрали главнокомандующего национальной гвардии. В каждом округе предлагалось создать Комитет национальной гвардии (по одному офицеру и по одному рядовому от каждого батальона). Каждый окружной комитет должен был послать по одному человеку в Центральный комитет национальной гвардии.
В это время вопрос о форме организации национальной гвардии сделался очень острым. Шла речь о самой будущности национальной гвардии, т. е. о сохранении вооружения рабочего класса. С другой стороны, еще не исчезли иллюзии о необходимости военных действий и о возобновлении войны с пруссаками.
Не было секрета в том, что правительство только и ждет роспуска национальной гвардии и разоружения рабочего класса. А поскольку безработица все увеличивалась, роспуск национальной гвардии означал также полную потерю всякого заработка для подавляющего большинства парижских рабочих.
В избирательной кампании по выборам в Национальное собрание национальная гвардия приняла самое активное участие. Избирательная борьба дала лишний повод к реорганизации национальной гвардии. В одной афише начала февраля мы читаем, например, о созыве делегатского собрания национальных гвардейцев на 6 февраля в цирке (по одному делегату от роты, т. е. не менее 1,5 — 2 тыс. человек). Мысль об организации Центрального комитета обсуждалась в эти дни в XV округе и в других округах Парижа.
В начале февраля была опубликована афиша о списке кандидатов в Национальное собрание за подписью «Центральный республиканский комитет национальной гвардии Сены». Это был первый официальный документ о возникновении Центрального комитета. Афиша сообщала, что список кандидатов был утвержден 6 февраля национальной гвардией и согласован с четырьмя организациями: Интернационалом, Республиканским альянсом, Республиканским союзом и «Защитниками республики».
Через несколько дней от имени Центрального комитета был опубликован «окончательный список» кандидатов в Национальное собрание. Это был достаточно пестрый список, где фигурировали такие умеренные республиканцы и будущие враги Коммуны, как Луи Блан, Гамбетта и т. п., и ряд будущих членов Коммуны — Варлен, Малон, несколько командиров национальной гвардии ',
' «i>Iurailles politiques frauqaises», v. I, р. 869, 896.


И2
Глава VI
15 февраля в Воксхолле, в большом зале около площади Шато д'О, состоялось первое делегатское собрание национальной гвардии. По некоторым сведениям, инициатором этого собрания был рабочий Шален, член Интернационала, агитировавший за созыв делегатского собрания в XV округе. В бюро собрания вошли: председателем — Лапоммере, заместителями — Мейер, Курти, секретарем — Рамель. На первых порах в число организаторов федерации попали и некоторые сомнительные личности, торговцы и пр.
Первое требование собрания касалось сохранения оружия национальной гвардии. Собрание решительно протестовало против какого-либо разоружения национальной гвардии. Это было естественным требованием, так как, только сохраняя оружие, рабочая масса могла сохранить и свое политическое влияние.
Остальные требования собрания касались охраны и поддержки республики, причем было выставлено требование о предании суду Правительства национальной обороны и его сообщников, в частности Тьера. Собрание предлагало организовать Комитет общественного спасения. Иначе говоря, собрание ставило вопрос о смене правительства и создании специального революционного органа. По линии обороны собрание подтвердило прежнюю позицию национальной гвардии, т. е. лозунг «войны до последней крайности», сохранения целостности французской территории. Собрание предлагало с оружием в руках не допускать вступления пруссаков в Париж.
Временно, до создания Центрального комитета, была избрана комиссия в 20 человек для выработки устава. В ее состав вошли: председателем — Курти, секретарем — Рамель, членами — бланкист Да Коста, будущий видный деятель Центрального комитета национальной гвардии Арнольд, Лагард и др. '
Афиша, извещавшая о заседании 15 февраля, ставила перед всеми гражданами две задачи: защищать родину и защищать республиканские принципы. Афиша указывала, что «национальная гвардия отныне должна заменить постоянные армии, которые всегда были только орудиями деспотизма и фатально приносили с собой гибель страни». Задача национальной гвардии состоит в том, чтобы «гражданская милиция стала единственной национальной силой, исключающей все другие». Второй задачей национальной гвардии должна была стать помощь при всякого рода выборах. В этом случае афиша выставляла характерное требование, чтобы народ выбирал рабочих. Она указывала, что дело в том, чтобы выбирать не тех, кто «добился легкого успеха в связи с политическими пропессами или со статьями, появлявшимися в периодической печати», а тех, «кто представляет людей труда, производителей» '.
На втором делегатском собрании, 24 февраля, присутствовало 2 тыс. делегатов. Арнольд огласил проект статута и наметил проект системы выборов офицерского состава.
После этого заседания газетам было сообщено об образовании Центрального комитета национальной гвардии. В коммюнике так формулировались решения делегатского собрания: «1. Национальная гвардия протестует через свой Центральный комитет против всяких
' «Enquete», v. Ш, р. 4 — 6. ' Ihidem, р. 2 — 3.


Кану и Коммуны
попыток разоружения и заявляет, что в случае надобности она будет сопротивляться с оружием в руках. 2. Делегаты сообщат соответствующим ячейкам (сегс(е) рот нижеследующую резолюцию: при первом же сигнале о вступлении пруссаков в Париж все национальные гвардейцы немедленно соберутся в обычных местах для собраний, с тем чтобы выступить против вторгнувшихся врагов. 3. При создавшемся положении национальная гвардия не признает никаких начальников, кроме назначенных ею самой».
В сообщении для печати был опущен абзац принятой резолюции, где говорилось, что «в случае вступления пруссаков роты и батальоны выберут себе новых командиров, если теперешние не подчинятся национальной гвардии. Руководящим центром выступлений будет Центральный комитет национальной гвардии» '.
В конце февраля и начале марта организация Федерации национальной гвардии сделала крупные успехи. Всюду в округах были созданы окружные комитеты, связанные с временным Центральным комитетом. К очередному делегатскому собранию, 3 марта, устав («статут») организации был готов и основные принципы федерации были сформулированы. Но к этим же дням сформировалась и другая организация национальной гвардии, созданная командным составом,— так называемый Федеративный республиканский комитет национальной гвардии.
(~дним из поводов для организации офицерских собраний национальной гвардии послужил вопрос о выплате жалованья. Командному составу сначала было обещано дополнительное двухмесячное жалованье, но в конце концов оно не было выплачено. Было созвано (в Воксхолле) совещание офицеров, выставившее ряд требований правительству. По некоторым сведениям, 24 февраля в Пале-Рояле тоже происходило многолюдное собрание офицеров национальной гвардии на тему о жалованье. Но, конечно, говорили не только о жалованье. Командный состав боялся, что предполагающийся статут национальной гвардии (как это действительно сперва и было) будет чересчур демократическим и лишит командный состав всякого влияния, Офицеры хотели обеспечить свое положение путем самостоятельной организации.
Надо отметить, что в создании офицерской организации национальной гвардии, видимо, играли роль и агенты Тьера, желавшие расколоть национальную гвардию и подчинить командный состав влиянию правительства. Характерно, например, что одним из организаторов и председателем офицерского комитета был командир 25-ro батальона некий Рауль дю Биссон, бывший дивизионный генерал, старый бонапартист и авантюрист, подхалим тюильрийской клики. Этот Биссон был явным агентом Тьера и действовал в этом духе и дальше, в период Коммуны.
Таким образом, в то время когда Комиссия разрабатывала статут национальной гвардии, активизировалось и офицерство. 1 марта состоялось совещание офицеров и унтер-офицеров национальной гвардии (преимущественно присутствовали начальники батальонов, т. е. высший командный состав). Собрание создало свою комиссию по выработке устава (под председательством Биссона).
' «Enquete», V. III, р. 14, 21.


154
Глава VI
Офицерская комиссия в своем проекте статута сделала заявление о верности республиканскому принципу: «правительство республики является единственно возможным и не может быть оспариваемо». В делегатских собраниях должны были быть представлены батальоны в составе командира, одного капитана, одного лейтенанта, одного младшего лейтенанта, одного унтер-офицера, одного капрала и одного гвардейца. Иначе говоря, это была настоящая организация командного состава, куда рядовые могли попасть в ничтожном числе (один рядовой на шесть человек командного состава). При этом лицемерно разъяснялось, что «все национальные гвардейцы солидарны» и «делегаты являются естественными защитниками всех интересов национальной гвардии», т. е. офицерскому составу было поручено полное и неограниченное представительство всей массы национальных гвардейцев '.
Конечно, одновременное создание двух организаций национальной гвардии было на руку только правительству. Центральный комитет национальной гвардии убедил командный состав в необходимости объединения обеих организаций. Несмотря на резкие протесты Биссона, Барбере и тому подобных (споры шли весьма оживленные), большинство согласилось на объединение. В связи с этим был видо- изменен первоначальный статут национальной гвардии и было введено представительство командного состава во всех организациях национальной гвардии. К делегатскому собранию 3 марта объединение обеих организаций было подготовлено.
Собрание 3 марта имело исключительное значение. Председательствовал Бержере. Присутствовало снова около 2 тыс. делегатов. Собрание приняло статут национальной гвардии. Во время дискуссии Виар указывал, что «вся национальная гвардия должна повиноваться приказам Центрального комитета. Если штаб будет посылать противоречащие Центральному комитету приказы, надо быть готовым, чтобы арестовать его» (штаб был фактически правительственным центром для руководства национальной гвардией).
В прениях отмечалась необходимость защитить республику любой ценой. Лакор предложил уничтожить постоянную армию. Был избран снова временный комитет, куда вошли 31 человек, в том числе Варлен, Арно, Алавуан, Курти, Бержере, Виар, Остен и др.
По предложению Варлена, решено было провести переизбрание командиров национальной гвардии и отозвать тех, кто не будет подчиняться Центральному комитету.
Собрание приняло также решение об образовании независимой Сенской республики в случае, если Национальное собрание лишит Париж звания столицы.
Утром 4 марта Париж читал две афиши Центрального комитета. В одной из них говорилось об оформлении организации национальной гвардии. Задача организации национальной гвардии формулировалась так: «Защищать родину лучше, чем это до сих пор делала постоянная армия, и всеми возможными средствами защищать находящуюся под угрозой республику».
В связи с организацией Федерации национальной гвардии газета «Vengeur» писала: «Национальная гвардия сорганизовалась для
1 «Veugeur» М 28, 4/III 1871.


Канун Коммуны
защиты столицы и республики против нападений иноземцев и против заговора реакции... Национальная гвардия как представительница народа не будет принимать от правительства никаких приказов и сама будет давать ему указания... Национальная гвардия держит в своих руках пушки, чтобы защищать Париж против внешних врагов, и имеет ружья для защиты республики против внутренних врагов» '.
Маркс дал такую характеристику организации национальной гвардии: «(:вою военную организацию Париж дополнил политической федерацией по очень простому плану. Эта федерация была союзом всех национальных гвардейцев, связанных друг с другом через делегатов от каждой роты; эти делегаты выбирают, далее, батальонных делегатов, которые в свою очередь выбирают генеральных делегатов, генералов легионов, представляющих свой округ и действующих согласованно с делегатами 19 остальных округов. Эти 20 делегатов, выбранные большинством батальонов национальной гвардии, составили Центральный комитет, который 18 марта начал величайшую революцию нашего века...» '
Устав национальной гвардии начинался двумя основными лозун, гами: во-первых, «республика является единственно возможной формой правления; вопрос о ней не подлежит обсуждению»; во-вторых, утверждалось «неотъемлемое право» национальной гвардии «выбирать всех своих начальников».
Федерация национальной гвардии предусматривала следующие формы организации: общее собрание делегатов, батальонный комитет, совет легиона и Центральный комитет. Общее собрание составляется из делегатов, избираемых по одному от каждой роты (независимо от чина), из офицеров, избираемых корпусом офицеров, по одному на каждый батальон, из командиров всех батальонов. Батальонный комитет составляется из трех делегатов от каждой роты, офицера, делегированного в общее собрание, батальонного командира. В совет легиона входят по два делегата от каждого батальонного комитета и батальонные командиры данного округа. Центральный комитет составляется из двух делегатов на округ, избираемых советом легиона независимо от чина, и одного батальонного командира на легион, избираемого членами легиона. Таким образом, должно было быть избрано 60 членов Центрального комитета, но к 18 марта Центральный комитет полностью не был выбран (Маркс, говоря о 20 членах Центрального комитета, видимо, разумел первоначальный его состав.)
Так была оформлена эта организация национальной гвардии.
На этом этапе организации национальной гвардии надо отметить некоторые характерные ее черты. Прежде всего национальная гвардия категорически требовала отмены постоянного войска, т. е. сохранения оружия для парижской массы. В этом был основной смысл организации — надо было объединиться, чтобы сохранить всю свою вооруженную мощь и диктовать свою волю правительству. Во-вторых, характерна ставка на рабочих — своими вождями национальная гвардия хотела видеть именно рабочих, т. е. интересы и задачи рабочего класса для массы национальной гвардии являлись близкими, кровными. В-третьих, характерно, что национальная гвардия была готова
' «Vengeur» № 29, 5/III 1871 (статья П. Дени).
' «Архив Маркса и Энгельса», т. Ш (VIII), стр. 319.


Гла еа VJ
к самостоятельной борьбе против вступления пруссаков в Париж, т. е. к боевым действиям, вопреки договорам, заключенным правительством. Национальная гвардия при известных условиях даже соглашалась на создание самостоятельной республики.
Так выкристаллизовывались лозунги национальной гвардии в противовес реакционной политике правительства.
ф 3. Интернационал в январе — марте
В январе — марте усилилась активность секций Интернационала. Как мы видели, в период осады Интернационал как' организующая сила был мало заметен, хотя некоторые видные его деятели были очень активны в Центральном комитете 20 округов, в комитетах бдительности, в национальной гвардии и т. д.
В период осады Интернационал был расколот на две организации. Серрайе, видя оппортунистическую линию Интернационала, отвоевал на свою сторону 11 секций, которые создали свой Федеральный совет. Некоторое время существовало два совета. В феврале оба совета механически объединились '.
На январских заседаниях совета много места было уделено вопросу о создании газеты, отражающей позицию Интернационала. Батиньольская секция хотела создать свой орган. Она. имела средства на 4 — 6 номеров. По мысли Варлена, совет должен был создать свою газету, целиком принадлежащую совету, пропагандирующую идеи ассоциации.
О характере газеты Лакор заявлял: «Газета чисто рабочая будет неинтересна, я хочу, чтобы в нее добавили политики». Франкель давал развернутую программу газеты: «Нам нужен орган, который бы четко разъяснял наши идеи! Как же вы хотите, чтобы рабочий, который ничего не знает, мог научиться? Ему говорят сегодня о Коммуне — это слово его пугает, он не знает, что это такое. После создания республики мы ничего не сделали. Буржуазия сейчас нас побивает. Будем отвечать ей через газету, боевую, независимую, коТорая высоко и твердо держит рабочее знамя» (заседание 12 января).
Совет должен был признать, что у него нет средств на издание самостоятельной газеты. Варлен говорил: «Наше затруднение в том, что с 4 сентября нам не хватает денег». Членские взносы поступают плохо, есть старые долги. Поэтому совету пришлось отказаться от мысли о своей газете и пойти на соглашение с газетой «Ьа lutte а outrance» («Борьба до последней крайности»), где играл роль Арман Леви (делегат Республиканской ассоциации).
На заседании 19 января говорили о методах усиления политического влияния Ингернационала. Шален заявлял, что комитеты бдительности устарели и надо создать организацию вокруг Федерального совета, выделить делегатов совета в секции.
Баллере предлагал развернуть политическую работу. Лакор шел еще дальше. Он утверждал, что Интернационал не понял своей за-
' Протоколы парижских секций Интернационала за январь — март 1871 г. см. в «Enquete», v. III, р. 211 — 240, и в отдельном издании «I.es seances officielles de l'Internationale а Paris pendant le siege et pendant la Coramune», 4ed., P. 1872.


Канун Ко.нмуны


дачи. Он должен был захватить власть еще 4 сентября. «Надо сделать это сегодня... Интернационал сам не сознает своей фактической силы, а она очень значительна; публика считает его богатым и объединенным».
На этом же заседании обсуждался вопрос о ночном труде булочников, впоследствии разрешенный декретом Коммуны. Табуре, отмечая, что никакой нужды в ночной работе булочников нет, говорил: эта ночная работа «отделяет нас от общества и от семьи; мы спим днем, живем, как отщепенцы, не можем обмениваться идеями с другими рабочими. Булочники просят поддержки Интернационала».
Франкель заявил, что он с Варленом занимался этим вопросом, а Шален выразил изумление, что занимаются таким вопросом, «когда политическое положение угрожающее». Варлен резюмировал это обсуждение, указывая, что в таком положении, как булочники, находятся и рабочие многих других профессий. «Единственное спасение — стать мощной политической силой, которая сама сможет действовать».
Таким образом, совет напряженно обдумывал пути для политического и организационного усиления секций и укрепления связей с массой.
Однако то и дело слышались нотки о слабой связи с рабочей массой. Например, на заседании 26 января Гулле заявлял, что народ не поддерживает секций Интернационала. Лакор говорил: «Мы не должны отчаиваться; если нас покинут, мы все же останемся Интернационалом». Франкель восставал против пессимистов: «Через пропаганду мы привлечем народ к себе».
Мысль об укреплении секций Интернационала, об усилении организации все время озабочивала совет. Франкель говорил (15 февраля). «Мы имеем моральную силу, если не во Франции, то во всяком случае в Париже; материальной силы у нас нет из-за отсутствия организации». Нужна сильная организация, скрепленная дисциплиной, подбор людей, преданных идее Интернационала, которые никогда не отступятся и не будут колебаться. Была создана комиссия по реорганизации секций Интернационала и по выработке нового статута
' Но неуверенность совета в крепости своих связей с массой продолжалась. Когда Пикар предложил организовать 24 февраля мирную демонстрацию республиканского характера, члены совета возражали. Комбо считал, что народ не пойдет за Интернационалом. Гулле опасался, что манифестация приведет только к избиению народа. Франкель возражал против демонстрации, предлагал заняться организационной работой, вопросами о борьбе с безработицей и о квартплате. В конце концов каждому предложили решить вопрос о своем участии в демонстрации, как он хочет. Снова (как 31 октября и 22 января) сказалась боязнь открытого политического выступления, неуверенность в достаточной связи с рабочей массой.
Аналогичную колеблющуюся позицию совет занял и по вопросу о создавшейся в то время Федерации национальной гвардии. Варлен категорически настаивал на участии Интернационала в Центральном комитете национальной гвардии. На заседании 1 марта он предлагал провести в состав Центрального комитета членов Интернационала и послать в Центральный комитет особую комиссию Интернационала из четырех членов для контакта. Он настаивал на том, чтобы


Глава VI
i 58
«войти в состав Центрального комитета не в качестве членов Интернационала, а в качестве членов национальной гвардии, и попытаться овладеть руководством этой организации».
Ряд членов совета возражал Варлену. Пенди боялся, что участие в Центральном комитете национальной гвардии может скомпрометировать Интернационал. Даже Франкель, близко стоявший к Варлену, выражал свои сомнения: «Это похоже на компромисс с буржуазией, этого я совсем не хочу. Наша дорога — интернациональная, мы не должны сходить с этого пути». Лакор поддержал Варлена: «надо помешать национальной гвардии подпасть под влияние реакционеров, организаторы национальной гвардии идут к нам из-за морального влияния, завоеванного Интернационалом. Зачем же их отталкивать?»
Варлен настаивал на своем предложении: «Члены этого комитета, которые были нам подозрительны, были удалены и заменены социалистами; члены ЦК хотят иметь в своей среде четырех делегатов для связи с Интернационалом. Если перед лицом этой силы мы останемся в стороне. наше влияние исчезнет; если мы соединимся с этим комитетом, мы сделаем важный шаг к социальному будущему (avenir social)».
В конце концов совет послал в Центральный комитет национальной гвардии комиссию из четырех членов с оговоркой, что «они будут действовать в индивидуальном порядке» '.
Таким образом, сектантские тенденции совета были преодолены под давлением Варлена, более других связанного с рабочей массой. Решение совета об установлении связи с ЦК национальной гвардии имело исключительное политическое значение: оно в значительной степени обеспечило дальнейшую тесную связь Интернационала с Центральным комитетом национальной гвардии и с будущей Коммуной.
В начале марта Интернационал установил тесный контакт с Центральным комитетом национальной гвардии — несколько человек вошло в его состав. На делегатском собрании национальной гвардии 10 марта, где председательствовал член Интернационала Пенди, было официально объявлено, что между Центральным комитетом национальной гвардии и Интернационалом достигнута договоренность.
Таким образом, новая массовая организация оказалась связанной с руководящей рабочей организацией — Интернационалом. Этим подчеркивались социалистические тенденции Центрального комитета национальной гвардии.
ф 4. Массовые демонстрации и захват пушек
Мы видим, что с середины февраля до середины марта рабочая масса Парижа энергично создавала новую массовую организацию— Федерацию национальной гвардии. В то же время активизировались и другие имевшиеся организации — Интернационал, Центральный комитет 20 округов, комитеты бдительности, разные республиканские организации (Республиканский союз, Республиканский альянс и т. д.).
В эти же недели произошли крупные события, консолидировавшие пролетарские и мелкобуржуазные массы Парижа,— это были
' «Les seances offieielles de Гlnternationale а Paris», р. 78 — 86.





Республиканская демонстрация на площади Бастилии


Глава VI
массовые демонстрации на площади Бастилии, сопровождавшиеся братанием солдат с народом и национальной гвардией, захватом пушек национальной гвардией, вступлением пруссаков в Париж.
В те самые дни, когда Тьер заканчивал в Версале свои переговоры с Бисмарком о мире, в Париже начались грандиозные демонстрации на площади Бастилии и на всех соседних улицах и площадях. Первая демонстрация произошла 24 февраля, в день годовщины февральской революции 1848 г. Эта демонстрация была, несомненно, подготовлена и Центральным комитетом 20 округов и инициаторами Центрального комитета национальной гвардии. На этот день сознательно было назначено делегатское собрание национальной гвардии по вопросу о создании Федерации национальной гвардии, и все делегаты после совещания отправились на демонстрацию.
Демонстрация продолжалась до поздней ночи, при свете факелов. Перед колонной на площади дефилировали батальоны национальной гвардии, окруженные толпой граждан. Раздавался барабанный бой, гремели трубы. Наверху колонны был повешен красный флаг (который оставался там до разгрома Коммуны). Делегаты или командиры батальонов поднимались по стремянке на цоколь колонны и вешали венки. Толпа кричала: «Да здравствует республика!», «Да здравствует мировая республика!» Раздавались возгласы против правительства и Национального собрания, за войну до конца, против мирных переговоров и т. д. Время от времени выступали ораторы.
На следующий день демонстрации приняли еще более грандиозный характер. Полиция попряталась. Переодетый агент полиции, пытавшийся записывать номера батальонов, был брошен толпой в канал.
Несколько дней подряд происходили эти демонстрации парижского народа против правительственной политики.
Самой характерной чертой демонстраций, особенно обеспокоившей правительство, было братание солдат и мобилей с национальной гвардией и толпой По словам генерала Винуа, в демонстрациях участвовало 94 батальона национальной гвардии, причем некоторые выходили на площадь по нескольку раз. Часть батальонов шла с оружием. В демонстрациях участвовало 10 батальонов мобилей и- большое количество солдат, зуавов, вольных стрелков, моряков и пр. Особенно восторженно толпа встречала моряков, которые после перемирия не хотели эвакуировать форты, предназначавшиеся для оккупации пруссаками. 26-го Винуа послал для разгона демонстрации четыре батальона пехоты, но они перемешались с толпой и побратались с ней. 27 февраля мэр Парижа испуганно сообщал Винуа, что «войска совершенно смешались с толпой и братаются» '.
Как указывал впоследствии правительственный отчет, это был «смотр войскам восстания», это было «своего рода непрекращающееся восстание» '.
На фоне этих массовых манифестаций развивались и более важные события — захват пушек и оружия национальной гвардией.
Пушки национальной гвардии были отлиты во время осады за счет пожертвований рабочих и других граждан. Все пушки носили
' Ch. Yriarte, Les Prussiens а Paris, P. i871, р. 34.
' «Enquete», v. I, р. 32.






Народ увозит пушки в рабочие кварталы Парижа (27 февраля 1871 г.)

дату осады и номера батальонов. Значительная часть пушек находилась на Баграмской площади (до 227 пушек), 49 пушек были в парке Ранела и в других районах, где ожидалась прусская оккупация.
26 февраля прошел слух, что пруссаки скоро войдут в город,— ведь в этот день Тьер уже подписал договор о мире и повез его в Бордо. Рабочие не без основания предполагали, что правительство сознательно оставило пушки в тех округах, куда войдут пруссаки. И действительно, этот план правительство имело в виду. Вдобавок правительство боялось оповестить население, когда именно вступят пруссаки в столицу. Уже 26 февраля сами военные власти эвакуировали Пасси, ожидая вступления пруссаков.
Национальная гвардия при первом же слухе о вступлении пруссаков бросилась спасать свои пушки. С помощью толпы она перетащила пушки на руках через весь Париж в рабочие районы, в Монмартр, Бельвиль и т. д. Пушки подвезли также к некоторым клубам. Это было 27 февраля.
Так, за несколько часов рабочие батальоны национальной гвардии получили в свои руки мощную артиллерию. Рабочие взяли и пушки ряда буржуазных батальонов. На Монмартре был создан артиллерийский парк в 171 орудие (считая и митральезы), в Бют-Шомон было собрано 52 пушки и т. д. Эти артиллерийские парки были укреплены окопами.
Но рабочие батальоны добивались не только пушек. Одновременно начался систематический захват всякого рода оружия — ружей, патронов, снарядов и т. д. 26, 27, и 28 февраля полиция то и дело сообщала о захвате рабочими оружия иэ разных складов, бастионов и пр.
11 история парижской коммуны


Глава VI
И2
27-го рабочие батальоны увезли несколько пушек из укреплений. Из Пантеона национальной гвардией было увезено 3 млн. патронов. Были увезены военные припасы из 56-ro бастиона и из других мест, причем солдаты не оказывали сопротивления. Национальная гвардия начала осматривать вокзалы и забирала себе все находившееся на складах оружие.
Захват оружия национальной гвардией продолжался и в начале марта. 1 марта были забраны ружья у газовой компании и из 1-го бастиона, 2 марта — 2 тыс. ружей из госпиталя св. Антуана и 4 пушки из первого сектора укреплений. 3 марта национальные гвардейцы напали на склад «Гобелен». где было много оружия, и забрали все. Тщетно Фавр призывал использовать «верные» округа, но национальные гвардейцы «хороших» батальонов не явились на призыв.
Таким образом, национальная гвардия значительно пополнила свое вооружение.
Винуа, увидав рост братания между солдатами и национальной гвардией и рабочими, поспешил удалить из рабочих кварталов имевшихся там солдат. Он указывал, что в Бельвиле, например, «офицеры не могли показываться на улицах, так как население оскорбляло их» '.
28 февраля Винуа принял особые меры предосторожности, чтобы увести войска, так как опасался, что население не пропустит солдат. Он вывел солдат через ворота Бельвиля, не охранявшиеся 'населением, и провел отряды между укреплениями и линиями пруссаков (т. е. за городской чертой). Так он провел войска вокруг всего города к Военной школе, к дому Инвалидов и т. д. Винуа увел из Бель- виля и Менильмонтана все войска, которые, по его словам, «смешались с населением, что могло вызвать самые опасные последствия» (показания генерала Винуа в «Enquete»). Винуа откровенно говорил, что он опасался не столько вступления пруссаков, сколько выступления населения: «Мне нужно было быть на страже против пруссаков и особенно против населения»».
Возбужденный слухами о прусской оккупации народ был очень встревожен. 27 февраля на улицах били тревогу, и тысячи-,людей собрались для отпора пруссакам. Генерал Винуа с горестью констатировал, что «почти десять тысяч вооруженных людей собралось по приказу и призыву тайной власти, которая на этот раз решила выступить публично перед лицом законной власти»».
В тот же вечер толпа освободила из тюрьмы Сен-Пелажи Брюнеля и Пиацца.
Правительство теряло всякое влияние в столице. Фавр признавался, что прокламации правительства в эти дни «не производили никакого впечатления», масса «была резко враждебна правительству и признавала только директивы, исходящие от мятежников... Мы не имели никакой материальной возможности побороть эти пагубные влияния и подавить преступные действия, которые умножались день ото дня» 4.
' «Enquete», v. Ц, р. 91.
' Ibidem, v. II, р. 91, 93.
» General Vinoy, ор. cit.. р 146.
' J. Faire, Gouvernement de!а defense nationale, partie 3, Р. 1871, р. 128 — 129.
I



Канун Комм«ны
168
' «Actes», v. VI, р. 439.
«L. Fiaux, Histoire de la guerre civile de 1871, Р. 1879, р. 27.
' «Cri du peuple» Х 8, 1,И[ 1871.
11*
По словам мэра Короона, <с начала февраля вплоть до 18 марта можно было думать, что больше не существовало военной власти» '.
Да, правительство было бессильно. Главное, в его руках уже не было послушной армии. Фио дает удачную характеристику положения армии в эти критические дни: «Армия присутствует на патриотических демонстрациях и симпатизирует им, она смешивается с ними и отказывается подавлять угрожающие движения в публичных местах... Она повсюду оказывает братский прием национальной гвардии... Вся армия страдала от дезорганизации и бездарности генералов» '.
Глухое сообщение о заключении мира Тьером, вести о вступлении пруссаков в Париж, революционные демонстрации взбудоражили население столицы. Основной темой было вооруженное сопротивление пруссакам, если они двинутся в Париж, борьба против монархистов.
Центральный комитет национальной гвардии 24 февраля, как мы видели, категорически заявил, что национальная гвардия не допустит вступления иноземных войск в Париж. 27-ro в «Кордери» было созвано совещание секций Интернационала, рабочих обществ и делегации 20 округов по вопросу об отношении к оккупации парижских округов пруссаками (председатель Валлес). Собравшиеся недоверчиво высказывались о возникавшем тогда Центральном комитете национальной гвардии. Виар, например, утверждал, что инициатором Центрального комитета был журналист Врпньо из газеты «Libert6», и поэтому не следует отвечать на призывы комитета. Л. Мелье указывал, что лозунг сопротивления пруссакам неизвестно кем выдвинут и не исходил от социалистических групп: «Нужно ли рабочим выступать? Нет». Авриаль-требовал, чтобы Интернационал снял с себя ответственность за это движение. Другие ораторы говорили: «Реакция хочет раздавить нас при помощи пруссаков — нас хотят обмануть» (Белэ), «социалистическая партия должна сохранить своп силы для лучшего случая».
В результате за общей подписью трех организаций — Интернационала (Белэ, Гулле и Роша), Федеральной камеры рабочих ооществ (Авриаль, Пенди, Рувейроль) и делегации 20 округов (Арно, Л. Мелье, )К. Валлес) — была опубликована декларация против нападения на пруссаков. В ней говорилось: «Всякое нападение приведет только к тому, что народ подвергнется ударам со стороны врагов революции, немецких и французских монархистов, которые потопят в потоках крови все социальные требования. Мы помним зловещие июньские дни» '.
Активное вмешательство социалистов и, в частности, членов Интернационала заставило Центральный комитет национальной гвардии пересмотреть свое решение. Центральный комитет сумел направить движение в новое русло и публично заявил, что он изменил прежнее решение.
Первая официальная афиша нового Центрального комитета национальной гвардии от 28 февраля (составленная Арнольдом) сообщала: «Общее мнение парижского населения, кажется, склоняется к тому, чтобы не противодействовать вступлению в Париж, Центральный комитет, который держался сперва противоположного мнения,


Глава VI
164
объявляет, что присоединяется к следующему решению...» (дальше шли конкретные предложения).
Афиша указывала, что всякое выступление «повлечет за собой крушение республики».
1 марта началось вступление прусских войск в западные кварталы Парижа. Центральный комитет национальной гвардии сумел в несколько дней так переломить настроение населения и имел уже такой авторитет, что его предложение было выполнено точно и никаких инцидентов не произошло.
В городе в течение трех дней, во время пребывания пруссаков в столице, висели траурные флаги. Газеты не выходили. Уличное движение почти замерло. Три дня — до момента вручения Бисмарку решения Национального собрания об утверждении прелиминарного мира — прусские войска оставались в районе Елисейских полей, Пасси и пр.
Энгельс писал: «И чтобы поведать всему миру, что победоносная немецкая армия почтительно остановилась перед вооруженным населением Парижа, победители не вошли в Париж, а удовольствовались тем, что им дали занять на три дня Елисейские поля — общественный парк! — со всех сторон окруженные, охраняемые и запертые сторожевыми патрулями парижан! Ни один немецкий солдат не зашел в парижскую ратушу, ни один не прогулялся по бульварам, а те несколько человек, которых пропустили в Лувр для осмотра сокровищ искусства, должны были просить разрешения; это было нарушением капитуляции. Франция была разгромлена, Париж изнемогал от голода, но своим славным прошлым парижский народ заставил уважать себя настолько, что ни один из победителей не посмел потребовать его разоружения, ни один не дерзнул войти в его дом и осквернить триумфальным шествием эти улицы, боевую арену стольких революций. Словно новоиспеченный германский император обнажил голову перед живыми революционерами Парижа, как его покойный брат обнажил ее перед трупами мартовских бойцов Берлина, и словно вея германская армия стоит позади императора и отдает им честь» '.
Эта демонстративная оккупация Парижа, который пруссаки не смогли взять в бою, чрезвычайно обострила отношения парижского населения к правительству и Национальному собранию. Одновременно усилился авторитет национальной гвардии и его Центрального комитета. В начале марта он стал признанной властью Парижа.
После знаменитого собрания 4 марта, принявшего устав национальной гвардии, Центральный комитет продолжал укреплять свою организацию.
ф 5. Центральный комитет национальной гвардии
Положение в Париже становилось все более тревожным. 4 марта генерал Винуа просил у правительства подкрепления, и в тот же день Тьер сообщил, что с разрешения Бисмарка он посылает в Версаль 36 тыс. солдат. Были отобраны наиболее надежные отряды из разных частей страны. Но и народ продолжал вооружаться.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 487.


166
Канун Коммуны
3 марта газета «Cri du peuple» (Ла 27) под заголовком «Вооружайтесь!» писала: «Франция должна стать не только мастерской, но и боевым лагерем. Каждый гражданин должен взяться за ружье. С оружием в руках надо разбить роялистов, если они переходят от заговоров к активным действиям, с оружием в руках надо освободить народ из-под гнета королей» (статья Бриссака). Это было широко популярное требование парижской массы.
Центральный комитет национальной гвардии систематически продолжал укреплять свою организацию. На делегатских собраниях 10 и 15 марта был проведен ряд важных решений и был в основном оформлен состав Центрального комитета.
Развернутая программа Центрального комитета была представлена в докладе Арнольда на заседании 10 марта.
Указывая на то, что организация национальной гвардии была создана в связи с выборами, Арнольд дает красочную картину политического положения в стране в эти недели. «Нужно было рассеять последние иллюзии и обнаружить гнусную работу, выполняемую реакцией; нужно было видеть Париж, этого героя и мученика, оплеванным, оклеветанным, презираемым теми негодяями, которые во все времена эксплуатировали народ; нужно было получить позорный, всем ненавистный, наспех выработанный мир, хотя для нашего освобождения мы имели громадные ресурсы и энергию, рожденную отчаяньем; нужно было, чтобы все правительственные посты были захвачены людьми, особо враждебными республике; нужно было, наконец, подвергнуться величайшему унижению — оккупации Парижа иноземцами, — чтобы население, расположенное к такой искренней доверчивости, почувствовало, наконец, что оно может рассчитывать только на самого себя для защиты своей чести и своей свободы» '.
Арнольд указывал, что Центральный комитет приобрел свое значение именно тем, что высоко держал знамя защиты республики. «Мы явились непреклонной опорой против всяких попыток свержения республики».
Организованная национальная гвардия и ее Центральный комитет рассматривались Арнольдом как фактическое представительстве всего населения: федерация «выполняет пожелания национальной гвардии как верный представитель всего населения».
Арнольд пытался доказать, что организация национальной гвардии внесет мир и согласие во все классы. «Мы даже не мыслим о гибельной и кровавой борьбе между гражданами; мы по-братски протягиваем руки всем нашим согражданам и всем народам, как нашим братьям».
Арнольд клеймил всяких угнетателей и заканчивал речь призы-' вом к международной республике, к уничтожению всех деспотов, к отмене постоянной армии. Он говорил: «Мы не хотим больше... никаких монархий, никаких угнетателей или эксплуататоров всякого рода... Сперва французская республика, затем международная республика. Никаких постоянных армий. Вся нация должна быть вооружена таким образом, чтобы сила не могла подавлять право... Долой угнетение, рабство или какую-либо диктатуру. Да здравствует суверенная нация и свободные граждане, управляемые по своей воле!
' «Enquete», v. II1, р. 29 — 30.


266
Глава II


Одним словом, долой королей, долой господ, долой назначенных начальников! Да здравствуют лишь ответственные и отзываемые агенты во всех звеньях власти!» '
На этом же собрании было принято обращение к солдатам. Оно указывало, что «организаторы поражения», т. е. правительство, готовят гражданскую войну, хотят ввести в Париж новые войска, хотя в столице достаточно национальной гвардии. Оно призывало солдат к братанию с национальной гвардией и с народом и к защите республики.
Это воззвание имело бурный успех. Префект сообщал, что «Красная афиша» Центрального комитета «охотно читается солдатами, и это может иметь серьезные последствия». Толпа не позволяла агентам полиции срывать афиши. По словам Жюля Симона, эта «афиша читалась с энтузиазмом во всех кварталах, где федераты имели большинство, и встречала известные симпатии даже в кварталах, предаиных порядку» '.
Характерно, что, когда через два дня (12 марта) был организован правительством смотр войскам, полиция с горечью констатировала, что солдаты, входя в общение с толпой, обнаруживали «печальные симптомы», например кричали: «Да здравствует республика!», «Долой правительство!» и т. д.
15 марта было созвано последнее делегатское собрание национальной гвардии,— после провозглашения Коммуны уже не было больше делегатских собраний.
На этом собрании было представлено 215 батальонов — 13~5 делегатов. Таким образом, «верных» правительству батальонов национальной гвардии, не вошедпп1х в организацию национальной гвардии, осталось около 20 — 25. Однако даже из этих «верных» батальонов многие были «ненадежными». Сам префект полиции полагался только на 7 батальонов. Так ничтожно оказалосьчисло сторонников правительства.
На заседании 15 марта был оформлен постоянный состав Центрального комитета. Было выбрано по два и по три человека от округа, но к 15 марта еще не все округа успели провести выборы, и Центральный комитет пополнялся позднее.
г
Сперва, видимо, во временный Центральный комитет попал ряд случайных и малоизвестных лиц. В составе постоянного Центрального комитета мы видим уже много людей, давно и крепко связанных с рабочей массой и имевших большие связи со своими округами. В составе Центрального комитета было несколько известных парижским рабочим членов Интернационала — Варлен, Асси, ~Курд, Клеманс, бланкисты — Моро, Ранвье, популярные участники народных собраний и активные деятели национальной гвардии — Арнольд, Авуан и др.
Когда правительство и реакционная печать издевались над составом Центрального комитета, заявляя, что все это никому не известные и неведомые люди, члены Центрального комитета имели полное право сказать: нас не знают в дворцах и салонах, но нас не первый год близко знают рабочие массы Парижа.
Маркс писал о выборах Центрального комитета и других организаций национальной гвардии: «Никогда выборы не производились бо' «Enquete», ъ. III, р. 34.
' У. Simon, Ье gouvernement de М. Thiers, v. I, Р. 1878, р. 221.


Канун Коммуны
167


лее тщательно, никогда делегаты не представляли с такою полнотою масс, из которых они вышли. На возражения посторонних, что эго сплошь неизвестные лица,— вернее, что они известны лишь рабочему классу, а не старые фигляры, не люди, прославившиеся своим подлым прошлым, своей погоней за доходами и местами,— члены Центрального комитета гордо ответили: «Так же неизвестны были 12 апостолов»,— и они ответили своими делами» '.
Через три дня после окончательной организации ЦК национальной гвардии ему уже довелось возглавить народные массы и совершить революцию.
Этот авторитет Центрального комитета был создан почти с первых дней его возникновения.
Арнольд на собрании 10 марта отмечал популярность Центрального комитета: «Центральный комитет посетило очень большое число делегатов, причем одни приходили для выяснения цели организации, другие приносили полезную информацию либо хотели получить директивы и приказания».
Центральный комитет, иначе говоря, уже сразу тесно связался с населением и действовал как подлинный орган новой, массовой власти
Выразительную картину той эпохи мы видим в K 17 газеты «Cri du peuple» от 11 марта. Мы узнаем, например, что на собрании 19-ro батальона мобилей в составе 300 делегатов (а мобили нередко являлись орудием правительства в борьбе против национальной гвардии) единодушно принимается решение включиться в состав соответствующих батальонов национальной гвардии и соединиться с национальной гвардией в единую организацию. Соорание заканчивается возгласом: «Да здравствует демократическая и социальная республика!»
В эти же дни, по словам той же газеты, мобили 7-го батальона привели в Центральный комитет национальной гвардии своего командира и офицера-казначея, чтобы репшть вопрос о жалованье. Решал этот вопрос от имени Центрального комитета Пенди На улице Кордери, у помещения Центрального комитета, стояла вооруженная толпа мобилей, ожидавших решения Центрального комитета. Любопытно, что мэр III округа Бонвале тоже явился в Центральный комитет, чтобы принять участие в обсуждении вопроса. Центральный комитет принял решение, и затем двое его членов обратились к толпе с речами и разъяснили принятое решение. Толпа разошлась, одобрив мероприятие Центрального комитета.
Аналогичные решения Центральный комитет принимал и по другим вопросам, например, по вопросам, касавшимся 9 и 16-го батальонов мобилей.
Интересный эпизод рассказывает Элигон (бывший мэром в одном из округов Парижа) Он говорит, как он пытался (в марте) бороться против влияния Центрального комитета национальной гвардии в своем округе. Командующий национальной гвардией его округа ему заявил: «Я — народ» Элигон ответил: «Народ XIV округа представлен мной». На это командир возразил: «Если вы — закон, то мысила», и Элигон с грустью признался. '«Он был прав — сила была у него»'.
' «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 319.
г «Enquete», v. 11, р. 546.


168
Глава VI
Таким образом, Центральный комитет национальной гвардии считался властью не только в самой национальной гвардии, но и вообще в Париже. С правительством уже переставали считаться. Даже в генеральном штабе военные патрули были заменены патрулями национальных гвардейцев, назначенными Центральным комитетом. В округах Парижа выбранные по округам члены Центрального комитета являлись фактическими руководителями и организаторами всей местной работы.
В интересной корреспонденции из Парижа в органе бельгийских секций Интернационала «1 'Internationale» (K» 115 от 26 марта) рассказывается, как шла работа по организации национальной гвардии: «Когда один из округов Парижа был полностью организован, национальная гвардия брала на себя организацию полиции и отсылала полицейских в префектуру. 13 марта, если я не ошибаюсь, было создано шесть округов. К 17 марта было зарегистрировано уже двенадцать округов (если не больше)... Весь Париж представлял собой общенародную республиканскую организацию, власть, опирающуюся на всю мощь народа, перед которой должна была преклониться всякая другая власть».
П. Лавров, бывший в середине марта в Париже, писал Е. Штакеншнейдер: «Когда я приехал из Брюсселя (предыдущее письмо Лаврова из Брюсселя было помечено 9 марта, так что, по-видимому, в начале марта он был в Париже.— П. E.), во многих округах Парижа власть была уже в руках Центрального комитета национальной гвардии. Полиция была очень спокойно и мирно удалена из этих округов, и национальная гвардия заменила ее... В среду или четверг (очевидно, 15 и 16 марта.— П. E.) уже 12 (из 20) округов Парижа были организованы. «Еще неделя,— говорил мне один из членов комитета,— и мы будем владеть 17 округами из 20, последние три за нас не будут, но не решатся выступить против нас. Мы тогда удалим префектуру полиции из Парижа, низвергнем правительство, и Франция пойдет за нами»» '.
В середине марта, как рассказывает русский очевидец событий Евг. Утин, Варлен говорил ему: «Обезоружить без боя мы себя. не позволим... Не мы вызывали и вызываем на бой, нам бросают перчатку, и нам ничего не остается, как поднять ее... Бой завязался, быть может скоро примет более суровый, страшный характер, но я вам говорю только одно... чем бы ни кончилось первое открытое сражение, борьба будет продолжаться до тех пор, пока мы не останемся победителями» '.
Своим существованием и всей своей деятельностью Центральный комитет национальной гвардии показывал, что наряду с правительством создалось другое, фактическое правительство, с которым население считалось больше, чем с законной властью.
Маркс говорил: «...Восстание всего, что было живого в Париже... против правительства обороны началось не 18 марта... оно началось с 31 января, с первого же дня капитуляции. Национальная гвардия, т. е. все вооруженное мужское население Парижа, организовалась
' Письма П. Лаврова к Е. Штакеншнейдер 1870 — 1873 гг., «Голос минувшего» М 7 — 8 за 1916 г., стр. 121.
' «Вестник Европы», декабрь 1871 г., стр. 582.


169
Канун Коммуны
и действительно управляла Парижем с этого дня, независимо от самозванного правительства капитулянтов, учрежденного милостью Бисмарка» '.
Председатель правительственной комиссии по восстанию 18 марта изумлялся, каким образом Центральный комитет, составленный «из неизвестных людей... мог получить такое громадное влияние на национальную гвардию, господствовать над законными властями и подчинять себе все население. Накануне 18 марта Центральный комитет был полновластен» 2.
По словам одного исследователя (Дюбрейля), «великий город смотрел на Комитет как на единственного уполномоченного и истолкователя своих чувств, как на ревнивого стража своей чести, на бодрствующего и твердого охранителя материальной безопасности города»»
Центральный комитет получил такое всеобщее признание потому, что был самым тесным образом связан с широкой парижской массой, в первую очередь с рабочими.
Интересно, что Центральный комитет, кроме укрепления своих связей и влияния среди мобильной гвардии, особенно интересовался организацией артиллерии. Был создан даже специальный Центральный комитет артиллерии, фактически подчиненный Центральному комитету национальной гвардии.
Таким образом, Центральный комитет являлся своего рода военно-революционным комитетом, готовым для всяких боевых действий, тем более что в это время проходила демобилизация армии в Париже и регулярных вооруженных частей было не больше 20 тыс.
Национальная гвардия и ее Центральный комитет в это время, по словам профессора Буржена, имели три основных лозунга: «родина, республика, социализм,— все эти понятия были для них тесно связаны вместе» 4.
Центральный комитет считал, что не войска, а именно народная национальная гвардия будет главной опорой в борьбе против иноземцев, в деле защиты родины.
Центральный комитет добивался укрепления республики, полного разгрома сторонников империи и всех претендентов на императорский трон.
Центральный комитет, хотя и в глухой форме, говорил если не о социализме (здесь Буржен преувеличивает), то во всяком случае о борьбе против эксплуататоров, о социальных мероприятиях.
Правительство, видя перед собой вновь созданную революционную власть, растерялось и не знало, на что решиться. Министерство внутренних дел угрожало военным судом тем гвардейцам, которые «подчиняются не своим командирам, а анонимному Центральному комитету». Но эти угрозы были пустой болтовней, и ни один национальный гвардеец не был арестован согласно этому приказу. Да и как можно было осуществить этот приказ, когда не меньше 250 тыс. национальных гвардейцев уже признало в это время власть Центрального комитета.
' «Архив Маркса и Энгельса», т. Ш (VIII), стр. 317.
' «Actes», v. Ч, р. 294.
«Луи Дюбрейль, Коммуна 1871 года, рус. нер., Пгр. 1920, стр. 29.
' G. Bourgin, Les premieres journees de la Commune, Р. 1928, р. 42.


Глава VI
по
В марте все ждали взрыва, ждали восстания. До какой степени все ожидали в близком будущем гражданской войны, показывает, например, заседание общества «De Prevoyance» (при Международном обществе помощи раненым) 7 марта. Там специально обсуждался вопрос о том, как быть в случае уличных боев, будут ли повстанцы признавать сестер милосердия и т. д. '
Правительство готовило целый ряд репрессий.
ф 6. Провокации Тьера
Договор о прелиминарном мире, ратифицированный Национальным собранием, был вручен Бисмарку. Пруссаки начали эвакуировать Версаль и окрестности Парижа, но оставили в своих руках все северные и восточные форты.
Национальное собрание спешило провести ряд мер для обуздания Парижа. Мораторий по платежам за квартиры в Париже был отменен, что наносило тяжкий удар по рабочим и малоимущим слоям населения (ведь болыпе полугода платежи отсрочивались). В течение всей зимы отсрочка квартирной платы была одним из самых боевых требований рабочей массы.
Опубликованный Национальным собранием декрет о платежах за просроченные векселя и долговые обязательства означал для мелкой буржуазии столицы финансовый крах. Еще в августе 1870 г. долговые платежи были отсрочены, а затем они были отсрочены еще дважды. Новый декрет должен был почти тотчас же войти в силу. За эти дни (с 13 по 17 марта) в Париже было опротестовано 150 тыс. векселей. Для многих мелких торговцев и хозяев небольших предприятий это означало полное банкротство. До 45 тыс. мелких хозяев и торговцев попало в чрезвычайно критическое положение.
Эти две меры, принятые 10 марта, вызвали бурное негодование в Париже. Впоследствии враги Коммуны признавали. что эти два мероприятия, особенно отказ в отсрочке долговых обязательств, были главной причиной, почему буржуазные батальоны национальной гвардии не поддержали правительство 18 марта и в следующие дни.
Даже царский дипломат Окунев признавал, что декрет о долговых обязательствах «грозит парижской промышленности полным разорением... он вызвал крайнюю досаду в торговых кругах». Окунев тоже считал, что одной из прпчин «преступного поведения национальной гвардии» после 18 марта был закон о платежах по векселям»
Но Национальное собрание мало интересовалось промышленностью и торговлей Парижа, а тем более положением рабочих. Оно, напротив, обдумывало новые меры, для того чтобы опозорить и унизить революционную столицу. К этому времени бблыпая часть депутатов от Парижа в Национальном собрании (Делеклюз, Пиа, Гюго, Тридон, Рошфор Малон и др ) отказалась от своих полномочий в виде протеста против заключения мирного договора. Это еще более усиливало расхождение между Парижем и «деревенщиной».
' «Jourual de Fidus», р. 375.
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 69.




Еа нун Еол.юуны
Версальский дворец
Когда зашел вопрос о месте для заседаний Национального собрания, развернулись яростные прения против сохранения Парижа в качестве столицы. Париж был для «деревенщины» символом революции, символом яростной борьбы рабочих батальонов против позорного мира. В это время вся буржуазная печать усиленно сообщала о восстаниях в Париже, пожарах, грабежах и всячески натравливала общественное мнение против Парижа.
Большинством 427 голосов против 154 Национальное собрание назначило своим местопребыванием Версаль и наметило на 20 марта возобновление сессии.
Это решение имело ряд скрытых доводов. Один из них состоял в том, что для большинства Национального собрания Версаль был резиденцией французских монархов, а планы монархической реставрации отнюдь не исчезли.
Основным доводом за Версаль была отдаленность его от рабочих кварталов Парижа. Как говорил Тьер, в версальском дворце Людовика XIV Национальное собрание может «не опасаться бунтарских мостовых» («paves de Гетере»). Больше того, правительство уже тогда рассматривало Версаль как стратегический центр для военной борьбы против Парижа. Фавр писал Тьеру: «По своему стратегическому положению Версаль без труда и с небольшими ресурсами может быть опорой против всякого нападения. Его мирное и безобидное население не вызывает никаких опасений. Отсюда можно держать Париж в руках. не впутываясь в его дела» '.
Это фактическое лишение Парижа звания столицы вызвало бурное недовольство парижан. Тот же Фавр признавал, что все классы населения единодушно возмущались этим решением, «каждый видел в этом оскорбление и угрозу» '.
11 марта Вииуа закрыл шесть революционных газет. Этот поход против печати подкреплялся введением нового налога по 2 сантима с каждого экземпляра любого издания. ' J. Faire, Gouvernement de la defense nationale, partie 3, р. 187. ' Ibidem, р. 202,


1Ò2
Глава VI


11 марта был опубликован заочный смертный приговор Бланки и Флурансу по делу 31 октября и 22 января.
В это время снова было введено осадное положение в Париже и окрестностях. Винуа воспретил даже карнавал («mi-сагеше»).
Во главе столицы правительством были поставлены наиболее ненавистные для населения монархические генералы. Генерал Винуа продолжал соединять в себе и должность командующего войсками столицы и обязанности губернатора Парижа. Газета Рошфора «Mot d' ordre» писала о нем: «Этот генерал победил после 2 декабря безоружных республиканцев. Неподражаем в искусстве отступать в полном порядке. Когда Париж был в последней крайности, он имел достаточно мужества... чтобы сдать город».
В конце февраля национальная гвардия обратилась к Гарибальди с просьбой, чтобы он стал ее главнокомандующим. А Тьер на эту должность демонстративно назначил одного из наиболее ненавистных народу генералов, иезуита Орель-де-Паладина. Это был известный монархист. Его письмо Наполеону III (найденное в Тюильри) свидетельствовало о его борьбе против республиканцев и его монархических симпатиях. Паладин «прославился» еще в Алжире своим легкомыслием. В Марселе после 4 сентября он не признал республиканского правительства и стрелял в народ; посланный на фронт, он трусливо сдал Орлеан пруссакам. «Vengeur» в К~ 29 писал: «Генерал Орельде-Паладин не умеет сражаться с неприятелем, но зато он умеет расстреливать солдат. Поэтому его и выбрали».
Журнал «Caricature» («Карикатура») в Х«5 от 11 марта говорил о нем: «Дважды дворянин и трижды побитый — вот его славные титулы... он приезжает к нам с отрядом в 40 тыс. человек, вооруженных до зубов... под предлогом реорганизации он собирается разоружить народ».
В первые дни марта правительство еще питало наивную надежду, что назначение Орель-де-Паладина главнокомандующим национальной гвардии приведет к созданию «порядка» в Париже. Министр Жюль Ферри телеграфировал своему коллеге; «Орель приехал, это основное. Я больше не верю в опасность». Но что такое представлял собой Паладин? Для парижан это был прежде всего реакционер, иезуит и бонапартист, генерал, побежденный при Орлеане.
Этот «капитулянт» (как его прозвали левые газеты) попытался разгромить национальную гвардию. По словам Пикара, ему было дано задание «сокрушить национальную гвардию при помощи железной дисциплины». Под этим разумелось изгнание и рядов национальной гвардии революционных элементов.
В своем первом же приказе (5 марта) Паладин говорил о необходимости ввести железную дисциплину, о «своей твердой решимости энергично подавить всякие попытки нарушить спокойствие города» и о том, что «его первый долг — поддержать порядок и уважение к закону и собственности».
Третьей фигурой, назначенной Тьером, был новый префект полиции — жандармский генерал Валантэн, бонапартист.
Таким образом, все непосредственные руководители столицы были сугубо ненавистны и непопулярны среди парижского населения. Всем было ясно, что эти господа должны были сыграть роль усмирителей Парижа.


Канун Коммуны
17о


Сподручные Орель-де-Паладина уже 11 марта составили список членов Центрального комитета национальной гвардии и настаивали перед префектом на их аресте. Префект еще опасался решительных действий или, может быть, просто не имел сил для этого. Тогда эти офицеры из генерального штаба национальной гвардии, сидевшие под крылышком Паладина, попытались сами произвести аресты, но это им не удалось, Правда, они арестовали Дюваля и Анри, но под давлением населения квартала должны были освободить их '.
Вся эта система провокаций против Парижа имела задачей скорее вызвать столкновение с народом, разоружить и разгромить рабочих. Маркс указывал, что Париж был для реакционеров и монархистов главным препятствием в борьбе против республики. Ведь чтобы заплатить 5 млрд. контрибуции, надо было свалить все издержки войны на неимущее население — на рабочих, крестьян, мелкую буржуазию. А для этого надо было свергнуть республику, сохранить власть в руках представителей капитала и землевладения, свести на нет возросшую роль пролетариата — прежде всего в столице.
Разоружение парижского пролетариата и разгром его — такова была цель Тьера. Захват пушек национальной гвардии был его ближайшей задачей. Тьер всячески торопился. На 20 марта было назначено первое заседение Национального собрания в Версале, и он хотел провести до того момента разоружение парижских рабочих. Финансисты, по его словам, заявили: «Вы не сможете провести никаких финансовых операций, покуда вы не покончите с этими преступниками, покуда вы не отнимете у них путики. Надо с ними покончить, и тогда можно будет заняться делами». И Тьер добавлял: «Действительно, мысль о том, что надо отнять пушки, доминировала над всем — трудно было ей противиться» з.
Накануне 18 марта совет министров под председательством Тьера формулировал задачу разоружения парижских рабочих так: «Захват пушек, оружия и вооружения, имеющихся в батальонах, верных центральному комитету, роспуск комитета и арест его членов» з.
Некоторые современники считали, что Тьер не собирался отобрать пушки, но ему во всяком случае надо было возбудить рабочее население, вызвать восстание, а затем эвакуировать Париж, взять его силой и потопить в крови. Такое мнение разделял, например, граф д'Эриссон, офицер, тесно соприкасавшийся в своей работе с правительством (он был прикомандирован к Фавру) '.
Как бы то ни было, и тот и другой вариант провокации были в духе иезуитской политики Тьера. Если бы захват пушек удался, должно было последовать разоружение национальной гвардии, аресты вождей революции и разгром массовых организаций. Если бы захват пушек вызвал только взрыв народного негодования, это могло бы явиться удачным поводом для кровавого подавления восстания. Ведь недаром и Фавр заранее советовал Тьеру сделать Версаль опорным пунктом для борьбы против Парижа.
Конфликт был неизбежен. Никто не сомневался, что дело быстро приближается к острому столкновению, Газета бельгийских секций
1 «Enquete», v. II, р. 449 (показания Бодуэн де-мортемара).
» «Enquete», v. I, р. 11.
' General Vinoy, ор. cit., р. 207.
' «Nouveau journal d'un officier d'ordonnance», 4 ed., Р. 1889, р. 72.


Глава VI
174
Интернационала «? 'Internationale» («Интернационал») писала в Ж '114 от 17 марта, как раз накануне Коммуны: «Провоцируют взрыв. Всякие махинации, которые пущены в ход под пустым предлогом восстановления порядка и поддержания власти, очевидно, имеют задачей подготовить какую-то комбинацию, которая толкнет к гражданской войне. Это прелюдия государственного переворота, который созревает под тенью Тьера».
Видя приготовления правительства, Центральный комитет сам готовился к борьбе. Его программа была ясна, но его тактика еще не была разработана. Генерал Винуа, один из организаторов разоружения парижских рабочих 18 марта, правильно писал: «Центральный комитет понимает, что борьба неминуема, что она возгорится, и Центральный комитет приводит все в действие, он озабочен, он приготовляется» '.
«Париж, измученный пятимесячным голодом, — писал Маркс,— не задумывался ни на минуту. Он был полон геройской отваги, он приготовился перенести все тяжести борьбы с французскими заговорщиками контрреволюции, несмотря на то, что прусские пушки угрожали ему с высоты его же фортов. Но из отвращения к гражданской войне, которую старались навязать Парижу, Центральный комитет продолжал придерживаться чисто оборонительного положения, не вбращая внимания ни на провокационные выходки Национального собрания, ни на непрошенное вмешательство исполнительной власти в его дела, ни на угрожающую концентрацию войск в Париже и вокруг него»'.
Правительство Тьера было готово нанести удар.
Ряд причин неизбежно привел к острому конфликту и борьбе между парижскими массами и правительством — к Парижской коммуне. Прежде всего сказался общий кризис в стране. Несмотря на героизм французских солдат, война, провоцированная имиерией, была позорно проиграна. Страна из месяца в месяц получала только сведения о проигранных сражениях и о сданных неприятелю крепостях. Свыше 500 тыс. солдат попало в прусский плен. Почти 40»/о территории Франции было занято и ограблено пруссаками. Париж заставили капитулировать, и по его улицам шествовали наглые победители; которые не сумели силой захватить столицу.
Позорный мир отнимал у Франции две провинции и возлагал небывалую контрибуцию в 5 млрд. фр. К разорению и бедствиям войны прибавлялась огромная плата за проигранную войну, все тяготы которой, конечно, должны были пасть на неимущие классы.
Париж пережил почти полугодовую осаду, которая сопровождалась голодом, холодом, большой смертностью, обнищанием и разорением. Значительная часть буржуазии успела уехать до осады или покинула Париж сейчас же после капитуляции, а рабочие и мелкая буржуазия испытывали на себе все трудности осады, позор капитуляции, тяжесть разорения.
К тому же большая часть рабочих и ремесленников Парижа в эти долгие месяцы были безработными. Они жили на 30 су жалованья национальных гвардейцев. После перемирия безработица продолжа-
' General Vinoy, ор. cit., р. 206.
' Л'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. ХШ, ч. II, стр. 304.


Канун Коммуны
175


лась — мастерские и фабрики по большей части пустовали. В частности, почти совсем исчезло основное производство Парижа — изготовление «objets de Paris».
Немало бедствовала и мелкая буржуазия — хозяева мелких мастерских, торговцы, владельцы кафе, винных погребков, небольших ресторанов и т. д. Бегство зажиточных классов и обнищание рабочих резко отзывались на всех этих хезяйчиках. Мелкая буржуазия тяжело пострадала от закона Национального собрания, отменившего мораторий по долговым обязательствам. Рабочие и мелкая буржуазия пострадали и от нового закона, отменившего отсрочки по квартирной плате.
Рабочие и мелкая буржуазия испытывали озлобление и ненависть к господствующим классам и правительству. Генералы обнаружили свою трусость и бездарность. Заправилы интендантства и фабриканты' оружия и военного снаряжения наживались на войне и снабжали солдат негодным оружием, гнилой одеждой, недоброкачественной пищей. Буржуазия проявила (например, при осаде Парижа) свою предательскую трусливость. Главари Правительства национальной обороны и правительства Тьера вызывали у парижского населения злобу и ненависть. Они были в его глазах «капитулянтами», пособниками пруссаков, предателями родины. К тому же народ правильно подозревал, что они подготовляли реставрацию монархии.
Реакционное Национальное собрание не скрывало своей злобы и страха перед Парижем. Рабочие и мелкая буржуазия Парижа понимали, что руководители страны — в Национальном собрании, в министерствах, на постах губернаторов, префектов и мэров — являются явными или скрытыми врагами республики. А крах республики означал для рабочего класса восстановление бонапартистского, полицейского гнета во всех видах. Народ понимал, что только он сам, своей силой сможет обезопасить судьбу республики.
Надо учесть также, что в рабочем классе, особенно в столице, давно шло глухое брожение. Идеи социализма, хотя и в самой неотчетливой форме — в виде прудонизма и т. д., проникали в рабочую среду. Рабочие требовали, изменения существовавшего экономического строя. Говорили о «социальной революции», о «праве на труд», о «рабочих ассоциациях», о «равенстве труда и капитала», о «справедливом обмене» и т. д.
Массы требовали изменения положения рабочих к лучшему и резкого обуздания капитала. Рабочие готовы были посягнуть на право частной собственности на орудия производства.
Одновременно очень популярен был лозунг международного братства рабочих; идеи Интернационала приобрели влияние. Лозунги мировой республики, братства народов постоянно провозглашались на рабочих собраниях и в печати. Французская республика, по мысли рабочих, должна была стать инициатором всемирного объединения всех республик мира. Она должна была создать какой-то новый социальный строй.
В эти месяцы общенационального кризиса рабочие Парижа выдвигали довольно твердо установленные требования. Прежде всего шла речь о защите республики против монархистов и реакционеров и укреплении республиканского строя. Во-вторых, народ требовал Коммуны. Парижская коммуна должна была быть не только обычным


176
Глаеа Vl


парижским муниципалитетом, но и новой формой политической власти народных масс. В-третьих, выдвигались лозунги о социальной перестройке общественных отношений, т. е. смутные стихийные социалистические требования. В-четвертых, рабочие, не сознавая еще необходимости в единой политической партии, добивались создания массовой, широкой организации рабочего класса, сперва в виде Центрального комитета 20 округов и комитетов бдительности, затем в виде Федерации национальной гвардии и ее Центрального комитета.
В то время как имущие классы — землевладельцы, промышленники, финансисты — объединились во главе с правительством Тьера и были готовы на любое предательство для восстановления монархии и, главное, для дальнейшей расправы с рабочим классом и революционной мелкой буржуазией, народ Парижа осознал свою силу и политическое влияние и готовился к борьбе. Он хотел сам решать свою судьбу.
Между революционным Парижем и правительством Тьера, объединившим господствующие классы, лежала глубокая пропасть. Конфликт был неизбежен, и 18 марта он разразился.










ф 1. Тьер организует нападение

ятнадцатого марта Тьер приехал в Париж и вплотную занялся подготовкой гражданской войны. Он прежде всего торопил подтянуть свежие войска. К этому дню демобилизация была закончена и в Париже оставались только дивизия Фарона (в 12 тыс. человек) и 3 тыс. жандармов, вооруженных ружьями. У Бисмарка Тьер добился увеличения парижской армии до 40 тыс. человек, и пруссаки охотно помогали переправить новые части через свои линии. H столице были отправлены отборные частитри дивизии пехоты в 20,5 тыс. человек и кавалерийская дивизия (т. е. всего до 30 тыс. человек).
К 18 марта в столицу прибыли только две дивизии (дивизия имела 7 — 8 тыс. человек), третья еще не успела полностью войти в город. Войска приходили усталые, в плохом настроении духа, дисциплина стояла не на высоте. Многие части были только что укомплектованы. Еще не были отчислены те солдаты, которым вьппел срок службы.
Таким образом, у правительства в Париже к 18 марта было около 27 — 30 тыс. солдат.
17 марта под председательством Тьера состоялся военный совет, в котором участвовали министры и генералы. Там обсуждался план разоружения Парижа. По словам Винуа, перед военными была поставлена задача отобрать у национальной гвардии пушки, оружие и боевые припасы, а также распустить и арестовать Центральный комитет национальной гвардии. Имелось в виду поэтому не только отнять пушки, но насильственно разоружить национальную гвардию в рабочих районах, произвести обыски по квартирам, арестовать вожаков, разгромить массовые организации.
Артиллерийские парки и склады национальной гвардии были разбросаны в 17 пунктах по рабочим окраинам Парижа, главным образом на Монмартре, Бют-Шомон, в Менильмонтане. Всего у национальной гвардии насчитывалось 417 орудий (считая и митральезы). На Монмартрском холме было 171 орудие (в том числе 91 пушка 12 История Парижской коммуиы


Глава Vi/
178
новой модели, 76 митральез и др.), на Бют-Шомон — 52 пушки (пз них половина — новой модели), в Ла-Шапель — 46 орудий, в зале «Марсельеза» — 31 орудие и т. д.
Холмы Монмартра и Шомон являлись естественными укрепленпями. Это были высокие обрывистые возвышенности, искусно укрепленные земляными насыпями и рвами. Холм Монмартра довольно круто обрывался к северу, а с других сторон спускался к крутым уличкам, где были устроены сотни ступеней. Эти улички скорее напоминали лестницы. Наверху холма была большая площадка, где и были расположены пушки, окруженные земляными брустверами. Сзади этой площадки возвышалась как бы вторая стена — холм здесь снова поднимался вверх.
Один из буржуазных очевидцев, посетивший Монмартр за несколько дней до 18 марта, так описывает этот укрепленный пункт: «Эти укрепления были сооружены под руководством опытного человека; они были задуманы и выполнены мастерски; все было предусмотрено...
Там, наверху, перед нами была исключительно сильно укрепленная крепость с отрядами национальных гвардейцев, прикрытыми от нас окопами, с направленными против нас орудиями. Иначе говоря, над нашими головами нависла война» '.
Таким же укрепленным пунктом был высокий. холм Шомон.
На военном совете Тьера был доложен план генерала Винуа. Он состоял в том, чтобы мобилизовать все военные силы столицы,. захватить основные артиллерийские парки, занять рабочие кварталы, оцепить все важные стратегические пункты Парижа — мосты, правительственные учреждения и т. д.— и провести полное разоружение рабочего населения.
Генералу Сюсбпелю было поручено захватить Монмартр. У него было два отряда. Одним отрядом (в два батальона), который должен был идти по бульварам к Мулен-де-ла-Галетт, командовал генерал Патюрель. Другим отрядом (в два батальона 88-ro полка) руководил генерал Леконт; он направлялся с севера к башне Сольферино. Четыре батальона были в резерве, на соседних улицах. Сам генерал Сюсбиель имел свой штаб на площади Клиши, куда были подвезены две батареи артиллерии.
Дивизии Фарона было поручено захватить Бельвиль, т. е. в первую очередь Бют-Шомон'. Другие отряды были посланы в разные рабочие кварталы — на площадь Бастилии, на площадь Пуебла, а также к другим важным пунктам — к ратуше, Тюильри, Люксембургскому дворцу, Военной школе, Дому инвалидов, к мостам и т. д.
К отрядам, направлявшимся к Монмартру и Бельвилю, были присоединены инженерные войска. Упряжки для пушек были собраны на площади Согласия и на Елисейских полях.
Одним словом, бонапартистский генерал составил военную диспозицию по всем правилам. Военный совет полностью одобрил план и все директивы Винуа. Только военный министр Ле-Фло настаивал, чтобы солдаты взяли ранцы и еду, но никто его не поддержал.
Ле-Фло утверждал позднее, что план Винуа был «несколько легкомысленным».
' «Journal de Fidus», р. 378 — 379.
' Слова «Бют-Шомон» значат в переводе «холм Шомон».




179
18 .on@inn
Артиллерия национальной гвардии на Монмартре
Один из участников совещания, адмирал Потюо, писал, что «все диспозиции были очень хорошо подготовлены и были одобрены советом. Что касается деталей исполнения плана, то они тоже были очень хорошо подготовлены на ночном заседании» '.
Мобилизуя все свои военные силы, правительство одновременно рассчитывало на поддержку «хороших», т. е. буржуазных, батальонов национальной гвардии.
Поздно вечером 17 марта, в те же часы, когда шло заседание у Тьера, Орель-де-Паладин вызвал командиров 40 батальонов, которых он считал «надежными». Собралось до 60 офицеров национальной гвардии. Паладин скрыл правительственный план захвата пушек, Он сказал собравшимся, что-де завтра ожидается наступление бельвильских батальонов на ратушу, и поэтому назначил в 6 часов утра сделать сбор «верных» батальонов. На прямой вопрос присутствующих Паладин заявил, что речь не идет о наступлении («се n'est pas une operation offensive»). Таким образом, даже «надежным» офицерам национальной гвардии Паладин побоялся сказать о плане Тьера, понимая, что даже «хоропгие» батальоны национальной гвардии не пойдут на рабочие кварталы. Паладин предложил разделить Париж на 7 — 8 секторов, занять их этими 40 надежными батальонами и наметил, кто из собравшихся офицеров будет руководить секторами, какие кварталы он займет и т. д.
На вопрос Паладина, можно ли положиться на «хорошие» батальоны национальной гвардии, офицеры ответили весьма пессимистически:
' «Enquete», v. П, р. 510 (показания Потюо). 12'


180
Глава Vll
«Они могут отвечать за свои батальоны в своих кварталах, но они не думают, что национальные гвардейцы захотят покинуть свой квартал и идти из одного округа в другой» '.
Один из офицеров прямо сказал, что из батальона в 1200 человек вряд ли на зов правительства выйдут и 200 человек.
Таким образом, совещание у Орель-де-Паладина показало, что «хорошие» батальоны останутся в своих кварталах и не пойдут туда, куда их собиралось направить правительство,— в рабочие кварталы
I
Монмартра и Бельвиля. Но правительство в эту ночь еще надеялось на помощь со стороны буржуазных батальонов.
Поздней ночью были разосланы все последние приказы и распоряжения к наступлению. С 2 часов ночи началось передвижение войск. Ночью же расклеивались прокламации Тьера против «тайного» Комитета национальной гвардии, с угрозами по адресу рабочих Парижа. В них говорилось:
«С некоторого времени под предлогом борьбы с пруссаками, которых уже больше нет в наших стенах (Тьер забыл сказать, что 150 тыс. пруссаков занимали ббльшую часть фортов вокруг рабочих кварталов Парижа.— П. К.), злонамеренные люди захватили в свои руки часть города, воздвигли там укрепления и несут караул, заставляя и вас принимать в этом участие; и все это по приказу таинственного комитета, который хочет самостоятельно командовать частью национальной гвардии, не признает власти генерала д'Ореля... и хочет образовать свое правительство...»
Дальше Тьер говорил, что пушки национальной гвардии «похищены у государства», хотя всему Парижу было известно, что они были куплены народом по инициативе рабочих и главным образом, на рабочие гроши.
Тьер угрожал: «Преступники, покушавшиеся установить собственное правительство, будут преданы с соблюдением всех правил в руки правосудия. Пушки, похищенные у государства, будут возвращены в арсеналы» '.
Так реакционное правительство объявило военные действиц против народа.
В Париже в этот вечер, накануне 18 марта, шли обычные заседания клубов и горячие прения на митингах. Никто не думал, что нападение реакции произойдет так скоро. Центральный комитет национальной гвардии заседал вечером в своей штаб-квартире, в школе на улице Бафруа. Центральный комитет был занят внутренней работой распределения обязанностей, созданием комиссий. Новая военная комиссия только что приняла дела и еще не начала работать. Заседание Центрального комитета кончилось поздно, после 2 часов ночи, как раз в те же самые часы, когда Тьер, Винуа и Орель заканчивали свои последние совещания. Члены Центрального комитета, расходясь по домам, не подозревали, что правительственные войска уже приведены в движение и через несколько часов начнутся военные действия. Рабочие и национальные гвардейцы мирно спали в своих квартирах, не зная о правительственном заговоре.
' «Enquete», v. II. р. 456, 517 (показания Ланглуа и Бодуэн-де-мортемара).
' «Murailles politiques franqaises», v. Il, р. 3; «Парижская коммуна в документах и материалах», Л. 1925, стр. 39.


18 «apma
187


В 2 часа ночи первые часовые отрядов Винуа уже были расставлены, на улицах вокруг Монмартра. В 3 часа были двинуты войска. Сперва выполнение плана шло как будто вполне удачно. Ни на Монмартре, ни в Бельвиле войска не встретили никакого сопротивления. У артиллерийских парков стояли на часах немногочисленные гвардейцы. Они были внезапно захвачены солдатами и арестованы. По директиве Винуа, предлагалось расстрелять на месте часовых, которые будут сопротивляться, но внезапность нападения была такова, что эту меру не пришлось применить.
Отряды Патюреля и Леконта захватили пушки Монмартра, а Фароя в это время захватил артиллерию Бельвиля. Казалось, что к 5 часам утра все будет кончено. Солдаты начали перевозить пушки с Монмартрского холма вниз. Пришлось тут и там прорывать дорогу, чтобы тащить пушки. Надо было тащить их на руках по склонам холма, по узким уличкам и по ступеням лестниц. Несколько десятков пушек уже успели перетащить с Монмартра к соседнему бульвару.
Но в это время передвижение войск пробудило город. Рабочее население города появляется на улицах. Слух о захвате пушек разносится из дома в дом, с улицы на улицу. Национальные гвардейцы, наспех хватая свои ружья и кепи, бегут к артиллерийским паркам. Женщины и дети окружают солдат. Около половины шестого раздается троекратный пушечный сигнал тревоги. Тут и там звонят в набат. Весь рабочий Париж на улицах. На узких улицах Монмартра солдаты вплотную окружены толпой рабочих. Толпа кричит: «Вы увозите пушки в Берлин!» Она с негодованием обращается к офицерам. Солдаты смущены. Ряды войск расстроены.
Начинается братанье войск с народом. Солдаты пришли без ранцев, без еды и питья,— их кормят и поят, их агитируют, критикуют их начальство, кричат: «Да здравствует армия!»
Ряды смешиваются, расстраиваются, никто уже не слушает ни команды, ни угроз. Офицеры видят свое бессилие. Их оскорбляют, на них замахиваются, и они убегают. Начинается полная дезорганизация армии Тьера.
Блестящая диспозиция генерала Винуа в несколько часов разваливается, как карточный домик. Солдаты окружены толпой. Пушки остаются в руках рабочих. Никакого разоружения рабочих батальонов не произведено.
Обычный довод всех противников Коммуны сводился к тому, что разоружению Монмартра помешало только отсутствие лошадей для перевозки пушек. До утра упряжки еще не были присланы к Монмартру. Генерал Винуа и другие специалисты пытались позднее доказать, что перевозка пушек потребовала бы тысячи лошадей и заняла бы несколько дней. Но, как мы раньше указывали, парижский народ в конце февраля в несколько часов сумел на руках увезти из аристократических кварталов эти же самые пушки и доставить их через весь Париж в рабочие кварталы Монмартра и Бельвиля. Вопрос заключался не в том, что вовремя не прибыли упряжки. Ведь войска пришли в рабочие кварталы (как это заявлял сам генерал Винуа) вовсе не только для захвата пушек, 'а для полного обезоружения рабочих батальонов, для обысков и арестов. Генералов интересовала не столько перевозка пушек, сколько быстрое разоружение рабочих. Но оказалось, что весь план наступления сорван. Армия стала брататься с народом.


Глава VII
182
Генералы не учли того обстоятельства, что солдаты «разложились», презирали свое начальство, сочувствовали национальной гвардии и не имели желания стрелять в народ.
Не помогли правительству и «хорошие» батальоны национальной гвардии. В 6 часов утра был дан сигнал для их сбора в буржуазных кварталах. Но к 7 часам утра появились лишь единицы. На углах улиц собиралось всего по 4 — 5 человек. Всего в защиту правительства вышло только 600 — 1000 национальных гвардейцев. Помощник мэра Vill округа Денорманди рассказывал, например, что призыв к поддержке правительства в его округе «не имел никакого результата— никто не пошевелился, никто не пришел! В этом буржуазном квартале в ответ на тревогу пришло только несколько буржуа, торговцы не появились вовсе». А когда в конце дня обошли все квартиры, то из 4 тыс. национальных гвардейцев, на которых рассчитывало правительство, с трудом собрали 220 человек '.
Русский дипломат Блудов писал 22 марта из Брюсселя Горчакову о состоянии «хороших» батальонов национальной гвардии в эти дни: «Когда бьют сбор, обитатели беднейших кварталов сбегаются массами, как муравьи. В то же самое время части национальной гвардии, сформированные из обеспеченных буржуа, представляющие собственность, не шевелятся. Являются самое большее 8 — 10 человек на батальон» '.
Но и те национальные гвардейцы, которые пошли на защиту правительства, были лишены всякого руководства. Композитор Бизе, находившийся в составе этпх буржуазных батальонов, описывал в своем письме от 20 марта 187i г. весьма характерную сценку. По его словам, «хороших» национальных гвардейцев собралось до 5 тыс. (Винуа насчитывал их только 1 тыс., Тьер — 600; Бизе здесь явно преувеличивает). Он пишет: «Нас продержали 18 часов, мы не видали в глаза ни одного высшего офицера и не получили никакнх приказов. Командиры нашего батальона не соизволили явиться и узнать о нас... В полночь какой-то офицер генерального штаба пришел и посоветовал нам разойтись по домам... Эти главари («ceux de la.-haut») не осмеливались вылезти из своей норы» '. Буржуазная национальная гвардия была в полном развале и не имела никакого военного значения.
Буржуазные батальоны не явились на выручку правительства. План Ореля о захвате 40 батальонами всех секторов Парижа так же позорно провалился, как и план Винуа.
Видя, что дело приближается к полному провалу затеянной авантюры и что народ окружил солдат сплошной толпой, генералы попытались пустить в ход оружие.
Потом многие из них вспоминали, что они позабыли одно важное условие гражданской войны: не оставили свободного пространства между войсками и толпой. Солдаты, окруженные толпой, не имели возможности пустить в дело ружья. Другой очевидец напоминал, что забыли наставление маршала Бюжо: «Военные силы должны появляться на улицах только для того, чтобы стрелять и драться»'.
«Enquete», ч. II, р. 365.
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 72.
» G. Bizet, Lettres, Р. 1908, р. 282 — 283.
««Journal de Fidus», р. 401.


18 марта
188


Приказы офицеров «стрелять» не выполнялись. Генерал Леконт четыре раза лично давал приказ стрелять по толпе, но солдаты не слушались. Они поднимали приклады вверх. Толпа приветствовала солдат, отказывавшихся идти против народа. Раздавались угрозы по адресу офицеров. Тут и там происходили стычки толпы с офицерами и жандармами. В этих столкновениях было убито и ранено несколько участников восстания. Негодование толпы было направлено целиком против офицеров и жандармов. Генерал Патюрель был ранен, наначальник эскорта генерала Сюсбиеля — убит. Командный состав был деморализован.
Толпа действует все более решительно. У лошадей артиллерийских повозок перерезаны постромки. Народ начинает перетаскивать на Монмартр пушки, отвезенные солдатами к бульвару.
Генерал Леконт арестован толпой при участии самих солдат и увезен. Генерал Винуа, находившийся у Монмартра, поспешно скачет к штабу, теряя по дороге свое расшитое золотом кепи. Так же бесславно кончается и военный налет в Бельвиле.
К 11 часам победа рабочих над войсками Тьера была полной. По словам Винуа, к 11 — 12 часам «восставшие бесспорно победили и вновь заняли холмы Шомон и Монмартра» 1.
А в это время Орель-де-Паладин расклеивал в Париже свою глупую афишу, которая гласила, что пушки Монмартра и Бют-Шомона уже находятся в руках правительства!
В ранние утренние часы с разных концов Парижа правительство начало получать сведения о провале всей авантюры. В 10 часов 30 минут префект полиции извещал Тьера: «Очень плохие вести с Монмартра. Войска не захотели действовать. Холмы, пушки и арестованные снова захвачены повстанцами». В 10 часов 55 минут мэр Парижа сообщал: «Плохие вести из Люксембургского сада. Солдаты разоружены и братаются». В 11 часов 20 минут Валантэн извещал мэра Парижа. «Одна колонна направляется по Страсбургскому бульвару к ратуше. Толпа смешалась с солдатами». Ферри сообщал правительству в 12 часов 5 минут: «В XI округе дело проиграно. Там хозяйничают повстанцы... поведение войск, возвращающихся с площади Бастилии, плачевно, приклады подняты вверх, и т. д.» '
Таким образом, повсюду солдаты смешались с толпой и с национальными гвардейцами. Армия была полностью дезорганизована. И позднее, вечером, когда войска по приказу правительства стали уходить в Версаль, 2 — 3 тыс. солдат остались с национальной гвардией. Официальные сведения сообщали позднее, что «ббльшая часть этих «дезертиров» вернулась в Версаль и что осталось с Коммуной только около 600 человек» з.
Правительственная армия не стала стрелять, побраталась с народом, быстро вышла из повиновения своим начальникам. Армия растаяла среди улиц Парижа, заполненных рабочей толпой. Правительство растеряло свои воинские силы. Ланглуа рассказывал, что около часу дня Тьер поручил ему добыть сведения «о полках и батальонах, о которых у генерала Винуа не было никаких вестей». Потом оказалось, что эти части, вместо того чтобы быть в квартале Тампль
1 General Ъ'тоу, ор. cit., р. 222.
' «Enquete», v. II, р. 67 (показания Ферри).
» «Enquete», v. I, р. 366.


Глава VII
184
(Ш округ), оказались совсем в другом месте — около Saint Fargeau (т. е. в ХХ округе, в Менильмонтане) 1.
Дезорганизация армии Тьера была полная. Этот карлик оказался таким же банкротом в военном деле, каким был в политике.
ф 2. Победа восстания
А как действовал в этот день Центральный комитет национальной гвардии? Члены Центрального комитета разошлись ночью, около 2 — 3 часов. К началу движения члены Центрального комитета были разбросаны но разным районам Парижа. Новое собрание было назначено на 11 часов вечера 18 марта. Начавшиеся события с утра собрали часть членов Центрального комитета на ту же квартиру на улице Бафруа (в школу), где они заседали ночью. По словам члена Центрального комитета Бурсье, в 10 часов 30 минут утра там собралось человек восемь (Варлен, Асси, Руссо, Прюдом и др.). Оттуда начали давать указания и директивы. Так, Бержере был послан на Монмартр, Варлен и Арнольд были направлены в Батиньоль и т. д. В мандате Варлена было сказано, что он имеет право «делать в XVII округе все, что он считает нужным».
В одном приказе за подписью Асси, Руссо и других (видимо, исходившем из штаба на улице Бафруа) говорилось; «Приказывается собрать батальоны в обычные места созыва, держаться оборонительной тактики (учитывая передвижение войск). Не атаковать; в случае нападения забаррикадировать переулки около главных коммуникационных линий, чтобы их отрезать» ~.
Таким образом, члены Центрального комитета дали приказы о сборе батальонов в обычные пункты и сперва занимали выжидательную тактику. Но мало-помалу они начали переброску батальонов для более активных действий.
В 11 часов утра за подписью членов Центрального комитета Асси„ Арно и Бабика был издан такой приказ: «Приказ 65-му батальону направиться вместе со 192-м батальоном к Монмартрскому холму тем путем, который указал капитан 168-го батальона Жюри; он сам будет проводником. Отправляться быстро» '.
В полдень Центральный комитет национальной гвардии, по свидетельству одного из участников, все еще «ожидал событий Ы ничего не решал». Центральный комитет, видимо, еще не знал полностью положения дел, да к тому же он находился довольно далеко от самого главного района — Монмартра (квартира Центрального комитета на улице Бафруа была в районе Сент-Антуанского предместья, т. е. в 4 — 5 километрах от Монмартра). Все же была дана директива строить баррикады.
Несколько позднее Центральный комитет переходит от обороны к нападению. В 2 часа 30 минут был дан приказ за подписью.Гроллара, Фабра и Руссо такого содержания: «Всем наличным батальо-
' «Enquete», ч. П, р. 518.
' «Enquete», v. Ш, р. 180.
» «Ьа Commune de Paris». Каталог выставки в Сен-Дени, 1935, стр. 16, и
Enquete», ч. Ш, р. 180.


18 «apma


нам XVII округа приказывается немедленно спускаться на Париж (т. е. к центру.— П. К.) и совместно с наличными батальонами XVIII округа захватить Вандомскую площадь (где помещался генеральный штаб национальной гвардии. — П. К.)» '.
Аналогичный приказ был направлен и в XVIII округ.
Варлен завладел мэрией своего XVII округа и двинулся к центру. Бержере как будто колебался оставить свой квартал Клиньянкур и двинулся к центру только после вмешательства Теофиля Ферре, председателя Монмартрского комитета бдительности. На Монмартре, кроме того, активно действовал специальный комитет обороны Монмартра во главе с Ландовским (братом члена Интернационала Ландека). В ряде кварталов активное наступление рабочих батальонов началось еще около полудня.
Дюваль еще с утра размещает пушки и укрепляется в ХШ округе (Гобелен). Около 2 часов с частью батальонов V округа (Пантеон) он занимает Орлеанский вокзал, Ботанический сад, таможню и посылает 10i-й батальон к ратуше.
В XIV округе (Обсерватория) в 12 часов была захвачена мэрия, а после 2 часов — вокзал Со. В XV округе (Вожирар) после 12 часов Фальто объединяет батальоны, наступает к набережным, к вокзалу Монпарнасс, окружает войска, находящиеся в Военной школе и на Эспланаде инвалидов.
Таким образом, после полудня национальная гвардия всюду быстро активизируется и наступает.
В ряде районов батальоны национальной гвардии, окруженные толпой (местами смешавшись с солдатами), приступают к систематическому захвату мэрий, казарм и правительственных зданий, к постройке баррикад и оцеплению важных стратегических пунктов. Сперва батальоны национальной гвардии укреплялп свои районы и захватывали в них мэрии и другие общественные и праветельственные здания. Среди дня начинается продвижение рабочих батальонов к центру. Бурные волны народного моря несутся с холмов Батиньоля, Монмартра, Бельвиля, из Сент-Антуана и т. д. к сердцу столицы.
И одновременно неудачливые тьеровские полководцы спешат быстрее увести свои войска из рабочих окраин и даже из центра и перебрасывают их на левый берег Сены, в те районы, которые находятся ближе к дороге на Версаль. Многие тысячи солдат уже не подчиняются дисциплине, они смешиваются с толпой и национальными гвардейцами, идут под общими лозунгами на совместное наступление на правительство.
Ж. Фавр признавался, что солдаты были полностью деморализованы: «Они не только чувствовали себя изолированными, потерявшимися, как бы затопленными разразившейся грозой, но, кроме того, они плохо отдавали себе отчет, почему от них требовали проливать свою кровь и кровь своих сограждан». Когда Фавр запросил офицеров, охранявших министерство иностранных дел, о настроении солдат, они ему отвечали, что «в случае нападения солдаты не будут защищаться». И Фавр признается: «Мы 'были всеми оставлены, и нас никто не поддерживал» ~.
' G. Laronze, Histoire de la Commune de 1871, Р. 1928, р. 10 (Ларонз имел в
своих руках ряд архивных материалов, ранее неизвестных). » Х. Favre, ор. cit. р. 221.




Глава 7П
Правительство поняло, что заду- 6 * манная операция не только позорно провалилась, но и грозит величайшими опасностями. Когда среди дня ) военный министр Ле-Фло поехал со своим адъютантом на площадь Бастилии, чтобы самому проверить положение, он оказался в настоящем плену у толпы, и для его спасения пришлось направить целый эскадрон жандармерии.
Правительство было в полной панике. Оно находилось в это время в центре города, в министерстве иностранных дел. Его охранял полубатальон егерей. Около 3 часов дня три батальона национальной гвардии прошли перед окнами этого дома. Национальные гвардейцы, конечно, не подозревали, что правительство так близко. Ж. Бержере Прохождение национальных гвардейцев под окнами и их боевые возгласы привели членов правительства в ужас. Генерал Ле-Фло заявил: «Нас, видимо, выкурят, нас уберут». В своих позднейших показаниях он говорил: «Действительно, проходившим батальонам нужно было сделать направо кругом, чтобы проникнуть во дворец,— и мы все были бы арестованы» '.
Генерал Ле-Фло как истинный генерал империи знал, как отступать, и сам показал Тьеру выход на другую улицу. Тьер поспешно дал приказ всем министрам покинуть Париж, велел генералу Ле-Фло немедля полностью эвакуировать войска в Версаль и направить туда же всех чиновников.
Так торопливо бежало из Парижа правительство Тьера, только несколько дней назад появившееся в столице. В испуге мчался Тьер в своей карете с отрядом драгун, то и дело выглядывая в окно и крича своим хриплым дискантом: «Скорей! Скорей!»
Тьер покинул Париж около 3 часов 30 минут дня, и за ним потянулись в Версаль все видные чиновники, генералы, жандармы, полиция, отряды войск. Тьер не успел известить о своем бегстве даже своих домашних.
В этой панике позабыли целые воинские части, Так, например, не дали сигнала об эвакуации отряду, находившемуся в ратуше, и полку, стоявшему в Люксембургском саду, т. е. воинским частям, находившимся совсем рядом с бежавшим правительством. Всего «позабыли» три полка, шесть батарей, позабыли блиндированные вагоны, флотилию миноносок и даже казенные суммы, находившиеся в разных учреждениях.
В эти часы 80 полицейских комиссаров были собраны в префектуру, но тщетно комиссары ждали своего начальника — префект по-
' «Enquete», v. П, р. 80 (показания генерала Ле-Фло).





187 15 мвртп
A. Accu
А. Арну лиции Валантэн уже успел подать в отставку и удрать, ничего не сказав своим подчиненным.
Ничего не сообщали и окружным мэрам, которые около 6 часов вечера собрались для обсуждения положения в столице.
В этот же день успел уехать из Парижа маршал Мак-Магон, будущий палач Коммуны, только что прибывший в столицу из немецкого плена.
Панический лозунг Тьера «Скорей бежать! Скорей! Скорей»! подгонял всех командиров армии п чиновников министерств. Перед восставшим народом эти хвастливые начальники оказались самыми трусливыми зайцами. Они позабыли всякое достоинство и мечтали только о том, чтобы поскорей покинуть столицу.
Во время бегства членов правительства и войск, между 3 с поло.виной и 5 часами, разыгрался еще один эпизод. На улице Розье, куда был приведен арестованный народом генерал Леконт, появился новый арестант — генерал Клеман Тома, бывший начальник национальной гвардии, ненавистный рабочим Парижа как участник июньской бойни рабочих в 1848 г. Тома, переодетый в штатское, шпионски обследовал монмартрские укрепления, но был узнан толпой. Его появление вызвало взрыв негодования. Толпа создала импровизированный суд. Затем солдаты вывели обоих генералов в сад и расстреляли их.
Враги Коммуны всячески использовали этот расстрел как пример кровожадности коммунаров. Бесспорно установлено, что расстрел был произведен без какого-либо участия Центрального комитета или других видных руководителей движения. Сами солдаты расстреляли ненавистных им генералов.
Войска Тьера были переброшены на левый берег Сены, а затем с вечера их начали отправлять в Версаль. Всю ночь и утро войска эвакуировались по этому направлению.


188
Глава VII
Один из очевидцев (Марсейль) говорит, что «солдаты были в плохом моральном состоянии, оскорбляли полицейских и жандармов, которые шли рядом с ними, и не слушали никаких приказов» '.
Перед отъездом Тьер дал приказ эвакуировать все форты. Он мотивировал это тем, что для фортов у него не было войска; вернее, он сомневался в надежности своих солдат. В самом важном фортуМон-Валерьен — 18 марта находился вообще только один батальон солдат и два батальона разоруженных егерей, арестованных после демонстраций на площади Бастилии. 18-го ночью форт был полностью эвакуирован и в течение 30 часов был пуст. По настоянию Винуа, Тьер, однако, велел занять этот форт, имевший решающее значение для защиты путей к Версалю. 20-ro утром форт был занят войсками Тьера, а федераты подошли к нему только к ночи и вынуждены были отойти.
В то время как шла лихорадочная эвакуация солдат, полицейских, чиновников и т. д., рабочие батальоны продолжали шаг за шагом продвигаться к центру. К вечеру начался захват центральных правительственных зданий. Около 8 часов вечера Варлен со своим отрядом из Батиньоля (XVII округ) соединился с батальонами Монмартра, руководимыми Бержере и Арнольдом, на улице де-ла-Пэ и около 9 часов вечера занял Вандомскую площадьигенеральныйштаб национальной гвардии. Офицеры и жандармы ушли, не оказав сопротивления. Бержере поместился в штабе, Варлен руководил батальонами, размещенными на площади и на соседних улицах.
В это время Пенди действовал в округе Тампль. Около 10 часов вечера Дюваль, организовавший захват учреждений сперва в XIII, а затем в V округе, занял без сопротивления полицейскую префектуру. Там уже никого не было. Дювалю была дана директива поместить один отряд у «Нотр Дам», т. е. к главному пункту наступления — по направлению к ратуше.
Бельвильцы с северо-востока, т. е. из района Бют-Шомон и др., наступали к казарме принца Евгения. Ворота казармы были разбиты, офицеры арестованы, солдаты братались с национальной гвардией. Затем эти батальоны, руководимые Брюнелем, Ранвье и Эдом, подошли к ратуше.
В 9 часов 30 минут вечера жандармы, охранявшие ратушу, покинули помещение и ушли подземным ходом. В начале одиннадцатого национальная гвардия занимает здание. Над ратушей вывешивается красное знамя. Там водворяется новое правительство — Центральный комитет национальной гвардии.
Вечером и ночью захватываются и другие правительственные здания и все мосты на Сене. Занимая пункт за пунктом, рабочие батальоны тут и там строили баррикады, опасаясь, что с минуты на минуту войска Тьера снова начнут наступление. Члены Центрального комитета, видимо, несколько медлили с наступлением на центр именно вследствие этой опасности.
Так, например, Варлен в 11 часов ночи писал в письме Арнольду: «Я был в Центральном комитете. Общее наступление продолжается с успехом для нас, но мы еще не повсюду одержали верх. Фальто с отрядом XV округа занял Люксембург. Говорят (но это еще не виоле про-
' «Enquete», v. Ц, р. 200.


189
18 л~арта
верено), что мы заняли Дворец Правосудия». В конце письма, говоря о большом передвижении войсковых частей по городу, Варлен предостерегает: «Будьте начеку. Будьте начеку. Надо снова опасаться наступления»'.
Центральный комитет даже к концу дня не подозревал, что войска Тьера уже почти полностью покинули Париж, что правительство бежало и никакого наступления не предвиделось.
В это время, когда центр уже был захвачен, Центральный комитет допустил крупную ошибку, не закрыв ворот города и не заняв эвакуированных фортов. Правда, позднее южные форты, оставленные войсками Тьера, были заняты, но важнейший пункт по пути к Версалю — Мон-Валерьен — остался в руках Тьера.
Надо сказать, что предательскую роль в руководстве военными операциями сыграл Люллье, назначенный Центральным комитетом в этот день главнокомандующим национальной гвардии. Это был авантюрист и шарлатан, крикун и алкоголик, но главное, явный агент Тьера, позднее признавшийся в своих связях с правительством. В своей книжке он прямо признает, что добивался того, чтобы не арестовывать правительства, помочь войскам уйти из Парижа без препятствий и т. д.'
Для характеристики этого проходимца достаточно прочесть его письмо от 28 марта из тюрьмы (куда его поместили за неподчинение приказам ЦК национальной гвардии). Он-де в первые дни после своего назначения главнокомандующим потерял убитыми около себя двух ординарцев, сам захватил префектуру, ратушу, за 5 дней спал только 7 с половиной часов, ел только 3 раза и издал 2500 приказов (!!)'.
Итак, к концу дня правительство исчезло. К ночи на частной квартире собрались уцелевшие члены правительства, чтобы окончательно распрощаться с Парижем. Напоследок они подтвердили директиву всем чиновникам бросить раооту и ехать в Версаль.
Среди дня мэры округов Парижа, видя полную растерянность властей, на своем собрании попытались назначить нового полицейского префекта. Они назначили также Ланглуа главнокомандующим национальной гвардии, наметили выборы муниципалитетов и т. д.
Но все эти решения были зданием, построенным на песке. Городом уже управляла национальная гвардия, а не мэры и не правительство. Когда Ланглуа появился в ратуше с претензиями на роль главнокомандующего, его просто высмеяли, и он удалился с позором.
Ночью члены Центрального комитета собрались в ратуше, и там же произошло краткое заседание Центрального комитета — первое заседание нового правительства.
ф 3. Кто руководил восстанием?
Кем и как было организовано восстание 18 марта? Готовился ли
Центральный комитет национальной гвардии к захвату власти до 18
марта?
' «Еuquete», ъ. !11, р. 40 — 41.
' Сй. Lullier, Mes cachots, 3 ed., Р 1881, р. 35 — 36.
' F. Dame, La resistance, les maires, les deputes de Paris et le Comite central
du 18 аи 26 mars, P. 1871, р. 45.


Глава VII
190
Один автор, ярый враг Коммуны, не внушающий большого доверия, сообщает, что еще до 18 марта Центральным комитетом была создана специальная комиссия, которая выработала план восстания. Первым ее решением был захват всех генералов, министров, банкиров, компрометировавших республику'.
Члены Центрального комитета никаких свидетельств такого рода не оставили. Мы знаем, правда, со слов одного из членов Центрального комитета(из письма П. Лаврова к Штакеншнейдер от 9(21) марта 1871 г., цитировавшегося в ( 5 главы VI), что в Центральном комитете национальной гвардии шла речь о захвате власти в недалеком будущем.
Бесспорно, что Центральный комитет национальной гвардии готовился к отпору, создал несколько комиссий разного рода, обеспечивающих руководство столицей, но плана наступления, видимо, у него еще не было. Главное, Центральный комитет еще не успел организоваться. Ведь только 15 марта был выбран постоянный комитет, да и тогда еще не все округа произвели выборы. Заседание Центрального комитета в ночь с 17 на 18 марта было посвящено организационным вопросам.
По всем признакам Центральный комитет еще не ожидал такого быстрого нападения со стороны Тьера. На это указывает уже то, что никакой дополнительной охраны пушек и складов оружия не было поставлено, никаких мер предосторожности не было принято. Если бы Центральный комитет, как некоторые утверждали, сам организовал восстание, он бы заготовил план, создал бы постоянный штаб и т. д. А мы знаем, что в ночь на 18 марта члены Центрального комитета спокойно разошлись по домам и собирались встретиться только поздно вечером. К моменту выступления войск в штабе Центрального комитета, в здании на улице Бафруа, никого не было.
Можно уверенно сказать, что для Центрального комитета восстание было неожиданным. Жюль Фавр, который охотно бы возложил всю ответственность за восстание 18 марта на Центральный комитет, должен был признать: «Те, кто призывал к восстанию, были далеко не уверены в успехе: все доказывает, что они его не предвидели и ничего не подготовили для его организации. Только разложение солдат возбудило их смелость, а абсентеизм национальной гвардии довершил остальное»».
Другой очевидец, Даме, говорит: «Центральный комитет был застигнут врасплох, но смело завладел положением»'.
Наконец, активный бланкист Да Коста равным образом утверждал, что «грозное восстание 18 марта разразилось неожиданно. Бланкистская партия была почти рассеяна»'.
Ленин говорил, что «Коммуна возникла стихийно, ее никто сознательно и планомерно не подготовлял»'.
Провокация Тьера, попытка захвата пушек и разоружения рабочих батальонов вызвали восстание. Но когда массы стихийно ринулись
' J. de Gastyne, Memoires secrets du Comite central et de la Commune,
Р. 1871, р. 21.
«J. Favre, ор. cit., v. III, р. 230.
' I~. Dame, ! а resistnnce, р. 44.
«Ch. Da Costa, Les blanquistes, Р. 1912, р. 37.
В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 111.


19 л~арта


на улицы, окружили солдат и стали брататься с нпмп, Центральный комитет начал мобилизовывать свои военные силы. Уже с утра Центральный комитет функционировал как военная организация и давал батальонам свои директивы. Сперва ЦК делал указания о сборе батальонов, укреплении рабочих районов, постройке баррикад и т. д. Он был занят обороной, но около полудня рабочие батальоны уже начали активные действия в своих округах — захват мэрий, общественных зданий и т. д. Около 2 — 3 часов Центральный комитет дал указания к наступлению в центр Парижа. Эти действия Центрального комитета были сперва очень осторожны. Батальоны двигались с опаской, медленно занимая пункт за пунктом. Так, например, батальоны Монмартра и Батиньоля продвигались из своих районов до Вандомской площади (т. е. 2 — 3 километра) около 6 — 7 часов.
Центральному комитету долго была неясна ситуация. Эвакуацию войск из центра и сбор их на левом берегу Сены он принимал за подготовку нового наступления на рабочие кварталы. Кое у кого из членов Центрального комитета было опасение, что пруссаки тоже вмешаются в дело и выступят против рабочих. Поэтому многие батальоны долго оставались в своих округах, занимаясь постройкой баррикад и укреп лением позиций.
Можно сказать, что Центральный комитет не организовал восстания и не был его инициатором, но он быстро стал действительным руководителем стихийного движения рабочих масс, овладел положением и планомерно провел захват центра столицы и правительственных зданий.
При всем том Центральный комитет сделал ряд крупнейших политических и стратегических ошибок. Первая ошибка состояла в том, что он допустил свободный уход войск из Парижа, не занял вовремя решающего форта — Мон-Валерьен — и особенно не двинул немедленно военных сил против Версаля.
Центральный комитет не имел никакого военного плана. Он неожиданно оказался у власти и не знал, какую тактику выбрать. По словам Да Коста, большинство членов Комитета стояло за скорейшее проведение выборов Коммуны. Только меньшинство стояло за немедленное наступление на Версаль, за роспуск буржуазных батальонов и т. п. Среди меньшинства были Дюваль, Эд, Брюнель, Фальто, Шардон, Моро. За наступление были все бланкисты. По словам Луизы Мишель, комитет бдительности Монмартра и все рабочие батальоны Монмартра требовали немедленного наступления.
Но большинство Центрального комитета национальной гвардии решительно возражало против наступления. По словам Арну, с одной стороны, опасались, как бы пруссаки не напали на Париж и не начали обстрел рабочих кварталов с восточных и северо-восточных фортов; с другой стороны, ожидали новой атаки со стороны войск Тьера и опасались, что при наступлении на Версаль солдаты Тьера нападут на Париж с тыла. Главное, значительная часть Центрального комитета не ставила себе задачей немедленное свержение правительства и разгон Национального собрания, а рассчитывала только на то, чтобы организовать оборону столицы под руководством Парижской коммуны и быть готовым для защиты республики. Центральный комитет не хотел гражданской войны.
Были ли шансы для успешного наступления на Версаль?


192
Глава VII


Конечно, были. Из Парижа к Версалю шли три дороги — через Щатийон, через долину Севр и через холмы Пикардии. На этих направлениях правительство Тьера выставило военные заслоны. Но эти заслоны не имели значения, потому что у правительства было мало войск и, главное, войска были деморализованы. 19 марта в Версале было три дивизии (Фарона, Модюи и Сюсбиеля), бригада Боше, два полка жандармов, 9 полков егерей — всего около 30 — 32 тыс. человек. Только ко 2 апреля пришли крупные свежие силы — пять дивизий.
Таким образом, в конце марта у Тьера было мало военных сил. Моральное состояние солдат было подавленное.
По словам одного офицера (д'Эриссона), это была «национальная гвардия, одетая в мундиры пехотинцев», т. е. это были не вымуштрованные солдаты, а недавние крестьяне или ремесленники.
Царский дипломат Окунев выражал (21 марта) опасения, что нацио нальная гвардия начнет наступление на Версаль. Этого наступления опасались многие. Окунев отмечал, что «армия совершенно дезорганиаована и деморализована»'.
Генерал Винуа признавал, что повстанцы без труда могли бы занять Версаль: «Бесспорно, что Центральный комитет, который захватил власть в Париже, сделал величайшую и непоправимую ошибку, не использовав немедленно всех неожиданных завоеванных им преимуществ. В этот момент все шансы были на его стороне; он должен был на следующий же день попытаться начать наступление, а он приступил к нему только через две недели»'.
Другой современник, профессор Бизли, писал: «Если бы Коммуна быстро начала наступление на Версаль, Тьер и его Национальное собрание исчезли бы с одного удара. Но вследствие своей роковой умеренности Париж сразу отказался от своих притязаний действовать от имени всей Франции>Р.
Центральный комитет не только не начал наступления, но даже не принял мер к более активной обороне. К ночи 19 марта Центральный комитет занял южные форты, после того как они были полностью очищены от версальских солдат. Но не было принято никаких мер к тому, чтобы закрыть ворота столицы или организовать -контроль йад поездами,— все желающие могли свободно покидать Париж. Поэтому солдаты, полицейские, чиновники, буржуа могли беспрепятственно передвигаться в Версаль.
Стоило бы Центральному комитету национальной гвардии направить к Версалю наиболее крепкие, рабочие батальоны, как Тьер и Национальное собрание без боя эвакуировали бы Версаль и перенесли бы свою резиденцию гораздо дальше от столицы. Это привело бы к дезорганизации правительства Тьера и означало бы сохранение тесных связей между Парижем и остальной Францией, что было бы крупным стратегическим и политическим успехом революционного правительства.
Первая оптибка новой власти в свое время была отмечена Марксом и Энгельсом. В «Гражданской войне во Франции» Маркс указывал, что в первые же дни после 18 марта надо было наступать на Версаль: «Цен-
' Б. Волин, Парижская коммчна по донесениям царского посла, М. 1926,
стр. 11 — 12.
' Gen. Uinoy, ор. cia, р. 249.
в Газета «Bee-hive» Эй 503, 3/VI 1871.




18 марта тральный комитет, упорно отказываясь вести гражданскую войну, начатую Тьером ночной экспедицией против Монмартра, сделал роковую ошибку: надо было немедленно пойти на Версаль — Версаль не имел тогда средств к обороне — и раз навсегда покончить с заговорами Тьера и его помещичьей палаты» '.
Центральный комитет организовал свои силы, но не решился на активные действия.
Но каковы бы ни были ошибки руководителей рабочего класса в эти дни, самая важная задача была выполнена. Рабочий класс завладел политической властью. Как указывал Ленин в манифесте большевистской партии «Война и российская социал-демократия» в начале первой мировой империалистической войны, Коммуна сумела превратить войну двух капиталистических держав в гражданскую войну й. Пролетариат Парижа поставил себе задачу создания своего, пролетарского государства. ' E. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 307. а См. В. И. Ленин, Соч., т. 21, стр. 17 — 18. 1З История Парижской коммуны





ПЕРВЫЕ ДЕ СИТЬ ДНЕЙ КОММУНЫ






ф 1. Центральный комитет у власти огда утром 19 марта Париж проснулся (это было воскресенье), он узнал, что в столице новая власть— Центральный комитет национальной гвардии, выделенный парижскими рабочими. В своих первых прокламациях новое правительство говорило: «йарижский народ сбросил ярмо, которое пытались наложить на него... Пусть Париж, а с ним и вся Франция заложат крепкую основу республики со всеми вытекающими из нее последствиями единственного правительства, которое навсегда положит конец эпохе вражеских нашествий и гражданских войн».
Центральный комитет заявлял, что первой задачей его будет немедленное проведение выборов в Коммуну. День выборов был назначен на 22 марта.
В тот же день, 19 марта, Центральный комитет (от-имени правительственного уполномоченного при министерстве внутренйих дел Грелье) сообщал, что он «твердо решил соблюдать предварительные условия мира, чтобы обеспечить этим путем спасение республиканской Франции и дело общего мира», т. е., иными словами, Центральный комитет официально отказывался от возобновления войны с пруссаками. Центральный комитет хотел удержать пруссаков от вмешательства в дела Парижа и обеспечить тыл столицы для борьбы с правительством Тьера.
В обращении к департаментам (от имени правительственных уполномоченных при «Journal officiel») новая власть призывала немедля последовать примеру столицы, создать у себя республиканские учреждения и послать делегатов в Париж: «Деревня дружно последует примеру городов; вся Франция после перенесенных ею страданий будет стремиться к одной цели: обеспечить общее благо».
Наконец, в развернутом обращении о своих задачах Центральный комитет заявлял, что он не собирается быть правительством, а вынужден действовать в порядке самозащиты. Он готов передать власть после проведения выборов. Указывая на систематическую провокацию правительства по отношению к Парижу, Центральный комитет говорил о себе: «Он не действовал тайком; имена его членов значатся на



Первые десять дней Коилсуны
19$
' «Journal officiel», 20/III 1871.
» В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 112.
13'
всех его прокламациях. Если имена эти и негромки, зато носители их не уклонялись от ответственности, а она была велика... Он не был группой неизвестных, но был создан свободным волеизъявлением национальной гвардии, голосами ее 215'батальонов... Он не был зачинщиком беспорядков, ибо национальная гвардия, оказавшая ему честь признать его своим руководителем, не запятнала себя ни эксцессами, ни репрессиями и обнаружила импонирующую всем силу своим благоразумием и умеренностью»'.
Таким образом, в первых своих воззваниях Центральный комитет национальной гвардии говорил только об укреплении республики, передаче после выборов своей власти новому органу — Коммуне— и т. п. Но в статье правительственного делегата при «Journal officieb> (Лонге) в номере от 21 марта была развернута гораздо более четкая про.- грамма. Там говорилось: «Безвестные пролетарии, еще вчера никому не известные, но имена которых скоро станут достоянием всего мира... решили спасти одновременно и порабощенную родину и угрожаемую свободу. В этом будет их заслуга перед современниками и перед потомством. Пролетарии столицы, видя поражение и измену господствующих классов, поняли, что настал час, когда они сами должны спасти положение, взяв в свои руки управление общественными делами... Разве буржуазия не понимает, что теперь пришел черед для освобождения пролетариата... Пролетариат перед лицом постоянной угрозы своим правам и полного отрицания всех его законных стремлений, видя крушение родины и всех своих надежд, понял, что на него возложен повелительный долг и неоспоримое право стать господином собственной судьбы и взять в свои руки правительственную власть».
Таким образом, в официальном органе Центрального комитета была отчетливо указана основная задача переворота — захват власти пролетариатом, создание пролетарского органа власти.
Назначение коммунальных выборов не могло изменить существа дела: Центральный комитет был уверен, что создание Коммуны на основе общих выборов оставит власть в руках рабочих.
У руководителей парижского пролетариата не было развернутой программы, но они добивались не только республики, но и перестройки общественных отношений. Коммунары хотели построить свое, пролетарское государство. Они шли ощупью, инстинктивно намечая новые пути.
Ленин писал, что после 18 марта «... народ остался господином положежя, и власть перешла к пролетариату. Но в современном обществе пролетариат, порабощенный капиталом экономически, не может господствовать политически, не разбивши своих цепей, которые приковывают его к капиталу. И вот почему движение Коммуны должно было неизбежно получить социалистическую окраску, т. е. начать стремиться к ниспровержению господства буржуазии, господства капитала, к разрушению самых основ современного общественного строя»'.
Парижские рабочие начали героическую борьбу против капитализма, они сделали первый.шаг к победе социализма.
Кто играл руководящую роль в Центральном комитете? Кто из его членов был широко известен в Париже?


Глава Г1П
196
Правительство и буржуазная печать с самого начала марта пытались дискредитировать Центральный комитет национальной гвардии тем, что его членов никто не знает. В афише 3 марта министр внутренних дел Пикар писал об «анонимном центральном комитете». Подготавливая захват пушек, Тьер оповещал (17 марта) о «таинственном комитете, который... хочет образовать свое правительство». 18 марта правительство заявило, что оно хочет покончить с «повстанческим комитетом, члены которого, почти поголовно незнакомые населению, являются представителями коммунистических учений и грозят предать Париж разграблению, а Францию — могиле». А 19 марта, покидая Париж, члены правительства Тьера снова повторяли: «Кто члены этого комитета? Никто в Париже не знает их; их имена неведомы миру. Никто не может -даже сказать, к какой партии они принадлежат. Коммунисты они, бонапартисты или сторонники пруссаков? Или они агенты этой тройственной коалиции?»'.
А реакционная газета «Journal des Debats» 19 марта писала: «Что это за Центральный комитет, который присвоил себе право от имени народа захватить ратушу? Кто из нас его назначал? Кто из нас подозревал, что создалась таинственная власть, которая сейчас претендует на то, будто мы ее установили?»
Писатель Гонкур, увидев в прокламации список членов Центрального комитета, писал в своем дневнике; что «имена членов нового пра-вительства столь неизвестны, что это кажется просто мистификацией»2.
Конечно, все эти господа из правительства Тьера, буржуазные писаки, обыватели типа Гонк уа хорошо знали имена всех прожженных дельцов империи, простптуированных адвокатов типа Фавра и великосветских лореток, но не интересовались именами тех, кого знал и любил народ Парижа.
Эли Реклю был прав, говоря о членах Центрального комитета национальной гвардии: «Их хорошо знали в своих кварталах, но их не знали в министерстве внутренних дел, в министерстве иностранных дел, в светских салонах и в дипломатических кругах»з.
Буржуазия и ее прихвостни возмущенно говорили: «Что это за правительство? Простые люди. Простые рабочие».
В составе Центрального комитета национальной гвардии в этот момент было 40 человек. По своему социальному положению половина их были рабочие, половина — мелкие служащие и интеллигенты. Из членов Центрального комитета шестнадцать человек были членами Интернационала. В партийном отношении состав Центрального комитета был очень пестрым: были прудонисты — Варлен, Журд, Асси и др., блан- кисты — Буи, Ранвье, Мортье, Виар, якобинцы — Бийорэ. Было несколько человек неопределенных политических воззрений. Попало в состав Центрального комитета и несколько предателей: Люллье, явно предававший народное дело, и Бланше (Пуриль), разоблаченный во время Коммуны как бывший полицейский агент. Вероятно, были в Центральном комитете и некоторые другие лица, помогавшие Версалю. Маркс на Лондонской конференции 1 Интернационала (17 — 23 сентября
' Воззвания Тьера см. в сборнике «Journal des journaux de la Commune»,
т. 1 — II, Р. 1871.
' «Journal des Goncourt», v. 1 (2-я серия), стр. 231.
» Ейв Beclu«, 1.а Совтшняе au jour le jour, 1871, Р. 1909, р. 10.





Первые деся>пь дней Коммуны
М. Лисбонн
А. Бийорэ 1871 г.) говорил, что в Центральном комитете «...было много бонапартистов и интриганов, умышленно потерявших в бездействии первые дни революции, которые они обязаны были посвятить ее укреплению» '.
Из деятелей Интернационала особенно известен был, конечно, Варлен. Он был вообще широко популярен в Париже, В Центральном комитете он занимал одно из самых видных мест.
Среди других членов Интернационала можно назвать прежде всего Ассп и Журда. Ассп — молодой рабочий-механик. Он приобрел известность как один из организаторов крупной стачки в Крезо в 1870 г., где участвовало 5 тыс. бастующих. Асси перед этим руководил рабочей кассой взаимопомощи, и его увольнение с работы было одной из причин стачки. Он был затем арестован и привлечен к третьему процессу Интернационала. Это был умный, энергичный организатор, пылкий оратор, очень популярный на собраниях, левый прудонист. После 4 сентября он активно реорганизовал секции Интернационала. Был офицером национальной гвардии. Позднее был выбран в Коммуну и был членом Комиссии общественной безопасности. Ему было в это время 30 лет. На версальском суде он держался смело., вызывающе. Сослан был в Новую Каледонию.
Журд, банковский служащий, друг Варлена, прудонист, примкнул к Интернационалу во время осады. Он много занимался экономическими науками и математикой. В Коммуне он был занят, главным образом, финансами — это был министр финансов Коммуны. Человек точный, спокойный, уравновешенный. По взглядам он был скорее республиканцем, чем социалистом. Он тоже был судим после Коммуны.
' «Лондонская конференция Первого Интернационала 17 — 23 сентября 1871 г.», М. 1936, стр. 64.


Глаеа VIII


Из других членов Интернационала в Центральный комитет входили: Андинью, портной, секретарь секции Интернационала Пер-Лашез; Авуан-сын, рабочий-формовщик, во время Коммуны руководил кавалерией; Дюпон (Кловис), рабочий-корзинщик, член Комиссии труда и обмена Коммуны; Прюдом (или, точнее, Прюдом Анри), рисовальщик-литограф, один из военных руководителей Коммуны (это старший из братьев Анри; все они были военными работниками Коммуны); Мальжурналь, переплетчик, энергичный военный работник Коммуны, раненый и-взятый в плен версальцами; Лисбонн, актер, один из самых смелых руководителей военной борьбы Коммуны; Бийорэ, художник, якобинец, был при Коммуне членом Комитета обществ@Много спас6ния, стоял за решительные меры против заложников, за закршие бурфсуазной печати.
Среди бланкистов, членов Центрального комитета, было два члена Интернационала — Арно и Ранвье.
1
Антуан Арно, железнодорожный служащий, литератор, бый 'членом Центрального комитета 20 округов, однимиз организаторов Центрального комитета национальной гвардии, активным работником Интернационала. Он пользовался большим влиянием в Интернационале. В Коммуне он исполнял ряд важных обязанностей, был секретарем Коммуны, членом обоих составов Комитета общественного спасения, членом Комиссии внешних сношений и др. Это был сдержанный, молчаливый человек, хороший организатор. Арно стоял за решительные меры против версальцев и их сторонников.
Другим видным бланкистом и членом Интернационала был Ранвье, рабочий-декоратор, близкий друг Флуранса, бывший одним из популярных клубных ораторов. Он был членом Центрального комитета 20 округов во время осады, начальником батальона в Бельвиле. Участвовал в восстании 31 октября и был арестован. Был избран мэром в Бельвиле в ноябре 1870 г., но правительство аннулировало эти выборы. Ранвье героически дрался на фронтах в дни Коммуны (в форту Исси). Был членом обоих составов Комитета общественного спасения.
Заметную роль в Центральном комитете играл блайкист ~Кюль Бержере, рабочий-типограф, затем журналист. Он был одним из генералов Коммуны, членом Исполнительной и Военной комиссий. Отличался мужеством, но, видимо, не имел способностей военного командира.
Из других членов Центрального комитета очень большое влияние имел Жорж Арнольд, архитектор. Считали, что он и Андинью были главными организаторами Центрального комитета. Это был очень активный, умный и способный человек. Был членом Военной комиссии Коммуны. Его политические взгляды не вполне ясны — в Коммуне он был близок к меньшинству. В ряде случаев он пытался противопоставить Центральный комитет Коммуне.
Моро, как говорят, составлял ббльшую часть обращений и документов Коммуны. Одно время он был гражданским делегатом в военном министерстве.
Но кроме этих 40 членов Центрального комитета национальной гвардии, вокруг новой власти собралось немало людей (членов Интернационала, прудонистов, бланкистов и др.), которые в первые же дни тесно связались с Центральным комитетом и выполняли его указания, получали назначения и т. д. Назовем, например, Тейса, Лонге, Малона, Вайяна, Эда, Риго и др.


199
Первые деслпгь днегт Коммуны
ф 2. Организация новой власти
Первой задачей Центрального комитета было создание новых органов власти. Он сразу же послал своих комиссаров во все министерства и государственные учреждения. Арно и Грелье (затем замененный Вайяном) были направлены в министерство внутренних дел, Варлен и Журд — в министерство финансов, Эд — в военное министерство, Дюваль и Риго — в префектуру полиции, Бержере — в штаб укрепленного района, Комбац — в управление почты и телеграфа, Моро— в «Journal officiel» и правительственную типографию, Асси был назначен комендантом ратуши.
Но дело было не только в назначении новых руководителей правительственных учреждений, но и в создании совсем. новых органов пролетарской власти. Надо было сломать, разрушить буржуазную государственную машину.
Эту теоретическую формулировку задачи пролетарской власти дали Маркс и Энгельс. В знаменитом письме Маркса к Кугельману от 12 апреля 1871 г. читаем: «Если ты посмотришь последнюю главу моего «18 Брюмера», ты увидишь, что, по моему мнению, ближайший подъем французской революции будет попыткой не передать бюрократически- военную машину из одних рук в другие, как это бывало до сих пор, а разрушить эту машину. Именно таково предварительное условие всякой действительно народной революции на континенте»'.
В предисловии к новому немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии», помеченном 24 июня 1872 г., Маркс и Энгельс писали: «В особенности Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей»»-".
Ленин, обобщая опыт Парижской коммуны и опыт русской революции 1905 — 1907 гг., давал такую формулировку требований пролетариата по вопросу о государстве:
«Нам нужно государство, но и е такое, какое нужно буржуазии, с отделенными от народа и противопоставляемыми народу органами власти в виде полиции, армии, бюрократии (чиновничества). Все буржуазные революции' только усовершенствовали э т у государственную машину, только передавали е е из рук одной партии в руки другой партии.
Пролетариат же, если он хочет отстоять завоевания данной революции и пойти дальше, завоевать мир, хлеб и свободу, должен «р а зб и т ь», выражаясь словами Маркса, эту «готовую» государственную машину и заменить ее новой, сливая полицию, армию и бюрократию с поголовно вооруженным народом. Идя по пути, указанному опытом Парижской коммуны 1871 года и русской революции 1905 года, пролетариат должен организовать и вооружить все беднейшие, эксплуатируемые части населения, чтобы они сами взяли непосредственно в свои руки органы государственной власти, сами составили учреждения этой власти»'.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т, XXVI, стр. 105.
R. Марке и Ф. Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Госполитиздат, 1956, стр. 6.
~ В. И. Ленин, Соч., т. 23, стр. 317.


Глава VIII
200
Маркс и Энгельс указывали на необходимость разрушения буржуазной государственной машины и намечали основные черты пролетарского государства. Но рабочие Парижа не были подготовлены к этим сложным задачам. Они ощупью, инстинктивно искали путей для организации своей государственной власти. Один из важнейших элементов, обеспечивающих пролетарскую власть, был налицо — всеобщее вооружение народа было осуществлено. Никакой регулярной армии в столице уже не было. Таким образом, одного из самых опасных орудий угнетения — армии — в Париже не существовало. Равным образом была сразу ликвидирована и полиция. Еще до 18 марта около половины округов изгнали полицейских и заменили их национальными гвардейцами. А уже к вечеру 18 марта префектура полиции была занята рабочими и все чины полиции и жандармерии бежали в Версаль.
Таким образом, два рычага буржуазной государственной машины были сломаны.
Более сложным был вопрос о бюрократии, о чиновничестве, т. е. о сломе органов государственного управления и создании своих, пролетарских органов. Но здесь в известной мере помогло то обстоятельство, что по директиве правительства Тьера все чиновники должны были уехать из Парижа в Версаль и во всяком случае не являться на работу.
Уже 18 марта большинство министерств и учреждений получило эту директиву. Так, например, главный телеграф предложил, чтобы все телеграфные отделения были закрыты, а служащие разошлись. 19 марта в циркулярной телеграмме всем чиновникам министерств было предложено выехать в Версаль при первой «возможности в индивидуальном порядке». При этом предлагалось «сохранить в каждом учреждении чиновника для наблюдения и охраны помещения и бумаг»'.
В министерстве юстиции, кроме курьеров, был оставлен эконом, который сообщал приходящим, что всем предложено немедленно ехать в Версаль. Министр сельского хозяйства и торговли Ламбрехт дал (28 марта) такую директиву своему персоналу по проведению саботажа: «Я решил, что ввиду сложившихся обстоятельств вы будете считаться в отпуску с сохранением полного содержания. Я снова приглашаю sac воздержаться от какого-либо содействия другой власти, кроме существующей в Версале. Вы обязаны (впредь до нового приказа) не появляться на службе»'.
Таким образом, был организован настоящий саботаж против рабочей власти.
По общему свидетельству, за Центральный комитет и за Коммуну стояли все мелкие служащие в мэриях, почтовых отделениях, государственных учреждениях и т. д. Их было до 20 — 25 тыс. Исчезли или были сняты Центральным комитетом все руководящие чиновники. Уехало и разбежалось много чиновников средних категорий. Оставались, таким образом, те исполнители, которые вели всю основную текущую работу, но исчезло начальство всяких степеней, весь командующий состав бюрократических учреждений.
Все посольства 20 марта уехали из Парижа и водворились в Верса ле. При этом (как это было в Советской России в 1917 — 1918 гг.) впо-
' Laurent, La Commune de 1871. Les postes etc., Р. 1934, р. 5. В книге приведен ряд новых архивных документов о работе почты и телеграфа.
' «L'Affranchi» М 1, 2/IV 1871.



Первые десять дней Коммуны
201'
' «Journal officiel», 23/Ш 1871.
сольствах и консульствах были оставлены чиновники главным образом для шпионажа.
Перед лицом этого саботажа Центральный комитет дал приказ об увольнении тех служащих, которые немедленно не станут на работу'. Одновременно Центральный комитет продолжал снимать с должностей ведущих чиновников разных государственных учреждений. Так, были сняты директор и другие начальники национальной типографии. Комиссарами туда были посланы Пенди и Луи Дебок. Рабочие типографии остались на месте, а служащие и разные руководящие работники исчезли. В конце марта рабочие избрали из своей среды руководителей отдельных цехов и отделов типографии.
Члены Интернационала Файе и Комбо были направлены в дирекцию прямых налогов. Руководящий персонал дирекции уехал в Версаль, а чиновники не появлялись. Комиссары Центрального комитета заменили всех бывших сборщиков податей надежными людьми; было, выделено 40 человек из рабочих и мелких служащих, принадлежавших к Интернационалу.
Таким путем создавались новые органы власти, где вместо правительственных чиновников государственную работу выполняли рабочие. и служащие, тесно связанные с Интернационалом и другими массовыми, организациями.
Центральный комитет с самых первых часов захвата власти был вынужден завладеть правительственными органами в Париже. В прокламациях Центрального комитета 19 марта говорилось: «Министерства организованы». Это означало, что Центральный комитет отнюдь не намеревался считать себя каким-то парижским муниципалитетом, а, напротив, рассматривал себя носителем государственной власти страны.
Мероприятия Центрального комитета носили именно такой характер.
Первое заседание Центрального комитета национальной гвардии в ратуше происходило ночью с 18 на 19 марта. 19-го в половине девято-' го утра происходило второе заседание под председательством Моро. В течение дня Центральный комитет заседал еще два раза. На этих заседаниях, кроме назначений в разные министерства, был принят ряд других решений.
Главные решения Центрального комитета касались прежде всего создания правительственных органов (захват министерств и пр.), подготовки и назначения выборов в Коммуну (на 22 марта).
В тот же день, 19 марта, было снято осадное положение, были упразднены военные суды, объявлена полная амнистия по политическим делам.
Приняв все эти предварительные меры для обеспечения и организации правительственной власти, Центральный комитет наметил мероприятия для улучшения положения трудящихся. Уже 20 марта было отменено постановление о продаже заложенных в ломбарде вещей. Сроки платежей по долговым обязательствам были отложены на месяц, было воспрещено выселение жильцов из квартир и гостиниц.
Центральный комитет затем подготовил и более распространенное постановление для облегчения положения трудящихся. Было решено отпустить 1 млн. фр. на пособия наиболее нуждающимся семействам из,


Глава VIII
сумм, явившихся «результатом экономии за время нашего пребывания у власти и, в частности, уничтожения всех прежних окладов». Взносы квартирной платы ниже 250 фр. в год отсрочивались, от 250 до 800 фр. отсрочивались в уплате на две трети, а от 800 до 1500 фр. — на одну треть. Платежи по векселям и т. п. были приостановлены на 6 месяцев. Все вещи стоимостью до 15 фр., заложенные в ломбарде, должны были быть возвращены владельцам.
Таким образом, Центральный комитет уже приступил к проведению ряда мероприятий, которые позднее были оформлены в более распространенном виде Коммуной.
Были приняты меры общественной безопасности — против грабежей (расстрел на месте кражи), азартных игр на улицах и т. д.
Но одна важная цитадель — Французский банк — оставалась полностью во власти правительства. Центральный комитет, как и Коммуна, не посягнул на эту власть'. Центральный комитет ограничился только тем, что потребовал от банка денег. Эд рассказывал, что когда они вместе с Бийорэ пришли в банк 20 марта, они быстро добились получения 1 млн. фр. Директор банка де Плек дал свое согласие на эту выдачу, но зато категорически возражал против присылки в банк батальона национальной гвардии. Журд и Варлен, узнав о согласии де Плека, были очень обрадованы и закричали: «Дело идет!» («~а va!»). Они даже не представляли себе, что могли бы потребовать от банка передачи всех ценностей.
g 3. Борьба с контрреволюцией
Тьер, опрометью прискакавший из Парижа днем 18 марта в Версаль, постарался сделать вид, будто в столице ничего особенного не случилось. Генералу Апперу, командовавшему войсками Версаля, Тьер сообщил, что он прибыл, чтобы озаботиться размещением членов Национального собрания. 18 марта вечером, за обедом, на котором присутствовали видные генералы и чиновники, Тьер даже не обмолвилси 0 том, что в Париже восстание. Ночью, когда один из журналистов заявил в кругу приближенных к правительству лиц, что Тома и Леконт расстреляны, Тьер категорически это опровергал. Одним словом, он пытался изобразить дело так, что никакого восстания нет, а просто правительство приехало в Версаль на сессию Национального собрания. Но эту фикцию можно было сохранять только 18-ro, так как ночью уже начали вступать в Версаль отдельные дезорганизованные парижские части.
Тьер старался всячески исказить события и особенно не допустить «нежелательных» вестей в провинцию. Утром19-го он посылает свою лживую телеграмму всем префектам, всем генералам и т. д.: «Все правительство целиком собралось в Версале. Национальное собрание соберется здесь же. Армия численностью в 40 тыс. человек сконцентрировалась здесь в полном порядке»'. И во все следующие дни Тьер собственноручно отправлял по утрам очередные лживые телеграммы, запОлняя их бешеной клеветой против рабочего правительства.
' Французский банк был формально частным учреждением, руководив«нимся
-правлением акционеров, но фактически он исполнял функции общенационального,'
правительственного банка.
' «L'аппее de Versailles», Р. 1871, р. 10.


208
Первые десять дней Коммуны
Вместо 40 тыс. солдат, о которых писал Тьер, в действительности прибыло из Парижа 15 — 16 тыс. человек, которые были отнюдь не «в полном порядке». Ж. Фавр говорил о них: эти войска «представляли собой прискорбное зрелище — армии, находящейся в полном развале... Солдаты обращали на себя внимание тем, что не признавали никакой дисциплины, издавали какие-то крики и напевали вызывающие песенки». Многие солдаты публично заявляли, что «они не будут сражаться против своих парижских братьев»'. Эти войска правительство поспешно вывело в лагерь за город.
Другой свидетель из правительственного лагеря, Ж. Симон, дает аналогичную картину Версаля 18 — 19 марта: «Пушки, лошади, солдаты в полном беспорядке; громадные, наспех сметенные кучи снега; тут и там зажженные охапки хвороста — кухни под открытым небом; никакого намека на порядок и дисциплину, на всех лицах гнев и вызов,— все это скорее напоминало орду, а не регулярное войско. Солдаты не отдавали чести своим офицерам и, проходя мимо, глядели на них с угрозой. А среди этого хаоса двигались целые семьи со своими картонками и свертками. Это были парижские буржуа, гонимые страхом, чиновники, прибывшие в Версаль, депутаты»'.
У правительства Тьера в этот момент не было никакой реальной силы. Поэтому, когда позабытый второпях 69-й полк 22 марта выступил из Люксембургского сада и прибыл в Версаль, Тьер, Винуа и др. особенно отметили этот полк. Но и вместе с этим полком силы правительства были очень ничтожны.
Поэтому правительство Тьера поспешило принять ряд мер к укреплению своего положения. Во-первых, началась энергичная клеветническая пропаганда в правительственных телеграммах, прокламациях и в печати в целях моральной изоляции Парижа от всей страны. Во-вторых, Тьер немедленно обратился к Бисмарку за помощью, прежде всего за разрешением привести новые войска к Парижу. В-третьих, началось ловкое использование мэров Парижа для всяческой оттяжки выборов Коммуны и, главное, для отвлечения вшгмания Центрального комитета национальной гвардии от наступательных действий на Версаль. В-четвертых, правительство Тьера оказало свою помощь для контрреволюционных выступлений в Париже.
Хотя войска покинули столицу и буржуазные батальоны не обнаружили никакой охоты сражаться за правительство, все-таки в Париже оставалось еще немало элементов, которые никак не могли сочувствовать созданию пролетарского правительства.
Мэры буржуазных округов (I, II и др.) совместно с офицерами буржуазных батальонов начали группировать силы для борьбы против Центрального комитета.
20 — 21 марта уже были сделаны первые попытки сплотить силы «порядка». Днем 20 марта заместитель мэра II округа (Биржа) Шерон созвал начальников батальонов своего округа для обороны мэрии. Собравшиеся выпустили афишу с призывом охранять «порядок». Полковник Кевовилье (по профессии торговец бриллиантами) был назначен руководителем тех вооруженных сил, которые можно было сплотить вокруг мэрии. Рассчитывали, что девять батальонов округа пойдут за
1 J. Faire, Gouvernement de la defense nationale, partie 3, р. 244.
«J. Simon, Le Gouvernement de М. Thiers, р. 257.


2D4
Глава VIII
правительством. Три батальона иерешли на сторону Центрального комитета национальной гвардии.
В тот же день, 20 марта, в мэрии Лувра (1 округ) тоже созвали начальников батальонов для охраны округа, но никто не явился. Однако 21-го собрали около 200 офицеров и выпустили афишу с лозунгами «соглашения», «примирения». С этого момента три батальона начали охранять мэрию. К этим батальонам присоединилось несколько десятков учащихся политехнической школы. Привезли к мэрии даже несколько пушек, но для них не было снарядов.
21 марта на стенах столицы появилось еще несколько воззваний против Центрального комитета национальной гвардии. Капитан Бонн (из 253-го батальона) приглашал всех «честных граждан, друзей порядка» объединиться, чтобы «положить преграду революции», а капитан Ниволей (17-й батальон мобилей) призывал объединиться вокруг адмирала Сессэ «для защиты общества, находящегося в опасности».
В это же время парижские буржуазные газеты (их было до 30) вели бешеную травлю против Центрального комитета и предлагали бойкотировать выборы в Коммуну.
В качестве руководителя сил контрреволюции Тьер послал в Париж адмирала Сессэ. Это был бездарный, ограниченный старик, болтун и фанфарон, равно беспомощный как в море, так и среди волн парижского народа. Тьер, посылая адмирала в Париж, отнюдь не надеялся на его .победоносные успехи в борьбе против Центрального комитета, а только хотел выиграть время. Да и сам Сессэ ни на что особенно не рассчитывал. 21 марта адмирал поселился в шикарной гостинице «Гранд-отель», на площади Оперы, т. е. рядом с генеральным штабом национальной гвардии, находившимся на Вандомской площади.
Сессэ, по словам Фавра, выяснил, что в четырех важных пунктах Парижа, а именно: у вокзала Сен-Лазат, у Сен-Сюльпис„у «Гранд- отеля» и в Пасси, было сосредоточено около 15 тыс. человек «верных» батальонов, но у них не хватало ни патронов, ни продовольствия. Да и моральное состояние их было невысоко — они проявляли недовольство Национальным собранием; например, два батальона Пасси отказывались покидать свой квартал.
Сессэ просил у Тьера прислать хотя бы 5 тыс. солдат регулярной армии, но тот отказал. Ле-Фло не дал Сессэ просимых им пушек. Правда, правительство послало в Париж на пароходе запас оружия и снарядов, но пароход был захвачен отрядом национальной гвардии.
По хвастливому заявлению полковника Кевовилье, у него в мэрии JI округа было 21 марта 2 тыс. человек, а к 25 марта 10 тыс. человек (считая мобилей и студентов). Эта цифра была явно преувеличена. Нечего говорить, что абсолютно фантастично было разосланное для печати сообщение полковника де Бофора (25 марта), будто в защиту правительства в Париже собралось 110 тыс. человек(!)'.
Все очевидцы единодушно указывают, что никакой активности «хорошие» батальоны не собирались проявить. Сессэ впоследствии признавался, что некоторые батальоны соглашались отправиться вназначенное им место, но как только дело доходило до исполнения обещания, батальоны отвечали, что они готовы защищать свой округ, но из него не уйдут.
' E. Dame, 1.а' resistance, р. 314 — 315.


Первые десять дней Коммуны
Таким образом, для активных выступлений против национальной гвардии партия «порядка» оказывалась беспомощной. Это особенно ярко иыявилосы при организации демонстраций 21 и 22 марта.
Первая демонстрация контрреволюции была организована 21 марта. Сперва собралась небольшая группа в 20 человек на площади Оперы (т. е. у штаба Сессэ). Затем толпа стала медленно нарастать. Она прошла по буржуазным кварталам — около Биржи, мимо мэрии IX округа, по улице Мира и мимо Вандомской площади к Елисейским полям. В ней участвовало около тысячи человек. «Daily Telegraph» писал, что это были «джентльмены, т. е. люди в цилиндрах, одетые в тонкое сукно». Демонстранты кричали: «Долой Центральный комитет! Долой Коммуну! Да здравствует Национальное собрание!» Знамя нес один русский, живший в Париже 10 лет (по словам Катюля Мендеса, его инициалы А. J.).
Катюль Мендес, близко наблюдавший события, указывал, что заправилы контрреволюции усиленно откармливали («как принцев») буржуазных национальных гвардейцев во II округе и давали им по бутылке -вина в день. Ряд улиц кругом мэрии II округа был оцеплен часовыми, дома были заняты отрядами, с тем чтобы по сигналу обстреливать из окон, со второго этажа'. Полковник Кевовилье изображал из себя «верховного командующего» в кварталах около Французского банка, Биржи, мэрии IIокруга, ,т. е. непосредственно около ратуши.
22 марта контрреволюционная демонстрация повторилась в большем размере. В ней опять участвовали буржуазные элементы, всего до 2 тыс. человек. Демонстрация началась с площади Оперы, затем прошла по улицам Мира к Вандомской площади. Среди демонстрантов было несколько видных монархистов вроде де Геккерна (убийцы Пушкина), де Пена, виконта де Молине и др. Демонстранты нацепили на грудь голубые кокарды. Толпа держалась вызывающе. Кричали: «Долой убийц! Долой комитет!» Национальная гвардия оцепила улицу. Выстрелом из толпы был ранен член Центрального комитета Мальжурналь. Генерал Бержере, командовавший национальной гвардией, предложил собравшимся разойтись.
Пять минут гремят барабаны. Толпа продолжает оскорблять гвардейцев, пытается отнять у них ружья. Из окон и из толпы демонстрантов раздались выстрелы из револьверов по национальным гвардейцам. Тогда национальная гвардия дала залп, и мятежники разбежались, оставив несколько убитых и раненых, побросав на площади револьверы, кастеты и т..п. (демонстрация была якобы невооруженной). Было убито 2 национальных гвардейца и 8 ранено.
22-го вечером в основных опорных пунктах контрреволюции (в округах I, II и XVI) продолжали собираться сторонники «порядка». Чтобы привлечь на свою сторону национальную гвардию, мэры Тирар, Дюбай и др. заявили 23 марта, что в мэрии II округа будет выдаваться жалованье национальным гвардейцам.
Видя продолжающуюся активность контрреволюционеров, Центральный комитет принял меры к разоружению буржуазных мэрий и роспуску буржуазных батальонов. Впрочем, эти батальоны по-настоящему не собирались противодействовать Центральному комитету. Когда отряды национальных гвардейцев с делегатами Центрального комитета
1 С. Мепйев, Les 73 journees de la Commune, Р. 1871, р. 37.


Глава VIII
206
направились к мэриям 1 и II округов, произошло братание обеих сторон. После непродолжительных переговоров «хорошие» батальоны разошлись по домам, не обращая внимания на увещания своих офицеров. Все мэрии были очищены от сторонников «порядка».
Заправилы контрреволюции все еще пытались бороться.
23 марта афиша за подписью мэров объявляла, что адмирал Сессэ назначен главнокомандующим национальной гвардии, полковник Ланглуа (депутат) — начальником его штаба, а полковник Шельшер (депутат) — командующим артиллерии национальной гвардии. Таким образом, мэры официально создавали военный центр для руководства партией «порядка». Адмирал Сессэ после демонстрации 22 марта выпустил афишу, в которой сообщал, что Национальное собрание дало согласие на выборы Коммуны и т. д. Это было выдумкой с начала до конца (впоследствии он твердил, что-де эту афишу исказили мэры, без его ведома!).
Видя, что силы контрреволюции распадаются, Сессэ дал 24 марта приказ о роспуске «хороших» батальонов с25 марта. Сам же адмирал, переодевшись, в зеленых очках, с номером революционной газеты «Реге Duchene» в руках, отплыл в Версаль, бросив в номере отеля все свои воинские знаки, включая эполеты, шпагу, расшитутр адМиральскую фуражку, и все свои бумаги.
Таким образом, организованные силы контрреволюции развалились. Но еще до 31 марта некоторые ворота к Версалю были фактически в руках отрядов национальной гвардии, поддерживавших йравительство.
В эти дни ликвидации контрреволюционных очагов предатель Люллье официально заявил, что он не согласен разгонять враждебные Центральному комитету демонстрации. Он был смещен и арестован, К сожалению, его предательская работа тяжело сказалась в эти первые дни революции. Видимо, он старательно дезорганизовал батальоны национальной гвардии, помогая контрреволюционным силам. Вместо Люллье командующими национальной гвардии были назначены (24 марта) Брюнель, Эд и Дюваль.
И вот в это время (24 марта) Тьер послал такую телеграмму в щю; винции: «Партия порядка сорганизовалась и занимает главные кварталы города, в частности, западные, и таким образом находится в ио; стоянных сношениях с Версалем». А 25 марта он писал: «В Париже партия порядка сдерживает партию беспорядка и ей не уступает». Лгун Тьер добавлял при этом, что сведения его телеграммы абсолютно ~очны, так как его правительство — это «правительство истины».
Контрреволюционные силы были мало активны, и, видимо, никто в Версале не надеялся на их крупную роль. Но надо было оттянуть время, отвлечь Центральный комитет от подготовки наступления на Версаль.
В этих целях Тьер поддерживал переговоры мэров с Центральным комитетом о выборах в Коммуну.
ф 4. Выборы в Коммуну
Уже в первом воззвании Центрального комитета, 19 марта, население извещалось о проведении коммунальных выборов. В другом воззвании, того же числа, Центральный комитет обязался передать свой


Первые десять дней Коммуны
20T


мандат~новому органу — Коммуне, как только будут произведены выборы. Наконец, в третьей афише сообщалось, что выборы назначеньг на 22 марта.
Таким образом, вопреки мнению меньшинства, которое настаивало на. наступлении на Версаль, большинство твердо стояло за скорейшую легализацию власти путем создания выборного органа столицы — Коммуны.
Эта чрезмерная щепетильность и увлечение легальностью, стремление путем выборов образовать власть явились большой помехой начавшегося движения. Поставив на первом месте вопрос о выборах, Центральный комитет национальной гвардии тем самым отказывался от важнейшей стратегической задачи — от немедленного активного выступления против правительства Тьера и его армии. Увлечение выборами отвлекало Центральный комитет и национальную гвардию от других внутренних задач по укреплению власти народа — от решительного разгрома контрреволюционных сил в столице, быстрейшего слома прежних правительственных учреждений и создания своих органов и т. д. Наконец, это неизбежно приводило ко всякого рода соглашениям, переговорам и уступкам в отношении враждебных или полувраждебных элементов буржуазии.
Ведь если бы Центральный комитет поставил основной задачей наступление на Версаль, тогда отошли бы от него всякие соглашательские, буржуазные элементы. 'Они бы уже не имели влияния в Париже и, конечно, поспешили бы бежать к Тьеру, так как наступление на Версаль означало одновременно и решительный разгром всех контрреволюционных сил внутри Парижа. Наступление на Версаль и в политическом и в военном смысле могло быть осуществлено только при решительном разгроме «внутренних версальцев».
В Париже уже не было представителей правительства, но находилось несколько депутатов Национального собрания и ряд мэров буржуазных округов, которые попытались возглавить борьбу против Центрального комитета. А как только был поставлен вопрос о выборах, мэры получили, определенный вес как своего рода соучастники в разрешении вопросов о дне выборов, о системе выборов, о порядке проведения избирательной кампании и т. д. Обычный технический аппарат для выборов (списки избирателей и др.) находился в руках мэров. Больше того, поскольку формально шла' речь о коммунальных выборах, мэры приобретали как бы специальную власть и особое значение. Таким образом, и практические вопросы проведения выборов неизбежно толкали Центральный комитет к переговорам с буржуазными мэрами. Со своей стороны и мэры, увидев нерешительную позицию Центрального комитета по отношению к Версалю, попытались путем ряда махинаций подорвать авторитет и влияние Центрального комитета и укрепить правительство Тьера.
Еще 18 марта, в 6 часов вечера, мэры и депутаты Сены устроили совещание об организации власти в столице. Депутация к правительству предложила тогда назначить Дориана мэром Парижа, Ланглуа — командующим национальной гвардией, Адана — префектом полиции. Намеченная депутация к версальскому правительству была пестра по своему составу. Главную роль играли: председатель совещания, мэр 11 округа Тирар (крупный фабрикант, республиканец, близкий к позиции Тьера), мэр IV округа Вотрен (тьерист), мэр V округа Вашеро-


Глава VIII
208
(тьерист), а также прудонист ренегат Толен и даже Мильер. Фавр принял делегацию, но ничего не обещал.
План назначения новых людей во главе Парижа сразу же провалился. Ланглуа, как известно, вернулся из ратуши ни с чем и снял свою кандидатуру; остальные кандидаты на руководство столицей ничем себя не проявляли. Поэтому утром 19 марта Тирар просил правительство дать мэрам регулярные полномочия действовать от лица правительства и прежде всего выдать деньги на оплату «хороших» батальонов. Днем он получил от Пикара телеграмму, что «временное управление городом поручено собранию мэров». Одновременно ему вручили чек на 50 тыс. Тогда мэры выделили для руководства тройку в составе Тирара, Дю-байя и Элигона. Дюбай, мэр Х округа, был ярым тьеристом (как и Тирар), Элигон', мэр XIV округа, правый прудонист, в свое время являл.ся участником третьего процесса Интернационала, а по существу был ренегатом, перешедшим (как и Толен) на сторону Версаля.
Среди мэров (и действовавших с ними вместе депутатов Национального собрания от Парижа) тон задавали тьеристы, такие, как Тирар и Вотрен, ренегаты Элигон и Толен и разные колеблющиеся элементы вроде левых республиканцев Бонвале и Ранка, опасавшиеся власти рабо-чих и желавшие «примирить» Центральный комитет с Версалем.
Мэры (и депутаты) с первых же дней установили тесный контакт е версальским правительством и ездилитуда за директивами и инструкциями (например, под предлогом участия в заседании Национального собрания).
Тьер дал отчетливую директиву мэрам тянуть время и вести всякого рода переговоры с Центральным комитетом, пока Версаль не подтянет сил. Мэр IX округа Демарэ, тьерист, глава парижских адвокатов, бывший у Тьера в составе первой делегации мэров (видимо, с 20-е на 21-е), заявлял, что в Версале «нет никого, кто мог бы иас защитить против Центрального комитета, разумеется.— П. К.)»1.
Чтобы оттянуть время всякого рода переговорами, Тьер обещал :разрешить выборы в парижский муниципалитет в ближайшее время и дать прощение национальным гвардейцам, которые перейдут на сторону версальского правительства.
Характеризуя переговоры мэров с Центральным комитетом национальной гвардии, Тирар в своих показаниях правительственной комиссии по восстанию 18 марта откровенно говорил: «Главная цель, которой мы добивались этой оппозицией, заключалась в том, чтобы помешать федератам идти на Версаль. Я убежден, что если бы 19 и 20 марта -батальоны федератов направились по дороге в Шатийои, Версалю угрожала бы величайшая опасность, и я считаю, что наше сопротивление в течение нескольких дней дало возможность правительству органи-зовать защиту»».
Действительно, тактика мэров дала Версалю передышку в 10 — 12 дней, и это спасло положение правительства Тьера. Переговоры Центрального комитета с мэрами были величайшей политической ошибкой, помогшей консолидации сил правительства.
В течение ряда дней шли эти нудные переговоры Центрального комитета с мэрами.
' «Enqu0te», v. Il, р. 409.
' Ibidem, р. 342.


209
Первые десять дней Коммуны
Уже утром 19 марта Центральный комитет назначил коммунальные выборы на 22-е. При этом большинство его членов не только не собиралось провести выборы непосредственно своей властью, а, наоборот, склонялось к тому, чтобы привлечь мэров к совместному проведению выборов. По-видимому, хотели завоевать на свою сторону часть буржуазии.
Мэры и депутаты решительно боролись против Центрального комитета. Днем 19 марта в мэрии 111 округа происходило совещание мэров, депутатов и командиров батальонов («порядка»). «Левое» меньшинство совещания мэров и депутатов, а именно Мильер, Малон, Толен, Клемансо, Вильнев и Пуарье, явилось в ратушу и заявило, что «революция должна сохранить свой муниципальный характер», что она никоим образом не должна иметь политического характера и не должна требовать роспуска Национального собрания. Поэтому делегация мэров предлагала передать ратушу и власть в городе в руки мэров'.
Центральный комитет послал ночью, в 12 часов, своих делегатов для переговоров с мэрами. В состав делегации вошли Варлен, Журд, Арно, Моро, т. е. наиболее авторитетные члены Центрального комитета. Придя в мэрию II округа к мэрам и их сторонникам, Арну заявил от имени Центрального комитета, что он согласен передать ратушу мэрам: «Мы добиваемся, чтобы выборы прошли наиболее регулярным образом». Мэры, видя, что Центральный комитет идет на уступки, начали переходить в наступление. Кто-то закричал: «Убирайтесь вон из ратуши!» Председатель собрания Тирар заносчиво заявил, что мэры хотят «восстановить порядок, который вы нарушили», что объявленные выборы «незаконны». Шельшер и Пейра требовали... чтобы Центральный комитет немедленно себя распустил и «перестал вмешиваться в общественные дела».
Делегаты Центрального комитета настаивали на том, чтобы провести выборы совместно. Они соглашались даже отложить выборы до соответственного решения Национального собрания, но мэры еще более заупрямились и заявили, что они не поставят своих имен рядом с «нелегальным комитетом». Даже уравновешенный Журд возмутился и заявил: «Вы объявляете нам гражданскую войну», и ушел. Оставшиеся делегаты дали согласие передать ратушу мэрам'.
Когда наутро три делегата от мэров пришли в ратушу, чтобы принять здание в свое ведение, Виар заявил, что он только что с заседания Центрального комитета 20 округов, где решили ратушу оставить в руках Центрального комитета национальной гвардии. По другим источникам, пришедшим мэрам передали письменную резолюцию Центрального комитета, которая гласила: «При настоящих обстоятельствах комитет отвечает за все последствия и не может передавать ни военной, ни гражданской власти>Р.
В этот день — 20 марта — происходило первое заседание Национального собрания в Версале. Там мэры и депутаты Парижа получили дополнительные инструкции, как саботировать выборы в Коммуну и как организовывать силы «порядка».
' В. Malon, 1.а troisieme d4faite du proletariat franrais, Neuch. 1871, р. 95 — 96.
' F. Dame, 1,а resistance, р. 80 — 81.
'Lanj'alley et Corriez, Histoire de la revolution du 18 mars, Р. 1871, р. 71 — 72.
14 История Парижской коммуаы


Глава VIII
210
В течение восьми дней не прекращалась устная и письменная полемика между Центральным комитетом и мэрами и депутатами. Надо отметить несколько характерных моментов.
Во-первых, в Центральном комитете были различные взгляды на это дело. Значительное большинство, в том числе и видные члены Интернационала — прудонисты, стояло за соглашение с мэрами (в противовес бланкистам, предлагавшим не проведение выборов, а наступление на Версаль). Отказ от передачи ратуши мэрам был поддержан другими организациями (Центральным комитетом 20 округов, например), и это сделало большинство Центрального комитета более уверенным в тяжбе с мэрами. Во всяком случае у большинства Центрального комитета еще была иллюзия о возможности договориться с мэрами и избежать гражданской войны.
Во-вторых, левое крыло мэров и депутатов (Малон, Мильер, Толен и др.) по существу играло роль прикрытого помощника Тьера. Реакционная сущность Тирара, Вотрена и им подобных была довольно очевидна. Посылая «левых» в ратушу, Тирар и К» ловко использовали этих «социалистов» и «радикалов» для взрыва Центрального комитета.
В-третьих, правительство Тьера и Национальное собрание, давая обещания о проведении муниципальных выборов и т. п., просто использовали переговоры мэров с Центральным комитетом для выигрыша времени и для отвлечения от опасного для Версаля наступления национальной гвардии.
1
Окунев в письме Горчакову (26 марта) сообщал, например, что обещание Национального собрания произвести коммунальные выборы в Париже (о чем заявлял Тьер) было только фикцией: «В секретном комитете собрания было решено отложить выборы до того времени, когда восстание будет подавлено». По поводу другого требования — проведения выборов национальной гвардии (что тоже обещано было Тьером)— Окунев писал, что палата «в принципе... кажется, решила отклонить эту вторую уступку, испрашиваемую депутатами Парижа» ', т. е. правительство давало всякие обещания, с тем чтобы на деле ничего не выполнять. Тирар и Ко действовали точно так же. Поэтому тем более ошибочно было со стороны Центрального комитета вести переговоры с мэрами.
Таким образом, и провозглашение немедленных выборов в Коммуну и переговоры с мэрами о порядке проведения выборов были выгодны только правительству Тьера, а вовсе не восставшему народу Парижа.
25 марта происходили последние переговоры Центрального комитета с мэрами. Договорились назначить выборы на 26 марта. К этому моменту уже были распущены «хорошие» батальоны и мэрии «порядка» были заняты отрядами Центрального комитета. О военномсопротивлении не могло быть и речи. К тому же «левые» мэры убедились, что правительство не имеет никакого желания разрешать коммунальные выборы. Больше того, монархический характер Национального собрания становился и для левых республиканцев все более очевидным — был, например, слух о назначении регентом герцога Омальского или принца де Жоанвиль.
Еще большее значение, конечно, имели известия из провинции.
22 марта была провозглашена Коммуна в 'Лионе, Марселе, Тулузе, 23-го — в Сент-Этьенне, Лиможе, 24-го — в Нарбонне и т. д. Париж-
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 75.


Первые десять дней Ко.имуны
ская коммуна получала, таким образом, поддержку. И это делало мэ= ров более уступчивыми.
25 марта была отпечатана афиша о назначении выборов на 26 марта. Афиша исходила от имени Центрального комитета с указанием, что к нему «присоединились депутаты Парижа, мэры и их помощники». Сами мэры выпустили афишу в другой редакции. Она говорила о выборах от имени депутатов, мэров и членов Центрального комитета (причем упоминались только два члена Центрального комитета — Ранвье и Арнольд). Кроме того, в этой же афише говорилось, что мэры были «восстановлены в своих мэриях», хотя фактически все мэрии в этот момент были полностью заняты батальонами национальной гвардии и уполномоченными Центрального комитета, действовавшими в качестве мэров и заместителей. 23 марта была полностью занята мэрия VI округа и изгнан персонал из Ш, Х, XII и XVIII округов. 24-го были заняты мэрии 1 и II округов. Текст афиши мэров явно не соответствовал действительности.
Мэры потеряли в этот момент всякую реальную опору и должны были пойти на уступки Центральному комитету национальной гвардии.
Поскольку выборы были назначены на 22 марта, затем на 23-е, уже с этих дней началась избирательная борьба, и в течение нескольких дней Париж пестрел избирательными афишами.
В ряде обращений Центральный комитет национальной гвардии разъяснял свою позицию по отношению к созданию Коммуны. В первом подробном воззвании о сущности Коммуны (от 22 марта) говорилось: «Права города так же незыблемы, как и права нации; город, как и вся нация, должен иметь свое собрание, которое будет называться либо муниципальным или коммунальным собранием, либо Коммуной». Такое собрание создаст «силу и спасение для республики». На собрание возлагались довольно наивные надежды, а именно, что «оно устранит все поводы к конфликтам, к гражданской войне и революции, уничтожит антагонизм между общественным мнением Парижа п центральной исполнительной властью».
Муниципальное собрание организует специальные комитеты для отдельных отраслей управления (финансы, труд, образование, национальная гвардия и т. д.). «Члены муниципального собрания подлежат непрерывному контролю, наблюдению и критике общественного мнения, они могут быть отозваны, должны давать отчет о своих действиях и нести полную ответственность».
Так будет создан «свободный город в свободной стране». Так будет «заложен первый камень нового социального здания» — республиканской Коммуны. Париж хочет дать только пример, не навязывая другим свою волю'.
В афише от 24 марта, направленной против клеветнических выпадов буржуазной прессы, Центральный комитет отмечал, что «часть прессы», с ненавистью взирающая на пришествие царства рабочих, «начала распространять о нас самую нелепую клевету, награждая нас эпитетами коммунистов, сторонников дележа, грабителей, кровопийц и пр.» Афиша заявляла, что Центральный комитет добивается республики «под постоянным контролем Коммуны»'. В другой афише, от того же числа,
' F. Maillard, Affiches, professions de foi, documents officiels, Р. 1871, р. 67 — 68.
' Ihidem, р. 81.


212
Глава VIII


Центральный комитет указывал свои требования: «Чего мы требуем? Сохранения республики как единственно возможной и неоспоримой формы правления. Применения общего права для Парижа, иначе говоря, создания выборного коммунального совета. Упразднения полицейской префектуры... Упразднения постоянной армии и передачи национальной гвардии полной ответственности за сохранение порядка в Париже. Права самим избирать себе всех начальников. Наконец, реорганизации национальной гвардии в целях обеспечения гарантий для народа»'.
В последнем предвыборном воззвании Центральный комитет рекомендовал выбрать в Коммуну людей из народа: «Лучше всего вам послужат люди, которых вы выберете из своей среды, живущие вашей же жизнью, страдающие от тех же бед, как и вы. Не доверяйте честолюбцам и выскочкам... не доверяйте краснобаям, не способным перейти к делу... избегайте тех, кого чересчур балует судьба, так как состоятельный человек редко признает рабочего своим братом. Выбирайте, наконец, людей с искренними убеждениями, людей из народа, решительных, деятельных, прямодушных, известных своей честностью»».
Центральный комитет настойчиво предлагал создать Коммуну из рабочих.
Таким образом, Центральный комитет выдвигал не создание обще- центральной власти для Франции, а только организацию рабочей власти для столицы, но на новых политических основах. Новая власть будет властью, ответственной перед народом, контролируемой народом и тесно с ним связанной, опирающейся на вооруженный народ (национальную гвардию), без всякой постоянной армии и навязанной центром полиции. Народ будет иметь право отзывать представителей власти от должностей.
Намечая пути общегосударственного устройства, передовая «Jourпа1 officiel» от 27 марта, выражавшая позицию Центрального комитета, предлагала следующий план: Парижская коммуна, «объединившись с другими свободными коммунами Франции, должна от своего имени и от имени Лиона, Марселя и, видимо, от имени других десяти крупных городов обсудить основы договора, который свяжет их со всей нацией, и представить ультиматум» (правительству и Национальному собранию). Правительство должно обеспечить автономию, права городов и их связь с общегосударственной властью. Избирательный закон должен обеспечить права городов, чтобы представители городов не были подав.лены представительством деревни.
Так, на основе Парижской коммуны, опирающейся на рабочих, намечалось объединение с другими коммунами крупных городов и создание общегосударственной власти.
23 марта было опубликовано воззвание Федерального совета парижских секций Интернационала совместно с Федеральной камерой рабочих обществ (от имени Интернационала выступали Обри, Демэ, Лео Франкель, Гулле и др., от синдикальных камер — Камелина, Лазар Леви, Пенди, Потье, Тейс и др.).
Там говорилось: «Свобода, равенство и солидарность должны обеспечить порядок на новой основе и реорганизовать труд как первое
' Р. Maillard, Affiches, professions de foi, documents officiels, Р. 187i, р. 82 — 83.
' Ihidem, р. 107 — f08.


Первые десять дней Ком.ионы






условие этого порядка... коммунальная революция утверждает эти принципы; она устраняет на будущее все причины для конфликтов. Независимость Коммуны — залог договора, ~~а:.... статьи которого будут свободно обсуждены и который прекратит апта- ."~~,,'-'„"'':.," ',:"'-:. "' . Ъ гонизм классов и обеспечит социаль- -:~.~".:.:;",'.'," 'Ф*'- ное равенство. Мы добивались ос- ''"''ф~~;,.-,',„':, ф~' вобождения трудящихся, и комму- ~F""Ô"".' ".' ' пал ьное представительство гарантирует его». "/Ф''
Таким образом, воззвание было ~' ".':,, »»~ю насквозь проникнуто прудонистским духом — мечтами о примирении классов на основе фантастического общественного «договора», надеждами, что само создание Коммуны освободит трудящихся, и т. д. В своих конкретных предложениях манифест повторял прудоновские зады: «организа- э. потье, автор текста гимна ция кредита», «обмен», создание ас- «Интернацнонал» социаций, дабы обеспечить трудящимся «полную стоимость их труда». Затем шли обычные требования— светское и бесплатное обучение, организация муниципальной полиции и т. д.'
Это воззвание Интернационала все же говорило о том, что новый порядок должен заложить «первый камень нового социального строя» на основе труда; он говорил о том, что власть должна быть в руках народа (народ «не хочет больше играть роль ребенка, руководимого учителем»).
В прокламации Центрального комитета 20 округов (это было по существу последнее крупное политическое заявление этой организации) надо отметить следующие моменты.
Во-первых, подчеркивалось, что вопреки прежним кровавым революциям теперь коммунальная революция осуществляется путем подачи избирательных бюллетеней. Кще накануне Центральный комитет 20 округов в другом воззвании призывал к выборам, говорил, что «инструменты должны заменить ружье». Одним словом, предполагалось, что выборы создадут новые социальные отношения.
Во-вторых, воззвание Центрального комитета 20 округов (так же как и воззвание Центрального комитета национальной гвардии) намечало основы коммунального государства. Коммуна должна быть автономна. Она «может и должна объединиться, т. е. связаться в виде федерации со всеми другими коммунами или ассоциациями коммун, составляющих страну». Этим путем будет обеспечена республика.
В-третьих, воззвание подробнейшим образом характеризовало политические особенности Коммуны: выборность всех чиновников (и их ответственность, отзыв и пр.), автономия национальной гвардии (и сохранение Центрального комитета национальной гвардии), упразднение полицейской префектуры, упразднение (во всяком случае в Париже)
1 «Murailles politiques frangaises», v. II, р, 52 — 53.


Глава VIII
214
постоянной армии, отмена субсидий церкви, театрам и печати, светское, интегральное, профессиональное обучение, страховое обеспечение всякого рода, в том числе на случай безработицы и банкротства.
В-четвертых, воззвание касалось социальных проблем. Оно требовало упразднения системы наемного труда (за1аг1аС) и пауперизма. Для этого оно предлагало снабдить рабочих средствами производства и кредитом.
Как и в других обращениях, разрешение социальной проблемы формулировалось очень неясно. Не было речи об экспроприации экспроприаторов, а говорилось главным образом о снабжении рабочих орудиями труда, кредитом и т. д. Например, воззвание за подписью Арно Вайяна указывало, что «республика должна установить гармонию интересов и не жертвовать одними для других» (социальный мир!), для чего предлагало в первую очередь организовать кредит для рабочих, который сейчас же освободит рабочего от бедности и «быстро приведет его к полному освобождению»'.
Однако мысль о том, что рабочий класс приобретает ведущее значение, повторяется в ряде воззваний.
Избирательная афиша XVIII округа, например, говорила: «Буржуазное дерево, пораженное чахоткой, уже осуждено производить только червивые плоды».
Воззвание мэрии V округа (Режер и др.) говорило, что все другие классы (кроме рабочего) потеряли право называться господствующими классами, теперь дело за рабочими, «откройте двери просвещенному пролетариату, подлинному народу, единственному классу, свободному от наших ошибок и поражений, единственному, наконец, способному спасти страну»"-.
Надо еще отметить, что в ряде воззваний звучала идея, что создание Коммуны означает гарантию от гражданской войны. А. Арну, например, полагал, что революции еще нет, но создалась революционная ситуация, и из нее можно выйти через выборы.
Депутаты Делеклюз, Разуа и Курие рассчитывали, что выборы положат конец проискам монархической реакции и устранят гражданскую войну. То же заявляли и некоторые другие депутаты Сены.
Группа граждан (братья Реклю и др.) призывала избежать «ужасной и роковой борьбы» и голосовать за Коммуну. Надо действовать не оружием, а всеобщим голосованием.
Пиа, скрывавшийся в первые дни революции, писал: «Лучше голосовать, чем убивать... только единодушное, импозантное, подавляющее голосование может помешать борьбе и обеспечить труд».
Верморель в своей газете «Ь'Огйге» («Порядок») призывал к выборам, заявляя, что газета специально создана, чтобы избежать гражданской войны.
Типичный соглашатель, республиканец Ранк в эти же первые дни начал организовывать Комитет соглашения (Comito de conciliation). Rro группа призывала к выборам, считая, что это единственное средство для избежания гражданской войны. Она писала: «Только одни выборы смогут успокоить умы, умиротворить улицу, восстановить доверие, обеспечить порядок, создать регулярную администрацию, наконец, остано-
' I'. Май1атй, Affiehes, р. 85.
' Ihidem, р. 106.


275
Первые десять дней Коммуны
вить ненавистную борьбу, которая в потоках крови погубит республику»'.
Так создавались иллюзии, что можно избежать гражданской войны, как будто она уже не была начата нападением Тьера 18 марта.
Количество членов Коммуны было определено Центральным комитетом в 90 человек. При этом была нарушена прежняя традиция одинакового представительства от округов. Было установлено пропорциональное представительство в зависимости от численности населения. Таким образом, наиболее многочисленные округа получили больше представителей: Попенкур (149 тыс. жителей) и Бют-Монмартр (130тыс.)— по 7 делегатов, Бют-Шомон (113 тыс.) и Сен-Лоран (116 тыс.)— по 6 делегатов и т. д. Зато малочисленные округа имели немногоделегатов: аристократический Пасси (42 тыс.) — 2 делегата, Обсерватория (65 тыс.) и Вожирар (69 тыс.) — по 3 делегата и т. д.
Было сохранено прежнее правило, по которому для избрания было достаточно получить одну восьмую голосов числящихся по списку избирателей.
Выборы 26 марта приходились на воскресенье. Как и можно было предположить, выборы прошли особенно оживленно в рабочих кварталах. Например, в квартале Сент-Антуан избиратели подходили группами в 600 — 700 человек с красными знаменами впереди. В буржуазных кварталах было тихо. Многие сторонники «порядка» бойкотировали выборы. Всего голосовало 228 тыс. человек. Во время выборов мэров (ноябрь 1870 г.) участвовало в голосовании 227 тыс., а при выборах заместителей мэров — только 153 тыс. В муниципальных выборах после подавления Коммуны участвовало только 140 тыс. Лживая басня Тьера и Фавра о том, что население уклонилось от подачи голосов, не соответствовала действительности. Надо к тому же учесть большой отлив буржуазного населения из Парижа после капитуляции и в первые дни после 18 марта. Таким образом, участие в выборах 26 марта было гораздо более активным, чем это было и до и после Коммуны.
В общем участвовало в выборах около половины избирателей, значившихся в избирательных списках. Больше всего голосовало избирателей в рабочих кварталах. Так, в ХХ округе (Менильмонтан) голосовало около двух третей (почти 17 тыс. из 22 тыс.), больше половины голосовало в XVIII округе (Монмартр) и в XI (Попенкур). В двух рабочих кварталах почему-то принимала участие половина избирателей (Бют-Шомон — XIX округ и Батиньоль — XVII округ).
Самый маленький процент голосовавших падает на буржуазные и аристократические кварталы: меньше одной четверти голосовало в ЧИ округе (Пале-Бурбон), около одной четверти — в VI II округе (Елисейские поля), около одной трети — в XVI округе (Пасси) и XV (Вожирар).
Этот бойкот выборов со стороны господствующих классов привел к тому, что даже в буржуазных кварталах проходили левые. Так, бланкисты Риго и Вайян были избраны в VIII округе, бланкист Брюнель и якобинец Паризель — в Vll округе и др.
В двух округах, где партия «порядка» имела свои основные кадры,— в 1 (Лувр) и II (Биржа) — голосование шло активно. Участвовала половина избирателей, причем в обоих округах прошли против-
' А. Лапс, Pendant 1а Commune, Вгих. 1876, р. 8.




Г в а в а VIII ники Коммуны: они получили окол~ двух третей голосов и около одной трети получили левые группы (тут голосовались Потье,Серрайе, Везинье, Мио и др.).
Третьим округом, где полностью прошли противники Коммуны, был Пасси, но и здесь получили относительно большое число голосов Ф. Ппа и В. Гюго.
В 1Х округе (Опера) прошли сторонники «средней линии», соглашатели Ранк, Улисс Паран и тьеристы Демарэ и Ферри. В Люксембургском округе (VI) прошли тьерист Леруа, гамбеттист Гупиль и члены Интернационала Белэ и Варлен.
В рабочих округах кандидаты были выбраны большим числом голосов. Так, в Менильмонтане при поч- Ж. Мио ти 17 тыс. голосовавших Бержере и
Ранвье получили по 15 тыс. голосов, Флуранс — 14 тыс.; в Монмартре при 17,5тыс. голосовавших Бланки и Тейс получили почти по 15 тыс. голосов; в Батиньоле при 11 тыс, голосовавших Варлен получил больше 9 тыс. (в XII округе онже получил почти 9 тыс. голосов прп 11 тыс. голосовавших); в Попенкуре(Х1)при 25 тыс. голосовавших Мортье получил 21 тыс., Делеклюз — 20 тыс., Асси, Прото и Эд — по 19 тыс.
g 5. Роль Центрального комитета национальной гвардии
Что делало версальское правительство в те днн, когда развертывались эти события в Париже?
Правительство Тьера имело перед собой вполне определенную задачу — вооруженной силой разгромить рабочий Париж, В то время как даже в рядах членов Центрального комитета имелись сторонники соглашения с правительством и была популярна мысль о мирном переходе к новому порядку (т. е. без гражданской войны), версальское правительство не питало никаких иллюзий о соглашении и примирении. Правительство Тьера хотело потопить Париж в крови.
Окунев в письме 26 марта к Горчакову передает свою беседу с Тьером. Тьер сказал, что «он решился действовать суровыми мерами» (Александр II сделал на этом донесении пометку.' «До сих пор этого не видели»). Тьер говорил, что «после подавления революции и водворения порядка он намерен учредить военные суды и расстрелять вожаков восстания»'.
Для скорейшего подавления восстания военной силой Тьер в первую очередь спешил создать крепкую армию.
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 77.





21Т
Переые десять дне« Б"о.1ет~яы Б. Малон
Ш ардон
Имевшиеся войска, как мы знаем, были совершенно деморализованы. Тот же Окунев несколько раз отмечает в эти дни, что «правительство колеблется, не доверяя армии». Поэтому Тьер сразу же договорился с Бисмарком о присылке в Версаль новых войск из числа пленных солдат, интернированных в Германии. Бисмарк самым активным образом добивался скорейшего разгрома восстания.
В той же беседе с Тьером Окунев писал: «Г-н Тьер очень доволен своими взаимоотношениями с немецкими военными властями. Он сказал мне, что они тотчас же предложили ему и материальную и моральную поддержку для водворения порядка в Париже»'.
И Тьер «с признательностью» воспользовался помощью пруссаков. Он сразу получил разрешение на увеличение контингента версальской армии до 70 тыс., разрешение передвигать свои военные силы через прусские линии и т. д.
А пока готовили новую армию к боям, Тьер использовал время для шпионской работы внутри Парижа, использовал мэров и депутатов Сены для переговоров с Центральным комитетом национальной гвардии, проводил саботаж чиновников и т. д.
В течение нескольких недель после 18 марта между Парижем и Версалем продолжались мирные отношения.
В течение десяти дней Центральный комитет национальной гвардии был правительством Парижа. Этот короткий период в значительной мере определил всю деятельность Коммуны. Уже в эти десять дней выявились величайшие успехи пролетарского движения и его слабости.
Надо отметить прежде всего, что Центральный комитет национальной гвардии являлся властью, основанной не на букве буржуазного закона, а на революционном захвате. Сама рабочая масса, руководи-
1 «Царская динломатия и Парижская коммуна», стр. 77


Г л а г а V1II
218
мая Центральным комитетом, сумела завладеть властью и создать новую организацию — зачаток пролетарской диктатуры. Новый класс пришел к управлению государством. И поэтому так яростно нападала на Центральный комитет буржуазная печать.
Центральный комитет сумел сломать буржуазную государственную машину и создать свои органы управления. Все руководство как министерствами, так и муниципалитетами было поручено новым людям, рабочим в первую очередь. Не чиновники, а выделенные народом доверенные люди стали руководить делами.
Вторым существенным достижением Центрального комитета национальной гвардии был тяжелый удар, нанесенный им контрреволюционным силам Парижа. Правда, в этом случае Центральный комитет не проявил нужной решительности. Он все еще полагал, что дело не дойдет до гражданской войны, и поэтому серьезных мер против своих врагов не предпринимал.
Наконец, Центральный комитет начал проводить ряд экономических мероприятий в интересах трудящихся. Он не собирался в это время ломать систему капиталистических отношений, но он хотел помочь тяжелому положению рабочих и мелкой буржуазии.
Существенные ошибки Центрального комитета мы уже отмечали. Центральный комитет не пошел на Версаль, он не захватил Французского банка, он был снисходителен и мягок по отношению к своим врагам, но не обезвредил враждебной печати.
Наконец, существенной ошибкой было спешное проведение выборов в Коммуну и самоотказ Центрального комитета от власти. Предвыборная борьба, всякие соглашения с мэрами и пр. только ослабили Центральный комитет в момент, когда он должен был решительно действовать. Центральный комитет уже включал в себе, кроме пролетарских элементов, и представителей мелкой буржуазии. Привлекать в правительство (или в Коммуну) делегатов от крупной буржуазии было ошибочно.
Центральный комитет был избран не менее чем от 200 тыс. парижских граждан, поэтому и с этой точки зрения (учитывая пиетет к избирательному праву, который тогда господствовал даже в рабочей среде) не было оснований к новым выборам.
К тому же Центральному комитету было легко привлечь в свой состав лучшие элементы из Интернационала или более революционные элементы мелкой буржуазии — якобинцев. Ведь рабочая масса отнюдь не оспаривала власти Центрального комитета или его авторитета.
Маркс считал, что главными ошибками Центрального комитета были отказ идти на Версаль и преждевременные выборы в Коммуну. В письме к Кугельману от 12 апреля 187i г. он писал: «Если они (коммунары.— П. Ь".) окажутся побежденными, виной будет не что иное, как их «великодушие». Надо было сейчас же идти на Версаль, как только Винуа, а вслед за ним и реакционная часть самой парижской национальной гвардии бежали из Парижа. Момент был упущен из-за совестливости. Не хотели начинать граждансхой войны, как будто бы чудовищный выродок Тьер не начал ее уже своей попыткой обезоружить Париж! Вторая ошибка: Центральный комитет слишком рано сложил свои полномочия, чтобы уступить место Коммуне. Опять-таки благодаря «честности», доведенной до мнительности!» '
1 Н. Ларьс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 105 — 106.





17ервме деслтпь дней Коммуны
Ф. Гамбон
Э. Прото
Совершенно такие же замечания Маркс сделал и в своем письме к Либкнехту от 6 апреля 1871 г. '
А в черновых набросках к «Гражданской войне во Франции» Маркс писал: «Бесчисленные ошибки революционеров. Вместо того, чтобы обезвредить полицейских, перед ними раскрыли двери; они ушли в Версаль, где были встречены как спасители; дали уйти 43-му линейному полку; распустили по домам всех солдат, братавшихся с народом; позволили реакции организоваться в самом центре Парижа; оставили в покое Версаль» '.
Эта «снисходительность», «великодушие» вооруженных рабочих сильно ослабили силы пролетариата.
Но, отмечая ошибки Центрального комитета, Маркс и Энгельс высоко ставили его деятельность в эти десять боевых дней. Маркс говорил, что Центральный комитет был «народным правительством столицы».
Энгельс в речи на заседании Генерального совета 11 апреля говорил: «Пока 'Центральный комитет национальной гвардии руководил делами, они шли хорошо, но после выборов были разговоры и не было дела»'.
Целый ряд участников движения отмечал крупную роль Центрального комитета в эти дни. Лефрансэ писал: «Центральный комитет благодаря своему хладнокровию, энергии и умелости (тем более удивительным, что его члены были чужды политических интриг предыдущих движений) сумел превосходно провести дело, за которое взялся... ' См. F Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 102 — 103. ' «Архив Маркса и Энгельса», т. Ш (VIII), стр. 369. ' «Первый Интернационал в дни Парижской коммуны. Документы и материалы», стр. 36.


Глава VIII
220
Политическое поведение Центрального комитета между 18 и 28 марта было изумительно»'.
Газета «Chatiment», не симпатизировавшая Коммуне, писала (23 марта): «Говорили, что во Франции нет людей, их искали повсюду, их требовали и не находили. Ну так вот, мы вам покажем Центральный комитет, и мы вам скажем: вам нужны люди — вот они!»
Газета «Cri du peuple» горячо оценивала деятельность Центрального комитета за этот период (номер от 21 мая 1871 г.).
Целый ряд других свидетелей отмечал, что Центральный комитет сумел сразу приобрести влияние. Все воззвания Центрального комитета получили благоприятную оценку в Париже.
Если бы Центральный комитет не спешил с выборами в Коммуну, он, несомненно, смог бы более основательно укрепить пролетарскую диктатуру в первые же недели. Переход власти от Центрального комитета к вновь избранной Коммуне замедлил и ослабил пролетарскую борьбу в самый критический момент, когда Тьер готовил уже активное нападение на столицу.
' G. Lefrangaie, Etude sur le mouvement communaliste а Paris en 1871, Neuch
1871, р. 173.









КОММУНА ВО ГЛАВЕ ПАРИЖА
g 1. Состав Коммуны вадцать восьмого марта Коммуна была провозглашена на площади перед ратушей. Перед фасадом здания была поставлена болыпая трибуна, украшенная красными флагами и гирляндами зелени. Красные флаги закрывали центральную часть здания, и на их фоне виднелась скульптурная фигура Республики. Отряды национальной гвардии подходили к площади с музыкой, со знаменами, увенчанными красными колпаками. Во главе батальонов шли члены Коммуны; многие из них были в форме национальной гвардии. Батальоны выстраивались на площади с оркестрами впереди. Вокруг батальонов стояли десятки тысяч людей; мужчины махали шляпами, женщины — платками. Дети шныряли тут и там, забираясь на фонари, деревья, крыши. Играли оркестры, гремела «Марсельеза», поддержанная тысячами голосов. Сверкали штыки национальных гвардейцев, на набережной салютовали пушки.
В 4 часа Брюнель поднял саблю, давая сигнал национальной гвардии. На трибуну вышли избранные члены Коммуны и члены Центрального комитета. Асси огласил список избранных. Загремели оркестры. Раздалось громкое пение «Марсельезы» и грохот салютовавших пушек. Сотни тысяч людей, собравшихся на площади и на соседних улицах и площадях, приветствовали Парижскую коммуну.
Энтузиазм масс был необычаен. Даже враги признавали, что в Париже давно не видели такого импозантного зрелища и такого единодушного подъема. Парижский народ приветствовал свое правительство.
В Коммуну было выбрано 86 человек (вместо 90, так как некоторые кандидаты — Варлен, Делеклюз и другие — были избраны одновременно в нескольких округах).
В течение ближайших дней (до первых дней апреля) отказались от участия в Коммуне 21 человек. Это была прежде всего группа тьеристов в 13 человек (Тирар, Мелик, Адан и др.) и 6 гамбеттистов (Улисс Паран, Гупиль, Ранк и др.).
Таким образом, настойчивое стремление Центрального комитета национальной гвардии к созданию Коммуны путем всеобщего голосования сразу же оказалось наивной иллюзией. Буржуазия отнюдь не


222
Глава ГХ


собиралась войти в состав нового правительства. Она увидела, что является в Коммуне жалкимменьшинством. и ушла из нее, ясно подчеркивая свое нежелание идти на какое-либо соглашение с рабочей властью. Даже левые республиканцы (гамбеттисты) не пробыли в Коммуне и десяти дней. И им было не по пути с пролетариатом.
В Парижской коммуне оставалось, таким образом, 64 человека (Бланки был уже арестован).
В социальном отношении почти половина оставшихся членов Коммуны были рабочие (28 человек); служащих бы~то 8 человек, людей разных профессий (журналистов и пр.) — 29. В Коммуне были две ведущие социалистические партии — бланкисты и прудонисты: 21 блан- кист и примыкающие к ним, 20 прудонистов и близких к ним. Якобинцев было 12 — 14 человек. Из неопределенных в партийном отношении 10 — 12 человек ббльшая часть примыкала к «большинству» (т. е. к якобинцам и бланкистам) и около одной четверти — к «меньшинству». Таким образом, в этом первом составе Коммуны около двух третей приходилось на «большинство» (бланкисты, якобинцы и примыкавшие к ним), а одна треть — на «меньшинство» (прудонисты).
В составе Коммуны, по разным указаниям (Лавров, Малон}, было около 18 членов Интернационала. По нашим подсчетам, эта цифра значительно выше — до 30 человек, т. е. половина состава Коммуны. Две трети членов Интернационала в Коммуне были рабочие. В партийном отношении члены Интернационала были преимущественно прудоние тами.
Среди прудонистов выделялись левые прудонисты (можно сказать, коллективисты) — Варлен, Малон, Франкель, Асси — и прудонистыАрну, Верморель, Лефрансэ, Пенди, Белэ, Тейс, Журд. Из бланкистов назовем Вайяна, Груссе, Прото, Ранвье, Риго, Тридона, Ферре, Флуранса, Эда, Шардона; из якобинцев — Делеклюза, Пиа, Гамбоиа, Бийорэ, Пюже.
В дополнение к тем биографиям участников Коммуны, которые были приведены в одной из предыдущих глав, мы даем краткую характеристику наиболее видных членов Коммуны, избранных 26 марта.
Выше были помещены биографии четырех ведущих рабочих-прудонистов — Варлена, Франкеля, Малона и Асси. Здесь назовем прежде всего Авриаля и Тейса.
Авриаль (1840 — 1904) — рабочий-механик, был активным участником Интернационала и создателем синдикальной камеры механиков (участвовал в третьем процессе Интернационала), был начальником батальона, членом Центрального комитета 20 округов. В Коммуне он был начальником легиона Xl округа, членом Комиссий — труда, военной и исполнительной, руководил артиллерией. Это был активный и деятельный человек.
Еще более видную роль играл в Интернационале Альбер Тейс (1839 — 1880), чеканщик по профессии. Он был одним из организаторов Федерации синдикальных рабочих камер. В третьем процессе Интернационала он выдвинулся своей яркой речью, в которой резко критиковал капиталистическую систему. Это был хорошо образованный человек, очень уравновешенный, молчаливый, искусный организатор. Он был членом Центрального комитета 20 округов и Центрального комитета национальной гвардии. Тейс был послан руководить почтойи буквально в несколько дней восстановил дело. По словам Да Коста, «этот простой






22З Fo.»»муна во главе Парижа
Первый плакат Коммуны. Подпись: «Я хочу быть свободной! Это — мое право и я его защищаю».
На знамени подпись:«Права парижского народа. Коммуна» рабочий-чеканщик, который не имел никакого представления о чрезвычайно сложной организации (почте), сумел в восемь дней наладить функционирование этой громадной машины, все элементы которой были разрушены Тьером»'. Тейс, кроме того, был членом Комиссий — труда и финансов. После поражения Коммуны он эмигрировал в Лондон. Там он поддерживал позицию Генерального совета, но в дальнейшем начал выступать против Маркса.
Правым прудонистом был старейший член Коммуны Шарль Белэ (1795 — 1878), инженер по профессии. Он был в 1848 г. главным комиссаром республики в департаменте Морбиан, участвовал в революцион-
1 6. Da Costa,?.а Commuae veeue, v. Ш, Р. 1903, р. 47 — 48.


Глава 1Х
ном движении при империи. Организовал производительную рабочую ассоциацию и обанкротился. Создавал по плану Прудона банк для рабочих и совсем разорился на этом. Был членом Интернационала, членом Центрального комитета 20 округов. В Коммуне он был членом Комиссии финансов и делегатом при Французском банке. Он являлся одним из главных сторонников того, чтобы никоим образом не трогать банка. Называя себя социалистом, Белэ на деле был самым заурядным либералом. Он твердил, что борьба рабочих и капиталистов неизбежно сгладится и что эти «два элемента труда» (!!) в один прекрасный день объединятся. Он без устали хлопотал о «единении капитала и труда», о создании «нового договора между трудом и капиталом». Книжка Белэ о Коммуне полна сентенций о вреде революции, о гибельности коммунизма. По его словам, «теория упразднения буржуазии противна человеческой природе и истории»'.
Гюстав Лефрансэ (1826 — 1901), учитель по профессии, был тоже видным членом Интернационала. Он выдвинулся как оратор в клубах и играл заметную роль во время осады, был членом Центрального комитета 20 округов и помощником мэра в ХХ округе. В Коммуне он состоял членом Исполнительной и Финансовой комиссий. Много работал в мэрии IV округа. Он принадлежал к прудонистам и был сторонником теории «коммунальной» революции. После поражения Коммуны был исключен из Интернационала за поддержку бакунистов.
Артюр Арну (1833 — 1895) сперва был радикалом, затем примкнул к социалистам-прудонистам. Этот талантливый журналист, довольно неустойчивый в своих политических взглядах, в период Коммуны скорее являлся радикальным республиканцем, чем социалистом. Он был членом Комиссий внешних сношений и продовольственной.
Среди бланкистов больше всех изучал научный социализм и Геге.ля Эдуард Вайян (1840 — 1915). Он был инженер и врач по образованию, ряд лет учился в германских университетах (в Гейдельберге, Тюбингейне) и в Вене. Во время осады был членом Центрального комитета 20 округов, затем Центрального комитета национальной гвардии. В период Коммуны находился под некоторым влиянием Лондонского генерального совета Интернационала. Он не во всех вопросах шел с «большинством», но иногда голосовал с прудонистами. Во время Коммуны он был занят главным образом делами народного образования (как член Комиссии по просвещению), но был также членом Исполнительной комиссии (обоих созывов), делегатом при министерстве внутренних дел.
После Коммуны Вайян был приговорен заочно к смертной казни. Он поселился в Лондоне. Был тесно связан с Марксом. Участвовал в Лондонской конференции Интернационала (1871 г.). После Гаагского конгресса (1872 г.) вышел из Интернационала, как и все бланкисты. В дальнейшем был членом социалистической партии, редактировал ряд газет. Во время первой мировой войны — социал-шовинист.
Вайян не выделялся ни ораторскими, ни организаторскими талантами, но все считались с его знаниями.
Другим видным бланкистом был Эмиль Эд (1844 — 1888). Он учился фармацевтическому делу, был корректором, затем журналистом. Еще юношей Эд вошел в бланкистские организации. За участие в деле ЛаВиллет (август 1870 г.) он был приговорен к смертной казни, но после
' CIz. Beslay, ?.а verite sur la Commune, Bruxelles 1877, р 49,64, 117, 189 etc.


Коммуна во главе Парижа
22о




4 сентября освобожден. Состоял командиром рабочего батальона в Сент- Антуанском предместье, участвовал в газете Бланки, был членом Центрального комитета национальной гвардии (после 18 марта). Во время Коммуны был одним из военных командиров Коммуны, членом Исполнительной комиссии и был в обоих составах Комитета общественного спасения. После Коммуны и смерти Тридона Эд был руководителем бланкистской партии (Бланки был в тюрьме).
Бурунную роль играл в Коммуне моло~~ой бланкист Рауль Риго (1846— 1871). Это был своеобразный французский «нигилист», вечный студент. Он учился медицине, праву, математике. Участвовал в радикальных газетах «левого берега», Был связан с группойэбертистов (Тридон и др.). Издевался над религией, шумливо выступал на студенческихсобраниях идемонстрациях против империи. Это былреволюциоиер, радикал, без социалистических тенденций. Был скорее якобинец, чем бланкист. Он десять раз арестовывался и привлекался к суду, главным образом по журналистским делам, из-за статей против религии, за восхваление Коммуны 1792 — 1793 гг. На одном из своих процессов, когда его адвокат просил суд о снисхождении, Риго высокомерно заявил суду: «Я не прошу вашего снисхождения. Когда мы будем у власти, мы не будем вам оказывать снисхождение».
Риго тщательно следил за секретными агентами полиции. Он ходил на политические процессы в одежде адвоката, записывал имена и приметы политических агентов и по спискам избирателей узнавал их адреса. После 4 сентября он был прикомандирован к полицейской префектуре и там изучал досье всех агентов императорской полиции. Часть этого материала он опубликовал в газете Бланки.
В Коммуне он был одним из наиболее активных работников. Был делегатом при префектуре, затем прокурором Коммуны; был членом Комиссии общественной безопасности и членом Исполнительной комиссии.
Риго был человек среднего роста, с высоким лбом и живыми глазами, с порывистыми движениями. Он героически погиб во время кровавой майской недели.
Его ближайший друг. и друг Луизы Мишель, Теофиль Ферре (1845 — 1871), служащий, затем журналист, был неоднократно аресто-. ван и судим при империи. После 4 сентября был активным членом Комитета бдительности Монмартра и членом Центрального комитета 20 округов. В Коммуне вместе с Риго и Курие организовывал милицию, стоял за решительные меры, в частности против заложников. На версальском суде он отказался отвечать на вопросы и участвовать в судебном следствии. Версальцы приговорили его к смерти. Он умер мужественно.
15 История парижской коммуин





226
Глава IL Р. Риге
Т. Ферре
Это был активный человек, целиком отдававшийся революции. Он был низкого роста, с черной бородой, живой, подвижный, увлекающийся.
Из рабочих-бланкпстов наиболее видными были Дюваль и Шардон. Эмиль Дюваль (1840 — 1871), рабочий-литейщик, был членом Интернационала, участником третьего процесса, секретарем Парижского федерального совета Интернационала. Он был одним из организаторов профессионального союза литейщиков. Был членом Центрального комитета 20 округов, Центрального комитета национальной гвардии и активно участвовал во всех революционных выступлениях после 4 сентября. При Коммуне был членом Военной и Исполнительной комиссий, делегатом при полицейской префектуре, активно участвовал в военной борьбе Коммуны. Во время наступления на Версаль 2 — 4 апреля Дюваль был взят в плен версальцами и расстрелян. Это был человек решительный, смелый, отдавпшй всю жизнь делу революции.
Шардон, рабочий-котельщик (по другим сведениям — печник, ро-. дился в 1830 г.), был активным членом Центрального комитета 20 округов и Центрального комитета национальной гвардии, В Коммуне был членом Военной комиссии, Комиссии общественной безопасности и комендантом полицейской префектуры.
Бланкист Паскаль Груссе (родился в 1844 г.), журналист, был (как и Риго) скорее республиканцем, чем социалистом. В Коммуне он руководил Комиссией внешних сношений и был членом Исполнительной комиссии. После возвращения из ссылки порвал с социализмом, Сотрудничал с Жюль Верном и писал фантастические романы.
Эжен Прото (1836 — 1921), адвокат и журналист, правый бланкист, был в Коммуне делегатом Комиссии юстиции и Исполнительной комиссии. В дальнейшем резко выступал против Маркса.


22~
Коммуна во главе Парижа
Из якобинцев (кроме Делеклюза и Пиа, о которых шла речь в одной из предыдущих глав) видную роль играл Шарль Гамбон (1820— 1887), адвокат и журналист. Он был членом Национального собрания 1848 г. и участником крайней левой Собрания; сослан на десять лет. В 1871 г. избран членом Национального собрания, но отказался от полномочий. Был послан Коммуной с приглашением к Гарибальди, и в Италии был арестован. Вернулся в середине мая; член второго Комитета общественного спасения и член Комиссии юстиции; в тяжелые майские дни он сражался на баррикадах и оставался на посту до конца.
Еще при империи нашумело дело в связи с его отказом от уплаты налогов. После Коммуны он продолжал агитировать за отказ от налогов, как за главное революционное средство («не давай своим тиранам- буржуа ни копейки»). Гамбон был небольшого роста, живой, пылкий, решительный, упорный. Позднее был членом социалистической партии.
Альфред Бийорэ (1818 — 1876), художник, занимал левые позиции в Коммуне, был якобинцем, членом ряда Комиссий (финансов, общественных служб) и членом Комитета общественного спасения. Выступал за закрытие буржуазных газет, за арест заложников и т. п.
ф 2. Организация власти
Важнейшей задачей Коммуны была организация власти. Белэ, председательствовавший как старейший член Коммуны на первом и отчасти на втором заседании, говорил на заседании 29 марта, о том, что задача Коммуны — ведать своими местными делами, «не переходить границы», т. е. не пытаться стать общенациональным правительством. Однако уже с первых дней конституирования Коммуна стала органом общенациональной власти.
Отдавая дань прудонистским предрассудкам, Коммуна отказалась от организации постоянного выборного президиума, который мог бы олицетворять собой руководящий центр Коммуны. Было решено избирать президиум (в составе председателя, двух членов и двух секретарей) только на неделю.
Большинство Коммуны считало ее органом общенационального характера, что видно хотя бы из ряда заявлений о несовместимости мандата Коммуны с мандатом Национального собрания. Вопрос такого рода возник уже на первом заседании Коммуны, где эту несовместимость защищали Журд, Валлес и др. На втором заседании Делеклюз отказался от депутатского мандата, предпочитая сохранить мандат члена Парижской коммуны. При утверждении Коммуной итогов выборов было официально решено, что звание члена Коммуны несовместимо со званием депутата Национального собрания. Так как последнее тоже не признало Парижскую коммуну, то тем самым всем предоставлялся выбор идти за Коммуну или за Версаль.
Вторым характерным моментом в деятельности Коммуны в эти дни было образование комиссий Коммуны. С самого начала шла речь не о создании каких-то отделов муниципалитета, а о руководстве ведомствами — бывшими министерствами. В этом тоже сказалось стремление создать не просто парижский муниципалитет, а правительство с общегосударственными ведомствами.
15*


Глава 1Х
228
Было создано десять комиссий, аналогичных министерствам,— исполнительная, финансовая, военная, юстиции, общественной безопасности, продовольственная, труда и обмена (иногда называвшаяся Комиссией промышленности и обмена), внешних сношений, общественных служб, просвещения.
Функции отдельных комиссий Коммуны были намечены так.
Исполнительная комиссия. Она исполняла декреты Коммуны и решения других комиссий. «Она ничего не могла делать не докладывая Коммуне». Она должна была заседать непрерывно и как бы олицетворять Коммуну.
Военная комиссия «заменяла Центральный комитет национальной гвардии». Она ведала дисциплиной, вооружением, экипировкой национальной гвардии. Генеральный штаб подчинялся только ей. Она замещала собой военное министерство, обеспечивала безопасность Коммуны и наблюдала за активностью Версаля.
Продовольственная комиссия ведала продовольствием столицы. Она должна была обеспечить продовольствие по крайней мере на три месяца. «До нового закона об октруа эта комиссия должна была сохранить этот налог».
Комиссия финансов должна была «на новой базе построить бюджет Парижа». Ей поручались вопросы Французского банка. На нее был возложен быстрый и экономный сбор налогов.
Комиссия юстииии должна была поставить судебное дело «на высоту демократических и социальных институтов».
Коми ссия общественной безопасности ведала функциями общей полиции. «Она должна была следить за безопасностью республики и за всякими подозрительными гражданами».
.Комиссия труда и обмена (на которую была возложена также забота об общественных работах и торговле) имела задачей «пропаганду социалистических доктрин». Она должна была найти средства поднять заработную плату и содействовать промышленности и коммерции, в частности иностранной.
Комиссия общественных служб ведала почтой, телеграфом, путями сообщения и т. д. Ей поручалось также «изучить пути для передачи железных дорог в ведение коммун Франции, не затрагивая интересов компаний».
Комиссия внешних сношений должна была ведать связями с коммунами страны на почве дружеских связей и подготовить федерацию, а при благоприятных условиях посылать своих представителей в различные государства Европы, особенно в Пруссию, когда будет выяснено ее отношение к Коммуне.
Комиссии по просвещению поручалась реформа школьного дела. Она должна была подготовить общий декрет о бесплатном, обязательном и чисто светском обучении. Число стипендий в лицеях должно быть увеличено 1.
Таким образом, Коммуна намечала ряд задач, которые могла выполнять только общегосударственная власть, например охрану общей безопасности республики, руководство иностранной торговлей, дипло-
1 Lanj'alley et Corriez, Histoire de la revolution du 18 mars, Р. 1871, р. 158 — 160. По-видимому, это не официальный документ самой Коммуны, но он довольно точно передает характер созданных комиссий.





229
Еоммуна во главе Парижа
О. Лвриаль
Э. Вайян
матические сношения с другими странами, передачу железных дорог коммунам и т. д.
При выборах комиссий выяснилось, что в наиболее решающих получили преобладание бланкисты. В Исполнительной комиссии было четыре бланкиста (Эд, Тридон, Вайян, Дюваль) и близкий к бланкистам Бержере, прудонист Лефрансэ и якобинец Пиа. В Военной комиссии было шесть бланкистов и один прудонпст. В Комиссии общественной безопасности тон задавали бланкисты Рпго, Ферре, Курие и близкие к бланкистам Уде и Ш, Жерарден.
Прудонисты преобладали в Компсспн финансов (Варлен, Журд, Бела, В. Клеман) и в Комиссии труда и обмена (Малон, Франкель, Тейс, Авриаль и др.— здесь не было ни одного бланкиста).
Составы других комиссий были довольно пестрые. Так, в Комиссии юстиции были бланкист Прото, прудонист Верморель, республиканец Ранк, неопределенные в политическом отношении Лео Мелье, Бабик и Ледруа. В Комиссии внешних сношений были бланкисты Груссе и А. Арно, прудонист Авриаль, якобинец Делеклюз, республиканец Ранк и близкий к бланкистам Ш. Жерарден.
Совсем своеобразной комиссией оказалась Комиссия по просвещению: здесь были тьерист Леруа, три гамбеттиста — Гупиль, Лефевр и Робине, якобинец Мио, близкие к прудонпстам Вердюр и Ж. Валлес.
Видимо, в эту комиссию включили тех, кого хотели связать с Коммуной, не давая, однако, ответственной работы. Как известно, избранные в Коммуну гамбеттисты, республиканцы и тьеристы в ближайшие дни отказались от полномочий. Во время существования Коммуны состав комиссий по нескольку раз менялся.
Руководящие комиссии ведомств были созданы, но надо было организовать и аппараты министерств. Саботаж чиновников, начавшийся по директиве Тьера, все более усиливался. Надо было сломить саботаж, поставить своих людей, по-новому поставить всю работу.


sao
Глава 1Х
Кроме назначения своих людей в министерства, Коммуна послала комиссаров в ряд учреждений (часть их была назначена еще Центральным комитетом). В судебное ведомство был послан Прото, на почтуТейс, на телеграф — Комбац, на монетный двор — Камелина, в государственную типографию — Алавуан и Дебон, на железные дороги— Поль Пиа и т. д.
Мы имеем ряд описаний, как происходило занятие учреждений Коммуной.
Тейс явился на почту по поручению Центрального комитета еще 27 марта. Директор почты Рампон после переговоров согласился иметь при себе двух делегатов, но немедленно дал приказ выслать из Парижа все документы и бумаги. Затем 30 марта он увез с собой кассу, все марки и т. д. Он дал распоряжение всем служащим ехать в Версаль. Один рабочий известил Коммуну о сделанных Рампоном приготовлениях. Вечером 30 марта Тейс с отрядом национальной гвардии занял почтамт. Там было очень мало служащих. Одни встретили Тейса дружески, другие безразлично. Всем им Тейс велел оставаться на месте. Ночью Тейс обошел все помещения и сорвал рукописные объявления, приглашавшие служащих ехать в Версаль. Утром стали подходить другие служащие.
Тейс описал, как затем происходило дело: «Служащие собирались группами на большом дворе, разговаривали, спорили; некоторые хотели уйти. Этот пример мог заразить большинство. Я велел запереть все двери, поставил часовых и стал обходить собравшиеся группы, споря с ними и угрожая. Затем я дал всем приказ пойти на свои места»'. Тейс отдал приказ об увольнении всех, кто не приступит к работе. Двое служащих (один из них был социалист) помогли Тейсу познакомиться с делом. Касса была пуста, марок не было, почтовые фургоны были отправлены в Версаль. Все руководящие чиновники скрылись.
Характерно, как проявилось расслоение среди почтовых служащих. Из высших почтовых чиновников ушло в Версаль 242 человека, осталось с Коммуной 85. Совсем другое отношение к Коммуне было у средних и особенно низших служащих. Из средних чиновников (sons- agents) ушло в Версаль 222 человека и осталось с Коммуной 907, из почтальонов ушло 132 человека и осталось 794, т. е. из высших чиновников осталась с Коммуной только одна четверть, из среднего персонала— четыре пятых, а из низшего — семь восьмых'.
Тейс создал на почте «совет», куда вошли: он сам, его секретарь, генеральный секретарь, все начальники отделов, два инспектора и два почтальона. На всю руководящую работу были назначены новые люди из среднего и низшего персонала. Несколько почтальонов было выдвинуто на должности начальников почтовых отделений. Стали набирать новых служащих, сперва всех возрастов, а затем только с 16 до 19 и старше 40 лет (так как остальные должны были идти в национальную гвардию).
Версаль сделал все, что мог, чтобы сорвать работу почты. В Версальском дворце лежали груды писем в Париж, и они никому не отсылались. Правительство издало приказ конфисковывать и привлекать к ответственности всех, кто ее доставляет. Почта из Парижа разными пу-
' Приложение к книге Л/ггауагау, Histoire de la Communa de 1871, Р. 1929,
р 484. ' Laurent, ор. cit., р. 21.






231'
Коммуна во главе Парижа
П. Груссе
И. Валлес
тями все же доходила до провинции. Тьеровский министр юстиции жаловался (в конце апреля), что почтовое ведомство не сумело создать вокруг Коммуны эффективную блокаду и не в силах задерживать ее корреспонденцию..
В Париже после нескольких дней перебоя почта стала доставляться адресатам регулярно. Посылали курьеров в пункты за пределами Парижа, и те опускали письма в ящики, обслуживавшие версальскую почту. Пришлось, правда, терпеть и существование частных агентств для доставки писем в провинцию. Почта организовала также посылку воздушных шаров (из бумаги и из другого материала). К ним прикреплялись пачки разных воззваний, которые по мере полета отрывались. Так рассылались, например, программа Коммуны, прокламации к рабочим и крестьянам и другие воззвания.
И враги и друзья свидетельствовали, что почта за время Коммуны работала хорошо. Уже после разгрома Коммуны «Avenir liberal» (14 июля 1871 г.) признавал, что «никогда доставка почты не была лучше организована, чем при Коммуне».
Тейс наметил и новую оплату труда. Было намечено повышение оплаты работников низших категорий до 1200 фр, в год (т. е. примерно в 1,5 раза), зато высшая ставка ограничивалась 6 тыс. фр. в год, что обозначало существенное сокращение прежних высших ставок.
Успешно боролась Коммуна с саботажем телеграфа. Парижский телеграф был на довольно высоком техническом уровне, например, уже широко практиковался аппарат Юза (печатавший телеграммы буквенным способом).
Версаль, кроме предложения чиновникам покинуть телеграф, дал распоряжение оборвать все телеграфные провода вокруг Парижа.
Начальником телеграфа после 18 марта сперва был Комбац, служащий телеграфа. В прошлом он был в отрядах Гарибальди, участвовал в испанском восстании (1869), писал в газете «Marseillaise» и др. Позд-


Глава 1Х
нее телеграфом руководил Повер, а впоследствии — делегация из трех человек и другие лица.
Чтобы заменить саботажников на телеграфе, были срочно организованы двадцатидневные курсы для телеграфистов. Тут, как и на почте, была выработана новая система заработной платы, при которой небольшие оклады были сильно увеличены, а оклады высших категорий значительно сокращены. Так, годовой оклад почтальонам был определен в 1400 — 1600 фр. (вместо прежних 800 — 1000), надзирателям— 1600 — 1700 фр. (вместо 1000 — 1200), служащим — от 1800 до 2400 фр. При этом служащие первой категории оставались при прежнем окладе в 2400, а для низшей группы оклады с 1400 поднимались до 1800. Инспекторам установили 4,5 тыс. (вместо 5,6 тыс.), директору — 5 тыс. вместо 15 тыс.'
Эти любопытные данные дают яркую картину политики Коммуны в области заработной платы, почти не освещенную в литературе.
Как обстояло дело с саботажем в других государственных учреждениях, выразительно рассказал Арну: «Когда я с Паскалем Груссе вступил в министерство иностранных дел, привратник и полотер были нашими единственными проводниками и, не имея возможности дать нам других разъяснений, по крайней мере познакомили нас с расположением здания. Приходилось поэтому все создавать от начала до конца, все организовывать, начиная от ведения списков умерших и родившихся до подметания и освещения улиц>Р.
В «Journal officiel» то и дело печатались постановления и приказы, предупреждавшие, что все, кто не явится на работу, будут уволены. Одновременно делались обращения о приеме на работу.
29 марта «Journal officiel» призывал служащих военного министерства стать на работу под угрозой увольнения. В номере от 1 апреля начальник управления косвенных налогов Бастелика призывал тех, кто хочет пойти работать. 3 апреля призывали молодежь идти работать на телеграф и т. д.
Делегаты в управлении прямых налогов Комбо и Файе («Journal officiel» в номере от 3 апреля) заявляли, что 1500 человек персонала выполняют сейчас ту работу, которую раньше делали 10 тыс. чиновников. Здесь было привлечено к делу много рабочих из секций Интернационала.
Бесспорно, что административный аппарат министерств был быстро налажен. Серрайе в письме от 29 марта писал в Лондон: «...административный аппарат функционирует как нельзя лучше. Можно подумать, что наши друзья получили специальную подготовку для этого». 15 апреля он писал: «Что касается административного аппарата, то можно только удивляться тому, как он работает. Весь аппарат работает без задержки... »'
Некоторые современные буржуазные «историки» обрушиваются на эту деятельность Коммуны. Французский журналист Талес в своей работе крайне негодовал на то, что Коммуна создавала свои министерства. Он писал: Коммуна инстинктивно «заполняла все
' Laurent, ор. cit., р. 189, 231.
' А. Арну, Народная история Парижской коммуны, Снб., изд. Глаголева,
стр. 164.
' «Письма деятелей 1 Интернационала в дни Коммуны 1871 г.», ИМЭЛ, 1933,
стр. 19 — 20, 33.


Коммуна во главе Парижа
места, все министерства, даже министерства юстиции и просвещения,. притом без всякой непосредственной пользы; увлекаемая традициями 1793 года, Коммуна копировала павший строй; порой она воскрешала его, и — поразительный парадокс! — революционеры выбивались из сил, чтобы заставить правильно функционировать... старую машину, завещанную империей» '.
Распоясавшийся «историк» не изволил понять, что Коммуна должна была создать заново всю систему государственного управления. Коммуна стремилась взять в свои руки все функции, потому что она инстинктивно чувствовала себя государственной властью, а Талес огорчен, что пролетарская диктатура интересовалась судом, просвещением и т. п. Разгром старой государственной машины и создание новой Талес объявляет бюрократической затеей. Он всячески старается развенчать Коммуну.
Историк Н. М. Лукин утверждал, что сломать саботаж чиновников и служащих Коммуне не удалось, что рабочий класс в целом был еще ~ слишком неорганизован и политически незрел, чтобы выделить из своей среды достаточно многочисленные кадры разного рода администраторов, и в этом кроется одна из причин поражения Коммуны.
Это посутидела ревизия взглядов Маркса — Ленина по вопросу о разрушении буржуазной государственной машины, Ведь дело шло прежде всего о разгроме государственной бюрократической машины, и поэтому нужны были не специалисты, а революционные рабочие, готовые сломать ее. Во-вторых, рабочий класс, создавая свое государство, са1и вырастает как господствующий класс. Поэтому именно рабочие могут явиться администраторами и организаторами- в период пролетарской диктатуры. Лукин по-меньшевистски трактовал проблему подготовки рабочих кадров. Наконец, неправильно было и утверждение, будто саботажа чиновников сломить не удалось. Конечно, шпионы, саботажники, вредители действовали активно, но в основном саботаж был разгромлен в первые же дни Коммуны. Даже буржуазные историки признают, что большая часть ведомств. действовала хорошо.
Парижская коммуна не только разгромила буржуазную государственную машину, но и создала свой аппарат управления, опираясьна рабочих и социалистическую интеллигенцию, и наладила все основные отрасли государственного управления.
Кроме успешной работы почты и телеграфа, бесспорно успешно. шло руководство всем сложным городским хозяйством столицы. Продовольственная комиссия, даже после версальской блокады, действовала бесперебойно, и съестные припасы почти не поднялись в цене. Финансовое хозяйство Коммуны действовало прекрасно. Энергично развернула работу Комиссия по просвещению.
С легкой руки Арну принято было бранить плохую работу префектуры полиции. Но эта критика вызывалась больше всего политическими разногласиями. Мелкобуржуазный республиканец Арну, восстававший против закрытия газет и пр., конечно, не мог примириться с репрессивными методами бланкистов Риго, Ферре и др. Надо сказать, что префектура выполнила очень большую работу, в частности, в борьбе
' E. Талес, Коммуна 1871 г., Лнг. $925, стр. 96.


Глава IJ


против саботажа, шпионажа и т. д. Надо учесть также, что большинство Коммуны возражало против чересчур энергичной деятельности префектуры и в известной мере тормозило ее работу.
В целом парижские рабочие, не имевшие никакого опыта, оказались прекрасными организаторами сложной государственной машины.
Коммуна была своеобразной формой рабочего государства. Уже на первом заседании (28 марта) члены Коммуны отмечали, что Коммуна — организация особого рода. Груссе говорил: «Военный совет скорее, чем Коммуна». Клеман указывал: «Не нужно более парламентаризма». Тьерист Тирар, мотивируя свой отказ от полномочий, особенно подчеркивал, что Коммуна является «военным советом», что она за «неограниченные законы». На заседании 30 апреля Вайян говорил, что Коммуна наподобие первой Коммуны (1792 — 1793) должна быть «...совокупностью комиссий, работающих совместно, а не парламентом, где каждый стремится сказать свое слово»'.
Этим членам Коммуна мыслилась не в виде парламента, где говорятся громкие речи, а в виде боевого органа, не ограниченного никакими законами, т. е. в виде своеобразной диктатуры.
Правда, были и другие течения. Так, например, Андрие считал, что «Коммуна должна быть собранием, обсуждающим и издающим декреты...» Члены Коммуны, по его мнению, не могут совмещать свою должность с обязанностью делегатов комиссий, нельзя быть и «законодателем и исполнителем»'. Клеман предлагал, чтобы «...Коммуна не выступала как политическая власть»', т. е. хотел, чтобы Коммуна была только муниципалитетом.
А Везинье, например, не признавал за Коммуной законодательной
4
Но вся практика Коммуны сводилась к тому, чтобы быть не парламентом, не говорящей машиной, а органом, соединяющим в себе и законодательную власть (все декреты шли от ее имени) и исполнительную власть, органом, руководящим судебной властью, контролирующим исполнение декретов и приказов и т. д.
В чем характерные особенности этой ломки государственной машины и создания Коммуной нового государства?
Прежде всего Коммуна исходила из той мысли, что должно быть создано государство в интересах народа, ради нужд рабочих. Поэтому. Коммуна совсем по-иному подходила к выполнению всех государственных функций. Дело шло о народной власти, народных нуждах, вопреки интересам привилегированных классов.
Далее, Коммуна опиралась в борьбе против саботажа и при создании новой власти на новый класс, на рабочих. Не будь этого ведущего класса, Коммуна не имела бы основного резерва для выделения руководителей, организаторов, рядовых работников.
Поручая рабочим ведущую роль, Коммуна сумела разделить служащих государственных учреждений, она сумела перетянуть на свою сторону не только низшие категории служащих, но и среднее звено, особенно в учреждениях, непосредственно связанных с жизнью столицы (почта, телеграф, общественные службы, финансы и т. д.). Поваль-
1 «Протоколы Парижской коммуны», т. I, М. 1933, стр. 32i.
' Там же, стр. N6.
' Там же, стр. 22.
' См. там же, стр. 241.


Ломмуна во главе Парижа


ное бегство чиновников наблюдалось преимущественно в чисто бюрократических учреждениях (вроде министерства иностранных дел, внутренних дел и т. п.). Полное исчезновение чиновников этих министерств было только на руку Коммуне — конечно, для этих функций нужны были люди, на 100% новые,
Существенно, что уже в ближайшее время Коммуна не только выдвинула на ведущие роли новых, преданных людей, но и наметила новые пути руководства учреждениями.
Своеобразный совет служащих был создан не только на почте, но и в ряде других мест (например, в Национальной типографии).
Наконец, существенным элементом государственной работы Коммуны была и смелая политика в системе заработной платы, которая сильно поднимала оклады низших категорий служащих и рабочих за счет резкого сокращения высоких и привилегированныхокладов. Этотоже был новый политический принцип — принцип социалистический. Этим сразу подчеркивался новый характер государственной власти Коммуны.
В эти же первые шесть дней Коммуна провела ряд других решений для слома старой государственной машины. Уже 29 марта был опубликован декрет о национальной гвардии: рекрутский набор был отменен, установлено, что «никакие вооруженные силы, кроме национальной гвардии, не могут создаваться в Париже или вводиться в него». Это означало отмену постоянной армии и вооружение всего народа. Декрет указывал, что «все способные к ношению оружия граждане входят в национальную гвардию»'.
Этот декрет в десяток строчек был исключительным по своему политическому значению. Он означал решительный отказ от постоянных армий, этого орудия деспотизма, и передачу власти всему вооруженному народу. Маркс особо подчеркивал это важнейшее решение Коммуны, намеченное еще Центральным комитетом в его воззвании от 22 марта: «...В городе национальная милиция, защищающая граждан от власти (правительства), вместо постоянной армии, которая ваи1ии1ает правительства от граждан«>«.
Разъясняя смысл этого решения, Маркс писал в «Первом наброске «Гражданской войны во Франции»>: «Народу стоило только организовать эту милицию в национальном масштабе, чтобы покончить с постоянными армиями; это — первое безусловно необходимое экономическое условие для всех социальных улучшений, сразу же устраняющее этот источник налогов и государственного долга и эту постоянную опасность правительственной узурпации классового господства... вместе с тем это вернейшая гарантия против иноземного нашествия, делающая фактически невозможным дорого стоящий военный аппарат во всех других государствах; это — освобождение крестьянина от налога крови и от обильнейшего источника всех государственных налогов и государственных долгов. Здесь уже обнаруживается тот пункт, в котором Коммуна есть счастье для крестьянина, первое слово его освобождения. Одновременно уничтожена «независимая полиция», и ее головорезы заменены слугами Коммуны»'.
Рядом с решением об отмене постояниого войска надо поставить декрет об отделении церкви от государства. Это означало «вломать opy' «3ourual officiel», 3/III 1871.
' См. «Архив Маркса и Энгельса», т. 111 (VIII), стр. 329.
г Там же.


2_#_
Глава IL'
дие духовного угнетения, «силу попов» (Маркс). Коммуна мотивировала свое решение тем, что «фактически духовенство было сообщником монархии в преступлениях против свободы». Декрет установил: «1. Церковь отделяется от государства. 2. Бюджет культов упраздняется». Движимые и недвижимые имущества церкви были объявлены национальной собственностью (заседание 2 апреля). Это означало также изгнание духовенства из школ. Это решение, по словам Энгельса, принадлежало к той категории реформ, «...от которых республиканская буржуазия отказалась только из подлой трусости, но которые составляли необходимую основу для свободной деятельности рабочего класса...»'
Таким образом, разгромив полицию, бюрократию, генералитет, Коммуна нанесла удар и другому слою эксплуататорских классов— попам.
30 марта Коммуна приняла другое характерное решение, отмечающее своеобразие ее как нового вида государстввнной власти,— об организации муниципалитетов в округах Парижа. Пргния по этому BolI- росу формулированы в «Протоколах» так: «...Опасно производить в данный момент муниципальные выборы... не нужно двоевластия... к тому же Коммуна фактически обладает муниципальной властью...»'
В этих мотивах сказывается прежде всего желание иметь единый, полновластный орган, который бы соединил в себе и общегосударственные и муниципальные функции. Коммуна ясно себе представляла, что новые выборы в окружные муниципалитеты могли бы ослабить ее роль и создать двоевластие, опасное для ее существования. Поэтому она пришла к выводу об объединении муниципальной работы и общегосударственной в едином органе — в Коммуне. Коммуна поэтому возложила руководство округами на определенных членов Коммуны, избранных в своих округах. Членам Коммуны было разрешено «по их собственному выбору и под их личной ответственностью назначать комиссии для ведения дел». Эти комиссии и выполняли функции окружных муниципалитетов под руководством членов соответствующих округов Коммуны. Парижские рабочие на своем опыте убедились, что не может быть различия между государственной и местной властью и что в рабочем государстве вся власть во всех ее видах должна принадлежать рабочим.
Таким образом, и в этом новшестве (почему-то не оцененном историками Коммуны} выявилась одна из характерных черт пролетарского государства.
Важно было и другое политическое решение: о размерах жалованья членов Коммуны. Этот вопрос был решен 31 марта. Прения шли в том направлении, чтобы, во-первых, установить членам Коммуны вознаграждение за труд согласно общедемократическим принципам. Во-вторых, указывалось, что вообще каждое должностное лицо может получать не больше определенного максимума. Хотя это последнее решение не было принято, но установление оклада членов Коммуны послужило своего рода нормой, выше которой оклады фактически не поднимались. Вознаграждение членам Коммуны было определено в 15 фр. в день, т. е. равнялось заработной плате квалифицированного рабочего. Это был резкий разрыв с традициями буржуазного государства, где высшие чиновники, кроме высокого жалованья, имели всякого рода приви-
1 A". Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 89.
' «Протоколы Парижской коммуны», т. I, стр. 30.


Коммуна во главе Парижа


легии, средства на представительство, казенные квартиры, оплачиваемые государством, штат прислуги и т. д.
На следующий день было принято решение, согласно которому максимальный оклад служащих был определен в 6 тыс. фр. в год; при этом указывалось, что до сих пор высшие должности носили характер синекур.
В духе общего решения была затем установлена (12 апреля) такая оплата офицеров национальной гвардии: главнокомандующего— 500 фр. в месяц, генерала — 450, полковника — 360, майора — 300 фр. и т. д., кончая подпоручиком — 150 фр. Эта шкала относилась к действующим силам и была ниже для гарнизонных войск (например, майорам и штаб-лекарям платили в день 10 — 7,5 фр. в действующей армии и 5 фр. в гарнизонах).
На заседании Коммуны 30 марта было принято также важное решение, характеризовавшее отношение Коммуны к иностранцам (вопрос возник в связи с избранием в Коммуну австрийского подданного Франкеля). Коммуна заявила, что «знамя Коммуны есть знамя всемирной республики» и «звание члена Коммуны является более важным знаком доверия, чем звание гражданина».
Этим решением еще более подчеркивалось, что Коммуна рассматривала себя не только как общенациональный орган власти, но даже связывала себя с будущей всемирной республикой.
Одновременно Коммуна, конечно, резко отмежевывалась от Национального собрания и версальского правительства вообще; она говорила о себе, как о «единственной власти», а приказы и сообщения версальского правительства объявляла недействительными. За подчинение приказаниям версальского правительства чиновники отрешались от должности.
Наконец, в эти же дни были проведены некоторые экономические мероприятия для облегчения положения рабочих и мелкой буржуазии.
Прежде всего (29 марта) был издан декрет о квартирной плате. С начала осады вопрос об облегчении платежей по квартплате был одним из самых острых — пресса, клубы, митинги то и дело говорили о нем. Квартирная плата отнимала у рабочих и служащих ббльшую часть заработка, тем более, что цены на квартиры из года в год росли. В «Journal officiel» (4 апреля) приводилась такая таблица: квартирная плата рабочего за одну комнату равнялась в 1852 г. 70 фр., в 1860 г.— 130 и в 1861 г. — 180 (видимо, за терм).
Квартирная плата мелкого служащего за соответствующие годы равнялась 300, 500 и 700 фр. и мелкого торговца — 600, 1000 и 1400 фр.
Декрет о квартирной плате имел такие существенные пункты. Квартиронаниматели освобождались от уплаты за квартиры за три квартала (последний квартал 1870 г. и январский и апрельский кварталы 1871 г.). Все суммы, которые за эти кварталы были внесены, засчитывались за последующие кварталы. Квартиронанимателям предоставлялось право в течение шести месяцев расторгнуть все договоры о найме квартир, но все требования о выезде с квартир отсрочивались на три месяца. Этим самым домовладельцы лишались права выселять жильцов, даже если срок договора окончился.
Коммуна отменила квартирную плату независимо от стоимости помещения, т. е. применила эту меру и к крупной и к зажиточной буржуазии. По-видимому, она учитывала то, что подавляющее большинство


Глава 1Х
парижского населения (рабочие, служащие, мелкая буржуазия) будет охвачено декретом, и не придавала значения тому, что она облегчит положение и зажиточных слоев. Может быть, у нее была мысль в известной мере привлечь на свою сторону и их.
Декрет о квартирной плате приобрел большую популярность в парижском населении. «Реге Duchene» в ¹ 16 от 11 жерминаля писал: «Наконец, мелкие торговцы не будут разорены. Союз мелкой торговли и пролетариата будет скреплен хорошими декретами славной Парижской коммуны».
Другой мерой, принятой в тот же день, была приостановка продажи вещей, заложенных в ломбарде. Это было предварительное решение до общего решения вопроса о ломбарде. Вопрос о ломбарде был острым вопросом, о котором клубы напоминали из месяца в месяц. Приостановить продажу заложенных вещей значило сохранить бедноте те вещи, которые она теряла. Эта мера выявляла заботу Коммуны о рабочих и мелкой буржуазии, находившихся в тяжелом материальном положении.
ф 3. Роль рабочего класса
Первый, мирный период Коммуны продолжался 16 дней (18 марта— 2 апреля) или, точнее, 15 дней, потому что уже 2 апреля произошли первые столкновения с версальцами.
За эти дни в решениях Центрального комитета национальной гвардии и Коммуны, а также в печати Коммуны были охарактеризованы основные особенности новой власти. Конечно, в оценках не было единодушия, поскольку в руководстве Центрального комитета национальной гвардии и Коммуны действовали различные партии.
Характернейшей чертой этих дней был часто повторявшийся лозунг парижских улиц: «Это 89 год рабочих».
Очевидец Эли Реклю писал, что члены Коммуны «были люди национальной гвардии или рабочего класса... Все они были или претендовали быть врагами буржуазии и друзьями пролетариата»'.
П. Лавров писал в это время: «В первый раз на политической сцене не честолюбцы, не болтуны, а люди труда, люди настоящего народа>р.
Один из военных руководителей Коммуны, Россель, чуждый задачам Коммуны, тоже понимал, что дело шло' о руководящей роли пролетариата. Он писал: «Когда образованная буржуазия делала свою революцию 1789 г., она делала ее не одна. Она призывала крестьян, чтобы сжигать замки, и рабочих, чтобы разрушить Бастилию. Рабочий сделал свое дело; теперь он требует себе платы»».
«Реге Duchene» в № 13 от 29 марта писал: «В Коммуне добрые ребята пролетарии смогут, наконец, добиться своих прав и получить полностью плоды своего труда».
Газета «La Commune» в ¹ 13 от 1 апреля формулировала задачу Коммуны так: «...уничтожить привилегии и монополии, провести экономическое и интеллектуальное освобождение рабочих».
Совершенно правильно охарактеризовал Поль-Луи положение дела в Париже в это время: «Простой рабочий народ понял, что ему необхо-
' Elie Reclus, 1.а Gommuue au jour le >ош 1871, р. 46.
' Письмо к Штакеншнейдер от 13 — 30 марта, «Голос минувшего» № 7 — 8„
1916, стр. 123.
' L. Rossel, Papiers posthumes, P. 1871, стр. 235 — 236.


Коммуна во главе Па р име а
димо прежде всего овладеть правительственной властью, если он хочет добиться хоть какого-нибудь результата. Стоило лишь шевельнуться рабочим предместьям, чтобы рассеять в прах все дилетантские умствования Прудона, которыми он в течение 20 лет думал убаюкивать народ»'.
Фактически рабочий класс овладел властью и проводил меры, которые были нужны для трудящихся. Но не исчезла и теория содружества классов, сближения рабочих и буржуазии. Это была идея якобинцев, но ей отдавали дань и прудонисты и даже бланкисты.
Близкая к бланкистам, но достаточно беспринципная газета «Pere Duchene», например, писала не один раз о содружестве классов. Возобновив после 18 марта издание, газета призывала (№ 6, 22 марта): «Объединимся! Справив свадьбу народа, посватаем буржуазию с пролетариатом и в ближайший праздник 14 июля, на грандиозном пиршестве на Марсовом поле, будем пить за федерацию производства и обмена, обновленных и освобожденных».
А через несколько дней эта же газета (¹ 10 от 26 марта), в день выборов в Коммуну, заявляла: «Мы далеки от того, чтобы отделять народ от буржуазии, далеки от того, чтобы проповедовать ненависть и гражданскую войну. Мы хотим нримирить всех граждан и показать, что народ и буржуазия, рабочие и хозяева, наемные труженики и капиталисты имеют одни и те же интересы и что благоденствие одних неизбежно ведет за собой благоденствие и других. Так сказал Прудон, мои патриоты».
Прудонистская газета «La Commune» в ¹ 9 от 28 марта призывала «быть справедливым ко всем классам общества», а в следующем номере говорила о «союзе капиталиста и рабочего, но с тем, чтобы львиная часть не доставалась первому».
Прудонист Верморель в своей газете «L'Ordre» в № 2 от 21 марта тоже призывал к единению классов: «Нужно, чтобы буржуазия объединилась с народом, чтобы все, без различия классов и каст, большие и маленькие, богатые и бедные, образованные и неграмотные, объединили свои силы для спасения общего дела. Буржуазия поняла, что ее опасения химеричны и что ей нечего опасаться со стороны народа».
Газета секций Интернационала вокзала Иври и Берси «La revolution politique et sociale» в № 4 от 23 апреля писала: «Народ и трудовая буржуазия — едино суть; рабство девятнадцатого века, капитализм, рушится».
При этом создавалась целая теория, что есть «трудовая буржуазия» и «паразитическая», интересы которых якобы решительно расходятся. Особенно подробно развивал эту теорию Жюль Валлес в «Cri du peuple», в ¹ 20 от 22 марта. Паразитическая буржуазия — это такая, которая «лодырничает, которая из своих должностей делает коммерцию и из политики — ремесло», которая «ничего не производит, а только наживается, которая грабит при помощи системы подозрительных банков или при помощи бессовестных биржевых спекуляций». Это «бесстыдные спекулянты, которые грабят бедных и дают взаймы королям».
Этой буржуазии Валлес противопоставляет «рабочую буржуазию» («bourgeoisie ouvriere»), «честную и мужественную, которая ходит в кепке в мастерскую, ходит в сабо по грязи в цехах, в холод и в жару
1 Поль-Луи, История социализма Во Франции, l906, рус. пер., стр. 245.


Глава TE


-остается у своей кассы и у конторки, в своей небольшой лавке пли фабрике, за стеклами магазина или в стенах своей мануфактуры. Она глотает пыль и дым, ходит в синяках, обжигается перед станками или перед горном, опускает руки в тесто и присматривает за работой; она по своему мужеству и своим заботам — родная сестра пролетариата». Она тоже в неустойчивом положении, опасается разорения, банкротства и безработицы.
Валлес разумел, видимо, главным образом мелкую буржуазию. Таким образом, в ряде случаев этот лозунг сближения с буржуазией имел тот смысл, чтобы использовать в качестве резервов ту часть буржуазии, которая была против правительства и имела ряд общих интересов с пролетариатом (например, борьбу за упрочение республиканского строя, борьбу за льготы по квартирной плате и т. д.).
Однако продолжали крепко держаться и прудонистские идеи о слиянии классов и т. п. Мильер в газете «La Commune» в ¹ 15 от 3 апреля заявлял, что пролетариат — единственный класс, способный спасти страну. Он писал: «Господствующий класс гниет и распадается, и французская цивилизация навеки погибнет, если дальше останется в руках этой развращенной олигархии. Кто может нас спасти? Пролетариат. Так же, как восемьдесят лет назад капиталистический режим заменил режим феодальный, так теперь труд поглотит капитал. И когда мы говорим о труде, то мы разумеем труд во всех его видах: сельскохозяйственный, промышленный, научный, художественный и коммерческий».
В этих словах Мильер подразумевал уже не пролетариат, а трудящихся в широком смысле слова, т. е. рабочих, крестьян, служащих, интеллигенцию и т. д.
Мильер утверждал далее, что как раньше два прежних класса (аристократия и буржуазия) слились и образовали буржуазию, так и теперь «буржуазия со своей стороны должна будет слиться с пролетариатом и будет представлять только один класс — народ». Таким образом, Мильеру представлялась идиллия — объединение трудящихся с эксплуататорами в единый класс. Так якобинские и прудонистские теории всячески запутывали головы парижан.
Рабочий класс всем представлялся как ведущая сила Коммуны, но .тенденции примирения, объединения всех классов, «слияния» пролетариата и буржуазии препятствовали четкому определению пролетарской тактики.







ВОЙНА НАЧАЛАСЬ
~@фи
ф 1. Армия Тьера ока Коммуна занималась своими внутренними делами, правительство Тьера было занято организацией армии, которая должна была обрушиться на Париж. Уже в своем очередном циркуляре от 22 марта Тьер писал: «Реорганизованная армия, размещенная лагерем вокруг Версаля, проявляет твердость и уверенность; со всех сторон правительству республики предлагают (если понадобится) батальоны мобилей для поддержки республики против анархии» '.
Это было очередное лживое сообщение Тьера, который лгал, как зарвавшийся делец, прикрывающийся пышными фразами.
Разложившиеся остатки парижской армии в это время находились в состоянии полного маразма, и правительство знало, что положиться на солдат нельзя.
Вновь присланные воинские части тоже не внушали доверия. Окунев писал, что даже накануне 2 апреля все еще «опасались, как бы оказавшиеся перед мятежниками войска не подняли ружья прикладами вверх» 2.
По словам Винуа, Тьер предлагал 1 апреля одному из видных генералов взять на себя командование при наступлении на Париж, но тот колебался, ссылаясь на то, что войска ненадежны. Тогда Винуа сам взялся за командование этой операцией а. Одновременно шла и подготовка общественного мнения.
28 марта Тьер писал в своем очередном воззвании: «Пусть честные рабочие (которых гораздо больше, чем плохих) знают, что если они еще не имеют куска хлеба, то этим они обязаны сторонникам Интернационала, этим тиранам рабочих, претендующим быть их защитниками». А крестьянам Тьер заявлял, что они оторваны от своих деревень из-за тех же смутьянов, которые «задержали уход немецких войск» '. ' «L'armee de 4 ersailles», Р. 1871, р. 12. ' Письмо Горчакову от 10 апреля, «Парская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 100. ' General de Sesmaisons, Les troupes de 1а Gommune, Р. 1904, р. 7 — 8.
4 «L'armee de Versailles» р. 15.
16 История Парижской коммуны


Глава Х
242
Но надежды Тьера на поддержку провинции оказались призрачными. Призывы записываться в добровольцы окончились полным крахом. В главных городах департаментов на этот зов собиралось по 20 — 30 волонтеров (мобилей).
«Хорошие» национальные гвардейцы, прибывшие в Версаль из Парижа, не хотели идти в бой. (После вступления версальских войск в Париж они стали хозяйничать там, как палачи). За апрель и май в Версале записалось только 1500 волонтеров (мобилей, национальной гвардии и пр.), но из них фактически действовал только один отряд в 120 человек '.
Таким образом, версальское правительство решило опереться в первую очередь на пленных, интернированных в Германии. Поэтому Тьер изо дня в день у-ниженно просил Бисмарка об увеличении контингента войск и оо отпуске из плена новых частей.
Прежде всего Тьер принялся за организацию жандармерии. Из жандармов было создано два конных полка и два пехотных. Сюда же были влиты остатки императорской гвардии. Эти части были своего рода тьеровской гвардией. Их помещали перед регулярной армией, на передовых линиях наступления.
Когда стали прибывать пленные из Германии, их размещали сначала в два лагеря, около Шербура и Камбрэ. После отбора более надежных элементов их посылали в Версаль, где они размещались в двух лагерях под городом.
Из плена в первую очередь прибыли части восточной армии, которую Фавр в свое время позабыл включить в договор о перемирии. В начале мая стали приоывать пленные, захваченные после капитуляции Меца. Обработка пленных шла по всем правилам. Еще при поездках в Германию Фавр лично выступал в лагерях среди французских военнопленных, натравливая их против Коммуны и призывая сражаться против «деспотизма демагогии».
В лагерях, размещенных во Франции, шли усиленная проверка и отбор людей и одновременно дикая погромная агитация против коммунаров. Солдаты, возвратившиеся пз плена, были находкой для Тьера. Это были преимущественно крестьяне, оторванные за время плена от родины, не имевшие представления о ходе событий во Франции, жаждавшие скорее возратиться в свою деревню, в свою семью.
Им изображали Париж как исчадие ада. Например, в воззвании генерала Дюкро, который ведал Шербурским лагерем, говорилось (19 апреля): «На развалинах нашей несчастной родины жалкий сброд пытается торжествовать во имя праздности, дебошей, разбоя и убийств... Париж стал добычей этих людей, этой накипи роковой войны. Солдаты, прогоним их! Навсегда выгоним из нашей столицы этих сумасшедших злодеев!»
Лагери под Версалем находились под особой охраной. Никто не мог туда войти. Офицерам было предложено жить тоже в лагерях, чтобы вести пропаганду среди солдат. Войска были заново экипированы, питались значительно лучше обычного. После полуголодного существования в концлагерях хорошее питание было важным агитационным средством.
' Albeit Hans, Souvenir» й'un volontaire versailla s, Р. 1873, р. 26 — 30.




Вобна началась МLEVt? ЙЗМ5 01ч. I~C~" 1'~ '.~ ":,: '' 1 Гс-„
Вильгельм 1 и Жюль»Эавр
(Жюль Фанр умоляет германского императора спасти Францию
от Коммуны). Впльгельм 1: «Встаньте же, мужчины не плачут!»
Так тщательно обрабатывалась армия, которой готовили роль палача рабочего правительства.
К моменту бегства правительства в Версаль там собрались три дивизии, одна бригада, два полка жандармов и несколько отрядов егсрей. К началу апреля присоединилось еще пять дивизий. Но армия еще не была полностью сформирована. Поэтому, по словам Впнуа, «правительство было заинтересовано в том, чтобы возможно дольше оттягивать момент новых активных действий» 1
После первых военных действий, в начале апреля, была проведена организация военных сил Версаля (декрет 6 апреля). Были созданы 1 и II армия (резервная). I армия была организована из трех корпусов,
' General Vinoy, L'Armistice et la Commune, р, 247.


244
Глава Х


руководимых генералаьш Ладмиро (1-й корпус), де Сессэ (2-й корпус) и дю Барай (3-й корпус — целиком кавалерийский). 1-й, 2-й корпус и резервная армия имели по три пехотные дивизии, по брцгаде кавалерии; при каждой дивизии было по две батареи. У каждого корпуса было в резерве по четыре батальона. Общий резерв 1 армии состоял из десяти батарей и двух рот саперов.
Позднее, 23 апреля, к 1 армии присоединились еще два корпуса: 4-й — генерала Дуэ (организованный в Шербурском лагере) и 5-йгенерала Кленшана (из лагеря при Камбре). Резервная армия (их трех дивизий) была под начальством генерала Винуа.
Общая численность версальской армии на 6 апреля равнялась 65 тыс. (в том числе 5,5 тыс. артиллеристов и 4,5 тыс. кавалерии). Главнокомандующим и командиром 1 армии был назначен маршал Мак-Магон. Этот генерал имел печальную репутацию в армии. Правда, иногда вспоминали, что он пострадал от раны во время войны (для генералов императорской армии это было исключением). Тьер серьезно опасался, не освищут ли солдаты нового главнокомандующего.
Тьер, впрочем, сам непосредственно занимался подготовкой армии и всеми военными вопросами. Этот зловещий карлик написал тысячи страниц о наполеоновских войнах и на этом основании считал себя великим стратегом и знатоком военного дела. Он пыжился, изображая из себя Наполеона.
Ежедневно с 7 часов утра Тьер созывал своих командиров, чтобы держать их в напряженном состоянии, и лично давал им директивы военного характера, щеголяя специальной терминологией и хвастая своими книжными познаниями о военных операциях прошлого.
Армия Тьера, пополнявшаяся при помощи Бисмарка, достигла к середине мая 120 тыс., а затем и 130 тыс. человек.
Расходы на армию достигали 216 млн. фр. (с 18 марта по 28 мая), по 3 млн. в день., т. е. в 5 раз превышали весь бюджет Коммуны за эти месяцы (около 42 млн.,фр.).
За это же время в Версаль было прислано 400 пушек из арсеналов Дуэ, Лиона, Шербура, Тулона, Безансона. Это была преимущественно тяжелая артиллерия, частью морская (90 морских пушек по 16 сантиметров, 10 морских пушек «22», 110 пушек «24» и т. д.). Для этих пушек было доставлено 248 тыс. снарядов (к 23 мая было израсходовано 138500 снарядов) '.
Таким образом, особое внимание Тьер уделил артиллерии. По его указаниям был применен метод особо сосредоточенного артиллерийского огня на отдельных участках фронта. В то время как во франко-прусскую войну на одно орудие отпускалось 250, максимум 500 снарядов, в борьбе против коммунаров на каждое орудие было выдано по 1 тыс. снарядов.
Правительство Тьера сосредоточило все силы, чтобы создать при помощи немцев боевой кулак и раздавить рабочий Париж.
' «Guerre des communeux de Paris»; par un officier superieur de 1'агшее de Versailles», P. 1871, р. 320 — 821.


Война началась
ф 2. Первые военные столкновения
Каково было стратегическое положение Парижа'. С востока и частью с севера столицу окружала прусская армия, владевшая всеми фортами этого района и находившаяся в расстоянии 1 — 5 кл от крепостной стены города. "Эта армия насчитывала около 150 тыс. человек. Таким образом, у Коммуны был опасный тыл, который мог непосредственно обстрелять из орудий самые многолюдные рабочие кварталы — Монмартр, Бельвиль, Менильмонтан.
С юга коммунары имели в своих руках пять фортов: Исси, Ванв, Монруж, Бисетр, Иври. Здесь военное положение Коммуны было более олагоприятно. Особенное значение имели два западных форта— Исси и Ваяв, ближе всего находившиеся к Версалю и обеспечивавшие юго-западную оконечность столицы (Пуен-дю-Жур, где шла ближайшая дорога на Версаль — через Севр — и где протекала Сена при ее выходе из города).
В другом положении была западная часть столицы. Здесь находился единственный форт, Мон-Валерьен, находившийся в руках версальцев. Тут же была единственная уцелевшая переправа через Сену— мост Нейи. В 2 км отмоста к востоку были ворота Нейи, откуда через площадь Звезды шел путь в центр столицы.
Сена протекает в этой части города параллельно крепостной стене, в 2 — 3 км от нее. Здесь, к востоку от реки, расположен Булонский лес. Вся правая сторона берега Сены была в руках коммунаров, а по левую сторону они имели в своих руках только несколько пунктов: против моста Нейи, Курбвуа и Пюто, небольшой пункт против Мон-ВалерьенСюрен — и, наконец, севернее, вдоль реки,— замок Бэкон и Аньер.
Ближайшей задачей версальского командования было прежде всего наступление на пункты левого берега и на мост Нейи. В конце марта и начале апреля происходили отдельные перестрелки между коммунарами и версальцами. С утра 2 апреля версальцы начали свое первое наступление. Были пущены в ход отряды:кандармов, пытавшиеся захватить предмостные укрепления и мост Нейи. Жандармы были оттеснены, но вследствие вступления в бой свежих сил — пехоты и артиллерии — коммунары были вынуждены отступить за реку. В течение ряда часов шли упорные столкновения у Курбвуа и Пюто. У Курбвуа несколько сотен коммунаров энергично оборонялись и привели в полное расстройство 74-й полк, который разбежался, побросав орудия. Но под давлением превосходных сил коммунары должны были освободить Пюто, Курбвуа и мост Нейи. К концу дня эти пункты снова были заняты коммунарами, но в конце концов все же они остались в руках версальцев.
В этих боях со стороны версальцев участвовало до 10 тыс. человек (в том числе кавалерия, отборные части — жандармы, моряки). Версальцы имели сильную артиллерию. Со стороны коммунаров сражалось только около 2 тыс. человек, без артиллерии и без конницы.
Эти первые столкновения показали беззаветную храбрость коммунаров, но и их слабую организованность, плохое использование артиллерии, отсутствие рекогносцировки. Главное, они показали, что инициатива военных действий находится в руках версальского командования. Ошибочная система пассивной обороны сразу показала всю свою пагубность.


Глава Х


Неожиданное нападение версальцев взволновало весь Париж. Толпы народа собрались на площадях и улицах. Национальные гвардейцы с ружьями в руках требовали немедленного наступления на Версаль. Руководители Коммуны были в нерешительности.
По словам Росселя, еще 1 апреля состоялся военный совет, руководимый Эдом, Дювалем и Бержере, где был составлен план наступления на Версаль. Россель часто путает даты и сам оговаривает, что «вероятно» в этот день был составлен план нападения на Версаль. Надо думать, что заседание совета происходило после столкновений 2 апреля. Несомненно, что и до 2 апреля три генерала Коммуны (все бланкисты) стояли 'за наступление на Версаль. Провокационная атака версальцев дала лишний повод осуществить этот план. Члены Исполнительной комиссии сперва возражали против наступления. Особенно против него был Лефрансэ; колебались и другие — Тридон, Пиа, Вайян. Под давлением возбужденного населения Исполнительная комиссия согласилась на наступление.
Стратегический план, вероятно, обдумывался заранее, и он был, несомненно, неплох (ходили слухи, что в составлении плана участвовал американский генерал Шеридан, находившийся тогда в Париже). Было решено произвести наступление на Версаль тремя колоннами по трем направлениям.
Первая колонна, состоявшая из двух отрядов — Бержере и Флу'ранса,— должна была пройти к Версалю с севера. Отряд Бержере дол'жен был наступать через мост Нейи, мимо Курбвуа и, оставляя влево форт Мон-Валерьен, идти к Нантеру, Рюэлю и дальше через Буживаль на Сель-Сен-Клу, прямо к северной части Версаля. Отряд Флуранса направлялся в более северном направлении — через Аньер, Коломб, затем повертывал к югу, к Нантеру и Рюэлю,— в последнем пункте оба отряда должны были соединиться.
Центральный отряд Эда с его командирами Авриалем и Ранвье должен был идти прямым, кратчайшим направлением на Версаль, через Исси, Медон, Шавиль и Вирофлэ, т. е. подойти к Версалю с востока.
Наконец, третий отряд (под руководством Дюваля) должен был идти в более южном направлении, через Шатийон, Банье, Со, ВиллаКублэ, Велизи, и подойти к Версалю с юго-востока.
Но в осуществлении этого плана было сделано много ошибок. Прежде всего план был составлен лишь в общих чертах. Директива гласила: «Идти вперед». Подробных диспозиций не было. Не было точных указаний, как действовать в случае разных осложнений и т. д. Не было единства командования. Больше того, почти не была использована артиллерия (кроме нескольких пушек у центрального отряда и на правом крыле). Не было взято продовольствия. Недоставало патронов. Лазаретная служба не была организована. Не было никакой точной информации о распределении версальских войск и укреплений; в частности совершенно не была учтена роль форта Мон-Валерьен, — многие наивно полагали, что оттуда «стрелять не будут». Не были приготовлены резервы.
Наступление опиралось на энтузиазм народных масс, стремившихся скорее раздавить версальскую власть, но оно было очень слабо подготовлено в организационном и техническом отношении.
Общее число войск Коммуны, выступивших против Версаля, достигало 30 — 40 тыс. Версальцы могли выставить против них около


Война началась


60тыс. человек и, кроме того, опирались на мощную артиллерию и кавалерийские части.
Наступление началось 3 апреля с раннего утра. В первые часы наступление всех колонн происходило успешно. Версальцы не ожидали такого быстрого и неожиданного нападения.
Первый отряд (Бержере) прошел без затруднений по дороге к Рюэлю. Но начавпшйся обстрел с форта Мон-Валерьен расстроил ряды. Трп имевшиеся пушки были направлены коммунарами прямо на форт и начали в свою очередь его обстреливать. Но два орудия были быстро сбиты. Собрав свой отряд, Бержере двинулся дальше. Кавалерия Галифе под выстрелами коммунаров ускакала. Коммунары заняли Рюэль, т. е. прошли полпути до Версаля (около 9 часов 30 минут утра). Генерал Винуа был захвачен врасплох. Дорога к Версалю была свободна. Посланных против Бержере сил было недостаточно. Коммунары стойко отстреливались и кое-как укреплялись. Винуа послал новые силы с целью окружить отряд Бержере. Бержере, опасаясь окружения, должен был отступить. Отряд Флуранса, двигался севернее и прикрывал отступление отряда Бержере по направлению на Нантер. Подвергаясь непрестанным нападениям конных и пехотных частей, Бержере под артиллерийским огнем с оставшимися силами отошел к городу, за мост Нейи. Флуранс, отброшенный с отрядом в сторону, на север к Шату, был захвачен жандармами и убит.
Центральный отряд (Эда) наступал успешно и отбил первое нападение жандармов (их было около 800 человек). Коммунары заняли БаМедон, Виль-Флери, затем Бельвю и О-Медон. Но у коммунаров было только восемь орудий с несколькими снарядами. Против коммунаров версальцы направили бешеный артиллерийский огонь от Медонского замка и с других пунктов. Подои|ли и свежие пешие силы версальцев. После 10 часов утра коммунары были вынуждены отступить под охраной артиллерии фортов Исси п Ванв.
Левый отряд (Дюваля) выступил раньше других, занял ночью Шатийон и с утра оттеснил конные части версальцев. Затем отряд Дюваля дошел до Вилла-Кублэ, т. е. был уже всего в 5 — 6 км от Версаля. Недостаток патронов и отсутствие артиллерии поставили отряд Дюваля в тяжелое положение, тем более что он был окружен значительными силами. Коммунары к ночи отступили к Шатийону. С раннего утра версальцы начали окружать остатки отряда Дюваля (1500 человек), Против Дюваля-были двинуты силы, в 4 — 5 раз превосходившие силы коммунаров. Не имея возможности пробиться, отряд Дюваля сдался в плен. Сам Дюваль героически погиб, расстрелянный версальцами по приказу генерала Винуа. Дюваль и его помощники сами назвали себя и пали под пулями с возгласами: «Да здравствует Коммуна!»
При первых же военных столкновениях с коммунарами (2 — 4 апреля) версальцы начали расстреливать пленных. Первый расстрел был произведен генералом Галифе. Он захватил и расстрелял нескольких коммунаров, которые даже не участвовали в сражении и случайно оказались на версальской территории. Расстреляв группу коммунаров, Галифе, видимо, по директиве Тьера, издал приказ, где говорилось: «Я объявляю этим убийцам войну без пощады и без перемирия. Я дал пример сегодня утром — он будет благотворен».
На другой день генерал Винуа расстрелял генерала национальной гвардии Дюваля и ряд других коммунаров, попавших в плен.


Глава Х
Донесение из русского посольства в Версале от 5 апреля сооощало: «Взято в плен несколько тысяч, многих расстреливают на месте— всех начальников и всех принадлежащих к армии» '.
Когда первые пленные коммунары появились на улицах Версаля, разыгрались дикие сцены. Буржуазия, спекулянты и кокотки срывали с коммунаров галуны, плевали в лицо, били зонтиками и палками. Даже противники Коммуны должны были признать всю звериную дикость версальской толпы. Один из таких очевидцев писал: «Элегантная эмиграция Версаля мстила этим несчастным за страхи, которые она перенесла; она наносила им оскорбления и даже удары. Несколько позднее прибыла вторая группа федератов, и она встретила еще более зверский прием» '.
Столкновения и наступление в дни 2 — 4 апреля имели большое значение для Коммуны.
Версальское правительство убедилось, что военные силы Коммуны, несмотря на всю их неорганизованность, могут явиться большой опасностью для правительства.
Хотя коммунары показали, что они не умеют действовать в открытом поле, но они выявили себя «храбрыми, смелыми и настойчивыми». Наступление коммунаров показало, что <у них много людей, и людей отважных, опытных артиллеристов, умеющих стрелять» ~.
Неожиданность вылазки, упорство и храбрость коммунаров показали также, что версальские войска еще не готовы для крупных действий. На первых этапах столкновений они легко отступали, рассеивались и просто бежали. Были случаи отказа стрелять.
В конце концов, несмотря на свой перевес и значительную роль артиллерии, версальцы только отбросили наступавших, но никаких важных районов не захватили. Они не нанесли никакого заметного урона живой военной силе Коммуны.
Было совершенно ясно, что, если бы коммунары сделали такую вылазку не 3 — 4 апреля, а 12 — 14 дней назад, версальское правительство должно было бы поспешно эвакуировать Версаль и спасаться в какой-либо город не под Парижем, а за 100 и больше километров от столицы.
Версальское правительство сделало из событий этих дней такой вывод: надо еще и еще усиливать армию, подвезти мощную артиллерию, продолжать шпионскую работу в Париже и вести систематическую осаду Парижа по всем правилам военного дела. Ни о каком неожиданном, внезапном захвате столицы не могло быть и речи.
Какие выводы сделала республиканская буржуазия из этих первых военных столкновений Коммуны с Версалем? Один из историков Коммуны, Мендельсон, утверждал, что «непосредственно после поражения, понесенного Коммуной 4 апреля, буржуазно-республиканское население Парижа стало в оппозицию к Версалю и стало требовать от правительства, чтобы оно сделало уступки восставшей Коммуне» 4, и что после 4 апреля вся республиканская буржуазия требовала роспуска Национального собрания.
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 93.
' Leonce Dupont, Souvenirs de Versailles, Р. 1881, р. 51.
в General de Sesmaisons, Les troupes de la Commune, р. 15.
4 С. Мендельсон, Парижская коммуна 18 марта, Пгр. 1918, стр. 63.


249
Бойни нпчппась
Это утверждение не соответствует действительности. Республиканская буржуазия именно в это время отозвала пз Коммуны всех своих последних представителей. Улисс Парап отказался от раооты в Коммуне 5 апреля, а Ранк — 6 апреля. Ранк прямо заявлял, что он ушел из Коммуны потому, что надежд на соглашение с Версалем при помощи участия в Коммуне не было.
Республиканская буржуазия враждебно относилась к Национальному собранию и недоверчиво к правительству Тьера, но события 3— 4 апреля никак не повлияли на ее позицию. Напротив, увидав, что Коммуна готова энергично обороняться, республиканцы еще более настойчиво стал[ дооиваться соглашения Коммуны с Версалем. Эта тактика, разлагавшая защитников Парижа, была на руку только Версалю.
После 3 — 4 апреля случайные спутники Коммуны вроде мелкобуржуазных республиканцев стали шаг за шагом отходить от нее. Военная борьба отбросила в сторону всех колеблющихся.
Для членов Коммуны после первых же военных столкновений 2— 4 апреля стало очевидным, что не может быть никаких иллюзий по отношению к поведению версальского правительства. Раньше кое-кто из членов Коммуны надеялся, что версальское правительство оставит Париж в покое или будет искать соглашения с Коммуной. Теперь пацифистские мечты поблекли. Версаль добивался войны, а не переговоров и соглашения. Перед Коммуной стал вопрос о военной борьбе, как об основной задаче.
Столкновения 2 — 4 апреля показали, что у Коммуны прежде всего нет нужной военной организации, нет еще настоящих военных специалистов и военачальников, нет уменья использовать важнейшие технические средства, например артиллерию, нет сведений о состоянии версальской армии и ее позиции.
С другой стороны, неудача первой вылазки усилила ошибочную тенденцию, сводившуюся к тому, что Париж должен обороняться, а не наступать. Эту тенденцию защищала затем значительная часть членов Коммуны и, в частности, сами военные организаторы Коммуны, например Клюзере. Укреплялась пагубная мысль, что путем обороны при помощи фортов и укреплений Коммуна сможет без наступательных действий победить Версаль и отстоять свою свободу.
Эта оборонительная тенденция была связана кое у кого с узким пониманием задач Коммуны. Ведь некоторые упорно полагали, что Коммуна должна быть только парижской коммунальной организацией, а вовсе не общенациональной французской властью. Для таких людей, стоявших на позициях чисто коммунальной революции, было естественно говорить только об обороне, о самозащите, а вовсе не о свержении версальского правительства. Таким образом, политическая узость протягивала руку военной ограниченности. Теория обороны и отказ от нападения предрекали восстанию неизбежную гибель.
Первые военные столкновения высоко подняли боевое настроение парижских масс. Журналист Талес, прикрываясь якобы марксистскими теориями, в своей книге заявил, что после вылазки 3 апреля революция стала катиться по наклонной плоскости к окончательному разгрому '.
На самом деле пролетарская и даже мелкобуржуазная масса проявила непосредственно после этих дней особое рвение. С 5 апреля,
К. Талес, цит. Соч., стр. 114, 151.


Глава Х
например, десятки тысяч парижан без всякого специального призыва или приказа начали рыть траншеи, укреплять форты и крепостной вал, подвозить орудия и снаряды.
В массах не было никаких колебаний. Они по-настоящему готовились к грозным боям с врагом.
ф 3. Военная организация Коммуны
Кще при Центральном комитете национальной гвардии (24 марта) военное руководство было возложено на трех человек — Брюнеля, Эда и Дюваля — со званием генералов. Одновременно все военные учреждения были поручены Бержере.
1 апреля были сделаны перемещения: Эд был назначен делегатом военного министерства, Бержере — начальником штаба национальной гвардии и Дюваль — военным комендантом префектуры полиции. Брюнель был уволен за штат. Таким образом, должности командующего всей армией Коммуны вообще не было. 2 апреля Клюзере был назначен военным делегатом вместе с Эдом, а 3 апреля Исполнительная комиссия передала управление военным ведомством полностью Клюзере. Таким образом, в течение всего апреля фактическим руководителем военного дела Коммуны был Клюзере.
Гюстав Клюзере (1823 — 1900) окончил военное училище (СенСир) и первое отличие (орден Почетного легиона) получил за разгром рабочих баррикад в Латинском квартале в июне 1848 г. Сэтого началась его авантюристическая карьера. Он участвовал в Крымской кампании, служил в Ллжпре, был в войсках Гарибальди, участвовал в гражданской войне в Америке (где получил звание генерала и позднее там натуралпзовался). В 1867 г. Клюзере под чужим именем участвовал в фенианском движении в Ирландии и был заочно приговорен к смерти. Затем он снова появился в Париже в качестве журналиста и редактора. Здесь он связался с Интернационалом. За статьи в левой печати его арестовали и выслали (как американского подданного). После 4 сентября Клюзере снова появился во Франции. Вместе с Бакуниным в сентябреоктябре 1870 г. он участвовал в Лионской коммуне. Маркс резко характеризовал роль Клюзере в этом деле: «... ослы — Бакунин и Клюзере... испортили все... Что касается Клюзере, то он вел себя одновременно, как дурак и как трус» '.
Маркс и Энгельс крайне отрицательно относились к Клюзере. Маркс давал ему такие эпитеты: «...жалкий, навязчивый, тщеславный и честолюбивый болтун Клюзере» '. «... Легкомысленный, поверхностный, навязчивый, хвастливый малый» а. Маркс и Энгельс не раз называли его «авантюристом», «жалким авантюристом» и т. д.
Все сторонники Маркса решительно возражали против назначения Клюзере на ответственный пост в Коммуне. Серрайе писал 15 апреля своей жене: «Что касается Клюзере, я сделал все, что мог, дабы до его назначения разъяснить, дело нашим эдилам. Теперь это было бы уже ненужным скандалом» 4. Посредник между Коммуной и Марксом Е. Тумановская писала 24 апреля Юнгу: «... был избран Клюзере, несмотря
' II' Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 78.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 398.
R Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 48.
' «Письма деятелей 1 Интернационала», стр. 34.




Война началась
Типы tациона'IhHLIx гвардейцев времен Коммуны на всю нашу агитацию против него. Теперь Малон рвет на себе волосы оттого, что он не послушался меня. На днях Клюзере будет арестован» '.
На первых порах Клюзере импонировал коммунарам. Он казался опытным военным и, конечно, имел кое-какие военные познания. Он умел писать (и вообще скорее был журналистом, чем военным). Он держался очень демократически, не носил галунов и пышной формы, а всегда был в штатском (копируя американцев). Но он не обладал никаким талантом организатора и военачальника. Сперва он пытался быть властным командиром, но у него не было ни настойчивости, ни характера. Мало-помалу он начал всем уступать, со всеми соглашаться. Свои теоретические и практические военные знания он не умел использовать в создавшейся обстановке. Главное, у него не было ясного плана действий и он был уверен, что путем обороны можно спасти дело. Это само по себе связывало его активность и парализовало всю военную работу Коммуны. Безрассудныё Флуранс был бы более на месте в этой обстановке, чем Клюзере с его кропотливостью.
Лиссагарэ говорил о Клюзере, как о «кропателе военных брошюрок, человеке без идей, без настоящего багажа, уменьшенном издании Трошю» '. ' «Письма деятелей 1 Интернационала», стр. 39. 'Lissagaray, Les huit journees de mai, Brut. 1871, р. 10.


Глаеа 7
Россель, начальник штаба Клюзере (позднее заместившпй Клюзере в должности военного делегата), говорил о нем так: «Клюзере сразу оказался неспособным как в смысле активности, так и в смысле инициативы и уменья организовать... Это был только неплохой и неглупый пехотный капитан... Клюзере особенно не хватало четкости характера и решительности суждения». Через месяц он был «совершенно изнурен»'.
Таков был человек, на которого Коммуна возложила труднейшую задачу — военную борьбу пготив Версаля. В одном из первых приказов Клюзере (5 апреля),в котором уже был выставлен пагубный лозунг— только обороняться, он писал: «Наша задача заключается в том, чтобы мы, сильные сознанием своей правоты, терпеливо ожидали нападения, ограничиваясь со своей стороны обороной». Таким образом, Клюзере сразу захотел охладить революционный пыл рабочих батальонов.
Но и для обороны надо было по-боевому реорганизовать вооруженные силы столицы. Национальная гвардия имела существенные недостатки в качестве военной силы для непосредственных боевых задач.
Прежде всего она не была организована в однородные боевые объединения. Она состояла из 20 легионов (по числу округов), но число батальонов в легионе колебалось от 2 до 25. Численность батальонов тоже была самая различная. Не было единообразия в численности и построении отдельных легионов и батальонов.
Во-вторых, над национальной гвардией тяготел территориальный принцип. Батальоны комплектовались, размещались, экипировались в своих округах. Это было естественно и правильно в периоды обострения революционного движения и подготовки нападения на правительство или самозащиты. Но когда власть была уже у рабочего класса и предстояла борьба не внутри города, а против неприятеля, находившегося за пределами города, территориальный принцип в полном своем виде являлся обузой. Например, легионы добивались того, чтобы всю артиллерию размещать в округах, хотя ей надо было действовать на укреплениях. Постройка баррикад связывалась не с общим стратегическим планом обороны города, а с интересами отдельных районов. Размещения национальной гвардии вне территориальных округов, например в казармах, обычно не предпринималось. Для создания боевыхединиц и их использования для обороны {не говоря уже о нападении) нужно было ввести существенные изменения в территориальную систему.
В-третьих, существенным недостатком национальной гвардии была пестрота социального и возрастного состава. Поскольку не было единой революционной рабочей партии, не удавалось провести принцип руководства рабочими мелкой буржуазией. Напротив, в ряде случаев этот последний класс приобретал руководящее значение в тех или иных батальонах, что делало их недостаточно устойчивыми и надежными. Пестрый возрастной состав национальных гвардейцев (от 17 до 60 лет) тоже препятствовал единообразию батальонов.
Как разрешал Клюзере вопрос о реорганизации национальной гвардии? Была введена обязательная военная служба, т. е. использование всех людских ресурсов. Это имело некоторое, но не решающее, значение. Наиболее активные революционные элементы рабочего класса и мелкой буржуазии уже добровольно вошли в ряды национальной гвардии. Поголовное включение в национальную гвардию всех граждан
' L. Aossel, Papiers posthumes, Р. 1871, р. 104, 118, 204.


Война начаааоь


неизбежно делало армию Коммуны менее революционной и сплоченной. Обязательный наоор был оы рационален прп определенных социальных ограничениях, но никакого социального отоора прп наборе в национальную гвардию не делалось. Неустанная борьба Коммуны против дезертиров, отнимавшая много энергии, в значительной степени была бы не нужна, если оы набор шел с учетом социального состава национальной гвардии.
Вторая мера Клюзере сводилась к разделению национальной гвардии на две части — на полевые войска из гвардейцев от 17 до 35 лет (сперва сюда относились только холостые, но через два дня это ограничение было снято и возраст подняли до 19 лет) и гарнизонные войска (sedentaires) из гвардейцев свьппе 35 лет (до 40 лет). Для лиц от 17 до 19 лет военная служба была признана условной, в зависимости от характера работы.
Маршевые батальоны для полевой службы снабжались оружием через мэрии, затем батальоны направлялись в центральные вещевые склады. После того как батальоныполностью экипировались, их переводили на Марсово поле ( и частью в парк Монсо), где онп жили в лагерях и становились под начало военного делегата. Здесь их окончательно формировали, обучали и Ёр. Одним из главных организаторов этих маршевых рот был полковник (бывший унтер-офицер) Майер.
По сообщению «Journal officiel» от 5 мая, рабочие районы давали наибольшее число маршевых рот: XVIII округ имел в маршевых ротах 20 с лишком тысяч человек, XI округ — 13,5 тыс.; буржуазные же округа имели в маршевых ротах: 537 человек в XVI округе, по 1 тыс. человек во II и VII округах и т. д.
Выделение маршевых рот было вполне разумной мерой, но оно было выполнено чисто кабинетным порядком. Формальное разделение по возрастам привело к тому, что сотни наиболее преданных и закаленных рабочих (например, участники революции 1848 г.) оказались не на боевых позициях, а в тылу. Совсем не учитывалая, как мы знаем, социальный признак. Кроме того, совсем не принимался в расчет характер различных, уже сложившихся боевых единиц, а ведь некоторые батальоны уже имели боевой опыт во время осады и после 18 марта.
Конечно, было бы правильнее выделить полевые маршевые роты не таким механическим путем, а на основе уже сложившихся, наиболее революционных батальонов. Эти батальоны, пополненные добровольцами и более выдержанной молодежью, освобожденные от элементов слабых или ненадежных, были бы действительной боевой силой Коммуны. Так, например, создавались наши отряды Красной гвардии до весны 1918 г., когда армия стала строиться по принциhу всеобщей повинности (но без включения в нее элементов эксплуатирующих классов).
Эта реформа Клюзере в целом привела не к укреплению боевой мощи национальной гвардии, а фактически к величайшей ее дезорганизации.
Третий вопрос, ставший перед Клюзере, касался командного состава. Нужно было подобрать людей, имеющих военный опыт или показавших себя организаторами. Многие члены Коммуны настаивали на привлечении к делу военных специалистов. Ряд лиц, выдвинутых Коммуной в эти первые дни апреля на военные должности, проявил себя талантливыми военачальниками. Был несомненно талантливым и знающим офицером Россель, назначенный начальником генерального


Глава Х


штаба. Быстро выдвинулся Ярослав Домбровский. 6 апреля командир 12-го легиона Домбровский был уже назначен комендантом парижского укрепленного района и затем играл выдающуюся роль в обороне Парижа.
Ярослав Домбровский (1836 — 1871) родился в Житомире. Он получил военное образованиев кадетском корпусеи в Академии генерального штаба в Петербурге. Он был участником революционного кружка, связанного с т1ернышевским. После окончания академии (в чине штабс-капитана) он был командирован в Варшаву. Там он активно участвовал в польской национально-революционной организации, являлся членом Центрального комитета, разрабатывал план восстания. В 1862 г. его арестовывают, ссылают на каторогу, он бежит из московской пересыльной тюрьмы (1864 г.) и эмигрирует во Францию. В период осады Домбровского вызвали в Лион из Парижа для организации польского легиона, и он дважды пытался пройти через прусские линии, но безуспешно. Он выпустил в это время резкую брошюру против генерала Трошю, и в отместку Трошю объявил его прусским шпионом. Когда в январе революционные организации Парижа готовились к свержению правительства, Домбровскому предлагали быть начальником генерального штаба. Гарибальди заочно назначил его командиром французско-польского легиона.
18 марта Домбровский приехал в Париж. Когда члены Центрального комитета запрашивали его мнение, Домбровский решительно настаивал на немедленном наступлении на Версаль и был уверен в успехе наступления. Он соглашался стать во главе его. Он говорил: «Надо сегодня же вечером соорать нацпональпую гвардию, атаковать Версаль, разогнать правительство п Национальное собрание... и провести новые выборы в Учредительное сооранпе... Тогда вы будете хозяевами положения» '.
Получив назначение комендантом укрепленного района, Домбровский в то же время остался и начальником самого трудного боевого участка — Нейи. С первых же боевых дней Домбровский приобрел уважение и затем любовь и преданность национальной гвардии. Этот человек небольшого роста, с белокурыми волосами и голубыми глазами отличался исключительной храбростью, большой волей, сдержанностью. Очевидец описывает такую сценку: «Пули свистели без перерыва, а Домбровский расхаживал совершенно спокойно и подшучивал над теми, кто невольно «кланялся». «Не бойтесь. Пули не убивают!»».
Другой свидетель, Лефрансэ, пишет: «Мужество Домбровского бесспорно, но его постоянная молчаливость выводит из себя. На его лице никогда не заметно ни малейшего признака волнения».
Сперва назначение Домбровского вызвало некоторое недовольство в национальной гвардии. Исполнительная комиссия по этому поводу опубликовала специальное воззвание, где в достаточно фантастической форме излагалась биография Домбровского. Воззвание давало такую характеристику: «Гражданин Домбровский — несомненный военный и преданный солдат Всемирной республики»а.
Последние дни Домбровского были отравлены подозрениями в шпионаже, усиленно распространявшимися версальскими агентами. Ленин
1 В. Wolowski, Dombrowski et Versailles, 3 ed., Geneve 1871, р. 60 — 61.
' Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, М. 1933, стр. 55.
' «Journal officiel», 11/IV 1871.





2М
Война началось
Я. Домбровский
В. Врублевский
1 В. И. Ленин, Соч., т. 6, стр. 416.
«Lissagajay, Les huit journees 4е mai, р. 18.
писал о Домбровском и его ближайшем помощнике Врублевском; «Память Домбровского и Врублевского неразрывно связана с величайшим движением пролетариата в XIX веке, с последним — и, будем надеяться, последним неудачным — восстанием парижских рабочих» '.
Из крупных военных работников Коммуны Врублевский и Ла-Сесилиа занимали видное место. Поляк Валерий Врублевский (1836— 1908) был близким другом Домбровского. Он тоже участвовал в польском восстании '1863 г. В Коммуне он проявил себя как крупный военачальник, настойчивый, методический, храбрый. После Коммуны он активно работал в Интернационале (был секретарем-корреспондентом для Польши). Врублевский работал под руководством Маркса.
Ла-Сесилиа был очень образованным человеком — математиком, филологом (знал много языков). Он не был военным по профессии. В 60-х годах был в рядах отрядов Гарибальди. Затем был профессором математики в одном из германских университетов. Был членом Интернационала во Франции. Во время франко-прусской войны был в составе вольных стрелков Парижа и получил чин полковника. (Ла-Сесилиа был француз, хотя и носил итальянскую фамилию.)
К военному руководству были привлечены Коммуной и другие военные специалисты. Военное министерство предлагало поставить во главе легионов «офицеров, известных своими знаниями». Там, где их не было, начальники легионов назначались временно.
Трудной задачей военного руководства Коммуны было установление дисциплины. В целом национальная гвардия в это время имела еще весьма слабую военную дисциплину. Лиссагаре писал непосредственно после восстания: «Дисциплина была так же неизвестна офицерам, как и рядовым гвардейцам» '.







Глава Х
23»
Р. Урбен
Ла-Сесилиа
Клюзере давал такую военную оценку национальной гвардии: «Солдаты были в основном хороши; офицеры, с точки зрения военной, были разного рода — от посредственных до плохих... дисциплину было бы нетрудно установить, так как солдаты в целом были хороши н преданны» '.
Первой мерой Коммуны в целях установления дисциплины был декрет о борьбе против дезертирства (6 апреля). Декрет отмечал, что многие гвардейцы, «манкируя службой, продолжают получать жалованье и сохранять свое ружье, хотя оно и стало им ненужным». Было предложено обезоруживать таких людей, лишать жалованья, а в случае отказа идти в бой лишать гражданских прав по решению дисциплинарного совета '.
На другой день Клюзере указал офицерам, что он будет подвергать дисциплинарному взысканию тех, кто к установленной форме будет присоединять аксельбанты, галуны «и прочие побрякушки», Приказ мотивировался тем, что «мы забываем наше скромное происхождение». В приказе говорилось: «Работники! Впервые вы совершили революцию труда, через труд и ради него. Не будем же отрекаться от своего происхождения, нам нечего краснеть за него. Мы были рабочими, мы остаемся ими сейчас, останемся и в будущем» '.
На заседании 11 апреля Коммуна приняла решение об организации военных судов, Декрет указывал, что версальское правительство подсылает агентов и добивается вызвать беспорядок в национальной гвардии и нарушить в ней дисциплину. Декрет вводил военные суды во всех
' Gen. С/ивете1, Memoires, v. I, р. 21 — 22, 130.
' «Journal officiel», 7/IV 1871.
' Ibidem, 8/IV 1871; перев. А. Молока в хрестоматии «Парижская коммуна в документах и материалах», стр. 393.


Война началась




легионах (в составе штаб-офицера, двух офицеров, двух унтер-офицеров и двух гвардейцев).
В каждом батальоне устанавливались дисциплинарные суды. В качестве гарантий было установлено, что смертные приговоры будут утверждаться Исполнительной комиссией, а приговоры к телесному и позорящему честь наказанию утверждаются специальными апелляционными судами. Дополнительно было разрешено офицерам налагать наказания в дисциплинарном порядке.
Создание этих судов в легионах должны были провести муниципалитеты. Кроме того, был созданспециальный военный суд для особо важных дел (под председательством Росселя). Надо сказать, что решения во-
А. Брюнель енных судов не проводились с достаточной строгостью. Из всех приговоров к смерти, видимо, только один был утвержден Коммуной.
В ряде случаев Коммуна настаивала на смягчении приговоров военных судов. С другой стороны, и военные суды подходили к делу довольно формально. Характерный инцидент разыгрался 23 апреля на заседании Коммуны. Брюнель поднял вопрос о несправедливом наказании 105-го батальона, по его словам, одного из самых патриотических. Он указывал, что нельзя карать весь батальон огульно. Этот протест был поддержан другими. Ранвье говорил: «Выносить такие приговоры, значит вносить разложение в национальную гвардию». В. Клеман обвинял председателя суда Росселя «в пристрастии». Верморель говорил, что «Военный суд действовал неполитично».
Илюзере решительно защищал действия суда. Он говорил: «Нужны исключительные репрессивные меры, потому что некоторые батальоны бегут при виде неприятеля; не солдаты бегут, а офицеры, которые ими командуют... Когда солдаты давали тягу, сигнал всегда давали офицеры».
На следующем заседании снова обсуждался вопрос о военном суде. Урбен указывал, что Россель «... самым недостойным... самым гнусным образом клеймил, оскорблял этот батальон» (105-й). Паризель добавлял: «Осудили офицеров 105-го батальона, которые были истинными социалистами и до сих пор нас поддерживали». Клеман заявлял, что «... достаточно четырех-пяти подобных приговоров для того, чтобы не оказалось ни одного национального гвардейца для обороны Парижа».
Шардон, Ланжевен и др. защищали решение суда, указывая, в частности, что батальон отказался идти в бой, «офицеры не только не побуждали своих людей выступать, но мешали им».
С другой стороны, выяснилось, что у батальона не было патронов и продовольствия. Коммуна выбрала комиссию для пересмотра всех
17 иотория парижоноз номмуны


2а8
Глава Х
приговоров военного суда, и она кассировала решение суда о 105-м батальоне '.
Этот инцидент правильно квалифицировал Лонге, сказав: «Россель, я думаю, очень честный человек, но у него совершенно нет политического чутья». Конечно, основное было в том, что дисциплина в национальчой гвардии должна была опираться на сознательность, на агитационно-пропагандистскую работу, сохраняя в то же время жесткие требования принуждения. Россель и многие другие рассматривали дисциплину в духе старой армии. Это сказалось и в ряде других мер Росселя.
ф 4. Центральный комитет национальной гвардии и Коммуна
28 марта Центральный комитет национальной гвардии формально передал свою власть избранной Коммуне. На первом же заседании Коммуны было принято решение, которое гласило: «Национальная гвардия и Центральный комитет оказали большие услуги Парижу и республике». Однако уже на этом заседании заптла речь о возможных трениях с Центральным комитетом национальной гвардии. Так, например, Клеман предлагал составить первую прокламацию вместе с Центральным комитетом (этот первый протокол сохранился лишь в черновом виде, и поэтому ряд мест текста не вполне ясен). Валлес предлагал самим составить прокламацию, а затем сообщить ее текст Центральному комитету.
На втором заседании Коммуны, 29 марта, Центральный комитет национальной гвардии прибыл в ратушу rro специальному приглашению, и здесь ряд членов Центрального комитета развернул свою программу (Бурсье, Арнольд, Виар и др.). Они заявили, что «... всегда будут заодно с Коммуной, которую считают единственной законнойвластью», что Центральный комитет «... вновь становится Генеральным советом национальной гвардии, не будет вмешиваться в непосредственные действия Коммуны... Совместно с Коммуной он реорганизует национальную гвардию...» '
Эти заявления оставляли по существу открытым вопрос о дальнейшей роли Центрального комитета национальной гвардии. Надо было скорее уточнить функции Центрального комитета. Даже наличие Центрального комитета национальной гвардии в ратуше, как указывали члены Коммуны, создавало «щекотливые затруднения». 29 марта было решено срочно уточнить взаимоотношения обеих организаций.
В тот же день на заседании Центрального комитета шла острая дискуссия. Журд находил, что роль «Центрального комитета будет теперь очень незначительна. Центральный комитет не может иметь никакой правительственной роли; он недостаточно многочислен для этого, и, кроме того, он не получал на это мандата». Однако ряд членов Центрального комитета национальной гвардии добивалсяукрепления роли Центрального комитета. Моро жаловался, что Дюваль и другие члены Коммуны проявляют «диктаторские претензии» и хотят «полностью аннулировать комитет». Моро предлагал «обуздать эти
' «Протоколы Парижской коммуны», т. I, стр. 203 — 205, 233 — 241, 24? — 248. » Там же, стр, 20.




Война началась ф
!
Заседание одной из комиссий Коммуны претензии». Лакор считал, что Коммуна своими мероприятиями приведет к уничтожению автономии национальной гвардии. Арнольд удизлялся, что Коммуна сама ведает комендатурой города, и считал, что «Коммуна не должна назначать военных комиссий, которые полностью аннулируют деятельность комитета».
Одержало верх предложение Люсипиа (поддержанное Варленом). Люсипиа говорил: не должно быть конкуренции между властями. Комитет должен иметь свой собственный участок работы (son action propre), равно как и Коммуна, а именно: одному — военная власть, другому — гражданская.
В резолюции (которую должны были доложить Коммуне Арнольд, Буи и Люсипиа} говорилось: «Коммуна представляет в Париже власть политическую и гражданскую. Она олицетворяет власть народа. Центральный комитет, непосредственно опирающийся на федеративные принципы национальной гвардии, представляет власть военную. Центральный комитет выполняет приказы Коммуны; но он пользуется полной автономией; в его ведении находится организация национальной гвардии; он обеспечивает ее функционирование и предлагает на утвержде-


260
Глава Х
ние Коммуны все политические и финансовые мероприятия, необходимые для выполнения решений комитета» т.
Конечно, это предложение фактически создавало двоевластие. Ведь зто означало, что военная власть автономна и не подчинена Коммуне. Важнейшая функция Парижской коммуны — оборона и борьба против Версаля — оставалась бы в руках Центрального комитета, а в случае вооруженной борьбы Центральный комитет становился фактическим хозяином столицы. Это означало, что основная вооруженная масса Парижа фактически подчиняется не Коммуне, а Центральному комитету национальной гвардии, что сильно ослабляло значение Коммуны.
Прежде чем вопрос о взаимоотношении с Коммуной был уточнен, Центральный комитет явочным порядком начал принимать свои самостоятельные решения, например, он назначил Клюзере военным делегатом при военном министерстве, т. е. хотел непосредственно подчинить себе все военное дело.
В документе начала апреля Центральный комитет намечал такую организацию: военный делегат ведает всем военным управлением, но не командует вооруженными силами. Центральный комитет непосредственно будет назначать генералов для руководства той или иной операцией. Военный делегат может быть и начальником генеральногп штаба национальной гвардии (назначаемым Центральным комитетом). Центральный комитет будет находиться рядом с начальником генерального штаба и контролировать его действия.
Таким образом, Центральный комитет национальной гвардии все время представлял себе дело так, что он руководит военным ведомством и непосредственно ведает боевыми операциями. Коммуне отводилось в военном деле самое незначительное место.
Центральный комитет национальной гвардии создал, например, 11 комиссий, непосредственно ему подчиненных, для руководствавсеми отраслями военного дела: финансовую, медицинскую, комиссиюпо артиллерии, кавалерии, инфантерии, инженерную, генерального штаба, продовольствия и т. д.
Конечно, Коммуна не могла пойти на такое двоевластие. Вопрос о роли Центрального комитета национальной гвардии обсуждался на ряде заседаний Коммуны. Например, 30 марта Дюваль и Бийорэ предлагали «лишить Центральный комитет политической власти, сохранив за ним лишь административную власть в отношении национальной гвардии». Таким образом, даже не шла речь о руководстве военным делом. При обсуждении вопроса о Центральном комитете национальной гвардии (в присутствии делегации Центрального комитета) Арнольд заверял от имени Центрального комитета, что слухи о трениях между Коммуной и Центральным комитетом совершенно ложны. Но он находил, что некоторые декреты Коммуны, например по вопросу о передвижении батальонов национальной гвардии, нарушают права комитета. Арнольд подчеркивал, что Центральный комитет «...вовсе не хочет создавать вторую власть наряду с властью Коммуны...», и он является только «гражданским советом национальной гвардии»'.
Коммуна выбрала комиссию для уточнения функций Центрального комитета, но на заседании 31 марта возник новый конфликт с Централь-
' «Enquete», v. III, р. 50 — 51. ' «Протоколы», т. 1, стр. 26.


261
Война началась
ным комитетом в связи с назначением Клюзере. Большинство резко осуждало Центральный комитет. Мортье и П. Груссе предлагали объявить, что Центральный комитет уже не существует и вся власть принадлежит Коммуне. Уде и Арну предлагали «посадить комитет на скамью подсудимых». Паризель предлагал переизбрать Центральный комитет. Тридон хотел признать недействительными все решения Центрального комитета, не утвержденные Коммуной, и т. д. Виар заявлял, что в комитете «есть опасные элементы... не желающие признать власть Коммуны». Таким образом, главными противниками Центрального комитета являлись бланкисты, добивавшиеся создания единой, крепкой, централизованной власти.
В конце концов Центральный комитет отказался от своего решения о Клюзере (да и сам Клюзере отказался от назначения). Но этим дело не закончилось.
На заседании 1 апреля Центральный комитет национальной гвардии внестакое предложение: «В согласии с военным ведомством Центральный комитет берет на себя руководство главным интендантством национальной гвардии Парижа и организацию этой гвардии. Он назначает начальника штаба». Таким образом, Центральный комитет уже отказывался от всего руководства военным делом и хотел, кроме обще- организационной работы по национальной гвардии, заняться интендантством.
Коммуна 4 апреля согласилась на то, чтобы передать в ведение Центрального комитета интендантство. Но при этом члены Коммуны продолжали высказывать опасения, что комитет «все еще желает быть властью» (Лефрансэ и Ледруа), что надо не допускать «узурпации власти Центральным комитетом» (Лео Мелье).
На некоторое время вопрос о Центральном комитете был урегулирован. В прокламации от 5 апреля Центральный комитет говорил: «Мы не желаем для себя никакой власти, так как одна мысль о таком разделе была бы зародышем гражданской войны». Он определял свои функции так: быть «вооруженным часовым», «своего рода внутренним советом» '.
Заседания Центрального комитета национальной гвардии в течение апреля свидетельствуют об ослаблении его влияния в Париже и о наличии больших внутренних противоречий в самой организации.
Наиболее видные члены Центрального комитета национальной гвардии были избраны в Коммуну (13 человек плюс 2 человека при дополнительных выборах). Эти члены Центрального комитета, занятые работой в Коммуне, в муниципалитетах, в комиссиях и т.д., фактически (за немногими исключениями) перестали участвовать в Центральном комитете. В апреле на заседаниях Центрального комитета часто присутствовало только 7 — 11 человек.
К тому же заметно утратилась непосредственная связь Центрального комитета с батальонами — многие батальоны были переформированы, размещены в других местах и т. д.
Для укрепления Центрального комитета и для выбора новых членов было внесено некоторыми членами Центрального комитета пред-' ложение созвать общее делегатское собрание (которого не было после 15 марта). Созыв такого собрания в противовес Коммуне мог бы дать-
» «Journal officiel», 7/IV 1871.


Глава Х
262
Центральному комитету новый авторитет, опирающийся на массовое избрание. Большинство членов Центрального комитета высказалось против этой меры. Прюдом заявил, что он подаст в отставку, если будет созвано такое собрание, ведь оно даст Коммуне повод «поверить в нашу враждебность»: «Если бы перед нами была только Коммуна, мы бы действовали, но перед нами Версаль, и чтобы победить, нужно единство». Буи указывал: «Наше дело 18 марта будет уничтожено фактом созыва такого собрания; мы окажемся в борьбе с Коммуной, которую мы должны поддерживать». Если мы созовем собрание, нам придется «либо исчезнуть, либо стать в оппозицию» (Коммуне).
Лакор, отмечая, что только собрание сможет «вернуть Центральному комитету его политическое значение», все же возражал против созыва собрания, так как иначе конфликт с Коммуной неизбежен. Биссон, Моро, Бару, Гроллар настаивали на созыве собрания. Гроллар считал, что постоянное отступление приводит к большой опасности: «Мы все рискуем быть арестованными, если будем идти той же дорогой». Бару считал необходимым защищать права национальной гвардии даже против Коммуны: собрание даст Центральному комитету моральную поддержку. Надо помочь Коммуне, но указать и ее ошибки. Центральный комитет должен быть пополнен, чтобы быть сильным перед лицом Коммуны.
Моро заявлял: «Мы не конкурируем с Коммуной», и батальоны не пойдут в бой «под предлогом оппозиции к Коммуне». Он настаивал, однако, на созыве собрания и увеличении политической роли Центрального комитета. «Мы должны заново перестроить общее собрание (национальной гвардии.— П. Л.), доложить о наших действиях, убедить его, что оно должно дать нам мандат, и добиться от Коммуны признания права Центрального комитета контролировать ее» '.
В конце концов решили делегатское собрание отложить.
Таким образом, некоторые члены Центрального комитета, не попавшие в Коммуну, упорно добивались восстановления роли Центрального комитета на основе созыва нового делегатского собрания и установления контроля над Коммуной. Надо oThMTKTI, что среди тех, кто пытался возродить Центральный комитет в противовес Коммуне, были авантюрист дю Биссон, один из основателей офицерской организации национальной гвардии, человек, несомненно связанный с Версалем; Моро, человек способный, но честолюбивый, политически не установившийся, игравший известную роль в первые дни после 18 марта и оказавшийся на втором плане после выборов в Коммуну; Гроллар, тоже человек без политической линии.
В Центральном комитете обсуждалось также и другое предложение для укрепления Центрального комитета: создать газету, которая бы защищала линию Центрального комитета и критиковала ошибки Коммуны. Главным защитником этого предложения был Моро. Он считал, что политика Коммуны чужда Центральному комитету. «Если бы Центральный комитет оставался у власти, ход событий был бы совсем иной, и многие ошибочные меры не были бы приняты». Через газету мы «доведем до сведения Коммуны о наших желаниях» '.
Но и предложение о газете повисло в воздухе.
' «Enquete», v. III, р. 125 — 126.
' Ibidem, р. 73 etc.


Война началась


Моро особенно нападал на Коммуну. На заседании Центрального комитета 19 апреля он заявлял: «Нужно создать антагонизм между Коммуной и Центральным комитетом» и более энергично выступать против Коммуны, даже восстать против Коммуны. На другом заседании, 23 апреля, Моро призывал «снова овладеть нашей революционной ролью», установить «контроль над Коммуной», отвергнуть всякие попытки оли= гархии и т. д. Он твердил, что «Коммуна не имеет никакого уважения н Центральному комитету> и что надо доказать Коммуне, что Центральный комитет имеет силу в своих руках '.
Таким образом, одна часть Центрального комитета национальной гвардии (где были, видимо, и шпионы Версаля) предлагала сохранить Центральный комитет в качестве главной центральной власти, подчинить Коммуну контролю Центрального комитета, т. е. сохранить руководящее значение за Центральным комитетом, а не за Коммуной.
Центральный комитет считал, что он по-прежнему является главной революционной силой Парижа. Члены его говорили, например: «Центральный комитет остается революционной силой... пусть генерал (Клюзере) приходит закаляться в недрах Центрального комитета», участие членов Центрального комитета в Коммуне «несколько возродит революционные принципы этой власти» (Лавалет) и т. д. (кстати сказать, этот Лавалет был родственником дю Биссона). Лакор (на заседании 19 апреля) считал, что «Коммуна ослабела. Мы должны укрепить свой состав, оказать на нее давление и спасти положение»'.
Чтобы укрепить свое положение в округах, члены Центрального комитета упорно возражали против революционного решения Коммуны, возложившего на членов Коммуны руководство муниципальными делами. Этот прогрессивный принцип нашел резкое осуждение у членов Центрального комитета национальной гвардии. Больше того, члены Центрального комитета считали, что члены Коммуны не должны исполнять никаких других функций, т. е. не быть руководителями министерств, членами комиссий и пр.
Иначе говоря, члены Центрального комитета хотели сохранить принципы старого парламентаризма. Тони Муален, например, жаловался, что «наиболее способные члены Коммуны находятся в министерствах и не имеют возможности участвовать в прениях, и таким образом дек-. реты составляются менее способными». Прюдом требовал, чтобы члены Коммуны не имели прав делегатов в муниципалитетах,— ведь теперь «вся система муниципального управления сведена к нулю»'.
Большинство членов Центрального комитета национальной гвардии стояло, однако, на той позиции, чтобы сохранить и укрепить Центральный комитет, но не подрывая Коммуны и по мере возможности договариваясь с ней, Готье говорил, что если бы увеличить число членов Центрального комитета в Коммуне (при дополнительных выборах, например), то исчез бы «дуализм властей». Один пз влиятельнейших членов Центрального комитета, Арнольд (в апреле избранный в Коммуну), утверждал, что «нет антагонизма между обеими властями. Мы сами хотели создать в Париже крепкую власть... Центральный комитет — это только бдительный часовой; в данном положении только Центральный комитет является той властью, которая может оказать революционную
' «Enquete», v. III, И9, 135 etc.
а Ibidem, р. 60, 65, 69, 120.
' Ibidem, р. 62.



поддержку Коммуне. Не надо мешать членам Центрального комитета участвовать в Коммуне»'. Но и он опасался «агрессивных действий» Коммуны и в этом случае предполагал обращение к избирателям. А другие прямо говорили о готовящемся аресте членов Центрального комитета Коммуной.
Надо отметить, что некоторые другие организации Парижа попытались связаться с Центральным комитетом в целях известной ошюзиции к Коммуне. Так, например, на заседании 14 апреля живо обсуждался доклад члена Комитета артиллерии Фурно. Фурно указывал, что Коммуна заняла особую позицию по отношению к комитетам, «милитаризм кладет свою лапу на все комитеты». Комитет артиллерии «в таком же положении, как и Центральный комитет, его много благодарят, но его не хотят иметь. Мы лишние»*. На заседании Центрального комйтета национальной гвардии было предложено, чтобы оба комитета слкйись, для того чтобы Центральный комитет все сосредоточил у себя и создал бы артиллерийский легион.
Но фактически это предложение не было реализовано.
Коммуна относилась к Центральному комитету национальной гвардии настороженно. Всякое двоевластие означало бы гибель ревели»ции. Поэтому попытки Центрального комитета укрепить свое значение встречали резкий отпор. Так, на заседании 6 апреля ряд членов Коммуны критиковал деятельность советов легионов, которые «все дезорганизуют», и предлагал «подчинить их военному делегату» (а не Центральному комитету). На этом же заседании было решено распустить военные подкомитеты, подчиненные Центральному комитету.
Но 9 апреля, на заседании Коммуны, сообщили, что подкомитеты вовсе не распущены, и Центральный комитет даже назначил новые комитеты (например в XVI II округе). В связи с этим Журд поставил вопрос о перевыборах Центрального комитета, с тем чтобы «раз навсегда покончить с вопросом о Центральном комитете». А 26 апреля Дерер утверждал, что распущенные подкомитеты были восстановлен под именем «легионных комитетов». Верморель требовал упразднить все эти «крамольные комитеты», которые «вредят нам, быть может, больше, чем версальское правительство». Председатель Жоаннар недоу'мевал, почему хотят «преследовать легионные комитеты, а-не Централь'ный комитет». Верморель тогда предложил «избрать Комиссию рассле-. дования и исполнения, чтобы покончить с Центральным комитетом».
Но большинство членов Коммуны защищало Центральный комитет, указывая, что действия отдельных комитетов, подчиненных Центральному комитету, нельзя сваливать на Центральный комитет. Тридон говорил, что «Центральный комитет вполне предан Коммуне; укажите факты, которые доказывали бы обратное». Валлес замечал, что «Центральный комитет имеет полное право на существование.'. Он оказывает услуги, и вы не могли бы распустить его без крупных неприятностей». Андрие советовал: «... проводите тонкую — вместе с тем Местную — политику, чтобы привлечь на свою сторону Центральный комитет, который, с точки зрения организации и обороны, оказал нам огромные услуги». Лефрансэ тоже считал, что «Центральный комитет существует, если не по закону, то, во всяком случае, по праву», и надо только

' «Enguete», v. III, р. 70
* Ihidem, р. 95.


Война началась
пресекать «... претензии Центрального комитета быть официальным органом и давать распоряжения». Большинство Коммуны указало, что надо принимать меры против безответственных комитетов, мешающих выполнять распоряжения Коммуны '.
В этот день, 26 апреля, были подписаны решения об упорядочении отношений с Центральным комитетом и о создании военных бюро. Военная комиссия дала такую характеристику функциям разных организаций: «Представительство Коммуны на местах принадлежит муниципалитетам; роль посредника играет Центральный комитет, роль активного сотрудника — легионные советы. Военные приказы осуществляются властью начальников легионов». Таким образом, перечислялись такие организации: 1) окружные муниципалитеты, 2) Федерация национальной гвардии в лице Центрального комитета и легионных советов и 3) начальники легионов. На муниципалитеты возлагались функции: представлять Коммуну во всех вопросах, руководить мобилизацией, реквизицией оружия, бороться против дезертирства и пр. Легионные советы (делегаты от всех батальонов округа) действуют в контакте с муниципалитетами в борьбе с дезертирством, в реквизиции оружия и т. д. Центральный комитет исполняет функции посредника между военным ведомством и частями национальной гвардии. Начальники легионов — военные командиры.
Поскольку до сих пор легионные советы в ряде случаев фактически ведали вопросами борьбы с дезертирством и т. д. и оттесняли муниципалитеты, была создана новая организация — военные бюро при муниципалитетах. Эти военные бюро из семи человек, назначенных Коммуной, несли ответственность за реквизицию оружия, борьбу с дезертирством, контроль за состоянием гарнизонных батальонов и. исполнением ими внутренней службы. Этой организацией ослаблялась роль легионных советов.
Таким образом, к концу апреля отношения Центрального комитета с Коммуной в известной мере уладились, но не до конца.
Об отрицательной роли Центрального комитета после организации Коммуны историки писали неоднократно. Лиссагаре говорил: «роковой Центральный комитет». Буржен называл Центральный комитет «злым гением».
При этом очень многие историки совершенно неосновательно считали, что и после 28 марта Центральный комитет национальной гвардии являлся руководящей силой, управлявшей Коммуной. Так, например, Лепеллетье делал такое сопоставление: Коммуна-де состояла из парламентариев, подражателей 1793 г., теоретиков и утопистов, а Центральный комитет выражал новые тенденции и объединял революционные элементы. По мнению Лепеллетье, Центральный комитет после начала боевых действий был «настоящим вождем батальонов, он был в боях, а не на трибуне». После 2 апреля он был «душой сопротивления», «настоящей властью», а Коммуна «отошла на второй план». Центральный комитет-де «был подлинной, активной и полезной властью восстания, который только и обеспечивал Коммуне возможность существования» '.
Реакционный историк Добан тоже находил, что «отец революции 18 марта. Центральный комитет, остался действительным центром
' «Протоколы», стр. 267 — 270.
* Ed. Lepelletiee, Histoire 4е la Commune 4e 1871, v. lil, р. 27 — 29.


Гла ва Х
правительства, руководящим, контролирующим и управляющим Коммуной» '.
Один из советских историков, О. Вайнштейн, тоже утверждал, что «Коммуна не была ни сердцем, ни мозгом революции, которой она дала свое имя», ибо «подлинным выразителем воли и желаний рабочей массы был Центральный комитет» '.
С этими утверждениями совершенно нельзя согласиться.
Нет оснований считать, что в апреле или мае руководящей силой революции был Центральный комитет, а не Коммуна. Прежде всего членов Центрального комитета, оставшихся работать взтой организации, было очень мало. Пополнение состава Центрального комитета шло за счет малоизвестных и маловлиятельных людей. В то же самое время члены Центрального комитета, ушедшие на работу в Коммуну и ее учреждения, фактически выбыли из Центрального комитета и не участвовали в его заседаниях. Эти работники Центрального комитета, так сказать, первого созыва (18 — 28 марта), были наиболее влиятельными членами, и они в значительной мере определяли работу Коммуны (назовем, например, Варлена, Арно, Бержере, Дюпона, Журда, Ранвье, .а после дополнительных выборов — Арнольда, Виара).
Центральный комитет национальной гвардии в этом уменьшенном и ослабленном составе не имел связей ни с рабочими организациями, ни с секциями Интернационала, ни с Федерацией синдикальных камер, ни с социалистическими группами (бланкистов, прудонистов). Напротив, именно Коммуна и ее комиссии установили живую связь с рабочими организациями. В оставшемся составе Центрального комитета не было ни одного видного работника Интернационала или синдикатов. Все активные работники этих организаций работали в Коммуне и ее учреждениях. Поэтому поистине фантастично уверение, будто именно Центральный комитет выражал мысли и настроения рабочих масс.
Мало того, Центральный комитет национальный гвардии вмешивался в военные вопросы, особенно связанные с национальной гвардией, но не обсуждал, не предлагал и почти не интересовался какими-либо другими вопросами, например социально-экономическими, культурными и т. д.Ни по одному декрету (кроме чисто военных) Центральный комитет не выявлял своей позиции. Поэтому просто неможетбытьречи о влиянии Центрального комитета национальной гвардии на какие-либо решения Коммуны, кроме чисто военных.
Конечно, национальная гвардия была основной силой, на которую опиралась революция, но это вовсе не значило, что Центральный комитет руководил ею. Наличие военного делегата, военнойкомиссии, муниципалитетов, целого ряда других учреждений — генерального штаба, интендантства и т. д. — существенным образом видоизменило прежнюю роль Центрального комитета. Еще более ослабило влияние Центрального комитета создание маршевых батальонов, которые размещались не в округах, а в лагерях Марсова поля и подчинялись военному делегату и штабу. С другой стороны, когда национальные гвардейцы шли на боевые линии, роль Центрального комитета еще более ослаблялась, так как здесь гвардейцы беспрекословно подчинялись боевым команди-
' А. РаиЬап, Ье fond de la societe sous la Commune, Р. 1873, р. 14.
' О. Вайнштпейн, Парижская коммуна и нролетариат в революции 1871 г.,
:«Известия Академии наук» № 6 — 7, 1930 г., стр. 486.




ф
~ф Ф;
ф~~Й;."Х "~~'~" .~ФЮЮРФф~фф
с

~
'3
Й
Й
Х





Глава Х
2il
рам, к тому же обычно не связанным с Центральным комитетом (Домбровский, Врублевский, Ла Сесилиа, Эд и др.).
Таким образом, даже в военной сфере, несмотря на все свои претензии (даже после реформы Росселя), Центральный комитет не руководил Коммуной, а был ей подчинен и помогал ей.
Правильно писала Е. Дмитриева (Тумановская) в письме к Г. Юнгу от 24 апреля 1871 r. «Центральный комитет не сразу сдал свои полномочия, были недоразумения, которые ослабили партию»'.
Сначала, после выборов Коммуны, существовало некоторое двоевластие. Коммуне нужно было бы более энергично и быстро вовлечь активных членов Центрального комитета в ответственную работу и твердо провести единство военного руководства. Темные элементы и пшионы Тьера всячески содеиствовали раздорам и разногласиям. Но и в Центральном комитете и в Коммуне большинство членов твердо стояло за тесный контакт между обеими организациями. Все же отсутствие организационной ясности в вопросе о взаимоотношениях с Центральным комитетом тормозило работу и ослабляло Коммуну.
В мае, как мы увидим дальше, роль Центрального комитета национальной гвардии в связи с ухудшением военного положения снова несколько увеличилась.
g 5. Военные действия в апреле
6 апреля была реорганизована версальская армия, и 11-го она уже перегруппировала свои силы. На правом фланге находился 2-й корпус (генерала де Сиссэ), занимавший Шатийон, Плесси-Пике, Виль-Кублэ, имея в тылу речку Бьевр. В центре находилась резервная армия Винуаименно в пунктах Кламар, Медон, Бельвю, Севр и Сен-Клу (третья дивизия — Гренье — была несколько в тылу, ближе к Версалю). Левым крылом командовал генерал Ладмиро (1-й корпус). Он занимал (на своем правом крыле) пункты Вильнев и Этан, его другая дивизия занимала Рюэй и Нантер (несколько в тылу от Мон-Валерьена) и третья дивизия (Модюи) атаковала Курбевуа и мост Нейи; в дальнейшем она еще более передвинулась влево вплоть до смычки с прусскими линиями на севере.
Когда в конце апреля появились два других корпуса (4 и 5-й), то 5-й корпус (Кленшана) занял пункт около Мон-Валерьена, по направлению через Булонский лес к воротам Пасси.
Наконец, на крайнем правом фланге, нападая на южные форты, действовал' 3-й кавалерийский корпус дю Барайя. Он занимал Врьер, Лонжюмо, Жювизи, откуда атаковал редуты, прикрывавшие форты Монруж, Бисетр и Иври.
План атаки версальских войск сводился к тому, чтобы прорвать крепостные укрепления на юго-западном углу города, у Пуэр-дю-Жур. Правое крыло поэтому сосредоточило свои атаки преждевсего против форта Исси, который оборонял своейартиллерией Пуэн-дю-Жур. Левый фланг имел задачей форсировать реку Сену, захватить все переправы и наступать к западным и частью к северо-западным линиям парижских укреплений, с основным ударами к воротам Пасси и Нейн,
' «Письма деятелей ! Интернационала», стр 39.




Война началась
Артиллерийская батарея коммунаров
При этом было решено не подготавливать штурма столицы, а вести осаду по всем обычным правилам. Поэтому уже в апреле стали подвозить специальные батареи тяжелой артиллерии для обстрела парижских укреплений. Начались непрерывные земляные работы для проведения траншей, апрошей и для постройки укреплений для артиллерии, близко подтянутой к парижскому крепостному валу.
Основная масса артиллерии для обстрела юго-западной части Парижа была в течение апреля и в начале мая размещена в районе Шатийона, Медона, Бельвю, Монтрету. Здесь было собрано до 300 тяжелых орудий (частью морских). Особое значение получила батарея Монтрету, где было сосредоточено до 70 пушек. Тут был создан своеобразный форт с солидными земляными укреплениями, который приобрел крупное боевое значение как ближайший пункт для обстрела столицы.
Тщательная подготовка артиллерийского огня имела почти решающее значение при наступлении версальцев на красный Париж.
Поскольку наступление на Пуэн-дю-Жур требовало прежде всего разгрома форта Исси и в известной мере форта Ванв, версальцы должны были подвезти к этим пунктам артиллерию, вести апрошные работы и т. д. Зато под защитой Мон-Валерьена можно было сразу вести активные операции. Поэтому здесь и начались первые большие столкновения между коммунарами и версальцами.
Уже 7 апреля версальцы захватили мост Нейи и ряд пунктов, близких к парижским укреплениям. Домбровский на следующий же день начал наступление на этот пункт, обошел версальцев с севера и занял Аньер и замок Бэкон (по ту сторону реки). При этих операциях коммунары пользовались блиндированными поездами. После долгих и упорных боев с гораздо более многочисленными противниками коммунары были выбиты (17 апреля) из замка Бэкон и затем (19 апреля) из Аньера.


Г.л ава Х
К 20 апреля весь левый берег Сены и в этом районе был в руках версальцев, но в течение двадцати дней версальцы были вынуждены фактически вести только оборонительные операции.
Коммунары героически защищали район Нейи, улицу за улицей, дом за домом. И несмотря на непрерывный артиллерийский огонь, коммунары упорнейшим образом держались. Здесь коммунары показали исключительное мастерство боевых действий и образцы геройства. На участке Домбровского на протяжении примерно 10 км версальцы выставили сил в 8 — 10 раз больше, чем имели коммунары. Фактически только после 10 — 15 мая версальцы сумели здесь начать продвижение вперед.
На южном участке шел усиленный артиллерийский обстрел с обеих сторон. Коммунары не раз атаковали версальцев, строивших траншеи. Версальцы подвозили все новые и новые артиллерийские орудия. К концу апреля против форта Исси, имевшего несколько десятков орудий, было сосредоточено в пяти разных пунктах до 150 — 200 орудий. Против форта Ванн были тоже построены две батареи в несколько десятков пушек.
С 25 апреля начался упорный систематический обстрел обоих фортов; не прекращавшиеся ни днем, ни ночью апрошные работы все ближе и ближе подходили к укреплениям коммунаров. Канонерки коммунаров на Сене энергично обстреливали батареи версальцев. В конце апреля версальцы, осыпая коммунаров снарядами, овладели рядом пунктов, около форта Исси — селением Мулино, кладбищем и парком Исси. Форт был почти окружен, версальцы закрепились в нескольких сотнях метров от него. В ночь на 30 апреля форт был эвакуирован коммунарами, но версальцы побоялись войти в него. В эту ночь там оставался юноша Дюфур, который готовился взорвать пороховой погреб, если бы версальцы вошли в форт. На другой день форт был снова занят под руководством Клюзере и еще целых десять дней энергично сопротивлялся.
Так закончились военные действия в апреле. Версальцы пододвинули к парижским стенам колоссальную армию, примерно в 100 тыс. человек (к началу мая), подвезли несколько сотен пушек, провели громадные земляные работы, но тем не менее они не имели еще никакого решающего успеха. На правом берегу Сены они еще не сумели укрепиться. Все форты оставались в руках Коммуны. Коммунары героически боролись '.
Тьер унизительными просьбами добился разрешения пруссаков наступать через нейтральную зону — к северу от Парижа. Слухи об этом разрешении проникли в печать и коммунары начали строить там укрепления. Маркс еще до этого сообщения предупреждал коммунаров об опасности наступления с севера. В апреле версальцы еще не смогли использовать этого направления.
1 Военный работник Коммуны Лео Сеген, бывший у Росселя начальником штаба, сообщал, между прочим, что Россель получил несколько писем (в середине апреля) с подписью «Тотлебен». В этих письмах, написанных разными почерками, давались очень разумные указания: как укрепить Париж, как строить баррикады, как производить земельные работы и т. д. По словам автора, знаменитый генерал Тотлебен, защитник Севастополя, был в конце марта и начале апреля в Париже (статья Seguin, The Alinistry of War under the Commune, «Fortnightly Review», 1872, XII, 141 — 142).




271
Воина на ~алас»
Канонерки Коммуны на Сене Ви я порство и героизм коммунаров, версальцы решили проидя упор
оса главным образом опира-
олжить медленную систематическую ду, д
ользуясь исключительным перевесом ясь на мощную артиллерию и поль живой силы. а ни такой артиллерии, ни такого количества жа ни такой р , . и- Коммуна не имела ни такой
имела свыше 1 тыс. пушек и митральез, но значивой силы. Коммуна им л
часть этих орудий не была использована. римеры тельная ч
б ал Комм не, что, по его мая Центральный комитет артиллерии сообщ л у подсчетам, в разных местах арижа н
П ижа находится 726 пушек и митральез, не пущенных в дело. форт
. В ф ах и бастионах ( т. е. в действующеи армии) было 321 орудие 1.
х ф онтах Комм на С удя по о д кладу генерала Аппера, на своих фронтах у
ком фо т имела пушку, на 341 Монмартре было 217 пушек, в Венсенс ф р у
число ( д бездействовавшем)—
) — 132 пушки (по другим сведениям, общее п шек Коммуны достигало 1700). У Коммуны было достаточно снарядов, но зато остро не хватало арти У
тиллерийского персонала, в частности было только два офицера с р
ф с а тиллерийским образованием. Темпе менее и враги признавали, чт о коммунары-наводчики показали превосход-
п шками. Пеные качества. Некоторые из них сразу управляли двумя пушками. ер-
й п и о диях Коммуны, имел колоссальные потери. Артилле риис р А кие орудия были поставлены на бронированные поезда и на суда. ри всем т
. П том артиллерийская часть Коммуны была сла а. В частности, ом у В Коммуна имела очень мало тяжелых орудии (мор
пе иатипа) и почти не пользова овалась теми какие были из-за отсутствия с ц
7 листов.
' «Enquete», ч. III, р. 163


Глава Х


Поэтому сила артиллерийского огня версальцев во много десятков раз превышала огонь коммунаров. У коммунаров были главным образом пушки «7» (т. е. с 7-фунтовыми снарядами; таковы были и пушки национальной гвардии, очень хорошего качества, очень точные), частью «12», 6 гаубиц по «24» и несколько пушек по «24», было морское орудие («Жозефина») в «19».
Артиллерийский парк версальцев имел десятки крупных морских орудий. В момент наибольшего напряжения борьбы версальцы направи.ли на Париж до 350 осадных орудий и около 350 полевых орудий.
Надо отметить, что в парижских арсеналах было 285 тыс. ружей «шаспо», но национальная гвардия почему-то была вооружена преимущественно ружьями старых систем.
Численность боевых частей национальной гвардии обычно чрезвычайно преувеличивалась. В номере «Journal officiel» от 6 мая зачем-то был опубликован список всего состава национальной гвардии; возможно, хотели оказать давление на версальское правительство. По этой таб.лице значилось, что численность национальной гвардии равна 190,5тыс., а без отсутствующих, больных и пр. — 162,5 тыс. Из этих 162 тыс. примерно одна половина считалась в действующей армии (85 тыс.), а другая — в гарнизоне (77тыс.). Таким образом, выделяя полевую армию, мы получаем 85 тыс. бойцев передовых позиций, фортов и т. д. Генерал Аппер дает такой подсчет: в начале мая в 1 армии, у Домбровского, было 22 тыс. человек и 111 пушек; во П армии, у Сесилиа, было 17,5 тыс. и 108 пушек; в Ш армии, у Врублевского, было 10,5 тыс. и 122 пушки. Таким образом, боевые силы выражались в 50,5 тыс. бойцов и 341 пушке '.
Судя по всем показаниям участников, боевые силы Коммуны равнялись 30, максимум 40 тыс. бойцов. Так, например, сам Клюзере на заседании Коммуны 23 апреля заявлял, что у него только 16 тыс. на боевых позициях и 45 тыс. в гарнизоне, а 30 мая он считал, что на боевых позициях около 41 тыс. человек. Домбровский заявил, что при обороне Аньера у него было только 2 тыс. человек. Лиссагаре считал, что на боевых позициях было только около 15 тыс. человек. Монтейль (ра:ботавший в штабе) определял число войск на фронте в 6 — 10 тыс., а с резервами — в 15 тыс. человек. Лепеллетье считал, что у Коммуны было в мае 25 — 30 тыс. бойцов.
Учитывая потери убитыми в боях, пленными, расстрелянными версальцами, вероятное число борцов Коммуны за все время боевых действий надо определить примерно в 40 — 50 тыс. Не надо забывать, что, кроме 30 — 40тыс. человек, боровшихся на фронте, в дни кровавой недели с оружием в руках сражались тысячи мужчин, женщин и подростков. Примерно так определяют эту цифру и новейшие историки Коммуны' .
Учитывая размещение версальских войск под Парижем, Коммуна в конце апреля (28-го) реорганизовала и свои силы. Все войска, предназначенные для обороны Парижа, были разделены на две .армии. 1 армия под командованием Домбровского обороняла западную часть Парижа — от Сент-Уана до Пуен-дю-Жур (у него было около 10 — 15 тыс. бойцов). II армия под командованием Врублевского защи-
' «Rapport d'ensemble du general Appert», 1871, р. 123 — 124.
' Например С. Красильников в интересной работе «Боевые действия Па,оюкской коммуны», М. 1935, стр. 36.
!




Война началась
Внутренний вид канонерки «Коммуна» щала весь юг, начиная от Пуен-дю-Жур до Берси (у него тоже было около 10 — 15 тыс. человек). Каждая из армий была разделена на три корпуса.
В апреле организовалась и санитарная служба армии Коммуны. Еще 10 апреля Паризель внес предложение мобилизовать для этой цели 120 врачей, что в основном и было одобрено. 13 апреля по докладу того же Паризеля был принят декрет о формировании санитарных отрядов, из которых каждый должен состоять пз 20 врачей п фельдшеров, 60 студентов-медиков и 120 санитаров.
Некоторое время существовала медицинская комиссия, но, по словам Растуля (18 апреля), она только тратила деньги и была бесполезна. Растуль действовал как инспектор лазаретов, но он неоднократно жаловался, что военное министерство с ним не считается, и скоро подал в отставку.
29 апреля была уточнена организация санитарной службы. Был назначен главный врач армии, врачи в легионах (округах), батальонах и т. д. В дальнейшем большую роль сыграла организация женских санитарных отрядов.
Другим вопросом, ставшим на очередь дня после начала военных действий, был вопрос о пособиях и пенсиях борцам за Коммуну. Уже 2 апреля был принят декрет об «усыновлении детей граждан, которые пали или падут» в борьбе за Коммуну. При установлении размеров пенсии было решено прежде всего не делать различия между законными и так называемыми «незаконными женами» (Груссе, Журд и др.). Как помним, по этому вопросу еще во время осады шла борьба против правительства. Коммуна установила размер пенсии женам в 600 фр. в год. Для детей до 18 лет определили vенсию в 365 фр. При этом было добавлено, что пенсии выплачиваются детям «признанным и непризнанным» (т. е. законным и незаконным). Было решено, что сироты будут
18 история парижской коммуиы


274
Гл а в а Х


воспитываться целиком за счет Коммуны. Равным образом была установлена пенсия от 100 до 800 франков родственникам павших (отцу, матери, братьям и сестрам, если умерший оказывал им поддержку) (заседание 10 апреля).
Все документы по пенсиям выдавались бесплатно и без гербового сбора. Раненым было установлено пособие от 300 до 1200 фр. в год.
Таким образом, Коммуна сразу обеспечила и раненых и семьи погибших в бою, что никогда не осуществляло буржуазное правительство. Было положено начало принципу социального обеспечения.
Несмотря на ряд организационных мероприятий, военное дело Коммуны продолжало оставаться в очень запутанном положении. Это ярко выявилось на бурных заседаниях Коммуны 22 и 29 апреля. На закрытом заседании 22 апреля отмечалось, что на передовых позициях недостаточно сил, что два батальона заболели цынгой, многим батальонам приходится ходить по 15 км, чтобы дойти до окопов. Журд предлагал «...наблюдать за генералом Клюзере и сместить его, если он ошибается или предает нас». Фортюне Анри, посетивший форт Исси, указывал, что «люди не имеют там нп одеял, ни брюк... Они спят на земле, и их заливает дождем... Там есть ружья устаревшего образца...» Другой член указывал, что у батальонов Кэ д'Орсей «только пистонные ружья и нет обуви» '.
Военной комиссии было предложено сделать доклад об этом положении дела. Обсуждался вопрос о возможном аресте Клюзере.
Докладчик военной комиссии Коммуны Авриаль 23 апреля представил целый ряд обвинений военному делегату: «Жалуются, что национальная гвардия не организована, что никто не командует ею; каждую минуту приходят приказы и контрприказы; она не знает, кому должна подчиняться. Жалуются, что нет an шинелей, ни сапог, ни брюк; что солдат оставляют по две недели в траншеях, где их кормят исключительно солониной, вызывающей болезни» а.
Клюзере обвиняли, что он покровительствует в своем штабе подозрительным людям вроде орлеаниста полковника Сильвестра, четыре раза отказывавшегося идти против неприятеля. Клюзере упрекали, что он дает важные распоряжения через голову Коммуны, что он заявляет, будто «...åìó нет дела ни до Исполнительной комиссии, ни до Военной комиссии», обвиняли Клюзере в том, что он сам хочет получить всю полноту власти. Делеклюз говорил: «Диктаторские взгляды нам не подходят»'.
Попутно было установлено, что и целый ряд муниципалитетов плохо работает для обороны. В то время как в Батиньоле муниципалитет хорошо обеспечивает обмундированием и снабжением батальоны, в других округах национальные гвардейцы жаловались, что нет обуви, продовольствия, постельных принадлежностей (в казармах) и т. д.
Несомненно, что военная организация Коммуны была довольно плохая.
Клюзере, фактически руководивший военным делом Коммуны, делал ошибку за ошибкой. Он не был тем человеком, который мог бы организовать военное дело Коммуны. Прежде всего Клюзере не был политическим руководителем и не имел надлежащей политической
' «Протоколы», стр [98.
' '1'ам же, стр. 206.
» Там же, стр. 209.




375
Война началась
Женщины приносят коммунарам обеды на баррикады репутации. То он был с бакунистами, то с правыми прудонистами, то с республиканцами. Он не имел твердой политической линии.
Разве мог такой бесцветный в политическом отношении человек воодушевлять парижских рабочих, готовых на решительную борьбу против версальцев? Сами члены Коммуны политически не доверяли ему. Они полагали, что Коммуна сумеет использовать военные знания Клюзере. Ведь Клюзере имел достаточный стаж в регулярной армии, был знаком с боевыми действиями новой армии американской республики и с инсуррекционным опытом фениев. Военные знания и опытность военачальника могли бы иметь важнейшее значение, если бы они опирались на твердый план, на ясность решений и твердость их выполнения.
Но Клюзере не был полководцем и совсем не был военным организатором.
Военный план Клюзере (зловредный и пагубный) состоял в том, чтобы только обороняться. Поскольку стратегический план Клюзере заключался только в обороне, вся система военного дела была построена ошибочно. Пренебрегали, например, организацией кавалерии, не делали никаких попыток партизанских нападений, не изучали района расположения военных сил версальцев, даже не думали о систематических вылазках или каких-либо наступательных действиях.
Но даже в деле обороны Клюзере проявлял нерешительность, отсутствие твердости и настойчивости. В то время как иностранец Домбровский, говоривший на ломаном французском языке, через несколько дней приобрел авторитет любимого полководца коммунаров, Клюзере, несмотря на свою храбрость, не имел никакого авторитета. A ряд мероприятий Клюзере, наспех предложенных (вроде реорганизации национальной гвардии), только расстроил боевые ряды Коммуны. 18**


Глава Х
Клюзере не учел и опыта версальского наступления. В то время как артиллерия версальцев повсюду играла ведущую роль, Клюзере не сумел настоять, чтобы артиллерию собрали в один кулак, а не оставляли ее в отдельных округах. Он пренебрегал имевшейся тяжелой артиллерией. Наконец, он не использовал колоссальных военных складов для вооружения национальной гвардии усовершенствованными ружьями («шаспо») и пр.
Конечно, не один Клюзере был виновен в плохом положении военного дела Коммуны. Общей бедой Коммуны было отсутствие правильной военной организации и особенно то обстоятельство, что Коммуна не организовала всей своей работы под знаком военной борьбы. Военным делом не могла заниматься только военная комиссия или военное ведомство. Сама Коммуна в лице ее высших органов должна была руководитьвоеннымделом. А в действительности и исполнительная комиссия, и военная, и сама Коммуна обычно исполняли скорее функции контроля над военной работой, чем общего руководства ею. А при наличии Центрального комитета национальной гвардии это многовластие и отсутствие настоящего центра для руководства военной борьбой были особенно пагубными.
g 6. Коммуна в провинции
Провозглашение Коммуны в Париже вызвало широкий отклик в городах Франции и во всей стране. В первую очередь отозвались города с большим числом рабочих и, в частности, те города, где уже было сильное революционное движение во время осады, где были секции Интернационала: в Лионе — первом городе после Парижа — и в Марселе.
В Лионе после первых же известий из Парижа были организованы митинги и собрания. 22 марта совещание командиров батальонов национальной гвардии послало делегацию к мэру Энону с требованием: 1) отказаться от подчинения Национальному собранию, 2) объявить муниципалитеты высшей властью, подчиненной национальной гвардии, 3) признать Парижскую коммуну. Мэр категорически отказался принять эти требования.
К вечеру ратуша была окружена толпой. В здание ворвались национальные гвардейцы, гарибальдийцы, народ. Во всех комнатах шли горячие прения (здесь были и члены муниципалитета, и делегаты национальной гвардии, и др.). Толпа требовала смены мэра, ареста префекта Валантэна. Она выдвигала мэром города доктора Крестена, который руководил муниципалитетом в рабочем квартале Лиона (Гийотьер), но он категорически отказался. Тогда офицеры национальной гвардии создали временную комиссию для выборов в Коммуну. В комиссию вошло несколько офицеров национальной гвардии, некоторые члены муниципального совета и др. Решили выбрать Коммуну через три дня, арестовать префекта, некоторых крупных чиновников и др.
Но старый муниципальный совет продолжал собираться как ни в чем не бывало. Когда временная комиссия попыталась получить деньги из банка, она встретила решительный отказ. 26 марта прибыла делегация из Парижа под руководством Амуру. С балкона ратуши была провозглашена Коммуна, но фактически этим дело и кончилось. Вре


277
Война началаоь
менная комиссия имела очень мало военных сил, она занимала выжидательную позицию и не заняла ведущих учреждений (в том числе телеграфа). Через несколько днейвременнаякомиссия заявила, что национальная гвардия ее не поддерживает, и отказалась от полномочий.
Надо учесть, что рабочие не были в достаточной мере привлечены во временную комиссию и сама комиссия не связалась с рабочими организациями. Кроме того, в отличие от Парижа Лион уже после сентябрьского движения имел свой муниципальный совет, и значительная часть мелкой буржуазии была этим в известной мере удовлетворена. Лозунг «Коммуна» по существу выдвигал требование рабочего правительства, на что буржуазия не хотела идти. С другой стороны, в Лионе были уверены, что республика утверждена незыблемо, поэтому нет оснований для каких-то правительственных перемен.
В течение апреля в Лионе был еще ряд выступлений, например, делегация 17-го батальона потребовала от муниципалитета признания Парижской коммуны, отдачи под суд версальского правительства, отказа от вмешательства центральной власти, создания коммунальной комиссии с исполнительной властью. Конечно, она получила отказ.
В апреле был опубликован правительством новый закон о муниципалитетах. Он восстанавливал императорскую практику, согласно которой мэры и их заместители в городах, где свыше 20 тыс. населения, должны назначаться правительством.
В рабочем квартале Гийотьер, где помещались главные заводы и фабрики Лиона (на левом берегу Роны), было решено бойкотировать муниципальные выборы по новому закону, назначенные на 30 апреля. Национальная гвардия заняла мэрию этого округа, рабочие построили баррикады. Но никаких попыток со стороны рабочих идти в центр и захватить правительственные здания не было.
Войска и полиция окружили район и начали обстреливать баррикады. Генерал Круза, префект Валантэн, прокурор Андриэ (известный как организатор агентов-провокаторов, будущий префект полиции) показали свои военные таланты, обстреливая в упор немногочисленных защитников баррикад. Было убито и ранено несколько десятков рабочих. 1 мая ратуша была занята войсками '.
В Марселе после известий о провозглашении Парижской коммуны было созвано многочисленное собрание в клубе «Эльдорадо», где было решено идти на префектуру и объявить версальское правительство свергнутым. Префект, чтобы помешать этой попытке, созвал национальную гвардию, но пришли главным образом «плохие» батальоны. Они завладели ратушей и арестовали префекта. Толпа кричала: «Да здравствует Коммуна! Да здравствует Париж!»
Организовалась комиссия департамента во главе с Гастоном Кремье, которая объявила себя автономной властью. Межи был назначен командующим национальной гвардией. Активную роль играли члены Интернационала (их насчитывалось до 4 тыс.).
Генерал Эспиван де Вильбуане, по примеру своего хозяина Тьера, ушел с войсками из города. 27 марта приехала делегация Парижской коммуны — Ландек, Амуру, Мей. По словам правительственной комиссии, Ландек «держался как диктатор». Он арестовал ряд лиц в качестве заложников.
' Docteur Grestin, Souvenirs.d'un lyonnais, Lyon 1897,




Глава Х 278
Комиссия наметила выборы в Коммуну на 5 апреля. Но 4 апреля генерал Эспиван после 12 дней выжидания окружил город войсками, начал бомбардировать его, ввел войска, захватил ратушу и префектуру и после кровавого 12-часового боя «восстановил порядок». Он заявил, что «совершил триумфальный въезд в город Марсель».
Начались обыски и аресты, суды и расправы. Трое (в том числе Кремье) были приговорены к смерти.
В Тулузе 25 марта парад национальной гвардии превратился в манифестацию в честь Парижской коммуны. Раздавались требования роспуска Национального собрания, созыва Коммуны, отставки префекта де Кератри. Как говорили официальные сообщения, рабочие, мастера, Ш. Амуру мелкие торговцы были готовы при-
соединиться к Парижу. Была создана исполнительная комиссия (куда вошли только офицеры национальной гвардии).Шла оживленная агитация в клубах. По словам «Enquete», клубы на юге страны были революционнее, чем на севере. Там шли «беспрестанные выступления против богачей, священников, религиозных корпораций, судебных чиновников» ". Прибывшие войска ликвидировали движение.
В Сент-Этьенне (городе угля, домен, оружейных мастерских) с 23 марта было заметно возбуждение. В городе существовали Центральный комитет национальной гвардии и республиканский Центральный комитет. 24 марта толпа захватила ратушу. В следующие дни манифестации продолжались. Войска были уведены с улиц в казармы. 26-го Центральный комитет национальной гвардии опубликовал прокламацию о создании Коммуны. Была создана временная комиссия из четырех национальных гвардейцев и назначены на 29-е выборы в Коммуну. Рабочие поддерживали движение, но комитет был не активен. Еще до выборов в Коммуну войска без боя захватили ратушу.
В Нарбонне 24 марта национальная гвардия провозгласила Коммуну и заняла ратушу, арсенал, префектуру и т. д. Солдаты без сопротивления сдавали оружие. Тогда военное командование увело войска из города. 28 марта войска, подкрепленные двумя ротами тюркосов из Марселя, ворвались в город. В городе были построены баррикады. После недолгого сопротивления движение было подавлено (31 марта). В этом городе было несколько случаев отказа солдат стрелять в народ; 19 человек были приговорены к расстрелу, замененному каторгой.
Лимож (где находились крупные фарфоровые заводы) всегда отличался революционной активностью. Здесь были ячейки Интерна-'
' «Enquete», v. I, р 286.


279
Война началась
ционала, синдикальные камеры и т. д. После 4 сентяоря было организовано особое Народное общество (La societe populaire), в которое вошли члены различных рабочих организаций. Организатором общества был адвокат Лавиолетт. Это общество, по словам «Enquete», «диктовало свою волю муниципальному совету» '. Органом этого общества была газета «Defense nationale».
23 марта Народное общество послало привет «парижским братьям по оружию». Национальная гвардия получила ружья. Предполагалось в начале апреля провести смотр национальной гвардии и провозгласить Коммуну. Вопреки запрещению префекта мэр под давлением рабочих дал согласие на смотр. 4 апреля отряд 91-го полка в количестве 450 человек был направлен на вокзал, чтобы ехать в Версаль на помощь правительству. Толпа рабочих разоружила солдат; те не оказали никакого сопротивления. Солдат отвели в Народное общество. Затем был дан сигнал тревоги. Национальная гвардия и рабочие с криками: «Да здравствует Коммуна!», заняли ратушу, префектуру. Разоруженные солдаты участвовали в движении.
На следующий день подтянутые правительством свежие войска заняли город.
В крупном рабочем городе Крезо 26 марта национальная гвардия заняла ратушу. Солдаты и кирасиры отказались стрелять, но назавтра подошли войска, и город был занят.
В Бордо были присланы делегаты Парижа. Афиши с воззваниями этих делегатов охранялись национальной гвардией, и полиция боялась их срывать.
8 апреля совещания офицеров и делегатов (5 и 6-го батальонов) обсуждали статут национальной гвардии. Собрание высказывалось против создания Центрального комитета национальной гвардии. Мэр города специально созвал офицеров национальной гвардии и убеждал их не участвовать в ее организации. Префект воооще требовал недопущения такой организации. Центральный комитет национальной гвардии в конце апреля был все же создан. Даже были разговоры о создании федерации национальной гвардии юга Франции.
28 апреля на митинге выступал эмиссар Коммуны и член Интернационала Маршан. Он предлагал создать Коммуну, с тем чтобы она управлялась рабочими. «Нам нужны не интеллигенты, а люди дела»«.
К намеченным выборам муниципалитетов (на 30 апреля) секция Интернационала выставила свой список и провела трех человек. Передавали. что при выборах офицеров национальной гвардии им было указано, что будут выбраны только те, кто сочувствует Коммуне и обещает подчиняться Центральному комитету национальной гвардии '.
Газета «La Tribune», издававшаяся в Бордо, опубликовала 28 апреля воззвание местной секции Интернационала, которая объявляла себя солидарной с Парижем и принимала программу Коммуны. Среди членов Интернационала видную роль играл сапожник Везино. Секция Интернационала начала выпускать свою газету «).а Federation» (первый номер вышел 16 апреля).
1 «Enquete», ч. I, р. 302.
' «Enquete», ъ. II, р 472.
««Enquete» v. 1, р. 290.


Глава Х
«80
Но в этом городе не произошло никаких активных выступлений. Дело ограничилось митингами.
В Безансоне (центре часового дела, где работало 8 — 10 тыс. рабочих-часовщиков) Интернационал имел большое количество членов. Правительственная комиссия по восстанию 18 марта утверждала, что здесь, как и в других департаментах Франции, идеи Интернационала «начали проникать и в деревню». Крестьянам говорили, что «земля— тоже орудие труда и должна принадлежать только тем, кто ее обрабатывает»; при этом добавляли, что «в 1793 г. буржуа по бросовой цене (а vils prix) приобрели поместья аристократии, и теперь пришла очередь для крестьянства» '.
В Безансоне, как и в других городах, восстание 18 марта было встречено с симпатией не только в рабочем, но и в среднем классе («classe moyenne») и среди коммерсантов. Все они приветствовали в Парижской коммуне ее борьбу против монархических махинаций, против реакционного Национального собрания. Позднее мелкая и средняя буржуазия стала переходить на сторону правительства, но «низшие классы («la basse classe») и особенно рабочий класс сохранял и сохраняет те чувства, которые он проявил с самого начала (по отношению к Коммуне.— П. К.)» 2
В Гавре ставился вопрос о создании Коммуны. На митингах рабочие требовали, чтобы в муниципалитет были выбраны главным образом рабочие.
В связи с Коммуной волнения происходили в ряде других городов Франции. В Монтеро несколько часов город был в руках восставших. В Периге народ помешал отправке в Париж блиндированных вагонов. Происходили волнения в департаментах Ланд, Об, Сены и Марны, Ла-Манш и др. и в городах Руане, Перпиньяне и др. По словам «Enquete», ряд департаментов (например, Вар, Воклюз, Арден, Савойя) готов был целиком присоединиться к Парижской коммуне, если бы «она просуществовала дольше («si elle avait dure»)» *.
Надо кратко сказать еще о движении в Алжире. Создание Федерации национальной гвардии в Париже вызвало соответствующее движение в Алжире. Парижское восстание вызвало живой отклик в Алжире среди рабочих организаций и клубов, в национальной гвардии, Собрание национальной гвардии в Оране заявляло, например, что «оно солидаризируется с национальной гвардией Парижа и протестует против действий исполнительной власти, напавшей на героическое население» 4.
В это время военных сил в Алжире было очень мало. Мобилям правительство не доверяло. Национальная гвардия приобретала все большее значение. Перепуганное правительство объявило Алжир иа осадном положении. В это время наряду с революционным движением европейского населения начало бурно расширяться восстание кабилов и арабов.
' «Enquete,, v. I, р. 453.
' Ibidem, р. 456.
» Ibidem, р. 274. К сожалению, в советских библиотеках совсем почти нет органов французской провинциальной печати того времени. Было бы особенно важно иметь радикальные и социалистические газеты вроде «Ь'Emancipation» (Тулуза), «Travailleur du Nord» (Лилль), «L'Eclaireur» (Сент-Этьенн), «Ьа Commune» литографированная газета того же города),«Le Progres» (Лион),«Droits de ГЬошше»
Монпелье) и т. д.
«Actes», v. III, сар. II, р. 129.


281
Война началась
Один из видных деятелей Алжира, якобинец Александр Ламбер (сосланный туда после 1851 г.), приехал в это время в Париж как «делегат Алжира» в Национальное собрание (он погиб затем на баррикадах).В ряде выступлений в печати он говорил о том,что «все алжирские колонии хотят для себя и для Франции Коммуны» '.
Конечно, дело обстояло не совсем так. Лозунг Коммуны был популярен в рабочем и мелкобуржуазном европейском населении Алжира, но коренное население, конечно, не имело никакого представления о Коммуне и боролось только за свою независимость. Парижская коммуна чрезвычайно помогла восстанию в Алжире. Борьба парижан свидетельствовала о тяжелом положении правительства Тьера. Из-за Коммуны правительство не могло послать своих войск в Алжир для борьбы против коренного населения.
Отдельные восстания в Алжире, продолжавшиеся ряд месяцев, в апреле превратились во всеобщее восстание. В нем участвовало до 200 тыс. человек. Правительство Тьера было напугано этим бурным движением. Алжир мог быть потерян как колония. Только в конце апреля прибыли первые 4 тыс. солдат из Франции. Борьба приняла ожесточенный характер. В течение 3 с половиной месяцев (апрель, май, июнь и половина июля) армия Тьера не могла подавить восстание. Только после разгрома Коммуны правительство Тьера смогло сосредоточить крупную армию в Алжире (86 тыс. человек) и с большим напряжением подавило восстание.
Военщина разгромила также все рабочие и демократические организации Алжира.
Характерной чертой алжирского восстания было то, что движение коренного населения никак не было связано с революционной борьбой европейского населения. Оба движения в известной мере вызывались одинаковыми причинами, но имели совсем различные задачи. Коренное население боролось за независимость. Демократическая часть европейского населения добивалась гражданского управления страной, усиления роли муниципалитетов, выдвигала демократические требования (отделение церкви от государства, укрепление национальной гвардии и пр.).
Коренное население крайне недоверчиво относилось к европейцам. С другой стороны, даже самые демократические элементы европейского населения не имели связей и влияния на руководителей восстания. Правительство Тьера могло бить своих врагов по частям. Таким образом, и это восстание окончилось в пользу правительства.
Если бы движение городов с рабочим населением активно поддержало Парижскую коммуну, оно оказало бы ей существенную помощь. Движением было охвачено значительное количество пунктов, но оно нигде не приобрело большого значения.
Почти везде движение носило один и тот же характер. Национальная гвардия при активном участии рабочих без труда занимала ратушу и затем провозглашала Коммуну. Войска и полиция либо уходили из города, либо скрывались в казармах. В ряде мест солдаты отказывались стрелять в народ, отдавали оружие, братались с национальной гвардией.
' tLJournal officiel», 3/Ч 1871.


Глава Х
Но новая власть не проявляла нужной активности. Она занимала несколько общественных зданий, иногда арестовывала несколько чиновников и затем назначала выборы в Коммуну. Ошибка Центрального комитета национальной гвардии, который спешил поскорее выбрать Парижскую коммуну, повторялась здесь с особой силой.
Созданные народом временные комиссии всякого рода, увлекаясь легальностью и конституционностью, выжидают, вместо того чтобы нападать. Они почти никого не арестуют и не сменяют, они не обезоруживают полиции и солдат и не принимают военных мер. Они не проводят никаких мероприятий в интересах рабочего класса или мелкой буржуазии. Военное наступление солдат, жандармов, тюркосов быстро обрывает жизнь возникших коммун.
В отличие от Парижа все эти руководящие комиссии обычно попадали в руки радикалов-республиканцев. Представительство рабочих в комиссиях было очень слабым. Часто рабочих в этих комиссиях совсем не было.
В то время как в Париже рабочие играли ведущую роль и в Центральном комитете и в Коммуне, в провинции национальной гвардией руководили преимущественно выходцы из мелкой и средней буржуазии, интеллигенции и т. д.
В Париже рабочая масса сплотилась во время осады в борьбе против правительства «национальной измены» и создала ряд массовых организаций. В провинции этой длительной подготовки масс почти не было. Неудачный опыт коммун Лиона и Марселя в сентябре — октябре 1870 г. и деятельность бакунистов еще более ослабили активность рабочих в этих городах.
Мелкая буржуазия городов не испытывала таких материальных тягот, которые выпали на долю Парижа, в частности к ней не относились законы правительства Тьера о векселях и о квартирной плате.
Наконец, и опасность монархической реставрации, которая была так очевидна для парижского народа, в провинции была далеко не так реальна. Республика казалась обеспеченной.
Вторжение прусских армий и оккупация значительной части Франции разделили страну на части и в известной мере разорвали единство нации. Это тоже мешало революционному движению в провинции. Кроме того, судьба Парижа и провинций во время войны была совсем иная. Лепеллетье правильно писал: «Парижане и провинциалы, казалось, стали соседями, но не соотечественниками. Их мысли, их надежды, их точки зрения и оценки были совершенно различными, как были иными и их судьбы за эти восемь месяцев. Они говорили на разных языках, так как слишком долго вовсе не говорили друг с другом» '.
При таком положении связи Парижской коммуны с провинцией были явно недостаточными. Коммуна посылала в провинцию эмиссаров, но обычно они приезжали в города Франции на очень короткое время. Они не имели ясных инструкций и выполняли преимущественно роль агитаторов. А между тем в провинции нужны были организаторы, которые могли бы помочь движению конкретными мерами. Конечно, и сами эмиссары Коммуны не имели в тот момент ясного представления о необходимой тактике.
' Ed. Lepelletier, Histoire de la Commune de 1871, v. Ш, Р. 1911, р. 76.


288
Война наналаоь
В книге Тестю приводятся директивы эмиссарам Коммуны от имени Комиссии внешних сношений. Эмиссарам давались такие указания: 1) о своей миссии сообщить лишь верным людям; 2) использовать печать и другие формы агитации; 3) действовать через рабочих и вместе с ними; 4) разъяснить положение дела коммерсантам и содействовать их торговым связям с Парижем; 5) связаться с буржуазией и с умеренными республиканскими элементами, чтобы они по примеру Лилля требовали от Тьера прекращения гражданской войны; 6) помешать рекрутировать войска для Версаля '.
Таким образом, миссия эмиссаров была сугубо агитационная. Но в провинции начиналось самостоятельное движение, которое требовало уже не агитации, а реальных действий, организации Коммуны и т. д. Судя по приведенному документу, такого рода указаний эмиссары не получали. Конечно, они могли получить дополнительные устные указания. Но вряд ли указания об организации местных коммун могли быть секретными; их, видимо, просто не оыло. Но против такой агитации правительство Тьера имело много средств. Ядовитая клевета и искаженная информация о событиях в Париже, распространяемая в воззваниях Тьера и в буржуазной печати, подрывали у многих веру в успех Парижской коммуны. Чисто агитационная деятельность эмиссаров Коммуны в провинции не принесла большой пользы Коммуне.
Когда попытки рабочих создать коммуны в провинции оказались безуспешными, начало широко развиваться движение мелкой и средней буржуазии в пользу примирения между Версалем и Коммуной. В середине мая это движение приобрело особенно большое значение. «В ряде крупных городов апелляционные суды, гражданские суды и, что еще более знаменательно, коммерческие палаты, муниципальные комиссии и муниципальные советы начали посылать протесты в Версаль; так было, например, в Руане, Эльбефе, Гавре, Дьеппе, Кэнте, Бресте, Сен-Кантене, Лилле и др.» '
Такие обращения шли буквально со всех концов Франции. Вот типичное обращение муниципалитета Монпелье: «Немедленное прекращение гражданской войны; окончательное укрепление республики; распространение всех муниципальных свобод для всех коммун без изъятий; амнистия и подчинение закону» '. Аналогичные требования заявляли Перпиньян, Шамбери и другие города.
Иногда выставлялось требование созыва Учредительного собрания для утверждения конституции и др.
В середине мая намечался конгресс представителей муниципалитетов. Он не состоялся. Но в Лионе было проведено совещание делегатов 16 департаментов. Это совещание обратилось к Тьеру и к Коммуне с такой программой действий: «Укрепление республики как единственного возможного законного правительства, коммунальная автономия как единственная база республиканского правительства... прекращение военных действий (между Версалем и Коммуной.— П. E.), роспуск Национального собрания, так как его полномочия после подписания мира окончились; роспуск Коммуны; муниципальные выборы в Париже; выборы Учредительного собрания для всей Франции» '.
' К. Te«tut, ор. cit., v. II, р. 108.
' L. Fiaux, Histoire de la guerre civile, P. 1879, р. 201 — 202,
' «Ьа Politique» X 3, 19/V 1871.
' «La Politique» М 6, 22/V 1871.


Глава Х
284
Эта программа левых республиканцев имела задачей разоружить Парижскую коммуну как рабочую власть и создать новые учреждения (Учредительное собрание, новый муниципалитет Парижа и др.), в которых буржуазная демократия могла бы иметь ведущую роль '. Республиканцы левого толка, протестуя против Версаля, совсем не собирались укреплять власть Парижской коммуны.
В конце концов народное движение в провинции не оказало реальной помощи Парижу, а буржуазная демократия стала добиваться соглашения в интересах Версаля, против Парижской коммуны. Со своей стороны и Парижская коммуна не смогла (главным образом из-за военной блокады) установить крепкие связи с провинцией.
' См. ниже в разделе «Соглашатели».







ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БОММУЫЫ В АПРЕЛЕ
ф 1. Дополнительные выборы же 1 апреля Коммуна решила провести дополнительные выборы. К этому моменту 16 членов Коммуны отказались от участия в Коммуне и, кроме того, был ряд вакансий из-за того, что несколько человек было избрано в ряде округов. Поэтому было решено доизбрать 22 человека в десяти округах. И хотя в это же время началась военная борьба против Версаля, Коммуна, увлеченная идеями выборности, решила срочно провести новые выборы.
Никакой острой нужды в довыборах не было. Коммуна и после ухода части ее членов оставалась достаточно многочисленной и прочно связанной с массами. Если еще оставались люди, которых надо было привлечь к ответственной работе, то это можно было сделать и без выборов. Заниматься новыми выборами значило просто отвлекать внимание и энергию на второстепенные дела, когда перед Коммуной стояла задача борьбы с Версалем и проведение крупных политических, социальных мероприятий. К тому же оставались не представленными в Коммуне только те буржуазные округа, которые не имели решающего значения в столице.
Мало того, нельзя было ожидать, чтобы население, только что проведшее общие выборы, будет снова активно участвовать в выборах. Трудно было бы мобилизовать половину города, для того чтобы доизбрать в Коммуну 22 человека. К тому же десятки тысяч избирателей были заняты на боевых линиях.
Заново проводить выборы значило снова ставить вопрос о задачах Коммуны, о ее правах и обязанностях, т. е. начинать дискуссию о сущности Коммуны, хотя речь уже шла о практических задачах.
Проведение дополнительных выборов осложнилось еще тем, что из-за военных действий они несколько раз откладывались. Сначала они были назначены на 5 апреля, затем на 10-е и, наконец, на 16-е. Тем временем ушло еще несколько членов Коммуны, поэтому решили доизбрать 28, а затем 31 человека. Выборы охватили 14 округов (из 20), иначе говоря, три четверти населения должны были участвовать в голосовании




286
Глава XI :,е."-'-" -'-„;.;,« ...:".;@,-:"-;.-,,-,'„:,"..".;р;,-',-:.,;;::;: хотя в пяти округах надо было до- ,ФУ'." ',"'-.::;,':;."!'"-!-:~~~~~~!~' избрать лишь по одному человеку, и "':";Ьф.':,,~'.:,';;::"": в пяти — по два человека. Надо было потратить много энергии для совершенно бесполезного дела.
Как и можно было ожидать, выборы прошли очень вяло. Там, где двадцать дней назад голосовали десятки тысяч человек, теперь пришли ~у" ', .!;;,:,","'. к урнам тысячи. ~""',"~й~ф~:„';.','"''',', ' ~»' ' .':;;;,,; """' '-.ё;;'."...- В трех округах (I I I, VII I и XIII)
ф:.''.'--'-'. не удалось выбрать ни одного чело~44у,'.-';,"';;"".'' . ° .; "".'»„, '„.'.." века. В буржуазных районах голосоё:;-'.Ё' ' .- » .~' ~-': ' вало в 3 — 4 раза меньше чем на вы-
7 '.;:;,'.ф,". : '»."; 1~~ ' "':.."''. борах 26 марта; в рабочих кварталах ':-'~Ф' .' ":-',:'":', ' участвовало в голосовании около половины — трех четвертей числа голосовавших на предыдущих выборах. В общем в одиннадцати округах, где '-Ф ..~.. ' ." ''-: '".-',...., '.,-"''' . были выбраны новые члены Коммуны,
голосовало 58 тыс. человек, а в пре- Ш.,1онге дыдущих выборах участвовало в этих же округах 113 тыс., т. е. в 2 раза больше. Было решено считать избранными всех, кто собрал половину голосов из числа голосовавших (т. е. не одну восьмую числа избирателей по списку, как было при прежних выборах). Так, например, Лонге был избран только одной тысячей голосов (1058); половина. выбранных собрала меньше 3 тыс. голосов.
Такой итог выборов был несомненно неудачей. Эли Реклю пишет, что это было «большим моральным поражением» '.
Вместо 31 человека удалось избрать только 20, кроме того, один из выбранных (Менотти Гарибальди) отсутствовал, а двое других (Брион и Рожар) отказались участвовать в Коммуне, считая, что они не получили достаточно голосов. Таким образом, Коммуна пополнилась на 17 человек.
Утверждение Коммуной дополнительных выборов вызвало выходку Феликса Пиа. Он заявил, что Коммуна «сама себя убивает, пополняя свой состав помимо выборов», и что такие выборы — «узурпация избирательных прав». Пиа демонстративно отказался от звания члена Коммуны. Это дезертирство вызвало резкое осуждение Коммуны. Оно рассматривалось многими как измена. Ж.-Б. Клеман предложил арестовать Пиа. Дюран предлагал собрать избирателей округа, где был выбран Пиа, и обсудить его действия. Через несколько дней Пиа милостиво согласился взять обратно свою отставку,
Кто вошел в Коммуну по этим выборам? Вошли два видных члена Центрального комитета национальной гвардии — Арнольд и Виар (последний — бланкист, первый — ближе к прудонистам); несколько видных членов Интернационала — Серрайе, Лонге, Потье (будущий автор «Интернационала»), Жоаннар; журналист бульварного пошиба и ярост-
' Ейе Aeclus,?.а Commune au jour le jour 1871, р. 169.


287
Деятельность Ко.зчуны е апреле
ный враг Генерального совета Везинье; художник hypoe; генерал Клюзере и др. Почти половина вновь избранных происходила из рабочеи среды.
Таким образом, ко второй половине апреля число членов Коммуны равнялось 80 (исключая отказавшихся, отсутствующих— Бланки и М. Гарибальди, — арестованного шпиона Бланше и бывшего полицейского Э. Клемана).
Из этих 80 человек рабочих было 34, служащих — 12, интеллигентов и других — 34. Таким образом, большинство составляли рабочие и служащие (46 человек). Из них членов Интернационала было 37.
В партийном отношении бланкистов и близких к ним было 24 человека, прудонистов и примыкавших к ним — 22, coIIIIBJIIIGToB (близких к научному социализму) — 3, якобинцев — 14 — 15 человек. Из 15— 18 человек, которые не занимали ясной политической позиции, около трех четвертей примыкало к «большинству» (т. е. к бланкистам и якобинцам).
Таким образом, дополнительные выборы не внесли никакого изменения ни в общий социальный характер Коммуны, ни в ее партийный состав.
ф 2. Политические декреты Коммуны в апреле
Коммуна имела в своих руках неограниченную власть и не считалась ни с какими прежними законами и обычаями.
Коммуна объединила работу своих членов с их деятельностью в соответствующих округах Парижа. Правда, кое-кто возражал против этого, например Дерер говорил: «...Êàê же вы хотите, чтобы человек был одновременно и в своей комиссии, и во главе своего округа?» ' Но это возражение Коммуна не приняла во внимание. То обстоятельство, что члены Коммуны непосредственно руководили муниципальной работой, было исключительно важным. Работа общегосударственная была органически связана с работой на местах. Коммуна была тесно связана с населением. В ряде мэрий (главным образом в буржуазных округах) все служащие скрылись, поэтому пришлось организовать все дело заново. Мэрия 1 округа, например, была совсем брошена. Члены Коммуны, пришедшие в мэрию III округа, застали помещение оставленным на произвол судьбы. Все дела мэрии были запущены. Члены Коммуны и намеченные ими комиссии прежде всего обновили состав служащих, а кое-где набрали совсем новый персонал. При этом были приняты меры к снижению расходов по мэриям и упрощению всей системы. В I II округе, например, вместо 17 служащих с общим окладом в 3525 фр. в месяц было набрано 9 человек с окладом в 1400 фр. 2
Одна из первых задач, которые были возложены на муниципалитеты, касалась организации общественного призрения. На заседании Коммуны 13 апреля указывалось, что при прежней системе на 40 чиновников тратилось больше денег, чем на пособия 15 тыс. нуждающихся. В XIX округе из 250 тыс. ассигнования на общественное призрение 50 тыс. доставалось чиновникам. Теперь деньги, конфискуемые в домах призрения, начали передавать муниципалитетам.
1 «Протоколы», стр. 175.
' «Joutnal officiel», 13/IV 1871.


Глава Х1
Мэрия VIII округа (где мэром был член Коммуны Алликс) развернула целую программу социальных мероприятий в интересах трудящихся. Воззвание говорило, что «в ожидании разрешения социальной проблемы путем организации труда (чем занята Парижская коммуна)» мэрия принимается за организацию продовольственного дела, снабжение одеждой, жильем. В первую очередь мэрия приступила к организации трех новых столовых для рабочих '.
На муниципалитеты были возложены большие функции военного характера. Муниципалитеты вели борьбу с дезертирством, производили набор батальонов, экипировку и вооружение национальной гвардии и пр., организовывали военные суды.
Муниципалитеты должны были проводить разные декреты Коммуны (о введении светского образования, об отделении церкви от государства и др.). Например, мэрия IX округа давала жителям разъяснения о квартирной плате '. Ряд мэрий давал подробные указания о народном просвещении, сообщал об открытии новых.-школ и т. д. Мэрия XVII округа давала указания учителям, чтобы они применяли в школах только «научные и экспериментальные методы» а. Члены муниципальной комиссии XII округа объявляли приказ о снятии всех трехцветных флагов и замене их красными флагами Коммуны '.
Муниципалитеты контролировали выполнение декретов Коммуны. Таким образом, муниципалитеты рассматривались как прямые органы Коммуны '.
Иногда указывалось, что «в муниципалитетах слишком много мел.- ких властей, соперничающих друг с другом...»' Указывали, что некоторые муниципалитеты плохо функционируют.
На заседании 26 апреля Андриэ внес предложение, чтобы члены Коммуны в своих муниципалитетах ведали только вопросами обороны («так как в порядке дня — война, мы должны заниматься только войной»), с тем чтобы административными делами (акты гражданского состояния и т. o.) ведали специальные делегаты. Но решения на этот счет не было принято'.
К сожалению, у нас мало документальных сведений о работе му.ниципалитетов. Бесспорно, это была очень энергичная и разнообразная -деятельность. Арну рассказывал, что в муниципальной комиссии его округа было 12 человек, это были рабочие, мелкие лавочники. Им платили по 5 фр. в день, многие зарабатывали бы гораздо больше на другой работе. «Они брались за работу с решительностью, удивительным усердием и чрезвычайной честностью» '. Раз в неделю муниципальная комиссия собиралась с членами Коммуны (своего округа). Члены комиссии внесли предложение раз в неделю на 24 часа отправляться на позиции, чтобы посещать свои батальоны. Арну отмечает трения между муниципалитетами, непосредственно подчиненными Коммуне, и советами легионов, подчиненными Центральному комитету.
1 «Journal offieiel», 12/IV 1871.
' Ihidem, 5/IV 1871.
в Ihidem, 13/IV, 1871.
« Ihidem, 9/IV, 1871.
» См. «Протоколы», стр, 111.
' Там же, стр. 101.
7 См. там же, стр. 272.
» А. Арну, Народная история Парижской коммуны, стр. 223.


Деятельность Коммуны в апреле
В другом свете рисует эти отношения Аллеман. Он тоже признает, что они были «довольно холодными». Он говорит: «В мэрии было два лагеря: один — вокруг мэра, другой — вокруг совета легиона. Вокруг мэра группировались умеренные и реакционеры, вокруг совета — все пылкие, все, кто мечтал о том, чтобы Коммуна стала правительством, не похожим на все предыдущие» '.
Это положение не было, конечно, типично. Аллеманотмечает, что мэром был Режер, по его словам, «либерал и сторонник Иисуса» (действительно, Режер водил своего сына к причастию и пр.).
Центральный комитет национальной гвардии добивался ограничения муниципалитетов и укрепления легионных советов. Например, в одном письме Центрального комитета национальной гвардии к Коммуне обращалось внимание на то, что «в муниципалитетах — полный хаос» и поэтому рациональнее назначить просто одного чиновника. При этом ядовито указывалось, что члены Коммуны и так уже «обременены обязанностями» и поэтому не следует им поручать муниципальные дела '. Центральный комитет национальной гвардии, как мы уже указывали, все время стоял на этой точке зрения.
В апреле Коммуна приступила к коренному переустройству суда.
Магистратура была одним из наиболее непопулярных учреждений старого государства. Всю судебную систему надо было построить заново.
На заседании 30 марта Коммуна делегировала в судебное ведомство Эжена Прото «...äëÿ рассмотрения наиболее неотложных гражданских и уголовных дел и в особенности для обеспечения личной свободы всех граждан»а.
Первой судебной мерой Коммуны было сообщение от 16 апреля о том, что магистратура будет впредь выборной и что в ближайшее время будут проведены выборы мировых судей и членов коммерческих судов. Гражданам было предложено выставить своих кандидатов в мировые судьи, а коммерсантам — кандидатов в коммерческие суды.
На заседании 22 апреля был обсужден и принят общий закон, который'провозглашал равный для всех суд, выборность судей и свободу защиты. Тем самым устанавливался суд присяжных. Функции общественного обвинителя возлагались на прокурора Коммуны. Характерной особенностью было то, что в присяжные избирались не вообще граждане, а только национальные гвардейцы. Поскольку этому суду подлежали и политические дела (например, о заложниках, об агентах Версаля и пр.), Коммуна хотела, видимо, опереться на рабочие, революционные кадры.
На заседании Коммуны Прото мотивировал это так: «Принцип избрания судей всеобщим голосованием, конечно, будет законом в будущем. Но в данном случае, так как приходится выбирать мировых судей, членов коммерческого суда, судей пе гражданским и уголовным делам, так как приходится многократно устраивать выборы, — в данном случае мы не можем обращаться ко всему гражданскому населению. В данный момент мы обращаемся к национальной гвардии. Преимущество в том, что делегаты национальной гвардии — наиболее
1 Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 43.
' «Autographe», Р. 1871, р. 39.
а «Протоколы», стр. 31.
19 История Парижской коммуны


290
Глава Х1
интеллигентные и преданные нашему делу граждане, и мы полагаем, что это вдвойне обеспечивает успех нашему суду присяжных» '.
Как обычно, Арну выступал со своими либеральными доводами. Он предлагал, например, ввести пункт о «смягчающих обстоятельствах» и в конце концов воздержался от голосования. Коммуна единодушно приняла декрет.
На следующий день Коммуна приняла и другое важное решение, направленное против старой магистратуры. Было установлено, что «судебные приставы, нотариусы, комиссары-оценщики и секретари различных судов, которые будут назначены в Париже, начиная с сегодняшнего дня будут получать определенное содержание». Они освобождались от взноса залога и должны были ежемесячно сдавать в финансовое ведомство суммы, взысканные ими по актам. Таким образом, они не имели права восполнять свои оклады доходами от своих должностей. Прежняя система сводилась к получению определенного процента с актов, и это создавало всевозможные злоупотребления, взяточничество и пр.
На заседании Коммуны отмечалась революционность этой меры и необходимость широко растолковать народу суть нового декрета. Лонге опасался, что «...публика не поймет, как следует, что декрет представляет собою отмену министерского чиновничества». Клеманс предлагал дать декрету мотивировку, «...÷òîáû выявить его революционный характер». Верморель тоже настаивал на мотивировке этого «первого подлинно революционного» декрета: «Публика все будет'думать, что мы издаем чрезвычайные декреты, и не будет себе отдавать отчета в проводимых нами политических и социальных реформах»'. Было решено дать мотивировку декрета, но она почему-то при опубликовании декрета в печати не появилась.
Издавая этот декрет, Коммуна подготовила замену старых кадров. Прото заявил, что у него уже есть 20 кандидатов на должность судебных приставов. Тогда же Прото сделал предупреждение об увольнении всех судебных работников, которые в 24 часа не подадут заявления о намерении продолжать свои обязанности и «применять новые принципы, внесенные в законодательство революцией 18 марта».
Существенным вопросом для Коммуны была борьба против врагов Коммуны и применение террора к своим противникам.
После первых столкновений с версальцами, на заседании 4 апреля, Вайян предложил, чтобы «...Коммуна в ответ на убийства, совершаемые версальским правительством, вспомнила, что у нее есть заложники, и объявила, что на удары она будет отвечать ударами» '.
На следующем заседании был принят декрет о заложниках. Прежде всего было постановлено, что «всякое лицо, обвиняемое в сообщничестве с версальским правительством, будет немедленно отдано под суд и заключено в тюрьму». Все обвиняемые по постановлению суда (присяжных) «являются заложниками парижского народа... Казнь каждого военнопленного или сторонника законного правительства Парижской коммуны немедленно повлечет за собой казнь тройного числа заложников...» 4
' «Протоколы», стр. 192. ' Там же, стр. 213 — 214. » Там же, стр. 53. ' Там же, стр. 56.


291
Деятельность Ко.ил«унь> в апреле
Арест архиепископа Дарбуа и других церковников имел целью оказать давление на Версаль. Кроме того, Риго, Ферре и другие бланкисты имели намерение обменять архиепископа на Бланки, который как раз накануне 18 марта был арестован на юге Франции и посажен в крепость. Для этого обмена Риго сделал ряд попыток, но Тьер категорически отказывался выдать Бланки взамен архиепископа. «Он знал,— писал по этому поводу Маркс, — что в лице Бланки он даст Коммуне голову, архиепископ же гораздо более будет полезен ему, когда будет трупом»'.
Профессор Бизли писал, что «церковная партия Версаля была не прочь освободиться от Дарбуа. Она была с ним в разладе и совсем о нем не сожалела, так как он был противником папской непогрешимости» .
Вопрос о том, кого арестовать в качестве заложников, вызвал в Коммуне большие дебаты. Белэ хлопотал за освобождение одного священника. Верморель предлагал «бить метко», арестовывать не приходских священников, а родственников и друзей членов Национального собрания. Ряд других членов (Лефрансэ, Арну) считал., что аресты священников только вызывают недовольство части населения. Риго находил, что попы — «опасные пропагандисты». Критика этих арестов в Коммуне вызвала со стороны членов комиссии общей безопасности (Шардона, Риго и Ферре) просьбы об отставке, но Коммуна отклонила их.
Снова вопрос о заложниках обсуждался 26 апреля в связи с расстрелом версальцами пленных. В Коммуне раздавались голоса: «Расстрелять пленных версальцев, расстрелять парижского архиепископа», «Давно бы следовало прибегнуть к репрессиям» (Урбен). Но очень немногие члены Коммуны предлагали расстрел заложников. Арно требовал публичного расстрела дюжины жандармов. Урбен говорил, что Коммуна чересчур великодушна: «Барщина никогда не была бы упразднена, если бы первая республика была так же великодушна, как вторая». Риго настаивал на безусловном применении репрессий.
Но большинство членов Коммуны возражало. Трпдон, защищавший решительные приговоры военного суда, доказывал, что нельзя расстрелять заложников без «законных оснований», что Коммуна «не имеет права» расстрелять двенадцать человек за четверых и т. д. При этом Тридон жаловался на слабость Коммуны: «Когда встает здесь какой- нибудь вопрос, требующий мужественного решения, вы наперебой стремитесь похоронить его — направить в Исполнительную комиссию, чтобы та направила его в Военную. Но когда встают мелкие социалистические или философские вопросы, они обсуждаются часами» '.
Остен опасался, что Коммуна, применяя репрессии, вступит на плохой путь. «Необходимо, чтобы дело ее вдохновлялось более возвышенными и гуманными чувствами, чем дело ее врагов». Бержере говорил: «Расстреливая парижского архиепископа, вы наносите удар версальским господам». Авриаль требовал, чтобы действовать «законно», через трибуналы. А. Арну тоже возражал против репрессий и вместо этого предлагал... разрушить дом Тьера.
' К. ЛХаркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 333.
' «Вее-hive» М 504, 10/VI 1871.
г «Протоколы», стр. 272 — 275.
19*


Глава Х1
292
Другие, возражавшие против репрессий, опасались, что это усилит ответные репрессии версальцев против пленных коммунаров. Бийорэ говорил: «...надо бить не по жандармам и городовым, а по верхам партии. Берите офицеров, друзей версальцев, их отцов...» Авриаль добавлял: «Вместо того, чтобы бить массу, ударьте по верхушке...»'
Таким образом, Коммуна и на этот раз не применила своего собственного декрета о заложниках.
«Парижские коммунары были слишком мягки в отношении версальцев, за что их с полным основанием ругал в свое время Маркс. А за свою мягкость они поплатились тем, что, когда Тьер вошел в Париж, десятки тысяч рабочих были расстреляны версальцами» '.
Решительная борьба комиссии общей безопасности против врагов Коммуны не один раз вызывала резкие возражения некоторых членов Коммуны, чрезмерно увлекавшихся «правами личности», «законности» ит. д.
Уже 4 апреля Коммуна предложила комиссии общей безопасности не позднее чем за сутки представлять на утверждение все свои предупредительные меры. Через несколько дней (8 апреля) Валлес предложил, чтобы ни один пз членов Коммуны не мог быть арестован до решения Коммуны. В конце концов было постановлено, чтобы арестованный член Коммуны заслушивался на ближайшем после ареста заседании Коммуны. Как раз в это время были арестованы два члена КоммуныБержере и Асси. 12 апреля Коммуна разбирала их дело. В дальнейшем они оба были оправданы. Бержере заявил, что он пришел в Коммуну «...áåç малейшего чувства горечи, а, наоборот, с чувством совершенной преданности»з.
На заседании 5 апреля Лефрансэ предлагал сменить Риго за превышение полномочий. Позднее у Риго нередко возникали разногласия с Коммуной. Когда возштк вопрос о включении Виара в состав комиссии общей безопасности, Риго подал в отставку. В связи с этим было указано на ряд недостатков в действиях полиции. Тридон заявлял, что многочисленные жалобы показывают «...на полную дезорганизацию, господствующую в бывшей префектуре полиции... Так, в 1 и во II округах нет полицейских комиссаров, в бюро — волокита, в делах — полный беспорядок...»4, ряд обысков и арестов, предписанных исполнительной комиссией, не был произведен и т. д.
В конце концов Коммуна не поддержала решения исполнительной комиссии о назначении Виара делегатом в комиссию общей безопасности с неограниченными полномочиями. Риго остался на посту.
Через несколько дней снова поднялся вопрос о плохой работе полиции. Вайян говорил: «Военная комиссия и полиция — это две руки Коммуны; ну;кна энергия. Исполнительная комиссия считает, что полиция не сделала того, что нужно было сделать, и требует ее реорганизации...»' Тридон тоже снова критиковал комиссию общей безопасности: «Комиссия не выполняет наших приказов. Пример: было приказано конфисковать бумаги Тьера — очень важные бумаги. Ничего не сде-
' «Протоколы», стр. 272 — 275.
' И. В. Сталин, Соч., т. 10, стр. 236.
з «Протоколы», стр. 196.
4 Там же, стр. 122,
Там же. стр. 132.


Деятельность Коммуны в о апреле
лали, печатей не наложили; бумаги исчезли. Комиссия общей безопасности не ведет никаких дел, не отвечает на запросы, арестовывает несчастных бедняков и отпускает важных преступников... Вы говорите нам, что вы — революционеры. Нет, вы не революционеры: Вы содействовали Тьеру и всем реакционерам. Исполнительная комиссия — ничто, если у нее нет Комиссии общей безопасности, которая выполняла бы ее декреты» '.
Внесено было предложение о полном упразднении комиссии и передаче ее дел делегату. Режер решительно возражал против такого предложения. Он отмечал самоотверженность, которую проявила комиссия общей безопасности.
Этот конфликт закончился созданием специальной комиссии для урегулирования отношений между исполнительной комиссией и комиссией общей безопасности.
Резкие прения возникли в Коммуне по поводу права членов Коммуны посещать тюрьмы и по поводу одиночного заключения. Ряд членов Коммуны начал оспаривать необходимость одиночного заключения. Арну твердил, что «это — остаток варварства, которому надо положить конец». Это «...нечто безнравственное. Это — физическая пытка». «Мы, республиканцы, демократы, социалисты, не должныпользоваться средствами, которые применяли деспоты» '. Тейс тоже протестовал против сохранения одиночного заключения.
Риго решительно возражал против отмены одиночного заключения. Как иначе можно вести следствие? На реплику Арну он отвечал: «...âîéíà тоже безнравственна, однако мы воюем». Амуру указывал: «У нас революция, мы должны действовать революционно и принимать свои меры предосторожности». Журд тоже поддерживал Риго: «Мы на военном положении. Приходится пользоваться исключительными средствами... Я хотел бы всех свобод: свободы печати, свободы собраний, свободы сделок, свободы открыто быть легитпмпстом, даже бонапартистом. Однако обстоятельства диктуют часто кое-какие необходимые меры, и приходится покоряться» '.
Паризель и Билльорэ тоже стояли на этой позиции. Нельзя ломать оружие, которое нам служит. «Мы на боевом посту. Ну, так одно из двух: или вы будете победителями, и тогда сможете упразднить одиночное заключение и все исключительные меры; или вы будете побеждены из-за недостатка предусмотрительности, и тогда против вас будет использовано одиночное заключение, которое вы упраздните» 4
Коммуна не отменила одиночного заключения, но предоставила членам Коммуны право посещать тюрьмы. Это вызвало отставку Риго и Ферре. Но после выступления Делеклюза Коммуна снова переизбрала Риго и Ферре членами комиссии общей безопасности. На заседании 26 апреля Риго был избран прокурором Коммуны.
Эти конфликты между некоторыми членами Коммуны и комиссией общей безопасности показывали, что многие члены Коммуны не учитывали необходимости решительных мер против версальцев и боялись.
' «Протоколы», стр. 133.
4 Там же, стр. 216, 226, 23i.
е Там же, стр 226 — 227.
4 Там же, стр. 228.


Глава XI


осуществления диктаторских мер и решительного террора против своих врагов.
Такого же характера разногласия между членами Коммуны были относительно публичности заседаний Коммуны и свободы печати.
Ряд прудонистов и республиканцев с самых первых дней Коммуны добивался того, чтобы была проведена полная публичность заседаний Коммуны и подробная публикация в печати всех прений Коммуны.
На первом же заседании Коммуны, 28 марта, Груссе предложил, чтобы заседания Коммуны были непубличные и чтобы печатался в газетах лишь протокол постановлений. Арну, Тейс, Паризель настаивали на публичности.
Этот вопрос возникал несколько раз. Противники публичности (Клеман) указывали, что публичность возможна только, когда Коммуна будет полным господином положения. На заседании 11 апреля было решено печатать в «Journal officiel» краткий протокол заседаний. Таким образом, Коммуна не хотела полной публичности прений, но правильно разрешила вопрос об ознакомлении населения с ходом заседаний Коммуны.
Сторонники полной пуоличности заседаний Коммуны настаивали и на полной свободе печати для всех газет. Три четверти буржуазных газет были на стороне Версаля и были враждебны Коммуне, а другаяих часть была соглашательской, сеявшей иллюзии о возможности примирения Коммуны с Версалем. Сохранение этих газет во имя «свободы.печати» означало фактически укрепление в столице сторонников Тьера. В конце марта Коммуна закрыла несколько реакционных газет («Gaulois», «Figaro» и др.).
На заседании 1 апреля Верморель, Лефрансэ, Урбен и др. требовали «безусловного уважения к свободе печати». Наконец, на заседании 18 апреля по докладу Риго было решено закрыть четыре газеты как сочувствующие неприятельской армии. Но это было половинчатой мерой. Через два дня снова в Коммуне говорили о полной свободе печати. Только в середине мая Коммуна начала более активно прекращать издание враждебных газет. Так и в области печати Коммуна не использовала своей диктаторской власти в борьбе против своих явных врагов.
Существенной мерой могла бы быть конфискация имущества врагов народа. Но и эта мера проводилась очень непоследовательно и недостаточно настойчиво. 2 апреля был принят декрет о конфискации имущества Тьера, Фавра и других членов правительства (6 человек) с преданием их суду. Но народные собрания уже давно требовали конфискации имущества всех врагов народа, бежавших из Парижа, всех членов Национального собрания, бонапартистов и т. д. Только 15 апреля Коммуна приняла такого рода декрет. Коммуна указывала, что «монархисты всех мастей борются и устраивают заговоры... применяют самыежестокие средства».
Коммуна решила конфисковать все имущество и все ценности, принадлежащие членам версальского собрания, сообщникам империи, членам правительства 4 сентября и членам правительства Тьера. Одновре= менно был установлен высокий штраф на тех жителей Парижа, которые покинули город. Равным образом был установлен штраф за яезертирс1ио.


Деятельность Е«ммуны в апреле
При голосовании декрета несколько членов Коммуны указывало, что надо было бы принять более радикальные и суровые меры (Жерем, Ледруа, Лео Мелье); некоторые по этим мотивам даже голосовали против декрета, считая его чересчур слабым (Амуру, Арно. Ж.-Б. Клеман). Было и несколько противников декрета — преимущественно сторонники всяких «свобод» вроде А. Арну, Лефрансэ, Остен. Ряд противников прикрывался соображениями, что декрет «неясен», «неосуществим», оставляет «простор для произвола» (Малон, Тейс, Ж. Валлес).
Таким образом, Коммуна очень медлила в борьбе против врагов и нерешительно проводила меры, обеспечивающие ее полновластие.
Я 3. Борьба за централизацию власти
Рабочая власть, создавшая новое государство, была в известной мере связана путами мелкобуржуазной прудонистской доктрины. В то время как основной задачей рабочей революции была организация мощного аппарата власти — диктатуры пролетариата,— значительная часть членов Коммуны больше всего опасалась именно усиления власти, централизма.
Коммуна не создала никакого постоянного президиума или другого органа вроде Исполнительного комитета. Боязнь единоличного управления, даже в самой невинной форме, сказывалась во всем. Например, в «Journal officiel» от 1 апреля было помещено официальное сообщение, где указывалось, что многие граждане адресуют свои письма на имя «председателя» (president) Коммуны. Газета предлагала писать «членам Коммуны» и разъясняла, что «Парижская коммуна не имеет и не собирается иметь председателя». На следующий день было объявлено, что упраздняется должность главнокомандующего национальной гвардией. Эти функции были переданы трем человекам. 8 апреля было сообщено, что должность губернатора Парижа как не соответствующая демократической организации ликвидируется.
Газета «Cri du peuple» 2 апреля выдвигала в статье бакуниста Обри требование уничтожить должность мэра Парижа: «Всякие единоличные должности приводят к привилегиям и фаворитизму».
Так, из боязни централизма Коммуна всячески ликвидировала принцип единоначалия, доводя дело до абсурда.
Исполнительная комиссия, которая могла бы играть роль организующего центра, была всячески ограничена в своих функциях. Она избиралась на один месяц. На нее в первую очередь возлагалась обязанность принимать депутации '. Кроме того, ей поручался контроль за выполнением решений Коммуны. Она должна была улаживать конфликты между отдельными ведомствами, принимать решения срочного порядка и давать указания некоторым другим комиссиям. В начале апреля, например, Исполнительная комиссия перешла из ратуши в помещение военного министерства, чтобы действовать совместно с Военной комиссией и решать все вопросы обороны.
Исполнительная комиссия имела несколько больше власти, чем другие комиссии, но зато она была завалена множеством текущих дел.
1 См. «Протоколы», стр. 20.


Глава XI
296
Она имела поэтому характер организационной комиссии, решающей отдельные срочные вопросы, и отнюдь не была руководящим и центральным органом. Например, на одном заседании Коммуны выявился острый конфликт между Исполнительной комиссией и Комиссией общественной безопасности. Последняя не подчинялась решениям исполнительной комиссии (заседание 19 апреля).
Комиссии Коммуны были созданы фактически по прудонистскому принципу: не был выделен ни постоянный председатель комиссии, ни какой-либо постоянно действующий орган в виде бюро или президиума.
На заседаниях Коммуны не раз ставился вопрос об организующих центрах Коммуны. На заседании Коммуны 20 апреля обсуждался вопрос о централизации работы. Было указано, что у Коммуны «...всегда было больше всего недочетов... в области организационных вопросов» (Андрие) и что более или менее правильно функционировали только две комиссии — исполнительная и общей безопасности. Клюзере говорил: «Все мечутся взад-вперед, отдают приказы...» Вайян заявлял: «...Нам не хватало именно организованности...» Арну повторял: «...Мы не организованы для действий. Всякое предложение, имеющее целью централизовать действия, должно быть поддержано: в этом спасение» '.
В эти дни военное положение Коммуны значительно усложнилось (падение Бэкона, Аньера и др.), и поэтому вопрос о решительных действиях стал ребром. Было два предложения: одно (П. Груссе) сводилось к тому, чтобы каждая комиссия выделила одного из своих членов для руководства ведомством, другое (Клюзере, Арну) требовало заменить комиссии делегатами, которые были бы способны к быстрым решениям. Было принято среднее решение: Коммуна назначает по делегату в каждое из главных ведомств (9), причем делегаты будут ответственны и перед своими комиссиями и перед Коммуной и должны работать под их контролем. Таким образом, централизованность ведомств несколько усилилась.
Оставалось решить, как организовать центральную власть Коммуны. Отсутствие ведущего центра остро чувствовалось всеми. Возник ряд предложений. Андриэ, например, предлагал создать административную (организационную) комиссию, которая бы установила согласованность работы различных комиссий и следила за исполнением декретов. Другие поставили вопрос о диктаторской власти. Растуль, например, говорил: «...Ясно, что нужна диктатура; это нужно сказать, и я ставлю точку над i. Вы должны фиксировать число членов, осуществляющих эту диктатуру, но, повторяю, нужно создать абсолютную, полную диктаторскую власть под контролем Коммуны, которая, таким образом, превратится в трибунал, в наблюдательный комитет... Необходимо решить, одному или трем членам мы предоставим всю полноту власти» '. Клеман поддерживал мнение Растуля. Делеклюз предлагал установить небольшое число лиц, которые будут стоять во главе власти.
Предложение о диктатуре вызвало острые возражения, особенно со стороны прудонистов. Верморель говорил: «Здесь было произнесено
' «Протоколы», стр. 143 — 146.
' Там же, стр. 147 — 148.


Деятельность Коммуны в апреле
досадное слово, слово «диктатура»... Мы почти спим, у нас нет организации... Мы не чувствуем коллективной ответственности...» Возражая против диктатуры, он предлагал все же создание комиссии общего, верховного контроля, представляющего единство Коммуны. Арнольд тоже возражал против диктатуры: «...Если вы изберете Исполнительную комиссию, Коммуна упраздняется. Сюда пришли с дамокловым мечом, и военная диктатура — вот их цель» '.
В конце концов решили объединить делегатов девяти ведущих комиссий в виде новой исполнительной комиссии. При таком порядке она была непосредственно связана со всеми ведомствами.
В результате были выбраны следующие делегаты во главе отдельных комиссий: Клюзере (военная комиссия), Журд (финансовая), Виар (продовольственная), П. Груссе (внешних сношений), Франкель (труда и обмена), Прото (юстиции), Андрие (общественных служб), Вайян (просвещение), Рауль Риго (общественной безопасности).
В новой Исполнительной комиссии было пять бланкистов и четыре прудониста.
На следующем заседании, 21 апреля, комиссии были полностью переизбраны, причем число членов было уменьшено до пяти человек. Шла речь и о новой комиссии — по делам печати (Билльорэ), но решение не было принято. Комиссиям было предложено выполнять в отношении своего ответственного делегата роль наблюдательного комитета, т. е. наблюдать за его деятельностью, проверять и обследовать ее, но не вмешиваться прямо в его распоряжения. Делегаты ежедневно делают доклады Коммуне.
Эта система несколько усиливала централизм. Во главе ведомств стоял ответственный делегат, и комиссия имела характер совещательного и контролирующего органа.
Это был, конечно, шаг вперед после первых дней, когда комиссии не имели даже постоянных председателей.
Каков был политический состав комиссии" .Бланкпсты играли большую роль в Комиссиях военной и общественной безопасности. В военной находились два виднейших бланкпста — Трпдон и Ранвье, а также якобинец Делеклюз, прудонист Авриаль и Арнольд (позднее примкнувший к «меньшинству»). Комиссия общественной безопасности была по. своему составу бланкистской (за исключением Вермореля); делегатом был бланкист Риго. В основном прудонистской была Комиссия труда и обмена. Но в ней были и люди, близкие к научному социализму, связанные с Марксом и Энгельсом (Серрайе и делегат Франкель). В Комиссии общественных служб было три прудониста. В других комиссиях состав членов тоже был довольно пестрым. Так, в финансовой комиссии было два прудониста, два якобинца, в комиссии просвещения — два прудониста (или близких к ним), два бланкиста.
Новая система значительно улучшила организованность Коммуны, но она имела и ряд существенных недостатков. Система выборов делегатов и комиссий привела к тому, что некоторые члены комиссий были более влиятельными, чем делегаты. Например, один из наиболее авторитетных членов Коммуны — Варлен — был только членом комиссии, а делегатом был гораздо менее авторитетный человек — Виар. Делеклюз был только членом Военной комиссии и, таким образом, нь
' «Протоколы», стр. 148, 152.


_#_8
Глава Х1
участвовал в Исполнительной комиссии. В таком же положении был виднейший бланкист Тридон.
Исполнительная комиссия, не включавшая ряда крупных деятелей Коммуны, создалась в известной мере случайно и не имела нужного авторитета. Кроме того, ее функции были недостаточно четки. Она по- прежнему носила скорее совещательный характер и была занята мелкими текущими делами.
Прошло немного дней, и снова возник вопрос о создании полноправного центра власти, осуществляющего диктатуру Коммуны. На заседании 28 апреля, т.е. через неделю после создания новых комиссий, Режер предложил добавить в исполнительную комиссию пять членов. Мио внес предложение о немедленном создании Комитета общественного спасения из пяти лиц, с самыми широкими полномочиями над всеми комиссиями.
Это предложение вызвало резкие прения. За проект высказывались главным образом бланкисты и якобинцы, против — прудонисты. Указывалось, что «...Êîììóíà сможет выполнить свое назначение охраны и защиты общества только в том случае, если она будет иметь постоянное, правильное сконструированное правительство из пяти членов, через посредство которых власть Коммуны будет передана различным министрам» (Режер). Растуль предлагал, чтобы была создана диктатура под любым названием, обеспеченная полнотой власти. Бийорэ считал необходимым создание верховного комитета, к...чтобы заставить работать все эти отделы», иначе мы придем к пагубной военной диктатуре. Мейе, отмечая, что исполнительная комиссия перегружена административной работой, требовал такого комитета, который бы олицетворял централизованную власть. По мнению Шалена, Комитет общественного спасения должен иметь власть и над членами Коммуны. Э. Клеман отмечал, что новая организация будет иметь характер политической комиссии, а исполнительная комиссия останется, но будет занята не политическими вопросами, а текущей работой (т. е. политический центр он выделял как руководящий, а организационную работу хотел поручить исполнительной комиссии). Арно тоже указывал, что Коми-.
тет общественного спасения — «орган чисто политический» '. Дюпон считал, что «единственная задача — преследовать и карать предателей».
Противники Комитета общественного спасения опасались, что за ним «таится диктатура» (Алликс), что «это монархия в замаскированном виде» (Остен), что нужна «не диктатура комитета, а диктатура самой Коммуны» (Бабик). Бланкисты Груссе и Вайян считали, что не к чему заменять Исполнительную комиссию, только что созданную. Верморель предлагал создать из Исполнительной комиссии какую-то верховную «контрольную комиссию».
При голосовании названия новой организации голоса разделились. Одни предлагали название «Комитет общественного спасения», другие — «Исполнительный комитет».
На следующем заседании, 1 мая, декрет был принят в окончательной форме. Комитет общественного спасения был образован из пяти лиц «с самыми широкими полномочиями в отношении делегаций и комиссий».
' «Протоколы», стр. 310 — 314.


Деятельность Еоммуны е апреле
В целом за декрет голосовало 45 человек, против — 23. Этим голосованием было зафиксировано то разделение на «большинство» и «меньшинство», которое позднее привело к резкому конфликту. Против создания комптета голосовали в основном члены Интернационалапрудонисты (пз бланкистов «против» голосовал Тридон). За комитет голосовали бланкисты и якобинцы (пз отдельных социалистов за комитет голосовали также Франкель, Потье).
Указывая мотивы голосования, сторонники создания Комитета общественного спасения главным образом обращали внимание на серьезность положения, на нерешительность и колебания Коммуны, на необходимость борьбы с изменниками. Главная группа противников Комитета общественного спасения мотивировала свои возражения тем, что организация комитета означала создание диктаторской власти, которая не усилит Коммуны. Сама идея Комитета общественного спасения находится «в решительном противоречии с политическими идеалами масс»; такая диктатура является «узурпацией народного суверенитета». Противники создания комитета указывали, что создание Комитета общественного спасения означает «забвение принципов социальной реформы, из которых вышла коммунальная революция 18 марта» '.
При выборе членов комитета около одной трети отказалось от голосования. Было выбрано пять человек: А. Арно, Лео Мейе, Ранвье, Ф. Пиа и Ш. Жерарден.
А. Арно и Ранвье были влиятельными членами бланкистской партии, Совершенно случайно попал в комитет Ш. Жерарден, не игравший никакой роли (позднее скрывшийся с Росселем). Декламатор Пиа менее всего подходил для делового, боевого комитета. Наконец, Лео Мелье, человек неопределенных политических взглядов, никак не импонировал ни членам Коммуны, ни населению.
Противники Комитета общественного спасения опасались, что «большинство» (оланкисты и якобинцы) забудет основную задачу революции — проведение социальных мероприятий, перестройку общественных отношений. В этом была одна пз основных причин расхождения между «большинством» и «меньшинством» Коммуны. Прудонисты, конечно, доктринерски подходили к вопросу о централизации власти, они боялись всякого намека на диктатуру и на создание руководящего центра. Прудонисты полагали, что республика должна иметь самые мирные, парламентские формы и никоим образом не превращаться в диктатуру. Так, например, правый прудонист Белэ, осуждавший создание Комитета общественного спасения, писал позднее: «Действия республики должны быть точно регулированными и мирными. Ведь это правительство изучения, обсуждения, добросовестного соглашения партий, общего и повсеместного контроля» '.
Конечно, для укрепления рабочей власти нужно было иметь крепкий центр для руководства. Массы инстинктивно требовали создания органа власти, олицетворяющего волю класса. Без создания такого политического центра, особенно при отсутствии единой партии, нельзя было ожидать победы. Внутреннее противоречие состояло в том, что состав этого нового центра (Комитета общественного спасения) не был связан с самой парижской массой. Прудонисты, члены Интернационала,
1 «lournal officiel», 4/V 1871 (протокол заседания 1 мая).
' Ch. Beslay, Ьа verite sur la Commune, 2 ed., Brux. 1877, р. 63.


Глава Х1
более других связанные с рабочими, оказались вне этого центра и были в оппозиции. Якобинцы выражали тенденции не рабочего класса, а мелкой буржуазии и буржуазно-демократической интеллигенции. Поэтому новый организующий центр, по идее олицетворявший власть рабочего класса, не был достаточно связан с рабочими организациями столицы.
Надо отметить, что мысль о создании Комитета общественного спасения возникала не один раз в рабочих кругах Парижа еще до решения Коммуны. Так, например, Комитет бдительности XVIII округа (Монмартр) принял резолюцию о создании Комитета общественного спасения и направил ее Коммуне. Газета «Ьа revolution politique et sociale» («Политическая и социальная революция») ', орган секции Интернационала вокзала Иври и Берси, поддерживала решение Коммуны о создании Комитета общественного спасения.
g 4. Социально-экономические мероприятия Коммуны в апреле
В течение апреля Коммуна провела ряд мер социально-экономического характера, среди них — декреты опустующихмастерских, о ночной работе булочников.
Эти мероприятия подготавливала Комиссия труда и обмена. Она прежде всего связалась с рабочими массами. Уже в самом начале апреля она создала особую «инициативную комиссию» по всем вопросам труда и обмена, куда вошел ряд лиц из Интернационала и из рабочих камер (Серрайе, Леви-Лазар, Анри Гулле и др.). Эта инициативная комиссия предложила связаться с ней делегатам комитетов 20 округов (т. е. комитетов бдительности), рабочих корпораций и федеральных палат.
Комиссия труда и обмена, в частности, ее инициативная комиссия, действительно получила много предложений и заявлений от рабочих, подготовила и провела несколько важных декретов Коммуны.
На заседании 16 апреля член комиссии Авриаль внес проект о брошенных мастерских, который и был принят Коммуной. По словам Ленина, это был «знаменитый декрет» '.
Декрет указывал, что благодаря «трусливому бегству» некоторых владельцев мастерских «произошла остановка многих работ, существенно необходимых для жизни Коммуны», и что это «угрожает жизненным ресурсам рабочих». Декрет, однако, не делал определенных предложений, а намечал лишь предварительную работу. Синдикальным рабочим палатам предложено было создать специальную анкетную комиссию с целью: а) составить статистику покинутых мастерских со всеми подробностями об их инвентаре и пр., б) наметить практические меры к использованию этих мастерских при помощи кооперативных ассоциаций рабочих, занятых в мастерских, и составить устав этих ассоциаций и в) создать третейский суд, который после возвращения владельцев установит условия окончательной передачи мастерских рабочим ассоциациям и определит размер возмещения владельцам.
'М 6от8мая.
и В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 114.


Д елт ел»наст ь Еолалп~ны в а преле
В Коммуне этот декрет не вызвал споров. Прудонисты считали его крупным завоеванием. Например, Лефрансэ писал: «Этот декрет был не больше не меньше, как настоящий шаг к социальной революции»'.
Как ни осторожна была эта мера, она, конечно, являлась показателем новой, социалистической тенденции Коммуны. Этот декрет вызвал большой подъем в рабочем населении Парижа. Так, союз механиков и ассоциация металлистов на своем заседании 23 апреля делегировали в комиссию трудаи обмена двух человек с наказом, где говорилось, «что борьба, которая ведется с таким мужеством и которую мы решили продолжать до IIQJIHoIo истребления клерикалов и роялистов, ставит своей целью экономическое освобождение труда; что этот результат может быть достигнут только через ассоциацию рабочих, которая должна превратить нас из наемных работников в члены производительного товарищества».
В наказе давалась такая инструкция делегатам: «Положить конец эксплуатации человека человеком, этой последней форме рабства; организовать труд путем ассоциаций, коллективно владеющих неотчуждаемым капиталом».
Приглашая корпорации скорее выбрать делегатов в анкетную комиссию, союз механиков говорил: «Для нас, рабочих, пришел, наконец, один из великих моментов, когда мы можем окончательно организоваться»2.
Конечно, декрет о пустующих мастерских имел исключительное значение. Он был вызван самой жизнью. Уже во время осады в Париже было множество мастерских, покинутых владельцами. Еще тогда лозунг передачи пустующих мастерских рабочим ассоциациям не раз выдвигался в клубах. Декрет Коммуны почти повторял резолюцию народных собраний Парижа по делу Годийо в сентябре 1870 г.
Для Коммуны было очень важно пустить в дело пустующие мастерские (особенно военного характера) и ослабить безработицу. Коммуна не решалась на полную экспроприацию имущества капиталистов, но все же она предусматривала полное изъятие мастерских из рук владельцев и на будущее время. Капиталистам обещали компенсацию (опять- таки как и в деле Годийо), но мастерские все же оставались в руках рабочих ассоциаций. Это было ударом по капиталистической системе.
Комиссия труда и обмена передала в распоряжение синдикальных камер рабочих корпораций бывшееминистерство общественных работ, где они могли собираться, вести работу, связанную с декретом 16 апреля, и т. д.
20 апреля декретом Коммуны за подписью исполнительной комиссии была воспрещена ночная работа в булочных. Одновременно были закрыты посреднические конторы по приисканию мест, созданные бывшей императорской полицией. Вместо этого была установлена регистрация безработных булочников в мэриях. Это постановление должно было войти в силу с 27 апреля.
В целях ликвидации безработицы Коммуна ввела также своего рода биржи труда при муниципалитетах. В каждой мэрии были введены
' G. Lefranrais, Etude sur le mouvement communaliste а Paris en 1871, Neuch.
1872, р 272.
««Парижская коммуна в документах и матерпалах», стр. 137.


Глава Х1
302
две книги: одна — для записи безработных, другая — для записи предпринимателей, фабрикантов, торговцев и пр., предлагающих работу на тех или иных условиях.
Мы указывали, что вопрос о запрещении ночной работы в булочных в свое время обсуждался и в парижских секциях Интернационала и на народных собраниях. Он был поэтому давно подготовлен.
Хозяева булочных начали решительную борьбу против декрета. На заседании Коммуны 28 апреля этот вопрос подробно обсуждался. Некоторые члены Коммуны под давлением хозяев предлагали отложить на некоторое время осуществление декрета (Ж.-Б. Клеман и др.). Авриаль, Варлен и др. настаивали на выполнении декрета без отсрочек. Франкель указывал, что недостаток декрета в том, что населению не был разъяснен смысл этой меры. «Надо исходить из интересов населения и затем рассказать ему, как следует разъяснить выгоды проводимой вами реформы. Надо сказать, почему рабочие-пекари — самые несчастные среди пролетариев. Нет, вы не найдете корпорации более несчастной, чем пекаря. Постоянно говорят: рабочий должен учиться. Как вы будете учиться, работая ночью?»
Верморель говорил, что нет ничего удивительного, что хозяева протестуют против декрета. «... Это будет повторяться всякий раз, как только мы будем затрагивать одну из их привилегий...», нельзя допускать, чтобы «... внушительная группа рабочих была оторвана от общества ради выгод аристократии желудка».
Малон, Мартелэ и 'другие защищали декрет. Мартелэ говорил, что нечего считаться с хозяевами: «Не будем ставить интересы социализма в зависимость от второстепенных вопросов».
Билльорэ стоял на позициях невмешательства: «Предоставьте рабочим самим отстаивать свои интересы против хозяев».
Тейс заявлял, что надо было бы рабочим добиться у хозяев отмены ночной работы, а в случае их отказа — реквизировать предприятия «за справедливое вознаграждение» и передать их рабочим.
В заключение прений Франкель произнес горячую речь о значении декрета: «... Я защищаю его, ибо считаю, что это — единственный подлинно социалистический декрет из всех, изданных Коммуной. Все прочие декреты, быть может, совершенны, но ни один не носит столь определенного социального характера. Мы находимся здесь не только для защиты муниципальных вопросов, но и для проведения социальных реформ... А чтобы провести эти социальные реформы, должны ли мы сначала советоваться с хозяевами? Нет. Разве советовались с хозяевами в 92 году? А с дворянством советовались? Нет! Принимая мандат, я не имел другой цели, кроме защиты пролетариата, и, если данная мера справедлива, я одобряю и провожу, не запрашивая мнения предпринимателей. Мера, принятая декретом,— правильна, и мы должны ее поддержать» '. Это была декларация социалистических принципов. Журд поддержал Франкеля.
Коммуна через исполнительную комиссию установила, что декрет о ночной работе булочников вводится с 3 мая. В начале мая был издан декрет, согласно которому за нарушение ночной работы булочников будет конфисковаться в булочных весь хлеб, выпеченный ночью. В начале мая группа раоочпх-булочников в 1500 — 2000 человек провела
' «Протоколы», стр. 296 — 298.


Деательност ь Комлеуны в апреле
торжественное заседание в помещении цирка и затем с красными знаменами демонстрировала перед ратушей и благодарила Коммуну за декрет '.
Декрет о ночной работе показал все упорство хозяев в их борьбе против декретов Коммуны. Они использовали при этом недоговоренность и неясность декрета (отсутствие санкций и пр.). Введение декрета — хотя дело и касалось небольшого числа рабочих — имело большое принципиальное значение. Это была мера, ограничивающая условия рабочего дня.
Есть одна ревизионистская концепция, утверждающая, будто социально-экономические декреты Коммуны были проведены только под давлением рабочей массы. В доказательство приводится сообщение об одном выступлении булочников, которые требовали от Коммуны реализации декрета о запрещении ночного труда. При этом делается такое хитрое умозаключение: «Если... наши источники молчат о других рабочих демонстрациях, то это не значит, что выступление рабочих-пекарей было единственным» '.
Если «источники молчат» о рабочих демонстрациях против Коммуны или в целях давления на Коммуну, то откуда можно заключить, что такие демонстрации были? Ведь враги Коммуны в первую очередь использовали бы эти демонстрации. Ведь для версальцев не было бы лучшего довода: «даже рабочие идут против Коммуны». Поэтому, если «источники молчат», то, видимо, им не о чем было говорить.
Мы знаем, что ряд социально-экономических мероприятий Коммуны был подготовлен в рабочей среде Парижа еще до 18 марта. Например, о ночной работе булочников речь шла в секциях Интернационала до франко-прусской войны и в начале 1871 r. вопросы о ломбарде, квартирной плате, занятии пустующих мастерских и квартир обсуждались на народных собраниях во время осады и т. д. Именно социально-экономические меры Коммуны опирались на нужды рабочих, и декреты этого рода вырабатывались при участии самих рабочих (в инициативной комиссии, в секциях Интернационала, в Федерации рабочих обществ и т. д.). О каком же давлении рабочих на Коммуну может идти речь?
Комиссия труда и обмена в лице ее делегата Франкеля дважды поднимала вопрос об установлении 8-часового рабочего дня. Но эти предложения не были приняты. Таким образом, общего решения о длительности рабочего дня Коммуна не провела.
По вопросу о заработной плате Коммуна приняла большое принципиальное решение — о запрещении штрафов и произвольных вычетов. Этот декрет (27 апреля) в мотивировочной части говорил о том, что «фактически штрафы являются замаскированным понижением заработной платы и обращаются на пользу тех, кто их налагает», что штрафы «налагаются часто под мелочными, пустыми предлогами», носят характер произвольный и насильственный и «безнравственны» по существу. Декретом было воспрещено налагать штрафы и делать вычеты с рабочих и служащих как в частных, так и в общественных предприятиях. Заработная плата должна была выдаваться в полном размере. За нарушение декрета устанавливались санкции в судебном порядке. Все штра-
' «Un souvenir de la Commune», «Journal des economistes», 1871, ч. 23.
' «Известия Академии наук 1930 г.» Ж 6 и 7, статья О. Вайнштейна, Парижская коммуна и пролетариат в революции 1871 г., стр. 397 — 398.


Глава XI
804
фы и вычеты, произведенные с 18 марта„должны были быть возмещены потерпевшим. Как видим, этот декрет был уже гораздо более тщательно разработан, в частности, были указаны и санкции, чего декрет о ночной работе булочников не предусмотрел '.
Этот декрет имел еще большее значение, чем декрет о ночной работе. Система штрафов и вычетов, существовавшая в это время, резко сокращала и без того нищенский заработок рабочих.
Во время третьего процесса Интернационала Шален указывал, что у Крезо рабочего штрафуют на 50 франков, если он не донес на товарищей. Асси на процессе рассказывал, что на этом предприятии была создана «Страховая касса» («Caisse de prevoyance»), на содержание которой принудительно вычиталось с рабочих 2,5~/о заработной платы. Шален в своей коллективной защите правильно характеризовал это мероприятие: эти обязательные вычеты для кассы «по существу являются лишь средством для удержания части заработной платы и выдачи ее рабочим в виде жалких нищенских крох» '.
В письме одного железнодорожника в газету «Реге Duchene» давалась типичная иллюстрация системы штрафов и общих условий работы: «Я — старый железнодорожный служащий, работаю уже 20 лет на Орлеанской железной дороге и всю мою молодость отдал на то, чтобы работать день и ночь по 18 и 20 часов в сутки, зарабатывая 1 франк 50 сантимов в день, или 45 франков в месяц... Полмесяца мы работаем днем, полмесяца ночью, с 4 с половиной часов вечера до 7 или 8 часов утра: разгружаем поезда, возим товары, без отдыха, как каторжные. За малейшую ошибку берут штраф от 2 до 5 франков, причем мы даже не догадываемся о причинах этих штрафов». Железнодорожные агенты по развозке товаров получают 90 фр. в месяц, но надо оплачивать ломового. «Служба начинается с 3 часов утра, а кончается в 7 — 8 часов вечера. На ночевку надо отправляться в город. Случается, что за месяц оштрафуют на 20 франков. За пятиминутное опоздание по утрам— 2 франка штрафа» *.
Характерно, что это письмо было вызвано декретом о ночной работе булочников. Таким образом, этот декрет нашел отклик у разных категорий рабочих.
Некоторые историки считают, что общего вопроса о заработной плате Коммуна не поставила. Это неверно. Во-первых, решение о максимуме жалованья в 15 фр. в день членам Коммуны и не выше 500 фр. в месяц другим работникам ввело новый принцип оплаты труда. И этот принцип, как мы знаем, был проведен во всех отраслях (например, в оплате всех чиновников, военных и т. д.). Во-вторых, приведенные в предыдущих главах примеры оплаты работников почты и телеграфа показывают, что работники Коммуны одновременно проводили повышение зарплаты низшим категориям служащих и рабочих.
Совершенно очевидно, что этот второй принцип Коммуна применяла или начинала применять и в других случаях, видимо, в первую очередь по отношению к учреждениям и предприятиям, находившимся в ее ведении.
' «Journal officiel», 29 VI. 1871.
' «Troisieme proces de ГAssociation Internationale des travailleurs а Paris»,
P. 187О, р. 1О2.
' «Письма рабкоров Парижской коммуны», М. 1937, стр. 74 — 75.


Деятельность Коммуны в апреле
Таким образом, уже в апреле Коммуна провела и осуществила ряд важнейших социальных мероприятий в интересах рабочего класса— реквизицию пустующих мастерских, отмену ночной работы в булочных, отмену штрафов и вычетов, регулирование заработной платы.
Энгельс отмечал, что социально-экономические мероприятия Коммуны фактически противоречили прудоновским теориям.
«Хотя прудонисты были в ней (в Коммуне.— П. К.) сильно представлены, все же не сделано было ни малейшей попытки, на основе проектов Прудона, ликвидировать старое общество или организовать экономические силы.~(Напротив. К величайшей чести Коммуны, «живую душу» всех ее экономических мероприятий составляли не какие-либо принципы, а... простая практическая потребность. Но потому-то эти мероприятия — отмена ночного труда пекарей, запрещение денежных штрафов на фабриках, конфискация закрытых фабрик и мастерских и предоставление их рабочим ассоциациям — соответствуют вовсе не духу Прудона, а духу немецкого научного социализма» '.
В апреле Коммуной были приняты и другие социально-экономические мероприятия, относившиеся ко всему населению, и прежде всего к трудящимся, о квартирах, ломбарде, отсрочке платежей по обязательствам и др.
После 25 апреля Коммуна издала декрет о реквизиции пустующих квартир и передаче их в распоряжение жителей обстреливаемых версальцами кварталов. Выполнение декрета было возложено на муниципалитеты. Еще во время осады народные собрания и клубы требовали занятия пустующих буржуазных квартир и помещений. Решение Коммуны было подготовлено общественным мнением. Оно означало тоже своего рода покушение на права частной собственности.
Другой вопрос, волновавший парижское население в течение ряда месяцев, касался сроков платежей по разным обязательствам. Он затрагивал не столько рабочих, сколько мелких торговцев и предпринимателей. Коммуна учитывала интересы мелкой буржуазии и хотела помочь ей. Уже 31 марта Коммуна предложила рабочим союзам, синдикальным палатам торговли и промышленности представить к 10 апреля свои соображения по вопросу о сроках платежей по разным обязательствам. 4 апреля Прото внес проект декрета о платежах, который, по его мнению, удовлетворит и мелких и крупных коммерсантов. Вопрос был отложен до получения к 10 апреля предложений от рабочих синдикатов и от промышленности и торговли. 12 апреля Коммуна по предложению Варлена (от финансовой комиссии) впредь до решения вопроса приостановила все судебные преследования за просрочку платежей.
Проект декрета был внесен в трех вариантах — Журдом, Тридоном и Белэ, а затем и Паризелем, и обсуждался Коммуной на четырех заседаниях.
В прениях указывалось, что проект Журда облегчит положение прежде всего рабочих и мелких торговцев. Франкель говорил: «Прежде всего нужно дать время мелким торговцам, чтобы предотвратить банкротства» '.
1 К. Марис и Ф. Энгельс, Соч., т. Ху, стр. 59.
' «Протоколы», стр. 110.
20 История Парижской коммуны


Глава XI
Проект Белэ сводился к тому, чтобы разделить неоплаченные векселя на купюры, на 18 частей, уплачиваемых каждые два месяца (т. е. в течение 36 месяцев), провести общую конверсию означенных в векселях сумм и реализовать все векселя путем замены их ценностями, имеющими хождение наравне с банковыми билетами. Для проведения этих мер Белэ предлагал создать особую коммерческую ликвидационную контору под покровительством Парижской коммуны, с тем чтобы одна пятидесятая часть всех векселей была оплачена Коммуной, за ее счет. Для мелких векселей (до 2 тыс. фр.) установили Зо/о, для крупных — 6 о4.
Белэ считал главным достоинством своего проекта то, что все векселя сразу пускаются в обращение. Он полагал, что его проект — «социалистический», и усматривал в нем «первую ступень социальной ликвидации». Он надеялся, что помощь Парижской коммуны деловому миру будет стимулировать и другие коммуны Франции. А по существу он возлагал на Коммуну обязательство финансировать буржуазию всех родов. Коммуна должна была субсидировать одну пятидесятую часть векселей и обеспечивать своим покровительством все коммерческие (и часто дутые) вексельные операции буржуазии.
Тридон, сперва предлагавший простую отсрочку платежей на три года, присоединился к проекту Белэ о создании специальной конторы.
Коммуна приняла за основу проект )Курда. Декрет на три года отсрочил платежи по всем долговым обязательствам (по векселям, товарным накладным, заемным письмам и др.) без всяких процентов. Общая сумма долга разделяется на 12 равных купюр, погашаемых каждые три месяца начиная с 15 июля 1871 г.
Таким образом, Коммуна освободила мелкую буржуазию от задолженности, но (вопрекп плану Белэ) не предполагала ее финансировать. Этот декрет должен был укрепить положение мелкой буржуазии Парижа и ее связь с Коммуной. Он явно показывал, с какой внимательностью относится Коммуна к положению мелкой буржуазии. Маркс писал, что эта мера Коммуны «спасла этот класс» '.
Вопрос о ломбарде, давно волновавший парижское население, также привлек внимание Коммуны. Продажа вещей, заложенных в ломбарде, была приостановлена Коммуной в первые же дни, но надо было принять какие-то общие меры о ломбарде. На заседании 25 апреля Коммуна подробно обсуждала этот вопрос. Авриаль внес предложение вернуть бесплатно заложенные вещи стоимостью до 50 фр. и затем ликвидировать ломбарды. Защищая проект, Авриаль говорил: «Я представил настоящий проект декрета потому, что нужно показать, что мы заботимся о народе, который совершил революцию 18 марта. Народ, который ел черный хлеб, имеет право на внимание к своим страданиям, и чтобы удовлетворить его нужды путем законных мероприятий, нельзя останавливаться перед затратой нескольких миллионов»».
Арну, поддерживая проект, говорил: «До сих пор мы недостаточно заботились о трудящихся в смысле социальном; мы интересовались ими главным образом с точки зрения военной, а этого мало».
1 R. Маркс и Ф. Энввльс, Соч., т. XIII, ч. П, стр. 318.
' «Протоколы», стр. 252.


Деяпгельностпь 7го.гг.ггггны е апре.гс


Вопрос о бесплатной выдаче заложенных вещей стоимостью до определенной суммы не вызвал возражений. Речь игла лишь о размере суммы, об устранении спекуляции п формальностях прп выдаче вещей. Но гораздо больше возражений вызвал вопрос оо упразднении ломбарда. Лефрансэ правильно указывал, что упразднить ломбард можно, только создав другие аналогичные организации. «Если Коммуна восторжествует, как надо надеяться, то все, что составляет оощественное призрение, уоежпща, дома призрения, ломбарды — все, несомненно, исчезнет. Но пм будет соответствовать целая серия новых экономических учреждений, которые вы не можете обрисовать в статьях декрета» '.
Это было правильное и разумное соображение. Но большинство Коммуны думало о том, как быть с финансовыми обязательствами перед капиталистами, владельцами ломбардов. Очень немногие члены Коммуны стояли на позициях экспроприации частной собственности. Авриаль, например, говорил: «...владельцы ломбарда достаточно обогатились, мы не можем записать их имена в книгу государственных долгов. Они могут немного подождать». Ж.-Б. Клеман говорил: «...мы производим своего рода социальную ликвидацию. Ъ|ы должны облагать рантье в пользу неимущих»'.
Но большинству более близка была позиция Журда, который сохранял священный трепет перед собственностью. «Уничтожить ломбард значит посягнуть на собственность, чего мы никогда еще не делали. Я не думаю, чтобы было благоразумно, полезно, умно действовать таким образом»».
Журд, возражая против бесплатной выдачи вкладов в 50 франков, исходил из того, что в таком объеме нельзя будет вознаградить владельцев ломбардов, «а прибегнуть к насильственной мере по такому поводу значило бы учинить несправедливость в отношении компании» (т. е. владельцам). Журд считал, что «...опасно разорять ломбард, лишая его 15» Он собирался «уладить дело» с директором ломбарда, «...÷òîáû народ был удовлетворен...», чтооы оощественное мнение не говорило о великодушии Коммуны за чужой счет '.
На заседании Коммуны 6 мая снова оосуждался этот вопрос. Докладчики финансовой комиссии Журд и Лефрансэ указывали, что число заложенных вещей до 50 фр. равно 1200 тыс, на сумму 12 млн. фр. Выдача этих вещей закладчикам займет 10 — 12 месяцев. Докладчики предлагали снизить стоимость бесплатно возвращаемых вещей до 20 фр., так как у рабочих имеются главным образом такие квитанции ломбарда.
Журд возражал против закрытия ломбарда, пока не будет создана какая-нибудь другая организация для общедоступного кредита. Ж.-Б. Клеман, Паризель, Авриаль, Урбен стояли за выдачу заложенных вещей стоимостью до 50 фр.
В конце концов декрет, опубликованный 6 мая, установил возвращение бесплатно из ломбарда вещей до 20 фр. (именно — мебель, платье, белье, постельные принадлежности, книги и инструменты). В общем предстояло вернуть владельцам около 800 тыс. вещей стоимостью до 8 млн. фр. Выдача вещей началась 12 мая.
' «Протоколы», стр. 254.
' Там же, стр. 255, 259.
» Там же, стр. 256.
' Там же, стр. 256, 307.
20*


808
Глава XI
Комиссия труда и обмена подготовила вопрос о полной ликвидации ломбарда. Указывая, что ломбард является «лабораторпей ростовщичества»,комиссия намечала создание вместо ломбарда социальной организации, которая даст рабочему реальные гарантии помощи и поддержки в случае безработицы и болезни. Это учреждение Коммуны должно «защитить рабочего от капиталистической эксплуатации, изоавить его от необходимости обращаться к услугам ростовщиков».
Комиссия намечала вернуть заложенные вещи с погашением долга ломбарду в течение пяти лет, причем ряду лиц вещи возвращались бесплатно '.
Общего решения о ломбарде Коммуна уже не успела принять. Был опубликован лишь указанный выше декрет, но и этот декрет был встречен рабочими очень горячо. Ведь в Париже было заложено 1700 тыс. предметов, и общая сумма закладов превышала 37 млн. фр. Половина этих предметов была заложена по 20 фр. и ниже.
Коммуна уделяла большое внимание вопросу о продовольствии. Эли Реклю, например, констатировал, что даже в середине мая снабжение продовольствием было хорошим, на рынках были всевозможные продукты по сходной цене. Коммуна, кроме того, организоваламуниципальные лавки и мясные, где цены были еще ниже обычных. В XVII округе был даже создан рынок, где все продавалось по пониженным ценам. Цена овощей в муниципальных лавках была на одну треть дешевле частных, мясо продавалось по 1 фр. 90 сантимов за кило вместо обычных 3 фр.— 3 фр. 60 сантимов '.
На заседаниях Коммуны не раз возникал вопрос о снабжении.
17 апреля, например, было доложено, что заключены сделки для доставки припасов в Париж с севера и востока. На заседании 25 апреля делегат Комиссии продовольствия Виар сообщал Коммуне, что он имеет достаточные продовольственные запасы для продажи их муниципалитетам по нормальной цене. Продовольственное положение Парижа поэтому оставалось хорошим.
На эту сторону дела историки как-то мало обращали внимания, между тем нормальное снабжение столицы продуктами по дешевым ценам было одним из крупных социально-экономических завоеваний Коммуны. Этот успех Коммуны был особенно разителен по сравнению с первой осадой Парижа, когда трудящееся население голодало, а буржуазия обжиралась в шикарных ресторанах. Коммуна сумела наладить продовольственное дело очень хорошо. И даже враги не смогли сделать ей упрека в этом отношении.
ф 5. Финансовая политика Коммуны и Французский банк
Хотя Коммуна и находилась в состоянии войны, она все же сочла необходимым дать финансовый отчет о своих доходах и расходах. В заседании 2 мая Журд сделал подробный финансовый доклад *. Отчет этот охватывал период с 20 марта по 30 апреля, т. е. 40 дней. Общая сумма доходов равнялась 25 млн. фр. В различных кассах учреждений
' «Journal officiel», 1/Ч 1871. ' Elie Reclus, 1.а Commune au jour le jcur 1871, р. 283 — 284. ' «Journal officiel», 4/V 1871.


Деятельность Бом.чуни в апреле
было найдено 4658 тыс. и в муниципальной кассе ратуши 1284 тыс. Всего на первые расходы Коммуна имела 5942 тыс. фр. От Французского банка было получено до мая 7750 тыс. фр. Главным доходом были октруа — 8467 тыс.— и табачная монополия — 1760 тыс. Прямые налоги дали только 110 тыс. Пз 2 млн. фр., которые должны были заплатить железнодорожные компании, до мая было получено только 300 тыс.
Сумма расходов выражалась в 25 138 тыс. фр. Главный расход шел на военные дела: на военную делегацию — 20057 тыс., интендантству — 1813 тыс., военным госпиталям — 182 тыс., баррикадной комиссии — 44,5 тыс., Центральному комитету — 15,5 тыс. Таким образом, на военные нужды Коммуна расходовала четыре пятых бюджета — 22 112 тыс. франков. Крупным расходом было финансирование муниципалитетов, на это тратилось 1444 тыс. Особенно крупные суммы получили муниципалитеты рабочих районов: ХХ (Менильмонтан)— 228 тыс., XIX (Бют-1Помон) — 200 тыс., XI (Попенкур) — 162,5 тыс., XV (Вожирар) — 160 тыс.; значительную сумму получил IV округ (Ратуша) — 123 тыс.,— где, как мы знаем, особенно активно действовали в муниципальной комиссии рабочие. Зато ничтожные суммы были выданы муниципалитетам с буржуазным населением. Видимо, и активность этих муниципалитетов была незначительна. 1 округу (Лувр) дали 15 тыс., II (Биржа) — 5 тыс., VIII (Елисейские поля) — 4 тыс., IX (Опера) — 16 тыс; только Пасси почему-то получил 32 тыс.
Некоторые историки издевались над тем, что на Комиссию по просвещению Коммуна потратила 1 тыс. фр., забывая, что расходы на просвещение шли через муниципалитеты, и в сумму 1440 тыс. франков, выданную округам, входили также и расходы на школы. Кроме того, Национальной библиотеке было выдано 30 тыс. фр.
Из других статей отметим расходы на комиссию общей безопасности — 235 тыс., по ведомству оощественной благотворительности— 105 тыс.
Общественным организациям былп даны лишь небольшие средства: ассоциации портных — 20 тыс. (вероятно, в связи с заказами военного ведомства), ассоциации металлистов — 5 тыс., ассоциации сапожников — 4662 франка.
Коммуна тратила деньги очень расчетливо, экономно и целесообразно.
Чтобы не возвращаться к этому вопросу, посмотрим общий баланс приходов и расходов Коммуны за время с 20 марта по 24 мая '. За эти 66 дней общая сумма доходов Коммуны выражалась в 41 988 395 фр. (по словам Малона, за все время Коммуны ее бюджет равнялся 53 млн. фр.). Суммы, взятые в разных государственных учреждениях, равнялись 6 млн., от Французского банка было получено 15 млн. (15 040 тыс.), от железнодорожных компаний в качестве специального налога— 2 млн. фр. Из налоговых поступлений на первом месте стоял доход с октруа — 13 217 тыс. Косвенные налоги — в первую очередь с табака — дали 2623 тыс., почта и гербовый сбор — 800 тыс., налог с рынков и торговли — 814 тыс., таможня — 55 тыс. фр. Прямые налоги дали 373 813 франков. Внесено было национальной гвардией 1 млн. фр.
1 Подсчеты бюджета Коммуны за 1 — 23 мая см. в работе: А.-С. Cherest, Le
Bilan de la Commune «Le Correspondant», t. 167, Р. 1892, р. 459 — 482 et 681 — 709.



Глава Х1
(эта сумма, вероятно, получилась из тех небольших организационных взносов, которые ежемесячно уплачивали национальные гвардейцы).
Как видим, Коммуна не имела возможности провести коренную перемену в системе налоговых поступлений. В частности, она не отменила октруа, хотя против этой меры стояли и бланкисты и прудонисты. Коммуна могла бы провести более решительные меры в деле перестройки налогового обложения, но для этого прежде всего нужно было иметь какие-то резервные суммы, т. е. взять в свои руки банк, но на это Коммуна не пошла.
Финансовому ведомству каждый день нужно было тщательно собирать всевозможные налоги, так как денег на расходы не хвата)то. Поэтому некогда было думать об изменении налоговой системы. Единственным новшеством было получение 2 млн. фр. с пяти частных железнодорожных компаний, находившихся в Париже, но и это было по существу взимание налога, который получался с компаний прежним правительством. Никаких дополнительных или чрезвычайных налогов и обложений с имущих классов Коммуна не вводила. На заседании Коммуны 29 марта Дюваль поставил вопрос о наложении секвестра на капиталы, вложенные Бонапартом в страховые общества, но этот вопрос никакого движения не получил.
По словам Малона, финансовое ведомство ежедневно собирало 500 — 600 тыс. фр. Коммуне не хватало на расходы до 200 тыс. в день, и их покрывали из банка. Интересно указание Малона, что 10 мая одна английская компания предлагала Коммуне 50 млн. фр. за ряд картин, находившихся в Лувре, но Комиссия финансов решительно отказала англичанам, считая неправильным продажу общенациональных ценностей '.
Расходы Коммуны за эти 66 дней выразились в сумме 41 212 584 фр. Основная масса расходов падала на военные нужды. 31 млн. пошел на жалованье национальной гвардии, 1 700 тыс.— на содержание добровольцев, 1688 тыс.— на расходы военного ведомства, 2882 тыс.— на интендантство, 150 тыс.— на постройку баррикад, 326 тыс.— на лазареты и больницы. Всего на военные нужды Коммуна истратила около 38 млн. фр. (37 939 тыс.), т. е. на гражданские расходы оставалось только 3,5 млн. фр. Иначе говоря, 92% всех расходов шли на военные нужды. Борьба против Версаля отнимала все силы Коммуны.
Из других расходов первое место занимало субсидирование муниципалитетов — 2 740 500 фр.; по этому разделу шло и финансирование школ и других культурных мероприятий. Расходы самой Коммуны и ее комиссий выражались суммой в 553 202 фр.
Эти данные позволяют сделать следующие выводы.
Во-первых, Коммуна была действительно настоящим рабочим, дешевым правительством, чуждым каких бы то ни было излишеств. Рабочие бережливо вели счет доходам и расходам. Стоимость армии Тьера в несколько раз превьппала весь бюджет Коммуны. Коммуна дала образец того, как дешево обходится народу рабочее правительство. Маркс писал: «Финансовые меры Коммуны отличались расчетливостью и умеренностью; она должна была ограничиться только мерами, совместимыми с осадным положением города» ~.
' В. Ма1оп, 1 а troisieme defaite etc., р. 165 — 166.
~ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 321.


Деятельность Коммуны в апреле
Во-вторых, обращает внимание болыпой процент расходов на военные нужды. Враги и сомнительные друзья Коммуны не один раз твердили, что Коммуна мало тратила на образование, экономические мероприятия и т. д. Но для этих мероприятий не хватало не только времени, , но и средств. Большую часть средств Коммуна была вынуждена тратить на борьоу против Версаля.
В-третьих, обращает внимание незначительность суммы, полученной от Французского банка. Французский банк был частным предприятием. 11з '15 тыс. держателей акций 200человек имели в своих руках болыпе половины акций. Весь цвет финансовой и промышленной аристократии находился во главе этой пары сотен акционеров. Французский банк не только финансировал крупнейшие предприятия Франции, но занимался (в частности, через свои отделения) и мелкими операциями, например учетом векселей до 100 фр. Поэтому и мелкая буржуазия была связана с этим банком.
К моменту захвата власти Коммуной во Французском банке имелось до 3 млрд. фр. всякого рода ценностей. Там было на 77 млн. звонкой монеты, на 166 млн. банковых билетов, на 899 млн. государственных бумаг и векселей, на 120 млн. всяких ценностей в обеспечение банковых ссуд, на 11 млн. слитков золота п серебра. Кроме того, на хранении в банке находилось на 7 млн. драгоценностей, на 900 млн. ценных бумаг и на 800 млн. банкнот (без подписи кассира}.
Однако фактический баланс был еще выше. Заместитель директора де Плек признавался в правительственной комиссии о восстании 18 марта, что слитков было вовсе не на 11 млн., как это числилось в ведомостях, а на гораздо болыпую сумму.
Везинье в своей книге указывал, что по балансам банка считалось 215 млн. фр. в золоте, а по словам Дю Кана, золота было на 520 млн. фр., т. е. банком было скр,; îòà на 300 млн.
Иначе говоря, во Французском банке реальных ценностей было значительно больше, чем значилось в книгах.
Надо еще добавить, что, кроме Французского банка, в Париже находилось еще несколько крупных финансовых учреждений — «Credit Foncier», «Credit Mobilier», «Credit Lyonnais» и т. д., ряд частных банков — Ротшильда, Фульда, Перейра и др.
Таким образом, в банковских учреждениях Парижа находились в это время колоссальные ценности. в том числе золотая наличность в несколько сотен миллионов франков. Болыпе того, все финансирование версальского правительства шло из Парижа. В момент организации Коммуны у версальского правительства были болыпие финансовые затруднения. Тьер сказал директору Французского банка Рулану: «Мы нищи, как церковные крысы... мы обшарили все свои карманы и не смогли собрать болыпе 10 млн. франков, а мне надо по меныпей мере 200 млн.» '
Но этот финансовый рычаг не был использован Коммуной'.
Комиссаром банка оыл назначен один из самых умеренных членов Коммуны, Белэ. В своих воспоминаниях он гордится тем, что его первая речь в Коммуне «произвела наилучшее впечатление как в Версале,
I-'. V«sinrer, Comment з peri !а Commune, Р. 1892, р. 109.
' Du Camp, Le convul«ions de !»аг'з, v. !1!. р. 209.
' О Французском банке см. работу О. Вайнштейна, Парижская коммуна и
Французский баяк, «Историк-марксист» ¹1, 1926.


Глава Х1
так и в Париже». На второй же день Коммуны Белэ собирался подать в отставку, так как Коммуна стала выполнять общегосударственные функции. Он остался в Коммуне только для того, чтобы обеспечить существование банка, кредита и пр.
Позиция Белэ была весьма проста. Он считал, что сохранение банка в полной неприкосновенности — самое важное дело для страны. Он думал, что захват банка «нанес бы ужасный удар правительству Версаля, Коммуне, стране, кредиту Франции и всему деловому миру»'.
Больше того, даже простого занятия банка национальной гвардией, по его мнению, «было достаточно для нанесения смертельного удара всей нашей системе бумажного обращения»'.
Понятно, что заместитель директора Французского банка де Плек нашел для себя в Белэ весьма подходящего комиссара. Белэ самодовольно сообщал, что «персонал был очень доволен моим присутствием». Белэ всячески защищал независимость банка от Коммуны. Когда 12 мая предполагался обыск во Французском банке, Белэ помешал этому. Из-за этого намечавшегося обыска Белэ снова подал в отставку. Де Плек ездил к Белэ на дом, умолял его не уходить. По предложению де Плека Белэ с 21 мая совсем поселился в банке, чтобы его оберегать. После падения Коммуны де Плек помог Белэ бежать за границу и даже сам сопутствовал ему до Швейцарии. Надо добавить, что Белэ и де Плек были бретонцы и встречались до Коммуны в бретонских организациях.
Имея такого комиссара, де Плек мог производить любые махинации и обманывал Белэ, как ему оыло угодно. Французский банк выдал Коммуне всего около 15 млн. фр., а версальскому правительству он перевел из Парижа 257 млн., т. е. в 6 раз больше того, что истратила Коммуна за все время своего существования. Белэ считал совершенно нормальным систематические переводы денег из Парижа в Версаль и в другие пункты Франции — ведь надо было охранять кредит~
Когда зашла речь о бриллиантах императорского дома, которые, по некоторым сведениям, были скрыты в банке, Белэ послал своего уполномоченного в Версаль к директору банка, и тот прислал справку, что бриллианты не находятся в Париже. И Белэ считал, что версальскому документу можно вполне поверить.
Во Французском банке имелось до 9 млн. фр. денег, непосредственно принадлежавших парижскому муниципалитету. Эти деньги де Плек и выдавал Коммуне. Когда эта сумма была израсходована, де Плек (по его словам) получил от версальского правительства разрешение выдавать Коммуне новые суммы. При этом банк всячески затягивал выдачу денег. По мнению Белэ, «банк имел на это полное право». Только послав в банк отряд национальной гвардии, Коммуна добилась в мае получения нужных ей денег.
Охраняя банк, Белэ обеспечивал прежде всего благополучие версальского правительства и его борьбу против Коммуны. Конечно, дело было не в Белэ. Он отражал, к сожалению, мнение большинства членов Коммуны. Белэ был близок к истине, когда говорил, что у Коммуны не было колебаний в смысле сохранения банка в неприкосновенности. Никто в Коммуне не предлагал мер против ограничения прав банка.
' Сй. Beslay, La verite sur la Commune, 2 ed, Bruz 1877, р. 80.
' Ch. Beslay, Mes souvenirs, 2 ed., cleuch. 1873, р. 394.


Деятельность Ком.ауны в апреле
В печати Коммуны тоже не было никаких предложений за захват банка. Газета «Ьа Commune» (в X 20 от 9 апреля), говоря о банке, выражала пожелание, чтобы Коммуна «дала пример умеренности и примирения» (в это время газета усиленно агитировала за примирение с Версалем). Газета Гюстава Марото «1 а Montagne» («Гора») выдвинула мысль о том, чтобы вместо Французского банка само государство выпускало банковые билеты п франки, тем самым стало бы главным банкиром. Шла речь об организации «банка Коммуны», о «социальном банке», который избавит страну от вражеских действий капиталистов. Банк выпустит боны на тех же условиях, как и деньги, и этим Коммуна поможет укреплению кредита всех трудящихся» '.
Это был перепев идей «народного банка» Прудона. Создание своего банка и выпуск банкнот, конечно, только подорвали бы финансовую систему Коммуны.
Несомненно, многие понимали, что Французский банк является оплотом реакции. П. Груссе в письме военному министерству от 11 мая писал: «Французский банк, эта исключительно важная внутренняя стратегическая позиция, продолжает с 18 марта быть занятым 12-м батальоном. Он скрывает у себя тайный склад скорострельных ружей, которые обменены за пистонные ружья у дезертиров, опасавшихся обысков.' Можно сказать, что банк является внутри Парижа постоянным генеральным штабом реакции и центром сбора всех бесчисленных версальских агентов, проникающих в Париж» '.
Почему же Коммуна не попыталась взять в свои руки Французский банк?
Надо учесть, что мысль об экспроприации собственности буржуазии в те годы не была еще достаточно популярна даже в социалистических кругах. Мысль о социальной перестройке общества, так точно формулированная Марксом («экспроприация экспроприаторов»), не была усвоена ни бланкистами, ни прудонпстамп. Когда во время осады и в эпоху Коммуны в рабочих собраниях заходила речь о конфискации фабрик или мастерских, всегда указывалось, что владельцы получат известное возмещение. Захват банков казался чем-то совершенно невозм ожным.
Прудонистские теории исходили из того, что не производство, а обмен определяет хозяйственную жизнь общества. Поэтому нарушение обмена и кредита казалось самым опасным. Белэ выражал широко распространенное мнение о том, что нарушение Коммуной обмена и существующей банковской и денежной систем означает крах всей экономики .страны. Члены Коммуны скорее пошли бы на захват всех промышленных предприятий Парижа, чем на малейшее посягательство на банки. Ложная мелкобуржуазная теория помогла сохранению финансовой твердыни французской буржуазии.
Кроме того, сохранение в неприкосновенности всех банков Парижа вызывалось стремлением Коммуны привлечь на свою сторону известные слои буржуазии. Ведь долгое время Коммуна питала иллюзии, будто буржуазия не будет выступать против нее и как-то договорится с ней. Мелкая буржуазия в известной мере поддерживала Коммуну, и сама Коммуна рассчитывала на ее помощь и сочувствие.
~ «1.а Montagne» Ж 11, 13/IV 1871.
' «L'Autographe», Р. 1871, р. 172.


414
Глава Х1
Наконец, члены Коммуны учитывали тот эффект, какой мог оы произвести во всей стране захват Коммуной банка. Ведь буржуазная печать с первых же дней начала называть коммунаров грабителями и ворами.
Все эти глубоко ошибочные соображения владели умами деятелей Коммуны. В результате Коммуна не использовала самое сильное оружие против Версаля — систему банков, мощные финансовые ресурсы Парижа.
Ленин накануне Октября писал: «...мы многому научились со времени Коммуны и не повторили бы роковых ошибок ее, не оставили бы банка в руках буржуазии, не ограничились бы обороной против наших версальцев (корниловцев тож), а перешли бы в наступление против них и раздавили пх»'. И большевики сразу же после Октябрьской революции взяли в свои руки банки и всю финансовую систему.
' В. И. Ленин, Соч., т. 26, стр. 22










ф 1. Программные заявления Коммуны

ще до возникновения Коммуны в прокламациях Центрального комитета и в статьях «Journal officiel» характеризовались некоторые основные задачи революции. Шла речь о роли пролетариата, о социальных требованиях рабочих масс, о новом государ стве и т. д. Первые прокламации Коммуны касались лишь некоторых ближайших задач. Официальные статьи в «Journal officiel» после создания Коммуны главным образом прпводплп доводы против централизации, за автономную Коммуну. Так, например, в номере от 29 марта говорилось, что «революция 1871 г.— революция коммунальная». Революция 18 марта изображалась как конфликт «между свободой и властью, между муниципальным гражданским правом, с одной стороны, и централизацией и правительственным произволом — с другой». При этом отмечалось, что никакого антагонизма классов не существует.
Передовая в «Journal officiel» от 1 апреля признавала, что Коммуна вышла за пределы чисто муниципальных функций (например в декретах о постоянной армии, квартирной плате и др.). «Было бы странной и даже ребяческой иллюзией думать, что революция 18 марта имела единственной задачей обеспечить выборное коммунальное представительство, подчиненное деспотической опеке сугубо централизованной национальной власти... С первого же дня было ясно, что люди 18 марта боролись и победили ради того, чтобы завоевать и обеспечить на будущее независимость для всех коммун Франции и для всех более крупных единиц — кантонов, департаментов и провинций, которые затем объединятся друг с другом ради общих интересов в виде настоящего национального союза («pacte»); на этой крепкой основе была бы гарантирована и обеспечена республика». Париж «не отрекается от своей роли инициатора, от своей моральной власти и интеллектуального влияния». Он должен остаться центром экономическим и промышленным, местом пребывания банков, центром железных дорог и т. д.


Глава Х11
A после первых столкновений с версальцами газета писала (в номере от 3 апреля), что Коммуна избрана не для того, чтобы управлять Францией, а чтобы подать пример, проявить инициативу. Газета утверждала, что «никогда не было так мало социальной вражды и антагонизма». Официальная газета не давала ясного ответа о характере и задачах Коммуны.
Гораздо большее впечатление произвела прокламация Центрального комитета национальной гвардии (в номере от 7 апреля «Journal officiel»), вызванная началом военных действий с Версалем. Прокламация резко говорила о классовой борьбе: «Рабочие, не обманывайтесь: идет великая борьба между паразитизмом и трудом, между эксплуатацией и производством. Если вы устали коснеть в невежестве и прозябать в нищете; если вы хотите, чтобы ваши дети сделались людьми, пользующимися плодами своего труда, а не животными (выдрессированными для мастерской и для казармы), которые создают своим потом богатство эксплуататоров и проливают свою кровь ради какого- нибудь деспота; если вы не хотите, чтобы ваши дочери, лишенные необходимого надзора и воспитания, становились орудием наслаждения в руках денежной аристократии; если вы не хотите, чтобы разврат и нужда толкали мужчин в ряды полиции, а женщин к проституции,— будьте смелы, рабочие, восстаньте, и пусть ваши сильные руки низвергнут презренную реакцию!» '
Центральный комитет призывал всех граждан Парижа — «торговцев, ремесленников, лавочников, мыслителей, словом, всех, кто трудится и честно ищет разрешения социальных проблем»,— идти сомкнутыми рядами.
Это было наиболее выразительное программное выступление, которое во главу угла ставило борьбу против эксплуатации и эксплуататоров и стремилось привлечь к рабочим и мелкую буржуазию— торговцев, лавочников и т. д.
Перед Коммуной стояла задача — выдвинуть ясную программу. Eme на заседании Коммуны 28 марта была избрана комиссия в составе Лефрансэ, Ранка и Ж. Валлеса для составления прокламации программного характера. Но составленный комиссией проект носил чисто коммунальный характер и не был принят Коммуной. На заседании 9 апреля по предложению Бийорэ было принято решение создать комиссию для составления программы Коммуны. В нее вошли: два якобинца — Делеклюз и Бийорэ, два прудониста — Малон и Тейс, близкий к прудонпзму Ж. Валлес и бланкист Курне. По некоторым сведениям, большую роль в составлении программы сыграл журналист Пьер Дени (прудонист).
На заседании 18 апреля Коммуна обсуждала тексты программы. Бийорэ огласил свой проект программы. Валлес доложил проект, принятый комиссией. По словам Валлеса, программа была «выработана и средактирована в целом гражданином Делеклюзом».
Проект Бийорэ вызвал критику. Лефрансэ указывал: «Нужно сказать, почему Коммуна есть государство высшее по сравнению с государством, с которым мы боремся,— и высшее со всех точек зрения»* Прото говорил: «...Мы желаем реформировать наши суды, наш бюджет,.
' «Парижская коммуна 1871 г. в документах и материалах», стр. 257.
' «Протоколы», стр. 125.




1 Ц
о
Х о
%
g С4
~
Ы
Ф
3 ~ Я
о
С5
л


Глава Х11


нашу полицию, словом — нашу внутреннюю организацию... Коммуна есть окончательная власть, признанная организовать все власти». Бийорэ, отвечая Прото, заявлял, что «... в его (Прото) представлении Коммуна есть не что иное, как диктаторская власть, управляющая Францией...», а Бийорэ утверждал: «Мы не должны выходить за пределы полномочий Парижской коммуны...»
Проект комиссии, зачитанный Валлесом, видимо, не вызвал особых прений. В протоколах отмечено, что собрание «горячо одобрило» программу. Растуль сделал замечание, что «это — надгробное слово якобинству, произнесенное одним из его вождей»'.
На ночном заседании 18 апреля продолжались прения о программе, но они касались чисто редакционных поправок. Риго сделал принципиальное замечание об ошибочном термине — «цезарианском коммунизме». Риго правильно заметил, что такой термин является «...скрытым порицанием целой социалистической школы и внушающим мысль, что существовало соглашение между коммунистами и Бонапартом, тогда как в действительности коммунисты являются, может быть, единственной социалистической школой, боровшейся серьезно против империи и соединявшей политическую деятельность с социальной» '.
Программа Коммуны была опубликована в «Journal officiel» от 20 апреля.
Программа говорила о «коммунальной революции, начавшейся f8 марта... величайшей и наиболее плодотворной из всех революций, когда-либо отмеченных ходом истории». Таким образом, «коммунальность» революции считалась самым важным фактом. При обсуждении программы в Коммуне ее называли «коммунальной программой».
И действительно, центр тяжести программы лежал в организации коммун, которые должны были создать политическое единство страны на основе «добровольной ассоциации всех местных инициатив, свободного и естественного сочетания всех индивидуальных энергий».
Программа требовала «признания и укрепления республики». В основе республики лежат права коммун. Программа требовала «абсолютной автономии Коммуны, распространенной на все местности Франции, обеспечивающей каждой из них полноту ее прав, а каждому французу — беспрепятственное пользование своими способностями и дарованиями как человека, гражданина и работника».
Все коммуны составят общегосударственное целое. «Автономия Коммуны будет ограничена только равным правом на автономию всех прочих примыкающих к ней и подписавших договор коммун, союз которых должен обеспечить единство Франции».
До сих пор государственное единство, навязывавшееся империей и парламентаризмом, было «не что иное, как деспотическая, неразумная, произвольная и обременительная централизация». Коммуна возражала против такой насильственной централизации, но не против единства и целостности нации. Единство должно было получиться на основе добровольного союза коммун, на основе добровольного централизма.
Во главе страны ставилась «центральная администрация, состоящая из делегатов, объединенных в федерацию коммун».
Главнейшие права Коммуны (т. е. каждой такой единицы) намечались так: руководство всем бюджетом Коммуны и общественными
' «Протоколы», стр. 125 — 126.
' Там же, стр. 129.


Прагралсма Колсмуны
службами; организация своего суда, внутренней полиции и народного- образования; выборность всех должностных лпц (включая судебных~ с правом отзыва и под постоянным контролем; аосолютная гарантия личной свободы, свободы совести и свободы труда; постоянное участие граждан в делах Коммуны; организация городской обороны и национальной гвардии.
Париж, как и другие коммуны, будет иметь право проводить по своему усмотрению административные и экономические реформы, создавать учреждения, способствующие просвещению, производству, обмену и кредиту и т. д.
Программа говорила, что борьба против Версаля закончится победой: «Это — конец старого правительственного и клерикального мира, конец милитаризма, бюрократизма, эксплуатации, ажиотажа, монополий и привилегий, которым пролетариат обязан своим рабством, а родина — своими несчастиями и поражениями» '.
Таким образом, программа Коммуны главное внимание обращала на новое политическое устройство республики при помощи автономных коммун. Она намечала коренную ломку существующегогосударственного аппарата. Вместо централизованной бюрократической машины, управляющей из центра, программа намечала широкое развертывание самодеятельности отдельных коммун, выделяющих центральную власть, не подавляющую коммуны. Вместо государственных чиновников выделялись выборные, ответственные, отзываемые и контролируемые должностные лица. Вместо постоянной армии и полиции создавались национальная гвардия и коммунальная полиция. Вся государственная система приближалась к народу и подчинялась народу.
Это действительно был новый тип государства.
Программа Коммуны имела и крупные недостатки. Прежде всего она оставляла совершенно в стороне вопрос о борьбе против эксплуатации, о новом социальном строе, о социализме. Ведь глухое указание на то, что пришел конец эксплуатации, монополии и пр., никак не связывалось с какими-либо мероприятиями по отношению к рабочему классу, по ограничению власти капитала и т. д. Слова оо «унпверсализации власти и собственности» («uIIiversalisevetle pouvoir et la propriete») тоже были крайне неопределенны. Не в том дело, что программа даже не называла слова «социализм» или «социалистический», а в том, что программа не выдвигала никаких чисто классовых мероприятий в интересах трудящихся. Возможно, это было влияние якобинца Делеклюза, который редактировал программу. Возможно, не хотели вносить разногласий внутри Коммуны, между социалистами и якобинцами. Но как бы то ни было, Коммуна в своей программе не упомянула о социально-экономических мероприятиях, хотя некоторые из них она уже начала реально осуществлять.
В программе не были достаточно конкретно формулированы мероприятия Коммуны по улучшению положения рабочего класса.
Не менее странным недостатком программы было и то, что она совершенно умалчивала о крестьянстве. Конечно, принцип автономии коммун всех типов означал решительную перестройку всей системы сельского управления и давал крестьянству дешевых и подконтрольных чиновников, полицию, судей и т. д. Но ни о каких социально-экономи-
1 «Протоколы», стр. 375.


Гла ва YII
ческпх мероприятиях против помещиков, ростовщиков, банков и т. д. р чи не было. Ни о каких мерах в интересах крестьянского хозяйства не упоминалось. А между тем программа была рассчитана прежде всего на провинцию. Коммуна особо подчеркивала необходимость широкого распространения программы вне Парижа.
Программа Коммуны, видимо, не вызвала особого внимания и большого отклика. Эли Реклю указывал в своих воспоминаниях, что программа была неясна, бесхребетна, в ней было мало политики, мало практических предложений. Слова об абсолютной автономии Коммуны создавали представление о чрезмерной децентрализации. Реклю указывал на необходимость единства налоговой системы, народного образования и т. д. Он говорил: «Я не встречал никого, кто с энтузиазмом приветствовал бы этот манифест (т. е. программу.— П. E.), но я видал многих разочарованных и некоторых раздраженных» '.
Прудонистская газета «La Commune» в Ле 32 от 21 апреля хвалила программу, подчеркивая два основных принципа — республику и автономию коммун.
Прудонистская газета «Ьа Sociale», восхваляя программу, говорила: «Эта программа четка, ясна, проста, величественно спокойна... Против якобинских теорий она выдвигает и провозглашает революционный принцип федерации. Ни господствовать, ни подчиняться чужому господству — вот, в сущности, вся идея декларации». Газетаписала: «Мы не можем допустить, чтобы одни и те же общие законы регулировали на всем протяжении национальной территории местные интересы, столь разнообразные и часто прямо противоречивые... Долой столицы! Да здравствуют свободные города!» ~
Таким ооразом, эта газета в первую очередь подчеркивала автономию Парижа, максимальную децентрализацию страны.
Газета «Cri du peuple» в _#_ 52 от 22 апреля подчеркивала в противовес традиции авторитарности, централизма и монархии все значение революционной, республиканской, федеративной идеи и важность коммунального режима.
Якобинская газета «Reveil» в K 32 от 21 апреля особенно отмечала, что программа Коммуны добивается автономии Парижа и не навязы вает своей воли другим коммунам.
Эти оценки печати не расширялии не углубляли содержания программы Коммуны.
В конце апреля Коммуна подготовила другое программное воззвание: «К сельскому населению» («Au peuple des campagnes»). Этот документ был малоизвестен. Он был опубликован в материалах Коммуны под датой 28 апреля ', и возмо кно, что это был только неутвержденный проект.
Это воззвание говорило: «Париж хочет пользоваться всеми вольностями, вытекающими из полного суверенитета в коммунальном устройстве...» Только под давлением версальских насилий, угроз и оскорблений «...Парижская коммуна была вынуждена выйти за пределы своей нормальной компетенции. Третируемая как враг, она была вынуждена выступить как правительство...» В случае победы каковы будут
1 Elie Reclus, Le Commune au jour Ie jour 1871, р. 168.
' «Парижская коммуна в документах и материалах», стр. 280 — 281.
' «EnqueLe», ч. III, р. 294 — 296.


Програ,я.яа Го я.ш~ны
результаты? «Свобода везде, как в Коммуне, так и во всем государстве; неприкосновенность жилища расцвет труда, освооожденного от всех помех, имеющего возможность использовать всю свою энергию; оживление промышленности и торговли... распространение народного образования... наконец, единение всех сердец и всех волевых усилий».
Это воззвание было еще гораздо более неопределенным и бледным, чем сама «программа». Оно было полно общих фраз, без всяких конкретных предложений. Совершенно ни слова не говорилось в нем о каком-либо улучшении положения крестьянства. Оставалось неясным, что же даст деревне победа Парижа. Не было и никакой характеристики версальской политики по отношению к сельскому населению и к провинции вообще. Такое воззвание никак не могло разъяснить крестьянству суть Парижской коммуны. Это сделали только отдельные статьи в газетах Коммуны, в частности, статья А. Лео, выпущенная затем отдельным воззванием (за подписью «Парижские рабочие»).
Таким образом, программным заявлениям Коммуны недоставало той четкости и ясности социальных формулировок, которые требовались всем положением дела. В гораздо более развернутом виде требования Коммуны были разъяснены в печати Коммуны.
g 2. Пресса Коммуны
К моменту создания Коммуны в Париже существовало до 30 газет, боровшихся против захвата власти пролетариатом. Так, 28 газет обратились в марте с протестом против выборов в Коммуну. Эта группа газет, широко известных всей Франции, систематически, изо дня в день восхваляла правительство Тьера, печатала протоколы Национального собрания, яростно клеветала на Коммуну, издевалась над ней. Это был надежный рычаг версальского правительства внутри Парижа, при помощи которого враги Коммуны разлагали столицу изнутри.
Маркс в письме к Либкнехту 6 апреля 1871 г. давал оощую характеристику буржуазной печати, в том числе и парижской: «Из всего того хлама, который ты находишь в газетах о внутренних событиях в Париже, ты не должен верить ни одному слову. Все это — ложь и обман. Никогда еще буржуазное подлое газетомарание не проявлялось в таком блеске» '.
Выразительную характеристику лживой американской печати дает Липтон в бостонском журнале «The Radical» («Радикал»). Он приводит бесконечные списки лживых сообщений о Коммуне, изо дня в день появлявшихся в американских газетах (особенно во влиятельной «New York Daily Tribune»). 21 марта газета сообщала, что «много людей расстреляно без суда», 31 марта — что «гильотина снова восстановлена», 11 апреля — что Коммуна потребовала миллион франков с церкви, 21 апреля — что «Коммуна арестовала ЦК» 2.
Для защиты идей Коммуны с первых же дней начали возникать новые издания и возродилось несколько газет, недавно закрытых генералом Винуа («Pere Duchene», «Cri du peuple» и др.).
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 102.
' W. Li'nton, The Paris Commune, «The Radical», September 1871, р. 84.
21 История Парижской коммуны


Глава Х11
За все время Коммуны выходило свыше 30 газет в защиту Коммуны, но две трети их успели выпустить лишь по нескольку номеров (например, больше десятка имело только по 1 — 5 номеров). Только семь газет выпустили до 60 номеров каждая, т. е. существовали почти во все дни Коммуны, пять выпустили от 20 до 40 номеров (в том числе 48 номеров выпустила газета «Ьа Sociale»).
Таким образом, 30 враждебным Коммуне газетам противостояло всего 10 — 12 газет, защищавших Коммуну изо дня в день и приобретших определенное влияние в Париже.
Ведущей, официальной газетой был «Journal officiel» (67 no»«epos от 19 марта до 24 мая включительно). Сперва газету редактировал Барбере, Лебо, затем Лонге. В дальнейшем снова вернулся Лебо, а в мае уже работал Везинье. Газета печатала декреты правительства, официальные сообщения, хронику и в неофициальной части — передовые и статьи. Эта газета, к сожалению, не развернулась в качестве ведущей газеты, поскольку она крайне скупо мотивировала решения Коммуны и недостаточно разъясняла линию Коммуны. И в литературном отношении она чересчур следовала традициям «официальных» изданий, например, она не публиковала писем читателей и т. п. Она не привлекала и крупных публицистических сил.
В Коммуне не раз критиковали «Journal officiel», в частности, отмечали недостаточную распространенность газеты (Белэ указывал, что в день продается только 3500 экземпляров, так как газета выходит очень поздно). Уде говорил: «...Пусть «Journal oificiel» трактует о народных интересах, народ будет с радостью его читать». Виар указывал: «Хотите вы заинтересовать население газетой «Officiel»? Назначьте редакцию подлинно республиканскую, социалистическую, революционную» '. Было решено расклеивать большое количество экземпляров газеты и понизить цену до 5 сантимов (вместо 10).
Через неделю этот вопрос снова стал перед Коммуной. Выяснилось, что понижение цены на газету не было осуществлено. Как это ни странно, но официальный орган Коммуны был в частных руках. Больше того, .по словам Режера, владельцы и администрация газеты, враждебные Коммуне, стремились уменьшить цифру выручки от продажи газеты. Когда зашла речь о передаче газеты Коммуне, возникли старые предубеждения против экспроприации собственности. Журд категорически заявил, что «нельзя применять метод экспроприации в пользу государства»'. В конце концов решили оплатить издательству расходы, связанные с понижением цены номера.
При этом, по предложению Груссе, было pemeHo сохранить старое название и не называть газеты (как кое-кто предлагал) «Journal officiel de la Commune de Paris». Груссе правильно говорил, что существующее название указывает на то, что этот официальный орган всей республики должен находиться в Париже. Это название «укрепляет наши позиции». Подлинный «Officiel» не может находиться в Версале (в это время издавалась газета под таким же названием и в Версале)».
Направление газет Коммуны мы можем определить лишь с рядом оговорок, так как многие из них включали в свой состав и блавкистов,
' «Протоколы», стр. 162.
' Там же, стр. 295.
' Там же,,стр. 294.




Прог рал~ «а Кол<луны Плакат с названиями газет Коммуны
и с портретами их редакторов и прудонистов, и якобинцев, а другие занимали неопределенную партийную позицию.
К группе бланкистских газет надо отнести две газеты, редактировавшиеся Паскалем Груссе: «La Nouvelle Republique» (13 номеров от 19 марта до 1 апреля), затем продолжавшаяся под названием «L'Affranchi» (24 номера от 2 до 25 апреля). В этих газетах участвовали Риго, братья Да Коста, Моро, Пен, Реньяр, Грандье, Барбере, Кюнеман, Везинье. Газета перестала выходить по не вполне понятным причинам. Груссе писал о каких-то инсинуациях, о какой-то «таинственной роли», ему приписываемой.
Другим бланкистским изданием, тоже выходившим под двумя названиями, была газета талантливого журналиста Гюстава Марото «La 21*


Г л а в а XII
Montagne» (22 номера от 2 до 22 апреля) и затем «<Ье Salut publique» (7 номеров от 16 до 23 мая). Среди сотрудников были Пассдуэ, Ф. Энн и др. Марото выпустил еще один номер газеты«Ье Faubourg»(26 марта). Марото, один из самых убежденных сторонников Коммуны, после гибели Коммуны был сослан в Новую Каледонию и там умер.
Близко к бланкистам стояла одна из самых широко распространенных газет Коммуны, «Pere Duchene», издававшаяся под редакцией Вермеша, Эмбера и Вийома. Первые пять номеров вышли еще перед Коммуной. Газета возобновилась 22 марта и выпустила 63 номера. Главную роль в ней играл Вермеш. Большая часть ведущих статей написана была им (55 статей из 68). Газета подражала известной газете периода французской буржуазной революции того же названия (Эбера). Энгельс указывал на эту газету, как на «жалкую карикатуру на орган Эбера 1793 года» '.
Газета обращалась к самым широким массам и имела несомненную популярность благодаря своему своеобразно грубому языку, доступности и пр. Но она допускала величайшие политические ошибки. Например, после предательской отставки Росселя газета превратила его в героя, противопоставляла его Коммуне и вообще занималась подозрительными махинациями вокруг его имени. Эта же газета начала бешеную травлю «меньшинства» после раскола.
Из прудонистских газет видную роль играла «La Commune» (60 номеров от 20 марта до 19 мая) под редакцией Мильера. Видную роль в газете играл экономист-прудонист Жорж Дюшен. Среди других сотрудников были О. Делималь, Бриссак, Марэ, Рожар, Андре, Лео, Клер, Колодон и др. В связи с резкимп нападками на «большинство» газета была закрыта Коммуной.
Другои влиятельной газетой была «La Sociale» («Социальная революция») (48 номеров от 31 марта до 17 мая). Это была прудонистская газета, но не так сильно связанная с традициями прудонизма. Видную роль в ней играла талантливая журналистка Андре Лео (Champseix). В этой газете больше других освещалась роль рабочего класса. Здесь же появлялись статьи Андре Лео, обращенные к трудовому крестьянству.
Прудонист Верморель выпускал две газеты: «L'0rdre» (4 номера от 20 до 23 марта) и «L'Ami du peuple» (тоже 4 номера от 23 до 29 апреля), но они не имели особого значения.
Довольно популярной была газета, редактировавшаяся Жюлем Валлесом, «Cri du peuple». Газета начала выходить еще 22 февраля, но была закрыта генералом Винуа. Газета возобновилась 21 марта (№ 19) и выходила до 23 мая (всего вышло 83 номера, в том числе 65 номеров за время Коммуны). В газете участвовали Вермеш, Ж.-Б. Клеман, Люсипиа, Гулле, Белланжэ, затем П. Дени, Лео, Марешаль, Курбе. Таким образом, тут были и люди, близкие к бланкизму, и прудонисты. Газета колебалась между бланкизмом и прудонизмом.
Из якобинской печати особое влияние имели газеты «Reveil» и «Vengeur»,
«Le Reveil du peuple» (34 номера от 18 апреля до 22 мая) возобновила свое издание, выходившее во время осады под редакцией Деле- клюза. Газета отражала его позицию. Среди сотрудников были Жако, Бремон, Ришар и др.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр 226.




Програл.за Ком.т~ны
«Vengeur», газета Феликса Пиа (выходившая и до Коммуны), во время Коммуны выпустила 56 номеров (от 30 марта до 24 мая). Среди сотрудников были О. Делималь, Рожар, Анри Бриссак, А. Марэ, Мильер, Вийом, П. Дени (часть сотрудников «Vengeur» в период Коммуны участвовала в других изданиях, например П. Дени, Бриссак, Вийом).
Наконец, к якобинскому крылу примыкали газеты, редактировавшиеся Лиссагаре,— «L'Action» (6 номеров от 4 до 9 апреля, сотрудники — Марэ, Ладур, Хальт) и «Ьа Tribune du peuple» (8 номеров от 17 до 24 мая, сотрудники — Марэ, Мариус, Лепеллетье и др.).
Близко к якобинцам примыкала бульварная газетка «Paris libre» Везинье (43 номера от 12 апреля до 24 мая).
О. Beðìîðñëü В ней участвовали Моро, Дево и др. Газета главным образом заполнялась чисто информационным материалом и обширными фельетонами сенсационного характера — «История шпиона», «Брак одной испанки» и т. п.
Из радикальных республиканских газет надо назвать довольно влиятельную газету Рошфора «Le Mot d' ordre». Она выходила еще с 1 февраля 1871 г., была закрыта после K 36 (12 марта) и возобновилась с 1 апреля. За время Коммуны (кончая 20 мая) вышло 49 номеров. Секретарем редакции был Муро, среди сотрудников — Марэ, Барбере, Ришар и др.
К левореспубликанскому крылу принадлежала и известная газета В. Гюго «Le Rappel», тоже выходившая за несколько лет до Коммуны. За время Коммуны (18 марта — 23 мая) она выпустила 67 номеров. Среди сотрудников были сыновья В. Гюго, Ив Гюйо, Лефевр, Локруа, Луи Блан, Ледо. Газета была довольно лояльна по отношению к Коммуне.
Надо еще отметить газету секции Интернационала района вокзала Иври и Берси «? а Revolution politique et sociale» (7 номеров от 2 апреля до 15 мая). Ее редактировал Жюль Ностаг, среди сотрудников были Малон, Анри Гулле и др.
Наибольшее значение имели те газеты, которые выходили изо дня в день и имели постоянных покупателей. Самой распространенной газетой была газета «Pere Duchene», тираж которой достигал в иные дни 60 тыс. Пресса Коммуны, несмотря на всю ее неорганизованность, обилие газет-однодневок, выпускавших лишь по нескольку номеров, была величайшим рычагом Парижской коммуны в ее борьбе за новое государство и новый строй.
ф 3. Печать о задачах Коммуны
Сама Коммуна очень скупо формулировала свои задачи и в официальных документах и в официальной газете. Зато печать Коммуны пыталась широко обосновать цели и программу революции.


Глава XII


Роль рабочего класса в революции 1871 г. освещалапередовица первого номера газеты «1 а Sociale» (от 31 марта). Там говорилось, что в революции 1789 г. буржуазия и крестьяне уже получили то, что им надо было. «На этот раз социальная революция произойдет не ради интересов буржуазии или крестьянства. Буржуазия и крестьянство уже завоевали себе права. Революция произойдет в интересах городских рабочих. Право на орудия труда — вот чего мы хотим! Реформы промышленной системы!»
Газета указывает, что дело идет не о том, чтобы лишить буржуазию или крестьянство того, что они завоевали. «Вы по закону имеете то, что вы завоевали. Но теперь и мы требуем своих прав. Мы хотим стать не вместо вас, а рядом с вами. Мы можем идти параллельно... Долой эксплуатацию человека человеком! Долой хозяев и наемный труд!»
Эта декларация о роли рабочего класса и социальной революции, как и ббльшая часть статей периода Коммуны, в очень неопределенной .форме намечала пути социальной революции. В следующем номере, например, говорилось: «Преобразуем собственность, сделаем ее общим достоянием», но не давалось ясных путей для ликвидации эксплуатации. В частности, не ставился вопрос об экспроприации буржуазии. Неясно, в духе прудонизма, формулируя свою классовую позицию, газета ставила рабочих рядом с буржуазией и интересы обоих классов считала «параллельными».
Прудонистская газета секции Интернационала района вокзала Иври и Берси «Ьа Revolution politique et sociale» (№ 3 от 16 апреля) определяла смысл революции 18 марта как «реванш за июньские дни 1848 г. Это — продолжение вечной борьбы труда против капитала. Эта революция, кроме того, означает приход к власти пролетариата». При этом газета обращается к «трудящейся буржуазии» («citoyens de la bourgeoisie travailleuse»), убеждая ее, что и для нее Парижская коммуна выгодна.
Надо добавить, что газета очень своеобразно понимала характер революции. Она писала: «Мы за революцию, т. е. за такой порядок вещей, который сможет легко перейти из области теории к повседневной практике без потрясений, без беспорядка, без государственного переворота, без восстания, без нарушения чьих-либо законных интересов» (№ 1 от 2 апреля). Таким образом, газета наивно полагала, что политическая и социальная революция сможет прийти сама собой, мирным путем, без всякой борьбы и сопротивления буржуазии. Эта вера в мирный переход к социализму была присуща многим французским членам Интернационала.
Прудонист Верморель в своей газете «L'Ami du peuple» (№ 2 от 24 апреля), говоря о революции 18 марта, как об одном из «величайших событий в истории человечества», указывал, что эта революция «освящает появление пролетариата на политической арене («Гavenernent politique du proletariat), как революция 1789 г. освящала появление на политической арене буржуазии».
Характеризуя условия труда, Верморель писал в той же газете: «В правильно организованном обществе всякий труд должен быть соответственно вознагражден. Только труд должен быть вознаграждаем; труд является единственным источником богатства; ни один трудящийся не должен быть несчастным, и те, кто не работает,. не имеют права


Программа Коммуны
жить или во всяком случае не имеют права участвовать в общественной жизню.
Другая прудонистская газета, «La Commune» (X 1 от 20 марта); сперва в очень неопределенной форме говорила о характере революции. «Коммуна,— по ее словам,— это порядок, экономия в расходах, сокращение налогов, это открытая дорога ко всем социальным реформам... одним словом, это эпоха, когда насильственные революции исчезли и гражданская война стала невозможной». Выражалась надежда, что наступает какой-то мирный период великих социальных преобразований без всякой классовой борьбы и насилия.
В X 10 от 29 марта газета призывала к «союзу между капиталистами и рабочими, но с тем, чтобы львиная доля прибыли не доставалась первым». Иначе говоря, шла речь о тех же «параллельных» интересах рабочих и капиталистов, о согласовании их интересов.
Только в статье Мильера (X 15 от 3 апреля) газета поставила вопрос более отчетливо. Здесь отмечалась ведущая роль пролетариата, который один может спасти Францию (об этой статье было сказано выше, см. главу VII).
Бланкистская газета «Ьа Nouvelle R epublique» (П. Груссе) формулировала задачу новой революции только в общих чертах и не говорила о роли рабочего класса. Она говорила, что «Париж осуществил самую прекрасную революцию, какую когда-либо видел свет за это столетие, без насилия, почти без боя, только под влиянием моральной силы».
Газета рассчитывала на мирное сожительство разных классов: «Торговцы Парижа, откройте ваши лавки; промышленники, откройте свои мастерские. Наступающая эра — это не эра беспорядка; она означает равенство, мир, согласие, спокойное и деловое обсуждение общих интересов». Газета называла восстанпе 18 марта «муниципальной революцией» (X 9 от 21 марта).
И в остальных номерах редакция не говорила о роли рабочего класса. Но зато в письме Штапеля этот вопрос был так формулирован: «Опыт двух минувших десятилетий научил нас, чего мы должны ждать от краснобаев. Ныне, когда к власти приходит рабочий класс, встает вопрос: сумеет ли он лучше вести дела, нежели господа адвокаты? Я не колеблюсь ответить утвердительно. Свободный от всякого груза политического прошлого, жадно рвущийся к прогрессу и счастью, рабочий класс примет без всяких предубеждений все полезные реформы, которые будут выдвинуты общественным мнением» '.
Продолжавшая линию газеты «Ьа Nouvelle Republique» «L'Affranchi» (П. Груссе) подчеркивала роль рабочего класса в революции: «День 18 марта навсегда останется в истории нашей страны как одна из самых прекрасных страниц. Впервые рабочий класс вступил на политическую арену» '. В том же номере статья «Освобождение пролетариата» говорила, что «пробил час обновления старого мира... революция еще не закончилась, надо еще практически осуществить социальное освобождение низших классов, которые проиэводят изобилие
' «1.а Nouvelle Repuhlique» № 19, 31lIII 1871. Цитировано по статье А. Молока, Читатель газет Парижской коммуны, «Большевистская печать» ¹ 4, 1938 г., стр. 11.
' «L'Affrauehi» № 1, 2/1Ч 1871.


Глава Х11
продуктов (Гabondance) и которые прозябают в лишениях и нужде». Газета призывала к борьбе против капиталистической эксплуатации труда.
В своем последнем номере (¹ 24 от 25 апреля) газета снова писала о том же: «Коммуна в целом хочет быть революционной и социалистической. После окончания войны Коммуна сделает все не только для облегчения положения страдающих классов, но и для того, чтобы расширить и укрепить революцию в Европе».
Ьлизкая к бланкистам газета Гюстава Марото «Ьа Montagne» (№ 10 от 12 апреля) программу революции 18 марта формулировала так: «Освобождение коммун, независимость труда, уничтожение привилегий». Коммуна даст трудящимся орудия производства, уничтожит безработицу и создаст изооилие продукции. Рабочий «может стать независимым хозяином своего труда и всего, что он производит» '. Если владельцы орудий производства не захотят одолжить рабочим орудия труда на сходных условиях, общество должно будет принять меры, не считаясь с привилегиями капитала '.
Газета «Реге Duchene» с самых первых номеров указывала, что революция даст права рабочим. Коммуна, по ее словам, «откроет мастерские, даст работу», «реорганизует кредит», издаст «хороший закон» о квартирной плате и т. д. ' В № 57 от 11 мая газета заявляла, что революция 18 марта — «социальная революция», т. е. «революция труда против паразитизма, орудий труда против капитала, промышленной и коммерческой свободы против монополий и банков». Эта революция— «провозглашение нужд труда, декларация эксплуатируемых требований пролетариев».
В следующем номере (¹ 58) газета еще более подробно развивала эти мысли: «Революция — это треоование тех, которые осознали свое право быть чем-то и которые до сих пор были ничем.. О, пролетарии! вы были до сих пор ничем!.. Знаете ли вы, почему буржуазия имеет сейчас значение? Знаете ли, почему крестьяне имеют значение? Потому что восемьдесят лет назад крестьяне и буржуазия действовали! Потому что они сражались! .. А вы, труженики городов, вы — ничто! .. Сделайте вашу революцию! Помещичья власть была раздавлена 89 годом, капитализм будет раздавлен 7i годом... Это будет революция промышленного труда, как в 89 году была революция сельского труда. Зачем вы осуществили эту революцию? Чтобы заместить промышленность? Чтобы занять чье-либо место? Нет! Чтобы жить! .. Это борьба за существование».
Газета Ж. Валлеса «Cri du peuple» (¹ 22 от 23 марта), как мы видели в одной из предыдущих глав, первое время главным образом призывала к содружеству классов, обращалась к «трудящейся буржуазии». Валлес прославлял всякое соглашение с мэрами и депутатами Парижа во славу единения «всех живых сил демократии». Затем в газете начинают звучать и другие ноты. Статья К. Буи (бланкиста) в №32 от 2 апреля говорила уже о социалистических задачах революции: «Новая революция должна была добавить на своем знамени слово — социализм. И она его добавила... будущее — перед освобожденным и почетным трудом».
1 «Ьа Montagne» № 12, 14iIV 1871.
' «Ьа Montagne» № 9, 11~1Ч 1871.
' «Pere 0uchene» № 13, 28, III 1871.


Програ n~ia Ко.млгуны
829


Наконец, в статье прудониста П. Дени (_#_ 50 от 20 апреля) говорилось о социальных задачах революции: «Революция, начавшаяся 18 марта, — не только политическая революция, она, кроме того и в особенности, революция социальная... это борьба старого мира против нового, монархических, бюрократических, клерикальных, собственнических и милитаристических традиций против идей свободы, индивидуализма, ассоциаций, договора солидарности... Это восстание угнетенного против угнетателей, крепостного раба против помещика, городской промышленности против земельного и финансового феодализма Перед этой социальной революцией буржуазия на мгновение поколебалась», но она поняла, что и для нее «это — спасение».
Таким образом, развивая дальше эти прудонистские идеи, П. Дени, конечно, приходил к выводам, что социальная революция должна дать всем равенство и братство и никому не причинить вреда. Революцияде вовсе не хочет всех «сдавить под игом диктаторского коммунизма... Она не мечтает перевернуть мир, сделать богача бедняком и хозяина рабочим, но восстановить повсюду равенство и равновесие, приобщить всех граждан к общественному богатству, к социальным благам, уничтожить'наемный труд, превратить всех производителей и обменивающих продукты в участников товариществ и ассоциаций, собственников орудий своего труда и какой-то части неразделимого общественного капитала. Весь мир — буржуа, рабочие, служащие — почти одинаково заинтересован в этой революции». Дело идет не о том, чтобы страной управлял тот или иной класс, а о том, чтобы «добиться исчезновения классов путем уничтожения пауперизма». Надо «покончить с эксплуатацией путем просвещения, через ассоциации и кредит».
Таким образом, социальная революция представлялась автору статьи в чисто прудоновской концепции.
Газета XI округа «Le Proletaire» (,М 1 от 10 мая) ставила вопрос более остро. Она говорила: «Чего хочет пролетарий? Он ставит Коммуну выше коммунального права... Отменим все привилегии, все монополии и дадим проявиться способностям, с тем чтобы раоочпй мог на деле использовать продукт своего труда».
Якобинская газета «Vengeur» (X 2 от 31 марта), заполненная пустозвонными статьями Ф. Пиа, формулировала суть революции так: «В чем цель Коммуны~ В революции. Ее средства~ Действие. Ее цель — свободный Париж среди свободной Франции». Такая болтовня, конечно, ничего не могла ни разъяснить, ни обосновать.
Характерно, что газета усиленно хлопотала оо объединении классов и, больше того, об объединении буржуазии. Статья бойкого прудониста П. Дени (писавшего в газетах самого различного направления) предлагала всем торговцам, промышленникам и т. д. объединиться, чтобы обсудить их общие интересы. Дени писал: «Следовало бы во всех городах пригласить всех промышленников, фабрикантов, коммерсантов, лавочников и бухгалтеров объединиться в первичные, регулярно действующие корпорации» для обсуждения законов, их интересующих. Таким образом, этот прудонист хлопотал о скорейшем объединении буржуазии в свои особые организации для защиты их нужд. П. Дени вздыхал, поймет ли буржуазия всю ва кность его предложений: «Поймет ли она в конце концов, что в обществе не должно быть ни правительств, ни управляемых, ни буржуа, ни пролетариев, ни законодателей, а только члены ассоциаций, равные в правах, имеющие


Глава ХП
8.30
т олько один закон — контракт, публично обсуждаемый и всеми утвержденный» '.
Даже якобинцам приходилось, хотя бы и глухо, отмечать роль рабочего класса. Ф. Пиа писал в X 1 от 30 апреля, что «18 марта родилась народная Франция... настал конец классам... труд обрел, наконец, силу». Как всегда, Пиа ограничивался громкими, но расплывчатыми фразами. В К» 9 от 6 апреля газета писала: «При коммунальной автономии низшие классы смогут реализовать настоящее равенство в правах и свободе; благодаря ей рабочий при посредстве широкого и здорового просвещения сможет развить свой ум и свое профессиональное уменье».
В последнем номере газеты (М 56 от 24 апреля) мы читаем: «Коммунальная революция на деле есть и социальная революция в самом полном смысле слова. Почему? Потому, что она прежде всего утверждает права на труд... Только социализм сможет обеспечить женщине полноту ее прав, иначе говоря, ее достоинство и свободу».
О социальной революции писали и разные другие радикальные журналисты. Главный редактор газеты «Ье Bonnet rouge» Секондинье писал: «Я хочу социальной революции; я хочу бороться за худых, против толстых — пусть народный пот приносит пользу самому народу» *- Но в следующих номерах Секондинье никаких предложений социального характера не намечал. Он ограничивался самыми общими фразами о необходимости «решить социальные вопросы».
Левореспубликанская газета Рошфора «Le Mot d' ordre» (М 72 от 6 мая) в статье Анри Марэ видела три цели революции 18 марта: 1) свержение гнусного п лицемерного правительства, 2) признание республики и 3) «вступление в мир политики класса, который был до тех пор притеснен и обречен на нищету; одним словом, появление на арену рабочего, требующего социальных реформ».
Итак, в той или иной мере все ведущие газеты Коммуны признавали важнейшим моментом революции появление у власти нового класса — рабочих. Но при этом и прудонистская и якобинская пресса часто говорила о сближении классов, о соглашении рабочих сбуржуазией и т. д.
Сами рабочие гораздо резче ставили вопрос об ограничении власти эксплуататорских классов, и идеи о сближении классов там не встречали поддержки. Характерным документом является письмо некоего Ж.-Б. Эриеза '. В нем говорится: «Эксплуататоры всех режимов— паразиты, собственники, аристократы, биржевики, спекулянты, финансисты» должны быть поставлены «вне закона, вне законов человечества... Что несет трудящимся победа Коммуны?.. Конец хозяевам, которые обогащаются ценой голода рабочих; новую жизнь пролетариям станка, горна, плуга, которая позволит им при минимальном рабочем дне и достаточной заработной плате удовлетворять все свои материальные и духовные потребности, уделять максимум времени воспитанию детей и собственному развитию... Пора покончить со старым миром, прогнившим и разложившимся... Труд должен стать господином! Добьемся победы и провозгласим на весь мир, что тот, кто не трудит-
' «VenI»eur» _#_ 2, 31,'III 1871
» «Le Bonnet rouI»e»»»" 8, 17!IV 1871.
' «1.а Sociaie», 28, IV 18 1.


Програзта Колм//ны
ся, не должен потреблять... Да здравствует Коммуна! Да здравствует всемирная республика!» '
В клубах, как мы увидим дальше, высказывались мнения именно в таком духе.
Мы перейдем теперь к характеристике государственного устройства Коммуны. Республиканский принцип, конечно, не вызывал никакого сомнения. Но в какую форму выльется республика? Обычный ответ гласил: создается союз автономных Коммун. Эта формулировка из «программы» Коммуны была наиболее широко распространенной. Поэтому была так популярна и формула «муниципальной», или «коммунальной», революции. Многие (например,прудонисты) видели главную суть революции 18 марта именно в этой коммунальности новой республики.
Эти взгляды, с одной стороны, отражали прудонистские теории об автономности Коммуны и децентрализации, с другой — выражали своеобразную реакцию против режима Второй империи, которая довела централизацию государственного аппарата до геркулесовых столбов, свела на нет местное самоуправление, превратила в пародию принцип выборности.
Прудонистская газета «La Commune» (№ 10 от 29 марта) подробно развернула особенности новой государственной системы. Анри Бриссак писал там: «В настоящее время административная Коммуна находится в подданстве у государства, труд — у капитала, тогда как и Коммуна и труд должны управляться собственными законами, поскольку последние не нарушают необходимой ассоциации».
В другом номере (№ 2 от 21 марта) газета писала: «Мы предпочитаем независимость свободе. Пусть только нас не трогают. Каждый сам по себе. Пусть деревни сами сабой управляют. Это их дело, пусть даже они этим злоупотребляют. Большие города будут действовать так же. Это их право».
Газета поэтому считала, что главное в нарушении старого монархического принципа централизма — ослабление прав государственной власти, теперь «инициатива переходит от центральной власти к гражданину, к группе, к Коммуне». «Федеральный режим заменяет монархический и централистский» '.
Коммуна города и деревни является прежде всего «абсолютным хозяином своих интересов и своих дел, своих доходов и расходов, своих работ, администраторов и служащих, своих общественных сил» *,
В № 42 от 1 мая Жорж Дюшен так описывает систему коммунального государства. В основе революции 1871 г. лежит «идея муниципальной эмансипации... Первым элементом программы должна явиться коммунальная хартия всех степеней... Коммуна, до сих пор находившаяся под опекой префектов, супрефектов, назначенных мэров и других агентов централизованного деспотизма, провозглашена совершеннолетней. Она становится суверенной в управлении своих дел, финансов, полиции». После первичных коммун идет кантональный совет,, в департаментах — главный совет, во главе страны — Национальное собрание. Депутаты этого собрания могут быть отозваны на собраниях
' Цитироваио по статье А. Молока, Читатель газет Парижской комыуиы,
«Большевистская печать» № 4, 1938 г., стр. 12.
' «1.а Commune» ¹ 12, 31/III, № 13, 1/IV 1871(статьи Г. Дабз).
' «1.а Commune» № 14, 2/IV 1871.


Глава ХП
а82
избирателей (раз в году). Представители исполнительной власти (мэры, администраторы кантонов, департаментов, вместо прежних префектов — министры) выделяются из избирательных органов и в люоое время могут быть отозваны.
Но, кроме децентрализации, усиления роли местных коммун, сторонники «коммунальной революции» выдвигали и новый принцип выборности — именно выборность всех чиновников, их сменяемость и ответственность. Этот лозунг был исключительно популярен в широких массах еще до Коммуны.
Критикуя прежнюю, монархистскую систему выборов, Жорж Дюшен писал в газете «La Commune» (X» 14 от 2 апреля): избранный в парламент депутат «становится неограниченным господином. Под предлогом использования своей суверенности граждане каждые шесть лет, опуская свои избирательные бюллетени, подписывали свое отречение и обещали пассивно повиноваться своему избраннику, кто бы он ни был». И это называлось «суверенитетом народа».
В газетах, редактировавшихся Верморелем, развивались подобные же идеи федерации коммун, и при этом подчеркивалось право Парижа на полную автономию. «Париж не имеет права навязывать себя провинции, но тем более и провинция не должна иметь права навязывать свою волю Парижу. Разрешение этой трудности состоит в том, что Париж имеет свое муниципальное управление, отличное от правительства и абсолютно независимое от него» '.
Таким образом, Верморель считал, что Парижская коммуна будет не общефранцузской властью, а скорее просто автономным городом.
Развивая дальше эту мысль другая газета Вермореля (выходившая уже под другим названием, «L'Ami du peuple») в Л" 1 писала: «Для Парижа недостаточно того, что он имеет свой муниципальный совет с ограниченными функциями, ему нужны муниципальные чиновники, облеченные самыми широкими полномочиями для управления столицей; особенно нужны ему избранные судьи... нельзя допускать, чтобы отныне какая-нибудь армия могла войти в стены столицы. Для обеспечения безопасности города будет достаточно национальной гвардии, а для обеспечения безопасности граждан — муниципальной полиции. Социальные реформы, организующие труд, обеспечат для всех граждан образование и благополучие, ликвидируют невежество и бедность»'.
Близкую к Верморелю позицию занимала и газета Валлеса «Cr i pu peuple». Почти в один и тот же день с Верморелем газета Валлеса в _#_ 19 от 2i марта писала: «Париж имеет полное право сам распоряжаться собой, но он не может распоряжаться Францией. Он не может сделать больше того, что он сделал: он дал прекрасный пример. Он может требовать, завоевывать и защищать свою полную автономию, свою полную свободу, но он должен из уважения к справедливости, к национальным правам и ради своей собственной безопасности предоставить остальную Францию самой себе... Париж должен объявить себя вольным городом, свободной Коммуной, республиканским городом, самоуправляющимся по возможности на основе теории прямого управления, применяемой в швейцарской республике».
' «L'Ordre» М 3, 22/III 1871.
' «L'Ami du Peuple» М 1, 23/IV 1871.


Программа Коммуны
В дальнейших номерах (№ 20 от 22 марта) газета снова обосновывала теорию о создании из Парижа «вольного города» по примеру германских городов далекого прошлого и предлагала в связи с этим начать переговоры с Версалем и пруссаками об установлении прав вольного города для Парижа. В № 24 от 25 марта П. Дени писал, что Париж должен быть вольным городом, не отделять себя от Франции, но сам управлять собой, участвовать в общих расходах, в случае национальной войны посылать свои контингенты из национальной гвардии, но перестать быть столицей страны Дени доказывал, что «настоящая буржуазия», не спекулятивная, заинтересована в этой программе '.
Эта мысль о «вольном городе» Париже была типичной мелкобуржуазной утопией. Вместо того чтобы на основе победы над версальским правительством добиваться расширения влияния Парижа во всей стране и, не отказываясь от роли столицы, поставить Парижскую коммуну в положение фактического нового правительства, мелкобуржуазные прудонисты мечтали о превращении Парижа в какое-то мещанское захолустье. Им казалось каким-то завоеванием превращение Парижа в заурядный город Франции, который потеряет роль столицы и тем самым ббльшую часть своего влияния. Конечно, этот план означал отрыв Парижа от всей страны, от пролетарской, от крестьянской массы. Еще более наивно было предложение о получении от версальцев и пруссаков согласия на создание такого «вольного города».
Бланкистская газета П. Груссе «1.а Ihouvelle Republique» (№ 9 от 21 марта) заявляла, что «революция 18 марта чисто муниципальная по цели своей и по своим последствиям». Париж мог бы установить свою диктатуру над провинцией, но не хочет этого. Не вмешивайтесь в наши дела, «отныне мы будем управлять сами. Мы имеем свои собственные вооруженные силы — национальную гвардию; мы имеем собственные доходы... свою собственную промышленность... Идите своей дорогой, а мы пойдем своей... За нами пойдут все большие города, а вы останетесь со своими замками, монастырями и хижинами».
. В № 11 от 23 марта газета писала: «Париж не хочет диктовать свою волю провинции, но, с другой стороны, он решил больше не позволять провинциальным лягушкам, которые квакают, требуя себе короля, диктовать ему их идиотские желания. Он сбрасывает с себя иго, которое висело на его шее 100 лет».
Газета (¹ 16 от 28 марта) не предлагала Парижу выделяться в самостоятельную единицу и, так сказать, умыть руки. Она говорила о том, что «Парижская коммуна станет опекуншей французскогонарода», она «провозгласит роспуск источенного червями, крамольного, преступного Национального собрания». Газета надеялась, что «муниципалитеты больших городов, преобразованные революцией, установят связь со столицей. В этом объединении (ensemble) интеллектуальных центров Париж по общему согласию и ради необходимого единства действия сохранит свое моральное руководство. Это объединение будет озарять мелкие кантоны и деревни и вовлекать их в освободительное движение, непреодолимое, как истина, всемогущее, как справедливость» '.
» См. также другую статью П. Дени в № 38 «Cri du peuple» от 8 апреля.
' «I.à Nouvelle Republique» № 19, 31/III 181I (статья Реньяра).


Глава ХП
Газета П. Груссе «Ь'Affranchi» (№ 1 от 2 апреля) точно так же не хотела, чтобы Парижская коммуна изолировалась от всей Франции, а, напротив, стала центром объединения всей страны: «Через все щели, блокады Парижская коммуна пробьется к провинции и принесет ей спасительную заразу... Она прорвет плотины и, как благотворное наводнение, распространится по всей территории. Большие города начнут первыми, за ними последуют средние города, затем другие вплоть до мельчайших деревень».
Другая бланкистская газета, «Pere Duchene» (¹ N от 9 жерминаля), тоже стояла не за изолирование Парижа, а за укрепление связей с другими городами, провозгласившими Коммуну, за создание федерации коммун и роспуск версальского собрания. Всю систему государственного управления газета представляла себе как федерацию коммун. «Всякая группа граждан сама управляет своими внутренними и местными делами; различные группы в каждом департаменте договариваются для совместного руководства делами департамента. Группы всех департаментов объединяются и посылают своих делегатов в Национальное собрание» '.
Таким образом, бланкистская газета давала ту же схему государственного управления, что и прудонистская печать. Она тоже требовала «федерации взамен единства», она провозглашала: «Да здравствует экономическая или политическая федерация — или смерть!» ~ Но газета не отвергала центральной власти и стояла за известную централизацию.
Газета секции Интернационала Иври и Берси так формулировала свою программу: «Париж должен быть свободным и независимым; он будет управляться по своему желанию и не будет больше диктовать свою волю Франции, но не будет также склонять свою голову перед волей Франции... Каждый департамент будет свободным, независимым, будет управляться по своему обычаю (а sa fanon), избранный совет департамента будет ведать всем, что его касается... Дальше — самоуправляющиеся коммуны, без мэров (а департаменты без префектов), во главе с избранным советом, разделяющимся (как и Парижская коммуна) на комиссии с определенными практическими функциями... Над ними — федеральный договор, скрепляющий все департаменты воедино. Национальное собрание будет ведать только основными вопросами а.
Якобинская газета «Vengeur» (¹ 1 от 30 марта), говоря о новых принципах управления, правильно указывала, что для них «неоткуда брать примеры, негде взять совета». Смысл революции — в провозглашении «принципа коммунальной независимости». Газета писала: «Формула 187i г. — суверенность нации в области национальной, суверенность Коммуны — в области коммунальной, суверенность индивидуума — в области личной» '.
В статье П. Дени защищалась мысль, что новая, коммунальная система поможет освободиться от конституционного и парламентарного бюрократизма («gouvernementalisme»), и попутно бросалось обвинение
' «Pere Duchene» № 28 от 23 жерминаля (24 марта 1871 г.).
' «Pere Duchene» № 30 от 25 жерминаля (26 марта 1871 г.).
' «1.а R4volution politique et, sociale» № 4, 23/IV 1871.
' «Ье Vengeur» № 15, 13/IV 1871.


Програ.чма Коллсуны
коммунизму, который якобы подведет всех людей под один ранжир («одинаковые носы», «одпнаковая одежда» и т. д.) '.
Газета Рошфора «Le Мо1, d' ordre» (¹ 59 от 23 апреля) в статье Анри Марэ подчеркивала, что Париж должен руководить Францией ради блага самой страны. «Если мы не освободим Коммуны, деревенская Франция станет нам диктовать законы. Обскурантизм овладеет городами... Чы сумеем распространить наши идеи и мало-помалу убедить провинции».
Таким образом, мысль о превращении Парижа в какой-то изолированный город не была широко распространена. Напротив, хотя большая часть печати и говорила об автономии Парижа, но она требовала расширения прав Коммуны за пределы чисто муниципальных функций, не отказывалась от прав столицы, а добивалась увеличения своего влияния во Франции, в частности, над деревнями.
При этом социалистическая печать (бланкистская, прудонистская), не говоря уже о народных собраниях, поднимала вопрос об интернациональных связях, о перенесении достижений Парижской коммуны в другие страны. Недаром одна из самых массовых газет того времени, «Pere Duchene», часто писала на эти темы. В № 17 (от 12 жерминаля) газета заявляла: «Для республиканцев не существует границ и наций, потому что они только порождают ссоры и приводят к избиению патриотов; ведь все народы — братья и друзья».
В другом номере (№ 30 от 25 жерминаля) газета писала: «Все народы для нас — братья! Создадим святой союз, настоящий союз наций, соглашение, а не слияние рас (что невозможно!), федерацию». Газета (№ 34 от 29 жерминаля) писала о создании Соединенных штатов Франции, а затем Соединенных Штатов Европы.
В другой бланкистской газете, «La Мопеда<>пе» (¹ 7 от 9 апреля), поместившей сведения о выражении симпатий русских студентов в Москве и Петербурге к Французской респуолпке, говорилось: «Республика, утвержденная во Франции, — это мировая республика, которая захватит весь мир».
Международная роль Парижской коммуны не раз подчеркивалась и в ряде решений Коммуны.
ф 4. Отношение к крестьянству
Целый ряд мероприятий Коммуны был проведен в интересах не только рабочего класса, но и мелкой буржуазии. Таковы, например, декреты о квартирной плате, о ломбарде и особенно о платежах по долговым обязательствам, не говоря уже об общеполитических декретах,— об отделении церкви от государства, об образовании и т. д.
Победа Коммуны была бы избавлением и для крестьянства. Как говорит Маркс, «Коммуна имела полное право объявить крестьянам: «Наша победа — ваша единственная надежда!»» По словам Маркса, Коммуна сняла бы с плеч крестьянства пятимиллиардную контрибуцию и возложила бы бремя войны на имущие классы. «Коммуна освободила бы крестьянина от налога кровью (т. е. от рекрутчины, от постоянной армии. — П. R.), дала бы ему дешевое правительство, заменила
' «Le Vengeur» № 1S, 17/IV 1871.


Глава Х11
бы таких пиявок, как нотариус, адвокат, судебный пристав... наемными коммунальными чиновниками, выбираемыми им самим и ответственными перед ним. Она освободила быего от произвола сельской полиции, жандарма и префекта; она заменила бы отупляющего его ум священника просвещающпм его школьным учителем... Вот какие существенные блага обещало непосредственно господство Коммуны — и только Коммуны — французским крестьянам» '. Одна только Коммуна могла решить такие сложные вопросы, как вопрос об ипотечном долге, о положении сельского пролетариата, о защите крестьянства от экспроприации со стороны господствующих классов.
Маркс указывал, что Версаль добивался полной блокады Парижа именно для того, чтобы помешать укреплению связей Коммуны с крестьянством: ««Помещики» знают, что три месяца господства республики во Франции явились бы сигналом к восстанию крестьянства и сельского пролетариата против них. Вот откуда их свирепая ненависть к Коммуне! Еще больше, чем даже освобождения городского пролетариата, они боятся освобождения крестьян. Крестьяне очень скоро провоз гласили бы городской пролетариат своим руководителем и старшим братом» '.
Ленин говорил, что без союза беднейшего крестьянства с пролетариатом «непрочна демократия и невозможно социалистическое преобразование. К такому союзу, как известно, и пробивала себе дорогу Парижская Коммуна, не достигшая цели в силу ряда причин внутреннего и внешнего характера»",
Для Парижской коммуны было исключительно важно получить поддержку средних слоев, т. е. мелкого городского трудового люда и крестьянства. «... Вопрос о средних слоях представляет один из основных вопросов рабочей революции,— писал И. В. Сталин.— Пролетариат не может удержать власть без сочувствия, поддержки средних слоев, и прежде всего крестьянства... Пролетариат не может даже мечтать серьезно о взятии власти, если эти слои по крайней мере не нейтрализованы, если эти слои не успели еще оторваться от класса капиталистов, если они все еще составляют в своей массе армию капитала» '.
Окруженная олокадой, Парижская коммуна пыталась связаться с провинцией и непосредственно обратиться к крестьянству. В одном из самых первых обращений в «Journal officiel» (20 марта) выражалась надежда, что «деревни будут ревностно подражать городам» и «провинция присоединится к столице».
Ряд декретов и сооощений Коммуны непосредственно затрагивал интересы крестьянства, например, сообщение о взыскании контрибуции с виновников войны, декреты об отмене постоянной армии, об отделении церкви от государства. Однако Парижская коммуна не сделала никакого специального обращения к крестьянству. Как писала Тумановская Юнгу (24 апреля), «необходимо во что бы то ни стало агитировать в провинции, чтобы она пришла нам на помощь... Своевременно не обратились с манифестом к крестьянам...»'
R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 318, 319. См. также «Архив
Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 337.
' «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 339.
» В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 388 — 389.
' И. В. Спгалин, Соч., т. 5. стр. 342 — 343.
» «Письма деятелей 1 11нтернационала», М. 1933, стр. 38 — 39.


оо7
Проараляиа lpga или~,'т
Печать Коммуны недооценивала роли крестьянства и порой рассматривала все крестьянство как реакционную массу, не способную на активную политическую роль.
fh. Б. Клеман в «Cri du peuple» (X 63 от 3 мая) огульно охаивал всех крестьян, как «отсталых землекопателей». «Вы — источник наших бедствий, и вы даже не краснеете. Вы только думаете о своих виноградниках, нивах, своем скоте и пр.»
Делималь в газете «La Commune» (от 21 декабря) точно так же недоверчиво и злобно обрушивался на крестьян, как на «рабских людей, которым мы обязаны 18 годами империи». Делималь обвинял все крестьянство в поддержке империи. «Мы можем подняться без крестьянства, с ним мы только падем еще ниже. Им нравится рабство».
Газета «1 а Commune» (от 22 апреля) говорила о крестьянстве, как о «невежественной массе, способной всему верить», как о слепом орудии реакции.
Такие обвинения встречаются в газетах Коммуны неоднократно.
Но наряду с этим некоторые газеты намечали меры привлечения крестьян к Коммуне.
В статье Луп Дажэ («Ьа Commune» X 13 от 1 мая) говорилось: «Наши крестьяне реакционны потому, что они невежественны, а монархисты всех оттенков эксплуатируют в своих интересах их деревенскую тупость... но не будем беспокоиться — деревни не придут атаковать Париж».
Газета указывала на необходимость воздействия на крестьянскую массу путем материальной ее заинтересованности: надо «уничтожить бесполезные должности, особенно — уменьшить налоги, переложить прусскую контрибуцию на тех, кто начал эту безумную войну, конфисковать церковные имущества... Крестьянин убедится только на деле, когда вы уничтожите бесполезные должности, уменьшите налоги, организуете труд и кредит путем кооперации. Видя рядом с собой большие города, где наступил «золотой век» трудящихся, он скажет: в моих интересах последовать этому примеру».
Прудонист Жорж Дюшен, характеризуя ограниченность и узость крестьянства, поднимал вопрос о создании налога на капитал, который бы резко улучшил положение крестьянства '. В другой статье (в номере от 16 мая) Дюшен указывал, что ряд решений Коммуны выгоден для крестьянства, например отмена постоянной армии, отделение церкви от государства, автономия коммун, упразднение высших окладов чиновничества и др.
Сотрудник бланкистской газеты «1 а 'AIontagne» Пассдуэ (X 8 от 10 апреля) предлагал своеобразную финансовую операцию в интересах крестьянства и рабочих: под гарантию поземельного налога (достигающего 600 млн. фр.) выпустить на 3 млрд. денег, что даст возможность произвести всяких операций на 19 млрд. Этим путем можно снабдить рабочих и крестьян орудиями труда по 500 фр. на человека. «При таком использовании поземельного налога вы сохраните труженикам земли ренту, которую они платят паразитизму, и ооеспечите их землю, которую они любят и оплодотворяют. Вы освооодпте промышленных рабочих, снабдив их орудиями труда».
' «1.а Commune» М 11, 30/III 1871.
22 история парижской коммуны


Глава XII


В следующих номерах газеты (М 11 и 12 от 13 и14 апреля) Пассдуэ предлагал Коммуне выпустить свои боны, свои бумажные деньги, при помощи которых (по его мнению) крестьянин освободится от всех ипотек и платежа процентов за них, от ростовщиков и станет «безоговорочным хозяином продуктов своего труда», «сельский труженик, одним словом, будет освобожден». Эти деньги Коммуны несут освобождение и промышленным рабочим. Рабочие смогут тогда купить себе орудия труда, сырье. Зарплата вырастет, и рабочий сможет тогда по желанию стать «работником сельского хозяйства, промышленником, коммерсантом... остаться наемным работником или стать хозяином» (?!).
Своеобразную позицию обосновывал Ж. Ришпен в газете Рошфора «Ье Not d' ordre» (от 19 апреля). Статья Ришпена называлась «Деревенская революция». Автор прежде всего отделял «деревенщину» Национального собрания, т. е. богатых помещиков и дворян-землевладельцев, от самих крестьян, которые не понимают происходящего, которых обманывают. Автор доказывает, что крестьян можно привлечь к революции и к республике. Это средство — «коммунальная революция: в этой форме республика будет понятной и близкой крестьянам». Автор полагал, что местное самоуправление приблизит крестьян к республике. Он не выдвигал никаких экономических мероприятий, полагая, что одно самоуправление привлечет крестьянскую массу к новому режиму.
Эта программа касалась, таким образом, только одной стороны дела — чисто муниципальных прав деревенской Коммуны — и оставляла в стороне все вопросы о земле, об отношениях с помещиками, с ростовщикамп, с банками и пр. Она отмечала, правда, один важный момент — гнет чиновничества в крестьянской общине, против которого крестьянство инстинктивно боролось.
Таким образом, газеты Коммуны подходили с разных сторон к вопросу о сближении с крестьянством. Наиболее ярко и правильно эту тему осветила в ряде статей писательница-социалистка Андре Лео. Основная статья Лео, напечатанная в ряде газет, была затем отпечатана в 100 тыс. экземпляров для рассылки в провинцию с подписью «Парижские рабочие».
Первая статья Андре Лео на эту тему была напечатана в К«21 «Ьа (;ommune» от 9 апреля. Автор указывал, что Париж ошибочно пренебрегал провинцией, а между тем без провинции Париж не сможет жить. Сейчас Париж «в этой неравной борьбе кажется на волосок от гибели, придавленный к земле тяжелым коленом крестьянина, своего заблудшего брата. А между тем их интересы одни и те же». Парижская коммуна выдвинула социальную идею — «дело идет о великом споре бедного с привилегированным, труженика с паразитом, народа с его эксплуататорами». Надо привлечь крестьянство к этим лозунгам и учитывать при этом их материальные интересы.
Во второй статье (_#_ 22 от 10 апреля) Андре Лео от лица рабочих Парижа обращалась к крестьянству. Статья начиналась словами «Пусть Париж громко скажет населению деревень: брат, тебя обманывают! Наши интересы одни и те же». Статья говорила о тяжелом положении крестьянина, который работает, надрывая силы, и остается в нищете, детей которого отнимает рекрутчина, которого эксплуатируют ростовщики и др.


Проорамлт Кол~муны
Статья обосновывала программу Коммуны: «Париж хочет, чтобы сын крестьянина получал такое же образование, как и сын богача, и притом бесплатно... Париж хочет, чтобы не было больше короля, который берет с народа 30 млн. и откармливает сверх того свою семью и челядь... Париж хочет, чтобы не было больше должностей, оплачиваемых по 20, 30 и 100 тыс. франков... Париж требует, чтобы люди, не имеющие собственности, не платили ни гроша податей... чтобы вся тяжесть налогов пала на богачей. Париж требует, чтобы те 5 млрд., которые нам придется уплатить Пруссии, были возложены на депутатов, сенаторов и бонапартистов, этих настоящих виновников войны... Париж требует, чтобы правосудие ничего не стоило тому, кто в нем нуждается, и чтобы народ сам выбирал себе судей из среды честных людей общины. Париж хочет, наконец (запомни это хорошенько, ты, сельский работник, бедный поденщик, мелкий собственник, которого гложет ростовщик, мызник, арендатор, фермер, вы все, кто сеет, жнет и трудится в поте лица своего), чтобы лучшая доля плодов вашего труда не досталась какому-нибудь бездельнику. Париж хочет, наконец, землидля крестьян, орудий труда — для рабочих, работы — для всех... Да, плоды земли тем, кто ее возделывает».
Заканчивая эту прокламацию, автор указывает, что ее надо широко распространять в провинции. Крестьянство чутко прислушивается к экономическим вопросам, «социализм его интересует... Освобождением земли от современного крепостного права мы привяжем крестьянина к новой революции, этому дополнению к первой».
Перепечатывая свое воззвание к крестьянам в «Ьа Sociale» (от 3 мая), Андре Лео добавляла: «Где же эта великая социальная революция, столь необходимая для бедняка, для угнетенного, для человечества, найдет свою точку опоры'. У нее может быть только однаестественная, солидная и прочная точка опоры — в народе. Социализм должен завоевать крестьянство, подобно тому как он завоевал рабочего» '.
Эта прокламация имела крупное политическое значение, хотя формально она не исходила от Коммуны. Она достаточно точно и ясно формулировала мысль о солидарности рабочих и крестьян в борьбе под лозунгом Парижской коммуны. Характерно, что она в первую очередь обращалась к сельскохозяйственным рабочим, к поденщикам, к беднякам деревни. Она ставила вопрос о земле который Коммуна еще не успела обсудить. Правда, постановка вопроса о земле имйла чрезвычайно общую формулировку («земля — крестьянину») и не давала ответа, как же, собственно, вопрос о земле будет разрешаться — ' экспроприацией помещичьей земли или другим путем.
Прокламация убедительно показывала материальные выгоды, которые получит деревня при коммунальной революции,— дешевую власть, обложение налогами богачей, возложение тягот контрибуции на имущих, бесплатное образование и др. Правда, не оыли упомянуты другие меры, уже проведенные Коммуной, — отмена рекрутчины, отделение церкви от государства. Во всяком случае прокламация пыталась материальными доводами убедить крестьянство в правильности политики Коммуны. И одновременно она отмечала ряд характерных политических лозунгов Коммуны — республику, выборы должностных лиц, передачу орудий труда трудящимся и т. д.
' А. Молок, Парижская коммуна и крестьянство, Л. 1925, стр. 55 и сл.


Гл а«а ХП
840
«Революция 1848 года во Франции потерпела поражение, между прочим, потому, что она не нашла сочувственного отклика во французском крестьянстве. Парижская Коммуна пала потому, между прочим, что наткнулась на противодействие средних слоев, и прежде всего крестьянства» '.
Призывы Коммуны слаоо доносились до деревень. Версальское правительство сумело направить крестьян, одетых в солдатские мундиры, против рабочих Парижа. Однако, не будь блокады и продлись еще несколько месяцев борьба Парижа против версальцев, Коммуна сумела бы протянуть руку крестьянству, и тогда бы совсем иначе могла разрешиться судьба первой пролетарской диктатуры.
ф 5. На кого опиралась Коммуна?
На какие классы опиралась Парижская коммуна?
Основной, ведущей силой Коммуны были парижские рабочие (а также ремесленники). Именно рабочая масса заполняла ряды национальной гвардии и являлась костяком всевозможных революционных организаций столицы. Рабочие вожди были определяющей силой во всех учреждениях Коммуны.
К рабочим можно причислить и довольно заметную прослойку торговых и железнодорожных служащих и тому подобные слои городского населения.
Еще до Коммуны часть мелкой буржуазии тпла вместе с пролетариатом под лозунгом республики, обороны родины, свержения правительства, игнорировавтпего интересы мелких торговцев и предпринимателей.
Во время Коммуны значительная часть мелкой буржуазии, особенно в связи с мероприятиями Коммуны (отсрочка векселей, квартирной платы), поддерживала рабочих.
Маркс писал: «Впервые в истории мелкая и среЭняя буржуазия открыто объединилась вокруг рабочей революции и провозгласила ее единственным средством своего собственного спасения и спасения Франции!» '
Профессор Бизли писал 25 марта, что революция 18 марта «поддержана всем рабочим населением... и, кроме того, мелкой буржуазией (by Ihe lover middle class)». Он указывал, что мелкие хозяева, имеющие по 5 — 6 рабочих, все участвуют в движении вместе с рабочими, «равным образом и мелкие лавочники». Против Центрального комитета национальной гвардии — люди «в цилиндрах и в лайковых перчатках» '.
Бизли отмечал, что, по словам «Times», «áoëümoå число лавочников и даже крупных торговцев» проявляет симпатии к происшедшей революции.
Серрайе писал своей ж«не 15 апреля: «Самое удивительное — это то, что буржуазия поддерживает Коммуну в такой форме, которая не может вызвать никаких сомнений»4.
1 l1 В. Сталин, Соч., т. 5, стр. 343.
» «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр 343.
«Вее-hive» X 493.
' «Письма деятелей 1 11нтернационала», стр. 32.


Ilpoep«»ura Ео»~ uuu«r
Часть буржуазных республиканцев в известной мере симпатизировала Центральному комитету национальной гвардии и Коммуне, считая, что этп организации помогут укрепить республику против монархических заговоров и попыток реставрации. Республиканцы вовсе не собирались укреплять рабочую власть в Париже, но они рассчитывали на использование пролетарских масс в интересах буржуазной республики (на такой позиции стояли, например, Клемансо, Ранк, Паран и др.).
Наконец, кое-кто мечтал о том, что Парижская коммуна поможет возобновить войну против пруссаков и сорвет позорный мир, подготовленный правительством Тьера (так, например, думал Россель).
Но, по мере того как развертывалась деятельность Коммуны и обострялась военная борьба Парижа против Версаля, значительная часть попутчиков Коммуныстала отпадать от нее. Буржуазные республиканцы и «патриоты» скоро увидали, что Парижская коммуна не ставит своей задачей военную борьбу против пруссаков и хочет вовсе не буржуазной республики, а создания нового, рабочего государства с широкой демократией. Они увидали, кроме того, что Коммуна явно проявляет социалистические тенденции и ставит на первое место интересы рабочего класса.
Когда же началась вооруженная борьба между Версалем и Парижем и первые крупные столкновения оказались в пользу правительства Тьера, эти республиканцы быстро начали бить отбой. После 5 — 6 апреля последние буржуазные республиканцы ушли из Коммуны. Об уходе из Коммуны последнего республиканца, Гуппля, было объявлено на заседании Коммуны 11 апреля, но прп этом было отмечено, что он «исчез четыре дня тому назад» '.
Одновременно республиканская печать («Verite», «Temps», «Avenir National», «$~ес1е»), занимавшая выжидательное положение или даже проявлявшая некоторые симпатии к Коммуне, начала критиковать мероприятия рабочей властп, вест` агитацию за «примирение» с Версалем. Затем эти газеты делаются все более враждебными к Коммуне.
И чем трагичнее становилось положение Коммуны, окруженной железной блокадой, тем дальше уходили от Коммуны эти буржуазные республиканцы. В мае они уже энергично подготавливали удар против Коммуны (см. раздел «Соглашатели»).
И другие буржуа стали убегать пз Парижа. Один из очевидцев (Гонкур) рассказывает, что в середине апреля закрылось много магазинов. 22 апреля, по его словам, «вдоль всей улицы Риволи тянулись повозки с багажом последних буржуа, стремившихся уехать по Лионской железной дороге» '.
Мелкая буржуазия по тем же причинам начала мало-помалу отходить от Коммуны. Она потеряла в конце апреля и в мае веру в правительство Коммуны, но не доверяла и правительству Тьера. Коммуна все же дала мелкой буржуазии реальные выгоды, а укрепление правительства Тьера означало бы аннулирование декретов о векселях, квартирной плате и пр.
' «Протоколы», стр. 82.
' «Journal des Goueourt», v. I (вторая серия), р. 274.


Гл ава ХП


Надо отметить, что все же известная часть мелкой буржуазии продолжала до конца бороться вместе с рабочими против версальской солдатчины и геройски умирала на баррикадах столицы. Сотни мелких буржуа были впоследствии арестованы и подверглись правительственным карам за участие в Коммуне.
Но, как говорил Ленин, «только рабочие остались до конца верны Коммуне» '.
Надо отметить, что Коммуна принимала ряд мер, чтобы привлечь на свою сторону мелкую и среднюю буржуазию. Таков был смысл переговоров Коммуны с масонами, с организацией Республиканского союза департаментов.
Масонские организации Парижа в это время носили республиканский и довольно демократический характер. Это была типичная организация мелкой и средней городской буржуазии. В масонских организациях участвовали и отдельные члены Интернационала (Kypp, Лефрансэ). После большого митинга 26 апреля делегация франкмасонов (в 2 тыс. человек) была торжественно принята Коммуной во дворе ратуши. В «Journal оЛ1с1е1» было дано сообщение об этом приеме. Франкмасоны заявили, что они, «исчерпав все средства примирения с версальским правительством, решили водрузить свои знамена на парижских укреплениях и что, если хотя одна пуля коснется этих знамен, франкмасоны выступят единодушно против общего врага». Представители делегации говорили: «Коммуна послужит базой для социальных .реформ», «Это — величайшая революция, которую когда-либо созерцал мир», Коммуна — это «новый храм Соломона», где справедливость и труд лягут в основу общества '.
В таком»ке духе на тему о «социальном возрождении», «о всемирной республике» говорили и члены Коммуны Валлес, Лефрансэ, Алликс, Ранвье.
Приему франкмасонов Коммуна, видимо, придавала большоезначение. На заседании Коммуны 29 апреля живо обсуждался вопрос о шествии франкмасонов к укреплениям. Андриэ, например, указывал, что прием масонов Коммуной был проведен наспех, без достаточной торжественности: «Коммуна допустила бы большую ошибку, если бы пренебрегла театральной стороной этих церемоний: они действуют на народное воображение, а самое близкое общение с народом нам только желательно». Он говорил: «Я смотрю на масонство, как на нетронутый элемент. Это люди средние, умеренные, которые имеют большое влияние на народ». Надо, чтобы Коммуна «. с энтузиазмом воспользовалась случаем выступить перед парижским народом, который печально настроен, любит зрелища и будет в восторге видеть союз Коммуны с масонством...» Мио отмечал, что некоторые масоны собирались идти на укрепления с оружием, но он им это отсоветовал. Лефрансэ указывал, что «все мужественные элементы парижского масонства уже с нами» и выступление масонов будет иметь большое значение для провинции.
В составе делегации Коммуны, которая пошла на укрепления Парижа вместе с масонами, были Пиа, Потье, Франкель, Ж.-Б. Клеман, Лефрансэ (из них четверо были членами Интернационала) '
1 В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 112.
' «Journal officiel», 27/IV 1871.
» «Протоколы», стр. 303 — 304.


Программа Л'оммуны
Эта демонстрация масонов на укреплениях произвела большое впечатление в городе. Газеты подробно описывалE ее. Несомненно, она сыграла известную роль в деле привлечения части средних слоев населения на сторону Коммуны.
В эти же самые дни была проведена манифестация в честь Коммуны с участием граждан из провинции, проживающих в Париже.
30 апреля в час дня собралось на Луврской площади несколько десятков тысяч человек (в речи Мильера говорилось о 50 тыс., а в самой резолюции даже о 100 тыс. человек). Это было собрание вновь организованного Республиканского союза департаментов.
Резолюция собрания требовала утверждения республики, единой и неделимой, независимости Коммуны и торжественно подчеркивала свою «солидарность с патриотическим начинанием Парижской коммуны». Резолюция клеймила версальцев и монархическое Национальное собрание и отмечала героизм и мужество Парижа. Тем самым собравшиеся явно подчеркивали свои политические симпатии.
Делегация от этого собрания была в тот же день на торжественном заседании принята Коммуной. Члены Коммуны в своих выступлениях подчеркивали, что собрание, состоявшееся в Лувре, означает присоединение департаментов Франции к Коммуне (речь Лефрансэ). Лефрансэ подчеркивал также, что задача Коммуны — «освобождение трудящихся всего мира». Мильер, выступав1ний от имени Республиканского союза департаментов, говорил, что союз обратился с манифестом к провинции, где выдвигается требование роспуска Национального собрания. Один из делегатов заявил, что, если Версаль отвергнет примирение, члены союза завтра явятся с оружием в руках'.
Конечно, ни масоны, ни члены Республиканского союза департаментов не пошли поголовно защищать Коммуну с оружйем в рукЪХ;" но крупные массовые демонстрации средних слоев Парижа привлекли часть парижских граждан на сторону Коммуны. Коммуна была совершенно права, придавая большое значение подобным манифестациям против Версаля. Приходится констатировать, что она слишком мало занималась вопросом о привлечении средних слоев на свою сторону.
Надо особо отметить отношение интеллигенции Парижа к Коммуне. Среди членов Коммуны был большой процент интеллигентов— журналистов, художников, врачей, учителей и пр. Часть из них была давно связана с социалистическим и революционным движением.
К Коммуне примкнуло и много других интеллигентов. «Enquete» сообщала, что после падения Коммуны было найдено в военном министерстве 1200 писем выдающихся по своему образованию и положению людей (инженеров, докторов, офицеров регулярной армии и т. д.), которые предлагали свои услуги Коммуне '.
Можно назвать ряд интеллигентов, честно работавших в Коммуне и боровшихся за дело рабочего класса. Знаменитый впоследствии географ Элизэ Реклю был в национальной гвардии, участвовал в наступлении 3 — 4 апреля.и был взят в плен версальцами. Его брат Эли был директором Национальной библиотеки при Коммуне. В своих интересных записках того времени он дает очень яркую характеристику
» «Протоколы», стр. 387 — 390.
' «Euquete», v. I, р. 375.


Глава Х11
настроений средней радикальной интеллигенции Парижа. Под датой «4 мая» (когда внешнее положение Коммуны было сильно поколеблено) он писал: «Я вовсе не восхищаюсь Коммунои; я даже часто ее хулю. хотя, может быть, я просто не знаю всех трудностей, которые ей приходится преодолевать; иногда я упрекаю ее за то, что она пошла чересчур далеко, иногда за то, что она сделала чересчур мало, иногда за то, как она сделала и когда сделала,— но я знаю, что, если Коммуна погибнет, мы погибнем вместе с ней. Мне нравится только наполовину поведение наших генералов и пх руководство кампанией, но я хочу быть в рядах нашей армии, будь она победительницей или побежденной. Поскольку я не могу помочь ей в военном отношении (у Эли Реклю была повреждена рука.— П. К.), я отдам ей все, что могу,— всю мою активность, мои заботы днем и ночью, мою ответственность. Я чувствую потребность быть братом и товарищем каждому простому национальному гвардейцу» '.
А 25 мая, в дни кровавой недели, он спрашивал сам себя, не должен ли он был идти под трехцветным флагом. И он отвечал: нет, он поступил правильно, избрав красное знамя Коммуны, он исполнил свой долг.
И таких интеллигентов, как Реклю, было немало. За Коммуной шли знаменитый парижский врач Тони Муален, композитор Сальвадор, ряд крупных художников — Курбе, Пиллотель, Далу и др. Поэт Верлен работал в ратуше как шеф бюро печати Коммуны. Известный ученый 1иттрэ в газете «Daily Хека» (20 апреля) оправдывал действия Коммуны как защитницы республики. В. Гюго тоже сочувствовал Коммуне и резко выступал против версальцев.
Но значительная часть интеллигентов была либо враждебна Коммуне, либо активно шла за Версалем.
Композитор Бизе был в числе национальных гвардейцев, пытавшихся после 18 марта помочь Версалю. Уехав через несколько дней из Парижа в Компьень, занятый пруссаками, он восхвалял немцев и клеветал на коммунаров. Он писал об Интернационале: «Надо как можно скорее разогнать эту ужасную ассоциацию...»'
Писатель Гонкур высказывался в таком же духе. 19 марта он записывал в своем дневнике: «Я чувствую усталость быть французом и испытываю неопределенное желание искать себе отечество там, где художник может спокойно мыслить и не волноваться каждую минуту изза глупых волнений и диких конвульсий разрушительной черни».
Он заявлял, что теперь народ восстает не за принцип или идею, а «только для удовлетворения материальных интересов».
Но и Гонкур должен был признать, что среди его знакомых были люди, которые говорили: «Все должно преклониться перед инстинктом масс».
Флобер заявлял, что всякие политические партии ему «ненавистны» и что социализм представляется ему «педантичным чудовищем, которое убьет всякое искусство и всякую нравственность». Он резко отзывался о Коммуне. В письме к Жорж Заид (31 марта) он писал, что Парижская коммуна возвращает Францию к средневековью. Его особенно возмущала отсрочка квартирной платы. Осуждая Коммуну за
' Еде Reclus, 1 а Commune au jour le jour 1871, р. 243 — 244.
' С. Bizet, Lettes, Р. 1908, р. 287 — 288, 309.


Програл~ла Еол~лянм
реквизиции, запрещение газет и т. п., Флобер писал: «Ах, что за безнравственное существо толпа п как унизительно быть человеком!»
Через несколько недель (24 апреля) он снова писал Жорж Заид «Что за ретрограды. Что за дикари! ..» А через несколько дней заявлял: «Я ненавижу демократию» '.
А разные Александры Дюма, художественный критик Сарсэ, Додэ-сып и другие им подобные были настоящими прихлебателями версальского правительства и дошли до самой гнусной травли коммунаров.
Лучшие элементы мелкой буржуазии и интеллигенции Франции шли вместе с рабочим классом. Маркс указывал, что Коммуна являлась «истинной представительницей всех здоровых элементов французского общества» и «была поэтому действительно национальным правительством». «Но, будучи правительством рабочих, смелой поборницей освобождения труда, она являлась в то же время интернациональной в полном смысле этого слова» '.
1 Г. Флобер, Письма, Соч., т. VIII, М. 1938, стр. 39, 306, 310, 312.
«К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. Xlll, ч. II, стр, 3 "О.







ВОЕННАЯ БОРЬБА В МАЕ (1 — 20 мам)
~3Й~~@
g 1. Россель — военный делегат ночь на 30 апреля комендант форта Исси заклепал пушки и оставил форт. Версальцы не заняли его, видимо, опасаясь какой-либо неожиданности. Узнав об оставлении форта, Клюзере и Ла-Сесилиа со свежим отрядом национальных гвардейцев через несколько часов снова заняли форт. Эта временная потеря важнейшего форта явилась поводом для смены руководства военным делом. 30 апреля Клюзере был снят, и на его место был назначен его начальник штаба, полковник Россель. Клюзере, по постановлению Коммуны, был арестован, причем было указано, что «беспечность и халатность военного делегата чуть было не привели к потере нами форта Исси» '.
Полковник Россель совершенно случайно оказался среди защитников Коммуны. Луи-Натаниель Россель (1844 — 1871) был хорошо образованным и талантливым военным. Ход франко-прусской войны очень скоро показал ему всю гнилость бонапартистской военной системы и бездарность императорских генералов. Он писал отцу (18 февраля 1871 г.): «В Меце я быстро понял полную неспособность наших шефов, генералов и генеральных штабов; нх безнадежная бездарность признавалась всей армией» '.
Находясь в Меце, Россель мечтал о том, чтобы выгнать вон генеральскую клику,— только при этом условии можно было бы успешно сражаться против пруссаков. Вместе с товарищами он обдумывал пути, как арестовать Базена и генеральный штаб и поставить во главе армии новых людей. Россель был даже арестован за участие в заговоре против Базена, но затем освобожден. После капитуляции Парижа его связи с французской армией, по его словам, были окончательно порваны. Он хотел продолжения борьбы с пруссаками. Провозглашение Парижской коммуны Россель рассматривал только как начало борьбы за освобождение родины от иноземцев. В письме военному министру ' «Journal officiel», 2/V 1871. ' L. Rossel, Papiers posthumes, Р. 1871, р. 10.


Военная борьба е мае (1 — 20 л~ая)
19 марта он писал: «В нашей стране борются две партии — я без колебания становлюсь на сторону той, которая не подписала мира и среди которой нет генералов, виновных в капитуляции» '.
Россель смутно представлял себе смысл и задачи Коммуны. Правда, он говорил своему другу, что «эта революция сделана народом, теми, кто страдает от теперешнего социального строя», но сам он никогда не был близок к народным массам и не знал их нужд и стремлений. Он честно предлагал народу свою шпагу ради борьбы против пруссаков, против предателей-генералов. 20 марта Россель прибыл в Париж и через два дня был назначен командиром 17-го легиона. Он склонил на сторону революции два колебавшихся батальона и быстро довел число батальонов в округе с 7 до 17. После назначения Клюзере, с 3 апреля, он получил должность начальника штаба.
Россель чувствовал свою отчужденность от революционных масс.
2 апреля, например, он писал, что «испытывал глубокое отвращение к революции и революционерам, к национальной гвардии и к национальным гвардейцам»». Росселя тянуло к Коммуне не сочувствие к борьбе за освобождение трудящихся, а презрение к императорской Франции, доведшей страну до позора и унижения. В письме в «Times» Россель писал: «Говорят, что досада молодого человека бросила меня в ряды революции. У меня была не досада, а гнев, который медленно и исподволь созрел, гнев против старого социального порядка и про.тив старой Франции, которая так трусливо пала»».
Да, Россель презирал преступное, лживое, бездарное правительство Тьера. Он ненавидел генералов, которые предали родину и готовы были подать руку пруссакам, но был чужим и Коммуне. Он не имел никакого представления о рабочих. Он был полон предрассудков военного сословия. Сидя в тюрьме после падения Коммуны, Россель писал: «Без сомнения, я был одурачен движением 18 марта, но я еще более был одурачен в Меце, когда строил укрепления, которых никто не собирался атаковать... если бы я начал свою жизнь сначала, возможно, я не стал бы служить Коммуне, но уже наверно не стал бы служить и, Версалю» 4
Россель признавался, что ему доставил радость аккуратный вид версальских войск, вступивших в Париж. Он заявлял, что Коммуна до.— казала «неспособность рабочего класса к руководству государством». Он считал, что власть должна быть в руках буржуазии, пока народ не станет достаточно образован.
Клюзере довольно верно охарактеризовал своего бывшего соратника: «Спокойный до холодности, решительный, суровый до жестокости, резкий, невероятно самолюбивый, республиканец, но никоим образом не социалист, превосходный офицер в своей специальности, презирающий народ, как истый буржуа, и, сверх того, одержимый мыслью сыграть в Бонапарта» '.
После поражения Коммуны Россель был захвачен версальцами и после суда расстрелян. Ему мстили не столько за участие в Коммуне, сколько за его вражду к генералитету и к версальскому правительству..
~ L. Вогзе1, Papiers posthumes, р. 82.
' Ibidem, p. 98.
з «1.а Sociale» № 37, 6/V 1871.
4 L. Rossel, Papiers posthumes, р. 243, 246.
» Gdneral Clus«ret, Memoires, P. 1887, v. 1, р. 57.


848
Г л а в а Х111


Заместитель Клюзере на посту военного делегата был, бесспорно, одаренным, знающим и волевым человеком, но он не понимал революционной массы, среди которой ему пришлось действовать, и не разобрался в происходящих событиях. Он не умел применить свои знания, поскольку перед ним была не регулярная армия, а национальная гвардия, и военными руководителями были не специалисты военного дела, а рабочие.
Тем не менее Россель за десять дней своего руководства показал большую активность. Мероприятия его касались всех сторон военного дела. Россель решил прежде всего создать несколько маршевых полков, в частности, для наступления. Легионы имели самый различный состав: в одном было 7 батальонов, в другом — 28. Россель определил численность полка в 2 тыс. человек из пяти батальонов (по 400 человек). Предполагалось, что подобные полки будут выделены Домбровскому (три полка), Эду (два полка), Бержере и Ла-Сесилиа (несколько полков). Газета «Реге Duchene», тесно связанная с Росселем, энергично защищала этот проект. Но против этого мероприятия возражали некоторые начальники легионов и Центральный комитет национальной гвардии.
Понимая все значение артиллерии, Россель добивался правильной ее организации. Уже 30 апреля он потребовал роспуска Комитета артиллерии, наметив вместо него двух человек: одного — для руководства личным персоналом, другого — для заведования материальной частью. Он собрал на 1 мая все батареи, не занятые в бою, чтобы создать объединенный артиллерийский парк и единую организацию. До тех пор артиллерия оыла децентрализована и размещена во всех округах Парижа. Россель обращал внимание на работу артиллерийского персонала, давал детальные инструкции, как вести артиллерийский обстрел, как целиться и т. д.
Учитывая важность кавалерии, Россель купил у немецких властей 1 тыс. лошадей и предложил Центральному комитету национальной гвардии собрать людей для службы в кавалерии.
Чтобы проверить и укрепить командный состав, Россель установил для него специальные испытания. Военное министерство указывало, что испытания будут иметь значение для проверки общей интеллектуальности, нравственного и политического характера испытуемых, а чисто военные испытания будут произведены через два месяца. Темами для испытания офицеров были такие: «Происхождение и значение революции 18 марта», «Национальная гвардия со времен возникновения до наших дней», «Влияние французской революции», «Права и обязанности граждан» п т. д. Возглавлял экзаменационную комиссию член Центрального комитета национальной гвардии Арнольд. Проверку офицерского состава Коммуне не удалось закончить.
В первый же день своего назначения Россель занялся и вопросом постройки баррикад в качестве второй линии укреплений. Клюзере, как известно, этим делом занимался кое-как, спустя рукава. Россель поручил руководство постройкой баррикад Гайару-отцу. Кроме второй линии укреплений, Россель предложил построить цитадели в Трокадеро, у Пантеона и на высотах Монмартра. Надо, впрочем, сказать, что и после этих решений постройка баррикад шла очень медленно и хаотично. К моменту вступления версальцев баррикады так и не были закончены.


849
Военная борьба е мае (1 — 20 мал)
Интересуясь всеми техническими новостями, Россель предполагал, например, использовать велосипеды для посылки эстафет и просил Центральный комитет выделить людей для этой особой задачи.
Добиваясь лучшей организации интендантства, Россель посадил под арест братьев Чей, которые фактически ведали всем делом, и назначил других людей.
Для укрепления военной организации Россель пошел на то, чтобы увеличить роль Центрального комитета национальной гвардии. 5 мая военное ведомство было разделено на два отдела. Военно-оперативная часть была предоставлена Росселю, административная часть была передана Центральному комитету национальной гвардии под непосредственным контролем военной комиссии Коммуны. Таким образом, Центральный комитет получил, наконец, официальное положение в военном министерстве и большое влияние. Коммуне, впрочем, скоро пришлось вносить уточнения в намеченную организацию, чтобы ограничить права Центрального комитета. В частности, было установлено, что Центральный комитет не имеет права делать никаких назначений, а будет только представлять своих кандидатов военной комиссии.
Для распределения военных сил был принят 5 мая такой порядок: Домбровскому было поручено руководить военными действиями на правом берегу Сены (и находиться в Нейи), Ла-Сесилиа как командующему центром был поручен район между Сеной и левым берегом Бьевры, Врублевскому — левый фланг, Бержере — командование первой резервной бригадой, Эду — второй резервной бригадой. Все штабы были размещены внутри городских стен.
Добиваясь военной дисциплины, Россель требовал самых решительных мер. Он писа;. Врублевскому: «Вы делаете чересчур много уступок слаоости французского характера, осуждайте и расстреливайте, я впоследствии одобрю ваши решения». А докладчику военного суда он говорил: «Л не представляю, как мы добьемся организации репрессий; никто не хочет вмешиваться в это дело, и, когда дело доходит до необходимости казнить, всякий боится п говорит о смягчающих дело обстоятельствах» '.
Но как и в других своих мероприятиях, Россель подходил к делу о дисциплине с точки зрения регулярной армии. Дисциплина рабочих батальонов должна была иметь характер принудительности, но также опираться и на сознательность. Этого не учитывали ни Россель, ни другие военные специалисты.
В эти первые недели мая версальцы, с одной стороны, вели обстрел и наступали с запада, с другой стороны, систематически продвигались к фортам Исси и Ванв. Опираясь на Мон-Валерьен п новые батареи тяжелых орудий, версальцы систематически обстреливали Нейи и окрестности. Ежедневно на Нейи падало до 1500 снарядов Версальцы пытались занять этот район, но коммунары героически сражались буквально за каждый дом.
Домбровский, имея ничтожное количество артиллерии и не имея на этом участке ни фортов, ни солидных укреплений, смог полтора месяца с небольшими силами сопротивляться версальцам и приковывал здесь военные силы врага, во много раз превышавшие силы коммунаров.
' General Воиеейу, Ье ministere de la guerre sou !а Commune, Р. 1902,
р. 135 — 136.




Гла ва XIII NO
Да здравствует Коммуна!
Проводы отряда коммунаров на фронт Домбровский широко использовал пять бронепоездов и до десятка канонерок, действовавших на Сене.
На южном фронте главный удар версальцев был направлен против фортов Исси и Ванв. Версальцы вели здесь беспрерывный артиллерийский обстрел. Кроме того, проводились большие саперные работы, делались апроши и траншеи, все ближе и ближе подходившие к фортам'.
Понимая трудность положения в этом районе, Домбровский, поддержанный Росселем, предложил начать широкое наступление против версальцев. План наступления сводился к тому, чтобы освободить . южные подступы к Парижу, произвести демонстративное наступление на Версаль с запада и затем обойти Версаль с юга.
Однако этот план не удалось выполнить. Версальцы сами начали наступление. В ночь с 3 на 4 мая версальцы захватили врасплох редут Мулен-Сакэ (преданный шпионами). Здесь коммунары потеряли несколько сот убитыми и пленными (до 600 человек). Потеря этого пункта чрезвычайно ослабила южный фронт коммунаров.
6 мая Россель дал приказ Врублевскому начать наступление, но уже на другой день отказался от этой мысли, не имея достаточных сил для проведения такой операции. Учитывая ожидавшуюся потерю фортов Исси и Ванн, Россель дал 7 мая директиву об оборонительных мероприятиях в XIV округе (Обсерватория), о постройке здесь баррикад, об организации складов продовольствия в погребах и помещений для лазаретов.




Военная борьба в мае (1 — 20 мая)
Баррикады в Нейи
Форт Исси подвергался изо дня в день непрестанным оострелам и фактически был разрушен снарядами. 8 мая к вечеру форт был оставлен защитниками.
9 мая Россель организовал смотр маршевых рот. Собралось только 7 тыс. человек. Узнав затем о захвате форта Исси версальцами, Россель опубликовал странную афишу: «Трехцветное знамя развевается над, фортом Исси, оставленном вчера вечером его гарнизоном». Видя тяжелое военное положение, Россель в тот же день подал в отставку, широко опубликовав в печати письмо, которое могло порадовать версальцев. Он предательски раскрывал в нем слабости Коммуны, говорил о том, что Коммуна и Центральный комитет национальной гвардии только заседают, но ничего не делают, что в военном деле полный хаос, дисциплины нет и т. д. Арестованный Коммуной, Россель через день скрылся при помощи своего друга III. Жерардена. Прячась от Коммуны, Россель, однако, писал письма в газеты, послал письмо Гайару о способах обороны столицы. Он указал, что версальцы будут атаковать через Пуэн-дю-Жур и через Исси, и предлагал послать в соседние районы наиболее сильные части из XVIII, XIX и ХХ округов. Делеклюз по этому поводу выразил опасение, что Россель просто хочет отвести лучшие батальоны в самые опасные места и тем погуоить их '.
Отставка и арест Росселя и падение форта Исси очень поколебали военное положение Коммуны. Надо добавить, что группа бланкистов.
1 General Bourelly, ор. cit., р. 151.


Глава XIII
уже несколько недель готовила переворот против Коммуны. Еще в конце апреля Жерарден рассказывал Росселю о проекте распустить Коммуну, создать Комитет общественного спасения из молодых решительных членов Коммуны и поручить Росселю и Домбровскому руководство военными операциями. Россель считал, что можно «спасти революцию, ликвидируя Коммуну», и тогда же признавался, что он — «враг Коммуны» '.
Да Коста рассказывает, что 25 — 26 апреля Риго сообщал А. Дюпону проект создания триумвирата в составе Росселя в качестве военного министра, Щ. Жерардена — министра внешних сношений и А. Дюпона — министра внутренних дел и снабжения, причем Домбровский намечался главнокомандующим. В вечер, когда избирали Комитет общественного спасения (т. е., видимо, 1 мая), по словам Да Коста, было совещание о «coup d' Etat». На этом совещании у Риго участвовали А. Дюпон, III. Жерарден, Реньяр, Эд, Россель, Да Коста, Домбровский и Врублевский. Россель изложил свой план. Риго «принципиально одобрил «coup d' Etat» против Коммуны, но давал свое согласие только при условии приезда Бланки». Риго предлагал пока подготовить общественное мнение, найти поддержку разных групп и газеты «Pere Duchene» и ограничить роль Центрального комитета.
Парад, намеченный Росселем на 9 мая, имел в виду, по словам Да Коста, организацию для проведения переворота. На параде Россель, обмениваясь фразами с начальником легиона Комбац, который был в курсе дела, спрашивал его, захвачены ли патроны. Но батальонов, как известно, собралось мало. Россель был разочарован, «он заявил своим друзьям, что людей сооралось мало и поэтому нельзя выступать» '.
Нет оснований не верить показанию Да Коста, который был теснейшим образом связан с Риго. Очевидно, бланкисты серьезно задумывались над созданием Комитета общественного спасения с правами настоящей диктатуры. Видимо, и военные руководители Коммуны (Домбровский, Врублевский, Россель), чувствуя слабость организации Коммуны, мечтали о более централизованной и крепкой власти. Росселя в'данном .случае интересовал вопрос не о сущности Коммуны, а о том, чтобы возможно более централизовать власть и предоставить в ней главную роль военным специалистам. Вероятно, у Росселя были и свои честолюбивые планы. Недаром он так широко пользовался печатью. Он регулярно сообщал в английские и американские газеты, а также в «La Sociale» все аутентичные сообщения с фронта. Он широко использовал «Pere Duchene». И уже после его ареста ряд газет вел за него горячую кампанию (в том числе «La Sociale»). Очевидно, он и после ареста был связан с бланкистами и с другими группами, недовольными нерешительностью Коммуны.
В конце концов ряд правильных военных мероприятий Росселя почти не был осуществлен, а его авантюристские честолюбивые планы содействовали еще большему ослаблению Коммуны. Его участие в заговоре, предательское письмо в печати, мобилизация прессы вокруг его имени были на руку только версальцам. В тяжелые дни майских боев деятельность Росселя еще более ухудшила и военное и политическое .положение Коммуны.
' L. Rossel, Papiers posthumes, р. 119.
' G. Ра Costa, 1.а Commuae vecue, v. II, р. i9i, f94 — f97.


Военная борьба в мае (1 — 20 мая)
ф 2. Раскол Коммуны на «большинство» и «меньшинство»
Девятое мая было тяжелым днем для Коммуны. Накануне был оставлен форт Исси, и утром 9-го его заняли версальцы. В ночь с 8 на 9-е войска генерала Дуэ перешли Сену и укрепились против Булонского леса на левом берегу, т. е. всего в 1 — 1,5 км от парижских укреплений. Переход реки версальцами был обеспечен обстрелом с недавно созданной батареи Монтрету между железной дорогой Париж — Версаль и дорогой Мон-Валерьен — Виль д'Аврей. Эта батарея состояла, собственно, из восьми батарей — из 70 пушек большого калибра, имевших по 500 снарядов на орудие. Здесь стояли 32 морские 16-сантиметровые пушки и восемь 22-сантиметровых (вес снаряда последних равнялся 80 кг). Этот новый укрепленный пункт, над постройкой которого работало 600 рабочих, начал обстреливать Париж с 8 мая.
9 мая, когда Россель вышел в отставку и послал в газеты свое предательское письмо, Коммуна назначила военным делегатом Делеклюза и переизбрала Комитет общественного спасения, предложив ему непрерывно находиться в ратуше.
В новый состав Комитета общественного спасения были выбраны: два якобинца — Делеклюз и Гамбон и три бланкиста — Ранвье, Арно (которые были и в прежнем составе) и Эд. Затем Делеклюз был заменен Бийорэ (близким к якобинцам). Прудонисты не были избраны в Комитет общественного спасения. Лефрансэ рассказывает, что новый состав Комитета общественного спасения был избран на фракционном заседании «большинства». Затем на общем собрании выборы были оформлены. В это время фракционные собрания «большинства» стали уже постоянным явлением '.
В эти же дни «большинство» сняло ряд членов «меньшинства» с ответственных постов: Варлена — из интендантства, Вермореля — из Комиссии общей безопасности, Лонге — из «Journal officiel» (послав туда Везинье), из Военной комиссии вывели Авриаля, Тридона, Варлена и Жоаннара и заменили их сторонниками «большинства». Таким образом, «большинство» явно добивалось устранения «меньшинства» с ответственных должностей и полной изоляции его. Все вопросы стали решаться не в Коммуне, а на фракционных совещаниях «большинства».
. Эти расхождения внутри Коммуны выявились еще при обсуждении доклада о дополнительных выбора* и особенно обострились при образовании и выборах Комитета общественного спасения. Но только в мае более ясно оформилось разделение Коммуны на две части — бланкистско-якобинское «большинство» и прудонистское «меньшинство».
15 мая члены Коммуны, принадлежавшие к «меньшинству», предполагали прочесть свое заявление на заседании Коммуны, но собрание не состоялось, так как большая часть «большинства» не явилась на собрание, по некоторым сведениям, сознательно. Тогда «меньшинство» необдуманно послало свою декларацию в печать.
Этот так называемый «манифест» говорил о том, что «Парижская коммуна отреклась от своей власти в пользу диктатуры, которая названа Комитетом общественного спасения», т. е. Коммуна сняла с себя всю ответственность. «Меньшинство» считало, что Коммуна хочет спрятаться за диктатуру и не желает отчитываться за свои поступки перед избира-
' А. Арну, Народная история Парижской коммуны, стр. 234.
мЗ История Парижской коммуны


Глава IIIII
телями. «Меньшинство» заявляло, что во избежание раскола Коммуны оно возвращается в свои округа и будет вести работу там. В конце манифеста отмечались основные задачи Коммуны — политическая свобода и освобождение рабочих (текст манифеста в основном написал Журд).
Под этим документом подписались Белэ, Журд, Тейс, Лефрансэ, Эжен Жерарден, Верморель, Клеманс, Андриэ, Серрайе, Ш. Лонге, А. Арну, Виктор Клеман, Авриаль, Остен, Франкель, Пенди, Арнольд, Жюль Валлес, Тридон, Варлен, Гюстав Курбе и затем присоединился Б. Малон (всего 22 человека). В основном эта была группа прудонистов. Из бланкистов к ней присоединился только Тридон. Два-три человека были не вполне определенные в политическом отношении (Арнольд, Жюль Валлес). Наконец, здесь были и наиболее близкие к Марксу члены Интернационала — Серрайе и Франкель, половину «меньшинства» составляли рабочие; 16 человек были членами Интернационала.
На ближайшем заседании Коммуны частьчленов «меньшинства» вопреки своему заявлению пришла на заседание (Франкель, Ж. Валлес, Курбе и др.). Видимо, учитывая слухи о расколе, очень не благоприятно встреченные в рабочей среде, они попытались найти пути для соглашения. Произошло бурное объяснение.
Ораторы «большинства» (Груссе, Мио, Риго, Амуру и др.) объявили «манифест» враждебным актом и попыткой создать раскол в Ком»«уне. Они подчеркивали, что созданием Комитета общественного спасения Коммуна вовсе не отказывалась от своих прав и своей ответственности.
Сторонники «меньшинства» указывали, что они хотят полного согласия в Коммуне, но с сохранением прав «меньшинства» (Валлес), что «большинство» сместило тех, кто возражал против Комитета общественного спасения, что «большинство» выдвигает людей не по их полезности и способности, а только потому, что они поддакивают «большинству» (Франкель).
Вайян, указывавший, что он не принадлежит ни к «большинству», ни к «меньшинству», предлагал примирительную резолюцию, но Коммуна с ним не согласилась. В принятой резолюции говорилось, что Коммуна согласна забыть поведение членов «меньшинства», если они снимут свои подписи с «манифеста» и осудят его.
В печати «манифест» вызвал резкую полемику. Яростным врагом «меньшинства» выступила газета «Реге Duchene» (¹ 63 от 17 мая), которая самым грубым образом оплевывала «меньшинство», называя его «трусливым стадом», «коллекцией негодяев», «подлыми трусами», «изменниками», «дезертирами» и т. д., и предлагала отдать их под суд и расстрелять.
С другой стороны, прудонистская газета «La Commune» (¹ 54 от 18 мая), осуждая «меньшинство» за уход, резко критиковала «большинство», называя его «невежественным, грубым и смешным», «клубными крикунами и паяцами 93 года». Газета именовала сторонников «большинства» «бездеятельными, глупыми мальчишками, забравшими в свои руки общественные дела и не имеющими никакого понятия о них», «кровавыми шутами, играющими в Коммуну 92 года и монтаньярский Конвент». Газета называла сторонников «большинства» предателями и тоже требовала смертной казни этим «самоуверенным ничтожествам» '.
' «1.а Commune» K 60, 19/V 1871 (обе статьи Ж. Дюшена).




Военная борьба в мае (1 — 20 моя)
Аванпост федератов на фронте
Якобинская газета «Vengeur» (№ 49 от 17 мая), критпкуя «манифест», заявляла: 1) «Комитет общественного спасения — только концентрация сил, а не диктатура», ведь он подчинен Коммуне; 2) члены Коммуны избраны не для того, чтобы заседать в своих округах, а, напротив, чтобы заседать в Коммуне; удаляться в свои округа — это значит проявить «чересчур много федерализма»; 3) члены Коммуны должны быть или в Коммуне, или вне ее — никакой середины тут быть не может.
18 мая многолюдное собрание членов секций Интернационала и палата рабочих обществ обсудили деятельность «меньшинства», одобрили его линию, но предложили вернуться в состав Коммуны; рабочие добивались единства для борьбы против общего врага.
На заседании совета парижских секций Интернационала 20 мая были заслушаны члены «меньшинства» Коммуны. Решение совета, «одобряя полную лояльность мотивов, которыми они руководствовались», предложило «в интересах рабочего дела приложить все усилия для сохранения единства Коммуны, столь необходимого для успеха борьбы против версальского правительства». Федеральный совет одобрил требование «меньшинства» о публичности собраний Коммуны и предлагал изменить ~ 3 декрета об образовании Комитета общественного спасения, который «делает невозможным всякий контроль над действиями исполнительной власти» '.
В IV округе на собрании, где присутствовало около 2 тыс. человек (в Лирическом театре), представители «меньшинства» (Арну, Лефрансэ, Клеманс и др.) сделали доклад о своей позиции. Там также было
' «Les seances officielles de Гfnternationale а Paris», 4 ed., P.1872, р. 193 — 194. 23'


Глава ХШ



принято решение, выражавшее сожаление о расколе, одобрявшее позицию «меньшинства» и предлагавшее ему вернуться в Коммуну '.
Арну правильно указывал, что «вообще манифест «меньшинства» не был понят населением. Многие поняли из него толькодве вещи, что произошел раскол и мы уходим... народ понял только, что мы отделились от собрания, именуемого Коммуной, и это решение его тревожило, заставляя предполагать ослабление, распадение власти, на которую он рассчитывал, что она будет руководить его обороной и спасет от врагов>Р.
Действительно, «манифест» воспринимался только как ослабление власти Коммуны.
Выступление «меньшинства» было, конечно, ошибочным. Эта ошибка только потому не имела роковых последствий, что Коммуна все равно уже была близка к трагическому концу.
Раскол в Коммуне имел глубокие внутренние основания. Он произошел прежде всего потому, что во главе Коммуны не было крепкой, единой партии.
Сопоставляя Великую Октябрьскую социалистическую революцию с Парижской коммуной, Сталин писал:
«Итак, безраздельное руководство одной партии, партии коммунистов, как основной момент подготовки Октября, — таковахарактерная черта Октябрьской революции, такова первая особенность тактики большевиков в период подготовки Октября.
Едва ли нужно доказывать, что без этой особенности тактики большевиков победа диктатуры пролетариата в обстановке империализма была бы невозможна.
Этим выгодно отличается Октябрьская революция от революции 1871 года во Франции, где руководство революцией делили между собой две партии, из коих ни одна не может быть названа коммунистической партией» '.
Прочная диктатура пролетариата не могла существовать без наличия единой революционной рабочей партии. А сложная внешняя и внутренняя обстановка и напряженная военная борьба против серьезного противника могла быть успешна тоже только при наличии крупной руководящей крепкой политической партии.
Говоря о «большинстве» и «меньшинстве», не надо забывать также, что если в состав «меньшинства» входили в основном политические единомышленники — прудонисты, то «большинство» состояло из блока двух групп, между которыми было много разногласий, прежде всего по вопросу о социализме. Бланкисты, более связанные с рабочими, были социалистами. Якобинцы — типичные мелкие буржуа — молчали о социализме или отделывались неясными заявлениями. Это были по существу республиканцы-демократы.
Было и много других расхождений между ними. Тем не менее можно характеризовать «большинство» некоторыми общими чертами.
«Большинство» и «меньшинство» боролись за республику, но «большинство» представляло себе Парижскую коммуну в качестве диктатуры, с крепкой централизованной организацией, с властным Комитетом обще.ственного спасения. Оно считало, что диктатура во имя народа спасет дело. «Меньшинство» стояло на позициях максимальной автономии и
1 А. Арну, цит. соч., стр. 237 — 239.
' Там же, стр. 239.
» И. В. Сталин, Соч., т. 6, стр. 383.


Военная борьба в мае (1 — 20 «nÿ)


всякую централизацию считало диктатурой, т. е. «насилием» над народом.
В то время как «большинство» пыталось создать крепкий централизованный аппарат государственной власти, «меньшинство» хотело опираться на более расплывчатые, «автономные» общественные объединения.
В то время как «большинство» правильно указывало на необходимость диктатуры для победы над версальцами, «меньшинство», зараженное прудонизмом и частью бакунинскими идеями, ложно представляло себе организацию пролетарского государства. Оно надеялось создать новый строй на основе автономных единиц, заключающих между собой какое-то общее соглашение, т. е. федерацию без крепкого центра. Отвергая централизм, «меньшинство» делало невозможным создание нового государства. Но оно стояло также за демократизм, за прямое и непосредственное участие самого народа в управлении, за максимальную актив-- ность масс; Однако следует учесть, что часть «меньшинства» поддерживала принцип централизма при создании пролетарского государства.,
Если «большинство» добивалось превращения Парижской коммуны в руководящийцентрвсейстраныи противопоставлялосебя версальскому правительству,то«меньшинство»порой готово было ограничиться только Парижем, Добиваться лишь освобождения и автономии столицы, расчитывая, что позднее к столице присоединятся и другие коммуны, страны.
«Большинство», под влиянием бланкистов, учитывая всю обстановку, борьбы, стояло за решительные меры против версальцев, бонапартистов и т. д. Оно стояло за террор, правда, в очень ограниченных формах., Оно стояло за арест заложников, закрытие контрреволюционных газет, за ббльшую активность Комиссии общественной безопасности, за конфискацию имущества врагов народа и т. д.
«Меньшинство» защищало разные «права» без учета того, что они идут и на пользу врагам. «Меньшинство» страдало своего рода «конституционными иллюзиями». Оно, например, дооивалось широкой публичности всех заседаний Коммуны, боролось за аосолютную «свободу печати» даже для тьеровских газет, возражало против применения террора и пр. Это был типичный мелкобуржуазный сентиментализм, весьма выгодный для врагов рабочего класса.
Основной своей задачей «большинство» выдвигало военную борьбу против Версаля. Оно хотело повторить блестящий военный опыт Парижской коммуны 1792 — 1793 гг. На военное дело «большинство» обращало особое внимание, и это было совершенно правильно. Только успешная военная борьба могла обеспечить Коммуне существование.
«Меньшинство» тоже активно участвовало в военной борьбе, но главной своей задачей считало проведение тех мероприятий, которые существенно изменили бы положение рабочего класса. По существу социально-экономические меры Коммуны подготавливались «меньшинством». «Меньшинство», добиваясь осуществления социалистических мероприятий, широко связывалось с рабочей массой, с секциями Интернационала, с профессиональными союзами. Оно готовило ряд существенных предложений такого рода, но Коммуне не хватило времени, чтобы их осуществить.
Такова в общих чертах характеристика «оольшинства» и «меньшинства» Конечно, и в той и в другой группе было чрезвычайно много оттенков.


Гла ва Х111
Парижская коммуна ощупью вырабатывала себе и организационную форму, и тактику, и программу. Разногласия «большинства» и «меньшинства» отражали пестрый социальный состав Коммуны.
ф 3. Военная борьба Коммуны в середине мая
В первой прокламации после своего назначения военным делегатом Делеклюз говорил, что Коммуна решила, чтобы ее представитель в военном управлении принадлежал к гражданскому населению. Еще 22 апреля на заседании Коммуны Делеклюз говорил о недостатках работы в в округах: «Господствует военный элемент, а должен всегда господствовать гражданский элемент». Неудача с Клюзере и Росселем в это время чрезвычайно усилила недоверие ряда членов Коммуны (равно и населения) к военным специалистам. К тому же то и дело получались сведения о версальских или бонапартистских симпатиях ряда кадровых офицеров, об их подозрительном поведении и т. д. Коммуна не успела сделать политической проверки этих военных специалистов, а между тем очень многие из них работали на Тьера.
Для контроля над военными специалистами Коммуна 16 мая установила должность гражданских комиссаров при армиях. Дерер был назначен комиссаром при генерале Домбровском, Жоаннар — при генерале Ла-Сесилиа и Лео Мелье — при генерале Врублевском. В декрете особо отмечалось, что система комиссаров — единственная мера, которая «способна предохранить страну от опасности военной диктатуры» '.
В целях централизации всего военного руководства Коммуна фактически объединила штаб укрепленного района (т. е. комендатуру Парижа) с военным министерством — с генеральным штабом. Полковник Анри соединял в себе и должность начальника штаба военного министерства и должность коменданта города.
14 мая на военном совете было решено, чтобы три командующих армиями «выполняли верховное командование в тех округах, которые соприкасаются с внешними зонами, занятыми войсками» ~. Это тоже содействовало централизации. До этого был разрыв между управлением боевых районов и управлением округов, непосредственно прилегающих к району боев. Отсюда происходили всевозможные недоразумения.
Телеграф был целиком передан в ведение военного министерства, что способствовало объединению всех средств обороны в одном центре. Был установлен особо строгий надзор за железными дорогами и контроль над всеми приходящими и отходящими поездами.
В это же время продолжалась запись добровольцев в отряды «вольных стрелков», запись охотников для четырех отрядов бомбометателей и т. д. Был снят Гайар, который очень мало сделал для постройки баррикад.
Делеклюзу не удалось, однако, уточнить функции Центрального комитета национальной гвардии и улучшить взаимоотношения с ним. Центральный комитет несколько раз заявлял, что он хочет внести ясность и положить конец беспорядкам, но, поскольку его функции оставались неуточненными, трения продолжались. 18 мая, например, Цент-
' «Journal officiel», 17/V 1871.
' Ibidem, 15/V 1871.


Военная борьба в мае (1 — 20 мая1
ральный комитет предлагал своим делегатам, чтобы они помогали укреплению авторитета командиров, не подменяли их власти, не вмешивались в их приказы и т. д. Это распоряжение Центрального комитета ясно показывало, что такое вмешательство продолжалось.
19 чая Центральный комитет предложил всем советам легионов посылать ежедневно в военное министерство делегатов для регулярной взаимной информации. В тот же день Военная комиссия Коммуны и Центральный комитет национальной гвардии опубликовали воззвание, где опровергались «слухи о раздорах между большинством Коммуны и Центральным комитетом». В нем говорилось, что Центральный комитет с сего дня получает в управление военное ведомство, Центральный комитет «остается тем же, чем был вчера: прирожденным защитником Коммуны, мечом, который вложен в ее руки, противником гражданской войны, вооруженным стражем, поставленным народом для охраны завоеванных им прав» '.
Но это решение, аналогичное тому, которое было принято при Росселе, уже не могло быть выполнено. В военном положении Коммуны произошло резкое ухудшение.
Войска версальцев все теснее сжимали Париж. 10 мая вечером форт Ванв был занят версальцами, но на утро два батальона коммунаров под руководством Врублевского героической штыковой атакой снова захватили его.
После падения форта Исси коммунары (под руководством Брюнеля) упорно боролись за селение Исси, прикрывавшее Севрские ворота.
В ночь на 14 мая защитники форта Ванв были вынуждены покинуть его и уйти подземным ходом. Форт был в полуразрушенном виде, казармы сгорели, казематы были в развалинах, большая часть орудий не действовала. Канонерки, оборонявшие форты Исси и Ванв со стороны Сены, были вынуждены отойти в центр города. Одна канонерка погибла.
15 мая Брюнель был вынужден оставить селение Исси, а затем и селение Ванв. Таким образом, в этом районе версальцы вплотную подошли к крепостному укрепленному кольцу.
На западном направлении версальцы продолжали сосредоточивать войска на правом берегу Сены, обстреливали город, перебросили пушки в Булонский лес и в Бийянкур. Здесь они собрали до 80 орудий (в том числе 44 тяжелых) и начали обстрел крепостного вала, чтобы пробить брешь.
Но коммунары искусно обстреливали войска, подвигавшиеся к укреплениям. Мак-Магон указывал, что, например, ночью с 18 на 19 мая артиллерийский огонь коммунаров (пользовавшихся электрическими прожекторами) был очень удачен и не давал возможности приблизиться к дороге, ведущей к воротам Отёй и Пасси.
Севернее, около Нейи и Аньера, первый корпус версальцев под героическим натиском войск, руководимых Домбровским, продолжал оставаться на оборонительных позициях. В эти дни военное командование Коммуны организовало несколько наступательных операций. 18 мая Домбровский смелой атакой разрушил апроши около Отёй. Ла-Сесилиа перешел в наступление по всему своему фронту. На юге Врублевский успешно продвинулся на самом крайнем левом фланге и поднял красный флаг в селении Шуази-ле-Руа (южнее форта Иври).
' «Journal officiel», 20/Ч 1871.


860
Глава IIIII
19 мая был сравнительно тихий день, но 20-го версальцы приступили к общему наступлению, подкрепленному обстрелом из 300 тяжелых орудий.
Накануне Домбровский дал приказ заложить фугасы под воротами, к которым продвигались версальцы, и затопить барки с камнем на реке.
20 мая военное министерство послало на фронт все изобретения — зажигательные бомбы, бомбы Орсини, бомбы с газом и т. д. Но фактически эти новые средства уже не успели как следует использовать.
20 мая войска Коммуны упорно оборонялись, но положение столицы было критическим.
21 мая Домбровский в письме Делеклюзу дал мрачную характеристику военного положения. Он указывал, что неприятельские батареи непрерывно обстреливают боевую линию. Часть укреплений от Пуэи-дюКур до Отёй никем не охраняется. Неприятель ведет осадные рабеты в 100 м от ворот Сен-Клу. Районы Пасси и Отёй подвергаются яростной бомбардировке. «Штурм неминуем... Я получил 20 мортир, но у меня нет для них людей; у меня нет ни снарядов, ничего, что нужно для использования этих орудий. У меня 4 тыс. бойцов в Ла-Мюэт, 2 тес. в Нейи, 2 тыс. в Аньере и Сент-Уане. У меня не хватает артиллеристов и рабочих, чтобы оттянуть катастрофу» '.
Домбровский предлагал отступить ко второй линии обороны, но Делеклюз возражал против этого.
В этот день произошло резкое ухудшение военного положения столицы — версальцы вступили в Париж.
Упорная борьба коммунаров против превосходящих их сил версальцев сопровождалась исключительным героизмом. Не раз Коммуна отмечала эти героические подвиги, например подвиг 128-ro батальона, занявшего 12 мая ночью парк Саблонвилль, героическую гибель канонерки «Ез1,ос», разбитой версальскими снарядами. Она пошла ко дну при криках экипажа: «Да здравствует Коммуна!» *
Командир 6-го легиона Комбац 14 мая отмечал героическое поведение двух мальчиков — Эрнеста и Феликса Дюнана (14 и 17 лет) в борьбе в парке Исси. Более часа они подвергались обстрелу версальцев на расстоянии 100 м, а затем вместе с товарищами по роте штыковой атакой захватили баррикаду. Младший брат, Эрнест, погиб, водружая знамя батальона на верху баррикады, второй погиб, защищая знамя и пытаясь унести тело брата. «Отец не плачет, но берется за ружье, чтобы отомстить за сыновей» '.
Гвардейцы 66-го батальона в коллективном письме рассказывали о героическом поведении маркитантки Маргариты Гиндер, которая весь день на поле сражения, под орудийным обстрелом, перевязывала раненых.
К. Мендес писал о героизме женщин Коммуны: «В Нейи одна маркитантка, раненная в голову, дала перевязать свою рану и вернулась на свой боевой пост. Другая, из 61-го батальона, хвастается тем, что убила нескольких жандармов и трех полицейских. У Шатийона,женщина, оставшаяся с группой национальных гвардейцев, беспрерывно заряжала ружье, стреляла и снова заряжала. Она ушла последней и,
' Gen. Bourelly, ор. cit. р. 200. ' «Journal officiel», 14/Ч 1871. ' Ihidem.




86 I
Военная боребп в мпе (1 — 20 мпя)
Коммунарка командует отрядом национальной гвардии на улице Таранн уходя, то и дело оборачивалась, чтобы выстрелить... Таковы сейчас многие женщины из народа» '.
Коммунары героически боролись за дело рабочего класса, за дело всего человечества.
Конечно, версальцы смогли противопоставить Коммуне гораздо большие воинские силы и мощное техническое вооружение, особенно тяжелую артиллерию. Постройка траншей и апрошей была развернута в больших масштабах. Все средства передвижения и связи были хорошо организованы. Достаточно сказать, что для обслуживания военных составов, снаряжения и продовольствия был построен новый специальный вокзал в Версале, имевший семь путей по 400 м каждый, т. е. был создан новый крупный железнодорожный узел.
Но совершенно неправильно было бы представлять армию Коммуны как слабую и технически беспомощную. Мы указывали уже, что Коммуна широко применяла, например, такие новые средства, как бронепоезда, канонерки, прожекторы, телеграф.
Генерал Бурелли, никаких симпатий к Коммуне не питавший, писал: «Военная организация Коммуны была более всесторонней (complete), чем это обычно думают. Правда, эффективность различных видов оружия не соответствовала обычно принятым соотношениям, но всякий вид оружия, взятый сам по себе, был организован достаточно серьезно. Больше того, все виды служб, которые обычно составляют регулярную армию, были предсгавлены и функционировали и в армии федератов»'.
Бурелли полагал, что имевшиеся в Коммуне материальные воен-
ные ресурсы были недостаточно использованы только из-за нехватки специалистов.
Catuk МежУг, Les 73 journees de 1а Commune, Р. 1871, р. 134.
~ ббиега1 Воигейу, ор. cit., р. 211.


Г л а в а XIII
Коммуна придавала большое значение военным изобретениям. На заседании Коммуны 22 апреля Паризель внес вопрос о создании специальной комиссии с целью «...предоставить на нужды обороны все средства, которые может дать наука». Во время прений председатель огласил петицию, подписанную большим числом национальных гвардейцев, «требующих, чтобы была использована наука».
Паризель очень резко поставил вопрос об использовании всех возможных средств для военной борьбы — «...ядов, могущественных и разрушительных средств, аэростатов и даже пищевых продукТов»... Он указывал, что Коммуна имеет динамит, аэростаты и пр., но этим не пользуется. «Надо главным образом доказать, что эта война — 'война разума против грубой силы, против силы деревенщины»1.
Ряд ораторов поддержал Паризеля. Клеманс говорил. '«Сила Парижа — в применении всех военных средств и главным образом— .средств революционных, до сих пор не применявшихся». Ж.-Б. Клеман предлагал применить «все средства, указываемые наукой».
Когда Андриэ стал выражать опасения, что при использовании таких средств всех коммунаров будут считать за это ответственными, и полагал, что применение этих средств «даже против версальцев» должно совершаться «под достаточным контролем и под охраной законов», Ж.-Б. Клеман правильно ответил: «Нас окружают со всех .сторон, чтобы лишить пищи, нас бомбардируют, а здесь начинают говорить о гуманности!.. В отношении версальских разбойников надо употреблять все средства».
Коммуна решила создать специальную комиссию по военным изобретениям под председательством Паризеля'. Среди военных изобретений, предлагавшихся Коммуне, было много фантастических, но было много и вполне разумных и важных.
Военные мастерские Коммуны работали очень хорошо. К моменту восстания не хватало снарядов, а через две недели производство было так налажено, что их стало вдоволь. В форты присылалось колоссальное количество снарядов (снаряды выделывались в форте Ванв, а затем в городе).
Коммуна использовала митральезы трех типов. В начале апреля парижскими мастерскими были выпущены 22 митральезы нового типа, сделанные во время осады, но затем были выпущены и другие, созданные при Коммуне. Одна из них была в 6 стволов, другая — легкого типа.
Шестнадцать пороховых заводов работали успешно. Например, по-* роховой завод на улице Филиппа-Августа (руководимый Асси) вырабатывал в 24 часа 1200 кг. Пороховой завод на улице Рапп имел несколько сотен рабочих. Патронный завод на авеню Орлеан ежедневно выпускал 100 тыс. ружейных патронов. В Париже выделывалось также и другое вооружение.
Коммуна производила опыт с динамитом (в том числе для фугасов), выделывала зажигательные снаряды. Были выработаны специальные помпы, чтобы обливать врага керосином, действовавшие на 60 метров. Кроме электрических прожекторов, использовались рефлекторы со вспышкой магния.
' «Протоколы», стр. 185 — 188.
' Там же, стр. 18о — i89.




Военная борьба в мае (1 — 20 мая)
B атаку, коммунары!
Коммуна применяла маленькие аэростаты для отправки воззваний, газет и т. д. Подготавливались и большие аэростаты для полета с людьми. Для этого была создана специальная организация. Таким образом, Коммуна большое внимание уделяла техническим военным средствам.
g 4. Шпионаж
Шпионаж версальского правительства и пруссаков в период Коммуны был одним из важнейших средств для нанесения тяжелого удара рабочему правительству. Коммуна даже не подозревала,' какой размер приняла эта враждебная работа, особенно в течение мая.
Прусский шпионаж в Париже еще во время осады был поставлен довольно искусно. Например, в квартире Шмица, секретаря генерала Трошю, действовала прусская шпионка-горничная, которая ежедневно .передавала пруссакам военные сведения. А через Шмица шли все реляции о военных действиях, пароли, военные планы и пр. Во время осады Па рижа Бисмарк уже рано утром получал в Версале все парижские газеты.
Во время Коммуны, конечно, прусская разведка продолжала акти зно действовать и, несомненно, помогала Тьеру в борьбе против коммунаров. По словам Маркса, версальское правительство «...завело шпионов в Версале и во всей Франции, и притом в более широких размерах, чем при Второй империи» '.
Для руководства шпионской и заговорщической работой против Коммуны в Версале было создано специальное бюро. При Тьере этим делом ведал Бартелеми Сент-Илер, в министерстве внутренних дел
' К. Маржс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 321.


864
Глава Х1П
Пикар, в генеральном штабе — начальник штаба генерал Борель, в полиции — генерал Валантэн. В штабе национальной гвардии (в Париже) агентами Тьера были полковник Корбен и де Мортемар.
Шпионаж версальского правительства шел по разным каналам. Конечно, действовали старые, хотя и поредевшие, полицейские и военные шпионские кадры. Получалось много шпионской информации от разного рода добровольцев — врагов Коммуны. Мэры и депутаты Парижа (враги Коммуны) долгое время изо дня в день ездили в Версаль и обратно, снабжая правительство информацией.
Председатель Общества помощи раненым Дюнан, все время живший в Париже, регулярно ездил в Версаль и встречался с Тьером, СентИлером и др. Он тоже был регулярным информатором версальцев; он, между прочим, рассказывал, что Тьер резко возражал против всяких переговоров с Коммуной: «Тьер предпочитал захватить Париж силой,— это дало бы больший эффект и привело бы к хорошей резне» '.
Версаль имел регулярные связи с Французским банком (этим центром шпионажа) и с другими банками, с железнодорожными. обществами, с торговыми фирмами и пр.
Враждебные Коммуне газеты были регулярными органами информации для версальского правительства. Десятки, вернее, сотни журналистов и репортеров, враждебных Коммуне, шныряли по всем учреждениям, собраниям, не исключая линии фронта. И была права газета «I a Sociale» (М 8 от 7 апреля), говоря, что журналисты, распространяющие позорящие Коммуну слухи, должны быть рассматриваемы как военные шпионы, застигнутые на месте преступления, уличенные в сношениях с неприятелем.
Другим очагом шпионажа были заграничные миссии. Правда, основной персонал их перебрался в Версаль, но всюду были оставлены «для охраны» люди, которые несли шпионскую службу и сносились с Версалем. В этом отношении весьма колоритную фигуру представлял «доктор» Тронсен-Дюмерсан, авантюрист, спекулянт, занимавшийся всем, чем только придется. Именно через него министр Жюль Симон получал пятнадцать дней всю свою почту, приходившую в министерство в Париж. Этот «доктор» сделался официальным дипломатическим курьером ряда дипломатических миссий (Италии, Испании, Австро-Венгрии, Португалии) и имел доверенность сноситься с Парижем и Версалем. Каждое утро он выезжал из Парижа в Версаль в фаэтоне, которым сам правил, в сопровождении человека из итальянского посольства и слуги. На экипаже имелась дощечка: «Обслуживание посольств» («Service des Arnbassadeurs»). В этом экипаже «доктор» время от времени направлялся к разного рода укреплениям коммунаров и высматривал, как идет дело. «Доктор» систематически перевозил дипломатическую почту посольствам и всякого рода донесения и документы Тьера. Он перевозил также большие суммы (по 100 тыс. фр.) по поручениям Французского банка, Ротшильда и других клиентов. Когда появился приказ об аресте этого «доктора», он имел нахальство прийти в префектуру и даже получить там особую охранную грамоту '.
Даже некоторые общественные места были широко использованы для шпионской работы. Например, известное «шведское кафе» («de
' Fidus (Eug Loudun), «Journal de dix ans», Р, 1886, р. 7 — 8. » L. Dupont, Souvenirs de Versailles pendant 1а Commune, Р. 1881, р. 123 — 126.


Военная борьба в мае (1 — 20 мая)
Suede») (где раньше была биржа бриллиантов) превратилось в настоящий притон контрреволюции.
Как всегда, шпионаж был связан с диверсиями, террором и пр.
Одним из первых методов борьбы против Коммуны был саботаж учреждений Коммуны, о котором уже было рассказано.
С первых дней Коммуны началась система подкупа. Уже 24 марта «Journal officiel» предупреждал, что бонапартистские и орлеанистские агенты пытаются подкупить честных граждан, и приглашал всех, кто попытается подкупать, направлять в Центральный комитет.
Тьер стал применять самую широкую систему подкупа. Клюзере сообщал, что ему предлагали большие суммы за предательство Коммуны. К Домбровскому тоже был подослан агент Тьера с предложением предать дело Коммуны.
Тьер заплатил не одному десятку человек за обещание открыть ворота Парижа. По словам русского дипломатического агента, «две армейские дивизии, снабженные провизией на три дня, направлены были в одну из ночей в конце апреля в окрестности Булонского леса. Тьер и Мак-Магон провели всю ночь в том же лесу, ожидая условленного сигнала, чтобы двинуть войска. Но сигнала не было дано» '.
Трижды Тьер посылал ночью извещение Мак-Магону, что на утро парижские ворота будут открыты. Войска вплотную подходили к укреплениям, но ворот никто не открывал, подкупы не действовали. Мак-Магон немало иронизировал над тьеровскими махинациями.
Подкупы со стороны версальцев стали, видимо, столь частыми, что 20 мая Коммуна издала специальный декрет против тех, кто «будет уличен в получении денег или в подкупе других лиц для целей измены»».
Кроме подкупов, Тьер организовывал и ряд диверсий. Одной из наиболее крупных диверсий был взрыв пороховой фабрики на улице Рапп 17 мая. Взрыв произошел во время перерыва работ; пострадавших было около пятидесяти (главным образом раненых). Одновременно произошел подозрительный пожар и на авеню Нейи. Коммуна официально заявила, что завод был взорван версальскими агентами, и это, несомненно, было так. Генерал Бурелли говорит, что неведомые руки изъяли письма и доклады об этом деле из регистратуры Коммуны. Он утверждает, что эти документы были похищены членами Коммуны, но совершенно очевидно, что их хотели скрыть те, кто участвовал в этой диверсии.
Диверсионный акт на улице Рапп был, конечно, не единственным.
Главное' внимание версальского правительства было обращено на организацию повстанческих боевых групп, которые должны были подготовить боевые выступления против Коммуны. Агенты Версаля привлекали для этого военных людей — из национальной гвардии, из добровольческих стрелков (в частности, завербовали 260человек среди отряда «Мстители Парижа»), из бывших солдат и артиллеристов.
Бывший главнокомандующий национальной гвардией Люллье откровенно признавался, что предлагал свои услуги Версалю и получал деньги от Тьера именно на создание таких боевых групп (а сам после нескольких дней ареста спокойно прогуливался по Парижу!) а.
' Б. Волин, Парижская коммуна по донесениям царского посла, М. 1926,
стр. 50.
' «Journal officiel», 21/V 1871.
' Ch. Lullier, Mes cachots, Р. 1881, 3ed., р, 99 — 101 etc.


866
Глава Х111


Версальцами было создано несколько контрреволюционных организаций внутри Парижа. Одной из первых была штаб-квартира у пн. женера Камюса, где появлялись граф Рауль дю Биссон, граф де Монферре, виконт Ганье д'Абен, барон Пьер дю Гиль де-ла-Тюк и др. (в том числе и Люллье). Они пытались привлечь к заговору командиров национальной гвардии, арестовать Центральный комитет и Коммуну. Но арест Камюса префектурой Коммуны сорвал дело'.
Затем действовали в качестве агентов Тьера некто Францини, бывший унтер-офицер и командир мобилей, и полковник Аронсон, который вел переговоры с Клюзере, посещал форты и т. д. Когда Аронсон был арестован Росселем, он сослался на наличие у него иностранного паспорта.
Наиболее серьезный заговор организовали два военных — Шарпантье и Домален — под руководством полковника Корбена. Сам Шарпантье, бывший офицер, был командиром в национальной гвардии (в IX округе). Шарпантье привлек трех других командиров национальной гвардии (из И, VII и XI округов). Они получили от Версаля 60 тыс. франков и начали вербовать себе сторонников. При этом они действовали под лозунгом прекращения кровопролития и укрепления республики. Они ежедневно сносились с Версалем. Домален, бывший морской офицер из бретонского легиона, создал небольшой отряд преданных ему людей. Надо сказать, все эти заговорщики сохраняли внешнюю лояльность по отношению к Коммуне, были там своими людьми, имели всюду связи. Через Домалена версальское правительство знало планы баррикад и трех основных редутов — Трокадеро, Монмартра и Пантеона.
Был и другой заговор, во главе которого стояли командир Гуттен и Када из 8-го батальона, командир 165-ro батальона Шерве и др. В заговор были вовлечены люди из ратуши, префектуры и т. д.
Организация, руководимая полковником Дюрушу, установила связь с рядом начальников батальонов (15, 16, 17, 106), где были люди, сочувствовавшие Версалю. Дюрушу даже пытался 22 мая организовать выступление, но на его зов собралось только несколько десятков человек.
Существовала заговорщическая бонапартистская организация во главе с бывшим морским офицером де Бофоном, которая получала директивы от Тьера. В VI округе де Бофон организовал свои отряды (по дюжинам), привлек некоторых командиров национальной гвардии (например, командира 17-го легиона полковника Мюлей). Бофон имел свои ячейки и в ряде других округов Парижа. Один торговец выделывал для заговорщиков трехцветные нарукавники. Рабочий выдал этого торговца Коммуне, и тот был арестован.
Была попытка организовать по директиве Тьера особую «Лигу порядка», но буржуазия боялась в нее вступать. Вообще все версальские агенты неустанно жаловались, что парижское население не шло в контрреволюционные организации, им «не хватало энергии, у ниХ не было порыва» '.
Версальские агенты пытались создать особый легион под названием «Против шуанов», чтобы использовать его для своей организации.
1 О заговоре Камюса, предательстве Люллье и др. см., например, в судебном
процессе коммунаров «Le proces de la Commune», р. 116 — 117. ' Gesner Rajina, Une mission secrete а Paris pendant la Commune, Paris 1871,
р. 48 — 49.




Военнаи борьба а мае (1 — 20 .ааа)
Заседание военного трибунала Коммуны
В середине мая некто подполковник Ставинский, командир шестого сектора, обязался пропустить версальские войска ночью с 16 на 17 мая через ворота Отёй и Дофина. Он привлек к этому делу группу артиллеристов из Пасси и 400 человек из отряда «Мстителей». К назначенному пункту пришло, однако, только 35 человек, а артиллеристы вообще не явились. Дело лопнуло.
Было много и разных одиночек, срывавших работу Коммуны. Директор телеграфа Тревес помогал версальцам, посылая всякие ложные телеграммы. Да и в главном штабе, в военном министерстве было много- агентов Версаля.
Лиссагаре рассказывает, что штабные подсовывали Делеклюзу лживые телеграммы. Можно думать, что такого рода лживое донесение- было получено Делеклюзом 21 мая, когда он официально заявлял, что наблюдательная вышка Триумфальной арки опровергает слух о вступлении версальцев, хотя в это время версальцы были от арки буквально в сотнях метров.
В дни вступления версальцев коммунары обнаружили версальских шпионов в самом помещении ратуши.
Полковник Лапорт систематически уходил по вечерам через Отейские ворота в Булонский лес, якобы для наблюдения за неприятелем, но фактически действовал как шпион Версаля. Редут Мулен-Саке был захвачен ночью врасплох вследствие измены коменданта Галлиена, который за деньги сообщил версальцам пароль.
Некто Барраль де Монто, бывший морской офицер, начальник штаба VII округа, был агентом Версаля. Он упорно предлагал свои услуги Коммуне для взрыва канализационной системы столицы. Он впоследствии рассказывал, что коммунары заложили мины в канализацию и


868
Глава Х/11
могли взорвать город и что он с опасностью для жизни перерезал провода и тем спас город. Правительственные акты установили, что все эти россказни были простым враньем '.
В самих руководящих органах Коммуны были агенты Версаля. Был разоблачен попавший в состав Коммуны от V округа Бланше (Пуриль), в прошлом капуцин, полицейский агент. Он резко выступал в Коммуне и поддерживал «большинство». Он был арестован только -в мае. Был разоблачен, как бывший полицейский, и член Коммуны Э. Клеман.
Коммуна имела специальную комиссию по проверке состава ее членов. Но эта работа шла весьма медленно, например, на заседании 24 апреля на запрос Тейса об этой комиссии член ее Дема сообщал, что она вовсе не собиралась. Проверкой членов Коммуны больше занималась Комиссия общественной безопасности.
В состав Центрального комитета национальной гвардии тоже втерлись враждебные элементы. Среди них был тот же Люллье. Клюзере в своих воспоминаниях утверждает, что член Центрального комитета Лакор тоже был связан с полицией. По его словам, он даже и не был формально выбран в Центральный комитет, а сам в него втерся.
Особенно случайным был состав Центрального комитета в мае. Есть сведения, что некоторые его члены в это время были связаны'с Версалем. Выпуск предательского воззвания Центрального комитета в нериод кровавой недели (о чем будет сказано дальше) был, вероятно, связан с махинациями некоторых подозрительных членов Центрального комитета национальной гвардии последнего состава.
Позднее был изобличен в качестве полицейского агента и один из членов парижской организации Интернационала, Гюстав Дюран, кассир Комиссии финансов Коммуны, бывший начальник батальона национальной гвардии. О нем было принято особое решение Генеральным советом Интернационала (6 октября 187i г.).
Конечно, было много агентов Версаля, которых не удалось раскрыть. До двух десятков командиров национальной гвардии к моменту вступления версальцев в Париж перешло на сторону Версаля.
Так Коммуна была опутана сетью шпионажа, предательства, заговоров. Народная масса чувствовала эту враждебную работу. Она требовала решительных мер против предателей. «Pere Duchene» в Ì 12 от 7 жерминаля писал о шпионаже: «Версаль — очаг заговоров. Здесь бонапартистские и орлеанистские агенты получают директивы... Начи@ается эра мрачных происков против республики. Ваш долг, граждане члены Коммуны, помешать этому, остановить эти махинации и, если понадобится, безжалостно разгромить господчиков, которые хотят снова заковать народ в цепи». Газета предлагала немедленную организацию Комитета общественного спасения.
Коммуна мало обращала внимания на шпионскую и диверсионную работу своих врагов. Так, например, еще на заседании 30 марта Растуль внес проект декрета, согласно которому «всякий служащий в полиции, жандармерии, муниципальной гвардии версальского правительства, который будет схвачен в форме солдата, национального гвардейца или одетым не по форме... будет рассматриваться как шпион и, по установлении личности, немедленно расстрелян» '. Но это предложение было церене-
' С. Pelletan, La ееша1пе йе mai, P. 1880, р. 104 — 106. ' «Протоколы», стр. 32.




Военная борьба в мае (1 — 20 моя)
Отряд коммунаров после боя сено на следующее заседание, а затем, видимо, не получило никакого движения.
На заседании 15 апреля был принят декрет о конфискации имущества членов версальского собрания и др. и указывалось о вражеских заговорах против Коммуны. Но этот декрет не был опубликован.
Только 12 мая прокламация Комитета общественного спасения прямо заговорила о заговорах и предательстве: «Измена проникла в наши ряды... Реакция пытается дезорганизовать наши силы путем подкупа. Брошенные ею пригоршни золота нашли продажную совестьдаже в нашей среде... Все нити мрачного заговора, добычей которого едва не сделалась революция, сосредоточены уже в наших руках». Прокламация предлагала «зорко следить за действиями реакции. Будьте готовы беспощадно подавить изменников» '.
Но надо признать, что полиция Коммуны работала в этой области недостаточно умело и настойчиво; правда, она еще не имела ни опыта, ни общего представления о возможном объеме шпионажа, предательства, вредительства.
Так, например, только в середине мая Коммуна, отмечая, что враги стараются «наводнить город тайными агентами, подстрекающими к измене», ввела обязательное удостоверение личности, где отмечались имя, фамилия, профессия, возраст, адрес, номер легиона, батальона и роты и другие приметы». Но это мероприятие выполнялось нестрого. Реклю рассказывал, что эти удостоверения легко передавались из рук в руки и даже продавались. Один из работников военного министерства Коммуны, Монтейль, писал, что там давались пропуска совершенно легко и часто передавались пустые бланки чуть не всякому желающему.
Таким образом, легко могли быть использованы документы для любых шпионов.
Большим недостатком организации Коммуны была слабая разведочная связь за пределами города и, в частности, в Версале. Коммуна не имела даже приблизительной информации о военных действиях Версаля, о воинских частях, об именах командиров, о работе версальских властей. Между тем получение такой информации было не так уж трудно.
' «Journal official», 12/V 1871; «Парижская коммуна в документах и материалах», стр. 435 — 436.
' «Journal officiel», 15/Ч 1871. 24 История Парижскои коммуыы


Глава XIII
Аллеман рассказывает, например, что у него были личные связи с наборщиками версальской правительственной типографии и он даже предлагал (еще в марте) организовать в Версале какое-либо выступление.
Но главное было в том, что значительная часть членов Коммуны возражала против широкого применения террора и карательных мер. Это, конечно, резко ослабляло всю работу Коммуны и ее органов по борьбе против шионажа, вредительства и пр. Между тем версальские шпионы наносили удары Коммуне не менее чувствительные, чем наступавшие версальские войска.
ф 5. Соглашатели
Еще в начале марта 1871 г., когда парижские рабочие овладели пушками, создали свою военную организацию (Центральный комитет национальной гвардии и федерацию) и противопоставилисебя правительству, нашлось немало людей (например, среди буржуазных республиканцев), пытавшихся добиться соглашения между рабочими столицы и правительством Тьера.
Одним из активных соглашателей был мэр Монмартра Клемансо. План Клемансо состоял в том, чтобы осуществить примирение между рабочими и правительством путем добровольной уступки пушек национальной гвардии Тьеру. Клемансо вел активнейшую агитацию в этом духе. Он несколько раз договаривался о передаче пушек, но, когда агеаты правительства появлялись, рабочие батальоны решительно отказывались от выдачи пушек.
Когда 18 марта рабочий класс изгнал правительство и взял власть в свои руки, число соглашателей еще более увеличилось. Опасность создания и укрепления рабочего правительства была столь очевидна, что и республиканцы-гамбеттисты (например, Ранк, Улисс Паран) и такие «социалисты», как Толен, Луи Блан и др., развили исключительную активность, чтобы не допустить существования Коммуны, добиться ее разоружения и отказа от власти.
Мы видели, что некоторые из членов Интернационала (например, Малон) первое время тоже искали соглашения с мэрами именно для того, чтобы найти пути для сговора с Версалем. У таких людей не было веры в силы рабочего класса, и компромисс казался им лучшим выходом.
После выборов в Коммуну и начала военных действий соглашательские попытки систематически продолжались.
Одной из первых попыток соглашения в начале апреля было обращение Национального союза синдикальных камер («Union nationale des Chambres syndicales»). Это был союз промышленников и коммерсантов, объединивший 56 организаций с 7 — 8 тыс. членов. Союз предлагал ° свое вмешательство для примирения Коммуны с правительством, с обеспечением муниципальных прав Парижа, но и с полной обеспеченностью прерогатив правительства '. Опубликование этого воззвания и поездка делегации промышленников не привели, конечно, ни к каким результатам. Тьер отклонил всякие переговоры с Коммуной. В «Journal officiel» от 12 апреля был опубликован грустный отчет делегатов, ездивших в Версаль.
' «Enguete», v. Ш, р. 279 — 284.


а71
Военная борьба в мае ~1 — 20 мая)
«Реге Duchene» (Х 28 от 23 жерминаля), издеваясь над этойпопыткой примирения, писал: «Ну-с, мои славные ребята коммерсанты, мои патриоты торговцы, вопреки советам «папаши Дюшена», вы захотели съездить в Версаль. Ну и утерли же вам нос!.. Теперь уже, граждане коммерсанты, с этим всем надо покончить. Вы должны, наконец, понять, что все эти презренные люди не являются ни друзьями порядка, ни защитниками мира и тем более сторонниками справедливости».
После этого союз в середине месяца повторил свое обращение, призывая к примирению ~.
Гораздо более активную соглашательскую роль выполняла Лига республиканского союза прав Парижа («Ьа Ligue d'union republieaine des droits de Paris»).
Мысль о лиге «примирения» возникла на квартире у Ранка и Флоке, а также в редакции газеты «Avenir national» сейчас же после 18 марта. В этих совещаниях участвовали Клемансо (бывший депутат Национального собрания), Локруа (бывший депутат), Ранк, Лафон, Рошфор, А. Адан, Дэзонна, Флоке (бывший депутат).
Ранк, приехавший в Париж после 18 марта, сразу начал призывать к созданию Комитета соглашения. Он активно проводил попытку соглашения Центрального комитета с мэрами. Ранк был выбран в Коммуну и даже участвовал в составлении двух-трех декретов. После первых военных столкновений (6 апреля) он ушел из Коммуны и сейчас же начал вместе с другими буржуазными республиканцами создавать Лигу прав Парижа с целью соглашения с Версалем.
Первая прокламация Лиги имела подписи указанных выше инициаторов, а также Бонвале, Моттю, Корбона, Луазо-Пенсона, Вильнева. Это были республиканцы-радикалы. Прокламация (написанная Флоке) призывала к соглашению Коммуны с Версалем и выставляла лозунги: признание республики, самоуправление Парижа, сохранение в столице национальной гвардии. Но основная суть прокламации (как и Лиги в целом) состояла в попытке ликвидировать власть рабочих и перевести Коммуну на положение обычного муниципалитета. Один из организаторов Лиги, а затем ее председатель, Корбон, в своих показаниях комиссии по восстанию 18 марта откровенно говорил, что «Лига была убежищем для всех республиканцев, которые не хотели договориться («pactiser») с Коммуной». Корбон заявлял, что Лига имела задачей сопротивляться Коммуне и добиться ее разрушения '.
Иначе говоря, разговоры и заявления Лиги о «соглашении» и «примирении» были только дымовой завесой для свержения рабочей власти и разгрома Парижской коммуны.
Были правы газеты «Cri du peuple» и «Vengeur», которые резко критиковали уже первую прокламацию Лиги.
Во второй прокламации Лиги повторялись прежние лозунги и выдвигалось требование переизбрать Коммуну и не преследовать участников революции 18 марта. Прокламация заявляла, что если Версаль будет глух к этим требованиям, «весь Париж поднимется на их защиту»".
' «Enquete», р. 285 — 286. См. также книгу J. Ат~~иег, Les aveux d'un censpirateur bonapartiste, P. 1874.
* «EnqnSte», ч. II, р. 616.
' А. Lefevre, Histoire de la Ligue d'uniîn republicaine des droits de Paris, P.
1881, р. 40.
24*


Глава XIII


Когда представители Лиги явились в Коммуну, Делеклюз выразпл удивление, почему Лига требует роспуска Коммуны и ни слова не говорит о Национальном собрании. Тем не менее Коммуна дала пропуска делегатам Лиги в Версаль. Делегаты явились к Тьеру от имени «класса промышленников, буржуазии и интеллигенции». Конечно, Тьер отклонил все претензии Лиги. Париж, заявил он, будет иметь такие же муниципальные права, как и все другие города. Национальная гвардия не может быть единственной военной силой Парижа, больше того, армия— «самое чистое, что есть в стране»,— обязательно вступит в Париж. На вопрос о преследовании участников Коммуны Тьер лицемерно ответил: «Я не злой, я гуманен». Условия Тьера были формулированы так: разоружение национальной гвардии, вступление войск в Париж, об'- щий муниципальный закон '.
Таким образом, позиция Версаля была совершенно ясной: никаких уступок, никаких соглашений. Казалось, Лиге ничего не оставалось делать. Но так как основной задачей Лиги было вовсе не соглашение, а ослабление и взрыв Коммуны при помощи всякого рода дипломатических махинаций, то Лига продолжала действовать.
После поездки в Версаль делегаты были в Исполнительной комиссии. Последняя неофициально заслушала их сообщение, но не дала никакого ответа, «...не желая в чем-нибудь связывать Коммуну» '.
Лига образовала комиссию для связи с провинцией. В середине апреля Лига принимала делегатов муниципалитета Лиона. По словам Лефевра, «Коммуна запросила делегатов, может ли она рассчитывать на вооруженную помощь со стороны Лиона. Делегаты ответили, что Лион далеко отстоит от Парижа и, кроме того, Лион так охраняется, что не обладает свободой для действий». На вопрос о финансовой поддержке делегаты ответили, что ресурсы города весьма ограниченны, и обещали только... моральную поддержку в деле борьбы за муниципальные свободы».
Эти делегаты Лиона побывали и в Версале. В конце концов они обратились к Национальному собранию и к Коммуне с призывом к миру и предложили обеим воюющим сторонам сложить оружие.
В конце апреля Лига отправила новую делегацию в Версаль. Главной задачей делегации было представление проекта муниципального закона, который должен был расширить права муниципалитетов (мэр должен иметь права префекта, национальная гвардия должна быть подчинена муниципалитету и т. д.). Тьер не обещал никаких особых прав Парижу, он повторял, что коммунары не воюющая сторона, а бунтовщики. При этом он снова сказал: «Мы гуманны».
Один из делегатов так рассказывал о своих версальских впечатлениях: «Там только жандармы, полицейские и чиновники империи. Можно каждую минуту ждать ареста». Другой участник Лиги, доктор Вильнев, тоже должен был признать, что «победа Версаля — это расстрелы, избиения, пожары, чрезвычайные суды, смерть республики и угроза военного государственного переворота». Но, как и полагалось мелкому буржуа, он столь же мрачными красками рисовал и Коммуну: «До сего дня Коммуна — это только военная, безумная сила, которая с
' А. Lefevre, Histoire de la Ligue d'union republicaine des droits de Раг1»,
Р, 1881, р. 46 — 48.
* «Протоколы». стр. 97.
в А. Lefevre, ор. sit., р. 97 — 98.


Военная борьба в мае (1 — 20 мая)


первого же дня разорвала договор о всеобщем голосовании. Мы не можем солидаризироваться с ней. Ее триумф означает банкротство, войну с пруссаками, неизвестность» '.
В течение мая члены Лиги продолжали свои соглашательские попытки. Они то ходили к членам Коммуны, то ездили в Версаль. Там даже левое крыло Национального собрания отнеслось к их предложению «вежливо», но «сдержанно».
Перемирие в Нейи для эвакуации жителей подало повод некоторым газетам поднять вопрос о заключении перемирия на 25 дней между Версалем и Коммуной. За это высказывались газеты «Temps», «Siecle», «Nation souvelaine». Поддерживала это и газета «Варре1». В связи с этим члены Лиги беседовали с представителем Коммуны Курие, но тот ответил, что Версаль не один раз уже отвергал подобные предложения и поэтому такие попытки бесполезны и Коммуна в них участвовать не будет.
Лигисты послали очередную делегацию к Тьеру, но тот, конечно, категорически отказал в перемирии. Ссылаясь на давление Пруссии, он предлагал членам делегации получить какие-либо приемлемые условия от Парижа. Тьер попросту водил их за нос.
После этой поездки Лига восемь дней обсуждала, что же, собственно, теперь делать. Видя резкое ухудшение положения Коммуны, эти соглашатели подняли тон, но никак не могли решиться, идти ли открыто против Коммуны, или продолжать лавировать, чтобы наносить ей удары из-за угла.
14 мая Адан, придравшись к декрету об удостоверении личности, говорил: «После этого декрета я ни за что на свете не хочу изображать из себя буксир для этих террористов. Направим наше негодование против тех кто разрывает на части нашу родину. Уклонимся от всякой ответственности и за гибель одних и за мстительность других».
Дэзонна признавался, что если Лига призовет к оружию, то она не соберет ни 1 тыс., ни 300 человек. Она не соберет даже столько человек, сколько пришло на собрание. Поэтому он предлагал Лиге рассчитывать только на свой моральный авторитет '.
В эти дни мая Лига активно участвовала в организации конгресса муниципалитетов — это была «ее единственная надежда» '. Правительство воспретило конгресс.
Двое из парижских делегатов Лиги были арестованы версальцами в Туре, двое пробрались в Бордо, но так как там отменили созыв конгресса, они перебрались в Лион и участвовали там в совещании представителей 16 департаментов. Это совещание в Лионе повторило обычные лозунги республиканцев: укрепление республики на основе автономии Коммуны, прекращение военных действий, роспуск Национального собрания и Коммуны, выбор муниципалитета в Париже и выборы Учредительного собрания. Таковы были официальные требования. Но по существу соглашатели желали другого. Корбон, например, прямо заявлял, что задачей лионского конгресса было «изолировать Париж» и свергнуть «террористическую власть в Париже». Все остальные декларации были только пышным покровом '.
' А. Lefevre, ор. «it., р. 110 — 111.
' Ibidem, р. 226 — 228.
' Ibidem, р. 249.
4 «Enquete», v. II, р. 615.


Глава ХП1
Тьер встретил половинчатые заявления конгресса злой насмешкой. Он заявил, что опасности надо ждать не от Национального собрания, а «от республиканцев». «Вы, конечно, люди почтенные,— сказал ок,— но неловкие»'.
Во время последней недели Коммуны Лига вела переговоры с Центральным комитетом национальной гвардии. По-видимому, и некоторые члены Центрального комитета национальной гвардии искали общих путей. Например, делегаты Центрального комитета национальной гвардии предварительно сообщили Лиге текст прокламации о перемирии с Версалем (от 24 мая). Корбон от имени Лиги заявил, что это — условия не побежденных, а победителей. Когда стала ясна гибель Коммуны, Лига, как и полагается, опубликовала письмо, где отмежевывалась от Коммуны и Центрального комитета национальной гвардии. Она заявляла об их виновности, обвиняла их в разрушении Парижа, твердила, что она пыталась помешать этому и т. д.'
Лига была наиболее активной соглашательской силой в это время. Некоторые ее члены, несомненно, искренно желали соглашения Коммуны с Версалем, но наиболее видные руководители (вроде Корбона) хотели прежде всего гибели Коммуны.
Ббльшая часть газет, стоявших на стороне Коммуны, решительно возражала против всяких соглашений.
Газета Марото «Ьа Montagne» (№ 5 от 6 апреля', см. также № 9 от 11 апреля), возражая против всяких соглашений, писала: «Было бы трусостью вести переговоры с этими негодяями (т. е. версальцами.— П. E.); было бы преступно протягивать руку этим предателям... Остерегайтесь соглашателей!»
Газета «La Sociale» (¹ 11) писала, что «соглашение — это измена».
Якобинский орган «Yengeur» (№ 40 от8мая) заявлял: «Соглашение — это не мир; предлагаемое соглашение — это предательство... это ловушка».
Даже радикальная газета «Rappel» (от 5 апреля) считала, что «соглашение с Версалем невозможно» и что для избежания гражданской войны нужен роспуск Национального собрания, признание прав Парижской коммуны и т. д.
Но в некоторых газетах все же звучали соглашательские ноты. Например, в «Cri du peuple» (№ 38 от 8 апреля) не отличавшийся принципиальностью журналист Пьер Дени защищал идею «вольного города Парижа» в духе соглашения с Версалем. По словам Лефрансэ, Дени собрал специальное совещание на эту тему с участием Валлеса, Авриаля, Ланжевена и членов Республиканскогосоюза. Этосовещание составило даже какое-то воззвание о союзе рабочих с буржуазией.
' Однако уже в № 43 от 13 апреля газета должна была предостерегать от иллюзий соглашения, ибо нельзя верить Версалю. И сам П. Дени писал: «Берегитесь переговоров; это — опасность, более грозная для свободы Парижа... чем стрельба и бомбардировка».
Наиболее соглашательскую позицию занимала «Ьа Commune». Правда, в №19 от 17 апреля была помещена статья Бриссака против соглашений и против нейтральной позиции в период острых столкнове-
' А. Lefevre, ор. cit., р. 277.
» «Siecle», 27/Ч 1871.


Военная борьба в мав (1 — 20 лаан)
875


пий Коммуны с Версалем. Бриссак писал, что нейтральность в период тяжких кризисов — дезертирство. Но Бриссак через несколько дней ушел из газеты пз-за принципиальных разногласий (см. А 24). В Ло 20 от 8 апреля газета уже глухо намекала на возможность искать соглашения с Версалем. В следующем номере Мильер прямо писал о неооходимости сделать попытку примирения и вовлечь в это дело провинцию. В другой статье того же номера выражалась надежда, что Республиканский союз сможет помочь проведению примирения Коммуны с Версалем.
В _#_ 22 от 10 апреля передовая (Дабэ) говорила, что нейтральность свидетельствует о неспособности быть гражданином. Однако во всех остальных статьях газеты решительно говорилось о формах соглашения с Версалем. Вторая передовая (Делималя) прямо высказывала пожелание о примирении на почве признания прав Парижа, т. е. предлагала отказаться от ведущей, общегосударственной роли Парижской коммуны. Газета сожалела, что после создания Коммуны она не послала в Версаль делегации со своими протоколами о проведении выборов (!!) и не начала разговоров о правах города. Газета выражала надежду, что Республиканский союз продолжит свои переговоры с Версалем.
В этом же номере были напечатаны письмо группы интеллигентов (профессоров и пр.) о соглашении, манифест масонов и (крупным шрифтом) сообщение о переговорах Республиканской лиги с Тьером. Одним словом, газета вовсю хлопотала за мир с Версалем.
В М~ 23 от И апреля Дюшен опубликовал целый план отступления для Коммуны. Он предлагал, чтобы после заключения мира с Версалем (он считал это делом близкого будущего) Коммуна была переизбрана. Новый муниципальный совет должен получить право ревизовать (т. е. пересматривать) декреты Коммуны. Дюшен предлагал освободить заложников, отменить декреты о закрытии газет и о всеобщем наборе от 19 до 40 лет и т. д. Одним словом, он предлагал постепенно сдать Версалю все позиции. Характерно, что эта газета (в статье Марэ) возражала также и против свержения Вандомской колонны, иоо де «памятники принадлежат всей стране». Одним словом, газета шла на всякие уступки Версалю.
Газета «1.'Avant-garde» защищала лозунги соглашения с Версалем. Характеризуя свою программу (_#_ 426 от 8 апреля), газета предлагала роспуск Национального собрания, роспуск Парижской коммуны, проведение общих муниципальных выборов во Франции и выборы Национального конвента. Газета требовала создать временное правительство с участием Луи Блана, Делеклюза, Белэ, Толена, Кине и др.
В следующих номерах (например, R 448 от 19 апреля) газета приветствовала соглашательскую деятельность Лиги республиканского союза.
Соглашательские попытки буржуазных республиканцев, промышленников и некоторых газет наносили тяжелый удар Коммуне, разлагая ее сторонников, особенно из рядов мелкой буржуазии. Ленин не один раз в своих работах показывал опасность соглашательства.
Сама Коммуна не делала никаких попыток к соглашению с Версалем, но в ряде случаев она не давала достаточного отпора деятельности Лиги, высказываниям газет и т. д.


Глава Х111
ф 6. Германская интервенция
Еще во время первой осады Парижа официозная версальская газета, отражавшая позицию пруссаков, убеждала Правительство национальной обороны в необходимости решительными мерами покончить с революционными организациями, клубами и т. п. Когда после разгрома восстания 22 января Фавр появился в прусской штаб-квартире у Бисмарка, последний был «пьян от радости» и повторял: «Зверь — мертв» («La bete est morte»). Это было проявлением дикой ненависти к рабочему классу Парижа. При обсуждении условий перемирия Бисмарк и Мольтке давали Фавру всевозможные советы, как обезоружить рабочих Парижа. Уже в начале марта Бисмарк согласился увеличить армию Тьера в Париже до 40 тыс. человек в целях разоружения рабочих и разгрома революционных организаций.
После 18 марта пруссаки энергичнейшим образом помогали Тьеру в подавлении пролетарской диктатуры.
Маркс в негодующих словах клеймил предательскую роль господствующих классов Германии: «Между Пруссией и Коммуной не было войны. Наоборот, Коммуна согласилась на предварительные условия мира, и Пруссия объявила нейтралитет. Значит, Пруссия не была воюющей стороной. Она действовала, как подлый наемный убийца...» '
На заседании Генерального совета Интернационала (23 мая) Маркс говорил: «Парижскую коммуну подавляют с помощью пруссаков, кото-. рые действуют в качестве жандармов Тьера... пруссаки выпоЛняли пО- лицейскую работу...» '
Позиция Бисмарка по отношению к Парижской коммуне была вполне ясна. Рабочее восстание в Париже означало прежде всего опасность для внутреннего положения Пруссии, ведь германские рабочие уже не один раз во время войны заявляли свою солидарность с пролетариатом Франции и особенно с рабочими Парижа. Деятельность Парижской коммуны все более и более вызывала симпатии рабочих всего мира. В Германии шли многочисленные митинги в честь Коммуны а.
С другой стороны, германское командование опасалось, как бы коммунары, укрепив свои позиции, не возобновили военных действий против пруссаков и не сорвали заключения мира. При этом у Бисмарка возникали фантастические опасения, как бы коммунары не договорились с версальскими войсками и не двинулись совместно на германские позиции. Эти опасения Бисмарк использовал для шантажа Тьера,-который требовал все новых войск для борьбы против Коммуны.
Наконец, немаловажную роль при обсуждении методов подавления Коммуны играла забота Бисмарка о скорейшем получении контрибуции. Одно время Парижская коммуна предлагала прусскому командованию 200 млн. фр. при условии передачи ей фортов, занятых пруссаками. Но Бисмарк не верил в платежеспособность Коммуны и рассчитывал получить контрибуцию от правительства Тьера.
Бисмарк с первых же дней восстания хотел помочь Тьеру. Русский посол в Берлине информировал Горчакова 21 марта: «он [Бисмарк] «сооб-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 333 — 334.
' Там же, стр. 655.
в См. работу В. С. Алексеева-Попова, Рабочий класс Германии в дни Парижской коммуны в приложении к книге А. И. Молока, Германская интервенция против Парижской коммуны 1871 г., М. 1939.




877 Военная борьба в мае (1 — 20 мая)
баррикада у моста Нейи щил мне под большим секретом, что он предложил Тьеру свое содействие для преодоления кризиса» '.
Уже через несколько дней Бисмарк дал разрешение довести версальскую армию до 70 тыс. человек, а затем изо дня в день разрешал ее дальнейшее увеличение вплоть до 130 тыс. человек.
Но при этом Бисмарк все время требовал, чтобы Тьер самым быстрым и решительным образом подавил восстание. Тьер, Фавр и другие представители версальского правительства жаловались, что Бисмарк обвиняет их в медлительности, в попытках пойти на компромисс с Коммуной, что он угрожает сам разгромить рабочее правительство.
Русский поверенный в делах Окунев передавал жалобы Тьера (1 мая): Бисмарк «постоянно упрекает меня в том, что я не действую с достаточной суровостью против восстания в Париже и затягиваю дело» '. Тьер угодливо сообщал Бисмарку, что форт Исси «может быть с минуты на минуту взят приступом».
Бисмарк то и дело заявлял, что он тоже хочет участвовать в подавлении восстания. 3 мая Фавр писал французскому послу в Петербурге де Габриаку, что Пруссия «предлагает нам вступить туда (в Париж.— П. E.) вместе с нами и считает себя оскорбленной, когда мы отказываемся» '.
Царская Россия тоже хлопотала перед Пруссией, чтобы она всячески помогла Тьеру подавить восстание. Она хотела «добиться от Пруссии ' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 67. ' Там же, стр. 124. ' Там же, стр. 127.


Глава ХП1
предоставления нам необходимых облегчений для подавления восстания». Император Александр (по словам де Габриака) заявил, что «понимает необходимость придти к нам (т. е. правительству Тьера.— Il. Л'.) на помощь для подавления мятежа, который посредством своих разветвлений угрожает всему европейскому миру в целом»'.
Затянувшееся в Париже восстание чрезвычайно тревожило Бисмарка. Оно срывало его надежды на скорейшее заключение мира, на быстрое получение контрибуции и на полное подчинение Франции.
Заключение 10 мая Франкфуртского договора решительно ускорило разгром Коммуны. Во Франкфурте окончательно был уточнен план удушения Коммуны, и пруссаки активно включились в борьбу против нее. Маркс через доверенного человека передал коммунарам текст мирного договора, сообщал о тайных соглашениях Фавра с Бисмарком и, в частности, предупреждал об опасности нападения на Париж с севера.
Договор об интервенции устанавливал пропуск версальских войск через прусские линии, прекращение подвоза продовольствия и требовал разоружения парижских крепостных укреплений. Мольтке добивался даже обстрела Парижа прусской артиллерией.
А в это время некоторые участники Коммуны (например, якобинцы Лиссагаре, Бийорэ, прудонист Дени и др.) наивно полагали, что Пруссия верна нейтралитету и ни о какой интервенции не думает. Только бланкисты довольно правильно указывали на опасность интервенции и отмечали сговор между Тьером и Бисмарком с целью разгрома Коммуны.
Господствующие классы Франции горячо приветствовали пруссйую интервенцию, они соглашались на любые унижения, лишь бы подавить рабочее восстание.
Руководители парижского пролетариата ясно представляли себе, что они не могут одновременно бороться и против Версаля и против пруссаков. Поэтому Центральный комитет национальной гвардии уже 19 марта официально заявил германскому командованию о признании предварительного мира, а в дальнейшем Парижская коммуна добивалась -сохранения строгого нейтралитета и избегала всяких осложнений с прусскими войсками. Например, когда пруссаки потребовали снятия трех пушек, установленных на Венсенском форту, пушки были немедленно убраны (25 апреля).
Уже с начала апреля Коммуна несколько раз пыталась вести переговоры с германским командованием с целью выяснить, передадут ли пруссаки занимаемые ими форты версальцам (обращение было сделано от имени Клюзере). Пруссаки ничего не ответили. Не удалась и новая попытка -такого рода в середине апреля.
В конце концов по настоянию Бисмарка пруссаки согласились встретиться с Клюзере для переговоров. Переговоры происходили 26 апреля на форте Обервилье. Клюзере от имени Коммуны предложил уплатить 500 млн. фр. (из них 350 млн. немедленно) в счет контрибуции, с тем чтобы немцы обещали строжайший нейтралитет, передачу Коммуне парижских фортов (если немцы их будут эвакуировать), недопущение голодной блокады. Клюзере просил также о продаже ружей «шаспо», но это требование представитель немецких властей Гольштейн от:клонил ~.
' «Царская дипломатия п Парижская коммуна», стр. 146147.
' General Cluseret, hlemoires, ч. II, р. 1 — 15.


879
Военная борьба е мае (1 — 20 лая)
По словам немецких участников переговоров, Клюзере, однако, пошел дальше. Он внес такие предложения: столица разоружается, но не занимается версальскими войсками и получает право на коммунальную автономию; Национальное собрание распускается и заменяется новым, которому Париж обещает подчиниться '.
У нас пет данных, чтобы судить, кто уполномочивал Клюзере давать такие ооещания, означавшие по существу полную капитуляцию Коммуны. Несомненно, что известная часть членов Коммуны могла поддержать предложения, формулированные Клюзере. Ведь аналогичные мнения были опубликованы в печати Коммуны, например, авторами идеи о «вольном городе Париже». Как бы то ни было, Бисмарк использовал эти предложения Клюзере в беседах с Фавром для дальнейшего нажима на правительство Тьера. Бисмарк прямо пригрозил, что, если не будет ускорено заключение мира, он подумает о создании в Париже нового правительства (вместо правительства Тьера) и заключит мир именно с ним.
После этой угрозы правительство Тьера поспешило уступить во всех вопросах, касавшихся мирного договора. Со своей стороны Бисмарк обещал максимальную помощь Тьеру для разгрома Парижа. А. Молок правильно отмечает, что «переговоры, которые привели к заключению Франкфуртского договора, были в такой же мере переговорами об интервениии, как и переговорами о мире» '.
В речи «О перспективах революции в Китае» (1926 г.) И. В. Сталин отмечал особенности интервенции: «Интервенция вовсе не исчерпывается вводом войск, и ввод войск вовсе не составляет основной особенности интервенции. При современных условиях революционного движения в капиталистических странах, когда прямой ввод чужеземных войск может вызвать ряд протестов и конфликтов, интервенция имеет более гибкий характер и более замаскированную форму. Прп современных условиях империализм предпочитает пнтервеш1ровать путем организации гражданской войны внутри зависимой страны, путем финансирования контрреволюционных сил против революции, путем моральной и финансовой поддержки своих китайских агентов против революции» '.
Пруссия использовала по отношению к Парижской коммуне все способы, о которых говорил И. В. Сталин применительно к китайской революции.
Пруссия широко применила шпионаж против Коммуны и использовала его для нужд версальцев.
Пруссия согласилась дать Тьеру войска, вернув до 150 тыс. военнопленных из Германии. Это был важнейший впд помощи, ибо в пределах страны Тьер не сумел бы так быстро перебросить нужные силы, да в таком количестве их во Франции и не было.
Другим важнейшим средством была жестокая блокада Парижа. Не будь девяти фортов в руках пруссаков и не будь 150-тысячной прусской армии у столицы, Тьер не мог бы замкнуть круг, в центре которого находился Париж. Блокада Парижа пруссаками и версальцами угрожала Коммуне голодом.
' См. А. И. ЛХолок, Германская интервенция против Парижской коммуны
1871 г., стр. 76.
' Там же, стр. 90.
И. В. Сталин, Соч., т. 8, стр. 360.


гво
Глава ХП1


Пруссаки в самый ответственный момент осады пропустили версальские войска через свои линии к северу и востоку и отрезали коммунаров со всех сторон. Это было уже не нейтралитетом, которым хвастал Бисмарк, а прямым соучастием в борьбе против рабочих Парижа.
Мало того, прусское командование активно и систематически участвовало в совещаниях версальских генералов для совместного обсуждения всех деталей осады Парижа. Можно прямо сказать, что план разгрома Парижа был выработан Тьером совместно с Бисмарком и Мольтке.
Наконец, когда Коммуна доживала последние дни, пруссаки действовали как наймиты Тьера. Они обстреливали безоружных коммунаров, пытавшихся пройти через прусские линии, арестовывали их и сотнями передавали в руки версальских палачей.
Активная прусская интервенция была такой же мощной военной мерой против Коммуны, как и наступление армии Тьера. Каждая из этих сил сама по себе была тяжкой угрозой пролетарской армии, Парижа. А когда обе эти силы обрушились на рабочий Париж, они. задавили его.










АКТИВНОСТЬ МАСС
g 1. Общественные организации письме к Кугельману (12 апреля 1871 г.) Маркс восторженно писал о «геройских парижских товарищах»: «Какая гибкость, какая историческая инициатива, какая способность к самопожертвованию у этих парижан!» ' Ленин, характеризуя это письмо, добавлял: «Историческую иниquamuey масс Маркс ценит выше всего... И, как участник массовой борьбы, которую он переживал со всем свойственным ему пылом и страстью, сидя в изгнании в Лондоне, Маркс принимается критиковать непосредственные шаги «безумно-храбрых» парижан, «готовых штурмовать небо»». «Он выше всего ставит то, что рабочий класс геройски, самоотверженно, инициативно творит мировую историю. Маркс смотрел на эту историю с точки зрения тех, кто ее творит, не имея возможности наперед непогрешимо учесть шансы...»»
Ленин писал в статье «Как организовать соревнование»: «Парижская коммуна показала великий образчик сочетания почина, самостоятельности, свободы движения, энергии размаха снизу — и добровольного, чуждого шаблонов, централизма» '.
Творческая активность парижских масс выразилась также в широком развертывании всевозможных массовых организаций. Ряд организаций, которые существовали до Коммуны, теперь стал проявлять большую активность.
Остановимся сперва на секциях Интернационала. Мы уже знаем, что ряд виднейших членов Интернационала активно участвовал и в революции 18 марта и в Коммуне.
В конце марта Совет Интернационала заседал очень часто. На заседании 29 марта была создана комиссия для связи («intermediaire») между Интернационалом и Коммуной, в составе Серрайе, Комбо, Ностага, Бертена и др. На этом же заседании было подтверждено решение наметить созыв очередного конгресса Интернационала в Париже 15 мая.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 105. г В. И. Ленин, Соч., т. 12, стр. 88, 90.
В. И. Ленин, Соч., т. 26, стр. 374.


882
Глава XIV


Члены Интернационала не только попали в большом числе в Коммуну, но и активно включились в работу вновь организуемых учреждений. Мы видели выше, что для борьбы против саботажа на почте, телеграфе, в отделе налогов и пр. были выделены на разные работы члены секций Интернационала, Серрайе писал 30 марта, что «... в каждом правительственном учреждении есть, по крайней мере, один из наших» '.
В это время усиливается работа парижских секций Интернационала. В газетах того времени то и дело читаем сообщения о заседаниях секций, их решениях и пр.
Когда была создана инициативная комиссия при Комиссии труда и обмена, главными участниками ее были работники Интернационала и синдикальных камер. Вообще оое эти комиссии были самым тесным образом связаны в первую очередь с секциями Интернационала и синдикальными камерами. Комиссия труда и обмена действительно сумела особенно тесно связаться с рабочими массами и ряд своих декретов проводила с широким обсуждением их в рабочей массе.
Когда «меньшинство» (т. е. в основном члены Интернационала) хотело уйти из Коммуны, оно опять-таки обсуждало этот вопрос с рабочими.
Большую активность проявляла секция Батиньоля и Терна, которая, например, критиковала Комиссию труда и обмена за нерешительность ее политики. Секция вокзалов Иври и Берси начала издавать свою газету («?.а Revolution politique et sociale», редактор — Ностаг, вышло 7 номеров).
Ряд секций заметно увеличил число своих членов. Можно сказать, что за время Коммуны секции Интернационала очень активизировались. Они поставляли Коммуне сотни преданных работников на все участки работы.
В тесном контакте с Интернационалом были, как всегда, синдикальныа камеры. Первое воззвание Интернационала (23 марта) было подписано совместно с федеральной камерой рабочих обществ.
В первые дни Коммуны было, например, опубликовано воззвание синдикальной камеры рабочих-каменотесов, где говорилось: «Разве будет существовать теперешняя (т. е. капиталистическая. — П. К.) система?» «
В дни Коммуны насчитывалось 34 синдиката, 43 рабочих производственных кооператива (сапожников, мебельщиков, литографов, маляров, портных и т. д.) и 7 продовольственных кооперативов. Во время Коммуны был создан ряд новых производственных кооперативов и артелей для пошивки обмундирования, починки орул~ия и пр. Сведения о работе как синдикальных камер, так и кооперативов в период Коммуны так скудны, что мы не можем сделать каких-либо обобщений. Но можно заметить активность всех этих организаций.
Что произошло с другой организацией, игравшей крупнейшую роль во время осады,— с Центральным комитетом 20 округов? После образования Центрального комитета национальной гвардии Центральный ко= митет 20 округов в известной мере оказался в тени. Во время Коммуны его значение свелось почти что на нет.
После 18 марта Центральный комитет 20 округов предлагал Центральному комитету национальной гвардии свое содействие и хотел с
1 «Письма деятелей 1 Интернационала», стр. 21.
' «Les Murailles politiques franraises», v. П, р. 25.




883"
Активность масс
Рабочие подростки Парижа исправляют траншеи коммунаров ним тесно связаться. В документе от 22 марта мы читаем повторное предложение Делегации 20 округов поддержать Федерацию национальной. гвардии. Центральный комитет 20 округов выбрал по два делегата для организации национальной гвардии (возможно, что это решение было проведено незадолго до 18 марта) '. На заседании 21 или 22 марта Центральный комитет 20 округов совместно с Федеральным Советом Интернационала обсуждал вопрос оо объединении всех демократических сил ~.
В эти же первые дни после 18 марта произошел конфликт между обоими.,центральными комитетами. Центральный комитет национальной гвардии предлагал Центральному комитету 20 округов отказаться от своего названия, с тем чтобы название Центрального комитета оставалось только по отношению Центрального комитета национальной гвардии. Но Центральный комитет 20 округов на это не согласился.
Во время выборов в Коммуну Центральный комитет 20 округов выступил с прокламацией к избирателям, подписанной такими известными лицами, как Белэ, Брион, Камелина, Ш. Дюмон, Дени, Ферре, Лефрансэ, Потье, Телидон, Тейс, Вайян, Валлес и др. В ней, между прочим, выражалась надежда, что после выборов «оружие будет заменено орудиями труда, и тем самым будут обеспечены для всех трудящихся порядок и свобода» '.
Наиболее влиятельные члены Центрального комитета 20 округов были избраны в Коммуну или включились в другую правительственную работу. Тем самым при наличии Коммуны и Центрального комитета национальной гвардии смысла для существования Центрального комитета 20 округов не было. 1 «Enquete», v. Ш, р. 253 — 254. * «Cri du peuple» М» 22, 23/III 1871. «Maillard, A fiches, professions de foi, documents officiels, Р. 1871, р. 70.


Г*а в а ХЛ'
384
Но Центральный комитет 20 округов все-таки пытался играть некоторую роль. На заседании Коммуны 30 марта он представил свое заявление, где полностью одобрил три декрета Коммуны: о квартирной плате, рекрутском наборе и о ломбарде.
В то же время Центральный комитет 20 округов советовал Коммуне сделать свои заседания публичными. В своем обращении от 1 апреля Центральный комитет 20 округов снова настаивал на публичности заседаний Коммуны '.
Это обращение к Коммуне было принято на совещании делегатов под председательством Жантилини, с участием Лакора, Гайара-отца, Бриона, Пиацца и др. Через несколько дней совещание Делегации 20 округов предлагало Коммуне вдвое увеличить число членов Коммуны и немедленно провести довыборы (это было предложение Шателена). 10 апреля Делегация 20 округов осуждала Коммуну за то, что она не выполняет предложения увеличить число членов Коммуны и затягивает довыборы. Во время дополнительных выборов Центральный комитет 20 округов выставлял свой список.
Можно сказать, что эти выступления Центрального комитета 20 округов в период Коммуны носили чисто декларативный характер. Никакой заметной роли в это время он уже не играл.
Несколько в другом положении оказались при Коммуне комитеты бдительности округов. Конечно, их роль при Коммуне существенно изменилась. Ведь в это время муниципалитеты были в руках рабочих» активно действовали легионные (или окружные) советы, представлявшие национальную гвардию. Комитетам бдительности не приходилось, таким образом, контролировать муниципалитеты или действия легионных советов. Но мы имеем свидетельства тому, что число комитетов бдительности за время Коммуны значительно увеличилось. В разных округах Парижа эти комитеты продолжали действовать. Во время выборов в Коммуну мы то и дело видим афиши окружных комитетов бдительности, которые выставляют кандидатов и дают наказы депутатам. Ряд комитетов бдительности был тесно связан с клубами.
Эти комитеты при Коммуне выполняли самые различные функции, которые определялись всей обстановкой того или иного округа. Там, где муниципалитеты были активны и вовлекали в свою работу широкий круг людей, у комитетов бдительности оставалось мало работы. Там, где муниципалитеты были неактивны, многое делали комитеты бдительности и легионные советы.
Активность масс пшроко проявлялась в это время и в ведомствах, и в комиссиях Коммуны, и в муниципалитетах, и в легионных советах, и т. д. Любопытно, однако, что активность парижских масс была столь велика, что даже и несколько устаревшие организации имели своих активистов, которые сплачивали массы под знаменем Коммуны.
Надо отметить также своеобразие газет Коммуны, выразившееся в большом количестве писем читателей-рабочих, национальных гвардейцев и др. по всем злободневным вопросам. Редакции газет Коммуны получали сотни писем. Почти в каждом номере можно найти эти письма. Газета «Pere Duchene» в К«44 писала, что с каждой почтой она получает целый ворох писем от читателей. «Каждое утро и каждый вечер, когда папаша Дюшен открывает ящик, прибитый к стене его типографии
«Rappel», 2/IV 1871.




Активность масс
Сор не для того, чтобы патриоты могли туда бросать письма, он находит целую груду этих писем... Это доставляет ему чертовское удовольствие». Пачку этих писем опубликовал ИМЭЛ '.
Сама газета «P ere Duchene»
не печатала этих писем (за случайными исключениями), но она широко использовала их для своих статей. Она имела через них живую связь с читательскими массами.
Другие газеты создали даже специальные отделы писем читателей. Так, «1 а Sociale» имела отдел «Трибуна пролетариев», «Paris ПЬге» — отдел «Трибуна трудящихся».
Письма читателей вносили разные предложения Коммуне, давали оценку ее декретов, иногда критиковали Коммуну за неактивность или нерешительность, сигнализировали о контрреволюционной деятельности агентов Тьера и т. д.а Т ская масса своим участием в г
Тип коммунара
ак горячо преданная Коммуне париж-
азетах помогала великой борьбе.
ф 2. Женщины в Коммуне
' «Письма рабкоров Парижской Коммуны», изд. f-е, М. 1937.
' См. статью А. Молока, Читатель газет Парижской коммуны, «Большевистская печать» № 4 и 5, 1938 г.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. ХШ, ч. II, стр. 323.
25 История Парижской кеммткь«
Маркс и Ленин не раз указывали на значительную роль женщин в героической борьбе Коммуны. В «Гражданской войне во Франции», говоря о бегстве из Парижа буржуазии и ее кокоток, Маркс писал: «Их место заняли снова истинные парижанки, такие же героические, великодушные и самоотверженные, как женщины классической древности. Трудящийся, мыслящий, борющийся, истекающий кровью, но сияющий вдохновенным сознанием своей исторической инициативы, Париж почти забывал о людоедах, стоявших перед его стенами, с энтузиазмом отдавшись строительству нового общества!» '
В статье «Военная программа пролетарской революции» (1916 г.) Ленин отмечал роль женщин в Коммуне 1871 г. и говорил о великих задачах женщин в будущих революционных боях. Он писал: «Один буржуазный наблюдатель Коммуны писал в мае 1871 года в одной английской газете: «Если бы французская нация состояла только из женщин, какая это


Глава XIV
была бы ужасная нация!» Женщины и дети с 13 лет боролись во время Коммуны наряду с мужчинами. Иначе не может быть и при грядущих битвах за низвержение буржуазии. Пролетарские женщины не будут смотреть пассивно, как хорошо вооруженная буржуазия будет расстреливать плохо вооруженных или невооруженных рабочих. Они возьмутся за оружие, как и в 1871 году...»'
Так Ленин гениально предвидел будущую роль женщины в Октябрьской социалистической революции, в гражданской войне и в строительстве социализма.
Маркс на Лондонской конференции Интернационала, защищая предложение о создании специальных секций женщин-работниц, надоминал «о горячем участии женщин в событиях Парижской коммуны» '.
О составе активных участниц Коммуны мы имеем данные версальских военных судов. Всего была привлечена к суду 1051 женщина. Из них замужних было 338 (117 были в гражданском браке). Без профессии было 246 женщин. 800 женщин, имевших профессию, принадлежали к рабочему классу. Женщин, связанных с изготовлением одежды, было больше всего — 229 (45 модисток, 39 белошвеек, 37 корсетниц, 26 портних и т. д.). 141 женщина была занята как прислуга (приходящая и живущая), было 103 прачки, гладильщицы и пр., 78 поденщиц, 49 матрасниц, 29 перчаточниц, 22 цветочницы (вероятно, по изготовлению искусственных цветов) и т. д.'
Эти цифры показывают, что Париж был преимущественно ремесленным городом. Женщины-пролетарки были заняты в небольших мастерских или раооталп на дому, женщин-работниц в крупном производстве, на заводах и пр., почти совсем не было.
Среди арестованных женщин интеллигентки были представлены единицами (например, были четыре учительницы). Одна женщина была домовладелицей, 15 содержали кафе или винное заведение, 11 имели торговлю или мастерскую. Таким образом, представителей мелкой буржуазии было очень мало.
Данные о привлеченных к суду женщинах дают, несомненно, очень точную картину широкого вовлечения в революционную борьбу пролетарских женщин.
Уже с первых дней Коммуны женщины проявляли большую активность. В начале апреля, после первых же столкновений с версальцами, в Париже был организован ряд женских манифестаций. По улице Риволи прошла демонстрация в 500 женщин, которые махали платками и кричали: «Да здравствует республика!» У моста Гренель днем была другая демонстрация женщин-работниц, очень чисто одетых; некоторые из них были в шляпках. Впереди шла высокая девушка с красным флагом и группа ребят, которые распевали революционные песни. Демонстранты кричали: «Мы идем на Версаль!» На площади Шато д'О в тот же день женщина с красным флагом в руках говорила речь'.
' В. И. Ленин, Соч., т. 23, стр. 70.
' «Лондонская конференция Первого Интернационала», стр. 28. В черновике
эта фраза формулирована так: «Во время Парижской коммуны и т. д. они проявили
больше пыла, нежели мужчины».
' «Enquete», v. Ш, р. 309,
4 «Карре!», 4/IV, 1871.




Акт.аеность масс
Коммуиарка призывает к борьбе
В половине апреля (см. «Journal officiel» от 11 апреля) по инициативе группы женщин-социалисток было положено начало массовой женской организации (Союз женщин), состоявшей пз Центрального комитета и окружных комитетов. Задачами этой новой организации были: поддержка Коммуны, организация санитарных отрядов и вообще медицинской помощи бойцам, организация женского профессионального движения и пр. Организаторы мечтали о широком развертывании женского движения. Тумановская писала Г. Юнгу (члену Генерального совета) 24 апреля: «Мы учредили во всех районах, в самих мэриях, женские комитеты и кроме того — Центральный комитет... Если Коммуна победит, то наша организация из политической превратится в социальную, и мы образуем международные секции» '.
Женские комитеты создавали санитарные отряды для работы на фронтах и в городе, организовывали питание на боевых позициях,
' «Письма деятелей 1 Интернационала», стр. 39.


888
Глава XIV


направляли женщин на постройку и защиту баррикад, собирали всякого рода справки, направляли женщин на работу и т. д.'
17 мая Комиссия труда и обмена поручила Центральному комитету Союза женщин организовать труд женщин столицы, создать синдикальные камеры работниц совместно с производственными ассоциациями и образовать федеральную камеру '. 20 мая было созвано второе собрание по этому вопросу, однако уже не было времени для реалиаации этих задач.
Женщины через свой Центральный комитет и окружные комитеты проводили большую агитационную и пропагандистскую работу в пользу Коммуны. В клубах собиралось очень много женщин, и среди ораторов было немало женщин, приобретших широкую популярность. Особенно выделялись женщины-работницы (матрасница из Пролетарского клуба, прачка из клуба Сен-Мишель, старуха Тереза из клуба Элуа и др.).
В дальнейшем — в мае — начал организовываться специальный женский батальон. 6 мая был сделан первый призыв, а через несколько дней был создан батальон в несколько сотен женщин, хорошо экипированных и вооруженных. 15 мая на дворе Тюильрийского дворца был сделан смотр этому батальону. Женский батальон не успел пойти на фронт, но он героически сражался на баррикадах, в частности на подступах к Монмартру.
Впервые в истории пролетарской борьбы женщины так активно и непосредственно участвовали в вооруженной борьбе за новый социальный строй.
Революционная борьба сделала пролетарских женщин Парижа активнейшей силой Коммуны. Один очевидец (Реклю) писал: женщины «с пылом требуют себе звания гражданок, и, больше того, они действуют как гражданки... Из рядов народа подымается новое поколение женщин, которое не было воспитано в лоне церкви». Они хотят свободы и уже добились ее. «Именно поддержкаженщинсделала Париж мужественным и гордым» з.
Тот же наблюдатель (как и многие другие) отмечает, что в период Коммуны сильно увеличилось число браков в рабочих кварталах и проституция почти исчезла, а по цифрам Дю Кана в Париже в 1870 г. было 152 публичных дома и 120 тыс. проституток '.
Отдельные организации (муниципалитеты и др.) выставляли требования и добивались закрытия домов терпимости, удаления проституток с улиц и из общественных мест и пр. (например, муниципальная делегация XI округа, Комитет бдительности XVIII округа и др.).
Буржуазная печать особенно яростно обливала грязью пролетароккоммунарок за их активную борьбу за Коммуну и осыпала их самой площадной руганью. Буржуа негодовали даже на то, что коммунарки обычно ходили в темных и чаще в черных платьях и одевались скромно и просто.
Среди коммунарок крупную роль играла Луиза Мишель, городская учительница Парижа. Уже во время осады она выделялась своей политической активностью. 8о время Коммуны она с первых дней боев взялась за оружие. Она боролась йа наиболее тяжелом участке — в Нейи.
' «Ьа Sociale» М 40, 9/V 1871.
' «Les Murailles politiques 1гащаЬея», v. П, р. 522.
» Elie Reclus, Ьа Commune au jour le jour 1871, р. 262, 305.
4 М. Du Camp, Paris, ses organes, ses fonctions et за vie, P. 1875, v. III.





Ак>ппеность масс
Луиза Мишель
Кристина Д'Аржав
' Ейе Reclus, Ьа Commune au jour le jour 1871, р. 305. ' См. о ней статью А. Молока, «Под знаменем марксизма» № 6, 1927 г. После
падения Коммуны Андре Лео занимала жалкую позицию сторонницы Бакунина в
борьбе против Маркса.
Кроме того, она продолжала работать по организации женских комитетов. Реклю дает ей такую характеристику: «Это человек простой, мягкий, скромный, застенчивый и полный самоотречения... В ней скрывается неукротимая решительность — это львица в шкуре овцы... Раньше она жила замкнуто, училась, была грустной, но трудности ее закалили. С тех пор как она разделяет общую судьбу со всеми национальными гвардейцами, питается бобами, куском говядины или куском конского мяса,' который она поджаривает на вилке в дыму костра под открытым небом, с тех пор как она ежечасно днем и ночью рискует быть убитой — она похорошела, стала очаровательно веселой; она остается тем же глубоко искренним человеком, чуждым всего дурного» '.
Реклю добавляет: «Мы не знали ее, и она не знала самое себя». И действительно, сотни женщин нашли себя в революционной борьбе Коммуны и'стали крупными организаторами, ораторами, бойцами.
Л. Мишель героически боролась на баррикадах. Когда Коммуна была раздавлена, Л. Мишель узнала, что ее мать арестована версальцами. Она сама пошла выручать ее и попала в плен. На суде она гордо бросила вызов судьям и только случайно не была приговорена к расстрелу. Она была сослана на вечное поселение.
Большое влияние имела журналистка Андре Лео '. Видную роль играли в Коммуне две русские: Елизавета Дмитриева-Тумановская и А, В. Корвин-Круковская (Жаклар).


Глава LII
Дмитриева была связана с работниками 1 Интернационала и в частности с Марксом. Она получала от Маркса разного рода поручения и в период Коммуны. Дмитриева была однимиз виднейшихорганизаторов женского союза. Она была одним из популярнейших ораторов. Во время баррикадной борьбы она активно участвовала в боях вместе с женским батальоном.
Маркс в письме к М. Ковалевскому (9 января 1877 г.) писал, что Дмитриева оказала «большие услуги партии» ', и хлопотал о том, чтобы найти адвоката для ее мужа. Вскоре после падения Коммуны Дмитриева, видимо, уехала в Россию. Она вышла замуж за Давыдовского, который был затем осужден по уголовному делу «червонных валетов». Дмитриева добровольно пошла в ссылку в Сибирь за своим мужем и отошла от всякой политической деятельности '.
Другая русская, А. В. Корвин-Круковская, жена коммунара Жаклара (сестра известной С. В. Ковалевской), также активно участвовала в Коммуне, занималась организацией женских комитетов, народного образования и пр.
Десятки и сотни женщин пошли в ряды Коммуны и беззаветно боролись под красным знаменем. Пролетарские женщины уже тогда показали, что они умеют бороться и геройски погибать рядом со своими братьями и мужьями за дело революции.
ф 3. Клубы в дни Коммуны
Запрещение клубов и народных собраний„конечно, было сразу отменено после 18 марта. В старых, излюбленных помещениях клубов и собраний снова стал собираться народ (например, в Медицинской школе, в зале «Мольер», в театре «Серафен», в «Казино» на улице Каде и др.). В начале апреля особенно характерным явлением стало использование церквей для заседаний клубов и собраний. По моим подсчетам., около 20 парижских церквей в той или иной мере использовалось для собраний, причем в 12 — 15 церквах заседания клубов и собраний происходили регулярно.
Коммуна не возражала против совершения богослужения в церквах в дневные часы, с тем чтобы по вечерам церкви превращались в клубы.
В некоторых церквах главный вход служил только для нужд клубов, а для церковных служб днем открывалась боковая дверь. Обычно под клуб брали все помещение церкви. Стол президиума помещался перед алтарем, кафедра проповедников использовалась для ораторов. Над алтарем на время заседания клуба вывешивалось красное знамя Коммуны. В тех церквах, где церковные службы были прекращены, помещение приспосабливали для клубной работы и красное знамя висело все время. В церкви Сен-Пьер, в Монруже, были сделаны специальные перегородки, и помещение было разделено между членами клуба и верующими. Клубу было отведено центральное место церкви (неф), а попам передали главный алтарь, часовни (приделы) и подземелье. Главный вход был использован для клуба, боковые двери — для «верующих». Скоро,
1 E. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 445.
' И. Книжник-Ветпров, Героиня Парижской Коммуны 1871 г. Е. Л. Туманов-
акая, «Летописи марксизма», т. VII — VIII, 1928, стр. 63 — 80.


891
Актиеность масс
однако, произошло столкновение «клубистов» и «верующих». Церковные ключи были отобраны у духовенства, и церковь была целиком передана клубу.
Вход в клубы обычно был бесплатным. Иногда собирали при входе деньги на тарелку, кое-где платили за вход 5 — 10 сантимов. Никаких ограниченпй для входа не было, но, например, клуб в церкви св. Николаяна-полях одно время не допускал женщин. Но это ограничение вскоре было отменено.
В некоторых клубах запрещали курить, но это тоже случалось редко. Кое-где устраивали незатейливый буфет. Из клубов особенно выделялись: клуб в церкви св. Николая-на-полях, Клуб революции (в церкви Сен-Бернар), клуб Социальной революции в Батиньоле (в церкви Сен-Мишель), клуб в церкви Сен-Сюльпис (один из самых популярных и вместительных).
Часть клубов размещалась в гражданских учреждениях, например в Медицинской школе, в зале «Мольер», в зале «Марсельеза», во «Дворце чудес» и др.
Всего действовало, судя по печати того времени, не меньше двадцати клубов в гражданских помещениях. Таким образом, в разгар клубной деятельности, т. е. с середины апреля и до конца Коммуны, довольно регулярно действовало до 40 клубов — наполовину в церквах, наполовину в гражданских помещениях. Надо учесть, что некоторые помещения собирали до 3 — 6 тыс. человек.
Существовал Клуб женщин-патриоток, не имевший постоянного помещения. В бюро этого клуба входили австрийская подданная Рейденрет, парикмахер Жюли Буррио и маркитантка 104-го батальона Анна Лавинь.
В небольшой церковке Нотр Дам де Плезанс (в XIV округе) был организован клуб национальной гвардии. Женщины туда не допускались.
Одним из самых популярных клубов был клуб в церкви св. Николаяна-полях (на улице Сен-Мартен). Организаторы этого клуба сперва собирались в небольшом зале «Мольер», а затем перенесли свои заседания в эту очень обширную церковь. Первое заседание клуба в церкви происходило 25 апреля. Народу здесь собиралось по 5 — 6 тыс, человек. Заседания начинались и кончались хоровым пением «Марсельезы». Запевал обычно один из певцов кафе-концерта. Этот клуб имел свой бюллетень. В первом номере бюллетеня говорилось: «Народ, управляй сам через свои публичные собрания, через свою печать; оказывай давление на своих представителей, они никогда не пойдут чересчур далеко по революционному пути».
Задача клуба формулировалась так: «Коммунальный клуб имеет целью бороться с врагами наших коммунальных прав, наших свобод и республики; защищать права народа, давать ему политическое воспитание, дабы он мог управлять сам собою; напоминать нашим избранникам о принципах, если они их забудут, и поддерживать их во всем, что они предпримут для спасения республики, в особенности же провозглашать суверенитет народа, который никогда не должен отказываться от своего права контроля над действиями своих уполномоченных» '.
Бюллетеня клуба нет в московских библиотеках, и я цитирую его по книге
А. Молока, Очерки быта и культуры Парижской Коммуны, Л. 1924, стр. 67.


892
Глава XIV
Для характеристики этого клуба типична резолюция от 30 апреля, которая требовала введения закона о подозрительных, устройства собраний, где избиратели могли бы требовать отчета у своих избранников, лишения гражданских прав всех торговцев, которые прекратили торговлю из-за недоверия к Коммуне, расстрела всех граждан, которые откажутся служить республике с оружием в руках.
Среди ораторов клуба был ряд членов Коммуны: Жоаннар, Амуру, Везинье.
Очень влиятелен был клуб в церкви Сен-Мишель, в Батиньоле. Этот клуб был обычно переполнен. Приходило много женщин. Клуб существовал 19 дней, до вступления версальцев в Париж (21 мая). В этом клубе нередко выступали видные члены Коммуны — Шален, Малон и др. Из ораторов часто выступал председатель батиньольской секции Интернационала Легалитэ.
Группа буржуазных женщин подготавливала взрыв этого клуба. Аббат этой церкви отговорил их от покушения, опасаясь разрушения здания.
В церкви Сент-Амбруаз (на площади Вольтера) был организован Клуб пролетариев (Club des yroletaires). Сперва здесь была установлена плата за вход в 10 сантимов, затем всех стали пускать бесплатно. Перед началом заседания поднимали красный флаг на кафедре, по окончании— снимали. Здесь продавалась газета «Preletaire». Председателями и членами бюро клуба были Морель, Вердье, Давид (он же и редактор газеты), капрал Гетье и др. Секретарем была прачка Андре. Из ораторов выступали члены Центрального комитета национальной гвардии Брюнель и Дюваль, директор тюрьмы Рокетт Франсуа, сапожник Дюран, какойто оперный певец (из провинции). Из женщин была популярна некая «матрасница». Последнее заседание клуба происходило уже во время «кровавой недели», 23 мая. В эти дни боев клуб был использован как склад оружия, пороха, бомб и пр. Церковь была занята версальцами только 28 мая.
Вот что пишут очевидцы, враждебные Коммуне, о характере заседаний клубов в церквах.
Протестантский пастор Эдмон де Прессансе описывает торжественное открытие клуба в церкви св. Николая-на-полях: «Церковь была освещена, как в дни больших праздников; громадная толпа заполняла центральный неф и боковые приделы. Присутствовало большое количество женщин; многие были с детьми на руках. Бюро заседало у алтаря, и председатель звонил в колокольчик, употребляемый при церковных службах. Ораторы говорили с кафедры. Один из ораторов по поводу декрета о ломбардах требовал, чтобы заложенные вещи были целиком переданы бедным. Одна из гражданок восклицала: «Вот это хорошо! За это-то я и люблю Коммуну». Другая выступала против церкви, обвиняя ее в «тупости, лживости, эксплуатации народа» '.
Другой очевидец — известный писатель Эдмон Гонкур,— описывая открытие клуба в церкви Сент-Эсташ (7 мая), говорил, что присутствовавшие «не совершали никакого святотатства». Один из ораторов говорил об ответственности членов Национального собрания за войну и предлагал конфисковать все их имущество. Второй требовал применения террора к врагам Коммуны, третий — обысков у буржуазии. Член Ком-
' Е. de Pressense, Les lemons du 18 mars 1871, P. 1871, р. 65 — 66.


Активность масс
муны Дюран, разъясняя смысл декрета о выдаче заложенных в ломбарде вещей, говорил, что коммунары не «partageux», т. е. не сторонники всеобщего дележа имущества, что «самое главное — разрешить социальную проблему, изменить условия жизни рабочих» '.
Особенную активность клубы проявляли в конце апреля и в первой половине мая. В начале мая стала организовываться федерация клубов во главе с комитетом, куда должно было войти по три делегата от каждого клуба. В воззвании комитета федерации клубов выставлялись такие задачи: «1) Защищать республику и поддерживать принципы Коммуны. 2) Обсуждать предложения и посылать Коммуне те решения, которые будут одобрены комитетом. 3) Держать повседневную связь с Коммуной, получать от нее все сведения о военных действиях и сообщать их по клубам».
К этому времени 11 клубов уже присоединились к этому комитету '.
ф 4. Деятельность клубов
Центральной темой заседаний в клубах, дебатов на народных собраниях, разговоров в толпе была социальная революция, т. е. создание нового общества в интересах народа. Композитор Бизе рассказывает, как два жителя Монмартра сказали ему на улице: «Прикончим реакцию, спасем социальную»» (т. е. социальную революцию).
В одной из самых аристократических церквей Парижа — СенРок — однажды во время воскресной службы какой-то старик стал кричать: «Да здравствует Коммуна! Да здравствует социальная революция!» — «верующие» ринулись к выходу4.
Конечно, лозунг социальной революции был довольно неопределенен. Обычно шла речь не о социалистическом перевороте и не о социалистическом строе, а о довольно туманной программе революционных мер в интересах трудящихся. Но часто ставился и коренной вопросо ликвидации эксплуатации человека человеком, о создании «нового общества».
Вот, например, как характеризовал это «новое общество» председатель клуба в церкви Сент-Элуа: «Мы создадим новое общество, общество по-настоящему демократическое и социальное, где никогда не будет ни бедных, ни богатых, потому что богатым, если они будут, придется отдавать все свое добро бедным (продолжительное «браво», неистовые аплодисменты и голос: «Надо начать с того, чтобы обуздать Ротшильда»)»'.
Одна из женщин-ораторов в клубе церкви Трините говорила: «В первую очередь надо прикончить с социальным бедствием, эксплуатацией рабочих хозяевами, которые богатеют за счет рабочего пота. Долой хозяев, которые считают рабочих какой-то производственной машиной! Пусть рабочие объединяются в ассоциации, соединяют свой труд, и они станут счастливыми. Другой язвой современного общества явля-
1 «Journal des Goncourt», v. ! (вторая серия), р. 293 — 294.
««Vengeur» № 39, 7/V 1871.
» G. Bizel, Lettres, P. 1908, р. 283.
«P. Fontoulieu, Les eglises de Paris sous la Commune, P. 1873, р. 91.
' Ibidem, р. 62.


Глава Х1р
ются богачи, которые только пьют, забавляются и ничего не делают.
Этих надо выкорчевать с корнем, так же, как попов и монахинь. Мы не будем счастливы, покуда не исчезнут хозяева, богачи и попы» '.
Мысль о социальной революции была связана с идеей полного освобождения пролетариата. Луиза Мишель в клубе Сен-Сюльпис говорила: «Пришел великий день, решающий день для освобождения пролетариата либо для его порабощения. Больше смелости, граждане, больше энергии, гражданки, — и Париж будет наш! Для народа это вопрос жизни или смерти»2.
Другая женщина-оратор в клубе в районе Пасси говорила: «Коммуну мы теперь имеем и никогда от нее не откажемся. Женщина, до сих пор зарабатывавшая только полтора франка, впредь будет зарабатывать три. Наш враг, буржуа, будет уничтожен. Не будет больше ни попов, ни буржуа. Кто жиреет от народного пота? Буржуа. Кто строит пышные хоромы, в то время как народ живет в жалких мансардах? Кто отказывается драться, в то время как Версаль избивает народ? Опять- таки буржуа. Нет, нет, нет, не нужно ни буржуа, ни попов! Пусть церкви превратятся в мастерские, а буржуа и попы пусть трудятся. Нет, не нужно ни монахинь, ни монахов: это бездельники. Они толкуют о боге, о небе, но разве они когда-нибудь его видели? Я его не видала» '.
Клубы то и дело выносили решения об ограничении прав буржуазии, о конфискации ее имущества и т. д. В клубе церкви св. Николая-наполях выдвигали популярное в массах требование, чтобы контрибуция пруссакам была оплачена «имуществом и золотом тех, кто бежал от осады и не хотел драться за свободу». Тот же клуб требовал, кроме того, конфискации имущества всех, кто имеет ренту выше 6 тыс. франков в год. В другом клубе одна пз женщин требовала установить ренту не выше 500 франков в месяц.
Председатель клуба в церкви Сен-Северен Троель в письме к Риго, сетуя на слабость Коммуны, заявлял, что, будь он членом Коммуны, он добился бы того, чтобы «прикончить буржуазию с одного удара». В этих целях надо «овладеть Французским банком... расстрелять всех, кто не пойдет на фронт, передать 200 млн. в кассу Интернационала», обеспечить семьи раненых и убитых, вернуть немедленно все заложенные в ломбарде вещи, дать по 5 тыс. премии волонтерам4.
Это одно из свидетельств того, что в массе было недовольство примирительной политикой Коммуны по отношению к Французскому банку и к буржуазии. Ленин указывал, что Коммуна должна была -энергично провести экспроприацию буржуазии. «Пролетариат остановился на полпути: вместо того, чтобы приступить к «экспроприации экспроприаторов», он увлекся мечтами о водворении высшей справедливости в стране, объединяемой общенациональной задачей; такие, например, учреждения, как банк, не были взяты, теории прудонистов насчет «справедливого обмена» и т. п. господствовали еще среди социалистов»'.
' Fontoulieu, Les eglises de Paris sous 1а Commune, P. 1873, р. 272.
' Ihidem, р. 256.
з А. de Balathier-Bragelonne, Paris iusurge, р. 23.
' Fontoulieu, ор. cit., р. 287.
в В. ХХ. Ленин, Соч., т. 13, стр. 438.


Активность масс
Народные массы инстинктивно требовали экспроприации буржуазии. Раздавались и возгласы о терроре по отношению к имущим классам.
В клубе церкви Сен-Кристоф (или, как обычно говорили, в «клубе Кристофа») сапожник Сильдман требовал ареста всех с<реаков» (т. реакционеров), всех, у кого только была прислуга. Собрание поддержало это требование криками: «Долой богачей!»
В клубе церкви Сент-Элизабет дю Тампль Жозеф Каррер, раньше работавший атлетом в ярмарочных театрах, человек радикальных взглядов, любил повторять: «Коммуна — молодое деревцо, его надо поливать кровью аристократов» (он был убит на баррикадах на площади Шато д'0).
В клубе церкви Сен-Северен (V округа) Мартен (содержатель молочной, после Коммуны сосланный на каторгу), один из популярных ораторов, требовал «конфискации всей собственности, разрушения всех дворцов и замков» и «казни буржуазии»'.
Клубы поддерживали решения и декреты Коммуны, но они не раз проявляли свою инициативу или вносили свои дополнения или изменения в постановления Коммуны. Так, например, клуб в церкви Сен-Бернар предложил упразднение магистратуры (т. е. судебных чиновников), аннулирование кодекса законов, передачу всяких работ и подрядов Коммуны в руки различных рабочих организаций, закрытие публичных домов и т. д. Клуб предложил видоизменить декрет Коммуны о ломбардах и внес другой текст, а именно: «Заложенные в ломбардах вещи возвращаются бесплатно, но только защитникам народа и тем лицам, которые имеют на это право по своему положению» 2.
Клуб 'церкви Сен-Жермен л'Оксеруа требовал введения удостоверений гражданства («cartes de civisme»), как в 1793 г. Коммуна позднее ввела удостоверения личности.
Исключительно интересно выступление в клубе одной прачки, которая работала 40 лет без отдыха, не имея праздников даже на новый год и на пасху. Она говорила: «Если бы я была правительством, я быустроила таким манером, чтобы и рабочие могли в свою очередь отдыхать. Я бы заставила построить дома за городом, где рабочие могли бы отдохнуть (конечно, не все сразу) и чуточку развлечься. Если бы народ имел каникулы, как и богачи, он бы так не жаловался. Вот что я вам хотела оказать, граждане» '.
Эта мечта парижской прачки не могла быть осуществлена Коммуной, она могла оьтть реализована только в Советском Союзе.
Даже после проведения декрета Коммуны об отделении церкви от государства пролетарское население Парижа требовало более решительных мер против церкви. Ненависть трудящихся Парижа к церкви, попам, монахам и т. д. была совершенно исключительна. Католическая церковь не меньше, чем полиция и чиновничество, сумела озлобить рабочие массы. Эта своеобразная тайная полиция государства пыталась держать в своих руках все мысли и чувства народа. Она действовала через проповеди и исповедь, через обучение в школе. через монахинь, засевших в больницах, через благотворительные общества и т. п.
~ Fontoulieu, ор. eit., p. 214, 283.
' «Paris libre», 14<<У 1871.
» L. Barron, Sous le drapeau rouge, P. 1889, р. 81 — 82.


Г л а в а ХЛ'
Когда после 18 марта первая церковь была отобрана Коммуной у духовенства и посвящена Марату (в качестве усыпальницы великих людей), весь Париж праздновал этот день и радовался, что вместо креста на куполе и на фронтоне видит красное знамя. Это была церковь св. Женевьевы, сейчас Пантеон.
После декрета об отделении церкви от государства начались систематические обыски в церквах, занятие их под клубы и т. д. Обычно захват церквей под клубы проводился активной группой граждан местного округа и часто санкционировался Коммуной уже постфактум.
Вместо церковных богослужений народ хотел исполнять свои революционные гимны. Приглашая петь революционные песни, гражданка Огустинь в клубе церкви Сен-Кристоф говорила: «Вы знаете, граждане, что теперь нет ни религии, ни попов, ни бога. Поэтому будем петь «Марсельезу» и «~а ira». Это хорошие гимны для народа».
Для характеристики отношения к религии и попам интересны отрывки из речей в клубе церкви Сен-Сюльпис. Один из ораторов говорил, подняв лицо к куполу церкви: «Бог небесный, которого называют всемогущим, ты — только ложь; ты не существуешь. Ты — выдумка попов. Если ты существуешь, я подстрекаю тебя и вызываю тебя. Если ты не простой трус, ты спустишься на этот алтарь, который мы оскорбили, и я вонжу кинжал в твое сердце». А юная Габриелла говорила: «Всех попов надо расстрелять, они мешают нам жить, как мы хотим... Смерть, смерть им! Вот крик моей души» '. Эти заявления цитируются реакционным, католическим автором, но резкий характер подобных высказываний по адресу церкви вряд ли вызывает сомнения. «Реге Duchene» говорил о духовенстве таким же языком. Такие же яростные заявления раздавались во всех клубах. В ряде клубов принимались решения об арестах, а то и об истреблении попов и монахинь. Всюду (в середине мая) народ поддерживал требование казни парижского архиепископа, арестованного Коммуной в качестве заложника.
Клуб церкви Сен-Бернар требовал, чтобы монахини в лазаретах были всюду заменены светскими сестрами и нянями, так как монахини «оскорбляют защитников Коммуны своими словами и действиями».
Гражданка Морель в клубе Сент-Элуа говорила: «Надо побросать в Сену всех монашек,— в госпиталях они подбрасывают яд раненым федератам».
Клубы предлагали и другие меры против церкви: решительное изгнание попов из школ, свободу развода, введение гражданского брака и т. д. Гражданка Леблон (в клубе церкви св. Елизаветы) внесла предложение Коммуне установить пенсию для многодетных женщин, «учитывая необходимость иметь для родины защитников» 2.
Много занимались клубы и вопросами обороны Парижа, борьбой с дезертирством и т. п.
Конечно, клубы были единодушны, защищая непримиримую, без компромиссов, борьбу с версальцами. Соглашателей, появлявшихся время от времени в парижской печати и в разных организациях, клубы к себе не допускали. Против соглашений они всегда резко возражали Например. 1 мая делегация клуба церкви св. Николая-на-полях заявила
Fontoulieu, op. cit., р. 254 — 255.
' Ihidem, р, 277.


897
Актпивностпь масс
Коммуне, что всякий, кто заикнется о перемирии с версальцами, будет объявлен изменником.
На тему о борьбе с дезертирством выступала, например, популярная в клубе церкви Трините старуха, прозванная «мамаша Дюшен». Она говорила слабым и дрожащим голосом. Она предлагала: «Надо беспощадно карать всех, кто противится Коммуне, надо заставить всех мужчин идти на фронт, а отказывающихся расстреливать... Если завтра расстреляют сотню дезертиров (а это немного) и выставят их трупы на бульварах с надписью, указывающей их вину, вы увидите, что послезавтра массы людей пойдут служить Коммуне... Наше правительство хочет сжарить яичницу, не разбивая яиц,— это невозможно. Напротив, надо разбить еще много яиц».
Женщины призывали мужей, чтобы они смело шли в бой за Коммуну, и заявляли, что женщины тоже пойдут в ряды бойцов. Натали Лемель, которая перед войной вместе с Варленом организовала кооперативную столовую «Мармит», говорила в клубе церкви Трините: «Мы подошли к великому моменту, когда нужно уметь умереть за родину. Долой слабость и неуверенность! Все в бой! Все должны выполнить свой долг! Надо раздавить версальцев!» Она сама сражалась на баррикадах на площади Пигаль и затем была арестована и сослана.
Известная «матрасница» из клуба церкви Трините предлагала решительные меры к реквизиции вещей в богатых кварталах, что совершенно не практиковалось во время Коммуны. «Матрасница» говорила, что «у наших лазаретов нет ни белья, ни матрацев, а это все имеется в домах богачей. Наши мужья и наши братья, защищающие Париж, часто не имеют самого необходимо, в то время как другие имеют всего в избытке. Надо все это уравнять при помощи обысков и реквизиций» 1.
В клубах обсуждали вопрос об изготовлении вооружения, бомб и т. п. В клубе церки Сен-Мишель была оглашена петиция 200 национальных гвардейцев, предлагавшая организовать выделку отравляющих снарядов для борьбы против версальцев.
. Клубы были существенной частью Парижской коммуны. Мы имеем немало свидетельств тому, что видные работники Коммуны и ее члены довольно регулярно выступали на заседаниях клубов. В клубе церкви Сент-Эсташ выступали члены Коммуны Шампи, Шардон, Бланше, Дюран, Виар, Везинье, Вердюр. В клубе церкви Сен-Бернар не раз выступал заместитель Риго — Ферре; в частности, он говорил онеобходимости казни заложников. В клубе церкви св. Николая-на-полях среди ораторов были члены Коммуны Амуру, Жоаннар, Везинье. В клубе церкви Сен-Мишель (Батиньоль) активными ораторами были члены Коммуны Шален, Малон, 'активный член Интернационала Комбо и др, Про Комбо говорили, что «это был самый любимый оратор, и его слушали с особенным вниманием. Он говорил не спеша, выбирая свои выражения и хорошо округляя свои периоды... Он не останавливался ни перед каким средством ради торжества восстания».
Шален был тоже очень хорошим оратором. Он был не только членом Коммуны, но и делегатом по организации труда в XVII округе, поэтому имел особое влияние. Иногда он выступал прямо со своего места, с передней скамьи, и его не заставляли идти на трибуну.
Fontoulieu, ор. cit., р. 273 — 274.


Глава XIV


В клубе церкви Сен-Поль-Сен-Луи выступали член Коммуны Арну, активные члены Интернационала Эжен Дюкор, Аме и др. В клубе Сен-Пьер выступал член Коммуны Бийорэ, член Центрального комитета Авуан-сын и др.
Сотни других ораторов выступали в клубах в борьбе за дело Коммуны. Многие играли крупную роль в своих округах. Здесь были начальники и рядовые национальной гвардии, рабочие, мелкие торговцы, интеллигенты, артисты и т. п.
Вот некоторые пз этих борцов за Коммуну.
В клубе церкви Сент-Эсташ выступал бланкист Троель, активный участник бланкистского клуба периода осады и всех революционных выступлений этого периода (4 сентября, 31 октября, 22 января). Троель провел резолюцию (в Революционном комитете XVIII округа) об образовании Комитета общественного спасения. Это решение затем было принято и Коммуной. Когда 5 мая предатель и шпион Люллье выступил в клубе с нападками на Коммуну, Троель схватил его за горло и отвел в префектуру. Троель выступал иногда председателем и в клубе СенСеверен. Он, как мы говорили выше, ставил перед Коммуной вопрос о захвате Французского банка.
Ряд видных революционеров выступал в клубе церкви Сен-Сюльпис. Руссо был первым председателем этого клуба. Одним из организаторов клуба был известный парижский доктор Тони Муален, человек радикальных взглядов, расстрелянный версальцами во время кровавой. не- недели. Двумя другими организаторами клуба были хромой Руссо и таможенный служащий Дюран (получившпй пять лет тюрьмы). Эти два человека активно участвовали в организации ряда парижских клубов в церквах.
В этом же клубе выступали рабочий-переплетчик Люк, говоривший обычно по экономическим и финансовым вопросам, и два брата — сапожники Аллеман Один из братьев, Огюст, отличался большим темпераментом, и его охотно слушали. Здесь же выступали Ревийон — директор таможни, Ландрие — организатор волонтеров, некий англичанин Робинс (который выступал здесь ежедневно); ему предлагали даже быть председателем.
В клубе церкви Сен-Северен, кроме Мартена (о котором упоминалось выше), особенно выделялся как вдохновенный и блестящий оратор Жансуле — организатор батальона волонтеров.
В клубе Сен-Мишель (Батиньоль) среди ораторов был, кроме ряда членов Коммуны, старик, прозванный «папаша Дюшен», зарабатывавший игрой на скрипке на балах; он выступал очень резко, нередко критиковал и действия Коммуны. Здесь выступал и сапожник Брекье, работавший в полицейской префектуре Коммуны.
В клубе церкви Сен-Пьер (Монруж) председателем был парикмахер Дарденн, преданный делу революции; во время кровавой недели он оостреливал версальцев с колокольни. Среди ораторов отметим Даморре, ломового извозчика, не умевшего читать и писать, назначенного затем начальником 15-го легиона; Миара, секретаря-корреспондента секции Интернационала в Монруже; итальянца Рицци, изобретшего «греческий огонь» для борьбы против Версаля.
В клубе Сент-Элизабет (Тампль) среди ораторов был ряд офицеров из добровольческих отрядов (например, Лари, де-Кервано из отряда «Мстителей Парижа»), странствующий доктор Марио Сиани, Жан Ад-


Активность масс
риен, капельмейстер Коммуны, дирижировавший оркестром во время шествий маршевых рот к укреплениям, во время похорон, концертов в пользу раненых и т. п.
В ряде клубов выступали ветераны — участники июньского восстания 1848 г., например Дюбар (клуб Элуа), Берре (клуб Сен-Жан) и др.
Исключительную активность проявляли женщины. Они не только усердно посещали клубы, но и активно выступали в них. Не говоря уже об известных руководительницах женских организаций и активных коммунарках вроде Луизы Мишель, Андре Лео, Е. Дмитриевой, Натали Лемель и др., среди женщин было много крупных ораторов из народа.
В клубе церкви Сен-Мишель «царицей трибуны» была прачка Лефевр с улицы Лежандр. Это была высокая худая женщина, несколько смуглая, с горящими глазами. Она носила красный шарф и револьвер за поясом. Ее муж был одним из комиссаров клуба. Она выступала почти каждый день, говорила резко и предлагала самые крайние меры. Враги говорили о ней так: «Она была фанатически предана Коммуне, опьянена гражданской войной, любила восстание... Ради защиты красного знамени она была готова на всякое самопожертвование, на всякие эксцессы... В другой обстановке и при других обстоятельствах она могла бы совершить героические подвиги» '.
Так изображали ее враги Коммуны. В действительности это была одна из героинь эпохи. Она погибла, сражаясь на баррикадах на улице «des Dames».
В Клубе пролетариев (в церкви Сент-Амбруаз) была знаменитая «матрасница», женщина 40 лет, с мужским голосом. Когда она появлялась на трибуне, наступала мертвая тишина. Особенно яростно она выступала против церкви и против попов. Она, например, говорила: «У меня дочь 16 лет, и пока я жива, она не будет венчаться в церкви. Сейчас она живет с одним человеком, п она счастлива без всяких таинств церкви». «Матрасница» предлагала объявить всех попов «вне закона», чтобы каждый гражданин имел право их убивать, как бешеных собак.
В клубе церкви Сент-Элуа выступали 58-летняя Тереза, одна из участниц восстания 1848 г., Катерина Режиссар, боец женского батальона III округа (получившая впоследствии семь лет каторги), гражданка Валантэн, которая, по ее словам, застрелила 22 мая своего мужа, потому что он отказался идти на баррикады.
В клубе церкви Сен-Жан-дю-О-па выделялась юная, 23-летняя, Мария Гюйар, работавшая в лазаретах Коммуны. 27 мая при расстреле заложников она шла впереди со знаменем. Она была приговорена версальцами к смерти.
В клубе Нотр Дам де ла Круа (в Менильмонтане) было много женщин-ораторов: Поль Менк (часто выступавшая и как председательница), Селестина Клэрио (22 лет), приговоренная к смертной казни за участие в расстреле заложников тюрьмы Рокетт, жена сапожника Франсуаза Сильдман, разносчица хлеба Клементина Сюже (арестованная версальцами и растрелянная на месте) и др.
' Fonsoulieu, ор. cit., р. 224 — 225.


Гл а«а XIV


В клубе Сент-Эсташ выступали маркитантка 84-го батальона Броссю и сражавшаяся у вокзала Монпарнасс Жозефина Дюленберг, сотрудница газеты «Moniteur des citoyennes» (после гибели Коммуны она была арестована и сослана на пять лет). Когда в клубе пели хором, обычно запевала бывшая фальцовщица газеты «Patrie en danger», которую прозвали «высокая француженка».
В Клубе свободомыслящих (в церкви Сен-Жермен л'Оксерруа) видную роль играла полька Лодойска-Кавецкая. Она говорила по-французски с трудом, но ее выручала выразительная мимика (впоследствии она получила пять лет тюрьмы).
Так парижский народ выделял из своей среды десятки и сотни людей, которые изо дня в день вели пропаганду и агитацию, делом и словом помогая Коммуне в ее строительстве и борьбе за пролетарскую диктатуру.
Некоторые исследователи полагали, что клубы в период Коммуны не имели особого значения и никакого заметного - влияния на политику революционного правительства не оказывали. Это утверждение неверно.
Прежде всего имело большое значение само наличие регулярно действующих массовых организаций парижского пролетариата: при отсутствии партий клубные собрания являлись важным видом объединения верных Коммуне элементов парижского населения. Ведь ежедневно на этих собраниях присутствовало 15 — 20 тыс. активных граждан столицы.
Во-вторых, клубы и народные собрания были местом, где пропагандировались декреты Коммуны или намечавшиеся ею предложения: здесь сообщались все последние известия с фронта, из залы заседаний Коммуны и т. д. Это было средство для организации общественного мнения вокруг Комму ы.
В-третьих, клубы были средством самокритики, общественного контроля над действиями Коммуны и ее руководителей. Клубы дружески, а иногда и очень сурово осуждали те или иные решения Коммуны. Клубы поднимали также разные новые вопросы, вносили свеи предложения и выявляли перед Коммуной настроения масс.
В-четвертых, клубы контролировали и обсуждали дела своего округа, деятельность членов муниципальных комиссий, работу местных батальонов национальной гвардии и всякие другие местные нужды. Поскольку печать, можно сказать, совсем не уделяла внимания местным вопросам (мэриям округов и пр.), клубы были особенно нужны для этой местной работы. К тому же во главе клубов и среди их ораторов были преимущественно хорошо известные в округе революционные деятели.
Таким образом, клубы были в период Коммуны одним из важнейших средств воспитания и организации масс, выявления их нужд и требований.
Наряду с печатью Коммуны клубы и народные собрания были могучим средством активизации пролетарских масс. Клубы и народные собрания цементировали пролетарскую диктатуру и энергично помогали в борьбе.
Масса сумела и это орудие пропаганды и агитации направить на основную цель — на борьбу за разрушение буржуазного государства и за победу пролетариата.


Активность масс
ф 5. Париж и Версаль
Версаль и Париж в эти месяцы были совсем разными городами.
В Версале находились правительство Тьера и помещичье Национальное собрание, «деревенщина» («les ruraux»). Здесь царствовала военщина. В кафе сидели офицеры и генералы в блестящей форме. На улицах виднелись солдаты, жандармы, полицейские. Город кишел шпионами Тьера и Бисмарка.
Сюда перебрались все посольства и все видные чиновники Парижа, зажиточная буржуазия, бульварные писаки и литераторы, прес- мыкавшиеся перед Тьером (Ал. Дюма, Теофиль Готье, Ф. Сарсе, Алеви и др.).
В отеле «Резервуар» (бывшая резиденция маркизы Помпадур, где был во время войны прусский генеральный штаб) образовался притон финансовых заправил, спекулянтов, прожигателей жизни. Здесь пребывали Ротшильд, директор Французского банка Рулан, заправилы «Credit foncier» и другие финансовые тузы. В этом же отеле был возрожден аристократический «Жокей-клуб», где шли азартная карточная игра и пьянство.
Город кишел проститутками, фланерами, аферистами, спекулянтами. Все буржуазное отребье Парижа перекочевало сюда.
Эта гнусная толпа выезжала на пикники за город, откуда можно было любоваться в подзорную трубу на обстрел Парижа. Она платила деньги за билеты для осмотра трупа зверски убитого Флуранса. Она издевалась над пленными коммунарами.
Композитор Бизе, резко отзывавшийся о Коммуне, не смог вынести гнусной атмосферы Версаля. Он писал 12 мая: «Два дня назад я вернулся из Версаля — и взбешен. Вся нечисть парижской лощеной публики устроила себе место встреч в «Резервуаре». Открыто говорят о возвращении Наполеона III» '.
А Париж в это время жил бодрой, напряженной, трудовой жизнью и героически боролся против тьеровских орд.
После 18 марта Париж был радостен, спокоен, уверен в себе. Над правительством Тьера смеялись. Катюль Мендес остроумно заметил, что Париж любит смелость и не идет за теми, кто удирает.
Конечно, аристократические кварталы обезлюдели. Шикарные гостиницы, обслуживавшие иностранцев, опустели. Бульварные проститутки и хлыщи исчезли с улиц и из кафе.
По общему признанию, прекратились вовсе грабежи и убийства. Воры и грабители перекочевали в Версаль, в соответствующую им компанию, или притаились. Бизе писал: ««Journal officiel» (Версаля.— II. Л.) тысячу раз лгал, говоря о грабежах. Коммунары не взяли ни булавки. Они очень дисциплинированы, и всякий, кто украдет, будет расстрелян» '.
Протестантский пастор Прессансе, всячески поносивший коммунаров, должен был признать, что «улицы были вполне безопасны ночью, как и днем, кражи были редкостью, порочные элементы, смешавшиеся с населением, более или менее сдерживались» а.
1 G. Bizet, Lettres, р. 303.
' Ibidem, р. 283.
а Е. de Pressense, Les lemons du 18 mars, P. 1871, р. 122.
26 История Парижской коммуны


402
Глава ХЛ'


На многолюдном республиканском митинге в Лувре (конец апреля) двое буржуа говорили: «В самом деле, где же эти грабители и убийцы? Пора Тьеру покончить со своими штучками... Мы видим перед собой только честных рабочих, которые готовы умереть за свою республиканскую веру» т. В городе был образцовый порядок. На рынках было достаточно провизии. Театры, клубы, кафе собирали, как всегда, много публики. Один английский священник отмечал, что в дни Коммуны улицы города тщательно выметались, поливались и убирались, чего никогда раньше не было '.
Музеи широко посещались народом. Каждую неделю «Journal officiel» сообщал об очередном заседании Академии наук (их было во время Коммуны девять).
Реорганизовалась школа. По-новому строилась вся культурная жизнь города.
Шла напряженная работа по обороне города, организации батальонов и военному обучению. С каждой неделей все труднее делалась борьба против Версаля. По улицам шли новые отряды, то и дело проходили траурные процессии, проезжали повозки с ранеными.
Арну описывал трагические сцены похорон коммунаров: «Для всех — одинаковые черные дроги без всяких украшений, кроме красных знамен и длинного крепа на четырех углах кареты. Впереди— барабанщики, также покрытые крепом, через правильные промежутки отбивают похоронную дробь. Позади — музыка легиоиа; играют марш, составленный несколькими капельмейстерами, который является смесью слез и стойкой решимости. За ними — целый ряд похоронных дрог, иногда 30 — 40 в ряд. Когда жатва была слишком обильна, число убитых слишком велико, в большие кареты клали от 4 до 6 гробов, складывая их друг на друга. По бокам — ряд национальных гвардейцев, участвовавших в кампании, с ружьями дулом вниз. За дрогами — вдовы, сироты, родители, члены Коммуны этого округа или представители муниципалитета и офицеры всех степеней, не имеющие службы на аванпостах. Друзья, рабочие депутации и вооруженная рота замыкали шествие. Этот длинный кортеж медленно подвигается среди собравшейся толпы, и никто никогда не оставался равнодушным, хотя это зрелище повторялось во всех кварталах ежедневно и даже несколько раз в день» а.
Реклю описывает характерную сценку отправления отряде. на фронт: «Я волнуюсь, когда в сумерках вижу один из маршевых батальонов, направляющихся в форт Исси или на боевые линии в Нейи. Впереди оркестр играет «Песнь расставанья», и эти мотивы трогают все сердца. Но в рядах — тишина. Молодежь идет весело, но люди с седыми бородами — грустны. Тут и там в рядах видны женщины, по большей части санитарки. Их можно отличить только по небольшим жестяным бидонам и по повязкам на рукавах. Тут отцы, которые несут на руках своих новорожденных. Какой-то малыш уцепился за шинель, мать идет рядом нетвердым шагом, держа ружье в руках; я приветствую их красное знамя, обнажив голову, и гляжу им вслед»«.
' А. РаиЬап, Ье fond de la societe sous la Commune, р. 151.
» W. Gibson, Paris during the Commune, L. 1895, р. 143.
А. Арну, Народная история Парижской коммуны, стр. 262.
4 Elie Reclus, Ьа Commune аи jour le jour, р. 244.


Активность масс
Несмотря на напряженную военную борьбу, Париж с увлечением строил свое рабочее государство, создавал рабочие кооперативные мастерские, mar за шагом ломал старый строй, шел к социализму.
Маркс писал: «Трудящийся, мыслящий, борющийся, истекающий кровью, но сияющий вдохновенным сознанием своей исторической инициативы, Париж почти забывал о людоедах, стоявших перед его стенами, с энтузиазмом отдавшись строительству нового общества!»1
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 323.









СОЦИЛ ЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕ С БИЖ И БУЛЫУРНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ
БОММУНЫ
ф 1. Социально-экономические мероприятия в мае лены Комиссии труда и обмена имели в своем составе несколько человек, близко стоявших к Марксу (Серрайе, Франкель). Они пытались связаться с Марксом п получить от него непосредственные указания в области nz новой работы. Сейчас же по приезде в Париж Серрайе писал жене (29 марта): «Я прошу г. Маркса сделать то, о чем я просил его в связисглавнейшими мероприятиями, которые надо провести...»
А на другой день и Франкель писал Марксу: «...åñëè нам удастся осуществить коренное преобразование социальных отношений, то революция 18 марта останется в истории как наиболее плодотворный из всех бывших до сих пор переворотов, и в то же время она лишит почвы все будущие революции, так как в социальной области уже нечего будет более добиваться...
В связи с этим Ваше мнение о социальных реформах, которые надо провести в жизнь, будет чрезвычайно ценно для членов нашей комиссии.
Я прошу Вас, многоуважаемый гражданин, в интересах нашего великого дела, как можно скорее ответить мне. Простите мою настойчивость, но необходима спешность, так как прежде всего надо заложить фундамент социальной республики».
Мы знаем, что Маркс имел возможность сноситься с Парижем и передавать свои советы и указания членам Коммуны. В середине апреля Серрайе снова писал в Лондон о помощи Маркса: «Я предлагал некоторым членам комиссии составить проект об ипотеках, но без результата... Все-таки я попросил бы г. Маркса составить что-нибудь по этому вопросу. Я представил бы этот проект Франкелю, и так как он исходит от Маркса, то возможно, что Франкель внесет и проведет его,— ведь, что па говори, мы имеем большинство. Но не надо забывать, что это большинство прудонистское. Все говорят только о проекте


Социально-экономические и культурные лероприя>пил Коммуны 404
народного банка, об обмене и т. д. Одним словом, каждый день из сочинений великого учителя извлекается новый проект» '.
Через несколько дней после избрания Франкеля делегатом Комиссии труда и обмена (21 апреля) он писал Марксу (25 апреля): «Я был бы очень рад, если бы Вы согласились как-нибудь помочь мне советом, так как я теперь — так сказать — один, и один несу ответственность за все реформы, которые я хочу провести в департаменте общественных работ» '.
У нас не сохранилось документальных данных, свидетельствующих о характере указаний и предложений Маркса в ответ на письма Серрайе и Франкеля. Но несомненно, что они в какой-то мере применяли указания Маркса в своей непосредственной работе, прежде всего в области социально-экономических мероприятий.
Мы уже характеризовали эти меры, проведенные в период марта— апреля. В мае, несмотря на тяжелую военную обстановку, работа Коммуны в этой области продолжалась. В мае были закончены прения о ломбарде и принят декрет о нем. Был уточнен декрет о работе булочников и др.
Из крупных мероприятий прежде всего надо отметить новый устав луврских оружейных мастерских. Этот устав оыл представлен Коммуне рабочими (со 105 подписями) и был утвержден 3 мая Авриалем как заведующим материальной частью артиллерии.
Устав вводил выборность всех руководящих работников, начиная с делегата, состоящего при Коммуне и непосредственно ведающего мастерскими, и кончая заведующими цехами и мастерами. Все они избираются общим собранием рабочих, ответственны перед ним и могут быть отозваны и переизбраны.
Затем был избран совет мастерских. В него входили, кроме перечисленного руководящего состава, делегаты рабочих от всех цехов. Совет должен был собираться ежедневно, заслушивать доклады заведующих, вырабатывать план работы. Делегаты совета отчитывались перед рабочими. Делегаты рабочих в совете составляли своеобразный наблюдательный комитет, имевший право контроля над всеми работами, над бухгалтерской отчетностью и пр.
Таким образом, устав предусматривал самое широкое вовлечение рабочих для руководства мастерскими и для контроля над работой. Вся работа мастерских ставилась под контроль рабочей массы.
Так было положено начало новой системе организации труда в производстве. Был введен принцип рабочего контроля, принцип выборности и ответственности руководителей, принцип вовлечения всей массы рабочих в организацию производства.
Рабочий день мастерских был установлен в 10 часов (с 7 часов утра до 6 часов вечера с перерывом на завтрак с 11 до 12 часов). Была разрешена <в интересах обороны Коммуны» сверхурочная работа на 1 — 2 часа без надбавки к заработной плате.
Была установлена и новая система зараоотной платы. Почасовая оплата была определена не выше 60 сантимов в час, мастерам — по, 70 сантимов. Оклад заведующего мастерской был определен в 250 франков, начальников цехов — 210 франков. Мастера, таким образом,
' «Письма делтелей 1 Интернационала», стр. 20, 23, 32 — 33.
* Там же, стр. 41.


Глава Х»'
зарабатывали (при 25 рабочих днях) 175 франков, рабочие — до 150 франков. Как это было и в других отраслях, Коммуна несколько снизила высокие оклады и подняла оклады низкооплачиваемых категорий '
Надо учесть, что луврские мастерские были, видимо, правительственными. У нас нет никаких сведений, применялась ли подобная организация по отношению к частным промышленным предприятиям. Но вряд ли этот устав был единичным явлением. Несомненно, что систему заработной платы Коммуна начала видоизменять не только в учреждениях, но и на предприятиях. Установление принципа выборности, контроля, отчетности, вовлечения рабочих масс в производство, видимо, начало в какой-то мере укореняться: ведь это были общие принципы Коммуны. Мы указывали также, что в почтовом ведомстве был введен совет с участием делегатов от рабочих. Нечто подобное было организовано и в Национальной типографии.
В мае Коммуна вплотную взялась за подрядчиков, выполнявших работу по договорам Коммуны, и провела принцип минимума заработной платы. Вопрос возник по инициативе Комиссии труда и обмена. Делегаты ее, Леви-Лазар и Эветт, рассмотрев контракты, заключенные интендантством, обратили внимание на то, что, начиная с 25 апреля, ряд подрядчиков предложил платить за пошивку блузы 4 франка и даже 3 франка 75 сантимов (а раныпе она обходилась в 6 франков) и за штаны — 2 франка 50 сантимов (вместо 3 франков 50 сантимов). Подрядчики предложили эти расценки за счет понижения зарплаты чуть ли не вдвое. Поэтому Леви-Лазар и Эветт предлагали, чтобы по- штучные цены на пошивку военного обмундирования были оставлены Ва прежнем уровне и, кроме того, чтобы заказы на военное обмундирование передавались по возможности корпорациям рабочих-портных (которых насчитывалось в Париже 20 — 30 тыс.).
По докладу Франкеля вопрос слушался в hoMMyne 12 мая. Франкель указал, что «эксплуататоры пользуются общей нуждой для понижения заработной платы, а Коммуна оказывается достаточно слепой, чтобы способствовать подобным махинациям». Франкель отмечал, что подрядчики как бы получают налог на заработную плату рабочих. Система подрядов увековечивает рабство путем централизации работы в рунах эксплуататоров. Франкель говорил: «Мы не должны забывать, что революция 18 марта была совершена исключительно пролетариатом. Если мы ничего не сделаем в интересах этого класса, то я не вижу никакого смысла в существовании самой Коммуны».
Франкель предлагал давать заказы в первую очередь рабочим корпорациям и установить цены на все заказы по соглашению между интендантством, синдикальной камерой портных и делегатами Комиссии труда и обмена.
Серрайе отмечал, что он не предлагал общего аннулирования контрактов с подрядчиками, но хотел «помешать эксплуатации рабочего класса», создав коллегиальную инстанцию для установления цен на заказываемые вещи. Франкель предлагал также ввести в договор требование установить восьмичасовой рабочий день, но этот пункт не вошел в декрет.
Коммуна предложила пересмотреть все заключенные ею контракты, установить, чтобы впредь «контракты заключались непосредственно
' «Journal officiel», 21/V 1871 (сам документ датирован 3 мая).




Социально-еконолсические и кульспурньсе мероприяспия Ломмуньс 40T
Луврские оружейные мастерские с рабочими корпорациями» или чтобы пм делалось предпочтение. Цены должны быть установлены совместно с интендантством, делегацией Комиссии труда и обмена (по соглашению с делегатом и Комиссией финансов) и с соответствующей синдикальной камерой.
Кроме того, было указано в декрете, чтобы в договорах «оговаривалась поденная или сдельная максимальная заработная плата» ', назначаемая за работу.
Этим декретом вводилась общая мера, обеспечивающая уровень заработной платы и ее известное повышение. Вопрос о размерах заработной платы для нескольких десятков тысяч рабочих и работниц, работающих по заказам Коммуны, стал теперь предметом тщательного обсуждения. Это означало, что вопрос о заработной плате будет подлежать широкому и совместному обсуждению как заказчиков, так и представителей рабочих камер.
В мае были проведены и некоторые мероприятия, касающиеся женщин. Был введен декрет, обеспечивающий прожиточный минимум женщинам, подавшим заявление о разводе. «Незаконные» жены национальных гвардейцев были уравнены при выдаче пособий с «законными».
В области продовольственной была введена такса на хлеб (8 мая). Цена килограмма была определена в 50 сантимов.
1 «Journal offieiel», 13/V 1871.


Глава EV


Как указывал Энгельс, за экономические мероприятия Коммуны отвечали прудонисты (члены Комиссии труда и обмена); со стороны бланкистов и якобинцев предложений такого рода почти не поступало. Но и прудонисты действовали не в духе доктрины Прудона, а с учетом практической необходимости в связи с вносимыми от рабочих организаций и клубов предложениями. Таким образом, на социально-экономических мероприятиях Коммуны отразилось влияние не прудонизма, а научного социализма.
Как говорил Энгельс, «единственное социальное мероприятие, проведенное прудонистами,— это отказ от конфискации Французского банка, что и было одной из причин гибели Коммуны» '.
Теория Прудона требовала прежде всего организации обмена. Отдельные журналисты (Пассдуэ, например) выдвигали поэтому план особого Банка Коммуны. Но на деле прудонисты только сохраняли в полной неприкосновенности существующую банковскую систему. Это преклонение перед организацией обмена нанесло тяжкий удар всей работе Коммуны.
Прудон мечтал об укреплении положения мелкого самостоятельного хозяйчика и ненавидел крупную фабрику и усовершенствованное индустриальное производство. Своим декретом о брошенных мастерских, передаваемых рабочим ассоциациям, Коммуна подчеркнула заботу именно о крупном производстве. Энгельс указывал, что, по словам Маркса, такая организация «в последнем счете должна была вести к коммунизму, т. е. к прямой противоположности учению Прудона» '. Устав луврских мастерских конкретно намечал форму управления крупного предприятия на социалистических принципах. Наконец, решение о передаче заказов рабочим корпорациям точно так же было в полном противоречии с прудонизмом — оно давало стимул к еще более широкому развитию крупного производства и усиливало роль рабочих ассоциаций, против которых воевал Прудон.
В области производства Коммуна, таким образом, руководствовалась социалистическими принципами, чуждыми прудонизму.
Другой прудонистский принцип — невмешательства государства в отношения между рабочими и хозяевами — точно так же был опровергнут практикой Коммуны. Коммуна весьма активно проявила свою государственную власть, например, запрещая ночную работу булочников, отменяя систему штрафов, устанавливая контроль над подрядчиками, вводя минимум заработной платы и пр.
Решительно не в духе прудонпзма было постановление о принципах оплаты труда служащих, чиновников и рабочих. Прудонизм требовал равного обмена услуг, какого-то общего поравнения, а Коммуна выдвинула совсем другой, разумный, по-настоящему социалистический принцип — понижение выспшх окладов, подтягивание низших. При этом не было речи ни о какой уравниловке.
1) Коммуна проводила снижение высоких окладов и уничтожение всяких привилегий (средств на представительство и пр.) для высших категорий чиновников и военных. Оплату всех высших должностных лиц Коммуна приравняла к заработной плате квалифицированных рабочих. 2) Коммуна подтягивала ставки низших категорий служащих и рабочих. Закон о минимуме заработной платы точно так же означал
1 К. Маркс п Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 59.
» R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 92.


Социально-экономические и культурные мероприлтил Коммуны 409


подтягивание низкооплачиваемых категорий рабочих. 3) Коммуна не предлагала уравниловки. Проекты оплаты на почте и телеграфе, равно как и устав луврских мастерских, ясно показывали, что, подтягивая ставки низших категорий и срезая оклады высших, Коммуна устанавливала разную оплату для разных категорий с учетом квалификации. 4) Наконец, путем уничтожения штрафов и вычетов Коммуна улучшила положение низкооплачиваемых рабочих. Это обуздало произвол хозяев и укрепило всю систему заработной платы.
Немало занималась Коммуна вопросом о жилищных условиях рабочих. Так, например, был издан декрет оо использовании пустующих квартир.
Решение Коммуны о реквизиции пустующих буржуазных квартир мотивировалось сначала бомбардировкой некоторых округов Парижа (Нейи в первую очередь). Эта мера, столь часто предлагавшаяся рабочими во время осады, принадлежала к группе социалистических мероприятий Коммуны. Энгельс в статье «К жилищному вопросу» говорил, что нужде рабочих в жилищах можно помочь даже при разумном использовании существующего жилищного фонда: «Это осуществимо, разумеется, лишь посредством экспроприации теперешних владельцев и посредством поселения в этих домах бездомных рабочих или рабочих, живущих теперь в слишком перенаселенных квартирах. И как только пролетариат завоюет политическую власть, подобная мера, предписываемая интересами общественной пользы, будет столь же легко выполнима, как и другие экспроприации и занятия квартир современным государством» 1.
Коммуна, как диктатура пролетариата, использовала свою государственную власть для смелого решения жилищного вопроса. Она опять-таки исходила из практических нужд и действовала в духе социализма, вопреки Прудону. Ведь Прудон, много писавший о жилищном вопросе, приходил к чисто филистерским выводам. Он предлагал, чтобы жилища выкупались у домовладельцев — таким образом квартировладельцы станут независимыми и свободными (!). Перед Прудоном маячил идеал мелкого хозяйчика, независимого от всего света, крепко сидящего в своем семейном углу.
Говоря о жилищной политике Коммуны, надо помнить также о широком использовании ею общественных зданий. Церкви впервые стали местом общественной деятельности. Монастыри стали отводить под школы, лазареты и пр. Дворцы и недоступные раньше парки стали местом отдыха народа. Музеи стали для всех доступными.
Ряд социально-экономических мероприятий Коммуны имел задачей непосредственное облегчение положения трудящихся и широких слоев мелкой буржуазии. Таковы были, например, решения об отсрочке квартирной платы и платежей по векселям, о бесплатной выдаче вещей из ломбардов стоимостью не выше 20 франков и пр.
Курьезно читать рассуждения некоторых историков, которые всячески пытались доказать, что социально-экономические мероприятия Коммуны не носили социалистического характера. Маркс говорил о социалистических тенденциях Коммуны, Энгельс считал экономические мероприятия Коммуны соответствующими «духу немецкого научного социализма»', По словам Ленина «...коммуна=-«опред[еленная]
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, crp. 19.
' Там же, стр. 59.



форма» пролетарской социалистической республики» '. Но кое-каким ревизионистам упорно хотелось доказать, что никаких элементов социализма в Коммуне не было.
Обычно это утверждение связывается с отрицанием Коммуны как пролетарской диктатуры. Вышеприведенный анализ социально-экономических мероприятий Коммуны дает нам основание сказать о социалистических тенденциях Коммуны, о ее крупных социалистических мероприятиях.
В самой Коммуне бланкисты и якобинцы недостаточно интересовались социально-экономическими мероприятиями, но мы не имеем оснований говорить, что они противились этим мерам.
Можно сказать, что именно социально-экономические мероприятия Коммуны особенно ярко отражали думы и мысли парижского пролетариата. Эти мероприятия осуществлялись в тесном содружестве Коммуны с рабочими организациями, с рабочей массой.

ф 2. Школа
Вопрос о народном образовании обсуждался на некоторых конгрессах Интернационала (Лозаннском, Брюссельском). На Лозаннском конгрессе был принят принцип светского и профессионального образования на научных основах и организации школ-мастерских *. На Брюссельском конгрессе вносилась резолюция комиссии, говоривmaa об интегральном образовании, теоретическом и практическом, чтобы каждый мог стать «одновременно работником умственного и физического труда».
В общем в кругах Интернационала установились такие требования к школе: она должна быть светской, интегральной(т. е. всесторонней), бесплатной, профессиональной (т. е. дающей какую-либо профессию). Научные и художественные ценности должны стать достоянием народа.
Эти лозунги были широко популярны еще до Коммуны и частью явочным порядком проводились в период осады в ряде округов.
Сейчас же после f8 марта был поднят вопрос о школе. Бланкист Буи (в «Cri du peuple» от 21 марта) писал на эту тему. 26 марта «Общество нового воспитания» обратилось к Коммуне с предложением о преобразовании школы. Оно выставляло следующие требования; отделение школы от церкви (никаких предметов культа в школе, никакого религиозного обучения), постановка образования на научных основах, установление ооязательного и бесплатного образования. Это общество высказывалось также за совместное обучение, за широкое экспериментирование и пр. Делегация общества была принята Коммуной. Ей было сообщено, что «Коммуна полностью сочувствует ради кальной реформе народного образования в этом духе» а.
В дальнейшем эта организация (регулярно собиравшаяся два раза в неделю в школе Тюрго) активно помогала Коммуне в проведении реформы школы.
Комиссия по просвещению первого состава ничем особенно себя не проявила. Гораздо более активной была комиссия второго состава,
' Ленинский сборник XIV, стр. 296.
"- См. «Rapports lus au Congres ouvrier reuni du 2 аи 8 septembre 1867 а Lausanne~ Chaux-de-Fonds 1867, р. 113.
' «Journal officiel», 2/IV 1871.


Соии«льно-экономические и культурные мероприятия Коммуны 4П


во главе с делегатом Вайяном (с 21 апреля). Бланкист Вайян был образованным человеком и в Коммуне занимался главным образом вопросами просвещения.
22 апреля Вайян предложил всем изучавшим вопросы общего и профессионального образования присылать свои предложения. В связи с этим призывом была создана особая комиссия для «организации просвещения», куда вошли Андрэ, Да Коста, Рама, Санглиэ, Манье. Комиссия должна была установить единообразную систему просвещения во всех округах Парижа и ввести светское обучение (28 апреля).
Одна из первых забот Коммуны сводилась к подбору учительских кадров. Ведь значительная часть школьного персонала принадлежала к духовенству (аббаты, монахи, монахини и пр.). Надо было подобрать светских учителей и учительниц. Уже 9 апреля Коммуна обращалась с призывом идти работать в школы. Ряд мэрий со своей стороны приглашал светских учителей, тем более что во многих церковных школах преподаватели совершенно перестали появляться. Примерно к концу апреля были набраны нужные преподаватели.
В мае (21-го) Коммуна провела декрет о значительном повышении окладов для учителей: 2 тыс. франков в год директору (учителю) школы и 1500 франков помощнику учителя (как минимум). При этом было подчеркнуто, что учительницы будут получать такой же оклад, так как у «женщин жизненные потребности так же велики и настоятельны, как и у мужчин» и «в школьном деле женский труд равен мужскому» '.
До этого 75% учителей зарабатывали 750 — 950 фр., 23«/о — 1000— 1900 и только 2% получали 2 тыс. фр. и выше; 65% помощников учителей получали 400 — 600 фр., 23«/о — 600 — 900 и только 12о/о получали 1 тыс. фр. и больше. Учительницы получали только 600, а помощницы — 350 франков '. Иначе говоря, средняя ставка учителей была увеличена в 2 — 2,5 раза, а помощников учителей — в 2 — 3 раза. Особенно резкое повышение окладов получили учительницы — в 3 — 3,5 раза, помощницы — в 4 с лишком раза. Как и в других случаях, низкооплачиваемые категории были подтянуты к высокооплачиваемым.
Стремясь подготовить обязательность обучения в школах, мэрии производили кое-где учет детей. Так, например, в ЧШ округе было подсчитано, что из 6251 ребенка школьного возраста учатся только 2730 а. Это был буржуазный округ (Елисейские поля), и несомненно, что в рабочих кварталах не обучавшихся в школе детей было гораздо больше.
Наиболее сложной задачей Коммуны в деле народного образования было введение светского обучения и решительное изгнание всего религиозного, в частности отобрание церковных школ из рук разных конгрегаций. Церковники с большим упорством боролись против светского характера школы.
Жан Аллеман, занимавшийся школьными делами в V оoк~р~у~гrеo, рассказывал, что только под угрозой силы можно было занять церковные учреждения. Когда он с отрядом пришел занимать церковную школу на улице Роллен, ему не хотели даже открыть дверь. Тогда он заявил: «Если через десять минут они (церковники) не уберутся, я взломаю дверь, арестую их и пошлю рыть окопы под бомбами версальцев...
1 «Cri du peuple», 21/V 1871.
» А. Молок, Очерки быта и культуры Парижской коммуны, стр. 40 — 41.
з e Journal offioiel», 30/IV 1871.


Глава Х1'
412
В мгновение ока вся шайка оказалась на дворе» ', а затем разбежалась. Помещение школы оказалось в очень загрязненном состоянии.
Еще в середине мая Коммуна отмечала продолжавшуюся борьбу церковников против светской школы. 12 мая было подтверждено решение об удалении из школ предметов религиозного культа как «оскорбляющих свободу совести». Приказом Вайяна (14 мая) предлагалось немедленно арестовывать тех, кто мешает светскому обучению в школе.
18 мая Коммуна предложила в 48 часов составить список учебных заведений, которые еще находятся в руках конгрегаций, и передать их мэриям.
Характеризуя систему светского обучения и новый характер школьной программы, члены Коммуны от IV округа (Амуру, А. Арну, А. Клеманс, Э. Жерарден, Г. Лефрансэ) отмечали, что теперь обучение в школе будет опираться «на данные положительной науки» и «законы логики». Все «элементы религиозного воспитания должны быть изгнаны из школы». Кроме того, школа должна внедрить в учащихся «чувство справедливости» II стремление «учиться во имя общественных интересов» '.
Ж.-Б. Клеман (в «Cri du peuple» от 19 мая), говоря о светской школе, «предлагал удалить с глаз детей все, что могло бы напоминать им о глупостях, которыми нас морочили», т. е. кресты, картины и книги религиозного содержания, статуи святых и т. д. Вместо всяких религиозных надписей надо написать девизы: «свобода, равенство, братство, труд, справедливость, республика». Полностью изгоняется преподавание катехизиса и обучение церковному пению. Клеман писал, что в ближайшее время школы будут снабжены «хорошими книгами».
В газетах Коммуны мы встречаем очень много объявлений о народном образовании, исходивших от разных мэрий. Они свидетельствовали о большой активности муниципалитетов и их большой инициативности. Мэрия Х округа подчеркивала, что она производит прием учащихся в школы «без различия национальностей». Алликс из VIII округа предлагал создать новую школу, которую могли бы посещать и родители и учителя '. Мэрия IV округа обращалась к родителям с призывом послать детей в школы, так как духовенство оттуда изгнано и школа стала вполне светской4. Муниципалитет Ш округа сообщал, что три духовные школы превращены в светские и в четвертой, откуда монахини сбежали, открыт приют для 94 детей. Тот же Ш округ сообщал, что школьникам будут бесплатно раздаваться (через учителей) все необходимые учебные пособия 5.
Главное внимание Коммуны и муниципалитетов было обращено на реорганизацию начального обучения. В мае были открыты и первые профессиональные школы. В циркуляре Вайяна (17мая) отмечалось, насколько важно, «чтобы коммунальная революция упрочила свой по существу социалистический характер посредством реформы обучения, которая обеспечит каждому истинную основу социального равенства— всестороннее образование — и облегчит изучение той профессии, к которой он имеет способности и влечение». Вайян предложил муниципа-
' Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 45.
' «Journal officiel», 12/V 1871.
» Ihidem., 30/IV et 8Л' 1871.
4 Ihidem., 12/V 1871,
' Ibidem., 23/IV et 29/IV 1871.


Социально-экономические и культурнь~е мероприятия Коммуны 47о
литетам дать справку о помещениях, наиболее приспособленных под профессиональные школы, где учащиеся одновременно с обучением какому-нибудь ремеслу могли бы пополнить свое научное и литературное образование '. В эти же дни Вайян предложил муниципалитетам освободить все школьные помещения, занятые не по назначению.
Первая профессиональная школа организовалась в У округе. В нее должны были принимать детей от 12 лет и старше. Одновременно приглашались рабочие свыше 40 лет для обучения детей разным ремеслам. Было объявлено об организации школы, где будут преподавать для девушек рисование, лепку, обработку дерева и слоновой кости и т. д. Было объявлено о создании гимнастической школы.
Гораздо меньше внимания оказала Коммуна высшей школе. На это ей не хватило времени, к тому же часть профессоров и студентов стояла на стороне Версаля и саботировала работу Коммуны. Поскольку Коммуна нуждалась в подготовленных врачах и санитарах, она занялась и этим делом. В конце апреля было созвано совещание делегатов от студенчества, профессуры, практикующих врачей и военных врачей для обсуждения проекта реорганизации медицинского дела. Но это совещание не приняло никакого решения. Как писал один студент- медик в «Le Mot d' ordre», настоящие студенты находились на передовых позициях, а на совещании выступали против предложений Коммуны разные шалопаи, болтающиеся по кафе.
Коммуна обращала внимание на организацию читален (например в лазаретах), занималась библиотеками. Во главе Национальной библиотеки был поставлен Эли Реклю. Было запрещено выдавать книги на дом из библиотек, ввиду имевшего места хищения книг во время империи.
Вся эта школьная, просветительная политика Коммуны обеспечивала молодомупоколению нормальные условия учебы. Конечно, Коммуна успела только начать эту программу преобразования учебного дела. Военные задачи, борьба за свое существование отвлекли ее внимание.
g 3. Искусство
В 1870 — 1871 гг. в Париже было 27 театров, семь больших концертных залов и цирк. Во время осады полиция закрыла все театры (10 сентября) под предлогом того, что «родина в трауре» и что театральные представления находятся «в противоречии с общим настроением парижского населения». Конечно, это был только маневр в духе «плана Троппо». Хотели всячески ухудшить настроение населения и сделать осаду более тяжелой. После перемирия только некоторые театры коекак возобновили свою работу, но часть их так и не смогла ничего поставить в период осады вследствие грубого полицейского вмешательства. К моменту возникновения Коммуны действовало меньше половины раньше существовавших театров. Ряд театральных зданий (например «Одеон») был занят под склады, лазареты и т. п.
В первые дни Коммуны часть актеров вместе с буржуазией бежала из столицы. Таким образом, в начале Коммуны действовало около
' «Journal officiel», 18/V 1871, «Парижская коммуна в документах и материалах», стр. 192 — 193.


Глав а Хр


десяти театров («Жимназ», «Шатле», «Амбигю», «Гетэ» и др.) и ряд концертных залов.
Затем в связи с саботажем и началом военных действий число театров и действующих концертных залов заметно уменьшилось. В конце апреля действовало 5 — 8 театров 1.
Главными организаторами саботажа в области театров были императорские привилегированные театры «Гранд опера» и «Опера комик». «Французская комедия» работала с перерывами. Некоторые театральные труппы под предлогом гастролей двинулись в Лондон («Водевиль», часть актеров «Французской комедии»). Ф. Пиа охотно разрешал эти поездки, хотя можно было понять, что дело шло только о более ловкой форме саботажа.
Так как часть антрепренеров сбежала, уже в апреле организовалось несколько товариществ артистов, которые ставили спектакли в разных театральных помещениях. До середины мая театры находились в самых различных ведомствах: одними театрами ведали мэрии, другими префектура полиции или Комиссия общей безопасности. Только 19 мая Коммуна приняла общее и принципиальное решение: театры были переданы в ведение делегации по просвещению. Приэтом были установлены два других новых принципа: всякие субсидии и привилегии были отменены (это был удар по наиболее привилегированным театрам), было предложено «прекратить систему эксплуатации театров одним директором или группой предпринимателей» и заменить ее системой ассоциаций.
Ликвидация частного предпринимательства означала освобождение театров от капиталистических уз. Так проводился социалистический принцип по отношению к организации театральных предприятий. Зато полный отказ от субсидирования театров был, конечно,неправилен. В данном случае Коммуна исходила из чисто отвлеченного принципа: не надо никаких привилегий и государственных субсидий, так как при империи они служили формой подкупа театра ради укрепления монархической идеологии. При этом ставились на одну доску субсидии театрам и подкуп прессы (мы напомним, что еще Центральный комитет 20 округов предлагал отменить субсидии церкви, театрам, печати).
Поскольку Коммуна передавала театры ассоциациям (т. е., по существу, товариществам, состоящим из самих работников театров) и была заинтересована в посещении театров рабочей массой, то, конечно, без финансирования со стороны государства нельзя было обойтись.
Недоверие к субсидиям было, конечно, отрыжкой прудонистской идеологии, которая вообще исходила из принципа полного невмешательства государства в дела искусства.
На заседании Коммуны 19 мая, где обсуждался декрет, предложенный Вайяном, ряд членов Коммуны заявлял, что теперь не время заниматься театрами. Один из них говорил: «Не время говорить о театре, когда в нас стреляют». Пиа заявлял, что государство не должно вмешиваться ни в театральное дело, ни в литературу '.
Современники отмечали колоссальную тягу парижских масс к театру. Ббльшая часть театральных и концертных залов во время
' См. Ю. Данилин, Театральная жизнь в эпоху Парижской коммуны, М.
1936, стр. 58. ' Эти основные решения о театрах фактически не могли быть выполнены—
версальцы были уже в стенах столицы.











к
~,«
.«6 '« ««, « '"'" <




':f
;l ф.'"-««' -"кафф««
М Я И о Isl Ф Ф С4 Д Ц ф Я н 5: Щ о о й gl о '4 Эф




ф
«


Глава LV
Коммуны была переполнена. В зрительных залах преобладали национальные гвардейцы, рабочие, женщины из народа. Учитывая новый состав публики, театры провели значительное понижение цен.
Коммуна не вмешивалась в репертуар театров, но некоторые театры возобновили пьесы, носившие патриотический характер,— на тему обороны страны, борьбы против врагов и т. д.
Особую популярность имели смешанные концерты, в частности, потому, что они всегда включали в программу героические произведения и в какой-то мере отражали современность. На этих концертах особым успехом пользовались стихи В. Гюго. Исключительное внимание привлекли массовые концерты, организованные в Тюильрийском дворце (по инициативе доктора Русселя, главного инспектора лазаретов). Десятитысячные толпы приходили в залы дворца. Там выступали лучшие силы столицы. Наибольший успех имели, например, актрисы Агар и Борда.
Стали организовываться уличные концерты. Обычно их устраивали оркестры национальной гвардии, которые обходили улицы и собирали деньги в пользу раненых. Это был вид популярных народных концертов.
В апреле создалась Федерация артистов (первое собрание 18 апреля), почти одновременно с организацией художников. В комиссию по выраоотке устава вошли два писателя, два композитора, три артиста драматических театров, три эстрадника, два музыканта. Около 600 человек дало согласие войти в Федерацию; затем число их достигло 900. Коммуна разрешила Федерации использовать пустующие залы для концертов. Федерация была уравнена в правах с батальоном национальной гвардии. Для очень многих ее членов запись в этот батальон была только средством избежать посылки на фронт. Некоторые газеты, например «Ьа (;ommune», даже прямо требовали посылки членов делегации на фронт. Россель издал разъяснение, что красные карточки, выданные Федерацией для освобождения от военной службы, не имеют силы. Фактически Коммуна не требовала посылки актеров на фронт и только предлагала проводить в федерации воинские занятия. Ю. Данилин прав, говоря, что «Коммуна предоставляла актерам целый ряд льгот, потому что она желала, чтобы театры были открыты, чтобы артисты играли и воодушевляли ее бойцов» '.
Отстранив от искусства тех, кто срывал работу и помогал версальцам, Коммуна выдвинула ряд лиц для руководства учреждениями по искусству. Так, например, композитор Даниэль Сальвадор был назначен директором консерватории. Он начал энергично восстанавливать это учреждение, разваленное саботажниками. И его распоряжении, правда, был всего только десяток дней. С 22 мая Коммуна возложила на Сальвадора постройку баррикад в районе улиц Ренн и Вожирар, а 24 мая он был захвачен версальцами с оружием в руках и расстрелян.
Довольно большую активность проявляли художники Парижа. Уже в начале апреля по инициативе и под председательством Курбе была создана Федерация художников. Учитывая саботаж, проводимый персоналом музеев и других учреждений, Коммуна решила использовать федерацию для проведения ряда мероприятий в области искусства. Вместо чиновников прежнего министерства изящных искусств, Коммуна
' IO Данилин, Театральная жизнь н эпоху Парижской коммуны, стр. 150.


Социально-экономические и кулыпурные мероприятия Коммуны
при помощи Федерации художников выдвинула людей, непосредственно связанных с искусством.
Декрет 12 апреля о музеях уполномочивал Г. Курбе, как председзтеля Федерации художников, вместе с 46 делегатами «привести музеи города Парижа в нормальное состояние», открыть для публики картинные галлереи, а также «приступить к организации ежегодной выставки в Елисейских полях».
17 апреля была организована Федеральная комиссия художников, куда вошло 16 художников, 10 скульпторов, 5 архитекторов, 6 граверов, 11 работников художественной промышленности. В эту комиссию, кроме Курбе, были избраны художник Домье, скульптор Далу, карикатурист Жилль, поэт Э. Потье (он был и работником прикладного искусства). Манэ, Коро, Милле, избранных в комиссию, не было в это время в Париже.
Комиссия сразу же направила Жилля директором в Люксембургский музей, а архитектора Удино — директором Лувра.
В отличие от Федерации артистов, которая больше была занята шкурными интересами, Федерация художников поставила перед собой ряд крупных задач. Документы Федерации носят характер настоящих политических документов, хотя и в своеобразном прудонистском преломлении. Еще 6 апреля Курбе обратился к художникам с манифестом, где говорил, что происшедшая революция справедлива, «ее апостолы— рабочие», начинается «новая эра», которая принесет восстановление всей духовной жизни страны и возрождение искусства '.
Основная программа Федерации была опубликована в «Journal officiel» от 15 апреля (за подписями Курбе, Далу, Э. Потье, Перрэн и др.). Программа в самом начале зайвляла, что Федерация «присоединяется к принципам коммунальной республики». Задачи Федерации определялиоь так: «сохранить ценности прогплого», стимулировать творчество, выявить элементы настоящего и через образование возродить искусство будущего. Федерация «будет способствовать нашему возрождению и обоснованию будущего блеска и обилия Коммуны и всемирной республики». Но эти общие, несколько туманные принципы превращались в чисто прудонистские теории, как только дело касалось основных организационных и общетеоретических положений программы. В основе программы лежало, например, чисто прудонистское положение о «свободном развитии искусства, освобожденного от всякой правительственной опеки и всех привилегий».
Печатный орган Федерации должен был быть нейтральным местом, «открытым для выявления всех точек зрения и всяких систем». Федерация должна была способствовать «моральной и интеллектуальной эмансипации художников».
Таким образом, Федерация, с одной стороны, хотела оставить область искусства вне всякого влияния Коммуны и предоставить все дело личной инициативе и «свободе», с другой стороны, она избегала определенного направления в искусстве, предоставляя свободу всяким течениям. Это была типичная мелкобуржуазная установка, приводившая на деле к лозунгу «искусство для искусства», Художник должен был остаться каким-то индивидуальным, мелким хозяйчиком, не зависимым от государства, не подчиняющимся никаким указаниям. Эти
' «Journal offieiel», 6/IV 1871.
История Парижской коимупы


Глава ХГ
418
анархические прудонистские теорийки, конечно, были близки мелкобуржуазной интеллигенции, но они совсем не соответствовали тому, что нужно было рабочему классу.
Конечно, было правильно, что Федерация требовала полного устранения бывшего Управления изящных искусств. Чиновники этого ведомства частью саботировали и уехали в Версаль, частью должны были быть заменены. Разгромить это учреждение как одну из частей старой буржуазной государственной машины нужно было как можно скорее. Было правильно также, что Комиссия по просвещению использовала Федерацию в качестве своего органа для приведения в порядок вопросов искусства.
Как только Федерация действительно взялась за дело организации музеев, выставок, постановки художественного просвещения, она неизбежно должна была отказаться от чисто прудонистских принципов и признать вмешательство государства в вопросы искусства. Прежде всего встал самый практический вопрос — о финансировании искусства из государственного бюджета.
Поскольку сама Федерация признавала, что она должна исполнять роль прежнего Управления изящных искусств, ей нужно было подумать и о финансировании учреждений искусств. Федерация заявила (в докладе Вайяну), что она будет добиваться «уничтожения фаворитизма», уничтожения ассигнований, «не соответствующих свободному строю». Федерация отказывалась от официальных поощрений, полагая, что художники будут освобождены, таким образом, «от государственной опеки». Однако Федерация должна была признать, что без государственных субсидий и государственной помощи нельзя поставить дело художественного образования. Она отметила, что нужно увеличить расходы на эту статью. Больше того, она требовала бесплатного художественного образования на всех ступенях (включая высшее) для всех желающих, т. е. субсидирования его из государственных средств.
По мысли Федерации, прекращались ассигнования на выставки, премии и пр. Главнейшие расходы на образование должны были увеличиться за счет государства. Равным образом Федерация предлагала увеличить ассигнование на публичные празднества 1.
Таким образом, практически Федерация приходила к тому, что государство направляет значительные суммы на искусство и тем самым, конечно, сохраняет влияние на него.
Обращая особое внимание на художественное образование, Феде рация настаивала на «свободе» преподавания, т. е. чтобы мышление учеников никем и ничем не направлялось, чтобы ученик мог «свободно выражать свои чувства». Этот крайний мещанский индивидуализм отнюдь не совпадал с позицией большинства членов Коммуны. Ведь в области просвещения Коммуна требовала внедрения гражданских чувств, научного образования, изгнания религии и мистики и т. д.
Федерация художников опиралась и на положительные принципы и на реакционные положения. Как это часто бывает, практическая действительность и давление рабочих масс выправляли ошибочные установки Федерации. Бесспорно, что Федерация выполнила большую работу по чистке персонала художественных учреждений,
«Journal officiel», 10/V 1871.


Социально-экономические и культурные мероприятия Коммуны а'19
хорошо поставила дело музеев, подготовила ряд мер для реорганизации художественного образования и частью осуществила их.
Надо отметить бережное отношение Федерации (и Коммуны) к охране художественных ценностей прошлого. На заседании Коммуны 12 мая Курбе предлагал передать в парижские музеи художественные ценности (бронзовые статуэтки и пр.) из дома Тьера (их было на 1,5 млн. фр.). Социалист-рабочий Демэ по этому поводу заметил: «Эти маленькие бронзовые изделия — прошлое человечества, и мы должны сохранить прошлое нашей культуры для строительства будущего. Мы не варвары» '.
Федерация художников, узнав, что администрация Лувра ведет какие-то переговоры с Версалем, постановила полностью распустить персонал Лувра и просила Коммуну провести обыск во всех помещениях, чтобы гарантировать, что в музее — только люди, назначенные Федерацией. Обеспокоенная и судьбой Лувра и интригами Версаля, Федерация художников обратила внимание Вайяна на планы подземных ходов Лувра и советовалась с членом Комитета общественного спасения Ранвье в целях обеспечения сохранности музея.
Несколько дней спустя многие члены Федерации боролись на баррикадах против версальцев.
Так Федерация художников, несмотря на свои мелкобуржуазные, прудонистские, анархические тенденции, внесла свою лепту в борьбу рабочего класса за социализм. Часть парижской интеллигенции работники искусств — под общим руководством Коммуны включилась, таким образом, в общую борьбу.
Несмотря на саботаж, Коммуна сумела начать реорганизацию дела искусства. Как и во всех других случаях, она для этого прежде всего опиралась на самую массу — на художников, актеров — и на живой интерес к искусству со стороны рабочего населения Парижа. Поэтому открытие музеев и дворцов, широкое вовлечение зрителей в театры и на концерты были одной из первых забот Коммуны.
Кроме того, Коммуна хотела обуздать предпринимателей в области. искусства, поставить во главе искусства людей, любящих дело, и объединить работников искусства (актеров, художников и др.) в специальные ассоциации.
Коммуна не успела заняться вопросами репертуара, но многие театры и концертные организации сами учли новые требования зрителей, их интерес к патриотической рабочей тематике, сатире на эксплуататорские классы и т. п.
В области искусства Коммуна только начала свою работу, но и в этой области она дала пример, который затем широко был использован, обогащен и развернут в Стране Советов.
g 4. Борьба с церковью
Церковь — один из устоев бонапартистской империи — имела исключительное влияние в Париже. В эти годы в столице насчитывалось 69 католических церквей (не считая часовен и т. п.) и42 церкви других исповеданий (лютеранские, кальвинистские, баптистские и т. п.).
' «Journal officiel» 13/V 1871.


Глава ХУ
4 4гП
Число церковных конгрегаций (т. е. монастырей, братств и пр.) достигало 101 (25 мужских и 76 женских); в них было 1233 монаха и 4712 монахинь '.
Но при всем том рабочие массы совсем не были религиозными. Корбон в своей книге издания 1863 г. правильно это отмечает: «Для нашего народа католические церемонии стали мертвой буквой. Народ посещает церкви только случайно — для крещения, свадеб и похорон; невнимательное и безразличное отношение к этим церемониям достаточно ясно показывает, что культ уже не затрагивает его душу... в мастерских царит дух атеизма... парижский рабочий — свободомыслящий». Народ «абсолютно равнодушен к небесным делам, но зато он непрерывно озабочен величайшими интересами этого света». Дума народа была только об одном — «о революции, которая откроет героическую эпоху труда» '.
Поэтому борьба против церкви и духовенства в период Коммуны была очень напряженной. Сигнал был дан декретом об отделении церкви от государства (2 апреля).
Буквально накануне опубликования этого декрета «Реге Duchene» (в Хе 17 от 12 жерминаля) требовал от Коммуны решительных мер против попов: «Граждане члены Коммуны, вы обязаны вплотнуюзаняться этими негодяями-попами. Вы не должны допускать, чтобы они плевали на детей народа и вколачивали в их головы мерзкие мыслишки, которые делают их рабами, вместо того чтобы сделать из них людей, и которые развивают приниженность, вместо того чтобы возбудить чувство собственного достоинства... Нам не нужны больше всякие лежебоки с брюхами в комод, в то время как рабочие парни остаются худыми, как сухари. Ах, эти подлецы церковники! Если бы папаша Дюшен что-нибудь значил в правительстве, он бы живо наколол на вертел всех этих благословенных куропаток, которые ежедневно пьянствуют в виноградниках господних... Стране нужны деньги, черт возьми! А так как церкви являются государственными зданиями, пусть церковники платят аренду за свою поповскую лавочку».
Как были использованы церкви при Коммуне? Из 69 католических церквей было закрыто около 12 — 15'. Обычно закрытие церквей было связано с контрреволюционной деятельностью духовенства, которая обрывалась арестами.
Некоторые закрытые церкви были оставлены опечатанными, в других устраивались клубы. Например, церковь Сен-Пьер на Монмартре была закрыта с таким постановлением (видимо, исходившим от местной мэрии): «Ввиду того что попы являются бандитами и церкви являются притонами, где попы морально убивают народ и отдают страну в лапы гнусных Бонапартов, Фавров, Трошю и т. д.» — церковь закрыть 4.
В этой церкви была организована мастерская, где 50 женщин шили военную одежду, а в часовне была создана школа для девушек. Здесь же в начале мая шли женские собрания. Затем церковь превратилась в склад снарядов для обслуживания артиллерии Монмартр-
1 М. Du Сатр, Paris, ses organes, ses fonctions et эа vie, v. VI, р. 274.
«Corbon, Le secret du peuple de Paris, P. 1863, р. 302 — 303, 406 — 407.
в Растуль дает цифру 23, но это явно преувеличенная цифра. См. А. Ra«tout,
1.'eglise de Paris sous la Commune, P. 1871, р. 301 — 302.
' Р. Fontoulieu, ор. cit., р. 48.




Социально-экономические и культурные мероприятия Коммуны
Собрание клуба в одной из парижских церквей ского холма. Во время баррикадных боев здесь находилось также караульное помещение.
Б майские дни ряд церквей был использован под склады пороха, снарядов, припасов и пр., например, Нотр-Дам-де hpya, Сент-Амбруаз. Некоторые церкви были использованы коммунарами как бастионы, например, Сен-Пьер де Монруж. На колокольне установили пушку. Здесь, в церкви и на колокольне, произошла жестокая битва коммунаров с версальцами. Всех захваченных коммунаров убили на месте. Даже на другой день «кровь erne стекала по каменной лестнице колокольни, и куски человеческого тела прилипли к стенам» '.
В одной церкви был открыт лазарет. Две церкви в середине мая были использованы как тюрьмы, в том числе одна из них (Нотр-Дам-ре Лоретт) для дезертиров: их было там до 300 человек.
Под клубы было использовано около 20 церквей, причем, как раньше было указано, обычно церковные службы в них продолжались.
Вообще Коммуна не вмешивалась в отправление церковных служб. Например, мы знаем афишу мэрии lX округа (1мая), где подчеркивалось, что не будет делаться никаких препятствий для богослужения в церквах, синагогах, молитвенных домах и т. д. Церковники, чтобы не привлекать к себе внимания, часто проводили службу без хора, органа и без колокольного звона (например в Нотр-Дам-де Лоретт).
Одновременно с занятием или использованием церквей на общественные нужды происходила ликвидация конгрегаций, религиозных обществ взаимопомощи и пр. Например, в ill округе вместо ликвидиро-
~ Р. Роп«оипеи, ор. cit., В. 209.


Глава Х7'


ванного благотворительного бюро было создано Бюро коммунальной помощи, а в помещении конгрегации были размещены ясли и коммунальная аптека '. Аллеман рассказывает, как дело происходило в V округе: «Одновременно с введением светского обучения мы приступили к изгнанию духовных конгрегаций из домов призрения. Операция производилась методически... Начали с учреждений, где содержалйсь раненые и больные, старики и дети. Весьма значительное число врачей неожиданно предложило нам свои услуги... Комитет социалисток, возглавляемый поистине замечательной женщиной, гражданкой Бенуа, сильно помог нам набрать персонал» '.
Поскольку духовенство занималось контрреволюционной деятельностью и организовало в ряде церквей склады оружия, Коммуна (часто по инициативе местной власти) производила систематические обыски в церквах и конгрегациях. Обыски были произведены примерно в 30 — 40 церквах. По имеющимся данным, все меры Коммуны против церкви были направлены главным образом против католической церкви как господствующей. Данных о закрытщи или об обысках церквей других исповеданий нам не пришлось встретить. Например, протестантский пастор Прессансе ни одного слова не говорит об этом з.
Другой очевидец тоже отмечает, что «некатолические культы (les cultes dissidents) никто не трогал, даже в самые мрачные дни Комитета общественного спасения» 4.
Обыски в церквах производились по указаниям префектуры. Для обыска приходило 50 — 100 человек национальных гвардейцев. Как общее правило, коммунары брали только находящиеся в церквах деньги (выдавая расписки) и некоторые ценные вещи для отправки на Монетный двор или для продажи с аукциона. Значительная часть реквизированных ценных вещей была затем найдена, так как Коммуна не успела их переплавить в монеты. Даже враги Коммуны признавали, что никаких бесчинств, ни разгромов в церквах коммунары не производили. По словам Фио, «даже по признанию клерикальных историков производимые обыски не сопровождались никаким ущербом» '. Фонтулье признавал, что «обыск производился тщательно, но с исключительной честностью» ' (например, в часовне св. Духа). Католические историки определяли убытки от реквизиции обычно в сумме 1 — 3 — 4 тыс. франков на церковь.
Значительная часть обысков была произведена в середине и конце мая ввиду острого военного положения. Во время майских боев пострадало несколько церквей, но ни одна не сгорела.
Когда вследствие версальских зверств было решено взять заложников, несколько десятков священников было арестовано. Некоторые из них были арестованы в связи с контрреволюционной деятельностью'.
' «Murailles politiques franraises», v. II, р. 467.
» Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 50.
» F. de Pressense, I.es leeons du 18 mars, Paris 1871.
4 А. Rostoul, Ь'eglise de Paris sous la Commune, Paris 1871.
' L. Fiuux, Histoire de la guerre civile, р. 255.
Fontoulieu, ор. cit., р. 231.
' Надо кстати отметить, что среди католического духовенства Парижа было немало польских священников — Желинский в Сен-Лоретт, Магеский в Сент-Элуа, Витовский и Желовицкий в Ассомпсион, Дутовский в Сен-Кристоф, Восневский и т. д. Недаром впоследствии Чарторыжский старался доказать, что не все поляки были революционерами и коммунарами, как это утверждало русское посольство, насчитавшее 700 поляков участников Коммуны (см. «Enquete», v. Ш, р. 323 — 324).




Социально-экономические и культурные мероприятия Коммуны
Реквизиция церковных ценностей
В некоторых случаях попы организовали демонстрации прихожан против решений Коммуны. Наиболее яркий случай — столкновение прихожан с «клубистами» в Сен-Сюльпис. 10 мая прихожане пытались завладеть церковью, где шло заседание клуба. Отряд национальной гвардии пришел к церкви, но ушел, так как организаторы клуба хотели избежать кровопролития. Церковью завладели «верующие». На другой день с утра в церкви собрались и «клубисты» и «верующие». Одни пели «Марсельезу», другие — «Магнификат». Начались крики, шум, столкновения. Отряд национальной гвардии удалил «верующих», и клуб возобновил работу. Попов предупредили, что, если «верующие» снова начнут врываться в клуб, в них будут стрелять. После этого нападения на клуб прекратились. Днем шла служба, вечером заседал клуб.
Но такие столкновения были единичными,— ведь церковь СенСюльпис находилась в центре аристократического Сен-Жерменского квартала, и поэтому здесь было много реакционных элементов. Обычно сколько-нибудь заметных протестов против занятия церквей под клубы или против арестов священников не было. Один раз торговки центрального рынка ходатайствовали перед Риго об освобождении священника соседней церкви, и Коммуна освободила его. Другого арестованного священника Риго сам освободил, поскольку было установлено, что он придерживался республиканских взглядов.
Попы церкви Нотр Дам де Виктуар начали организовывать подачу петиций Коммуне об открытии этой церкви, причем на заготовленных бланках для подписей было составлено обращение в нескольких вариантах, где церковники ссылались на «свободу совести, признанную Коммуной» '.
' J. J. Barges, Notre-Dame-des Victoires pendant la Commune, Р. 1889.


Глаьа LV


Из арестованных церковников было расстреляно во время майской недели только 18 человек.
Коммуна не успела провести все намеченные мероприятия для отделения церкви от государства. Наиболее полно было проведено отделение церкви от школы, хотя не все церковные школы были ликвидированы. Ликвидация конгрегаций тоже не была закончена, хотя ряд крупнейших общин был передан для муниципальных нужд. Десятки церквей были использованы для народных клубов и собраний.
Аресты церковников и обыски в известной мере обуздали контрреволюционную деятельность церкви. Попы попрятались, переоделись в штатское, убежали в Версаль. Церковное влияние на массы было почти парализовано. Попы боялись вытянуть наружу свое ядовитое жало. Одному из важнейших государственных институтов был нанесен тяжкий удар. С большой тактичностью, не оскорбляя чувстваверующих, и в то же время очень энергично Коммуна отняла у церкви ее государственные функции. При этом надо отметить, что большая часть мероприятий была проведена и контролировалась местными властями— мэриями, местными органами полиции, национальной гвардией и т. д.
Особенно характерно, что именно народная масса активно помогала борьбе против церкви: она обыскивала церкви, брала их под клубы, выгоняла попов и монахов из школ и конгрегаций и т. д.
История сохранила имена некоторых активных борцов против церкви из парижской массы (не говоря об ораторах, систематически выступавших против церкви, частью упомянутых в главе о клубах). Например, активно действовал чертежник Лемуссю, член Интернационала, который провел ряд обысков и реквизиций в церквах (он был заочно приговорен версальцами к смерти).
Среди других коммунаров, боровшихся против церкви, назовем «коротконогого» (как его звали) Фруассара, Исидора Форестье, бывшего волонтера полка моряков, активного участника баррикадных боев, осужденного версальцами на смерть, и др.
Активность п инициатива масс помогли Коммуне провести и осуществить ряд решений против церкви.










ВО%МУНА — ГОСУДАРСТВ О HOBOFO ТИПА
-ЖМ
ф 1. Разрушение старой государственной машины осударство, порождаемое непримиримыми классовыми противоречиями, является органом классового господства, органом угнетения одного класса другим. Характеризуя сущность буржуазной государственной машины, Маркс в «Гражданской войне во Франции». писал: «Централизованная государственная власть с ее вездесущими органами, основанными на принципе систематического и иерархического разделения труда: постоянной армией, полицией, бюрократией, духовенством и судейским сословием, существует со времен абсолютной монархии, когда она служила сильным оружием нарождавшемуся буржуазному обществу в его борьбе с феодализмом» '.
В «Первом наброске «Гражданской войны во Франции»» Маркс указывал, что сущность буржуазных государств заключается «в создании огромных постоянных армий, целых полчищ государственных паразитов и в грандиозных национальных долгах» '. Маркс отмечал своеобразныйфинансовый рычаг — национальный долг, который мощно обслуживает эксплуатирующие классы при содействии финансового аппарата.
В своей позднейшей работе («Происхождение семьи, частной собственности и государства») Энгельс указывал, что для содержания государства необходимы налоги. «С развитием цивилизации даже и налогов недостаточно; государство выдает векселя на будущее, делает долги, государственные долги... Обладая общественной властью и правом взыскания налогов, чиновники становятся, как органы общества, над обществом» '.
Таким образом, господствующие классы эксплуатируют угнетенные классы при помощи всех средств государственного механизма. 1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 310. ' «Архиив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 321. г К. Марке и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. I, стр. 146.


Глава XVI
Империя Наполеона Ш имела в своих руках полумиллионную массу
солдат и полиции. Она держала полумиллионную армию чиновников, т. е. имела в постоянной и «самой безусловной зависимости
от себя огромную массу интересов и лиц...» Это государство опутывало, направляло, контролировало все гражданское общество;
это государство, «этот паразитический организм», стал «...вездесущим, всеведущим, и приобрел повышенную эластичность и подвиж-
НОСТЬ...» '
Маркс подчеркивал, что партии, боровшиеся за власть, смотрели
на государственную машину, как на «главную добычу при своей
победе». «Все перевороты,— писал он,— усовершенствовали эту машину
вместо того, чтобы сломать ее» '.
Во время Коммуны Маркс, напоминая в письме к Кугельману от
12 апреля 1871 г. это место из своей работы «Восемнадцатое брюмера Луи
Бонапарта», указывал, что разрушение буржуазной государственной
машины будет предварительным условием «всякой действительно
народной революции на континенте» ~,
В «Первом наброске «Гражданской войны»» Маркс писал о Коммуне: «Это не была революция с целью передать государственную
власть из рук одной части господствующих классов в руки другой;
это была революция с целью разбить всю эту страшную машину клас-
сового господства» 4.
Мысль о том, что бюрократически-военный аппарат государства
нельзя переделать, а надо разбить, что рабочий класс не может просто завладеть существующей государственной машиной, была гениальной мыслью Маркса, которая в то время еще не дошла до созна-
~ ния масс.
В рабочей среде ненависть к режиму империи была исключительна,
но отсюда делался вывод только о необходимости республики, а не о
полной и решительной ломке буржуазной государственной машины.
Конечно, прудонисты развивали свою теорию отрицания государ-
ства, но они абсолютно не понимали, что рабочий класс должен создать
свое государство.
жуазного государственного механизма, революционные организации
(рабочие в первую очередь) все более и более настойчиво требовали
коренной ломки отдельных элем рства.
В первую очередь подымался вопрос об уничтожении постоянной
армии. В 60-х годах мысль и заменепостоянной армии национальной
гвардией стала очень популярна„— этого требовали члены француз-
ской секции Интернационала, бланкисты, часть якобинцев. Даже ле-
вый республиканец Гамбетта в своей известной «Бельвильской про-
грамме» (1869 г.) выставлял этот лозунг, так как он был-'действительно
популярным в рабочих массах.
После 4 сентября это был один из самых распространенных лозунгов во всех клубах, народных собраниях и во всех возникших тогда
революционных организациях.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8, стр. 157.
' Там же, стр. 206.
г R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 105.
4 «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 325.


Коммуна — государство нового типа
Замена постоянной армии национальной гвардией означала массовое вооружение народа, т, е. подрыв основного устоя существовавшего государства. Такое же значение имело и требование передачи полиции муниципалитетам. Народные собрания требовали ликвидации полицейской системы империи. А после 4 сентября народ начал явочным путем ликвидировать полицию сначала в рабочих округах, аперед 18 марта и в большинстве округов Парижа.
Против бюрократии, и в первую очередь судейских чиновников, революционные организации выступали не раз. Требовали выборности чиновников, их ответственности, права отзыва и т. д.
Наконец, лозунг отделения церкви от государства, т. е. обуздания поповской бюрократии, был широко популярен, особенно в Париже, И бланкисты, и прудонисты, и радикалы-республиканцы выдвигали это требование.
Анализ народных высказываний в клубах и публичных собраниях после 4 сентября показывает, как глубоко укоренилась мечта об особенностях народной республики — вооружении народа, ликвидации общегосударственной полиции, выборности чиновников, отделении церкви от государства, расширении прав муниципального управления и пр. Эти требования шли в направлении разрушения ряда элементов бюрократически-военной машины. Но прямо никто не ставил вопроса о том, что государственная машина должна быть разбита.
Подготавливая образование нового, рабочего государства, рабочая масса Парижа не имела ясного представления, какое государство она должна создать, она нв знала, что просто использовать старую государственную- машину пролетариат не может.
Рабочие Парижа создавали свое, рабочее, государство инстинктивно, ощупью, не отдавая себе полного отчета в особенностях новой власти.
Первая характерная особенность этого нового государства была в том, что народная масса сама непосредственно создавала новые государственные учреждения Э~а подготовка захвата власти рабочим классом началась после 4 сентября, а после 18 марта она могла быть быстро осуществлена.
В «Письмах из далека», намечая тактику социалистической революции, Ленин писал: «Идя по пути, указанному опытом Парижской Коммуны 1871 года и русской революции 1905 года, пролетариат должен организовать и вооружить все беднейшие, эксплуатируемые части населения, чтобы они сами взяли непосредственно в свои руки органы государственной власти сами составили учреждения этой власти» '.
Ленин указывал, что Парижская коммуна была отрицанием бланкистского метода «захвата власти» при помощи кучки заговорщиков. Он отмечал, что опыт Парижской коммуны «... совершенно исключил бланкизм, совершенно обеспечил прямое, непосредственное, безусловное господство большинства и активность масс лишь в мере сознательного выступления самого большинства» '.
Основные элементы нового государства были действительно подготовлены длительной агитацией и пропагандой в народных массах. Центральный комитет национальной гвардии и Коммуна осуществляли решения, которые по-настоящему были выношены самим народом.
' В. И. Ленин, Соч., т. 23, стр. 317.
' В. И. Ленин, Соч., т. 24, стр. 29.


Глава XVI
Они проводили эти решения через массу . Поэтому в такой короткий срок основные элементы нового государства стали реальностью.
Новое государство создалось по непосредственному почину масс, путем захвата власти рабочим классом, а не посредством какого-либо законодательного решения. Вооруженный народ силой захватил власть в свои руки и начал создавать государство но своему разумению.
Массовое вооружение народа, начавшееся 4 сентября, дало крепкую основу для нового, рабочего государства. Решения Коммуны об отмене постоянной армии и ликвидация полиции были фактически проведены в Париже еще до 18 марта. Таким образом, армия и полиция как силы, противостоящие народу, были сметены. Охрана государственного и общественного порядка легла непосредственно на вооруженную массу.
Национальная гвардия исполняла функции обороны столицы против версальцев и функции полиции.
По словам Маркса, «полиция, до сих пор бывшая орудием государственного правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время» '.
Таким образом, важнейшее условие государства наного типа— всеобщее вооружение рабочих и близких к ним слоев мелкой буржуазии — было полностью осуществлено Коммуной ссамых первых дней.
Второй задачей было упразднение старого чиновничьего аппарата и введение широкой выборности должностных лиц. С одной стороны, Коммуна требовала смещения высших чиновников как бонапартистов и агентов Версаля, с другой — она проводила принцип выборности, сменяемости, ответственности, подотчетности. Она установила новые оклады служащим, срезала высокие ставки и поднимала низкие.
Так создавался новый тин служащего Коммуны. Каждый ответственный служащий избирался, его можно было в любой момент отозвать, он был подотчетен, находился под народным контролем. Исчезало вовсе привилегированное положение чиновничества как власти над народом.
Вся эта ломка бюрократической системы была тесно связана с вовлечением в управление новых кадров. На руководящие должности учреждений Коммуна поставила главным образом рабочих или людей, связанных с рабочим классом. На ответственную работу были выдвинуты тоже новые люди.
В мае Коммуна продолжала дальнейшую ломку и перестройку судебного аппарата.
4 мая был принят важный декрет, касавшийся отмены политической и профессиональной присяги. Эта мера, с одной стороны, была связана с декретом об отделении церкви от государства, с другой— поднимала выше звание гражданина Коммуны.
12 мая Прото было поручено организовать палату гражданского. суда, где дела надлежало вести в упрощенном порядке.
Все эти решения полностью ломали судебные учреждения империи и создавали новую систему, основанную на выборности судей, на привлечении в судебное ведомство новых людей, представителей народа
К. Марис и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 313.


Коммуна — государство нового типа
Однако важнейшая машина — система банков — не была затронута Коммуной. Правда, управления прямых и косвенных налогов, таможен, фиска оказались в руках Коммуны, и эти организации, освеженные новыми людьми, действовали успешно. Но главный финансовый рычаг — Французский банк и другие банки — остался неприкосновенным. Вся финансовая иерархия оставалась на месте. Все заправилы банковских и тому подобных предприятий действовали так, как будто в Париже руководило правительство Тьера.
Эта финансовая независимость банков от Коммуны была величайшим бедствием, которое подрывало крепость Коммуны.
Я 2. Коммуна — не парламент
В краткой формулировке сущности Коммуны Маркс гениально обобщил основные особенности Коммуны как рабочего государства, Он писал. .«Разнообразие истолкований, которые вызвала Коммуна, и разнообразие интересов, нашедших в ней свое выражение, доказывают, что она была в высшей степени гибкой политической формой, между тем как все прежние формы правительства были, по существу своему, угнетательскими. Ее настоящей тайной было вот что: она была, по сути дела, правительством рабочего класса, результатом борьбы производительного класса против класса присваивающего; она была открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда» 1.
Центральный орган Коммуны, естественно, носил совсем другой характер, чем обычные представительные органы буржуазии. «Коммуна,— говорит Маркс,— должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы»'.
Некоторые члены Коммуны понимали, что Коммуна — не парламент, а организация нового типа. Например, Вайян на заседании Коммуны 30 апреля говорил: «Важно реорганизовать самое Коммуну, сделать ее тем, чем была первая Парижская коммуна, т. е, совокупностью комиссий, работающих совместно, а не парламентом, где каждый стремится сказать свое слово» г.
Он внес затем проект декрета о ведущей роли Комитета общественного спасения, где в мотивировочной части говорилось: «Коммуна— не парламент. Это собрание комиссий, которое путем своего обсуждения и решения обеспечивает единство руководства и действия всех комиссий» 4.
Несомненно, что борьба бланкистов против широкой и подробной публикации отчетов Коммуны в известной мере была связана именно с боязнью, как бы Коммуну не превратили в парламентскую говорильню, где будут разглагольствовать разные Пиа. Именно бланкисты более других добивались. превращения Коммуны в деловое собрание, централизующее все области руководства.
1 R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр 316.
' Там же, стр. 313.
» «Протоколы», стр. 321.
4 «Journal officiel», 9/V 1871.


Г л а в а ЛЛЧ
В чем выражались особенности Коммуны как учреждения непарламентарного типа?
Коммуна состояла из людей, демократически избранных и в любое время сменяемых. Депутат парламента становился независимым от своих избирателей на 3 — 5 — 6 лет и тем самым приобретал власть над народом. Члены Коммуны были, по существу, ответственны, переизбираемы в любой момент, контролируемы избирателями. Тем самым Коммуна тесно и органически связывалась с народной массой. Наша советская конституция развила и пшроко применяет этот принцип отзыва и контроля, который выдвинули в другой исторической обстановке парижские рабочие.
Коммуна была «работающей корпорацией». Это значило, что она непосредственно, деловым образом руководила своими комиссиями, всеми отраслями управления (учреждениями, ведомствами, мэриями и пр.). Коммуна соединяла в себе и орган законодательствующий (декреты шли от ее имени или по ее поручению, публиковались за подписью делегатов или отдельных комиссий) и исполнительный (руководство всеми учреждениями, исполнение всех декретов через систему органов Коммуны), олицетворяющий функции высшей судебной инстанции (отмена решений военного суда, арест членов Коммуны и других граждан и т. д.), высшей контрольной и ревизующей инстанции и т. д.
Ленин писал: «Продажный и прогнивший парламентаризм буржуазного общества Коммуна заменяет учреждениями, в коих свобода суждения и обсуждения не вырождается в обман, ибо парламентарии должны сами работать, сами исполнять свои законы, сами проверять то, чтб получается в жизни, сами отвечать непосредственно перед своими избирателями. Представительные учреждения остаются, но парламентаризма, как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет» '.
Весьма существенно было также органическое слияние центрального государственного учреждения — совета Коммуны — с муниципалитетами. Депутаты Коммуны от соответствующих округов непосредственно руководили муниципалитетами.. Это приводило к еще более тесной связи членов Коммуны с населением. А поскольку декреты Коммуны выполнялись, как правило, через муниципалитеты, это означало, что члены Коммуны сами непосредственно осуществляли на местах декреты и контролировали их проведение. Местное управление освобождалось от прежней государственной опеки и надзора, оно уже не являлось противовесом государственной власти.
Этот опыт Коммуны был учтен нашей партией при создании под руководством В. И. Ленина советской власти, дающей полное единство всего государственного аппарата и отвергающей буржуазный принцип разделения власти.
Свой практический опыт Парижская коммуна думала перенести на всю Францию, с тем чтобы коммуны в городах и деревнях стали основной государственной формой. «Коммуна должна была стать политической формой даже самой маленькой деревни... Собрание уполномоченных, заседающих в главном городе округа, должно было заве-
1 В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 396.


Коммуна — государство нового типа
дывать общими делами всех сельских общин каждого округа, а эти окружные собрания в свою очередь должны были посылать уполномоченных в Национальное собрание, заседающее в Париже; уполномоченные должны были строго придерживаться инструкции своих избирателей (императивный мандат) и могли быть сменены во всякое время» '.
Так получалась единая и четкая система, тесно связанная с народными массами.
Создание окружных коммун обеспечивало влияние пролетариата над сельскими коммунами и давало твердую почву для политического союза рабочих с основной массой крестьянства. «...Коммунальное устройство привело бы сельских производителей под духовное руководство главных городов каждой области и обеспечило бы им там, в лице городских рабочих, естественных представителей пх интересов»'.
Функции центрального правительства не отменялись, как отмечал Маркс, а передавались коммунальным, т. е. строго ответственным, чиновникам. Федерация, которую выдвигала Коммуна, вовсе не означала, что центральная государственная власть ликвидируется. Коммуна вовсе не предлагала распадения государства на отдельные коммуны, что уничтожило бы единство нации.
Конечно, прудонисты бакунинского толка считали, что главной задачей Коммуны было полное уничтожение государства и разрушение единства нации. Например, в газете «La Solidarite» № 2 от 12 апреля 1871 г. (орган романской секции Интернационала в Невшателе, где главную роль играл бакунист Гийом) говорилось, что Коммуна-де будет создавать федерацию не по типу Швейцарии или Соединенных штатов, а в духе Прудона: «Федерация — это прежде всего отрицание нации и государства... для федерализма несущественны ни нации, ни национальное или территориальное единство. Федерализм — это скопление федерированных коммун, которые руководятся только одним ведущим принципом — интересами договаривающихся сторон — и которые поэтому не имеют никакого дела с вопросамп о нации или территории. Равным образом не будет больше ни государства, ни какой- либо верховной центральной власти». Одним словом, создается «настоящая анархия, отсутствие центральной власти».
Эти прудонистско-бакунистские теории совсем не разделялись большинством членов Коммуны. Оно признавало необходимость центральной власти и тем более не хотело раздробления или расчленения французской нации. Маркс четко отметил эту особенность Коммуны: «Единство нации подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства. Единство нации должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над ней стоящей... Задача состояла в том, чтобы отсечь чисто угнетательские органы старой правительственной власти, ее же правомерные функции отнять у такой власти, которая претендует на то, чтобы стоять над обществом, и передать эти функции ответственным слугам общества»'.
' Л. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 314.
* Там же, стр. 315.
' Там же, стр. 314.


Г л а в а XVI
В связи с этим высказыванием Маркса Ленин в книге «Государство и революция» отмечал, что ревизионист Бернштейн приписывал Марксу прудоновский «федерализм». «Маркс расходится и с Прудоном и с Бакуниным как раз по вопросу о федерализме (не говоря уже о диктатуре пролетариата). Из мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм вытекает принципиально. Маркс централист...
Бернштейну просто не может придти в голову, что возможен добровольный централизм, добровольное объединение коммун в нацию, добровольное слияние пролетарских коммун в деле разрушения буржуазного господства и буржуазной государственной машины. Бернштейну, как всякому филистеру, централизм рисуется, как нечто только сверху, только чиновничеством и военщиной могущее быть навязанным и сохраненным» 1.
Таким образом, Маркс и Ленин указывали, что идея коммунального государства вовсе не обозначала воплощения прудонистского федерализма. Конечно, прудонисты тянули в эту сторону, но большинство Коммуны не думало отрицать необходимости центральной власти и единства нации.
Да и практика Коммуны, которая наносила удары буржуазному государству и системе капиталистической эксплуатации, создавала почву для единства нации и централизма. Ведь декреты общегосударственного значения (вроде уничтожения постояйной армии, ликвидации бюрократического аппарата, отделения церкви от государства) и важнейшие экономические меры Коммуны (система зарплаты, Отмена штрафов, передача пустующих мастерских рабочим ассоциациям и пр.) наносили удары всей существовавшей системе и создавали предпосылки .для настоящего единства народа, настоящего централизма.
Мало того, Коммуна стояла не только за единство нации, но и за теснейшую связь с другими нациями, за всемирную республику. Интернационализм Коммуны — одна из типичных черт нового, пролетарского государства. Работа Генерального совета Интернационала и деятельность французских секций дали свои плоды.
Многие революционные документы кануна Коммуны носили печать интернационализма (афиши Центрального комитета 20 округов, Центрального комитета национальной гвардии, резолюции клубов и народных собраний).
Включение Франкеля в состав Коммуны подчеркивало эту мысль .об интернациональном характере движения. Франкель был прав, когда писал Марксу (30 марта) по поводу утверждения его членом Коммуны: «хотя этот факт является очень радостным для меня, тем не менее я не рассматриваю его с личной точки зрения, а оцениваю исключительно со стороны его международного значения» '.
Кроме Франкеля, сотни иностранцев активно участвовали в борьбе за Коммуну. Широко известна деятельность Домбровского, Врублев.ского, Околовичей, Дмитриевой, Ландовского, Пиацца и др.
Об интернационалистских идеях говорили многие газеты Коммуны. Против этих идей не спорили ни якобинцы, ни бланкисты. Газета секции Интернационала вокзала Иври и Берси писала: «Отечество — только слово, только ошибка; человечество — это факт, это—
1 В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 401.
' «Письма деятелей 1 Интернационала», стр. 22.




Коммур«а — государство нового типа
Свержение Вандомской колонны (16 мая 1871 г.) истина». Слово «отечество» было использовано господствующими классами. «Наша родина — везде, где человек свободен, где он работает... Франция умерла, да здравствует человечество.»
~> 1
Одним из ярких свидетельств интернациональных стремлений Коммуны было свержение Вандомской колонны. Мы указывали, что еще во время осады Парижа эта мысль широко популяризировалась в письме Курбе и в решениях клубов. 12 апреля Коммуна опубликовала декрет о свержении Вандомской колонны. В мотивировочной части декрета говорилось: «Императорская колонна на Вандомской площади является памятником варварства, символом грубой силы и ложной славы, утверждением милитаризма, отрицанием международного права, постоянным оскорблением, наносимым победителями побежденным, непрерывным покушением на один из трех великих принципов французской республики — на братство»
2
Этот декрет был осуществлен 16 мая: Вандомская колонна была разрушена, и площадь, где стояла колонна, была переименована в Интернациональную.
По поводусвержения Вандомской колонны газета Коммуны «Journal officiel» писала: «Колонны, которые будет сооружать Коммуна, никогда не будут возвеличивать разных исторических разбойников. ни будут отмечать какие-либо славные завоевания в области науки, труда и свободы»».
Разрушение Вандомской колонны было демонстрацией братства народов. Одиовремеиио оио подчеркивало ненависть масс к миаита' «Ls кето1 11о родс!еае ес аома1е тср в, 1011ъ 1871.
д «Journal offieiel», 13fIV 1871.
* Ibidem, 17~V 1871.
История Париркской коммуны


Глава ХГ1
ризму и к его носителю, Наполеону 1. Культ Наполеона был силен в стране, в частности в крестьянстве. Буржуазнаямасса считаланаполеоновские войны основой позднейшей мощи Франциии, в частности, охотно вспоминала победы Наполеона над немцами. Было смелостью разрушить наполеоновский памятник в момент, когда прусские войска занимали больше трети страны.
«Реге Duchene» в № 30 от 25 жерминаля писал: «Настроили колонн и статуй в честь разных негодяев вроде первого Бонапарта, который убил четыре миллиона человек, и истратил для этих убийств семнадцать миллиардовЬ>
И в других газетах Коммуны (за редкими исключениями) 1 этот декрет был энергично поддержан. Профессор Бизли отмечал, что еще Огюст Конт в 1854 г. надеялся, что возрожденный Париж «очистится» от Вандомской колонны.
Характеризуя интернационализм Коммуны, Бизли писал: «Если даже Коммуна не сделает ничего другого, кроме торжественного отречения от завоевательных войн, то и тогда ее существование будет не напрасным... Есть много признаков братского духа, процветающего в среде рабочего класса всех стран. Французская буржуазия всегда выявляла жалкую зависть по отношению достоинств других стран. Но парижские рабочие при выборах в Национальное собрание выдвинули почти на первое место Гарибальди, которого буржуазное большинство собрания даже не захотело выслушать... Национальная гвардия охотно подчиняется польскому генералу... Один пруссак (Бизли разумел Франкеля, бывшего в действительности австрийским подданным.— П. К.) даже избран в Коммуну».
Бизли отмечает, что буржуазия считала братскую солидарность рабочих разных национальностей «непатриотичной», но сама она охотно договаривается с недавними врагами для борьбы против общего неприятеля — рабочих.
«Жюль Фавр, например, находится в самых дружеских отношениях с германским командованием и бомбардирует Париж с воодушевлением и злобой, которых не проявляли даже сами пруссаки. И наша печать, очень холодно глядевшая на Фавра, покуда он помогал вести чисто национальную войну, горячо стала на его сторону, когда он начал атаковать общего врага (т. е. рабочий класс. — П. К.)» '.
Солидарность рабочих всех национальностей в борьбе за дело своего освобождения от эксплуатации вызвала особо энергичное сближение всех эксплуатирующих классов других стран ради победы над Коммуной.
К своим классовым врагам Коммуна должна была применять самые решительные меры. Но здесь она не была достаточно настойчивой и последовательной. Вопрос шел не только о применении террора, но и о более активной и властной роли пролетарского государства. Ленин охотно цитировал статью Энгельса в полемике против анархистов, требовавших отмены авторитета. Энгельс писал: «Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, т. е. средств чрез-
1 См. например, «La Commune» № 27, 16/IV 1871.
' «Вее hive» № 497, 22/IV 1871.


Коммуна — государство нового типа
вычайно авторитарных; и если победившая партия не хочет потерять
плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посред-
ством того страха, который внушает реакционерам ее оружие. Если бы
Парижская коммуна не опиралась на авторитет вооруженного народа
против буржуазии, то разве она продержалась бы дольше одного дня?
Не вправе ли мы, наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком
мало пользовалась этим авторитетом?» '
Ленин, комментируя это место, формулирует ведущую мысль Эн-
гельса так: «Не следовало ли Коммуне больше пользоваться револю-
ционной властью государства, т. е. вооруженного, организованного в
господствующий класс пролетариата?» '
Конечно, Коммуна далеко не в полной мере использовала свою
государственную власть. Она сумела разрушить старую военно-бюро-
кратическую государственную машину, действуя по-диктаторски, но
она остановилась перед дверьми банков, железнодорожных компаний,
капиталистов.
Маркс говорил, что Коммуна «хотела экспроприировать экспро-
приаторов» ', но подходила к этому очень осторожно. Равным образом
она не применила всех мер для непосредственного обуздания эксплуа-
таторских классов, которые неустанно боролись против Коммуны в са-
мом Париже,
Ряд газет требовал террористических мер против врагов Ком-
муны.
Газета «Реге Duchene» писала: «Граждане члены Коммуны, папаша
Дюшен сердит на вас. Вам не хватает энергии, черт возьми! Вам не
хватает энергии!» Газета возмущается, что полиция Коммуны не бо-
рется против шпионов и заговорщиков. «Граждане, полицейские аре-
стовывают людей только для того, чтобы их освободить. Если вы не
умеете работать, граждане, так убирайтесь! Убирайтесь! Вы не
виноваты, но вы беспомощны. Вы работаете честно, но вам не хватает
энергии» 4,
В одном из следующих номеров газета, говоря о шпионаже, при-
зывала: «Расстреливайте! Гильотинируйте! Но спасите республику.
Говорят, значит вы за террор. Да, за террор... Тот, кто хочет добиться
цели, тот использует все средства. Чтобы спасти 500 тыс. человек, до-
статочно 500 голов» '.
Газета секции Интернационала Иври и Берси тоже требовала от
Коммуны применения террора. «Милосердие... это больше чем слабость,
это — преступление. Будьте энергичнее, граждане... Слабость Коммуны
с самого начала борьбы привела в результате к укреплению реакции.
Будьте суровы и непреклонны» '. Коммуна, однако, избегала реши-
тельных мер против эксплуататоров.
Характерным моментом Коммуны как пролетарского государства
была полная демократия вообще. «Коммуна создала для республики
фундамент действительно демократических учреждений» '.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 137.
«В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 410.
» К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр 317.
' «Pere Duchene» № 21 от 16 жерминаля и № 31 от 26 жерминаля.
» «Pere Duchene» № 59 от 24 флореаля.
' «La Revolution politique et sociaie» № 7, 15/V 1871.
' E. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. II, стр. 316.


Глава XV1
В основе демократии Коммуны лежало то, что сама рабочая масса захватила власть в государстве. C первых же дней Коммуны масса проявила громаднейшую активность во всех отраслях государственной и общественной жизни, Каждый рабочий был вооружен, он был частью нового государства. Вся государственная машина стала опираться на рабочую массу.
Выборность всех чиновников и всех должностных лиц, право отзыва, ответственность, постоянный контроль, отчетность перед народом стали азбукой для всей системы Коммуны.' Газета «La Commune» писала, характеризуя сущность Коммуны: «Выборный признак должен быть применен ко всем общественным должностям. Этот принцип— душа демократии, суть республики... Принцип отзыва даст (избирателям) средства исправить ошибку... Выборы, контроль и ответственность. Выборы судьи, префекта, генерала, равно как и выборы мэра и депутата; выборы исполнительной власти и законодательной; публичный всеобщий контроль; неопровержимое право отзыва в любой момент; полная ответственность избранных судей перед избирателями» '.
И действительно, народ не только выбирал, но и требовал отчета, контроля. Он требовал также широкой самокритики. Маркс писал, что простые рабочие, руководившие Парижем в это время, «...делали свое дело открыто, просто... действуя на глазах у всех, не претендуя на непогрешимость, не скрываясь за канцелярской канителью, не стыдясь сознаваться в своих ошибках и исправлять их» '.
Характеризуя суть Коммуны, Энгельс писал о ней, как п адиктатуре пролетариата». Но даже в советской печати попадались статьи, ревизующие взгляды Маркса — Энгельса — Ленина на сущность Коммуны. «Известия Академии наук» поместили, например, статью О. Вайнштейна (№ 6 — 7, 1930, стр. 387), где прямо ставился вопрос: «была ли Коммуна диктатурой пролетариата?», и заявлялось, что «ни один марксист (?!) не примет теперь безоговорочно (Й) знаменитой формулировки Энгельса».
Оказывается, Коммуна вовсе не была пролетарской властью, и только в мае (!) «появляется ряд признаков» о «постепенном перерастании Коммуны в диктатуру пролетариата» (?!). Как будто в. марте рабочий класс не захватил власти, не выгнал правительства Тьера, не создал своего, нового государства. Эти неправильные. высказывания пропагандировались тогда в ряде журналов и отдельных изданий.
М. Н. Покровский, писавший о Парижской коммуне, допускал немало ошибочных формулировок. Он утверждал, например, что все попытки свергнуть правительство национальной обороны (3i октября, 22 января) «не встретили поддержки со стороны массы парижского населения». По его мнению, вовсе не пролетариат определял судьбы Парижской коммуны. «В революции 18 марта наиболее видную, по крайней мере, наиболее шумную роль играло парижское мещанство, настроенное не социалистически, а патриотически» '.
Отрицая пролетарский характер Парижской коммуны, Покровский старался доказать, что социалистических тенденций она не имела. Он допускал, что Коммуна имела «известный социалистиче-
' «Ьа Commune» № 3, 22/Ш 1871 (статья Рожара).
"' «Архнв Маркса н Энгельса», т. Ш (VIII), стр. 331.
» М. Покровский, Франция до п после войны, Л. 1924, стр. 76 — 77.


Кол~л~уна — государство нового типа
ский налет», но утверждал, что «единственным (?) .актом Коммуны, к которому можно — и то с натяжкой — приложить название «социалистический» (иронические ковычки Покровского.— П. Я.), была отдача в руки рабочих кооперативов, фабрик и мастерских, брошенных хозяевами» '.
По словам Покровского, Парижская коммуна была, таким образом, вовсе не пролетарской диктатурой, а демократической республиканской властью, не интересовавшейся социалистическими преобразованиями. Таким искажением исторической действительности Покровский сбрасывал со счетов высказывания и оценки Маркса, Энгельса, Ленина о Коммуне (питируемая книга вышла в 1924 г. в Ленинграде).
Другой историк, искажая историю Коммуны, повторял, что «Коммуна не нашла нужной политической формы» и что она «была диктатурой рабочих над крестьянством» (троцкистская формула!).
Подобные утверждения долго фигурировали в период господства «школы» Покровского и у всяких «учеников» троцкистского толка. Этим враждебным марксизму-ленинизму высказываниям не был дан достаточный отпор.
Маркс дал исчерпывающую формулу сущности Парижской коммуны. Ком»«уна была «...открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономическое освобождение труда» '.
В своем труде «Государство и революция» В. И. Ленин, исходя из этого положения Маркса, писал: «Коммуна — первая попытка пролетарской революции разбить буржуазную государственную машину и «открытая наконец» политическая форма, которою можно и должно заменить разбитое»».
Развивая ленинское учение о диктатуре пролетариата как орудии пролетарской революции, И. В. Сталин писал, что «пролетарская революция, ее движение, ее размах, ее достижения облекаются в плоть и кровь лишь через диктатуру пролетариата». Свергнуть власть буржуазии рабочий класс может и без диктатуры пролетариата (так было и с Коммуной), но удержать власть и укрепить ее можно только через диктатуру пролетариата. Поэтому диктатура пролетариата должна «...âî-первых, подавить сопротивление свергнутых эксплуататоров и закрепить свои достижения, во-вторых, довести до конца пролетарскую революцию, довести революцию до полной победы социализма» 4.
Коммуна — ' первый опыт диктатуры пролетариата — нанесла удар эксплуататорам и подошла к осуществлению социалистических мероприятий, но она не имела ни времени, ни силы, чтобы обеспечить диктатуру для выполнения этих основных задач. «...Диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс» '.
' М. Покровский, Франция до и после войны, Л. 1924, стр. 37 н 77.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. И, стр. 316.
в В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 404.
4 И. В. Сталин, Соч., т. 6, стр. 108 — 109.
' Там же, стр. 114.


Глава XV1
Эта характеристика в известной мере может быть применена к Коммуне. Она действовала в интересах рабочего класса и не была ограничена ничем и никем. Она опиралась на вооруженный народ. Она имела поддержку не только рабочего класса, но до известного момента и части мелкой буржуазии.
Развивая дальше характеристику диктатуры пролетариата, И. В. Сталин отмечает еще два существенных момента. Во-первых, «диктатура пролетариата не может быть «полной» демократией, демократией для всех, и для богатых и для бедных... Только при пролетарской диктатуре возможны действительные свободы для эксплуатируемых и действительное участие пролетариев и крестьян в управлении страной. Демократия при диктатуре пролетариата есть демократия пролетарская, демократия эксплуатируемого большинства, покоящаяся на ограничении прав эксплуататорского меньшинства и направленная против этого меньшинства». Во-вторых, «диктатура пролетариата не может возникнуть как результат мирного развития буржуазного общества и буржуазной демократии, — она может возникнуть лишь в результате слома буржуазной государственной машины, буржуазной армии, бур-; жуазного чиновничьего аппарата, буржуазной полиции»'.
Первое замечание только в известной мере можно отнести к Коммуне. При Коммуне имело место широкое развертывание демократии. Но ограничения прав эксплуататорских классов Коммуна по существу не применяла. Два раза проводились выборы в Коммуну. без всяких ограничений по отношению к буржуазии. Набор в национальную гвардию проводился без социальных ограничений. Буржуазная печать находилась в хороших условиях — ее типографии обычно не запечатывались, буржуазные газеты выходили и т. п. Таким образом, ограничений прав эксплуататорского меньшинства почти не было (если не считать ареста заложников, запрещения некоторых собраний, занятия пустующих квартир и мастерских и пр.). Но для обеспечения демократии народа Коммуна провела ряд мер, например, захват церквей под общественные собрания, широкую выборность на все должности и т. д.
Второе замечание И. В. Сталина о характере диктатуры пролетариата полностью относится и к Коммуне. Коммуна сломала старую, буржуазную машину и заменила ее новой, но она представляла собой «диктатуру не полную и не прочную»'. Коммуна заложила основу нового, пролетарского государства, которое явилось прообразом советской системы. «На плечах Коммуны стоим мы все в теперешнем движении» '.
' И. В. Сталин, Соч., т. 6, стр. 115 — 116.
И. В. Сталин, Соч., т. 8, стр. 47.
» В. И. Ленин, Соч., т. 8, стр. 182.











ПОСЛЕДНИИ НЕДЕЛИ КОММУНЫ
21 мая оммуне пришлось сражаться не только против версальской армии в 130 тыс. человек, но и против примерно 150 тыс. пруссаков. Прусская армия блокировала восток и север Парижа и была готова по первому сигналу к активным действиям. Она могла в любой момент начать обстрел Парижа из нескольких сотен орудий. Даже без активного наступления на самый город прусская армия могла бы прп наступлении версальцев сжать коммунаров в огневом кольце. Наличие прусской блокады было серьезным шансом Версаля на победу в борьбе с Коммуной. Не будь этой прусской армии, Тьеру с его 130 тыс. солдат нельзя было бы окружить Париж. Не будь пруссаков около Парижа, Коммуна имела бы гораздо больше возможностей для военных маневров, вылазок, для наступления. Главное, она имела бы связь с провинцией, т. е. могла бы широко агитировать за Коммуну в стране и получить военную помощь из других районов Франции.
Но против Коммуны боролись два вооруженных хищника. Они только что заключили договор между собой: 10 мая Франкфуртский договор о мире был окончательно подписан. Одновременно между ними был уточнен сговор для военного разгрома Коммуны.
Бисмарк, как мы видели, с самых первых дней Коммуны стал активным участником интервенции. В мае Тьер прямо грозил парижанам прусской интервенцией, если они не откроют ворот (это воззвание Тьера в версальском «Journal officiel» от 8 мая).
Во время франкфуртских переговоров были, видимо, уточнены все пункты соглашения об интервенции.
11 мая под Парижем (около Сен-Дени) начальник штаба версальской армии генерал Борель совещался с начальником штаба III прусской армии генералом фон Шлотгеймом о совместных действиях. Главное, что хотели получить версальцы от пруссаков, это разрешение пропустить к моменту общего штурма Парижа сильную боевую группу в 10 — 20тыс; бойцов с севера к пунктам Сен-Дени — Обервилье. Как известно, этот


Глава ХГП
район, примыкавший к рабочим кварталам (Монмартр, Шапель, БютШомон), почти не был укреплен.
При этой договоренности о наступлении с севера правительство Тьера просило, чтобы операция была сохранена в особой тайне и чтобы до момента штурма пруссаки не подавали никакого вида о какой-либо специальной блокаде. Железная блокада должна была начать действовать с момента общего штурма.
Штурм, намеченный совещанием, должен был начаться сразу и с запада и с севера. 18 мая на совместном заседании версальского военного командования и прусского командования был уточнен план штурма.
Версальское командование особенно просило пруссаков усилить блокаду, привести в боевую готовность артиллерию и не пропустить ни одного коммунара через прусские боевые линии.
h 21 мая версальские войска были расположены таким образом.
Северную часть фронта(т. е. левое крыло версальцев) занимал 1-й корпус генерала Ладмиро от пункта, граничащего с прусской линией (Сент-Уан), до Нейи и вплоть до северной части Булонского леса.
У Ладмиро было до 25 — 30 тыс. человек. Главное направление для удара намечалось к воротам Нейи.
Южнее были размещены два корпуса, занимавшие Булонский лес. Это были новые корпуса — 5-й (генерала Кленшана) и 4-й (генерала Дуэ) — всего до 50 тыс. человек. Эти войска должны были штурмовать западную линию укреплений — ворота Ла-Мюэт, Пасси, Отёй вплоть до ворот Сен-Клу.
К пункту Пуэн-дю-Жур, т, е. к воротам Сен-Клу, были направлены силы резервного корпуса генерала Винуа, т. е. две дивизии, из которых одна была в резерве. Третья дивизия находилась на южном фронте, рядом с корпусом генерала Сиссэ (всего у генерала Винуа было около 25 — 30 тыс. человек).
Второй корпус (генерала Сиссэ) занимал южную часть боевой линии и должен был ворваться через Севрские и Версальские ворота. Он имел до 30 тыс. человек.
Кроме того, с южной стороны столицы, на самом крайнем правом фланге, действовал конный корпус генерала дю Барайля.
Приводим подсчет С. Красильникова: «В общем, если считать полевую артиллерию версальцев, на каждом километре атакуемого фронта они могли сосредоточить огонь минимум 60 осадных и 24— 28 полевых орудий, т. е. среднюю норму позиционной войны 1914— 1918 гг.» '
Этой массе войск примерно в130 тыс. с лишком бойцов Коммуна могла противопоставить очень мало сил. Домбровский имел на всем протяжении своего фронта, т. е. с севера вплоть до ворот Сен-Клу, вряд ли больше 8 — 10 тыс. человек. У Врублевского на южном фронте было около 6 — 8 тыс. Таким образом, 21 мая на боевой линии фронта коммунары имели 14 тыс., максимум 18 тыс. бойцов. Иначе говоря, против каждого коммунара стояло 8 — 10 версальских солдат.
Непрерывный артиллерийский обстрел из версальских орудий привел к разрушению ряда участков крепостной стены, в частности ворот. В районах, прилегавших к воротам Сен-Клу, Пассии др., у Ком-
' С. Красильников, Боевые действия Парижской коммуны 1871 г., Воевгиз, 1935, стр. 11G.


Последняя неделя Коммуны
441


муны фактически уже не осталось никаких боевых сил. Здесь даже не оказалось часовых.
Версальцы предполагали начать общий штурм 22 или 23 мая, но предательство помогло ускорить наступление.
21 мая было воскресенье. Это был сравнительно тихий день, без обстрела. Днем в столице предполагалось большое гулянье на площади Согласия, но так как и туда залетали снаряды, торжественный концерт и бал были перенесены в Тюильрийский дворец. Там собралось много народа.
В эти самые часы — около трех часов дня — на крепостной стене у ворот Сен-Клу появился человек, который сигнализировал версальским войскам белым платком, давая понять, что коммунары оставили укрепления. Этот- шпион, Дюкатель, позднее возвеличенный в герои, показал версальским войскам, где они могут проникнуть в Париж, Две роты версальцев почти без выстрела заняли ворота Сен-Клу и соседние бастионы.
В этот момент Тьер и Мак-Магон находились в форту Мон-Валерьен. Получив сведения о занятии ворот Сен-Клу, они дали распоряжение немедля наступать, используя прорыв крепостных укреплений. В первую очередь туда были направлены корпуса Дуэ (4-й корпус), Винуа (резервный), Ладмиро (1-й корпус) и Кленшана (5-й корпус).
Опираясь на правый берег Сены, войска начали продвигаться к северу, в первую очередь для захвата ближайших ворот — Отёй. Корпус Дуэ начал входить в Париж к 6 часам вечера; за ним последовали дивизии других корпусов.
Направляясь вдоль внутренней стороны укреплений, войска версальцев к ночи захватили ворота Отёй, а затем ворота Пасси и замок Мюэт. Другие отряды продвигались вдоль Сены к мосту Гренель, по направлению к площади Трокадеро. За день и вечер 21 мая версальцы заняли квартал Отёй и небольшую часть Пасси. Они уже успели ввести в Париж не меньше 30 тыс. человек.
Коммунары оказывали сопротивление, но, истомленные боями и подавленные численностью противника, должны были отступить. Около Трокадеро версальцы при внезапном наступлении захватили в плен до 1500 коммунаров.
Быстрое вступление версальцев в Париж объясняется прежде всего исключительно слабой системой военной разведки и связи Коммуны. Хотя все знали, что нападения надо прежде всего ждать именно с юго-западного угла Парижа, никакой осведомленности о вступлении версальцев не было. Видимо, тутпоработала и агентура Тьера. Когда версальцы были уже в Париже, пост Триумфальной арки заверял Делеклюза, что никаких версальцев в городе нет.
В подавляющей части столицы никто и не подозревал овступлении версальских войск. Аллеман рассказывает, что он узнал о вступлении версальцев в мэрии V округа (Пантеон) только в 9 часов вечера. Вместе с товарищами он бросился извещать другие районы. В мэрии VI округа (Люксембург) «царило величайшее спокойствие». Никто ие знал о создавшейся опасности. «К часу ночи, — говорит Аллеман,— мы достигли VII округа (Бурбонский дворец). К большому нашему изумлению, здесь, в этих кварталах, куда уже вступали версальские отряды; еще ничего не подозревали» '.
1 Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 61.


Глава ХУГО
Лиссагаре рассказывал, что в 11 часов вечера 21 мая в военном министерстве знали о вступлении версальцев, но все еще не верили этому. Ночью военное министерство перебралось в ратушу.
Таким образом, Коммуна не была готова к возможности вступления версальских войск. Военное командование Коммуны проявило непозволительную небрежность в разведочной и сторожевой службе и не приняло никаких мер для отпора.
21-го Коммуна не объявила общей тревоги, мобилизации сил, перегруппировки военных отрядов и т. д.
Надо, конечно, учесть и то, что войска Коммуны были переутомлены. Лиссагаре писал: «Одни и те же батальоны национальной гвардии были на ногах почти два месяца. Те же самые бойцы несли на себе всю тяжесть войны, без всякой смены. Измученные сверх всякой силы, обескураженные непрерывными неудачами, недовольные своими офицерами, они потеряли свое первоначальное рвение и свою обычную бдительность» '.
А между тем версальцы продолжали наступать.
22 мая
Ночью с 21 на 22 мая версальцы, кроме ворот Сен-Клу, заняли ворота Отёй и Пасси, а в южном направлении, после некоторых боев,— Севрские ворота и затем Версальские. Через эти пять ворот версальские войска быстро вливались в столицу. На рассвете в Париже было уже 12 дивизий, т. е. около 90 — 100 тыс. человек.
Истомленные боями коммунары не могли противопоставить им сколько-нибудь мощных отрядов и были вынуждены отступать шаг за шагом. Подготовка внутренней оборонительнойлинии и, в частности, крупного укрепления в районе Трокадеро не была закончена.
К утру версальцы заняли часть округа Гренель и Марсово поле, т. е. укрепились на левом берегу Сены. В северном направлении они проникли еще дальше по округу Пасси и закрепились в Трокадеро. Здесь была хорошо сделанная баррикада, но версальцы обошли ее с набережной.
Согласно договору с пруссаками, Тьер сейчас же после вступления версальцев в Париж напомнил прусскому командованию о блокаде. 22-го утром Бисмарк сообщил Мольтке, что Тьер просит немедленного проведения блокады, на что Мольтке ответил: «Полная изоляция была подготовлена и уже осуществлена». Пруссаки оцепили тыл коммунаров, чтобы зажать их в железные тиски.
Утром на стенах Парижа была расклеена афиша Делеклюза; в ней говорилось: «Довольно милитаризма, долой генеральные штабы в расшитых золотом и галунами мундирах! Место народу, бойцам с обнаженными руками! Час революционной борьбы пробил! Народ ничего не смыслит в ученых маневрах, но когда у него в руках ружье, а под ногами камни мостовой, он не боится всех стратегов монархической школы, вместе взятых» '. Таким образом, наносился удар си-
«Lissagaray, Les huit journves de mai, р. 8.
' «Journal officiel», 22~'у1871; «11арижская коммуна 1871 г. в документах и
материалах», стр. 462.


Последняя неделя Коммуны
448


стеме централизованной обороны и давался призыв к партизанской войне. Еще губительнее было решение Коммуны (9 часов утра 22 мая), чтобы каждый член Коммуны направился в свой квартал (это было предложение Пиа).
Эта директива вела к полному развалу военной организации Коммуны. Бойцам предлагалось не защищаться против наступающих на центр Парижа версальских войск, а уйти в свои далекие рабочие кварталы. Идея обороны, а не наступления здесь восторжествовала в полной мере.
Коммуна допустила величайшую военную ошибку, сохранив до последней минуты территориальную самостоятельность батальонов, разделение артиллерии по округам и т. д.
Лозунг идти в районы, конечно, был понятен. Ведь вся предыдущая борьба рабочего класса опиралась именно на опыт баррикадной борьбы для защиты своего района. Но оборону Парижа надо было строить совсем иначе.
Мало того, баррикадная борьба — это чаще всего метод обороны, самозащиты, а не наступления. Уходя в свои кварталы, батальоны тем самым отказывались от всяких наступательных действий.
Лозунг идти в районы был на руку только версальцам. Аллеман, например, прямо сопоставлял этот призыв с провокационными полицейскими лозунгами. Он говорил: «Обезумевшие люди подхватывали и распространяли среди федератов лозунг, брошенный полицией: каждый батальон — в свой квартал». Он дает такую иллюстрацию: «Напрасно я пытался удержать на улице Нотр-Дам-де-Шан и на бульваре Сен-Мишель два батальона из l2-ão округа в тот момент, когда версальцы продвигались по бульвару Монпарнасс через вокзал на улицу Деламбр. Гвардейцы этих двух батальонов, пришедшие только за несколько часов до того, заявили мне, что они отправляются защищать свой квартал, и ушли, не сделав ни одного выстрела» '.
К этому времени военная организация Коммуны была в состоянии полного развала. Лиссагаре рассказывает, что в этот день военные власти знали о ряде пунктов, занятых версальцами, но не знали ни численности войск, ни названия частей, ни имен командовавших генералов. Связь вообще была совсем нарушена: «Никто из генерального тптаба, никто из военного министерства, никто из Коммуны не подумал за эту ночь предупредить ни коменданта ворот Майо, ни войска, находившиеся вне стен города. Руководство, которое было слабым и раньше, теперь почти полностью исчезло. Каждый отряд теперь должен был полагаться на собственную инициативу, на свои ресурсы и на сообразительность своих начальников» '.
Коммуна дала сигнал бить в набат во всех кварталах и строить баррикады. То, что за два месяца не сделала баррикадная комиссия Гайара («фантаста Гайара», как говорит Лиссагаре), было осуществлено парижским народом всего в два дня. Сотни баррикад покрыли город. Днем и ночью шла постройка баррикад. Женщины и дети работали с особым энтузиазмом. Пели «Марсельезу» и «Песнь расставанья».
Всякому проходившему мимо строящейся баррикады кричали: «Ваш булыжник, гражданин!» И каждый должен был чем-то помочь постройке баррикады.
т Жан Аллеман, С баррикад на каторгу, стр. 64.
' Lissagaray, Les huis jaurnees de mai, р. 33.


Глава XVII
Военные специалисты, враждебные Коммуне, отмечали впоследствии, что система баррикад Коммуны была весьма разумна. Один из них говорит: «Восстание следовало хорошо обдуманному плану. В сооружении баррикад, которыми были покрыты все улицы, можно было усмотреть некоторую общую систему, достаточно разумно составленную... За линией укреплений повстанцы организовали второй пояс, который шел по правому берегу через Трокадеро, Триумфальную арку, бульвар Курселя, Батиньоль, а по левому берегу — от Иенского моста— авеню Бурдоннэ, Военной школы, бульвара Инвалидов, Монпарнаск Западному вокзалу. Концентрически к этим двум укрепленным поясам коммунары организовали оборонительную линию по бульварам, по Королевской улице, у морского министерства, у террасы Тюильрийского сада, моста Согласия, дворца Законодательного корпуса, по улице Бургундии и улице Варенн» '.
Кроме того, шел ряд новых укреплений на левом и правом берегу Сены, в рабочих кварталах п т. д. Ряд этих баррикад (например, у Трокадеро, на улице Сен-Флорентэн, у Тюильрийского сада и др.) был достроен с большим мастерством.
Баррикады обычно были в рост человека. Даже небольшие баррикады из кучи булыжника, земли, бревен с какой-нибудь дюжиной защитников, имея пушку или митральезу, сопротивлялись армиИ по 5 — 10 часов '.
Правительство империи по плану префекта Сены Османа прокладывало широкие улицы и бульвары в столице, чтобы легче бйло бороться против восстания. Но оно не учло, однако, что и повстанцы могут иметь пушки.
На всех сколько-нибудь значительных баррикадах размещались одно-два орудия или митральезы. Трудность обороны баррикад обычно сводилась к тому, что баррикады были плохо укреплены с флангов. Версальцы старались обойти баррикады через дворы или, пробивая стены домов, зайти им во фланг или тыл. Баррикады, находившиеся перед широкими улицами или площадями, обстреливались версальцами в лоб артиллерийским огнем.
В течение 22 мая версальцы, опираясь на колоссальный перевес сил, быстро захватили значительную территорию столицы. В ряде мест коммунары были захвачены врасплох. Артиллеристы ворот Майо, внезапно захваченные с тыла, были все перебиты. Баррикады у Триумфальной арки были взяты без боя, но коммунары успели увезти пушки. Отряд версальцев зашел в тыл к защитникам Нейи, и им пришлось отступить к бульвару Мальзерб.
Коммунары были крайне утомлены тяжелыми боями. Один из очевидцев писал 22 мая: «Я вижу, как коммунары проходят отдельными группами, покрытые пылью, черные от пороха, падающие от усталости. Они все же сохранили свое оружие, но, видимо, чувствуют близость поражения. Одни из них глядят угрюмо, падают, ложатся вдоль тротуара и засыпают глубоким сном, другие засыпают на скамьях или идут, куда попало» '.
' «Guerre des communeux de Paris; раг un officier superieur de 1'агшее de
Versailles», P. 1871, р. 222 — 223.
' L. Jezierski, Bataille des sept jours, P. 1871, р. 29.
» Louis Thomas, Documents sur la guerre et la Commune, v. I, P. 1913, р. 116.


Последняя неделя Коммуны
К концу дня войска Версаля были размещены в таком порядке. На крайнем правом фланге — 2-й корпус Сиссэ (на левом берегу Сены, округ Гренель), смыкавшийся с корпусом дю Барайля, находившимся за пределами Парижа. В центре — три дивизии резервной армии (Винуа), затем 4-й корпус (Дуэ)-и 5-й корпус (Кленшана). На левом крайнем фланге — 1-й корпус (Ладмиро).
Руководство Коммуны находилось в ратуше, туда же переехало и военное министерство. Шпионаж и предательство собирали обильную жатву. Многочисленные офицеры генерального штаба исчезли. Посылаемые ординарцы не возвращались. В ратуше сошлись члены Коммуны, члены Центрального комитета. Сюда шли рабочие и национальные гвардейцы. В эти дни ратуша напоминала боевую обстановку мартовских дней. «Никаких признаков упадка духа, повсюду активность, почти радость» '.
В течение этого дня версальцы, осматривая дом за домом, обстреливая квартал за кварталом, заняли около четверти города. Были заняты все западные и северо-западные ворота (кончая Аньерскими воротами), площадь Звезды, парк Монсо и дальше кварталы вплоть до Западной железной дороги и до вокзала Сен-Лазар, половина Елисейских полей, дворец Индустрии на правом берегу Сены, а на левом берегу — здание Законодательного корпуса, дом Инвалидов, Военная школа, Монпарнасский вокзал и районы дальше на юг вплоть до Ванвских ворот. Таким образом, целиком были заняты округа XV и XVI и на три'четверти округа VII, VIII и XVII.
Центр версальцев непосредственно приблизился к площади Согласия и к Тюильри.
23 мая
23 мая были опубликованы три прокламации к версальским солдатам: от Коммуны, от Комитета общественного спасения и от Центрального комитета национальной гвардии. Первая прокламация говорила: «Братья! Настал час великой борьбы народов против своих угнетателей. Не предавайте дела рабочих... Присоединяйтесь к народу: вы — часть его». Воззвание Комитета общественного спасения призывало: «Парижский народ никогда не поверит, что вы, встретившись с ним грудь с грудью, решитесь направить против него оружие; ваши руки отступят перед подобным братоубийством. Вы — такие же пролетарии, как и мы; вы так же, как и мы, заинтересованы в том, чтобы заговорщики-монархисты перестали пить вашу кровь, как они пьют ваш пот» '.
Но эти версальские солдаты были совсем не те, которые братались с народом 18 марта. Это были преимущественно молодые солдаты из деревень, никогда не видевшие Парижа. Их систематически обрабатывали попы и офицеры. Им твердили, что парижские рабочиеэто воры и убийцы, что они избивают пленных, что они убили солдат, которые братались с народом в марте, и т. д. Солдат опаивали вином и коньяком, попустительствовали их грабежам. В рядах версальских войск было много бывших полицейских, жандармов, шпионов.
1 Lissagaray, Les huit journees de mai, р. 49.
' «Journal officiel», 23/V 1871, «Парижская коммуна 1871 г. в документах
и материалах», стр. 456 — 466.


Глава XVII
Офицеры версальской армии тоже были новички в Париже, не имели там ни связей, ни родственников, ни знакомых.
Поэтому все эти призывы не имели отклика.
Самой тяжелой потерей для Коммуны в этот день был захват версальцами Монмартрских высот, т. е. центра самого важного рабочего квартала Парижа. Артиллерия Монмартра господствовала над Парижем. Это самая высокая точка — 128 м над уровнем моря (Бют-Шомон имеет 101 м, Пер-Лашез — 96, затем следует Трокадеро — 60 — 65, площадь Звезды — 58, а на левом берегу Сены — холм О'Кэй — 65 м — и Пантеон).
22 мая монмартрские пушки смогли обстреливать версальцев, подходивших к Трокадеро. По словам Винуа, этот огонь с Монмартра был «очень искусно направлен».
Надо отметить, что Монмартр с севера не был укреплен и имел большие незастроенные пустыри, которые трудно было укрепить.
Коммунары вообще не в достаточной мере укрепляли свои фланги.
А между тем версальцы шли и на севере и на юге именно вдоль укрепленной стены, по крайним фланговым направлениям и таким образом захватили коммунаров врасплох.
Подступы к Монмартру защищала батиньольская группа коммунаров под руководством Малона. Вытесненная из района Батиньоль, она укрепилась на Монмартрском кладбище. Серьезное сопротивление оказали баррикады на площадях Бланш и Пигаль, где сражался женский батальон с Луизой Мишель, Дмитриевой и др.
Версальцы наступали на Монмартр с трех сторон. С запада и югозапада шли дивизии корпуса Кленшана. Войска Ладмиро наступали вдоль укреплений и заходили с севера. Отряд Монтодона прошел через нейтральную зону (т. е. был пропущен пруссаками) и наступал тоже с севера и частью с северо-востока.
На самом Монмартре коммунарами командовал Ла-Сесилиа. На этом участке оборона не была подготовлена. К тому же здесь было всего несколько сот бойцов, так как большая часть монмартрских рабочих боролась в центральных районах города. Домбровский, защищавший центр города, прибыл на Монмартр, чтобы руководить обороной, но был смертельно ранен в этом районе, на улице Мирра. Накануне в Комитете общественного спасения он заявил, что его обвиняют в измене. В ответ было молчание. Член комитета Дерер сказал: «Я отвечаю за него, как за самого себя». Затем Домбровский (как описывает Лиссагаре) сел за офицерский стол, пообедал, молча пожал всем руки и уехал. «Все поняли, что он будет искать смерти» '.
После упорных боев Монмартр к середине дня был занят. Версальцы направили его пушки против Бют-Шомон и других пунктов, где находились коммунары.
В центре, на площади Согласия, героически сопротивлялся отряд Брюнеля. Здесь против коммунаров действовали две дивизии с 60 пушками, а у коммунаров было всего несколько сотен человек и с дюжину пушек. Двое суток боролся отряд Брюнеля. Только после обхода его обоих флангов он ночью на 24-е отступил к Лувру.
Упорная борьба шла около церкви Мадлен.
Lissagaray, 1.es buit ~ournees 4е mai, р. 48.


447
Последняя неделя Коммуны
Героически боролись коммунары и на левом берегу Сены. На площади церкви Сен-Пьер (на Орлеанской дороге) коммунары целый день защищали большую баррикаду. Упорная борьба шла на площади д'Анфер. На Монпарнасском кладбище буквально несколько десятков коммунаров часами оборонялись против крупных отрядов версальцев. На одной из баррикад левого берега какой-то коммунар с шестью ружьями, размещенными в разных местах баррикады, долго защищался против целого отряда версальцев,
В районе улиц Гренель и Дю-Бак сражался отряд Варлена. На левом берегу версальцы за день продвинулись не больше чем на километр.
Но захват Монмартра, конечно, чрезвычайно укрепилположение версальцев. В этот же день в ряде случаев коммунарам пришлось сжечь некоторые дома, чтобы остановить наступление версальцев.
Пожары охватили несколько крупных зданий в центре города— Пале-Рояль, здания Почетного легиона, Государственного совета, коммерческого суда и др.
В этот день были расстреляны четыре заложника Коммуны — Гюстав Шодэ (организатор расстрелов на площади перед ратушей 22 января) и три жандарма.
Зли Реклю говорил, что настроение рабочих Бельвиля 23 мая было «серьезно, но не зловеще... Они держатся мужественно, они воодушевлены и решительны, их походка тверда и горда, их слова звучат ясно и звонко» '.
24 мая
Ночью с 23 на 24 мая в ратуше шла напряженная работа. Здесь заседал Комитет общественного спасения, отсюда шли военные директивы. По словам Лиссагаре, «надежды но было, но оставалась смелость».
3а столом сидел военный делегат Делеклюз, «измученный, подавленный, бледный, умирающий, в нем жило только сердце и глаза». В синей комнате на первом этаже (т. е. по-нашему на втором этаже) лежало тело умершего от ран Домбровского в черной военной форме. Возле стоял почетный караул. «Лицо бледное, как снег, с тонким носом, изящным ртом и небольшой белокурой остроконечной бородой, было спокойно. Его твердые и в то же время нежные черты лица выявляли, когда он был жив, его благородную душу» '.
Начавшиеся вечером 23 мая пожары захватили ряд пунктов. Ночью горели Тюильрийский дворец, Пале-Рояль, ряд зданий на левом берегу Сены.
Коммунары никогда не отказывались от того, что они вынуждены были поджигать некоторые дома по стратегическим соображениям. «На войне огонь — вполне законное оружие, как и всякое другое,— писал Маркс.— Здания, которые занял неприятель, бомбардируют, чтобы их сжечь. Когда обороняющимся приходится оставлять эти здания, они сами их поджигают, чтобы нападающие не могли укрепиться в них. Неизбежная судьба всех зданий, мешающих какой бы то ни было
' Elis Reclus, La Commune au jour le jour 1871, р. 365.
*Lissagaray, Les buit journees 4е mai, р. 77.


Глава. XVII


регулярной армии,— быть сожженными. Но в войне рабов против их угнетателей, в этой единственной справедливой войне, какую только знает история, такой поступок считают, видите ли, преступлением! Коммуна пользовалась огнем как средством обороны в самом строгом смысле слова; она воспользовалась им, чтобы не допустить версальские войска в те длинные, прямые улицы, которые Османпредусмотрительно приспособил для артиллерийского огня; она воспользовалась им, чтобы прикрыть свое отступление, так же как версальцы, наступая, посылали впереди себя гранаты, которые разрушили не меньше домов, чем огонь Коммуны» '.
Надо учесть также, что часть зданий была подожжена версальскими снарядами и всякого рода агентами Тьера и бонапартистов. Например, версальские снаряды подожгли министерство финансов. По некоторым сведениям, бонапартистские агенты поджигали дома, чтобы уничтожить разные документы, компрометирующие императорскую фамилию. Например, бонапартистам нужно было уничтожить некоторые документы в Государственном совете, документы двора в Тюильри, счета в министерстве финансов. Сгорел дом Мериме', где была его корреспонденция с императорской фамилией '.
Кое-какие домовладельцы сами содействовали пожарам, чтобы получить хорошую страховую премию.
Профессор Бизли указывал, что коммунары поджигали по стратегическим соображениям. Он ссылался на враждебные к Коммуне газеты, вроде «Times» и «Observer». Газета «Times», например,;.ион статировала, что «не было сожжено ни одной церкви и ни одной часовни», хотя коммунары были врагами церкви и религии. Газета признавала, что сжигались лишь дома, находившиеся по линии наступления версальских войск, и не был сожжен ни один дом, где не было непосредственных военных столкновений.
Но версальцы путем всякого рода поддельных документов, неуклюже сочиненных шпионами, пытались доказать, что коммунары хотели сжечь весь Париж. Были пущены лживые слухи, будто сотни женщин-поджигательниц («петролейщиц» — от французского слова «петроль» — керосин) обливают дома керосином и жгут все, что попало,
Достаточно привести такую типичную фальшивку, опубликованную в то время. «Пруссак Якоби и русский Туашин из Интернационала послали из Лондона приказ сжечь Париж» '.
Ложь о поджогах была для версальцев одним из средств для оправдания кровавого террора против рабочего населения. женщин, которые несли пустую бутылку или бутылку с жавелевой водой да еще имели спички, арестовывали как поджигательниц. Газета «Ре1,11, Moniteur» от 28 мая сообщала, что 200 мужчин и женщин, арестованных в квартале Сент-Антуан, были заподозрены в поджогах, и их всех без пощады расстреляли на Марсовом поле.
Один из очевидцев, сторонников Версаля, рассказывал, что 23— 24 мая, когда начались пожары, «была организована охота на подозрительных мужчин и женщин; арестовывали и расстреливали на месте; толпа аплодировала» '.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. 11, стр. 331 — 332.
С. Pelletan, Questions d'histoire, 2 ed., P. 1879, р. 162.
' «Guerre des communeux», р. 236.
' L. Jesierski, Bataille des sept jours, р. 37.




Последняя неделя Ко.чмуны
Последняя баррикада коммунаров
Чтобы усилить пожары, версальское командование дало указание об аресте всех пожарных (а их было в Париже до 1100 человек) якобы за участие в поджогах. Несколько сот пожарных было расстреляно. Надо учесть, что это дикое преследование пожарных имело и другую цель. Парижские пожарные отличались республиканским духом и демократическими симпатиями. Незадолго до Коммуны Бланки писал: «Эта корпорация любима и уважаема парижанами, они не вмешивались в гражданскую войну и славятся своим демократическим духом» '.
Наконец, надо заметить, что число сгоревших зданий было вовсе не так значительно, как об этом говорилось. Всего сгорело 27 общественных зданий и 123 частных дома, главным образом в центральных и рабочих кварталах.
24 мая коммунары упорно сражались за каждую улицу, за каждый дом. С утра Коммуна эвакуировала ратушу и перевела свой штаб в мэрию XI округа.
В этот день в центре Парижа были захвачены версальцами Вандомская площадь, биржа, Французский банк, Лувр, Центральный рынок и, наконец, ратуша. Ратуша была подожжена коммунарами, и это на некоторое время остановило наступление версальцев.
На северной части фронта версальцы подошли до линии Восточной железной дороги, заняли Северный вокзал, тогарную станцию. Коммунары укрепились на Страсбургском и Севастопольском бульварах.
Blanqui, La Patrie en danger, р. 50,
29 История Парижской коммуны


Глава XVII
Упорная борьба шла на левом берегу Сены. Здесь версальцы заняли Люксембургский сад и дворец, Школу изящных искусств, Монетный двор и др. Коммунары героически защищали Пантеон и только после долгого боя были оттуда вытеснены.
Особенно отличались коммунары в защите Бют О'Кэй, в центре Итальянской площади. Здесь было размещено несколько тысяч бойцов. В течение всего дня 24 мая коммунары, опираясьна несколько батарей, крепко держались, несмотря на все атаки версальцев. Здесь командовал Врублевский.
На юге версальцы захватили парк Монсури. В этот день с согласия немцев были допущены в Сену версальские канонерки, которые усиленно обстреливали районы, занятые коммунарами.
В этот же день на левом берегу был арестован и расстрелян Риго. Он был в форме национального гвардейца, Его не узнали, но он сам крикнул: «Да здравствует Коммуна! Долой убийц!»,— и его расстреляли на месте.
В этот день было расстреляно шесть заложников: парижский архиепископ Дарбуа, аббат Дегерри, крупный чиновник Бонжан и три попа.
Коммуна делала несколько предложений Версалю об освобождении Дарбуа за Бланки. Риго даже соглашался выдать всех заложников Коммуны за одно~ о Бланки. Но Тьер, как известно, категорически отказался от такого обмена.
Несмотря на все версальские зверства, Коммуна все еще не прибегала к массовому террору.
24 мая вышел последний номер «Journal officiel» Коммуны.
В этот же день Центральный комитет опубликовал предательскую прокламацию, где выдвигались такие условия для соглашения с Версалем: роспуск Национального собрания и Коммуны, отход регулярной армии на 25 километров от Парижа, передача властиизбранным временным делегатам крупных городов.
Эта попытка соглашения только ослабляла силу сопротивления Коммуны. Центральный комитет национальной гвардии нового состава печально заканчивал последнюю страницу своей славной истории.
За 24 мая коммунары потеряли в центральных частях Парижа и на левом берегу последние опорные пункты и должны были готовиться к боям непосредственно в восточных, рабочих кварталах столицы.
К вечеру коммунары имели в своих руках только XI, XII, XIX и XX округа и части Ш, IV и Х округов.
25 мая
Всю ночь с 24 на 25 мая шла канонада. Коммунары обстреливали версальцев с Бют-Шомон, Пер-Лашез и с форта Бисетр. Версальцы стреляли с Трокадеро, с Монмартра и от Пантеона.
Версальцы, как и в предыдущие дни, главное внимание обращали на охват коммунаров с флангов. С 6 часов утра 25 мая версальцы пошли в наступление.
В эти утренние часы происходили похороны Домбровского на кладбище Пер-Лашез. Это было грандиозное и трагическое зрелище.




Последняя неделя Коммуны
461
Борьба коммунаров е версальцами на кладбище Пер-Лашеа У могилы речь сказал Верморель. Все понимали, что приходит конец героической борьбе.
С утра в мэрии XI округа было проведено совещание командиров о плане обороны. Главное внимание было обращено на защиту площади Шато д'О, площади Бастилии и площади Ла-Виллет.
Версальцы стремились захватить весь левый берег Сены, чтобы наступать на коммунаров с юго-востока. Утром форты Монруж, Бисетр и 'затем Иври, окруженные версальцами, были покинуты защитниками, которые отступили к Нотр-Дам-де ла Гар.
Особенно усиленная борьба шла в этот день вокруг Бют О'Кай. Отряды Врублевского несколько раз переходили в атаку. Однако наступление версальцев вдоль берега Сены, к винным погребам и Ботаническому саду, грозило коммунарам быть отрезанными с тыла. С большим искусством Врублевский вывел свои отряды к Аустерлицкому мосту. Здесь начались ожесточенные бои, продолжавшиеся около суток. Версальцы подтянули сюда свои канонерки. К концу дня версальцы овладели всем левым берегом Сены и даже перешли реку, захватив тюрьму Мазас.
В центре города версальцы овладели рядом кварталов, заняли Королевскую площадь и вплотную подошли к площади Бастилии и к бульвару Бомарше.
Самые жестокие бои шли вокруг площади Шато д'О (теперь— площадь Республики); Здесь сходилось семь улиц и был построен ряд больших баррикад. В этом районе 24, 25 и в ночь на 26 мая шла героическая борьба. Среди участников боев здесь были Делеклюз, Журд, Тейс, Жоаннар, Верморель, Авриаль, Лонге и др. Баррикады Шато д'О были оставлены защитниками только в конце ночи с 25 на 26:е. 29~


Глава ХГ?1
Здесь погиб на баррикадах Делеклюз и были тяжко ранены Верморель и Лисбонн.
Вечером Коммуна перевела свой штаб в район ХХ округа. Там было около 20 членов Коммуны. Варлен был назначен руководителем обороны.
К ночи 26 мая версальцы окружили коммунаров тесным кольцом. За день 25 мая пруссаки усилили укрепления и кое-где построили баррикады, установили заслоны, поставили часовых. Блокада была полной. Пруссаки готовы были не за страх, а за совесть исполнить роль палачей парижских рабочих. В этот день баварские отряды выдали версальцам 3 тыс. коммунаров, сдавшихся пруссакам у Венсенских ворот. Пруссаки не позволили выйти из города колонне женщин, стариков и детей, собиравшихся покинуть Париж. Пруссаки расстреливали всех, кто пытался подойти к их линиям, даже с белым флагом.
Версальские кровавые палачи пожали руки прусским висельникам.
26 — 28 мая
26 мая версальцы стремились охватить коммунаров с юга. Первой задачей был захват площади Бастилии. Здесь коммунарами была сооружена целая крепость. Баррикады были построены в начале всех улиц, выходящих на площадь (бульвар Бомарше, улица Сент-Антуан и др.). Особенное значение имела большая баррикада, загораживавшая три улицы — Шарантон, Фобур дю-Тампль и Ла-Рокетт. Здесь происходила упорная, кровавая борьба. Коммунары отстреливались из орудий, стреляли пз окон. У баррикады на улице Шарантон коммунары оставили сотню трупов.
Особенное значение имел Венсенский вокзал, защищавший всю площадь Бастилии. Против него версальцы направили главные удары. После упорных боев коммунары вынуждены были покинуть вокзал. Версальцы обошли площадь с тыла, и к концу дня она была занята.
К вечеру этого дня после ожесточенных боев была занята Тронная площадь. Версальцы овладели всем кварталом к югу от улицы Фобур Сент-Антуан — Венсенское авеню.
В центре версальские войска продвинулись вплоть до бульвара Ришар и дальше до канала Сен-Мартэн, площади Ла-Виллет и дальше почти до бассейна Впллет п до Уркского канала.
Последние силы коммунаров сосредоточились в районах Бель- виль и Менильмонтан. В это время с согласия прусского командования войска генерала Ладмиро прошли через прусские линии, чтобы наступать затем на коммунаров с северо-востока, со стороны укрепления у ворот Пре-Сен-Жерве.
26 мая министерство иностранных дел послало всем дипломатическим представителям Франции за границей телеграмму с требованием настаивать перед всеми державами на аресте и выдаче всех коммунаров, которым удастся скрыться за границу.
В этот день на улице Аксо было расстреляно 47 заложников— шпионов, жандармов, полицейских, попов.
Всего Коммуна расстреляла, по сообщению генерала Аппера, 73 человека (в это число включены и те монахи, которые были посланы




Последняя неделя Коммуны,
В последние дни Коммуны строить арр
б ррикады и затем погибли под огнем версальцев). Камилл Пельтан считает, что число расстрелянных заложников достигало 34 Церковников было расстреляно только 18 человек.
Так великодушно отнеслась Коммуна к своим пленникам. Расстрел з рел заложников был использован врагами Коммуны как одно из
1 самых главных обвинений против пролетарского правительства. Ъ о жно сказать, что Коммуна слишком поздно и в чересчур слабой форме использовала это средство. Россель, например, признавал, что «отношение Коммуны к заложникам и к историческим монументам соответствовало военным требованиям, — зто были крайние, но вполне закономерные действия» '. Энгельс писал матери (в письме от 21 октября 1871 г.): «Поднимают крик из-за нескольких заложников, расстрелянных по прусскому образцу, из-за нескольких дворцов, сожженных по прусскому примеру — ибо все остальное ложь! — но о расстреле 40 ООО муж-
1.71 чин, женщин и детей, совершенном версальцами после того как оружие было отнято, об этом не говорит никто.» '
1 з
Враги Коммуны пытались взвалить ответственность за расстрел заложников и за пожары чуть ли не на всех участников Коммуны. 1 С. Pelletan, Questions d'histoire, р. 144. е Rvssei, Papiers posthurnes, р. 227. г Ь. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. !57.


Глава XVII
Были пущены в ход десятки фальшивок такого рода, изготовленных полицейскими '.
К ночи 27 мая коммунары были уже сдавлены плотным кольцом врагов и были стеснены на пространстве приблизительно 12 — 15 квадратных километров, в районах Бют-Шомон и Менильмонтан.
Орудия версальцев, упорно обстреливавшие весь день Бют-Шомон с Монмартра (в 3,5 километра от Бют-Шомон), не сумели, однако, заставить замолчать орудия коммунаров. Коммунары продолжали вести артиллерийский огонь также и с кладбища Пер-Лашез.
Ночь с 26 на 27 мая прошла без боев. Коммунары укрепляли свои последние позиции. Вокруг двух последних кварталов революционного Парижа версальцы собрали три четверти всей своей армии.
С утра 27 мая начался обстрел этих кварталов артиллерийским огнем. Главный удар версальцы направляли с севера к Бют-Шомон и с юга к кладбищу Пер-Лашез. И одновременно шло наступление на коммунаров с северо-востока и юго-востока. Кольцо замыкалось.
В полдень на улице Аксо руководители Коммуны собрались в последний раз. Их было около 15 человек. Была сделана попытка переговоров с пруссаками об отступлении коммунаров через прусские линии. Конечно, пруссаки ответили отказом. Коммунары не знали о состоявшемся соглашении версальцев с пруссаками.
К 6 часам вечера отряды Винуа вплотную подошли к кладбищу Пер-Лашез, обстреляли артиллерийским огнем ворота и ворвались на кладбище. Здесь несколько сот коммунаров упорно, до поздней ночи, боролось буквально за каждый памятник, используя малейшее прикрытие.
Одновременно версальцы окружали с флангов холм и парк Шомон. К концу дня артиллерия коммунаров осталась без снарядов. Коммунары героически защищали все подступы к высотам Бют-Шомон и к Бельвилю. Лишенные снарядов и окруженные подавляющей массой противника (превосходившего их раз в 20), под непрерывным обстрелом сотни орудий коммунары были вынуждены отойти. БютШомон ночью на 28 мая оказался в руках версальцев.
Таким образом, за этот день коммунары потеряли два главных опорных пункта — Пер-Лашез и Бют-Шомон. У них не оставалось уже никаких надежных пунктов для обороны.
Но даже 28 мая коммунары продолжали героическую борьбу. Они укрепились в различных разрозненных пунктах — у мэрии Бель- виля, в центре Менильмонтана, у тюрьмы Ла-Рокетт и др.
Это были последние вспышки героических боев. Около 4 часов дня сопротивление было подавлено. В этот день среди других сотен, расстрелянных версальцами, погиб и Варлен. Несколько тысяч человек было взято в плен.
' Характерно, например, факсимиле фальшивки, опубликованной в «L'Autos aphe» (№ 14, 2/XII 1871) за подписью Риго со словами: «Расстреляйте архиепископа и заложников, подожгите Тюильри и Пале-Рояль». Дата — «Флореаль 79 года». Во-первых, последний день флореаля — 30 — падал на 19 мая, значит, этот приказ мог быть сделан только до 19 мая; зачем же было тогда давать приказ о поджоге Тюильри, если он был не в руках версальцев, а у коммунаров. Во-вторых, подпись Риго, чрезвычайно характерная в этом документе, совершенйонепохожа на почерк Риго. Достаточно сопоставить клише с подлинными документами в том же издании — стр. 15, 33, 35, 166 и др.


Последняя неделя Коммуны
В прокламации Мак-Магона говорилось: «Жители Парижа! Французская армия пришла вас спасти. Париж освобожден... порядок, труд и безопасность вновь вступают в свои права» '.
29 мая сдался без боя Венсенский форт, где находились 400 человек гарнизона. Ббльшая часть офицеров-коммунаров была немедленно расстреляна версальцами.
В этот же день правительство Тьера прекратило существование ненавистной ему парижской национальной гвардии. ПравительственНое постановление гласило: «Национальная гвардия Парижа и департамента Сены считается распущенной».
Подводя итоги своей кровавой расправы, Мак-Магон писал так: «Мы выполнили колоссальную работу, вырыли траншеи длиной в 40 км, соорудили 80 батарей, вооруженных 350 орудиями. Мы овладели пятью фортами, грозно укрепленными и упорно оборонявшимися».
Версальцы захватили 1500 пушек, свыше 400 тыс. ружей и взяли в плен 25 тыс. коммунаров '.
По официальным сведениям, версальцы потеряли 83 офицера убитыми и 430 ранеными, из солдат было убито 794, ранено 6024, пропало без везти 183 человека. Эти цифры версальских потерь были, несомненно, сильно преуменьшены.
' «Ье iMuarailles politiques frauqaises», v. II, р. 886.
' Ье marechal de Mac-gabon, L'armee de Versailles, Р, 1871, р. 43.







РАСПРАВА
ф 1. Кровавая неделя ровавая расправа с пролетарским населением Парижа с самого начала входила в план правительства Тьера. Генералы Тьера, руководители полиции и шпионажа, вдохновляемые буржуазией и «деревенщиной», мечтали жестоко отомстить рабочим, которые осмелились создать свое, пролетарское правительство. Тьер решил провести быструю и кровавую расправу, как только войска войдут в столицу.
Д'Убри сообщал Горчакову 16 мая, что, по его сведениям (из прусских источников), «ближайшие бои будут весьма кровопролитны, поскольку версальцы решили не брать пленных». А в следующем письме он добавлял, что «кровожадные настроения... разделяются французским правительством». Он писал: «Герцог Брольи в Лондоне (французский посол в Лондоне.— П. Л.) одобрил их, прибавляя, что такой способ действия будет «более прост»» (!!) 1. Таким образом, план кровавого мщения был вполне готов. Уже 21 — 22 мая в округе Пасси версальцы расстреляли несколько сотен пленных и «подозрительных». На одном кладбище в квартале Отей было расстреляно и свалено в кучу 60 федератов. С каждым днем расправа над безоружными принимала все более зверский характер.
Нет сомнения, что Тьер дал твердые указания о массовых расстрелах. При этом, не рассчитывая на всех своих офицеров, он дал особые директивы о расстрелах Мак-Магону, полицейским и специальным офицерам генерального штаба. Полицейские, расстреливавшие коммунаров в парке Монсо, на вопрос генерала Кленшана прямо ответили, что они имеют приказания из Версаля.
Капитан Гарсен, один из самых кровавых палачей Коммуны, рассказывал, что в ряде мест, где происходили расстрелы, были при-
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 150 — 152. Брольи-
точная транскрипция Бройль,


Расправа
командированы специальные офицеры генерального штаба с миссией— арестовывать, допрашивать и расстреливать. Эти офицеры были непосредственно подчинены Мак-Магону.
Тьер предвкушал жестокую расправу. С обычным лицемерным ханжеством он' говорил 23 мая в Национальном собрании: «Милостивые государи, мы — честные люди; правосудие будет осуществляться обычными законными путями. Будет действовать только закон, но он будет выполнен со всей своей суровостью» '.
А 25 мая он говорил: «После победы надо наказывать. Надо наказывать законным образом, но беспощадно», и снова lIQBTopHJI: наказывать надо «согласно закону, вместе с законом, через закон» ',
При выходе из Национального собрания Тьер объяснил депутатам (как рассказывает Окунев), что его прежние обещания повстанцам, которые сложат оружие, были вызваны «желанием не отягощать участи заложников», но, поскольку восстание подавлено, он предоставит все дело суду а.
В этот же день в своей прокламации Тьер с кровожадным злорадством писал: «Почва Парижа завалена трупами. Надо надеяться, что это ужасное зрелище будет уроком для повстанцев, которые осмелились объявить себя сторонниками Коммуны» '.
Версальские суды, действовавшие «по закону» Тьера, были просто орудиями массовых расстрелов.
В следственной комиссии по восстанию 18 марта Мак-Магон лицемерно заявлял: «Когда люди сдают свое оружие, их не надо расстреливать. Это ясно (cela etait admis). К сожалению, в ряде мест забыли инструкции, какие я дал» (?!)в. Действительно, основательно забыли! Вернее, знали другие, фактические инструкции — о беспощадной расправе.
Все свидетели совершенно единодушно говорят о систематических зверствах версальцев, действовавших по единому, общему плану.
Капитан Гарсен, не обладавший хитростью и изворотливостью Мак-Магона, прямо заявил в той же комиссии, что он расстреливал всех, захваченных с оружием в руках '. Но мы знаем также, что он расстреливал еще более зверски всех безоружных.
Окунев писал 30 мая Горчакову, что «большая часть их (повстанцев.— П. R.) была расстреляна на месте... Захваченных в плен aosстанцев отводили в учрежденный в квартале ратуши, в театре Шателе, превотальный суд, и тут же во время заседания производилась над ними короткая расправа. Относительно небольшая группа пленных была отправлена в Версаль» '.
По словам офицера версальской армии Езерского, 24 мая «массовые расстрелы на перекрестках и на набережных, требуемые общественным мнением, умножились». Бесчинства версальской солдатчины дошли до таких размеров, что Езерский даже провозгласил... «благо-
' «L'armee de Versailles», р. 73.
' «Rapport d'ensemble etc.», р. 178 — 179.
' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 163.
4 «Murailles politiques franraise», v. II, р. 572.
' «Enquete», ч. III, р. 26.
в Ibidem., v. II, р. 241.
» «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 165.




Глава ХГ111
Последний обыск у коммунара деянием» создание военных судов. Как действовали эти «спасительные суды», мы увидим дальше '.
Аббат Видье (автор реакционной «Истории Коммуны») писал: «Версальские солдаты часто были беспощадны к повстанцам, захваченным с оружием в руках: они расстреляли триста человек, спасавшихся в церкви Мадлен».
Все федераты, которые находились в этой церкви, были бесчеловечно расстреляны не во время боя, а после того, как их взяли в плен.
Газета «Siecle» писала 31 мая: «В последние дни пленники оставались в Париже. По правде говоря, их было весьма немного, — наши солдаты расстреляли почти всех, кто попался им в руки».
Эти инспирированные Версалем убийства всячески восхвалялись обезумевшей от ярости буржуазной прессой.
Например, газета «Ье bien publique» (редактор — Н. Vrign@ult), несколько раз закрывавшаяся Коммуной и выходившая под самыми различными названиями («Paix», «Anonyme», «Republicain»), писала 27 мая: «Мы требуем не реакции, а репрессий. Репрессий быстрых, суровых, безжалостных; репрессий против главарей:, репрессий против солдат; против всех, кто только замешан... в преступлениях Коммуны... Никакой пощады! Никакой амнистии! .. Репрессий, суровых репрессий!»
Вой и дикое улюлюканье продажной прессы воодушевляли версальских палачей. Те самые версальские шпионы и диверсанты, которые не осмелились организовать обещанного Тьеру выступления против Коммуны, вовсю поработали, составляя списки подозрительных, выдавая коммунаров, участвуя в расстрелах.
' L. Jeziersky, Bataille des sept jours, р. 38.


459
Расправа
Выгнанные из Парижа полицейские, жандармы, шпики появились на улицах столицы. Как говорит Пельтан, «полиция шла по пятам армии. Ее агенты маршировали сзади полков» '.
Кроме полиции, зачинщиками расстрелов выступали «хорошие» национальные гвардейцы, в свое время бежавшие из Парижа. Некоторые члены «партии порядка», прославившиеся своей трусостью, теперь проявляли свои сыскные способности, обшаривали дома и расстреливали кого попало.
Но к удивлению версальцев, даже часть буржуазии (особенно мелкой) встретила версальские войска враждебно или индифферентно.
Граф де Мен в своих показаниях правительственной комиссии говорил, что буржуазия проявляла «апатию, смешанную с враждебным чувством пе отношению к правительству и против Национального собрания... После вступления в Париж мы рассчитывали, что буржуазия встретит нас как избавителей. А на самом деле мы были встречены в большинстве кварталов с невероятным равнодушием» '. Он пояснял, что эта враждебность к правительству объяснялась в значительной мере непопулярным законом об отмене отсрочек по векселям.
Другой свидетель, Гершпах, тоже удивлялся пассивности «здоровой части населения». При зрелище пожаров толпа «не выражала абсолютно никакого негодования, проявляла полное безразличие». На призывы помочь тушить пожар или спасти вещи Лувра никто не
з
Крупная буржуазия, зажиточные домовладельцы, заправилы банков и т. п., конечно, встретили версальские войска с ликованием и активно помогали расправе с пролетарским населением столицы.
Расправа стала особенно жестокой, когда версальцы подошли к первым рабочим кварталам, и прежде всего к Батиньолю, который был занят 23 мая.
В эти же первые дни, 22 — 23 мая, версальцы установили два пункта для привода пленных и для массовых расстрелов — парк Монсо и Военную школу.. Пельтан отмечает: «Расстрелы начались с первого же момента, согласно точным приказам, в соответствии с намерениями
командования»4.
Уже 26 мая газета «Petite Presse» писала об этих двух пунктах расправы: «Осужденные... вынужденные перешагнуть через трупы тех, кто был расстрелян раньше, делают прыжок и сами командуют: огонь!»
Когда войска захватили второй рабочий квартал, Монмартр, зверства разыгрались с особой силой. Здесь была колыбель восстания 18 марта. Каждый житель этого квартала рассматривался версальцами как преступник. Здесь убивали направо и налево, на баррикадах, на всех площадях и перекрестках, во дворах и в домах. У Мулен-дела-Галетт группа федератов была захвачена врасплох и обезоружена. Кое-кого тотчас же убили, остальных отвели к северному склону Монмартра и расстреляли. У Шато-Руж, в этом же квартале, за одно утро расстреляли 57 человек.
-' С. РеПв1ап, La semaine de mai, P. 1880, р. 102.
'- «Enquete», т. II, р. 277.
' Ibidem., р. 763.
' С. Pelletan, 1 а semaine de mai, р. 39.


Г л а в а EFIJI
Особые зверства версальцы применяли около дома на улице Розье, где были 18 марта расстреляны солдатами генералы Леконт и Тома. Сюда, в маленький садик, сгоняли сотни людей. Их заставляли просить прощения перед стеной, где были расстреляны генералы.
«Пленников заставляли униженно склонять свои лица в пыли— не на одну минуту, а в течение долгих часов, почти целый день. Два ряда этих несчастных, среди которых были старики, дети и женщины, подвергались этим мучениям публичного покаяния перед стеной. Щебень ранил им колена, пыль забивалась им в рот и глаза, их измученные тела немели, невыносимая жажда обжигала их пересохшие рты и обнаженные затылки... если кто-нибудь пытался шевелиться, если какая-либо голова приподнималась, если чье-либо колено выпрямлялось, удар приклада заставлял непослушного снова принимать прежнее положение» '. Когда пытка кончалась, часть арестованных расстреливали, часть посылали в Версаль. И в ряде других мест пленных заставляли становиться на колени перед церквами, перед решеткой Версальского дворца и пр.
Буржуазные историки и агенты Тьера пытались доказать, что расстрелы коммунаров начались только после того, как Коммуна казнила первых заложников, и после того, как начались пожары.
Но первые пожары начались в ночь с 23 на 24 мая, и казнь первых заложников была проведена Коммуной тоже с 23-го на 24-е (казнь Шодэ и четырех жандармов), а затем с 24 по 25-е были расстреляны заложники в Ла-Рокетт. Расправа версальцев началась с первых часов вступления в Париж версальских войск.
Чем дальше продвигалась по Парижу версальская армия, тем более свирепой становилась расправа. В семинарии Сен-Сюльпис, где находился лазарет с 200 ранеными, версальцы убили доктора Фано и перестреляли половину раненых. В ряде других лазаретов были перебиты врачи, больные и раненые. В мэрии V округа версальцы перебили всех, кто там был, в том числе 12 — 14-летних мальчиков, которые служили посыльными.
В этом районе, около Пантеона и соседних улиц, солдаты арестовали 700 — 800 коммунаров и всех пх расстреляли. На улице Школ лежала гора трупов; здесь было убито до 80 человек — детей, женщин.
Арестованных расстреливали под самыми различными предлогами. Расстреливали тех, кто носил штаны с красной полоской — форму национальных гвардейцев или башмаки фабрики Годийо (это была обувь военного образца, и тот, кто носил ее, считался дезертиром). Расстреливали тех, у кого был след на правом плече от ружейного приклада или запачканные или мозолистые руки — признак пролетарского происхождения.
Двор Коллеж де Франс тоже сделался местом массовых расстрелов. Арестованные стояли густой толпой, не шевелясь — им не позволяли садиться или ложиться. Офицер вызывал арестованных, бросал им два-три вопроса и кричал: «Отправляйтесь!» (Allez!). «АИех!» — это значило смерть. Расправа шла день и ночь. И в других местах, где заседали военные суды, расправа шла непрерывно. Тьер спешил. Расстрелы продолжались весь июнь.
' С. Pelletan, Ьа semaine de mai, р. 68 — 69.




Ф 3 r4 Рю с5 Щ Р' 2 о И


Глава ХГП1
Газета «Times» сообщала в номере от 30 мая, что на Марсовом поле, в парке Монсо и в ратуше расстреливалось сразу по 50 — 100 человек, В Военной школе расстрелы, начавшись 22 мая, шли непрерывно две недели.
В Люксембургском дворце, в котором находился штаб генерала Сиссэ, действовал военный суд, где расстрелами руководил Гарсен. Он заявлял, что расстреливал всех иностранцев — итальянцев, поляков, немцев, голландцев.
Самые зверские расправы происходили в театре Шателе. «Суд» заседал здесь день и ночь. За неделю он приговорил к расстрелу от 2 до 3 тыс. человек. Расправой руководил полковник Вабр (бывший торговец углем), тот самый, который помогал 31 октября спасти Правительство национальной обороны от рабочих батальонов.
Толпа, стоявшая у театра, наблюдала, как через некоторые промежутки времени солдаты выводили из театра группу в 20 — 30 человек, женщин, детей, штатских и национальных гвардейцев. Их отводили в соседнюю казарму (Лобо) и расстреливали. Осужденные, проходя мимо толпы, которая их оскорбляла, шли, гордо подняв головы. Один очевидец этих сцен рассказывал: «Я видел, как из военного суда вышло шестеро детей под охраной четырех полицейских. Старшему не было и двенадцати лет, а младшему вряд ли минуло шесть лет. Несчастные дети плакали, проходя через дикую толпу негодяев, кричавших: «Расстрелять! Расстрелять! Из них после вырастут инсургенты!» Самый маленький был в сабо на босу ногу, и на нем были только панталоны и рубашка. Он заливался горючими слезами. Я видел, как они вошли в казарму Лобо (т. е. на расстрел.— П. Л'.)»'.
Когда металлические ворота казармы закрывались за осужденными, начиналась дикая расправа. Пленных загоняли во двор, и солдаты стреляли в них, куда попало. Раненые, убитые и умирающие сваливались в одну кучу. Потом в упор пристреливали тех, кто emeбыл жив. Ручей свежей крови вытекал на улицу. Священник, благословлявший в казарме версальские расстрелы, в окровавленных башмаках выходил на улицу. Назавтра повторялись те же сцены.
Газеты писали, что кровавый ручей из этой казармы вливался в Сену. На несколько сот метров по течению можно было видеть узкую кровавую полоску. Это длилось несколько дней.
В тюрьме Мазас расстреливали- сотнями. На Пер-Лашез убили всех, кого там захватили. Сюда приводили на расстрел сотни пленных. На кладбище было убито и расстреляно до 1600 человек. Многих расстреливали из митральез (на этом кладбище, залитом кровью коммунаров, был позднее торжественно погребен палач Коммуны — Тьер).
В тюрьме Ла-Рокетт, где Коммуной было расстреляно несколько десятков заложников, версальцы организовали особо жестокую расправу. Отсюда только за первые сутки было увезено 1907 трупов. В следующие дни расстрелы продолжались. В одну ночь было расстреляно 1300 человек. «Times» писала, что заложники были «полностью отомщены». В Шателе и в Ла-Рокетт было расстреляно около 7.— 8 тыс. человек.
Агенты Версаля вели бешеную охоту, разыскивая членов и видных деятелей Коммуны. Было расстреляно несколько человек, которых
' С. Pelletan, Ьа semaine йе mai, р. 224 — 225.




4б8
Расправа пшионы выдавали за членов Коммуны. Версальские газеты и официальные сообщения то и. дело объявляли о расстрелах Курбе, Бийорэ, Журда, Валлеса, Лефрансэ и др. Под именем Бийорэ расстреляли трех человек.
28 мая был захвачен в плен Варлен (на перекрестке улицы Лафайет и улицы Кадэ). Ему связали руки ремнем и в сопровождении улюлюкающей толпы несколько часов водили по городу с места на место— сначала к генералу Лавотри, потом на улицу Розье, оттуда к Монмартр- скому холму и снова на улицу Розье. Он шел бледный, не говоря в.'и слова, с железным спокойствием. Когда он уже не смог больше идти, его стали волочить по мостовой, Его расстреливали почти в упор. Уже тяжело раненный, он поднялся с земли и прокричал: «Да здравствует Коммун@!» Расстрел коммунарки
Журналист Мильер был расстрелян у Пантеона, Солдаты заставили его стать на колени. Он открыл свою грудь перед выстрелами и воскликнул: «Да здравствует человечество!»
Мильера особенно искали, видимо, по указаниям Фавра, который не мог простить Мильеру его статей, разоблачавших гнусную карьеру этого проходимца (Фавра).
Версальцы расстреляли доктора Тони Муалена, директора консерватории Сальвадора и многих других людей, работавших вместе с Коммуной.
Даже враги признавали, что коммунары геройски боролись на баррикадах и мужественно умирали, если попадали в плен.
Палач Мак-Магон на вопрос, заданный ему в правительственной комиссии о моральном состоянии коммунаров после вступления версальцев в Париж, отвечал: «Повстанцы были чрезвычайно возбуждены. Некоторые из них сражались с невероятной энергией. Были такие, которые с красным знаменем в руках умирали на баррикадах. Казалось, что они считали своим священным долгом бороться за независимость Парижа» '.
Другой ярый враг Коммуны, Сарсе, писал в газете «Gaulois» от 13 июля: «Все женщины, которых расстреливали разъяренные солдаты, умерли с проклятиями на устах, с презрительной усмешкой, как мученицы, которые, принося себя в жертву, выполняют этим высший долг».
Резко враждебная Коммуне газета «Etoile» писала: «Большинство не боялось смерти... Коммунары встречали ее спокойно, с пренебрежением, без ненависти и гнева, не оскорбляя расстреливавших
1 «Eaquete», ч. II, р. 25.


Г л а s а XVIII
солдат. Принимавшие участие в этих экзекуциях солдаты, которых я расспрашивал, единодушны в своих рассказах. Один из них сказал мне: «В Пасси мы расстреляли человек сорок этих каналий. Все они умерли, как солдаты. Некоторые скрещивали руки на груди и высоко держали свои головы... Другие распахивали свои мундиры и кричали нам: Стреляйте! Мы не боимся смерти!»
И, наконец, еще одно свидетельство — секретное донесение, полученное русским дипломатическим представителем в Брюсселе. В нем говорилось: «В Париже существует только одно мнение о беспримерной храбрости и бесстрашном сопротивлении коммунаров» '.
В эти тяжелые дни рабочие Парижа показали чудеса отваги и героизма. Они знали, что даже их поражение откроет человечеству новую дорогу,
Париж был завален трупами. Трупы лежали кучами на площадях, улицах, скверах, во дворах. Трупы были свалены на баржах, плыли по реке. Зловоние висело над городом. Тротуары и улицы были в крови.
В скверах, на пустырях наспех рыли неглубокие ямы, чтобы на время зарыть убитых. Там происходили трагические сцены. Очевидцы говорят: «...Moæíî было слышать ужасный глухой шум'и придушенные стоны... Спешили поскорее опорожнить повозки с трупами 'и в этих братских могилах было много живых, которые еще стонали» 2. Раненые, сваленные в общую кучу вместе с мертвыми, погибали без помощи, в ужасной агонии.
Позднее версальцы пытались доказать, что число расстрелянных было не так велико, как говорили.
Реакционный псторик Дю Кан, например, исчислял число убитых коммунаров в 6667 человек. Более правильными следует считать подсчеты К. Пельтана, который тщательно собирал данные о числе похороненных в эти дни на кладбищах, в укреплениях, скверах и т. д. Пельтан определяет число расстрелянных коммунаров в 30 тыс.
История Франции никогда не знала такого кровавого террора. В Варфоломеевскую ночь было убито несколько тысяч человек. За все время французской буржуазной революции конца XVI I I в. было казнено в Париже 3,5 — 4 тыс. человек и во всей стране — не больше 10 — 12 тыс.
Так мстила буржуазия рабочему классу за его попытку создать пролетарское государство.
Академик М. Н. Покровский в своей книге «Франция до и после войны» (Л. 1924 г., стр. 76) допустил грубую ошибку в вопросе о версальских расстрелах. Он утверждал, будто буржуазия была совсем не причастна к версальскому террору. «Промышленная буржуазия просто из экономического расчета не стала бы так истреблять лучших рабочих Франции. Это распоряжалась «деревенщина»».
Вот поистине умозаключение в духе «экономического материализма»! Как будто буржуазия не бросала миллионы рабочих на войну, не расстреливала тысячи рабочих во время пролетарских восстаний,
1 «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр i80.
' С. Pelletan, La semeine de mai, р. 229.




Расправа
Расстрел пленных коммунаров версальцами на кладбище Пер-Лашез стачек, манифестаций. Покровский забыл одну существенную черту: в борьбе за власть, в борьбе против пролетарской диктатуры буржуазия идет на все.
g 2. «Суды»
30 тыс. коммунаров — мужчин, женщин, детей — было убито версальцами. Число арестованных коммунаров достигало 50 тыс. Таким образом, вместе со скрывшимися из Парижа участниками Коммуны 90 — i00 тыс. жителей Парижа (главным образом, рабочих) выбыло из столицы. Целые кварталы и улицы опустели. Ряд категорий рабочих профессий на долгие годы совершенно исчез из Парижа.
Обыски и аресты, начавшиеся в Париже во время кровавой недели, продолжались долго. Иногда арестовывали жителей целого квартала, целой улицы, арестовывали целыми семьями.
Связанные веревками, пара за парой, пленники шли в Версаль. Генерал Галлифе осматривал партии арестованных. Он медленно переходил от колонны к колонне и высматривал сеое жертвы. То он выделял стариков, заявляя, что «они уже видели одну революцию и поэтому виновнее других». То он выводил из рядов рабочего, смелый взгляд которого не нравился бонапартистскому генералу. Так, из одной колонны он выбрал 111 стариков, из другой — 60 пожарных, из третьей — 12 женщин свыше 70 лет. Др той раз отобрал всех раненых. Всех, кого выделял Галлифе, расстреливали. 80 История Парижской коммуны


Г л а в а XVIII


Уцелевших от расправы Галлифе арестованных отправляли в Версаль. Один из арестованных рассказывал, что по дорогам между Парижем и Версалем, где проходили партии коммунаров, «население деревень... в общем скорее выражало симпатии пленным, чем проявляло враждебность» '.
Зато в Версале отношение к пленным было совсем другое. Здесь буржуазия организовывала дикие сцены издевательств. Улица, где проходили арестованные, сделалась местом прогулок. Арестованных заставляли становиться на колени в пыли и целовать ограду Версальского дворца, кланяться перед церквами. Буржуазная толпа вопила и кричала. Арестованным плевали в лицо, срывали с них шляпы и платки, били зонтиками и палками.
Вот как один очевидец, симпатизировавший версальцам, описывает процессию пленных коммунаров в Версале: «Это было человеческое стадо, истощенное, в лохмотьях, в кровавых пятнах. Здесь были сильные люди, и еще крепкие старики и вместе с ними несчастные калеки, скрюченные пополам или с усилием опиравшиеся на своих соседей. Одни были в башмаках, другие — в туфлях, третьи — босиком; одни были в кепках, другие — в помятых шляпах, многие шли с непокрытой головой, с развевающимися волосами, с горящими глазами» ~.
Другой очевидец рассказывает: «Вот еще отряд арестованных, Впереди — группа женщин: уверенная походка, твердый взгляд, гордый и смелый вид... Сзади — мужчины попарно, посередине — длинная веревка, за которую они держатся руками; их сдавливает двойной ряд кавалеристов, которые держат револьверы наготове... Еще и еще женщины... На руках у одной из женщин ребенок... совсем маленький... он плачет...» '
«Times» в номере от 29 мая описывала такую сцену. Женщина ударила зонтиком одного из арестованных. Он гордо ответил толпе: «Вы храбры, потому что я пленник; если бы я был свободен, ни один из вас не осмелился бы посмотреть мне прямо в лицо».
' Пленных, отправленных в Версаль, размещали где попало. Одной из тюрем была Сатори. Здесь часть арестованных была размещена в подвалах трех зданий, другие — прямо на дворе, в грязи и пыли. Если кто пытался приподняться с земли, в него стреляли. В окружающих стенах были проделаны амбразуры, в которых торчали митральезы и ружья солдат. 24 мая в Сатори загорелась солома подстилок, и версальские палачи послали туда солдат, которые расстреляли на месте 300 человек.
Арестованных размещали также в конюшнях, в Оранжери, в манеже Сен-Сирской школы, на соседних фермах и т. д. Здесь также производились расстрелы.
Правительство организовало 23 военных суда, выносивших по нескольку сот и даже по нескольку тысяч приговоров в месяц. Судебные процессы над коммунарами шли в течение ряда лет. К 1 января 1875 г. военные суды рассмотрели дела о 46 835 участниках Коммуны. Было осуждено (частью заочно) 13 450 человек, оправдано — 2445 и прекращены дела на 23 727 человек (об остальных сведений нет). Были приговорены к смерти 270 человек, к каторге — 410, к ссылке — 7495,
' Ed. Monteil, Souvenirs de la Commune, Р. 1883, р. 137.
з L. Dupont, Souvenirs de Versailles, р. 91.
в Ludovic На1виу, iiotes et souvenirs, Р. 1888, р. 13.




Расправа
1Лтоги 187i года
(с литографии художника Дольe) к тюремному заключению — 3393, к заключению в крепости — 1267 человек и т. д. ' Оправданные, освобожденные отдавались под надзор полиции. Десятки тысяч арестованных оставались в тюрьмах долгие месяцы. С декабря 1871 г. заработали 23 военных суда, выносивших по 300 приговоров в месяц. К 1 января 1872 г. был объявлен 2591 приговор. С 1 марта 1872 г. суды начали выносить по 2 тыс. приговоров в месяц. К годовщине разгрома Коммуны было вынесено 10500 приговоров и 1150 дел было прекращено. На 1 июля 1872 г. оставалось еще 19280 нерассмотренных дел; в дальнейшем это число еще увеличилось.
Официальные данные об арестованных, несмотря на очень неточные подсчеты и малоудовлетворительную классификацию, приводят нас к интересным выводам.
Данные об арестованных (в докладе генерала Аппера) касаютса 36 309 человек. Из них рабочих было 16 835, т. е. около половины. Общее число служащих по этим данным нельзя установить, по, например, торговых служащих было почти 3 тыс. (2938), интеллигентов — 1725. Другим показателем о социальном составе коммунаров является уровень образования: неграмотных было 4008, малограмотных — 21 004,
' eRapport d'ensemble du general Appert...», р. 246.


Глава XVIII
с высшим образованием — 746. Таким образом, и по этим данным три четверти арестованных принадлежали к рабочему классу, к служащим и мелкой буржуазии. Число интеллигентов было ничтожно — около 5',4.
Из 36 тыс. 309 человек 22 807, т. е. две трети, принадлежали к рядовым национальной гвардии. Таким образом, главную массу арестованных составляли солдаты Коммуны. Половина национальных гвардейцев была из рабочих (10582 — это только приблизительный подсчет), торговых служащих было 1581, интеллигентов — 62. По образованию: неграмотных — 2811, малограмотных — 14 531, с высшим образованием — 99. О социальном положении значительной части национальных гвардейцев сведений нет. Сопоставляя данные об образовании и пр., можно предположить, что около трех четвертей национальных гвардейцев было из рабочих и служащих и около одной четверти вышло из рядов мелкой буржуазии, интеллигенции и т. д. Число национальных гвардейцев, имевших от 41 до 60 лет, достигало значительной цифры — 6 756, т. е. почти одной трети. В этой возрастной группе находились тысячи рабочих, участников июньских боев 1848 г. Больше половины национальных гвардейцев (12 606) имело от 21 до 40 лет. Молодежи до 21 года было свыше 3 тыс.
Данные примерно о 6,5 тыс. человек командного состава национальной гвардии показывают, что почти одна треть командного состава происходила из рабочего класса (около 2300) и 808 с лишком — из торговых служащих. Таким образом, рабочая прослойка была здесь меньше, чем в самой национальной гвардии.
Если разделить командный состав на три группы: ведущую группу (от генерала до батальонного командира), среднюю (от капитана до младшего лейтенанта) и низшую (унтер-офицеры), то рабочая прослойка (считая и служащих) не будет существенно выделяться. Из 310 человек первой группы было 72 рабочих и 80 торговых служащих (т. е. половина); из 4321 человека второй группы рабочих было 1725 и торговых служащих 623, т. е. тоже около половины; из третьей группы в 1965 человек рабочих было 522 и торговых служащих 220, т. е. несколько больше одной трети. Таким образом, рабочая прослойка была более ощутительна в первых, высших группах 1.
Из 438 руководящих работников Коммуны (членов Коммуны, членов Центрального комитета национальной гвардии и т. д.) рабочих было 165 и торговых служащих 134, всего около двух третей; журналистов, медиков, инженеров и пр. было 50, разных — 84.
Значит, в руководящей верхушке Коммуны роль рабочих и служащих была гораздо более значительна. Половина этих работников— 237 человек — имела от 21 до 40 лет и 170 человек — от 41 до 60 лет.
Таблица арестованных по профессиям не дает ясного указания а классовом составе, так как хозяева мелких мастерских, служащие и рабочие помещены в общую группу, если они принадлежали к одной и той же профессии. Но некоторые данные можно извлечь и из этой таблицы. Например, обращает внимание незначительная цифра сту-
' В указанных подсчетах я условно присчитываю к группе рабочих половину арестованных из категорий — булочники, мясники и пр., так как в официальных цифрах рабочие и хозяева объединены. Несомненно, что ббльшая часть арестованных из этих групп были рабочие. Поскольку данные генерала Аппера очень общи, я не считал возможным давать более развернутые группировки по социальному составу арестованных.


Расправа


дентов — 43 человека. Как мы знаем, ббльшая часть учащихся высшей школы была враждебна Коммуне, и ей помогала главным образом некоторая часть студентов-медиков. К группе интеллигенции относятся 15 адвокатов, 108 архитекторов (здесь явно включены в списки не собственно архитекторы, а техники, может быть и служащие, связанные со строительством), '97 артистов (вернее, работники эстрадного жанра и артисты ярмарочных театриков), 157 музыкантов, 65 литераторов (журналистов), 49 инженеров, 106 учителей, 51 книготорговец (сюда, конечно, включены вообще лица, связанные с книжным делом), 45 медиков, 48 художников (в эту группу вошли и работники, связанные с художественными ремеслами).
В группе интеллигенции находилась, таким образом, не зажиточная буржуазная интеллигенция, а главным образом менее состоятельные категории — учителя, техники, рядовые артисты, музыканты, медики, студенты и нр.
К группе мелкой буржуазии надо отнести 112 собственников (видимо, домовладельцев), 180 торговцев в разнос, 530 торговцев вином, 130 негоциантов, 115 продавцов лимонада, 102 подрядчика.
Если взять только те профессии, где было не меньше 30 арестованных, то и тогда мы насчитаем 124 профессии. Среди арестованных рабочих самой многочисленной группой были поденщики — 2901, слесари-механики — 2664, каменщики — 2293, столяры — 1657, сапожники — 1491, домашняя прислуга — 1402, кучера — 1024, маляры — 863, печатники-литографы — 819, портные — 681, резчики по слоновой кости — 636, каменотесы — 766, землекопы — 584, ювелиры — 528. Отдельно отметим 1598 торговых служащих, 1065 коммивояжеров, 740 военных. Таковы главные профессии (свыше 500 человек). В этих самых многочисленных группах обращает внимание большой процент рабочих строительного дела. Характерно, что это не фабричные рабочие (кроме слесарей), а главным образом ремесленники, чернорабочие, прислуга и пр., т. е. категория пролетариата, связанная с мелким производством.
Рассмотрим теперь группы рабочих, в которых было не меньше 100 арестованных (не включая категорий, перечисленных выше). Строительных рабочих насчитывается 1618 (плотников — 382, кровельщиков — 322, каменоломщиков — 202 и др.), рабочих, связанных с обработкой металлов,— 1551 (кузнецов — 384, литейщиков — 224, жестянщиков — 227, медников — 197 и др.), рабочих пищевой промышленности — 811 (поваров — 297,мясников — 163, булочников — 123 и др.), типографских рабочих — 571 (граверов — 182, печатников — 159, картонажников — 124, переплетчиков — 106, не считая указанных выше печатников-литографов) и т. д. Из других групп назовем чернорабочих — 472,кожевников — 347, садовников — 230, бочаров — 196, горшечников — 188, часовщиков — 179, обойщиков — 171.
Таким образом, объединяя крупные и мелкие группы, мы имеем строительных рабочих 5240 (не включая сюда землекопов и столяров), рабочих по металлу — 4215, поденщиков и чернорабочих — 3373.
Цифры генерала Аппера дополняются данными муниципального обследования Парижа, проведенного вскоре после гибели Коммуны: «Сапожное производство, в котором было 24 тыс. французских рабочих, потеряло 12 тыс. убитыми, арестованными и эмигрировавшими. В производстве готового платья число недостававших французских


470
Г л а в а IIVIII
рабочих превысило 5 тыс. Потери мебельного производства в предместье Сент-Антуан достигли примерно 6 тыс. человек... Все маляры- мастера должны были быть замещены учениками... отсутствовало 3 тыс.
кровельщиков, свинцовых и цинковых дел мастеров. Производство бронзы недосчитывало 1500 лучших своих рабочих. Такие же потери отмечены были среди механиков и рабочих по металлу. Маляры вывесок, обычно изобиловавшие, совершенно отсутствуют». Такая же картина наблюдалась и в области производства так называемых «парижских изделий» («objets de Paris») '.
Надо еще добавить, что после Коммуны промышленники стали усиленно привлекать в Париж иностранных рабочих, особенно немцев.
Эти данные ясно характеризуют тяжелые потери рабочего класса в столице. Одновременно они точно определяют физиономию парижского пролетариата. Рабочие — участники Коммуны были в основном ремесленники, кустари или работали в мелких предприятиях. Рабочих крупных предприятий было немного.
Характерен большой процент строительных рабочих. Значительная часть их прибыла из провинции. Большей частью это были сезонники. Раздробленность п распыленность парижского пролетариата чрезвычайно препятствовала созданию революционной рабочей партии. Мелкобуржуазное влияние на пролетариат еще более давало себя чувствовать.
Несколько слов добавим об арестованных детях. По данным доклада капитана Гимара, число арестованных детей достигло 651 '(по данным генерала Аппера — 538). По большей части это были дети 15— 16 лет (такпх 463), но были и 14-летние — 103, 13-летние — 47, и дети от 7 п до 12 лет — 38. 87 детей судились версальскими судами.
Часть этих ребят была пз провинции и застряла в Париже изза осады, закрытия мастерских, бегства хозяев. В известном смысле это были беспризорные. Примкнули к восстанию, конечно, и дети, жившие с родителями,— они шли на баррикады вместе с отцами, матерями, братьями и сестрами. В первые недели Коммуны только небольmoe число ребят было на боевых линиях или в рядах батальонов национальной гвардии. Но между 10 и 20 мая сотни мальчиков взялись за оружие, записались в батальоны и затем героически боролись на баррикадах. Капитан Гимар признает героизм и упорство этих детей Коммуны. Военным следователям, несмотря на все их застращивания, дети обычно ничего не говорили. «Дети замыкались в себе и систематически все полностью отрицали или сочиняли какое-нибудь неизменно повторяемое объяснение, от которого никаким образом они не отступались»».
Реакционеры всех стран одобряли дикое, бесчеловечное истребление парижского рабочего населения. Александр II в разговоре с французским послом Габриаком заявил по адресу Тьера: «То, что сделало только что его правительство для подавления парижского восстания, обеспечивает ему мои симпатии, также как и симпатии всех порядочных людей» *.
' JIyu Дюбрвйль, Коммуна 1871 года, стр. 314 — 315 (в московских библиотеках материалов этого муниципального обследования нет).
' «Enquete», v. III, р. 315.
» «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 167.




Расправа Республиканская Франция и версальская
контрреволюция
(с литографии художника Домье)
Так как часть коммунаров успела скрыться из Парижа, версальское правительство стало добиваться у других правительств выдачи эмигрантов-коммунаров. Фавр в своем циркуляре особенно подчеркивал опасную роль Интернационала: «Интернационал — это сообщество для войны и ненависти... Интернациональная ассоциация рабочих является одной из самых опасных, и все правительства должны ею заняться» '.
Правительства ряда стран (Германии, Австро-Венгрии, Испании, России и др.) активно вмешались в борьбу против Интернационала и поддержали предложения Фавра о выдаче эмигрантов-коммунаров Тьер у.
Когда заместитель Горчакова Вестман заявил французскому послу в Петербурге: «Мы почти не будем иметь случая заняться этим вопросом», Александр Il сделал свою пометку: «Напротив». А около фразы: «Нужно думать, что члены Коммуны французы не отправятся укрываться в России», он написал: «Как знать!» Царь сделал такую общую резолюцию: «Я рассматриваю этот вопрос как вопрос самой большой важности для будущности всех правительств» '. ' «Le dossier de la Commune», Paris 1871, р. 6 — 7, ' «Царская дипломатия и Парижская коммуна», стр. 175 — 176.


472
Глава XVIII
Даже в странах, которые раньше давали приют политическим эмигрантам, например, в Швейцарии и Англии, было сильное течение за выдачу коммунаров французскому правительству. Конечно, доводы были лживые: коммунары повинны в уголовных преступлениях — в пожарах, в кражах и т. п.
Генеральный совет Интернационала во главе с Марксом развернул энергичнейшую борьбу в защиту прав коммунаров-эмигрантов, организовывал переезды их из Франции в другие страны, оказывал им широкую материальную помощь и т. д. '
Кровавая расправа буржуазии с парижскими рабочими показала всему миру, что захват власти пролетариатом является для господствующих классов самой величайшей опасностью, против которой они готовы идти на все — на предательство родины, на союз с чужеземным хищником, опустошившим страну, на самую зверскую расправу с трудящимися.
Для пролетариата эта расправа 1871 г. была рубежом, знаменовавшим новый этап истории — гибель первой диктатуры пролетариата, гибель, которая бросила зерно для будущей победы социализма в одной шестой части мира — СССР.
' См. брошюру С. Нана, Маркс как организатор помощи жертвам версальского террора, Ы. 1933. В брошюре использованы архивные материалы ИМЭЛ.







ЗНАЧЕНИЕ ПАРИЖСБОЙ КОММУНЫ
ф 1. Маркс и Коммуна мя Карла Маркса теснейшим образом связано с Парижскот коммуной. Маркс активно помогал словом и делом борцам Коммуны «...как участник массовой борьбы, которую он переживал со всем свойственным ему пылом и страстью, сидя в изгнании в Лондоне.. » '
Маркс был и теоретиком Коммуны и практическим участником борьбы французского пролетариата. Он разъяснял и обосновывал пути пролетарской диктатуры, указывал тактические лозунги парижским рабочим в разные моменты развертывающихся событий и помогал коммунарам практическими советами.
Маркс всегда особенно тщательно изучал историю Франции, так как. здесь борьба пролетариата против буржуазии всегда приобретала особенно острую форму. Энгельс писал, что именно позтому «...Маркс с особенной любовью не только изучал прошлую историю Франции, но и следил за ее текущей историей во всех деталях, собирая материал для использования его в будущем. События поэтому никогда не заставали его врасплох» 2.
Когда началась франко-прусская война, Маркс в манифесте Генерального совета (23 июля 1870 г.) дал ясную картину положения, указав, что война начата не французским народом, а империей, и что Бисмарк так же виноват в начавшейся войне, как и Наполеон 111. Он призывал всех рабочих братски протянуть друг другу руки. Он предуказывал, что война неизбежно приведет к краху империи Луи Бонапарта.
Уже 8 августа 1870 г. в письме к Энгельсу Маркс предвидел близость революции во Франции. Его озабочивала мысль, «будет ли она располагать средствами и вождями, чтобы оказать серьезное сопротивление пруссакам?» г
Когда быстрые успехи прусских армий привели к критическому положению во Франции, а правительство Пруссии стало настойчиво ' В. ХХ. Ленин, Соч., т. 12, стр. 88. ' Л". Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. I, стр. 190. г E. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 374.


Глава XIX


выдвигать требования аннексии Эльзаса и Лотарингии, Маркс начал энергичную борьбу против этого требования. 1 сентября 1870 г. в письме комитету Германской социал-демократической рабочей партии в Брауншвейге он писал, что захват Эльзаса и Лотарингии вовсе не оградит Германию от войны с Францией. «Наоборот. это — вернейший способ превратить эту войну в европейск~~ю институпию. Это — действительно наилучшее средство увековечить в обновленной Германии военный деспотизм как необходимое условие господства над западной Польшей— Эльзасом и Лотарингией. Это — безошибочный способ превратить будущий мир в простое перемирие до тех пор, пока Франция не окрепнет настолько, чтобы потребовать отнятую у нее территорию обратно. Это — безошибочное средство разорить Германию и Францию путем взаимного самоистребления» '.
И через несколько дней после краха империи в манифесте 9 сентября Маркс разоблачал завоевательные планы прусского правительства и призывал рабочих к поддержке и укреплению Французской республики.
Так изо дня в день Маркс давал анализ меняющемуся положению и формулировал перед французскими и немецкими пролетариями очередные тактические задачи.
Резко критикуя состав Правительства национальной обороны, Маркс одновременно энергично добивался признания французской республики как средства для дальнейшего обеспечения борьбы пролетариата. Маркс писал Энгельсу: «Я привел здесь все в движение, чтобы рабочие (в понедельник открывается ряд митингов) принудили свое правительство признать французскую республику» '.
Через два дня (12 сентября) в письме к профессору Бизли Маркс писал о важности признания Англией Французской республики: «. это сейчас самое важное для Франции. Это — единственное, что вы можете в настоящее время для нее сделать» '.
Но борясь за признание республики, Маркс в то же время опасался необдуманных действий руководителей рабочего движения Парижа вроде попыток немедленного восстания. Мы указывали подробно в одной из предыдущих глав (глава II), какие указания и предложения делал Маркс по адресу парижских рабочих. Главное, чего он добивался,— это организационного сплочения рабочего класса Франции ради дальнейшей борьбы за социализм.
Трудность положения Маркса осложнялась тем, что в Париже он имел мало сторонников, целиком разделявших его взгляды. Ему приходилось действовать через прудонистов и бланкистов, исподволь выправляя их позиции, критикуя их мнения, завоевывая их на свою сторону.
Революционная борьба рабочих Парижа во время осады вызывала восхищение Маркса. Он говорил, что восстание 31 октября, будь оно успешным, могло бы коренным образом изменить характер войны и поднять «...çíàìÿ социальной революции XIX века...» '
Особо отмечал Маркс значение создания в Париже национальной гвардии. 13 декабря 1870 г. он писал Кугельману: «...как бы ни окончи-
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 68.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 398.
г К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 73.
' «Архив Маркса и Энгельса», т. III (VIII), стр. 315.


Значение Парижской коии1~унм
лась война, она научила французский пролетариат владеть оружием, а это является лучшей гарантией будущего» '.
В период между капитуляцией Парижа и революцией 18 марта Маркс продолжал шаг за шагом оценивать положение во Франции и систематически снабжать своих сторонников директивами и указаниями.
Маркс предупреждал парижских рабочих о преждевременности восстания, но когда оно разразилось, он восторженно приветствовал его и всячески помогал ему:.
«Маркс умел предостерегать вожаков от преждевременного восстания,— писал Ленин.— Но к пролетариату, штурмующему небо, он относился как практический советчик, как участник борьбы масс, поднимающих все движение на высшую ступень, несмотря на ложные теории и ошибки Бланки и Прудона» '
Не скрывая ошибок Коммуны, Маркс разъяснял пути. какими должен идти пролетариат в борьбе за социализм. Ленин отмечал, что Маркс не пренебрегал ни одной стороной революционной борьбы, тщательно обсуждал технические вопросы восстания, в частности отказ от немедленного наступления на Версаль и отказ Центрального комитета национальной гвардии (руководителя военной борьбы) от своих полномочий в пользу Коммуны.
Маркс резко критиковал и другие ошибки Коммуны.
В то же время он давал указания работникам Коммуны в области социально-экономических мероприятий (Франкель, Серрайе обращались к Марксу по этим вопросам). Маркс давал военно-технические указания защитникам Коммуны, в частности предупреждал их о необходимости постройки укреплений с севера Парижа, откуда грозило нападение версальцев. Маркс хлопотал о продаже на Лондонской бирже некоторых ценных бумаг, которые думала реализовать Коммуна. Он сообщил коммунарам подробности тайного сговора между Бисмарком и Фавром во Франкфурте '. Он требовал от коммунаров немедленной присылки в Лондон всех бумаг, компрометирующих Тьера и других членов правительства, что могло бы обуздать врагов Коммуны. Маркс настойчиво разоблачал этих врагов рабочего класса и одновременно предостерегал Коммуну от сомнительных друзей вроде Пиа, Везинье, Клюзере, Груссе и др.
Маркс развернул исключительную активность в деле пропаганды дела и идей Парижской коммуны. В письме к Франкелю от 26 апреля 187i г. Маркс писал: «Путем переписки различных секретарей с секциями континента и Соединенных Штатов рабочим всюду был разъяснен истинный характер этой великой революции Парижа» 4. В другом письме — Франкелю и Варлену — Маркс заявлял 13 мая: «Я написал по вашему делу несколько сот писем во все концы света, где существуют наши секции. Впрочем, рабочий класс был за Коммуну с самого ее возникновения» '.
Маркс широко использовал не только печать секций Интернационала, но в известной мере и буржуазную печать и лично известных ему
' R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 81.
' В. И. Ленин, Соч., т. 12, стр. 89.
' См. E. Марке и Ф; Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 120 — 121.
4 Там же, стр. 112.
' Там же, стр. 118.


Глава Х1Х


радикальных публицистов. В том же письме Маркс отмечал, что даже в буржуазных газетах ему «время от времени ...удается помещать... сочувственные (Коммуне — П. Л.) заметки» '.
Доброжелательные к Коммуне статьи профессора Бизли, Ф. Гаррисона и др., несомненно, составлялись под влиянием Маркса. Например, целый ряд мыслей Маркса вошел в статьи профессора Бизли (о роли рабочего класса, об ошибке Коммуны, отказавшейся наступать на Версаль, и т. д.).
Многие социалисты готовы были по слову Маркса приехать в Париж для участия в борьбе за Коммуну. Например, Н. Утин запрашивал Маркса (17 апреля), «действительно ли наступил сейчас этот момент», когда надо «подкрепить свою пропаганду действием и жизнью», и ехать в Париж. Он писал, что, если Маркс скажет «да», он тотчас же поедет».
Не ограничиваясь письмами и статьями, Маркс регулярно посылал в Париж своих людей для связи, для передачи устных указаний, для получения непосредственной информации и т. д. (такими агентами были Серрайе, Дмитриева-Тумановская, один немецкий купец, который систематически разъезжал по делам между Парижем и Лондоном, и др.).
Сейчас же после падения Коммуны Маркс опубликовал непревзойденную книгу, блестяще оценившую только что закончившиеся революционные события и давшую гениальный прогноз будущей пролетарской борьбы за социалистическую революцию. Основные оценки . и выводы Маркса, сделанные в этой работе («Гражданская война во Франции»), использованы во многих случаях в настоящей книге. Надо добавить, что Маркс прозорливо осветил целый ряд особенностей первой пролетарской диктатуры, которые не были ясны и самим участникам Коммуны. Энгельс писал (в письме к Бернштейну от 1 января 1884 г.): «То, что в «Гражданской войне» бессознательные тенденции Коммуны поставлены ей в заслугу как более или менее сознательные планы, оправдывалось и даже было необходимо при тогдашних обстоятельствах» а.
Книга Маркса дала блестящий образец исторического и политического исследования, положившего начало научному изучению истории Парижской коммуны и анализу путей социалистической революции. Но Маркс продолжал и дальше работать над изучением опыта Парижской коммуны и, видимо, собирал материал для новой работы. Несколько раз в письмах и статьях он возвращался к вопросам, связанным с Парижской коммуной.
Когда появилась первая ценная историческая работа о КоммунеЛиссагаре, Маркс принял самое активное участие в издании и переводе этой книги на разные языки. Он давал самые подробные разъяснения о пьреводе тех или иных фраз, терминов и т. д. '
После поражения Коммуны Маркс и Генеральныйсоветнастойчиво добивались того, чтобы помочь коммунарам укрыться от полицейских сетей за границу. Маркс доставал паспорта для коммунаров, добывал явки и квартиры, посылал деньги, привлекал к этому делу секции Интернационала других стран и т. д. В письме к Больте от 25 августа 1871 г. Маркс отмечал, что в Лондоне собралось 80 — 90 эмигрантов-ком-
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. И8.
««Письма деятелей 1 Интернационала», стр. 36 — 37.
«К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVII, стр. 339.
См. К Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XX) I, письма Рй 316, 317, 352, 357.


Значение Парижской коммуны
мунаров. «Генеральный совет до сих пор делал все, чтобы спасти их от гибели, но наши денежные ресурсы за последние две недели настолько иссякли... что положение последних (т. е. коммунаров.— П. К.) становится поистине ужасным» 1.
Маркс действительно был подлинным и активным участником Парижской коммуны, вдохновителем великой пролетарской борьбы, ее гениальным историком и непревзойденным теоретиком.
Энгельс, почти из года в год писавший статьи, письма и обращения, связанные с Парижской коммуной, неустанно отмечал величайшую роль Маркса в великой борьбе парижского пролетариата в 187i г.
Имя Карла Маркса неотделимо от имени Парижской коммуны.
ф 2. Причины поражения Парижской коммуны
Упорная героическая борьба парижских рабочих окончилась тяжким поражением. Первая диктатура пролетариата в истории человечества просуществовала только 72 дня.
Сталин так характеризовал роль Парижской коммуны на Первом Всесоюзном совещании стахановцев: «Из всех рабочих революций мы знаем только одну, которая кое-как добилась власти. Это — Парижская коммуна. Но она существовала не долго. Она, правда, попыталась разбить оковы капитализма, но она не успела их разбить и тем более не успела показать народу благие материальные результаты революции»».
Почему погибла Парижская коммуна? Ленин дает такое основное объяснение: «Для победоносной социальной революции нужна наличность, по крайней мере, двух условий: высокое развитие производительных сил и подготовленность пролетариата. Но в 1871 г. оба эти условия отсутствовали. Французский капитализм был еще мало развит, и Франция была тогда по преимуществу страной мелкой буржуазии (ремесленников, крестьян, лавочников и пр.). С другой стороны, не было налицо рабочей партии, не было подготовки и долгой выучки рабочего класса, который в массе даже не совсем ясно еще представлял себе свои задачи и способы их осуществления. Не было ни серьезной политической организации пролетариата, ни широких профессиональных союзов и кооперативных товариществ...» з.
Конечно, Франция была в это время одной из ведущих капиталистических стран, но уровень ее производительных сил не был настолько высок, чтобы можно было говорить о близости социалистического переворота. Капитализм еще не развернул всех своих экономических возможностей. Крупная промышленность была только в зародыше. Крестьянство и мелкая буржуазия городов играли крупную роль в стране. Рабочий класс, даже в столице, состоял преимущественно из ремесленников, кустарей или же рабочих, занятых в небольших, карликовых предприятиях.
Пролетариат еще не был объединен на крупных заводах и фабриках, что, например, уже имело место в Англии. Эта организационная
' R. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 143.
' И, В. Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 11-е, стр. 537.
В. И. Ленин, Соч., т. 17, с1р. 113.


Глава Х1Х
слабость французского пролетариата существенно препятствовала его политическому сплочению.
Пролетариат не был подготовлен к серьезным боям, потому что не имел своей революционной рабочей партии, не имел крепких профессиональных и кооперативных организаций и, кроме того, не был достаточно идеологически подготовлен к революционной борьбе.
Накануне Коммуны и во время Коммуны рабочий класс инстинктивно добивался создания всякого рода массовых организаций (Центральный комитет 20 округов, Федерация национальной гвардии и пр.), но все это не возмещало отсутствия крепкой революционной рабочей партии. Массовые организации Парижа могли бы приобрести неизмеримо более решающее значение, если бы налицо была ведущая революционная партия, руководящая всеми другими организациями. Но такой партии не было. Не было даже мысли о необходимостииметь такую партию.
Одно это указывало на слабость идеологической подготовки рабочего класса. Теории, которыми жил французский пролетариат, носили мелкобуржуазный характер, хотя и пользовались социалистической терминологией. Научный социализм Маркса и Энгельса имел во Франции еще мало сторонников. Мелкобуржуазные теории прудонистов, бланкистов, якобинцев держали в плену даже самых передовых рабочих Франции. Маркс указывал, что «Интернационал во Франции, к несчастью, воздерживался от участия в политике, и движение (т. е. Коммуна. — П. R.) потерпело поражение вследствие недостаточной подготовки» '.
Рабочий класс не имел ясной программы и тактики. Социалистическая революция, к которой бессознательно стремилась масса, рисовалась рабочим в какой-то весьма неопределенной форме. Не было ясности ни в основных требованиях — например, по вопросу о ликвидации капитализма,— ни в ближайших задачах, Рабочий класс смутно представлял себе пути достижения своих целей, свою стратегию и тактику.
Пролетариат неясно представлял себе и вопрос о резервах, на которые он мог рассчитывать. Проблема взаимоотношений рабочего класса с крестьянством и с городской мелкой буржуазией была совершенно не разработана. На конгрессах Интернационала значительная часть французской делегации возражала против общественной формы крестьянского труда и стояла на позициях мелкого индивидуального хозяйчика.
Настоящих связей с крестьянством рабочий класс не имел. Не было и речи о гегемонии рабочего класса, ведущего за собой крестьянскую массу.
Поэтому вопрос о средних слоях — о крестьянстве прежде всегобыл совершенно не разработан. Рабочие организации неясно представляли, какой лозунг дать крестьянству в интересах совместной борьбы против капитализма.
Правительство национальной обороны, а затем правительство Тьера сумели отвоевать на свою сторону важнейшую силу страны — крестьянство. Правительство использовало клеветнические слухи о том, что коммунары (и рабочие вообще) хотят общей дележки земли и имущества.
' «Лондонская конференция Первого Интернационала 1871 г.», М. 1936, стр, 64.



Значение Парижской коммчны
479
' И. В. Сгпалин, Соч., т. 6, стр. 363.
' В. И. Ленин, Соч., т. 6, стр. 419 — 420.
Оно использовало борьбу парижских рабочих против пруссаков во время осады, чтобы изобразить рабочих столицы главными виновниками затяжки войны. Оно нагло лгало в своих депешах и афишах, распространяя слухи о грабежах, насилиях, расстрелах, якобы производимых коммунарами. Попы толковали крестьянам о кощунстве коммунаров, о святотатстве рабочих, отнимающих божьи храмы и изгоняющих из столицы попов, монахов и монахинь.
Коммуна не успела и не сумела протянуть руку крестьянству. А эксплуатирующие классы сумели привлечь крестьянство на свою сторону.
«Революции 1848 г. и 1871 г. во Франции погибли, главным образом, потому, что крестьянские резервы оказались на стороне буржуазии. Октябрьская революция победила потому, что она сумела отобрать у буржуазии ее крестьянские резервы, она сумела завоевать эти резервы на сторону пролетариата и пролетариат оказался в этой революции единственной руководящей силой миллионных масс трудового люда города и деревни» '.
В борьбе против рабочего класса и его нового государства сплотились все эксплуататорские классы: буржуазия, помещики, все слои, тесно связанные с этими классами, — буржуазная интеллигенция, все заправилы бюрократически-военного аппарата (чиновники, военные, попы и пр.). Более того, их энергично поддерживали эксплуататорские классы других стран, прежде всего Германии.
Прусская интервенция, активная помощь пруссаков Тьеру в борьбе против Коммуны сыграли крупнейшую роль в деле поражения Коммуны. Не будь прусской армии у стен Парижа и оккупации десятков департаментов иноземными полчищами, Коммуна могла бы сомкнуться с рабочими районами Франции, могла бы бороться с гораздо большим успехом.
Буржуазия Франции поспешила столковаться с недавними врагами ради победы над своим рабочим классом. Ленин писал: ««Мы», пролетарии, видели десятки раз, как буржуазия предает интересы свободы, родины, языка и нации, когда встает пред ней революционный пролетариат. Мы видели, как французская буржуазия в момент сильнейшего угнетения и унижения французской нации предала себя пруссакам, как правительство национальной обороны превратилось в правительство народной измены, как буржуазия угнетенной нации позвала на помощь к себе солдат угнетающей нации для подавления своих соотечественников-пролетариев, дерзнувших протянуть руку к власти»».
Активная помощь пруссаков версальцам имела еще то значение, что создалось своего рода соревнование между правительством Тьера и Бисмарком: кто сможет скорее и беспощаднее разгромить рабочее правительство. Бисмарк сам жаждал показать Европе, как расправляются пруссаки с рабочими в центре Франции. Тьер мечтал сохранить эту «славу» за собой. Совместными усилиями экплуататорскпе классы Франции и Пруссии задушили пролетарскую диктатуру 1871 года.
Железная блокада пруссаков и версальцев изолировала красную столицу от всей Франции, и Париж не смог опереться на рабочие


Глава Х1 Х
480
резервы, которые находились в разных частях страны, и тем более на крестьянство.
Революционные силы департаментов, где были расквартированы прусские войска, конечно, не могли развернуть никакой активности в пользу Коммуны. Получалось дробление нации на отдельные части. Часть Франции была, таким образом, в руках неприятелей, а другая часть, остававшаяся во власти правительства Тьера, была отрезана от столицы. В столице развевался красный флаг, в оккупированных департаментах хозяйничали завоеватели под прусским флагом, а в остальных департаментах правительство Тьера мобилизовало силы против рабочей власти. Единство нации было резко нарушено, и это тоже мешало сплочению рабочих и революционных сил страны.
Но были и другие оостоятельства, осложнявшие борьбу Парижской коммуны за власть. Рабочий класс Франции в эти месяцы войны и оккупации был раздроблен. Часть рабочих ушла в армию, ушла в мобильную и национальную гвардию. Значительная часть была безработной. Развал и застой промышленности и торговли тяжело сказались на рабочем классе. Многие рабочие (особенно, связанные с деревней, например, строительные рабочие) уходили из городов, другие деквалифицировались. Голод, безработица, тяжелые лишения рабочего класса, особенно сильно ощущавшиеся в Париже, ослабляли организованность пролетариата.
Надо учесть и ошибки, сделанные самой Парижской коммуной; Одной из ошибок французских социалистов в тот период была попытка соединить интересы рабочего класса с интересами других враж'дебных ему классов во пмя национальной обороны. Ленин писал в «Уроках Коммуны»: «... глубокие изменения совершились со времени Великой революции, классовые противоречия обострились, и если тогда борьба с реакцией всей Европы объединяла всю революционную нацию, то теперь пролетариат уже не может соединять свои интересы с интересами других, враждебных ему классов; пусть буржуазия несет ответственность за национальное унижение — дело пролетариата бороться за социалистическое освобождение труда от ига буржуазии» '.
Даже после создания Коммуны рабочий класс питал иллюзии о возможности мирного перехода к новому социальному строю, без ожесточенной борьбы против эксплуататоров. Как мы указывали, документы и газеты Коммуны не раз говорили о возможности сближения, объединения и слияния классов.
Рабочий класс Франции еще не достиг такого уровня классового сознания, чтооы чувствовать себя силой, противопоставленной всем другим классам. Поэтому и во всех своих действиях рабочее правительство Коммуны проявляло известную слабость по отношению к эксплуатирующим классам. «Пролетариат остановился на полпути: вместо того, чтобы приступить к «экспроприации экспроприаторов», он увлекся мечтами о водворении высшей справедливости в стране, объединяемой общенациональной задачей...»* В другом месте Ленин говорил: «Коммуна, к сожалению, слишком медлила с введением социализма» *.
' В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 437 — 438.
' Там же, стр. 438.
~ В. И. Ленин, Соч., т. 24, стр. 33.


Значение Парижской коммуны
Пролетариат сделал крупнейшую ошибку, не захватив Французского банка — цитадели буржуазной мощи и опоры контрреволюции в центре столицы. Он не посягнул также па на другие банковые и тому подобные учреждения, ни на крупные промышленные предприятия, ни на правления железных дорог и т. п.
Другую ошибку Парижской коммуны Ленин характеризовал так: «...èçëèøíåå великодушие пролетариата: надо было истреблять своих врагов, а он старался морально повлиять на них, он пренебрег значением чйсто военных действий в гражданской войне и вместо того, чтобы решительным наступлением на Версаль увенчать свою победу в Париже, он медлил и дал время версальскому правительству собрать темные силы и подготовиться к кровавой майской неделе» '.
Коммуна была снисходительна к своим классовым врагам. Она не приняла никаких особых мер против них. Закон о заложниках почти не применялся. Расстрел нескольких десятков заложников был осуществлен лишь в самые последние дни Коммуны. Против шпионов, предателей, трусов, дезертиров не были применены жесткие меры. Агенты Тьера и контрреволюционные журналисты спокойно фланировали по парижским улицам. Значительная часть членов Коммуны возражала против решительных мер, проводимых Комиссией общественной безопасности. О массовом терроре против своих врагов Коммуна даже не говорила.
Что означает замечание Ленина о пренебрежении Коммуной чисто военными действиями в гражданской войне? Прежде всего то, что Коммуна не в достаточной мере занималась военными делами. По существу вся организационная структура Коммуны должна была быть построена применительно к военной борьбе. В этом была суть дела. Между тем не было ни ведущего центра, целиком занятого военным делом, не было сколько-нибудь правильной военной организации (военные функции выполняли Исполнительная комиссия, Военная комиссия, военная делегация, Центральный комитет национальной гвардии и др.).
Организация боевой силы имела величайшие дефекты, поэтому наличие боевых единиц на фронте было значительно меньше, чем списочное число их.
Не были в полной мере использованы технические военные ресурсы (артиллерия, ружья «шаспо» и пр.).
Наконец, и сама политика Коммуны в недостаточной мере считалась с военными задачами, например не были приняты меры к лучшему снаряжению и питанию гвардейцев на боевых позициях. Получалось так, что тыловые части и всякого рода люди, уклонявшиеся от боевых заданий, находились в лучших условиях, чем солдаты на боевых линиях.
В основе военной политики Коммуны с первых дней лежала ошибочная, губительная тактика обороны.Мы указывали в соответствующей главе, что национальная гвардия легко могла бы завладеть Версалем в первые же дни революции. Даже в середине апреля этот момент еще не был упущен (примерно до 20-х чисел апреля, до прибытия в Версаль 4-ro и 5-го корпусов). Но Коммуна не предпринимала наступательных действий, она не делала никаких вылазок, не организовывала партизанских отрядов (например, для нарушения коммуникаций врага, для разведки, для внезапных нападений и пр.).
1 В. ХХ. Ленин, Соч., т. 13, стр. 438.
З1 История Парижской коммуны


Глава Х1Х
482
Пассивная оборона — гибель для всякого восстания.
Слабая организованность была типична и для Коммуны в целом. Не было твердого центра власти. Декреты исполнялись с промедлением. Не было достаточной твердости при выполнении намеченных решений. Иначе говоря, не было настоящей диктатуры. Все это тоже объяснялось главным образом отсутствием единой, крепкой пролетарской партии. Без нее рабочее правительство не имело настоящего хребта.
Среди вождей Коммуны было к тому же несколько влиятельных людей, которые тянули к старым мелкобуржуазным традициям бывшего якобинства или затхлого прудонизма. Были люди революционной фразы, губившие всякое дело, которое им поручалось.
Но главное, как указывал Ленин, у Коммуны не хватило времени, чтобы осуществить те планы и надежды, которые носил в своем сердце парижский пролетариат. Едва Коммуна успела приступить к слому бюрократически-военной государственной машины и к первым социальным мероприятиям, как она уже встала лицом к лицу с вооруженной контрреволюцией, с армией Тьера. Военная борьба поглотила все силы Коммуны, и большей части своих социально-экономических мероприятий она уже не успела осуществить.
В тяжелейпшх условиях Парижская коммуна боролась 72 дня против вражеских сил, превосходивших ее в десятки раз. Она погибла, но подготовила почву для будущей победы социализма.
ф 3. Значение Парижской коммуны
30 мая 1871 г. Маркс прочел Генеральному совету Интернационала свой манифест, в котором дал гениальную оценку сущности Парижской коммуны. По словам Энгельса, в этом произведении «... историческое значение Парижской коммуны было изображено краткими, сильными чертами, но с такой меткостью и — главное — верностью, каких не достигала вся последующая обширная литература по этому вопросу» 1.
Манифест Маркса был тогда же переведен на несколько языков, напечатан в ряде газет и в отдельных изданиях. Он произвел, как писал Маркс 18 июня 1871 г. Кугельману, «чертовский переполох»т.
Выступление Маркса и оценка им Парижской коммуны вызвали самые разнородные суждения. Все эксплуататорские классы увидали, что в лице Коммуны восстал рабочий класс, который хочет создать свою власть. Поэтому они обрушились на Коммуну с особой злобой.
Правительственная комиссия писала о восстании 18 марта следующее: «Мы присутствуем перед новым вторжением варваров; они не у наших ворот, а среди нас, в наших городах, у нашего очага... они действуют путем убийств и поджогов... они нападают не только на собственность и семью (на эту основу общества), они покушаются на существование бога» '. Комиссия подчеркивала, что Коммуна — не восстание, а «социальная война», которая «обрушилась не только на форму правления, но и на самые условия существования всего общества» «.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. II, стр. 84.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 126.
» «Eaquete», v. I, р. 187.
« Ihidem., р. 2 — 3.



Значение Парижской коммуны
И в 1872 г. герцог Ноайль, распределяя во Французской академии премии, счел нужным помянуть коммунаров: «Ради какой цели они восстали? Для того, чтобы разрушить все общество, чтобы уничтожить бога, семью, собственность».
Десятки книг, статей, речей повторяли на разные лады такого рода обвинения.
Некто Морен писал в своей книге: «Дело Коммуны состояло только в разрушении и уничтожении; ее политическая система была лишь смешным подражанием, ее экономические реформы были абсурдны и смехотворны, в управлении она не сумела ничего сделать, кроме сохранения того, что было; она замыкалась в туманные теории, и объявленная ею «прекрасная» социальная программа не была выполнена» '.
И разные Дю Каны, д'Арзаки, Руссэ, Сарсе, Эрнесты Додэ Ал. Дюма и т. п. говорили и писали в таком же духе.
С большим мужеством профессор Бизли в газете «Вее-hive» в ряде статей защищал Коммуну. Эта газета, выдававшая себя за рабочую газету, травила Коммуну, как и вся буржуазная английская печать. Буквально после каждой статьи Бизли газета помещала по нескольку яростных статей против коммунаров и резких нападок против Бизли. Маркс писал Бизли: «...Ваше сотрудничество в «Beehive» — слишком большая жертва, которую Вы приносите правому делу» 2.
Бизли иэ номера в номер повторял о героизме и доблести парижских рабочих: «Рабочие всех стран могут гордиться блестящими качествами, проявленными их парижскими братьями: их храбрость, терпеливость, порядок, дисциплина, смекалка, ум — поистине изумительны» а. «Парижские рабочие, видимо, остались такими же, какими они были в 1789 г.,— эти люди имеют свою веру и готовы умереть за нее... Парижские рабочие спасли свою честь и восстановили притязания Парижа быть первым городом Европы... Коммуна провозгласила будущую программу для Франции, а также и для Германии» '.
, Профессор Бизли не был одинок. В английском журнале «ТЬе Fortnightly Review» мы находим яркую статью английского публициста Фр. Гаррисона (1831 — 1923), последователя О. Конта, председателя английского позитивистского общества, положительно оценивавшего деятельность Парижской коммуны. Га ррисон отмечал историческую роль Коммуны. Революция Коммуны (статья так и названа «The Revolution of the Commune») — самый крупный кризис XIX в. Коммуна ставит вопрос о «возрождении нашей социальной жизни». Чисто политические мероприятия уже недостаточны. Вопрос идет о новом социальном строе. «Народ Франции, как это уже не раз было в ее истории, спас страну, погибавшую из-за ошибок ее правителей... Париж снова стал истинным центром политического прогресса... Принципы Коммуны обойдут всю Европу и в конце концов преобразят все основы общества»'.
Гаррисон с возмущением опровергал гнусные выдумки газет о кражах и убийствах во время Коммуны и добавлял: «Капитал, как и рабство, во время паники туп и жесток» '.
' G. Moriin, Histoire oritique de 1а Commune, Р. 1871, р. 278.
г Л'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVI, стр. 120.
' «Вее-hive», 1IIV 1871.
4 Ibidem 15/IV 1871
' «ТЬе Fortnightly Review», ч. IX, 18ii, р, 557.
' Ibidem, р. 558.


Гла ва XIX
Он дал такую оценку сил революции: инсургенты — это в первую очередь рабочие и затем торговцы и интеллигенты. Он высоко оценил ведущую группу коммунаров. «Правительство Коммуны... было самым способным революционным правительством последнего времени. Коммуна была организована с необыкновенным искусством. Общественные службы работали успешно» '.
Говоря о задачах Коммуны, Гаррисон совершенно правильно отмечал, что народ вовсе не собирался умирать за муниципальные права Парижа. Он хотел коренной перестройки общества. Он мечтал через коммуны создать настоящее национальное единство и больше того — международное братство. «Борьба за Коммуну была на деле борьбой за новую социальную систему, о которой мечтали рабочие»2.
Гаррисон формулировал принципы Парижской коммуны в пяти пунктах. Первый принцип — республика. Но под этим словом рабочие разумели систему учреждений, подответственных народу, без. всяких классовых или имущественных привилегий. По их мнению, республика — это «правительство, сверху донизу проникнутое духом общественного долга, рассматривающее себя слугой народа, существующее ради блага народа»'. Это замечание Гаррисона чрезвычайно метко формулировало понимание республики парижской массой.
Второй принцип Коммуны Гаррисон видел в отрицании догмы всеобщего голосования. Это замечание не совсем правильно. Против всеобщего голосования в известной мере выступали бланкисты,, но большинство членов Коммуны скорее злоупотребляло чрезмерной приверженностью к принципу всеобщего голосования.
Третий принцип, формулированный Гаррисоном, — это непосредственное, прямое управление, без парламентской рутины. Парижская коммуна была деловой комиссией, непосредственно всем управляющей. «Совет (Коммуны.— П. К.) был комитетом действия, а не поприщем для адвокатов». Политический разум рабочих показал, по словам Гаррисона, что парламент — место болтовни. «Время парламентов прошло» '.
Это тоже было точное и правильное замечание, особенно выразительное в устах англичанина.
Четвертый принцип Коммуны Гаррисон видел в уничтожении постоянной армии.
Наконец, пятый, важнейший, принцип Гаррисон формулирует так: рабочие взяли себе функции правительства. Основная суть Парижской коммуны именно в том, что «в первый раз в современной Европе рабочие ведущей столицы континента создали настоящее правительство во имя нового социального строя» '. При этом рабочие показали себя здравыми политиками. «Ничто так не обнадеживает в этом движении и, конечно, ничто так не озлобляет врагов Коммуны, как блестящие успехи, с которыми простые рабочие руководили крупной столицей» '.
Блестящая статья Гаррисона (он лично знал Маркса и был связан с людьми, близкими к Марксу) показывает, что среди радикальных
' «The Fortnightly Review», v. IX, 1871, р. 559.
« Ibidem, р. 569.
' «The Fortnightly Reviev;», р 570.
' Ibidem, р. 572.
' Ibidem, р. 577.
« Ibidem, р. 573.


488
Значение Парижской коммуны
журналистов Англии были люди, понимавшие величайшее значение Парижской коммуны.
Надо указать также на статью американского публициста Линтона, опуйликеванную в сентябрьском номере журнала «The Badiса1» {Бэст<»н 1871 г.). Этот журнал был посвящен главным образом темам религиозного воспитания, и тем более неожиданным было выступление Линтона в защиту Коммуны. Опровергая лживые сообщения реакционных газет о Парижской коммуне (о которых мы уже упоминали в одной из предыдущих глав), Липтон писал: «Это было восстание рабочего класса против долголетней наглой узурпации власти»'.
Липтон сожалел, что Коммуна была изолирована от других городов, но заявлял, что кровь парижских рабочих былапролита не даром. Париж снова дал образец героизма, смелости и преданности делу человечества. Липтон писал: «Я хотел бы быть скорее с Делеклюзом в окровавленном Париже, чем с кайзером в его триумфальной колеснице. Слава побежденной Коммуне!» '
Такие заявления были в Соединенных Штатах не единичны.
Бакунисты сделали все, чтобы исказить сущность Парижской коммуны. Бакунин писал: «Я — сторонник Парижской коммуны в особенности потому, что она была смелым, ясно выраженным отрицанием государстваа» '.
Бакунин продолжал твердить об опасности централизованной власти, диктатуры. Он извлекал из опыта Парижской коммуны те старые прудонистские идеи, которые губили дело Коммуны.
Как ни травила буржуазная печать Парижскую коммуну, повсюду первый опыт диктатуры пролетариата вызывал горячее сочувствие, тяжелую боль и надежду на будущую победу и в рабочей среде и среди демократической интеллигенции.
В «Замечаниях о конспекте учебника новой истории» И. В. Сталина, С. М. Кирова и А. А. Жданова период новой истории от .франко- прусской войны и Парижской коммуны до победы Октябрьской революции в России характеризуется прежде всего тем, что это был «период начавшегося упадка капитализма, первого удара по капитализму со стороны Парижской коммуны...» 4
Этот удар был нанесен прежде всего благодаря тому, что парижские рабочие свергли буржуазное правительство и овладели властью. Сейчас же после Лондонской конференции Интернационала i87i г. Маркс сказал в своей речи, посвященной семилетию 1 Интернационала (26 сентября): «...Êîììóíà была завоеванием политической власти рабочим классом... Коммуна не смогла утвердить новую форму классовой власти». И, намечая пути для уничтожения капитализма, Маркс говорил: «...возникает необходимость в пролетарской дикт."стуре, а первым условием этого будет пролетарская армия»'.
Маркс и Энгельс неоднократно подчеркивали всю историческую важность того, что рабочий класс Парижа два месяца держал полити-
' «The Radical», р. 92.
' Ibidem, р. 103.
' М. Бакунин, Парижская коммуна и понятие о государственности, Избр.
соч., т. IV, стр. 252.
' «К изучению истории», сборник, Партиздат, I93'I, стр. 26.
' «Лондонская конференция Первого Интернационала», Партиздат, 1936,
стр. 205.


Глава Х1Х


ческую власть в своих руках. В предисловии к «Манифесту Коммунистической партии» (1872 г.) Маркс и Энгельс отмечали, что единственная поправка, которую надо было бы сделать в «Манифесте», вызывалась именно опытом Парижской коммуны. Они писали: «В особенности Коммуна доказала, что «рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить ее в ход для своих собственных целей»» .'.
Опыт Коммуны дал Марксу и Энгельсу конкретный материал для характеристики диктатуры пролетариата — этого нового, пролетарского государства. Основная особенность Парижской коммуны — поголовное вооружение народа — отмечается Марксом как главнейшая черта пролетарской диктатуры; создание пролетарской армии — первое условие диктатуры пролетариата.
Парижские рабочие не только захватили власть, но своим творческим, героическим опытом показали, как надо строить рабочее государство; на это не смела покуситься никакая другая революция до Коммуны.
В тезисах к первому конгрессу Коммунистического Интернационала Ленин писал о значении Коммуны: «...она сделала попытку разбить, разрушить до основания буржуазный государственный аппарат, чиновничий, судейский, военный, полицейский, заменив его самоуправляющейся массовой организацией рабочих, которая не знала разделения законодательной и исполнительной власти». И одновремецно она показала «...историческую условность и ограниченную ценность буржуазного парламентаризма и буржуазной демократии...»'
Коммуна отбросила парламентаризм и создала свою форму власти на основе пролетарской демократии, в интересах эксплуатируемого большинства, против эксплуататоров. Именно говоря о разрушении старой, буржуазной машины и создании государства нового типа, Ленин писал: «Парижская Коммуна сделала первый всемирно-исторический шаг по этому пути, Советская власть — второй» -.
Учитывая опыт Парижской коммуны, Ленин сейчас же после февральской буржуазно-демократической революции подчеркивал, что рабочий класс в нашей стране должен создавать не парламентскую республику, а государство, «прообраз которого дала Парижская коммуна» '.
В статье «О двоевластии», характеризуя Советы рабочих и солдатских депутатов, Ленин писал:
«3ma власть — власть того же типа, какого была Парижская коммуна 1871 года. Основные признаки этого типа: 1) источник власти — не закон, предварительно обсужденный и проведенный парламентом, а»прямой почин народных масс снизу и на местах, прямой «захват», употребляя ходячее выражение; 2) замена полиции и армии, как отделенных от народа и противопоставленных народу учреждений, прямым вооружением всего народа; государственный порядок при такой власти охраняют сами вооруженные рабочие и крестьяне, сам вооруженный народ; 3) чиновничество, бюрократия либо заменяются опять-таки непосредственной властью самого народа, либо по меньшей мере ставятся под особый контроль, превращаются не только в выбор-
' В'. Маркс и Ф. Энгельс, соч., т. XIII, ч. 11, стр. 461.
* В. И. Ленин, Соч., т. 28, стр. 437.
' Там же, стр. 444.



Значение Парижской комлщны
487
' В И. Ленин, Соч., т. 24, стр. 19 — 20.
' В. И. Ленин, Соч., т. 17, стр. 112.
«В. И. Ленин, Соч., т. 21, стр 17.
ных, но и в сменяемых по первому требованию народа, сводятся на положение простых уполномоченных; из привилегированного слоя с высокой, буржуазной, оплатой «местечек» превращаются в рабочих особого «рода оружия», оплачиваемых не выше обычной платы хорошего рабочего.
В этом и только в этом суть Парижской коммуны, как особого типа государства» '.
Парижская коммуна впервые показала, что пролетарское государство должно строиться не по шаблону буржуазного парламентаризма, не по типу парламентской республики, а совсем иным образом. Вместо парламента Парижская коммуна создала деловой орган власти, непосредственно руководивший работой, тесно связанный через всевозможные организации с народной массой.
Об этой форме государственной власти Маркс указывал в 70-х годах, что не парламентарная республика, а политическая организация типа Парижской коммуны является наиболее целесообразной формой диктатуры пролетариата.
Однако опыт Парижской коммуны и высказывания Маркса были забыты социал-демократами. Только в трудах Ленина, который опирался на теоретические высказывания Маркса, на опыт Парижской коммуны и двух русских революций, было заново обосновано учение об особой, непарламентской форме пролетарского государства. Была выдвинута новая форма политической организации общества— Советы.
То, что Парижская коммуна создала новый тип государства, было ее величайшим историческим завоеванием.
Как только рабочие захватили власть, они должны были вплотную заняться вопросом о своем экономическом положении в капиталистической системе, т. е. о разрушении самого буржуазного строя. «Но в современном обществе пролетариат, порабощенный капиталом экономически, не может господствовать политически, не разбивши своих цепей, которые приковывают его к капиталу. И вот почему движение Коммуны должно было неизбежно получить социалистическую окраску, т. е. начать стремиться к ниспровержению господства буржуазии, господства капитала, к разрушению самых основ современного общественного строя»'.
Захват власти рабочими Парижа и социалистические тенденции Коммуны воодушевили рабочих всех стран.
Мировой пролетариат смог использовать и другой важный урок Парижской коммуны — опыт превращения войны между двумя капиталистическими странами в войну гражданскую, во имя захвата власти пролетариатом. В манифесте большевистской партии «Война и российская социал-демократия» в начале первой мировой империалисти= ческой войны Ленин писал: «Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны...»'
Опыт Коммуны был широко использован пролетариатом России в борьбе за диктатуру пролетариата под руководством В. И. Ленина.


Глава Х1Х
488
Несмотря на поражение, Коммуна всколыхнула рабочее движение в Европе. Уроки Коммуны широко обсуждались на рабочих собраниях, в секциях Интернационала. Положительные и отрицательные моменты в деятельности Коммуны учитывались для будущих пролетарских боев.
Коммуна, несмотря на поражение, подняла дух рабочих всех стран, показав мощь рабочего движения и перспективы будущего. Она разбудила отсталые слои рабочего класса.
Опыт Коммуны особенно ясно показал всю необходимость создания политической рабочей партии.
На Лондонской конференции 1 Интернационала Маркс указывал, что Интернационал всегда требовал, чтобы «рабочие занимались политикой». Энгельс говорил, что проповедовать рабочим «...воздержание от политики означало бы толкать их в объятия буржуазной политики. Воздержание от политики совершенно невозможно, особенно после Парижской коммуны, поставившей в порядок дня политическое действие пролетариата».
Энгельс указывал, что цель рабочей борьбы — политическое господство пролетариата, к которому можно прийти только через революцию, через подготовку рабочего класса к политическим действиям. «Политика же, которую следует вести, это — рабочая политика; надо, чтобы рабочая партия конституировалась не как хвост той или иной буржуазной партии, а как партия независимая, у которой своя собственная цель, своя собственная политика» '.
Именно Коммуна усилила тягу рабочего класса Франции (и ряда других стран) к созданию политической рабочей партии. Опыт Коммуны показал, что без наличия самостоятельной революционной партии пролетариат не может одержать победу.
История коммунистической партии учит прежде всего, что победа пролетарской революции, победа диктатуры пролетариата невозможна без революционной партии пролетариата, свободной от оппортунизма, непримиримой в отношении соглашателей и капитулянтов, революционной в отношении буржуазии и ее государственной власти.
История партии учит, что оставить пролетариат без такой партии— значит оставить его без революционного руководства, оставить же его без революционного руководства — значит провалить дело пролетарской революции.
Практика Коммуны выявила всю несостоятельность существовавших социалистических течений — прудонизма и бланкизма.
«... Коммуна была могилой прудоновской социалистической школы...
Не лучшая участь постигла и бланкистов»».
Прудонизм учил рабочих избегать политической борьбы, а рабочие Парижа самым активным образом включились в политику вплоть до борьбы за власть. Прудонизм отрицал государство и государственную власть, а рабочие (в том числе и прудонисты) создали свое государство и активно использовали государственную власть в интересах рабочего класса. Прудонизм не признавал никаких законодательных мер
' «Лондонская конференция 1 Интернационала», М. 1936, стр. 66, 68 — 71.
г R'. Маркс и Ф. Энгельс, Соч, т. XVI, ч. II, стр. 92.


489
Значение Парижской коммуны
для улучшения экономического положения рабочих, а рабочие Коммуны провели рял мер такого рода. Итак, рабочие, даже зараженные прудонистскими теориями, шли против своего учителя, а если что и делали в его духе, так это приводило к самым печальным последствиям (например, отказ от захвата Французского банка).
В практике революционной борьбы теория прудонизма полностью обанкротилась. После Коммуны рабочие уже не хотели идти под жалким, запятнанным прудонистским знаменем.
Бланкизм тоже оказался теорией, которая не выдержала революционного испытания. Прежде всего обанкротилась идея заговорщичества. Опыт парижских рабочих показал, что не путем заговоров, а только на основе массового движения пролетариат может захватить власть, что только на основе массовых организаций и активности масс можно создать и укрепить пролетарскую диктатуру.
Поэтому бланкизм не выполнил существенной задачи, которая стояла перед рабочими,— создания крепкой централизованной диктаторской власти. Наряду с этим бланкизм не осуществил и других необходимых мероприятий в деле решительного обуздания эксплуататорских элементов.'
Таким образом, и эта теория не могла удовлетворить рабочих. Правда, в отличие от прудонизма, который стал чисто буржуазной теорией, бланкисты после Коммуны пытались ближе подойти к научному социализму Маркса и Энгельса. Критикуя программу группы 33 бланкистов (1874 г.), Энгельс отмечал, например, что, несмотря на ряд грубых ошибок, e...íåëüçÿ не видеть в этой программе существенного шага вперед. Это первый манифест, в котором фран цузские рабочие присоединяются к современному немецкому коммунизму» 1.
Прудонизм и бланкизм как теории обанкротились, После Коммуны, идеи научного социализма, учение Маркса — Энгельса, стали захватывать все новые и новые слои французского пролетариата.
Энгельс писал в 1884 г.: «...Коммуна была могилой старого, специфически французского социализма, но в то же время и колыбелью но.- вого для Франции международного коммунизма» '.
Так Коммуна помогла укреплению марксистской теории, которая, одна могла обеспечить дальнейшие успехи борьбы рабочих.
Коммуна дала рабочим и другой урок: e...îíà рассеяла патриотические иллюзии и разбила наивную веру в общенациональные стремления буржуазии» '.
Рабочие наглядно увидели, что эксплуататорские классы готовы продать родину, лишь бы сохранить систему эксплуатации и обуздать рабочий класс. Они увидели, как буржуазия протянула руки к господствующим классам враждебного государства, которое оккупировало их родину, чтобы совместными усилиями подавить рабочую революцию. Никогда цинизм буржуазии не проявлялся так открыто. Рабочие доказали, что только они по-настоящему любят свою страну; они увидели, что для господствующих классов родина — только» выгодный товар.
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр 230.
г К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXVII, стр. 422
г В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 439.


Глава Х1Х
W9O
Коммуна показала рабочим всего мира, что буржуазия пойдет на всякие зверства, на всякий террор, чтобы не дать рабочим возможности удержать власть в своих руках. Кровавая майская неделя, как кровавая река, разделила рабочий класс и буржуазию. Иллюзии сближения, соединения, сплочения всех классов исчезли в рабочем классе Франции. На ненависть буржуазии к рабочим рабочие отвечали ненавистью к своим эксплуататорам.
Опыт Коммуны показал рабочим, как важно завоевать средние слои, и особенно крестьянство, на свою сторону и оторвать их от господствующих классов. Городская мелкая буржуазия в известной мере шла за рабочими Парижа, но с крестьянством Коммуна не успела связаться.
В. И. Ленин, учитывая опыт Парижской коммуны, дал мировому пролетариату образцы стратегии и тактики по отношению к крестьянству, к средним слоям. Коммуна «показала силу гражданской войны» и «научила европейский пролетариат конкретно ставить задачи социалистической революции» '.
Подводя итоги первой русской революции, Ленин указывал, что «...русский пролетариат должен был прибегнуть к тому же способу борьбы, которому начало дала Парижская коммуна, — к гражданской войне». «Бывают моменты,— указывал Ленин,— когда интересы пролетариата требуют беспощадного истребления врагов в открытых боевых схватках. Впервые показал это французский пролетариат в Коммуне и блестяще подтвердил русский пролетариат в декабрьском восстании» '.
Впервые в истории рабочий класс в 1871 r. в течение нескольких недель боролся против регулярной армии буржуазии. Он увидал все гнусные приемы, какие применяют господствующие классы против рабочей власти,— мобилизацию всех военных и полицейских сил и всех военно-технических средств, шпионаж и подкуп, использование иноземной интервенции, обстрел столицы, расстрел пленных, дикий террор, клеветническую травлю в печати. Буржуазия применила все эти подлые приемы и в последующих боях против пролетариата и особенно в большом масштабе в борьбе против СССР.
Рабочие многих стран извлекли для себя уроки из гражданской войны 1871 г., например в 1905 — 1907 гг. и. в 1917 г. в России, в период нашей гражданской войны. Опыт Коммуны показал, как важно вооружить рабочий класс, беспощадно бороться против врагов, создать крепкую пролетарскую армию, не допуская в нее эксплуататорских элементов, как надо использовать всю военную технику, создать железную дисциплину, широко поставить политическую работу в армии, связать армию с народной массой, вести смелую наступательную борьбу, отвоевывать на свою сторону крестьянство.
Коммуна наглядно показала пути пролетарской революции, выявила все основные проблемы, какие ставятся перед пролетариатом в момент захвата и удержания власти и в деле социалистического строительства.
Рабочий класс на опыте Коммуны понял, что только на основе массового движения он может захватить власть, что он должен раз-
' В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 439.
» Там же, стр. 439 — 440.


491
Значение Парижской, коммуны
рушить буржуазную государственную машину и построить свое, рабочее государство и организовать все хозяйство и культуру на новых основах. Достижения Парижской коммуны и ее ошибки вооружали рабочий класс для новых боев.
Несмотря на жестокий террор, парижские рабочие сохранили светлую память о Коммуне. Когда, например, группа освобожденных участников Коммуны прибыла из Бреста в Париж, им устроили овацию на бульваре Сен Мишель и кричали: «Да здравствует Коммуна!» Автор- бонапартист, сообщающий этот факт, добавлял: «Коммунисты не скрывают своих надежд, они открыто восхваляют Коммуну в общественных местах, в омнибусах... Ненависть населения, рабочих против буржуазии проявляется при всяком подходящем случае; ярость и бешенство против армии дошли до крайнего предела; в офицеров и солдат ежедневно бросают камнями в буквальном смысле слова» '.
Для самой Франции борьба Коммуны привела к упрочению республиканского режима. Героическая борьба рабочих Парижа против монархических происков, несомненно, укрепила республиканские силы. После Коммуны никто уже не осмеливался открыто говорить о реставрации империи.
Маркс и Энгельс отмечали, что борьба Парижской коммуны подорвала всякие монархические планы и обеспечила существование республики во Франции.
М. Н. Покровский искажал историческую действительность, когда писал, что «разгром Коммуны был... фактическим поражением республики» (!?) '.
Ленин в статье «Исторические судьбы учения Карла Маркса» писал: «Только геройству пролетариата обязана своим упрочением республика, т. е. та форма государственного устройства, в которой классовые отношения выступают в наиболее неприкрытой форме» '.
Величайшее значение имело то, что Парижская коммуна ставила перед собой не узко национальные, местные цели, а величественную задачу — освобождение всех трудящихся мира от гнета капитализма. В день 21-й годовщины Коммуны Энгельс писал: «Историческое величие придал Коммуне ее в высшей степени интернациональный характер... Праздником пролетариата везде и всюду будет 1 8 марта» 4
Велики были симпатии рабочих всех стран к Коммуне. Рабочее собрание в Женеве 15 апреля 1871 г. опубликовало свое обращение к Парижской коммуне, где говорилось: «В коммунальной революции 18 марта мы приветствуем появление рабочего класса на политической арене и начало эры социального преобразования... Братья и сестры Парижа, что бы ни случилось, ваше дело никогда не погибнет, потому что это дело всемирного освобождения рабочих... Громадный энтузиазм и горячие симпатии, которые вы вызвали у рабочих всех стран, показывают, что ваше дело не может погибнуть... Вы — пионеры социальной интернациональной революции» '.
' Fidus (Eug. Loudun), «Journal de dix ans», Р. 1886, р. 9 — 10.
' М. Покровский, «Франция до и после войны», Л. 1924, стр. 37.
' В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 545.
«И. ЛХаркс и Ф. Энгельс, Соч., т. ХЧ1, ч. 11, стр. 283.
«L'Internationale» Ю 122, Bruxelles, 14'1V 1871.


492
Глава ХГХ


Льежская секция Интернационала писала Коммуне: «Все сердца рабочих с вами».
Рабочий конгресс в Бельгии выражал уверенность, что Коммуна восстанет как победительница из пепла '.
Рабочие собрания и социалистические органы печати в Германии, Италии, Швейцарии, Испании и в некоторых других странах приветствовали Парижскую коммуну как провозвестницу братского единения всех трудящихся. Когда Коммуна уже погибала, Маркс в своей речи на заседании Генерального совета 23 мая говорил: «Принципы Коммуны вечны и не могут быть уничтожены; они вновь и вновь будут заявлять о себе до тех пор, пока рабочий класс не добьется освобождения» г
Обдумывая пути создания нового, рабочего государства, Ленин с первых же дней после падения самодержавия выдвинул лозунг учета опыта Парижской коммуны. В «Письмах из далека» и в «Апрельских тезисах» он говорил о создании рабочего государства, «государства- коммуны», «...прообраз которого дала Парижская коммуна»*, и в гениальной работе «Государство и революция» подробно проанализировал опыт Парижской коммуны и форму рабочего государства, необходимую для пролетарской диктатуры.
Парижская коммуна и революция 1905 — 1907 гг. дали большевикам обобщенный марксистской теорией опыт, который помог русским рабочим в их борьбе за завоевание и упрочение диктатуры пролетариата.
На ГП съезде Советов (24 января 1918 г.) Ленин, сравнивая первые этапы Советской власти с опытом Парижской коммуны, говорил: «Французским рабочим пришлось заплатить небывало тяжелыми жертвами за первый опыт рабочего правительства, смысл и цели которого не знало громадное большинство крестьян во Франции.
Мы находимся в гораздо более благоприятных обстоятельствах, потому что русские солдаты, рабочие и крестьяне сумели создать аппарат, который об их формах борьбы оповестил весь мир,— Советское правительство». Ленин добавлял, что французские рабочие «... не имели аппарата, их не поняла страна, мы сразу же опирались на Советскую власть...» 4
Рабочие России сумели использовать создащпуюся историческую обстановку для победоносной революции и укрепления диктатуры пролетариата.
Советская власть — новый тип государства — была создана пролетариатом России под гениальным руководством Ленина. И многие особенности Коммуны, социалистические по своему характеру, но существовавшие тогда лишь в зародышевой форме, развернулись в советской системе в полной мере.
Идеи Коммуны о пролетарской диктатуре, об интернационализме, о разрушении буржуазной государственной машины и создании нового типа государства, о строительстве пролетарской армии, о новой системе заработной платы были полностью осуществлены в советское время.
' «? 'Internationale», У 123 et М 125.
' «Первый Интернационал в дни Парижской коммуны», стр. 65.
* В. И. Ленин, Соч., т. 24, стр. 6, примечание.
4 В. и. Ленин, Соч., т. 26, стр. 413 — 414.


493
Значение Парижской ко.нмуньь
Советская власть осуществила то, что Коммуна не сумела и ие смогла выполнить,— полную экспроприацию эксплуататорских классов, вовлечение крестьянства в социалистическое строительство под руководством пролетариата, коренное переустройство всех отраслей хозяйства.
«Республика Советов является... той искомой и найденной, наконец, политической формой, в рамках которой должно быть совершено экономическое освобождение пролетариата, полная победа социализма.
Парижская Коммуна была зародышем этой формы. Советская власть является ее развитием и завершением» '.
Под руководством великой партии коммунистов, партии Ленина, Советский Союз осуществил мечту, за которую героически боролись и погибали в 1871 году революционные пролетарии Парижа под красным знаменем Коммуны.
' И- В. Сталин, Соч., т. 6, стр. 122.


ИРИЛОЖЕНИЯ
1. ИСТОРИОГРАФИЯ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ
Историографию Парижской коммуны надо начинать с гениальной работы Маркса «Гражданская война во Франции 1871 г.» 1.
В предыдущих главах эта книга Маркса цитировалась не один раз. Основные выводы Маркса относительно Парижской коммуны можно формулировать так.
Во-первых, Парижская коммуна была правительством рабочего класса. К рабочему классу примкнула и часть мелкой буржуазии; крестьянство, если бы Коммуна удержалась долыпе, тоже поддержало бы ее. Коммуна служила «истинной представительницей всех здоровых элементов французского общества» и «была поэтому действительно национальным правительством» '.
Во-вторых, Парихсская коммуна показала, что рабочий класс не может использовать для себя существующую государственную систему, а должен разбить ее, сломать и построить новое государство.
В-третьих, в своей работе Маркс указал и основные черты пролетарского государства: постоянное войско и полиция заменяются вооруженным народом, чиновники избираются народом, подконтрольны народу и оплачиваются по ставкам квалифицированных рабочих, центральный орган власти в отличие от парламента является работающей корпорацией, законодательствующей и исполняющей законы, Коммуна является поистине наиболее демократическим учреждением.
В-четвертых, Маркс отмечал социалистические тенденции Коммуны: «она хотела экспроприировать экспроприаторов» '.
В-пятых, Маркс подчеркивал, что пролетарское правительство должно самым решительным образом подавить своих врагов, довести гражданскую войну до конца.
Наконец, Маркс особо отмечал интернациональный характер Парижской коммуны и международное значение борьбы парижских рабочих. «Париж рабочих с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества» '.
Не говоря уже о других высказываниях Маркса о Парижской коммуне, эти основные положения давали блестящую характеристику самых существенных особенностей Парижской коммуны. На основе их могло проводиться дальнейшее изучение истории Парижской коммуны.
Исключительное значение имело предисловие Энгельса к «Гражданской войне во Франции» (1891), где с поразительной глубиной и четкостью были формулированы основные взгляды Маркса на Парижскую коммуну.
В начале ХХ в. появился ряд важнейших работ В. И. Ленина, посвященных Парижской коммуне («План чтения о Коммуне», 1905 г.; «Предисловие к русскому переводу писем К. Маркса к Л. Кугельману», 1907 г.; «Уроки Коммуны», 19081., «Памяти Коммуны», 1911 г.).
' Подробные названия перечисляемых далыпе работ см. в разделе »Библиография»,
' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч,, т. ХШ, ч. II, стр. 320.
» Там же, стр. 317.
' Там же, стр. 335.


Приложения
Опираясь на оценку Маркса и Энгельса, Ленин обрисовал в яркой сжатой форме основные особенности Коммуны — ее причины, сущность, значение. При этом Ленин широко использовал опыт русской революционной борьбы. Эти работы Ленина давали марксистам новый материал о Парижской коммуне.
Новый этап в изучении Коммуны начинается с момента опубликования работ Ленина «Уроки Коммуны», «Памяти Коммуны», «Государство и революция» и материалов к этой работе в XIV «Ленинском сборнике», «Пролетарская революция и ренегат Каутский» и др. Работы Ленина и богатый опыт русского революционного движения дали возможность по-иному оценить опыт Коммуны применительно к новой эпохе — эпохе империализма и пролетарских революций. Эти работы дали конкретную характеристику Парижской коммуны и про- летарскогЬ государства, связали опыт Парижской коммуны с опытом русских Советов, выявили основные черты пролетарской диктатуры, в частности ее массовость, широкую демократичность, учли все ошибки Парижской коммуны (отказ ее от наступательных действий, отказ от захвата банков, слабость по отношению к своим врагам и пр.), уточнили роль средних слоев в революции, в частности роль крестьянства, и т. д.
Научный анализ Парижской коммуны, данный в трудах Маркса и Энгельса, был обогащен, развернут и углублен теоретическими работами Ленина. Таким образом, для историков Парижской коммуны открылось новое поле для плодотворной научной работы.
Надо добавить, что благодаря научной работе советских ученых стал известен ряд работ Маркса и Энгельса, касающихся Парижской коммуны. Особенно надо отметить опубликование материалов первых вариантов «1 ражданской войны во Франции» Маркса, давших исключительно богатый материал для оценки Парижской коммуны, целые десятилетия лежавших под спудом.
Сейчас же после поражения Парижской коммуны вышло несколько десятков якобы исторических работ, обрушившихся на парижских рабочих, осмелившихся создать свою власть (работы д'Арзака, Морена, Мориака, аббата Видье и т. п.).
Эти работы не имели никакой научной ценности. Все они опирались на газеты, враждебные Коммуне, на официальные материалы версальского правительства ит. п.
Среди работ этого периода можно выделить только довольно объективную книгу Ланжалле и Коррьеза и две книги на более специальные темы — Г(риарта о событиях перед 18 марта и Дамэ о борьбе мэров против Коммуны.
Участники Коммуны в это время выпустили некоторые работы, носившие скорее характер воспоминаний. В них они стремились оправдать действия Коммуны, но еще не давали сколько-нибудь ясных обобщений (книги: Малона «Третье поражение французского пролетариата», Лефрансэ «Очерк о коммуналистском движении», Лиссагаре «Восемь дней мая» и др.).
Одновременно в эти же годы (1871 — 1872) были опубликованы и работы активных участников борьбы против Коммуны — доклад Мак-Магона, книги генерала Винуа, Езерского, Ж. Фавра, Ж. Симона, Араго и др.
В первой половине 70-х годов появляется ряд важнейших документов эпохи Коммуны: трехтомная «Enquete» о революции 18 марта, многотомное расследование деятельности правительства Национальной обороны (переизданное в семи больших томах в 1874 — 1876 гг.), «Политические афиши» («Murailles politiques, franqaises»,
1 — 11), доклад генерала Аппера о военных судах над Коммуной, отчеты судебных процессов, работа Добана, опиравшаяся на архивные материалы, и т. п.
Этот материал, хотя и исходящий из официальных сфер, давал, тем не менее богатейшие фактические данные. Так как архивы по истории Коммуны продолжают быть недоступны для историков (за редкими, случайными исключениями), этот материал продолжает оставаться основным для изучения Парижской коммуны.
В известной мере на основе этого фактического материала во второй половине 70-х годов появляется несколько крупных исторических работ, с одной стороны, участников Коммуны или близких к ней людей (Лиссагаре, Фио, Лаврова, Арну), а с другой стороны, враждебных ей авторов (Дю Кана и Кларети).
Книга Лиссагаре, тепло встреченная Марксом, продолжает до сего дня сохранять свое значение. Лиссагаре опирался в своей работе на опубликованные материалы, личные воспоминания и рассказы очевидцев и на ряд не опубликованных до сих пор документов (например, на протоколы Коммуны). Он дал очень увлекательное и точное описание событий без особых обобщений и выводов, но с ридом


Приложенил


метких критических замечаний о деятельности Коммуны и ее участников. Лиссагаре отмечал стихийность движения 18 марта, но несколько упрощал характер борьбы, считая единственной целью восставших защиту республики. Он совершенно правильно отмечал роль рабочего класса и то, что Коммуна дала рабочим сознание своей силы и провела резкую черту между ними и господствующими классами. Он отмечал роль мелкой буржуазии. В дополненном издании 1900 г. Лиссагаре призывал рабочих вместе с мелкой буржуазией захватить власть.
Книга Лиссагаре была переведена на ряд языков и выдержала бесконечное количество изданий. Она действительно сумела убедительными фактами опровергнуть работы бесчисленных хулителей Коммуны и дала основу для дальнейшей работы над историей Коммуны.
Другой участник Коммуны — Арну — почти одновременно выпустил свою «Историю Парижской коммуны», тоже много раз переводившуюся.
Арну был сторонником меньшинства, но был не столько социалистом, сколько радикалом, питавшим иллюзии насчет буржуазной свободы печати, возражал против террора и т. д. Его книга — не история, а скорее воспоминания с очень односторонним освещением ряда вопросов. Арну боролся против бланкистов, против всех мер принуждения (против закрытия газет, ареста заложников, одиночного заключения и т. д.) и поэтому особенно критиковал префектуру Коммуны.
Арну признавал, что Коммуна была создана народом и имела свою социальную идею, провела ряд социалистических декретов, «подняла знамя социализма». Одновременно Арну считал ошибкой отмену ночной работы булочников, так как этот вопрос должен был решаться не государством.
Арну не понял сути правительственной власти Коммуны. Он считал, что всякан сильная, централизованная власть, даже созданная рабочими, неизбежно приведет к угнетению народа. Всякая диктатура казалась ему «императорским режимом», «тиранией». Поэтому смысл Коммуны Арну видит только в словах: автономия, федерация, коллективизм. Главное — уничтожить централизм и сильную власть.
Арну дал ряд живых картин истории Парижской коммуны, но ряд основных идей Коммуны представил в искаженной форме.
Гораздо более интересной была работа радикального республиканского историка Фио, в значительной степени замалчиваемая исторической критикой. Фио присутствовал в Париже при событиях 1871 г. и тогда же собирал документы и материалы. Он использовал также, кроме опубликованных документов, устные показания очевидцев, неопубликованные документы и пр. Он не ставил перед собой больших задач, но пытался правдиво обрисовать ход событий. Фио не скрывал своих симпатий к комму. нарам, но осуждал ряд мер Коммуны(например, занятие пустующих мастерских как «насилие над законом» и др.). Он отмечал работу монархических и клерикальных клик, подрывавших самое существование республики, и зверства версальцев. Он требовал в своей книге полной амнистии коммунарам.
Наряду с работой Лиссагаре книга Фио давала богатый и достаточно объективный материал о Коммуне. Эта работа сохраняет интерес и для современного читателя.
В это же время вышла на русском языке работа:П. Лаврова о Коммуне. Лавров в период Коммуны был в Париже (и частью в Лондоне) и был близко знаком с ее участниками. Работа Лаврова написана под большим влиянием Маркса и во многом отражает его мнения. Лавров использует очень небольшой фактический материал, но зато дает ряд очень метких замечаний и выводов о деятельности Коммуны. Опираясь на Маркса, Лавров указывал, что Парижская коммуна была революцией пролетариата, который впервые противопоставил свои интересы интересам господствующих классов. Лавров довольно правильно характеризовал особенности пролетарского государства Коммуны, социалистический характер ряда декретов Коммуны, губительность соглашательских, примиренческих попыток, недостаточное внимание Коммуны и военному делу, ошибочность чисто оборонительной тактики, слабую организационную подготовку рабочего класса, отсутствие ясной программы и тактики, отказ от решительных действий против врагов Коммуны и т. д.
Книга Лаврова продолжает оставаться одной из лучших работ, посвященных Парижской коммуне.
Реакционные историки выпустили в эти годы две многотомные «истории» резко клеветнического характера. Я разумею работы Максима Дю Кана и Жюля Кларети.
Дю Кан в своей четырехтомной работе пытался под видом ученой истории Коммуны дать литературный памфлет. Дю Кан изобразил Коммуну в самых чер-


Приложен ия
497


ных красках. Он резко издевался над рабочими, строившими свое государство без участия буржуазии. Эта работа стала богатейшим источником для лживых сведений, клеветнических искажений и т. п.
Такова же работа Кларети, но она составлена с гораздо меньшим искусством. Первое издание Кларети в трех томах вышло еще в 1871 — 1874 гг., затем работа была расширена до пяти томов (1875). Кларети, как и Дю Кан, не признает никаких творческих идей Коммуны, никаких ее достижений. Этим реакционным журналистам нужно было дать материал, который порочил парижский рабочий класс, и оправдать господствующие классы Франции.
В известной мере ответом на эти работы была книга Пельтана о «майской кровавой неделе» (1880). Ресцубликанский журналист К. Пельтан на основе тщательно изученного материала (частью неизданного) дал потрясающую картину зверств версальской армии, руководимой Тьером, и картину героизма коммунаров. Эта работа была тяжелейшим ударом для французской буржуазии. Она остается лучшей работой на эту тему.
В 80-х годах появилось несколько интересных воспоминаний о Парижской коммуне — Клюзере, д'Эриссона, Баррона, Лефевра, Монтейля, Фидюса и др.
В 90-х годах Везинье выпустил свой памфлет против деятелей Коммуны. Были опубликованы работы Марча на английском языке и генерала Холлебена на немецком.
Холлебен давал описание Коммуны с точки зрения очевидца и приводил ряд малоизвестных фактов, главным образом об отношениях немецкого командования с правительством Тьера и с Коммуной.
Томас Марч характеризует коммунаров как людей с «узким кругозором», стремившихся будто бы нажить капитал за счет несчастья страны и т. д. Он не скрывает своих симпатий к Наполеону III Он боится масс, пишет об их недисциплинированности, насилиях и пр. Коммунары-де были люди «малообразованные» и поэтому были неспособны руководить городом с 2 млн. жителей. Марч всячески расписывает сцены расстрелов заложников, но обходит молчанием зверства версальцев. Он издевается над мыслью о всемирной республике, хотя признает, что была доля правды в стремлениях Коммуны улучшить положение низших классов. Марч не сумел разобраться в идеях Коммуны, но он повторил Дю Кана; характерно, что книгу Лассагаре он считал ненужным прочитать до конца. Несмотря на все свои уверения в объективности, Марч дал работу, близкую к работам Кларети и Дю Кана.
В 900-х годах появились три крупные раооты, посвященные Коммуне: Да Коста, Дюбрейля и Лепеллетье.
Книга Шарля Да Коста (в трех томах) имеет характер скорее мемуаров, чем исторической работы. Да Коста говорит преимущественно о тех областях, с которыми он сам непосредственно соприкасался, — о префектуре полиции (он был секретарем Риго). Да Коста опубликовал ряд интересных сообщений, хотя не всегда ясно, опирается ли он на свои личные воспоминания или берет их из других источников. Вся оценка Парижской коммуны дается Да Коста в духе крайнего бланкизма.
Все движение Да Коста считает исключительно политическим, республиканским, патриотическим и якобинским. Он не признает за борьбой Коммуны никаких социалистических тенденций. При этом он резко обрушивается против позиций Маркса. Да Коста твердит, что основной задачей Коммуны была военная борьба; создание всяких комиссий и деятельность Совета Коммуны были якобы бессмысленной парламентской комедией. Нечего было заниматься хозяйством, народным просвещением и тому подобными пустяками. Таким образом, Да Коста, запутавшись в бланкистских заблуждениях, не понял основных особенностей Коммуны. Его книга интересна только некоторым фактическим материалом.
Работа Дюбрейля вышла в серии «Ь'histoire socialiste» под редакцией Жореса (1908). Дюбрейль привел мало свежего материала, хотя и имел в своих руках разные документы (например, подлинные протоколы Коммуны). Дюбрейль принадлежит к тем «социалистам», которые считают своей основной задачей игнорировать мнения и высказывания Маркса и создавать свои якобы весьма научные теории. Поэтому, несмотря на ряд правильных замечаний, Дюбрейль ухитрился дать немало путаных и неверных обобщений. Он доказывал, например, что Коммуна была бы победоносной, если бы она поставила в первую очередь патриотические задачи, т. е. борьбу против пруссаков; после этого она могла бы подумать и о социальнь1х преобразованиях. Он утверждал, что Коммуна имела бы успех, ссли бы она возникла на шесть месяцев раньше, так как тогда она могла бы иметь в своих руках неповрежденный административный механизм. Таким образом, крупная заслуга Ком-
З2 История Парижской коммуны


498
Приложения


муны в деле разгрома бюрократического аппарата в глазах Дюбрейля представляется величайшей ошибкой. Он считает, что бегство ведущих чиновников из Парижа нанесло непоправимый удар Коммуне. Он полагает, что отказ буржуазии стать во главе движения сводил на нет революцию. Движение в провинции, по мнению Дюбрейля, могло быть успешным, если бы во главе стали видные республиканцы вроде В. Гюго, Луи Блана и т. п. Одним словом, Дюбрейль считал пролетариат недостаточно способным для руководства революцией и создания нового государства.
Накануне первой мировой войны появилась трехтомная работа Лепеллетье (1911 — 1913), доведенная только до первых чисел апреля 1871 г. Лепеллетье был участником Коммуны. Он весьма тщательно отобрал материал и дал подробное описание ряда моментов, предшествующих 18 марта, деятельности ЦК национальной гвардии и т. д. В общем он пытался объективно обрисовать события с определенным сочувствием к коммунарам. Лепеллетье ставил своей задачей опровержение реакционных искажений истории Парижской коммуны. Отмечая значение «плебейской и социальной революции 18 марта», он указывал, что опыт Парижской коммуны будет иметь значение для ряда стран (в частности, для России).
Однако в своих обобщениях Лепеллетье допускал ряд грубых ошибок. Он, следуя Дюбрейлю, утверждал, что Коммуна возникла слишком поздно и что она могла уцелеть только как правительство, борющееся спруссаками. Причины возникновения Коммуны сведены у Лепеллетье главным образом к провокации Тьера. Париж не имел никаких побуждений к восстанию. Лепеллетье полагал, что первоначальное движение Парижа носило характер скорее патриотический, чем революционный, и вовсе не имело социального характера. Он наивно полагал, что пруссаки не собирались напасть на Парижскую коммуну. Он думал, что заявление о классовой борьбе и роли пролетариата, опубликованное в «Journal official», было «преждевременно и неблагоразумно». Признавая социальный характер мероприятий Коммуны и важность новых идей, лозунг «все для народаи черезнарод», Лепеллетье, однако, находил ббльшую часть декретов Коммуны утопическими и неосуществимыми. Он даже осуждал декреты об отделении церкви от государства и об отмене постоянной армии как выходящие за п«»еделы компетенции Парижской коммуны. Таким образом, основную суть Парижской коммуны — разрушение полицейско-бюрократической буржуазной государственной машиныисоздание пролетарского государства — Лепеллетье не понял, каки большинство историков. Поскольку он уделял в истории Парижской коммуны первое место Тьеру, он, конечно, не сумел также достаточно ясно и четко обрисовать роль массового движения в Париже. Лепеллетье преувеличивал роль ЦК, считая, что последний, а вовсе не Коммуна, играл главную роль в движении.
Несмотря на все эти ошибки, работа Лепеллетье сохраняет свое значение главным образом благодаря хорошему подбору материала.
Книга полковника Руссэ, вышедшая в это же время, несмотря на большие претензии, опирается на материал из вторых рук, крайне поверхностна И никакого значения не имеет.
Из отдельных работ этого периода надо упомянуть блестящие воспоминания Эли Реклю (1908) и работу генерала Бурелли (1902) о военной деятельности Коммуны, где довольно беспристрастно изложена внутренняя военная организация Коммуны на основе частью неизвестных материалов.
После Великой Октябрьской социалистической революции работы о роли пролетарской диктатуры, об опыте Парижской коммуны и о борьбе большевистской партии приобрели особо острый характер. Пбэтому враги коммунизма (Каутский и пр.) пытались исказить историю Парижской коммуны, чтобы тем самым подорвать значение и роль Октябрьской революции. В период после 1917 г. опыт Парижской коммуны освещался ими преимущественно в полемических статейках имвино такого характера.
Хороший знаток Парижской коммуны, французский либеральный историк Жорж Буржен написал несколько небольших работ, связанных с Парижской коммуной, и опубликовал (в 1924 г.) первый том «Протоколов» Коммуны. Работы Буржена отличаются точной документацией, но фактически не дают ничего нового для понимания истории Парижской коммуны. Основные проблемы Парижской коммуны — разрушение буржуазного государства и построение пролетарского государства — вне поля зрения Буржена. Характерно, что при публикации «Протоколов» Коммуны Буржен не сделал никакой попытки дать какую-нибудь политическую характеристику этих важнейших документов.
Новые работы французских историков тоже мало дали для углубленного изучения истории Парижской коммуны. Работа Талеса (зачем-то переведенная


Приложения


иа русский язык) является развязным памфлетом, пытающимся замаскироваться марксистскими одеждами. Конечно, Талес абсолютно не понял сущности разрушения. буржуазной государственной машины и не понял, что Коммуне надо было создать свое, новое государство. Он считал, что коммунары хотели заставить функционировать старую государственную машину, оставшуюся от империи. Он издевался над тем, что коммунары «не сумели» наладить все отрасли государственного хозяйства, что они якобы были заняты бюрократической работой.
Другой автор, Ларонз (1928), имел возможность использовать часть архивных материалов эпохи Парижской коммуны и некоторые неопубликованные воспоминания. Книга Ларонза, названная «История Коммуны 1871г.» с подзаголовком «Суд», касается только некоторых сторон Коммуны, главным образом деятельности суда и префектуры. Пухлая и многоречивая книга Ларонза имеет только одну ценность — в ней опубликовано несколько документов, находящихся в архивах Парижа.
Все выводы и оценки Ларопза — это узколобые заключения буржуазного юриста, желающего опутать революцию «законными основаниями» и юридическими кодексами. Ларонз возмущается тем, что Коммуна не соблюдала разные юридические нормы, соединяла в своих руках законодательные, исполнительные и судебные функции. Он твердит, что декреты Коммуны не имели никакого практического значения. Он пытается доказать, что Коммуна вообще не намечала никакой коренной ломки существующих отношений, она-де «не была ни социалистической, ни даже революционной».
Работа такого рода ничего не могла дать для понимания революционной эпо хи. Конечно, Ларонз считал излишним знакомиться с марксистскими работами о Коммуне.
Совсем иначе подошел к делу американский историк Эд. Мэзон в своей книге о Парижской коммуне (1930). Он, напротив, щеголяет цитатами из Маркса, Ленина, из работ советских историков и т. д. Но Мэзон поставил своей задачей опровергнуть оценку Парижской коммуны, сделанную Марксом, его учениками и по следователями. Он считает, что марксистское учение о пролетарской сущности Парижской коммуны и социалистических тенденциях ее является «мифом». Из главы в главу Мэзон ведет полемику против Маркса и Ленина, но никак не может свести концы с концами и решительно опровергнуть марксистский «миф». То он признает, что движение было пролетарским, то «не совсем» пролетарским. То он объявляет революцию 18 марта несоциалистической, то признает, что идеи социализма носились в воздухе, что ряд декретов Коммуны имел социалистический характер, что в составе Коммуны была сильна социалистическая группа и т. д. Мэзону очень хотелось опровергнуть марксизм, но никакого опровержения марксизма не получилось. Как и все буржуазные историки, Мэзон совсем не понял сущности диктатуры пролетариата как формы пролетарского государства.
Надо назвать последнюю но времени книгу, посвященную Парижской коммуне,— Иеллинека (Лондон, 1937). Эта работа имеет задачей дать очерк истории Парижской коммуны на основе высказываний Маркса и Ленина и на основе изучения всех важнейших материалов, касающихся Коммуны. Для английских читателей эта работа является крупным подспорьем в изучении истории Коммуны, поскольку соответствующих работ в Англии и Америке нет.
В царское время русские историки, немало сделавшие для изучения французской буржуазной революции, не дали никаких оригинальных работ по Па рижской'коммуне и не использовали богатейших замечаний и указаний в статьях
Ленина о Коммуне.
Советские историки довольно много занимались историей Парижской коммуны. Был опубликован ряд важных работ.
Много раз переиздававшаяся популярная история Парижской коммуны И. Скворцова-Степанова не имела специальных задач, но она в очень яркой форме осветила основные этапы Парижской коммуны.
Работа В. Быстрянского, также чисто популяризаторского характера, впервые подчеркнула крупную роль прусской интервенции в истории Парижской коммуны.
Большим вкладом в историю Парижской коммуны являются многочисленные работы А. Молока. Ему принадлежит первый сборник документов Парижской коммуны на русском языке, являющихся основным источником материалов. Крупнейшей заслугой А. Молока является монографическая разработка вопроса о прусской интервенции. Этой темы не освещал подробно ни один из заграничных историков. Равным образом очень насыщены свежим материалом и другие работы А. Молокао крестьянстве, о военной организации Парижской коммуны, о культурной работе-
32»


Приложения
500
Парижской коммуны, о печати Коммуны и т. д. Ни один историк не может пройти мимо этих ценных работ.
Военная деятельность Парижской коммуны освещена военным историком С. Красильниковым. Эта работа также является единственной в своем роде — аналогичных работ на других языках нет. Надо лишь пожелать при переиздании этой работы более подробного использования французских материалов.
Работы С. Кана на основе архивных материалов дают характеристику роли Маркса и его помощи коммунарам после падения Парижской коммуны, освещают роль якобинской печати в период Коммуны и дают характеристику новоякобинства, характеризуют роль Французского банка, особенно в период подготовки наступления Тьера на пролетариат Парижа.
Некоторые работы О. Вайнштейна, хотя и допускавшего грубейшие ошибки в оценке Парижской коммуны, могут быть, однако, отмечены как дающие свежий материал о той эпохе, в частности его раоота о Французском банке и в известной мере его популярная история Парижской коммуны.
Интересными монографиями по вопросам искусства являются работы Данилина и Гущина. Наряду с вьппеназванными ценными работами были опубликованы статьи и книги авторов, извращавших и ревизовавших в своих работах взгляды и высказывания Маркса — Энгельса — Ленина на Парижскую коммуну. Основные искажения и извращения отмечены в настоящей книге.
Надо отметить, что за последнее время активность советских историков в области разработки вопросов, связанных с Парижской коммуной, как-то ослабела. Часть историков, занимавшихся Парижской коммуной, переключилась на другие исторические темы. Между тем перед советскими историками стоит еще немало научных задач в этой области. Еще далеко не полностью использованы архивные материалы, связанные с Парижской коммуной, имеющиеся в Советском Союзе. Целый ряд важнейших тем очень слабо освещен, например роль Маркса и Энгельса в Парижской коммуне, роль местных движений в городах и деревнях в период Коммуны, история рабочего класса в Париже, история национальной гвардии и ее ЦК в 1870 — 1871 гг., роль секций Интернационала в Париже и во Франции, роль Комитета 20 округов и комитетов бдительности, значение муниципалитетов Парижа в 1870 — 1871 гг., характеристика массовых организаций парижского пролетариата (клуоов, народных собраний и т. д.), внешняя политика Парижской коммучы, роль печати и т. д., и т. д.
Нужно создать ряд сборников материалов по Парижской коммуне. Особенно важно подобрать и переиздать все работы Маркса, Энгельса, Ленина, посвященные ' Парижской коммуне или связанные с ней. До сих пор нет сколько-нибудь удовлетворительных сборников такого рода.
II. БИБЛИОГРАФИЯ О ПАРИЖСКОЙ КОММУНЕ
К. Маркс. Гражданская война во Франции, Соч., т. ХШ, ч. II.
«Архив К.Маркса и Ф. Энгельса», т. III (VIII). Здесь первоначальные наброски «Гражданской войны во Франции» и выписки Маркса из газет того времени (подлинник и русский перевод).
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV. Переписка Маркса и Энгельса в период" франко-прусской войны (стр. 355 — 403, особенно письма М 1385, 1397, 1399, 1405, 1406, 1407, 1408, 1409); т. XXVI, Письма Маркса и Энгельса к разным лицам. См. особенно письма Маркса г1» 54, 55, 62, 70, 72 и 75 (знаменитые письма Кугельману от 12 апреля и 17 апреля 1871 г.), 78 (Франкелю от 26 апреля), 84 (Франкелю и Варлену), 86 (Бизли), 90, 97, 106, 140, 316, 317, 352, 357 (последние четыре письма — о книге Лиссагаре). Письма Энгельса М 63, 91, 125 (матери), 273;т. XV.Ñòàòüè Ф. Энгельса:К жилищномувопросу; Об авторитете; Эмигрантская литература (гл. II, Программа бланкистских эмигрантов Коммуны); Письмо А. Бебелю; Замечание к странице «Истории Коммуны»; Европейские рабочие в 1877 г. (гл. I I и I V); К смерти Карла Маркса; Ф. Энгельс и К. Маркс, Славянскому митингу 21 марта 1881 г. в честь годовщины Парижской коммуны; К. Маркс, Конспект книги Бакунина «Государственность и анархия»; Критика Готской программы; т. XVI, ч. I. Ф. Энгельс: Происхождение семьи, частной собственности и государства; Предисловие к третьему немецкому изданию «Восемнадцатого Брюмера Луи Бонапарта»; К годовщине Парижской коммуны; Предисловие ко второму изданию «Жилищного вопроса»; Предисловие к английскому изданию «Манифеста коммунистической партии»; Роль насилия в истории; т. XVI, ч. II, Ф. Энгельс, Введение к брошюре


Приложения
501


Маркса «Гражданская война во Франции ю; К 20-й годовщине Парижской коммуны; К 21-й годовщине Парижской коммуны; Крестьянский вопрос во Франции и Германии; Введение к брошюре К. Маркса «Классовая оорьба во Франции с 1848 по 1850 г.»; т. XXVII, Письма Маркса и Энгельса к разным лицам. Письма Маркса М 57 (Зорге), 66; письма Энгельса X 89, 92, 95, 154, 204, 265, 318; т. XIII, ч, I. К. Маркс, О Прудоне; Предисловие ко второму изданию «Восемнадцатого Брюмера Луи Бонапарта»; т. VIII. К. Маркс, Классовая борьба во Франции.
Ф. Энгельс, Избранные военные произведения, изд. Министерства обороны, !957, (статьи о франко-прусской войне).
К. Маркс, Документы 1 Интернационала, Госполитиздат, 1939.
Лондонская конференция 1 Интернационала, Партиздат, 1936.
В. И. Ленин, Соч., т. 12, Предисловие к русскому переводу писем К. Маркса к Л. Кугельману; т. 13, Уроки Коммуны; т. 17, Памяти Коммуны; т. 23, Военная программа пролетарской революции; Письма из далека (в частности письмо третье); т. 24, О задачах пролетариата в данной революции; О двоевластии; Письма о тактике; Задачи пролетариата в нашей революции; Доклад о текущем моменте и об отношении к Временному правительству '14 (27) апреля (Петроградская общегородская конференция РСДРП(б); Доклад о текущем моменте 24 апреля (7 мая) (Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП(б); т. 25, О компромиссах; Государство и революция; т. 26, Русская революция и гражданская война; Удержат ли большевики государственную власть? Советы постороннего; Проект декрета о праве отзыва; Записка Ф. Э. Дзержинскому; Тезисы об Учредительном собрании; Проект декрета о проведении в жизнь национализации банков и необходимых в связи с этим мерах; Речь о национализации банков на заседании ВЦИК 14 (27) декабря 1917 r. Запуганные крахом старого и борющиеся за новое; Как организовать соревнование? Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа; Доклад о деятельности Совета Народных Комиссаров.
11 (24) января (Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 10 — 18 (23 — 31) января 1918 г.); т. 27, Странное и чудовищное; Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии 8 марта (Седьмой съезд РКП (б); Очередные задачи Советской власти; т. 28, Пролетарская революция и ренегат Каутский; О «демократии» и диктатуре; Тезисы и доклад о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата 4 марта (на 1 конгрессе Коминтерна); т. 29, Проект программы РКП(б); Отчет Центрального Комитета 18 марта (на VIII съезде РКП(б); Третий Интернационал и его место в истории; О государстве; т. 30, Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата; О диктатуре пролетариата; т. 31, Детская болезнь «левизны» в коммунизме; Тезисы об основных задачах Второго конгресса Коммунистического Интернационала; К истории вопроса о диктатуре; т. 33, К четырехлетней годовщине Октябрьской революции; О кооперации; О нашей революции; Лучше меньше, да лучше; т. 8, План чтения о Коммуне; т. 23, Черновой проект тезисов обращения к Интернациональной социалистической комиссии и ко всем социалистическим партиям. (См. также предметный указатель к сочинениям Ленина.)
Ленинский сборник XXVI. Три конспекта доклада о Парижской коммуне.
Ленинский сборник XIV. Марксизм и государство (Материалы пе подготовке брошюры «Государство и революция»). Это — исключительно важный материал для характеристики взглядов В. И. Ленина на Парижскую коммуну.
В. И. Ленин, Парижская коммуна, Политиздат, 1939.
И. В. Сталин, Соч., т. 3. Выступления на VI съезде РСДРП (большевиков). Полоса провокаций; т. 4, Октябрьский переворот и национальный вопрос, т. 5. Октябрьская революция и вопрос о средних слоях; Об объединении Советских республик; т. 6. Об основах ленинизма (особенно главы: Диктатура пролетариата; Крестьянский вопрос; Стратегия и тактика); Октябрьская революция и тактика русских коммунистов; т. 8, К вопросам ленинизма (особенно главы: Пролетарская революция и диктатура пролетариата; Партия и рабочий класс в системе диктатуры пролетариата); О перспективах революции в Китае; О социал-демократическом уклоне в нашей партии; т. 9, Еще раз о социал-демократическом уклоне в нашей партии; О лозунге диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства в период подготовки Октября; т. 10, Беседа с первой американской рабочей делегацией; Международный характер Октябрьской революции; Беседа с иностранными рабочими делегациями; т. 11, Ленин и вопрос о союзе с середняком, т. 13; Речь на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников. Речь на Первом Всесоюзном совещании стахановцев; Отчетный доклад на XVII I съезде партии о работе ЦК ВКП(б); Сборники: «На путях к Октябрю» и «Об оппозиции».


Пр илож ения
ПЕРВОИСТОЧНИКИ
«Actes du gouvernement de la defense nationale», v. 1 — VII, Р. 1873 — 1875
(в настоящей книге сокращенно называется «Actes»). В последнем томе — предметный указатель. Особенно важны, тт. I, V, VI и VII. Этот материал есть и в отдельных томах, например три тома показаний свидетелей. Протоколы заседаний Правительства национальной обороны, напечатанные в I томе, имеются и в особом издании: А. P. M. Dreo, Proces-verbaux des seances du Conseil de gouvernement de la defense nationale etc., Р. 1905.
«Enquete parlementaire sur l'insurrection du 18 mars», ч. I — Ш, Vers. 1872 (в настоящем издании сокращенно называется «Еш1пе1е»). Том 1 — доклады, т. II— показания свидетелей, т. III — оправдательные документы (есть издание в одном томе). Это — важнейший источник материалов о Коммуне.
В качестве пособия можно назвать краткие систематические выборки из этого издания. Н. Ameline, Depositions des temoins de Гenquete parlementaire sur 1'insurrection du 18 mars, v. 1 — III, Р. 1872, и Е. Villetard, L'insurrection du 18 mars, Р. 1872.
«Annales de l'Assemblee Nationale», v. I (12/II — 11/Ш), II (20/Ш — 12/V), Ш (до конца мая), Р. 1871.
«Annales de l'Assemblee Nationale 1871». Rapport d'ensemble de М. Ie geneгаl Appert зш les operations de la Justice ш1Иа1ге relatives а Гinsurrection de 1871 (это доклад о военных судах).
«Les Murailles politiques frangaises», v. I — II, Р. 1874. Второй том есть в отдельном издании под названием «Les affiches de la Commune».
F. Mai liard, Les publications de la rue pendant le siege et la Commune, Р. 1874; его же, Affiches, professions de foi, documents officiels еСс, Р. 1871.
«Царская дипломатия и Парижская коммуна», M. 1933, и Б. Волин, Парижская коммуна по донесениям царского посла, M. 1926.
Gh. А. Dauban, Le fond de la societe sous la Commune, Р. 1873 (здесь ряд архивных документов из деятельности Коммуны).
А. de Balathier-Bragelonne, Paris insurge, Р. 1872 (это выдержки из газет изо дня в день).
«Ье livre rouge de la justice rurale», Gen. 1871 (главным образом цитаты из документов и газет Версаля в защиту Коммуны, составитель — Ж. Гэд).
«Journal officiel de la Republique Frantaise» (официальный орган Парижской коммуны). Есть переиздание в виде книги. Одновременно под таким же заглавием выходила в Версале и официальная газета тьеровского правительства.
«Proces-verhaux de la Commune de 1871», v. I, Р. 1924. Русский перевод— «Протоколы Парижской коммуны», т. I, М. 1933 (т. II не выходил).
Е. Pierotti, Decrets et rapports officiels de la Commune de Paris et du goyvernement franglais а Versailles etc., Р. 1871.
Е. Andrdoli, Le gouvernement du 4 septembre et lа Commune de Paris etc., Р. 1871 (собрание официальных документов).
«Actes du gouvernement revolutionnaire de Paris», Р. 1871.
«Парижская коммуна 1871 г. в документах и материалах», Л. 1925.
«Journal des journaux de la Commune», v. 1 — II, Р. 1871 (это собрание документов и цитат из разных изданий).
«Les seances officielles de Гlnternationale а Paris, pendant le siege et pendant la Commune», Р. 1872.
«Письма деятелей 1 Интернационала в дни Коммуны 1871 г.», М. 1933.
«Proces de la Commune etc», Р. 1871 — 1872 (выпуски 1 — 35). Статьи о судебных процессах лиц, привлеченных за участие в Коммуне.
ПРЕССА
Библиографический обзор газет у J. Lernonnyer, Les journaux de Paris pendant la Commune, Р. 1871, и F. Maillard, Histoire des journaux publies а Paris pendant le siege et sous la Commune, Р. 1871; А. Gagniere, Histoire de la presse sous la Commune, Р. 1872. Из ведущих изданий назовем в 1869 — 1870 гг.: «LalNarseillaise» (орган Рошфора), в период осады — «La Patrie en danger» (Бланки), «Le Reveil» (Делеклюза), «Ье Combat» (Пиа). Во время Коммуны бланкистские газеты— «Le Pere Duchene», «Ьа nouvelle Republique» и «L'Affranchi» (П. Груссе), «Ьа Montagne» и «Le salut public» (Г. Марото); прудонистские газеты — «1.а Commune»


Приложения
1Мильера), «La Sociale», «L'Ordre» и «Ь'Ami du peuple» (Вермореля); особое место занимала газета Ж. Валлеса «Le Cri du peuple»; якобинские газеты — «Ье Reveil» (Делеклюза) и «Le Vengeur» (Пиа); радикальная — «Le У(оС d' ordre» (Рошфора); республиканская — «Le Rappel».
Из газет, издававшихся вне Франции: « Internationale» в Брюсселе (орган бельгийской секции Интернационала): «La Solidarite» (орган секции Интернационала — Невшатель — бакунистская). Английская газета «Вее hive» интересна статьями профессора Бизли.
«Письма рабкоров Парижской коммуны», М. 1933.
МЕМУАРЫ
Мемуарная литература обширна. Сперва отметим участников Коммуны. Бланкисты: G. Da Costa, ),а Commune vecue, v. 1 — Ш, P. 1903; L. Michel, La Commune, P. 1898 (рус. перев.: Луиза Мишель, Коммуна, Л. 1926); М. Vuillaume, Mes cahiers rouges au temps de la Commune, v. 1 — Х, P. 1910 (отрывки переведены на русский язык: M. Вильом, В дни Коммуны, Л. 1925); С. Flourens, Paris livre, P. 1871 (о периоде осады).
Прудонисты: С. Lefranrais, Souvenirs d'un revolutionnaire, Brux. 1903 (на русском языке часть этой книги: Лефрансэ, Воспоминания коммунара, Л. 1925); С. Lefranrais, Йьпйе sur le mouvement communaliste а Paris en 1871, Neuch. 1872; Benoit Malon, Latroisieme defaitedu proletariat franglais, Genkve 1872; Ch. Beslay, Ьа verite sur la Commune, Brux. 1877, и его же, Mes souvenirs, Neuch. 1873; F. Jourde, Souvenirs d'un membre de la Commune,Brux. 1877; J. В. Clement, La Revanche des communeux, P. 1886 — 1887, v. 1. (остальные тома не вышли).
Другие участники Коммуны: G. Р. Cluseret, Memoires, v. 1 — III, P. 1887— 1888; L. Л1. Rossel, Papiers posthumes etc., P. 1871, и его же, Memoires et correspondance, P. 1908; Elie Reclus, La Commune au jour le jour 1871, P. 1909 (очень интересная книга); Ж. Аллеман, С баррикад на каторгу, Л. 1933; Р. Cattelain, Memoires 1пеЖьз du chef de la surete sous la Commune, P. 1900.
Из других мемуаристов назовем: Саеийе Mendes, Les 73 journees de la Commune, P. 1871; Louis Barron, Sous le drapeau rouge, P. 1889; L. Dupont, Souvenirs de Versailles pendant la Commune, P. 1881; М. d'Íerisson (le comte), Nouveau journal d'un officier d'ordonnance: la Commune, P. 1889; «Journal de Fidus» (Е. Loudun), v. 1 — II, P. 1889 (интересная книга, автор — бонапартист); Н. Rochefort, Les aventures de ma vie, v. 1 — V, P. 1896 (русский сокращенный перевод; А. Рошфор, Приклю'- чения моей жизни, М. 1933); Albert Hans, Souvenirs d'unvolontaire versaillais, Р.
1873; Lucien Dubois, Chapitres nouveaux sur le siege et la Commune 1870 — 1871, P. 1872; Jules Amigues, Les aveux d'un conspirateur bonapartiste, P. 1874 (автор— один из «соглашателей»).
Враги Коммуны: А. Thiers, Notes et souvenirs de М. Thiers, P. 1903; Jules Favre, Gouvernement de la Defense nationale, partie 1 — 3, P. 1871 — 1875; J. Simon, Le gouvernement de М. Tbiers, v. 1 — II, P. 1878; L. J. Trochu,-Oeuvres posthumes, v. 1 — II, Tours 1896; Е. Arago, Ь'HAtel-de-Ville au 4 septembre et pendant le silage, P. 1874; Н. КА/т~гаг, La vie parisienne pendant le siege et sous 1а Commune.
В основном враждебные к Коммуне мемуаристы: G. Dizet, Lettres de Georges Bizet, P. 1908; «Journal des Goncourt» (вторая серия), v. I, '1870 — 1871; Marforio (Louise Lacroix), Les echarpes rouges, souvenirs de 1а Commune, P. 1871.
ОБЩИЕ ТРУДЫ
Сейчас же после Коммуны, в 1871 — 1872 гг., вышло несколько десятков книг на тему «история Коммуны» на разных языках. Все они имели общей задачей очернить Коммуну. Таковы: J. d'Arsac, Ьа guerre civile et 1а Commune de Paris en 1871 etc., P. 1871; Е. Moriac, Paris sous la Commune, P. 1871; G. Morin, НЬьoire critique de la Commune, P. 1871 (резко враждебна); Р. Vesinier, Histoire de la Corumune, London 1871, и Сошшеп1 а peri la Commune, P. 1892 (пасквиль); W. Р. Fetridge, The rise and fall of the Paris Commune in 1871, N. Y. 1871 (фактический материал хорошо подобран; использованы личные впечатления; враждебна); L. И'ссйсй, Die Commune von Paris, В. 1872; Sempronius, Histoire de la Commune йе Paris en 1871, P. 1871; А. Vidieu (1'аЬЬе), Histoire de la Commune de Paris en 1871, P. 1876 (католическая).


Приложения
Надо выделить объективную работу P. Lanjalley et P. Corriez, Histoire de lа revolution du 18 маге, Р. 1871 (эта книга была переведена на русский в 1873 г.).
В 70-х годах вышли исторические работы: P. Lissagaray, Histoire de la Сошпшпе йе 1871, Brux. 1877, последнее издание 1929 г., с предисловием А. Dunois (ряд русских переводов); П. Лавров, Парижская коммуна 18 марта 1871 г. (первое издание 1879 г.; последнее издание 1925 г.); L. Fiiaus, Histoire de la guerre civile de 1871, Р. 1879. В эти же годы вышли: J. Glaretie, Histoire de la revolution de 1870 — 1871, т. 1 — V, Р. 1875 — 1876; Мах~те Du Сатр, Les convulsions de Paris, v. 1 — IV, Р. 1878 — 1879 (обе работы резко враждебны Коммуне); Арну, Народная история Парижской коммуны (1876) (ряд русских изданий, например, 1919).
Из более новых работ назовем: L. Dubreui Jh, La Commune (в серии под ред. Жореса), есть русский перевод; (П. 1920); Е.Lepelletier, Histoire de la Commune de 1871, т. 1 — 111, Р. 1911 — 1913 (работа не закончена).
На английском языке: Т. March, The history of the Paris Commune of 1871, London 1896; Е. Mason, The Paris Commune, N. Y. 1930; F. Ле11тек, The Paris Сошmune of 1871, London 1937 (хорошая библиография); R. W. Postgate, Out of the past, L. 1922 (очерки о Коммуне, о Бланки, Ферре и др.); G. Laronze, Histoire de la Commune de 1871, La Justice, Р. 1928.
Интересны небольшие работы. О. Bourgi n, Historic de la Commune, Р.
1907 (есть русское издание, 1926); его же, Еез premieres journees de !а Commune, Р. 1928; его же, Еа Commune de Paris et le Comite Central, Р. 1925 (оттиск из «Revue historique», т. 150 за 1925).
С. Мендельсон, Парижская коммуна 18 марта, Пгр. 1918; L. Rousset, 1871. Еа Commune а Paris et en province, Р. 1912.
Из работ советских историков назовем И. Степанова-Скворцова, Парижская коммуна и вопросы тактики пролетарской революции (последнее издание 1938); А. Молок, Парижская коммуна 1871 г., Л. 1927; В. Быстрянский, Очерки по истории Парижской коммуны, П. 1921; О. Вайнштейн, История Парижской коммуны, М. 1932.
КНИГИ ПО ОТДБДЬНЫМ ВОПРОСАМ
Период осады
А. Duquet, Guerre de 1870 — 1871. Под этим заголовком ряд книг, отметим из них: Paris, !е quatre septembre et Chatillon, Р. 1890; Paris, la Malmaison, le Bourget et le 31 octobre, Р. 1893. Paris, Thiers, le plan Trochu et ГНау, Р. 1894; Paris, le bombardement et Buzenval, Р. 1898 (здесь о восстании 22 января). В этих работах собран богатый фактический материал. Gen. Ducrot, Еа defense de Paris (1870 — 1871), ч. 1 — IV, Р. 1875 — 1878 (пухлые книги, где генерал пытается оправдать саботаж обороны).
Час~о цитируемая, но плохая работа G. de Molinari, Les clubs rouges pendant le siege de Paris, Р. 1871. О. Вайнштейн, Революционные организации Парижа в период осады 1870 — 1871 гг. (в сборнике «Парижская коммуна», под редакцией Н. М. Лунина. М. 1932).
Военная борьба Кеимуиы
Книги версальцев: Gen. Vinoy, L'armistice et la Commune etc., Р. 1872; Le шагесйа! de Mac-Mahon, Е'агшее de Versailles depuis sa formation jusqu'а la complete pacification de Paris, Р. 1871 (официальный отфет); Е'armee de Versailles. Depeches militaires, Р. 1871; Guerre des communeux de Раг!з, раг un officier superieur de l'агшее de Versailles, Р. 1871; L. Jåziårsêi, Entree de Гагре dans Pans. Bataille des sept jours, Р. 1871.
Более объективные работы: Gen. С. Bourelly, 1е ministere de Iа guerre sous la Commune, Р. 1902 (содержательная работа); Gen. de Sesmalsons, Les troupes ре la Commune etc., Р. 1904.
Со стороны коммунаров не было написано очерка военной борьбы; можно упомянуть: Lissagaray, Les huit journees de mai derriere les barricades, Вгпх. 1871 (волнующая книжка, ценная по фактическим данным); Leo Seguin, The ministry of war under the Commune («The Fortnightly Review», v. XXII, 1872).
Из новых работ: С. Красильников, Военные действия Парижской коммуны 1871, Воениздат, 1935; А. Молок, Военная организация Парижской коммуны и де.легат Россель («Историк-марксист» Л" 7, 1928); его же, Военный трибунал Парижской коммуны («Под знаменем марксизма» ¹ 6, 1927).


о05'
Приложения
0 германской интервенции
Новейшая исчерпывающая работа — А. Молок, Германская интервенция против Парижской коммуны 1871 года (с приложением очерка В. Алексеева-Попова, Рабочий класс Германии в дни Коммуны). Б этой книге указана вся новая библиография.
0 шпионаже
V. d'Esboeufs. Trahison et defection au sein de la Commune, Geneve 1872 (аатор — сторонник ЦК национальной гвардии); Gesner Rafina, 1!пе mission secrete а Paris pendant la Commune, P. 1871; А. J. Dalseme, Histoire dcs conspirations sous la Commune, Р. 1872.
Движение в провинции и события в Алжире
Docteur Crustin, Souvenirs d'un lyonnais, Lyon 1897; L. Andrieuz, La Commune de Lyon en 1870 et 1871, Р. 1906; А. Duportal, La Commune а Toulouse; La ville de Магэе111е. L'insurrection du 25 mars 1871; М. Aubrayet, Sylla Michelesi, Histoire des evenements de Marseille, mars 1872 (мыого документов); С. Martin, La Commune d'Alger (1870 — 1871), Р. 1936; L. Rinn, Histoire de 1'insurrection de 1871 еп Algerie, Alger 1890 (главным образом о военных действиях против арабов и кабилов); G. Bourgin, Ье mouvement communaliste dans les departements en 1871 («Revue socialiste», mai 1909)
Интернационал во Франции
Протоколы конгрессов Интернационала: Женевского (Congres ouvrier de 1'Association internationale etc., Geneve 1866), Лозаннского (Compte rendu du Congres de Lausanne etc., Chaux de-Fonds 1867), Брюссельского (Compte rendu o'- ficiel du Congres de Bruxelles etc., Бгпх. 1868), Базельского (Compte rendu du IV Congres international etc., Brux. 1869). (Есть русское издание ИМЭЛ, 1934), Лондонская конференция I Интернационала 1871 г., М. 1936.) Proces de 1'Association internationale des travailleurs, ed. 2, Р. 1870 (первый и второй процессы парижской секции); Troisieme proces de 1'Association internationale des travailleurs а Paris, P. 1870; E. Е. Fribourg, Ь'Association internationale des travailleurs, Р. 1871 (враждебна Коммуне); О. Testut, Internationale et le jacohinisme au han de'Europe, v. 1— II, Р. 1871 — 1872 (враждебная; много документов). У него же ряд других работ об Интернационале ( Internationale etc.) такого же рода. Histoire de 1'Internationale, par un bourgeois repuhlicain, Brux. 1873 (враждебыая книга; мало вероятно, чтобы она принадлежала Фио, как это иногда предполагают).
Из общих работ о рабочем движении во Франции см.: Раи1-Louis, Histoire de la classe ouvriere en France de la Revolution а nos jours, Р. 1927; Поль-Луи, История синдикального движения во Франции (1789 — 1906), Одесса 1907; G. We'll, Histoire du mouvement social en France, 1852 — 1924, 3 ed., Р. 1924 (есть рус. пер,); см. также А. Audiganne, )tfemoires d'un ouvrier de Paris, 1871/72, Р. 1873.
Кровавая неделя и суды
С. Pelletan, La semaine de mai, Р. 1880; А. Молок, Белый террор во Франции в 1871 г., М. 1936; С. Кан, Маркс как организатор помощи жертвам версальского террора, М. 1931.
О судах, кроме указанной выше работы «Les proces de la Commune», см.: L. Dupont, Ьа Commune et ses auxiliaires devant la justice, Р. 1871 (описание ряда военных процессов); «Le dossier de la Commune devant les conseils de guerre», Р.
1871.
Культура
А. Гущин, Парижская коммуна и художники, Л. 1934; Ю. Данилин, Театральная жизнь в эпоху Парижской коммуны, М. 1936; А. Молок, Очерки быта и культуры Парижской коммуны 1871 г., Л. 1924; М. Dommanget, Ь'instruction puhlique sous la Commune, Р. 1929; А. Молок, Народное просвещение во время Парижской коммуны 1871 г., М. 1922.


Приложения
Борьба с церковью и клубы
P. Fontoulieu, Les eglises de Paris sous la Commune, Р. 1873. Автор не сочувствует Коммуне, но дает интересный материал. Все многочисленные враждебные работы такого рода малоинтересны. Например, аЬЬе P. H. Coullid, Saint-Eustache pendant la Commune, P. 1871; J. J. Barges, Notre-Ваше-des-Victoires pendant la Commune, P. 1889; F. Bournand, Ье clerge pendant la Commune, Р. 1892; АЬЬе Lamazou, 1.а Р1асе Vendome et la Roquette, P. 1873; А. Rastoul, L'Eglise de Paris sous la Commune, P. 1872.
Биографии
J. Clere, Les hommes de la Commune, P. 1871; P. Delion, Les membres de la Соттопе etc., P. 1871 (обе книжки дают много случайных и неточных сведений); (см. также указатель имен, приложенный к русскому изданию «Протоколов Коммуны»); G. Vapereau, Dictionnaire universel des contemporains etc., P. 1873 (supplement), а также и основное издание 1870 г. М. Foulon, Е. Varlin, relieur et membre de la Commune, Clermont-Ferrand 1934; М. Домманже, Коммунар Варлен (рус. пер.), Л. 1927; В. Wolozosni, Dombrowski et Versailles, Gen. 1871; И'. Rozalo«oski, Leben und Taten des gen. Dombrowski, Lpz. 1876; А. Barthelerny, Vermorel, Р.
1938; J. Verrnorel, Un Enfant du Beaujolais. Auguste Vermorel etc., Lyon 1911; .7. Forni, Les Celbbrites de la Commune. Raoul Rigault etc.,ÐË871; J. Boyer, La Vierge rouge. Louise Michel, P. 1927; Е. Girault, Ьа bonne Louise, P. 1906; Е. Gerspach, 2tudes sur la Commune. Le colonel Rossel etc., Р. 1872; Ch. Proles, Les Ьошшей Йе la revolution de 1871, v. 1 — IV, P. 1898; А. Leoaes, Les proscrits de la Commune, Р.
1936; А. Молок, Андре Лео, «Под знаменем марксизма» № 6, 1928; Ив. Книжник- Ветров, А. В. Корвин-Круковская (Жаклар), М. 1931; его же, Героиня Парижской коммуны 1871 г. Е. Л. Тумановская («Елизавета Дмитриеваэ), «Летописи марксизма», VII — VIII, 1928.
Разное
Ch. Da Costa, Les blanquistes, P. 1912 (содержательная брошюра). В. Laurent, 1.а Commune de 1871. Les postes, les ballons, le telegraphe, P. 1934 (привлечены новые архивные материалы); Ch. Jriarte, Les Prussiens а Paris et le 18 mars, Р.
1871 (автор — очевидец; использовал много документов; книга охватывает март 1871 r. ценная работа); С. Pelletan, Questions d'histoire: le Comite Central et la Commune, 2 ed., P. 1879 (более или менее объективная); lulesde Gastyne, Мбшо1гез secrets du Comite Central de la Commune, Р. 1871 (резко враждебна); F. Dame', La resistance, les maires, les deputes de Paris et le Comite Central du 18 аи 26 mars etc., Р. 1871 (обстоятельный рассказ о подготовке выборов в Коммуну); Ая«Ье Lefbvre, Histoire de la Ligue cp Union republicaine des droits de Paris, Р. 1881 (очень интересная документальная работа о «соглашателях»); С. Кан, Якобинская пресса перед 18 марта 1871 г., «Историк-марксист» № 6, 1927; его же, Французский банк и подготовка событий 18 марта 1871 г., «Историк-марксист» № 4, 1933; его же, Правительство Тьера и подготовка революции 18 марта 1871 г., «Борьба классовэ № 6, 1933; Н. Лукин, Протоколы Генерального Совета Интернационала как источник для истории Парижской коммуны (в сборнике «Парижская коммуна», М. '1932); А. Молок, Парижская коммуна и крестьянство, Л. 1925.
Иллюстрации.
См. иллюстрированные журналы того времени, например, «Monde illustre», «Ь' Illustration», «С гарй(с», «Illustrated London News», «Caricature раг Pilotell». «Charivari»; Armand Dayot, Invasion, le siege 1870, la Commune 1871, Р.
1901 (альбом иллюстраций, фото и т. п.); «Histoire illustreede а(х ans de guerre et de revolution» (1870 — 1876), P. 1877; «Мешопа1 illustre des deux sihges 4е Paris», P. 1871; «Paris et ses ruines etc.», P. 1874 (in folio); Bertall, Les communeux 1871, Р. 1880; «Paris sous la Commune> № 1 — 26 (фото); 6. Bell, Paris incendie. Histoire de la Commune de 1871 (без года).
Библиография
А. Schulz, Bibliographic de la guerre franco-allemande (1870 — 1871) et de la Commune de 1871, P. 1886; «The Journal of Modern History», Sept. 1938, Chicago.
Здесь библиография о Третьей республике, включаяи Коммуну (автор — R. %innocer).


807
Приложения
См. также каталоги Национальной библиотеки Парижа, например «Catalogues de la Bibliotheque Nationale. Catalogue de I'histoire de Franse», tome XI, Р.
1879 (здесь свыше 3 тыс. названий, касающихся периода Коммуны, осады и пр.) и следующие годы; Р. Caron, Bibliographic des travaux publies de 1866 а 1897 sur Гhistoire de 1а France depuis 1789, Р. 1919. Эта работа продолжалась в ряде томов под заголовком G. Briere et Р. Caron, Repertoire methodique de I'histoire moderne et contemporaine de la France (выпуск за 1898, 1899 гг. и пр.).
См. также библиографию в указанных работах Duquet, Jellinek и др.
В этом списке даны основные первоисточники и материалы, использованные для настоящей работы. Кроме того, ряд книг указан в примечаниях в отдельных главах.
Со времени выхода в свет первого издания предлагаемой книги прошло 19 лет. За это время, особенно с 1945 г., в Советском Союзе, во Франции и в ряде других стран было опубликовано много новых работ и новых документов по истории и .предыстории Парижской коммуны 1871 г. Здесь дается список лишь некоторых из этих работ.
В. И. Ленин, Евгений Потье (к 25-летию его смерти), «Коммунист» № 6, 1954 г. (статья не была включена в собрание сочинений В. И. Ленина).
М. С, Альперович, О деятельности американской дипломатии во Франции, «Вопросы истории» № 7, 1956 г.
П. Ангран, Версальцы, «Новая и новейшая история» № 2, 1958 г.
Ф. И. Архипов, Источники и историография Парижской коммуны 1871 года (Краткий очерк), «Ученые записки Горьковского педагогического института иностранных языков», вып. VI, 1958 г.
Ш. Басилая, К вопросу об отношении царского правительства к Парижской коммуне, Сухуми 1954.
И. Власов, Некрасов и Парижская коммуна, «Литературное наследство», т. 49 — 50, М. 1946.
Ю. И. Данилин, Поэты Парижской коммуны, ч. I, М 1947.
Я. JI. Дравнинас, Революция 4 сентября 1870 г. в Париже и тактикабланкистов; Из истории борьбы Парижской национальной гвардии в сентябре — октябре 1870 г. (обе статьи опубликованы в «Ученых записках Читинского государственного педагогического института», вып. 1, 1957); Из истории борьбы закоммуну во французской провинции в марте — мае 1871 года (Сборник рефератов, докладов научной конференции), Чита 1958.
Я. И. Дравнинас, Борьба вокруг вопросов внешней политики в Париже в первые недели осады 1870 г., Сборник рефератов, докладов научной конференции, Чита 1958.
3. С. Ефимова, Парижская коммуна и орган русской революционной демократии «Искра», «Исторические записки», т. 59, 1957.
3. А. Желубовская, Крушение второй империи и возникновение Третьей республики во Франции, М. 1956.
С. Кан, Проблемы Парижской коммуны в новейшей исторической литературе, «Известия Академии наук СССР», серия истории и философии, т. III, 1946.
С. Куниский, Отклики на Парижскую коммуну в русской периодической печати в 1871 г., «Вопросы истории» № 4, 1947 г.; Царское правительство и Ilaрижская коммуна 1871 г., «Ученые записки Московского Государственного педагогического института имени В. И. Ленина», М. 1946.
А, Я. Лурье, Портреты деятелей Парижской коммуны. Вступительная статья В. С. Алексеева-Попова, М. 1956 (первое издание опубликовано в 1941 г.).
М. Н. Машкин, К истории борьбы за коммуну в Алжире в 1870 — 1871 гг., «Вопросы истории» № 6, 1949 г.
А. И. Молок, Вольные стрелки во Франции во время войны 1870 — 1871 гг., «Исторический журнал» № 2 — 3, 1944 г.
А. И. ЛХолок, Европа и Парижская коммуна, «Труды по новой и новейшей истории», т. I, М. 1948.
А. ХХ. ЛХолок, Рабочие Парижа в дни Коммуны, «Вопросы истории» № 3, 1951 г.; Письма трудящихся Парижа в дни Коммуны, сборник «Из истории общественных движений и международных отношений», 1957, Революционные клубы в дни Парижской коммуны 1871 г., «Ученые записки Московского Государственного педагогического института имени В. И. Ленина», т. 109, вып. 6, 1957.


о08
Приложения


С. А. Фрумов, Парижская коммуна в борьбе за демократизацию школы, М.
1958.
А. АЬигсЬ, Le retentissement de la Commune de Paris en Allemagne, «Europe», K 64 — 65, 1951.
P. Angrand, Fravailleurs italiens dans la Commune de Paris, «Cahiers internationaux» _#_ 95, 1958.
М. Aranyossi, Frankel Ьео, Budapest 1952.
S. Bernstein, American labor and the Paris Commune, «Science Society» Ю 2, 1951, vol. 15; Repercussions de la Commune de Paris aux Etats-Unis, «Cahiers internationaux» Х 24, 1951.
6. Bourgin, Une entente franco-allemande. Bismarck, Thiers, Jules Favre et la repression de la Commune de Paris, «International review of social history», _#_ 1, 1956.
P. Const antiinescu- Jas, Comune din Paris si esone in presa contemporana din Romania, Bucuresti 1951.
М. Dommanset, Blanqui, la guerre de 1870 — 1871 et la Commune, Paris 1947.
М. Dommanget, Edouard Vaillant. Un grand socialiste, 1840 — 1915, Paris 1956.
Dessal, Un revolutionnaire jacobin. Charles Delecluze, 1809 — 1871, Paris 1952.
T. L~епу, Ьа Commune de Paris et le mouvement ouvrier hongrois, «Europe» Ы 64 — 65, 1951.
Н. Gasset, Les Polonais dans la Commune de Paris, «Europe» М 64 — 65, 1951.
G. Grill, Jules Valles (1832 — 1885). Ses tevoltes, sa maitrise, son prestige. These, Paris 1941.
Х. J. Joughin, The Paris Commune in French Politics 1871 — 1880, v. 1 — 2, Baltimore 1955.
А. Landy, La Commune de Paris et la classe ouvriere aux Etats-Unis, «Pensee» Jtt 37, 1951; «La Commune de Paris et les intellectuels americains, «Europe» М 70, 1951; Temoins americains oculaires de la Commune de Paris, «Cahiers internationaux» N 34, 1952.
А. Lindsay, Ьа Commune et !л litterature anglaise, «Europe» М 70, 1951.
P. Oltvesi, Ьа Commune йе 1871 а Marseille et ses origines, Paris 1950.
S. Ponsot, Les greves de 1870 et la Commune de 1871 а Creuzot, Paris (1958).
F. Stroll, Die Pariser Kommune und die osterreichische Arheiterbewegung, «Weg und Ziel» М 3, 1956.
J. Suret-Canale, La Commune de Paris falsifiee, «La Nouvelle critique» М 26, 1951.
J. Woskotaskii, Echo Komuny Pariyskej w gazete polsky, «Prgeglad historichny» Ьа» 3, 1954.







ОГЛАВЛЕНИЕ

От издательства
Предисловие
Г л а в а I. Вторая империя
~ 1. Империя Наполеона Ш
з 2. Прудонизм и бланкизм
$ 3. Интернационал
з 4. 1870 год.
Г л а в а II. Организация парижских масс
~ 1. Крах империи
~ 2. Позиция Маркса и Энгельса
$ 3. Центральный комитет 20 округов и комитеты бдительности
~ 4. Вооружение рабочих масс
~ 5. Клубы и народные собрания
~ 6. Политические деятели
Г л а а а Ш. Борьба за коммуну
1. Осада Парижа
2. Массы против правительства
3. Борьба за Коммуну
4. Обострение борьбы гротив правительства
Г л а в а 1V. Первая попытка создать Коммуну. 31 октября
1. Подготовка восстания
2. 31 октября
3. Поражение
4. Революционное движение в провинции
Г л а в а V. Продолжение борьбы с правительством
з 1. Тяготы осады
2. Новый штурм правительства
~ 3. Капитуляция
~ 4. Правительство Тьера и заключение мира
Г л а а а VI. Канун Коммуны
~ 1. Рост революционного движения
~ 2. Создание федерации национальной гвардии
~ 3. Интернационал в январе — марте
~~ 4. Массовые демонстрации и захват пушек
j 5. Центральный комитет национальной гвардии
з 6. Провокации Тьера
9
13
23
29
35 41 45 53 58 60
70 76 89 97
103 107 113 116
121 126 132 139
146 150 156 158 164 170



Оглавление
ИО
177 184 189
194 199 202 206 216
221 227 238
. 285 287 , 295 . 300 . 308
, 315 . 321 , 325 . 335 . 340
Г л а в а ХЛ'. Активность масс
Общественные организации
2. Женщины в Коммуне
3. Клубы в дни Коммуны
4. Деятельность клубов
3 5. Париж и Версаль
. 381 . 385 . 393 . 401
Гл и в а VII. 18 марта
1. Тьер организует нападение
2. Победа восстания
3. Кто руководил восстанием?
Г л а в а VIII. Первые десять дней Коммуны
1. Центральный комитет у власти
2. Организация новой власти
3. Борьба с контрреволюцией
4. Выборы в Коммуну
5. Роль Центрального комитета национальной гвардии
Г л а в а IX. Коммуна во главе Парижа
Состав Коммуны
1 2. Организация власти
3. Роль рабочего класса

Г л а в а X. Война началась
1. Армия Тьер а
2. Первые военные столкновения
3. Военная организация Коммуны
4. Центральный комитет национальной гвардии и Коммуна
5. Военные действия в апреле
6. Коммуна в провинции
Г л а в а Х1. Деятельность Коммуны в апреле
1. Дополнительные выборы
2. Политические декреты Коммуны в апреле
3. Борьба за централизацию власти
4. Социально-экономические мероприятия Коммуны в апреле
5. Финансовая политика Коммуны и Французский банк
Г л а в а XII. Программа Коммуны
1. Программные заявления Коммуны
2. Пресса Коммуны.
3. Печать о задачах Коммуны
4. Отношение к крестьянству
5. На кого опиралась Коммуна?
Г л а в а XIII. Военная борьба в мае (1 — 20 мая)
1. Россель — военный делегат
2. Раскол Коммуны на «большинство» и «меньшинство»
3. Военная борьба Коммуны в середине мая
4. Шпионаж
5. Соглашатели
6. Германская интервенция
. 241 . 245 250 258 . 268 . 276
346
. 353
. 358
363
370
. 376




Оглавление
Г л а в а XV. Социально-экономические и культурные мероприятия Коммуны 1. Социально-экономические мероприятия в мае......... 404 2. Школа 410 3. Искусство............... 413 ~ 4. Борьба с церковью 419
425 429
. 456
465

473 477 482.
Г л а в а XVI. Коммуна — государство нового типа 1. Разрушение старой государственной машины 2. Коммуна — не парламент
Г л а в а XVII. Последняя неделя Коммуны
21 мая 22 мая 23 мая 24 мая 25 мая 26 — 28 мая
Г л а в а XVIII. Расправа 1. Кровавая неделя 1 2. «Суды»
Г л а в а ХIХ. значение Парижской коммуны
1. Маркс и — Коммуна
2. Причины поражения Парижской коммуны
3. Значение Парижской коммуны
Приложения I. Историография Парижской коммуны II. Библиография о Парижской коммуне
439
. 442
. 445
. 447
. 450
452



Керженцев Платпон Михайлович
ИСТОРИЯ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ 1871 г.

Редактор Н. Попов
Художественный редактор В. Кузяков
Технический редактор Л. 3'лаково
Корректоры Г. ЕВ5имова и Е. Обросова

Сдано в набор 28'Х 1958 г. Подписано в печать 21'Л'
1959 г. Формат бумаги 70X108't„. Бумажных листов
6+вклейки 0,375. Печатных листов 43,84+ вклейки 1 л.
Учетно-издательских листов 41,42. Тираж 12 000 экз.
А 01667. Цена 18 р. 55 коп.

Издательство социально-экономической литературы
Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.

Первая Образцовая типография имени А. А. Жаанова
Московского городского Cosaapxoaa.
Москва, Ж-54, Валовая, 28.
Заказ J4 2433.