Фельетоны (Литературные памятники) - Воровский В.В.

Оружием смеха. Вступительная статья И. С. Черноуцана

22. Из современных настроений. Толстый и тонкий

35. Роспуск парламентов во внеевропейских странах

94. Французская борьба и Государственная дума

Автор: Воровский В.В.

Теги: художественная литература литературные памятники классика литературы академия наук ссср литературная статья фелетоны

Год: 1960

Похожие

Сонеты (Литературные памятники)

Лики творчества (Литературные памятники)

Временник (Литературные памятники)

Избранные произведения (Литературные памятники) Т.2

Текст

В. В. В О Р О В С К И й

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

В.В.ВОРОВСКИЙ
ФЕЛЬЕТОНЫ
ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
МОСКВА
I960

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ
«ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ».
Академики: В. П. Волгин (председатель), В. В. Виноградов,
Н. И. Конрад (зам. председателя), И. А. О р б е ли, С. Д. С к а з к и н,
М. И. Тихомиров, члены-корреспонденты АН СССР: И. И. А ни с и м о в,
Д. Д. Б лаг ой, В. М. Жирмунский, Д. С. Ли х а ч е в,
профессора: А. А. Е ли ст р ат о в а, Ю. Г. О к с м а н, С. Л. У т ч е нк о,
кандидат исторических наук Д. В. Ознобишин (ученый секретарь)
СОСТАВЛЕНИЕ И КОММЕНТАРИИ
О. В. Семеновского
ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР
И. С. Ч е р но у цан

ОРУЖИЕМ СМЕХА
Предлагаемая читателю книга фельетонов открывает новую сторо-
ну в замечательной, многогранной деятельности Вацлава Вацлаво-
вича Воровского.
Профессиональный революционер ленинской школы, ближайший
соратник В. И. Ленина в борьбе за создание Коммунистической пар-
тии в нашей стране, один из первых советских дипломатов, погибший
на боевом посту от пули фашистского агента, Вацлав Боровский был
выдающимся партийным публицистом и литератором. В. И. Ленин
очень высоко ценил его литературный талант, его умение ярко и об-
разно, просто и доходчиво писать по коренным вопросам партийной
политики и тактики.
Ленин называл Воровского одним из лучших наших партийных пи-
сателей и настойчиво рекомендовал шире привлекать его к работе
в партийной печати, к составлению брошюр и листовок для ра-
бочих.
Статьи Воровского по истории марксизма, его боевые, исполнен-
ные бичующего сарказма и искрящегося остроумия полемические
выступления против меньшевиков-ликвидаторов и примиренцев сыгра-
ли большую роль в борьбе за утверждение ленинских организацион-
ных и тактических принципов. Они и сейчас читаются с живым инте-
ресом, являются замечательным образцом боевой наступательной пар-
тийной публицистики.
Большое и значительное место в наследии Воровского занимают
его статьи по вопросам литературы и искусства. Он был талантливым

литературным критиком, одним из крупнейших представителей марк-
систской критики в России.
Ярко и темпераментно, с глубоким пониманием специфики искус-
ства выступал он по важнейшим проблемам современной ему литератур-
ной жизни — высмеивал претенциозные формалистические трюкачест-
ва декадентов, защищал лучшие традиции искусства прошлого и
прогрессивные тенденции в творчестве современных художников-реа-
листов. Статьи Воровского о Леониде Андрееве, Федоре Сологубе, Ар-
цыбашеве, о писателях-реалистах — Чехове, Куприне, Бунине — явля-
ются замечательным примером глубокого марксистского анализа
сложных явлений и процессов литературной жизни.
Одним из первых поставил критик-^болыиевик вопрос о своеобра-
зии нового пролетарского искусства, формировавшегося в творчестве
Горького, проницательно уловил некоторые принципиально новатор-
ские черты нового метода искусства, отразившего новую эпоху жизни
общества.
Литературно-критические статьи Воровского, неоднократно изда-
вавшиеся за последние годы, отличаются страстной партийной направ-
ленностью, глубиной эстетического анализа, особым изяществом
стиля.
Уже в статьях по вопросам политики и тактики большевизма, в ли-
тературно-критических работах ярко проявилось замечательное даро
вание Воровского как сатирика и полемиста, умеющего не только до-
казать несостоятельность позиции противника, но и высмеять его,
представить в комическом, карикатурном виде.
Эти черты литературного дарования Воровского нашли яркое вы-
ражение в его фельетонах и пародиях.
Собранные в одной книге, эти фельетоны предстают перед нами
как весьма значительное историко-литературное и историко-культур-
ное явление, как замечательная страница истории борьбы нашей пар-
тийной публицистики против политической реакции, против всяких
форм и проявлений идейного и литературного распада.
В фельетонах сказываются лучшие стороны личности Воровско-
го— страстного борца против торжествующей реакции, против по-
литической продажности и ренегатства, против пошлости, обыватель-
щины, приспособленчества. Он бичует, беспощадно обнажает уродство,
показывает подлинное лицо тех, кто маскировался под друзей и за-
щитников народных.

Большинство этих фельетонов подписано псевдонимом — Фавн.
И действительно есть что-то «фавновское» в этих искрящихся остро-
умием, веселых и беспощадных, едких и неотразимых выступлениях
критика-большевика. Товарищи, близко знавшие Воровского, вспоми-
нали о том, как характерны были эти фельетоны для личности авто-
ра,— человека очень душевного и деликатного, но непримиримого ко
всяческим проявлениям фальши и пошлости, обывательской бесприн-
ципности и приспособленчества.
Чтобы по достоинству оценить предлагаемые читателю фельетоны
Воровского, надо представить себе условия и обстановку, в которых
они были созданы. Это были годы столыпинской реакции, период
разнузданного и дикого наступления контрреволюции, временного
упадка революционного движения, растерянности и ренегатства среди
известных слоев буржуазной интеллигенции, примыкавшей к проле-
тариату в период подъема революции, а теперь спешившей отречься
от него, оплевать то, чему недавно так восторженно поклонялись. Это
были годы, которые Горький позднее назвал самым позорным десяти-
летием в истории русской буржуазной интеллигенции, период идей-
ного разброда, ренегатства и политического мародерства, нашедше-
го наиболее полное выражение в позорно-знаменитом сборнике
«Вехи».
Разброд и шатания коснулись, как известно, в те годы и некоторой
части партийной интеллигенции, отступившей на позиции ликвида-
торства и отзовизма, ударившейся в махизм и богостроительство,
усомнившейся в исторических перспективах победоносного развития
революции, в великих силах русского пролетариата.
Вацлав Вацлавович Боровский принадлежал к числу тех твердых
и стойких революционеров-ленинцев, которые и в этот трудный период
развития революции сохраняли мужественную и спокойную уверен-
ность в ее неизбежной победе, самоотверженно готовили массы к но-
вому революционному штурму.
Он жил в эти годы в Одессе, куда приехал весной 1907 г. тяжело
больной, лишенный всяких средств к существованию, и где взял на
себя всю работу по руководству большевистским подпольем. Позади
были годы студенческих революционных кружков, участие в польском
землячестве «Коло», работа в Московском рабочем союзе, заключение
в суровом каземате московского тюремного замка. Позади были годы
ссылки и эмиграции, активное участие в «брошюрной кампании» про-

тив меньшевиков, борьба за созыв III съезда партии, работа в ленин-
ской «Искре» и в большевистских газетах «Вперед», «Пролетарий»,.
«Новая жизнь», работа, столь высоко оцененная Лениным.
В Одессе перед Воровским встали новые, чрезвычайно сложные
и грздные задачи. Революция была разгромлена. Реакция торжест-
вовала. Тысячи революционеров были брошены на каторгу и в ссыл-
ку. Революционные кадры рассеяны, связи порваны. Нужно было
сохранить боевое большевистское ядро профессиональных революцио-
неров, создавая и укрепляя подпольные партийные организации,
используя все средства и возможности легальной и полулегальной дея-
тельности для того, чтобы бороться с идейным распадом и политиче-
ским ренегатством, готовить массы к новому революционному штур-
му. Боровский был подготовлен к этой работе всей своей прош-
лой деятельностью партийного организатора, литератора и публи-
циста.
Но здесь, в Одессе, у него не было своей »партийной трибуны, не
было большевистских органов печати. Надо было пропагандировать
большевистские идеи в печатных органах, весьма далеких от боль-
шевизма, а подчас и резко враждебных ему. А для этого необходимо
было маскироваться, выступать под личиной благонамеренного обы-
вателя, проповедующего «охранительные» идеи и так рьяно и усерд-
но защищающего их, что становилась очевидной вся пошлость, глу-
пость и ханжеское лицемерие столыпинской эпохи — эпохи «успокое-
ния» и мракобесия.
Именно отсюда у Воровского этот чрезвычайно характерный для
многих его фельетонов шрием, когда подлинный смысл того, о
чем он повествует, прикрывается позой, маской благонамеренного
обывателя, Конечно, проницательный читатель видел издевку и ед-
кий сарказм Фавна, но внешне все выглядело вполне благопристойно,
и блюстителям порядка и общественной нравственности трудно было
придраться.
Сам этот способ обходить рогатки и препоны цензуры был не но-
еым, давно испытанным в истории передовой русской общественной
мысли. Прямыми предшественниками Воровского были в этом отноше-
нии революционеры-демократы с их эзоповой манерой письма, с их
блестящим и тонким пародированием обывателей, ретроградов и по-
литических хамелеонов.
Вспомним Салтыкова-Щедрина, «Что делать?» и «Пролог» Черны-
8

шевского или замечательные стихотворные фельетоны и пародии
Добролюбова, выступавшего под маской самодовольного либерала
Конрада Лилиеншвагера или поэта-монархиста Якова Хама.
Эти боевые традиции оживали под пером Воровского, блестяще-
го мастера политического фельетона и памфлета.
Но Боровский не просто наследовал традиции прошлого. Он вы-
ступал совсем в иную эпоху, на новом этапе освободительного движе-
ния, когда пролетариат, возглавивший всенародную борьбу за свобо-
ду, призван был, освобождая себя, освободить все человечество.
Большевистский публицист, вооруженный ясным марксистским по-
ниманием перспектив общественного развития, Боровский даже в го-
ды торжества столыпинской реакции ясно видел недолговечность
этого «успокоения», обреченность старого мира. Отсюда победный
смех критика-большевика, его презрительный, исполненный бичую-
щего сарказма взгляд сверху вниз на всех этих «хозяев жизни» и
пресмыкающихся перед ними мещан-обывателей и «прекраснодушных»
либералов.
Не может не вызвать восхищения смелость критика-большевика,
его изобретательность и последовательность, неутомимость в пресле-
довании торжествующего зла, пошлости, обывательщины.
Необычайно широк и разносторонен диапазон тем, круг жизненных
проблем и вопросов, на которые направлено было острие сатиры Во-
ровского-фельетониста. От уличных происшествий и мелких фактов
городской хроники до последних внешнеполитических событий, эт
работы одесского трамвая до дебатов в Государственной думе — все
привлекает внимание фельетониста и во всем находит он смеш-
ную, комическую сторону, раскрывающую и подчеркивающую не-
разумность, нелепость существующего строя, его установлений и.
институтов.
Но при всем многообразии тем и мотивов можно наметить не-
сколько объектов, которые чаще всего подвергает осмеянию критик-
большевик.
Это прежде всего реакционная, черносотенная дума и господству,
ющие в ней партии верноподданных мракобесов. Он издевается над
пустопорожней болтовней на думских заседаниях, разоблачает хан-
жество и лицемерие почтенных думских депутатов, выспренними ре-
чами прикрывающих грязные махинации и мелкие воровские плутни.
Думский депутат самарский октябрист Челышев, специализировав-

шийся в думе на произношении речей против пьянства и наживавший-
ся в родном городе на торговле спиртными напитками, превращается
под пером Воровского в наглядное олицетворение всех лицемерных
и продажных «патриотов», готовых продать всю Россию «распивочно
и на вынос».
Боровский не пропускает ни одного случая, чтобы не заклеймить
невежественных и ничтожных героев эпохи «успокоения». Гастроли
в Одессе цирковой труппы с дрессированными животными послужили
поводом для блестящего фельетона, в котором черносотенные деятели
изображаются в виде тупых и злобных животных. Недаром фельетон
этот, по свидетельству современников, навлек на газету гнев одесско-
го градоначальника, узнавшего «прототипов» и оскорбившегося за
«Союз русского народа», покровителем которого был сам «самодержец
всероссийский».
Боровский, большевик-интернационалист, с гневным сарказмом
бичует расистские бредни черносотенцев, шовинистические и антисе-
митские устремления этих выродков, облыжно выставлявших себя
представителями русского народа, выразителями «истинно русского
духа».
Но не только рядовых деятелей черносотенного союза клеймит Бо-
ровский. Его фельетон о Пуришкевиче и физиологических «истоках»
его реакционных устремлений принадлежит, пожалуй, к числу "лучших
фельетонов предлагаемого читателю сборника. Боровский выставляет
Пуришкевича на всеобщее посмешище и беспощадно издевается над
лидером черносотенцев, всесильным бессарабским депутатом, объ-
являвшим себя носителем и защитником «истинно русских» начал.
Критик-большевик не мог, конечно, в легальной печати открыто
разоблачать реакционную политику самодержавного правительства.
И вот, по старой традиции передовой русской публицистики, он так
пишет о делах турецких и персидских, что проницательному читателю
нетрудно было узнать в этих «турецких и персидских» делах россий-
ские порядки и нелепые столыпинские установления.
Постоянный объект фельетонов Воровского — мещанство во всех
его видах и проявлениях. Почти в каждом фельетоне бичует он «мур-
ло мещанина» — тупого и самодовольного, применившегося к вла-
стям и заботившегося только о своей сытости, пытающегося диктовать
свои правила в сфере нравственности, претендующего на роль мецена-
та — покровителя в области искусства.
10

Во многих фельетонах создает Боровский образ самодура Тига
Титыча, покупающего оптом и в розницу деятелей современного уль-
тра-новаторского искусства и направляющего его в соответствии с
тем «что моя левая нога захочет». Фельетоны Воровского о продаж-
ном и растленном буржуазном искусстве, служащем денежному меш-
ку, могут быть прекрасной иллюстрацией к гениальному анализу по-
ложения художника в собственническом обществе, который был дан
Лениным в статье «Партийная организация и партийная литература»,
опубликованной в газете «Новая жизнь», одним из редакторов кото-
рой был Боровский.
Но, пожалуй, чаще всего обращается Боровский в своих фелье-
тонах к разоблачению российского либерализма — продажного и трус-
ливого, пытающегося замолить свои прошлые «грехи», приспособить-
ся к торжествующей реакции и ужиться с царизмом.
Развенчанию либерализма посвятил Боровский многие свои ра-
боты, опубликованные в партийной печати, литературно-критические
статьи, написанные в связи с новыми явлениями в современной ему
русской беллетристике.
Ему — подлинному интеллигенту, неразрывно связавшему свою
судьбу с освободительной борьбой пролетариата,— была глубоко не-
навистна продажная и лицемерная буржуазная интеллигенция, хо-
луйски пресмыкавшаяся перед царизмом, призывавшая правительст-
во штыками «оградить ее от ярости народной».
Боровский высмеивает программы и лидеров партий октябристов
и кадетов, показывает иллюзорный характер и полную несуществен-
ность различий между позициями Пуришкевича и Милюкова, Маркова
и Пергамента по основным вопросам русской жизни.
Он издевается над трусостью вождей русского либерализма, пы-
тающихся всячески доказать правительству свою лояльность и вер-
ноподданнический характер своих убеждений.
Сколько убийственного сарказма в фельетоне о дачнике, который
исповедовал философию непротивления, умилялся благостями ранней
весны и безропотно отдал богу душу при ранних заморозках, сим-
волизирующих несомненно устремления правительства «подморозить»
Россию. А выборгская история с кадетскими депутатами думы, осме-
лившимися выразить робкий протест против роспуска думы, а потом
не знавших, как замолить эти «грехи юности», послужила поводом для
блистательного фельетона «Надоедливый квартирант», в котором под-
11

лая душонка пресмыкающегося перед «начальством» либерала пока-
аана во всем ее убожестве и верноподданническом усердии.
В другом фельетоне кадетская партия олицетворяется в образе «не-
утешной вдовицы» помещицы Гурмыжской, заискивающей перед око-
лоточным.
В этом, как и во многих других фельетонах, очень ярко проявилась
столь свойственная Воровскому широта литературных ассоциации,
умение свободно и непринужденно вводить в текст литературные пер
сонажи, которые действуют наряду с подлинными героями, подлежа-
щими осмеянию.
Так, например, рядом с организаторами погромов Крушеваном и
Пуришкевичем в фельетоне выступает не только помещица Гурмыж-
ская (из «Леса» А. Островского), но и полицейский Кшепшицюльский
(из «Истории одного города»), который «после 17 октября произведем
в околоточные надзиратели».
В фельетонах Воровского вообще получают новую жизнь хорошо
известные читателям персонажи литературных произведений — Со-
бакевич и Манилов, Хлестаков и чеховский «злой мальчик» и многие,
многие другие. Боровский как бы «продолжает», «дописывает» эти об-
разы, раскрывает те «готовности», которые в них заключены, показы-
вая, как они оживают и проявляются в новых исторических усло-
виях.
И в самом этом методе использования литературных персонажей
Боровский также очень близок Ленину, под пером которого герои
Тургенева и Гоголя, Грибоедова и Салтыкова-Щедрина служили бли-
стательному разоблачению современного либерализма, угодничества,
ренегатства, политического хамелеонства.
Боровский был замечательным литератором, одним из самых вид-
ных критиков-марксистов, и это находило отражение в его фельетонах,
насыщенных всегда меткими и яркими литературными ассоциация-
ми. Думается, что эта особенность фельетонов Воровского должна
быть шире и полнее освоена современными сатириками и публици-
стами.
Первые фельетоны Воровского, подписанные псевдонимом Фавн,
были опубликованы еще в 1906 г. в петербургской большевистской га-
зете «Волна», выходившей под редакцией В. И. Ленина, В. В. Воров-
ского и М. С. Ольминского. Однако именно в Одессе создано было Во-
ровским подавляющее большинство его фельетонов, появлявшихся по-
12

чти ежедневно на страницах разных одесских газет — от большой и со-
лидной ежедневной либеральной и «почти марксистской» газеты «Одес-
ское обозрение» — до маленькой «Нашей зари» или бульварного чер-
носотенного листка «Черноморский портовый вестник», который
Боровский тоже сумел использовать для пропаганды большевистских
идей
В 1909 г. пришлось расстаться с «Одесским обозрением». Издатель
газеты, много раз получавший предупреждения от одесского градона-
чальника из-за фельетонов Фавна, встал на путь прислужничества и
угождения властям. Боровский вынужден был некоторое время рабо-
тать в различных газетах, неизмеино оговаривая себе право выступать
осторожно и замаскированно, но в полном соответствии со своими
убеждениями. Умело применяясь к обстоятельствам, мастерски исполь-
зуя все легальные возможности, любую печатную трибуну, Боровский
ни на йоту не отступал от принципиальных позиций, последовательно
отстаивал большевистские взгляды по коренным вопросам русской
жизни. И в этом одна из.замечательных традиций боевой большеви-
стской публицистики, чуждой всякому влиянию и приспособленче-
ству, столь характерным для публицистики либеральной и меньшеви-
стской.
Часто приходилось ему менять и псевдонимы, чтобы усыпить бди-
тельность и не привлекать излишних подозрений. Фавна сменял Мухо-
мор, Кентавр, Профан, Псевдоним. Есть основание предполагать, что
выступал он и под другими псевдонимами, и трудно сейчас точно уста-
новить, сколько «аписано было им в эти годы статей, фельетонов, пам-
флетов, пародий. Во всяком случае это была работа постоянная и из-
нуряющая, осложнявшаяся необходимостью усыпить осторожность ли-
беральных издателей и маскироваться от бдительного ока полиции и
жандармерии.
По самым скромным подсчетам, только одних фельетонов написано
было Воровским за эти пять лет свыше четырехсот. Конечно, не
все они одинаково значительны и художественно совершенны, не все
они представляют одинаковый интерес для современного читателя.
Вот почему для настоящего сборника отобрана лишь некоторая
часть фельетонного наследия Воровского.
Перечитывая сейчас эти фельетоны, собранные воедино в книге,
убеждаешься в том, сколь несостоятельны представления о фельетоне,
13

как о газетной однодневке, обреченной на забвение вместе с фактами,
которые положены в его основу.
Давно забыты и мало кому интересны сейчас многие эпизоды, при-
влекавшие тогда внимание фельетониста. Но его боевые и темперамент-
ные, исполненные гражданского пафоса и тонкой иронии фельетоны,
в которых создаются подчас обобщенные типические образы большой
выразительности с интересом будут прочитаны и сегодня.
Новаторство и своеобразие фельетонов Воровского, их высокое ма-
стерство и политическая целеустремленность особенно наглядно -вы-
ступают при сопоставлении с тем, что публиковалось тогда на страни-
цах провинциальной и столичной печати.
Наиболее распространенным типом были фельетоны чисто развле-
кательные, рассчитанные на то, чтобы позабавить обывателя, приспо-
собиться к его низменным вкусам и потребностям.
Характерным образцом подобного творчества могут служить,
например, многочисленные фельетоны П. Пильского, печатавшиеся в
петербургской газете «Свободные мысли», издававшейся по понедель-
никам (день, когда ежедневные газеты не выходили) и призванной раз-
влекать и услаждать обывателя, страдавшего с похмелья после воскрес-
ного чревоугодия.
В одесской печати пошлые и похабные анекдоты во множестве
поставлял некий Финкель — издатель газеты «Одесская почта» — ти-
пичный бульварный репортер, весьма популярный среди обыва-
телей.
Боровский резко высмеял дешевое зубоскальство деятелей «поне-
дельничной прессы» как одно из проявлений и симптомов идейного и
литературного распада. Но фельетоны самого Воровского противостоя-
ли не только этим литературным поделкам, создававшимся на потребу
обывателя и захлестнувшим мутным потоком столичную и провинци-
альную прессу. Есть принципиальное отличие боевых фельетонов кри-
тика-большевика даже от лучших и несомненно талантливых высту-
плений такого весьма модного в те годы фельетониста, как Дороше-
вич. Хлесткие и остроумные фельетоны Дорошевича не поднимались,
как правило, выше мелкотравчатого обличения частных недостатков и
алоу потреблений, чем завоевали популярность среди либералов, играв-
ших во фронду и оппозицию.
Даже в тех случаях, когда Боровский и Дорошевич обращались в
своих фельетонах к одним и тем же событиям (например, к поездке чле-
14

нов Государственной думы в Англию), ясно видно, насколько глубже,,
политически острей и целеустремленней выступления большевистского
публициста по сравнению с либеральным фельетонистом, который
скользит по поверхности, «обыгрывает» лишт^ внешнюю комическую
сторону фактов и событий.
То же принципиальное различие обнаруживается весьма наглядно
и при сопоставлении фельетонов Воровского и широко известного в те
годы в Одессе либерального журналиста, редактора «Одесских ново-
стей», выступавшего под псевдонимом Лоэнгрин.
В один и тот же день Фавн и Лоэнгрин публикуют, например,
фельетоны, посвященные скандальному разоблачению провокатора
Азефа. Но если в фельетоне Лоэнгрина «Зигзаги» все дело сводится
к «обыгрыванию» сенсационной новости, к расуждениям о гениальной
изворотливости Азефа — этого «Маккиавели среди провокаторов», то
Боровский обнажает в своем фельетоне скандальную связь правитель-
ства с провокатором, продажность деятелей департамента поли-
ции — и тем самым раскрывает гнилость и продажность всего столы-
пинского режима. И показательно, что фельетон Воровского был
направлен против той официальной версии, которую излагал в
связи с делом Азефа Столыпин, пытавшийся успокоить общественное
мнение.
Фельетоны Воровского «били в корень», они обращены своим ост-
рием против основ существующего строя, раскрывают призрачность
столыпинского «успокоения». И когда сейчас перечитываешь эти вы-
ступления Воровского в пожелтевших от времени подшивках одесских,
газет, ясно видишь, что они выделяются не только политической ост-
ротой, талантливостью, тонким вкусом и неизмеримо более высокой
эстетической культурой. Это был принципиально новый для того вре-
мени тип фельетона, вдохновлявшегося совсем иными целями и задача-
ми, фельетона, который был боевым оружием большевистской про-
паганды, направленной на пробуждение народного самосознания и
подготовку нового революционного подъема.
В свое время Энгельс писал, что юмористу необходимо обладать
«верным взглядом, сразу улавливающим в событиях дня уязвимую,
требующую оценки сторону...»1.
Боровский в высокой степени обладал этим верным взглядом, этим
умением уловить и выставить на осмеяние уродливые и отвратительные
1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. II, 1931, стр. 235—236.
15

стороны современной ему действительности. Он умел смеяться зло и
торжествующе, весело и победно над тем, что было в глазах обывате-
лей незыблемо утвердившимся, вечным и непоколебимым.
И фельетоны большевистского публициста — не только замечатель-
ный памятник прошлого, но и вдохновляющий, поучительный пример
в сегодняшней нашей борьбе против сил и традиций старого мира во
имя торжества нового, коммунистического в жизни, в быту и в харак-
тере советского человека.
И. Черноуцан

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
Настоящий сборник имеет целью познакомить читателя с фельето-
нами В. В. Воровского, которые до самого последнего времени остава-
лись в своей подавляющей части несобранными и неизученными.
Из 149 фельетонов, вошедших в сборник, 124 публикуются о со-
ветское время впервые.
Предлагаемая вниманию читателей книга не исчерпывает содер-
жания фельетонного наследства Воровского, хотя и представляет
самую значительную его часть.
В сборник включены лучшие фельетоны Воровского.
За исключением шести фельетонов, весь материал сборника взят
из газет «Одесское обозрение», «Наше слово», «Одесские новости»,
на страницах которых с особым блеском развернулся публицистиче-
ский талант Воровского.
Свои фельетоны Боровский подписывал псевдонимами: «Фавн»,
«П. Орловский» («Одесское обозрение»1), «Черномор», «Мухомор»,
«Профан», «Пр.» («Наше слово»), «П. О.», «П. Орловский» («Одес-
ские новости»).
На основе текстологического анализа, свидетельств современников
и других данных установлено, что в «Одесском обозрении Боровский
печатался также под псевдонимами «Кентавр» и «Псевдоним».
Ряд фактов позволяет утверждать принадлежность Воровскому
фельетона «Зачем понадобился туман?», опубликованного в больше-
1 Псевдонимом «Фавн» Боровский пользовался также в газетах «Наше эхо»,
«Ззезда» и др.
2 В. В. Боровский 17

вистском журнале «Просвещение» № 3—4 за 1912 г. и подписанного
псевдонимом «—кий» (подробнее о других псевдонимах Воровского
см. в примечаниях).
Фельетоны Воровского публиковались в виде отдельных циклов.
В «Одесском обозрении» Боровский вел цикл «В кривом зеркале», в
«Нашем слове» — «Мысли вслух», в «Одесских новостях» — «Между
прочим». Наряду с этим Боровский часто выступал и с фельетонами
под различными заголовками. Однако и те фельетоны, которые во-
шли в вышеуказанные циклы, не связаны тематическим единством.
Поэтому представлялось целесообразным расположить фельетоны з
сборнике на основе хронологического принципа, что должно способ-
ствовать более цельному представлению о повседневной работе боль-
шевистского фельетониста. Этот принцип соблюдается как в первом
разделе сборника, куда вошли фельетоны на общественно-политиче-
ские темы, так и во втором его разделе, который составили фельетоны,
касающиеся вопросов искусства и литературы. Дана общая нумерация
фельетонов; во втором разделе, где имеется своя нумерация, порядко-
вый номер дается в скобках. Подстрочные примечания принадлежат
В. В. Воровскому (кроме переводов иноязычных слов и выражений).
Все фельетоны сверены с первопечатными источниками (рукописи
не сохранились).

разаел первый:

1
ГОРЕ НЕУТЕШНОЙ ВДОВИЦЫ
Сидит помещица Гурмыжская у окошка; смотрит на улицу, а слезы
так и капают и капают из глаз *.
Сегодня благовещение. Солнце радостно, во весь рот смеется, глядя
на землю, птицы бросили вить гнезда и весело чирикают, колокола
заливаются бодрыми голосами. Все настроено торжественно, празд-
нично.
И люди стали лучше, пригляднее. Большевики и меньшевики мирнэ
играют в бабки, и хотя ме-ки плутуют, бе-ки не обижаются и не лезут
в драку. Энесы и эсеры 2, трудовики надели чистые кумачные рубахи,
ярко вычистили сапоги бутылками, смазали волосы лампадным
маслом и гуляют кучками, щелкая подсолнухи и напевая «Дуби-
нушку».
Но городовой, стоящий на посту, не боится их сегодня. Он знает,
что в эгот день и бомба не взрывается и браунинг не палит. Даже
Крушеван с Пуришкевичем3 отказались на сегодня от погромов и
едут на извозчиках на острова.
Все довольны, все веселы. Только она одна, несчастная неутешная
вдовица, сидит, пригорюнившись, и крупные слезы стучат, как горох,
о подоконник.
Уж она ли его не любит, она ли его не старается ублажить? Ведь
ради него она рассорилась со своими соседями, которые подговаривали
ее сделать ему неприятности; а ведь, по совести, среди соседей есть
хорошие люди и жить с ними можно бы ладком. Ради него же она
71

рассчитала булочника-финна, который кормил ее выборгскими крен-
делями. Ради него же она продала татарину все красные тряпки, кото-
рые залежались еще со старых времен. Ведь он такой странный: рус-
ский — а не любит красного цвета! Она, положим, также уже не любит
красного: такова сила любви! В последнее время он что-то зеле-
ного начал не любить; придется перекрасить шелковое платье в жел-
тый цвет, тогда и он будет добрее, да и ей больше к лицу.
Чего, чего она не делала, чтобы понравиться ему... А он все гор-
дится, все отворачивается! Вон, вон идет он, какой гордый, какой
неприступный...
Слезы Гурмыжской сразу высохли, глаза загорелись. Мимо окон
прошел Кшепшицюльский 4 (произведен 17-го октября в околоточные
надзиратели). Он шел, важно закинув голову, с портфелем под мыш-
кой, и свернул во двор помещицы.
Вдова заволновалась. Она бросилась к окну, выходящему во двор,
и жадно впилась в стекло. А со двора доносился звучный голос
Кшепшицюльского, ругавшего у помойной ямы дворника.
— Болван, сколько раз тебе говорено: прикрывай аккуратнее лиД-
валиаду5. Опять какой-нибудь Гурко оступится. Теперь, так да растак
тебя, у нас конституция!
Гурмыжская кинулась в кухню.
— Матрена, Матрена! — кричала она,— беги скорее, скажи г-ну
надзирателю, что я насчет выкупа по справедливой оценке исправи-
ла 6. Я согласна продавать землю генералов по их ценам. Скажи, что
я «сегда, мол, всей душой. Да попроси, может зайдут чай пить;
я ведь,— она стыдливо опустила глаза,— к ним во время выборов за-
ходила. Сколько меня за это сицилисты поносили!
Матрена вышла, и вскоре из-под помойной ямы раздался грозный
голос Кшепшицюльского:
— Ты что мне, дура, зубы заговариваешь! Ты спроси-ка лучше
твою барыню, кто ей позволил посылать письма родным в имение
без ведома полиции.
Гурмыжская замерла...— Что я наделала,— мелькнуло у нее в го-
лове. Но она быстро опомнилась. Она распахнула окно, и, когда око-
лоточный проходил мимо, начала говорить умышленно громко:
— Ах, какая ты, Матрена; ну почему ты не снесла в участок мое
письмо к дяде? Следующий раз непременно неси все мои письма сна-
чала г-ну надзирателю, а лотом уж на почту.
22

Кшепшицюльский услышал эти слова; он самодовольно подкрутил
ус, поднял глаза к окошку и небрежно приложил руку к козырьку.
Гурмыжская заалела, как маков цвет, сердце у нее радостно заби-
лось, и душа наполни \ась трепетом сладостного предчувствия.
«Наше эхо», /гЛ
27 марта 1907 г. Фавн
Фельетон перепечатывается впервые.
«Наше эхо» — ежедневная большевистская газета, выходившая с 25 марта по
10 апреля 1907 г. в Петербурге при активном участии В. И. Ленина.
1 Гурмыжская—помещица из драмы А. Н. Островского «Лес». В данном слу-
чае с образом Гурмыжской ассоциируется у автора представление о кадетской
партии.
2 Ме-ки — меньшевики, бе-ки — большевики, энесы — народные социалисты,
эсеры — социалисты-революционеры.
3 Крушеван и Пуришкевич — руководители черносотенных союзов, организа-
торы и вдохновители многих погромов.
4 Кшепшицюлъский — полицейский из «Истории одного города» M. E. Сал-
тыкова-Щедрина.
5 Лидвалиада — от фамилии спекулянта Лидваля, который вместо продоволь-
ствия для голодающих поставил партию новых ватерклозетов с большой выго-
дой для себя. В махинациях Лидваля оказался замешан товарищ министра внутрен-
них дел В. Гурко, который авансировал Лидваля 800 тыс. руб. из государственных
средств. Дело Лидваля — Гурко прогрессивная общественность использовала для
разоблачения царской бюрократии. Гурко был отдан под суд сенаторов, но отделал-
ся лишь служебной отставкой.
6 Сначала кадеты считали, что выкуп помещичьих земель для передачи кресть-
янам должен производиться по «справедливой оценке», устанавливаемой государст-
вом, а потом, под нажимом помещиков, сняли это требование, согласившись, что
выкуп должен производиться по ценам, устанавливаемым самими помещиками,
т. е. втридорога.
2
НЕОПРЯТНЫЙ МАЛЬЧИК
У Чехова есть глубоко трагический рассказ о том, как некий чи-
новник, сидя в партере театра, чихнул и попал на лысину сидевшего
перед ним штатского генерала!. Чиновник оцепенел. До самого
23

антракта он сидел, как на иголках, а когда опустили занавес, он робко
подошел к генералу и почтительно начал просить извинения. Это было
очень хорошо. Почтительность — признак хорошего тона.
Генерал пробормотал: «ничего, ничего» — и поспешил скрыться.
Но чиновник не мог успокоиться. Он еще раза два подходил, прося
извинения, заходил за тем же к генералу на службу, наконец, отпра-
вился к нему на дом. Доведенный до белого каления генерал спустил
его с лестницы. Потрясенный чиновник, придя домой, лег на диван
и... умер.
Такая же трагическая история разгорается на наших глазах, но в
несколько усложненном виде.
Во время прений по бюджетному вопросу Родичев громко чихнул
в сторону самой элегантной ложи. Правда, он не только не побежал
извиняться за причиненное беспокойство, но спокойно сел, обвел тор-
жествующим взглядом соседей и, нисколько не смущаясь их испуган-
ными лицами, громко произнес: «Будьте здоровы, Федор Измаи-
лович!»
Но не так легкомысленно посмотрели на дело его родители. Кутлер
тотчас же послал записку Струве, и оба побежали в буфет, где допи-
вал седьмой стакан чаю Павел Николаевич, отирая струившийся по
лбу пот 2.
Начался быстрый обмен мнений, шепотом, озираючись, как кучка
заговорщиков.
Отголоски шепота поползли по коридору, и в одно мгновение за
соседним столом пил уже пиво Остен-Сакен 3, а из пор стен выступи-
ло, как привидения, с пол-дюжины так называемых служителей...
Но было уже поздно. Вопрос был решен. Кутлер, нервно обдерги-
вая сюртук, первый направился к «павильону», за ним остальные.
Через пять минут послышалась мягкая речь: «Не извольте подумать,
ваше 'прев-во, это он не по злой воле, это у него такой органический
недостаток, он всегда у нас так, такой уж неопрятный... А так он
очень вежлив и хорошо воспитан, смею уверить...»
— Ничего, ничего...— пробормотало его прев-во, стараясь усколь-
знуть от объяснений.
Депутаты ушли, но тоскливое чувство беспокойства щемило им
грудь.
— Нет, не успокоили мы его; сердится,— в один голос произнес-
ли они, очутившись опять в буфете.
24

Через час его прев-во выходило из думы и уже занесло ногу на
подножку экипажа, когда к нему опять подошли трое.
— Вы уж, пожалуйста, не обижайтесь, ваше прев-во, потому это
вовсе не от дурного воспитания; напротив, даже его воспитатели все
говорят...
— Да я нисколько, пожалуйста, ничего, ничего,— быстро прогово-
рило прев-во и, приподняв цилиндр, вскочило в пролетку. Лошадь
помчалась.
— Нет, все еще сердится,— со вздохом сказали трое и, потупив
голову, грустные пошли в комиссию по проверке подписей Лидваля.
Вечером состоялось совещание фракции по этому поводу, была вы-
брана специальная комиссия, были приглашены в качестве экспертов
все предводители дворянства, и на другой день утром специальная
депутация отправилась на квартиру прев-ва.
Прев-во с недоумевающим видом встретило депутатов. Выступил
сам председатель.
— Вчера, ваше прев-во, произошло печальное недоразумение. Во
время бюджетных прений... Неожиданный случай... Оратор... чихнул...
Он собственно...
(Дальнейшие сведения еще не доставлены репортером).
«Наше эхо»,
28 марта 1907 г. Фавн
Перепечатывается впервые.
В основу фельетона положен факт, имевший место во время прений по бюджет-
ному вопросу в Государственной думе. Этим же прениям В. И. Ленин посвятил
свою статью «Дума и утверждение бюджета» (Сочинения, т. 12, стр. 270—275),
опубликованную в том же номере газеты «Наше эхо», что и фельетон Воровского.
Выступая в думе, член кадетской фракции Ф. И. Родичев употребил в своей
речи против смертной казни выражение «столыпинский галстук». Председатель Со-
вета министров П. А. Столыпин, присутствовавший на заседании, вышел демонстра-
тивно из зала и удалился в министерский павильон. Вскоре пришло известие, что
Столыпин решил вызвать Родичева на дуэль и посылает к нему секундантов.
Кадетский депутат растерялся...
. Взволновалась и вся кадетская фракция, которая срочно собралась для
обсуждения создавшегося положения. Лидер кадетов П. Н. Милюков посоветовал
Родичеву извиниться перед премьер-министром. «Все еще взволнованный и расте-
рянный,— писал в своих мемуарах Милюков,— Родичев пошел извиняться».
Инцидент в думе и послужил Воровскому поводом для осмеяния угодниче-
ства и пресмыкательства кадетов.
25

Разоблачения большевистской печати вызвали злобные выпады против газе-
ты «Наше эхо» со стороны кадетской «Речи», отрицавшей тот факт, что кадеты
извинялись перед Столыпиным. В ответ «Наше эхо» писало: «Юпитер, ты сердишь-
ся, стало быть, дело не чисто! Мы охотно допускаем, что были введены в заблуж-
дение, что по этому поводу депутация к г. Столыпину не ходила. Но разве это
хоть на йоту изменяет подобострастно-почтительное отношение кадетов к власть
имущим, их подозрительную уступчивость и предупредительную «готовность к
услугам»? Дыму без огня не бывает. Отмежуйте себя, господа, от правительства
и в политике и в закулисном политиканстве, и тогда сама собой исчезнет почва
для «клеветнических» слухов» («Наше эхо», 1907, № 4).
1 Речь идет о рассказе А. П. Чехова «Смерть чиновника».
2 Федор Измаилович — Родичев; Кутлер — деятель кадетской партии; Павел
Николаевич — П. Н. Милюков.
3 Остен-Сакен — член Государственной думы, октябрист.
з
ДУМСКАЯ ПЕРЕПИСКА
..Переписка двух семей,—
Роман классический, старинный,
Отменно длинный, длинный, длинный,
Нравоучительный и чинный,
Без романтических затей.
1. ПИСЬМО ДОМОХОЗЯИНА К КВАРТИРОНАНИМАТЕЛЮ
Милостивый государь!
Старший дворник донес мне, что к вам ходят какие-то подозритель-
ные субъекты и стриженые девицы (может, и беспаспортные, кто их
знает). Я не могу сего потерпеть, потому, как я, состоя 2-й гильдии
купцом и членом союза русского народа и активной борьбы с револю-
цией, должен следить за моими квартирантами. Тоже вы комнаты
сдаете каким-то студентам, а к ним всякие ходят. Чего они ходят?
Может, бомбы или какие другие противоправительственные вещи при-
носят. Я не могу допустить в своем доме таких безобразий, а посему
прошу вас принять меры к обузданию ваших студентов и сообщить
мне об этом.
Подписываюсь 2-й гильдии купец
Стопылин
26

2, ПИСЬМО КВАРТИРОНАНИМАТЕЛЯ К ДОМОХОЗЯИНУ
Милостивый государь!
Не могу не выразить моего удивления по поводу вашего письма.
Квартира снята мною по контракту, и я считаю себя в ней полным
хозяином. Я не обязывался перед вами докладывать вам, кто ко мне
ходит в гости, и нет такого закона, который позволяет вам как домо-
хозяину делать мне запрос по этому поводу. Это я могу делать вам
запрос, почему по целым месяцам не вычищается выгребная яма, по-
чему лестница содержится грязно, а швейцар всегда пьет. Прошу вас
больше не беспокоить меня вашей навязчивостью.
Примите уверение и пр.
Оловин
3. ПИСЬМО ДОМОХОЗЯИНА К КВАРТИРОНАНИМАТЕЛЮ
Коли, ежели ты, сударь, допрашиваешь меня, по какому такому
полному ораву я тебе вопрос чиню, так вот тебе ответ. По приказу
господина градоначальника за № 752, 437, 121 я обязан наблюдать
за моими жильцами, потому как я отвечаю перед начальством за вся-
кое безобразие. А потому я имею секретное предписание от союза
русского народа, чтобы не допущать своевольства русских студентов
и стриженых курсисток. Я тебе, сударь, писал честь честью, по хоро-
шему, потому не люблю я ссоры. А ежели ты хочешь по закону, так
вот тебе мой закон: приказал я дворнику и швейцару никого посто-
роннего в квартиру не пускать. Пойди, жалуйся в полицию.
Подписует 2-й гильдии купец —
Стопылин
4. ПОСЛЕСЛОВИЕ
Апреля... д. 1907 года я, нижеподписавшийся, помощник пристава
•..части составил настоящий протокол на предмет выселения потом-
ственного дворянина Олсвина из занимаемой им в доме 2-й гильдии
купца Стопылина квартиры...
Фавн
«Наше ?хо»,
31 марта 1907 г.
27

Фельетон перепечатызается впервые.
Это смелая сатира на председателя Совета министров, организатора и вдохно-
вителя реакции П. А. Столыпина (назван в фельетоне Стопылиным) и председа-
теля Государственной думы Ф. А. Головина (назван Оловиным).
Поводом для фельетона послужила действительно имевшая место переписка
между Столыпиным и Головиным. Подготовляя законопроект о разгоне II думы,
Столыпин запретил членам думы переписываться с земскими учреждениями, при-
влекать для работы в комиссиях представителей различных слоев населения.
Председатель думы Головин ответил Столыпину письмом, в котором пробовал
возражать против этих полицейских мер. Тогда Столыпин приказал страже Таври-
ческого дворца, где находилась дума, не пропускать никаких экспертов.
В статье «Призрак конституции» большевистская газета «Наше эхо» писала
по этому поводу: «Изолировав думу от народа, заперев ее в стенах Таврического
дворца», правительство «отгородило думу китайской стеной от населения, запре-
тив доступ в думу экспертам, сделав невозможными поездки на места депутатов»
(«Наше эхо» 31 марта 1907 г.)- Боровский нредсказывает в фельетоне разгон
думы. В своем прогнозе, как известно, он не ошибся.
ДЫХАНИЕ ВЕСНЫ
У фрейлины Р. был бал... Вдруг... открывается
дверь и входит мужик... Все замерли... Лавируя
между шлейфами, мужик проследовал дальше... ти-
хо, не торопясь, обогнул амфиладу комнат и так же
тихо вышел парадным ходом.
(«Биржевые ведомости», вечерний выпуск от 30 ап-
реля).
Шло заседание высшего государственного учреждения. Дряхлые
старцы, увенчанные сединами, а больше лысинами, обремененные орде-
нами и золотым шитьем, грузно покоились в мягких креслах, посапы-
пая, а порой и похрапывая.
Было тихо, и скучно, и уныло. Секретарь вяло читал себе под нос
какое-то донесение, председатель мерно покачивался в такт монотон-
ного чтения, газетные корреспонденты зевали во весь рот, одинокие
мухи не выдерживали тоскливого настроения и мерли...
По временам скрипело кресло под тучным телом сановника, отси-
девшего ногу, по временам раздавался тихий стук сухих пальцев о
28

табакерку или сдавленный старческий кашель: и при всяком движе-
нии, при всяком звуке по зале проходила неприятная струя затхлого
запаха, славно открыли двери отсыревшего подвала или расшевелили
плохо забальзамированную мумию.
И потом все опять затихало, опять лилась тихая струя из уст сек-
ретаря, опять качался, дремля под ее звуки, председатель, опять за-
мирали старцы и неистово зевали корреспонденты.
И вдруг... вдруг случилось что-то необычное. Тихо, беззвучно, но
порывисто, распахнулась большая дверь, и в зал вошла никому неве-
домая девушка. Она была вся в белом, золотистые волосы рассыпа-
лись по плечам, из голубых глаз струились лучи света, в руках она
держала свежую ветку с маленькими ярко-зелеными лепестками.
Потоки яркого весеннего воздуха ворвались за нею в пустой зал, неся
запах фиалок, щебетанье птиц, лесной шум, дыханье свежераспахан-
ной земли. Казалось, старый зал превратился в зеленый сад, распус-
кающийся в объятиях лучей солнца...
Старцы оцепенели... В первую минуту они невольно всполошились:
один схватился за ногу с криком: «запирайте двери, сквозит»; другой
закашлялся; третий не выдержал лучезарного явления и поспешил
надеть на глаза зеленый козырек. Но потом страшная мысль сразу
осенила их: «бомба!» и они замерли в том положении, как были.
А таинственная незнакомка быстрым движением распахнула все
окна,— и свет, и воздух, и веселый гам улицы жадно ворвались в
зал, дерзко теребя скудную растительность на головах старцев, зале-
зая под расшитые мундиры, обнимая морщинистые, бесцветные лица.
И в полуоглохших ушах звенел, как весенняя мелодия, голос незнаком-
ки: «Восстаньте, трупы, сбросьте ваши ветхие наряды, оставьте вашу
ненужную работу; смотрите, как хороша жизнь, как ярко, радостно
светит солнце, как поют птицы, как бодро вздымается грудь, как
кровь кипит, как страстно хочется жить!..»
И вдруг случилось нечто неожиданное. Едва чистый, свежий ве-
сенний воздух коснулся сановников, они начали быстро желтеть, мор-
щиться, уменьшаться и один за другим рассыпались в прах.
Незнакомка долго еще стояла и с удивлением смотрела на кучки
сора, оставшиеся на мягких креслах...
«Наше эхо», Фавн
1 апреля 1907 г.
29

Фельетон перепечатывается впервые. В том же номере газеты, где опублико-
ван фельетон, была напечатана статья В. И. Ленина «Аграрный вопрос и силы
революции» (Сочинения, т. 12, стр. 296—299).
ЖИЗНЬ. ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
№1
Всякому гражданину необходимо знать биографии его выдающихся
соотечественников. Особенно важно знакомиться с жизнью замеча-
тельных патриотов, ибо это способствует укреплению любви к отече-
ству, чувства народной гордости и благодарности к нашим естествен-
ным начальникам.
Сегодня мы дадим краткое, но весьма поучительное жизнеописание
дворянина"патриота В. Н. Снежко (он же Снежков), участника по-
следнего дворянского съезда. Пусть молодое поколение, глядя на него,
учится добродетели и укрепляется в преданности и признательности.
Ибо это тот самый дворянин-патриот В. Н. Снежко (он же Снежков),
который предложил на дворянском съезде уничтожить все выс-
шие учебные заведения — эти 'зловреднейшие рассадники револю-
ции.
А в вопросах патриотизма, высшего образования и революции дво-
рянин Снежко бесспорный авторитет.
Свой патриотизм он засвидетельствовал самым убедительным об-
разом. Случайно родившийся дворянином Черниговской губ., от роди-
телей, носивших украинскую фамилию Снежко, он не поколебался
исправить ошибку родителей и к их фамилии прибавил благона-
дежное великорусское «в». Так из украинца, автономиста, чуть не
либерала, получился истинно русский черносотенный дворянин
Снежков.
Он засвидетельствовал и свою компетентность в вопросах высшего
образования, ибо благополучно дошел до 4-го класса гимназии, а это
образование, бесспорно, было выше, чем образование его сверстников
(например, Митрофан Простаков). Сам познав ядовитый плод науки,
он заслужил себе право смело судить об этом вопросе. Будучи удален
30

из 4-го класса гимназии (не подумайте, что за неспособность!), он
поступил в юнкерское училище, вышел офицером, был учителем и ру-
ководителем солдат, потом перешел в земские начальники, был руково-
дителем и попечителем крестьян, судил и сек, и был любим благодар-
ным населением (дворянским, конечно).
Но он так же непосредственно, собственными усилиями и боками,
изучил и то зловредное, изобретенное недоучками и жидами, явление,
которое обыкновенно называют революцией. Желая (как отец и друг)
убедить «своих» крестьян, насколько пагубно для них же самих выби-
рать в думу людей, не заслуживающих доверия чинов местной поли-
ции (а следовательно, всех благомыслящих людей в России), он от-
правился на волостной сход (во время выборов) в село Локоток, Глу-
ховского уезда. Патриотический долг требовал от него, чтобы он
указал грубым, невежественным крестьянам, кого должны они избрать
в думу, если хотят, чтобы правильно были представлены интересы
и нужды (дворян, конечно). Но мужики были грубы и невежественны
(они не получили такого высокого образования) и, не поняв своих соб-
ственных интересов, они прогнали со схода дворянина-патриота Снеж-
ко (он же Снежков).
Так, тяжелым, но поучительным опытом жизни дворянин Снежко
убедился во вреде высшего образования и во вреде многоземелья
крестьян, делающего их грубыми и невежественными. Но в то же
время он еще больше укрепился в патриотизме, в любви к родной
земле (унаследованной и благоприобретенной), в ненависти к рево-
люции. И вы, молодые поколения, глядя на доблестного дворянина-
патриота, пропитайтесь теми же великими чувствами, ибо на них зиж-
дется сила и величие отечества, и благо вам будет на земле, и не посяг-
нет мужицкая рука на ваши кровью и потом (чужим) приобретенные
поместья, и не исчезнет благородное сословие, и не истощатся доход-
ные должности, субсидии, пособия, аренда, и будет народный карман
вашим карманом, а ваши долги народными долгами. Аминь.
«Наше эхо». фавн
4 апреля 1907 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с выступлением земского начальника В. Н. Снеж-
кова на дворянском съезде, происходившем в конце марта— начале апреля 1907 г.
в Петербурге.
31

В своей речи этот черносотенец заявил, что учебные заведения служат револю-
ционным целям и прививают учащимся «зло и ненависть». Чтобы «спасти Россию
от разложения», ретивый начальник предложил оставить два-три высших учебных
заведения для «благонадежных» элементов, а все остальные закрыть.
ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
№2
Известно, какое громадное значение для блага и процветания обще-
ства имеет наследственность. Об этом знал еще великий Платон, пред-
лагавший в своем устройстве идеального общества спаривать граждан
и гражданок по предписанию участковых приставов для получения
полезного и желательного для государства потомства. Об этом знали
и английские скотоводы, у которых Дарвин обучался своей теории.
Принцип наследственности применялся широко и в нашей государ-
ственной жизни, где многие почетные и доходные должности переда-
вались по наследству.
А посему неудивительно, что когда у жандармского вахмистра
Ермила Пономарева родился сын, то восприемник оного, агент охран-
ного отделения Отцепредательский, пошлепал младенца по мягкости
и пророчески произнес:
— Хороший из него сыщик выйдет.
— Вашими устами да мед пить,— подхватил счастливый отец,
радостно ухмыляясь во весь рот.
Правда, одно время казалось, что молодой Леонид (названный так
в честь греческого героя, охранителя Фермопил) сбился с праведного
пути и пойдет по словесности. Ибо он прошел благополучно курс
среднего учебного заведения и поступил в Горный институт. Однако
скоро стало ясно, что талантливый юноша идет твердо по предопреде-
ленному пути. Не прерывая занятий наукою, он, по мере сил, служил
отечеству, исполняя те важные для государства, но непонятные мало
развитым людям функции, которые в простонародье называют шпион-
ством и провокацией. Он знал, что для его будущей полезной деятель-
32

ности необходимо не только знание земных недр, которое давал ему
институт, но и знание недр человеческой души.
Но и этим он не удовлетворился. Он понимал, что одним из источ-
ников крамолы является изобретенное «Коммунистическим Манифе-
стом» разложение семьи.
И он вмешался в бракоразводное дело супругов С, играл там, как
говорили глупые люди, гнусную роль, заработал, как утверждали вра-
ги, хороший куш,— но никто не понял, что только любовь к отечеству
и преданность основам заставили его погрузиться в изучение трудного
семейного вопроса!
Даровитый юноша понимал также, что в рабочем классе нарож-
дается опасный элемент, рабочий класс — плод развития промышлен-
ности. И вот, чтобы изучить жизнь промышленности, он поступил на
летние каникулы в качестве практиканта на Царицынский металлур-
гический завод.
Здесь ему пришлось убедиться, как вредна для отечественной про-
мышленности монополия; и, чтобы уничтожить этот вред, он передал
секретные чертежи мартеновских печей конкуренту завода. Правда,
глупые люди утверждали, что он украл чертежи, враги утверждали,
что он их продал и заработал хороший куш, но никто не понял, что
только беззаветная любовь к отечеству заставила его отвлечься от
прямых обязанностей агента охранного отделения и заниматься изуче-
нием печей!
Однако глупые люди и враги начали клеветать, шуметь, устраи-
вать сходки, разоблачать,— одним словом, проделывать какую-то ли-
беральную мерзость. Они кончили тем, что прогнали его из инсти-
тута. «Тем хуже для вас,— сказал Леонид Пономарев, когда нога
одного из товарищей помогла ему сойти с лестницы,— но отечество
меня оценит».
И отечество его оценило. Оно возвело его в сан жандармского кор-
нета и облекло любовью и доверием. С тех пор Пономарев становится
любимым детищем отечества. Он делает обыски у своих бывших про-
фессоров Баумана и Лутугина со знанием дела и расположения комнат,
он подготовляет процесс 19-ти, а когда его приглашают на суд, он
отговаривается тем, что ему «наплевать» на суд. А отечество рукопле-
щет: «браво, Леонид, браво, сын Ермилович!»
Его посылают в Вильно: там завелась крамола, она перевозит ору-
жие, она хочет погубить отечество. Пономарев уже там — он ищет
3 В. В. Боровский 33

крамолу, но не находит. «Если крамолы нет, ее надо изобрести»,—
говорит он, вспоминая реферат о Вольтере в кружке, который он потом
провалил. И он изобрел. Он поехал в Эйдкунен, он купил на собствен-
ные казенные деньги оружие, он организовал переправу и... сам же
накрыл гнусных контрабандистов, подготовляющих гибель отечества.
Отечество поблагодарило. Он вторично мчит в Эйдкунен, но прода-
вец-немец узнает его и, не оценив его заслуги, избивает. Пономарев
протестует: испорчены честь и пальто.
Мне не жалко моей морды,
Заплати хоть за пальто,—
поет он немцу. А отечество милостиво и добродушно улыбается.
Пономарев из кожи вон лезет, он старается превзойти самого себя.
Его начальство, полковник Мясоедов 1, любит кататься на автомобиле
в Эйдкунен. Пономарев подкупает босяка, чтобы тот подложил оружие
и динамит в автомобиль полковника. «Он гений»,— сказало отечество
и водворило его в Государственной думе.
Здесь Пономарев оправдал все ожидания. Он вездесущ, он всеве-
дущ, он вседелающ. В одно и то же время он делает обыск в комнате
эсеровской фракции, он подсматривает из великокняжеской ложи, он
подслушивает в кулуарах, он разбрасывает черносотенные издания, он
приводит в движение десятки агентов-охранников. Им только и дер-
жится дума. Утверждают даже (это пока секрет), что те бомбы, кото-
рые депутат Шульгин 2 увидел за пазухой у левых, были туда подбро-
шены Пономаревым, да так подброшены, что сами левые не заметили!
— Ну и мастак,— говорили старые, заматерелые шпионы, помня-
щие еще 80-е годы.
— Этот дальше Плеве пойдет,— хмурятся завистливые конкурен-
ты-сослуживцы.
А отечество милостиво улыбается, и из самых небес смотрит бес-,
смертный лик жандармского вахмистра Ермила Пономарева и плачет,
от умиления.
«Наше эхо», Фавн
10 апреля 1907 г.
Перепечатывается впервые.
В фельетоне приводятся подлинные факты преступной деятельности жандарм-
ского офицера Пономарева, о котором много писали русские газеты в апрельские
дни 1907 г.
34

Профессиональный провокатор и шпион, он погубил многих людей и тем
самым снискал расположение начальства. Заняв пост помощника начальника
охраны Таврического дворца, в котором помещалась Государственная дума, он и
здесь являлся организатором различных провокаций, инспирированных свыше hl
направленных против левых депутатов.
1 Полковник Мясоедов — начальник Вержболовского жандармского отделения,,
в котором одно время служил Пономарев.
2 Шульгин — член Государственной думы, черносотенец, издатель-редактор,
реакционной газеты «Киевлянин».
7
МЕЩАНЕ УМНЫЕ И МЕЩАНЕ* НЕУМНЫЕ
Когда люди, заведующие в Одессе судьбами искусства, решали
(или предрешали) отдать городской театр на будущий сезон г-ну Баг-
рову, говорят, был высказан такой довод против возобновления кон-
тракта с г. Никулиным: «У нас театр был дворянином, он же сделал
его мещанином». Не знаю, насколько это верно, но — употреб-
ляя итальянскую пословицу,— если это и неверно, то удачно при-
думано.
В самом деле — фраза великолепная!
В ней так полно и ярко отразилась душа современного русского
мещанина.
И по закону противоречия невольно вспомнилась другая фигура —
фигура французского мещанина конца запрошлого века.
Какая пропасть между ними! Там вековое унижение и бесправие
.податного сословия выработало в мещанине сознание, что только соб-
ственными силами, собственным умом, энергией, борьбой—наперекор
привилегированным — он выбьется из жалкого положения, из «ниче-
го» станет «всем».
И мещанин действительно этого добился: он добился того, что
избалованная привилегиями и безнаказанностью аристократия долж-
на была покорно склонить выю перед так называемым «гражданским
порядком», т. е. мещанским, буржуазным строем.
Принцы королевской крови, вроде Филиппа Орлеанского, спешили
подальше упрятать свое «дворянство» и щеголяли «мещанскими»
3* 35

кличками. А сын его — король Людовик-Филипп — именовался
мещанским королем и ходил с зонтиком подмышкой, как любой завсе-
гдатай одесской биржи *.
Да, французские мещане были другой породы!
Правда, они отстаивали только узкие интересы своего класса и бы-
ли жестоки и безжалостны по отношению к классам, стоящим ниже
их, но зато свои-то интересы они умели защищать с умом и гордостью,
с соблюдением собственного достоинства. Они умели уважать себя са-
мих, свое сословие, свои идеалы.
И вот, посмотрите на наших мещан, на этих Тит Титычей 2, кото-
рые раболепно бьют челом перед всяким титулом, которые не находят
более лестного наименования, как «дворянин», и более унизительного,
как «мещанин». Они готовы оплевать собственное звание, звание от-
цов и детей своих, они готовы издеваться над своей личностью и чело-
веческим достоинством, если они этим вызовут благосклонную улыб-
ку на устах титулованного покровителя. И не только в общественной
жизни они добровольные рабы, нет, они так же оплевывают самих
себя и в частной жизни. Для них свадьба — не свадьба, если на ней
нет «генерала»3, и — боже — какое счастье, если их дочь выйдет за
дворянина, или сын дослужится до дворянства!
Рабье племя! Класс, который стыдится своего происхождения и
умильно преклоняется перед родовыми привилегиями, заслуживает
только презрения.
«Он был дворянином, вы хотите его сделать мещанином»,— вопят
в ужасе одесские мещане.
И неужели среди них не нашлось ни одного человека, который гор-
до и смело сказал бы:
— Да, мы, мещане, хотим его сделать мещанином, таким же меща-
нином, как мы сами, ибо мы хотим жить для себя, а не для приви-
легированных господ. Нам надоело быть «ничем», мы хотим быть
«всем»!
У нас, фавнов 4, нет сословий,— мы все равные и равноправные
лесные граждане.
Но,— клянусь нимфой! — если бы я был российским дворянином,
мне было бы стыдно за одесских мещан...
«Одесское обозрение», Фавн
11 декабря 1907 г.
36

Перепечатывается впервые.
Двухлетний период деятельности Воровского в «Одесском обозрении»
(1907—1909) был особенно плодотворным. Большевистский литератор высту-
пал здесь с многочисленными ооозрениями на политические темы, опубликовал не-
мало литературно-критических статей, в «Одесском обозрении» он окончательно
утвердился как фельетонист,— именно в этой газете увидела свет большая часть
его фельетонов.
Будучи весьма- заурядным либерально-буржуазным органом, ориентировав-
шимся на очень узкую и специфическую аудиторию (одно время, в конце 1905 г.,
когда газета выходила под названием «Новое обозрение», во главе ее стоял
печально известный кадетский идеолог Изгоев), «Одесское обозрение», после при-
хода в редакцию новых людей, сочувственно относившихся к марксизму, и особен-
но, после появления Воровского, заняло ярко, выраженную демократическую
оппозиционную линию и приобрело значительное влияние среди прогрессивной
интеллигенции и рабочих. Тираж ее временами достигал 10 тысяч экземпляров,
газету выписывали в Херсоне, Николаеве, в Бессарабии. В этом была и большая
заслуга Воровского. В. И. Ленин интересовался работой Воровского в «Одесском
обозрении» и благодаря Воровскому мог использовать редакцию газеты как
большевистскую явку. Писала Воровскому в адрес «Одесского обозрения» и
Н. К. Крупская. Одесские большевики, по сообщению одного из деятелей одес-
ской организации, В. Дегтя, использовали «Одесское обозрение» как «агитационную
трибуну», «главным образом потому, что там работал тов. Орловский» (один из
псевдонимов Воровского).
Фельетон «Мещане умные и мещане неумные» написан в знак протеста про-
тив состоявшегося решения театральной комиссии Одесской городской думы об
аннулировании контракта на эксплуатацию городского театра антрепренером
В. И. Никулиным (отец писателя Льва Никулина) и сдачу его антрепренеру Ба-
грову. Решение театральной комиссии, в которой заседали реакционеры и круп-
ные магнаты вроде Анатра, Казаринова, Масленникова и других, вызвало возму-
щение прогрессивной общественности Одессы. Антрепренер Никулин стремился
приблизить театр к массам, открыл доступ в городской театр широким слоям
публики, часто практиковал с этой целью бесплатные спектакли. Деятельность
Никулина являлась предметом острого недовольства городской думы.
1 Речь идет о представителе младшей ветви династии Бурбонов Филиппе
Эгалитэ (1747—1793), герцоге Орлеанском. Всячески заигрывая с буржуазно-
мещанскими слоями, Филипп не скупился на демагогические речи. В 1793 г. был
обвинен в участии в контрреволюционном заговоре и казнен. Его сын Людовик-
Филипп (годы правления 1830—1848), назывался в буржуазной историографии
«королем — гражданином».
2 Тит Титыч — купец-самодур из комедии А. Н. Островского «В чужом
пиру похмелье».
3 Автор намекает на рассказ А. П. Чехова «Свадьба».
4 Фаен — в древнеримской мифологии бог полей, гор и лесов, покровитель
стад.
37

8
НА ВЕРНОМ ПУТИ
Дикая сцена, которой сопровождалось трамвайное торжество
Одесской думы лад одесским населением, лишний раз показала, какая
тьма кромешная царит в душах известной части «ашего «народа» *.
Конечно, не нужно быть особенно догадливым человеком (тем
более, когда живешь в Одессе), чтобы понять, какие интересы при-
водили в движение заколониые руки2 — для хлопков победителям,
для избиения разоблачителей.
Но неужели же победа правды, неужели торжество добродетели,
бескорыстья, преданность интересам меньшого брата, бессребренно-
сти — все, что проявили радетели городских интересов бельгийского
трамвая,— неужели же все это не может не сопровождаться разнуз-
данностью насилия, дикой кулачной расправой?..
Темен, некультурен народ русский,— по крайней мере,— истинно
русский!
И была бы безотрадна жизнь грамотного обывателя, если бы...
если бы это темное царство не осветилось лучом света. А луч этот
блеснул от трибуны Государственного совета.
Во время мирных прений о попечительствах трезвости г. министр
финансов, возражая члену совета Кони3, разъяснил, что для народ-
ного образования весьма нужен и важен балет *.
* В юмористическом отделе газеты «Сегодня» находим, между прочим, следую-
щую остроумную «сказку» о «смешном генерале»:
СКАЗКА XX ВЕКА
Жил генерал.
Была балерина.
Генерал ходил в балет.
И также в совет.
В балете смотрел балерину.
В совете делал политику.
Генерал любил поговорить,
Но от старости все путал:
В балете говорил о мужиках.
В совете говорил о балерине.
И все смеялись.
И в балете.
И в совете.
38

Кони не соглашался, но ведь он юрист, а что может понимать
юрист в балете?.. Балет искони держался вкусами и иждивениями фи-
нансистов.
И когда с высоты трибуны шали вещие слава министра финансов,
сразу стало всем ясно, что как раз этого не хватало всегда делу на-
родного образования в России, что г. министр сразу поставил судьбы
русской культуры на верный путь.
В самом деле, что такое верный путь развития?
Это — закономерный путь, путь, отвечающий требованиям исто-
рических законов.
Еще Гегель (королевско-прусский профессор, человек вполне бла-
гонадежный) говорил, что исторические положения повторяются на
высшей ступени развития, но в более развитом, более совершенном
виде...
Оглянитесь назад, читатель! У колыбели европейских народов зы
встретите в древней индийской общине балет -как средство народного
образования. Каждая община содержала своих баядерок, которые по
праздникам услаждали «кек-уоком» и матчишем индийских мужиков,
развивая в них гармонически-благонамеренный дух завсегдатаев пер
вых рядов кресел.
И не было там ни стачек, ни революций, ни ослушания начальства.
А если индийцам и приходилось иногда умирать от голодного
тифа (это их национальная особенность), они делали это с изящным
жестом и пластическим телодвижением.
В народных учителях и прочих интеллигентах, разумеется, не бы-
ло никакой надобности...
Прошли тысячелетия, и вот осуществляется Гегелево миропони-
мание.
Возрождается народный балет, неся с собою смягчение нравов,
мягкость и изящество движений, пластичность мысли и гармонию
вкусов.
Народные школы превратятся в храм искусства, учителя и учи-
тельницы сбросят неуклюжие наряды и облачатся в трико, школьные
сторожа станут механиками и творцами световых эффектов; место
«Родного слова» займет «Дочь фараона», место инспекторов — танц-
мейстеры, место г. Кауфмана — m-lle Кшесинская 4.
И мужички будут сидеть за чистыми, резными, в русском стиле
столиками, пить монопольку и наслаждаться красотой не хуже, чем
39

действительные тайные и просто тайные лосетители столичных
театров.
Это ли не равенство? Это ли не счастье, не культура? И кому
тогда нужны будут всякие социализмы и прочие измы?—Никому!..
А если тогда одесской городской думе придется заключать новый,
еще более выгодный контракт с Легодэ 5, «еужели вы думаете, Бух-
штабу и Нагорскому придется произносить скверные 'слова и их
друзьям упражнять кулаки на спинах сотрудников «Одесского обо-
зрения»?
О, нет! Они только станут на кончики пальцев, подрыгают икра-
ми, опишут руками (пленительный круг,— и посрамленные журнали-
сты поспешат напечатать в своих отчетах:
«Несть думы — справедливей и бескорыстней черносотенной ду-
мы! Несть трамвая — прибыльнее и выгоднее (для города, конечно)
трамвая бельгийцев. Несть печати — злокозненнее и коварнее про-
грессивной печати!»
И опять будет мир, м опять будут плясать баядерки, и опять будут
бойко торговать монопольные лавки...
«Одесское обозрение», Фавн
12 декабря 1907 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Трудящиеся Одессы резко выступали против заключения кабального согла-
шения с бельгийскими концессионерами о строительстве трамвая. Около 2 тыс.
одесских рабочих обратились в городскую думу с заявлением, в котором говори-
лось, что «городская дума должна поставить в непременное условие предприни-
мателю..., чтобы работы по устройству электрического трамвая производились в
России, главным образом в Одессе, и из русских материалов» («Одесское обозре-
ние», 11 декабря 1907 г.). Газета «Одесское обозрение» активно »выступила в
защиту этих требований одесского пролетариата, разоблачила грязные махинации
черносотенной думы и ее реакционных депутатов, которые ради своего обогащения,
несмотря на протесты широких слоев населения, заключили невыгодный для трудя-
щихся города договор с бельгийскими предпринимателями. Указывая, что послед-
ствием этого договора явится усиление и без того «свирепствующей безработи-
цы», «Одесское обозрение» писало: «Думцы показали, что им наплевать на
интересы населения». Позиция «Одесского обозрения» в «трамвайном вопросе»
вызва\а взрыв хулиганских страстей у реакционных депутатов городской думы —
Бухштаба, Нагорского, Белого, которые в своих речах требовали санкций против
печати и призывали к разгрому «Одесского обозрения». 11 декабря 1907 г., по
окончании прений в городской думе, произошла дикая сцена, о которой и говорит
а своем фельетоне Боровский: корреспондент «Одесского обозрения» был избит
черносотенцами.
40

2 Воровский имеет в виду хулиганов, стоявших за колоннадой, в зале засе-
даний думы.
3 Кони, Анатолий Федорович (1844—1927), академик, крупнейший юрист
и судебный деятель, был членом Государственного совета. При обсуждении в со-
вете вопроса об упразднении попечительств трезвости, осуществлявших надзор
за продажей спиртных напитков и борьбу с алкоголизмом, А. Ф. Кони подверг
деятельность этих обществ критике, одновременно призвав к организации обществ
распространения грамотности и просвещения как важных средств искоренения
пьянства.
4 Кауфман — министр просвещения; Кшесинская — известная балерина.
5 Легодэ— бельгийский предприниматель, заключивший с городской думой
договор на сооружение и эксплуатацию трамвая в Одессе.
9
СБЛИЖЕНИЕ ЦЕНТРОВ
Нет, господа, что ни говорите, а умеют еще веселиться на Руси.
Ведь русский человек, без различия сословий, добрый, хороший,
веселый, жизнерадостный человек.
И все эти революции, конституции, анархии и пр.— чужое ему
дело, наносный ил гнилого Запада. Нужно только уметь раскрыть в
россиянине человека.
Наполеон I, которого русский народ справедливо считал антихри-
стом, имел дерзость сказать: поскреби русского и найдешь татарина.
А я вам скажу, напой русского и найдешь человека!
Истинно русский человек становится истинным человеком только
тогда, когда выпьет.
Вот уже полтора года с лишним существует у нас так называемый
парламент.
Полтора года не могут спеться и мирно помогать друг другу обе
части этого парламента: дума и совет.
Партийные раздоры, классовая нетерпимость, человеконенавист-
ничество— чуждые, противные русскому духу явления—все время
мешали дружной работе.
И вот кому-то—умный, видно, человек и сердцевед! — пришло в
голову:
— Господа, да чего нам ссориться, давайте сначала выпьем! Ведь
еще святой князь Владимир говорил: «веселие Руси есть пити».
41

Устроили раут; пригласили два центра.
Собрались старички из Государственного совета и зрелые мужи
из Государственной думы.
Захлопали пробки, и все лица стали мягче, добрее, национальнее.
Сначала, правда, выступил Челышев 1 и сказал речь против пьянства.
Это уж так во всех хороших домах заведено.
Народные представители замахали руками:
— Ну, дядя, постой! Это ты «народу» рассказывай, а к нам при-
ходи с этим завтра утром, когда мы сельтерской да соленым огурцом
душу отхаживать будем. Тогда мы и сами о вреде пьянства хорошо
расскажем.
Выпили: раз, и другой, и третий. И еще выпили. И еще.
Стало хорошо, хотелось говорить о всесословной волости и отмене
телесного наказания.
Вдруг подымается Хомяков2 («Тише! тише!»).
— Господа,— сказал он, и слеза капнула в бокал,— господа! Пой-
дем на работу, как идет на тяжелый труд рабочий, без уныния, с ве-
селой песнью, с радостью.
— Ура! Ура! Русский рабочий, мы сами — русские рабочие! —
завопили кругом.
Выпили... Рабочий вопрос был разрешен.
Подымается Ермолов3:
— Господа! За наше русское многострадальное крестьянство и за
его артельные начинания!..
Вопль восторга и гром аплодисментов.
Выпили... Крестьянский вопрос был разрешен.
С трудом взбирается на стул Плевако 4; язык уже заплетается:
— Да не будет, господа судьи .и присяжные заседатели, да не
будет среди «ас ни эллина, ни иудея...
Где-то послышался всхрап: «бей жж...», но был заглушён новыми
криками восторга.
Выпили... Еврейский вопрос был разрешен...
Что дальше было, никто хорошо не помнит.
Стоял на столе кто-то в поддевке — не то Разуваев, не то Колу-
паев,— говорил что-то о слиянии всех сословий, жаловался, что миро-
едом ругают.
Потом кто-то предложил спеть «Дубинушку».
Пели. Получился хаос. Правые октябристы и просто правые пели
42

«но настанет пора и проснется народ», причем запевали в два голоса
на разные мотивы гр. Доррер и Крупенский5, а левые октябристы
дружно тянули хором:
«Мы хозяина уважим...»
Потом музыка играла вальс и молодежь танцевала — мужчина с
мужчиной, за неимением дам; да это и современнее — по нынешним
временам дамское сословие вообще упраздняется.
Барон Черкассов несся соло ib «камаринской».
Потом лакеи начали выводить и выносить в экипажи, а все редею-
щий хор тянул «Вниз по матушке».
И никто ничего больше не понимал: чувствовалось только, что
где-то растаял лед взаимного недоверия, развеялся туман ненавист-
ничества, рухнула стена раздоров.
Так состоялось сближение центров и создался работоспособный
парламент.
«Одесское обозрение», Фавн
15 декабря 1907 г.
Перепечатывается впервые.
Написан в связи с тем, что правооктябристский блок Государственной думы
договорился с некоторыми членами Государственного совета о согласовании своих
решений и действий.
1 Челышев — член Государственной думы, октябрист.
2 Хомяков—председатель Государственной думы, октябрист.
3 Ермолов — член Государственного совета.
4 Плевако — известный московский адвокат.
5 Доррер— член Государственной думы, черносотенец. Крупенский — бесса-
рабский помещик, член Государственной думы, ярый черносотенец.
ю
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?
От великого до смешного — один шаг. От трагедии до пошлости —
и того меньше.
Трагедии за последнее время родятся «а Руси обильнее, чем хле-
ба, а пошлость ходит, высоко задрав голову, со сладостным созна-
нием собственной ограниченности.
43

Вот перед вами маленький факт — один из тех бесчисленных
маленьких фактов, из которых слагается печальная русская действи-
тельность.
Воспитанница епархиального училища в Екатеринославе выброси-
лась из окна.
Какая мрачная бездна открылась в этой юной, едва распускавшей-
ся душе и заставила ее предпочесть ужас и неизвестность смерти
возможности жить, мыслить и бороться!
Казалась бы, всякому человеку, мало-мальски чуткому, мало-
мальски способному задумываться над тем, что происходит вокруг
него, подобный ужасающий факт должен вбиться, как гвоздь, в мозг
и не давать покоя, пока он не разрешит кровавой загадки этой гибели
молодой жизни. А тем более, если это человек по самому своему
положению (поставлен воспитателем юношества, формовщиком душ.
И чем — думаете вы — ответила на эту трагедию начальница епар-
хиального училища?
Она велела «заделать все окна решетками» и «прекратить воспи-
танницам выдачу книг»!
Счастливая женщина! Она даже не понимает собственной ограни-
ченности.
Вставила решетки, заперла на ключ библиотеку, написала соот-
ветствующее число «отношений» за такими-то номерами «исходя-
щих»— и ест, и спит, и, быть может, безмятежно целует невинные
головки своих детей и внуков.
Для ее души не существует трагедий...
Самоубийства среди учащихся приняли в последнее время харак-
тер какой-то страшной эпидемии. Ко всем ужасам пережитого, успев-
шим одеревенить душу обывателя, прибавился еще этот кошмар —
самоубиение молодежи.
Во что превратилась жизнь, если она не имеет никакой цены в гла-
зах тех, кому, казалось бы, она должна быть всего ценнее, ибо они еще
не изведали ее, еще не прикасались к ее грязи, еще не успели разоча-
роваться в ней?
Видно, что-то дикое, противоестественное творится в недрах обще-
ства; видно, что-то оборвалось внутри общественного организма, ко-
торый заживо разлагается, отравляя своим трупным ядом свои собст-
венные молодые побеги. Если этой лучшей — ибо наиболее искрен-
ней и чуткой — молодежи «жить нельзя», то кому же вообще жить?
44

А в ответ на все эти трагедии у нас есть лишь одно старое, освя-
щенное .веками средство: «заделать решеткой окна, запечатать книги».
И что бы ни совершалось, в каких бы судорогах ни извивался
общественный организм, какие бы бездны ни открывались у вас под
ногами, мы знаем только одно: решетки в окна, замок на книги. Так
делали отцы и деды, и крепка этим была Русь.
Обрешетили все — не осталось, кажется, «и одного просвета без
рокового железа; книги гниют в подвалах,— а душа человеческая псе
так же бьется в корчах, и счастлива, когда может вырваться из окав
жизни и ринуться в ничто...
Что же дальше?..
«Одесское обозрение», Фавн
18 декабря 1907 г.
Рядом с фельетоном Воровского в «Одесском обозрении» была напечатана
заметка «В гимназиях». В ней говорилось: «В Министерстве народного просве-
щения обсуждался вопрос об экзаменах в средних учебных заведениях. По сооб-
щенным в министерство материалам оказалось, что за последнее пятилетие 73 вос-
питанника покушались на самоубийство и было 136 самоубийств».
11
ВЫСШАЯ МУДРОСТЬ
Некий брамин, куря фимиам Будде, упал и сломал ногу. И тот-
час же, вознеся очи горе, он воскликнул:
— Великий Будда! Благодарю тебя за то, что ты лишил меня
только одну ногу, ибо ты мог сломать мне обе ноги.
Но боги хотели испытать веру и преданность брамина. Они по-
слали на него разбойников, которые захватили его богатства и отру-
били ему по локти обе руки.
А брамин поднял к небу изуродованные обрубки рук и восклик-
нул:
— Великий Будда! Благодарю тебя за то, что ты лишил меня
только рук и имущества, ибо ты мог лишить меня и жизни.
А когда, однажды, голодные волки загрызли беззащитного бра-
мина,— он, конечно, ничего уже не мог воскликнуть,— но на лице его
45

все верные могли прочесть застывшее восклицание:—Великий Буд-
да! Благодарю тебя за то, что ты послал иа меня только волков, ибо
ты мог послать и лютого тигра...
Таким верующим и неунывающим брамином является г. Штиль-
ман из «Речи».
Уже по самой фамилии ему подобает быть смиренномудрым. И он
призывает верных к упованию и благодарности.
«Не критикуйте думу», «говорите только о ее хороших сторонах»,
«молчите, когда видите ее недостатки» — вот та мудрость, которую
он поведал миру.
Знакомая мудрость! Мы слышали ее во время II думы в несколь-
ко другой формулировке. «Берегите думу,— говорили тогда всевоз-
можные Штильманы,— не зарывайтесь, не ставьте резко вопросов,
не дразните,— помолчите».
И берегли. Берегли изо всех сил.
Лидеры кадетов целыми часами просиживали в передних, прино-
ся извинение за депутата А., объяснение за депутата Б., а кроме того,
пожелания и соболезнования.
Берегли. Надевали намордники на тех, кто плохо берег, готовились
отдать на съедение особо строптивых.
И что же? Много помогло?..
Теперь опять начинается. Обстановка стала гнуснее, и лозунги
погнуснели. Уже проповедуется не только бережение думы от краха,
но даже бережение думы от народа, от избирателей, от их сознания
и критики.
А посему — хвалите доброе и молчите смиренно о злом. Совсем
по Пимену:
Да ведает народ наш православный
Земли родной грядущую судьбу,
И представителей своих да поминает
За их труды, за славу, за добро,
А про грехи и тяжкие деянья
Пусть мужичок наш ничего не знает.
Так мудрый Штильман думу сберегает...
Французы находят, что лучшая женщина та, о которой меньше
всего говорят. Господин Штильман применяет эту поговорку к думе:
чем меньше говорить о ней, тем лучше. Но здесь кроется маленькое
недоразумение.
46

Для кого является «лучшей» женщина, о которой меньше всего
говорят? Очевидно, для ее обладателя, мужа и т. д. Ибо тогда хлопот
с ней меньше, 'спокойнее.
Точно так же и дума. Если она будет «лучшей» думой,— потому
что о ней меньше всего будут говорить,— то вся выгода из ее «хоро-
шести» придется ее законному (или незаконному? — кто их разбе-
рет!..) обладателю. Это будет крайне выгодно — для обладателя...
По-видимому, у всякой думы всегда найдется свой Штильман. Как
бы ни было тошнотворно положение дел, он поднимет молитвенно
очи к небу и воскликнет с дрожью и признательностью в голосе:
— О, великий Будда! Благодарю тебя, что ты бьешь меня толь-
ко бичами, ибо ты мог бы бить меня скорпионами!
И если бы статуя великого Будды унизилась до разговора с ра-
бом, она, наверно, ответила бы:
— И ты вполне заслуживаешь их, о Штильман!
«Одесское обозрение», Фавн
19 декабря 1907 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к его написанию явилось выступление кадета Штильмана на страни-
цах центрального органа кадетской партии — газеты «Речь». Он призывал в инте-
ресах сохранения «демократии» не критиковать Государственную думу. Такое от-
ношение к думе было характерным для кадетов, пропагандировавших лозунг «Бе-
регите думу», неоднократно высмеянный Воровским. Разоблачая пресмыкатель-
скую, угодническую политику кадетов по отношению к царизму, В. И. Ленин
в апреле 1907 г. писал на страницах большевистской газеты «Наше эхо»: «Береги-
те «Думу» есть кадетский лозунг, выражающий кадетскую политику. В чем ее суть?
В соглашении с реакцией против требований народа» (Сочинения, т. 12, стр. 302)
12
ПРОПАВШАЯ СКРИПКА
Ну, и скандал!
Приехал в Петербург концертировать знаменитый скрипач
Исайе,— нарочно выписали его из-за тридевяти земель — и вдруг,—
извольте радоваться,— украли у него скрипку! *
47

Да какая скрипка! Работа Страдивариуса из Кремоны — триста
лет от роду! Это в десять раз старше, чем дворянство Пуришкевича!
Взволнованный таким истинно русским приемом, Исайе бросился
к тому, к другому...
— Помилуйте,— говорит,— всю Европу изъездил и ничего подоб-
ного. Мало того: в Азии был — скрипку берегли, как пупок Будды,—
на белом слоне возили. В Америке был — особый вагон скрипке пре-
доставили. В Африке был — дикари ей, как божеству, поклонялись —
трех готтентотов в честь ее зарезали... А приехал в Россию, в страну
образованную, конституционную, в страну Крушеванов и Пуришке-
вичей — вот тебе... украли. Как я теперь без нее жить буду?
— А вы обратитесь в «Союз русского народа»,— посоветовал
кто-то. И пошел Исайе к Дубровину2.
Встретил тот его недоверчиво, прочел визитную карточку, нахму-
рился, покачал головой.
— Исайе... Исайе... вы, что же это, жид, что ли, будете?
Но оказалось — не жид, а бельгиец, и лицо Дубровина просияло.
— А... знаю, знаю! Как же, мне Пеликан3 писал... Бельгиец... Да!
•Аегоде... Фоке... трамвай... Бухштаб... да, да, да!
И вождь «русского народа» сразу стал разговорчив, любезен, до-
верчив.
— Скрипка, говорите вы; эх, батенька, что там скрипка, у нас
целые вагоны исчезают, целые, поезда неведомо где затеривают-
ся... Тут не Запад, не Европа, не конституционный разврат. Тут
Россия.
Мы покончили с революциями, мы возвращаемся теперь к искон-
ным русским началам, к русской правде.
Вам, господам европейцам, не понять русского духа. У вас там все
аккуратно разложено по полочкам,— то мое, то твое,— моя скрипка,
твои часы. Все у вас эгоистично, узко, буржуазно — собственность,
да собственность. В государстве, в муниципалитетах, в обществах,—
везде формалистика, отчетность, контроль, не прикоснись, не позаим-
ствуй, не распоряжайся по своему разумению. Дрожат над каждой
копеечкой, над каждой вещью,— мертвые сухие люди! Нет, Россия
не то! Если нужно для блага родины, мы отбрасываем всякую форма-
листику: отечество выше всего. Пусть революционеры кричат о рас-
трате, о расхищении общественных капиталов, о казноедстве... Это
они все из зависти. Нет! Тысячу лет жила Россия без контроля, без
48

отчетности, без гласности — и крепка была, вознеслась над всем ми-
ром, покорила под нози всех врагов и супостатов — и немецкого царя
Наполеона и японскую республику...
Вы, вот, все скрипка, скрипка... Что такое скрипка? Пустая забава,
увеселительный предмет... У меня у самого мальчонка на балалайке
играет... А вы вот подумайте, такой факт: у меня из запертого сун-
дука исчезли все документы по делу Пуришкевича. Я их опубликовать
собирался, а они исчезли! Вот как! И знаю, кто их стянул... а вот
ведь молчу, не Жалуюсь, не бегаю по городу. А потому, что отечество
мне дороже всего! А оы все скрипка, скрипка... Оно, конечно, без
инструмента какой же вы теперь работник... Ну, да не горюйте, вы
всегда в Одессе место на конке получите... Я вам, пожалуй, письмецо
в управу дам.
И скрипач ушел от Дубровина, радостный, просветленный, благо-
словляя истинно русскую культуру и истинно русскую правду.
«Одесское обозрение»,
20 декабря 1907 г. Фавн
1 Скрипка у бельгийского скрипача Изаи Эжена (Исайе) была похищена в
Мариинском театре, в Петербурге, где в декабре 1907 г. состоялся его концерт.
2 Дубровин — один из основателей и руководителей черносотенной организа-
ции «Ссюз русского народа», редактор-издатель погромной газеты «Русское
знамя».
3 Пеликан — черносотенец, голова Одесской городской управы в годы ре-
акции.
13
В ОБЛАСТИ РЕФОРМ
Положительно не знаешь, что и делать с учащимися,— особенно
в университетах. Совсем от рук отбились — сладу нет.
Вместо того, чтобы зубрить лекции, сдавать экзамены и поступать
на государственную службу,— они митинги устраивают, бойкоти-
руют профессоров-патриотов, автономий каких-то себе требуют: пря-
мо дико. У нас, так сказать, самые казенные управления автономией
не пользуются, а тут подай ее каким-то недоучкам!
4 В. В. Боровский 49

Понятное дело, что лучшие умы серьезно заняты теперь изысканием
мер к обузданию распустившейся молодежи и (превращению универ-
ситетов из якобинских клубов в храмы истинно русской науки.
Я уже не говорю об отеческих заботах начальства, о замене не-
надежного профессорского персонала заведомо патриотическим,
о съезде ректоров, для которого г. министр народного просвещения
любезно предоставил свою квартиру,— все это так естественно, все
это само собой понятно.
Я хочу только остановиться на той общественной инициативе, ко-
торая выразилась в проектах обуздания и усмирения, предложенных
лучшей частью нашей печати и наиболее видными патриотами. Ибо
эта инициатива свидетельствует о высоком культурном развитии обще-
ства и о его самодеятельности.
Честная, независимая газета «Россия» 1, содрогаясь от ужаса пе-
ред тем, что творится (в университетах, предлагает превратить их
в чисто экзаменационные учреждения. Пусть каждый учится дома,
только экзамены сдает в университете.
Это умно и тонко, а главное здесь чувствуется добрый, благород-
ный, истинно русский дух старого крепостнического дворянства. Ведь
некогда так и воспитывали дворянскую молодежь: учились дома, а
потом сдавали экзамен при университете — и тогда на государствен-
ную службу.
Но в этом проекте есть один важный недостаток — как быть с
разночинцами? Воспитываясь дома — нередко в деревнях,— они бу-
дут иметь еще больше досуга для сношений с тлетворными элемен-
тами и легко могут стать распространителями заразы. Страшно поду-
мать, что будет с «ашим добрым, покорным, доверчивым народом,
когда эти десятки тысяч прокаженных разольются из университет-
ских городов по всей стране! Бррр...
Эту беду в значительной мере предотвращает другой проект, раз-
работанный лучшим знатоком высшего образования, блестящим вож-
дем патриотической партии в думе — Пуришкевичем. Он предла-
гает преобразовать университеты в военные училища и кадетские
корпуса.
Это глубокая и мудрая мысль. Она возвращает нас ко временам
Аракчеева, когда не было ни митингов, ни автономий, ни революций.
На этот путь реформы пытался — но робко и половинчато — вступить
еще Ванновский3, когда сдал в солдаты киевских студентов. Но
50

здесь может быть сделано одно возражение: не откроет ли эта систе-
ма крамоле дверь в армию? Что тогда будет с Россией?
Вопрос серьезный и требует серьезного обсуждения. Мне кажется,
он может быть решен лишь путем сочетания хороших сторон обоих
проектов с 'некоторыми поправками самой жизни. Одной из таких
поправок я считаю факты, сообщенные «Новым временем», что в
тюрьмах находится 140 000 заключенных и что испрашивается кредит
в 14 миллионов на постройку новых тюрем.
Вот из чего надо исходить. И я предложил бы такой проект реше-
ния наболевшего вопроса. Молодые люди, желающие поступить в выс-
шее учебное заведение, помещаются в одиночках (конечно!). Режим
устанавливается военный, наподобие дисциплинарных батальонов
(это — из проекта Пуришкевича). В соответственные моменты за-
ключенных доставляют в университет, где они сдают экзамены, после
чего возвращаются обратно в свои камеры до полного окончания кур-
са (это — из проекта «России»).
Только такое гармоническое сочетание теории и практики может
разрешить вопрос. Я предлагаю внести этот проект в думу; для этого
необходимы подписи 30 депутатов.
Патриоты, откликнитесь!
«Одесское обозрение»,
21 декабря 1907 г. ФавН
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к его написанию явилось созванное в Петербурге совещание ректо-
ров русских университетов.
Вопрос о ликвидации очагов освободительного движения в высшей школе был
в центре внимания участников совещания. Обсуждая этот вопрос, «Новое время»
предлагало вообще закрыть университеты. Газета «Россия» предлагала ограничить
функции университетов лишь проведением студенческих экзаменационных сессий,
что позволило бы проводить занятия исключительно в домашней обстановке, и тем
самым предотвратило бы возникновение очагов революционного брожения. Воров-
ский зло высмеивает сумасбродные проекты доморощенных мракобесов.
1 «Россия» — реакционная официальная газета, орган министерства внутрен-
них дел.
2 Генерал Ванновский в бытность министром просвещения «прославился*
жестокими мерами против революционного студенчества. По его приказу были
отданы в солдаты 183 студента Киевского университета, участвовавшие в револю-
ционных событиях.
4* 5Î

14
В МИРЕ МЕРЗОСТИ
Тридцать лет м.инуло со дня смерти Некрасова, и эта грустная
годовщина совпала с бешеным разгулом тех самых мрачных сил,
которые отрави \и и жизнь и творчество одного из крупнейших рус-
ских поэтов.
Как в печальные дни его кончины, теперь снова
Вихрь злобы и бешенства носится
Над тобою, страна безответная.
Все живое, все честное косится 1.
Словно у старухи-истории прорвался мешок, куда запрятала она
в последние годы всех злых, разрушительных духов общественно-
сти — и хлынули неудержимой волной черти, ведьмы, инкубы и про-
чая мразь, родившаяся из плесени прогнившего старого дуба 2.
Полезли из всех щелей лживые, двуличные рожи, зашипели кле-
вета и злословие, засуетился хлопотливо сыск, помчался быстроно-
гий донос; атмосфера насытилась истинно русским духом — запахом
лакейской и застенка; все окрасилось -в родные цвета.
Вот иезуит Меньшиков 3, незаконный сын Победоносцева, смирен-
но перебирает четки и пишет заведомо ложный донос на премьер-
министра. Он знает, что его злословие глупо и невероятно, но — чего
не бывает! — от всякой клеветы остается немножко грязи на окле-
ветанном.
Вот сотрудник Меньшикова — киевский корреспондент «Нового
времени»4 — пишет донос на киевское «общество грамотности».
Он уверен в сзоей безответственности и, не смущаясь, называет
имена лиц, по его нюху, неблагонадежных. Чего стесняться? Пусть
даже окажется, что весь донос его — ложь и клевета; разве на оклеве-
танных не останется тени? Разве они не будут отрезаны от дорогого
им и ненавистного всем совам дела?
Но Меньшиковы всех чинов и окладов могут не сегодня-завтра
помереть, например — подавившись собственной клеветой. Им нужны
заместители.
И вот «зреет наше юное племя» — группа «правых» студентов Ка-
занского университета подает донос на ректора Загоскина и оппози-
ционных профессоров.
52

Из молодых, да ранние!
Так и рисуется перед глазами знакомая фигура гимназиста-фис-
кала, который с первого класса доносит на своих товарищей классно-
му наставнику; с четвертого класса ворует из чужих ранцев запретные
книжки и несет их инспектору; с шестого класса состоит в «союзе»
и занимается систематическим сыском; в университете отстаивает
«академическую свободу» и шпионит за прогрессивными профессора-
ми и студентами...
Да, авторы казанского доноса заслужили звания докторов русско-
го права!
В древней Спарте господствующие классы нуждались в илотах, на
скверном примере которых спартанская молодежь училась добро-
детели.
У нас, по-видимому, существует обратная потребность. На сквер-
ном примере торжествующих «истинно русских» людей общество дол-
жно научиться социальной и политической добродетели.
Уж не затем ли послала история русскому обществу период гос-
подства «истинно русских» начал, чтобы это общество могло ради-
кальнее очиститься от традиций и пережитков прошлого?
«Одесское обозрение», Фавн
29 декабря 1907 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Написан в связи с 30-летием со дня смерти Н. А. Некрасова.
1 Строки из известного стихотворения Некрасова, начинающегося словами
«Смолкли честные, доблестно павшие...» (Н. А. Некрасов. Избранные сочинения.
1947. стр. 328).
2 «Прогнивший старый луб» — символический образ самодержавной России,
заимствованный Воровским из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хо-
рошо».
3 Боровский называет Меньшикова «сыном Победоносцева» — крайнего ре-
акционера, в 80-е годы — обер-прокурора святейшего синода,— так как и сам
Меньшиков был ярым реакционером и мракобесом.
4 «Новое время» (1876—1917) — большая ежедневная черносотенно-монар-
хическая газета, издававшаяся в Петербурге А. С. Сувориным; получала субсидии
от правительства. «Новое время» подвергло травле и клевете «Киевское общество
грамотности», которое вскоре было запрещено властями.
53

15
ПЕРЕИМЕНОВАНИЯ
(Сон под Новый год)
Как уважающий себя мастеровой непременно «полощет зубы» в
понедельник, так и уважающий себя фельетонист непременно должен
видеть сан под Новый год.
Обыкновенно фельетонисты стараются видеть новогодний сон за
несколько дней, чтобы его успели своевременно набрать и напечатать
в новогоднем номере.
Но — в качестве фавна — я недоступен мелким человеческим сла-
бостям и видел новогодний сон под самый Новый год. Вот чем объ-
ясняется позднее появление его в печати.
Я спал в ту ночь в лесу, зарывшись в кучу прошлогодних листьев.
Мне снилось, что я камергер и премьер-министр (о, не морщите
так грозно брови,— ведь это только сон!)
Я был одет в нарядный, шитый золотом кафтан; мои косматые
ноги были покрыты прекрасными белыми штанами, а копыта скрыты
в тонких лакированных ботинках.
Я посмотрел на себя в зеркало и, действительно, очень походил
на камергера и премьера какого-нибудь маленького государства —
например, Монако.
Я сидел за большим, таким удобным столом (о, если бы в нашей
редакции были такие столы!), играл серебряным разрезным ножом,—
а передо мной проходила (вереница изящных военных и штатских
чиновников с докладами и частных просителей.
Мой секретарь — почтенный старичок, лысый, бритый, с толсты-
ми, сластолюбивыми губами — представлял мне посетителей.
— Сегодня »суббота, банный день,— заметил он,— сегодня посту-
пают только дела очистительные... дела о переименованиях— добавил
он, увидя мой недоумевающий взгляд.
В это время, звеня шпорами, вбежал молодой, красивый офицер —
адъютант.
Я заметил, как при виде его загорелись глаза у моего секретаря и
как он беспокойно заерзал на стуле. Офицер был, действительно, красив.
Дело касалось ходатайства штаба о переименовании слова «экспро-
приация» в слово «грабеж» и слова «террор» ib слово «убийство».
54

Я, конечно, принципиально мог только прийти в восторг от этого;
но меня смутило одно обстоятельство.
— А не будет ли иметь что-нибудь против этого Академия
наук? — спросил я.— Знаете, какие теперь времена — того и гляди
в неграмотности уличат... либералы и пр...
— О, не беспокойтесь,— весело возразил офицер,— мы, ведь,
знаем академию: там 1все люди, заслуживающие доверия. А какой-
нибудь Овсянико-Куликовский 1... так ведь он только почетный ака-
демик... О, я вам ручаюсь...
— Ну, если вы ручаетесь,— сказал я и быстро подмахнул бумагу.
Офицер выпорхнул, как на крыльях, звеня шпорами и оставляя
раздражающий запах ваксы.
Вошел седой, почтенный старичок, с фуражкой морского ведом-
ства в руке. Это было открытое, благородное лицо верного граждани-
на, преданного отца семейства, неподкупного человека.
Я обернулся к секретарю, ожидая доклада, но тот лежал в полу-
обморочном состоянии, с блаженной улыбкой на лице.
Между тем старичок протянул свое прошение, и взгляд мой упал
на подпись: Густав Карлович Шмид 2.
Я быстро пробежал прошение: депутат Шмид просит ввиду бан-
ного дня переименовать его в покойного депутата Шмитова, с предо-
ставлением ему всех прав последнего, главным образом имуществен-
ных.
К прошению была приложена похвальная аттестация от думской
комиссии по государственной обороне.
Очень хотелось помочь почтенному старичку. Ведь это был пер-
вый случай переименования немца в русского: обыкновенно у нас по-
читалось за честь переименоваться »русскому в немца.
Но дело страшно осложнилось благодаря имущественным правам,
без которых уважаемый депутат не соглашался переименоваться. При-
шлось говорить по телефону чуть не со всеми городами империи и
безусловно со всеми настоящими и бывшими бессарабскими депута-
тами. Оказалось, что у покойного Шмитова есть законные наследни-
ки, которые не хотят иметь в своем роду и ib своей кассе Густава Кар-
ловича, даже если он превратится из Густава в Паволакия. При-
шлось отказать.
Едва закрылась дверь за огорченным патриотом, как вошла —
вернее ввалилась — какая-то странная компания: кто в поддевке, кто
55

во фраке, кто немытый, несмотря на банный день, а кто прямо от па-
рикмахера.
Мой секретарь сразу очнулся и насторожился, лакей Иван и ве-
стовой Держиморда как-то сами вошли за посетителями в кабинет и
предусмотрительно встали у дверей. Это создало настроение, и я мо-
ментально спрятал серебряный разрезной нож в ящик от стола,
затерев его на ключ.
Оказалось, это1 была депутация от отдела «Союза русского на-
рода».
Они подали ходатайство с тремя миллионами подписей о пере-
именовании в г. Одессе улицы Витте в улицу графа КоновницынаJ.
«А коли ежели,— говорилось в прошении,— сие наше ходатайство не
будет уважено жидовствующим кадетским министером, то просим че-
лобитно переименовать сию улицу в улицу Гришки Отрепьева, дабы
было в назидание жидам».
В течение трех часов доказывал я уважаемой делегации, что ее
ходатайство излишне, ибо для этого патриотического дела достаточно
постановления городской думы. Я, с своей стороны, конечно, никогда
не позволю себе опротестовать решение такой почтенной, такой пат-
риотической думы, как одесская. Доказательство — договор с бель-
гийским обществом трамваев, который я утвердил вчера беспрекос-
ловно, представив к тому же Бухштаба и Легоде к награде.
— А 'ведь, вы господа,— закончил я мою речь,— можете быть
уверены, что одесская дума охотно переименует улицу Витте в улицу
гр. Коновницына, а тем более в улицу имени глубоко уважаемого дея-
теля великого союза Гришки Отрепьева (Потом мне секретарь объ-
яснил, что я сделал промах, смешал историческую фигуру Гришки
Отрепьева с Гамзеем Гамзеевым)4.
Они ушли весьма недовольные, ворча и жестикулируя. Я слышал
повторявшиеся несколько раз имена Герценштейна и Иоллоса 5, и во
избежание неприятностей, послал им вслед, по совету секретаря, су-
точные, подъемные и прогонные от Одессы до Петербурга и обратно
на двойное количество людей. Это, кажется, их несколько умиро-
творило.
Я был так взволнован, что должен был на некоторое ©ремя уеди-
ниться в глубь квартиры, когда же я вернулся, я застал в кабинете
группу весьма солидных и почтенных лиц, напомнивших мне купече-
скую делегацию в «Ревизоре» Гоголя.
56

Это были, действительно, гласные Петербургской думы. Они хло-
потали об утверждении праздничным даем дня 19 февраля ввиду то-
го, что он теперь уже утратил всякий смысл, а затем о переименова-
нии 17 октября в 3 июня6. Так, чтобы каждый год после 16 октября
следовало 3 июня, затем 18 октября и далее по порядку. Конечно,
тогда день 3 июня повторится два (раза в году, но зато от этого вы-
играют именинники, а также будет дан могучий толчок отечественной
торговле. Что же касается пострадавших именинников 17 октября, то
им предоставляется право хлопотать о перенесении их именин на дру-
гой день — например, на то же 19 февраля.
Эту просьбу я сейчас же уважил (интересно знать, что теперь
сделает крамольный «Союз 17 октября»?). Ну, а первую просьбу, об
утверждении 19 февраля, я предложил подать в другой раз, ибо б
баиный день я решаю только дела о переименованиях.
У меня уже голова болела от дел, а тут поступали все новые и новые.
Одни хлопотали о переименовании Териок в Тополевку, другие
о переименовании Государственной думы в Государственную канце-
лярию, Дубровин просил переименовать Пуришкевича в Блохина,
ссылаясь при этом на фельетониста Яблоновского 7, Пуришкевич пред-
лагал, в свою очередь, переменить фамилию Дубровина, но так, что,
прочтя это, я покраснел и быстро спрятал прошение,— и сыпались
ходатайства без конца.
Тогда я решил действовать энергично. Я прекратил прием и со-
звал по телефону мой Совет министров. Тут очутились и Пуришке-
вич, и Дубровин, и Крушеван, и даже, помнится, Бухштаб,— но это
меня почему-то не удивило. Во сне вообще редко удивляешься.
— Господа,— обратился я к собравшимся,— сегодняшний день
убедил меня, что наша исстрадавшаяся от анархии родина нуждается
не в частичном, а в коренном переименовании. И предлагаю, не теряя
времени, взять карту и наметить все переименования, необходимые
для успокоения России внутри и увеличения ее славы и могущества
извне.
С быстротой молнии Держиморда принес большую карту импе-
рии и кучу цветных карандашей. Все вооружились ими и начали
переименовывать.
Я воспользовался случаем, чтобы уединиться на полчаса и отдох-
нуть. Узкие белые брюки и тесные ботинки, с непривычки, невероятно
стесняли меня.
57

Когда я вернулся, переименование было закончено. Я подошел к
столу, взглянул на карту России, так хорошо знакомую мне прежде,—
и спазмы схватили меня за горло. А кругом стояли мои министры и
почтительно, но торжествующе ухмылялись.
— Господа,— сказал я прерывающимся голосм,— господа, я со-
гласен, на все согласен — все одобрю... Но позвольте сначала сделать
еще одно переименование.
И порывистым движением я сбросил к ужасу всех присутствовав-
ших мои белые штаны, шитый сюртук, ботинки и бросился в чем
мать родила мимо опешившего Держиморды, на улицу, за заставу,
в лес.
Я в лесу. Ласково замирает розовый закат, искрятся снежинки на
елках, вон промелькнула быстрая белка... Как хорошо, как свободно,
как радостно. Грудь дышит широко, слезы восторга щиплют глаза.
0 родная природа! Не переименовать меня никогда в истинно
русского человека, а уж я тебя никогда не переименую ib благоустроен-
ное истинно русское общество!
«Одесское обозрение»,
4 января 1908 г. Фавн
Перепечатывается впервые.
1 Овсянико-Куликовский, Дмитрий Николаевич (1853—1920)—известный
буржуазный литературовед.
2 Шмид — бывший офицер, черносотенец, член Государственной думы; изобли-
ченный в грязных махинациях, был исключен из думы.
3 Граф Коновницын — глава Одесского отделения «Союза русского народа».
4 Гамзей Гамзеевич — кличка черносотенцев. Тополев — черносотенец, участ-
вовавший в убийстве Герценштейна, Михаила Яковлевича (1859—1906)—про-
фессора-экономиста, члена кадетской партии, одного из авторов ее аграрной про-
граммы, депутата Государственной думы.
5 Иоллос, Григорий Борисович (1859—1907) — либеральный публицист и
юрист. 14 марта 1907 г. был убит черносотенцами.
6 19 февраля 1861 г. был обнародован царский манифест о крестьянской ре-
форме.
17 октября 1905 г. под влиянием революционных событий царь вынужден был
издать манифест, предусматривавший ряд демократических свобод, в частности,
образование думы.
3 июня 1907 г. день разгона «непослушной» II Государственной думы и опуб-
ликования нового закона о думских выборах. Третьеиюньский переворот явился
началом столыпинской реакции.
7 Яблоновскищ А.— известный буржуазный журналист. См. прим. Б. В. Воров-
ского к фельетону № 27, стр. 91.
58

16
ОПАСНАЯ ЗАБАВА
Сидят трое — мрачные, угрюмые, недовольные.
Перед ним,и только что полученная телеграмма, они хмуро смот-
рят на нее и молчат.
Подумайте только: прусский ландтаг принял закон о принуди-
тельном отчуждении польских земель в Восточной Пруссии!
Сидят они трое — мрачные, угрюмые, недовольные.
— Эх, Вильгельм, Вильгельм! — истерически вскрикивает Пуриш-
кевич,— что ты наделал! Я понимаю, что это с патриотической целью;
но ведь — принудительное отчуждение! Как мы теперь кадетам в гла-
за смотреть будем?
— А они уже радуются,— сумрачно прибавляет Крупенский 1.—
Я слыхал, что новый аграрный законопроект сочиняют с принудитель-
ным отчуждением земель правых помещиков. Ссылаются при этом
на пример прусского ландтага.
— Нет, чего я никак не могу понять,— горячо заговорил Вл. Боб-
ринский2,— куда у них девались головы? Ведь они же у помещиков
будут отбирать земли, хоть у поляков, да у помещиков.
— Добро бы еще у жидов! — грустно прибавил Пуришкевич.
— Отнимут у помещиков землю,— продолжал Бобринский,— ра-
зорят крупные хозяйства, уничтожат культуру, дворянство, любовь
к отечеству...
— А на место патриотов — крупных землевладельцев — посадят
мужиков сиволапых...— желчно добавил Крупенский.
— Да, но, ведь это ужасный прецедент! Ведь это заразительный
пример! Ведь это утверждение мужицкого права на барскую землю!
— Прямо нечто н-евероятное! — вскочил, волнуясь, Крупенский.
— Помните, ваше сиятельство, когда в Румынии аграрные беспо-
рядки были3, посмотрели бы, что у нас тогда творилось: волки — не
люди.
— Надо принять меры,— решительно заявил Пуришкевич.
— Надо принять меры,— столь же решительно подтверди \и
остальные.
Надо отбить у этих жидков-кадетишек охоту смущать народ,—
сказал Пуришкевич.
59

— Непременно надо,— согласились остальные.
И все отправились к Меньшикову.
Они застали его ib одном исподнем белье, добивавшим сто первый
поклон. В комнате пахло ладаном, маслом лампадным, восковыми све-
чами и доносом.
Началось совещание. Говорили больше шепотом, озираючись роб-
ко по сторонам. Меньшиков поминутно подбегал к »двери и прислу-
шивался. Окна были закупорены. В комнате лежали две сыскные
собаки, только что полученные из Бельгии, по 600 руб. за пару.
— Это все московские кадеты — выводки Герценштейна — га-
дят,— нервно заговорил Меньшиков.— Я их знаю. Петербургские не
то: они уже уступили справедливую оценку во II думе, а в этой и
принудительное отчуждение уступят. А вот московские — ну, мы их
подтянем.
Они долго еще шептались и были довольны. Бобринский потирал
руки и хлопал себя то животу, Пуришкевич начал кувыркаться на
ковре, причем чуть не разбил лампадку, Крупенский же ржал от удо-
вольствия, к великому смущению и негодованию двух бельгийцев по
600 р. за пару.
Л на другой день в «Новом времени» Меньшиков уже писал:
«В Москве раскрыт страшный заговор. Невероятное стало дей-
ствительным. Усилиями чинов охранного отделения, особенно же
вновь выписанных сыскных собак, удалось обнаружить, что в Москве
существует народная свобода, образовавшая особую оартию, имею-
щую целью ниспровергнуть существующий государственный и обще-
ственный строй путем отмены избирательного закона 3-го июня и
передачи земель правых помещиков платежеспособным крестьянам по
оценке, устанавливаемой либеральными помещиками» и т. д. и т. д.
Ожидается процесс-монстр, а вместе с ним и новое "успокоение
страны. Опасная забава прусского правительства не отразится тогда
на умах российских мужичков.
«Одесское обозрение», Фавн
1Т января 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Он написан в связи с законопроектом прусского ландтага, направленным на
экспроприацию польских земель и на еще большее ущемление гражданских прав
поляков в Германии. Решение прусского парламента вызвало протесты мировой
60

общественности. На анкету, которую польский писатель Генрих Сенкевич разослал
в разные страны, чтобы выяснить отношение общественности к этому национа-
листическому акту правящей германской верхушки, откликнулись многие деятели
мировой культуры. Среди них был и Лев Толстой, который в своем письме, опуб-
ликованном во французской газете «Матэн» и перепечатанном в «Одесском обо-
зрении» 15 января 1908 г., охарактеризовал намерения германских властей как
«бандитский замысел угнетателей». Совершенно иную реакцию закон прусского
ландтага вызвал в черносотенно-шовинистических кругах России.
1 О Крупенском—см. прим. к фельетону «Сближение центров» (№ 9, стр. 43).
2 Бобринский — крупный помещик, член Государственной думы, представи-
тель крайней правой, впоследствии проделавший эволюцию к октябристам.
3 Речь идет о крестьянском восстании 1905 г. в Румынии.
17
У РАБОТОСПОСОБНЫХ
(Популярное изложение прений
в Государственной думе)
После двухчасовых переговоров по телефону собирается кворум. Председа-
тельствует Хомяков.
Председатель. Господа! На очереди срочный вопрос: требо-
вание господина министра (встают правые, октябристы и кадеты)
юстиции о выдаче ему депутата Косоротова, совершившего какое-то
преступление... *
Голос П у р и ш к е в и ч а. А он кто, этот Косоротов?
Председатель. Социал-демократ.
Правые (все вместе). Выдать! Выдать! Сейчас же выдать! Вон!
Экспроприатор! Анархисты! Бей жидов!!
Капустин2 (Уварову). Ах, этот Гучков! Опять исчез. Как
только щекотливый вопрос, так у него расстройство...
Колюбакин. От имени фракции кадетов заявляю, что мы в
принципе противники выдачи депутатов, но против депутата Косо-
ротова ничего не имеем. Однако мы просим не выдавать его сегодня,
ибо тогда расстроится кворум. Лучше сдать пока этот вопрос в ко-
миссию.
61

Голоса. Выдать! Выдать! — В комиссию! Вон! Берегите кво-
рум! Берегите думу! Выдать!!
(Баллотировкой большинством одного голоса решается сдать вопрос в комис-
сию).
Председатель. На очереди обсуждение законопроекта об
организации парикмахерской при Государственной думе.
П у р и шк е>в и ч. Предлагаю избрать комиссию для заключения
договора с парикмахером.
Пергамент3 (с места). Только чтобы были назначены торги
и чтобы парикмахер не был бельгиец.
Председатель (звонит). Пергамент! Я вас на пятнадцать
заседаний в Одессу под надзор Бухштаба вышлю!
Голоса. Берегите кворум! Берегите Думу!. Берегите конститу-
цию! Берегите отечество!
Председатель (Пуришкевичу). Вы согласитесь ли войти в
эту комиссию?
Пуришкевич (гладит себя по голове). Я, конечно, согласился
бы, но боюсь, это даст повод жидовской прессе каламбурить... Я пред-
лагаю вместо себя моего друга Проценко 4, он мастер стричь и притом
правый.
Голоса справа. Просим! Просим!
Пуришкевич (кланяется с' благодарностью). А потом назна-
чаю в эту комиссию Фалькерзама5; он, как немец, знаток парик-
махерского дела, особенно по части усов à la Вильгельм.
Голоса справа. Просим! Просим!
Уваров. Господа! Я предлагаю для пополнения коллекции... ви-
новат, комиссии, допустить в нее социал-демократа, так как социал-
демократ может сообщить там нужные подробности...
Тимошкин6. Протестую... Не допущу, чтобы в такой важной
комиссии были люди недостойные... Ведь парикмахеру придется брить
бороды, жонглировать бритвой около горла... Как же можно дове-
рять, если в парикмахерской комиссии будет социал-демократ?!
В. Бобринский. Хотел бы я знать, как будет избираться со-
циал-демократ — самими социал-демократами — или всей думой.
В последнем случае социал-демократической фракции пришлось бы
выдать список этого преступного сообщества (шум, аплодисменты).
62

Голоса справа. Не надо социал-демократа! Долой! Выдать!
Вон!
Председатель. Баллотирую вопрос: согласна ли дума утвер-
дить комиссию для заключения договора с парикмахерами в составе
двух членов — Проценко и Фалькерзама? (Принимается большин-
ством голосов).
Гучков (неожиданно появившийся). Настаиваю, чтобы заседа-
ния комиссии были закрыты даже для членов думы. Это государ-
ственная тайна. (Принимается).
Крупенский. Требую для принятого предложения спешности.
Мы и так все время переплачиваем частным парикмахерам! (Прини-
мается).
Председатель. Законопроект принят. Теперь он поступает
в редакционную комиссию, после чего будет внесен для последнего
чтения.
Пергамент. Должен заявить, что редакционная комиссия не-
работоспособна. Председатель ее — Доррер — выбыл неизвестно ку-
да, а я не желаю редактировать вместе с Шубинским 7. Мне как каде-
ту можно иметь дело с октябристом только в присутствии правого,
иначе зазорно. Могут обвинить в заговоре против конституции...
(Шум, крики: «У нас нет конституции!»)
Председатель. Прошу не употреблять выражений, способ-
ных вызвать всеобщее негодование.
Пергамент. Во всяком случае я с Шубинским редактировать не
буду.
Председатель. Завтра приедет Шульгин — он тоже пра-
вый,— тогда у нас создастся кворум.— Господа! На очереди воп...
Думский пристав. Ввиду принятой спешности, Проценко
и Фалькерзам уехали обедать и кворум распался.
Председатель. Ну, ничего. Мы сегодня и так уморились.
Давно так хорошо и толково не работали! Объявляю заседание за-
крытым.
«Одесское обозрение», Фавн
15 января 1908 г.
63

Фельетон лерепечатывается впервые.
Незадолго до его опубликования в Государственной думе состоялось за-
седание отдельных комиссий, на котором обсуждался вопрос об упорядочении дум-
ской работы. В беседе с корреспондентом «Нового времени» председатель думы
Хомяков, суммируя итоги заседания, заявил, что «надо работать..., надо определить
план думской работы..., надо, чтобы все знали, как дума смотрит на всю совокуп-
ность предстоящей работы». В названии фельетона Воровского — ирония над эти-
ми словами. Содержание фельетона становится еще более понятным, если учесть
сделанное Хомяковым в той же беседе признание, что очень часто на заседания
выносятся мелкие вопросы, а дела, имеющие общегосударственное значение, «от-
кладываются».
1 Министр юстиции сделал председателю Государственной думы Хомякову со-
общение о привлечении социал-демократа В. Е. Косоротова, члена Государственной
думы, к судебной ответственности. Косоротова обвинили в том, что, выступив
23 октября 1907 г. на станции Юрезань Самаро-Златоустовской железной дороги,
он якобы подстрекал рабочих к ниспровержению правительства.
2 Капустин—октябрист, член Государственной думы; Уваров — октябрист,
член Государственной думы, Гучков — лидер партии октябристов, член Государст-
венной £умы; Колюбакин — член Государственной думы, кадет.
3 Пергамент — кадет, член Государственной думы от Одессы.
4 Проценко — председатель распорядительной комиссии Государственной
думы.
5 Фалъкерзам — черносотенец, депутат думы.
6 Тимошкин — черносотенец, член Государственной думы.
7 Шубинский—октябрист, член Государственной думы.
18
ЧЕЛОВЕК И ЕГО ТЕНЬ
Опять вынырнула из мутной воды хорошо знакомая нам
фигура.
Газеты сообщают, что на ирбитской яр>марке появился преслову-
тый Лидваль и открывает, в сотрудничестве с некиим «князем» Одиа-
ни, кафешантан с рулеткой, азартными играми и пр.
Замечательная фигура этот вездесущий, всетворящий, неистреби-
мый Лидваль. Это фигура символическая.
Вы думаете, Лидваль — живой человек, реально существующий? —
Ничего подобного.
64

Лидваль — это имя собирательное. Это — общее наименование
всякого дельца, устраивающего в сумерках безотчетности и бескон-
трольности свои сомнительные делишки. И, пожалуй, даже это не
название общественного типа, а просто обозначение некоего обще-
ственного уголка — темного пятна, отбрасываемого бюрократической
самодеятельностью на поверхность нашей жизни. Своего рода тень
бюрократического строя.
Но тень есть результат одностороннего освещения. Поэтому она и
находится на стороне, противоположной источнику света. Она пря-
чется за предмет, образующий ее. Из-за этого предмета свет не может
видеть тени.
В свою очередь тень, неизменно следуя за своим предметом, все-
гда изворачивается так, чтобы свет ее не заметил. Это закон движе-
ния тени. Так сказать, закон Лидваля.
Но бывают неприятные случайности, когда вдруг, неожиданно и
непредвиденно, откуда-то со стороны ворвется и блеснет непрошен-
ный луч света, падет ярким пятном в самую середину теневого пятна
и, ко всеобщему ужасу и смятению, озарит его.
И видно тогда, как кишат и копошатся в этой тени всевозможные
большие и маленькие Лидвали, знакомые нам по делу Гурко: постав-
щики, аферисты, содержатели кафешантанов и хоров, мадам Эстер
и пр. и пр.
А среди них и покрупнее рыбина...
Лидваль вездесущ, как Фигаро. Фигаро — тут, Фигаро — там.
Он поставляет хлеб голодным, он открывает рулетку для ирбитских
коммерсантов, он строит Ташкентскую железную дорогу, из-за кото-
рой теперь приходится скакать в Азию министру путей сообщения
Шауфусу, он вертится около московского охранного отделения, где
сенатор Гарин раскрыл растрату, он — повсюду и в правительствен-
ных канцеляриях, и в земствах, и в городских самоуправлениях, и на
войне, и в мирной культурной деятельности,— одним словом, везде,
где заметна бюрократическая самодеятельность, ибо он — ее тень.
Вот луч прожектора, брошенный неожиданно на эту тень, уличил
Лидваля на месте преступления. Его поймали, четвертовали, и каж-
дую частицу увезли и бросили в другом конце страны.
А он и в ус не дует. Глядишь — из каждого кусочка вырос новый
маленький Лидваль, опять пристроился к делу, опять берет подряды,
6 В. В. Воропгкий 65

открывает кафешантаны, бывает у мадам Эстер и, познакомившись
там с кем нужно, становится его неотлучной тенью.
Человеку невозможно освободиться от своей тени.
Невозможно, по крайней мере, до тех пор, пока существует в при-
роде односторонний свет. Невозможно и обществу отделаться от
своего Лидваля.
Вот другое дело, если бы свет получил возможность изливаться
равномерно, окружать человека со всех сторон... но об этом мы лучше
не будем говорить...
«Одесское обозрение». Фавн
18 января 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к написанию фельетона явилось напечатанное 16 января 1908 г. в
«Одесском обозрении» сообщение под заголовком «Жив, курилка». В нем говори-
лось о том, что известный авантюрист и спекулянт Лидваль, изобличенный неза-
долго до этого вместе с товарищем министра внутренних дел Гурко в крупных мо-
шеннических комбинациях, снова вынырнул на Ирбитской ярмарке (о деле Лид-
валя — Гурко см. в прим. к фельетону «Горе неутешной вдовицы»).
19
О НЕГРАХ В РОССИИ
Это вопрос весьма интересный — и с этнографической и с поли-
тической точек зрения.
Особенно он интересен мне, как Фавну, чувствующему некоторое
первобытное родство с африканскими дикарями — вероятно, через
обезьяну.
И вот я занялся изучением вопроса о положении негров в России.
Сначала заглянул в данные переписи 1897 года. Но, увы, там я
нашел только краткую, ничего не говорящую фразу:
«В число лиц, не показавших родного языка, вошли и немногие
африканцы».
И больше ни слова. Обращаюсь в Центральный статистический
комитет — ничего не знают. Обращаюсь в Министерство иностран-
66

ных дел — то же самое. Обращаюсь в департамент полиции — только
руками разводят.
Зная по опыту, что если в России нигде не добиться толку, надо
обратиться к «сведущим» людям,— иду к Дубровину.
— Вот,— говорю,— доктор, помогите, посоветуйте, направьте!
Изучаю негритянский вопрос в России, а данных нигде найти не могу.
— Эх, батенька, и чудак же вы,— говорит Дубровин и хлопает
меня дружески по плечу.— Да ведь негры — это мы, мы... Разве вы
не читали в газетах про мою речь в Костроме? Я там так и сказал
прямо:
«Пока революция была в разгаре, бюрократия крепко держалась
союза русских людей, теперь же, когда негры сделали свое дело —
негра долой!»
— Это кажется слова мавра в «Фиеско» Шиллера...— робко за-
метил я.
— Неужели?—удивился Дубровин.— Значит, он из моей речи
украл. Прямо сказать ничего нельзя — сейчас какой-нибудь «шантаж-
ник» подхватит. Да, да,— продолжал он горячо,—негры это—мы!
Мы — русские негры. Вы думаете, знаки «С.Р.Н.» должно читать так,
как все обычно читают? Ничего подобного! Это либералы так тол-
куют, чтобы дискредитировать нас. «С.Р.Н.» значит: «Союз русекчх
негров».
Я сразу понял, что попал к первоисточнику интересующего меня
вопроса. Вынул книжку и устроил форменное интервью милому док-
тору.
— О, нас, негров, миллионы! — с восторгом рассказывал мне Ду-
бровин, свободно развалившись на кресле истинно русского стиля.
— Всего в нашем союзе записано десять миллионов негров. Одна
Волынская губерния насчитывает миллион 700 000 наших.
Беседа наша затянулась за полночь. Я ушел, проникнутый беспре-
дельной благодарностью к вождю русских негров.
На другой день я уже писал мою работу:
«Население Российской империи насчитывает 125 640121 человек
обоего пола, разделяемых в отношении национальности на шесть
групп:
Индо-европейцы, в количестве 90 331516 человек.
Урало-алтайцы, в количестве 17 669067 человек.
Семиты, в количестве 5 870205 человек.
5* 67

Изолированные народности, в количестве 2477 919 человек.
Культурные народы крайнего Востока, в количестве 86113 человек.
Русские негры, в количестве 10 000 000 человек.
В отдельных губерниях негры составляют весьма крупный про-
цент, превышающий нередко половину всего населения. Так, напри-
мер, в Волынской губернии на 2 898 482 чел. обоего пола приходится
1 700000 негров (58,62 проц.).
По своим религиозным понятиям русские негры подобны абиссин-
ским неграм. По своей культуре и по своим общественным взглядам
они тоже стоят на одном уровне с абиссинцами.
Русские негры весьма враждебно относятся к русским семитам.
Некоторые ученые объясняют это экономическими причинами. Мы не
разделяем этого взгляда, ибо громадное большинство русских негров
экономической деятельностью не занимается и живет неизвестными
источниками дохода. Нам кажется гораздо вероятнее, что националь-
ный антагонизм негров к семитам унаследован еще со времен египет-
ского пленения. Негритянское население древнего Египта (паразит-
ные классы, жившие за счет правящих классов и государства) никогда
не могло простить семитам их жажды освободиться из египетской
неволи.
Благодаря своей черной окраске, негры в России называются про-
сто «черными» или «черной сотней», что, как мы видели, и вполне
соответствует их численности».
Работа моя близится к концу. Я читал некоторые главы Дубровину.
Он прослушал внимательно, потом крепко пожал мне руку и сказал:
— Молодой человек, у вас обеспечена кафедра в самом южном из
наших университетов.
И в голосе его дрожали слезы. Чудный человек! Благородный
негр.
«Одесское обозрение», _
22 января 1908 г. Фавн
Фельетон перепечатывается впервые.
Гк-зодом к нему послужила погромная речь руководителя «Союза русского
народа« Дубровина в Костроме. Призывая членов местного отделения «Союза»
к борьбе с революцией, Дубровин в то же время высказывал недовольство в связи
с тем, что бюрократия, по его мнению, недостаточно воздает «союзникам» за их
заслуги в борьбе с освободительным движением.
Цифры, приведенные в фельетоне, взяты Воровским из речи Дубровина.
68

20
МОЛЧАЛИВАЯ ДУМА
Ни слова, о друг мой, ни вздоха,
Мы будем с тобой молчаливы.
Это началось в пятницу, 25 января 1908 г.
Когда Павел Николаевич Милюков, только что приехавший из
Нью-Йорка, в новом клетчатом костюме вошел на думскую трибуну
и по забывчивости сказал:
— Ladies and gentlemen!
Тогда произошло нечто странное...
Молча, тихо, сосредоточенно, как тени, как призраки — начали
выходить из зала депутаты. Сначала крайние правые, потом не край-
ние правые, потом просто правые, потом правые октябристы, потом
просто октябристы.
Шрл, грузно переваливаясь, Бобринский из Тулы, шел, с трудом
сдерживая инсинуации, Крупенский, шел, гордо подняв голову, непод-
купный Шмид, шел и Гучков, делая вид, что идет вовсе не по тому
делу. Пошел было и Маклаков *, по привычке идти за Гучковым, но
вовремя опомнился и вернулся.
Ушли.
А в зал вошел думский пристав (впоследствии оказалось, что это
был переодетый Пуришкевич) и заявил, что нет кворума.
Милюков постоял, постоял на трибуне, потом пожал плечами и
пошел на свое место.
Был объявлен перерыв на полчаса.
Через полчаса зал опять был полон...
Опять вошел на трибуну Милюков и опять, забыв, что он не в
Нью-Йорке, сказал:
— Ladies and gentlemen!..
И снова потянулись к двери молчаливые, мрачные фигуры депу-
татов. Снова выступил тот же пристав и заявил, что кворума нет.
Милюков пожал плечами и пошел на свое место.
Заседание думы было закрыто.
69

Когда во вторник, 29 января, председатель думы сказал:
— Слово принадлежит депутату Милюкову.
И когда на трибуне появилась фигура в новом клетчатом нью-
йоркском костюмчике...
Тогда опять началось таинственное и молчаливое движение теней
со скамей к двери, и бесстрастный, спокойный голос пристава заявил,
что нет кворума.
И опять Милюков пожимал плечами и шел на свое место.
И так продолжалось все время.
В комиссиях накоплялись рассмотренные законопроекты, ждущие
обсуждения в думе, и дума не могла их рассматривать, ибо она стоя-
ла перед выбором: либо с Милюковым и без кворума, либо с квору-
мом, но без Милюкова.
А так как нельзя было отказать Милюкову в слове, и так как
пока не скажет Милюков своего слова нельзя было внести никакого
предложения, и так как большинство думы уходило всякий раз, когда
входил на трибуну Милюков,— то все оставалось по-прежнему.
Государству начала угрожать опасность совершенного приостанов-
ления законодательной деятельности.
Тогда, на основании ст. 52 полож. 6 августа 1905 г., законопроекты
пошли на рассмотрение Государственного совета и принимались без
думы.
Шли годы.
А дума все не могла примирить противоречия между Милюковым
и кворумом.
Каждый раз, как Милюков появлялся на трибуне, начиналось мол-
чаливое движение к выходу.
Уж и клетчатый нью-йоркский костюмчик был изношен, уже все
население забыло о поездке за океан, уже Милюков отучился гово-
рить: Ladies and gentlemen!, уже сами депутаты позабыли, почему
они уходят при появлении на трибуне Милюкова,—и все же при каж-
дой попытке открыть заседание речью Милюкова о закрытии дверей
комиссии по государственной обороне, начинал таять кворум, Милю-
ков пожимал плечами и заседание закрывалось.
Но вот истекло роковое пятилетие, дума закончила свое существо-
вание, депутаты разъехались по домам.
Новых выборов не было, ибо опыт показал, что один Государ-
ственный совет с таким же успехом может решать дела.
70

Тогда, наконец, Милюков потерял терпение и выпустил отдельной
брошюрой свою речь, в которой говорилось, что он против закрытия
дверей комиссии по государственной обороне2.
«Одесское обозрение», Фавн
27 января 1908 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с событиями, разыгравшимися в Государственной
думе после возвращения из поездки в Америку лидера кадетов П. Н. Милюкова.
Несмотря на то, что Милюков выступал в Америке в духе умеренного либерализ-
ма, неоднократно подчеркивая преданность кадетов идеям конституционной мо-
нархии, правые депутаты подвергли его усиленной травле. Начало этой кампании
положил реакционный .журналист Меньшиков, обвинивший Милюкова «в измене».
Милюков пытался на нескольких заседаниях думы выступить с объяснения-
ми, однако черносотенцы, правые, октябристы каждый раз покидали зал. Инициа-
торами скандала в думе явились бессарабские депутаты, черносотенцы Крупенский
и Пуришкевич (последний публично обозвал Милюкова «мерзавцем»).
Выходки Пуришкевича и его компании объяснялись вовсе не тем, что Милюко-
ва действительно заподозрили в революционном свободомыслии, грозящем само-
державным устоям, (хотя именно так он впоследствии и пытался представить
дело). В кадетах, располагавших наибольшим количеством мест на скамьях оппо-
зиции, черносотенцы и правые видели своих политических конкурентов, в думе,
и с помощью очередной комбинации они пытались упрочить свое положение. При
поддержке октябристов они добились того, что Милюков не был избран в думскую
комиссию по государственной обороне.
1 Маклаков — член Государственной думы, член партии кадетов, во многих
вопросах солидаризировался с октябристами.
2 Не сумев выступить в думе, Милюков опубликовал свое выступление в при-
ложении к газете «Речь».
21
ИЗВОЛЯТ ТЕШИТЬСЯ
Кукольная комедия, разыгранная думским большинством в пятни-
цу, когда хотел говорить Милюков, выясняется.
Видите ли, поездка Милюкова в Нью-Йорк испортила хитроумные
планы некиих доморощенных дипломатов, потративших все скудные
запасы своего мозга на построение карточных домиков.
И вот, чтобы отомстить «изменнику», развалившему нечаянно эти
старческие карточные домики, решили устроить грандиозный скандал.
71

В качестве режиссера вызвался «бриллиант Бессарабии» — Кру-
пенский.
Обдумали план, распределили роли, подготовились и ждали.
Тайна была соблюдена так тщательно, словно в нее не был посвя-
щен депутат Шмид.
Ничего не подозревавший Милюков попал в ловушку. Куколь-
ная комедия удалась блестяще: устроители и исполнители были в
восторге. Крупенского качали.
Никогда еще заседания думы не были так занимательны и веселы.
Вот уж потешились!
То-го Милюков озадачен! Теперь ему останется только сложить
полномочия и заново выставить свою кандидатуру.
А тут-то мы его, голубчика, и разъясним.
Ужасно забавно!
Участники кукольной комедии пришли в такой восторг, что реши-
ли присочинить к ней эпилог. Он будет разыгран во вторник.
Когда войдет на трибуну Милюков, опять правые и октябристы
уйдут. Но они уйдут так, чтобы остался кворум.
Десяток-другой статистов — «голосующей скотины» — оставят
для пополнения кворума, а сами уйдут и посмотрят, как это Милюков
будет говорить перед пустыми скамьями.
Пускай распинается перед своими кадетишками да разными левы-
ми! Пусть старается!
Вот будет смешно!
Нз знаем, в какой мере затеянный спектакль удовлетворит господ
Крупенских во вторник. При неразборчивости их вкусов и привычке
к грубым потехам, они, пожалуй, останутся довольны.
Их отцы Ъ деды развлекались тем, что травили борзыми застиг-
нутого невзначай в поле мужика или еврея. Это было так забавно и
смешно, когда разъяренные собаки рвали на своей жертве клочья
одежды и мяса!
Теперь приходится отказывать себе в этом удовольствии. Во-пер-
вых, можно попасть под уголовную ответственность. А во-вторых —
и оно еще неприятнее — мужики избаловались и не находят больше
для себя развлечения в этой невинной забаве.
Но вкусы у господ Крупенских остались те же. И .они жаждут
соответственных их культурному уровню развлечений.
И вдруг такой редкий случай: собирается своя компания на пик-
72

ник в Таврический дворец. Попадается интеллигент-дичь, которую за-
конами об охоте позволяется травить во всякое время года.
Скорее лошадей, борзых! Зал думы превращается в отъезжее по-
ле. Несутся лихие всадники; мчатся осклабившиеся псы. «Ату его,
ату!..»
Какое блаженство!
А когда вечером господа охотники, усталые, но довольные, полу-
лежат на легких диванах, утопая в дыму сигар, кто-нибудь, лениво
потягиваясь, спросит:
— Скажите, а во сколько обошлась сегодняшняя охота?
— Пустяки,— скажет герой дня,— Крупенский,— 442 человека по
10 руб.— значит 4420 руб.1, не считая содержания штата при Таври-
ческом дворце, окладов бюро и прочих мелочей.
Неужели вы эти расходы из своего кармана оплатите? — спросит
собеседник.
— Что я дурак, что ли,— весело засмеется хозяин,— эти расходы
оплатит полностью наш «многострадальный», как любят говорить,
«пейзан». Ему принадлежит наследственное и неотъемлемое право
платежа налогов.
Фавн
«Одесское обозрение»,
29 января 1908 г.
Перепечатывается впервые.
Об обстоятельствах появления настоящего фельетона см. в примечаниях к
фельетону «Молчаливая дума».
1 В Государственной думе было 442 депутата, каждый из них получал из каз-
ны 10 руб. в сутки.
22
ИЗ СОВРЕМЕННЫХ НАСТРОЕНИЙ
ТОЛСТЫЙ И ТОНКИЙ
У нас уже давно выработались эти два комичных типа.
Один — толстый, русяный, гладенький, опрятно одетый, с лосня-
щимся лицом. Это — неунывающий россиянин.
73

Другой—тощий, длинный, мрачный, растрепанный, в поношен-
ном сюртуке, с галстуком на боку. Это — ноющий интеллигент.
Они неистребимы. Каждый раз, как только в обществе начинает-
ся угнетение и апатия, как только все замолкают и закутываются в
халаты,— на сцене появляются толстый и тонкий и начинают спо-
рить.
При общественном подъеме они стушевываются. Они смешивают-
ся с толпой, и положительно нельзя различить, который из них тон-
кий и который толстый.
Теперь опять наступил праздник на их лицах.
Опять кругом тишь да гладь, да божья благодать.
И среди этой тиши снова выплывают неразлучно толстый и тон-
кий и начинают спорить.
Толстый помещается в «Столичной почте» и называется Е. К. 1
Тонкий поселился в «Свободных мыслях» и зовется М. Энгель-
гардт. j
Толстый по настроению и по долгу службы не унывает. Он всегда
находит, чему радоваться. Среди самой темной ночи он найдет свет-
лую точку. В самом скверном месте найдет он, на чем остановить с
•восторгом мысль.
Это про него писал Гаршин в одном из писем, что есть такие лю-
ди, которые всему радуются: вернется из «ватера» и радуется —
«и хороше же я, брат...»
Напротив, тонкий всем недоволен.
Дадут ему самое вкусное яство — ворчит. Поведут смотреть мисс
Дункан или Вяльцеву 2 — брюзжит. Вечно у него желчь переливает-
ся и скверная отрыжка во рту.
Толстый Е. К. ругает революцию и революционеров и превозно-
сит прелести культурной работы. Ах,— говорит,— как хорошо! Осну-
ем народный университет и будем там излагать пролетариату идеи
Маркса —не по Марксу, конечно, а по П. Б. Струве3. А если за-
кроют, мы устроим клуб и ряд лекций о профессиональном движении.
А если это закроют, мы устроим воскресную школу и будем читать
историю культуры по Липперту. А если и это закроют, мы откроем
общество потребителей; а если и это нельзя будет, мы оснуем обще-
ственные бани...
Тонкий слушает и с досады кусает ус.
Он тоже ругает революцию и революционеров. Мерзавец-народ
74

надул его тоже, но он — не толстый и не может радоваться «культур-
ной работе» 4. Он непримирим. После всего происшедшего он нахо-
дит, что нельзя жить. И чтобы лишить себя жизни, он бросается
вниз головой в «Свободные мысли».
Но тонкий, как и толстый, бессмертен. По крайней мере, пока су-
ществует российская «почва», породившая их. А потому «Свободные
мысли» каждый понедельник выбрасывают его обратно из своего
чрева, как кит Иону. И опять он ноет, и опять кидается в небытие —
до следующего понедельника.
Таково роковое противоречие российской действительности. Тол-
стый и тонкий могут жить только тогда, когда все умерло. Это клад-
бищенские цветки. Когда же все оживает, толстый и тонкий утрачи-
вают свое «я», делаются хористами в общем хоре — умирают, как
таковые.
«Надо жить»,— томно и кокетливо вздыхает толстый Е. К., как
будто ему и в самом деле хотелось бы умереть.
«Жить нельзя, можно только существовать»,— злобно и мрачно
ворчит М. Энгельгардт, как будто и ему в самом деле хочется уме-
реть 5.
И оба не умирают.
Сострадательное русское общество! Оживи скорее, чтобы дать
раз умереть этим бедным мученикам жизни!
«Одесское обозрение», Шавн
8 февраля 1908 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан непосредственно после опубликования эсером М. Энгель-
гардтом в газете «Свободные мысли» статей «Без выхода» (7 января) и «Призна-
ки времени» (4 февраля 1908 г.). В первой статье, которая получила резкую отпо-
ведь Горького, Энгельгардт в тоне крайнего пессимизма и безнадежного отчая-
ния говорил, что русский народ «оказался не богатырем, а «фефелой», не Ильей
Муромцем, а гоголевским Поприщиным», потому и революция погибла и братик
черносотенцев торжествует.
Поскольку русский народ нереволюционен,— делал вывод буржуазный публи-
цист,— всякие революционные попытки—бесполезная гибель людей, бесполезные
жертвы.
Столь же мрачны были пророчества Энгельгардта и в его статье «Признаки
времени».
1 Е. К.— инициалы «экономистки» Е. Кусковой. После поражения революции
1905 г. Кускова вместе с С. Прокоповичем, В. Богучарским и др. объявила себя
75

сторонницей ревизиониста Бернштейна, выступала против самостоятельной поли-
тики рабочего класса. Группу, к которой примыкала Кускова, Ленин называл
«меньшевистствующими кадетами». Оценка газеты «Столичная почта», в которой
Кускова играла видную роль, дана в том же 1908 г., когда писал свой фельетон
Боровский, в словах Ленина: «Никто не станет думать уже теперь в России о том,
чтобы делать революцию по Марксу. Так, или приблизительно так, провозгласила
недавно одна либеральная,— даже почти демократическая,— даже почти социал-де-
мократическая,— (меньшевистская) газета, „Столичная почта"» (Сочинения, т. 15,
стр. 35).
Дункан, Айседора — знаменитая танцовщица, гастролировавшая в России;
Вялъцева, Анна — исполнительница цыганских песен.
3 Струве, Петр Бернгардович (1870—1944) — буржуазный публицист, в 90-е
годы — представитель «легального марксизма», а затем — один из идеологов ка-
детской партии.
4 Полемизируя с Е. Кусковой, М. Энгельгардт в статье «Признаки времени»
писал, что «теперь политические эмбрионы... с визгом... тычут всем под нос «куль»
турную работу»».
5 Боровский имеет в виду следующие слова Энгельгардта: «„Надо жить",—
заявляет Е. К. Мало, чего вам надо, почтеннейший. И всем бы нам надо жить, на
жить мы не будем, a разве только существовать!»
23
В ГОСТЯХ У ЗВЕРЕЙ
В качестве «смиренного» обывателя я все время чувствовал духов-
ное родство с «укрощенными» зверями г. Саваде !. Наконец не вы-
держал и пошел вчера с ними познакомиться. ^
Это очень интересно. Интересно наблюдать, как один человек дер-
жит в своей власти целую ораву хищников, из которых каждый в
отдельности мог бы, без всякого усилия и уж, конечно, без зазрения
совести, поужинать своим властелином.
И, однако, вместо того, чтобы превратить его в бутерброд, они
покорно подчиняются его воле — хотя в них и кипит злоба и жажда
мести.
Но, помимо этого обаяния интеллигентной силы человека, инте-
ресны и сами звери, как «личности».
Вот выходит на арену пара небольших черных медвежат. Они идут
важно на задних лапках — настоящая пара одесских банкиров —
и так похожи друг на друга, как близнецы.
76

Однако всмотритесь, и вы увидите, что у каждого своя индиви-
дуальность.
Один идет прямо, высоко подняв глупую, смешную мордочку, оста-
вив опущенные вниз передние лапки. Это, по-видимому, простодуш-
ный, несколько хвастливый, недалекий, но бесхитростный субъект.
Другой, напротив, идет несколько сгорбившись, рожица у него
лукавая и лицемерная, лапки сложены молитвенно, шажки он делает
маленькие. Вы всматриваетесь в эту иезуитскую фигурку и вдруг
вспоминаете: да ведь это Иудушка Меньшиков!
Да, это он. У зверей есть тоже свои Иудушки. Когда его со-
сед и собрат нечаянно столкнул с табурета, он так завопил, слов-
но его лишили места фельетониста в «Новом времени» и оклада в
40 000 руб.!
А вот вам совершенная противоположность — два больших белых
медведя.
Это высокие, жеманные, молодящиеся субъекты, складывающие
губки бантиком, держащие ручки comme il faut, ходящие мелкой рас-
сыпчатой походкой мышиных жеребчиков.
Посмотрите на их бесцветные, глупые, самодовольные, совершенно
невыразительные лица. Им только не хватает монокля в глаз, модного
галстука, ярких перчаток и тоненькой тросточки.
Темперамента у них ни на грош. Сейчас видно, что родились очи
где-то на льдине Ледовитого океана, прожили свой век в холодной
воде, питались одной рыбой.
Они послушно и как бы с наслаждением исполняют все свои но-
мера, всегда заслуживая благоволения хозяина, и возвращаются ча
место с самодовольным видом непроходимой ограниченности.
А теперь посмотрите на настоящих хищников.
Перед вами два льва и целая куча тигров обоего пола. И какое
различие темпераментов и характеров!
Один лев, примирившийся и окончательно опустившийся, сидит
мирно, дремлет, весь какой-то апатичный. Когда рядом с ним начи-
нает сердиться и протестовать тигр, он благоразумно отворачивается
и делает вид, что ничего не замечает. Он не желает попасть в свиде-
тели. Нос у него подозрительной окраски — должно быть, страдает
запоем или, по крайней мере, болезнью печени. Когда он тихо дрем-
лет, вы ясно видите, что сны его не идут дальше куска конины, бро-
шенной хозяйской рукой.
77

Другой тип второй лев. Он моложе, живее. Он тоже покорился, но
не утратил благородства. Он замкнулся в своей скорби и не будет,
подобно своему коллеге, унизительно просить — «подайте что-нибудь
потомку королей!» Когда он минутами задумывается и, подняв гордо
голову, направляет взор куда-то в пространство, вы ясно видите, как
в его зрачках отражается далекая голая пустыня, красный закат, за-
поздалый караван и безграничный простор свободы...
Лев горд. Даже побежденный, он не унизится до жалкого, бес-
сильного протеста. Совсем другая психика тигра. Их тут много —
кажется, шесть. Кошачья природа коварна, а потому неукротима. Мо-
жно победить храбрость, силу, гордость, благородство, но коварства
победить нельзя, ибо оно неуловимо. Уже целые тысячелетия приру-
чена кошка (еще в древнем Египте она была священным животным),
а, смотрите, читатель, завтра она перегрызет во сне ©ам горло.
Тигры злятся, они рычат, когда их заставляют показывать фоку-
сы, т. е. власть человека. Они не повинуются. Приходится пускать в
ход и угрозу и ласку. Они каждую минуту готовы броситься на сво-
его господина. И, все-таки, в конце концов, они покоряются и, ворча,
огрызаясь, лезут на тумоы, лестницы и т. п.
Есть в труппе еще два интересных типа: это — доги, единственные
представители человеческого общества.
И когда звери рычат и злятся, доги настораживаются и зорко по-
глядывают.
Так и чуется: бросься тигр на г. 'Саваде, и эти псы схватят его за
шиворот и потащат в участок. В них, несомненно, живет душа Держи-
морды, душа закабаленного существа, обращенного в орудие закаба-
ления других.
Когда вы смотрите на г. Саваде, как он распоряжается своими
зверями, у вас на миг исчезает сознание действительности. Вам на-
чинает казаться, что это немецкий Schullehrer, находящийся в кругу
школьников, среди которых есть и ласковые, как белые медведи, и
лицемерные, как медвежонок Иудушка, и спокойно выдержанные, как
львы,— и некоторые, «испорченные», как тигры, и подлизы-«акаде-
мисты», как доги. И он обращается с ними, как с учениками: кого
гладит, кого стегнет хлыстом, кому даст сахару, а кому придвинет
к носу страшную черную палку.
Как удивительно эти звери похожи на людей!
«Одесское обозрение», Фавн
16 февраля 1908 г.
78

Этот фельетон вызвал негодование одесского градоначальника Толмачева, ко-
торого особенно возмутило сравнение свирепых и злых догов с черносотенными
студентами-«академистами». «Кто такой Фавн, кто такой Орловский и Воров-
ский,— рассказывает Д. Л. Тальников, которого вызвал как редактора Толмачев,—
генерал не знал, он требовал объяснений от редакции, которая не умеет обуздывать
своих сотрудников... Генерал сурово требовал от меня объяснений: как мог я про-
пустить это сравнение прекрасных юношей-монархистов с собаками. Он с гордостью
показал на значок «Союза русского народа», который он носил в петлице своего
официального мундира....» (Д. Тальников. К биографии В. В. В. «Звезда»,
1928, № 6, стр. 82).
1 Саеаде, Ричард — известный в 900-х годах цирковой артист и дрессировщик
зверей.
24
НАДОЕДЛИВЫЙ КВАРТИРАНТ
Бывший депутат Езерский, осужденный за Вы-
боргское воззвание, получил в Киеве отказ при-
нять его в тюрьму для отбытия наказания за недо-
статком места и приехал в Петербург. Здесь Езер-
ский заручился рекомендацией Камышанского \ но
все-таки три дня бесплодно вместе с приставом
объезжал все тюрьмы и участки — всюду отказы-
вали. Предложение пристава отбывать наказание в
помещении канцелярии пристава Езерский категори-
чески отверг. И только после энергического внуше-
ния Камышанского место для отбытия наказания
нашлось, однако и тут попросили на неделю осво-
бодить камеру, которая понадобилась для более
важного заключенного. Езерский согласился обо-
ждать, но взял расписку, что через неделю — в слу-
чае освобождения вакансии — он первый кандидат
для отсидки.
«Слово» 2.
Дело началось в Киеве.
В один прекрасный день у ворот тюрьмы остановился экипаж и
из него вылез весьма прилично одетый господин.
Доложили начальнику. Тот посмотрел в окно, тщательно ощупал
взглядом карманы незнакомца и велел впустить:
79

— С кем имею честь...
— Я — бывший член бывшей I думы Езерский, осужденный по
выборгскому делу...
— А... очень приятно...
— Мне это менее приятно. Но, оставаясь строго лояльным, как
и вся моя партия...
— Пожалуйста, не говорите в моем присутствии о незарегистри-
рованных партиях...
— ...Я пришел отбыть положенное мне по суду наказание.
— Так вам угодно отсиживать?
-Да.
Начальник крикнул старшего надзирателя.
— Свистунов, отведи г. Езерскому номер, то бишь камеру...
— Никак нельзя ваше-ство, потому как все помещения за-
няты.
— Так переведи кого-нибудь... ну, хотя в карцер, что ли...
— И карцер, ваше-ство, занят, даже в чулане двое сидят.
— Ах, чорт возьми!—Послушайте, г. Езерский, вы человек ин-
теллигентный, ну зачем вам садиться. Когда нужно будет, сами за
вами придут...
— Не могу-с... Я не революционер какой-нибудь. Я человек ло-
яльный. Для меня закон выше всего. Я хочу, чтоб по закону.
— По закону, по закону! А куда я вас дену, когда у меня
ни одного угла свободного нет!* Не к себе же в спальню сажать
вас!
— Это не мое дело. Я — законник. Этак вы сегодня мне в поме-
щении откажете, завтра у вас не хватит кандалов для уголовного, а
там у вас не будет свободной виселицы для анархиста. Нет-с, из-
вольте по закону.
— Да не г же у меня места. Не могу я вас сажать с революционе-
рами, чтобы вы спропагандировали их. Не забывайте» что вы выборг-
ское воззвание подписали!
— Я этого так не оставлю, я буду жаловаться! — крикнул Езер-
ский и, хлопнув дверью, ушел.
— Вот нахал,— проворчал про себя начальник.— Что у меня по-
стоялый двор что ли?
В тот же день г. Езерский отправился с первым поездом в Петер-
бург.
80

Он потребовал было, чтобы ему отвели арестантский вагон 1-го
класса, но ему наотрез отказали, ибо приговор не давал ему права
на место в арестантском вагоне.
В Петербурге ок прямо отправился к г. Камышанскому и, хотя был
еще неприемный час, его приняли. Увидев его, Камышанский обрадо-
вался.
— Ба, г. Езерский! Что, небось отсидели свои каникулярные три
месяца и опять принялись аппозицию пущать?
Но г. Езерский был настроен строго и деловито. Он отклонил
фамильярный тон и начал излагать свое дело.
— Помилуйте,— негодовал он,— для какого-нибудь жалкого эсе-
ра всегда дверь открыта настежь, а мне, члену думы, члену «Партии
народной свободы»... 3
— Тише, ради бога, тише! Разве вы не знаете, какие теперь вре-
мена? Тут неподалеку еще этот съезд заседает! 4
— Да, члену партии народной свободы! Я это заявляю гордо и
громко. Пусть меня за это колесуют, пусть казнят лютой казнью...
— Да никто вас не будет колесовать, успокойтесь. Все вам устрою.
Вот вам записка к приставу Сквозник-Дмухановскому, он вас при-
строит.
Успокоенный, но все же недовольный, г. Езерский отправился по
адресу.
Пристав встретил его очень любезно и тотчас же предложил от-
правиться на поиски квартиры. Пара красивых рысаков понесла чх
к предварилке.
Но когда они подъехали, они увидели, что с самой Литейной тя-
нется длинный хвост ожидавших очереди.
Попробовали было встать вне очереди, но поднялся такой гвалт,
что пришлось вызвать дополнительный наряд полиции.
— Как же будет? — унылым голосом спросил Езерский.
— Черт знат что,— сердито буркнул пристав.— Словно на бе-
нефис Шаляпина добиваются.
— Но я... не привык ждать в хвосте...
— Попробуем поехать в крепость 5,— предложил пристав.
Когда они подъехали к крепости, к ним навстречу выбежал моло-
дой офицер.
— Вы генерала Стесселя 6 привезли? — вежливо осведомился он,
прикладывая руку к козырьку.
6 В. В. Боровский 81

Но оказалось, что не Стесселя, а Езерского.
— К сожалению, я не могу вас принять,— столь же любезно ска-
зал офицер, звякнув шпорами.— У нас такой съезд, что ни одного1
свободного помещения не осталось. Только для генерала бережем
заказанные им апартаменты.
Хмурые и грустные уселись они в экипаж и поехали к Литовско-
му замку.
Но еще издали зоркие глаза пристава заметили большой аншлаг:
«Местов нету». Пришлось повернуть обратно.
Езерский кипел:
— Послушайте,— уговаривал его пристав,— охота вам скитаться
по городу. Ну, поместитесь у меня в канцелярии. Ведь вам всего три
месяца жить...
— Ни за что,— горячился г. Езерский,— я хочу по закону. Разве
это тюрьма — ваша канцелярия?
— Ну, я вам решетки велю вставить в окна,— уговаривал при-
став,— все сделаю, как в настоящей тюрьме.
Но г. Езерский был неумолим. Он опять поехал к Камышанскому.
— Помилуйте,— волновался он,— какой-нибудь эсдек 7, эсер... а
я, член...
— Ну, хорошо, ну, хорошо,— успокаивал его Камышанский.--
Господин пристав, потрудись узнать по участкам.
И опять помчался экипаж из части в часть, из участка в участок.
Три раза пришлось сменить взмыленных лошадей. С утра ничего
не ели. Пристав пожелтел и осунулся. И везде слышался тот же ответ:
нету местов. А г. Езерский все время кипятился и кричал: хочу по
закону!
Наконец, в 2 часа ночи, экипаж опять остановился у квартиры
Камышанского. Хозяин уже спал; пришлось разбудить его. Он вышел
в халате, встрепанный, протирая слипающиеся глаза.
— Помилуйте,— кричал Езерский,— какой-нибудь эсдек или эсер,
а я член партии...
—■ Хорошо, хорошо,— успокоил его Камышанский,— мы эго
устроим.
И решили так. Одна из камер предварилки будет освобождена для
г. Езерского. Сидящий в ней будет послан в Москву. Вытесненный
им москвич поедет в Нижний-Новгород. Там освободят ему место, по-
слав человека в Саратов, и т. д.— замкнутая цепь, передвижение кото-
82

рой займет три месяца, необходимые для выдержки г. Езерскога.
Так и покончили.
— Ну, и фрукт,— говорил, отирая пот, пристав, когда в семь часов
утра возвращался из предварилки домой.— С адмиралом Небогато-
вым меньше хлопот было! 8
Но на этом дело не окончилось. Едва разместился г. Езерский в
своей камере и начал разбирать изящный дорожный чемодан, как
к нему явился помощник начальника.
— Очень приятно познакомиться,— сказал он и замялся.— Види-
те ли, г. Езерский, у меня к вам большая прасьба. Не будете ли так
любезны, пожалуйста, не в службу, а в дружбу...
— Да в чем дело? — спросил Езерский, подозрительно хмурясь.
— Я вас очень прошу. Не откажите. Уступите на недельку вашу
камеру.
— Что-с, милсдарь??—грозно вскочил г. Езерский.
— Да вы не сердитесь. Это очень важное дело. Привезли крайне
серьезного преступника, знаете, по последнему делу,— он нагнулся и
сказал что-то на ухо Езерскому.— Сами посудите — крамола, целость
государства, культура, вечные ценности...
— Да, да,— сказал Езерский, видимо смягченный,— но куда же я
денусь?
— А вы эту недельку погуляйте на воле,— всего недельку, кля-
нусь, что не более.
— Ну, ну, ладно. Только вот что: вы дадите мне письменное обя-
зательство у нотариуса,— вы знаете, я законник! — что за мной сохра-
няется первая очередь на освободившееся место...
— О да, конечно, с удовольствием! Эй, надзиратель, вынеси вещк
г. Езерского на извозчика и подашь мне шинель.— Мы сейчас же с
вами отправимся к нотариусу, а оттуда, кстати, пообедать... Вы навер-
ное проголодались?
— Да, кажется, немножко. Вчера я так был всем этим взволно-
ван... И когда у нас упрочится, наконец, законность!..— воскликнул
г. Езерский, влезая в экипаж.
— Ах, и не говорите! Это все бюрократический режим...— заме-
тил офицер, застегивая сюртук...
Экипаж мягко запрыгал по мостовой.
«Одесское обозрение», Фавн
23 февраля 1908 г.
6* 63

Фельетон перепечатываете я впервые.
На другой день после разгона царем I Государственной думы, 9 июля 1906 г.,
в Выборг съехалось около 200 депутатов, преимущественно кадетов. Они приняли
обращение к «Народу от народных представителей». В этом обращении, извест-
ном под названием «Выборгского воззвания», содержался призыв к населению
прекратить до созыва новой думы денежные платежи и поставку рекрутов прави-
тельству. Однако Выборгское воззвание было продиктовано не только и не столь-
ко протестом против правительственной реакции, сколько страхом кадетов перед
возможностью новых серьезных народных волнений, поводом для которых мог
явиться разгон думы. Характерно, что на судебном процессе по «Выборгскому
делу», происходившем 12—18 декабря 1908 г., кадеты оправдывали Выборгское
воззвание как попытку противопоставить тактику пассивного сопротивления боль-
шевистской идее вооруженного восстания. Несмотря на политическую умеренность
Выборгского воззвания, несмотря на то, что его участники всячески подчеркивали
^мирный» и лояльный по отношению к правительству характер своих выступлений,
ЦК кадетской партии отказался присоединиться к нему. Участники «Выборгского
дела» были приговорены к трехмесячному заключению, в их числе и депутат Госу-
дарственной думы кадет Езерский.
По поводу Выборгского воззвания В. И. Ленин писал в газете «Пролетарий»
10 мая 1908 г.: «Выборгским манифестом он (либерализм.— О. С.) старался убить
двух зайцев, лавировать так, чтобы можно было истолковать его поведение —
смотря по надобности — и в духе поддержки революции и в духе борьбы с револю-
цией» (Сочинения, т. 15, стр. 49).
1 Камышанский — прокурор Петербургской судебной палаты.
2 «Слови» (1904—1909) —ежедневная петербургская газета. С ноября 1905 г.
до июля 1906 г. являлась органом конституционно-монархической партии «мирно-
го обновлегня», которую Ленин называл «партией мирного ограбления». С декабря
1906 г.— орган «Конституционного центра».
3 «Партия народной свободы» — так называли кадеты свою партию.
4 Намек на съезд «Союза русского народа», происходивший в Петербурге в
феврале 1908 г.
5 Имеется в виду Петропавловская крепость.
6 В ге дни шел судебный процесс бывшего командующего Порт-Артурской
кр-епостью генерала Стесселя, привлеченного к ответственности за сдачу Порт-Ар-
тура японцам во время русско-японской войны 1904—1905 гг.
7 'асдек—социал-демократ.
Е Адмирал Небогатое — бывший командующий русской эскадрой в Цусимском
проливе, подвергшийся, как и Стессель, суду и аресту.

25
ИЗ СОВРЕМЕННЫХ НАСТРОЕНИЙ
(Отрывок из письма)
...Это был сплошной праздник.
В 11 с половиной часов служили молебен ио поводу освобождения
«союза» от крамолы 1.
(Вы ведь знаете, ma chère, что группа крамольников, проникнув
в союз, пыталась разрушить его на съезде. Но они были разоблачены
д-ром Дубровиным и позорно изгнаны 2.
Отец Илиодор произнес блестящую речь 3.
О, что это за проповедник! Какая мощь, какой огонь! Это настоя-
щий Савонарола 4, но только наш, отечественный Савонарола!
Когда он говорит, из его глаз сыплются снопы искр, а изо рта
бьет пена. Женщины бьются в судорогах у его ног, снимают с себя дра-
гоценности и отдают ему! Мужчины рыдают. Даже казначей союза
плакал, считая собранные деньги.
После молебна мы осматривали общежитие для крестьян-депутатов.
Это очень уютное и милое помещение. Чисто выбеленные стеньк
Широкие деревянные нары. В окнах изящные решетки (мне объяс-
нили, что это крестьянский обычай, жить за решетками). Столы, та-
буреты и посуда — деревянные, в старорусском стиле.
Общежитие было рассчитано на 300 человек и содержание его
стоит 30 руб. в день. Но так как теперь там живут всего три депутата,
то им, конечно, приходится уплачивать за помещение всю свою дум-
скую диету. Это, говорят, несколько обременительно, но это только
временно — до конца думского пятилетия.
В 6 часов дня мы были на званом обеде у графини N 5. Это было
страшно интересно. Был приглашен депутат думы Маклаков. Он такой
милый! И какой патриот! Правда, он состоит в партии кадетов, но это
он делает исключительно для того, чтобы держать их в руках. А в ду-
ше он истинно русский человек.
После обеда, когда он подошел ко мне, я спросила его (нарочно,
конечно, чтобы заставить его высказаться):
— Скажите, мсье Маклаков, неужели вы в состоянии будете го-
лосовать против проекта возобновления флота? 6 Это было бы так
непатриотично...
85

— Помилуйте, comtesse,— сказал он,— я бы ассигновал двойную
сумму, если бы этот флот можно было поставить на колеса и двинуть
на внутренних врагов!
— Только горячая любовь к отечеству может подсказать такие
великие мысли,— ответила я, крепко пожав ему руку.
Муж очень ценит Маклакова. Он говорит, что из всей так назы-
ваемой «оппозиции» это единственный человек с умом и сердцем. Муж
уверен, что он далеко пойдет. Портфель министра юстиции от него
не за горами.
Я, конечно, пригласила его к нам обедать.
Вечером мы поехали в оперу. Шла «Жизнь за царя» в честь все-
российского съезда союза.
Я никогда не видала этой дивной оперы в такой оригинальной об-
становке 7.
Публика была избранная. Партер сиял от блестящих мундиров.
Ложи вмещали в себе все сливки столицы.
Когда на сцене поляки должны были убить Ивана Сусанина, весь
театр затрясся от негодования и протеста. Несколько страстных пат-
риотов вскочили на сцену и освободили нашего героя от подлых
убийц.
Они заставили поляков качать Сусанина. Это была для них пыт-
ка. Но они вынуждены были подчиниться, иначе их могли бы растер-
зать...
После этого на сцену вошел д-р Дубровин и три раза поцеловал
Сусанина. Это было так трогательно.
Потом в течение двух часов оркестр играл, не переставая, и весь
театр, стоя, слушал благоговейно.
Из театра мы заехали на благотворительный вечер, устроенный
баронессой фон-Хабенихтс в пользу помещиков, пострадавших от
неурожая 8. Тут мы встретили весь цвет дворянства.
Меня попросили продавать в киоске с шампанским. Мужчины, осо-
бенно офицеры, толпой добивались к моему киоску. Но я продава-
ла шампанское только с условием, чтобы сначала купили у княжны
Мари значок союза. В один вечер у нас прибавилось несколько сот
членов!
Поздно ночью легла я спать, усталая, но с приятным чувством
исполненного долга. Нас так мало, мы затеряны, как оазис, в чуждой
и враждебной нам пустыне. Нужна масса самопожертвования и героиз-
86

ivia с нашей стороны, чтобы устоять против враждебных стихий.
Но такие дни, как вчерашний, вознаграждают за все горечи и стра-
дания...
«Одесское обозрение», Фавн
27 февраля 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи со съездом «Союза русского народа», происходив-
шим в Петербурге 10—20 февраля 1908 г.
1 Боровский намекает на междоусобную борьбу в руководящих кругах «Сою-
за русского народа», закончившуюся исключением из «Союза» В. Пуришкевича,
•который вслед за этим организовал еще более реакционный «Союз Михаила Ар-
хангел».
Съезд открылся в доме Павловой торжественным молебном, который служил
епископ Антоний.
2 На съезде снова вспыхнули раздоры между союзниками, в ходе которых
обнаружилось, что председатель «Союза» Дубровин совершал грязные денежные
махинации за счет средств «Союза».
3 Илиодор, поп-черносотенец, в своей речи на съезде обещал «собственными
.руками» задушить революцию, сожалея при этом, что «господа конституционалисты»
все-таки продолжают существовать «в то время, как их место на перекладине».
4 Савонарола, Джироламо (1452—1498) — итальянский религиозный и поли-
тический деятель.
5 Автор фельетона имеет в виду обед у статс-дамы княгини Нарышкиной,
близкой к руководителям «Союза» и правительственным сферам.
6 Проект об ассигновании нескольких сот миллионов рублей на строительство
броненосного флота был предметом обсуждений в Государственной думе.
7 Участникам съезда в Мариинском театре показали оперу Глинки «Жиянь за
царя». В антракте Дубровии произнес погромную, «истинно патриотическую» речь.
8 На съезде был открыт сбор пожертвований на памятник в честь 300-летия
дома Романовых. С этой целью и был устроен благотворите\ьный бал, о котором
упоминается в фельетоне.
26
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФИСГАРМОНИИ
Жил был в Одессе мирный купец, по прозванию Брилинский ].
Жил, торговал, деньгу наживал, и, к счастью для местного насе-
ления, не имел никакого отношения к грамоте.
И вдруг оказалось в Одессе безлюдье. Нет людей, да и только.
87

T. e. строго говоря, людей было сколько угодно, но «людей» в ка-
вычках, истинных людей не хватало.
И пришли тогда к Брилинскому и сказали:
— Батюшка, Тит Титыч, иди управлять городским хозяйством!
И Тит Титыч пошел.
Но так как он ничему никогда не учился, ничего не знал, и даль-
ше щелканья на счетах в цифири не пошел — то его и определили
по части народного просвещения.
Так сделался купец Брилинский просветителем.
К нему поступали всевозможные прошени i и заявления по части-
народного образования.
Но он ничего в них не понимал и передавал все своему секре-
тарю.
Но вот однажды появилась прошение, в котором он что-то понял.
Собственно, не понял, a скорее почувствовал.
Подзывает секретаря.
— Скажите, Икс Игрекович, что это за слово здесь написано-
фис... гармония. Гармония, гармоника — это я понимаю, сам ребенком-
баловался. А что за фис такой — никак не пойму: уж не бранное ли
слово?..
— Никак нет,— ваше севрюжество,— это такая музыкальная ма-
шинка — вроде органа. Ногами мехи перебирают-с, а руками, как на
рояли, играют-с.
— Ну, значит, вроде трактирного органа?
— Не совсем-с, а действительно как будто вроде.
Просветителю очень понравилась эта идея.
Поставить в народной школе машину, вроде трактирной, весело
будет, учительницы русскую плясать станут — вот тогда будет на-
стоящее просвещение.
Пошел в управу.
Так и так, говорит. Очень уж занятно. С музыкой. Совсем как »
трактире!
Управа тоже нашла, что занятно.
На машину ассигновали деньги, а для сокращения расходов уво-
лили одну фельдшерицу из городской больницы.
— Дай порадую моих учителек,— думает Брилинский, допивая
12-й стакан чаю с кизиловым вареньем.— Сам поеду и сообщу им
радость.
88

И поеха \.
Вошел в школу. Учителя и учительницы все в сборе.
— Вот,— говорит,— мои крошки, будет вам музыка, а вы уж меняг
вашего отца и заступника, порадуйте.
Сказал и тут же ущипнул одну из учительниц в бок.
А она — такая необразованная!—вспыхнула, да бежать.
— Ах ты, толстушка моя,— подскочил фертом Брилинский к дру-
гой учительнице, слюняво улыбаясь.
И тут же ущипнул ее за щеку...
Поднялся гам, учительницы начали разбегаться, словно их съесть
хотят. Шум, беготня, переполох.
Тут, как на грех, инспектор народных училищ входит.
Учителька к нему: так да так — оскорбил, обидел, обесчестил.
Пошла история. Жалобы, бумаги, начальство! Эх, народ сегодня
пошел!
А что он, Брилинский, дурного сделал?.. Всего-навсего ущипнул.
И ущипнул-то любя, если бы не любил, разве стал бы щипать?
Нет, испортился теперь народ. Ни благодарности, ни уважения, ни
почета должностному лицу. Другая бы за честь сочла, что к ней на-
чальство руку приложило, а эти, извольте радоваться, в амбицию
вломались!
Куда мы идем?! Этак сегодня не смей щипнуть свою городскую
учительницу. Завтра члену театральной комиссии не позволят обнять
за кулисами актерку. А там, глядишь, и на Дерибасовской запретят
говорить комплименты прохожим дамам??!
Во что тогда жизнь превратится? Что тогда делать одесскому глас-
ному или члену управы? Ведь не единым же бельгийским трамваем
жив будет человек, надо же и для души!
Да, тяжело общественное служение!
«Одесское обозрение», ФпвН
1 марта 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Брилинский — гласный Одесской городской думы, черносотенец, член комис-
сии по заведованию народными училищами — явился в одно из городских училищ,
сообщил о согласии городской управы приобрести фисгармонию для училища, а за-
тем допустил грубые, развязные выходки по отношению к молодым учительницам.
Оскорбленные женщины обратились с жалобами на него в городскую думу.

27
СОВРЕМЕННЫЙ ФИГАРО
В каждом болоте водятся свои черти. В каждом обществе есть свои
Фигаро.
Этот Фигаро — мастер на все руки.
Он охватывает все, он проникает повсюду, он знает все.
Он верховодит в государственной жизни, он горланит на площади,
он вторгается в семью, он шмыгает по улицам.
Тут хлопочет он о субсидии, там женит он старика на молоденькой,
там подслушивает у окна либеральной редакции, там подлизывается
к наследству, там свергает губернатора и т. д.
Ибо Фигаро — олицетворение своего общества.
Каково общество, таков и его Фигаро.
По Сеньке и шапка.
Нынешнее русское общество — не из казистых. И Фигаро у нега
принял незавидный облик Пуришкевича.
Пуришкевич вездесущ и всеведущ.
Он одновременно в десяти концах и на десяти постах.
Он нематериален, ибо не обладает одним из главных свойств мате-
рии: непроницаемостью. Он может занять пространство, уже занятое
другим телом.
Так, когда он находится в думе,* он председательствует, он руково-
дит прениями, обрывает ораторов. Хотя в то же время на председа-
тельском месте заседает бесспорно материальное тело г. Хомякова.
Он неуничтожаем. Его можно истолочь в ступке и порошок вывез-
ти на городские поля орошения, как это сделал совет «Союза русского
народа» 1 — ив это самое время он будет организовать «Православ-
ный союз».
Мало того. Организуя правой рукой «Православный союз», он
левой рукой организует «Союз архангела Михаила», потом ссорит их,
потом объединяет — совершенно, как фокусник, варящий в цилиндре
на свече золотые часы вместе с яичницей.
Он всепроникающ. Он может вытянуться в геометрическую линию
и этим одним своим измерением проскочить сквозь скважину замка
в запертый стол Дубровина, похитить там компрометирующие его
документы и столь же легко выбраться наружу 2.
90

И в то же время он может превратиться в бывшего морского офи-
цера (что-то вроде Густава Шмида 3) и, пройдя в министерство, за-
брать там списки служащих для обоснования запроса об инородцах,
состоящих на службе во флоте.
Вы думаете, что вот, наконец, наш Фигаро угомонился, сидит в
чайной и выписывает в свой синодик поляков, немцев, грузин, молда-
ван... ах, нет! только не молдаван!., татар, латышей и пр. и пр.
Но нет! он уже мчится на извозчике к генералу Кирееву узнать
о правилах дуэли для генерала Смирнова 4.
И вот он в конногвардейском манеже с важным видом государ-
ственного человека отмеривает шаги и заряжает пистолеты...
Фигаро тут — Фигаро там...
Куда вы ни заглянете — везде увидите его или его характерный
след.
Еще так недавно никому не известный молдаванский «пурыш» *
стал вдруг центральной фигурой, вершителем судеб.
Светские дамы, выбирая себе на платье, невольно вспоминают
нашего Фигаро и останавливаются на couleur de puce... Молодые люди,
желающие сделать карьеру, не только записываются в союз, но и спе-
шат обрить голову «под Пуришкевича».
Особо ретивые даже умоляют, нельзя ли сдавить голову так, что-
бы она приняла характерный вид редьки концом вверх.
Таких любимцев, являющихся центром внимания общества, при-
нято называть «душой общества».
Душа нашего «общества» — Пуришкевич — истинная âme de puce!
Это напоминает известную песенку Мефистофеля из трагедии
■Фауст:
Es war einmal ein König,
Der hatt einen grossen Floh.
Печальная судьба всех тех, кто способствовал карьере этого Floh,
тоже известна!
Увы!.. Ein Floh ist mir ein saubrer Gast!
Ho — по Сеньке и шапка.
«Одесское обозрение», Фавн
9 марта 1908 г.
* По разоблачению Яблоновского, молдаванское слово «пурыш» значит
«блоха».
91

Фельетон перепечатываете я впервые.
1 Имеется в виду исключение Пуришкевича из «Союза русского народа».
«Свинская история» — так охарактеризовал Боровский ссору Пуришкевич*
и Дубровина.
2 Порывая с «Союзом русского народа», Пуришкевич не побрезговал выкрасть
документы из сейфа председателя «Союза» Дубровина. С их помощью стали извест-
ны темные дела «союзников», в том числе о растрате Дубровиным и главным сове-
том «Союза» 300 тыс. руб., пожертвованных членами «Союза».
8 См. прим. к фельетону «Переименования» (№ 15).
4 Пуришкевич был секундантом генерала Смирнова во время его дуэли с гене-
ралом Фоком в конногвардейском манеже (март 1908 г.). Генерал Киреев — знаток
дуэльных правил — руководил дуэлью Смирнова и Фока.
28
СЧАСТЛИВАЯ АРКАДИЯ
«Раздавались голоса, сомневающиеся, нужны ли особые суды для
детей, которых ведь может наказать мать, или для гимназистов,
имеющих карцер и инспектора. Но ведь крестьяне в своем развитии
не выше младенцев и гимназистов».
Так говорил, по уверению газет, на дворянском съезде «известный»
Сергей Шарапов !, изобретатель плужков, борец против болотной
валюты, усердный потребитель казенных субсидий, издатель многих,
никуда не годных газет и прочая и прочая.
Прочтите эту сентенцию сто один раз без передышки, потом сядь-
те в кресло, зажмурьте глаза, и перед вами начнет обрисовываться
картина идеального шараповского строя.
Россия разбита на 130 000 гимназий (гимназиями называются дво-
рянские усадьбы с примыкающим к ним крестьянским населением).
Во главе каждой гимназии стоят директор (обязательно сам дво-
рянин-помещик), инспектор— чиновник министерства успокоения
и штат преподавателей: управляющие, агроном, полицейские-
и пр.
Каждая гимназия, по усмотрению директора, разделяется на клас-
сы (хутора), во главе которых стоят классные надзиратели, имеющие
неограниченную дисциплинарную власть.
П

Жизнь в гимназиях течет правильно, ровно, трудолюбиво и без
отдыхов.
Утро. Начинает светать. Классные надзиратели появляются среди
населения своего класса и начинают сзывать его:
На работу собирайтесь,
Петушок пропел давно.
Попроворней одевайтесь:
Смотрит солнышко в окно.
И хотя солнышко появится на горизонте еще только через полчаса,
гимназисты и гимназистки спешат высыпать на улицу, едва плеснув
на физиономию горсть воды и захватив за пазуху краюху хлеба.
И, взявшись за руки, пара за парой идут пейзане в поле, где начи-
нается ypo:.t.
Учителя и наставники — кои верхом, а кои пешком, но все с арап-
никами — обходят классные занятия, там поощряя, там грозя.
К полудню выезжает в поле сам директор и обозревает свои вла-
дения.
Занятия в гимназии продолжаются до заката.
Можно было бы, конечно, ввести и вечерние полевые занятия, ибо
физические упражнения на свежем воздухе крайне полезны и гигие-
ничны. Но директор находит, что занятия при искусственном свеге
физическим трудом могут вредно отразиться на состоянии зрения гим-
назистов.
Поэтому после захода солнца им предлагают прекратить занятия,
и учащиеся опять парами, под пение народных песен, записанных
Меньшиковым,— направляются в просторную аудиторию.
Здесь им читаются лекции о пользе искусственного удобрения,
шараповских плужков, душеспасительного чтения и существующего
шараповско-бессарабского строя.
Эти занятия словесностью никогда не тянутся долее полуночи. Ров-
но в полночь бьет гимназический колокол.
Это значит, что с этой минуты каждый гимназист и каждая гим-
назистка свободны заниматься своими личными делами (в пределах
■благопристойности, конечно).
Так как многие ведут для разнообразия свое маленькое хозяйство,
имеют свое крошечное поле, штуку скота, миниатюрный огород,— то
93

они большей частью употребляют свободное время на это полезное и
воспитательное занятие.
Директора гимназий, обыкновенно, даже поощряют развитие мет-
кой частной собственности. Это воспитывает в младенцах чувство ува-
жения к собственности вообще, к чужой собственности в частности.
Притом, если к мелкой собственности они научаются питать малень-
кое уважение, то к крупной они питают большое уважение.
Зато гимназическая жизнь почти не знает проступков против чу-
жой собственности. Правда, гимназисты часто воруют друг у друга
лошадей и другие вещи, но нет больше ни захвата директорской земли,
ни порубки леса.
Провинившихся судит инспектор: В особо важных случаях — сам
директор. Наказание применяется главным образом телесное, и при-
том обязательно на свежем воздухе. Эта мера взыскания вполне ги-
гиенична, она хорошо действует на психику, не подрывая в то же вре-
мя экономического благосостояния.
Вообще широкое распространение телесных наказаний имело, кроме
воспитательного значения, весьма благотворные последствия. Оно
поощрило лесонасаждения, способствуя значительно украшению пей-
зажа. Увеличение площади лесов прекратило столь опасное обмеление
рек. Климат смягчился, а с ним смягчились и нравы*..
Общественное спокойствие нашло прочные устои в доброжелатель-
ном, несколько сентиментальном характере населения. Россия возро-
дилась.
Вот что увидите вы, просидев хоть полчаса с зажмуренными глаза-
ми. И этот образ — не выдумка фельетониста, это социалистическая
утопия господ Шараповых, осуществление которой должно спасти Рос-
сию от антихриста и установить рай на земле. Это — счастливая Арка-
дия дворянства.
Граф Олсуфьев 2 справедливо заметил на том же съезде, что «рыба
воняет с головы».
Не находите ли вы, что у господ Шараповых несколько рыбья кон-
струкция?
Фавн
«Одесское обозрение»,
14 марта 1908 г.
94

Фельетон перепечатывается впервые.
Написан в связи с IV дворянским съездом, происходившим в Петербурге в мар-
те 1908 г. Съезд носил ярко выраженный казенно-патриотический, верноподдан-
нический характер.
Его состав определили представители наиболее консервативных и черносотенных,
слоев дворянства.
1 Шарапов — реакционный публицист и земский деятель, участник дворянского
съезда, выступивший с наизными и реакционными проектами укрепления поме-
щичьего землевладения и улучшения крестьянского труда с помощью усовершенст-
вованных плугов.
2 Граф Олсуфьев — член Государственого совета, участник дворянского съезда,.
29
ТАЙНЫ САМАРСКОЙ БАНИ*.
Картина 1-я (в Самаре)
Пришли это мы с Иван Ивановичем в челышевские бани \— зака-
зали номер, пиво подать велели.
— Девиц доставить прикажете? — спрашивает номерной.
Переглянулись мы, Иван Иванович подмигивает:
— А ну, говорит, кутнем! Жены все равно не узнают!
Ну и кутнули.
Только это предрасположили мы себя — как вдруг стук в дверь,,
переполох, беготня.
Вскакиваем мы, как были, глядим,— а тут пристав, околоточные
городовые, понятые!..
Скандал.
Составили протокол, записали нас, допросили номерных...
Пошли мы с Иван Ивановичем, стоим на улице и не знаем, что>
делать?
Идти домой — страшно: жены-то наши тае — с характером!
Пошли в трактир. Посидели. Выпили чаю.
Выходим на улицу — а уж весь город знает. Пальцами показы-
вают. Стыдно!
* Всю прессу обошло известие о протоколе, составленном самарской полицией
по поводу бесчинств, обнаруженных в банях, принадлежащих отцу известного про-
тивника пьянства депутата Челышева и находящихся в заведовании самого депутат*.
9 5»

Эх, Челышев, Челышев! Осрамил ты нас на всю Расею. А мы-то
тебя депутатом выбирали, думали в случае нужды еще нас покроешь.
На вот — покрыл одним срамом.
Картина 2-я
Кабинет депутата Челышева. Сам депутат сидит, развалившись
в кресле, и читает брошюру: «О борьбе с пьянством».
Слуга приносит письмо.
— Откуда это?
— А должно от управителя нашего, потому как из Самары.
— Почитаем.
Вскрывает и читает.
«Покорнейше доношу вам, Михаил Дмитриевич, что у нас тут одна
неприятность пошла. Намеднись полиция, прознав, что у нас в банях
идет продажа спиртного и отпуск девиц, нагрянула и, значит, первым
делом протокол. Я уж так и этак: и знакомому околоточному подми-
гивал, и пристава на частный разговор отзывал — нет! Составили-
таки. Особенно тут наши ребята подвели. Нонче народ,— одно слово,
сволочь. Ванька номерной, тот, что все Сологуба 2 читает, все расска-
зал про пития: и сколько берем (значит, что не менее 25 коп. за пол-
бутылки без посуды), и как отпускаем, и сколько это за девиц пола-
гается, и про на чаи, и разное. А Федор-банщик из второго этажа,
который все писателя Кузмина 3 в номере мыл, так и прочее выболтал.
Это насчет того, как вы изволили жалованье им прекраткть, да еще
с них по 8 руб. в месяц взимать стали, чтобы, значит, на чаи, а с де-
виц себе зарабатывали. Другой бы за эти заработки ножки хозяину
целовал, а этим прохвостам только бы даром хозяйский хлеб жрать,
да забастовки устраивать. Все они, черти, и разболтали. Теперь не
миновать штрафа. Я уже всюду бегал: и у адвоката был, и в сыскном
долго беседовал, и даже к епискому Гермогену4 ходил — предлагал
всей баней в «Союз» записаться. Не помогает. Слишком, говорят, раз-
гласили. Не знают, как быть. Может, вы, Михайло Дмитриевич, выру-
чите? Вам слово стоит министру сказать, или запрос там, и все на-
ладится!»
Депутат сердито смял письмо и почесал затылок.
— Тьфу, черт! Придется к Гучкову ехать. Он хоть и пьет, как все
швейцарские адмиралы, зато власть большую имеет!
96

Картина 3-я
Идет заседание Государственной думы.
Обсуждается вопрос о проведении стратегической железной дороги
в Токио через Персию и Китай.
Депутат Челышев говорит по этому поводу речь о вреде пьянства
для неделимости империи.
— Подумайте, господа депутаты, что значит пьянство: идет, на-
пример, поезд из Петербурга в Токио. Воинский поезд — слава и цвет
России (бурные аплодисменты справа). И вот машинист пьян (волне-
ние справа). Или стрелочник пьян (волнение справа растет). Пьяный
человек не может быть патриотом (справа недоумение). Пьянство
то же самое, что поездка по океану — у обеих одни последствия.
(Пуришкевич делает выразительный жест и громко смеется). Вот, на-
пример, Милюков... (гром аплодисментов справа и в центре, протесты
слева. Оратор воодушевляется).— Те, кто опаивает народ, разоряют
страну... Вот я сейчас прочту вам точный расчет народных убытков от
пьянства.
Председатель прерывает:
— Если вы хотите читать по записке, потрудитесь предъявить ее
сначала мне.
— Извольте — я лоялен.
Председатель читает про себя и делает все более недоумевающее
лицо.
— Позвольте, я ничего не понимаю (читает):
Счет посетителю № 8 торговых бань Д. Е. Челышева в Самаре
За номер с бельем ... 75 коп.
7г бут. вина без посуды 25 коп.
6 бут. пива 90 коп.
Две девицы ... 2 руб.—
Всего 3 руб. 90 коп.
В зале хохот. Левая аплодирует. Правые волнуются. Гучков неза-
метно ускользает из залы 5. Челышев стоит ни жив, ни мертв и едва
лепечет:
— Это не здесь, это на обороте .
Фавн
«Одесское обозрение»,
2 апреля 1908 г.
7 В. В. Боровский 97

Фельетон перепечатывается впервые.
1 Челышев — октябрист, член Государственной думы от Самары, снискавший
известность ретивого борца против пьянства: он неоднократно выступал в думе с
пространными речами о вреде алкоголизма и мерах противодействия ему.
2 Сологубу Федор (Тетерников, Федор Кузьмич, 1863—1927) — писатель-дека-
дент. В. Боровский охарактеризовал произведения Сологуба как попытку отравить
воздух «миазмами тления».
3 Кузмин, Михаил Алексеевич (1875—1936)—писатель-декадент.
4 Епископ Гермоген — реакционер, мракобес, актиьный деятель «Союза русско-
го народа». В своих проповедях призывал к беспощадной расправе с участниками
революции.
5 Гучков — лидер октябристов, партии, к которой принадлежал Челышев,—
старался обычно «исчезать^ при возникновении острых ситуаций в думе.
30
СПОР О МАКАРЕ
Бедный российский Макар, известный также под поэтическими
названиями «многострадального» и «сермяжного», а также под про-
заической, но вразумительной кличкой «ён»,— этот бедный Макар
искони отличался двумя незаменимыми с государственной точки зре-
ния свойствами: во-первых, на него охотно валились все шишки, и,
во-вторых, он гонял своих телят в такие места, дальше которых бывали
только бывшие члены Государственных дум да лица, оказавшиеся
не по чину умными.
Это последнее свойство Макара вытекает из священного права
собственности, распределенной рукой провидения таким образом, что
Макару остается искать для своих телят пастбища в таких географи-
ческих широтах и долготах, где он может встретить только лиц указан-
ных категорий (бывших депутатов и т. п.), ибо местное население уже
вымерло естественным образом, оказавшись менее приспособленным
к культурной государственной жизни, чем телята Макара и бывшие
депутаты.
Что же касается отношения к шишкам или, вернее, шишек к нему,
то этим благодетельным свойством Макар обязан покойному Исааку
Ньютону, не тому Ньютону, которого или, вернее, которых с тяжелой
98

руки Ломоносова так обильно рождает российская земля, а другому —
старому, английскому Ньютону, имевшему неосторожность открыть
закон тяготения.
Когда этот Ньютон лежал, говорят, однажды под деревом, на него
упало зрелое яблоко. Ньютон сначала доискался причины этого аф-
ронта, открыл тут же на месте закон мирового тяготения, а по-
том съел преступное яблоко и, как уверяют ученые, с большим
аппетитом.
К сожалению, наш Макар лежит не под обремененной плодами
яблоней, а под вечнозеленой елью, с которой падают на него несъедоб-
ные, но зато сугубо колючие плоды.
Отсюда вытекают два следствия: во-первых, Макар отказывается
их есть, хотя это весьма рекомендуется ему отечественными политико-
экономами и гигиенистами; во-вторых, от недостаточного (вследствие
этого странного отказа) питания, он совершенно не проявляет наклон-
ности изучать вопрос о законах падения шишек исключительно на
нега, Макара.
За эту непростительную неподвижность ума и сердца Макар удо-
стоился от г. Мих. Энгельгардта прозвища «фефела» 1.
Впрочем, вы, может быть, не знаете г. Мих. Энгельгардта? О, тогда
вы многого не знаете...
Господин Энгельгардт — это необходимое дополнение к Макару,
так сказать, отрицательное дополнение. Вроде как крыловская муха
является дополнением к волу; вол тащил поклажу, а муха сидела на
рогах его и громко жужжала. Вол застрял в болоте и — ни с места.
Он предложил мухе впрячься в телегу и вместе тащить. Но муха
перелетела на какой-то понедельничный цветок и, обтирая лапкой пот,
начала причитать:
— И что я за несчастная. И зачем я с этим фефелой сказалась.
Вот теперь сиди и жди, пока этот большой идиот наберется сил, и мы
сможем поехать дальше. Да и сможем ли? И т. д.
Так говорил г. Энгельгардт, с ненавистью глядя на запыхавшегося
Макара. А Макар покорно и виновато молчал, пыхтя надсаженной
грудью.
Тогда за Макара вступился г. Плеханов в недавней статье «Замет-
ки публициста» 2. Он старался убедить г. Энгельгардта, что он напрас-
но считает Макара созданным для вытаскивания его, Энгельгардта,
из болота.
7* 99

Здесь господа Энгельгардты проявляют психологию, сходную с
психологией еловых шишек. Шишки думали, что Макар только и
существует для того, чтобы им было мягко падать; гг. Энгельгардты
думают, что природа создала Макара исключительно для того, чтобы
он вытаскивал их из болота.
Оно, конечно, если вол вылезет из грязи, он этим и муху вытащит.
Но для того, чтобы вол успешней мог вылезти, нужно не на рогах
сидеть, не приписывать волу мушью психику, а делать нечто другое.
Нужно помочь волу вытащить телегу, да так помочь, чтобы вол ясно
почувствовал вашу помощь, тогда его силы удесятерятся и его работа
осмыслится.
И это возражение было верно. Оно было верно, поскольку бы\о
направлено против господ Энгельгардтов. Но оно стало, на мой лич-
ный взгляд, неверным, когда Бельтов3 распространил его на всю
интеллигенцию, даже на ту, которая напряженно работала и билась
над застрявшей в грязи телегой. По его словам, так выходило, что ви-
новником злополучного крушения телеги в болоте явилась «интелли-
гентщина», то есть наклонность всякой интеллигенции приписывать
Макару свои мысли, чувства и вожделения4. Мы не будем останав-
ливаться здесь на «интеллигентщине» и виновности интеллигентов
неэнгельгардтовского типа, они сами за себя поспорят с автором «За-
меток», нам же неохота прежде времени знакомиться с телятами Мака-
ра. Лучше обратимся к господам Энгельгардтам, которые больше на
виду.
На «Заметки публициста» откликнулась... г-жа 3. Гиппиус 5. Это
тоже Энгельгардт, но Энгельгардт навыворот. Настоящий Энгель-
гардт — позитивист, реалист народнического толка (что не мешает ему
ставить себе и Макару утопические цели). Поэтому его «народ», то есть
народ, каким он ему нужен и каким его Энгельгардт себе представляет,
отличается теми же солидными свойствами: он должен совершить
некое материальное деяние согласно программе г. Энгельгардта. Но
г-жа 3. Гиппиус — Энгельгардт навыворот, она враг позитивизма,
она мистичка, идеалистка, декадентка, все что угодно. И «народ» ее
такой же, ибо он ведь будет осуществлять ее правду, точнее, правду ее,
Мережковского и Философова. «В русском народе,— пишет г-жа Гип-
пиус в «Слове» 6,— есть нечто, ему присущее, его индивидуально от
другого народа и от «не народа» отличающее, и притом такое основ-
ное, что оно дает свою окраску всем другим качествам и недостаткам
100

этого народа, такое основное, что если бы чудом было оно из него
вынуто, не осталось бы русского народа, не о чем было бы спорить и
говорить. Этого стержня, этой основы интеллигенция не понимает я
понять не может, поскольку она заражена «интеллигентщиной».
Сущность народная невидима для зараженного интеллигента, а по-
тому народ для него непостижим и недостижим. Народ конкретный,
человеческий, русский народ, с его темнотой и светом, с его ложью и
правдой — шире «интеллигентщины».
Все, что есть у народа, все, чем он живет и умирает, от чего встанет
или падет окончательно, все это выросло у него в иных плоскостях,
движется и решается другими законами, экономика и политика для
него окрашены в иной цвет и могут быть освещены лучами иной
правды. В круг полуидей догматического материализма народ не
втиснешь...»
Ага! Вот где зарыта собака! Короткий смысл долгой речи г-жи
Гиппиус тот, что русский народ — противник материализма, что для
него не писан закон истории. Он, видите ли,— идеалист, он мистик,
он — Гиппиус.
Радуйся, Макар! Наконец-то ты вышел в люди! Сколько столе-
тий сыпались на тебя только еловые шишки, не считавшие тебя даже
человеком, сколько самых материальных синяков понасаживали они
тебе,— и вдруг оказалось, что в тебе кроется мистическое «нечто».
Ты — не просто человек, как все люди, как немцы, французы, турки,
купцы, дворяне, интеллигенты, нет, ты — сосуд мистики.
Когда ты мечтаешь о «землице», то помни, что это не о материаль-
ной земле ты мечтаешь, а о мистической земле. Когда ты весной бе-
решь в ссуду хлеб за отработки, то это не материальный хлеб, а труд
твой с ростовщическими процентами будет мистическим трудом. Ко-
гда ты платишь подати, когда отдаешь сына в солдаты, когда пропи-
ваешь с горя одежду — все это явления не материального порядка.
А когда ты голодаешь до бреда, о, тогда уже бесспорно ты находишь-
ся в мистическом экстазе!
Радуйся же, глупый Макар, и смотри, не утрать этих блаженных
свойств своих. Тогда будет с тобой и Гиппиус, и Мережковский, и
Философов. Но если ты, паче чаяния, уклонишься от этого мистиче-
ского общения с потусторонним миром, если ты погрязнешь в мате-
риализме, буржуазности и прочей мерзости, если ты, вместо манны
небесной, духовных благ, возмечтаешь о грубых материальных
101

благах,— о, тогда... тогда они отвернутся от тебя с негодованием и ска-
жут, что ты не Макар, а... интеллигент!
/7. Орловский
«Одесское обозрение»,
16 апреля 1908 г.
1 См. прим. к фельетону «Толстый и тонкий».
2 Статья Г. В. Плеханова «Заметки публициста» была опубликована в мень-
шевистской газете «Голос социал-демократа» № 1, 2 за 1908 г.
3 Бельтов — псевдоним Г. В. Плеханова.
4 Осуждая революционную тактику большевиков в 1905—1907 гг., Плеханов
в «Заметках публициста» писал, что «интеллигенция, господствовавшая в револю-
ционных партиях, приписывала народу свои собственные политические взгляды и
свое собственное политическое настроение». При этом Плеханов утверждал, что эта
«слабость революционной интеллигенции» проявилась у Воровского «в яркой
форме» (Г. В. Плеханов. Сочинения, т. XV, стр. 417—418).
5 Речь идет о статье писательницы-декадентки Зинаиды Гиппиус «Интелли-
гентщина», помещенной в газете «Слово», 6 апреля 1908 г.
6 См. прим. к фельетону «Надоедливый квартирант».
31
ГЕНИАЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК
У Чехова описан в одном рассказе злой мальчик, подсмотревший,
как его брат целовался с гувернанткой и потом терроризировавший
их 1.
— Дай рубль, а то скажу маме,— грозит не по гедам сообрази-
тельный мальчик.
И хотя брат с наслаждением готов оборвать ему торчащие уши,
он вынужден сдерживаться и платить рубль.
Гувернантка с восторгом воткнула бы злому мальчику булавку в
бока, но она тоже сдерживается и заискивает перед ним.
А злой мальчик сидит, положим, за чайным столом, когда собра-
лась вся родня, и, ехидно скосив жульнические глаза на брата с гу-
вернанткой, вдруг заявляет:
— Х-х-х-х, а я что-то знаю! А я что-то видел!
Однако каким невинным младенцем кажется этот добрый, без-
102

обидный шутник по сравнению с современным мальчиком, впитавшим
в себя соки торжествующей морали и начитавшимся о подвигах Шер-
лока Холмса и Ната Пинкертона!
Вот перед вами такой милый, вполне современный, чересчур со-
временный, мальчик, описанный в корреспонденции одной петербург-
ской газеты.
Ему всего 14 лет (впрочем, по нашим временам, это очень много).
Он гимназист третьего класса.
Начитавшись модной сыскной литературы, он возомнил себя пре-
выше Холмсов и Пинкертонов.
Он — Тик Шерлоктон.
Этот Шерлоктон собирает шайку из своих единомышленников-
одноклассников и начинает орудовать.
Облюбовывают солидного, богатого обывателя, о супружеской не-
верности которого носятся смутные слухи, и предпринимаются «рас-
следования».
Начинается правильно и ловко организованная слежка за ничего
не подозревающим господином. Перехватываются письма. Посылают-
ся таинственные анонимные записки,— одним словом, весь аппарат
уголовного сыска и сыскной уголовщины.
Самая доподлинная Privatdetektivgesellschaft. «Работа» венчается
блестящим успехом. В руках скороспелого сыщика оказываются са-
мые доподлинные доказательства неверности злополучного господина.
И тут-то теплая компания начинает «реализовать» дело.
«Расследование» кончено. Наступает вымогательство.
Попавшемуся господину предъявляются «доказательства» и пред-
лагается уплатить 100 руб. за «молчание».
И хотя уличенный муж с наслаждением растерзал бы нашего Шер-
локтона, ему приходится мило улыбаться и раскошеливаться.
Не правда ли, занятная и, главное, характерная история?
Удача увлекла Шерлоктона и его сподвижников. Они осмелились
до того, что начали уличать в прелюбодеянии своего же гимназиче-
ского инспектора.
Ну, это сорвалось. Юные гении сами запутались в расставленных
ими сетях, и проделки разоблачились.
Отец Шерлоктона был человек старых правил, не зараженный
модернизмом, а потому применил к бедному Тику отмененное уже, по
слухам, в России телесное наказание.
103

Конечно, идеи на руки не улавливаются. И непризнанный гений
сыска не убедился папенькиным рукоприкладствам. Он, как уверяет
корреспондент, «не унывает и опять что-то задумывает».
Да и может ли розга выбить из талантливого мальчика дух сыс-
ка, если этот дух носится в воздухе, если им пропитаны стены домов
и школ, вода водопроводов, страницы учебников, тела и души воспи-
тателей?
Фавн
«Одесское обозрение»,
17 апреля 1908 г.
Перепечатывается впервые.
В эпоху литературного распада усилился поток бульварных, низкопробных
изданий, что имело прямое отношение к росту детской преступности. В своем
фельетоне Воровский обращается к очень злободневной для того времени педагоги-
ческой и этической проблеме, которая ежедневно напоминала о себе тревожными
сообщениями газет об аморальных поступках молодежи.
1 Имеется в виду рассказ А. П. Чехова «Злой мальчик». Сюжет передан не
точно.
32
НА ЛЫСОЙ ГОРЕ
Странные и страшные вещи творятся на Лысой горе в матери го-
родов русских.
Лишь только наступают сумерки, из труб вылетают на метлах,
кочергах, лопатах темные силы и тянутся на бесовские игрища.
Полетим и мы за ними, благо мрак царит благодатный.
Вот уголок любви, где собираются на ночные «радения» члены
киевской «лиги» 1.
Гимназист и гимназистка, встречаясь, приветствуют друг друга
нежными словами:
— Как вам спалось после вчерашнего сеанса?
И взявшись под ручки, девицы идут вербовать новых членов в
свою «лигу».
104

Вот они познакомились с каким-то юношей.
Начинается «соблазн».
— Ах, как хорошо там живется!—восклицает одна.— ВеселоЕ
— Да!— подхватывает другая,— раз в жизни молод бываешь,
так бери, живи,— пользуйся вовсю!
Глядишь — к концу вечера уже готов новый «лигист».
А в то же время гимназисты-лигисты так же вылавливают жен-
ские элементы, обхаживая подростков и вербуя их в «лигу».
И «лига» растет. Это целая секта сенсуалистов; ее священной кни-
гой является «Санин» 2, ее пророками — Арцыбашев, Каменский, По-
темкин 3 и Кузмин, место ее «радений» испещрено выписками из «Са-
нина».
Так опошляется и загаживается с юных лет душа молодого поко-
ления.
Какой-то зловещий кошмар охватил своими цепкими руками моло-
дежь, помрачил ее ум, пробудил в ней преждевременную чувствен-
ность и толкнул ее в болото разнузданности.
И нет ей помощи со стороны старшего поколения, ибо те, кто хо-
тел бы помочь, стоят со связанными руками, а те, кто мог бы,— те
уверяют мир, что все обстоит благополучно.
О, конечно, благополучно! Пройдите несколько шагов дальше па
той же Лысой горе и вы наткнетесь на умильную картину, разобла-
ченную на днях в Киеве.
Вот перед вами вершитель судеб многих и многих, гроза города —
заведующий сыскной частью г. Киева Асланов 4, отданный теперь под
суд.
Этот субъект состоял ни более, ни менее, как сообщником и покро-
вителем воров, от «работы» которых скромно питался.
Особенно облюбовал он некоего «Цилиндра», неоднократно уже
судившегося за кражи.
Он так возлюбил этого изящного господина, что после всякой
поимки выпускал его на волю «по невиновности».
Но вот бедный «Цилиндр» попался в руки наружной полиции,,
а через нее — мировому судье.
Тогда в Асланове заговорило благородство.
Как! Погибает друг, товарищ, кормилец!
И вот Асланов уже в камере мирового судьи, а с ним его верный
Личард, чиновник сыскного отделения Зелло 5.
105

Они выступают свидетелями, они дают показания, что «Цилиндр»
не вор, а честный человек.
Но судья, заподозрив, по-видимому, что они не честные люди,
а воры, присудил «Цилиндра» »к заключению.
Тогда они идут в съезд и здесь, уже под присягой, показывают,
что «Цилиндр», ей-богу, честнейший человек.
Но и здесь не выгорело. Злополучный «Цилиндр» был присужден.
Тогда... тогда «Цилиндр» исчез из-под стражи, когда его переводи-
ли в тюрьму.
Теперь уже оказывается, что у Асланова и Зелло еще много таких
«Цилиндров» на совести.
Странные и страшные вещи творятся на Лысой горе...
Да и там ли только? Не превращается ли малонпомалу всякий
более или менее заселенный центр в Лысую гору, с которой вещает
окруженный ореолом Санин и орудует окруженный ворами Асланов?
п * Фавн
«Одесское обозрение»,
30 апреля 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 В годы столыпинской реакции волна общественного упадка распространя-
ется также и на молодое поколение. Выражением духовного кризиса и упадка бур-
жуазного общества являлись так называемые «лиги свободной любви» — тайные
притоны, возникшие в ряде городов России.
Фельетон «На Лысой горе» написан в связи с раскрытием такой «лиги»
в Киеве.
2 «Санин» — порнографический роман М. П. Арцыбашева (1878—1927). Реак-
ционную, вредоносную сущность романа Арцыбашева Боровский разоблачил в
статье «Базаров и Санин» (Боровский, В. В. Литературно-критические статьи,
М., Гослитиздат, 1956, стр. 221—248).
3 Каменский, Потемкин — писатели-декаденты.
А Асланов, Спиридон — начальник Киевского сыскного отделения полиции,
авантюрист — покрывал воров и преступников, систематически получая от них до-
ходы. Весной 1908 г. Асланов был уличен в преступной близости с известным ре-
цидивистом по кличке «Цилиндр», за что и был арестован.
5 Зелло — сыщик Киевской полиции, соучастник преступных махинаций Ас-
ланова.
106

33
НУ, И ПАРТИЯ!
Когда после выборов в Государственную думу в Таврический дво-
рец съехалась добрая сотня октябристов\ Гучков хлопнул по животу
Плеваку и сказал:
— Ну, брат, не ожидал я, что нас столько в России! Да, мы и
вправду партия!
И он побежал заказывать себе адмиральский мундир.
А «московский златоуст» 2 только ухмылялся победоносно и плот-
нее завернулся в свою римскую тогу.
Партия, действительно, оказалась «огромаднейшая».
Да только одна беда — благодаря этой огромадности никак нельзя
•было удержать ее в целости.
Совсем как у какого-нибудь профессора, занимающегося на лет-
них каникулах сельским хозяйством у себя в имении.
Бежит, скажем, свинья по огороду. Профессор с палкой за ней.
— Ах ты, подлая!
И гонит-гонит, выгонит далеко за округу. А свинья-то, в конце
концов, оказывается своя же.
А другой раз загонит в хлев корову — да чужую!
Приходит сосед: скандал, ругань, грозит протоколом. Приходится
отдать трешницу — только отстань.
Нечто подобное творится и в огромаднейшей октябристской пар-
тии.
Произносит, положим, Гучков речь о значении наплечных знаков
для бронированного флота 3.
Вдруг какой-то оратор, сидящий правее его, начинает разносить
речь Гучкова, доказывая, что его взгляд — измена отечеству и гибель
для русского флота.
Целая стая октябристов набрасывается на дерзкого оратора —
а потом оказывается, что это свой же человек, основатель глуповского
отдела союза, его благодетель, состоящий в то же время на службе по
департаменту полиции.
Но хуже всего — это голосования. Тут никогда своих овец не со-
берешь.
107

Поднимает руку Гучков — кажется, всем бы октябристам поднять
надо. Не тут-то было! Кои голосуют «за», кои — «против», кои —
воздерживаются, а кои—ттросто в буфете с Остен-Сакеном коньячи-
ще дуют. Вот и управляй такой партией!
Выходит, как в поговорке: хвост вытащит — нос увязнет; нос
вытащит — хвост увязнет!
Однако октябристы утешали себя.
— Наша партия такая огромадная,— говорит Гучков,— что нельзя
требовать единообразия. Мы не революционеры какие-нибудь, чтобы
подводить все под один ранжир. У нас свобода мнения.
И все шло хорошо.
Всяк поступал по «совести»: кто голосовал с кадетами, а кто с
«Союзом русского народа». Кто критиковал правительство, а кто
отворял дверцы министерских карет.
И все были довольны.
А главное — приятно было, что и правительство довольно. Оно
неоднократно одобряло тактику огромаднейшей партии и даже само'
разрешало ей от времени до времени вносить запрос в думу — вроде
финляндского 4 — для оживления занятий и отвлечения внимания от
сметы Министерства внутренних дел.
Но одно смущало вождей октябристов.
В официальном органе министерства—в «России» — некто Лукин*
писал очень неблагоприятные для них отчеты о заседаниях думы.
Это огорчало октябристов. Как же так: глава правительства чуть
ли не на «ты» с Гучковым, а орган вдруг ругает октябристов.
Да как ругает! Не только ругает их взгляды и речи, не только из-
девается самым обидным образом над личностями ораторов, но-
еще извращает умышленно их слова, чтобы компрометировать их в
глазах властей и благомыслящей части общества (т. е. читателей-
«России»).
И никак они не могут узнать, кто этот Лукин.
Однажды сидели во фракции все вожди октябристов. Был тут и
сам Гучков, был и Шубинский, и Мейендорф, и Голицын, и Половцев,,
и Люц и многие другие.
Зашла речь об отчетах «России».
— Какой это негодяй нас там ругает? — возмущался Мейендорф^
— Ну, ругай наш взгляд, наш проект,— горячился Люц.— А пере-
вирать речи — это уже подлость.
108

— Какой-то наемный писака,— презрительно бросил князь Голи-
цын.
Гучков помалкивал. Наступила пауза.
Тогда Половцев самодовольно заржал.
— Хэээ... это я пишу отчеты в «Россию» и подписываюсь Лукин.
Хэээ...
Собеседники онемели.
— Т. е. как же это? — недоумевал Мейендорф.— Ведь вы же
член нашей партии?
— Хэээ... ну, так что ж? У нас свобода мнений... а я, как состою
на службе по министерству внутренних дел, так у меня и мнение свое...
Расходились все очень смущенные.
— А все-таки наша партия огромаднейшая,— говорил Гучков,
держа за пуговицу Шубинского.
— И главное — всегда лояльная,— прибавил Шубинский, предо-
стерегающе подняв палец.
Фавн
<*Одесское обозрение».
9 мая 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Октябристы, или «Союз 17 октября»,— партия крупных капиталистов и по-
мещиков, возникшая после манифеста 17 октября 1905 г. и проводившая реакци-
онную, промонархическую политику.
2 «Московский златоуст» — так называли известного московского адвоката
Плевако, члена Государственной думы.
3 Имеется в виду выступление Гучкова по поводу ассигнования средств на стро-
ительство военного флота.
4 В мае 1908 г. октябрист Гололобов внес запрос в думу о Финляндии, под-
черкнув при этом, что двуглавый орел должен реять над Финляндией. Характе-
ризуя позиции «черносотенных бандитов Зимнего дворца и октябристских шуле-
ров III думы»,— В. И. Ленин впоследствии писал на страницах газеты «Пролета-
рий», что «уничтожение конституции, которою защищены права финляндцев от
произвола русских самодержцев, уравнение Финляндии с прочей Россией в бес-
правии...»— такова цель похода реакционеров против Финляндии (Сочинения, т. 16,
стр. 63).
109

34
ПОБЕДА НАД ВОДКОЙ
Депутат Челышев, приобретший себе европейскую известность
борьбой с пьянством, особенно с пьянством в самарских банях \ внес
недавно в думу замечательный проект.
Он предложил, чтобы с этикеток на водочных бутылках был снят
государственный герб и заменен черепом на скрещенных костях.
Кроме того, надпись «казенное вино» должна быть заменена над-
писью «яд».
Тогда, говорил Челышев, потребители водки будут знать, что они
покупают яд, что они приносят себе вред, а следовательно, они будут
воздерживаться от сих самоубийственных деяний.
Речь Челышева в думе произвела чисто пуришкевичевскую сен-
сацию.
Все хлопали, ибо никто не знал, серьезно или в насмешку говорит
Челышев.
Все хохотали, ибо никто не был уверен, предлагает ли Челышев
серьезную меру или его речь — сатира на наше винно-монопольное
хозяйство.
Не знал, кажется, и сам Челышев, как понимать его речь.
И тем не менее, эта мысль так овладела его мозгом, что когда он
лег вечером спать, ему приснился вещий сон, окончательно убедив-
ший его в серьезности его предложения.
Снилось депутату Челышеву, что он — министр винной монополии
и похоронных процессий и что его система отучения от, пьянства уже
введена в России.
Вот нового типа казенная винная лавка.
Снаружи и внутри она покрашена в черный цвет с белой каймой
и черепами по углам.
Над входом черная вывеска с надписью: «Продажа убийствен-
ного яда распивочно и на вынос». И тут же израчение: «Momento
mon!».
То же изречение имеется и на каждой бутылке, где, кроме того,
написано — «яд», а также «дворянское» и «народное» в зависимости
от цены (совсем как в банях).
110

Прилавок устроен в виде крышки гроба, по углам лавки стоят
скелеты в натуральную величину, с явными признаками смерти от а\-
коголизма, держащие в костлявых руках четвертные бутылки очи-
щенной.
Сидельцы и все служащие монополии одеты в форменное платье
«бюро похоронных процессий». Стены украшены соответственными
картинами! погребальными шествиями, портретами замечательных
алкоголиков, таксами погребения разных «бюро» и т. п.
Снаружи, у входа, стоит надгробный памятник с лаконической
надписью: «умер от запоя».
В казенные винные лавки нового образца не допускают детей,
учащихся, военных, женщин, лиц, состоящих под следствием, а также
тех, чье имущество описано за долги.
Каждый посетитель лавки обязан для получения водки предста-
вить, во-первых, полицейское удостоверение личности, во-вторых, но-
тариальное завещание, в-третьих, собственноручную расписку о том,
что он просит никого не винить в его смерти, в-четвертых, удостове-
рение от страхового общества, где застрахована его жизнь, о неимении
препятствий к потреблению им казенного вина.
Прежде чем выдать посетителю требуемое количество вина, сиде-
лец обязан прочесть ему 'по установленному печатному образцу офи-
циальное сообщение о вреде 'пьянства, о ядовитости алкоголя и о ко-
личестве сего яда в купленной посудине.
Кроме того, в такое же печатное сообщение обязательно заверты-
вается всякая бутылка, если вино спрашивается «на вынос».
Если же посетитель желает потребить вино «распивочно», то си-
делец обязан: во-первых, записать точный адрес посетителя, во-вто-
рых, отобрать у него письменное обязательство о том, что он похоро-
нит себя на собственный счет, в-третьих, вызвать немедленно врача
«скорой помощи».
После того, как посетитель потребит купленное им вино, сиделец
обязан вызвать дежурного околоточного надзирателя для составления
протокола о покушении посетителя на самоубийство. (Относительно
лиц, приобретших вино «на вынос» та же обязанность возлагается на
старших дворников и управляющих домами).
Депутат — а теперь министр винной монополии и похоронных
процессий — Челышев смотрел на процветание его системы, и сердце
его радостно билось.
111

Наконец-то Россия освободилась от ужаса алкоголизма, наконец-
то население перестало бессознательно поглощать яд.
Правда, говорят, сильно развилась контрабанда вина и тайная
выделка его,— но это дело не его ведомства, за этим смотрит Мини-
стерство финансов.
Говорят также, что .начали усиленно распивать вино в банях и
разных притонах,— но тут уже должно смотреть Министерство внут-
ренних дел.
Некоторые утверждают даже, что крестьянство перешло к потреб-
лению других наркотических средств — опиума, гашиша и т. п.,—
стоящих дороже и разоряющих его. Но это уже во всяком случае
дело Министерства земледелия и главноуправляющего землеуст-
ройства.
Он, Челышев, поставил задачей своей системы: во-первых, иско-
ренить отравление казенным видом, во-вторых, освободить совесть го-
сударственного казначейства от обогащения за счет отравления наро-
да. И этого он достиг.
И пусть не говорят разные радикалы, будто пьянство зависит от
народной бедности.
Как раз наоборот. Потому мужик и беден, что пьет. А пьет потому,
•что развращен, а развращен потому, что начитался брошюрок о при-
нудительном отчуждении, а...
Но тут депутат Челышев проснулся,
— А хорошо бы,— думал он, сладко потягиваясь, и его воображе-
нию предстала громадная бутыль водки, на которой на черном ярлы-
ке было напечатано белыми буквами: «Mémento mori! Яд».
А наверху череп на скрещенных костях. Сизый череп со следом ал-
коголичного некогда носа, с ямами от мутных когда-то глаз.
И когда депутат Челышев сладко мечтал, еще лежа в постели,
к нему вбежал с радостным видом председатель думской комиссии для
борьбы с пьянством и, потрясая печатным отчетом о заседании ко-
миссии, воскликнул:
— Радуйся, водкоборец, радуйся! Комиссия приняла твой
проект!!
И он сунул в лицо изумленному Челышеву постановление комис-
сии о принятии челышевоких похоронных ярлыков на бутылках ка-
зенного вина.
112

— Сон в руку,— молитвенно сказал самарский депутат и истово
перекрестился.
<-Одесское обозрение»,
20 мая 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к написанию фельетона явилось очередное решение думской комиссии
пс борьбе с пьянством.
1 См. фельетон «Тайны Самарской бани» и прим. к нему.
35
РОСПУСК ПАРЛАМЕНТОВ
ВО ВНЕЕВРОПЕЙСКИХ СТРАНАХ
(Исследование из области государственного права)
I. В ПЕРСИИ *
Способ роспуска парламента в Персии определяется (как и в не-
которых других странах) не столько точными положениями закона,
сколько обычаем.
Вообще, в отсталых странах обычное право до сих пор успешно
борется с всякой попыткой строгой кодификации.
По установившемуся прецеденту роспуск меджилиса совершается
следующим образом.
Когда правительство находит, что какое-нибудь постановление
парламента не соответствует видам начальства, посылается сильный
отряд пехоты, кавалерии и артиллерии.
Против здания меджилиса, а также помещений клубов (энджу-
менов) устанавливаются пушки и начинается канонада до тех пор,
пока от указанных зданий не остается камня на камне.
При этом предполагается, что от находящихся внутри зданий лю-
дей оппозиционного образа мышления не остается косточки на кос-
точке (праведников же Аллах и его пророк спасают либо во дворец
шаха, либо в лучший мир).
8 В. В. Боровский 113

Если же, по разгроме зданий, оказываются в живых члены мед-
жилиса, энджуменов, а также редакторы и издатели оппозиционных
газет, то их немедленно казнят, а все злополучное место густо посы-
пают персидским порошком.
На другой день объявляются выборы в новый меджилис и начи-
нается постройка здания для него на новом месте.
И новый меджилис заседает до тех пор, пока сын солнца не рас-
пустит его тем же способом, как и предыдущий.
А тогда опять назначаются новые выборы и снова строится здание
на месте разрушенного...
II. В КИТАЕ
Конституция, введенная в Китае в 1907 году до настоянию Персии,
России и Турции, дала этой стране две палаты, именуемые: нижний
чайный домик и верхний чайный домик, или дом мандаринов.
Когда между чайными домиками и богдыханом возникают нелады,
тогда парламент окружают целой армией длиннокосых воинов под
начальством немецких офицеров.
Зданий не обстреливают, ибо они сделаны из бамбука и разби-
раются голыми руками.
Но каждый член парламента обязан собственными руками разо-
брать помещение домика, причем члены верхнего чайного домика бе-
рут тонкие поперечные бамбуковые палки, а члены нижнего домика —
толстые, вертикальные.
После этого все депутаты выходят поодиночке, неся эти палки.
Воины же, окружающие домик, производят суд и расправу, отпус-
кая каждому члену верхнего домика положенное волей богдыхана чис-
ло ударов бамбуковой палкой по пяткам.
Членов же нижнего домика заставляют собственноручно заостри-
вать их бамбуковые колья и тут же сажают их на них.
Новые выборы обыкновенно назначаются лишь после того, как
от дружественных держав получится не менее десяти нот и канонерки
их поднимутся по всем рекам Небесной империи.
Тогда опять собираются чайные домики, пока вопрос из-за количе-
ства зеленого и желтого чая, поставляемого ко двору, не вызовет но-
вого роспуска.
114

III. В ГОТТБНТОТИИ
Представительное правление дано Готтентотии волею Вильгель-
ма II, императора германского и принца готтентотского. На каждых
сто быков выбирается один выборщик; выборщики избирают депута-
тов по указанию своего князька.
Верховное право роспуска и назначения новых выборов принадле-
жит императору германскому.
Но для удобства населения местному князьку принадлежит права
условного роспуска.
Процедура этого роспуска весьма простая.
Обыкновенно роспуск происходит из-за кормового довольства
князька.
Тогда занятия парламента временно приостанавливаются (впредь
до распоряжения из Берлина), а из числа членов оппозиции самые
жирные и аппетитные сервируются ко столу князька.
Если из Берлина получается приказ о роспуске, вся оппозиция
переходит из парламента в кладовую князька. Если же, напротив,
распоряжение князька отменяется и продолжаются занятия парламен-
та, тогда недостающее число депутатов избирается вновь.
Говорят, готтентоты весьма довольны установившимся стро-
ем и парламентскими приемами борьбы правительства с оппози-
цией.
О способах роспуска парламентов в странах европейских, а тем
более полуевропейских, считаем излишним распространяться.
«Одесское обозрение»,
17 июня 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Боровский писал фельетон непосредственно после роспуска меджилиса (персид-
ского парламента).
Он использовал в фельетоне подлинные факты грубого попрания демо-
кратических прав народов Персии, Китая, Африки со стороны местных пра-
вителей и империалистических колонизаторов. Однако фельетон имел злобо-
дневное социально-политическое звучание и в условиях русской действительности.
В июле 1906 г. царское правительство разогнало I думу. В июне 1907 г. была ра-
зогнана II дума.
1 В июне 1908 г. по Персии прокатилась волна кровавых событий. Сторонники
прогрессивных реформ, объединенные в энджоменах (выборных комитетах), под-
держанные народом, возобновили революционную борьбу за признание законо-
8* 115

дательных функций меджилиса, за пресечение контрреволюционной деятельности
реакционеров, которые группировались вокруг шахского двора.
Против энджоменов были двинуты войска. Меджилис подвергся артиллерий-
ско-пулеметному обстрелу.
Царское правительство оказывало активную помощь шаху в борьбе с рево-
люцией В штурме меджлиса, как и вообще в подавлении освободительного движе-
ния в стране, большую роль сыграла персидская казачья бригада, обученная рус-
скими инструкторами во главе с полковником В. Ляховым, которого шах назначил
в июне 1908 г. генерал-губернатором Тегерана. После разгрома непокорного мед-
жлиса шах издал указ о выборах в новый меджлис.
36
ОПАСНЫЙ МИНИСТР
Министерство финансов всегда было очагом всевозможных за-
виральных идей. Особенно же стало оно таковым при С. Ю. Вит-
те (недаром же гласный Донцов хотел переименовать улицу
Витте!)1.
Теперь в Министерстве финансов нет больше Витте, но зато есть
Коковпев, преемник и ученик Витте. И хотя он с виду человек лояль-
ный, но иногда у него прорываются преопаснейшие идеи.
Так было, например, в заседании 19 июня, отчет о котором поме-
щен у нас во вчерашнем номере.
Возражая на слова депутата Шингарева, что «культура есть
результат известных условий свободы»2, Коковцев сказал сле-
дующее:
«Нужна свобода, которая дает возможность каждому исполнять
свой долг трудиться и быть уверенным в результатах своих трудов...
Когда труд будет проникать всех и каждого, сверху донизу, когда
каждый будет уверен, что результаты труда являются принадлеж-
ностью его..., тогда действительно воцарится тот порядок, который
является основой права и т. д.»
Не замечаете ли вы из этого отрывка, что господин министр фи-
нансов проповедует тлетворные и вредные идеи социализма?
Вы этого еще не замечаете? Так я помогу вам заметить.
116

Во-первых, социалистической является идея труда, проникающая
«всех и каждого, сверху донизу».
Благонамеренное общество — будь оно феодальное или капитали-
стическое — отрицает эту разрушительную идею.
В феодальном обществе труд составляет принадлежность низших
(по старой терминологии, «подлых») сословий: крестьян, ремесленни-
ков. В буржуазном обществе он перелагается на особый класс рабо-
чих, так и именуемый иногда «трудящимся классом».
И как раз социалисты, стремящиеся к уничтожению общества, опи-
рающегося на классовые деления, гражданского общества, благонаме-
ренного общества, ратуют за осуществление этой злостной идеи тру-
да, «проникающего всех и каждого, сверху донизу».
В доказательство сего достаточно сослаться на одну из вреднейших
социалистических книжек, «красный катехизис» — «Манифест Комму-
нистической партии», в которой среди ряда требований говорится
буквально: «Одинаковая для всех обязанность работать» (русский
перевод изд-ва «Знания» 3, стр. 46).
Надеюсь, ясно?
А теперь второй пункт.
Господин министр финансов желает, чтобы основой правопорядка
явилась уверенность всякого, что результат его труда составляет его
принадлежность.
Итак, результат труда составляет принадлежность трудящегося.
Вы понимаете, какая опасная социалистическая идея кроется в
этом положении?
Вы еще не понимаете? Так, может, вы поймете, когда я вам при-
помню, что результатом труда является продукт.
Тогда формула г. министра принимает совершенно ясный смысл:
продукт труда принадлежит трудящемуся.
Но это-то и есть одно из основных положений современного со-
циализма. По учению последнего, в современном обществе рабочей
получает только долю продукта в виде заработной платы, другая же
доля его поступает в виде прибавочной стоимости капиталисту и со-
ставляет его прибыль на капитал.
Буржуазная политическая экономия выдвинула юридический
принцип: чьи орудия производства, того и продукт («результат тру-
да»). Социалисты противопоставляют ему другой принцип: чей труд,
117

того и продукт, и на основании этого стремятся к обобществлению
орудий производства.
И вот министр финансов провозглашает с думской трибуны чисто
социалистический принцип.
И чего только Пуришкевич смотрит?
^ - Псевдоним
«Одесское обозрение»,
22 июня 1908 г.
Перепечатывается впервые.
Поводом к фельетону послужила речь царского министра финансов Коковцо-
ва, активного проводника политики Столыпина. После, убийства Столыпина
(1911 г.) Коковцов занял его место на посту председателя Совета министров.
1 См. прим. 3 к фельетону «Переименования».
2 Эти слова Шингарев, член Государственной думы, кадет, произнес в своей
речи в прениях по докладу бюджетной комиссии 20 июня 1908 г.
3 «Знание» — книгоиздательство, организованное в Петербурге К. П. Пятниц-
ким в 1898 г. В 1900 г. пайщиком издательства стал А. М. Горький, который
объединил вокруг «Знания» передовых русских писателей. С 1904 по 1913 г. вы-
шло сорок сборников «Знания», которые пользовались большой популярностью
среди демократических читателей и сыграли большую роль в борьбе с декадентами.
По заданию большевиков Горький издавал в «Знании» произведения Маркса,
Энгельса, Лафарга, Бебеля. В этой работе участвовал и Воровский, в переводе кото-
рого вышел в «Знании» «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и
Ф. Энгельса.
37
ДУЭЛЬ
Еще была темная ночь, а уже к месту предполагаемой дуэли тя-
нулись экипажи, автомобили, велосипеды, пешеходы.
Лесок ожил и заговорил сотнями языков.
Здесь был весь бо-монд, была литературная богема, были сливки
политиканов.
Экипажи уставились в ряд, как на скачках, и дамы, дрожа от
ночного холода, налаживали бинокли и ели конфеты.
К двум часам утра приехал целый обоз маркитантов, разложили
товары, устроили буфет.
Одновременно с ними явилась пешая и конная полиция.
118

Вскоре появились нищие и карманники.
На пне срубленной сосны устроился тотализатор и сразу открыл
бойкую торговлю.
— Держу на Маркова!
— Держу на Пергамента!
— Я за курского!
— Я за одессита!
Было уже около трех. Публика прозябла. Буфет работал, как ред-
ко. Тотализатор готовился к тысячным оборотам.
В три часа появился Ванька-Рутютю! Расставив свою полинявшую
ширму, он выпустил Пуришкевича. Пуришкевич-секундант пробовал
пистолеты, смешил публику, вообще вел себя, как в Думе.
Наконец, подъехали две кареты.
Вышли дуэлянты. Они заметно похудели и побледнели. Но не от
страха, нет. А от того, что уже три дня они не ели и не пили из опа-
сения осложнений, если пуля попадет в брюшную полость.
Публика насторожилась. Сотни биноклей направились на винов-
ников торжества. Тотализатор заработал ожесточенно.
И вдруг, как гром с ясного неба, получилось сообщение, что дуэль
запрещена властями *.
И опять потянулись экипажи и пешеходы, но разочарованные,
грустные, а многие с большим облегчением в кармане, ибо устроитель
тотализатора исчез вместе с деньгами среди суматохи.
Но дуэлянты не унимались.
Секунданты бегали по-прежнему с таинственным видом, о чем-то
шушукались и шептались.
И все знали, что дуэль не расстроилась, что она еще состоится,
но на этот раз тайно, без участия публики и прессы.
Однако положение дуэлянтов было незавидное.
Дорожа своей брюшиною, они по-прежнему ничего не ели и не
пили. Ибо не знали ни дня, ни часа предстоящей дуэли.
Они худели и слабели с каждым днем. Прямо таяли.
Чтобы по возможности сберечь силы, они лежали по целым дням
неподвижно и все-таки худели.
А дни проходили за днями, дуэли все нельзя было устроить.
То самое сыскное отделение, за которое так ратовал Марков и
119

из-за которого возникла дуэль, зорко следило за всеми окрестностя-
ми. Кроме того, к Пуришкевичу был приставлен сыщик, и этого было
достаточно, чтобы все тайные шаги секундантов были известны
полиции.
Дни шли, а дуэлянты голодали и слабели.
Еще Маркову повезло. От неизвестного единомышленника полу-
чал он ежедневно из Одессы по великолепной гаванской сигаре пер-
вой марки.
Он курил ее и этим обманывал голод.
Пергамент же, кроме приветствия и сочувствий, ничего, даже из
Одессы, не получал, а потому отвлекал внимание от желудка только
чтением статей уголовного уложения.
После долгих поисков секундантам все же удалось найти укромное
местечко.
Они обманули бдительность сыщиков и выбрали подходящее
местечко.
Оставалось только шривезти дуэлянтов.
Но тут случился неожиданный пассаж.
Оказалось, что ни тот, ни другой не в силах без посторонней помо-
щи подняться с кровати.
Пульс у Пергамента показывал едва 33, вес упал до 2-х пудов
20 фунтов.
Положение Маркова было не лучше, да, кроме того, у него от одес-
ских сигар сделалось сильное сердцебиение и дрожали руки, словно
кур воровал.
Нечего было думать о дуэли.
Но дуэлянты не унимались.
Они опять отложили дуэль до тех пор, пока не восстановят преж-
него веса и прежних сил.
От диеты же они отказались, решив ограничиться накануне дуэли
некоторыми медицинскими манипуляциями в целях очищения кишеч-
ника, как это делают больным перед хирургической операцией.
Фавн
«Одесское обозрение»,
26 июня 1908 г.
120

Перепечатывается впервые.
21 июня 1908 г. на заседании Государственной думы произошел инцидент,
который сразу же оказался в центре внимания печати.
Курский депутат-черносотенец Марков в своей речи настаивал на сохранении
телесных наказаний, на укреплении сыскного отделения и смертной казни. Пытаясь
вступить с ним в спор, одесский депутат кадет Пергамент указал на связь Марко-
ва с сыскным отделением.
В ответном слове Марков подчеркнул, что не находит ничего оскорбительного
в этой связи, однако усматривает в заявлении Пергамента намерение оскорбить его
лично, почему и вызывает последнего на дуэль.
История с дуэлью походила на пошлый фарс. Это впечатление особенно
усилилось после того, как стали известны подробности самой дуэли: обменявшись
выстрелами в воздух, черносотенец Марков и кадет Пергамент уселись мирно
беседовать, а затем вместе с секундантами, в числе которых был и Пуришкевич,
отправились в ресторан.
1 Поединок назначался несколько раз. Первая встреча дуэлянтов, после ко-
торой написан настоящий фельетон, не состоялась из-за вмешательства полиции.
38
ЕЩЕ О ДУЭЛИ ПЕРГАМЕНТА
Наполеон I любил говорить, что от великого до смешного всего
один шаг.
Правда, дуэль трудно назвать чем-то великим, но, несомненно, она
вещь серьезная уже потому, что здесь ставится на карту жизнь чело-
века.
Зато тем ближе от этого серьезного до смешного, когда вся дуэль-
ная авантюра превращается в пошлый фарс.
В такое смешное положение попал одесский депутат Пергамент, со-
гласившийся на дуэль с Марковым.
И хотя г. Пергамент совершенно неповинен в том, что эта дуэль
была рекламирована до того, что полиция не могла не вмешаться, тем
не менее он оказался в смешном положении, связавшись с такой пуб-
ликой, как Марков 2-й и Пуришкевич.
Он оказался в более смешном положении, чем они, ибо он прида-
вал дуэли очень серьезное значение, между тем как противная сторона
едва ли верила в ее осуществление.
121

Но мы думаем, ЧТо смехотворность положения г. Пергамента им
вполне заслужена и может оказаться для него полезной. И вот почему.
Мы имеем право требовать от всякого человека, особенно серьез-
ного, делового человека, последовательности слова с делом, как в об-
щественной, так и в частной жизни.
Мировоззрение г. Пергамента, как и всей его партии, опирается на
основной принцип: торжество права над силой. Этот принцип без-
условно исключает дуэль как средство разрешения споров и недоразу-
мений. Дуэль есть худшая форма силы, вернее, насилия, ибо она мас-
кирует свою примитивную грубость пышными фразами о чести, гор-
дости и пр.
Господин Пергамент не имел нравственного права — если только
хотел быть последовательным — принять вызов.
Но он принял его, мотивируя тем, что он должен защищать свою
честь.
Этим он только подтвердил свою непоследовательность. Вероятно,
в основе его настроения лежала боязнь, как бы господа с правой не
подумали, что вот он, кадет, да к тому же еврей, «струсит», как бы они
не заподозрили, что его принципиальный отказ есть не что иное, как
попытка увернуться от опасности.
Если это так, то г. Пергамент совершил непростительное преступ-
ление против своих же убеждений.
В споре с Марковыми он отказался от своей точки зрения и пере-
шел на их точку зрения.
Он начал рассуждать о чести, о гордости, о храбрости так, как
рассуждают Марковы и Пуришкевичи, а не так, как подсказывало
ему его собственное мировоззрение.
Он дал этим пощечину понятиям о чести своей собственной партии.
И когда конституционно-демократическая фракция возмущалась
дуэлью и негодовала на президиум, который своим нетактичным
поведением «навязал» якобы кадетам две дуэли,— она била мимо
цели.
Ибо ей следовало негодовать на своего сочлена, провозглашавшего
на словах торжество права, а на деле поддерживавшего пережиток
самого дикого насилия.
Смешное убивает—говорят французы. У нас, положим, не так
утончено чувство смешного, но, быть может, мы вправе сказать, что
смешное исцеляет.
122

Очень хотелось бы, чтобы смешной фарс, в который вляпался Пер-
гамент, послужил устрашающим примером всем тем, кто искренно хо-
чет осуществить победу права над силой.
Дуэли у нас в последнее время принимают прямо-таки угрожаю-
щий характер. Люди готовы стреляться невесть из-за чего. Скоро
дойдут до того, что будут посылать секундантов тем, кто голосует
против какого-нибудь предложения.
Но если общественное мнение бессильно остановить грубую рас-
праву в том лагере, где не привыкли вообще считаться с мнениями
общества, то оно обязано обрушиться всей тяжестью негодования и
насмешки на тех, кто из ложного стыда перед Пуришкевичами так
легко подменивает прогрессивные слова реакционными делами.
Это, быть может, исцелит интеллигентную часть общества от псев-
дорыцарских замашек. А чтобы исцелить другую часть общества, мы
можем посоветовать только одно: доводите, господа, ваши дуэли до
возможной откровенности, отбросьте торжественную бутафорию и
сделайте дуэль тем, чем она есть на самом деле,— взаимным истреб-
лением двух озверевших людей. Пусть послужит вам образиом сле-
дующая красивая и поучительная картинка:
«Поединок на ножах: 19-го июня, вечером в трактире (дом 66 по
Калашниковской наб.) между рабочими П. Мазуром и Ф. Морозо-
вым и М. Козленковым, игравшими на биллиарде, произошла ссора,
во время которой Козленков был обвинен Мазуром в мошенничестве.
По требованию игроков, Козленков предложил Мазуру решить спор
поединком на ножах. Игроки, вооружившись ножами, нанесли друг
другу тяжкие раны. Дуэлянты отправлены в больницу. Секунданты
арестованы».
(«Р», № 146).
И если насмешка успокоит воинственный пыл людей интеллигент-
ных, то, может быть, отвращение явится таким исцелителем для
Пуришкевичей всех званий и состояний.
^ Псевдоним
«идесское обозрение»,
27 июня 1908 г.
Перепечатывается впервые.
См. прим. к фельетону «Дуэль» (№ 37).
123

39
НА ВЕРНОМ ПУТИ
Если вам, читатель, приходилось иметь дело с забытым ныне
Боклем, автором «Истории цивилизации в Англии» 1, то вы, вероятно,
помните, какое значение придавал он пище, характером питания опре-
делял он и характер всей данной культуры.
И в самом деле: разве малую роль сыграли кровяные бифштексы
в завоевательной политике англичан?
Разве рыбий темперамент какого-нибудь эскимоса не объясняется
тем, что он лопает тресковый жир в опасных для мыслительных спо-
собностей количествах?
Наконец, всякий знает, что растительная пища, которой питается
русский мужик (когда он вообще питается), немало способствует раз-
витию в нем чувств смирения, покорности, религиозности, преданно-
сти начальству, патриотизма.
Вообще растительная пища крайне благоприятно отзывается на
смягчении нравов.
Человек утрачивает хищные, воинственные замашки, он перестает
противиться злу, не спорит, а если и спорит изредка, то чинно, благо-
образно, елейно.
Между тем как мясная пища способствует поддержанию крово-
жадных инстинктов, сварливости,- неуживчивости, непокорства.
Собственно говоря, в благоустроенном государстве мясная пища
должна быть разрешена только управляющим, управляемым же —
растительная пища.
Говорят, в осеннюю сессию Государственной думы будет рассмат-
риваться соответственный законопроект, внесенный ' Шульгиным и
компанией. По этому проекту, потребление мяса будет дозволено
только воинским чинам, да чиновникам, начиная с 8-го класса.
Дал регулирования и контроля будет создана казенная мясная мо-
нополия, организованная наподобие продажи кошерного мяса. Даже
коробочный сбор будет взиматься — специально на постройку бро-
неносцев.
Но это еще впереди. А сейчас речь идет о другом.
За последние годы у нас в России потребление мяса возросло не-
обычайно, и это сказалось на росте кровожадных инстинктов среди
населения.
124

Ослабело чувство частной собственности, пало уважение к власти,
исчезло истинное понимание государственности.
Самым разительным примером подобного упадка и озверения че-
ловека является, бесспорно, подписание известного Выборгского воз-
звания.
Правда, моральное и политическое затмение авторов этого воз-
звания, злоупотреблявших мясной пищей, скоро прошло. Они сами
отреклись от своего ужасного поступка.
Но факт остался фактом, и он заставил их вдуматься и доиски-
ваться причин подобной гражданской аберрации.
И они правильно усмотрели ее в потреблении мясной пищи.
Честь этого открытия принадлежит, по уверению «Русского сло-
ва», кн. Петру Долгорукову.
По словам этой газеты, у кн. Долгорукова и г. Кокошкина уже
давно (кажется, со времени Гельсингфорсского съезда2) зародилось
желание перейти на молочную пищу. Такая пища более подходила к
изменившейся политической ситуации и к изменившейся тактике пар-
тии конституционных демократов.
Но пока князь и его товарищи находились на воле, им никак не
удавалось переменить питание.
Сильна была еще оппозиция в партии, настаивавшая на мясной
пище, да и правые слишком демонстративно подчеркивали пользу кис-
лого молока для кадетских желудков.
Так дело и тянулось.
И неизвестно, удалось ли бы выборжцам приспособить свое пи-
тание к потребностям времени, если бы их «е засадили на три месяца
в тюрьхму.
Тут дело разрешилось само собой.
Тюремная пища, относящаяся еще к доконституционному перио-
ду русской истории, не могла, конечно, удовлетворить желудка кон-
ституционалистов. Пришлось прибегнуть к своей лище и — как раз
к молочной.
И здесь роль ангела хранителя сыграла княгиня Долгорукова —
о русские женщины! русские женщины1 — доставляющая в тюрьму
кислое молоко для мужа и его друзей.
По словам тюремной администрации, уже замечается смягчение
нравов среди выборжцев.
«Одесское обозрение», Фавн
2 июля 1908 г.
125

Перепечатывается впервые.
1 «История цивилизации в Англии» — сочинение английского писателя Бокля,
Генри Томаса (1821—1862) — либерально-буржуазного социолога и публициста.
2 На Гельсингфорсском съезде кадеты отреклись от Выборгского воззвания (см,
прим. к фельетону «Надоедливый квартирант»).
40
БОГДЫХАН И КОНСТИТУЦИЯ
«Телеграфное агентство» вчера сообщило:
«Богдыханом утверждена детальная организация комитета кон-
ституционных дел, которому вменено в обязанность подготовить на-
селение к конституционному строю» 1.
Это звучит красиво и просто.
Благодушный россиянин из идеалистов или религиозных мистиков
вздохнет сентиментально и воскликнет:
— Боже! Как хорошо! Конституция, полученная без кровопроли-
тия, без революций, без убийства человека человеком, без забастовок,
без революционных стихов Минского и Бальмонта 2, даже без состав-
ления полицейского протокола! Это ли не возвышенно, это ли не ре-
лигиозно! Да, велик дух Конфуция и Лао-тзе! 3 Велика сила религиоз-
ного миросозерцания и поклонения предкам!
И восторженный идеалист вздохнет: ах, зачем мы не китайцы!
В самом деле, есть от чего прийти в умиление, особенно истинному
конституционисту и идеалисту.
Но...
Но в качестве грубого материалиста и очень плохого конституцио-
ниста я предпринял секретное расследование о возникновении китай-
ской конституции. И вот что оказалось.
В тихую лунную ночь богдыхан сидел на террасе своей дачи, пил
чай из тульского самовара, подаренного нынешним министром Шипо-
вым 4 га бытность его послом, слушал трели андерсеновского соловья 5
и думал:
— Как хорошо в эту дивную ночь распороть живот сразу двум-
стам мандаринам.
126

И, охваченный чудным виденьем распоротых животов, он тихо за-
пел:
— Отчего я люблю тебя, светлая ночь... 6
В это время вошел его первый советник и, упав ниц, произнес:
— О светлый, пресветлый Сын Неба. Ты, конечно, уже все
знаешь сам, но позволь рассказать тебе, как об этом говорят смерт-
ные люди!
Богдыхан, недовольный нарушением покоя, поморщился и внима-
тельно осмотрел большой живот министра, мысленно вспарывая его.
Тот побледнел и замер.
Но любопытство победило в Сыне Неба, и он великодушно разре-
шил сообщить ему жалкие мнения ничтожных людей.
Тогда советник поспешно извлек из кармана номер «Пекинских
губернских ведомостей» и прочел сообщение из Персии.
Меджилис разгромлен шахом. Оппозиционные депутаты и члены
энджуменов посажены на кол, назначены новые выборы 7.
При этом пекинское «Телеграфное агентство» прибавляло — «из
достоверного источника»,— что население встретило эти меры с вос-
торгом и просит и впредь 'поступать так же с оппозицией.
Богдыхан слушал, и ему казалось, что не один, а десять андерсе-
новских соловьев поют ему хвалу.
— Хорошая вещь меджилис!—сказал он после некоторого мол-
чания.— Я тоже хочу иметь меджилис!
И при этом он сделал выразительный жест, как бы полоснув кого-
то ножом по животу.
— Скажи мне, как делаются меджилисы? — спросил богдыхан.
Советник побледнел, позеленел.
— Ты не знаешь?—грозно крикнул богдыхан.— Так ступай и
распори себе живот. Но сначала пришли мне человека, который знает
это.
Советник пошел на телеграф, послал пригласительную телеграмму
полковнику Ляхову 8 в Тегеран, а потом благополучно распорол себе
живот.
Ляхов не замедлил явиться.
— Как делаются меджилисы? — сказал он.— О, это очень просто,
ваше чаепитейство! Прежде всего организуется казачья бригада под
руководством опытных инструкторов. Вот — имею честь предста-
вить...
127

Он обернулся, и взгляд богдыхана упал на трех господ весьма
страшного вида.
— Имею честь представить,— продолжал Ляхов.— Генерал Ла-
ричкин, адмирал Тополев, полковник Половнев (просит не смешивать
с Половцевым8). Я привез их с собой и настоятельно рекомендую
на роли инструкторов. Люди опытные, бывалые, так сказать, специа-
листы по конституционному праву.
Специалисты фыркнули в кулак и поклонились.
— Ну, вот-с,— продолжал Ляхов.— Затем назначается комиссия
из важных чиновников, и эта комиссия изобретает избирательный за-
кон и права меджилиса... применительно к народным нуждам.
Богдыхан широко раскрыл глаза.
— Это что же такое — народная нужда?
— Это... как бы сказать вашему чаепитейству... это... Да уж чи-
новники сами лучше всего знают, что это такое!
— Ну, если эта комиссия изобретет такое, чго мне не понравит-
ся — спросил богдыхан.— Тогда...
И он опять сделал выразительный жест над чьим-то воображае-
мым животом.
— Ну, конечно,— засмеялся Ляхов.— Только это называется на
конституционном языке правом veto...
— А если меджилис меня не послушает? — продолжал богды-
хан.— Тогда тоже...
И опять выразительный жест.
— Ну да, ну да! — весело воскликнул Ляхов.— Только это тогда
называется правом роспуска.
И все присутствующие заржали от удовольствия.
А на следующий день была образована комиссия из 36 мандари-
нов в целях подготовки проекта конституции.
И в то время, как по телеграфным проводам мчалась весть о вели-
кой милости богдыхана, двадцать пять мандаринов писали духовные
завещания, а инструкторы Ларичкин, Половнев и Тополев организовы-
вали казачью бригаду из хунхузов.
гл - Фавн
«Одесское обозрение»,
3 июля 1908 г.
1 Сообщение петербургского «Телеграфного агентства» было опубликовано
в газете «Одесское обозрение» 2 июля 1908 г.
128

2 Минский, H.— поэт и теоретик символизма; Бальмонт, К.— поэт-декаденг,
который, как и Минский, опубликовал в «Новой жизни» ряд стихов на граждан-
ские темы.
3 Конфуций (Кун-цзы, 551'—479 до н. э.) — древнекитайский философ.
Лао-изы (Ли Эр) — древнекитайский философ, живший, по преданиям,
в одно время с Конфуцием.
4 Шипов — царский министр торговли и промышленности, бывший посол в
Китае.
5 Имеется в виду сказка известного датского писателя Ганса Христиана Ан-
дерсена «Соловей».
6 Слова из романса П. И. Чайковского.
7 См. прим. к фельетону «Роспуск парламентов во внеевропейских странах».
8 Ляхов, Ларичкин, Тополеву Половнев—черносотенцы, участники погромов и
убийств. Половцев — член Государственной думы, октябрист.
41
ТУРЕЦКИЕ ДЕЛА
Ну, теперь уж наверное в Турции будет конституция.
Говорят, об этом объявлено официально1.
Конечно, официальное провозглашение конституции, как показы-
вают многие примеры, еще не значит, что конституция существует или
будет существовать на самом деле2.
Гораздо убедительнее здесь то, что официальное объявление не
вызвало ликования и что население по-прежнему продолжает доби-
ваться своего.
А посему можно надеяться, что конституция в Турции будет.
Но еще большой вопрос, какая конституция будет утверждена.
У турок имеется где-то в архиве так называемая конституция
1876 г.3
У них ведь был тогда созван парламент, но, как полагается в ци-
вилизованных странах, быстро распущен.
С тех пор он больше не собирался — за ненадобностью.
К тому же этак экономнее выходит.
Младотурки требуют, чтобы теперь была восстановлена эта кон-
ституция 1876 г.
9 В. В. Боровский 129

Но султан другого мнения. Он находит, что турецкий народ еще
не созрел для столь либеральной конституции.
И, заботясь о благе турецкого народа, он обращается к арабским
правоведам, чтоб они составили для Турции новую конституцию.
О, это будет конституция!
Египетская конституция всем хорошо известна, особенно одес-
ситам.
Она хранится в баночке и называется на библейском языке
«тьмой египетской» 4.
И каждый раз, в какой бы то ни было стране, как только провоз-
глашается конституция, сейчас же на другой день откупоривается
баночка и выпускается порция «тьмы египетской».
Начинаются тогда истинно конституционные действия.
И т. д., и т. д., и т. д.
То же самое готовится, по-видимому, и в Турции.
Конституция 1876 г. будет сдобрена малой толикой «тьмы египет-
ской».
Появится, скажем, завтра султанский ирадэ о введении предста-
вительного правления и пр. Жители обрадуются, возликуют, начнут
петь хвалу Аллаху и Магомету, вообще, что называется, распустят
слюни.
А тут в самый разгар единения народа с султаном на почве кон-
ституции вылезают из каких-то трущоб башибузуки и иная публика,
и пойдет гулять «тьма египетская».
Будет перебито необходимое количество «вредных элементов» вся-
кого возраста, будет ограблено сколько полагается базаров, изнаси-
ловано quantum satis женщин.
А тогда спокойно соберется парламент, и конституция начнет дей-
ствовать нормально.
«Одесское обозрение», ШпвН
13 июля 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
В 1908 г. в Турции приняло большой размах революционное движение. Его
возглавляли младотурки — так назывались противники султана и сторонники кон-
ституции. Младотурецкое движение носило прогрессивный характер. Однако мла-
дотурки боялись народа и, добившись власти, стремились пойти на компромисс с
реакцией, ограничиться полумерами в борьбе со старой властью.
23 июля 1908 г. Ленин писал на страницах «Пролетария»: «В Турции одержа-
ло победу революционное движение в войсках, руководимое младотурками. Правда,
эта победа — полупобеда или даже меньшая часть победы, ибо турецкий Ни-
130

колай Второй отделался пока обещанием восстановить знаменитую турецкую кон-
ституцию» (Сочинения, т. 15, стр. 160). «...История удивительно повторяется,—
писал Боровский в статье «Из записной книжки публициста» («Одесское обозрение»,
30 августа 1908 г.).— Младотурецкие конституционалисты не только не торопятся
с ускорением и укреплением демократических начал, а напротив, постепенно пере-
ходят от борьбы с реакцией к соглашению с реакцией... Младотурки стараются поту-
шить пожар революции, приведший их к власти».
Воровский пристально следил за событиями в Турции, о чем свидетельствуют
несколько его статей и фельетонов из «Одесского обозрения», посвященных турец-
кому вопросу. Однако этот интерес большевистского публициста был предопреде-
лен отнюдь не только стремлением рассказать читателям правду о турецких делах.
Говоря о них, Воровский думал прежде всего о «русских делах» и направлял острие
своего удара на самодержавночкапиталистический строй и его защитников в России.
1 12 июля 1908 г., идя на уступки младотуркам, султан Абдул-Гамид объявил
о предстоящем восстановлении турецкой конституции 1876 г., более 30 лет проле-
жавшей под спудом.
2 Намек на Россию.
3 10 августа 1908 г. Воровский писал з «Одесском обозрении» в статье «Ту-
рецкая конституция», что эта конституция «далеко не удовлетворяет требований
прогрессивной части турецкого общества... Турецкая конституция составлена по
наименее совершенному европейскому образцу, именно по прусскому. Она сохра-
няет всю реальную власть в руках правительства, предоставляя народным предста-
вителям выражать свое одобрение или неодобрение лишь путем вотирования бюд-
жета».
4 Намек на «черную сотню», услугами которой пользовалось царское прави-
тельство для расправы с революционным народом.
42
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
(Из завещания Хапун-паши)
Я сижу в тюрьме... в сырой, холодной, мрачной тюрьме..., куда я
всю жизнь сажал моих врагов...
Моих врагов... Теперь они господа положения, мои господа!..
А я, могучий Хапун-паша, гроза ослушников, предмет зависти всех
соперников,— я сижу теперь в этой вонючей камере, сплю на голых
досках, ем черт знает что...
И, может быть, умру...
9* 13t

Может быть, победители «ынешнего дня посадят меня на кол, чет-
вертуют, задушат здесь, во мраке тюрьмы?
Да, я могу умереть.
И как правоверный, как гражданин, как отец, я должен написать
свое завещание.
(А, может, я не умру! Может, меня пощадят и только вышлют из
Турции? Ведь говорят же, что младотурки гуманный, образованный
народ!)
Итак, я приступаю к моему завещанию.
О, Аллах!
Первая моя мысль — о моем турецком народе.
Много у нас творилось неправды, много угнетали и душили народ,
много грабили и воровали, убивали и калечили, истязали и наси-
ловали.
Много, ох, как много!
Даже очень много!
И я... нечего греха таить!.. И я делал то же...
Не потому, что я жесток, свиреп, нечеловечен и пр., как клевещут
на меня подлые либералишки, а потому что... все так делали, нельзя
было иначе делать, даже неблагоразумно было бы делать иначе!..
Такой уж режим был! Скверный, отсталый, бюрократический
режим!..
Если б не он—да разве стал бы я грабить, насиловать, неправду
чинить? — Никогда! Я ведь в душе сам — конституционалист!
Если бы это только знали! Если бы умели заглянуть в мое вели-
кое сердце, которое бьется только для родины.
Но, увы, они не умеют читать в моем сердце, и... я могу умереть!
Однако, завещание...
Первая моя мысль — о народе.
Я завещаю моему дорогому народу (о, как тяжело умирать, когда
видишь пробуждающийся народ!), я завещаю ему все мои благопри-
обретенные земли.
Мои родовые земли, которые я унаследовал от моего папеньки
Грабил-паши, перейдут, конечно, к моему сыну, Обдул-паше. Но мои
благоприобретенные земли, которые я захватил у крестьян и у каз-
ны, я отдаю безвозмездно народу.
(Это тем легче сделать, что они все равно взяты в секвестр но-
вым правительством!)
Ш

Кроме того, я уступаю безвозмездно недра этих земель до самого
центра земного шара, а также лежащее над ними воздушное простран-
ство вплоть до седьмого неба.
Все безвозмездно и для народа.
В награду я прошу только одной милости.
Пусть на месте моих бывших владений воздвигнут столб с над-
писью:
«Национальная собственность. Добровольный и безвозмездный дар
народу Хапун-паши».
О, я бы отдал все, что имею. Но у меня уж ничего нет — я нищий.
Всю мою наличность увез мой сын за границу, равно как драго-
ценности, бумаги, дорогое оружие и жен.
Мои дома давно уже переписаны на моих жен, и я уже не вправе
ими распоряжаться.
Вот... разве только этот генеральный мундир: все равно уж но-
сить его мне не придется. Пусть же возьмет народ этот шитый золо-
том мундир, под которым билось любящее его сердце!
Больше мне нечего завещать.
Умирая, я хочу сказать моему народу еще только одно:
С Хапун-пашой гибнет большой и ценный талант. Мало того, с
ним гибнет искренний конституционалист. И если бы мудрость на-
родная, так блестяще проявившая себе в победоносном младотурец-
ком движении, захотела призвать его на пост конституционного мини-
стра.., она бы нашла в нем неподкупного, бескорыстного и верного до
гроба защитника прав народа...
О, Аллах!..
,-ч с Фавн
«Одессксе обозрение»,
6 августа 1908 г.
Фельетон ттерепечатывается впервые. Публикации фельетона предшествовали
газетные сообщения об арестах высокопоставленных лиц из окружения султана
Абдул-Гамида.
Более подробно о событиях в Турции см. прим. к фельетону «Турецкие дела'-
(№ 41).
133

43
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Прочтя вчера новые утешительные известия из Константинопо-
ля *, я поспешил к Фанкони 2.
У меня была тайная мысль порадовать моего приятеля Павла Кро-
кодилуса, убежденного младотурка, который обыкновенно выпивал в
это время свою чашку кофе.
Но каково было мое удивление, когда я увидел его на обычном ме-
сте бледным, осунувшимся, со следами слез на лице. Сигара его по-
тухла. Даже бородка куда-то исчезла.
Я окаменел, газета с радостным известием выпала из моих рук.
— Что с тобою, Крокодилус? Сожгли твою виллу на Босфоре?
Перерезали твоих жен? Лишили тебя казенной субсидии?
— Что виллы! что жены! что субсидии! — голосом отчаянья вос-
кликнул мой приятель.— Красота гибнет! Понимаешь? Красота!
И, махнув рукой, он застонал.
— Прощай, город-сказка!
Я все еще не понимал.
— Помилуй, Крокодилус, что ты говоришь! Ведь твои младотурки
победили. Повсюду идут реформы. Рушится старая гниль. Очищается
Турция от грязи, варварства, от дичи. Читал ты, например, что пытки
отменены?
— Пытки! пытки! Тебе бы только громкие, либеральные слова! —
возмущался он.
А помолчав, начал говорить притишенным, таинственным голосом:
— Ты должен это понять, ты, ведь, любишь искусство, красоту...
Подумай только: человек вздернут на кол... Это жестоко, дико, ко-
нечно. Но какая линия тела! какая игра мышц!.. И все это пропадет!
— Крокодилус! Крокодилус! — с ужасом завопил я.— Да ты лю-
доедом стал!
Но он не слушал меня и продолжал, весь поглощенный своими
мыслями:
— Помню, бывало, едешь лунной ночью по Босфору на легком
ялике. Тишина, блаженство, сказка... Вдруг мимо тебя промчится
большая ладья с какими-то мрачными фигурами. Вот она замедлила
ход. Исполинский евнух поднимает со дна какую-то ношу, бро-
134

сает с размаха в море... Это какой-нибудь паша казнит неверную
жену...
— Ну, брат, это уж ты, кажется, из Байроновского «Дон-Жуана»
хватил...
Но Крокодилус говорил дальше, как бы в забытьи:
— А то идешь по улицам Истамбула. Яркое солнце заливает все
расплавленным золотом. Какая игра тонов и красок! Какие дивные
красочные пятна! Эти рыжие, тощие собаки на кучах мусора, эти
сомнительные подтеки на домах... и все это на солнце, на жгучем,
ярком, божественном солнце!!
Крокодилус грустно поник головой.
— А теперь,— продолжал он после минутного молчания,— теперь
придет «правовой» строй и начнет все нивелировать под один ран-
жир. Пойдут дома наподобие тюрем-сотов. Пойдут городовые, судеб-
ные следователи, обязательные постановления. Распустят гаремы, ис-
чезнут евнухи, вырубят сады, разрушат виллы, а на их место построят
•отели для американцев. Перестреляют славных рыжих собак, очистят
улицы, побелят дома и на каждом выступе напишут:
«Здесь останавливаться запрещается».
— Эх, прощай, город-сказка! — с отчаяньем воскликнул он и за-
молчал.
И вдруг я понял.
— Послушай, Крокодилус,— закричал я с ужасом.— Да ты, ка-
жется, старотурком стал.
Крокодилус сконфуженно опустил голову и молчал. Потом он по-
смотрел мне в глаза и ударил себя кулаком в грудь.
— Друг мой,— сказал он,— я был верен молодой Турции. Я и
сейчас сочувствую ее политической программе. Но когда я увидел, что
она посягает на самое святое для меня, что она стремится превратить
живописную грязь в неживописную чистоту, романтического евнуха
просто в человека, а гаремную женщину в добрую жену и мать семей-
ства... Нет, нет! Пусть лучше все будет по-старому, лишь бы жила
удивительная красота старой Турции!
п ~ Фавн
«Одесское обозрение»,
8 августа 1908 г.
1 Боровский имеет в виду известия о победах, одержанных младотурками в
.период буржуазной революции 1908 г.
Напуганные этими победами, размахом народной борьбы, особенно после про-
135

возглашения конституции, многие младотурки стали усиленно ратовать против
«крайностей революции», пытались ограничиться половинчатыми мерами.
Турецких либералов, напоминавших во многом своих русских собратьев, и под-
вергает Боровский осмеянию в лице Крокодилуса (см. также прим. к фельетону
«Турецкие дела» (№ 41).
2 Фанкони — модный одесский ресторатор.
44
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
В июльской книжке «Образования» 1 помещены очерки г. Берн-
штама «В огне защиты».
Между прочим, приводит он рассказ, как носовой платок спас
жизнь четырех обвиняемых, представших перед судом.
После того как трое из них сделали все возможное, чтобы ухуд-
шить свое положение, очередь дошла до четвертого подсудимого —
учительницы, державшей в руках ридикюль.
Этот ридикюль вызвал большое беспокойство в судьях. Но подсу-
димая ни за что не хотела расстаться с ним.
Лишь после долгих переговоров она согласилась передать свой ри-
дикюль защитнику.
Тогда последний, чтобы доказать невинность содержания ридикю-
ля, раскрыл его, и там оказался носовой платок.
Вдруг подсудимая «быстро сорвалась с места и, перегнувшись че-
рез решетку барьера, вцепилась в ридикюль.
— Я не виновата,— отчаянно вскрикнул молодой взволнованный
голос,— я не могла достать в тюрьме чистого платка, я не виновата,
что у меня такой грязный!»
Этот инцидент создал такое настроение в зале суда, что о смерт-
ной казни не могло уже быть речи.
Смягчающее влияние носовых платков на нравы признано в по-
следнее время и главным тюремным управлением.
Телеграф принес известие, что тюремное управление разрешило
уголовным арестантам употребление носовых платков.
Исчезнет навсегда из стен тюремных замков старый метод двупер-
стого очищения носа, а с ним исчезнут навсегда и грубые, устарелые,
доконституционные нравы.
136

И если теперь уголовный, гуляя по кругу, вдруг поднесет два
пальца к носу и сделает (Привычный жест, к нему подойдет надзира-
тель и мягко, гуманно (как подобает конституционному надзирателю)
скажет:
— Послушай, Зазубрина 2, разве ты не знаешь, что мы живем в
конституционном строе? Где ты видел, чтобы при конституции обхо-
дились без носового платка? Ведь тебя могут заподозрить в рестав-
рационных намерениях!
И смущенный арестант покраснеет и скажет:
— Простите, Иван Петрович, никогда больше не буду.
И, вынув из-под полы платок, он еще больше покраснеет и прибавит:
— Простите, Иван Петрович, но я шраво не виноват, что он такой
грязный. У нас их меняют только раз в месяц.
— Ну, ну,— полусурово, полустыдливо ответит надзира-
тель.— А ты, пожалуйста, без обличений, без либерального зави-
рательства!
И уголовный опять будет спокойно и мирно гулять по кругу, с лю-
бовью и преданностью глядя на стены, где носовой платок произвел
этот тихий нравственный переворот.
И не будут больше бить стекол, ломать казенных табуретов, бес-
покоить начальство вводом воинских частей.
«Одесское обозрение»,
23 августа 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 См. прим. к фельетону «В кривом зеркале» (№ 7 (123), стр. 313).
2 Зазубрина — герой одноименного рассказа Горького.
45
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПУБЛИЦИСТА
От времени до времени на столбцах «Одесского листка» появляют-
ся статьи, подписанные г. И. Александровским, направленные против
русских марксистов *.
Посторонний человек мог бы подумать, что г. Александровский —
13?

специалист по социологии и политической экономии, и к тому же зна-
ток Маркса и русского марксизма.
Но, конечно, только посторонний. Вот почему появление антимар-
ксистских статей г. Александровского вызывает всегда благодушную
улыбку. Так и хочется сказать:
— Бросьте, сударь! И кого вы своими глупостями благоудивить
думаете? Так, однажды г. Александровский опроверг целый сборник
марксистов «О веяниях времени». Правда, он сам признался, что не
читал его 2. Это признание совершенно разоружает человека, который
вздумал бы по существу спорить с г. Александровским.
«Да и зачем было читать сотруднику «Листка» разбираемую им
книгу, когда его дядя видал, как наш барин читал»,— когда ее читал...
г. Изгоев.
Г. Изгоев для г. Александровского то же, что «Технический ка-
лендарь» для десятника.
Данные науки так популярно изложены в этом календаре, что и
полуграмотный десятник понять может. Точно так же и г. Александ-
ровский знакомился с марксистской литературой «по Изгоеву». А так
как г. Изгоев известен как непримиримый марксистоед, то г. Алек-
сандровский гарантирован, что перед своими читателями в грязь не
ударит. Но гарантия эта оказалась весьма непрочной. Это доказывают
последние «Записки» г. Александровского (№ 203 «Одесского лист-
ка»), составленные тоже «по Изгоеву».
Господин Изгоев поместил в «Русской мысли» статью, в которой
весьма обстоятельно старается доказать, что первый русский перевод-
чик «Капитала» Николай — он извращенно понял и извращенно пере-
дал Маркса. Эту статью г. Изгоев озаглавил: «Из истории российско-
го невежества».
Услышав, что речь идет о российском невежестве, г. Александров-
ский сразу понял, что это его дело, и тотчас же написал новую статью
против русских марксистов.
Доказав невежество русских марксистов на примере Николая —
•она, Александровский восклицает с пафосом: «Какая жестокая стра-
ничка из истории российского невежества! Опубликование ее — собы-
тие чрезвычайное, делающее честь г. Изгоеву».
Страничка действительно «жестокая». Но только не та страничка,
о которой думает г. Александровский, и жестока она не для тех, кого
он имеет в виду.
138

Не читав никогда Маркса ни в оригинале, ни <в переводе, не имея
понятия о русском марксизме, г. Александровский и изгоевскую
статью плохо смекнул: поэтому я позволю себе внести в его «записки»
маленькие поправки.
Прежде всего г. Николай — он никогда не был марксистом. Это
один из столпов народничества, автор книги «Очерки нашего поре-
форменного общественного хозяйства», написавший в 90-х годах ряд
весьма резких полемических статей против русского марксизма. После
того, как марксизм восторжествовал в России в экономической науке,
г. Николай — он совершенно замолк и вот уже чуть не 10 лет не высту-
пает в печати. Зачем понадобилось г. Изгоеву обрушиться на полити-
чески мертвого человека в форме личной полемики — это уж его дело.
А что г. Александровский «по доверию» сел в лужу — это всяко-
му ясно.
«Чрезвычайное событие» тоже на поверку оказалось и не собы-
тием и не чрезвычайным. Указание на неточность перевода «Капи-
тала», изданного г. Николаем—оном в 1872 г., было сделано маркси-
стами еще в половине 90-х годов. По этому-то переводу и был пред-
принят г. Струве, ныне соратником Изгоева, а в то время еще
марксистом, новый перевод, долженствовавший дать точную передачу
мыслей и даже слов автора. К сожалению, этот перевод сделан столь
ужасным языком, что местами невозможно добиться смысла. Таким
образом, открытая «по Изгоеву» г. Александровским Америка уже
лет 10 хорошо известна русским марксистам.
Господин Александровский возмущен до глубины души, что г. Ни-
колай — он пользовался наряду с немецким оригиналом французским
его переводом. Мы можем успокоить г. Александровского. Из пере-
писки Николая — она (см. «Минувшие годы», январь — февраль
с. г.— Вы этого наверное тоже не читали, г. Александровский?) видно,
что французский перевод был проверен лично Марксом, кстати, вла-
девшим этим языком, как родным, и был рекомендован им г. Ни-
колаю — ону как пособие при переводе. Не правда ли, какой «невежда»
1был Маркс?
Кажется, довольно. Приятно, конечно, видеть, когда сотрудник
«Листка» так искренне интересуется сложнейшими вопросами чело-
веческого духа, хотя бы он даже думал, чувствовал, возмущался и
радовался по компетентному руководству книжек «Русской мысли». Но
не находите ли вы, г. Александровский, что на этот раз «открытие»
139

в области «российского невежества» сделано не г. Изгоевым, а вами
и что оно касается не столько «российского» невежества, сколько лич-
но вашего?
^ - Псевдоним
«Одесское обозрение»,
7 сентября 1908 г.
Лерепечатывается впервые.
Помимо данных текстологического анализа, о принадлежности Воровскому
псевдонимов «Псевдоним» и «Кентавр» свидетельствуют и другие факты.
Принадлежность этих псевдонимов Воровскому подтверждается в неопублико-
ванных письмах и воспоминаниях Д. Тальникова, являвшегося фактическим редак-
тором «Одесского обозрения», и сотрудника этой же газеты А. Мурова.
15 октября 1909 г. в газете «Одесские новости» было опубликовано письмо
В. Воровского, Д. Тальникова, А. Мурова, подписанное их основными псевдони-
мами по «Одесскому обозрению» — «Астров, Дель-Та, Кентавр, Лоренцо, П. Ор-
ловский, Псевдоним, Д. Тальников, Фавн». Из воспоминаний Д. Тальникова
(Д. Шпитальникова) и А. Мурова, а также из письма В. Ткачева, опубликованного
в газете «Одесские новости» 17 октября 1909 г. (см. прим. к фельетону «Хилая
роза»), известно, что псевдонимом «Лоренцо» подписывался А. Муров, псевдони-
мами— «Астров», «Дель-Та», «Д. Тальников»—Д. Шпитальников. Следовательно,
остальные псевдонимы, в том числе «Псевдоним» и «Кентавр», принадлежали
В. Воровскому.
Наконец, известно, что Ворозский, единственный среди сотрудников «Одесского
обозрения» владевший польским языком, выступал с рецензиями на гастроли поль-
ских артистов в Одессе. Эти рецензии подписаны: «Псевдоним».
1 Присяжный обозреватель кадетской-октябристской газеты «Одесский листок/>
И. Александровский не случайно привлек внимание Воровского и стал героем его
очередного фельетона, направленного против одного из многочисленных и модных в
ту пору «ниспровергателей» марксизма. Будучи близок по своим взглядам и личным
связи к тем (ренегатским либерально-буржуазным кругам, которые спустя несколь-
ко месяцев выпустили сборник «Вехи», И. Александровский в своих статьях и
фельетонах, печатавшихся в «Одесском листке», настойчиво пропагандировал реак-
ционные идеи Струве, Изгоева, Булгакова. Выступая с отрицанием марксизма, при-
соединяясь к своему духовному наставнику, будущему участнику «Вех» С. Булга-
кову, И. Александровский противопоставлял революционному мировоззрению
«христианское просвещение и самосовершенствование».
Неудивительно, что появление в августовской книжке «Русской мысли» (1908)
статьи А. Изгоева «Из истории российского невежества», обрушившейся на пер-
вого русского переводчика «Капитала» Н. Даниельсона (Николая — она), а. заодно
с ним и на русских марксистов, И. Александровский встретил очередной статьей,
направленной против марксизма.
И. Александровский был лично близок к Изгоеву, знал его еще в ту пору, когда
последний редактировал в Одессе газету «Южное обозрение». Статьи Алексан-
140

дровского пользовались успехом в умеренно-либеральной аудитории «Одесского
листка».
2 «О веяниях времени» — марксистский общественно-политический и литератур-
ный сборник, вышедший в 1908 г. в Петербурге с участием В. И. Ленина. В сбор-
нике была также опубликована одна из лучших критических статей Воровского
«В ночь после битвы», в которой Струве, Изгоев, а заодно с ними писатели
Л. Андреев и Ф. Сологуб, стремившиеся развенчать революционные идеалы, были
названы «мародерами революции». Статья Воровского вызвала злобные нападкч
буржуазной критики. С «опровержениями» в адрес сборника «О веяниях времени»
выступил и И. Александровский.
46
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
В Елисаветграде курс держится твердо.
Это доказало очередное уездное земское собрание.
Правда, заседания были до того скучны, что все мухи передох\и,
но что же вы хотите...
Какого веселья можно ожидать от елисаветградского уездного зем-
ского собрания?
Гласные все давно и прекрасно знают друг друга, вперед знают,
что скажет Петр Петрович Петух, как будет возражать Манилов, ко-
му бросит червяка Собакевич.
Все это известно до тошноты.
Так же, как и в прошлом году, октябрист Собакевич будет ехид-
ничать насчет кадетства Манилова, а член некоей организации Нозд-
рев опять будет доказывать, что следовало бы перевешать всех
«жидов».
И после скучной недели заседаний дело, по обыкновению, кончится
«объединяющей» пирушкой, во время которой Ноздрев будет цело-
вать Манилова не хуже, чем Марков и Пуришкевич Пергамента.
Положим, состав собрания не ограничивается одними помещиками.
Имеются там и представители городского сословия и крестьянства.
Но разве «подлые» сословия делают историю на Руси! Никогда!
Это исконная привилегия привилегированного сословия, а потому о
земских статистах говорить не приходится.
141

По ежегодной программе проходило и нынешнее собрание.
Оно отразило на себе настроение тех же кругов всей России, так
что получилась в Елисаветграде как бы маленькая Россия.
На очереди стояли три типичных для всей России данного момен-
та пункта:
1) успокоение,
2) поддержка газеты определенного направления,
3) юбилей Толстого !.
Вопрос об успокоении был разрешен в елисаветградском уезде
образцово. Земская управа организовала на земский счет особую
охрану (без участия полк(овника) Ляхова) и таким образом защищала
крестьянское участие от захвата со стороны противников мелкого зем
левладения.
Успокоение этим было достигнуто полное. Теперь собранию оста-
валось только благодарить управу за столь блестящее разрешение
аграрного вопроса.
Однако, несмотря на столь успешное успокоение, местная газета
успокоительного направления «Новороссийский край» влачит суще-
ствование, хуже которого не придумаешь. Противоречие непонятное,
хотя свойственное всей России. Повсюду у нас успокоительные газе-
ты живут теперь лишь при помощи субсидий. Чем это объяснить?
Не знаю. Вероятнее всего, население несколько упрощенно поняло
смысл успокоения: оно подумало, что в целях самого успокоения не-
обходимо отказаться от всякого печатного слова, даже успокои-
тельного.
Как ни как, а пришлось поднять вопрос о субсидировании сего
органа. Было предложено отпустить на его поддержку 7500 руб. из
фонда, назначенного для борьбы с преступностью. Если придержи-
ваться того взгляда, что субсидировать газету, которую население не
хочет читать, значит погубить ее, тогда нельзя не признать, что эти
7500 руб. отнесены по расходу к правильной статье и вполне соответ-
ствуют своему назначению.
Но тут произошел некий сумбур. Не успели проголосовать и под-
махнуть решения о субсидии «Новороссийскому краю», как один из
гласных предложил чествовать годовщину Толстого.
Поднялся крик, шум, хаос. Одни протестовали, другие просто шу-
мели, третьи требовали решения вопроса о субсидии. Несчастный се-
кретарь, которому пришлось заготовлять одновременно два постанов-
142

ления, сбился с толку и запротоколировал, что «Новороссийскому
краю» в субсидии отказано, а на чествование Л. Н. Толстого отпущено
7500 руб. из сумм, предназначенных на борьбу с преступностью.
Было уже поздно, все устали, и протокол подмахнули не читая.
Затем поехали ужинать, после полуночи Ноздрев уже целовал Ма-
нилова, а Петр Петрович Петухов разделся донага и сосал прямо из.
четверти.
Так закончилась сессия.
«Одесское обозрение», ШавН
16 сентября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Речь идет о 80-летии Л. Н. Толстого.
47
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Есть детская игрушка, именуемая «неумирающей тещей».
Такой же «неумирающей тещей» является вечный оптимист проф.-
П. Милюков.
Как бы скверно ни жилось, «неумирающая теща» не унывает, все-
гда бодра, всегда смотрит сквозь розовые очки, всегда уверена, что-
ее планы уже осуществляются.
В момент общей разрухи «неунывающая теща» нашла формулу
для своих требований. «Исполнительная власть да подчинится власти
законодательной» 1,— провозгласила она.
И была очень довольна. Довольна и тем, что ее формула так
ужасно радикальна и вместе с тем сугубо лояльна.
Довольна и тем, что от этой формулы веяло последним изданием
учебника конституционного права.
Довольна и тем, что сама формула выражена неуклюжей фразой,
совершенно в духе старых законодательных актов.
Всем была довольна «неумирающая теща».
Напрасно ей доказывали, что ее формула очень мало изменяет
положение дела, что при господстве этой формулы еще не исчезнут
143

(родные цветы с отечественных полей — «неумирающая теща» на все
затыкала уши и твердила неизменно:
— Да подчинится! — а прочее от лукавого.
Время шло, и события катились вниз по наклонной плоскости.
Пришел Мымрецов2, прогулялся, как у себя дома, по квартире
Милюкова, загрязнил ковры, высморкался в гардины, уронил доро-
гой фарфоровый сервиз, и, уходя, оставил на диване в гостиной свои
громадные галоши.
«Неумирающая теща» слегка поморщилась, почесала затылок, но
тут же обернулась к другой такой же «неумирающей теще» и ска-
зала:
— Ты заметила, что он себя держал уже далеко не так, как у
Гл. Успенского? Нет, что бы ни кричали «враги слева», а конститу-
ция действует своей внутренней силой. Еще день-другой и... «под-
чинится».
И, довольная близким торжеством своей формулы, «неумирающая
теща», схватила портфель с 1001 законопроектом по части подчинения
и помчалась в кулуары...
А время шло, и события продолжали катиться вниз по наклонной
плоскости.
Опять пришел Мымрецов, опять прошелся в грязных галошах по
квартире Милюкова, попортил атласный диван, опрокинув на него
приготовленную на случай холеры карболовую кислоту, проткнул не-
чаянно пальцем дорогую гравюру. На этот раз он поставил галоши
в кабинет профессора и поселился на его младотурецком диване.
Самого же Милюкова переселил на Выборгскую сторону3.
Но и на новой квартире «неумирающая теща» сохранила свой
жизнерадостный оптимизм. И когда через несколько месяцев она
встретилась с первым интервьюером, она бодро ответила на его во-
прос «о задачах момента».
— О, теперь на очереди «подчинение»... Никогда мы еще не были
так близки к нему...
Шло время, и события, казалось, еще быстрее катились по наклон-
ной плоскости.
Мымрецов уже со всей семьей переселился в квартиру Милюкова,
спал на его постели, писал рапорты на его профессорском столе, ку-
рил его трубку. Сам профессор давно уже занимался изучением во-
проса об образовании вечных льдов и о силе северного сияния.
144

Но и здесь оптимизм «неумирающей тещи» красил ее короткие
дни и долгие ночи.
Однажды в глухой угол заглянул проезжий американец, полюбо-
пытствовав узнать мнение профессора о «современной тактике».
— О,— воскликнула радостно «неумирающая теща»,— конститу-
ция пустила у нас глубокие корни. Я только что получил телеграмму,
ожидается разрешение вопроса о подчинении власти исполнительной
власти законодательной...
Американец только руками развел...
г\ * Фавн
«Одесское обозрение»,
4 октября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Оперируя демократической терминологией, Милюков, как и другие вожди ка-
детов, на деле шел по пути компромисса с царизмом. Формула Милюкова «исполни-
тельная в\асть да подчинится власти законодательной», которую высмеивает Во-
ровский, объективно служила оправданию самодержавно-капиталистического поряд-
ка и полицейской реакции в стране.
2 Мымрецов — тупой и жестокий полицейский из очерка Г. Успенского «Буд-
ка», руководствовавшийся в своей деятельности одним правилом: «тащить и
не пущать!».
3 См. прим. к фельетону «Надоедливый квартирант» (№ 24),
48
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Мною получено следующее письмо, которое я сообщаю, в интере-
сах общественного порядка и социального мира, в неизмененном виде:
Милостивый государь
г-н Фавн!
Так как Вы своей нижней половиной принадлежите тоже к миру
животных (хотя и двухкопытных), мы позволяем себе надеяться, что
встретим в Вашем лице беспристрастного и неподкупного защитника
справедливости. А большего мы и не ждем.
В течение тысячелетий мы покорно и безропотно сносили иго раб-
ства, навязанное нам человеком, превратившим нас из свободных
обитателей природы в «домашних животных» (фи!). Как нам ни тяже-
10 В. В. Боровский 145

ло было мириться с этим, мы покорились и молчали. Ибо мы принци-
пиальные сторонники законности и порядка и свято чтим * созданную
людьми конституцию человеческого общества, хотя при выработке ее
мы и не участвовали.
Но являясь сами ревностными апологетами законности и частной
собственности **, мы требуем и по отношению к себе законного и кон*
ституционного образа действий. Пусть с нами поступают сурово, под-
час даже жестоко,— но чтобы это было по закону. Ибо мы законники
и конституционалисты.
Между тем, политическая реакция, охватившая в последнее время
все русское общество, привела к целому ряду незаконных и неконсти-
туционных действий, в том числе и по отношению к нам, так назы-
ваемым «домашним животным». К ужасу и позору всего цивилизован-
ного мира, группа русских интеллигентовнписателей (а мы еще счита-
ли их «прогрессистами») позволила себе самым диким образом изде-
ваться над свободой, честью и даже жизнью наших товарищей
кошек!
Мы не будем здесь повторять этих, возмущающих до глубины ду-
ши всякого зверя, поступков модернистов-кошкодавов — они слишком
еще памятны всем! — и укажем на новый факт зверства, pardon,— че-
ловечности, имевший на днях место в нашем городе. Вы уже догады-
ваетесь, что мы имеем в виду страшное избиение наших братьев в доме
г-жи Аркудинской.
Наше городское самоуправление (мы не будем здесь касаться его
деятельности в целом) этим фактом окончательно сорвало с себя мас-
ку и предстало во всей своей наготе. Ворваться во двор почтенной
дамы, переловить на ее глазах ее любимых собак, грубо нагрузить их
в повозку, увезти на... (бр...) живодерню и там отравить... Да, на это
способен только человек!
Мало того: это жестокое насилие над нашими братьями сопровож-
далось еще более жестоким глумлением: . «Будут хорошие лайковые
перчатки»,— приговаривали эти господа, швыряя в колымагу това-
рища мопса и товарища фокстерьера. Какой ужас! Взять живое суще-
ство за шиворот и рассказывать ему, какие из него перчатки выйдут!
* Товарищи кошки остались по этому вопросу при особом мнении.
** Хотя мы и демократы, все же не можем взять на себя ответственности за
дворняжек и пр. пролетариев.
146

Представьте себе только, г. Фавн, что бы пережили Вы, если бы Вас
арестовали и начали бы расписывать, какой изящный ранец для гим-
назистки выйдет из ваших задних ног.
И чем же оправдывают эти господа свое грубое нарушение основ-
ных законов 24 апреля 1906 года? * Исключительно тем, что двор
г-жи Аркудинской содержался якобы в антисанитарном состоянии и
что, содержа, по их словам, 90 собак, она-де платила городской сбор
только за 13.
Как жалка человеческая логика! Неужели она может казаться убе-
дительной людям?
Мы слыхивали, что за неуплату податей и даже больничных сборов
человеческий плебс подвергается сугубым карам. Но нам неизвестен
случай, чтобы за это делали из чернорабочих лайковые перчатки! За
что же такая несправедливость к нам? Да и притом же те 13 нашик
друзей, друзей, которые уплатили полагающийся с них сбор,— тоже
были превращены в лайку!
Где же справедливость? — спрашиваем мы. Неужели люди не по-
нимают, что такое поведение подрывает веру в прочность конститу-
ционных учреждений? И если само общество не отзовется на это гру-
бое попирание Великой Хартии, то кто же нас защитит?
Примите дружеское виляние хвоста *.
Правление объединенного общестра собак и кошек г. Одессы.
Письмо это заслуживает самого серьезного внимания. Кажется,
что наше городское самоуправление на этот раз, действительно, за-
шло слишком далеко.
~ л Фавн
«идесское обозрение»,
21 октября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Жена председателя Одесской земской управы П. Аркудинского держала в своем
доме по Малой Арнаутской улице ,в Одессе 90 собак. В ответ на жалобу жильцов
об антисанитарном состоянии дома городская управа и полиция распорядились
изловить собак и отправить их на живодерню. Боровский пользуется этим случаем
как поводом для осмеяния либералов.
1 24 апреля 1906 г. был опубликован царский указ, урезывавший права думы.
* Товарищи лошади отказались подписаться под этим письмом. После того как
были отменены кнуты, эти животные стали заметно уклоняться в сторону оппорту-
низма.
10* 147

49
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
В последнее время у нас как будто замерла жизнь людей, и на ее
место выступила жизнь животных.
Прогресс это или регресс — судить не берусь. Констатирую толь-
ко объективный факт.
Вчера мне пришлось опубликовать письмо от одесских собак и
кошек, полное справедливых нареканий на человека. Вчера же мой
коллега поддерживал в своей передовице интересы лошадиного со-
словия 1.
А вот сегодня опять на очереди звериный вопрос, на этот раз
«тропический»: читатель уже догадался, что речь идет о выступле-
нии в Государственной думе носорога, верблюда и черепахи.
Эти три милых экзотических животных жили мирно и богобояз-
ненно в Московском зоологическом саду, когда в один прекрасный де-
кабрьский день вокруг них загремела ружейная и пушечная канонада
и на их глазах было повреждено здание кафешантана.
Конечно, тогда же было повреждено и много других зданий, не име-
ющих отношений к местожительству трех экзотических животных...
Но... у черепахи нашлись влиятельные родственники, у носорога
оказались «связи», и в результате в думу поступило предложение воз-
местить убытки, причиненные порч*ей кафешантана.
Мы уже вчера видели, что животные имеют основания враждебно
относиться к людям. То же самое случилось и здесь.
Два субъекта подозрительного вида, в потертых костюмах, подня-
лись где-то в левом углу и начали издеваться над почтенными живот-
ными и их материальными потерями.
— Интересно знать,— кричал черномазый субъект восточного
типа 2,— какое отношение имеет зоологический сад к потребностям
нашего разоренного крестьянского хозяйства?
(Каков нахал?)
— Не укажут ли нам господа прожектеры,— распинался блондин
из Сибири (не иначе из ссыльных поселенцев!)3,— сколько молодых
носорогов роздано безлошадным крестьянам для сельских работ?
{Князь Урусов даже плюнул от негодования).
— Верно ли,— издевался опять черномазый,— что всем бескоров-
148

ным крестьянам розданы за счет московского зоологического сада
стельные верблюды?
(Милюков бешено хлопнул пюпитром).
— Я слыхал,— опять вскочил белокурый поселенец,— что каждый
батрак ест по постным дням черепаховый суп!
(Граф Бобринский чуть не получил апоплексического удара).
Насколько нам известно,— продолжал кавказец,— акклиматизиро-
вались не животные, а только кафешантаны. Животные из зоологиче-
ского сада уходили не дальше живодерни, а кафешантанная акклимати-
зация охватила всю Россию. Скоро во всякой волости будет свой кафе-
шантан.
И все эти издевательства над почтенными и полезными живот-
ными сопровождались взрывом смеха и аплодисментами на скамьях
санкюлотов.
Тогда торжественно поднялся носорог и со спокойствием, достой-
ным серьезного государственного мужа, сказал: — Господа, я вижу
здесь плод недоразумения. Во-первых, оппоненты недооценивают зна-
чения акклиматизации. Конечно, нам еще не удалось приручить носо-
рога для верховой езды или для пахоты, не удалось также широко
поставить производство сливочного масла из верблюжьего молока...
Но важно и ценно уже то, что эти высокополезные животные мирна
живут у нас в саду и могут быть осматриваемы всякими за скромную
плату. От имени моей партии могу сказать, что со времени действия
зоологического сада число толстокожих в нашей среде значительно
увеличилось... Неправильно также толкуется и связь между аккли-
матизацией и кафешантаном. Кафешантан предназначается только для
зажиточных и интеллигентных классов, а носорог, верблюд и черепаха
для народа 4.
Бурные аплодисменты в центре. После этого встает верблюд5 и
говорит:
— Мы, верблюды, одногорбые и двугорбые, не сторонники таких
операций, в результате которых разрушаются кафешантаны... Но мы
решительно протестуем против смешения акклиматизации с опереткой.
Акклиматизация, господа, это — культура (взрыв аплодисментов)
Это — цивилизация (гром аплодисментов). Это — конституция (буря
аплодисментов в центре). Когда в каждой крестьянской семье будет
свой носорог, свой верблюд, своя черепаха — тогда, господа, о, тогда
наша Великая Хартия будет непоколебима.
149

Происходит нечто грандиозное. Верблюда качают, черепаха млеет
в объятиях носорога, кавказца и сибиряка вышвыривают за окно.
Воздух наполняется благоуханием зоологического сада.
«Одесское обозрение»,
22 октября 1908 г.
Фельетон перепечатываетсч впервые.
Поводом для его написания явились прения в Государственной думе.
Во время декабрьских боев в Москве на Красной Пресне в 1905 г. царская ар-
тиллерия повредила здания кафешантана и оперетки, расположенных на территории
зоологического сада. 20 октября 1908 г. видный деятель кадетской партии и круп-
нейший землевладелец князь С. Д. Урусов выступил в Государственной думе с за-
конопроектом об отпуске «Императорскому обществу акклиматизации животных и
растений» необходимого пособия для приведения в порядок Московского зоологиче-
ского сада. Против этого законопроекта решительно возразила думская социал-
демократическая фракция, что имело принципиальное значение накануне обсужде-
ния в думе крестьянского вопроса. Социал-демократы говорили, что урусовский
законопроект — насмешка над народом: тысячи людей пострадали в дни декабрь-
ского восстания от карателей генерала Дубасова, но убытки возмещаются не им,
а носорогам и верблюдам. Они указывали, что дума заботится не о народе,
а о кафешантане.
1 Речь идет о статье В. Зарубаева «Вокруг да около», посвященной обсуждению
крестьянского вопроса в Государственной думе и опубликованной 21 октября
1908 г. в газете «Одесское обозрение». Говоря о тяжелом по\ожении крестьянства,
автор статьи вспоминал образ Коняги — символ угнетенного народа — из одноимен-
ной сказки M. E. Салтыкова-Щедрина. Под «лошадиным сословием» Боровский
подразумевает русское крестьянство.
2 Эти слова произнес в своей речи член социал-демократической фракции Госу-
дарственной думы Чхеидзе.
3 Речь идет о члене Государственной думы социал-демократе Белоусове.
4 Боровский иронически передает содержание выступления Урусова.
5 Имеется в виду П. Н. Милюков, заявивший, что хотя кадеты не одобряют
военных операций генерала Дубасова, они тем не менее считают, что нет оснований
вспоминать об этих операциях при обсуждении вопроса о бюджете зоологического
сада, имеющего «специфическое», «чисто культурное» значение.
50
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Нашему уважаемому «коллеге» Меньшикову не везет в последнее
время.
Только что «братушка» Табурно чуть не пропорол ему брюхо ята-
150

ганом за то, что он разрешил боснийский вопрос с точки зрения ав-
стрийского посольства \— а тут вдруг извольте радоваться.
Новое разоблачение.
А. А. Стахович, знаменитый Стахович-Разоблачитель 2, Стахович-
Овсяный, разоблачил, что тот же Меньшиков умеет разрешать вопро-
сы политики и с точки зрения германского правительства.
Он, видите ли, ни более, ни менее как сотрудник мюнхенской
«Allgemeine Zeitung», пользующейся даже в самом Мюнхене славой
«Gemeine Zeitung».
Эта газета, консервативная и антисемитская, известная своим гер-
манским квасным патриотизмом, оказалась как раз подходящим местом
для нашего политика, мыслящего и действующего применительно к
гонорару.
Таким образом, в лице почтенного нововременца слились три точки
зрения — интересы трех реакций. А так как у этих трех реакций
имеются взаимно враждебные элементы, то, очевидно, гражданин
Меньшиков воплотил в себе то общее, что заключается в каждой из
реакций,— общереакционное начало, самую сущность реакции, абсо-
лютную реакцию, реакцию an und für sich — душу реакции.
Да, «коллега» Меньшиков — это душа реакции, и не он, конеч-
но, виноват, что у нее такая неблаговидная душа.
В лице Меньшикова символизируется тройственный союз европей-
ской реакции — новый священный союз,— и сам Меньшиков — свя-
щенный сосуд этого союза. Но — по Сеньке и шапка, по содержанию
и черепок.
Реакционный абсолют — метафизическая субстанция, лежащая в
основе эмпирической действительности. Для самого абсолюта безраз-
лично, где и когда он проявляет себя, ибо он существует вне условий
времени и места. Он удивителен, вечен и космополитичен.
Он с одинаковым успехом подавляет восстание венгров, освобож-
дает братушек, усмиряет Персию, водворяет мир в Китае, низвергает
какого-либо зазнавшегося принца, пленяет мятежного Араби-пашу,
словом, действует вне границ пространства и времени, осуществляя
лишь вложенную в него «идею».
Чего же вы хотите, если символ этого абсолюта — «коллега» Мень-
шиков — сегодня защищает австрийский захват от общественного мне-
ния России, завтра проводит германскую русофобскую политику в
какой-нибудь «Gemeine Zeitung», послезавтра травит немцев и
151

австрийцев в «Новом времени»,— и все это применительно к го-
норару.
Ибо когда реакционный абсолют воплощается в эмпирический
факт, этот факт с неизбежностью мирового закона начинает тяготеть
к гонорару.
Гонорар в той или иной конкретной форме—вот центр тяготения
абсолюта в его эмпирической форме.
И это один из основных законов истории.
Хотите ли вы «играть» против рожна мировых законов? Хотите
ли вы заставить летать крокодила?
А если нет, то не пеняйте на почтенного «коллегу» из «Нового вре-
мени», что он выделяет свое благоухание вне пространства и времени.
Ибо даже тогда, когда он получает свой ординарный или экстраор-
динарный гонорар, он только служит непреложной идее триединой
реакции.
«Одесское обозрение», авН
25 октября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Речь идет о выступлении редактора газеты «Вечер» Табурно, в которой изо-
бличалась проавстрийская позиция Меньшикова из черносотенного «Нового вре-
мени».
2 А. Стахо'вич на страницах газеты «Вечер» сообщил о том, что Меньшиков
напечатал >в мюнхенской «Allgemeine Zeitung» статью, в которой подвергал сомнению
искренность сочувственного отношения русского общества к сербам. Выступление
Меньшикова на страницах крайне правой немецкой газеты лишний раз показало,
что скрывается за словами черносотенцев об их «патриотизме».
Боровский с иронией называет Стаховича «знаменитым», потому что тот был
известен как автор статьи в газете «Речь», в которой разоблачался спекулянт Аид-
валь (см. прим. к фельетону «Горе неутешной вдовицы»).
51
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
На днях прочел я в «Слове» такую весть:
«Октябристы и правые поднесли громадные букеты роз супругам —
председателя Государственной думы Хомякова, его товарища, барона
152

Мейендорфа, и другого товарища — князя Волконского. Г-жа Хомя-
кова и бар. Мейендорф получили „красные", а кн. Волконская —
„белые розы"».
И сразу передо мною встала наяву добрая, старая картина войны
Белой и Алой роз в доброе, старое время.
Нет ничего. Нет ни проклятых вопросов, ни грубых трудови-
ков, ни бестактных эсдеков, ни даже галантных, но ненадежных
кадетов.
Ничего нет.
Есть только партия Белой розы и партия Алой розы.
Обе эти партии ведут начало от одного корня, дружны и даже по-
роднились друг с другом, но для ради приличия и разнообразия «бо-
рются» друг с другом.
И борются тем, что подносят друг другу букеты разных окрасок»
— Баронесса,— вот вам букет алых роз.
— Ах, какой вы...
— А вы знаете, что значит алый цвет?
— Любовь???
— Да, конечно, но не следует забывать, что мы какие ни на есть,
а все-таки политические партии.
— Ну, конечно, ведь мой муж — товарищ председателя Государст-
венной думы.
— А в политике алый цвет — это цвет крррови и пожаррра.
— Ах, боже, что вы говорите... Какой вы страшный сделались.
И оба в восторге...
А на другом конце зала «правый» разговор.
— Ваше степенство... Соединенный клуб октябристов и правых
имеет счастье преподнести вам сей букет белых роз.
— Ах, как мило...
— Принимая во внимание ваши прочные убеждения.
— Но тогда следовало поднести черные розы,— лукаво замечает
княгиня.
— Браво! Браво!
— Увы, ваше степенство, наша культура еще не научилась воспи-
тывать черные розы.
— Это все кадеты виноваты! Ку-ку-ре-ку! — кричит Пуришкевич.
— Но ведь умели же голландцы воспитывать черные тюльпаны,—
не унимается княгиня.
153

— Princesse, и мы скоро сумеем,— галантно вмешивается Тульский
пряник 1,— у нас уже соответствующая гимназия открывается.
— Это очень хорошо... Хотите, я устрою благотворительный бал
в пользу гимназии черных роз...
— Блестящая мысль! Гениально! Браво! Именно бал! Велико-
лепно!
И октябрьские и правые струи сливаются в одном потоке около
белой и алой роз. И это называется борьбой.
Борьба правых против либерализма центра.
Борьба центра против реакционности правых.
А потом идут «заседать».
— Смотрите же, господа, чтоб провалить кадетский законопроект.
— А по социал-демократическому запросу не позволить и слова
сказать!
— Браво! Ура, алая роза!
— Ура, белая роза! Бей левых!
п * Фавн
«Одесское обозрение»,
15 ноября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Тульский пряник — граф Бобринский.
ы
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
«В день шестидесятилетия правления импера-
тора и короля в Прагу отправлен палач. Эта замена
дает истинное понятие о положении австро-венгер-
ской монархии, которая затеяла расширить круг
деятельности венского палача в Чехии еще на две
новые славянские земли. Хватит ли в Вене палачей
также и на Боснию и Герцеговину? Или хватит,
кроме того, даже яа Сербию и Черногорию, а затем
и на Болгарию?»
«Новое время».
Франц-Иосиф празднует 60-ю годовщину своего вступления на
австрийский престол.
Перебирая в своей памяти приятные и неприятные моменты этого
154

длинного житья, он вдруг вспомнил, что когда-то давно, еще в 1871 го-
ду, выразил готовность короноваться чешским королем.
Т. е., собственно говоря, не он вспомнил, а неблаговоспитанные чехи
напомнили ему об этом, расклеив его старый рескрипт по улицам
города.
— Давненько же я не баловал моих дорогих чехов,— подумал
Франц, потягивая пильзенское пиво.
— Без малого сорок лет, ваше-ство,— почтительно заметил лука-
вый царедворец.
— «По-австрийски, по-австрийски»,— тикали часы, начитавшиеся,
по-видимому, Алексея Толстого.
Франц что-то долго и тяжело думал, прикладываясь от времени до
времени к пивной кружке.
— Надо будет им сделать юбилейный подарок,— сказал, нако-
нец, он.
И опять долго думал:
— Что им может быть сейчас полезнее и приятнее всего? — спро-
сил он лукавого царедворца.
— Хорошо бы поставить в Праге памятник Марии-Терезии \— по-
советовал тот.
— Да, конечно. Но надо еще чего-нибудь современного, злободнев-
ного — юбилейного.
Оба задумались.
— Что у них там теперь делается? Как живут? Я что-то давно не
читал газет.
— У них, ваше-ство, сейчас там все в порядке, потому что военное
положение введено.
— Ааа... конечно! Так не послать ли им хорошего военного гене-
рал-губернатора?
— Уже есть, ваше-ство.
— Так, может быть, послать к ним хорошую карательную экспе-
дицию?
— И это уже готово.
— Так, может быть, послать контингент хороших военных
судей?
— Это тоже уже организовано. Судят полевые суды, и приговор
постановляется без права апелляции через два часа по совершении пре-
ступления.
153

— Так чего же еще не хватает моим милым чехам?
Лукавый царедворец задумался.
— Вот, кажется, у них нет опытного палача...
— Ну, превосходно! Так послать им за мой счет палача.
— Слушаю-с! Обращения к чешскому народу по этому поводу
не будет?
— Отчего же? Можно и обращение. Составь же, пожалуйста,
текст. Преисполненный, мол, любви к дорогому мне чешскому народу,
идя навстречу его настоятельным нуждам, дарю ему моего юбилей-
ного палача и т. д. и т. д.
— Слушаю-с, ваше-ство.
— А расходы отнесите на счет кредита на юбилейные торжества.
— Слушаю-с, ваше-ство.
— Да, и позаботьтесь, чтобы своевременно явилась депутация с
благодарностью от чешского народа, как персы, благодарившие шаха.
— Непременно, ваше-ство.
— А теперь велите подать еще кружку пива и пусть кто-нибудь
почитает мне Книгу книг...
~ _. Фавн
«идесское обозрение»,
25 ноября 1908 г.
Поводом для написания фельетона явились события в Чехии, связанные с экс-
пансией Австрии в Боснии и Герцеговине и совпавшие с 60-летием правления импе-
ратора Франца-Иосифа.
Чешские патриоты сорвали проведение юбилейных торжеств. Сильные волне-
ния произошли в Праге. Чехи срывали с домов австрийские флаги и портреты Фран-
ца-Иосифа, напали на офицерское собрание. Обеспокоенные усилившимся нацио-
нально-освободительным движением, Франц-Иосиф и его правительство послали в
Прагу войска, усилили репрессии против чешских патриотов.
1 Мария-Тереэия (1717—1780) —эрцгерцогиня австрийская, королева Венгрии
и Чехии.
156

53
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
О СИНЕЙ ПТИЦЕ КАЗЕННОГО ОБРАЗЦА
«„Россия" сулит русскому обществу синюю
птицу с условием объединения всех русских полити-
ческих и общественных кругов» и т. д.
См. вчерашнее «Одесское обозрение»,
В некотором царстве, в некотором государстве пролетела однажды
неведомая птица, синяя птица.
Но в силу какого-то странного оптического обмана люди разных
состояний разно оценили окраску этой птицы.
Одним она показалась просто черным вороном, столь обычным в
этой стране.
Другим она показалась жирным перепелом, тем перепелом, кото-
рого сам Иегова посылал в дни смут своим благонадежным сынам.
Третьим она показалась зеленым попугаем, много и хорошо гово-
рящим, но совсем без отношения к действительности.
Четвертым она показалась красной жар-птицей, желанной вест-
ницей чего-то яркого и светлого.
Так каждый заблуждался на свой лад и никто не знал, какого же
цвета на самом деле »та таинственная птица.
Истину знали — как всегда — только те, что стояли на башне, ибо
они были самыми истинными людьми.
Они сразу сказали, что это — синяя птица неисполняемых обеща-
ний. И они были правы, ибо всегда держались правой стороны.
Но смута умов, вызванная полетом неведомой птицы, огорчила их
сердце и положила печаль на их чело.
И, подумав, они решили открыть правду народу, внушить ему
истинное и правое понимание полета синей птицы.
И они послали к волнующемуся народу старого, испытанного дип-
ломата — Менения Агрипповича Гурлянда *.
Менений Агриппович собрал старейшин тех толков, которые назы-
вали птицу неправильными именами, и обратился к ним с речью:
— Благородные и неблагородные, почетные и цеховые, податные
и беспошлинные!!! Выслушайте того, кто всегда прав, кто знает, где
зимует синяя птица неисполняемых обещаний!
157

Разъединение, разруха, свара затуманили ваши умы и замутили
взоры. Из-за классовой корысти и партийной ненависти вы не разли-
чили цвета вещей птицы и не поняли смысла ее полета.
Каждому из вас показалось, что это для вас и только для вас сле-
тела птица. Вы забыли, что, кроме вас, есть еще десятки направлений,
чающих, как и вы, прилета своей птицы.
Но разве не понимаете вы, что птица может прилететь только для
всех, что ей прямой расчет прилететь только к ним, представляющим
всех и вся? Какой глупой птицей нужно быть, чтобы лететь только
к той или другой части целого, когда можешь прилететь прямо к этому
целому?
Слушатели стояли смущенные, Менений Агриппович продолжал,
торжествуя:
— Вот вы, например, усмотрели в ней черного ворона. Но зачем
лететь неведомо откуда черному ворону, когда у нас города и села
кишат этими зловещими птицами?
— Это правда,— забормотали все, кроме тех, что стояли за чер-
ного ворона.
— Или вы,— продолжал дипломат,— вы думали, что это жареный
перепел! Но ведь жареные перепела вы найдете в любом ресторане, да
еще под соусом, да с водочкой, да с закусочкой.
— Это верно,— забормотали все, кроме тех, что ждали перепела.
— Вам она показалась зеленым попугаем,— но, боже мой, ведь в
рядах зеленых у нас такие имеются идеальные попугаи, что и в райских
садах лучше не найдется.
— Это так,— раздался ропот всех, кроме тех, что мечтали о зеленом
попугае. Они же надулись.
— Или вы тоже: вам захотелось красной жар-птицы!? Знаем мы
вас! О красном петухе мечтаете! А? Санклюлоты! Ну-ка их!
И поклонники жар-птицы вдруг провалились, к общему восторгу,
в преисподнюю.
— Так их, так их,— зашумели оставшиеся.
— Внемлите же моему голосу,— продолжал Менений Агриппович
Гурлянд,— нет птицы, кроме синей птицы, и нет вожделений, кроме
неисполняемых обещаний.
Но мудрый знает, что если смотреть на синюю птицу под извест-
ным разумным углом благонамеренности, она принимает цвет жаре-
ного перепела, и даже гуся, и даже — индюка. Все зависит от точки
158

зрения. Сплотитесь же все вокруг меня, встаньте с моей стороны, и вы
увидите тогда, что такое синяя птица. Вы увидите, что для всех прочих
она останется синей птицей неисполняемых обещаний, а для нас с ва-
ми — курицей, несущей золотые яйца!..
Едва умолк Менений Агриппович, как раздались вопли и неисто-
вые крики восторга.
— Возьми нас! — кричали все,— объедини, сплоти, укажи место,
откуда курица несет золотые яйца, а на предварительные расходы мы
вотируем тебе иностранный заем! Ура, Менений Гурлянд, ура, си-
няя птица! I
«Одесское обозрение»,
3 декабря 1908 г.
Перепечатывается впервые. Опубликован без подписи. Псевдоним Воровского
«Фавн», которым он подписывал фельетоны из цикла «В кривом зеркале», видимо,
был опущен по вине типографии.
1 Менений Агриппа — римский патриций (конец VI — начало V в. до н. э.)г
который, согласно преданию, убеждал возмутившихся плебеев, яе желавших более
терпеть гнета, что человеческое общество подобно человеческому телу; патриции
выполняют функции желудка, а плебеи — функции рук.
Гурлянд, Илья Яковлевич — реакционный журналист, профессор права, редак-
тор правительственного органа — газеты «Россия».
На страницах «России» Гурлянд утверждал, что синяя птица лишь тогда даст-
ся в руки русскому обществу, когда «общественная мысль вольет свои групповые
и классовые особенности в одно русское государственное течение».
54
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
ЗЛОПОЛУЧНЫЕ ЭКСПРОПРИАТОРЫ
«В Варшаве ночью произведена экспроприация
в конторе польской газеты „День". Захвачена касса
и рукописи».
Из газет.
Был самый горячий момент.
Типография работала вовсю. Спешили набрать ночные телеграм-
мы. Театральный рецензент, зевая, писал нечто нечленораздельное
о сегодняшнем спектакле.
Редактор просматривал сверстанный первый лист, у корректора в
159

глазах плавали черные мухи, три-четыре репортера курили и хваста-
лись, рассказывая небылицы из своей жизни.
И в этот горячий момент вдруг раздалось роковое:
— «Руки вверх!»
Все обмерли. Театрал с трагическим жестом упал в обморок. Ре-
дактор юркнул в корзину и зарылся в бумагах. Остальные стояли как
окаменелые.
А молодцы тем временем приступили к «работе».
Добравшись до письменного стола редактора, они выволокли все
бумаги и положили их в приготовленный мешок.
Затем начали взламывать кассу. Но касса была крепка и не под-
давалась.
Недолго думая, они захватили всю кассу и ушли.
Запирая дверь, последний из них показал еще раз браунинг и гроз-*
но промолвил:
— Не шевелитесь и не зовите на помощь, пока мы не дойдем до
дому. Иначе мы тотчас же вернемся и унесем шрифт и машины!!
И исчез.
Прошло с полчаса тяжелого ожидания. Никто не шевельнулся с
места.
— А может быть, они уже дошли до дому? — робко спросил один
из наборщиков.
— Шш... тише,— зашипел из корзины редактор.
И опять прошло полчаса.
— А может...
— Шш... Тише...
Время шло. И только, когда первые газетчики ввалились в типо-
графию, мученики печатного слова начали приходить в себя.
А тем временем экспроприаторы потели и маялись над кассой.
После долгих усилий им удалось вскрыть ее. Но каково было их
негодование, когда они нашли в ней всего 1 руб. 43 коп., да расписки
от сотрудников.
— Негодяи! Мерзавцы! Экспроприаторы! — ревел коновод, на-
прасно расцарапавший палец при вскрытии кассы.
— А еще прогрессивная газета!—меланхолически заметил дру-
гой.— Везде тот же обман и шантаж! Эх-ма!
Разочаровавшись в кассе, они принялись за бумаги в надежде най-
ти что-нибудь ценное.
160

И тут произошло нечто странное.
Коноводу экспроприаторов досталось прочесть статью популяр-
ного передовика. Передовик был человек благородный и сентименталь-
ный, преисполненный любви к человечеству и веры в прогресс.
Но едва экспроприатор дочитал до половины передовицы, как он
начал страшно сопеть носом, взор его осоловел, члены размякли, он
весь стал какой-то дряблый, вяленый — и через две-три минуты хра-
пел самым непочтительным образом.
Совершенно другая судьба постигла его товарища. Человек флег-
матичный, уравновешенный, спокойный, он наткнулся на декадентское
стихотворение, написанное к тому же доморощенным начинающим
поэтом.
Он внимательно прочел и в недоумении пожал плечами. Опять про-
чел, напрягая мысль и стараясь вдуматься в каждое слово,— и опять
видно было, что он ничего не понял.
Отложил рукопись. Но его тянул к ней таинственный смысл бес-
смысленного. Снова начал читать и уже не мог оторваться. С каждым
разом он становился все возбужденнее, начал быстро ходить по ком-
нате и все громче декламировать злополучное стихотворение. На все
вопросы товарищей он отвечал непонятными, несвязными, рифмован-
ными фразами.
Под утро его свезли в сумасшедший дом.
Но этим не ограничилось злополучие экспроприаторов.
Третьему из них попал в руки фельетон очень чувствительного и
любвеобильного человека.
Фельетонист доказывал, что неблагородно нападать на безоружно-
го человека сзади и нечестно вытаскивать у нищего из кармана носовой
платок. И все это с глубоким убеждением, со слезой в стиле, и все
на 300 строчках.
Это чтение не прошло безнаказанно для бедного экспроприатора.
Уже с половины фельетона лицо его просветлело и на глазах показа-
\ись слезы. К концу его он рыдал, как ребенок, так что товарищи вы-
нуждены были вышвырнуть его на улицу.
Очутившись на улице с рукописью в руках, он немедленно отпра-
вился на квартиру к фельетонисту, поднял его с постели, и вот про-
изошла между ними такая трогательная сцена единения и братства,
что от пролитых слез в квартире развелась сырость, а от вздохов чугь
не задохлись обитатели.
U в. в. Боровский 161

Так пали жертвой силы проникновенного слова трое озверелых
людей. Оставшиеся невредимыми товарищи их тут же присягнули на
отмычке никогда не брать в руки писаной или печатной бумаги, кро-
ме векселей, кредитных билетов и процентных билетов.
г\ * Фавн
«Одесское обозрение»,
10 декабря 1908 г.
Перепечатывается впервые.
55
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Наступили сумерки. На небе одна за другой зажглись и замигали
звездочки. Наверху стало торжественно и молитвенно.
И город словно подражал небесам. Зажигали фонари на улицах.
В окнах домов начал вспыхивать уютный свет.
Но вот, то здесь, то там замигали и заискрились огоньки — начали
зажигать елки.
И стало так маняще-тепло в домах и так одиноко-холодно на
улице...
Улицы опустели. Торопясь, мчались последние извозчики. Пеше-
ходы спешили и толкались, даже не извиняясь.
Я остался один-одинешенек на осиротелой улице.
Стало мне тоскливо и грустно. Захотелось туда, в эти уютные
«внутри», где так весело искрятся елки, где беззаботно веселятся дети,
а взрослые делают вид, что они добры, невинны и счастливы.
И до слез захотелось тоже почувствовать себя добрым, невинным
и счастливым.
Я подошел к одному из окон. Там было заразительно весело. Хло-
пали пробки, раздавался смех, звенела посуда.
О счастье! Да там знакомые мне лица! Вот тот толстый, почтенный
господин — ведь я его прекрасно знаю! А этот—он ведь мой школь-
ный товарищ! А тот, а тот,— сколько мы с ним часов проспорили!
Знакомых оказалась целая куча. Я невольно оживился. Чувство
тоскливого одиночества начало развеиваться, и я решительным шагом
направился к подъезду.
162

Но на подъезде меня остановила высокая фигура в тулупе, с боль-
шой белой бородой, с бляхой на лбу и толстой, палкой в руке — ни дать
ни взять генерал деревянной гвардии.
Я было принял его за ночного сторожа и хотел отстранить, но,
всмотревшись, к ужасу увидел, что это сам Мороз-Красный нос.
Он властным жестом остановил меня и торжественно рек:
— Сюда может войти только чистый сердцем. На этом праздни-
ке может веселиться только невинный мыслью. А ты,— прибавил он
вопросительно,— ты чувствуешь себя чистым сердцем и невинным
духом?
Я невольно побледнел, и у меня затряслись колени.
— Но, ваше морозище,— попробовал я обойти старика,— я видел
там через окно людей далеко не чистых и не невинных...
— Кого же? — сурово спросил тот.
— Я... я... видел, например, гласных думы...
— Но разве ты не знаешь, что никто из гласных ни к какой ответ-
ственности не привлекался?
— Я..., я... видел там консула одной из восточных держав.
— Но разве ты забыл, что этот консул никого никогда не обидел,
а сам пал жертвой насилия со стороны пятилетней изуверки? 1
— Я... я... видел там человека, продавшего врагам план крепости.-.
— Но отчего ты промолчал, что этот человек искупил свою ошиб-
ку изданием антисемитской бумаги для мест уединения...
— Я видел там человека, уличенного во взяточничестве и лихоим-
стве!
— Не о том ли ты говоришь,— строго спросил Мороз,— который
успокоил остров Шпицберген и насадил там виноградные лозы народ-
ного довольства?
— Но я видел там сотрудников газет,— ехидно вставил я.
— И Крушеван сотрудник газеты. И Пуришкевич сотрудник газе-
ты,— спокойно возразил старик.
Тогда в отчаянии я крикнул:
— Но я видел там редактора «левой» газеты!
Мороз мрачно посмотрел на меня и строго заметил:
— Ты не мог там видеть редактора левой газеты. Тот, кого ты
принял за редактора левой газеты, не более, как редактор органа
«Чего изволите-с» 2.
Я был разбит и молчал.
11* 163

Тогда Мороз-Красный нос перешел в наступление.
— А ты, что видишь в чужом глазу взятки и предательство, а в
своем ничего не замечаешь,— скажи, кто ты таков?
— Фельетонист,— робко пробормотал я.
— То-то, фельетонист!—клевещешь на людей; осмеиваешь до-
стойное уважения. Скажи, за свою клевету получаешь деньги?
— Не особенно исправно, но получаю,— тихо прошептал я.
— Продажное существо! — гремел старик.— Власти предержащей
повинуешься как — за страх только или за совесть?
Я молчал, понурив голову.
— То-то, молчишь! А к добровольному патриотизму как отно-
сишься?
Я вспомнил за весь год мои фельетоны и оробел.
— Всяко бывало,— пролепетал я.
— Ага, всяко бывало1 А в осуждение экспроприации писал?
— Писал, дедушка, ей-богу, раз писал.
— Писал! —передразнил он меня.— А кого ты виновником их на-
зывал — революционеров?
Я опять молчал.
— Уж лучше молчи.— Ну, а брата своего газетчика, по крайней
мере, щадил? — уже более тепло спросил меня старик.
Я обрадовался; говоря между нами, я очень хороший товарищ,
а поэтому сразу понял, что этим искуплю все прочие грехи.
Но, порывшись в памяти, я пришел в ужас. Нет, и своего бра-
та не щадил.
При всякой возможности пакостил я собрату.
И, понурив голову, я грустно сказал:
— Великий я грешник, и нет мне спасенья, и вечно закрыт д\я
меня доступ в тихий уют обывательского довольства, и не примет меня
в свое лоно благовоспитанное общество, и отвергнет меня и либерал,
и консерватор, ибо дерзил я и мерзопакостил я и тому и другому.
А не дерзить и не мерзопакостить, дедушка, не могу, не в моей власти,
ибо от природы шершав душой и царапнет мыслью. Известно, что
«маленький фельетонист — летучая мышь»; по народному сказанию,
кому летучая мышь след на голове оставит, тот тут же облысеет. А раз-
ве не наслаждение, дедушка, превратить косматого в лысого, когда
знаешь, что внутренне он давно уже облез, а только снаружи рядится
в густую шевелюру?
164

Я уже приготовился говорить по меньшей мере двухчасовую речь,
но Мороз-Красный нос грустно отвернулся и тихо исчез в подъ-
езде.
Я остался один, и снова безотчетная печаль одиночества заполо-
нила мое сердце.
Тихо мигали наверху звездочки, холодные, одинокие в эту мороз-
ную ночь. Изредка слышались шаги запоздалого прохожего или дале-
кий грохот экипажа.
Еще сияли и искрились за окнами яркие елки, но меня уже не тя-
нуло туда. Это были мертвые деревья, разукрашенные и увешанные,
как маскарадные паяцы, и души этих елок со слезами вздыхали по
родной роще, откуда их вырвали на потеху скучных, холодных обы-
вателей.
«Одесское обозрение»,
28 декабря 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Намек на персидского консула в Одессе черносотенца Зайченко, уличенного
в растлении несовершеннолетних.
2 «Чего изволите-с?» — выражение, которым M. E. Салтыков-Щедрин заклей-
мил продажность, торгашество, беспринципность буржуазных газет.
56
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Известие, что вождь октябристов Гучков поехал в Константино-
поль, чтобы участвовать в заседаниях турецкого парламента, произве-
ло впечатление взорванной бомбы во всей Европе.
Министр и прочие вершители судеб ахнули.
Главное, никто не мог точно сказать, что сей шаг обозначает.
Чувствовалось, что это не к добру.
Особенно волновались морские державы — Англия, Франция и
пуще всех Вильгельм, ибо известно, что Гучков опытный моряк.
Говорят, у него имеется даже звание швейцарского адмирала и
орден за потопление японского броненосца.
165

Но, конечно, хуже всего снилось от этой поездки младотуркам.
Всякому известно, что младотурки — это турецкие кадеты, и рево-
люцию свою они делали «по Милюкову» — чинно, корректно, по-прэ-
фессорски.
Но они — кадеты у власти, и на практике это ничем почти не раз-
нится от октябристов.
И вот возникает роковой вопрос: на каких скамьях займет место
в турецком парламенте Гучков?
По самым основным своим убеждениям он должен сидеть на
скамьях правительственной партии. Ибо его принцип: быть с прави-
тельством.
Dieu et le gouvernement — мог бы он сказать, пародируя старую
французскую формулу.
Но что делать, когда это gouvernement... кадетский?
Конечно, Гучков мог бы легко с ним примириться, ибо на практике
разницы между ними нет. Но как вернется он после этого в российский
парламент, где одним из главных критериев его министериабельности
является кадетоедство?
Но если не на скамьях правительственной партии, то где найдет
место наш истинный конституционалист?
Ведь не на левые же скамьи ему садиться!
Или, быть может, сесть справа, в толпе приверженцев кола и по-
четного шнура? Среди турецкой черной сотни стать оттоманским Ти-
мошкиным? 1
Увы! Придется; но как не хочется!
Как хорошо, было на родине! Справа полуграмотный Пуришкевич,
слева алчущий подчинения власти исполнительной Милюков. А
если сидишь в середине, золотой середине,— негодуешь направо и
налево, громишь «приказный строй», а сам запанибрата с звездонос-
цами!
И совесть спокойна, и принципы соблюдены, и капиталу опасность
не угрожает!
А здесь, в этой проклятой Турции, с ее на беду младотурецким пра-
вительством!
Брррр...
Ах, если бы в Турции была персидская конституция! Каким ярким
либералом сиял бы тогда он, Гучков!
166

Воистину говорит поэт:
«Чем ночь темней, Гучков тем ярче».
«Одесское обозрение», авН
9 января 1909 г.
Перепечатывается впервые.
1 Тимошкин — член черносотенного «Союза русского народа», генерал-губер-
натор на Кавказе.
57
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
На днях приводился в газетах следующий скверный анекдот.
Некий, педагог — человек благонадежный и обладатель диплома,
дающего право на «обучение»,— задает задачу.
— Я вышел из дому в 12 с четвертью, вернулся домой в один час
без четверти. Сколько времени меня не было дома?
— Вот дурак,— подумали ученики и ответили: «Полчаса».
— Ан нет,— возражает мудрый педагог.— В 12 часов я вышел из
дому с четвертью — с четвертью чего? Конечно, водки! (О какой же
другой четверти может мечтать доморощенный воспитатель юноше-
ства?)
— А в час я уже вернулся домой без четверти, потому что чет-
яерть выпил: значит, меня не было дома ровно час.
Так разрешил задачу остроумный педагог.
Нет, конечно, ничего удивительного, что официальный воспитатель
юношества не идет в своих мечтах дальше четверти водки. Это не бо-
лее, как «специализация мысли», как говаривали в те времена, когда
у нас увлекались социологией.
Каждое общественное положение вызывает некоторое противопо-
ложение, каждая реальность — свой идеал.
Реальное бытие нашего педагога таково, что его идеал — четверть.
Этот идеал, правда, крайне реалистичен, и потому такой педагог счи-
тается у нас идеальным.
Другой пример подобной же специализации мысли, тоже прика-
сающийся к педагогии, хотя и не лично к педагогу, рассказан «Вест-
ником Уфы».
167

Мензелинский городской голова, оказав школе честь своим присут-
ствием на экзамене, вознегодовал, что ученики употребляют русское
слово «отнять» вместо иностранного «минус».
Правда, мензелинский городской голова человек, бесспорно, рус-
ский, очень русский, чрезвычайно русский, а потому слово «отнять»,
должно быть, ему более понятно и близко, чем инородческое—«ми-
нус».
Но именно благодаря крайней понятности этого слова он настаи-
вает на его устранении.
— Такое выражение,— замечает голова (?),— напоминает о наси-
лии, грабежах. Уместно ли, ввиду этого, употребление его в началь-
ной школе?
Конечно, неуместно. Тем более, что начальные школы посещают
дети лиц, у которых отнимать нечего, а потому сообразительная голо-
ва должна опасаться, как бы они не. стали отнимать что-нибудь у
других.
Но мензелинский лорд-мэр напрасно остановился на одном вычи-
тании. Ему следовало пойти дальше.
Если путем действия «отнимания» дети приучаются к неуважению
к чужой собственности и подготовляются к вредной и опасной роли
экспроприаторов, то куда серьезнее надо отнестись к другим матема-
тическим действиям.
Разве «деление» не подготовляет почву для усвоения принципа со-
циализма?
Ребенок, который еще в школе приучается — пока только теорети-
чески — делить миллионы (чужие, конечно, ибо своих у него нет) на
десятки, сотни и тысячи,— разве такой ребенок не подготовляется
идейно к восприятию тлетворных учений об «уравнительном земле-
пользовании», о разделе имущества, о материальном равенстве и т. п.?
Или возьмите действие «извлечение корня».
Поскольку «возведение в степень» является полезным и охра-
нительным действием, внушающим уважение к степеням и чинам, по-
стольку извлечение корня грозит поползновением на самые основы го-
сударственного благоустройства.
Каковы будут те граждане, которые еще на школьной скамье при-
учаются выволакивать на свет самый корень существующего?
Вообще, как уже успел заметить читатель, положительные действия
(сложение, умножение, возведение в степень) весьма полезны, способ-
168

ствуют упрочению здоровых принципов и должны сугубо внушаться
детям (и взрослым).
Напротив, отрицательные действия (вычитание, деление, извлече-
ние корня) крайне опасны для желательного направления мысли и спо-
собствуют росту разрушительных инстинктов.
Мензелинский городской голова принес бы большую пользу роди-
не, если бы пересмотрел курс математики и исключил из него все эти
отрицательные действия. Тогда получилась бы «Математика положи-
тельных действий» — крайне полезная книга, лучшее руководство для
воспитания юношества в уважении к собственности, религии, установ-
ленному порядку и начальству.
Ну-ка, г. голова, не теряйте времени!
,ч - Фавн
«Одесское обозрение»,
16 января 1909 г.
58
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
ПРОВОКАТОР
— Вы знаете, он оказался провокатором!
— Да, да, представьте себе! Какой ужас!
— И каким опасным провокатором!
— Прямо уму непостижимо!
— Нет, вы подумайте, человек долгие годы служил и нашим №
вашим.
— И никто не знал, что он — правительственный агент или револю-
ционер.
— Исполнял ответственные функции в департаменте полиции...
— Перебрал уйму казенных денег!
— И в то же время, оказывается, был членом центрального коми-
тета ужасной подпольной партии!
— Членом-учредителем, ибо он ведь там с самого начала партии-
орудовал!
— Организатором боевой дружины, задачи которой — истреблять
влиятельных и опасных для революционеров должностных лиц!
169-

— Мало того; организатором целого ряда ужаснейших покушений!
— Правительство было уверено, что он честно служит делу, следя
за происками революционных изуверов...
— А он в это время сообщал этИхМ самым революционерам служеб-
ные тайны и подготовлял покушения!
— Революционеры же думали, что он предан им душой и телом
.и повиновались ему, как вождю...
— А он в то же время предавал их, служа департаменту полиции!
— Это, знаете ли, прямо из сказки какой-то...
— Из ужасного уголовного романа!
— Что в сравнении с подобной эпопеей все Шерлоки Холмсы?
— Что все Наты Пинкертоны?
— Но какое самообладание у человека: целые годы играть гнусную
двойную роль и спокойно жить, посещать знакомых, появляться в пуб-
-личных местах!
— Каждую минуту ожидать страшного разоблачения...
— Не быть уверенным, что где-нибудь в тиши уже готовится рокэ-
*чой приговор преданного правительства...
— Или преданной революционной партии...
— Думать, что может быть уже палач готовит виселицу...
— Или что кровожадный революционер уже точит нож...
— И спать спокойно, и есть, и позволять себе всякие раз-
влечения...
— Нет, это, знаете ли, преопасная личность!
— Этот человек страшнее целой партии бомбометателей!
— О, да — это ведь «душа бомбы», говоря языком Метерлинка.
— Совершенно верно — именно душа бомбы!
— Бррр...
— Но какое счастье, что правительство решилось на энергичные
меры...
— То есть, какие собственно?
— Что оно арестовало это чудовище и сразу рассекло Гордиев узел
интриги.
— Арестовало? Но вы заблуждаетесь. Он вовсе не арестован, он
'бежал — по одним сведениям в Южную Америку, по другим —
в Японию.
— Да что вы, батенька, проспали? Вы газет, должно быть, не
читаете!
170

— Оставьте неуместные шутки. Еще три дня тому назад сообща-
лось в газетах, что Азеф скрылся неизвестно куда.
— Азеф? Причем тут Азеф?
— Как причем? Да о ком же вы все время говорили!?
— Известно о ком — о Лопухине!
— ??!??
«Одесское обозрение»,
23 января 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к его написанию послужило нашумевшее дело Евно Азефа и Алексея
Лопухина, приковавшее к себе внимание русской и зарубежной общественности.
Один из руководителей ЦК партии эсеров и ее террористических групп, Азеф был
тесно связан с царской полицией. Дело Азефа приняло особенно скандальный обо-
рот после того, как бывший директор департамента полиции Лопухин, находившийся
долгое время в контакте с Азефом, подтвердил, что разоблачения в адрес Азефа —
■подлинная правда. Лопухина арестовали, обвинили в сношениях с заграничным цент-
ром эсеров и приговорили к поселению в Сибирь. «Еще до недавнего времени.—
писал по этому поводу Боровский в статье „Из записной книжки публициста",— ор-
ганы правительства энергично открещивались от прямой связи с провокационной
агентурой. Опубликованное теперь официальное сообщение по делу Лопухина дол-
жно произвести... впечатление грома среди ясного неба. Ибо в этом сообщении пра-
вительство официально подтверждает факт организации провокатуры как государ-
ственного института и разоблачение провокатора (т. е. Азефа) приравнивает к го-
сударственному преступлению» («Одесское образование», 21 яиваря 1909 г.).
59
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Иван Александрович Хлестаков осушил пятый бокал шампанско-
го, и глаза его сразу посоловели.
Он удобно вытянулся в кресле и, сладострастно окинув взглядом
городничиху и ее дочку, продолжал рассказывать:
— Да-с. Как же — это все я. Я и на Плеве покушение организо-
вал, и на Сипягина 1... Это я и есть Азеф.
У городничего последние волосы стали дыбом, а городничиха вся
зарделась от трепетного восторга.
— Я и не только это,— продолжал Хлестаков.— Однажды взду-
171

мал проехать в Галицию изучить контрабанду на нашей австрийской:
границе. Вдруг идея — надо устроить покушение на наместника-
гр. Потоцкого. И устроил!
— Ах!
— Как же-с! Я и военные восстания организовал!
— Ну??
— Да-с, жил я, видите ли, в Финляндии, в Териоках, на даче. Ну,
там у меня маленькая интрижка завязалась... Хе-хе-хе. А на это нуж-
ны деньги. Я и телеграфирую в департамент: готовится военное вос-
стание, необходимы 50 000 р., переведите в Париж.
— И что же?
— Перевели. У меня все было налажено, и деньги я тотчас же по-
лучил. Послал в Кронштадт и Свеаборг2 по агитатору — расходов
было только на билет 3-го класса. Восстания были устроены, а я с да-
мой моего сердца махнул в Норвегию в тихие фиорды!
— А как же вам-то ничего за это не было? — робко спросил го-
родничий, бледный от ужаса.
— Мне-то? Хе-хе-хе. Я и не такие вещи проделывал.
— Ах, Иван Александрович, расскажите еще что-нибудь страш-
ное...
— Еще? А вот, например, 9 января. Это ведь тоже я...
— Как? И 9 января вы устроили? Да не вы ли Гапон? 3
— Я самый.
— Ах, я так и подумала сразу.
— Но, мама, ведь Гапон был поп, а Иван Александрович — кол-
лежский регистратор.
— Да, то есть, конечно, разумеется... Да, я ведь тоже был попом.
9 января. Да, я переоделся попом...
— Ах, как это интересно!
— Я и «Князем Потемкиным» управлял.
— Не может быть? Так вы и моряк?
— Ах, как я люблю моряков. У них такая красивая форма...
— Да-с, как же. Вы, может, слыхали — лейтенант Шмидт! *
Это — я.
— Вы? Вы лейтенант Шмидт?
— Но ведь лейтенанта Шмидта казнили, мама!
— Да-с, конечно, казнили. Разумеется, казнили. Но это другога
казнили, который потом в думу был выбран 5.
172

— Ну, понятно! Я сразу заметила, что вы ужасно похожи на лей-
тенанта Шмидта.
— И-и-и-и вввы... на свободе? — щелкая зубами, осмелился спро-
сить городничий.
— Что за глупые вопросы, Антоша? Ведь Иван Александрович не
революционер какой-нибудь, он честно служил своему начальству...
— Да-с, для меня, сударыня, долг службы прежде всего. Скажут,
например: Хлестаков, организуй покушение на Сквозника-Дмуханов-
ского — и организую!
— Бббатюшка, ннне губите! — завыл городничий и опустился на
колени.
— Не могу-с, я стою на страже государственной целости. Если по-
щажу вас, меня обвинят в соумышлении. Не могу-с.
— Бббатюшка...
— Я своего приятеля Гершуни отравил,— лепетал Хлестаков все
более заплетающимся языком,— я убил Гапона... т. е. я сам Гапон,
я велел убить себя самого, потому это для меня благо отечества, депар-
тамент, Рачковский 6, Лопухин...
Тут он ссунулся с кресла на пол и захрапел, как самый благонаме-
ренный обыватель.
Все замерли.
«Одесское обозрение»,
29 января 1909 г. Фавн
Фельетон перепечатывается впервые. Написан в связи с делом Азефа.
1 Плеве, министр внутренних дел, был убит 15 июля 1904 г. террористом Са-
зоновым. Организатором убийства царского министра Сипягина был один из руко-
водителей партии эсеров, Гершуни, Г. А.
2 В 1906 г. в Кронштадте и Свеаборге произошли крупные восстания войск
против царизма.
3 Гапон, агент царской охранки, инициатор предательского плана шествия рабо-
чих Петербурга, 9 января 1905 г. к царю, закончившегося массовым расстрелом
демонстрации (в марте 1906 г., после разоблачения, повешен рабочими в Озерках,
под Петербургом).
4 Лейтенант Шмидт, Петр Петрович (1867—1906), один из руководителей
восстания моряков и солдат в Севастополе в ноябре 1905 г. По приговору царского
суда расстрелян 6 марта 1906 г. на о-ве Березань.
5 Автор имеет в виду чертосотенца Шмида — члена Государственной думы.
6 Рачковский — сподвижник Лопухина, один из руководителей охранного отде-
ления, поддерживавший непосредственную связь с Азефом.
173

60
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
«По делу о закрытом, по постановлению при-
сутствия об обществах и союзах, киевском обществе
грамотности в настоящее время производится след-
ствие судебным следователем по особо важным де-
лам. Присутствие об обществах и союзах признало-
общество грамотности „революционным"».
«К. М.» !
Киевское общество грамотности окончательно закрыто и признана
«революционным».
Этим, конечно, никого не удивишь в России, ибо не одно общество
грамотности подверглось уже столь трагической участи.
Однако, желая знать те соображения, которыми руководились в
данном случае, я поспешил интервьюировать некое «влиятельное»
лицо.
— Скажите пожалуйста,— осведомился я, неужели это общество
насаждало какую-то особую революционную грамоту? Разве оно учи-
ло писать не гражданским шрифтом, а шифром, давало вместо буква-
рей революционные брошюры, вместо арифметики преподавало изго-
товление бомб?
— О, нет,— возразило лицо,— если бы зашло так далеко, эти гос-
пода, наверное, уже теперь были бы в лучшем мире. Нет. Но дело в том,
видите ли, что сама грамота — простая, элементарная грамотность,
вроде б-а — ба, б-а — ба — баба, или дважды два = четыре —
сама эта грамотность может явиться опаснейшим революционным
оружием.
— То есть как это: б-а — ба, б-а — ба — баба, и вдруг оружие ре-
волюции? Да это каламбур!
— О, нет, далеко не каламбур. Знаете ли, революционеры социал-
демократического толка любят говорить о диалектической относи-
тельности всякого явления. Вот то же самое и здесь. Когда вы имеете
дело с развитой, подготовленной, интеллигентной аудиторией, тогда
не только грамота, но и похуже вещи не страшны. Ну, скажите сами,
может ли б-а — ба, б-а — ба — баба сделать вас революционером?
— О, нет, никакая баба этого не сможет.
174

— Может ли таблица умножения побудить вас делать бомбы?
— Никогда. Даже курс химии не побудит.
— Вот именно. Вы совершенно верно сослались на химию. Да-с.
Мы с вами можем читать Марксов, Лассалей 2, Кропоткиных3 и пр.,.
можем изучать химию и даже производить опыты над нитроглицери-
ном — и ни нам, ни обществу, ни государству, ни частной собствен-
ности, ни религии от этого вреда не будет. Не так ли?
— О, бесспорно!
— Другое дело простонародие — все эти пейзаны и увриеры. Они'
слишком некультурны, необразованны, неразвиты, чтобы понять отно-
сительное значение всякого знания. Они все понимают абсолютно и
непременно в свою пользу. Прочтет, например, что блага земные со-
здаются трудом, и делает сейчас вывод, что прибыль на капитал и зе-
мельная рента — грабеж, что плоды труда должны принадлежать.
только труду. Ведь это дикость!
— Дикость, краснокожесть, четвероногость!
— Или так: прочтет, что основанием этики и юридической ответ-
ственности является признание свободы воли индивидуума, глядишь —
он уже заключает о необходимости свободы самоопределения в семье
и государстве.
— Поразительная нелогичность!
— Вот и извольте иметь дело с этим народом! Масса еще не до-
развилась до правильного и разумного понимания того, что дает печат-
ное слово. А обучая ее грамоте — самой элементарной грамоте,— вы
открываете ей неограниченный доступ к газете и книге. Если сказать.
А, придется сказать и Б. Если научить человека читать, придется
примириться с тем, что он полезет в книгу.
— Итак, вы находите, что наш народ недостаточно развит и обра-
зовант чтобы дать ему в руки такое оружие, как грамотность?
— Бесспорно. Как я уже сказал, нам с вами это оружие не страш-
но, мало того, оно необходимо и полезно. В руках же простонародия —
это острый нож в руках ребенка. Пусть народ сначала разовьется до
уровня нашей интеллигентности, а тогда его можно будет учить гра-
моте.
— Это вы очень глубокомысленно сказали: сначала поумней, а по-
том учись.
— Вот именно. Тогда грамотность станет орудием народного бла-
га, теперь же она может быть только орудием революции.
175

— Я вас вполне понял. Да, вы правы. Лучшее, что вы могли сде-
лать,— это закрыть общество грамотности. Позвольте пожать вашу
руку.
«Одесское обозрение»,
30 января 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 «К. М.» — газета «Киевская мысль».
2 Аассалъ, Фердинанд (1825—1864) — известный деятель германского ра-
бочего движения.
3 Кропоткин, Петр Алексеевич (1842—1921)—один из главных деятелей а
теоретиков анархизма, крупный ученый, географ и путешественник.
61
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Директор института раковых болезней при Мос-
ковском ун-те проф. А. А. Левшин возбудил хода-
тайство о широкой постановке опытов с прививка-
ми для лечения раковой опухоли. Проф. Левшин
предлагает создать специальный обезьянник для со-
держания обезьян высших типов, наиболее прибли-
жающихся к человеку, чтобы на этих животных про-
изводить необходимые опыты.
Из газет
Чем-чем, а курьезами дарит нас современная жизнь в неограни-
ченном количестве.
Ну, разве не курьез по нашему времени, что проф. Левшин пред-
полагает устроить обезьянник? И не простой обезьянник, а из обезьян
высших типов, наиболее приближающихся к человеку.
Это ли не курьез?
Я даже подозреваю, что это известие — своего рода провокации
(провокация теперь самая модная вещь) с целью подвести обывателя.
Несомненно, что теперь проф. Левшина уже завалили прошениями:
«Прилагая свидетельство от такого-то управления, имею честь про-
сить принять меня в устраиваемый вами обезьянник и т. д.»
176

И каждая такая обезьяна, особенно если имеет соответственный
аттестат, глубоко уверена, что она как раз «наиболее приближает-
ся к человеку».
По части человеческого достоинства обезьян у нас в России устано-
вилась особенно прочная традиция.
Даже на разговорной речи отразилась она.
«Человеком» у нас искони называется половой в трактире, «людь-
ми» — прислуга.
Привилегированная часть населения привыкла открещиваться от
звания человека.
Попробуйте подойти к прилично одетому прохожему на улице и
спросить:
«Человек, где городской театр?»
Он обзовет вас нахалом и обиженно пойдет своей дорогой.
А если он чувствует за собой право на рукоприкладство, то, ве-
роятно, не замедлит осуществить его.
Он — имя рек — и вдруг «человек»!
Он — окончивший гимназию, а то и университет — и вдруг «че-
ловек»!
Нет, господа, не оскорбляйте уважаемого российского обывателя
кличкой «человек», ибо он прирожденный кандидат в клетку к
проф. Левшину.
Но не всякая обезьяна у нас приближается к человеку.
Вот, например, одна обезьяна в Баку предложила поставить на
городской площади виселицу и всенародно вешать экспроприа-
торов ].
От этой обезьяньей эстетики, говорят, стошнило самых заматере-
лых волков.
Но она, невзирая на это, осталась очень довольна своей изобрета-
тельностью и считает себя, несомненно, наиболее приближающейся
к человеку.
И она права в одном отношении: если человек — царь природы,
или, вернее, если царь природы — человек, то они вправе считать себя
«наиболее приближающимися», ибо они теперь бесспорные «цари
природы».
А вот какой-нибудь злосчастный Максим Горький — тот не более
« как «подмастерье малярного цеха» и разыскивается для привлечения
по ст. 1292.
12 В. В Боровский 177

Нет, непременно нужно поддержать полезное начинание проф. Лез-
шина.
Надо ассигновать, не жалея, большие деньги на устройство обезьян-
ников, ибо этим путем для общества будут достигнуты две полезные
цели:
во-первых, появится обильный материал для работ по исследова-
нию рака,
во-вторых, сократится процент вольнопрактикующих обезьян и по-
высится степень приближения к человеку.
Помогите же проф. Левшину!
гл * Фавн
<'Одесское обозрение»,
1 февраля 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 С призывом построить в центре города виселицы выступил на одном из за
седаний гласный Бакинской городской думы Раев.
2 В августе 1907 г. Комитет по делам печати обратился в Петербургскую су-
дебную палату с просьбой возбудить дело против Горького, как автора повеет«
«Мать», по обвинению его «в распространении сочинения, возбуждающего к совер-
шению тяжких преступных деяний, вражду со стороны рабочих к имущим классам
населения, подстрекающего к бунту и совершению бунтовщических деяний». В «Ве-
домостях Санктпетербургского градоначальства» была помещена публикация: «По
объявлению Санктпетербургского окружного суда отыскивается нижегородский це-
ховой малярного цеха мастер Алексей Максимович Пешков (Максим Горький), об-
виняемый по 1 и 4 п. п. 129, 73 и 132 ст. ст. Угол, уложения».
62
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
После того, как Иван Никифорович Гучков окончательно поссорил-
ся с Иваном Ивановичем Милюковым *, они перестали кланяться и
подавать друг другу руки.
Читатель помнит, что это случилось на именинах у Гамзея Гамзее-
вича Пуришкевича, когда Иван Никифорович Гучков публично обо-
звал Ивана Ивановича Милюкова революционным гусаком.
Все сидели тогда как раз за ужином и приступили к жирному гу-
сю, причем приветливый хозяин заметил, что это тот самый гусь, ко-
торый некогда спас Рим.
178

Иван Иванович Милюков, почуяв в этом какой-то политический
намек, возразил, что и у нас есть гуси, желающие одним гоготанием
спасти Россию.
И при этом многозначительно посмотрел на хозяина.
Иван Никифорович Гучков возмутился подобной неучтивостью
по отношению к хлебосольному Гамзею Гамзеевичу и крикнул:
— Не вам бы, революционному гусаку, говорить такое!
— Т. е. кто это — я гусак? — вскипел Иван Иванович.
— Именно вы-с.
— После такого афронта,— заявил Иван Иванович,— я не могу
пребывать дольше в доме уважаемого Гамзея Гамзеевича.
И ушел, хлопнув дверью.
С тех пор Иван Иванович и Иван Никифорович при встрече не
здоровались, а когда им приходилось говорить друг о друге в думе,
они ограничивались наименованием: московский депутат или петер-
бургский депутат.
Но когда сначала Иван Иванович, а потом Иван Никифорович по-
бывали в Константинополе 2 и одобрили умеренность и аккуратность
младотурецкого конституционализма, какая-то примиряющая и объ-
единяющая взаимная тяга охватила обоих.
Друзья их не замедлили использовать это новое настроение, чтобы
окончательно примирить двух лидеров.
И вот, когда после возвращения Ивана Никифоровича Гучкова и
он и Иван Иванович Милюков очутились в буфете, их незаметно на-
чали подталкивать друг к другу, пока они не встретились у стойки
с водками.
Отступления не было. Пришлось подать друг другу руки.
— Позволю себе поздравить вас с благополучным возвращением.
— Премного тронут. К сожалению, меня несколько задержали с
пароходами. Надо будет внести запрос.
— Непременно внесите. Мы все обязательно поддержим.
Запахло миром и благорастворением. Все радостно переглянулись.
— А как изволили найти обновленную Турцию, Иван Никифоро-
вич?
— Весьма порадован. Нет и следа бюрократического режима.
— Не правда ли? Конституция торжествует.
При этих словах Иван Никифорович как-то заерзал, но сдержал-
ся и изобразил приятную улыбку.
12* t79

— А как вам понравились младотурки?
— Поверите ли, Иван Иванович, очарован! Просто очарован!
Знаете, это чистокровные октябристы!
Иван Иванович строго посмотрел на говорившего и спокойно воз-
разил:
— Вы заблуждаетесь, уважаемый Иван Никифорович, младотур-
ки — доподлинные кадеты.
Иван Никифорович посмотрел на него удивленно и ответил:
— Нет-с, милейший Иван Иванович, могу вас заверить, что младо-
турки — чистейшие октябристы. Я убедился в этом лично.
— Мне странно слушать вас, почтеннейший Иван Никифорович.
Весь свет знает, что младотурки — кадеты. Их программа ничем че
отличается от нашей.
— Не знаю, где вы читали такую младотурецкую программу, но
действительная программа младотурок списана с октябристской про-
граммы.
— В самом деле? Слышите, господа? Турецкую революцию произ-
вели гг. октябристы! Нет, это, право, забавно!
Иван Никифорович побагровел.
— Не революцию, а реформу-с,— сказал он, отчеканивая слова,- -
реформу с разрешения султана. О революции кричат только разные
революционные гусаки!
Иван Иванович побледнел, как стена, и спросил прерывающимся
голосом:
— Как вы изволили сказать: гу...?
— Революционные гусаки-с,— опять отчеканил Иван Никифоро-
вич, наклонясь к самому лицу Ивана Ивановича.
Иван Иванович не сказал ни слова и медленно направился к вы-
ходу.
В тот же день был снят запрос об опоздании парохода, на котором
ехал Иван Никифорович Гучков из Константинополя.
«Одесское обозрение»,
4 февраля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
1 Боровский имеет в виду ссору между Гучковым и Милюковым, которая имела
место в Государственной думе после возвращения Милюкова из Америки (см. прим.
к фельетону «Молчаливая дума», № 20).
2 И Милюков и Гучков побывали в Турции в период младотурецкого движения
в стране.
180

63
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
СХОДЯЩИЕСЯ ЛИНИИ
В Государственной думе есть две интересные фигуры — интерес-
ные своей эволюцией, и, так сказать, закономерностью этой эволюции.
Одна фигура — это Вл. Бобринский 1.
Другая — Маклаков 2.
Бобринский родился титулованным барином и тульским помещиком.
Поэтому он, естественно, пошел, по примеру предков, на военную
службу.
Дошел до высоких чинов,— кажется, корнета гвардии,— и успо-
коился.
Но по старой привычке очень любит ссылаться на прочитанный
когда-то учебник по фортификации и радуется, когда его считают зна-
током военного дела.
Неожиданно для Вл. Бобринского произошли события, в результате
коих старый Таврический дворец был переименован в Государствен-
ную думу.
Это было нечто новое и непонятное.
Но когда он увидел, что I дума грозит подорвать благополучие
и преуспеяние дворянского сословия, он решил баллотироваться.
И попал во II думу.
Все здесь было странно и ново. Вл. Бобринский никогда не думал
о конституции, никогда не подозревал, что будет к ней причастен.
Он даже слова этого не любил.
И, попав в думу, решил, не мудрствуя лукаво, говорить все, чго
думает.
Но что мог думать Вл. Бобринский? Он с детства отличался наив-
ностью и простотой. И просты и наивны были его речи.
Первым плодом его наивности явилось то, что он стал вождем край-
ней правой.
Но время шло. В голову Вл. Бобринского стали забираться новые
мысли, и странно перерабатывала их простая и наивная его психика-
И когда собралась III дума, Вл. Бобринский уже отстал от своих
соратников — Шульгиных и Пуришкевичей,— он стал умеренно-
правым.
18Î

А новые мысли все лезли и лезли в голову, будоража и путая преж-
нее простое и наивное миропонимание корнета гвардии.
Пока, наконец, в один прекрасный день он не заметил, что в сущ-
ности даже умеренным правым быть перестал, что его взгляды вполне
стали взглядами октябриста, центровика.
И, как человек простой и наивной складки ума, а потому искренний,
он откровенно признался в этом своим присным.
Не такова была судьба другого нашего героя.
Маклаков родился разночинцем, парвеню. С колыбели познал он
мудрое правило, что, если хочешь стать человеком, должен сделать
карьеру.
И прежде, чем его отняли от груди, он твердо решил, что будет
знаменитым адвокатом и либералом.
И с детства мысль его работала в этом направлении, а потому она
рано утратила простоту и наивность.
Маклаков далеко не наивен и не прост.
Если Бобринский, любящий, чтобы его считали военным специа-
листом, прочел только курс фортификации, то Маклаков, напротив,
проглотил целую библиотеку.
Его мозг разграфлен на томы, отделы, главы, статьи, параграфы —
совсем, как образцовый свод законов, и мыслит он не иначе, как в
нормах права.
Все его акты — вплоть до пищеварения и т. д.— непременно юри-
дически обоснованы, и за ними вы видите длинный ряд ссылок
на научные * авторитеты и решения кассационного департамента
сената.
Мечта Маклакова осуществилась, вернее, он ее осуществил: он стал
либералом и знаменитым адвокатом.
Он стал одним из вождей либерализма и кадетским депутатом
думы.
Но в не простую и не наивную голову Маклакова тоже лезли новые
мысли.
И хотя они порождались теми же событиями, что и мысли Бобрин-
ского, они переваривались в совершенно другую пищу в его голове.
Ибо у Бобринского мысль была простая и наивная, а у Маклакова
не простая и не наивная.
182

Поэтому Бобринский постепенно отходил справа к центру, а Макла-
ков постепенно отходил слева к центру,— т. е. в противоположном на-
правлении.
Но так как Бобринский был прост и наивен, он отмечал откровен-
но каждый свой поворот, и каждое изменение во взглядах закреплял
переходом в другую партию.
Но Маклаков не прост и не наивен, а потому все время маскировал
свои идейные превращения, и даже в то время, когда уже пел в унисон
с октябристами, клялся, что верен старой кадетской программе.
Так встретились на одной центральной точке два человека, шедшие
с противоположных концов.
Что будет дальше? Как пойдут они в будущем?
Сольются ли две сошедшиеся линии в одну?
Или, скрестившись, будут расходиться дальше, пока Вл. Бобрин-
ский не станет вождем кадетов, а Маклаков — лидером крайней пра-
вой?
«Одесское обозрение». Фавн
8 февраля 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Бобринский—см. прим. к фельетону «Опасная забава».
2 Маклаков — лидер правого крыла кадетов, депутат Государственной думы.
Ленин писал, что отличие Маклакова «от октябристов совершенно призрачное»
(Сочинения, т. 16, стр. 261).
64
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
ПОВЕСТЬ О БЛАГОРОДНОМ РЫЦАРЕ ФИЕСКО
И ЗЛОМ МАВРЕ »
Сочинение депутата Родичева2
Когда благородный рыцарь дон Педро Аркадио де Фиеско 3 был
еще губернатором Саратовии, его жизнь текла мирно и счастливо.
Но слава о его талантах шла широко, и скоро он достиг высоких
почестей. Он стал первым министром в своем отечестве.
183

И задумал дон Педро строить великое здание — мавзолей свободы
(не подрумяненной, а пылающей настоящим румянцем).
Это должен был быть фаланстер благонамеренности и храм пат-
риотизма.
Но сколько ни искал он, нигде не мог найти зодчего, достойного
этой великой работы.
Ибо одни зодчие оказывались кадетами и прочими ненадежными
элементами, а другие — хотя и достойны веры — никак не могли соору-
дить такого здания, ибо из каждой тысячи камня, проставленной в
счете, в действительности оказывалось не более десяти. Пагубное влия-
ние сырого климата!
Тогда призвал дон Педро де Фиеско некоего Мавра, черного и
телом и душой, и заключил с ним союз.
Этот союз Мавр потребовал закрепить распиской, писанной
кровью, и с готовностью перекусил жилу у себя на руке.
И удивленный Фиеско узрел, как из жил брызнула не кровь, а на-
стоящие ализариновые чернила.
И начал Мавр строить.
Он громоздил балку на балку, доску на доску и возводил чудовищ-
ные леса.
С каждым днем все большую поверхность охватывали леса и все
гуще становились они, так что за ними не видно было даже места,
где предполагалось здание.
Ничего не было видно.
На высоту человеческого роста была только сплошная стена бревен-
и теса.
И все дума'ли, что там внутри уже возведено на ту же высоту
монументальное здание.
Время шло, и Мавр заявил, что пора поднимать леса на второй че-
ловеческий рост.
— Но ведь еще тут ничего не возведено,— удивился Фиеско.
— О, благородный дон Педро,— возразил злой Мавр,— разве ты
не видишь, как весь народ убежден в том, что уже возведено основание
здания. Следовательно, здание возведено в вере народной, а это самая
прочная постройка. Поднимем леса еще на рост человека, и в душе
народа вырастет само здание на ту же высоту.
Дон Педро подчинился лукавым доводам злого Мавра и начал
возводить леса.
184

Но чтобы достать выше своего роста, злой Мавр сел на шею бла-
городного Фиеско и так работал.
И опять полезли балки на балки, доски на доски.
И опять народ, проходя, говорил:
— Как быстро и успешно идет работа. Вот уже скоро закончат
весь первый этаж храма свободы!
Опять прошло время, и опять Мавр потребовал поднять леса на
третий человеческий рост.
Благородный Фиеско возражал, но должен был покоряться лука-
вой логике Мавра с чернильной кровью.
И Мавр посадил дон Педро на плечи некоему Иудеянину Феза и
возвел леса на три роста человека.
И снова народ приходил, удивлялся и радовался и говорил:
— Как проворно работает наш Фиеско! Он уже довел здание почти
до половины.
А за лесами, по-прежнему, оставалось пустое место.
Опять пришло время и опять лукавый Мавр...
(Здесь рукопись обрывается)
«Одесское обозрение»,
15 февраля 1909 г.
Перевел с тверского диалекта^
Фавн<
Перепечатывается впервые.
1 «Заговор Фиеско» — драма Шиллера.
2 Фельетон написан в связи с обсуждением в Государственной думе дела Азефа <
и представляет собой пародию на думскую речь депутата Родичева — одного из ру*
ководигелей кадетской партии. Критикуя речь председателя Совета министров Сто-
лыпина, взявшего под защиту провокаторов из царской охранки, Родичев не пошел
дальше либерального краснобайства. В то же время его речь содержала злобные на-
падки на революционеров и настойчивые призывы совместно с правительством стро-
ить «храм свободы». Главную вину правительства Родичев усматривал в том, что
оно заключило союз с «маврами» — так он называл черносотенцев. Ставя на одну
доску «революционных конспираторов» и «мавританские организации», Родичев
патетически восклицал, что «храм свободы» нельзя строить «кровавыми
руками».
На возможность использования образов Шиллера Воровского натолкнули, по-
мимо упоминания о мавре, следующие слова из речи Родичева: «Нравственное
обновление России немыслимо в союзе с мавром... У Фиеско найдется свой Верина,
и Фиеско не удастся достроить свои леса».
Ш5.

3 Дон Педро Лркадио де Фиеско — намек на Петра Аркадьевича Столыпина,
>в то время председателя Совета министров, а до этого — саратовского губернатора
(отсюда Саратовия).
65
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
УСЛУЖЛИВЫЙ ОКТЯБРИСТ
«Хотя услуга нам при нужде дорога, но за нее не всяк умеет
взяться».
Это лучше всего доказал депутат и адвокат Шубинский, кандидат
на освободившийся после смерти Плевако пост московского злато-
уста.
Решив выступить на защиту председателя Совета министров по
запросу об Азефе, он пошел по стопам пресловутого крыловского
медведя.
Есть люди, которые очень умело владеют своей речью, направляя
«е как верное и сильное оружие.
Хитрейший из таких людей изобрел поговорку, что речь дана чело-
веку для скрывания своих мыслей..
И есть другой сорт людей, которые сами подчиняются своей речи,
поддаются ее неудержимому, стихийному ходу и — как бы в каком-
то трансе — уже не в силах отдавать себе отчет в том, что они
говорят.
К этому счастливому разряду ораторов милостью своего языка от-
носится и депутат Шубинский.
Начав ограждать премьера от нападавших на него, он так увлек-
ся независимой от него логикой своей речи, что к концу ее запустил
премьеру «камнем в лоб».
Одно слово — «услужливый октябрист».
Как читатель еще помнит, в речи своей П. А. Столыпин старался
доказать, что Азеф в качестве агента департамента полиции занимал-
ся в партии эсеров одним лишь «внутренним освещением».
В подготовлении преступлений, в подстрекательстве к таковым дру-
гих он де неповинен.
.186

Напротив, он именно предупреждал преступления, осведомляя о
них своевременно департамент.
Такова была основа речи главы правительства.
Но вот входит на трибуну деп(утат) Шубинский.
Он хочет защитить П. А. Столыпина от несправедливых на-
падок.
— Запрос идет об Азефе,— говорит он,— а искры мечут в пред-
седателя Совета министров.
И он с жаром начинает доказывать, что все доводы интеллигентов
не обоснованы, что их документальные данные сомнительного проис-
хождения, что они вовсе не доказали, что Азеф играл роль провокато-
ра, подстрекал революционную молодежь на преступления.
Все сильнее и сильнее звучит голос оратора, все больше и больше
возбуждается он, горячится, входит в азарт.
А бес болтливости уже сел верхом на его язык и управляет его
речью; а речь управляет всем Шубинским, и нет уже контроля логики,
нет задерживающей силы ума.
Дорвавшись до молодежи, которую хитрые революционные руково-
дители посылают на преступления и смерть, оратор превосходит само-
го себя, подобно птице Сирин, сам себя позабывает.
— Посмотрите,— кричит он, потрясая кулаками,— кто совершает
террористические акты? Те ли, кто заседает в революционном трибу-
нале? Нет, они отравляют русскую молодежь: Сазонова, Каляева !.
Кто посылал совершать преступления и предавал одинаково? Типы,
как Азеф...
При этих словах в центре и в некоторых ложах произошло нелов-
кое замешательство.
— Коллега,— шептал сосед Шубинского, дергая его за полу,— что
вы говорите? Ведь вы сами доказывали, что Азеф никого на преступ-
ления не посылал! Ведь вы теперь опровергаете всю речь премьера!
Пощадите! Остановитесь!
Но языком Шубинского овладел бес болтливости, он не мог оста-
новиться...
Когда после этого его встретил тот, кому он пустил в пылу услуж-
ливости камнем в лоб, он только покачал головой и сказал:
— Ну, брат, и защитил! — и, махнув рукой, ушел.
187

А Шубинский отер платком вспотевший от усердия лоб и мелан-
холически заметил:
— Не понимаю. Я ли не старался?
п * Фавн
«Одесское обозрение»,
17 февраля 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
14 февраля 1909 г. Воровский резко критиковал выступление Столыпина в-
думе, указывая, что тот старается «обосновать» отличие «хорошей» провокации от
«скверной.» «Как ни крутить,— провокация остается провокацией»,— писал Воров-
ский («Одесское обозрение. Из записной книжки публициста»).
1 Сазонов, Каляев — эсеры-террористы.
66
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
ПЛОДЫ ПРОСВЕЩЕНИЯ
Хороший пример заразителен, на этом основана, в конце концов,
вся практическая педагогия.
Только педагоги называют это «законами подражания», а про-
стые смертные — обезьянничаньем.
Педагогом молодежи известного пошиба является в наши дни Возо
Пуришкевич.
Он задает тон — смотри его письмо к г-же Философовой *.
Он формулирует философию своего, с позволения сказать, «направ-
ления»—смотри его пометку на анкете по женскому вопросу.
Он подтягивает даже «независимый» суд, когда последний укло-
няется от «праведного пути» — смотри его последний выход: письмо
к мировому судье, приговорившему его к месяцу ареста 2.
Вообще Вово Пуришкевич — образец и идеал известной части мо-
лодежи.
Когда-то царил Печорин, потом был Рахметов, Базаров и пр ,
вплоть до Санина.
А сейчас — для известных кругов — Пуришкевич.
188

Это, кажется, первый случай, когда идеалом является не литератур-
нля личина, а живой человеческий (?гм, гм!) лик.
Wie die Alten sungen,
So zwitschern die Jungen,—
как старики пели, так щебечет и молодежь.
Пуришкевич в этом смысле старик (недаром растерял уже всю
растительность!).
Молодежью же, щебечущей «по Пуришкевичу», оказалась на днях
«группа студентов», встретившая проходивших вольнослушательниц
ультра-пуришкевическими замечаниями 3.
Такими замечаниями, что даже бумага, которая, говорят, все тер-
пит,— не может выдержать.
Я попробовал написать это слово на клочке бумаги — и эффект по-
лучился поразительный: бумага покраснела, почернела, загнулась
стыдливо в трубочку, обуглилась и рассыпалась в клочки.
По комнате прошел запах чайной скверного пошиба.
Такие термины в состоянии выдержать только стены да некото-
рые прожженные языки.
Эта обещающая молодежь, бесспорно, перещеголяет скоро своего
«дорогого учителя».
Если на студенческой скамье они уже так «образованы», то каковы
будут они, попав на скамью депутата?
Читатель уже слыхал, что Пуришкевич решил открыть народный
дом, где будут ставиться исключительно антисемитские пьесы.
Ему остается только открыть свой народный университет, благо,
для такой педагогии имеются уже кадры профессоров.
Для университета в Саратове, для политехникума в Ростове уче-
ных сил не хватает.
Для университета имени Пуришкевича — сил хоть отбавляй!
«Одесское обозрение», авн
21 февраля 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Философова, Анна Павловна (1837—1912) — известная общественная дея-
тельница, активная участница движения в защиту эмансипации женщин, примыкав-
шая в период первой русской революции к кадетам,— председательствовала на жен-
ском съезде, происходившем зимою 1909 г. в Петербурге. В связи с закрытием
съезда В. Пуришкевич написал Философовой на депутатском бланке оскорбитель-
ное письмо. По настоянию Философовой Пуришкевич был привлечен к суду.
189

2 В письме на имя судьи Пуришкевич признавал, что он действительно оскор-
бил женский съезд, но не нанес личного оскорбления Философовой.
3 Боровский имеет в виду инцидент 17 февраля 1909 г. в анатомическом театре
медицинского факультета Одесского университета. Группа студентов-черносотен-
цев позволила себе оскорбительные выходки по отношению к вольнослушательницам.
67
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Ну, теперь мы имеем, по крайней мере, компетентное разъяснение
относительно женщин, служащих на почте и телеграфе.
Читатель помнит тот циркуляр, которым телеграфисткам и «поч-
тисткам» (так, кажется, будет?) разрешалось выходить замуж толька
за служащих на почте и телеграфе.
Был еще экстрациркуляр одного губернского громовержца о том,
чтобы его подчиненные носили юбки, отстающие от пола на известное
число сантиметров. Просим не смешивать этих двух циркуляров, ибо
речь у нас идет только о первом.
Поводы, по которым так суживался размах любовного чувства
дам почтово-телеграфного ведомства, были неясны. Появлялись раз-
ные догадки.
Дарвинисты, например, утверждали, что министерство хочет со-
здать приспособленное к данной службе потомство.
У детей от почтово-телеграфных браков предполагалось, мол, край
нее развитие всех* ведомственных органов. Это подняло бы нашу в об-
щем очень плохую почту сразу выше уровня европейской.
Толков было больше, чем нужно. И неизвестно, до чего договори-
лись бы, если бы не вмешался сам начальник главного управления
почт и телеграфов и не положил своей думской речью конец сплетням.
Оказалось, что правило о внутриведомственных браках не является
новым.
Еще в 60-х годах оно господствовало на почте и телеграфе и при-
чина его была — забота о целости государства.
В то доброе время всюду господствовала тайна. И на почте все
было пропитано тайной. Но тайна притягательна и таинственна толь-
190

ко до тех пор, пока ее не выдают. Следовательно, необходимо было обес-
печить невыдаваемость тайны.
Известно, какого рода отношения бывают между женой и мужем.
Человеку (а также женщине), слабому волей, нетрудно в критическую*
минуту рассказать ведомственную тайну.
Министерство, зная эту слабость человеческую, придумало хитрую
штуку: пусть болтают, но пусть женятся и выходят замуж только в
пределах ведомства. Тогда и тайна из ведомства не выйдет.
Нужно воздать должное уму и сердцеведению наших мудрых адми-
нистраторов.
Но теперь времена не те. Тайна развеялась, и весь свет увидел,
что ничего таинственного и достойного укрывательства в ней не было.
И само начальство изменило взгляд на вещи.
Теперь оно аргументирует совсем иначе.
«Дама, остающаяся дома для хозяйственных потребностей и се-
мейных обязанностей,— уже не работница»,— говорит начальник глав-
ного управления.
Представьте себе, что такая дама как раз в момент приемки сроч-
ной телеграммы узнает, что у кухарки пригорело молоко.
Она бросает телеграф и мчится домой. Это — беспорядок. Государ-
ственный организм не может существовать при таких условиях.
Но представьте теперь, что рядом, у соседнего аппарата, работает
муж этой дамы. О, тогда дело другое. Дама бежит домой, а муж ста-
новится на ее место, или муж бежит домой, а дама заменяет его. И оте-
чество спасено.
Не правда ли, наши администраторы и здесь мудро примирили
слабости человеческой природы с требованиями государственной це-
лости?
Можно бы еще пожелать дополнительного циркуляра, в силу кото-
рого дамам почтово-телеграфного ведомства разрешалось бы выходить
замуж только за работающих в той же комнате мужчин, а при переводе
в другое отделение мужа или жены брак расторгать и сочинять новую
семью.
Ну, а как же насчет юбок на несколько сантиметров выше пола?
Это уже из другой оперы. Об этом побеседуем, когда внесут в думу
соответствующий запрос.
«Одесское обозрение», Шавн
28 февраля 1909 г.
19 Г

Фельетон перепечатывается впервые.
В основу положены достоверные факты. Циркуляры о «почтово-телеграфных
-браках» действительно существовали в ведомствах связи царской России. 26 февра-
ля 1909 г. при обсуждении сметы Министерства внутренних дел выступил началь-
ник главного управления почт и телеграфов, речь которого цитирует или переска-
зывает своими словами автор фельетона.
68
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Говорят: «ласковое теля две матки сосет».
Почему-то это выгодное положение ласковых телят особенно успеш-
но использовано нашими херсонскими, в частности одесскими, деяте-
лями.
Так, например, просматривая списки кандидатов, баллотировав-
шихся в городскую думу, я с истинным умилением и восторгом заме-
тил, что два человека — М. М. Толстой и А. А. Анатра * — фигури-
ровали не только в двух, но даже в трех списках. И, разумеется, в кон-
це концов были выбраны в гласные, ибо какой-либо список должен был
пройти.
Эта беспроигрышная лотерея .уподобляется сосанию не двух, а це-
лых трех маток.
Расскажите этот случай какому-нибудь европейцу — и он сочет
его за скверный анекдот. Представьте себе, например, кандидата, кото-
рый при выборах в Государственную думу одновременно фигурировал
бы в списке правых, октябристов, кадетов и левых!
Это был бы какой-то универсальный депутат, вроде того, как
есть таинственные целебные воды, помогающие и против ревматиз-
ма, и против желудочной боли, и от нервного расстройства, и от
секретных болезней, способствующие подъему энергии и рощению
волос.
— К чему вы стремитесь, баллотируясь в гласные думы? — спро-
сите вы такого универсалиста.
— Занять думское кресло,— вот все, что сможет ответить он
вам.
.192

Точь-в-точь как говаривал блаженной памяти полковник Скало-
зуб:
Чтоб чинов достать, есть многие каналы;
Об них как истинный философ я сужу;
Мне только бы пробраться в генералы 2.
Сосание двух маток, как выясняется, свойственно не только нашему
городу, но и нашей деревне.
Об этом чистосердечно поведал депутат Херсонской губернии
гр. Стенбок-Фермор.
Расписывая прелести «умеренно-правого» положения в думе, он
говорит:
«Мы занимаем весьма выгодное положение среди правых и октя-
бристов».
Еще бы! Правые ценят в них «правоту», умеренные и аккуратные
октябристы — умеренность. И те и другие считают их своими и рады
им, они же, в свою очередь, могут свободно сосать и справа и слева.
Отсюда понятно, почему, по словам почтенного депутата, «партии
умеренно-правых для успеха и влияния совсем не нужно ее увеличе-
ние, гораздо важнее иметь больше единомышленников в соседних фрак-
циях».
Совершенно правильно: чем меньше телят и чем больше маток, тем
выгоднее телятам.
Это двойственное положение наших херсонцев и одесситов, вероят-
но, вытекает из такого же двойственного положения самого здешнего
края.
В самом деле. Юг России в хозяйственном отношении, особенно
в сельскохозяйственном, представляет весьма прогрессивное явление.
Здесь преобладает капиталистическое производство. А капитал, держа-
щийся на научно-техническом прогрессе, должен питаться вообще про-
грессивным развитием.
И вот наши Стенбок-Ферморы сосут от сосков прогресса (промыш-
ленного, конечно).
Но, с другой стороны, как хорошо пользоваться благами покрови-
тельства, таможенных пошлин, успокоения, земских начальников, ма-
лоземелья (мужицкого, конечно), сильной власти и прочей «правоты*,
когда это дает лишний доход.
И они с тем же успехом и жаром сосут от сосцов реакции.
То.же самое творится и в городе. С одной стороны — свобода тор-
13 В. В. Боровский 1Q3

говли, црогресс, экспорт, просвещение, вольная гавань, конституция —
сосец громадный и обещающий полтину на рубль.
С другой стороны — премии, успокоение, уменьшение тарифа, де-
шевые рабочие руки, казенные поставки, патриархальные отношения —
сосец отменный и обещающий не менее рубля на рубль.
Как же после этого не запихать себе в рот оба млеконосных сосца,
сулящих вместе рубль с полтиной на рубль.
Как же после этого не поместиться в двух, трех, десяти, эн плюс
единица списках, раз этим путем обеспечено кресло в думе?
А различия «направлений», «платформ» — это ведь одна «идеоло-
гия». Ведь в конце концов думское кресло от того не изменится,
что сидящая на нем часть тела прошла по тому, а не по другому
списку!
Да здравствует кресло, а на «идеологию» наплевать!
гл * Фавн
«Одесское обозрение»,
28 марта 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 М. М. Толстой — крупный помещик, реакционер; А. А. Анатра — одесский
промышленник.
2 Цитата приведена неточно.
69
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Если когда-либо гг. интендантам случалось смеяться так, чтобы
животики подводило, так это при чтении отчета о заседании думы
13 апреля 1.
Интендантское ведомство предстало в этот день на суд думы, а на-
строение этого суда было таково, словно на здании Таврического двор-
ца написано не «Государственная дума», а «Вода и восточные сла-
дости».
Этот привкус содовой воды «с фиалкой» был внесен в прения и
докладчиком и еще более — «оратором большинства» Александром
Ивановичем Маниловым-Гучковым.
194

Маниловщина не просто смешное качество, она — качество очень
ценное в некоторых случаях — для Манилова, конечно.
Сущность маниловщины в том, что она с сентиментальным видом
говорит о добродетели, о патриотизме, о любви, о сострадании, в то
время, когда на глазах Маниловых и с их ведома третьи лица за-
нимаются свежеваньем людей.
Маниловым был, например, знакомый нам крыловский повар, ко-
торый читал моральную проповедь над котом, уплетавшим обществен-
ный пирог.
И если покойный Крылов негодовал на этого повара и грозил ему
зарубить на носу,
Чтоб он речей не тратил по-пустому,
Где нужно власть употребить, 2 —
то было плодом некоторого недоразумения.
Ибо в сущности повар не имел достаточно оснований портить себе
кровь из-за съеденного Васькой курчонка.
Курчонок, видите ли, был хозяйский. Деньги за него были упла-
чены хозяйские, а сам повар нередко — и по такому же праву, как
кот,— угощался этим курчонком.
Они оба были в том же положении, и не в чем было им упрекнуть
друг друга. Но...
Но дело в том, что по общественной иерархии повар был поваром,
а кот — котом. И повару неприлично было бы, конечно, потакать экс-
проприаторским наклонностям кота.
Теперь войдите в его положение. «Употребить власть», т. е. взять
кота, скажем, за хвост и эксфепестрировать его, как какого-нибудь Пу-
ришкевича,— для этого у повара слишком мало психологических осно-
ваний.
Оставить кота безнаказанным — значило бы дать пищу языкам*
которые не замедлили бы заподозрить его в соучастии.
И вот повару остается единственное средство: выразить плато-
ническое возмущение без применения «власти».
Таким образом, и кот оказывается сытым и повар — неподкупным,
либералом.
В положении повара был в некотором роде и гражданин Манилов-
Гучков при обсуждении сметы интендантства.
Дефекты сего ведомства — только неизбежное последствие, В£ей той
13* Ш

системы, которую в целом поддерживают гг. Гучковы. Зато с тем
большим пафосом любят они греметь против частных злоупотребле-
ний этой системы.
И когда Гучков призывал к военно-полевым судам, как мере пресле-
дования интендантских злоупотреблений, интенданты фыркали в ку-
лак, не в силах удержаться на высоте своего призвания.
0 том, что они «слушают и едят», конечно, упоминать не прихо-
дится.
~ _ Фавн
«Одесское обозрение»,
15 апреля 1909 г.
1 На заседании Государственной думы 13 апреля 1909 г., обсуждавшем смету
главного интендантского управления, А. Гучков, лидер октябристов, выступил с
речью о хищениях в интендантском ведомстве. Признавая, с одной стороны, «фата-
листически пассивную покорность... перед повальным воровством в этом ведомстве»,
А. Гучков, с другой стороны, подчеркивал, что он далек от того, чтобы бросать на
руководителей армии и интендантства «пятно подозрения в какой-либо корысти».
Цитата из басни «Кот и Повар» приведена неточно.
70
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Чиновник у Кузьмы Пруткова очень завидовал курице, что она
«несется сидя».
Если бы этот поклонник сидячих стремлений дожил до наших дней,
он был бы счастлив: в лице г. Петра Струве и его присных он нашел
бы идеологов своих смутных желаний.
Он узнал бы, что именно это благотворное, душеспасительное свой-
ство курицы «нестись» и в то же время «сидеть» имманентно группе
«смелых и независимых людей» из «Вех», вооружившихся «смелой
держающей мыслью» для великой работы — «борьбы с реакцией
в ее подлинном убежище... в нашей собственной слабости, в наших
недостатках, возводимых к их самым общим и глубоким источ-
никам».
Итак: самый доподлинный источник нашей теперешней реакции —
«в нашей собственной слабости, в наших недостатках». Причем под сла-
196

бостью не следует понимать внешнюю, физическую слабость, а чисто
внутреннюю, духовную, моральную, религиозную слабость.
Из этой, по глубине проникновения «в корень», чисто прутковской
постановки вопроса сразу явствует вывод: нужно обратить все свои
силы на внутреннее самовоздействие в духе искоренения слабостей и
недостатков.
А для этой великой работы самоуглубления и созерцания собствен-
ного пупка не нужно ни перемещений, ни движений. Подобно прутков-
ской курице, можно «нестись сидя».
«Переворот нужно делать не во внешних отношениях,— смиренно
говорит курица, выдавливая из себя номер «Вех», то бишь яичко,—
а исключительно в своем внутреннем мире». Надо поднять свой
нравственный и религиозный облик. Вот альфа и омега куриного
счастья.
Насколько это внутреннее самоукрашение выше и ценнее наруж-
ных преобразований — можно видеть из такого исторического при-
мера:
«Кто имел,— спрашивает курица,— в русском освободительном
движении наибольшее личное обаяние и в силу того мог иметь наиболь-
шее влияние и сконцентрировать в себе наибольшую сумму авторитета?
Именно люди, которые имели наименьшие права на авторитет. Рус-
ская «толпа» — толпа 'в самом широком смысле — сама создавала себе
авторитеты. Не подчинялась авторитету, как некоему объективному
превосходству, а превращала в авторитет то, что угождало и «служи-
ло» ей, толпе».
Но беда в том, что эта «толпа» страдает теми же «слабостями» и
«недостатками»: «ужасная неспособность к качественным оценкам лю-
дей, а не отсутствие людей обусловило отсутствие настоящих автори-
тетов в движении. «Толпа» не умела ни различать, ни признавать
истинного авторитета. Именно в этом сказалась и политическая, и об-
щая духовная незрелость всего народа, и в том числе интеллигентного
общества».
Одним словом,
Не всякий вас, как я, поймет,
К беде неопытность ведет.
Ознакомившись с этими взглядами «несущегося сидя» г. Струве,
наш чиновник обрел бы сразу две ценности: во-первых, он нашел бы
способ применить к человеку свойство, считавшееся монопольным
197

достоянием курицы. Во-вторых, он нашел бы в философии внутреннего
самосовершенствования весьма ценные практические указания. Ибо эта
философия рекомендует в жизни именно то, на чем воспитывался сам
чиновник: примирение с действительностью.
гл * Фавн
«Одесское обозрение»,
12 мая 1909 г.
Активно участвуя в борьбе с идеологической реакцией, Боровский одним из пер-
вых большевистских публицистов откликнулся на выход кадетского сборни-
ка «Вехи», о чем и свидетельствует, в частности, настоящий фельетон.
Объектом убийственного сарказма в фельетоне Воровского явился один из
главных участников «Вех», видный идеолог русского либерализма П. Струве. Про-
делав позорную эволюцию от легального марксизма к воинствующему идеализму и
великодержавному шовинизму, этот «известный ренегат», как его назвал Ленин,
выражал сожаление, что интеллигенция «делала революцию» вместо того, чтобы
«все усилия сосредоточить на политическом воспитании и самовоспитании»
(«Вехи», 1909, стр. 8). Идее революционной борьбы кадетский идеолог проти-
вопоставлял идею примирения с самодержавной действительностью и «ухода в
себя». Сущность философских сентенций Струве, имеющих цель оправдать прими-
рение с реакцией, и разоблачает Боровский в своем фельетоне.
71
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
ИЗ МЕМУАРОВ ДАЧНИКА
«В Лигове замерз дачник».
Из газет.
11 мая. О блаженство! Природа возрождается к новой жизни. И вот
я здесь, на лоне матери земли сливаюсь с \великим Паном... Какая
благодать- Птички поют, солнышко сияет, растет травка, на деревьях
лопаются почки. Как счастлив я, как рад, что бросил гнусный город
с его мрачными стенами и домами-тюрьмами и поселился здесь, на
даче, в деревне...
12 мая, утром. Утро божественное. Правда, немножко холодно, но
зато какой 'воздух! Я думаю, подобное благорастворение возможно
198

только на снеговых вершинах Юнгфрау или Монблана. Не воздух,
а один кислород. И дышать не надо, сам проникает в легкие и радост-
но расширяет грудь.
12 мая, венгром. К вечеру термометр значительно упал. В комнате
показывает 8 градусов. Велел Акулине положить два теплых одеяла.
Но это вздор. Всегда хможно укрыться тепло, а дышать холодным воз-
духом даже очень полезно. Ведь в Давосе и других курортах чахоточ-
ным велят спать при открытых окнах. А там ведь не 8 градусов
тепла, небось!
13 мая, утром. Взошло солнце, но температура не повысилась.
Правда, на солнце показывает 12 градусов, но в тени только 5. Надо
сидеть на солнце. Ничто так не убивает вредных бактерий, как ве-
сеннее солнце. Мужаемся! Надеваем драповое пальто, ноги оку-
тываем пледом, на руки теплые перчатки и сидим с газетой на
•солнце.
13 мая, днем. Ртуть все падает и падает. Обед пришлось есть холод-
ным, ибо, пока принесли из кухни, остыл. Но это не страшно. Надо
больше движений. Пойду-ка пешком до следующей железнодорожной
станции.
13 мая, вечером. Прогулка была превосходная. Отмахал верст 15,
согрелся на славу... А на градуснике всего 2 градуса! Странно — се-
редина мая. На всякий случай велел поставить в комнате самовар и
зажечь две лампы. Стало тепло. Уселся читать газеты. Вполне уютно...
Часов ь десять зашел дворник, сказал, что кухарка забрала свои вещи
и уехала в город. Говорит: замерзать не хочу. Даже жалованья не взя-
ла за 13 дней. Вот дура! Впрочем, наплевать — сам буду себе гото-
вить...
13 мая, ночью. Накрылся двумя одеялами, летним и драповым
пальто, сверху навалил два костюма и лишнюю подушку, и все как
будто холодно. Черт знает, что за неблагоустроенная дача. Отчего
печей нет? И что думает правительство и Государственная дума? Сочи-
няют разные законопроекты, а нет того, чтобы эксплуататоров-даче-
владельцев обязали поставить печи! А еще говорят о народном здра-
вии! Нет, тут поневоле станешь революционером, при таких условиях!..
Бррр... холодно. Попробовал плюнуть — тут же замерзло. Значит,
ниже нуля. Нечего делать, подождем до утра.
На этом мемуары прекращаются.
Ниже другим почерком написано:
199

«Настоящим удостоверяю, что коллежский регистратор Иван Ива-
нович Иванов 1001-й скончался 14-го сего мая у себя >в постели от
естественного замерзания. Предполагать покушение на самоубийство-
нет основания.
Околоточный надзиратель
Свистунов».
«Одесское обозрение»,
16 мая 1909 г. Фавн
Фельетон перепечатывается впервые.
72
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
В семье, как известно, не без урода, а если нет настоящего, подлич-
ного урода, то имеется enfant terrible, который любого урода за пояс
заткнет.
Таким enfant terrible кадетского идеализма явился г. А. Васильев \
выступивший в № 796 «Слова» со своеобразным покаянным призна-
нием.
Дело с том, что с российскими идеалистами случился в 90-х годах,
грех молодости: они споткнулись о материализм. Как эфирные суще-
ства, витающие в заоблачных пространствах, они чужды были грязи-
земной, а потому, по неопытности, и сели в первую попавшуюся
лужу.
Этой лужей явился для них исторический материализм. С энту-
зиазмом институток набросились они на него и начали яростно пропа-
гандировать. В их числе был и г. А. Васильев.
Ибо я не сомневаюсь, что это тот самый А. Васильев, который был
некогда секретарем редакции «Жизни» 2, потом поехал за границу иг
стал правой рукой г. П. Струве в его «Освобождении» 3.
Легко догадаться, какую карьеру проделал потом этот писатель.
И также легко догадаться, что лета от рождества Христова 1909-го
он должен непременно покаяться в прошлых грехах, ругать «безумие
200

стихии» последних лет и мечтать о «великой России» — первой державе
мира, указывающей бронированным кулаком пути всем Европам.
Все это он, действительно, проделал, как по театральной про-
граммке.
В сущности, виновником дела явился не кто иной, как марксист
Рязанов, издавший на немецком языке брошюру, где доказывает, что-
Россия играет реакционную роль в Европе.
Г. А. Васильев как раз в это время размышлял о том, что «из всей
подлости нашего времени можно найти только один отрадный факт:
неославянское движение». И он мечтал, как Россия в качестве вождя
славян завоюет себе гегемонию в Европе.
И вдруг — брошюра Рязанова. Как человек «с очень русской фами-
лией» смеет так писать? А. Васильев с трудом удерживается, чтобы
не сказать д-ру Дубровину, что Рязанов — еврей. Зато с тем большим
жаром нападает он на марксизм и — будучи бессилен ужалить это уче-
ние— решает наказать его путем харакири, т. е. выпотрошить себя
всенародно на зло марксизму.
Ведь г. А. Васильев — enfant terrible. A особенность таких деток,
в том, чтобы напакостить своим же друзьям.
Вот как потрошит себя г. Васильев.
«Мы, русские студенты 90-х годов одного из заграничных универ-
ситетов,— пишет он,—прочтя биографию Маркса и узнав, что он лю-
бил вермут, стали пить его во славу «учителя». Вермут был отврати-
тельный, пахнул клопами, ибо денег у нас на хороший не хватало, по
мы пили».
Не правда ли, ценное признание? Вместо того, чтобы брать у Марк-
са его знания, его широкий взгляд на мировую жизнь, его крупные
открытия, эти талантливые юноши усвоили только один «принцип
марксизма» — пить вермут. И вермут-то ,пили скверный.
«Этот вермут,— гордо заявляет г. Васильев,— символизировал
наше политическое мировозрение до 1905 года, после него пить немец-
кий вермут для многих стало невмочь».
И неудивительно. Поглощая в течение десятилетия скверный вер-
мут, пахнущий клопами, г.г. Васильевы по необходимости должны-
были дойти до такого катценяммера, что не только неославянства, но
и гегемонии Дубровина с Гуркой для Европы запросишь.
Покаяние комического «марксиста-вермутиста» весьма поучитель-
но. Не объясняется ли весь перелом от «марксизма к идеализму», з
20 fc

потом к «великой России» и «Вехам» именно тем, что господа вроде
A. Васильева от всего духа Маркасова учения усвоили только питие
вермута, да и тот брали не настоящий, а «размадеренный» своими
средствами?
^ - Фавн
«Одесское обозрение»,
21 мая 1909 г.
Перепечатывается впервые.
1 Васильев, А. — бывший марксист, деятель кадетской партии, один из бли-
жайших сотрудников П. Струве.
2 «Жизнь» — орган легальных марксистов (1897—1901). Редактор журнала
B. Поссе привлек к сотрудничеству А. Чехова, М. Горького, В. Вересаева, И. Бу-
нина, Е. Чирикова, Л. Андреева, В. Тана, Л. Украинку и др. В. И. Ленин высоко
оценил литературно-художественный отдел журнала. «...Недурной журнал!—писал
он.— Беллетристика прямо хороша и даже лучше всех!» (Сочинения, т. 34, стр. 15).
В № 4 «Жизни» за 1899 г. и в № 1—2 за 1900 г. были напечатаны статьи
В. И. Ленина «Ответ т. П. Нежданову» и «Капитализм в сельском хозяйстве».
В № 2 за 1901 г. было опубликовано «Письмо в редакцию» В. Воровского, направ-
ленное против статьи П. Струве «Ф. Лассаль». 8 июля 1901 г. журнал был закрыт.
3 «Освобождение» — кадетский журнал, издававшийся при участии П Струве.
73
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Только для мужчин.
Из Петербурга сообщают сенсационную весть:
«Консилиум видных специалистов, исследоьав депутата В. Пуриш-
кевича, нашел, что его болезненная раздражительность объясняется
геморроем!!»
Вот, наконец, решение загадки!
Третью сессию почтенный бессарабский депутат подвергается на-
падкам думского президиума и оппозиции; сколько раз призывали его
к порядку, удаляли из зала, исключили на 15 заседаний. А ругали без
счета.
И никому в голову не приходило, что виною тут не злая воля мол-
даванского патриота, а исключительно беспокоящие его шишки.
202

А он — самолюбивый и гордый — упорно молчал.
«Полюбите меня с шишками,— думал он,— а без шишек меня вся-
кий полюбит».
Насколько бы улучшилось отношение к Владимиру Михайловичу1,
насколько бы облегчилась законодательная работа думы, насколько
упростилась бы вся жизнь государства, если бы любовное отношение
к аккерманскому избраннику 2 позволило ему нарушить печать мол-
чания!
Вот он вскакивает нервно и кричит одно из своих непечатных кры-
латых слов.
Буря негодования. Вопль левых. Истерика кадетов. Пожимание
плечами октябристов. Призыв к порядку председателем.
А спроси тот же председатель сердечно и просто:
— Владимир Михайлович, да что с вами?
И болезненно-раздражительный депутат ответил бы столь же
просто и кротко:
— Простите, но у меня прилив крови.
— А вы бы воспользовались этим средством,— ласково сказал бы
председатель, протягивая ему казенную свечку из какао.
И тогда радостной благодатью пахнуло бы на думу от этих добрых,
мирных отношений, на ту самую думу, которую теперь превратили
в поле брани!
По поводу болезни уважаемого депутата мы запросили одного вид-
ного специалиста.
— Скажите, профессор,— поинтересовались мы,— нельзя ли поста-
вить убеждения Пуришкевича в связь с его недугом?
— Несомненно,— ответило нам светило науки,— связь эта не под-
лежит спору. Представьте себе картину деятельности организма, у ко-
торого весьма слабое питание мозга кровью, так как кровь системати-
чески приливает к противоположной части. При этом обмен веществ
с головной стороны настолько слаб, что запаса энергии хватает только
на сохранение уже приобретенного. Отсюда — охранительный, консер-
вативный образ мысли.
— Да, г. профессор, но ведь Пуришкевич более, чем консерватор...
— Совершенно верно. Прибавьте к вышеизложенному физиологи-
ческую необходимость постоянно заботиться не о голове, так сказать,
ретроспективное предрасположение. Все мысли человека невольно обра-
щены назад. Он становится органическим ретроградом, реакционером.
203

— Это ужасно. И неужели это неизлечимо?
— Напротив. Достаточно сделать операцию и исчезнет физиоло-
гическая необходимость мышления вспять.
— И вы думаете, что после операции Пуришкевич сможет перестать
быть реакционером?
Светило снисходительно улыбнулось.
— Молодой человек,— сказало оно, положив нам руку на плечо,—
я вам ручаюсь, что через месяц после операции он примкнет к фрак-
ции умеренных, в следующую сессию перейдет к октябристам и — кто
знает — может, в недалеком будущем будет левее Маклакова.
п * Фавн
«Одесское обозрение»,
30 мая 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Ошибка: Пуришкевича звали Владимир Митрофанович.
2 Аккерльанский избранник — Пуришкевич был депутатом от Аккермана (ныне
г. Белгород-Днестровский, Одесской обл.)
74
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
В тот самый момент, когда щедринский карась-идеалист вздумал
заявить о своем, правомочии, над ним захлопнулось щучье хайло. Щу-
чий аргумент оказался реальнее и несомненнее карасьей теории прав
человека.
Впрочем, виноват, я вовсе не о том хотел говорить. Я хотел поде-
литься приятным впечатлением от поездки наших думских депутатов
в Лондон !. И как-то сами собой примешались тут и карасий идеализм
и щучье хайло.
Наших депутатов очень радушно встречают в столице Альбионл.
Гораздо лучше, чем встретили английскую депутацию в Петербурге в>
время I думы. И если бы не воскресный день — в воскресенье благона-
меренный англичанин и клопа не убьет,— «наших» встретили бы еще
торжественнее.
204

Да и как не встретишь. Тут налицо лучшие люди лучших партий.
И Гучков, и Милюков, и Бобринский 2-й, и Стахович, и Шидловский
и даже «сам» Хомяков. Все столпы русского конституционализма,
столь же могучие и устойчивые, как и сам этот конституционализм.
А, главное, ныне, слава богу, ни трудовиков в онучах и лаптях, ни
тем паче социал-демократов, грубых, невоспитанных, тыкающих всем
в нос словечком «буржуа».
В Лондоне представлена миниатюра идеального русского парламен-
та, просмотренного и сокращенного соответственно хорошему тону бла-
гообразного и благоупитанного конституционализма. Все недостаточно
воспитанное, все шокирующее, способное скомпрометировать кадетско-
октябристскую конституционность, осталось дома. Нет опасения, что за
торжественным обедом какой-нибудь enfant terrible вдруг закричит
«долой...» или поднимет тост за неограниченные устои. И любители
умеренно-аккуратного парламентского благолепия могут наслаждаться
свободным воздухом Альбиона и воображать, что они в самом деле
представители парламента конституционной страны.
Впрочем, газеты сообщают, что совсем уже было наладившееся бра-
тание народов было нарушено печальным инцидентом с «Будберном» i.
Оно, конечно, всякий понимает, что инцидент этот — простая случай-
ность и никакого международного значения не имеет. Но... тут обиден
не самый факт, а, так сказать, скрывающийся за ним символ.
Разве не провиденциальное стечение обстоятельств: вдруг нивесть
зачем подвертывается английский, именно английский угольщик, не
слушает холостой пальбы, не понимает криков в рупор, заставляет
пустить в себя ядро. Что за причина? Уж не вообразил ли угольный
англичанин, что это салютуют в честь визита Хомякова с братией
в Лондоне? Вот еще карась нашелся, тьфу, опять карась!
Вот это-то совершенно непредвиденное фатальное стечение обстоя-
тельств и 'вызвало смущение и омрачение лондонского благодушия.
Ведь если быть суеверным и стараться вникнуть в сокровенный смысл
сего почти сверхъестественного события, то можно, пожалуй, прийти
к неожиданному и, если хотите, даже печальному выводу, что судьбы
сближения и отдаления народов зависят вовсе не от поездки депута-
тов в гости, что этак, чего доброго, и самая поездка в Лондон равно-
сильна простой увеселительной прогулке, что, наконец, и самый рус-
ский парламентаризм не настолько прочен, как можно было ожидать
после усиленной поддержки центром политики П. А. Столыпина. Ведь
205

от таких рассуждений можно стать скептиком и пессимистом не только
Гучкову, но даже Милюкову...
А не приходило ли вам, господа, в голову, как бы стал рассуждать
щедринский карась-идеалист, если бы случайно вырвался из щучьего
хайла и оценку своей программы производил на свободе, а не в желудке
щуки? Впрочем, я, кажется, опять о карасе заговорил? Довольно,
точка.
г\ ^ Фавн
«Одесское обозрение»,
10 июня 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 На поездку правых и кадетских членов Государственной думы в Англию-
В. И. Ленин откликнулся резкой статьей, опубликованной 11 июля 1909 г. в газе-
те «Пролетарий» под заголовком «Поездка царя в Европу и некоторых депутатов
в Англию».
2 3 июня 1909 г. английский пароход «Будберн», находясь в русских тер-
риториальных водах, вблизи финского побережья, приблизился к императорской
яхте «Штандарт» и группе боевых судов, сопровождавших ее. Несмотря на преду-
преждения со стороны русского командующего, пароход не изменил курса, в резуль-
тате чего подвергся обстрелу с русских кораблей. Инцидент с «Будберном», слу-
чившийся в период пребывания членов Государственной думы в Англии, явился
предметом дипломатической переписки между царским правительством и правитель-
ством Великобритании.
75
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Было время, когда незабвенный Антон Павлович Чехов писал свои'
карикатуры на русскую действительность.
Но действительность не познала смехотворности своего изображе-
ния и приняла чеховские шаржи за примерные «правила жизни».
И теперь мы благополучно дожили до того, что действительность
представляет карикатуру на рассказы Чехова.
Помните, например, превосходную, ядовитую картинку «Хаме-
леон»?
206

Чья-то собачка укусила подростка. Является околоточный надзира-
тель, производит «расследование». Одни говорят, что собачка так,
неизвестно чья. Другие подозревают, что это собачка брата генерала.
И под впечатлением этих колеблющихся слухов бедный околоточный
меняет взгляд на собачку, как хамелеон краску.
Когда-то казалось это талантливым шаржем на действительность.
А теперь?
Теперь вот что происходит в самой действительности.
В городе Саратове — город губернский и совсем не маленький —
существует обязательное постановление о бродячих собачках.
(Совсем как у нас, в Одессе, только там не врываются во дворы и
не избивают собак в месте их жительства, как это было у г-жи Арку-
динской) 1.
На днях на основании этого постановления была поймана некая
собачка и отведена в собачий двор, где она, к ужасу и смущению соба-
коловов, отрекомендовалась губернаторской собачкой.
Получилась картина, «достойная кисти Айвазовского».
Что тут делать? С одной стороны, собачка, конечно, бродячая, ибо
налог за нее внесен не был, и документа она не имеет. Но, с другой сто-
роны,— как хотите, а губернаторская.
Думали, думали и, наконец, выдумали.
Губернаторской собачке выдали квитанцию в получении с нее
установленного налога, а самый налог поставили в счет городскому го-
лове...
После этого собачку, разумеется, почтительно отвели к губерна-
тору.
Теперь скажите: что чеховский хамелеон по сравнению с этим
хам...елеонством?
А вот еще курьез, но только из другой оперы.
Приехал в Петербург оригинальный персонаж: бразильский гене-
рал— нечто вроде швейцарского адмирала—Санчо Сальмада (про-
сят не смешивать с Санчо Панса).
Было у этого генерала багажа — всего один ручной чемоданчик,
каковой у него на вокзале и украли.
Этим нас, конечно, не удивишь. И не такие вещи делали. У Исайе
в самом здании консерватории скрипку украли — и ничего2. Так что
же чемоданчик! Каждый день по несколько десятков чемоданчиков
воруют.
207'

Но беда в том, что — по уверению дона Санчо из Бразилии — в
этом чемоданчике хранились его карманные деньги — не особенно мно-
го, но все-таки двенадцать миллионов.
Оно, конечно, он мог бы послать телеграмму и ему сегодня же пере-
вели бы другие двенадцать миллионов. Но... не хочется затруднять
телеграф, банки...
Теперь русское правительство в неловком положении. Чтобы не
ударить лицом в грязь перед знатным иностранцем, придется уплатить
ему эти двенадцать миллионов, взыскав их с виновных, по нахожде-
нию оных.
Но, по конституции, для этого придется экстренно созвать Государ-
ственную думу и только что распущенный Государственный совет,
внести законопроект об ассигновании двенадцати миллионов на воз-
мещение убытков от поездки в Россию бразильского генерала и про-
вести сей законопроект по всем инстанциям.
Ибо мы всегда готовы удовлетворить справедливые требования
знатных иностранцев.
г\ * Фавн
«Одесское обозрение»,
14 июня 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 См. прим. х фельетону «В кривом зеркале» (№ 48).
а Исайе — см. прим. к фельетону «Пропавшая скрипка» (№ 12).
76
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
«Русское слово» заинтересовалось вопросом об октябристах и
устроило специальную анкету.
Результаты этой анкеты оказались прямо поразительные.
Прежде всего выяснилось, что вообще октябристов, строго говоря,
нет.
В Вологде, например, оказался один-единственный октябрист, и на
него бегают смотреть, как на мастодонта.
208

В Прибалтийском крае октябристы «распались». Так и сказано
«распались».
Что это значит, точно сказать трудно, одно ясно — распались, зна-
чит их нет.
Помните анекдотических волков, которые друг друга съели,— одни
хвосты только остались.
Так и прибалтийские октябристы: «распались», и остались от них
хвостики, по которым можно судить, что это «были» октябристы.
Итак, во-первых, октябристов нет. Какие были, ушли в думу.
А, во-вторых, если и встречаются одинокие октябристы, вроде
вологодского мастодонта, то они, строго говоря, даже не октяб-
ристы.
Некоторые из них при слове «партия» или «центральный комитет»
разевают от недоумения рты и хлопают ушами, словно им о чуде-юде
каком говорят.
Ну, а те немногие, которые не разевают ртов и не хлолают ушами,
те и октябристы-то по недоразумению.
— Как вы смотрите на политику Гучкова? — спрашиваете вы их.
— У-у-у! — мычат они свирепо.— Да это левый, социалист, кадет,
жидовский прихвостень.
— Ну, что вы?—пытаетесь вы увещевать их.— Разве уж так?
Ведь он меньше хочет, чем манифест 17 октября, от которого вы заим-
ствовали свое имя.
Но на вас смотрят не то недоумевающе, не то подозрительно.
— Манифест 17 октября? Причем тут манифест? Мы называемся
октябристами вовсе не в честь манифеста, а потому что месяц октябрь
и октябрьская погода лучше всего выражают наши скромные, не ско-
роспелые пожелания.
Октябристы называются октябристами по латинскому правилу lucus
non lucendo.
Lucus — роща, т. е. защищенное место, где мало света, темно.
Lucere — светить. Слово lucus, следовательно, происходит не от luce-
ге — светить, а от non lucere — не светить.
Так и октябристы. Они октябристы не от манифеста 17 ок-
тября, а от «не манифеста», оттого, что не желают осуществления ма-
нифеста.
Чего они вообще желают? Желают лорядка, спокойствия, хороших
доходов, положения в обществе.
14 в. в. Воровскнн 209

Но все это дается им извне, без их забот и хлопот. Ибо имеется пра-
вительственная власть, обязанностью коей в современном обществе и
является обеспечение всех этих благ, кому они доступны.
Ergo — октябристам не о чем думать, не о чем заботиться, нечего
делать в политике. За них и думают и делают.
Отсюда и получается, что октябристы в Государственной думе
только поддакивают да аплодируют начальству, а в стране — «распа-
даются» до того, что если имеется один октябрист в городе, так и тот
голком не знает, отчего, зачем и за что он октябрист.
Счастливая «партия»!
о * Фавн
«Одесское обозрение»,
19 ьюня 1909 г.
Фельетон перепечатызается впервые.
В основу фельетона положены сообщения корреспондентов газеты «Русское
слово» от 17 июня 1909 г., в которых приводились высказывания об октябристах
представителей общественности Риги, Вологды, Ростова в связи с предстоявшим
съездом партии октябристов. В газете говорилось, что в Риге «Союз 17 октября»,
насчитывавший 1000 человек, «расползся». В Вологде оказался лишь один октяб-
рист — А. В. Рождественский.
77
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Третьего дня улица Витте переживала ужасные минуты К
Ее судьба решалась в городской думе.
Беря вопрос с материалистической точки зрения, этой прекрасной
улице совершенно безразлично, будет ли она называться Дворянской,
как прежде, улицей Витте, как сейчас, или улицей Петра Великого,
как в будущем.
Но, беря вопрос с идеалистической стороны, у этой улицы имеется
своя честь, свое самолюбие и честолюбие.
К тому же, кто знает, может быть, у нее имеются и свои политиче-
ские симпатии.
210

И обиднее всего, что, решая ее судьбу, никто не спросил ее мнения:
желает ли она носить имя творца золотой валюты 2 или преобразова-
теля России 3.
И горько было ей в тихий лунный вечер сидеть и слушать, что гово-
рят про нее господа гласные.
А мнения гласных были весьма интересны. В них, как в зеркале,
отразились физиономии делателей одесской истории.
Практический ум и опыт известного друга и покровителя журна-
листов Бухштаба4 подсказал ему осторожный и обдуманный образ
действий.
— Господа,— говорил он,— будьте осторожны. Не торопитесь, fie
предваряйте событий. Ведь гр. Витте еще жив, еще нельзя сказать,
что окончательно закатилась его звезда. Кто знает, что принесет
завтрашний день, быть может, он снова станет у власти. Опытные жен-
щины говорят, что мужчина опасен, пока он в силах держать в руке
фунт пуха. Тем более опасен сановник, могущий еще держать в руках
перо для подписи. Будьте благоразумны, господа гласные, недаром наш
дорогой русский православный народ говорит: «не плюй в колодезь,
пока не перескочишь»...
Улица Витте слушала эту речь, отрадно становилось у нее на душе.
— Есть еще тонкие политики в Одессе! — думала она.
Но еще больше умилилась она, слушая речь гласного Корша.
— Вы хотите сделать приятное Петру Великому,— убеждал он,—
так назовите его именем самую лучшую улицу — например, улицу Ма-
разли. А за что же обижать гр. Витте? Его заслуги перед Одессой
громадны: он способствовал открытию медицинского факультета.
К тому же, господа, он — почетный гражданин города Одессы. Как же
вы измените название его улицы, не лишая его почетного гражданства?
Где здесь логика? Разве может человек быть почетным гражданином
города, если нет в городе улицы его названия? Еще раз спрашиваю:
где здесь логика? Кроме того, нехорошо упразднять наименование
улицы Витте теперь, когда он не у дел. Это будет похоже на по-
ведение некоторого животного в басне Крылова «Лев состарив-
шийся».
(Голоса гласных: про что это он говорит? — Не знаю, про ученое
никак!).
Речь произвела колоссальное впечатление. Улица Витте совсем
воспряла духом, решив, что теперь уж, наверное, не переименуют.
14* 211

Позиция казалась потерянной. Но тут встал гласный Донцовь.
— Витте — злой гений России..,— скачал он и все встрепенулись.
— Не могу допустить таких речей по адресу лица, занимающего
известное положение в государстве,— строго заметил председатель.
Граф Витте — член Государственного совета.
Это окончательно спасло позицию. Улица Витте сразу поняла, что
теперь ее, наверное, переименуют. Она побледнела, фонари ее сразу
потухли, ее стены покрылись зелеными лучами луны.
А в думе тем временем улица Витте превращалась в улицу Петра
Великого.
Sic transit gloria mundi!
«Понятно, что это не может не раздражать».
Так говорит газета «Слово» по поводу неудач графа Витте.
Граф Витте празднует 60-летие своего земного существования и
40-летие своей общественно-политической деятельности (всего вместе,
значит, столетие).
Но, несмотря «а это, он лишен возможности «использовать
свои силы и опыт», отчего в его речах и «чувствуется много раздра-
жения».
«Понятно, что это не может не раздражать».
Граф Витте обладает еще силами и уже опытом, но ему, бедному
никак не дают применить их на деле.
Положим, он состоит членом Государственного совета, «ходит в раз-
ные комиссии: имеет возможность много работать. Ему нетрудно было
бы, если это поле кажется ему узким, пройти в Государственную думу,
или еще в какое-нибудь учреждение. Наконец, при своих связях он
может заняться частной общественной деятельностью.
Но у графа Витте такая комплекция, что он может «использовать
свои силы» и опыт только в качестве министра, и притом не простого
министра, а непременно премьера. ,
Если вы сомневаетесь, прочтите льесу Колышко6 «Большой че-
ловек».
Такого мнения не только г. Колышко, но, по-видимому, и сам
граф Витте, судя по его «раздражению».
Такого же мнения и «либеральная» (??) газета, находящая подоб-
ное раздражение «понятным».
Помилуйте, у человека есть «сила и опыт», а ему не дают использо-
вать их... на премьерском посту! Как тут не раздражаться!
212

Одно беда — и силы, да и опыта у нас у каждого «политика» на
двоих хватает. Чего-чего, а силы хоть отбавляй. От этой силы ой-ой
как крутенько подчас приходится.
Не хуже дело и с опытом обстоит. Другое дело, какова ценность
этого опыта. Вот насчет ценности виттевского опыта многое можно
сказать.
Чиновничий опыт у него громадный. По части приспособления сво-
его опыта к «целям и видам» его мало кто перещеголяет. Ухитрялся
же человек так устраиваться, что и Монтекки и Капулетти считали его
своим партизаном 7; и в конце концов нагрел он и тех и других.
Этому ли опыту и этим ли силам не давать дороги?
И вот сидят теперь эти силы и этот опыт без приложения и «раз-
дражаются».
А в другом углу сидят другие силы и опыт — положим, Дубровин,
или Горемыкин, или еще кто, столь же уверенные в пользе своего при-
ложения на благо родины. И тоже «раздражаются».
И много их раздражается. Ибо кому не любо сидеть на высоком
посту и управлять государственным механизмом! И с их точки зрения
подобное раздражение понятно.
А вот если оно становится понятно с точки зрения «либеральной»
газеты, то это уже... впрочем, сами знаете, что это!
«Одесское обозрение»,
21 июня 1909 г. Фавн
Фельетон перепечатывается впервые.
1 19 июня 1909 г. группа гласных Одесской городской думы внесла предло-
жение о переименовании улицы Витте — бывшего премьер-министра — в улицу
Петра Великого, в связи с чем в думе разыгрались бурные прения.
2 В 1897 г., будучи министром финансов, Витте осуществил денежную реформу.
3 Петр I.
4 Бухштаб — гласный Одесской думы, прославился ярыми нападками на про-
грессивных журналистов.
5 Донцов — правый депутат Одесской городской думы.
6 Колышко — бездарный литератор реакционного толка. См. также прим. к
фельетону «Между прочим» (№ 108).
7 Граф Витте, будучи на посту премьера и министра финансов, сумел снискать
симпатии либеральной буржуазии и в то же время добился расположения царя
и придворных кругов.
213

78
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Возвращение Н. А. Хомякова из лондонской поездки сразу под-
няло дух населения. Председателя думы окружил немедленно рой кор-
респондентов.
Николай Алексеевич стал настоящим инглишмэном. На нем свет-
лый клетчатый костюм, мягкая кепка, в глазу монокль, в углу рта
висит короткая трубка.
Говорит он коротко, веско, глотая согласные и растягивая истинно
русское «а» в истинно английское «э»: произносит уже не «дума»,
а «думэ», не «участок», а «учэсток».
— Yes,— ответил он на вопрос корреспондентов, осведомившихся
понравилась ли ему Англия,— о, yes. Страна замечательная. Знаете ли,
Англия существует уже несколько столетий. Я был прямо поражен.
И люди там удивительные — превосходнейшие, веками выкованные,
воспитанные.
— Это поразительно! — в один голос удивились корреспонденты.
— Yes,— с довольным видом произнес Николай Алексеевич, уто-
пая в клубах дыма.— Чем я особенно доволен, господа, так это тем,
что наш визит окончательно развеял легенду о желании России при-
соединить часть английской территории к Петербургской губернии.
Англичане очень этого боялись.
— Неужели? — воскликнули корреспонденты.— Разве был такой
план?
— Говоря по секрету, Дубровин с Булацелем *, кажется, носились
с этими планами. Предполагалось даже, что Дубровин- будет лондон-
ским лорд-мэром по назначению, а Булацель — лондонским исправ-
ником.
— ?!?!
— Впрочем, англичане — потешный народ! Они, например, пре-
серьезно спрашивали меня, правда ли, что по улицам Москвы спокой-
но ходят медведи?
— Хе, хе, хе,— разразились корреспонденты.
— Или, что у нас можно без суда посадить в тюрьму или выслать...
— Хе, хе, хе,— усмехнулись корреспонденты, робко переглянув-
шись.
214

— Или, что у нас печать несвободно говорит, что найдет нужным...
Корреспонденты молча посмотрели друг на друга.
— Хи, хи, хи,— затрясся от смеха Николай Алексеевич,— препо-
тешный народ. Боятся в Россию ездить. Паспортов боятся, жандармов
боятся, тюрем боятся,— всего у нас боятся. Чудаки!
— Хе, хе, хе,— робко поддержали корреспонденты.
— Но все-таки хороший народ,— опять серьезно заговорил Ни-
колай Алексеевич.— Есть смельчаки, что по нескольку раз в России
бывали, и те быстро русеют. Так, я встретил самого доподлинного анг-
личанина, который иначе не позволяет себя называть, как Василий Ва-
сильевич...
— Ну, Василий Васильевич?!
— Да, да, Василий Васильевич! Так все его и называют. Дома у
него самовар целый день кипит и монопольку к столу подают.
— Удивительно!
— Зато и наоборот бывает. Встретил я самого что ни на есть рус-
ского, Козловского мужика. Недавно он продовольственную ссуду полу-
чил, а теперь у него полмиллиона...
— Ну, это у нас часто случается,— заметил кто-то из корреспон-
дентов.
Николай Алексеевич с неудовольствием посмотрел на невоспитан-
ного молодого человека и продолжал:
— Да-с, битой птицей торгует. Так сыновья его лучше Бальфурл 2
по-английски говорят. Вы можете мне поверить, я сам знаток языка,—
прибавил он.— И, представьте себе,— один сын называется Гарри,
а другой Джон. А ведь в свое время окрещены были Гаврилой да Иза-
ном! Вот он молодец-то, русский народ!
— Да-с, уж это верно-с, одно слово: русский народ.
Беседа несколько затянулась. Около пяти часов вошел фрачный
лакей и торжественно заявил:
— Милорд, леди ждет вас.— Корреспонденты почтительно удали-
лись.
«Одесское обозрение»,
25 июня 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с возвращением делегации членов Государственной
думы из Англии и беседой главы делегации Н. А. Хомякова с корреспондентами
столичных газет.
215

1 Булсцель — активный деятель черносотенного «Союза русского народа».
2 Балъфур, Артур Джемс (1848—1930)—английский государственный дея-
тель, один из лидеров консерваторов в парламенте в 1891—1911 гг.
79
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Поездка группы депутатов из центра в Лондон взволновала патрио-
тические чувства другой группы — правых.
Они обеспокоились за прочность устоев.
Помилуйте: Англия — «классическая страна парламентаризма»,
как говорится во всех учебниках.
Мало того,— Англия первая показала пример, как надо делать ре-
волюцию, и довела эту игру до очень плачевных результатов.
И вот с этой-то архикрамольной страной вздумали якшаться рус-
ские думские революционеры вроде Гучкова, Вл. Бобринского, Шубин-
ского и пр.
— Всякому безобразию есть свое приличие,— решительно заявил
Вово Пуришкевич.
И в его министерской голове сразу созрел план крупного полити-
ческого шага.
— Ежели вы, крамольники,— рассуждал Вово,— к Англии обра-
тились, то мы, патриоты, пойдем к стране, где любовь к отечеству и
народной гордости цветет пышным цветом.
И собрав своих единомышленников, он начал агитировать за поезд-
ку в Германию.
— Что дала Англия человечеству? — убеждал он своих правых.—
Ничего, один пуф: конституцию и Habeas corpus. A Германия — та
дала крупповские орудия и гороховую колбасу. Это другой коленкор!
Взгляните на престиж власти в обоих государствах: в Англии —
безвольный, безвластный, добродушный и мягкотелый потомок Кар-
ла I (брр..., страшно вспомнить) 1. В Германии — могучий, властный,
всесокрушающий, неудержимый никаким канцлером Вильгельм —
истое дитя старых прусских капралов.
К кому же мы пойдем? Кому протянем руку?
216

Было время, когда патриот Вл. Соловьев2 говорил: «ex oriente lux!»
Мы могли тогда тяготеть к свету с востока — единственно настоя-
щему, (подлинному, без подделок свету.
Но ныне — увы! Наши восточные друзья ослабли духом и телом.
Китайская империя спит непробудным летаргическим сном и, го-
ворят, едва ли уже проснется.
Достойнейший шах персидский с трудом держится при помощи на-
шего отряда, охраняющего исключительно безопасность иностранцев 3.
Мудрый султан турецкий — ох, сердце обливается кровью! — си-
дит одиноко в замке-тюрьме и неизвестно, куда выйдет оттуда — в из-
гнание или на плаху 4.
Sic transit... свет с востока.
И в этом хаосе, где все тленно, все перемещается, колеблется, ру-
шится, как почва в Южной Италии, одна фигура стоит твердо и незыб-
лемо,— это Вильгельм.
Пока он существует, правое дело (т. е. дело правых) в Европе
не погибнет, ибо в нем жив дух старых Фрицев со шпицрутеном в
одной руке, с лютеровскими тезисами — в другой.
Столкнулись и борются в мире два начала: английское с его консти-
туциями, свободами и народовластием, и берлинское с его железным
кулаком и престижем власти.
Пусть ваши революционеры из лагеря Гучковых и Бобринских
льнут к Лондону. Мы — сторонники старых, но вечно новых устоев,,
пойдем в Берлин, протянем руку нашему Вильгельму.
(Бурные аплодисменты, крики «ура, пойдем, молодей,, русское спа-
сибо, качать Пуришкевича»),
А посему, соотечественники, отпустите мне пятнадцать тысяч на
агитационную поездку по Германии...»
(Гробовое молчание. Потом робкие голоса: «Да-с, того-с, это конеч-
но, надо будет ходатайствовать, где их взять-то, на Полтаву поистра-
тились» 5).
Смущенные собеседники расходятся.
гл * Фавн
«идесское обозрение»,
1 июля 1909 г.
1 Карл I (1600—1649) — английский король из династии Стюартов, проводил
реакционную феодально-абсолютистскую политику, которая ускорила буржуазную
революцию в стране. 30 января 1649 г. по приговору трибунала, созданного парла-
217

ментом, был казнен. Его «потомок» — английский король Эдуард VII ( 1841 —
1910).
2 Соловьев, Владимир Сергеевич (1853—1900)—русский философ-идеалист.
3 Речь идет об отряде полковника Ляхова, принимавшем участие в подавлении
революционного движения персов. См. прим. к фельетонам «Роспуск парламентов
во внеевропейских странах» (№ 35) и «Богдыхан и конституция» (№ 40).
4 Турецкий султан Абдул-Гамид в результате революционного движения был
свергнут с престола и заточен в тюрьму.
0 Речь идет о двухсотлетней годовщине Полтавской битвы, торжественно отме-
чавшейся в 1909 г.
80
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Из дневника «нашего собственного» тегеранского корреспондента.
«Наш», «собственный» корреспондент Поприщин, вообразивший
себя вдруг политиком и писателем, засел «в бест» (т. е. в корзину с
грязным бельем шахского конюха) и жарил «наши и «собственные»
телеграммы. См. также телеграммы «Петербургского агентства».
43 мартобря. Многочисленное эфиопское, то бишь шахское, войско,
состоящее из 200 казаков, в числе коих 100 инструкторов, вышло из
Тегерана и после короткой, но горячей битвы обратило в бегство на-
ционалистов.
Националисты и фидаи бежали к берегам Индийского океана. Са-
пехдар 1 с отчаяния покончил самоубийством, сев на кол.
44 мартобря. Воспользовавшись отсутствием © городе многочислен-
ного шахского войска, по-рыцарски не защитившего тыла, национали-
сты и фидаи вероломно ворвались в Тегеран и заперли за собою все
ворота. Население столицы возмущено вероломством националистов и
демонстративно выражает свое сочувствие шаху и его доблестной
армии.
44 мартобря. днем. Оставшиеся за городом шахские войска обстре-
ливали Тегеран. Ранена неосторожно пролетавшая ворона. Победа
шахских войск полная. Население ликует. Шах заявил, что не пойдет
ни на какие уступки, а лично встанет во главе своих непобедимых
войск. По словам иностранных послов, конституция в Персии теперь
окончательно обеспечена.
218

44 мартобря, вечером. По слухам, шахские казаки перешли на сто-
рону националистов. В распоряжении шаха одни инструкторы. Гото-
вится решительное сражение. Шахские партизаны забаррикадирова-
лись. Националисты обстреливают их из орудий, причем ядра попа-
дают и в дома европейцев. По мнению знатоков международного пра-
ва, это есть нарушение неприкосновенности иностранных подданных.
Возможно вмешательство.
44 мартобря, ночью. Националисты покидают свои позиции. Побе-
да шахских войск вне сомнения. Шах подписал новый избирательный
закон в меджилис, который соберется через три дня.
45 мартобря, утром. Последние казаки покинули шаха. Теперь шах
решил окончательно лично двинуться на националистов и смять силы
мятежников. Население единодушно с восторгом приветствовало реше-
ние шаха. Базары вновь открылись.
45 мартобря, в полдень. Надеются, что националисты не станут
казнить шаха.
45 мартобря, вечером. Новая, на этот раз окончательная победа
шаха. Националисты разбиты наголову. Знатоки уверяют, что теперь
революционное движение не в силах будет подняться вновь, раньше как
через 10 лет. Население радостно приветствует шаха. Шах подписал
сегодня новый избирательный закон, менее либеральный. Выборы в
меджилис завтра. Представители держав не сомневаются в прочно-
сти дарованной конституции.
45 мартобря, ночью. Шах и его приближенные сели в бест к наше-
му корреспонденту. Сейчас иду интервьюировать.
Завтра сообщу подробности.
г. е Фавн
«Одесское обозрение»,
4 июля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Поводом к написанию фельетона послужили успехи революции в Персии, увен-
чавшейся 30 июня 1909 г. взятием Тегерана восставшим народом. В ходе сраже-
ний на сторону участников освободительной борьбы перешли многие солдаты из
войск шаха, в том числе так называемые шахские казаки, обученные инструкторами
во главе с полковником Ляховым. См. прим. к фельетонам «Роспуск парламентов
во внеевропейских странах» (№ 35), «Богдыхан и конституция» (№ 40) и в
«Кривом зеркале» (№ 79).
Освещая ход революционных событий в Персии, правая печать, вопреки фак-
там, каждый раз сообщала о разгроме повстанцев и о полной победе шаха.
1 Сппсхдар — предводитель революционных войск.
219

81
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
СОВРЕМЕННАЯ СЦЕНКА В РЕДАКЦИИ
Явление первое. Редактор и передовик.
Редактор. О чем у вас сегодня передовица?
Передовик. Сегодня я доказываю, что смена шаха в Персии
повлечет успокоение населения и укрепление конституции !.
Редактор. Я вас попрошу не предварять событий. Мы
еще не получили оттуда инструкции, что надо думать о персид-
ских делах. Напишите новую передовицу о великой полтавской
победе 2.
Явление второе. Редактор и заграничный отдел.
Редактор. У вас что?
Заграничный отдел. Агитация в Англии по поводу посе-
щения Лондона русскими депутатами 3. Заявление 100 английских свя-
щенников... От собственного корреспондента.
Редактор. Напишите собственному корреспонденту, чтобы он
во внутреннюю политику не вмешивался. Мы еще не знаем, что жела-
тельно об этом писать. Дайте корреспонденцию о злодейском убийстве
Керзона.
Явление третье. Редактор и городской обозреватель.
Редактор. Вы?..
Обозреватель. Театральный конфликт... Телеграмма город-
ского головы, раскол правых в управе.
Редактор. Тише. Тише... Вы с ума сошли? Напишите лучше
о радостных чувствах населения по поводу приезда болгарских юна-
ков 4.
Явление четвертое. Редактор и фельетонист.
Редактор (вперед хмурясь). Ну?..
Фельетонист (смущенно). Дело Гартинга. Грандиозная
право...
Редактор (свирепо, ударив кулаком по столу). Молчать... Иди-
те в контору и получите расчет... Провокация... Вы сам, милсдарь, про-
220

вокатор. Никакого такта, деликатности. Писать, не осведомившись, как
надо думать?..
«Позвольте вам выйти вон».
«Одесское обозрение»,
5 июля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Обстоятельства появления настоящего фельетона, а также следующего за ним
фельетона от 8 июля 1909 г., таковы:
2 июля 1909 г. в очередном фельетоне, опубликованном «Одесским обозрени-
ем», под рубрикой «В кривом зеркале», Фавн^Воровский выступил с резкой крити-
кой самодержавного режима в связи с сенсационным скандалом, разыгравшимся
вокруг имени русского атташе в Париже — Гартинга. Долгие годы под раз-
личными фамилиями Гартинг состоял на службе у охранки, был повинен в аресте
многих революционеров. Заняв официальный пост в Париже, провокатор установил
тесный контакт с французскими полицейскими кругами и с их помощью занимался
шпионажем среди русских эмигрантов во Франции.
В свеем фельетоне Воровский писал, что в «вывороченном наизнанку обществе»
чувствуют себя свободно лишь Гартинги, Азефы и им подобные. Он высмеял не-
уклюжие попытки председателя Совета министров Столыпина оправдать институт
профессиональных провокаторов и свалить ответственность за его существование
на... революционное движение.
Смелая сатира Воровского вызвала довольно быструю реакцию городских вла-
стей. В этот же день, когда фельетон появился в газете, и. о. одесского градона-
чальника Набоков потребовал в специальном приказе удаления Фавна из газеты
(кто скрывался под этим псевдонимом, он не знал).
Но Воровский продолжает печататься в газете и жестоко издевается в своих
фельетонах над приказом и его автором. Об этом, в частности, свидетельствует и
«Современная сценка в редакции» — основанный на реальных фактах фельетон,
проливающий свет на те осложнившиеся обстоятельства, вследствие которых Во-
ровский вынужден был вскоре расстаться с «Фавном» — псевдонимом, явно на-
мозолившим глаза городским властям.
1 О событиях в Персии см. прим. к фельетону «Роспуск парламентов во вне-
европейских странах».
2 200-летие Полтавской победы реакционные круги старались использовать
в своих интересах, о чем писал Воровский в статье «Полтавская годовщина».
(«Одесское обозрение», 27 июня 1909 г.).
3 Имеются в виду протесты рабочих организаций против приезда русских бур-
жуазных депутатов, нашедшие, в частности, свое выражение в манифесте трудо-
вой партии.
4 Юнаки — члены болгарской молодежной организации монархического харак-
тера. Делегация юнаков посетила Одессу в 1909 г.
221

82
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Увы, прощайте, дорогой читатель, мы с вами больше не будем бе-
седовать!
Не будем смеяться над человеческой глупостью и пошлостью, не
будем валить в сорную кучу все поддельные добродетели, не будем
разбивать насмешкой жалкое бутылочное стекло, выдающее себя по
нашим временам за бриллиант.
Ибо я покидаю мой пост.
Дело было так:
Еще дня три тому назад я заметил, что все лица и учреждения, ко-
торые меня с детства учили уважать,— хмурятся.
Иду, положим, по бульвару — солнце сияет, небо расплывается в
улыбку, море плещется, как ребенок в ванне,— всем радость, а гля-
дишь — здание думы хмурится.
И омрачается моя радость.
Иду дальше—вот одно, другое официальное здание, и все они,
когда я прохожу мимо, хмурятся, надуваются, как мышь на крупу,
а некоторые даже отворачиваются.
Настроение мое становится мрачным.
Я подхожу к знакомому городовому.
— Скажи, Мымрецов, чего они на меня хмурятся?
— А ты не озорничай,— солидно отвечает он.— Не насмехай-
ся над старшими, уважай чин и звание. Благоговей, восторгайся и
молчи.
— Да я ли, кажется, не благоговею! Если бы я жалавался, ворчал,
плакал, недоволен был. А то ведь я все смеюсь, значит — радуюсь,
значит — доволен.
— Ну, проходи, проходи,— строго сказал Мымрецов,— видишь,
господин околоточный идут.
Нечего делать, пришлось идти дальше.
Прохожу вчера мимо Фанкони — хмурится. Иду по Дерибасов-
ской — вся искривилась, словно кислого отведала.
— Плохо дело,— думаю про себя.
Наконец подхожу к своей редакции.
— Что это? Не может быть?
222

Редакционный дом совсем насупился, а контора даже повернулась
спиной ко мне.
— Капут,— ёкнуло что-то во мне.
Все-таки поднимаюсь по лестнице.
Звонок долго не хочет звонить, игнорирует меня. Наконец, кто-то
отворяет дверь и, увидя, что это я, быстро уходит, даже не поздоро-
вавшись.
Робко стучу в кабинет редактора.
— Кто там? —слышу недовольный голос.
— Извините, пожалуйста, это я, Фавн...
— Не принимаю, занят,— доносится из-за двери.
Я так и опустился на пол.
Минут через 10 вышел из кабинета начинающий репортер и, не по-
давая руки, заявил:
— Г-н редактор говорили, что вы можете больше не беспокоиться.
Вы озлобили против себя всю солидную и благонамеренную часть
общества. Для вас нет ничего святого, вы посягаете на все авторитеты.
Вам теперь сотрудничать не надо.
— А что же будет с «Кривым зеркалом»? — робко спросил я.
— Его можно повесить в думе, господам гласным приятно будет
видеть себя иногда в выпрямленном виде.
— А что же будет со мною? — простонал я.
— А вам я советую поступить в галантерейный магазин, там вы
научитесь хорошему тону и уважению солидных лиц.
И, повернувшись на каблуке, он исчез за дверью.
— Ну, брат Фавн, тут тебе было и кончение,— подумал я и груст-
но поплелся в порт, чтобы утопиться в море,— тем более что жара
была адская и приятно было думать, что напоследок искупаюсь в за-
претном месте.
Но, когда я спускался по «исторической» лестнице *, меня догнал
Некто в сером 2 и сказал:
— Я имею полномочие заключить ваш тлетворный дух вот в эгу
металлическую коробочку на все время.,.
И он показал мне жестяную коробку из-под монпасье.
Так как я все равно решил покончить свое земное существование,
то спорить и прекословить не было расчета.
Ловким движением, прижав мне живот коленом, а горло пальцами,
Некто в сером извлек мой тлетворный дух и запер в коробочку.
223

И я раздвоился.
Дух мой грустно бился о стенки жестянки в кармане Некоего в се-
ром и в то же время чувствовал, что обезвреженное тело, раздумав то-
питься, поплелось обратно в город искать места в галантерейном ма-
газине.
Прощайте же, читатель, это наша последняя беседа. Прощайте —
до лучших времен.
«Одесское обозрение»,
8 июля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Этим «прощальным» фельетоном Фавна завершается публикация на страницах
«Одесского обозрения» его цикла «В кривом зеркале». Фавн «распрощался» с чи-
тателем, однако из газеты не ушел, и вскоре его фельетоны, на сей раз за подписью
«Кентавр», снова появились на страницах «Одесского обозрения».
1 Имеется в виду лестница в Одессе, ведущая с Приморского бульвара в порт,—
свидетельница многих революционных событий.
2 Некто в сером—символический образ из драмы Леонида Андреева «Жизн*
человека», олицетворяющий неумолимые, не подвластные человеку силы рока.
83
ПЕРЕПОЛОХ
Кит Китыч встревожен. Он не спит по ночам, выпивает едва четы-
ре самовара р день, похудел и дрожит при виде фуражки с кокардой.
А когда ему случается вздремнуть после бессонной ночи, ему все
время снятся ревизия, обыск, вскрытие несгораемой кассы, арест рас-
ходных книг и векселей.
Еще бы! И дед, и прадед Кита Китыча, и он сам усердно и честно
поставляли товары интендантскому ведомству, движимые лишь пат-
риотизмом да жаждой поддержать отечественную промышленность.
Они с детства учились правилу жизни, что «не подмажешь — не
поедешь», а потому усердно «мазали» и благополучно ехали. Ехали,
ехали, пока не наехал на них сенатор Гарин с ревизией.
За долголетнюю полезную деятельность на пользу отечества (у не-
го за нее даже две медали есть и звание коммерции советника) Кит
224

Китыч создал себе вполне определенное понятие о гражданском и уго-
ловном праве.
Под гражданским правом он понимал право каждого личного или
потомственного почетного гражданина поставлять интендантскому ве-
домству товар такого качества и по такой цене, чтобы покрывались:
во-первых, стоимость самого товара,
во-вторых, стоимость сумм, перешедших «частным путем» из его
кармана в карман приемщиков,
в-третьих, прибыли, причитающиеся ему, Киту Китычу, по зако-
нам божеским и человеческим,
в-четвертых, вознаграждение за риск.
Под уголовным же правом он привык понимать право некоторых
влиятельных персон взыскивать с Кита Китыча некую мзду за непри-
влечение к уголовной ответственности.
В этих правилах вырос и воспитался Кит Китыч и под конец уверо-
вал, что это и есть самые главные основы российской конституции.
И вдруг ревизия, сенатор Гарин и пр.
Пришли именем закона к нему в дом, велели открыть кассу, взяли,
не смущаясь, расходную книгу, а там, не обинуясь, написано:
Такого-то числа. Заходили их превосходительство чай кушать —
столько-то.
Такого-то числа. На удовольствие г-на подполковника — столь-
ко-то.
Такого-то числа. Получил от NN справочку о ценах конкурен-
тов — столько-то.
И т. д. и т. д. с выставлением полностью чина, звания, имени, отче-
ства и фамилии, а также уплаченной суммы.
И начал распутываться клубок, и пошли от дома к дому, от Кита
Китыча к его превосходительству, от его превосходительства к друго-
му Киту Китычу, от того к его высокородию и т. д. и т. д. И везде
вскрытие касс, осмотр расходных книг и сплошная срамота.
Тесно им в Москве стало ревизовать. Поехали по всей России, в са-
мые захолустные углы заглядывают. А в перспективе — суд, тюрьма,
поселение и кто его знает, что еще может быть.
Пошла кругом голова у Кита Китыча. Это ли гражданское право?
Где справедливость? Где уважение к солидному, кредитоспособному
купцу? Осрамили перед конкурентами, на смех выставили перед свои-
ми же приказчиками!
15 В. В. Воровски 225

Кит Китыч негодует. Он фрондирует. Он уже в оппозиции суще-
ствующему строю. Он пущает такие слова (потихоньку, конечно), что
жену и дочерей в холод бросает. Он готов стать кадетом, эсером,
анархистом. Он требует гарантии прав и ответственного (перед купе-
чеством) министерства.
В московских «рядах» настроение архитурецко-персидско-испан-
ское.
Не сдобровать сенатору Гарину.
«Одесское обозрение», //лифЛОЛ
25 июля 1909 г. Кентавр
Перепечатывается впервые.
В интендантском ведомстве, а также среди предпринимателей, являвшихся по-
ставщиками царской армии, процветало казнокрадство.
Были учреждены специальные комиссии, возглавляемые сенаторами Гариным,
Паленом и др. Результаты обследования были настолько разительны, что сам
сенатор Пален после ревизии в Туркестане вынужден был в беседе с представите-
лями печати признать, что в Росии царят «произвол, бесправие и разнузданность».
Попытки правительства бороться с воровством были чрезвычайно робкими.
Депутаты думы отнюдь не были заинтересованы в решительном искоренении
казнокрадства, ибо это значило подрубать сук, на котором зиждились их прибы-
ли и благополучие. Вот почему прокатившаяся в 1909 г. волна ревизий вызвала
в этой среде настоящий переполох.
84
ОПАСНАЯ СЕКТА
На Кавказе, говорят, объявилась новая и крайне опасная секта —
лентяев.
Они ничего дурного не делают, единственно дурное, что они
делают, это — что они ничего не делают.
По их учению, следует 372 дня в неделю работать и 372 дня празд-
новать.
Секта эта, руководимая каким-то доморощенным пророком, насчи-
тывает уже много последователей, особенно в Гурии.
Агенты ее, говорят, настолько рьяны, что запрещают работать ина-
комыслящим, облагая за нарушение запрета штрафом.
226

Поверхностному наблюдателю может показаться, что в этом чет
ничего дурного.
— Пускай, скажет он, не работают, если не хотят. Всякий волен
не работать и голодать. Это дело личное и частное.
Подобный взгляд был бы крайне поверхностным и опрометчивым.
Нельзя говорить: это бело, а это черно. Подобное рассужде-
ние было бы метафизично. Надо рассуждать диалектически.
А диалектик знает, что нет добра и зла самих по себе. Есть отно-
сительное зло и добро.
Рассматривая похождения сгкты лентяев, необходимо поставить их
в связь с конкретными условиями.
Кто эти лентяи? К какому классу они принадлежат? Польза или
убыток проистекают от их лени? И кому от этого убыток или польза?
Только в связи с этими вопросами можно дать общественно-мо-
ральную оценку самого факта лени.
Допустим, что пропаганда лени свила себе гнездо среди зажиточ-
ных классов. Они вдруг начинают работать 37г дня в неделю, посвя-
щая остальное время отдыху.
О, это было бы отрадно, и прогрессивность труда сразу поднялась
бы, сокращение праздности сократило бы многие пороки, существова-
ние «десяти тысяч» приобрело бы некоторый смысл.
А теперь, вообразите, что ученье пророка лени прививается в про-
стонародье.
Скандал! Национальный труд сокращается наполовину. Предло-
жение труда становится много меньше, при неизменном спросе. Цена.
на рабочие руки повышается. Поля помещиков стоят неубранными.
Хлеб гниет и пропадает. Цена на хлеб растет.
Нации грозит разорение и хаос.
Мало того. Небывалый досуг развивает скверные инстинкты масс.
Начинается пьянство и разврат. Гибнут последние религиозно-нрав-
ственные устои. Подкапывается принцип частной собственности.
Государство в опасности.
Одно и то же явление, будучи поставлено в конкретные условия
среды, дает столь различные результаты!
Там — трудолюбие, улучшение нравов, увеличение богатства.
Здесь — леность, падение нравов, пороки, разорение.
Надеюсь, теперь читатель 1понял, благодаря правильному примене-
нию диалектического метода, какую страшную опасность представляет
15* 227

для всего государственного и общественного организма новая секта
лентяев.
Надо ли прибавлять, что «кому следует» должен вмешаться, дабы
прекратить в корне эту губительную и весьма заразительную эпи-
демию.
«Одесское обозрение»,
27 августа 1909 г. Кентавр
Перепечатывается вчервые.
85
ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ ИСК
Господин И. М. Радецкий вчинил «принципиальный» иск к обще-
ству конок за убытки (потерею времени), понесенные им от того, что
ему пришлось прождать безрезультатно чуть не десять конок на пере-
садочной станции, имея в руках пересадочный билет.
Картинка, действительно, грустная. Стоит одесский обыватель с
пересадочным билетом в руках на .перекрестке улицы, а перед его но-
сом проходят переполненные вагоны.
Одно только утешение, что пересадочный билет дает ему не только
право ехать по конке, но и стоять неограниченное время на месте пере-
садки.
Г-ну Радецкому это не понравилось, и он вчинил, иск.
Очень хорошо, что этот иск принципиальный. Принципиальные
иски у нас вообще редкость, а потому их надо ценить.
Нехорошо только, что иск безнадежный.
Если бы даже г-н Радецкий и выиграл его, то и тогда весь эффект
заключался бы в том, что некое благотворительное учреждение полу-
чило бы 20 руб.
У наших коночных деятелей кожа слишком толста, чтобы ее пробчл
«принципиальный» иск, а двадцатирублевками их тоже не припугнешь.
Недавно был уже один «принципиальный» иск, возбужденный не-
киим господином, которого вместе с двумя бывшими с ним дамами
228

высадили, не довезя до коночной станции (М(алого) фонтана), хотя-
у них были билеты.
Иск был в 30 коп., и директор конки без разговора внес эту сумму,
а порядки на конке остались те же.
Горе российского обывателя в том, что всякие безобразия в учреж-
дениях, имеющих, как конка, характер публичных, затрагивающих
интересы широких кругов, могут ими преследоваться лишь граждан-
ским порядком. Исключение составляют только явно уголовные дела,
каковых коночные деятели наши, разумеется, благоразумно избегают.
Конка действует на основании концессии; не может быть другой
конкурирующей конки.
Обыватель предоставлен на милость конковладельца.
Над ним могут кривляться до безобразия, а он может только граж-
данские иски предъявлять.
Вы стоите после утомительной дневной работы на4 перекрестке,
а перед вами проходят переполненные вагоны. Вы теряете зремя, утом-
ляетесь, портите здоровье — и можете предъявить иск в 73 коп. по
расчету вашего заработка за потерянное время.
Вас высаживают, не довозя до станции,— и вы можете искать по
суду свои 5 или 10 коп.
Вас везут в дождь и ветер в открытом летнем вагоне,—и вы со-
вершенно никакого иска предъявить не можете.
Нечего прибавлять, что вас — будь вы женщина, старик или ребе-
нок — заставляют сплошь да рядом вскакивать или выскакивать на
ходу, падать, расшибаться,— и опять, если вас не придется свести в
больницу, никакого иска предъявить вам не удастся.
Вся дикость такого положения именно в том, что предприятие пуб-
личного характера приравнено к частному хозяйству — делай, м.ол,
чего моя нога хочет, а не нравится, ходи пешком.
При такой безответственности и фактической бесконтрольности
публика отдана на произвол коночных заправил, и всякие «принци-
пиальные» иски гражданского порядка равносильны желанию вычер-
пать море ковшом.
~ _ Кентавр
«Одесское обозрение»,
3 сентября 1909 г.
Фельетон перепечатывается впорвые.
229

86
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПУБЛИЦИСТА
На столбах города появились публикации о выборах в Государ-
ственную думу, на столбцах газет печатаются воззвания об этих же
выборах, и знатный иностранец может по этим данным догадаться,
что в скором времени в Одессе предстоят выборы депутата.
Если бы не эти внешние печатные знаки, трудно было бы заметить
что-либо предвыборное.
И домовладельцы, и коммерсанты из первой курии спокойно ампо-
тируют платежи и очень мало заботятся о том, кто будет представлять
их — да и будет ли вообще представлять — в Государственной думе.
Говоря по совести, не нам бы, газетчикам, к, в частности, не нашей
бы газете напоминать перрокурийцам их «гражданские» обязанности.
Первая курия — это подбор таких избирателей, с которыми наше-
му брату приходится иметь дело только первого числа при уплате квар-
тирных денег, защищать нам их интересы было бы странно, да и защи-
щать их не приходится, ибо, по словам героя Островского,— «Кто
тебя, Тит Титыч, обидит, ты сам всякого обидишь!» 1
Но когда волей-неволей жиеешь в большом, с позволения сказать,
культурном городе, трудно уединиться и замкнуться исключительно
в круге симпатичных тебе интересов. Невольно хочется вмешивать-
ся в гущу, того толкнуть, тому дать тумака, того пристыдить, а того
и выругать.
И здесь то же. Казалось бы, какое дело мирному обывателю и
сотруднику независимой (от толстых карманов) газеты соваться в
выборы депутата от первой курии? Ан нет, когда видишь инертность
и пассивность избирателей даже этой привилегированной курии,
сами собою чешутся руки.
Я понимаю, что известным слоям, ныне причисленным к первой
курии, не особенно занятно было выбирать в I или II думу2. Слиш-
ком мало было надежды на успех, а еще меньше — на торжество их
интересов. Но теперь, когда «сами валятся в рот галушки», когда
имущая, а потому умеренная, публика имеет все шансы получить от
думы и через думу уже не скорпионы, а, напротив, субсидии и поощре-
ния, когда с таким трудом создали, наконец, для нее специальную
думу,— она сидит дома и не хочет идти к урнам.
230

Эх, господа, господа! Право, смотреть не хочется на вас. Выбирай-
те себе кого хотите — Ивана или Петра, выбирайте хоть самого Дю-
ка 3, что зябнет в одной простыне на бульваре, но докажите, что зы
тоже люди, способные жить политической жизнью, интересоваться
хотя бы своими куцыми интересами, бороться за эти интересы. А то
сейчас вы представляете какую-то аморфную, мягкую, склизкую мас-
су, по которой и палкой ударить не хочется, потому что только брыз-
ги тягучие полетят...
Бескровная инертность одесситов во всех общественных делах на-
делала уже не мало бед. Разве не плодом этой слюнявой тактики
«моя хата с краю» является разоблачаемая ныне Авиновицкиада? 4
А другие дела?
На глазах тысячей полноправных, богатых, пользующихся влия-
нием одесситов происходит какая-то вакханалия издевательства над
интересами обывателя, а эти самые влиятельные патриции охают да
ахают, да говорят: пусть будет, что будет, только бы меня не тро-
гали!
И распылилась Одесса на атомы, над которыми хозяйничает, кто
хочет. Общественные интересы разменяли на частные, и те, кто при-
строился к общественному делу, хозяйничают в нем, как в своей част-
ной лавочке. Ибо где нет желания самих же обывателей взять обще-
ственное дело в свои руки и под свой контроль, там неизбежно обра-
зуется, с одной стороны, пассивная, ничем не интересующаяся масса,
с другой — заправилы-авантюристы.
Кто же виноват, как не вы же сами, господа? И сколько бы вы ни
прятались за «трудные времена» и т. п., от страха иудейска вина ваша
не станет меньше.
"Одесское обозрение», _
20 сентября 1909 г. Псевдоним
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с внеочередными выборами в Государственную думу,
которые были объявлены в Одессе на 27 сентября 1909 г. В выборах нового депу-
тата принимали участие только лица, имевшие высокий имущественный ценз.
Количество избирателей не превышало 1250 человек.
Трудовые слои населения доступа к голосованию не имели. «...Не от нас,— пи-
сал Боровский уже после выборов, говоря от имени этих слоев,— зависело выдви-
гать какого-либо кандидата, мы... стояли вне поля выборов» («Одесское обозре-
ние», 29 сентября 1909 г.).
231

Разоблачая антинародный, чарносотеннопкадетский характер Государственной
думы, одесские большевики, возглавляемые Воровским, разъясняли трудящимся
классовую сущность выборов, подчеркивали, что они служат интересам господст-
вующих верхов. С помощью Воровского одесская партийная организация исполь-
зовала газету «Одесское обозрение» для освещения избирательной кампании с боль-
шевистских позиций. В этом свете примечателен тот факт, что 20 сентября 1909 г.
рядом с фельетоном Воровского о выборах одесского депутата «Одесское обозрение»
почти целиком перепечатало статью В. И. Ленина «Еще о партийности и беспартий-
ности», опубликованную 14 сентября 1909 г. в петербургской газете «Новый день»
за подписью «Вл. Ильин» (Сочинения, т. 16, стр. 46—48). «Одесское обозрение»
охарактеризовало автора как «известного писателя», который «правильно указы-
вает» в статье на «самые важные» вопросы, связанные с выборами в думу.
1 Воровскпй имел в виду таких одесских магнатов, как представители банков-
ских и торговых фирм Маразли, Анатра, братья Пташниковы, Ксидиаси др.
2 I и И думы в глазах реакционеров были слишком «левыми» и «непослушны-
ми», потому они и были разогнаны.
3 Дюк де Ришелье—один из первых одесских губернаторов; памятник ему
установлен в Одессе на Приморском бульваре.
4 См. фельетон «Из записной книжки публициста» (№ 87) и прим. к нему.
87
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПУБЛИЦИСТА
Одесской злобой дня является теперь г. Авиновицкий и его рав-
винские похождения. Он очутился в положении Макара, на которого
сыпятся все шишки.
Спору нет, почтенный раввин заслужил все те гшнки и уколы,
которыми в изобилии награждают его обыватели.
Но интересен в этом инциденте, не сам Авиновицкий; увы, такими
«деятелями» у нас в России хоть пруд пруди. Интересна здесь пси-
хология обывателя.
Обыватель долго терпел Авидовицкого и его хозяйничанье, долг^>
и молча терпел. Он с первого же дня возненавидел казенного рав-
вина, но — по свойственной обывателю психике — таил свою нена-
висть и молчал. Ибо Авиновицкий был в силе, а пред силою особенно
фаворизованной, обыватель чувствует трепет и теряет вокальные да»
рования.
232

Зато в печенке обывателя накопилось за это время много злобы
и ненависти. Положим, останься Авиновицкий по-шрежнему в силе,
эта злоба и ненависть так и не увидели бы света, они портили бы
пищеварение обывателю — и только.
Но на счастье обывателя, Авиновицкий спотыкнулся на правую
ногу. Фавор исчез, сила развеялась. Обыватель получил бестрепет-
ное право изобличать раввина. И вот из тысячей печенок хлынули
желтые потоки изобличающей злобы и карающей ненависти.
А между тем д^р Авиновицкий просто не стоит тех ведер желчи
и чернил, которые на него тратятся. Это марионетка, которая дви-
жется лишь как прикажет дергающая его веревка. Не будь этой ве-
ревочки, он бы не представлял из себя ровно ничего, и никто в Одессе
не подозревал бы даже о его существовании. А между тем громовые
разоблачения, направленные исключительно на личность раввича,
превращают эту личность в какую-то величину,— хотя и отрицатель-
ную, но все же немалую величину.
И здесь всецело сказалась характерная трепетная психология обы-
вателя. Получив право разоблачать какое-либо скверное явление, он
с яростью накидывается на него! Уничтожает его потоками своего об-
личительного красноречия, искореняет его самым радикальнейшим
ооразом. И по-обывательски, конечно, не замечает, что не только оста-
вил нетронутыми глубокие причины, породившие это явление, но да-
же своей горячностью и близорукостью укрепил эти причины за счет
самого явления.
Петрушка сброшен, его вышвырнули в сорную яму, но веревочка
осталась, и немного спустя на этой самой веревочке будет прыгать
другой Петрушка, быть может, благовиднее по внешним чертам, на
зато, быть может, и каверзнее по внутреннему содержанию. Ибо бы-
ло бы болото, а черти будут; была бы веревочка, а Петрушка най-
дется.
Обывательская «критика» похождений г. Авиновицкого тем и
мелочна, тем и пошла, что, вцепившись в этого человека, совершенно«
игнорирует те общие условия, благодаря которым вообще гг. Авино-
вицкие могут играть общественную роль. Нападать на Авиновицкого,
игнорируя эти условия, или даже только умалчивать о них — значит
принижать, опошлять общественный вопрос до вопроса о личности.
Громадный вопрос втискивается куда-то за спину маленькой лично-
сти, т. е. прячется в карман, и в результате, с одной стороны —
233-

мелочный, жалкий характер самой полемики, с другой — тор-
жество тех самых общих условий, на которых вырастают Авино-
вицкие.
Ибо до тех пор, пока интерес обывателя будет удовлетворяться
критикой последствий, не касаясь причин, причины будут спокойно
жить да поживать, да посмеиваться, бросая от времени до времени
того или другого Авиновицкого в виде козла отпущения на пожра-
ние обывателю.
И горе обывателю, если он не сможет отрешиться от этой своей
никчемной, близорукой, мелочной психологии!
г. _ Псевдоним
«Одесское обозрение»,
22 сентября 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Одесский казенный раввин С. Авиновицкий (должность казенного раввина
утверждалась городскими властями), действующий под покровительством город-
ской улравы и в тесном контакте с ней, был уличен в крупных финансовых зло-
употреблениях. Когда его незаконные действия стали достоянием общественности,
члень! городской управы и сам градоначальник Толмачев, уже не имея возможно-
сти замолчать преступления раввина, всячески пытались спасти его от ответствен-
ности.
Ярый черносотенец и организатор погромов Толмачев отнюдь не чурался услуг
казенного раввина и способствовал его грязным делам.
Замечание Воровского насчет «веревочки» не прошло незамеченным и вызвало
письма читателей.
25 сентября 1909 г. Боровский опубликовал в «Одесском обозрении» письмо:
«Уважаемый г. редактор. Ввиду запросов некоторых наших читателей вы пред-
ложили мне объяснить, что я подразумевал в моей статье в № 528 нашей газеты
(от 22 сентября), когда писал о «веревочке», дергающей г. Авиновицкого.
...Под «веревочкой» понимал те «общие условия», которые сделали возможной
скандальную деятельность раввина. Речь идет, следовательно, о целой обществен-
ной группе, близко стоявшей к г. Авиновицкому, попустительствовавшей и соуча-
ствовавшей, против которой и напразлена была в значите \ьной мере статья, а с дру-
гой стороны, о той общей нездоровой атмосфере, в которой так легко и быстро
распускаются столь ядовитые цветки.
Примите и пр.
Псевдоним».
234

88
ГОРЕ ИНОСТРАНЦА
(Из переведенного письма корреспондента
парижской газеты)
Любезный друг,
Вы знаете, как я всегда интересовался политической жизнью Рос-
сии и, в частности, своеобразного города Одессы, стольким обязанного
гению французов.
Вас, конечно, не удивит, что, узнав из газет о назначенных на
27 сентября выборах депутата в Государственную думу, я воспользо-
вался случаем и отправился в Одессу.
Мне очень хотелось изучить политическую жизнь этого города,
борьбу партий, выдвигаемые ими интересы, личность и программу
кандидатов.
К сожалению, в гостинице, где я остановился, мне ничего не могли
разъяснить по вопросу о том, какие партии выступают на выборах
и кто их кандидаты.
Разумеется, я прежде всего пошел на улицу и начал искать плака-
ты с именами кандидатов.
Я действительно нашел такие плакаты: на них значились некто
м-р Мурзук, м-р Поддубный, м-р Янош Чая \—но к каким партиям
они принадлежат, я не мог узнать.
Тогда я обратился к газетам.
Я купил номера всех одесских газет, но сколько ни вертел я их,
нигде не мог найти названия какой-либо партии или ее кандидата.
Очевидно, это были беспартийные газеты, не занимающиеся поли-
тикой.
Только в одном киоске, раскрашенном пестрыми цветами, я нашел
несколько газет с политической окраской. Все они дружно рекомен-
довали кандидата какого-то «Союза русского народа» г-на барона
Рено 2.
Очевидно, в России есть только одна политическая партия, в ко-
торую зато входит весь русский народ. Это очень своеобразно и
указывает на оригинальный ход развития конституционализма в
России.
Что меня несколько удивило, так это то, что «Союз русского
235

народа» выдвигает кандидатуру иностранца. Только впоследствии мне
удалось узнать, что барон Рено вовсе не иностранец, а настоящий
русский или, как мне сказали, истинно русский. И вообще — разъяс-
нили мне — в России чем более иностранная фамилия у человека, тем
более русским считается он.
Я уже совсем успокоился и даже телеграфировал соответственным
образом в мою газету, когда вдруг наткнулся в одной из купленных
мною газет на протест против кандидатуры барона Рено.
Признаюсь, это меня и сбило с толку, и я решил пойти в редак-
ции газет, умалчивающих о кандидатуре барона Рено, и узнать, по-
чему они не выдвигают своих кандидатов.
И я обошел несколько редакций.
Меня принимали очень любезно, разъясняли характер и направ-
ление газет, говорили о выборах, но когда я спрашивал, к какой пар-
тии примыкает газета и кто кандидат этой партии,— гг. журналисты
заметно конфузились и спешили переменить разговор.
Я окончательно перестал понимать что-либо.
Я вспомнил статьи наших газет о русских партиях, вспомнил це-
лый ряд названий: октябристы, умеренно-правые, трудовики, кадеты,
социал-демократы и т. п. И, главное, насколько я помнил, в Государ-
ственной думе вовсе нет фракции «Союза русского народа», а только
фракция правых.
Я перелистал адрес-календарь, заглянул в телефонную книжку
абонентов в надежде найти адреса бюро партий,— но все напрасно.
Тогда я зашел в городской магистрат и просил указать адреса этих
бюро и список кандидатов в думу. К моему изумлению, мне опять
разъяснили, *что имеется только одна партия: «Союз русского
народа» и один кандидат — барон Рено. Больше в Одессе ничего
нет.
После такого компетентного разъяснения мне пришлось прими-
риться с этим странным явлением и лишний раз удивиться ориги-
нальности развития конституционализма в России, проложившего
себе столь своеобразные пути.
Ввиду совершенной ясности вопроса я решил не ждать выборов
и покинуть Одессу. В поезде я познакомился с одним очень образо-
ванным и осведомленным одесситом. Я усиленно интервьюировал его.
Но странное дело: он тоже робко оглядывался и сконфуженно укло-
нялся от прямых ответов. Зато, когда мы проезжали австрийскую
236

храницу и пересели в австрийский поезд, мой собеседник вдруг заго-
ворил, и я, наконец, все понял.
Оказывается, любезный Друг, что в Одессе...
(Конец письма затерян).
Перевел с французского
«Одесско« обозрение», га
25 сентября 1909 г. Кентавр
Перепечатывается впервые.
1 Мурзук, Поддубный, Янош Чая— известные борцы, гастролировавшие н
Одесском цирке.
2 Барон Рено — член «Союза русского народа», предводитель дворянства в
Одессе, махровый реакционер, француз по происхождению, баллотировался на вы-
борах в Государственную думу 27 сентября 1909 г., однако его кандидатура не
прошла.
89
ХИЛАЯ РОЗА
«III дума вырастила из революции хилый цветок
конституции и оберегла его от холода реакции».
Из речи Гучкова на съезде 1.
Александр Иванович Гучков — в фартуке, с засученными рука-
вами— возился в оранжерее, покрикивая на двух садовников, взрых-
лявших почву и поливавших цветы.
— П*тр 2, а Петр, а ведь что-то растет?
— Растет, барин. А только что оно растет — никак не пойму.
— Корявое какое-то,— глухо прибавил Павел 3.
— Да как же ему, братец, не быть корявым? — заволновался
Гучков.— Знаешь, на какой почве оно растет? На ре-во-лю-ционной
ПОЧВс! ВОТ ЧТо1
— О??
— Да, на революционной. Взять чернозем крестьянских волнений,
перемешать с осколками еврейских баррикад, полить водицей кадет-
ской программы, и все пропитано эсеровским пироксилином...
237

— Ишь ты!..
— Вот и подумай, что может вырасти на этакой почве?
— Да уж что хорошего вырастет — одно слово конститу-
ция!
Между тем хилое растение медленно поднималось, принимая ка-
кие-то странные очертания.
— А ведь на розу становится похожим,— с умилением сказал
Александр Иванович.
— Как будто,— подтвердил Петр.
— Держи карман шире,— мрачно проворчал пессимист Павел, но
грозный взгляд Гучкова напомнил ему его место.
Растение все более оформлялось. Его стебли были жестки и ко-
лючи, но на конце одного из них начал вздуваться бутон с красной
точкой в центре.
— Кажется, роза,— опять сказал Гучков, глядя заискивающе на
Петра.— По-моему, настоящая английская Westminster-rose.
— Кто ее знает,— неуверенно ответил Петр, почесываясь в за-
тылке.— Скорее восточную, меджилисскую розу напоминает.
— Самая российская, что на пустырях растет,— грубо буркнул
Павел.
— Копай, окапывай, чего язык распустил! — окрикнул его
Гучков.
Певел сердито надулся и начал копать.
В это время бутон лопнул, и раскрылся махровый, яркий, некра-
сивый цветок. Все бросились к нему.
— Так и есть — чертополох,— торжествующе заявил Павел.
Александр'Иванович покраснел, как рак.
— Чего радуешься, дурак,— крикнул он.— Скорее, закрой справа
окно — разве не слышишь, как дует оттуда. Если бы не этот холод,
наверное, выросла бы роза...
— Аи, беда какая,— убивался Петр.— Как берегли, как холи-
ли — и что выросло.
— Пойми же, Петр, что на революционной почве ничего лучшего
и не могло вырасти. С одной стороны, революционная почва, с дру-
гой—холод реакции, разве это подходящие условия для конституци-
онной розы?
— Что же мы теперь делать будем? Как людям на глаза пока-
жемся? — горевал Петр.
238

— Пустяки! Кто мешает нам признать этот своеобразный цве-
ток новой разновидностью розы. Назовем его rosa psevdoconstitutio-
nalis и\и rosa istinnorussa,— прибавил он, скромно опуская глаза.
— Что же, барин, назовем!—с тяжелым вздохом сказал Петр.
А Павел только сплюнул и сердито пошел закурить.
«Одесское обозрение», та
8 октября 1909 г. Кентавр
Перепечатывается впервые. Опубликован в день приезда Николая II в Одессу.
Фельетон «Хилая роза»— последнее выступление Воровского на страницах
«Одесского обозрения».
После приказа градоначальника (см. прим. к фельетону «В кривом зеркале»,
№ 81) издатель «Одесского обозрения» особенно старался не обострять
отношений с властями. 11 октября 1909 г., вопреки воле Воровского и других
членов редколлегии, он напечатал портрет Николая II в честь приезда царя
в Одессу и посвятил этому событию почти две газетных полосы.
Этот акт угодничества со стороны издателя знаменовал отказ от былой
линии газеты и окончательно завершил раскол в редакции «Одесского обозрения».
15 октября 1909 г. В. Боровский, Д. Тальников, А. Муров опубликовали сле-
дующее заявление в газете «Одесские новости»: «М. Г. Г. Редактор! Позвольте
через посредство ©ашей уважаемой газеты заявить, что с 11 сего октября мы,
заведующий редакцией и все сотрудники за исключением г. Ткачева, вышли из«
состава редакции «Одесского обозрения» и слагаем с себя ответственность за новое
направление этой газеты, идущее вразрез с прошлой традицией.
Примите и пр.
Астров, Дель.Та, Кентавр, Лоренцо, П. Орловский, Псевдоним, Д. Тальников,
Фавн».
В результате раскола «Одесское обозрение» выродилось в бесцветную умерен-
но-либеральную газету, быстро утратившую большую часть подписчиков.
1 Съезд партии октябристов происходил в Москве в октябре 1909 г.
2 Петр, Павел—очевидно, намек на двух «апостолов» либерализма — Петра-
Струве и Павла Милюкова.
90
ФИНАЛ СЪЕЗДА
Нет, это уже черт знает что такое!
Серьезные, солидные люди, с видным общественным положением^.
пекущиеся о благе народа, собрались на съезд по борьбе с пьянством,
работали, обсуждали, говорили и вдоуг...
239'

И в каких условиях приходилось им работать! Все время озира-
лись, считаясь с «независящими обстоятельствами». Целый ряд докла-
дов был снят градоначальником, и только заступничество товарища
министра Крыжановского дало возможность обсуждать их. И вдруг...
Нет, знаете ли, это просто мерзостьI
Представьте себе такую картину: вы находите на улице пьяного
простолюдина, утратившего образ и подобие человека. Движимый со-
страданием, вы поднимаете его из грязи, ведете домой, опасливо по-
глядывая, как бы не обиделся на вас Мымрецов за это вмешательство
в его прерогативы. И вдруг этот самый, вами спасаемый простолю-
дин совершенно неожиданно заушает вас!
И это за ваше самопожертвование, за то, что вы снизошли к
нему, к его нуждам, к его порочности и грязи!
А разве не то же самое произошло на съезде?
Сколько лучших умов—и притом не из проходимцев каких-ни-
будь, а людей крайне почтенных — заботливо обсуждало меры пре-
дупреждения пьянства среди рабочего населения.
Длинный ряд заседаний был посвящен этому вопросу — и вдруг...
Вдруг в последнем заседании, когда пришло время подвести итоги
работам высокополезного съезда и принять разумную, почтительную
резолюцию,— группа рабочих предложила баллотировать, что:
«Пропаганда воздержания от употребления спиртных напитков
при существующем политическом бесправии, при отсутствии свободы
собраний и союзов и свободы слова совершенно невозможна. Воздер-
жание может быть достигнуто лишь путем проведения широких со-
циальных и экономических реформ».
Какая нелепость и какая бестактность!
Я не говорю уже о том, что соваться грубым, неотесанным мужла-
нам со своей резолюцией в собрание интеллигентных, просвещенных
либеральных людей — есть верх нахальства... Чего ждать от господ,
воспитавшихся на «Коммунистическом манифесте», «Эрфуртской про-
грамме», митингах и экспроприациях...
Но какая бессмыслица! Для воздержания от пьянства им нужна,
видите ли, политическая свобода! Для того, чтобы не пропить лиш-
ний заработанный полтинник, а снести его в сберегательную кассу,
или, еще лучше, отправить в деревню, где его могли бы уплатить в
счет недоимок, для этого господам рабочим нужны «широкие со-
циальные и экономические реформы»!
.240

Какое невежество и какая развязность!
Словно разумное существо не одарено провидением свободной во-
лей, которой одной достаточно, чтобы твердо стать на путь честного
труда, добросовестного исполнения долга, трезвой и религиозной
жизни.
Да, именно, трезвой и религиозной. Ибо там, где теряется рели-
гиозность, где коллективистические бредни вытесняют смирение и по-
корность, там торжествует и пьянство — такой же яд для тела, как
«Эрфуртская программа» — яд для души.
Годы смуты избаловали и испортили нашего рабочего. Он прч-
вык к сладкой жизни, несоответствующей его умственному уровню и
общественному положению. Непомерно высокая заработная плата и
короткий рабочий день, разоряющие отечественную промышленность,
слабая напряженность труда и терроризирующее отношение рабочих
к хозяевам — все это развращает и портит рабочего. Он начинает
беситься с жиру.
И вот, когда приходят к нему почтенные, мудрые люди и говорят:
возьми себя в руки, не пьянствуй, откладывай деньги, и ты сам скоро
станешь хозяином, капиталистом,— тогда рабочий, нагло глядя на
своего благодетеля, отвечает: а подай мне всякие свободы и четырех-
членную формулу!..
И кому подали они свою грубую бестактную резолюцию? Члену
Государственного совета Крамеру! Понятно, что глубокоуважаемый
г-^н Крамер тут же с негодованием разорвал их резолюцию, указав
этим надлежащее место зазнавшимся демократам.
Но что должны были переживать эти благородные друзья рабо-
чего народа, когда их добрые стремления были встречены с подобной
неблагодарностью?
«Наше слово», %ж
4 января 1910 г. Мухомор
Перепечатывается впервые.
Хотя деятельность Воровского в «Нашем слове» была кратковременной (де-
кабрь 1909 г.— апрель 1910 г.), ему удалось создать вокруг газеты небольшой, но
боевой авторский коллектив. Газета систематически публиковала материалы о жес-
токой эксплуатации трудящихся, о бедствиях безработных, о забастовочном движе-
нии. Весной 1910 г. «Наше слово» было закрыто властями. То, что Боровский сумел
поставить «Наше слово» на службу партийным интересам, имело особенное зна-
чение, так как в начале января 1910 г. была разгромлена полицией подпольная
типография Одесского партийного комитета.
16 В. В. В*РОВСКИМ 241

Поводом к настоящему фельетону явилась скандальная история, происшедшая
на съезде по борьбе с пьянством, который заседал в Петербурге в январе 1910 г.
Либеральные предводители съезда заявляли, что их главная цель — забота о благе
народа. Когда же представители рабочих, участвовавшие в работе съезда, уличили
председателя в фальсификации текста резолюции и потребовали в связи с этим сло-
ва, председатель не только отказался предоставить рабочим делегатам трибуну, но
и пригрозил им полицией. В знак протеста представители рабочих покинули съезд.
91
МЫСЛИ ВСЛУХ
Торжествующее мещанство, наложившее на современно« общество
неприятный слой своего дешевого лака, ни в чем, быть может, не про-
являет в такой мере своей нравственной гнили, как в отношении к
преступности. Особенно самое отсталое и печальное явление современ-
ной карательной системы — смертная казнь — разоблачает всю подо-
плеку западноевропейского мещанства.
Оно превратило смертную казнь в какое-то развлечение, в пуб-
личный спектакль, в возбуждающее и захватывающее зрелище.
В самом деле, вдумайтесь только в весь ужас такого сообщения:
В Кенигсберге был приговорен к смертной казни некто Турба,
уличенный в убийстве местного помещика.
Казалось бы, уж если прусское законодательство и правосознание
не знает иного исхода в подобном случае, как смертная казнь, то
окружи, по крайней мере, эту казнь тем тихим кладбищенским покоем,
который, по господствующему убеждению, подобает смерти.
Но нет. Немецкому мещанину хочется потешить свои бычачьи
нервы, хочется публично восторжествовать над пороком и тем повы-
сить свое ничтожество в своих собственных глазах.
— Вот, мол, смотрите все: этот человек согрешил и несет заслу-
женное наказание. А мы не несем никакого наказания, напротив,
смотрим, как наказывают его и курим сигары. Следовательно, мы
добродетельны и безгрешны.
И для того, чтобы особенно подчеркнуть свою добродетель и по-
рочность преступника, смертная казнь обставляется чисто театраль-
ными эффектами.
242

Красные афиши, расклеенные по стенам города, извещают о дне
и часе казни. Красные афиши, висящие рядом с анонсами о выступ*
лениях популярного клоуна или борьбе излюбленных «чемпионов».
Но, разумеется, на этот раз и цирк с его клоунами, и борьба?
должны умолкнуть перед редкой и захватывающей сенсацией — пуб-
личной казнью человека.
На афишах дело не кончается. Какой же спектакль, если на нем
нет громкого имени, нет привозного гастролера?
И вот из Бреславля — а Бреславль для Кенигсберга то же, что и
Одесса для Николаева — выписывают специально палача. Выписы-
вают с гонораром в 1200 марок — около 600 руб.— за «выход».
Плата, которой позавидовал бы любой гастролер. Только евро-
пейские знаменитые певцы и концертанты получают больше. Но раз-
ве хоть один певец или музыкант может дать хотя бы отдаленно похо-
жие переживания немецкому лавочнику, как этот лауреат заплечного
цеха?
И эта жажда кровавого зрелища одинаково свойственна всем ме-
щанам всех западноевропейских стран. Не так еще давно газеты со-
общали прямо невероятные факты поведения публики при казни во
Франции: прямо какая-то каннибальская вакханалия, напоминающая
рассказы из жизни новозеландских людоедов.
Палач — герой дня, его приветствуют, чествуют, женщины забра-
сывают его цветами, мужчины носят его на руках. Какое величие! Ка-
кая слава! Какая мерзость!
А рядом с этим вы прочтете в любом учебнике по истории совре-
менной культуры, что за последние пятьдесят — сто лет нравы насе-
ления Европы смягчились, цивилизация проникла в самые медвежьи
уголки, вкусы облагородились, человек стал все более удаляться от
зверя и приближаться к божеству.
Действительно, нравы смягчились, но смягчение их совершилось
в своеобразной форме. Во времена дикости и насилия человек был
привычен к виду крови, к пролитию крови, к зверствам. Но он не
только спокойно смотрел на чужую льющуюся кровь, он в одинаковой
мере ставил на карту и свою кровь и находил вполне нормальным,
если не только он свежевал, но и его свежевали.
Мещанство несколько смягчилось: оно не любит, когда проливает-
ся его кровь, не любит, чтобы его свежевали. Но зато очень любит,
если его потешают зрелищем свежевания его ближнего, особенно, если
16* 243

этот ближний, по его мудрым понятиям, опасен для его пищеваре-
ния.
Культура, бесспорно, торжествует, а с нею торжествует и гастро-
лер из Бреславля по 1200 марок за выход.
«Наше слово», /7ЛЛ^„^
15 января 1910 г. Профан
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к его написанию явилось проскользнувшее в печати сообщение о пуб-
личной казни в Кенигсберге.
92
МЫСЛИ ВСЛУХ
Говорят, что когда императрица Екатерина II отправилась в из-
вестное путешествие на юг по Днепру, Потемкиным была поставле-
на грандиозная обстановочная феерия на тему «заселение юга».
По берегам Днепра сооружались бутафорские поселки и деревни,
сгонялись к берегу крестьяне и крестьянки, наряженные в празднич-
ные костюмы, с веселыми и архидовольными лицами.
Бутафория эта, как известно, имела большой успех. «Заселение
новых земель» произвело надлежащий эффект.
Нечего прибавлять, что по возвращении Екатерины II из этой по-
ездки, «поселяне» и «поселянки» опять надели свое грубое рабочее
платье и поплелись на крепостную работу. А самые селения так же
быстро были разрушены, как и сооружены.
Весь этот пикантный анекдот пришел мне на память, когда я
прочел о предложении, сделанном с компетентной стороны Комиссии
государственной обороны * об основании музея русской славы.
Музей этот, если верить газетам, должен иллюстрировать слаау
России,— разумеется, исключительно военную славу, ибо другой у
нас не понимают — причем эта слава будет изображена в ряде кар-
тин «по 6000 руб. каждая».
Это:—довольно наивное представление о ценности славы, но не
следует ему удивляться. Ибо некоторые конкретные предложения по-
требуют от нас еще большей степени удивления.
244

Так, предлагается, между прочим, повесить в музее славы портрет
г. Стесселя. Еще предлагается заказать для него картину: «Корея
ждет спасения в России».
Все это так добродушно-наивно, что только руками разводишь.
Во время русско-японской войны у нас были в большом ходу особого
сорта прочные патриотические картины. Содержание их неизменно
сводилось к тому, как громадный русский воин, преимущественно
казак, подбрасывает на штыке или пике с легкостью «снопа аржано-
го» тщедушного испуганного «япошку». Подобный трюк — патрио-
тическое назначение его, конечно, вполне понятно — имел, по край-
ней мере, одну тень оправдания: все эти картины издавались в раз-
гар войны, когда действительное положение дел было неизвестно тем,
у кого это издавалось.
Но пусть бы попробовал тот же издатель-патриот пустить в обра-
щение те же картины вскоре после войны, когда по всей России рас-
ползлись участники войны, испытавшие на своей шкуре прелести под-
брасыванья японцев,— и эффект получился бы вполне недву-
смысленный.
Надо отдать справедливость Комиссии государственной обороны,
что, несмотря на свой исключительный состав (всем прекрасно из-
вестный), она все же отвергла оригинальную мысль украшать стены
музея славы портретом Стесселя или корейскими списками спасения.
Слишком уж свежо предание даже для этих патриотов из думской
правой.
Однако самая идея музея славы комиссией принята. И этим она
показала, что по своим общественным вкусам недалеко ушла от ини-
циаторов музейной идеи.
России нет надобности прикидываться несчастной замарашкой;
если она и шла в хвосте европейского развития, у нее найдется, кого
показать и чем похвалиться, найдется даже кое-что, чем она могла бы
похвалиться и перед «Европами». Но все это не из той оперы, о кото-
рой думают инициаторы музея. Вот, если бы они вздумали создать
действительно музей русской славы — культурной славы русского
народа,— тогда нашлись бы портреты почище стессельского, нашлись
бы и картины, поинтереснее корейского анекдота.
Но... увы!
и Профан
«Наше слово»,
23 января 1910 г.
245

Фельетон перепечатывается впервые.
1 В Комиссию государственной обороны входили наиболее консервативные
члены Государственной думы.
93
МУЖСКОЙ ПОЛ В ОПАСНОСТИ
Газеты сообщают тревожное известие, будто Лига защиты прав
женщин подала министру юстиции Щегловитову петицию о... допу-
щении женщин в присяжные заседатели.
Авторши петиции утверждают, что женское сословие страдает от
несправедливого отношения мужчин-присяжных.
Необходимо-де для восстановления справедливости предоставить
женщинам участие в суде, когда рассматриваются вопросы, касаю-
щиеся женщин.
Особенно важным считают авторши петиции такое участие при
разборе дел об изнасиловании.
Одним словом, они обращаются к мужчине, прося его выработать
законопроект, ограничивающий права мужчин!
Это непостижимо!
Госпожи женщины, по-видимому, успели забыть те лютые време-
на, когда господствовало так называемое в истории культуры «мате-
ринское право», или «матриархат».
О, что должны были выдерживать тогда бедные мужчины!
Мы были тогда на положении жалких приживалок, нам не только
участвовать в судах присяжных, но даже в семейном совете не по-
зволяли.
Нас не принимали в высшие учебные заведения, нам запрещз \и
основывать лиги защиты прав мужчин, нас не пускали в присяжные
поверенные, нас лишали избирательного права в парламенты и в ме-
стное самоуправление.
Одним словом, нас притесняли, не давали нам ходу, держали нас
на положении замухрышек и золушек.
Вот как поступали с нами женщины, когда власть принадлежала
им.
246

Но невероятными усилиями, бесконечными страданиями бедному
мужскому полу удалось подняться, организоваться, объединиться,
несмотря на адское коварство жен, теток и, главное, тещ, и в конце
концов согнуть иго кринолинов, турнюров и шиньонов и на развали-
нах женского царства основать мужское право, патриархат.
И мир сразу ожил.
Быстрыми шагами пошла вперед культура.
Вместо сплетен, царивших в женском царстве, возникла ди-
пломатия, как известно, стоящая неизмеримо выше простых
сплетен.
Вместо вечных ссор, с перебранками и упреками, кончавшихся не-
редко вырыванием волос, появилось благородное и облагораживаю-
щее занятие — война.
Вместо женской болтовни (о значении ее излишне распространять-
ся) развилось адвокатское красноречие.
Вместо царапающих ногтей, как орудия восстановления тишины
я порядка, появился могучий кулак, —что, как всякий согласится, и
эстетичнее, и целесообразнее.
Одним словом, порядок вытеснил хаос, а беспристрастная и нели-
цеприятная справедливость заменила женское пристрастие и фаво-
ритизм.
Мир вздохнул с облегчением и успокоился.
И вот теперь, когда ко всеобщему довольству процветает культу-
ра и цивилизация под правлением мужского пола, женское сословие
затевает козни, подкапывается под нашу власть и норовит опять за-
хватить бразды правления.
Робко, скромно, под видом петиции тянутся они к господству,
стремятся исподтишка свергнуть господство мужчин.
Мужской по\ в опасности, господа!
Берегитесь! Подумайте, что будет, если мы пойдем на уступки.
Тогда правосудие попадет в руки женщин, и горе тому мужчине,
который не угодит женщине. Вы думаете, из такого суда сможет Зай~
ченко выйти оправданным? 1 Ждите!
Просвещение попадет в руки синих чулок, и понемногу закроют
мужские университеты, все мужские гимназии.
Армия — наша честь и хвала — станет достоянием женского пола,
и вместо красавцев-гвардейцев будут щеголять дагомейские наезд-
ницы.
247

Женщины будут учить и учиться, судить и рмдито, управлять
и повелевать, а мы — ходить на базар, стряпать, нянчить детей,
мыть полы, быть может, рожать детей, ибо давно заметно стремление
женщин перевалить на нас эту скучную обязанность.
Господа, протестуйте! Во имя культуры, во имя цивилизации, во
имя будущего человечества — протестуйте!
Основатели Лиги защиты прав мужчин, подавайте петиции, созы-
вайте митинги протеста, печатайте тысячи, миллионы брошюр,— но
не выдавайте из рук власти, не уступайте женскому сословию!
Мужской пол в опасности, а это значит — отечество в опасности?
«Наше слово», %ж
29 января 1910 г. Мухомор
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с учредительным собранием Московского отдела
«Российской лиги равноправия женщин», открывшимся 24 января 1910 г.
1 Член черносотенного «Союза русского народа» Зайченко, привлеченный за
растление малолетних к судебной ответственности, отделался штрафом и очутился
на свободе.
94
ФРАНЦУЗСКАЯ БОРЬБА И. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА
Тургенев сказал по поводу Рудина, что легче всего увлекаются
люди бесстрастные. Это правильно не только по отношению к рудкн-
ским типам, это, кажется, можно сказать и обо всей нации, породив-
шей бесстрастного, но легко увлекающегося Рудина. По крайней ме-
ре, об интеллигентных классах ее.
Мы проявили достаточное бесстрастие в достижении своих целей.
С увлечением, которому легко было позавидовать, бросались мы к
осуществлению поставленных нами задач, но с плачевным бесстра-
стием отступались при первой неудаче и перебрасывались к новым
увлечениям совершенно другого жанра, нередко прямо противополож-
ным прежним.
Увлечение и страстность относятся друг к другу, как мгновенная
вспышка и длительное горение. «Одна, но пламенная страсть» — опре-
248

деляет Лермонтов. Натуры страстные целиком уходят в свою «пла-
менную страсть». Как Азра, «полюбив», они «умирают».
Напротив, натуры, увлекающиеся легко и быстро, переносят свои
чувства с одного предмета на другой, и, перебрасываясь на новый
предмет, они скоро забывают свое вчерашнее увлечение.
Страстные натуры постоянны, и, если они меняют объект своей
страсти, то новый обыкновенно бывает схож, родственен, однороден
с прежним. Натуры же увлекающиеся в состоянии переходить от
данного увлечения к совершенно противоположному. В основе их увле-
чений нет постоянного настроения, длительных переживаний, прочных
привязанностей.
Таковы они и в личной жизни и в общественной.
В личной жизни они способны подавлять своими восторгами и
симпатиями, а завтра разочаровывать холодным безразличием. Сегод-
ня вспыхнуть ярким огнем, а назавтра превратиться в еле тлеющую,
не холодную, не горячую головню.
Такими бесстрастными, но легко увлекающимися людьми заявила
себя масса так называемого интеллигентного общества, особенно за
последние годы. Всем еще памятно то неистовое увлечение обществе i-
ными вопросами, которое она проявила четьгре^пять лет тому назад;
всем памятно также и характерное бегство от этих вопросов после
ряда неудач. С одного полюса публика с поразительной стремитель-
ностью перескочила на другой полюс.
Увлечение политикой заменилось новыми увлечениями: литерату-
рой, потом «модернистской» литературой, потом порнографической
литературой, потом спортами, вплоть до французской борьбы.
Это увлечение французской борьбой особенно характерно. Во-пер-
вых, потому, что из всех спортов борьба — спорт наиболее элементар-
ный, с наименьшей примесью интеллигентности, т. е. дальше всего
отстоящий от борьбы общественной. А во-вторых, потому, что как раз
на этом спорте нагляднее всего выступает весь нелепый комизм увле-
чений, играющих роль гашиша, средства самоодурманивания.
Чтобы показать, в чем именно заключается этот спортивный само-
обман, предоставим слово «Утру России», делающему довольно неза-
видные для увлекающихся спортом россиян разоблачения. «„Дядя
Ваня" (т. е. г. Лебедев) не поладил с Шемякиным 1,— рассказывает
эта газета,— начались разоблачения. Публика узнала, что знаменитые
,,грифы" Саракики не что иное, как приманка. Фактически их не су-
24*

чествовало, и борцы, корчившиеся от боли и ложившиеся под Са-
ракики, разыгрывали комедию. Далее обиженные Лебедевым бор-
цы в своих письмах в редакции газет обнаружили всю истину, рас-
сказав, как им приказывали ложиться под Шварца и других фавори-
тов, устроителя чемпионата, создавшего им имя ,»чемпионов мира",
и затем, по своему капризу, низводившего в ряды обыкновенных бор-
цов. Говорили даже, что происходят репетиции, в какое время и на
каком приеме должна лечь жертва фаворита» 2.
Бесстрастный, но увлекающийся пошехонец рад, что, наконец,
обрел душевный покой во французской борьбе после всех треволне-
ний «бездумных» лет, требовавших не простой легкомысленной увле-
ченности, а длительной пламенной страсти. Он весь ушел в «бра-
рулэ», в «мосты», в «передние» и «задние» пояса,— и вдруг оказы-
вается, что его морочат самым издевательским образом.
Именно про этого бесстрастного пошехонца сказано было: mundus
vult decipi ergo decipiatur, т. е. мир хочет быть обманываем, пусть же
его обманывают. Всегда найдется какой-нибудь благодетель «Дядя
Ваня», который так ловко подделает «чемпионат», что только сиди и
увлекайся. И действительность ли это или фальсификация — не все
ли равно в конце концов, раз она дает увлекающемуся те же эмо-
ции, что и действительность? Тем более, что увлечения его хватит
ненадолго, а стоит ли из-за этого «ненадолго» затевать нечто проч-
ное, основательное, подлинное?
При увлекающемся субъекте всегда имеется такой благодетель-
ный Дядя Ваня. Он ему и чемпионат борьбы наиболее интересно об-
ставит, он ему и политический чемпионат в случае надобности инсце-
нирует.
Положим, что наш бесстрастный субъект упорно хочет увлекаться
политикой, но такой политикой, которая была бы и политикой и в то
же время не требовала бы доподлинной «пламенной страсти», давала
бы все увлечения, всю «видимость» настоящей политики, но вместе
с тем не требовала бы порывов, лишений, жертв, вообще не требо-
вала бы, чтобы, «полюбив» ее, пришлось «умереть».
Можно-с,— ответит Дядя Ваня,— и — глядишь — уже соргани-
зовал всероссийский чемпионат в Таврическом саду 3. И ъсе по той же
программе, разоблаченной «Утром России». Выступают борцы всех
фракций и всех национальностей — чемпионы Москвы и Петербурга,
Варшавы и Одессы, Кавказа и Прибалтийского края и т. д. и т. д.
250

Борются, бросают друг друга, устраивают «мосты», пытаются сде-
лать «захват головы», и после более или менее продолжительной
борьбы один кладет другого «на лопатки». И Дядя Ваня, с важным
видом человека, делающего серьезное дело, каждый раз провозгла-
шает: чемпион Курской губернии положил чемпиона Петербурга в
10 мин. 17 сек. приемом «большинство октябристов и правых».
И бесстрастный, но увлекающийся, и увлекающийся, конечно,
вполне бесстрастно, пошехонец негодует или восторгается, рукопле-
щет или свищет в полной и глубокой уверенности, что именно чем-
пион такой-то на самом деле положил чемпиона такого-то. И ему в
голову не приходит — а может быть, он не позволяет таким мыслям
приходить в голову — что весь этот чемпионат искусно и ловко ин-
сценирован Дядей Ваней, что чемпион Петербурга, пожалуй, на деле
сильнее чемпиона Курской губернии, но что опытный Дядя Ваня,
знающий свою публику, заставил петербужанина «лечь под куряни-
на», допустив его на чемпионат по особому нотариальному договору,
составленному 3 июня 1907 года 4.
Увы, действительно, мир любит, чтобы его обманывали. Он всеми
неправдами открещивается от «тьмы низких истин», в том числе от
самой низкой из всех, от той истины, что глупее всего обманывать
самого себя и закрывать глаза на действительное положение вещей,
утешаться всякими химерами и приятными во всех отношениях фан-
тазиями.
Посмотрите только на этого милого, столь типичного Дядю Ваню,
устроителя утешительных увлечений и увлекательных утешений.
Посмотрите на эту толстую фигурку в поддевке, напоминающую не то
замоскворецкого купчика, не то церковного старосту, не то председа-
теля провинциального отдела некоего союза. Он господствует над
слабой, увлекающейся психикой бесстрастного пошехонца, он герой
дня, он маг, дающий волшебные средства алчущим утешения. А ка-
ковы эти средства, действительно ли содержат они исцеляющие и\и
утешающие вещества, или же приготавливаются по рецепту: Sacchari
albi — NN, aquae distillatae — NNN *,— это уже вопрос десятый, о нем
не спрашивают, о нем стараются не спрашивать, о нем просто не лю-
бят спрашивать. Напротив, мысль о возможном подвохе сама являгт-
ся для пошехонца источником новых приятных эмоций и увлечений.
* белый сахар и дистиллированная вода (лат.), т. е. сладкая вода.
251

Действительно ли так? Действительно ли Кондукторов 5 — любитель,
а не профессионал? Действительно такой-то «лег под» такого-то по
требованию Дяди Вани? Все эти новые вопросы дают новую пищу
бледному, холодному, бесстрастному любопытству серого, скучного
увлекающегося пошехонца.
Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало,— говорит Дядя
Ваня и устраивает для дитяти чемпионаты то французской, то швей-
царской, то истинно русской борьбы — на поясах, без поясов, на за-
просах, на поправках, на проектах и т. д.
А дитя в самом деле тешится и ведет себя паинькой. Но действи-
тельно ли оно искренно тешится и увлекается, или оно обманывает
Дядю Ваню, или же обманывает самого себя, или, наконец, все это
вместе,— тут сам черт не разберет.
«Наше слово». М«^л.,лл
31 января 1910 г. Мухомор
Перепечатывается впервые.
1 Шемякин — известный в 900-е годы борец. Лебедев — антрепренер, нахо-
дившийся в январе 1910 г. в Одессе.
2 Выдержка из статьи «Лебединая песня» (к характеристике так называемых
«чемпионатов»), опубликованной в московской газете «Утро России» 27 января
1910 г.
3 В Таврическом саду, в здании дворца заседала Государственная дума.
4 3 июня 1907 г. по манифесту царя была разогнана II Государствен на л
дума. Этот день знаменовал начало разгула столыпинской реакции.
0 Кондукторов — известный в Одессе борец.
95
А ЧТО, ВИДИТЕ?!
Вчерашний день был для меня днем величайшего нравственного
торжества.
Впервые за много лет журнальной работы почувствовал я, какая
власть торчит на кончике пера, умело обмоченного в чернила.
Впервые понял и ощутил я, что значит эта пресловутая «шестая
держава».
Впервые сознал я себя не каким-то «прицепи-кобыле-хвостом», за-
мухрышкой, пишущим в пустое пространство, а влиятельным государ-
252

ственным деятелем, слово которого может, как руль, повернуть бег
-отечественного корабля.
Какое удовлетворение, какая радость!..
Впрочем, вы, кажется, ничего не понимаете?
Дело вот в чем. Несколько дней тому назад я напечатал фельетон
«Мужской пол в опасности», в котором я предостерегал всех мужчин
и, конечно, прежде всего власть имеющих — не давать прав жен-
щинам.
И вот мое патриотическое слово было услышано, и первым плодом
моей проповеди явилась инструкция сенаторам, отправляющимся на
ревизию. Как уже знает читатель из телеграмм, членам ревизую-
щих комиссий запрещено брать с собою жен.
А что, видите?!
О, это великая победа мужского духа, а вместе с тем и того прин-
ципа культуры и справедливости, во имя которого я призывал бо-
роться с властью женского сословия.
В самом деле, представьте себе, что целая ревизующая комиссия
отправляется, например, в Варшаву с женами.
Не говоря уже о том, что многочисленные жены перессорятся в
дороге между собой, а следовательно, перессорят и мужей,— каково
будет положение членов ревизии на месте расследования?
Ревизор нападает на след страшного преступления, вопиющего
хищения, небывалого злоупотребления. Вот-вот он ухватит хвостик
той нити, по которой удастся размотать преступный клубок. Он с
жаром и страстью погружается в дело...
И вдруг!..
Прежде всего преступник, пронюхав, что напали на его след (а у
нас почему-то преступники знают об этом раньше, чем сами следова-
тели), старается действовать подкупом. Но ревизор неподкупен (у нас
искони ревизоры были неподкупны). Между тем на жене ревизора
появляется новое, неизвестное ему бриллиантовое колье, или какая-то
дорогая брошь, или еще нечто подобное-
Ревизору нужно сегодня вечером усиленно заняться делом, иначе
до завтра преступник заметет следы. Но вот является жена: она обя-
зательно должна поехать на бал и, конечно, с мужем. Он отказывает-
ся, она в слезы. Он убеждает, объясняет, доказывает,— она в истери-
ку. Он волнуется, сердится,— с нею припадок. Тогда ему остается
бросать все и ехать.
253

Ревизор засиделся ночью за спешной работой. Вместо следов пре-
ступника, он случайно наталкивается на следы романа его жены с его
чиновником для особо интимных поручений. Чиновник, по-видимому,
думает, что в этом именно и заключаются его обязанности. Но реви-
зор несколько иного мнения, и вот по всем бумагам, документам, от-
ношениям ползают признаки супружеской измены. Нужно написать
постановление об аресте интенданта А., ревизор же машинально впи-
сывает провинившегося чиновника. Выходит водевиль. И так далее...
Или еще случай: у ревизора умный, ценный помощник. Без него
он, как без рук. На нем вся ревизия держится. Но жены обоих не
ладят. Повздорили. Жена помощника сказала жене ревизора, что бу-
дет на приеме в темном платье, а пришла в светлом, чем подвела ее.
В результате помощник ревизора получает «высшее» назначение в
Туркестан, и ревизор оказывается как бы без рук.
И так далее, и так далее.
Ну, судите сами, может ли при подобных условиях идти правильно
работа по «обновлению» нашего правового строя?
Конечно, не может! Какое тут обновление, когда господство жен-
щин ведет, как я доказал в том фельетоне, к страшнейшей реакции:
к восстановлению докультурного быта.
И вы поймете, господа, нравственное удовлетворение журналиста,
сознающего, что его работа способствует благу и обновлению отече-
ства.
И особенно приятно убедиться', насколько лживы толки разных
либералов, кричащих, будто у нас не прислушиваются к голосу неза-
висимой прессы.
А вот же, прислушиваются!
т т Мухомор
«Наше слово»,
2 февра\я 1910 г.
Перепечатывается впервые.
Позод к фельетону дала следующая телеграмма корреспондента «Одесских но-
востей» из Петербурга: «Ревизия сенатора Нейдгардта выедет в Варшаву через
три недели. Выработана инструкция членам сенаторских ревизий. Между прочим,
им запрещается брать с собою жен» («Одесские новости», 31 января 1910 г.).
Незадолго до этого в Варшаве в военном ведомстве были обнаружены крупные
хищения.
254

96
ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА
Нас собралась небольшая1, но теплая компания: я, Собакевич и
херсонский депутат Новицкий 2-й.
Речь зашла, разумеется, о Государственной думе, о последних за-
конопроектах, о характерных прениях.
Остановились на дебатах по вопросу о местном суде.
Собакевич выразил удовольствие, что уцелела ст. 125.
— Теперь,— говорит он,— слава богу, если батрак в случае чего
заартачится, знай — подавай иск с требованием обеспечения его не-
медленно.
— Совершенно верно,— согласился Новицкий.— И умно сделали,
что приняли эту статью. А то понимаете, до чего дошло тяжелое поло-
жение нашего брата помещика.
Я приготовился слушать. Когда нам помещик говорит о тяжелых
временах и своем тяжелом положении, тогда наверное анекдотом кон-
чится...
Новицкий налил себе вина и продолжал.
— Вот, кричат про сельского батрэка: и беден-то он, и бесправен,
и эксплуатируют его помещики, и чего только нет. А вы только при-
смотритесь, так увидите, что не мы, помещики, его эксплуатируем, а
он нас!..
— Ну? —невольно изумился я.
— Вот то-то и оно-то!—подтвердил Новицкий, щелкнув язы-
ком.— Знаете ли вы, как нам этих самых батраков нанимать прихо-
дится? Бывали вы на базаре в горячее, страдное время?
— Нет, признаться, не случалось.
— Ara! A вы сходите... Придешь это на базар рабочего нанимать,
а он, с... с..., лежит кверху брюхом и нуль внимания. Окликнешь его,
а он вместо того, чтобы вскочить да переговорить толком, поднимает
заднюю ногу, а там у него на подошве, видите ли, цена мелом обозна-
чена...
Новицкий даже плюнул от отчаяния.
— Мерзавец! — проворчал Собакевич и опять стал уплетать
осетра.
— Да-с-лежит, греет пузо на солнце, а на наш вопрос 2 грязную
подошву показывает.
255-

— Ну, и что же вы делаете? — осведомился я.
— Да что же, батенька, волей-неволей приходится прочесть цену
я идти на компромисс. Иной раз рожу ему раскровянить хочется,
а молчишь. Положение-с: там хлеб осыпается, того гляди дожди хлы-
нут, где ж тут амбицию проявлять!
— А в другое время, не в страду, они тоже так лежат и цену на
подошвах пишут? — наивно спросил я.
Мои собеседники переглянулись и расхохотались.
— Ну, нет, батенька. Тогда на нашей улице праздник. Тогда мы
лежим кверху брюхом, задрав подошвы, а они, с... с..., по двадцать
раз ходят и просят, чтобы дать им за грош .работы! Хо-хо! Тут мы
с ними не церемонимся!..
— Так что вы в конце концов квиты. Сначала он лежит, задрав
подошвы, потом вы так лежите, потом опять он, потом снова и т. д.
Чем же вы недовольны?
Новицкий сделал обиженное лицо.
— Помилуйте,— сказал он,— фыркая,— неужели вы не понимаете,
что мы хотим лежать, задрав подошвы, а чтоб они просились на ра-
•боту, да по нашей цене...
— Л-а-а...
— Поняли?
— Понял, понял, как не понять!
«Наше слово», Мухомор
9 февраля 1910 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с обсуждением в Государственной думе законопро-
екта о местном судопроизводстве. Член думы, черносотенец Новицкий в своей речи
требовал дальнейшего укрепления суда в интересах господствующих классов
Реакционное большинство думы одобрило предложение Новицкого о принятии
ст. 125, согласно которой суды обязаны, при наличии договора истца о найме ра-
бочего на сельские работы, обеспечить иск при его предъявлении (т. е. наложить
арест на причитающийся заработок).
1 В тексте, видимо ошибочно, напечатано «большая».
2 В тексте ошибочно напечатано «ответ» вместо «вопрос».
256

97
МЫСЛИ ВСЛУХ
Творится что-то неладное. Перестаешь понимать самые простые,
установленные и освященные временем истины. Кому верить, на кого
полагаться, за кого держаться?
Вот депутат Лерхе серьезно уверяет, будто «вышел» такой «цир-
куляр», чтобы считать октябристов неблагонадежными. От кого этот
циркуляр вышел и в чем должно /выразиться подобное признание
неблагонадежности партии Гучкова и К0,— это Аллаху одному ве-
домо.
Что такое партия октябристов — это всякому на Руси достаточно
хорошо известно. Что такое неблагонадежность — это, разумеется,
еще лучше известно. Но как сочетать два эти понятия — над этим
даже самый рьяный прокурор может сломать голову.
Можете ли вы себе представить, например, того же Лерхе под над-
зором полиции, или Гучкова высланным из столицы административ-
ным порядком, или Лютце 1 прохлаждающимся в «не столь отдален-
ных»? Все это один анекдот.
Конечно, толки о неблагонадежности октябристов и о «вышедшем»
на этот счет циркуляре исходят от их ближайших конкурентов у об-
щественного пирога—националистов. Конечно, Балашову с братией
было бы очень выгодно опорочить октябристов в глазах кого следует,
отодвинуть их от кормила, к которому они усердно тянутся, и самим
занять это теплое местоположение. Но видно и впрямь близко свето-
преставление (помните о комете) 2, если так пало чувство самосохра-
нения у избранных классов. Ведь во всех странах и у всех народов,
наряду с конкуренцией промеж себя, искони существовала инстинк-
тивная солидарность по отношению к другим общественным группам,
не избранным. Солидарность эта подсказывалась «здоровым» чув-
ством самосохранения. «Прекрасно,— рассуждали обычно избран-
ные,— будем грызться из-за того, кому кушать головку и кому хво-
стик рыбины, но будем дружно стоять против поползновений
тех, кто не имеет исторического права прикасаться к рыбине». Так и
делали.
А теперь смотрите какой разврат: брат на брата кричит «слово и
дело». Вместо того, чтобы спокойно, по-братски, более сильный дал
менее сильному по загривку и скушал его порцию чечевицы, не вынося
17 в. в. Боровский 257

сору из избы, он начинает с того, что кричит «караул», зовет горо-
дового и подрывает авторитет и доверие.
Вы только присмотритесь, какой ужас получается: националисты
объявляют неблагонадежными октябристов. Правые давно точат зубы
на националистов и не сегодня-завтра объявят их «вне закона». А тут
уж готов протест против благонадежности крайних правых. Та самая
Молдаванка, которая искони выбирала в Государственную думу Пу-
ришкевичей, Крушеванов, Синадино3 и пр(очих) столпов благонадеж-
ности, обращается от имени полутора миллионов молдаван с адресом
к... Гегечкори \ приветствуя в нем защитника национальностей и объ-
являя неблагонадежным Пуриша.
А теперь вспомните об организованном недоверии кадетов к край-
ним левым, а октябристов к кадетам, и у вас получится замкнутая
цепь недоразумений и недоверий.
Националисты объявляют неблагонадежными октябристов, пра-
вые — националистов, левые — правых, кадеты — левых, октябри-
сты — кадетов, националисты — октябристов и т. д. и т. д. Одним
словом, дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку и пр.
Войдите теперь в положение нашего брата обывателя. Хочется
быть благонадежным, ужасно хочется. Это и спокойнее, и благора-
зумнее, и безопаснее. Но как тут быть благонамеренным, когда под
ногами шатается почва, когда самое понятие благонадежности оказы-
вается зыбким и ненадежным, как трясина, когда, примкнув к самой
архиблагонамеренной партии, можете назавтра оказаться неблагона-
меренным и разрушителем основ.
Положительно, нет ничего прочного в нашей жизни, мы живем
на вулкане, в какой-то Мессине5, из которой и бежать-то некуда.
Неудивительно, что при такой неустойчивости бытия развивается в
людях и непрочное мышление. Психология обывателя стала психоло-
гией пира во время чумы. Если уж Пуришкевич может оказаться не-
благонадежным, то будем же предаваться наслаждениям, ибо дни зем-
ного шара сочтены! Если уж насчет октябристов «выходят» цирку-
ляры, так будем же порочны, ибо видно не зря приближается к земле
комета Галлея!..
Как же тут жить?
. т Профан
«Наше слово».
11 февраля 1910 г.
258

Перепечатывается впервые.
1 Аерхе, Аютце — члены Государственной думы, октябристы.
2 Упоминание кометы Галлея связано с распространившимися слухами о том,
что комета приближается к Земле и грозит ей катастрофой.
3 Сын едино — крупный бессарабский помещик и банкир, активный деятель
черносотенного «Союза русского народа».
4 Гегечкори—член социал-демократической фракции Государственной думы.
5 В 1908 г. в Мессине (Италия) произошло сильное землетрясение.
98
ДОБЫВАНИЕ ИСТИНЫ
Недавно в газетах промелькнуло известие, что папаша и сынок
Зайченки и некто полковник Скорняков изгнаны из местного «Сою-
за русского народа».
Это произвело впечатление.
Сначала публика подумала, что тут интрига д-ра Ценовского \ по-
том стали винить тегеранский энджумен, а потом как-то замолкли и
забыли про папашу, и про сынка, и про полковника.
Но ни папаша, ни сынок, ни полковник не хотели забыть про себя
и не хотели, чтобы публика про них забыла.
И вот в газетах появилось новое известие, что папаша и сынок
Зайченки и некто полковник Скорняков подали прошение о разреше-
нии им открыть в Одессе новый союз под названием «монархический».
И опять это произвело впечатление.
Сначала публика подумала, что союз будет бороться с порногра-
фией, потом начали догадываться, что он направлен против персид-
ской конституции 2, а потом опять забыли и про папашу, и про сын-
ка, и про полковника.
Но и папаша, и сынок, и полковник в тишине работали, не покла-
дая рук.
И вот плодом их работы явился неожиданно для всего человече-
ства новый орган: «Южный богатырь» 3.
Кто в сущности из них троих является богатырем: папаша, или
сынок, или полковник — в газете не разъясняется. Допустим, что они
все трое богатыри. Ибо дело избрали они себе поистине богатырское.
Как ни как, а появление газеты снова произвело сенсацию.
Теперь уже публике не приходилось догадываться, так как из га-
17* 259

зеты ясно было, что она, и новый союз, и трое основателей — все на-
правлено единственно и всецело против графа Коновницына.
Что и папаша, и сынок, и полковник вполне разделяют политиче-
скую программу графа Коновницына, об этом ясно свидетельствуют
выразительные заголовки на страницах:
«Россия в опасности, объединяйся, русский народ».
«Жиды должны быть обязательно выселены из России».
«Государственная дума должна быть распущена».
По этим симпатичным заголовкам можно судить, что и граф Ко-
новницын, и шапаша, и сынок Зайченки, и некто полковник Скорня-
ков люди одного лагеря.
А если люди одного лагеря говорят друг про друга, тогда человек
другого лагеря помалкивай, да послушивай,— тогда кое-что узнаешь.
А из речей «Южного богатыря» мы узнаем, что граф Коновницын
отличается странной нервной болезнью, которую можно бы назвать
«безотчетностью».
Он органически не выносит отчета.
Поступают, например, суммы в союз,— граф тратит, т. е. расхо-
дует их, а отчета в них принципиально не дает.
Болезненно не дает отчета, до припадков не переносит отчетности.
Из-за этого нервного порока сколько уже неприятностей было.
Во-первых, когда два года тому назад группа членов союза поин-
тересовалась отчетом, граф Коновницын обиделся и отказался дать
его.
И отказался исключительно по тому соображению, что дать от-
чет, значило бы проявить «измену русскому народу». И сколько его
ни убеждали, он ни за что не хотел изменить русскому народу.
Тогда группа членов, очевидно менее твердая по части измены,
ушла из союза и образовала свой «Союз русских людей».
Прошел благополучно год. И опять нашлась группа членов, поин-
тересовавшаяся отчетом.
И опять граф Коновницын заявил, что дать отчет значит «изме-
нить русскому народу», на что он не согласен.
И опять группа членов ушла из союза и образовала свой «Союз
Архангела Михаила».
И еще прошел год. И снова нашлась группа членов союза — на
этот раз это были папаша и сынок Зайченки и некто полковник Скор-
няков,— потребовавшая отчета.
260

И снова граф Консшницын, твердый в своих принципах, отказался
совершить «измену русскому народу». И снова группа ушла и осно-
вала свой «Южный монархический союз».
А граф Коновницын стойко и непоколебимо держится за свои
принципы и не дает отчета.
Таков уж этот безотчетный граф.
Только нехорошо, что «Южный богатырь» непочтительно отзы-
вается о такой почтенной особе, как «прачешный» граф. По славам
новой газеты, праф Коновницын «пьяница», «вор» и даже «убийца»,—
правда, убийца не людей, а союзов, но все же убийца.
Впрочем, воздержимся. Мы выслушали только одну сторону. На-
деемся, что граф не останется в долгу и как опытный «прачешник»
промоет косточки своих друзей из новой газеты.
Ведь истина узнается из столкновения мнений.
тт Мухомор
«Наше слово», ^ г
12 февраля 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
Поводом к нему явились сообщения печати о раздорах в Одесском отделе «Со-
юза русского народа», совет которого исключил отца и сына Зайченко, а также
полковника Скорнякова за их жалобы на нечистые финансовые дела предводителя
одесских черносотенцев графа Коновницына.
1 Доктор Ценовский — либеральный журналист, сотрудник «Одесских ново-
стей», разоблачивший преступления черносотенца Зайченко (см. прим. к фельетону
«Мужской пол в опасности», № 93) и подвергшийся за это избиению со стороны
черносотенных хулиганов.
2 Автор упоминает о персидской конституции в связи с тем, что Зайченко, бу-
дучи консулом персидского шаха в Одессе, выступал против революционного дви-
жения персов.
3 «Южный богатырь» — махровый черносотенный листок, издававшийся в
Одессе в годы реакции.
99
ДВАДЦАТЬ ДВА НЕСЧАСТЬЯ
Фигура чеховского Епиходова, по-видимому, является живым сим-
волом всей нашей несуразной общественности, спотыкающейся на
ровном месте и блуждающей по-пошехонски между трех сосен.
261

За что бы мы ни взялись — непременно ждет нас какое-то зло-
ключение, сторожит какое-то несчастье. И на каждом шагу несчастье,
по двадцать два несчастья в сутки.
Не так давно приостановилась жизнь целого города из^за небы-
валой грязи. Все стало. Школы закрылись, сообщение было прерва-
но, население начало ощущать голод,— одним словом, настоящее
народное бедствие, отражавшееся на злополучных бендерцах 1 гораздо
сильнее, чем парижское наводнение на парижанах.
А всего только родная грязь выступила из берегов и начала гу-
лять по городу.
Попробуйте рассказать эту историю какому-нибудь иностранцу,
даже бывавшему в России, а следовательно, выдавшему виды, и он
сочтет это за шутку дурного тона.
А у нас такие скверные шутки представляют самую доподлинную,
самую что ни на есть родную действительность.
Или расскажите какому-нибудь европейцу о наших больницах,
о том, как крысы закусывают спинами и коленями больных 2.
Если вы расскажете это даже в исправленном изложении го-
родского контролера Нагорского3, и то вас заподозрят в мистифи-
кации.
Допустим, скажут, что больницы несовершенны. Допустим, что
даже крысы могут завестись в здании больницы. Но чтобы крысы
свободно гуляли по палатам и даже обрабатывали спины больных —
это, иэвините-с, рассказывайте кому-нибудь другому. Мы ведь знаем,
что даже существам почище крыс никто не позволит в России гулять
свободно.
А вот вам еще факт, достойный Епиходова.
Есть на Руси город Вязьма. Та самая Вязьма, где изготовляются
знаменитые пряники. Та самая Вязьма, куда просился чеховский
актер, когда почуял приближение смерти («Актерская гибель»).
И, вот, эта самая Вязьма обладает роковыми для актеров свой-
ствами.
Пришла бешеная собака в Вязьму и перекусала всех актеров.
Только актеров, специально актеров.
Искусала труппу и опять ушла.
В старых легендах — например, о Лаокооне — случается, что вы-
лезает нивесть откуда некое чудовище, пожирает .провинившегося
героя и опять исчезает.
262

То же самое и с несчастными вяземскими актерами.
Чем они провинились,— не знаем. Что актеры вообще народ не-
надежный и требуют сугубого внимания начальства,— это факт.
Всего два дня тому назад николаевским властям пришлось при-
нять меры против актерских вольностей. Вздумали, видите ли, в ан-
тракте сообщить публике полученное печальное известие о кончине
В. Ф. Комиосаржевской 4.
Так вот и вяземских актеров укусила бешеная собака.
И артистическая жизнь Вязьмы сразу замерла. На стене театра
вместо ярких афиш висит одинокое объявление, что спектакли при-
остановлены по причине бешеной собаки.
Такова судьба родного искусства и родной науки.
Школы закрываются от непролазной грязи, больницы страдают
от самоуправства крыс, театры бездействуют от бешеных собак.
Положительно — двадцать два несчастья.
Соорудят аэроплан, а только в магазине висеть умеет. Выберут
депутата, а он боится в думу идти. Снарядят плавучую выставку, а ее
никто смотреть не хочет.
Вечно двадцать два несчастья, всюду двадцать два несчастья!
Ну, как тут не поправеть!
.Наше слово,, Мухомор
18 февраля 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Эти факты, имевшие место в городе Бендеры, на берегу Днестра, под Одессой,
Боровский почерпнул из газетных сообщений.
2 В те дни газеты сообщали о чудовищных безобразиях и беспорядках, царив-
ших в больницах Одессы, Харькова и других городов. В Одесской городской боль-
нице развелось множество крыс, которые не давали покоя больным.
3 Махинации городского финансового контролера Нагорского Боровский разо-
блачил в фельетоне «В кривом зеркале», напечатанном в «Одесском обозрении»
19 октября 1908 г.
4 Комиссаржевская Вера Федоровна (1864—1910) — выдающаяся русская
актриса.
263

100
МЫСЛИ ВСЛУХ
От времени до времени мы узна-ем кое-что о планах нашего прави-
тельства... из заграничных газет. Так, корреспондент одной француз-
ской газеты передает свою беседу с председателем совета министров
П. А. Столыпиным. По словам француза, П. А. Столыпин признает,
что у нас уже наступило «успокоение»; он находит, что нужно дать
свободы, но... для этого сначала нужно воспитать граждан, достой-
ных свободы. Сначала!
Это «сначала» и «потом» неотступно преследуют все наши попыт-
ки двинуться вперед. Когда-то, года два-три тому назад, когда пуб-
лика усиленно намекала, что пора бы дать некоторые реформы, обе-
щанные манифестом, нам отвечали: сначала успокоение, а потом ре-
формы. Иначе никак нельзя.
И сколько ни старалась одна сторона доказывать, что беспокой-
ство в сильной мере зависит от отсутствия реформ, другая сторона
неизменно твердила: н^т-с, сначала дайге нам успокоение, а потом мы
дадим ррфогмы.
Во\о:-нсзолей пришлось гтомкж. y ься fi этом и дать сначала успо-
коение.
И вот пришло успокоение. Сам премьер признает его — если ве-
рить французскому корреспонденту (а кому же верить, ^сли только
через него и можем что-либо узнать?).
Казалось, теперь вот-вот наступят обещанные реформы. Аь нет!
Оказывается, что сначала надо воспитать граждан, доыойных , зог> ^
ды, а потом уже давать самую свободу.
Возникает вопрос: как же и в какой промежуток времени мож<*т
воспитаться поколение этих граждан, достойных свободы?
Произведите приблизительный расчет.. Воспитывать человека не-
обходимо, как всякому известно, с самого юного возраста. Некоторые
говорят даже, что с самой колыбели. Мы не будем та!К требователь-
ны,— ведь нам страсть как хочется этих реформ! Допустим, что гра-
жданское воспитание достаточно начать внедрять с первого класса
гимназии (приблизительно в этом возрасте у нас молодежь начинает
заниматься политикой).
Итак, считая, что уже год существует успокоение, что в первом
264

классе юношам 10 лет от роду и что гражданами они становятся в
21 год,— придется исчислить срок наступления реформ через 10 лет.
Не ранее, как через 10 лет могут начаться реформы. А так как раз-
ных свобод имеется (т. е. предполагается) не менее десятка, то осу-
ществление их продлится, очевидно, тоже около десяти лет. Так что
лет через двадцать у нас уже будут все реформы.
Ну, с этим еще можно жить. Ведь нам не к спеху. Тише едешь,
дальше будешь. Зато теперь-то мы уже наверное знаем, когда ждать-
обещанных свобод.
«Наше слово», Профан
19 февраля 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
101
СРЕДСТВО ОТ БЕЗРАБОТИЦЫ
Мой коллега Берендей с большим чувством пишет о безработице 1.
Но говоря между нами,— в его статьях чувствуется, что он — че-
ловек очень непрактичный и не умеющий найти быстродействующее
средство против безработицы.
Другое дело люди практики. Вот, например, администрация Жи-
ловских рудников в Донецком районе 2.
На этих рудниках тоже страдают от безработицы. Прежде всего
страдает сама администрация; для нее работа заключается в сбыте
угля и получении денежек. Но теперь, говорят, кризис, а потому сбыт
затруднен, а получение денежек и того пуще.
Администрация Жиловских (и многих других) рудников страдает
от этой безработицы и опасается от нее только тем, что рассчитывает
рабочих, т. е. переносит безработицу на их хребты.
Впрочем, в оправдание администрации надо сказать, что она во-
все не по злой воле увольняет рабочих. Она с удовольствием бы оста-
вила их у себя и предоставила им работу, если бы они не требовали
заработной платы или согласились бы брать, скажем, одну треть
условленной платы.
265-

Но необразованные рабочие никак не хотят войти в бедственное
положение администрации рудников и требуют за свой труд полное
вознаграждение. Поневоле приходится увольнять этих невежествен-
ных и невежливых людей.
Рабочие, очутившись без куска хлеба, делают всякие необду-
манные поступки. Администрация же, оказавшись в положении без-
работной, сейчас же придумала средство от безработицы для себя
и для рабочих.
Узнав, что в нашем отечестве в наибольшем спросе сейчас один
товар — тюремные помещения, администрация предложила рабочие
казармы на своих рудниках под тюрьму. С тем, конечно, условием,
чтобы арестанты работали на рудниках.
Неправда ли, остроумный план? Правительство заарендует рабо-
чие домики (платя за них хорошую мзду) и устроит гигиеническую
каторжную колонию (на это Государственная дума денег даст!). Аре-
станты будут работать по 20 коп. в день, а администрация продавать
уголь и получать прибыли рубль на рубль. И безработицу админи-
страции как рукой снимет.
А рабочие?
Да неужели вы еще не догадываетесь? Ведь рабочие имеют полную
возможность поступать в арестанты (это так лепко!), вопрос о без-
работице разрешится, как видите, очень просто!
ту Мухомор
«Наше слово»,
27 февраля 1910 г.
Перепечатывается впервые.
1 Берендей — псевдоним А. Мурова, одесского журналиста, с которым Во-
ровский работал в «Одесском обозрении» и в «Нашем слове». В ряде статей, опуб-
ликованных в «Нашем слове», Берендей вскрывал причины безработицы, раз-
облачал алчность и хищничество предпринимателей. В годы советской власти
А. Муров, вплоть до своей смерти (1957), работал в ТАОС.
2 Газеты сообщали о застое в Донецком бассейне, о массовых увольнениях
рабочих, в частности, на крупных рудниках Жилкина и Радакова. По-видимому, в
фельетоне ошибочно «Жиловских» вместо «Жилкинских». В своем письме в Госу-
дарственную думу шахтеры жаловались на резкое ухудшение условий труда, на
систематическое нарушение хозяевами и без того куцых прав (рабочих.
-266

102
МЫСЛИ ВСЛУХ
В городе Пскове, в магазине некоего миллионера-купчины Плюш-
кина, приказчики высекли, по распоряжению хозяина, магазинного
мальчика Яковлева.
И когда на них посыпались упреки за самоуправство, они указали,
что действовали на основании Торгового устава.
Читатель, наверное, не имеет понятия о нашем Торговом уставе.
Увы, действительно, согласно этому уставу, можно свободно высечь
магазинного мальчика. Я думаю, что при некоторой наклонности к
толкованию законов, можно высечь «по уставу» даже взрослого при-
казчика.
В самом деле, 'пункт 13 Отделения второго «Об исполнении дого-
вора и обязанностях приказчика» говорит:
«Приказчика, ведущего беспорядочную и развратную жизнь, до-
зволяется хозяину унимать домашнею строгостью». Вот и подумайте,
до каких пределов по закону должна простираться эта «домашняя
строгость»? Можно ли в силу этой «строгости» оттаскать приказчика
за вихры? Можно ли его поколотить? Можно ли его высечь? Строго
говоря — можно. Ибо под «домашней» строгостью надо понимать все
те меры «обуздания», которые по закону и по обычаю допустимы в
семейном быту. А закон и обычай предоставляют всякому отцу право
телесного наказания его ребенка.
Мы думаем, что, следуя строго Торговому уставу, можно безот-
ветственно сечь даже взрослых приказчиков.
Ну, а о малолетних не может быть и сомнений. О них Торговый
устав говорит откровенно, без всяких обиняков:
«Малолетние сидельцы за шалости наказываются розгами при
хозяине или родителях в доме» (Отделение пятое, прим. к пунк-
ту 37).
Тут уже бесспорно, что Плюшкин высек мальчика «на законном
основании». Можно возмущаться его дикостью, но юридически он
вполне прав. Чего вы хотите от разжиревшего Разуваева, когда закон
предоставляет ему полное право гулять розгой по спине малолетнего
приказчика? Ему ли, воспитавшемуся на обожании розги, быть гу-
маннее самого закона?
267

Устав торговый составлялся в то «доброе» старое время, когда
розга считалась более сильным и действительным воспитательным
средством, чем букварь. Неудивительно, что он пропитан духом
«обуздания» при помощи «домашних средств». Жизнь, конечно, да-
леко опередила понятия того времени, и отношения между торговцами
и их приказчиками стали из патриархальных чисто денежными. Но
устав сохранился во всей своей древней красоте. И теперь, когда ка-
кому-нибудь самодуру вздумается показать свою хозяйскую удаль
на шкуре слабого маленького существа, он смело может прикрываться
уставом.
Негодовать на такого субъекта, конечно, можно, но это пустое
занятие. Гораздо полезнее и разумнее воздействовать на тех приказ-
чиков его, которые берут на себя роль истязателей в угоду хозяину.
Хозяйская власть, бесспорно, велика, но есть вещи, которые не оправ-
дываются ни страхом перед хозяином, ни боязнью расчета, ни при-
зраком голода.
Примечание для Винницы: Я не сторонник розог 1
«Наше слово», Профан
14 марта 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Явно ироническое «Примечание для Винницы» вызвано тем, что один из вин-
ницких читателей, лишенный чувства *омора, принял всерьез фельетонные «раз-
мышления» Мухомора-Воровского, надевшего на себя маску реакционера и обыва-
теля.
103
ПЕРЕВОРОТ
Всякому уважающему себя россиянину известно, что существует
княжество Монако, ибо в этом княжестве имеется премилый городок
Монте-Карло, где принято опускать очередной урожай.
Однако россияне, спускающие в Монте-Карло урожай, по боль-
шей части и не подозревают, что в великом монакоком государстве
идет глухая политическая борьба.
268

Надо знать, что Монако наиболее абсолютистская страна во всей
Европе, а, может быть, даже и во всем мире.
Герцог Монако — неограниченный князь, и его подданные не
имеют никаких политических прав.
И, главное, они совершенно бессильны, ибо, по замечательному
внутреннему устройству, в Монако не герцог и его двор существуют
за счет населения, а как раз наоборот: население существует на счет
своего герцога.
Это невероятно, но это так.
Тайна замечательного финансового устройства этого герцогства
заключается в том, что государственный доход поступает исключитель-
но с знаменитого игорного дома. Других доходов монакское казначей-
ство не знает, да и не может знать.
Ибо все княжество таких размеров, что если взрослая собака ля-
жет, то хвост ее уже оказывается за границей.
С такого громадного владения, конечно, и на папиросы не со-
берешь.
Но зато игорный дом, где спускают урожай, дает дохода много
и много миллионов. Около этого игорного дома кормится в конце
концов и ©ся страна, ибо других промыслов там не имеется.
Казалось бы, какого рожна еще надо: живи, кормись и дай спо-
койно иностранцам спускать урожай, а герцогу пользоваться
доходами.
Но нет. Дух мятежа проник в эту безмятежную Аркадию.
Несколько времени тому назад вся Европа была потрясена тревож-
ными телеграммами о вспыхнувшей в Монако революции.
Все население в количестве 115 мужчин и 125 женщин высыпало
на улицу и потребовало конституции.
— Подавай нам конституцию,— кричало все население,— мы тоже
не лыком шиты!
Многочисленное войско монакское — в количестве 33 высших и
низших чинов — не могло рассеять народных масс, сразу оценивших
всю прелесть доходов с казино. Революция началась.
И вот вчера телеграф принес известие, что князь монакский решил
даровать своему народу конституцию.
Это известие должно, как громом, поразить всю европейскую пуб-
лику, привыкшую спускать в Монако урожай. Помилуйте, был до сих
пор один-единственный уголок в Европе, где можно было чувствовать
269

себя хорошо и уютно, «дали от парламентов, всеобщих голосований, де-
мократической толпы и судебных властей.
И вдруг — и здесь (конституция. Вместо милого князя монакского
будет теперь какой-то парламент, вместо подданных — граждане, и
уютный игорный домик на берегу Средиземного моря превратится в
«национальное достояние».
Гибнет культура! Гибнет красота! Гибнет «руж э нуар»! Где же
буде)М спускать очередной урожай?!
u Мухомор
«Наше слово»,
18 марта 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
104
ЗВЕРИНЫЕ ВРЕМЕНА
В редакцию газеты «Речь» ! кто-то сообщил по телефону, что будто
бы в Выборге подвергся избиению депутат Милюков, а в Висбадене —
депутат Ниселович.
Конечно, это сообщение было, просто глупой шуткой какого-то
остряка, вероятно, из правых недругов этих депутатов.
И в другое время такая шутка и была бы принята и понята как
глупость, на которую не стоит обращать внимания.
Но мы живем во времена звериные, когда насилие над человеком,
не угодившим кому-нибудь своими суждениями, является обыден-
ною вещью.
Уж если депутатов неприятных просто-напросто убивали ?, то чего
же удивляться, что их только избивают?
А потому ничего нет удивительного, что редакция «Речи» приняла
глупую шутку всерьез и поспешила осведомиться по телеграфу о судь-
бе обоих депутатов.
Наш короткий «конституционный» опыт научил нас ничему не
удивляться.
Выдумайте самую нелепую шутку, расскажите самую фантастиче-
скую историю про кого-либо из оппозиционных депутатов,— и вам
270

поверят. И если даже выразят сомнение в возможности чего-либо по-
добного, в душе все-таки подумают:
— Черт подери, ведь у нас все возможно. Ибо звериному времени
свойственны звериные нравы.
«Наше слово», Мухомор
15 апреля 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 «Речь» — орган кадетской партии, выходила в Петербурге с февраля 1906 г.
по октябрь 1917 г.
2 Боровский имеет в виду убийство черносотенцами либеральных депутатов
Государственной думы Герценштейна и Иоллоса. См. прим. к фельетону «Переиме-
нования» (№ 15).
105
КРАСНОЕ ЯИЧКО БЕЗРАБОТНОМУ ЛЮДУ
Как хорошо, что на свете имеются добрые люди!
Добрые, обеспеченные, праздные люди, которые могут посвящать
свои досуги размышлениям над судьбой «обездоленных» и «несчаст-
ных».
Если бы не эти добрые, сытые люди, жизнь бы стала совсем не-
вмоготу...
33 таких добрых человека основали в Петербурге «Общество для
борьбы с безработицей».
Безработица! Вот язва нашего капиталистического общества. Пло-
хие времена у промышленности — сокращается производство, и десят-
ки, а то и сотни тысяч тружеников выбрасываются с семьями на
улицу.
Хорошие времена у промышленности — усиливается производство,
вводятся новые, более совершенные машины,— и опять десятки, а то
и сотни тысяч рабочих оказываются лишними.
Как ни кинь — все клин.
Ибо образование армии безработных представляет обычное, не-
обходимое и неотвратимое явление капиталистического строя.
271

Устранить безработицу—да ведь это задача, осуществление кото-
рой может обессмертить имя того, кто найдет средство искоренить это
общественное зло.
Как же не радоваться начину 33-х добрых людей?
Однако в чем же секрет этих добрых людей? Какими средствами
думают они освободить общество от безработицы?
Послушаем их.
Вот что {рассказал учредитель общества г. Б. В. Ницберг сотруд-
нику одной газеты:
«По статистическим данным, «а Руси имеется 8 000 000 нищих и
почти такое же число всякого рода несчастных людей, в том числе и
психически ненормальных, остающихся без всякого призрения.
Между тем народные бедствия растут не по дням, а по часам,
• отражаясь на правильном развитии государственной и общественной
жизни.
Главная причина столь широкого развития нищенства и различ-
ных преступлений то, что у нас в настоящее время имеется громадная
-народная масса голодных безработных рабочих, служащих и других
трудовых лиц».
Так говорит г. Ницберг.
Это значит: промышленная безработица создала массу голодных
людей; голодовка безработных вызывает нищенство и преступление;
нищенство и преступление очень неприятно отражаются на спокойном
существовании имущих классов, нарушая «правильное развитие об-
щественной жизни». Другими славами, 33 добрых человека заботятся
прежде всего о том, чтоб устранить неприятности, причиняемые «об-
ществу» голодными безработными.
Можно с двух сторон смотреть на безработицу.
Во-первых, можно бороться с нею потому, что она поражает гро-
мадные массы беднейшего населения — этой опоры всего общества,
что от нее страдают, вырождаются, гибнут трудовые слои общества.
Это будет широкообщественная точка зрения, и во имя ее придет-
ся устранить самую безработицу, бороться с теми промышленными
уродствами, которые ее порождают.
А во-вторых, можно смотреть на безработицу, как на зло, угро-
жающее спокойному существованию тех слоев, которым приходится
опасаться всяких крайностей со стороны голодных.
Это будет узкомещанская точка зрения. Во имя ее приходится
.272

устранять не безработицу, а безработных; бороться с некоторыми
неприятными последствиями современного быта, не касаясь основ его.
Вот на этой второй точке зрения и стоят г. Ницберг и 33 добрых
человека.
Они не пытаются «смотреть ib корень», не стараются познать ис-
тинную, глубокую 'причину безработицы. Они только познают, что
безработица образует массу голодных, которые назойливо пристают
на улице, прося на хлеб, а в темную ночь могут и ib карман залезть.
И вот, чтобы устранить это препятствие «правильному развитию
государственной жизни», г. Ницберг и 33 добрых человека решили
основать новое общество.
Они думают устраивать земледельческие колонии, где «безработ-
ные обоего пола, взрослые и подростки, одинокие и семейные, получая
полный пансион и посильный заработок, будут посильно трудиться»
и т. д.
Конечно, со стороны добрых, обеспеченных людей уже большой
шаг вперед, что они такими мерами хотят бороться с безработицей.
Однако не надо быть пророком, чтобы предсказать неизбежное
будущее подобного начинания: либо оно выродится в скверную заба-
ву благотворительствующих добрых людей и будет только развра-
щать попадающих туда безработных; либо оно станет средством су-
губой эксплуатации голодных, и «непосильный» труд их будет воз-
награждаться «посильными для предпринимателей» заработками.
Так или иначе, а вопроса безработицы это не разрешит, и притом
вряд ли оградит общество от «широкого развития нищенства и раз-
личных преступлений».
т, Профан
«Наше слово»,
18 апреля 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
106
МЫСЛИ ВСЛУХ
Авиация стала уже такой же всезахватывающей злобой дня, как
в недавнее время порнографическая литература, а еще раньше поли-
тика. Очевидно, имеется какой-то специальный слой публики, кото-
рый только и ждет, чем бы увлечься, благо настоящего дела и проч-
ных вкусов у него нет.
■J8 в. в. Боровский 273

Возьмите любую столичную газету — и вы подумаете, что в Рос-
сии ничего не осталось, кроме аэродромов и поднимающихся с них
аэропланов. Все ушло в тень. На виду одна авиация.
И вот это увлечение весьма 'поучительно сопоставить с тем, кто
руководит сейчас этой авиацией, кто является ее хозяином, кому на
пользу идет это увлечение публики полетами.
Если вы заглянете в общую или специальную прессу по этому во-
просу, вы узнаете, что авиация — дело «национальное», что от нее
зависит успех государства во время войны, что опыты с полетами
имеют громадное научное и стратегическое значение.
«Хорошо поет собака», а между тем пока что, пока государство
сможет использовать «опыт», ловкие дельцы насыщают свои карма-
ны и свои честолюбия за счет увлечения публики *.
Всем нам знакомый авиатор Ефимов 2 летает, оказывается, в Ниц-
це «в пользу» какого-то фабриканта коньяка. Ефимов летает, публи-
ка платит, а деньги прикарманивает фабрикант. Да и на родине дело
обстояло не лучше.
В сущности говоря, какое отношение к авиатике имеют все эти
сынки богатых родителей, образующие собою спортивную «золотую
молодежь» и решающие судьбы русской авиатики благодаря толстой
мошне? Если они так радеют об успехах воздухоплавания, 'почему бы
им не надеть рабочую блузу и не начать самим летать на пользу «оте-
честву»? Но нет, это слишком рискованно для господ горе-спортсменов.
Другое дело, когда за них летают наемные человеки, а они безопасно
сидят у себя в банках или конторах и пожянают чужие лавры.
Помилуйте, какое удовольствие сказать в спортивном кружке:
«мой аэроплан», «мой авиатор» — а все кругом охают: «Посмотрите
на него, это тот самый, который выписал себе аэроплан и имеет своего
авиатора»! Совершенно так же, как имеет свой выезд, свой автомо-
биль, свою яхту.
Авиатор летает, получая за это жалованье, при случае он ломает
шею и моментально заменяется другим авиатором, а спортсмен остает-
ся жить, сохраняет здоровье и славу, а при случае зарабатывает на
полетах «своего» авиатора.
Как видите, шока что «национальное» дело оказывается просто
коммерческим делом, попавшим в руки капиталистов и ловко эксплуа-
тируемым ими.
«Наше слово», ПООфпН
1 мая 1910 г.
274

Фельетон перепечатывается впервые.
1 В Одесском клубе любителей воздушного спорта,— и это было характерно
не только для Одессы, но и для других городов,— главенствующую роль играли
представители наиболее богатых буржуазных семей. Боровский, несомненно, знал,
какой эксплуатации подвергался со стороны одесского магната Анатра, один из пер-
вых русских авиаторов, Сергей Уточкин, который являлся для ловкого дельца ору-
дием обогащения. Находясь в материальной зависимости от Анатра, Уточкин, этот
«король спорта», как называли его в иностранных газетах, в глазах буржуазных ме-
ценатов был лишь странным оригиналом, которого они, когда он стал им не
нужен, упрятали в психиатрическую больницу, где Уточкин и умер. Тяготы, испы-
танные Уточкиным, были знакомы и другим первым русским авиаторам.
2 Ефимов, M. H., один из первых русских летчиков, долгое время бедствовал
и вынужден был уехать в Париж. Своими полетами прославился не только в Рос-
сии, но и за рубежом, особенно во Франции.
107
ЗАГАДОЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ
Третьего дня на море под Одессой произошло совершенно небы-
валое и безусловно загадочное явление.
Когда выехала в море яхта проф. Сапежко, ехавшие на яхте вдруг
заметили <в отдалении какую-то сплошную массу, похожую на громад-
ное стадо плывущих гусей.
Жирных, упитанных, аппетитных гусей, которые плавают обыкно-
венно около выгодных, субсидируемых предприятий.
Когда пассажиры яхты вооружились биноклями, они разглядели,
что розоватая масса действительно состоит из громадного количества
каких-то больших птиц.
У этих птиц были длинные, цепкие клювы, доказывающие, что они
привыкли хватать и не любят выпускать раз схваченного.
У них были объемистые жирные животы, свидетельствующие о
великолепном аппетите и большой прожорливости.
Они держали себя вполне независимо и свободно, как у себя дома,
и не считали нужным соблюдать правила, установленные для судов.
По всем этим признакам ехавшие в яхте сразу определили, что
означенные птицы — пеликаны.
Это, конечно, должно было особенно заинтересовать катавшихся
одесситов, и они начали подплывать к птицам.
18* 275

Когда яхта приблизилась уже сажен на двадцать, пеликаны мед-
ленно, но с большим шумом — эти птицы очень любят шумиху —
начали подниматься.
Наблюдателям удалось только выяснить, что птицы заплыли в
Одессу с определенной целью разыскать какого-то своего родствен-
ника, приглашавшего их на большой вечер по поводу победы над
«еврейским засильем» в Кредитке.
Конечно, пассажиры яхты поспешили объяснить несчастным пти-
цам, что предполагавшийся вечер отменен по не зависящим от устрои-
телей обстоятельствам.
«Наше слово», Мухомор
1 мая 1910 г.
Перепечатывается впервые.
30 апреля 1910 г. «Одесские новости» опубликовали короткую информацию о
том, что в Одесском заливе появилось стадо пеликанов, навстречу которому от-
правилась на яхте «Леда» группа биологов во главе с профессором К. М. Сапежко.
Почти дословно пересказывая содержание информации, Боровский вместе с тем
создал острую сатиру на председателя Одесской городской управы черносотенца Пе-
ликана.
По свидетельству современников, выступление Воровского против Пеликана
явилось одной из причин закрытия властями «Нашего слова».
.108
МЕЖДУ ПРОЧИМ
«СОЗНАНИЕ НАРОДА»
Если сильные мира сего начинают ссылаться на «сознание» или
«волю» народа, тогда слабым сего мира не сдобровать. Обыкновенно
всякие проявления народных чувств (кроме чувства беспредельной
преданности) складываются у нас в особых местах, известных под со-
бирательным названием: «куда Макар телят не гонял». Но есть спе-
циальная категория этих чувств, которая тщательно отбирается и под
соответствующим номером хранится в канцеляриях. К этой катего-
рии относятся, так сказать, «боевые» чувства. Например, «чувство
негодования народа по »поводу некоторых тлетворных учений», или
«чувство возмущения народа еврейским засилием» и т. п. И хотя хо-
276

роший1 тон культурного человека, вообще говоря, не позволяет ссы-
латься на настроения простонародья, для того рода чувств делается
почетное исключение.
Это лишний раз подтвердил начальник главного тюремного упраз-
ления Хрулев в думской бюджетной комиссии. На «гуманное» пред-
ложение Гучкова уничтожить нерчинскую каторгу, заменив ее навой
каторжной тюрьмой в Европейской России, г. Хрулев возразил, что
это не мирится с «сознанием народа». Согласно этому «сознанию», ка-
торга должна быть подальше от метрополии, а вы, мол, хотите перене-
сти ее в центр страны.
Очевидно, все-таки имеются два издания «народного сознания» —
официальное и неофициальное. Ибо по неофициальным сообщениям
исследователей народной жизни мы знаем, что неофициальное «народ-
ное сознание» вообще тяготится всякими каторжными предприятия-
ми, независимо от их отдаленности от метрополии. Известно, что на-
род (настоящий, а не канцелярский) смотрит на каторжан, как на не-
счастных, страдающих, обиженных. Но, очевидно, это совсем не имеет
ничего общего с официальным изданием «народного сознания», фор-
мулируемого г. Хрулевым. Есть ведь два «Юрия Милославских» —
одного написал Загоскин, другого — Хлестаков. Вероятно, так же об-
стоит дело и с «сознанием народа».
п. о.
«Одесские новости»,
16 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
В газете «Одесские новости» Боровский сотрудничал в 1912 г. (март—июнь).
Это была одна из крупнейших провинциальных газет. Среди ее постоянных авторов
были известные писатели, в том числе Бунин, Куприн, Юшкевич, журна-
листы Амфитеатров, Аверченко, Кармен, Жаботинский, Герцо-Виноградский и
другие. «Одесские новости» придерживались умеренной либеральной программы.
Старейший одесский журналист П. Аренберг, работавший в ту пору в «Одесских
новостях» и встречавший там Воровского, вспоминает: «Приходя в редакцию, Вац-
лав Вацлавович никогда не принимал участия в редакционных спорах. Он оставал-
ся в редакции очень мало времени и общался только с двумя-тремя товарищами.
Воровскнй чувствовал себя здесь отчужденно». Неудивительно, что Воровского от-
талкивала атмосфера «Одесских новостей», где уживались друг с другом и
кадеты, и меньшевики, и сионисты. Но в условиях, когда в Одессе не было возмож-
ности обрести более подходящую печатную трибуну, Боровский счел возможным
использовать и либеральную газету, поставив при этом условие, что редакция не бу-
дет подвергать его материалы правке. Арест прервал работу Воровского в «Одес-
ских новостях».
277

109
МЕЖДУ ПРОЧИМ
КАК РИСУЕТСЯ МИР БАРОНУ
Мария-Антуанетта 1 не могла понять, что значит слово «голоден».
Если у людей нет хлеба, думала она, пусть едят булки. Она могла бы
пойти дальше и предложить тем, у кого нет булок, есть /пирожное.
Нечто подобное творится в голове 'немецкого барона из русской Госу-
дарственной думы — депутата Фалькерзама 2. Он положительно не
понимает, что значит слово «земельная нужда». Никакой земельной
нужды нет и быть не может. Бывает только, что и у нас наблюдается,
«ненасытный земельный голод» мужиков. Но всякий интеллигентный
человек понимает, что «голод» — понятие чисто субъективное. Дели-
катный человек будет сыт, позавтракав крылышком рябчика, а гру-
бый человек, проглотив целого поросенка, все еще будет кричать о
голоде. Не голод, а жадность вызывает вопли о «землице».
По наблюдениям остроумного барона, выходит дело как раз наобо-
рот: не крестьяне ощущают настоящую, объективную нужду в земле,
а помещики, бароны, «культурный класс». Этого-то у нас не хотят
понять и «уничтожают» близорукой политикой культурные элементы,
вырывают землю из рук этих элементов и передают ее «необразован-
ной серой массе», к которой переходит и вся местная жизнь.
По мнению этого депутата, для существования культурного клас-
са, а следовательно, и культуры, необходима норма земли — 5 тыс. де-
сятин на барона. Как только землевладение падает ниже этой нормы,
начинается в землевладельческом культурном классе вопиющая зе-
мельная нужда, упадок культуры, гибель и вырождение. И он пред-
лагает законодательным путем ограничить право дробления поместий
ниже указанной нормы. Понятно, что при этой норме мужику земля
вообще не нужна, а то когда же он успеет обработать и барскую, и
свою!.. Тут вопль «землицы бы!» и в самом деле становится призна-
ком какой-то ненасытной жадности.
ОЧИЩЕНИЕ
На Меньшикова нашла полоса чистоплотности. Академический
съезд 3 заставил его призадуматься. «Слишком много на съезде афи-
ширования патриотизма, подчеркивания национализма, верности, пре-
278

данности, искания покровительства с коммерческим оттенком». Вот
этот-то «коммерческий оттенок» и вызвал тошноту в нашем бессре-
бренике. «Разрастанию академизма мешает излишняя черносотен-
ность»,— прибавляет он. С одной стороны, «коммерческий оттенок»,
с другой — «излишняя черносотенность», а в общем, значит, излишняя
черносотенность с коммерческим оттенком.
Характеристика, нечего сказать, травильная. И чтобы оздоровить
великое дело академизма, Меньшиков рекомендует создание нового
академического союза «без покровительства и материальных выгод».
Тогда получится союз молодежи, которая не будет заниматься поли-
тикой, не будет спекулировать на протекции сильных мира сего, не
будет тянуться к «темным деньгам». Казалось бы, лучшего и желать
нельзя.
Но тут возникает один вопрос: а какой смысл идти тогда молоде-
жи в этот союз?
Какой смысл, например, Меньшикову писать в «Новом време-
ни» — без гонорара или за скромный гонорар? Ведь на таких усло-
виях он и в порядочной газете мог бы сотрудничать. То же и с «же-
лающими учиться».
В том и трагедия всего того мира, который охватывает и Меньши-
кова, и академистов, и многое-многое другое, что существовать он
может только «черненьким», а как только начнете его «очищать», от
него вообще ничего не останется.
НА ПУТИ К ВЛАСТИ
«Капля пробивает камень не силою своей, а непрерывным паде-
нием» — говорит римская пословица. Совершенно по тому же правилу
пробивает себе дырку к власти через камень сплоченной реакции и
граф Витте.
Любопытно наблюдать, как этот опытный и настойчивый полити-
кан медленно и неутомимо реабилитирует себя на протяжении шести-
летней опалы. Сначала патриотические речи в Государственном сове-
те, в которых он старался очиститься от конституционной скверны.
Потом реабилитационно^рекламная литература, сочиняемая и рас-
пространяемая руками его друзей: и «Большой человек», и брошюры
г. Морского 4. Потом нашумевшая полемика с Гучковым. Постоянное
279

напоминание о себе в кем-то сочиняемых газетных заметках, содержа-
ние которых тотчас же опровергалось им в интервью.
Шаг за шагом — словно чья-то чужая воля пододвигала этого че-
ловека к тому месту, где написано: «Производства и назначения».
А сейчас, по сообщению телеграмм, когда на очереди крупные пере-
мены в министерствах, граф Витте вдруг, ни с того ни с сего, скромно
намекает в Царском Селе, что желает оставить политическую карьеру.
И шахматный ход был правильно и точно рассчитан. «Желание это не
получило одобрения» — говорит депеша.
А тут же рядом уже передается слух о комбинации совета мини-
стров, в котором фигурирует и граф. Витте.
п. о.
«Одесские новости»,
17 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
1 Мария-Антуанетта — французская королева, жена Людовика XVI.
2 Барон Фалъкерзам, член Государственной думы, октябрист.
3 Съезд «академистов происходил с 11 до 14 марта 19 Î2 г. в Петербурге. Это
был съезд черносотенных студентов и профессоров, направленных на удушение
освободительного студенческого движения. В работе съезда принимали участие
В. Пуришкевич, обер-прокурор синода Саблер, архиепископ Антоний Волынский.
4 Пьеса И. Колышко «Большой человек» и брошюры Морского были написаны
с целью прославления Витте. См. фельетон «В кривом зеркале» (№ 77) и прим.
к нему.
110
МЕЖДУ ПРОЧИМ
ОКТЯБРИСТСКОЕ «НО»
У господ октябристов оригинальная черта: они умеют сочинять
великолепные отвлеченные положения, а >в практических вопросах по-
ступают «по Пуришкевичу». Так, депутат Шидловский изобрел весь-
ма либеральную формулировку национализма. «Национализмом,—
заявил он,— должен считаться лозунг, вокруг которого можно объ-
единить всех граждан данной страны, установив для каждого такие
условия, при которых он почтет за честь и гордость отстаивать до-
стоинство своего государства». Что же лучшего желать!
280

Да дело в том, что за теоретической формулой тотчас же высту-
пает октябристское «но». Национализм национализмом, но «еврей-
ский вопрос надо совершенно отделить от вопросов национальных»,
«украинское движение... искусственно прививается сверху», «к поль-
скому вопросу надо подходить с особой осторожностью» и т. д. С од-
ной стороны, нельзя не признаться, но с другой — надо сознаться.
Национализм должен объединить «всех граждан»,— «но» из нацио-
нализма надо выключить евреев, украинцев, поляков, вероятно, и ар-
нян, и грузин, и татар — одним словом, всех инородцев.
Начинают господа октябристы за здравие, а кончают за упокой.
Начинают с провозглашения «незыблемых основ» манифеста 17 ок-
тября, а /кончают — признанием ритуальных убийств и изгнанием
евреев из университетов, из адвокатуры, из армии. Удивительная пар-
тия! Голос Якова, а руки Исава *. Костюм либерала и европейца, а
вкусы и замашки черносотенного охотнорядца.
О ЯЗЫКЕ ПРЕПОДАВАНИЯ
Наболевший вопрос о языке преподавания в начальной школе на-
шел превосходного толкователя в докладчике по этому вопросу в Госу-
дарственном совете, г. Звереве. По его словам, комиссия решила, что
«преподавание должно вестись на языке, на котором дети каждой на-
родности лучше и успешнее усвоят сообщаемые им знания».
Иной читатель, «инородец», пожалуй, обрадуется. Вот хорошо, ска-
жет, теперь начальное преподавание будет вестись в каждой местно-
сти на местном языке, ибо ведь всякий понимает, что ребенок «легче
и успешнее» усвоит предметы на родном языке. Постойте, постойте,
пылкий читатель, дело не так просто. А кто будет решать вопрос об
«успешности» усвоения знаний? Сам ребенок, его «инородческие» ро-
дители или же заведующий школой, принадлежащий, несомненно,
к господствующей народности? Думаю, что последний, ибо он носит
кокарду, а стало быть, обладает большим авторитетом, чем все родите-
ли вместе. К тому же не забывайте, что та же комиссия Государствен-
ного совета устанавливает «обязательность русского языка, как незаме-
нимого по своему богатству образовательного средства». Теперь будьте
логичны и скажите по совести: на каком языке легче и успешнее мож-
но усвоить знание — на русском ли, который «незаменим по богат-
ству» или на каком-то «собачьем», как выразился некий учитель на
Кавказе. Признайтесь, что всякому человеку, даже инородцу, легче
281-

учиться на «незаменимом по богатству» языке, чем на скудном со-
бачьем!
И не ропщите!
ЕЩЕ ОДНО «БЫТОВОЕ ЯВЛЕНИЕ»
Мы положительно живем в эпоху создания «бытовых явлений»,
обычного права, вообще в «органическую», творческую эпоху. Из-под
наших рук, незаметно для нас самих, выходит какая-то новая Рось,—
нельзя сказать, чтобы очень приглядная, скорее похожая на Гамзея
Гамзеича, чем на Пушкина или Толстого, но несомненно новая и свое-
образная.
Среди ряда всем известных «бытовых явлений» ;вошло уже в нор-
му и такое:
«Сидящий уже год в белостокской тюрьме за грабеж, считавшийся
австрийским дезертиром Колодев оказался начальником черниговско-
го сыскного отделения Павловским».
Тут только руками разведешь. Не то удивительно и умилительно,
что глава губернского сыскного ведомства занимался грабежами —
нас такими пустяками не удивишь — и не то видывали; а удивительно
и умилительно, что человек с таким почтенным общественным и, мож-
но сказать, государственным амплуа сидит год в Белостоке в казенном
помещении, и его наивно считают австрийским дезертиром. Ну, как это
не узнать свое же «начальство»! Как можно до такой степени утратить
профессиональное чутье, чтобы начальника сыскного отделения при-
нять за австрийца, да еще дезертира!
п П. О.
«идесские новости»,
18 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
1 По библейской легенде, Иаков и его брат Исав отличались противоположными
характерами; Иаков был кротким и тихим,.Исав — смелым и энергичным.
111
БЕРЕГИТЕ МОЛОДОЕ ПОКОЛЕНИЕ!
Если есть в нашем обществе что-нибудь светлое, живое, на чем мы
можем сосредоточить наши чаяния и надежды, так это — молодое по-
коление.
Наша общественная обстановка мало способствует сохранению бо-
282

дрости, жизнерадостности, веры в людях зрелого возраста. Все мы
отцветаем, не расцветши. Едва достигнув возмужалости, впадаем мы
в «собачью старость».
Беспомощное и бесполезное метание, подавление лучших чувств и
желаний, разочарование в верованиях и надеждах,— все это сделало
интеллигента наших дней неврастеником, выбитым из колеи, отчаяв-
шимся, махнувшим на себя рукою.
— Где уж, куда уж нам!
Но если мы такие неудачники, то, казалось бы, весь свой оста-
ток сил должны были бы мы посвятить тому, чтобы охранить от та-
кого же неудачничества грядущее поколение, молодежь, которая явит-
ся преемницей и (продолжательницей того дела, с которым не совла-
дало наше поколение.
А между тем, что же оказывается?
Оказывается, что на наших глазах могут спокойно голодать сту-
денты, голодать до цинги, до потери трудоспособности, до помещения
в клинику.
И если их товарищи такие же голодные и беспомощные, как и они,
не закричат нам в лицо страшных слов о голодной гибели, мы даже
знать не будем, даже не подумаем о том, что есть голодающие не где-
то на Волге или в Сибири, а тут же, под боком, в маленьких комнат-
ках университетского квартала.
Письмо семи студентов во вчерашнем номере нашей газеты долж-
но залить краской стыда наше интеллигентное общество.
Разве не правы они? Разве у нас не швыряются ежедневно целые
состояния в кассы театров, балов, кофеен и кафешантанов, разве не
будут через два дня ломиться столы под жирными поросятами и ин-
дейками, под чудовищными «бабками» и «пасхами», под грудами
крашеных яиц?
Пасхальный стол города Одессы мог бы, по крайней мере, в тече-
ние года прокормить молодое население и университета, и женских
курсов, и многих низших школ.
Когда нужно вышвырнуть несколько тысяч на гастроль Ансельми
или Собинова, или Шаляпина, тогда карманы наши открываются
автоматически.
Но когда вы придете к тому же карману и попросите денег на по-
мощь голодающему студенту, исключаемой за невзнос платы курси-
стке или еще какому-нибудь парню, не догадавшемуся обзавестись
283

богатым папашей, тестем или дядюшкой, тогда вы видите, как карма»
начинает судорожно сжиматься и с большим трудом выдавливает
«рубль на всех», как чеховская актриса из «Чайки». И по гримасам
кармана вы ясно читаете:
— Где уж тут помогать молодежи, когда вчера «Вертер» влетел
в 50 руб.!
Это стыдно, господа. Молодежь —наша совесть, и отношение к ее
нуждам —показатель нашей совестливости. Если мы не понимаем ну-
жды и горя борющегося за жизнь и знание молодого, еще не оперив-
шегося поколения, значит наша совесть очерствела, атрофировалась,
значит ей чужды угрызения.
Это скверная моральная болезнь; с ней необходимо бороться.
Ведь платим беспрекословно благотворительный сбор с билетов-
в увеселительные заведения. Отчего ж бы нам добровольно не обло-
жить веселья своей жизни сбором в пользу нуждающейся молодежи?*
Или мы умеем быть благотворителями только поневоле?
^ Фавн
«Одесские новости»,
23 марта 1912 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
112
МЕЖДУ ПРОЧИМ
НЕ ОТРЕЗВЛЕНИЕ ЛИ?
Чеховский Лопахин говорил, что «всякому безобразию есть свое
приличие». Кажется, это мудрое правило начинает применяться и к
королю безобразий Пуришкевичу. Проделки этого господина надоели
уже тем, для кого он старается, и «реприманды» самого неожиданного
свойства сыплются на него раз за разом. Недавно сенат вынес реше-
ние, весьма неприятное аккерманскому депутату, а теперь против него
же восстают и академисты. Они хотят уйти подальше от него, ибо его
имя даже в глазах правой молодежи является синонимом «торговли
монархическими убеждениями, лицемерной политики, делания карье-
ры». Это очень характерный признак. Именно то, что молодежь ухо-
284

дит от Пуришкевича, свидетельствует о падении престижа подобных
скандальных дел мастеров. Пусть «старшей» ради «лицемерной поли-
тики» держат еще при себе паяца, хотя и проклинают его в душе,—
там слишком ясен расчет. Молодежь, даже черносотенная, стоит все-
таки дальше от такого рода непосредственной расчетливости, и если
она подняла бунт против недавнего кумира, то видно он довел ее до
тошноты. Разумеется, такое отрезвление еще не означает просветле-
ния умов, академисты так и останутся академистами, пока другая обще-
ственная обстановка не вложит им в головы другие мысли и другие
понятия. Но одно дело иметь перед собою противника, а другое дело
видеть и осязать что-то непристойное.
«ОБЩЕСТВО ПРЕЗРЕНИЯ К ДЕТЯМ»
О культуре какого-нибудь общества можно судить, между прочим,
по его отношению к детям. Там, где это отношение грубое, жестокое,
холодное, там, поверьте, культура стоит очень низко, хотя бы данное
общество гордилось своими научными, просветительными и т. п.
предприятиями. Ибо одно дело — внешняя образованность и воспи-
танность, а другое дело — действительная культура ума и чувства.
Наше общество, увы, стоит в этом отношении на очень невысокой
ступени, особенно те руководящие слои общества, «коим ведать над-
лежит». Нашумевшие истории с детскими приютами, с нашей город-
ской больницей, где, под наблюдением врачей и городского самоуправ-
ления, детей заражали гонорреей,— все это великолепные образчики
нашей доподлинной (а не казовой) культуры. Теперь к этим милым
иллюстрациям прибавилась еще одна: подвиги харьковского «обще-
ства призрения детей», как оно называется официально, или «обще-
ства презрения к детям», каким оно оказалось на самом деле. Это ми-
лое учреждение, во главе которого, разумеется, стоят просвещенные,
интеллигентные, высокогуманные и т. п. лица, ухитрилось сделать из
детского приюта какой-то рассадник сифилиса на всю губернию. Бла-
годаря хорошему уходу и сердечному отношению, на детях разводили
сифилис, как разводят оспу «а телятах, и готовые препараты посы-
лали по деревням «на воспитание» в крестьянские семьи. И зараза
превосходно привилась в деревне. И наверное эта своеобразная бакте-
риологическая лаборатория работала бы с тем же успехом и дальше,
если бы передача приюта в руки земства не обнаружила этого милого
занятия граждан презирателей детей. Как будет обстоять дело при
285

земском заведовании — предрешать не берусь. Когда-то нас приучи-
ли относиться с доверием «к начинаниям самоуправлений.
Теперь времена не те. И Одесская городская управа тоже ведь
«самоуправление», да еще какое!
«Одесские новости», "• ^*
23 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
113
МЕЖДУ ПРОЧИМ
СКАЗКА ПРО РЕПКУ
В предвидении близких выборов в Государственную думу партии
начинают уже совещаться и промеж себя и друг с другом. Постоянно
доносятся слухи о совещаниях, о переговорах, о блоках и соглашениях.
Все ищут союзников и получается какая-то смесь, какое-то беспре-
рывное союзничество. Жучка за внучку, внучка за бабку и т. д.
Кадеты, оказывается, наметили уже точки соприкосновения и со-
глашения с прогрессистами. Прогрессисты изъявили согласие поддер-
живать «некоторых» октябристов, вроде Хомякова, Алексеенко, Мей-
ендорфа. Октябристы, как сообщалось раньше, сталкиваются в про-
винции с националистами. Наконец, националисты представляют
лишь парадные комнаты того дома, где правые изображают жилые
помещения.
Так, непрерывной цепью, хватаясь друг за друга — Жучка за
внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку — тянутся
наши терпимые партии к выборам. Какая репка получится от этого
противоестественного союза — предвидеть нетрудно. Вероятнее все-
го, это будет даже не репка, а прегорькая редька, от которой немало
придется наплакаться тем, от чьего имени орудуют и Жучка, и внуч-
ка, и дедка, и бабка.
«Одесские новости», *
24 марта 1912 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с подготовкой к выборам в IV Государственную
думу. В предвыборной кампании Боровский принимал участие не только на страни-
цах печати, но и прежде всего как руководитель бюро, образованного Одесским пар-
тийным комитетом для ведения избирательной кампании.
286

114
МЕЖДУ ПРОЧИМ
КРИМИНАЛИСТЫ И ПЕЧАТЬ
На съезде русской группы Международного союза криминалистов *
очень горячо обсуждается вопрос о том, кому отвечать за грехи печа-
ти. Одни требуют ответственности авторов статей, другие — предпо-
читают привлечение ответственных редакторов. Возникают горячие
прения, произносятся пылкие речи, и только одно забывается гг. кри-
миналистами,— что «Васька слушает да ест».
Козьма Прутков говорил когда-то, что «специалист «подобен флю-
су, полнота его односторонняя И наши специалисты юридического
дела стоят тоже на чисто флюсовой позиции. Вопрос первостепенной
общественной важности собираются они разрешить мертвой юриди-
ческой формулой. Освобождение печати — это освобождение всего
общества, ибо печать, <в конце концов, не более, как голос самого об-
щества. Освободить печать — значит освободить обывателя от зло-
употребления власть имущих, освободить общественные учреждения
от «усмотрения» и «вмешательства», освободить депутатов от гололо-
бовщины 2, освободить страну от «шепота, робкого дыханья» и дать
возможность каждому говорить полным голосом.
Не все ли равно обществу, кто будет «отсиживать» за данную
статью, если вообще кому-то приходится отсиживать за статью, рас-
крывающую действительное общественное зло?
Вопрос об авторе и редакторе при этих условиях является «вопро-
сом десятым». Великолепной иллюстрацией нашей бесспорной реаль-
ности в жизни печати служит коротенькая телеграмма, помещенная во
вчерашнем же номере нашей газеты, рядом с отчетом о спорах господ
криминалистов. Оказывается, что литератор А. К. Потресов3 при-
влекается по 102 ст. уголовного уложения в качестве «руководителя»
журнала «Наша заря». У этого журнала есть свой редактор, отдель-
ные статьи подписываются авторами, г. Потресов всего лишь сотруд-
ник, да и то пишущий далеко не в каждом номере. А между тем он
привлекается, и притом по статье, предусматривающей участие .в пре-
ступном сообществе, имеющем целью ниспровержение существующего
строя. Здесь два характерных момента. Во-первых, тот, что коллектив-
ная работа в журнале приравнивается к «преступному сообществу»,
287

а во-вторых, что за «направление» журнала привлекается не автор,
не ответственный редактор, а какой-то таинственный «руководитель».
Вот вам самая наиреальнейшая действительность. Кажется, что гос-
пода криминалисты не заметили как раз слона нашей российской
кунсткамеры!
Я. О.
«Одесские новости»,
1 апреля 1912 г.
Перепечатывается впервые.
1 Съезд криминалистов происходил в Петербурге в марте 1912 г. В нем при-
няли участие известные адвокаты Карабчевский, Грузенберг, Чубинский и другие.
2 Гололобов — черносотенец.
3 Потресов — один из лидеров меньшевиков, занимавший в годы реакции лик-
видаторские позиции.
115
МЕЖДУ ПРОЧИМ
ЛОЖКА ДЕГТЯ
Дружеская гармония между главой правительства и представите-
лями московского биржевого ком'итета была на мгновение поколебле-
на неделикатной фразой г. Рябушинского 1 о «некультурных» приемах
воздействия власти на массы. Господин Рябушинский, очевидно, во-
время вспомнил, что он не только крупный предприниматель и мил-
лионер, но и... издатель прогрессивной газеты. Noblesse oblige! По-
говорив о «дивидендах», надо поговорить и о «народе». Но г. Коков-
цов недаром европейский премьер. У «его и на этот случай есть гу-
манное мнение. «Я был бы счастлив дожить до того момента, когда
власть могла бы употреблять только культурные приемы воздействия
на массу» 2. За чем же дело стало, ваше высокопревосходительство?
Кажется, от доброй 1воли премьера зависит приблизить этот «счастли-
вый момент». Но оказывается, что одной доброй воли мало. Власть
бессильна против «некультурности» массы. Пока масса некультурна,
останутся, по-видимому, некультурными и «приемы» власти. Одним
словом, по Сеньке и шапка!
288

Как отнеслось к этому признанию именитое купечество,— пока не
знаем. Вряд ли оно особенно огорчилось. Само оно ведь культурно,
и к нему применяются архикультурные приемы. Ну, а некультурной
массе придется утешиться, что обращаются с «ею так, как она заслу-
живает. Сама себя раба бьет, коли не чисто жнет! Сначала общая
культурность, а потом уже и культурные приемы. Сначала успокое-
ние, а потом реформы. Программа ясная и строго научная.
ПЕРЛЫ «ПАТРИОТИЧЕСКОГО» ЖАНРА
«Земщина» сообщает: «На днях в Житомире дворянин М. при-
шел в редакцию местной кадетской газеты «Волынская почта» и вы-
стрелил два раза в лицо ее редактора В. Конопки из револьвера, сна-
ряженного (? вероятно, заряженного) навозом».
Этот «дворянин М.», фамилию которого «Земщина» почему-то
скрывает, великолепно символизировал своим поступком отношение
так называемой «правой» (прессы ко всякой независимой прессе и ко
всем независимым общественным группам. На логическую аргумента-
цию прогрессивных элементов эти господа «патриоты» умеют только
отвечать... навозными выстрелами. В этом лучшая характеристика
всего этого «снаряженного навозом» течения.
«Одесские новости»,
6 апреля 1912 г. /7. О.
Перепечатывается впервые.
1 Фельетон написан в связи с выступлениями банкира Рябушинского и
председателя Совета министров В. Н. Коковцова на обеде, устроенном в честь по-
следнего в Москве.
2 Слова из речи Коковцова.
116
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДЕКАДАНС
За подъемом было «успокоение», за успокоением упадок, и упадок
этот был настолько глубок, что наша общественность уже несколько
лет барахтается в грязи.
19 вв. Боровский 289

Самым характерным фактом этого реакционного декаданса являет-
ся какая-то повальная атрофия нравственного чувства. «Порвалась
связь времен». Все то, что прежде являлось сдерживающим Момен-
том в жизни и деятельности даже наиболее слабых и неустойчивых
людей, то моральное «нечто», которое трудно формулировать, какая-
то смесь чувства самоуважения и страха ответственности, 'нравствен-
ного долга и боязни общественного мнения,— все это куда-то ухнуло,
распылилось, как будто в мутной воде периода «успокоения» раствори-
лись клейкие, связующие частицы общественной совести.
«Если бога нет, тогда все можно»,— говорит Иван Карамазов. Вот
этого-то бога,— но не внешнего, принудительного, а внутреннего, сво-
его, того, чье царство внутри нас, утратили наши современники.
С виду кажется, что все те внешние и внутренние императивы, ко-
торые оказывали сдерживающее влияние на «дьявола внутри нас»,
остались во всей своей силе и красе, пожалуй, даже укрепились и уси-
лились. Карающая десница закона бьет теперь сильнее, чем прежде;
общественное мнение как-никак получило больше возможности воз-
действия, например, путем печати; религиозные начала долга пропо-
ведуются в нем с такой настойчивостью, что подчас трудно бывает от-
личить моральную обязанность от обязательных постановлений; и все
же современный россиянин придерживается того взгляда, что «все
можно».
Особенно ярко и характерно.сказался наш общественный декаданс
в двух явлениях, группирующихся на двух полюсах жизни: в хище-
ниях и в провокации. Я имею здесь в виду не профессиональную про-
вокацию Заварницких, Азефов и пр(очих), а тот разврат, который посе-
лился в известных кругах общества и одно время заставлял всякого
человека оглядываться боязливо даже на близких ему людей. Сейчас
мы несколько оправились от этого чувства. Но еще не так давно чуть
не вся неофициальная Россия была одержима своеобразной провока-
торофобией, доходившей подчас до маниачества. Предательство и про-
дажность захватывали даже таких лиц, которые, казалось, были проч-
но забронированы своей многолетней работой, именем, общим уваже-
нием. Были моменты, когда страшно становилось за завтрашний день;
кого еще разоблачит он, какое новое предательство принесет еще, до
какого падения доведет выбитое из колеи общество, бессильное спаять
себя нравственным началом.
И в то время, как на одном полюсе шла эта дикая вакханалия про-
290

дажи оптом и в розницу человеческой совести, на другом полюсе ш\а
такая же адская пляска разгула и разврата, приведшая длинный хо-
ровод хищников и грабителей на скамью подсудимых. Здесь также
едкая атмосфера эпохи «après nous le déluge» * вытравила всякое нрав-
ственное чувство, самоуважение, совесть. Красть, грабить, учинять
подлоги, вымогать — стало самым обыденным, будничным явлением.
Присмотритесь только к этим процессам интендантов, военных инже-
неров, путейцев и пр(очих), и вас поразит та простота и легкость, с
которой люди идут на преступление.
Спору нет, лихоимство и вымогательство издавна терзали русскую-
жизнь, они стали своего рода бытовым явлением, национальной чер-
той, воплощены в яркие образы литературой. Но если вы присмотри-
тесь, кто и как брал прежде и кто и как берет теперь, то увидите це-
лый перелом. Прежде взятки брал профессиональный взяточник, рас-
трату делал или запутавшийся человек или просто вор, подлогами
занимался уголовный тип. И делал он это шито и крыто, пряча кон-
цы, избегая недреманного ока. А теперь — теперь на скамью подсу-
димых садятся мирные люди, совершенно непохожие на криминаль-
ные типы Ферри и Ломброзо \ средние обыватели в мундирах и не в
мундирах, общественные деятели, сплошь да рядом «милые» люди,
г которыми мы встречались в обществе, ни на минуту не подозревая,,
что они способны на хищения и растраты.
К наиболее поразительным делам этого рода принадлежит дело*
приват-доцента В. О. Губерта, привлеченного теперь к суду за рас-
трату и подлоги. Председатель петербургского общества охранения на-
родного здравия, бывший председатель городской санитарной комис-
сии, основатель городского приюта для недоношенных детей организа-
тор «Капли молока» и городского оспопрививательного института, уче-
ный, известный целым рядом трудов по общественной медицине,— и-
вдруг подлоги и растраты! По подсчету городской ревизионной комис-
сии, минимальная сумма подложных счетов, которыми Губерт маски-
ровал растраты, достигает 13 500 руб.; возможно, что максимум ока-
жется значительно больше.
Один подобный факт по своему нравственному, вернее безнрав-
ственному, значению страшнее целого процесса московских интендан-
тов или киевских военных инженеров. Ведь если у людей с таким об-
щественным положением и такой репутацией оказывается так мала
* После нас — хоть потоп (франц.).
19* 29!

сдерживающих сил, если они в своей деятельности так неустойчивы
морально, то что же будет с обществом, до какого падения дойдет
оно? Ни совесть, ни страх публичного позора, ни боязнь кары — ничто
не властно больше над разгулявшимися инстинктами, «все можно».
Нет ничего. Есть только момент, его лови, а там — там хоть трава
ле расти.
Общественный декаданс угрожает самым существенным устоям об-
щества, ибо на этот раз он затронул самое чуткое и больное место —
нравственное и правовое сознание общества. Мы живем на переломе.
Старое, обветшалое рушится, но на место его еще не вступило новое,
более соответствующее грядущей эпохе. И в это промежуточное, смут-
ное время в умах и сердцах людей царит какая-то анархия. В муках
рождается новая жизнь — это закон природы. Но если опытная рука
не поможет этим родам, ребенок получится уродливый — с удлинен-
ной головой кретина, с кривым позвоночником, хилый, чахлый. Это ли
плод долгой борьбы, страданий, жертв и надежд? Если все общество
разъедено раком безначалия, тогда нечего от него и ждать. Но если
в нем есть здоровые, способные к новой жизни элементы,— а нам
верится, что они есть,— тогда эти элементы должны взять в свои
руки дело оздоровления общества.
«Одесские новости». 77. Орловский
25 апреля 1912 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Ферри — итальянский криминалист, последователь Ломброзо; также, как и
его учитель, разрабатывал антинаучную теорию о типах преступности.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

1(117)
МАРЬЯ ИВАНОВНА
Пьеса в 4-х действиях Е. Чирикова
Действие 5-е
Примечание. Глубоконравственная и высокота-
лантливая пьеса Е. Чирикова «Марья Ивановна»,
шедшая в городском театре в первый раз Т января
с. г., состоит в сущности не из 4-х, а из 5-ти дей-
ствий. Однако ввиду тревожного времени дирекция
отказалась от постановки 5-го действия, которое
производит на зрителя потрясающее впечатление
силой своего нравственного негодования и глубиной
морального проникновения. Но общественные неду-
ги опасно исцелять такими сильными средствами.
(Сцена изображает буфет на железнодорожном вокзале. Актер Орлов 1 сидит
за столом, перед ним стоит официант).
Орлов. Дайте мне... дайте мне... ну, прежде всего водки, конеч-
но, это мне напомнит море... Ах, море, как я рвусь к твоей голубой
беспредельности... (задумывается). Да, потом дайте мне маслин —
моя мать гречанка, дайте маслин... Потом поджарите котлетку... это
мне напомнит тот чудный день у Марьи Ивановны... помните... в
1-м действии?
Официант. Как же-с, помню... Я все время смотрел, потому что
у меня от управы входной билет за кулисы... я, ваше благородие,
в союзе состою и... искусство это самое весьма уважаю...
(Дверь быстро отворяется и вбегает Марья Ивановна в одном платке).
295

Марья Ивановна. Нет, это невыносимо, это жестоко, это
ужасно... я полюбила искусство — разве я виновата? Разве в этом
есть что-нибудь безнравственное! Это они своей мещанской моралью
толкают меня на путь безнравственности. Ну, пускай! Я решилась:
о, гений, я еду с вами, еду в Севастополь (кидается в его объятия).
О р л о в. О, я вижу — вы любите искусство бескорыстно!..
(Одной рукой обнимает ее, другой незаметно открывает кошелек и смотрит *
него с ужасом и отчаянием. Дверь столь же быстро распахивается и вбегают: муж
и отец, потом кухарка, несколько позднее акушерка).
Муж. Проклятие! Она целует чужого мужчину! Я 15 лет служу
казначеем и никогда не целовал чужого мужчину!
Отец. Нехорошо и даже весьма непохвально. Надо послать за
жандармом. А вы, сударь (тс актеру),— сицилист и антихрист!
(Актер бледнеет и делается вдвое меньше).
Кухарка (вбегает запыхавшись). Батюшки-свет! Я-то что на-
шла! Поглядите, что я нашла. Дура—а нашла.
(Вынимает нечто из-под фартука).
Муж. Цветочки с Володенькиной могилки!!! 2
Марья Ивановна. Володенькины волосики! ! !
Все (в том числе официант, подоспевшие жандарм и акушерка).
Чудо! Чудо!!! (все молча плачут в течение 15 минут. Публика тоже).
Муж. Маня!
Марья Ивановна. Ваня!
(Актер зеленеет, делается все меньше, исчезает и на его месте остается толью
билет третьего класса до Севастополя).
Отец (указывая на билет). Вот — злонравия достойные плоды!
Жена должна заниматься хозяйством и штопать мужу носки!
Муж. Спектакли, актеры, Севастополь — все мираж. Действи-
тельно только семейное счастье: вместе обедать, вместе чай пить...
(на сторону), кажется я уже где-то говорил это — не в «Хорошень-
кой» ли Найденова?.. 3
Кухарка. Чтобы стакан, чашка и два человека, чтобы две по-
душки и тоже два человека.
Акушерка. Слава богу, будет мне, кажется, работа!
296

(Все выходят обнявшись, просветленные. Жандарм отдает честь. Официант за
неоплаченную водку берет билет до Севастополя. Сверху слышен хор херувимов).
Хор херувимов:
Мораль победила
В правде своей.
Жену возвратила.
Счастлив казначей.
Муж и супруга
На век сужены.
Хоть бейте друг друга -
Жить вместе должны.
Спектакли, актеры —
Разврата очаг,
Несет лишь раздора
Без деточек брак...
(Занавес медленно опускается, в публике волнение. Дам выносят в истерике.
Соблазнители и совратители извиваются в судорогах вокруг ножек кресел. Отцы
семейств поднимают руки кверху и присоединяются к хору. Требуют автора, но ока-
зывается, что автор и есть сам благородный муж — кассир казначейства. Все уми-
лены, особенно присутствующие в единственном числе члены театральной ко-
миссии).
«Одесское обозрение», ШавН
3 января 1908 г.
Фельетон является откликом на постановку пьесы Е. Н. Чирикова (1864—
1932) «Марья Ивановна» на сцене Одесского городского театра, состоявшуюся
1 января 1908 г. с участием известного артиста Александрийского театра Горин-Го-
ряинова.
Испытав в начале своего творческого пути воздействие народничества, а затем
легального марксизма, Чирикоч в 90—900-е годы приобрел широкую известность
как обличитель пошлости уездной жизни, убогого и жалкого мещанского бытия.
Накануне первой русской революции Горький привлек его к сотрудничеству в изда-
тельстзе «Знание». Однако Чириков даже и в эти годы не поднимался выше уровня
заурядного буржуазного либерала, проходя мимо больших социальных тем, не верн
в новые нарождающиеся революционные силы общества.
В период упадка революции Чириков отходит от актуальных общественных
тем, порывает с Горьким, с демократическим «Знанием». Отход Чирикова от реа-
лизма привлекает внимание Воровского. 1 апреля 1907 г. он выступил на страницах
большевистской газеты «Наше эхо» со статьей «Легенда старого замка», в которой
осудил одноименную пьесу Чирикова, видя в ней измену писателя знаньевскому
направлению. В марте 1909 г. Боровский выступил в «Одесском обозрении» со
297

статьей «В загнившем омуте», в которой снова заклеймил антидемократические тен-
денций в публичных выступлениях Чирикова. В своем фельетоне, посвященном
«Марье Ивановне», Боровский развенчивает слащавую пошлость и мещанскую бес-
крылость чириковской пьесы.
1 Все действующие лица в фельетоне Воровского — персонажи из пьесы
Чирикова «Марья Ивановна».
2 Володенька — покойный сын Марьи Ивановны и казначея Бородкина.
3 «Хорошенькая» — мещанская драма Найденова, которая шла на сцене
Одесского городского театра з одно время с «Марьей Ивановной».
2(118)
РАССУЖДЕНИЕ БЛАГОМЫСЛЯЩЕГО ЧЕЛОВЕКА
О ПОЛЬЗЕ ИЛЛЮЗИОНОВ
Вчера я был в одном из иллюзионов 1 (в каком — не скажу, а то
заподозрят в рекламировании).
И вынес я оттуда самое отрадное и светлое впечатление.
У нас развилась в последнее время шаблонная манера ругать ил-
люзионы и хвалить драматические театры.
Ходить в иллюзионы — это — фи! А ходить в театр — это — о!
Кто ходит в театр, тот, видите ли, развитой, культурный, передо-
вой человек.
Кто посещает иллюзионы, тот неразвит, некультурен, ретро-
град.
Но в этом * превратном и — скажу прямо — вредном суждении
кроется злонамеренная, революционная мысль.
Сторонники театра, особенно драматического (исключение состав-
ляют посетители балета и фарса) —грубые материалисты.
Сторонники иллюзиона, напротив, идеалисты и даже, можно ска-
зать, мистики.
Я это сейчас вам докажу.
Принцип драматического театра состоит в воплощении характеров
и деяний в живые, реальные, осязаемые, плотские личности.
Перед вами выступают и сталкиваются не отвлеченные понятия
или добродетели, а живые люди, которые тут же, на сцене проделы-
вают все, что подобает пороку и добродетели.
298

Добродетель, увы, редко торжествует я современном театре. Но
если ей дают торжествовать, то сначала позволяют пороку овеще-
ствиться в злокозненных деяниях.
Перед собравшимися в театральном зале происходят мерзкие дей-
ства — ложь, обман, блуд, убийство и измена отечеству.
И после этого только — где-нибудь в пятом акте — вмешивается
добродетель и наказует злонравия достойные плоды.
От этого для нравов народа два бедствия проистекают.
Во-первых, порок получает столь желанную для него возможность
предстать в соблазнительном плотском образе. (Например: преступ-
ная, но красивая женщина; прелюбодеяние, совершаемое в душистом
саду при луне, и т. п.).
Во-вторых, сама добродетель, выступая в телесной реальности,
приучает зрителя к материалистическому пониманию добра, отчуж-
дая его от спиритуалистических и мистических понятий, столь благо-
детельных для нравственности и благополучия низших классов.
Таков современный театр.
Совсем не то иллюзион.
Иллюзион не являет вам плотского образа.
Он дает вам изображение человека на плоскости, так сказать, его
символическое или идеальное изображение.
Даже речь отсутствует. Люди объясняются взглядами и жестами,
которые искони являлись наиболее одухотворенными формами чело-
веческого общения.
Таким образом, перед зрителем совершается действие не между
плотскими существами, не между реальностями, а между символами.
Это сразу вырывает у него из-под ног грубую материалистическую
почву, приобщая его к духовному миру бестелесных существ.
Бессознательно для самого себя он поднимается на высоты идеаль-
ного бытия, погружается в область благоденственной мистики.
Итак, уже сама внешность игрища настраивает зрителя на мисти-
ческий, религиозный тон.
Но к этому прибавляется еще и содержание картин иллюзиона.
Здоровый нравственный инстинкт нашего народа уже давно опре-
деленно заявил о своих вкусах: он требует мелодрамы.
В мелодраме неприкровенно и общедоступно высказывается
торжество добродетели над пороком. Порок гибнет, добродетель тор-
жествует.
299

Притом сама добродетель здесь выступает не в грубо материаль-
ной форме, как в театре, а в символической, идеальной форме. Со-
весть, чувство раскаяния, смирение, вмешательство законных вла-
стей — вот те мистические формы, в которых чаще всего проявляет
себя добродетель в картинах иллюзиона.
Из этого сопоставления должно быть совершенно ясно, какая про-
пасть лежит между театром и иллюзионом, если смотреть с точки:
зрения народной нравственности.
Театр развращает нравы. Он приучает мысли и чувства к любо-
страстному зрелищу материалистических благ — лживых и тленных,
с точки зрения истинной морали.
Он порождает дурные и вредные инстинкты жадности, зависти к
имущим, ненависти, властолюбия, пробуждая в мирном доселе обыва-
теле зверские и кровожадные наклонности. (Не мало крамольников
воспитал наш театр!)
Напротив, иллюзион отрывает человека от материального мира,,
перенося его в мир символов. Он показывает ему призрачность мате-
риальных благ и стремления к ним. Он обнажает перед ним козни
злого духа, лежащие в основе жажды материальных благ, власти, бо<
гатства. Он приучает мысль простолюдина довольствоваться тем не-
многим, что дало ему провидение, и укрепляет в нем начала истинной
нравственности.
А истинная нравственность может покоиться только на смирении,,
на религиозности, на мистическом* стремлении от этой юдоли к вьн-
шему и вечному благу.
Теперь, я думаю, даже слепому с рождения ясно, почему так на-
зывающаяся «прогрессивная» пресса столь яростно нападает на ил-
люзион и столь красноречиво прославляет театр как истинный храм
искусства. Недаром же рост иллюзионов совпал у нас'с «успокоени-
ем» страны!
Тут дело вовсе не в искусстве, а совсем в другом!!!
«Одесское обозрение», Фавн
13 февраля 1908 г.
Перепечатывается впервые.
Иллюзионами, или синематографами, называли кинотеатры. Воинствующая
пошлость, которая процветала на экранах иллюзионов и находила спрос у обы-
вателя,— все это было данью эпохе «разобществления \ичности» и «литературного
распада».
300

Разоблачая упадочнический характер буржуазного кино, Воровский как бы
продолжал на страницах одесской печати линию М. Горького, который в 1896 г.
в газете «Одесские новости» высказывал опасения по поводу того, что великое
изобретение Люмьера, только что родившееся тогда на свет, «раньше, чем послу-
жить науке и совершенствованию людей, послужит... и поможет популяризации
разврата» (М. Горький. С Всероссийской выставки. Синематограф Люмьера.
«Одесские новости», 6 июля 1896 г.).
3(119)
В ПОДЗЕМНОМ ЦАРСТВЕ
Мрак подземного царства озаряется кровавыми огнями светильни-
ков, в которых горит человеческий жир.
За длинным столом, обтянутым кожей левых депутатов, сидят
страшные судьи Аида: Минос, Радаман и Эак 1.
Справа от них прокурор — кровожадный Цербер.
У него три головы: одна голова — Пуришкевича, другая — Буре-
нина 2, третья — Меньшикова.
Тело у него короткое и жирное, как у черноземного помещика, а
хвост похож на нагайку.
Пуришкевичевская голова все время беспокойно вертится, по вре-
менам извергает ругательства или показывает язык.
Буренинская голова старчески трясется, беспрерывно ворчит и
брызжет слюной.
Меныииковская голова слегка приподнята и молитвенно наклонена
на бок, глаза закачены, губы шевелятся, что-то шепчут, а из угла рта
беспрерывно течет какая-то зеленая жидкость.
Налево от стола судей место защитника.
И — о, диавольское наваждение! — здесь сидит тоже Меньшиков.
Тот же самый Меньшиков, с тою же молитвенно-лицемерно-преда-
тельской рожицей. Сидит, перебирает четки, и губы его так же тихо
шевелятся, нашептывая не то молитву, не то донос.
Два молодца с резинами за поясом, отмеченные клеймом, вводят
подсудимого.
Это известный им понаслышке еретик, продавшийся антихристу,
какой-то граф Лев Толстой из Ясной Поляны.
— Господа судьи и адский народ,—сказал торжественным голо-
301

сом Минос,— ввиду восьмидесятилетия подсудимого, мы должны
взвесить на весах правосудия...
— Военного! — крикнула голова Пуришкевича.
— Конечно... конечно,— поправился Минос.
В глубине раздалось рукоплескание трех миллионов пар рук 3.
— Итак,— продолжал Минос,— мы должны взвесить на весах
военного правосудия добродетели и пороки подсудимого, дабы ре-
шить, введем ли мы его в национальный пантеон...
В глубине крики негодования, свист, угрозы, щелкания взводимых
курков.
— ...Или же отдадим на растерзание Смердякову.
Гром аплодисментов. Цербер кланяется всеми тремя головами.
Встает на задние лапы Цербер и начинает обвинительную речь го-
ловою Буренина.
— Неисчислимы, как число членов нашей партии, грехи и пре-
ступления сего человека. Но один великий грех покрывает все: это
измена отечеству в горестную минуту победоносной войны с Япо-
нией...4
— Распни его, распни (три миллиона голосов).
— В тот момент, когда расстроенные ряды японской армии в бес-
порядке бежали от Порт-Артура к Гирину ö, он — этот человек, пре-
давший отечество космополитической идее мира...
— Вы говорите, надеюсь, не об идее мира проф. Мартенса? 6
— О, конечно, нет. Я говорю об идее мира, стремящейся уничто-
жить войну. Итак, этот человек находился в дружеской переписке с
японским писателем Изоабе. Благодаря этому, мы лишены были воз-
можности присоединить всю Японию и должны были удовлетворить-
ся только северной половиной острова Сахалина. Я 'ограничиваюсь
лишь этим пунктом обвинения и требую для виновного отдачи его
пожизненно в собственность Пуришкевичу. В качестве вещественных
доказательств представляю номер газеты «Свет» ' от 15 марта и под-
линную личность японца Изоабе, плененного нами при взятии Порт-
Артура и подаренного генералом Стесселем, вместе с двумя корова-
ми и пробитым пулями генеральским мундиром, порт-артурскому
музею.
Гром аплодисментов. Эксперты осматривают японца и подтвер-
ждают его подлинность.
Но вот встает защитник — Меньшиков.
302

И тотчас же голова Меньшикова-Цербера обращается к нему и на-
чинает повторять всю его мимику.
— Справедливые и неподкупные, как я, судьи,— говорит он. Ве-
лик грех этого старца. Что может быть ужаснее, как сговариваться
с японцем о мире, когда наша победоносная армия завтракает у ворот
Токио? И язык патриота не повернется на защиту этой измены. Но,
братие! Иногда одна ложка дегтя может испортить бочку меда, одна
гнусность может загадить многолетнее безгрешное житие. И я хочу
привести одну ложку дегтя в защиту бочки меда преступлений этого
человека. Братие! Когда я однажды плакал в умилении крокодило-
выми слезами над березками Нестерова, из которых сотни поколений
вязали веники розог,— этот старец пришел и братски облобызал ме-
ня... слезы душат меня... я не могу говорить...
Он плачет. Плачет и другой Меньшиков.
Три миллиона пар глаз не знают, 'плакать ли им или бить.
Судьи шепчутся — совещаются.
Потом встает Минос и говорит:
— О милые исчадия адовы! Да будем милостивы. За этот еван-
гельский 'поцелуй отпущаем мы старца с миром. Но творения его пре-
даем сожжению. Все, что написал он со дня зачатия своего, да погиб-
нет в огне адовом. Только одно письмо к Меньшикову да уцелеет.
И это письмо отпечатать с портретом Иудушки в 125 миллионах экзем-
пляров, чтобы получили его всяк муж, и всяка жена, и всяко детище!
Крик, вопль, рев восторга. Старца бросают в вулкан, извергающий
его на землю. Меньшикова целует три миллиона губ (после каждых
ста поцелуев его ведут в баню). Со всех концов сносят груды сочине-
ний Л. Толстого, которые бросают в костер. Вокруг костра начинает-
ся свистопляска. Церберу скармливают трех евреев, уличенных в не-
имении права жительства в аду. Братья Пате 8 торопятся воспринять
это на ленту кинематографа.
«Одесское обозрение», Фавн
18 марта 1908 г.
Фельетон написан в дни подготовки к 80-летнему юбилею Л. Н. Толстого,
исполнявшемуся 28 августа 1908 г. Подготовка к юбилею приходила в напряжен-
ной обстановке острой общественно-политической и литературной борьбы. Весной
1908 г. черносотенная печать, дипломатично поддержанная официальными газе-
тами, организовала гнусную травлю Толстого.
303

Особенно мерзкую роль в этой кампании играл яововременский журналист
М. О. Меньшиков, — один из тех продажных писак, которым, по словам В. И. Ле-
нина, «вчера было велено травить Л. Толстого, а сегодня — отыскивать в нем пат-
риотизм...» (Сочинения, т. 15, стр. 179).
1 Минос — в греческой мифологии царь острова Крита. Радаман — брат Ми-
носа. Эак — сын Зевса и Эгины. Богами и людьми был избран третейским судьей,
iloc.ie смерти был в преисподней судьей и привратником.
2 Буренин сотрудничал в 60-х—начале 70-х годов в революционно-демокра-
тических журналах «Современник» и «Отечественные записки», к концу 70-х ги-
дов переходит в лагерь реакции, становится одним из ведущих фельетонистов суво-
рингкой газеты «Новое время», где зарекомендовал себя как ярый враг револю-
ции и прогрессивного искусства, махровый реакционер и антисемит.
3 Намек на черносотенцев — членов «Союза русского народа».
4 Черносотенцы вменяли Л. Толстому в вину его переписку с японским писа-
телем Изоабе во время русско-японской войны.
5 Здесь ирония: у Порт-Артура и Гирина, как известно, потерпели пораже-
ние не японскиее, а русские войска.
6 Мартене, Федор Федорович (1845—1909) — русский буржуазный дипло-
мат, юрист, специалист по международному праву.
7 15 марта 1908 г. реакционная петербургская газета «Свет» опубликовала
статью в связи со слухами об отказе Л. Н. Толстого праздновать свой юбилей.
Л. Н. Толстой, говорилось в ней, искал широкой известности больше все-
го не в России. В последнем случае он иногда делал шаги, довольно рискованные
для отечественных симпатий, если бы к ним стали относиться критически. Так,
теперь стало известно, что в разгар русско-японской войны граф Л. Н. Толстой
обменивался весьма любезными письмами с японскими журналистами и снискал
себе популярность в неприятельской стране...
8 Братья Пате — известные кинематографисты, снимавшие для демонстрации
в кино хронику повседневной жизни («Пате-журнал»).
4(120)
ТОЛСТОЙ И .БЕЛОГЛАВЕК
В австрийской палате депутатов некий Белоглавек (антисемит)
заявил, что Лев Толстой — болван.
Он заявил это сначала в комиссии, потом в пленарном заседании
и попросил даже огласить в газетах.
Так, говорит, и напишите, что я, Белоглавек, кайзерлихер и кениг-
лихер депутиртер, назвал Льва Толстого болваном.
Это очень кстати, ибо приближающееся чествование великого пи-
304

сателя грозило остаться без подобающего для полноты картины осли-
ного копыта г. Белоглавека.
Господин Белоглавек — не просто австрийский депутат, он пред-
ставитель и выразитель целого течения — и не только австрийского
течения, а, так сказать, общечеловеческого.
Он представляет всесветный союз ограниченности и пошлости,
чувствующей себя господином, а потому наглой.
По законам человеческой глупости этим добродетелям искони по-
лагалось господствовать в благоустроенном обществе, и они неизменно
задавали тон, налагая на все печать своего торжествующего крети-
низма.
Во всех странах, у всех народов и во все времена все светлое, круп-
ное, даровитое, поднимающееся над уровнем установленной пошлости,
наталкивалось на мудрые суждения и вечно сжатый кулак Белогла-
веков.
Белоглавеку не нужны все эти светлые даровитые личности. Они
только раздражают, нарушают покой, мешают правильному пищева-
рению.
Белоглавеку нужны поэты, воспевающие его глупые добродетели,
ему нужны ученые, доказывающие правильность и справедливость
взимаемого им процента, ему нужны художники, рисующие его, Бело-
главека, в парадном платье с медалью, перстнем, украшенным боль-
шим бриллиантом.
Но поэты, художники, ученые, которые лезут куда-то за пределы
этой счастливой жизни Белоглавеков,— о, нет, таких им не нужно.
Это — болваны.
Появляется ли на свет Байрон и начинает будить человеческие сер-
дца к богатой и захватывающей жизни,— глядишь: уже тысячи Бело-
главеков протягивают к нему свои грязные лапы, зажатые в кулакч.
Его травят, преследуют, вторгаются в его личную жизнь, гадят
ему на душу,— пока он не погибает где-то далеко от родины.
А разве не та же судьба постигла Пушкина? Разве у него не было
своего Белоглавека?
Правда, он назывался Дуббельтом или Бенкендорфом, носил весь-
ма симпатичной окраски мундир.
Но он не перестал быть от этого Белоглавеком.
Напротив, его положение только удесятерило пошлость, ограничен-
ность и наглое самодовольство этого субъекта.
20 в. в. в#Ровский 305

Белоглавек восторжествовал. Великий дух .поэта был втоптан в
грязь, был протянут сквозь все помойные ямы белоглавековского»
домостроя.
И зато как радовался этот герой, когда замечал на творениях поэ-
та следы отбросов собственных задворков.
И Толстого всю жизнь преследовал свой Белоглавек. Еще задолго
до того, как о« объявил художника болваном, он отравлял его жизнь
своей глупостью и подлостью.
Целыми десятилетиями дышит он на него своими ядовитыми ис-
парениями, и если он не смог ослабить чуткости -поэта, ему все же уда-
лось извратить мысль человека.
Но ему было этого недостаточно. Ничтожество органически не пе-
реваривает величия. Само присутствие гиганта поэзии страшно Бело-
главеку, даже если этот гигант проповедует примирение с жизнью...
Белоглавек не верит этой проповеди. Он боится и ее. Он инстин-
ктивно чувствует, что даже эта проповедь не в силах парализовать
опасную творческую деятельность Толстого-художника. И он пресле-
дует его, он изгоняет его из своей среды.
Но гигант остается гигантом, а пигмей Белоглавек — пигмеем.
И чтобы ободрить себя и утешить, он провозглашает великого писа-
теля болваном.
На трибуне австрийского рейхсрата пошлость возвела Толстого в
Белоглавека. Ей остается только возвести Белоглавека в Толстого.
Не произойдет ли это в нашей думе?
«Одесское обозрение», m
27 марта 1908 г. ФпвИ
5(121)
ИДЕИ И «КОММЕРЦИЯ»
Европейцы далеко опередили нас, во Франции никто не удивляет,
если какая-нибудь газета — «делательница» общественного мнения —
вмешивается в доходную аферу.
Напротив, там это самое обыкновенное дело. Газеты — такая же
коммерция, как торговля спиртными напитками, шерстью или скобя-
ным товаром.
306

«Пресса — седьмая держава»,— гордо заявляют европейские жур-
налисты. В переводе на язык коммерции это значит, что пресса есть
такое же орудие вышибания (прибылей, как любое спекулятивное пред-
приятие. А так как газеты у нас печатаются на бумаге, то пресса ста-
рается усвоить «бумажные» нравы биржи и жарить вовсю то на по-
вышение, то на понижение.
Да и может ли иначе быть в благоустроенном «гражданском» об-
ществе, где всякая добродетель и всякая подлость расценена на звон-
кую монету и котируется свободно наряду с другими «ценностями»?
Так обстоит в Европе.
Россия, как известно, страна отсталая. Уж сколько лет стараются
внушить русскому народу уважение к частной собственности, к ка-
питалу, к прибыли на капитал.
Ничего не помогает. Известно — некультурная страна, живущая
еще натуральным хозяйством, крепостническим трудом и положением
об усиленной охране.
Недавно либерал (?!) барон Тизенгаузен (он же директор заво-
да) весьма убедительно доказывал с высоты думской трибуны, что
пора бросить принцип: «дело не медведь — в лес не уйдет» и заме-
нить его истинно американским принципом: «время—деньги».
Вот что значит культурный немец (недаром немец и обезьяну
выдумал!). Все умеет на деньги переводить!
Урок барона не пропал даром.
Его подхватил совершенно русский человек А. А. Суворин, сын
еще более русского человека А. С. Суворина, издающий газету
«Русь» *.
Он, видите ли, тоже «либерал». Но он либерал более решитель-
ный и своевременный, чем подмосковный барон.
— «Время — деньги»,— рассуждает «Русь»,— прекрасно. Но по-
чему не пойти дальше? В капиталистическом обществе все становится
капиталом: земля, титул, вера. Если время — деньги, то почему не
деньги — совесть, мнение, убеждение? А если мое мнение может быть
деньгами, то почему не может быть капиталом для меня общественное
мнение, которое я держу в своих руках?
И придя к такому утешительному выводу, газета «Русь» понесла
на биржу свой авторитет седьмой державы.
Темна вода во облацех! Что-то случилось, в чем замешаны сахаро-
заводчики, и киевские банки, и «Русь» — какая-то афера, ничего
20* 307

общего с журналистикой не имеющая. Разобраться в ней пока труд-
но: одно только можно сказать словами Глумова — от этой аферы
сильно «воняет».
Как никак, а русская печать лишний раз показала, что Россия —
страна отсталая, некультурная, не умеющая еще ценить принципа
«время — деньги».
Так, например, газета «Речь» 2, заручившись какими-то фактиче-
скими документами, заподозрила чистоту намерений «Руси».
Чистоту намерений!
Да разве может быть более чистое намерение, чем получить при-
быль на свой капитал? Или вы станете оспаривать, что общественное
мнение читателей «Руси» есть законченный, благоприобретенный ка-
питал г-на Суворина-сына?
Итак, «Речь» заподозрила.
Надо знать, что ,в отсталых странах очень в ходу пышная фразео-
логия.
Там очень любят громкие слова, трескучие обороты. Вместо того,
чтобы тихо и скромно делать свое маленькое и благое дело, полу-
чать прибыль на капитал и хвалить господа, здесь любят кри-
чать об «идеях», о служении обществу, о неподкупности прессы
и т. п.
Любят «разоблачать» и «обличать».
Так и «Речь».
Ну, что мешало ей по-божески, тихо и честно уладить дело, полу-
чить свою порцию сахару,— как делают серьезные газеты в культур-
яых странах.
Но нет, Зтой газетке, охочей до скандалов, нужно было непремен-
1но «разоблачать» и «обличать».
Разумеется, сотрудники «Русн» господа Климков и Попов 3 не мог-
ли равнодушно отнестись к подобной некультурности. Они должны
еыли научить европейским манерам этих дикарей из «Речи».
И они пошли к Милюкову и шоколотили его.
И представьте себе! На них же, на провозвестников новой культур-
ной эры, обрушились и пресса, и думские депутаты, и публика!
Удивительные люди, удивительная страна, удивительные нравы!
Они до сих пор коснеют в невежестве феодальных времен!
Жалкие люди! Они никак не могут понять, что пресса — такое же
торгово-промышленное предприятие, как и всякое другое, что идеи —
306

такой же товар, как мыло и вакса, что общественное мнение — такой
же капитал, как акции ломбарда или земельного банка.
Бедная страна! Дождешься ли ты, наконец, радостного дня, когда
газетно-торговые операции не будут называть шантажом, когда уча-
стие прессы в сахарных, нефтяных и прочих предприятиях не будет
шокировать читателей, когда эти читатели поймут, что можно быть
гениальным биржевиком и — хорошим либералом, прекрасным акроба-
том и — весьма милым фельетонистом, расчетливым коммерсантом
и — защитником самых распер«довых идей???!!
Эх!!!
~ _ Фавн
«Одесское обозрение»,
13 мая 1908 г.
Перепечатывается впервые.
1 «Русь» — умеренная либерально-буржуазная газета, выходила в Петербур-
ге с 1903 по 1908 г.; колебалась между правыми и кадетами, была связана с
крупными промышленниками и банкирами.
2 «Речь» — см. прим. к фельетону «Звериные времена» (№ 104).
3 9 мая 1908 г. сотрудники «Руси» Попов и Климков явились к редактору
газеты «Речь» П. Н. Милюкову, и потребовали объяснения по поводу статьи,,
в которой «Речь» обвиняла «Русь» в соучастии в нечистых банковских опера-
циях, а затем избили его. Этот скандал привлек вниманием печати и думских
фракций.
6(122)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Когда мы прочли в редакции о киевском театральном инциденте1,
у нас от страха опустились руки и волосы стали дыбом.
—• Вот так история!
Как же теперь быть? Что теперь нам делать?
— Надо поддержать товарищей! — пылко восклицает один юноша.
— Накось, поддержи,— возразил ему весьма опытный мужчина и
показал трифолиум *,— тебя так поддержат, что и мимо театра ходить
перестанешь.
* Трилистник (лаг.), т. е. кукиш.
309

— Да,— согласились другие,— там только труппа, а у нас еще и
театральная комиссия есть.
— Но как же нам теперь писать? — спросил кто-то.— Ведь при-
мер заразительный. Напишешь, например, что актер в «Бранде» 2 пло-
хой граммофон напоминает,— а тебя попросят на вынос.
— Нет, это возмутительно,— горячился юноша.— Куда же денег-
ся свобода критики, что станется с искусством...
— Ну, брат, это ты уж оставь! — удерживали его другие.— Если
тебе свободы критики захотелось, так езжай в Турцию.
— Как никак, господа, а надо будет годить,— серьезно сказал ста-
рейший из нас.— Ничего не поделаешь. Если нас и из театра выста-
вят, о чем мы тогда (писать будем?
— Да, правда? О чем тогда писать?
— Опять о конституции в Турции?
— Опять о революции m Персии?
— Опять о синдикатах во Франции?
— Опять о либералах в Англии?
— Опять о германских партейтагах?
И все вдруг замолкли, грустно повесив носы.
— Да, господа,— сказал после минутного молчания наш шеф,—
театр наша «последняя карта. Если г. Марджанов 3 прочтет нам киев-
ский «билль» о правах, у нас ничего не останется... кроме холеры...
Мы все заволновались и вскочили с мест.
— Нет, нет! Ни за что! Долой холеру! Да здравствует театр!
Да здравствует Багров! 4 Ура, Марджанов!
Когда все успокоились, кто-то начал:
— Собственно говоря, театр наш далеко не так плох...
— И вовсе не плох, вполне приличный театр...
— По-моему, даже очень хороший театр...
— Говоря по совести, Одесса давно такой труппы не видала. Гос-
подин Багров...
— Превосходный артист! Господин Марджанов...
— Божественный режиссер и одна деликатность!
Когда опять наступило минутное успокоение, из угла раздался силь-
ный бас одного из коллег:
— А наши киевские товарищи зря заволновались. Ишь ты, крали
какие! Нет, избаловался народ! Прежде, бывало, ругаешь благород-
ного отца, либо любовника, он тебя у буфета подстережет, да всю мор-
310

ду раскровянит. И никто не обижались. А нонче — на вот поди: и ч
театр ходить не хотят.
Мы были в восторге от здорового реалистического мировоззрения
нашего коллеги и принялись писать благодарственный адрес театраль-
ной комиссии.
«Одесское обозрение»,
25 сентября 1908 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 17 сентября 1908 г., перед началом очередного спектакля в киевском театре
Соловцова, режиссер Догмаров прочитал со сцены заявление артистов труппы,
в котором они отказывались играть, если в театре будет присутствовать рецензент
газеты «Киевская мысль» Ярцев. В публике раздались возгласы: «Правды бои-
тесь!» В знак протеста театр вместе с Ярцевым покинули все присутствовавшие
представители печати. Заявление труппы было вызвано прямой и справедливой,
хотя и несколько резкой, критикой Ярцева в адрес театра. В своих рецензиях
Ярцев упрекал соловцовскую труппу в несерьезном подходе к репертуару, в отходе
от реалистических традиций, в ремесленническом отношении к искусству.
Киевский театральный инцидент вызвал возмущение прогрессивной театраль-
ной общественности и печати, явился толчком для обострения дискуссий о на-
значении критики, о правах и долге критика.
Газета «Одесское обозрение» осудила организаторов этого выступления и квали-
фицировала его как попытку наложить табу на правдивое и свободное изложение
критиков своих взглядов.
2 Драма Генрика Ибсена «Бранд» шла в это время на сцене Одесского город-
ского театра.
3 Марджанов, Константин Александрович, известный режиссер и актер.
4 Багров — актер и антрепренер, драматическая труппа которого выступала на
сцене Одесского городского театра.
7(123)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Злополучная судьба преследует журнал «Образование» 1 с тех пор,
как он перешел в руки «понедельничных» людей.
Сначала из этого журнала ушли все марксисты — почти все,
311

осталось человека два-три полумарксиста, переданных, по-видимому,
старой редакцией новой вместе со столами, стульями, чернильницами
и прочим инвентарем.
Затем на новое «Образование» обрушился гнев кадетов, поспешив-
ших огородить себя от сего «образовательного» предприятия.
И вот теперь опять появились в «Слове» 2 два письма, подписан-
ные — одно господами Богучарским, Прокоповичем и Философовым,
другое — господами Гиппиус, Мережковским и опять тем же Филосо-
фовым. (Почему г. Философов подписался два раза — неизвестно.
Вероятно, это надо поставить на счет его раздвоенной души.)
В этих письмах подписавшиеся заявляют, что выходят из «Утра»
(«Понедельник» — тож) и из «Образования» и уводят оттуда при-
глашенных ими лиц.
Что за комиссия? По какой причине бегут из злополучного жур-
нала сотрудники столь различного направления?
Очевидно, имеется какая-то общая причина, препятствующая рабо-
тать совместно со «стаей славных» г. Василевского и марксистам, и ли-
бералам, и демократам, и «богоискателям».
И причина эта, по-видимому не личного, а принципиального свой-
ства.
В момент упадка и апатии, охвативших нашу интеллигенцию после
«несбывшихся желаний», образовалось особое течение, частью непо-
средственно отражавшее возникшую в обществе реакцию, часть под-
ладившееся к ней .
Это течение ухитрилось соединить радикальную, ультраоппозицион-
ную фразеологию с чисто реакционным дискредитированием недале-
кого прошлого, стоившего нашим «дядям Ваням» горьких разочаро-
ваний.
Задорная, хлесткая болтовня, за которой легко было заметить по\-
ное отсутствие какого-либо политического или этического багажа, изде-
вательство над всем, на чем можно было хоть сколько-нибудь упраж-
нять свое зубоскальство, сластолюбивое смакование «проблем» пола,,
а поверх всего отчаянная и беззастенчивая реклама своей компании —
вот содержание и средства воздействия этого нового типа журна-
листики.
И как бы символизируя свою роль похмелья после тяжелого пира„
это течение приурочило свою деятельность к понедельнику, ко дню,,
когда «полощут зубы», очищаются от угара предыдущего дня.
312

Разухабистая, крикливая, наглая, с синяком под глазом, в залом-
ленном на затылок, помятом цилиндре, шла «понедельничная» прессаг
разрешая развязным жестом вопросы политики, социального быта,
этики, литературы, искусства,— и все это с кондачка, и все с апломбом,
не допускающим возражений.
«Понедельничным» героям стало тесно в газете. Они нашли, что
уже достаточно «реформировали» прессу и решили обзавестись тол-
стым журналом для «реформы» и этого дела.
Случай толкнул им в руки «Образование» и, купив его, «понеде\ь-
ничники» выразили полную готовность вместить в свои понедельнич-
ные традиции марксистские традиции журнала.
Он рад, но мы не рады.
Люди, имевшие хоть какие-нибудь политические, философские или
религиозные убеждения, постепенно отталкивались от участия в неле-
пом винегрете «Чего изволите-с?», где, по замыслу руководителей, лев
должен был почивать с ягненком, но не в силу вечного мира, а в силу
собственной внутренней импотенции.
Этот разрыв знаменует, на наш взгляд, отрадный поворот (тьфу,
тьфу, не сглазить!). Как будто в среде интеллигенции, так еще недав-
но действительно одержимой политической импотенцией, позволяв-
шей ей якшаться с кем попало, начинается некое возрождение: прите-
кают новые силы, организм крепнет, а вместе с тем в нем пробуждает-
ся интерес и вкус к жизни.
Он уже не хочет довольствоваться чем попало, он предъявляет свои
личные запросы и начинает их отстаивать.
Среди лиц и направлений, отвернувшихся от «понедельничной»
компании, есть и такие, с которыми, конечно, солидироваться не прихо-
дится. Но одно дело иметь перед собой противника с определенной фи-
зиономией и определенным мировоззрением, а другое дело — попасть
в какое-то свалочное место, куда всякий несет отбросы своего «гения».
' л Фавн
«Одесское обозрение»,
28 сентября 1908 г.
1 «Образование» (1892—1909) — ежемесячный литературный, научно-педаго-
гический и общественно-политический журнал, выходивший в Петербурге. В 1902—
1908 гг. в нем сотрудничали марксисты. В февральской книжке «Образования»
эа 1906 г. были опубликованы V—IX главы работы В. И. Ленина «Аграрный«
вопрос и «критики» Маркса». В годы реакции журнал изменил направление. С июня
31}

1908 г. издателем «Образования» стал беспринципный журналист И. Василев-
ский (Не-Буква). Здесь стали печататься декаденты Мережковский, Гиппиус,
Философов и др. В связи с этим литераторы-марксисты покинули журнал. В «Со-
временном мире» (сентябрь 1908 г.) за подписями В. И. Ленина, А. В. Луначарско-
го, В. В. Воровского, В. Д. Бонч-Бруезича и др. было напечатано заявление о невоз-
можности дальнейшего сотрудничества социал-демократов в «Образовании». Од-
нако в журнале продолжали некоторое время сотрудничать литераторы меньшеви-
стско-ликвидаторского толка Л. Клейнборт, П. Берлин, В. Львов, Н. Кадмин,
называвшие себя марксистами. На них и намекает в фельетоне Воровский.
Фельетон Воровского приурочен к моменту получения в Одессе сентябрьской
книжки «Современного мира», в которой было опубликовано заявление В. И. Ленина
и других марксистов о выходе из «Образования».
2 «Слово» — см. прим. к фельетону «Надоедливый квартирант» (№ 24).
8(124)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Говоря по совести, Одесса никогда не имела репутации интеллигент-
ного города. Торговые интересы здесь всегда подавляли интересы
умственные и эстетические.
Интеллигентом в Одессе является всякий, кто носит котелок вместо
картуза, поэтому интеллигентов у «ас слишком много, поэтому Одесса
не интеллигентный город.
Эстетика у нас «понимается исключительно в смысле перенимания
вычурностей заграничной моды и притом перенимания у мало разви-
тых эстетически берлинцев. Дальше этого одесские вкусы не идут.
Пройтись по Дерибасовской в шутовского покроя костюмчи-
ке — значит сразу заявить себя ужасным интеллигентом и эстетом.
Неудивительно, что эта высокая степень развития ярко сказывается
там, где требуется сочетание действительной интеллигентности и дей-
ствительного эстетизма,—в отношении к театру.
И в этом смысле одесситы особенно наглядно проявляют свои ду-
ховные «ценности» в этом сезоне.
Посмотрите, как идут сборы в городском театре.
Пьесы, значительные в художественном отношении или по вложен-
ным в них идеям, едва могут держаться в репертуаре, ибо публика их
совершенно игнорирует.
314

А вот довольно появиться на афише соблазнительному заглавию
«Полудевы» или «Обнаженная» — и публика валом валит в театр в
предвкушении архиинтеллигентных и супраэстетических наслаждений.
Всего характернее именно то, что для этой публики вполне доста-
точно «разбирательного» заголовка. Она не интересуется проверить,
действительно ли пьеса достаточно сильная, чтобы тратиться на билет,
или это только наименование такое.
Если бы, например, эта публика своевременно ознакомилась с со-
держанием «Обнаженной», она увидела бы, что это просто скучная
пьеса, лишенная всяких «возбудительных» элементов. Точно так же
мало-мальски интеллигентная публика знала бы, что нашумевший в
свое время роман М. Прево «Demivierges» l обличительного, а не совра-
тительного содержания.
То же самое можно наблюдать и в опере.
Одесситы, как известно, исконные опероманы. К прискорбию совре-
менной «интеллигентной» Одессы, еще не создалось ультрамодернист-
ской оперы с «ванными», с «захватывающими» жестами и возбуждаю-
щими сценами.
Но как реагирует эта публика на существующую оперу?
На днях я был на «Вильгельме Телле» 2. Эта вещь, некогда произ-
водившая такой эффект, что даже велено было переименовать ее, слу-
шалась публикой крайне равнодушно. Вокальные номера, исполнен-
ные, кстати, очень хорошо, едва удостаивались хлопков. Ни один номер
не был бисирован. Зато одна вещь неизменно вызывала продолжитель-
ные и горячие аплодисменты: это — балет. Жалкий балет, где полторы
захудалые балерины задирали обтянутые трико ноги!
Сколько ни старался г. Максаков — и один, и вместе с г. Зиновье-
вым 3— воспламенить публику, восхваляя свободу, публика неизменно
повторяла:
— Да ну тебя с твоей свободой! Подай нам лучше еще одну пор-
цию обнаженных ног!
Милая одесская публика, эстетичная и интеллигентная! Как мало
тебе нужно, чтобы удовлетворить клубничные основы твоих «художе-
ственных вкусов»!
А вам, господа антрепренеры, мой совет: если вы хотите делать сбо-
ры — а это ваше законное право — тогда переименуйте существующие
хорошие пьесы соответственно потребностям «интеллигентных» одес-
ситов.
315

Вот вам для примера репертуар на ближайшую неделю:
Понедельник. «Голая во вражеском стане» М. Метерлинка (преж-
де — «Монна Ванна»),
Вторник. «Изнасилованная» Кн. Гамсуна, (прежде — «Драма
жизни»).
Среда. «Рыжая натурщица» Г. д'Аннунцио (прежде «Джиоконда»).
Четверг. «Соблазнительница» С. Пшибышевского (прежде «Снег»).
Пятница. «Развращенная и покинутая» А. Шницлера (прежде
«Игра в любовь»).
Суббота. «Афинские ночи» В. Шекспира (прежде — «Сон в лет-
нюю ночь»).
Воскресенье. 1) Утренник для учащихся: «Жених дочери — любов-
ник матери» Н. Гоголя (прежде «Ревизор»).
2) вечером: «Притон убийства и разврата» М. Горького (прежде —
«На дне»).
За полные сборы ручаюсь.
п * Фавн
«Одесское обозрение»,
19 октября 1908 г.
1 «Demivierges» (Полудевы) — роман Эжена Марселя Прево, в котором писа-
тель обличает праздную жизнь светских кругов Парижа.
2 «Вильгельм Телль» — опера итальянского композитора Россини, созданная
на основе одноименной драмы Ф. Шиллера.
3 Максаков, Зиновьев — артисты оперы, выступавшие на сцене Одесского го-
родского театра.
9(125)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
«Голос Правды» 1 дает свое объяснение попытке известного мил-
лионера Рябушинского покончить с собой.
По мнению этой газеты, Рябушинский сделался жертвой декадент-
ской богемы, которая присосалась к его миллионам и, ради лучшего
эксплуатирования богача, уверила его, что он сам «талант».
316

И Рябушинский якобы поддался этому внушению, учился рисовать,
«проделывал все, что ему советовали эти господа, пока, наконец, в мо-
мент просветления, не пустил себе пулю в лоб.
Есть ли во всем крупица правды или это не более, как
сказка догадливой газеты—не знаем. Однако—se non è vero é ben
trovato *.
Связь между декадентом и богатым купцом давно уже отмечена в
нашей публицистике. И не только в нашей. Она весьма картинно
изображена Кнутом Гамсуном в его романе «Новь»2. По-ви-
димому, в Норвегии обстоятельства сложились так же, как и в
России.
Так называемое декадентство родилось на Западе, главным образом
во Франции, как самостоятельное, сильное и живое течение. Можно
не соглашаться с его теоретическими доводами, можно не восторгаться
его произведениями, но нельзя не признать, что оно насчитывает в
своих рядах немало крупных талантов, что в нем живет оригинальная
мысль и своеобразная сила.
Ничего подобного наше декадентство не представляет. Возникшее
на почве подражания Западу, чуждое русскому обществу, даже наибо-
лее интеллигентной его части, отвергнутое и осмеянное им за претен-
циозность и бездарность, оно быстро погибло бы голодной смертью,
если бы... если бы не купец.
Русский купец свято блюдет одну наследственную черту, завещан-
ную еще Титами Титычами времен Островского. Он никак не может
отделаться от свойственного ему самодурства.
«Чего моя нога хочет» — было лозунгом долгополого купчины, оно
же осталось лозунгом и энглизированного «коммерсанта».
Прежде «чего моя нога хочет» выражалось в издевательстве над
своими «молодцами», над женой, над семьей, в потехе над каким-ни-
будь спившимся чинушей, изображающим ради двугривенного ско-
мороха.
Теперь — теперь мы просветились, и «чего моя нога хочет» потре-
бовало деликатных предметов — эстетики. А эстетика по типу «ч^го
моя нога хочет» может быть в современной Москве только ультраде-
кадентская.
Если и неверно, то хорошо придумано (итал.).
317

И вот свора доморощенных декадентов — alias бездарностей пера
и кисти, коим место на скромных третьестепенных ролях в литературе
и искусстве,— бросилась к Титу Титычу, присосалась своими щупаль-
цами к его мешку, и пошла писать губерния.
— Тит Титыч, вам необходимо большой декадентский журнал
открыть.
— Ну?
— Непременно. Такой, чтоб в нос било и с ног сшибало. Чтобы
вашего конкурента Разуваева с досады розарвало.
— Во-во! Именно, чтоб розарвало! Чтоб <: ног сшибало!
И основывается богатый журнал, при котором жирно кормится
вся честная компания, но который имеет не более 50 платных под-
писчиков.
Тит Титыч вздыхает, стонет, чешет затылок, когда ему приходится
выбрасывать на улицу десятки тысяч, а те утешают его:
— Смотрите, Тит Титыч, какой отзыв о нашем журнале в «Вечер-
нем прохвосте»!
— Прочтите, Тит Титыч как о вас пишут в «Понедельничном ху-
лигане» 3 и т. д.
И при этом умалчивают, что отзывы сочинены ими же или их со-
бутыльниками за приличное угощение, оплаченное тем же Титом Ти-
тычем.
А с другой стороны приходят такие же проходимцы и начинают
убеждать Тита Титыча «поддержать святое искусство».
— Посмотрите, Тит Титыч, какая удивительная картина. Какие
краски, какой свежий мазок! Да это эпоха в истории живописи!
— А что здесь изображено? — робко спрашивает Тит Титыч.—
Я чтой-то понять нелюгу.
— Что вы, что вы, Тит Титыч! Ишь, какой хитрый, хочет нас пой-
мать! Да ведь это «Луч солнца в луже крови». Вы только присмотри-
тесь к этим удивительным рефлексам.
И Тит Титыч присматривается, покупает, выбрасывает из зала
портреты длиннобородых и длиннополых предков и вешает «Лучи
солнца в луже крови» и прочую бессмысленную мазню.
— Тит Титыч, да отчего вам не начать писать? У вас безусловно
есть талант и вкус. Начните работать, мы все вам будем учителями.
И бедный Тит Титыч часами просиживает над холстом и палитрой,
пыхтит, потеет, мажет какую-то тошнотворную чепуху, а ег© учителя
318

с серьезным видом рассматривают ее сквозь сложенную трубочкой
руку и поощряют:
— Очень хорошо! Превосходно! Колоссальный успех!
— Вы посмотрите только это сочетание красок: какая сила и ка-
кая смелость!
— Это прямо поразительно: техника еще несколько хромает, на
здесь есть прямо проблески гениальности!
И злополучный Тит Титыч, счастливый и сияющий, опять пыхтит
и потеет, а главное — угощает и платит, платит и угощает.
А там его ждут музыканты, сочиняющие кто кантату в честь Тита
Титыча, кто симфонию >в самоновейшем стиле, кто оперу по невидан-
ному еще плану.
За ними идут архитекторы, предлагающие рисунок дома в небыва-
ло декадентском стиле и пр. и пр.
И Тит Титыч всех принимает, всех поощряет, всех угощает, всем
открывает свой кошель. Пока, наконец, в один прекрасный день не уви-
дит, что завтра он банкрот.
Не знаю, так ли было у г. Рябушинского, но что так часто бывает
с нашими Титами Титычами, обладающими только деньгами, но не
обладающими ни знаниями, ни талантом, ни вкусом для роли мецена-
тов,— это, к прискорбию, всем хорошо известно.
«Одесское обозрение», ,*.
20 октября 1908 г. фавн
1 «Голос правды» — ежедневная петербургская газета умеренно-либерального
направления, выходившая в 1906 по 1910 г. В «Голосе правды» 13 сентября
1908 г. была помещена статья «Трагедия меценатства» по поводу попытки само*
убийства Н. П. Рябушинского — банкира-миллионера, субсидировавшего декадент-
ский журнал «Золотое руно».
2 В романе норвежского писателя Кнута Гамсуна «Новь» показан процесс
превращения интеллигентов в лакеев буржуазии.
3 По понедельникам выходили только специальные газеты. Понедельничная
печать стремилась развлекать обывателя, цинично приспосабливалась к пош-
лым вкусам буржуазной публики, отличалась особой беспринципностью и продаж-
ностью.
319

10(126)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Я на «Гетере Лаисе» 1...
Поднимается занавес. По сцене бродят сологубовские тихие блед-
ные мальчики 2.
Какие-то женщины... тощие в одних калошах. Лаиса — Инсарова,
с ней турецкий посланник (единственный мужчина в штанах).
Начинаются разговоры. Аристип — санинист 3. Диоген, по ошибке,
подает реплики Любима Торцова.
Публика начинает зевать. Тогда все уходят и остаются только
Клеон (поэт) с хрупкой блондинкой.
Клеон декламирует очень глупые стихи и думает, что это как раь
по-гречески.
К счастью, кто-то приходит, и влюбленным остается уйти за кули-
сы. Самое время.
Но, увы! Их место занимает Лаиса с г. Багровым. Она хочет соблаз-
нить его, но он упирается. Положим — недолго. Публика предвку-
шает, но галерка преждевременно начинает хлопать, спугивая настрое-
ние г. Багрова.
Остается только опустить занавес.
На сцене за опущенным занавесом шум и крики.
Более робкая публика озирается, хочет уйти. Репортер насторажи-
вает уши.
Оказывается, что это коринфская агора — наш толкучий рынок.
Для пущей античности сидит слепой украинский лирник и вертит
ручку бандуры.
Пестрота, толкотня, шум. Можно подумать, что суть массовой сце-
ны в том, чтобы быть нелепой.
Аристип разыгрывает роль покровителя бедных. Лаиса устраивает
благотворительный спектакль: четыре дамы бегают кругом с картон-
ными кухонными ножами, а она стоит посредине и делает движения
«по Мюллеру» 3.
320

Кругом публика в такт лезгинки хлопает в ладоши и припевает:
Больше ходишь — меньше спишь,
Меньше ходишь—больше спишь!
В заключение г. Багров призывает толпу к бунту. (Небось, как
театр снимал, каким тихоньким притворялся!) А Лаиса доказывает
пользу всеобщего, равного и прямого...
Опять шум за занавесом, но публика уже не верит и улыбается.
Пир. Правда, съестного нет, но есть чашки и кувшины. Направо,
за столом, мужчина, похожий на воздушный шар; он оказывается бан-
киром.
Разговор:
— Что общего у банкира с воздушным шаром?
— И тот и другой могут лопнуть.
Делают вид, что пьют. Потом пляшут (очень скверно) какие-то
черкешки. Но галерея довольна.
Когда все сильно выпили, вспоминают, что невредно пойти бороть-
ся за свободу.
Оставшись одна, Лаиса ловит момент и хочет соблазнить профес-
сора философии Ксенократа. Но он, увы...
Опять обнимается она с Полимоном. Публике невмочь. Как вдруг
появляется невеста Багрова, г-жа Мансветова.
Короткий, но высоконравственный диалог. Лаиса уничтожена.
Багров покидает г-жу Инсарову, хватает в охапку г-жу Мансветову
и убегает.
Тем временем за кулисами побеждает свобода!
Опять поднимается занавес, но уже без предварительного шума.
Приходит г-жа Инсарова и уверяет, что с прошлого акта прошло
десять лет.
Публика снисходительно улыбается.
Следует краткое содержание «Черных воронов» того же г. Прото-
попова.
— Реакция,— говорит г-жа Инсарова,— возвела гонение на шко-
лы, вместо школ строят храмы; жрецы зарабатывают более, чем учи-
теля гимназии, и т. п.
21 В. В. Веронский 321

Приходит депутация от женщин и жалуется на мужей.
— Vote for women! — голосуйте за женщин,— отвечает им г-жа Ин-
сарова и рекомендует записаться в ряды суфражисток.
Те, посрамленные, уходят.
Появляется Калхас. Публика «лопается» от смеха.
Г-жа Инсарова начинает декламировать.
Пенорожденная, пенорожденная,
Ты, Афродита, моя незабвенная!
Сбора не сделала, скуку навеяла,
Вместо восторга унынье посеяла.
О, Протопоповым пенорожденная.
Загромождэюще-загроможденная...
Тут занавес пресек новый залп пенорожденности.
Ну, скажем, я претерпел, но каково публике, уплатившей за это
еще билетный сбор?
п « Фавн
«Одесское обозрение»,
30 октября 1908 г.
Перепечатывается впервые.
1 Фельетон написан в связи с постановкой в Одессе пьесы «Гетера Лаиса»„
бездарного и реакционного драматурга В. Протопопова.
2 Намек на героев романа Ф. Сологуба «Мелкий бес».
3 Мюллер — автор руководства по лечебной гимнастике.
11(127)
ЛЯГУШКА
Орган молодых амфибий
Выходит: по желанию редактора.
Содержание: самое современное.
Лягушка: «мистическое существо, стоящее на грани двух мировг
познавшее безграничие солнечной лучистости и тайну омутной бездон-
322

ности, питающиеся лучами Феба и мраком Стикса, странное, непо-
нятное бытие».
Из готовящейся к печати «Энциклопедии со-
временного невежества».
От редакции. Молчание трав... Холодная зеркальновидносгь
пруда... Перезвоны заката... Странная силуэтность деревьев... И она...
Та, про которую сказано: «мистическое существо, стоящее на грани
двух миров, познавшее безграничие солнечной лучистости и тайну омут-
ной бездонности...», она, амфибия, царица двух жизней,— лягушка!!
А мы?.. Разве мы — не те же амфибии? Мы, гордо смотрящие
в глаза солнца и сидящие по горло в болоте жизни... Мы, звездные ду-
хом, тинистые телом?.. Пусть же божественная амфибия, та, что вопло-
щена Беклином в его Froschkönig'e l, будет символом нового человека,
упирающегося челом в небесный свод, стоящего ногами в болоте!!!
ЛЯГУШКА
(Посвящение)
Зеленозато-бес форменно-странная,
Мягко-холодная, мокрая, склизкая,
Ты для меня непонятно желанная,
Ты для меня отвратительно-близкая.
Взгляд твой загадочный, полный значения,
Тайн недоступных источник пленительный,
В душу забросил мне трепет влечения,
В бездну болотную, в омут губительный.
Ночью ко мне приползла одинокая,
К сердцу прижалася с лаской зм^иною,
И рассказала мне повесть жестокую,
Повесть про деву, что дремлет под тиною.
Пусть тебя злобно преследует множество,
Мне твои склизкие любы лобзания,
Нежно влюбленный в мое Я ничтожество —
Где ты? — зову тебя в муках страдания.
Амфибиоман
У ОКНА
(Психологический этюд)
Сырой, всепронизывающий туман полз по мрачной улице. Свет
фонарей дробился в мокрых асфальтовых мостовых. Матово сияли
огни в окнах магазинов.
21 * 323

Перед витриной роскошного ресторана остановилась маленькая,
едва трехлетняя девочка. Еще малютка, а уже познавшая всю Бездну
Падения большого Города, весь Ужас Одиночества, всю Трагедию
продажности Тела...
Она стояла перед витриной и рассматривала выставленную карточ-
ку яств. Там были жареные фазаны, куропатки, рябчики, перепела...
Но не их искала она... Она искала синюю птицу.
Но, увы, там не было жареной синей птицы.
И усталое лицо девочки покрыла безнадежность печали.
«Здесь нет синей птицы,— пролепетала она.— Здесь нет синей
птицы...»
И грустно расплылась она в Тумане, затерялась в Бездне, где ждал
ее Разврат и Ужас, скользивший среди Домов-Тюрем и Тюрем-Двор-
цов.
Здесь не было синей птицы...
Мистик
МАНИФЕСТ МОЛОДЫХ АМФИБИЙ
Мы — литераторы, а это значит:
Мы пишем, пишем без счета —
И мало читаем.
Да, мы — новаторы.
А это значит:
Учиться нам неохота —
Миры открываем!..
Мы мистике служим,
Себя под тайной скрывая.
А это значит:
Мистификаторы.
Но мы не тужим,
Чужие мысли сбирая.
Ужель то значит:
Плагиаторы?
324

О ЖЕНЩИНЕ
Странная... Непонятная... Как будто ясная, проницаемая насквозь
напряженностью вашего взора, а в то же время извивная, меняю-
щаяся — та и не та — прямая и спиральная — туманная и скали-
стая — лучистая и опаловая — душа Хамелеона — тело Сфинкса —
Женщина!
Вы мечтаете о ней. Она бродит задумчивая, тихая, закатная в са-
мых отдаленных лабиринтах вашей мрачной души. Она роется в сун-
дуках с сокровищами вашей мысли. Она пересыпает в руках алмазы,
рубины, сапфиры вашего духа, играючи наряжает свои руки в антич-
ные браслеты и кольца вашей воли,— а вы?
Разве вы были когда-либо в темном будуаре ее Я? — пахучем, мяг-
ком, манящем к неге? Разве вы хоть раз раскинулись свободно на пру-
жинной кушетке ее души? Разве удалось вам хоть раз заглянуть в тай-
ное будуарное зеркальце ее сокровенной мысли? —тайное зеркальце,
полузавешенное атласом, сулящее виды на бесконечность мистическо-
го познания?
Нет! Ни разу? Вы ощущали только ее тело, вы владели только ее
телом! И когда вам казалось, что вы завоевали ее царство — сама
царица была недоступна и свободна. И когда вы крепко держали ее
в своих объятиях— она ускользала от вас, как утренний туман...
Сфинкс тела — Хамелеон души — Женщина.
Старый идеалист.
СРЕДИ ГЕНИЕВ
(Литературный календарь)
Л. Андреева видели в Гостином дворе2, где он покупал шерстяные
фуфайки. Это ставят в связи с поворотом к реализму,— о чем давно
уже шушукаются во влиятельных кружках.
А. Каменский слегка простудился и не мог присутствовать на по-
становке его «Леды» в отдельном кабинете ресторана «Вена» 3.
Говорят, что Ф. Сологуб, гостивший инкогнито в Одессе на про-
шлой неделе, соблазнил женщину-рыбу (сирену), выставленную в вит-
рине магазина Родиди 4. Теперь он пишет на эту тему большой роман.
Мы слышали из достоверного источника, что местное общество по-
кровительства животным привлекает его к уголовной ответственности.
Предстоит грандиозный процесс, заинтересовавший крупнейших на-
ших юристов.
325

КОНКУРС
Так как в настоящее время расцвета искусства каждый литератор-
модернист представляет крупный талант, чтобы не сказать гений, а по-
тому талантливым произведением теперь никого не удивишь, то редак-
ция «Лягушки» объявляет конкурс на:
1) самое бездарное стихотворение,
2) самый глупый рассказ,
3) самую плоскую остроту.
Наиболее удачное произведение будет вознаграждено премией в
3 руб. 25 коп.
Срок не далее 15 ноября.
ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК
(Ответы редакции)
М-ву в Балте. В вашем стихотворении все так ясно и понятно, что
мы не можем его напечатать. Что за смысл писать вещи, которые до-
ступны пониманию всякого простака!
Соллогубистке, здесь. Тема о любви женщины к двугорбому верб-
люду, насколько нам известно, еще не использована в нашей литера-
туре. Но советуем спешить, ибо жизнь может определить ваше твор-
чество.
Л. Толстому, в Ясной Поляне. Хотя Ваше имя нам несколько из-
вестно, но мы не можем печатать такого старья. Советуем обратиться
в «Русский архив» нли «Минувшие годы».
Юноше, здесь. Ради бога, без рабочего вопроса, пролетариата
и пр(очего). Пишите о Ваших страстях и вожделениях — напечатаем
охотно.
Старому писателю, в Киеве. Хоть Вы и старый писатель, но до сих
пор не поняли, что истинная трагедия любви может сложиться только
на преступной почве. Переделайте Ваш рассказ таким образом, чтобы
влюбленные были братом и сестрой, отцом и дочерью, сыном и ма-
терью — и мы с восторгом напечатаем.
Редактор-издатель Фавн
«Одесское обозрение»,
9 ноября 1908 г.
326

«Лягушка» — пародия на декадентские журналы, творчество писателей-модер-
нистов, особенно воинственно выступавших после революции 1905—1907 гг. против
реализма и противопоставлявших ему реакционное «чистое искусство», мистику и
порнографию.
1 «Froschkönig» — картина символико-фантастического содержания немецкого
художника Арнольда Беклина (1827—1901).
2 Гостиный двор — торговые ряды в Петербурге.
3 «Леда» — порнографическое произведение А. Каменского — буржуазного пи-
сателя-декадента; «Вена» — петербургский ресторан, служивший местом встреч ли-
тераторов.
4 Родиди — владелец торговой фирмы в Одессе.
12(128)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Вчера у нас было напечатано пространное письмо г-жи Иванчиной-
Писаревой *. Надеемся, что наш читатель сразу понял, что авторша
этого письма неправа.
Да, г-жа Иванчина-Писарева глубоко неправа, страшно неправа,
непростительно неправа.
Она создала себе какую-то детскую иллюзию и теперь в отчаянии,
что иллюзия оказалась иллюзией.
Она пишет:
«Неужели в деле работы художественного творчества, работы
красоты и вдохновенья, свободы духа, не должно быть красоты эти-
ческого отношения?»
Но, г-жа Иванчина-Писарева,— вы невозможны!
Я сейчас укажу вам, в чем корень вашей непростительной иллюзии.
Он в одном слове, неправильно вами понимаемом.
Вы берете иностранный термин «антрепренер» и вкладываете в
него какой-то поэтический смысл.
Слово звучное, что и говорить! С ним могут сравниться разве толь-
ко «антрекот» или «антраша»...
Но беда в том, что в переводе на русский язык это звучное слово
означает всего только предприниматель, сиречь — подрядчик.
Подставьте это общепонятное «подрядчик» на место вашего
поэтического «антрепренер», и вы увидите, как «красота этических
327

отношений» сразу превратится в «красоту отношений предпринимате-
ля и наемного рабочего».
Иллюзия развеется, и на сцену выступят самые наиреальнейшие
промышленные отношения.
Он — антрепренер, подрядчик тож — ваш «хозяин», подрядивший
вас играть за определенную заработную плату (а вы-то вообразили,
что он на самом деле восторженный энтузиаст Бранд!).
Вы — наемный рабочий сцены, подряженный им, хозяином, играть
в сезоне за определенную наемную плату (весьма мизерную).
Вот и все. Ясно и просто. И нет тут места ни «красоте этических
отношений», ни «словам прощения, великодушия и красоты».
Уясните себе это основное положение, и все прочее станет понятно
и неизбежно.
Вы провинились — уехали без спросу. Ваш подрядчик, во-первых,
покрыл возникшие от этого убытки, а во-вторых, наложил на вас
штраф.
То же самое сделал бы он, если бы был не «антрепренером» труп-
пы, а мастером на заводе или подрядчиком строительных работ.
Это уже так заведено, и ничего не поделаете. Вам это не нравится?
Заводскому или строительному рабочему тоже не нравится, когда его
штрафуют за то, что он опоздал на работу или просто не явился...
скажем, из-за болезни жены или смерти ребенка.
Но в том-то и заключается великая мудрость современного обще-
ственного механизма, что предпринимателю нет дела до болезни жены
или смерти ребенка рабочего. Ему есть дело только до числа рабочих
часов, ибо от них проистекает смысл и красота его жизни, именуемые
прибылью.
На этом порядке зиждется общественное благополучие и, говорят,
даже прочность государственной жизни.
А если рабочему (на заводе или на сцене — это все равно) такой
порядок не нравится, он волен уйти и — глядя по желанию — голо-
дать, заняться «художествами» или прыгнуть с мола.
Лучше всего, г-жа Иванчина-Писарева, возьмите популярный курс
политической экономии, там вы все это найдете. А если вдобавок вы
прочтете курс какого-нибудь «одобренного» профессора, то вы узнаете,
кроме того, что антрепренер ваш не просто подрядчик, а «работода-
тель», и что вы должны быть сугубо благодарны ему, ибо без помощи
его «капитала» рухнула бы вся «культура», а вы лично были бы не
328

счастливой жрицей «святого искусства», а лектрисой, гувернанткой,
бонной или чем-нибудь подобным в «крепостнической» семье.
Наука, особенно патентованная, дает большое утешение в жизни.
Впрочем, особенно роптать вам не приходится. Другое дело, если
бы был синдикат антрепренеров и вел «черные книги» для записи
всех неблагонадежных артистов (как это делается многими фабрика-
ми). Тогда бы вам, после вашего непочтительного «письма в редак-
цию», пришлось бы либо уехать в Персию, либо переменить про
фессию.
Будьте же благодарны!
«Одесское обозрение», ^
26 ноября 1908 г. ФпвН
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Иванчина-Писарева, Е.— артистка Одесского городского театра.
Поводом для фельетона явилось письмо Иванчиной-Писаревой, напечатанное
25 ноября 1908 г. в «Одесском обозрении», в котором актриса выражала возмуще-
ние тем, что антрепренер М. Багров дважды оштрафовал ее в размере месячного
оклада — первый раз за то, что она в течение 12 дней отсутствовала из-за смерти
близкого ей человека, второй раз — по болезни.
13(129)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Воодушевленный редким успехом, который выпал в пятницу на^
долю «Хохота» *, я поспешил интервьюировать автора этого действа.
— Как пришли вы к этой глубокой, единственной в мире фило-
софии хохота? — спросил я, преисполненный восторга.
— О, это целая история,— начал автор и рассказал мне следующее:
— Еще недавно я делил космос на три неравные половины. Самой
большой из этих половин был я сам, я — царь природы, обладатель
разума и воли. Второй половиной была моя пьеса — эта сокровищни-
ца моих мыслей и сценической бутафории. Третьей, самой маленькой
половиной была публика, т. е. серая масса зрителей, читателей, покупа-
телей моих книг и театральных билетом.
— Как это глубоко и тонко,— невольно перебил я.
329"

Автор пропустил мимо ушей мое робкое замечание и продолжал:
— В этом делении я был властелином. Я царил над моей пьесой,
а пьеса царила — т. е. должна была царить — над публикой. Я чувство-
вал себя сверхчеловеком. Я был счастлив. Так продолжалось до пят-
ницы вечером,— прибавил он с меланхолической улыбкой.
— До пятницы вечером,— с ужасом вырвалось у меня.— А по-
сле?..
— А в этот вечер я убедился, что в действительности соотношение
другое.
— ??
— Я увидел, что публика — эта маленькая, жалкая третья поло-
вина вселенной — смеялась над моей пьесой, а пьеса — моя пьеса, кото-
рую я сам написал танцуя,— эта пьеса смеялась надо мной! Смеялась
всей своей бутафорией: и испанским танцем г. Юреневой, и горбом
г. Павленкова, и рефератом г. Багрова, и курточкой г. Горелова 2, и
сестрой милосердия, и громом, и молнией, и тем электрическим светом,
который г. Багров так комично тушит в столь трагический момент.
Он замолчал, и на его лицо легла печать мировой скорби.
— И когда я увидел все это,— продолжал он с оттенком горькой
иронии,— я иначе разделил космос, я разделил его на три другие не-
равные половины. Одна громадная половина — это была жалкая тол-
па, неспособная понять истинное искусство. Она была глупая и смеш-
ная. Другая маленькая половина была моя пьеса, смеявшаяся на этот
раз над этой толпой, купившей билеты на второе представление после
успеха первого. А третьей — бесконечно маленькой половиной, одной
лишь точкой—был я сам, смеющийся демоническим хохотом и над
своей пьесой, и над той толпой, которая приняла эту пьесу всерьез.
Да, я был смеющейся точкой, лопающейся от смеха точкой...
— Но ваш барон 3, кажется, делит мир только на две неравные по-
ловины...
Автор снисходительно улыбнулся.
— Но ведь барон не писал пьесы. Тот, кто написал такую пьесу,
должен же себя чем-нибудь отделять от прочей бутафории.
— Однако, по мысли вашего барона, вам как раз следовало бы
слиться со смеющейся бутафорией против глазеющей и осмеянной пуб-
лики.
— Да разве вы не заметили, что я так и делаю. Я и моя пьеса,
мы вместе смеемся над публикой. Но я, кроме того, смеюсь еще над
330

своей пьесой. Этим я возвышаюсь над ней. Я—бутафория, но я и
сверхбутафория. Я — смеющаяся третья неравная половина мира,
смеющаяся точка.
— Теперь я вполне усвоил вашу глубокую философию хохота. Вы
между прочим проводите, кажется, идею счастья незнания? Только
слепой говорит «знаю», зрячий и живой может сказать лишь «не
знаю»?
— Да, это идея счастливого неведения.
— Да, да, счастливого невежества. Как это глубоко вы сказали,
как метко!
Я собирался уходить. Но напоследок спросил его:
— Скажите пожалуйста, откуда это вдруг у Макса 4 такая тяжелая
болезнь завелась?
— Не знаю, право,— сказал автор.— Так нужно было.
И он весело засмеялся. Я понял, что он счастлив своим неведением.
«Одесское обозрение», ^
30 ноября 1908 г. фавн
Фельетон перепечатывается впервые.
1 «Хохот» — банальная, полная символики, без сюжета и образов пьеса одес-
ского писателя Ал. Вознесенского (псевдоним А. Е. Бродского). Ее постановке на
сцене Одесского городского театра предшествовала в печати громкая реклама.
Пьеса была опубликована в одном из номеров декадентского альманаха «Шипов-
ник» в Петербурге, поставлена в ряде городов страны. Премьера пьесы Вознесен-
ского в Одессе, приуроченная к бенефису его жены, талантливой актрисы В. Юре-
невой, закончилась провалом.
2 Артисты, принимавшие участие в постановке.
3 Барон — персонаж из «Хохота».
4 Макс—персонаж из «Хохота».
14(130)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
НОВОЕ И СТАРОЕ
Просматривая вчера петербургские газеты, я наткнулся на малень-
кую «художественную заметку».
В этой заметке описывалось впечатление от «борьбы» нового со
старым в искусстве в г. Киеве *.
331

«Молодые» — представители «нового» из группы «Звена» ополчи-
лись на «стариков», на «хулиганов от палитры à la Маковский и Айва-
зовский» (sic!).
Можно было бы подумать, что Маковский, по крайней мере, разгро
мил выставку «Мир искусства» 2, а Айвазовский вытер свою палитру
о физику кого-либо из «молодых» и «новых».
Но, оказывается, дело не так страшно. «Хулиганство» обоих ста-
риков заключается в том, что они не были сторонниками «нового»,
того «нового», на защиту которого ополчаются «молодые».
«С первой выставки «Мира искусства» в 1899 г.,— пишут в своем
листке «новые»,— наступила новая эра. Смотрят на Запад. Свежий
ветер мякинный дух Репина отпускает, лапоть передвижников теряет
свою видимую силу. Но не Серов, не Левитан, не потуги на гениаль-
ность. Врубеля, не литературные дегилевцы, а «Голубая роза», те, что
сгруппировались вокруг «Золотого руна»3,— вот надежда русской
обновленной живописи».
Ну, и слава богу, что новая эра. Да зачем же стулья ломать,— илиг
по-современному,— зачем же скулы дробить? Ибо «новое» иногда и
заушает «старое» во имя «новой эры».
Как раз в тех же номерах петербургских газет помещен отчет по
известному делу Боткина — Врангеля, разбиравшемуся у мирового
судьи 4.
Читатель помнит этот милый инцидент. Готовились открывать вы-
ставку: г. Боткин заявил, что помещение не приспособлено в противо-
пожарном отношении. Произошло пререкание, в результате которого
барон Врангель ударил Боткина. Публика, конечно, отнеслась к факту
надлежащим образом.
Во-первых, Боткину 75 лет, во-вторых, мы слишком часто убеждаем-
ся, что «у всякого барона своя фантазия», а, в-третьих, мордобой при
всяких условиях остается мордобоем, сохраняет, так сказать, свою
«абсолютную значимость».
Но теперь оказалось на суде, что данный мордобой был не просто
мордобоем, а идейным мордобоем старому во имя нового, т. е. про-
грессивным мордобоем.
Оказалось, что барон Врангель был представителем нового тече-
ния, «новой эпохи», г. Боткин, напротив, выразителем старого, под-
ставлявшего ножку новому, тормозившего его развитие.
— Du choc des opinions jaillit la vérité,— говорят французы.
332

Что в переводе на русский значит: при столкновении мнений полу-
чается мордобой.
Охотно верю, что г. Боткин — человек отсталый, ненавидящий все
новое в искусстве, «гадящий» этому новому.
Пусть так. Но все-таки, зачем же сейчас — «в морду»?
Допустим даже, что барон Врангель, имея дело с человеком старой
складки, как Боткин, предпочел употребить «старый» аргумент, как
мордобой, так только, для понятности, для популярности.
Но и тогда он не прав, ибо, если бы он даже убедил этим путем
сторонника старых начал, он едва ли убедил бы защитников нового.
Это-то и есть самое потешное и в деле барона Врангеля и в деле
киевских «новых», что, считая себя поборниками новых форм, они уди-
вительно сохранили все старое содержание.
Краски как будто новые, линии как будто самые модернистские,
а глядишь — за ними стоит все тот же родной кулак и все то же род-
ное трехэтажное слово.
А поговорите с этими господами в домашней обстановке — верх
культурности и корректности. Жаль только, что эта культурность и
корректность не идут дальше домашней обстановки!
«Одесское обозрение»,
16 декабря 1908 г.
Перепечатывается впервые.
1 Воровский имеет в виду «Художественные заметки» Ив. Лазаревского, опуб-
ликованные в петербургской газете «Слово» 11 декабря 1908 г. В ннх говорилось
о выставке группы киевских художников-декадентов «Звено». Участники группы
издали листок «Голос импрессиониста в защиту живописи», в котором допускали
оскорбительные выпады против крупнейших художников-реалистов.
2 «Мир искусства» — ассоциация художников-декадентов, возникшая в конце
90-х годов XIX в. Активную роль в ней играли С. П. Дягилев, А. Н. Бенуа,
Л. С. Бакст, К. А. Сомов. Руководители этого объединения устраивали художест-
венные выставки, на которых пропагандировали идеи «искусства для искусства»,
крайний субъективизм и абстрактивизм, вели воинствующую кампанию против
реализма. Целям этой же пропаганды служил журнал «Мир искусства» (1899—
1904).
3 «Золотое руно» — художественный и литературно-критический декадентский
журнал, издававшийся в 1906—1909 гг. в Москве на средства миллионера Рябу-
шинского.
4 10 октября 1908 г. в здании «Общества поощрения художеств» в Петербурге
леред открытием художественной выставки «Старые годы» генеральный комиссар
333

выставки барон H. Врангель в присутствии публики оскорбил и ударил академика
живописи М. П. Боткина — вице-президента художественного общества — за то, что
последний ввиду плохого противопожарного состояния выставки потребовал отло-
жить ее открытие.
Боровский имеет в виду заметку «Дело барона H. H. Врангеля», опубликован-
ную в газете «Слово» 11 декабря 1908 г. В ней сообщалось о суде, который при-
говорил Врангеля к двухмесячному аресту.
15(131)
ЛИТЕРАТУРНАЯ ЕЛКА
Если когда-либо русскую изящную литературу можно было срав-
нить с нарядной рождественской елкой, так это как раз в наши дни.
Яркий, блестящий праздник на день — стеклышки, бусы, мишура,
золотые орехи и пряники, и все это эффектно освещенное ловко разве-
шанными восковыми свечами, да разве не ту же картину являет лите-
ратура наших дней?!
Вынесите зажженную елку на яркий солнечный свет — и перед
вами будет жалкое деревцо, нелепо и обидно увешанное грошовой
бутафорией.
Вынесите и нашу современную литературу на свет дня, т. е. дайте
перечитать ее человеку, не зараженному миазмами переживаемого на-
шим обществом психоза,— и результат получится тот же.
И как в случае с елкой в ясный день вам невольно придет в голову
«трезвый» вопрос, как может человечество расточать свои силы на
производство всей этой елочной ерунды, завтра же выбрасываемой
в помойную яму, так и в случае с литературой трудно отделаться от
мысли: как могут взрослые, талантливые люди тратить свои силы на
тот вздор, который производится теперь по преимуществу?
Разве не золочением гнилых орехов занимается умный, даровитый
художник Куприн, когда пишет свою «Морскую болезнь» 1 — для кого,
для чего? — для разукрашения сегодняшней елки?
Разве не завертывает в золоченую бумагу дешевые тульские пря-
ники интересный, талантливый Леоннд Андреев, когда сочиняет бута-
форского «Царя-Голода» 2 — тоже своего рода украшение на сегодняш-
нюю елку?
334

Таковы лучшие. А что же говорить про других?
Но было бы несправедливо обвинять тех, кто изготовляет укра-
шения на елку, раз елка изобретена и приобрела право гражданства.
Как обыватель (публика тож) выдумал бутафорскую елку для скра-
шивания скуки своих буден, так же выдумал он и литературную бута-
форию для скрашивания буден своего духа.
Жизнь обывателя сера и скучна. Если бы не было традиционных
рождественских праздников с елками, ряжением и пр(очим),— чем от-
личил бы он свое человеческое существование от своего мышиного
бытия?
Но когда обыватель хочет почувствовать себя человеком, он вспо-
минает литературу. В живое, яркое, солнечное время ок вносит в эту
литературу здоровое зерно здоровых помыслов и чувств.
Когда же жизнь его опошляется и сереет, когда солнце прячется
и наступает бесформенная тьма, о, тогда у него нет более здоровых
помыслов и чувств. Тогда ему нужен кричащий, пестрый искусствен-
ный свет—вроде того, что на фронтонах «иллюзионов», тогда ему
нужна пестрая, бьющая в глаза, литературная елка.
А художник — безвольное дит я своего общества, т. е. того же обы-
вателя,— начинает клеить бомбоньерки, золотить орехи, нанизывать-
стекляшки на нитки.
И все довольны. Доволен художник, что его так ценит и любит
публика. Довольна публика, что художник так попадает ей в тон. Об-
щее довольство.
Мрак рождает кошмары. Но и кошмары рождают мрак.
Бедная публика, бедные художники, бедное время!
Бедная и ты, несчастная елка!
г\ * П. Орловский
«идесское обозрение», г
25 декабря 1908 г.
1 «Морская болезнь» А. Куприна напечатана в альманахе «Жизнь» ( 1908,-
№ 1). Горький писал по поводу «Морской болезни»: «И даже Куприн, не желал
отставать от товарищей-писателей, предал социал-демократку на изнасиловаиие-
пароходной прислуге, а мужа ее, эсдека, изобразил пошляком» (Собрание сочи-
нений, в 30 томах, т. 24, стр. 63—64).
2 «Царь-Голод» — драма Л. Андреева, опубликована в пятой книге альманаха
«Шиповник» за 1908 г.
33S

16(132)
SCLAVUS SALTANS
Есть хороший обычай подводить в начале года итог минувшему
году и таким образом проверять пройденную ступень развития... или
упадка.
И, следуя этому хорошему обычаю, я хочу сегодня пригласить
читателя обратить внимание на одну черту, весьма ярко характеризую-
щую минувший год.
Эта черта — смех.
Если отмечать в человеке или в каком-нибудь обществе, так ска-
зать, историю его смеха — как он смеется, над чем смеется, когда
смеется,— мы получим богатейший материал для изучения его психо-
логии.
На этот раз мы ограничимся одной сферой смеха — литературной.
Нам, благочестивым россиянам, не много литературного смеха до-
сталось на долю. Сатира и карикатура никогда не могли у нас хорошо
развиться «по причинам, от редакции не зависящим».
Короткий период 60-х годов, когда чуть было не укрепились в ли-
тературе сатира и карикатура, миновал слишком быстро '.
Единственным сатириком у нас был и остался Салтыков.
Не лучше повезло и юмору. Лучшие юмористы — Гоголь, Чехов,
Новодворский 2 — так смеются (особенно последние два), что от их
смеха плакать хочется.
Мы не знали и до сих пор не знаем здорового, искреннего смеха
над ответственным за себя уродством. Ибо наше уродство всегда вы-
ражало чужую волю и не могло отвечать за себя.
Положение дел, казалось, изменилось три года тому назад.
Пышным цветом распустилась юмористическая и сатирическая
пресса, и в ней впервые зазвучали нотки искреннего, свободного смеха.
Чувствовалось, что люди получили не только возможность, но и
желание хохотать «над тем, что кажется смешно».
Однако и этот порыв к смеху был короток. Журналы начали ско-
ропостижно умирать, а с тем и смех 3.
Но осталось одно литературное наследие от этого периода.
Потребность в смехе породила спрос на смех; такой же рыночный
спрос, какой бывает на яркие материи или модные меха.
336

Под влиянием этого спроса создалась целая профессия смеющихся
и смешащих литераторов, именуемых обыкновенно маленькими фелье-
тонистами.
Каждая «уважающая себя» газета обязательно начала обзаводить-
ся такими смехунами,— которые побогаче, держали по два, по три.
Наконец, создалась специальная понедельничная газета, которая дава-
ла только смех.
После недели политики, литературы, науки и скуки читателя обда-
вали целым номером смеха.
Но смех есть лишь определенное отношение к какому-нибудь объек-
ту. Необходимы были объекты, на которых можно было бы изощрять
смех.
В теориях словесности обыкновенно разъясняется, что комичное
создается тогда, если делать глупое, дурное, вредное с искренним со-
знанием, что это умно, хорошо и полезно. Ну, а вся наша обществен-
ная жизнь сложилась с этой точки зрения крайне комично. Так что
недостатка в объектах, казалось бы, не должно было быть.
Но, к сожалению, авторы комичного в жизни обладали волшебной
силой недопускания комичного в литературу. Размах смеха был сужен,
круг его ограничен.
Но смех как профессия не переставал существовать. Была целая
каста лиц, которые приспособились и привыкли выражать смехом все
свои эмоции: радость и горе, негодование и восторг, веселье и слезы.
Они были такие же профессионалы смеха, как их коллеги были про-
фессионалами политики, театра, литературной критики. Они жили
этим и ни к чему другому не были приспособлены.
На все их сомнения и недоумения им отвечали одно: «смейся,
паяц!»
Sclavus saltans!
И приходилось смеяться. Кругом царил мрак и уныние, а они смея-
лись. Общественная жизнь была загнана в узкий круг, где кроме лите-
ратуры и искусства ей ничего не оставили, а они все смеялись.
И когда им не над чем было смеяться, они набросились на изящную
литературу и начали смеяться над нею.
Писали пародии, шаржи, карикатуры. И на то, что заслуживало
смеха, и на то, что стоило слез. И над претензиозными попугаями мод-
ничающих гениев, и над кровью сердца страждущего художника.
22 В. В. Боровский 337

Ибо нужно было жить, а чтобы жить — нужно было работать, а ра-
ботать они могли только смехом.
Sclavus sait ans!
И эта жалкая картина пляшущего раба, когда кругом его царит
мерзость запустения, особенно ярко резала глаза в истекшем году.
Каков будет этот год — мы не знаем, едва ли будет хорош, но что
из минувших последний был наиболее мрачным, это бесспорно. И сре-
ди этого мрака, быть может, наиболее мрачным пятном — благодаря
своей ненужной крикливости — был этот смех над самим собою.
Вероятно, многие из этих шляшущих рабов сознают, что творят это
лишь в силу печальной необходимости. Но, кажется, есть и такие,
которые серьезно воображают, что делают умное, хорошее и полезное
дело.
К ним тоже был бы применим критерий комичного, если бы они
не были просто жалки.
О, если бы ушло в вечность вместе со старым годом это грустное
наследие его!
«Одесское обозрение»,
8 января 1909 г. IL Орловский
1 В 60-е годы XIX в под влиянием освободительного движения в России наблю-
дался расцвет сатирической журналистики. Особенной политической остротой отли-
чались сатирические журналы «Свисток» — приложение к «Современнику», редак-
тировавшееся Н. Добролюбовым, и «Искра», во главе которого стоял поэт В. Ку-
рочкин.
2 Новодворский А. О. (псевдоним А. Осипович)—писатель-народник.
3 В 1905—1907 гг. в России выходило множество сатирико-юмористических
журналов, газет, листков; некоторые из них конфисковывались царскими властями
с первого же номера.
17(133)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Артист театра Соловцова г. Барский привлекает известного ре-
цензента «Киевской мысли» г. Ярцева к суду за... злословие.
Не за оскорбление в печати, не за клевету, а просто за злословие.
338

Господин Барский считает себя, по-видимому, крайне либеральным
и гуманным, если ограничивается столь «мягким» способом воздей-
ствия.
Разные темпераменты и разные точки зрения различно реагируют
на неприятную им критику.
Актеры «старого закала» обыкновенно прибегают к методам непо-
средственного воздействия. Подойдет где-нибудь в буфете к рецензен-
ту и трах по физиономии, или, как сам потом скажет — «в морду».
Актер из «новых» — человек свободного образа мышления, кото-
рый не крестится, выходя на сцену, и не бледнеет, если кошка перебе-
жит ему дорогу, когда он идет в театр,— такой актер-радикал обра-
щается к общественному мнению: пишет письма в редакцию или при-
влекает провинившегося рецензента к третейскому суду товарищей.
Но между этими крайностями помещается средний тип — тип гу-
манного законника, так сказать, кадета сцены. Он отвечает на нападки
критика благородным жестом и подает мировому.
И привлекает он не за диффамацию — фи! — он слишком горд для
этого — и не за клевету — тут ведь провалиться легко,— а привле-
кает за «злословие».
Злословие! Что это за таинственная форма обиды?
Человек писал рецензию «злыми словами», т. е. не добрыми слова-
ми, т. е. вместо славословия злословил.
— Помилуйте,— скажет на суде какой-нибудь актер Крокодилов-
Земильский,— этот господин писал про меня, что у меня в роли Гам-
лета очень неумный вид! Разве можно так злословить!
— Пощадите, г. судья,— завопит благородная старуха Сентимен-
талова,— он писал, что, когда я рыдаю, ему хочется смеяться. Разве
допустимо такое злословие!.,
Бедный судья! Ну, чем он виноват, что большинство наших провин-
циальных актеров вызывает вместо слез смех, а вместо вдумчивости
зевоту?
Что может он поделать, если очевидность доказывает, что «злосло-
вие» есть самая мягкая и деликатная форма критики некоторых «ху-
дожественных» продукций?
Злополучному судье придется только обратиться к истцам со слез-
ной мольбой:
— Господа, уж если вы не хотите расправляться с рецензен-
тами патриархально, если вы не расположены воевать с ними их же
22* 339

оружием — т. е. печатным словом, и воздействием на общественное
мнение—то уж привлекайте их, пожалуйста, за диффамацию. По
статье о диффамации кого угодно можно закупорить, ну, а со «злосло-
вием» вы только того добьетесь, что на свою же голову расплодите
юмористические фельетоны.
Пожалейте хоть себя, господа жрецы искусства!
гл * Фавн
«Одесское обозрение»,
17 января 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые. Написан в связи с инцидентом в театре
Соловщова (см. прим. к фельетону «В кривом зеркале», № 6 (122).
18(134)
ПОСЛЕ ЮБИЛЕЯ
В полночь на кладбище села усталая тень Николая Васильевича
Гоголя и начала обмахиваться концом савана.
Через минуту к ней подсел черт.
Лукаво улыбаясь, посмотрел он на юбиляра и спросил:
— Доканали, Николай Васильевич?
— Доканали! — грустно ответил Гоголь и уставился в даль пе-
чальным взглядом.
— Да, дружище,— продолжал черт уже серьезно,— не повезло
тебе. Начал ты за здравие, а кончил за упокой. Вот теперь и плоды.
— Это прямо ужасно,— волновался Гоголь — Как я презирал этих
Ноздревых, Собакевичей и пр^очих^ а теперь, изволь, Ноздрев облобы-
зал меня сегодня, назвав истинно русским человеком; Собакевич на-
ступил на ногу и, пожав руку, назвал собратом по оружию.
— А «прогрессисты»? 1 — ехидно спросил черт.
— Ах, эти прогрессисты!—со слезами в голосе воскликнул Го-
голь.— Они приветствовали меня как борца за конституцию. Я даже
покраснел.
— Знаешь, Николай Васильевич,— сказал после некоторого мол-
чания черт,— самое худшее это то, что на твоем юбилее все объеди-
340

нилось. Это плохой признак. Прости, но меня от такого единодушия
стошнило бы.
— Ей-ей, я тут ни при чем,— виновато проговорил юбиляр. Это
плод какого-то недоразумения. Я никогда не был радикалом, вообще
не был политиком, а вся оппозиция считает меня своим. Я всегда
боролся с мракобесием, грубостью, насилием, хамством, а Ноздревы
и Собакевичи думают, что я их единомышленник.
— Вероятно, ты не совсем последовательно делал все это,— заме-
тил черт.
— Причем тут последовательно. Я вообще не задавался политиче-
скими целями. Я был только художником. Я искал не блага, а красо-
ты. И если я громил и осмеивал зло, то прежде всего потому, что оно
нехудожественно.
— Но если тебе зло не казалось нехудожественным, ты не осмеи-
вал его?
— Признаться, да. Помнится, я даже идеализировал несколько
старосветских помещиков.
— Не думаешь ли ты, что причина нынешнего единодушия на
твоем юбилее кроется как раз в этой подмене понятия зла понятием
нехудожественного?
— Сомневаюсь. Мне кажется, зло — это временное, преходящее.
Красота, художественное, а тем самым и антипод его — нехудоже-
ственное — вечны.
— Но не согласишься ли ты со мной, что вечна не красота или
некрасота жизненных явлений, а лишь претворение их в красоте твор-
чества художником?
— Гм... пожалуй...
— И что красота жизни столь же преходяща и временна, как и
зло жизни?
— Если ты хочешь сказать, что и зло и красота реальной действи-
тельности одинаково преходящи, а вечно только отражение их в худо-
жественном произведении, то я согласен.
— Но, быть может, ты признаешь >в таком случае, что писатель,
руководящийся исключительно эстетическим мерилом художествен-
ного, а не этическим мерилом добра и зла, рискует превратиться в
жреца чистого искусства,— ибо его творчество отражает не борьбу
общественных сил, а лишь художественные эмоции автора...
— Ну?..
341

— А потому его произведения быстро утрачивают связь с эво-
люцией добра и зла, сохраняя лишь значение чисто художественных
документов — безвредных, школьных, классических произведений.
— А что ты хочешь этим сказать?
— А то, что единодушие на твоем юбилее, быть может, объясняет-
ся как раз этим твоим эстетизмом, который быстро превратил тебя вз
живого человека в классика?
— Ну?...
— Что твой якобы политицизм был в свое время превратно по-
нят...
— Ну?..
— И что в настоящее время нет оснований отказываться чество-
вать тебя ни министерству народного просвещения, ни духовному
ведомству, ни даже местному городскому управлению...
При этих словах Гоголь встал и молча пошел к своей могиле.
г\ * Фавн
«Одесское обозрение»,
20 марта 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Фельетон написан в связи с торжествами в марте — мае 1909 г., посвященными
100-летию со дня рождения Н. В. Гоголя. Главную роль в организации и проведе-
нии торжеств играли либерально-буржуазные деятели и декаденты (Д. Мережков-
ский, Ю. Айхеивальд, В. Саводнщк и др.), которые в юбилейных речах и статьях
опошляли и извращали наследие Гоголя,* толковали его произведения в религиоз-
но-мистическом духе, провозглашая его поборником монархических устоев.
Появление «черта» в фельетоне Воровского можно поставить в связь с выхо-
дом книги Д. Мережковского «Гоголь и черт».
1 Прогрессисты — имеются в виду либералы.
19(135)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Года полтора тому назад, когда шла речь о сдаче городского
театра не г. Никулину, а г. Багрову, мне пришлось писать о quasi-
аристократизме театральной комиссии, от которой исходила знаме-
342

нитая фраза: наш театр был дворянином, а Никулин сделал его ме-
щанином 1.
Мещане во дворянстве из театральной комиссии плакали над сво-
им театром — дворянином в мещанстве. И эта пошлость заслуживала
всестороннего осмеяния.
Но с течением времени театральная комиссия истосковалась по
шлепкам критики и старается снова их заслужить.
Поводом послужили ей гастроли в городском театре «Кривого зер-
кала» и «Театра смеха и сильных ощущений»2. Не имея основания
протестовать с точки зрения аристократизма — ибо подобные зрели-
ща предназначены для «избранной» публики, а следовательно, «ари-
стократичны»,— комиссия выступила на бой... за общественную нрав-
ственность.
Не смейтесь, господа, это дело вполне серьезно. Если Разуваевы
и Колупаевы могут хранить заветы аристократии, то с таким же пра-
вом и успехом могут они предписывать обществу правила нравствен-
ности.
Репертуар «Кривого зеркала» и «Театра смеха»—безнравственен,
т.е. он,собственно говоря, не просто безнравственен, а безнравственен
лишь поскольку ставится на сцене городского театра.
Поставьте те же вещи — или даже худшие — в Сибиряксвке3,
а еще лучше в «Северном ресторане» 4 — и ничего не будет безнрав-
ственного. Напротив, сами же члены комиссии охотно пойдут смотреть
и получать истинное наслаждение.
Но в том-то и дело, что «место человека красит» — по месту и
человек, по театру и репертуар. Все относительно и условно, как дока-
зывал еще Гегель. То, что нравственно в «Северном», безнравственно
в городском. То, что нравственно в городском, безнравственно (толь-
ко там это называется: скучно) в «Северном».
В этом делении отражается весьма характерная черта того самого
общества, нравственность которого блюдет комиссия.
Собственно говоря, общество (просят не смешивать с толпой)
едино и нераздельно. Оно одно и то же и в городском, и в Сиби-
ряковском театрах, и в «Северном ресторане». Это платежеспособная,
а потому почтенная, а потому аристократическая, а потому блюдущая
нравственность публика.
Но дело в том, что эта публика живет двойной жизнью. С одной
стороны, она соблюдает хороший тон, нравственность, являет пример
343

семейной и гражданской добродетели и посещает строгого стиля дра-
му и оперу в городском театре. С другой стороны, она проводит ночи
в кафешантанах и домах свиданий, имеет любовниц и любовников,
развратничает, безобразничает, прожигает жизнь.
И каждое из этих положений требует своего антуража. Для пер-
вого — Ибсен, Л. Андреев или классик, для второго — «Ночь люб-
ви», «Пансион м-м Серафэн» или этуали.
А теперь представьте, что произошло бы, если бы строгая сцена
городского театра допустила фарсы, оперетки и т. п.? Ведь совершенно
исчезла бы раздельная линия между официальной и сокровенной эсте-
тикой, а тем самым между нравственностью и безнравственностью.
Не права ли театральная комиссия, когда гонит безнравственные
вещи со сцены театра-«аристократа»?
~ - Фавн
«Одесское обозрение»,
13 июня 1909 г.
Перспечатывается впервые.
Поводом к фельетону явилось выступление товарища городского головы
В. И. Масленникова на заседании городской управы, где он высказался против по-
становки на сцене городского театра таких фривольных зрелищ, какие демонстри-
ровал «Театр сильных ощущений».
11 июня 1909 г. «Одесское обоЗ(рение» за подписью «П. О.» в разделе '«Театр
и музыка. Городской театр» опубликовало отклик Воровского на спектакль этого
театра. Приводим его целиком:
«Если бы «Петербургский театр сме*а и острых ощущений» не приехал вслед
за «Кривым зеркалом» и если бы он скромно приютился под названием фарса в
«Сибиряковке»,— о нем, пожалуй, можно было бы просто промолчать. Но он пре-
тендует на нечто большее, и следует указать ему подобающее место. Это самый дю-
жинный фарс с самыми дюжинными силами, покусившийся под шумок «Кривого
зеркала» скормить одесситам свою сомнительную эстетическую пищу. Поскольку
эта труппа ставит простой фарс, она дает не больше, даже несомненно меньше зна-
комых нам фарсовых трупп. В других же областях она переходит в балаганного
пошиба шарж.
Вчерашний спектакль, очевидно, должен был служить «смеху». Судя по про-
грамме, «сильные ощущения» оставлены на сегодня. Но качество их можно было
предвидеть еще и вчера».
Боровский решительно отвергал спектакль как «сомнительную эстетическую
пищу». Участники же заседания городской управы, на котором обсуждалось
заявление Масленникова, наоборот, защищали «новый жанр», ссылались на его
«большой успех в столицах», но утверждали при этом, что в городском театре это
зрелище недопустимо.
1 См. прим. к фельетону «Мещане умные и мещане неумные» (№ 7).
344

2 Столичные эстрадные театры, гастролировавшие в Одессе.
3 Сибиряковка — театр Сибирякоыа.
4 «Северный ресторан» — фешенебельный кафешантан.
20(136)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Когда люди сознают свое духовное банкротство, они начинают вы-
двигать разных знаменитых «предков» или современников и самым
характером чествования сих современников и предков лишний раз
доказывают свое убожество.
Сейчас мы безнадежные банкроты, и сейчас у нас чествованиям
нет конца.
Вот перед вами чествование Гоголя. Строят памятник — весьма
шаблонный и бездарный, с неизбежными «типами» на барельефах,
истинно казенное произведение1.
Созывают банкеты с приглашенными «представителями» учреж-
дений из России и из-за границы. Произносят скудные, шаблонные
речи, повторяют в тысячу первый раз затасканные, пошлые фразы
российского и интернационального содержания, провозглашают ка-
зенные тосты 2.
Ставят гоголевские спектакли и к ужасу всех мало-мальски воспи-
танных эстетически людей инсценируют публичное торжественное
чествование. Ставится гипсовый бюст (вещь сама по себе весьма неху-
дожественная), натыкают цветов, подчас даже треногий курильник
выдвигают. Актеры во фраках и актеры в гриме окружают этот гип-
совый слепок, делают торжественные физиономии, и нередко — к ужа-
су музыкальных людей — поют «Славу» 3.
Все это называется «чествованием любимого писателя», все это
проделывается с видом крайней серьезности и сознания величия мо-
мента и притом проделывается людьми, перешедшими двенадцатилет-
ний возраст.
Что и говорить, хорошо, когда нация любит, ценит, а главное,
знает своих героев мысли. Полезно все, что способствует ознакомле-
нию массы народа с хорошими произведениями литературы, что по-
зволяет этой массе ценить, любить ее лучших учителей жизни.
345

Но от того, что в Москву съедется несколько сот литераторов и
дилетантов, читавших и перечитавших Гоголя, от того, что они наго-
ворят с три короба всем известных истин и скушают вкусный обед,
дело пропаганды знакомства народа с Гоголем еще не подвинется ни
на шаг. Если действительно интеллигенция хочет, чтобы мужик мог
с базара унести Белинского и Гоголя»4, тогда надо бросить прием
самоуслаждения и взаимного обожания и заняться более серьезным
«чествованием» памяти писателя.
Правда, тогда будет меньше блеска и треска, многим «ораторам»
не придется тогда произнести заготовленных речей, из Парижа и Лон-
дона не примчатся поздравители, на сцене не будет красоваться убран-
ный цветами бюст и перед ним не будет куриться на треножнике
кадильница.
Но зато, быть может, характер «чествования» более будет отве-
чать значению самого писателя для народа и его развития, и прочнее
западет это чествование в умы масс.
~ - Фавн
«Одесское обозрение»,
1 мая 1909 г.
Фельетон написан в связи с юбилейными гоголевскими торжествами.
1 Речь идет о памятнике Н. В. Гоголю, установленном в 1909 г. в Москве. Ав-
тор памятника, скульптор Н. А. Андреев, дал решение образа великого писателя-
реалиста в мистико-пессимистическом плане.
2 Фельетону Воровского в газете «Одесское обозрение» предшествовали кор-
респонденции о многочисленных банкетах, посвященных Гоголю. О казенном ха-
рактере этих банкетов дает представление телеграмма из Москвы, опубликованная
газетой 30 апреля 1909 г. Городской голова открыл банкет тостом: «За здоровье
государя-императора». Затем, сообщала газета, «следовали тосты за представите-
лей иностранных государств, сопровождавшиеся национальными их гимнами. Граф
Гейден от имени Петербурга провозгласил тост за первопрестольный град и его
голову».
3 Боровский имеет в виду чествование Гоголя в Одесском городском театре
29 апреля 1909 г. Перед началом спектакля оркестр и церковный хор, располо-
жившийся на сцене перед бюстом Гоголя, исполнили «Славу».
4 «С базара унести Белинского и Гоголя» — перефразированный текст из поэ-
мы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо?»
346

21(137)
В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ
Вчера «Кривое зеркало» показывалось на сцене городского теат-
ра. Одесситы смотрелись в него, увидели уродливые, смешные рожи
и хохотали до упада.
И никому из них не пришло в голову подумать, что это над своим
же изображением они смеются — только отраженным в карикатур-
ном виде благодаря кривизне зеркала.
Африканская невеста Вампука 1 десятилетия смотрелась в прямое
зеркало и была уверена, что она необычайно красива.
Но когда ей подставили искривленное зеркало, когда она увидела
карикатурно подчеркнутые им свои прелести — плоский нос, широкие
<:кулы, выпуклые губы, бараньи глаза — она начала хохотать.
— Вот черномазая рожа,— думала она и благодарила Изиду,
что та не создала ее похожей на эту обезьяну.
Шарж понимается публикой различно.
Одна часть — незначительное меньшинство — видит его художе-
ственное значение: изображение гармонии уродства путем подчерки-
вания, преувеличения отдельных уродливых черт физических и ду-
ховных.
Большинство же публики усматривает в карикатуре только
смешное.
Рисунок Каран д*Аша2, плоская острота клоуна, тонкий шарж
Чехова, умышленное падение балаганного скомороха — все это одина-
ково смешно для большой публики.
И ради этого смеха для смеха, смеха для времяпрепровождения,
ч:меха для пищеварения большая публика идет на шаржи в духе «Кри-
вого зеркала».
Человек, ценящий в карикатуре искусство, одинаково интересует-
ся всяким искусством как источником благородных эстетических эмо-
ций. Рядом с карикатурой он будет увлекаться и трагедией, и сим-
фонией, и поэзией.
Человек, ценящий в карикатуре только способность смешить, без-
различен к ее эстетическим качествам, как и к эстетике вообще. Ему
дорого все, что вызывает элементарные, грубые эмоции: мелодрама,
^щекочущая нервы, фарс, пробуждающий чувственность, борьба,
347

восхищающая грубой физической силой, бои петухов или быков, будя-
щие кровожадные инстинкты.
И как раз наше время и наше состояние общества характерно сво-
ей яркой погоней за грубыми эмоциями.
На днях г. Жилкин 3 указывал в «Слове» на дикие образцы такой
погони.
Оказывается, например, в Петербурге есть «Театр ужасов», или
в цирке показывается артист «Железная шея», представляющий по-
вешенного.
Не правда ли, какое тонкое эстетическое удовольствие смотреть,
как барахтается на веревке человек, напрягая мышцы шеи, чтобы
веревка и в самом деле не задушила его?
И чем больше публика — «большая» публика — увлекается подоб-
ными звериными играми, тем более пустуют действительно художе-
ственные театры, музеи, выставки. Богатеют содержатели разных
«театров ужасов» и разоряются организаторы полезных и хороших
предприятий.
п * Фавн
«Одесское обозрение»,
5 июня 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
1 Вампука — героиня одноименной комической оперы, пародировавшей услов^-
ности в постановках итальянского оперного театра.
2 Каран д'Аш — псевдоним известного французского художника-карикатури-
ста Эммануила Пуаре.
3 Жилкин — рецензент из петербургской газеты «Слово».
22(138)
ОТКРЫТИЕ СЕЗОНА
Приближающееся открытие сезона в городском театре вновь обра-
тило внимание на юмористическую деятельность в области искусства
нашей городской управы.
Первым карикатурным фельетоном этого сезона является только»
что отпечатанный договор с г. Багровым.
348

Все остроумие управцев направлено на то, чтобы изложить в этом
договоре то, чего не будет.
Так, узнаем мы, что якобы с 1 сентября по 1 октября будет рус-
ская драма, а с 1 октября до великого поста — смешанный репертуар
русской драмы и итальянской оперы.
Вы, что называется, уши развесили.
Вот, мол, важно: и драма и опера — чего хочешь, того про-
сишь.
Не торопитесь радоваться, читатель. Это только в договоре так
напечатано. А на самом деле всем известно, что от 1 сентября и до
самого поста будет только русская драма, качество коей узришь на
сцене.
Зато, читаете вы в договоре, в великом посту будет русская опера.
Ура! Наконец-то мы увидим русскую оперу в городском театре
при хороших декорациях, реквизите и пр(очем).
Постой, читатель. Не радуйся, мой друг, и не надейся по-пустому.
Постом никакой русской оперы, да и вообще никакой русской опе-
ры не будет. Будет постом только итальянская опера.
А в договоре все это напечатано так заманчиво лишь для того,
чтобы, как в известном армянском анекдоте, «ты не угадал».
Ничем не лучше и дальнейшие пункты.
Так, например, сказано в договоре, что оперы, идущие в первый
раз в сезоне, будут допускаться только после генеральной репетиции,
одобренной театральной комиссией (городской управой).
Или еще сказано, что воспрещено изменять или сокращать текст
опер «без уважительных причин». Об уважительности причин бу-
дет судить, очевидно, опять-таки управа.
Прочтешь эти пункты и думаешь: ну, теперь интересы публики
ограждены. Оперы будут даваться полностью и в «одобренной» по-
становке.
Правда, только оперы, только в течение поста. Про драму, для-
щуюся более 5 месяцев, договор молчит. Но и за оперу спасибо.
И опять-таки все это, «чтобы ты не угадал».
Ибо, кто это будет «одобрять» и признавать «уважительным»? —
Управа.
Но для того, чтобы что-нибудь «одобрить» или признать
«уважительным», надо же хоть мало-мальски понимать дело. Это ведь
не бутылку раскупорить или прокричать «просим!>;
349

А управа есть управа, и только.
Другое дело «сократительные» и «расшибательные» параграфы
договора. Там чувствуется, что люди на своем месте и сумеют умело
«власть употребить».
Когда вы читаете, что за кулисы будут пускать только тех, кому
«по усмотрению директора театра» выдан особый билет — о, тогда
вы верите, что всякого «безбилетного», хотя бы он был более прича-
стен к делу, чем вся управа с «директором театра» вместе, выставят
самым бесцеремонным образом из-за кулис.
Когда бы узнаете, что г. Багрову разрешается «пользоваться» ка-
бинетом «только» для занятий, объяснений и переговоров «исключи-
тельно» со сценическим персоналом,— тогда вы знаете, что приди
г. Багров один в кабинет, сядь в кресло и закури папиросу — и тотчас
же явится сторож и заявит:
— Позвольте вам выйти вон, ибо вы имеете право пользоваться
кабинетом «только» и «исключительно», а вы вальяжничаете здесь.
Эта часть договора действительно не для того, «чтобы ты не уга-
дал».
Это скорее по формуле, «чего моя нога хочет».
^ - Кентавр
«Одесское обозрение», г
23 августа 1909 г.
Фельетон перепечатывается впервые.
23(139)
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПУБЛИЦИСТА
Мы все уже успели позабыть о том, как записная книжка ре*
цензента «Киевской мысли» приводила в нервное состояние акте-
ров театра Соловцова, доведя их однажды даже до публично-
го скандала *.
И вот теперь нам опять напомнили об этом. И напомнили очень
кстати, ибо и в Киеве, и в Одессе, и по всей России начался новый
театральный сезон, вновь появились записные книжки рецензен-
350

тов, и снова заработала нервная чувствительность «жрецов» ис-
кусства.
Отголоском прошлогодней борьбы артистов с рецензентом Ярце-
вым явилось на днях судебное разбирательство по делу об обвинении
актером Варсюим рецензента Ярцева в злословии и бра«и. Судья,
как и следовало ожидать, оправдал Ярцева.
В свое время наша газета достаточно высказалась о правах рецен-
зента в пределах «законной» обидчивости гг. актеров. Конечно, бы-
вают рецензенты и хулиганского типа, которые прикрывают свое не-
вежество и непонимание дела крикливой и бранной «критикой». Но не
следует забывать, что невежество, как шило, в мешке не утаишь,—
оно скоро обнаруживает себя, и невежественный ругатель-рецен-
зент побивает сам себя без помощи судебного преследования, а тем
более — не искоренившегося мордобоя. А потому, когда речь идет о
«придирчивости» и «злословии» критика, как, в частности, в нашу-
мевшем деле Ярцева,— имеется в виду критик, понимающий, образо-
ванный, но реагирующий на плохую игру и постановку в резкой, не-
приятной господам актерам форме.
И здесь мы вынуждены в интересах театра и самих же артистов
всецело признать за рецензентом право на «злословие».
Минули те героические времена, когда сословие актеров было пре-
зренно, а потому звание актера было тяжелым крестом, а потому в
актеры шли только по призванию, т. е. с горячей любовью к сцене,
с готовностью перенести ради нее все муки, все лишения.
Теперь не то. Теперь актерство стало такой же профессией, как
чиновничья или конторская служба и к тому же обладает большим
преимуществом, что не требует (особенно в провинции) абсолютно ни-
какого ценза. И вот на сцену хлынула масса недоучек и неудачников,
у которых низкий уровень развития великолепно сочетается с неве-
роятным самомнением и горделивостью самого доподлинного испан-
ского дворянина.
Войдите теперь в положение рецензента — человека, любящего
театр, преданного искусству, посвятившего себя этой, в конце концов,
неблагодарной работе. Ломается перед ним на сцене какая-нибудь
посредственность или бездарность с самоуверенностью европейской
знаменитости. Что же, прикажете спокойно и «объективно» указывать
«недочет» его игры, когда хочется хватить ломаку за шиворот и сбро-
сить в оркестр?
351

Нет, бичами, скорпионами надо беспощадно хлестать этих
самозванцев искусства. Безжалостным злословием надо бить эту без-
дарную спесь, рядящуюся в тогу величия.
Перед лицом зазнавшейся пошлости злословие является единствен-
ным оружием критики.
Логика, доказательства, убеждение пригодны только там, где
имеешь перед собою ум, дарование, труд, любовное, заботливое отно-
шение к делу. Но логическая доказательность пасует перед наездни-
чеством карьериста, весь актив которого — великая развязность и бес-
церемонность. А в борьбе с этими отрицательными явлениями сцены
да будет оружием критики беспощадное злословие.
~ ^ Псевдоним
«Одесское обозрение»,
27 сентября 1909 г.
1 См. фельетоны «В кривом зеркале», № 6(122) и прим. к нему, а также
№ 17(133).
24(140)
ТОРЖИЩЕ СУЕТЫ
На днях г. Леонид Андреев, как повествуют газеты, отправился
со своей семьей в петербургский кинематограф «Сатурн», где на экра-
не демонстрировалась в снимках его собственная частная жизнь за
день.
Тут было и катанье на велосипеде с сыном, и Л. Андреев за рабо-
той, и Л. Андреев, говорящий в граммофон, и Л. Андреев, пьющий чай,
и т. д. и т. п.
Леонид^ Андреев остался, говорят, очень доволен самим собою
на экране.
Все это очень интересно, назидательно и, главное, характерно.
Человеку приятно бывает посмотреть на свою жизнь со стороны.
Мы охотно делаем любительские снимки, на которых видно, как мы
едим, пьем, работаем, забавляемся, спим. Это бывает для нас забавно
и интересно. Для нас и наших близких друзей. И интерес этот —
безобидный, вполне понятный, если можно так выразиться, здоро-
вый.
352

И никому не было бы дела до того, что Л. Андреев любуется на
свое изображение в кинематографе, или позирует для кинематогра-
фа, или «наговаривает» в граммофон,— если бы все это носило част-
ный, домашний характер.
Но горе в том, что Л. Андреев позирует и «наговаривает» не для
собственной потехи, а в назидание публике. Его кинематографические
изображения показываются всем, платящим входную плату в «Са-
турн», а граммофонный валик с его «наговорами», говорят, поехал
даже в Северную Америку.
Л. Андрееву мало, чтобы публика знала его душевную жизнь, от-
раженную в его произведениях. Он хочет показать ей себя в частной
жизни... правда, специально подчищенной для кинематографа, как
подчищают город для приезда влиятельного лица.
Это желание позировать и показываться весьма характерно по на-
шему времени и, надо признаться, весьма противно.
Какое дело мне, читателю, до того, как Л. Андреев пьет чай, гу-
ляет с женой, как он любит своего ребенка. Его частная жизнь есть
его частное достояние, прикасаться к которому постороннему человеку
не позволяет чувство уважения к своей же частной жизни; и толькг»
нездоровый интерес скандала может поднять ротозейную толпу любо-
ваться тем, как «знаменитый» писатель обедает или пищеварит после
обеда у себя на террасе.
Но если праздной толпе, глупо любопытной и жадной взглянуть
в частную жизнь тех, кого она считает полубогами, до известной сте-
пени простительно это скверное чувство, то совершенно непроститель-
но, когда писатель, т. е. предположительно интеллигентный человек,
проституирует свой облик в тысячах фотографий, преисполненных ло-
мания и поз, на экранах кинематографов, чугь не на стенных афишах.
Это, быть может, гоже какой-нибудь куртизанке, которой без рекламы
трудно найти помещение своего капитала, но художнику, писателю —
фи!
Лет десять тому назад М. Горький дал резкую отповедь ротозей-
ной толпе, полезшей в грязных галошах в его личную жизнь. Увы, мо-
лодое поколение талантов забыло эту хорошую традицию. Они сами
открывают всем любопытным свою интимную жизнь, превращая лич-
ную частную жизнь в какое-то портерное заведение, где всяк желаю-
щий может утолить свой интерес скандала распивочно и на вынос.
Простая реклама, автореклама, взаимная реклама — вот та
23 В. В. Боровский 353

«идейная» связь с читателем, которая для современных авторов заме-
нила прежние прикровенно стыдливые, трогательно близкие отноше-
ния между талантами и поклонниками. Остается только выяснить:
эта ли реклама приспособила к себе творчество современных авторов,
или само это творчество таково, что без рекламы не может завоевать
себе рынка? Кто знает, не вернее ли последнее.
^ ^ Кентавр
«Одесское обозрение»,
29 сентября 1909 г.
Перепечатывается впервые.
25(141)
ГРУСТНЫЕ ИТОГИ
(Вместо обзора)
«Мне скучно, бес!->
А. С. Пушкин, «Фауст» '.
Недалеко то время, когда наша публика кипела бурными страстя-
ми и требовала от писателя таких же бурных мотивов. И писатели,
наперегонку друг перед другом, настраивались на «гражданский»,
а то и впрямь на «пролетарский» лад и жарили вирши и прозу, воспе-
вавшие «счастье битвы».
Потом пришло время, когда «битвы» были закончены, обыватель,
по словам «Энеиды», «шджав xbîct, mob собака, мов Каш затрухнув
увесь» 2. «Пролетарское» настроение пролетело. Его место заняли
«звоны-перезвоны», «дерзания» и «достижения» совершенно из дру-
гой оперы.
Затем наступило время, когда все эти сперва неясные «дерзания»
и «достижения» воплотились в совершенно ясные клубничные мело-
дии. Писатели, быстро смекнув, где раки зимуют, опять принялись
-взапуски перегонять друг друга. Но если прежде спрашивали, кто на-
.пишет смелее, теперь искали, кто нарисует голее; если прежде спраши-
вали, кто радикальнее, теперь допытывались, кто забористее; если
прежде требовали «пролетарского», то теперь стали алкать кафешан-
танного; марсельезу сменил матчиш.
354

Но и это время прошло. И как раз на долю минувшего, печальной
памяти года выпало регистрировать это охлаждение к санинизму,
матчишизму и вообще порнографии. Публике это надоело. Есть ли это
положительный признак? Есть ли это указание на новый, отрадный
поворот? По отношению к части общества — например, к некото-
рым слоям молодежи,— пожалуй; по отношению же к широкой пуб-
лике — едва ли. Скорее напротив. Скорее это охлаждение есть
признак абсолютного охлаждения, погружения в безысходную
скуку.
Это новое настроение минувшего года можно характеризовать
словами пушкинского Фауста: «Мне скучно, бес!» Обывателю ста*
ло скучно от всего: и от политики, и от литературы, и от искус-
ства.
Литература в истекшем году, если и не дала ничего особенно круп-1
ного, все же дала немало интересного — интересного для вдумчивого t
и, главное, интересующегося читателя. Но массовый читатель пере-'
стал интересоваться. Вот ему дают Горького — писателя из крупных,
среди нашего поколения; но читатель морщится: : какое-то искание
«правды», «бога», старые, надоевшие «вопросы».;,1 Скучно!.. Даже не
отрицает, не спорит, не ругается, а просто говорит: скучно. И от этого
«скучно» тянется какая-то серая тоскливая паутина.
Вот ему подносят Л. Андреева — писателя опять-таки из крупных
среди нашего поколения; уж этот писатель должен бы понравиться:
он не прет против рожна модных настроений, а, напротив, очень чутко-
отражает их. Но нет, сначала читатель как будто хватается за книгу,
но прочтя, опять зевает... «Скучно». I
Сунете ли вы ему новую вещь Куприна, «Яму» что ли,— он опять
недоволен: добродетельно, скажет, а в общем скучно.
Поднесете ли ему изломанную, издерганную, неврастеническую
вещицу Сергеева-Ценского — он и тут не удовлетворен, опять ему
скучно. »
Еще недавно столь соблазнительные для него Сологубы, Камен-
ские, Кузмины и пр(очие) теперь позабыты, их книг« желтеют на полг
ках магазинов, тщетно вздыхая по покупателю, гремевшие недавно име-
на кажутся столь же древними, как греческие классики, писатели и
издатели плачут от отчаяния.
А читатель ловит мух на оконном стекле и, зевая до хряска скул*,
повторяет: «Мне скучно, бес!» i \
23* 355

Бедный, бедный бес русской литературы! Пляши, вейся, кувыркай-
ся, изобретая новые коленца,— ибо твоему повелителю скучно. Твой
повелитель объелся всяких пряностей: и политики, наперченной до
того, что дух захватывало и глаза на лоб вылезли, и декадентщины,
от которой по ночам снились фиолетовые черти, и порнографии, такой,
что седовласые старцы, угнетенные общественным почетом и много-
численным семейством, ржали, как молодые жеребчики, вырвавшиеся
в поле... Всего этого облопался, облакался читающий обыватель. Ч^м
же теперь его может сманить писатель? Какими новыми гастрономи-
ческими выдумками? Какими сочетаниями политики и порнографии,
декадентства и «пролетарства»?
Никогда еще писатель,— я разумею серьезного, уважающего себя
и литературу писателя,— не был в такой отчаянной зависимости от
читающей массы, как в наши дни. Литература вполне стала «това-
ром», в качестве «товара» попала в руки торговцев-издателей, которые
опытным глазом следят за рынком и направляют предложение сооб-
разно спросу.
— Вы что это, насчет политики?—Нет-с, извините-с, не пройдет.
Подайте-ка лучше порнографии.
И происходит характерный искусственный отбор писателя; неспо-
собные приноравливаться «в 24 минуты» к капризным требованиям
рыночных колебаний, погибают, т. е. опускаются, уходят из литера-
туры, спиваются, попадают в сумасшедшие дома, умирают от чахотки,
стреляются (путей этого «исхода» очень много, и все они одинаково
не возбраняются, ведь мы страна конституционная!).
Те же, что по юркости и прыткости натуры умеют приспособить-
ся,— выживают. И пишут они соответственно настроению покупате-
ля, причем, конечно, оказывается, что не они приспособляются ко
вкусам «толпы», а самая эта толпа идет на их голос лророков. Надо
же и им иметь какое-либо утешение!
Настроение «мне скучно, бес» зиждется, конечно, всецело на кап-
ризе, а каприз любит развлекаться частыми сменами обстановки, име-
нуемыми модой. И действительно, если присмотреться, до чего быстро
сменялась за последние годы литературная мода, до чего «ко-
роток век» литературных направлений-однодневок, поневоле согла-
сишься, что обывателю не только бесовски, но прямо дьявольски
скучно.
А между тем количество книг, выброшенных в прошлом году яа
356

рынок,— громадно. И чего тут нет: тут и полные собрания сочинений
модных заграничных авторов, тут и сотни выпусков похождений рус-
ских и иностранных сыщиков, тут и новейшие философские системы
всех толков, тут и беллетристическое, и научное, и нелепое, и свое,
и чужое, и растлевающее, и полезное. А главное, все это идет вразброд,
нет намека на какую-либо объединяющую мысль, на какой-либо пре-
обладающий интерес, на какое-либо связующее настроение. Нет, слов-
но в мелочной лавке, где все есть, и все только с одной-единственной
целью: повыгоднее продать.
Некогда был писатель, и нес он читателю свою мысль. Теперь чи-
татель мало знает писателя; он знает скорее издателя, сующего ему
свой товар. И когда вы замечаете на обложке новой книги неизвестное
еще имя начинающего литератора, поспешите справиться об издателе,
марке, под которой товар выпущен на рынок. И если марка солидная,
вы спокойны, что недаром тратите свой рубль.
«Бывали хуже времена, но не было подлее». Впрочем, по части
подлости изобретательность истории неисчерпаема.
ц Профан
«Наше слово», и ^
1 января 1910 г.
1 Эпиграфом взяты первые слова из «Сцены из Фауста».
2 Цитата из поэмы украинского писателя XIX в. И. П. Котляревского
«Энеида».
26(142)
СЪЕЗД ПИСАТЕЛЕЙ
Что-то странное творится с предстоящим съездом писателей, и ду-
мается, что скоро от всего съезда, кроме голой идеи, ничего не оста-
нется. Наиболее влиятельные литературные группы и периодические
издания заявляют об отказе участвовать в этом съезде ввиду крайне-
го сужения его программы. В сущности съезду предоставлено право
обсуждать только узкопрофессиональные вопросы. Гвоздь съезда —
вопрос о правовом положении печати — снят с порядка дня.
А между тем. именно этот вопрос и есть, пожалуй, единственно
серьезный и интересный вопрос, ради которого стоило бы собираться.
357

Литераторы не составляют определенной профессии, вроде врачей,
адвокатов и т. п., ибо, прежде всего, литература — слишком громад-
ное, всеобъемлющее понятие, в которое входят и художественное
творчество, и критика, и журналистика, и десятки мелких и крупных
специальностей.
Но помимо этого, литературная деятельность не является простым
способом добывания хлеба, как большинство профессий. Даже если
сам литератор смотрит на нее исключительно с денежной стороны, она
сохраняет, в силу своего громадного общественного значения, все-таки
характер идейной деятельности. За объективным общественным зна-
чением литературной работы теряется субъективное, индивидуальное
отношение к ней самого автора.
Если бы кому-либо вздумалось объединить всю пишущую братию
на почве чисто профессиональных, т. е.. главным образом материаль-
ных интересов, он потерпел бы полную неудачу. Материальное обес-
печение для литератора — вопрос первостепенной важности, но не он
поглощает мысль писателей, когда они собираются для обсуждения
своих нужд. То главное, что волнует и тревожит их умы, —, это воз-
можность работать, высказываться, как подсказывает совесть и убе-
ждение, писать не под диктовку третьих лиц, а исключительно соглас-
но своему пониманию общественной пользы и вреда.
Но как раз такая свобода литературной работы наталкивается по-
минутно на то, что у нас называется деликатно «правовым положе-
нием».
Правовое положение — это воздух, которым принуждена дышать
наша литература. Приспособился — тебе же лучше, не приспособил-
ся — погибай. Понятно, что вопрос о правовом положении печати
является на съезде писателей самым кардинальным, первым из пер-
вых вопросов. Понятно, что его ставят выше вопросов о взаимопомо-
щи, о товарищеских судах, о писательской этике и т. п.
Тем более, что все эти экономические и этические вопросы сами
в значительной мере обусловливаются правовым положением и разре-
шаются с разрешением вопроса об этом положении.
Но правовое положение изъято из круга обсуждения съезда. О чем
же другом можно теперь говорить на этом съезде серьезно?
«Наше слово»,
5 февраля 1910 г.
358 «

Статья напечатана в связи с подготовкой к Всероссийскому съезду писа-
телей.
Съезду писателей предшествовали оживленные дискуссии в печати. В центре
внимания съезда должен был стоять вопрос о правовом положении печати в России.
Однако власти запретили обсуждение этого вопроса на съезде. Наиболее прогрес-
сивные издательства и писатели отказались в знак протеста участвовать в работе
съезда, который превратился в бесполезную говорильню. Участников съезда
В. И. Ленин охарактеризовал как «прихлебателей от литературы» (Сочинения,
т. 16, стр. 213).
27(143)
АНЕКДОТ
Газеты с почтительным вниманием передают такой анекдот:
Яснополянские крестьяне обратились к гр. Толстому с просьбой
вступиться за общину.
Толстой попросил об этом Олсуфьева и других знакомых членов
Государственного совета.
И вот при обсуждении закона 9 ноября ] Олсуфьев и другие «зна-
комые» горячо защищали общину.
Неправда ли, как все это нравоучительно? Сразу видишь, как де-
лается история.
Сегодня мужички попросили насчет общины — и глядишь, уже за
них стараются в Государственном совете. Простая случайность, что
у гр. Толстого мало оказалось «знакомых» в Совете. Будь у него этих
знакомых больше половины Совета — закон 9 ноября провалился бы,
и уцелела бы исконная община.
Завтра можно проделать подобное фабричным рабочим.
Обратятся рабочие к гр. Толстому или другому влиятельному
лицу, например, с просьбой выкупа государством фабрик и заводов и
передачи их производительным артелям. А Толстой или другое влия-
тельное лицо попросит своих друзей и знакомых внести подходящий
законопроект.
— Поддержи,— скажет,— пожалуйста, а то меня знакомые рабо-
чие просят.
— Изволь,— ответит тот,— поддержу!
И поддержит. И если у Толстого или другого влиятельного лица
359

окажется достаточно «знакомых» в Думе или Совете,— глядишь про-
ект пройдет, и фабрики и заводы попадут в руки рабочих.
Подобные анекдоты передаются читателям с самым серьезным
видом.
И сам гр. Толстой с серьезным видом выслушал яснополянских
мужичков и обещал «поддержать».
Вместо того, чтобы сказать им:
— Просьба ваша бесполезна. Я могу написать о ней в газету,
могу взывать к общественному мнению. Но если я попрошу защищать
ее «по знакомству» в Государственном совете,— надо мною будут
куры смеяться.
tJ Мухомор
«Наше слово»,
21 марта 1910 г.
Перепечатывается впервые.
Боровский высоко ценил и \юбил творчество Л. Н. Толстого. Критик называл
его «общепризнанным художественным великаном» («Наше слово», 11 апреля
1У10 г.), «гигантом поэзии» («Одесское обозрение», 27 марта 1908 г.), «ярким вы-
разителем затаенных, несознанных мечтаний крестьянства» («Бессарабское обозре-
ние», 27 ноября 1910 г.). В то же время Боровский разоблачал реакционную сущ-
ность толстовского учения о непротивлении злу, говорил, что Толстой, этот «ве-
ликий Дон-Кихот российской современности», «бросается на грозные мельницы на
своем Росинанте, хромающем на все четыре ноги, с медным тазом непротивленства
вместо шлема, с безвредной жердью братской любви вместо копья. Он борется пу-
тем отрицания борьбы» («Одесское обозрение», 10 марта 1908 г.).
Разъяснить трудящимся иллюзорный характер некоторых представлений ве-
ликого писателя — это стремление лежит и в основе фельетона «Анекдот».
1 Речь идет о столыпинском законе от 9 ноября 1906 г., который давал право
крестьянам на выход из общины и который ознаменовал начало осуществления
ряда столыпинских законопроектов, направленных на окончательное разрушение об-
щины, на дальнейшее закабаление и разорение крестьянства.
28(144)
МЫСЛИ ВСЛУХ
Говорят, сегодня в городском театре будет нечто «сногсшиба-
тельное».
Артисты, которых мы привыкли видеть исполнителями серьезных
ролей в художественных произведениях, будут прыгать, танцевать,
360

бороться и пр. Одним словом, будет шиворот-навыворот, какой-то
сплошной матчиш, ерунда на постном масле.
А если вы удивитесь сему, вам объяснят, что в Петербурге, в Ma-
риинском театре, такие штуки проделываются уже не первый год и с
умопомрачающим успехом.
А сверх того скажут, что цель предприятия ультраблаготворитель-
ная, а потому и знай — помалкивай.
Все это совершенно верно. В самом деле в Петербурге в Мариин-
ском театре устраивают такие «ночи безумные», когда Варламов —
помните Варламова? — танцует в костюме балерины, а прочие испол-
няют номера такой же грации и такой же художественности.
И сборы эти спектакли дают колоссальные.
Все это так. А все-таки...
Все-таки чувствуется некоторая неловкость, когда читаешь, что
почтенный, десятипудовый старый актер, которому не грех бы поле-
жать вечерком на мягком диванчике, напяливает на себя шутов-
ское облачение и разыгрывает скомороха... с благотворительной
целью.
Становится немножко совестно... за публику.
На актера тут пенять нечего. Он хочет помочь доброму делу, а по-
мочь ему легче всего своим же трудом, своей игрой.
Он с удовольствием выступил бы в какой-нибудь хорошей худо-
жественной пьесе, но что прикажете делать, когда публика, та самая
публика, которая должна превратить в деньги труд актера, пресыти-
лась серьезным, содержательным, умным и жаждет нелепого, про-
тивоестественного, щекочущего, раздражающего, уродливо-смеш-
ного.
И актер, желая сделать доброе дело, вынужден напяливать шутов-
ской костюм и кривляться.
Да, публика...
Эта публика, эта «интеллигентная» толпа — худший вид толпы —
при всем своем внешнем «европейском» блеске в душе груба, прими-
тивна, жадна до кричащих красок, режущих звуков, наглых жестов,
до всего, что должно бы оскорблять, отталкивать развитой эстетиче-
ский вкус.
Поставьте у нас в городском театре хорошую художественную пьесу
с самой симпатичной благотворительной целью,— и публика будет
блистать отсутствием.
24 В. В. Боровский 361

А завтрашний спектакль, можно сказать с уверенностью, даст пол-
ный сбор, пройдет с аншлагом, произведет сенсацию.
Благо тем престарелым актерам, которые заработают от этого
дела, и горе тем действующим актерам, которым придется зарабаты-
вать таким неартистическим путем.
u Профан
«Наше слово», г
13 февраля 1910 г.
Фельетон перепечатывается впервые
29(145)
МЫСЛИ ВСЛУХ
Мы очень чтим своих национальных гениев.
Только мы не торопимся с почетом. Пройдет этак лет пятьдесят
го дня смерти крупного деятеля или талантливого писателя — тогда
только начинаем поговаривать о признании его таланта.
Точно так же не торопимся мы.и с чествованием.
Есть у нас, например, педагогический отдел при университете.
И был у нас писатель В. Г. Белинский. Хороший писатель. Умер он
уже более 60 лет тому назад, а поэтому недавно официально признан
национальной известностью.
В конце мая этого года истекает 100 лет со дня рождения Белин-
ского и, разумеется, педагогический отдел при университете готовит-
ся чествовать память великого критика.
Но так как годовщина рождения его приходится в мае, то отдел
постановил устроить в сентябре торжественное заседание в память
Белинского.
Лучше поздно, чем никогда.
Конечно, что и говорить, смешно связывать чествование дея-
тельности замечательного человека с одним определенным
днем.
Но раз уже чествуют его в определенный срок, в определенный год,
362

приурочивая это чествование к известному событию из его жизни, то
почему же не устроить это в самый день этого события?
Разве это трудно? Разве этому мешает какое-либо «высшее» сооб-
ражение?
Или, быть может, все дело в том, что педагогический отдел просто-
напросто проспал годовщину Белинского и теперь не успеет должным
образом подготовиться к ней?
«Наше слово».
7 апреля 1910 г. Профан
Перепечатывается впервые.
Во главе Одесского университета находились закоренелые реакционеры. Они
явно стремились оттянуть чествование великого революционера-демократа.
30(146)
СКЛАД ГЕНИЕВ
В газетах напечатано:
«По инициативе высокопоставленных лиц при Академии наук учре-
ждается особая «бессмертная академия русского гения».
Как известно, во Франции существует академия так называемы*
сорока бессмертных. Все бессмертие их заключается в том, что, когда
помирает кто-нибудь из них, на его место тотчас же выбирают нового
академика, так что число их — 40 — не изменяется, не умирает.
Бессмертием, следовательно, обладает не академия и не ее члены,
а только число их.
Что же касается «гениальности» и творческого «бессмертия» чле-
нов французской академии, то об этом можно было бы много спорить.
Конечно, в числе 40 имеется немало первоклассных величин — кра-
сы французской нации и гордости всего французского мира. Но не
следует забывать, что оценка гениев, достойных бессмертия, совер-
шается далеко не беспристрастно и далеко не в согласии с действи-
тельной их заслугой.
Так, в число 40 бессмертных не был допущен Эмиль Золя, зато
там торжественно восседает Эдмонд Ростан — этот раешник мещан-
ства, пустой, плоский бутафор.
24* 363

Очевидно, по части признания гениев не так уж просто обстоит
дело. Очевидно, для этого надо отрешиться от многих взглядов, пред-
расположений и политических расчетов, мешающих оценивать гениев
инакомыслящих.
И уж если Франция, стоящая на одном из первых мест в хоро-
воде цивилизованных народов, обладающая свободными учреждения-
ми, позволяющими всем и каждому следить за производством в ге-
нии,— и та не в силах стать выше преходящих политических расчетов
в этом деле, то чего же ждать у нас?
К тому же мы имеем некоторый весьма поучительный опыт.
У нас тоже есть свое хранилище гениев — это отдел изящной сло-
весности при Академии наук, куда определяют заслуживающих этого
писателей-беллетристов.
Это тот самый отдел, в который был некогда выбран М. Горький
и тотчас же исключен по требованию департамента полиции К
Это тот самый отдел, участвовать в котором отказался покойный
А. Чехов после того, как оттуда исключили М. Горького.
Какая же еще академия нужна вам? Разве мало этой одной акаде-
мии, для которой у нас, по официальным спискам, оказалось так мало
пригодных гениев, что некем заполнить свободные м^еста?
Недаром же выбран был туда очень милый человек, но весьма по-
средственный стихотворец А. М. Жемчужников, ничем не примеча-
тельный драматург А. Потехин и тому подобные другие гении, среди
которых как-то несуразно сидят Л. Толстой и В. Короленко.
Зачем же нам еще вторая академия? Не для того ли, чтобы поса-
дить в нее национальных гениев вроде Меньшикова, Суворина, поэта
Пуришкевича и т. п.?
т. Профан
«Наше слово»,
22 апреля 1910 г.
1 Боровский имеет в виду известный «академический» инцидент, происшед-
ший в 1902 г. Академия наук избрала Горького почетным академиком. Узнав об
этом, Николай II наложил резолюцию на докладе, представленном ему Министер-
ством внутренних дел: «Более чем оригинально». Выборы были объявлены недей-
ствительными. В знак протеста Чехов и Короленко отказались от звания почет-
ных академиков.
364

31(147)
«ДЕЛОВОЙ» СЪЕЗД
Когда большинство прогрессивных изданий отказывалось участво-
вать на урезанном съезде писателей, которому запрещено было обсу-
ждать «правовое положение» печати, сторонники съезда указывали,
что все-таки можно пойти на этот съезд и вести работу в «деловом»
Духе.
Теперь эта «деловая» работа началась.
Съезд очень внимательно и серьезно обсуждает важнейший вопрос
о профессиональной организации писателей.
По проекту, представленному г. Водовозовым, организация долж-
на быть централизована, и средоточие ее должно быть в Петер-
бурге.
По проекту же киевлян организация должна быть построена на
автономных местных группах, объединяющихся во всероссийский
союз.
Вокруг этого вертится теперь мысль участников съезда.
И нельзя отказать такой постановке вопроса в несомненной «дело-
витости».
В самом деле, разве съезд занимается «праздными», «тлетворны-
ми» вопросами о правовом положении печати? Разве он ставит вопрос
о том, возможна ли и целесообразна ли в настоящее время организа-
ция писателей, когда нет никаких гарантий, что она просуществует
хотя бы по первое число следующего месяца?
Ничего подобного! Съезд вполне лоялен и ведет работы «дело-
вым» образом.
Он сразу же приступает к основному и коренному вопросу органи-
зации:
Как лучше организоваться писателям: так ли, чтобы профессио-
нальное общество писателей было закрыто сразу, в центре с одновре-
менным закрытием всех провинциальных отделений (проект Водозо-
зова), или же лучше организоваться так, чтобы каждое местное от-
деление было сначала закрыто в отдельности, а затем в связи с ним
закрыта и центральная организация (проект киевлян)?
Такая постановка вопроса свободна от «митинговой болтовни»,
365

насквозь «деловая» и идет навстречу мероприятиям соответствующих
ведомств.
А еще говорили, что писатели не сумеют удержаться на чисто, «де-
ловой» почве1
«Наше слово,, Мухомор
25 апреля 1910 г.
Перепечатывается впервые.
См. фельетон «Съезд писателей» № 26 (142) и прим. к нему.
32(148)
МОЙ ДОКЛАД
Я пишу доклад по вопросу, который кровно интересует меня, а со
мною и многих моих сотоварищей, но с первых уже шагов я станов-
люсь в тупик: на какой из двух съездов следует послать этот доклад —
на съезд писателей или же на съезд по борьбе с проституцией?
Сам я писатель, и то, о чем я пишу, касается в первую голову на-
шего брата, писателя, и, казалось бы, только к писательскому съезду
и надлежало бы обращаться с моей скорбью. А между тем, я чувствую
всем своим нутром, что то, на что я жалуюсь, есть проституция и что
бороться с этим злом — значит бороться с проституцией.
В самом деле: что есть писательство и что есть проституция?
Писательство, как я его понимаю, есть свободное и правдивое вы
ражение внутреннего убеждения человека. Такое убеждение есть у
всякого мыслящего и незачерствелого человека; но писатель отли-
чается тем, что это убеждение у него назойливо и властно просится
наружу, и замалчивание этого убеждения, невысказывание его причи-
няет нравственное страдание. Нравственно« же страдание причиняет
и неполное, неясное, неточное, одним словом, несвободное высказы-
вание своего убеждения.
Настоящее писательство — как любовь. Его нельзя укрыть, когда
оно волнует душу и толкает к перу; его нельзя вызвать искусственно,
в нем нельзя фальшивить без того, чтобы вдумчивый читатель не
почувствовал этой фальши и искусственности.
А что такое проституция? Проституция в широком смысле слова
366

есть подделка под любовь ради благ жизни, ничего общего с любовью
не имеющих. Поддельная любовь ради куска хлеба, поддельная лю-
бовь ради роскоши и богатства, поддельная любовь ради семейного
уюта при нелюбимом муже, поддельная любовь ради спасения от оди-
ночества и бесцельности.
Но раз писательство, как и любовь, должно опираться на искрен-
нее чувство, на внутреннюю потребность, то и в нем всякое отклоне-
ние от этой искренности, всякое соображение о благах, чуждых писа-
тельству, как таковому, является такой же проституцией, как и про-
дажная любовь.
Вот почему, болея за современное писательство, за душу современ-
ного, честного писателя, оскорбляемую и продаваемую ежечастно опы-
том и в розницу, я, по совести, не знаю, к кому обратиться с горем
моим: к тем ли, кто печется о судьбе писателя, или к тем, кто берется
защищать развращаемых и продающих себя.
Вот я, писатель, еще честный, еще не продавший душу свою гряз-
ному развратнику, еще не потерявший святую способность болеть
чужими скорбями, проклинать за чужие страдания,— я слежу изо
дня в день за жизнью общества, того общества, к которому я прирос
самыми чувствительными тканями моей писательской души. И каждый
день приносит для меня тяжкие испытания.
Стезею крови и слез тянется передо мной длинная вереница да-
вимых и раздавленных жизнью, той жизнью, что родилась красави-
цей, а превратилась для них в злобную ведьму. Идут они, неся страш-
ное бремя горя и беспомощности, сгибая спину не столько под тяже-
стью проклятой ноши, сколько под ярмом собственного бессилия.
И я протягиваю им руки. Я хочу кричать, я хочу разрушить моим
криком покой тупых и счастливых, хочу отравить кровью и желчью
их звериное самодовольство. Я хватаюсь за перо, и мне кажется, сила
слова готова совершить чудеса, как вера, двигающая горами, как лю-
бовь, преодолевающая смерть.
Но за моей спиной уже стоит «развратник хилый» — тот, который
уже разучился любить, а потому разучился негодовать и бороться.
Он давно уже успокоился на одной ценности жизни — на власти зо-
лота. Он знает только покупную любовь, только покупную мысль,
только покупную красоту.
Он дает мне негодовать, кричать, биться головою — про себя.
А когда я изливаю мои страдания на бумагу, он берется за дело.
367

В роли подрядчика газетного дела, «режет» он мои статьи, изгоняя
из них душу живую, превращая их в гладкие, прилизанные пошлости.
В роли хозяина-издателя он выбрасывает из моих книг все, чем я
живу в этих книгах, делая их удобоваримыми для катаральных же-
лудков мещан. А если я все-таки, вопреки ему и помимо его, выйду
с криком моего сердца на улицу,— о, тогда он является в тысячах
ипостасей: то как лавочник, не берущий мою книгу на комиссию, то
как газетчик, замалчивающий или ругающий ее, то как читатель, бой-
котирующий «грубиянскую» литературу.
— Мне нужно твое тело,— кричит «развратник хилый» прости-
тутке.— Мне нужна твоя душа,— кричит он писателю. Но и тело к
душа нужны ему укрощенными, покорными его воле.
— Прочь ваши страсти, которые будят лишь ненужную тревогу
и не дают спокойно наслаждаться. И твое тело, и твоя душа нужны мне
для наслаждения, для удовольствия, так приспособляйтесь к моему
вкусу.
Проститутки давно приспособили свое тело к его вкусу. Имеется
целая «наука» продажной красоты — как лучше всего нравиться. Те-
перь он взялся за писателя. За последние годы он достиг большого
успеха. Из нашей литературы почти бесследно ушло искреннее твор-
чество, вдохновляемое не рыночным спросом, а внутренней потреб-
ностью художника. Газета превратилась в лавочку, бойко торгующую
рекламой. Театр стал базаром мещанской глупости. Лирика выроди-
лась в средство возбуждения стариков. Душа писателя превратилась
в мелочную лавку, где все можно достать за деньги, но рекомендуется
бесстыдно торговаться, ибо бесстыдно запрашивают.
Как же бороться с этим развратом, с этой духовной проституцией?
И есть ли средство для борьбы с ней?
Об этом мне хотелось поговорить с заинтересованными лицами,
но, повторяю, положительно не знаю, куда обратиться: к съезду пи-
сателей или к съезду по борьбе с проституцией?
тт Профан
«Наше слово», «
27 апреля 1910 г.
Съезд писателей происходил в Петербурге с 22 По 28 апреля 1910 г. Одно-
временно проходил там и съезд по борьбе с проституцией
368

33(149)
ЗАЧЕМ ПОНАДОБИЛСЯ ТУМАН?
В сумерки все кошки серы.
Поговорка.
Было время — когда-то, давно, еще в начале 90-х годов, на арену
нашей общественности выступили «новые» люди, непочтительная,
строптивая молодежь, вступившая тотчас же в пререкание с почтен-
ными отцами. Это были первые марксисты. Они возомнили, что яв-
ляются провозвестниками и идеологами нового класса — пролетариа-
та, который выделился из недр так называемого «народа» и заявляет
о своей самобытности, о своей отдельности от «буржуазного» обще-
ства. Пролетариат, утверждали эти заносчивые молодые люди,
резкой гранью отделяется от всех других классов, у него своя осо-
бая — «пролетарская» — психология, свои задачи и цели, он един-
ственный класс, которому по законам истории полагается расти, раз-
виваться и крепнуть, тогда как все остальные классы буржуазного
общества обречены на медленное вымирание. Таким возмутительным
самомнением были преисполнены эти невоспитанные молодые люди.
И они не замедлили претворить слово в дело и начали решительно
отгораживаться от всех слоев общества, даже — о, неблагодарность! —
от интеллигенции, от той самой интеллигенции, которая вынесла на
своих плечах весь наш прогресс, всю титаническую борьбу с Мымрецо-
вым, которая насквозь была пропитана самым трогательным народолю-
бием. Да, и ее не пощадили эти ужасные люди, ее, вспоившую их же
млеком народолюбия от сосцов своих.
Все, что они делали, было резко, угловато, было лишено изящества
и поэзии. Они Еторгались во все уголки истории и действительности,
грубо разрушали всякую гармонию, всякий добрый мир между людь-
ми. Они срывали ореол со всего, что привыкли чтить люди интелли-
гентные и народолюбивые, стараясь найти повсюду грубые материаль-
ные основания. Они заподозривали самые лучшие намерения всеми
уважаемых людей, бесстыдно обвиняя их в «классовой» точке зрения.
Самые поэтические, интимные уголки общественной жизни, где, как в
часовне, царил таинственный полумрак, они осветили резким, крича-
щим светом электрических фонарей.
Это были грубые материалисты, чуждые высших потребностей духа,
для которых какая-нибудь прибавка к заработной плате или сокраще-
369

ние рабочего дня на один час было важнее, чем те сокровища мысли,
которые преемственно из рода в род передавались лучшими людьми
нашей интеллигенции. Они готовы были растоптать эти сокровища,
если бы они лежали на их пути; они готовы были порвать родную
связь с нашей культурой, если бы она хоть на волос отклонила их путь
от намеченной ими линии. Мало того, в наглой заносчивости поверну-
лись они к своим духовным отцам, обозвав их всех обидным незаслу-
женным прозвищем «буржуазия».
Великое единое тело нашей многострадальной интеллигенции они
самоуверенно рассекли на части и каждую часть положили в особый
ящик, а сверху наклеили ярлык с надписью. Великие борцы и мученики
30-х и 40-х годов оказались, видите ли, идеологами либерального дво-
рянства; даже Герцен, сам Герцен, для них не более, как отщепенец
дворянства, насквозь еще пропитанный барской идеологией. Родные
дети великих людей 40-х годов — Добролюбовы, Чернышевские —
стоят, по их мнению, уже на совершенно другой классовой почве: это,
мол, разночинцы, люди без роду, без племени, противники дворянской
культуры, ищущие новой общественной силы, на которую могли бы
опереться в борьбе за новые требования. А мыслители и герои
70-х годов, те, чьим духом и по сей день жива честная Россия,— это —
только слушайте! — мелкобуржуазные идеологи хозяйственных му-
жичков. Руки опускаются от негодования.
А сами они, эти не шомнящле родства, конечно, стоят вне всякой
преемственности, они, мол идеологи совсем нового класса — проле-
тариата. Так исполосовали эти люди бедное тело русской интеллиген-
ции, разрушили всякую преемственность идей, посеяли рознь и недо-
верие в ряды дружной до тех пор интеллигенции и властвовали раз-
деляя.
Тяжко было жить при таком разврате.
Зато с каким отрадным чувством наблюдаешь теперь, что крайние,
разрушительные идеи покидают наиболее благоразумную часть марк-
систов, что дух родства снова поднимает голову, что сознание пре-
емственности начинает овладевать их умами.
Особенно отрадно было мне прочесть примиряющую (враги ска-
жут, пожалуй,— «покаянную») статью М. Неведомского о Н. А. До-
бролюбове в 11-й книжке «Нашей зари». Наконец-то марксисты по-
няли, что в области идей и развития идей нет никаких классов, нет
никакой классовой борьбы, что о них даже смешно говорить там, где
370

всем руководит высокое чувство альтруизма и преданности много-
страдальному народу. Здесь есть только непрерывная, извечная, бес-
смертная мысль, преемственно передающаяся от отцов сыновьям,
мысль, вытекающая из вечных начал истины, справедливости и кра-
соты. И тысячу раз прав марксист Неведомский, когда говорит:
«И вот мы видим полную преемственность и подлинную непрерыв-
ность идеологической эволюции, когда от Белинского и особенно от
Герцена переходим к Чернышевскому и Добролюбову...» «В фило-
софской области можно отметить лишь новое, более решительное, бо-
лее радикальное настроение, а отнюдь не резкий перелом или пере-
ворот по существу».
А далее г. Неведомский высказывается еще решительнее, так, что
хочется прямо обнять его:
«Не вполне точно, на мой взгляд, истолкование разделения, обра-
зовавшегося в годы Добролюбова в среде нашей интеллигенции, как
распада ее на лагерь либералов, с одной стороны, и социалистов —
с другой. Это определение нередко попадается в литературе, к нему
прибегали и сами радикалы-разночинцы, нападая именно на «либера-
лизм» западный и отечественный. Далеко не все, однако, получившие
от них наименование либералов, заслуживали его в действительности...
Я думаю, гораздо более точными терминами для обозначения этих
двух станов — стана «отцов» и стана «детей» — направлений, одина-
ково не отстоявшихся и не определившихся, можно признать термины
того же времени: «постепеновцы» и «революционеры»... Два лагеря
нашей интеллигенции того времени различались гораздо больше по на-
строению, нежели по самому существу своих теоретических взглядов».
Это гениально; это целое откровение. Я бы только пошел дальше
и отбросил деление на «постепеновец» и «революционер», как нося-
щее все же политический характер (какие там политические деления
среди единой интеллигенции); я бы предложил чисто психологиче-
скую классификацию: «флегматики» и «сангвиники». Тогда перед
нами встанет во всем величии жизнь и рост русской интеллигенции:
одна сплошная беспрерывная полоса преемственного развития идей,
не омрачаемая никакими противоречиями, никакими политическими,
а тем более социальными спорами. Несть в ее среде ни эллина, ни
иудея. Нет барина или буржуа, нет разночинца или пролетария, нет
мещанина или крестьянина. Но вместе с тем, нет и либерала, нет и
радикала или социалиста. Все лишь единая, нераздельная, великая
371

русская внепартийная и надклассовая интеллигенция, преемственна
идущая от Радищева и Новикова до Маклакова и Неведомского, не
знающая мных делений, кроме делений психологических — «а «флег-
матиков» и «сангвиников». И прав, тысячу раз прав г. Неведомский,
когда указывает на бессмысленность и бесполезность всяких нападок
на «либерализм» и на «буржуазию», когда мы поняли, наконец, что
нет ни буржуазии, ни либерализма, а есть только единая и т. д. интел-
лигенция.
«С легкой руки Чернышевского и Добролюбова,— пишет он,—
вплоть до наших дней шло это полное, априорное отрицание и запо-
дозривание буржуазии и либерализма, и превратилось в один из
основных параграфов демократического credo. Что этот параграф, по
своей абсолютности, взывает, пожалуй (чего тут «пожалуй» — валяй
прямо!), о пересмотре, что иные времена и иные задачи — задачи уже
не «канунной» подготовки, а практической борьбы и жизненного
строительства требуют и иной, не столь упрощенной постановки этою
вопроса,— это более чем несомненно (ну, то-то же, а то вдруг «пожа-
луй»). Несомненно также, что это унаследованное от эпохи «Совре-
менника» абсолютное отрицание в недавние дни революции оказыва-
ло подчас демократии очень плохие услуги» и т. д.
Святые слова, великие слова, но как будто бы я уже где-то их
слышал? Не говорил лиих уже давно г. Струве или г. Изгоев? Ах,
да впрочем, не все ли равно, кто сказал «э»; ведь это все одна-
единая, нераздельная, преемственная и т. д. и т. д. русская интелли-
генция. Какие же там могут быть счеты! Скажем спасибо г. Неведом-
скому, лишний раз успокоившему нас, что нет более грубых, резких,,
невоспитанных марксистов, а .есть только единая от Радищева до Пет-
рищева 1 и от Новикова до Милюкова многострадальная интелли-
генция.
После статьи г. Неведомского4 «как-то дышится вольнее». От нее
пахнуло на нас тем освежающим ароматом, который вырывается всег-
да из старого фамильного склепа, когда его отворяют, чтобы внести
туда нового покойника. Тогда сразу забываешь все нападки на «либе-
рализм и буржуазию» и чувствуешь одну только бесконечную «преем-
ственность» со всеми покойничками... Sic transit gloria mundi!
«Просвещение», Кий
1912, № 3—4.
Перепечатывается впервые.
372

В 1911 г. в 11-м номере меньшевистского журнала «Наша заря», в связи с
50-летием со дня смерти Н. Добролюбова, появилась статья ликвидатора М. Не-
ведомского «Об Н. А. Добролюбове». Отвергая марксистский принцип классового
«одхода к истории, Неведомский пытался представить Добролюбова дюжинным
либералом-постепеновцем, чтобы, используя имя и авторитет революционера-демо-
крата, оправдать меныпевистско-ликвидаторскую политику ориентации на либе-
ральную буржуазию и отказ от революционной борьбы. Изобличая контрреволю-
ционно-ренегатскую сущность ликвидаторства, Ленин писал 8 мая 1912 г. в газе-
те «Социал-демократ»: «Неужели не ясно, что ту же песенку поют... и Неведомские
с их новым «пересмотром» идей Добролюбова задом наперед, от демократизма к
либерализму?» (Сочинения, т. 18, стр. 4).
Не ограничившись опубликованием статьи В. Воровского «Н. А. Добролюбов»
(1912 г. № 2), содержавшей марксистский анализ деятельности Добролюбова,
большевистский журнал «Просвещение» печатает в следующем номере (1912 г.,
№ 3—4) фельетон «Зачем понадобился туман?», имеющий целью дать непосредст-
венную отповедь Неведомскому и разоблачить связь его ревизионистских взгля-
дов с либерально-веховской идеологией. Под фельетоном стояла подпись «Кий».
Боровский не мог подписать фельетон своим обычным псевдонимом «П. Ор-
ловский», потому что в том же номере «Просвещения» за этой подписью была напе-
чатана его большая статья «О природе абсолютизма». Что «Кий» — действитель-
но псевдоним Воровского подтверждается тем, что среди авторов «Просвящения»,
согласно сделанной нами проверке, не было сотрудников с такой фамилией. Подпись
«Кий», за исключением этого номера «Просвещения», не встречается ни в одном из
номеров журнала. Мы не располагаем материалами, документально подтверждающи-
ми принадлежность фельетона Воровскому, однако есть очень серьезные основания
для такого утверждения. Об этом свидетельствует не только содержание и идейная
направленность фельетона, но и весь его интонационно-стилистический строй, столь
характерный для Воровского-Фавна (едкий сарказм, самая манера «доказательства
от противного» и т. д.).
Совпадения высказываний о Герцене, Изгоеве, Маклакове с аналогичными
высказываниями в других статьях и фельетонах Воровского, образ Мымр^цова,
к которому часто прибегал Воровский, такие излюбленные его выражения, как
«sic transit gloria mundi», «Несть в ее среде ни эллина, ни иудея», «В сумерках
все кошки серы», встречающиеся в других его фельетонах,— все это также говорит
о том, что автором фельетона «Зачем понадобился туман?» является Воровский.
Петрищев — либеральный публицист.

СОДЕРЖАНИЕ
Оружием смеха. Вступительная статья И. С. Черноуцана . . ... 51
От составителя '7
РАЗДЕЛ I
1. Горе неутешной вдовицы 21
2. Неопрятный мальчик 23
3. Думская переписка , 26
4. Дыхание весны 28
5. Жизнь замечательных людей, № 1 30
6. Жизнь замечательных людей, № 2 32
7. Мещане умные и мещане неумные 35
8. На верном пути 38
9. Сближение центров 41
10. Что же дальше? 43
11. Высшая мудрость 45
12. Пропавшая скрипка . • 47
13. В области реформ 49
14. В мире мерзости 52
15. Переименования 54
16. Опасная забава 59
17. У работоспособных 61
18. Человек и его тень 64
19. О неграх в России 66
20. Молчаливая дума 69
21. Изволят тешиться 71
22. Из современных настроений. Толстый и тонкий 73
23. В гостях у зверей 76
24. Надоедливый квартирант 79
25. Из современных настроений ... 85
26. История одной фисгармонии . - 87
27. Современный Фигаро 90
28. Счастливая Аркадия 92
29. Тайны самарской бани 95
30. Спор о Макаре . 98
31. Гениальный мальчик 102

32. На Лысой горе 104
33. Ну, и партия! 107
34. Победа над водкой 110
35. Роспуск парламентов во внеевропейских странах 113
36. Опасный министр . 116
37. Дуэль 118
38. Еще о дуэли Пергамента 121
39. На верном пути 124
40. Богдыхан и конституция 126
41. Турецкие дела 129
42—44. Из цикла «В кривом зеркале» 131
45. Из записной книжки публициста 137
46—54. Из цикла «В кривом зеркале» 141
55. Рождественская элегия 162
56—82. Из цикла «В кривом зеркале» 165
83. Переполох 224
84. Опасная секта 226
85. Принципиальный иск 228
86. Из записной книжки публициста 230
87. Из записной книжки публициста 232
88. Горе иностранца 235
89. Хилая роза 237
90. Финал съезда 239
91. Мысли вслух 242
92. Мысли вслух 244
93. Мужской пол в опасности 246
94. Французская борьба и Государственная дума 248
95. А что, видите?! 252
96. Тяжелые времена . . 255
97. Мысли вслух 257
98. Добывание истины 259
99. Двадцать два несчастья 261
100. Мысли вслух 264
101. Средство от безработицы 265
102. Мысли вслух 267
103. Переворот 268
104. Звериные времена 270
105. Красное яичко безработному люду 271
106. Мысли вслух # . 273
107. Загадочные явления 275
108—110. Из цикла «Между прочим» 276
111. Берегите молодое поколение! 282
112—115. Из цикла «Между прочим» . 284
116. Общественный декаданс 289
375

РАЗДЕЛ II
1 (117) Марья Ивановна. Пьеса в четырех действиях Е. Чирикова . . . 295
2 (118) Рассуждение благомыслящего человека о пользе иллюзионов . . 298
3 (119) В подземном царстве 301
4 (120) Толстой и'Белоглавек 304
5 (121) Идеи и «коммерция» . . 306
6 (122)—10 (126) Из цикла В «кривом зеркале» 309
11 (127) Лягушка • • 322
12 (128)—14 (130) Из цикла «В кривом зеркале» 327
15 (131) Литературная елка 334
16 (132) Sclavus saltans • . 336
17 (133) Из цикла «В кривом зеркале» 338
18 (134) После юбилея • 340
19 (135)—21 (137) Из цикла «В кривом зеркале» 342
22 (138) Открытие сезона • 348
23 (139) Из записной книжки публициста : 350
24 (140) Торжище суеты 352
25 (141) Грустные итоги 354
26 (142) Съезд писателей 357
27 (143) Анекдот 359
28 (144) Мысли вслух 360
29 (145) Мысли вслух 362
30 (146) Склад гениев 363
ЗТ (147) «Деловой» съезд 365
32 (148) Мой доклад 366
33 (149) Зачем понадобился туман? 369
Вацлав Вацлавович Воровскии
Фельетоны
Утверждено к печати редколлегией серии «Литературные памятники»
Редактор Издательства И. В. Латышев. Технический редактор Н. Д. Новичкова
РИСО АН СССР № 5-137В. Сдаио в набор 21/VI 1960 г. Подписано
к печати 27/1 1960 г.
Формат 70 X 92'/ie печ. л. 23,5 + 1 *KA- = 27»49 УСА- печ- А-
20,1 уч.-издат. л. Тираж 15.000 экз. Т-12137
Изд. № 4099 Тип. зак. № 750
Цена 13 руб. 50 коп., с 1/1 1961 — / р. 35 к.
Издательство Академии наук СССР Москва, Б-64, Подсосенский пер., 21
2-я типография Издательства Москва, Г-99, Шубинский пер., 10

B.B.BOPOBC
фельетонь: