Автор: Савицкий И.М. Исупов В.А. Папков С.А.
Теги: археология великая отечественная война сборник научных трудов история западной сибири
ISBN: 5-9554-0016-8
Год: 2004
Текст
ЗАПАДНАЯ СИБИРЬ
В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
(1941-1945 гг.)
СБОРНИК НАУЧНЫХ ТРУДОВ
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ОИИФФ
ЗАПАДНАЯ СИБИРЬ
В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ВОЙНЕ (1941-1945 гг.)
СБОРНИК НАУЧНЫХ ТРУДОВ
НОВОСИБИРСК
"Наука-Центр"
2004
Западная Сибирь в Великой Отечественной войне (1941—1945 гг.).
Новосибирск: Наука-Центр, 2004. 293 с
ISBN 5-9554-0016-8
В сборнике на основе новых источников, многие из которых впервые
вводятся в научный оборот, рассматривается широкий спектр проблем исто-
рии Западной Сибири в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Структурно сборник разделен на три части развитие промышленности ре-
гиона в военные годы, динамика демографических параметров и социаль-
но-политический блок Это позволило авторам комплексно охватить самые
важные и актуальные вопросы развития региона во всей их сложности и
полноте Сборник рассчитан как на специалистов-историков, так и на ши-
рокий круг читателей
Утверждено к печати
Ученым советом Института истории СО РАН
Рецензенты:
д-р истор наук И.С. Кузнецов
канд. истор наук. А А. Долголюк
Редакционная коллегия.
д-р истор. наук В.А Исупов (отв. редактор)
д-р истор наук С.А. Папков
д-р истор. наук ИМ Савицкий
Сборник издан в рамках проекта Российского гуманитарного научного фонда
№ 03-01 -00784а
Издание осуществлено в авторской редакции
Без объявления
ISBN 5-9554-0016-8
© Коллектив авторов, 2004
© Институт истории СО РАН, 2004
И.М. Савицкий
ФОРМИРОВАНИЕ КАДРОВ
ОБОРОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ
В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Труднейшей проблемой в деятельности предприятий оборонной
промышленности Новосибирской области являлось обеспечение их
кадрами. Результаты работы предприятий, особенно эвакуирован-
ных, зависели от состояния воссозданной технологии производст-
венных процессов, снабжения материальными ресурсами, а главное
— от обеспеченности их инженерно-техническими и рабочими кад-
рами. В связи с тем, что производство было слабо механизировано
(это вполне естественная реальность для того периода времени), ос-
новным фактором, влияющим на выполнение производственных за-
даний, являлась численность рабочих.
Изучению промышленных кадров Сибири, особенно рабочих, в
годы Великой Отечественной войны посвящено немало публикаций.
Однако формирование кадров оборонно-промышленных отраслей
до настоящего времени не исследовано, так как большинство архив-
ных документов было засекречено
Формирование кадров в условиях войны напрямую зависело от
сокращающихся трудовых ресурсов, значительного ухудшения жи-
лищных условий, материально-бытового положения населения. Мо-
билизации, проведенные в 1941-1942 гг., резко уменьшили число
работавших в народном хозяйстве. Если в конце 1940 г в народном
хозяйстве страны было занято 31,2 млн рабочих и служащих, то к ок-
тябрю 1941 г. их количество сократилось до 26,2 млн, а к началу
1942 г. — до 18,4 млн чел., что составляло 59 % довоенного уровня.
С 1943 г. начался процесс роста численности рабочих. К концу вой-
ны количество рабочих и служащих достигло 87,5 % довоенного
уровня1.
Наибольшая численность рабочих в Сибири была сосредоточена
в Новосибирской области (в границах того времени). В 1940 г. здесь
3
было занято 265,8 тыс. чел., или 53,5 % к общей численности рабо-
чих Западной Сибири Однако среди них преобладали рабочие
угольной, металлургической, лесной и деревообрабатывающей про-
мышленности, транспорта. На предприятиях промышленности Но-
восибирска, по данным на 1 июля 1941 г., было занято 36 249
рабочих. Из них на заводах оборонной промышленности —
11 431 чел., на предприятиях других отраслей тяжелой промышлен-
ности — 1317, легкой, пищевой и других отраслей промышленно-
сти — 23 501 чел.
На двух начинающих действовать в Новосибирске предприятиях
оборонной промышленности, комбинате № 179 и авиационном за-
воде № 153 им. В.П. Чкалова, в первой половине 1941 г. не хватало
рабочих вообще и особенно квалифицированных. Так, на заседании
бюро Новосибирского обкома ВКП(б) "О программе строительства
и производства комбината № 179", состоявшемся 31 января 1941 г.,
перед отделом кадров предприятия ставилась задача обеспечить на-
бор рабочих в Алтайском крае, Кировской области и Башкирской
АССР, подготовить на курсах комбината 1670 квалифицированных
рабочих. В постановлении бюро обкома партии, состоявшемся
3 июля 1941 г., "О мероприятиях по увеличению производства само-
летов ЛААГ-3 на заводе № 153 им. В.П. Чкалова" отмечалось, что
для развертывания производства самолетов на полную мощность не-
обходимо набрать полный состав рабочих и доложить об этом обко-
му ВКП(б).
Еще хуже было положение с обеспечением предприятий инже-
нерно-техническими кадрами. В предвоенные годы в Новосибирске
не было вузов промышленного профиля. По существу, один факуль-
тет Томского технологического института готовил инженеров-меха-
ников Его выпускники работали на заводах, однако ощущался
острый недостаток их . Так, завод им. В.П. Чкалова не мог укрепить
руководство ведущих цехов и отделов. В постановлении бюро обко-
ма партии указывается на то, что на комбинате № 179 плохо работает
главный инженер и его служба, техническое руководство заводов
№ 2, 3. Обком партии просил ЦК ВКП(б) обязать соответствующий
наркомат направить для пуска в действие инструментального завода
комбината с подведомственных заводов 800 квалифицированных ра-
бочих-инструментальщиков (5-8-го разрядов) и 200 инженеров, тех-
ников и мастеров-практиков, кроме того, 200 инженеров, техников,
имеющих опыт работы на производстве патронов, снарядов и взры-
4
вателей. Управлению трудовых резервов СССР рекомендовалось
досрочно выпустить и направить на комбинат № 179 одну тысячу
выпускников 3-4-го разрядов из ремесленных училищ Союза2. Эти
обстоятельства свидетельствуют о том, что на предприятиях ощу-
щался острый недостаток кадров и на месте его удовлетворить невоз-
можно.
По данным Всесоюзной переписи населения на 17 января
1939 г. в Новосибирской области (в границах того времени), чис-
ленность населения составляла 4 050 260 чел., в том числе город-
ского — 1 664 397, сельского — 2 385 864 чел. Уровень урбанизации
в Новосибирской области приблизился к общесоюзному, составлял
31,2 %, а в Кузбасском регионе превысил эти показатели — 55,0 %.
В Новосибирской области (в современных границах) численность
населения составляла 1861,6 тыс. чел., в том числе городского —
582,4, сельского — 1279,2 тыс. чел. В Новосибирске, где размеща-
лось основное большинство промышленных предприятий, прожи-
вало 405,3 тыс. чел.3
Городское население Новосибирской области было в основном
большинстве занято в промышленности и других отраслях народно-
го хозяйства. Следовательно, для пополнения промышленных пред-
приятий рабочими кадрами оставалось в основном неработающее
городское население (домохозяйки и женщины, имевшие детей,
пенсионеры), сельские жители, учащиеся 8-10-х классов средних
школ городов и сел, а также учащиеся школ ФЗО и ремесленных
училищ, в которых только началась подготовка рабочих. Пополне-
ние предприятий промышленности инженерно-техническими
кадрами возможно было только за счет инженеров и техников, рабо-
тавших в высших и средних учебных заведениях, государственных
учреждениях.
В первые месяцы войны исключительную остроту приобрела
проблема формирования рабочих кадров на предприятиях промыш-
ленности. Не были демобилизованы из рядов Красной армии воен-
нослужащие 1919-1922 гг. рождения. Вместе с тем в Новосибирской
области были сформированы из военнообязанных рабочих, инжене-
ров, техников и отправлено на фронт несколько добровольческих
соединений. В действующую армию призывались даже заброниро-
ванные работники промышленных предприятий. За первые месяцы
войны в Новосибирской области подали заявление с просьбой от-
править на фронт 500 тыс. чел.
5
В основном во второй половине 1941 г., в связи с эвакуацией
промышленных предприятий в Новосибирскую область, начали
прибывать рабочие, инженеры, техники и население из прифронто-
вых областей страны. В 1941 г. в Новосибирск прибыло 186,9 тыс.
чел., а выбыло 83,8 тыс. чел., в 1942 г. — 112,1 и 69,1 тыс. чел соот-
ветственно. С января 1941 г. по август 1942 г. численность жителей
Новосибирска увеличилась от 463 до 578 тыс. чел.4
Крупномасштабное перемещение в область предприятий обо-
ронной и других отраслей промышленности потребовало для их вос-
создания, завершения строительства имеющихся здесь заводов и
организации массового производства оборонной продукции огром-
ного числа рабочих и других кадров. Вместе с тем с эвакуированны-
ми предприятиями прибыла только минимально ограниченная
численность высококвалифицированных рабочих, руководящий и
инженерно-технический состав (табл. 1). Перед ними стояла задача
ввести в действие предприятия, обеспечить инженерно-техническую
подготовку производства. Для выполнения плановых заданий по вы-
пуску оборонной продукции необходимо было набрать на месте пре-
бывания абсолютное большинство рабочих. Так, с тремя заводами
Наркомата авиапромышленности в Новосибирск прибыло 5532 чел.
рабочих и служащих, а вместе с их семьями — 13 160 чел., соответст-
венно с двумя заводами Наркомата электропромышленности — 831 и
2976 чел., с заводом № 350 Наркомата промышленности вооруже-
ния — 1445 и 2437 чел.
По данным на 1 июня 1943 г., в Новосибирск с заводами оборон-
ной промышленности прибыло 48 367 рабочих, служащих и членов
их семей. А всего в город эвакуировалось 141 047 чел., в том числе
92 370 взрослых А в Новосибирскую область на 1 июня 1943 г. при-
было 301 457 эвакуированных, в том числе рабочих, служащих и чле-
нов их семей — 70 099 чел. Из общего числа эвакуированных в
область мужчины составляли 68 823 чел., женщины — 134 247, дети
до 14 лет — 98 387 чел. Кроме того, на территории области осенью
1941 г. было размещено 125 419 немцев, принудительно переселенных
из Европейской части страны, 43 % из них составляли мужчины и
женщины трудоспособного возраста5. Эвакуированные и переме-
щенные были одним из резервов пополнения рабочими кадрами
предприятий оборонной промышленности.
В условиях резкого роста заводов оборонной промышленности,
перевода всех предприятий на выпуск продукции для фронта, преж-
6
Таблица 1
Численность рабочих и служащих, эвакуированных вместе с предприятиями оборонной
промышленности в Новосибирскую область на 01.11.1941 г.*
ГАНО, ф. П-4, оп. 34, д. 113, л. 126, 219, 315.
ние формы привлечения рабочих на производство (вольный наем и
организованный набор) не могли обеспечить кадрами промышлен-
ность. Правительство вынуждено было пойти на крайние меры,
носившие временный характер. Оно разработало комплекс меро-
приятий по комплектованию рабочими оборонных и связанных с
ними предприятий: рациональное использование имеющихся кад-
ров, перераспределение их в пользу оборонной промышленности;
введение сверхурочных работ; отмена очередных и дополнительных
отпусков; мобилизация и закрепление работников на предприятиях
оборонной и кооперированной с ней промышленности для постоян-
7
ной работы до окончания войны; мобилизация трудоспособного, не
работающего населения преимущественно на предприятия оборон-
ной промышленности; закрепление квалифицированных рабочих и
инженерно-технических кадров в оборонной и тяжелой промыш-
ленности через бронирование; обучение в широких масштабах но-
вых рабочих в системе трудовых резервов и на предприятиях, распре-
деление выпускников ремесленных, железнодорожных училищ и
школ ФЗО по важнейшим отраслям экономики; сохранение без осо-
бых изменений действовавшей системы высшего и среднего профес-
сионального образования; всемерно поддерживать творческие начи-
нания рабочих по повышению производительности труда6.
В связи с острейшим недостатком рабочих кадров на предпри-
ятиях оборонной промышленности правительство приняло решение
осуществить учет и мобилизацию всего трудоспособного населения
для обеспечения фронта военной техникой, вооружением, боепри-
пасами и снаряжением. 13 февраля 1942 г. был принят Указ Прези-
диума Верховного Совета СССР "О мобилизации трудоспособного
городского населения для работы на предприятиях оборонной про-
мышленности и их стройках". В соответствии с ним мобилизовыва-
лись мужчины в возрасте от 16 до 58 лет и женщины — от 16 до
45 лет, не занятые общественно-полезным трудом7.
От того, как решалась проблема обеспечения рабочими кадрами
предприятий оборонной промышленности, во многом зависели
результаты их деятельности. Необходимо отметить, что правительст-
венные структуры большинство вопросов этой проблемы переложи-
ли на местные органы власти. Поэтому облисполком и особенно
обком ВКП(б) ей занимались вплотную. При облисполкоме была
создана постоянно действующая комиссия по направлению рабочих
на предприятия оборонной промышленности, которая реализовыва-
ла решения обкома партии и вышестоящих органов власти.
В начале войны на предприятия оборонной промышленности об-
ласти были мобилизованы учащиеся 8-10-х классов средних школ,
ремесленных училищ и школ ФЗО Причем в соответствии с решени-
ем правительства разрешалось набирать на предприятия оборонной
промышленности молодежь 16 лет и старше. Однако учебные заведе-
ния трудовых резервов вели набор молодежи, в основном в сельской
местности, в возрасте 13 лет и старше, после обучения в течение
4-6 мес направляли ее на предприятия. Кроме того, мобилизовыва-
лось на предприяггия неработающее население городов и городских
8
поселков — домохозяйки, женщины, имевшие детей свыше четырех-
летнего возраста, сельское население. Привлекались пенсионеры,
демобилизованные из рядов Красной армии, рабочие колонны, инва-
лиды войны, эвакуированное население, прибывшие по оргнабору и в
порядке мобилизации из других регионов страны, спецпереселенцы,
заключенные. На предприятия оборонной промышленности направ-
лялись квалифицированные рабочие и инженерно-технические кад-
ры из различных отраслей народного хозяйства области и других
регионов страны. В связи с тем, что эвакуированные заводы прибыли
с небольшим числом, особенно рабочих кадров, и увеличением про-
изводственных заданий по выпуску оборонной продукции, в 1942 г.
недостаток рабочих на предприятиях промышленности составлял
120-150 тыс. чел.
Несколько легче кадровая ситуация была на авиационном заво-
де им. В.П. Чкалова и комбинате № 179, которые еще до войны
обладали хотя и незначительным числом профессионально подго-
товленных рабочих, инженеров и техников. Кроме того, действова-
ла система подготовки кадров и создавалась социально-бытовая
инфраструктура. Эти обстоятельства сыграли очень важную роль,
особенно в первые годы начавшейся войны, в деле массового набо-
ра кадров в связи со значительным увеличением производственных
заданий и приема рабочих, инженеров и техников эвакуированных
заводов. Несмотря на это, кадровая ситуация и здесь была обост-
ренной. Так, на заседании бюро обкома ВКП(б) "О мерах по обес-
печению и подготовке рабочей силы на заводе № 153 им. В П. Чка-
лова", состоявшемся 10 сентября 1941 г., принято решение напра-
вить на завод до 1 октября 1941 г. одну тысячу учащихся 8-10-х
классов средней школы, в основном проживающих в Новосибир-
ске; в ноябре 1941 г. — одну тысячу учащихся ремесленных училищ
и школ ФЗО. Кроме того, директору завода № 153 предлагалось
подготовить 400 рабочих из состава служащих и обслуживающего
персонала, выделить соответствующее число мастеров и рабочих
мест для обучения молодежи, а также подготовить общежития и
столовые на 2 тыс. чел.
В последующие месяцы 1941 г. на завод № 153 им. В.П. Чкалова
прибыло 8664 рабочих, инженерно-технических работников с эва-
куированными предприятиями из Москвы, Ленинграда и других го-
родов страны. В результате, по данным на 1 января 1942 г., на заводе
было занято 22 084 чел., из них рабочих — 13 580, инженерно-техни-
9
ческих работников — 2977, служащих — 1231, младшего обслужи-
вающего персонала — 413, учеников — 1944, военизированная и
производственная охрана — 598 и непромышленная группа работни-
ков составляла 1341 чел Однако для выполнения производственной
программы еще не хватало рабочих. За первые пять месяцев этот не-
докомплект рабочих удовлетворялся за счет учеников завода, подго-
товленных в школах ФЗУ (1460 чел.), и выпускников школ ФЗО.
В течение года, с 1 июня 1941 г. до 1 июня 1942 г., численность рабо-
чих на заводе выросла от 5412 до 15 183 чел.8
Во второй половине 1942-1943 гг. кадровая ситуация на заводе
несколько стабилизировалась, а в 1944 г. большое число рабочих по
решению правительства было направлено на восстановление авиа-
ционных заводов в западные районы страны, а также уволилось по
семейным обстоятельствам и другим причинам. За 1944 г. на завод
прибыло 1772 рабочих промышленной группы, а выбыло — 4972 чел.
Из них призвано в Красную армию — 1,9 %, передано в соответствии
с постановлением Совнаркома СССР на другие предприятия — 5,
откомандировано по решению Наркомата авиационной промыш-
ленности — 21,5, ушло на учебу — 8,7, уволено по семейным обстоя-
тельствам — 20,9, уволено по болезни — 13,2, дезертировало — 16,5,
осуждено народным судом и военным трибуналом — 3,9, уволено по
другим причинам — 8,4 %9.
За первые 3,5 года войны многие молодые рабочие до 18-летнего
возраста перешли в другие возрастные категории, поэтому их чис-
ленность значительно сократилась. За 1944 г. очень уменьшилась
численность женщин среди рабочих, которые ушли с завода по се-
мейным обстоятельствам и другим причинам (табл. 2).
Данные табл. 2 свидетельствуют о том, что на заводе значитель-
но сократилось количество рабочих, в основном за счет уменьшения
численности рабочих-женщин. Численность молодых рабочих до
18-летнего возраста уменьшилась, но оставалась высокой —
1091 чел., что составляло около 10 % от всех рабочих, в то время как в
1941-1942 гг. она была на уровне более 20 %. Рабочие и ИТР старших
возрастных групп в большинстве своем выбыли с завода. Примерно
около 65 % рабочих были в возрасте 18-35 лет. Эти кадры в условиях
перехода технологических процессов завода на поточный метод про-
изводства решали основную задачу — выполняли правительствен-
ную программу по выпуску боевой авиационной техники для
фронта. Стаж работы на предприятии рабочих и инженерно-техни-
10
Таблица 2
Возрастной и половой состав рабочих и инженерно-технических работников завода
им. В.П. Чкалова по данным на 1 января 1945 г., чел/
ТАНО, ф. П-22, оп. 3, д. 1773, л. 49.
Таблица 3
Стаж работы кадров авиационного завода
им. В.П. Чкалова на 1 января 1945 г/
♦ГАНО, ф. П-22, оп. 3, д. 1773, л. 49.
11
ческих работников свидетельствует о том, что кадры имели доста-
точный опыт для реализации правительственных решений (табл. 3).
В связи с тем, что в 1944 г. с завода ушло много рабочих, в соот-
ветствии с приказом наркома авиационной промышленности от
17 апреля 1945 г. на предприятие было направлено 1,5 тыс. чел. из
числа лиц, привлеченных к ответственности за самовольный уход с
работы и бытовые преступле-
ния, досрочно освобожденные
из мест заключения. Причем
эти лица освобождались от при-
зыва в Красную армию. Дирек-
тору завода предлагалось подго-
товить общежития, оснащен-
ные необходимым инвентарем,
обеспечить аванс 500 руб. каж-
дому с последующим удержани-
ем с зарплаты для приобретения
верхней одежды, белья и обуви
Выделить фонды для снабжения
их продовольствием, горячим
питанием и промышленными
Таблица 4
Подготовка и повышение профессиональной квалификации рабочих кадров в годы
Великой Отечественной войны на авиационном заводе им. В.П. Чкалова, чел/
ТАНО, ф П-22, оп 3, д 1772, л 9
Таблица 5
Обеспеченность рабочими авиационного
завода им. В.П. Чкалова в годы Вели-
кой Отечественной войны, чел.*
*ГАНО, ф П-22, оп 3, д 1772, л 3
12
товарами10. Движение рабочих кадров требовало от предприятия хо-
рошо организованной системы массовой их подготовки и повыше-
ния профессиональной квалификации (табл. 4).
Основной контингент рабочих был подготовлен в 1941- 1943 гг.,
а повышение их квалификации осуществлялось преимущественно
в 1943-1945 гг. Несмотря на большую работу, проведенную по под-
готовке рабочих кадров, практически их численность соответство-
вала показателю только 1941 и 1943 гг. (табл. 5).
Аналогичная кадровая ситуа-
ция была на заводах № 51 ОКБ
главного конструктора Н.Н. Поли-
карпова и № 296 Наркомата авиа-
ционной промышленности. Так,
на заводе № 296, размещенном в
Бердске, среднегодовая числен-
ность рабочих в 1943 г. составляла
1433 чел., или 86,6 % к плану, в
1944 г. весь персонал завода исчис-
лялся 1989 чел., или 95,8 % к плану,
из них производственных рабо-
чих — 841 чел , ИТР — 460 чел.11
На комбинате № 179 сложи-
лась в начале войны очень труд-
ная кадровая обстановка. Комбинат продолжал сооружаться, но
имеющиеся производственные мощности позволяли производить
сотни тысяч снарядов. Выполнение правительственных заданий ос-
новательно сдерживала далеко не достаточная численность рабочих
и инженерно-технических кадров, особенно высококвалифициро-
ванных. Первый секретарь обкома партии 1 сентября 1941 г. обра-
тился к И.В. Сталину. В телеграмме сообщалось, что для выполне-
ния производственного задания правительства комбинат не имеет
необходимого состава квалифицированных рабочих, мастеров, на-
ладчиков. Из 6750 рабочих, занятых непосредственно у станков,
3120 работали от 1 до 3 мес, причем ранее не связанные с производ-
ством и почти не прошедшие обучение, а все другие трудились на
комбинате не более 3-8 мес, также впервые соприкоснулись с про-
изводством боеприпасов.
Отсутствие опытных наладчиков и мастеров приводило к значи-
тельным простоям специальных станков. Вместе с тем Наркомат
боеприпасов не направил на комбинат необходимое число опытных
кадров рабочих и инженеров с действующих заводов боеприпасов.
На протяжении всего времени функционирования предприятие
фактически не имело должного технического руководства. Главный
инженер комбината не способен был руководить не только крупней-
шим, сложным в управлении предприятием, но и небольшим цехом
завода. Руководителями основных производственных отделов управ-
ления комбината были малоквалифицированные, временно назна-
ченные работники. Аналогичное положение создалось с директорами
заводов комбината. Снарядный завод не имел руководящих кадров,
знающих это производство. Отсутствовал главный инженер на па-
тронном заводе. В результате на комбинате не проводилась целеуст-
ремленная техническая политика и профессиональное использование
оборудования.
М.В. Кулагин просил И.В. Сталина дать указание наркому
боеприпасов П.Н. Горемыкину направить на комбинат с действую-
щих заводов 9300 квалифицированных рабочих, из которых
6,1 тыс. чел. — для производства снарядов, 1,5 тыс — для выпуска
взрывателей и 1,7 тыс. — для изготовления инструмента, а также
480 наладчиков и 365 мастеров. Кроме того, направить 20 руководя-
щих инженерно-технических работников на должности директоров
заводов, главных специалистов, начальников отделов управления
комбинатом и цехов.
13
В первые дни сентября был получен приказ наркома боеприпа-
сов, в котором указывалось, что для укомплектования кадрами вво-
димых в действие заводов комбината направляется с других заводов
и организаций системы наркомата 250 инженерно-технических ра-
ботников по специальностям, соответствующим заявке. Также на-
правлялось 800 квалифицированных рабочих-инструментальщиков
не ниже 4-го разряда и 200 инженеров для работы в производствен-
ных цехах заводов комбината. Кроме того, в соответствии с поста-
новлением Совнаркома СССР от 22 августа 1941 г. Новосибирскому
облисполкому предлагалось в течение сентября — октября 1941 г. на-
брать в Новосибирске и ближайших населенных пунктах 10 тыс. чел.
для работы на комбинате.
По мере дальнейшего развития производства на комбинате не-
достаток рабочих и инженерно-технических кадров продолжался.
Так, бюро обкома партии, состоявшееся 18 ноября 1941 г., просило
ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР обязать Наркомат обороны СССР
сформировать шесть батальонов из числа военнослужащих для
укомплектования рабочими комбината, а наркома боеприпасов —
направить недостающие кадры ИТР и мастеров для работы на сна-
рядном и взрывательном производстве. На заседании бюро также
было принято решение об использовании на производстве оборон-
ных предприятий квалифицированных рабочих и инженеров, осуж-
денных за бытовые и контрреволюционные преступления12.
Во второй половине 1941 г. комбинат основательно пополнился
инженерно-техническими кадрами. Если в конце первого полуго-
дия 1941 г. на комбинате работало всего 94 чел. ИТР, то в январе
1942 г. — 530 инженеров с высшим образованием, 302 чел. со сред-
нетехническим и 773 чел практиков. Однако около половины ин-
женеров и техников были заняты в заводоуправлении и отделах
комбината, 265 инженеров и 130 техников осели в заводоуправле-
ниях. Причем многие инженеры и техники, только окончившие
учебные заведения, не имели практического опыта работы непо-
средственно на производстве. В производственных цехах заводов в
основном работали практики. Так, на заводе № 4а из 60 мастеров не
было ни одного инженера и техника. В цехе № 6 завода № 1 из 20
сменных и старших мастеров только двое имели среднетехническое
образование Аналогичная картина наблюдалась и на других заво-
дах комбината.
14
Работа по подбору, изучению и расстановке кадров ИТР была
поставлена неудовлетворительно. Зачастую на руководящие посты
выдвигались техники без знания особенностей производства и учета
их деловых качеств. Так, на заводе № 1 за 1942 г. было смещено три
директора, четыре главных инженера и пять главных технологов.
В цехе № 5 этого завода сменилось по четыре начальника и их замес-
тителей На заводе № 5 — три директора, три главных инженера,
10 начальников цехов и 15 начальников отделов. В цехе № 14 завода
№ 2 — три начальника и 9 мастеров из 14 работающих. Причем все
они снимались как не справившиеся с работой и наказывались.
Начальник цеха № 52 завода № 5 Мышков за 3-4 мес имел четыре
взыскания. Такое положение порождало у многих руководителей не-
уверенность в работе, сковывало их инициативу, создавало боязнь за
то, что их все равно скоро снимут с того или иного поста13.
Дефицит рабочих кадров на комбинате продолжал остро ощу-
щаться в 1942 г. Их недостаток восполнялся в основном за счет моби-
лизованных из числа сельского населения и городов Новосибирской
области (табл. 6).
Таблица 6
Мобилизация рабочей силы на Новосибирский комбинат № 179 из районов и городов
Новосибирской области с начала Великой Отечественной войны до 5 мая 1942 г., чел/
ТАНО, ф П-4, оп 6, д 456, л 354
15
Кроме того, для комбината № 179 проводилась мобилизация по
линии обкома ВЛКСМ и обкома партии из учреждений и предпри-
ятий. Однако конкретных сведений о них не имеется.
В 1943 г. численность инженерно-технических работников ком-
бината вполне обеспечивала нормальную его производственную
деятельность. Однако, как сообщал инструктор отдела промышлен-
ности боеприпасов в обком партии, со стороны руководства комби-
ната часто допускались излишнее дергание, грубость в отношении
отдельных руководящих работников. Только за 10 мес 1943 г. было
смещено три главных инженера, четыре заместителя директора, 10
начальников цехов.
Не хватало рабочих, особенно квалифицированных. Их попол-
нение осуществлялось за счет сельского населения, в основном
Новосибирской области, которое необходимо было подготовить к
производственной деятельности. Вместе с тем действовавшая систе-
ма подготовки рабочих обеспечивала только навыки по отдельным
операциям, но не давала квалификацию.
Текучесть рабочих кадров по причинам плохой их профессио-
нальной подготовки и тяжелого материально-бытового положения
была очень большой. Так, в 1942 г. на комбинат прибыло 11 497 чел.,
а выбыло 9 324 чел., в 1943 г. — соответственно 7703 и 7600 чел , из
них ушло в Красную армию 563 чел., переведено на новое место ра-
боты в другие города 489, уволилось по семейным обстоятельствам
329, поступило на учебу 121, а дезертировало 4 979 чел. Среди само-
вольно ушедших с предприятия были в основном сельские жители,
которые не адаптировались к индустриальному труду и не имели не-
обходимых социально-бытовых условий. Причем их прикрывали ру-
ководители колхозов и совхозов, так как в хозяйствах также не
хватало работников.
В связи с большой текучестью рабочих кадров на комбинате
№ 179 его отделу подготовки приходилось ежегодно обучать тысячи
человек. Так, за 1943 г. путем бригадно-индивидуального ученичест-
ва подготовлено 4841 чел., на курсах техминимума — 1741, в стаха-
новских школах — 3333, на курсах подготовки новых рабочих — 377,
многостаночников — 207, повысили квалификацию 167 чел Всего
подготовлено 10 666 чел. Из этих данных видно, что основное внима-
ние обращалось на подготовку новых рабочих. Но учеба заключалась
в том, чтобы будущих рабочих ознакомить с приемами труда и час-
тично — с производственными механизмами. Теоретических основ
16
рабочие не изучали. А по окончании учебы их направляли на произ-
водство без учета подготовки и квалификации.
В большей мере внимание обращалось на подготовку молодых
рабочих. С начала войны десятки тысяч молодых рабочих получили
различные специальности. Только за 1942 г. обучено специальности
токаря 5680 чел., электромонтера — 103, формовщика — 106, слеса-
ря-инструментальщика — 144, другим профессиям — 10 941 чел.
Многие из них в совершенстве овладели своими профессиями. Так,
М.П. Симанов, в возрасте 17 лет работая фрезеровщиком, в январе
1943 г. выполнил производственное задание на 429 %, в феврале —
на 279 %, в июле выступил инициатором движения тысячников.
Среди передовиков производства молодые рабочие занимали веду-
щее место. Всего в 1943 г. на комбинате было 2493 чел. стахановцев,
из них молодежи — 1935 чел., ударников — соответственно 1819 и
915, многосотников — 514 и 332 чел.
Из 1103 молодых рабочих (в возрасте 13-17 лет), в том числе 607
девушек и 496 юношей, нормы выработки от 100 до 200 % выполняли
400 рабочих-сдельщиков, от 200 до 300 % — 45 чел., не выполняли
нормы 259. Овладев передовыми методами труда, молодые рабочие
назначались на руководящие производственные посты. По данным
на март 1943 г., 27 чел. работали мастерами, 145 — бригадирами,
101 чел. — наладчиками. Молодой рабочий Г.Ф. Воронов поступил
на комбинат в 1941 г. учеником слесаря, быстро освоив свою профес-
сию, годовой план в 1942 г. выполнил на 415 %. Как хороший орга-
низатор производства был выдвинут на должность мастера. Его
участок ежедневно перевыполнял производственные задания14
В 1944-1945 гг. численность рабочих и в целом кадров стабили-
зовалась, но прослеживалась тенденция некоторого сокращения
числа рабочих и ИТР.
Снарядный завод № 556, выделившийся из системы комбината
№ 179, по данным на 1 января 1942 г., имел в своем составе 1104 чел.,
в том числе 783 рабочих, 152 чел. ИТР и 69 служащих. В соответствии
с заданиями по производству снарядов завод должен был иметь кад-
ровый состав 4273 чел Набрать более 3 тыс. чел. — задача чрезвы-
чайно трудная. Директор завода вынужден был пойти на крайние
меры, и 9 мая 1942 г. обратился к начальнику управления НКВД по
Новосибирской области майору государственной безопасности Ма-
линину с письмом, в котором сообщается, что завод ввел в эксплуа-
тацию новые производственные мощности. Однако отсутствуют,
17
особенно квалифицированные, кадры рабочих. В связи с этим про-
сил дать согласие на использование в ремонтно-механическом цехе в
качестве токарей, слесарей, фрезеровщиков и других специалистов
заключенных, осужденных по бытовым статьям и отбывающих нака-
зание в Кривощековском отделении СибЛАГа НКВД в количестве
200 чел. Он также сообщал, что этот цех завода расположен в запад-
ной части комбината № 179, в обособленном помещении, удобном
для организации охраны. Это поможет заводу выйти из тяжелого
положения. В течение 1942 г. на завод было принято 4337 чел., в том
числе мобилизовано рабочих из числа местного населения 86, сель-
ских районов — 2779, окончивших школы ФЗО и ремесленные
училища — 433, рабочих колонны — 531, инвалидов Великой Отече-
ственной войны — 109, переведенных из других предприятий — 141,
эвакуированных с предприятиями Наркомата боеприпасов — 71, ос-
вобожденных из СибЛАГа — 187 чел.
Одновременно с предприятия ушли 1550 чел. в ряды Красной ар-
мии, переведены Наркоматом на другие предприятия 117, уволились
по семейным обстоятельствам 43, поступили учиться в вузы и техни-
кумы 14, уволились в связи с болезнью 74, самовольно покинули
предприятие (дезертиры) 1476, из них осужденных к тюремному -
заключению — 370 чел. Основная причина большой текучести
кадров — неудовлетворительное материально-бытовое положение,
плохие жилищные условия, слабая трудовая дисциплина среди мо-
билизованных из села, не привыкших к заводским условиям труда, а
также среди мобилизованных из прифронтовых районов страны,
особенно подростков, которые стремились уехать в родные местно-
сти. В связи с этим к 1701 чел. применялись жесткие меры наказа-
ния, 834 — приговорены судом к отбытию наказания на заводе,
214 чел. за прогулы лишены хлебных талонов.
Большая текучесть кадров оказывала отрицательное влияние на
организацию производства и подготовку кадров. За 1942 г. на заводе
производственную подготовку прошли 6270 чел., в том числе обуче-
но путем индивидуально-бригадного ученичества 2,8 тыс. чел., на
курсах целевого назначения — 3 тыс., на курсах подготовки новых
рабочих — 400 чел. и т.д. А фактически на 1 января 1943 г. на заводе
работали 3394 чел., из них рабочих — 2714 чел. Последняя крупная
мобилизация рабочих на завод из сельских районов была в первом
полугодии 1943 г. Из районов Новосибирской области было мобили-
зовано 716 чел., из других областей — 480 чел.
18
На завод были привлечены женщины немецкой национально-
сти, узбеки и заключенные СибЛАГа, которые прошли производст-
венное обучение. В результате за 1943 г. было подготовлено
2642 чел., а всего в 1942 — 1945 гг. — 6416 чел. новых рабочих. Мно-
гие молодые рабочие в совершенстве овладели своей специально-
стью и успешно выполняли производственные нормы. Так,
Н.В. Башутин, поступивший на завод, не имея специальности, в
1945 г. трудился токарем 5-го разряда И.В. Шахлин после окончания
курсов производственного обучения трудился шлифовщиком 6-го
разряда. Н.В. Нестеренко поступила на завод в 1942 г., не имея спе-
циальности. После окончания курсов браковщиков работала кон-
тролером, мастером ОТК, а затем начальником отдела технического
контроля.
По данным за сентябрь 1943 г., на заводе № 556 численность
промышленно-производственного персонала составляла 3487 чел., в
том числе 2807 рабочих, из них женщин — 1686 чел., рабочих до
18-летнего возраста — 350, заключенных — 282, ИТР — 343 чел.15
В 1944-1945 гг. численность кадров стабилизировалась с небольшим
уменьшением, но значительно отставала от плановых показателей.
Снарядный завод № 65, выделившийся из системы комбината
№ 179, в первом полугодии 1942 г. имел промышленно-производст-
венный персонал численностью 4512 чел., в том числе 330 чел. ИТР,
2954 рабочих, из них 2809 женщин, 1,2 тыс. заключенных. За первое
полугодие 1942 г. на завод мобилизовано из районов Новосибирской
области 1236 чел. Одновременно с завода ушли 635 чел., из них в
ряды Красной армии — 72, дезертировали 412 чел.
Во второй половине 1942 — начале 1943 гг. на заводе создалось
очень сложное положение, ощущался острый недостаток рабочих.
Имеющиеся рабочие в большинстве своем были малоквалифициро-
ванными. Пополнение новых рабочих осуществлялось за счет учени-
ков школ ФЗО и ремесленных училищ, административно-ссыльных
из Нарыма и республики немцев Поволжья, освобожденных из тю-
рем и лагерей, заключенных СибЛАГа НКВД. В результате за второе
полугодие численность промышленно-производственного персона-
ла выросла до 7305 чел., в том числе ИТР — до 541, рабочих — до
6097, из них женщин — до 2735, заключенных — до 1375 чел.
На заводе работало очень много молодежи до 18-летнего возрас-
та (табл. 7).
19
Таблица 7
Численность молодых рабочих до 18-летнего
возраста на заводе № 65, по данным за
1942 г.*
ТАНО, ф. П-4, оп. 7, д. 506, л. 73.
Эти данные свидетельст-
вуют о том, что среди всех
рабочих завода молодые ра-
бочие составляли более 43 %.
Огромные усилия были за-
трачены кадровыми рабочи-
ми, которые подготовили
молодежь к производствен-
ной деятельности. Это при-
том, что на заводе ощущался
острейший дефицит квали-
фицированных кадров.
В 1943 г. текучесть кад-
ров продолжалась так же,
как в 1942 г. С завода ушли
2704 чел., из них в Красную
армию — 233, по семейным
обстоятельствам — 192, по
болезни — 279, направлены на другие предприятия 136, поступили в
высшие и средние учебные заведения — 18, дезертировали 1705 чел.
Дезертировали в основном мобилизованные из сельской местности,
женщины немецкой национальности, узбеки, бывшие заключенные.
С марта 1943 г. по разным причинам на заводе не работали заклю-
ченные СибЛАГа НКВД.
В 1944-1945 гг. численность промышленно-производственного
персонала и рабочих сокращалась. В 1944 г. она уменьшилась до
5,2 тыс. чел. персонала и до 3946 рабочих, т.е. до 87,8 % от планируе-
мой. Создалась очень сложная ситуация с выполнением производст-
венных заданий. В мае 1944 г. недостаток рабочих составлял 1126 чел.
В какой-то мере он был снижен за счет мобилизации Наркоматом
обороны рабочих из числа, не пригодных к военной службе16.
В 1945 г. Наркомат боеприпасов вынужден был уменьшить произ-
водственную программу заводу, а соответственно и численность пер-
сонала.
В Новосибирске действовало два завода, специализирующихся в
основном на производстве взрывательной техники. Завод № 677, вы-
делившийся из системы комбината № 179, в начале 1942 г. имел в
своем кадровом составе 2953 рабочих, или 52,5 % к плану, и 335 ин-
женерно-технических работников. Для выполнения производствен-
20
ного задания 1942 г. заводу необходимо было иметь дополнительно
около 2 тыс. рабочих. Их набор осуществляли за счет мобилизации
городского и сельского населения, учащихся школ ФЗО и ремеслен-
ных училищ. В конце 1942 г. завод имел 4942 рабочих, а планирова-
лось на 1943 г. — 6060 чел.
По данным на 1 ноября 1943 г, завод был обеспечен рабочими
только на 72,2 %. Из 4517 рабочих женщины составляли 3142 чел.,
молодежь до 18 лет — 2,8 тыс. чел. Большинство рабочих не имели
опыта работы. Поэтому основной формой производственного обуче-
ния являлось бригадно-индивидуальное ученичество. До марта
1943 г. численность рабочих возрастала, а с апреля до конца года по
разным причинам сократилась на 1500 чел. Для выполнения произ-
водственного задания не хватало 1200 чел.17 В конце 1943 г. числен-
ность всего промышленно-производственного персонала составляла
6364 чел., в том числе 5154 рабочих и 468 чел. ИТР. В 1944-1945 гг.
численность кадрового состава продолжала сокращаться. В конце
1944 г. численность промышленно-производственного персонала со-
ставляла 5572 чел., в том числе рабочих 4185, а к концу первого по-
лугодия 1945 г. уменьшилась до 3888 чел.
Аналогичное положение с формированием кадров было на заво-
де № 564, производившем в основном взрывательную технику. По-
сле эвакуации завод имел в своем составе только 127 рабочих, или
12,9 % к плану. За 1942 г. численность рабочих увеличилась до
3312 чел. В конце 1943 г. промышленно-производственный персонал
завода составлял 5808 чел., в том числе рабочие — 4579 чел. Формы и
методы подготовки кадров были такими же, как и на заводе № 677.
Большинство рабочих были женщины и молодежь до 18-летнего воз-
раста. Для работы на заводе также не привлекались заключенные
в связи с характером производства. В 1944-1945 гг. снижалась чис-
ленность промышленно-производственного персонала и рабочих.
В 1944 г. численность персонала составляла 5386 чел., рабочих —
4 тыс., а в первом полугодии 1945 г. число рабочих сократилось до
3,6 тыс. чел.
Значительно сложнее была кадровая ситуация на эвакуирован-
ном снаряжательном заводе № 635 и строящемся пиротехническом
заводе № 386. В связи с тем, что эти предприятия размещались в
рабочем поселке Пашино, для их персонала в начальный период
отсутствовало жилье. В системе предприятий промышленности бое-
припасов завод № 635 занимал особое положение, так как осуществ-
21
лял конечную операцию, снаряжение боеприпасов и отправлял их
прямым назначением на фронт.
Комплектование завода № 635 квалифицированными рабочими
и инженерно-техническими работниками, знающими снаряжатель-
ное производство, в Новосибирске было сложным делом. Всего с за-
водом прибыло 741 чел., в том числе 388 рабочих, 241 чел. ИТР и
112 служащих. До июля 1942 г. предстояло набрать более 1,2 тыс. ра-
бочих. Пополнение велось за счет мобилизации городского и сель-
ского населения. По данным на 1 января 1943 г., завод имел 2633
рабочих, в том числе 1941 чел. промышленно-производственной
группы. Среди всех рабочих мужчины составляли 1154 чел., женщи-
ны — 1478 чел.
Особое внимание уделялось качественной стороне подготовки
кадров, так как процессы снаряжения боеприпасов относились к
вредным и взрывоопасным производствам. За 1942 г. во всех формах
производственного обучения прошли подготовку 845 чел., а за все
годы войны — 2414 чел. О повышенной профессиональной квалифи-
кации свидетельствуют данные о средней разрядности рабочих, ко-
торая в 1942 г составляла 4,3, в 1943-1944 гг. — 4,4, в 1945 г. — 4,5.
На 1 января 1944 г. промышленно-производственный персонал
завода составлял 2834 чел., в том числе рабочих промышленно-про-
изводственной группы — 2414, рабочих основного производства —
1341 чел. Среди всех рабочих молодежь до 16-летнего возраста со-
ставляла 200 чел , от 16 до 25 лет — 1260, от 25 до 45 лет — 695, от
45 лет и старше — 260 чел.18 За 1944 г. численность промышлен-
но-производственного персонала выросла до 3196 чел., рабочих — до
2489, а рабочих основного производства снизилась до 1253 чел. В
1945 г. снижение численности в целом персонала и рабочих было не-
значительным.
За годы войны в количественном составе кадров предприятий
Наркомата боеприпасов произошли очень большие изменения
(табл. 8).
Эти данные свидетельствуют о том, что за первые два года войны
численность кадрового персонала предприятий промышленности
боеприпасов увеличилась более чем в 3 раза, рабочих — в 3,7, ИТР —
почти в 3, рабочих-женщин — в 9,2 раза и составляла более 50 % от
всех рабочих. С заводов по разным причинам ушли 26 123 рабочих, в
том числе в Красную армию — 4637 чел., дезертировали 12 374 рабо-
чих. Одновременно из районов Новосибирской области мобилизо-
22
Таблица 8
Основные показатели численности кадров предприятий Наркомата боеприпасов Ново-
сибирской области (второе полугодие 1941 — второе полугодие 1943 гг.), чел.*
ТАНО, ф. П-4, оп. 7, д. 508, л. 45, 47-49.
вано 23 502 чел., из других областей — 2445 чел. Предприятия на
70 % были укомплектованы рабочими за счет мобилизации населе-
ния Новосибирской области. Во втором полугодии 1942 г. на пред-
приятиях было занято заключенных 21,5 % от общей численности
рабочих. Численность дезертиров ежегодно возрастала и в первом
полугодии 1943 г. составляла 11,4 % от всех работающих.
В последующие годы войны численность персонала и всех его
категорий снижалась, но незначительно. Это связано с тем, что ре-
зервы пополнения рабочих кадров были в основном исчерпаны. В то
же время правительство запретило проводить мобилизацию рабочих
кадров из села. Введение поточной системы технологии на предпри-
ятиях в значительной мере спасало производство.
Наркомат вооружения имел в Новосибирске три завода, воссоз-
данных на основе эвакуированного оборудования. Приборострои-
23
тельный завод № 69 им. Ленина во время эвакуации потерял около
40 % кадров от довоенного уровня. Так как предприятие производи-
ло точнейшие приборы для военной техники всех родов войск, фор-
мированию кадров придавалось особое значение В результате
мобилизации в 1942 г. на завод пришло 2,5 тыс. чел. из числа неорга-
низованного населения Новосибирска, 530 чел. направлено райво-
енкоматами, 120 чел. переведено в рабочие служащих и ИТР. Этот
численный состав рабочих мог обеспечить производство на началь-
ном этапе. Весной и летом 1942 г. осуществлялась их подготовка по
нужным специальностям.
Однако в связи с призывом на фронт 2,4 тыс. квалифицирован-
ных рабочих проблема обострилась до предела. Директор завода
А.С. Котляр 1 августа 1942 г. обратился в обком партии с просьбой
мобилизовать 500 учащихся 9-10-х классов школ Новосибирска.
5 ноября 1942 г. ГКО разрешил провести мобилизацию учащихся. За
короткий срок под руководством высококвалифицированных опти-
ков-механиков учащиеся освоили сложное производство на участках
зенитной, танковой прицельной техники.
Большая работа проводилась с молодыми рабочими до 18-летне-
го возраста. По данным на 20 марта 1943 г. на заводе трудились
1575 молодых рабочих, или 27,2 % к общей численности рабочих.
Они были заняты более, чем по 40 специальностям, в том числе
сборщиками — 213 чел., револьверщиками — 190, токарями — 155,
фрезеровщиками — 122, полировщиками — 105 чел. и т.д. Первый
разряд имели 10 чел., второй — 223, третий — 607, четвертый — 172,
пятый — 80, шестой — 11 чел. Так, Р.Е. Панфилов, 1927 г рождения,
за короткий срок освоил профессию сборщика 5-го разряда, выпол-
нял по 2-3 нормы, обучил трех человек молодых рабочих, которые
трудились самостоятельно. И.Я. Белкин, 1926 г. рождения, имел 5-й
разряд, был бригадиром сборщиков-механиков, выполнял нормы
более чем на 300 %. Сборщик-механик М.Ф. Гаврилов имел 5-й раз-
ряд, выполнял норму на 350 % и более.
Если в 1942 г. основной вынужденной формой обучения новых
рабочих было прикрепление их к высококвалифицированным рабо-
чим и курсы техминимума, то в последующие годы эти формы усту-
пали другим, обеспечивающим повышение разряда. В 1942 г. путем
прикрепления прошли подготовку 2172 чел., в 1943 г. — 1081, в
1944 г. — 476 чел. Одновременно на курсах целевого назначения, в
стахановских школах и других формах обучения в 1942 г подготовле-
24
но 1778 чел., а в 1943 г. — 3808, в 1944 г. — 2 681 чел. Всего за
1942-1944 г. подготовлено 13 572 чел. новых рабочих, из них в
1942 г. - 4627, в 1943 г. - 5333, в 1944 г. - 3612 чел.
В 1944 г., когда кадровый состав в основном стабилизировался,
движение рабочих и ИТР было значительным. За 1944 г. на завод при-
нято 1204 чел., из них рабочих — 932, ИТР — 32, а уволено, соответст-
венно 1234 и 80 чел. Основными причинами увольнений являлись:
призыв в ряды Красной армии — 160 чел., самовольно ушли в ряды
Красной армии — 29, по семейным обстоятельствам — 173, по болез-
ни — 190, переведено на другие предприятия — 70., дезертировало —
225 чел. по следующим причинам: не вернулись из административно-
го отпуска, ушли по неизвестным причинам, уехали в деревню19.
В годы войны количественный состав рабочих и ИТР постоянно
отставал от плановых показателей, а качественная характеристика
рабочих улучшалась, и в 1944 г. их средний квалификационный раз-
ряд достиг довоенного уровня (табл. 9).
Данные табл. 9 свидетельствуют о том, что численность про-
мышленно-производственного персонала и рабочих после эвакуа-
ции предприятия росла до 1944 г. В 1943 — 1944 гг. часть ИТР уехала
на восстановление заводов в западные районы страны. С имеющим-
ся составом кадров завод успешно выполнял правительственные за-
дания.
В связи с тем, что в Новосибирской области до войны не было
предприятий электропромышленности, отсутствовали подготов-
ленные кадры рабочих и инженерно-технических работников. Но
Таблица 9
Динамика движения кадров на заводе № 69 им. Ленина в 1941-1944 гг., чел/
TAHO, ф. П-4, оп. 9, д. 350, л. 29; ф. Р-11, оп. 4а, д. 701, л. 2-42.
25
заводы, эвакуированные в Новосибирск, по многим видам радио- и
электротехнических изделий для вооружения Красной армии и Во-
енно-морского флота являлись единственными в стране. Завод
№ 617 был основным поставщиком радиоламп, а по некоторым ви-
дам из них был единственным в стране. В аналогичном положении
находился завод № 590 "Электросигнал", который выпускал само-
летные, танковые и общевойсковые радиостанции. Завод № 208
им. Коминтерна изготовлял крупные радиостанции для обеспече-
ния радиосвязью Верховного Главнокомандующего, Генерального
штаба и всех родов войск Красной армии. Завод № 644 (прожектор-
ный) был единственным в Союзе предприятием крупного прожек-
торного машиностроения.
С эвакуированными предприятиями в Новосибирск прибыли
инженерно-технические кадры, способные наладить производство
этих видов вооружения, тогда как число квалифицированных рабо-
чих было минимальным, чтобы организовать выпуск запланирован-
ной продукции. Так, с заводом № 211 (затем № 617) эвакуировалось
600 человек ИТР и рабочих. Директор завода, главный инженер, на-
чальники цехов и другие руководящие ИТР занимали эти должности
до эвакуации. Другие ИТР имели высокую квалификацию и опыт
работы. Ряд из них прошел производственную стажировку на фирме
"RCA" в США. Для развертывания производства необходимо было
набрать рабочих на месте и организовать их обучение.
С крупным заводом № 590 "Электросигнал", имевшим сложную
технологию производства, прибыло в Новосибирск только 30 % тру-
дового коллектива, так как большинство рабочих ушло на фронт.
С заводом № 208 им. Коминтерна эвакуировано в Новосибирск
300 чел., в том числе 186 рабочих, или 15 % личного состава. Из
4 тыс. человек, работавших на Московском прожекторном заводе, в
Новосибирск прибыло 627 чел., в том числе 400 рабочих.
Совнарком СССР определил сроки введения в действие каждого
завода, а также пуск их на полную мощность. Однако воссоздание
предприятий по разным причинам, в том числе кадровым, затягива-
лось. Продукция, выпускаемая на заводах электропромышленности,
по своей технологии довольно сложный вид производства, требовав-
ший общего образования рабочих не ниже 5-ти классов неполной
средней школы и специальной подготовки, а на это необходимо со-
ответствующее время.
26
В связи с тем, что резервы радио- и электротехнического воору-
жения, изготовленные до войны, были в значительной мере исполь-
зованы, ГКО в постановлении от 25 апреля 1942 г. приравнял по
значимости заводы электропромышленности к предприятиям тан-
ковой и авиационной промышленности. Новосибирский обком пар-
тии принял постановление, в котором наряду с другими мероприя-
тиями ставилась задача оказать максимальную помощь по набору и
подготовке кадров. Однако возможности были невелики. За счет
внутренних резервов проблему квалифицированных кадров рабо-
чих-станочников и других профессий на предприятиях электропро-
мышленности нельзя решить, так как на всех заводах их дефицит.
Поэтому было решено обратиться в Наркомат обороны с просьбой
разрешить демобилизовать высококвалифицированных рабочих,
призванных в Красную армию. Кроме того, предлагалось Наркомату
электропромышленности поставить вопрос перед ГКО об организа-
ции набора высококвалифицированных рабочих в городах, где до
войны размещались предприятия электропромышленности. Слож-
ность формирования кадров усугублялась отсутствием жилья.
Для завода № 617 особенно трудной была проблема формирова-
ния рабочих и инженерно-технических кадров. С заводом в Новоси-
бирск прибыло очень ограниченное число рабочих и ИТР. На месте
дислокации предстояло значительно пополнить кадры рабочих, осо-
бенно токарей, слесарей-инструментальщиков, стеклодувов; ИТР —
конструкторами, механиками, мастерами. В первой половине 1942 г.
завод набрал 1,5 тыс. рабочих, основном школьниц 14-17-летнего
возраста и мобилизованных женщин-домохозяек, не работавших ра-
нее на производстве. Производственные навыки этим категориям
прививались с большим трудом. Положение усугублялось высокой
вредностью производства — работа с газом, стеклом, при высокой
температуре, с мелкими деталями.
В 1942 г. завод представлял собой, скорее, школу, нежели дейст-
вующее предприятие. Важную роль в подготовке рабочих кадров
сыграли рабочие и ИТР, прибывшие из Ленинграда и Москвы. Ис-
пользовался в основном индивидуальный и бригадный метод с осво-
божденными бригадирами-инструкторами. Таким методом в 1942 г.
было подготовлено 1225 чел. из 1 717 рабочих. В 1943 г. таким же пу-
тем подготовили 203 чел., в 1944 г. — 153 чел. Кроме того, действова-
ла школа ФЗО, в которой одновременно обучалось 100 чел. по
наиболее дефицитным специальностям. В связи с тем, что ежегодно
27
сокращался набор новых рабочих из-за отсутствия жилья, завод вы-
нужден был перейти на использование заключенных на производст-
венных операциях. Их было занято более 100 чел.
По данным 1943 г. (среднегодовым), численность персонала за-
вода составляла 2916 чел., в том числе рабочих — 2192, ИТР — 403.
Среди рабочих было 359 чел. в возрасте 13-15 лет и 383 чел. в возрас-
те 16-17 лет, из них 256 юношей и 586 девушек. Молодые рабочие
А.И. Немчанинов, АК. Иванов, с 1927 г. рождения, на завод пришли
в дни войны, быстро освоили профессию слесаря, работая по 4-му
разряду, выполняли норму выработки на 185 %, сами обучали моло-
дых рабочих. Е. Майбуль освоила сложную операцию откачки не-
скольких типов ламп, снизила брак от 14 до 6 %. Н. Альбова освоила
две профессии, выполняла нормы на 180-200 %. В 1944 г. числен-
ность персонала уменьшилась до 2803 чел., в том числе рабочих — до
2186 и ИТР — до 389 чел. Несмотря на значительную текучесть кад-
ров, коллектив рабочих и ИТР удалось сохранить почти на прежнем
уровне. Примерно такой состав оставался до конца войны.
В годы войны на заводе № 617 работали крупные специалисты
по электровакуумной технике, которые прибыли вместе с оборудо-
ванием завода. Среди них В.М. Вятских, окончил Ленинградский
политехнический институт, работал на заводе около 20 лет, в том
числе начальником цеха, главным технологом. Перед войной нахо-
дился в командировке в США, изучал вакуумную технику. В новых
условиях завода хорошо овладел технологией приемно-усилитель-
ных ламп. А.Д. Кочурин после окончания Ленинградского электро-
технического института, с 1930 г. работал на заводе инженером,
старшим технологом. Хорошо освоил теорию и технологию металли-
ческих ламп. В.Н. Авдеев, по образованию техник-вакуумщик, рабо-
тал на заводе технологом, старшим технологом, инженером, старшим
инженером, начальником цеха. Высококвалифицированный спе-
циалист и организатор, первым применил поточную технологию
производства приемно-усилительных ламп. И.М. Мошкович рабо-
тал начальником цеха, лауреат Сталинской премии, один из круп-
нейших разработчиков усилительных ламп. На заводе также труди-
лись специалисты, окончившие московские и ленинградские вузы,
А.Ф. Синяков, Н.В. Черепнин, А.Д. Лилиловский, АД. Чудковский,
М.Д. Козеев, А.А. Белоусов, B.C. Моковский и др.20
С заводом № 590 "Электросигнал" в Новосибирск прибыло
589 рабочих, 384 чел. ИТР, 113 чел. других категорий персонала и
28
35 учеников, всего 1121 чел. В конце 1941-1942 гг. на предприятие
было принято 1934 рабочих, 71 ИТР, 317 служащих, 1702 чел. учени-
ков, всего 3924 чел. Основную массу принятых составляли мобили-
зованные юноши и девушки из средних школ и домохозяйки,
неимевшие специальности. В процессе подготовки новых рабочих
использовали в основном индивидуально-бригадное обучение и
краткосрочные курсы. Кроме того, молодые рабочие поступали по-
сле окончания ремесленных училищ. Среди всех подготовленных в
1942 г. новых рабочих 32 % прошли индивидуально-бригадное обуче-
ние, 5 % окончили краткосрочные курсы и 15 % — ремесленные
училища. В связи со сложностью производства обращалось внима-
ние на повышение квалификации. Из всего состава рабочих повыси-
ли квалификацию 10 % на курсах, 50 % — в стахановских школах и
20 % — путем индивидуального шефства.
В конце 1942 г. на заводе весь промышленно-производственный
персонал состоял из 3361 чел., в том числе 2199 рабочих, 553 — ИТР,
280 служащих и 329 учеников. Возрастной состав рабочих следую-
щий: до 16-летнего возраста — 8,4 % от общего числа рабочих, от 16
до 18-летнего возраста — 33,4, от 19 до 25-летнего возраста — 23,6, от
26 до 35-летнего возраста — 18,2, свыше 35 лет — 16,4 %. Стаж рабо-
ты был минимальным: от 3 до 6 мес — 47,8 %, от 6 мес до 1 года —
18,5, от 1 до 3 лет — 5,7 и свыше 3 лет — 10,5 % рабочих.
С таким составом рабочих добиться хороших результатов по
выполнению планируемых производственных заданий было очень
сложно. Главный недостаток молодых рабочих, в основном девушек,
состоял в том, что они не могли выполнять задания без помощи ин-
структоров, квалифицированных бригадиров и других специалистов,
особенно на сборочных операциях.
Самая высокая численность промышленно-производственного
персонала, в том числе рабочих, на предприятиях электропромыш-
ленности была в 1943 г., которая составляла 10 212 и 7133 чел. В
1944 — первой половине 1945 г. она снизилась, но незначительно.
Таким образом, за первые два года войны численность промыш-
ленно-производственного персонала, в том числе рабочих основного
производства, в оборонной промышленности Новосибирска вырос-
ла более чем в 5 раз, а всех рабочих — в 6,5 раза. Самые высокие
показатели были в 1943 г. Численность промышленно-производст-
венного персонала составляла 76 800 чел., рабочих основного произ-
водства — 58 010, всех рабочих — 74 324 чел. С эвакуированными
29
заводами в Новосибирск прибыло примерно 25-26 % их довоенного
персонала, в основном высококвалифицированные рабочие и инже-
нерно-технические работники. Для воссоздания эвакуированных
заводов, пуска их в действие, а также на вводимые в действие произ-
водственные мощности строящихся предприятий потребовались де-
сятки тысяч новых рабочих. В связи с призывом в Красную армию
мужчин трудовые ресурсы значительно сократились.
Набор новых рабочих на предприятия осуществлялся в Новоси-
бирской области путем мобилизации неработающего городского и
сельского населения, учащихся 8-10-х классов средних школ. Час-
тично эта проблема решалась за счет привлечения в промышленное
производство эвакуированного населения.
К июлю 1943 г. на предприятия промышленности и транспорта
Новосибирской области было мобилизовано 182 тыс. чел., из них из
городов — 32 тыс., из села — 52 тыс. и 75 тыс. чел. из числа эвакуиро-
ванного населения. Только на 20 предприятиях Новосибирска и
Томска работало около 50 тыс. молодых рабочих. Основную массу
молодежи, пришедшей на предприятия промышленности, составля-
ли женщины. Только за первые 10 мес войны на промышленные
предприятия пришло 13 тыс. женщин. Это благодаря тому, что до
войны сложилась система детских садов, яслей и других бытовых уч-
реждений. Государство оказывало им помощь, чтобы облегчить труд
матерей (табл. 10).
Основной формой производственной подготовки новых рабо-
чих, особенно до 1943 г., являлось индивидуально-бригадное обуче-
ние, а в последующие годы приоритет отдавался курсам различного
назначения и стахановским школам. За годы войны для промыш-
ленных предприятий Новосибирска во всех формах обучения про-
шло подготовку 202 673 чел. Важную роль в деле подготовки рабочих
кадров приобрела система трудовых резервов, созданная перед вой-
ной. Перед ней стояла сложная задача обеспечить решающие отрас-
ли промышленности и транспорта квалифицированными кадрами.
В школы и училища стали принимать не только юношей, но и деву-
шек, которые затем составляли большинство учащихся. Основной
массой призванных в школы и училища (69-72 %) была сельская мо-
лодежь. За годы войны в системе учебных заведений трудовых резер-
вов Новосибирской области подготовлено 62,8 тыс. молодых
рабочих, из них в школах ФЗО — 42,4 тыс., в ремесленных и желез-
нодорожных училищах — 19,4 тыс. чел. (табл. 11).
30
Таблица 10
Численность женщин, рабочих и служащих предприятий оборонной промышленности
на 1 октября 1944 г. (чел.)*
ТАНО, ф. Р-11, оп. 46, д. 120, л. 102, 115, 79.
31
32
33
В отчете Новосибирского обкома ВКГТ(б) о работе за военный
период 1941-1944 гг. отмечается, что предприятия промышленности
плохо занимались подготовкой кадров. Молодые рабочие, мобили-
зованные на производство, неплохо освоили свои профессии, но ну-
ждаются в серьезной теоретической подготовке, так как многие из
них не имеют даже семилетнего образования21.
Проблема обеспечения предприятий рабочими кадрами осталась
нерешенной ни количественно, ни качественно в связи с ограничен-
ностью трудовых ресурсов. В годы войны численность рабочих
оказалась ниже планируемой, а их профессиональная квалификация
значительно отставала от уровня технологии производства. Особен-
но трудное положение было в 1941,1942 и частично в 1943 гг. Возни-
кает вопрос, как же предприятия выполняли правительственные
задания? В 1941-1942 гг. они воссоздавали материально-техническую
базу, настраивали технологию и, как правило, не справлялись с эти-
ми заданиями. К1943 г. в значительной мере были подготовлены ра-
бочие кадры, а, кроме того, несколько позже на предприятиях
внедрена поточная технология производства. На ряде операций по-
точных линий могли выполнять функции рабочие с пониженной
профессиональной квалификацией.
Инженерно-технические кадры в основном формировались из
числа эвакуированных с предприятиями и дополнялись преподава-
телями местных вузов, техникумов и работниками административ-
но-управленческого аппарата. Однако по многим производственным
специальностям ощущался острый недостаток инженеров. Поэтому
в 1943 г. обком партии ставил перед ЦК ВКП(б) вопрос об открытии
в Новосибирске вуза по подготовке инженерных кадров. Но эта про-
блема осталась нерешенной.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Митрофанова А.В. Рабочий класс Советского Союза в годы Великой Отечественной
войны. М., 1971. С. 343-344.
2 ГАНО. Ф. П-4. ОП. 33. Д. 503А. Л. 9, 14, 56, 59, 86.
3 Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. М., 1992. С. 23, 24; На-
родное хозяйство Новосибирской области. Стат. сборник. Новосибирск, 1961. С. 17.
4 ГАНО. Ф. П-4. ОП. 6. Д. 174. Л. 123; Д. 38. Л. 28; Ф. Р-11. ОП. 2. Д. 1183. Л. 37-38;
Д. 993. Л. 55-56; Д. 998. Л. 1-2; Д. 734. Л. 4-5.
5 ГАНО. Ф. Р-1030. ОП. 1. Д. 280. Л. 31-32.
6 Советская экономика в период Великой Отечественной войны 1941 — 1945. М., 1970.
С. 188-189.
34
7 Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. М.,
1957. Т. 2. С. 722-723.
8 ГАНО. Ф. П-4. ОП. 33. Д. 503Б. Л. 176; Ф. П-22. ОП. 3. Д. 1228. Л. 101.
9 Там же. Д. 1773. Л. 50.
10 Там же. Л. 45-46.
11 Там же. Ф. П-4. ОП. 9. Д. 354. Л. 5.
12 Там же. ОП. 6. Д. 454. Л. 13-18; ОП. 33. Д. 376. Л. 141-145, 165; Д. 503Г. Л. 161.
13 Там же. ОП. 6. Д. 471. Л. 30-35.
14 Там же. ОП. 8. Д. 491. Л. 4. 97; ОП. 7. Д. 506. Л. 110-111.
15 Там же. Д. 518. Л. 5; ОП. 6. Д. 480. Л. 80-83, 90; Д. 456. Л. 369; ОП. 33. Д. 665В. Л. 33,
34, 41; Ф. П-22. ОП. 3. Д. 1772. Л. 109, ИЗ.
16 Там же. Ф. П-4. ОП. 7. Д. 500. Л. 1; Ф. П-22. ОП. 3. Д. 1772. Л. 99; Ф. П-4. ОП. 7.
Д. 508. Л. 181; ОП. 8. Д. 491. Л. 27.
17 Там же. ОП. 33. Д. 665В. Л. 48-50; Ф. П-22. ОП. 3. Д. 1772. Л. 137.
18 Там же. Ф. Р-1117. ОП. 1. Д. 16. Л. 51; Д. 32. Л. 43; Ф. П-22. ОП. 3. Д. 1772. Л. 41.
19 Там же. Ф. П-4. ОП. 9. Д. 350. Л. 29. 30; ОП. 7. Д. 531. Л. 19-21; ОП. 8. Д. 496.
Л. 50-51.
20 Там же. ОП. 6. Д. 452. Л. 11-73. 95-132; Д. 432. Л. 21-23; ОП. 34. Д. 166. Л. 98;
Ф. П-22. ОП. 3. Д. 1781. Л. 88-94; Ф. П-4. ОП. 7. Д. 491. Л. 43. 91-92. 176.
21 Там же. Ф. Р-1020. ОП. 2. Д. 220. Л. 70; Ф. П-4. ОП. 85. Д. 1. Л. 24; Ф. П-22. ОП. 39А.
Д. 193. Л. 119. 120; Ф. П-4. ОП. 34. Д. 181А. Л. 4.
35
Н.П. Шуринов
СОЗДАНИЕ И РАЗВИТИЕ
АВИАЦИОННОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
В ОМСКОЙ ОБЛАСТИ
Одной из баз для размещения эвакуированных предприятий стал
строившийся в предвоенные годы в Омске авиационный завод, полу-
чивший № 166. В связи с началом Великой Отечественной войны
бюро обкома 29 июня 1941 г. рассмотрело ход проводившихся на нем
работ. Обком и облисполком 3 июля наметили меры по форсирован-
ному строительству завода. Работающему на заводской площадке
строительному тресту № 2 были выделены дополнительные рабочие,
строительные материалы, организовывалось изготовление на местных
предприятиях необходимых столярных изделий для оборудования
помещений1. На строившийся завод № 166 СНК СССР постановле-
нием от 5 июля 1941 г. решил эвакуировать московский завод по про-
изводству самолетов № 81 (из Тушина). Одновременно туда же
эвакуировался московский завод опытного самолетостроения № 156.
27 июля 1941 г. ГКО принял постановление о перемещении заво-
да № 166 на строившийся Автосборочный завод. Все объекты завода
№ 166 были переданы затем эвакуированному авиамоторному заво-
ду. Но завод № 166 на новом месте от Автосборочного завода полу-
чил всего 26 тыс. м2 площади, а эвакуированные на него заводы № 81
и 156 в Москве имели 108 тыс. м2. Поэтому Нарком А.И. Шахурин в
тот же день обратился к заместителю председателя ГКО В.М. Моло-
тову с просьбой для обеспечения производства на заводе № 166 са-
молетов 103-у и Як-3 оставить за Наркомавиапромом в Омске завод
Автоприцепов им. Коминтерна. Эта просьба была удовлетворена.
Кроме того, в Омске заводу № 166 был передан аэродром Граждан-
ского воздушного флота вместе с принадлежавшими ему авиамас-
терскими.
Бюро Омского горкома ВКП(б) 8 августа решило создать на но-
вом заводе № 166 единую партийную организацию. В состав ее пар-
36
тийного комитета вошло 11 представителей от трех авиационных
заводов, а также Автосборочного, им. Коминтерна и ГВФ, в том чис-
ле назначенный директором объединенного завода № 166 один из
первых в стране Героев Советского Союза А.В. Ляпидевский. Секре-
тарем парткома был рекомендован парторг ЦК ВКП(б) на заводе
№ 166 Н.М. Дрондин. Горисполком 13 августа постановил прирезать
заводу часть территории за счет Кордной фабрики. ГКО 19 августа
решил передать ему трехэтажный дом по ул. Десятая линия, принад-
лежавший СибВО.
К строительным работам на заводе подключили специальную
строительную организацию НКВД. Обком партии требовал от ее на-
чальника Альпова в ноябре достроить 1-й корпус и 25 бараков, в де-
кабре сдать еще 2-й и 3-й корпуса.
Постановлением от 8 сентября 1941 г. ГКО определил программу
работы завода, намечавшую выпустить в четвертом квартале 1941 г.
45 бомбардировщиков 103-у. Затем 22 сентября ГКО принял специ-
альное постановление № 703, наметившее меры по обеспечению на
заводе № 166 скорейшего производства самолетов2.
Вместе с авиазаводами из Москвы в Омск 25 июля 1941 г. было
эвакуировано Особое конструкторское бюро № 29 НКВД, в котором
работали многие заключенные конструкторы и другие специалисты.
В тот же день освободили из заключения Главного конструктора
АН. Туполева и вместе с остальными заключенными ОКБ № 29 эва-
куировали в Омск. Здесь группа А.Н. Туполева продолжала работу по
созданию фронтового бомбардировщика. В ней работал и репресси-
рованный бывший заместитель директора по научной работе Госу-
дарственного института реактивного движения СП. Королев3.
Производственной базой ОКБ № 29 стал опытный цех завода
№ 166, который был создан с использованием оборудования бывше-
го завода № 156. Цех размещался в бывших мастерских аэродрома
ГВФ. Он имел площадь 4500 м2. В нем работало около 200 рабочих.
На новой площадке завода № 166 усиленно велись строительные
работы. В первую очередь достраивался и переоборудовался корпус
бывшего Автосборочного завода, который стал главным корпусом
авиационного завода. Реконструировался бывший завод им. Комин-
терна. Общая их площадь составляла 49 000 м2.
К середине октября 1941 г. на заводской площадке трест № 2 за-
вершал работы по монтажному корпусу, торопился со строительст-
вом деревоотделочного корпуса № 3 и корпуса № 9. С помощью
37
контингентов НКВД в ноябре должно было завершиться сооружение
корпусов № 6, 8 и склада-корпуса № 19. Их силами быстрыми тем-
пами велось строительство 60 бараков для размещения тружеников
завода. Достраивалось переданное заводу педучилище, сооружалась
больница.
Для обеспечения электроэнергией был проложен кабель от ТЭЦ
Паровозовагоноремонтного завода. Тепло подавала котельная быв-
шего завода им. Коминтерна. Использовался водопровод бывшего
Автосборочного завода, сооружался дополнительный водовод с со-
седнего завода.
В реконструируемых и частично строившихся корпусах под ру-
ководством директора завода, которым был назначен Соколов, мон-
тировалось оборудование. С 19 июля до начала сентября 1941 г. из
двух эвакуированных московских заводов прибыло 909 станков, в
том числе 70 деревообрабатывающих, а также до 700 единиц другого
производственного оборудования — литейного, кузнечно-прессово-
го, медницкого, трансформаторов и др.
С 1 октября завод должен был начать выпуск самолетов — двух-
моторных бомбардировщиков с моторами водяного охлаждения
АМ-37, которые затем заменили на моторы М-82 воздушного охла-
ждения. Но завод только строился. Поэтому было принято решение
скорректировать задание — обеспечить выпуск в октябре 10, в
ноябре 4 и в декабре 10 бомбардировщиков. Об этом Наркомат
сообщил телеграммой 1 октября директору завода Соколову. Назна-
ченный заместителем директора А.В. Ляпидевский особенно забо-
тился о подъездных путях к аэродрому и взлетной полосе, которые
строились медленно, что создавало угрозу задержки летных испы-
таний произведенных самолетов4.
На изменение производственного задания заводу № 166 не мог-
ло не оказать влияния и размещение на его первоначальных площа-
дях эвакуированного из г. Запорожье одного из крупных
авиамоторостроительных заводов № 29 им. П.И. Баранова. Сначала
постановлением ГКО от 20 июля 1941 г. его намечалось эвакуиро-
вать в г. Пермь (Молотов) на известный завод авиационного мото-
ростроения № 19. В Запорожье 9 августа приступили к погрузке в
эшелоны оборудования строительных и некоторых вспомогатель-
ных цехов. Затем 11 августа постановлением ГКО № 457 завод № 29
было решено эвакуировать в Омск на площади бывшего завода №
38
166 и часть площадей завода сельхозмашиностроения им. Куйбы-
шева.
Для организации погрузки и отправки оборудования в новый
пункт назначения в Запорожье прибыл Нарком авиационной про-
мышленности А.И. Шахурин. Он обнаружил, что из-за отсутствия
кранов три дня погрузка не велась. Приняв меры, Шахурин уехал в
Харьков. Под погрузку оборудования на завод с 13 по 20 августа же-
лезная дорога подала 2767 вагонов. За это время было погружено
1553 вагона. Но из-за отсутствия людей с 20 августа погрузочные
работы прекратились. Поблизости уже шли бои. Тем не менее, по-
следние вагоны были загружены. Заводские эшелоны пошли на
восток.
Выгрузку эшелонов и размещение эвакооборудования в Омске
обеспечивал представитель Наркомата авиапромышленности Хаит.
Он провел, как ему казалось, необходимую подготовительную рабо-
ту. Но прибывший 17 августа первый эшелон простоял сутки не раз-
груженным. Вмешался Омский горком ВКЛ(б), который решил
направить уполномоченного в Петропавловск для встречи эшелонов
и двоих уполномоченных в места выгрузки оборудования, а также
назначить комендантов эвакопунктов для встречи и размещения
прибывших работников завода. Обком партии решил передать заво-
ду недостроенные дома частных владельцев и обязал управляющего
трестом № 2 Амитина немедленно приступить к строительству бара-
ков и землянок.
Прибытие основных эшелонов завода № 29 ожидалось 25 авгу-
ста. Видя, что выделенных площадей для размещения оборудования
не хватит, секретарь Омского обкома ВКП(б) М. Кудинов и предсе-
датель облисполкома С. Евстигнеев обратились в Совет по эвакуа-
ции с просьбой выделить прибывающему заводу дополнительные
площади. По их предложению Председатель Совета по эвакуации
Н.М. Шверник 27 августа подписал распоряжение о передаче заводу
законсервированного в Омске учебного комбината НКВД — военно-
го городка5.
В Запорожье на заводе насчитывалось 2600 единиц оборудова-
ния, в том числе 1563 производственного и 1037 вспомогательного.
Запорожцы в условиях гремевших рядом боев сумели все демонтиро-
вать, погрузить в эшелоны и с 25 августа до 12 сентября они прибы-
вали в Омск. Вместе с оборудованием прибыло до 6000 единиц
оргоснастки.
39
Восстановление завода на новом месте осуществлялось строи-
тельным трестом № 2. В помощь ему по распоряжению председателя
Совета по эвакуации Н.М. Шверника от 17 августа 1941 г. из Харько-
ва в Омск эвакуировался строительный трест № 8 Наркомавиапро-
ма. Прибыло строительное оборудование, механизмы и люди с
прекращенного строительства завода № 446. По распоряжению
Председателя Совета по эвакуации Н.М. Шверника от 31 июля
1941 г. его отправили из Баку по Каспию и оттуда по железной дороге
в Омск. Пополнение из Баку позволило усилить материально-техни-
ческое оснащение треста № 2.
На восстанавливаемый завод № 29 к 12 сентября 1941 г. прибыло
20 000 рабочих и членов их семей, что составляло около 10 % всего
населения эвакуированного в Омскую область. Но разместить к это-
му времени сумели только 12 000. Остальные находились еще в соз-
данных в городе эвакопунктах. Поэтому бюро Омского обкома
ВКП(б) и Облисполком 13 сентября поручили руководителям город-
ских районов выделить необходимое жилье для оставшихся 8000 еще
не устроенных заводчан.
Прибывшее оборудование размещали и монтировали на отве-
денных заводу площадях. В том числе в бывших корпусах завода
№ 166 площадью 22 000 м2 и в части бывшего завода им. Куйбышева
площадью 7000 м2. А 500 вагонов оборудования и полуфабрикатов
разгрузили на складах Управления государственных резервов
на ст. Кулаевской в 17 км от города. Бюро обкома ВКП(б) 19 сентяб-
ря 1941 г. потребовало от директора завода Лукина ускорить работы
по монтажу прибывшего оборудования. Дополнительно на завод
№ 29 по постановлению Совета по эвакуации от 10 октября 1941 г.
направлялся Воронежский склад Наркомавиапрома, с которого вы-
везли 56 вагонов оборудования и 4 вагона с людьми.
Завод в Омске был полностью укомплектован инженерно-тех-
ническими работниками. Но рабочих крайне не хватало. Омский
горком ВЛКСМ по заданию обкома и горкома ВКП(б) организовал
мобилизацию для работы на заводе 700 комсомольцев. Для размеще-
ния людей заводу срочно требовалось 100 бараков. Началось их
строительство. Строилась трамвайная линия от центра города до за-
вода протяженностью 5 км.
ГКО 22 сентября 1941 г. принял постановление о перемещении из
г. Омска эвакуированных филиалов Наркомата совхозов и Наркомата
мясной и молочной промышленности в другие города и выселении из
40
города 15 тыс. чел, не связанных с оборонно-машиностроительной
промышленностью. Высвобождавшиеся площади передавались для
размещения рабочих и ИТР завода № 29, а также завода № 166.
Из прибывшего эвакооборудования создавались на новом месте
заводские цеха. На основной площадке бывшего завода № 166 фор-
мировались ремонтно-механические цеха № 10, 14-16, 20, 28, кото-
рые уже в октябре вступили в строй действующих. В строившемся
корпусе № 9 шел монтаж револьверно-автоматного оборудования
цеха № 12, из которого уже 75 % начало работать. На площадях быв-
шего завода им. Куйбышева создавался кузнечно-прессовый цех
№ 2, а также термический цех № 17, которые в ноябре вступили в
строй. На площади завода, составившей 61,2 га строились и создава-
лись новые цеха.
В быстро введенных в эксплуатацию и еще недостроенных цехах
началось изготовление производственно-технического задела и полу-
фабрикатов, рассчитанных на выпуск до 400-450 авиамоторов М-88.
Их готовились запустить в серийное производство. Шла доводка мо-
тора М-89, готовилась модель М-90, чтобы начать изготовление этого
мотора. Тормозилось изготовление деталей, изготавливаемых из цвет-
ных металлов, — бронзы, латуни, дюралюминия. Но коллектив завода
под руководством директора Лукина стремился создать комплексный
задел деталей и узлов для обеспечения выпуска конечной продукции6.
Вспоминая об эпопее создания завода № 29, Нарком авиацион-
ной промышленности впоследствии писал: "Территория, отведенная
для завода, — огромный пустырь, окруженный лесом, — находилась
на окраине города. Когда-то здесь было болото, сюда приезжали охо-
титься на водоплавающую птицу. Перед самым началом войны тут
развернулись работы по строительству самолетного завода для граж-
данской авиации.
Нелегко привыкали запорожцы к суровым сибирским морозам.
Ведь у многих не оказалось даже теплой одежды. Для отопления вме-
сто паровых котлов использовали старые паровозы. Прокладка ком-
муникаций осложнялась близостью подземных вод... Беспрерывно
приходилось откачивать воду, а с наступлением морозов — долбить
лед и смерзшийся грунт. Замерзала вода в стендовых магистралях.
Мокрые пальцы прилипали к металлу. Ветер пронизывал до костей.
Но люди не сдавались"7.
Окрылила коллектив первая победа. В память о ней на одном из
зданий, построенных уже в послевоенное время, установлена мемо-
41
риальная доска. На ней написано: "На этом месте в ночь с 6-го на
7-е ноября 1941 г. был испытан первый авиационный двигатель, ко-
торый своей работой возвестил о начале жизни завода на сибирской
земле"8. Готовились к его серийному производству.
Создавались в Омске другие авиазаводы. Еще 22 июня 1941 г. в
город прибыла специальная комиссия для решения вопроса о созда-
нии дублера московского завода № 20. ГКО 7 июля принял соответ-
ствующее постановление. 22 июля филиал был организован на базе
завода сельскохозяйственного машиностроения им. Куйбышева и
частично прибывшего оборудования завода № 20. Комиссия завер-
шила его приемку 23 июля. Новому заводу был присвоен № 495. Он
получил от завода им. Куйбышева 8150 м2 производственных площа-
дей. Дополнительно началось строительство здания для двух цехов
площадью 7000 м2. И решением Облисполкома ему передали склад
№ 25 площадью около 8000 м2.
С завода им. Куйбышева созданный на части его завод № 495
получил 168 металлорежущих станков и 217 единиц других видов
оборудования — ковочных и литейных машин, электромоторов. Из
Москвы завод № 20 отправил 120 станков и 45 единиц разного обо-
рудования. Всего на новом заводе было установлено 286 металлоре-
жущих станков и 262 единицы другого заводского оборудования.
Сразу же были созданы механический, инструментальный, литей-
ный, термический и другие цеха. Под руководством директора Глад-
ченко начался выпуск продукции: бензонасосов для всех моторов,
маслонасосов для гидросистем, регуляторов для винта с переменным
шагом, аварийных ручных насосов, маслофильтров и других агрега-
тов для авиамоторов и самолетов.
Однако работу тормозили многие трудности. Полученное обору-
дование было почти полностью изношенным. Необходимую оснаст-
ку — приспособления, инструменты завод № 20 не передал. Рабочих
насчитывалось только 60 % от потребностей завода. Поэтому про-
грамма по оборонной продукции за сентябрь 1941 г. оказалась вы-
полненной только на 44,2 %, а за октябрь — на 29,6 %. Часть его
площадей передали для создания цеха завода № 29, а часть уже гото-
вили отдать заводу № 20, который предполагалось эвакуировать на
заводы № 495 и 283 в г. Ульяновск 9.
Затем ГКО 8 октября решил разместить завод № 20 только на
заводе № 495, директор которого Гладченко стал готовить площади
для приема оборудования. Кроме собственных корпусов завода
42
№ 495, распоряжением Председателя Совета по эвакуации
Н.М. Шверника от 13 октября 1941 г. ему передавались помещения
склада № 25 Наркомата обороны вместе с мастерскими Сибирского
военного округа. Для склада местным властям поручалось выделить
другие помещения.
Основная часть оборудования завода № 20, остававшаяся в Мо-
скве в количестве до 1000 единиц и свыше 2500 его рабочих и ИТР в
ноябре—декабре стали прибывать в Омск. Трудно было с жильем и с
производственными площадями. К тому же целый корпус площадью
6000 м2 был передан заводу № 29. В начале второй декады ноября на
заводе № 20, как сообщал его директор Борисов, уже было смонти-
ровано оборудование на площадив 7750 м2. Под монтажом находи-
лось 3400 и еще строилось 8000 м2. Так, прибывшее оборудование и
заводской коллектив поглотили агрегатный завод № 495. Оба завода
постановлением Правительства были объединены и в декабре 1941 г.
в Омске стал действовать единый новый завод Наркомата авиацион-
ной промышленности № 20. Он строился и развивался. На нем впо-
следствии работало более 4 тыс. чел.10
В Омск поступило эвакооборудование из г. Кимры. Первона-
чально завод № 288 вместе с заводом № 30 Совет по эвакуации
30 октября наметил перебазировать в г. Чкалов Горьковской области
на тамошнюю судоверфь. Но против этого возразил Нарком речного
флота ЗА. Шашков. Тогда по предложению Наркома авиапромыш-
ленности А.И. Шахурина Совет по эвакуации 6 ноября 1941 г. при-
нял постановление эвакуировать оба завода в Омск. Для их
размещения предлагалось предоставить склад Управления государ-
ственных материальных резервов и площади, выделенные в городе
Наркомату авиапромышленности еще постановлением Совета по
эвакуации от 20 июля 1941 г.
27 ноября и 23 декабря 1941 г. прибыли из г. Кимры два эшелона
оборудования заводов № 288 и 30. Его и разместили на части площа-
дей ранее выделенных для нового завода № 166, занимавшихся его
опытным цехом. На нем базировались четыре конструкторских
бюро: Туполева, Томашевского, Мясищева и Неймана. Кроме того
по распоряжению заместителя председателя Совета по эвакуации
А.Н. Косыгина от 16 октября 1941 г. было эвакуировано и прибыло в
Омск конструкторское бюро Архангельского. Вместе с прибывшими
заводами они оказались в стесненных условиях и работали неудовле-
творительно.
43
В связи с этим в Омском обкоме партии 20 ноября подготовили
проект постановления ГКО о создании в городе самостоятельного
завода опытного самолетостроения. 22 ноября бюро обкома одобри-
ло такой проект и внесло его в ГКО. Одновременно была изложена
просьба поручить НКВД до 1 июня 1942 г. построить новый корпус
для завода, а НКПС — проложить к нему железнодорожную ветку
протяженностью 1,5 км от ст. Кировская. Предложение нашло под-
держку, и в Омске был сформирован опытный авиационный завод,
которому присвоили № 288. Его возглавил Герой Советского Союза
А.В. Ляпидевский.
Основу завода составил опытный цех завода № 166 с авиамастер-
скими и размещенное там оборудование из г. Кимры, а также дейст-
вовавшие в городе авиаконструкторские бюро. Коллектив завода
насчитывал 340 рабочих и 474 ИТР. Завод быстро строился. Ему вы-
делили на месте дополнительно 50 станков. Зимой на заводском
аэродроме велись испытания нового бомбардировщика Ту-2, кото-
рый вскоре стали готовить к серийному производству на одном из
московских заводов. Конструкторы завода № 288 готовили к испы-
танию новые модели самолетов. Вместе с тем опытный завод помо-
гал заводу № 166, осуществляя испытания агрегатов и деталей
выпускавшихся на нем истребителей11.
На ст. Заводоуковск, около Тюмени, находившейся до 1944 г. в
составе Омской области, прибыло из Воронежа оборудование завода
№ 499. С ноября он начал выпуск продукции. Зимой 1941/42 г. в со-
ревновании предприятий авиационной промышленности уже отме-
чалась его хорошая работа. За первое полугодие 1942 г. он выдал
продукции на 3206 тыс. руб. А за первое полугодие 1944 г. этот объем
был превышен в 1,8 раза. Завод выпускал десантные кабины к само-
летам Ил-4, учебные планеры А-2, А-7 и бензиновый планер А-7Б.
Осваивалось производство мотопланеров, в том числе 30-местной
вместимости.
Прибыли в Тюмень 9 ноября 1941 г. первые эшелоны с оборудо-
ванием московского планерного завода № 241. Для его размещения в
городе выделили здание педучилища, аптеки, цех мастерских артели
"Красногвардеец", гараж горисполкома и жилые дома № 22-27 по
ул. Володарского. Туда же по распоряжению заместителя председа-
теля Совета по эвакуации А.Н. Косыгина были направлены планер-
ные мастерские из г. Голицино Московской области и ОКБ-31 из
44
Воронежа. С ними прибыло 55 вагонов оборудования и 30 вагонов с
людьми.
В помощь заводу на месте выделили рабочих-строителей. Поста-
новлением Совета по эвакуации от 11 ноября 1941 г. для планерного
производства предоставлялись в Тюмени два крытых рынка. Горком
партии усиленно контролировал ход восстановления и работу заво-
да. Но переоборудование педагогического училища и аптеки шло
медленно, план первого квартала завод не выполнил. А после успе-
хов Красной Армии под Москвой завод во второй половине 1942 г.
был реэвакуирован12.
Сложным оказался процесс создания первенца авиастроения в
Омске — завода № 166. Для пополнения рабочей силой строительно-
го треста № 2 Наркомавиапрома, сооружавшего корпуса завода и
жилье для его рабочих, распоряжением заместителя председателя
Совета по эвакуации М.Г. Первухина от 14 ноября 1941 г. ему направ-
лялись три эвакуировавшиеся из Ростовской области школы ФЗО
(№ 10 из Таганрога, № 15 из Ростова и № 16 из Каменска). На завод
эвакуировалось таганрогское ремесленное училище № 2.
Завод № 166 к 1 ноября 1941 г. имел 6125 рабочих, в том числе
500 учеников. А требовалось 7930 рабочих — 1805 недоставало. ИТР
работало 2323 чел. Все они упорно монтировали оборудование. К де-
кабрю были установлены прибывшие из Москвы 880 станков и 700
единиц другого оборудования. Продолжался монтаж еще 111 станков.
Начали работать все заготовительные, подсобные и часть агрегатных
цехов. Но готовые детали они еще не выпускали. К тому же недоста-
вало фрезерного оборудования, что задерживало изготовление штам-
пов и приспособлений. Поэтому цехи крыла и частично центропла-
на работать не начали.
Однако для сборки самолетов первой серии были подготовле-
ны три комплекта временных металлических стапелей и деревянная
оснастка. Одновременно началось изготовление постоянных уни-
фицированных стапелей. Но началось изготовление только одной
машины. В связи с этим снова производственное задание было пе-
ресмотрено. Заводу поручалось в ноябре выпустить 2, в декабре
8 машин и готовить мощности для работы в первом квартале 1942 г.
С целью ускорения сооружения объектов завода строительство его
корпуса № 9 было передано организациям НКВД — заключенным13.
Не случайно в книге о Л.П. Берия в числе предприятий, созданных
45
в стране силами контингентов ГУЛАГа, называется авиазавод в
г. Омске14.
Эвакуированные предприятия прибывали с неполным составом
трудовых коллективов. И ресурсы рабочей силы на местах были ог-
раниченными. А условия труда и быта рабочих оказались крайне
трудными. Поэтому велика была текучесть кадров, часть рабочих са-
мовольно уходила с предприятий. Это наблюдалось на многих заво-
дах оборонной промышленности. В связи с этим Президиум
Верховного Совета СССР 26 декабря 1941 г. принял указ "Об ответ-
ственности рабочих и служащих военной промышленности за само-
вольный уход с предприятий". Местные органы строго следили за
его выполнением. Дезертиры привлекались к судебной ответствен-
ности.
Необходимо было заботиться и о людях. Большого внимания
требовала организация питания более, чем восьмитысячного кол-
лектива завода № 166. Здесь создавалась фабрика-кухня, окончание
строительства которой завершалось к началу 1942 г. Заводу выделили
1100 т картофеля и 90 т овощей, и он организовывал их вывоз из рай-
онов области. При фабрике-кухне налаживался откорм до 300 сви-
ней и около 1000 кур. Собственными силами фабрика-кухня
организовывала изготовление до 500 кг макарон ежедневно15.
С большим трудом решались задачи расселения большого коли-
чества рабочих, ИТР и служащих заводов авиапромышленности. Для
предоставления им жилья шло выселение из города 15 тыс. жителей,
не занятых в промышленном производстве16.
Обком настойчиво контролировал ход жилищного строительст-
ва для авиазаводов. Бюро обкома 5 января 1942 г. отметило допущен-
ное в нем крайнее отставание. Из 21 270 тыс. руб., отпущенных на
строительство жилья, оказались освоенными 14 800 тыс. руб. — 61%.
Из 234 домов, бараков и палаток, построенных трестом № 2 было пе-
редано заводам № 166 и 20 лишь 48 — только 20 %. Привлеченные к
строительным работам организации ГУЛАГа из 5610 тыс. руб. сумели
освоить всего 220 тыс. руб. и ввели лишь 2 барака вместо 30 заплани-
рованных. Управление капитального строительства завода № 166 из
запланированных 17 бараков построило один, завод № 20 из 20 по-
строил всего 2.
Бюро обратило внимание на антисанитарное состояние посел-
ков заводов № 166 и 20. Была отмечена неудовлетворительная орга-
низация ремонта жилья. На заводе № 29 из 120 заявок на ремонт
46
оказались удовлетворенными 50, а на заводе № 166 отремонтировали
всего 26 квартир.
Потребовав от директоров заводов Борисова, Лукина, Соколова
и руководителей строительных организаций быстрого преодоления
допущенного отставания, бюро наметило также меры по организа-
ции индивидуального жилищного строительства. Для оказания
помощи индивидуальным застройщикам организовывалось произ-
водство шлакоблоков, а также столярных изделий — стропил, две-
рей, оконных переплетов. Вместе с тем бюро поручило Тюменскому
горкому партии проверить ход жилищного строительства на направ-
ленном в город заводе № 241 авиапромышленности и оказать ему не-
обходимую помощь.
В целях обеспечения трудящихся дополнительными продуктами
питания, сверх получаемых по карточкам, местные органы решили
задачу создания подсобных хозяйств авиапредприятий. В 1941 г. за-
вод № 20 (с бывшим № 495) имел подсобное хозяйство площадью
83 га, а завод № 166 — 130 га. В январе 1942 г. их площади увеличили
соответственно до 150 и 300 и заводу № 29 выделили 300 га. 21 марта
1942 г. облисполком принял решение о создании картофеле-овоще-
водческих подсобных хозяйств стройтреста № 2 и заводов № 29, 166
и 20. А через два дня, 23 марта, бюро обкома партии постановило пе-
редать этим предприятиям Ачаирский свиносовхоз для организации
на его базе животноводческих подсобных хозяйств. Заводу № 20 пе-
редавался совхоз № 3, находившийся рядом с городом17.
Разумеется, главной целью всех принимавшихся усилий мест-
ными партийными и советскими органами являлась скорейшая
организация производства боевой техники. Постоянно этим зани-
мался секретарь обкома партии по оборонной промышленности
В.П. Алтынцев.
Особенно трудно было из-за ограниченного количества электро-
энергии, которой не хватало для прибывших в Омск многих пред-
приятий. В связи с этим разработали на авиационных и других
заводах мероприятия по экономии электроэнергии, которые утвер-
дило 8 января 1942 г. бюро горкома партии.
Заводы еще в ходе строительства вводили в строй отдельные
цеха, размещали некоторые из них в наскоро приспособленных зда-
ниях и налаживали выпуск необходимой фронту продукции. Завод
№ 29 начал серийный выпуск авиамоторов. Наращивал выпуск агре-
47
гатов к моторам и самолетам завод № 20. Усиленно строился завод
№ 166.
Партийные организации стремились создать высокий производ-
ственный энтузиазм в трудовых коллективах. В качестве важнейшего
средства для этого использовалось соревнование. На заводе № 9,
только что начавшем выпуск авиамоторов, в соревновании в начале
1942 г. уже участвовало 81,6 % рабочих, 26,52 % рабочих являлись
стахановцами, 18,4 % ударниками, 214 чел. двухсотниками и много-
сотниками, 260 многостаночниками.
Отдельно организовали в области соревнование заводов авиаци-
онной промышленности. 16 марта 1942 г. бюро обкома ВКП(б) под-
вело итоги соревнования в честь XXIV годовщины Красной Армии.
Первое место бюро присудило заводу № 29, выполнившему февраль-
ское задание на 115 %, второе — заводу № 20, давшему за февраль
112 %. Отмечалась хорошая работа завода № 499 в Тюмени18.
Начало 1942 г. стало поворотом в работе Омских авиазаводов. По
постановлению ГКО № 1235 от 2 февраля 1942 г. завод № 166 должен
был перейти на выпуск новой модели самолета — Як-3. ГКО утвер-
дил график перестройки производства на выпуск нового самолета и
выделил заводу дополнительное оборудование с заводов Омска, Че-
лябинской и Свердловской областей. ГКО 22 марта принял новое
постановление по заводу № 166 и решил передать ему часть оборудо-
вания с баз конструкторских бюро Н.Н. Поликарпова и П.О. Сухого.
Омский обком ВКП(б) обратился к Новосибирскому и Перм-
скому (Молотовскому) обкомам с просьбой, ускорить отправку заво-
ду № 166 выделенного ему оборудования. А 9 апреля обком утвердил
оргмероприятия по выполнению постановления ГКО от 22 марта по
перестройке производства на заводе.
Вместе с самолетостроительным заводом перестраивался и мо-
торостроительный. ГКО 9 февраля 1942 г. принял постановление
№ 1263 о переводе завода № 29 на выпуск авиамотора М-82. Обком
партии обратился к Пермскому обкому с просьбой о содействии в
передаче в помощь заводу технической документации по мотору
М-82 с завода № 19, выпускавшего двигатели воздушного охлажде-
ния.
Оба омские заводы активно готовились к освоению производ-
ства новой продукции. На заводе № 166 весной-летом завершалось
строительство новых корпусов. Их площадь составляла 80 550 м2.
Вместе с корпусами бывшего Автосборочного завода и завода
48
им. Куйбышева общая площадь завода достигла 129 550 м2. Начи-
нался выпуск самолетов.
Надежно помогал обоим заводам агрегатный завод № 20. В янва-
ре он выполнил план на ПО %, в феврале — на 112, в апреле — на
103,1 , в мае — на 105 %. За досрочный пуск завода и обеспечение
агрегатами Военно-Воздушных сил передовики производства были
представлены к правительственным наградам19.
Интенсивно работали заключенные специалисты ОКБ-29 под
руководством генерального конструктора А.Н. Туполева. Их чертежи
воплощались на заводе в детали, узлы и составные части будущего
самолета. СП. Королева, работавшего в бригаде крыла, назначили
помощником начальника цеха по изготовлению фюзеляжа. После
успешных испытаний в сентябре 1942 г. на заводе № 288 был собран
первый экземпляр нового самолета Ту-2, ставшего затем лучшим
фронтовым пикирующим бомбардировщиком периода Великой Оте-
чественной войны20.
Шла работа по налаживанию выпуска нового двигателя на заво-
де № 29. Но ГКО постановлением от 24 августа 1942 г. № 2210 отме-
тил, что внедрение в серийное производство авиамотора М-82 идет
неудовлетворительно. От директора завода Борисова требовалось его
ускорить. Завод № 20, а также заводы в других городах (№ 19 и 33)
получили задание изготовить для завода № 29 необходимые приспо-
собления и инструменты.
Обком ВКП(б) 24 сентября потребовал от руководителей авиа-
заводов организовать своевременную подготовку к работе в зимних
условиях, обеспечить завоз достаточных запасов угля, создать необ-
ходимую термоизоляцию на предприятиях и принять все меры
к сбережению тепла. Поскольку в город прибыли десятки эвакуи-
рованных предприятий и свыше 100 000 чел. населения, для преодо-
ления возникших трудностей в обеспечении электроэнергией и
водоснабжением ГКО 1 декабря 1942 г. принял специальное поста-
новление № 2558 "О строительстве водопровода и расширении
электростанций в г. Омске"21.
Полностью завершилось размещение прибывших эвакуирован-
ных предприятий авиапромышленности. Оборудование четырех из
них влилось в сформировавшиеся самостоятельные заводы и один
завод был реэвакуирован. Поэтому в подготавливавшихся еще тогда
предложениях о выделении из Омской области самостоятельной Тю-
менской области предусматривалось разделение между ними и авиа-
49
заводов. По состоянию на 1 января 1943 г. в новой Омской области
должны были остаться основные заводы № 29 и 166, а также заводы
№ 20 и 288. К Тюменской области отходил завод № 499 в Заводо-
уковске22. Эти пять авиазаводов продолжали действовать в Омской
области до ее разделения в 1944 г.
Созданная в области авиационная промышленность продолжала
бурно развиваться. Если в 1942 г. завод № 166 собрал 395 самолетов и
выпустил 335 к бою готовых машин, то в 1943 г. ему предстояло удво-
ить производство. Нараставший его размах обусловливал увеличение
летно-испытательных работ. Но заводской аэродром все еще нахо-
дился в стадии строительства. Поэтому Обком ВКП(б) 12 марта
1943 г. потребовал от управляющего стройтрестом № 2 А.П. Алькова
срочно до 15 апреля завершить все строительные работы.
Давала себя чувствовать и недостаточная квалификация рабо-
чих, обусловленная их большой текучестью. В работе не редко встре-
чался брак. 25 машин были возвращены из фронтовых частей на
завод для устранения допущенного в них брака. Директор завода Со-
колов держал ответ перед ГКО. Постановлением № 3388 от 17 мая
1943 г. ГКО потребовал увеличить производство и улучшить качество
выпускаемых самолетов. Предварительные статические испытания
крыльев, фюзеляжа, шасси предлагалось проводить на заводе № 288,
для оказания помощи которому обком партии организовал привле-
чение на него квалифицированных рабочих, в том числе 20 столяров
и плотников с предприятий и артелей г. Тюмени. Выпуск самолетов
на заводе № 166 достиг 221,1 % по сравнению с предыдущим годом.
Завод № 29 постановлением ГКО от 15 апреля 1943 г. получил
задание наладить выпуск авиамоторов М-82 ФН (с форсажем и над-
дувом). Однако его выполнение шло недостаточными темпами.
За четвертый квартал 1943 г. и январь 1944 г. завод недодал 100 мото-
ров, план выполнил только на 51 %. Самолетостроительные заводы
испытывали затруднения в оснащении выпускаемых машин новыми
моторами. Заводчане принимали срочные меры по преодолению от-
ставания.
Завод № 20, выполняя постановление ГКО от 15 июня 1943 г.,
налаживал производство для авиамоторов нового агрегата "НВ" —
насос непосредственного впрыскивания. Обком потребовал от ди-
ректора Ермоленко, главного инженера Панкова и военпреда Ми-
хайлова дать к концу года 300 насосов "НВ"23.
50
Бичом для предприятий оставалась высокая текучесть рабочих.
Из трех авиазаводов — № 20, 29 и 166 и трех других предприятий го-
рода за 1943 г. выбыло 13 555 чел., что на 24 % превышало число при-
нятых на эти заводы. Причем половина выбывших оставили
предприятия самовольно — дезертировали. На заводе № 20 было
принято 848, а выбыло 1125 чел. За 4 мес с него дезертировали
201 чел. Как считал директор Круглин, хотя завод ценой больших
усилий план производства продукции выполнял, но вследствие теку-
чести трудящихся работал не ритмично.
Одна из важных причин выбытия рабочих — трудные жилищ-
но-бытовые условия, нехватка жилья. Но план его строительства в
1943 г. оказался невыполненным, и за январь—февраль 1944 г. был
выполнен только на 34 %. Несмотря на принимавшиеся меры, обес-
печить всех трудящихся необходимым жильем не удавалось. За
1944 г. с завода № 166 уволились 2456 чел. — 23,2 % трудящихся. На
заводах № 241 и 228 также была текучесть кадров24.
Работа всех предприятий в военное время по наращиванию про-
изводства продукции для фронта требовала постоянного преодоле-
ния многих трудностей. Но основная часть заводских коллективов
мужественно их преодолевала, шла на самопожертвование и работа-
ла самоотверженно. О деятельности основных авиационных заводов
Омска в последних военных два года показано в табл. 1.
Как видно из табл. 1, заводы № 20 и 166, достигнув в 1944 г. выс-
шей точки развития за военный период, после победы в Великой
Отечественной войне стали сокращать производство своей продук-
Таблица 1
Показатели развития и работы авиазаводов г. Омска в 1944-1945 гг.25
51
ции. Вместе с уменьшением ее объема сократилась численность ра-
ботающего на них персонала, выработка рабочих и их заработная
плата. А на заводе № 29 снизилась лишь выработка и зарплата рабо-
чих. Тем не менее заводы продолжали уверенно функционировать.
Коллектив завода № 20 продолжал эффективно использовать
имеющееся оборудование: две электропечи, более 730 металлообраба-
тывающих станков, литейное, кузнечное, деревообделочное произ-
водства. На 1945 г. плановые задания по объему валовой продукции и
численности персонала ему были сокращены по сравнению с преды-
дущим годом. Но сокращенный план по численности персонала был
выполнен только на 98,6 %. Однако выработка рабочего достигла
106 %. За этот счет план выпуска продукции был выполнен на 103,2 %.
Бурно развивался в городе самолетостроительный завод № 166,
выдававший конечную продукцию — боевые Як. Объем его валовой
продукции в 1944 г. по сравнению со временем начала работы завода
в 1942 г. возрос в 3 раза. План выпуска самолетов в 1945 г., несмотря
на нехватку топлива, электроэнергии, кислорода, завод выполнил на
114,1 %. Но в 1945 г. плановые и фактические показатели его работы
снизились. Главная причина в этом — изменение производственного
профиля завода. Выпуск истребителей на нем прекращался и с сен-
тября 1945 г. завод стал осваивать производство бомбардировщика
Ту-2, рожденного в Омске. А на изготовление одного Ту-2 требова-
лось столько усилий, сколько затрачивалось на пять самолетов Як26.
В военный период завод № 166 неуклонно наращивал выпуск необ-
ходимых фронту истребителей (табл. 2).
Ежегодно завод удваивал выпуск самолетов. И лишь в 1945 г. пе-
рестраивался на выпуск новой машины. Омские авиастроители про-
извели 3800 и поставили для фронта 3794 самолета, что составило
5,9 % от общего количества истребителей, произведенных авиапро-
мышленностью страны в период Великой Отечественной войны.
Таблица 2
Показатели выпуска самолетов заводом № 166 за 1942-1945 гг.27
52
Самый крупный в городе завод № 29 им. П.И. Баранова и в
1945 г. продолжал наращивать объем производства. Это обусловлива-
лось освоением выпуска новой модели авиамотора АШ М-82 ФН.
Для этого строился новый заводской корпус № 4, в котором сборка
мотора переводилась на поток. Одновременно реконструировался и
строился корпус № 3 для перевода в него механического и термиче-
ского цехов. Строились корпуса № 12 и 14. Велось и большое жи-
лищное строительство.
Валовая продукция завода № 29 за 1945 г. увеличилась на 10,5 %
и достигла 259 428 тыс. руб. Это было больше продукции завода
№ 166 на 37,7% и завода № 20 на 70%28.
Так созданные в период Великой Отечественной войны омские
заводы авиапромышленности, продолжая развиваться, внесли весо-
мый вклад в обеспечение военно-воздушных сил страны боевой тех-
никой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1ЦДНИОО. Ф. 17. Оп. 75-а. Д. 128. Л. 33; Государственный архив Омской области
(ГАОО). Ф. 437. Оп. 21. Д. 85. Л. 98.
2РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 10. Л. 64; ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 158. Л. 23, 71, 99; Д. 167.
Л. 71; ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 84. Л. 149; ЦЦНИОО. Ф. 14. Оп. 3. Д. 45. Л. 112-114;
Ф. 17. Оп. 1. Д. 2725. Л. 9; Д. 2978. Л. 4; Оп. 75-а. Д. 5. Л. 132,146,150, 244; Д. 9. Л. 47.
3Виббе П.П., Михеев А.П., Пугачева Н.М. Омский историко-краеведческий словарь.
М.: Отечество. 1994. С.114, 187, 265.
4ЦЦНИОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2980. Л. 4; Д. 2986. Л. 33; Д. 2995. Л. 8-9; Д. 3000. Л. 19-21;
Оп. 75-а. Д. 9. Л. 47.
5Верность героическим традициям партии и народа. Омск. 1985. С. 108; ГАРФ.
Ф. 6822. Оп. 1. Д. 158.Л. 42, 54-55; Д. 159. Л. 7; ЦЦНИОО. Ф. 14. Оп. 3. Д. 45. Л. 143;
Ф. 17. Оп. 1. Д. 2982. Л. 1; Д. 3000. Л. 1; Оп. 75-а. Д. 5. Л. 232.
6ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 84. Л. 52, 57, 96-97; ЦЦНИОО. Ф. 14. Оп. 3. Д. 45. Л. 70;
Ф. 17. Оп. 1. Д. 2982. Л. 3-4, 8-10; Д. 3000. Л. 10, 19; Оп. 75-а. Д. 5. Л. 100, 103.
7Шахурин А.И. Указ. соч. С. 141-142.
8Верностъ героическим традициям партии и народа. С. 147.
9ЦЦНИОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2984. Л. 1-3; Д. 2986. Л. 30; Д. 3000. Л. 22-23.
10ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 159. Л. 62, 159; ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 84. Л. 144;
ЦЦНИОО. Ф. 14. Оп. 3. Д. 49. Л. 96; Ф. 17. Оп. 1. Д. 2985. Л. 2; Д. 3000. Л. 23;
Оп. 75-а. Д. 5. Л. 4.
"ГАРФ. Ф. 6822. Оп. 1. Д. 159. Л. 45-46, 133, 202; ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 84. Л. 149;
ЦЦНИОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2975. Л. 8; Д. 3000. Л. 21-22; Оп. 75-а. Д. 7. Л. 83-84; Д. 8.
Л. 27-28; Д. 9. Л. 80-82.
12ГАОО, Ф. 437. Оп. 21. Д. 84. Л. 129-130, 153; Д. 85. Л. 401; ЦЦНИОО. Ф. 17. Оп. 17.
Д. 47. Л. 21; Оп. 75-а. Д. 15. Л. 270; Тюменский областной центр документации но-
вейшей истории (ТОЦДНИ). Ф. 7. Оп. 1. Д. 949. Л. 2.; Д. 1009. Л. 11; Д. 1048.
Л. 172-173.
53
13ЦДНИОО. Ф. 17. On. 1. Д. 3000. Л. 20-21; Оп. 75-а. Д. 9. Л. 47; ГАОО. Ф. 437. Оп. 21;
Д. 84. Л. 112.
14См. Берия: конец карьеры. Составление и общая редакция В.Н. Некрасова. М.: По-
литиздат. 1991. С.398.
15ЦДНИОО. Ф. 14. Оп. 3. Д. 49. Л. 62, 90; ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 108. Л. 10.
16Сибирь: вклад в победу в Великой Отечественной войне. Материалы Всероссийской
научной конференции. Омск. 1995. С. 127.
17ЦЦНИОО. Ф. 17. Оп. 17. Д. 17. Л. 29-32; Д. 50. Л. 7; ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 108.
Л. 78.
18Верность героическим традициям партии и народа. Указ. соч. С. 147; ЦДНИОО.
Ф. 14. Оп. 3. Д. 89. Л. 4, 120-121; Ф. 17. Оп. 17. Д. 49. Л. 21.
19ЦЦНИОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 3000. Л. 20; Оп. 75-а. Д. 8. Л. 31, 54-55; Д. 9. Л. 98,108, 509.
20Виббе П.П., Михеев А.П., Пугачева Н.М. Омский историко-краеведческий словарь.
С.187; ЦДНИОО. Ф. 17. Оп. 75-а. Д. 8. Л. 27.
21РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д. 71. Л. 35-37; ЦДНИОО. Ф. 17. Оп. 75-а. Д. 8. Л. 108,118.
22ГАОО. Ф. 437. Оп. 21. Д. 130. Л. 9-10, 12-13.
23ЦДНИОО. Ф. 17. Оп. 75-а. Д. 13. Л. 35, 82, 142-143, 353, 380; ТОЦЦНИ. Ф. 7. Оп. 1.
Д. 1054. Л. 24.
24ГАОО. Ф. 2122. Оп. 5. Д. 69. Л. 78-79; ЦДНИОО. Ф. 17. Оп. 75-а. Д. 15. Л. 124-125,
228.
25Таблица составлена по данным ГАОО. Ф. 2122. Оп. 5. Д. 56. Л. 10-11; Д. 64. Л. 9-10;
Д. 69. Л. 5-6, 78.
26Там же. Д. 56. Л. 10, 11, 18; Д. 69. Л. 3, 33.
27Там же. Д. 69. Л. 4.
28Там же. Д. 64. Л. 9, 30.
54
М.П. Беленко
ЧИСЛЕННОСТЬ ЭВАКУИРОВАННОГО
ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
В НОВОСИБИРСКУЮ ОБЛАСТЬ В 1941-1942 гг.
Спустя более 50-летия после окончания Великой Отечествен-
ной войны интерес к ней не ослабевает. В том числе и потому, что
многие документы (а иногда и целые архивы), касающиеся различ-
ных аспектов войны, стали доступны историкам совсем недавно, и
многие слабоизученные сюжеты привлекают исследователей. В цен-
тре их внимания — не только собственно военные действия, но и
многие аспекты перестройки экономики на военные нужды, эвакуа-
ция производительных сил и населения с запада на восток, жизнь и
работа населения в тылу. В большинстве работ, посвященных тылу,
основное внимание уделяется эвакуации промышленных предпри-
ятий, материальных и культурных ценностей. Однако история вой-
ны и эвакуации без подробного изучения "человеческой"
компоненты остается неполной.
Затрагивающие эвакуацию населения работы можно разделить
на три группы. Первая — посвящена вопросам военной экономики
СССР. Основу всех последующих работ этого направления положил
труд НА. Вознесенского "Военная экономика СССР в период Вели-
кой Отечественной войны"1. К наиболее значимым работам можно
отнести также монографии Г.С. Кравченко "Военная экономика
СССР 1941-1945"2 и "Экономика СССР в годы Великой Отечествен-
ной войны"3. Уделяя значительное внимание эвакуации и признавая
ее роль в развитии военного производства Советского Союза, эти ра-
боты сосредоточиваются на эвакуации промышленных предпри-
ятий.
Второй пласт книг и статей рассматривает отдельные регионы
Советского Союза, уделяя некоторое внимание и эвакуации. Необ-
ходимо отметить работы Г.А. Докучаева "Рабочий класс Сибири
и Дальнего Востока в годы Великой Отечественной войны"4 и
55
Ю.А. Васильева "Сибирский арсенал"5, М.Р. Акулова "Промышлен-
ное развитие Сибири в годы Великой Отечественной войны"6. К их
несомненным достоинствам можно отнести то, что они написаны с
привлечением широкого круга источников и рассматривают значи-
тельные территории. Однако применительно к теме эвакуации граж-
данского населения их работы содержат сравнительно небольшое
количество материала.
Третья группа работ рассматривает демографические процессы в
Сибири. Сюда можно отнести работу С.С. Букина "Быт рабочих
Сибири в годы Великой Отечественной войны"7 и монографию
В.В Алексеева и В.А. Исупова "Население Сибири в годы Великой
Отечественной войны"8. Несомненный плюс этих исследований —
широкое использование сибирского материала, понимание специ-
фических проблем региона.
Но детального анализа эвакуации населения в Новосибирскую
область (одну из тех, что приняла на себя основную массу эвакуиро-
ванных) не существует. Нет единого мнения и о количестве граждан-
ского населения, прибывшего в Новосибирскую область по эвакуа-
ции. Поэтому цель данного исследования — определить численность
и демографический состав эвакуированных в Новосибирскую об-
ласть в 1941-1942 гг. гражданских лиц.
Географические рамки работы охватывают Новосибирскую об-
ласть в границах 1941 года (территория современных Новосибир-
ской, Кемеровской и Томской областей).
Хронологические рамки работы охватывают период с июня 1941 г.
по январь 1943 г. Первая дата обусловлена началом войны, и, следова-
тельно, эвакуации, а вторая — завершением эвакуации, вызванной
переходом стратегической инициативы на фронте к Красной Армии,
и изменением границ Новосибирской области (23 января 1943 г. Но-
восибирская область была разделена на Новосибирскую и Кемеров-
скую области).
Автор данной работы исходит из того, что при учете поступаю-
щего в область населения (и при повторных его переучетах) статус
эвакуированных получали "лица, прибывшие из прифронтовой по-
лосы во время войны, а также лица, командированные в область,
если территория их постоянного проживания занималась врагом"9.
Заключенные эвакуированных тюрем и исправительно-трудовых ла-
герей, амнистированные или освобожденные после прибытия в
область, при переучете тоже записывались как эвакуированные,
56
однако не обладали льготами и преимуществами, положенными
эвакуированному населению (материальная помощь, льготное тру-
доустройство и так далее). В число эвакуированных не включались
амнистированные поляки. Учащиеся военных школ, слушатели во-
енных курсов и академий, персонал военных госпиталей также не
попадали в разряд эвакуированных, однако члены их семей статус
эвакуированных получали10.
ХАРАКТЕРИСТИКА ИСТОЧНИКОВОЙ БАЗЫ
Воссоздание противоречивых сюжетов военных лет, касающих-
ся эвакуации, может быть осуществлено только на разнообразной
документальной основе. Документальной базой данного исследова-
ния послужили документы Государственного архива Новосибирской
области (ГАНО). Основными документами, позволяющими рас-
крыть тему, стали:
1) документы фонда Новосибирского областного статистического
управления;
2) документы фонда Отдела хозяйственного устройства эвакуиро-
ванного населения при Облисполкоме;
3) документы фонда Исполкома облсовета;
При этом все использованные источники можно классифициро-
вать следующим образом:
1) сводные статистические таблицы, охватывающие всю область;
2) оперативные сводки НКВД;
3) отчеты районных инспекторов управления по эвакуации;
4) комплексные отчеты уполномоченных по проверке состояния дел
в отдельных районах Новосибирской области;
5) протоколы, решения, постановления органов власти.
Первая группа источников дала основной статистический мате-
риал, который широко используется в работе. Она содержит ценные
сведения о количестве прибывших, регионах-"донорах" и распреде-
лении эвакуированного населения по районам. Однако при обработ-
ке статистических сведений возникли проблемы с сопоставимостью,
вызванные территориально-административными изменениями в За-
падной Сибири в военное время.
Вторая группа источников ценна тем, что дает альтернативную
первой группе оценку численности эвакуированного населения. Од-
нако эти материалы структурированы значительно хуже сводных
таблиц и зачастую ограничиваются просто указанием общей числен-
57
ности прибывших граждан. Стоит, впрочем, отметить, что собствен-
но сводки НКВД — закрытый источник ведомственного архива и
доступ к нему ограничен. Но копии этих сводок, а также выдержки
из них, используются в документах других фондов (особенно в доку-
ментах отдела хозяйственного учета эвакуированного населения).
Третий блок материалов — отчеты районных инспекторов — со-
держат не только количественные сведения, но и оценки: знакомят с
картиной жизни и быта эвакуированного населения, деятельностью
местных органов власти и эвакопунктов. Все это позволяет лучше
понять проблемы, с которыми сталкивались люди этих суровых во-
енных лет. Статистические же данные, приводимые в отчетах, при
сопоставлении с данными сводных таблиц показывают всю противо-
речивость сведений и несовершенство системы учета эвакуирован-
ного населения.
Четвертая группа источников статистических данных не содер-
жит. Эти материалы ценны именно тем, что в целом характеризуют и
оценивают эффективность работы местных органов власти, условия
жизни эвакуированных. Кроме того, в этих документах предлагаются
конкретные меры, которые, по мнению авторов, могли исправить
или улучшить создавшееся положение дел. Значимость этой группы
источников заключается еще и в комплексности сведений, которые
они предоставляют (здесь и жилищная сфера, и социально-бытовая,
и проблемы здравоохранения).
Пятый блок документов дает представление о том, как видело
проблемы эвакуированного населения местное партийное и совет-
ское руководство, и о тех мерах, которыми власти пытались решить
возникающие проблемы. Все это позволяет исследователю оцени-
вать эффективность их действий.
Очень важен вопрос о достоверности источников (особенно это
касается статистических материалов). И местные, и центральные
власти неоднократно проводили совещания по вопросу состояния
регистрации и учета эвакуированных граждан. Неоднократно отме-
чалось, что статистические сведения не всегда отражают реальное
состояние дел, поскольку оформляются с опозданием, при нехватке
регистрирующих кадров. Телефонная связь районных центров с от-
даленными населенными пунктами была налажена слабо, да и поч-
товое сообщение осуществлялось с большим трудом из-за плохих
дорог, а в зимнее время было еще и осложнено снежными заносами,
что приводило к запаздыванию и устареванию информации.
58
ЧИСЛЕННОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ,
ЭВАКУИРОВАННОГО В НОВОСИБИРСКУЮ ОБЛАСТЬ
Материалы, отражающие численность населения, прибывающе-
го в область, неравномерно распределены по временному интервалу
исследуемого периода. Большинство приходится на 1942 и начало
1943 гг. Вызвано это, скорее всего, тем, что в 1941 г. система учета
прибывающего населения находилась в стадии становления. Ее не-
совершенство не позволяло своевременно и в полном объеме учиты-
вать прибывающее в область население, что и вызывало необходи-
мость проводить частые переучеты.
Во второй половине 1942 г. и особенно в 1943 г. общее количест-
во материалов увеличилось, а расхождения в оценке численности
прибывшего населения, напротив, снизились. В силу этих отличий
будет уместным рассмотреть отдельно материалы за 1941 и 1942 гг.
Источников, которые приводят общую цифру эвакуированного
в область населения, несколько. Это сводные ведомости Областного
статистического управления, данные отдела хозяйственного устрой-
ства эвакуированного населения при Облисполкоме и оперативные
сводки НКВД.
Необходимо отметить, что данные, представленные НКВД (опе-
ративные сводки), готовились в режиме "реального времени", так
как НКВД получало информацию о численности поступившего на-
селения очень быстро, а также могло представлять себе примерную
численность населения в тех или иных населенных пунктах, основы-
ваясь на косвенных показателях. Но в их задачи не входило выясне-
ние точной численности прибывшего населения, и поэтому НКВД
вполне устраивали приблизительные цифры. Органы же учета посту-
пающего населения не обладали достаточными ресурсами, и, что
важнее, необходимой степенью организации для учета всех посту-
пающих в область людей, что снижало достоверность подготовлен-
ных ими материалов.
ПРИБЫВШИЕ В 1941 Г.
Главным официальным документом, фиксирующим численность
прибывших в область эвакуированных, можно считать подготовлен-
ный Областным статистическим управлением "Сводный отчет о ко-
личестве семей и лиц, прибывших в НСО (так в тексте. — М.£.) за
1941 г."11. В нем приведены сведения о количестве эвакуированного
59
населения, размещенного в области на 1 февраля 1942 г. Данные све-
дены в три таблицы — с разделением на мужчин, женщин и детей в
возрасте до 14 лет (общее число прибывших), на "рабочих, служащих
с членами семей, прибывших вместе с эвакуированными предпри-
ятиями", "детей, прибывших в составе эвакуированных детских учре-
ждений" и "остальных, в том числе и прибывших в индивидуальном
порядке" (размещенных по городам и районам области) и без разде-
ления ("прибывшие из следующих местностей").
Обратимся к распределению эвакуированного гражданского на-
селения по сельским районам Новосибирской области (речь пойдет
об учтенных в "Сводном отчете о количестве семей и лиц, прибыв-
ших в НСО за 1941 г."12 эвакуированных). Всего в районах было раз-
мещено 46 768 чел. Из них 43 640 (т.е. около 93 %) относятся к
категории "остальные, в том числе прибывшие в индивидуальном
порядке". И только 1864 чел. "осели" в районах области вместе со
своими организациями.
Это подчеркивает промышленный характер эвакуации: рабочие
промышленных предприятий оказывались в городах, где они разме-
щались вместе со своими заводами, а все остальные — в сельских
районах. В сельские районы попадало, таким образом, много ценных
специалистов (слесарей, механиков, кузнецов, токарей, не включен-
ных при эвакуации в какую-либо производственную структуру), ко-
торые в лучшем случае оказывались трудоустроены на МТС. Многие
специалисты гуманитарного профиля — библиотекари, учителя — в
основном женщины, были недовольны тем, что их направили в сель-
скую местность, требовали обеспечить их работой по специальности,
что было в условиях войны невозможно.
Наибольшее количество граждан было размещено в Мариин-
ском (3371 чел.), Черепановском (3161), Болотнинском (3108), Бара-
бинском (2476), Гурьевском (2465) и Беловском (2174 чел.) районах.
Почему именно эти районы были столь привлекательны для людей,
часть из которых прибывала в индивидуальном порядке, и для вла-
стей, которые распределяли эвакуированных? Можно предполо-
жить, что это связано с расположением этих районов относительно
железнодорожных дорог. Через все из них проходили железнодорож-
ные магистрали. Понятно, что приехать по железной дороге и посе-
литься недалеко от нее было гораздо проще, чем отправляться по
осеннему бездорожью "за тридевять земель" в другие места.
60
К тому же эти районы были довольно большими по площади и,
следовательно, могли принять больше граждан, чем другие районы,
также расположенные вдоль железных дорог.
Зыряновский, Ордынский, Северный, Сузунский, Таштаголь-
ский, Шегарский и Усть-Тарский районы не приняли официально
ни одного эвакуированного. Главным фактором здесь также стал
географический — все они (кроме Ордынского и Сузунского) распо-
ложены далеко от крупных транспортных артерий (железных дорог и
судоходных рек). Впрочем, Ордынский район эвакуированных, ско-
рее всего, принял, а в аутсайдеры попал из-за несвоевременного уче-
та, поскольку в документах, датированных сентябрем 1942 г., в
районе проживало 4295 эвакуированных. Хотя нельзя исключить и
того, что все они могли прибыть уже в 1942 г. Аналогичным образом
можно объяснить состояние дел и в Сузунском районе.
Лишь немногие из 63 районов области приняли рабочих и
служащих, эвакуированных вместе с предприятиями. Это — Юр-
гинский, Кузедеевский, Барабинский, Топкинский, Чановский,
Гурьевский, Кемеровский и Ирменский. Они обладали развитой
производственной базой и были расположены вдоль транспортных
коммуникаций.
Что касается размещения эвакуированных в городах области, то
бесспорным лидером является Новосибирск (43 195 чел.), как круп-
нейший город региона и его административный и промышленный
центр. Он был практически единственным городом, способным при-
нять разнопрофильные (не только промышленные) учреждения: те-
атры, библиотеки, научные институты и т.д.
За Новосибирском по количеству принятых людей следовал
Сталинск (Новокузнецк), принявший 11 024 чел. В каждом их ос-
тальных городов разместилось менее 8 тыс. эвакуированных. Мож-
но предположить, что это не соответствует действительности, а,
скорее, связано с недостатками учета в этих городах. Так, согласно
"Докладной записке о результатах проверки состояния эвакуиро-
ванного населения в городе Кемерово от 12 декабря 1941 г., прове-
денной по поручению облсовета"13, количество эвакуированных,
прибывших в этот год, гораздо больше официально учтенных в
"Сводном отчете о количестве семей и лиц, прибывших в НСО за
1941 г."14, а разница объясняется безответственной работой горис-
полкома.
61
"Несмотря на то, что эвакуированное население в город стало
прибывать с июля месяца, горисполком (бывший председатель това-
рищ Волостных, с 18 октября 1941 года товарищ Аброськин) не при-
няли соответствующих мер к упорядочению этого дела"15 .
Постановлением совещания при горисполкоме Кемерова от 12
августа была создана пятерка по приему, размещению и обслужива-
нию эвакуированного населения. Однако к 12 декабря 1941 г., ко
времени составления отчета, этой пятерки не существовало, и ни-
кто за возложенные на нее обязанности персонально не отвечал. В
результате учет, контроль за своевременной встречей на вокзале,
размещением, трудоустройством и хозяйственным обслуживанием
эвакуированных в горсовете отсутствовал.
Поступающие сведения о прибывающем с заводами организо-
ванном населении направлялись в ЦУНХУ, но там не систематизи-
ровались. По данным горсовета Кемерова, с 1 октября по 1 декабря
организованного населения вместе с заводами и предприятиями по-
ступило в город 2433 чел. (1746 рабочих и ИТР, 687 иждивенцев),
874 чел. с ремесленными училищами и ФЗО (учеников 810 чел. и
преподавателей с членами семей 64 чел.). Прибыло также 33 сотруд-
ника института Теплотехники и 48 чел. из ГосНИИ Наркомхимпро-
ма. Итого организованного населения получилось 3388 чел.
Но к тому времени не сдали в горсовет сведения о поступивших
в их дома эвакуированных управление комбината № 392 и трест
№30.
"О том, насколько имеющиеся в горсовете сведения не соответ-
ствуют действительности, можно судить по тому, что по справке ке-
меровской милиции выдано паспортов и прописано прибывшего по
эвакуации взрослого населения 6745 чел. Считая средний коэффи-
циент детей ко взрослому населению 1:3, всего эвакуированного на-
селения должно быть не менее 21 тыс. чел."16.
При этом в "Сводном отчете о количестве семей и лиц, прибыв-
ших в НСО за 1941 г."17 на 1 февраля 1942 г. в Кемерово значилось
2256 чел., причем все они прибыли в индивидуальном порядке (в
докладной же записке облсовету18 все время подчеркивается, что
речь идет об организованном населении). Расхождение между двумя
оценками в 10 раз!
Вместе с заводами и другими организациями в Новосибирск,
согласно "Сводного отчета о количестве семей и лиц, прибывших в
НСО за 1941 г."19, прибыло 34 294 чел., в то время как в каждый из
62
прочих городов Новосибирской области менее 5 тыс. (исключение
составляет Сталинск — 7644 чел.). В города Кемерово, Белово и
Тайга рабочие вместе с предприятиями, якобы, вообще не прибы-
вали.
Что касается распределения детей, эвакуированных с детскими
учреждениями, в Новосибирске оказалось 3513 чел., в Прокопьев-
ке — 3017, в Сталинске — 2791. В остальных городах — менее 2 тыс.
Всего в городах области проживало 16 064 ребенка этой категории.
На фоне такой цифры видно, что в сельские районы "дети, прибыв-
шие в составе эвакуированных детских учреждений" практически не
направлялись (все районы вместе приняли 1264 ребенка).
Если говорить о половом составе эвакуированных, то по итогам
1941 г. в область всего прибыло 46 435 женщин, 41 734 мужчин и
37 312 детей в возрасте до 14 лет. То, что среди эвакуированных граж-
дан было больше женщин, вполне понятно. Тот же факт, что дети
составили около одной трети всех эвакуированных, говорит об ог-
ромной нагрузке, которая легла на различные фонды и службы со-
циального обеспечения области. Ведь большая часть этих детей не
была способна работать (а соответственно приносить экономике
хоть какую-то пользу) просто по возрасту.
Здесь же стоит отметить, что данные Областного статистическо-
го управления весьма противоречивы. Если сложить количество
прибывших в область мужчин, женщин и детей и сравнить с общим
количеством прибывших, указанных в том же (!) документе, то полу-
чится, что около 8 тыс. чел. нельзя отнести ни к одной из перечис-
ленных категорий.
Данные Облстатуправления о количестве эвакуированных не
совпадают с данными из других источников. Более достоверными
выглядят цифры оперативных сводок НКВД, так как они оценива-
ли численность населения быстрее (в отличие от материалов Обл-
статуправления, подготовленных задним числом). Несмотря на
значительное внимание к проблеме учета населения со стороны
центральных органов власти (учет населения в условиях планового
хозяйства и трудовых мобилизаций имел первостепенную важ-
ность), на местах проблеме учета населения отводилось недостаточ-
но внимания.
В отчете о "Работе по эвакуации населения по НСО на
10.01.1942 г."20, подготовленном в аппарате уполномоченного по эва-
куации населения по Новосибирской области (Областной структуры
63
союзного Управления по эвакуации при Совете по эвакуации), ука-
зываются следующие причины недостатков в учете населения:
1. Несвоевременное получение указаний об учете и высылке бланков
по форме № 2.
2. Неточности в учете населения, прибывающего вместе с эвакуиро-
ванными заводами (количество людей было засекречено).
3. Несерьезное отношение к учету населения со стороны местных
органов власти и заводоуправлений.
"Несерьезное отношение" заключалось в отсутствии учета при-
бывших с заводами людей — часто в эшелонные списки вносили
лишь работников предприятий, а члены их семей в этих списках не
учитывались.
Характерной чертой также было складирование бланков учета в
сейфах начальников приема и увольнения или заведующими кадра-
ми до "лучших времен" — например, на заводе № 153 с сентября до
конца декабря в сейфе начальника приема и увольнения пролежало
более 22 тыс. бланков. В коммунальном отделе считали, что заполне-
нием бланков должен заниматься отдел приема и увольнения, а со-
трудники последнего, в свою очередь, утверждали, что в их ведении
находятся только работники завода, а списки по форме № 2 должны
составляться райисполкомом (который на этот счет не имел никаких
указаний от горсовета)21.
Причины такого отношения заключались, очевидно, в том, что
необходимость скорейшего пуска предприятий и организация про-
изводства заслоняли перед руководством проблемы учета людей.
Можно предположить, что пренебрежение к учету было вызвано и
традиционным для нашей страны отношением к людям, как неис-
черпаемому ресурсу. Стоит, впрочем, отметить и объективные труд-
ности — неразбериху, нехватку бумаги, времени.
Сам масштаб эвакуации, никем не предусмотренный, обусловил
нехватку кадров практически во всех отделах аппарата уполномочен-
ного Управления по эвакуации — например, в отделе писем в Ново-
сибирске на 1 января 1942 г. (т.е. всего через 6 мес после начала
эвакуации) скопилось более 35,5 тыс. запросов по розыску семей.
Каждый день поступало в среднем по 500 новых запросов, а штатной
численности сотрудников отдела (4 чел.) хватало, чтобы отвечать
лишь на 10 % из них, причем большая часть ответов сводилась к
тому, что "на данный момент никакой информации по разыскивае-
мым вами лицам нет".
64
Положение усугублялось отсутствием алфавитной картотеки с
данными зарегистрированного эвакуированного населения. Работа
по составлению такой картотеки должна была закончиться лишь к
лету 1942 г.22 Для исправления ситуации было принято решение мо-
билизовать 100 чел. на 10 дней — в итоге на большинство писем были
отправлены ответы (причем положительных ответов было в итоге
только около 13 %), но запросы продолжали приходить и после этого
"аврала", и их опять не могли обработать 4 чел., работавшие в
отделе23.
В крупных городах — в Новосибирске, Сталинске, Прокопьев-
ске, которые приняли основную массу предприятий, где пересека-
лись многочисленные людские потоки, — положение с учетом было
особенно плачевным: в Новосибирске на 10 января 1942 г. было учте-
но лишь около 30 тыс. чел. По оперативным сводкам в город прибы-
ло более 125 тыс. чел., т.е. учтено было менее 25 % эвакуированных.
Так, в "Отчете о результатах проверки состояния эвакуирован-
ного населения в Дзержинском районе города Новосибирска на
18 декабря 1941 года"24, составленном инспектором отдела хозяйст-
венного учета эвакуированного населения исполкома облсовета,
сказано: «Учет организованного населения, прибывшего с заводами,
не ведется из-за отсутствия у райисполкома спецчасти. Не ведется
такой учет и на заводах № 153, № 564 и заводе "Прожектор". Эше-
лонные списки прибывшего с заводами населения в большинстве
случаев не отражают реальной картины, так как в них не отражены
родственники рабочих и служащих, прибывшие и расселенные за
счет жилфонда заводов».
В том же отчете говорится о том, что на заводы "Прожектор" и
№ 564 до сих пор не поступили бланки учета (форма № 2) из пересе-
ленческого отдела, нет разъяснений о порядке и сроках их заполне-
ния. Только 9 декабря райисполком (на основе решений облсовета и
горсовета) обязал директоров предприятий составить списки по
форме № 2 и сдать их к 15 декабря. Но это требование к установлен-
ному сроку заводами выполнено не было. "По неточным данным, —
сообщается в отчете25,- на завод № 153 прибыло 12 417 чел. (с заво-
дами № 43, 23, 388,165, 301,115) организованного населения, кроме
того прибыли заводы № 512 (2822 чел.), № 65 (522 чел.), которые
влились в завод № 564. Итого с заводами прибыло (по неполным
данным) 17 011 чел. Неорганизованного населения выявлено в рай-
оне 172 чел., из них трудоустроено добровольно 53, в порядке трудо-
65
вой повинности 45, выслано из района 19 чел., остальные не
работают по различным отсрочкам. Неточность учета эвакуирован-
ного населения с заводами подтверждается тем, что милицией рай-
она выдано паспортов и прописано в квартиры в пределах района
23 204 чел. Если считать условно коэффициент детей 1: 3, то прибы-
ло в район более 60 тыс. чел."26.
Постановления и решения о переучете населения не давали ре-
зультатов. В постановлении Новосибирского облисполкома № 83 от
24 января 1942 г. сказано: "С 15 по 25 февраля заново провести учет
всего прибывшего в область населения на 15 февраля 1942 г."27, затем
идет решение № 813 от 3 июня 1943 г. "о полном переучете всего
прибывшего в область населения" в течение 10 дней28, далее —
№ 1746 от 25 ноября 1943 г.: "Провести с 1 декабря 1943 г. по 1 января
1944 г. сплошную проверку-переучет всех эвакуированных в грани-
цах Новосибирской области"29. Такое обилие решений о переучете
эвакуированных говорит само за себя — точное количество людей
было неизвестно.
После войны количество прибывших в область на 1 января 1942 г.
определили как 133 301 чел. — эта цифра стала официальной30. Одна-
ко по оперативным данным НКВД и аппарата уполномоченного
Управления по эвакуации населения по Новосибирской области все-
го на 1 января 1942 г. в область прибыла, по меньшей мере, 381 тыс.
чел.31. Максимальные оценки говорили о пятистах тысячах. Именно
такую цифру давал в справке "О состоянии жилищно-коммунально-
го, жилищно-бытового и медико-санитарного обслуживания эвакуи-
рованного населения в Новосибирской области" уполномоченный
Управления по эвакуации населения по Новосибирской области32.-
Как уже отмечалось, данные не сходятся при сложении исход-
ных цифр даже внутри одного документа. Например, в сводном от-
чете Облстатуправления "О количестве семей и лиц, прибывших в
НСО за 1941 г."33, цифра "итого" не равна итого, т.е. действительной
сумме, образованной при сложении количества эвакуированных в
конкретные районы. Разница составляет 7820 чел., и сам факт гово-
рит о наличии недостатков в учете. Такое расхождение составляет
5,86 % от количества прибывших в область.
Учет велся по половозрастному делению (с выделением катего-
рий "мужчины", "женщины", "дети до 14 лет") и по социальному
признаку (выделялись категории "рабочие и служащие предпри-
ятий и учреждений с семьями", "дети эвакуированных детских уч-
66
реждений", "остальные, в том числе прибывшие в индивидуальном
порядке").
В 1941 г. основную массу учтенных эвакуированных составляли
прибывшие из Украинской ССР, Москвы и Ленинграда (всего
более 50 % — около 73 тыс. чел.)34. После их размещения из всех
эвакуированных в область в 1941 г. 65 % (86 533 чел.) оказалось в
городах. Речь идет об официальных данных (133 301 эвакуирован-
ный в область к 1 февраля 1942 г.). Фактически, учитывая недостат-
ки учета и возможное количество незарегистрированных, можно
предположить, что количество прибывших из перечисленных
городов и регионов было значительно большим. Причем, главным
образом, за счет Москвы: самостоятельная эвакуация (бегство) из
Ленинграда была невозможна, из Украины — маловероятна (долж-
но было сказаться расстояние). В то время как во время знаменитой
паники именно из Москвы бежало весьма большое количество гра-
ждан.
Что касается остальных регионов, то Белоруссия и Прибалтика
были захвачены очень быстро и планомерная эвакуация там, по
сути, просто не успела начаться.
Для первого периода характерно также некоторое количество эва-
куированных с Дальнего Востока. До нападения Японии на США (7
декабря 1941 г.) угроза нападения со стороны Японии на СССР была
очень велика, что привело к стремлению вывести из-под вероятного
удара часть гражданского населения Дальнего Востока. В число эва-
куированных попали, главным образом, жены и дети военнослужа-
щих РККА, а также часть детских учреждений.
Новосибирск принял в 1941 г. более 43 тыс. чел. (по данным
Облстатуправления), что составило 50 % от поселившихся в городах
области. При этом, по данным оперативных сводок НКВД, только в
Новосибирск к концу 194L г. прибыло более 100 тыс. чел.35
Одновременно с размещением людей, в Новосибирске развер-
нулась кампания по выселению части его жителей для освобожде-
ния жилой площади (а также освобождению города от нежелатель-
ных элементов). Всего из Новосибирска на 1 января 1942 г. было
выселено более 88 000 чел.36 (а размещено, по официальным дан-
ным, всего 43 195 эвакуированных — получается, что только поло-
вина площадей высвобожденных в жилых домах использовалась по
прямому назначению)! Это тоже говорит о том, что официальная
67
статистика охватывает не более половины всего населения, при-
бывшего в область.
Таким образом, сложности, связанные с регистрацией эвакуи-
рованного населения, носили объективный и субъективный харак-
тер. Субъективные трудности связаны с формальной важностью, но
реальной второстепенностью учета, по сравнению, скажем, с необ-
ходимостью, срочно ввести в строй эвакуированные предприятия.
К объективным можно отнести большое количество прибы-
вающего в область населения, недостаточный по численности ап-
парат учета и нехватку средств, бланков и прочее, а также ту
неразбериху, которая сопровождала начальный период войны и
эвакуации. К ним же можно отнести секретный статус ряда заводов
и организаций — данные о количестве занятых на предприятии
были закрыты для органов учета. Не всегда соответствовали дейст-
вительности (а иногда и вообще отсутствовали) и эшелонные спи-
ски, а также другая обязательная документация, сопровождавшая
процесс эвакуации.
Учет населения осложнялся также тем, что Новосибирская об-
ласть являлась транзитной — только половина прошедших через ее
эвакопункты (на станциях Новосибирск-главный, Инская и Бара-
бинск) размещалась в области, остальные следовали дальше в Си-
бирь и Казахстан.
Таким образом, существуют разные оценки общего количества
эвакуированных в Новосибирскую область в 1941 г. По данным Обл-
статуправления в область прибыл 133 301 чел.37, по данным отдела
хозяйственного устройства эвакуированного населения —
245 013 чел.38, по другому документу этого же отдела (более раннему)
в область прибыло до 500 тыс. чел.39: "по оперативным данным в об-
ласти размещено эвакуированного населения до 500 тыс. чел., вме-
сто значащихся в официальном учете 146 тыс. чел." При этом
источник данных о 146 тыс. не называется, и найти его не представ-
ляется возможным.
Но если сопоставить все сведения (из сводных таблиц и отче-
тов, оперативных сводок и справок), можно предположить, что в
область за 1941 г. прибыло 320-380 тыс. чел. Но все же необходимо
отметить, что однозначных и достоверных данных на этот счет не
существует, и вряд ли когда-нибудь общая численность эвакуиро-
ванного в область гражданского населения будет установлена точ-
но.
68
ПРИБЫВШИЕ В 1942 г.
Оценивая количество эвакуированного населения, прибывшего
в область в 1942 г., можно отметить большее количество источников,
затрагивающих проблему их учета. Преобладать начинают сводные
статистические таблицы, так как к этому времени учет организован-
ного населения принял более упорядоченный характер. Тем не ме-
нее, беженцы, особенно прибывающие в индивидуальном порядке,
учитывались по-прежнему плохо.
Если раньше статистика оформлялась каждый год (в конце
года), то начиная с 1942 г. отчеты формировались чаще, т.е. переуче-
тов прибывшего населения было больше, а это значительно затруд-
няет выделение периодов, которые ранее были годовыми, и
возможности для их адекватного сравнения.
Сложности возникают и при сравнении сведений. Большинство
из них (кроме оперативных данных) оформлялись задним числом, и,
зачастую, без указания даты составления. Поэтому можно только до-
гадываться, каким территориальным рамкам соответствуют данные.
Так, в отчете Облстатуправления за 1941 г. речь идет о 133 301 эвакуи-
рованных. Но хотя он и датирован 13 февраля 1942 г., мы уверены,
что составлялся он позже, поскольку в документах текущего учета на
этот период за февраль 1942 г.40 говорится лишь о 70 тыс. прибывших
в область.
К тому же ведомости отличаются друг от друга списком районов.
Например, Облстатуправление в "Сводном отчете о количестве се-
мей и лиц, прибывших в Новосибирскую область за 1941 год" указы-
вается количество размещенных по всем без исключения районам
области41.
В "Сведениях о прибывших в районы области на 15 сентября
1942 г.", подготовленных в отделе хозучета эвакуированного населе-
ния, нет данных по Барзасскому, Здвинскому, Киселевскому, Коче-
невскому, Кузнецкому, Купинскому, Маслянинскому, Мошковско-
му, Прокопьевскому, Тогучинскому, Томскому, Топкинскому, Убин-
скому, Чановскому, Чебулинскому и Яшкинскому районам и На-
рымскому округу42.
В "Сводке по переучету эвакуированного населения, проживаю-
щего в районах области на 1 октября 1943 г." отдела хозучета эвакуи-
рованного населения, нет данных по Анжеро-Судженскому, Барзас-
скому, Беловскому, Гурьевскому, Зырянскому, Ижморскому, Кисе-
69
левскому, Кемеровскому, Крапивинскому, Кузедеевскому,
Кузнецкому, Ленинск-Кузнецкому, Мариинскому, Мысковскому,
Прокопьевскому, Таштагольскому, Титовскому, Тисульскому, Тя-
жинскому, Чебулинскому, Юргинскому и Яшкинскому районам43.
Данные за 1943 г. не охватывают районы Кемеровской области, вы-
шедшей к этому времени из состава Новосибирской области.
Некоторые сводные отчеты стоит проанализировать подробнее.
К сожалению, составлялись они 15 сентября 1942 г.44 (т.е. около чет-
верти этого года оказалось отчетом не охваченной) и 20 июля
1943 г.45 (в этом отчете, напротив, собраны сведения не только по
интересующему нас 1942 г., но и почти по половине 1943 г.).
В "Сведениях прибывших в районы области на 15 сентября
1942 года" говорится, что всего в сельские районы Новосибирской
области прибыло 57 760 эвакуированных. Данных по городам в доку-
менте нет46.
Как было указано выше, список районов, включенных в "Сведе-
ния" не совпадает со "Сводным отчетом..." Облстатуправления кон-
ца 1941 г. Чтобы сравнить общее количество эвакуированных, нам
придется исключить из списка районов 1941 г. те, которых нет в спи-
ске 1942 г. Без этих районов область приняла 40 008 граждан. Тогда
получится, что количество прибывших увеличилось на 17 752 чел.
(44,37 %).
На сентябрь 1942 г. больше всего эвакуированных приняли Че-
репановский (6033 чел.), Татарский (9223), Ордынский (4295), Бо-
лотнинский (4062), Барабинский (3490 чел.) районы. Как видим,
список лидеров за три квартала 1942 г. изменился незначительно.
Максимальное количество эвакуированных по-прежнему сосредото-
чено практически в тех же районах, что и в 1941 г. Исключение
составляет Ордынский район, который, если верить Облстатуправ-
лению, в 1941 г. не принял ни одного эвакуированного, а на следую-
щий год стал одним из районов-лидеров.
Объясняться это может двояко. Либо погрешностями учета
1941 г. (информация не успела поступить или затерялась), либо дей-
ствительным состоянием дел, если, скажем, в Ордынский район за
этот промежуток времени направили несколько крупных партий
эвакуированных граждан.
Меньше всего эвакуированных оказалось в Питховском
(26 чел.), Мысковском (39), Тегульдетском (103), Северном (111),
Кочковском (175) и Усть-Тарском (188 чел.) районах. Ситуация с
70
районами-аутсайдерами напоминает ситуацию с лидерами: боль-
шинство районов сохранили свой статус, а те случаи, когда количе-
ство эвакуированных граждан в районах менялось в сторону
увеличения, можно объяснить по аналогии с Ордынским.
Обратимся к сводной таблице "Размещение эвакуированного
населения по районам и городам Новосибирской области на
20.07.1943 г."47, составленной в отделе хозяйственного учета эва-
куированного населения. Как уже говорилось, данные за 1943 г. не
охватывают районов Кемеровской области, выделившейся из со-
става Новосибирской. Тем не менее, общее количество учтенных
эвакуированных продолжает возрастать, и теперь составляет 100 831
чел. Эта цифра — по районам области, без учета городов. За полто-
ра года (1942 и половину 1943 гг.) количество прибывших в область
учтенных граждан увеличилось более чем в 2 раза (особенно если
учесть, что сводная таблица не охватывает районы Кемеровской об-
ласти).
Больше всего эвакуированных сосредоточилось в Тогучинском
районе (14 314 чел.). С довольно большим отрывом от него следуют
Татарский (9941 чел.), Черепановский (7912), Купинский (5893) и
Барабинский (4257 чел.) районы. От трех до четырех тысяч человек
проживало в Новосибирском сельском, Мошковском, Чистоозер-
ном, Куйбышевском, Коченевском и Искитимском районах. В ос-
тальных — меньше.
Всего по области (и районы, и города) на июль 1943 г. учтенных
эвакуированных было 283 550 чел. Даже без учета районов, выделив-
шихся из состава Новосибирской в Кемеровскую область, количест-
во учтенных граждан возросло более чем в 2 раза. Это можно
объяснить, во-первых, тем, что эвакуированные прибывали в 1942 г.,
а во-вторых, тем, что часть эвакуированных, прибывших еще в
1941 г., скорее всего, не была учтена своевременно.
Из городов в сводной таблице представлены только два: Новоси-
бирск и Томск. Большинство промышленных центров, указанных в
отчете Облстатуправления за 1941 г., к этому времени оказались на
территории Кемеровской области и не были включены в статистику.
В Новосибирске, при этом, сконцентрировалось 141 047 чел. В Том-
ске значительно меньше — 41 672 чел.
В анализируемых документах не указываются категории граждан.
Мы не можем проследить и соответственно сравнить с 1941 г., количе-
71
ство рабочих и служащих, прибывших вместе с заводами, а также "ос-
тальных, в том числе прибывших в индивидуальном порядке".
Сравнивая данные 1941 г. с данными последующих лет, необхо-
димо учитывать начавшиеся в 1943 г. процессы реэвакуации, а так-
же переезды граждан внутри области. Например, в Барабинском
районе на 15 сентября 1942 г. проживало 3490 эвакуированных, а на
1 октября 1943 г. — 2669, в Черепановском районе — 6033 и 3034
чел. соответственно. Но в то же время в Сузунском районе наблю-
далась противоположная тенденция: 1319 и 2068 эвакуированных.
Все это делает невозможным точный подсчет эвакуированного на-
селения.
Сравнение с октябрем 1943 г. проводится на основании "Сводки
по переучету эваконаселения, проживающего в районах Новосибир-
ской области на 01.10.1943 г."48. Но комментировать этот документ в
данном аспекте более подробно нецелесообразно, поскольку 1943 г.
не входит в хронологические рамки данного исследования.
Тем не менее, именно к этой сводке придется обратиться, чтобы
охарактеризовать картину занятости эвакуированного населения.
Следует отметить, что обобщенные данные по трудоустройству поя-
вились только во второй половине 1943 г. В условиях плановой эко-
номики и тем более военного времени эти сведения имели огромное
значение, так как позволяли эффективнее использовать трудовые
ресурсы: например, перебрасывать кадры из одного района в другой,
где они более востребованы. Поскольку самостоятельно менять ме-
сто проживания запрещалось, то экономические механизмы, побуж-
дающие людей отправиться именно в те районы, где вероятность
получить достойную работу больше, не работали.
Наиболее благополучная картина трудоустроенности сложи-
лась в Асиновском, Ояшинском, Коченевском, Тогучинском и Но-
восибирском сельском районах. Здесь было трудоустроено 100 %
учтенного трудоспособного эвакуированного населения (необходи-
мо упомянуть, что трудоспособными считались все граждане, дос-
тигшие 14-летнего возраста).
Хуже всего дело обстояло в Каргатском, Сузунском и особенно
Черепановском и Томском районах. В Черепановском работало
чуть более одной трети трудоспособных эвакуированных (1291 из
3400 чел.), а Томском — около половины (1089 из 2042 чел.).
Всего трудоспособных по районам области насчитывалось
57 963 чел. (из 102 665 эвакуированных, находившихся, согласно
72
сводке, в сельских районах области). Из всех трудоспособных было
трудоустроено 48 073 чел., т.е. 83 % эвакуированных.
Поскольку в сводке49 речь идет только о сельских районах, то
вполне естественно, что половина трудоустроенного эвакуированно-
го населения оказалась занята в сельском хозяйстве (колхозах и сов-
хозах) (23 480 чел.). В промышленности (на предприятиях) работало
13 359 чел. Однако почти половину из них "оттягивает" на себя
г. Томск, единственный из городов, почему-то попавший в эту свод-
ку. Далее идут "прочие учреждения" — 8249 чел., затем "промарте-
ли" (1951 чел.) и железнодорожный транспорт (1026 чел.).
В этом же документе приведен половой состав эвакуированных
на 1 октября 1943 г.: мужчин — 32 712, женщин — 69 953, детей до
14 лет — 37 280 (напомним, что речь идет о районах области, без го-
родов). Интересно сравнить эти данные с материалами 1941 г.50 Если
в 1941 г. эвакуированных мужчин было чуть меньше женщин — на
10 %, то в 1943 г. разница уже гораздо больше — 53 %, т.е. эвакуиро-
ванных мужчин в области к этому времени осталось в 2 раза меньше,
чем эвакуированных женщин.
Что касается сведений по территориям, из которых в нашу об-
ласть прибывали граждане, то в 1942 г., по данным облстатуправле-
ния о механическом передвижении населения (документ "Сведения
о передвижении населения по месту — откуда прибыли и куда выбы-
ли"51), отдельных сведений по эвакуированным нет. В "сведениях"
речь идет о всех прибывших в область. Тем не менее, проследив, где
шли боевые действия в 1942 г., какие регионы война затрагивала не-
посредственно (но при этом они не были захвачены противником),
можно предположить, что перемещение населения с этих террито-
рий носило характер эвакуации.
Больше всего в Новосибирскую область приезжали из централь-
ных районов СССР (Калининская, Московская, Тульская, Тамбов-
ская, Воронежская и др.) — 24 563 чел. Затем следуют юго-восточные
районы страны (Куйбышевская, Саратовская, Сталинградская, Пен-
зенская и другие области) — 20 586 чел. Далее идут южные регионы —
15 954 (из них из Украинской ССР прибыло 15 544 чел.). Из северо-за-
падных районов (в основном из Ленинграда) приехало 14 024 чел.
Эта же сводка может проиллюстрировать процессы реэвакуации.
Так, в районы Центра из Новосибирской области уехало 5333 чел. и
в юго-восточные районы — 1308 чел.
73
Необходимо отметить, что в 1942 г. возобновилось плановое пе-
реселение в Западную Сибирь. Переселенцев в Новосибирскую об-
ласть прибыло 1774 чел.52
Таким образом, для 1942 г. характерно большое количество мате-
риалов и сведений, касающихся эвакуированного населения. Часто
проводились учеты и переучеты, что говорит об их низкой эффектив-
ности: желание проследить динамику прибытия эвакуированных не
требует каждые 6 мес проводить поголовные переучеты.
Для этой цели было бы достаточно отслеживать количество
вновь прибывших. Стоит отметить и нерегулярность подготовки
сводок: сентябрь 1942 г., июнь 1943, октябрь 1943 г., хотя более ло-
гичным представляется подготовка полугодовых и годовых отче-
тов.
Основные сложности при попытке сравнить данные о численно-
сти эвакуированного населения за 1941 и 1942 гг. возникают из-за не-
совпадения списка районов, частично обусловленного выделением в
январе 1943 г. Кемеровской области (многие отчеты, характеризую-
щие именно 1942 г., готовились задним числом, в 1943 г.).
Тем не менее, отсекая из списка районов 1941 г. те, которых нет в
списке 1942 г., чтобы сравнение данных было обоснованным, видно,
что количество эвакуированных за 1942 г. увеличилось на 44,37 %.
Таким образом, за этот год область приняла немногим меньше поло-
вины всех эвакуированных с начала войны. Но здесь следует пом-
нить о недостатках учета, о которых подробно говорилось ранее.
Итак, не исключено, что в 1942 г. все еще впервые учитывались
прибывшие ранее. Тогда получится, что основная масса эвакуиро-
ванных прибыла в область все-таки в 1941 г.
Что касается вопросов трудоустройства, то работа была найдена
для 83 % трудоспособных эвакуированных. Впрочем, статистика не
способна отразить, что это была за работа, насколько соответствова-
ла квалификации и профилю граждан.
Анализируя половой состав эвакуированных на вторую половину
1943 г. и сравнивая его с данными за конец 1941 г., видим, что процесс
"вымывания" мужского населения из области шел более чем активно.
Соотношение эвакуированных мужчин и женщин изменилось в 5 раз.
В связи с мобилизацией на фронт количество трудоспособных в За-
падной Сибири уже во второй половине 1941 г. уменьшилось на 19 % в
среднем на один колхоз53.
74
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Тема эвакуации населения в годы Великой Отечественной войны
драматична и неисчерпаема. В Советском Союзе в предвоенные годы
господствовала военная доктрина, базировавшаяся на идее ответного
сокрушительного удара с целью разгрома агрессора и перенесения
боевых действий на его территорию уже в первые дни войны. В ре-
зультате, в довоенном мобилизационном плане на случай войны мас-
совые эвакуационные перевозки не предусматривались.
Новосибирская область в годы войны являлась одной из наибо-
лее значимых тыловых областей. Можно сказать, что все черты и
особенности тылового хозяйства выражались здесь ярко и четко. Все
процессы, протекавшие в рамках эвакуации во время Великой Оте-
чественной войны, нашли свое отражение и в истории Новосибир-
ской области.
Эвакуация и развитие тылового хозяйства находились в тесней-
шей зависимости от хода войны и, по сути, определялись успехами
или неудачами в ведении боевых действий на фронтах.
Эвакуацию в Новосибирскую область, как и эвакуацию вообще,
можно разделить на несколько этапов. Первый — с начала войны до
весны 1942 г. — эвакуация населения с территорий, захваченных
немцами в 1941 г. Ее пик приходится на конец лета — начало осени
1941 г., а подавляющее большинство эвакуированных прибыло из
Украинской ССР или Москвы и Подмосковья. Осенью центр боевых
действий переместился на Московское направление, что сразу отра-
зилось на составе эвакуированных — в конце осени заметно преоб-
ладание эвакуированных из Москвы и Подмосковья.
Для первого периода характерно также некоторое количество
эвакуированных с Дальнего Востока. Основная масса эвакуирован-
ных прибыла в область до середины зимы 1942/43 г.
С этого же времени началась эвакуация ленинградцев по "Доро-
ге жизни", которая продолжалась до 1943 г., со спадами во время ве-
сенних и осенних периодов, так как в это время эвакуация из
Ленинграда была практически невозможна. Таким образом, жителей
Ленинграда можно выделить в особую "волну" эвакуируемых.
Второй период охватывает время с весны 1942 г. до конца 1942 г.
Для этого этапа характерно преобладание беженцев, так как темпы
летнего наступления Вермахта были очень велики и почти не оставля-
ли времени для планомерной эвакуации. К тому же на захваченных
75
территориях проживало значительное количество людей - как мест-
ных, так и эвакуированных туда в 1941 г. Поэтому местные власти
просто не имели возможности вывезти все население организованно,
предоставив людям возможность спасаться в индивидуальном поряд-
ке. Для второго этапа характерно также увеличение количества плано-
вых переселенцев.
Больше всего эвакуированных в 1942 г. прибыло в Новосибир-
скую область из южных и центральных районов страны.
К середине осени 1942 г. фронт стабилизировался, а к концу года
закончилась эвакуация населения. В последствии масштабных отсту-
плений РККА, сопровождавшихся эвакуацией населения, не было.
Учет населения в условиях планового хозяйства и трудовых мо-
билизаций имел первостепенную важность, однако, несмотря на это,
на местах проблеме учета населения отводилось недостаточно вни-
мания. Учет эвакуированных не отражал реального количества при-
бывших в область людей по ряду причин. Во-первых, проблема учета
вытеснялась на второй план другими проблемами (обычно произ-
водственного характера). Во-вторых, учет прибывающего в индиви-
дуальном порядке населения велся исключительно плохо.
Главным недостатком мероприятий по учету населения была не-
своевременность их проведения. Из различных источников следует,
что большинство статистических материалов были собраны и упоря-
дочены лишь спустя довольно значительное время. Таким образом,
статистические отчеты готовились задним числом, неоднократно ис-
правлялись и дополнялись, что, разумеется, не способствовало умень-
шению путаницы.
Положение дел в области учета поступившего в Новосибирскую
область населения приводит к выводу, что точное количество людей,
прибывших по эвакуации в область, останется неизвестным.
Существующие официальные данные говорят о 133 301 чел.,
прибывшем в 1941 г.54 и немногим меньше в 1942 г.55 Впрочем, это не
единственные данные о численности эвакуированных, и, надо отме-
тить, что все они весьма противоречивы.
Нам представляется, что за всю эвакуацию Новосибирская об-
ласть приняла более 500 тыс. чел. Из них около 200 тыс. чел. было
размещено на территории Кемеровской области56 и чуть менее
100 тыс. чел. — на территории современной Томской области.
Остальные — на территории Новосибирской области в ее современ-
76
ных границах. Примерно две трети эвакуированных прибыло в
1941 г. и только около одной трети — в 1942 г.
Расселение прибывающего в область гражданского населения
имело ряд специфических особенностей: например, промышленный
характер распределения граждан (прибывшие в индивидуальном по-
рядке, в основном, направлялись в колхозы и совхозы, в то время
как прибывшие с предприятиями оставались в городах области).
Наибольшую нагрузку несли на себе те районы, которые были рас-
положены вдоль крупных транспортных коммуникаций (железнодо-
рожных или водных). Новосибирск, как наиболее крупный и
развитый город области, принял за время эвакуации до 150 тыс. чел.
При этом плотность расселения иногда составляла 2,5 м2 на че-
ловека. В целом, в сельских районах в домах размещалось большин-
ство эвакуированных (до 90 %), в то время как в городе для этих
целей использовались промышленные помещения: цеха, склады, —
и вновь построенное жилье: бараки, землянки и т.д.
Неготовность страны к эвакуации, вытекавшая из военной док-
трины предвоенных лет, усугубленная отсутствием исторического
опыта организации подобных процессов, объясняет многие негатив-
ные последствия эвакуации. Однако недостаточно успешные дейст-
вия властей ("Россия всегда страдала от <...> противоречия между ее
огромными ресурсами и управленческими возможностями по их эф-
фективному использованию"57) нисколько не умаляют народного
подвига. Несмотря на ужасные условия, люди жили, трудились, ве-
рили в победу.
ПРИМЕЧАНИЯ
•Вознесенский Н.А. Военная экономика СССР в период Великой Отечественной вой-
ны. М., 1947.
Кравченко Г.С. Военная экономика СССР 1941-1945. М., 1963.
3Кравченко Г.С. Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны. М., 1970.
4Докучаев Г.А. Рабочий класс Сибири и Дальнего Востока в годы Великой Отечест-
венной войны. М.: Наука, 1973.
5Васильев Ю.А. Сибирский арсенал 1941-1945. Свердловск: Средне-Уральское кн.
изд-во, 1965.
6Акулов М.Р. Промышленное развитие Сибири в годы Великой Отечественной войны
(1941-1945 гг.). Ставрополь, 1967.
7Букин С.С. Быт рабочих Сибири в годы Великой Отечественной войны. Новоси-
бирск, 1985.
8 Алексеев В.В., И супов В.А. Население Сибири в годы Великой Отечественной войны.
Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1983.
Государственный архив Новосибирской области (далее ГАНО). Ф. 1030. Оп. 1. Д. 142.
Л. 157.
77
10Там же.
"ГАНО. Ф. И. Оп. 2. Д. 609.
12Там же.
13Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 147. Л. 37-43.
14Там же. Ф. И. Оп. 2. Д. 147. Л. 38.
15Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 147. Л. 38.
16Там же. Л. 40.
17Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609.
18Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 147. Л. 37-43.
19Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609.
20Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 129. Л. 13.
21Там же. Д. 147. Л. 10.
22Там же. Д. 142. Л. 271.
23Там же. Д. 129. Л. 2.
24Там же. Д. 147. Л. 7-13.
25Там же. Л. 9.
26Там же. Л. 11.
27Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609. Л. 1.
28Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 200. Л. 63.
29Там же. Д. 270. Л. 3.
30Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609. Л. 3.
31Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 280. Л. 11.
32Там же. Д. 129. Л. 3.
33Там же. Ф. И. Оп. 2. Д. 609. Л. 3.
34Там же. Л. 4.
35Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 129. Л. 13.
36Там же. Ф. Р-1020. Оп. 5. Д. 18. Л. 243.
37Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609.
38Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 283.
39Там же. Д. 129.
40Там же. Л. 27.
41Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609. Л. 4.
42Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 219. Л. 23.
43Там же. Д. 283. Л. 3.
44Там же. Д. 219. Л. 20.
45Там же. Д. 287. Л. 1-2.
46Там же. Д. 219. Л. 20.
47Там же. Д. 287. Л. 1-2.
48Там же. Д. 283. Л. 3-5.
49Там же. Л. 4.
50Там же. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609. Л. 2.
51Там же. Д. 734. Л. 1-2.
52Там же. Ф. 1030.
530бердерфер Л.И. Женщины на руководящей работе в колхозах Западной Сибири в
годы ВОВ // Материалы XL международной студенческой конференции. История.
Новосибирск, 2002. С. 147
54ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 609. Л. 2.
55Там же. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 283. Л. 12.
56Там же. Д. 279. Л. 7.
57Шапталов Б. Испытание войной. М., 2002. С. 378.
78
С. С. Букин
ЖИЗНЕННАЯ СРЕДА НОВОСИБИРСКА
В ВОЕННОЕ ЛИХОЛЕТЬЕ*
22 июня 1941 г. стало одной из самых трагичных дат в россий-
ской истории. Борьба с фашистской агрессией поглотила миллионы
человеческих жизней, принесла неисчислимые беды и лишения жи-
телям тыловых районов. Большинство из них оказалось далеко за
чертой бедности, на грани выживания. До крайних пределов обост-
рились существовавшие и возникли новые социальные проблемы.
В полной мере проявились они в Новосибирске — одном из
мощных оборонных центров страны, крупном транспортном узле.
Материальные и людские ресурсы города направлялись на обеспе-
чение потребностей фронта, практически прекратилось производ-
ство потребительских товаров гражданского назначения. Прибытие
эвакуированных, массовое привлечение сельского населения для
работы в промышленности резко обострили жилищный кризис. С
напряжением и постоянными перебоями действовало коммуналь-
ное хозяйство. Коренным образом изменилась жизненная среда —
совокупность факторов и условий, определяющих основы и формы
повседневного человеческого бытия.
К началу Второй мировой войны Новосибирск превратился в
крупный индустриальный город. По материалам Всесоюзной пере-
писи 1939 г. здесь проживали 404 тыс. чел. Со второй половины
1941 г. развернулись сильные миграционные потоки, что обусловило
существенный прирост населения. В результате к началу 1943 г. его
численность достигла 597 тыс. чел., а через год — 609 тыс. Лишь к
1945 г. число новосибирцев несколько сократилось и составило
605 тыс. чел.1
* Статья подготовлена при поддержке РГНФ и администрации Новосибирской
области (проект № 04-01-б5013а/Т).
79
Эта динамика определялась прежде всего механическим движе-
нием населения. В 1941 г. в Новосибирск прибыло 186,9 тыс. чел., а
убыло 83,8 тыс. (прирост 103,1 тыс. чел.), в 1942 г. соответственно —
112,1 тыс. и 69,1 тыс. (+ 43,0 тыс.). Данные показатели отражают, с
одной стороны, массовый приток эвакуированных, привлечение жи-
телей сел и деревень на оборонные предприятия, а с другой — моби-
лизацию военнообязанных в армию, формирование и отправку на
фронт добровольческих соединений. С 1943 г. миграционная актив-
ность заметно снизилась, а в 1944 г. число выбывших из города на
1,9 тыс. даже превысило количество приехавших. Покидали Новоси-
бирск преимущественно эвакуированные, которые отправлялись в
места прежнего проживания: в Центральные и Северо-Западные
районы страны, на Украину, в Белоруссию2.
Естественное движение населения играло меньшую роль в его
формировании. Резко упала рождаемость. Если в 1940 г. в расчете на
1000 городских жителей родилось 38,8 чел., то в 1941 г. — 26,7,
1942 г. — 19,2, 1943 г. — 13,6, 1944 г. — 14,1 чел. Одновременно про-
явилась тенденция сокращения смертности. Однако естественный
прирост населения не играл существенной роли. В 1941 г. он соста-
вил 9,3 чел. на 1000 горожан, в 1942 г. — 0,6 чел., в 1943 г. приобрел
отрицательную величину (-1,8 чел.), в 1944 г. повысился до 3,0 чел.3
Коренные жители Новосибирска, родившиеся здесь, прибыв-
шие сюда люди сполна испили из чаши военного лихолетья. Одной
из острейших жизненных проблем стала продовольственная. Чувст-
во голода не покидало многих новосибирцев в течение всех военных
лет. Казалось, нет ничего вкуснее темного и влажного, выпеченного
из обойной муки хлеба, сваренных в "мундире" картофелин. Однако
редко удавалось досыта поесть их...
Оккупация обширных районов страны значительно сократила
продовольственные ресурсы государства. На территории СССР, за-
хваченной к ноябрю 1941 г., производилось более трети зерна и свы-
ше 80 % сахара. В оккупированной зоне оказались сотни тысяч голов
скота, половина предприятий пищевой промышленности, в том чис-
ле основные сахарные заводы. Резко "похудевшие" государственные
фонды продовольствия требовали жесткого нормированного распре-
деления.
С 1 сентября 1941 г. в Новосибирске, как и в других крупных го-
родах, были введены карточки на хлеб и сахар. В ноябре карточная
80
система распространилась на мясные и рыбные продукты, жиры,
крупу и макаронные изделия.
"Общегородской котел", состоявший из ограниченного набора
продуктов, делился не уравнительно, а дифференцированно. Уста-
навливались 4 группы карточек: для рабочих и ИТР, служащих,
иждивенцев, детей до 12 лет. Кроме того, все работающие распреде-
лялись на две категории, в зависимости от значимости их предпри-
ятий для обороны страны. Норма на хлеб была дневной, а на
остальные продукты — месячной. Рабочим, снабжавшимся по пер-
вой категории, ежедневно полагалось 800 г хлеба, по второй — 600 г,
детям и иждивенцам — 400 г. Более резко различались нормы на дру-
гие продовольственные товары. Трудящиеся крупнейших оборонных
заводов имели право приобрести в месяц 2,2 кг мяса или рыбы, 1,5 кг
крупы и макаронных изделий, 0,6 кг жиров. Это был высший предел.
На других предприятиях рабочий паек весил гораздо меньше.
Население Новосибирска, включенное в систему нормирован-
ного снабжения, прикреплялось к определенным продовольствен-
ным магазинам. Карточки береглись как самое дорогое достояние.
Они представляли своеобразный "мандат на жизнь", ибо давали воз-
можность приобрести необходимый минимум продуктов, а значит,
выжить в те трудные годы. Однако нормы, как и всякий символ, не в
полной мере соответствовали действительности, а обстановка на
месте постоянно вносила в них свои коррективы. Из-за нехватки
ресурсов одни продукты заменялись другими, худшего качества.
Вместо мяса предоставлялись субпродукты, сахар заменялся низко-
сортной карамелью. Некоторые виды продовольствия не выдавались
вообще. Росло использование на пищевые цели отходов производст-
ва мясомолочной промышленности: сыворотки, обрата, пахты,
потрохов и костей. Ощутимые последствия имело проведенное ре-
шением правительства уменьшение осенью 1943 г. хлебного пайка.
Рабочие и ИТР, снабжавшиеся по первой категории, стали получать
600-650 г хлеба в день, служащие, иждивенцы и дети — от 200 до
400 г.
Отоваривание карточек нередко превращалось в болезненную
житейскую проблему. С раннего утра у хлебных магазинов возника-
ли длинные очереди. Происходили перебои с реализацией хлеба, в
некоторых районах Новосибирска он не продавался по 3-4 дня под-
ряд. Хлеб выпекался низкого качества, в целях экономии муки до-
пускалось повышение его влажности.
81
Несмотря на жестокие законы военного времени, распространи-
лись различного рода злоупотребления с выдачей и отовариванием
карточек. Часть хлебных ресурсов разворовывалась, реализовыва-
лась по запискам руководителей. В начале 1942 г. контрольные орга-
ны отмечали отсутствие должного порядка в расходовании хлеба в
Новосибирской области и особенно в г. Новосибирске. Только в
январе 1942 г. перерасход хлеба в областном центре составил 1000 т, в
феврале — 800 т. Большие масштабы злоупотреблений с карточками,
проявившиеся и в других городах страны, вынудили советское пра-
вительство создать особые контрольно-учетные бюро (КУБы), кото-
рые принимали от торговых организаций талоны и купоны продкар-
точек в подтверждение реализации нормированных продуктов, а
также ежемесячно проверяли контингенты, подлежащие снабже-
нию.
Однако ситуация в торговой сети по существу не менялась. Рав-
нодушные к нуждам населения чиновники, торговые дельцы ссыл-
ками на трудности военного времени маскировали собственные
злоупотребления, провалы в работе. В постановлении Новосибир-
ского горисполкома, принятом в январе 1942 г., отмечалось, что
торговые организации "совершенно освободились от хлопот по изы-
сканию местных товаров и продуктов и стали превращаться из тор-
гов в распреды"4.
В связи с неудовлетворительной организацией торговли на обо-
ронных заводах и на других крупных предприятиях в 1942 г. стали
создаваться отделы рабочего снабжения (ОРСы). Фонды продоволь-
ствия отпускались для них в первую очередь. В Новосибирске и ряде
городов области к лету 1943 г. действовали 86 ОРСов, имевших раз-
ветвленную торговую сеть, производивших закупки продовольствия
в глубинных сельских районах.
В этом году в Новосибирске удалось заметно выправить поло-
жение с обеспечением населения нормированными продуктами,
добиться более полной реализации централизованных фондов. За
1943 г. жителям города было продано по карточкам 3935 т мясопро-
дуктов, или 100 % к плану, 6803 т крупы и макарон (100 %). Не-
сколько в меньшей мере реализовали фонды на некоторые другие
продовольственные товары. Новосибирцы получили 4527т рыбных
продуктов, или 82 % к их запланированному объему, 1398 т сливоч-
ного масла (98), 1265 т сахара (96), 1498 т кондитерских изделий
(66,7), 7203 т соли (92,0 %)5.
82
Однако нормированного пайка катастрофически не хватало. По-
рой, страдая от голода, рабочие-подростки шли в магазин и просили
продавца отоварить хлебную карточку на день вперед. Если это уда-
валось, то вожделенный кусок тут же проглатывался. Однако затем
обходились без хлеба. Страшной бедой становилась потеря хлебной
карточки. Тогда приходилось терпеть все муки голода, перебиваться
картофелинами и капустными листьями. Но обычно выручали род-
ственники, друзья и подруги, делившиеся своим скудным рационом.
Продовольствие, ценность которого ни с чем не сравнима в го-
лодные годы, активно использовалось для стимулирования труда. С
осени 1942 г. администрация предприятий получила право премиро-
вать ударников и стахановцев дополнительным пайком. Напротив,
для тех, кто не выполнил производственное задание, допустил опо-
здание на работу или иное нарушение трудовой дисциплины, хлеб-
ная норма уменьшалась на 200 г. И даже после 12-часового рабочего
дня, когда сон валил с ног, люди оставались в цехах, чтобы "дать
план", не лишить себя и свою семью вожделенного куска хлеба.
По мере накопления продовольственных ресурсов у государст-
ва появилась возможность постепенно улучшать централизованное
обеспечение населения продуктами питания. Важная особенность
продовольственной политики в годы войны состояла в том, что это
достигалось не повышением норм, а путем перевода потребителей с
одних, относительно низких норм на другие, более высокие. В се-
редине 1942 г. только 2/5 городского населения получало хлеб по
карточкам для рабочих и служащих, а остальные по нормам для
иждивенцев и детей. К концу 1944 г. уже половина горожан снабжа-
лась по нормам для рабочих и служащих. Если в первом квартале
1943 г. дополнительное питание получили 12 % всех рабочих, то в
первом квартале 1945 г. — уже около 50 %. Причем удельный вес
трудящихся, снабжавшихся по повышенным нормам, в Новосибир-
ске был одним из самых высоких в стране.
Однако развитие нормированного снабжения далеко не обеспе-
чивало всех потребностей городского населения в продуктах пита-
ния. По карточкам реализовывалось значительно меньше
продовольствия, чем в свободной продаже накануне войны. В Ново-
сибирской области в 1945 г. розничный товарооборот в расчете на
одного человека в сопоставимых ценах составлял лишь 65 % к уров-
ню 1940 г.6
83
Нельзя не сказать и о том, что наряду с общим нормированным
снабжением городского населения действовала четко отлаженная,
особая система обеспечения номенклатурных кадров. В начальный
период войны они получали карточки рабочих первой категории и
дополнительно так называемый литерный паек. По литеру "А" еже-
месячно выдавалось 6 кг мяса и рыбы (конечно, не чебачков и пес-
каришек), 0,8 кг жиров, 0,6 кг сахара, 1,5 кг крупы, 5 кг картофеля,
2 кг овощей, 0,5 кг сухофруктов, 6 кг хлеба и 15 шт. яиц. Литер "Б"
предусматривал несколько меньшие нормы на мясо, рыбу и яйца,
составлявшие соответственно 5 кг и 10 шт. Не были забыты и члены
семей "ответственных работников". Каждый из их неработающих
родственников получал больше мяса и рыбы в 4 раза, жиров — в 3,
сахара — в 2,5 раза, чем рабочий, отнесенный ко второй категории.
Летом 1943 г. пролетарское государство изыскало дополнитель-
ные ресурсы для улучшения быта номенклатуры и 12 июля было
принято секретное постановление Совета Народных Комиссаров
СССР "О снабжении руководящих работников партийных, комсо-
мольских, советских, хозяйственных и профсоюзных организаций",
а наркомат торговли 17 июля издал соответствующий приказ. Этими
документами определялись особые нормы продовольственного обес-
печения номенклатурных кадров в регионах, в том числе и в Новоси-
бирской области.
Весь "контингент" делился на три группы. В первую из них вхо-
дили секретари, заведующие отделами обкомов и горкомов ВКП(б),
уполномоченный КПК при ЦК ВКП(б), его заместитель, помощник
и ответственные контролеры, первые секретари райкомов партии,
обкомов и горкомов ВЛКСМ, председатели обл- и горисполкомов,
их заместители и заведующие отделами, начальники управлений
НКВД и НКГБ, их заместители и начальники отделов этих управле-
ний, главные редакторы областных газет, председатели радиокоми-
тетов, депутаты Верховных Советов СССР и РСФСР, не занимавшие
управленческих должностей, руководящая головка профсоюзных
органов и некоторые другие категории.
Вторая группа включала чиновников меньшего калибра: инст-
рукторов обкомов, заведующих секторами и инструкторов горкомов
ВКП(б), секретарей горкомов и райкомов ВЛКСМ, начальников от-
делов и старших следователей прокуратуры, членов областных судов,
городских военкомов и т.д.
84
К третьей группе относился низший слой номенклатуры: инст-
рукторы райкомов партии и комсомола, цензоры обллита, преподава-
тели основ марксизма-ленинизма и др. Примечательно, что сюда же
включались персональные шоферы обкома ВКП(б) и облисполко-
ма — верные ординарцы и организаторы развлечений своих шефов.
Выдача продуктов производилась в специальных магазинах, не-
доступных для всех остальных граждан. В целом литерное питание
первой группы, или номенклатурной элиты областного масштаба,
включало набор продуктов по карточке особого списка, обед в
спецстоловой и сухой паек. В пересчете на одного облагодетельст-
вованного едока это ежемесячно составляло 9,4 кг мяса и рыбы,
2,4 — масла и других жиров, 5 — крупы и макарон, 3,1 — сахара, пе-
ченья и конфет, 0,5 кг сухофруктов, 10 шт. яиц, 20 кг картофеля и 10
кг овощей. Кроме того, отпускались туалетное мыло, чай, 500 шт.
папирос и 3 бутылки водки. Ежедневная порция хлеба вытягивала
ровно 1 кг. Нормы реализации продуктов для других групп номенк-
латуры были несколько ниже, однако и их вполне хватало, чтобы не
думать о еде. К тому же для всех работников партийных, советских,
комсомольских, хозяйственных и профсоюзных органов, трудив-
шихся в "вечернее время", устанавливалось второе горячее пита-
ние, включавшее мясо, рыбу, жиры, крупу, макароны и хлеб.
Известно, что в связи с особенностями режима генерального вождя
"вечернее время" оказывалось наиболее активным периодом но-
менклатурной деятельности. Поэтому практически всем, осуществ-
лявшим ее, гарантировался сытный ужин. Безусловно, подобные
привилегии нарушали принцип социальной справедливости. К ис-
тощенным, измученным непосильным трудом рабочим с призывом
"Все для фронта, все для победы!" обращались сытые, добротно
одетые люди7.
Приход на производство женщин, ранее занятых в домашнем
хозяйстве, городской и сельской молодежи, сокращение внерабочего
времени определили развитие системы общественного питания. Уже
в первый период войны сеть столовых в Новосибирске значительно
возросла. Почти все они принадлежали ведомствам и зайти в них
можно было лишь после предъявления специального пропуска.
Размещенные в грязных подвалах или бараках, оснащенные
примитивным кухонным оборудованием и имея ограниченные про-
довольственные фонды, которые, тем не менее, подвергались порче,
эти "очаги общепита" были неспособны обеспечить доброкачест-
85
венное питание. Часто на обед предлагались "щи", состоявшие из
воды с крупно нарубленной и плохо промытой капустой, "суп" из
вермишели или галушек. Варилась "затируха" — болтушка из муки
или крупы. Готовились и другие блюда, в шутливых названиях кото-
рых отражалась вся горечь жизни. День за днем "голубую ночь" (суп
из ботвы) сменяла "осень" (вода с горохом), за ней следовали "карие
глазки" (уха из головок воблы) и т.д. Остро не хватало тарелок и ло-
жек. Никого из посетителей не удивляло, если ему первое наливали в
консервную банку, а второе — комок каши или слипшуюся лапшу —
вываливали прямо в протянутые ладони. Первый секретарь Новоси-
бирского обкома ВКП(б) М.В. Кулагин в декабре 1942 г. говорил о
том, что в столовых под предлогом воровства прячут ложки и застав-
ляют рабочих "щи хлебать через край, по-поросячьи", а "картошку
есть руками". Возникали длинные очереди, что затягивало обеден-
ный перерыв и непосредственно отражалось на ритме производст-
венного процесса8.
Позитивные изменения в системе общественного питания про-
явились лишь с середины 1943 г., что было связано прежде всего с
развитием сети подсобных хозяйств предприятий, более активным
использованием местных продовольственных ресурсов. Органы вла-
сти уделяли этим аспектам продовольственного снабжения серьез-
ное внимание.
Пленум Новосибирского городского комитета ВКП(б), состояв-
шийся в декабре 1941 г., отметил, что в условиях войны децентрали-
зованный закуп сельскохозяйственных продуктов, улов рыбы, сбор
ягод, откорм свиней, развитие подсобных хозяйств имеет решающее
значение в обеспечении населения продовольствием. Пленум Ново-
сибирского областного комитета партии, проходивший в июне 1943
г., потребовал от всех партийных организаций и руководителей
предприятий создания необходимых продовольственных ресурсов на
основе продукции подсобных хозяйств. Подчеркивалось, что пере-
бои в рабочем снабжении будут расцениваться как срыв выполнения
военного государственного задания9.
Принятые решения подкреплялись организационно-хозяйст-
венными мероприятиями. На предприятиях велась подготовка кад-
ров для подсобных хозяйств, укреплялась их
материально-техническая база. В Новосибирске к концу войны они
имели около 300 тракторов, 83 комбайна, 700 шт. различного при-
цепного инвентаря, 100 картофелекопалок и т.д. По существу заново
86
была создана разветвленная сеть хранилищ для полученной продук-
ции. Они могли вместить 60,8 тыс. т картофеля, 9,5 тыс. т овощей,
10,7 тыс. т капусты10.
Сеть подсобных хозяйств в городе расширялась с каждым годом.
Если в 1941 г. их имели 80 предприятий и учреждений Новосибирска,
то в 1944 г. — 450. Посевные площади, занятые картофелем, увели-
чились от 1139 до 9013 га, овощами — от 635 до 3714 га, зерновыми,
крупяными и бобовыми культурами — от 4152 до 292 448 га. В 1944 г.
было собрано 68,7 тыс. т картофеля, тогда как в 1941 г. — лишь
6 тыс., овощей — 33,5 и 3,5 тыс. т. Развивалось животноводство.
Если в начале 1942 г. в подсобных хозяйствах предприятий города
содержалось 22,2 тыс. голов крупного рогатого скота и свиней, то в
январе 1945 г. — 26,7 тыс., овец и коз — 2,3 и 7 тыс., кур — 10,2 и
10,7 тыс. Число пчелосемей увеличилось от 939 до 1200.
Одно из самых крупных подсобных хозяйств в Новосибирске
имел комбинат 179 (завод "Сибсельмаш"). Для создания собствен-
ной продовольственной базы ему в 1942 г. были переданы совхозы
"Обской" и "Большевик". В начале 1944 г. в ведении УРСа предпри-
ятия находились уже 10 совхозов. В их организацию большой вклад
внесли пионеры совхозного движения в Сибири — Г.Ф. Баранов,
К.А. Шипицин и др. В хозяйстве выполнялся широкий круг работ:
выращивались пшеница, ячмень, горох, гречиха, просо, хорошие
урожаи приносили посадки картофеля, капусты, огурцов, а также
некоторых кормовых культур. В больших масштабах производились
свинооткорм, разведение овец, постепенно увеличивалось стадо ко-
ров. Самоотверженно трудились на совхозных полях комбайнер
И.Ф. Кадаев, тракторист Т.Т. Тимошенко, машинист И.Я. Барабан-
щиков, тепличницы М.Б. Еременко, Т.Ф. Вихарева и др. Их работа
приносила существенные результаты. В 1943 г. в подсобном хозяйст-
ве комбината 179 было получено 5,6 тыс. т картофеля, 4,6 тыс. т ово-
щей, свыше 1,5 тыс. л молока, 67 тыс. шт. яиц, 314 т мяса и 20 т
масла11.
Таким образом, развитие подсобных хозяйств сыграло большую
роль в решении продовольственной проблемы в годы Великой Оте-
чественной войны. Они превратились в важный источник производ-
ства и использования местных ресурсов продовольствия. Наиболее
развитые многоотраслевые подсобные хозяйства сложились вокруг
крупных промышленных предприятий, что помогало преодолевать
87
трудности сельскохозяйственного производства военных лет: не-
хватку кадров, транспорта, отсутствие ремонтной базы и т.д.
Во многих трудовых коллективах были организованы специаль-
ные бригады по ловле рыбы, заготовке дичи, сбору грибов, ягод, ди-
корастущей зелени и других даров щедрой сибирской природы. Эти
поступления также увеличивали и разнообразили рацион питания
трудящихся. В 1943 г. коллективы новосибирских предприятий полу-
чили 177 т дикорастущей зелени, 183 т ягод, 176 т грибов, 1962 т
рыбы, выловленной в местных водоемах, 48150 шт. дичи12.
Продукцией, полученной от подсобных хозяйств и методом за-
готовок, обеспечивались прежде всего учреждения общественного
питания. За счет этих источников в столовые заводов и фабрик Но-
восибирска в расчете на одного работающего в 1943 г. сверх государ-
ственных норм поступило 180 кг картофеля, а в 1944 г. — 200 кг,
овощей — 108 и 124 кг, крупы — 10 и 12 кг. Средняя калорийность
обеда (без хлеба) в рабочей столовой повысилась от 355 кал. в 1942 г.
до 388 кал. в 1943 г. и 440 кал. в 1944 г. Примечательно, что еще выше
она была в детских столовых. Здесь, без учета хлеба, один ребенок в
1942 г. получал 400 кал., в 1943 г. — 445 и в 1944 г. — 511 кал.
На рабочее снабжение коллектива авиационного завода им.
В.П. Чкалова от подсобных хозяйств и путем децентрализованных
заготовок в 1943 г. поступило 283 т мяса и рыбы, 197 тыс. л молока,
12,5 тыс. шт. яиц, 1069 т картофеля, 595 т овощей, 61 т дикорастущей
зелени. В заводских столовых в меню включались мясные или рыб-
ные блюда, причем стахановцам они выдавались ежедневно. Если в
первом полугодии 1943 г. рабочий получал в общественном питании
сверх государственных норм в среднем 5-10 г мяса или рыбы в день,
то начиная со второго полугодия — от 25 до 30 г, а также по 200 г
овощей или дикорастущей зелени.
По меркам военного времени относительно хорошо стали рабо-
тать столовые Новосибирского приборостроительного завода
им. В.И. Ленина. В 1942 г. на одного работающего здесь расходова-
лось 125 г картофеля, а в 1943 г. — 500 г, овощей — 160 и 345 г.,
мяса — 3 и 12 г, молочных продуктов — 20 и 55 г. Пища готовилась с
использованием животных и растительных жиров. От подсобного
хозяйства в 1944 г. поступило 51 т мяса и рыбы, 217 т молока и мо-
лочных продуктов, 24,5 т крупы. Поступления картофеля и овощей
полностью обеспечивали потребности коллектива, что позволило
отказаться от централизованного снабжения ими. Благодаря про-
88
дукции подсобного хозяйства на заводе 300 чел. получали усилен-
ное диетическое питание, а 1050 молодых рабочих — завтрак, обед и
ужин. Стахановцам ежедневно отпускалось 3700 порций каши, 4300
мясных блюд и выдавалось 2500 талонов на жиры13.
Обеды для передовиков производства оформлялись как празд-
ничное мероприятие. Столы накрывались скатертями, на них стави-
лись букетики цветов. Для приготовления блюд использовались
лучшие продукты, имевшиеся в наличии. Пища подавалась в тарел-
ках или мисках, каждому едоку предоставлялась ложка.
Большим подспорьем в повседневной жизни новосибирцев ста-
ло коллективное и индивидуальное огородничество. В годы войны
оно развивалось быстрыми темпами. Немалую помощь рабочим и
служащим оказывали созданные при профсоюзных комитетах пред-
приятий огородные комиссии. Они решали вопросы распределения
земельных участков, их вспашки, получения семян, обеспечения ин-
вентарем, уборки и вывозки урожая.
Первоначально особенно остро не хватало посадочного материа-
ла. Каждая картофелина разрезалась на несколько частей. Собирались
даже картофельные очистки, которые проращивались и с "глазками"
высаживались на поле. Залежная, плодородная земля давала очень хо-
рошие урожаи. Многие семьи в достаточной мере обеспечили себя
уже на зиму 1942/43 г. "вторым хлебом". В общежитиях выкопанный
картофель складывался прямо под нарами и койками. Использова-
лись под огороды и земельные участки около бараков. На них выра-
щивали свеклу, лук, морковь и другие растения.
Трудящиеся Новосибирска в 1941 г. имели под огородами 7000 га
земельных угодий, в 1942 г. — 8500, в 1943 г. — 13 100, в 1944 г. —
20 258 и в 1945 г. — 22 040 га. Число огородников в 1944 г. достигло
205 тыс., а в 1945 г. — 210 тыс. чел. В 1943 г. они получили 98 400 т
картофеля, 27 000 т овощей, в 1944 г. — 148 500 т и 48 000 т. В расчете
на одну семью поступления картофеля (за исключением семян) в
1943 г. составили 492 кг, а в 1944 г. — 830 кг, овощей соответственно
135 и 240 кг14.
Картофель преобладал в рационе питания новосибирцев. Неред-
ко его варили или пекли прямо в цехах. "Второй хлеб" значительно
дополнял заводской паек, помогал выстоять и выжить в военное
лихолетье. Жители города потребляли картофеля заметно больше
среднесоюзного уровня. По распространению огородничества среди
89
городского населения Новосибирская область вышла на одно из
первых мест в стране.
Немало семей, особенно проживавших на окраинах города, в та-
ких рабочих поселках, как ст. Заводская (Пашино), содержали скот.
В январе 1944 г. население Новосибирска имело 7916 голов крупного
рогатого скота, а в начале 1945 т. — 9237, свиней — 3873 и 3870, овец
и коз — 4129 и 503315. Молоко являлось первостепенным продуктом
для детей. Частично продукция личного подсобного хозяйства реа-
лизовывалась на рынке, что приносило очень ощутимый доход, или
обменивалась на жизненно необходимые одежду и обувь.
Колхозный рынок по существу таковым не являлся, уже в на-
чальный период войны он претерпел существенные изменения.
В деревне значительно сократились товарные ресурсы, которые мог-
ли быть направлены в свободную продажу. Выезд колхозников в го-
род для торговли из-за нехватки транспорта, огромного объема
сельскохозяйственных работ, строгого карантинного фильтра и по
другим причинам был затруднен. Материальные стимулы колхозной
торговли ослаблялись падением покупательной силы рубля, невоз-
можностью приобрести промышленные изделия в магазинах.
Вместе с тем при сокращении предложения продовольственных
товаров на неорганизованном рынке резко возрос спрос на них го-
родского населения. В этих условиях стал неизбежен быстрый рост
рыночных цен. В 1942 г. они были выше в 7 раз, а в 1943 г. — в 15 раз,
чем в 1941 г., и превышали уровень пайковых цен в 20 раз.
Если в августе 1941 г. на рынках Новосибирска 1 кг говядины
продавался по 19 руб., то в январе 1942 г. по 60 руб., сливочного мас-
ла — 50 и 120 руб., литр молока 5 и 15 руб. Спрос многократно пре-
восходил предложение. В начале 1943 г. в городе действовали 6
базаров, однако торговля на них в основном заканчивалась к 2-3 ча-
сам дня. Быстрее всего раскупались мясо, жиры и картофель. Как
правило, за этими продуктами образовывались очереди. Основными
поставщиками продовольствия являлись жители города, имевшие
личное подсобное хозяйство. Весной 1943 г. их доля в реализации
мяса составила 54 %, молока — 70, яиц — 73, картофеля — 63 %16.
Удивительное зрелище представлял Ипподромский (Централь-
ный) рынок Новосибирска. Шумная толпа ожесточенно торгующихся
людей наполняла его. Рыночные цены достигали астрономических
высот. При среднемесячной заработной плате рабочих и служащих
города, составлявшей около 400 руб. в денежном исчислении того
90
времени, 1 кг картофеля на Ипподромском рынке в мае 1943 г. стоил
45 руб., квашеной капусты — 40, моркови — 65, говядины — 400, сви-
нины — 500, сливочного масла — 850, литр молока — 80 руб. Чрезвы-
чайно дорого ценились кондитерские изделия. За плитку шоколада
требовалось уплатить 150 руб., за два пряника — 25, за 1 кг сахара —
500 руб. Своеобразной "валютой" служила остродефицитная водка, ее
стоимость за литр превышала 1000 руб.17 Иными словами, рабочий,
получив весь свой месячный заработок и зайдя на рынок, мог приоб-
рести ведро картофеля или 1 кг мяса, а ведь еще нужно было оплатить
многочисленные налоги, подписаться на облигации госзаймов, вне-
сти квартплату и т. д.
И лишь на завершающем этапе войны в связи с увеличением го-
сударственных ресурсов, укреплением продовольственной базы го-
рода стоимость продуктов на неорганизованном рынке заметно
уменьшилась (табл. 1).
В мае 1945 г. по сравнению с маем 1943 г. цены на картофель
снизились в 6 раз с лишним, на морковь и молоко — почти в 3, на
мясо и сливочное масло — более чем в 2 раза. Тем не менее, абсо-
лютные размеры рыночных цен оставались еще очень велики.
Поэтому, если представлялась возможность, горожане выезжали
в сельскую местность, где продукты можно было приобрести дешев-
ле или обменять их на промышленные товары. Типична ситуация, о
которой повествует новосибирец, переживший то время: «Один раз в
месяц давали так называемый "отгул". Помню, в один из таких дней
Таблица 1
Цены на рынках Новосибирска в 1943—1945 гг., руб.*
*ПАНО. Ф. 22, On. 1. Д. 268. Л. 75.
91
отправился с приятелем в близлежащий район за продуктами. Взял
костюм отца, еще что-то, прихватил детские санки и на электричку*.
Они, хоть и редко, но ходили. Весь день шастали по селам, искали,
где лучше обменять свое добро на картошку. Поздно вечером верну-
лись в город, с вокзала до дома еле дотащили свой мешок. Все были
страшно рады, и, конечно, уже не имело значения, как досталась та-
кая лакомая "добыча"»18.
Повседневную жизнь населения объективно и наглядно отража-
ют материалы бюджетных обследований. После выделения в 1943 г.
Кемеровской области они проводились в Новосибирске в 230 семьях
рабочих заводов № 617 (Электровакуумный), № 208 (им. Коминтер-
на), Инструментальный, "Труд", Левобережной ТЭЦ-2, мясокон-
сервного комбината, обувной и швейной фабрик.
Данные бюджетной статистики отчетливо свидетельствуют о том,
что выжить в военное лихолетье было непросто. Огромный рост госу-
дарственных расходов и связанная с ним эмиссия денег, сведение до
минимума производства потребительских товаров значительно сокра-
тили покупательную силу рубля. Ее поддержание обеспечивалось пре-
жде всего введением карточной системы и сохранением сравнительно
низких пайковых цен на продукты питания и промышленные изде-
лия, а также коммунальные услуги. Кроме того, для усиления роли за-
работной платы как стимула трудовой деятельности была введена
новая премиальная система, увеличены расценки за сверхурочные ра-
боты, повышены ставки в ведущих отраслях оборонного комплекса.
Эти факторы отразила структура доходов рабочих (табл. 2). Основным
их источником являлась заработная плата, которая обеспечивала око-
ло 70 % поступавших денежных средств. При этом наибольший вклад
в семейный бюджет вносил ее первый работник — так называемый
глава семьи. Нередко таковым являлись женщины, а также подростки
и пенсионеры, на плечи которых легла забота по материальному обес-
печению семей.
Нельзя не отметить, что в 1945 г., после Победы, существенно
снизилась величина заработной платы и соответственно всего сово-
купного дохода, что определялось сокращением выпуска оборонной
продукции, перестройкой производства, начавшейся конверсией.
Анализ бюджетных обследований позволяет сделать вывод, что
малозаметной была государственная помощь трудящимся. Поступ-
*Имеется в виду пригородный поезд.
92
Таблица 2
Размеры и структура денежных доходов семей рабочих в г. Новосибирске
в 1944-1945 гг. (в среднем на одну семью)*
* Таблицы 2-6 рассчитаны и составлены по данным: ГАРФ. Ф. 374. Оп. 3. Д. 953, 1175.
ления из общественных фондов потребления, которые считались
важнейшим атрибутом социалистического строя, внешне многооб-
разные, в действительности не играли значительной роли. Удельный
вес пенсий, стипендий, пособий, различных выплат от предприятий,
государственных и общественных организаций в 1944 г. составил
лишь 5,2 % общего денежного дохода, а в 1945 г. — 4,4 %, что объяс-
нялось мизерными величинами выплачиваемых сумм. Например,
система начисления пенсий родственникам погибших строилась так,
что их размеры оказывались ниже, чем выплачивавшиеся ранее по-
собия семьям военнослужащих. Гибель солдата, помимо тяжелого
личного горя, приносила и дополнительные тяготы его близким.
Особую остроту приобрел вопрос о пенсионном обеспечении семей
воинов Красной Армии, пропавших без вести. В начале войны пра-
93
вительство рассматривало предложение признать погибшими всех
военнослужащих, о которых нет никаких известий. Аргументы, что
при этом пенсионные пособия будут предоставляться семьям тех,
кто находится в лагерях военнопленных, "совершил измену Роди-
не", возобладали. Жены и дети пропавших без вести лишались вся-
кой государственной поддержки.
В условиях военных лет все чаще приходилось прибегать к тако-
му способу получения денежных средств как продажа имущества.
Она превратилась по своему значению во второй после заработной
платы источник доходов. Естественно, нельзя не видеть его относи-
тельности. Продавалось то, что тщательно береглось и остро требо-
валось самим рабочим. Однако нужда заставляла реализовывать на
рынке и без того скудные запасы вещей, чтобы приобрести хлеб для
голодного, обувь для разутого, лекарство для заболевшего.
В целом размеры и структура денежных доходов отчетливо сви-
детельствуют о тяжелом материальном положении семей рабочих.
Заработная плата не обеспечивала прожиточного минимума, на по-
мощь от государственных организаций не приходилось рассчиты-
вать, что вынуждало продавать личное имущество в целях изыскания
денежных средств для обеспечения неотложных потребностей.
Тяготы повседневной жизни отражает и структура расхода денег
(табл. 3). Половина из них затрачивалась на питание, ибо даже скуд-
ный рацион стоил очень дорого. Вынужденно возрастали размеры и
доля затрат на приобретение остро дефицитных одежды, обуви, а
также их шитье и починку. На другие потребительские нужды выде-
лялись крайне ограниченные средства.
В то же время усилился финансовый пресс государства на насе-
ление. В 1944 г. в среднем одна рабочая семья тратила на покупку об-
лигаций госзаймов, взносы и налоги 19,2 % всех расходуемых денег,
в 1945 г. — 20,1 %, т.е. пятую часть.
Таким образом, сформировались две основные группы затрат:
первая — на обеспечение самых насущных жизненных потребностей
и вторая — на выплату денежных средств для пополнения государст-
венного бюджета. По существу этими статьями исчерпывалась вся
структура расходов.
Сложился ярко выраженный хлебно-картофельный рацион пи-
тания (табл. 4). Дополнением служили преимущественно капуста и
дикорастущая зелень. Других продуктов потреблялось очень мало.
94
Таблица 3
Размеры и структура денежных расходов семей рабочих в г. Новосибирске
в 1944-1945 гг. (в среднем на одну семью)
В 1944 г. в домашнем и общественном питании в совокупности
на одного члена семьи пришлось в месяц 825 г мяса и мясопродуктов
всех видов, в 1945 г. соответственно — 905 г, рыбы — 1175 и 733 г, са-
хара и сахарина — 92 и 192 г, кондитерских изделий — 92 и 183 г,
маргарина и прочих жиров — 308 и 317 г, молока — 1,4 и 1,9 л, живот-
ного масла — 225 и 300 г, наконец, яиц — 0,8 и 0,6 шт., т.е. в послед-
нем случае одно яйцо приходилось на два человека.
95
Таблица 4
Питание членов семей рабочих в Новосибирске в 1944—1945 гг. (кг на 1 чел.)
Хлебная пайка и картошка, зимой нередко мерзлая, а летом —
проросшая, служили каждодневной пищей. В бараках-общежитиях
из-за хронической нехватки дров картофель варили так: на печку
ставился котелок, как только вода закипала, его снимали и заверты-
вали в фуфайку, чтобы картошка "дошла". А на разогретую плиту
ставилась новая посудина. Уже ранней весной, едва сходил снег,
некоторые рабочие отправлялись на колхозные поля и из еще про-
мерзшей земли выдалбливали картофелины, из которых пекли так
называемые "тошнотики". Иногда за высокую цену картофельные
лепешки можно было купить прямо в бараке. Мерзлые картофелины
96
и капустные листья обжаривали также в цехах и мастерских. Счита-
лось удачей попасть на упаковку некоторых изделий, ибо там приме-
нялся картофельный клейстер, который был съедобным. Качество
питания не соответствовало продолжительному и напряженному ра-
бочему дню, что вело к ослаблению организма, распространению
дистрофии, росту заболеваемости.
Основными источниками поступления продовольствия в семьи
рабочих являлись государственная торговля, где продукты приобрета-
лись по карточкам, система общественного питания, также включен-
ная в нормированное снабжение, неорганизованный ("колхозный")
рынок, действовавший на основе свободных цен, личное подсобное
хозяйство (преимущественно огородничество) и самозаготовки (сбор
ягод, грибов, дикорастущей зелени и т.д.). Некоторые предприятия
выделяли на рабочее снабжение продукты, полученные вне централи-
зованных фондов. По отдельным видам продовольствия эти источни-
ки его поступления играли различную роль в обеспечении трудящих-
ся (табл. 5). В учреждениях госторговли и общественного питания
приобреталось более 90 % хлеба, крупы, макаронных изделий, сахара
и сахарина. Преимущественно через столовые выдавались мясные и
рыбные продукты, маргарин и прочие жиры, а также сливочное масло
и молочные продукты. Из-за высоких цен на неорганизованном рын-
ке покупки там производились лишь в крайних случаях. Личное под-
собное хозяйство служило основным источником поступления кар-
тофеля и овощей.
Не менее сложно, чем пропитаться, было раздобыть одежду и
обувь. Производство промышленных товаров резко сократилось.
Если в первом полугодии 1941 г. удельный вес изделий легкой про-
мышленности в общем выпуске продукции предприятиями Новоси-
бирска равнялся 19,3 %, то в первом полугодии 1945 г. — 2 %. В
основном люди пользовались теми вещами, которые были приобре-
тены в довоенное время. Покупки новых товаров производились
крайне редко (табл. 6). К концу войны в рабочих семьях приобрете-
ние тканей и обуви хотя и увеличилось, но составляло в абсолютных
размерах незначительную величину. По существу это был рост в пре-
делах нищеты. Причем предметы потребления приобретались как по
ордерам в государственной торговле, так и на рынке по спекулятив-
ным ценам. В 1944 г. рабочие Новосибирска купили там 44 % всей
обуви, в 1945 г. — 49 %. Приобретение тканей (в основном хлопчато-
97
98
бумажных) в этом году превысило 2 м на
члена семьи, каждый из них получил пару
обуви.
Хлопчатобумажная кофточка, рези-
новые галоши, кирзовые сапоги остава-
лись предметом мечтаний. Отсутствие
одежды и обуви нередко становилось
причиной заболеваний, пропусков деть-
ми занятий в школе. Случалось, что рабо-
чие-подростки шли на завод босиком,
разбивая ноги о камни. В цехе обматыва-
ли ступни пергаментной бумагой, чтобы
не так холодно было стоять на цементном
полу.
Товары повседневного спроса в воен-
ные годы выглядели очень своеобразно.
Многие носили тапочки и ботинки, верх
которых состоял из хлопчатобумажной
ткани, а подошва была изготовлена из де-
рева. Передвигаться в такой обуви "на де-
ревянном ходу" было очень не просто, но
и ей искренне радовались. К зиме выда-
вались ватные "стеганки", которые
соединялись с галошами. Рабочие и ра-
ботницы получали фуфайки и ватные
брюки, покрытые редкой бязью, сквозь
которую просвечивалась вата.
Требовалась большая смекалка, что-
бы изготовить хоть какую-то одежду. Для
зачистки изделий в цехах выдавалось на-
ждачное полотно на хлопчатобумажной
основе. Сбереженные куски ткани работ-
ницы отстирывали и шили из нее платья
и халаты. Марля от повязок-респирато-
ров использовалась для изготовления
блузок. Очень ценилась ветошь с хлопча-
тобумажной пряжей, предназначенная
для протирки металлических поверхно-
стей. Нитки тщательно выбирали, распу-
99
Таблица 6
Приобретение отдельных промышленных това-
ров рабочими в Новосибирске в 1944-1945 гг.
(в госторговле и на вещевом рынке на одного
члена семьи)
тывали, соединяли концы и
вязали из них кофты и плат-
ки. Передовикам производ-
ства стали чаще выдаваться
ордера на приобретение в
магазине отреза материи,
пары галош или брезенто-
вых ботинок. Такие ордера
воспринимались как очень
ценная премия.
Таким образом, бюд-
жетные обследования сви-
детельствуют о том, что
материальное положение
рабочих семей было ниже
прожиточного минимума и
не обеспечивало необходи-
мых условий даже для вос-
производства рабочей силы.
Подлинный патриотизм и
подвижничество в те годы выражались не только в производствен-
ных достижениях, но и в каждодневном преодолении житейских
трудностей, порой казавшихся непереносимыми.
Сложнейшей социальной задачей в начальный период Великой
Отечественной войны являлась организация помощи эвакуирован-
ным. Одним из крупных центров их приема стал Новосибирск. К
осени 1942г. сюда прибыли 91700 чел., в том числе женщины, стари-
ки, дети. Основную массу составили жители Ленинграда и Ленин-
градской области, Москвы и Подмосковья, Украины, Северного
Кавказа, Смоленской, Воронежской и Сталинградской областей.
Новосибирский обком ВКП(б) и исполком областного Совета
депутатов трудящихся 5 июля 1941 г. обязали городские и районные
органы управления организовать прием и размещение эвакуирован-
ных граждан, устроить на работу всех трудоспособных лиц, в случае
необходимости зачислить их на курсы по переподготовке кадров.
Для починки одежды и обуви открывались специальные мастерские,
нуждающимся детям-школьникам предоставлялись бесплатные зав-
траки, эвакуированные прикреплялись к лечебным учреждениям и
столовым, обеспечивались топливом.
100
Особенно остро встала жилищная проблема. К началу войны
г. Новосибирск имел 450 тыс. населения и 1408 тыс. м2 жилья, т.е.
всего 3,1 м2 на человека. В условиях крайней жилищной нужды за
счет уплотнения жителей уже к декабрю 1941 г. эвакуированным
было предоставлено 220,2 тыс. м2 жилплощади. Тысячи семей ново-
сибирцев потеснились, чтобы помочь расселить прибывших людей,
приняли самое живое участие в их судьбе.
Кроме того, под жилье срочно приспосабливались различные
подсобные помещения, в том числе чердаки и подвалы, а также не-
которые культурно-бытовые здания. В соответствии с постановлени-
ем СНК СССР от 13 сентября 1941г. "О строительстве жилых
помещений для эвакуированных" возводились строения упрощен-
ного типа — каркасно-засыпные бараки, полуземлянки и даже зем-
лянки. До предела уплотнялись общежития, в них устанавливались
двухъярусные нары и кровати, для семей отгораживались так назы-
ваемые "углы".
Одновременно изыскивались ресурсы для строительства типо-
вых жилых зданий. Исполком Новосибирского областного Совета
депутатов трудящихся 27 сентября 1941 г. принял решение "О при-
влечении населения к трудовой повинности по строительству жилых
домов для эвакуированного населения". В течение 1942 г. в области
было сдано в эксплуатацию 60 тыс. м2 жилья, в том числе значитель-
ная часть в Новосибирске.
Сибиряки делились с прибывшими из западных районов граж-
данами всем, чем могли. В городе был создан специальный фонд по-
мощи эвакуированным. С октября 1941 г. по апрель 1942 г. только по
Новосибирскому профсоюзу металлистов действовали 505 бригад,
насчитывавших 1600 чел., которые занимались размещением при-
бывших. За этот же период они помогли обустроиться в Кировском
районе 18 тыс. эвакуированным. Только три завода выделили им 1800
одеял, 1750 пар валенок, 7000 пар кожаной обуви и другие вещи19.
Новосибирцы и прибывшие в город ленинградцы, москвичи, ук-
раинцы, белорусы и представители других народов сроднились в
единую семью, вместе преодолевали трудности и лишения.
Быстро растущая промышленность города требовала массовых
кадровых пополнений. Внутренние трудовые резервы в Новосибир-
ске оказались исчерпанными уже к зиме 1941/42 г. Основным источ-
ником людских ресурсов стало село. С начала 1942 г. Новосибирский
облисполком систематически принимал решения о мобилизации
101
сельской молодежи на оборонные заводы. По разным направлениям:
в Коченево, Чулым, Тогучин, Каргат, Колывань, Пихтовку и другие
места, отправились их представители, чтобы произвести набор
14-17-летних подростков. Матери выскребали последние крохи
муки, выпрашивали ее у соседей и пекли "подорожнички" для детей,
отправлявшихся в далекий неизвестный город. Многие из них впер-
вые в жизни увидели паровоз, трамвай, многоэтажные дома. "При-
везли нас на вокзал, боимся, стоим, плачем, мы же никогда нигде не
были, кроме своей деревни Пихтовка, не видели станций, паровозов,
трамваев, все гудит, свистит, ничего не понимаем, говорим — все,
мы пропали", — так вспоминали через десятилетия ветераны обо-
ронной промышленности о своей первой встрече с Новосибирском.
Однако эти подростки, испугавшиеся большого города, робко
жавшиеся к привезшей их сюда представительнице завода, следовав-
шие за ней как "гусятки за мамой-гусыней", уже были готовы к тя-
желому физическому труду. Многие имели по нескольку лет
колхозного стажа, хорошо знали солоноватый вкус пота, выступав-
шего на губах, когда приходилось от рассвета до заката пропалывать
посевы, дергать лен, вязать снопы. "Раньше был такой закон или по-
рядок в деревнях, что дети 8-9 лет считались чуть ли не самостоя-
тельными рабочими. В 10 лет я уже умела прясть и ткать, помогать в
хозяйстве. И не дай бог, мама увидит тебя без дела, греха не обе-
решься". Трудовая закалка, полученная в раннем детстве, помогла
этим подросткам выстоять в военное лихолетье, выдержать жесто-
чайший ритм оборонного производства. Еще не прошел испуг пер-
вых впечатлений, а их уже ставили на рабочие места, они начали
обживаться в Новосибирске, часто не предполагая, что навсегда свя-
зывают с ним свою судьбу20.
Однако большой город не был приветлив по отношению к своим
новым жителям. Размещали их в общежитиях: обширных землянках
или на "верхотуре" — мансардах бараков. Прибывавших обычно
встречал комендант, который выдавал им матрацы и наволочки. Их
набивали соломой или травой. Электричество еще не было проведе-
но, на каждую половину мансарды или землянки получали по две
стеариновые свечи в расчете на месяц. Воду привозили в бочке на
лошади один раз в день. К ней бежали наперегонки, стремясь запол-
нить бутылки и котелки. Зимой для приготовления пищи и умыва-
ния растапливали снег.
102
Спешно построенные, имевшие массу недоделок бараки и зем-
лянки, были очень холодными. Неоштукатуренные стены промерза-
ли. Спали в верхней одежде, которая к утру покрывалась инеем.
Нередко ложились по двое на нары, а сверху укрывались освободив-
шимся матрацем. Остро не хватало дров. Их добывали, где могли,
иногда выменивали у строителей за кусок драгоценного хлеба. Не-
редко рабочие-подростки оставались ночевать в цехах, где засыпали,
пригревшись у паровых радиаторов. Очень трудно было помыться.
Обычно разогревали железную печь, около нее ополаскивались рас-
топленной снеговой водой несколько человек, а другие ждали очере-
ди, сидя поблизости и укутавшись в фуфайки. В бараках и землянках
не было бачков, ведер, столов, табуреток. Большие хлопоты вызыва-
ло приготовление пищи. Чтобы написать письмо домой, вместо чер-
нил разводили родомин, которым на производстве закрашивался
лак.
Многие рабочие имели всего один комплект нижнего белья и
верхней одежды. В цехах, где использовались масла, эмульсии, хи-
мические вещества, одежда покрывалась пятнами, быстро изнаши-
валась. Если ее отдавали в починку или стирали, то не было никакой
возможности выйти за порог помещения.
В начальный период войны заводские руководители, партийные
и советские органы все усилия концентрировали на производствен-
ных задачах: размещении и пуске в эксплуатацию эвакуированного
оборудования, строительстве новых цехов и освоении технологиче-
ских процессов, наращивании выпуска продукции для фронта.
Вопросы материально-бытового обеспечения трудовых коллективов
отодвигались далеко на задний план. В конце 1942 г. первый секре-
тарь обкома ВКП(б) М.В. Кулагин отмечал, что Новосибирск
оказался в состоянии принять и разместить эвакуированные пред-
приятия, но, несмотря на имевшиеся возможности, "позорно прова-
лился с обеспечением занятых на них рабочих нормальными
условиями для жизни и работы". По его словам, многие руководите-
ли "оторвались от рабочих, от их нужд, более всего используют закон
о борьбе с самовольными уходами с предприятий, а некоторые пока-
зывают лицо шкурника в полном смысле, рассуждая так: "За план
могут и в тюрьму посадить, а за все остальное едва ли накажут"21.
Часть рабочих, преимущественно подростков, не выдерживала
тяжелейших бытовых условий, сверхнапряженного труда и убегала
домой. По законам военного времени самовольный уход с предпри-
103
ятия считался дезертирством и подлежал уголовному преследова-
нию. В 1943 г. в Новосибирске насчитывалось 20 тыс. так
называемых "дезертиров", в 1944 г. — 10,2 тыс.22 Сбежавших разы-
скивали, осуждали к принудительным работам на том же предпри-
ятии. Им так же, как тогда говорили, "вырезали штаны", т.е. из
хлебной карточки убирались талоны на получение 200 г хлеба, что
представляло очень ощутимое наказание. Правда, после месячного
испытательного срока хлебная пайка могла быть восстановлена.
Крупнейшим производителем боеприпасов в СССР являлся
комбинат 179 (Сибсельмаш), выпустивший в годы войны 48 млн ар-
тиллерийских снарядов. Из месяца в месяц трудовой коллектив пе-
ревыполнял производственный план, а условия жизни заводчан
оставались крайне тяжелыми. Суровым испытанием стали зимы
1941/42 и 1942/43 гг., но и в дальнейшем позитивных сдвигов не про-
изошло. Как отмечалось на XVI пленуме Новосибирского горкома
ВКП(б), состоявшемся в декабре 1944 г. и обсуждавшем вопрос
"О материально-бытовых условиях рабочих комбината № 179",
начальники цехов, производств и заводов не только не принимали
меры по улучшению материально-бытового обеспечения трудящих-
ся, "но зачастую даже не знали, где и как их рабочие живут". Отпу-
щенные средства на жилищное строительство не осваивались,
капитальные дома оставались недостроенными, а имевшиеся бараки
ветшали и разрушались. В рабочих общежитиях стояли двухъярус-
ные нары, царила антисанитария, помещения кишели клопами. От-
сутствовали постельное белье, столы, табуретки, тумбочки. Даже
кружки для питья воды являлись большой редкостью. В столовых
из-за порчи продуктов происходили случаи массовых отравлений ра-
бочих. На комбинате действовала жесткая система штрафов за брак.
Независимо от того, был допущен он по вине рабочего или нет, про-
изводились вычеты из зарплаты. В результате многие трудящиеся,
прежде всего высококвалифицированные, месяцами не получали де-
нег, а их "долг" перед предприятием возрастал. Сотни рабочих и ра-
ботниц ходили на работу босиком и без нижнего белья, только в
потрепанной верхней одежде. Из-за непереносимых трудностей
быта лишь с января по декабрь 1944 г. с комбината дезертировали
2622 чел. Невыходы на работу из-за отсутствия обуви и одежды со-
ставили 1758 человеко-дней, в связи с дистрофией, простудными и
другими заболеваниями было потеряно свыше 280 тыс. чел.-дней,
или только по двум этим причинам ежедневно не работали 845 чел.
104
Лишь с осени 1944 г. стали реализовываться действенные меры
по изменению создавшегося положения. К 1 ноября все общежития
были отремонтированы, в них завезли трехмесячный запас топлива.
В проводившемся соревновании среди предприятий по подготовке
жилого фонда к зиме комбинат 179 впервые вышел из числа отстаю-
щих и занял второе место в Кировском районе. В декабре восстано-
вили и сдали в эксплуатацию под общежития 540 м2 ранее непригод-
ной жилой площади. Ее общая величина достигла 23 640 м2, всего
проживали в общежитиях 6724 молодых рабочих, т.е. на одного чело-
века приходилось 3,5 м2. За последние три с половиной месяца
1944 г. они получили большое количество различного инвентаря и
имели 1100 железных коек, которыми заменялись деревянные нары,
861 тумбочку, 3600 табуреток, 630 столов, 450 ведер, 150 тазов. Про-
живающим в общежитиях выдали 5460 простыней, 3519 одеял, 6071
матрац, 2992 наволочки. Сдвиги были ощутимы, но даже до мини-
мального обеспечения потребностей оставалось еще далеко.
Позитивные изменения почувствовали и другие категории тру-
дящихся. Среди них было распределено 13 523 фуфайки, 7923 кос-
тюма, 12 712 шт. белья, 1358 стеганных брюк, 6372 пары валенок,
13 240 пар кожаной обуви и 1358 пар так называемых "ноговиц с га-
лошами". Весной 1945 г. в жилых массивах комбината начались бла-
гоустроительные работы: убирались горы скопившегося мусора,
устанавливались скамейки, было высажено 2500 деревьев и 5000
мелких кустарников23.
Одним из лучших в городе считался жилой фонд приборострои-
тельного завода им. В.И. Ленина, но такая оценка исходила из стан-
дартов военного времени. Здесь имелось 10 общежитий (в том числе
5 в землянках), в которых проживали 406 чел. Использовались пре-
имущественно металлические кровати, в наличии находилось 406
матрацев, 386 одеял, 486 простыней, 628 наволочек, 227 полотенец.
Семейные рабочие размещались в 10 рубленных деревянных домах
по 8 комнат каждый, в 39 щитовых зданиях, 27 каркасно-засыпных
бараках и 62 землянках. Всего эксплуатировались 163 жилых строе-
ния с 443 комнатами, причем в одной комнате нередко размещались
по две семьи. Многие заводчане построили собственные небольшие
дома. В частном секторе проживали 3237 семей приборостроителей24.
Всего в военные годы в Новосибирске было сдано в эксплуата-
цию 254,8 тыс. м2 жилплощади. Однако в связи с быстрым ростом
населения обеспеченность ею снизилась, составив к концу войны
105
лишь 2,7 м2 на человека25. В 1941-1942 гг. строились преимуществен-
но бараки и землянки, заселялись склады, овощехранилища и другие
неприспособленные помещения.
В начале 1943 г. обобществленный жилой фонд Новосибирска со-
ставил 697,3 тыс. м2, в том числе 579,0 тыс. приходилось на жилые
дома, 99,6 тыс. — на бараки, 6,7 тыс. — прочие строения и 12,0 тыс. —
на нежилые помещения. Всего в городе имелось 729 бараков, в кото-
рых проживали 28,4 тыс. чел. Часть зданий имела крайнюю степень
износа. В помещениях, считавшихся непригодными для жилья, раз-
мещались 26 тыс. новосибирцев.
Планировалось развитие индивидуального жилищного строи-
тельства. Решением СНК СССР коммунальным банкам разрешалось
выдавать индивидуальным застройщикам ссуду в размере 5 тыс. руб.,
причем эвакуированным — на льготных основаниях. Однако этих де-
нег не хватало даже для постройки небольшого дома, трудно было
раздобыть строительные материалы. Тем не менее частный сектор
Новосибирска заметно расширился. Если в январе 1941 г. имелось
34 862 частных дома, то в начале 1944 г. — 41 420, их жилая площадь
увеличилась с 705,5 тыс. до 847 тыс. м2, что составило в среднем 20 м2
на одно строение. Обычно они не имели коммунальных удобств, даже
не всегда обеспечивались электрическим освещением26.
В острую проблему коммунального хозяйства превратилось во-
доснабжение. Мощность водопровода в Новосибирске составляла
22 тыс. м3 воды в сутки, а потребность в ней в начале 1942 г. достигла
37 тыс. м3. Вода требовалась для быстро растущего производства и на
гражданские нужды. Однако протяженность водопроводной сети
практически не увеличивалась. В начале 1942 г. она составила
91,0 км, к концу 1945 г. — 92,8 км. Мощность повышалась за счет
частичной реконструкции водопровода и отказа от очистки воды. В
начале 1943 г. ее среднесуточная подача в сеть достигла 29,0 тыс. м3, а
в начале 1945 г. — 34,5 тыс., что, однако, не покрывало потребности.
Население использовало воду из Оби, озер, котлованов. На террито-
рии города были построены 32 колодца27.
Еще сложнее обстояло дело с канализацией. Ее протяженность и
пропускная способность были гораздо ниже, чем водопровода. За
1941-1942 гг. длина канализационной сети увеличилась от 71 до
72,2 км, пропуск сточных вод составил 17,9 и 21,1 тыс. м3/сут. Несо-
ответствие в количестве воды, подаваемой водопроводом и прини-
106
маемой в канализацию, вело к заболачиванию почвы, ухудшению
санитарного состояния городских улиц и дворов28.
Их уборка, вывоз мусора производились редко и нерегулярно.
Лишь весной 1944 г. была проведена капитальная санитарная очист-
ка территории Новосибирска. В субботниках и воскресниках приня-
ли участие десятки тысяч горожан29.
В военный период в городе функционировали всего 7 комму-
нальных бань, имевших немногим более 1 тыс. мест. Из-за отсутст-
вия электроэнергии, топлива, низкого качества угля они часто
простаивали, закрывались на так называемый внеплановый ремонт.
Среди воспользовавшихся их услугами более половины составляли
контингенты воинских подразделений. Жителю города попасть в
баню было непросто. Приходилось отстаивать длинную очередь,
мыться в тесноте. Крупные предприятия строили и оборудовали ве-
домственные бани, которые обслуживали только их трудовые кол-
лективы.
Таковыми в большинстве своем являлись и прачечные. Обычно
для них выделялись помещения в рабочих общежитиях, куда подво-
дилась горячая вода, там устанавливались корыта и тазы, приспособ-
ления для глажения белья и одежды30.
Большой социальной проблемой стала нехватка детских учреж-
дений. Матерям, уходившим на завод, нередко приходилось остав-
лять малышей дома без присмотра. Летом 1942 г. в органах
здравоохранения и образования Новосибирска находились более
8 тыс. неудовлетворенных заявлений от жен фронтовиков с прось-
бой устроить их детей в детские сады и ясли. Детские учреждения
строились преимущественно предприятиями и являлись ведомст-
венными. В 1943-1944 гг. многие новосибирские заводы организова-
ли также пионерские лагеря и детские санатории31.
Общественный транспорт в городе был представлен трамваем.
Но уже осенью 1941 г. здания трамвайного парка передали оборонно-
му заводу. Вагоны изнашивались, не ремонтировались, все чаще не
выходили на линию. В начале 1943 г. действовали 29 трамваев, а к
январю 1944 г. их осталось всего 10. Среднесуточная перевозка пасса-
жиров в 1942 г. составила 104,5 тыс. чел., в 1943 г. — 77,5 тыс. По ре-
шению горкома ВКП(б) для восстановления трамвайного парка с
оборонных заводов было передано большое количество станков, ин-
струмента, металла и других материалов. Для проведения ремонтных
работ командировано 4 инженера и свыше 100 рабочих. Они восста-
107
новили десятки вагонов и обеспечили их выход на линию. В январе
1944 г. среднесуточная перевозка пассажиров в Новосибирске соста-
вила всего 41,3 тыс. чел., в феврале — 55,0 тыс., в марте — 69,2 тыс.,
апреле — 122,9 тыс., в мае — 132,6 тыс. чел.32 Однако вагоны были
набиты до отказа, желающие уехать гроздьями висели на подножках,
взбирались на крышу.
Большинство новосибирцев отправлялись на работу и обратно
пешком. Типичен рассказ современника, тогда молодого рабочего
авиационного завода № 153 им. В.П. Чкалова: «Обычно около шести
утра слышалось сквозь сон: "Вставай, сынок, на работу пора".
Как-то чем-то перекусываю (хлеб, картошка, чай) и... на улицу. До
ул. Гоголя близко. А там — поток людей, как Первомайская демон-
страция. Все движутся в нужную мне сторону — по пути много но-
вых заводов, эвакуированных с запада. "Включаешься" в колонну и
уже можешь ни о чем не думать — идешь и спишь на ходу, но до за-
вода тебя доведут. Вечером та же картина, но движение в обратную
сторону. И все в темноте: утром — рано, вечером — поздно. Белого
света практически и не видишь. Трамваи, между прочим, ходили, но
уже из центра были так переполнены (люди сидели на крышах), что
и думать было нечего, чтобы прицепиться. Так что час туда, час —
обратно, пешком»33.
Во второй половине войны правительственные органы страны
приняли несколько решений, непосредственно отразившихся на ус-
ловиях жизни тружеников тыла. В соответствии со специальным
постановлением СНК СССР рабочим оборонных предприятий с на-
чала 1943 г. стали предоставляться не менее двух выходных в месяц.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1943 г. за-
прещались сверхурочные работы для подростков. СНК СССР 5 мар-
та 1944 г. установил для молодых рабочих в возрасте до 16 лет
еженедельный день отдыха и очередные отпуска продолжительно-
стью 12 дней. На некоторых, особо сложных и опасных производст-
венных участках, продолжительность рабочей смены не могла превы-
шать 8 ч34.
Несмотря на изнурительный труд, тяготы быта, молодость брала
свое. Находили время для развлечений, "посиделок" и танцев. В сво-
бодную минуту около бараков образовывались громкие и веселые
"пятачки-толчки", где под балалайку, гармошку или просто гребен-
ку с бумажкой пели и танцевали. Особенно популярны были вальсы,
подгорная, полька.
108
Сложился своеобразный фольклор военных лет, в котором отра-
жались переживания молодежи тех лет, нужда в повседневной жиз-
ни, не проходящая тоска по родителям, покинутому отчему дому.
"Встань-ка, маменька, пораньше,
Да послушай на заре.
Не твоя ли дочка плачет,
На чужой, на стороне."
Хотелось вернуться к нормальному жизненному ритму, просто-
му, но налаженному быту, без голода, холода и изнурительного тру-
да. Мечталось о том дне, когда станет возможным возвращение в
родную деревню.
"Я пришла на передачу*,
Передача свистнула.
До свиданья, Заводская
И баланда кислая."
Очень скромными были мечты, незатейливыми потребности тех
лет. Вот какие подарки ожидали тогда девушки от своих ухажеров:
"Приходи ко мне, миленок,
И пойдем на бугорок.
Захвати буханку хлеба
И картошки котелок."
Самые молодые рабочие танцам и посиделкам предпочитали
игры: в третьего лишнего, ремень и другие. Комсомольцы стали уст-
раивать спортивные состязания: летом — футбол, бег, зимой — лыж-
ные кроссы в лесу35.
Любимым досуговым развлечением новосибирцев являлось кино.
Фильмы показывали в рабочих клубах один-два раза в неделю. Де-
монстрировались прежде всего киноленты, которые отражали собы-
тия Великой Отечественной войны, способствовали воспитанию
патриотических чувств: "Нашествие", "Жди меня", "Во имя Роди-
ны", "Секретарь райкома", "Радуга", "Зоя", "Подводная лодка Т-9",
"В 6 часов вечера после войны" и др. Показывались и документаль-
ные фильмы, которые служили тем же целям: "Разгром немцев под
Москвой", "Ленинград в борьбе", "День войны", "Сталинград", "Ор-
ловская битва", "Народные мстители".
*Так назывались пригородные поезда.
109
В 1943 г. в Новосибирске действовали 4 кинотеатра и 72 ведомст-
венные киноустановки. Были организованы общегородской и три
заводских кинолектория, в которых перед демонстрацией фильмов
читались лекции на историко-патриотические темы, о положении на
фронте, "зверинном облике фашизма".
До войны в городе работали 25 клубов. Во второй половине 1941
г. их помещения были заняты военными организациями и оборон-
ными предприятиями. В 1943 г. удалось вновь открыть 15 клубов. В
них демонстрировались кинофильмы, читались лекции, ставились
концерты художественной самодеятельности, проводились литера-
турно-художественные вечера, создавались спортивные секции.
В цехах предприятий и рабочих общежитиях восстановили ПО
красных уголков. Большинство из них было хорошо оформлено,
имелись газеты и журналы, небольшие библиотеки, шахматы, шаш-
ки. Проводилась культурно-просветительная работа. На авиацион-
ном заводе им. В.П. Чкалова в цехах и общежитиях действовали 19
красных уголков. В 1943 г. в них состоялись 64 лекции на обществен-
но-политические темы, 21 встреча с фронтовиками, 87 литературных
читки, 48 вечеров, посвященных знаменательным датам, организо-
ван 121 "культпоход" в театр и кино.
Перед войной в Новосибирске насчитывалось свыше 100 кол-
лективов художественной самодеятельности. В 1943 г. их осталось 68
с числом участников 1100 чел. Но работали они очень активно. Орга-
низовывались выступления на предприятиях, в госпиталях, воин-
ских частях. Во время сева и уборки урожая самодеятельные артисты
выезжали в сельские районы. Коллектив художественной самодея-
тельности клуба им. Клары Цеткин объединял 40 чел. За 1943 г. на
сцене клуба они дали 65 концертов, которые посетили свыше 20 тыс.
новосибирцев. Кроме того, состоялись 20 концертов в подшефном
госпитале, много выступлений в колхозах и совхозах области. В ян-
варе 1944 г. самодеятельные артисты клуба выехали в Мурманск для
обслуживания подразделений Северного флота, где в течение двух
месяцев ежедневно выступали перед моряками.
Летом 1943 г. в Новосибирске проходили заводские и районные
смотры художественной самодеятельности, пользовавшиеся боль-
шой популярностью у жителей города. С 15 августа по 15 декабря
продолжался городской смотр, в ходе которого свое искусство пока-
зали 477 лучших исполнителей.
110
Несмотря на нехватку времени, многие новосибирцы являлись
завзятыми театралами, использовали любую возможность побывать
на спектакле. Особой популярностью пользовались постановки ле-
нинградских артистов, эвакуированных в Новосибирск. Большой
вклад в развитие культуры города внесли Ленинградская филармо-
ния, симфонический оркестр под руководством Б.Мравинского.
В соответствии с духом времени центральное место занимали
постановки патриотической направленности. Ленинградский акаде-
мический театр драмы им. А.С. Пушкина поставил пьесы "Фронт"
А. Корнейчука, "Русские люди" К. Симонова, "Нашествие" Л. Лео-
нова. В репертуаре Новосибирских театров также преобладала воен-
но-патриотическая тематика. На сцене "Красного Факела" шли
спектакли "Парень из нашего города", "Русские люди" К. Симоно-
ва, "Фронт" А. Корнейчука, "Петр Крымов" К. Финна, "Олеко Дун-
дич" А. Ржепольского и М. Каца. Театр юного зрителя осуществил
постановку антифашистской сказки-пьесы "Король-паук" А.Я. Бру-
штейна.
Между ленинградцами и новосибирцами сложились тесные
творческие отношения. Большую роль в развитии театрального ис-
кусства в городе сыграли народный артист СССР Ю.М. Юрьев, на-
родный артист РСФСР К.В. Скоробогатов, заслуженная артистка
РСФСР Н.С. Рашевская, заслуженный артист РСФСР С.Н. Дудни-
ков и другие представители творческой интеллигенции Ленинграда.
Театральные коллективы вели активную гастрольную деятель-
ность. Только в 1943 г. в воинских частях и госпиталях они дали 144
шефских спектакля. В рабочих клубах и красных уголках предпри-
ятий состоялись 3324 концерта и спектакля. Одиннадцать творче-
ских бригад выезжали на фронт и провели в боевых соединениях 611
выступлений. Актерские коллективы посетили 44 района Новоси-
бирской области, дали для тружеников села 815 концертов и спек-
таклей.
В Новосибирске в военные годы возникли новые формы куль-
турно-просветительной работы. В ряде госпиталей и высших учеб-
ных заведениях: институте инженеров военного транспорта,
медицинском, педагогическом открылись университеты культуры, в
которых читались циклы лекций по вопросам истории российского
государства, философии, литературы, музыки, живописи. По радио
транслировались передачи молодежного университета культуры36.
111
Среди радиопостановок особенно популярной была передача
"Огонь по врагу". Фамилии ее героев — Шмелькова и Ветеркова
знали многие новосибирцы. Большой популярностью в городе поль-
зовались выступления легендарного сибирского музыканта И.И. Ма-
ланина.
И в военное время оставался высоким спрос на книги, журналы,
газеты. Всего в Новосибирске действовали 14 бюджетных библиотек,
их книжный фонд составлял 184,4 тыс. экземпляров, т.е. в среднем на
одного жителя приходилось 0,25 книги37. Поэтому большое значение
имело развертывание сети так называемых передвижек. Они органи-
зовывались в госпиталях, цехах заводов, в молодежных общежитиях.
Проходили читательские конференции и обсуждения прочитанной
литературы. Причем для молодых рабочих и инвалидов войны состав-
лялись особые картотеки, с учетом их интересов подбирались книги.
С 1943 г. в Новосибирске действовала передвижная художест-
венная выставка о злодеяниях фашистов на оккупированной терри-
тории. Ее сопровождал обширный "боевой листок", называвшийся
"Отомстим гитлеровским мерзавцам". Выставка перемещалась с од-
ного предприятия на другое, из цеха в цех. Одновременно проводи-
лись митинги, на которых рабочие призывались повысить выпуск
продукции для фронта.
В городе издавалось 8 многотиражных и свыше 800 стенных
газет. В них, как правило, пропагандировался опыт передовиков
производства, вскрывались недостатки в организации труда, "биче-
вались" бракоделы и нарушители трудовой дисциплины. Одной из
лучших считалась "Молния" — сатирический боевой листок прибо-
ростроительного завода им. В.И. Ленина. По решению парткома она
не снималась до тех пор, пока указанные в ней недостатки не будут
устранены. Заводские руководители любого ранга обязывались дать
ответ на заметки, помещенные в "Молнии"38.
Таким образом, в военные годы в Новосибирске сложилась
своеобразная жизненная среда, отражавшая все тяготы и невзгоды
этого сурового времени. На таком фоне поистине удивительны тру-
довые свершения новосибирцев. За 1941-1945 гг. объем промышлен-
ного производства в городе увеличился более чем в 5 раз. На фронт
отправлялись первоклассные самолеты, сложные оптические и ра-
диотехнические приборы, вооружение, огромное количество бое-
припасов и другая продукция. Этот вклад в Победу был достигнут
неимоверным напряжением человеческих сил.
112
ПРИМЕЧАНИЯ
!Исупов В.А. Динамика численности населения Новониколае века-Новосибирска
(1893-1964 гг.) // Страницы истории Новосибирской области: люди, события, куль-
тура. Первая областная научно-практическая конференция краеведов. Тез. докл. и
сообщ. Ч. 2. М., 1995. С. 11.
2ГАНО. Ф.1 1. Оп. 2. Д. 734. Л. 45; Д. 988. Л.11; Д. 993. Л. 55, 56; Д. 1183. Л. 37, 98.
3Там же. Д. 1404. Л. 6.
4ГАГН. Ф. 33. Оп. 1. Д. 438. Л. 129.
5ГАНО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 255. Л. 55.
Новосибирская область за 50 лет. Ст. сб. Новосибирск, 1967. С. 131.
7Букин С.С. Литерный паек // Сибирская газета. 1993. № 18. С. 8.
8ГАГН. Ф. 33. Оп. 1. Д. 438. Л. 162; Д. 453. Л. 100, 114.
9ГАНО. ФА Оп. 33. Д. 753. Л. 7; Ф. 22. Оп.1. Д. 188. Л. 25.
10Там же. Ф. 22. Оп.1. Д. 255. Л. 46, 47; Д. 268. Л. 75.
11Там же. Ф. 4. Оп. 33. Д. 534. Л. 332; Ф. 22. Оп. 1. Д. 268. Л. 22..71, 73; Д. 255.Л.47;
Оп.З. Д.1267. Л.8, 98;
Д. 1488. Л.44; Д.1598. Л. 14.
12Там же. Ф.22.0п. 1. Д.255. Л.52.
13Там же. Д. 236. Л.92,94; Д.255. Л.53,54; Д. 256. Л.92; Д.268. Л.75, 76.
14Там же. Ф. 4. Оп. 33. Д. 1058. Л. 10; Ф. 22. Оп. 1. Д. 268. Л. 71; Д. 269. Л. 69.
15Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 268. Л. 73.
16Тепляков А.Г. Рыночная торговля в городах Западной Сибири в годы Великой Оте-
чественной войны // Социальная сфера Сибири: тенденции и проблемы развития.
Сб. науч. тр. Новосибирск, 1992. С. 83, 85.
17ГАНО. Ф. И. Оп. 2. Д. 882. Л. 2, 10, 17, 29, 38, 53, 92.
18Соскин В.Л. Первый год войны в Новосибирске глазами подростка // Память о вой-
не. 55-летию Победы посвящается. Материалы музейных чтений. Новосибирск,
2000. С. 95.
19ГАНО Ф. 22, Оп. 1. Д. 88. Л. 209; Ф. 1020. Оп. 2. Д. 220. Л. 12; Рабочий класс Сибири в
годы упрочения и развития социализма. Новосибирск: Наука. 1984. С. 140-141; Си-
бирь в годы Великой Отечественной войны. Сб. научн. тр. Новосибирск, 1986.
С. 32-34.
20Буыш С.С. Завод "Искра" в годы Великой Отечественной войны. Исторический
очерк и воспоминания ветеранов. Новосибирск, 2001. С. 18.
21ГАНО. Ф. 1020. Оп. 2. Д. 172. Л. 140.
22Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 255. Л. 105; Д. 269. Л. 65.
23Там же. Ф. 720. Оп. 2. Д. 240. Л. 305-320; Д. 291. Л. 12-13.
24Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 236. Л. 91-92.
25Доблестный труд рабочих, крестьян и интеллигенции Новосибирской области в
годы Великой Отечественной войны. Новосибирск, 1964. С. ИЗ; ГАРФ. Ф. 314. Оп.
2. Д. 1200. Л. 141.
26ГАРФ. Ф. 374. Оп. 9. Д. 92. Л. 6-7; Д. 93. Л. 26-30; Д. 95. Л. 8, 9,12,13; Д. 124. Л. 1, 8,
55.
27ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 659. Л. 28; ГАРФ. Ф. 374. Оп. 9. Д. 104. Л. 2, 14, 28, 29; Д. 206.
Л. 1, 42; Д. 207.Л. 5, 43, 44, 119.
28Там же.
29ГАНО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 251. Л. 18.
30Там же. Ф. И. Оп. 2. Д. 659. Л. 86; Д. 662. Л. 12-13; Ф. 22. Оп. 1. Д. 255. Л. 65-66.
ИЗ
31Там же. Ф. 22. Оп. 1. Д. 213. Л. 280-282.
32Там же. Д. 255. Л. 64.
33Соскин В.Л. Первый год войны в Новосибирске глазами подростка. С. 95.
34Рабочий класс Сибири в период упрочения и развития социализма. С. 136.
35Букин С.С. Завод "Искра" в годы Великой Отечественной войны. С.42-43.
36ГАНО. Ф.22. Оп.1. Д. 255. Л. 72-79.
37НГГА. Ф. 33. Оп. 1. Д. 2426. Л. 1
38ГАНО. Ф. 22. Оп. 1. Д. 255. Л. 117,118.
114
В.А. Исупов
СОЦИАЛЬНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА
СТАЛИНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
(НА МАТЕРИАЛАХ СИБИРИ)
В многовековой истории России, не раз вступавшей в военные
конфликты, не было войны столь жестокой и кровавой, какой была
Великая Отечественная. Ни в одной войне население глубокого
тыла не испытывало лишений, подобных тем, которые обрушились
на людей в 1941-1945 гг. Без всякого преувеличения можно утвер-
ждать, что эту войну вела не только армия, но и весь народ. В этом
смысле война с самого начала носила тотальный характер — ее уча-
стниками так или иначе были все люди, жившие в то страшное вре-
мя, независимо от того в тылу ли они находились или на фронте. Не
было ни одной семьи, ни одного человека, которых бы война обош-
ла стороной.
В ходе Великой Отечественной войны демографическая сфера
была потрясена до основания мощной катастрофой, в которой ог-
ромные боевые потери и массовая гибель гражданских лиц вследст-
вие эпидемий, голода и нацистского террора на оккупированной
территории сочетались с потерями населения в тылу в результате
резкого падения рождаемости и повышения смертности.
Не только исследователи, но и самые широкие круги обществен-
ности постоянно проявляли повышенный интерес к истории Вели-
кой Отечественной войны, а в последнее десятилетие в связи с
открывшимся доступом к ранее закрытым источникам и формирова-
нием новой научной парадигмы, этот интерес усилился. Все более
заметное место в историографии войны занимают демографические
сюжеты. В свет вышло множество статей и монографий, специально
освещающих или в различной степени детализации затрагивающих
такие проблемы, как боевые потери Красной армии, изменения чис-
ленности и деформации поло-возрастного состава населения как
страны в целом, так и отдельных регионов, кардинальные изменения
115
параметров смертности, рождаемости и брачности в тылу и на окку-
пированных врагом территориях1. В результате, к сегодняшнему дню
в общих чертах выявлены некоторые общие тенденции динамики
количественных показателей пертурбационного развития демогра-
фической сферы в 1941-1945 гг. Таким образом, далеко не простая,
но все же начальная часть работы, после которой собственно и раз-
вертывается углубленный научный анализ, учеными выполнена.
Теперь можно обсуждать точность опубликованных данных, коррек-
тировать их в сторону увеличения или уменьшения, но прочная ос-
нова для дальнейшей работы создана.
Отныне перед исследователями стоит не менее важная, но оче-
видно более сложная задача — определить содержание демографиче-
ского процесса в военные годы, выявить его качественные, сущност-
ные характеристики. Для этого, в свою очередь, необходимо вскрыть
причины и последствия резких флуктуации демографической сферы в
1941-1945 гг., установить глубинные социально-экономические и по-
литические механизмы, так или иначе воздействовавшие на колеба-
ния численности и структуры, показатели смертности и рождаемости
населения России. Рассматриваемая в таком аспекте демографиче-
ская история войны остается и еще долгое время будет оставаться сла-
бо исследованной темой. Чем основательнее и глубже историки
изучают демографические аспекты войны, тем больше возникает во-
просов, тем сложнее они становятся. Многие из них пока только обо-
значены, но не исследованы.
Один из таких неизученных сюжетов — демографическая поли-
тика сталинского правительства в военные годы, ее цели, методы,
эффективность и степень воздействия на динамику населения. Ины-
ми словами (с учетом особой роли государства в СССР за весь пери-
од его существования, а в военные годы в особенности), необходимо
определить демографические последствия принимаемых во власт-
ных структурах решений.
В отечественной научной литературе под демографической по-
литикой, как правило, понимаются государственные мероприятия
по регулированию воспроизводства населения, направленные на
формирование демографической ситуации, обеспечивающей опти-
мальное соотношение рождаемости и смертности. (Большинство со-
временных авторов, исходя из предмета демографии как науки, не
включают в задачи демографической политики контроль за мигра-
циями)2.
116
Демографическая политика может быть эффективной только в
том случае, если она опирается на теорию, способную служить ос-
новой для формулирования стратегических демографических
целей. В СССР в предвоенные годы такая теория не была разрабо-
тана, а стратегические цели не определены. В стране преобладала
ненаучная, явно политизированная псевдомарксистская точка зре-
ния, что при социализме рождаемость может быть только высокой,
смертность постоянно снижается, а численность населения растет
ускоренными темпами. Навязчиво подчеркивая, что в нашей стра-
не рождаемость выше, чем в капиталистических странах и расцени-
вая это как огромное достижение социализма, советские политики
просто не понимали, что Советский Союз и развитые страны Евро-
пы находятся на разных стадиях демографического перехода —
СССР в самом начале этого процесса, европейские страны — на за-
вершающем его этапе.
Такая "патологическая" устремленность к повышенным темпам
роста численности населения Советского Союза была достаточно
ясно сформулирована в ряде выступлений Сталина (см.: Политиче-
ский отчет Центрального Комитета XVI съезду ВКП(б); Отчетный
доклад XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б); Всесоюзное сове-
щание комбайнеров и комбайнерок в декабре 1935 г.)3. Но в наибо-
лее одиозном виде эта позиция была выражена председателем СНК
СССР В.М. Молотовым. "Гигантский рост населения, — говорил он
в январе 1935 г., — свидетельствует о жизнеспособности советского
строительства"4. Негативные демографические явления, а по сути
реальные процессы и факты, противоречащие официальной пози-
ции, игнорировались или, в лучшем случае, трактовались как
отдельные недостатки, ошибки некоторых руководителей, недора-
ботки местных органов власти, происки врагов социализма.
Это приводило к тому, что государство и его вожди не контро-
лировали демографическую ситуацию, а тем более не управляли ее
развитием. Как показали современные исследования демографиче-
ской истории СССР, все оценки численности населения, использо-
вавшиеся Сталиным в 1930-е гг., не соответствовали действительно-
сти. Так, в отчетном докладе XVII съезду ВКП(б) Сталин объявил,
что численность населения СССР в конце 1930 г. составляла
160,5 млн чел., а в конце 1933 г. — 168 млн чел.5 В действительности
же в указанные годы в стране проживало соответственно 159,8 и
156,8 млн чел.6 Следовательно, численность населения Советского
117
Союза с конца 1930 г. по конец 1933 г. не увеличилось на
7,5 млн чел., как считал Сталин, а, напротив, сократилось на
3 млн чел. Создается впечатление, что даже всесильный вождь имел
смутное представление о населении страны, которой он управлял.
Население СССР развивалось в сущности стихийно, а демогра-
фическая политика коммунистического руководства в 1920-1930-е гг.
была направлена исключительно на решение частных тактических
задач ситуационного характера и в стратегическом понимании от-
сутствовала. Великая Отечественная война не привнесла ничего
принципиально нового. В военные годы демографическая политика
в СССР была логическим продолжением тенденций, заложенных
еще в мирные годы. В 1941-1945 гг. она окончательно оформилась
как орудие исправления, или, точнее, коррекции нежелательных
последствий войны, а ее стихийно-ситуационный характер только
усилился.
Как установлено в историко-демографической литературе, на-
чальный период Великой Отечественной войны характеризуется не-
гативными изменениями всех без исключения параметров
воспроизводства населения.
Данные табл. 1 показывают, что в 1942 г. по отношению к 1940 г.
показатели рождаемости и брачности в Сибири сократились в
1,7 раза, а уровень смертности вырос почти на 30 %. Особенно резко
в начале войны выросла младенческая смертность. Так, в городах
Таблица 1*
Воспроизводство населения Сибири. 1940 — 1945 гг.
(без армии, госпиталей и спецконтингента, на 1000 чел. населения)
♦Составлена по данным: Алексеев В.В., Исупов В.А. Население Сибири в
годы Великой Отечественной войны. Новосибирск, 1986, с. 101; Исупов В.А. Де-
мографическая сфера в эпоху сталинизма. Актуальные проблемы истории совет-
ской Сибири. Новосибирск, 1990, с. 191.
118
Сибири в 1941 г. на 1000 родившихся умерло 205 детей в возрасте до 1
года, в 1942 г. — 355 детей7. В июле и августе 1942 г., когда детская
смертность достигла своих максимальных за всю войну значений, ее
величины далеко превысили катастрофическую отметку 600 °/оо8.
Таким образом, шестеро из каждых десяти родившихся младенцев
погибали, не дожив до 1 года. Естественный прирост в 1942 г. стал
отрицательным — смертность превысила рождаемость: демографи-
ческая ситуация в Сибири характеризовалась крайне негативными
процессами депопуляции.
Аналогичной была демографическая ситуация и в других тыло-
вых районах России. На Урале, например, уровень рождаемости за
1940-1942 гг. уменьшился на 1,8 раза, индекс брачности сократился в
2 раза, а коэффициент смертности за 1941-1942 гг. вырос на 14 %9.
По современным оценкам, представленным B.C. Гельфандом, по
СССР в целом в 1942 г., уровень смертности (включая боевые потери
и смертность гражданского населения на оккупированной террито-
рии), достиг 44,9 °/оо, в том числе у детей в возрасте до 1 года — 406,
а в трудоспособных возрастах (мужчины 16-59 лет, женщины 16-54
года) - 51 °/оо10.
Демографический кризис в тыловых районах страны таил в себе
серьезную, хотя и скрытую, а поэтому недостаточно быстро осознан-
ную угрозу. Эпидемии и вызванное ими вымирание населения в
тылу, особенно людей рабочего возраста, участившиеся случаи не-
выхода на работу в связи с массовой заболеваемостью могли затор-
мозить, а то и вовсе сорвать военное производство, без развития
которого страна была обречена. Но обострение демографической
ситуации не получило первоначально правильной оценки со сторо-
ны руководства страны. Внимание сталинского правительства было
приковано прежде всего к событиям на фронте, которые развива-
лись, как известно, крайне неблагоприятно для Красной армии. Ре-
гиональные органы власти много времени и сил уделяли вопросам
военной экономики, в первую очередь перемещению промышлен-
ных предприятий в восточные районы СССР, их восстановлению в
новых районах дислокации. Иными словами, демографическая про-
блема, по сравнению с непосредственной военной угрозой и много-
численными производственными трудностями, выглядела как латент-
ный, второстепенный, хотя и негативный фактор войны.
Только после разгрома немецко-фашистских войск под Москвой,
когда обстановка на фронте несколько разрядилась, а демографиче-
119
екая ситуация в тыловых районах СССР обострилась до крайности,
правительство получило возможность более пристально вглядеться в
процессы, происходившие в тылу. В первую очередь необходимо
было разобраться в причинах столь резкого ухудшения демографиче-
ской ситуации.
Факторы и причины падения показателей рождаемости стати-
стикам и демографам военных лет были в общем понятны и без спе-
циального глубокого анализа. Они коренились в грубом нарушении
баланса полов. В годы Великой Отечественной войны шинели оде-
вали (включая кадровый состав РККА, призванный до начала бое-
вых действий и военные формирования других ведомств)
34,5 млн чел., в основном мужчины11. Женщин в 1941-1945 гг. было
призвано 490,2 тыс.12 Согласно материалам сельсоветского учета, че-
рез полтора года войны, к январю 1943 г., в тыловых сельских рай-
онах СССР удельный вес мужчин в возрастее 18-24 года составлял
22 %, а в возрасте 25-49 лет — 23 %13. Так же грубо был нарушен ба-
ланс в соотношении полов и в городах.
Аналогичная ситуация была характерна и для сибирского регио-
на. Здесь к 1 декабря 1941 г. в армию было призвано свыше 1,8 млн
мужчин, в том числе из сельской местности почти 1,3 млн14. В Ал-
тайском крае за полтора года войны (с июня 1941 по октябрь 1942 г.)
в армию было мобилизовано свыше 398 тыс. чел. (включая призва-
ных в строительные батальоны и рабочие колонны)15. Всего за годы
войны на территории Сибирского и Забайкальского военных окру-
гов в армию ушли почти 3,2 млн чел., главным образом мужчины
бракоспособного возраста16. Дисбаланс полов в Сибири, так же как и
в других регионах страны, обострился до предела. В январе 1943 г. в
Иркутской области на каждые 100 женщин в репродуктивном воз-
расте (16-49 лет) приходилось всего 40 мужчин, в Новосибирской
области и Красноярском крае — 35, в Бурятии — 33, в Омской облас-
ти — 31, в Алтайском крае — 27 мужчин17. Низшая точка рождаемо-
сти в Сибири в военные годы — 1944 — совпала и с низшей точкой
брачности —1943 (с учетом 9-месячного лага между зачатием и рож-
дением ребенка) (см. табл. 1).
Диспропорции половозрастного состава населения в военные
годы и соответствующее падение показателей брачности до конца
войны носили неустранимый характер и рассматривались властями
как неизбежное зло. Было ясно, что в условиях войны любые меро-
приятия, направленные на увеличение рождаемости, практически
120
неэффективны. До 1944 г. правительство в отношении рождаемости
и брачности мер не принимало, за исключением малозначащих с де-
мографических позиций решений, имеющих, скорее, фискальное и
политическое значение: введение 21 ноября 1941 г. "налога на холо-
стяков"18 и материальной поддержки многодетных семей и беремен-
ных женщин. В частности, 12 июля 1942 г. СНК СССР своим
распоряжением обязал Наркомат торговли организовать в городах,
где были введены продовольственные карточки, продажу продуктов
питания сверх норм для беременных женщин и матерей в первые
2 мес после родов19. Во исполнение этого распоряжения 14 июля
1942 г. по Наркомату торговли был отдан приказ "Об улучшении
снабжения беременных женщин"20. Отныне женщины, начиная с
6-го месяца беременности и в течение двух месяцев после родов,
сверх установленных по карточкам норм, имели право на получение
ежемесячно 400 г масла, 300 г сахара, 600 г крупы и 6 л молока. Одна-
ко эта мера не могла стимулировать рождаемость.
Еще одним элементом демографической политики в военные
годы было упорное, почти маниакальное преследование женщин,
производивших искусственные аборты. Юридическим обосновани-
ем такого преследования являлось постановление ЦИК и СНК
СССР, принятое еще 27 июня 1936 г.21 Так, в январе 1942 г. началь-
ник Управления НКВД по Алтайскому краю Волошенко в доклад-
ной записке секретарю Алтайского Крайкома ВКП(б) Лобкову
писал: "С начала войны и до 30. XI. 41 г. по краю было зарегистриро-
вано и раскрыто 50 случаев кримин. (так в источнике. — авт.) абор-
тов, за которые привлечен 51 чел."22. В целом по РСФСР в 1944 г.
прокуратурой возбуждено 17 тыс. уголовных дел о незаконных пре-
рываниях беременности23. Власти таким путем пытались нейтрали-
зовать падение рождаемости. Но добиться этого не удалось из-за
широкого распространения нелегальных абортов. Так, в Новосибир-
ской области в 1944 г. на каждые 100 родов приходилось 30 искусст-
венных прерываний беременности, в том числе в Новосибирске —
5024. В конце 1944 г. Уполномоченный Госплана по Новосибирской
области И. Жатов докладывал в Новосибирский ОК ВКП(б): "Сни-
жение рождаемости в 1944 и 1943 военных годах есть результат резко-
го сокращения численности трудоспособного мужского населения.
Кроме того, на снижение рождаемости повлияло значительное коли-
чество произведенных в городах области абортов"25.
121
В конце Великой Отечественной войны демографическая поли-
тика сталинского правительства была резко активизирована. Она
строилась с расчетом на послевоенную перспективу, когда на пер-
вый план выдвинулась задача компенсации огромных потерь населе-
ния и укрепления ослабевших в военные годы брачно-семейных
отношений. Президиум Верховного Совета 8 июля 1944 г. СССР из-
дал указ "Об увеличении государственной помощи беременным
женщинам, многодетным и одиноким матерям, усилении охраны
материнства и детства, об установлении почетного звания "Мать- ге-
роиня" и учреждении ордена "Материнская слава" и медали "Ме-
даль материнства"26. Это было первое в демографической истории
СССР правительственное решение, в котором предпринималась ре-
альная попытка материального стимулирования деторождения.
Этим указ от 8 июля 1944 г. отличался от Постановления ЦИК и
СНК СССР от 27 июня 1936 г., в котором предусматривалась только
помощь многодетным семьям. Единовременные денежные пособия
и денежные выплаты одиноким матерям должны были, по замыслу
законодателей, стимулировать в основном рождение детей низкой
очередности: дотации выплачивались семьям, имеющим двух детей
при рождении третьего. Это было важно, так как во время войны,
вследствие пониженной рождаемости, широко распространились
одно- и двухдетные семьи. Чтобы повысить рождаемость, необходи-
мо было поощрять рождение третьих детей.
Одновременно указ предусматривал моральное поощрение ма-
теринства, увеличивал налог на бездетных граждан, усложнял проце-
дуру развода, ужесточал брачное законодательство. Отпуск по
беременности был увеличен от 63 до 77 календарных дней, а после-
родовой — от 35 до 42 календарных дней. В случае ненормальных ро-
дов или рождения двойни послеродовой отпуск увеличивался до 56
дней. Указом запрещалось привлекать женщин, начиная с четверто-
го месяца беременности, к сверхурочным работам, а матерей, имею-
щих грудных детей, — к работе в ночное время на период кормления
ребенка. Предусматривалось также увеличение вдвое норм дополни-
тельного пайка беременным женщинам, начиная с четвертого меся-
ца беременности, и кормящим матерям в течение четырех месяцев
после родов.
Через два дня после выхода указа, 11 июля 1944 г. по Наркомату
торговли СССР был отдан приказ "Об улучшении снабжения бере-
менных женщин". Теперь всем беременным женщинам, начиная с
122
6-го месяца беременности и кормящим матерям в течение 4 мес по-
сле родов, сверх установленных по карточкам норм снабжения еже-
месячно отпускались дефицитные в военные годы товары: масло —
800 г, сахар — 600 г, крупа — 1,2 кг, молоко — 12 л27.
Демографические последствия этого указа в данной статье не
рассматриваются, так как его действие пришлось уже на послевоен-
ные годы. Отметим только, что решение о материальном поощрении
рождения детей низкой очередности стратегически было правиль-
ным. Но эту линию правительству выдержать не удалось — в ноябре
1947 г. указом Президиума Верховного Совета СССР "О размере
государственного пособия многодетным и одиноким матерям" де-
нежные дотации были значительно сокращены и, таким образом,
потеряли стимулирующее рождаемость значение28.
В военные годы приоритетным направлением социально-демо-
графической политики сталинского правительства была борьба со
сверхсмертностью гражданского тылового населения. Основным и
самым общим фактором повышения смертности тылового населе-
ния в начальный период войны, несомненно, было резкое ухудше-
ние условий существования: недоедание в городах и голод в
сельской местности, нехватка жилья, скученность, широкое распро-
странение педикулеза, холод и сырость в домах, острый дефицит ле-
карств и средств личной гигиены. Как следствие этого в СССР
широко распространились болезни ярко выраженного социального
характера, которые тысячами уносили жизни детей и людей цвету-
щего возраста: инфекционные и желудочно-кишечные заболевания
(прежде всего сыпной и брюшной тиф, дизентерия, токсическая
диспепсия, гастроэнтероколит), болезни органов дыхания, особенно
туберкулез и воспаление легких. Согласно материалам советской са-
нитарной статистики в 1940-1942 гг. число зарегистрированных в
СССР заболеваний брюшным тифом увеличилось в 1,8 раза, сып-
ным — в 14,5 раза, дифтерией — на 23 %29. Индекс заболеваемости
сыпным тифом уже во втором полугодии 1941 г. по отношению ко
второму полугодию 1940 г. вырос по РСФСР в целом в 1,7 раза, в Но-
восибирской области и в Красноярском крае — в 3, в Омской облас-
ти—в 1,8, в Алтайском крае — в 1,9 раза30.
Эти и некоторые другие инфекционные, а также желудочно-ки-
шечные заболевания являлись своего рода носителями конкретных
причин смерти. По имеющимся данным, в 1942 г. в городах тыловых
районов РСФСР, где была отрегулирована система сбора сведений о
123
Таблица 2*
Смертность городского населения Алтай-
ского края в 1940-1942 гг.
(число умерших на 10 000 чел. населения)
♦Составлена по данным: ЦХАФАК. Ф. 718.
On. 42. Д. 3. Л. 121, 121 об.; Д. 7. Л. 7, 7 об.
124
причинах смерти населения, на долю лиц, скончавшихся от инфек-
ций, во всей совокупности умерших приходилось почти 25 %, от бо-
лезней органов дыхания — 16, от токсической диспепсии и острого
гастроэнтероколита — 11 %31. Не менее сложной была ситуация и в
Сибири. Индексы смертности по отдельным причинам смерти в го-
родских поселениях Алтайского края представлены в табл. 2.
В начале войны в наибольшей степени увеличилась смертность
от самых опасных инфекционных болезней, таких, как брюшной и
сыпной тиф, дизентерия, дифтерия, скарлатина. Аналогичной была
ситуация во всех городах Сибири (в сельской местности причины
смерти не фиксировались). В городских поселениях региона в целом
в 1940-1942 гг. в структуре причин смертности удельный вес скон-
чавшихся от скарлатины увеличился в 2 раза, от дифтерии — в 1,8,
от дизентерии — в 2,5, от тифов почти в 3 раза32.
Основная причина быстрого распространения инфекционной
заболеваемости в начале войны — масштабные перемещения населе-
ния по территории страны (эвакуация, передвижения войсковых со-
единений и спецконтингента, миграции сельских жителей в города и
горожан в сельскую местность), которые на фоне слабости санитар-
ного контроля, недостаточной
медицинской помощи и пони-
женной естественной сопро-
тивляемости большинства
.людей, создавали условия для
переноса инфекций из одних
.районов страны в другие. В
1941-1942 гг., когда миллионы
людей были оторваны от дома,
железные дороги превратились
в главный источник распро-
странения инфекций.
Итак, можно считать дока-
занным, что инфекционная
заболеваемость в СССР в
1941-1942 гг. концентрирова-
лась главным образом вдоль же-
лезнодорожных магистралей.
Чтобы подтвердить это, вос-
пользуемся данными Барабин-
ской санэпидемстанции об инфекционной заболеваемости населения
г. Барабинска, расположенного непосредственно на Транссибирской
магистрали, и населения Северного района Новосибирской области,
расположенного в стороне от железной дороги. Если в Барабинске
число случаев сыпного тифа за 1941-1942 гг. увеличилось в 61 раз, то в
Северном районе заболеваемость сыпным тифом вообще не увеличи-
лась, по брюшному тифу рост заболеваемости составлял соответст-
венно 717 и 279 %33.
Эти цифры сами по себе говорят, что эпидемии следовали за пе-
ремещением эвакуированных. Имеющиеся сегодня в распоряжении
историков документы позволяют с полным основанием утверждать,
что санитарно-бытовое обеспечение эвакуированных было органи-
зовано далеко не лучшим образом. "Обстановка складывалась не
так, как предполагалось, — признал позднее А.И. Микоян (в июне
1941 г. первый заместитель председателя Совета по эвакуации). — Не
хватало ни времени, ни транспорта... Положение на железных доро-
гах крайне осложнилось"34. Перевозка людей в тыловые районы
страны затянулась. Приказ наркома путей сообщения Л.М. Кагано-
вича от 22 ноября 1941 г. о продвижении эшелонов с эвакуированны-
ми со среднесуточной скоростью 500-600 км не мог быть выполнен
из-за нехватки паровозов, вагонов, топлива и др. Эшелоны, подолгу
простаивая на узловых станциях и разъездах, проходили не более
309 км/сут35.
Утвержденное еще 30 июня 1941 г. совместное положение Нар-
комздрава СССР и Наркомата путей сообщения "О медико-санитар-
ном обслуживании населения"36, предусматривавшее комплекс
противоэпидемических мероприятий на транспорте, осталось на бу-
маге. Санитарное состояние эшелонов, вокзалов, станций оказа-
лось ниже всякой критики. В грязных вагонах, в теплушках, а подчас
и на открытых платформах, не обеспеченные питьевой водой и
медикаментами, лишенные медицинской помощи, эвакуированные
проводили по нескольку недель. Пристанционные площади не были
оборудованы даже простейшими туалетами, не говоря о том, что
люди голодали, или вынуждены были выменивать вещи (если они
были) на продукты питания у местных жителей. В этих условиях не
могла не появиться дизентерия. Широко распространился педикулез
(завшивленность), но станционные бани и дезинфекционные уста-
новки бездействовали. Нарком здравоохранения СССР Г.А. Митерев
в приказе по Наркомату от 29 августа 1941 г. вынужден был констати-
125
ровать: "Произведенной Наркоматом здравоохранения СССР
проверкой работы ряда эвакопунктов и медико-санитарных органи-
заций железно-дорожного транспорта установлено, что положение о
медико-санитарном обслуживании эвакуированного гражданского
населения, утвержденного мною 30 июня 1941 г., не выполняется"37.
Врачебные контрольно-пропускные пункты на железнодорож-
ных узлах работали формально. В отчете госсанинспекции Новоси-
бирской области за 1942 г. констатировалось, что "большинство
эшелонов... прошедших через узловые станции, не проходили саноб-
работки на местах формирования, а многие из них на крупных стан-
циях в пути"38. Достаточно сказать, что с 20 июля 1941 г. по 14 января
1942 г. через ст. Новосибирск проследовало 407 эшелонов с 356 тыс.
эвакуированных, из которых санобработку прошли только
43 тыс. чел. (около 12 %)39. О том же, только более эмоционально
писал в "Отчете о работе политотдела Томской железной дороги" за
октябрь 1941 г. его начальник И. Мощук: "Медпомощь организована
плохо... Проходящие эшелоны с эвакуированным населением нахо-
дятся в антисанрггарном состоянии, отмечается высокий процент
завшивленности, санобработке в пути следования и в местах разгруз-
ки не подвергаются... Питание эвакуированных организовано край-
не неудовлетворительно..."40.
Испытания не заканчивались и по прибытии в пункт назначе-
ния. Эвакуированным, многие из которых были больны, приходи-
лось по нескольку суток проводить на вокзалах в немыслимой
тесноте и антисанитарии. При ознакомлении с документами того
времени складывается впечатление, что прибывшими эвакуирован-
ными никто не занимался. Эвакопункты, которые ведали приемом и
расселением эвакуированных со своими обязанностями не справля-
лись. Местные власти сосредоточились на восстановлении спешно
переброшенных из прифронтовых районов промышленных пред-
приятий, забыв о людях, особенно тех, кто прибыл в "неорганизо-
ванном" порядке. Представляет некоторый интерес докладная
записка начальника отдела железнодорожной милиции НКВД Том-
ской дороги Москвина, датированная 15 ноября 1941 г.: "Наличие
большого пассажирского потока и пребывание пассажиров от 3 до
10 сут в здании вокзала без права выхода в город порождает среди
ряда пассажиров недовольство... Также дальнейшее скопление и
длительное пребывание пассажиров в вокзале без санобработки не
исключает возможности эпидемических заболеваний"41.
126
Проведя несколько суток на вокзале, усталые и голодные, а под-
час и больные люди без предварительной санитарной фильтрации
расселялись за счет уплотнения по домам местных жителей. Пред-
ставитель Наркомздрава СССР по Омской области в докладной за-
писке в Омский ОК ВКП(б) в августе 1941 г. писал: "Прибывшее
население... расселяется без санобработки в квартиры, где есть боль-
ные, или больных расселяют в здоровые квартиры, чем создается
дальнейшее рассеивание инфекции"42. Аналогичные явления, как
показывают документы, были характерны для всех городов страны.
По сути, медико-санитарное обеспечение многотысячных потоков
эвакуированных, прибывших в Сибирь во втором полугодии
1941 г. — в начале 1942 г., было сорвано. Заместитель заведующего
военным отделом Новосибирского ОК ВКП(б) Кизеев, пытаясь объ-
яснить повышенную смертность детей в семьях командиров Крас-
ной армии, эвакуированных в г. Белово, вынужден был признать:
"...В дороге многие дети простужались, болели воспалением легких,
корью, токсической диспепсией, коклюшем. По прибытии эвакуи-
рованных в Белово должных мер по медобслуживанию не принято.
При просмотре историй болезни умерших детей видно, что все они
поступали в больницы в крайне тяжелом состоянии, истощенные,
ослабленные, за 3-4 дня до смерти"43.
В итоге инфекции особенно быстро распространились в тех ре-
гионах, куда направлялись потоки эвакуированных. И если в Запад-
ной Сибири, принявшей во втором полугодии 1941 г. большое
количество эвакуированных, заболеваемость сыпным тифом вырос-
ла в 2-3 раза, то в Восточной Сибири, где было мало эвакуирован-
ных, заболеваемость сыпным тифом почти не увеличилась и даже
сократилась. Например в Иркутской области во втором полугодии
1941 г. по сравнению со вторым полугодием 1940 г. индекс заболевае-
мости сыпным тифом вырос всего на 25%, в Читинской не изменил-
ся, а в Бурят-Монгольской АССР сократился в 5 раз44. В четвертом
квартале 1941 г. эпидемия сыпного тифа охватила 15 краев и областей
восточных районов РСФСР, в которые стали главными центрами
размещения эвакуированных45. Эпидемическая вспышка брюшного
тифа в Сибири в 1942 г. была зафиксирована в ее западных регионах:
в Алтайском крае, Новосибирской и Омской областях46.
Вместе с тем нельзя преувеличивать степень распространенно-
сти инфекционных и желудочно-кишечных заболеваний. Как уже
говорилось, они захватили в основном районы, куда направлялся
127
поток эвакуированных. Но во многих районах страны заболевае-
мость населения по некоторым видам инфекций, главным образом
детских, не только не увеличилась, но даже сократилась. Например в
целом по СССР (по сопоставимой территории, не подвергавшейся
оккупации) в 1940-1942 гг. сократилась заболеваемось по возвратно-
му тифу (на 50 %), по скарлатине (на 19), по кори (на 48), по коклю-
шу (на 14 %)47. В Западной Сибири (Алтайский край, Омская и
Новосибирская области по административно-территориальному де-
лению 1941 г.) в 1940-1941 гг. заболеваемость дизентерией уменыпи-
ась на 21 %, токсической диспепсией — на 26 %48. В 1941-1942 гг. в
регионе снизилась заболеваемость корью (на 36 %) и коклюшем (на
6 %)49. Р.И. Сифман, в военные годы сотрудник Научно-методиче-
ского бюро санитарной статистики Наркомздрава РСФСР в анали-
тической записке "Лечебно-профилактическая помощь детям в
РСФСР в период войны", составленной в 1944 г., подчеркивала:
"Острые детские инфекции (за исключением дифтерии) дали в 1942
г. снижение как по сравнению с предыдущим годом, так и по срав-
нению с 1940 г."50.
Кроме того, увеличение заболеваемости вовсе не обязательно
ведет к росту смертности. Многое зависит от возможностей здраво-
охранения. Между тем, в начале войны смертность росла во всех ре-
гионах СССР, а не только там, где увеличилась заболеваемость.
Повышение смертности в 1941-1942 гг. объясняется не только ухуд-
шением условий жизни и ростом заболеваемости, но и уменьшением
способности государства и общества противостоять негативным
факторам внешней среды, что отражало неготовность и даже беспо-
мощность государственной системы здравоохранения. В данном
случае сказалось сложившееся еще до войны отношение к здраво-
охранению как к чему-то второстепенному, финансировавшемуся
по остаточному принципу.
Чтобы снизить смертность и предотвратить дальнейшее распро-
странение эпидемий (что грозило самыми тяжелыми последствиями),
принимались срочные меры. Улучшить условия жизни в 1941-1942 гг.
оказалось невозможно. Следовательно, выстраивая демографическую
политику, необходимо было решать две задачи одновременно: с од-
ной стороны, путем предельного ужесточения санитарного контроля,
сократить распространенность инфекций, а с другой — усилить здра-
воохранение, добившись тем самым снижения летальности. В воен-
128
ные годы вся социально-демографическая политика сталинского
правительства сосредоточилась на решении этих задач.
Как это часто и бывало в те суровые времена, "наведение сани-
тарного порядка" началось с арестов. В 1942 г. были сняты с работы
и осуждены к разным срокам лишения свободы руководящие работ-
ники транспорта на Юго-Восточной, Пермской, Казанской и других
железных дорогах. В апреле 1942 г. был арестован начальник Транс-
портного управления Пашковский51.
Но репрессиями изменить ситуацию было невозможно. Прежде
всего требовалось экстренно не просто усилить, но предельно уже-
сточить санитарный контроль на транспорте. С этой целью на круп-
ных железнодорожных узлах и станциях 18 апреля 1942 г. создали
чрезвычайные органы, сотрудники которых получили самые широ-
кие, фактически диктаторские полномочия — санитарно-контроль-
ные пункты (СКП). В их задачи входили: санитарный контроль за
передвигающимся по железным дорогам контингентом; организа-
ция санитарных осмотров эвакуированных с целью выявления забо-
левших; снятие больных с поездов и их размещение в изоляторах
при вокзалах; выявление завшивленных пассажиров и их обработка;
проведение санитарных мероприятий в вагонах. Сотрудники СКП
имели право не только налагать штрафы, но через органы прокура-
туры привлекать виновных к уголовной ответственности52. Не менее
важно, что СКП получили существенное материальное подкрепле-
ние в виде новых хлораторов, дезинфекционных и дезинсекционных
установок, отремонтированных привокзальных бань, изоляторов и
т.д. СКП благодаря полученным чрезвычайным полномочиям, бес-
компромиссности, настойчивости и даже жестокости их сотрудни-
ков быстро превратились в достаточно эффективный фильтр на
пути распространения инфекций.
В 1943 г. санитарный контроль на транспорте еще более усилил-
ся. Осмотр пассажиров, проведших в пути свыше 3 сут или провед-
ших в пункте переезда более 6 ч стал поголовным, а проездные
железнодорожные билеты выдавались только лицам, предъявившим
справки о саносмотре и санобработке. Всего за 1943-1945 гг. сотруд-
никами СКП было осмотрено 15 млн вагонов, подвергнуто саноб-
работке 18 млн чел.53 Метод борьбы с инфекционными
заболеваниями путем предельного ужесточения санитарного режима
идеально вписывался в русло общей политики сталинского государ-
ства и стал главной "козырной картой" советских санитарных служб
129
в военные годы. Он не требовал больших финансовых затрат, но в то
же время быстро приносил ощутимые результаты.
Одновременно был усилен санитарный контроль и на местах,
особенно в тех районах, куда прибывали массы эвакуированных. В
феврале 1942 г. решением ГКО для предотвращения роста инфекци-
онных заболеваний в областях и краях создали чрезвычайные проти-
воэпидемические комиссии54. Само их название указывает на то, что
они получили самые широкие полномочия. Координацию действий
всех противоэпидемических учреждений осуществлял лично нарком
здравоохранения СССР Г. А. Митерев, который был назначен упол-
номоченным ГКО, ответственным за санитарное благополучие стра-
ны. В заслугу Г. А. Митереву следует поставить то, что он сумел
наладить строгий оперативный учет острозаразных заболеваний как в
масштабах страны так и в отдельных регионах. О важности, которая
придавалась такому учету свидетельствует факт, что в Наркомат здра-
воохранения СССР направлялись ежедневные телеграфные донесения
с мест о каждом случае инфекционных болезней55.
Число противоэпидемических учреждений в тыловых районах
значительно увеличилось — напуганное эпидемическими вспышка-
ми в начале войны, советское руководство не жалело средств на
дело, которое, как показала практика войны, было жизненно
важным. Достаточно сказать, что за 1940-1945 гг. количество сани-
тарно-эпидемических станций в СССР возросло на 88 %, санитар-
но-гигиенических лабораторий — на 10,2, дезинфекционных учре-
ждений — на 7%56. Широкое распространение в городах и крупных
сельских населенных пунктах получило массовое строительство
дезокамер, дезинсекторов и сухожаровых дезинсекционных камер,
предназначенных для уничтожения насекомых. В РСФСР только в
1942 г. построили 10 тыс. дезокамер, а сеть дезинфекционных пунк-
тов выросла в 2 раза57. В Омской области в 1941 г. имелось 8 санэпи-
демстанций, а в 1943 г. — 16, санитарно-бактериологических
лабораторий соответственно 5 и 7, дезокамер — 93 и 361, дезопунк-
тов — 5 и 758. В Кузбассе к концу войны насчитывалось 32 санэпи-
демстанции, 8 дезостанций, 6 дезопунктов, 6 малярийных станций,
3 врачебных малярийных пункта59.
Кроме того, в военные годы пришлось сделать то, чем пренебре-
гали ранее: установить охрану водоисточников, ввести хлорирование
воды в водопроводах, установить обязательный лабораторный кон-
троль качества воды. И хотя стандарт качества питьевой воды не
130
выдерживался, хлора и других веществ, необходимых для обеззара-
живания и очистки воды не хватало, в период Великой Отечествен-
ной войны не было зарегистрировано ни одной крупной водной
вспышки желудочно-кишечных инфекций60. Большое значение в
годы войны придавалось массовым санитарно-контрольным обхо-
дам жилых помещений и профилактической санитарной обработке
жилищ и одежды. Широкое распространение получили профилакти-
ческие санитарные очистки городов. Они должны были хотя бы
частично компенсировать почти полное отсутствие регулярной, пла-
новой очистки. В уборке дворов, улиц, мест общего пользования
принимали участие сотни тысяч горожан. В Новосибирске, напри-
мер, в 1942-1943 гг. в кампании по очистке города принимали уча-
стие 125 тыс. чел.61 В Томске в 1943 г. для профилактической очистки
города было привлечено свыше 80 тыс. чел., 760 автомашин, 15 тыс.
подвод62.
В результате титанических усилий Наркомата здравоохранения
СССР и главного санитарно-контрольного учреждения СССР —
Всесоюзной государственной санитарной инспекции, распростра-
нение эпидемий удалось приостановить, но сами они не могли быть
ликвидированы. Сама противоэпидемическая работа в условиях
войны проводилась не иначе, как по принципу "латания дыр" —
преодолев эпидемическую вспышку в одном районе, медики сталки-
вались с аналогичной ситуацией в другом. До конца войны заболе-
ваемость населения многими опасными инфекционными,
желудочно-кишечными болезнями и болезнями органов дыхания,
особенно туберкулезом легких, сыпным и брюшным тифом, дизен-
терией и токсической диспепсией оставалась повышенной (за ис-
ключением некоторых детских инфекций), что порождалось
причинами отчетливо выраженного социального характера, в основ-
ном крайне низким уровнем жизни большинства населения. Так, в
целом по СССР в 1945 г. индекс заболеваемости сыпным тифом был
выше, чем в 1940 г. в 6 раз, возвратным тифом — в 205 (!) раз. Заболе-
ваемость скарлатиной в 1943-1945 гг. выросла почти в 3 раза, ко-
рью — в 3,4 раза63. В Алтайском крае заболеваемость населения
паратифом за 1944-1945 гг. увеличилась в 2 раза, возвратным ти-
фом — на 43 %, туляремией — на 57 %, скарлатиной — в 5 раз, корью
(за 1943-1945 гг.) — в 2 раза64.
В годы войны вспыхнула и эпидемия такой опасной болезни,
поразившей главным образом сельскую местность, как септическая
131
ангина. Это типичное заболевание голодных лет вызывалось упот-
реблением в пищу перезимовавшего под снегом зерна, толченого
камыша и других природных суррогатов. Рост заболеваемости септи-
ческой ангиной в СССР за 1941- 1944 гг. выражен фантастической
цифрой — 34 600 %. И если в 1941 г. септическая ангина была зафик-
сирована в 5 республиках, краях и областях страны, то в 1944 г. — в
ЗЗ65. В Алтайском крае, в частности, за 1942-1944 гг. индекс заболе-
ваемости септической ангиной увеличился в 334 раза66.
Между тем, в Сибири (как и в целом по тыловым районам Рос-
сии), в 1942-1945 гг. уровень смертности населения сократился поч-
ти в 3 раза (см. табл. 1). Снижение смертности тылового населения
на фоне растущей заболеваемости по группе наиболее опасных ин-
фекций на первый взгляд представляется абсурдом, лишенным вся-
кой логики. Например, заболеваемость туберкулезом в 1940-1944 гг.
повсеместно резко выросла, тогда как смертность от нее за эти годы
сократилась: в Кемерове в 2 раза, Анжеро-Судженске — на 14 %,
Иркутске — на 4, Бийске — на 3, Прокопьевске — на 22, Барнауле —
на 43, Новосибирске — на 26, Томске — на 33 %67. В 1940-1944 гг.
смертность от токсической диспепсии и острого гастроэнтероколита
у детей до 3 лет сократилась в Западной Сибири в 5 раз, от дизенте-
рии и гемоколита — в 3 раза68. В этом явлении, названном нами в
одной из работ советским демографическим парадоксом69, сосредо-
точилась вся суть социально-демографической политики сталинско-
го правительства в годы Великой Отечественной войны.
В военные годы от государства требовались самые серьезные
меры по нейтрализации болезней явно социального характера, уно-
сивших большое число человеческих жизней. В конечном итоге от
этого зависела судьба военного производства. Последнее более всего
беспокоило прагматичное сталинское руководство: расходы на обу-
чение рабочей силы в условиях повышенной смертности станови-
лись нерациональными, а число невыходов на работу по причине
нетрудоспособности быстро нарастало. В частности, число дней
временной нетрудоспособности (по 32 отраслям промышленности
СССР) за 1940-1942 гг. выросло на 26 %, в том числе из-за туберку-
леза органов дыхания — на 7, острых желудочно-кишечных заболе-
ваний — на 45, из-за фурункулеза и флегмоны — на 41 %70. Не лучше
было положение и в отдельных регионах, в частности в Западной
Сибири. Так, в третьем квартале 1942 г. невыходы на работу из-за
132
болезней (на 100 застрахованных) на заводе № 163 достигли 354 дня,
на заводе № 9 — 417, на заводе № 677 — 210 дней71.
Таким образом, необходимо было срочно решать проблему ра-
бочей силы. Коммунистическое руководство задолго до войны
накопило серьезный опыт по организации выживания населения в
условиях чрезвычайно низкого уровня жизни, а советские люди
научились приспосабливаться к недостаточному питанию, хрони-
ческому острому дефициту потребительских товаров, отсутствию
полноценного жилья, неразвитости социальной инфраструктуры.
Государственные структуры как могли способствовали такого рода
адаптации людей к негативным условиям существования, или,
по меньшей мере, не мешали им выживать. Теперь, в военные годы,
это направление "социально-демографической политики" было
не только усилено, но получило максимальную поддержку государ-
ства.
В стране ввели карточки на продукты питания, причем беремен-
ные женщины и дети обеспечивались продуктами по особым спи-
скам. Широкое распространение получило индивидуальное огород-
ничество (в основном выращивание картофеля), развернулось строи-
тельство упрощенного жилья, главным образом каркасно-засыпных
бараков. Все это знакомо и привычно советским людям по довоен-
ной жизни и не вызывало неприятия, но не могло стать серьезным
барьером на пути роста смертности. Кардинально понизить заболе-
ваемость населения, в свою очередь зависящую от условий жизни, в
годы войны не представлялось возможным. Главная стратегическая
задача — преодоление условий, порождавших повышенную заболе-
ваемость населения не только не решалась, но в военные годы и не
могла быть решена в принципе. Поэтому государство прошло по ис-
пытанному пути адаптации: необходимо было резко повысить ре-
зультативность работы здравоохранения и при неизменно высоких и
даже растущих показателях заболеваемости сократить индекс ле-
тальности и соответственно уровень смертности.
Для понимания того, что происходило в годы войны, чрезвычай-
но важно еще раз напомнить, что рост показателей смертности тыло-
вого населения непосредственно обусловлен не только увеличением
показателей заболеваемости, но неэффективностью здравоохранения,
увеличением больничной летальности. Само по себе повышение за-
болеваемости приводит к росту смертности только в условиях слабого
здравоохранения, которое не в состоянии противостоять валу инфек-
133
ций. Медико-санитарные службы СССР были неготовы к войне и
проявили почти полную организационную беспомощность. Заведую-
щий Новосибирским облздравотделом 28 декабря 1941 г. в докладной
записке в ОК ВКП(б) растерянно констатировал: "Мы не имеем воз-
можности обеспечить достаточно больничной помощью население
города"72. В данном случае сработала "мина замедленного действия",
а именно остаточный принцип ресурсного обеспечения советского
здравоохранения, сложившийся задолго до войны.
Теперь, когда "пришло время собирать камни", прежде всего
необходимо решить проблему финансирования здравоохранения.
Остаточный принцип ресурсного обеспечения здравоохранения со-
хранился и в годы войны, но деньги, вкладываемые в эту важнейшую
сферу социальной инфраструктуры, были увеличены. Расходы на
нужды здравоохранения по Госбюджету СССР в 1944 г. составили
10,2 млрд руб., что существенно превысило затраты 1940 г.73 Не
менее важно, что жизнь заставила использовать финансовые средст-
ва более рационально, чем до войны. Это позволило значительно
расширить коечную сеть, увеличить число стационарных больниц,
поликлиник и амбулаторий. Так, в Кузбассе за 1943-1945 гг. количе-
ство больниц в городах возросло на 20 %, в сельской местности — на
6 %, количество амбулаторий соответственно на 3 и 12 %. Число мест
в городских стационарах Кузбасса в указанные годы выросло почти в
1,5 раза, в сельских — на 3 %74. В Новосибирской области в 1941 г. на
1000 жителей приходилось 5 больничных коек, в 1943 г. — 9, в
1944 г. — около 10 коек75. В Алтайском крае в 1941 — 1945 гг. было
создано 8 сельских больниц, а число мест в них выросло на 7 %76.
Это не означает, что в Сибири в военные годы строились новые
больницы. Коечная сеть расширялась на уже существующих площа-
дях, за счет их предельного уплотнения, а новые медицинские учре-
ждения создавались путем приспособления старых зданий в
основном барачно-засыпного типа. Но количественный рост даже
на фоне удручающе низкого в течение всего уровня комфортности
медицинских учреждений приносил плоды и способствовал повы-
шению эффективности отечественного здравоохранения.
Одновременно была проведена коренная структурная пере-
стройка учреждений здравоохранения. Это выразилось в том, что в
военные годы медицинская сеть росла главным образом за счет ин-
фекционных и туберкулезных коек и снижения доли мест, предна-
значенных для лечения онкологических и сердечно-сосудистых
134
заболеваний. В СССР в целом количество инфекционных коек в
больницах для взрослых за 1941-1943 гг. возросло в 1,7 раза77. В Но-
восибирской области в течение войны число мест в детских инфек-
ционных больницах увеличилось почти в 12 раз, во взрослых —
почти в 4 раза78. Одновременно была расширена больничная и дис-
пансерная сеть, предназначенная для лечения туберкулеза. Уже в
1943 г. в РСФСР количество мест в противотуберкулезных больни-
цах выросло на 7,4 тыс. Кроме того, создано 1,1 тыс. коек во вспомо-
гательных учреждениях при туберкулезных диспансерах, 1,4 тыс.
коек в дневных и 2,4 тыс. коек в ночных санаториях для туберкулез-
ных больных79. В 1944 г. в СССР к существующей сети дополнили
13 тыс. коек в больницы80.
Расширение инфекционной и противотуберкулезной сети по-
зволило решить задачу первоочередной важности — изоляцию
заразных больных в специальных стационарах, надежно перекры-
вавшую один из путей распространения инфекций. В 1943 г. в СССР
было госпитализировано 97 % больных брюшным тифом, 88 — ди-
зентерией и 93 % — дифтерией81. В Омской области в начале войны
удельный вес госпитализированных составлял: по брюшному тифу
90 %, в 1943 г. — 98 %, по дизентерии соответственно 38 и 77 %, по
скарлатине 95 и 98 %82. В Новосибирской области в 1943 г. были гос-
питализированы практически все больные брюшным, возвратным
тифом и паратифом83.
Существенные изменения в военные годы произошли и в чис-
ленности медицинского персонала. Перед войной здравоохранение
Сибири испытывало острый дефицит кадров. В 1941 г. медицинские
работники в спешном порядке и без учета потребностей гражданско-
го здравоохранения были мобилизованы в Красную армию. В
РСФСР, в частности, в течение двух первых лет войны численность
врачей сократилась на 15 тыс. чел.84 В Новосибирской области в
первые дни войны на фронт ушло свыше 55 % врачей85. Призыв про-
водился в столь крупных масштабах, что восточные районы страны
оказались фактически без врачей и работников среднего медицин-
ского звена. Но в конце 1941 г. в Сибирь стали прибывать массы эва-
куированных, среди которых были и врачи. К началу 1943 г. регион
получил 3234 врача, из них 2721 врач трудился в Западной Сибири86.
В итоге в восточных районах СССР убыль медиков была компенси-
рована. Достаточно сказать, что удельный вес эвакуированных среди
врачей, работавших в 1943 г. в Алтайском крае, составлял 31 %, в Ом-
135
ской и Новосибирской областях примерно 27, в Кемеровской —
34 %87. Тем не менее в Сибири, как и по всей стране, ощущалась не-
хватка медицинских кадров. В 1943 г. в Омске, например, врачебные
должности были укомплектованы на 94 %88. Выход был найден в
расширении совместительства, что позволило более интенсивно ис-
пользовать имеющиеся кадры. Многие врачи работали "на износ",
по 10-12 ч/сут. Качество лечебной работы снижалось, но за счет это-
го расширялось количество оказываемых медицинских услуг.
Важным фактором борьбы со смертностью в глубоком тылу было
развитие медицинской науки. Разработка новых методов диагностики
и лечения, эффективных медицинских препаратов, лекарственных
средств, вакцин, оригинальных медицинских приборов в военные
годы проводилась в 213 научно-исследовательских институтах, 70 на-
учных лабораториях и на кафедрах 72 медицинских вузов89. В годы
Великой Отечественной войны создавали новые виды вакцин, синте-
зирован отечественный пенициллин (получил применение уже после
войны), разработан препарат "советский грамицидин", промышлен-
но освоены бактериальные фильтры. Чрезвычайную роль в борьбе с
многими инфекционными и желудочно-кишечными болезнями, уно-
сившими во время войны особенно много жизней, сыграл запущеный
в серийное производство препарат сульфаниламид. Немалый вклад в
развитие медико-биологической науки внесли и сибирские ученые,
многие из которых сосредоточили усилия в такой жизненно важной
сфере, как переработка местного сырья для производства лекарствен-
ных препаратов90.
В этом смысле очень многое зависело не только от ученых, но и
от производственников. Любое, самое лучшее научное открытие ос-
тавалось теоретическим изыском без организации производства пре-
паратов, созданных на его основе. Война обусловила значительные
сложности в работе химико-фармацевтической и медицинской про-
мышленности — было затруднено снабжение сырьем, топливом,
рабочей силой, электроэнергией. Все это передавалось на нужды во-
енных отраслей. Многие заводы оказались на оккупированной тер-
ритории, часть была демонтирована в ходе эвакуации. Поэтому в
начале войны выпуск лекарственных препаратов резко сократился.
Достаточно сказать, что в ноябре 1941 г., по сравнению с предвоен-
ным периодом, медицинская промышленность выпустила всего
8,4 % лекарственных средств, а номенклатура выпускаемых лекарст-
венных препаратов была сокращена в 2 раза91. В 1942 г. по отноше-
136
нию к 1940 г. производство столь необходимых препаратов
сульфаниламида уменьшилось более, чем в 2 раза, акрихина — в 14,
салициловых препаратов — почти в 7, фенацетина — в 33 раза92. От-
сутствие лекарств приводило ко многим трагедиям.
Имеющиеся лекарственные препараты из запасов, изготовлен-
ных еще до войны, направлялись главным образом в военные гос-
питали. Но и они испытывали сильный дефицит медикаментов,
которые распределялись по граммам. В 1942 г. на каждый эвакуиро-
ванный госпиталь отпускалось 100-200 г стрептоцида и 20-30 г
сульфидина. Согласно стенограммы совещания начальников
эвакогоспиталей и главных хирургов, состоявшегося 9 мая 1942 г.,
нарком здравоохранения РСФСР А.Ф. Третьяков вынужден был бу-
квально крикнуть в зал: "Сульфаниламидных препаратов мало, их
нет, а если нет, то требовать бессмысленно"93.
Гражданское население осталось вовсе без лекарств, а врачи
были вынуждены перейти на заменители и природные средства: тра-
вы, хвою и т.д. Достаточно сказать, что если в первом квартале
1941 г. товарооборот аптек РСФСР составлял 222 млн руб., то в чет-
вертом квартале — всего 154 млн, а в первом квартале 1942 г. —
120 млн руб.94 С полок магазинов исчезло даже такое необходимое
гигиенического средство, как мыло. В Новосибирской области, на-
пример, за 10 мес 1942 г. план по производству мыла был выполнен
всего на 19 %95.
Поэтому в конце 1941 г. в тыловых районах СССР была развер-
нута лихорадочная, по существу авральная, работа по восстановле-
нию предприятий химико-фармацевтической и медицинской про-
мышленности. Только в Сибири в спешном порядке были построе-
ны несколько заводов (в Тюмени, Анжеро-Судженске, Новосибир-
ске, Томске), которые после ввода в эксплуатацию, совместно с
другими предприятиями страны стали выпускать свыше 300 наиме-
нований лекарственных средств96. Производственные мощности
предприятий, объединяемых системой Главхимфармпрома, в 1942 г.
по отношению к 1941 г. выросли: по выпуску стрептоцидов на 73 %,
по сульфидину на 68, по хлорэтилу на 126, по глюкозе на 82, по вис-
муту на 181 %97. Производство акрихина в СССР за 1942-1945 гг.
было увеличено в 8 раз, сульфаниламида — почти в 7, фенатецина —
в 24 раза98. Одновременно выросло производство противобрюшно-
тифозных, противодизентерийных, противосыпнотифозных вакцин,
дизентерийного бактериофага, оспенного детрита, противогангре-
137
нозной сыворотки. Это не значит, что был ликвидирован дефицит
лекарств, но теперь медикаменты были все же доступны и рядовым
гражданам.
Таким образом, с конца 1942 г. на динамику смертности, поми-
мо негативных факторов внешней среды, существенное воздействие
оказывала деятельность государственных органов, направленная на
развитие санитарии, медицины и химико-фармацевтической про-
мышленности, предпринимаемая главным образом с целью макси-
мального сохранения рабочей силы. Война вынудила сталинское
руководство сделать то, чем оно пренебрегало в мирные годы, а
именно улучшить ресурсное обеспечение здравоохранения как важ-
нейшего элемента социальной инфраструктуры. Быть может впер-
вые в советской истории сталинское руководство осознало ценность
если и не отдельного человека, то хотя бы рабочей силы. В результа-
те общество адаптировалось к крайне низкому уровню жизни, а го-
сударство сумело частично нейтрализовать негативное воздействие
войны на смертность тылового населения. Уровень заболеваемости
оставался как и прежде высоким, состояние здоровья людей очень
плохим, но эффективность здравоохранения значительно выросла.
Повысилась "излечиваемость" больных.
Статистически это выразилось прежде всего в снижении уровня
летальности, под которой понимается отношение числа умерших от
болезни к числу болевших. В городских больницах РСФСР в целом
за 1942-1945 гг. смертность от скарлатины сократилась почти в 6 раз,
от дифтерии — в 2,6, от кори — почти в 10, от коклюша — более чем
в 2 раза". Летальность от туберкулеза по СССР в целом снизилась от
18,4 % в 1943 г. до 15,4 % в 1945 г.100 В Сибири в течение 1943-1945 гг.
показатели летальности от брюшного тифа, дифтерии, гемоколита,
кори и коклюша снизились в 2 раза, от туберкулеза легких — в 1,9, от
воспаления легких — в 3,3, от токсической диспепсии — в 3,7 от ди-
зентерии — в 6 раз101. Таким образом, количество больных увеличи-
валось, но число умерших вследствие повысившейся эффективности
лечения сокращалось.
Чтобы до конца понять глубинные процессы, протекавшие в де-
мографической сфере Сибири в военные годы, обратимся к анализу
структуры причин смертности городского населения (для сельской
местности такая статистика отсутствует) (табл. 3).
В 1940-1944 гг. и особенно в 1942-1944 гг. в структуре причин
смертности произошла существенная перестройка: заметно сокра-
138
Таблица 3*
Структура причин смертности городского населения Алтайского края,
%
♦Составлена по данным: ЦХАФАК. Ф. 718. Оп. 42. Д. 4. Л. 121 — 121 об.; Д.
7. Л. 77 - 7 об.; Д. 10. Л. 1 - 1об.
**Менее 0,1 %.
тился удельный вес умерших от экзогенных причин (инфекционные
и желудочно-кишечные заболевания), таких как корь, скарлатина,
коклюш, дизентерия, воспаление легких, токсическая диспепсия,
острый гастроэнтероколит. Вместе с тем повысилась доля умерших
от причин эндогенного происхождения: сердечно-сосудистых и зло-
качественных заболеваний. Поскольку от болезней экзогенного ха-
рактера люди погибают в основном в раннем и молодом возрасте, а
139
Таблица 4*
Возрастная структура умерших г. Сталински
(Новокузнецк), %
*Составлена по данным: ГАРФ. Ф. А-374.
Оп. И. Д. 359. Л. 48 об.
от болезней эндогенного ха-
рактера в старших возрастах
произошло перемещение
смертности от младших возрас-
тных групп в старшие (табл. 4).
Смертность, таким образом,
постарела, а люди, как это не
парадаксально в условиях вой-
ны, стали жить дольше. На
поверхности явления это
выглядело как снижение общих
(грубых) коэффициентов
смертности.
Социально-демографиче-
ская политика сталинского
правительства, направленная в
военные годы на адаптацию
населения к предельно низко-
му уровню жизни путем повы-
шения эффективности здраво-
охранения и максимального
ужесточения санитарного контроля, была не только удачной, но
единственно возможной, а потому оправданной. Она позволила в ус-
ловиях низкого уровня материального обеспечения и повышенной
заболеваемости населения сократить смертность. Эта прагматичная
политика прежде всего ставила своей целью повысить выживаемость
и работоспособность занятых на производстве. Но объективно выиг-
рывали и "слабые" группы населения: смертность детей снижалась
быстрее, чем смертность взрослых, а смертность мужчин уменьша-
лась интенсивнее, чем смертность женщин.
К сожалению, после завершения войны социально-демографи-
ческая политика советского правительства на изменила приоритеты.
Адаптационное направление, зародившееся еще в 1930-е годы и по-
лучившее в годы войны максимальное развитие, в конце 1940-х гг.
превратилось в своего рода "идола для поклонения". Советское ру-
ководство укрепилось в мнении, что смертность может и должна
снижаться на фоне пониженного уровня жизни. В этой связи адапта-
ционное направление советской демографической политики имело
абсолютный приоритет вплоть до середины 1950-х гг.
140
ПРИМЕЧАНИЯ
Поляков Л.Е. Цена войны: Демографический аспект. М., 1985; Население СССР за 70
лет. М., 1988; Алексеев В.В., Исупов В.А. Население Сибири в годы Великой Отече-
ственной войны. Новосибирск, 1986; Исупов В.А. Городское население Сибири: От
катастрофы к возрождению (конец 30-х — конец 50-х гг.). Новосибирск, 1991; Кор-
нилов Г.Е. Уральское село и война. Проблемы демографического развития. Екате-
ринбург, 1993; Население Советского Союза: 1922-1991. М., 1993; Кышпанаков В А
Население Хакасии: 1917-1990-е гг. Абакан, 1995; Людские потери СССР в Великой
Отечественной войне. Сб. статей. Спб., 1995; Соколов В Б. Цена войны: людские
потери СССР и Германии. 1939-1945. Тайны Второй мировой. М., 2000; Население
России в XX веке: Исторические очерки. Т. 2. М., 2001; Вербицкая О.М. Население
российской деревни в 1939-1959 гг. Проблемы демографического развития. М., 2002
и др.
2См.: Демографическая политика социалистического общества. М., 1986; Демографи-
ческая политика в региональном разрезе. М., 1988.
3Сталин И.В. Сочинения. Т. 12. М., 1949. С. 299; Т. 13. М., 1951. С. 336; Известия. 1935.
5 декабря.
4Правда. 1935. 26 января.
5Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. С. 336.
6Население Советского Союза... С. 118.
7Исупов В.А. Демографическая сфера в эпоху сталинизма/Актуальные проблемы ис-
тории советской Сибири. Новосибирск, 1990. С. 191.
Подсчитано по данным: ГАНО. Ф. 11. Оп. 3. Д. 736. Л. 131-131 об.; 135-135 об; Д. 607.
Л. 1-1 об.; ГАОО. Ф. 2122. Оп. 1. Д. 1134. л. 70-70 об; 73-73 об.; Д. 1136. Л. 28; ГААК.
Ф. 718. Оп. 2. Д. 4. Л. 3; Д. 5. Л. 6.
9Корнилов Е.Г. Уральское село и война, с. 46, 52, 66.
10Гельфанд B.C. Население СССР за 50 лет. (1941-1990). Стат. справочник. Пермь,
1992, С 241, 251.
11Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях
и военных конфликтах. Статистическое исследование. М., 1993. С. 139.
12Там же. С. 239.
13РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 1009. Л. 18.
14Там же. Ф. 4372. Оп. 42. Д. 997. Л. 53.
15ЦХАФАК. Ф. 1. Оп. 18. Д. 152. Л. 76.
16Население России в XX веке. Т. 2. С. 33.
17РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 1009. Л. 20-21.
18См.: Сборник законов и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938-июль
1956). М., 1956.
19ГАРФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 440. Л. 58.
20Там же. Д. 467. Л. 4.
21Известия. 1936. 28 июня.
22ЦХАФАК. Ф. 1. Оп. 18. Д. 155. Л. 261.
23ГАРФ. Ф. 8009. Оп. 6. Д. 1913. Л. 85.
24ГАНО. Ф. 11. Оп. 4а. Д. 69. Л. 3.
25Там же.
^Сборник законов и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938-1967. М.,
1968. Т. 2. С. 409-417.
27ГАТюмО. Ф. 1725. Оп. 1. Д. 1. Л. 220.
141
28Сборник законов и указов... 1968. Т. 2. С. 419.
29РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 2248. Л. 23, 26.
30ГАРФ. Ф. А-630. Оп. 1. Д. 53. Л. 8.
31РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 801. Л. 5-5 об.
32Исупов В.А. Городское население Сибири..., с. 100.
33ГАНО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 411. Л. 3.
34Микоян А.И. В Совете по эвакуации // Военно-исторический журнал. 1989. №3.
С. 31, 37.
35ГАНО. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 481. Л. 326.
36ГАРФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 636. Л. 73.
37Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 685. Л. 62.
38Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 483. Л. 98 об.
39Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 683. Л. 3.
40ГАНО. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 486. Л. 14 об.
4,Там же. Д. 481. Л. 42.
42ГАОО. Ф. 1143. Оп. 1. Д. 116. Л. 96.
43ГАНО. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 692. Л. 2-3.
"ГАРФ. Ф. А-630. Оп. 1. Д. 53. Л. 8.
45Там же. Ф. 8009. Оп. 3. Д. 244а. Л. 153.
46РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 793. Л. 204.
47Там же. Д. 2248. Л. 26.
48ГАРФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 78. Л. 2, 13.
49РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 793. Л. 204.
50ГАРФ. Ф. А-630. On. L Д. 96. Л. 77.
51Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 636. Л. 77.
52Там же. Л. 75-77.
53Дрейзин И.И. Санитарное обслуживание массовых людских перевозок по железным
дорогам в годы Великой Отечественной войны // Медико-санитарные последствия
войны и мероприятия по их ликвидации. Т. 2. М., 1948. С. 75.
54Советское здравоохранение. 1944. № 1-2. С. 7.
55Советская медицина, 1944, №10-11. С. 31.
56Опыт советской медицины в Великой Отечественной войне. 1941-1945 гг. Т. 32. М.,
1955. С. 31.
57Советская медицина. 1944. № 10-11. С. 31.
58ГАОО. Ф. 2122. Оп. 1. Д. 1134. Л. 8; Д. 1137. Л. 28-28 об.
59ГАКО. Ф. 864. Оп. 1. Д. 2. Л. 195.
60ГАРФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 636. Л. 44, 49.
61Советское здравоохранение. 1944. № 4-5. С. 11.
62ГАТО. Ф. 441. Оп. 1. Д. 25. Л. 14; Д. 27. Л. 14.
63РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 2248. Л. 23, 26.
64ЦХАФАК. Ф. 726. Оп. 3. Д. 35. Л. 6 об.
65ГАРФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 636. Л. 115.
66ЦХАФАК. Ф. 726. Оп. 3. Д. 35. Л. 6 об.
67ГАРФ. Ф. А-630. Оп. 1. д. 89. Л. 21 -21 об.
68Там же. Л. 26.
69Исупов В.А. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине
XX века: Историко-демографические очерки. Новосибирск, 2000. С. 107.
70Санитарные последствия войны и мероприятия по их ликвидации. Труды первой
конференции 22-24 апреля 1946 г. М., 1947. С. 191.
142
71ГАНО. Ф. 29. On. 1. Д. 352. Л. 8 об., 9.
72Там же. Ф. П-4. Оп. 5. Д. 59. Л. 112.
73История социалистической экономики СССР. Т. 5. М., 1978. С. 493.
74ГАКО. Ф. 864. Оп. 1. Д. 1. Л. 1, 8; Д. 2. Л. 187 об., 189 об., 223 об., 225 об.
75ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 1179. Л. 1.
76ЦХАФАК. Ф. 726. Оп. 3. Д. 35. Л. 3 об.
77ГАРФ. Ф. 8009. Оп. 6. Д. 1898. Л. 4 об.
78ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 1179. Л. 1.
79Советское здравоохранение. 1943. № 12. С. 13-15.
80Советская медицина. 1945. № 1-2. С. 1.
81Там же. 1944. № 10-11. С. 31.
82ГАОО. Ф. 2122. Оп. 1. Д. 1134. Л. 21; Д. 1137. Л. 93 об.
83ГАНО. Ф. 11. ОП. 2. Д. 869. Л. 33.
84ГАРФ. Ф. А-630. Оп. 1. Д. 75. Л. 10.
85ГАНО. Ф. 1992. Оп. 1. Д. 9. Л. 1.
86ГАРФ. Ф. А-630. Оп. 1. Д. 75. Л. 15 об.
87Там же. Ф. 8009. Оп. 6. Д. 1906. Л. 22.
88Советское здравоохранение. 1944. № 10-11. С. 5.
89Советская интеллигенция. Краткий очерк истории. 1917-1975. М., 1977. С. 194.
90См.: Осташко Т.Н. Наука и ученые Сибири в годы Великой Отечественной войны.
Новосибирск, 2002. С. 111-120.
91 Великая Отечественная война 1941-1945: энциклопедия. М., 1985. С. 440.
92РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 46. Д. 835. Л. 11.
93ГАРФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 606. Л.71.
94Там же. Д. 447. Л. 24.
95Там же. Д. 409. Л. 118 об.
9бВеликая Отечественная война 1941-1945: энциклопедия. С. 286, 441.
97Советское здравоохранение. 1943. N» 4-5. С. 3-4.
98РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 46. Д. 835. Л. 11.
"Рикман О. А. Детские инфекции в годы Великой Отечественной войны// Меди-
ко-санитарные последствия войны и мероприятия по их ликвидации. Труды второй
конференции (17-19 декабря 1946 г.). Т. 1. М., 1948. С. 152.
100ГАРФ# ф 8009. Оп. 6. Д. 1995. Л. 129 об.
101Алексеев В.В., Исупов В.А. Население Сибири в годы... С. 137-138.
143
А.А. Бурматов
НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДА КУЙБЫШЕВА
В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ
ОТЕЧЕСТВЕНННОИ ВОЙНЫ
Проблемы исторической демографии приобрели в последние
десятилетия особый резонанс. Это произошло как вследствие обо-
стрения ситуации в области народонаселения, так и потому, что
долгое время данным вопросам не уделялось должного внимания
или они игнорировались вообще. В годы перестройки и экономиче-
ских реформ были сделаны некоторые наработки и в значительной
мере ликвидированы "белые пятна" в демографии. Проводились
семинары по исторической демографии, издавались монографии и
обобщающие исследования. Однако посвящались они крупным
регионам или стране в целом, иногда отдельным категориям насе-
ления в общегосударственном или региональном масштабе. Вопро-
сам развития народонаселения в годы Великой Отечественной
войны было отведено значительное место. В основном оно своди-
лось к разрешению вопроса о потерях населения в целом, а также о
числе погибших в Вооруженных силах. Крупнейшей и возможно
единственной в своем плане по населению Сибири в годы войны
является монография В.В. Алексеева и В.А. Исупова1 о городском
населении данного региона. Рассматривая городское население, ав-
торы основной упор сделали на крупных и средних городах как
более обеспеченных статистической базой. Аналогично рассматри-
вается данный вопрос в коллективной монографии "Население
Западной Сибири в XX веке"2. Лишь косвенно затронуты вопросы
демографической истории сел и малых городов в статьях
В.А. Исупова3.
Данная статья является попыткой ликвидировать пробел, обра-
тившись к истории развития народонаселения малого города на при-
мере г. Куйбышева (бывшего Каинска) Новосибирской области. Она
написана на основе материалов трех фондов Государственного архи-
144
ва Новосибирской области (ГАНО) и данных первичных актовых за-
писей регистрации рождений и смертей отдела ЗАГС г. Куйбышева.
По данным переписи населения 1939 г. число жителей в этом го-
роде составило 12930 чел.4 Удалось установить, что приписка к этим
данным составила 78 чел., или 0,61 %5. Это позволяет пользоваться
материалами переписи 1939 г. без коррекции, так как данная поправ-
ка не превышает границ естественной статистической погрешности
в1 %.
В последние предвоенные годы рождаемость в городе имела тен-
денцию к понижению: в 1939 г. — 50,8 %о, в 1940 г. — 31,6%о. Смерт-
ность, наоборот, увеличивалась от 25,0 до 28,9 %о. Рост ее на 15,6 %
связан в основном со значительным увеличением числа умерших де-
тей до года. За два предвоенных года младенческая смертность воз-
росла на 84,5%6. К январю 1941 г. число жителей составило 13,1 тыс.
Прежде чем рассмотреть демографическую ситуацию в годы
войны, необходимо уточнить динамику населения, достоверность
данных текущей статистики и количество прибывших эвакуируемых
граждан, а также число мобилизованных жителей города. Приходит-
ся констатировать, что надежной динамики числа жителей города в
годы войны нет. Данные Облстатуправления в военные годы повто-
ряют цифру 12930 чел., т.е. результат переписи 1939 г. Эту цифру, не
меняя по годам, приводят авторы "Книги памяти" по Новосибир-
ской области7. Единственной, хотя и не вполне достоверной, про-
межуточной цифрой о числе жителей в городе на январь 1944 г.
(14,8 тыс.) является приводимая в официальном справочнике за
1944 г8. Но она носит конъюнктурный характер . В частности, в дан-
ном справочнике отмечается, что "в 1942 г. с прибытием в область
большого количества эвакуируемых общая численность населения
несколько возросла", после начавшейся реэвакуации и "продолжав-
шейся мобилизации" сократилась9. Следовательно, в 1944 г. 14,8 тыс.
жителей города включены находящиеся в эвакуации, на спецпоселе-
нии, иногородние, но исключены мобилизованные в Красную Ар-
мию. Стало быть, эта цифра является чрезмерно завышенной. Судя
по сохранившимся архивным материалам, в городе было примерно
2,5 тыс. эвакуируемых, к 1944 г. их оставалось не более 2,2 тыс. Сле-
довательно, на 1 января 1944 г. как наиболее вероятностную, мы при-
нимаем 12,8 тыс. жителей. Отметим, что миграционное движение в
годы войны в городе велось плохо. В отдельные месяцы регистрация
отсутствовала вообще, а в другие месяцы она была неполной, иногда
145
чтобы скрыть плохую организацию учета, повторялись данные пре-
дыдущего месяца. Особенно негативным нужно признать ситуацию
1941 г., когда охват учетом больших групп переселенцев и эвакуируе-
мых был самим наихудшим. (Даже в 1943 г. официальные источники
констатировали, что по области "в регистрацию попали только 18 го-
родов", в том числе Куйбышев и что "в них регистрацию нужно при-
знать сносной".)10 Учет был , безусловно, неполным. Тем не менее
общую картину миграционного движения он показывает верно. По
данным текущей статистики (табл. 1-4) видно, что значительно воз-
росло число мигрантов весной 1942 г. (эвакуация из Ленинграда и
юга России), в октябре 1942 г. отмечается очередной пик миграции
(обострение ситуации на Северном Кавказе и Сталинграде).
С февраля 1943 г. приток из вне в город резко замедляется,
уменьшившись к августу—сентябрю 1943 г. в 9—10 раз. Это связано с
начавшейся реэвакуацией. В результате в августе и октябре 1943 г.
Таблица 1
Миграция в Куйбышев в 1942 г., чел.*
♦Составлено и рассчитано: ГАНО Ф.И. Оп.2 Д.734. ЛЛ 6, 7об, 8об, 9об.
146
Таблица 2
Миграция в Куйбышев в 1943 г., чел.*
♦Составлено и рассчитано по: ГАНО. Ф. 11.
Оп. 2. Д. 988 Л. 18 об, 22, 24, 27, 31, 35, 35 об, 41, 43,
48, 53, 53 об, 76, 77 об.
**В ноябре — декабре проводилась корректи-
ровка данных, поэтому указаны обе цифры.
число выехавших из Куйбы-
шева превысило число при-
бывших на 70 и 23 чел. соот-
ветственно.
Устойчиво низким оста-
вался приток в город в 1944 и
1945 гг. вплоть до окончания
войны. Реэвакуация охватила
значительные группы жите-
лей, хотя часть граждан
(немцы, калмыки, ингерман-
ландцы) право на реэвакуа-
цию не получили. По данным
за 1944 год (кроме октября,
данные регистрации по кото-
рому не сохранились) чистый
миграционный отток наблю-
дался в пяти месяцах. Осо-
бенно это проявилось летом
1944 года, когда ежемесячно
число выезжавших превыша-
ло число прибывших в 3-8
раз. Эти месяцы обеспечили
общее отрицательное мигра-
ционное сальдо в город за
1944 год. Оно составило 134 чел. или 1,1 % жителей города.
В 1945 году отрицательное сальдо миграции наблюдалось в мар-
те — мае, июле — августе. В июне и сентябре встречные потоки ми-
грантов почти гасили друг друга. Общее положительное сальдо
миграции за 1945 г. обеспечил лишь осенне-зимний период. В ок-
тябре — декабре он составил 415 чел., так как за все остальные ме-
сяца в целом сальдо было отрицательным — 83 чел. Максимальный
приток мигрантов падает на декабрь — 264 чел., или 79,5 % общего
чистого притока за год. В значительной мере это было обеспечено
демобилизацией из Красной Армии. Бывшие воины не спешили
возвращаться в село, а любыми средствами стремились задержаться
в городе. Хроме того, приток мигрантов в город усилился в авгу-
сте-сентябре (начало занятий в учебных заведениях) в 1,7-2 раза по
сравнению с июнем и в 3 раза по сравнению с маем. В октябре —
147
Таблица 3
Миграция в Куйбышев в 1944 г., чел*.
*ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 999. Л. 1, 5, 9, 12, 15, 18, 21, 23, 26, 30, 32.
ноябре число прибывших увеличилось еще на 50 %, а в декабре 1945
г. удвоилось по сравнению с ноябрем. Это было вызвано притоком
рабочих рук на промышленные предприятия и стройки города.
Следует отметить, что число лиц до 16 лет среди мигрантов в
1944-1945 гг. было невелико (до 20-30 %),что свидетельствует о
миграции рабочей силы в город. В 1942-1943 гг. доля детей была су-
щественно выше, последнее свидетельствовало о большом числе
эвакуируемых женщин с детьми.
Среди выезжавших из города, начиная с 1944 г., доля детей до
16 лет составляла 30-40 %, что свидетельствовало о начавшейся
реэвакуации из города женщин и детей. В 1941-1942 гг. именно эти
категории граждан попадали в число лиц, подлежащих эвакуации в
восточные районы страны в первую очередь. С мая 1943 г. они стали
возвращаться в места прежнего проживания. Таким образом,
148
Таблица 4
Миграция в Куйбышев в 1945 году, чел.*
♦Составлено и рассчитано: ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 1183. Л. 2,5, 8,11,14,17, 20, 23, 26, 29, 32, 36.
миграция в город в годы войны носила в основном вынужденный
характер и была связана с потоком эвакуируемого, а после посте-
пенного освобождения оккупированных районов и реэвакуируемо-
го населения.
РОЖДАЕМОСТЬ В ВОЕННЫЕ ГОДЫ
В 1941 году уровень рождаемости находился на высоком уровне
42,1 %о. Родилось по данным городского ЗАГСа 551 чел., а по данным
Облстатуправления — 539 чел. Разница объясняется тем, что в орга-
нах статистики число событий относят к отчетному периоду, а в от-
деле ЗАГС к моменту регистрации, которая происходит иногда со
значительными опозданиями. Высокий уровень рождаемости сохра-
нялся и в январе 1942 г. — 38,2 %© — сказывался довоенный запас за-
чатий, а также тот факт, что среди эвакуируемых было много
беременных женщин и рождения детей произошли по месту прибы-
149
тая. В феврале 1942 года показатель рождаемости составлял 27,2 %о,
в мае — 18,2, в июне 13,1 %о, т.е. за полгода снизился в 4 раза. Неко-
торое увеличение показателя в июле, сентябре — ноябре было вызва-
но прибытием новых партий эвакуируемых из южных районов
России, так как начиналась Сталинградская битва. Динамика уровня
рождаемости в 1941-1945 гг. представлена в табл. 5.
В 1941 г. два месяца — август и ноябрь — имеют чрезвычайно вы-
сокие показатели рождаемости — 54-63 %о. Это может быть объяс-
нено только прибытием огромного числа эвакуируемых. Как
известно, в первую очередь вывозили женщин с малолетними деть-
ми и беременных. У последних роды происходили в Куйбышеве и
рождения были зарегистрированы в местном ЗАГСе. После января
Таблица 5
Рождаемость в 1941-1945 гг., %о*
♦Рассчитано по данным ОЗАГС территориальной администрации г. Куйбышева.
**В октябре—ноябре 1943 г. и сентябре 1944 г. сохранность документов неполная. Выборку
по актовым записям проводила начальник отдела ЗАГС г. Куйбышева Г. В. Кархардина. В итогах
за 1943 и 1944 гг. указаны данные облстатуправления.
150
Таблица 6
Половой состав родившихся*, %
♦Рассчитано по: ГАНО. Ф. 11.
Оп. 2. Д. 736. Л. 6 об. Д. 871. Л. 28. Д. 991.
Л. 5, 5 об. Д. 992. Л. 5 об. Д. 1412.
Л. 49, 49 об.
1942 г. рождаемость падает. Минимум приходится на август 1942 г. —
12,7 %о. С сентября 1942 г. по январь 1943 г. отмечено значительное
число прибывших эвакуируемых и регистрируется новый подъем ро-
ждаемости. Минимальный показатель рождаемости зафиксирован в
мае—июне 1943 г. — 12 %о, а в октябре-ноябре уровень рождаемости
составлял — 4,6-8,5 %о. Октябрь и декабрь 1943 г. вследствие утраты
некоторого числа документов в ЗАГСе во внимание принимать не
приходится.
Однако их число невелико и значительное сокращение рожде-
ний вызвано также напряжением на фронте начала 1943 г. (Сталин-
градская битва) и число зачатий в данный период было
действительно минимальным. С временным лагом в 8-9 мес про-
изошло падение рождаемости.
Конец 1944 и 1945 гг. характеризуются невысокими, но стабиль-
ными показателями рождаемости. С фронта к этому периоду стали
возвращаться комиссованные, восстанавливались семейные связи,
улучшилось положение с продовольствием, у людей была уверен-
ность в победе над врагом.
В годы войны было нарушено естественное преобладание в чис-
ле родившихся мальчиков. В 1942 и 1945 гг. среди родившихся доми-
нировали девочки. Частично это можно объяснить тем фактом, что
количество родившихся было невелико. Однако приходится конста-
тировать, что в ходе тяжелых военных лет гибель мужских плодов до
рождения была выше, что и отразилось на соотношении родившихся
(табл. 6).
Таким образом, на динамику ро-
ждаемости в городе в годы войны
повлияло несколько факторов,
во-первых, из-за мобилизации резко
сократилась доля мужчин, во-вто-
рых, колебания рождаемости связа-
ны с прибытием больших партий
эвакуируемых, в-третьих, прослежи-
вается связь между положением на
фронте и уровнем рождаемости с
временным опозданием на 8-9 мес.
Не могло не сказаться ухудшение
здоровья женщин и снижение уровня
населения.
151
СМЕРТНОСТЬ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Смертность в своем развитии имеет ряд особенностей. В частно-
сти, относительно низкие ее показатели наблюдались в первой поло-
вине 1941 г., т.е. перед началом войны, но уже в мае-июне 1941 г.
отмечается рост показателей. Это было вызвано ухудшением сани-
тарно — эпидемической обстановкой, так как в условиях того време-
ни огромную роль играл фактор сезонности. Число умерших детей
до года в марте-июне не росло, а снижалось в марте — 13 чел., апре-
ле — 10, мае — 7, июне — 8 чел. Стало быть, увеличение числа умер-
ших наблюдалось в старших возрастах. В июле число умерших
младенцев стало существенно больше: из 48 умерших — 28 чел, в ав-
густе — 16 чел. из 37, в сентябре — 13 из 40, в октябре — 19 из 50, но-
ябре — 29 из 55 чел. Особенно существенно выросло число умерших
детей у ссыльных немцев и в детском доме приемнике-распредели-
теле НКВД для детей репрессированных родителей. Безусловно, в
первый период войны наиболее тяжелый для населения смертность
и особенно младенческая, не могла не повыситься. Уже в июле пока-
затель смертности превысил 40 %о, в октябре — 45, а в ноябре—де-
кабре составлял 52-53 %о. (табл. 7). Здесь повлиял фактор притока
эвакуируемых и ссыльных, так как среди них было много больных, а
санитарный уровень оставлял желать лучшего. Среди инфекцион-
ных заболеваний лидировали туберкулез, дифтерия, корь, дизенте-
рия, токсическая диспепсия, менингит. Очень часто в диагнозе
смерти встречались простудные заболевания и воспаления легких.
Уровень медицинского обслуживания резко ухудшился, а жизнен-
ный уровень упал. Началось голодание, отравления пищевыми сур-
рогатами. Уже в конце 1941 г. на инфекционные заболевания в
городе приходилось свыше 70 % смертей.
Некоторое понижение смертности в декабре 1941 — в марте
1942 г. носило ярко выраженный сезонный характер. Ранняя и хо-
лодная зима способствовала уменьшению смертности от дизентерии
и ряда других инфекций. С началом весны, с апреля 1942 г., рост
смертности возобновился. Ее показатель не достиг уровня октяб-
ря-ноября 1941 г., но в мае вплотную к ним приблизился. Экстрен-
ные меры, принятые властями, сыграли свою роль. В частности, в
ходе проверок работы медицинских служб города в конце 1941 г. их
деятельность была признана неудовлетворительной. Отмечалось не-
полное участковое обслуживание, порочная процедура ведения
152
приема (больных и здоровых принимали вместе). Горсовет не орга-
низовал хлорирование воды. Качество питьевой воды в городе не со-
ответствует медицинским санитарным нормам11.
Одновременно ухудшилось продовольственное снабжение, на
рынке повысились цены: ведро картофеля стоило 300 руб., булка
хлеба с отрубями — 200, пучок спичек в 10 шт. — 10 руб., одна кара-
мель из заменителя — 1 руб.12 У людей не было денег, чтобы выку-
пить положенный им хлебный паек. Продавалось или обменивалось
самое необходимое. Хлеб не выпекали иногда по 5-6, а иной раз
9 дней подряд. Качество его было низкое, повышенная влажность
позволяла хоть как-то обеспечивать выдачу пайков13.
Огромное количество беженцев и переселенцев, эвакуируемых
и ссыльных — немцев, осложнило обстановку. Не хватало самых
элементарных вещей и лекарств. У многих эвакуируемых "не было
Таблица 7
Смертность населения в Куйбышеве в 1941—1945 г., %о*
^Составлена и рассчитана по данным ОЗАГС территориальной администрации г. Куйбыше-
ва. Выборку по актовым записям производила начальник ОЗАГС Г.В. Кархардина. В отдельные
месяцы сохранность документов неполная. За 1941 год нет трех актовых записей, за 1943 год в марте
данные за 19 дней. За 1944 год нет пяти актовых записей. За 1945 год нет актовых записей за сен-
тябрь и сохранились 4 актовые записи за октябрь. В итоговой строке за 1945 год приведен показа-
тель облстат управления. При расчетах пропуски за другие годы не учтены.
153
Таблица 8
Доля среди умерших в г. Куй-
бышева по полу, %*
♦Составлено по тем же дан-
ным, что и табл. 6.
ни одежды, ни белья, ни обуви. Среди
местного населения организовывался
сбор вещей и продуктов. Возможности
такого шага были крайне ограниче-
ны"14.
Лишь ценой титанических усилий
медицинских работников и властных
структур удалось избежать апокалипси-
ческого роста смертности. Вскоре были
налажены поставки медикаментов из
США, но в 1942 г. они не доходили до
тыловых районов, первые результаты
применения новых антибиотиков (суль-
фаниламидов) и пенициллина в городе
стали сказываться в конце лета 1943 г.,
когда смертность пошла вниз. Например, в августе 1943 г. она была
вдвое ниже, чем в июне, а к ноябрю снизилась еще на 1/3. Тем не ме-
нее, маленькие тыловые города ощутили снижение смертности толь-
ко в 1944 г. В 1945,г. ситуация оставалась не устойчивой. Лишь в
конце лета 1945 г., т.е. уже после окончания войны, успехи в сниже-
нии смертности стали очевидными. Стало быть, потери среди граж-
данского населения вследствие тягот войны пропорционально были
здесь выше, чем в крупных городах. Следует отметить, что весь пери-
од войны среди умерших лидировали мужчины (табл. 8).
Несмотря на то, что среди жителей данного периода доминиро-
вали женщины, наблюдалась повышенная доля мужчин среди умер-
ших. Это свидетельствует о массовой гибели мужского населения в
тыловых районах. В частности, весь период войны регистрировалась
естественная убыль среди мужского населения
ОБЩИЕ ИТОГИ ЕСТЕСТВЕННОГО
ДВИЖЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ
В ГОДЫ ВОЙНЫ
В годы Великой Отечественной войны естественное движение
населения в городе характеризовалось противоречивыми тенденция-
ми. После резкого сокращения рождаемости в 1942-1943 гг., она на-
чала возрастать с 1944 г. Рост не был высоким и показатели не
смогли достичь даже уровня 1942 г. К 1943 г. ее уровень составлял
38 %, а в 1944 г. — 44 % от уровня 1941 г. Смертность существенно
154
возросла в 1941-1943 гг. и лишь с 1944 г. с опозданием по сравнению
с общесибирскими тенденциями на один год начала снижаться. Ос-
новными причинами летальности оставались инфекционные и в
первую очередь острозаразные заболевания, уносившие 68-78 %
всех жизней. Особенно высокой оставалась смертность детей ссыль-
ных поселенцев-немцев, а также в детском приемнике-распредели-
теле НКВД. Рост смертности проявлялся в летние месяцы, когда
число умерших от различных инфекций существенно возрастало.
Следовательно, блага медицины до города еще не дошли. Результат
применения на практике пенициллина и антибиотиков сказался
лишь в 1944-1945 гг. Смертность всего населения сократилась в
1944 г. на 31,6 % от уровня 1941 г. В 1945 г. ее уровень составлял
52,3 % от уровня 1941 г. (табл. 9). Младенческая смертность состав-
ляла в 1944 г. — 36,7 %, в 1945 — 26,4 % от уровня 1941 г.
Данные статистической службы показывают, что естественная
убыль населения в городе началась с конца 1941 года, т.е. с почти на-
чалом войны и продолжалась весь период военных действий. У муж-
чин убыль населения сохранялась вплоть до конца 1945г. У женщин
естественный прирост стал наблюдаться лишь осенью 1945 г. При
этом убыль мужчин в абсолютных величинах превышала убыль жен-
ского населения в 2-3 раза (табл. 10), при этом доля мужского насе-
ления уже до войны составляла 45,7 %, а в годы войны диспропорция
полов заметно увеличилась. К тому же в общегражданской регистра-
ции не отражены смерти раненных в обоих госпиталях города, а так-
же массовая гибель мужчин на фронтах.
Таблица 9
Естественное движение населения в г. Куйбышеве в 1941—1945 гг., %<>
♦Рассчитано по данным: ГАНО. Ф. 11. On. 2. Д. 736. Л. 6 об. Д. 871. Л. 28.
Д. 991. Л. 5, 5 об, Д. 992. Л. 5 об. Д. 1412. Л. 49, 49 об.
155
Таблица 10
Число родившихся и умерших в Куйбы-
шеве по полу в годы воины, чел.*
♦Составлено и рассчитано по: ГАНО.
Ф. 11. Оп. 2. Д. 736. Л. 6 об. Д. 871. Л. 28. Д.
991. Л. 5,5 об. Д. 992. Л. 5, 5 об. Д. 1412. Л. 49.
Отсюда следует, что гибель
мужского населения приняла ката-
строфические размеры. Можно с
некоторой осторожностью утвер-
ждать, что мужское население горо-
да ежегодно уменьшалось примерно
на 800 чел. Естественные смерти
горожан — мужчин и эвакуируемых
составляли 25-30 % от всего числа
погибающих лиц мужского пола. О
величине естественной убыли мож-
но судить по индексу жизненности
Покровского — Пирла, который
показывает соотношение между
числом родившихся и умерших
(табл. 11).
Если индекс ниже единицы, то
наблюдается естественная убыль
населения. Как видно из табл. 11, в
годы войны она была практически
постоянной, особенно у мужчин.
Убыль мужского населения не была
компенсирована притоком мигран-
тов из других мест на военное про-
изводство и на фабрично-заводское
обучение. Город стал местом, где
резко доминировало женское насе-
ление. Отметим, что чистая естест-
венная убыль в годы войны
составила 391 чел., или 3 % от дово-
енной численности населения. У
женщин эта величина составляет
1,4 %, у мужчин — 5,2 %. Данные не
учитывают 2 тыс. погибших горо-
жан на фронтах Великой Отечест-
венной войны. Тем не менее, они
позволяют констатировать тот
факт, что, несмотря на статус тыло-
вого города, Куйбышев понес ги-
156
Таблица 11
Индекс жизненности Покровского-Пирла,
%*
♦Составлено по данным табл. 10.
гантские людские потери. Они
составили 18,5 % от довоенной
численности населения. Кроме
того, город недополучил 1200
чел. родившимися. Таким обра-
зом, общие совокупные потери
жителей города в годы Великой
Отечественно войны составили
около 3600 чел., т.е. город не
досчитался (без учета миграции)
27 % своего возможного населе-
ния. Это свидетельствовало о не-
померной тяжести военных
потерь, следовательно, о неэффективности распределения людских
ресурсов руководством страны того периода.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Алексеев В.В, Исупов В.А. Население Сибири в годы Великой Отечественной войны.
— Новосибирск, 1986.
2Население Западной Сибири в XX веке. — Новосибирск, 1997.
3Например, Исупов В.А. Соотношение полов в населении Западной Сибири в годы
Великой Отечественной войны //Гуманитарные науки в Сибири.- 2002.-№2.-
С.18-24.
4Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. РСФСР. — М., 1963. С.37.
5См. Бурматов А.А. Перепись населения 1939 года в Новосибирской области: оценка
демографических материалов//Новосибирская область в контексте Российской ис-
тории. — Новосибирск, 2001. С. 117.
6См. Бурматов А.А. Демографическая история Каинска — Куйбышева и его округи. —
Новосибирск, 1997. С.72-73.
7Книга Памяти. Т.13. — Новосибирск, 1996. С.514, 522, 524
Новосибирская область: после выделения Томской области. - Новосибирск, 1944. С.
29.
9Там же. С. 8.
10ГАНО. Ф. 11. Оп. 2. Д. 988. Л. 13, 18 об.
"ГАНО. Ф. 29. 0п.1. Д. 244. Л. 8, 9. Д. 355. Л. 3. 6. 11, 12 об.
1 воспоминания Кочергиной Алефтины Александровны,1933г. рождения, жительницы
г. Куйбышева и ее матери Кочергиной Евдокии Федоровны, 1903г.р., жительницы г.
Куйбышева. Хранятся у автора.
13Книга Памяти. Новосибирская область. Т. 1. — Новосибирск, 1994. С. 48.
14ГАНО. Ф. 1030. Оп. 1. Д. 207. Л. 1.
157
К.А. Заболотская, А.В. Бельков
ДЕМОГРАФИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
В КУЗБАССЕ В ГОДЫ
ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
(К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)
Великая Отечественная война оказала глубокое воздействие на
численность и состав населения нашей страны. Под ее влиянием на
территории СССР началось перемещение огромного числа людей,
произошли изменения в естественном приросте и миграционных
процессах, половозрастной и социальной структурах. "Демографи-
ческое эхо" войны дает о себе знать и по сей день. Указанные про-
цессы в той или иной мере происходили на всем пространстве
СССР, но каждый регион имел свои особенности, связанные не
только с условным разделением на "фронт" и "тыл", но и с той ро-
лью, которая выпала на его долю в этой войне.
Имела свои особенности и Сибирь. Многие тенденции эконо-
мического развития Сибири военных лет были, безусловно, прису-
щи и Кузбассу, однако специфика развития его индустриального
комплекса не могла не отразиться на динамике численности и соста-
ва населения региона. Поэтому вопросы демографического развития
Кузбасса в условиях войны требуют самостоятельного изучения.
История Великой Отечественной войны занимает солидные по-
зиции, но работы, характеризующие демографическое развитие
СССР и его отдельных регионов в военные годы немногочисленны.
Населению страны как объекту исследования в течение многих лет
уделялось мало внимания. Первыми этой сложной и многогранной
темой стали заниматься специалисты-демографы, экономисты, ме-
дики1. Историки подключились позднее. Одна из причин в какой-то
мере объясняющая эту ситуацию, была связана с тем, что историки
длительное время не располагали необходимой источниковой базой.
Многие нормативные и особенно статистические документы нахо-
дились в режиме ограниченного доступа и не выдавались исследова-
телям. Только в конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. обстановка стала
158
меняться. Обнаружились документы, по официальной версии долгие
годы считавшиеся утраченными. Были опубликованы материалы
Всесоюзных переписей населения 1937 и 1939 гг.2 Исследователи по-
лучили доступ ко многим ранее секретным документам3.
Значительный вклад в изучение демографических процессов
внесли сибирские ученые. Особенно активизировалась их деятель-
ность с конца 80-х гг. XX в., когда для исследования этих сюжетов
сложились наиболее благоприятные обстоятельства4.
В трудах В.А. Исупова, Н.Я. Гущина и его школы, С.С. Букина и
др. демографические процессы в СССР и в Сибири рассматриваются
в широких хронологических рамках, в том числе и в годы Великой
Отечественной войны. Самостоятельным объектом изучения населе-
ния Сибири в годы Великой Отечественной войны стали только мо-
нографии В.В. Алексеева и В.А. Исупова5, вышедшие в 1986 г., когда
многие источники еще были закрыты. В монографии В.В. Алексеева
и В.А. Исупова и в других трудах по истории населения Сибири ука-
занных выше авторов прослеживаются преимущественно общеси-
бирские тенденции. При рассмотрении отдельных демографических
процессов (рождаемость, смертность, миграция и др.) авторы опира-
ются на материалы по конкретным краям и областям Сибири, в том
числе по Кузбассу, в ряде случаев отмечают их особенности, однако
целостного представления по каждому региону все-таки не склады-
вается. Для этого требуется самостоятельное исследование.
Изучение демографических процессов в Кузбассе сопряжено с
рядом трудностей. Во-первых, территория Кузбасса выделилась в са-
мостоятельную административную единицу - Кемеровскую область,
только в январе 1943 г. В предшествующий период входя в состав
Томской губернии (1920 — декабрь 1925 гг.), Сибирского края (де-
кабрь 1925 — июль 1930 гг.); Западно-Сибирского края (август
1930 — сентябрь 1937 гг.), Новосибирской области (октябрь 1937 —
1942 гг.)6 Кузбасс не всегда был представлен в аналитической и ста-
тистической документации отдельной строкой. Это обстоятельство
существенно осложняет сравнительный анализ информации, в том
числе за первые годы Великой Отечественной войны.
Во-вторых, являясь одним из наиболее развитых индустриаль-
ных тыловых районов, Кузбасс сосредоточил на своей территории
значительное количество предприятий, прямо или косвенно обеспе-
чивающих оборону страны. По данным Н.П. Шуранова, в начале Ве-
ликой Отечественной войны в Кузбассе в процессе эвакуации было
159
вывезено оборудование 79 заводов и фабрик, на их основе создано 33
новых предприятия, в том числе 9 оборонного профиля7. Опреде-
ляющая роль Кузбасса в деле обороноспособности СССР как во вре-
мя войны, так и в последующий период привела к повышенному
засекречиванию данных не только о его производственном, но и
кадровом потенциале. Соответственно была ограничена информа-
ция, характеризующая демографические процессы. Сегодня, благо-
даря происшедшим в стране изменениям общественно-политической
системы, и истечению сроков давности, утратили гриф секретности
многие документы и целые архивные фонды, представляющие для
изучения истории населения Кузбасса значительный интерес. Это
существенно облегчает наши задачи.
Приступая к изучению влияния Великой Отечественной войны
на демографические процессы в таком неординарном регионе, ка-
ким являлся Кузбасс, как с точки зрения его индустриальной струк-
туры, так и специфики состава населения, авторы попытаются
прежде всего обобщить и систематизировать уже известные сюжеты,
а также привлекая новые первоисточники, определить весь ком-
плекс вопросов по данной проблеме.
При изучении динамики численности и состава населения как
на всесоюзном (всероссийском), так и на региональном уровне
предпочтение традиционно отдается статистическим источникам.
Мы также не собираемся отходить от этого правила и обратимся
прежде всего к материалам областного статистического управления
(ГАКО. Ф. Р-304). Однако в годы Великой Отечественной войны
население Кузбасса пополнялось и по таким нетрадиционным кана-
лам, как эвакуация населения. В связи с этим возникает необходи-
мость изучать весь комплекс вопросов вязанных с адаптацией эвакуи-
рованных, их взаимоотношениями с местным населением и влияни-
ем на демографическую ситуацию. Исследования этих проблем пред-
полагает расширение источниковой базы за счет документов органов
советской власти областного, городского и районного звена, специ-
альных структур, созданных для приема, размещения и трудоустрой-
ства эвакуированных. Выявление всей информации по эвакуирован-
ному населению, отложившейся в фондах Государственного архива
Кемеровской области (ГАКО), позволяет утверждать, что "учет эва-
куированного населения на местах велся крайне неудовлетворитель-
но", а составленные списки эвакуированных в города и районы
области и реэвакуированных сохранялись не полностью8.
160
Еще одним источником пополнения населения Кемеровской
области в годы войны был так называемый спецконтингент — раз-
личные категории репрессированного населения, принудительно
направленного в Кузбасс для использования в производственных
процессах и содержащегося в режимных условиях9. Значительная
часть информации по спецконтингенту содержится в документах,
хранящихся в Архиве УВД администрации Кемеровской области,
что до сих пор ограничивает и затрудняет их использование и, следо-
вательно, не позволяет дать полную и объективную оценку влияния
спецконтингента на демографические процессы в регионе.
В литературе отмечается большая запутанность в годы войны
учета отдельных демографических показателей. Выше уже говори-
лось о недостатках учета населения эвакуированного в Кузбасс.
Весьма запутан был учет смертности заключенных, а также раненых,
умерших в тыловых госпиталях. Для Кузбасса оба эти обстоятельства
имели принципиальное значение. У нас в связи с этим есть все осно-
вания разделить мнение В.А. Исупова, который считает, что "стати-
стикам удалось получить весьма приблизительную информацию о
численности населения"10. Статистические данные о населении Куз-
басса в годы Великой Отечественной войны на уровне их современ-
ного состояния и анализа дают представление лишь об отдельных
тенденциях демографического развития региона. Что же касается аб-
солютных данных, то здесь предстоит еще большая работа по их
уточнению и оценке степени достоверности.
Для оценки изменений численности и состава населения Куз-
басса в период Великой Отечественной войны необходимо кратко
охарактеризовать основные тенденции предвоенных лет.
К концу 30-х гг. достаточно четко определились основные черты
социально-экономического и демографического развития Кузбасса.
Это был многопрофильный промышленный регион с преобладани-
ем трудоемких сырьевых отраслей, использующих преимущественно
мужской труд, высокими темпами роста населения и высоким уров-
нем урбанизации, слаборазвитой социальной сферой, наличием на
его территории различных групп репрессированного населения.
Ускоренное наращивание индустриального потенциала Кузбас-
са способствовало невиданным темпам роста его населения. За
1926-1939 гг. оно увеличилось в 4 раза с лишним, при этом городское
население выросло в 13,6 раза, сельское — в 2,2 раза. Удельный вес
городского населения достиг 55 %и.
161
По сравнению с другими сибирскими территориями демографи-
ческие процессы в Кузбассе развивались более интенсивно. Опере-
жал Кузбасс и средние показатели по Западной Сибири все
население которой в указанные годы выросло на 21,8 %, городское —
в 2,9 раз, а уровень урбанизации с 11,9 % повысился до 28,9 %12.
В предвоенные 1939-1940 гг. определяющие тенденции демогра-
фического развития Кузбасса сохранились, однако темпы увеличе-
ния основных показателей несколько снизились. Так, среднегодовой
прирост населения составил 3,5 % против 25,7 % за 1926-1939 гг.,
среднегодовое увеличение удельного веса городского населения —
2,3 % против 3,2 %13.
Накануне Великой Отечественной войны население Кузбасса
увеличилось как за счет естественного прироста, так и благодаря
притоку извне. По уровню естественного прироста Кузбасс опере-
жал все административные единицы Западной Сибири. Он состав-
лял здесь в 1940 г. 19 на каждую 1000 чел. В других территориях этот
показатель колебался в пределах 14,9-16,8. Наибольший миграцион-
ный поток также направлялся в Кузбасс. За два предвоенных года, с
начала 1939 до конца 1940 г., в Кузбасс только в города и поселки го-
родского типа прибыло 396 тыс. чел. — 38 % всех мигрантов, при-
бывших в города Западной Сибири14.
В предвоенные годы демографическую ситуацию в Кузбассе сле-
дует характеризовать не только с положительной стороны, намеча-
лись и иные тенденции.
Выше упоминалось о сокращении темпов роста численности на-
селения Кузбасса в 1939-1940 гг. Причин, объясняющих это явление
на наш взгляд несколько. Во-первых, в течение 1928-1938 гг. про-
слеживается запланированное снижение темпов наращивания добы-
чи угля. В первом пятилетии после неоднократных пересмотров
объем добычи угля в бассейне должен был вырасти в 4 раза с лиш-
ним, во второй пятилетке — в 2,8 раза, в наступающей третьей —
только на 98 %15. В рассматриваемые годы угольная промышлен-
ность — одна из наиболее развитых и важнейшая градообразующая
отрасль и темпы ее развития, безусловно, влияли на динамику насе-
ления региона.
Вторая причина — слабое развитие социальной сферы. Основ-
ное внимание было сконцентрировано на модернизации промыш-
ленности, приоритетном развитии комплекса отраслей тяжелой
индустрии. Социальная сфера финансировалась по остаточному
162
принципу. Кроме того, местное и прибывшее из других районов
страны сельское население, стремившееся всеми силами закрепить-
ся в городах и рабочих поселках, а также спецпереселенцы, лица, ос-
вобожденные из заключения, ограниченные в праве выбора
дальнейшего места жительства, довольствовались малым. Плохие
жилищно-бытовые условия отражались на естественном приросте. В
1940 г. на 1 тыс. жителей Кузбасса приходилось 38 рождений и
19 смертей. Иными словами, возможный естественный прирост на-
селения сокращался вдвое. Высока была детская смертность. В том
же 1940 г. из каждой 1000 родившихся 204 ребенка не доживали до
года16. Разрастающаяся на территории Кузбасса система учреждений
ГУЛАГа в целом также негативно влияла на демографическую ситуа-
цию в регионе.
Любая война, независимо от ее продолжительности в той или
иной мере нарушает сложившиеся ранее тенденции динамики насе-
ления. Происходит это за счет изменения интенсивности процессов
рождаемости и смертности, их соотношения (естественное движе-
ние), а также интенсивности и направленности миграционных пото-
ков (механическое движение).
По своему воздействию на состояние населения СССР Великая
Отечественная война не представляла исключения, но в тыловых и
фронтовых территориях оно было различным.
Кузбасс был не просто тыловым регионом. Это — один из круп-
нейших индустриальных комплексов на востоке страны, обеспечи-
вающий ее оборонный потенциал. В этих условиях состояние
трудовых ресурсов Кузбасса приобретало стратегическое значение.
В истории населения региона годы войны целесообразно выде-
лить в самостоятельный период, подразделив его внутри на 2 этапа:
июль 1941-1942 гг., 1943 — июль 1945 гг. Обоснования для такой пе-
риодизации могут быть следующие. В начале первого этапа еще про-
должали действовать факторы мирного времени (рождаемость).
Одновременно очень быстро естественные процессы, влияющие на
изменение численности населения, отошли на второй план, уступив
приоритет особым формам его механического перемещения, вы-
званным условиями военного времени (мобилизация в ряды Крас-
ной Армии и в трудовую армию, эвакуация и др.). Во-вторых, 1943 г.
явился началом нового этапа не только в развитии военных дейст-
вий, но и в истории тыла. Именно с 1943 г. началось повсеместное
восстановление экономики освобожденных от врага терррггорий и
163
связанная с этим реэвакуация населения из тыловых районов. Нако-
нец, в начале 1943 г. Кузбасс обрел административную самостоятель-
ность. Его территория вышла из состава Новосибирской и образовала
Кемеровскую область.
Состояние источниковой базы не позволяет показать безупреч-
ную картину изменения численности населения Кузбасса в период
Великой Отечественной войны, но это не исключает возможности
проследить тенденции этих изменений (табл. 1).
Из приведенных данных видно, что население Кузбасса за годы
войны возросло, причем рост этот происходил исключительно за
счет городского населения, численность селян снизилась почти на
136 тыс. чел. Устойчиво развивался процесс дальнейшей урбаниза-
ции, удельный вес горожан увеличился на 8,7 %.
Анализ изменения темпов численности городского и сельского
населения подтверждает эти выводы (табл. 2).
Таблица 1*
Изменения численности и социального состава населения Кузбасса в годы Ве-
ликой Отечественной войны
♦Составлена по: Демографический ежегодник Кемеровской области. Стат. Сборн.
Кемерово. 1997. С. 8; ГАКО, ф. Р-304, оп. 1. д. 86, л.99.
♦♦Наличное население на начало года.
Таблица 2*
Изменение темпов численности населения Кузбасса в 1941 — июле 1945 гг., %*
♦Составлена по данным табл. 1.
164
За годы войны общая численность населения на территории
Кузбасса выросла на 49,6 тыс. чел. — 2,8 %. Более интенсивно чис-
ленность населения увеличивалась на первом этапе (1941-1942 гг.) —
прирост составил 1,55 %. За 1943-май 1945 г. население выросло на
1,24 %. На первом этапе за один месяц население Кузбасса увеличи-
лось на 1,14 тыс. чел., на втором этот показатель снизился до 0,76
тыс. чел. Рост населения региона происходил за счет горожан. За
весь период войны численность городского населения увеличилась
на 18,3 %, его удельный вес в населении области достиг 66 %. На пер-
вом этапе численность горожан выросла на 6,27 %. Второй этап был
отмечен более высокими темпами увеличения городского населе-
ния — 11,33 %. В отличие от первого этапа, когда среднемесячная
численность горожан увеличилась на 2,6 тыс. чел., на втором этапе
этот показатель составил соответственно 4,2 тыс. чел. Динамика чис-
ленности сельского населения выглядела иначе. За годы войны сель-
ское население Кузбасса уменьшилось на 135,8 тыс. чел. На первом
этапе число селян уменьшалось ежемесячно на 1,5 тыс. чел., на вто-
ром — на 3,56 тыс. чел.17
Анализ естественного и механического движения населения по-
зволил определить влияние этих процессов на демографическую си-
туацию, сложившуюся в Кузбассе в годы войны.
В предвоенный 1940 г., по данным В.В. Алексеева и В.А. Исупо-
ва, рождаемость на территории современной Кемеровской области
составляла 35,8 чел. на 1000 жителей и была ниже среднесибирского
уровня — 38,4 чел.18
По нашим данным, этот разрыв был намного меньше. В 1940 г. в
Кузбассе на каждую 1000 жителей рождалось 38 младенцев и естест-
венный прирост населения — 19 на 1000 чел., как уже отмечалось
значительно опережал другие территории Западной Сибири19.
Интересно проследить изменения темпов рождаемости по от-
дельным социальным категориям населения Кузбасса (табл. 3).
За годы Великой Отечественной войны в Кузбассе, как и в дру-
гих тыловых регионах страны, рождаемость сократилась, хотя по
сравнению со среднесибирскими показателями снижение это было
не столь опасно. Количество родившихся в Кузбассе в 1945 г. состав-
ляло 68,6 % от уровня 1941 г., аналогичный среднесибирский показа-
тель составлял лишь 45,1 %20. Среди горожан, особенно живущих
в крупных городах областного подчинения, падение рождаемости
было намного меньше нежели среди жителей городов районного
165
подчинения и сельской местно-
сти. Объясняется это прежде
всего тем, что в этих городах
были сосредоточены крупные
промышленные предприятия в
том числе оборонного значе-
ния, на контингент которых
распространялась система бро-
нирования. Поэтому здесь в
меньшей степени произошло
нарушение семейно-брачных
отношений. Так, рождаемость
1945 г. к уровню 1941 г. по горо-
дам Кемерово, Сталинск, Про-
копьевск составляла
соответственно 84,7; 91,3 и
102,2 %и.
Рождаемость в городах сни-
жалась более плавно. В сель-
ской местности произошел
резкий спад. Самым неблаго-
приятным с минимальным ко-
личеством новорожденных в
Кузбассе был 1943 г. К этому
времени негативные последст-
вия войны вступили в полную
силу. По сравнению с 1940 г.
рождаемость в регионе 1943 г.
снизилась на 62,1 %, в том чис-
ле в городах — на 58,9 %, а в
сельской местности — на
66,4 %. К уровню 1941 г. эти же
показатели составляли соответ-
ственно на 56,4; 52; 62,2 %22. По
сравнению с 1941 г., в котором
уже снизилась рождаемость, в
1943 г. темпы падения рождае-
мости немного уменьшились,
но тенденция сохранилась.
166
Снижение рождаемости в сельской местности было значительно
больше по сравнению с городами и существенно превышало сниже-
ние рождаемости по региону. Это вполне объяснимо. Мобилизация
кузбассовцев в Красную армию осуществлялась преимущественно за
счет селян.
Итак, на первом этапе рождаемость как в городах, так и в селах
Кузбасса неуклонно снижалась. Достигнув пика снижения в 1943 г.,
она начала постепенно расти. В 1945 г. по сравнению с 1943 г. рож-
даемость в области выросла на 57,2 %, в городах — на 73,1, в сель-
ской местности — на 30,9 %. При этом в крупных городах рождае-
мость выросла на 79,0 %. В сельской местности в 1944 г. рождаемость
все еще падала, хотя и незначительно, а в 1945 г. по сравнению с
1944 г. резко возросла, увеличилась на 31,2 %. Предположим, что од-
ной из причин повышения рождаемости стало улучшение половоз-
растной структуры населения. В 1944-1945 гг. Красная Армия вела
наступательные операции, раненые в том числе тяжелораненые бой-
цы оставались на освобожденной территории и те, кто после излече-
ния не направлялся в войска, возвращались домой, по месту
проживания родителей или собственной семьи.
В целом динамика рождаемости в Кузбассе в период войны была
не хуже среднесибирской, а на втором этапе (1943-1945 гг.) даже
опережала среднесибирские показатели. В 1941 г. на 1000 чел. населе-
ния в Сибири рождаемость составляла 31,5 чел., в 1942 г. — 21,
1943 г. — 12,6, в 1945 г. — 15,3 чел. В Кузбассе эти показатели соответ-
ственно составляли 30,9 чел., 21,5 чел., 13,4 чел., и 22,6 чел.23 Более
благоприятно выглядели показатели рождаемости в Кузбассе по
сравнению с отдельными соседними регионами. Так, в 1945 г. по
сравнению с 1941 г. рождаемость в Красноярском крае и Омской об-
ласти сократилась почти на 60 %, в Иркутской и Читинской областях
на 57 % с лишним, в Кузбассе — на 31,4 %24.
В естественном движении населения наряду с рождаемостью
присутствует и второй его компонент — смертность.
Динамика смертности населения Кузбасса и его отдельных кате-
горий представлена в табл. 4.
В начале Великой Отечественной войны (1941-1942 гг.) смерт-
ность населения в Кузбассе стала расти и в 1942 г. достигла своего
пика в целом по области и среди городского населения. В сельской
местности смертность стала снижаться начиная с 1942 г. Наиболее
высок был рост смертности в городах областного подчинения. В 1942
167
г. к уровню 1940 г. смертность
в этих городах увеличилась на
22 %, что в 2 раза с лишним
превышало рост смертности по
области (10,4 %). В 1943-1945
гг. абсолютное число умерших
по области сокращается почти
на 40 %. Но на данном этапе
при явно выраженной тенден-
ции сокращения смертности
по всем категориям населения
в городах областного подчине-
ния она была значительно
выше, чем в городах районного
подчинения и сельской мест-
ности (см. табл. 4). Одна из
причин, объясняющих это, на
наш взгляд, заключалась в том,
что в этих городах были сосре-
доточены предприятия с наи-
более опасными условиями
труда — шахты, металлургиче-
ские и оборонные заводы.
Только в угольной промыш-
ленности в годы войны каж-
дый миллион тонн угля
оплачивался 20 шахтерскими
жизнями, а всего за 1941-1945
гг. в бассейне в результате ава-
рий на шахтах погибло 2500
горняков25. Ряд факторов во-
енного времени - ухудшение
питания, жилищно-бытовых
условий, повышение эпидеми-
ческой напряженности оказа-
ли наибольшее влияние на
состояние здоровья крайних
возрастных групп населения.
Даже на втором этапе, в усло-
168
виях снижения абсолютной и относительной смертности доля этих
групп в общей смертности населения довольно велика (табл. 5).
Так, в городах в составе умерших доля детей в возрасте до 5 лет в
1943-1945 гг. колебалась в пределах 22,5-27,5 %, в сельской местно-
сти от 32,1 до 27,1 %; пожилых людей в возрасте 55 лет и более — от
28,0 до 31,7 % в городах и от 33,8 до 37 % на селе. Велика, особенно в
городах, была смертность и среди лиц наиболее трудоспособного
возраста — от 20 до 54 лет. В указанные годы, при незначительном
снижении, среди умерших горожан доля этой возрастной категории
колебалась от 40,9 до 36,6 %. В сельской местности аналогичный по-
казатель был стабилен: 23,8-23,9 %. Можно предположить, что вы-
сокая доля смертности горожан наиболее трудоспособного возраста
связана со структурой промышленного производства. Как уже гово-
рилось, в городах были расположены наиболее жизнеопасные пред-
приятия. Нельзя не учитывать и состав трудящихся на этих
предприятиях. Высокий удельный вес различного спецконтингента,
особенно в угольной отрасли, не приспособленного к специфиче-
ским условиям работы в шахте и живущего в худших бытовых усло-
виях, давал и большую смертность26. В целом, по сравнению со
средними показателями по Сибири, в Кузбассе смертность была не-
сколько ниже (табл. 6).
Таблица 5
Изменение удельного веса отдельных возрастных групп городского и сельского населе-
ния Кузбасса в составе умерших в 1943-1945 гг., %*
*ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 47. Л. 9.
169
Таблица 6
Динамика смертности населения
Сибири и Кузбасса в 1940-1945 гг., %о
^Составлена по: Население Западной Си-
бири С. 74; Алексеев В.В., Исупов ВЛ. Насе-
ленпие Сибири. С. 115, 118; Исупов В.А.
Демографические катастрофы С. 159; Демогра-
фический ежегодник Кемеровской области. С.
8; ГАКО. Ф. Р-304. ОпЛ. Д. 47. Л. 2; Д. 48. Л. 62.
Возможно, абсолютные и от-
носительные показатели смертно-
сти населения Кузбасса из-за
запутанности учета27 не всегда
полностью соответствовали ре-
альной картине, но общую тен-
денцию они все-таки отражали.
Анализ динамики рождаемо-
сти и смертности городского на-
селения Кузбасса накануне и в
годы войны позволяет определить
тенденции динамики населения
(табл. 7).
По сравнению с довоенным
1940 г. ежегодный естественный
прирост населения Кузбасса в
годы войны уменьшился. Мы не
берем во внимание 1941 г., где еще
действовали тенденции мирного времени (даже у родивших в конце
декабря зачатие произошло в конце марта — начале апреля). Наи-
большим естественным приростом населения был отмечен 1945 г.
(причем все зачатия относятся еще к военному времени), но и он со-
ставил только 64 % от уровня 1940 г. В 1942 г. в городах естественный
прирост отсутствовал. Здесь смертность превзошла рождаемость на
2057 чел. Особенно велик был этот разрыв в городах областного под-
чинения (2087 чел.). На самые крупные города Сталинск, Кемерово,
Прокопьевск пришлось почти 34 % убыли. Минимальный естествен-
ный прирост (65 чел.) произошел исключительно благодаря сельско-
му населению.
В 1943 г. естественного прироста населения в области не было.
Незначительный естественный прирост сельского населения —
269 чел. не компенсировал отрицательный баланс рождаемости и
смертности в городах. Как и в 1942 г. в смертности населения городов
областного подчинения лидировали Кемерово, Сталинск и Прокопь-
евск (63,8 % умерших) и 51 % умерших во всех городах. В отрицатель-
ном балансе естественного движения области (-5441 чел.), доля этих
городов составляла 63,4 %28.
Выявленные тенденции подтверждают высказанное ранее
предположение о том, что высокая смертность в Кузбассе была ха-
170
Таблица 7*
Изменение численности городского и сельского населения Кузбасса в 1940—1945 гг.
за счет естественного движения, чел.
♦Составлена по: ГАКО. Ф Р-304. Оп. 1. Д. 47. Л. 2-5.
рактерна прежде всего для больших городов, где сосредоточива-
лись крупные промышленные предприятия с наиболее опасными
условиями труда и куда направлялась большая часть спецконтин-
гента.
На численность и состав населения Кузбасса в годы Великой
Отечественной войны большое влияние оказывали и миграцион-
ные процессы. Форсированная модернизация экономики региона
в конце 20-х-30-е гг. с ее постоянным дефицитом рабочих рук тре-
бовала их постоянного притока извне. По мнению В.А. Исупова, в
Западной Сибири Кузбасс был постоянным центром притяжения
мигрантов. Только за два предвоенных года (начало 1939 — конец
1940 гг.) в города и поселки городского типа Кузбасса пересели-
лись 396 тыс. чел., 38 % мигрантов пополнивших городское насе-
ление Западно-Сибирского экономического района29. В данном
случае речь идет о добровольной миграции. Но имело место и при-
нудительное переселение — спецпереселенцы, бывшие заключен-
ные с ограниченными возможностями перемещения по стране
и др.30
С началом Великой Отечественной войны в перемещении насе-
ления приоритетную роль стали играть социальные факторы. Война
171
активизировала миграционные потоки, четко выделив два основных
вектора движения — на запад двигались мобилизованные в ряды Со-
ветской Армии, на восток — эвакуированные.
Поскольку до января 1943 г. Кузбасс не являлся самостоятель-
ной административной единицей, о характере миграционных про-
цессов на первом этапе мы можем судить только на основании
косвенных данных. Во втором полугодии 1941 г. в Новосибирской
области, куда в это время входил Кузбасс, механический прирост го-
родского населения увеличился по сравнению с первым полугодием
почти в 2 раза31.
Работа по приему и распределению эвакуированных проводи-
лась большая. В июле 1941 г. в Новосибирской области был создан
специальный эвакуированный пункт, где осуществляли прием эше-
лонов с людьми и оборудованием и направление их по городам и
районам области32. Кузбасс по-прежнему, как и в довоенные годы,
был одним из районов притяжения.
Из-за неполной сохранности списков эвакуированных в города
и районы Кузбасса точное количество эвакуированных во второй
половине 1941-1942 гг. пока что установить не удалось. Известно
лишь, что на январь 1943 г. их насчитывалось 209 049 чел. Большая
часть эвакуированных (61,5 %) была размещена в городах. В Сталин-
ске, Кемерово, Прокопьевске эвакуированные составляли более 11 %
населения, в Анжеро-Судженске — 16,9, в Киселевске — 22, а в
Осинниках — 54,5 %. Самая низкая доля эвакуированных в составе
городского населения (7,8 %) была на ст. Тайга33. Неравномерность
распределения населения по городам и районам Кузбасса связана в
первую очередь с размещением оборудования эвакуированных заво-
дов, с возможностью размещения и трудоустройства прибывших.
Некоторые города области — Анжеро-Судженск, Кемерово, Ста-
линск, Прокопьевск и Ленинск-Кузнецкий — принимали только ор-
ганизованно прибывшее эвакуированное население. Беженцев и
лиц, прибывших неорганизованным порядком, в этих городах про-
писывать запрещалось. При обнаружении таких людей их следовало
в течение двух недель направлять в другие города, где ощущалась не-
хватка рабочей силы, либо направлять в сельскую местность с обяза-
тельным трудоустройством. Из указанных городов могли выселить и
организованно направленных эвакуированных, если они свыше трех
недель не работали и не занимались общественно-полезным трудом.
172
Для размещения эвакуированных из городов Кузбасса иногда
выселяли в сельскую местность также лиц, "не связанных с горо-
дом"34. Очевидно, имелись в виду местные горожане, не занятые на
промышленных предприятиях и в социальной сфере. Это был офи-
циальный канал внутренней миграции.
К концу 1942 г. основной поток эвакуированных иссяк и вскоре
начался обратный процесс — реэвакуация. Всего на 1 января 1943 г.
в городах области проживало 128 558 чел. эвакуированных, в сель-
ской местности — 80 94135. Наряду с эвакуированными во второй
половине 1941-1942 гг. в Кузбасс прибывало население и по другим
каналам. Сюда было направлено значительное число трудомобили-
зованного населения из соседних областей, республик Средней
Азии, а также советских граждан немецкой национальности, за-
ключенных, трудопоселенцев36. Последние три категории относи-
лись к спецконтингенту, и их динамику выяснить наиболее трудно.
На завершающем этапе войны (1943-1945 гг.) миграционные
процессы в Кузбассе оставались весьма активными (табл. 8).
В 1943-1945 гг., несмотря на начавшуюся реэвакуацию, продол-
жался приток населения в Кузбасс.
Всего в эти годы механический прирост населения в Кузбассе
составлял 86 239 чел., из них 84,5 тыс. чел. (98 % прироста) пополни-
ли города и поселки городского типа. По сравнению с сельской ме-
стностью подвижность городского населения области была
значительно выше. В 1945 г. по сравнению с 1943 г. число прибыв-
ших в города области увеличилось почти на 7,5 %, число выбывших
на — 24,1 %. В сельской местности приток населения сократился на
24,6 %, выбытие уменьшилось на 6,7 %37. Половозрастной состав по-
полнений городского населения определялся спецификой региона.
В 1943-1945 гг. удельный вес мужчин в механическом приросте
горожан составил 71,1 %, женщин — 28,9 %. Среди прибывших в го-
рода области высок был и удельный вес молодежи. Лица в возрасте
16-29 лет в составе населения мигрирующего в города в 1943 г. со-
ставляли 40,5 %, в 1944 г. - 45,5, в 1945 - 43,8 %38.
Начавшаяся реэвакуация негативно сказалась на приживаемо-
сти новоселов. Она стала постепенно сокращаться. В 1943 г. на каж-
дые 100 прибывших в Кузбасс выбывало 63,9 чел., в 1944 г. — 73, в
1945 г. — 73,8 чел. В городах этот показатель составлял соответствен-
но 63,7 чел., 71,9 и 73,5 чел.39
173
Таблица 8
Механическое движение населения Кузбасса в 1943-1945 гг. чел/
♦Составлена по .ТАКО ф. Р 304. оп. 1, д.86, лл. 8,8 об. 15,15 об, 25, 33 об, 34,40 об.
174
За годы Великой Отечественной войны СССР потерял более
27 млн чел. На 13,6 млн чел. (12 %) уменьшилось население РСФСР.
В мае 1945 г. население Сибири к уровню 1941 г. составляло 90,6 %,
население Западной и Восточной Сибири — соответственно 92,2 и
88,5 %40. В Кузбассе, благодаря резко возросшему индустриальному
потенциалу и соответственному повышению его роли в обеспечении
обороноспособности страны, сложилась иная ситуация. Здесь отме-
чалось незначительное, но устойчивое увеличение численности на-
селения. По сравнению с 1 января 1941 г. к 1 января 1943 г. население
Кузбасса увеличилось на 1,55 %, к 1 января 1945 г. — на 3,6 %. За
1943-1944 гг. население области увеличилось на 2,1 %41.
Население области увеличивалось как за счет опережающего
роста рождаемости по сравнению со смертностью, так и за счет ми-
грационных процессов (табл. 9).
Исключение составил только 1943 г., когда смертность населе-
ния опередила рождаемость и весь прирост численности жителей об-
ласти произошел исключительно благодаря механическому
приросту. В годы войны при нарушении половозрастной структуры
населения и ухудшении материально-бытовых условий естествен-
ный прирост не играл приоритетной роли в демографической ситуа-
ции в Кузбассе. Определяющим, по крайней мере на завершающем
этапе войны, был миграционный прирост.
Война, безусловно, оказала свое воздействие на демографиче-
скую ситуацию в Кузбассе. В отличие от ряда соседних сибирских
территорий она в целом была более благоприятной. Особенности и
тенденции демографических процессов в Кемеровской области оп-
ределялись геоэкономическим положением Кузбасса, а также вос-
полнением его трудовых ресурсов в значительной степени за счет
различных категорий спецконтингента.
Таблица 9
Естественный и механический прирост населения Кузбасса в 1941—1945 гг., чел. *
^Составлено по данным табл. 7 и 8.
175
Эта проблема, как и влияние на динамику численности и соста-
ва населения Кузбасса, эвакуации и реэвакуации процессов, измене-
ний отраслевой структуры, материального обеспечения и жилищ-
но-бытовых условий еще требуют дальнейшего изучения.
ПРИМЕЧАНИЯ
^ексеев B.B., Исупов B.A. Население Сибири в годы Великой Отечественной вой-
ны. Новосибирск, 1986. С. 6.
всесоюзная перепись населения 1937 г.: Краткие итоги. М., 1991; Всесоюзная перепись
населения 1939 г. Основные итоги. М., 1992.
3Исупов B.A. Демографические катастрофы и кризисы в России в первой половине
XX в. Новосибирск, 2000. С. 5.
4Алексеев B.B., Исупов A.B. Население Сибири в годы Великой Отечественной войны.
Новосибирск, 1986; Алексеев B.B., Исупов B.A. Роль миграции населения в индуст-
риальном освоении Сибири в период упрочения и развития социализма // Истори-
ческий опыт освоения Сибири. Новосибирск, 1986; Букин С.С. Денежные доходы и
потребление рабочих Сибири в годы Великой Отечественной войны // Социальная
сфера Сибири: тенденции и проблемы развития. Новосибирск, 1992; Гущин Н.Я.
Население Сибири в XX в.: основные тенденции и катаклизмы в развитии. Новоси-
бирск, 1995; Он же. Демографическое развитие советской Сибири: основные этапы
и проблемы // Историческая демография Сибири. Новосибирск, 1992; Демографи-
ческое развитие Сибири 30-80-е гг. (Исторический опыт и современные пробле-
мы). Новосибирск, 1991; Исупов B.A. Городское население Сибири от катастрофы к
возрождению (конец 30 — конец 50-х гг.). Новосибирск, 1991; Исупов B.A. Демогра-
фические катастрофы и кризисы в России в первой половине XX в. Новосибирск,
2000; Историческая демография Сибири. Новосибирск, 1992; Исторический опыт со-
циально-демографического развития Сибири. Вып. 1, 2. Новосибирск, 1989; Мос-
ковский А,С, Исупов В.А. Формирование городского населения Сибири
(1926-1939 гг.). Новосибирск, 1986; Население Западной Сибири в XX веке. Новоси-
бирск, 1997; Шадт А.А. Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской на-
циональной политики (1940-1950 гг.) // Урал и Сибирь в сталинской политике.
Новосибирск, 2002 и др.
5Алексеев В.В., Исупов В.А. Население Сибири в годы Великой Отечественной войны.
Новосибирск, 1986.
6Усков И.Ю. Административно-территориальное деление Кузбасса 1920-2000 гг. Ке-
мерово, 2000. С. 4-6.
7Шуранов Н.П. Кузбасс — фронту. Кемерово, 1995. С. 31.
8Ермолаев А.Н. Эвакуация населения в Кемеровской области (Указатель архивных ма-
териалов). Кемерово, 2002. С. 6-8.
9Бикметов Р.С. Спецконтингент на шахтах Кузбасса в 1930-е — середине 1950-х гг. Ав-
тореф. дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 2000. С. 11.
10Исупов В .А. Смертность населения в тыловых районах России в 1941-1942 гг. // На-
селение России в 1920-1950-е годы: численность, потери, миграции. М., 1994.
С. 97-98. Он же. Демографические катастрофы ... С. 141.
"Кемеровская орденоносная. Стат. сборн. Кемерово, 1968. С. 7
12Население Западной Сибири в XX веке. С. 23-26.
176
13Заболотская К.А. Демографические аспекты развития Кузбасса накануне и в начале
Великой Отечественной войны // Вставай, страна огромная. Кемерово, 2001.
С. 77, 80.
14Кемеровская орденоносная. С. 8; Исупов В.А. Городское население Сибири. С. 196.
15Угольиая промышленность Кузбасса 1721-1996. Кемерово, 1997. С. 53, 60, 64.
16Кемеровская орденоносная. С. 8.
17Подсчитано по данным табл. 1, 2.
18Алексеев В.В., Исупов В.А. Указ. соч. С. 37.
19Кемеровская орденоносная. С. 8.
20Подсчитано по данным табл.3; Алексеев В.В., Исупов В.А. Указ. соч. С. 95.
21Подсчитано по данным ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 47, Л. 6.
22Подсчитано по данным табл.3. Демографический ежегодник Кемеровской области.
1997. С. 8. Население Западной Сибири. С. 30. ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1, Д. 47, Л. 2.
23Алексеев В.В., Исупов В.А. Указ. соч. С. 103.
24Алексеев В.В., Исупов В.А. Указ. соч. С. 89; ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1, Д. 47, Л. 3-5.
25Подсчитано по: Книга памяти шахтеров, погибших в период Великой Отечествен-
ной войны. М., 1995. С. 93-384; Кузнецкий угольный бассейн. Стат. сборник.
М.,1959. С. 98-99.
26Подробнее об этом см.: Бикметов Р.С. Под конвоем в шахту: спецконтингент в
угольной промышленности Кузбасса (начало 1930 — середина 1950-х гг.). Кемерово,
2002. С. 16-107.
27Исупов В.А. Демографические катастрофы. С. 26-28.
28ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 47, Л. 6-7.
29Исупов В.А. Городское население Сибири. С. 196.
30Угольная промышленность Кузбасса 1721-1996. С. 142-144.
31Население Западной Сибири. С. 97.
32Ермолаев А.Н. Эвакуация населения в Кемеровскую область. Кемерово, 2002. С. 6.
"Подсчитано по: ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 1. Л. 108.
34Ермолаев А.Н. Указ. соч. С. 6-7; Усков И.Ю. Кемерово и эвакуация 1941-1942 гг./
Кузбасс в годы Великой Отечественной войны. Материалы областной научно-прак-
тической конференции. Кемерово, 2000. С. 19.
35ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 1. Л. 108.
36Бикметов Р.С. Спецконтингент Кузбасса в начальный период Великой Отечествен-
ной войны // Вставай, страна огромная. Материалы Всероссийской научно-практи-
ческой конференции. Кемерово, 2001. С. 124-126; Угольная промышленность
Кузбасса 1921-1996 гг.. Кемерово, 1997. С. 142-144.
37Подсчитано по данным табл.8.
38Алексеев В.В., Исупов В.А. Население Сибири. С. 161-163.
39Подсчитано по данным табл.8.
40Население Западной Сибири. С. 30; Алексеев В.В., Исупов В.А. Население Сибири.
С. 84.
41 Подсчитано по: Демографический ежегодник Кемеровской обл. Л.8; ГАКО.
Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 86. Л. 106, 133.
Л.И. Обердерфер
ПРОБЛЕМЫ ТРУДА И БЫТА
СЕЛЬСКИХ ЖЕН1ЦИН ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Великая Отечественная война оказала огромное влияние на
жизнь сельских женщин Западной Сибири. Многие изменения, про-
изошедшие в военные годы, получили свое развитие в последующее
время. Однако степень и направление этих изменений остаются не-
достаточно изученными. Первые работы советских историков, по-
священные теме женщин тыла в годы войны, вышли уже в 1940-е
годы. В это время была сформулирована установка на трактовку
женской проблематики как героического подвига на трудовом по-
прище. Основным выводом советской историографии стало призна-
ние огромного вклада сельских женщин в достижение победы СССР
в Великой Отечественной войне1.
Перечень рассматривавшихся в исторической науке проблем
должен был подтверждать главные выводы советской историогра-
фии о причинах победы СССР в Великой Отечественной войне: пре-
имуществе советского строя, руководящей и направляющей роли
Коммунистической партии как главного организатора и вдохновите-
ля всех достижений советских людей. Подобная трактовка историче-
ских событий неизбежно сужала возможности в исследовании "жен-
ской истории". В настоящее время изучение истории сельских жен-
щин Западной Сибири в 1941-1945 гг. требует применения новых
подходов, исследования ранее не рассматриваемых вопросов и пере-
оценки некоторых выводов советской историографии2.
Сельские женщины в структуре населения Западной Сибири
предвоенных лет занимали доминирующее положение. Согласно
Всесоюзной переписи населения 1939 г., в сельской местности За-
падной Сибири проживали 3 345 494 женщины, что составляло
52,7 % всего сельского населения региона4. Сформировавшийся на-
кануне войны так называемый женский перевес значительно увели-
178
чился в военные годы. К 1944 г. удельный вес женщин в сельском
населении Алтайского края составил 64,2 %, в Новосибирской об-
ласти — 62,2 %5. Особенно заметные диспропорции были характер-
ны для группы населения трудоспособного возраста — 18-54 лет.
Доля женщин среди сельского населения Западной Сибири этого
возраста в 1943 г. составляла 77,8 %, в 1945 г. — 78,3 %6. Поэтому ос-
новная тяжесть трудовой нагрузки в западносибирской деревне в во-
енные годы приходилась на женщин.
Накануне Великой Отечественной войны в сельской местности
Западной Сибири немногим более одной трети женщин относились
к самодеятельному населению — работали и имели собственный
заработок7. Сельских женщин Западной Сибири в возрасте 15-50 лет
накануне войны было около 1,5 млн, и они составляли не менее
44,3 % сельского женского населения. Это означало, что только
3/4 сельских женщин трудоспособного возраста были вовлечены в
производственную сферу на селе. Большинство женщин — членов
семей рабочих и служащих совхозов — были домашними хозяйками
и не работали. Наибольший уровень занятости был среди колхозниц.
Но и здесь вовлеченность женщин в общественное производство
была ниже, чем у мужчин и часто носила формальный характер. По
данным Ю.В. Арутюняна в 1940 г. женщины среди трудоспособных
колхозников составляли 54,1 % и вырабатывали они всего 36,8 %
трудодней8.
С началом Великой Отечественной войны в сельском хозяйстве
чрезвычайно обострилась проблема кадров. В связи с мобилизацией
на фронт мужчин количество трудоспособных в колхозах Западной
Сибири уменьшилось. В 1944 г. их число составляло к уровню 1940 г.
в Новосибирской области — 61,5 %, в Омской — 60,3 %, Алтайском
крае - 58,7 %9.
Основным и главным источником пополнения кадров сельского
хозяйства являлось сельское женское население. Прежде всего, ра-
нее не работавшие колхозницы и женщины, члены семей рабочих и
служащих совхозов, в массовом порядке привлекались к труду. По-
всеместно летом и осенью 1941 г. проводились митинги и собрания,
на которых женщин агитировали заменять ушедших на фронт му-
жей, братьев, отцов на их рабочих местах. Часто с такими предложе-
ниями выступали сами женщины.
Документы и пресса второй половины 1941 г. изобилуют мате-
риалами о женщинах, впервые приступивших к деятельности в кол-
179
хозах и совхозах с началом войны. Жительницы Омской области
Е. Черемисина, П. Ходюкова, женщины преклонного возраста, "без
всякого приглашения явились в правление колхоза и попросили
направить их на работу"10. ДА. Денисова, 65 лет, колхозница сельхо-
зартели "Политотделец" Новосибирской области "ежедневно вы-
полняла норму на 150-200 процентов, не имела ни одного невыхода
или опоздания"11. 83 домохозяйки, жены рабочих и служащих совхо-
за "Искра" Омской области, "с первых дней войны стали постоян-
ными работницами совхоза"; 174 женщины — домохозяйки совхоза
№ 156 Саргатского района Омской области "включились в сельско-
хозяйственные работы"12.
В результате проведенных мероприятий в колхозах Западной
Сибири удельный вес трудоспособных женщин в общем числе рабо-
тающих повысился от 54,0 % в 1940 г. до 81,0 % в 1944 г.13 Среди ра-
ботников совхозов Западной Сибири женщины также составляли
большинство: на 1 января 1944 г. их было 70 619 чел., или 69,0 %14.
Благодаря широкому привлечению женщин к сельскохозяйственно-
му труду убыль мужской рабочей силы в 1941 г. была возмещена на
77,4 %, в 1942 г. — на одну треть15.
Частично восполнение трудовых ресурсов в сельской местности
осуществлялось за счет эвакуированного населения. На 1 января
1943 г., когда эвакуация была завершена, а реэвакуация еще не нача-
лась, в деревнях Западной Сибири насчитывалось 358 тыс.
эвакуированных16. В сельской местности расселялись преимущест-
венно женщины и дети. В 1944 г. удельный вес женщин среди эва-
куированных в деревнях Новосибирской области составлял 68,4 %, в
Кемеровской области — 64,5 %. Но несмотря на значительные пото-
ки мигрантов, эвакуированное население не стало существенным
фактором в восполнении рабочей силы в западносибирской деревне.
Удельный вес эвакуированных среди всех сельчан Западной Сибири
составил на 1 января 1944 г. только 6,4 %17. Доля эвакуированных
женщин среди сельского женского населения в 1943-1944 гг. колеба-
лась от 3 до 7 %. Тем не менее эвакуированное население и прежде
всего женщины, как основная трудоспособная его часть, оказали оп-
ределенную помощь в решении кадрового вопроса. По неполным
данным в 1942 г. они выработали свыше 5 млн трудодней18. Это со-
ставило 1,5 % от общего количества трудодней, начисленных колхоз-
никам Западной Сибири19.
180
Практически сразу с началом Великой Отечественной войны
сельские женщины стали привлекаться к работе трактористами и
комбайнерами. Процесс замены мужчин женщинами на механиза-
торской работе был подготовлен по существу еще до войны. В тече-
ние 1930-х годов советское руководство несколько раз
организовывало кампании по привлечению женщин к этой работе.
Однако к началу войны почти половина женщин-трактористов не
работали по специальности, а многие из созданных в середине 1930-х
годов женских тракторных бригад были расформированы. В
1939-1940-х годах в Омской области было подготовлено 3767 тракто-
ристок, а работали на тракторах только 2033 женщины, или 53,9 %.
Первый секретарь Омского обкома ВКП(б) М.А. Кудинов говорил,
что такая ситуация сложилась потому, что "со стороны многих руко-
водителей отношение к женщине недоверчивое, а иногда и прямо
пренебрежительное"20.
С началом Великой Отечественной войны возникла острая по-
требность в возвращении в деревню женщин, имевших профессию
механизатора, и формировании дополнительных механизаторских
кадров. За вторую половину 1941 г. на фронт ушло 90 % трактористов
и комбайнеров Западной Сибири, сменился каждый третий дирек-
тор МТС21.
Мероприятия по привлечению женщин к работе на тракторах и
комбайнах начались уже летом-осенью 1941 г. Первого июля 1941 г.
"Советская Сибирь" опубликовала обращение работниц предпри-
ятий — бывших трактористок и комбайнерок ко всем женщинам
Новосибирской области. "В обстановке Отечественной войны, —
писали они, — все мы считаем необходимым за 5-10 дней восстано-
вить свои знания и навыки по прежним специальностям и пойти на
тракторы и комбайны, чтобы заменить ушедших на фронт"22.
В Омской области еще в 1940 г. была проявлена "ценная ини-
циатива жен комбайнеров Марьяновской МТС". Они обратились ко
всем женщинам области с призывом "овладеть сложной техникой
управления комбайном и стать помощниками комбайнеров машин,
на которых работают их мужья". Таким образом было обучено
392 чел.23 В некоторых случаях женщины шли дальше: в Ниж-
не-Уральском зерносовхозе жена комбайнера Едомского "решила в
совершенстве овладеть комбайном и работать самостоятельно".
В совхозах Омской области этот опыт был применен и на тракторах.
С началом войны данный метод получил большое распространение.
181
Варвара Максимова, обученная мужем вождению трактора, с уходом
мужа на фронт стала трактористкой24. В Алейском районе Алтайско-
го края комбайнер Романов "когда у него взяли штурвального в ар-
мию, посадил свою мать за штурвального, а жену — на трактор"25.
Иногда вместо жен мужчины обучали своих дочерей26. Подобные
случаи были достаточно распространенным явлением, однако ос-
новным источником обучения женщин профессии механизатора ос-
тавались специальные курсы.
С большим энтузиазмом летом-осенью 1941 г. женщины, прежде
всего молодые девушки, шли на механизаторские курсы. В Омской
области стать трактористами и комбайнерами изъявили желание
"сотни женщин". Некоторые из них, например доярки совхоза "Ис-
кра" Называевского района Омской области, изучали комбайн "без
отрыва от производства"27. В 1942 г. в Западной Сибири среди окон-
чивших курсы механизаторов женщины составляли 51,0 %28.
За годы войны численность женщин среди механизаторов За-
падной Сибири более чем удвоилась. В 1944 г. трактористами работа-
ли 23 857 женщин, или 59,0 % от общего числа трактористов,
комбайнерами — 5911 женщин, или 51,1 %. Характерно, что бригади-
рами и помощниками бригадиров работали только 709 женщин, или
7,3 %29. Даже тракторные бригады, полностью состоявшие из жен-
щин, практически всегда возглавлялись мужчинами. Например, чле-
нами бригады Дмитрия Шеятенко, признанной одной из лучших в
Алтайском крае в 1943 г., были только девушки.
С 1945 г. началась замена женщин-механизаторов возвращавши-
мися из армии мужчинами. Процесс обновления кадров МТС про-
должался и в последующие годы. Доля женщин заметно снизилась и
приблизилась к довоенному уровню. Так, в Алтайском крае удель-
ный вес женщин среди рабочих и служащих МТС в 1941 г. составлял
24 %, в 1945 г. - 51, в 1950 г. - 25 %30.
С гораздо большими трудностями, чем вопрос о механизаторах,
решалась проблема привлечения женщин на руководящие посты в
сельской местности. С началом Великой Отечественной войны де-
ревня лишилась не только трудоспособной и самой квалифициро-
ванной части населения, но и значительного числа руководителей.
По данным 22 районов Новосибирской области во второй половине
1941 г. из 1991 председателя колхоза сменилось 1309 чел., или 65,9 %,
в том числе в Красную армию ушли 1190 чел. К концу 1941 г. в Ново-
сибирской области ушли на фронт 32 из 185 директоров МТС, 100 из
182
185 заместителей директоров по политической работе, 33 из 123 ди-
ректоров совхозов31. На IX пленуме Омского обкома отмечалось, что
в течение 1941 г. по области сменилось около 40,0 % руководителей
сельхозартелей32. В Алтайском крае за 1941 г. сменилось 4083 предсе-
дателя колхоза. При этом большинство из них (85,5 %) ушли в
армию33.
Почти сразу с началом войны советское руководство сформули-
ровало требование выдвигать на руководящую работу в сельской ме-
стности женщин. Однако на местах выдвижение шло с большими
трудностями. Практически на всех бюро крайкома, обкомов, а также
райкомов, заседаниях край-, обл- и райисполкомов, где обсуждались
кадровые вопросы, каждый из выступавших считал своим долгом от-
метить, что проблема с выдвижением женщин решается плохо. Как
отмечалось в справке Омского обкома ВКП(б) от 5 октября 1942 г.
"выдвижение женщин на руководящие работы проходит несмело.
Отдельные районы даже совсем не уделяют этому серьезному участ-
ку работы должного внимания. В некоторых районах до сих пор нет
ни одного колхоза, где были бы председателями женщины"34. Ана-
логичной была ситуация в других областях. Бюро Кемеровского об-
кома ВКП(б), обсуждая 26 декабря 1943 г. вопрос "О состоянии
подбора и воспитания кадров председателей колхозов" отмечало:
"Райкомы ВКП(б) недооценивают выдвижение женщин на руково-
дящую колхозную работу. В Барзасском, Беловском, Гурьевском,
Кемеровском, Киселевском, Тисульском районах в составе предсе-
дателей колхозов нет ни одной женщины"35.
Признавая в целом наличие проблемы с привлечением женщин
на руководящие посты, местные, в особенности районные, власти
реально не занимались ее решением. Так, секретарь Алтайского
краевого комитета ВКП(б) В.Н. Лобков, затрагивая вопрос о кадрах,
фактически ограничился в отношении женщин одной фразой: "Сей-
час как никогда стоит вопрос о выдвижении женщин". И свел всю
проблему к необходимости "более смелого выдвижения непартий-
ных товарищей"36. Для препятствий в привлечении сельских жен-
щин к руководящей работе существовали и объективные причины:
более низкий, чем у мужчин, уровень образования, отсутствие ква-
лификации и опыта, необходимость выполнения "домашней" рабо-
ты. Однако в значительной степени неохотное выдвижение женщин
объяснялось стереотипами мужчин-руководителей, не желавших ви-
деть женщин среди руководства. Наибольший всплеск активности в
183
деятельности местных руководителей по "женскому вопросу" при-
ходился на празднование международного женского дня 8 марта, ко-
торое неизменно превращалось для женщин в дополнительную
"трудовую вахту".
Тем не менее, удельный вес женщин на руководящей работе в
колхозах Западной Сибири увеличился. Наиболее значительно воз-
росла численность женщин среди руководителей среднего звена: за-
ведующих животноводческими фермами, бригадиров, звеньевых, а
также среди специалистов — бухгалтеров, счетоводов. Удельный вес
женщин среди заведующих животноводческими фермами Западной
Сибири повысился от 9,5 % в 1940 г. до 61,4 % в 1943 г., среди брига-
диров-растениеводов — от 1,5 до 43,4 % и среди бухгалтеров и счето-
водов — от 6,5 до 61,2%37. Аналогичные процессы, хотя и в меньших
масштабах, происходили в совхозах Западной Сибири. По сравне-
нию с началом 1942 г. количество женщин-специалистов: агроно-
мов, зоотехников, инженерно-технических работников, в совхозах
региона увеличилось к концу войны практически вдвое. В 1945 г. ка-
ждым четвертым специалистом в совхозах Западной Сибири были
женщины.
Доля женщин среди председателей колхозов повысилась от
0,6 % в 1940 г.39 до 5,7 % в 1942 г., а в 1943 г. этот показатель достиг
максимума — 6,4 %40. К концу 1943 г. в Западной Сибири на этом от-
ветственном посту работали 739 женщин, из них 359 — в Алтайском
крае, 200 — в Омской области, 180 — в Новосибирской41.
Наибольшим (7,8 % в 1943 г.) был удельный вес женщин среди
председателей колхозов Алтайского края. Подавляющее большинст-
во из них (61,2 %) до назначения на должность работали в сельском
хозяйстве. Остальные женщины имели в прошлом самые разнооб-
разные специальности: заведующей сельпо и продавца, ткачихи и
швеи, токаря и почтальона, библиотекаря и контролера. Работа
председателя колхоза в годы войны была нелегким испытанием, но
для большинства женщин она сопровождалась дополнительными
трудностями. Только 38,8 % женщин-председателей колхозов Алтай-
ского края имели опыт организационной или руководящей работы,
остальным приходилось учиться руководить в процессе работы.
Практически все женщины получили пост председателя колхоза
только во время войны. Доля женщин, имевших довоенный стаж ра-
боты в этой должности, была незначительна — 5,9 %42.
184
Пожалуй, самой известной женщиной — председателем колхоза
Омской области была Пелагея Абрамовна Левкина. Она возглавляла
колхоз "Красный Октябрь" Исилькульского района. Этот колхоз в
районе называли женским. И не только потому, что в нем почти не
осталось мужчин. "Женщины заняли главенствующую роль в этом
колхозе" — писала "Омская правда". Председателем, счетоводом,
заведующим животноводческой фермой, конюхами, бригадирами и
агротехниками, трактористами и комбайнерами работали
женщины43. П.А. Левкина была награждена за работу председателя
колхоза Орденом Ленина.
В годы войны к руководству колхозами пришли женщины,
имевшие разный уровень подготовки, опыт организационной и ад-
министративной деятельности, но обладавшие определенным ува-
жением у односельчан и желавшие работать. Характеризуя работу
этих женщин, Омский обком ВКП(б) констатировал, что с их прихо-
дом произошло "значительное улучшение работы колхозов", "укре-
пление дисциплины", "своевременное окончание посевных и
уборочных работ".
В конце войны произошла замена женщин на руководящих по-
стах в основном за счет возвратившихся с фронта мужчин. Если
вплоть до 1944 г. процент женщин среди колхозных кадров система-
тически возрастал, то на заключительном этапе войны, в
1944-1945 гг., он стал снижаться. Число женщин-председателей кол-
хозов по всей Западной Сибири сократилось почти на одну треть. В
1944 г. доля женщин среди председателей колхозов составила 4,3 %, а
в 1945 г. — 2,9 %. В Западной Сибири сокращение было более суще-
ственным, чем по России. Это объяснялось, с одной стороны, тем,
что половозрастная структура населения в Западной Сибири была
деформирована значительно меньше, чем в Европейской части стра-
ны, где удельный вес женщин среди сельчан был гораздо выше, чем
в западно-сибирской деревне. С другой — сказывались последствия
кампаний 1930-х годов по привлечению женщин к руководящей ра-
боте, которые в Западной Сибири не получили столь широкого рас-
пространения как в Европейской части страны.
В ряде случаев происходило необоснованное снятие женщин с
постов председателей колхозов. Показательной в связи с этим явля-
ется ситуация с А.П. Фоминой, бывшей председателем колхоза
"Красное знамя" Муромцевского района Омской области. А.П. Фо-
мина работала председателем колхоза с октября 1943 г. по май 1945 г.
185
Результаты ее деятельности оценивались областным партийным ру-
ководством как вполне успешные44. Однако в 1945 г. она получила
два взыскания от райкома ВКП(б): "за грубое обращение с колхоз-
никами и организацию коллективной пьянки у себя на квартире" и
"за необоснованное снятие с работы счетовода колхоза". В мае того
же года решением райкома ВКП(б) А.П. Фомина была снята с рабо-
ты и исключена из партии45. Однако кадровая политика Муромцев-
ского райкома ВКП(б) неоднократно подвергалась критике обкома
за "неправильное отношение к председателям колхозов". В прини-
маемых решениях райком "фиксировал только факты плохой работы
колхозов без глубокого вскрытия причин... Организовывались сня-
тия, огульное охаивание (председатели. — Л.О.), отдавались под суд
(...)"46. В ходе проверки заведующим кадровым сектором Омского
обкома ВКП(б) также было установлено, что среди обиженных "гру-
бым обращением" А.П. Фоминой были только мужчины. Это гово-
рит, на наш взгляд, о том, что с окончанием войны вновь стали
фиксироваться случаи противодействия продвижению женщин по
карьерной лестнице в деревне. Женщины встречали сопротивление
не только в колхозах и сельсоветах, но и на районном уровне. Харак-
терно, что обкомовский проверяющий не рекомендовал восстанав-
ливать А.П. Фомину в должности. Он предлагал только вернуть
женщине партийный билет и "договориться о предоставлении ей в
ближайшие дни работы с учетом ее желания и болезни".
На протяжении военного времени государство использовало
различные способы привлечения женщин к работе в деревне. Перво-
начально летом и осенью 1941 г. основным методом была пропаган-
да. Руководство всех уровней призывало женщин к активной
трудовой деятельности, обращалось к их патриотизму и долгу перед
Родиной. Очень часто использовались обращения самих женщин с
призывами "своим ударным трудом помочь сражаться ушедшим на
фронт мужчинам".
С течением времени, когда стало ясно, что война будет иметь за-
тяжной характер, государство все активнее использовало принуди-
тельные меры. 15 февраля 1942 г. был принят Указ Президиума
Верховного Совета СССР, в соответствии с которым колхозники, не
выработавшие без уважительных причин обязательного минимума
трудодней, предавались суду и карались исправительно-трудовыми
работами в колхозе сроком до 6 мес с удержанием из оплаты до 25 %
трудодней в пользу сельхозартели. Кроме того, они лишались при-
186
усадебного участка47.13 апреля 1942 г. постановлением СНК СССР и
ЦК ВКП(б) обязательный минимум трудодней был увеличен до
100-150, и был установлен минимум для подростков — 50 трудодней.
Таким образом, при выборе методов воздействия на сельских жен-
щин с целью вовлечения их в работу делалась ставка на энтузиазм и
патриотизм — с одной стороны, и принуждение под угрозой наказа-
ния — с другой.
Основное препятствие к полной занятости женщин на селе ру-
ководители советского государства видели в отсутствии в сельской
местности детских дошкольных учреждений. Указания о необходи-
мости создания при колхозах и совхозах детских садов, яслей и пло-
щадок появились практически сразу с началом войны. В обращении,
сделанном на областном совещании актива работников сельского
хозяйства Омской области, говорилось: "Женщины в наших колхо-
зах и совхозах, особенно теперь, в военное время, — большая, ре-
шающая сила. Создадим все условия для того, чтобы каждая
колхозница, работница совхоза могла бы отдать весь свой труд Роди-
не, позаботимся об организации в каждом колхозе и совхозе детских
яслей и площадок"48.
Однако в годы войны план развертывания детских учреждений и
охвата ими детей в колхозах Западной Сибири редко выполнялся
хотя бы наполовину49. При этом многие организованные и открытые
детские ясли, сады и площадки не функционировали или работали
совершенно неэффективно. В Чарышском районе Алтайского края
был открыт только один детский сад на 30 чел при потребности в
686 мест. В этом саду "на ужин дети получали только одну воду"50.
В Омской области в 1944 г. была организована столовая для детей
фронтовиков. Однако у 600 детей, питавшихся в этой столовой, кар-
точек хватало на 8-10 дней. Питание ребята получали один раз в
день, качество обедов было исключительно плохим51. В совхозных
детских яслях Алтайского края были вопиющие случаи, когда детей,
больных инфекционными болезнями, помещали вместе со
здоровыми52. Ясли часто становились очагами эпидемических забо-
леваний. В одном из совхозов Алтайского края в 1942 г. заболело ко-
рью 90 детей, 22 из которых умерли, причем 16 из них — в детских
яслях. В другом совхозе из 22 детей, находившихся в детских яслях,
заболели все и умерли 6 детей. Кроме кори большое распростране-
ние получили чесотка и конъюнктивит53. В результате часто женщи-
ны были вынуждены брать малолетних детей с собой в поле или на
187
ферму. Трактористка Бурлинского колхоза "Родина" И.Р. Процюк в
кабине трактора возила малолетнюю дочь54.
В годы войны в западносибирской деревне резко возросла нагруз-
ка на каждого работающего. В результате ухода на фронт мужчин,
бывших ранее основной рабочей силой в деревне, и ухудшения усло-
вий труда в годы войны чрезвычайно возросла напряженность труда.
Среднегодовая выработка трудодней у трудоспособных женщин по
сравнению с 1940 г. повысилась на 42 %. В среднем колхозницы За-
падной Сибири вырабатывали в 1942 г. 283 трудодня и в 1943 г. — 278
трудодней вместо положенных в качестве обязательного минимума
120 трудодней. Женщин, которые, этот минимум не вырабатывали,
были единицы. Они составляли около 3-4 %, что было в 3 раза мень-
ше, чем в 1939 г. Затраты рабочего времени женщин в общественном
хозяйстве увеличились от 38,4 % в 1941 г. до 56,9 % в 1943 г.55
Одновременно с увеличением интенсивности труда в сельском
хозяйстве практически исчезло разделение труда. В информации,
поступившей в Омский обком ВКП(б) осенью 1941 г., значилось:
"До недавнего времени факты совмещения профессий в колхозах, на
совхозных предприятиях были несколько необычны. Сейчас в этом
нет ничего необычного. Доярки и телятницы колхоза "Большевик"
Называевского района наряду со своей основной работой сами копа-
ют траншеи и закладывают силос"56. Совмещение разных видов ра-
бот, которое началось как крайняя, вынужденная мера,
превратилось в повседневную практику военных лет.
Женщины-колхозницы часто в течение одного дня выполняли
различную работу. А.А. Носачева из колхоза "Восход" Змеиногорско-
го района Алтайского края вспоминала: "За день свинарки успевали
побывать и полевыми работницами, потому что выращивали и заго-
тавливали корма сами, и возчиками. А ночью бригадир посылал всех
на обмолот зерна"57. Бывшая бригадир колхоза "Красная звезда"
Бийского района Алтайского края Е.П. Федорова вспоминала уборку
урожая 1942 г.: "Убирали мы тот хлеб вперемешку с потом. Вслед за
жаткой походишь день от зари до зари, потом суслоны ставишь, скир-
ды. Потом корову впряжешь и зерно с тока на Заготзерно повезешь.
Здесь же, на бригаде, соснешь несколько часов — и снова в поле"58.
В течение не только дня, но и года сельские женщины должны
были выполнять самую различную работу. Вот как описывала "Ом-
ская правда" деятельность звена М.В. Горячкиной колхоза "Красное
знамя" Молотовского района Омской области: "Осенью сеяли ози-
188
мую рожь, на резком осеннем ветре молотили пшеницу, овес. Зимой
работали на конюшне. 10 лошадей нужно было 4 раза накормить, за-
мешивая овсяную муку с мякиной, напоить, почистить, убрать на-
воз. А когда пришла весна, М.В. Горячкина с активом своего звена
стала пахать. Летом — копнили, скирдовали, косили сено, молотили,
а осенью в бураны и морозы — возили зерно. Зимой снова работали
конюхами"59.
В предвоенные годы Западная Сибирь занимала одно из первых
мест в стране по оснащенности современной сельскохозяйственной
техникой. Это объяснялось тем, что в Сибири было больше площа-
дей обрабатываемой земли, и существовала острая нехватка рабочих
рук. Вследствие мобилизации на нужды армии полеводство потеряло
около половины всей техники и большую часть работников. Именно
поэтому в полеводстве условия труда ухудшились особенно явно. В
Западной Сибири была самая высокая по стране нагрузка посевных
площадей на одного трудоспособного: в 1942 г. в Новосибирской об-
ласти она составила 8,7 га, в Алтайском крае — 9,5 га.
Отсутствие и плохое состояние техники, с одной стороны, и не-
обходимость выполнять планы — с другой, привели к тому, что чрез-
вычайно возросла доля конно-ручных работ в сельском хозяйстве.
Это повлекло за собой увеличение эксплуатации сельских женщин.
При этом некоторые особо "усердные" руководители стремились
выполнить задание любой ценой. В мае 1942 г. в колхозе "Оборона"
Северного района Новосибирской области тринадцать колхозниц по
прямому указанию председателя колхоза три дня боронили на себе.
Среди боронивших было три девочки в возрасте 12-13 лет и пять жен
фронтовиков. Председатель колхоза установил норму 0,5 га на боро-
ну. Так как в первый и второй день женщины норму не выполняли,
председатель лишил их отдыха и обеда61. Всего было забороновано
на людях 3,93 га. Однако секретарь райкома ВКП(б) не увидел в этом
ничего необычного: "Просто попробовали на себе поработать"62.
Только вмешательство обкома ВКП(б) позволило привлечь предсе-
дателя колхоза к уголовной ответственности.
Чрезвычайно тяжелыми были условия труда женщин-механиза-
торов. Трактора и комбайны были приспособлены под габариты
мужчин, для женщин сиденья были крайне неудобными, порой им
трудно было дотянуться до педали или руля63. В Алтайском крае от-
мечали, что, несмотря на указания Наркомата об изготовлении для
трактористок "легких сидений, оборудовании отдельных полевых
189
вагончиков, этого сделано не было"64. Вот как описывал комбайны
военного времени бывший председатель колхоза "Красная звезда"
Бийского района Алтайского края СТ. Дымов: "Комбайны были тя-
желыми, рвали цеп, норовили увести в сторону". То же и с другой
техникой: "Пустили конные жатки, лобогрейки. На них в мирное
время мужики упревали до глубокой соли. А тут — женщины"65.
Сами женщины называли такие машины допотопными. Очень тяже-
ло было обслуживать такую технику. Для нормального функциони-
рования трактора требовалось производить около 7 видов
технических осмотров в среднем через каждые 4 ч66. С началом вой-
ны лучшие машины были изъяты из деревни, почти полностью пре-
кратилось производство запасных частей. В сельском хозяйстве
остались старые и изношенные трактора и комбайны. А.М. Климова
— трактористка из Тогульского района Алтайского края вспоминала:
"Трудно бывало провернуть двигатель трактора. К заводской рукоят-
ке приходилось привязывать веревку-рычаг для помощников. Те по-
том, каждая со своей стороны, тянули-дергали за концы веревки:
помогали запустить двигатель"67. Из-за нехватки людей, техники и
средств часто приходилось работать по ночам. Трактора не имели ос-
ветительного оборудования, поэтому прицепщики шли впереди
трактора с фонарем или просто белым платком68. Правил техники
безопасности при подготовке по сокращенной программе обучения
трактористы зачастую не знали. Следствием был высокий травма-
тизм механизаторской работы. Нередкими были случаи, когда трак-
тористы получали ожоги и переломы, оставались без пальцев и даже
без рук69.
Одной из самых тяжелых отраслей сельского хозяйства было жи-
вотноводство. Животноводы, подавляющее большинство из которых
составляли женщины, трудились круглый год. Их работа была чрез-
вычайно трудоемкой, наименее механизированной, сопряженной с
серьезными заболеваниями. Несмотря на более высокую оплату тру-
да животноводов, в этой отрасти была огромная текучесть кадров.
Чрезвычайно высокой оставалась занятость сельских женщин в
личном подсобном хозяйстве. В годы войны личное хозяйство кол-
хозника играло роль практически единственного источника средств
существования и требовало неустанных забот и больших трудовых
затрат.
Время от времени, а чаще в канун праздника 8 Марта, государст-
во напоминало женщинам об их долге трудиться, местным вла-
190
стям — о необходимости привлечения женщин к работе и
выдвижения их на ответственные посты, руководителям колхозов,
совхозов и МТС — о необходимости создания детских яслей и пло-
щадок. Местные власти периодически отмечали в целом неудовле-
творительную работу в последних двух направлениях.
Утрата интереса со стороны государства к "женской" составляю-
щей кадровой политики на селе происходила одновременно с улуч-
шением ситуации на фронте. К концу войны потерял актуальность и
значимость в глазах советского руководства вопрос о привлечении
женщин к руководящей работе и на курсы механизаторов. Вероятно,
для руководителей советского государства было важно привлечь
женщин на работу. Удержать же их было проще. Для колхозников
действовало постановление об обязательной выработке трудодней, в
отношении рабочих совхозов и МТС — трудовое законодательство.
Последнее устанавливало, что самовольный уход или невыход на ра-
боту являлись дезертирством, и жестко карались. Угроза сурового
наказания, отсутствие мужчин — глав семей и основных кормиль-
цев, тяжелое материально-бытовое положение, опасение лишиться
приусадебного участка и необходимость выполнения различных по-
винностей не оставляло сельским женщинам выбора в вопросе рабо-
тать или не работать.
В то же время в военные годы произошли серьезные изменения
в психологии работавших сельских женщин. Значительно укрепи-
лась уверенность многих из них в собственных силах: и по возмож-
ности овладения "мужскими" профессиями, и по качеству и
количеству работы. "Теперь нас ничем не запугаешь. Это в первый
раз страшно как-то было" — признавались колхозницы Омской
области70. Для многих женщин профессия, выбранная в годы войны,
стала любимым делом всей жизни71. И несмотря на то, что многие
женщины утратили руководящие и ответственные посты после вой-
ны, приобретенный опыт не мог пройти бесследно.
В годы войны подавляющее большинство сельских женщин ра-
ботало с огромной самоотдачей и очень самоотверженно. Случаев
откровенного тунеядства было чрезвычайно мало. Редким явлением
была и плохая работа сельских женщин. Ценой невероятного пере-
напряжения собственных сил женщины добивались хороших резуль-
татов в работе и даже устанавливали рекорды. И это при том, что
работали женщины практически бесплатно. Вследствие проводив-
шейся в стране заготовительной политики колхозники практически
191
ничего не получали на трудодни. Выдача продуктов, в первую оче-
редь хлеба, сократилась. В Алтайском крае в 1943 г. 12 % колхозов
выдали на трудодень менее 100 г и 44,5 % колхозов — от 100 до 300 г,
в Новосибирской области колхозов с минимальной выдачей насчи-
тывалось 15,3 %, а с выдачей от 100 до 300 г — 51,4 %72. Таким обра-
зом, в лучшем случае большинство колхозниц получали в год около
80-85 кг хлеба. При этом многие из них должны были кормить
3-4 детей и престарелых родителей.
В единичных случаях женщины получали дополнительную оп-
лату труда73. Чаще всего ее начисляли животноводам. В 1945 г. в За-
падной Сибири дополнительную оплату труда получили 41,8 %
доярок, 18,7 — скотников и пастухов, 26,5 — телятниц, 25,9 % свина-
рей. Однако для большинства сельских женщин получение дополни-
тельной оплаты труда было нереальным. В 1943 г. в Алтайском крае
дополнительную оплату начислили 0,6 % работающим, в Кемеров-
ской области — 0,6 %, в Новосибирской области — 0,8, в Омской —
0,5 %75. В 1945 г. из работавших в колхозах Западной Сибири, допол-
нительную оплату получили только 16 985 чел., или 1,5 %. Из общего
числа работавших в огородничестве колхозников дополнительную
оплату получили только 1634 чел., или 2,4 %76.
Напротив изъятия у сельского населения резко увеличились.
Повысились размеры налогов, возросло количество дополнительных
отчислений — в фонды обороны, фонды РККА, фонды помощи
семьям военнослужащих и т.д. За годы войны "средняя подписка на
колхозный двор в Новосибирской области значительно увеличилась.
Если в 1941 г. она составляла 77 рублей, то в 1942 г. — 231 рубль, а в
1943 г. - 485 рублей"77.
Сельские женщины, работавшие в неколхозном секторе сель-
ского хозяйства и получавшие заработную плату, также оказались в
чрезвычайно тяжелом материально-бытовом положении. Цены на
продукты питания и промышленные товары резко увеличились, а
размеры заработной платы оставались на довоенном уровне. Зара-
ботная плата выплачивалась нерегулярно, нередкими были ее за-
держки до 3-4 мес. Значительное число сельских женщин
снабжались через торговую сеть, где продукты продавались по госу-
дарственным ценам. Однако в годы войны произошло сокращение в
1,5-2 раза фондов продовольствия, предназначенных для сельских
жителей78. Случаи задержки вьщачи хлеба были повсеместными и
постоянными. В некоторых районах Алтайского края ежемесячно
192
население не получало хлеб по 10-15 дней. В отдельных сельсоветах
учителя и эвакуированные не получали хлеб 20 дней79.
В годы войны труд в колхозах и совхозах фактически не выпол-
нял одну из своих главных функций — он не служил источником до-
хода для работавших женщин. Хорошая работа не гарантировала
заработка. Более того, большинство сельских женщин Западной Си-
бири в годы войны периодически не доедало и голодало. Многие
колхозницы, в несколько раз перевыполнившие нормы выработки
трудодней, испытывали чрезвычайную нужду в продовольствии и
часто вынуждены были употреблять в пищу суррогаты и мясо пав-
ших животных. Например, в Новосибирской области среди голодав-
ших были: В. Кумейкина, муж которой находился в армии, а семья
состояла из 5 чел., заработала в колхозе 551 трудодень; Ф. Степани-
шева, вдова с 7 детьми, выработала 386 трудодней; Е. Зачинцева,
жена военнослужащего, единственная трудоспособная в семье из
7 чел., выработала 537 трудодней и многие другие80.
Помимо выполнения тяжелых трудовых нагрузок на плечи сель-
ских женщин легли и многочисленные бытовые проблемы. Одной из
основных проблем, стоявших перед сельскими женщинами в годы
войны, была продовольственная. Чем накормить себя и детей — ос-
новная, постоянная забота сельских женщин. Второй по значимости
проблемой был недостаток, а иногда и отсутствие одежды и обуви. В
суровых климатических условиях Сибири чрезвычайную важность
имел также вопрос обеспечения жилья топливом. При этом именно
в бытовой сфере женщины наиболее часто становились жертвами
произвола местных чиновников. Интересы сельских женщин посто-
янно ущемлялись или вообще игнорировались. Чаще других объек-
тами произвола становились женщины, чьи мужья были на фронте
или вдовы с детьми.
В Усть-Пристанском районе Алтайского края за невыработку
обязательного минимума трудодней были преданы суду многодет-
ные колхозницы Зубова и Мазанова. У Зубовой муж и сын были в
армии, но ее осудили к 4 мес исправительно-трудовых работ и 25 %
отчислений от заработка. У Мазановрй в армии было 4 сына. В то же
время жены местного руководства за невыработку трудодней, не
имевшие в армии никого, не осуждались81. В Омской области были
зафиксированы случаи огульного, массового осуждения членов се-
мей военнослужащих: из 484 чел., осужденных народным судом Го-
лышмановского района в 1942 г., 234 чел., или 48,3 %, были членами
193
семей военнослужащих. Например, Е.Н. Науменко, жена военно-
служащего, мать двоих малолетних детей, М.А Воронина-Боркова,
муж которой находился в РККА. Приговор в отношении последней
был отменен, но женщина несколько месяцев находилась в тюрьме82.
В Тарском районе Омской области районный прокурор не только
санкционировал необоснованные аресты и придавал суду членов се-
мей военнослужащих, не совершивших никаких преступлений, но и
лично арестовывал и отправлял в тюрьму некоторых колхозниц "без
всяких к тому оснований".
В 1944 г. в Западную Сибирь были направлены импортные по-
дарки для остронуждавшихся семей фронтовиков. Однако они
повсеместно были разворованы и розданы "по запискам". Предсе-
датель Белоглазовского райисполкома Алтайского края "выдал
часть из них отдельным руководящим работникам, основываясь на
том, что они являются эвакуированными и не обеспечены одеж-
дой"83. Сигналы о "неправильном использовании импортных по-
дарков" поступили также из ряда других районов. Но краевое
начальство ограничилось в отношении районных руководителей
только замечаниями "о допущенных ошибках"84. В Тобольском
районе Омской области 18% всех вещей взяли работники отделов
гособеспечения, в том числе заведующий отделом, а также заведую-
щий военным отделом райкома ВКП(б). То же было в Солдатском
районе. В Сорокинском районе жена фронтовика Крюкова вместо
фуфайки получила старые носки, Ухважина вместо юбки получила
старую рубаху. В Казанском районе вещи и собранные подарки для
Красной Армии не были переданы для семей военнослужащих, а
проданы на сумму 11 962 руб. и деньги хранились на личной сбер-
книжке заведующего отделом гособеспечния85.
Во время отпуска промышленных товаров жене одного из ра-
ботников Кочковского райкома ВКП(б) Новосибирской области,
присутствовавшая при этом жена погибшего на фронте Митерева
заявила: "Сколько у нее имеется товара и еще получает. У меня муж
погиб на фронте и детей не во что одеть. Теперь стало так: у кого
мужья дома, тот все берет, а у кого мужья на фронте тому ничего не
достается"86.
Женщины подвергались произволу в жилищных вопросах, при-
чем нередко — со стороны правоохранительных органов. В Ниж-
не-Омском районе Омской области районный прокурор вынес
постановление о выселении семьи погибшего фронтовика — жен-
194
щины с четырьмя детьми. 4 июня 1944 г. начальник милиции в при-
сутствии секретаря исполкома райсовета "выбросил вещи и Мамаеву
с четырьмя детьми на улицу"87. Некоторые семьи офицеров Красной
Армии проживали в районном центре Алтайского края с. Поспелихе
на глазах у районных руководителей в хлевах, вместе со скотом, юти-
лись с детьми в холодных кухнях, помещались с инфекционными
больными. Только по требованию проверяющего, прибывшего из
Москвы, эти семьи были поселены в жилые помещения88.
Социальная политика советского государства в военное время
имела ярко выраженные черты дискриминации по отношению к
сельскому населению в целом и сельских женщин — в частности. В
годы войны существовало два рода выплат семьям военнослужащих:
пенсии и пособия. Пенсии выплачивались в случаи гибели члена се-
мьи на фронте. Пособия получали семьи находившихся в РККА во-
еннослужащих. Размер пособий для сельских семей был в 2 раза
ниже, чем для городских. Сельское население, а значит, и сельские
женщины оказывались в более ущемленном положении, чем горо-
жане. При этом почти три четверти семей, которым выплачивалось
пособие, были сельскими. Это означало, что именно сельские жите-
ли являлись основными получателями социальной помощи государ-
ства. Размеры пособий для сельских жителей были небольшими.
Средний размер пособия для сельских семей Западной Сибири со-
ставлял 68,7 руб. В 1943 г. на рынке в Новосибирске на эти деньги
нельзя было даже купить 1 л молока, а 1 кг хлеба стоил примерно в
два раза больше89. Но даже эти деньги можно было получить с боль-
шим трудом. Деятельность собесов, ведавших вопросами выдачи
пособий и пенсий, повсеместно сопровождалась огромным количе-
ством нарушений. Работники райсобесов неправильно назначали
пособия и определяли их размеры, требовали лишних документов,
необоснованно отказывали в получении пособия, задерживали рас-
смотрение заявлений90. Повсеместными в деятельности собесов
были факты хищений денежных средств, предназначенных для вы-
платы пособий и пенсий. Недостатки в работе райсобесов существо-
вали и в довоенное время91, но с началом войны они приобрели
огромный размах92.
В конце войны женщины стали специальным объектом социаль-
ной политики советского государства. Сталинское руководство осоз-
навало, что в годы войны страна понесла огромные, невосполнимые
утраты в численности и составе населения. Основной способ увели-
195
чения народонаселения виделся в стимулировании рождаемости, в
связи с чем главное внимание уделялось институту материнства. Эта
позиция нашла отражение в указе Президиума Верховного Совета
СССР от 8 июля 1944 г. «Об увеличении государственной помощи
беременным женщинам, многодетным и одиноким матерям, усиле-
нии охраны материнства и детства, об установлении почетного зва-
ния "Мать-героиня5' и учреждения ордена "Материнская слава" и
медали "Медаль материнства"». Были изменены основания и поря-
док выплаты государственного пособия многодетным матерям, уве-
личены его размеры. Впервые вводилось государственное пособие на
рождение ребенка матерям, не состоявшим в браке. Увеличивался
отпуск по беременности и родам за счет предоставления очередного
отпуска. Были введены льготы по оплате детских садов для много-
детных семей.
При всей своей значимости указанные мероприятия носили
ограниченный характер. Пособия многодетным матерям выплачива-
лись только три или четыре года. Одиноким матерям пособие выпла-
чивалось до достижения детьми 12-летнего возраста. Но самым
важным было то, что указ распространялся на матерей, чьи дети ро-
дились после издания указа. Поэтому женщины, имевшие к 8 июля
1944 г. от трех до шести детей, по-прежнему оставались без государ-
ственной поддержки.
Беременным женщинам и кормящим матерям должны были вы-
даваться дополнительные продукты питания. Указ обязывал увели-
чить льготы для беременных женщин и кормящих матерей, не
привлекать их, начиная с 4 мес беременности, к сверхурочным рабо-
там, а женщин, имевших грудных детей, — к работам в ночное время
на период кормления ребенка. Эти требования, однако, касались
только предприятий и учреждений, о колхозах в указе ничего не
говорилось. Порядок уплаты налога на холостяков, одиноких и ма-
лосемейных граждан также был дискриминационным. Для колхоз-
ников размер налога был на 60 % выше, чем для прочих категорий
граждан. Таким образом, сельские женщины не имели трудовых га-
рантий своих прав в вопросах ухода за детьми, получения дополни-
тельных льгот и выплат при беременности и рождении ребенка.
Сельские женщины должны были платить больший налог на бездет-
ность и малосемейность, чем горожанки.
8 марта 1945 г. Омская правда писала: "Колхозница всегда была
большой силой в колхозе, она всегда отличалась трудолюбием и са-
196
мостоятельностью в работе. Трудодень целиком уравнял ее с мужчи-
ной. Но в наши дни в работе патриоток появилось новое качество.
Они свели на нет понятие мужской профессии"94. С этим утвержде-
нием можно согласиться лишь частично. Действительно, в годы вой-
ны не осталось на селе профессии, где бы женщины ни трудились, и
трудились успешно. Однако это по-прежнему, как и до войны, нахо-
дило отпор среди многих сельчан, в особенности мужчин.
В военные годы колхозницы получили больше возможностей
трудиться на квалифицированной работе или занимать руководящие
посты. Но, как и до войны, эти возможности зависели от покрови-
тельства и поддержки советского государства, причем сельские
управленцы низшего звена продолжали в этом препятствовать жен-
щинам. По окончании войны ни в одном программном документе
советского руководства не стоял вопрос о привлечении женщин на
руководящую или механизаторскую работу. Сельские женщины, вы-
полнившие тяжелейшую трудовую нагрузку в годы войны, вынесшие
на своих плечах все трудности военного времени, возвращались к
тому, с чего начинали — ручному, неквалифицированному и низко-
оплачиваемому труду.
Мероприятия советской власти по привлечению женщин к ра-
боте в деревне носили долговременный характер. Уровень занятости,
сложившийся в военные годы, оставался практически неизменным в
последующие десятилетия. Государство больше не позволяло сель-
ским женщинам не работать. Напротив, политика привлечения жен-
щин к руководящей и механизаторской работе в деревне с самого
начала носила, на наш взгляд, временный характер. Она нужна была
как своего рода "страховка", запасной вариант на случай войны. Он
был использован и утратил к концу войны свою актуальность. От-
части поэтому с такой легкостью происходит утрата женщинами ру-
ководящих и ответственных постов, полученных во время войны.
Сталинское руководство нашло женщинам иную "сферу деятельно-
сти", связанную с функцией материнства.
Одновременно с установлением высокого уровня занятости го-
сударство вынуждало женщин принять дополнительную нагрузку.
Оно требовало от женщин полноценной трудовой деятельности и
одновременно — выполнения функции деторождения. Первое на-
шло отражение в сохранении и ужесточении трудовой дисциплины в
колхозах и совхозах, увеличении налогового бремени и иных обяза-
тельств сельских жителей в послевоенное время. Второе — в значи-
197
тельном изменении брачно-семейного законодательства и мероприя-
тиях социальной политики советского руководства. Фактически в
этот период получает окончательное оформление "двойная" нагруз-
ка советской женщины, сохранившаяся и в послевоенные десятиле-
тия.
ПРИМЕЧАНИЯ
^урманцева B.C. Советские женщины в Великой Отечественной войне. 2-е изд. М.,
1979. С. 15.
2Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока — фронту. 1941 —
1945 гг. Барнаул, 1966. С. 132; Моховикова А.Е. Коммунистическая партия — орга-
низатор трудовых и патриотических подвигов женщин-колхозниц в годы Великой
Отечественной войны (по материалам Восточной Сибири). Автореферат дис ...
канд. ист. наук. Иркутск, 1969. С. 7, 19.
3Курносова А.М. Коммунистическая партия — организатор трудовых подвигов жен-
щин в промышленности Сибири. Автореф. дис.... канд. ист. наук. М., 1964; Леонть-
ева М.Г. Деятельность партийных организаций Сибири по развитию трудовой и
политической активности женщин-работниц в годы Великой Отечественной вой-
ны. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1967.
всесоюзная перепись населения 1939 г. Основные итоги. М., 1992. С. 23-24.
5ГАНО. Ф. Р-11. Оп. 2. Д. 995. Л. 35; Текущий архив статистического комитета Алтай-
ского края. Ф. 718, св. 1. Оп. 42. Д. 11. Л. 1.
6Исупов В.А. Соотношение полов в населении Западной Сибири в годы Великой Оте-
чественной войны // Гуманитарные науки в Сибири. 2002, № 2. С. 19.
7 Алексеев В.В., И супов В. А. Население Сибири в годы Великой Отечественной войны.
Новосибирск, 1986. С. 25.
8Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М.,
1970. С. 123.
*Там же.
10ЦДНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2694. Л. 124.
"Доблестный труд рабочих, крестьян, интеллигенции Новосибирской области в годы
Великой Отечественной войны . Сб. документов. Новосибирск, 1964. С. 36.
12Там же. Л. 124, 126.
131>щин Н.Я., Бадалян Т.М., Дремова Л.И. Население и трудовые ресурсы сибирской
деревни в 1917 — начале 80-х годов (Основные этапы, особенности изменения чис-
ленности и состава) // Население и трудовые ресурсы советской деревни
(1917-1984). Таллин, 1987. Вып. 2. С. 24 - 25.
14РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 945. Л. 1-2.
15Алексеев В.В., Исупов В.А. Указ. соч. С. 98.
16Подсчитано по: Население Западной Сибири в XX веке. Новосибирск, 1997. С. 98.
17Подсчитано по: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 20. Д. 479. Л. 3.
18Щеголев К.М. Участие эвакуированного населения в колхозном производстве За-
падной Сибири в годы Великой Отечественной войны// История СССР. 1959, № 2.
С. 142-143.
19Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока — фронту. 1941 —
1945 гг. Барнаул, 1966. С. 145.
20ЦДНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2755. Л. 12.
198
21Акулов М.Р., Аиисков В.Т., Васильев Ю.А., Кузнецов И.И. Подвиг земли богатыр-
ской (Сибирь в годы Великой Отечественной войны. 1941 — 1945 гг.). М., 1970.
С. 93.
22Анисков В.Т. Жертвенный подвиг деревни. Новосибирск, 1993. С. 38.
23ЦДНИ 00. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2755. Л. 12-13.
240мская правда, 1941, 16 декабря.
25ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 29. Л. 70.
26Алтай в годы Великой Отечественной войны. Сб. статей. Барнаул, 1960. С. 185.
27ЦДНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2694. Л. 124-125.
28Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока — фронту. 1941—
1945 гг. Барнаул, 1966. С. 129.
29Подсчитано по: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 915. Л. 79 об., 104 об., 116 об., 130 об.,
142 об., 154 об.
30Народное хозяйство Алтайского края за 40 лет советской власти. Статистический
сборник. Барнаул, 1957. С. 77.
31Шевляков АХ. Трудовые ресурсы сельского хозяйства Сибири в годы Великой Оте-
чественной войны // Сибирь — фронту. Материалы всероссийской научной конфе-
ренции. Кемерово, 2000. С. 95.
32Там же.
33ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 218. Л. 52-52 об.
34ЦЦНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 3352. Л. 131-132.
35ГАКО. Ф. П-75. Оп. 1. Д. 30. Л. 74.
36ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 31. Л. 114.
37Пановский Л.С. Колхозное крестьянство Западной Сибири в годы Великой Отечест-
венной войны (численность, состав и социально-экономическое положение). Авто-
реферат дисс.канд. ист. наук. Новосибирск, 1971. С. 23 — 24.
38РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 382. Л. 1-2; Д. 945. Л. 1-2; Д. 1451. Л. 1-2; Д. 1452. Л.
1-1 об.
39Пановский Л.С. Указ. соч. С. 17.
40Подсчитано по: Арутюнян Ю.В. Советское крестьянство в годы Великой Отечест-
венной войны. М., 1970. С. 408-411; ОДНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2607. Л. 27. Д. 3352.
Л. 130; ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 218. Л. 25-25об; ГАНО. Ф. Р-11. Оп. 2. Д. 799.
Л. 28 об.
41Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока — фронту.
1941-1945. Барнаул, 1966. С. 124.
42Подсчитано по: ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 225. Л. 2-186.
430мская правда, 1942. 8 марта.
^ОДНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 3931. Л. 127.
45Там же. С. 128.
46Там же. Д. 3816. Л. 32.
47Важпейшие решения по сельскому хозяйству за 1938-1940 гг. М., 1940. С. 310-311.
480мская правда. 1942. 1 марта .
49ГАРФ. Ф.А-310. Оп. 1. Д. 14164. Л. 10; Д. 14168. Л. 32, 95, 154; Д. 14170. Л. 21-22;
ГАКО. Ф. Р-304. Оп. 1. Д. 324. Л. 2-2 об.
50ГАРФ. Ф. А-415. Оп. 2. Д. 1. Л. 59.
51ЦЦНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 4038. Л. 51.
52ЦХАФ АК. Ф. Р-514. Оп. 1. Д. 11. Л. 243-244.
53Там же. Д. 7. Л. 141.
54Анисков В.Т. Жертвенный подвиг деревни. Новосибирск, 1993. С. 43.
199
55Пановский Л.С. Указ. соч. С. 20-21.
56ЦЦНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2694. Л. 126.
57Алтайская правда, 1975, 6 сентября.
58Алтайская правда, 1975, 30 апреля.
590мская правда, 1943, 7 марта.
б0Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока — фронту. 1941 —
1945 гг. Барнаул, 1966. С. 113-114.
61Наша малая родина. Хрестоматия по истории Новосибирской области. 1921-1991.,
Новосибирск, 1997. С. 259.
б2Там же. С. 259-260.
63Маннинг Р. Т. Женщины советской деревни накануне Второй мировой войны.
1935-1940 годы // Отечественная история, 2001. № 5. С. 96.
64ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 221. Л. 77.
65Алтайская правда, 1975, 30 апреля.
66ЦХАФ АК. Ф. Р-1483. Оп. 1. Д. 7. Л. 31.
67Алтайская правда, 1975, 8 марта.
68Там же.
69ЦХАФ АК. Ф. Р-514. Оп. 1. Д. 10. Л. 30 об.. Д. 7. Л. 2.
70Омская правда, 1942, 8 марта.
71Женщины-механизаторы России. М., 1977. С. 60.
72Анисков В.Т. Жертвенный подвиг деревни. Новосибирск, 1993. С. 68.
73ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 219. Л. 68 об.
74РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 1369. Л. 21 об.
75Анисков В.Т. Колхозное крестьянство Сибири и Дальнего Востока — фронту. 1941 —
1945 гг. Барнаул, 1966. С. 288.
76РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 324. Д. 1369. Л. 15 об., 17 об.
77ГАНО. Ф. П-4. Оп. 33. Д. 804. Л. 22.
78Там же. Оп. 34. Д. 171. Л. 319 об.
79ГАРФ. Ф. А-415. Оп. 2. Д. 1. Л. 48.
80ЦХАФ АК. Ф. П-1. Оп. 18. Д. 290. Л. 35.
81Там же. Д. 156. Л. 237.
82ЦЦНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 3320. Л. 25-26.
83ЦХАФ АК. Ф. Р-834. Оп. 1. Д. 211. Л. 46.
84Там же.
85ЦЦНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 4038. Л. 47-48.
86ГАНО. Ф. П-4. Оп. 34. Д. 171. Л. 73 - 74.
87ЦДНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 4038. Л. 49.
88ГАРФ. Ф. А-415. Оп. 2. Д. 1. Л. 132.
89Пановский Л.С. О стимулах труда колхозного крестьянства в годы Великой Отечест-
венной войны (по материалам Новосибирской области) // Советское крестьянст-
во — активный участник борьбы за социализм и коммунизм. Барнаул, 1969. С. 289.
90ЦЦНИ ОО. Ф. 17. Оп. 1. Д. 2630. Л. 14; Д. 3446. Л. 12.
91Там же. Д. 2629. Л. 25-26.
92ГАРФ. Ф. А-415. Оп. 2. Д. 1. Л. 153.
93Ведомости Верховного Совета СССР. 1944 г., № 37.
940мская правда, 1945, 8 Марта.
200
А.А. Шадт
НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В СИБИРИ
В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Национальная политика в СССР долгое время рассматривалась
через призму партийной идеологии, в рамках классовых принципов
национально-государственного строительства. В 1990-е гг. подобный
подход в силу своего "коммунистического" прошлого и идеологиче-
ской "ограниченности" потерял свою привлекательность в глазах не-
которых исследователей и политиков. Распад СССР действительно
показал post factum неэффективность советской национальной поли-
тики. Однако именно в советский период истории были заложены ос-
новные принципы и методы современного нациеустройства России:
В последнее время прослеживается стремление российской по-
литической элиты использовать методологические установки, не-
которые методы и механизмы советской национальной политики в
качестве теоретической и практической основы для современной
деятельности государства по "упорядочиванию" межнациональных
отношений1. В свете современных задач формирования националь-
ной идеи модернизированной России правомерный интерес у ис-
следователя вызывает исторический опыт советской национальной
политики2.
Советская национальная политика при всей ее неоднозначности
и противоречивости оставила существенный след в истории России.
Теоретическая база советской национальной политики, условия и
механизмы претворения в жизнь и темпы ее реализации продолжают
оставаться неосмысленными. Исключительно важными, с точки
зрения исследователя, в данном случае являются годы Великой Оте-
чественной войны, когда в экстремальных условиях, затронувших
практически все сферы общественной и личной жизни, оформля-
лась и закреплялась система национальной политики и межнацио-
нальных отношений на десятилетия вперед.
201
Советская национальная политика практически на всем протя-
жении своего существования опиралась на сталинское определение
нации. "Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность
людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономиче-
ской жизни и психического склада, проявляющегося в общности
культуры". И.В. Сталин добавлял "Достаточно отсутствия хотя бы
одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией"3.
Следуя этой жесткой схеме, национальная доктрина большевиков
вынуждала устроителей Советского Союза первоначально "созда-
вать" социалистическую нацию, а потом "включать" ее в процесс
советского национально-государственного строительства.
Идеологические рамки сталинского определения нации, огра-
ничивая методологические подходы к советской национальной по-
литике, заставляли исследователей выискивать наличие "историче-
ски сложившейся устойчивой общности людей" даже там, где ее до
этого никогда не было (например, у народов севера и юга Сибири).
Подобный подход к содержанию определения "нация" и вытекаю-
щей из него национальной политики, по нашему мнению, в услови-
ях формирования многонационального советского государства, в
период широкомасштабных социальных, экономических и полити-
ческих преобразований был достаточно адекватен и отвечал требова-
ниям времени. Идеи национального государства стали массовыми в
конце XIX в., а к 1930-м годам захватили весь мир. Отсутствие наций
там, где их хотели видеть, большевиками воспринималось как вре-
менное затруднение. Идя по стопам Дж. Гарибальди, который гово-
рил: "Мы сделали Италию, теперь будем делать итальянцев"5, боль-
шевики вначале создали СССР, а потом принялись за конструирова-
ние советской нации.
По нашему мнению, начиная с 1930-х годов и практически на
всем протяжении существования СССР советская национальная по-
литика достаточно планомерно пыталась опираться на теоретиче-
ские положения сталинского определения нации. Стратегическая
линия выдерживалась максимально строго — на построение нацио-
нально-однородного общества — советского народа6. Тактическая
линия допускала временные отступления и периодические экспери-
менты с нациями и этносами7. В рамках данной гипотезы проанали-
зируем советскую национальную политику через призму сталинского
определения нации.
202
Говоря о сталинском определении "нации" как идеальном, "во-
ображаемом" сообществе8, в качестве его реального отображения мы
будем подразумевать "советскую нацию", которую и предполагалось
сформировать, основываясь на предложенной Сталиным в опреде-
лении "программе". В рамках этого проекта четко прослеживается
тенденция к распространению:
1) "общности языка" — распространение русского языка, как обще-
государственного, как общенационального;
2) общности "территории" — создание единого политического и хо-
зяйственного пространства (СССР);
3) общности "экономической жизни" — формирование единой пла-
новой экономики и отказ от самодостаточности национальных
территорий;
4) общности "психологического склада, проявляющегося в особен-
ности культуры" — выработка идеологического однообразия, ос-
нованного на сформированных общесоветских традициях и обы-
чаях.
Это в результате и позволяет сформулировать доктрину совет-
ской национальной политики — "конструирование" "советской
национальности", формирование единого советского народа — на-
ции — этноса. В данном контексте советский народ выступает в лице
социальной, политической, экономической, культурной и нацио-
нальной общности, гомогенной по своему составу. Конечно, значи-
тельное этническое многообразие населения СССР чрезвычайно
затрудняло выполнение этой эпохальной задачи. Однако постепен-
но, путем проб и ошибок вырабатывались механизмы, которым, по
нашему мнению, предполагалось стать основой формирования "со-
ветской нации".
К 1940-м гг. конкретизируются и наполняются методологиче-
ским содержанием три основных направления реализации советской
национальной политики: идеологическое, социальное, экономиче-
ское. Деятельность в рамках этих трех направлений и должна была
позволить советскому руководству создать новую политическую общ-
ность — "советский народ".
Идеологическое направление выразилось в распространении
идей интернационализма, равенства наций, братства народов, а
реализовывалось через систему коммунистического воспитания в
рамках партийных, советских и общественных организаций и учреж-
дений.
203
Социальное направление проявлялось в создании социально-
однородного общества, унификации социальной жизни во всем го-
сударстве, декларации социального и национального равенства.
Экономическое — реализовывалось через ликвидацию "факти-
ческого" неравенства, через усиление экономической связи одних
этнически гомогенных регионов с другими, что повышало их обоюд-
ную экономическую зависимость, способствовало промышленным
миграциям трудоспособного населения.
Особое влияние на формирование советской национальной по-
литики оказала Великая Отечественная война; она активизировала
реализацию данного "проекта" через этнические депортации и сис-
тему этнической ссылки. Годы войны — это период практического
воплощения теоретических установок, о которых упоминалось
выше, по "национальному вопросу", сформулированных в 1930-е
годы. Сибирь в силу уникальных территориальных и демографиче-
ских условий оказалась идеальным полигоном по апробации эффек-
тивности новых механизмов советской национальной политики.
Реализация советской национальной политики в Сибири в воен-
ные годы достаточно отчетливо прослеживается через процессы ко-
ренизации и этнической ссылки.
КОРЕНИЗАЦИЯ
Коренизация — это система мероприятий советской власти,
предполагавших формирование определенной (советской) социаль-
ной структуры населения государства в каждом этнически однород-
ном сообществе. Мероприятия также включали в себя и создание
стандартизированной системы управления. Проводились они не
только среди наций, имеющих свою государственность, но и в отно-
шении коренных и малочисленных народов Сибири и Дальнего Вос-
тока. Цель мероприятий — создание "стандартизированной" соци-
альной структуры автохтонного населения в соответствии с принци-
пами теоретиков марксизма-ленинизма, состоящей из рабочего
класса, крестьянства и интеллигенции. Коренизация начиналась че-
рез ликвидацию "старой" этнической элиты и создания "новой".
Предполагалось, что представители "новой" социальной структуры,
будучи в силу идеологического воспитания носителями социалисти-
ческой идеологии, смогут безболезненно ликвидировать этнические
различия и противоречия своей этнической группы и включить ее в
"советскую семью народов".
204
Вопрос о национальной политике советского государства в от-
ношении коренных и малочисленных народов Сибири за последние
годы вышел на новый уровень осмысления. Однако опыт советской
историографии, практически не используемый современными ис-
следователями, продолжает оставаться востребованным. Одной из
актуальных проблем отечественной науки, заявленной в советский
период российской истории и востребованной на современном эта-
пе, является реализация ВКП(б) национальной политики в Сибири
через трансформацию социальной структуры коренных и малочис-
ленных народов Сибири.
Национальная политика большевиков проводилась под знаме-
нем классовой борьбы, что предполагало определение направлений,
выработку способов, методов и сроков изменения социальной струк-
туры населения. Это позволяет обозначить социальный фактор со-
ветской национальной политики как определяющий. Однако там,
где дело касалось народов Сибири, "традиционная" национальная
политика, направленная на ликвидацию национальной элиты, ока-
залась неэффективной9. Причиной стало отсутствие четких критери-
ев дифференциации этнической элиты по социальным признакам.
Родоплеменные отношения, основанные на примате "биологиче-
ского" родства всех членов общности, также не способствовали вы-
делению "эксплуататорских элементов", которые, среди северных
народов, по словам В.А. Зибарева — известного специалиста по ма-
лым народам Севера, "были устранены не в результате политики ли-
квидации кулачества как класса, а в результате их ограничения и
вытеснения", причем весьма длительного.
Основным направлением советской национальной политики в
отношении народов Сибири стала трансформация социальной струк-
туры этих народов, через "формирование национальных отрядов ра-
бочего класса, колхозного крестьянства и интеллигенции". Это "од-
новременно являлось и формированием первых классово-социаль-
ных групп этих народов, явившихся частью социальной структуры
социалистического общества"10.
Целенаправленная деятельность органов государственной власти
в отношении коренных и малочисленных народов Севера была акти-
визирована в 1922 г., когда в наркомате Национальностей при Отделе
национальных меньшинств был создан подотдел народов Севера, или
туземных народов, пытающийся решить вопросы социально-эконо-
мического положения, культурно-образовательного характера,
205
национально-территориальные, проблемы религиозных противоре-
чий и др.11
Процесс социалистического строительства у коренных народов
Сибири был тесно связан с преобразованием экономической сферы
и прошел в своем развитии несколько этапов:
а) создание промежуточной социальной структуры (1930-1940-е
годы);
б) обобществление основных средств производства и дальнейшая
социальная дифференциация (1940-1950-е годы);
в) создание полноценной с точки зрения социалистической идеоло-
гии социальной структуры (1950-1980-е годы);
Слабым местом теоретического обоснования социальных преоб-
разований среди народов Сибири являлось отсутствие классовой
структуры общества или его невыраженная дифференциация. В рам-
ках классовой теории (как это представляется автору) только классо-
вое общество предполагает наличие эксплуатации, антагонизма клас-
сов, основанного на неравенстве, а следовательно, и радикальные
социальные изменения. У сибирских народов подобных проявлений
в явной форме не прослеживалось, а их социальные группы отлича-
лись достаточной устойчивостью.
Однако национальная специфика на местах практически не
учитывалась. По мнению А.Н. Садового, «Органы региональной
исполнительной власти проводили единую с центром социальную
политику, в рамках которой выделение какого-то особого "нацио-
нального курса" могло сразу быть расценено как националистиче-
ское и контрреволюционное. Введение коренного населения в
общероссийскую систему налогообложения, отказ в процессе зем-
леустройства от практики вьщеления территорий приоритетного
этнического природопользования в значительной мере предопреде-
лили то, что малочисленные коренные народы Южной Сибири пе-
рестали рассматриваться в качестве особой социальной группы»12.
Основная проблема заключалась в непрофессионализме совет-
ского управленческого аппарата, который будучи укомплектован-
ным в основном из русского населения, практически не учитывал
национальную специфику коренных национальностей. Незнание
уклада их жизни, традиций и обычаев только отталкивали советскую
власть и "туземцев" друг от друга13.
Неэффективность деятельности Наркомнаца РСФСР и местных
советских органов по вовлечению народов Севера в сферу социали-
206
стического строительства привела к передаче коренных народностей
во введение ВЦИКа14. При Президиуме ВЦИКа был создан Комитет
содействия народностям северных окраин. После ликвидации Нар-
комнаца, Отдел национальных меньшинств был также передан во
введение ВЦИКа (Отдел по делам национальностей). С 1924 г. все
коренные и малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Вос-
тока перешли под протекторат ВЦИКа. Он в силу специфики своей
деятельности тем более не мог учитывать особенности культур-
но-бытовых комплексов коренных народов, и основное внимание
уделял ускорению трансформации социальной структуры населения
коренных народов с целью их быстрейшего вовлечения в социали-
стическое строительство.
Для реализации этого большевикам пришлось искусственно
формировать у народов Севера в 1930-1940-е годы промежуточную
социальную структуру — между патриархальным и социалистиче-
ским хозяйством, основанную на простых производственных объе-
динениях (ППО), в которых "промысловые орудия, олени, угодья не
обобществлялись, а лишь соединялись для совместного пользова-
ния". Теоретические изъяны заметно замедлили процесс вовлечения
народов Севера в социалистическое содружество, который, по сло-
вам В.А. Зибарева, завершился "в основном лишь в 1950-х годах". "И
лишь с переводом ППО на Устав Артели и обобществлением основ-
ных средств производства у народов Севера складывается новая со-
циально-классовая структура"15.
Мы можем утверждать, что с началом Великой Отечественной
войны этот процесс своеобразной коллективизации усилился, но
полностью, говорить о переходе народов Севера на Устав Артели
можно лишь в послевоенные годы16. По словам В.А. Зибарева, к
концу 1950-х гг. "в результате построения зрелого социалистическо-
го общества на Севере сложилась однотипная (выделено. — А.Ш.)
классово-неантагонистическая социальная структура, отражающая
процесс ликвидации фактического неравенства малых народов Се-
вера", из его же слов следует, что неравенства как такового, а значит
и антагонизма, и классов у них не было (в доклассовый, досоветский
период истории малых народов Севера)17, Приведенные им данные18
показывают, что "однотипную" социальную структуру малых наро-
дов Севера не в 1940-е, ни в 1950-е годы создать не удалось. К концу
1950-х гг. получилась следующая картина: рабочие составляли 71 %;
служащие — 25; колхозники — 4 %. Высокий процент рабочего клас-
207
са объясняется тем, что его численность удалось увеличить только в
1950-1960-е годы и только "в связи с реорганизацией большинства
колхозов Севера в совхозы и зверопромхозы", когда все колхозники,
кооперированное и некооперированное население скопом записы-
валось в совхозы и соответственно становилось рабочим классом.
Следует отметить, что привлекательность работы в совхозах для
представителей малочисленных и коренных народов Севера остава-
лась сомнительной и в годы войны и после. В годы войны заработок
одного рабочего составлял в месяц от 100 до 250 руб.
Социальные преобразования заметно активизировались в годы
Великой Отечественной войны. Потребности военной экономики
заставили советское руководство обратить внимание на экономиче-
ский потенциал народов Севера и территорий их проживания. В
первую очередь правительство заинтересовалось промысловым и
оленеводческим хозяйством. В условиях войны местное население
вольно и невольно стало вовлекаться в общесоюзные проблемы: в
обеспечение продовольствием армии и создание сырьевой базы для
работы оборонной промышленности. Это усилило давление органов
власти на народы Севера с целью их перехода на оседлость, включе-
ние в коллективную (колхозную) трудовую деятельность.
Нежелание коренных народов Севера переходить на оседлый об-
раз жизни резко активизировало деятельность партийных и совет-
ских органов власти на местах. В.В. Веселкина в числе причин
активизации органов власти указывает следующие: "территориаль-
ная разобщенность членов колхозов создавала большие трудности, а
нередко и исключала возможность решения задач по развитию об-
щественного хозяйства, повышению производительности труда, во-
влечению в коллективный труд вторых членов семей, проведению
политико-воспитательной и культурно-массовой работы"29. Коче-
вой и полукочевой образ жизни, по мнению партийных идеологов,
был "серьезнейшим тормозом на пути развития экономики и культу-
ры, ликвидации всесторонней отсталости".
Однако среди представителей коренных народов желающих из-
менить свой традиционный образ жизни было немного. С целью
улучшить жизнь органы партийной и советской власти в тяжелей-
шие годы Великой Отечественной войны специально для "оседаю-
щих колхозов" строили колхозные центры, жилые дома, колхозные
конторы, бани, школы, избы-читальни, фельдшерские пункты, ма-
газины, хлебопекарни, склады и другие объекты культурно-бытового
208
назначения. Решениями партийных и государственных органов на-
циональное население Севера (преимущественно колхозники. —
А.Ш.) периодически освобождались от налогов и обязательных по-
ставок сельхозпродуктов, им предоставлялись кредиты, ссуды, без-
возмездно оказывалась продовольственная помощь.
Следует, однако, отметить, что оказание продовольственной по-
мощи было вызвано бедственным положением оседлых колхозов.
Последние оказались практически без средств существования в ре-
зультате грабигельской экономической политики государства: хищ-
нического вылова рыбы и поголовного забоя оленей для нужд
военной экономики. Нужды военной экономики стояли на первом
месте. Для работы на рыбных промыслах предлагалось использовать
все доступные трудовые резервы, не только из числа коренных наро-
дов, но и переселенцев из Западной Сибири.
Исследователи отмечают, что к 1944-1945 гг. в дельте Енисея и
Енисейском заливе "произошло оскудение рыбных ресурсов в ос-
новных районах добычи рыбы в результате интенсивного лова"22.
Чтобы люди не вымерли с голода, "в порядке исключения колхозни-
кам Севера предоставлялось право лова рыбы для личного потребле-
ния в отведенных водоемах всеми имеющимися в их распоряжении
средствами". В отношении же оленеводства, показательным являет-
ся тот факт, что в Ямало-Ненецком округе "довоенное поголовье
оленей в общественном стаде было восстановлено только к 1953 г."23
Подобная безрадостная картина была характерна не только для
народов Севера Сибири. На Юге Сибири положение коренных и ма-
лочисленных народов также не отличалось в лучшую сторону. Так,
шорцами колхозы также не рассматривались как кооперативные
объединения, созданные исключительно на добровольной основе.
"Труд в колхозе считался рабским и подневольным. Колхозный пе-
риод у информаторов старшего поколения Шории оставил плохую
память. Однако и отмена в 1958 г. колхозов не была воспринята как
своеобразная форма освобождения. Почти все информаторы отме-
чали конфискационный характер упразднения колхозов: весь скот
был угнан, население осталось нищим, без мест работы, денежных
накоплений и малейших перспектив получения пенсий за три деся-
тилетия тяжелой и малоэффективной работы"24.
Исследователи признают, что, несмотря на все мероприятия
партийных и советских органов и к 1980 г. "производственная база
поселков, ставшая основой оседлости северных народов, не везде
209
достаточно развита и способна "сгладить" отрицательные (выделе-
но. — А.Ш.) последствия перехода кочевников на оседлый образ
жизни". Смысл цитаты, по нашему мнению, на самом деле не только
и не столько в слабой производственной базе, а в невольном призна-
нии автором "отрицательных" последствий, как советской нацио-
нальной политики, так и ее проявлений, в виде принудительной
политики насаждения оседлости. В.В. Веселкина признает негатив-
ные стороны оседлости: "становятся безлюдными огромные терри-
тории тайги и тундры, затрудняется использование природных ресур-
сов. Коренные жители, веками проводившие жизнь в движении, от-
рываются от многих своих излюбленных традиционных занятий, от
родных "уголков", должны в корне менять весь уклад жизни и
быта". Автор замечает: "не все семьи кочевников идут на это".
Причины отказа охотников и рыболовов жить в поселках или их
уход оттуда автор объясняет "неудачным выбором места для посел-
ка", "неудобствами благоустроенных квартир", "интенсивным обу-
стройством нефтяных месторождений" и т.п. И хотя автор не высту-
пает против самой политики оседлости кочевых народов Севера как
таковой, скорее наоборот,, она призывает к дифференцированному,
постепенному и осторожному подходу в данном вопросе25.
Необходимо отметить, что к ликвидации "фактического" нера-
венства партийные идеологи относили ликвидацию отсталости на-
циональных окраин. Однако не всегда и не везде партийным и
государственным органам удавалось успешно решить задачу по лик-
видации экономического неравенства. Так, на юге Сибири, в силу
неэффективности насаждаемых властью способов хозяйствования,
вся нагрузка по содержанию созданной большевиками социальной
инфраструктуры легла на районные и областные бюджеты. Как пи-
шет М.В. Белозерова, "Практическое решение проблем повышения
грамотности населения, ликвидации очагов инфекционных заболе-
ваний рассматривалось, и весьма, на наш взгляд, обосновано как ус-
пехи национальной политики. В этом и заключалось основное
противоречие проводимого политического курса. С одной сторо-
ны, несомненные успехи в культурной интеграции. С другой — пол-
ный провал в поисках наиболее оптимальной модели развития
сельского хозяйства и внутренних источников содержания создан-
ной инфраструктуры. Национальные промысловые районы факти-
чески превратились в дотационные. В национальном самосознании
начали формироваться стереотипные установки, что государство
210
добровольно возложило на себя обязательство содержать и развивать
инфраструктуру, вне зависимости от экономической эффективности
созданных производственных единиц"27.
Задачи идеологического воспитания решались "средством подго-
товки национальных кадров" через курсы и выдвиженчество, через
формирование интеллигенции, "прежде всего кадров культурно-про-
светительных работников"28, подготовку комсомольских и партийных
кадров из числа коренных национальностей.
В литературе советского периода, посвященной советской на-
циональной политике, вся национальная политика рассматривается
в основном через деятельность КПСС и ее партийных организаций
на местах. И этому есть свое объяснение. Вся национальная полити-
ка большевиков в отношении коренных и малочисленных народов
Сибири базировалась на четырех китах:
1) трансформация социальной структуры населения;
2) ликвидация "фактического" неравенства;
3) идеологическое воспитание населения;
4) создание стандартизированной системы управления.
Реализовать поставленные задачи было возможно только в условиях
партийного авторитаризма. Социальное, экономическое и куль-
турное однообразие, унификация механизмов управления, осно-
ванные на идеологическом диктате КПСС, предполагающее
политическое единообразия стало реальной программой совет-
ского национального строительства в Сибири в 1940-е гг.
ЭТНИЧЕСКАЯ ССЫЛКА
Довоенные процессы в Сибири, в отличие от Европейской части
СССР затронули в основном процессы перехода политической вла-
сти от местной национальной элиты в руки партийно-советской но-
менклатуры. В силу низкой плотности населения, несовершенства
инфраструктуры значительная часть населения, особенно в Запад-
ной Сибири, на долгое время практически выпали из орбиты госу-
дарственного строительства и национальной политики СССР.
В годы Великой Отечественной войны в Сибирь было депорти-
ровано огромное количество советских граждан, представителей раз-
личных национальностей СССР. Часть из них оказались в Сибири,
будучи обвиненными советским руководством в преступлении про-
тив государства. Часть оказалось населением СССР, депортирован-
ным фашистской Германией в пределы третьего рейха, а после
211
войны репатриированное обратно в СССР, но уже на новые места
жительства, в Сибирь. Среди депортированных оказались и русские,
и украинцы, и белорусы (как правило, жители Правобережной Ук-
раины и Белоруссии), жители Прибалтики и крымские татары, рос-
сийские (советские) немцы и калмыки, и многие другие29. Самыми
многочисленными этническими группами, оказавшимися не по сво-
ей воле в Сибири, были немцы и калмыки30.
Переселенные национальности, проживавшие до депортации
большей частью в компактных поселениях, были расселены по об-
ширным просторам Сибири31. Основным местом принудительного
расселения этнических депортантов стали в первую очередь регионы
Западной Сибири. Это Новосибирская, Омская, Томская и Кеме-
ровская (после выделения из состава Новосибирской области в 1943
и 1944 гг. соответственно) области, Алтайский и Красноярский края.
На новых местах жительства депортированные были включены в
систему специальных поселений ГУЛАГа НКВД, с особым режимом
проживания. Однако условия военного времени, специфика этниче-
ских депортаций, необходимость в рабочих руках и потребность тер-
риториального и экономического освоения пустынных пространств
Сибири потребовали новых принципов организации спецссылки32.
В 1940-е годы в результате этнических депортаций произошла транс-
формация существующей системы спецссылки, что позволяет гово-
рить о формировании нового, особого института спецпоселения —
"этнической ссылки"33.
Этническая ссылка в рассматриваемом контексте включает в
себя принудительное переселение (этническую депортацию) и соб-
ственно этническую ссылку (высылку) в специально отведенных
местах с особым режимом проживания (система специальных
поселений34).
В истории формирования этнической ссылки можно выделить
три основных этапа. Первый — с 1941 по 1943 г., когда проходил
процесс выселения и включения этносов в существующую систему
спецпоселений. Этап отличается отсутствием четкой регламента-
ции правового положения депортированных35. Второй — с 1944 по
1949 г. — период оформления нормативно-правовой и организаци-
онной базы системы спецссылки, ее реорганизации. Происходргг
юридическое закрепление статуса этнических спецпереселенцев,
ужесточение режима проживания и превращение системы спецпо-
селений в обособленный механизм с единым экономическим и
212
правовым пространством (спецпоселение)36. В это время были оп-
ределены и нормативно закреплены основные задачи и принципы
деятельности системы спецссылки. Третий — начало — середина
50-х гг. характеризуется постепенным ослаблением и последующим
снятием режима спецпоселения вследствие его экономической, по-
литической и социальной несостоятельности37.
Однозначно определить принудительное переселение народов
1930-х — 1940-х гг. в Сибирь только как проявление советской нацио-
нальной политики на первый взгляд не предоставляется возможным.
Эти этнические группы ни по численности, ни по социальной актив-
ности не выделялись из общей национальной картины СССР. Стрем-
ление использовать их трудовые ресурсы, что достаточно успешно
произошло в Сибири, испытывающей острую нехватку и квалифици-
рованных и неквалифицированных кадров, явилось, лишь следствием
депортационных процессов. Желание ряда исследователей объяснить
депортации народов в СССР в 1940-е гг. причинами внешнего поряд-
ка также малоубедительно. Объяснение депортации только потребно-
стями "народного хозяйства" выглядит неочевидно38.
Конспиративный характер принятия властных решений совет-
ским и партийным руководством не позволяет нам однозначно трак-
товать причины указанных явлений. Стремление найти внутреннюю
логику причин этнических депортаций 1940-х годов натыкается на
завесу идеологического тумана государства. Подобная ситуация име-
ет, как правило, перманентный характер, и задача исследователя —
попытаться внести определенную ясность в проблему.
Действовал целый ряд факторов как случайных, так и целена-
правленных. При каждом случае этнической депортации, будь то
немцы или калмыки, действовал свой набор причин и условий.
Однако в любом случае действия государства, направленные в отно-
шении той или иной этнической группы, являющейся меньшинст-
вом по сравнению со всем населением государства, подпадает под
категорию национальной политики.
Необходимо отметить следующее: если бы опыт этнических де-
портаций оказался однозначно успешным, т.е. закончился бы пол-
ной аккультурацией депортированных народов, это неминуемо бы
вызвало за собой масштабное нарастание этнических депортаций.
Решение вопроса заключается в том, что большевики никогда не
отделяли национальное от государственного. В этом есть своя логика.
Одно государство — один народ, вот ключевая идея и широко куль-
213
тивируемый идеал советской национальной политики. Вся советская
идеология пронизана этой идеей: "братство народов", "содружество
наций", "единая семья народов", "единый советский народ" — эти и
подобные им эпитеты неустанно постулировались в советской прес-
се и литературе.
Однако реальность национально-государственного устройства
СССР вносила свои коррективы в советскую национальную полити-
ку. Отсюда и прогнозируемая двойственность национальной поли-
тики. С одной стороны, невозможность преодолеть теоретический
тупик марксизма, по которому отсутствие классовых противоречий
автоматически дает отсутствие национальных, с другой — постоян-
ные попытки подтолкнуть, усилить процессы национальной консо-
лидации (в том числе и принудительно). С одной стороны, деклара-
ция самоопределения и равноправия народов, с другой — этниче-
ские депортации, этническая ссылка, чистки по национальному
принципу.
В годы Великой Отечественной войны и прежде мобилизацион-
ный характер советского государства потребовал от руководства
страны чрезвычайных мер, в том числе и в области национальной
политики. В условиях военного времени были созданы чрезвычай-
ные органы власти — Государственный Комитет Обороны (ГКО).
При ГКО и СНК были созданы новые общесоюзные органы (Совет
по эвакуации промышленности, Управление по эвакуации населе-
ния, Комитет по учету и распределению рабочей силы и др.) со свои-
ми органами и представителями на местах.
"Обстоятельствами военного времени вызвано было и сужение
обычных норм деятельности законодательных, исполнительных и
судебных органов и передача в ряде случаев их функций чрезвычай-
ным органам, военному командованию и военным трибуналам.
Были осуществлены отсрочка до конца войны выборов в Советы и
народных судей, а также некоторое ограничение прав и свобод граж-
дан. Так, например, было ограничено право передвижения. Была
введена трудовая повинность, и ряд отраслей промышленности и
транспорта были переведены на военное положение. В связи с этим
было ограничено право выбора работы, выбора местожительства.
Были отменены временно отпуска и заменены денежной компенса-
цией, выплаченной после войны, увеличены продолжительность
рабочего времени. Самовольный уход с работы приравнивался к де-
214
зертирству и карался в уголовном порядке. Была введена военная
цензура"39.
В подобных случаях население страны было не настроено вос-
принимать этнические принудительные переселения как нечто экст-
раординарное. Все объяснялось обстоятельствами военного времени,
которые, в свою очередь, порой зависели от положения на фронте и
внешнеполитической конъюнктуры. Отсюда, при внешней схожести
этнических депортаций, например, немцев и калмыков, их карди-
нальные внутренние различия.
Так, поволжские немцы выселены в Сибирь практически в са-
мом начале войны (август — сентябрь 1941 г.), выселены публично, с
повсеместным освещением в местных средствах массовой информа-
ции.
В данном случае определяющую роль сыграла и военная конъ-
юнктура, и международная практика, предполагающая подобные
мероприятия в чрезвычайных обстоятельствах. С точки зрения пре-
дыдущей (довоенной) советской национальной политики, подоб-
ное мероприятие выглядит провалом этой политики, нонсенсом и
говорит о противоречиях данного акта. Признать наличие в среде
советских граждан-немцев "тысячи и десятки тысяч диверсантов и
шпионов" — это значило бы поставить крест на всей предыдущей
национальной политике. Получается, что советская идеология по-
терпела крах в плане коммунистического, интернационального
воспитания отдельных национальных групп. Могла ли советская
пропагандистская машина пойти на это?! В условиях войны более
выгодным пропагандистским шагом выглядела бы обратная карти-
на, при которой все советские немцы встали на защиту СССР от
фашистской Германии. В чем причина указанного противоречия?
Обратимся к тексту Указа Президиума Верховного Совета СССР
от 28 августа 1941 г. "О переселении немцев, проживающих в рай-
онах Поволжья"40. В Указе говорится "о тысяче и десятках тысяч ди-
версантов и шпионов среди немецкого населения Поволжья". Если
обратиться к букве, а не духу указа, следует, что немцев Поволжья
никто и не обвиняет, так как формулировка Указа говорит о "дивер-
сантах" и "шпионах", под которыми a priori подразумевается не ме-
стное население, а именно засланные военные или граждане другого
государства — фашистской Германии. Очевидно, что для "своих" су-
ществуют другие эпитеты: "предатели", "изменники Родины", "вра-
215
ги народа" и прочая терминология советского общества 1930-1940-х
годов.
Подобная постановка вопроса позволяет объяснить и чрезмерно
либеральную в условиях войны вторую часть Указа, по которому
"советское правительство", опасаясь взрывов в районах, заселенны-
ми немцами Поволжья, переселяет их в Сибирь, Казахстан, Сред-
нюю Азию наделяя целым пакетом льгот. Постановка вопроса подоб-
ным образом могла позволить советскому руководству сохранить
свое лицо в условиях массовых поражений на фронте с одной сторо-
ны перед своим населением, когда ошибки первых месяцев войны
можно было объяснить шпионажем и вредительством со стороны
коварного противника, а с другой — усилить подозрительность и до-
носительство...
Советские немцы не рассматривались также, и как заложники
германской политики, мировая общественность узнала о депортации
также после войны. Так что ничем иным, как продолжением гло-
бального эксперимента по конструированию советского народа и
ликвидацией "лишних" национально-государственных образова-
ний, подобную акцию объяснить невозможно. Дополнительным, но
не менее важным фактором может являться "разгрузка" этнически
отягощенных регионов. Поволжье и Кавказ в силу своего многона-
ционального характера на протяжении почти всей российской исто-
рии были источником межэтнических конфликтов.
В отличие от депортации российских немцев национальные де-
портации с освобожденных территорий (калмыки и чеченцы, ингу-
ши и др.) имели другой характер. В их отношении национальная
карта была разыграна в полном объеме. Именно с 1943 г. в отноше-
нии указанных народов начинают говорить о "предательстве", о "со-
трудничестве с противником". 1943 г. — это год перелома в войне. До
ее окончания еще далеко, но уже можно подумать о послевоенной
жизни. Прорыв войск фашистской Германии в Крым и на Кавказ
показал особую геополитическую ценность данных стратегических
территорий для СССР в будущем. Начинается этническая "зачист-
ка" Кавказа, которая проводится совершено неправовыми метода-
ми, с огромными нарушениями гражданских прав41. Практически
все имущество и личный скот остались на местах выселения, а во-
прос компенсации не был решен и в 1945 г.42
Гипотетическая превентивная угроза, как в случае с поволжски-
ми немцами, отходит на второй план. Начинается ликвидация или
216
укрупнение автономных национально-территориальных образова-
ний. Если в 1941 г. упразднена АССР НП, то в 1943 г. упразднены Ка-
рачаевская автономная область (12 октября 1943 г.), Калмыцкая
АССР (27 декабря 1943 г.), их территории были переданы Ставро-
польскому краю. В 1944 г. была упразднена Чечено-Ингушская
АССР (7 марта), Кабардино-Балкарская АССР была переименована
в Кабардинскую АССР (8 апреля)43. Немцы, калмыки, а также кара-
чаевцы, ингуши, чеченцы и балкарцы были депортированы в Си-
бирь, Казахстан и Среднюю Азию бессрочно.
Указанные мероприятия органично сочетаются с довоенным
процессом усиления централизации и расширения полномочий со-
юзных органов власти. В свою очередь, депортированные народы,
оказавшиеся в нашем случае на территории Сибири, предстали пе-
ред лицом полной ассимиляции и исчезновения с национальной
карты СССР44.
Первоначально расселенные в сельской местности депортиро-
ванные очень быстро оказались включены в механизм военной эко-
номики. Известно, что в Западной Сибири военная промышленность
за два года (1940-1942) выросла в 27 раз45. Из этнических депортан-
тов была образована трудовая армия мужчин и женщин46. Часть их
находилась на стройках и предприятиях НКВД, часть — в оборон-
ных, военных и промышленных наркоматах и ведомствах, практиче-
ски растворившись среди местного населения.
Таким образом, этническая ссылка стала способом закрепления
этнических переселенцев в регионах с "особыми" климатическими
условиями, средством заселения и освоения Сибири, механизмом
контроля над населением и использования его в интересах
государства47. Этническая ссылка привела к необратимым последст-
виям в менталитете депортированных этносов, вызвала разрушения
самобытных национальных культур, оказалась мощным механизмом
деструктивного воздействия на национальное самосознание этно-
сов. Дисперсное проживание в условиях специального режима ссыл-
ки негативно повлияло на численность, лингвистический и культур-
но-бытовой комплексы переселенных народов, оказало определяю-
щее воздействие на жизнь депортированных этносов, последствия
которого прослеживаются и в настоящее время. Запрет на возвраще-
ние в родные места после окончания войны резко активизировал
националистические настроения депортированных и значительно
ускорил процессы ассимиляции и аккультурации населения СССР в
217
общем и Сибири в частности49. Итак, в годы войны общий уровень
жизни населения резко понизился, соответственно нивелировалось
и фактическое неравенство, но за годы войны на территории нацио-
нальных окраин произошли огромные и экономические, и социаль-
ные, и культурные изменения.
Решение вопросов национальной политики в годы войны не оп-
ределялось документами КПСС и союзного правительства как пер-
воочередная задача. Однако переселение значительных масс населе-
ния на восток страны, особенно в сибирские регионы, эвакуация
промышленных предприятий и интенсивная разработка сырьевых
месторождений и промысловых ресурсов резко активизировали про-
цессы разрушения национальных различий и этногрупповых границ,
а следовательно, ускорили процесс создания единого национального
(советского) пространства50.
За годы войны во многих регионах Сибири резко изменился на-
циональный состав населения. Прибытие огромного количества эва-
куированного населения, депортированных, заключенных, пленных
значительно изменили кроме экономической, социальную структуру
населения Сибири, а также культурное пространство. Все это разно-
национальное, разноязыкое население, каждое со своим хозяйствен-
ным укладом и культурно-бытовым комплексом внесло свой вклад в
формирование национального пространства Сибири.
Экстремальные условия войны с легкостью разрушили один из
самых труднопреодолимых национальных барьеров — этнокультур-
ный. Сибирь в результате Великой Отечественной войной в вопро-
сах межэтнического взаимодействия оказалась одним из самых
толерантных регионов СССР. Это сделало Сибирь привлекательным
местом для многих этнических мигрантов всего последующего пе-
риода российской истории.
В свою очередь, сила советской национальной политики, про-
явившаяся в ее централизации, унификации и идеологизации, стала
и ее слабостью. Единообразные установки национальной политики,
основанные на диктате центра, воплощающиеся по одной схеме по
отношению к весьма разнообразным по жизни и духу народностям,
привели в дальнейшем к росту этноцентризма и спровоцировали
распад СССР51. Последствия этой национальной политики просле-
живаются и в нашем настоящем, и вероятно, будут прослеживаться в
обозримом будущем.
218
Прошедшее десятилетие при всей его демократичности не все-
ляет полной уверенности в безоблачном межэтническом взаимодей-
ствии народов Сибири. Проявившаяся тенденция к унитаризму
"сверху", с одновременным ростом местного сепаратизма "снизу" и
прогнозируемого межэтнического и межконфессионального проти-
востояния на местах, способны снова вызвать к жизни "простые" и
"эффективные" методы разрешения "национального вопроса".
Современные этнические группы, населяющие Сибирь, продол-
жают пока во многом оставаться малоактивными, но потенциально
сильными игроками на этническом поле. И от того, как мы оценива-
ем прошлый исторический опыт, и проецируем его на будущее, за-
висит и современное, и будущее этническое равновесие в Сибири и в
Российской Федерации в целом.
ПРИМЕЧАНИЯ
•Это в первую очередь предложения ограничительного характера, как-то унификация
регионального законодательства без учета национальных особенностей, усиление
контроля и управления со стороны Центра за регионами, использование силовых
методов в разрешении национальных конфликтов, усиление миграционного кон-
троля внутри страны и т.п.
Современная российская политическая элита уже на протяжении ряда лет пытается
поставить перед обществом задачу создания национальной идеи (идеологии), спо-
собной объединить многонациональное население России.
3Сталин И.В. Сочинения. Т. 2. М., 1954. С. 296-297.
4Конечно, имеется в виду подход к определению нации, а не некоторые методы реа-
лизации данного подхода в СССР
5Цит. по Тураев В.А. Этнополитология. М., 2001. С. 28.
6Ликвидация Наркомнаца руками самого наркома по делам национальностей И.В.
Сталина является тому наглядным примером. Подробно о деятельности Наркомна-
ца в 1917-1924 гг. см. монографию В.Г. Чеботаревой "Наркомнац РСФСР: свет и
тени национальной политики 1917-1924 гг." М., 2003.
7В нашем случае, применительно к советской национальной политике, под нацией
мы понимаем этнос, имеющий свою государственность в рамках СССР в виде со-
ветской республики. Мы сознательно строго не формализуем эти термины, что свя-
зано с часто формальным характером определения в советской национальной
политике того, какой этнос будет иметь статус социалистической нации, а какой не
будет.
применительно к терминологии Б. Андерсона. См. Андерсон Б. "Воображаемые со-
общества. Размышления об истоках и распространении национализма". М., 2001.
С. 22.
9Привлечение местной национальной элиты на свою сторону в качестве союзников
практически всегда выступало как временная мера, только до срока взращивания
"своей" элиты, что связано с непримиримыми идеологическими противоречиями и
банальной борьбой за властные полномочия. Как известно, в 1930-е гг. "старая"
219
элита разными способами целенаправленно отстранялась от власти и успешно за-
менялась "родными" кадрами.
103ибарев В.А. Изменение социальной структуры малых народов Севера // Ленинская
национальная политика КПСС и малые народы Севера. Отв. ред. В.А. Зибарев. —
Томск, 1984. С. 39.
ПГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 458. Л. 140-185.
12Садовой А.Н., Белозерова М.В. Национальная политика 20 — 30-х гг. XX в. и ее со-
циально-экономические последствия // Шорский национальный природный парк:
природа, люди, перспективы. — Кемерово, 2003. С. 160.
13ГАРФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 458. Л. 178-180.
14ГАРФ, Ф. 1318. Оп. 1. Д. 216. Л. 68-71.
153ибарев В.А. Там же. С. 39-40.
16Фетисов А.П. О переводе простейших товариществ на Устав Артели у народов Севе-
ро-Востока РСФСР // Ленинская национальная политика КПСС и малые народы
Севера. Отв. ред. В.А. Зибарев. — Томск. 1984. С. 62.
173ибарев В.А. Там же. С. 40, 38.
18Цит. по Г.А. Докучаеву. Изменение социального состава населения национальных
районов Сибири и Дальнего Востока в процессе строительства социализма. — Из-
вестия СО РАН, 1965, № 5. Серия общественные науки. Вып. 2. С. 81. — Зиба-
рев В.А. Там же. С. 40.
19ГАРФ. Ф. 9479. О. 1. Д. 129. Л. 13. По данным на 1943 г.
20Веселкина В.В. О переходе кочевого населения Тюменского Севера на оседлый об-
раз жизни // Ленинская национальная политика КПСС и малые народы Севера.
Отв. ред. ВАЗибарев. — Томск, 1984. С. 138, 137.
21ГАРФ. Ф. 9479. О. 1. Д. 73. Л. 70-71.
22Изергина Л.А. Деятельность партийных организаций Таймырского национального
округа по развитию рыбной промышленности в годы Великой Отечественной вой-
ны. Там же. С. 87.
23Веселкина В.В. Там же. С. 140, 142.
24Белозерова М.В. Колхозное строительство // Шорский национальный природный
парк: природа, люди, перспективы. Ред. А.Н. Садовой. — Кемерово, 2003. С. 170.
25Веселкина В.В. Там же. С.145-146, 149.
26Белозерова М.В. Колхозное строительство // Шорский национальный природный
парк: природа, люди, перспективы. Ред. А.Н. Садовой. — Кемерово, 2003. С. 170.
27Там же. С. 170.
283ибарев В.А. Там же. С. 40.
29Система спецссылки определяла условия жизни значительной части населения Си-
бири в 1930-1950-е гг. Так, в СССР на 1 января 1949 г. находилось на спецпоселении
2 300 223 чел. (большую часть которых составляли этнические переселенцы) — см.
Земсков В.Н. Спецпоселенцы (по документации НКВД — МВД СССР// Социоло-
гические исследования (Социс), 1990. № 11. С. 10.
30Обзор библиографии и ссылки на источники по этническим депортациям и этни-
ческой ссылке российских немцев имеется в публикации: Шадта А.А. Спецпоселе-
ние российских немцев в Сибири (1941-1955) // Автореф. канд. дис. Новосибирск:
СибУПК, 2000. 2 п. л.
31Местами принудительного расселения депортированных народов стали также Казах-
стан и Средняя Азия, что однако выходит за территориальные рамки указанного ис-
следования и является предметом отдельного изучения.
220
32ГАРФ. Ф. 9479. О. 1. Д. 57. Л. 90. По состоянию на 1 декабря 1940 г. в трудпоселках
НКВД содержалось 258 292 семьи, или 965 990 чел.
33Шадт А.А. Этническая ссылка в Сибири как инструмент советской национальной
политики (1940-1950-е гг.)// Урал и Сибирь в сталинской политике. — Новоси-
бирск, 2002. С. 224-248.
34ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 155. Л. 9.
35ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 155. Л. 14 (об.). Вопросы правового статуса спецпереселен-
цев не были упорядочены практически вплоть до 1944 г. — по утверждениям самих
работников ОСП — отдела спецпоселений.
36Спецпоселение, система спецпоселений, спецссылка являются синонимами — тер-
минами, используемыми в отношении особого государственного механизма, вырос-
шего в недрах ГУЛАГа НКВД в 1930-1940-е гг. (ОСП — ОТСП — отделы труд —
спецпоселений).
37Подробнее о системе спецпоселений см. рукопись канд. дис. Шадта А.А. Спецпосе-
ление российских немцев в Сибири (1941-1955). Новосибирск: НГУ, 2000.
38ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 152. Л. 3. Экономическая эффективность от депортации,
например, калмыков стремилась к нулю. При вселении смертность от истощения в
Новосибирской, Омской областях и Алтайском и Красноярском краях достигала
40-60 чел. на каждый колхоз, в общей сложности от 15 до 30 % всех калмыков, что
не позволяет говорить о какой-либо экономической заинтересованности.
39История национально-государственного строительства в СССР. Т.2. Националь-
но-государственное строительство в СССР в период социализма и строительства
коммунизма (1937-1967 гг.). Ред. Д.А.Чугаев и др. М., 1970. С. 75.
40История российских немцев в документах (1763-1992 гг.). Сост. Ауман В.А., Чебота-
рева В.Г. М., 1993. С.159-160.
41ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 152. Л. 1. По данным на 18 февраля 1944 г.
42ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 153. Л. 60.
43История национально-государственного строительства в СССР. Т. 2. Там же. С.
94-95.
^По данным В.А. Исупова, уровень смертности среди калмыков в Новосибирской об-
ласти достигал 50-70 чел./тыс. См. Население Западной Сибири в XX веке. — Но-
восибирск, 1997. С. 76.
45История национально-государственного строительства в СССР. Т. 2. Там же. С. 85.
Цит. по: Экономическая история СССР. М., 1963. С. 422.
46ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 265. Л. 26. По данным НКВД на работах использовалось в
общей сложности около 90 % трудоспособных мужчин и женщин спецпоселенцев.
Кроме того на работах были заняты и ограничено-годные (по формулировке тех
лет) подростки. "Неохваченными" оказались только многодетные матери.
47ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 265. Л. 36. Сложно говорить о каких либо формах протеста в
условиях войны. Стремление выжить единственно выражалось в побегах и уклоне-
нии от мобилизационных работ, что подтверждается значительным числом побегов.
48ГАРФ. Ф. 9479. О. 1. Д. 265. Л. 26.
49ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 71. Л. 34. Что характерно, первоначально НКВД не мыслило
размещение труд/спецпоселенцев вне труд/спецпоселков и настоятельно указывало
местным структурам НКВД на необходимость водворения их в поселки. Еще в ян-
варе 1941 г. указывалось, что "Расселение трудпоселенцев мелкими группами ос-
ложняет их учет, лишает комендантов возможности установить надлежащий режим
и затрудняет борьбу с побегами". Ситуация через год меняется кардинально, этни-
221
ческие депортанты размещаются только дисперсно, что только усиливает ассимиля-
ционные процессы.
50ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 265. Л. 83. По мнению руководства ОСП, в 1946 г. депорти-
рованные "делают вывод о необходимости быстрее устраиваться на постоянное жи-
тельство в местах нового поселения".
51ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 151. Л. 17. Распоряжением СНК СССР № 13 287 - рс от 20
июня 1944 г. обучение детей спецпереселенцев — чеченцев, ингушей, карачаевцев,
балкарцев и крымских татар предписывалось на русском языке в действующих на-
чальных школах по месту их вселения. Это относилось и к другим категориям этни-
ческих депортантов. Подобное отношение не могло не оставить свой след в
исторической памяти народов.
222
В.А. Гашенко
ОРГАНЫ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В ВЕЛИКОЙ
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ (1941-1945 гг.)
Деятельность отечественных органов государственной безопас-
ности в годы Великой Отечественной войны является достаточно ак-
туальной: до сих пор в открытой печати она не рассмотрена в
обобщенном и систематизированном виде и, кроме того, большой
опыт работы органов НКВД-НКГБ СССР в 1941-1945 гг. использу-
ется современными спецслужбами при подготовке нынешнего поко-
ления чекистов, а некоторые доктрины современного законодатель-
ства оборонной тематики разработаны с учетом задач, стоявших пе-
ред органами безопасности в военные годы1.
Комплексный подход к изучению истории деятельности органов
государственной безопасности позволяет более полно и объективно
взглянуть на события военных лет и выявить роль отечественных
спецслужб в защите и укреплении экономического потенциала госу-
дарства, социально-политической стабилизации глубокого тыла
СССР.
В условиях начавшейся войны Западная Сибирь являлась глубо-
ким тылом. Непосредственная опасность отсутствовала с запада,
востока и юга, а Обская губа Карского моря была заминирована. Ре-
гион располагал необходимыми ресурсами для производства почти
всего спектра оборонной продукции. Западная Сибирь, наряду с
Уралом, занимала первое место в стране по выпуску меди, цинка,
никеля, магния, алюминия2.
Удобное транспортное расположение Новосибирска, находяще-
гося на пересечении судоходной реки Оби и Транссибирской маги-
страли, обеспечивало неплохую связь с сырьевой базой и позволяло
в случае войны на два фронта одновременно обеспечивать воюющие
армии боеприпасами и военной техникой. Эти обстоятельства пре-
допределили в начале войны эвакуацию в Новосибирск важнейших
223
заводов, выпускавших оборонную продукцию (боеприпасы различ-
ного назначения, боевые самолеты и т.п.), а также предприятий,
изготовлявших многие виды оптико-механического, радио- и элек-
тротехнического вооружения, единственных в стране3.
С июня по ноябрь 1941 г. Сибирь приняла 322 эвакуированных
предприятия. Только в Новосибирске разместилось свыше 50 заво-
дов с десятками тысяч рабочих и их семей. Размах эвакуации был
беспрецедентным. В Новосибирск прибыл ряд авиационных КБ,
комплекс авиационной науки — ЦАГИ, крупнейшие производства
военной оптики и средств связи. Из западных районов СССР было
эвакуировано 2/3 мощностей по выпуску порохов, большую часть их
развернули в Кузбассе; в Томск перемещались предприятия по про-
изводству электротехники4.
Кроме того, в связи с потерей южных сельскохозяйственных
районов СССР Сибирь, наряду с Казахстаном, приобрела значение
основной продовольственной базы страны. Так, реализуя Постанов-
ление ЦК ВКП(б) от 20.07.41 г. "О плане озимого сева зерновых
культур в областях Поволжья, Сибири, Урала и Казахской ССР",
колхозы и совхозы Западно-сибирского и Красноярского края уже
осенью 1941 г. увеличили озимый клин на 54 % по сравнению с
1940 г. Это составило 38% от общего прироста озимых в стране5. Си-
бирское сельское хозяйство отправляло на фронт тысячи эшелонов с
продуктами6.
В годы войны Западная Сибирь, которая являлась частью Си-
бирского военного округа, давала фронту не только оружие и боевую
технику, продовольствие и снаряжение, но и готовила бойцов и ко-
мандиров, создавала боевые воинские формирования, возвращала в
строй раненых в бою защитников Родины.
В течение всей войны Сибирский Военный Округ (СибВО) пред-
ставлял огромный военный лагерь, в котором шла непрерывная
напряженная работа по формированию и вооружению войск. В дейст-
вующую армию СибВО отправлял огромное количество маршевых
батальонов и рот, готовил во вновь сформированных запасных брига-
дах и полках тысячи пехотных, артиллерийских, танковых, авиацион-
ных командиров, кадры политработников, офицеров интендантской,
медрщинскои, военно-ветеринарной службы. Развертывались новые
дивизии; Причем не только свои части и соединения, но и идущие с
востока на запад войска доукомплектовывались в СибВО личным со-
ставом и обеспечивались всем необходимым.
224
Всего из СибВО на фронты Великой Отечественной войны было
направлено 2 641 000 чел. — 53 объединения и формирования (одна
общевойсковая армия, десятки стрелковых корпусов, дивизий и
бригад)7.
С первых дней войны началась структурная перестройка органов
госбезопасности в направлении обеспечения безопасности тыла
страны и проводилась в течение военных лет несколько раз8.
23 июня 1941 г. в Управлении НКГБ СССР по Новосибирской облас-
ти были организованы оперативные группы контрразведывательного
отдела на крупнейших предприятиях, имевших оборонное значение.
Первоначально такие группы были сформированы в Новосибир-
ске — на заводе им. Чкалова, Сибсельмаше, левобережной ГРЭС и
правобережной ТЭЦ, в Кемерово — на Азототуковом заводе, ГРЭС и
Комбинате № 392. Ими проводились мероприятия по усилению ох-
раны, пропускного режима, противопожарной безопасности, а так-
же по недопущению агентурного проникновения и предотвращению
диверсий, вредительства и чрезвычайных происшествий на важней-
ших промышленных объектах области.
В августе 1941 г. определялись как важные промышленные объ-
екты 38 предприятий в Новосибирске и 29 — в области. Среди них
заводы № 208, 211, 223, 171, 526, 350, предприятия связи, элеватор
и др.
В последующем эти показатели значительно увеличивались.
Наряду с усилением контрразведывательного обеспечения на тех
объектах промышленности, транспорта и связи, где оно осуществ-
лялось ранее, эта работа организовывалась на предприятиях, пере-
веденных на выпуск военной продукции, других важных объектах,
а также на предприятиях, эвакуированных из западных районов
СССР.
С началом войны одним из важных направлений в деятельности
органов госбезопасности стала организация борьбы в тылу герман-
ских войск: органы НКВД-НКГБ СССР принимали непосредствен-
ное участие в формировании партизанских отрядов и патриотиче-
ского подполья, организовывали и направляли их разведывательную
и диверсионную работу, участвовали в обучении партизан и подполь-
щиков приемам конспирации и методам нелегальной борьбы. Так,
14 мая 1942 г. в Новосибирске состоялось совещание партизан перио-
да гражданской войны. В последующем был сформирован партизан-
ский отряд численностью 285 чел, подразделения которого сражались
225
с захватчиками в Калининской области и в лесах Белоруссии. На Но-
восибирских курсах, среди других предметов обучения, были преду-
смотрены 16 ч занятий по курсу "Специальные вопросы действий в
тылу противника", занятия по которому вели сотрудники областного
Управления госбезопасности10.
Непосредственное участие в партизанской и подпольной работе
на оккупированных врагом территориях принимали новосибирские
чекисты, откомандированные в Одессу для работы в подполье —
Е.П. Глушков и И.Н. Петренко, чекисты-партизаны В.Ф. Кулашев,
М.Н. Жеребцова, Т.Н. Сухоруков и др.
В годы войны на органы госбезопасности возлагались задачи не-
посредственной организации и контроля над работой оборонных
предприятий. Так, когда Томский завод боеприпасов был переклю-
чен с выпуска 50-миллиметровых мин на производство 82-милли-
метровых и изготавливалась опытная партия корпусов противотан-
ковых снарядов на заводе № 325, то контроль над выполнением это-
го решения был возложен на начальника Управления НКВД по
Новосибирской области майора госбезопасности Л.А. Малинина
Когда в конце 1943 г. на заводе № 635 скопились не отправленными
более 300 вагонов с различными боеприпасами, то обеспечить необ-
ходимый контроль и принять исчерпывающие меры к отгрузке гото-
вых боеприпасов было поручено также начальнику Управления
НКГБ по Новосибирской области, совместно с начальником транс-
портного отдела НКГБ Томской железной дороги капитаном гос-
безопасности ДА. Ефимовым.
Выпуск продукции оборонного значения на транспортных пред-
приятиях области осуществлялся под контролем органов государст-
венной безопасности на транспорте. В поле их зрения находились
вопросы выпуска мин М-50 на Самусьском судоремонтном заводе
Западносибирского пароходства, мин М-120 на заводе № 2 Метрост-
роя, строительства бронекатеров на Новосибирском судоремонтном
заводе, вопросы передвижения грузов по железной дороге, работы
летного центра гражданского воздушного флота, состояния обуче-
ния в железнодорожном училище и др.
Так как работа железной дороги проходила в очень напряжен-
ных условиях (нехватка квалифицированных кадров, увеличение
грузопотоков в 2—3 раза, сокращение централизованного снабжения
топливом, запасными частями и т.п.), в Новосибирском Управлении
НКГБ в декабре 1944 г. была создана оперативно-информационная
226
группа под руководством начальника второго отдела подполковника
Почкай «для организации успешной работы и ликвидации "пробок"
на железнодорожном транспорте». Оперативные группы под руково-
дством майоров Штаркмана, Басова, Казанцева и других направля-
лись на заводы № 635 и 520, на ст. Новосибирск-товарная, Кривоще-
ково, Обь, Алтайская и другие с задачей "организовать круглосуточ-
ное дежурство и на месте принимать все исчерпывающие меры по
ликвидации недостатков по погрузочным и разгрузочным рабо-
там"12.
После провала плана молниеносной войны, германская развед-
ка к Уралу и Сибири стала проявлять повышенный интерес, так как
туда были эвакуированы основные оборонные предприятия из за-
падных районов СССР. Гитлеровцев интересовали все отрасли про-
мышленности Советского Союза, и в первую очередь авиационные,
танковые и артиллерийские заводы. Уже с осени 1941 г. в этих целях
в системе разведывательных и диверсионных школ и курсов Абвера
началась подготовка агентов для проникновения в наиболее важные
экономические центры СССР.
Анализ опубликованных трофейных документов спецслужб Гер-
мании, а также архивно-следственных дел на арестованных в Запад-
ной Сибири немецких агентов в годы войны, дает основание
полагать, что наиболее крупными разведывательными подразделе-
ниями Германии, работавшим в направлении Сибирского региона,
были следующие:
— военная организация Абвера "Дальний Восток" — располагалась в
г. Шанхае (Китай). Ее филиал имелся в г. Бейпине (Китай), под
крышей немецкого консульства. Этот разведорган действовал еще
со времен Первой мировой войны. Он вел сбор информации о со-
ветском Дальнем Востоке, а также о размещении перебазирован-
ных из западных районов СССР промышленных предприятий,
развитии новых промышленных центров на Урале и в Сибири,
советских воинских перевозках и т.д.;
— абверкоманда № 103. Проводила разведку глубокого тыла СССР,
засылала агентуру в Москву, Саратов и другие тыловые города.
Действовала при немецкой армейской группировке "Митге". На-
ряду с абвергуппами с подчиненными им разведшколами явля-
лась одним из органов немецкой военной разведки и
контрразведки, действовавших на советско-германском фронте;
227
— абверкоманда № 104. Действовала при группе армий "Норд". На-
ряду с переброской агентуры в ближайший тыл советских войск,
команда проводила вербовочную работу и индивидуальную под-
готовку агентов для заброски в глубокий тыл СССР, в районы Во-
логды, Рыбинска, Череповца и других городов;
— Брайтенфуртская разведывательная школа. Находилась в местечке
Брайтенфурт, 20 км западнее Вены (Австрия). В школе проводи-
лась вербовка советских военнопленных для разведывательной
работы в СССР. После окончания этой школы агенты направля-
лись в Варшавскую разведшколу для дополнительного изучения
разведывательных дисциплин, после чего забрасывались в совет-
ский тыл. Часть агентов имела задания, связанные с проникнове-
нием в такие промышленные центры СССР, как Новосибирск,
Свердловск, Челябинск, Тагил, Уральск и Ташкент;
— команды и группы экономической разведки Абвера (зондерлагеря
в г. Торн, в имении Думмельгоф, Германия), а также зондерко-
манды (№ 443, 600, 806) Управления военной промышленности и
вооружений Объединенного командования Вермахта. Эти коман-
ды и группы проводили сбор разведывательных данных о состоя-
нии различных отраслей советской экономики путем опроса
советских военнопленных из бывших технических специалистов,
после чего военнопленные направлялись на обучение в разведы-
вательно-диверсионные школы Абвера для последующей забро-
ски в советский тыл с заданиями разведывательно-стратегическо-
го характера13.
В связи с очередной активизацией деятельности немецких спец-
служб, органы госбезопасности Западной Сибири осуществляли ме-
роприятия по недопущению проникновения агентов противника в
режимные города Новосибирск, Кемерово, Анжеро-Судженск, Ле-
нинск-Кузнецкий, Прокопьевск, Сталинск. Например, 30 сентября
1942 г. в районе ст. Рузаевка (Пензенская область) был обнаружен и
арестован сброшенный с парашютом агент немецкой разведки Бо-
рис Сафонов (псевдоним "Сальский"), который имел задание осесть
в одном из Сибирских городов (Новосибирске, Омске или Красно-
ярске), установить количество и характер продукции, выпускаемой
авиационным заводом № 153, выяснить места расположения авиа-
ционных, машиностроительных и оборонных заводов Сибири и дать
о них подробные сведения, а также собрать данные о перевозке во-
инских грузов на Запад и состоянии воинских частей в регионе.
228
Для организации шпионской деятельности "Сальский" был
снабжен коротковолновой портативной радиостанцией, работаю-
щей от электросети, значительной суммой денег и фиктивными до-
кументами.
В ходе следствия "Сальского", по решению руководства НКВД
СССР, было решено направить в УНКВД по Новосибирской облас-
ти для включения в радиоигру с целью дезинформирования против-
ника. Эта оперативная игра получила название "Фисгармония".
Через "Сальского" в германский разведцентр регулярно передава-
лись дезинформационные материалы о промышленных и военных
объектах, перевозках по железной дороге транспортов с войсками,
техникой, боеприпасами, металлом и другими грузами. Всего за годы
ведения игры "Сальский" передал в Абвер свыше 100 радиограмм де-
зинформационного характера. О высоком уровне оперативного мас-
терства искусно проведенной операции может свидетельствовать тот
факт, что радиоигра "Фисгармония" продолжалась более трех с
половиной лет и закончилась накануне капитуляции фашистской
Германии14.
В 1942 г. органами государственной безопасности в Новосибир-
ске был арестован Александр Аверьянов, который на фронте под
Кировоградом попал в плен к немцам, где был завербован гестапо.
Выполняя задания фашистов, он неоднократно внедрялся к мест-
ным подпольщикам и партизанам под видом окруженца, после чего
выдавал патриотов гестапо. После отхода частей Вермахта из Киро-
вограда фашисты выдали Аверьянову справку об освобождении от
воинской службы и приказали в качестве комиссованного вернуться
в родные места, под Новосибирск, в деревню Вертково, с целью вос-
хваления немецкой армии и жизни в оккупации, распространения
пропагандистских фашистских газет "Новое слово" и "Заря". Кроме
того, Аверьянову было дано задание устроиться на работу на ка-
кой-либо режимный завод в Новосибирске с целью получения дос-
тупа к секретным документам, чтобы при необходимости оказаться
полезным немецкой разведке15.
Оценивая в целом количество и характер арестов, осуществлен-
ных органами безопасности Западной Сибири в годы Великой Оте-
чественной войны, можно привести следующую статистику16.
По данным статистических отчетов органов НКГБ отдельных
областей Западной Сибири, за годы Великой Отечественной войны
было арестовано: в Новосибирской области 5897 чел., в Томской —
229
121, Кемеровской — 1534 чел. Количество арестованных в Сибири за
годы войны составило 20 961 чел., в том числе в городе 8029, в дерев-
не 12 932 чел.
Процентное соотношение количества арестованных за годы
войны по видам преступлений распределяется по Сибирскому ре-
гиону (наряду с регионами Урала) следующим образом: за антисо-
ветскую агитацию — 56,0 %, измену Родине — 9,7, за саботаж — 3,9,
повстанчество и участие в контрреволюционных организациях и
группах — 3,7, террор и террористические намерения — 2,9, шпио-
наж (в частности, за принадлежность к немецкой, румынской,
японской, польской, английской, финской, турецкой, француз-
ской, венгерской, итальянской, американской, латвийской и дру-
гих разведок) — 2,8, за диверсию и диверсионные намерения — 1,1,
вредительство — 1,1, дезертирство и воинские преступления — 0,7,
предательство и пособничество немецким оккупантам — 0,7, рас-
пространение антисоветских листовок и анонимок — 0,6, прочие
преступления — 16,8 %17.
Из приведенной статистики следует, что наибольшее количество
арестов проводилось за антисоветскую агитацию (ст. 58-10 УК
РСФСР в редакции 1926 г., действовавшего в годы войны). По этой
статье в Западной Сибири подвергались арестам либо ставились на
оперативный учет как "антисоветские элементы" спецпоселенцы,
рабочие, колхозники, единоличники, представители технической,
сельскохозяйственной, гуманитарной интеллигенции, офицеры цар-
ской и белой армии, церковники, сектанты и религиозный актив,
бывшие члены политических партий, организаций и групп. Также на
оперативном учете состояли члены семей осужденных за контррево-
люционные преступления, исключенные из ВКП(б) и ВЛКСМ,
имевшие связи с заграницей, военнослужащие, вышедшие из окру-
жения или бывшие в плену и т.п. Таким образом, "антисоветские на-
строения" на почве резкого падения жизненного уровня в годы
войны, исключительного физического и психологического напряже-
ния и истощения, усталости от некомпетентных решений, злоупот-
реблений власти были характерны для большинства социальных
слоев советского общества, о чем в регулярных обзорах о политиче-
ских настроениях в обществе докладывали руководству обкомов и
крайкомов ВКП(б), органов государственной безопасности страны
секретно-политические отделы УНКВД, а после реорганизации ор-
ганов безопасности в апреле 1943 г., — контрразведывательные отде-
230
лы УНКГБ краев и областей Западной Сибири. Объективные
причины и факторы постоянно подпитывали указанные настроения,
но, не считаясь с этими обстоятельствами, органы госбезопасности
наращивали количество подучетных элементов по окраске "антисо-
ветская агитация", в массовом масштабе брали их в оперативную
разработку и привлекали к уголовной ответственности. Кроме того,
высокий процент арестов за антисоветскую агитацию был вызван не
только необходимостью сорвать внешнюю угрозу создания немец-
кой разведкой "пятой колонны" в глубоком советском тылу, но и
неуверенностью сталинской номенклатуры в морально-политиче-
ском единстве советского народа. Поэтому, как свидетельствует ана-
лиз статистических данных по Сибирскому региону, на территори-
альные органы НКВД-НКГБ СССР были возложены в военные годы
не только контрразведывательные функции, но и функции полити-
ческой полиции, которые приобрели в период Великой Отечествен-
ной войны гипертрофированный характер18.
Деятельность сибирских чекистов в военные годы осуществля-
лась в условиях чрезвычайно сложного положения с кадрами. Еще в
преддверии войны значительная часть сотрудников Управления
была направлена на работу в органы военной контрразведки. Боль-
шое количество работников уходило на фронт во время войны. Все
четыре года Управление госбезопасности по Новосибирской области
работало в состоянии острого дефицита кадров. В 1943-1944 гг. сло-
жилось критическое положение, когда для комплектования органов
НКГБ освобожденных республик и вновь образованных областей
одновременно из УНКБ по Новосибирской области было откоман-
дировано 276 чел.19 Выбыл не только весь имевшийся резерв, но и
значительная часть наиболее опытных оперативных работников об-
ластных и периферийных органов. Несмотря на то, что в Управление
приходило значительное пополнение, некомплект личного состава
достигал 32 % от штатной численности. Как правило, прибывавшее
пополнение не имело специальной подготовки. Поэтому в 1944 г.
были предприняты срочные меры по переподготовке и повышению
квалификации сотрудников Управления. По линии органов НКГБ
был обучен и подготовлен 391 чел., в том числе в школах — 33, на
4-месячных курсах радиоконтрразведывательной службы — 12, на
курсах военной цензуры — 172, на семинарах по сокращенной про-
грамме — 174 чел. В этот период для обучения в Новосибирскую
межобластную школу НКГБ было направлено 50 чекистов21.
231
Для достижения победы над врагом сотрудники Управления гос-
безопасности по Новосибирской области, как и многие сознатель-
ные граждане страны в военное время, жертвовали своими личными
вещами и средствами. Так, например, в качестве вклада в фонд обо-
роны чекисты, наряду с принадлежавшими им облигациями и на-
личными деньгами, отдавали свои велосипеды, мотоциклы,
фотоаппараты, часы, серебряные портсигары, ювелирные
украшения22. В 1942 г. на деньги, собранные среди чекистов Новоси-
бирской области, было построено 10 боевых самолетов ЯК-9, кото-
рые в составе 1-й авиаэскадрильи 91-го авиационного
истребительского полка принимали участие в боях за освобождение
Белгорода, Харькова, Сум, Киева, Житомира, Бердичева, Винницы.
На этих самолетах красными буквами было написано: "Чекист",
"Дзержинский", "Менжинский".
В 1943 г. коллектив Управления подписался на 3-й Государст-
венный заем на сумму в 96 % от фонда заработной платы23. 5 сентяб-
ря 1944 г. дополнительно к 1 214 218 руб. Новосибирские чекисты
внесли своих сбережений наличными еще 455 591 руб. и облигация-
ми госзаймов 241 425 руб. — всего 1 911 234 руб. на строительство тан-
ковой колонны "Феликс Дзержинский".
В условиях войны сотрудники Управления находили возмож-
ность оказывать помощь семьям фронтовиков, детям города, ране-
ным бойцам. Управление НКГБ взяло шефство над школами № 12 и
59, над отделением № 6 эвакогоспиталя № 1504. Вот как об этом го-
ворил на одном из собраний Управления военной поры сотрудник
Еремин: "Осмотрев палаты 5-го отделения я убедился, что в послед-
них царит полнейшая антисанитария. Постельные принадлежности
у больных грязные, матрацы и одеяла не выбиваются и не проветри-
ваются, во всех палатах очень много клопов. Больным, как правило,
не делаются перевязки по нескольку дней, и моют их очень редко,
нижнее белье не меняют месяцами...". Двумя выходами по 25-30 со-
трудников Управления там был наведен порядок. Только сотрудники
следственного отдела передали в подшефное отделение госпиталя
100 м белого материала, 40 пар носков, 100 кусков мыла и другие
вещи24.
Для помощи семьям фронтовиков в апреле 1944 г. из средств со-
трудников Управления НКГБ по Новосибирской области был создан
денежный фонд в размере 61 562 руб.25
232
В годы войны сибирские чекисты активно оказывали помощь
подшефным школам в производстве ремонта, обеспечении их класс-
ными досками, мелом, бумагой, дровами и углем, в снабжении нуж-
дающихся школьников зимней обувью и бесплатными школьными
обедами.
Таким образом, в годы Великой Отечественной войны органы
НКВД-НКГБ в Западной Сибири решали разнообразные задачи по-
литического, социального, военного и хозяйственного характера.
Некоторые из этих задач (участие в эвакуации из западных регионов
СССР на восток промышленных предприятий, обеспечение беспе-
ребойного функционирования оборонных заводов и др.) были обу-
словлены спецификой военного времени. В то же время, война
продемонстрировала сохранение в военных условиях за органами
госбезопасности карательных функций, осуществлявшихся крайни-
ми мерами, которые в условиях войны считались оптимальными и
носили, как правило, превентивный характер.
ПРИМЕЧАНИЯ
•См., например, ст. 2, 7, 17 Федерального закона РФ "Об обороне" от 31.05.96 г.
№ 61-ФЗ; ст. 7, 8 Федерального закона РФ "О мобилизационной подготовке и мо-
билизации в Российской Федерации" от 26.02.97 г. № 31-ФЗ; ст. 16 Федерального
Конституционного закона РФ "О чрезвычайном положении" от 30.05.01 г.
№ 3-ФКЗ; ст. 7-9, 14 Федерального Конституционного закона РФ "О военном по-
ложении" от 30.01.02 г. № 1-ФКЗ.
2Советская экономика накануне и в период Великой Отечественной войны. 1938-1945
гг. М., 1978. С. 29.
3Савицкий И.М. Создание в Новосибирске крупнейшего в Сибири центра оборонной
промышленности в годы Великой Отечественной войны // Урал и Сибирь в сталин-
ской политике. Новосибирск, 2002. С. 193.
4Шумилов В.Н. Становление и развитие военно-промышленного комплекса Запад-
ной Сибири 1925-1945 гг. (на материалах Новосибирской, Кемеровской и Томской
областей). Автореф. на соискание ученой степени канд. истор. наук. Новосибирск,
2002, С. 19.
5Соболева Е.Б., Лебедева А.Н. Западная Сибирь в Великой Отечественной войне
(1941-1945). Новосибирск, 1973. С .124.
6Тарасов В. "Абвер" выходит на связь // Сибирские огни. № 12. 1985. С. ПО.
7Фабрика Ю.А. Сибирский щит (становление сибирского воинства и военные деятели
Сибири). — Новосибирск, 2001. С. 112.
8Согласно исторической справке "Сведения о дислокации органов государственной
безопасности на территории Новосибирской области с 1917 по 1993 г.", хранящейся
в фонде № Р-208 ГАНО, в связи с реорганизационными процессами органов безо-
пасности в СССР (многочисленные объединения-разделения органов госбезопас-
ности с милицией), в феврале 1941г. было создано самостоятельное Управление
НКГБ по Новосибирской области (УНКГБ по НСО). Начальником Управления
233
был назначен майор госбезопасности Г.И. Кудрявцев; в октябре 1941 г., в связи с уп-
разднением УНКГБ по Новосибирской области, последнее было объединено с
УМВД по НСО. Начальником УМВД по НСО был назначен майор госбезопасности
Ковшук-Бекман, а в 1942 г. — комиссар госбезопасности Л А Малинин; 26.01.43 г.
из НСО выделилась Кемеровская область и было образовано самостоятельное
УНКВД по Кемеровской области; 16.05.43 г. было создано УНКГБ по НСО, началь-
ником которого был назначен комиссар госбезопасности Петровский; в августе
1944 г. из НСО выделилась Томская область и было организовано УНКГБ по Том-
ской области. С 04.11.44 г. начальником УНКГБ по НСО был назначен комиссар
госбезопасности П.П. Кондаков
9ГАНО. Ф-П.4. Оп. 33. Д. 503"Б". Л. 115.
10ГАНО. Ф-П. 460. Оп .1. Д. 19. Л. 1-7.
"ГАНО. Ф-П.4. Оп. 33. Д. 665 "В". Л. 16-19, 95-99, 105.
12ГАНО. Ф-П.4. Оп. 34. Д. 183. Л. 369-370.
13Чуев С.Г. Спецслужбы Третьего рейха. Кн. 1. — СПб.: Издательский дом "Нева"; М.:
"Олма-Пресс Образование". 2003. С. 36, 75, 85, 184, 163-164.
14По материалам экспозиционного фонда Кабинета истории Управления ФСБ РФ по
Новосибирской области.
15Призвание — Родине служить! Мемориальный сборник. — Новосибирск: Издатель-
ский центр "Writer". 1997. С. 92-99.
16Все статистические данные приводятся по статье: Вольхин А.И. О характере арестов,
осуществленных органами НКГБ Урала и Сибири в годы Великой Отечественной
войны // Российские спецслужбы: Исторические чтения на Лубянке, 1997. М.; Ве-
ликий Новгород, 1999, С. 86-91.
17Там же.
18Там же.
19ГАНО. Ф-П.4. Оп. 8. Д. 215. Л. 1.
20Призвание — Родине служить! Мемориальный сборник. — Новосибирск: Издатель-
ский центр "Writer". 1997. С.50.
21ГАНО. Ф-П.4. Оп. 8. Д. 215. Л. 4-5.
22ГАНО. Ф-П.1204. Оп. 1. Д. 31. Л. 212.
23ГАНО. Ф-П.460. Оп. 1. Д. 31. Л. 59.
24ГАНО. Ф-П.460. Оп. 1. Д. 18. Л. 21-22.
25ГАНО. Ф-П.460. Оп. 1. Д. 23. Л. 128.
234
С.А Панков
ПРАВОСУДИЕ - КАК ИНСТРУМЕНТ
РЕПРЕССИЙ В СССР В ГОДЫ
ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Мировая война, развязанная в 1939 г. в Европе, радикально из-
менила многие приоритеты внутренней политики сталинского ре-
жима и стала причиной глубоких перемен в системе правосудия,
прежде всего в использовании уголовных наказаний. Репрессивная
природа советской юстиции, формировавшаяся с первых лет боль-
шевистской власти, в годы войны получила законченные формы. В
этом заключалась уникальность положения: ни в какой другой пери-
од советской истории система уголовного правосудия не находилась
в столь зависимом положении от повседневной политики правящего
режима и не выполняла такого объема мобилизационных задач в со-
циально-политической и хозяйственной сфере, как во время войны.
Однако первые значительные шаги по переходу на чрезвычайное
положение были сделаны еще накануне вступления в войну с Герма-
нией. Новые карательные тенденции, связанные с военной обста-
новкой, появились в советском уголовном праве в 1940 г. Они
представляли собой один из ключевых инструментов мобилизацион-
ной политики режима и касались системы трудовых отношений
в стране. Это была серия указов Президиума Верховного Совета
СССР, главным из которых являлся Указ от 26 июня 1940 г. "О пере-
ходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую не-
делю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с
предприятий и учреждений".
Наиболее характерной особенностью развития советского пра-
восудия в военный период явился пересмотр списка тех нарушений,
за которые устанавливалась уголовная ответственность и, как след-
ствие, — неизбежное возрастание роли уголовного преследования.
Границы применения Уголовного Кодекса необычайно расширились
благодаря тому, что были искусственно раздвинуты рамки самого
235
понятия "преступное деяние". В результате целый ряд действий,
который в мирное время не считался даже административным нару-
шением, перешел в разряд преступлений и подлежал уголовному
наказанию1. К категории уголовных правонарушений стали отно-
ситься такие действия как "распространение в военное время лож-
ных слухов" (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля
1941 г.), "уклонение от сдачи радиоприемников и призматических
биноклей" (на основании ст. 59-6 УК РСФСР), "уклонение от обя-
зательного обучения военному делу". По некоторым действиям (или
бездействиям), неизвестным для УК РСФСР довоенного времени,
также вводилась уголовная ответственность: для колхозников — "за
невыработку минимума трудодней" (Указ от 15 апреля 1942 г.), "за
уклонение от уплаты налогов или невыполнение повинностей" (на
основании ст. 59-6 УК РСФСР), для молодежи — "за уклонение от
воинского учета" (постановление ГКО от 16 января 1942 г.), "за ук-
лонение городского населения от мобилизации на период военного
времени на работу в промышленность и строительстве" (Указ от
13 февраля 1942 г.), "уклонение от мобилизации на сельскохозяйст-
венные работы" (Указ от 15 апреля 1942 г.) и некоторые другие. Од-
новременно снижался и возрастной порог, с которого наступала
уголовная ответственность по всем видам преступлений. Законом от
31 мая 1941 г., специально предусмотренным для подростков, уголов-
ное совершеннолетие устанавливалось с 14 лет.
Другой важнейшей тенденцией являлось общее ужесточение
трудового законодательства. Меры сурового уголовного преследова-
ния были распространены на такие действия как опоздания на рабо-
ту, прогулы, самовольный уход с предприятия, уклонение от
мобилизации на работу в промышленность, строительство и сель-
ское хозяйство. Но со вступлением СССР в войну с Германией и
дальнейшей милитаризацией хозяйственной жизни санкции за эти
нарушения значительно усилились. Если по Указу от 26 июня 1940 г.
самовольный уход с работы карался тюремным заключением от 2 до
4 мес, то по Указу от 26 декабря 1942 г. такой уход с предприятия во-
енного значения был объявлен трудовым дезертирством и карался
тюремным заключением на срок от 5 до 8 лет2.
Наконец, еще одной новой тенденцией стало чрезвычайное уп-
рощение судебно-следственных процедур и порядка правопримене-
ния. Такое положение стало возможным вследствие повышения
роли специальных судов (военных и транспортных трибуналов), ис-
236
пользующих ускоренный и упрощенный порядок осуждения, пере-
хода к правосудию, основанному на указах, предусматривавших
значительное отступление от обычных судебных норм в сторону их
упрощения, а также понижение общего уровня квалифицированного
правосудия в стране. Очень высокая степень зависимости советского
правосудия от политического влияния и прагматическое отношение
режима к использованию правовых норм, особенно характерные для
периода войны, привели к значительному увеличению числа субъек-
тов правоприменения, не относящихся к сфере правосудия. В этом
аспекте система уголовного преследования вышла за пределы тех со-
ветских норм, которые сложились и были узаконены в предвоенный
период. Правосудие в СССР вновь оказалось в тисках глубокого
кризиса и деградации, сопоставимых по своим масштабам и послед-
ствиям с периодом начала 30-х годов. В чрезвычайной обстановке
войны инициативу на возбуждение уголовного преследования полу-
чили практически все основные партийные, советские, хозяйствен-
ные и административные руководители: секретари райкомов, предсе-
датели райисполкомов, директора предприятий, МТС и совхозов,
разного рода уполномоченные, председатели колхозов, руководите-
ли учреждений и организаций. Наделив должностных лиц правом и
обязанностью прибегать к нормам уголовного законодательства в
отношении подчиненных, политическое руководство СССР одно-
временно добивалось такого порядка, при котором местные руково-
дители имели мало шансов уклониться от навязанных им каратель-
ных функций. Карьера, а часто и свобода этих людей находились в
прямой зависимости от их готовности отдавать под суд нижестоящих
лиц.
Невероятное рассредоточение административно-правовых функ-
ций породило очень широкое и хаотическое применение закона.
Необоснованным арестам, казням и другим уголовным наказаниям
во время войны открылись широкие границы, и потому жертвами
судебного и внесудебного произвола стали миллионы советских
граждан. Статистика осуждений за 1940-1945 гг., вероятно, уже ни-
когда не будет установлена в полном объеме. Но даже выявленные
сведения дают основания полагать, что карательное правосудие в
СССР отличалось в военный период беспрецедентной экспансией
и исполняло важную роль в качестве инструмента управления стра-
ной.
237
"КОНТРРЕВОЛЮЦИОННАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ1
В системе советского правосудия "контрреволюционные" дей-
ствия традиционно рассматривались как наиболее тяжкие государ-
ственные преступления3. Для их подавления Уголовный Кодекс
предусматривал широкий спектр особых статей. Но главной из них
была 58-я статья с 14 пунктами, в которых описывались все возмож-
ные случаи "контрреволюции": шпионаж, агитация и пропаганда,
вредительство, диверсии, повстанчество и участие в контрреволюци-
онных организациях, измена родине и т.д. В повседневной совет-
ской практике военных 1940-х годов наибольшее применение из
этого списка имели два пункта: 58-10 (агитация и пропаганда) и
58-14 (саботаж). Их действие преимущественно распространялось на
тыловые районы страны. На фронте, в воинских частях и в зонах,
примыкающим к районам боевых действий, наиболее распростра-
ненным было осуждение по ст. 58-1 (измена родине).
В условиях войны степень ответственности за "контрреволюци-
онные деяния" была значительно повышена. Соответственно повы-
силась и мера наказания. В приказе Наркома юстиции РСФСР
К.П. Горшенина от 31 октября 1941 г. "О работе Верховных судов
АССР, краевых, областных и окружных судов по делам о контррево-
люционных преступлениях в военное время" всем судам ставилась
задача "обеспечить суровую судебную репрессию ко всем контррево-
люционерам и агентам германского фашизма...", применять законы
военного времени ко всем случаям контрреволюционной пропаган-
ды и агитации, "независимо от того, совершено ли преступление на
территории, объявленной или необъявленной на военном положе-
нии"4. В приказе также давалось указание "обеспечить рассмотрение
дел о государственных преступлениях не позднее десятидневного
срока со дня поступления дела в суд...".
Карательное воздействие закона усиливалось прежде всего вве-
дением в судебную практику второй части ст. 58-10 УК РСФСР, пре-
дусмотренную исключительно для "военной обстановки" и
ориентированной на применение высшей меры наказания — рас-
стрела. Причем практическое применение этого пункта, согласно
статистике, с первых месяцев войны стало преобладающим: на ее
долю приходилось до 45-50 % всех судебных приговоров по делам о
"Контрреволюционных преступлениях".
Как наиболее важная категория уголовных дел, дела о "контрре-
волюционных преступлениях" не подлежали рассмотрению в судах
238
низшей инстанции — народных (районных) судах. Они передавались
в суды более высокого уровня или особой юрисдикции: в республи-
канские, областные (краевые) суды, военную коллегию Верховного
суда СССР, военные и транспортные трибуналы и Особое совеща-
ние при НКВД-НКГБ СССР. Существовал также специфический
порядок рассмотрения этих дел и вынесения приговоров: часть из
них проходила полную судебную процедуру — обычно в закрытом
процессе в республиканском, областном или краевом суде, другие
дела попадали в военные или транспортные трибуналы, где действо-
вал более упрощенный порядок; третьи рассматривались во внесу-
дебном порядке, через Особое совещание, без присутствия самого
обвиняемого и многих других формальностей и выяснения конкрет-
ной вины обвиняемого. Но в любом случае в обстановке войны от
правосудия требовалось выполнение двух ключевых правил — "бы-
строта рассмотрения" и "суровость наказания".
Поскольку "контрреволюционным преступлениям" придава-
лось особое политическое значение, их подавление представляло со-
бой первостепенную задачу для органов правосудия. Уже с первых
месяцев войны сталинский режим резко усилил репрессивные меры
против "врагов народа". Фактически одновременно возросло коли-
чество арестов и количество судебных приговоров по признакам
"контрреволюции". Особый подход к борьбе с "враждебными про-
явлениями" получил отражение в своеобразной динамике судимости
в стране: в то время как общие объемы судебной деятельности (по-
ступление уголовных дел и их рассмотрение) с началом войны резко
сократились, количество дел по "контрреволюции" значительно
возросло. По Новосибирской области, например, из-за падения объ-
емов судебной работы за вторую половину 1941 г. сеть народных су-
дов была сокращена на 26 участков (со 173 до 147). Но поступление
дел в областном суде по ст. 58-10 ("контрреволюционная агитация и
пропаганда") за первые 6 мес войны выросло более, чем в 3 раза (с
200 дел до 701 )5. Заметное увеличение числа осужденных за "государ-
ственные преступления" произошло и в Красноярском краевом
суде: в первое полугодие 1941 г. было осуждено 485 чел., во второе —
1072 чел. (из них — 848 по ст. 58)6.
Общие масштабы использования судебной машины в борьбе с
"контрреволюцией" в годы войны (в сопоставлении с предвоенной
эпохой) наиболее полно представляют данные статистики (табл. 1).
239
240
Эти сведения, собранные Наркоматом юстиции СССР (ГАРФ,
ф. 9492), иллюстрируют волнообразное применение уголовного пра-
ва в отношении политических преступлений и широкий набор су-
дебно-карательных органов для этой цели. Они показывают прежде
всего, что суды общей юрисдикции (республиканские, краевые и об-
ластные) в военное время выполняли по "контрреволюционным"
делам несколько меньший объем карательных функций, чем в пред-
военные 30-е годы, и их участие в этой области правосудия непре-
рывно снижалось до самого конца войны. Основную репрессивную
роль исполняли специальные суды — военные и транспортные три-
буналы, трибуналы войск НКВД и лагерные суды. На их долю при-
ходилось почти 80 % всех судебных приговоров по "контрреволю-
ции" военного времени. При этом основной объем осуждений (поч-
ти полмиллиона человек за 1941-1945 гг.) принадлежал трибуналам
Красной Армии, Военно-морского флота и войск НКВД. Особые
суды, как показывает статистика, наиболее интенсивно использова-
лись в начале и в конце войны — в 1942 и 1945 гг., а именно в период
наивысшего военно-политического кризиса, когда руководству
страны приходилось вести отчаянную борьбу с развалом фронта и
отступлением армии (с лета 1941 — 1942); и в период "пленения во-
еннопленных" — массовой фильтрации советских солдат, освобож-
денных из немецкого плена в 1945 г., а также гражданских лиц,
вывезенных из страны оккупантами.
Данные табл. 1 отражают лишь часть тех многообразных акций,
которые относились к подавлению "контрреволюции", и поэтому
не могут считаться полными. Они не учитывают жертв, проходив-
ших через внесудебное рассмотрение — Особое совещание при
НКВД-НКГБ, которому также принадлежала значительная роль в
этом процессе. По постановлению Государственного Комитета Обо-
роны (№ ГКО-903) от 17 ноября 1941 г., подписанного Сталиным,
Особому совещанию с началом войны вновь были возвращены чрез-
вычайные полномочия, подобно тому, как это происходило в годы
"большого террора". Ему предоставлялось право "с участием Проку-
рора Союза ССР по возникающим в органах НКВД делам о контрре-
волюционных преступлениях и особо опасных преступлениях
против порядка управления СССР, выносить соответствующие меры
наказания, вплоть до расстрела"7. Вслед за этим появился приказ
НКВД СССР № 613 от 21 ноября 1941 г. "О полномочиях Особого со-
вещания", который потребовал от всех региональных управлений
241
НКВД направлять в ОСО "все без исключения законченные следст-
вием дела, возникающие в органах НКВД" по всем пунктам ст. 58 и
большинству пунктов ст. 598. Эти правительственные распоряжения
об ОСО имели важный, но не долгосрочный эффект. Вызвав перво-
начально ускоренную передачу в ОСО массы тех дел, которые во
множестве стали скапливаться в областных и краевых судах в связи с
войной, они не получили серьезного развития в последующий пери-
од. Главное — не была достигнута основная цель: превратить ОСО в
орган рассмотрения "всех без исключения" дел о государственных
преступлениях. Только на первой фазе войны (с осени 1941 и до
конца 1942 г.) ОСО играло исключительную роль в карательной по-
литике, выполняя необычно высокие объемы судебной "работы".
Но затем количество выносимых им приговоров резко упало, и ос-
новное место в судебной практике заняли общегражданские суды и
трибуналы. Об этой эволюции карательного правосудия свидетель-
ствуют, в частности, показатели по Алтайскому краю и по СССР
(табл. 2 и 3).
Таблица 2*
Количество репрессированных за контрреволюционные преступления (ст. 58 УК) в Ал-
тайском крае за 1940-1945 гг. (по всем видам судов)
*Подсчитано по: Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Том IV. 1938 — июнь
1941. — Барнаул, 2002; Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Том V. Июнь 1941 —
май 1945. — Барнаул, 2002.
242
Таблица 3*
Количество осужденных Особым со-
вещанием НКВД-НКГБ СССР в
1937-1946 гг.
♦Попов В.П. Государственный тер-
рор в советской России. 1923-1953 гг.
(источники и их интерпретация). // Оте-
чественные архивы, 1992, № 2, с. 28.
Таким образом, лишь в 1942 г.
Особое совещание имело экстраор-
динарное значение, достигнув по
количеству приговоров максимально
высоких показателей за все годы со-
ветской власти — 77, 6 тыс. чел.
С 1943 г. происходило снижение его
активности ввиду общего сокраще-
ния дел о "контрреволюции" и повы-
шения роли военных трибуналов.
Как орган чрезвычайной юрисдик-
ции, ОСО было истинным олицетво-
рением всесилия и бесконтрольной
власти НКВД. Через него проходили
в основном дела двух типов: требую-
щих ускоренного вынесения приго-
вора и дела, по которым у
следователей НКВД было меньше
всего аргументов для осуждения
обычным гражданским судом. В ус-
ловиях непрерывного "превентивно-
го подавления контрреволюции ",
составлявшего сущность сталинского
правосудия, "суд" Особого совещания совершенно освобождал
следствие от необходимости поиска доказательств вины обвиняе-
мых. Именно по этой причине в числе осужденных ОСО было мно-
жество лиц "без определенных занятий", а также рядовых граждан —
колхозников, рабочих, единоличников, кустарей — людей самых за-
урядных профессий и занятий. Прерогативой ОСО являлось также
вынесение приговоров заключенным и "членам семей изменников
родине" (ЧСИР"ам).
Что касается мер наказания, то в этой области советское право-
судие демонстрировало особенно тесную связь с политикой режима
и зависимость от конкретной военно-стратегической ситуации. Ста-
линское руководство попросту манипулировало правом: на первой,
наиболее трудной фазе войны (1941-1945 гг.) оно особенно интен-
сивно использовало самые суровые приговоры, предавая казни сот-
ни и тысячи граждан как "изменников" и "врагов народа". Однако в
последующий период осуждение на смерть становится в судах еди-
243
ничным явлением: режим предпочитал использовать осужденных на
тяжелых лагерных работах в тылу, где был особенно острым дефицит
рабочих рук. Примером такой эволюции смертной казни в период
войны служат данные Красноярского краевого суда (табл. 4).
Важным правовым инструментом подавления отдельных
"контрреволюционных проявлений" в годы Отечественной войны
являлось также использование системы заложников. Это касалось
прежде всего таких видов преступлений, которые объединялись по-
нятием "измена родине". Институт заложничества, пришедший из
эпохи гражданской войны, был узаконен в советском правосудии
постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 7 декабря 1940 г. "О
привлечении к ответственности изменников Родине и членов их се-
мей". С наступлением военной обстановки к прежним документам
добавились новые положения, изложенные в постановлении Госу-
дарственного Комитета обороны № ГОКО-1926 от 24 июня 1942 г.
Согласно этому постановлению устанавливался следующий поря-
док: совершеннолетние члены семей лиц (военнослужащих и граж-
данских), осужденных к высшей мере наказания за измену родине,
шпионаж, предательство, "за попытку измены Родины и изменниче-
ские настроения", а также "за добровольный уход с оккупационны-
ми войсками" "подлежат аресту и ссылке в отдаленные местности
Таблица 4*
Карательная политика Красноярского краевого суда по "контрреволюционным" делам
(ст. 58) за 1940-1945 гг.
*ЦХИДНИ KK. Ф. 26. Оп. 3. Д. 8. Л. 29; ГАКК. Ф. Р-1736. Оп. 1с. Д. 25. Л. 13; Д. 26, Л. 32; Д.
29, Л. 65, 110, 169.
244
СССР на срок в пять лет". К членам семьи изменника родине
(ЧСИР) относились: "отец, мать, муж, жена, сыновья, дочери, бра-
тья и сестры, если они жили совместно с изменником Родине или
находились на его иждивении к моменту совершения преступления
или моменту мобилизации в армию в связи с началом войны". По-
становление ГКО вводило также одно исключение: "Не подлежат
аресту и ссылке семьи тех изменников Родине, в составе которых по-
сле должной проверки будет установлено наличие военнослужащих
Красной Армии, партизан, лиц, оказывавших в период оккупации
содействие Красной Армии и партизанам, а также награжденных ор-
денами и медалями Советского Союза"9.
Процедура репрессирования ЧСИР"ов, детально описанная в
директивах НКВД и Прокурора СССР от 30 мая и 27 июня 1942 г.,
включала в себя несколько этапов: как только в территориальное
управление НКВД поступала копия приговора в отношении "измен-
ника родине" (только с ВМН), у взрослых членов его семьи отбира-
лась подписка о невыезде и затем проводился допрос основных
родственников и свидетелей: выяснялось кто из близких служит в
РККА или подлежит призыву в ближайшее время, имеет правитель-
ственные награды, состоит в партии, комсомоле или занимает вы-
борные должности. В случае отсутствия кого-либо из родных на
месте предпринимались меры по их розыску. Затем все следствен-
ные материалы направлялись в ОСО НКВД, откуда примерно через
месяц (или полтора) поступал стандартный приговор — пять лет
ссылки с конфискацией имущества. Для жителей Западной Сибири
основным местом ссылки были таежные районы Красноярского
края. Только из Алтайского края за 1942-1944 гг. туда было сослано
124 чел., в основном женщин, многие из которых имели от 2 до 4
детей10. Для некоторых пожилых или больных людей НКВД могло
сделать исключение: "как негодных к физической работе" их ссылке
не подвергали.
УКАЗНОЕ ПРАВОСУДИЕ
Основной сферой применения карательного правосудия в годы
войны являлась область трудовых отношений. Для ее регламентации
была разработана, а затем шаг за шагом введена в практику целая
система особых правовых актов (указов), которые охватили практи-
чески все отрасли экономической жизни и государственного управ-
245
ления страны. Указы, содержавшие подробные инструкции и нормы
применения уголовного права с разнообразными видами наказаний,
по существу заменили собой Уголовный Кодекс. Они стали играть
совершенно новую, несвойственную обычному закону политико-эко-
номическую роль.
Активное вторжение уголовного права в сферу трудовых отно-
шений, начавшееся с Указа от 26 июня 1940 г. об уголовной ответст-
венности за нарушение трудовой дисциплины, повлекло за собой
очень глубокие и долгосрочные последствия для всей системы совет-
ского правосудия11. Этот указ, во-первых, отныне запрещал увольне-
ние работников и окончательно закреплял их за предприятием
(учреждением); во-вторых, криминализировал целую область произ-
водственных отношений, переведя в разряд уголовных преступлений
один из самых распространенных видов нарушений в советской эко-
номической системе — самовольные уходы с работы, опоздания и
прогулы. С этого периода и до самой смерти Сталина Указ от 26
июня 1940 г. будет определять основное содержание работы совет-
ских судебных органов и он же станет главным инструментом массо-
вых судебно-карательных акций режима в отношении рабочих.
Указ устанавливал следующие меры наказания: любой работник
государственного предприятия (учреждения), который покидал ме-
сто своей работы без разрешения администрации, подвергался тю-
ремному заключению на срок от 2 до 4 мес; за прогулы более 20 мин
предусматривалось наказание в виде шести месяцев исправитель-
но-трудовых работ с вычетом до 25 % из заработной платы. Уголов-
ную ответственность, согласно Указа, несли также руководители
предприятий, укрывавшие прогульщиков и других нарушителей дис-
циплины, не сообщавшие о них в правоохранительные органы.
Действие Указа от 26 июня служит одним из примеров крайне
утилитарного использования политическим режимом системы пра-
восудия. Этот правовой акт мог появиться на свет только в экономи-
ке мобилизационного типа, каким и была советская хозяйственная
система при Сталине — экономика, опирающаяся на многомилли-
онные низкооплачиваемые малоквалифицированные трудовые
ресурсы и мобилизационные способы вовлечения их в производст-
венный процесс. Еще до начала войны с Германией по нему было
осуждено более 2 млн чел. Но в начале 1941 г. масштабы его приме-
нения стали снижаться.
246
На начальном этапе войны с Германией Указ пережил один из
самых драматических моментов в своей истории. Произошедшую с
ним метаморфозу в эти напряженные дни и недели можно охаракте-
ризовать как переход от упадка к возрождению. В тот период, когда
стало ясно, что боевые действия на западных границах СССР начали
принимать все более угрожающий характер, советское руководство
подготовило и разослало местным судебным органам секретный
Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля 1941 г., кото-
рым по существу отменило действие Указа от 26 июня. Этот тайный
закон давал распоряжение всем регионам СССР, объявленным на
военном положении, освободить из тюрем осужденных по Указу от
26 июня и некоторым малозначительным видам преступлений, од-
новременно прекратив дела по преступлениям этих категорий, со-
вершенным до 12 июля 1941 г.13 Один из пунктов Указа от 12 июля
требовал, чтобы все заключенные, выходившие на свободу, были
предупреждены об особой ответственности за неразглашение истин-
ных причин досрочного их освобождения. Разумеется, это требова-
ние не могло быть выполнено досконально, и уже вскоре бывшие
арестанты стали распространителями "вредных и провокационных
слухов" о том, что "по Указу от 26 июня теперь не судят". Обеспоко-
енный Наркомюст РСФСР, направивший по этому поводу специ-
альные письма в краевые и областные судебные органы, постарался
выправить ситуацию. Он обращал внимание, что "многие народные
суды снизили как темпы, так и качество рассмотрения дел важней-
ших категорий", "резко ослабили свое внимание к вопросам трудо-
вой дисциплины на предприятиях и учреждениях"14. В качестве
примера приводилась Ивановская область, где в практике судебной
работы стали допускаться оправдания "злостных прогульщиков" и
прекращение дел по Указу от 26 июня 1940 г. Наркомюст потребовал
ужесточить судебные санкции и "подвергать наказанию по законам
военного времени без всякого ослабления".
С осени 1941 г. в драматической обстановке массовых эвакуации
и падения объемов производства началась очередная фаза активиза-
ции Указа от 26 июня. В Сибири особенно быстрый рост (двукрат-
ное увеличение) поступления в суды уголовных дел за прогулы и
самовольные уходы был отмечен в середине 1942 г. "в связи с невы-
полнением планов выработки продукции на ряде шахт и предпри-
ятий"15. Однако в последующий период наступил очередной спад:
после 1942 г. масштабы осуждений по Указу от 26 июня непрерывно
247
снижались до самого конца сталинской эпохи. Тем не менее, в пери-
од войны Указ служил основным источником "преступности" в
СССР, которая каралась в судебном порядке. За прогулы и само-
вольные уходы за 1941-1945 гг. было вынесено 42,1 % всех судебных
приговоров периода войны (1,08 млн чел. за самовольный уход и
5,66 млн чел. за прогулы) (см. табл. 3).
Очевидно, что для проведения такого огромного количества ра-
бочих и служащих через судебные процедуры, хотя бы даже самые
формальные, должны были использоваться нетрадиционные спосо-
бы работы судебной машины. В противном случае было бы невоз-
можно осудить миллионы людей в "обычном порядке". В самом
деле, об оригинальных приемах, рождавшихся в недрах карательного
судопроизводства, говорит тот факт, что в крупнейших индустриаль-
ных районах страны некоторые судебные участки (нарсуды) были
переведены на прямое "обслуживание" наиболее важных промыш-
ленных предприятий, строек и шахт. В Новосибирской области, на-
пример, в 1942 г. управление юстиции учредило целую сеть судов
"специальной подсудности" — "для обслуживания предприятий
оборонной промышленности и рассматривающих дела только о про-
гулах": 6 из них действовало в Новосибирске, 1 — в Прокопьевске,
1 — в Сталинске, 1 — в Кемерово. В ходе ревизии 1942 г., проведен-
ной Наркоматом юстиции РСФСР в Новосибирске, эти судебные
"спецучастки" были признаны незаконными и даже упразднены, но
вскоре вновь были восстановлены. В 1943 г. их численность стала
еще больше: только в Новосибирске действовало 8 судов "специаль-
ной подсудности"16.
В стремлении поднять общественный престиж Указа руково-
дство страны делало попытки придать ему более осязаемый, матери-
альный характер. Постановлением Совнаркома СССР от 18 октября
1942 г. в отношении нарушителей Указа было введено дополнитель-
ное наказание: после вынесения обвинительного приговора прогуль-
щик должен был получать сниженную хлебную норму. Трудно,
однако, судить о том насколько точно это требование выполнялось
на практике. Ряд сообщений местных организаций давали подтвер-
ждение о скромном применении этой меры. Сталинский горком
ВКП(б), например, сообщал, что на Кузнецком металлургическом
комбинате в январе 1943 г. "было осуждено за прогулы 375 чел., нор-
ма хлеба снижена только у 173-х, в феврале из 289 осужденных норма
хлеба снижена у 175-ти17. В дальнейшем, по-видимому, наказание
248
голодом вовсе сошло на нет, и летом 1945 г. управление юстиции по
Новосибирской области докладывало: "Ни один суд не занимался
проверкой выполнения Постановления СНК СССР от 18 /Х- 42 г. о
снижении хлебных норм с момента вынесения приговора"18.
Массовое и беспорядочное осуждение трудящихся к различным
уголовным наказаниям составляло важнейшую характеристику дей-
ствия Указа. Как всякое политизированное мероприятие, борьба за
его исполнение не могла проводиться в жизнь по строгим правовым
нормам и для достижения ожидаемого эффекта нуждалась в посто-
янном нажиме и контроле и со стороны руководства страны. Поэто-
му многие директора предприятий, которым также грозили меры
уголовного преследования "за непринятие мер по борьбе с наруши-
телями дисциплины", считали необходимым отдавать под суд от-
дельных прогульщиков, а иногда и целые группы рабочих, не
принимая во внимания причин, вызывающих нарушения. Такой
"списочный" и часто безосновательный подход к возбуждению дел
становился главным поводом для критики руководителей предпри-
ятий со стороны судебно-правовых и партийных органов. Он также
приводил к большому числу прекращенных дел и оправдательных
приговоров в судах. В угольных районах и на заводах военной про-
мышленности Западной Сибири, например, в первой половине 1942
г. доля оправдательных приговоров и прекращенных дел по Указу
составляла 12-14 % от числа рассмотренных дел19. В Красноярском
крае за первый год действия Указа (до августа 1941 г.) было оправда-
но 5843 чел., или 14,5 % рассмотренных дел. "Подобного рода неос-
новательное возбуждение уголовных дел, — отмечалось в докладе
краевого управления юстиции, — является следствием как недопо-
нимания администраторами сущности закона, так и в ряде случаев
явных элементов самостраховки. Не перевелись еще администрато-
ры, которые не могут или не хотят взять на себя ответственность за
обоснованность привлечения к суду... и предпочитающих перело-
жить ответственность целиком на плечи суда или рассуждающих так,
что, лучше "перегнуть", чем "не догнуть"20.
Но положение в самих судах было еще более критическим. Как и
на предприятиях, здесь господствовал тот же принцип перестрахов-
ки. Поскольку дела по Указу рассматривались по упрощенной про-
цедуре, без участия обвинения и защиты и не требовали предвари-
тельного расследования, их прохождение в судах приобрело харак-
тер судебного конвейера. Невероятное упрощенчество, небрежность
249
в процедурах и формальный подход к человеческим судьбам стали
нормой для многих работников суда. Кроме того, существовала
практика заочного рассмотрения дел о нарушителях трудовой дисци-
плины, которая имела место при условии, если милиции не удава-
лось разыскать ответчика и доставить его в судебное заседание.
Насаждаемый сверху политический подход к Указу от 26 июня,
побуждавший непосредственных его исполнителей увеличивать ко-
личество обвинительных приговоров, мог бы естественным образом
привести к еще большему числу жертв судебного произвола, если бы
система правосудия не имела надзорного контроля. Используя мно-
жество вопиющих нарушений, главным образом процедурного (фор-
мального) характера, судьи надзорных инстанций часто гасили обви-
нительный пыл своих коллег из судов низшего уровня. Как
свидетельствует статистика, по делам, связанным с Указом от
26 июня, отменялось едва ли не основная часть опротестованных
приговоров — до 60 %. В судах Новосибирской области, например,
во втором полугодии 1943 г. было отменено 67 % таких приговоров27.
Можно сказать, что система работала с поразительно низкой эффек-
тивностью.
Чрезвычайно высокий процент отмененных приговоров говорит
прежде всего об очень низком качестве судебной работы в годы вой-
ны. Это было особенно заметным явлением на первичном уровне —
в народных судах, на которых лежала основная обязанность по пре-
творению в жизнь законов военного времени. Этот факт свидетель-
ствовал также о наличии заметного разрыва между квалификацией
рядовых судей и работников более высокого уровня. Судьям надзор-
ных инстанций (республиканских, краевых, областных и окружных
судов) приходилось исправлять грубые нарушения права не в силу
особой приверженности закону, а по причине более квалифициро-
ванного исполнения обычного профессионального долга. Наконец,
важно иметь в виду и то обстоятельство, что работники разных уров-
ней правосудия подвергались разной степени политического давле-
ния: те, кто непосредственно выносил приговоры, несли наибольшую
ответственность перед властью; они оказывались ближе к реальной
политике и поэтому острее ощущали практическое значение кара-
тельного правосудия.
Если рассматривать всю совокупность причин, которые побуж-
дали применителей Указа к применению карательных мер против
рабочих — нарушителей трудовой дисциплины, его практическое
250
значение предстанет в наиболее рельефном виде. Документы сооб-
щают о самых разнообразных поводах, дававших возможность мно-
гим рабочим уклоняться от работы, допуская прогулы, опоздания и
самовольные уходы. По большей части это были тяжелые материаль-
ные условия и стремление найти дополнительный заработок к ни-
чтожной оплате, которую рабочие получали по основному месту
работы. Для условий военного времени такие причины были наибо-
лее распространенными. Управление юстиции по Новосибирской
области, изучавшее корни трудовых нарушений в угольной и воен-
ной промышленности Кузбасса летом 1942 г., сообщало, что 2522
осужденных рабочих (24 %), по делам которых можно было устано-
вить причину совершенного ими прогула, ссылались на отсутствие
обуви. Действительно, в г. Сталинске (центр металлургии и угледо-
бычи Кузбасса) в этот период, как сообщало управление, "вопрос со
снабжением обувью разрешали путем выработки кустарной обуви на
деревянной подошве и лаптей". Кроме того, "до 50 % квалифициро-
ванных рабочих Кузнецкого металлургического комбината им. Ста-
лина объяснили свой прогул тем, что занимались обработкой и
посадкой своих огородов"22. Нередкими причинами прогулов и опо-
зданий являлись также отсутствие налаженного учета и очень низкая
организация труда на производстве. В ходе судебных заседаний от
рабочих становилось известно, что прогулы, опоздания и самоволь-
ные уходы допускались еще из-за того, что им не было предоставле-
но конкретной работы или из-за потери пропусков. Многие молодые
рабочие и выпускники школ ФЗО часто бросали работу из-за ужас-
ных жилищных условий в общежитиях, отсутствия одежды, обуви и
нормального питания. Таким образом, Указ с помощью угрозы нака-
занием хотя бы отчасти позволял компенсировать хронические не-
достатки советской экономики, связанные с организацией труда и
производства на предприятиях и элементарными условиями жизни
рабочих.
После нападения Германии на СССР и потери многих жизненно
важных территорий Указ от 26 июня 1940 г. был дополнен новым,
еще более строгим правовым актом в отношении рабочих. Это был
Указ от 26 декабря 1941 г. "Об ответственности рабочих и служащих
за самовольный уход (дезертирство) с предприятий военной про-
мышленности". Он признавал всех работников мужского и женского
пола, занятых в оборонных отраслях (авиационной, танковой, воо-
ружения, боеприпасов, военного судостроения, военной химии), в
251
том числе эвакуированных предприятий и других отраслей, обслу-
живающих военную промышленность, мобилизованными и закреп-
ленными для постоянной работы. Любой случай ухода с этих
предприятий квалифицировался как дезертирство и карался, как уже
отмечалось, тюремным заключением на срок от 5 до 8 лет. Кроме
того, еще одним указом, от 11 июня 1942 г., эти положения были рас-
пространены на рабочих и служащих угольной промышленности, а с
июля 1942 г. — нефтяной промышленности23. Дела, рассматривае-
мые по этому Указу, были компетенцией военных и транспортных
трибуналов.
Областью широкого применения особых судебно-правовых норм
в период войны являлись также трудовые отношения в деревне. Зако-
нодательную основу в этой сфере составляли три правовых акта, при-
нятые почти одновременно весной 1942 г.: постановление СНК СССР
и ЦК ВКП (б) от 13 апреля "О повышении для колхозников обяза-
тельного минимума трудодней", Указ Президиума Верховного Совета
СССР от 15 апреля "Об ответственности колхозников за невыработку
обязательного минимума трудодней" и Указ от 15 апреля "Об ответст-
венности за уклонение от мобилизации на сельскохозяйственные ра-
боты или за самовольный уход мобилизованных с работы".
Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля вводило
"на время войны" новый, повышенный размер обязательного годо-
вого минимума трудодней для каждого трудоспособного колхозника:
до 150 трудодней — в хлопковых районах; до 100 — в Московской,
Ленинградской и других районах европейской части страны; до
120 — для всех остальных районов, включая Сибирь. Обязательный
минимум устанавливался и для подростков от 12 до 16 лет — не менее
50 трудодней. Этим же постановлением, а затем и Указом Президиу-
ма Верховного Совета от 15 апреля 1942 г. вводилась уголовная ответ-
ственность "за невыработку установленного минимума": исправи-
тельно-трудовые работы в колхозе на срок до 6 мес с удержанием оп-
латы до 25 % в пользу колхоза24.
Указ о минимуме трудодней стал вторым "законом военного
времени", по которому было осуждено наибольшее число советских
граждан (см. табл. 3). Оценивая характер и роль этого правового
акта, следует подчеркнуть его значительное сходство с другими ука-
зами о труде. Как и реализация Указа от 26 июня 1940 г. о прогулах и
опозданиях, его применение представляло собой беспорядочную
кампанию, растянувшуюся до конца сталинского правления, основ-
252
ное значение которой состояло в поддержании атмосферы страха пе-
ред уголовным наказанием за уклонение от общественного труда.
Идентичной была и общая динамика развития Указа: начальный пе-
риод кампании давал наивысшие показатели судимости, через не-
сколько месяцев происходил спад, а затем показатели устанавлива-
лись на некотором среднем уровне. Но имелись и свои особенности.
Одна из них состояла в том, что это был по сути единственный "жен-
ский" указ, поскольку именно женщины - жительницы села в воз-
расте от 30 до 50 лет — в отсутствие взрослого мужского населения,
призванного на фронт, получали абсолютное большинство пригово-
ров за невыработку минимума трудодней. В Красноярском крае, на-
пример, за первые месяцы действия Указа (июнь — июль 1942 г.) осу-
ждению подверглись 1215 женщин-колхозниц и только 26 мужчин25.
Подобное соотношение было и в других районах Сибири.
Вводя в действие Указ от 15 апреля 1942 г., политическое руково-
дство страны не имело поводов рассчитывать на активную его под-
держку со стороны колхозных начальников. Во-первых, потому, что
в большинстве колхозов из-за отсутствия нормального учета невоз-
можно было вообще установить действительные объемы выполнен-
ных работ каждым колхозником. Во-вторых, указу противостояла
сама система человеческой солидарности, существовавшая в сель-
ской среде. Поэтому в законе предусматривались особые меры на-
казания для тех председателей колхозов и бригадиров, которые
уклонялись от предания суду колхозников, не выработавших мини-
мума трудодней. Такая предусмотрительность послужила основным
рычагом для организации массы судебных процессов над рядовыми
членами колхозов. Уже в первые месяцы действия Указа от предсе-
дателей колхозов стали поступать в суды материалы не только на от-
дельных крестьян, но и на группы — списками по 15-30 человек и
более, часто без достаточных оснований и выяснения конкретной
вины. В августе 1942 г. управления юстиции по Новосибирской об-
ласти сообщало: «Все дела о невыработке трудодней народные суды
области рассматривают с выездом в колхозы. (...) Отдельные народ-
ные суды допустили практику рассмотрения в одном производстве
дел по обвинению нескольких человек... 1. Правление колхоза "Се-
вер" Мариинского сельского совета Венгеровского района передало
материалы в суд на 57 человек. Досудебной проверкой нарсудьей
всех материалов было установлено, что основательно привлечены к
ответственности лишь 5 человек.
253
2. Правление колхоза "им. XVIII партсъезда" Венгеровского
района представило в народный суд список колхозников на 14 чело-
век с указанием одних только фамилий. Материалы были возвраще-
ны для переоформления обратно в колхоз...»26.
Подобную картину можно было наблюдать и в других регионах
страны. Руководители Красноярского управления юстиции в этот
же период докладывали в Наркомюст РСФСР: "Из поступивших от
11 колхозов Советского района народным судом возвращены дела
9-ти колхозам, так как эти дела были направлены списком на
15-20-30 человек без обсуждения каждого колхозника на правлении
колхоза, без указания количества выработанных ими трудодней и без
характеристики". Судебные работники Красноярска писали при
этом и о таких неординарных случаях, когда в одном из колхозов в
списках, представленных на осуждение по Указу, оказалось 63 чел.
из 100 трудоспособных колхозников27.
Грубые и очень упрощенные способы реализации Указа о трудо-
днях находили выражение не только в массовом привлечении кол-
хозников к суду. Распространенными явлениями были также осужде-
ния тех жителей села, которых закон освобождал от всяких обвине-
ний: беременных и многодетных женщин, нетрудоспособных, подро-
стков и людей старше допустимого возраста (60 лет для мужчин и
55 — для женщин). Вполне естественно, что в этих условиях значи-
тельная часть приговоров не получала утверждение и отменялась
при дополнительном рассмотрении. Как и в случаях с Указом от
26 июня, в первый период войны отменялось большинство опроте-
стованных приговоров — 55-58 %28, что составляло около четверти
общего числа приговоров. В главном сельскохозяйственном районе
Сибири, Алтайском крае, например, за 1943 г. было оправдано 23,4
% колхозников. Изучавший здесь судебную работу ревизор Нарком-
юста СССР Лисковец докладывал в своем отчете: "Такое положение,
когда сотни людей тянут в суд напрасно, — нетерпимо и свидетель-
ствует о том, что правления колхозов передавали дела в суд, не про-
веряя причин невыработки минимума трудодней, а народные суды
не реагировали на такое ненормальное явление"29.
Об общем развитии указного правосудия в годы войны свиде-
тельствуют данные табл. 5
Полнота этих сведений Наркомюста СССР, безусловно, долж-
на быть поставлена под сомнение, поскольку даже простой пере-
чень указов, по которым граждане подвергались осуждению,
254
255
256
приведен здесь не в полном виде. По крайней мере, в нем должны
быть учтены еще несколько указов, давших сотни или даже тысячи
осужденных. В их числе хорошо известные: Указ от 6 июля 1941 г.
"Об ответственности за распространение в военное время ложных
слухов, возбуждающих тревогу среди населения", предусматривав-
ший тюремное заключение на срок от 2 до 5 лет; Указ от 19 апреля
1943 г. "Об уголовной ответственности немецко-фашистских за-
хватчиков и их пособников" (так называемый "закон о военных
преступлениях"), по которому была осуждена масса репатрииро-
ванных граждан, включая деятелей белого движения30, а также ряд
других указов. Вошли ли осужденные по этим указам в общую ста-
тистику и какова была действительная роль перечисленных право-
вых актов в годы войны — предстоит выяснить в ходе дальнейших
исследований.
Таким образом, карательное правосудие в СССР в годы второй
мировой войны отличалось широким размахом и сосредоточива-
Таблица 6
Общее число осужденных по видам судов за 1941-1945 гг. (по СССР)
*3а 1942-1945 гг. — без сведений по железнодорожным войскам.
Источник: ГАРФ. Ф. 9492 сч. Оп. 6с. д. 14. Л. 7.
257
Таблица 7
Общее число осужденных за 1937 — 1956 гг. в СССР, тыс. чел.*
* По делам о контрреволюционных преступлениях включены также данные Военной Колле-
гии Верховного Суда СССР.
Источник: ГАРФ. Ф.9492 сч. Оп.6 с. Д. 14. Л. 6.
лось прежде всего в области трудовых отношений. Оно распростра-
нялось главным образом на те категории населения, труд которых
представлял наибольшую ценность для страны: рабочих оборонных
отраслей промышленности, железнодорожников, шахтеров и кол-
хозников. При отсутствии серьезных экономических стимулов су-
дебные репрессии и угроза их применения являлись важным
дополнительным побудителем к труду для миллионов граждан.
Влияние "законов военного времени" оказалось чрезвычайно вы-
соким и долгосрочным. Наиболее важные из них, как Указы от 26
июня 1940 г., 26 декабря 1941 г., 15 апреля 1942 г. и некоторые другие
продолжали действовать и в послевоенное время, значительно уве-
личивая статистику судимости по стране. Они были отменены толь-
ко в середине 50-х годов.
В заключение следует привести данные, позволяющие получить
некоторую обобщенную оценку места и роли советского правосудия
в годы мировой войны в сравнении с другими периодами советской
эпохи.
258
ПРИМЕЧАНИЯ
Советское право в период Великой Отечественной войны. Часть II. Уголовное пра-
во. — Уголовный процесс. Под ред. И.Т. Голякова. — М., 1948. С. 31.
Законодательные и административно-правовые акты военного времени. С 22 июня
1941 г. по 22 марта 1942 г. - М., 1942. С. 78-79.
3См. об этом специальную работу: Панков С.А. "Контрреволюционная преступность"
и особенности ее подавления в Сибири в годы Великой Отечественной войны
(1941-1945) // Урал и Сибирь в сталинской политике. — Новосибирск, 2002.
С. 205-223.
4ГАНО. Ф. Р-1027. Оп. 9. Д. 5. Л. 172.
5ГАНО. Ф. Р-1199. Оп. 1-а. Д. 16. Л. 9.
6ЦХИДНИ КК. Ф. 26. Оп. 3. Д. 291. Л.49 об. - 50.
7Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сбор-
ник документов. Т. 2. Кн. 2. Начало. 1 сентября — 31 декабря 1941 года. — М., 2000,
с. 331.
8Там же, с. 334.
9Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв
политических репрессий. — М., 1993, с. 93- 94; Мемориал, N 27, т. 1, с. 45-46.
10Подсчитано по: Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. Том V. Июнь
1941-май 1945. - Барнаул, 2002. См. также: ОСД УАДАК. Д. 2374-ПФ; 23725-ПФ;
23965-ПФ; 23742-ПФ; 23758-ПФ и др.
пНаиболее подробный анализ применения Указа от 26 июня 1940 г. в предвоенный пе-
риод содержится в книге: Питер Соломон. Советская юстиция при Сталине. — М.,
1998, с. 291- 313.
12ГАРФ. Ф. 9492 сч. Оп. 6с. Д. 14. Л. 15. (Статистика судимости по СССР).
13ГАНО. Ф..Р-1027. Оп.9 сч. Д.5. Л. 123-124.
14Там же. л. 123, 125.
15ГАНО. Ф. Р- 1199. Оп. 1-а. Д. 18. Л. 25.
16ГАНО. Ф. Р-1199. Оп. 1-а. Д. 18. Л. 137; оп. 2. Д. 4. Л. 2.
17ГАКО. Ф. П-75. Оп.1. Д.39. Л.З.
18ГАНО. Ф. Р-1199. Оп.2. Д.22. Л.23 об.
^ГАНО. Ф. Р-1199. Оп. 1-а. Д. 18. Л. 59, 69, 135.
20ЦХИДНИ КК. Ф. 26. Оп. 3. Д. 8. Л. 108.
21ГАНО. Ф. Р-1027. Оп. 9 сч. Д. 13. Л. 56. Речь в данном случае идет лишь о той кате-
гории дел, которые изучались в ходе надзора или по которым были принесены про-
тесты. Основная часть приговоров утверждалась без специального надзорного
рассмотрения, т.е. в том виде в каком поступали из народных судов. По отношению
к общему числу приговоров доля отмененных и оправдательных составляла 9-12 %.
(ГАНО. Ф. Р-1199. Оп. 1-а. Д. 18. Л. 28; ф.Р-1027. Оп. 9. Д. И. Л. 33).
22ГАНО. Ф. Р-1199. Оп.1-а. Д. 18. Л. 27-28.
23Советское право в период Великой Отечественной войны. Часть И. С. 84-85.
^Социалистическая законность, 1942, № 8, с. 1-2; Советское право в период Великой
Отечественной войны. Часть I. Гражданское право. — Трудовое право. Под ред.
И.Т. Голякова. - М., 1948, с. 227.
25ГАКК. Ф. Р-1736. On.lc. Д. 23. Л. 136 об.
26ГАНО. Ф. Р-1199. Оп. 1-а. Д. 18. Л. 56-57.
27ГАКК. Ф. Р-1736. On.lc. Д. 23. Л. 138 об, 69.
28Там же. Л. 140.
29ГАРФ, ф.9492. Оп.1. Д.453. Л.З об.
259
А.Г. Тепляков
УПРАВЛЕНИЕ НКВД
ПО НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ
НАКАНУНЕ И В НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД
ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
История карательных органов СССР продолжает оставаться ма-
лоизученной. Историография данной темы до сих пор в огромной
степени представлена ведомственными писаниями, насаждающими
мифологическую точку зрения на историю репрессивной машины.
Статей независимых историков о деятельности новосибирских чеки-
стов очень немного1.
Настоящий очерк деятельности управления НКВД по Новоси-
бирской области охватывает период, в котором произошли две пере-
стройки деятельности карательных органов. Первая произошла после
короткой растерянности в 1939 г., когда новосибирские чекисты зани-
мались пересмотром ряда наиболее явно фальсифицированных след-
ственных дел, избавлялись от одиозных деятелей "Большого террора"
и сравнительно мало заводили новых дел. Вторая относится к первым
месяцам после начала войны, когда репрессии, вновь достигшие в
1940 г. высокого уровня, еще более усилились и обрушились на те же
категории лиц, которые атаковались в 1937-1938 гг. Предметом рас-
смотрения являются также основная деятельность управления,
заключавшаяся в выявлении, разоблачении и наказании "врагов на-
рода55, кадры и структура управления НКВД в 1939 — 1941 гг., репрес-
сии среди самих чекистов.
После ареста в январе 1939 г. начальника УНКВД И.А. Мальцева
в течение ближайших недель и месяцев были уволены его замести-
тель А.С. Ровинский, начальник секретно-политического отдела
(СПО) К.К. Пастаногов, начальник 2-го экономотдела Н.Х. Меле-
хин, начальник 3-го экономотдела Е.Ф. Дымнов, начальник водного
отдела А.В. Баталии, начальник отдела кадров Н.С. Кравчинский,
особоуполномоченный М.А. Иванов. Также были уволены многие
начальники райотделов и рядовые оперработники из числа "переста-
равшихся'5 в годы террора.
260
Это было общей тенденцией: по всей стране с конца 1938 г. аре-
стовывались бывшие начальники управлений и их заместители.
Только в 1939 г. из НКВД СССР по компрометирующим материалам
была уволена четверть оперативных работников. Однако наказание
виновных в необоснованных репрессиях не способствовало "облаго-
раживанию" методов работы советской политической полиции, ибо
сама политика эпохи террора не ставилась под сомнение. Секретарь
Новосибирского обкома ВКП(б) ГА. Борков разъяснял работникам
управления новую генеральную линию: "Разоблачительная работа,
выкорчевывание вражеских остатков должна продолжаться еще бо-
лее напряженно, с еще более нарастающими темпами, но должна
продолжаться иными методами, методами, которые записаны в Ста-
линской Конституции". Касаясь "методов", Борков позднее, в апре-
ле 1939 г., дал в полном соответствии с духом и буквой известной
сталинской телеграммы от 10 января 1939 г. о допустимости пыток —
следующую установку чекистам: "Что за псевдоморализм, когда
иностранные разведки к нашим братьям применяют пытки, издева-
тельства, а мы — должны быть гуманны? Надо знать, к кому приме-
нять репрессии и как их применять..."2
Чекисты понимали, что в их среде власти обнаружили "голово-
кружение от успехов", и были напуганы неопределенностью своего
положения. В условиях полной зависимости от начальства работни-
ки построенной по военной схеме чекистской машины покорно
ждали, кто будет объявлен врагом, сознательно дискредитировав-
шим советскую власть, кто — честно заблуждавшимся "перегибщи-
ком", а кто — слепым орудием вышестоящих руководителей. Чистка
от скомпрометировавших себя работников проходила по классиче-
ским чекистским канонам: в первую голову увольняли тех, на кого
были, помимо нарушений законности, материалы о неподходящем
социальном и национальном происхождении, связях с "врагами на-
рода", халатности, пьянстве, "морально-бытовом разложении" и т.д.
"Эффективных следователей" начальство берегло и старалось не от-
давать в руки правосудия. Основным наказанием становились адми-
нистративные взыскания от начальника управления НКВД. Очень
популярным был символический арест на срок от 5 до 20 сут с ис-
полнением служебных обязанностей.
Новый начальник УНКВД Г.И. Кудрявцев и его заместитель
Ф.М. Медведев прибыли на свои должности с партийной работы, но
не испытывали никаких комплексов по поводу методов "работы" с
261
арестованными. Кудрявцев прекрасно знал, чем занимались его под-
чиненные раньше, но не собирался наказывать тех, в отношении
кого военная прокуратура и аппарат особоуполномоченного самого
управления НКВД вели расследование в связи с применением "не-
свойственных методов" следствия. В итоге власти наказали в судеб-
ном порядке довольно ограниченное количество лиц, причем
высшую меру наказания получили только четверо.
Так, 31 октября 1940 г. в Новосибирске по приговору трибунала
за фабрикацию дел, садистские расправы над приговоренными к
высшей мере и мародерство были расстреляны начальник Куйбы-
шевского оперсектора УНКВД Л.И. Лихачевский и его подчиненные
И.Д. Малышев и С.К. Иванов. В августе 1940 г. Лихачевский показал
военному суду следующее: "Осуждено к ВМН за 1937-1938 годы (по
Куйбышевскому оперсектору. — А.Т.) было около 2 тыс. чел. У нас
применялось два вида исполнения приговоров — расстрел и удуше-
ние... Всего удушили примерно 600 чел... Операции проводились та-
ким путем: в одной комнате группа в 5 чел. связывала осужденного, а
затем заводили в другую комнату, где веревкой душили. Всего уходи-
ло на каждого человека по одной минуте, не больше". Некоторые из
палачей соревновались в умении убить осужденного с одного удара
ногой в пах. Казнимым забивали рот кляпом, причем у С. К. Ивано-
ва был специальный рожок, которым он раздирал рты, выворачивая
зубы сопротивляющимся. Этот садист расхаживал во время "ликви-
дации" в белом халате, за что его коллеги прозвали Иванова "вра-
чом"3.
В 1941 г. был расстрелян и бывший начальник Томского горотде-
ла НКВД И В. Овчинников, уничтоживший тысячи томичей. Но на-
чальник Мошковского РО НКВД СИ. Мельников, его подручные
Ю.Д. Берман (младший брат начальника ГУЛАГа) и П.Т. Трубецкой,
осужденные за репрессии в декабре 1940 г. военным трибуналом
войск НКВД Западно-Сибирского округа к высшей мере наказания,
были помилованы военной коллегией Верховного суда СССР и в
1950-х годах все находились на свободе.
На групповых и одиночных процессах 1939-1940 гг. были осужде-
ны чекисты из Кузбасса (А.Г. Луньков, А.И. Савкин, А.И. Белоусов,
В.Д. Монтримович, Н.А. Белобородов), Томска (И.В. Овчинников,
И.Н. Пучкин, А.А. Романов), Куйбышева (Л.И. Лихачевский,
И.Д. Малышев, С.К. Иванов, Я.Н. Малий, СП. Чепоргин), Асинов-
ского района (А.С. Салов, К.Д. Дорохов), Мошковского района
262
(СИ. Мельников, П.Т. Трубецкой, М.Я. Пупышев, Ю.Д. Берман),
Туганского района (Я.Ф. Адуев), Шегарского района (Т.Ф. Бузунов,
Песоцкий). Очень выборочно были привлечены к суду работники об-
ластного аппарата (начальник СПО К.К. Пастаногов, замначальника
особого отдела В.Т. Егоров). Правда, следует учесть, что два началь-
ника отделов УНКВД — А.В. Баталии и Н.Х. Мелехин — успели в
1939 г. застрелиться, не дожидаясь ареста. Открытым сделали только
один процесс — над фальсификаторами "детского дела" из Ленин-
ска-Кузнецкого Луньковым, Савкиным и Белоусовым, которые аре-
стовали по 58-й ст. УК 14 подростков, придав детскому хулиганству
политическую окраску.
Остальные уголовные процессы были засекречены, чтобы не
дискредитировать власть. Многие десятки явных фальсификаторов
получили партийные и административные взыскания, были пони-
жены в должности, переведены в систему лагерей либо уволены из
НКВД и исключены из компартии. Например, П.И. Макаренко -
бывший оперуполномоченный Барабинского РО УНКВД, прини-
мавший активное участие в арестах, пыточном следствии и расстре-
лах — к 1940 г. дослужился до следователя следчасти УНКВД.
В результате проверки его деятельности Макаренко сначала получил
3 июля 1940 г. выговор от УНКВД "за небрежно-халатное отношение
к делу при расследовании и допущенные в отдельных случаях нару-
шения процессуальных норм", а 20 января 1941 г. "за грубое наруше-
ние революционной законности и фальсификацию следственных
дел в период операции 1938 года" был арестован на 15 сут с после-
дующим переводом на работу вне УГБ4.
Многие местные органы НКВД были перед войной обследова-
ны на предмет выявления нарушений законности, но, поскольку в
преступной деятельности были активно задействованы весь опер-
состав управления, а также фельдъегери, милиционеры, войскови-
ки, пожарные инспекторы и начальники спецотделов предприятий,
то наказания носили выборочный и достаточно мягкий характер.
Характерно выглядит служебное расследование, проводившееся в
1940 г. по деятельности работников Прокопьевского горотдела
НКВД. Были допрошены ведущие чекисты горотдела, осуществ-
лявшие террор: заместитель начальника ГО НКВД И.М. Александ-
ров, а также М.К. Жуков, А.И. Иванченко, М.П. Капранов,
И.И. Кокшаров. Все они отрицали участие в незаконном ведении
следствия, признав только применение к арестованным длительных
263
беспрерывных допросов. Наказание прокопьевским чекистам было
определено постановлением УНКВД от 21 сентября 1940 г. и выгля-
дело предельно мягким: фальсификаторы отделались арестами на
срок от 5 до 15 суток и продолжили службу в НКВД5.
Следователь аппарата особоуполномоченного УНКВД П.Д. Ста-
родубцев по жалобе освобожденных руководителей Кыштовского
района 4 сентября 1940 г. рассмотрел дело по обвинению в незакон-
ных методах следствия бывшего начальника Кыштовского РО НКВД
В.П. Бурцева, оперуполномоченных райотдела М.П. Семернева, Г.Е.
Трущенко, А.П. Ястребова, начальника отделения СПО УНКВД
И.Н. Хализова и прикомандированного к райотделу курсанта Ново-
сибирской межкраевой школы НКВД Никонова. Чекисты, призна-
вая, что "с арестованными работали усиленно, так как в тот период
сами следователи в сутки отдыхали не больше 4-5 часов", отрицали
применение физического воздействия. Поскольку курировавшие
следствие начальник СПО К.К. Пастаногов и бывший начальник
Куйбышевского оперсектора НКВД П.Р. Перминов были уже аре-
стованы, а "особотягчайших обстоятельств" в деле не было (т.е. жа-
лобщики остались в живых), Стародубцев постановил дело на всех
шестерых обвиняемых прекратить6.
Работники оперативно-чекистского отдела Томасинлага НКВД
также не менее стойко отрицали обвинения освобожденных из-под
стражи лиц в незаконных методах следствия. В итоге уголовное пре-
следование было, насколько известно, начато только против началь-
ника оперчекотдела Г.Е. Флейшмана, а его заместитель и преемник
И.Г. Стукачев вместе с начальником отделения В.К. Гуро были оп-
равданы и продолжили службу. Меры наказания своим сотрудникам
определяло руководство УНКВД, не всегда соглашавшееся с предло-
жениями об отдаче их под суд. Так, 17 июня 1941 г. следчасть УНКВД
вынесла решение об аресте за былые нарушения законности началь-
ника томской ИТК № 3 О.Ю. Эденберга, который, работая опера-
тивником КРО, истребил сотни латышей и эстонцев в 1937-1938 гг.
Однако Эденберг не только остался на свободе, но через несколько
месяцев был повышен, заняв должность заместителя начальника
Новосибирского отделения УИТЛК7.
К началу 1941 г. была собрана критическая масса разоблачитель-
ных документов на начальника отдела контрразведки (КРО)
Ф.Н. Иванова. Особая инспекция НКГБ СССР в апреле 1941 г. поста-
новила немедленно арестовать Иванова заодно с тремя его приспеш-
264
никами: бывшими начальниками отделений КРО А.М. Волковым,
П.А. Черепановым и А. Н. Печенкиным. Одновременно было дано
поручение разобраться с оперативниками AM. Ломако, Л.П. Хапуги-
ным, СП. Чуйко и другими — "в зависимости от результатов следст-
вия по данному делу"8.
Необходимо отметить, что если в 1939 г. репрессивная деятель-
ность управления НКВД сильно ослабла, то с осени 1940 г. фальси-
фикация дел приняла массовый характер во всех оперативных отделах
УНКВД, что вызвало протест ряда работников следственного отдела,
вынужденных разбираться с "браком", предоставляемым оператив-
ными службами, и одновременно противостоять фальсификато-
рам-коллегам, которые умело превращали "брак" в законченные
дела и ходили в передовиках. Проверка из центра, предпринятая по-
сле "сигналов" в Москву ряда следователей, не ограничилась нака-
занием работников контрразведывательного и следственного
отделов; за поощрение активной фабрикации дел были сняты с ра-
боты в апреле 1941 г. начальники управлений НКГБ и НКВД Ново-
сибирской области Г.И. Кудрявцев и Ф.М. Медведев. Выступая на
партсобрании в УНКВД 22 апреля 1941 г., секретарь новосибирского
горкома ВКП(б) Волков пенял чекистам: "Тут многие товарищи вы-
ступали и жаловались, что с ними в Обкоме партии, в Горкоме пар-
тии не беседуют; я сам лично пробовал беседовать, но из вас не
выдавишь ничего, (а) не только, чтобы (вам) самим проявить ини-
циативу и пойти сказать, что в таких-то вопросах имеются ошиб-
ки..."9.
Все чекисты знали о своих особых полномочиях, дарованных им
высшим партийным руководством, и не стеснялись порой заявить об
этом в полный голос. Ф.Н. Иванов в 1940 г., давая свидетельские по-
казания на процессе по делу работников Мошковского РО НКВД,
заявил, что он "лично бил морды обвиняемым раньше и бьет он им и
сейчас". Начальник Следчасти УНКВД-УНКГБ Б.В. Панчурин, от-
вечая на упреки коллег в недозволенных методах следствия, в апреле
1941 г. заявил на партсобрании: "В каком из советских законов ска-
зано, что с контрреволюцией бороться до часу ночи, а не до трех?
Нет таких законов"10.
Арест Ф.Н. Иванова и увольнение (временное) Б.В. Панчурина
весной 1941 г. совершенно не повлияли на методы добычи призна-
тельных показаний. С работниками следственного отдела управле-
ния НКГБ-НКВД в изощренной жестокости соревновался аппарат
265
Прокопьевского горотдела НКВД, где арестованных в первой поло-
вине 1940-х годов истязали так, что начальник горотдела Д.Т. Коно-
нов в 1944 г. был осужден на 10 лет лагерей. Избиения в аппарате
УНКВД были нормой. Тюремный режим ориентировался на то, что-
бы всемерно помогать сломить арестованного. Так, дежурный по-
мощник начальника внутренней тюрьмы сержант госбезопасности
М.А. Зубрилин в рапорте от 10 марта 1942 г. доносил следователю
М.П. Ермолину, что заключенный бывший начальник отделения но-
восибирского облздрава Л.М. Сырнев в нарушение порядка спит
днем, для чего "взял тюремную подушку, запрятал ее в брюки для
того чтобы удобнее было сидеть и сидя спать". Бдительный тюрем-
щик просил назначить арестанту "карцер для исправления"...11
Перед войной управление НКВД по Новосибирской области
представляло собой очень внушительную по численности структуру,
в основном состоявшую из работников контрразведывательного,
секретно-политического, особого и транспортного отделов, а также
оперативников 71-го городского и районного отделов, многочислен-
ных оперпунктов на железнодорожных станциях и водных приста-
нях. На 16 ноября 1940 г. партийная прослойка управления
госбезопасности УНКВД в Новосибирске (не считая периферийных
органов, то есть горрайотделов, а также транспортников, уполномо-
ченных Сиблага, участковых и поселковых комендантов) состояла из
323 чел. Поскольку почти все чекисты, особенно оперативные работ-
ники, были коммунистами, то число членов ВКП(б), зафиксирован-
ное в материалах парторганизации НКВД-НКГБ и различных
партийных комитетов, в основном соответствует общей численности
работников УНКВД-УНКГБ.
В КРО (3-й отдел) был 21 коммунист, в первом, втором и треть-
ем экономотделах (в 1939 г. выделенных из КРО и курировавших
оборонную и прочую промышленность, сельское хозяйство, торгов-
лю, кооперацию, заготовки, финансы) было 43 партийца, в СПО
(2-й отдел) — 30, в особом отделе — 56, следственной части — 17, 3-м
транспортном отделении — 6 (собственно парторганизация дорож-
но-транспортного отдела Томской железной дороги насчитывала 39
членов, но существовала отдельно), водном отделе — 7, 3-м спецот-
деле (опероде) — 17. Отдел опертехники (2-й спецотдел) насчитывал
12 членов партии, учетно-архивный (1-й спецотдел) — 13, шифро-
вальное отделение — 7, отдел кадров — 21, секретариат вместе с ап-
паратом особоуполномоченного (внутренняя безопасность) — 17,
266
радиостанция — 25, тюремный отдел — 15, персонал внутренней
тюрьмы УНКВД — 17 партийцев. Наиболее крупные аппараты УГБ
на местах (Нарымский окротдел, Томский, Кемеровский и Сталин-
ский горотделы) насчитывали порядка 20 и более оперативников
каждый. Вспомогательный персонал был также велик: штат внутрен-
ней тюрьмы УНКВД в начале 1941 г. насчитывала 38 членов и канди-
датов партии. Барабинская тюрьма, располагавшаяся в г. Куйбышеве
Новосибирской области, являлась одним из основных "предпри-
ятий" небольшого города: на 1942 г. там служило 100 чел., в том чис-
ле 20 коммунистов12.
Следует отметить, что работники НКВД на местах постоянно от-
влекались на решение проблем, не имевших ни малейшего отноше-
ния к оперативной работе. За несколько месяцев до войны обком
ВКП(б) рассматривал конфликт между секретарем Асиновского
райкома партии Юровым и начальником РО НКВД С.С. Зеленовым.
Партийный секретарь жаловался, что в его машину стреляли, а чеки-
сты слабо борются с преступностью: "хлеб плохо идет, другие заго-
товки идут плохо, бандит ходит, разлагает". Начальник райотдела
НКВД пылко возражал: "Он знает, сколько посажено, сколько эта-
пировано — и после этого (говорит), что я не борюсь? ...Я сделался
работником райкома, почти ежедневно заседания, посылают в сель-
советы"13. Обком ограничился замечанием в адрес обеих сторон и не
подверг сомнению право партийных органов привлекать чекистов к
хозяйственным кампаниям; в войну, когда кадровый голод на селе
достиг пика, такая практика стала еще более распространенной.
Произошедшие в 1941 г. разделение и повторное слияние орга-
нов НКВД негативно отразилось на работоспособности политиче-
ской полиции. Весной 1941 г. были ликвидированы экономический
и дорожно-транспортный отделы, а их работники развёрстывались
по другим подразделениям. Заместитель начальника ДТО Т.Е Чай-
ченко, протестуя против предложения назначить его начальником
областной милиции и заместителем начальника УНКВД, сообщал
обкому ВКП(б), что за 17 лет службы "достаточно изучил технику в
борьбе с врагами всех мастей на железнодорожном транспорте" и хо-
рошо известен в Москве и Новосибирске как опытный контрразвед-
чик. Его доводы были приняты во внимание, и Чайченко вскоре
получил должность заместителя начальника КРО УНКГБ Весной
1941 г., когда в связи с разделением НКВД было образовано Новоси-
бирское областное управление НКГБ, штаты оперативных отделов
267
формировались в течение нескольких недель. В мае ведущий контр-
разведывательный (в переписке именовался 2-м) отдел УНКГБ со-
стоял из 32 оперативников, распределенных по пяти отделениям.
Главой КРО был лейтенант ГБ Л.К. Соловьев, начальниками отделе-
ний — Д.М. Негреев, СВ. Патракеев, С.Г. Хорошев (осужден по не-
известным причинам не позднее октября 1941 г.), А.С. Глухов,
Н.И. Малинин14. Все они, кроме старого оперработника Хорошева,
были молодыми чекистами набора 1938 — 1939 гг.
Но уже в августе аппараты УНКГБ и УНКВД были слиты в одно
ведомство, и вся структура карательной машины перекраивалась
снова, на что опять ушло довольно значительное время. Новым на-
чальником КРО в августе 1941 г. был утвержден бывший начальник
секретариата УНКГБ А.В. Шамарин (снятый в апреле 1939 г. за при-
менение пыток с поста заместителя начальника дорожно-транспорт-
ного отдела ГУГБ НКВД Томской железной дороги и ненадолго
уволенный из НКВД). Л.К. Соловьев был понижен до заместителя
Шамарина в КРО. В 1942 г. начальником КРО стал старый чекист (в
1922 г. судившийся в Барнауле за бессудные расстрелы) Я.А. Пасын-
ков, а в 1943-м — И.Б. Почкай, одна из самых зловещих фигур то-
гдашнего УНКВД, сделавший карьеру в Кузбассе.
На фронт из УНКВД призывались преимущественно неопера-
тивные сотрудники. На 1 августа 1941 г. некомплект оперсостава
УНКВД составлял 127 человек, неоперативного — 390 человек.
С 1 августа по 20 октября 1941 г. через партийно-комсомольские ор-
ганы и по личным заявлениям в НКВД и милицию было принято
491 чел., в том числе 59 оперативников (среди последних оказалось
5 чекистов запаса). Из оккупированных областей и Москвы прибыло
155 чел., в том числе 69 оперработников. Из личного состава неопе-
ративных отделов было выдвинуто 56 чел., из которых 33 заняли
должности помощников оперуполномоченных, 17 — оперуполномо-
ченных, 2 — начальников райотделов, 2 — начальников отделений,
по одному — старшего следователя и замначальника отделения. К
концу октября 1941 г. в УНКВД НСО насчитывалось 6962 чел. (пре-
имущественно милиционеров) при некомплекте в 455 чел. Основ-
ную долю некомплекта составляли неоперативные работники и
только 61 чел. из 455 приходился на оперработников. Увеличился
штат и негласных работников — на 24 чел.15
Заметным источником пополнения кадров НКВД в первый пе-
риод войны была широкая амнистия осужденных (преимущественно
268
за нарушения законности) сотрудников. Ф.Н. Иванов просидел в
тюрьме только до июля 1941-го. Затем его освободили "по мотивам
нецелесообразности привлечения к уголовной ответственности в ус-
ловиях военного времени" и 2 мес спустя отправили на фронт на-
чальником особого отдела танковой бригады. Там Иванов получил
контузию и орден, после чего вернулся в Сибирь и, возглавив
"Смерш" Томского гарнизона, продолжил откровенно и нагло фаб-
риковать дела. Его подручные также остались на свободе16.
Освобождения чекистов из заключения указами Президиума
Верховного Совета СССР с последующей отправкой на фронт (как в
разведывательно-диверсионные группы, так и в штрафные роты)
происходили, судя по всему, в два основных этапа: в конце 1941 г. и в
конце 1942 г. В 1941-1942 гг. были освобождены из заключения осуж-
денные сибирские фальсификаторы К.К. Пастаногов (осужденный
на 8 лет ИТЛ); А.Г. Луньков (начальник Ленинск-Кузнецкого горот-
дела НКВД, осужденный 22 февраля 1939 г. на 7 лет заключения);
И.Ф. Золотарь (предшественник Лунькова в Ленинске-Кузнецком,
осужденный на 5 лет); А.И. Савкин (начальник СПО там же, осуж-
денный на 10 лет ИТЛ); С.С. Корпулев (помощник начальника отде-
ления СПО УНКВД, осужден в октябре 1938 г. на 5 лет ИТЛ);
И.П. Шахов (оперработник Мариинского РО НКВД, за фабрикацию
подписей в делах обвиняемых в 1938 г. был осужден на 5 лет ИТЛ).
Т.Ф. Бузунов, врид начальника Шегарского РО НКВД, арестован-
ный за нарушения законности в 1938 г. и осужденный к лишению
свободы, избежал отправки на фронт и был использован по специ-
альности: сначала работал в Асиновском лагпункте, а в 1945 г. был
уже начальником оперчекотдела УНКВД по Томской области.
Амнистия коснулась и Г.К. Бекшаева, с февраля 1941 г. работав-
шего начальником Ахпунского лаготделения УИТЛК. Его за допу-
щение смерти от голода 423 заключенных и доведение до крайнего
истощения еще 3.300 невольников 13 декабря 1941 г. сняли, арестова-
ли и осудили в апреле 1942 г. на 3 года ИТЛ, но в 1943 г. Бекшаев был
освобожден "по болезни" и направлен на фронт. Все эти чекисты
благополучно пережили военные действия17.
Война способствовала возвращению на оперработу многих лиц,
давно ее оставивших и считавшихся скомпрометированными. Уво-
ленный в мае 1939 г. в запас начальник Венгеровского райотдела
НКВД Л.П. Попов в июне 1941 г. был возвращен в НКВД, в 1942 г. за
служебные преступления получил 5 лет лишения свободы, но в том
269
же году добился снятия судимости. Начальник отделения особого
отдела ГУГБ НКВД СибВО М.М. Акимов осенью 1939 г. был уволен
в запас "за искажение методов ведения следствия и перегиб в опера-
тивной работе", а в 1941 г. оказался призван на службу в НКВД в свя-
зи с началом войны. За два года он дослужился до поста начальника
особого отдела 65-й стрелковой дивизии и в 1943 г. был уволен из
НКВД за пьянство и разложение. Бывший оперативник-особист из
Новосибирска Ф.М. Миков, работавший народным судьей в Томске,
сразу после начала войны был зачислен на должность старшего
оперуполномоченного Сталинского горотдела НКВД. Несколько
позднее в штат КРО был возвращен один из самых рьяных фальси-
фикаторов эпохи террора А.В. Малозовский, уволенный из "орга-
нов" в 1939 г. с поста начальника отделения КРО18.
Что касается нового набора в органы НКВД, то среди новоиспе-
ченных чекистов оказалось много людей откровенно малограмот-
ных. Впрочем, чекисты со стажем также вызывали критические
отзывы со стороны начальства. В октябре 1940 г. обкомом ВКП(б)
было рассмотрено дело оперуполномоченного Зыряновского райот-
дела НКВД (и одновременно члена обкома ВЛКСМ) СМ. Жарова в
связи с обвинениями в избиении арестованных во время допросов,
которые Жаров проводил в нетрезвом состоянии, и присвоении иму-
щества арестованных. Секретарь партбюро УНКВД А.П. Зотов в
марте 1941 г. был разоблачен как расхититель 3152 руб. партвзносов и
вскоре осужден на 5 лет; его подчиненный инструктор М.П. Козлов
получил по тем же обвинениям два года. Бюро Новосибирского об-
кома ВКП(б) 11 сентября 1941 г. рассмотрело вопрос о "мораль-
но-бытовом разложении" начальника Чулымского МРО НКГБ Г.А.
Макаренко и начальника Чулымского РО НКВД Я.С. Чумакова. За
пьянство с подчиненными и развал оперативной работы Макаренко
и Чумаков были исключены из партии и осуждены. Однако все пере-
численные выше экс-чекисты также вскоре очутились на фронте и
добились снятия судимости19.
Нелицеприятную оценку кадровому составу управления дали 27
октября 1941 г. руководители УНКВД. Глава управления М.Ф. Ков-
шук-Бекман резко критиковал деятельность бывших начальника от-
дела опертехники УНКГБ B.C. Судакова, начальника следчасти А.И.
Соколова и руководителя Сталинского горотдела А.И. Льва, обвиняя
их в развале работы. Судаков был отправлен на пенсию по инвалид-
ности, Лев назначен в меньший горотдел — Ленинск-Кузнецкий,
270
лишился должности и Соколов. Начальник КРО А. В. Шамарин зая-
вил: "За полтора месяца у меня аппарат сменился несколько раз...
Когда было слияние, то все кадры перепутали..." Отдел кадров полу-
чил свою порцию критики за то, что проводил изучение и выдвиже-
ние чекистских кадров формально, исключительно по анкетным
данным. Ковшук-Бекман резюмировал: "Пополнение у нас слабое.
Нужно подобрать хороших товарищей, имеющих высшее образова-
ние..." 20 Однако заметного повышения образовательного уровня че-
кистов в первые годы войны не произошло, так как лиц, имевших
высшее образование, в НКВД-МГБ попадало немного вплоть до са-
мых 1950-х годов.
Но начальствующий состав, в том числе низовой, имел довольно
заметную прослойку лиц с образованием не ниже среднего. Одним
из перспективных работников считался имевший незаконченное
высшее образование контрразведчик Н.И. Дешин, знавший немец-
кий язык. А. Г. Хусаинов, имевший высшее образование и поступив-
ший в НКВД в 1940 г., работал в СПО и КРО. Л.А. Воронель,
инженер завода им. В.П. Чкалова, в 1939 г. был мобилизован в орга-
ны "как имеющий большое желание работать в органах НКВД" и ут-
вержден "для оперативного обслуживания завода". К 1944 г. он
дослужился до помначальника КРО УНКГБ НСО. Достаточно высо-
кий уровень технической подготовки был у работников радиостан-
ции РС-71. Работники периферийных органов, напротив, имели
более низкий уровень образования21.
Заметной прослойкой в составе УНКВД являлись чекисты, эва-
куированные в Новосибирск. В августе 1941 г. из Москвы прибыли
старшие следователи НКГБ СССР В.Г. Сериков, Е.И. Касаев,
С.К. Подъемщиков, следователи В.Г. Иванов и младший лейтенант
гб Ромащенко, тут же приступившие к следствию по линии СПО. В
ноябре в Новосибирск прибыл заместитель начальника СПО НКВД
по Одесской области СИ. Дрибинский (на аналогичную должность)
и ряд других офицеров госбезопасности, эвакуированные из оккупи^
рованных областей СССР. Начальник следственной группы НКВД
УССР А.М. Лесной вместе со следователями Н.А. Кравцом и И.Б.
Губенко осенью 1941 г. также были эвакуированы в УНКВД НСО.
"Латвийская следственная группа" примерно из 10 чел. была при-
креплена к учетно-архивному отделу. "Мозырьская следственная
группа" НКВД БССР тогда же была прикреплена к тюремному отде-
лу. Большая часть эвакуированных ненадолго задержались в Ново-
271
сибирске, но несколько оперативников впоследствии заняли видное
место в аппарате следственного отдела: М. С. Ривкин (из Одессы),
М. А. Серый (из Вильно)22.
Для мировоззрения работников госбезопасности описываемого
периода характерно осознание своей структуры как государства в го-
сударстве. Ощущение чекистами себя особой кастой хорошо видно
из слов начальника УНКВД Г.П. Кудинова, который за три недели
до начала войны довел до сведения подчиненных, что командующий
войсками СибВО генерал-лейтенант С.А. Калинин "ориентировал
меня", что "10 человек из наших работников, будучи в форме, на его
приветствие при встречах не отвечали".
Но война в определенной степени нивелировала привилегии
НКВД в части их материального обеспечения. Бытовые условия че-
кистов были весьма сложными. Даже те из них, кто жил в одном из
лучших зданий Новосибирска — стоквартирном доме на ул. Сереб-
ренниковской — с конца 1941 г. более года из-за проблем в водоснаб-
жении и отоплении не имели даже холодной воды и зимовали при
комнатной температуре около 10 градусов тепла. Питание оперсоста-
ва в стенах управления отличалось довольно скверным качеством и в
довоенный период, а в условиях войны оно гораздо более ухудши-
лось. Карточки полностью отоваривались только начальствующему
составу (начальники отделов также дополнительно получали по 5 кг
мяса и 80 яиц ежемесячно). Неоперативный состав питался значи-
тельно хуже. В 1942 г. сотрудниц 24-го (цензурного) отделения 2-го
спецотдела УНКВД травили лапшой с червями, кислой капустой и
щами с "запахом карболки и отвратительного вкуса", отчего в отделе
периодически случались групповые отравления. Работникам особого
отдела в январе 1942 г. начальник спецгорга пенял за то, что они не
желали делиться запасами своего ведомственного буфета с эвакуиро-
ванными коллегами23.
Начало военных действий оказало чрезвычайно существенное
влияние на кадровую политику органов госбезопасности. Потребно-
сти военной контрразведки обусловили перелив оперработников из
территориальных органов во фронтовые. Особый отдел СибВО стал
настоящей фабрикой по производству специалистов в области воен-
ной контрразведки. В октябре 1940 г. его номенклатура, утверждае-
мая обкомом партии, состояла из начальника, двух его заместителей,
И начальников отделений, двух начальников отделений гарнизонов,
пяти заместителей начальников отделений, 14 старших оперуполно-
272
моченных и четырех следователей. Майор госбезопасности А.П. Мо-
жин возглавлял особый отдел СибВО с конца 1938 по июнь 1941 г.,
затем он был отправлен в действующую армию. Его на некоторое
время сменил политработник — полковой комиссар Никитин. На-
значение на такую ответственную должность не чекиста отражало
острейшую нехватку военных контрразведчиков в тылу.
Пополнение особого отдела СибВО в очень большой степени
шло за счет людей, не имевших отношения к оперативной работе.
Так, работавший корреспондентом "Известий" по Новосибирской
области И.Н. Филиппов в июне 1941 г. был назначен старшим опер-
уполномоченным, а затем старшим следователем особого отдела
СибВО. В его мобилизации в НКВД сыграла свою роль, вероятно,
работа в 20-е годы политруком пограничных частей. Экс-чекисты
получали возможность сразу занимать руководящие должности: на-
пример, в июне 1941 г. в систему особых отделов взят бывший на-
чальник Ойротского облотдела ОГПУ П.Ф. Аксенов, до 1939 г.
работавший председателем спецколлегии крайсуда и председателем
новосибирского облсуда — в августе 1941 г. он стал начальником от-
деления особого отдела СибВО. В ноябре 1941 г. начальником отде-
ления особого отдела СибВО назначили и М.Н. Буторина, бывшего
руководителя УНКВД по Ойротской АО, уволенного из "органов" в
1939 г.24
Разумеется, что после 100-часовых оперкурсов вчерашние офи-
церы, политработники и гражданские лица не могли превратиться в
квалифицированных контрразведчиков. Но для них работа по выяв-
лению вражеских агентов была больше формальной задачей. Целью
особистов, количество которых выросло очень резко, было макси-
мально возможное количество выявленных "врагов народа" в армии.
Рядового В.К. Загородникова новосибирские особисты в июле
1941 г. арестовали прямо в вагоне за то, что тот в пьяном виде угро-
жал командиру. Не доехавшему до германского фронта бывшему
участнику советско-финской войны припомнили и разговоры о том,
что "много побили финны наших", осудив за "терроризм" на 10 лет
лагерей. Показательно дело на командира штабной батареи дисло-
цированной в Ленинске-Кузнецком 376-й стрелковой дивизии лей-
тенанта А.И. Гуркова, который побывал в окружении и неосторожно
поделился с сослуживцами впечатлениями от немецкой армии: в за-
хваченной деревне немцы загорали, питались вдоволь, чистили зубы
и выглядели "очень культурно". За восхваление противника Гурков
273
был в октябре 1941 г. арестован и осужден на 8 лет лагерей. Добра-
лись особисты и до неграмотного чернорабочего военного склада в
Новосибирске К.Н. Горлова, обвинив его в декабре 1941 г. в пора-
женческой агитации (около года спустя он умер в новосибирской
тюрьме)25.
Заметной стороной кадровой работы УНКВД стала подготовка
сотен женщин к работе цензорами переписки действующей армии с
тылом. Особенное внимание уделялось недопущению так называе-
мых "отрицательных высказываний" в письмах, адресованных воен-
нослужащим, так как считалось, что информация о колоссальных
бытовых трудностях в тылу негативно скажется на боевом духе ар-
мии.
Работники УФСБ по Новосибирской области в книге "Призва-
ние — Родине служить!" утверждают, что новосибирские чекисты в
предвоенный и военный период успешно ликвидировали агентуру
вражеских разведок. До осени 1937 г. в Новосибирске работали гер-
манское и японское консульства. Многолетний консул Гросскопф,
которого в ПП ОГПУ — УНКВД Запсибкрая считали главным рези-
дентом немецкой разведки, после возвращения в Германию работал
в МИДе. Был ли разведчиком кто-либо из остальных сотрудников
немецкого консульства, сказать затруднительно. О слабости наруж-
ного наблюдения со стороны немногочисленного (около дюжины
сотрудников) аппарата оперативного отдела УНКВД свидетельствует
заявление в начале 1938 г. одного из оперработников, который отме-
чал, что чекисты-"топтуны" были хорошо известны германским ди-
пломатам: бывший секретарь консульства Кестинг, который "вел
большую разведывательную работу на территории Новосибирской
области... буквально знал каждого разведчика, ходил мимо них, сни-
мал головной убор и кланялся, приговаривая, что "можете сегодня за
мной не ходить, так как я идти сегодня никуда не намерен"26.
Следует учесть, что в аппарате консульства Германии работали
осведомители госбезопасности (многолетний секретарь консульства
В. Кремер сотрудничал с ОГПУ-НКВД с 1924 г.), а практически весь
обслуживающий персонал из числа советских граждан был завербо-
ван "органами". Но даже если и среди немецких граждан были ра-
ботники нацистских спецслужб, то вряд ли их возможные агенты
пережили массовый террор 1937-1938 гг., а после высылки всех ди-
пломатов из Новосибирска какая-либо связь с оставшимися в Сиби-
ри лицами стала невозможной. Очень существенным контрразведы-
274
вательным фактором стало сооружение перед войной в Новосибирске
мощной радиостанции, подчинявшейся специальному отделу
УНКВД, что позволяло надежно пеленговать любые нелегальные пе-
редачи из сибирского региона.
Но в УНКВД исходили из того, что японо-германские шпионы
действуют повсюду. В феврале 1941 г. новосибирские чекисты сооб-
щали в Москву, что германская разведка сохранила "кадры своей
старой законспирированной агентуры из числа бывших служащих
различных торговых германских фирм в бывшей царской России и
связей германского консульства, через которую ведется как разведы-
вательная работа, так и политическая пропаганда". За этими туман-
ными формулировками стояла, в частности, липовая агентурная
разработка на бывшего коммерсанта, торговавшего немецкими
швейными машинками, СИ. Трунченкова, о судьбе которого будет
рассказано ниже27.
О японской разведывательной деятельности благодаря публика-
циям последнего времени есть чуть более определенные сведения. В
середине 30-х годов в Новосибирске работало не менее трех опыт-
ных офицеров-разведчиков японского генштаба, которые усиленно
следили за передвижениями советских войск на Дальний Восток по
железной дороге. Это консул Ота Хидео, секретарь консульства Та-
нака Камон (под этим именем скрывался майор Така) и еще один
секретарь консульства Одагири Тосима. Книга Нагоси Кэнро "Раз-
говоры о секретных документах Кремля", основанная в том числе на
рассекреченных материалах разведки, утверждает, что японские
офицеры передали из Новосибирска в Токио весьма точную инфор-
мацию о советских военных планах в Китае, которому после начала
японской оккупации Маньчжурии СССР оказал огромную по мас-
штабам военно-экономическую помощь.
В отчете о деятельности УНКВД за 1940 г. новосибирские контр-
разведчики сообщали, что японская разведка якобы "развивает
большую активность по созданию разветвленных повстанческо-ди-
версионных формирований из кулацкого, белогвардейского и проче-
го антисоветского элемента для активной вооружённой борьбы с
Советской властью в момент военной интервенции". Обоснованием
тезиса служил поджог в мае 1940 г. здания строившейся в Новоси-
бирске трикотажной фабрики, совершенный якобы агентом атамана
Г. Семёнова СТ. Паршиным и его сообщниками. Однако все четве-
275
ро расстрелянных по делу о "поджоге" были реабилитированы в но-
ябре 1994 г.28
После начала военных действий главный удар работники НКВД,
как и ранее, наносили по "бывшим". Уцелевшие после чисток 1930-х
годов бывшие собственники и белые офицеры, спецпереселенцы,
активные верующие и все ранее репрессированные по 58-й ст. УК
состояли на учете и разрабатывались с помощью агентуры, посколь-
ку продолжали считаться базой для возможной активизации антисо-
ветских элементов. Информационные сводки НКВД-МГБ сталин-
ского времени свидетельствовали о высоком критическом потенциа-
ле общества, недовольного снижением уровня жизни, репрессиями
и очевидной ложью официальной пропаганды. Проявления нело-
яльности советского тылового населения обычно носили пассивный
характер: негативное обсуждение действий начальства между родст-
венниками и знакомыми, широчайшее распространение самых не-
вероятных слухов, а также политических анекдотов, хранение радио-
приемников и слушание германского радио, рассылка анонимных
писем в газеты и руководящие инстанции. Тем не менее, весьма рас-
пространенными были надежды на скорое свержение советской вла-
сти немцами и японцами, уклонение от мобилизации, дезертирство
из армии и перебегание на фронте к врагу.
В первые дни войны был нанесен масштабный удар по ранее су-
димым по ст. 58 УК, по тем, кто проходил по учетам и давно разраба-
тывался агентурой. Начальник УНКГБ по Новосибирской области
М.Ф. Ковшук-Бекман — ветеран органов госбезопасности, весной
1941 г. направленный в Сибирь из Москвы, несомненно желал вер-
нуться в столицу и в жажде отличиться нацеливал аппарат на массо-
вые репрессии. Под стать начальнику управления были и остальные
руководители: его заместитель СИ. Плесцов, начальники секрет-
но-политического отдела И.Б. Почкай и СИ. Дрибинский, началь-
ники контрразведывательного отдела Л.К. Соловьев и А.В.
Шамарин — все выдающиеся фальсификаторы, выдвинувшиеся в
годы "Большого террора". Следственный отдел состоял из молодых,
с чекистским стажем не более одного-двух лет, но уже вполне сфор-
мировавшихся палачей, готовых не стесняясь в методах допрашивать
обвиняемых. В августе 1941 г. для усиления репрессивного аппарата
был воссоздан упраздненный полугодом ранее Транспортный отдел
НКВД Томской железной дороги — его возглавил опытный чекист
ДА. Ефимов, сразу взявшийся за искоренение "врагов народа". Им
276
был обнаружен "клеветник" и в собственных рядах — комендант от-
дела В. Е. Сабо, арестованный в ноябре 1941 г. и осуждённый на 8 лет
лагерей за пораженческую агитацию: распространение слухов о па-
ническом отступлении РККА и ее слабости, "превознесение техни-
ческой и материальной оснащенности германской армии", восхвале-
ние немцев как людей высокой культуры29.
В весьма информативной справке от 13 июля 1941 г. СИ. Плесцо-
ва перечислялись многочисленные "организации", раскрытые НКГБ
в Кузбассе сразу после начала боевых действий: "Сейчас аппарат ор-
ганов госбезопасности приведен в мобилизационную готовность и
приступил к перестройке работы и разгрому контрреволюционного,
шпионско-диверсионного подполья. (...) В Кемерове после речи тов.
Молотова группа руководящего состава контрреволюционной под-
польной организации, вскрытой органами НКГБ (Белетин, Ягунов и
др.), собиралась на совещание, где (они) приняли решение в связи с
военными действиями организовать взрывы на шахтах и комбинате
392. После совершения диверсии эта группа намечала организовать
бандитские вооруженные выступления с тем, чтобы внести панику
среди населения и парализовать город.
(...) Отмечены факты, когда кулацкие элементы подготавливали
поджоги хлеба в колхозах (дело "Таежники" в Кемерово, Оленчук,
Селиванов в Прокопьевске). В Кемерово, Сталинске и Прокопьев-
ске арестованы антисоветские люди, которые пытались распростра-
нить контрреволюционные листовки и прокламации, призывающие
к борьбе с Соввластью (Ламыгин — кулак, Соболев — германский
шпион). В Прокопьевске группа кулаков (Косатый, Иванченко, Ле-
щук и др.), объединившись между собой на почве антисоветских
взглядов и провозгласив себя "союзом борьбы с советской властью",
проводили вербовку единомышленников в организацию и подготав-
ливали диверсии на шахтах. (Этот союз арестован)"30.
Особое внимание со стороны политической полиции Кузбасс
испытывал всю войну. По официальным данным, без малейшей
критики процитированным новейшим ведомственным источником,
только за февраль — июнь 1943 г. чекистами только что созданной
Кемеровской области было выявлено "12 изменников родины, обез-
врежено 17 шпионов, диверсантов и террористов, пресечена деятель-
ность 142 распространителей провокационных слухов и паникеров,
119 саботажников, задержано 70 дезертиров"31.
277
Предметом особой гордости новосибирских чекистов стало дело
"шпионской группы" СИ. Трунченкова, на которое работники ФСБ
ссылаются вплоть до настоящего времени. В псевдодокументальной
повести "Абвер выходит на связь" В. Тарасова, опубликованной
"Сибирскими огнями" в конце 1985 г. и перепечатанной в 1997 г. в
сборнике "Призвание — Родине служить!", Трунченков лживо обри-
сован матерым эксплуататором и многолетним опытным шпионом.
Даже возраст ему снижен на 10 лет — явно сознательно, чтобы "рези-
дент" не выглядел глубоким стариком. В феврале 1931 г. его осудили
за подрыв финансов государства (скупка золотой монеты) и агита-
цию против советской власти на 5 лет концлагеря. Трунченков все
годы до нового ареста скитался по знакомым, подрабатывая привыч-
ным ремонтом швейных машинок. В. Тарасов ложно утверждает, что
после освобождения из заключения "зажил наш мастер в тепле и
достатке, сняв сразу несколько квартир". Протоколы обысков у зна-
комых Трунченкова сообщают иное, перечисляя среди его имущест-
ва старую изношенную одежду, "замасленную фуфайку", две фарфо-
ровые тарелки, запчасти к швейным машинам и "разные мелкие
вещи, не пригодные к употреблению"32.
2 июля 1941 г. СИ. Трунченков был арестован как германский
агент с 1903 г., ведущий активную шпионскую работу с помощью
своих обширных связей среди антисоветского элемента. Под шпио-
нажем имелся в виду ведшийся Трунченковым сбор сведений о по-
литико-моральном состоянии Красной Армии и экономическом
положении регионов Сибири. Единственное посещение германско-
го консульства в Новониколаевске в 1925 г. с целью узнать адрес
дочери, жившей в Берлине, предстало началом шпионской деятель-
ности в советское время. К делу Трунченкова чекисты, стараясь соз-
дать солидную шпионскую группу, присоединили еще двух человек:
его старого знакомого 61-летнего бывшего эсера (по профессии шту-
катура) Т.Г. Небылицына и 49-летнего кузнеца А.И. Вильберга.
Трунченков, несмотря на скудное образование, был не только
хватким коммерсантом, но и незаурядной, независимо мыслящей
личностью. О смелости его суждений свидетельствует растерянный
вопрос следователя в июле 1941 г.: "Откуда Вам было известно, что
Германия выступит войной против Советского Союза в 1941 году?"
Трунченков ответил, что "свои высказывания я обосновывал тем,
что заключенный договор Германии с Советским Союзом непрочен
и Германия его обязательно нарушит"33.
278
Человек очень пожилой, он долгие недели выдерживал изнури-
тельные ночные допросы и избиения, стараясь никого не оговорить.
Трунченков пал жертвой в деталях продуманной чекистской прово-
кации, которая базировалась на специфических талантах матерого
спецагента ОГПУ-НКГБ А.П. Левчука. Он познакомился с Трунчен-
ковым в 1940 г., заманив его к себе для починки швейной машинки.
Левчук провоцировал старика на острые разговоры, одновременно
пытаясь завлечь еще одну жертву — Трифона Небылицина, которого
впоследствии точно так же оклеветал.
Для полной достоверности и конспиративности Левчука прове-
ли по документам дела Трунченкова как обвиняемого, хотя он не
арестовывался до 1944 г., когда агента изобличили в провокаторстве
и осудили на 10 лет лагерей. Левчук на допросе 22 сентября 1941 г.
показал о Трунченкове следующее: "Он мне рассказывал о своей
дореволюционной работе... был завербован немецким доктором
Виленбург(ом) для шпионской работы в пользу Германии", до рево-
люции ездил в Германию, где получил крупную сумму и смог от-
крыть в Новониколаевске торговлю швейными машинами.
Сведения о докторе-"шпионе" Виленбурге Левчук, несомненно, по-
лучил от следователя В. Пантелеева, который выбил их из Трунчен-
кова немного ранее34.
В заседании военного трибунала СибВО 4 декабря 1941 г. Трун-
ченков сказал: "Давал показания следователю я под насилием.
Я следователем несколько раз был избит резиновой бечевкой...
Шпионаж в пользу одного из иностранных государств я категори-
чески отрицаю"35. После краха дела в военном трибунале следова-
тели направили его в Особое совещание при НКВД СССР. 14 марта
1942 г. Трунченков был во внесудебном порядке осужден и 9 апреля
казнен. Небылицын и Вильберг получили лагерные сроки. Осуж-
денных реабилитировали только в 1989 г.36 Расстрел Трунченкова и
других "шпионов" и "диверсантов" помог Шамарину возвыситься:
в 1942 г. начальник контрразведки стал заместителем начальника
управления НКВД, а недолгое время спустя возглавил органы
НКВД-МВД Кемеровской области37.
"Шпиона" среди колхозников Татарского района выявил опер-
уполномоченный местного райотдела НКВД И.В. Соков. Арестовав
осенью 1941 г. А.С. Бухольца — кузнеца-немца в колхозе им. Моло-
това — он добился признаний в том, что еще в 1918 г. того завербова-
ли немцы, оккупировавшие Украину, дав задание законспирировать-
279
ся и ждать следующей войны. За шпионаж и антисоветские
высказывания Бухольц Особым совещанием был приговорен к выс-
шей мере наказания, но приговор исполнить не успели — "резко ис-
тощенный" осужденный умер в тюрьме г. Куйбышева в апреле
1942 г. 38
57-летний Н.И. Подбельский, начальник производственного от-
дела треста "Стройматериалы" наркомата путей сообщения, был
арестован в июле 1941 г. Досье на Подбельского было солидным —
еще полутора десятилетиями раньше чекисты отмечали его отрица-
тельное отношение к советской власти. Из Подбельского выбили
показания о работе на германскую (сначала, правда, записали япон-
скую) разведку и осудили на 15 лет лагерей. Дочери, которая получи-
ла короткое свидание с ним, инженер рассказал, как его мучили
лишением сна, как заставили трое суток напролет стоять... Дочь пи-
сала К.Е. Ворошилову, что отца "били и следы этого были видны у
него на лице"39.
С 1925 г. чекисты "вели" юрисконсульта райтрансторгпита Том-
ской железной дороги В.В. Никитина: "Разрабатывался агентурно
7-ю источниками, которые систематически освещали его антисовет-
скую деятельность". Его арестовали в январе 1942 г. и по собранным
материалам обвинили в пораженческой пропаганде и восхвалении
Гитлера. Отрицая обвинения, Никитин тем не менее твердо сказал:
"Я считал и сейчас считаю, что политика по сельскому хозяйству на-
правлена на ущемление интересов крестьянства, ведет к разрушению
всего сельского хозяйства". По приговору Особого совещания в сен-
тябре 1942 г. Никитин был расстрелян40.
В ночь на 2 июля 1941 г. по агентурным материалам был аресто-
ван оценщик комиссионного магазина 43-летний Ю.А. Кац. В 1927 г.
он был осужден в Благовещенске на три года концлагеря за контра-
банду и затем выслан в Сибирь. Его решили обвинить в шпионаже
как якобы связанного в Новосибирске "с одним из иностранных ди-
пломатических представительств". Дело вел начальник 2-го отделе-
ния отдела контрразведки УНКГБ СВ. Патракеев. Как писал в
1956 г. Ю.А. Кац, "бил меня много раз Патракеев, били и другие".
Один из следователей заявил упрямому арестанту, что, хотя обвине-
ние в шпионаже отпало, он не выйдет из тюрьмы, пока не признает-
ся "хотя бы в антисоветской агитации". Особым совещанием Кац
был осужден на 10 лет лагерей41.
280
Крайне опасными врагами властей считались активные верую-
щие, особенно из сектантской среды. 7 октября 1941 г. новосибир-
ский областной суд рассмотрел дело 24 чел. из секты "православных
христиан" во главе с бывшим монахом М А. Мартемьяновым и рас-
кулаченными М.Е. Уткиным с его женой А.П. Уткиной. Они обви-
нялись в том, что создали контрреволюционную группу, которая,
помимо молений и "читок религиозных писаний", "злобно клевета-
ла" на лидеров страны, призывала верующих не исполнять советские
законы и уничтожать свои документы. Действительно, 21 февраля, 9
мая и 18 июня 1941 г. группы верующих приходили в отделения ми-
лиции Новосибирска и публично рвали свои паспорта, заявляя, что
не желают пользоваться бумагами с "антихристовой печатью".
Обвиняемые были арестованы с 24 июня по 6 июля 1941 г. Явля-
лись они верующими разного толка, в их составе оказались и еван-
гельские христиане вкупе с иеговистом. У трех женщин были
арестованы мужья (а у А.Г. Леуткиной, помимо супруга, в 1937-м
расстреляли и двух сыновей). Младший сын Леуткиной сообщил на
допросе, что в ноябре 1940 г. мать заставила его написать четыре эк-
земпляра духовных стихов "Обитель святая" с припиской: "Долой
жидов, спасай православную Россию" и велела расклеить — "я, бо-
ясь ответственности, принес и сдал их в органы НКВД". Приговор
был беспощадным: за антисоветскую агитацию 13 чел. расстреляли42.
В июле 1941 г. в Новосибирске была "вскрыта и частично ликви-
дирована антисоветская баптистская организация, проводившая
подрывную работу против Советской власти в целях установления
буржуазно-демократического строя на территории СССР". Среди 9
арестованных большинство составляли лидеры общины баптистов:
В.Г. Калмыков, В.И. Ананьина, П.Я. Скакунова, И.В. Подгорнов,
Ф.П. Гуров, И.Е. Лузин, А.М. Зеронин. В обвинительном заключе-
нии утверждалось, что "организация" должна была проводить широ-
кую антисоветскую агитацию, оказывать материальную помощь
арестованным баптистам и вербовать новых членов.
26-27 ноября 1941 г. областной суд приговорил к расстрелу Кал-
мыкова, Подгорнова, Ананьину и Скакунову, остальные обвиняе-
мые получили большие лагерные сроки. A.M. Зеронин в своей
апелляции писал: "Фактически моя вина в том, что я являюсь ве-
рующим в бога. Никогда в никаких к-р. организациях не состоял и
никакой агитации не вел... Меня же заставили подписать протокол
путем физического насилия. Меня так избили, что я оглох"43.
281
25 июня 1941 г. работники СПО арестовали пожилых "активных
церковников" бухгалтера П.А. Гладышева и бывшего архивариуса
М.К. Шараевского, а пять дней спустя присоединили к ним видного
новониколаевского экс-предпринимателя НА. Адрианова. Этих вер-
ных прихожан единственной оставшейся в Новосибирске кладби-
щенской церкви обвинили в пропаганде создания катакомбных
"домашних церквей", дискредитации властей и пораженческих вы-
сказываниях. Обвиняемые признали, что оценивали советскую власть
как сатанинскую и распространяли, в частности, пресловутые "Про-
токолы сионских мудрецов". 27 октября 1941 г. областной суд приго-
ворил всех троих к расстрелу.
Несмотря на очень большие цифры арестованных "врагов наро-
да", начальник СПО СИ. Дрибинский в феврале 1942 г. отмечал, что
отдел работает посредственно: "Глубокого вскрытия корня контрре-
волюционного ядра нет, сшибаем только верхушки". Тогда же парт-
ком УНКВД принял специальное решение по работе СПО, где
констатировалось: "Разработка антисоветского элемента проходит
поверхностно, шаблонно и старыми методами (...) [мало] приобрета-
ется квалифицированной агентуры, способной вскрывать глубокое
контрреволюционное подполье", отчего "до сего времени вскрыва-
ются только отдельные антисоветские группы и одиночки-антисо-
ветчики". Таким образом, руководство управления в традициях 1937
г. ориентировало чекистов на поиск возможно более крупных
"контрреволюционных организаций", надеясь вскрыть масштабное
заговорщицкое ядро44.
В феврале 1942 г. чекисты оперпункта ст. Инская арестовали
Я.Л. Эпштейна — 63-летнего заведующего цехом новосибирского
стрелочного завода, обвинив в антисоветской агитации. Но из под-
робных донесений внутрикамерного агента "Ямского" следует, что
Эпштейна чекисты-транспортники усиленно "вели" по линии япон-
ского шпионажа. Рассказав чекистам, что "старичок оказался до-
вольно ядовитым", готовым резать членов правительства "одного за
другим, как цыплят, начиная с Самого...", "Ямской" резюмировал:
"В отношении же сущности дела — связи с японцами — мое мнение:
дело дальше не пойдет... насчет японцев с занятой позиции явно не
сойдет даже в условиях камеры и той степени доверия, которое он
пока ко мне питает". Действительно, "шпионское" дело из-за упор-
ства Эпштейна оказалось провалено, и он отделался всего лишь пя-
тью годами ссылки за антисоветскую агитацию45.
282
Характерной чертой карательной политики УНКВД военных лет
были постоянные репрессии по отношению к работникам партий-
но-государственных структур. Здесь проявился хороший контакт че-
кистов с секретарем обкома ВКП(б) М.В. Кулагиным, который
инициировал аресты чиновников и с помощью органов госбезопас-
ности держал в постоянном страхе весь партийно-советский аппа-
рат. В июне 1941 г. по доносам сослуживцев были взяты под стражу
служащие переселенческого отдела при облисполкоме: бывший за-
меститель начальника этого отдела СП. Пулькин, бывший ответст-
венный исполнитель по снабжению П.И. Васехо и начальник
планово-финансового сектора отдела П.Н. Ребров. Их обвинили в
антисоветской агитации и провале переселения в область крестьян
из европейской части страны. В суде Васехо говорил, что его 25
июня 1941 г. "следователь Негреев ударил большим ремнем по спи-
не... Чайченко ударил под сердце, отчего я упал". Тем не менее обла-
стной суд осудил его и Пулькина на 6 лет лагерей, а Реброва
оправдал46.
В ночь на 23 августа 1941 г. экстренное заседание бюро обкома
ВКП(б) санкционировало арест задержанных накануне двух своих
руководящих работников: начальника отдела местной и легкой про-
мышленности Г.К. Азарова и инструктора оргинструкторского отде-
ла В.А. Волкова. Будучи в командировке в районе, они услышали
разговор колхозников о том, что маршал Тимошенко перебежал к
немцам. Заведующий транспортным отделом обкома М.Т. Мирохин
и заместитель заведующего военным отделом обкома СП. Кизеев 18
августа донесли о разговорах своих коллег. Обсуждение темы мифи-
ческой измены в узком кругу работников обкома было расценено
Кулагиным как распространение ложных провокационных слухов.
Волкова с Азаровым арестовали и предали суду, который осудил их
на три и два года тюремного заключения. Военная коллегия Верхсу-
да СССР 21 ноября 1941 г. постановила отменить приговор как
необоснованный47.
Директор новосибирского областного треста "Маслопром"
СВ. Сумбаев, участник захвата Зимнего дворца и партизан, был аре-
стован 28 ноября 1941 г. Сумбаев себе позволял крайне резкие репли-
ки относительно советских порядков. На совещании работников
Маслотреста по вопросу о затяжке строительства комбината сухого
молока в г. Куйбышеве он "всему совещанию бросил реплику: "Та-
ков принцип Советской власти — один строит, другой в гармонь иг-
283
рает". Директор треста "Главмаслопром" А.Л. Катаманин доносил
на своего подчиненного, что тот, проходя мимо магазинной очереди,
сказал: "Скоро нас эти люди уничтожат. Мы, коммунисты, виноваты
в этих очередях". Окончательно решила судьбу Сумбаева его фраза о
деградации сельского хозяйства на заседании облисполкома 22 но-
ября 1941 г. Председатель облисполкома И.Т. Гришин резко ответил:
"В вашем политическом лице нужно разобраться (...) это просто ан-
тисоветское высказывание... клевета на все состояние дел в облас-
ти..." Сумбаева осудили на пять лет заключения48.
Отдельная страница деятельности УНКВД — уничтожение руко-
водства строительства крупнейшего в стране комбината №179 (ныне
"Сибсельмаш") по производству боеприпасов. За два дня до начала
войны парторг комбината Кузнецов доносил обкому ВКП(б), что
начальник строительства С.К. Полухин "не пользуется политиче-
ским доверием в местных парторганизациях". В октябре 1941 г. По-
лухин на бюро обкома оказался подвергнут резкой критике за
недостаточное строительство жилья, а 1 ноября 1941 г. и Полухин, и
главный инженер П.Ф. Алефиренко были арестованы. Выступая на
заседании бюро обкома ВКП(б), М.В. Кулагин заявил: "Совершен-
но ясно и то, что по очень многим вопросам строительство преступ-
но, умышленно затягивалось", — и сразу предложил уже
арестованного Полухина снять с работы, исключить из ВКП(б) и от-
дать под суд военного трибунала.
Недоброкачественное и затянутое строительство, по мнению ко-
миссии обкома ВКП(б), проверявшей самую крупную стройку Но-
восибирска, было результатом вредительства. Как отмечал в 1956 г.
один из членов комиссии, она "работала под контролем оператив-
ных работников УНКВД по Новосибирской области, со стороны ко-
торых допускался нажим на членов комиссии с целью получения от
них выводов, усиливающих вину ПОЛУХИНА, АЛЕФИРЕНКО и
др.". Основное следствие проводилось в Москве, где в 1941 — 1942 гг.
часть обвиняемых была расстреляна, а остальные осуждены к дли-
тельным срокам заключения49.
В начале войны была перестроена работа подразделений
НКВД, отвечавших за "оперативное обслуживание" крестьянской
и национальной ссылки. В сентябре 1941 г. Ковшук-Бекман в своем
распоряжении отметил, что агентура в спецпоселках "кулаков" и
прибывших в 1941 г. этнических переселенцев совершенно недоста-
точна. По мнению начальника УНКВД, около 10 тыс. "трудоспо-
284
собных и ограниченно трудоспособных" спецпереселенцев
уклонялись от работы, к тому же высока была цифра побегов из
ссылки. Начальник УНКВД предписывал пересмотреть агентурный
аппарат, исключить неработоспособную часть и быстро завербовать
необходимое количество "противопобеговой агентуры". Он под-
черкивал: "Наиболее ценная агентура должна быть на связи с на-
чальником горрайотделений НКВД и (у) райкомендантов, а
рядовое осведомление — у поселковых комендантов". Для борьбы с
допускающими антисоветские высказывания и уклоняющимися от
работы разлагателями трудовой дисциплины Ковшук-Бекман пред-
писывал немедленно привлекать таковых к уголовной ответствен-
ности за саботаж и антисоветскую агитацию, заканчивая следствие
в 10-дневный срок51.
Оперативно-чекистский отдел УИТЛК УНКВД по Новосибир-
ской области также вносил свою лепту в фабрикацию антисоветских
организаций. Так, весной 1942 г. в Кривощековском лаготделении
два спецагента, завербованные из осужденных бывших коммуни-
стов-уголовников — староста стахановского барака Н.П. Нежданов и
прораб 1-го лагпункта И.Д. Середа — предложили заключенному
Г.И. Журиго помочь им выявить лиц, пригодных для зачисления в
РККА. Журиго получил от агентов образцы текстов и, будучи полу-
живым от голода, за два дня с трудом нацарапал шесть коротких ан-
тисоветских листовок, чтобы зачитывать их среди заключенных и
фиксировать реакцию. "Задание" готовить побег получил такой же
истощенный заключенный Ф.Я. Наумчук — агенты показали ему об-
ложки своих документов, заявив, что это японский и немецкий пас-
порта, а потом накормили супом. Одна из листовок выглядела так:
"Бойцы и командиры рабочия колхозники верните оружие против
С.С.С.(Р) Срывай военые заводы уничтожайте жыдов и вызволяте
17 мл заключеных". Дело (всего по нему прошло три человека) было
сфабриковано группой сотрудников оперчекотдела во главе со стар-
шим следователем И.Л. Ракитой. Сразу после написания листовок
заключенные были арестованы, обвинены в организации фашист-
ской заговорщицкой группы и осуждены к расстрелу с заменой на 10
лет заключения51.
Чекисты не брезговали (как и в 1937-1938 гг.) оформлением по-
литических дел на профессиональных уголовников. В мае 1942 г. ра-
ботники секретно-политического отдела арестовали 27-летнего
вора-домушника А.А. Галифа-Креймера, за которым были четыре
285
судимости и два побега. За антисоветскую агитацию и за то, что, ос-
вободившись из заключения, он не встал на воинский учет, военным
трибуналом войск НКВД Западно-сибирского округа этот предста-
витель преступного мира был расстрелян52
Огромный аппарат УНКВД-УНКГБ по Новосибирской области
не смог выловить за годы войны ни одного настоящего шпиона или
диверсанта. Агентурные успехи гитлеровской разведки и контрразвед-
ки концентрировались в прифронтовых и оккупированных областях.
Согласно публикациям ведомственных историков, максимальное
контрразведывательное достижение УНКВД по Новосибирской об-
ласти военных лет — успешная оперативная игра "Фисгармония",
долгое время ведшаяся по распоряжениям Центра с помощью аресто-
ванного в Пензенской области немецкого агента-радиста, во время
которой в Германию отправлялись завышенные цифры выпуска про-
дукции военными предприятиями Новосибирска.
Немецкая разведка не смогла найти ресурсов для проникнове-
ния в сибирский тыл и осуществления диверсий на громадных воен-
ных предприятиях. Это признавали и сами местные чекисты, резко
критикуя появившиеся сразу после войны в их среде "демобилиза-
ционные настроения". Подытоживая работу УНКВД начального пе-
риода войны, глава СПО СИ. Дрибинский в январе 1943 г. отметил
"недостаточно глубокое проникновение во вражеский лагерь", но
одновременно подчеркнул эффективность превентивных действий
чекистского аппарата: "...Мы имели факты, когда враг подготовлял
целый ряд диверсионных актов и создавал повстанческие формиро-
вания, (но) своевременным ударом по врагу мы глушили их замыслы
и разрушали их планы. И, как результат работы всего УНКВД, на се-
годняшний день в Новосибирской области мы таких активных про-
явлений не имеем"53.
Для первых месяцев войны характерно усиление карательных
мер со стороны органов госбезопасности по отношению к широким
слоям советского общества. Если в первой половине 1941 г. в Ново-
сибирский облсуд по одной ст. 58-10 УК РСФСР поступило 200 дел,
то за вторую половину — 701 дело54. Жестоким наказаниям подвер-
гались лица, заподозренные в малейшей нелояльности, а также на-
рушители трудовой дисциплины, те, кто не сдал радиоприемники,
"создавал запасы продовольствия" и торговал на рынках. Номенкла-
турные работники на местах, составлявшие привилегированную кас-
ту, целиком зависели от воли высшего областного начальства,
286
которое постоянно отдавало под суд руководителей низшего и сред-
него звена, поддерживая в аппарате атмосферу страха и повышенной
бдительности.
Методы работы НКВД не менялись. По сравнению с 1937 г. изме-
нился лишь масштаб репрессий, который был значительно меньше,
особенно в части приговоров к высшей мере наказания. Следствие,
которое велось исключительно шантажом, методами психического и
физического давления, опиралось на Особое совещание при НКВД
СССР, покрывавшего самую топорную работу следователей. Жесто-
кий режим в тюрьмах приводил к гибели многих арестованных, кото-
рых в буквальном смысле морили голодом.
Тыловые органы НКВД-НКГБ, выполнявшие прежде всего роль
политической полиции, по определению не могли быть надежной
контрразведкой. Маловыразительные усилия чекистов в поиске вра-
жеской агентуры базировались прежде всего именно на "широте за-
хвата", а не тонкости оперативных комбинаций. Еще председатель
Верховного трибунала при ВЦИК Н.В. Крыленко в 1920 г. на III Все-
российском съезде деятелей советской юстиции сказал, что если
ВЧК правой рукой уничтожает контрреволюцию, то левой — плодит
ее, причем неизвестно, которая из рук действует лучше — "боюсь,
что она левша"55. Оценивая деятельность ГПУ-НКВД в предвоен-
ный период, В.Н. Хаустов и В.П. Наумов в предисловии к сборнику
документов Лубянки, сохранившихся в архиве Сталина, подчеркну-
ли, что работа карательного органа советского государства по обес-
печению собственно госбезопасности "занимала в указанный
период гораздо меньшую часть" в сравнении с чисто полицейскими
функциями.
В военный период ситуация принципиально не изменилась —
основной удар органов госбезопасности в тылу приходился по тем,
кто подозревался в нелояльности. За годы войны только территори-
альные подразделения НКВД-НКГБ арестовали по стране за поли-
тические преступления 452 292 чел., а всего (считая тех, кого
арестовала военная контрразведка "Смерш") в 1941-1945 гг. было от-
правлено за решетку 690 843 чел. Исключительной жестокостью от-
личались преследования военнослужащих: за годы войны их
военными трибуналами было привлечено к уголовной ответственно-
сти почти 994 270 чел., в том числе 157 593 расстреляно, а порядка
400 тыс. — отправлены в штрафные подразделения56. Массовые ре-
прессии чрезвычайно терроризировали и ослабляли воюющую стра-
287
ну и на фронте, и в тылу. Это позволяет охарактеризовать органы
НКВД-НКГБ как фактически пятую колонну, которая, благодаря
примату ведомственных интересов, действовала больше в пользу
противника, нежели СССР.
ПРИМЕЧАНИЯ
^ушуев В.М. Грани. Чекисты Красноярья от ВЧК до ФСБ. Красноярск, 2000; Соловь-
ев А.В. Тревожные будни забайкальской контрразведки. М., 2002; Призвание — Ро-
дине служить! Новосибирск, 1997; Управлению Федеральной службы безопасности
России по Алтайскому краю 80 лет. Барнаул, 1999; УФСБ России по Омской облас-
ти 80 лет. Омск, 1999; Щит и меч Кузбасса. Кемерово, 2003; Папков С.А. Сталин-
ский террор в Сибири 1928 - 1941. Новосибирск, 1997. С. 233-246; Греков Н.В.
Новосибирский отдел контрразведки "Смерш" и его преемники (1943 - 1949 гг.) //
Сибирь: вклад в победу в Великой Отечественной войне. Материалы Всероссий-
ской научной конференции. Омск, 1995. С. 39-43; Тепляков А.Г. Персонал и повсе-
дневность Новосибирского УНКВД в 1936 - 1946 // Минувшее. Исторический
альманах. Вып. 21. СПб., 1997. С. 240-293.
2Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 260-261;
Папков С.А. Сталинский террор в Сибири... с. 236, 241.
3Архив УФСБ по НСО. Д. 8139. Л. 235-283.
4Тепляков АГ. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 280-281, 282,
286, 288; Советская Сибирь. Новосибирск, 1939, 21, 22, 24 февр.; Красное Знамя.
Томск, 1988, 14 дек.; Белковец Л.П. "Большой террор" и судьбы немецкой деревни
в Сибири (конец 1920-х — 1930-е годы). М., 1995. С. 218; Архив УФСБ по Томской
обл.. Д. 4372. Л. 51; ГАНО. Ф. 1027. Оп. 9. Д. 76. Л. 94; Оп. 10. Д. 13. Л. 9; Ф. п-4. Оп.
34. Д. 74. Л. 4-6; Архив УФСБ по НСО. Д. 8440. Л. 181, 182, 201.
5Архив УФСБ по НСО. Д. 4880, т. 2. Л. 288-290; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 1896. Л. 141;
ГАНО. Ф. п-4. Оп. 33. Д. 935. Л. 122.
6Архив УФСБ по НСО. Д. 12408. Л. 193-196; Папков С.А. Сталинский террор в Сиби-
ри... с. 241.
7ЦЦНИТО. Ф. 242. Оп. 1. Д. 1. Л. 14, 28-30. Д. 7. Л. 2; Архив УФСБ по НСО. Д. 4513, т.
2. Л. 117, 119-130. Д. 4514, т. 4. Л. 138, 144-145.
8Тепляков АГ. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 264-266;
Боль людская. Книга Памяти репрессированных томичей. Т. 5. Томск, 1999. С.
176-178.
Тепляков А. Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 265; ГАНО.
Ф. п-460. Оп. 1. Д. 17. Л. 105-109.
10Архив УФСБ по НСО. Д. 2853, т. 1. Л. 141. Д. 4436, т. 2. Л. 278-279. Д. 17386, т. 7. Л.
471; ГАНО. Ф. п-460. Оп. 1. Д. 17. Л. 104.
Ифойгт Л. Сталинск в годы репрессий. Новокузнецк, 1995. С. 137-138; Архив УФСБ по
НСО. Д. 3898. Л. 22.
12ГАНО. Ф. п-4. Оп. 34. Д. 102. Л. 118; Ф. п-1204. Оп. 1. Д. 31. Л. 109; Ф. п-58. Оп. 1. Д.
168. Л. 60.
13Там же. Ф. п-4. Оп. 33. Д. 2386. Л. 131-133.
14Там же. Оп. 34. Д. 125. Л. 77. Д. 127; Ф. п-1204. Оп. 1. Д. 31. Л. 140-146. Д. 31. Л. 220 об.
15Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД ... с. 269.
288
16Ф.Н. Иванов был арестован в октябре 1955 г. и в апреле 1958 г. по ст. 58-7 УК осуж-
ден на 10 лет заключения за участие в репрессиях.
17Папков С.А. Сталинский террор в Сибири... с. 237; РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 810. Л. 2.
Д. 1450. Л. 86; оп. 1. Д. 297. Л. 171. Д. 692. Л. 22; Архив УФСБ по НСО. Д. 5931. Л.
167-178; ЦДНИТО. Ф. 607. Оп. 1. Д. 195. Л. 6; ГАНО. Ф. п-4. Оп. 1. Д. 28. Л. 273;
ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918-1960. Москва, 2000. С. 507.
18Архив УФСБ по НСО. Д. 5687, т. 2. Л. 70-73. Д. 13068, т. 2. Л. 114-115, 121; РГАСПИ,
регбланк партбилета №10904279; Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Ново-
сибирского УНКВД ... с. 266.
19РГАНИ. Ф. 6. Оп. 2. Д. 643. Л. 49. Д. 730. Л. 98. Д. 784. Л. 180; ГАНО. Ф. п-4. Оп. 33.
Д. 238а. Л. 26. Д. 5036. Л. 182-185; ф. п-190. Оп. 1. Д. 35. Л. 205; ф. п-460. Оп. 1. Д. 15.
Л. 30.
20ГАНО. Ф. п-1204. Оп. 1. Д. 29. Л. 84-85.
21Там же. Ф. п-4. Оп. 18. Д. 2053 (л. д.); ф. п-1204. Оп. 1. Д. 32. Л. 181.
22Там же. Ф. п-4. Оп. 33. Д. 690. Л. 111 об.; ф. п-1204. Оп. 1. Д. 31. Л. 204, 226. Д. 32. Л.
125. Д. 36. Л. 13; Архив УФСБ по НСО. Д. 3975. Л. 18. Д. 12067. Л. 2; РГАСПИ, регб-
ланк партбилета № 03729054; ГАКО. Ф. п-75. Оп. 2. Д. 28. Л. 98-99.
23ГАНО. Ф. п-1204. Оп. 1. Д. 29. Л. 17; ф. п-460. Оп. 1. Д. 19. Л. 22; д. 32. Л. 16, 220.
24Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 261; ГАНО.
Ф. п-4. Оп. 33. Д. 204. Л. 136 об.; ф. 1020. Оп. 2. Д. 1037. Л. 209-210; Петров Н.В.,
Скоркин К.В. Кто руководил НКВД, 1934-1941: Справочник. М., 1999. С. 85, 120.
25ОСД УАДАК. Ф. р-2. Д. 24514. Л. 1-16; д. 11355. Л. 30-37; Архив УФСБ по НСО. Д.
4520. Л. 1-2, 38.
26Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 259-260.
270рганы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1.
Накануне. Кн. 2. М., 1995. С. 40.
28Безопасность от А до Я. Новосибирск, 2002, №4. С. 29; Органы государственной
безопасности СССР... с. 39; Архив УФСБ по НСО. Д. 19207, т. 2. Л. 309-361.
29Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 269, 291-292;
Архив УФСБ по НСО. Д. 379. Л. 91-94.
30ГАНО. Ф. п-4. Оп. 34. Д. 67. Л. 267-272.
31Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 268; Щит и
меч Кузбасса. Кемерово, 2003. С. 143.
32Архив УФСБ по НСО. Д. 14841. Д. 17254, т. 1. Л. 12, 19, 23.
33Там же. Д. 17254, т. 1. Л. 1, 103.
34Там же. Л. 69, 153-154, 169-170.
35Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 265-266; Ар-
хив УФСБ по НСО. Д. 17254, т. 2. Л. 202-203 об.
36ГАНО. Ф. п-1204. Оп. 1. Д. 32. Л. 137.
37Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 280.
38Архив УФСБ по НСО. Д. 20985. Л. 1-3, 37, 63-65.
39Власть и интеллигенция в сибирской провинции. Конец 1919 — 1925 гг. Сб. доку-
ментов. Новосибирск, 1996. С. 342; Архив УФСБ по НСО. Д. 7496. Л. 2-4, 46-48,
166-182.
40Архив УФСБ по НСО. Д. 16458. Л. 1, 12-19, 116-124.
41Там же. Д. 4340, т. 1. Л. 1, 43, 54, 72, т. 2. Л. 16-17, 44.
42Там же. Д. 19970, т. 5. Л. 117, 149, т. 6. Л. 51-78, т. 7. Л. 104-120, 126.
43Савин А.И. (сост.) Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920 —
1941 гг. Документы и материалы. Новосибирск, 2004 (в печати).
289
'"Архив УФСБ по НСО. Д. 12067. Л. 70,102,123-124, 209, 210; Тепляков А.Г. Персонал и
повседневность Новосибирского УНКВД... с. 269.
45Архив УФСБ по НСО. Д. 4113. Л. 14, 37, 52, 70.
46Там же. Д. 18835, т. 3. Л. 154-156, 180, 208.
47Там же. Д. 1470. Л. 1, 43-46, 54, 70-73, 78, 95.
48Там же. Д. 5541. Л. 59-60, 76, 108 об. - 109.
49Тамже. Д. 4155. Л. 1,122, 253-255, 263, 267; ГАНО. Ф. п-4. Оп. 33. Д. 439. Л. 61-77; Те-
пляков А.Г. Сталинская пуля для изготовителей снарядов. Неизвестные страницы
истории "Сибсельмаша" // Новосибирские новости. 1997, №18, 5 мая. С. 6.
50Спеппереселенцы в Западной Сибири 1939 — 1945 гг. Вып. 4. Новосибирск, 1996. С.
163-165.
51Архив УФСБ по НСО. Д. 14067. Л. 3, 32, 63, 82, 91, 179-184, 244, 248, 249.
52Там же. Д. 20883.
53Управление ФСБ Российской Федерации по Новосибирской области. Новосибирск,
2002. С. 24-25; Тепляков А. Г. Портреты сибирских чекистов // Возвращение памя-
ти: Историко-архивный альманах. Вып. 3. Новосибирск, 1997. С. 106; Тепляков А.Г.
Персонал и повседневность Новосибирского УНКВД... с. 270, 273-274; ГАНО. Ф.
п-460. Оп. 1. Д. 33. Л. 85, 97. Д. 19. Л. 11.
54Папков С.А. "Контрреволюционная преступность" и особенности ее подавления в
Сибири в годы Великой Отечественной войны (1941 — 1945) // Урал и Сибирь в ста-
линской политике. Новосибирск, 2002. С. 207.
55Цит. по: Шекшеев А.П. Органы ВЧК на территории Енисейской губернии // Вест-
ник института саяно-алтайской тюркологии. Абакан, 2002. Вып. 6. С. 118; Лубянка.
Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов
партийной и государственной власти. Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 9.
56Хаустов В.Н. Развитие советских органов государственной безопасности: 1917 —
1953 гг. // Cahiers du Monde Russe 42/2-3-4 Avril-decembre 2001. Paris, 2002. С 366;
Новая идовейшая история. М, 1996, №2. С. 101; Реабилитация: как это было. Доку-
менты Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Том И. Февраль 1956 — начало
80-х годов. М, 2003. С. 668.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АВП РФ — Архив внешней политики Российской Федера-
ции
АИКМК — Архив истории Кузнецкого металлургического
комбината
ГААК — Государственный архив Алтайского края
ГАИО — Государственный архив Иркутской области
ГАКО — Государственный архив Кемеровской области
ГАНО — Государственный архив Новосибирской области
ГАОО — Государственный архив Омской области
ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации
КЦХИДНИ — Кемеровский центр хранения и изучения доку-
ментов новейшей истории
НГГА — Новосибирский государственный городской
архив
НФ ГАКО — Новокузнецкий филиал Государственного архи-
ва Кемеровской области
РГАСПИ — Российский государственный архив социаль-
но-политической истории
РГАЭ — Российский государственный архив экономики
РГНФ — Российский гуманитарный научный фонд
ТО ЦДНИ — Томский областной Центр документации новей-
шей истории
ЦДНИИО — Центр документации по новейшей истории Ир-
кутсой области
ЦХАФАК — Центр хранения архивных фондов Алтайского
края
ЦХИДК — Центр хранения историко-документальных
коллекций
ЦХИДНИКК — Центр хранения и использования документации
новейшей истории Красноярского края
ОГЛАВЛЕНИЕ
И.М. Савицкий. Формирование кадров оборонной промышленно-
сти Новосибирской области в годы Великой Отечественной войны. 3
Н.П. Шуранов. Создание и развитие авиационной промышленно-
сти в Омской области 36
М.П. Беленко. Численность эвакуированного гражданского населе-
ния в Новосибирскую область в 1941-1942 гг 55
С.С. Букин. Жизненная среда Новосибирска в военное лихолетье 79
В.А. Исупов. Социально-демографическая политика сталинского
правительства в годы Великой Отечественной войны (на материалах
Сибири) 115
А.А. Бурматов. Население города Куйбышева в годы Великой Оте-
чественной войны 144
К.А. Заболотская, А. В. Бельков. Демографическая ситуация в Куз-
бассе в годы Великой Отечественной войны (к постановке пробле-
мы) 158
Л.И Обердерфер. Проблемы труда и быта сельских женщин Запад-
ной Сибири в годы Великой Отечественной войны 178
А.А. Шадт. Национальная политика в Сибири в годы Великой Оте-
чественной войны 201
В.А. Гашенко. Органы государственной безопасности Западной Си-
бири в Великой Отечественной войне (1941-1945 гг.) 223
С.А. Папков. Правосудие — как инструмент репрессий в СССР в
годы Великой Отечественной войны 235
А.Г. Тепляков. Управление НКВД по Новосибирской области нака-
нуне и в начальный период Великой Отечественной войны . . . 260
Научное издание
ЗАПАДНАЯ СИБИРЬ
В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ (1941-1945 гг.)
Сборник научных трудов
Редактор О.И. Кокорева
Оператор электронной верстки А.А. Селянин
Сдано в набор 20.06.2004. Подписано в печать 20.07.2004. Бумага офсетная.
Формат 60 х 84Vi6. Уч.-изд. л. 17,2. Усл. печ. л. 15,7. Тираж 200 экз. 3<\K.55i
Издательство "Наука-Центр". 630090, Новосибирск, пр. акад. М.А. Лаврентьева, 6
293